Это любовь [Маргарита Крун] (fb2) читать онлайн

Маргарита Крун Это любовь

«В воспоминаниях есть что-то такое необъяснимое, что увлекает так безотчётно, так сильно, что можно по нескольку часов быть бесчувственным ко всему окружающему и забывать всё, всё настоящее.»

© Фёдор Достоевский «Бедные люди 03 часть»

Мне пять лет, и стоит солнцу лишь начать своё пафосное шествие на запад, как я тут же прилипаю к окну, наблюдая персиково-багровое великолепие вечерней зари. Бабушка распекает меня за перепачканные окна, но её недовольству не под силу заглушить мою тягу к прекрасному.

Мне не вспомнить с чего всё началось, и когда я распознала в себя творческую жилку, ведь долгое время я воспринимала порывы слишком бурной фантазии, как нечто естественное.

Я достаю из шкафа шёлковые платки и кутаюсь в них, когда по телевизору начинается наш любимый с бабушкой бразильский сериал. А потом при полном параде подолгу сижу в коридоре, веря, что возлюбленный главной героини приедет и заберёт меня с собой.

Как глупо.

«Мы вообще остаёмся такими, какими были в три, шесть, десять или двадцать лет. В шесть-семь лет характер проявляется даже чётче, потому что в этом возрасте наше поведение почти лишено притворства…»

© Агата Кристи «Автобиография»

Мы стыдимся своих искренних чувств и желаний, ведь они редко когда вяжутся с тем, что может предложить нам реальный мир. Мы совершенно не ценим себя, и когда на чашах весов «хочется» и «нужно», почти всегда делаем выбор в пользу второй позиции. Как делала я последние несколько лет, игнорируя свои желания и потребности.

Все говорят, что надо кем-то мне становиться,

А я хотел бы остаться собой.

Я всегда обожала наблюдать, как на кухне мука смешивается с яйцом, и получается тесто для самых вкусных на свете бабушкиных пирожков. Признаться, это и по сей день моя любимая часть готовки.

Из детства мне удалось вынести какие-то странные представления о молодости отца. Нечто среднее между музыкой «Depeche Mode», плаката с полуобнажённой женщиной на двери его бывшей комнаты и кадрами из первой части «Назад в будущее». Я храню в своей душе этот образ девяностых и юности на протяжении всей жизни.

Мне десять: я сгораю от искренней и чистой, как стёклышко, любви, на которую только способна детская душа, к мальчику, что учится на два года старше.

С мамой пролистываем галерею моего первого сенсорного телефона, и она порывается стереть часть фотографий оттуда. «Зачем тебе миллион одинаковых фоток?» – аргументирует мама, а мне и ответить нечего. Ей не понять, что все эти снимки разные. Мне нравится, как по вечерам выглядит панорама из бабушкиного окна на яблоневые сады и три кирпичных дома вдалеке, на чьи фасады закатное солнце отбрасывает свои оранжевые блики. Рядом располагается гостиница с высоким вертолётным маяком, что как раз в это время загорается алым огнём. Именно за те дома каждый вечер укатывается апельсиновый шарик, но всегда иначе, чем вчера. Только не всякому дано увидеть уникальность в таком обыденном обряде, что вынуждена совершать звезда по имени Солнце каждый вечер.

Мы с подружкой весело проводим время на переменках, прогуливаясь по школе и заодно придумывая сюжетные повороты для нашей совместной истории.

«Там, где садится солнце» – так бы назывался мой первый роман, впоследствии ушедший в стол. А ведь его название я придумала у бабушки, глядя в окно.

В четырнадцать я узнаю, что такое молекула, степень окисления, валентность, значение всех этих чисел в таблице Менделеева, а ещё какие вещества могут между собой реагировать, а какие нет, и почему.

Наверное, ни к чему в жизни я не прилагала большего усердия нежели к химии. Двойки по самому сложному предмету, в котором никто из моего окружения не сможет помочь, я боялась, как огня. И мои старания окупались результатами! Мне нравилось понимать то, что было понятно далеко не всем. Наука о превращениях по-настоящему увлекала меня. Однако очень скоро обстоятельства обернулись против, и в четвёртой четверти у меня вышла эта самая ужасная двойка… Учительница была непреклонна, и влетело мне в тот раз знатно.

Всё лето я провела в обнимку с конспектами. Потом родители подыскали мне репетитора, и уже на следующий год я уже была первой среди равных в классе.

Яблоневые сады начинали потихоньку вырубать, а к общей панораме прибавилось пол дюжины строительных кранов.

– Что ты будешь сдавать? – интересуется отец, сидя со мной на кухне.

– Географию и литературу.

– И куда потом? – скептически цедит он.

– Да какая разница!.. Экзамены в девятом классе всё равно ни на что не влияют.

– Кем ты хочешь стать? – наконец он произносит то, с чего и следовало начать этот разговор.

Мне приходится задуматься, дабы ответить честно, ведь с выбором профессии я до сих пор так и не определилась.

– Режиссёром или, может быть, филологом. – Не успеваю договорить, как тут же получаю укоризненный взгляд.

– Чтобы стать известным режиссёром, нужно либо семь пядей во лбу, либо связи. У тебя ни того, ни другого нет.

Эта фраза меня даже не оскорбляет. Я привыкла доверять родителям, ведь они знают лучше.

– Тебе нужна специальность, связанная с химией. Это всегда прибыльно.

Скептически фыркаю, надеясь, что удастся отвертеться от того, что мне предрекли.

Время шло, но я никак не прекращала делать «миллион одинаковых фоток» тех трёх домов с маяком гостиницы; они всегда чем-то влекли меня к себе. Я не бросала литературных порывов и мало-помалу создавала черновики типичных мыльных опер. Примерно в то же время моя старшая сестра вышла замуж, и это послужило серьёзным потрясением для меня. Я вдруг осознала быстротечность жизни. Мысленно я вернулась на двадцать с лишним лет назад, представляя, как менялась жизнь членов нашей семьи на протяжении этого времени. Неизменным оставалось только одно – три дома, яблоневые сады и красный огонёк гостиницы.

Наступило смутное для меня и моей любимой школы время. Из-за коммерческих сложностей она стала филиалом одной из престижнейших гимназий города. Половина учительского состава сменилась, ведь им урезали зарплату. А нам было объявлено, что через год многие классы, в том числе и мой, расформируют. Я же мечтала отучиться все одиннадцать лет в привычном здании, с любимым коллективом и классной руководительницей, которая тряслась за всех нас как за родных детей. Но получилось только девять лет. Однако последний год выдался весёлым: почти всё время я воевала с классной за хорошие отметки по химии. Она ставила мне то тройки, то четвёрки, редко пятёрки, но по большей части это была моя вина, а в целом учительница оценивала справедливо. Самые яркие воспоминания за девятый класс: я снова получила по химии оценку ниже, чем ожидала, психанула, достала наушники и ушла в коридор слушать Виктора Цоя. Помогало.

Покидать свою алма-матер невыносимо тоскливо. Но я была настроена позитивно: доказала химичке, что она меня недооценивала, сдав экзамен на пять – меня приняли в эту самую гимназию. Теперь химия стала моим профильным предметом.

Новая школа встретила распростёртыми объятьями в виде приветливых одноклассниц и улыбчивой классной руководительницы. Смена школы послужила своеобразным апгрейдом. И территориально она находилась в более красивом районе, нежели старая. Но поначалу я сильно скучала по своей родной школе, прямо очень… Но это быстро прошло – новый класс мне понравился, и я втянулась.

Трёх домов, гостиницы с красным маяком больше было не увидеть за монолитными новостройками. Часть моей души ушла в тень… Остались только яблоневые сады, но и их вскоре должны были совсем вырубить.

Я продолжала вести черновики для будущих историй, потакая своему постоянному желанию писать. Я жила в выдуманном мире, потому что он привлекал меня куда больше настоящего. Во мне теплилась надежда закончить школу, затем университет по специальности, нужной моим родителям, а потом наконец заняться тем, чего хочется самой. Я знала, что гимназия гарантирует мне успешное поступление в любой университет.

Оптимизм был моим главным оружием. А сама я оставалась наивным ребёнком.

Тянем до последнего, а потом паника!

Мне шестнадцать, и я сижу на важнейшем экзамене, который решит поставленный вопрос о моём дальнейшем пребывании в этой школе. Я безумно влюблена в своего одноклассника, и он тоже оказывает мне знаки внимания.

– Но ты завтра ничего не сдашь!

– Сдам.

– Как ты собираешься выучить всё это за одну ночь?!

– Не выучить, а повторить.

Вспоминаю вчерашний разговор с матерью.

– А что подумает парень, который тебе нравится? Что подумает девочка, с которой у тебя не складываются отношения?!

– Мне всё равно, что они подумают!

– Такого быть не может. Если человек заявляет, что ему плевать на мнение других – он либо врёт, либо конченный идиот.

Я не понравилась учителям, классная оказалась той ещё ведьмой и раз пять гоняла маму в школу, приседая ей на уши по поводу того, что её «умственно отсталой дочери дорога только в чушок».

Наша квартира уже месяц ходила вверх дном. Отец со мной вообще не разговаривал, мать крыла матом, доказывая, что я тупая и не ценю шанса поступить в хороший вуз после этой школы.

Стоял вопрос о моём отчислении, и этот экзамен всё решал. Мать, как уже было упомянуто выше, не верила в мои силы, хотя, последний месяц я учила, как проклятая. Зато я верила в себя, потому что больше сделать этого было некому. Я пыталась выжать из мозга всё, что только могла… Но билет попался сложный, и от большого объёма воспринятой информации за последние пару суток, в голове всё смешалось в кашу. Но всё-таки что-то написать я смогла.

И вот, химичка смотрит на экзаменационный бланк, качая головой, и с таким правдоподобным сочувствием в голосе говорит:

– Тебе даже тройку поставить не за что…

Мне кажется, в тот момент я уже ментально умерла, но всё же ждала окончательного приговора.

Я даже не заметила, как открылась дверь, и не услышала незнакомых шагов. Училка подозвала вошедшего оценить мою работу:

– Вы, как химик-органик, скажите, за это три поставить можно?

И тут я понимаю, кто вошедший человек, да и вижу его.

Мужчина на ходу снял чёрное пальто и довольно быстро, но не суетливо подоспел к коллеге. Бегло взглянув на него, я заметила узкие тёмные очки с диоптриями и ненавязчивую щетину на лице.

Накануне было оговорено, что помимо классной, экзамен у нас будет принимать и молодой химик, от которого нельзя ждать ничего хорошего. Но я чётко понимала: если не поддержит он, то всё… В тот момент меня посетила наиглупейшая мысль – состроить ему глазки, он молод и всё-таки мужчина. Только он даже не посмотрел в мою сторону, мелькнув коротко остриженным затылком, склонился над исписанным мной листочком. Пол минуты, что незнакомец изучал его, моё сердце в ожидании вердикта вообще перестало биться… и наконец он прозвучал:

– Нет, это не три.

The End.

Но почему? Почему жизнь так жестока со мной теперь? Почему даже, когда появилась светлая надежда в лице молодого учителя, который, казалось бы, должен быть полояльнее нашей химички, всё равно всё обратилось в крах? Но как будто с самого начала было непонятно, зачем она попросила его посмотреть…

– Пришёл какой-то незнакомый дядька и сказал, что мне надо ставить два! – дома, захлёбываясь слезами, отчитываюсь перед мамой о том, как прошёл экзамен. Она даже не ругает меня.

А ведь это был ты.

Двойка за важный экзамен – шикарнейшее впечатление от первой встречи.

Чудом, но всё-таки я осталась в этой школе. Дальше была бесконечно долгая череда множества пересдач, которые мне не хотели засчитывать, не упуская ни единой возможности в самой грубой форме напомнить про отчисление и перемыть все кости. Этот период был, наверное, самым тяжёлым в моей жизни: всё полыхало синим пламенем, у учителей я была мячиком для битья, и дома дела обстояли не лучше, а любые попытки пожаловаться на унижения заканчивались одинаково:

– Иди учи.

Ночи напролёт я проводила за конспектами и учебниками, тратя на сон три часа в сутки. О развлечениях, соцсетях и просто чтении мне, естественно, пришлось забыть.

После подобных приключений о яблоневых садах я больше даже не вспоминала, курсируя по маршруту дом-школа, школа-дом.

В который раз ты заходишь в кабинет химии во время нашего урока, и ходишь по классу, решая какие-то свои проблемы. На мой взгляд ты оказываешься не таким уж и мерзким, коим показался мне на том экзамене. По крайней мере, внешне. Отмечаю про себя, что мне нравится твоя фигура, да и лицом ты недурен.

Как-то раз химичка запрягает мальчиков из моего класса помочь тебе разгрузить машину с лабораторными реактивами, что пришла из моей старой школы.

Ты и до туда добрался. Год преподавал в том кабинете, где когда-то началась моя так называемая любовь к химии прежде, чем огромный ядовитый гимназистский паук не заграбастал самостоятельную школу себе, отведя старинное здание началке. А то, чем занимаются мальчики под твоим руководством сродни мародёрству. Но, по сути, винить в этом некого. Ход времени не повернуть вспять. Жизнь меняется.

А перемены всегда к лучшему даже, если кажется, будто это совершенно не так. Нам остаётся только смириться. Хотя бы с тем, что трёх кирпичных домов с красным огоньком гостиницы мне больше никогда не увидеть из окна бабушкиной квартиры и не вернуться за парту в прежнюю школу.

Не сказать, что быстро, однако этот год медленно подошёл к концу. Вместе с весной в город пришли и нечастые дожди. Отрывки сцен из голливудских фильмов так гармонично переплелись в моём сознании с нашим солнечным кабинетом химии и кронами цветущих каштанов, виднеющихся за окнами на фоне высотных зданий в самом сердце города.

После того экзамена я то и дело натыкаюсь на тебя где-нибудь в городе. Ты, конечно, не запомнил ту двоечницу, зато мне не осталось никаких шансов забыть вредного химика. Мы то стоим на одной остановке, то ты подсаживаешься в маршрутку, в которой я еду. Нахожу это слегка странным.

Я свято верю, что впереди только лучшее! Так же, как и в то, что этот город со мной не навсегда…

Плавно настаёт время сессии. И вуаля – дождливым утром я бегу на очередной экзамен по опустевшему городу – занятия в школах у всех закончились, одни мы, как лохи, должны сдавать промежуточную аттестацию. На этот раз я подготовилась гораздо лучше, чем в прошлый, шансы сдать ощутимо возросли. Одолеваемая волнением, прохожу мимо фасада старинного дома с огромными каменными часами на нём, украшенными арлекинами и прочими шутами. Набираю текст сообщения подруге, формулируя только что пришедшую мысль.

«Перед экзаменом по профильному предмету просто жизненно необходимо, чтобы мужик взял тебя за плечи, решительно посмотрел в глаза и жёстко сказал:

– Ты всё сдашь! И чтобы не колебалась мне тут!».

Всё-таки я перешла в выпускной класс и чётко осознаю, что это финишная прямая. На днях мы отметили Новый год за городом с самыми лучшими одноклассниками на свете – счастливых впечатлений точно хватит на год вперёд!

Снова экзамен по химии.

Парень, отчасти из-за которого у меня в прошлом году всё пошло через одно место, сидит за соседней партой и украдкой посматривает на меня. Очевидно, вспоминает наш недавний ночной променад по заснеженной деревне. У нас всё никак не дойдёт до отношений, но я не теряю тех жалких крупиц оптимизма, что оставила мне гимназия. Весь семестр я старалась быть примерной ученицей, и, естественно, уверенно чувствую себя.

– Вы в медицинский собираетесь? – без тебя, как и всегда не обошлось. И ты принимаешь у одноклассников, заваливая сложными вопросами, а потом негодуешь, когда они не дают тебе правильных ответов. – С таким уровнем знаний будете заниматься только эффектом Плацебо. Придёт к вам на приём химик и начнёт тыкать в рецепт: «А это зачем? Вот это не поможет!», и вам будет стыдно!

Я молюсь лишь бы не попасть отвечать к тебе – хорошо, что ты не единственный принимающий.

Восхищаюсь вами обоими, когда ты ставишь «отлично» парню, в которого я влюблена. Но всё равно продолжаю бояться тебя больше огня.

К своему счастью, попадаю я не к тебе, но выше тройки ничего не получаю. И наконец понимаю, что в этом от меня по большей части ничего не зависит. Я в отчаянии. Полгода впахивала как одержимая, но теперь все мои усилия обесценились. Так ещё и пришлось объяснять родителям почему у меня тройки.

– Да потому что вы такие умные – отправили меня в эту школу, а о том, что каждой училке надо принести конверт, почему-то не догадались!

– Ты, вообще, там всё ещё учишься только по милости этих учителей, и говорить о них в таком тоне права не имеешь никакого!

Вдобавок ко всему, этот парень «красиво» разбивает мне сердце. Да, вот так вот за один раз я разочаровываюсь во всём, в чём только можно. Но вместе с тем во мне просыпается бунтарский дух.

Я больше не проглатываю оскорбления, а показываю в ответ зубы.

Я хочу уже побыстрее сдать выпускные экзамены, получить аттестат и скорей свалить из этого дурдома, где надо мной издевались.

«Тебя не учили, но, когда земля уходит из-под ног, ты сам должен становиться твердью. Тебя не учили, но, когда помощи нет из вне, ты сам должен стать силой. Тебя не учили, но не всегда всё получается с первой попытки, тебе забыли объяснить, что настойчивость в твоих стремлениях, однажды делает тебя мастером своего дела. 99 провальных попыток затачивают тебя как алмаз. Сотая успешная попытка сделает тебя легендой.»

© Нико Бауман

Однажды вечером, когда я просто стою и мою посуду, в голову приходит идея. И я решаю реализовать её, испробовав себя в роли писателя.

И мне нравится – впервые за всю жизнь я нахожу занятие, которое мне действительно по душе! Я чувствую себя богом, ведь управляю судьбами своих героев. Творчество очень помогает отвлечься от душевной боли. Теперь всё моё существо живёт в идеальном мире, целиком и полностью выдуманном мной.

Бесконечная беготня по репетиторам, решение организационных вопросов относительно выпускного, море домашки, фотосессии на выпускной альбом, решение тестов, репетиции вальса и выбор торжественного платья – таким был второй семестр в одиннадцатом классе.

Зацветают свечи каштанов и сирени – это финал школьной жизни. До её окончания остаются считанные дни.

В последний момент вскрывается тайна, которую прежде наш класс хранил как зеница око – мы исправляли себе оценки в электронном журнале. Скандал был громким: с вызовом всех родителей в школу, дальнейшим гнётом со стороны многих учителей и обещанием пожаловаться в прокуратуру. Однако до итоговой аттестации оставалось всего ничего, и нас пожалели, спихнув вину на то, что мы всё-таки дети. В то время я уже полностью погрузилась в творчество, поэтому события реальной жизни меня мало волновали.

Мне восемнадцать.

В темноте концертного зала, нарушаемой только светом софитов, школьная рок-группа исполняет «Молитву» Би-2. Все параллели машут фонариками своих гаджетов. Мои одноклассницы плачут. Неужели с этим местом у кого-то могут быть связаны приятные воспоминания? Хотя, если учителя не гнобили, то вполне вероятно.

Я же безумно рада, что для меня этот ад наконец закончился.

В нашей гимназии есть традиция: в ночь перед своим последним учебным днём одиннадцатиклассники мелом пишут свои пожелания учителям на асфальте пред центральным входом. Мы же решаем написать название нашей школы при помощи химических символов. И только мы – химические читеры – догадываемся исправить неудачный рисунок при помощи газированной воды, в потёмках суетясь под музыку нулевых, что раздаётся из колонки, кем-то принесённой с собой.

Экзамены пролетают как по щелчку пальцев. И вопреки всеобщим ожиданиям я не ударила в грязь лицом! Теперь я свободна… с диким ветром наравне…

Шкаф ломился от новых платьев и многочисленных пар обуви. Визажист, стилист – всё расписано по часам, будто я собираюсь выйти на красную ковровую дорожку. А всего лишь на выпускной вечер. Но после всего того, что со мной успело произойти за два года в этом дурдоме, я просто обязана уйти, блистая!

Моя жизнь только начинается! – мелькает в голове под «Puppets», когда я набираю текст своей истории. Но история моей собственной жизни будет гораздо интереснее всех тех сценариев, что я придумываю для вымышленных героев!

      Каблуки, пышная причёска, помпезный мэйкап и алое платье в пол с длинным шлейфом и двумя литрами домашнего вина под юбкой – я не намерена мириться с отсутствием алкоголя на вечере, что бывает лишь раз в жизни! Мы с одноклассницами довольно оперативно напиваемся, разливая спиртное под столом, и выходим на танцпол. Выпускной не вызывает у меня особых сентиментальных чувств – я от души радуюсь окончанию школы, пока парень, которому ты поставил пятёрку на последнем внутришкольном экзамене, украдкой наблюдает за мной. Снова всё получилось: я произвела желаемы эффект, ведь уходя с последней школьной тусовки он то и дело оборачивался на мою яркую персону. Той ночью мы виделись в последний раз, ни смотря на то, что весь следующий год, по иронии судьбы, я жила рядом с его вузом. Признаться, я очень боялась встречи с ним, долго латая разбитое сердце творчеством, но всё обошлось.

Я поступаю довольно быстро и легко, именно туда, куда и хотела. Всё-таки мои мучения в старшей школе не были напрасными.

Универ оказывается не таким уж и страшным местом по сравнению с нашей гимназией. Во всяком случае теперь у меня есть опыт сдачи сессии, и самая первая проходит как по маслу. Школа не только натаскала меня в естественных науках, но и подарила настоящих друзей. И вот, вооружившись зачётками с одними пятёрками, мы возвращаемся в это гиблое место: утирать носы нашим училкам! Они принимают нас так, как будто всегда ждали: улыбаются, утверждая, что и не сомневались в нас! Ага, конечно!

А потом, стоя на балконе, откуда открывается вид на ночной город и кусочек крыши гимназии, выкуривая сигарету, как ветеран вьетнамской войны, я рассказываю своей однокурснице какой же это был пиздец. Она слушает меня, раскрыв рот.

Снова периодически сталкиваюсь с тобой, но уже не удивляюсь этому, как раньше, ведь знаю – ты работаешь в моём университете.

Я не оставляю своих занятий литературой, с каждым днём совершенствуя навык. Ведь это единственное, что мне по-настоящему нравится. Моя мечта стать писателем и однажды издать книгу, которая произведёт фурор. И обязательно уехать подальше от родного города. Жизнь здесь совсем не по мне.

Карантин застаёт меня в самом разгаре второго семестра, и волей судьбы я оказываюсь у бабушки, лицезрея вместо трёх кирпичных домов с маяком гостиницы теперь жилой массив с убегающим вдаль рядом белых фонарей. Глядя на эту панораму, я завершаю свою первую историю и начинаю новую, которая уж точно станет лучше прежней. Сдаваться я не намерена!

Мне девятнадцать, и по темноте через лес я бегу за пивом в направлении тех трёх домов, уже даже не вспоминая о том, как много они значили для меня, когда… всю мою жизнь.

Я всерьёз увлекаюсь писательством и решаю пропустить первые две недели второго курса, поехав в лагерь активистов от универа. Голова забита совершенно не занятиями – моя кровь кипит! Я хочу больше риска, больше эмоций!

На турбазе вдали от города у меня словно бы открывается второе дыхание: я знакомлюсь с такими же, как и я, творческими людьми, и все они до единого необыкновенны! Они всегда дадут возможность выговориться и никогда не засмеют, даже если не смогут тебя понять. Что-то происходит, и словно забыв о том, что я пережила с тем своим одноклассником, я влюбляюсь… Танцуя под звёздным небом под песни группы «Nirvana» рядом со своим вожатым, что из-за моей непунктуальности ласково зовёт Потеряшкой и просто обожает девушек с цветом волос, как у меня, я понимаю, что только теперь начинается моя студенческая жизнь! Я молода прекрасна безумна и вольна делать со своей жизнью всё, что захочу! События последней недели кружатся калейдоскопом, как и картинка перед глазами, пока я вместе со всеми отплясываю ритуальный танец, ощущая пульсацию в висках. Каждый из нас чувствует себя частью единого целого, неважно, как кто ты приехал сюда: актёр, режиссёр, певец или танцор. Искусство – мощный инструмент в руках творца! И мы точно знаем, что в будущем сможем перевернуть мир при помощи этого великого орудия!

Но рано или поздно всё заканчивается, и вот, мы уже возвращаемся домой. Как же больно уезжать оттуда, где я обрела внутреннюю свободу, и расставаться с тем, кто внушил мне веру в себя. Я как следует успела настрадаться и пролить немало горьких слёз, понимая, что лимит жизни на райском островке исчерпан.

Но происходит, наверное, чудо. И довольно скоро мы все вместе собираемся на тусовку. Мой возлюбленный ночь напролёт сидит в прокуренной квартире и поёт свои авторские песни. У меня ощущение, словно я вернулась в детство. В детство, в котором совсем не было трёх кирпичных домов и красного огонька. И в то детство, где я абсолютно свободна. Наверное, это сопоставимо с воспоминаниями из прошлой жизни. Да что там… я просто впервые за долгое время счастлива. Очень счастлива…

Пьяные в хлам, мы обнимаемся на кухне, дико угорая над тупыми шутками, пьём из одного бокала и наблюдаем, как метеориты окурков летят в ночи с пятого этажа.

После этой ночи я снова весела и полна энергии для новых свершений! И уже не так скучаю. Но идей для продолжения моих историй – шаром покати. И это, как я убедилась позже, совершенно нормально, если вдруг реальная жизнь резко стала интереснее выдуманного личного мира.

Бабье лето в самом разгаре, и уже пора бы начать ходить на пары. Снова сидеть в аудиториях по полтора часа и слушать монотонный бубнёж преподавателей, особенно «интересно», когда в голове любовь… Ладно, на самом деле я соскучилась по своей группе, которая решила, что я уже отчислилась. Спасибо, что хоть не умерла. Но всё же, они были очень рады мне и впервые полезли обниматься. Заглянув в расписание на завтра в перерывах между их вопросами о том, где я была и увлекательными рассказами о своих приключениях, наконец спрашиваю:

– А кто у нас ведёт органику?

– Какой-то красавчик в очочках, – типичный ответ группы, где учатся одни только девочки.

Это меня интригует, и я уточняю:

– А сколько ему лет?

– Двадцать с лишним или около тридцати.

– И как он?

– Лучше химика с первого курса! – успокаивают девчонки.

– Хуже кретина, кидающегося в студентов мелом, когда они что-то делают не так, уже вряд ли кто-то будет!

– Но он всё равно строгий. Сказал ни на что не рассчитывать, – обнадёженно вздыхают они, ведь летом нам предстоит сдавать экзамен по данной дисциплине.

Кое-какие подозрения закрадываются в мою голову, и я спрашиваю в лоб.

– Как его зовут?

– Он представлялся, но мы не помним.

Подавляя смешок, решаю подколоть их:

– Неужто новый препод настолько красив, что вы и имени его не запомнили?

– Он хорошенький, да. – Дружелюбно отвечают одногруппницы, и не думая обижаться.

– Ладно, – заключаю я, – завтра выясним, что за необыкновенный красавчик нам достался!

Я сошла с ума.

Нет, я правда сошла с ума, решившись на то, что сделала впоследствии.

Каждый раз, когда посторонний человек, особенно мужчина, цепляет меня добрым делом, я хочу ответить ему тем же. Тогда я начинаю искать подарок для него, в который обязательно вкладываю душу. Возможно это странно, особенно, если учесть то, что не всем родственникам я дарю подарки даже на праздники, но поделать с собой ничего не могу. Пускай, и осознавая, что моё подношение особо-то ничего не изменит, я всё равно выполню то, что почему-то считаю своим долгом.

После путешествия на турбазу и той вечеринки в моей голове крутилось множество образов. Я же решила придать форму всем своим впечатлениям и написать рассказ по мотивам этого приключения. Главная роль отводилась моему вожатому, да и, по правде говоря, работа целиком и полностью была посвящена ему. Я открыто говорила о том, что чувствую, даже не осознавая, насколько кричащими были три слова, читавшиеся между строк.

И я отправила своё творение ему.

Всё-таки живём один раз. И почему бы не сделать этого, если чувствуешь, что нужно? Я знала: он точно не осудит, ведь сам отчасти такой же.

Он доложил, что начал читать, а потом резко вышел из сети.

Для меня началось мучительное ожидание. Хотя, я прекрасно понимала, в каком шоке он пребывает после моей выходки. Ведь дурочки вроде меня вряд ли встречались ему раньше. Вообще, не уверена, что до меня ему могли что-то посвятить.

До поздней ночи я никак не засыпала, но всё же сделала это в конце концов. Признаться, я даже не спала нормально в тот раз, видя какие-то очень странные сны.

Проснулась я задолго до будильника. Вожатый по-прежнему молчал, но я точно знала, что он обязательно прокомментирует мой «презент» ему. Я только и делала, что сидела на телефоне, наблюдая за тем, как на моей работе появляются новые просмотры – его просмотры.

Даже подскочив ранним утром, я всё-таки умудрилась выйти из дома позже положенного. И вуаля: я опаздываю на пару по органике. В школе мне бы за такое голову открутили. Но как выразилась моя подруга и одноклассница по совместительству: «Универ тебя испортил!». Что за глупости?! Я сама себя испортила!

В наушниках играет какая-то песня – я тот ещё лизтоман. Не слишком-то торопясь, направляюсь к указанной лаборатории, не взирая на то, что уже прошло не меньше двадцати минут с начала пары. Мои мысли сейчас далеко.

Пускай на данном этапе я стыжусь признаваться себе в этом, но я, непременно, рассчитываю на нечто большее, чем просто общение с этим парнем после того, что провернула вчера перед сном.

Останавливаюсь у нужной аудитории и с толикой волнения отворяю дверь, хотя мой здоровый похуизм всё-таки берёт верх над всеми переживаниями касательно учёбы.

– Здравствуйте, можно?

Группа давно привыкла к тому, что я постоянно опаздываю, однако, мне всё же удаётся завладеть их вниманием, заглянув в лабораторию.

Первое, что я помню – это нефритовый взгляд лукавых глаз, и страх быть униженной перед всеми тем, кого так боялась.

– Можно. – Снисходительно, но в то же время не задаваясь, отвечает преподаватель. Гора с плеч спадает, и я спокойно направляюсь к вакантному месту рядом со своей подругой.

«Снова ты» – проносится в мыслях прежде, чем я успеваю зайти.

Я не расстроена и не рада. Но всё-таки, немного зная тебя, с уверенностью могу сказать – ты-то уж точно не хуже того кретина с первого курса.

Стоит нестерпимая жара. Послеполуденное солнце ярко палит через окна лаборатории. Лето закончится ещё не скоро.

Ты показываешь группе цветные реакции и требуешь добровольца выйти к тебе. Сверчки. Неудивительно, ведь ты же сам их запугал.

Как говорил Кобейн: «Никто не умрёт девственником. Жизнь поимеет всех». Поэтому я, вообще не думая, поднимаюсь со стула, вызываясь тебе помочь. Мы, вроде как, уже знакомы, пускай и не близко.

Хоть я и тут: готова вооружиться реактивами, химической посудой и тряпками в то время, как моя душа уже давно летает где-то под облаками, поэтому разливать с тобой концентраты сильнейших кислот по пробиркам – самое подходящее для меня занятие в данный момент времени.

Мои руки начинают слегка дрожать, стоит тебе лишь поднести ёмкость с кислотой к пробирке, ведь прежде я работала только с их разбавленными растворами.

– Да не бойся ты! – успокаивающе говорит твой глубокий голос.

Ха, чувак, неплохая попытка усыпить бдительность! Но может, предоставишь мне самой решать: бояться тебя или нет?

Выполнив свою часть, возвращаюсь на место, продолжая нервно проверять гаджет – до сих пор молчок.

Отсидев на твоей паре, делаю вывод, что со студентами ты общаешься куда лучше, нежели со школьниками. Так что всё действительно не так уж и плохо.

Однако после занятия я всё-таки ставлю группу в известность, что немного знаю тебя уже где-то около трёх лет, конечно же, не скрывая всех тех твоих поступков, которыми ты умудрился произвести на меня неизгладимое впечатление.

Предупреждён – значит, вооружён.

– Мне кажется, он жёсткий, но не из злых побуждений. – Говорю в заключение. Ведь всегда стараюсь относиться к людям без предвзятости, не делая исключение для тебя, что впоследствии выходит не без труда.

Выйдя из университета, встречаю однокурсницу, и мы решаем посидеть в парке – ближе к вечеру жара спадает, дует лёгкий ветерок. А я всё ещё мучительно жду ответа. Отвлекаюсь от своих мыслей, пока мы болтаем, и наслаждаемся астрономическим летом, пускай уже середина сентября. Не сводя глаз с гаджета, где-то спустя час, наконец замечаю: он печатает! Сердце ёкает, и всё тело начинает сотрясать дрожь. Я быстро прощаюсь и убегаю прочь из парка. Забавно, но вспоминая об этом случае в сквере, на ум сразу же приходит песня «White Queen».

Проходит, наверное, вечность, и мне кажется, будто я уже на другом конце немаленького города, когда наконец-то приходит сообщение от него. Восемь минут – не так уж и много, но только не для того, кто ждёт.

Ему понравилось. Особенно некоторые моменты, которыми я натолкнула его на воспоминания о событиях, в которых сама не участвовала. «Красиво пишешь, и мысли интересные проскакивают» – бальзама на душу ароматнее я ещё никогда не получала.

Я довольна. Солнце склоняется к горизонту, и вот, я на кухне с видом на яблоневые сады готовлю ужин, не сдерживая счастливой улыбки. Этот день был прекрасен. Я знаю, это только начало, и так странно, что оно приходится именно на осень, когда, казалось бы, сама природа противоречит этому.

Творческий мастер-класс в одном из театров. Вместе с разношёрстной толпой от мала до велика хожу по хореографическому залу, выполняя упражнения по актёрскому мастерству. Совсем скоро каждый из нас выступит на сцене с автобиографическим монологом. Режиссёр, открытый и добрый мужчина средних лет, говорит утверждение: если мы с ним согласны, то уходим направо от него, если же нет, то налево.

– Я верю в любовь!.. – заявляет он.

Все, не мешкая, становятся по его правую руку. Мужчина несколько секунд молча смотрит на нас.

– Мне сейчас заплакать захотелось. – Помедлив, произносит он. – Сколько работаю с группами, никогда такого не было, чтобы все верили! – его угольные глаза искрятся восхищением и робкой улыбкой.

И правда, если люди ещё верят в любовь, значит, всё не так безнадёжно, как кажется при первом взгляде на современное общество.

Неделю спустя мы снова делаем пробирочные работы. Ты активно общаешься с нами в процессе. Я ловлю себя на мысли, что мне нравится звучание твоего бархатистого голоса с некими нотками властности.       Добавляешь в пробирку с фуксинсернистой кислотой несколько капель альдегида, после чего сразу же подносишь её к своему белоснежному халату, демонстрируя нам розовое окрашивание.

– Мы в студенчестве при помощи этой реакции вычисляли, кто у нас вечерами занимается любовью на партах. – Несколько шокируешь нас такой информацией.

– А как? – интересуется кто-то.

– Смазывали продуктом столы и смотрели на следующий день, кто придёт в перчатках и шарфе… Фуксин при попадании на кожу долго не отмывается.

Ладно.

И чего ты в преподах, вообще, забыл? С твоей фантазией только работать сценаристом на каком-нибудь порно-сайте. Хотя, я не очень-то удивляюсь после истории ещё со школы, якобы приключившейся с тобой на ЕГЭ по биологии. Когда в задании с картинкой тебе попался плохо пропечатанный половой член. И ты, конечно же, обратился к организаторше с просьбой заменить этот листок КИМа.

– Но ты же мальчик – разберёшься! – заявила не очень-то разумная тётенька.

На что ты дал искромётный ответ:

– Но я как-то не привык смотреть на него в разрезе!

Переходишь к следующему опыту с галогенами и с показательной грустью вздыхаешь, беря бром – каждый химик знает, что данное вещество вызывает эректильную дисфункцию.

Весь твой пошлый юмор вертится только вокруг одного, и Зигмунд Фрейд, определённо тобой заинтересовался бы!

Мои отношения с семьёй портятся. Причина довольно банальна – я выросла, но они продолжают видеть во мне ребёнка, требуя беспрекословного подчинения себе во всём. Мне говорят, что моё творчество не нужно никому, особенно им.

– Это отнюдь не главное в твоей жизни. И вообще, ты пишешь какую-то хуйню.

Как и всегда, стараюсь пропустить токсичные заявления мимо ушей. Но у всего есть предел, и я чувствую, как медленно, но надламываюсь.

«Не обращайте внимание на пересуды. Люди склонны толковать дурно всё, что слышат, не задумываясь над тем, к каким пагубным последствиям это может привести. Лучше внимать голосу собственного сердца и подчиняться естественному ходу событий. Не нужно волноваться раньше времени и обижаться понапрасну.»

© Мурасаки Сикибу «Повесть о Гэндзи»

Мы с подругой сидим у неё на балконе, глядя на огни ночного города. Я рыдаю в голос. Потому что устала от полного отсутствия какой-либо поддержки со стороны родителей. Устала от того, что они совсем не верят в меня. Устала от того, что они даже не интересуются моей жизнью. А ещё я совершенно не понимаю, что именно испытываю к вожатому, которого с пугающей частотой встречаю то на улице, то в универе. И который либо очень тупо ведёт себя, либо просто куда-то сливается. Ни то я вижу в нём отца, ни то старшего брата, которого у меня никогда не было.

После моей исповеди подружка заговаривает, озвучивая буквально всё, что я уже и так понимала, но никак не могла выразить словами.

– В отличие от родителей, он видел в тебе личность, он верил в тебя и понимал. И получается, только этим тебя привлёк, потому что сумел дать то, чего в семье ты не дополучила. Но если ты можешь сказать, за что именно любишь человека, значит, это уже не любовь, а что-то другое.

Меня гнетёт, потому что в моём окружении так мало творческих людей, особенно парней. Ведь не так давно начала ловить себя на мыслях, что никто другой, кроме как творческий, не может меня понять настолько, насколько я хочу быть понятой и душевно поговорить о животрепещущих вещах, даже если мы почти не знакомы.

Почему бы не потусить среди недели, если хорошие люди с лагеря зовут? Пока родители не следят за мной, надо пользоваться моментом! Тем более, есть вероятность, что тот парень там тоже будет. Я тут же подрываюсь и, приведя себя в порядок, лечу навстречу приключениям.

Уже стемнело – световой день медленно, но, верно, идёт на убыль. И вот, мы с подругой и хозяевами квартиры, где будем сегодня зависать, уже на полпути к алкомаркету. Через лес, который так и дышит каким-то могильным холодом, идём к тем трём домам. Новость о том, что вожатый всё-таки не приедет, немного портит мне настроение, но я стараюсь не расстраиваться.

Стоим у входа в алкогольный магазин, дожидаясь, пока ребята закупятся. Если бы не листва деревьев, то я бы смогла увидеть вертолётный маячок гостиницы, что через дорогу от нас. Но очевидно, что этот огонёк сейчас меня нисколько не волнует. Что-то их долго нет, и мы уже порядком заскучали.

Поодаль замечаю человека, разговаривающего по телефону, щурюсь, силясь вглядеться. Мне это кажется?

– Ты чего? – спрашивает девочка, когда замечает, что я выпала из реальности.

– Там, кажется, мой препод.

Подруга оборачивается в сторону того, о ком я говорю:

– М-м-м, тоже за бухлом пришёл?

– По ходу. Блин, он идёт сюда!

– А что он преподаёт?

– Органику.

– Надо же, как органично получилось! – задорно каламбурит она, когда ты уже совсем близко.

Тоже замечаешь меня, но я смущённо отворачиваюсь, сочтя, что сейчас нам лучше сделать вид, будто не знаем друг друга.

– А завтра ещё к нему на пару переться, – удручённо вздыхаю, когда ты скрываешься за дверью алкомаркета.

– М-да-а-а! И как же он вашу пару вести будет?! – показательно надувает губы подружка. – Пьяный что ли придёт?

Что я делаю на вечеринке, если человека, ради которого решилась на это, здесь нет? Хотя нет, отвечая на мои истории в Инстаграме, он пишет, что хочет к нам. В ответ на это мы пытаемся уговорить его приехать.

– Я не могу. Я занят, я чай пью.

Что ж, видимо не очень-то и хочет.

Домой я попадаю только под утро, и на сон остаётся чуть больше часа. Еле-еле встаю к первой паре, но не хочу никуда идти.

– Если ты сейчас проебёшь химию, то хер отработаешь потом. – Отговаривает меня подруга из универа.

Сейчас… выстреливает в глуби черепной коробки.

Птицы поют уже не так яро, как летом, но листва ещё не опала. С ночи горят оранжевые фонари, и в тёмных домах один за одним загораются окна – люди собираются на учёбу и на работу. Оттенки жёлтого от апельсинового до лимонного разливаются над горизонтом. Солнце встаёт. Полосы розовых облаков протянулись по голубому небу.

Сейчас.

Кофе на балконе с утренней сигаретой, бег до остановки, снова опоздание на скучнейшую пару. Это и есть жизнь.

Кое-как я дотягиваю и до органики.

Ты свеж, как огурчик, чего нельзя сказать обо мне – после вчерашнего я буквально умираю, и непонятно от чего больше: с похмелья или недосыпа.

Большинство студентов ненавидят тебя, и ты этого даже не скрываешь, ведь у вас всё взаимно. Но особенно тебя бесят биологи.

– Здесь как-то по коридору шла первокурсница: «Тут, говорят, есть один мудила – органику ведёт. Мне столько про него рассказывали! Просто не дай бог!». Ну и я навстречу выхожу: «Здравствуйте, я – мудила!».

Я бы на месте той девочки, наверное, сразу побежала бы в деканат отчисляться.

Стивен Кинг вошёл в чат, что называется.

Парень, к которому я неровно дышу, записывает свою первую песню. Умываюсь собственными слезами, упиваясь сладкой иллюзией, будто он известная рок-звезда. Я и правда верю, что он непременно ей станет. Каждый творческий человек словно не от мира сего. Его глаза горят, и он на многое способен!

«Иллюзия для души – как атмосфера для земного шара. Разбейте этот нежный воздух – и растения погибнут, померкнут краски. Правда обращает нас в ничто. Жизнь есть сон. Пробужденье убивает. Тот, кто нас лишает снов, нас лишает жизни.»

© Вирджиния Вулф «Орландо»

Собирается очередная тусовка. На которую он, конечно же, не приходит. От выпитого с горя алкоголя всё плывёт как в тумане. На тёмной кухне мы играем в игру, правил которой не знает и половина из нас. Начинаются первые холода, и курить у открытого окна зябко и неуютно. Наверное, никогда в жизни я ещё не напивалась так сильно. Чудовищно мутит. А в голове на репите играет его песня. Опускаясь на кровать хозяйки квартиры, понимаю, что придётся остаться здесь до утра. Закрываю глаза и чувствую, как падаю в бездну. Концентрируюсь на стене, с пола до потолка увешенной плакатами «My Chemical Romance». Засыпаю.

Спустякакое-то время хозяйка легонько расталкивает меня и шепчет:

– Тебе завтра никуда не надо?

– Нет, – сонно лепечу я.

Девочка накрывает меня пледом и целует в щёку:

– На новом месте приснись жених невесте. Доброй ночи.

Ёжась, предвкушаю красочный сон о вожатом, что даст мне хоть какую-то надежду.

Похмелье – одна из самых худших вещей, что может произойти на утро после безудержного веселья накануне. Хотя, весельем наши посиделки никак не назовёшь, и пробуждение было под стать.

Холодное воскресное утро. В чужой квартире на другом конце города гробовая тишина. Я снова наедине со своими экзистенциальными переживаниями, навеянными неразделёнными чувствами к этому человеку. В окне видно кусочек серого октябрьского неба и ворон, что с противным галдежом кружат над голыми верхушками пирамидальных тополей.

За ночь я не раз просыпалась от кошмаров. Апокалипсис, монстры и прочая вездесущая нечисть в нашем городе.

Вот тебе и жених на новом месте… После таких сновидений меня охватывает тревога, с которой не так-то просто справиться. Напрягаю расслабленные извилины: может, он всё-таки там был, просто я не запомнила?

Обрывки странных сцен всё же всплывают в моём воображении.

Тот же хмурый серый город, охваченный мёртвой тишиной – чудовища и люди куда-то подевались. Ветер со скорбным гулом кружит остатки сухой обветшалой листвы.

Ты мечешься то в одной, то в другой части города, в полном одиночестве ища свою дочь. Но все попытки остаются всего лишь попытками.

У тебя, вообще, есть дети? Это вряд ли – ты сам ещё, как ребёнок. Я сомневаюсь и в том, что у тебя есть жена, о которой ты периодически упоминаешь. А кольцо на твоём безымянном пальце мне и вовсе ни о чём не говорит – его ты носил и будучи в разводе.

Мне приснился ты? Серьёзно? Это что, такой троллинг сверху, чтобы я в конце концов прекращала верить во всякую ерунду? Нет, ну это уже совсем не прикольно!

Во-первых: ты мой препод, а во-вторых: десятилетняя разница очень ощутима, если говорить конкретно о нас. Допускаю, некоторые мои одногруппницы могут быть в тебя влюблены: для них ты дружелюбный улыбчивый красавчик, но для меня так и остался сволочью, что валила в старшей школе. А сейчас я и глазам-то своим не верю – не можешь ты на самом деле быть таким добреньким. Тут определённо что-то не так.

Мне было настолько стрёмно после той ночи, что об этом сне я даже рассказывать никому не стала.

Как-то раз на паре вместо проведения обычного семинара ты говоришь, что нужно разобрать шкаф с реактивами и выбросить опустевшие пузырьки, а то в лаборатории стало уж очень тесно, а значит и небезопасно. За это ты зачтёшь нам две контрольные работы. Мы с радостью принимаем твоё предложение, и приступаем к работе. А ты, между тем, палишь истории про то, как за тобой гонялся эксгибиционист, и показываешь мемы. Да, ты прикольный, но до любимого препода тебе всё равно очень далеко.

Настроение у меня ни к чёрту – проблемы в семье то ещё дерьмо. Но от тебя я выхожу уже не такая хмурая. Иду в фотостудию, потому что ощущаю острую необходимость, чтобы единственная моя совместная фотография с вожатым – общая нашего отряда – стояла в рамочке у изголовья моей кровати. Всё-таки они моя семья, пускай и временно. Мокну под ледяным дождём всё в том же парке, куда заглянула после твоей первой пары, дожидаясь, пока фотографию распечатают. Ненавижу холод и слякоть, но почему-то не возвращаюсь в тёплое здание университета.

Понимаю, что его пора забывать. Иначе дальше будет только хуже. Это я и делаю, продолжая свою историю и всецело погружаясь в литературный процесс. Но лишь мне удаётся отвлечься от него, как он снова закидывает мой директ странными сообщениями.

Однажды на паре ты даже палишь меня за перечитыванием собственного черновика на гаджете, совсем нагло заглянув туда.

– Что там? – спрашиваешь, смотря мне в глаза.

– Химия! – быстро нахожу, что ответить, руководствуясь тем, что любовь, о которой почти все мои работы, – прежде всего, совокупность химических реакций.

– Сомневаюсь, – скептически парируешь ты.

Снова объявляют карантин. Теперь я двадцать четыре на семь вынуждена сидеть дома. Чувствую себя птицей в клетке. Плачу по ночам, ведь пока не могу не думать о нём. Плюс ко всему масла в огонь подливают родители. Всё безнадёжно.

От сессии до сессии живут студенты весело. И очередная уже совсем не за горами. В этом семестре по твоей дисциплине нам предстоит всего лишь зачёт, и ты даёшь несколько контрольных работ, уточняя, что если при их выполнении возникнут трудности, то мы всегда можем обратиться к тебе за помощью в общей беседе.

С горем пополам, советуясь с тобой и скатывая друг у друга, мы отправляем сделанные работы.

Прилетевший от тебя ответ, разражается громом среди ясного неба.

«Сказать, что я в гневе, это ничего не сказать. Если вы запамятовали, я напомню: я дядька очень вредный и списывание не приемлю. Я не буду разбираться кто и у кого, но, если вы действительно считали, что прокатит – спешу расстроить. Это сделало ВАМ же хуже. Я оцениваю не один мозг всей группы, а каждого в отдельности. Ещё момент – читать нужно уметь внимательно. НИ ОДНОГО механизма НЕТ. Написано черным по белому – расписать механизмы реакций. Ну что ж – посмотрим на КР и последние контрольные точки. Ежели ситуация повторится, то извольте – вся группа будет сдавать мне весь первый семестр и не страшно, что займет это весь день на 14 человек. С 8 начнем и до 00 будете сдавать, пока я не вытрясу из вас всю теорию и её практическое применение, и понимание.» 

Между тем, у нас куча хвостов и зачётов по другим предметам. Группа в бешенстве.

Позже получаем следующее.

«Надеюсь, информация дошла, и вы исправите положение, сделав качественные работы, которые остались. Ошибки могут быть, и за них я «убивать» не буду. Это нормально. Пишите, советуйтесь. Но со мной. А не между, размножая ошибки. Но вот за списывание и игнорирование заданий – будет кара. И я уже писал в каком виде.»

«После этих сообщений я как будто с парнем поругалась!»

«Чисто, привет, одиннадцатый класс!»

Моя подруга в слезах: «Я устала! Я хочу отдохнуть от этого дерьма! А теперь всё заново переделывать!».

Консультируемся со старшими курсами: «Да, знаем такого!

Выпускался, когда мы поступали. Любит мальчиков и жополизов».

А я сразу сказала, что за зверь этот так называемый человек, только мне никто верить не хотел. Вот и кончились ваши хиханьки и хаханьки на занятиях по органике! Теперь он устроит зачёт, а мы будем сидеть и хлопать глазками. Но за красивые глаза он не поставит – это уже пройденный этап. Будем ходить к нему на пересдачу по десять раз, как к тому кретину на первом курсе, доколе он кого-то из нас не отчислит!

Теперь, вместо привычной для себя литературы я вынуждена заниматься органикой. Обожаю тебя. (Нет.) Снова ловлю удивительно яркие флешбэки со времён школы.

Жалуюсь на тебя подруге, с которой мы вместе заканчивали гимназию.

– Он стремится вас чему-то научить. Это прекрасно. – Звучит с такой нежностью и мечтательностью, что мои уши склеиваются от этого приторного сиропа.

Просим продлить дедлайн ещё на пару дней, но ты продлеваешь на неделю. Скрепя сердце, отправляем исправленные работы.

На носу Новый год, и мы с отцом закупаем продукты для праздничного стола, когда в беседу прилетает сообщение фатального содержания от тебя.

«Итак, официально подытоживаю, конечно, не все гладко, НО всем поставил зачет. Вы хорошие умные ребята, с прекрасным потенциалом и огромными возможностями. Цените это в себе, таких людей мало на самом деле. И я надеюсь, что второй семестр будет гораздо проще и вы все блистательно выступите со знаниями по органической химии (и не только). С наступающим вас всех, пусть сбудутся все мечты и желания в новогоднюю ночь.»

– Какой же он всё-таки милый, – обсуждаем между собой, совсем позабыв о том, что ты нам устроил в последнюю неделю уходящего года.

Да ты просто какой-то ласковый садист! Жёстко трахнул, зато потом по голове погладил…

Во втором семестре все преподаватели поменялись, но только не ты. В принципе, мы довольны, ведь с тобой здорово. Заканчивается карантин, и мы снова все вместе химичим в лаборатории, правда, уже в другой.

Во время перерыва, когда почти вся группа вышла, вдруг говоришь:

– Пойдёмте, посмотрите, во что превратилась двести шестьдесят третья после ваших стараний.

Мы с подругами следуем за тобой по коридору. Я шепчу:

– Там наверняка какой-нибудь ужас. Он по-любому нас троллит!

Специально отмыкаешь и распахиваешь дверь. Перешагнув порог, встаём как вкопанные: это точно та же аудитория? Парты расставлены, как и предписывает техника безопасности. Вытяжной шкаф освобождён от хлама и больше не подпирает доску – она висит на стене. Да и свободного места теперь стало вдвое больше.

С лёгкой улыбкой заинтересованно смотришь на наши ошарашенные лица.

– Помните, как мы с вами здесь в первом семестре мучились?

Что за?.. Ладно с этой реконструированной аудиторией!

Человеческое отношение – это же совсем не про тебя…

Мы, а я, в частности, поражены тем, что ты специально взял и показал нам плоды наших трудов, пускай мы и делали это за оценки. Да уже и не вспомнили бы об этом случае, если бы не ты.

– Приятно, когда твои старания ценят. – Внезапно роняю я, стоит тебе отойти в курилку. – Особенно, если это препод.

Я хоть и поражена твоим благородным жестом, но всё равно не верю, что твоё доброе отношение к нам носит искренний характер.

«Когда мы встречаем людей, о которых наслышаны и о которых уже успело сложиться определённое мнение, мы скорее склонны видеть в них воображаемое, а не то, что существует в действительности.»

© Ирвин Шоу «Хлеб по водам»

Я целиком и полностью отдаюсь своему творчеству, ведь оно стало моим наркотиком и спасением.

Несколько занятий подряд подгруппа, в которой занимаюсь я, посвящает синтезу производного анилина. И в самый ответственный момент наш одногруппник ненароком опрокидывает колбу, проливая почти всё её содержимое. Мы не злимся, а ржём, и ты тоже.

– У моей подруги, – начинаешь вполголоса, исправляя его косяк, и разговаривая так, чтобы тебя слышали только те, кто сейчас находится в непосредственной близости от тебя, – парень умудрился пролить весь тюбик лубриканта. Она говорила, что никогда в жизни так не скользила по матрасу… – Обращаешься к нашему мальчику: – Это я на будущее – будь аккуратнее.

Мысленно улыбаюсь – кто ещё из преподов нам расскажет жизненную историю о сексе, при которой что-то пошло не так, да и о сексе в принципе…

Идём с подругами за кофе – я буквально цвету, ведь ты подаёшь неплохие пошлые идеи для моих историй. Ощущаю на себе взгляд и невольно отрываю глаза от бумажного стакана с горячей жидкостью – это он. Парень кивает, увидев, что я взглянула в его сторону, и мне приходится кивнуть в ответ, тотчас же отвернувшись. Этого за глаза достаточно, чтобы убить моё хорошее настроение, навеянное общением с тобой. Даже спустя полгода он почему-то не может просто пройти мимо! Не сразу, конечно, но я понимаю: все мои старания, направленные на его изгнание из сердца, прошли даром. Многочисленные страницы выдуманных историй потеряли своё целительное действие.

Беру банку с фуксином и отмеряю несколько граммов для эксперимента. Справившись, передаю реагент девчонкам и обмываю руки. Мельчайшие крупинки зелёного порошка осели на тыльной стороне моей ладони и при контакте с водой проявились на коже ярко-малиновой сыпью. Тру мылом, а затем и содой, но как я ни стараюсь – краситель всё равно не выводится.

С одногруппницами следим за кипящей реакционной смесью через прозрачные стенки колбы. Ты подходишь проверить, нормально ли протекает синтез.

– Когда это сотрётся? – обращаюсь к тебе, показывая перепачканную руку.

– Через месяцок-другой, – констатируешь интонацией а-ля: это органика, детка! Въедливая и взрывная!

Показательно вздыхаю, надувая губы.

В ответ на что сжаливаешься:

– Ладно. Сейчас ацетоном попробуем оттереть.

Сходив за бутылью растворителя, подзываешь меня к раковине и, взяв мою руку, начинаешь поливать перепачканный участок кожи содержимым, легонько потирая большим пальцем. Утекает, наверное, пол литра пропанона, прежде чем нам всё же удаётся избавиться от следов фуксина.

– Теперь мой руки с мылом. Да куда? В соседнем кране тёплая вода!

Просто какая-то романтика по Томасу Харди…

Но, вообще-то, кого я обманываю? Ты далеко не герой моих эротических мечтаний!..

Я настолько отчаянно пытаюсь его забыть, что в конечном итоге решаюсь на свидание с парнем с сайта знакомств. И о, Боже… Это было моим косяком года!.. Всё стало только хуже. Если бы я знала, как отвратительно всё пройдёт… Гуляя с ним, я думала о вожатом… и мои чувства вновь вспыхнули.

– Я всегда чувствую, когда меня хотят трахнуть! – жалуюсь подруге.

– Это нормально, – успокаивает она. – Опыт можно только нажить, и никакие книги тебе в этом не помогут.

– Зато у меня теперь полнейшее отвращение ко всем мужикам, кроме вожатого и одногруппника!

В этот перечень я мысленно включила и тебя. Только для меня ты совсем не мужчина в этом самом смысле. Я отношусь к тебе, если ни как к отцу, то как к какому-нибудь двоюродному брату или дяде.

Долго отходя от этого кошмара, я делаю для себя вывод: если и строить отношения, то только с творческим, как и я, человеком, с другим даже и поговорить не о чем.

– Не испачкалась? – интересуешься ты на следующей паре, когда я уже в перчатках помогаю тебе отмывать посуду от ещё одного въедливого красителя.

– Нет, всё хорошо. – Парирую, не выдавая удивления таким неравнодушием с твоей стороны.

Конец зимы. Итак, что мы имеем?

Мой дом превратился в самое токсичное болото. С пеной у рта мне без конца талдычат о том, что я ни к чему не пригодна и ничего не добьюсь. А с моим мнением никто и не думает считаться: «В двадцать лет его ещё попросту не может быть!».

Я уже сомневаюсь: добьюсь ли вообще чего-то без помощи родителей, да и надо оно мне? Я очень тупая. И все вокруг видят это, но сочувственно молчат. Я по-прежнему люблю его, но шансы здесь нулевые.

Я чувствую себя раздавленной. Порой, ночью ложась в постель, я искренне надеюсь, что утром попросту не проснусь. Лишь редкие красочные сны ненадолго отвлекают от душащей рутины.

«Если тебе снится мир, которого не было или которого никогда не будет, и тебя переполняет радость, то это как раз означает, что ты сдался.»

© Кормак Маккарти «Дорога»

Да, сдалась, причём уже давно. Но что там было про иллюзию для души?

Мы ставим синтезы и рассаживаемся на свои места. Ты предлагаешь, как прошлая группа, «поиграться в КГБ-шников», и найти тебя в Инстаграме. Нам удаётся это всего минут за десять, и мы закидываем твой закрытый аккаунт заявками на подписку. Ты всех принимаешь.

Кто бы мог подумать, что препод вроде тебя заморачивается и устраивает себе фотосессии в различных стилях.

– Да, посмотрев на ваш Инстаграм, хочется взять и удалить свой. – Замечает одна девочка.

Оказывается, у тебя есть кот, и судя по фоткам, ты любишь его больше всех на свете.

– Он прежде всего мой ребёнок! – долетает до края моего уха обрывок твоей фразы.

У тебя больше тысячи публикаций, и все они – отдельные произведения искусства. Под каждой фотографией цитата на несколько строк на разных языках – ты полиглот. И если честно, то некоторые из них мне абсолютно непонятны. Недаром свой профиль ты окрестил «Herbier psychique».

Когда мы интересуемся, что это за изречения и кто их автор, ты заявляешь:

– В неделю я прочитываю по две-три книги – прекрасная вещь, всем советую, и выписываю себе цитаты из них.

Знал бы ты, как приятно слышать нечто подобное в двадцать первом веке, когда книги воспринимаются всего лишь как архаичный пережиток и уже давно вытеснены современной массовой культурой. Особенно, человеку, у которого есть амбиции на этот счёт, мнящему себя писателем.

Пролистываю ленту ниже и нахожу множество пейзажных фото, сделанных из окна. Эх, родная душа…

Неожиданно натыкаюсь на, кто бы мог подумать… три кирпичных дома и гостиницу с красным огоньком… Всё бы ничего, но располагаются они через дорогу от твоего дома.

В такие моменты даже говорить ничего не хочется, оставшись наедине со своими мыслями. Но осознав после этой «последней капли», сколько, чёрт возьми, странных совпадений в моей жизни было связано с тобой, я попросту не нашла в себе сил молчать.

– У вас очень красивый вид из окна.

Ты кивнул, а затем добавил:

– Ещё если бы дома не мешали, то закат было бы видно.

Вы посмотрите-ка – дома ему закат загородили! А ничего, что именно из-за твоего дома мне не видно ни заката, ни домов с гостиницей?!

В тот момент я будто бы вдруг нашла, что давно уже потеряла. Но вряд ли это именно панорама на гостиницу и три дома.

Вот оно что получается. Оказалось, всё это время кто-то жил совсем неподалёку от моего личного рая.

Но да, из своего окна вряд ли будешь каждый день видеть нечто особенное, тем более, когда живёшь там на протяжении многих лет.

– Как закончится цикл органической химии – принесёте мне групповую фотографию в рамочке. – Говоришь ты после пары, когда мы начинаем собирать вещи.

– Зачем вам? – усмехаюсь. – Смотреть и радоваться, что такой ужасной группы у вас больше никогда не будет?

– Со всех групп, у которых я веду, потом требую фото.

– А у нас за два года даже нет ни одного совместного снимка. – Констатируют одногруппницы.

В ответ на что улыбаешься:

– Значит, сфотографируемся с вами.

Наступает весна. Но только в календарном плане. У актива нашего факультета начинается весёлая жизнь – ставим концерт за неделю до Студвесны. Бесконечные репетиции с зубрёжкой текста, нехватка актёров, а потом ещё и сношение с костюмами и реквизитом за день до выступления.

И вот, я стою за кулисами – объявляется минутная готовность. В зале моя группа пришла поддержать, и это до чёртиков приятно.

Мой выход. Иду на сцену, вообще ничего вокруг не замечая, на рефлексах произнося вызубренные слова. Я играю жертву абьюза. Ха, даже играть не пришлось! После резко брошенной фразы вода из стакана, что держит мой партнёр по сцене, выплёскивается мне в лицо.

Мать её, она такая мокрая!

Морально я не готовила себя к этому, чтобы сцена смотрелась живее. Взвизгиваю от неожиданности. Оцепеневший зал спустя пару секунд начинает рукоплескать.

Но в самом большом шоке нахожусь я. Мне дико смешно от всего этого! Просто до истерики.

Судорожно хватаю воздух ртом, пытаясь не заржать, но вовремя беру себя в руки и переводя свою энергию в несколько иное русло, захожусь рыданиями.

Боже, какое же это наслаждение: давать выход своим внутренним переживаниям, зная, что зрители этого жаждут… А особенно приятно осознавать, что всё ты держишь под своим контролем: помнишь текст и в случае чего можешь сориентировать партнёра.

Сценка заканчивается, но у меня впереди ещё одна. Бегу в гримёрку переодеваться и поправлять мэйкап с причёской.

– Я тебя не сильно облил?! Следом вбегает всклокоченный парень, которому тоже досталось – брызги воды отрикошетили на него.

– Нет, всё отлично! – счастливо улыбаюсь я.

В гримёрках и за кулисами гробовая тишина, нарушаемая только нашими перешёптываниями. Адреналин тёмного концертного зала позволяет ощутить какую-то своеобразную прелесть момента. Поднимаю глаза к потолку и вижу конструкции, что держат полотна кулис. На потолке баллончиковой краской выведена какая-то надпись. Чувствую, как музыка сотрясает полы. Я вдруг осознаю, что когда-то и мой отец был так же молод, как и я сейчас. Мысль об этом не может не греть. Я живу!..

Весь вечер группа выказывает восхищение концертом, но по большей части моей игрой. Мне, естественно, невообразимо приятно слышать похвалу в свой адрес. Выступление дало мне такую необходимую эмоциональную разрядку, ведь прошедшая неделя выдалась ужасно тяжёлой, но её яркое завершение компенсировало все негативные моменты.

Уже ночью я неожиданно обнаруживаю в директе сообщение от него…

«Поздравляю! Как концерт прошёл? Кайфанула?»

Кайфанула, а как же! Будто с языка снял…

Дома у меня никто не поинтересовался как всё прошло, но зато это сделал посторонний человек.

«И вроде нормально однажды упасть на дно,

И вроде нормально, что могут разок предать.

Страшнее, что в пропасть скорее толкнёт родной,

А вытащит тот, кто не знает, как толком звать.

© Deacon

Я уже давно уяснила горький смысл этих строк. Можно быть близкими по крови, но при этом существовать в разных вселенных. Но да, в тот вечер я чувствовала себя удовлетворённой и счастливой. Хотя, было бы лучше, если б он этого не сделал. Всё усложнила ещё и весна: сопротивляться новому взрыву чувств для меня было практически невозможно.

На твоих парах мы не чувствуем себя, как на парах, и замечая это, ты просишь отвлечься от гаджетов.

«Ещё раз увижу, что переписываешься с любимым на занятии – сам стану твоим единственным и неповторимым на ближайшие три года!»

Потом мы узнаём, что когда-то ты всерьёз занимался бальными танцами. Как-то, когда мы затупили с лабораторной посудой, ты со словами:

«Я сейчас с ума сойду!» отвернулся к окну и даже попытался выписать пируэт.

Я уже тогда понимала, насколько нам повезло с тобой.

Однако не обошлось и без не совсем красивых моментов по отношению к тебе.

– Несите алебастровое одеяло! – командуешь, стоя у горелки.

На что одногруппница кричит другой:

– Тащи тряпку!

После этих слов тебя буквально прорывает:

– Что?! Вы химики, а алебастровое одеяло тряпкой называете?! Серьёзно?!

Обернувшись, девочка отвечает интонацией додика:

– Да, серьёзно! – хорошо, что не стала продолжать.

Я, конечно, извиняюсь, ведь помню – ты был задет в тот раз, но выглядело это дико смешно.

Сочувствуешь нашему единственному одногруппнику, ведь сам учился в женской группе.

В другой раз ты о чём-то толковал с одной подгруппой, а затем вышел из лаборатории. Не знаю, что такого ты мог сказать им, что самая весёлая из них решила припомнить тебе тот случай и изобразить хореографическую стойку. А тебя, конечно же, угораздило вернуться именно в этот момент.

Разумеется, ты не оставил без внимания этот не совсем приятный жест, показательно, но без психов обидевшись. Впрочем, обида твоя длилась недолго – покурив, ты вернулся в первоначальном расположении духа. По крайней мере, убедил нас в этом.

Иногда мне кажется, что твоё великодушие по отношению к нам не знает никаких границ…

Как и зимой, даёшь несколько контрольных, опираясь на которые, будешь оценивать нас на зачёте.

– Если я рекомендую на автомат, это – пять. А в экзаменационном билете три вопроса, поэтому надо постараться.

После этого у нашей группы появляется надежда не сдавать органику, раз уж ты сам заговорил об этом. Заданий хоть и много, но у нас есть целый месяц на их выполнение. Но я, как и всегда, всё потом делала в самый последний момент.

Весна окончательно приходит в город, и я сбегаю с пары (не с твоей) пить шампанское в парке с подругой.

Выходя из универа, натыкаюсь на того самого парня с лагеря. Уже во второй раз за день, только в первый он меня не заметил, а теперь махнул рукой в знак приветствия. Как же меня уже достали эти спонтанные встречи! Сколько можно?!

Душевно проводим время, обмениваясь историями из своих универов. Конечно же рассказываю и о твоих приколах тоже. Решаем, что на следующей неделе непременно сходим в школу навестить учителей.

Мой хмельной взгляд падает на компанию ребят, расположившихся в метрах двадцати от нас. В одном из них я угадываю всё того же парня.

В третий блядский раз за день!

Тема нашего разговора резко меняется. Да и у меня в голове попросту не укладывается: почему спустя столько времени он всё ещё не исчез из моей жизни. На этот раз я увидела его девушку, что конкретно меня взбесило. Он – ноша, отягощающая меня.

– Просто он – твоя судьба.

– Ты шутишь?

– Да.

– Не надо так шутить.

Я возвращаюсь домой, и обстановка там меня буквально добивает.

Я не верю, что в этом мире действительно можно найти любовь. Её попросту нет! Стоит только зародиться чувствам к кому-то, как тут же в игру вступают глупые обстоятельства, лишающие абсолютно всех шансов даже на кратковременную эйфорию.

Не проще ли, пользуясь своей молодостью и красотой, найти того, для кого сможешь стать содержанкой? Вокруг столько злобы и ненависти, и как будто кому-то будет дело до меня! В последнее время я во многих аморальных вещах не вижу ничего плохого. Но я и этого сделать не могу. Почему кто-то может с лёгкостью найти себе папика, а я нет?

Лежу в постели с ощущением, будто мою грудь до отказа набили щебнем. Привычно пытаюсь придумать дальнейшие события одной из своих историй, но не могу. Просто не понимаю, как можно кого-то любить? Да и вообще, каково это?

Я хочу плакать, хочу рыдать… но даже этого сделать не могу.

Уже давно уяснила, что наши пути разойдутся, но подсознание продолжало надеяться на что-то.

«Вы не должны сравнивать себя с другими, и, если природа создала вас летучей мышью, вы не должны пытаться стать птицей страусом. Вы иногда считаете себя странным, вы корите себя за то, что идёте иными путями, чем большинство. От этого вам следует отучиться. Смотрите на огонь, смотрите на облака, и когда у вас возникнут видения и в вашей душе заговорят голоса, положитесь на них и не спрашивайте, угодно ли это господину учителю, или господину папе, или какому-нибудь боженьке! Так губят себя. Так сливаются с толпой и становятся окаменелостью.»

© Герман Гессе «Демиан. Гертруда»

Не сразу, конечно, но облегчение всё-таки наступает. Продолжаю встречаться с друзьями, и от этого боль понемногу притупляется. Но всё равно в ближайшее время я скорее всего ничего не напишу.

Всё как-то идёт своим чередом, и однажды вечером мы с девочкой после насыщенной прогулки сидим и ужинаем в кафе.

Вспоминаю, что завтра у нас с другой подругой в планах навестить учителей. Пишу ей, дабы уточнить, выяснила ли она, будут завтра в гимназии те, к кому мы собрались.

– Я стремаюсь.

Супер. Время – девятый час, завтра уже идти, а она всю неделю стремалась звонить в школу!

Со всеми, кто имеет хоть какое-то отношение к школе, я давно потеряла связь – мои подруги не в счёт.

– И ты теперь предлагаешь мне это у органика в личке выяснять?!

– Ахахахах… Ну, напиши ему.

– Не издевайся.

– Не издеваюсь. Я серьёзно.

      Глубоко вздыхаю. Удручённо обращаюсь к девочке напротив:

– Сейчас будем преподу писать, с которым вместе за выпивкой ходили.

Выбираю для решения этого вопроса не общую беседу, а твой директ. Вбиваю текст, уже предвкушая, как ты пошлёшь меня далеко и надолго. Никак не могу решиться и отослать это безобидное сообщение. Почему-то так страшно, что ты ответишь грубо или вообще не ответишь.

Говорю подруге, передавая гаджет:

– Ткни, пожалуйста, на «отправить», а то я не могу.

Девочка выполняет мою просьбу и возвращает телефон. Хорошо, что она рядом – в одиночку я бы ни за что не решилась написать тебе.

– Почему не можешь? Он тебе нравится?

На эмоциях выдаю:

– Наверное… – понимая, что не вру, а, похоже, впервые говорю правду о своём истинном отношении к тебе. Да и на этой стадии уже глупо отрицать симпатию к тебе, хоть ты и препод.

«Написала. Жду смерти!»

Откладываю гаджет, продолжая трапезу и прикидывая, как долго ты не ответишь: день или, может быть, неделю… Не прошло и минуты, как я нервно разблокировала свой телефон, обнаруживая в уведомлениях миниатюрную иконку Инстаграма, и… твой ответ.

Ответил ты совсем не так, как я ожидала, а вполне адекватно: под стать твоему отношению к нам. Выдыхаю. Мне всё-таки удалось получить от тебя необходимую информацию.

Возвращаемся в «родное» здание. Подруга очень ностальгирует, чего никак не скажешь обо мне. Снова эти паркетные полы и стены, увешанные масляными холстами выпускников.

Странно, но здесь я не чувствую абсолютно ничего. Я бы предпочла, чтобы этих двух лет в моей жизни вовсе не было. Но с дугой стороны, если бы не гимназия, я бы вряд ли поступила. Ей мне были дарованы испытания, которые меня закалили, пускай я и разочаровалась в преподавателях.

Забредаем в кабинет русского языка и литературы, где нас встречает наша бойкая учительница, что чихвостила меня все два года за слишком яркую помаду и объёмные сочинения. После непродолжительного разговора она не упускает возможности выдать свою коронную фразочку: «Если не знаешь, что делать – иди в театр!».

И я вспоминаю наши с ней походы в театр. Три звонка, мрак зрительного зала и актёры, во всём великолепии раскрывающиеся в своих ролях.

Один такой спектакль был очень весёлым. Это было в театре, что располагается как раз напротив нашей школы; его режиссёр славится крутым нравом и смелыми решениями в постановках.

Мы тогда пошли на «Грозу», которую как раз проходили по литературе. И на некоторых моментах на сцену выбегали обнажённые девушки… А эпизод в овраге вообще был полностью переделан. Даже самому Островскому не снилось то, что происходило между Катериной и Борисом в тот вечер. М-да, что вспомнить, определённо есть!

Проходя мимо красного кирпичного здания, воспроизводим воспоминания и решаем непременно посетить это место снова.

Идём гулять, и я даже не замечаю, что всё время говорю только о тебе – такие разговоры уже давно стали для меня нормой.

– Ты что, влюбилась в него?

Итак, мне почти двадцать. И я даже не придаю значения тому, как в одночасье предмет моих полугодовых переживаний резко перестаёт меня интересовать. Потому что есть ты.

– Влюбляться в преподов нормально. Ты же ассоциируешь его с отцом, а всякая любовь берёт начало из детских переживаний.

Я никогда не считала, что у меня есть серьёзные проблемы в общении с отцом, поэтому и компенсировать здесь особо-то нечего.

Просто твоё заботливое отношение к нам и расспросы о других дисциплинах и преподавателях, а ещё нелепое: «Я же, любя!», когда эмоции берут верх или не совсем уместные шутки в наш адрес слетают с твоих уст… в последнем как будто кроется страх обидеть. Всё это создаёт какую-то семейную обстановку. И мне почему-то так приятно прибегать к твоей помощи на занятиях, признавая то, что нашей группе ты действительно вроде отца…

Зачёт не за горами, ты решаешь поднатаскать нас по теории.      Больше всего мне не нравится в тебе твой фетиш на механизмы реакций – я это дерьмо, как и большинство в группе, никогда не понимала. Что-то ты объясняешь, что-то даёшь на самостоятельно выполнение. Тем временем наша главная болтушка-хохотушка на другом конце аудитории талдычит своим подругам про бесплатный сыр из мышеловки. Твои нервы не выдерживают, и ты заставляешь её выйти к доске и написать тот несчастный механизм.

– Но я же ничего не делала! Я молчала! – оправдывается она, вбивая в поисковик то, что ты с неё требуешь.

– Ага! Пол пары и слышу от тебя, что бесплатный секс бывает только в мышеловке!

Молчание. У группы шок. Ты доволен произведённым эффектом.

Но меня так и подмывает спросить:

– А если без мышеловки, то вы обычно деньги берёте, да?

Вот если б три года назад я промотала ленту времени до этого момента, определённо на протяжении всего нашего общения не боялась бы тебя так.

Мне никак не привыкнуть к твоему хорошему отношению, и я несказанно удивляюсь, когда ты интересуешься, дошла ли я до школы. Я понимаю, что, наверное, не стоит бояться тебя, раз ты сам идёшь на контакт, и вкратце рассказываю о посещении гимназии. У нас завязывается разговор. Когда я общаюсь с тобой, у меня ощущение, будто я глажу белого медведя по его густой жёсткой шерсти, трепеща от страха перед диким зверем, но в то же время понимая, что он не причинит мне никакого вреда.

Снова май. Снова девственно-зелёная листва, снова ароматные свечи сирени, снова орава майских жуков, кружащих в воздухе. Я больше не отрицаю того, что, наверное, зародилось ещё с самой первой встречи с тобой три зимы назад в стенах нашей гимназии.

Я понимаю, что ты всего-то мой преподаватель, и мне в моих мечтах нужно быть аккуратнее, дабы всё не зашло слишком далеко и не закончилось, как и всегда. С этими мыслями возвращаюсь домой по ночному городу, только что окроплённому дождём, я уже чувствую бабочек в животе и понимаю – оно самое. Хоть между мной и тобой стена ещё со школы, но уже не такая прочная, как когда-то.

И Господи, кто бы знал, какой непередаваемо охуенной стала моя жизнь после того, как я по-настоящему впустила тебя в неё.

Мои проблемы никуда не делись, но резко перестали меня волновать и прекратили быть личными трагедиями. Я радуюсь весне и тому, что у меня есть универ и любимая группа, что листва вокруг распускается, и всё начинает цвести!

«Les cris deviennent plus forts à travers le ciel sombre…»*

*Крики становятся громче через тёмное небо… (фр.)

Ночное время суток – это, вообще, своеобразная лакмусовая бумажка, изобличающая то, чего днём и с увеличительным стеклом ни за что не увидеть. С наступлением темноты всё утихает: гул машин, людские голоса, птахи в сквере. Ты остаёшься наедине с собой. Одна из множества масок к твоему облегчению спадает на пол – больше не для кого играть роль, да и незачем. До восхода солнца тебя уж наверняка никто не потревожит. Теперь ты волен быть тем, кем захочешь и делать всё, что хочешь. Кричишь и стонешь от боли или, быть может, от невыразимого наслаждения – смотря что не даёт тебе спать в этот час. В темноте не стоит бояться быть собой. Всё равно никто не увидит – до утра все забылись сном.

Я снова танцую по ночам, засыпая лишь под утро, если вообще засыпаю. Чувствуя себя при этом бодро, как никогда.

В одну из таких ночей мне вдруг приходит мысль – сделать тебе подарок, если у всей группы будут автоматы. Забавно, но я не могу придумать ничего лучше зажигалки. Впервые за долгое время я иду к отцу и спрашиваю о фирменных зажигалках, которые бы долго эксплуатировались. Папа советует Zippo.

И пускай здесь я много раз упоминала счастливые моменты, в которых жила, а не дышала – так, как с тобой, я ещё и правда никогда не жила.

Да, я боялась тебя, но сейчас твой голос и сам твой вид меня успокаивают. Ты несёшь в себе какое-то спокойствие и ощущение безопасности.

Все майские праздники я трачу на оформление лабораторных работ, что ты давал на месяц, но я-то всё равно всё привыкла делать в последний момент.

Я знаю, что уже перегибаю палку, ведь ночами вижу странные образы и сцены с тобой, тремя домами и гостиницей. Успокаиваю себя мыслью, что теперь уже наше взаимодействие не должно затянуться дольше, чем на месяц, и этого времени слишком мало, чтобы всё зашло опасно далеко. Но как знать… На самом деле я ни с нетерпением, а с горечью жду последней пары по органике.

Практикум заканчивается, и ты осведомляешь нас о сдаче лабораторных работ на следующем занятии. Мы в замешательстве, ведь ещё никогда ничего тебе не сдавали. Узнав об этом за день до пары, нас охватывает волнение, а у меня сразу же портится настроение – занятие, которое я ждала две недели, завтра не оправдает моих ожиданий.

Предыдущая группа выходит от тебя разбитой и подавленной. Кроме единственной отличницы, что растерялась, пока отвечала тебе, больше никто не рискнул. Ты разозлился и дал им контрольную, которую, конечно же, никто не написал. И теперь они будут сдавать тебе зачёт по билетам.

– Ну что, идёмте обратно? – вздыхая, пытаемся шутить над сложившейся ситуацией.

Но шутки шутками, и мы всё же покорно идём в аудиторию.

Ты появляешься в дверях, и я замечаю, что за две недели на твоём слегка загоревшем лице появилась ухоженная щетина. Да, ты хоть и мерзавец, но до жути обаятелен.

Словно бы читаешь мои мысли в этот момент и решаешь подтвердить последнюю:

– У всех пятёрки за контрольные.

Каждый раз, решая данные тобой задания, я думаю, что после их проверки ты либо суициднешься, либо растворишь меня в кислоте за то, что я тебе там написала. Но в этот раз ты или проверял наши работы с закрытыми глазами, или вообще не проверял.

– Надеюсь, ваша группа не расстроит меня, как предыдущая.

Действительно, не так страшен чёрт, как его малюют – вопросы ты даёшь не такие уж и сложные. И я набираюсь смелости отвечать третьей. Пролистываешь тетрадь, на оформление которой я убила все выходные, и замечаешь:

– Ну хоть у кого-то уравнения правильные!

Подыскиваешь для меня задание посложнее, и я теряюсь, прочитав его. Я зажата в тиски и лишена эмоций, вызванных в данный момент таким тесным контактом с тобой – обязательно дам им выход, но позже.

Ты ёрзаешь на стуле, ожидая хоть какого-нибудь действия от меня. Я теряюсь ещё больше и стрессую. Но ты, завидев панику в моих глазах, неожиданно выдаёшь:

– Ты сможешь!

Что? ЧТО?

Я не тупая в твоём понимании? Ты веришь в меня? Откуда тебе знать, справлюсь ли я, если пропустила все лекции в обоих семестрах и даже о соединениях таких не слышала? Но ты настойчиво повторяешь эти слова ещё несколько раз, силясь убедить меня в собственных способностях.

Начинаешь задавать наводящие вопросы, дабы хоть как-то раскачать меня. У меня появляются мысли – ты помогаешь мне. Потом отвлекаешься, предоставляя мне возможность подумать самой. Затем снова смотришь в упор и опускаешь шуточки. И тут меня просто прорывает – я начинаю хихикать, как дурочка. Но в конце концов, неожиданно для самой себя нахожу правильный ответ, и ты засчитываешь его.

Принимаешь работы у остальных, задавая сложные вопросы. Наш одногруппник пытается подсказать отвечающим со своего места, на что прерываешься:

– Дорогой мой, я к тебе сейчас подойду, нежно-нежно обниму, и ты выйдешь из этой аудитории!

Я демонстративно подсказываю, стоя чуть ли не над твоим столом – однако ты упорно делаешь вид, будто не замечаешь этого.

Повторяю материал, который планирую ответить. У меня вдруг появляется ощущение, будто я и правда понимаю органику, и впервые за все два года обучения довольна местом, где учусь.

Во второй раз я отвечаю уже не одна – нас сразу трое. Креплюсь, слыша, какие вопросы ты даёшь одногруппницам, и дожидаюсь своей очереди. Сижу почти вплотную к тебе, и пока ты не смотришь, любуюсь твоими изящными руками: пропорционально широкими ладонями с выпирающими на них венами и ухоженными ногтями. Наконец наступает и моя очередь – секунду смотришь на меня, и я смотрю в твои глубокие зелёные глаза. Разрываешь зрительный контакт, приступив к поиску задания, но внезапно оборачиваешься, мгновение всматриваешься в мои и подмечаешь, не отрываясь:

– Взгляд такой осуждающий…

Это мой обычный взгляд. И кого-кого, но тебя мне уж точно осуждать не за что. Даёшь пять тестовых вопросов – я решаю три, и ты засчитываешь работу.

«Человеку свойственно быстро забывать свои лучшие минуты. Вслед за мгновением высшего творческого наслаждения, оргазма или чарующего сна наступает забвение, амнезия, утрата памяти. Ибо в моменты прекрасных снов или в минуты воплощения высшего животворящего начала – зачатия ребёнка – всё наше существо поднимается по лестнице жизни на несколько ступеней выше самого себя. Не в силах долго оставаться на такой высоте, мы, возвращаясь к реальности, стараемся поскорее забыть эти мгновения наивысшего просветления. За свою жизнь мы не раз бываем в раю, но помним всегда только изгнание из рая.»

© Милорад Павич «Страшные любовные истории»

Да, те полтора часа я действительно была как будто на несколько ступеней выше себя. Более того, я даже не верила в то, что всё случившееся за это время реально. И как бы я ни напрягала память – ту атмосферу мне, увы, не воссоздать.

Выбегаю во двор покурить и упорядочить мысли после такого взрыва эмоций. Слышу звук оповещения на телефоне – это тот парень. Чёрт, уже и забыла, что мы сегодня переписывались. Просто вчера был мой день рождения, и он счёл своим долгом поздравить меня, а я, пользуясь случаем, решила скинуть ему картинку из Камасутры в тему одного локального мема.

Отвечаю, но мне уже как-то плевать на него… Забавно, что на первой твоей паре я думать ни о чём кроме него не могла… Но как видишь, под конец года всё кардинально изменилось.

– Вырывай с корнем когда-либо сказанные тебе злые слова! – говорил мне тот добрый режиссёр с угольным взглядом. – А хорошим позволяй прорастать в своём сердце.

Я так и делаю. Сорняки, некогда напоминавшие о том, что я пишу хуйню и ничего не добьюсь, выброшены вон. Голубые незабудки, что ты выращиваешь в пробирках, теперь нашли место и в моей душе…

Я смогу! Ведь это сказал ты.

Крики снова стали громче через тёмное небо.

Я снова плачу. Всего два слова, но перечёркивают собой всё дерьмо, которое успело приключиться со мной за этот год.

И мне непонятно, в чём причина твоего лояльного отношения ко мне. Ведь некоторым ты задавал очень сложные вопросы, и они не сдали.

Пускай и так, но наша группа обожает тебя. И это взаимно.

Май в самом разгаре. Солнце топит город в нежных закатных лучах. Мы с подругой в очередной раз выбрались погулять. Сидим в открытом кафе и наслаждаемся весной. У меня перед глазами фасад старого дома с огромными каменными часами на нём. Воспоминания трёхлетней давности всплывают в сознании. Раннее утро, пустой город, экзамен… и я, которой так не хватает мало-мальски поддержки от того, кого люблю. Маленькая забытая мечта сбылась. А ты не просто мой возлюбленный, ты – жёсткий химик, которого при определённых условиях стоит бояться, и с которым я уже тогда была знакома, но такой безумный сценарий мне в те времена и не снился. И теперь это безумие стало моей жизнью…

Понимаю, что момент настал и подаю группе идею с подарком для тебя. На удивление они её поддерживают.

И вот тут-то начинается самое весёлое. О бренде «Zippo», оказалось, никто не знал – на их взгляд проще подарить электронную зажигалку, которая будет заряжаться от розетки. Зажигалка от розетки? Серьёзно?! Когда же я пытаюсь донести до них солидность американской фирмы почти со столетней историей, мне говорят, что я делаю из них жертв маркетинга. Мне же попросту стыдно, имея возможность приобрести качественную вещь, в итоге прийти к тебе с китайской игрушкой. Споры продолжаются не одну неделю. Одногруппницы то высказывают, что покупать бензин для Zippo не выгодно, то им жалко денег, то им похуй… Они сами определиться не могут. А у меня от всего этого волосы дыбом. Инициатор я, а если они принесут тебе какое-то дерьмо с Алика, краснеть мне! Не выдерживаю и делюсь ситуацией с папой. Говоря, что зажигалка, о которой я спрашивала, для молодого препода, что так лелеет наш коллектив. И он советует набраться терпения и убедить их купить Zippo.

В запасе у нас осталось не так-то много пар, ивспомнив об общей фотографии, решаем сделать её на следующем занятии и предупреждаем тебя.

Сетчатые чулки и короткие юбки становятся моим дресс-кодом на парах по органической химии. Но после завершения твоего цикла у меня и мысли не возникнет ещё прийти в таком виде к кому-то из преподов-мужиков. До глубокой ночи я не сплю, подбирая мэйкап и лук на завтра. Встаю рано и всё утро навожу красоту. Мне пришлось слегка обновить гардероб и не только – с некоторых пор я очень щепетильна к своему внешнему виду. Так волнуюсь перед твоей парой. Светит солнце, за окном автобуса цветут каштаны, в наушниках играет «Город 312». Я живу!

Вся трясусь, посматривая на часы – осталось пятнадцать минут до очередной встречи с тобой. Едва касаясь асфальта ногами, иду в направлении университета, такое ощущение, что за спиной выросли крылья – ты мой личный сорт кокаина.

Заставляешь нас ждать тебя – я как на иголках. Но вскоре слышу твой голос из коридора, что повергает меня в ещё большее волнение. Затем ты сам появляешься в аудитории, хитро улыбаясь и смеряя нас взглядом:

– Лабораторки все написали? Давайте сюда! – собираешь тетради и засчитываешь всем все оставшиеся работы. – Только попробуйте сказать другой группе, что я вам всё просто так поставил.

– Мы их ненавидим.

Удивлённо вскидываешь брови:

– Вы, вообще-то, семья!

Как и обычно, болтаешь с нами. Разговор заходит о гимназии. Ты вдруг спрашиваешь, помню ли я пацана, что сейчас учится в выпускном классе. А то он на твоём уроке пел песню про то, что президент – козёл, а Свинка Пеппа крутая! Так потом ещё и пытался мастурбировать. (Мне интересно: на кого именно на твоём уроке?) Смущённо смеюсь, а затем говорю:

– Я думала, что с нами было всё очень плохо, когда в одиннадцатом классе поймали за исправлением оценок, а оказалось, хуже ещё есть куда.

– Так я знаю, что вы исправляли оценки! – возмущённо выдаёшь, и группа оживляется.

– В смысле? А как вы это делали?!

Отвечаешь за меня:

– Они зашли через аккаунт учителя и всё ставили себе там!

Вот уж не думала, что нам с тобой действительно будет что вспомнить.

А ведь я помню, как в тот самый день три года назад, ты заходишь в лаборантскую, а химичка, следом закрывая дверь, обратилась к тебе таким убитым голосом, как будто произошло самое худшее:

– Ты не представляешь, что мои сделали…

Предсказать, о чём ты заведёшь разговор в очередной раз невозможно, и ты заговариваешь о «Палочке-выручалочке» Наташи Королёвой:

– Знаете её?

– Конечно, – отвечаю я, ведь с моим творческим взглядом на жизнь мне приходилось знакомилась и ни с таким кошмаром.

Мне нравится представлять, как мелкий ты зажигал под эту песню, ещё совсем не понимая, о чём она.

Занятие подходит к концу, и мы приступаем к фотосессии! Ходим по всему химфаку в поисках выгодных локаций. Позируем в коридоре: вы с нашим мальчиком присаживаетесь на первом плане, а мы стоим поодаль. Робко кладу руки тебе на широкие плечи, ощущая тепло твоего тела, пока нас фотографируют. И мне безумно нравится, как я получилась на этой фотографии, оно и ясно почему – ты рядом, и я счастлива…

– Улыбаемся – у всех автоматы! – шутишь ты, но нам становится понятно: на них рассчитывать теперь можно!

Заходим в ту самую аудиторию, где в первом семестре помогали наводить порядок, и ты делаешь общее селфи, а затем по отдельности фотографируемся с тобой в обнимку.

Ну вот какому преподу всё это нужно, кому не по барабану на группы, у которых он вёл? Ответ очевиден – тебе!

Уходим от тебя счастливыми, как будто снова вернулись в школьные годы и позировали для выпускного альбома. Ведь в этом и есть существенное отличие универа от школы – всем на всех плевать, но только не тебе!

Во дворе льёт дождь, и я, вдыхая весеннюю свежесть вместе с табачным дымом, в очередной раз задумываюсь, какие же мы всё-таки счастливые, что нам достался именно ты!

Наши родные теперь восхищаются красавчиком-химиком, даже совсем забыв прокомментировать то, как получились мы сами.

Перекидываем снимки тебе. И ближе к вечеру, на семинаре по философии ты присылаешь нам следующее.

«Честно… не взирая на предстоящий зачёт: ваша группа – огонь. Впервые буду очень скучать по кому-то)))».

Одногруппницы улыбаются, видя твоё сообщение, а у меня слёзы на глазах наворачиваются: следующая встреча – последняя.

«То, что жизнь – дело нелёгкое, временами я смутно чувствовал и раньше. Теперь у меня появилась новая причина для раздумий. До сего дня не оставляет меня ощущение противоречия, которое кроется в этом открытии. Человеческая жизнь видится мне тёмной печальной ночью, которую нельзя было бы вынести, если бы, то тут, то там не вспыхивали молнии, чей неожиданный свет так утешителен и чудесен, что эти секунды могут перечеркнуть и оправдать годы тьмы.»

© Герман Гессе «Демиан. Гертруда»

Так и есть. Этот эпизод с фотосессией перечеркнул собой год тьмы! Восхищает ещё и то, что пройдут годы, а мы так и останемся запечатлёнными молодыми и прекрасными, стоящими посреди коридора нашего университета.

Не знаю почему, но у тебя привкус первой любви. Мне словно снова двенадцать, снова я чувствую всю прелесть родительской заботы, снова брожу по солнечным коридорам учебного заведения в надежде встретить тебя. И знаю: ты рядом и никуда не денешься – если что, я всегда смогу тебя найти здесь.

Всё-таки прав был человек, сказавший, что только будучи влюблёнными мы живём по-настоящему. Веришь или нет, но я стала больше любить родителей. Немного успокоилась и стала мудрее. А папа начал интересоваться положением дел с подарком для тебя, так мы потихоньку наладили прерванное в этом нелёгком году общение.

Между прочим, из-за зажигалки на ушах стоят все наши семьи. Кто-то продолжает топить за электронную, но я сдаваться ни за что не собираюсь. Всеми возможными и невозможными способами пытаюсь переубедить группу, донося, что это – не магарыч преподу перед экзаменом, чтобы хороших оценок было побольше, а подарок с душой на память. Я словно Скриптонит, кричащий: «Это любовь!». Но похоже, они не видят и не ценят твоего прекрасного отношения. У кого-то уже сдали нервы, и они вообще наплевали на всё это дело, а кто-то пытается вставить свои «пять копеек» просто ради того, чтобы вставить, не понимая, что электронные зажигалки не для того, чтобы дарить преподавателям! Мы так ещё не срались за все два года. Но в итоге всё заканчивается тем, что мне переводят сумму, и мы с девчонками идём и покупаем тебе Zippo.

Это было нелегко. Но в таких вопросах, главное – иметь терпение, когда оно у всех на исходе! Что мне удалось. Хорошо, что группа не догадалась, почему мне – заядлой похуистке – вдруг стало больше всех надо, ну или по крайней мере сделала вид, что не догадалась. Но чтобы я ещё раз стала проявлять инициативу… никогда!

Зачёт ты пообещал сделать объёмным и сложным – мы все на нервах, вдобавок ещё и переживаем: возьмёшь ли ты наш подарок или сочтёшь за взятку?

На фоне всего этого, я случайно узнаю, что одно время ты работал в том самом театре, куда нас водила руссичка. Кем? Вряд ли ты мог там выступать, ведь в противном случае, если бы тебя кто-то из учителей или того хуже – учеников увидел полуголым на сцене, должности учителя химии в гимназии ты бы моментально помахал ручкой. Ставить танцы? Возможно. Представляю тебя в гримёрке в окружении обнажённых девушек перед выступлением, говорящим им, что они все необыкновенно талантливы и своими телами непременно взорвут зал – это вполне в твоём духе. Отвечать за спецэффекты в ходе спектакля – тоже вероятно. В общем, я не знаю, могу только догадываться. Но факт остаётся фактом.

Наступает день Х.

Подарок упакован. Рамочка куплена и ждёт своего часа. Осталось самое малое – распечатать общую фотографию. Но желанием никто не горит – всем плевать, они сами, не скрывая, выказали это ещё в процессе выбора зажигалки. И за это берёмся мы с подругами. За те пару недель, что мы выбирали подарок, я успела возненавидеть свою группу из-за отдельных представителей, что так яро выпячивали свою точку зрения.

Но вместе с тем очень ясно прочувствовала и другое – мы семья. Ведь все наши тёрки, причиной которых стал ты, остались только, между нами.

И вот, полгода спустя, в той же фотостудии, я снова заказываю «семейное фото». Прячу наш снимок под стекло, и вся группа ставит на обратной стороне подписи.

«Не каждый шов в мире способен меня зашить.»

Как-то в школе, ещё когда твой профиль Вк не был закрытым, я пролистала фотографии и послушала парочку аудиозаписей. Этого вполне хватило, чтобы отметить про себя, какая мрачная тьма в твоей душе. У тебя точно была непростая жизнь. Но теперь, пролистывая «Herbier psychique», я понимаю, насколько нежна твоя тьма. Ты должен был очерстветь, но не сделал этого. Об этом я догадывалась ещё тогда: молодой учитель, который сам не так давно сидел за партой, ханженствует и ведёт себя под стать сварливой химичке, годящейся ему в матери. Хотя, я всегда понимала, что твоего истинного лица не увидеть простым прохожим твоей жизни. Ты и тогда, и сейчас – всего лишь маска. Но та, что я увидела первой, слишком уж плохо вязалась с самим тобой.

В тебе идёт борьба.

Пускай это и не очевидно, но при долгом взгляде в упор можно догадаться. Ведь ты вскакиваешь из-под колёс сбившего тебя автомобиля и бежишь проводить урок. Стойко возвращаешься в университет даже после того, как вследствие безалаберности студентов, кислота брызнула тебе в лицо, навсегда лишив зрения на один глаз.

Мы стоим под открытой дверью аудитории, в которой ты принимаешь зачёт у другой группы. Все расшумелись и на просьбы вести себя потише никак не реагируют.

Я уже предвкушаю твои тяжёлые шаги и мгновенно захлопнувшуюся дверь так, что на всём этаже дрожат стёкла.

Ты и правда выходишь в коридор с просьбой не шуметь. Лукавые глаза, в которых проскочила едва уловимая искра при виде нас, украдкой улыбаются, но ты прячешь эту улыбку за бодрым советом повторять материал и снова скрываешься в аудитории.

Ты достаёшь из фирменной коробочки зажигалку и, откинув стальной колпачок, прокручиваешь кремниевое колёсико, улыбаясь, лицезришь язычок пламени и восторженно выдаёшь:

– Кайф!

Мои убитые нервы стоили того, чтобы ты, пританцовывая вышел из аудитории, а потом вернулся и подышал на меня сигаретой, подкуренной моим нашим подарком. Видеть твою радость даже приятнее, чем экзамен автоматом у всей группы, что поставил нам ты – самый жёсткий химик, которого я только встречала, но, как выяснилось, и прекрасный человек.

«В жизни не дам задачник, на который есть ответы в открытом доступе» – стращал ты старшие курсы.

Однако нам дал.

– Вы, конечно, всё списали, даже ошибки у всех одинаковые, но в вашей группе некого отправлять на экзамен – автоматы я всем поставил!

Собираешь свои вещи. Желаешь нам удачи на оставшемся экзамене. Прощаешься. Покидаешь аудиторию.

Я пока держусь. Хотя бы, чтобы не все увидели, как мне на тебя не похуй… Подумать только – полгода ты был ложкой мёда в бочке дёгтя, а теперь ты всего лишь счастливое воспоминание! Ушла эпоха мытья посуды и пошлых шуток…

Подруга восхищается тобой. А я стою, и слёзы сами катятся из моих глаз – такого препода, как ты, у нас больше не будет. Подобное случается раз в студенческой жизни, но ясно это становится только в конце счастливого времени.

«– Quel est le problème avec vos yeux? Ils sont complètement rouges. Avez-vous pleuré?

"Non," répondit-il en riant. – J`ai regardé de trop près mes contes de fèes, et il y a un soleil très brilliant.»*

*– Что у тебя с глазами? Они полностью красные. Ты плакал?

– Нет, – ответил он, смеясь. – Я слишком внимательно посмотрел на свои сказки, а там очень яркое солнце. (фр.)

© Кнут Гамсун «Виктория»

Ты солнце моих сказок.

Я даже не отрицаю графоманского начала своих литературных опусов. Долгое время я ждала того момента, когда мне наконец хватит мужества писать про то, что я действительно знаю, так сказать, делиться опытом собственной шкуры, а не про то, о чём просто догадываюсь. Но теперь с уверенностью могу сказать: ты дал этому начало. Но произошло всё само собой.

«Единственное, чего требует от нас жизнь – осознавать её, а не принимать безоговорочно. Всё, на что мы закрываем глаза, всё, от чего мы убегаем, всё, что мы отрицаем, принижаем или презираем, в конце концов, приводит нас к краху. То, что кажется отвратительным, болезненным, злым, может стать источником красоты, радости и силы, если взглянуть на это без предубеждения, каждая секунда может стать прекрасной для того, кто способен осознавать её как таковую.»

© Генри Миллер

Это точно про тебя: стоило только посмотреть без предубеждения, и ты стал моим счастьем.

Изящное изъяснение всех мыслей, что я слышала когда-то и потом придерживалась их или тех, до которых доходила своим умом, я нашла в «Herbier psychique». Я смотрю на малый кусочек твоего мира через отдёрнутую тобой занавеску, и вижу – ему не чужды чувства, слёзы, отчаяние, поиск и принятие себя, разочарование и свобода.

Мне так приятно и спокойно осознавать, что ты вылеплен из того же теста, что и я. Мы словно две одиноких души, но как они могут быть одиноки, если их уже две? Пусть они и не знают друг о друге. И стоит вечеру лишь опуститься на уставший город, как оба поворачиваются к западу: только кто-то смотрит на три кирпичных дома, а кто-то просто на закат.

Странно, что твой «Herbier psychique» помог и просветил больше всего цикла философии, каждый семинар которого был навязыванием личного мировоззрения преподавателя и независимо от темы сводился лишь к двум словам: «Покайтесь, грешники!». Пускай наш философ – добрейшей души человек и тоже поставил нам всем экзамен автоматом. Но чувствуешь, какая между вами двумя разница? Просто он, как и все, прошёл мимо, а ты – нет.

А ведь ты тогда и сейчас – действительно два разных человека. Восстанавливая в памяти свой десятый класс в одну из ночей, я просто зарыдала: чудесный преподаватель по органической химии показался мне всего лишь игрой воображения или чем-то из параллельного мира. Но затем я открыла «Herbier psychique», увидела под постами лайки своих одногруппниц и снова заплакала. Но на этот раз от счастья, ведь ты – настоящий. Забавно, что ты появляешься в моей жизни на самых сложных её моментах и на этот раз, как ангел, вытянул из самой глуби тягучей трясины.

«Останемся гуманными, всех простим и будем спокойны, как боги. Пусть они режут и оскверняют, мы будем спокойны, как боги. Богам спешить некуда, у них впереди вечность…»

© Аркадий и Борис Стругацкие «Трудно быть богом»

Ты и этому меня научил – быть выше оскорблений и провокаций, не тратить свою энергию на недостойных людей.

Режиссёр рассказал мне одну занимательную вещь.

Население Земли – восемь миллиардов. В году тридцать два миллиона секунд. Чтобы увидеть каждого землянина хотя бы на секунду, потребуется двести пятьдесят лет.

И как после таких цифр верить в случайность встреч?

Тургенев устами Базарова уверял, что порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта.

А ты показал: можно быть «поэтом», и будучи химиком. И уж лучше быть химиком и поэтом одновременно, чем просто поэтом. Ведь когда-то у тебя самого была двойка по этому предмету, но потом ты понял – химия способна приносить хороший хлеб тому, кто ей владеет, и стал тем, кем ты стал.

Сейчас, когда ты заставил меня оглянуться назад, я понимаю: у меня есть прошлое, которое нельзя сбрасывать со счетов – в нём слишком много светлых моментов, пускай и случалось разное. Будь у меня возможность вернуться назад – я бы ничего не стала менять. Я рада, что училась в гимназии, ведь иначе, вряд ли бы поняла, насколько мне повезло. Не случись наша встреча там или в универе – это произошло бы в другом месте, при других обстоятельствах, но произошло бы! Я люблю свой город и уже не хочу никуда отсюда уезжать – слишком много всего тут было, из того, что выточило меня сегодняшнюю, чтобы я теперь так просто с ним расставалась. А ещё мне просто мне спокойно осознавать, что под этим же небом ходишь и ты.

Я не понимаю, почему ты изменил мою жизнь, и чем таким вызвал у меня безоговорочное доверие? В то время, как это было не под силу другим. Ведь ты не единственный, кто нравился мне и проявлял заботу, обольщал своим чувством юмора…

Знаешь, когда я долго предаюсь воспоминаниям, именно вспоминаю, а не мыслю и не анализирую, особенно ночью… ведь крики становятся громче через тёмное небо… какой-то слабый шелест интуиции доносится до сознания, крича: ты не просто преподаватель, в которого мою слишком романтичную натуру угораздило влюбиться, с тобой моя душа будет готова к чему-то долговечному и правильному, хотя последнее вообще не про меня. Так ли это на самом деле – я не знаю. Пускай, любовь – и химия, но не та, в которой нужно думать и искать верные решения. Тут всё совсем иначе: слишком много думая, рискуешь не услышать зов души.

Может быть, я просто излишне романтизировала эту историю с тремя домами и двойками по химии.

Если бы я могла во все свои дальнейшие истории вставлять афоризмы твоего «Herbier psychique», как в эту… выдавая их за те слова, что мне в детстве говорила мама. Пускай, она и не говорила ничего особенно запоминающегося. Я считаю их чем-то неопровержимым, цифровой формой моего мировоззрения. Я словно бы касаюсь прекрасного – ты вдохновляешь меня, как никто другой.

Поздним вечером перед твоей парой я выбежала во двор с сигаретой. Звёзды глядят сквозь сосновые ветви; я выпускаю клубы сизого дыма, а в черепной коробке, как виниловая пластинка, крутятся все описанные события за последний год.

Мне трудно отнести себя к верующим, но осознание того, что ты был в моей жизни (а может быть и есть), заставляет меня задрать голову к небесной лазури и проговорить, дрожа:

– Господи, спасибо Тебе за него!..