Лабиринт Минотавра [Егор Фомин] (fb2) читать онлайн

Егор Фомин Лабиринт Минотавра

Дорога домой обещала быть долгой. Оба ряда почти стояли. Петр недовольно поджал губы, выбрал на экране встроенного навигатора дочку и нажал вызов.

– Па-а-апа! Ты уже рядом? – от ее голоса в машине как будто стало теплее. – Нет, слишком рано… Ты выехал! Я угадала, угадала?

– Угадала, Аринка, – улыбаясь кивнул Петр.

– Та-ак! – Петр представил, что и она так же серьезно кивнула на своем конце провода. – И что говорит навигатор? – она замолчала, ожидая ответа, но тут же спросила снова, – Мне уже одеваться?

– Еще нет, девчонка, – вздохнул он.

– Пробки? – вздохнула она.

– Пробки…

– А где ты сейчас?

– Даже не добрался к выезду на виадук, – сознался Петр. Арине нравилось строить схему движения и угадывать. А ему нравилось ей подыгрывать. – Где поворот направо, под стрелку, помнишь?

– Да-а-а… – дочка не сумела полностью сдержать огорчение. – И весь правый ряд стоит?.. А левый?

– Что ты! Обходить по левому и встраиваться перед всеми на светофоре некрасиво! Забыла?

Арина промолчала. Петр буквально видел, как она поджала губы.

– Левый тоже стоит. Там авария… – попытался он как-то ее утешить, – вон уже вижу ее.

– Значит… – посчитала дочка, – полчаса еще? Сколько навигатор показывает?

– Больше. Минут сорок пять.

В этот момент машина слева впереди дернулась вправо на перестроение, но автомобиль прямо перед ним не пустил ее, буквально прыгнув вперед и чуть не подставив борт под удар.

– Черт! – вырвалось у Петра.

– Бараны на дороге? – сочувственно спросила дочка.

– Да, блин, – проворчал Петр, – понимаешь, когда два ряда так стоят и потом сходятся, принято пропускать через одного. А баран впереди меня решил, видно, что ему раньше всех надо, и не пустил. Сейчас бы еще и он тут раскорячился, и оба ряда встали бы вовсе.

– По-на-по-ку-па-ют прав… – старательно, по слогам выговорила дочка, очень довольная и уместностью слова, и произнесением его без ошибок. – Но ты не ругайся, папа!

Петр, не трогаясь с места пропустил сразу две машины слева. За себя и тот, другой автомобиль.

– Не ругаюсь. Специально, тебе звоню, чтобы не сердиться и не ругаться, – снова потеплел Петр. – Как ты, что делаешь? Шестеренки выбираешь?

– Уже выбрала! Вот которые вчера говорила больши-и-ие! А еще надо храповик и кре-ма-ле-ра с рейкой, – она снова старательно и гордо выговорила «умное» слово, явно предвкушая производимый эффект.

– Ого, какие слова знаешь! – восхитился Петр, – молодец! А зачем?

– Хочу, чтобы каждый час на рейке фигурка выскакивала!

– Подглядела? – без осуждения поинтересовался Петр.

– Ну-у-у… немножко, – он снова почти увидел, как она смущенно поджала верхнюю губку.

– Молодец же, Аринка! – поддержал ее Петр и как будто вдруг спохватился, – Эй! А уроки?

– Договаривались же! Сначала уроки, потом магазин, – с деланным возмущением ответила дочка, и выпалила скороговоркой. – А если никаких уроков, тогда никакого магазина; а если никакого магазина, тогда никаких шестеренок; а если никаких шестеренок, тогда никаких часов; а если никаких часов… а если никаких часов, то никакого конкурса; а если никакого конкурса, то… то вообще…

– Ладно, ладно, – утешил Петр, – считается. В школе-то сегодня как? За сочинение сказали отметку?

Дочка ответила быстро, но совсем другим, звонким голосом:

– Ну нормально все, папа! Ой, тут мама уже тянется поговорить. Вот!

– А мама что, уже дома? – удивился Петр.

– Да, Петя, привет, – продолжил уже голос жены.

– Сейчас, подожди, – попросил Петр.

К этому моменту он уже достоял до светофора и поворачивал под мигающую стрелку, встраиваясь в попутный поток машин.

– Да, я сейчас тоже перейду в другую комнату, – согласилась жена.

– Это зачем вдруг?

– Чтобы Арина пока не слышала.

– Вот и говорю, зачем? – удивился Петр, завершая маневр.

– Ну вот, все. Можно говорить. Смотри, мне звонили по экзаменам Арины сегодня…

– Так, и? – Петр переставил руки на руле и поймал себя на том, что волнуется.

– Они сказали, – жена тоже вздохнула, – что все неплохо, у девочки есть способности. Но… но проходного балла мы не набрали. И… нам надо подумать.

– Да как не набрали? А где ошибка-то? Пускай покажут!

– Они не раскрывают этого. Даже не настаивай.

– Да зачем же мы Аринку к ним на подготовишку таскали через весь город?! – еще больше возмутился Петр.

– Вот для того, что они с нами сейчас разговаривают. Им важно, что требуемый уровень она показала, а дальше… Они дали телефон человека, я позвонила и… в общем, надо занести им полмиллиона, и ее возьмут.

– Что?! – Петр замахнулся, чтобы ударить по рулю, но понял, что жена сама сейчас очень сдерживается.

Неспроста она вышла в другую комнату и явно не говорила еще самой дочке о результатах экзамена.

– Дали времени подумать до завтра, – очень сдержанно сказала жена. – Завтра они объявляют официальные результаты и список тех, кого берут.

– Дерьмо! – вырвалось у Петра.

Он уже двигался по заезду на магистральный виадук. Здесь был один ряд и стоял он плотно, но справа за сплошной линией была оставлена широкая обочина. Изредка, но по ней проскакивали и уносились вперед чужие машины. Петр косился на них, понимал, что там впереди, перед самым выходом на виадук они встраиваются снова в его ряд и из-за этого он двигается еще медленнее.

– Я уже своих всех перебрала, занять не у кого, – мягко сказала жена, – Может быть ты что-то можешь сделать?

– О чем ты! Такие деньги до завтра! – он махнул рукой, и проводил взглядом очередной черный тонированный внедорожник по обочине.

– Ладно… давай сейчас приеду, съездим с Аринкой в магазин… – успокаиваясь сказал он.

– Ты ведь тогда больше никуда не успеешь?.. Ясно… ты тоже не видишь, где достать деньги. – вздохнула жена. – Жалко… Не получится у нас лучшего класса для Аринки…

Оба расстроенно замолчали.

– Может быть хотя бы попробуешь? Вдруг что-то найдется? Попросить кого-то? – мягко спросила жена. А мы с Ариной сами съездим…

– Ну вот еще, – резким, неожиданно неприятным тоном отрезал Петр. – Толкаться с работягами и гопниками по автобусам с двумя пересадками!

– Милый, – мягко перебила жена, – если ты все придумаешь, ее зачислят в лицей, и тогда в магазин не надо, уже никакие конкурсы будут не нужны…

– Это было бы честно, – глухо ответил Петр. – Честно сдать, честно выиграть…

Петр чувствовал, как внутри пылает негодование и желание возразить, отказаться.

– Слушай, ну а если не выиграет? Часы эти… А она девочка! – терпению жены как будто не было предела.

– Ведь не в победе же дело, Иннушка! Само участие дает настоящий навык! Она соревнуется, придумывает. Ты слышала про кремальеру? Надо же такое разыскать!

– Милый, кому в наши дни нужны часы, что ты?

– Это сейчас часы. А так это механика, любая механика! Инженерный навык! – не сдавался Петр.

– Перестань, пожалуйста. Ты же знаешь, как все устроено, – очень спокойно, даже холодно ответила жена. – Зато потом заносить будет уже не надо. Мне сказали, у них квота. Им нужны умненькие детки, чтобы уровень класса был высокий. Дальше для нас обучение будет бесплатным.

– Чтобы дети богачей не были совсем дебилами, – проворчал он.

– Чтобы наши детки для них создавали интеллектуальную среду в классе. А потом уже наоборот деньги или положение тех будет давать путь Аринке, – напомнила жена. – Не начинай сначала.

Петр перевел дух. Представил, как дочка поступит в лицей и будет учиться среди детишек «лучших людей» города. Как с пятого класса станет осваивать науку «взаимодействовать с кем надо», чтобы потом «уметь порешать» любые вопросы через одноклассников, занявших места своих богатых или высокопоставленных родителей.

В груди что-то кольнуло, стало очень неприятно.

– Инна, я не хочу так… – попросил он.

– Петя, все! Я очень устала уже это обсуждать. Это ведь будущее Арины. Денег у нас нет. Так что и будущего не будет…

Повисла пауза.

– Ладно, давай, пока. Займусь ужином. Хорошо? – нарушила молчание жена.

– Конечно. Люблю тебя, – кивнул Петр и нажал на отбой.

Справа по обочине снова проехала машина, Петр покосился на ее, сжал руль, но не тронулся из своего ряда. Скоро уже должен был быть выезд на виадук.

Петр посмотрел на панель навигатора, открыл список контактов. Рассеянно пролистал. Достать полмиллиона за один вечер было нерешаемой задачей. Он зло закусил верхнюю губу и выбрал номер начальника. Тот поднял почти сразу, на заднем фоне звучала клубная музыка:

– О, привет, ты уже тут? Давай поднимайся, мы на галерее. В ложе! – он хохотнул.

– Н-нет, Прохор Филиппович, – удивленно протянул Петр.

– А, ну подскакивай, мы уже со Скирониным все порешали, дело за тобой. Он объяснит, что там надо будет нарисо… оформить. Давай, мы в «Мессинской ложе»! Десять минут тебе!

– Ты что, Прохор Филиппович, – еще больше удивился Петр, – мне тут час добираться, я на виадуке в пробке стою.

– Ты не в офисе что ли, Петя? – удивился теперь начальник.

– Нет. Я же предупреждал, что сегодня пораньше уеду. Мне надо с дочкой в магазин.

– А! Ну ясно, – голос начальника вернулся к бодрой интонации, с которой начал разговор. – Ну давай подскакивай тогда.

– Прохор Филиппович, я же говорю, что никак. Уже далеко уехал. У меня к тебе другой вопрос совсем. Мне…

– Что-то ты тупишь… Ща перезвоню, чтобы не по телефону, – перебил начальник и сбросил.

Тут же прошел вызов через интернет-мессенджер:

– Ну какой другой вопрос может быть, Фесеев?! – с нажимом продолжил начальник. – Я же тебе сказал, договоренности достигнуты. Тебе надо теперь с Тимофеем Ипполитовичем посидеть, он объяснит, что где как надо написать в отчете. Надо быстро уже сделать это и уже в понедельник счета выставлять. Через твое ИП проведем. Часть сам снимешь, часть на надежных людей…

– Не-не-не, Прохор Филиппович! – перебил уже Петр. – Я же говорил – никаких фиктивных отчетов я делать не буду! И с обналичкой тоже не ко мне. У меня чистое ИП и чистое имя в социологии!

– Так чего, все, отказываемся от денег?.. Можем вообще не работать.

Петр не ответил. Пожал плечами.

– Да не вибрируй ты! – продолжил Растяга. – Мы со Скирониным старые друзья, одноклассники своих не сдают. Будь уверен, никто не будет, ни трясти проект, ни проверять. Отчет нужен только чтобы был, а не чтобы его проверяли. Ну для надежности по твоему отчету еще анкеты нарисуешь как надо.

Петр промолчал, кусая верхнюю губу.

– Ты давай, соберись, Фесеев, – продолжал давить начальник, – Надо сделать.

– Нет, Прохор, это воровство. Это не ко мне, – твердо ответил он.

– Меня люди не поймут, Петя. А я тебя не пойму. Работать вместе уже не получится… – без всякой теплоты проговорил Растяга.

Петр поежился. Другой работы для специалиста его уровня в городе могло и не найтись.

– Ну! А что там у тебя за дело было? – поторопил начальник.

Петр сжал руль так, что побелели пальцы.

– Мне деньги нужны срочно, – сказал он, – для дочки. Поступает в лицей, в пятый класс. Полмиллиона. Сегодня.

Начальник расхохотался. Смеялся он верную минуту, как будто даже до слез.

– Ну, видишь, как тебе повезло, Петя? – весело проговорил он. – Твоя доля с проекта будет как раз пол-ляма. Нам ее как предоплату дают. Вот передо мной стоит, чистым налом. Так уж и быть – готов тебе помочь. Так что давай, подскакивай и забирай этот симпатичный скромный пакетик.

Петр молчал. Хотел, должен был отказаться, но так и не произносил этих слов.

– Все, давай! – хохотнул еще раз Растяга. – Мы пока начнем отмечать «достигнутые договоренности». Только не задерживайся там. А то господин Скиронин накидается, и надо будет еще завтра встречаться!

– Быстро не получится, – проворчал Петр, – пробки же.

К этому времени он уже съехал с виадука и, находясь в правом ряду пропускал автобус, показывающий, что собирается отъезжать от остановки. Дальше оба ряда по-прежнему почти не двигались.

– Ну ты будь понаглее. Пора уже переставать быть терпилой! – посоветовал Растяга и сбросил звонок.

Петр выругался и ударил по рулю. Теперь надо было как-то развернуться, а для того впихнуться в левый ряд, достоять до перекрестка и лишь тогда поехать обратно. Так он наверняка не успевал к дочке.

Пока автобус неторопливо выворачивал с остановки, Петр вдруг заметил в левом ряду за автобусом просвет. Он резко вдавил педаль, подрезая автобус. Под возмущенные клаксоны проскочил перед ним и втиснулся налево.

Вызвал жену.

– Привет, родная. Все-таки попозже приеду, – сразу сказал Петр, – сейчас к Растяге возвращаюсь.

– Нашел деньги?

Петр представил, как она распахивает глаза, как улыбается и тоже улыбнулся. Потом посерьезнел:

– Там все непросто очень… нельзя эти деньги брать.

Жена промолчала, тянула паузу.

– Поеду, поговорю с ним, – первым сдался Петр, – извинись за меня перед Аринкой. Можем не успеть в магазин. Позвоню позже, когда пойму.

Он повесил трубку. Смотрел вперед на стоящие перед ним машины, мял руль.

До светофора, где можно было развернуться, оставалось сотни полторы метров. Но его ряд не двигался. Зато был пустым соседний встречный. За двойной сплошной. Развернуться было рискованно, правый ряд встречки был занят выезжающими с перекрестка машинами. А вот доехать до светофора и развернуться уже там можно было. Если бы не двойная сплошная, обещающая лишение прав.

Он не хотел этого и сопротивлялся, казалось, всем телом. Но совершенно не понимал, как поступить иначе. Надо было немедленно делать выбор.

Петр снова выругался, стукнул по рулю, выкрутил его влево и нажал на газ.

Полторы сотни метров до светофора он проскочил меньше, чем за полминуты. Обошел по встречке весь длинный ряд машин и на перекрестке вывернул обратно вправо. Встал перед передней машиной, за стоп-линией.

Включил левый поворотник и стал ждать зеленой стрелки налево. Как будто все обошлось.

Основной светофор переключился, встречные машины тронулись, и первая же из них в ближнем к нему левом ряду включила мигалку. Лишь теперь Петр заметил на ней синюю полосу на белом фоне и ничего хорошего не обещающую надпись.

Автомобиль ДПС подъехал к нему и остановился возле его водительского окна. Крупнолицый полицейский с тяжелой челюстью опустил свое стекло и знаком потребовал сделать то же самое. Петр, сам не свой, подчинился.

Холодный апрельский воздух ворвался в салон с такой же холодной фразой:

– Инспектор ГИБДД, сержант Таврин, – представился полицейский, – ваше водительское удостоверение, пожалуйста.

Петр кивнул и передал карточку. Сержант принял ее и даже не показал собственное удостоверение. Видимо, сам был немало удивлен и даже несколько растерян.

– Припаркуйте машину за перекрестком, пожалуйста, – показал он рукой. – Будем оформлять лишение прав.

В голове Петра все резко смешалось. Деньги, лицей, магазин, неприятные уколы где-то в груди… все закрутилось в один клубок. Он понимал, что теперь точно никуда не успевает. Вариант оставался только один.

– А если сейчас вам позвонит ваш начальник, отпустите? – сказал Петр чувствуя закипающий в крови адреналин.

Сержант переглянулся с напарником, неопределенно дернул челюстью.

Петр, уверенный, что этого делать нельзя, уже вызывал Растягу.

– Ну, приехал? – весело откликнулся начальник.

– Да, – быстро и бодро ответил Петр, – совсем. Оформляют протокол за двойную сплошную и встречку.

– О ты какой! – засмеялся Растяга.

– Так что сегодня все-таки не получится. Обстоятельство непреодолимой силы.

– Меньше вибрации! У нас с господином Скирониным и на такой случай хороший одноклассник найдется! – начальник отреагировал как Петр и планировал. – Скиронин, будь другом, набери Коринетовича!..

Все это время Петр даже не думал трогаться с места, и обе машины, его и полиции продолжали стоять на перекрестке. Сержант смотрел на Петра, прищурив глаза, но ждал.

– Кирюша, привет! – продолжил голос начальника вперемешку с музыкой, – твоя помощь нужна, очень срочно! Там мой растянулся на лишение прав, вот прямо сейчас надо чтобы отпустили. После сведем баланс. Петя, как зовут инспектора?

Петр быстро глянул на полицейского:

– Еще раз: как вас зовут?

– Сержант Михаил Таврин, – нерешительно ответил он.

– Слышу, жди! – сказал начальник и бросил трубку.

Замигала стрелка налево, и водители сзади забеспокоились. Сержант еще раз показал Петру жестом к тротуару, но тот твердо покачал головой. Напарник сержанта насупился, вылез на перекресток и жезлом махнул остальным машинам, чтобы объезжали.

Стрелка помигала, и снова загорелся полный красный.

Зазвонил телефон у полицейского.

– Сержант Михаил Таврин! – поднял тот трубку и вытянулся, хотя и оставался сидеть. – Да, товарищ подполковник! Но… выезд на полосу встреч… Слушаюсь, товарищ подполковник…

Ноздри его широкого носа над тяжелой челюстью заходили, он положил трубку и отдал права Петру. Тот взял карточку, оскалился и рванул с места. Ловя ненавидящий взгляд полицейских, он развернулся вокруг их машины и вдавил газ вверх по виадуку.

Мир мигнул.

Петр сидел на пластиковой лошадке-качалке с погрызенным ухом и отломанными колесиками на перекрестке между столиками. У копыт лошадки лежал крупный плюшевый жираф. Кругом были разбросаны куклы, кубики и стульчики. За пределами столиков видны были кроватки рядочками, а противоположная стена была разрисована веселенькими персонажами из мультфильмов.

Все было миленько и цветасто. Только взрослые ноги Петра казались несоразмерно большими по сравнению с лошадкой. А над Петром возвышался давешний гаишник, Таврин.

Стоя он казался огромным. Его широкие ноздри раздувались, челюсть ходила ходуном и выглядел он так, будто собирался рухнуть на Петра и раздавить его. Однако вместо этого он достал планшет с протоколом, ручку, покосился на поверженного жирафа и свирепо потребовал:

– Ну рассказывайте! Как обгонял? Как подрезал?

– Да вы что! – удивился Петр, – Я же… у меня же даже колесиков нет! Что я мог нарушить?

– Внутренний нравственный императив! – рявкнул Таврин. – Что скажете, не справились с управлением?

– Ну-у-у… да, – ошалело кивнул Петр.

Он попытался попятиться, чтобы избавиться от нависающего над ним гаишника, но почувствовал, что спина лошадки под его ягодицами слишком мала и он может только соскользнуть на пол.

– Превышение степени кривизны движения души! – взревел Таврин. – Отягчающее обстоятельство! Штраф: пять лет саморазрушения!

Он дернулся вниз, на Петра и тот, не дожидаясь пока его схватят, спрыгнул назад с лошадки. Покатился кубарем по линолеуму и кинулся к дверям, которые увидел перед собой.

Распахнул их, выскочил и обнаружил, что оказался в той же комнате перед тем же огромным гаишником. Фуражка на его голове лежала как-то неестественно, слишком высоко. Как будто у того были не волосы, а несколько слоев парика.

Он резко вырвал из протокола оформленную квитанцию и на растопыренной ладони ткнул ею Петра:

– Штраф: усиление тяги к пьянству на три балла!

Петр ошалело прыгнул в сторону, увидел за столиками еще одну дверь, и метнулся туда.

– Ты не закончил!!! – услышал он рев гаишника за спиной.

Рванув на себя дверь, Петр попал на пустую кухню, сразу увидел следующую с табличкой «выход» и побежал к ней. Однако, не сделал и нескольких шагов, как прямо из спасительной двери на него снова вывалился гаишник. Его плечи будто раздались в стороны, форменная куртка чуть не расползалась по швам. Фуражка уже не держалась на голове. Теперь было видно, что ей мешало ровно лежать – два крутых бычьих рога. На одном из них она и болталась сейчас.

– Штраф: пассивная агрессия на родных и близких! – потрясая штрафной квитанцией, гаишник ринулся вперед.

Петра обдало жаром, он отпрыгнул, укрываясь за столом. Гаишник проскочил мимо, развернулся и свирепо глядя, опустив голову, нацелив рога прямо на Петра тяжело начал разгоняться снова.

Петр обежал стол, толкнул дверь и помчался по темному коридору.

За спиной гулко топали тяжелые шаги и слышался могучий рев:

– Штраф! Перерастание агрессии в открытую! Подавление зависимых лиц!

Петр на бегу пытался найти укрытие.

Дверь!

Рванул ее на себя… кладовка!

Скорее бежать дальше!

Коридор повернул направо… тупик!

Петр развернулся на месте и увидел наступающего на него гаишника. Форма крупными клочьями сползала с его тела, бугрящегося могучими мускулами. Горячий воздух вырывался из широких ноздрей.

– Не бойся, сохраняй спокойствие. Дыши!

Петр даже не поверил, что услышал от чудовищного гаишника именно эту фразу. Не стремясь разбираться в чужих странностях поведения, он метался взглядом по сторонам, ища выхода…

Проход! Слева!

Он кинулся туда, и тут же ощутил сильный и острый удар ниже спины. Его бросило на стену, он прокатился боком, вскочил и снова побежал по темному коридору, с возмущением осознавая, что его боднули рогами. За спиной раздался рев и громкий топот.

Петр добежал до следующей двери и попал в ту же комнату, со столиками, лошадкой и сбитым жирафом. Беспомощно оглянулся назад, преследователь был уже в дверях.

Петр дернулся в другую сторону, увидел проход в туалет, кинулся туда и снова ощутил сильный и очень болезненный удар рогами в ягодицы. Он проскользил лицом по кафельному полу и, теряя сознание от отчаяния и боли рванул первую попавшуюся дверь, то ли кабинки, то ли саншкафа.

Снова оказался в коридоре.

Поворот, поворот, развилка, снова поворот… тупик!

Петр повернулся, прислонился лопатками к крашеной стене.

Гаишник медленно наступал, сверкая темными глазами. Голова его была совершенно бычьей, остатки формы исчезли, открывая мощное тело, покрытое густым жестким волосом, сзади покачивался бычий хвост. Крупные кулаки сжимались и разжимались, как будто перемалывая чье-то тело.

У Петра же ниже поясницы все болело, как единый синяк.

Бежать было некуда. «Если это конец», – подумал Петр, – «то бояться уже нечего».

– Ну чего надо? Чего хочешь? – тяжело дыша выпалил он.

– Нет! – огрызнулся Минотавр. – Это чего ты от меня хочешь? Это же твой сон!

– Как сон? Почему сон? – хрипло вырвалось у Петра.

– Конечно! Докажем силлогически! – с веселым спокойствием предложил Минотавр. – Сон разума рождает чудовищ. Я чудовище. Значит, твой разум спит!

Петр помотал головой. Что-то в этом построении было не так.

– Не-е-ет, неправильный это силлогизм, – сообразил он, – это значит, что ты порожден сном разума.

– Душой не криви! – хохотнул Минотавр и расслабленно шагнул вперед.

Петр тут же воспользовался шансом, который ему представила эта расслабленность. Он согнулся, кинулся под рукой Минотавра и помчался по коридору. Сзади раздался возмущенный рев.

Он надеялся добежать до выхода из здания, но того все не было и не было. Вместо этого тянулись полутемные коридоры, предлагая ему то тупики, то развилки, то двери в комнату с наездом на жирафа.

На крашеных до половины стенах мелькали веселенькие звери из мультиков. Детям их широкие улыбки должны были казаться милыми. Но на бегу, в полумраке они виделись Петру издевательскими. Глумливо скалился волк из «Ну, погоди!», гаденько ухмылялся заяц и даже ежик из тумана смотрел с обидной поддевкой.

Грудь разрывало от сбитого дыхания, сердце гулко молотилось, а боль в ягодицах была все сильнее и сильнее. В то же время все ближе был топот Минотавра за спиной.

Выхода не было.

Снова увидев дверь, Петр ворвался в комнату и остановился. Услышал, как сразу же за ним вбежал Минотавр.

Петр лихорадочно огляделся. Что еще он тут не пробовал? Дверь в туалет, кухню, коридор… все не то! Где еще двери?

Вон! Маленький шкафчик! У него есть дверцы!

Петр настолько отчаянно перебрал все варианты, что уже был уверен – никакого другого выхода нет.

Минотавр заметил его взгляд и тут же прыгнул вбок, перегораживая путь.

Теперь он оскалился, поскреб ногой пол, сжал кулаки и наклонил голову. Кончики рогов смотрели прямо на Петра.

Бежать было некуда. Отступать уже тоже.

Петр стиснул зубы, подобрался и бросился вперед сам.

Дверца шкафчика открылась, и он провалился в какое-то новое помещение. Тут пахло побелкой и было тихо. Совершенно тихо. Не было слышно ни топота, ни рева.

Петр не вставая привалился к стене и перевел дух.

Открыв глаза, он увидел перед собой приоткрытую дверь, возле которой был приколот канцелярской кнопкой-гвоздиком листок:

Экзамен по нити Ариадны

Первому, сдавшему на «отлично» – льготный выход из Лабиринта

Петр скупо улыбнулся и подобрался. Встал, еще раз изучил объявление. Все верно – «льготный выход из Лабиринта».

Заглянул в дверь.

За нею была большая поточная аудитория, амфитеатром спускающаяся к кафедре и столу преподавателя внизу.

На стене за столом висела огромная классная доска, на которой был тщательно нарисован мелом скрученный спиралью Лабиринт. В боковой стене слева горел камин, в котором над почти прогоревшими дровами висел котел с каким-то варевом. Сам преподаватель, сгорбленный, в клетчатом пледе до пола, стоял сейчас рядом с ним и помешивал огромной поварешкой.

Достал ее, налил в круглую чашку, потянул носом, отпил, крякнул.

Не уверенный в том, что видит, Петр просунул в дверь голову. Дверь скрипнула, и преподаватель, как-то сразу целиком повернувшись, ухватил его взглядом за толстыми очками:

– А-а-а-а, Фесеев! Отважились пожаловать? М-мн-ну, сделайте м-м-милость, спускайтесь, – скрипуче прокряхтел он, протянув звуки «н» и «м».

Нерешительно, Петр вошел в аудиторию и стал спускаться. По рядам сидели редкие студиозусы, все в форменных курточках, со стриженными затылками. Все уткнувшиеся носами в листки, вертя в пальцах карандаши.

– Берите задание, – предложил преподаватель, тоже добравшийся до стола, пока Петр спускался.

Петр потянул листок, перевернул и обнаружил скорее тест, чем билет для ответа.

«При любой ситуации в Лабиринте вы должны:

1) 

пойти направо,

2) 

пойти налево,

3) 

убегать от Минотавра

4) 

шапку ломать перед Господином нашим Государем Минотавром,

5) 

бороться и искать, найти и не сдаваться,

6) 

найти себе оправдание,

7) 

поступить согласно внутреннему императиву действия.»

Он глянул дальше, прыгая от вопроса к вопросу, не дочитывая до конца:

«Вывезя Ариадну из Лабиринта вы должны:

1) 

оставить ее на острове,

2) 

принести в жертву Посейдону,

3) 

жениться как честный человек,

4) 

вы не такой, вы ждете трамвая…

5) 

…»

Не дочитывая, Петр посмотрел на преподавателя.

– Мн-н-ну что же вы, – опередил его тот, потерев верхней губой о нижнюю на звуке «н». – Отвечайте!

– Тест отвечать? Вот так, сразу?

– М-м-мн-ну, а к чем-м-му тянуть? – снова потер губами преподаватель.

– Подготовиться надо! – пожал плечами Петр.

– М-мн-ну… как хотите. Готовьтесь. Пока у остальн-н-ных приму, – улыбнулся как будто одними очками преподаватель.

Петр оглянулся. Студиозусы за столами вели себя заметно живее. Они с лихорадочным азартом чиркали карандашами по листкам, списывая друг у друга и швыряясь шпаргалками.

«Первому, сдавшему на «отлично» – льготный выход…», – вспомнил Петр и решительно повернулся к преподавателю:

– Нет, мне первому надо, – и тут же понизил голос, – и обязательно на «отлично»!

– М-мн-ну и отлично! Присаживайтесь, отвечайте!

Преподаватель показал рукой на стул, хотя сам остался стоять. Петр поглядел на него, на бумагу с тестом.

«Если будут искать добровольцев для отправки на Крит в жертву Миносу, вы должны:

1) 

вспомнить, что у вас молоко убежало,

2) 

отсель грозить шведам,

3) 

раскочегарить пламенный мотор,

4) 

поступить, как не можете иначе,

5) 

вам нельзя, у вас и справка есть…

…»

Подумал о жене, дочке, магазине, деньгах на лицей…

– Да я же не знаю, – преодолевая неловкость, еще более заговорщицким тоном сказал он.

– Мну как же, как же? Ком-м-му же знать, как н-не вам? – опешил преподаватель.

– Не готовился, – сознался Петр. – Но мне нужен льготный выход. Я здесь случайно, понимаете? Мне этот предмет не пригодится никогда вообще в жизни! Для меня это пустая формальность!

– Как же вы м-м-можете так? Этот экзам-мен вы ведь и сдаете по знан-нию пути на выход! Как же м-мне пригодится?

Петр умоляюще глядел на него.

– Голубчик! Вы обязан-ны отлично зн-нать эти правила. Мну же, какие вариан-нты н-не встречают вашего внутрем-ннего сопротивления?

Петр покосился в тест.

«Если придут немцы-фашисты, вы должны:

1) 

выдать военную тайну и потребовать свою корзину печенья и бочку варенья,

2) 

размазывать сопли,

3) 

достать из багажника дубину народной войны,

4) 

ой, все!

…»

– А если я ошибусь? Тогда все? Тогда я тут надолго? – Петр прижал верхнюю губу зубами.

– М-н-ну комн-нечно! – с восторгом всплеснул руками преподаватель, отхлебнул из кружки своего подозрительного варева и вдохновенно продолжил. – Изучение, курсы, переэкзаменовка, чрево кита, полоса препятствий, перипетии…

Петр представил себе это и почувствовал, как вспотели ладони.

– Поэтому мне надо сразу! Ну же, пожалуйста! Что вам стоит? Давайте договоримся? Чем я могу вам? – он похлопал себя по пустым карманам, огляделся. – Вам дров наколоть, воды натаскать?

Преподаватель смотрел на него сквозь очки с растерянной, близорукой беспомощностью.

– Может быть отделить вам рис от гречки по зернышку? –выпалил Петр, заметил песок на полу и отчаянно добавил. – Уборку сделать, песок собрать?

– Ой, что вы, голубчик! Это от м-моего устоя сыплется, – посетовал преподаватель и поднял подол своего пледа.

Под пледом вместо ног обнаружилась сильно изношенная невысокая колонна, игравшая роль цоколя. Преподаватель оказался поясным бюстом.

«Дорический ордер», – машинально подумал Петр, отметив капитель простых очертаний.

– Обратн-но н-не приставишь, – продолжил преподаватель и махнул рукой, опуская плед обратно, – Н-ничего, вы потом-м н-новоделом, корин-нфским, зам-м-мените!

– Пожалуйста! У меня дочка, жена, работа! Войдите в положение! Мне некогда было учить! Пожалейте! – взмолился Петр.

– А и пожалеем! – могучий голос заполнил всю аудиторию. – Боднем!

От дверей спускался Минотавр. С каждым его шагом студиозусы со звонким чпоканием превращались в маленьких минотавров и сливались с ним самим, отчего он становился больше и больше.

– Да за что?! – возмутился Петр. – Что я сейчас-то нарушил?!

– Ой, поглядите, он не знает! – услышал он от преподавателя совсем другой голос, обернулся и обнаружил, что лицо того вытянулось, ноздри раздались, нос стал влажным и плоским, а на лбу заострились рога.

Петр на миг замер от удивления, оставаясь спиной к спускающемуся Минотавру, и сильнейший удар в ягодицы швырнул его вперед, прямо в классную доску.

Он протаранил ее лбом, пребольно ожегшись, упал на бетонный пол, покатился, но все-таки тут же вскочил на ноги и побежал прочь что было сил.

Петр бежал несколько минут, пока не решил, что никто его не преследует. Сменил бег на шаг, огляделся. Полутемное помещение с низким потолком на колоннах в облупленной штукатурке и бетонным полом казалось какой-то бесконечной парковкой под торговым центром. Колонны рядами тянулись и пропадали в темноте. Не было видно ни стен, ни указателей. Только изредка попадались плохо работающие лампы.

Надо было выбираться, надо было куда-то идти. Но куда? Если раньше Лабиринт ограничивал его стенами, то теперь все пути казались открытыми. Идти можно было куда угодно, но окажется ли там выход – непонятно.

Петр повертел головой и махнул рукой наугад. А потом пошел прямо туда, решив не сворачивать. Куда-то он так точно должен был выйти.

Он очень устал от бега. Ноги отказывались двигаться, болели израненные ягодицы, горело в груди, во рту чувствовался привкус железа. Он был уже очень голоден, но еще больше терзала жажда.

Он шел верные полчаса все по той же парковке, но ничего не менялось. Не раз и не два уже казалось, что он не верно выбрал направление. Вероятно, стоило пойти в другую сторону. Хотя бы попробовать. Но Петр отчаянно держался за принятое решение.

Спустя около часа послышался звук откуда-то сбоку, низкое урчание. Ниже спины заныло. Однако, он сжал ягодицы и остался на месте. Скоро там, откуда доносился звук, появился свет. Он приближался, и стало видно, что это две круглых фары.

Наконец, Петр разглядел неказистый микроавтобус. Его так трясло на разбитой подвеске, как будто он хромал на три колеса из четырех.

Микроавтобус подъехал, остановился. Под лобовым стеклом был криво прилеплен скотчем листок «на выход». У Петра застучало сердце.

Стекло со стороны водителя было опущено, сам водитель высунулся наполовину наружу. Мордатый, с пирсингом в носу – кольцом.

– Ну чего, садишься? – весело спросил он, сверкнув крупными зубами.

– В какую сторону едете? – на всякий случай уточнил Петр.

– А вон! – водитель махнул рукой прямо по ходу движения.

Петр поглядел. Это не совпадало с тем направлением, которое он наметил и которому следовал. Он отступил на шаг и помотал головой:

– Н-не-е. Не поеду. Мне туда!

Водитель сурово глянул на него исподлобья, поторопил:

– Ну!

Петр был уверен, что ему в другую сторону. Он еще раз помотал головой и еще раз показал рукой – туда.

Водитель грозно повел бровью и вдруг расхохотался:

– А молодец! Не сдался! Туда едем, туда! Садись!

Петр обошел микроавтобус, потянул дверь. Из салона пахнуло жаром. Внутри была только пара лавок вдоль бортов. Замызганных, оборванных, пыльных. На полу валялись какие-то детали, ящики и запаска.

Однако, он так устал, что уже не обращая ни на что внимания вошел и сел. Микроавтобус тронулся, сиденье больно ударило в ягодицы, но Петр с наслаждением вытянул ноги.

Однако, расслабиться не удалось. Не прошло и минуты, как водитель весело крикнул:

– Следующая остановка, бабуль сажаю. Ты уж вставай, уступи место!

Петр от возмущения сжал челюсти. Как так!? Измученный, израненный, он только сел! Первый место занял! И теперь должен уступать?

Он наткнулся взглядом на очки на полу. В толстой оправе, с выпуклыми, как шары, стеклами. Такие, наверное, уже инвалиды по зрению носят. Повинуясь мгновенному желанию, он подхватил их и нацепил на нос.

Микроавтобус остановился, дверь распахнулась, и в салон и впрямь залезли старушки. Было их много. Они мигом заняли все лавки и только одна осталась стоять. Все охали, все причитали. У всех что-то болело. Все они были в буреньком или пятнистом.

Петра кольнула в груди неловкость, позыв встать и уступить, но возмущение тут же затмило его. Он поплотнее прикрыл глаза, прикидываясь спящим. Стоящая бабушка никуда не девалась, стояла над ним.

– Ох ты глянь, бурушки! – слышал он вокруг себя.

– Ой, такой большой, а сидит.

– Глаза еще закрыл, спит! Посмотри-ка на него!

– Сытый небось!

– Бабушку-то-бурушку не жалко. Бабушка-бурушка ножки била, везде ходила, травку мяла. А теперь стоит-мучается, а он рассиживается!

– Ой нет, бурушки, гляньте, очки-то какие, толще нашего.

– Он, идет-так, инвалид.

– Ну и слава богу!

Почувствовав, что старушки переключились снова на свои болячки, Петр расслабился, но вновь ненадолго. Микроавтобус трясло, больно било сиденьем в ягодицы, и жара все усиливалась. Пот ручьем катился по лбу на брови, глаза, скатывался по щекам, за шиворот. Но ни отереться, ни даже открыть глаз было нельзя – старушки раскусили бы его.

От жары еще больше хотелось пить, и разговоры старушек крутились тоже вокруг жары и жажды. Но приходилось терпеть.

Наконец, микроавтобус остановился.

– Готово! – провозгласил водитель. – Конечная!

Петр качнулся, но испугался разоблачения и пропустил миг, когда мог бы «проснуться», если бы впрямь был спящим. Подумал, что вот старушки сейчас выйдут, и он «проснется» от суеты.

Но нет. Старушки сидели.

Петр тоже сидел.

– Ой, а мы-то? – вдруг загалдели старушки, – нас-то до Елисеевских довезешь?

– Конечно, бурушки! – отозвался водитель. – Пассажир только выйдет, у него билет досюда.

Все замолчали и уставились на Петра. Он открыл глаза, встал. Старушки смотрели на него и молчали. Стоявшая старушка протеснилась за ним и села на освободившееся место.

Он пошел к выходу, обливаясь потом и неловко переступая через грязный хлам на полу.

– А вот кто хотел воды? Есть один стаканчик! – провозгласил водитель, просунувшись через окошко в салон.

Петр обнаружил перед собой воду, схватил, жадно выпил и лишь тогда понял, что больше нет. А старушки есть. Они смотрели на него и молчали.

Он с хрустом смял стаканчик в руке, сгорбился и полез наружу.

Старушка, что сидела с самого края, сунула ему в руку завязанный синий пакет:

– Ой, внучек! Пойдешь стаканчик выбрасывать и мой мусор захвати!

Петр молча вылез из микроавтобуса. Сразу увидел неподалеку мусорную кучу. Подошел.

В центре кучи стоял контейнер с открытой крышкой. Совершенно пустой. А кругом его было навалено полно пакетов и разного мусора. Петр разозлился.

Что ж это за скотство, накидать мимо, так что к контейнеру не пройти?

Кинул свой стаканчик, целясь в контейнер, но легкий пластиковый комок не долетел. Петр разозлился еще больше.

Он швырнул перед собой мешок старушки, тот упал в середину кучи и скатился под ноги. Взбешенный, на мусор, на старушку, пнул пакет, тот разорвался и разлетелся вокруг.

Петр резко развернулся, чтобы идти прочь и обнаружил, что микроавтобус все еще стоит, и все старушки смотрят на него.

Водитель на своем месте довольно скалился.

– Ну… нам-то на Елисейские, а тебе-то тут еще мучиться! – удовлетворенно сказала крайняя старушка, дверь захлопнулась и микроавтобус укатил.

Петр шагнул назад, словно пытаясь ногами выйти из сложившейся ситуации, и тут же сильнейший удар подбросил его вверх. Удар был такой сильный, что он подлетел чуть не до потолка, задел лампу, грохнулся снова на бетонный пол.

Теперь уж не было никаких сил подхватиться и бежать. Он только перевернулся и беспомощно посмотрел на Минотавра. Тот стоял над ним на четвереньках, огромный, бугристый, с поднимающимся горой загривком, могучими ногами.

– Что?! – возмутился от обиды Петр. – Так сильно из-за такой мелочи?

– Какие уж тут мелочи? – хмыкнул Минотавр и мотнул рогами в сторону мусорной кучи. – Гляди, сколько накидали!

Петр попытался встать, но смог лишь привалиться к одной из колонн.

Минотавр сделал круг, вставая перед ним, и вдруг заметил клочок чахлой травы, пробивающейся из-под колонны. Жевнул его, прислушался к ощущениям.

– Ого! Чего покажу! – сказал он и озорно глянул на Петра. – Слышал, как мычит корова, на обычном поле?

– Да неужели! Эта старая шутка? – дернул головой Петр. – Ну-у?

– Не «ну»! – поправил Минотавр и очень натурально показал. – Му-у-у-у-у-у!

Петр хмыкнул.

– А как мычит корова на конопляном поле? – продолжил Минотавр.

Петр продолжал осуждающе смотреть.

– Во как! – Минотавр ничуть не смущаясь затянул, – Му-у-у-у-у-у-у-у-ххххахахааа! Му! Хахахахаха! Му, му, муууу!!! Хахаха! Хихихи! Хаха! Муу!!! Хахаха!!! Мууууууу!!!!

Он куражился и куражился, смеясь взахлеб, повторяя нелепое «му» и приходя от этого в еще больший восторг. Как будто издевался над высмеиванием своего бычьего уродства, забавлялся от самого факта присутствия в нем коровьей природы.

Продолжая выкрики и смех, Минотавр совсем перестал обращать на Петра внимание. Тот поднялся, повернулся спиной и пошел прочь. Там впереди был свет, кто-то толпился и что-то раздавали.

Выход был перегорожен огромными стальными воротами, запертыми на гротескный засов и ржавый амбарный замок метра полтора, наверное, в диаметре. Возле замка мелом было крупно намалевано:

Заперто. Ключ у Пятачка, Пятачок в отпуске.

Ждите!

У ворот толкались какие-то блеклые люди-тени. Большей частью они располагались сидя и лежа у колонн и у стены небольшими группками.

Когда Петр подошел ближе, среди ожидающих возникло некоторое оживление. Слева от ворот открылся ряд небольших окошечек, над которыми загорелось табло:

Выдача пряников и слонов. Только сидельцам Лабиринта от 7 дней и выше.

Строго от 7 дней. Даже если очень надо, все равно от 7 дней.

К окошечкам потянулись люди-тени, держащие на виду бумажки, на которых взгляд Петра то и дело выхватывал: «СПРАВКА О 7 ДНЯХ».

Он почувствовал еще более острый приступ и голода, и жажды. Однако судя по объявлениям, перспектив поправить положение не было. Отчаянно оглядевшись, он заметил сбоку подозрительного типа с табличкой «ПОДДЕЛЬНЫЕ СПРАВКИ. ДОРОГО». Тип имел жесткие темно-рыжие кудри, въедливо щурил глаза и беспрерывно двигал челюстью – жевал жвачку.

Сомневаясь, что делает то, что нужно, Петр подошел. Тип осклабился, обнажив крупные плоские зубы. Подтвердил:

– Все как в объяве. Справки липа. Но натуральная, не придерутся, хавку и пойло выдадут. Денег неси.

– Сколько? – уточнил Петр.

– Много! – хохотнул тип.

Петр пошарил глазами по сторонам. Тут же рядом с типом размещалась доска объявлений с заголовками «Требуются»:

Чистка полов и сантехники зубной щеткой.

Оплата: треть от много денег.

Швырять говны лопатой.

Оплата: треть от много денег.

Очищение авгиевых конюшен.

Постоянная работа.

Оплата: почти много денег, в конце месяца.

Аванс не предусмотрен.

Разгребание кучи мусора

(у входа, сами накидали).

Оплата: треть от много денег.

Петр снова почувствовал отчаяние. Тип опять осклабился и кивнул куда-то в сторону. Петр проследил взглядом и увидел у дальней колонны одного из людей-теней. Тот сидел на полу обнимая руками колени, держа в сжатом кулаке пачку каких-то денег. Крупную пачку. Петр не сомневался, что она подходила под определение «много денег».

Подошел, присел. Человек-тень слегка покачивался из стороны в сторону, тупо глядя перед собой. По его щекам скатывались редкие слезы.

– Привет! – позвал Петр, дождался, пока тот повернется к нему и продолжил. – Мне очень нужна помощь – деньги, купить справку и получить еду. Можете мне одолжить?

Петр протянул руку к пачке, но тот сжал ее в кулаке так крепко, что она задрожала.

– Н-не! Н-не надо! – пробормотал человек-тень. – Н-не получается! Н-ничего не получается! Д-два раза пробовал, н-не дают. Н-не получается! Е-еще раз пр-ровалюсь, погибну!

Петр молчал, пытаясь разобраться. Тот вдруг повернулся к нему всем корпусом:

– По-о-омоги! С-скажи как сделать, чтобы получилось?

Петр снова не ответил, не понимая, чего от него требуют.

– Я за-а-аплачу! Вот! – человек-тень потряс пачкой денег.

– Да я сам не знаю! – удивился Петр и усмехнулся. – только гадать могу.

– М-можешь? – воодушевился человек-тень. – И с-сработает? Если с-скажешь, что сработает, я тебе денег дам! Во-о-от видишь деньги?

Петр поежился, прикусил губу. Лгать этому человеку онсовсем не хотел. Но тот так просил о помощи, как будто сам уговаривал обмануть себя. «В конце концов», решил Петр, «если я внушу ему уверенность, от этого ему будет только хорошо. И копаться в мусоре и нечистотах не придется».

Он попросил у человека-тени одну банкноту, свернул ее и спрятал в кулак за спиной:

– Гадаем! Если угадаешь, в какой руке, то все у тебя получится! Сосредоточься. Почувствуй, в какой руке?

Человек-тень нахмурился, напрягся и несмело ткнул вправо. Петр за спиной переложил бумажку и радостно показал:

– Угадал! Молодец! Теперь у тебя все получится!

Человек-тень просиял, тут же протянул Петру несколько банкнот:

– С-спасибо!

Петр взял бумажки. Это явно не было «много денег». А у человека-тени в руке было именно «много». Да и тот по-прежнему тянул первые звуки в словах. Значит, от неуверенности так и не избавился. Надо было придумать что-то большее. Провести какой-то ритуал.

– Слушай, – сказал Петр, – давай проверим, как получилось. Угадывай еще раз!

Он снова заложил руки с банкнотой за спину. Человек-тень уверенно и быстро ткнул и, конечно же, «не угадал».

– Может быть на тебе сглаз? – предположил Петр.

– Да! Точно сглаз! – обрадовался человек-тень.

– Могу снять, – предложил Петр.

Человек-тень горячо закивал. Петр начал:

– Закрой глаза, представь, что ты погружаешься в другой мир… приходишь вот туда, где у тебя не получается… представь, что снова делаешь… и вот у тебя снова не получается… тебе мешает сглаз… сейчас я сниму его, будет неожиданно и больно… но ты не открывай глаза, главное не открывай глаз, а то ничего не получится!

Петр, не щадя, хлопнул открытыми ладонями по ушам человека-тени. Тот вздрогнул, зажмурился, из глаз его потекли слезы.

– Держи контроль внутреннего взора! – почти наорал на него Петр. – Ну! А теперь пробуй еще раз, чего ты там пытался делать – у тебя все получится! Делай! Получилось! Поднимай свои веки.

Человек-тень открыл слезящиеся глаза, огляделся, как будто увидел все заново.

– Получилось, – проговорил он.

– Проверим! Угадывай! – Петр спрятал кулаки за спину.

– Тут! – ткнул человек-тень.

Петр перекинул бумажку и торжествующе показал ее:

– Все! Сглаз снят!

– Ой, спасибо! Спасибо тебе! – человек-тень ткнул пачку банкнот Петру. – Спасибо! Больше ничего делать не буду! Готовиться не надо! Переделывать не надо! Главное – сглаз снят!

Он вскочил и побежал куда-то к стене.

У Петра заскребло что-то внутри, но он сжал пачку денег и не решился звать и останавливать человека-тень. Вместо этого встал и подошел к подозрительному типу.

Тот не переставая жевать, раздвинул губы то ли в улыбке, то ли в оскале:

– А ведь очень тяжело быть хорошим человеком, когда ты плохой.

Петр протянул пачку. Тип принял ее и тут же швырнул в воздух. Только теперь Петр заметил, что это были деньги из настольной игры, вроде «Монополии». Он совершенно упал духом, понимая, что вся афера была ни к чему.

Тип завороженно смотрел как бумажки кружились в воздухе, проводил взглядом каждую, пока самая последняя не упала на пол. Петр, опустив плечи, отвернулся чтобы уйти.

– Эй! – позвал тип. – Справку на! Все по-честному!

Петр сам не веря своему счастью схватил бумагу и поторопился к окошкам. Пока он шел, на табло появилась новая надпись:

Количество ограничилось. Хватит только десятерым.

Люди-тени в очереди закачались, заволновались, но никто не покинул своего места. Очередь единой нитью доходила до стены и лишь там каждый покидал ее, подходя к освободившемуся окошку.

Петру было жалко их всех. Однако он должен был вернуться, должен был дождаться открытия дверей, выйти из Лабиринта, обнять жену и дочку, которые, наверное, уже били тревогу и искали его по всему городу. А для того надо было выжить здесь, не погибнуть от голода и жажды.

Он прошел вдоль всей очереди и встал к ближайшему окошку за стоящим у него человеком-тенью, создавая новую очередь.

Петр с удовлетворением отмечал, что люди-тени по одному начали следовать его примеру. Довольно быстро из единой очереди образовались отдельные к каждому окошку. Люди-тени толкались и ссорились.

– Лучше бы как вчера, люлей раздавали, – послышался возмущенный голос. – Больно, зато всем досталось!

Окошко перед Петром, наконец, освободилось, и он сунул туда свою справку.

– А вот хрен тебе! – вдруг прогремело на всю площадь перед воротами голосом Минотавра. – Вот тебя птичка обломинго в темечко клюнет. Не жареный петух, но тоже бодрит!

Петр обернулся, ревел давешний подозрительный тип. Он поводил плечами, мощные дельтовидные и трапециевидные мышцы бугрились над плечами. Из его рыжих кудрей смотрели на Петра концы острых рогов.

– Да если бы не я, они бы сами очередь нарушили! Вон уже встали! – оправдался тот.

– Не волнует! – отрезал Минотавр, упираясь для разгона и прицеливаясь. – Ну! Стой ровно! Душой не криви!

Он скребнул ногой по бетону, оттолкнулся и понесся вперед, все набирая скорость. Люди-тени мигом раздались в стороны.

Петр бросил взгляд вправо, влево. Укрытия не было нигде, а острые рога все приближались.

Петр ухватился за окошко, подпрыгнул и быстро, как только мог, протиснулся внутрь. Едва он свалился на пол по ту сторону, как стена содрогнулась от удара.

Он вскочил, заполошно заозирался. Люди-тени по эту сторону тоже заметались, размахивая бумагами, пакетами, роняя со столов вещи. Только в дальнем углу этого помещения он увидел нескольких человек с тарелками. Эти никуда не метались, обедали едой из вскрытых пакетов с печатями.

– Где отдел кадров? – горячо спросил Петр у ближайшего человека-тени. – Тоже на спецпаек хочу!

Ему указали на дверь в дальней стене, и он что было сил побежал туда. Когда он схватился за ручку, стену с окошками сотряс еще один удар. Раздался рев Минотавра, громкий как морская сирена, и Петр нырнул в дверь отдела кадров.

Кабинет у него был маленький и от появившегося посетителя было тесно и неудобно. Посетитель сутулился, мерз и кутался в ветхий свитер. Посетителю нужны были теплые перчатки.

Перчатки у Петра были. Однако продать их он не мог. Вдруг бы они понадобились нужным и важным людям? Тогда Петр мог остаться без спецпайка.

Однако, и отказать он не мог. Тогда он тоже мог остаться без спецпайка. Об этом прямо и крупно было написано на стене за спиной посетителя:

НИКАКИХ ОТКАЗОВ!

БОЛЬШОЙ БЫК ВИДИТ ТЕБЯ!

Под лозунгом красной краской были выведены воловьи глаза под изогнутыми рогами.

– Вы же перчатки будете с верхней одеждой носить? – неискренно улыбался Петр. – Вы приходите с этой одеждой. Подберем вам подходящие.

– Да вы издеваетесь! – выкрикнул посетитель. – Только что был у соседнего стола! Я и унитаз им приносил уже, и задницу показывал, а туалетной бумаги как не было, так и нет!

– Ну, успокойтесь, – поморщился Петр, – давайте без старых анекдотов, пожалуйста.

Посетитель потупился, сжал пальцы левой руки пальцами правой. Опустил голову. Стало видно, что на затылке у него прорисовывалась плешь.

Петр покосился в угол кабинета, где лежала стопка заявлений и табличка:

Бланки заявлений на льготы для лысых и лысеющих

Если бы посетитель заполнил бланк, Петр был бы обязан выдать перчатки. В груди защемило сочувствие к посетителю. Но спецпаек…

– Обязательно подберем! – вернул Петр посетителя к предыдущей мысли. – Все по протоколу. Вы же знаете свои права.

Посетитель покивал, понуро прошел к выходу из кабинета. Вышел.

Петр облегченно вздохнул, глядя на стену перед собой и обнаружил, что нарисованные воловьи глаза мигают. Раз, другой… под ними проявился нос, кончики рогов заострились…

– Хе-е! Истязать тебя будем… – довольно потирая руки сообщил Минотавр, полностью выйдя из стены.

– Что, серьезно? – опешил Петр.

– Совершенно серьезно!

– Может, хоть с шуточками? Как обычно? – предложил Петр.

– Да какие уж тут шутки? – прянул ушами Минотавр. – Готовсь, дружище, сейчас у тебя с конца потечет!

Петр опрокинул на него стол и метнулся к выходу.

Он не раздумывая проскочил поворот, рванул по кривой дальше, мимо дверей, сквозь арку, выскочил на галерею просторного фойе, замешкался и тут же получил крайне болезненный удар в ягодицы. Его бросило вперед, через парапет. Он упал этажом ниже, на полированный пол, лишь чудом избежав травм и тут же поднялся – по лестнице уже мчался вниз Минотавр.

Петр увидел маленький столик с дверцей под ним и кинулся к нему. Он почти протиснулся через нее, как понял, что застрял. С ужасом от ожидания боли он замер, и удар последовал.

Сильнее его никогда в жизни еще не били. Он даже на несколько мгновений потерял сознание от боли.

Ощущения ниже спины были чудовищными. Это невозможно было терпеть. Можно было лишь беспомощно кататься по грубым толстым доскам пола и стонать. Однако Минотавр должен быть уже близко, нужно было бежать, что было сил бежать.

Цепляясь за стены, сложенные из грубо отесанных валунов, Петр поднялся и заковылял прочь. Преодолевая боль, усталость измученных ног, голод и жажду он старался идти все быстрее. Ему все время слышался сзади громовой топот и рев, он весь сжимался и старался ускориться.

Изогнутый коридор, поворот за поворотом будто бы спускался вниз и ниже становился сводчатый как в каком-то подземелье потолок. Развилок не было. Страх же все нарастал. Петр явно двигался слишком медленно, чтобы надолго оторваться. Ему обязательно нужно было найти укрытие.

Взгляд цеплялся за каждую мелочь, но ничего подходящего не попадалось.

Петр был уже в полном отчаянии…

Дверь!

Дубовые доски, окованные железом, крупные валуны, обрамляющие дверной проем – то что надо!

Неподалеку прямо из стены в выложенный камнем желоб бил ключ. Как раз сейчас из него набирала воду в деревянное ведро по-деревенски одетая женщина. Она выпрямилась и повернулась: стройная, с большой грудью и огромными темными глазами за невероятно длинными ресницами.

– Можно воды? – тяжело выдохнул Петр.

– А то так есть хочется, что переночевать негде? – хихикнула женщина.

– Ночевать не надо, – замотал головой Петр. – Только спрячь меня, пожалуйста!

Женщина окинула его взглядом, придвинулась ближе, улыбнулась:

– Можно. Только… у меня всего одна кровать…

Петр тут же подумал о жене, такой непохожей во всем на эту женщину. Как далеко она была сейчас. И что она может узнать о том, что с ним было здесь?

Женщина смотрела на Петра и улыбалась.

Петр куснул верхнюю губу, затравленно глянул назад. Уже скоро здесь должен быть Минотавр с его острыми рогами. Еще одного удара Петр не переживет.

– Спрячь меня! – кивнул он.

Женщина приоткрыла дверь, он юркнул внутрь. Она скользнула следом и опустила железный засов. Петр подошел убедиться, что все заперто надежно, попробовал поправить засов, но смог его лишь совсем немного приподнять. Совершенно очевидно, что он был тут в безопасности.

Теперь только он огляделся. Комната была очень маленькой, настолько, что им было даже тяжело развернуться в ней. Но крайне уютной. Кровать с кружевными подушками и расшитым покрывалом, достаточно широкая, чтобы на ней можно было поместиться вдвоем в обнимку. Миниатюрная железная печка в углу. Крохотная батарея отопления на чугунных гнутых ножках. Маленькие столик и табурет, оба из толстого прочного бруса. Шкафчики и полки. Все было очень аккуратно, мило и нарядно. Тут не было окна, но царила атмосфера сытости и благополучия.

Петр перевел дух.

Петр закончил оттирать котел от сажи и поставил его на строго определенное место на полочке над плитой.

До возвращения Ариадны должно было оставаться еще довольно много времени. Он даже подошел к двери и прислушался, нет ли звука шагов. Все было тихо.

Выглянуть бы… Он взялся за засов, потянул его вверх, но тот даже не шелохнулся.

Покачав головой Петр решил, что время все-таки есть.

Он достал из ящичка под столом коробку, поставил ее на столешницу и извлек из нее полусобранные часы. Сел и очень медленно принялся за работу.

Он совершенно не торопился закончить сборку. Важно было просто продолжать. Как будто он дома с дочкой, как будто Аринка сидит рядом и очень довольно рассказывает ему, где и какая шестеренка должна стоять.

Легко лязгнула дверь, открываясь. Петр встал, чтобы встретить Ариадну. Она вошла, мягко опустила засов и передала Петру холщовый мешочек:

– Вот, опять гречка с рисом. Положи на место, потом переберешь, как обычно.

Он принял мешочек, и она обняла его, прислонившись своей большой грудью и щекоча его подбородок своими длинными ресницами.

– Опять собирал часы? – мягко спросила она, взглянув на стол.

Он коротко кивнул. Она вздохнула:

– Расплатишься сразу?

Петр снова коротко кивнул, убрал часы в коробку, повернулся к батарее и опустился на колени.

Ариадна застегнула на нем ошейник, пристегнутый цепочкой к трубе, поставила перед ним миску и вывалила в нее из консервной банки собачий корм. Петр наклонился, подхватил губами кусок и начал жевать.

– Ты даже не представляешь, как мне тяжело это делать! – пожаловалась она. – Но ты сам виноват! Как мне трудно видеть, что ты снова думаешь о каких-то посторонних женщинах!

Она всхлипнула и продолжила:

– Я только и делаю, что забочусь о твоей безопасности, о твоем уюте. А ты… каждый раз, каждый раз! – она еще раз всхлипнула. – Ну конечно! Чего еще от тебя ждать, кроме старых анекдотов?

Петр проглотил кусок и подхватил следующий.

– Сил моих уже нет… милый, я понимаю, что тебе это надо… но и мне все тяжелее. Давай вот как… за следующий раз мне придется не только пристегнуть тебя, но и отстегать плеткой. Хорошо?

Петр опустил голову, задумавшись.

Соглашаться с ее требованиями было все тяжелее. Однако он вспомнил коридор по ту сторону и бегущего по нему Минотавра и живо представил оглушающую боль в ягодицах.

– Ну? – поторопила она.

Петр покивал, не поднимая головы.

Ариадна вздохнула:

– Только… мне придется отстегать тебя заранее. Уже сейчас. Согласен?

Он снова покивал.

– Не слышу!

– Согласен, – проговорил Петр.

Он услышал, как она хлопнула дверцами шкафчика…

Рукоятью плети его подхватили под подбородок и сильно потянули вверх.

– Ну что же ты, подними голову, дружище, – сказал Минотавр.

Каким-то чудом тот помещался в платье Ариадны, не разорвав его на части.

Петр от испуга попытался вскочить, но тут же рухнул вниз, дернутый поводком. Он осознал, что заперт с Минотавром в тесном каменном мешке и затрясся.

– Как ты хорошо зафиксирован, – рассудил Минотавр, – одно удовольствие будет тебя боднуть! Но прежде плетка. Ты сам согласился!

Он хлестнул, и Петр потерял сознание от жгучей боли.

Очнулся Петр привязанным к стулу в мрачном помещении, вытесанном в скале. Каменный пол, сырой и холодный воздух. Где-то капала вода.

Минотавр перед ним покачивался на стуле.

– Сколько ж можно? – устало проговорил Петр.

– А ты как хотел? Тут иначе не бывает! Это же Лабиринт! Прямо так, с большой буквы «Лабиринт»!.. Лабиринт!!! – громко повторил Минотавр, прислушиваясь к отзвукам голоса, – место-то хорошее. Пахнет плохо.

Петр помотал головой, пытаясь собраться с мыслями.

– Может, тебя боднуть? Для ясности? – участливо поинтересовался Минотавр.

– Не-не! – тут же живо откликнулся Петр и посмотрел прямо на мучителя. – Отпусти меня, а?

– Да кто ж тебя держит? – делано удивился Минотавр. – Ты сам себе злобный буратина!

Петр глянул на руки и ноги и обнаружил, что и правда, они свободны. Тут бы встать и идти. Но куда?

– Может, и где выход покажешь? – осмелел он.

– Ой, да брось! Кому как не тебе знать дорогу! Душой не криви! – развеселился Минотавр.

Петр зло и требовательно смотрел на него.

– Ну чего дуешься? – удивился Минотавр. – Даже не знаю, что объяснять. Подходишь к развилке, выбираешь подходящий путь. Если пойдешь по подходящему, выйдешь. Если по неподходящему – бодну.

– Да как выбрать-то? – возмутился Петр.

– Ты что, крошка-сын? Не знаешь, что такое хорошо, а что такое плохо?!

– Что одному хорошо, другому каторга, – пробурчал Петр.

– Что тебе другой? Ты за себя решаешь!

– А может то, что хорошо для меня, навредит другому? – отмахнулся Петр. – Может я в душе преступник? Или тиран какой-нибудь?

– Ну это уж тебе знать, кем ты хочешь быть, кем не хочешь. Не поступай как тот, кем быть не хочешь и все… – пожал плечами Минотавр.

– Чего ты меня философией морочишь? Я тебя спрашиваю, как путь к выходу выбрать! – разозлился Петр.

– Ну чего ж ты сам себя путаешь, Лабиринт в себе носишь? – посочувствовал Минотавр. – Может тебя все-таки боднуть?

Петр хотел съязвить или ответить грубостью, но сдержался. Смотрел на морду минотавра, поросшую жестким рыжим волосом, влажный нос, который тот то и дело облизывал длинным языком, острые рога. Однако думал он о лицах жены, дочки. Ради того, чтобы вернуться к ним, он был готов на что угодно. Даже договориться с отвратительным мучителем.

– Покажи путь, – попросил он. – Я на что угодно готов. Что могу для тебя сделать? Что угодно! Умоляю!

– Ну-у-у… – печально протянул Минотавр и встал. – Все-таки боднуть…

Не дожидаясь удара и боли, Петр вскочил и бросился бежать.

Он углядел проход, нырнул в него, побежал корявым коридором, повернул, потом повернул снова. Едва прислушиваясь, он слышал сзади громкий топот Минотавра и бежал дальше. Все равно куда, лишь бы от Минотавра. Опасаясь его острых рогов, Петр уже избегал любых комнат и дверей.

Коридоры и переходы гнулись, сменяли друг друга и все тянулись в темноту. Петр выбивался из сил, переходил на шаг, ковылял, держась за стены и бежал снова, как только восстанавливал дыхание.

Лабиринт извивался и изгибался, как рога Минотавра. Скручивался вокруг Петра, постоянно уводя от любого выхода. И за каждым поворотом мерещился Минотавр.

Он бежал, останавливался, бежал, падал, вставал, снова бежал и так без конца по таким же бесконечным ходам и коридорам.

Лишь потеряв всяческое ощущение времени, пространства и даже собственного тела он как будто остановился. Завис в темной глухой пустоте.

Он даже забылся на какое-то время. Но лишь затем, чтобы очнувшись снова ощутить себя в пустоте, наедине с бьющимся желанием выбраться отсюда. Бессилие заставляло думать спокойнее, и он медленно перебирал все ситуации в Лабиринте. Искал другого выхода в каждой, но не находил. Как будто другого выхода не было. Но всякий раз он оказывался глубже и глубже в Лабиринте.

Вспоминал слова Минотавра, пытаясь разобраться, за что тот его наказывал. Что-то напоминала ему фраза мучителя – «Душой не криви!». Что-то крутилось в памяти.

Петр немало потрудился, пока, наконец, не вспомнил – примерно то же самое ему говорил отец. Учил поступать честно. Настаивал, что каждый всегда знает, верно или не верно будет поступить так или иначе. Знает, так ли поступает человек, которым сам хочет быть. Надо только не позволять себе оправдывать поступок неправильный. Не кривить душой. А то так и будешь мучиться –становиться одним человеком, а стремиться быть другим.

Вот отец эту красивое построение сам и разрушил, – злился Петр, – дал взятку, чтобы устроить сына в выпускные классы с углубленным изучением английского. Оправдывался, что это так нужно, пригодится.

– Не пригодилось! – от несдерживаемого гнева сказал вслух Петр.

Он ведь в итоге поступил на социологию, где английский совершенно не был важен.

Петр понял, что злится на отца, до сих пор не может простить ему той взятки.

А сам-то что?

Он вспомнил недавние поступки в Лабиринте. Как из боязни упустить шанс выбраться или выжить нарушал любые свои принципы… Совершал то, с чем сам был не согласен. Вспомнил намерение заплатить за лицей для дочки. Внутри стало горько и неприятно.

– Прости, папа… – прошептал он.

Петр все еще висел в пустоте, но понял, что стало легче. Думая теперь о недавних ситуациях в Лабиринте, он осознал, что уже не хочет больше бояться потерять надежду приобрести что-либо или чего-либо лишиться.

И почувствовал под ногами твердую поверхность. Он пошел вперед, и Лабиринт уже не изгибался, не предлагал развилок. Наоборот – расступался перед ним.

Петр улыбался и шел вперед. Он уже видел, что там его ждал Минотавр, но не останавливался.

– Вот смотрю на тебя иногда и думаю – и кому же ты такой красивый достанешься?.. – довольно заявил Минотавр, когда Петр подошел вплотную. – Или это я про себя?.. – он задумался, прислушиваясь. – Точно! Про себя!

Петр хмыкнул и смело сделал еще один шаг вперед, прямо на своего мучителя.

Минотавр с улыбкой посторонился, открывая доступ к маленькой двери. Рядом с ней было грязно, кто-то когда-то то ли мочился возле нее, то ли его рвало. Сама дверь была такой низкой, что проходить в нее надо было на четвереньках.

– Это же только для быдла проход! – воскликнул Минотавр, когда Петр опустился перед дверью.

Однако тот, нисколько не смущаясь и не боясь испачкаться протиснулся через нее.

За дверью было просторное чистое помещение, похожее на операционный зал в банке. Ряд столов для клерков поперек зала, скамейки для посетителей и стойки для заполнения заявлений по эту сторону и огромная надпись на стене по ту:

ОФОРМЛЕНИЕ НА ВЫХОД

Петр подошел к единственному клерку. Тот недовольно посмотрел и двинул толстенную стопку бумаги, добавив вредным голосом:

– Заполняйте!

Петр оценил толщину анкеты и удивился:

– Как?

Клерк ткнул на информационные стойки напротив:

– Там все написано!

Петр кивнул, взял стопку и пошел к стойкам.

Заполнение далось нелегко. Анкета была нудной, запутанной и казалась бесконечной. Ему пришлось призвать на помощь всю терпеливость и внимательность, чтобы не наделать ошибок.

Тем не менее он справился, поставил дату и подпись и вернулся к клерку.

Однако, когда ему оставался лишь один шаг до стола, клерк поднял табличку:

ПРИЕМ ОКОНЧЕН

– Вы что, как же так? – удивился Петр.

Клерк, кривя рот, дописал слово в бумаге перед собой, положил ручку, растопырил пальцы и потянулся:

– Мы писали, мы писали наши пальчики устали!

– Да что такое!? – воскликнул Петр. – Я же буду жаловаться, добиваться!

Клерк нагло ухмыльнулся:

– Взятку давать будете?

– Идите на хрен! – возмутился Петр.

– Грубить не надо, – еще наглее улыбнулся клерк. – Останетесь в Лабиринте навечно!

Петр смотрел сердито, стиснув кулаки.

– Ну что, дадите взятку? – уже безучастно поторопил клерк.

Петр усмехнулся и отступил:

– Не буду! – он поднял голову и звонко спросил. – Где у вас тут пропасть для честного человека?

Клерк показал концом ручки куда-то в сторону.

Пропасть была что надо. Вертикально уходящий вниз скальный обрыв, белесая дымка в глубине вместо дна, восходящий поток воздуха, бьющий снизу. Кажется, там внизу даже были видны парящие птицы.

Петр подошел к краю и засомневался. Стоит ли?

Страшно. Да и, как ни крути, не так уж сложно было до сих пор в Лабиринте. Приспособиться можно.

Он еще раз вспомнил, что тут приходилось делать, и его передернуло от отвращения. Оглянулся на клерка. Тот поднял брови, переспрашивая, не передумал ли Петр.

Петр подмигнул ему и отвернулся.

Встал на край, улыбнулся и шагнул вперед.

Ветер ударил в лицо, скала понеслась мимо него вверх, дымка стала быстро приближаться. Петр ощутил, что теперь, после шага в пропасть все стало легче.

Когда он погрузился в дымку, это ощущение только усилилось. Даже страх ушел. Будто он не падал, а летел куда-то вперед.

Дымка стала реже, расступилась, проявились неясные тени. Они приближались и выстроились двумя галереями по сторонам – статуи.

Они были разного размера и изображали разных людей: мужчин, женщин, молодых и пожилых.

«Отказался от подлога, хотя дочке нужна была дорогая операция» прочитал Петр на табличке под гигантской статуей.

«Всегда доносил фантик до урны» гласила табличка у фигуры поменьше.

«Интересно»: подумал он, «Эти герои разве знают, что в их честь тут стоит такое?».

– Нет, – прозвучал в пустоте голос Минотавра, – тут никого не бывает. И тебя не было.

Галерея закончилась, дымка на некоторое время сгустилась, а потом снова разредилась. Стала видна асфальтовая дорога под ногами. Она поднималась вперед и вверх, изгибаясь горбом виадука. Справа стал виден тротуар, слева двойная сплошная.

Дымка все раздавалась, впуская в поле зрения машины, дома. Он почувствовал в руках руль и тут же принял вправо, останавливаясь у бордюра.

В зеркальце заднего вида он нашел машину ДПС, она только сейчас выехала с перекрестка. Он вышел и помахал рукой. Она тотчас же свернула, припарковалась. Сержант Таврин вылез наружу, высокий, плечистый, несколько нескладный. Подошел к Петру:

– Что, еще сопроводить с мигалкой надо? – фуражка на нем покачнулась, как будто не прилегала к голове плотно.

– Не надо, – примирительно развел руками Петр. – Оформляйте лишение прав.

Сержант оторопел, махнул рукой:

– Чтобы я нарушил приказ начальника? Нет!

Петр запнулся, осознав, что даже если решил понести заслуженное наказание, это уже не так-то просто сделать.

– Постойте, – сообразил он. – У вас же нет Коринетовича в контактах, верно? Значит, звонок с приказом был с неизвестного телефона. Так оформляйте все как положено и сразу докладывайте начальству: неизвестные с неизвестного номера выдавали себя за начальника ГИБДД города, однако, вы проявили бдительность и не поддались.

– Слабенько, – скривился Таврин. – Нет уж, езжайте с миром.

Петр посмотрел ему прямо в глаза и спокойно сказал:

– Вы сами разве не хотите сделать все по закону? Чтобы порядок был на дорогах? – Петр выждал паузу и попросил. – Оформляйте.

Таврин посадил фуражку на голову поплотнее, достал бланк и приступил к делу. Петр отдал права и документы на машину, отошел в сторону, набрал номер начальника.

– О-о-о! А вот и Фесеев! – поднял трубку тот. – Давай, мы на галерее, вот у края. Я тебе машу, видишь?

– Нет, Прохор Филиппович, я не с вами.

– Да ты задрал уже не тут быть! Давай уже тут будь! – будто в шутку рассердился начальник.

– Не буду, Прохор Филиппович. Я не буду делать этот проект. И деньги эти проводить не стану.

– Это вот ты сейчас неаккуратно, Фесеев, – резко посерьезнел Растяга. – Начальнику нагрубил… Пацаны не поймут.

– Если грубо прозвучало, извини, – спокойно ответил Петр. – Но тут все предельно понятно.

– Больно ты борзый, Петя! Так легко не соскочишь. Я из-за тебя целого подполковника напряг! За это придется ответить.

– Конечно, отвечу, – кивнул Петр. – По всем долгам рассчитаюсь полностью. Но подложный проект делать не буду и ворованных денег не коснусь. Ты уж прости.

– Вот ты сука! – бросил Растяга и оборвал связь.

Петр тут же набрал дочке.

– Па-а-апа! – прозвенел ее голос.

– Да, Аринка. Я уже почти скоро буду. Полчасика. И поедем в магазин.

– Ур-р-ра-а-а! Мама! Мы все-таки поедем в магазин! Ура!

– Петя? – трубку перехватила взволнованная жена. – Что случилось? Ты же должен был ехать за деньгами?

– Все в порядке, милая, – улыбнулся Петр. – Сейчас мне оформят протокол на лишение прав, и я домой. За деньгами не поеду.

– Как лишение? Как не поедешь?

– Нельзя брать эти деньги. И я понял, что и давать их нельзя. Нельзя так поступать, – спокойно и уверенно ответил он. – Я себе этого не прощу. А потом еще и Аринка нам не простит.

– А если наоборот? – упавшим голосом спросила жена. – Не простит, что из-за нас упустила такую возможность?

– Если бы прошла экзамены и дальше училась бы на равных, тогда это возможность. А так… давать взятку, чтобы и мы, и лицей этот учил ее вранью и подхалимажу – гнусно.

– Ну зачем ты так все переворачиваешь?

– Я решил, Иннушка. Жизнь ей такой выбор еще не раз предложит. Захочет, пойдет этим путем. А мы сами ее к тому толкать не будем. Не будем кривить душой.

– Но Петя, что там случилось с тобой такое? Мы же все обсуждали уже! – возмутилась жена.

– Ничего не случилось. Всего лишь двойная сплошная. Все целы… Ты посмотри, сколько мы оправданий нагородили для этой взятки. А если нужны оправдания, это верный признак, что вариант не годится… Вот лучше… позови Аринку…

– Ладно… Аринка! – слышно было, что Инна включила спикерфон.

– Я пришла, папа! – услышал он тонкий голос.

– Слушай, девчонка, – начал Петр, – тут нам из лицея звонили, приглашают завтра договариваться, чтобы тебя взяли.

– А-а-а! Вот вы чего секретничали!

– Да. Решение это большое, так что ты скажи нам, только очень честно, и не бойся ничего – хочешь там учиться?

– Петя! – вздохнула Инна.

– Ничего, смелее! – остановил ее Петр. – Ну, Аринка?

– Ну-у-у… – протянула дочка, явно подбирая верхнюю губку, – не очень… не хочу…

– Почему? – удивилась жена.

– Там на подготовишке все злые… и локтями пихаются… – вздохнула Арина.

– Спасибо, девчонка! Отдай трубку маме, пожалуйста, – попросил Петр.

– Она же еще маленькая! – укорила жена, отключив спикерфон.

– Конечно. Но тоже чувствует, что у нее на душе. Ты вот еще вспомни – ты вышла за того меня, который бы отказался сразу. Вот я теперь отказываюсь.

– Но… а как же Растяга? Ты же говорил там все сложно? У тебя не будет проблем? – уже мягче спросила Инна.

– Будут, обязательно. Попытается меня укоротить, либо на ноги, либо на голову, – с уверенным задором ответил Петр. – Но еще посмотрим, кто кого. Другого специалиста моего уровня в городе найти сложно.

– Ладно…

– Не грусти. Я вот решил и гораздо лучше себя чувствую. И в дочке уверен, – ласково проговорил Петр. – Пройдет путем, который сама выберет. Хоть свою механику. И там уж будет стоить ровно того, что знает и умеет, что ее собственное.

Жена молчала.

– Не бойся, милая. Конечно будет непросто, но мы справимся. Мы вместе обязательно справимся! – еще более ласково сказал Петр.

– Не боюсь, Петя, – неожиданно ответила она тоже с лаской. – Ты прав… Я сейчас представила все… как мы взятку отдаем, как Аринка там учится этим растягам угождать… гадко! Хорошо, что ты решился. Приезжай домой, милый! Мы тебя ждем!

Петр улыбаясь положил трубку.

Таврин закончил оформление протокола и протянул планшет Петру:

– Ознакомьтесь, подпишите. В срок до трех дней рассмотрение в ГИБДД, потом вызов в суд. После суда у вас будет три дня на сдачу водительского удостоверения…

Он остановился, вопросительно глядя на Петра, ожидая, что тот откажется.

– Не-не, я подпишу обязательно! – рассмеялся Петр и, косясь на макушку сержанта добавил. – Если вы с Ариадной одно целое, просто взять и оставить тебя на острове не выйдет. Придется таскать с собой и знать, что в любой момент можешь боднуть! Для ясности!

– Всего доброго! – козырнул сержант, делая вид, что последней фразы Петра не слышал.

Петр забрал протокол, сел в машину и тронулся с места.

Скоро он поцелует жену и обнимет дочку. На душе было ясно и легко.