Гаражное чтиво [Дмитрий Александрович Чернов] (fb2) читать онлайн

Дмитрий Чернов Гаражное чтиво

Действие № 1, уверенный чтец

Две таблетки седативного залиты кружкой вина. Я встал с кресла и одернул бледно-коричневого цвета замшевые брюки, бело-синяя в полоску рубаха на мне расстегнута до волос на груди и растянута до пупка. Меня не много колыхнуло, но в целом нормально – скоро начнут свое действие белоснежные ракетки, что пустились в путешествие по моему желудку и вот-вот лопнут. Мне 43 и последние лет десять я прибываю в этом доме Гаса Эванса – сорокалетнего высокого хорошо сложенного южноавстралийца, могучего строителя-предпринимателя и спустившегося до меня спасти мое тело от неумолимой к нему черной пропасти.

– Едем, Лин? – спросил меня абсолютно напряженный старый мой знакомый, обладающий организаторскими способностями, по крайней мере я встал с этого кресла благодаря его настойчивой занудности.

– Конечно, Гас, едем! – немного заваливаясь на него, я прижался к твердому и большому его плечу.

– Все в порядке? Ты сможешь выступить?

– Да, конечно, все под контролем! – не много оттолкнувшись от него я понял, что телом лечу обратно в кресло.

– Стоять! – Гас схватил меня за грудки и еще не много растянул мне рубаху. По полу прокатилась предпоследняя пуговка, что держала это тело подальше от испорченных рекламой глаз.

– Едем уже!

Гас схватил меня под руку и повел к выходу. Мы были у него дома. Большой такой красивый дом с панорамными окнами и желтыми стенами. Жена, Никки, мне тоже его нравилась, особенно под крепким, особенно в легких летних платьях, когда кружилась в танце с Гасом под Кука и компанию.

Между нами не было никаких посредников, никаких агентов – работали мы напрямую, поэтому я подумал, что имею право немного облокотиться на него пока мы не дошли до машины.

– Лин, не наглей! Я тебя уже тащу! – немного двинув мне по-дружески локтем в подбородок, приободрил меня Гас.

Высокий, темноволосый южноавстралиец с жутко острыми и быстрыми локтями. Гас – единственный кто верил в мои способности как-то выживать в этом мире, не прибегая к его (мира) помощи. Я не работал и даже не пытался. Последние полтора года ушли на написание серии рассказов, скрестившихся в одну книгу под названием «О чем я только думал». Срать хотели издатели на романы, тем более на жизнь какого-то черствого утырка, вроде меня, поэтому Гас собирал толпу в своем большом гараже, что вмещал три машины, для прогонки моих старых-новых работ. Для этого он и грузил меня в свой фургон и гнал меж этих желтых домов лишь потому, что верил мне, верил в меня.

– Книга у тебя? – спросил я, болтаясь лицом на заднем сидение

по кожаной обивке.

– У меня заметки, что мы отработали с тобой полмесяца тому назад, народу зашло! Народ нынче новый – не поймет, что читанное уже, а что еще нет! Я всех пробил – за повтор и кислые рожи не переживай!

– Гас, мне срать на повторы! Я просто хочу прочитать им чего-нибудь стоящего, чтобы они смеялись и радовались, не много всплакнули и плюнули в меня в конце, а я плюнул им в ответ! – протянул ему руку я, чтобы глянуть чего он там отобрал для меня.

Через плечо он кинул мне сшитую стопку бумаг, которая врезалась мне между ребер. Так, что тут у нас: «Патрульный автомобиль с юга от млечного пути», «Пояс верности для шоколадного медведя», «Спаси и сохрани». Первые три рассказа убьют полтора часа вечера, плюс, один я расскажу от себя про Гаса и его даму – это проверенный вариант, если бы сил только хватило.

Я кинул еще одну пилюлю в рот, но запить было нечем, поэтому пришлось попробовать рассосать эту горечь. Плеваться я буду, видимо, желчью.

– Гас, Гас, останови! Мне плохо! – крикнул ему я через его огромное южноавтралийское плечо.

Машина приостановилась у обочины. Я прополз весь путь по заднему сидению чтобы открыть дверь и вывел из себя лишнее.

– Запивай таблетки, запивай таблетки – сколько можно говорить тебе! – крутил я в своей голове.

– Ты в порядке? Что ты там говоришь, ни черта не слышно!? – дергал меня за штанину Гас.

– Да все в порядке, поехали!

Мы тронулись и через 15 минут были в гараже. На Гасе был красивый коричневый пиджак в клетку и начищенные черные туфли с коричневой ободком, подчеркивающим важность подошвы. Я им восхищался – его организованность навеивала на меня скуку, но будоражила от результата. Мне так жить дано не было: писать, кидать таблетку, пить вина, не много читать об этом и повторять заново. Джаз играл из их колонок, а жизнью Джаз распоряжался моей.

Гас все оборудовал отдельный вход для нас, но пока что надо было пробираться через кусты и Гас над этим действительно работал. Я ему помогал рубить кусты и косить траву, но только вот это было бесполезно. Кажется на мне была эта же рубаха…точно, эта и была!

Мы зашли в гараж, где уже стоял приличный гул озверевшей толпы. Скоро на сцене появиться загнанная антилопа с повязкой на шее и клеймом на жопе. Играться я с толпой уже научился, да мы даже ладим, вроде как, или чего они сюда приходят?! Посмотреть на макаку? Так я им покажу свои загребущие лапы.

– Эй! Они ждут тебя! – решил приободрить меня Гас и хлопнул хорошенько по плечу.

Это первое место, да и скорее всего последнее, где я вот так вот выступаю с чтением. Пожалуй, выходить я к топе в этих четырех стенах буду раз шестой. Из-за этих седативных многие вечера то объединялись, то пролетали сквозь меня большой стрелой. Часть чтений я уже и не помню, но Гас говорит, что держусь я достойно и зрителям мое детище очень симпатично. Пускай радуется, пока мы тоже можем себе это позволить.

Пока вино медленно рассасывалось по моему телу, я упал на очередное обитое поролоном кресло в отдельной и огороженной шторами для меня гримерке. Черт его знает почему Гас со мной возился, может ему действительно нравились мои работы, но я чувствовал себя ребенком, когда Гас брал меня за шкирку и таскал по всем этим делам.

Я жил на заднем дворе его большого участка в сарае, в котором еще когда-то померла его прабабка Эба. Сейчас там хранится уборочный инвентарь, старая техника и там же располагаются моя кровать, печатная машинка и плитка на двух конфорках. Сказать, что мне еще что-то нужно – да нет. В сарае у Гаса есть большое окно, с которого вечерами я наблюдаю за мелькающими по дороге огоньками проезжающих машин, представляя там людей и их жизни, и как все делают свои дела, работают, возвращаются домой, ужинают, вспоминают как прошел их день, ложатся спать. Так много жизней в этот момент, когда я смотрю в окно, с такой скоростью несутся за счастьем, что только и успевай смотреть как огоньки то появляются то гаснут, так и не понять: успели ли они на ужин или нет.

Седативные восприняли мой организм как отличное руководство к своему действию. Картинки начали замедляться, люди ускоряться, а я еще круче врезался в поролоновую обвивку старого кресла.

– Лин, вставай! Нужно идти, зал заряжен! Чуть ли не скандируют твое имя уже!

– Давай покажем что-нибудь стоящее этим засранцам! – подбодрил его я, и при первой же попытки встать рухнул коленями на бетонный пол, а затем и башкой.

– Ты расцарапал себе лоб, Лин! – бросился поднимать меня Гас.

Он схватил меня под руки и потянул на вымощенную из бруса шесть на восемь деревянную сцену. При помощи его нежных рук, которые дали импульс моему телу при помощи крепкого южноавстралийского толчка, Лин оказался на сцене. Волной аплодисментов меня выбило к столу, затем к холодильнику, затем откупорило вино и налило его в пластиковый пивной стаканчик и приземлило на обитый обычным поролоном, но уже класса по выше, стул.

– Привет, ребятки! Не заскучали тут без нас? – моя рука дрогнула и часть напитка плюхнулась мне на брючину.

Громкий гул проследовал из абсолютного гаражного мрака. Ребята действительно были заряжены и это все заслуга Гаса. Он их бодрил, убаюкивал и тормошил время от времени для взаимного обменивания ласками.

Я щелкнул лампой, что было единственным святящимся в помещении, и крикнул в зал «Видать бумажки на столе, кретины? Читайте же все сами!». Первый пластиковый стакан полетел в меня из левого фланга центральной части зала. Легко увернувшись от него, я довольно гибким движением сберег сборник, после чего набрал вина в рот и прыснул на первые ряды.

– Рассказ первый: «Патрульный автомобиль с юга от млечного пути»! – не услышав злостных возгласов, я понял, что Гас меня правильно понял на счет повторов.

Очки болтались у меня на шее, но как там они оказались седативные мне ответа на этот вопрос не дали. Я на тянули их как следует, не много ослабив резину у затылка и начал.

Первая волна смеха прошла после первой же диалоговой вставки. Такие приемчики мы не используем в обычной речи, а если и используем, то это кажется нам лишь какими-то заготовками или же цитатами, но тут, на чтениях, герой возвышается до уровня гения, которыми никто здесь, в том числе и я, не являемся.

Кто-то даже слишком не мог угомониться и смех рослого грубого чурбана вызвал улыбку и меня. Я направил лампу в сторону не смеренного смеха «Эй, малыш, я тебя люблю больше жизни, но дай мне продолжить!».

Я выпил вина, первый рассказ был закончен. В двух словах о двух полицейских, что охотились за улизнувших от них автомобилем, а в конце шмякнулись с обрыва и подгорели. Не знаю за какой публикой мы охотимся, но ребята в полном восторге, когда с копами что-то идет не так. А лучше, чтобы они вообще погибли, ну или хотя бы остались без большого пальца на ноге в результате рикошета от выстрела товарища-напарника.

– Ты что коп? – крикнул я одному умельцу, который кинул стакан уже с правого края, по завершению все той же первой трилогии. Если это так, то позволь я направлю на тебя лампу и мы с моими собаками съедим тебя на ужин! Мы не корейцы, по крайней мере собаки уж точно, но от тебя не останется ни косточки! – легкий не одобряющий гул прошел по гаражу. Да, тут сидят мои собаки.

Я вырвал четыре листочка из сборника и швырнул их на память в толпу.

– Кто хочет вина, ребятки? – крикнул я улетающим в ночную мглу листочкам.

– Давай сюда, что у тебя есть, писака! Иначе мы заберем все силой! – крикнул тонкий женский голосок откуда-то из перового ряда.

– Мэм, сразу после этой белиберды я займусь вами! Даю слово офицера! – попытался разглядеть кого-то под светом лампы я, но никого видать не было. Ей чертовски повезло, ведь офицером я никогда и не был.

Так, бутылка белого и две бутылки красного. Нынче ассортимент холодильника был скудный. Я доставал красного и пульнул в самые крайние ряды.

– Ты чуть ли не зашиб мою крошку, урод! – шел звон точно из темноты.

– У меня еще две попытки, но если ты хочешь я могу спуститься и сделать это своими руками! – ответил обратно я.

Зал ответил мне сразу легким смехом, на что я пригубил еще не много вина и уселся в свое кресло вновь.

– Ну что, черти, готовы выслушать еще не много подобного дерьма? – кинул я взгляд в темноту. Острый гул ответил мне на не затянувшиеся задержки в бессвязной речи.

– Погнали!

Краем глаза я высматривал в левом от меня углу силуэты Гаса. Это было его культовое место. Здоровый южноавтсралиец взором окидывал сидящих по периметру гаража людей и очень доброжелательно улыбался. Ему нравилось то, что тут происходит. Возможно, ему нравился и сам я, а даже, может быть, мое творчество. А какая чертова причина может быть организации жизни совершенно непутевого в плане быта, отрезанного от простого человеческого общения излишка общества – меня – не приносящего ни денег, ни славы для этих самых денег, ни связей для тех же самых денег. Тем более, как говорил мне Гас, его строительный бизнес приносит ему по-настоящему серьезный доход. У меня возникает систематический образ в голове будто я – его картина, которая занимает место в его большом и просторном кабинете, примерно по правую руку, в тон с обоями, дабы излишне не обращать на нее внимания, но всякий раз совершенно не случайного человека, оказавшегося в этом его маленьком (большом) мирке, тыкнуть носом в свое достоинство – меня. Я решил прогнать побочные действия седативного и отхлебнул еще добрую порцию вина.

Второй рассказ подошел к концу: «Пояс верности для шоколадного медведя». Баллада о безвольном шоколадном медведе, что выеб шоколадную елку, растоптал шоколадного тюленя и уже лез на шоколадного деда мороза, но тут (внезапно) появилась мама-шоколадная-медведица с шоколадными-медведями-детьми и весь план рухнул, так как растоплено было медвежье достоинство при помощи шоколадного медвединного утюга.

Зашел он не так уж и здорово, как хотелось бы, но все-таки ребята нашли, думаю, в шоколадном-ебыре-медведе себя и улыбнулись со мной же.

Я кинул еще одну бутылку вина в зал. Надо было добить вопящую женщину, а также ее паренька с конца гаража.

– Не устали, жопы мои славные? Встрепенемся может не много? Айда курить! У вас 15 минут, сменить свои мокрые трусики! – крикнул я в темноту, и Гас, добра мне желая не включал общий свет пока я не убыл восвояси.

– Ну ты и дал жару! Я видел эти выходящие из зала морды – они просто в восторге! – подхватил меня подмышку Гас.

– Я тут подумал: что ты со мной возишься? А? Гас? – начинал давить

из своего сознания я.

– Ты что, Лин? На, глотни! – сунув мне в руки две уже знакомые мне по цвету и запаху круглые пилюли.

Я обмяк на кресле после запитого и вырубился в неглубокий сон. Еще одно последствие их безмерного употребления. Гас бродил по комнате и болтал со своей женой.

Блу-блу блу-блу! – слышал я меж несвязных строк. Ха-ха ах ха-ха! – терзали себя они.

– Вставай! Вставай, Лин! Все уже гудят и ждут тебя! – потряхивал меня за грудки этот бугай.

– Ты вытрясешь из меня последнюю пуговицу, Гас! – продолжая беспечно спать, я снова завалился на диван.

«Черт! Две было много!» – сквозь сон услышал я.

– Ты убьешь меня своими причудами, кретин! – вдыхая через рот и выдыхая через нос полной грудью, отвечал ему я.

Гас притащил меня на самодельную сцену и усадил на мой трон.

– Рассказ номер три, безжалостные вы людишки! «Спаси и сохрани»!

Эта часть выступления взвинтила умы местной толпы до небес. Римская империя – пик ее самого развития общества, и, экономики в частности. Молодой и обаятельный эфиоп – командир самого успешного торгового экипажа во всем Средиземном море. Пшеничный магнат обшил свое парусное судно пластинами серебра, присобачив к ним знатного размера рубиновые камни. Успешный не только в торговых делах, но и в убийственном характере своих защитных маневров от мелкого и крупного жулья, капитан-эфиоп прослыл знатным кровавым маньяком. Четыре золотых наперстка украшали его безымянный палец правой руки, каждый из которых был лично им добыт путем отрубания топором соответствующей конечности у пиратов-разбойников.

Повествование начинается с описания его золотых доспехов, шелковых форм-мундиров и подаренной Македонским во времена торговых сношений с Александрией короной (неебической ценности предметом в те самые времена). Загруженный камнями борт двигался уже по проверенному маршруту, огибая Сицилию и двигаясь по направлению к Мальте, встретился с беснующимися волнами. Судно разнесло об рифы, оставив от него лишь палки и кучку камней. Капитан-эфиоп корабль тонущий так и не покинул, а лишь рубанул как следует по пятому, что был без кольца, пальцу своим маленьким золотым топорцем. Палец с капитаном пошли на дно морское охранять нажитые за все беспечное время богатства.

– Ну что? Все спят, красавцы? А теперь проваливайте отсюда, я рад был всех видеть! До новых встреч! – крикнул я им в след, пытаясь подняться и тут же свалился.

«Ууууу!» – послышался гул толпы. К черту их, к черту всех! Меня накачали до изнеможения. Гас отвел меня за шторы-кулисы и уронил на кресло.

– Скоро буду! – отметился он и вернулся обратно в зал.

Действие № 2, искусный слушатель

– Вот кретин! Хотя и читает он отменно, но вот контролировать себя совершенно не умеет! Дорогая, он чуть не убил тебя! Дважды! Черт, как он читает – это восхитительно! Какой слог, какой текст! Ну как таких утырков награждает земля талантом! Эти чокнутые профессора мастера своего дела! Ты зла на него? Я зол! Но он так читает свои эти вещи! – подумал я, оказавшись с краю зала с черноволосой красавицей Рейчел, что дважды чуть не словила лбом бутылки из-под вина от Лина. – как же хорошо у него выходит вот этот вот его письмо! Как можно было обижаться на такого гения? Изъяны в поведении – это явный признак умственной отсталости! – думал все я.

– Этот идиот чуть не пришиб меня! Рэй, неужели ты вот так просто оставишь это?! Какой-то хмырь будет пускать в меня свои крученные бутылки, а ты даже не пошевелишься?

– Рейчл, успокойся! Он не со зла! Ты понимаешь? Согласись со мной, что парень-то гений, а им свойственно умственная отсталость в определенном смысле этого слова! Тем более, чудак был пьян, а это еще какое имеет значение! Но как он при этом читает – просто восхитительно!

– Значит любой очередной подсос, который понравился тебе, может пускать в меня эти чертовы бутылки, кружки?! Может быть ему меня трахнуть позволишь, если он прочтет рассказ-другой? А, Рэй? – начинала нагнетать она.

– Успокойся! Все на нас смотрят как на парочку животных! Мы же не такие, детка! Что с тобой? Ты цела? Ни одна бутылка до нас даже не долетела!

– Сам успокойся! Ну ты и тряпка, Рэй! Эй, сука вшивая, выходи из своего зазеркалья, я сама тебе голову об бутылку разобью? – выкрикнула она в сторону болтающихся занавесок и начала была двигаться в его сторону.

«Началось! Публичные ее выплески я терпеть сегодня не собираюсь!» – подумал, схватил ее за подмышки и потащил к выходу, волоча как набитый сеном (в голове) мешок.

– Ты давишь мне на ребра! Помогите, спасите! Уберите этого зверя от меня! – беспомощно и демонстративно вопила она, пока люди наблюдали как психованную дуру увозят обратно в стационар.

«Как же он выкрутил про этого командира-эфиопа! Отрубить себе палец, когда тонет корабль – вот это ход!» – крутилось у меня в голове под впечатлением от полуторачасового вечера, пока тащил добычу к себе машину.

Смуглая, стройная с изящными и крутыми чертами исказившегося лица, она виляла ногами по асфальту, размазывая черные каблуки по его поверхности.

«Может быть, если бы он увидел ее поближе, будь у него возможность разглядеть на это чудо, это милое и нежное создание, то он вовсе бы и не стал швырять в нашу сторону эти чертовы бутылки!» – Рейчел все сверкала своими ногами – завсегдатая психдиспансеров.

Испытывая определенное чувство злости к ней, я думая, что имею полноценной право за ее выступление на не своем концерте, кинул ее на пассажирское сидение и пожёстче прихлопнул дверьми, дабы указать кто сегодня злой и обиженный абориген ее пещеры. Ей самой нравятся вот такие выкрутасы, где неодаренная особыми способностями публика смотрит на выступление самой одаренной обезьяны из людей.

– Рэй, у меня болит рука! Какого черта ты ее так схватил? – кинулась она на меня, воинственно настроенными своими матовыми, фиолетовыми ногтями.

– Сядь спокойно, предупреждаю!

Как я и говорил, драматические концертные и полномасштабные выступления она закатывала только при малознакомых ей людях, а я имел особый талан очаровывать вот таких вот горе-экземпляров.

– Все? Успокоилась? – торжествующе начал поднимать голос я.

Она застонала. Потом заплакала. Затем начала всхлипывать как маленькая девочка.

– Малыш, ты что? Не ужели тебя обидел этот скряга? Это беззащитное гениальное животное? – продвинулся я к ней поближе, чтобы узнать истинную причину ее смятений.

Слезная бомба было разорвана, снаряды летели на ее джинсы, на чехлы переднего пассажирского сидения, на бежевого цвета шерстяную футболку прямо по щекам, по носу, по шее.

– Дорогая, вспомни как он читал! Ну как такое существо божественное может кого-то всерьез обидеть? Он же развлекался, ты смеялась – я смеялся – все смеялись! Как лучик чистый в безжалостной этой войне! Не плачь, детка! Не надумывай себе лишнего! – пытался все успокоить ее я, применяя уже другие нано-технологии.

– Рэй, ты кретин! Я чувствую себя беззащитной рядом с тобой! Как пустая банка из-под Колы, которую каждый норовит пнуть ее, потому что она болтается на пешеходном переходе – ненужная и забытая, выкинутая! От одной стоп-линии до другой при помощи чертового ботинка, Рэй! – хорошо прослезившийся взгляд был направлен на меня с ядовитым негодованием возмущения.

– Крошка, я же тебя люблю больше жизни! Тебя никто не смеет обижать! Хочешь, я с ним поговорю?

– Ты, ты не мужик! Ты баба, Рэй! Почему ты заставляешь меня чувствовать себя беспомощно? – все завывала она. Пульс начинал резко подниматься, на глаза чувствовалось давление давления.

– Мне поговорить с ним? Начистить ему хайло? Этому избалованному придурку?! – неожиданно вывалилось из меня по воздействием психа-травмирующей ситуации. Вынужденно-естественное.

– Хочу! Хочу! Сделай ему уже что-нибудь! Убей его ради меня, размажь его!

– Детка, я не думал, что он тебя так обидел! Чертов идиот, возомнил себя всемогущим! Пойдем, накажем его! Вылась из тачки, малыш! – приободрил ее я, разрядив свою фирменную двойку в воздух. Правый апперкот и левый боковой в весок. Я уделаю эту муху.

Мы зашли в гараж. Основная масса горожан уже свинтила с триллера в Маниле, с этой смерть приносящей будущей перестрелки, но главный злодей прятался в своей коморке. Дрожащий и неуклюжий писатель Лин Томпсон. Я достану тебя, Лин Томпсон, достану из твоей чертовой конуры и отрублю твою мерзкую и гениальную голову.

– Эй, писака отсталый, вытаскивай свою белую задницу из-под прилавка! Сейчас твоя копилка наполнится золотыми монетками! Либо ты извинишься перед моей красоткой – Рейчел, да детка (шёпотом), либо твои зубы растекутся по сцене мелким бисером!

Я оживлял и разминал кулаки, в подкачивая кровь в будущие деревянные безбольные биты формой его лица. Драться я сегодня и не собирался, тем более последний мой боевой рык визжал в средней школе. Поэтому злости во мне было ровно в два раза больше, чем должно было быть. Страх от позора поражения перед любимой и желание причинить вред другому человеку (желательной размазать его череп по всем известным углам этого заведения), вызывали во мне бурю эмоций, свойственные загнанному под копье дикому животному. Я кинусь на тебя, я убью тебя, Лин Томпсон. Мужественный и отважный. Детка полюбит меня снова. Ее никто не смеет трахнуть, пока не трахнут как следуют меня.

– Выходи, пес! – пытался вселить улетающую от меня уверенность.

– Да, выходи, отшельник! Мой малыш заставить тебя обмочиться в собственные трусы! В смысле твои собственные трусы! Не его! – подбадривала меня Рейчел.

Пот лил градом, попадая в глаза и заливая уши. Зрители оборачивались на нас пока мы оттягивали момент нашей триумфальной победы над злодеем. Оборачивались на двух трясущихся от страха и злости мышей, что хотят причинить вреди хи божеству. Старый хрен прятался за своими кулисами. Вот бы ему было страшно как и мне. Хоть бы ему был также страшно.

Я закатал рукава своей вытянутой замшевой рубахи и еще раз размял свои кулаки. Это уже были две стальные кувалды, что пройдутся отбойным молотком по его невежливой морде.

– Несчастный ублюдок! Люди! – обращалась она в своей манере к оставшимся слушателям. – Видели, как это мурло запускало в меня свои крученные бутылки? Сейчас он ответит за свой пиздешь! Малыш убьет его! Он просто зверь! – продолжала она.

– Неужели этот пес так и останется сидеть в своей конуре? Пришло время отвечать за свои слова! Лопух, выходи! – все наращивала объемы негодования Рейчел.

Желание драться у меня с каждым выкриком Рейчел настойчиво угасало все. Да и он, видимо, драться особо и не собирался сегодня. Может быть он уже уехал? Да, он точно уже уехал! Мне повезло! Повезло! Я – чертов счастливчик.

– Ладно, пугало, мы тебя поняли! Мы тебе поможем выплеснуться на сцену! Ты не уйдешь от нас просто так!

Шторка дрогнула и старина выпал на сцену.

– Кто там? нихуяшеньки не вижу! Кто это там пищит как мышь-малютка? Кто вал меня? – пробубнил невнятно Лин Томпсон.

– Держи, держи его! – вскричала Рейчел. – Он наш! Разделаем эту тушу!

Интуитивно, в сопровождении с боевым кличем Рейчел я вскочил на сцену.

– Ну что, ублюдок?! Извинись перед этой красоткой или тебе кранты! – раз уж такое дело, продолжал я.

– А вы, собственно, кто? – все бубнил Лин Томпсон. Эти гении что и умеют, так это бубнить, засунув язык себе в жопу.

Я пошатнулся к нему поближе и схватился за грудки, за ворот и его волосатую грудь. Последняя целая пуговка аккуратной дугой катилась по полу, пока мы с Лином Томпсоном смотрели на нее.

– Какого хрена от тебя так воняет, мудак!? Извинись перед Рейчел кретин недоношенный! – вынужденно-естественно извергся ему в лицо я.

– Что? – сонно, не поднимая взгляда, бормотал он.

Ни секунды не сомневаясь, поглощенный не привычной для меня паникой, я взглянул на свою обмякшую губку, еще раз пустил крови

к пальцами, завел руку, подготавливая удар, и хлестким движением направил ее прямо ему в морду.

Действие № 3, беспечный организатор

– Да, малыш! Мы закончили! – сообщи я Никки.

– Скоро будите? Хорошо все прошло? – спросила она.

– Да! Сегодня золотая обезьянка принесла нам две тысячи золотых бананов!

– Ух ты! Последний два месяца просто выходят на ура, дорогой! Сколько же там было народу?

– 60 или 65 человек! Это рекорд новый, детка! Это заводная лошадка бьет в десятку своим последним сборником! – плюхнувшись в кресло, пока Лин где-то болтался, может быть он где-то ссал, подумал я.

– Как вас встретили?

– Жара! Просто жара! Публика его любит! Этот чертов концерт я готов закатывать каждый день, пока Лин кружит голову этим недоумкам!

– Я так рада слышать, дорогой! Это просто восхитительно!

– Такими темпами, малыш, мы возьмем домик в самом Хьюстоне, черт бы его побрал! Главное не прозевать эту макаку! Кажется, он сегодня не много пришел в себя во время выступления! Тримеперидин с метаквалон уже в равных пропорциях мешаю! Здоровый конь нам достался, дорогая, но мы с ним справимся! Золотая птичка в наших руках!

– Что значит пришел в себя? Только не говори, что этот придурошный может нам все испортить! Это ведь наша единственная золотая лошадка, милый!

– Милая, так работает его иммунитет! В последний год нам обошлось его сознание ровно в полтора раза дороже, чем в предыдущий! Пока мы вливаем витаминки в него – это наше домашнее животное! Не беспокойся, детка, у меня все под контролем!

– Я рада это слышать! Давайте домой уже, я соскучилась!

– Я тоже, дорогая! Скоро будем!

Искусственным движением губ, я сделал вид, что целую Никки в ответ. Моя малышка, моя крошка. Сделаю все, что ты была счастлива. Вколю этому чудику мета, если совсем одичает. Лин Томпсон нужен нам, и мы загнали его в беспросветную яму из фантазий, домыслов и иллюзий. Единственное, что у него осталось из своего, так это потрепанный внешний вид. Слушателям это нравится, ведь они так похожи на него. Несуразные, кривые, косые ошметки людишек. Как же они, бедные эти твари, любят находить нечто похожее на них. Такие же несчастные как он, такие же грустные как он, такие же вонючие и склизкие как он. Глубоко мне срать на их жизнь, на их судьбу, на их путь и чертово их предназначение. Это был мой гениальный ход – найти из этой кучи самую одаренную тварь, отмыть ее, побрить ее и вынести на общее обозрение для сбора их пожитков в свой толстый и упругий карман. Ну я и обвел их. Не надо тебе не корчиться, не притворяться, не угождать кому-то. Просто вытаскивай это их же чудище на показ, и, але-оп, наличка катиться тебе в за пазуху. Как бы еще облапошить этих недоумков. Вот бы Лин Томпсон мог еще в процессе своего чтения готовить, скажем так, коктейли, или подкидывать красиво кегли и ловить их, я бы накинул пару баксов за билет. Я – Колизей. Я – Арена большого цирка. Я – Боксерский пружинистый ринг. Я Постановщик, Продюсер, Режиссер этого Гаражного чтиво. Надо потренировать это пса, может он чего еще может полезного для нас сделать. Где же ты, Лин Томпсон, пора ехать домой и вести денежку Никки, моей малышке! – подумал я, и немного привстал, чтобы крикнуть окрикнуть обезьяну.

– Лин, черт бы тебя побрал, где ты?

Пустое молчание пронеслось в ответ. Схожу посмотрю. Сидит там за своим троном и хлещет вино. Ну и пуская, расслаблюсь не много.

Я закинул ногу на ногу и утопился еще не много в кресло. Надо поменять его, а то и я же тут сижу.

Глухой стук раздался из-за кулис. Что-то упало на деревянную сцену. Сухой и хлесткий звук.

– Что там происходит, уроды? Только не троньте мою сцену! – крикнул я в зал с гримерки.

Придётся возиться еще из-за этого Лина Томпсона. Точно-точно развозил что-то по сцене! – подумал я.

Ни звука в ответ. Я шагнул в сторону кулис, злобно отдернув их.

– Что за хрень? – вырвалось из меня, когда на сцене передо мной предстал худощавая низкорослая белоснежка со своей подругой-мулаткой.

Лин Томсон лежал недвижно возле своего рабочего места. Красная тягучая лужа медленно растекалась по сцене, образуя сплющенный сверху-снизу шар. Лин Томпсон терял остатки своего накаченного метаквалоном сознания, пребывая в горизонтальном положении относительно стоящих на сцене.

– Что за хрень, я спрашиваю? – легкий пот вышел на моем лбу. Надеюсь он жив. – подумал я.

– Рэй, ты убил его! Зачем ты убил его, мать твою!? Зачем ты убил его, Рэй? – мулатка трясла своего мальчика из-за спины, пробивая своими маленькими черными кулачками ему в темечко.

Парень был совсем потерян. Тер свою руку от сокрушительного удара, спровадившего Лина Томпсона в непробудную спячку.

Лин лежал с закатанными полуоткрытыми глазами. Зрачки совсем недвижно упирались в брови, предсказывая скорую точку проходивших в нем процессов невозврата.

– Лин, очнись, дружище! Ты слышишь меня? – приземлившиеся на колени возле него, я начал давить ему на грудь. Что я делаю? – подумал я. Пытаюсь наладить дыхание парня с кровавым земным шаром вокруг башки?» Отсутствие дыхания – вряд ли это сейчас его беспокоит! Надо бы проверить пульс! – продолжал развлекать себя я.

– Есть тут доктор? – крикнул я в пустой и черный зал.

– Есть ли тут доктор, мать вашу? – крикнула черномазая мне в след.

Не подыхай мать твою! Это было лучшее твое выступление, мы только начали набирать обороты, малыш! Этот подвижной состав уже выбрал направление движения.

Кровь была свежая и отдавала ярким запахом метала. Я проверил пульс. На столько редкий, что пальцами пришлось сдавить ему гланды до характерного хруста.

– Зачем ты убил его, дружище? – повернулся я в сторону трясущегося парня.

– Да, Рэй, что с тобой случилось? На какой черты ты пришиб беднягу? – подпиздывала эта его подружка.

Белоснежку трясло серьезно. Помочь мы ему ничем не могли. Поглощенный ситуацией, он навалил себе в штаны. Запах на сцене не был похоже уже на пряную кукурузу, которую Лин постоянно глодал после своих выступлений.

Черт, как же там теперь будет моя малышка? Единственный способ нашего существования в последние полтора года – это труп с рваной рубашкой, что распластался посредине сцены и делает вид как будто он мертв. Вставай Лин Томпсон! Ты еще нужен мне! Ты еще многое можешь, дружище! – думал я, пока ничего вокруг нас не происходило.

– Послушай меня, болван! – я встал и подошел к парню, как следует прихватив его за грудь.

– Тебя и твоей маленькой мышки сегодня тут не было, тебе ясно! – тряхнул его я.

– Угу! – промычал он.

– Сейчас вы берете свои жопы в руки и уезжаете отсюда! Никто вас

не видел?

– Вроде были люди, когда мы зашли, но потом они вышли! – ответила мне подруга.

– Отлично! Запомни, тебя здесь не было, про гаражные чтения тебе ничего не известно, Лин Томпсон – какой-то забытый хоккеист прошлого десятилетия!

– Ну я же его убил! – бормотал мальчишка.

– Забудь! Ты конкретно обосрался! Тут тебе этого не простят, даже если ты его воскресишь! Давай хотя бы уберем за тобой, а для этого делаю, что я скажу, усек?

– Угу! – промычал он снова.

– Уебывайте отсюда и никому никогда об этом не рассказывайте! Я вас никогда тут не видел, и вы меня узнать никоем образом не можете, даже если я – ваш чертов сосед с постоянно сущей вам на забор собакой!

– Мы тебя поняли, пойдем Рэй! Пошли! – тянула мулатка его за волосы в сторону выхода.

– Мпасибо, спасибо, спасибо! – выдавливал он, запоминая эту картину. Меня, Лина, Лужу крови, Сцену, Стол, Кулисы.

Они закрыли дверь гаража, их машина завелась и звук исчез где-то в воздухе.

Как мне теперь найти такую же золотую обезьяну? – смотрел я на неподвижно лежащего, как будто претворяющегося, Лина Томпсона. Сколько времени снова нужно потратить мне, чтобы привести эту обезьяну в соответствующий мне вид? – я схватил его за подмышки, волоча его за кулисы. Вот и закончился твой последний концерт, Лин Томпсон! – подумал я. Мне будет не хватать твоих денег, собака! – укутывая его в большой белоснежный плед, крутил я в совей голове. Где-то у меня тут был плотный черный брезент! Сейчас завернем его как следует, замотаем скотчем, чтобы не размотался! Интересно, если бы я вызвал полицию, то они бы и меня когда-нибудь взяли за эту кучу мяса под метаквалоном и без документов? Я бы сказал, что знать его не знаю и он просто читал в моем гаражном клубе. Просто бездомный, веселый мужичок, что заставлял публику ссаться от смеха! – подумал я, заматывая оставшуюся часть крепко-на-крепко скотчем. Зачем мне лишние вопросы, тем более от сотрудников в форме? Сделаем фарш из гениального Лина Томпсона на скромной лесопилки на берегу озера Айоки, куда и пустим его на корм местным чайками и рыбехам.

Так, все готово! Лин Томпсон, залезая ко мне на плечо! – обратился к объемному брезенту в скотче и закинул его поудобнее, второй рукой набирая номер телефона Никки.

– Малыш, у нас тут проблемы, придется задержаться на часа два! Ужин готов, милая? – спросил я ее, пока закидывал писаку в багажник.

– Ничего страшного я вас жду! Целую!

– И я тебя, дорогая! – проворачивая замок зажигания по часовой стрелке, искусственным движением губ, я сделал вид, что целую Никки.

И отмыть сцену и пол – тогда делов-то на все часа три! – подумал я, отжал сцепление, выкрутил на первую скорость и поддал газу.