Заточение в ''Кукушке'' [Анна Мерт] (fb2) читать онлайн

Анна Мерт Заточение в ''Кукушке''

Он проснулся в холодном поту. Первое, что почувствовал еще до того, как открыл глаза-невыносимую головную боль, до того сильную, что глаза не просто не хотелось открывать, их невозможно было открыть. В сонном рассудке смешались неясные мысли и голоса, все еще напоминая о кошмарном сне. Переборов себя и неутихающую боль, Иван поднял тяжелые веки. Мужчина окинул комнату мутным взглядом и с ужасом осознал, что не помнит и, более того, не знает где находится. Он лежал на жесткой кровати в большой белой сорочке, которая явно была велика. В попытках вспомнить хоть что-то Иван с трудом поднялся, сел на край кровати и огляделся. Вокруг были серые стены, зачем-то обтянутые почти до потолка такой же серой, плотной и мягкой тканью и…больше ничего.

‘’Черт, что же это? Откуда боль? И почему я ничего не помню?! Не может это быть похмелье…Я же и капли в рот не беру уже несколько лет и никогда не напивался до беспамятства! … Нет, это не похмелье… Тогда что?! –настоящая паника разбушевалась внутри Ивана, – Неужели амнезия?!’’

В страхе мужчина схватился за голову и зажмурил глаза, напрягая память. Вспомнил, что зовут его Иваном Свардовским и что он уже как десять лет женат, вспомнил и то, что является доктором медицинских наук, профессором в области нейрохирургии и еще какие-то детские воспоминания…

‘’Значит, не амнезия… Но что тогда? Хоть убейте, не помню ни как сюда попал, ни что это за место! Склероз? Альцгеймер? Нет, в сорок пять лет, конечно, уже не молодец, но до провалов в памяти еще рановато! Так что же это?!” – однако рассуждать дальше у Ивана не получилось: резкая боль ударила в виски. Испуганным взглядом профессор начал изучать комнату, пытаясь найти хоть малейший ответ на мучащий вопрос. Но в этой комнате даже не за что было зацепиться глазами. Тогда мужчина попытался вскочить, кинуться к двери, но ноги отчего-то стали ватными, неподъемными.

–Мои ноги меня не слушаются! – хриплым от страха и непонимания голосом произнес Иван, – Но почему?!

Боль все не утихала, а наоборот усиливалась и дошла уже до такой степени, что он, профессор Свардовский, мужчина с, казалось бы, железной выдержкой, едва сдержался, чтобы не закричать. Сейчас Иван вообще не ощущал себя взрослым человеком, профессором, с большим опытом работы в медицине -он чувствовал себя беззащитным, маленьким и жалким человеком, который не то, что подняться не может, но даже соображает слабо.

Сердце тревожно забилось, виски сжало, тело затряслось… Со страхом и беспомощностью Иван вскинул глаза к потолку, в надежде, что хоть там найдется какой-то ответ. Но вместо него с потолка свисала одинокая лампочка.

‘’Так, Иван, успокойся, это все из-за нервов, тебе нужно расслабиться и вздохнуть… – мужчина попытался сделать глубокий вдох, который тоже дался ему с трудом, -Да, вот так… вдох…выдох…вдох…’’

Дверь неожиданно открылась, и на пороге появилось два человеческих силуэта в белых халатах. Из-за боли в висках все вокруг казалось размытым, и Свардовский не сразу смог разглядеть посетителей.

– Доброе утро, профессор, -ласково произнесла одна из женщин в халате, – как вам спалось? Надеюсь, вас больше не мучали галлюцинации?

– Галлюцинации?!

– Пойдемте, профессор, время принимать лекарства, -приказным тоном сказала все та же женщина, а другая подошла к его кровати и, придерживая мужчину за руку, помогла ему подняться.

– Позвольте уточнить… Где я?

Обе женщины как-то непонятно переглянулись, многозначительно улыбнулись, а потом одна из них сказала:

– Вы в ‘’Кукушке’’, профессор, забыли?

– Какой еще ‘’Кукушке’’?!-недоуменно воскликнул Иван, но почему-то сразу осекся. По памяти больно ударило слово ‘’Кукушка’’, да, он помнил, помнил это слово… Но отчего-то от упоминания некой ‘’Кукушки’’ все тело неожиданно задрожало, а виски снова сжало нестерпимой болью. Если бы не женщина, державшая Ивана под руку, он бы абсолютно точно свалился бы ничком на пол.

– Кажется, у вас все-таки были галлюцинации… -произнесла та женщина, которая держала Ивана.

– Какие еще галлюцинации, черт побери?!

– Не волнуйтесь, профессор, вам нельзя напрягаться, – так же ласково произнесла женщина и посильнее сжала плечо Ивана.

Не говоря больше ни слова, обе женщины вывели профессора из комнаты. Они оказались в длинном коридоре, где профессора ослепил яркий свет, хотя сам коридор при этом оставался таким же серым, как и комната, в которой очнулся Иван. Ведомый по коридору все теми же женщинами, Свардовский стал с любопытством осматриваться. Это был длинный коридор, совершенно прямой, из стен которого торчали тяжелые на вид двери, которые тоже были небрежно обтянуты тканью и из которых, как и профессора, выводили людей в белых сорочках и больничных халатах. Все ведомые медсестрами люди выглядели очень уставшими, многие из них дрожали и были мертвенно бледны. В основном все молчали, немногие другие плакали или скулили… Будь Иван Свардовский в своем обыденном, то есть здравом уме, он бы уже давно догадался, где находится, но, то ли из-за сильной головной боли и провалов в памяти, то ли из-за нежелания принимать окружающую действительность, Иван продолжал брести в неведении. Но спросить так и не решался, все-таки не хотелось признаваться в том, что он не помнит ничего из того, что случилось вчера.

– Сейчас вы примете витамины, потом отправитесь на завтрак, – медсестра подвела Свардовского к пункту выдачи.

– Фамилия? –спросил мужчина, выдающий таблетки.

– Свардовский, -растерянно протянул профессор.

Мужчина равнодушно пробежался глазами по списку, поставил галочку напротив фамилии и протянул Свардовскому две пилюли и стакан воды.

‘’Хоть бы от них голова прошла! ‘’– с надеждой подумал Иван и поспешно проглотил обе пилюли и опустошил стакан с водой.

Та самая женщина, что вела его под руку, попросила профессора открыть рот и убедившись, что там ничего нет, одобрительно кивнула ему в знак похвалы и затем спокойным ласковым голосом сказала:

– А теперь, профессор, следуйте вот за этими людьми прямо на завтрак. Иван послушно побрел за остальными, что вяло и равнодушно тащились в сторону столовой…

Осознание пришло неожиданно, но, когда оно наконец стукнуло по больному рассудку профессора, он не смог сдержать эмоций. Схватившись за голову, Иван отступил назад.

‘’Что ж это в самом деле? Я что же, в психушке?!’’ – и, ведомый невидимой силой, Свардовский снова втянулся в толпу больных.

– Молодой человек, -расплывчатый разум профессора все еще отказывался верить в происходящее, и потому Иван обратился к стоявшему перед ним человеку в толпе.

– Да? –человек повернулся и посмотрел на профессора стеклянным взглядом, лицо его было все красное, как будто даже заплаканное, но все еще не лишенное, как показалось профессору, рассудка.

– Молодой человек, заранее приношу свои извинения за достаточно глупый вопрос, но все же ответьте: что это за место?

Мужчина, к которому обратился Иван, неожиданно изменился: сначала лицо его побагровело, потом побледнело, а ко всему прочему появилась кривая улыбка, обнажившая нечищеные зубы больного. Стеклянные и пустые глаза ожили и с безумием взирали на Ивана.

– Что это за место?! Что это за место?! – неожиданно мужчина расхохотался, да так что все тело его затряслось.

– Да, именно это я и спро…

Больной продолжал смеяться и сейчас уже не просто трясся, а залился настоящим истерическим хохотом, который невозможно было остановить. Мужчина схватился за грудную клетку, закашлялся, но, вместе с этим, смех продолжал литься из его груди. Больные так же безучастно обернулись, чтобы посмотреть на происходящее. Смеющийся мужчина тем временем, пытаясь схватиться за воздух одной рукой и держась за легкие другой, повалился на пол со все тем же истерическим хохотом, который смешался с кашлем.

– Боже, он же сейчас задохнется! – спохватился Свардовский, – Доктора! Доктора сюда! Черт возьми, я и же и сам врач!

Иван уже готов был броситься на помощь больному, но в этот момент на крик сбежались санитары, которые оттолкнули профессора, быстро подняли больного и, схватив его под руки, поволокли через коридор в неизвестном направлении. От перенесенного потрясения у Ивана снова резко закружилась голова, а виски сжало болью, он покачнулся, едва не оступился, как сзади его кто-то поддержал. Свардовский повернул голову и увидел перед собой мужчину, довольно приличного вида: черные волосы были аккуратно причесаны, больничный халат-чист, а сам мужчина был достаточно здоровым на вид, только, разве что, худым очень и бледным.

– Спасибо, – сказал профессор.

– Не обольщайся, ты просто мне на ногу едва не наступил, – хмыкнул мужчина, – ох, уж эти слабонервные новички!

Иван не счел нужным что-либо отвечать, однако последовал в столовую вслед за этим мужчиной и даже сел рядом. На завтрак в тарелку плеснули очень вязкую и уже остывшую кашу, но профессор был до того обескуражен, взволнован и заинтересован одновременно, что не замечал вкуса паршивой еды. В отличие от остальных больных, которые фыркали, ворчали и нехотя ковыряли безвкусную субстанцию. Какое-то время за завтраком царила тишина, когда один из пациентов, сидевших за соседним столом, подорвался, схватил свою тарелку и завопил:

– Сами жрите эти помои! Я не буду это есть! – он собирался, кажется, уже швырнуть тарелку, но отчего-то затрясся, а потом произнес другим, уже сиплым голосом: – Нет, ты не можешь бросить эту тарелку, ты же знаешь, это твой завтрак, до обеда ничего другого не получишь…

Вдруг он снова затрясся и крикнул вновь, уже первым голосом:

– Но я сыт по горло этой дрянью! – больной все-таки схватил тарелку и, что есть силы, швырнул ее в стену.

Тарелка вдребезги разлетелась, каша размазалась по стене.

– Молодец, идиот, теперь тебя запрут и лишат еды и сигарет! – пропищал мужчина голосом, тембр которого разительно отличался от первого.

– Да к черту их всех! Это невыносимо! В тюрьме и то кормят лучше! –завопил все тот же больной.

Его лицо покраснело, на лбу появилась испарина, он сжал уголки стола и с ненавистью смотрел на несчастную, размазанную по стене порцию завтрака.

– Ты не сидел в тюрьме, почем тебе знать?

– Да я здесь, как в тюрьме! – нечеловеческим голосом заорал мужчина, собираясь опрокинуть стол.

В этот момент вбежали санитары, скрутили буйного и повели в сторону выхода. Больной брыкался, упирался и шипел.

Иван, повидавший на своем веку множество больных, застыл от ужаса. Искаженная гримаса того мужчины никак не выходила из головы.

– Что, новичок, страшно? –обратился к нему уже знакомый пациент. – Это еще пустяки!

– А …что …с ним? – язык отказывался подчиняться воле профессора.

– Ничего необычного. У него раздвоение личности.

Иван Свардовский зажмурился, как бы обдумывая полученную информацию. – А с тобой что? –неожиданно поинтересовался Иван у соседа.

Мужчина как-то странно нахмурился, взгляд стал пронзительным и серьезным.

– Маниакально-депрессивный психоз. Биполярное расстройство, на нашем языке говоря.

Тут Свардовский как будто проснулся.

– Биполярное расстройство? Но, позвольте, с этой болезнью вполне можно жить в обычной среде…Что ты здесь делаешь, да еще и в корпусе с буйными?!

Сосед исказился в неприязненной гримасе, затем с особой грустью произнес:

– Это сейчас в спокойной фазе я чувствую себя нормально, но, когда начинается маниакальный период… О, ты даже можешь и не знать, что сидишь рядом с убийцей! – мужчина произнес последние слова грозно и торжественно, но потом вдруг побледнел еще больше.

–Убийцей?

Внезапно лицо соседа переменилось, мертвенная бледность сменилась краской смущения и отчаяния.

– Я…я… -сосед Ивана по столу начал заикаться и всхлипывать, – О, я правда не хотел, не хотел, это не я …

Слова нового знакомого не напугали Ивана, напротив, ему стало жаль его и, чтобы хоть как-то разделить с больным его несчастную долю, положил соседу на плечо руку, успокаивающе похлопал.

– Я в порядке, -буркнул сосед, -Меня, кстати, Виктор зовут. Хотя здесь по именам почти не называют.

– А я Иван, -профессор, должно быть, хотел было еще что-то дополнить, но вместо этого продолжил:

– Раз уж ты так хорошо всех знаешь, может быть тогда скажешь, что со мной?

Виктор внимательно и задумчиво осмотрел Свардовского и покачал головой.

– Ты здесь всего несколько дней, но что с тобой, что-то не вспомню…

‘’Несколько дней?! Черт возьми, я даже не помню, как сюда попал… Неужели и вправду с ума сошел?!’’

– Но ты был не один, это точно, – продолжал сосед.

‘’НЕ ОДИН? А с кем же? Не могла же это, в самом деле, быть моя жена? О нет, у нее очень светлый ум был… Она-то точно не могла сюда попасть! Насколько я могу судить…’’

– Но с кем ты был, точно не смогу сказать, я только краем глаза видел, как вас привезли… На самом деле, я не помню. Таблетки, знаешь, замедляют активность мозга…Если что-нибудь вспомню, то скажу.

– Таблетки?! – Иван буквально опешил, – и ты продолжаешь их принимать, зная, какое влияние они оказывают?!

– А что, есть выбор? Откажешься принимать лекарства – посчитают бунтарем, а посчитают бунтарем – прощай рассудок…

Профессор всплеснул руками, едва не скинув со стола тарелку. Заметив реакцию Ивана, Виктор продолжил:

– Это еще не самое страшное, поверь!

– А что же тогда страшно? Что тогда?! – профессор с трудом совладал с эмоциями.

– О, не переживай, скоро все увидишь… – строго и одновременно с этим настороженно шепнул сосед.

И, как по сигналу, в этот момент зашла медсестра, объявившая, что завтрак окончен, и что пришла пора процедур. В столовой повисла гробовая тишина, причины которой Иван не знал, но не посмел нарушить ее. Несколько санитаров одновременно взяли под руки нескольких пациентов и повели в неизвестном направлении. Больные кричали, упирались, кусались даже… Два санитара подошли прямо к столу, за которым сидели Виктор, Иван и еще несколько больных и, без лишних разговоров, схватили под руки одну женщину, которая показалась Ивану на вид самой здоровой из присутствующих.

– Нет! Прошу, не надо! – женщина попыталась вырваться, но сильные руки крепко держали ее.

– Нет! Прошу! Умоляю! Отпустите! Я не хочу, не пойду! – продолжала пациентка, выкручивая руки, упираясь ногами в пол и крича так отчаянно и с таким ужасом в голосе, что сердце профессора облилось кровью.

– Хочешь узнать, что они собираются с ней сделать? – шепотом спросил Виктор, – если да, то пойдем, только тихо.

Иван, ни на секунду не задумываясь, согласился и тихо поднялся вслед за товарищем. Они медленно шли по коридору, ориентируясь на жалобные возгласы и мольбы женщины. Спрятавшись за соседней стеной, профессор Свардовский и его товарищ молча наблюдали за тем, как все те же санитары подвели трясущуюся от страха и отчаяния женщину к большой железной двери с круглым окошком посередине. Пациентка зарыдала и вцепилась в руку санитара.

– Ты должна вылечиться от своего страха! – грубо сказал санитар и втолкнул больную в комнату, после чего они оба заперли дверь и ушли. Из комнаты донесся крик женщины, перемешавшийся с плачем, а затем воцарилась тишина…

– Пойдем… – шепнул Виктор.

Они оба аккуратно подобрались к двери и заглянули в затуманенное и запотевшее окно. Это была небольшого размера комната с тусклым освещением и большим количеством растительности в нем, а весь потолок был покрыт огромным слоем паутины. Однако не это привлекло внимание и одновременно повергло в ужас Ивана, а то, что происходило с пациенткой. Вжавшись в самый дальний угол, закрывшись руками и всхлипывая, сидела женщина, окруженная…пауками. Всюду: по стене, полу, заселившись среди ‘’джунглей’’, образовавшихся в этом помещении, сползая с листьев, объединяясь в группы, -ползали пауки, причем разнообразию здешних пород мог бы позавидовать любой зоолог! Но Иван не был ни арахнологом, ни зоологом, а потому представшая перед ним картина, привела профессора в ужас.

– Что здесь происходит?! -схватившись за голову, воскликнул он.

– Эта женщина страдает панической арахнофобией и… – но Иван перебил товарища.

– Арахнофобия даже болезнь и не расстройство! Какого черта?!

– Ее боязнь паукообразных настолько сильна, что однажды она буквально ранила человека, увидев представителя из этого семейства… После этого пациентку и сочли ‘’опасной для общества’’ и поместили в данное заведение…

Негодование профессора невозможно было описать в те секунды. Он побледнел, потом побагровел, пытался что-то произнести, но слова все не выходили и от этого получалось, что Свардовский просто щелкал зубами.

– Нельзя…нельзя использовать против людей их же страхи! Это незаконно! Это негуманно! -прорвало профессора.

– Тш, не кричи так, заметят, -Виктор попытался успокоить своего товарища, но Свардовский был уже заведен.

В коридоре раздались шаги, и Виктор поспешно схватил профессора за плечо и вытолкал его в первый же поворот.

– Возьми себя в руки, нас чуть не заметили! -зашипел на Ивана больной.

Свардовский замолчал, все еще с трудом переводя дыхание и сдерживая поток накопившихся эмоций.

– Если ты считаешь, что этот случай-единичный, то глубоко ошибаешься! Они запирают человека с клаустрофобией в лифте, оставляют шизофреников и параноиков наедине со своими галлюцинациями, вместо реальных лекарств подсовывают таблетки, усиливающие эффект, а затем наблюдают за нами… Вот оно, экспериментальное лечение доктора Мора! -в сердцах выкрикнул Виктор.

Иван разинул рот от удивления и ужаса, ни разу в жизни ему еще не приходилось столько раз удивляться за один день. Но в этот момент совсем неподалеку раздались шаги.

– Притворись, что бредишь! – шепнул Виктор профессору, прежде чем над ними возникла медсестра.

– Что здесь происходит?! Вас повсюду ищут ваши медсестры!

– У него галлюцинации, вы не против, чтобы я проводил его в его комнату?

После слов товарища Иван постарался максимально выпучить глаза и начал бормотать что-то нечленораздельное. Медсестра скосила на него с недоверием, после чего презрительно обвела взглядом Виктора.

– Можешь проводить его. А я направлю к нему в комнату медсестру.

– Спасибо, -без лишних слов Виктор схватил профессора под руку и поволок прочь из коридора.

– Шизофреник несчастный, – шепнула медсестра с отвращением.

Когда оба пациента оказались вне зоны видимости, Виктор слегка усмехнулся.

– Этих медсестер слишком легко разыграть! Они не могут отличить больного от здорового!

Иван даже не отреагировал на слова товарища. Взбудораженный и взволнованный произошедшим, он вообще сейчас не обращал внимания ни на что.

– Думаю, тебе и правда лучше вернуться в свою палату, пока медсестры не спохватились…

– И что…что они сделают?

– Черт их знает. Может таблетки дадут…

‘’Снова эти чертовы таблетки! ’’ – в сердцах произнес профессор.

– Ты хоть знаешь, где твоя комната, новичок?

Иван лишь отмахнулся и бездумно побрел по коридору. Конечно, он не знал и не помнил, какой номер у его палаты и где она находится. Иван шел по коридору, не поднимая глаз и не думая ни о чем. Отовсюду до ушей доносились крики больных, отчаянный плач, проклятия и мольбы. Профессор разозлился еще больше, заткнул уши и быстро побрел прочь. Чисто интуитивно дошел до комнаты, ориентируясь на зрительную память, и тут же упал на кровать. Иван уставился пустым взглядом в облазивший потолок и одинокую лампочку, которая, казалось от малейшего дуновения может сорваться, и, неожиданно для самого себя, заплакал. Профессор отвернулся к стене, чтобы зашедшие медсестры не увидели позорных слез, и закрыл лицо руками. Он и сам не понимал, от чего вдруг не выдержал: то ли от того, что стало самого себя жаль, то ли от жалости к другим, а может быть и все вместе.

‘’Стыдно, Ваня, стыдно! Ты же профессор! Столько людей спас, столько болезней видел! А теперь при виде таких же больных – разрыдался! Стыдно, Ваня! –произнес в голове Ивана голос жены, – Мужайся, Ваня! ’’

Да, это был голос жены. Она часто повторяла подобные слова, когда Свардовский возвращался домой изможденный и усталый после работы. Он молча переодевался, так же молча садился ужинать, а потом падал на кровать совершенно опустошенный. Жена ложилась рядом, обнимала его и, гладя по голове, словно ребенка, приговаривала:

– Эх, Ваня, ты же у меня такой ранимый, не представляю, как ты выдерживаешь эту работу!

– Я люблю свою работу, – бормотал он.

– Я знаю… Только мне больно смотреть на то, как она тебя опустошает. Твоя работа тебя однажды и убьет.

– Брось эти глупости, Вика! – сердился Иван, но долго злиться на жену не мог, особенно в те моменты, когда она обнимает его…

Сладостные воспоминания прервались голосом вошедшей медсестры.

– Господин Свардовский, мне сообщили, что у вас был очередной приступ.

– Да… -соврал Иван, не повернув головы.

Медсестра села рядом с ним и повернула к себе лицом. Покрасневшее лицо профессора удивило ее, но ничуть не смутило.

– Не переживайте, профессор! Шизофрения хоть и неизлечима, но с ней можно жить!

‘’Шизофрения?! У меня?! ‘’ – опешил Свардовский.

– Вам нужен покой, профессор, – так же притворно-ласково произнесла сестра, заметив смятение пациента.

С этими словами она достала две белые пилюли и поднесла их к лицу профессора.

– Я не буду пить эти дурацкие таблетки! – неожиданно воскликнул Иван.

– Вам ли не знать, профессор, что это всего лишь снотворное… – спокойно произнесла медсестра.

– Но я не хочу…

Однако работнице больницы не было дела до желаний профессора. Без лишних слов она схватила голову Ивана, затолкала ему в рот таблетки и подала стакан с водой. Лишь когда профессор сглотнул пилюли и, обнажив зубы, показал пустой рот, медсестра отпустила его и уже спокойно продолжила:

– Ну вот, теперь отдохните.

– Поспите, вам нужен крепкий и здоровый сон… – последнее, что слышал Свардовский перед тем, как уйти в царство морфея…

Профессор открыл глаза и видел размытые очертания все той же комнаты.

‘’Так, по крайней мере, я в сознании… и при памяти’’

– Доброе утро, профессор! Пришло время принимать лекарства и завтракать! Как вы себя чувствуете? – пропела медсестра.

Мужчина пробормотал что-то нечленораздельное и инстинктивно вышел вслед за женщиной. Картина в точности повторилась: больные не спеша тянулись в сторону столовой через длинный коридор. У столовой уже образовалась очередь.

– Нет, в самом деле, неужели уже следующий день?! – испуганно задал вопрос Свардовский самому себе.

– Сон вам полезен, -отозвалась медсестра, подталкивая его к пункту выдачи.

– Фамилия? – также равнодушно спросил человек, выдающий лекарства.

– Иван Свардовский, – произнес профессор.

Мужчина выдал Ивану две пилюли и стакан воды.

– Спасибо, – ехидно улыбнулся Свардовский.

‘’Ну уж нет, никаких больше таблеток! ’’ –шепнул Иван и незаметно засунул обе таблетки в карман, демонстративно выпив стакан воды. После этого он как ни в чем не бывало направился на завтрак.

– Виктор! – окликнул он своего приятеля.

– А ты, я вижу, сегодня в хорошем расположении духа. Выспался небось? –съязвил приятель.

– Не то слово… Зато я выяснил, что у меня шизофрения…

Отчего-то Виктор посмотрел на Свардовского с недоверием.

– Шизофрения? Нет, бред, у тебя точно не она.

– Но медсестра сама сказала мне… – замялся Иван, задумавшись.

– Ты хоть сам веришь? Ты же, черт возьми, врач! Неужели ты не можешь отличить шизофрению? – строго спросил Виктор.

Профессор не ответил. Он только пробормотал что-то под нос и задумался, пытаясь погрузиться в чертоги памяти, чтобы вспомнить хоть что-то о своей болезни. Но в чертогах было слишком темно. Ничего из того, что было связано с болезнью, зато отчетливо всплывали образы несчастных больных со страдальческими или безразличными лицами, медсестер со своей незаконной медициной и непобедимое отчаяние, витавшее во всей больнице.

– Это дыра! Самая настоящая дыра… Но дыра еще не бездна, из нее можно выкарабкаться… И если есть шанс выбраться, то где найти спасительную лестницу? – словно одержимый начал бормотать профессор.

– Да, ‘’Кукушка’’ та еще дыра! – воскликнул Виктор, полностью проигнорировав вторую часть рассуждений Ивана.

Свардовского неожиданно передернуло.

– Кукушка! – это слово снова больно ударило по памяти профессора, мгновенно схватившегося за голову и закрывшего глаза, – Я помню, помню это слово!

– Конечно ты помнишь, чудак, ты же находишься здесь, – равнодушно ответил приятель.

– Нет, дело не в этом! Я что-то вспоминаю!

Иван схватился руками за голову так крепко, словно она была не на месте, и что-то забормотал. Пациенты, стоявшие в очереди, обернулись и стали взирать на профессора: кто встревоженно, кто равнодушно, а кто с любопытством.

– Эксперимент в ‘’Кукушке’’! Эксперимент в ‘’Кукушке’’! – закричал профессор, – Вот что я вспомнил!

– И что бы это значило? – недоверчиво поинтересовался Виктор.

Все выжидающе застыли. Свардовский, замолчав на миг, не обращая никакого внимания на создавшийся вокруг него ‘’любопытный кружок’’, поднял понурые глаза и с отчаянием произнес:

– Я не помню! Помню только про какой-то эксперимент, а что за он, не помню!

Пациенты, ожидавшие, вероятно, какую-нибудь скандальную или интересную сцену, разочарованно вернулись к своим обыденным делам и проблемам. Виктор же сочувственно похлопал товарища по плечу.

– Видно у тебя и правда галлюцинации…

Иван обреченно пожал плечами.

– Не знаю…Может я правда сумасшедший!

– Мы все безумцы… Пойдем лучше на завтрак, иначе проблем не избежать… – попытался Виктор приободрить профессора.

Иван готов был двинуться вслед за приятелем, но неожиданно кто-то резко схватил его за плечо.

– Ты! – зашипел на Свардовского пациент, стоявший позади. Он стоял, изогнувшись и перекашиваясь на левую сторону, словно все его тело тянулось на ту сторону, глаза злобно всматривались в профессора.

– Ты… – еще раз произнес пациент.

– Я?

– Ты не больной…Ты чужой! Что ты здесь делаешь?! Еще один самозванец! -закричал больной, впиваясь глазами в Ивана, – СА-МО-ЗВА-НЕЦ!

Свардовский испытал настоящий ужас под пристальным и уничтожающим взглядом больного.

– Ты не больной! -еще раз крикнул пациент, после чего преспокойно отпустил Ивана и, как ни в чем не бывало, поковылял в столовую.

Профессор проводил больного взглядом, после чего обратился к Виктору.

– И что, черт возьми, это значит?!

– А я почем знаю! Но если уж припадочный больной сказал, что ты не болен, значит это так. Больной больного издали видит, как у нас поговаривают…

– Как это понимать?! – всплеснул руками Иван.

– Нам пора на завтрак… – поспешно попытался перевести тему Виктор, заметив приближающуюся медсестру.

– Что здесь происходит? Почему вы до сих пор не сели завтракать?!Вы сбиваете весь график! У вас какие-то проблемы? – строго спросила медсестра, недоверчиво глядя на профессора и его собеседника.

– Нет, никаких проблем, – пробормотал Виктор и, схватив Ивана за локоть, поволок к столу.

Свардовский какое-то время еще пребывал в раздумьях, так что даже не притронулся к завтраку. Утренняя трапеза прошла без происшествий, хоть многие и вели себя за столом странно. Но разве в этом месте существовало такое понятие, как странность? Да и разве люди в праве решать, что является странностью, а что нормой?… Уже даже Иван не обращал внимание на больных, пугавших его вчера. Все, что он мог испытывать-неимоверную жалость ко всем этим опасным для общества людям, половина из которых и вовсе не опасна.

– Эй, ты чего задумался? Поел бы лучше, а то до обеда голодать придется, -прервал рассуждения Виктор.

– Да я вот о жизни думаю.

– О жизни нужно было думать до того, как попал сюда, сейчас о жизни думать уже поздно и бесполезно! – огрызнулся товарищ.

Удивленный таким ответом Иван повернулся к нему. Виктор произнес эти слова со злостью и ненавистью к своей жизни, но на его лице профессор прочел совсем другое: мольбу о помощи, которая разбивалась о суровый быт, и невыносимое отчаяние…

Когда завтрак закончился, мужчины решили еще раз обсудить Ванину ‘’болезнь’’ из-за которой он по непонятным причинам оказался в психиатрической лечебнице. Больным был дан свободный час, во время которого каждый мог заняться чем хочет. Но все в основном курили, а некоторые безразлично смотрели матч по старенькому телевизору. Были даже те, кто пытался развиваться с помощью настольных головоломок или того ничтожного количества книг, которые были в больнице.

– Покурим, профессор? – предложил Виктор, глядя на Ивана, стоящего в нерешительности.

Тот равнодушно пожал плечами. Приятель протянул ему сигарету.

– Так, о чем ты хотел поговорить?

– О словах того больного… Они не дают мне покоя… И еще это всплывшее воспоминание… Кх… Кхе… Ну и дрянь эти сигареты!

– Они очень дешевые, – развел руками Виктор, – других не дадут.

– И все-таки, какая дрянь! -начал плеваться профессор. – Забери!

Мужчины еще немного поговорили, как внезапно профессора окликнули.

– Иван Сергеевич?! – раздался позади женский голос.

Оба одновременно повернулись. Перед ними стояла молодая девушка лет двадцати двух, ее рыжие волосы были смяты, сорочка чем-то заляпана, а в глазах стояли слезы.

– Поверить не могу! Иван Сергеевич, это и правда вы!

– Простите, но кто вы? – Свардовский внимательно вглядывался в девушку.

– Как? Вы не узнаете меня?! Это же я, Маша! Мария Цветкина, медсестра и ваша ученица!

Иван отпрянул и впился глазами в лицо девушки, но эти черты лица казались ему совершенно незнакомыми. Однако, поколебавшись еще с минуту, профессор смог достать из чертогов кое-какие воспоминания, связанные с этой девушкой.

– А, вспомнил! -неожиданно вмешался Виктор, – Я вспомнил! Вас привезли вместе! Только с вами было еще несколько человек…

И тут Свардовский расплылся в широкой улыбке и, не скупясь на эмоции, обнял девушку.

– Маша! Моя милая Маша, я вспомнил! Как же, как же я мог забыть тебя!

– Зато я вас не могу забыть, Иван Сергеевич! Я так рада, что нашла вас! Вы не представляете, что мне пришлось пережить! Это место-просто ужасно!

– Я согласен! -почти плача от радости произнес Иван, а потом неожиданно рассмеялся, -Маша, ха-ха, неужели это правда и ты тоже здесь? Может, я сошел с ума и ты моя галлюцинация?

– Нет, Иван Сергеевич, я стою прямо перед вами, все подтвердят.

Свардовский засмеялся еще сильнее, утирая слезы. Маша тоже не могла сдержать слез радости. Свардовский продолжил обнимать девушку, как будто обнимал свою дочь, а потом вдруг отпрянул и строго спросил:

– Но, если ты тоже здесь, то скажи: что мы здесь делаем?! Ладно я, я уже не так молод, рассудок и правда может быть не в порядке, но ты…!

Девушка на миг опешила.

– Клянусь, Иван Сергеевич, я не помню! Я надеялась, что хотя бы вы знаете!

Профессор неловко почесал затылок и развел руками. Девушка понуро посмотрела на него, а потом снова кинулась профессору в объятья, горько заплакав.

– О, Иван Сергеевич, я просто в отчаянии! Я не знаю, что происходит, и никто из наших ничего не помнит! – Мария не смогла сдерживать слез и, прислонившись к доктору, заплакала ему в грудь.

Тот отечески погладил ее по голове.

– Новички… – проворчал Виктор без злости и презрения.

– Но, Маша, ты сказала: ‘’никто из наших не помнит’’, а кто эти наши?

– О, профессор, неужели вы и нашу команду не помните?

Тот виновато улыбнулся. Девушка с ужасом посмотрела в глаза Ивана.

– Неужели и Аркашу забыли? Вашего молодого лаборанта…

– Того кучерявого молодого человека, с которым ты встречалась? -неожиданно улыбнулся профессор.

Маша залилась румянцем и широко улыбнулась.

– Так значит, вы помните!

– Это единственный момент, всплывший в моей памяти, к сожалению, -понуро ответил Свардовский.

– А еще журналистка была, Оксана…Рогова, кажется, – продолжила девушка, -и друг ваш, тоже доктор, Евгений Петрович… Я их всех нашла, но они, как и мы с вами, не помнят, что произошло!

Иван напрягся, пытаясь вспомнить всех этих людей, но, если фамилии и имена были знакомы, то лиц профессор ну никак не мог вспомнить и с отчаянием покачал головой.

– Поверить не могу, пятеро человек и никто ничего не знает! – девушка всплеснула руками и от бессилия плюхнулась на табуретку.

Иван в спешке бросился к своей ученице, как вдруг Виктор, схватившись за голову, повернулся к девушке и, чуть ли не ей в лицо, прокричал:

– Я вспомнил! ‘’Их было пятеро…’’! Газета!

Свардовский и Цветкина недоуменно уставились на Виктора, который, тем временем, продолжал:

– Я вспомнил, где вас видел и почему знаю о вас. Газета!

Профессор и его ученица со все тем же непониманием смотрели на больного, а он, наконец-то, решил ответить на их немой вопрос.

– Каждую пятницу в больницу поставляют свежие номера газет, а нам, больным, каждую пятницу их раздают. Но на прошлой неделе, наверное, впервые, никто из больных газет не получил… Ну а я что? Сгорая от любопытства, и просто назло медсестре, я выкрал одну…

– И что же было в той газете?

– Хотел бы я вспомнить все… Название помню такое еще громкое было…И начиналась статья со слов: ‘’ Их было пятеро…пятеро участников…’’ И фотография еще на полстраницы… Да, на первом плане – профессор Свардовский, и вы, девушка тоже там были, и еще трое…

Профессор и Маша переглянулись.

– Прекрасно…-улыбнулась девушка и умоляюще посмотрела на Виктора, -Могли бы вы показать нам эту статью?

– Ага, конечно! Я бы уже давно, если бы она у меня была…В тот же вечер нашли, отобрали и напичкали меня таблетками в надежде, что я все забуду. Так вот нет!

Маша Цветкина с тяжестью вздохнула и принялась в раздумьях расхаживать по комнате. Иван же растерянно почесал затылок. Повисла неловкая пауза. Кто-то в дальнем углу комнаты бормотал что-то нечленораздельное, глядя на голые стены, а потом вдруг начал в эту самую стену биться головой, пока еще один больной не оттянул того от стены. Кто-то из больных шумно стонал, схватившись за голову, кто-то истерически смеялся, играя в карты, а кто-то и вовсе, упав на колени, исступленно молился. От всех этих звуков пауза казалась еще более невыносимой.

– Может присядем-таки? -попытался развеять обстановку Свардовский, – Моя жена всегда говорила, что за столом рассуждать легче.

– И она права, -сказал Виктор, присаживаясь на стул.

– Что такого могло быть написано в той статье, что врачи скрыли ее от больных? -сходу начала Маша.

– Да все что угодно! Они постоянно скрывают от нас информацию, которая может ‘’навредить нам’’. Но обычно, когда дело касается других пациентов, врачи и медсестры не скрывают их истории…

– Но вот мы другие пациенты, а все-таки же скрыли… В чем же причина?

– Разве только…Если больные – не больные вовсе! – как раскат грома прозвучал голос Виктора.

– И что ты хочешь этим сказать?

Виктор отмахнулся.

– Да ничего не хочу, просто предположил…

– То есть, чисто теоретически, ты этого не отрицаешь?

– Не отрицаю. Вспомни, не я один тебе говорил об этом…

Иван нахмурился, вспомнив смутившего его за сегодняшним завтраком больного.

– Я так и знала, что мы не больны, Иван Сергеевич! – на радостях закричала Маша.

– Во-первых, этого еще никто не знает, во-вторых, не надо об этом кричать, -резко оборвал ее Виктор.

– Хорошо, но если мы не больны, то какого черта здесь находимся?! Я все равно ничего не понимаю! – в сердцах воскликнул Иван.

– Не переживайте, Иван Сергеевич, мы обязательно это выясним…Вот переведут всех наших в это отделение и тогда…

– На каком таком основании их переведут? Тщетно…

– Но я же каким-то образом оказалась здесь, Иван Сергеевич, – с ехидцей улыбнулась Цветкина, – И всего-то надо было не поладить с медсестрой…

Виктор и Иван удивленно переглянулись.

– Я сказала всем нашим, чтобы они делали все, что в их силах, чтобы их перевели и они оказались здесь, с нами. Шестеро голов это ого-го! С мира по нитке, да сумеем восстановить картину.

– А, по-моему, попасть сюда по собственной воле – безумнейшее решение!

– Может и так, но по одиночке мы вряд ли сможем вспомнить, что произошло…

Виктор лишь плюнул. А Иван многозначительно улыбнулся. С одной стороны он был удивлен таким упорством девушки и ее желанием все выяснить, ведь это было и его желанием тоже, с другой же, он не мог понять ее поступка. В самом деле, как можно променять простую больницу на отделение для буйных? Нет, этого профессор, даже в силу своего возраста, своей привязанности к этой девушке и другим людям, которых он едва ли помнил, понять не мог. ‘’В конце концов, -думал он, -Маша провела здесь совсем немного времени, она не видела всех этих ужасов, которые видел я… О, бедная моя Маша! ’’

От раздумий профессора оторвал громкий и резкий, прорвавшийся сквозь сознание, голос медсестры, зазывающий на обед. После этого все больные неспешной толпой побрели в сторону столовой. Маша, что-то бурно обсуждала с Виктором, так что они оба прошли мимо медсестры, не обращая никакого внимания на нее. Иван, все еще пребывавший в раздумьях, плелся позади всех.

– Вижу вы быстро сошлись с нашей новенькой…– с натянутой улыбкой проговорила медсестра, остановив профессора.

– О да… Она… славная девушка, – с такой же наигранной улыбкой ответил Иван, – Поверить не могу, что эта милая молодая девушка находится в таком месте…

– Тут всяких хватает.

Профессор еще раз улыбнулся сестре, а потом, развернувшись в сторону столовой, прибавил шагу.

На обед подали похлебку с одним кусочком мяса неизвестного происхождения, плавающим сверху. Если не принюхиваться, то блюдо, в принципе, можно даже есть…

– Отчего все медсестры сегодня такие заведенные? Слоняются туда-сюда, улыбаются… Что-то произошло? – поинтересовался Иван.

– Видимо опять что-то скрывают, – отмахнулся Виктор.

– Да нет же, они просто ждут прихода доктора Мора… Вы разве не в курсе? -вмешалась Маша.

Виктор и Иван выпучили глаза.

– Ну да, я по этой причине здесь и оказалась. Сегодня досмотр, проверка, отделение буйных пополнится…

– Хочу увидеть его…Взглянуть в глаза этому монстру! – завелся Иван.

– Вы только не бунтуйте, Иван Сергеевич…

На плечо девушки легла чья-то костлявая рука. Мария обернулась.

– Так значит, это правда, что доктор Мор сегодня придет? – на девушку смотрел молодой человек, совсем еще юнец, худой как спичка, покрасневший и с бегающими глазами.

– Да, это так…

– О спасение, спасение мое! – прокричал юноша так неожиданно, что похлебка в его тарелке пошла кругами.

– Спасение? Доктор Мор?!

– Да! Отец! Спаситель! – сложив руки как в молитве, произнес больной.

Маша с нескрываемым ужасом смотрела на несчастного больного.

– Он видать больше нашего ку-ку…– с усмешкой сказал Виктор и покрутил у виска.

– Да как же вы не понимаете, глупцы! Он, он наше спасение! Он дал нам новую жизнь, шанс на излечение! Он единственный, кто подумал о нас-больных и брошенных!

– Его медицина нелегальна… – хотел было возразить Иван, но Виктор слегка толкнул его в бок, знаками давая понять, что спорить в данной ситуации бесполезно.

– Да как вы смеете! Неблагодарные глупцы! Он подарил вам путь к выздоровлению, а вы смеете обвинять его! Вы просто еще не познали мудрость его!

В столовой воцарилось молчание.

– Пойду к нему на встречу! Упаду ему в ноги и буду молиться! – юноша вскочил на стол, ударил себя кулаком в грудь и, преодолев дистанцию до выхода из столовой, ловко спрыгнул со стола, – Прощайте, глупцы!

Мальчишка залился хохотом и уже собирался было всунуться в проход, как два санитара тут же перегородили ему дорогу.

– Пустите меня, идиоты! Пустите меня к спасителю! – брыкался больной.

Санитары без лишних слов увели пациента в один из коридоров. До присутствующих на обеде еще какое-то время доносился крик юноши…

– Чудовище! Что он сделал с бедным парнем?! Ух, если бы я встретил этого горе-врача, я бы высказал ему все в лицо!

Виктор только фыркнул и отодвинул от себя тарелку, а потом, полностью повернувшись к Ивану, строго сказал:

– Молись, чтобы тебе не пришлось с ним встретиться! Ты видишь, что происходит? Этот парень окончательно потерял здравый смысл. А я пробыл с Мором наедине несколько минут – неделю потом отходил!

Маша скептически посмотрела на Виктора.

– А вот этот бедолага, – больной указал на сидящего напротив них юношу, гоняющего по тарелке волны, -он после встречи с ним до сих пор заикается и частенько испытывает панические атаки. Так что не советую с ним сталкиваться!

Мария Цветкина и Иван Свардовский переглянулись.

– Хотя, знаете, делайте, что хотите! Выхода все равно нет…Тщетно! Все тщетно! В этой больнице все и покончим…-продолжил Виктор со странной улыбкой.

– Нет, мы добьемся правосудия! – стукнула по столу Маша.

– Да, мы постараемся…– пробормотал Иван.

– Ха! Неужели вы верите в правосудие? Нет его! А уж в таком месте, как это и подавно! Даже если вы и не больны, вас все равно никто не станет слушать! Коль приписали к психам-считайте все кончено…

– Виктор…– начал было профессор.

– И все, что нам осталось -до конца дней своих созерцать эти чертовы, обтянутые тканью, стены! У нас нет прав…А тем, кого выписали, думаешь им легче? В обществе их считают психами, на работу не возьмут… Даже права голоса нет! Как будто мы не люди… Попадешь сюда – и все, жизнь, считай, кончена! -Виктор понуро опустил голову и таким устало-измученным взглядом уставился в тарелку, что, казалось, словно мужчина сейчас заплачет.

Девушка испуганно смотрела на него, Иван с чувством глубокого сожаления смотрел на своего товарища и не находил слов, чтобы как-то поддержать его. Он вообще не знал, чем мог бы помочь этой бесконечно одинокой и несчастной душе.

– Все предрешено, да, все тщетно, – повторил Виктор и, пододвинув к себе тарелку, пытался продолжить обед, но ложка как будто стала для него огромной тяжестью и, громко лязгнув о металлическую тарелку, плюхнулась в похлебку.

– Виктор, мне очень жаль… – попытался найти слова поддержки Иван.

– Нечего меня жалеть… Вы-то еще может успеете выбраться, если, конечно, сможете что-то найти и вспомнить…Обо мне не беспокойтесь… Я просто…-мужчина закрыл лицо руками и начал всхлипывать, – Не обращайте внимания… Это все моя болезнь.

Девушка ободряюще похлопала Виктора по плечу, но тот начал бешено крутиться, сбрасывая ее руку с плеча.

– Не трогайте! Оставьте меня!

Цветкина убрала руку. Свардовский молчал. Он смотрел на страдания своего товарища, и его сердце наполнялось бесконечным сожалением и сочувствием к Виктору. Профессор окинул взглядом всех присутствующих: безнадежно больных и тех, кто оказался здесь постечению обстоятельств-и Ивана в один миг вдруг переполнил такой силы гнев, которого он не испытывал никогда. Гнев на самого себя за то, что он-Иван Свардовский, профессор, доктор медицины, абсолютно ничем не может помочь ни этим несчастным больным, ни даже самому себе. Но больше всего в эту минуту Иван злился на работников этой злосчастной больницы, в особенности на Мора. Никогда прежде профессор не испытывал такого сильного чувства ненависти и гнева. Иван закрыл глаза и сжал кулаки, в этот миг ему казалось, словно все его внутренние органы вот-вот перевернутся, а голова взорвется от напряжения. Окинув еще раз присутствующих больных взглядом, профессор неожиданно вскрикнул: ‘’Вспомнил! Я вспомнил! ’’ И в следующий миг упал в обморок…

Их было пятеро: он, молодая медсестра Мария Цветкина, лаборант-практикант Аркадий Горецкий, врач Евгений Петрович и журналистка Оксана Рогова, присоединившаяся к их операции в последний день подготовок. Вместе они готовились провести эксперимент в одной из самых известных местных психбольниц, чтобы проверить компетентность работников, условия жизни пациентов, действенность методов лечения и, в первую очередь, законность этих методов. Изучив истории некоторых психических заболеваний, члены команды в течение нескольких недель притворялись больными, пока наконец не очутились в больнице. И вот тут первая цель эксперимента была выполнена: врачи не смогли даже отличить истинных больных от притворщиков. Далее события начали развиваться еще более стремительно: членов команды разлучили по разным отделениям, заставляли принимать сомнительного состава таблетки, которые никак не помогали бороться с болезнью, а всего лишь замедляли работу мозга, водили на странные процедуры, которые могли привести в ужас даже здорового человека, отобрали имена и даже право видеться с семьей.

– Иван Сергеевич! -прозвучал где-то совсем рядом голос Маши и на щеки легли чьи-то холодные руки.

Профессор очнулся на полу столовой в окружении взволнованной девушки, мрачного Виктора и еще нескольких неравнодушных пациентов.

– Я вспомнил, Маша, я вспомнил все! – не обращая внимания на остальных присутствующих закричал Иван.

Девушка с нескрываемым восторгом смотрела в глаза возбужденного профессора, но Виктор, приложив ко рту палец, зашипел:

– Нет времени, сейчас придет Мор, – товарищ протянул Ивану руку и помог подняться.

– У нас в отделении пополнение! – кричал кто-то из больных у входа столовую, – Встречаем новичков!

Переглянувшись и не обменявшись ни словом, Виктор, Маша и Иван бросились в коридор, куда небольшой группкой медсестры уже привели новеньких из соседнего отделения. Свардовский и Цветкина в спешке принялись искать среди новоприбывших знакомые лица. Наконец среди всей этой массы испуганно-равнодушных и потерянных лиц им удалось заметить странно улыбающееся, пребывавшее в полной растерянности, родное лицо.

– Аркаша! Аркаша, милый! – прослезившись, кинулась к нему Маша.

Девушка едва не сбила с ног молодого, черноволосого, кудрявого, высокого и нездорово худого Аркадия, бросившись ему на шею. Виктор с любопытством наблюдал за происходящим, ожидая реакции молодого человека. Иван же не спешил присоединиться.

– Аркаша! Аркаша! – девушка обнимала молодого человека.

Аркадий недоуменно смотрел на Машу, окинув ее чуждым взглядом.

– Кто такой Аркаша? А кто вы? – пробормотал молодой человек, глядя пустым взглядом на окружающих его людей.

Девушка отпрянула.

– Как?! Аркаша, это ты! Это твое имя! А я… Меня не помнишь?

Аркадий продолжил улыбаться, но не произнес ни слова.

– Разве не помнишь меня? – всхлипнула Цветкина, – Аркадий, это я – Маша!

– Вы очень красивая…– только и пробормотал молодой человек.

– А этот человек, – она указала на профессора, стоявшего поодаль, – это профессор Свардовский! Ты работал на него.

– Я работал? -с искренним удивлением спросил бывший лаборант Ивана Свардовского.

Девушка с ужасом воззрилась на парня и попятилась, панически глядя на Ивана. Профессор встретил Машин взгляд с полным отчаянием и сделал шаг к Маше. Но девушка вжалась спиной в стену, закрыла лицо руками и начала медленно сползать на пол, не в силах сказать что-либо.

Иван Свардовский сжал кулаки и, не помня себя от злости, на трясущихся и подгибающихся ногах подошел вплотную к медсестре. Смерив ее презрительным взглядом, Иван закричал ей в лицо:

– Где все остальные?! Что вы с ними сделали?!

Медсестра с недоумением посмотрела на него.

– Вы имеете в виду свои галлюцинации, профессор?

– Нет! Вы прекрасно понимаете, о ком я говорю! – вспылил Иван.

Виктор понуро покачал головой и отвернулся. Маша, продолжая сидеть на полу, с ужасом взирала на профессора.

– Что вы сделали с остальными?!

– Какими остальными? Вы нездоровы, профессор.

– Я здоров! Я как раз-таки здоров, сестра! Вам меня больше не одурачить!

Пока Иван эмоционально объяснялся, медсестра подозвала санитаров, которые тут же подхватили Ивана Свардовского под руки.

– Пустите меня! Что вы делаете?!

– Вам нужна помощь…– умиротворенно произнесла сестра, а потом, обратившись к санитарам, добавила: -Ведите его в ‘’белую комнату’’.

Иван застыл от ужаса.

– Что?! Куда?! Меня?!

Тело парализовал страх, а язык напротив, стал подвешен.

– Вас-вас, профессор. Вы должны побыть наедине со своими галлюцинациями и научиться с ними бороться!

С этими словами Свардовского втолкнули в комнату, ослепляющую своей белизной. Иван пытался стучать, кричать им, но, конечно, это все было тщетно: с той стороны никто его слышать не мог, а если бы и слышали, то все равно не открыли бы. Профессор окинул взглядом пустую комнату, с тяжестью вздохнул и сел на пол, обхватив руками колени.

‘’ Так, Ваня, держи себя в руках! Ты и так наделал достаточно… Какой же ты все-таки дурак! Зачем, вот зачем, скажи, нужно было кричать на медсестру и выдавать себя?! Как непрофессионально с твоей стороны! ’’-тысячи мыслей, как будто спавших до этой поры и ожидавших удачного момента, в один миг всколыхнулись.

Иван еще раз окинул взглядом комнату, надеясь, может быть, увидеть в ней какие-то перемены. Но комната продолжала давить на рассудок своей пустотой и белизной. Свардовский сделал пару шагов, провел ладонью по мягкой стене и задумался. Спустя миг, Иван, скрипя зубами, уже пинал стену ногой, хватаясь руками за ткань и пытаясь ее оторвать от злосчастной белой стены. Он кричал, проклинал все сложившиеся обстоятельства и самого себя. Кричал и бился о стену, пока совсем не обессилел и не упал на пол.

‘’Что же ты делаешь?! Какой позор! Это место превратило тебя в психа, хотя попал ты сюда здоровым! Ха, ха-ха! Поздравляю, Ваня! Смотри, кем ты стал… Неотесанное, невоспитанное, кидающееся на всех подряд животное! А еще профессор называется! Ха-ха! Профессор в области идиотизма! ‘’

Иван Свардовский, лежа на полу, начал неожиданно смеяться. Он смеялся заливистым, почти истерическим хохотом, хватаясь за голову. Наконец, когда приступ прошел, профессор опомнился. В панике он вскочил на ноги, тяжело дыша, прислонился к стене.

– Я не могу допустить того, чтобы это место свело меня с ума… Теперь, когда я все помню, я обязан завершить начатое! Только бы не тронуться умом, Господи…

Иван сполз по стене на пол, сделал несколько глубоких вдохов и лег на пол, подложив под голову руки.

‘’Самое главное сейчас-дождаться, пока выпустят. Всего-то пару часов… Единственное, что сейчас может убить в таком месте, так это мои собственные, уже несколько размазанные, нездоровые и, кажется, уже принадлежащие не мне, мысли…’’

Свардовский молча созерцал потолок в течение нескольких минут, стараясь не думать ни о чем. Но полная тишина не давала покоя, затягивая на разуме Ивана петлю. Свардовский просто не мог не думать, находясь в тишине.

– Так, Ваня, есть еще хороший способ ни о чем не думать – заснуть. Постарайся заснуть и все, как откроешь глаза, глядишь и выпустят…

Несколько утомительных часов Иван Свардовский пытался заснуть, отогнать мысли прочь. Он ворочался, полежал в нескольких местах, использовал все действенные методы, но заснуть так и не смог. Не смог он и избавиться от пожирающих сознание тревожных мыслей. Профессор пробыл там всего несколько часов, но ему казалось, что перед ним пробежала целая жизнь.

Растерянный и изможденный Свардовский тут же оживился, оказавшись на свободе, хотя чувствовал он себя несколько иначе: не осталось о прежней жизни и о том, кто он, больше ни мысли. Осталась только одна отчетливая мысль: нужно довести дело до конца.

– Иван Сергеевич! -услышал он позади себя голос Маши, который тут же напряг его тем, что дрожал.

Свардовский повернул голову и увидел перед собой заплаканную девушку. Она, не дав профессору вымолвить и слова, бросилась к нему.

– Аркаша… Он совсем-совсем ничего не помнит и почти ничего не соображает… А сейчас он еще и бесится! О, он стал таким вспыльчивым! Это больше не он. Моего Аркаши, моего любимого человека больше нет…Как и вашего помощника-лаборанта, Аркадия…

Иван прижал к себе девушку, сочувствующе похлопал по плечу. Ничего более он не в силах был сделать.

– А остальные? Как же остальные?

Мария Цветкина всхлипнула.

– О них ничегошеньки не известно… Но, вы видели, что они сделали с Аркадием? Вероятно, и с ними такое провернули…

– Не может такого быть… – пробормотал Иван, сам прекрасно понимая, что все может и, кроме того, скорее всего так все и было.

Ладони профессора задрожали и вдруг непроизвольно сжались, а где-то внутри разгорелся огонь ненависти. Свардовский покачал головой, дабы отогнать от себя дурные мысли и огляделся по сторонам. Он нигде не мог найти товарища.

– А где же Виктор? – обратился Иван к девушке.

– А Виктор…-Мария замялась, вытерла слезы и потом продолжила: – У него началась маниакальная фаза, его увели…

– Как увели?! Куда увели?!

– Не знаю, куда именно. На процедуры. Сам доктор Мор в этом поучаствовал.

Иван закипел от злости. Все в один миг внутри перевернулось. Только гнев в чистом виде, только одна единственная эмоция и одна единственная мысль…

– Ты видела Мора?!

– Да, видела… На вид он обычный… Да, черт возьми, вот же он! – девушка схватила профессора за руку и отвела в сторону, указывая в конец коридора.

В том месте, куда показала Маша, стоял человек в окружении нескольких медсестер. Высокий, широкоплечий и черноволосый доктор лет сорока пяти, на вид вполне обыкновенный врач, под стать обычным санитарам. Но стоило ему полностью повернуть к Ивану свое лицо, профессор ужаснулся блеском его маленьких, хитро-хитро прищуренных глаз, выглядывающих из-под треугольных очков и презрительно-ядовитой усмешкой, застывшей на гладко выбритом морщинистом лице. Иван смотрел на доктора, не отводя взгляда, и, чем больше смотрел, тем отвратительнее становился Мор. Главврач окончил разговор с медсестрами и, небрежно махнув им рукой, направился прямиком по коридору, в сторону Свардовского и Маши.

Иван больше не мог ждать. Ни единой больше мысли, ни единой эмоции не было в голове Свардовского, когда он бросился на Мора. Где-то позади истошный крик медсестры, там же и умоляющий плач Маши с просьбой прекратить. Затем подбежали санитары…

Иван поднял тяжелые веки. На грязном белом потолке на витом проводе одиноко тускло горела лампа накаливания, едва освещая небольшое помещение. Мужчина окинул комнату мутным взглядом и с ужасом осознал, что не помнит и, более того, не знает где находится. Он лежал на жесткой кровати в большой белой сорочке, которая явно была велика. В попытках вспомнить хоть что-то, Иван с трудом поднялся, сел на край кровати и огляделся. Вокруг были серые стены, обтянутые зачем-то такой же серой и грязной тканью и…больше ничего.