Хозяин башни. Часть 1 [Роберт Егоров] (fb2) читать онлайн

Роберт Егоров Хозяин башни. Часть 1

1

Говорят, что всем на этом свете правит случай. И я склонен доверять этим словам, произнесённым очень и очень давно неизвестным ныне автором. Ведь именно случай занёс однажды к нам это странное существо, перевернувшие привычный мир вверх дном. Локи.

Кем был этот безумец, в раз объявившийся среди богов, чтобы в день спасительной катастрофы снова исчезнуть? Никто так толком и не разгадал сущность великого смутьяна. Но до сих пор память о нём, хорошая или плохая, живёт среди всех, без исключения, народов Миитланда – мира ныне свободного, а тысячу лет назад рвущегося по швам при бездействии тех, кто обязался хранить его.

Старые времена порядком забыты и почти не осталось тех, кто воочию видел ту эпоху, кажущуюся жуткой с огромного расстояния в тысячу лет.

Но, чтобы не повторять прежних ошибок, важно знать прошлое. Да только развеять пелену, что укрывает собой минувшие столетия, не так-то просто.

О событиях минувшей эпохи я слышал от моего мудрого наставника. Теперь уж он находится в благословенной стране Вечной Девы и ему нет дела до наших проблем. Он совершил многое и заслужил отдых. А его портрет висит на самом видном месте моего скромного жилища.

Наставник многое не успел рассказать мне. Но я храню его дневники, которые он, как и подобает истинному миннату, вёл с безупречной основательностью и оставил мне, своему ученику. Я тщательно оберегаю эти тетради. Не допускаю попадания на них света и храню в сухом, с идеально выверенной температурой и влажностью, помещении. Но даже такие меры предосторожности не могут остановить естественное обветшание бумаги.

Я взялся за большое дело: написать книгу о тех временах. И надо успеть сделать это, пока дневники не обратились в труху. Я постараюсь дополнить старые записи своими скромными знаниями.

С чего же начать? Первое слово всегда самое важное. Оно должно быть ёмким, насыщенным и при этом важно сохранять интригу. В то же время не стоит слишком изощряться, чтоб не отпугнуть читателя излишним пафосом.

Начну просто: дело было летом. Или всё-таки весной? Да, пожалуй, весной. Эта история зародилась в высокой башне, по ступеням которой поднимался мой великий предшественник. Тяжело дыша разреженным воздухом, он преодолевал ступень за ступенью, не ведая, по какой причине его так неожиданно вызвал к себе загадочный хозяин башни.

Часть 1

Пролог

Он опёрся рукой о шершавый холодный камень, которым была выложена стена, пытаясь восстановить сбитое дыхание. Сколько ещё впереди этих треклятых ступеней? Он оглянулся назад и тоскливо посмотрел на витую лестницу башни, уходившую, словно змеиное тело, вниз и скрывавшуюся за поворотом. Нет! Последний раз он соглашается подниматься на такую верхотуру. И почему до сих пор здесь не соорудили лифт? Издевательство! Чем он заслужил такое обращение с собой?

Он обречённо посмотрел вперёд и, тяжело вздохнув, продолжил карабкаться дальше.

Ступени были слишком высокими и не предназначенными для его коротких ног. Каждый раз ему приходилось прилагать усилия, чтоб поставить одну ногу на следующую ступень, потом, оттолкнувшись второй, перенести свой не малый вес наверх. И так уже восемьсот семьдесят тра раза. Он считал.

Поднявшись на цыпочки, он посмотрел в маленькое окошко на очередном пролёте. «Храни меня, Вечная Дева, как же высоко!» Огромный город казался игровой доской, на которой кто-то расставил фигуры; а замковый двор с величественным дворцом в сотню комнат, возвышающийся над городом, был словно игрушечным. Округа пестрела бесчисленными квадратами возделываемых земельных участков, по которым сновали рабочие. На восходе серой полосой пролегла лента стены, замыкающая в себе мрачное гетто. Своим острым зрением коротышка видел, как по городским улицам движутся тысячи людей и сотни экипажей, спеша по утренним делам. Но отсюда они все казались лишь маленькими тёмными точками. Настоящий муравейник с миллионом копошащихся в нём букашек.

Он поёжился от холода. Внизу снег уже журчал по оттаивающей земле весёлыми ручейками. Солнце с каждым новым днём становилось всё теплее, а ветер доносил ароматы весны.

Но здесь было по-зимнему холодно. И не хватало воздуха, от чего начинала кружиться голова. Он сделал несколько глубоких вдохов, но лёгкие по прежнему требовали кислорода.

Что понадобилось от него этому безумцу? Нет бы самому спуститься на землю. Зачем заставлять бедного минната тащиться на такую высоту?

Он поднимался всё выше.

Кажется, он читал в одной из книг, что количество ступеней в этой башне равняется одной тысяче семьсот двадцати двум. Значит, осталось шестьсот сорок семь шагов. «Держись, Логат, осталась меньшая часть. Ты уже преодолел одну тысячу семьдесят пять шагов.»

646, 645, 644.

Обратный отсчёт давал надежду, что он всё же доберётся наверх прежде, чем его призовёт в свои прекрасные сады Вечная Дева. О, как хорошо было бы там оказаться! Благоухающие цветы, прекрасные песни птиц и мягкое солнце, ласкающее своими лучами изнеможённое тело. Вечное блаженство. Но чтобы достичь этого рая, прежде, хотя бы, надо добраться до верха.

623, 622.

«Это испытание, которое ты приготовила для меня, мать всех миннатов. Я справлюсь. Никто не посмеет сказать, что Логат сдался!» – пыхтел коротышка.

613, 612.

Наконец, он оказался перед деревянной дверью с массивной ручкой-кольцом. Его широкая грудь вздымалась от тяжёлого дыхания. Он дотянулся до холодного железа и трижды, как того требуют правила, глухо постучал им о дверь, которая сразу же распахнулась, приглашая пройти внутрь. Его ждали.

Логат осторожно переступил через порог. В его привыкшие к башенной полутьме глаза резко ударил яркий свет, лившийся со всех сторон. Зажмурившись, и прикрыв ладонью заслезившиеся глаза, он осмотрел просторную залу со множеством больших окон по периметру, высотой от пола до потолка. Миннат с наслаждением вдохнул чистый воздух, полный сладкого кислорода, который наполнил его лёгкие и почувствовал как по телу разбегается тепло.

– Наконец-то!

Логат вздрогнул от неожиданно громкого мужского голоса. Щурясь от света, он заозирался, ища говорившего.

– Я уж думал ты никогда не придёшь ко мне.

К нему подскочил сухопарый мужчина очень высокого роста. Он был на две головы выше обычного человека. Миннату пришлось смотреть на него снизу вверх, задрав бороду, цветом напоминавшую палую листву.

– Я прибыл так быстро, как позволяла ситуация, – тактично ответил гость и склонил лысую голову в почтительном приветствии.

– Извини, что заставил тебя подниматься, но у меня просто не было другого варианта, мой дорогой миннат! – всплеснул руками мужчина. У него были ясные пронзительной голубизны глаза и длинный с небольшой горбинкой нос на бледном лице. Короткие тёмно-русые волосы топорщились во все стороны, словно секунду назад человек получил мощный разряд тока. Хозяин башни выглядел взбудораженным и светился от предвкушения чего-то, по всей видимости, жутко интересного. – Посмотри, скорее, иди сюда! – он подбежал к одному из окон, рядом с которым на длинных ажурных ножках стоял фарфоровый цветочный горшок, переливающийся лазурью, и помахал рукой миннату, подзывая его. В горшке одиноко торчал распустившийся цветок с тонкими заостряющимися на концах лепестками. Они были насыщенного алого цвета. К ним хотелось прикоснуться, вдохнуть их приторный аромат, тонкой, невидимой струйкой распространяющийся по зале.

– Это Бальдрсбра, цветок всех цветков. Ты слышал о нём?

– Конечно, – оживился коротышка, – этот цветок – символ Фёстэнкилов. Очень редкое растение. Я не встречал его нигде, кроме как на рисунках в книгах, – сказал миннат, заворожённо глядя на цветок.

– И это не удивительно! Их нигде больше не осталось. Вымерли, как древние яшеры. Я храню последний экземпляр. Но дело не в этом, – загадочно произнёс мужчина. – Мой Бальдрсбра не цвёл уже много столетий. А некоторое время назад я заметил, как его бутон стал оживать и раскрываться. Я очень удивился и решил, понаблюдать, что же будет дальше. С каждым новым днём он раскрывал свои кровавые лепестки всё больше, а вчера распустился окончательно. Это показалось мне очень любопытным, мой дорогой Логат.

Коротышка недоумевающе посмотрел на хозяина башни.

– Ты не понимаешь! – разочарованно всплеснул тот руками, ожидая от гостя куда большей проницательности. – Подумай, что произошло с этим цветком? Что ты видишь?

– Он…расцвёл? – чувствуя себя глупцом констатировал Логат.

– Ещё, назови это иначе! Перефразируй! Ну, давай же! – раздражался мужчина.

– Ммм, он изменился?

– Именно! И м е н н о! Ты зришь прямо в корень, мой милый друг. Перемены! Вот что это означает, – мужчина возбуждённо заходил по зале, сверкая глазами и бормоча себе что-то под нос. Логат опасливо косился на возбуждённого мужчину, который резко остановился и уставился леденящим взглядом на гостя.

– А скажи мне, Логат, что ты знаешь про этот цветок? Не спеши отвечать, – остановил он Логата, который уже открыл было рот. – Подумай, вспомни летописи, что ты так бережно хранишь в своей библиотеке. Ты наверняка читал про это. Ну же, вспоминай!

Логат задумался. Он поспешно закрыл глаза и мысленно перенёсся в Библиотеку миннатов, представляя как достаёт с полок книги и переворачивает шуршащие листы. Он мог воспроизвести в памяти каждую страницу летописи. Надо было только сосредоточиться и вспомнить. Он перебирал книги и старые пожелтевшие свитки, отставляя их один за одним. От напряжения на лбу его вздулась вена. Он уже читал однажды про Бальдрсбра. Только где?

Это не то, это тоже. «Трактат о винодельнях южных земель», «Пособие по уходу за папирусом», «Рассуждения Кариуса Почтенного об исходе каменного народа». Всё не то. Сколько же пыли! Надо напомнить магистру о важности влажной уборки в библиотеке.

Да! Вот оно! Второй том «Забытой эпохи», часть четвёртая, песнь о короле. Пятый стих. Логат набрал в грудь воздуха и неожиданно для самого себя запел низким хрипловатым голосом, который вознёсся к куполообразной крыше, отражаясь от неё и распространяясь по всей зале:

Цветок цвета крови

С чёрным нутром

Поставь у оконца,

Все двери открой.

Бутона коснутся

Неба лучи.

И птицы проснутся,

Уж Ворон кричит.

В двери стучится

Забытый изгой.

Всё может случиться —

Лишь разум открой.

Логат замолк, допев последнюю строчку и смущённо посмотрел на мужчину. Тот расхохотался и захлопал в ладоши.

– Браво, мой дорогой миннат! Браво!

– Это всего лишь старая песня. Разве нет?

– Конечно. Очень старая, я бы даже сказал древняя. Первобытная.

– Но ты в неё веришь? – с сарказмом произнёс Логат.

– Неужели ты за свою жизнь ещё не понял, что нет ничего невозможного? О, это прекрасная новость! – мужчина подскочил к цветку с нежностью коснувшись лепестков длинными пальцами. – Я уже думал, что сгину в этой кромешной скуке. Но наконец-то близится что-то действительно стоящее!

Он пустился танцевать, кружа по полу, раскинув руки в стороны. Логат в недоумении уставился на чудное представление. Внезапно хозяин башни остановился и посмотрел на минната, сведя лохматые брови. Логат знал о внезапных сменах настроения хозяина башни, но наблюдать это было очень непривычно. И даже неприятно.

– Догадываешься, зачем я позвал тебя?

Миннат покачал головой, не ожидая ничего хорошего от этого вопроса. Голос мужчины, в раз ставшего серьёзным, понизился, словно на концерте дирижёр остановил весёлую партию скрипок и махнул палочкой в сторону мрачных контрабасистов.

– Ты разыщешь Короля и поможешь ему вернуться в Миитланд. Каким бы великим он не был в былые времена, сейчас это всего лишь слабый человечек, который даже не имеет представления о своём происхождении. Найди его. Воспользуйся Тропами.

– Но… – Логат растерялся. Тропы. Он слышал о них, изучал этот феномен, но ими так давно не пользовались! С того самого дня, когда по ним ушёл Король и дороги между мирами закрылись.

Мужчина злобно уставился на минната. Его глаза потемнели, меняя яркий голубой цвет на близкий к индиго. Логат понял, что перегнул палку, забыв, кто перед ним.

– Ты решил, что я могу ошибаться? – грозно навис над миннатом мужчина. От него повеяло холодом.

– Прошу простить меня, я, верно, забылся, – испуганно склонил голову Логат.

– Ступай! – указал рукой на дверь мужчина. Его глаза постепенно снова обретали небесно-голубой оттенок. – Разыщи его и приведи прямо сюда. Ближайшая открытая тропа находится на западе. Лесное озеро. И не забудь посмотреть в зеркало перед уходом! – ехидно крикнул Локки вслед спешно уходящему миннату и расхохотался.

Логат выскочил за дверь и спешно захлопнул её, оставив хозяина башни, который явно растерял рассудок в своём затворничестве, одного.

2.

Да, было так. Кажется, я ничего не упустил. Мой великий предшественник отправился на запад в поисках Тропы. Кто бы мог подумать тогда, что скоро история сделает крутой виток в своём спиралевидном движении! А толчок ей будет дан где-то на задворках мира.

Но перед этим Логат навестил своего давнего друга, который уже не одну сотню лет невидимой тенью существовал на севере Енкильмаала. То был один из Первых людей, кто выжил в Древней Битве и теперь скитался по неожиданно ставшим ему чужим миру.

Он нашёл его на восточных склонах Туманных гор и в тайне поведал о своём разговоре с хозяином башни и предупредил, что в скором времени Миитланд ждут перемены.

– Ты должен быть готов, – сказал мой великий предшественник, – отправляйся в Нювалребен. Будь там к началу зимы. Я найду тебя.

Так, а что же было дальше? Если я не ошибаюсь, в его мемуарах было упоминание об этом. Ну-ка, посмотрим. Ага, вот оно.

Игорь

Сизые облака затянули холодное небо и сыпали на набережную мелкую морось дрожащего воздуха. Ветер задувал сразу со всех сторон, швыряя в лицо худощавому парню, на вид которому было лет двадцать пять, дождевую пыль. Но тот, казалось, вовсе не замечал начинающуюся непогоду. Скорее всего он, как и ещё пять миллионов аборигенов, просто свыкся с местным климатом, впитал его нездоровую сырость; и если бы, вдруг, в небе засияло солнце, он недовольно поморщился бы и поспешил скрыться в затхлой роскоши метрополитена или в цокольной затхлости ресторанчиков.

Парень поставил полупустую бутылку вина на холодный гранит набережной и потянулся в карман куртки за сигаретой. Щёлкнув зажигалкой, он глубоко затянулся и выпустил струю дыма в сторону стылой реки, воды которой мелко дрожали под нарастающими порывами ветра.

– Почему писатели всегда описывают сигаретный дым как голубой? – вслух спросил он, обращаясь то ли к самому себе, то ли к реке, всё ближе подбирающейся к кроссовкам юноши. Примериваясь, она накатывала волнами на ступени, спускающиеся к самой воде и утопающие в ней. – Вот он, дым, – парень снова затянулся сигаретным дымом и скосил глаза к носу, внимательно рассматривая выдыхаемые никотиновые облачка, – вовсе не голубой. Ну может быть серый. Скорее даже прозрачный. Нет, всё-таки серый.

Он не боялся, что его кто-то услышит и посчитает за сумасшедшего. В такую погоду люди старались сидеть дома или укрыться в уютных кофейнях, ну или на худой конец пережидать дождь под крышей среди громадных колонн соборов. А даже если кто и увидел одиноко сидящего парня на набережной с бутылкой вина, то и слова бы не сказал. Тем более случайному прохожему не пришло бы в голову усомниться в его рассудке. Как-то самой собой культурная столица превратилась в столицу вина и меланхолии, и одинокий человек, устремивший рассеянный взгляд за горизонт, давно уже не вызывал удивлений.

Этот город был пристанищем всех романтически настроенных отшельников, стремящихся обрести себя и отыскать здесь смысл бытия. Они толпами вываливались из душных вагонов поездов дальнего следования, приезжая из провинции покорять северную Пальмиру. И всю эту разномастную публику, возбуждённую ложной романтикой города-призрака влекло именно к реке, что из века в век несла свои мутные воды через болота. Почему именно сюда, к реке? Ведь тут непрекращающийся холодный ветер, который залезает под самую кожу и вечная морось, которую не иссушит уже никогда даже самое жаркое солнце. Привлекательного, согласитесь, мало. Может, дело в разрекламированных, упакованных в тёплый гранит набережных? Может. Но скорее всего в том, что река была единственным, что двигалось в этом вековом застое. И шли они сюда по наитию, которое вело их предков, а теперь затягивало и их.

Этот город – приманка. К нему остервенело бегут навстречу, бросают всё нажитое, стремясь утолить здесь свои самые великие мечты, которые после неизменно утопают в сладких парах джаzового Каберне. Мечты-утопленницы, трупы которых уплывают на запад, в Финский залив. Вот оно ключевое слово – запад. Разве можно начинать что-то там, где всё априори заканчивается? Почему об этом никто никогда не писал? Хотя бы спел. А то всё им «в Питере пить». От хорошей жизни что ли? Разочарование – вот что ждёт всех вас, наивных мечтателей. А после смерть. Духовная ли, физическая – не всё ли равно? А надрывный свист ветра в дворах-колодцах станет панихидой по нам, сочинённой ещё триста лет назад лицемерным городом, который остервенело строил двухметровый безумец. Остерегайтесь сумасшествия царей. А хоть бы даже императоров.

Парень со злостью бросил окурок в реку и потянулся за бутылкой. Терпкое красное вино с повышенным содержанием танинов и фруктовым букетом приятно туманило разум, заставляя видеть в безжизненных клочьях сизых туманов проблески фантомной надежды. Сплошной обман. Хоть кто-то был однажды счастлив в этом городе? Так, чтобы по-настоящему, без лишних слов, не крича об этом на каждом перекрёстке? Счастье – оно молчаливо. Впрочем, отчаяние тоже. Две сестрёнки-близняшки – поди разбери кто перед тобой.

Ветер всё усиливался, разгоняя волны, разбивая их о гранит и осыпая водными осколками лицо парня. Он натянул посильнее капюшон куртки, пряча под ним свой белобрысый вихор и снова отпил из горлышка.

Чокнутые чайки молчаливо барахтались в воздухе, пытаясь поймать под крыло потоки воздуха. Они бросались с отчаянием самоубийц в волнующуюся воду и мгновенно выныривали с трепыхающимися рыбёшками в зажатых жёлтых клювах. Впереди высился тонкий шпиль собора, укрытого за мощными бастионами крепости, ни разу не видевшей сражений. Император сразу задумал её как место пыток и могил, фальшиво обозвав это фортификационным сооружением, чтобы не отпугивать раньше времени своих приближённых. Скопище разбитых судеб. Город родился среди смертей. Мог ли он теперь жить иначе? Если бы в России жили слоны, они бы выбрали Питер местом своего братского кладбища. Есть ли ещё более подходящие варианты?

Нет, это не счастливый город, что так помпезно вырос посреди туманных болот. Фарс в угоду безумцу.

А вино было вкусным, чёрт побери. Вот! Ещё один символ – усатая шляпа с хриплым тембром голоса, чуть ли не ежедневно поминающая чертей. Вот и дозвались. Город, хранимый бесами. Надо было слушать классиков и гнать их подальше. Зря что ли оккультные практики выдумали?

Зарядил мерзкий апрельский ливень, подгоняемый сбивающим с ног ветром.

– И хляби небесные разверзнуться! – парень встал, широко расставив ноги, чтобы не поскользнуться на мокрых камнях, снял ставшие под дождём бесполезными очки и, зажмурив глаза, подставил лицо навстречу протекающему небу. Опущенной рукой он крепко сжимал за горлышко бутылку вина. В этот торжественный момент в кармане зажужжал телефон, руша всё величие будничным гулом вибрации.

– Ну как всегда, – выругался парень, нацепил обратно очки, тут же размывшие мир вокруг и полез свободной рукой в карман джинс. Телефон не хотел вылезать, цепляясь за ткань. —Давай ты уже! – раздражённо бормотал он, наконец, выдёргивая аппарат вместе с вывернутой подкладкой кармана.

На экране светилась надпись: Ира менеджер.

– Да.

– Гарик, привет, – вкрадчиво произнесла девушка на другом конце линии.

– Привет.

– Как дела?

– Нормально, – стараясь говорить бодрее, тщательно контролируя слегка заплетающийся язык, ответил он. – Вот, наслаждаюсь видами Петербурга.

– Один?

Он посмотрел на бутылку вина и ухмыльнулся.

– С лучшим другом.

– Понятно. Много не пей, – он явственно представил как на лицо Иры наползала ехидная ухмылка. – Игорь, я чего звоню-то. Я понимаю, что сейчас совсем не подходящее время, но у нас завтра некому выйти на смену. Сашка заболела как обычно, Юля занята чем-то супер важным, у Паши пары. В общем, ты не мог бы выручить?

Игорь закатил глаза. Ничего нового.

– Вера ничего не скажет?

– Её завтра не будет. Да и выхода нет. Она поймёт. Ответственность беру на себя.

– Ладно. Но я опоздаю. Минут на двадцать, – попытался поставить себя хозяином положения парень. Прийти позже – барские замашки. Вот это важная персона, конечно!

– Хоть на двадцать две. Спасибо тебе огромное. Тогда до завтра!

– До завтра, – он услышал короткие гудки, убрал телефон в карман и многозначительно посмотрел на вино. – Так, пора нам домой. Планы неожиданно изменились, – объяснил он бутылке.

Домой добирался на метро. Люди, спасаясь от непогоды, спускались в подземку и пачками загружались в вагоны, в которых стояла невыносимая духота. Игорь недолюбливал скопления людей. В общем-то людей он не любил даже больше, чем их скопления. И поездки в общественном транспорте становились для него пыткой. Он порой задумывался, что за такие испытания давно уже заслужил себе статус мученика.

Вывалившись из вестибюля метрополитена на улицу, Игорь сделал глубокий вдох свежего воздуха, в котором не было обычной пыли, прибитой сейчас дождём и пошагал в сторону дома мимо бабулек сидевших на поребриках со всякой всячиной на продажу. Мимо девчонки в яркой рекламной манишке, сующей в руки зазевавшимся прохожим пёстрые листовки, мимо хмурых мужчин со среднеазиатским разрезом глаз за самодельными прилавками с «сочными» и «сладкими» фруктами и овощами.

В наушниках у Игоря играла музыка – чтобы никого не слышать, не пускать к себе внешний мир. Недопитая бутылка вина лежала в рюкзаке за спиной, бултыхая содержимым. Тучи на небе великодушно разошлись, пропуская на короткое мгновение солнце, бликами которого поблескивали серые лужи на асфальте.

Игорь по пути заскочил в магазин купить ещё бутылку вина. Какая разница, одна или две, размышлял он. В качестве закуски – не пить же как алкоголик – он взял сыр, а в пекарне белый, ещё тёплый итальянский хлеб. Сейчас он сходит в душ, смоет с себя похмельный налёт, который уже неприятным осадком ощущался во рту, включит на компьютере музыку, махнув вверх полоску уровня громкости и забудет про всё на свете, оставшись наедине с собой.

Небольшая квартира-студия встретила его угрюмым молчанием, разбросанными носками на полу и горой грязной посуды в раковине. Игорь скинул обувь и куртку прямо на пол, оставив на линолеуме дождевые капли, выложил из рюкзака вино и хрустящий бумажным пакетом хлеб на стол, положил на среднюю полку абсолютного пустого холодильника упаковку сыра, включил ноутбук и отправился в душ.

***

Зудящая мелодия будильника доносилась словно издалека. Постепенно нарастая, звук становился всё громче, а головная боль всё сильнее. Игорь кое-как разлепил веки и вытряхнул себя из постели, на автомате подобрав брошенные вчера на пол очки. Он добрёл до стола, по пути запутался ногами в раскиданных джинсах и наконец отключил мерзкий трезвон.

Парень застонал, хватаясь рукой за раскалывающуюся голову и, прищурив один глаз, огляделся. На тарелке лежали подсохшие куски сыра. Стол был усыпан хлебными крошками, среди которых валялись пробки от вина – за последнее время их скопилось не мало.

– Господи, как же плохо, – прокряхтел он, облокачиваясь о столешницу. Он посмотрел время на телефоне. Если он не хотел опоздать на работу сильнее оговорённого, через двадцать минут надо было выходить. Игорь открыл скрипнувшую дверцу кухонного шкафа, нашёл упаковку «Цитрамона» и закинул в себя сразу две таблетки. Он разжевал кисло-горькое лекарство и, не запивая, проглотил. Что ж, ему определённо бывало и хуже. Надо приводить себя в порядок. Игорь, обогнув диван, стоящий посреди квартиры, прошаркал к тумбе, где хранилось чистое бельё и достал из выдвижного ящика свежие носки и трусы. Задвигая обратно ящик, парень задержал взгляд на документах в прозрачном файле с тонким налётом пыли. Сердце на секунду сжалось. Он быстро отвернулся и поковылял, цепляясь за воздух ватными руками, в душ.

***

На улице снова лил дождь. Хорошо хоть не холодный. Игорь накинул капюшон куртки и поспешил к метро, плывя сквозь туманное похмелье и стыдливо пряча похмельный взгляд в асфальтовых лужах.

Игорь уже четвёртый год работал официантом в китайском ресторане в центре города. Сменив несколько профессий, от электрика на заводе до брокера в какой-то вшивой компании с вычурно-никчёмным названием, он остановил свой выбор именно на работе официанта. Ему нравилось каждый день видеться с новыми людьми, здороваться за руку с состоятельными постоянниками, каждый день обедавшими в ресторане, тем самым подпитывая иллюзию собственной значимости. Нравились подвижность работы, её разнообразие, которые отсутствовали в рутинной офисной деятельности или безумном однообразии завода. Да и деньги зарабатывались легко. В этом был даже некоторый азарт: никогда заранее не знаешь, сколько оставят тебе сегодня на чай. Жизнь представала перед юношей расхлёстанной, ни к чему не обязывающей игрой, не требующей излишних усилий, но и не дающей никаких гарантий. Каждый новый день становился очередной партией, хитро подмигивающим из-за веера своих карт.

Ресторан, коллеги давно уж стали для Игоря своего рода семьёй. Тут он чувствовал себя нужным и даже, в некоторой степени, успешным. Он мог брюзжать, что ему всё надоело, что он устал от редких, но неизменных хамских выходок посетителей. Мог злиться на целый сонм директоров и владельцев ресторана, что ему мало платят. Но на самом деле его всё устраивало. При этом он боялся заглядывать в будущее и признаться себе в отсутствии у себя малейшего представления о том, что его ждёт. Он смотрел вперёд с апатичной обречённостью и без всякого интереса. Словно выброшенная на берег рыба он смиренно принял свою судьбу, которая, по какому-то своему хитрому плану никак не давала ему погибнуть в не предназначенном для него воздушном пространстве.

Игорь зашёл в ресторан и поздоровался с усатым охранником, чей огромный живот встречал посетителей на входе раньше самого человека. Бек. То ли узбек, то ли казах. Игорь не вдавался в подробности. Ему достаточно было, что мужик был добрым, порядочным человеком. Какая там уже разница, кто он по национальности.

– Привет! – Игорь коряво улыбнулся Ире, которая вышла из-за барной стойки. – Как себя чувствуешь? – с тревогой заглянула она парню в покрасневшие, чуть опухшие глаза.

– Да нормально, – неопределённо махнул он рукой, – голова мутная и ощущение, что вчера с крыши упал – всё тело ломит. А так – нормально.

– Уверен? – настаивала девушка.

– Да, да. Всё хорошо, не беспокойся, – Игорь постарался улыбнуться более убедительно, но резкая боль в голове исказила улыбку.

– Ну смотри, – качнула головой девушка. – Ты извини, что пришлось выдернуть тебя. Я понимаю, сейчас тебе не до этого всего, – Ира обвела рукой помещение, – но блин, никто не может больше. Ты один никогда не подводишь.

Игорь таял в такие моменты. Ему было одновременно приятно и неловко слышать комплименты собственной незаменимости. Хоть здесь в нём нуждались. Больше нигде.

– Всё нормально. Я даже рад поработать. Отвлекусь и всё такое.

– Ну хорошо. Я тоже рада, – она дружески погладила парня по плечу. – Кофе будешь?

– Конечно, – лицо Игоря просияло, рассеивая похмельную серость. – И покурить. Пойдёшь?

– Ладно, сделаю для тебя исключение.

Ира вторую неделю бросала курить, но время от времени позволяла себе никотиновые послабления. Игорь решил воспользоваться своим положением человека, которому сейчас сложно отказать, ради компании в курилке.

***

Ночь уже опустилась на город, когда уставший после двенадцатичасовой смены Игорь подошёл к парадной своего дома. Он не спешил заходить. Весь день шёл дождь, который перестал всего полчаса назад и теперь улицу окутал тихий покой свежести. Игорь курил и смотрел на яркую луну в тёмном небе. Круглый бледно-жёлтый диск обтекали клочья чёрных облаков. Они словно опасались приближаться к мистическому свету, предпочитая держаться от него подальше.

Домой идти не хотелось. В квартире смердело беспорядком и тоской одиночества. А на тумбе тяжким грузом лежали документы, главным из которых было свидетельство о смерти Нины Владимировны Кузнецовой – бабушки Игоря.

Парень ткнул сигарету в мокрую стенку металлической урны и смиренно поплёлся домой.

Он щёлкнул выключателем и электрический свет выхватил из темноты квартиры хаос разбросанных вещей и спёртый запах винных паров.

– Убраться-то не помешает, – с чувством похмельной вины подумал Игорь.

Он снял обувь, куртку, аккуратно повесил её на вешалку слева от входа и приступил к уборке. Открыл окна, собрал мусор в синий мешок с белыми завязками и отставил брякнувший бутылками пакет на коврик при входе. Протёр везде пыль, упорно игнорируя поверхность тумбы, пропылесосил, вымыл посуду, еле отскоблив засохшие остатки еды от тарелок, собрал разбросанную одежду и аккуратно сложил их в ящики тумбы, всё так же не глядя в сторону файла с бумагами. Он даже отдраил микроволновую печь и холодильник, в котором поселился запах тухлятины. Перестелил кровать, разложил на полках книги своей небольшой библиотеки и поменял в люстре перегоревшую лампочку, запас которых чудесным образом отыскал в кухонном шкафу. Дел больше не было. Он огляделся, поправляя сползшие к кончику носа очки. Пакет! Надо выбросить мусор. «На ночь выносить мусор – дурная примета» – вспомнил он слова бабушки. Отмахнувшись от колкого зуда воспоминаний, он оделся и выскочил на улицу.

Возвращаясь от мусорных баков, окружённый тяжёлым от влажного воздуха облаком сигаретного дыма, Игорь услышал тонкий писк где-то в кустах. Не обращая на звук внимания, Игорь пошёл дальше. Но тот раздался снова и теперь ближе. Парень обернулся и увидел как в жёлтое пятно фонарного света, размазанное по мокрому асфальту, входит серый котёнок. Он открывал маленький рот, в котором виднелись малюсенькие зубки и оттуда вырывалось жалобное мяуканье. Игорь уставился на крохотное животное. Котёнок, подняв тоненький хвостик, косолапо подбежал к ногам парня и потёрся о джинсы. Раздалось громкое довольное тарахтение.

– Ты откуда? – делая осторожный шаг в сторону, глупо спросил Игорь. Котёнок не ответил, но посмотрел на парня круглыми глазёнками и приковылял снова, прижимаясь к ботинкам. Игорь опустился на корточки и погладил мягкую шёрстку.

– Ты потерялся? – парень оглянулся через плечо, ожидая увидеть хозяев животного. Но двор, заполненный дремлющими автомобилями был совершенно пустым и лишь в нескольких домах робко горели окна, одно из которых тут же погасло, подло мигнув на ищущий взгляд юноши.

– Ну и что ты мне предлагаешь? – вздохнул Игорь, снова поворачиваясь к котёнку.

Тот, радостно жмурясь, поднял серую головку с маленькими острыми ушками. Довольное мурлыкание не прекращалось.

– Голодный наверное. Ладно, у меня переночуешь, что ж с тобой делать.

Игорь поднялся на ноги, сделал три шага вперёд и оглянулся, проверяя, идёт ли за ним котёнок. Тот резво припустил следом. Игорь хмыкнул и уже быстрее пошёл к парадной. Доставал ключи из куртки он уже одной рукой, прижимая второй крохотное тельце к груди, боясь по неосторожности причинить котёнку вред.

Дома Игорь не обнаружил никакой подходящей еды для животного. Только морозильник жалобно таращился на него полупустой пачкой пельменей.

– Я пойду в магазин, а ты будь пока тут, – наставительно говорил Игорь своему пушистому гостю, вертевшемуся у его ног.

Круглосуточный супермаркет, к счастью, был через дорогу. Игорь купил маленькую пачку не слишком дорогого, но и не самого дешёвого корма, выбирая по принципу «самое лучшее должно быть посередине». Себе он взял банку сметаны к пельменям и упаковку чая, поморщившись при виде стеллажей с алкоголем. Вчерашнее вино отзывалось горечью изжоги.

Вернувшись в квартиру, Игорь застал котёнка закапывающим бледно-жёлтую лужицу, гадостно растекавшуюся по линолеуму. Котёнок отряхнул мокрую лапу и, громко урча, побежал встречать своего нового друга.

– Ну твою ж мать, – обречённо вздохнул Игорь и пошёл искать тряпку, сердито выдвигая кухонные ящики, в которых валялась ни разу до сегодняшнего дня не пригодившаяся хозяйственная утварь.

– Зачем ты на пол наделал? Не мог сразу сказать, что в туалет хочешь? – сердито выговаривал он котёнку, выжимая тряпку в душевой кабине. – Ты всегда, в гости когда приходишь, первым делом ссышься? Кто тебя манерам учил? Эх ты! Вот сдам тебя в приют, будешь знать.

Котёнок беспрестанно мурлыкал и всё вился рядом с Игорем. Игорь отыскал блюдце с щербатым краем и выдавил из пакета половину едко пахнувшего корма.

– Вот, держи.

Котёнок набросился на еду.

– Ты год не ел что ли? – ставя на плиту кастрюлю с водой, ворчал Игорь. – Так. Тебе ведь надо туалет ещё организовать, – взъерошил он свою светло-русую шевелюру, оглядываясь в поисках чего-нибудь подходящего. Он залез в шкаф-кладовую у входа и отыскал пластмассовый ящичек с низкими бортами, оставшийся от хозяина его съёмной квартиры. Повертев его в руках, Игорь махнул рукой.

– Ладно, сойдёт.

Он поставил его в угол между душевой кабиной и стеной.

– Здесь будет твой туалет, понял? – обратился он к котёнку, который, довольно облизываясь, подошёл к самодельному лотку и деловито обнюхал его. После чего залез внутрь и наглядно продемонстрировал Игорю полное понимание сложившейся ситуации.

– Молодец. Сообразительный какой, – он потрепал котёнка по голове, когда тот закончил свои дела и принялся умываться, развалившись на полу.

Игорь сидел на диване и читал книгу. На его коленях урчал котёнок, отвлекая парня своим тарахтением от чтения.

Игорь проверил время на телефоне.

– Так, дорогой, уже третий час, пора ложиться. Хватит нам ночного образа жизни, – осторожно переложив тёплое тельце на диван, Игорь поднялся, откладывая в сторону книгу.

Он уже две недели не ходил на работу, если не считать сегодняшней смены и привык ложиться под утро, а вставать сильно позже обеда. Ему предоставили отпуск на целый месяц, а не на стандартные четырнадцать дней. Управляющая ресторана настояла на этом, хотя Игорь не просил и готов был продолжать работать, несмотря на случившееся. Оставаться дома было ещё хуже. Ему даже сходить не к кому. С коллегами он общался только на работе, давние друзья растворились в минувших годах, словно и не существовало их. Словно всё прежнее было сном, полным счастливых пёстрых улыбок, юношеских трагедий и искренних заблуждений, но не правдой.

Игорь умылся, разделся, выключил свет и лёг в постель. Блёклый свет ночного города проникал в комнату через окно и обрисовывал силуэты мебели и маленькие острые ушки котёнка, примостившего в ногах. Тусклый фонарный свет, сочащийся с улицы болезненной желтизной, вырисовывал каждую шерстинку на вздымающемся боку маленького животного. Игорь лежал на спине с открытыми глазами и глядел в разверзнувшуюся перед ним потустороннюю пустоту. Сон не шёл.

Игорь думал. Он вспоминал последние месяцы своей жизни, окутанной дымкой; прокручивал в голове снова и снова последний разговор с Таней, случившийся несколько недель назад.

«Ты стал злым, жестоким!» – кричала она, пока он сидел на диване, пережидая бурю, ставшую одной из многих. – «Я рядом с тобой чувствую себя как в склепе каком-то! Ты превратился в бесчувственного робота» – сложив руки на коленях, он слушал её судорожные всхлипы.

«Я – девушка! Мне нужны внимания и забота, а не бесхребетный мешок с проблемами! Чего ты стОишь? Таскаешь подносы, пока нормальные люди деньгами ворочают. Ты урод! Я столько тебе отдала, столько всего сделала! Эгоист! Только о себе и думаешь. Чего ты молчишь? Молчи, мразь конченая! Ничего не можешь, только глазами своими хлопать. Жизнь так прохлопаешь.»

Завывания своей уже бывшей девушки, оскорбления и истеричные крики совершенно не трогали его. Она ушла, а он просто смотрел ей в след сухими глазами. Никаких волнений в груди. Даже не ёкнуло. И давно ли он рыдал над рыбкой, которую обнаружил в аквариуме однажды утром, плавающей кверху брюхом? Нет, не с ним это было. С другим Игорем, ещё ожидающим от жизни наивным своим детским умом больших свершений, ютившимся рядом с бабушкой и сестрой, укрывающих мальчишку от всяческих невзгод.

Теперь он явственно ощущал – внутри него словно что-то умерло. Окаменело. Его душа спряталась за щитом, от которого отлетало всё, что должно было взволновать его чувства. Хитиновый покров сердца, ядовитый в своей сути.

Таня заклеймила его грубым и самовлюблённым эгоистом. Может, действительно, так казалось со стороны. Но на деле он просто устал переживать, чувствуя как сердце в раскрывшемся ужасе, зажмурившись, жмётся к позвоночнику. Игорь знал, что если ещё хоть раз пустит в себя тоску – либо сойдёт с ума либо загремит в больницу после попытки неудачного самоубийства.

Даже на работе все с беспокойством заметили его обновлённое состояние, не понимая, что его кажущаяся отрешенность – самое здоровое состояние духа в сложившейся ситуации. Его не понимали, оглядывая с подозрением, с молчаливым укором, сочувствием и вопросом во взгляде. Ничего объяснять он не собирался. Вера, управляющая ресторана, отправила его отдыхать.

«Я понимаю, что сейчас у тебя непростой период в жизни. Тебе надо развеяться, сменить обстановку. Пойми, что ходить с такой постной миной в ресторане тоже не годится. Мы все за тебя переживаем.»

Конечно.

«Я бы на твоём месте сходила, может, к психологу.»

Обязательно.

«Отдыхай. Если что, мы всегда поможем. Ты не один.»

Непременно.

Он повернулся на бок, осторожно, чтоб не потревожить развалившегося в ногах котёнка, который пискнул сквозь сон.

Две недели назад умерла бабушка. Последний человек, связывающий его с реальностью. Теперь ничего не осталось. Только ресторан, продуктовые магазины, съёмная квартира, безвкусные ужины в компании с вином, люди вокруг. И отдельно от всего этого стоял Игорь. Он словно наблюдал смазанные движением цветные картины, непрерывный поток людей, стоя на чёрно-белой обочине.

События ещё не остывших дней были разбросаны в памяти, валялись там бесформенной кучей. Полиция, протокольные равнодушные морды, мигалки, красный кружок светофора, морг, врачи с усталыми физиономиями, «Свидетельство о смерти», бледное родное лицо теперь уже несуществующего человека, автомобили, катафалк, подписи на документах, печати, справка о кремации, ключи от квартиры, тишина. Гробовая.

Полное опустошение. Безразличие ко всему, что происходит и ещё произойдёт. Утраченный смысл – напыщенная фраза стала оглушающе понятна.

«Ты должен всегда, несмотря ни на какие жизненные обстоятельства, оставаться жизнерадостным и не терять присутствия духа.»

Слова бабушки сразу после смерти сестры. Три года назад. Она утирала красные от слёз глаза и старалась улыбаться. В груди Игоря что-то страшно сжималось, перекручивая внутренности.

«У тебя есть мы. Мы всегда будем рядом, что бы не случилось.» – слова живой ещё сестры и утвердительный кивок бабушки семнадцать лет назад, когда мать ушла из семьи. Отца он не помнил. Маленький мальчик десяти лет, для которого мир начал стремительно сужаться до размеров трёхкомнатной квартиры, где они жили с сестрой и бабушкой. Здесь защита, здесь всегда будет тёплое лето.

Зачем давать обещания, которые не можешь выполнить? Теперь уж вас нет рядом. А коллеги с опаской поглядывают на него, украдкой ища в интернете стоимость приёма у психиатра.

Но ещё никогда его сознание не было таким ясным, как теперь. Всё стало прозрачным и понятным. Горькие слёзы одинокой истерики окончательно смыли налёт заблуждений: на самом деле до него никому нет дела. Каждый при рождении был брошен в водоворот событий, где рассчитывать можно только на свои силы. Нет смысла тревожиться за других. Тревожиться надо за себя.

Он был бы рад поплакать, соскоблить с себя гнетущую отрешённость. Но слёзы не шли. И как-то так на всё плевать. В чём смысл?

Глаза слипаются, комната растворяется среди колеблющихся теней.

Зачем? – самый важный вопрос.

Он провалился в сон.

***

Игорь, вплотную приблизив лицо к зеркалу, рассматривал тонкий порез на скуле, из которого сочилась кровь. Из крана шумно бежала вода.

– В кои-то веки решил побриться, – он цокнул языком, набрал в сложенные лодочкой ладони воду и, склонившись над раковиной, плеснул её на лицо. Порез защипал.

Он поднял голову и посмотрел в своё отражение. На светлых ресницах повисли дрожащие капельки воды. Растрёпанные волосы давно уже надо было привести в порядок и сходить в парикмахерскую. Вид у него был, конечно, тот ещё. Изоляция от общества, которую он себе устроил, отрицательно сказывалась на внешнем виде. Ел через раз, света дневного не видел. Хорошо если в душ раз в три дня сходит.

– Похудел я, дружочек, – обратился Игорь к котёнку, который сидел рядом на полу. – Я и раньше-то не особо толстым был, – усмехнулся парень, – но сейчас уже совсем не хорошо. Не то что ты – вон отъелся как.

Котёнок внимательно слушал своего хозяина, поворачивая свою серую головку. Игорь решил оставить животное. На следующий день, после того, как он его нашёл и принёс домой, Игорь сходил в магазин и купил нормальный лоток, наполнитель для туалета и большую упаковку корма. Серый котёнок очень напоминал воробья, когда сидел, подобравшись, на спинке дивана. Вспомнив отчаянного пирата из фильма, Игорь решил дать такую кличку своему питомцу. Джек. Тот честно оправдывал имя, громко носясь по квартире, сражаясь с чудовищным хвостом и отыскивая забытые пыльные клады под диваном.

Последние десять дней Игорь сидел дома, изредка выходя в ближайший магазин за продуктами и вином, и сутками напролёт читал книги. Вот уж где он находил утешение, так это в литературе. С детства бабушка привила ему любовь к чтению. У них дома была большая библиотека, часть которой, отобрав самые любимые романы, он забрал с собой при переезде на эту съёмную квартиру год назад, когда они с Таней решили попробовать пожить вместе и Игорь рассказал о своём решении бабушке. Она согласилась, считая, что внук должен самостоятельно совершать ошибки и делать из нихвыводы. Семейная жизнь продлилась недолго.

Сегодня Игорь решился, наконец, съездить домой. Туда, где прожил столько лет вместе с бабушкой и сестрой. Квартира была их раем, наполненным дружбой и поддержкой друг друга. После похорон он там не появлялся, боясь оказаться во внезапно опустевшем парадизе, малодушно страшась воспоминаний, сторонясь свершившегося.

Откладывать поездку больше не было смысла. Да и вообще, если хорошо подумать – разумно было бы вернуться туда. В этой квартирке всё слишком напоминало о Тане и разрыве их отношений. Казалось, что эхо от её криков всё ещё отражается от белых обоев, баламутя только-только осевший горький осадок ссор.

Конечно, квартира бабушки тоже полнилась воспоминаниями, которые напоминали об утрате. Но, прислушиваясь теперь к себе, Игорь находил внутри приятные, согревающие тона. И если съёмная квартира напоминала безумное похмелье с вязким, противным перегаром, то квартира бабушки – имбирный горячий напиток, который оказывал лечебный восстановительный эффект и приятно пах. Пускай и был сдобрен грустью.

Три комнаты это конечно слишком много для одного человека. Но теперь у него есть Джек, которому явно будет комфортнее носиться по ста квадратным метрам, а не ютиться на паршивой двадцатке. К тому же за съёмную квартиру приходится платить. И не мало.

В общем, аргументов нашлось слишком много, чтобы их игнорировать и Игорь решился хотя бы съездить туда. Для начала.

– Ты, дружочек, побудь пока тут. Я одной ногой там, другой здесь. Не скучай, пушистик, – сказал Игорь, одеваясь.

Джек внимательно смотрел маленькими круглыми глазками и, казалось, понимал всё, что говорит ему человек. Если бы однажды Игорь обнаружил, что Джек стоит у плиты и жарит яичницу, он бы вряд ли сильно удивился. Игорь сунул в карман куртки звякнувшие ключи и покосился на документы. Он боялся их, как огня, не хотел прикасаться к ним. Они стали символом всех его утрат. Ему казалось, если он возьмёт их в руки – непременно случится ещё что-то плохое.

Мотнув досадливо головой, он вышел на лестничную площадку и закрыл дверь прямо перед носом любопытного котёнка.

***

Игорь стоял перед тумбой в обезличенной квартире и смотрел на файл, в котором лежали документы. Внизу у парадной ждала грузовая машина со всем его небогатым скарбом, большинство из которого составляли четыре коробки с книгами. На днях Игорь принял решение – позвонил хозяину квартиры и сообщил, что съезжает. Пора возвращаться домой.

Он взял документы, спешно сунул их в рюкзак, сразу показавшийся невыносимо тяжёлым, и быстро вышел из квартиры, подхватив по пути переноску, где сидел Джек и с интересом тыкался мордочкой в чёрную сетку своего маленького дирижабля. Игорь закрыл дверь, кинул ключи в почтовый ящик, как было оговорено с хозяином, не нашедшего времени приехать и вышел на улицу, где сияло солнце и сладко пахло скорой весной. Формально, она уже наступила, но в Петербург по-настоящему она приходит лишь в начале мая.

– Едем, начальник? – поворачивая ключ зажигания и заводя тарахтящий мотор, спросил усатый водитель в тельняшке и потрёпанной серой куртке. В кабине стоял слезливый запах пота и машинного масла.

– Едем, – Игорь пристроил на коленях переноску, сунул под ноги рюкзак и уставился в окно, глядя как деревья во дворе махают ему на прощание наливающимися весенним соком ветвями.

Сердце Игоря чуть кольнуло. Он уже привык к этому своему временному пристанищу и было грустно уезжать, сознавая, что сюда вряд ли ещё когда-нибудь вернётся.

***

Когда мать пропала, оставив короткую записку со словами извинений и просьбой, чтоб они не пытались её искать, за воспитание внуков взялась бабушка по отцовской линии. Отца своего парень никогда не видел. Он умер, когда тот ещё был совсем маленьким.

Игорь и его старшая сестра Полина формально остались сиротами. Бабушка, бойкая женщина суровой советской закалки, в кратчайшие сроки оформила над детьми опекунство. Государство платило ей пособие за двух детей и довольно высокую пенсию, которую женщина заслужила статусом ветерана труда. К тому же она ребёнком жила в блокадном Ленинграде и получала, пусть и крохотную, надбавку как «блокадница». От мужа военного ей осталась трёхкомнатная квартира в престижном Московском районе, где и стала жить вся её немногочисленная семья.

Игорь с Полиной ни в чём не нуждались. Даже когда наступили трудные времена после развала Союза, дети не догадывались о финансовых потрясениях всей страны и бабушки.

После смерти отца Игоря, мать так и не смогла или, что вернее, не захотела ужиться со свекровью, хоть та всячески старалась не стать зловредной женщиной из анекдотов и принимала жену своего умершего сына как родную дочь. Мать Игоря терпела свою горькую долю вдовы, да так и не смирилась, однажды просто исчезнув из жизни своих детей.

Не суди, да не судим будешь.

Игорю на тот момент было десять лет. Полине – пятнадцать.

Нина Владимировна посвятила всю себя детям. Под чуткой и строгой заботой Полина закончила школу с красным дипломом и поступила в университет на факультет геологии. Девочка-егоза нашла себя в бесконечных разъездах по стране. Преподаватели с удовольствием отправляли её на практику в другие города. А когда практика заканчивалась, девушка уматывала с друзьями в походы и по возвращении с упоением рассказывала бабушке и брату о сказочном ощущении свободы. Домашний уют и покой были чужды непоседливой девушке.

Но однажды она не вернулась с очередной поездки. Позже выяснилось, что её группа сплавлялась по реке и утонула в полном составе. Бурная река, которая стала олицетворением образа жизни Полины, поглотила отчаянную авантюристку, забрала в свои недра. Тело так и не нашли.

Игорь тогда только начал работать в ресторане.

Он вырос полной противоположностью сестры. Улица всегда казалось ему чуждой и далёкой. Она была где-то там, за окном и плотно задвинутыми шторами, вне его мира книг и сказочных приключений. Без волшебства и миражей мир казался пустым и ненадёжным.

Игорь рос замкнутым мальчиком с доверчивыми голубыми глазами.

Он отучился в школе, с облегчением выйдя десять лет назад из широко распахнутых дверей прочь от высокомерных издёвок одноклассников. Друзей он себе не завёл. В отличие от бойкой сестры, он не имел понятия, чего ждёт от жизни. Если Полина брала в руки весло и остервенело гребла, часто даже против течения, то Игорь пускал свою лодку в самостоятельное плавание и мирно сидел в ней, наблюдая за тем, как мимо вяло текут берега.

Высшее образование он так и не получил, с горем пополам окончив колледж, куда поступил после школы, буквально запрыгнув в последний вагон за два дня до начала учебного года. Так было надо. Того требовало общество и бабушка. Он не сопротивлялся. Добросовестная Нина Владимировна настояла на важности обучения, грозя внуку, на всякий случай, армией.

Впрочем, от службы уклониться так и не удалось. Он попал в вооружённые силы прямо в разгар второго курса. Как оказалось, колледж отсрочки не давал. Вернувшись после года странно прошедшей службы, где новоявленный дембель так и не взял в руки боевое оружие, проведя отведённый срок за журналами и конспектами ротного, бессонными ночами заполняя листы чужим почерком, Игорь заочно окончил учёбу.

Как и в случае с армией, выпускник мало понял, куда делось потраченное время, получив на руки диплом, который приютил ящик стола, ранее обжитый свидетельством о рождении и школьным аттестатом.

Неопределённость и непонимание чего он хочет от жизни заставили парня метаться от собеседования к собеседованию. Он искал себя, но всё было не таким, как хотелось бы. Заводы слишком агрессивно гремели турбинами, офисные компьютеры и бизнес-ланчи отторгали фальшивой важностью. Жизнь текла мимо. Бабушка качала головой, но, воспитанная советской стабильностью, не могла помочь внуку в чуждом для неё капиталистическом, неустойчивом мире. Всё, что было в её силах, она сделала.

Как-то раз он решил, что не хочет быть обузой и съехал на съёмную квартиру. С Таней. Он был уверен, что это истинная любовь. Он приезжал раз в неделю навестить бабушку, запойно рассказывая ей о своей новой жизни. Мудрая бабушка поила его чаем с пирожками.

Так и жили. До начала этого года, когда у бабушки случился инсульт, насильно заставивший всю жизнь проведшую на ногах женщину наконец, с горестным вздохом, лечь в кровать.

Теперь настала очередь Игоря отдавать всего себя человеку, заменившему парню и мать и отца, возвращая однажды принятую любовь и заботу. Он увидел в этом своё предназначение и остервенело бросился ухаживать за единственным родным человеком. Таня как-то сама собой оказалась за пределами сознания Игоря.

Врачи обнадеживающе говорили, что женщина поправиться. Она молчаливо кивала головой, лёжа в постели, боясь лишить надежды внука. А однажды Игорь нашёл её в постели с закрытыми глазами на бледном, умиротворённом морщинами лице.

Он воспринял смерть бабушки как личное поражение и поник.

Тогда же ушла и Таня. Закатила истерику и оставила парня наедине со своим отрешённым самобичеванием и бутылкой вина, в которой Игорь вдруг обнаружил надёжного понимающего собеседника.

***

Игорь стоял посреди кухни, растерянно озираясь. Перед ним забился в угол стол, когда-то накрытый на троих, а теперь одиноко стоявший, словно сознавая собственную никчёмность. Пережиток прошлого. Сахарница, наполовину заполненная слипшимся окаменевшим сахарным песком; цветастая, слишком яркая клеёнка и пустая керамическая салфетница с ассиметричными половинками. Прежде кипящая супом на плите и разговорами кухня теперь полнилась кислым запахом утраты.

Игорь вздрогнул от неожиданности, когда что-то коснулось его ноги.

– Джек! Тьфу ты, напугал, – Игорь взял на руки подросшего котёнка. – Знакомься, теперь это наш новый дом.

Кот мяукнул, спрыгнул на пол и сел, многозначительно уставившись на человека.

– Опять есть хочешь? – хмыкнул Игорь и пошёл к коробкам, сложенным вдоль стены в коридоре, шумно искать пакет с кормом.

***

– Ты какое будешь? – спросил Сашку Игорь, внимательно рассматривая стеллаж с бутылками вина.

– Буду то же, что и ты, – чуть склонив голову на бок, стрельнула блестящими глазками девушка.

– Тогда возьмём это, – Игорь взял с полки бутылку «Монтепульчано» и посмотрел на Сашку. – А лучше две, – улыбнулся он и достал вторую бутылку, сунув её под мышку.

– Всё? – Сашка убрала прядь светлых волос со лба, ловя взгляд Игоря своими большими зелёными глазами.

– Ещё нужна закуска, – рассеянно оглядываясь в поисках холодильника, сказал Игорь. – Ага, вот, – нашёл он нужный отдел, взял упаковку сыра, внимательно читая этикетку.

– Не против, если такой возьмём? – вежливо поинтересовался парень.

– Я доверяю твоему вкусу.

– Ну супер. Тогда на кассу.

Игорь с Сашей работали в ресторане вместе уже два года. За это время между ними установились хорошие дружеские отношения. Хотя Игорь и ловил иногда многозначительные взгляды со стороны девушки, воспринимал её исключительно как доброго товарища. Игорь искренне не замечал заигрывания Саши, всецело посвящая себя настоящим, как он думал, отношениям с Таней. Подруга вызывала в нём нежные трепетные чувства, скорее напоминающие братскую заботу по отношению к младшей сестре. Он был уверен, что Саша относиться к нему ровно также.

С момента переезда Игоря в бабушкину квартиру прошло уже три месяца. На дворе стоял всё еще жаркий август. Хотя по вечерам воздух уже наполнялся осенним, землисто-сыроватым запахом и шорохом опадающих под ноги листьев.

Игорь вернулся с навязанных каникул на работу, где его радостно встретили и старались не заводить разговоры на тему того, что произошло. Хотя и тревожно шептались за спиной, видя, что прежде отзывчивый Игорь замкнулся. Улыбка на его лице стала нечастой гостьей. Коллеги списывали это на естественные последствия после пережитого психологического стресса. Время лечит.

Сегодня Сашка предложила провести этот вечер вместе – поговорить по душам. «Сто лет уже не встречались нигде кроме работы» – с кокетливой укоризной сказала Сашка. Игорь согласился и, в свою очередь, предложил поехать к нему. «Там спокойно, никто мешать не будет» – без задней мысли сказал он. Сашка старательно скрыла волнение.

Игорь действительно хотел просто поболтать, разбавить свой холостяцкий быт весёлым женским голоском. Саша увидела в этом предложении награду за своё терпение.

– Ну что, проходи, располагайся, чувствуй себя как дома, – пропуская девушку вперёд в квартиру, радушно сказал Игорь.

Сашка торопливо переступила через порог, боясь спугнуть неожиданно обрушившееся на неё счастье.

– Знакомься, это Джек, – представил он своего заметно подросшего питомца, который вальяжно вышел из комнаты и теперь снисходительно наблюдал за незнакомкой. – Джек, это Саня, мой хороший друг. Будь с ней поласковее.

Игорь опустился на корточки и погладил кота, который стряхнул с себя руку хозяина и демонстративно пошагал на кухню хрустеть кормом.

– Он бывает вредным, не обращай внимания. Когда я его только подобрал на улице, он был очень милым. А теперь вот подрос и выделывается.

– Ещё и привёл какую-то девку незнакомую, – хихикнула Сашка.

– Ну не незнакомую, а совсем даже наоборот.

Сашка зарделась. В голове её вдруг стали выстраиваться картины зрелой замужней жизни, с яркими изображениями переезда, портретами счастливых хохочущих детей и не менее счастливого мужа, подхватывающего супругу на руки, кружа радостную жену в вихре белого танца.

– Пройдём на кухню? – предложил Игорь замечтавшейся девушке.

– Конечно, – встрепенулась Сашка и поспешила снять обувь. Детский смех, наполнивший её фантазии, рассыпался по углам холостяцкой квартиры и затих, ожидая своего намеченного часа.

– Тапочки только такие, – смущённо придвинул резиновые сланцы парень.

– В самый раз, – Сашка озарила прихожую улыбкой, а Игорю вдруг пришла в голову мысль, что у девушки поразительно красивые глаза. Он пропустил гостью вперёд на кухню, стыдливо отводя взгляд от плотно облегающих тело девушки голубых джинс.

***

Он смотрел на Сашку, которая мирно посапывала рядом, подложив ладонь под щёку. Желтоватый лунный свет, рассеивающий темноту комнаты, мягко укрывал девушку.

Они просидели на кухне за разговорами пол ночи. Сашка весь вечер кокетливо хлопала глазами и перекладывала ногу на ногу. Игоря же понесло. Вино развязало узлы на мешках со спрятанными в них игоревскими бедами и парень вылил все свои переживания на девушку. Он жаловался на не сложившиеся отношения с Таней, вспоминал бабушку и с грустной улыбкой рассказывал о приключениях старшей сестры, однажды оказавшимися фатальными. С надрывным смехом рассказывал о колких шутках Полины, о том, как боялся выходить на улицу и считал эту квартиру убежищем от всяких напастей. Взмахивал руками, разливая вино по столу, курил, остервенело давя окурки в пепельницу. А Сашка смиренно внимала душевным излияниям Игоря и глядела на него влажными сочувствующими глазами.

Когда вторая бутылка вина подошла к концу и последние капли вина были разлиты по бокалам, Игорь с удивлением обнаружил прямо перед собой не просто давнюю подругу, но красивую, сексуальную девушку. Рука сама коснулась шёлка светлых волос. Глаза его заволокло скопившимся одиночеством и внезапно выплеснулось приступом похоти, швырнувшим два тела в постельный бардак. Всю скопившуюся на душе тяжесть Игорь изверг из себя на простыни, на Сашку, восхищённо таращившуюся осоловелыми глазами на задыхающегося от накатившей страсти парня.

Игорь не мог уснуть, мучаясь произошедшим. Джек, который всегда прежде приходил к нему спать, сбежал в другую комнату.

Игорь осторожно встал с кровати, стараясь не потревожить сон Сашки и пошёл проведать кота.

Тот лежал в прежней комнате бабушки на диване.

– Ну, что ты, обижаешься? – Игорь сел рядом и провёл рукой по мягкой шёрстке. Кот недовольно покосился подростковой кошачьей мордой. – Ну ладно тебе, чего ты злишься? Мне уже и подругу домой привести нельзя?

Игорь смущённо замолчал. Образ девушки, спавшей сейчас обнаженной в его кровати, туго вязался со словом «друг».

Парень встал, собираясь вернуться в спальню. Мимоходом он посмотрелся в старое зеркало на стене, которое, как рассказывала бабушка, досталось ей ещё от её бабушки. А той от её и так далее вглубь имперских десятилетий. В детстве история этого зеркала захватывала Игоря. Оно казалось ему сказочным и полным загадок. А теперь просто висело тусклым пережитком воспоминаний.

Сон так и не шёл. Ещё ему бессонницы не хватало! Игорь сходил на кухню за сигаретами и вышел на балкон, накинув по пути куртку на голое тело. Он прикрыл дверь, чтоб дым не тянуло в квартиру и открыл балконное окно. С улицы дохнуло ночной прохладой. Игорь плотнее укутался и закурил. Во дворе, куда выходили окна, рядком стояли припаркованные машины, на которые падал свет от фонарей. Издалека донёсся пьяный мужской выкрик, после чего снова стало тихо. И только ближний фонарь гудел электричеством. «Ночь, улица, фонарь» – всплыли в августовской тьме строки стихотворения. Аптека укрылась за углом дома.

В разрывах белесых облаков, медленно тянущих себя по тёмному небу, виднелись созвездия. Мерцая, звёзды подглядывали за голубой планетой, стремительно кружащей вокруг солнца. А, может, им вовсе дела никакого не было до того, что происходит так далеко от них. Может статься, этих звёзд уже и не существовало, а их свет только сейчас достиг взгляда парня-полуночника, курящего на балконе. Разлетелись ослепительной вспышкой по бескрайней вселенной тысячи лет назад, оставив после себя безвременный световой след. А на месте чёрных провалов теперь родились новые светила, о существовании которых на земле станет известно ещё очень не скоро. Огромный далёкий мир существовал сам по себе, умирал и снова рождался, сеял хаос и собирал себя по крупицам в бесконечном порядке мироздания. И вся эта громада оставалась вне поля зрения обычного человека.

Игорь затянулся и медленно выпустил дым в сторону облаков. Сизый (или всё-таки серый?) сигаретный дым смешался с облачной серостью и поплыл следом за рваными клочьями, становясь в вереницу небесных странников.

Где-то теперь бабушка, Полина? – печально задумался Игорь. – Неужели всё так вот просто заканчивается? Был человек и нет его. Рождение, жизнь, смерть? И в чём смысл? Сложно было поверить, что нет во всём этом чего-то большего, высшего предназначения, дающего смысл и определённость человеческого существования.

Игорь докурил, досадливо бросил окурок в темнеющую под балконом траву и вернулся в постель.

Он уже задремал, когда услышал, как в соседней комнате что-то загрохотало.

– Джек, – прошипел Игорь, опасливо поглядев на Сашку, перевернувшуюся на другой бок.

Игорь, кряхтя, вылез из-под одеяла и пошёл проверить, что случилось. Кота он нашёл на прежнем месте. Парень включил свет. В этой комнате всё было на своих местах. Джек же уставился круглыми блестящими глазами куда-то за спину Игорю. Парень обернулся, но ничего не увидел. Он прошёл в комнату, где раньше жила сестра. На полу валялся стул, который обычно был придвинут к письменному столу у окна. Видимо, именно он и наделал столько шума. Как он так упал? Игорь удивлённо огляделся. Его ног что-то коснулось.

– Джек, – шикнул Игорь на кота, усевшегося рядом и с любопытством поворачивавшего голову, разглядывая сгусток тени под столом, куда не доходил сочащийся с улицы свет. Игорь повернул голову в ту же сторону, но ничего особенного не увидел, хотя кот явно был чем-то привлечён. По голой спине парня побежал холодок.

– Джек, что там? – нервничал Игорь. Кот, как и следовало ожидать, молчал. Парень сделал нерешительный шаг и прислушался, поглядывая на питомца, который не выказывал никакого беспокойства, спокойно наблюдая за тишью пустоты. Потом Джек прошёл, подняв хвост, прямо к столу и начал обнюхивать что-то.

– Твою мать, – шёпотом ругнулся Игорь. – Джек, ты что нюхаешь?

Игоря сковал склизкий страх. Его кот точно видел что-то.

– Иди сюда.

Но питомец не обращал на парня внимания. А потом и вовсе стал довольно урчать, поднимая голову, словно кто-то чесал ему шею. Игорь раскрыл от удивления рот и тут же захлопнул его. Кожа покрылась неприятными саднящими мурашками. Сразу стало холоднее. Джек мяукнул, будто отзываясь на чей-то голос. Игорь инстинктивно сделал шаг назад, ища на что можно сесть. Крабом прокрался налево и плюхнулся на диван, неотрывно наблюдая за котом. Тот снова мяукнул, развернулся и, как ни в чём не бывало, протопал в коридор. Игорь замер, боясь моргнуть и проворонить малейшее движение под столом. Он услышал как Джек захрустел кормом на кухне. Парень вздохнул, собирая себя в кучу и собрался уже встать с дивана, да только неожиданно стул начал сам собой приподниматься с пола. Игорь пулей вылетел в коридор и захлопнул дверь в комнату, не дожидаясь, что произойдёт дальше.

– Что случилось?

– Ааа! – Игорь обернулся с бешеными глазами, вжавшись в стену и чертыхнулся. Перед ним стояла заспанная Сашка. Её густые волосы тусклым золотом в полутьме коридора спадали на плечи. При виде девушки Игорь попытался взять себя в руки и успокоиться.

– Я слышала какой-то грохот. Что-то упало? – прикрыв ладошкой рот, зевнула Сашка, растягивая слова. – Ты чего такой напуганный?

Игорь сглотнул, покосился на дверь, за которой находился оживший стул и перевёл взгляд на Сашку.

– Я проснулся от шума, решил проверить, что случилось. Пришёл сюда вместе с Джеком. На полу валялся стул. А потом, – Игорь замялся, не зная как сказать, чтоб Сашка не посчитала его сумасшедшим, – мне показалось, что под столом что-то есть.

– Что? – постепенно приходя в себя после сна, непонимающе спросила девушка.

– Не знаю, – тряхнул головой Игорь, – Джек как-будто что-то обнюхивал, а потом стал урчать и мяукать. Он так всегда делает, если его за ухом чесать.

– И ты никого не видел?

– Нет, в том то и дело. А потом, Игорь сглотнул, – стул начал двигаться.

– Кто? Стул? – с недоверием посмотрела Сашка на парня.

– Да, – понимая, что выглядит идиотом, ответил Игорь.

– Может тебе спросонья почудилось? Давай проверим, – девушка решительно шагнула к двери и открыла её.

Игорю совсем не хотелось снова заходить туда, но показаться трусом было ещё хуже. Он опасливо последовал за Сашкой.

Стул стоял на месте, придвинутый к столу. Всё выглядело ровно так, как и всегда. Ветер, проникавший через открытую форточку вместе с уличным фонарным светом, колыхал занавески.

– Саша, – пробормотал Игорь, не отводя глаз от шторы.

– Что?

– Я не помню, чтоб открывал форточку.

– Ну может сквозняком открыло. Видишь, – обвела она рукой помещение, – всё в порядке. Никого нет.

Игорь не был в этом уверен. Нет, всё было совсем не в порядке. Пять минут назад он отчётливо видел как его кот предательски сюсюкался с чем-то невидимым, а стул самостоятельно двигался. Он был уверен, что он не сошёл с ума и ему это не почудилось. Или всё таки почудилось?

– Тут какой-то листок, – Сашка подошла к столу, взяла в руки небольшой лист бумаги, вполовину альбомного и протянула Игорю. – Что-то написано непонятное. Твоё?

Игоря прошиб пот. Вчера он проводил уборку дома и в этой комнате тоже. Он протирал пыль, в том числе со стола и на нём ничего не оставлял. Столешница должна была быть совершенно пустой. В этом он был уверен. Парень взял протянутую записку. На ней ровным каллиграфическим почерком были написаны какие-то знаки.

– Я не понимаю, что здесь написано. Какие-то чёрточки, рисунки. На руны похоже, – Игорь разглядывал странные письмена. Он взглянул на Сашку, которая присела на край стола и внимательно наблюдала за парнем. Рассветный тусклый свет обрамлял её волосы.

– Значит, это не ты писал? – Сашка посмотрела на Игоря, словно детектив на допросе.

– Да нет же, – коротко ответил он и вздохнул. – Серьезно, я не придумываю, Сань, и не хочу разыграть тебя. Чертовщина какая-то, – опустил он голову. Девушка смотрела, как Игорь мнёт в руках записку.

– Ладно, я верю тебе, – она подошла к парню. Саша провела рукой по его колючей щеке и посмотрела в глаза. – Не беспокойся, давай пойдём спать. Утром уже обсудим это.

Девушка поцеловала Игоря, слегка коснувшись его губ, заставив того оторопеть от неуместности поцелуя в сложившейся обстановке. Сашка взяла его за руку и увлекла за собой. Игорь поплёлся за ней, оглянувшись на стул, неподвижно стоявший на своём месте. В руке парень сжимал листок бумаги.

***

Игорь сидел за кухонным столом, пока Сашка возилась у плиты, готовя завтрак. По кухне распространялся аромат яичницы и терпкого кофе. Под ногами крутился Джек, выпрашивая добавки корма с особенно высоким содержанием говядины.

На столе перед Игорем лежала ночная записка, словно создавая вокруг себя вакуум, заглушавший звуки голоса Сашки, порхавшей по кухне в футболке Игоря. Та едва прикрывала бёдра девушки.

Чувства Игоря были в смешанном состоянии. Он не переставая думал о записке. Даже во сне видел странные закорючки, пытался расшифровать их, бегал по тёмным этажам какого-то лабиринта и искал, искал, искал затерявшиеся в недоступных углах шифры. Незнакомые слова вызывали в нём далёкий трепет и едва уловимое узнавание, словно он уже видел их когда-то очень давно.

Игорь с досадой и укором думал, что был бы рад сейчас остаться один и попробовать разобраться в странности ситуации. Присутствие подруги начинало раздражать его.

– Всё готово, – слишком радостно, как показалось Игорю, произнесла Сашка, ставя две тарелки с глазуньей на стол. – Ты кофе с молоком будешь?

– Нет, чёрный, – выдавил из себя улыбку Игорь, убирая листок в карман.

– Что-то ты не весёлый, не выспался? – спросила Сашка, разливая кофе по кружкам и добавляя в свою молоко. Игорь наблюдал за тем, как молоко растворяет черноту напитка, искажая его суть. «Так вот и Саня, – думал парень, – единственное светлое создание в этой квартире. Но совершенно ей чуждое.»

– Наверное, – пробормотал Игорь.

Девушка села на соседний стул, тревожно всматриваясь в лицо парня.

– Я схожу покурю, – Игорь взял свой кофе, – не могу есть на пустой желудок, – попробовал пошутить он. Вышло не слишком хорошо.

– Давай быстрее, а-то остынет.

Игорь кивнул и пошёл через спальню на балкон. Думать наедине было легче.

Где же он мог видеть подобный алфавит? Игоря не оставляло чувство дежавю. Эти знаки определённо уже попадались ему на глаза. Вот только где? Он закурил, сделав глубокую затяжку, и достал помятый листок из кармана. Сплошной текст, не разделённый пробелами. Буквы напоминали витиеватые руны – словно смешали скандинавский футарк и арабскую вязь. Древняя нездешность исходила от этого текста, будоража сознание и пугая Игоря неизвестностью происхождения. «Как это послание оказалось в комнате бабушки? Кто его оставил?» На секунду Игорь подумал, что это могла подшутить над ним Сашка. Но потом отбросил эту мысль – она всё время была рядом.

Игорь затушил сигарету в пепельницу и вернулся на кухню. Сашка встретила его осуждающим взглядом, обиженно надув алые губки.

– Завтрак уже остыл.

– Для меня в самый раз, – чуть улыбнулся Игорь, отправляя в рот кусок яичницы, – не люблю горячее, – добавил он с полным ртом.

– Что с запиской? Ты вспомнил откуда мог взяться этот листок?

Игорь покачал головой и покосился на часы, потусторонне отбивающие стрелочный ход. За окном раздался далёкий крик пролетающей над городом стаи птиц, спешащих скорее добраться до тёплых южных земель.

Льендам

– Мой дорогой Льендам! – широко раскинув руки, приветствовал долговязый хозяин башни сурового воина. Тот стоял на пороге, устрашающе сверкая тёмными глазами. – Рад тебя видеть! Проходи, садись, – указал хозяин башни на единственный деревянный стул с высокой спинкой, одиноко стоящий посередине огромной залы. Яркий свет ослеплял Льендама после сумрака башенного подъёма.

– Я постою, – хрипло ответил одетый в абсолютно чёрные одежды воин. На широкую грудь его спускалась заплетённая в смоляно-чёрную косу курчавая борода. Гость башни сложил могучие жилистые руки на груди. Открытые предплечья были усеяны сложным узором татуировки, как и могучая грудь, которая виднелась в расстёгнутом вороте его куртки. Лоб мужчины был покрыт испариной от долгого подъёма, ноги, казалось, сейчас подогнутся от напряжения и он рухнет кулем на пол из светло-серого камня. «Чёрт бы побрал эту башню, – гневно думал мужчина, – сотни ступеней! Неужели нельзя назначать встречи на земле?!»

– Как знаешь, – хозяин башни щёлкнул пальцами и стул растворился в пространстве. Воин от удивления едва заметно дёрнул бровью, но не пошевелился.

– Я позвал тебя, чтобы просить об одной небольшой услуге, – хитро прищурился высокий мужчина, наблюдая за своим гостем, на голову его ниже. – Я надеюсь, ты найдёшь для бедного Локи немного своего драгоценного времени.

Льендам усмехнулся и коротко кивнул. Если бы он ответил отказом, то скорее всего спустился бы обратно на землю в считаные мгновения. Локи просто выкинул бы его в окно.

– Чудесно! – протянул Локи, театрально сложив руки к подбородку в деланном умилении. – Я знал, что могу на тебя рассчитывать. Даже только на тебя и могу рассчитывать в этом важном деле, – заговорщицки прошептал он, подбежав к Льендаму и взяв того под локоть. Бородач брезгливо нахмурился. Мало кто выжил после того, как позволил себе дотронуться до него.

– Скажи, друг мой, – Локи просунул свою длинную руку под локоть Льендаму и потянул мужчину, принуждая того следовать за собой. Тот напрягся, но старался не показывать свою неприязнь, – давно ли ты бывал на севере Енкильмаала?

– Не помню.

– А я вот, мой милый Льендам, помню. Ты уж не обижайся, но приходиться быть в курсе дел. Такие уж у меня прихоти, – губы Локи растянулись в улыбке, но глаза при этом блестели ледяным равнодушием. – Ты не навещал столь дорогой твоему сердцу север уже много столетий. Если я не ошибаюсь, то, – Локи сделал вид, что усиленно делает расчёты и выпалил, – одну тысячу триста семьдесят семь лет. С тех самых пор, как ты уничтожил сыночка Тора.

Губы Льендама тронула довольная ухмылка. Ему было приятно вспоминать тот бой и сознавать, что ему удалось повергнуть сына бога.

–Я хочу… Я повторюсь, если ты против, ты можешь отказаться. Мы живём в свободном мире, – отскочил от мужчины Локи и поднял руки, выставив их ладонями к Льендаму, показывая, что смиренно готов принять любой ответ. – Я хочу, чтоб ты снова отправился на север. Ты согласишься исполнить просьбу старого друга?

– Да, – Льендам отвёл глаза в сторону, не выдерживая пристального взгляда.

– Ох, как это чудесно! – тот захлопал в ладоши, подпрыгивая на месте, словно довольный ребёнок, после чего резко замер. На лицо его будто кто-то нацепил восковую маску. Голубые глаза потемнели, окрашиваясь в цвет грозового неба, а блаженное выражение лица исказилось злобой. И без того высокого роста, сейчас он стал ещё выше, грозно нависая над Льендамом. – Ты отправишься туда с армией Волхгота, – прежде звонкий голос Локи сменился грубым приказным басом. – Под твоим началом будет отряд Главнокомандующего Первой армии. Ты передашь мои распоряжения правителю. Пускай он наберёт себе на севере рабов, детей, женщин, жжёт деревни, мне всё равно. Отряд должен посеять страх в Туйском крае. Это крайне важно! Твоя же задача наблюдать за всем, что происходит и ни во что не вмешиваться. Мне нужны от тебя подробные сведения обо всём, что увидишь необычного. Слушай разговоры местных жителей, их сплетни и перешёптывания. Во время паники людям свойственно обнажать свои тайны. Ты эти тайны должен не проморгать. Мне надо знать, о чём они болтают. После обо всём мне доложишь.

Локи снова мило улыбнулся. Глаза его приобрели нежно голубой, сочувствующий цвет.

– Ну, что скажешь?

– Я всё понял.

– Ты мой золотой, – Локи потрепал отшатнувшегося Льендама за грубую обветренную щёку. – Я верю, у тебя всё получится. А теперь ступай. Ступай.

Локи махнул рукой в сторону выхода и отвернулся к окну, высматривая что-то в проплывающих мимо башни облаках. Льендам развернулся на пятках и размашисто пошагал к выходу, стуча каблуками тяжёлых сапог и стараясь ничем не выдать дрожь в ногах.

– Я буду рад, если вы отправитесь уже завтра! – эхом донёсся до Льендама мелодичный голос Локи, от которого становилось жутко. Воин стиснул скрипнувшие зубы и побежал вниз, хватаясь руками за шершавые камни стены и перепрыгивая через три ступеньки сразу.

Своельга

О дивный север! Сколько чудесных сказаний и какую богатую историю хранит этот величественный край! Давным-давно эти земли стали прибежищем благословенной Макоши в пору не зародившийся ещё человеческой памяти. Именно здесь явился миру будущий хранитель Енкильмаала. Среди снегов вершились события, ставшие началом известного теперь мира. Сколько песен было сложено, сколько былин и саг рассказано!

Именно на севере впоследствии построил свой замок сын Одина Фолконг, да хранят потомки его имя. Отсюда он мудро и справедливо правил Енкильмаалом и вёл споры со своими божественными родителями. Именно здесь принёс он себя в жертву, как говорят некоторые люди, исчезнув до поры, когда настанет время спасать погрязший в мороке заблуждений мир.

Да, много воды утекло с той грандиозной поры. Разметало ветром перемен обветшавшие страницы истории. Всего не собрать, многое не вспомнить.

В ту давнюю пору, когда мой Великий предшественник был простым летописцем, Север превратился в обособленный, малонаселённый, дикий край, куда редко забредали чужаки. Многие жители центральных и южных земель вовсе считали север выдумкой торговцев, рассказывающих страшные небылицы ради только того, чтобы набить цену своему товару, привезённого якобы из страны, где водятся чудовища, похищающие людей.

«Нельзя же верить всему, что говорят!» – причитали женщины, уводя раскрывших в изумлении рты детишек от приторных речей торговцев.

И правда. Матери – мудрейшие создания, не сомневайтесь в их мудрости. И никогда не верьте всему, что говорят. Во всяком случае проверяйте услышанное.

Мой Великий Предшественник не присутствовал на севере в те дни, с которых я начал рассказ. Он, как известно, находился в совершенно другом месте. Но я обращусь в своих поисках к очевидцу тех событий. Благо, она ещё с нами и не сгинула, как большинство свидетелей той странной эпохи.

Началось всё довольно прозаично. В затерянной деревушке на самом краю обжитого мира. Был тихий вечер середины лета. Моя рассказчица собирала травы, которые непременно надо было сорвать перед тем, как солнце украдкой скроется за горизонтом, иначе они теряют свои полезные свойства. Увлёкшись и отойдя от берёзовой рощи, где травы эти росли в особенном изобилие, она заметила на берегу реки девушку. Тихо, чтобы не привлекать к себе внимания, моя рассказчица стала наблюдать за ней.

Глава 1

Полина

Девушка сидела на корточках на песчаном берегу реки и смотрела как бардово-алое солнце медленно скрывается за горизонтом, окрашивая перистые тонкие облака в пастельные цвета. На противоположный от девушки берег заступали пушистые громады молчаливых елей и торжественно стремились ввысь древние сосны. Среди кустов, полощущих ветви в серых водах реки, громко крякали утки, созывая свои выводки на ночёвку. Деревья темнели, теряя свои очертания и сливаясь в общую массу, предупреждая человека, что наступает время ночных тварей и вход в лес до восхода солнца закрыт. Воздух постепенно терял тепло, которым пропитался в течении жаркого летнего дня. Над рекой распространилось приятное тепло, ласкающее кожу, а легкий ветерок доносил с воды свежесть.

Рядом с девушкой на песке посреди мокрых пятен лежало корыто, в котором беспорядочно было свалено недавно выстиранное бельё.

Уже пора было возвращаться домой, но девушка позволила себе побыть наедине со своими мыслями. Возвращаться домой не хотелось. Она очень любила свою нынешнюю семью, но рутинный образ жизни утомлял её. А рядом с рекой, нёсшей свои воды из далёких земель, храня тайны дивных народов и не умея рассказать о них, девушка могла предаваться мечтам о том, как скоро отправится в длинное, полное новых впечатлений, путешествие. Туда, откуда бежит река. А может, и ещё дальше. Как же она была права!

Она поднялась на ноги, мотнула головой, перебросив за спину распущенные светло-русые волосы, схваченные по лбу расшитой повязкой и доходящие ей до низа лопаток, и взглянула на восток. Там, среди холмов высилась покосившаяся ржавеющая башня из железных балок, похожая на ту, что смастерил в Париже Эйфель. С её вершины свисали обрывки проводов, колыхающиеся под лёгкими порывами ветра.

Девушка тяжело вздохнула. Мимо неё по реке проплыл молодой селезень, хитро поглядевший на неё пуговичным глазком.

– А ну, чего смотришь? – шикнула на птицу девушка, —давай, дуй к своим. Вон, тебя уж зазвались, – кивнула она в сторону леса. Селезень обиженно крякнул и забарахтал перепончатыми лапками, поплыв подальше от неучтивой особы. Девушка взяла сухую палочку, валявшуюся в траве и не сильно кинула в след удаляющейся утке. Впрочем, навредить птице она не собиралась, конечно нет. Но ей казалось, что она может быть виноватой в том, если селезень потеряется и останется без своей семьи.

– Полина! – вдруг раздался детский голос, заставивший вздрогнуть девушку. – Полиинаааа!

– Здесь я, Машка, здесь, не кричи! – обернулась она на крик.

– Тебя мама ищет, думала, что уже мавки утащили, – сердито лепетала девочка лет семи, выскочившая на берег из-за высоких зарослей кустов. Серьёзное выражение лица на милом детском лице выглядело очень забавно.

Девочка спустилась по крутому берегу и подбежала к Полине, потянув её за руку в сторону от воды. Щёки девчонки рдели красным. То ли от спешного бега, то ли от гордости, что ей удалось найти пропащую, которую, если бы не она, уж точно утащили противные мавки.

– Пойдём скорее! Ну же, идём!

– Да не тяни ты руку так – оторвёшь, – рассмеялась Полина, нагибаясь за корытом. – Давай, идём, расскажем всем, что со мной всё в порядке.

– Да, идём скорее! – девочку распирало желание скорее похвастаться своей находкой перед родными. – И я Майя, а не Машка, – с серьёзным видом добавила девчушка, не выговаривая букву «р".

– Извини, Марья, конечно, – ласково улыбнулась ребёнку Полина, перехватила корыто поудобнее и, обняв девочку за плечи, пошла в сторону деревни.

По пути Марья взахлёб рассказывала, как Ванька сегодня спрятал её куклу и она не могла нигде отыскать любимицу. Только когда девочка пожаловалась матери и та дала взбучку старшему сыну, он вернул куклу. А после, когда Марья погналась за Ванькой, чтобы проучить озорника, тот оступился на лестнице и подвернул ногу.

– Это его Макошь наказала за то, что он вечно мне подлянки всякие устраивает. Вот и поделом ему. Теперь будет дома сидеть и отец не возьмёт его с собой на Торг.

Полина слушала тараторившую девочку и улыбалась.

– И что же, тебе совсем не жаль брата?

– Жалко конечно, – девчушка сдвинула маленькие светлые бровки к вздернутому носику, вокруг которого рассыпались веснушки, – но всё равно, так ему и надо.

До деревни было десять минут ходьбы через поле, засеянное злаковыми культурами, которые уже начинали колоситься, наливаться силой, чтобы осенью дать людям свой богатый урожай. Из пшеницы люди будут печь мягкий белый хлеб, а излишек муки пойдёт на продажу. Из ржи будут сварены квас и пиво, которые так любят местные жители, а овёс используют для корма лошадям и прочей крупной скотине.

Своельга была небольшой деревушкой в двенадцать дворов, стоявшей у реки Туи – великой северной реки, нёсшей свои воды из самых Центральных земель на север. Старожилы говорили, что прежде, во времена, которые даже они не застали, по Туе можно было было попасть в самый Северный океан. Нынче же путь преграждали Болота, через которые человеку путь был заказан.

Между Своельгой и рекой простиралось обширное поле, к югу-западу от деревни зеленел небольшой лесок, который и названия-то не имел ввиду своей неприметности на фоне бескрайнего Зелёного леса, что мрачной чащей простирался на всём видимом пространстве на севере.

Каждый двор Своельги с внешней стороны был окружён плетнем чуть выше человеческого роста. Дворы плотно прилегали друг к другу и вместе их ограды образовывали подобие деревенской стены, обозначавшей пределы человеческого жилья. В трёх местах дворы чуть отходили друг от друга, пропуская между собой улочки, выбегающие из плена жилищ и устремлявшихся на волю.

С северной стороны такой проём был шире остальных и образовывал главный вход в деревню, представлявший собой два вкопанных в землю, украшенных резьбой, изображающей лики древних богов, столба в полтора человеческих роста с поперечным полубревном поверху.

Полина с Марьей прошли через короткий коридор шириной в три шага, ограждённый плетнем внутренних дворов и оказались в самом центре суматохи, что царила в неровном круге Вечевой площади. Здесь полным ходом шли сборы к предстоящему завтра походу.

Площадь была заполнена телегами, на которые грузили товар, лошадьми и огромными рогатыми быками, послушно подставлявшими на проверку мастерам копыта с подковами. Животные взмахивали хвостами, отгоняя от себя надоедливую мошкару. Со всех сторон раздавались распоряжения старшин, командовавших сборами, громогласные шутки мужчин, ржание и фырканье лошадей, предвкушавших скорый поход, утробное мычание быков и детские звонкие голоса ребятни вперемешку с тявканьем обезумевших от восторга собак.

Представителям двенадцати семей Своельги завтра предстояло отправиться в Гнездо – большое село, находящееся в нескольких днях пути на юг. Там состоится Большой торг, главное ежегодное событие для всех жителей Туйского края. А после главы родов Севера в узком кругу станут обсуждать текущие дела и решать накопившиеся за год общие проблемы.

Для Полины это были уже третьи Проводы. На следующий год она тоже сможет наконец покинуть уже порядком надоевшее однообразие Своельги. Нет, ей здесь было хорошо, грех жаловаться. Местные жители приняли её с распростёртыми объятиями, а Малика с Божаном старались сделать всё, чтоб она чувствовала себя как дома. Но непреодолимая тяга к путешествиям бередила душу и не давала покоя.

– Полина!

Девушка сделала вид, что не слышит и поспешила скорее пройти площадь. Теперь уже она тянула запыхающуюся Машку за руку.

– Полина, постой!

«Вот настырный ведь» – она выругалась про себя и повернула голову. К ним подбежал высокий светловолосый парень. На лице его до самых ушейрасплылась улыбка.

– О, привет, Эрик. Я тебя не заметила, – Полина попыталась изобразить на лице радость.

– Неудивительно – так шумно, – парень неопределённо махнул рукой за спину. – Я с самого утра здесь. Помогаю отцу уложить все эти мешки в повозку. Мне кажется, они никогда не закончатся. Тяжелые ещё, зараза, – он повёл плечами, разминая их и будто ненароком демонстрируя крепкие мышцы.

– Всё рано или поздно заканчивается, – философски заключила Полина, поглядывая по сторонам в поисках причины, по которой она смогла бы очень быстро избавиться от общества Эрика.

– Это точно, – глупо хихикнул парень, взъерошив свои волосы. – Я чего хотел спросить, – он покраснел, а у Полины от предвкушения чего-то, что ей не точно не понравится, засосало под ложечкой. – Сегодня такой важный день – Ночь обряда, праздник. Ну, ты понимаешь.

Полина смотрела на Эрика, стараясь мило улыбаться, а сама хотела провалиться под землю, сгореть, осыпаясь горсткой пепла на деревянный настил площади.

– В общем, – он вздохнул и выпалил, – ты пойдёшь сегодня со мной к священному костру?

«Этого ещё не хватало!»

Эрик был сыном Энгиля, закадычного друга Божана. И он не оставлял попыток завоевать внимание Полины с самого её появления в Своельге. Девушка и думать не думала о мужчинах. Все её мысли были устремлены прочь из Своельги к загадочным землям Енкильмаала. Она не хотела обидеть парня прямым отказом, но его чрезмерная настойчивость уже начинала надоедать. Намёков он, кажется не понимал вовсе.

– Эрик, – замялась девушка. – Я даже не знаю. Пойти к костру это слишком важный шаг. Мы даже толком не знаем друг друга.

– Тогда садись за столом рядом со мной! – воодушевился Эрик. – Заодно поговорим о всяком. Узнаешь меня получше.

Полина вздохнула.

– Хорошо, я сяду с тобой, – согласилась она на, как казалось сейчас, меньшее из зол, лишь бы сейчас отделаться от ухажёра.

– Здорово. Вот здорово! В таком случае, встретимся ночью, – он неловко обнял девушку, которая попыталась отгородиться от него корытом с бельём и счастливый, пошагал обратно к своей повозке, то и дело оборачиваясь и глупо подмигивая.

Рядом с телегой стоял Энгиль и радостно махал Полине с Машкой. Девушка вежливо кивнула ему и поспешила уйти прочь с площади, уставив глаза под ноги, чтоб ненароком не повстречать ещё кого-то.

– А мама говорит, что Эрик отличный парень, – после долгих детских размышлений неожиданно сказала Машка, когда они уже подошли к дому.

– У меня своё мнение на этот счёт, – девушка старалась не раздражаться. Она устала слушать намёки Малики, что было бы неплохо, если бы их семья связала себя более крепкими, чем простая дружба, узами с семьёй Энгиля.

Полина с Марьей подошли к плетёному из тонких ивовых ветвей тыну едва выше человеческого роста, который ограждал территорию вокруг дома, где они жили. В Своельге было не принято прятаться от соседей за высокими сплошными заборами. Дом, где жила Полина был таким же, как и все в деревне: с резными наличниками на окнах, ставнями, крыльцом, ведущим в сени и флигелями, бойко вертевшимися по ветру. Сквозь прутья тына просматривался весь участок. Ограда служила скорее декорацией, чем защитой.

Зелёный газон во дворе, куда зашли Полина с Машкой, был усыпан опилками и мелкими деревяшками. А рядом с плотницким сараем по правую руку от калитки высились целые опилочные горы. Здесь всегда витал приятный аромат свежей древесины. Божан, глава семьи, был плотником.

Рядом с мастерской на цепи сидела большая вислоухая собака Жуча – добродушная серая дворняга с непрестанно виляющим хвостом-кренделем и чёрными задорными ушами.

Из большого двухэтажного дома с двускатной крышей выбежала женщина в белом сарафане с красным узором по бокам и взмахнула руками. Её русые волосы были убраны в длинный хвост и прикрыты зелёным платком, завязанным на затылке на пиратский манер. Она поспешила к воротам навстречу двум девушкам.

– Полина, что ты так долго? Мы уже начали тревожиться, не случилось ли чего с тобой!

– Мама, я нашла её! Мавки не успели утащить нашу Полину, – похвасталась Марья. – А ещё Полина согласилась пойти сегодня с Эриком к костру!

– Это правда? – обрадованно всплеснула руками женщина и с надеждой посмотрела на Полину.

– Марья преувеличивает, – сердито посмотрела Полина на девочку. – Я такого не обещала. Всего лишь договорились с ним сидеть за одним столом.

Малика заметно расстроилась.

– Ну ладно. Это уже что-то, – улыбнулась она и взяла корыто из рук Полины. – Давайте, нам надо бельё высушить, в дорогу ещё собираться. Дел невпроворот. Машка уже рассказала что с Иваном приключилось? – к облегчению Полины, она переключилась на другую тему, увлекая за собой девушек к дому.

– Что ногу подвернул?

– Да, будь эта лестница не ладна, – нахмурилась Малика. – Нога распухла сильно, ступить на неё не может. Божан сказал, что теперь не возьмет его с собой. Дорога предстоит трудная, за Ванькой смотреть некому будет. А один муж не может ехать, кто ж будет ему с товаром помогать, – покачала головой женщина, остановившись у ступеней крыльца и взглянув девушке прямо в глаза. – С ним мне придётся отправляться, а хозяйство и дети на тебе останутся. Справишься?

Полина опешила от неожиданной новости. Предполагалось, что на торг Божан поедет вместе с сыном, оставляя дом на жене. Вести хозяйство было для Полины делом сложным и вовсе нелюбимым. Она куда как лучше чувствовала себя на охоте в Зелёном лесу. Она только и выучилась что бельё стирать, да двор мести. А тут сразу весь дом да к тому же ещё и курятник. Крупного скота семья не держала. Только несушек с петухом. Плотницкое дело Божана кормило семейство, а Малика на заднем дворе разбила чудесный цветочный сад и иногда обменивала букеты на необходимые в хозяйстве вещи. Но и этого для Полины уже было достаточно, чтобы впасть от такой новости в уныние. При этом она понимала, что Малика просто так не стала бы просить, а значит иного выхода не было.

– Я постараюсь, – понуро кивнула девушка.

– Марья тебе поможет. Она хоть ещё и ребёнок, но по дому умеет многое. Да и Иван тоже, хоть и сорванец, если надо, никогда в помощи не откажет. Вместе вы управитесь, я не сомневаюсь. Тем более ты уже неплохо справляешься.

– Да, Малика, можешь положиться на меня, – Полина положила руку на плечо женщины, нервно сжала его и улыбнулась.

– Спасибо, – многозначительно посмотрела та на девушку. – Ну что мы на пороге стоим, пойдём в дом. Ужин почти готов. Божана ждать не будем, он сказал, что задержится, там что-то с колесом телеги у Энгиля случилось, будут чинить.

Они зашли внутрь, минуя сени. Машка вбежала вперёд всех и сразу устремилась к печи, где готовилась еда. На скамье у стены по правой стороне кухни-столовой сидел Ванька. Парень насупился, сложив руки на груди и подогнув здоровую ногу под себя. Покалеченную конечность он держал в тазу с холодной водой, стоявшем на дощатом полу. На вошедших парень даже не взглянул, обречённо прислонив затылок к бревенчатой стене и глядя в пустоту. Полина знала, как мечтал Ванька поехать на первый в своей жизни торг. Он ей все уши прожужжал о том, как будет сопровождать отца в поездке, как по пути будет сражаться с разной нечистью и станет героем Своельги. Что ж, безобидный пустяк часто рушит наши планы, порой переворачивая жизнь с ног на голову. Или с головы на ноги, тут уж как придётся. На всё воля случая.

Полина подошла к Ивану и села напротив на корточки, положив руку ему на колено. Парень бросил взгляд на неё и отвернулся, тихо шмыгнув носом.

– Ну что, как нога?

– Распухла как свинья беременная, что не видишь, – огрызнулся он.

Девушка посмотрела на Ванькину ногу и поразилась тому, насколько сильно та раздалась. Конечно, ни о какой поездке речи и быть не могло.

– Смотри, как бы тебе её отрезать не пришлось.

Иван уничтожающе посмотрел на Полину, открыв рот, но так ничего и не ответив, захлопнул его.

– Ладно, не переживай ты так, сходим завтра к Фавре. Она смажет мазями своими чудотворными и будешь как новенький.

Фавра была местной ведуньей. Все жители деревни уважали старуху, заботились о ней, принося скромные дары, а она лечила их от болезней и всяческих зараз. Никто не знал, сколько на самом деле ей лет и откуда она пришла. Некоторые осторожно предполагали, что бабка-ведунья ещё застала времена, когда Енкильмаалом правили Первые люди. Фавра эти слухи не подтверждала, но и не опровергала, тщательно оберегая свою тайну. Люди же не требовали правды, уважая загадочную старуху за её помощь и доброту.

– Думаешь, поможет? – с недоверчивой надеждой спросил Ванька.

– Ну конечно поможет. Не сразу, но поможет. Она же Фавра, она всё лечить умеет.

– Давай сейчас пойдём? Она вылечит, а я с отцом смогу поехать.

– Нет, Ваня, знаешь же, что за день сегодня. Она к ночи готовится, с Богами разговаривает. Нельзя в беседу с высшими силами вмешиваться.

Парень разочарованно нахмурился и смахнул слезу, мелькнувшую в голубом глазу.

– Тогда рано утром пойдём, – буркнул он.

– Отправимся, как солнце на закат пойдёт. Фавре после бессонной ночи отдохнуть надо будет. Договорились?

– Ладно, – буркнул парень. – Только обещай, что поможешь мне дойти. Один я не сдюжу. И чтоб без твоих издёвок.

– Я подумаю, – хитро улыбнулась Полина и встала с корточек. – Есть будешь? Малика говорит, Божан задержится, ему помочь надо Энгилю повозку починить. Вчетвером ужинать станем.

– Буду, если не ты готовила, – Иван дерзко взглянул на девушку и улыбнулся краем рта.

– Ах ты негодник, – рассмеялась Полина.

На неё с благодарностью посмотрела Малика, развешивавшая бельё на веревке, натянутой над печью.

Полина стала накрывать на стол, расставляя тарелки. По помещению разносился аромат тушёного мяса с душицей и чесноком, которое так чудесно готовила хозяйка дома.

Последние лучи заходящего солнца расчертили на столе и по полу вытянутые прямоугольники теней от оконных рам. Со двора раздался крик петуха, который призывал куриный гарем на ночёвку.

Машка суетилась рядом с матерью, возясь со снедью. Она ловко подцепила ухватом горшок с варевом, достала его из печи и, отклонившись назад, стараясь перевесить тяжёлую ношу, поспешила к обеденному громоздкому столу. Рядом с ним всегда стояла маленькая подножная лесенка, которую смастерил специально для дочери Божан, чтоб Машка могла дотянуться до столешницы. Росточка она была невысокого и с такой приспособой девочка могла взобраться по ней и расставлять всё необходимое для обеда или ужина. Она аккуратно поднялась по лесенке, высунув язык, балансируя, чтоб содержимое горшка не расплескалось и ловко поместила его на стол.

– Фуф, – довольно выдохнула Машка. – Готово, можно садиться к столу.

Девочка выглядела очень забавно с таким серьёзным лицом, стараясь походить на взрослую, чем вызвала улыбки своих домочадцев. Даже хмурый Ванька и тот хмыкнул, тут же нацепив обратно обиженную физиономию. Он всё ещё дулся на сестру за то, что та наябедничала на него матери и он подвернул из-за неё ногу. В общем-то виноват в случившемся был только он. Не упрятал бы, решив подшутить, сестринскую куклу, не пришлось бы потом по лестнице бежать и нога осталась бы цела и собирался бы он сейчас вместе с отцом в дорогу, а не сидел кулём с ногой, что стала чуть не больше его головы. Но всегда проще переносить неудачу, если переложить часть вины на другого. Вроде бы как уже и не один, вроде бы как уже и неудача в два раза легче кажется.

Малика выставила рядом с горшком, который притащила Марья, другой, с варёными кореньями. От обоих посудин поднимался пар и распространялся аромат, от которого текли слюньки. Полина достала из шкафов приборы, хлеб и кувшин с квасом и медовухой. Без доброго питья всякая снедь не так хорошо усваивается. Это каждый в Своельге знает. Тут главное не переборщить и меру знать, а-то хмель брат хитрый, мигом с ног свалит. С ним надо быть настороже.

Иван приковылял к столу, подвинул стул, скрипя им по полу, и стал молча накладывать себе в тарелку еду. Полина сидела рядом с ним и искоса поглядывала за парнем, как он пережёвывает свою беду. Малика, утерев руки о фартук и стащив его через голову, села напротив Полины и Ваньки, а рядом с ней, весело рассуждая о том, что в этот раз привезёт ей отец с торга, на специальный стул с высоко поднятым сиденьем взгромоздилась Машка. Со второго этажа, сонно жмурясь, спустился огромный пушистый серый кот и с важным видом прошествовал к углу между лестницей и кухонными шкафами, где стояли его миски, заботливо наполненные Маликой простоквашей и обрезками от мяса.

За ужином Малика давала наставления Полине и детям, ещё раз перечисляя все те дела, что девушке надо будет делать в ближайший месяц. Марья с серьёзным видом жевала хлеб, запивая его квасом и кивала, подтверждая слова матери, но не вмешиваясь в разговор взрослых. Иван всё с тем же хмурым видом возил ложкой по тарелке и витал в собственных грёзах о путешествии в Гнездо, которому этим летом уже не суждено случиться.

– Не забывай кормить кур каждое утро, с рассветом. Воду им свежую в бадью наливай, и в загон их каждый день не забывай выпускать, а то они в курятнике тёмном ослепнут без солнца. Ботва у овощей уже высокая, скоро можно будет выкапывать. Не забывай поливать грядки. Сорняки надо будет пропалывать. Впрочем, – Малика посмотрела на дочку, – Марья с этим лучше остальных справляется. Ты, главное, смотри за этим. Сама понимаешь, дети, отвлечёт событие какое и гори оно всё огнём, какие там грядки. С едой, конечно, сложнее будет. Знаю прекрасно, что у печи стоять ты не любишь. И тут тебе Марья точно главный помощник.

– Малика, я уж третий год у вас живу, всё знаю, – улыбнулась Полина женщине, стараясь успокоить её волнение. – Не переживай. Нас тут трое, управимся. У тебя сын с дочерью растут такие, что ими только восхищаться и остаётся.

Нижняя губа у Малики дёрнулась. Женщина потёрла глаза, которые заволокло набежавшими слезами. Очень уж беспокойно было ей оставлять детей без присмотра. Она всецело доверяла Полине, но прекрасно сознавала, что домашние хлопоты для девушки – обуза невыносимая. Но иначе поступить никак нельзя было. Видимо, так уж угодно судьбе. Так нить связала Макошь, что иного пути не выберешь. Малика благодарно кивнула и приложилась к кружке с медовухой.

Полина услышала громкий радостный лай во дворе. И тут же дверь из сеней открылась и в дом, наклоняя голову, чтоб не удариться о косяк, вошёл коренастый, широкоплечий мужчина с русой короткостриженной бородой. То был Божан, глава семейства и хозяин дома, один из старшин Своельги. Он сразу заполнил собой пространство кухни.

– Делов-то было всего ничего с колесом, – пробасил богатырь, оглядывая домочадцев добродушным взглядом светло-карих глаз. – Ось наладили и уже телега как новая. Как нога? – участливо спросил Божан, подходя к сыну и кладя свою огромную ладонь ему на плечо.

– Опухла, из таза не вынимаю, – стараясь выглядеть бодро, ответил Иван. – Может к утру пройдёт? – с надеждой в глазах посмотрел он на отца. Божан крякнул и значительно почесал затылок.

– Дело-то серьёзное. Боюсь, такой вывих так просто не пройдёт. Тебе, сын, дня три покоя надо будет. Точно говорю. Но ты не спеши расстраиваться, на следующий год обязательно вместе на торг поедем.

Иван расстроено опустил голову к тарелке и промолчал.

– Ну что, Малика, готово всё уже? – громко отодвигая стул во главе стола и усаживаясь ужинать, спросил Божан.

Малика подвинула мужу тарелку с едой и протянула ложку.

– Бельё Полина постирала, скоро высохнет – я печь затопила сильнее обычного. Еду в дорогу собрала, осталось к телеге снести всё.

– Ну добро, – кивнул глава дома и отправил в рот ложку с мясом.

Глава 2

Ночь обряда

Летом в здешних краях ночь никогда не вступала в полные права. Северные земли, лежавшие на границе с Болотным краем и окружённые Зелёным лесом, на протяжении всего тёплого периода, что длился ровно половину года, освещались солнцем. Яркий животворящий небесный диск местное население по давней традиции звало Ярилом. Зима же надолго заслоняла его, рассыпая по тёмному небосводу мерцающие холодные звёзды.

Своельга располагалась на самом краю обжитых земель. Дальше начинались Забытые земли – бескрайние болота, где царствовала нежить, сильно расплодившаяся за последние десятилетия. Порождения сумрачной болотной гнили вели ночной образ жизни, с недоверием щурясь на щербатую луну. И с каждым годом они заходили всё дальше и дальше от своего царства.

Бродили тревожные слухи, что некоторых чудищ видели на лесном берегу. Будто они безмолвными тенями стояли, размытые золотистым лунным сиянием и наблюдали за людьми, прикидывая, как скоро те станут их жертвами.

Перед заходом солнца своельжцы всегда спешили разойтись по домам, крепко запирали двери и ставни на окнах. Пока ещё нежить не отваживалась выходить за пределы Зелёного леса на открытый простор. Но северяне нутром чуяли, что поберечься стоит. Бережёного бог бережёт. Макошь то бишь. Прежде их лес тоже считался безопасным, пока не стали пропадать люди. Глядишь, не долог час и до деревни доберутся.

Но эта ночь была особенной. Ночь перед Великим торгом, когда совершается обряд памяти светлой богини Макоши —хранительницы северных земель. Именно здесь, во времена, когда Альвы ещё беспрепятственно ходили по Миитланду, а Асы ещё не прибрали власть к рукам, разродилась древняя богиня и появился на свет Первый человек, судьбой которому было завещано стать королём всех людей и принести в этот мир благую Магию.

Те седые лета уже давно обросли легендами. Многие почитали древние сказания за поучительные детские сказки. Но в Своельге продолжали чтить богов, имена которых в южных краях теперь уж не всякий вспомнит.

На гудящую от разговоров людей и весёлых мелодий свирелей и балалаек Вечевую площадь заботливо ложилась бархатная летняя ночь. Сторожевые собаки разлеглись под столами у ног хозяев и хлопали жалостливыми глазами в ожидании угощений. Чуткие животные в миг разошлись бы лаем, если нечисть объявилась бы в окрестностях.

Шли последние приготовления к большому пиру. Телеги с нагруженным на них скарбом и товаром, ещё днём заполнявшие площадь, были вывезены в поле к дороге. Лошади и быки дремали в специальных обширных загонах ближе к реке. Утром будет не до сборов. Готовить поход стоило с вечера.

В центре площади на застеленной деревянными досками земле выставили специально сделанные для этого события длинные широкие столы, за которыми должны были разместиться все жители. Столы ставили по широкому кругу, в центре которого стоял отдельный стол для членов совета старейшин. Рядом с ним высилось сооружение из веток и дров в два человеческих роста – Великий костёр. Совсем скоро глава старейшин кинет в него пылающий факел и в небо устремится жаркий огонь, дым от которого должен был непременно достичь Горы богов.

Столы прогибались под тяжестью блюд с едой и глиняных кувшинов с пивом. Пиво было любимым напитком богов, а значит, в эту священную ночь, когда люди становились ближе к ним, предпочтение отдавалось именно этому напитку. Каждый житель Своельги, не скупясь, принёс из дома запасы. Из запасов, оставшихся ещё с зимы, были вытащены на свет квашеная капуста, огурцы маринованные и солёные, сочные помидоры и головки мягкого от маринада чеснока. Глаза разбегались от разнообразия засоленных грибов, каш со свежей ягодой, копчёной и солёной рыбы, варёного и вяленого мяса и буханок белого хлеба с хрустящей корочкой. Аромат снеди и жарящегося мяса на углях в небольших печах, устроенных на краю площади, вызывали в животах урчащее предвкушение.

Полина, поддерживая хромающего Ивана, вошла на площадь, где собрались уже почти все жители Своельги. Кто-то сидел за столом и поднимал деревянные кружки с пивом за успех предстоящего торга и здравие его участников. Некоторые бродили меж столов, выискивая свободное место.

Старейшины – главы двенадцати семей Своельги – в полном составе восседали в центре. Среди них была и старая Фавра, одетая в глухую чёрную мантию, капюшон которой почти полностью скрывал лицо ведуньи, оставляя на виду лишь подбородок. Полина подумала, что ни разу не видела как выглядит Фавра, вечно скрывающаяся за плотной тканью балахона. На фоне могучих мужчин, входивших в состав деревенского Совета, ветхая старуха казалась чёрной тенью, инородным предметом не из этого мира. Тем не менее никто не смел выказать неуважения, позволить себе усмешку в её адрес. Авторитет ведуньи был непререкаем, каждый уважал её. Не было семьи, член которой в своё время не получил бы от неё дельный совет или не был излечен от болезни или выхожен после встречи в лесу с диким зверем. Она помогала молодым девкам справиться с первыми родами, внимательно выслушивала жалобы жён и мужей на своих домашних, подсказывала, когда сеять и когда собирать урожай, предрекая те или иные изменения погоды. Всякий находил у неё помощь, никто не представлял жизни без старой Фавры, ставшей уже символом Своельги.

Полина помогла Ваньке усесться рядом с Маликой и Марьей. Лицо Малики уже было румяно от выпитого пива. Она весело болтала с Радой, своей подругой, увлечённо ей что-то рассказывая. Не часто жена Божана выглядела такой беззаботной. Она даже будто помолодела, скинув на время груз постоянных хозяйственных забот. Машка же сидела с неодобрительным выражением лица, время от времени бросая на мать укоризненные взгляды. В этот момент можно было засомневаться, кто из этих двоих мать, а кто дочь. Сама же Полина, обречённо вздохнув, жалея о своём поспешном обещании, побрела к столу, где сидел со своими товарищами Эрик.

– Добрый вечер, – поприветствовала она присутствующих, радостным криком встретивших девушку. Эрик подскочил с места, галантно помог Полине усесться и протянул ей неказистого вида деревянную кружку с пивом, чуть не расплескав напиток. Сам он вполоборота устроился на стуле, придвинувшись, как бы невзначай, ближе к Полине.

– Что так поздно? Веселье в самом разгаре, – обвёл он рукой друзей, которые с любопытством, чуть захмелевшими глазами, рассматривали Полину.

– Надо было Ваньке помочь дойти. Бедолага ногу подвернул сегодня, ступить на неё не может.

Эрик вытянул шею и посмотрел на Ивана, который сидел хмурнее тучи, уставившись в свою кружку. Он страшно обиделся, когда узнал, что его подруга обещала быть в этот вечер с Эриком.

– Ясно, – нахмурился Эрик. – Торг для парня отменился, я так понимаю?

– Ну конечно, куда ему с такой травмой. По дому-то еле ходит.

– Плохо, – качнул головой парень. – Первый торг – событие важное. Каждый на всю жизнь запомнит. Это как рождение. Во второй раз.

– Ну ничего, на следующее лето отправиться, – прервала этот разговор Полина и повернулась к девушке, которая скромно сидела напротив неё, не участвуя в общей беседе и растерянно поглядывающая по сторонам. – Катя, как дела? Уже освоилась?

Катя совсем недавно оказалась в Миитланде или, как здесь было принято говорить, вернулась. Жители этого мира знали, что каждый из людей, кто оказывался после смерти в Миитланде, жил здесь прежде. И когда-то, лишь на время, ушёл в Мир людей – Глеймаал, чтобы пройти там свой особый путь. В Своельгу Катю привели ваны лишь несколько дней назад.

– Стараюсь, – мило улыбнулась Катя. – Сложно пока привыкнуть.

– Понимаю, – подбодрила девушку Полина, – здесь многое устроено по-другому.

– А где ты жила в Глеймаале? – спросил Эрик, предполагая, что через общение с Екатериной он сможет добиться симпатии Полины.

– В Екатеринбурге.

– Ничего себе! – Эрик поперхнулся пивом. – У тебя был свой город?

– Нет, – рассмеялась девушка, тут же смутившись, – город назван в честь императрицы. Так совпало, – повела она плечиками, вроде как извиняясь, что не оправдала высоких ожиданий.

– Она правила Россией лет через двести после того, как ты покинул Глеймаал, – пояснила Полина парню и обратилась к Кате. – До того, как Эрик оказался в Миитланде, он жил в Швеции в XV веке. Он почти ничего не знает о нашем времени.

– Наш король тогда вёл войну с Московией, – хмуро сказал Эрик. – Мои братья погибли в тех сражениях.

– Это дела давно минувших лет, нечего о них вспоминать, – оборвала парня Полина и снова задала вопрос Кате. – Как тебе живётся у Николая?

– Чудесно, – оживилась девушка, – Мария и её муж – прекрасные люди, отзывчивые, во всём мне помогают. Я так благодарна всем им! Особенно Тихону с Захаром. Они как два моих дедушки. Будто родные.

– Ваны знают, кого и куда определять. Всегда удивлялся их прозорливости. Мудрейшие существа.

– И вреднейшие, – скорчила рожу Полина.

– Их можно понять. Им приходится не просто. Прежде они были владетелями всего Миитланда. До тех пор, пока не пришли боги и люди и не стали вытеснять изначальный народ с их же земель. Не удивительно, что ваны теперь недолюбливают нас.

– Недолюбливают, – передразнила Полина Эрика, скривив недовольную рожу. – Да их хлебом не корми, дай поиздеваться.

– Самое главное – они направляют вернувшихся на предназначенный им путь. Подумаешь, чуть-чуть вредничают.

– Не думал жениться на одной из них? – съязвила Полина.

Эрик покраснел.

– Ты знаешь, на ком я хочу жениться, – осмелев от хмеля, влюблёнными глазами он посмотрел на Полину, которая мигом закрылась от него кружкой с пивом, жалея, что затронула эту тему.

– Хватит трепаться, – задорно сказал Тайко, весёлый парень из семьи старейшины Татти, – Олли сейчас будет поджигать костёр.

Он кивком указал в сторону стола старейшин, где со своего места поднялся огромный рыжебородый мужчина с багровым шрамом на пол лица. Он взял с подставки заранее подготовленный, промасленный факел и под одобрительный нарастающий гул своельжцев двинулся к костру. Подняв взгляд суровых глаз в бледное небо, пробормотав личную молитву богам, он бросил факел в костёр. Сухое дерево мигом вспыхнуло, озарив площадь багряным всплеском. Кругом раздались аплодисменты. Олли приветственно поднял кружку с пивом и вернулся на своё место.

Пиршество продолжалось уже несколько часов. Люди много пили и шутили, веселились, танцевали под бойкую трель свирели, на которой играла Акка, дочь Ронстейна, ещё одного старейшины и ближайшего друга Олли. На свет костра, который гудел и трещал, слетелись глупые мотыльки, мельтеша серыми крылышками над головами людей. Вокруг столов, ласкаясь о сапоги людей, мягко бродили кошки, презрительно косясь на собак.

На лицах пирующих играли трепыхающиеся тени от яркого пламени. Во внутреннем круге старейшины, среди которых сидел и Божан, вели свои важные беседы, отстраняясь от общего веселья. Малые детишки, которым надоело сидеть за столами и слушать взрослые разговоры, носились вокруг, играя в догонялки, прятки и в то, чей визг окажется громче.

Полина уже тысячу раз пожалела, что согласилась сидеть рядом с Эриком, который хлестал пиво, стараясь постоянно подливать и Полине. Но она благоразумно контролировала количество выпитого. Нелепые ухаживания парня порядком ей надоели. Лицо Эрика раскраснелось, язык развязался и парень тараторил без умолку, шутил, бросая заискивающие взгляды на Полину. Но его бойкость трогала лишь Катю, которая также позволила себе выпить слишком много и теперь глупо таращилась на Эрика, который, этого Полина не могла не признавать, был видным парнем.

Полина отстранённо наблюдала за тем, что происходит вокруг. Ванька не стеснялся в поглощении еды и пива. Он, казалось забыл, что у него больная нога и хохотал вместе со своими погодками, которые по ходу праздника отсели от своих семей и теперь кучковались вместе.

Полина взглянула в центр, где восседали старейшины и Фавра. Ведунья сидела, склонившись над пустой тарелкой, сложив перед собой руки. Она единственная хранила молчание и не поддавалась общему кутежу, погружённая в свои тайные мысли.

– Я дойду до Ваньки, – не поворачиваясь к Эрику, сказала Полина и встала из-за стола. Девушка подошла к веселящимся юношам и хлопнула по плечу Ваньку, который от неожиданности поперхнулся пивом.

– Ты чего? – ошарашенно посмотрел он на подругу.

– Да вот проведать тебя пришла. Как нога?

Парень поморщился.

– Ну вот, зачем напомнила. Я только забывать начал. Вечно от тебя одни расстройства.

– Ну уж извини. Я присяду тут с вами. Вы позволите? – громко спросила она ребят.

– Конечно, садись!

– Только рады будем.

– Что, надоел он тебе? – сочувствующее спросил Ванька Полину, так чтобы никто не слышал.

– Не говори, – Полина плюхнулась на свободный стул рядом с парнем и налила себе выпить. – Но, кажется, его обаяние зацепило Катю. Я надеюсь, она отвлечёт его.

Тут разговоры стали затихать, сменяясь на благоговейный восторженный шёпот. Полина посмотрела в сторону старейшин, где Фавра встала со своего места и направилась к полыхающему кострищу. Это послужило знаком всем присутствующим и всплески смеха и разговоры, гуляющие волнами по площади, прекратились. Общий гам разгладился, дети, бегавшие среди столов, закончили игры и разбежались по своим местам рядом с родителями.

Все внимательно глядели на Олли, который вновь поднялся с места, держа в руках деревянную кружку.

– Я приветствую вас, друзья мои! – его глубокий голос разнёсся по площади. Гул и треск от священного костра аккомпанировали старейшине. – Я рад видеть всех в добром настроении и пью за ваше здоровье

Мужчина поднял вверх кружку, из которой плеснули хлопья пены и сделал несколько больших глотков. Полина с Иваном, как и прочие присутствующие, повторили за ним этот жест. Олли утёр рукой губы.

– Уже завтра мы с главами наших семейств отправимся в Гнездо на великий торг, – из-за столов раздались одобрительные возгласы. Это событие было важным и знаменовало собой начало нового года, новых деяний. – Многие из вас останутся здесь присматривать за нашей Своельгой. Но разлука будет недолгой и не успеет зародиться новая луна, как мы вернёмся с богатым скарбом и подарками. Сейчас, как того требует обычай, мы вознесём дары нашим богам, которые хранят наши земли. Слава Одину!

Олли снова отпил из кружки. Своельжцы с удовольствием поддержали главу, отдавая дань уважения верховному Богу.

– Слава Макоши! – старейшина допил пиво и поставил на стол пустую кружку.

– Слава богам! – оглушающим эхом по площади разнеслось приветствие.

Теперь уже все двенадцать старейшин встали со своих мест и хором прокричали славу.

– Пришло время принести жертву! – громко вещал Олли. – Божан, Тойво, введите животных.

Божан и его светловолосый товарищ родом из лесов загадочной Суоми привели к костру упирающихся и громко блеющих козу и козла.

– Боги многое дают нам, – продолжал Олли. – Они орошают наши земли дождями, даруют солнечный свет и тепло, следят за тем, чтобы Зелёный лес всегда был полон дичи и наши стрелы неизменно находили цель. Они оберегают Своельгу от нечисти и иных напастей. Не гоже, если мы, люди, станем пользоваться их дарами и благословением безответно. Сегодня эта пара животных будет дарована Одину и Макоши, святому семейству, прародителям Первых людей!

Вокруг Полины раздались аплодисменты. Девушка за три года привыкла к кровавым жертвоприношениям. Да и в школе ванов на Ближних островах в первый год её нахождения в Миитланде учителя предупреждали о традициях и обрядах жителей севера Енкильмаала. Но всё же ей, выросшей в мире, где научные взгляды превалируют над варварскими пережитками, было странно и жутко наблюдать за тем, как в огонь льётся кровь существ, секунду назад ещё бьющихся в желании жить.

– Что, страшно тебе? – ехидно взглянул на Полину Ванька окосевшими от выпитого пива глазами. В первый раз, когда девушка присутствовала на Ночи обряда, её стошнило прямо на ноги парню.

– Осторожней, малец, не то я предложу Олли принести в жертву одного никчёмного паренька, который ходить без помощи другого не может. Как думаешь, – Полина прищурила глаз, в котором красным сполохом мелькнуло отражение пламени, – Один будет рад такому подношению?

Хоть Ванька и знал, что Полина шутит, всё же встревоженно сглотнул, покосившись на главу старейшин, который занёс длинный нож над козой, вырывающейся из крепких рук Божана и Тойво.

– Вот выздоровеет нога, я тебе устрою жертву, – обиженно огрызнулся парень.

Полина усмехнулась и сжала ладонь Ваньки в своей.

Тем временем Олли умертвил козла и теперь, собрав тёплую кровь в чашу, украшенную священными рунами, поднял её над своей головой.

– Во славу Одина, Макоши и Первых людей! – крикнул Олли, подошёл ближе к огню и плеснул содержимое чаши в костёр. Пламя взметнулось вверх. Тёмный дым взвился к чёрному небу, уже розовеющему на горизонте .

– Жертвенная кровь угодна богам! Поход в Гнездо будет удачным! – провозгласил Олли, делая шаг назад и проводя рукой по опалённым светлым бровям. Люди радостно вскочили и начали обнимать друг дружку.

Фавра всё это время держалась в стороне. Все знали, что она не одобряет умерщвление живых существ, пускай даже в дар богам. Но при этом ведунья и не вмешивалась в привычный уклад вещей, давая жителям Своельги свободу в собственном выборе. Полина слышала рассказы о том, что во времена, когда Первые люди ещё жили в Енкильмаале, жизнь каждого существа ценилась превыше всего. Будь это человек, птица, лесной зверь, растение или даже камень. Всё имело право на жизнь. Магия Миитланда и Первых людей объединяла все создания и считалось, что, обрывая жизнь одного, ты убиваешь и часть себя. С потерей магии тонкая связь была нарушена, заветы забыты и переиначены. Многое изменилось.

После того, как жертвенное мясо было зажарено на костре и роздано главам семейств, которые в свою очередь бережно распределили его между домочадцами, слово снова взял Олли.

– Теперь, когда боги попировали вместе с нами, они ждут ваших просьб! Фавра уже приготовила бересту для ваших посланий. А я желаю вам провести эту ночь, как подобает тем, кого любят боги! Пейте, веселитесь! Я буду счастлив следующей весной поднять к Ярило нескольких новорождённых своельжцев, – пошутил Олли, чем вызвал бойкий смех молодых парней и застенчивые улыбки девушек. – Разливайте пиво щедро, его на всех хватит!

Олли грузно плюхнулся на своё место. Народ же медленно потянулся к ведунье, которая раздавала кусочки бересты.

– Ванька, пойдём вдвоём к костру? – умоляюще посмотрела Полина на друга. – Ты спасёшь меня от Эрика.

– Но я потребую взамен твоей вековой службы! – громко произнёс Ванька, не без труда выговаривая слова от выпитого.

– Позже обсудим, – Полина схватила Ваньку за руку, увидев, что Эрик поднялся со своего места и, пошатываясь, направляется к ней. – Давай, попрыгали к Фавре, жертва.

Иван послушно опёрся на плечо девушки, морщась от неудобства. Полина покосилась на Эрика, который замер на месте с тупым выражением лица, пытаясь осознать свою неудачу, потом развернулся и пошёл обратно. Он наклонился к Кате и что-то прошептал ей на ухо. Девушка обрадованно закивала и спешно встала, оправляя платье.

– План сработал, – хмыкнула Полина и поудобнее перехватила руку Ваньки. Так, вдвоём они доскакали до ведуньи, которая стояла с простым холщовым мешком в руках и выуживала из него бересту для каждого, кто хотел отправить письмо богам.

– Здравствуй, Фавра, – поприветствовала, поклонившись, Полина старуху. – Найдётся у тебя и для нас берёста?

– Чего ж не найтись, тут для всех у меня припасено. Что, сын Божана тоже намерен просить что-то у богов?

Ведунья повернула лицо, всё так же скрытое под нависшим капюшоном, к парню. По её голосу сложно было определить возраст. Он не был звонким, как у юных девушек и не отдавал старушечьим скрипом. Он вообще был не похож на обычное человеческое звучание. Речь Фавры словно лилась сплошным мелодичным потоком, журчала водой, переливалась хрустальным звоном, доносилась издалека трелью птиц. Её голос и притягивал и одновременно отпугивал своей нездешностью, потусторонним эхом.

– Да, – коротко ответил Ванька, стараясь не терять твёрдую почву под ногами. Полина крепко держала его за плечи, хотя и сама чувствовала, что хмельное пиво делает ноги ватными и туманит сознание.

– Что ж, держите, – Фавра протянула кусочки коры, – писала то есть с собой?

– Ой, – посмотрел на Полину Ванька.

– У меня есть, из дома прихватила, – девушка достала из кармана штанов две заострённые с одних концов костяные палочки.

– Помните, что тревожить пустыми просьбами богов не следует. Тщательно подумайте над посланием. Просить надо искренне, с чистым сердцем, о самом сокровенном. О том, что сами выполнить не в силах. Иначе всё впустую. Боги никогда не станут помогать тем, кто ленится или боится сделать что-либо самостоятельно, уповая лишь на удачу и неведомый случай. А иной раз могут даже и проучить, послав беду или мелкую неприятность. Могут, например, заплести ноги в самый неподходящий момент и полетит человек с лестницы, подвернёт ногу и станет беспомощной обузой, которую из себя являет, не решаясь признать своих ошибок. А некоторым, – Фавра повернулась к девушке, – они помогают с особой тщательностью, имея свои, неясные на первый взгляд причины.

У Полины пробежали мурашки по спине от невидимого взгляда ведуньи.

– Спасибо, Фавра, мы учтём твои мудрые слова, – поклонилась Полина, увлекая за собой и Ваньку, который застыл и пялился на старуху. – Пойдём, чего встал, – шепнула она ему и потянула в сторону.

Каждый человек, вне зависимости от возраста и рода занятий мог бросить в костёр послание или прошение богам Миитланда. Считалось, что с уходящим в небо дымом они непременно будут доставлены по назначению. Прежде хорошим знамением являлось, если над священным костром пролетит ворон, спутник Одина и символ Первых людей. Вместе с мудрой птицей слова людей обязательно должны были достигнуть повелителей Миитланда. Теперь, когда эти птицы исчезли из Енкильмаала, люди могли надеяться лишь на дым и волю случая. Ну и на то, что Фавра поможет.

Полина с Иваном кинули в костёр, который грозно гудел и трещал огромными поленьями, обдавая их жаром, кусочки коры. Каждый нацарапал на них руны с заветным желанием. Огонь принял приношение, взметнув на мгновение пламя вверх, унося в сумрачное небо бересту. Девушка и опирающийся на неё парень задрали головы вверх, смотря на чёрный дым, струившийся ввысь.

– Как думаешь, боги нас действительно слышат? Читают наши слова?

Полина задумчиво промолчала.

Сзади уже подходили Эрик и Катя. Девушка светилась от счастья, щёки её рдели от смущения, не в пример Эрику, который побледнел и кидал злые взгляды на Полину с Иваном.

– Двинули отсюда! – потащила Полина Ваньку за руку.

– Тихо, не тяни так, я ж сейчас навернусь тут! – зашипел друг девушки, чуть не упав.

– Скорее давай.

Они быстро ушли прочь от костра и Эрика с Катей. Парень ревниво смотрел им вслед.

– Пойдём может на реку? Устала я от шума. Столько народу. Вон, – она подбородком указала на край площади, где рядом с грудой опустевших пивных бочек скорчился и блевал весельчак Тайко, – праздник превращается в вакханалию.

Площадь полнилась заметно опьяневшими жителями, которые устраивали нелепые танцы, горланили похабные песенки и громко хохотали над скабрезными шутками особо остроумных. Некоторые отобрали у музыкантов инструменты и теперь кто во что горазд играли на них, создавая кругом жуткую какофонию.

– Давай, – нехотя согласился Иван, – только прихватим один бочонок. Так, для настроения, – он с надеждой взглянул в глаза Полине, хватая с ближнего стола чьи-то забытые кружки, стоявшие среди обглоданных куриных костей.

– И как мы его потащим? Я и тебя и пиво должна буду нести?

– Чего меня нести, – насупился Ванька, – сам доковыляю. А бочонок можно по земле катить.

– Ладно, жертва, уговорил.

– Хватит называть меня так!

– Как? Жертвой?

– Именно, – злобно зыркнул Иван на подругу.

– Сейчас принесу, инвалид, жди тут, – хихикнула Полина. Ванька промолчал, решив, что отыграется на подруге когда они уже доберутся до Туи и бочонок будет рядом.

– У меня завтра всё плечо в синяках будет, – проворчала Полина, морщась каждый раз, как Ванька делал очередной прискок, больно надавливая ей на ключицу. Девушка с силой ткнула ногой бочонок, покатившийся вперёд, подпрыгивая на маленьких холмиках, покрытых травой, в предрассветный час поблёскивающей синевой.

Они шли через поле, где дремали загнанные в загоны лошади и быки. Впереди уже виднелась Туя, окутанная дымкой близящегося утра. Вдалеке от площади, где полыхал жаркий огонь, было значительно холоднее и ребята пожалели, что не взяли с собой одеял. Из деревни доносились выкрики и смех тех, кто еще в силах был продолжать гуляния. Постепенно звуки отдалялись. Друзья вышли к одинокому тополю у реки, широко раскидавший лапы ветвей. Здесь Полина часто находила уединение и покой, наблюдая как мимо, в бесконечном течении проходит река. Густая крона дерева укрывала от дождя и спасала от жары. Полина даже иногда беседовала с тополем, а он отвечал ей шорохом листвы и покачиванием ветвей.

Полина села на большой корень, торчавший из земли. Рядом со вздохом облегчения плюхнулся Ванька.

– Угораздило ведь, – с досадой произнёс парень, растирая больную ногу. Пока они шли до реки, хмель успел выветриться. Иван ловким движением выбил пробку из бочонка и подставил кружку. В неё тугой струёй ударила пена, распространяя вокруг кисловатый аромат пива. Наполнив две кружки и заткнув обратно отверстие, Ванька протянул одну кружку Полине.

– Ну, за то, чтоб Торг прошёл удачно.

– И за твою ногу. Надеюсь, она скоро примет обычную свою форму, мне уже надоело таскать тебя, – шутливо проворчала Полина и сделала небольшой глоток. Иван же приложился к кружке надолго, и убрал её только когда она на половину опустела, громко рыгнув.

– Очень культурно. Усишки вытри свои.

– Спасибо, – театрально склонив голову, ответил парень, утирая рукавом пену с верхней губы, на которой уже обозначился светлый пушок.

На противоположный пологий берег из Зелёного леса вышел на водопой большой олень с широко ветвящимися рогами. Вокруг природа начала просыпаться после недолгой летней ночи. На востоке солнце цеплялось за горизонт первыми робкими лучами, выуживая себя из постели.

– Ваня, ты скучаешь по прошлой жизни? – вдруг спросила Полина, что парень аж поперхнулся от неожиданности.

– Не особо, знаешь ли. У меня с ним связаны не лучшие воспоминания. Здесь лучше, спокойнее. Здесь мир. Да и времени прошло уже достаточно. Мне Енкильмаал кажется куда более реальным, чем Мир людей. Я иногда ловлю себя на мысли, что мне прежняя жизнь приснилась, а я всегда тут жил, с Божаном, Маликой, Машкой. И с тобой вот.

Полина глядела в сторону видневшейся ржавой электровышки навостоке, на балках которых сидели галки, отсюда кажущиеся чёрными точками. Словно кляксы. Девушка протянула опустевшую кружку Ване, который без слов наполнил её и вернул обратно.

– А я скучаю. Думаю, как там мои поживают, что с ними сейчас. Тоска иногда сдавливает, душит.

– Ну так времени-то прошло всего ничего. Сколько ты уже здесь? Три лета провела?

– Четвёртое пошло, – повернулась Полина к Ваньке и печально улыбнулась. – Надеюсь когда-нибудь тоска уйдёт.

– Конечно уйдёт. Три года для Енкильмаала это не срок. Так, короткая вспышка. Вот увидишь, уже следующим летом рванём вместе с отцом в Гнездо. А оттуда ты, как и хотела на все четыре стороны сможешь пойти, – улыбнулся Ванька. – Не передумала ещё?

– Конечно нет, сам же знаешь, как я этого жду.

Снова воцарилось молчание. И Полина и Иван уткнулись, как в мягкую подушку, каждый в свои мысли. Кругом нарастал новый день, разгоняя звуки и тёплые запахи лета. Роса на траве начинала испаряться, накрывая поле туманом. Из норок вылезли мышки-полёвки и побежали по своим делам, птицы начинали перекличку, из прибрежных камышей в перевалку выбредали утки со своими выводками, и шумно плюхались в воду. С востока задувал ветерок, беспокоя волосы Полины.

Девушка по инерции попивала пиво. Свежесть утра разбавляла крепкий дурман хмеля и не давала мыслям сбиваться в кучу. Полина думала о новом мире. Миитланд. Чудесная страна, куда она попала после неудачного сплава по реке вместе со своими друзьями. Попросту, она умерла, а очнулась уже в тёмной избе, свет в которую попадал через маленькое оконце и освещал грубо сколоченный деревянный стол, за которым скрючился косматый человечек с длинной растрепанной бородой. Он елозил ей, словно веником, по бумаге, что-то быстро записывая обгрызенным карандашом.

– Очнулась, сударыня? – оторвался от записей человечек и пристально взглянул на девушку. Полина кивнула, растерянно озираясь по сторонам, приподнявшись на локтях.

Приморгавшись к полумраку она увидела, что лежит на тахте, укрытая цветастым, словно собранным из разных кусков ткани одеялом. В тесной комнате кроме неё и чудного человечка больше никого не было. Вдоль стен громоздились шкафы, полки которых были уставлены книгами и разбросанными на них пожелтевшими от старости листами бумаги. Напротив стола, за которым сидел человечек, Полина разглядела плотно закрытую дверь.

– Как чувствуете себя? – писарь сложил перед собой руки и налёг на стол, стараясь лучше разглядеть девушку.

– Спасибо, вроде хорошо, – сбивчиво ответила Полина и тут же добавила. – Где я?

– Вопрос простой, ответ на него тоже, хотя он наверняка покажется вам, любезная моя, совершеннейшим абсурдом. Мы сейчас в Миитланде, на Ближних островах.

Полина сощурила глаза и нервно хмыкнула.

– Вижу, ответ мой вам абсолютно ничего не объясняет, – добродушно продолжал человечек. – Что ж, ситуация самая банальная. Вы, сударыня, как бы так выразиться помягче, покинули привычный вам людской мир и оказались в Миитланде. Иначе – Стране Богов, волшебной стране, если желаете, хотя это определение будет ужасно некомпетентным. Ближние острова это отделённая морем от большого континента территория, куда попадают все вновь прибывшие, такие как Вы. Простите, а как вас зовут?

– Полина, – ответила девушка с таким видом, будто её спросили о чём-то в высшей степени непотребном.

Человечек схватил отложенный ранее карандаш и быстро записал имя.

– Я Джолат, представитель племени Миннатов второго пришествия, летописец Ближних островов, приятно познакомиться. Так вот, – с невозмутимым видом продолжал разъяснения человечек, вводя Полину в ещё больший ступор, – Вы, Полина, уж простите мне эту прямолинейность, давеча умерли. Как? Этого я знать не могу, ждал, пока Вы проснётесь и сами мне расскажете. После смерти каждый человек возвращается в Миитланд, откуда, собственно, однажды и ушёл. Чтобы вновь прибывших сильно не пугать, господа из Серебряного леса устроили некий пункт сбора и последующего распределения здесь на островах. Тут у них происходит, как это слово, заковыристое такое, недавно от ваших узнал. А, собеседование, точно! Вот, происходит собеседование, после которого человек либо снова отправляется в Мир людей – Глеймаал, либо остаётся здесь и проходит подготовку в Школе. Её, кстати, тоже создали мудрейшие жители Серебряного леса. Удивительный народ, я Вам скажу. Столько всего полезного делают, а главное с умом.

– Я, – Полина нервно поправила упавшую на лицо прядь светлых волос, – умерла?

Она сжала в руках край одеяла и уставилась на Джолата.

– Ну вот, столько всего интересного рассказал, а вы про этот малозначительный факт, – Джолат выглядел обиженным. – Впрочем, каждый второй, если не больше, так реагирует, я уже привык. Эх, грубый мир, лишённый всякой тонкой материи. И как вы там живёте? – человечек с состраданием покачал головой и продолжил говорить, словно сам с собой обсуждая давно расстраивавшую его проблему. – Но что ж поделать, коли, приходя оттуда, вам заново приходиться учиться столь многим прекрасным вещам. Да, Полина, вас больше не существует в том мире, который, как я понимаю, тамошние люди привыкли считать единственным, раз уж смерть кажется вам таким великим событием.

– Ну а как иначе? Смерть это вроде как всё, ничего больше не будет, конец, – попыталась оправдаться Полина, сама не понимая в чём именно.

– Вот об этом я и толкую, – посетовал Джолат, – но на деле вот вы сейчас здесь, передо мной и мы с вами разговариваем. Выходит, что смерть вовсе не конец. А только очередная дверь, в которую вы зашли, – миннат взглядом указал на дверной проём напротив. Полина также взглянула на дверь из массивных досок тёмного дерева и потрясла головой, постепенно приходя в себя. – В вашем случае вас внесли, разумеется. В бессознательном состоянии даже в Миитланде ходить крайне неудобно.

– Постойте, – Полина потёрла указательными пальцами виски, укладывая поступившую информацию у себя в голове, тщательно проговаривая при этом слова, – получается, что я умерла и в то же время вроде как и нет?

– Можно и так выразиться.

– Хорошо, – Полина обвела взглядом помещение и снова посмотрела на своего собеседника. Глаза её уже приспособились к полумраку комнаты. – И теперь я нахожусь на острове, куда все попадают после смерти?

– Довольно вульгарно, но в целом верно.

– Ага, – задумалась девушка, подбирая следующий вопрос. – Теперь меня ждёт некое собеседование, после которого какие-то лесные люди решат, могу ли я остаться здесь или меня отправят назад?

– Здесь я вынужден всё же внести некоторые корректировки. Лесные люди – определение крайне скупое и даже для них обидное. Жители Серебряного леса куда более тактичное название. Сами себя они называют иначе, и об этом сейчас говорить не имеет никакого смысла. Если хотите, можете звать их эльфами. Кажется, такое в Мире людей прижилось имя этим древним чародеям. Дальше. Только вы сами сможете решить свою судьбу. У нас здесь Миитланд, свободный мир, а не какая-нибудь империя с раздутым самомнением единственного сомнительного лидера, который уверовал, что имеет право распоряжаться жизнями других, – выплеснул из себя непонятное Полине возмущение Джолат. – Следовательно, остаться и проходить обучение на Ближних островах или возвращаться обратно в Мир людей, что на мой скромный взгляд, было бы глупо, этот выбор исключительно ваша прерогатива.

– Так. Ну вроде всё ясно. Я сошла с ума? Или Вы надо мной прикалываетесь. Какие эльфы, уважаемый?

Полина всерьёз разозлилась, решив, что это какая-то шутка. Хотя, если этот чудак и решился на подобные розыгрыши, тогда он должен быть абсолютным придурком. Она вспомнила, как вместе с друзьями перевернулась на порогах, как её потащило быстрым потоком по дну. Вокруг бурлила вода, мелькали сотни пузырьков и цветастые фрагменты снаряжения. Она помнила, как горло разодрала вытеснившая воздух вода и в голове пронеслась мысль, что это конец. И вот она сидит в тёмной избе, заставленной книгами, перед ней несёт ахинею какой-то бородатый тип-недоросток, впаривая бред про эльфов и жизнь после смерти.

Внезапно, в тот момент, когда Полина уже поднялась с тахты и хотела выяснить всё самостоятельно, а на худой конец накостылять этому лохматому гному, в избу зашёл мужчина. Высокий и стройный красавец, поглощавший собственной уверенностью всё пространство комнаты. Черты лица его были словно высечены мастером скульптором. Волосы мужчины отсвечивали золотом, слегка разгоняя сумрак комнаты. А большие, изумрудные глаза смотрели на Полину с некоторой грустью. Во взгляде мужчины сквозило утешение, забота и объяснение всему на свете. Девушка так и рухнула обратно на тахту, растекаясь по тёплому одеялу.

– Джолат, ты уже закончил? – приятный голос мужчины удивительно точно дополнял его образ прекрасного принца из волшебной сказки.

– Если честно, господин Нэйлаар, на данный момент мне удалось выяснить только имя этой прекрасной особы.

– Да уж, не густо, – ухмыльнулся чудесный Нэйлаар и тепло посмотрел на девушку. – И как же вас зовут?

– П-Полина, – заикаясь словно школьница перед молодым красавцем-учителем, ответила она.

– Меня зовут Нэйлаар. Я рад приветствовать вас в Миитланде. С возвращением, – Нэйлаар галантно склонил голову в приветствии. – Я попрошу вас ответить на все вопросы нашего уважаемого минната, много времени это не займёт. Так, пустая формальность, – в ответ на это Джолат презрительно фыркнул, – а после я с удовольствием поболтаю с вами. Нам необходимо будет решить один важный вопрос, касающийся вашей дальнейшей судьбы. Договорились?

Полина молча кивнула, восторженно глядя на мужчину с сияющими волосами. До полного образа ей не хватало, чтобы сейчас изо рта у неё потекли слюни.

– Ну вот и отлично, – удовлетворённо кивнул Нэйлаар и исчез из комнаты, бросив надменный взгляд на бородатого человечка.

– Кто это был?

– Один из тех самых эльфов, к существованию которых вы отнеслись с таким скепсисом, – раздражённо буркнул Джолат. – Ну что, могу я задать вам пару вопросов для того, чтобы зафиксировать ваше прибытие в летописи?

– Да, конечно, – ответила Полина, приглаживая растрепавшиеся волосы. Ей хотелось пить, словно после похмелья, а голова слегка кружилась.

– Они всегда этим пользуются. Любят произвести эффектное впечатление. В них живёт магия. Не такая, как у Первых людей, конечно, совсем даже иная. Людям с ними якшаться не стоит. Хотя, учителя из них, конечно, первоклассные, что тут говорить. Это он сейчас такой милый был, задурманил вам, Полина, головушку, а на собеседовании уже другим человеком будет. Не забивайте им себе голову.

– Да я, в общем-то, и не собиралась, – смутилась Полина.

Это был первый день Полины в Миитланде. За ним последовал ещё год учёбы в школе на Ближних островах, где невозмутимые и строгие учителя-ваны рассказывали о мире, в который она попала. Рассказывали его историю и о настоящем положении вещей, учили местному наречию, и основным рунам. На уроках географии Полина с ещё несколькими учениками рассматривали потрёпанные карты, в центре которых изображена была большая гора Гудъюмфьел – гора богов. Листали и новые блестящие карты, верх которых был словно замазан серой краской. Синие вереницы рек, виляя среди коричнево-зелёного ландшафта, утыкались в неаккуратное серое пятно вверху карты и пропадали под ним.

После школы её и ещё восемнадцать человек переправили на материк. По распределению Полина попала в Своельгу. Подразумевалось, что здесь она будет проходить своеобразную практику, приспосабливаться к жизни в новых условиях.

Так она стала жить вместе с Маликой и Божаном, Машкой и Ваней.

Иван пнул здоровой ногой опустевший бочонок, который отозвался коротким глухим звуком.

– Кончилось, – констатировал он.

– Ну и ладно, – встрепенулась Полина, возвращая мысли в настоящее. – Нам пора обратно, солнце уже взошло.

На востоке солнце действительно не спеша выкатывалось на ярко-синее небо. Утренняя свежесть сменялась обещанием жаркого дня. Со стороны деревни доносилось ржание лошадей и утробное мычание здоровых тягловых быков, которых впрягали в повозки.

– Давай, хватай свою ногу и поскакали обратно, Малика нас искать будет.

Кряхтя, Ванька поднялся и опёрся на плечо Полины.

– Тут оставим? – кивнул он на бочонок и кружки.

– Да, заберем потом, не до них сейчас, – широко зевнув, ответила Полина, поудобнее устраивая руку парня у себя на плечах.

На широком вольном поле стоял жуткий гвалт. Телеги с запряжёнными в них быками выстроились в цепочку по дороге, которая уходила на юг от Своельги. Лошади нетерпеливо переминались с ноги на ногу, предвкушая скорую возможность пуститься в путь и почувствовать свободу движения. Вдоль телег суетились женщины и мужчины, проверяя напоследок хорошо ли укреплена оглобля, смазывали крепления колёс, поили водой из деревянных бадей животных и обливались сами, обрушивая на себя из вёдер потоки искрящейся на солнце воды. Ребятня с громкими воплями носилась среди каравана. Взрослые бранились на них, хмуря брови, вспоминая выпитое этой ночью пиво, от которого теперь громыхал череп. Над суетящейся и шумной толпой реял запах пота животных и сладкий аромат полевых цветов.

Солнце, постепенно раскаляясь до бела, выкатывалось на середину небосвода. В высоком небе, слепившее яркой лазурью, носились стрижи, совершая резкие кульбиты. Над изумрудным, свободном от засева, полем с разноцветными пятнами жёлтых лютиков, белого и розового клевера, порхали бабочки, перелетая от цветка к цветку, зависали в полёте стрекозы, трудились без устали пчёлы и осы.

Полина с Ванькой отыскали повозку Божана, которая была третьей в длинном ряду каравана. Малика укладывала последние тюки поклажи, а её муж проверял, наверняка не в первый раз, седло на лошади, верхом на которой ему предстояло отправиться в путь. Места на козлах осталось только на одного и управлять повозкой придётся его жене, пока он сам будет ехать верхом рядом. Быки были обучены и сами хорошо знали дорогу, погонщик им, по большому счёту, не требовался. На краю повозки, свесив ножки, обутые в красные сандалии, сидела Машка и исподлобья наблюдала за сборами родителей.

– Вот вы где, – суетливо обрадовалась Малика, завидев Полину и Ивана, – мы уж думали не попрощавшись уедем.

– Такой радости мы бы вам не доставили, – пошутила запыхавшаяся Полина. – Всё, прибыли, отцепись от меня, – она с огромным облегчением сбросила с себя парня.

– Хорошо, хорошо, можешь пока передохнуть, лошадка, – Ванька старался выглядеть бодро, хотя обидный комок в горле схватывал дыхание. К тому же нога пульсировала, доставляя жуткий дискомфорт, а голова была тяжёлой от выпитого.

– Как нога? – озабоченно спросил Божан.

– Жить буду, – улыбнулся, Ванька.

– Ну и славно, – замялся мужчина, не привыкший к сантиментам, снова сосредоточиваясь на седельных ремнях.

В начале колонны раздался протяжный звук рога Олли, означавший сигнал к выдвижению. Первая телега тронулась, подавая пример остальным. Повозка старейшины была самой большой, до верху нагруженная связками пушнины – самым ценным товаром Своельги и прочим оброком, собранным своельжцами купно. Его доставят в Гнездо, а оттуда уже он будет отправлен в Нювалребен в качестве налога правителю Енкильмаала. Олли сопровождали сразу несколько членов его семьи, не только сыновья: Трейн и Халли, но и взрослые мужчины – Эрланд, Олаф и Грим – давным-давно решившие связать свою жизнь с этим грозным человеком и стать его названными братьями.

Олли попал в Миитланд много веков назад и по праву занимал место первого старейшины. В Мире людей его имя внушало страх многим королям ранней эпохи викингов. И в Миитланде он обрёл благословенную Вальхаллу.

Олли со спутниками гордо восседали на могучих конях, рассредоточившись по бокам повозки, которой управляла старшая дочь старейшины Грета. Последние годы на дороге в Гнездо объявились случайные шальные люди, которые были не прочь поживиться добычей и Олли первым встретит опасность лицом к лицу, если такая случиться.

Следом за ними, скрипя от натуги, в путь тронулась телега Ронстейна, который вёз на торг яркие ткани, которые украсила причудливой вышивкой его жена Хельга. Вместе с Ронстейном также отправились Эмиль и Акка, не расстававшаяся со своей свирелью и Рональд с Тридном.

За Ронстейном настала очередь и Божана с Маликой, которые, ввиду того, что их было всего двое, объединились для похода с семьёй Энгиля.

Божан легко вспрыгнул в седло.

– Ну, нам пора. Иван, – посмотрел на парня мужчина, – береги женщин. Ты остаёшься единственным мужчиной в доме и главой семьи. На тебе большая ответственность.

Ванька молча кивнул, торжествующе поглядев на Полину, закатившую глаза.

Малика помогла Машке слезть с повозки, а сама взобралась на козлы и взяла в руки вожжи.

– Удачи, ребятки, заботьтесь друг о друге и не ссорьтесь. Слушайтесь Полину и помогайте ей во всём, – тепло улыбаясь, сказала она и тронула поводья. Быки, напрягая мышцы, вздувавшиеся под лоснящейся шкурой, двинулись вперёд.

– Вообще-то я за старшего, так что кто кого ещё слушать должен, – еле удерживая равновесие на одной ноге, сказал Ванька. Полина только фыркнула. Машка молчала, стараясь казаться спокойной. Но её детское волнение выдавала подрагивающая нижняя губа и мокрый блеск в голубеньких глазках.

– Если что, всегда можете обратиться к Раде, она поможет по-соседски. Если ничего непредвиденного не случится, уже через месяц мы воротимся обратно. И глазом моргнуть не успеете, – взволнованно давала последние наставления женщина.

– Малика, всё будет в порядке, – пробасил Божан, под которым гарцевала лошадь. – Пока, ребята и до встречи. Энгиль! – поднял мужчина вверх руку, давая знак своему другу, что пора выдвигаться. Энгиль кивнул в ответ и вместе с тремя своими сыновьями, Эриком, Робертом и Артуром также тронулись в путь. Эрик с некоторой надеждой посмотрел на Полину, ожидая от девушки какого-нибудь знака внимания, но Полина сделала вид, что не заметила этого и не отрываясь смотрела на удаляющиеся повозки.

Постепенно караван растворился среди холмов и рощ и скрылся из виду. Провожающие стали расходиться.

– Ну что, сам доковыляешь? – спросила Ваньку Полина, беря за руку хлюпающую носом Машку.

– Уж справлюсь как-нибудь, – ответил парень, поднимая с земли большую ветку, собираясь использовать её как костыль. Он постучал ей об землю, проверяя на крепость.

– Тогда, догоняй.

– Эй, не так быстро!

Глава 3

Незнакомец

Больше недели прошло с отъезда каравана. Машка оказалась отменной хозяйкой. Она с задором и удовольствием схватилась за управление хозяйством. Успевала везде и всюду и всё у девчонки выходило как нельзя лучше.

Нога у Ваньки, благодаря снадобьям Фавры, почти зажила и теперь сорванец днями напролёт пропадал с друзьями в полях, не желая показываться дома, боясь, как бы Марья не припахала его к работе.

Полина как могла помогала девчонке, хотя от её помощи проку было не много. Вечерами Полина уходила вместе с Катей, с которой сильно сдружилась после ночи Обряда, то в лесок, то к реке. Они вспоминали свою прошлую жизнь в мире людей, поддерживая друг друга воспоминаниями.

Этот вечер подруги также проводили вместе.

Девушки шли вдоль реки, не спускаясь с высокого берега к воде, загребая ногами траву, щекотавшую голые ступни. Легкий ветер колыхал у воды сильные стебли камышей, шурша их жесткими колосками и поднимая на тёмной речной воде мелкую рябь. За рекой высились высокие ели и сосны, образовывавшие непроглядную стену леса, безмолвно нависавшей над Туей. Небо было по-вечернему ясно и лёгкий слой облаков медленно плыл в высокой синеве.

Девушки молчали, успев уже обсудить насущные дела и теперь наслаждались предзакатной прохладой и стрекотом невидимых в траве кузнечиков.

Безмятежность нарушила Катя, которая вскинула голову и, чуть прищурив глаза, стала всматриваться через поле.

– Там не Ванька ли бежит?

Полина посмотрела в указанную Катей сторону откуда бежал парень, размахивая руками, пытаясь привлечь к себе внимание.

– Он самый. Я думала, он дома уже.

Запыхавшийся Ванька подбежал к девушкам и согнулся, уперев руки в колени, пытаясь отдышаться.

– Ты почему не дома? – сердито спросила Полина. – Солнце уже заходит!

– Сейчас, – выдохнул он. Приведя дыхание в норму, парень выпрямился. – Привет, – он мельком взглянул на Катю, махнув ей приветственно рукой и восторженно сказал:

– Я сейчас такое видел! Там, у Фавры! – он обвёл глазами девушек и, не заметив в них заинтересованности, продолжил. – Человек. Мужчина. Нездешний. Высокий такой. Он стоял рядом с избушкой ведуньи и они там…разговаривали. У него, – он вытаращил глаза, разведя зачем-то руки в стороны, – волосы – словно серебряные. Блестят, переливаются! Я такое только у ванов видел, но этот человек не из них. У ванов-то волосья золотистые.

– Ну мало ли кто к Фавре мог прийти, – с сомнением сказала Полина. – И что ты вообще там делал в такое время?

– Я к ней за мазью ходил, нога заныла, а после решил прогуляться неподалеку и случайно заметил его, – Ванька отмахнулся от жужжащего комара. – К нам ведь сюда никто никогда не приходит. Это точно кто-то особенный. Может даже воин! – с придыханием произнес парень.

– Откуда тут взяться воину? – фыркнула Полина.

– Пойдём к Фавре, сама всё и увидишь!

Полина переглянулась с Катей.

– Я ещё ни разу не была у ведуньи. Давайте сходим, – предложила Катя, чем привела в восторг парня.

– Ну идём, идём, – согласилась Полина.

Ванька почти бегом направился в сторону избушки Фавры, которая находилась на самом краю Своельги за берёзовой рощей, вдали от человеческих глаз. Чтоб попасть туда, надо было обойти кругом деревню, пройти рощу по узкой тропинке и обогнуть высокий холм. Ведунья вела затворнический образ жизни. Девушки заторопились следом за парнем, кидая друг на друга взволнованные взгляды. В это время к ведунье ходить было не принято и вряд ли она будет рада нежданным посетителям. Ведунью не только уважали, но и побаивались. Ходили слухи, что она может, если её разозлить, навести такую порчу, что мало не покажется.

Полина интересовалась как-то раз у Божана, почему Фавра живёт отдельно ото всех и кто она. Мужчина рассказал, что в первые дни его появления в деревне, ведунья уже жила здесь. Даже Олли, самый старый житель Своельги, говорил, что знает Фавру всю свою жизнь. Старейшина шутил, что в один прекрасный день деревня начала разрастаться вокруг избушки ведуньи. Что она и не человек вовсе, а сам живой дух селения, её хранительница.

Жилище Фавры напоминало дом бабы Яги из сказок – одиноко стоящая маленькая избушка с двускатной крышей, со срубом из мощных, грубо отёсанных брёвен. Окна не были украшены обычными для Своельги наличниками. Изба казалось серой, мрачной, а вокруг неё клубилась невидимой дымкой нездешняя тайна.

– Ну что, где твой таинственный незнакомец? – тревожно спросила Полина у Ваньки, который растерянно оглядывался по сторонам.

– Может, они в дом зашли, – с надеждой предположил он. – Давайте постучимся?

– К ведунье просто так не ходят, – наставительно произнесла Полина, поглядывая по сторонам, – нечего её по пустякам тревожить. Надо домой возвращаться.

– А может ей помощь нужна? – не сдавался Ванька. – Вдруг этот воин что плохое сотворил? – прошептал парень.

– Полина, правда, давай постучимся, – вступилась за парня Катя. – Ничего плохого нет в этом. Если всё хорошо, просто извинимся и уйдём.

Полина обвела взглядом своих спутников.

– Если что, сами расхлёбывать будете.

Ванька, не дожидаясь, пока его подруга передумает, отворил скрипнувшую калитку и поспешил к избушке. Следом за ним во двор, засеянный травами, источавшие дурманящие ароматы, прошли девушки. Парень уже стучался в дверь.

– Ну что там?

– Не открывает, – с тревогой произнёс Ванька, взглянув на Катю. – Я пойду в окно загляну, – сказал он и опрометью бросился за угол избушки.

– Ванька конечно горазд на выдумки, но, сколько я помню, Фавру всегда можно дома застать было.

– Что же, она совсем никуда не выходит?

– Может по ночам, пока вся деревня спит, – пожала плечами Полина. – Я даже об этом не задумывалась.

– В доме темно, ничего не видно, кажется её нет здесь, – поспешил доложить вернувшийся с разведки Ванька.

– Что будем делать? – спросила Катя.

– Надо найти её! Можно пойти по следам.

– А можно пойти домой и вернуться завтра, следопыт, – урезонила неугомонного парня Полина.

– А если он её в лес утащил? – вытаращив глаза, озвучил страшную догадку Ванька и посмотрел в сторону Зелёного леса, над которым уже сгущались летние сумерки.

– Не выдумывай глупостей, – рассердилась Полина. – Никто никого никуда не утащил. Фавра могла просто отлучиться по делам. Может ей надо цветы редких растений собрать. Или там ещё что-нибудь.

– Вань, мне кажется, Полина права. Ну действительно, мало ли дел у неё?

– Да что ты вообще о ней знаешь, – раздражённо махнул рукой Ванька на Катю и тут же пожалел о сказанном. Катя обиженно нахмурилась. – Извини, я с горяча. Просто я переживаю, как бы действительно что дурное не приключилось.

– Так, предлагаю поступить следующим образом. Если Фавра не появится в ближайший час, мы пойдём к Астрид и расскажем ей о том, что произошло. И перед женой Олли будешь сам отчитываться, – грозно сказала Полина.

– Что-то случилось?

Все трое подпрыгнули от неожиданности и резко обернулись на голос. Пока они спорили, сзади к ним подошла ведунья. Лицо её всё так же скрывал капюшон от тёмно-синего балахона. Женщина сутулилась, что делало её ниже, чем она была на самом деле. Полина зыркнула на Ваньку, который с некоторым даже расстройством, что возможные приключения закончились не начавшись, смотрел на ведунью.

– Извини нас, Фавра, – взяла ситуацию в свои руки Полина. – Мы просто встревожились, как бы с тобой не случилось чего плохого.

– Что ж со мной может произойти? – насмешливо произнесла хозяйка избушки.

– Я видел, как ты разговаривала с каким-то незнакомым мужчиной. Мы пришли проведать тебя, но дома никого не было. И мы испугались, что этот воин мог сотворить с тобой нечто ужасное, – оттараторил Ванька и выдохнул.

– Незнакомый мужчина, говоришь? – хмыкнув, произнесла Фавра. – Так не было никого.

Ванька растерянно уставился на ведунью.

– Как – не было?

– Одна я была. Давно уже, как тебе мазь выдала. Вот, ходила к реке немного травы набрать, – Фавра протянула зажатый в перчатке, надетой на руку, пучок травы с сиреневыми цветами, свисавшими мелкими серёжками со стебельков. – Мне для снадобья надо было. У нас ведь Лия на сносях ходит. Глядишь день на день родит. Вот я и ходила за дикой сиренью.

– Но я же видел…

– Так, тебе ведь всё объяснили, – оборвала парня Полина. – Извини нас за беспокойство. Мы уже уходим, – коротко кивнула Полина ведунье и потянула за руки Ивана с Катей.

– Полина, честно, я видел, как она разговаривала с кем-то! – чуть не со слезами на глазах, воскликнул Ванька, когда они отошли на почтительное расстояние от двора ведуньи, где Фавра всё ещё стояла и смотрела вслед троице.

Катя взглянула на Полину, которая не спешила осуждать парня. Девушка остановилась, сосредоточенно покусывая нижнюю губу.

– Я верю тебе, – наконец произнесла она, сдвинув брови. – Мне показалось кое-то странным.

– Что именно? – спросила Катя.

– Цветы, за которыми ведунья ходила.

– А что с ними не так? – теперь уже удивился Ванька.

– Их полно в её дворе. Вы не обратили внимания?

Иван с Катей покачали головами.

– Зачем ей ходить на ночь глядя за травой, которая растёт у неё под рукой? Возможно, она и вправду ходила куда-то с незнакомцем, которого ты видел, провожала его. А траву по пути сорвала, чтоб оправдать свою отлучку.

– Зачем ей вообще оправдываться? – Катя выглядела испуганной.

– Я не знаю. Может, чтобы не вызвать подозрений. Странно, зачем ей скрывать то, что к ней приходил кто-то?

– Я же говорил, что здесь что-то странное, – гордо поднял голову Ванька, довольный тем, что первым обнаружил тайну.

– Может нам стоит всё таки пойти к Астрид?

– И что мы ей скажем? Что подозреваем Фавру в чём-то этаком, а в чём сами не знаем? Не уверена, что Астрид будет разбираться с этим. У неё сейчас, пока не вернётся Олли, забот полно и без этого. Тем более что она доверяет безоговорочно ведунье. И Божана нет, чтоб посоветоваться, – с досадой покачала головой Полина.

– Нам надо установить за домом Фавры наблюдение, – Ваньку распирало от неожиданно свалившейся на его белобрысую голову тайны.

– Она тебя в миг раскусит. Забыл, как она вас застукала, когда вы решили за ней шпионить в прошлый раз?

Ванька пристыжённо опустил голову. Прошлым летом они с друзьями собрались разузнать, что делает по ночам Фавра и прокрались к ней во двор. Затаившись под окном, мальчишки долгое время пытались разглядеть, что происходит в доме, заглядывая внутрь через мутное пыльное стекло. Так они просидели с час, пока один из его спутников не заверещал от испуга. Оказывается, ведунья незаметно подкралась к ним сзади и сама устроила слежку за горе-шпионами.

– Давайте поступим так. Сейчас разойдёмся по домам. А-то нас Машка скоро хватится. А уже завтра мы пойдём к Фавре и зададим ей вопрос напрямую.

Все согласились со здравостью такого предложения и поспешили по домам. Солнце уже закатилось за горизонт. Наступала ночь.

Полина лежала в кровати и смотрела в окно, как круглую яркую луну обтекают клочья облаков. Сон не шёл. Она думала о Фавре и о том, почему ведунья соврала им. Без сомнений, она могла иметь секреты и уж точно не им она должна сообщать о том, куда и с кем ходила. Но всё-таки. Смутное ощущение тревоги бродило внизу живота девушки, тянуло и не давало покоя.

Полина перевернулась на другой бок, подставляя спину тусклому лунному свету. Фавра пользовалась безграничным уважением со стороны своельжцев. Это она усвоила твёрдо. Но врождённое недоверие скребло на сердце. Что-то не так. Она не могла дать своему чувству толкового объяснения, но интуиция редко подводила её.

Девушка встала с кровати, оправила ночную рубашку, спускавшуюся ей ниже колен и вышла из комнаты. Четыре спальни находились на втором этаже дома. Комната Полины была прямо напротив лестницы. Слева была спальня Ваньки, справа – Марьина, а большая комната Малики с Божаном, сейчас пустующая – в самом конце длинного коридора, идущего мимо всех дверей.

Полина спустилась вниз по лестнице, аккуратно, чтоб не скрипели ступени, на первый этаж выпить воды. Через окна, выходившие во двор, на кухню струился бледно-жёлтый свет, рисуя на полу тени от ягодных кустов, росших рядом с домом. Полина подошла к ведру рядом с печью и зачерпнула ковшом слегка нагревшейся от печного жара воды. Она отпила прямо из ковша, пролив немного воды себе на грудь. Полина смахнула ещё не успевшие впитаться капли и услышала слабый топот по лестнице – кот, видимо решивший, что его будут сейчас кормить, подбежал к Полине и стал тереться о её босые ноги.

– Васька, – девушка присела на корточки и погладила громко урчавшего кота, – ночь на дворе, какая еда? Вот, могу воды налить, если хочешь, – поднесла она к его раскормленной морде ковш с водой. Васька понюхал и недовольно облизнулся, укоризненно смотря на девушку блестящими в сумраке глазами.

Полина встала, повесила ковш на крючок на печи и, уперев руки в бока, смотрела на Ваську, который крутился вокруг неё, выпрашивая еду. Девушка тяжело вздохнула.

– Ладно, что с тобой сделаешь. Сейчас, жди тут, я принесу что-нибудь, пока Машка не видит. Иначе она нам обоим такую взбучку устроит!

Она вышла в сени, где в полу был устроен холодильный погреб, где хранились запасы еды. Полина спустилась по лесенке вниз, пригибая голову, чтоб не удариться о деревянные перекладины. Тут было значительно холоднее. Полина взяла с полки горшок со сметаной и поспешила подняться наверх, где Васька сидел и выжидательно глазел на девушку.

– Вот на какие жертвы ради тебя иду, – с напускной укоризной сказала Полина коту, закрывая люк погреба, стараясь не шуметь вделанным в крышку железным кольцом. – Заболею – ты будешь виноват.

Она вернулась в дом, пропуская вперед себя кота. Тот радостно урчал, тыкаясь усатой мордой в руку, пока девушка накладывала в его миску сметану. Машка, если бы увидела, устроила бы выговор и долго бы потом дулась. Но Полина не могла отказать любимцу в маленьком удовольствии и не побаловать его. Она вообще любила животных, а они отвечали ей полной взаимностью. Полина сама не могла объяснить то, порой совершенно удивительное, доверие со стороны зверей. Как-то раз, ещё в Глеймаале – давно ли она стала называть мир людей этим непривычным названием? – когда они с друзьями были в походе в Архангельской области и ночевали в лесу в палатках, к ней подбежал заяц, выпрашивая какое-нибудь лакомство. Зверёк, обычно пугливый и старающийся обходить людей как можно дальше, отчего-то доверился Полине и удивил её умиляющихся товарищей своим поведением. Подобные случаи повторялись часто. Полина объясняла это тем, что животные чувствовали её любовь и то, что она и в мыслях не держала навредить им.

Полина стояла и смотрела, как Васька уплетает сметану. Она улыбнулась и посмотрела в окно. Небо на горизонте уже начинало потихоньку светлеть. Скоро проснётся деревня, а она так и не спала. Полина решила, что уж нет смысла ложиться. Она дождалась, пока кот дочиста вылижет миску, ополоснула её в лохани с водой, скрывая улики своего маленького преступления и пошла обратно в комнату одеваться.

Мысли снова захватила вчерашняя ситуация с Фаврой. Девушка решила, что сама наведается к ведунье, не дожидаясь Катю с Ванькой.

Накинув на плечи лёгкую куртку с капюшоном, Полина выскользнула со двора и поспешила в сторону избушки.

Глава 4

У Фавры

Своельга постепенно просыпалась. В доме ведуньи было слышно, как деревня постепенно наполняется лаем собак, мычанием коров, рёвом быков и блеянием коз и овец, которых молодые пастухи выводили в поле на пастбище. Музыка человеческого селения перемежалась с бойкой перекличкой птиц в берёзовой роще, жужжанием насекомых, летающих по саду ведуньи, далёким кряканьем уток на реке и всплесками воды от спускаемых на реку лодок рыбаков.

Запахи, которые надёжно скрывала под своим покрывалом ночь, также высвобождались навстречу солнцу: свежий аромат сырой после ночи земли и росы, блестящими каплями свисавшей с цветущих трав, запах свежеиспечённого хлеба, доносящийся из деревни вместе с дымом из печей, что разжигали хозяйки после недолгой летней ночи.

Ко всем этим привычным ароматам примешивался ещё один, который чуткий нос Фавры едва улавливал среди россыпи прочих запахов. И он становился всё ближе.

Она ждала этого. Девчонка явно не глупа и ведунья заметила, что та бросила взгляд на дикую сирень, которая в изобилии росла у забора. Ведунья догадывалась, что та обязательно наведается к ней. Вчерашнее событие стало лишь поводом для того, что и так завещала судьба.

Что-то было в этой девице такого, что отличало её от прочих жителей деревни. Едва уловимая разница, но всё же она была. Ещё когда она только появилась в Своельге, ведомая альвами под руки, ведунья отметила её взгляд и едва заметные колебания воздуха вокруг неё. Казалось, что девушка вызывает отклик в природе. Это было странным, забытым явлением, и оттого очень любопытным.

Фавра услышала шорох травы под ногами гостьи, подходившей к двери её жилища. Отложив в сторону ступку, ведунья встала из-за стола, за которым толкла травы, готовя снадобье, подошла к двери и открыла её. На пороге, подняв руку, но не успев постучать, застыла Полина. В светло-серых глазах девушки мелькнуло удивление. Она опустила руку и коротко поклонилась ведунье, которая, как всегда, скрывала своё лицо.

– Здравствуй Фавра! Я прошу прощения, что так рано пришла…

– Заходи уже, – прервала извинительную речь ведунья, пропустила мимо себя девушку и притворила дверь, – я ждала тебя.

В избе было темно и она встретила девушку резким, кружащим голову запахом разнотравья, пучками сохнущего по стенам. Единственное небольшое окошко пропускало немного света, которое выхватывало из темноты лишь малую часть комнаты вместе с половиной стола, на котором беспорядочно были разбросаны травы, ступка, мешочки и коренья. На другой половине стола горел дрожащий огонек свечи, чуть рассеивая полумрак помещения. Под потолком в левой части дома висела пустая клетка, в которой обычно держали птиц.

Полина прошла в дом и оглянулась на ведунью, которая стояла у двери и смотрела из-под тёмного капюшона. Она казалась продолжением теней, что, подрагивая, расползались по стенам. Фавра привычно сутулилась, но даже так была ростом с Полину, которая никогда не считалась коротышкой.

– Ждала? – удивилась девушка, поведя плечами от озноба.

– Конечно, – насмешливо ответила женщина. Она прошла мимо девушки и села за стол, принимаясь за дело, от которого её отвлекла Полина. – И ты присаживайся, – ведунья махнула длинным широким рукавом в сторону табурета с противоположного края стола, схватила ступку и усердно начала толочь в ней растение, судя по запаху – чабрец.

Полина послушно села, сложив руки на коленях, и стала наблюдать за работой Фавры.

– Слушаю тебя, – вминая пестом в ступку, произнесла ведунья. – Или ты помолчать пришла?

Полина чувствовала себя не в своей тарелке. Фавра в своём мешковатом балахоне, напоминала древнюю старуху. Но вот голос её резко контрастировал с внешностью. Он был высоким и мелодичным. И руки. Не сморщенные, усеянные синими венами старушечьи руки, а гладкие, с аккуратно подстриженным ногтями. И вечно скрываемое лицо совершенно не располагало к душевной беседе. Полина уже пожалела, что пришла сюда. Но ей надо было выяснить, отчего ведунья вчера скрыла правду.

– Фавра, – дрогнувшим голосом начала Полина, – я могу лезть не в своё дело, но это не даёт мне покоя.

Ведунья продолжала усердно крошить растение и казалось, совершенно не слушала свою гостью. Полина собралась с духом и выпалила свои подозрения.

– Мне кажется, что вчера ты солгала нам. Растение, за которым ты ходила, как нам сказала, растёт прямо у тебя во дворе. Да и Ванька не стал бы врать, что видел незнакомого человека рядом с тобой. Он конечно любитель иногда сочинить и приукрасить действительность, но вчера, я уверена в этом, он сказал так, как было.

Фавра отложила в сторону пест и, сложив руки на столе, подняла голову. Полина явственно ощутила, как ведунья буравит её взглядом из-под капюшона. Наконец, она тихо заговорила.

– Да, мне пришлось сказать неправду. Тот человек, которого видел Иван, давно уже скрывается от людей и будет совсем не рад, если кто прознает о его существовании. А вчера я просто растерялась. Вы застали меня врасплох и пришлось ляпнуть первое, что пришло в голову. Глупо получилось. Ну, как говорится, и на старуху бывает проруха. Вот и со мной случилось.

– А кто этот человек?

– Мой близкий друг. Он не опасен, если тебя это беспокоит. Даже наоборот. Само его присутствие рядом со Своельгой позволяет людям спать по ночам спокойно.

Полина задумалась. Повода не верить ведунье у неё не было. Но что-то внутри, некое пока не распробованное чувство беспокоило девушку.

– Почему ты сказала, что ждала меня? – Полина решила сменить тему.

– Что ж. На этот вопрос я могу ответить откровенно. С первого твоего дня в деревне ты заинтересовала меня. Не только самим своим появлением – ваны много лет не отправляли к нам выпускников своей школы – но и тем свечением, которое я наблюдаю вокруг тебя.

– Свечением? – изумилась Полина, посмотрев на свои руки, которые выглядели как самые обычные руки, без какого-либо свечения. – Что это значит?

– Хотела бы я знать, что это значит, – хмыкнула Фавра. – Прежде, чем я объясню тебе, ответь мне на один вопрос: не случались ли в твоей жизни странные явления, связанные с природой, животными, растениями или чем-либо ещё в таком роде?

Полине сразу вспомнились ситуации, которые не редко происходили с ней и сильно удивляли её окружение: загадочном поведении животных рядом с ней, зайца в лесу; тополь, который словно говорил с ней, шурша ветвями, хотя она всегда списывала это на ветер. Она рассказала об этом Фавре, которая оживилась после услышанного.

– Но неужели это так странно? Я всегда была добра с животными и считала, что они просто отвечают мне тем же.

– Как часто ты встречала зверей, которые не просто не боятся людей, а ищут с ними прямого контакта? – усмехнулась ведунья. – Каким бы добрым человек не был, животное в здравом рассудке никогда не подойдёт к нему на близкое расстояние. Самое большее – пройдёт мимо. Твои же истории – совсем не обычное дело. Особенно то, что ты чувствуешь наш тополь. Видишь ли, подобное может происходить только с теми, чьи чувства шире физического, материального восприятия мира. С теми, кто имеет более богатый набор чувств осязания: животные, растения, альвы, миннаты, оборотни, лешие, гномы, фёстэнкилы – дети богов и прочие существа. А ещё ты. Но ты – человек и в теории не можешь иметь то свечение, которое имеешь на деле. Более того. Каждый вид имеет особенную ауру, отличающую фёстэнкила от гнома, например или оборотня от минната. А характер искр, что мерцают кругом тебя, имеют все характеристики принадлежности к фёстэнкилам. Но я знаю каждого из них. Тем более, что их осталось в живых всего ничего.

В голосе Фавры прозвучала неподдельная тоска.

– Да и альвы, известные тебе как ваны, просто так ничего не делают. То, что учителя определили тебя именно в Своельгу – уже говорит о многом.

– А если бы в другое место, не в Своельгу? – спросила Полина, всё ещё не верящая фантастическим объяснениям ведуньи.

– А если бы в другое – вряд ли кто распознал в тебе задатки Фёстэнкила. А тут я. И альвы об этом прекрасно осведомлены.

– А при чём тут ты? – задала вопрос Полина и тут же поняла, что получилось слишком грубо. Но Фавра нисколько не обиделась, а только как-то нервно рассмеялась, а потом медленно стянула с головы капюшон.

– Потому что я сама – фёстэнкил.

Полина чуть не вскрикнула от неожиданности. Перед ней сидела не древняя старуха, какой её все воспринимали в Своельге, а молодая, красивая женщина с синими, пронзительно-печальными глазами. Волосы Фавры излучали серебристое холодное свечение и были убраны в хвост, скрывающийся под широким балахоном. Тонкие аристократические черты лица в ореоле серебряного свечения казались совершенными, лёгкая ухмылка украшала нежно-розовые губы женщины, которая взглянула на ошарашенную Полину и закончила начатую фразу:

– И кто, как не я должнаузнать в тебе ту, кем являюсь сама?

– Но как это? – выдохнула из себя Полина. – Я… Прости, но все в деревне считают тебя, кхм, старой.

– Чему я очень рада, стоит признаться. Я сама позволила считать себя таковой. Есть у меня причины скрывать своё истинное обличье. Люди, знаешь ли, в последние несколько столетий не слишком привечают детей богов.

– Ты – дочь богов? – Полина поперхнулась произнесёнными словами.

– Да, фёстэнкилы – дети богов. Или ты уже забыла уроки ванов на Ближних островах?

– Да. Вернее нет. Я помню, нам рассказывали о них. О вас. О, чёрт побери! Ты меня разыгрываешь?

Фавра рассмеялась.

– Нет, Полина. К счастью или к сожалению. Я – дочь Мораны и Свентовида, младшая из фёстэнкилов, одна из трёх полубогов, выживших в Великой битве древности. Настоящее моё имя – Алайна. И вот уже более тысячи лет я вынуждена скрываться в глухомани под вымышленным именем и в обличье древней старухи. Радостей от такой жизни, скажу честно, у меня не много. Но такова реальность и с ней приходится мириться. И всё же сейчас речь не обо мне, Полина. А о тебе. Давай вернёмся к тому, с чего начали. Я, как ты можешь теперь понять, знаю всех своих братьев и сестёр. Каждого фёстэнкила. В живых нас осталось всего трое. Один вовсе пропал и о нём ни слуху, ни духу. Так как же могло получиться, что ты обладаешь свойствами, присущими нам и при этом твои родители не боги?

Полина пожала плечами, совершенно сбитая с толку обрушившимися на неё новостями.

– Вот и я понять не могу, – покачала головой ведунья. – Правда, есть у меня одно абсолютно невозможное предположение. Скажи, кем был твой отец?

– Отец на заводе слесарем работал. Я его плохо помню, он умер, когда мне было семь лет.

– Так, это не подходит, – пробормотала Фавра. – А дед?

– Ни по маминой линии, ни по отцовской я никого из них не знала, – настороженно ответила Полина. – Мы с братом жили, бабушкой и мамой, которая…

– Брат? – перебила Полину Фавра. В холодной синеве её глаз мелькнул проблеск догадки. – А что стало с братом?

– Я не знаю, – нахмурилась Полина. – Когда я…умерла, они остались с бабушкой вдвоём.

– Что ж, да, это может стать объяснением. Если только…

Ведунья, не договорив, вскочила с места и зашагала по комнате от стола к печи и обратно. При этом она что-то бормотала себе под нос, время от времени поглядывая то в сторону Полины, то на пустую клетку под потолком, то в окно, словно выискивая в нём ответы. Полина растерянно смотрела на ведунью, не понимая, почему она так взбудоражилась при упоминании Игоря.

– Фавра?

Ведунья взглянула на Полину с удивлением, словно забыла о её присутствии. Она оправила чуть выбившиеся из-под балахона волосы.

– Почему тебя так заинтересовал мой брат?

– Это лишь предположение, дикое, невозможное, – проговорила Фавра, внимательно рассматривая Полину, которой от сканирующего взгляда ведуньи стало как-то зябко. – Но как ещё можно объяснить подобное? Миннаты. У них могут быть сведения. Да. Если где и можно найти ответ, то только в Библиотеке миннатов. Полина, мне надо уехать ненадолго.

– Уехать? Но как же? Сейчас? Как мы здесь без тебя? Ванька ещё нуждается в лечении. О, Ванька, – простонала девушка. – Он меня убьёт. Я обещала ему прийти к тебе вместе с ним. И Кате. Им надо сказать.

– Им ни в коем случае нельзя рассказывать! Мигом пол деревни знать будут. Вообще никому лучше не знать, что ты была здесь сегодня. И о нашем разговоре. По крайней мере, пока я не разберусь с этой ситуацией. С тобой.

– Но что мне им сказать?

– Ничего. Во-первых, уходи от меня через пастбища. Ты была на утренней прогулке. Ты не была здесь. С друзьями можешь прийти сюда, сделаешь вид, что тебя всё ещё волнует моя вчерашняя глупость. Меня вы всё равно не застанете, так что мне не придётся оправдываться, а с тебя спроса нет.

Фавра отошла от Полины и суетливо начала собираться. Она достала из-за печи рюкзак и стала укладывать вещи, бормоча сама с собой.

– Семена остролиста должны пригодиться. Корни, корни золотухи. Да где же они?

Женщина бегала по дому, спешно скидывая свои запасы в рюкзак. Она смахнула в сумку ступку с пестом со стола, сорвала несколько трав, которые сушились на верёвках над окном и оправила их следом в холщовый мешок.

– Надеюсь, мне удастся управиться быстро. Ещё эти новости, – покачала головой женщина.

– Какие новости? – насторожилась Полина, а Фавра замерла, поняв, что сказал лишнее.

– Не могу сказать, извини. Но тебе не о чем беспокоиться, – неуверенно ответила ведунья. – Благо, библиотека не так далеко и путь до неё не трудный.

– Сколько ты будешь отсутствовать? – заверения Фавры, что Полине не о чем беспокоиться были слишком не убедительными.

– Несколько дней, если пустить лошадь галопом.

– У тебя есть лошадь? – удивилась Полина.

– Ну конечно есть, что за глупый вопрос, – Фавра распрямилась и обвела взглядом помещение. – Кажется, всё взяла. Мне пора.

Она подошла к Полине, которая растерянно смотрела на ведунью.

– Помни, никто не должен знать о нашем разговоре, – настойчиво повторила Фавра. – Это гораздо серьёзнее, чем ты можешь себе представить. А теперь идём.

Фавра накинула капюшон, скрывая от мира своё лицо и переливающиеся серебром волосы и снова обращаясь в малоприметную старушку. Полина вышла вперед ведуньи на улицу и зажмурила глаза от яркого света, прикрыв их ладонью.

– Идём, – Фавра прикрыла дверь в избу, взяла Полину под локоть и потянула в сторону от выхода со двора. – Выйдем с западной стороны.

Они прошли по тропинке через цветущие грядки и оказались перед едва различимой калиткой, спрятавшейся за обильной порослью вьюна, который рассыпал свои белые цветы по деревянному забору. Фавра бесшумно отворила дверцу и взглядом показала Полине следовать за ней.

– Обойдешь холм и рощу, выйдешь через пастбища к реке. Никто и не подумает, что ты была здесь.

Полина кивнула.

– Не проговорись.

– Я поняла.

Фавра ободряюще погладила девушку по плечу и поймала её взгляд.

– Ты должна беречь себя. Не делай глупостей. Живи как жила, помогай Марье по дому, жди караван обратно. Постарайся забыть на время наш разговор

Полина хмыкнула. Почему-то отъезд Фавры отзывался внутри девушки щемящей тоской и предчувствием некой беды.

– Я постараюсь вернуться как можно скорее. Будем надеяться, при благоприятных обстоятельствах.

Фавра ободряюще улыбнулась и пошагала в сторону Безымянного леса. Полина не долго смотрела ей вслед, после чего развернулась и направилась в противоположную сторону к реке. Ведунья ушла и теперь ей надо думать, что сказать Ваньке, чтобы объяснения выглядели достаточно убедительно. Эта задача выглядела почти не выполнимой.

Глава 5

Совет

Дорога, ведущая из Своельги к главному северному тракту, не была дорогой в известном её понимании. Ей пользовались лишь дважды в год, когда торговый караван уходил из деревни и возвращался. Да ещё ваны нерегулярно привозили новых жителей. За последние три года это случилось всего дважды, когда приехали Полина и позже Катя.

Прежде шумный тракт полностью зарос травой, похудел, иссяк, растворяясь среди наседающих полей. Там, где заканчивалась возделываемая земля, начинались карликовые северные деревья, кусты, а дальше и вовсе росли рощи деревьев, расширяющиеся по мере удаления от деревни. Хотя дорогой пользовались не часто, за ней следили и не давали росткам берёз, тополей, ив и прочих деревьев разрастаться на ней. Молодняк, пробившийся на обочине, осторожно выкапывали и пересаживали в другое место, оставляя ростки дальше от дороги, чтоб её не изрывали корни.

Дорога упиралась в южные ворота, которые название носили лишь номинально, как и прочие в Своельге, не имея этих самых ворот. Не было от кого охраняться и запирать входы в деревню. Чужие, кроме упомянутых ванов, которым до здешних земель особенного дела не было, сюда не доходили, а дикие звери не показывали носа из леса, наученные горьким опытом встреч с охотниками. Россказни о нежити, объявляющейся по ночам на противоположном берегу Туи подтверждения не имели и своельжцы по вековой традиции скинули напрасные тревоги на авось.

Сейчас люди высыпали из южных ворот навстречу каравану, который приближался к деревне, растянувшись по узкой дороге, вздымая вокруг себя пыль от высохшей под жаркими солнечными лучами земли. Караван задержался на несколько дней и оставшиеся в Своельге жители уже начали тревожиться.

Несколько всадников во главе с могучим предводителем пустили лошадей рысью, стараясь скорее добраться до родных, которых не видели больше месяца. Следом за ними тяжело вышагивали быки. Водя могучими рогатыми головами, они приветствовали знакомые места утробным мычанием, разносившимся по широкому полю. Телеги, которые они тащили за собой поскрипывали, жалуясь на длинный путь, который им пришлось преодолеть.

Полина стояла в первых рядах вместе с Ванькой и Марьей, обняв девочку за плечи. Ванька стоял чуть в стороне. Он до сих пор дулся на неё за странную отлучку той ночью и старался избегать её общества, проводя дни на пастбище с другом Владимиром. Хотя прошло уже много дней, он всё ещё подозревал Полину в том, что она ходила к Фавре без него, когда он не нашёл её рано утром в её спальне. Полина, конечно, сочинила историю, что она просто гуляла, мучаясь бессонницей, но ушлого Ваньку провести было сложно.

Полина выглядывала вперёд, удерживая Машку, порывающуюся побежать навстречу каравану.

Вот уже показались серьёзные лица Божана, гарцующего на лошади рядом с повозкой и Малики которая правила быками.

Впереди всех скакал на здоровом чёрном скакуне Олли. Самые резвые и нетерпеливые юноши не осмеливались выскочить из-за спины старейшины, придерживая норовящих вырваться вперёд лошадей, которые вскидывали головы и осуждающе косились на нерешительных всадников.

Олли улыбнулся, приметив своих домочадцев и прочих своельжцев, поднял в приветственном жесте руку. Но Полина зорким взглядом отметила, что улыбка старейшины была чем-то омрачена. Глаза мужчины не горели огнём, тая в себе тревожную мысль.

Олли прискакал вперёд всех и грузно спрыгнул с коня. Удерживая скакуна за поводья, он подошёл к жене и крепко обнял её одной рукой. Полина обратила внимание, что Астрид шепнула что-то на уху мужу, от чего лицо Олли ещё больше посмурнело. Наверняка сообщила новость об исчезновении ведуньи, подумала Полина.

Супругов окружили подъехавшие следом за Олли его сыновья на таких же маститых конях, что и его.

– Я рад приветствовать вас, жители Своельги, в добром здравии! – раздался над толпой зычный голос старейшины. Его подхватил радостный гул и понёсся по-над людьми. – Спешу сказать, что торг прошёл удачно и каждый глава семейства может похвастаться удачным обменом, в чём вы сможете убедиться, когда все они прибудут сюда! Но! – Олли внимательно обвёл взглядом присутствующих, многие из которых отвлеклись, не слушая главу Совета, высматривая в подъезжающих своих родных. – Не могу таить от вас и то, что привезли мы с собой дурные вести, чего уж не случалось много лет! Потому сегодня же вечером, после того как быки будут распряжены, а телеги разгружены, я жду вас всех на вечевой площади, где состоится совет, который не терпит отлагательств!

Над толпой прокатился встревоженный рокот. Полина вопросительно посмотрела на Божана, который уже поравнялся со своими домочадцами. Дети бросились к нему и Малике, повиснув на шее взрослых. Подхватив Машку на руки, Божан хмуро произнёс:

– Не хорошо вперёд главы говорить. На совете всё будет сказано.

Он положил руку на плечо Полине, перехватив Машку и успокаивающе взглянул в глаза девушки.

– Я рад вас видеть.

– Как и я, Божан, – улыбнулась Полина.

Она не могла не связать уход Фавры и пока неизвестную ей дурную весть, что принёс караван из Гнездо. Неясная тревога разлилась внизу живота девушки, сея противные мурашки по телу.

Больше месяца прошло с Ночи обряда, когда площадь полнилась весельем, громкой музыкой, танцами и смехом своельжцев. Теперь же люди снова собирались, постепенно наполняя широкое пространство площади, тревожно переговариваясь, ожидая узнать, какие же новости привезли с собой родные из Гнездо.

Площадь со всех сторон была окружена плетнем, служившим сразу и оградой ближайших дворов Олли, Ронстейна, Энгиля и Сновида.

В Своельге жило двенадцать семей: выходцы из северной Европы, славянских земель и финских лесов. Ваны распределяли людей, стараясь объединить близкие друг к другу культуры. И Своельга издревле стала пристанищем именно этих трёх народов. В Своельге каждый этнос, несмотря на то, что все жили дружно, всё таки держался друг друга. И деревня, пусть номинально, делилась на скандинавскую, славянскую и финскую части.

Над оградой по периметру площади колыхались на ветру ветви фруктовых деревьев: яблонь и слив, которые тянули к земле наливающиеся соком плоды, распространяя сладкий аромат. Трепетали кусты черноплодной рябины, каринки и малины. Торчали сквозь прутья тына гроздья чёрной, красной и белой смородины, а по ним суетливо бегали чёрные жучки.

С севера и юга площади стояли столбы ворот. Здесь даже дверей не было. Ворота служили символическим обозначением входа и выхода. Северные столбы считались главными воротами, через другие центральная улица проходила дальше, пересекая всю деревню, устремляясь к Безымянному лесу. В западной части площади жались друг к другу склады с общим деревенским хозяйством. В них хранили как продовольственные запасы, так и бытовую утварь. Напротив складов сейчас возвели небольшой постамент, на котором восседали на стульях с высокими резными спинками двенадцать старшин и суровым взглядом обводили прибывающих своельжцев. Кругом витал дух неопределённой вязкой тревоги.

Полина пришла с вместе со своей семьёй и соседями – семьями старейшин Веселина и Матти. Передние ряды уже были заняты высокими скандинавами. Полина с семьёй встали чуть в стороне, рядом с домочадцами Николая, среди которых была и Катя, которая обрадованно приветствовала Полину.

– Как думаешь, – взволнованно обратилась она к подруге, – что могло случиться?

– Я не знаю, Кать, – Полина старалась держаться бодрее, чем она ощущала себя на самом деле. Она чувствовала ответственность перед более молодой Катей и не хотела пугать ту ещё больше. – Сейчас всё станет ясно.

Люди вокруг шептались, переглядывались, каждый на свой лад старался успокоить соседа, подбодрить робкой улыбкой. Сейчас Полина чувствовала единение каждого со всеми и это ощущение придавало сил, не давая скатиться в безвольную яму.

Когда все наконец собрались, слово взял Олли. Он встал со стула и сделал шаг вперёд, возвышаясь над своельжцами, словно великий герой забытой эпохи.

– Жители Своельги! – его голос прокатился над головами. – Тревожные вести привезли мы из Гнездо! Долгие беседы вели мы на сходе старейшин всего нашего Туйского края. И главы тех сёл, что лежат на восход солнца рассказывали о том, что недобрые дела творятся теперь в Енкильмаале. С юго-востока протянулась грозная рука нынешнего правителя Нювалребена Волхгота. Долго не ведали мы напастей, живя здесь, на краю Зелёного леса особливо и храня древние обычаи, не вмешиваясь в дела Центральных и Южных земель, исправно платя оброк. Но теперь Волхгот всё дальше стал продвигаться на север, накладывая всё более тяжёлые обязательства. С прошлой осени он стал забирать из семей молодых юношей и девушек, силком уводя их в столицу. И только богам известно, как складывается там судьба этих бедолаг. Видится мне, ничего хорошего не ждёт их в столице, которая всё сильнее огораживается от прочих земель, тёмной, тяжелой тенью нависая над всем Енкильмаалом.

Толпа на площади притихла в скорбном молчании. Вот уж поистине недобрые вести прибыли из Гнездо. Где это слыхано, чтоб из семей, куда им судьбой было предназначено попасть, насильно уводили молодых людей. Веками хранился семейный уклад. Столетиями ваны приводили в семьи новых членов и жили они, пока сами не решат, не почувствуют, что пора двигаться дальше. Нет, не по правде действует правитель Нювалребена. А Олли тем временем продолжал, внимательно вглядываясь в лица своих земляков.

– Но это всё пол беды, – голос главы хрипнул, выдавая волнение старейшины. – Старейшина Окдельска, что стоит на восточной границе нашего края, сказал, что отряды Волхгота, наёмники, которых называют порядчиками, уже побывали и в их селе. Они приезжают с ружьями и стреляют во всех, кто оказывает им сопротивление, не давая даже подойти для честного боя на мечах или топорах.

Над площадью прокатился возмущённый рокот. Даже порывы ветра, кажется, стали сильнее, ероша волосы на головах людей. Окдельск хоть и был далеко, за большой Туйской косой, всё же считался частью севера, братским селом.

– Случилось это, – продолжал Олли, – в начале нынешнего лета. Караван из Окдельска прибыл в Гнездо с непривычно малым количеством товара и сильно поредевшим составом. Многих увели порядчики из родных домов, ещё больше забрали то, что тяжёлым трудом было нажито. И что самое страшное, как оказалось, на север были посланы несколько отрядов, которые рыщут в поисках новой наживы. Многие из нас возвращались домой с тревожными мыслями, боясь застать нашу Своельгу в беде. И, слава богам, всё обошлось!

Но это лишь знак, что скоро нам придётся встречать здесь незваных гостей. Порядчики шастают по священным землям Макоши, алчно выискивая наживу, простирая повсюду свои жадные руки. Потому я и собрал вас здесь, своельжцы, дабы задать вам важный вопрос. Не рад я говорить это, но нам надо решить, что делать будем. Примем ли смирно ту участь, что приготовил Волхгот, отдадим ли наших родных злому року или встанем на защиту дома, чего бы это нам не стоило? Нет у нас времени на долгие размышления, сейчас же надо решить этот непростой вопрос.

Олли сел на своё место и схватился рукой за широкую бороду, словно ища в ней поддержки.

Над площадью воцарилась тишина. Только южный ветер шептался в кронах деревьях, шурша листочками. Срывал их с ветвей и бросал под ноги собравшимся. Новость, которая сковала людей, постепенно приживалась, впитывалась в сознание, разгоняя кровь, возмущая своей несправедливостью. Первым слово взял Ронстейн, ближайший советник Олли – жилистый высокий мужчина со светлыми, цвета зрелой пшеницы, волосами. Нос с горбинкой придавал ему грозный вид, а глаза сверкали, как молнии.

– Я вижу, своельжцы, что новость эта вам не по нраву, также, как и мне, как всем нам, – мужчина обвёл рукой сидевших рядом старейшин. – Олли, глава нашего совета сказал правду, все мы подтверждаем его слова.

Все десять старейшин, кроме самого Олли, согласно закивали, поглядывая на свои семьи, отвечая на молчаливые вопросы: «Неужели правда?».

– Те, кто был с нами в Гнездо, смогут рассказать вам о том, что увидели мы в прежде свободном селе, который теперь всё больше гнёт спину перед неуёмной жадностью столицы. Также они расскажут вам, что мы увидели в глазах тех, кто уже столкнулся с отрядами порядчиков. Не было там былого веселья и радости. Сплошное горе и потухший взор, полный скорби; опущенные плечи и страх, который они сеют вокруг себя. И я не хочу, чтоб моя семья и все вы стали подобны тем, кто молча принял несправедливость этого Волхгота! – Ронстейн поднял перел собой руку, сжатую в кулак. Костяшки пальцев побелели от натуги. Лицо старейшины перекосилось от гнева. Казалось, что если попадётся сейчас ему порядчик, он его прямо так, голыми руками и удавит. В прошлом грозный воин, викинг, как и Олли – он не забыл, как крушил врагов.

– Олли сказал, что у них ружья! Как ты предлагаешь бороться с ними? У нас только мечи и топоры, да и то не у всех, – взял на себя смелость первым высказаться Тихон – член семьи Николая – дед с седыми волосами и морщинистым лицом. Стоящие с ним рядом домочадцы согласно загудели. Полина, которая была тут же, сжала руку Кати, которая побледнела от ужаса и, казалось, готова была хлопнуться в обморок.

– Также у нас есть и дальнобойные луки, которые ты, Тихон, мастеришь для охоты. У нас есть чем встретить врага! – сверкнул глазами на старика Ронстейн. – Мы поставим стены вокруг деревни! Нам есть чем ответить этим трусливым псам!

Стоящие в передних рядах скандинавы одобрительно загудели, поддерживая своего соплеменника.

– Олли говорит, что отряды уже здесь. Успеем ли мы возвести укрепления? Как я понимаю, у нас не так уж много времени, – качая головой, сказал Захар, брат Тихона, такой же седовласый старик.

– Значит мы сделаем столько, сколько успеем! – Ронстейн заскрипел зубами и прошёлся яростным взглядом по каждому из присутствующих. – И если начнём прямо сейчас, то сделаем больше! Я всё сказал, – добавил он и сел на своё место, наклонившись к сидевшему рядом Олли и что-то прошептав тому на ухо. Олли лишь дёрнул головой, отмахиваясь от явно недовольных слов своего друга.

Следующим поднялся Божан. Он медленно подошёл к краю постамента, посмотрел на Тихона с Захаром и улыбнулся.

– Я понимаю ваши сомнения, мои друзья, – глубокий бас не был громким, но его слышал каждый. Божан считался третьим по старшинству после Олли и Ронстейна и отличался куда более спокойным нравом и рассудительностью. – У нас действительно слишком мало средств, чтобы дать достойный отпор противнику, коим, без всякого сомнения, является Волхгот и его порядчики. Я часто не соглашаюсь с моим другом Ронстейном, – он взглянул на скандинава, который насуплено смотрел перед собой, готовый прямо сейчас броситься в битву, – но теперь вынужден поддержать его. Я также, как и вы, не хочу, чтоб на святые земли нашей Макоши пришла война. Но не нам выбирать судьбу. Видно, так угодно богам. Вспомните древние легенды! Именно здесь, на берегах серебристых вод Туи, был рождён Великий король Первых людей, радетель Енкильмаала и защитник всего живого. И именно он повёл армию людей на битву богов с демонами, когда готова была свершиться несправедливость. И в нас живёт дух тех великих героев! Они, также как и мы вели мирную жизнь, но были вынуждены встать на защиту мира против значительно превосходящих сил. Конечно, Волхгот – не демон. Но его разум явно сбился с пути, раз он идёт наперекор древним устоям. И нам необходимо вразумить его. А раз нет иного выхода, кроме как сделать это путём оружия, значит будет так. Мы можем дать им откуп, мы можем отдать им наших детей, отводя беду от деревни. Но кто, скажите мне, будет решать, кого мы отдадим на произвол судьбы в следующий раз?! Нет, я не рад войне, видят боги, но нельзя потакать несправедливости. Я поддерживаю Ронстейна. Я всё сказал.

Божан сел на место, давая право слова другим старейшинам. И каждый сказал то же самое, поддерживая и Ронстейна и Божана.

Полина наблюдала за окружающими её своельжцами. Тяжёлая хмарь легла на лицо каждого. Малика обнимала испуганную Марью, и взгляд её был решительным. Иван раскраснелся. Глаза его бегали туда-сюда, юношеские брови были нахмурены. Полина подумала, что бойкий мальчуган, которого она повстречала впервые три года назад незаметно превратился в юношу, в уже почти взрослого мужчину.

Катя пришла в себя и теперь сопела носом, плотно сжав губы. Ей, наверняка, приходилось тяжелее многих. Еще несколько месяцев назад она жила в мирном Екатеринбурге, в современном городе, не ведая тягот жизни, окружённая родительской заботой. А теперь вынуждена столкнуться с войной, маячившей красными всполохами на горизонте. Или то было заходящее солнце?

Полина коснулась руки девушки, подбадривая ту улыбкой, хотя у самой внутри всё сжалось от предвкушения тяжёлой годины. И каждый в толпе испытывал те же чувства.

Олли снова поднялся со своего места и расправил плечи.

– Ну что скажете, своельжцы? – обратился он к толпе на площади. – Тихон, Захар? – старейшина посмотрел вниз на стариков, которые переглянулись между собой.

– Что тут скажешь, – хмыкнул Тихон. – В Глеймаале мы жили крепостными, не имея никаких прав, вечно зависящих от помещичьей воли. И не для того я очутился здесь, чтоб снова дать себе ярмо на шею накинуть. Нет, – крякнул он и вскинул голову, смело глядя в глаза Олли, – мы с братом смастерим столько луков, сколько успеем.

Олли благодарно посмотрел на стариков. Их мнение в Свольге ценилось наравне с мнением старейшин. Толпа загудела.

– А что другие? – уверенным взглядом обвёл он толпу.

– Ясно что, согласны мы.

– Верно!

– Святые земли Макоши не дадим на поругань!

– Чего же мы стоим? – раздался бойкий голос Тайко, друга Эрика. – Скорее идём укрепления ставить!

Олли довольно хмыкнул, хлопнул себя по бёдрам и громко сказал:

– Так тому и быть! Дадим отпор порядчикам! Сейчас мы с Советом распределим занятия и главы семейств уже дадут задания каждому из вас. Я благодарю вас за вашу смелость, – добавил он, моргнув. – Если бы в моём хирде были все вы, я бы задержался в Глеймаале гораздо дольше. А теперь расходитесь, нельзя терять ни минуты!

Толпа пришла в движение. Люди стали разбредаться по домам ожидать глав семейств. Катя, словно прощаясь, сжала руку Полины и отправилась со своими. Полина тоже двинулась по главной улице следом за Маликой, но обернулась, когда кто-то схватил её за локоть. Это был Божан.

– Полина, Олли просит тебя остаться. Он хочет поговорить.

– Со мной? – удивилась девушка и в голове сразу мелькнула мысль о Фавре. Неужели кому-то стало известно, что она была у ведуньи. – О чём?

– Он тебе всё сам скажет, идём.

И он повёл её к постаменту сквозь толпу, которая шла им навстречу. Ванька подозрительно сверкнул глазами на подругу и отвернулся, поджав губы.

Полина поднялась вместе с Божаном к старейшинам. Мужчина сел на своё место, а Полина подошла к Олли, который задумчиво поглаживал бороду и изучающе глядел на девушку.

Площадь быстро пустела. Совсем скоро на ней осталось двенадцать старейшин и Полина.

– Полина, – начал Олли. Остальные, в том числе и Божан, с хмурым любопытством смотрели на девушку, которая гордо стояла перед ними и, даже с некоторым вызовом, глядела на сурового главу Совета. – Фавры нет в Свольге, – Полина с удивлением заметила, что голос Олли дрогнул. – Астрид сказала мне, что последними с нашей ведуньей встречались вы. Вас видели вечером, возвращающимися со стороны её избы.

Полины выдохнула. Никто не знал, что она побывала в то утро у ведуньи. Девушка кивнула, подтверждая правильность слов старейшины.

– Видимо, – продолжал глава, – на следующий день она ушла. Такого, как ты сама можешь знать, никогда не случалось прежде. Фавра всегда, – Олли выделил последнее слово, – всегда была в деревне, никогда не отлучаясь надолго. Все эти события последних дней, порядчики, пропажа Фавры – их сложно не связать воедино. Я бы хотел узнать у тебя, – Олли пронизывающим взглядом уставился на Полину, словно пытаясь пробуравить её, раскопать в ней сокрытые знания, – не говорила ли Фавра о своих намерениях? Может быть ты ненароком услышала что-то?

Полина выдержала пристальный взгляд старейшины и ответила, стараясь держаться уверенно и ничем не выдать тайну ведуньи.

– Нет, старейшина, она не говорила нам ни о чём подобном.

Олли нахмурился. Сложно было сказать, верит ли он Полине или нет.

– А зачем вы ходили к ней?

– Ванька. У него заныла нога, которую он повредил в день перед вашим отъездом. Мы пошли к ведунье, чтоб она помогла ему, – Полина сама удивилась тому, как быстро нашла причину и соврала главе Совета, не моргнув глазом.

– Вас было трое?

Полина подивилась тому, как сложно скрыть в Своельге что-либо. Все были друг у друга как на ладони.

– Да, с нами была Катя. Мы часто с ней проводим время вместе. Ей нужна поддержка, она не легко привыкает к новым условиям жизни.

На этот раз врать почти не пришлось.

– Это так, Олли, – взял слово Николай, сидевший в самом конце ряда старейшин, – Екатерина не привыкла к жизни в деревне. И Полина часто приходит к нам в гости. Катя рассказывала, что считает её подругой и благодарна ей за поддержку.

– Я не сомневаюсь в правдивости слов Полины, – несколько раздражённо огрызнулся Олли на Николая.

Николай прежде жил в Петербурге во времена Российской империи и был близок ко двору царской семьи. Он отличался от прочих старейшин своими изысканными манерами, которые зачастую раздражали суровых простецких мужчин, привыкших к битвам и каждодневной борьбе с природой за выживание, которые смеялись над мужчинами, державшими в кармане гребень для волос. Николай же всегда выглядел как с иголочки, розовощёкий, гладковыбритый. Все члены совета жили в Миитланде по несколько сотен лет и считали Николая вроде как за несмышлёного юнца, место в совете которому ещё надо было оправдывать и оправдывать.

Ронстейн, от природы подозрительный, с недоверием поглядывал на Полину.

– Хорошо, – вздохнул Олли, прищурив один глаз, – ты можешь идти.

Олли сделал жест в сторону, как бы прогоняя девушку. Полина не замедлила скрыться с глаз долой и поспешила домой, спиной чувствуя, как ей вслед смотрит двенадцать пар глаз.

Малика кивнула вошедшей в дом Полине и продолжила накрывать на стол. В привычных бытовых действиях женщина нашла сейчас отдушину. Машка, поджав губы, помогала матери. В доме стояла тянущая тишина, которую принято называть оглушительной. Очень точное определение. От непривычного безмолвия в ушах словно что-то протяжно звенело, затмевая собой внешние звуки.

– А где Иван? – спросила Полина. Звук собственного голоса показался ей сейчас инородным, неестественным.

– Во дворе, у Божана в мастерской, – вздохнула Малика и улыбнулась. От Полины не скрылась обречённость, мелькнувшая в добродушных глазах женщины. Малика всегда представлялась ей женщиной непробиваемой, уверенной. Именно такой, что коня на скаку остановит. Видеть отчаяние в её глазах было неприятно, даже тяжело. Прежде дом всегда казался живым, двигаясь вместе с Маликой в танце, наполненным жизнью, а теперь всё кругом словно приостановилось, замерло в ожидании чего-то плохого, тёмного, тревожного.

– Я схожу к нему, помощь моя не нужна?

– Нет, иди, конечно, приходите ужинать, скоро будет готово.

Полина кивнула и выскочила через сени на улицу. Воздух снаружи душным облаком повис над деревней, над полем, над рекой. Он был вязким, плотным, а постепенно нарастающий ветер доносил с юга свежие запахи будущей грозы. В низком, неумолимо темнеющем небе, мелькали тёмные тени стрижей. Полина поправила волосы, выбившиеся из-под повязки и сошла со ступеней крыльца, направляясь к мастерской Божана. Жуча спряталась в будке, тревожно звеня цепью. Собаки не любят грозу. А та очень скоро должна была обрушиться на Своельгу.

Полина зашла в мастерскую, свет в которую проникал через открытую дверь и маленькое оконце. Солнце в небе скрылось за тяжёлыми дождевыми тучами и в помещении было темно. Ванька склонился над деревянным сундуком с инструментами отца и что-то искал, громко звеня железом.

– Ваня? – осторожно окликнула парня Полина. Он резко выпрямился и повернулся. В руках он сжимал большой нож и топор на светлой деревянной рукояти. Полина удивлённо подняла бровь и настороженно спросила. – Что ты тут делаешь?

На лбу Ивана пролегла морщина. Он насуплено посмотрел на свою подругу, потом на оружие в руках.

– Решил достать оружие Божана, пока его нет. Вдруг порядчики уже сейчас нападут на нас. Я не хочу встретить их с пустыми руками, – процедил он сквозь сжатые зубы, с вызовом глядя на Полину.

– Чего ты злишься на меня? – она сделала шаг навстречу Ваньке.

– Я не злюсь, – буркнул в ответ парень и отвёл взгляд.

– Ваня, – Полина тяжело вздохнула, – ты должен поверить мне.

– Ты не умеешь врать, – оборвал её парень, – ты не просто ходила тогда прогуляться! Когда ты врёшь, у тебя щеки краснеют.

Глаза Полины забегали. Ванька был её единственным другом в Своельге, не считая Кати и она чувствовала перед ним вину.

– Ладно, – с горьким сердцем, решилась она сказать правду. – Я ходила к ней. И мы говорили с Фаврой, после чего она взяла с меня слово, что я не скажу о нашей беседе. Пойми меня! – Полина всплеснула руками. – Я ведь обещала.

– А зачем ты вообще пошла туда, если мы договаривались пойти все вместе? Это ведь я увидел тогда этого незнакомца! – Ванька с досады кинул звонко брякнувшие топор и нож обратно в сундук. – А ещё друг называется. То же мне!

– Я действительно не могла уснуть той ночью. И решила сходить одна. Не знаю, что меня дёрнуло. Но ноги сами повели к ней. Я не хотела тебя будить, иначе Машка бы тоже проснулась и тогда мы бы не смогли вообще никуда уйти.

Полина замолчала и ищуще посмотрела на Ваньку, который смотрел на неё в упор, сложив руки на груди и кусая губы.

– Извини меня.

Ванька ещё сильнее насупился, но всё-таки примирительно опустил руки.

– Что ты узнала? Кто это был?

– Она мне не сказала, – оживилась Полина. – Но ты был прав. Она действительно с кем-то виделась в тот вечер.

Ванька возмущённо фыркнул и расправил плечи, горделиво смотря на подругу.

– Она мне сказала, что ждала, что я приду, – Полина задумалась, снова вернувшись к тому дню. Она неоднократно прокручивала в голове разговор с ведуньей, её слова о том, что та видит вокруг неё искры, свечение. Полина передала Ваньке полностью тот разговор с Фаврой. Он стоял и слушал с открытым ртом. Когда девушка закончила рассказ, Ванька, взъерошив рукой волосы, спросил:

– И что всё это значит?

– Я не знаю, – вздохнула Полина, – она сказала, что ей надо уехать, чтобы выяснить это. Она не была со мной до конца откровенной. Я знаю не намного больше, чем ты. Всё это так странно. Ещё эти новости о порядчиках. Что нас ждёт? – девушка встревоженно посмотрела на Ваньку.

– Она как будто бросила нас, – сжав кулаки произнёс Иван.

– Это не так! – возмутилась Полина. – Я верю, что она должна скоро вернуться, – уже чуть тише добавила она. – Только бы с ней не случилось чего плохого.

Тем временем, пока Полина с Ванькой пререкались и примирялись, обсуждали Фавру и разговор Полины с ней, на вечевой площади, под сгущавшимися в небе тучами сидели двенадцать мужчин и вели тихую беседу. Они спустили стулья с постамента и расставили их в круг по деревянному настилу площади, чтоб было сподручнее разговаривать. Порывы влажного ветра становились всё сильнее. Ветер срывал листья с деревьев и уносил их прочь, словно в спешке отправляя письма по округе, предупреждая о надвигающейся грозе. Скрипели деревья, шуршали ветками, обсуждая недобрые вести вместе со старейшинами, давали советы людям, которые не могли понимать язык растений. Тяжёлые тени раздумий легли на лицо Олли, искажая его и без того жуткие черты. Шрам на лице горел пунцовым швом. Глава совета сидел, опустив бороду на грудь и сложив руки на коленях и внимательно слушал товарищей, замершими статуями восседавших в кругу.

Ронстейн и Божан уже высказались. Они оба брались за организацию возведения укреплений вокруг деревни. О стене речи быть не могло. Не успеть поставить её. Но оборудовать некоторые фортификационные сооружения они могли. Им вызвались помочь Энгиль, который, как и Божан, был плотником, а также Сновид, знавший толк в осаде замков, штурмуя в далёком прошлом каменные твердыни христианских королей и мог дать дельный совет.

Сейчас говорил Матти. Вместе со своими финскими родичами, семьями Тойво и Лейва, они взялись за подготовку провианта для всех жителей, пока те будут заняты на работах.

– Часть посевов мы можем собрать уже сейчас, – заканчивал речь худощавый финн среднего роста. Он брил бороду, а длинные, почти белые волосы, убирал в хвост. Светлые серые глаза мужчины были спокойными. Говорил он размеренно, не спеша, певуче растягивая слова как и многие его сородичи. – Чтобы не отвлекать остальных от работы, наши семьи будут готовить еду и выставлять её на площади. Предлагаю организовать смены, чтобы не занимать всю площадь столами и люди могли есть поочерёдно. Так и работа будет идти непрерывно. Тойво с Лейвом выйдут на Тую за рыбой. Рано утром лодки уже должны быть спущены на воду. Также, я думаю Збишек не будет против, вместе с ним мы займёмся скотом. Надо загнать животных в стойла. Им это будет не по нраву, но выхода нет. В открытом поле мы потеряем много голов.

Збишек, который выгонял скот на пастбище и держал несколько десятков коров, быков, овец, а также кур и гусей, согласно кивнул.

– Тихон с Захаром уже предложили свою помощь, – взял слово Николай, – моя семья поможет им – мы организуем отряд лучников и смастерим сколько сможем луков и настругаем стрелы. Враг будет встречен градом наших стрел!

Речь Николая отличалась пафосом, что вызвало усмешки со стороны Ронстейна и Гуннульва – крепкого викинга, кем он был в прошлом. Длинная, заплетенная в тёмно-русую косу борода спускалась ему до самого пояса. Взгляд карих глаз был тяжёлым, прожигающим.

– Мы отправимся на охоту, – ухмыляясь, сказал Гуннульв. Он сидел, широко расставив ноги и уперев локти в колени, исподлобья глядя вокруг. – Мы с моей семьёй обеспечим деревню мясом. К тому же Николаю понадобятся перья, – он бросил насмешливый взгляд на Николая. – Также берусь собрать по всем дворам пригодное оружие. Йоллун прежде был неплохим кузнецом. Посмотрим, что сможет сделать мой родич. Уж заточить топоры и ножи ему будет по силам.

– Добро, – вступил в разговор Олли. – Я, в свою очередь, помогу тебе с вооружением. Божан, ты отвечаешь за защиту деревни, – обратился глава Совета к столяру, который согласно кивнул в ответ. – Ронстейн, Энгиль и Сновид тебе в помощь. Он – ваш ярл на это время, – Олли сурово сверкнул глазами на Ронстейна, который уже открыл рот, чтобы высказать своё недовольство отведённой ему роли подчинённого, – любое неповиновение буду считать личным предательством. Мы ввязываемся в войну. Сейчас не до проявлений своей удали.

Ронстейн нахмурил брови, но не стал возражать. Энгиль и Сновид согласились сразу. Они чтили Божана наравне с Олли.

– Я отвечаю за вооружение. Гуннульв с Николаем со мной, – два старейшины кивнули. При этом Гуннульв состроил Николаю неприятную рожу и подмигнул неожиданному напарнику. Николай никак не проявил эмоций, сдержанно восседая на стуле, хотя ему явно не в радость было вести одно дело с грубым мужланом вроде Гуннульва.

– Тойво, ты отвечаешь за провиант. Вместе с Матти и семьёй Лейва. Вы, – Олли посмотрел усталым взглядом на старейшин, – полностью подчиняетесь Тойво. Збишек и Веселин – вы организуете защиту женщин и детей, которые не могут держать в руках оружие. Всех надо увести в Безымянный лес и соорудить там временное убежище. Веселин – старший.

Олли хлопнул себя по коленям и встал.

– Теперь все за дело. Нельзя терять ни минуты! Этой ночью спать не придётся. Лейв! – Олли взглянул на стройного финна, задумчиво поглаживая свою бороду, – возьми трёх своих людей. Надо разведать территорию. Ты всегда отличался особой ловкостью, должен справиться с этим делом лучше прочих. Порядчиков надо ожидать с юга. Они уверены в том, что никто не окажет им сопротивления и не станут скрываться и пойдут по тракту. Вы же должны не выдать себя. Всё ясно? Как только увидите их – сразу ко мне.

Лейв кивнул и поспешил покинуть площадь вслед остальным старейшинам. На площади остались Олли и Ронстейн.

Ронстейн подошёл к Олли, который был на пол головы ниже товарища.

– Почему ты поставил Божана выше меня? – в раскатистом голосе мужчины сквозило явное недовольство. – Ты не доверяешь мне?

– Потому что ты, друг мой, слишком резок, – Олли нахмурился. Он прекрасно знал вспыльчивость своего друга. – Божан же сумеет сплотить вокруг себя людей. Я опасаюсь, что ты можешь перегнуть палку.

Ронстейн впился глазами в Олли, но ничего, не сказав, резко развернулся и размашистым шагом покинул площадь. Глава Совета покачал головой, глядя вслед уходящему и перевёл взгляд наверх. Над Своельгой повисла черная туча. Ветер лохматил волосы Олли. На лицо старейшины упали первые капли дождя.

– Всеотец! – крикнул он в высь. – Где ты? Самое время тебе показаться нам. В этих землях был рождён твой потерянный сын. Яви же нам свою милость, – прошептал Олли, опустив глаза вниз и сжав кулаки.

Сотни лет назад он, яростный викинг, истекающий кровью, сжимающий в руках меч, которым только что сразил врага, но пропустивший удар в спину, оказался в Миитланде. Он ждал валькирий, что доставят его в огромные чертоги Одина, где он станет пировать с Богом всех Богов. Но Олли очутился в странном месте, где его встретил бородатый коротышка, который что-то писал на пергаменте, а после его под руки, сопротивляющегося, увели какие-то высокие люди и объяснили, где он находится. Миитланд! Олли требовал отвести его к Одину, на что ваны, которыми оказались эти люди, лишь посмеялись и отправили его, могущественного ярла в школу, где он вместе с другими людьми самых разных народов, словно мальчишка, вынужден был обучаться жизни в новом мире, так не похожем на благословенную Вальхаллу, о которой слагали саги скальды.

Среди его нового окружения оказались и трепетные христиане, которые с ужасом смотрели на него, проклятого язычника, оказавшегося рядом с ними после смерти. И не в каком-то там раю, а в месте, которое давным-давно сотворили Один со своими братьями. Он чувствовал своё превосходство перед этими дрожащими глупцами и смотрел на них свысока.

Был среди них особо упёртый мужчина, бывший в прежней жизни одним из главных служителей выдуманного бога Христа. Кеолнот – плешивый человечишка. Даже Один одним своим глазом без труда разглядел бы, сколь противен он был Олли. Но надо отдать должное упёртости Кеолнота. Даже здесь, где не стоило труда отыскать доводы против христианской веры, он продолжал утверждать, что языческих богов, отсохни его язык, не существует. Что за отчаянный глупец!

Впрочем, Олли так и не довелось встретить ни Одина, ни Тора, ни кого иного.

Ваны поведали им, что Один – лишь один из пятнадцати равных друг другу богов, что на заре эпох создали нынешний Миитланд (Олли упорно называл новый мир Вальхаллой) и теперь живут обособленно на горе, вершина которой теряется в облаках. Гудъюмфьел – так называется гора богов.

Не просто было привыкнуть Олли и к тому, что Один женат на какой-то Макоши – богине, которую чтили в далёких от Норвегии восточных землях. Он противился новым знаниям, но со временем пришлось признать новые условия. Да, скальды во многом были не правы. Но не в главном.

Его отправили на север страны в захудалую деревушку, где жили всего-то пара десятков людей. Своельга. Прибыв сюда, он начал с усердием отстраивать село, восстанавливать ветхие дома и, благодаря своей неуёмной энергии, быстро был признан главой деревни.

Старожилы, которых теперь уж и не осталось совсем, поведали ему, о том, что в этих землях когда-то Макошь родила на свет будущего Короля людей.Благословенная земля. Они научили Олли чтить Макошь. Из уважения к Одину, мужчина смирился с тем, что северные земли ставят выше богиню-женщину, но в глубине души продолжал обращаться мысленно к покровителю воинов.

И вот теперь он снова вспомнил Одина. Кто как не он должен помочь им в этот трудный час?

Вороны – постоянные спутника Всеотца – он ни разу не видел этих птиц в Миитланде. Ваны учили, что эти птицы ушли из Енкильмаала вместе с сыном Одина. Плохой знак. Олли снова взглянул на небо, ища, не появятся ли вдруг там Хугин и Мунин. Нет. Ни единой птицы в чернеющем небе.

Олли поспешил на свой двор. Пора начинать приготовления. Рассчитывать приходится самим на себя. Как и всегда.

Издалека до Своельги донёсся протяжный раскат грома.

Глава 6

Беда

Всю ночь шёл дождь и перестал только к восходу солнца, оставляя за собой сизую завесу тумана.

Укрепление деревни шло полным ходом. Жители Своельги, сменяя друг друга для короткого сна, трудились, тревожно оглядываясь то на Зелёный лес, над которым вился серый туман, словно дым от сотен костров, то на юг, в сторону дороги. В поле вдоль и поперёк дороги рыли ямы, которые должны были стать неприятным сюрпризом для конных всадников. Входы в деревню загораживались переносными щитами высотой в два человеческих роста и шириной в обхват взрослого мужчины, сплетёнными из тонких прочных ветвей деревьев.

Все хозяйственные постройки во дворах жались задами к оградам. Их бревенчатые стены, прилегающие вплотную к плетню, могли стать надёжной защитой от врагов, а плоские крыши, как оказалось, служили отличной площадкой, с которых лучники могли вести прицельный огонь. Для защиты людей на крышах ставили заслоны из досок, которые были вытащены из разобранного настила на площади. Теперь место для собраний чернело утрамбованной землёй, на которой валялись веточки, палки и подгнивающие листья деревьев, лежавшие там с прошлой весны, когда перестилали покрытие.

Охотники и рыболовы вышли на промысел как только солнечные лучи показались из-за горизонта.

В полях работами руководил Божан, чья кряжистая фигура мелькала среди спин людей, которые в полусогнутом положении остервенело копали, всаживая в заросшую желтеющей травой сырую тяжёлую землю лопаты и отбрасывали чёрные комья в сторону. Всаживали, отбрасывали, всаживали, отбрасывали. Божан зычным голосом отдавал указания, время от времени помогая то одному, то другому.

Полина с Ванькой трудились здесь же, вместе с Маликой и Машкой и ещё восемью домочадцами рыжеволосого Энгиля. Мужчины орудовали лопатами, женщины и малые дети носили землю в мешках в сторону.

Ронстейн командовал укреплением стен и крыш для лучников. Здесь работали более двадцати человек.

Семья Божана была самой малочисленной в деревне. Прочие семьи состояли из не менее чем десяти человек. Вместе с Олли жили двадцать девять домочадцев. На его огромном дворе стоял большой длинный дом, в котором все жили общинным укладом. Такие же жилища были во дворах всех скандинавов, кроме Энгиля, который ставил для родичей отдельные дома, как было принято у славянской и финской частей населения.

В каждом дворе отдельно стояли амбары, хлевы, склады, бани и прочие хозяйственные постройки, по которым теперь ползали люди Сновида и Николая, сообща возводя укрепления для лучников.

С засеянных полей люди тянулись вереницей с охапками наскоро скошенных злаков, оставляя дозревать большую часть урожая, надеясь, что осенью удастся собрать его.

Недовольный, мычащий, ржащий, блеющий скот, который лишили привычного выпаса, сейчас размещали по дворам. На площади выставили большие котлы, у которых возились женщины во главе с Айной – женой Тойво, отвечающего за продовольствие. На столах, которые ещё недавно ломились от угощений во время празднования Ночи обряда, теперь стояли скромные блюда. Люди спешно ели и уходили на работы, давая место следующим.

В углу площади, рядом со складами, сидели Тихон с Захаром и ловко резали с помощниками стрелы из крепких веток. Они затачивали края прямых стрел и складывали их в корзины, которые подхватывали подмастерья и относили на другой край площади, где на свободных от трапезы столах развернулся смотр оружия, за которым внимательно следили Олли с Гуннульвом. С утра каждый своельжец принёс всё, что могло служить орудием: ножи, топоры, серпы, косы, заготовки для стрел, молоты и даже несколько мечей. Часть из принесённого было в отличном состоянии, но большинство нуждалось в ремонте. Йоллун скептически рассматривал железные изделия.

– Ну что скажешь, брат? – хлопнул по могучим покатым плечам Йоллуна Гуннульв.

– Сразу видно, что давно не знала бед Своельга, – хмуро пробасил мужчина, – лезвия тупы и покрыты ржой. Можно ли было представить, чтоб викинг держал свой меч или топор в подобном состоянии? – угрюмо хмыкнул Йоллун, беря в руки кинжал и грустно проведя пальцем по лезвию.

– Сейчас не время тоски по прошлому, – сказал Олли, – сможешь привести их в должное состояние?

– Конечно, – отложил в сторону кинжал Йоллун, – очистить от ржавчины да заточить. Что-то придётся выправить, —указал он на кучку покорёженных инструментов и орудий. Думаю, к новому восходу солнца управлюсь, если буду работать с парой помощников.

– Они у тебя будут, – расплылся в широком оскале Гуннульв, с гордостью глядя на своего домочадца.

– А вот времени до утра может не быть, – Олли, и без того хмурый, ещё больше помрачнел, глядя, как на площадь галопом въезжает Лейв и трое его людей. Лошади тяжело храпели от долгой скачки и лоснились от пота, покрывающего их крупы. На лицах разведчиков застыло тревожное выражение.

– Олли! – на ходу спрыгивая с лошади, крикнул Лейв и подбежал к главе Совета, – мы видели отряд порядчиков на нашей дороге. Если их ничто не задержит, они будут здесь ещё до захода солнца.

Олли крепко выругался и посмотрел на небо, которое снова затягивало тучами, обещавшими ливень.

– Сколько их?

– Точно не знаю, не успели сосчитать. Но точно несколько десятков. Может даже сотня. Большинство из них – воины на лошадях, с ружьями. Были там и пешие в белых одеяниях, которые несли белые знамёна с жёлтым крестом. Примерно человек десять и они безоружны.

Олли вопросительно посмотрел на Лейва.

– С крестами, говоришь? – глава Совета от чего-то сразу вспомнил мужчину с Ближних островов – епископа, который упрямо не соглашался верить, что находится в мире, сотворённом богами язычников. – Вас видели?

– Нет, – мотнул головой Лейв. – Мы наблюдали за ними из укрытия и после сразу направились сюда.

– Хорошо. Поешь со своими людьми и присоединяйся к работам, – Олли пожал руку Лейва и повернулся к Гуннульву. Разведчики устремились к котлам, где готовили еду их жёны. – Гуннульв, когда вернутся твои люди?

– Они с самого утра ушли в лес, – мужчина, прикрыв ладонью глаза, посмотрел на солнце, которое преодолело самую высокую точку в хмурящемся небе и теперь медленно клонилось к закату, – Скоро они уже должны вернуться с добычей.

– Им надо поторопиться.

– Мой рог призовёт их, – Гуннульв снял с пояса охотничий рог, который всегда носил с собой, глубоко вдохнул и дунул в него. Над Своельгой раздался низкий протяжный рёв, который спугнул стаю воробьёв, прятавшихся в ветвях деревьев за оградой.

Олли одобрительно кивнул и обратился к Йоннульву.

– Бери помощников, сколько надо и делайте сколько успеете, – хмуро глянул он на одобрительно кивнувшего головой мастера. – Гуннульв, займись раздачей и сортировкой оружия.

Старейшина сразу принялся за дело, встав рядом с Гуннульвом и откладывая в сторону оружие, что не требовало починки. Олли же резко развернулся и тяжёлой поступью направился прочь из деревни.

Навстречу ему с полей как раз возвращались люди во главе с Матти, чьи длинные светлые волосы развевались на ветру. На плече он нёс длинную косу, на лезвие которого прилипли мелкие травинки. Рядом с землепашцами шли люди Тойво с полными корзинами свежего улова.

– Олли, – приветствовал главу Матти, подняв руку.

– Как дела? – пропуская мимо себя людей, подался в сторону Олли, увлекая за собой и Матти.

– Мы собрали с полей пшеницу и овёс, оставив только самые незрелые злаки. Вышло не много, конечно. Но рыбалка получилась доброй, – кивнул он в сторону рыбаков.

– Отлично. Разведчики вернулись, – чуть тише добавил Олли, – раньше захода солнца порядчики будут здесь. Нам надо торопиться.

Матти понимающе кивнул.

– Всех уводим в деревню. Веселин уведёт женщин и детей в Безымянный лес. А пока ступайте передохните. Женщины приготовили знатный обед, – сказал Олли и направился в сторону поля, которое раскопали люди Божана и Энгиля.

Увидев главу Совета, Божан направился к нему. Олли пересказал доклад разведчиков. Плотник свёл густые брови вместе и тяжело вздохнул.

– Собирай всех в деревню, – распорядился Олли, положив руку на плечо товарищу. Здесь вы потрудились на славу, – Олли обвёл взглядом перекопанное поле, на котором чернели кучи земли.

– Мы соберём землю и вернёмся.

– Не мешкайте, – кивнул Олли, развернулся и пошёл обратно.

Полина стояла на лесной опушке рядом с колодцем среди прочих провожающих и смотрела вслед тем, кто скрывался за стволами деревьев. Малика с Машкой, которая вела тревожно оглядывавшуюся Жучу на поводке, уходили вместе с остальными женщинами и детьми, кто не мог в силу возраста держать оружие в руках.

Рядом с Полиной стояли и Ванька с Катей. Девушке тоже предлагали уйти. Никто бы и слова не сказал ей, не упрекнул в трусости, но она отказалась, чем сильно удивила Полину.

– Ладно, идём, – охрипшим голосом сказал Иван, – нас ждёт Божан.

Оставшиеся защитники Своельги вереницей поспешили за ограду. Солнце розовело, опускаясь всё ближе к горизонту. Тучи, весь день гулявшие над деревней, зависли в небе и готовились разразиться дождём. Ветер дул, то налетая порывами, разметывая волосы Полины, то затихая. Троица вошла в ворота последними, прикрыв вход за собой наспех сделанным из веток щитом, прикреплённом к треноге, которая позволяла корявому заслону ровно стоять на земле. Полина подумала, что это вряд ли сильно поможет, если на деревню решат напасть. Она уже слышала от Божана, что разведчики доложили о почти сотне вооружённых людей, которые очень скоро должны были добраться до Своельги. Но девушке всё ещё не верилось, что дело дойдёт до столкновения.

Ближайшими дворами, прилегающими к южному выходу из деревни, где должны были появиться порядчики Нювалребена, были дворы Збишека, Тойво и Веселина. Именно здесь, на крышах сараев и загонов для скота, люди возвели укрепления из настила площади и встали в два ряда лучники. Здания так тесно прилегали друг к другу, что над оградой получалась удобная площадка, которая тянулась по периметру всей деревни. Квадратные заслоны, отстоявшие друг от друга на пол шага, полностью закрывали людей. В них были проделаны отверстия для прицельного ведения стрельбы. Гуннульв был назначен руководить лучниками. Остальные старейшины рассредоточились по периметру. Божан, Энгиль, Лейв, Николай и прочие – все внимательно наблюдали округу.

Вход на площадь с северной стороны решили завалить столами и прочей мебелью, возведя баррикады. Предполагалось, что сюда порядчикам добраться будет сложнее всего и здесь собрались тем, кому не досталось оружия. Полина, Ванька и Катя остались вместе с несколькими женщинами, у которых не было детей, отказавшихся покидать мужей. Кто-то просто стоял и ждал, что будет дальше, кто-то сидел на земле как Ванька и смотрел прямо перед собой. Некоторые сосредоточенно мерили шагами землю, сжимая в руках самодельные дубины.

С неба закапал дождик. Полина задрала голову и закрыла глаза, чувствуя как холодные капли охлаждают её разгорячённое лицо. Она стояла одна, прислонившись к стене рядом с баррикадами. Её окутала отрешённость от внешнего мира. Страх то был или иное чувство – она не знала. Казалось, что гораздо спокойнее сейчас замкнуться и просто не видеть беду, которая нарастала с каждой минутой. Примерно то же самое происходило и с другими. Люди были как никогда спокойны, словно утратив способность переживать.

Полина с удивлением для себя заметила, что в воздухе мерцают крошечные огоньки. Или это последние лучи заходящего солнца отражаются в каплях дождя?

Девушку отвлекло шуршание за спиной. Она резко повернулась на звук и увидела, как поверх нагромождения столов и скамей карабкается знакомая фигура в тёмном балахоне. Полина вытаращила глаза от неожиданности.

– Фавра! – еле слышно выдохнула она и шагнула к ведунье, которая легко спрыгнула с баррикад, отряхивая одежды. Лицо она всё так же скрывала под непроницаемым капюшоном.

– Привет, Полина, – как ни в чём не бывало тихо поздоровалась Фавра. – Где Олли?

– Он у южных ворот. Но почему тебя так долго не было?

– Проводи меня к нему, – перебила девушку ведунья и взяла её под локоть. – После поговорим.

Полина не стала спорить. Она быстрым взглядом обвела площадь. Несколько любопытных глаз провожали их, когда они уходили.

Олли стоял, облокотившись на заслонку рядом с воротными столбами и задумчиво жевал тростинку. Рядом с ним, прислонённый к плетню, стоял его боевой топор, которым он не пользовался уже несколько сотен лет. Олли усмехнулся. Сотни лет! Кто бы мог подумать, что ему уготована такая долгая жизнь.

Сверху, над оградой тихо переговаривались его товарищи. Олли не решился отправлять Лейва или ещё кого на разведку – не хватало, чтоб одного из его людей заметили и схватили порядчики – с них станется. Тем более с ними ещё шли люди в белых одеждах с крестами на знамёнах. Ещё со времён своей жизни викингом он привык, что от крестов нельзя ждать ничего хорошего. Пошёл мелкий дождь. Что ж, подумал Олли, дождь, значит дождь.

Глава Совета пристально смотрел на сужающуюся вдали дорогу, когда услышал, как его окликнули. Он повернулся. Перед ним стояли Полина и ведунья, если эта высокая фигура в балахоне была ею. Олли поперхнулся от того, что его воины так запросто позволили подойти к нему. Военное время не допускало подобной беспечности. Несколько вооружённых мужчин за спинами женщин стояли с виноватыми лицами, дескать, а что мы могли сделать? Попробуй останови ведунью. Олли усмехнулся.

– Здравствуй, Фавра, – чуть склонив голову набок, стараясь углядеть лицо ведуньи под капюшоном, произнёс мужчина. – Где ты была?

– Приветствую тебя, Олли, – журчащий, нездешний голос ведуньи всегда сбивал с толку старейшину. – Где я была – сейчас не имеет значения. К деревне движутся вооружённые люди, о чём ты, как я вижу, и без меня знаешь. Это сейчас проблема первостепенная.

– Точно, – хмыкнул Олли, поднимая топор, – и мы готовы к их появлению. И справились без твоих мудрых советов.

Олли шагнул за ограду, закрыл за собой заслонку и собираясь обойти Полину с Фаврой, добавил:

– Здесь не место хрупкой женщине. Полина, проводи её на площадь. Уходить в Безымянный лес времени уже нет.

Олли уверенным шагом двинулся прочь, не обращая внимания на ведунью.

– Старейшина! – голос ведуньи разнёсся по деревне, словно ударили разом в сотни колоколов. В спину Олли толкнул порыв ветра, чуть не сбив мужчину с ног. Он недоумённо покосился на стоявших рядом воинов, словно спрашивая их, не почудилось ли ему? Они также оторопело смотрели ему за плечо. Олли повернулся. Ведунья медленно направлялась к нему. Она подняла руки и скинула назад капюшон, обнажив серебристые волосы, которые рассыпались лунным светом ей по плечам. Своельжцы, раскрыв рот, смотрели на чудо, разворачивающееся перед ними. Молодая женщина стала выше ростом и излучала силу, от которой у видавших многое за свою жизнь мужчин подкашивались колени. Полина, знавшая секрет Фавры, с некоторым превосходством смотрела на разыгрывающееся сцену перед ней.

– Мне кажется, – голос ведуньи рокотал над деревней, словно эхо далёкого камнепада, – я имею полное право остаться здесь и защищать деревню! И осмелюсь заметить, что могу справиться с этим лучше многих из вас! Я – дочь Мораны и Свентовида, представитель первородных людей, Фёстенкилов, участница Великой битвы и одна из хранителей Енкильмаала, владетель света жизни Альвов! Я – Алайна! Ну или Фавра – имя, которое вам ближе, друзья мои, – последние слова прозвучали куда спокойнее. Голос ведуньи снова стал похож на тихое журчание ручья.

Полина, стоявшая за спиной Фавры, старалась выглядеть невозмутимой, хотя представление, которое устроила женщина, оказало на неё сильное впечатление. Что уж говорить про остальных, которые стояли с раскрытыми ртами и, не в силах произнести ни слова, хлопали глазами на явившееся им чудо из сказаний. Первым, как и полагается истинному главе, пришёл в себя Олли. Он встрепенулся, переложил топор из одной руки в другую, переступил с ноги на ногу, с восторгом глядя на серебро струящихся волос и благоговейно произнёс:

– Возможно ли такое? Фавра – дитя богов? Почему же ты раньше не говорила?

– Всему своё время, глава Совета. Не было мне радости в том, что я вынуждена была скрывать своё лицо от тебя и всех остальных, – ведунья обвела добродушными глазами каждого присутствующего. Со стен, вытягивая шеи, чтоб разглядеть происходящее, выглядывали лучники, позабыв о том, что надо следить за дорогой. – Но теперь мир изменился и пришёл в движение после долгой спячки. И нам предстоит встать на защиту нашего дома!

Сразу после слов Фавры с юга раздался протяжный вой трубы. И тут же Гуннульв, единственный, кто продолжал наблюдение на посту, не впечатлённый событием, достойным великих саг, крикнул:

– Идут!

Своельжцы всполошились. Раздались приказания опомнившихся старейшин, призывающие людей занять заранее условленные места.

На изумлённое лицо Олли снова легла тень ожидания битвы. Он повернулся к вооружённым мужчинам, что стояли рядом с ним и сказал:

– Я выйду за ограду и встречу их, вы охраняйте вход. Гуннульв! – старейшина выглянул с крыши сарая. – Будь начеку, держите их на прицеле, не дайте войти в деревню.

Гуннульв кивнул, поправляя кинжал, висевший на поясном ремне и скрылся. Олли взглянул на Фавру. Ведунья с интересом наблюдала за мужчиной.

– Ты великий человек, Олли, и я верю, что тебе уготована большая роль в предстоящем круговороте. Иди же смело.

Фавра ласково улыбнулась. Олли кивнул, пряча взгляд и вышел за ограду. Ведунья же, схватив Полину за руку, поспешила подняться на крыши по приставленной к стене стремянке. Женщины вскарабкались по шатающейся лестнице и подошли к заслонам из досок, между которыми стояли своельжцы и наблюдали как к деревне неспешно подходит отряд подрядчиков.

Отряд сильно растянулся по узкой дороге. Первые всадники шеренгой по двое уже подходили к деревне, тогда как хвост отряда ещё мелькал вдалеке. Среди вооружённых ружьями воинов степенно вышагивали люди в белых одеждах, с изображёнными на них жёлтыми шестиконечными крестами – древним солярным символом. Предводитель отряда в чёрных кожаных доспехах с металлическими, тускло поблескивающими вставками поднёс к губам рог и над полями снова пронёсся протяжный низкий звук, леденящий кровь. Всадники пустили лошадей рысью и стали выстраиваться в шеренгу вдоль деревенской ограды, не доходя до неё шагов пятьдесят. Один из воинов что-то сказал предводителю, указывая на землю. Предводитель гаркнул через плечо и всадники стали вести лошадей осторожнее, внимательно глядя под ноги. Ямы, которые копали семьи Божана и Энгиля, были обнаружены. Гуннульв злобно выругался, хватаясь за лук, прислонённый рядом к заслону.

Полина, оперевшись руками на плетень, взглянула вниз на могучую фигуру Олли, который неподвижно стоял у входа в деревню. Глава Совета молча взирал на организованно выстраивающихся в длинную шеренгу в два ряда воинов, одетых в одинаково чёрные кожаные доспехи. В отличие от облачения командира, железных вставок на одеждах солдат не было. На головах солдаты носили чёрные шлемы, напоминающие пробковые каски путешественников. У каждого к поясному ремню была приторочена небольшая сума, а за спиной висел рюкзак. Полина насчитала сто двадцать вооружённых людей. Своельжцев было меньше.

Предводитель отряда снова прогудел в рог. Воины вскинули ружья и, как один, хлёстко дёрнули к себе затворы. Звук этого движения эхом донёсся до деревни. Предводитель отряда снова отдал громкий короткий приказ и передний ряд стрелков опустился на одно колено. Стоявшие за ними солдаты остались на ногах, со взметёнными ружьями. На деревню были нацелены сто двадцать дул, готовых к единому страшному выстрелу.

Полина замерла. Ужас приковывал к себе внимание. Стоявшие рядом с ней своельжцы, кроме, разве что, Гуннульва с застывшей на лице небрежной ухмылкой и Фавры, вертевшей головой, смотря куда-то вдаль за отряд и по сторонам, будто выискивая что-то. Старейшина достал из колчана, стоявшего рядом с ним, длинную стрелу и положил ту на тетиву. После чего вскинул лук и, отведя локоть в сторону, прицелился. Остальные лучники, сбросив с себя оцепенение, проделали то же самое.

– Олли, – спокойно, но громко произнёс Гуннульв. – Их командир у меня на прицеле.

Глава Совета едва заметно склонил голову и направился в сторону неприятеля, небрежно постукивая топором о ладонь. Предводитель порядчиков вскинул руку и громко крикнул:

– Стой! Именем короля Волхгота!

Лицо Олли, и без того искажённое шрамом, ещё больше искривилось в яростной улыбке. Он сделал ещё несколько шагов и лишь потом остановился. Расстояние между ним и порядчиками сократилось в два раза.

– Именем короля! – теперь слово взял один из тех мужчин, кто был полностью одет в белое. Он вышел из-за спин стрелков, неся перед собой в обеих руках длинный шест, к которому было прикреплено знамя с таким же жёлтым крестом, какой был вышит на одеждах «белых». Потемневшее от начавшегося дождя, оно трепыхалось на ветру. Оружия при этом человеке не было. Он сильно напоминал Полине священника. Она спросила у Фавры кто это, но ведунья, сосредоточенно глядя в сторону, лишь отмахнулась плечом от девушки, как от надоедливого насекомого. А человек в белом продолжал. – Именем короля и Спасителя Енкильмаала, Светлого и Мудрого Волхгота я приказываю вам пустить отряд его Величества в деревню, предоставить ночлег и накормить нас!

Олли внимательно посмотрел на мужчину в белом.

– С какой такой стати я должен пускать людей, угрожающих мне и моим людям оружием?! – громко крикнул Олли.

Предводитель отряда что-то сказал мужчине в белом, который коротко кивнул в ответ, и после снова обратился к Олли.

– Ваше сопротивление – безумство! – голос его был хриплым от постоянно раздаваемых команд. – Король, Великий Волхгот, милостью своей, послал нас в эти северные земли, чтобы просветить вас и дать вам шанс доказать верность единственному королю Енкильмаала!

– Что это за король такой выискался?! Я знаю наместника Волхгота, временно занимающего престол Нювалребена до прихода истинного короля! Мы исправно платим ему налоги! И я не давал никаких клятв, чтоб доказывать свою верность!

– Проклятый отступник! – изо рта «белого» человека вылетела слюна. Его лицо перекосило от злости, а руки, державшие шест, затряслись от негодования. Предводитель порядчиков с брезгливостью посмотрел на мужчину, стоявшего рядом с его лошадью и поднял вверх руку. Но прежде, чем он успел произнести слово, в воздухе что-то просвистело и в шею командира воткнулась стрела. Мужчина с удивлением в широко раскрытых глазах посмотрел поверх головы Олли и медленно сполз с лошади, плюхнувшись на мокрую землю. Лошадь, лишившись всадника, неуверенно переступила ногами, косясь на тело. Мужчина с шестом отпрыгнул от трупа и застыл. Глаза его судорожно бегали, а руки вцепились в шест, находя в нём опору.

Олли ругнулся сквозь зубы, развернулся, грозно посмотрев на Гуннульва, который наложил на тетиву новую стрелу. Олли рванул к деревне.

Люди по обеим сторонам тут же пришли в движение. Лишившись предводителя, порядчики не стреляли. Полина смотрела, как из центра первого ряда стрелков, опустив ружьё, вышел солдат, повернулся к отряду и что-то произнёс. После снова развернулся лицом к деревне, поднял руку и громко выкрикнул:

– Огонь!

Раздался оглушающий треск выстрелов. Полина смотрела, как Олли дернулся, подбегая к ограде, схватился за плетень рукой, тяжело дыша и приложив левую руку к правой, державшей топор, забежал внутрь. Поверх голов защитников Своельги и заслонов просвистели пули. Часть из них прошила ограды и некоторые из лучников, вскрикнув, упали там, где стояли. Полина вскрикнула, прижав ладонь ко рту и почувствовала, как кто-то тянет её. Она непонимающими глазами уставилась на ведунью, которая с силой оттаскивала её подальше от заслонов. Она услышала зычный голос Гуннульва, который что-то кричал. Вокруг девушки зашуршали оперения стрел. Полина снова услышала гром, раздавшийся в поле и о деревянные заслоны застучал железный град. Или то был дождь? Она посмотрела на небо. Среди тёмных туч свернула молния и спустя пару мгновений небо громыхнуло и извергло из себя потоки.

Девушка дала Фавре увести себя с крыш на главную улицу Своельги, по которой бежали люди, поскальзываясь на мокром настиле и забирались наверх, чтоб сменить тех, кто был ранен или убит. Где-то далеко командовал Олли, подхватываемый приказами других старейшин. Со стороны площади бежал ещё люди, чьи фигуры сквозь ливень казались размытыми пятнами. Фавра взяла Полину за плечи, встряхнула девушку и посмотрела в её глаза.

– Полина! – девушка часто заморгала и уставилась на ведунью. Только сейчас до неё дошло, что вокруг действительно началась битва. На глаза навернулись слёзы. Она яростно смахнула их ладонью. – Полина, тебе надо спрятаться! Слышишь меня?

Голос Фавры заглушил новый раскат грома. Сверху раздался жуткий крик, полный боли.

– Не смотри по сторонам! – ведунья снова тряхнула Полину за плечи. – Иди к моей избе. Иди через площадь. Скорее, пока сюда не нагрянули порядчики.

– Но, – Полина хотела было возразить ведунье, хотела сказать, что она должна остаться здесь и помочь, но Фавра отмахнулась от её слов.

Снова раздался треск ружей.

– Ты не можешь позволить себе строить сейчас героя! – синие глаза Фавры полыхнули огнём, заставив Полину невольно отшатнуться. Рядом с ними рухнуло что-то тяжёлое. Полина резко повернула голову. С крыши, с окровавленными светлыми волосами на голове упал человек. Ильмари, узнала она домочадца семьи Матти. Застонав, он попытался подняться на ноги, но пошатнулся и плюхнулся обратно на мокрые доски. Фавра подскочила к мужчине и помогла ему встать. Ильмари смотрел на ведунью помутневшими от боли глазами, пытаясь сообразить где он находится и кто перед ним. Ведунья заботливо убрала с лица раненого мокрые от дождя и крови волосы и крепко взяла его голову в свои ладони. Она прошептала что-то, не отводя пронзительного взгляда от глаз мужчины. Взор его прояснился и он заморгал, приходя в чувство.

Снова прозвучали выстрелы, заставляя Полину зажмуриться. Что сейчас творилось там?

– Идти можешь? – спросила мужчину Фавра.

– Могу, – немного заторможенно ответил Ильмари.

– Тогда бери девчонку, – она ухватила руку Полины и сунула её в грубую ладонь. – Ты должен увести её в мою избу, понял меня? Во что бы то ни стало. Головой за неё отвечаешь. Если хоть что-то с ней случиться, – Фавра не договорила, но по её взгляду было понятно, что в противном случае мужчину не ждёт ничего хорошего.

Ильмари кивнул, не приходя в себя окончательно и посмотрел на Полину, которая прикусила губу и молящим взглядом смотрела на раненого. Она не понимала, чего хочет от неё Фавра, почему прогоняет. Но в глубине души даже была рада скрыться от сражения и от зрелища умирающих своельжцев. Чувство стыда смешивалось с отчаянным желанием спастись.

– Тогда чего ты стоишь?! – взревела Фавра и толкнула обоих в сторону площади. Ильмари, крепко прижав к себе Полину, обхватив её одной рукой, побежал вперёд. Полина, неуклюже перебирая ногами, оглянулась на Фавру, которая ещё мгновение смотрела им вслед, после чего с поразительной ловкостью взлетела по лестнице на крышу и скрылась там.

На глаза Полины навернулись слёзы от собственной ничтожности, от страха за тех, кто оставался. Она с тоской вспомнила о Ваньке и Кате. «Где они?!»

Беглецы взбежали на пустую площадь. Все, кто дожидался здесь сражения, ушли к южному выходу, где шёл бой. Земля на площади чавкала лужами под ногами и тяжёлые капли дождя барабанили о дерево. Небо заливало Своельгу водой, словно из огромной бочки.

Ильмари, не задерживаясь, с девушкой в охапку, пробежал через площадь к баррикадам и начал пробираться через нагромождение мебели наружу, не выпуская руку Полины. Она оглянулась, ища разъяснения кружащемуся вокруг хаосу.

– Скорее! – крикнул Ильмари, таща за собой вялое тело. Полина просочилась за мужчиной сквозь завалы мебели и оказалась за деревенской оградой. Дождь лил непроглядной стеной, искажая привычный пейзаж. Над головой снова сверкнула молния и следом за ней раздался жуткий треск. Казалось, что небо готово расколоться и сейчас обрушится на землю. Порывы ветра стали настолько сильными, что сбивали с ног. Они волнами гоняли дождь по воздуху. Казалось, что мир перевернулся и теперь река бурлит прямо над головами.

Полина решительно выдохнула и посмотрела на Ильмари, который всматривался вперёд и по сторонам, пытаясь разглядеть нет ли там опасности. Потом он взглянул на Полину, нахмурив светлые брови. Дождь смыл кровь с его лица, оставив на волосах бурые подтёки.

– Идём, – стараясь перекричать ветер и дождь, произнёс мужчина и шагнул вперёд.

И тут на них что-то обрушилось. Полину кто-то схватил, а Ильмари отбросило в сторону. Девушка попыталась вырваться, но сильные руки крепко держали её. Она видела, как Ильмари бросился к ней на помощь и тут же услышала, как рядом что-то взвизгнуло и прямо перед собой увидела серый блеск металла. На мужчину был нацелен меч того, кто дышал ей прямо в ухо.

– Отойди. Я не причиню ей вреда, человек, – сказал некто за спиной девушки. Голос его был глубоким и ровным.

– Нет, – Ильмари качнул головой и сделал шаг вперёд, доставая из-за голенища сапога длинный охотничий нож. Ветер разметал его слипшиеся волосы. – Фавра сказала мне оберегать её. Кто ты такой?

Мужчина, удерживавший Полину, грубо выругался и чуть ослабил хватку. Девушка попыталась освободиться, хватаясь за предплечья чужака, которые были скрыты под чёрной шерстяной тканью рукавов, но тот был значительно сильнее её.

– Фавра? – раздражённо переспросил он, игнорируя заданный вопрос и лягания девушки. – Где она?

– У южного входа, – ответил Ильмари, судорожно взвешивая варианты действий: наброситься на схватившего Полину соперника и, очевидно, погибнуть от меча, либо рассказать о своих намерениях. Полина испуганно смотрела на Ильмари, который, щуря глаза, рассматривал через завесу дождя того, кто схватил её. – Она велела мне отвести её в избу и уберегать её.

– Хорошо, тогда можешь идти. Считай, что ты выполнил обещание, – резко ответил чужак, намереваясь уйти.

– Нет, я не отдам её в руки какого-то проходимца! Кто ты? – повторил Ильмари, чем вызвал смех мужчины за спиной Полины.

– Мне нравится твоя отчаянная смелость, – Полина затылком ощутила улыбку мужчины. – Алайна говорила, что здесь живут храбрые люди. Видимо, так оно и есть. Впрочем, иные бы давно уже ушли с этих умирающих земель.

С юга донёсся осипший звук трубы и страшный грохот.

– Кажется порядчики сломали стену, – буднично произнёс мужчина, не сводя глаз с Ильмари. – И стало быть, через несколько мгновений могут оказаться тут, – словно сам с собой размышлял он. – Бес с ними. Пускай так. Следуй за мной! – обратился он к Ильмари, лёгким движением перебросил Полину через плечо, которая даже вскрикнуть от неожиданности не успела и побежал вместе с ней, кажется, в сторону реки.

Девушка болталась на плече незнакомца, видя перед собой лишь развевающийся от быстрого бега подол длинного чёрного плаща и мокрую потемневшую от дождя траву, примятую в местах, где только что ступила нога человека. Следом за ними, замешкавшись на мгновение, рванул Ильмари. Справа до слуха Полины донёсся приближающийся топот копыт. Мужчина, что нёс её, вильнул в сторону, ловко уходя от столкновения с бешено скачущей лошадью, с седла которой, в жутко неестественной позе свешивался, очевидно, мёртвый человек, зацепившийся ногой в стремени. Голова и руки его болтались под брюхом животного, касаясь пальцами травы.

Снова раздался звук трубы. Но на этот раз более далёкий, чем прежде. Беглецы удалялись от деревни. Звуки ставшей хаотичной стрельбы тоже стихали. Полина, напрягая шею, попыталась поднять голову и посмотреть на Ильмари, но увидела только его ноги в коричневых шерстяных штанах и черных кожаных сапогах, которые широкими прыжками покрывали поле. По шее девушки стекали потоки воды, неприятно заливая уши. Волосы растрепались, налезая на глаза. Повязка с головы куда-то пропала. Она попробовала поудобнее устроиться на плече незнакомца, уперевшись руками в его спину, но мужчина грубо перехватил её, вернув в прежнее положение, ни на мгновение не сбавляя темп бега. Под балахоном мужчины девушка ощутила что-то вроде рюкзака или заплечного мешка.

Ей казалось, что они бегут уже вечность, когда Полина почувствовала, что они сбегают вниз по слону. Перед глазами мелькнули заросли камышей, на мгновение осветившиеся очередной вспышкой молнии. Мужчина, забежал в бурлящую крупными пузырями воду и положил Полину, словно куль, на скамью в лодку, за борта которой она немедленно вцепилась руками, бешеными глазами смотря на похитителя, чьё лицо скрывалось под капюшоном балахона. «Как у ведуньи» – подумала Полина.

– Скорее, нам надо успеть отплыть, пока за нами не отправили погоню! – крикнул мужчина запыхавшемуся Ильмари, который сбегал с крутого берега к воде. – Живо в лодку!

Ильмари скатился в тёмную воду и запрыгнул в лодку, которая закачалась под его весом. Он сел рядом с Полиной, вопросительно посмотрев на неё. Она молча кивнула ему, давая понять, что с ней всё в порядке. Следом за Ильмари невесомо запрыгнул и мужчина. Со дна лодки он достал две пары вёсел, одну из которых вручил Ильмари.

– Идем вверх по течению! – отдал короткий приказ похититель, вставляя вёсла в уключины, и опуская их в воду. Ильмари последовал его примеру и они на пару стали уводить лодку дальше от берега, разворачивая её носом против течения. Очередной порыв ветра сбил с незнакомца капюшон, обнажая его голову, а новая вспышка молнии на мгновение осветила его, лишь слегка намокшие волосы, сверкнувшие тусклым блеском серебра.

Глава 7

Джон Форс

Джон Форс был настоящим воякой, беспрекословно выполняющим приказы командиров и свято верующим в то, что там, наверху, знают что делают. Он пользовался особым почётом у главнокомандующего. И далеко не в последнюю очередь именно за свою веру в начальство. Ну и, конечно, за профессионализм и безукоризненную военную выучку.

С детских лет Джонни мечтал, как однажды он встанет в ряды непобедимой британской армии и покорит весь мир, который он принесёт к ногам своей королеве. Юношей он сбежал из родной английской деревушки, затерявшейся на севере страны, в великолепный, шумный, полный жизни и бесконечных перспектив Лондон. После долгих мучений, нищеты, побоев полисменов, которые гоняли беспризорников со столичных улиц, Джону посчастливилось встретить человека, набиравшего рекрутов в армию. Парню удалось скрыть свой слишком юный для службы возраст. И вот он, счастливый, оказался в солдатских казармах. Ему даже досталась яркая красная форма и старое ружьё с царапинами на деревянном цивье. Он был счастлив, хотя прежде и пришлось поноситься с вонючей тряпкой, начищая вечно грязные полы в казармах.

Рядовой Форс. Каждый раз на перекличках он с благоговением, словно влюблённый юноша из сонат Шекспира, слушал, как старший офицер выкрикивает его имя. «Я!» – стараясь кричать громче остальных, отвечал Джон. Не было человека счастливее и удачливее его самого, думал юноша. Он вставал раньше общего подъёма, чтоб первым встать в шеренгу, вытянув руки по швам. Во время ежедневных тренировок он выполнял упражнения усерднее прочих, прибегал первым на марш-бросках, стрелял точнее, а мешки с песком протыкал штыком с такой остервенелостью, что рядом стоящие товарищи шарахались от него, глядя с завистливой неприязнью.

Джон довольно скоро обратил на себя внимание капитана, который руководил их рекрутским взводом. Офицер всё чаще вызывал парня к себе, давая то одно, то другое поручение. Джон не чурался никакой работы, стараясь выслужиться перед старшим по званию, завоевать его доверие. Служившие рядом с Форсом парни невзлюбили слишком ретивого выскочку. А Джону на это было плевать. В армии было не до сантиментов и чувственных отношений. Он с лёгкостью мог бы пойти по головам, сминая зазевавшихся товарищей ради своей мечты. Обычный парень из бедной деревни – он не привык хватать звёзд с небес, но отчаянно желал этого.

Судьба благоволила ему. Очень скоро в Европе разгорелась война. Английские войска переправились на континент и вступили в схватку с французским чудовищем – Бонапартом. Форс проявил себя отчаянным бойцом, выжил там, где выжить не представлялось возможным. Стиснув зубы, вопреки всему, он поднимался с больничной койки после тяжелейших ранений.

И очень скоро, обычный паренёк, солдат, дослужился до офицера. Он участвовал во многих военных компаниях великой британской      империи. Подавлял восстания, усмирял недовольных, изнывал под жарким индийским солнцем, мучился цингой на кораблях. Он прошёл через тернии к звёздам, которые, как ему теперь казалось, светили особенно ярко.

Он не благодарил судьбу, веря в то, что это единственно его заслуга. Собственная. Он не молился богу, не взывал к небесам, а сам прорубал себе дорогу вперёд. Он воспитал в себе образцового военного, глубоко упрятал эмоции и верил только в силу оружия и власть имущих, которые направляли его разящий меч прямо в сердца врагов.

Таким он прибыл в Миитланд.

Форс принял известие о собственной смерти как должное. А возможность жить в новом мире – как очередное испытание, которое ему предстоит пройти. Оказавшись в столице новой страны, он сразу вступил в ряды армии, которую как раз набирал недавно взошедший на трон Волхгот. Он принёс своему новому королю присягу в верности и, казалось, совершенно не придавал значения сменившимся декорациям. Это его не касалось. Главное – у него есть командир, который отдаёт приказы. Его задача не изменилась – он всё так же служил тем, кто держал в руках нити управления страной. Иной жизни он не знал, и знать не хотел. Да здравствует король!

Известие, что его взвод – один из четырёх, что отправляются на север он воспринял молча. Север так север. Он первым вывел солдат на главный городской плац в выглаженной форме, с блестящими от нескончаемой полировки ружьями и бляхами на ремнях. Главнокомандующий Второй армии Нювалребена сделал его своим первым помощником в предстоящем походе.

Форса никогда не мучили угрызения совести. Он, не ведя бровью, забирал из семей юношей, вырывал их из рук рыдающих матерей и доставлял в Нювалребен. Правителю нужна была новая кровь для расширения армии и для нужд постоянного ширящегося города. Форс действовал согласно присяге. Никаких лишних вопросов, никаких сожалений. Его сердце продолжало отбивать привычный ровный ритм, когда приходилось стрелять в женщин и детей, пытавшихся помешать осуществлению его задач. Если требовалось, он выставлял перед собой заслон из собственных подчинённых. Офицер не имеет права подвергать себя опасности. А солдаты – вот они, новые, молодые, которые заменят тех, кто с честью выполнил приказ. Родина вас не забудет.

Форс никогда не обращал внимания на проклятья, которые сыпались на него из уст глупых гражданских. Пустой звук. Если кто-то, в отчаянной надежде защитить своих родных, хватал его за рукав кителя, он с каменным лицом протыкал тому сердце. Быстрая лёгкая смерть. Милость со стороны офицера. Нельзя касаться офицера. Он не чувствовал страха. Нет, он не был трусом.

И когда главнокомандующий свалился со стрелой на шее, пущенной со стен сопротивляющейся деревни, Форс, ни секунды не размышляя, принял командование на себя. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

Теперь перед ним стояла задача подвести под руку правителя Волхгота отдалённые, слишком обособленные деревни севера.

Эта была последней перед тем, как они повернут обратно и первой на их пути, которая оказала вооружённое, организованное сопротивление. Он распорядился, чтоб Хранители держались подальше от места сражения и отошли туда, где наблюдал за битвой жуткий Льендам. Даже непробиваемый Форс чувствовал как по спине бегут холодные мурашки, когда этот человек смотрел на него своим пристальным взглядом чёрных глаз. Но отчего-то правителю надо было, чтоб Льендам отправился с армией – и этого знания Джону хватало.

Армия понесла непозволительные потери. Из четырёх взводов в распоряжении Форса осталось три, которые он заново переформировал и назначил новых командиров взамен тех, кто погиб. Теперь они быстрым маршем, насколько это было возможно при шестидесяти семи новых рекрутах, которых они собрали во всему северу и теперь везли в специально оборудованных повозках, двигались обратно в столицу. Движение замедляли и Хранители, которые отказывались садиться на лошадей и в фанатичном рвении шли пешком, неся знамя новой веры во славу Волхгота.

Одно радовало Форса – Льендам спешно покинул отряд, пустив диким галопом своего коня в Нювалребен.

Глава 8

На реке

Ильмари сам себе дивился, как он с такой лёгкостью последовал за чужаком. Но что ему оставалось делать? Он обещал сберечь Полину, а этот человек не был похож на порядчиков и, судя по всему, сам пытался скрыться от них. К тому же реакция на имя Фавры, показывающая, что они знакомы, заставляла слепо довериться ему. По крайней мере до поры до времени.

Финн покосился на мужчину, который молча махал вёслами, казалось бы без всякой натуги, против течения. Он не обращал внимания на своих спутников, внимательно наблюдая за берегом. Знакомые места удалялись всё дальше, а лодка с беглецами уходила на восток. Звуки сражения затихли, а гроза прекратилась, сменившись слабым дождём. Мокрая одежда неприятно липла к телу.

Ильмари посмотрел на Полину, которая не отводила изумлённых глаз от незнакомца, нервно сжимая пальцы рук, явно не решаясь задать какой-то вопрос.

Наконец, чужак чуть расслабился, делая взмахи вёслами реже и обвёл внимательным взглядом своих спутников.

– Что ж. Я так понимаю, тебя зовут Полиной? – немигающими глазами уставился он на девушку, которая кивнула и бросила встревоженный взгляд на Ильмари. Голос незнакомца был ровный и глубокий, как река, по которой они плыли.

– А ты кто такой? – сурово спросил Ильмари, продолжая грести, натужно дыша.

– Ты тот самый мужчина, который приходил к Фавре!

– Тише. Фавра велела мне забрать тебя из Своельги, – совершенно не замечая вопроса Ильмари сказал мужчина, с нескрываемым любопытством рассматривая девушку. – Ты же, – посмотрел он на Ильмари, – в мои планы не входил.

– Фавра сказала, чтоб я доставил её в хижину, целой и невредимой.

– Это я уже понял, – усмехнулся мужчина, убирая со лба серебристые волосы. Ильмари заметил, что Полина внимательно проследила за этим движением. – Я могу высадить тебя чуть выше по реке. Оттуда доберёшься до деревни. Советую не торопиться, иначе рискуешь нарваться на порядчиков с их звездоносцами.

Сведя светлые брови к переносице, Ильмари отрицательно качнул головой.

– Я не оставлю Полину. Я обещал.

Незнакомец усмехнулся.

– Упёртые северяне. Ты обещал довести её до избы. А там должен был быть я, чтобы забрать Полину. Таков был наш план с вашей ведуньей. Можешь считать, что ты выполнил обещание. Да и как ты пойдёшь с нами? У тебя даже одежды нет походной, – оценивающе посмотрел на него мужчина, потом быстро перевёл взгляд на Полину, что-то вспомнив. – Совсем забыл. Под скамьёй, на который ты сидишь лежит мешок. В нём сухая одежда для тебя и немного еды.

Вскинув от удивления узкие светлые брови, Полина запустила под скамью руку и вытащила оттуда кожаный мешок, замотанный верёвкой. Открыв его, она действительно нашла внутри шерстяной плащ и штаны с рубахой, на первый взгляд подходящие ей по размеру. Со дна мешка девушка достала сушёное мясо и флягу с водой.

– Как мило, – буркнула озябшая Полина, накидывая на плечи плащ и укутываясь в него. Она сделала большой глоток и протянула воду с мясом Ильмари, который благодарно принял флягу, но от еды отказался. Напившись, он вернул воду девушке и снова посмотрел на незнакомца.

– Она сказала также, – продолжил Ильмари, – чтоб я сберёг её. А как я могу беречь, если не буду рядом? К тому же сейчас лето, глядишь – не замёрзну. Да. А далеко мы собрались?

– В столицу. И вряд ли мы дойдём туда до первых холодов. Советую тебе хорошенько всё взвесить.

– Насколько я знаю, – задумался Ильмари, – до столицы месяц или полтора пути. А теперь лето ещё не кончилось.

– Это если идти по тракту, – хмыкнул среброволосый, – а этого я делать не намерен. Все известные дороги постоянно патрулируются порядчиками. Я предпочитаю с ними не встречаться. Мой путь проходит там, где людям зачастую не место и оттого он значительно длиннее, – он прищурил один глаз, и, проведя рукой по гладкому подбородку, спросил. – Но это тебя не пугает?

– Нет, – отрицательно махнул головой Ильмари. – И ты не ответил нам, кто ты? Вы знакомы с Фаврой?

При этом вопросе Ильмари Полина насторожилась.

– Знакомы, – согласно кивнул мужчина, с некоторым надмением оглядывая насупленного Ильмари, усердно махающего вёслами и сгорбившуюся от мокрого холода Полину. – Она моя сестра.

Полина с Ильмари обменялись многозначительными взглядами. Ильмари был среди лучников на стене, когда Фавра раскрыла свою тайну и был в курсе, кем на самом деле является ведунья.

– Это значит, что ты – тоже сын Мораны и Свентовида? – неуверенно предположила Полина.

– Нет, – усмехнулся он. – Мой отец – Тор.

Полина взглянула на Ильмари, с детским восторгом посмотревшего на мужчину, с которого ещё пять минут назад не сводил подозрительных взглядов. Девушка не сильно разбиралась в богах Миитланда – ваны в Школе с небрежением обходили эту тему стороной – и теперь чувствовала себя лишней на узкой лодочке, которая, несмотря на то, что шла против течения, довольно резво двигалась вперёд сквозь оседающую вокруг ночь. Дождь постепенно затихал, а тучи на небе медленно расходились в стороны. Сквозь них то тут то там мелькали далёкие точечки зажигавшихся звёзд.

– Так ты – Холт? – с восторженным придыханием спросил Ильмари?

Сын Тора медленно кивнул, досадливо поджав губы.

– В последние столетия меня чаще называют Пастырь.

– Великий защитник людей, – выдохнул Ильмари и попытался встать, отпустив вёсла, забыв, где он находится, после чего, покраснев и стыдливо берясь за деревянные рукояти, сел обратно, не отводя взгляда от мужчины напротив.

– Мне жутко не удобно спрашивать, – подала голос Полина, – но я не очень хорошо знакома с местной историей. Можете мне пояснить, кто такой Пастырь?

– Пастырь – великий герой, который оберегает покой людей от зла и всякой нежити, – Ильмари покосился на Пастыря, который, казалось, потерял интерес к разговору и теперь сосредоточенно наблюдал за левым берегом, на котором высились огромные деревья Зелёного леса. – Это доблестный воин, сверхчеловек огромной силы, который умеет обращаться в дикого зверя. Он один из немногих полубогов, кто выжил в Древней битве.

– Да, многое говорят, – задумчиво произнёс Пастырь, – не всё правда из того. Нам надо торопиться, – Полине показалось, что в глазах мужчины мелькнуло беспокойство. – Сейчас пристанем к берегу. Мы уже довольно далеко ушли от порядчиков, не думаю, что мы их здесь повстречаем. Несколько часов отдохнём. Ещё до рассвета снова отправимся в путь. Правь к тем кустам, – Пастырь указал Ильмари на раскидистый тёмный силуэт куста на противоположном от леса берегу.

Выйдя на берег, Полина поняла, как затекло её тело. Лодка была совсем не большой и приходилось сидеть в ней скрючившись. Она потянулась и напряжение, которое держало её, слегка отступило. Да и твёрдая земля под ногами придавала чувство какой никакой уверенности. Мужчины вытащили лодку с реки и спрятали её в кустах.

– В этих местах от воды лучше держаться подальше, – сурово произнес Пастырь, протягивая Полине мешок, который она забыла под скамейкой. – Нам надо остерегаться не только порядчиков.

– Кого ещё? – с недоверием спросила девушка Пастыря, который мельком взглянул на неё и направился к ближайшей роще.

– Вблизи леса в воде могут прятаться мавки и прочая нежить. Днём они хлопот не доставляют, а вот с приходом темноты, – не договорил Ильмари, поёжившись. – Пойдём, нечего тут стоять.

Они поспешили вслед за Пастырем.

– Сначала дойдём по воде до места, где Туя делает резкий поворот на юг, – приглушённым голосом озвучивал план Пастырь, когда троица расселась вокруг небольшого костра на прогалине посреди берёз. Полина сидела, укрывшись одним плащом с Ильмари, который продрог в мокрой одежде. Сама она переоделась в ту, что ей дал Пастырь, а свою разложила на бревне рядом с огнём сохнуть. Полина с подозрением посматривала на мужчину. Хоть он и сказал, что приходится братом Фавре, так легко верить человеку, таскавшему её на плече как куль с барахлом, она не собиралась. Ильмари же не разделял её опасений.

Пастырь тем временем продолжал свои наставления, уперев локти в колени, нахохлившись, словно огромный ворон, которого он напоминал в своём балахоне.

– После лодку придётся оставить. Нам надо будет идти прямо на восток. Основную дорогу придётся обходить стороной, чтобы ненароком не наткнуться на тех, на кого натыкаться не следует. Путь наш пройдёт через Бурый лес, – при упоминании Бурого леса Ильмари как-то слишком подозрительно засопел, подобравшись. – После того как доберёмся до реки Кежи, пойдём вниз. Её берега довольно лесисты и мы можем оставаться незамеченными некоторое время. Там вскоре начнутся первые селения и городки. Все они давно под рукой Волхгота, доброго приёма ждать не следует, но мы будем надеяться на благоприятное стечение обстоятельств. О том, куда идём, никому ни слова. Говорить, в случае чего, буду я. Надеюсь, что никому объяснять ничего так и не придётся. Волхгот опутал своими сетями большую территорию, везде у него есть соглядатаи, которые мигом донесут о странной троице, что пришла с севера. Если что, прикинемся охотниками или будем действовать, уже исходя из ситуации. Порядчики из Нювалребена представляют для нас наибольшую опасность. Они говорить не любят, если вообще умеют, мигом повяжут и отправят в цепях до разбирательств.

– Зачем нам вообще надо в столицу? – поинтересовалась Полина.

– У меня там есть одно дело.

– А мы здесь при чём?

– Фавра считает, что ты – не обычный человек и тебя надо хранить, – с недоверчивой усмешкой произнёс Пастырь. – Попросила прихватить тебя с собой и велела присматривать. В этом наша задача с тобой похожа, – он бросил короткий взгляд на Ильмари, который понимающе кивнул ему в ответ. – Ты всё ещё можешь вернуться. В деревне наверняка сейчас нужна помощь.

Полина встревоженно взглянула на Ильмари, который сразу посмурнел. В Своельге у него осталась семья и он не ведал, живы ли они, что с ними стало. Полина корила себя, что совсем не думала о Божане, Ваньке, Кате и прочих, увлекшись собственными проблемами. Оно и понятно – тяжело проявлять беспокойство о других, когда тебя саму похищает, кидает в лодку и увозит в столицу древний, надменный герой, внезапно явившийся из легенд. Сердце девушки сжалось от тоски.

– Как думаешь, – шмыгнув носом, обратилась она к Пастырю, – они смогли отбиться?

– Это вряд ли. Больше сотни вооружённых ружьями профессиональных солдат против нескольких десятков горе-оборонцев деревни, у которой даже стен нет. Тут и думать не надо. Если всех не перебили, так в плен увели.

Лицо Пастыря, на котором плясали тени от огня, не выражало ни капли тревоги, словно не говорил он сейчас страшных вещей.

– Но ведь с ними осталась Фавра! – воскликнула Полина.

Пастырь шикнул на неё.

– Тише. Фавра – не воин. Она непревзойдённый целитель, как никто умеющая понимать природу. Но она не умеет мыслить как солдат. Надеюсь, она жива, – сухо добавил он.

– Как ты можешь так спокойно говорить об этом? – с презрением скривила Полина губы. Ильмари положил руку ей на плечо, успокаивая. – Она ведь твоя сестра! Там дети, женщины, люди, в конце концов! Неужели тебе их не жаль?!

– Всё рано или поздно случается. Люди умирают – это естественный ход жизни, – ничуть не смутившись от слов Полины сказал Пастырь. – Что тут жалеть? Я за свою жизнь повидал множество смертей и рождений. Не вижу в этом ничего сверхъестественного. А Фавра – одна из Фёстэнкилов, моя сестра, дочь Морены – её просто так не возьмёшь, – головня в костре вспыхнула на мгновение и красный всплеск отразился в синих глазах мужчины. – Могу предположить, что она увела людей подальше от сражения. Но всех – это вряд ли. С этим надо смириться. Как бы оно ни было, у вас теперь своя судьба. И нет смысла оглядываться назад. Думайте о себе и берегитесь.

На глазах Полины выступили слёзы, горечью разлившись по скулам. Она представила, как среди обломков в деревне лежит Ванька или Катя или кто-угодно другой, кого она привыкла видеть улыбающимся, живым. Тиски отчаяния сдавили грудь девушки и она уткнулась в плечо Ильмари, не желая показывать слёзы этому бесчувственному мужлану, каким бы он там великим героем не был.

– Ложитесь. Я посижу у огня. Скоро рассвет. Вам надо отдохнуть, – скупо произнёс Пастырь, подбрасывая в костёр ветку. Языки пламени медленно подкрались к влажной древесине и окружили её, поедая, пока та жалобно потрескивала.

Полина дала Ильмари уложить себя на землю, злясь на Пастыря и не желая смотреть в его сторону. Все передряги дня навалились тяжёлой усталостью и она сразу уснула, не слыша, как мужчины тихо переговариваются.

Полина проснулась от того, что кто-то щекотал ей нос. Открыв глаза, девушка увидела перед собой белку, которая тут же села на задние лапки и, склонив маленькую рыжую головку, смотрела на Полину своими чёрными глазками. Перед белкой лежал орех. По всей видимости та принесла его и теперь ждала, что девушка возьмёт его себе. Удивленная Полина вытащила руку из-под тёплого плаща и взяла подарок от лесного зверька. Белка радостно пискнула и, махнув хвостом, скрылась за кустами.

– Как интересно, – Полина вздрогнула от голоса Пастыря, сидевшего у еле горевшего костра. Мужчина с недоуменным любопытством разглядывал Полину. – Не часто белки к людям выходят. Чего уж говорить о таких подарках. И часто такое бывает?

– Случается иногда. Где Ильмари? – хриплым после пробуждения голоса спросила Полина и закашлялась.

– По нужде отошёл, – хмыкнув, произнёс Пастырь. – Ладно. Нам пора идти дальше. Собирайся.

Полина ничего не сказала в ответ. Крепко сжимая орех в руке, она встала, ёжась от противного холода. На прогалину опускался туман, сливаясь с одноцветным небом, обесцвечивая траву, делая её дымчато-сизой и отдаляя призрачные деревья вокруг. Из-за одной из берёз появился Ильмари. Он кинул взгляд на Полину и улыбнулся ей.

– Как ты? Не замёрзла?

– Нет, – буркнула в ответ девушка, отчего-то дуясь и на Ильмари. Он подошёл к ней и внимательно посмотрел в глаза, аккуратно взяв её за подбородок.

– Нет смысла сейчас давать тревоге овладевать тобой. Прав Пастырь, – тихо сказал Ильмари, – у нас теперь своя судьба. И я уверен, что Олли, Божан, Ронстейн, Фавра и другие старейшины смогли защитить Своельгу. Пока не узнаешь обратного, надо верить в лучшее.

Полина тяжело вздохнула и благодарно посмотрела на Ильмари. Губы её тронула улыбка.

– Сейчас ты должна беречь себя. И если что случится, я всегда буду рядом, – мужчина обнял девушку, прижав её к себе и погладил по голове. – Давай собираться. Надо идти вперёд.

Полина кивнула, утерев холодный нос, высвободилась из объятий и прошла к вещам, которые всё ещё были влажными. Она скатала их в рулон и убрала в мешок. Подняла плащ с земли, отряхнула его от веточек и налипшей листвы и взглянула на Ильмари, который стоял в одной рубахе и штанах. Мужчина только мотнул головой и направился к реке, куда уже направлялся Пастырь. Следом поспешила и Полина, оглядывая место ночёвки, не забыли ли они чего. Хотя что было забывать?

Ехали в абсолютной тишине. Никто не произнёс ни слова, каждый был погружён в собственные мысли. Над рекой клубился непроглядный туман, сквозь который не проникало ни единого звука. Даже всплески воды от вёсел звучали как далёкое несуществующее эхо.

Полина сидела рядом с Ильмари, рассматривая, как туман ложиться на дно лодки, окутывая её ноги. Ильмари размеренно, громко сопя носом, работал вёслами, а Пастырь на скамейке напротив внимательно вглядывался сквозь мглу, легко правя лодкой.

Ильмари погрузился в собственные мысли о временах, когда он жил в Глеймаале. Последнее, что он явственно помнил из своей прошлой жизни это взмах меча бешеного берсерка, который прибыл в родные Ильмари ижорские леса на большом корабле. Нос длинного узкого судна увенчивала жуткая голова неведомого чудовища. С корабля на лесистый берег высыпали воины и словно лавина, сметая всё на своём пути, прошлись по маленькому рыбацкому становищу. Ильмари среди первых бросился на врагов с одним лишь коротким ножом, которым он до этого потрошил рыбу. Воин с красными от ярости глазами походя обрушил на рыбака страшный меч, вмиг прекратив жизнь Ильмари. Очнулся молодой ижорец уже в Миитланде, где его встретили высокие, с янтарными волосами существа, назвавшие себя альвами. Они объяснили ему, где он находится и предложили выбор: вернуться в прежний мир младенцем и заново пройти земной путь, либо остаться в мире, которым правят боги. Ильмари ничего не держало в старой жизни. Не успел он обзавестись семьёй – молод слишком был для этого, родные уж давно по разным причинам померли. В надежде однажды повстречать семью здесь, воодушевлённый возможной встречей со всесильными богами, которые, как ему казалось тогда, призвали его к себе, ижорец решил остаться. И прожил уж больше тысячи земных лет. А если считать по здешним порядкам, то ему ещё только шёл седьмой десяток и волосы едва тронула седина. Он чувствовал себя полным силы, здоровым и счастливым. В семье Матти ему жилось отлично, как и во всей Своельге, в которую он пришёл после недолгих скитаний по восточным землям Енкильмаала. Удивительным местом был Мииталанд, воистину сказочным. Только вот богов ему повидать так и не довелось. А теперь, вместе с легендарным Холтом, глядишь, случится долгожданная встреча. Какие они, могущественные создания, тенью маячившие во снах? А что если и нет их вовсе? Но вот он – сын Тора – прямое подтверждение того, что боги не выдумка.

Обычный человек не видит, что там твориться за туманной завесой, не слышит приглушённых всплесков там, где осторожная выдра вошла в воду или рыба поймала с поверхности зазевавшуюся мошку. Не слышит ровное дыхание затаившегося зверя, пришедшего в столь ранний час на водопой и украдкой провожавшего силуэт лодки своими жёлтыми хищными глазами. Невдомёк было Полине с Ильмари, что за высокими стволами зелёного леса пробиралось существо, чуть не от самой Своельги следующее за челном, втягивая своими широкими ноздрями человеческий запах.

Но Пастырь не был обычным человеком. Первозданная магия пока ещё пронизывала тонкими нитями его тело. С каждым годом он всё меньше чувствовал её в себе, всё труднее было понимать язык природы. Обоняние его притуплялось, глаза всё чаще не замечали того, что прежде было ясно видно. Но пока магия окончательно не испарилась, его чувства были острее и ярче, чем у обычного человека.

Временами он поглядывал на девушку, которую Алайна сказала сберечь во что бы то ни стало. Она кратко рассказала ему о том, что Полина определённо оказывает на природу некое влияние, умеет слышать её, хотя и не сознаёт этого. Вокруг неё Алайна видит едва заметные искры магии и это самое странное. Обычный человек не мог владеть ей. Это могли делать только Фёстэнкилы, а девушка не могла быть одной из них. Это просто невозможно. Холт не заметил в девушке ничего необычного. Но его сестра всегда отличалась особенным чутьём и он верил ей, хотя и скептически относился к этой строптивой девчонке.

– Ты что-нибудь видишь? – нарушил молчание Ильмари, обратившись к Пастырю. От его голоса встрепенулась задремавшая было Полина. Её одежда пропиталась капельками влаги и девушку пробирала дрожь от холода. Она плотнее закуталась в плащ.

– За нами следят, – тихо ответил Холт и бросил взгляд на Полину, заметив, что та готова околеть, сидя без движения. – Полина, смени меня на вёслах.

Она кивнула и попыталась подняться, хватаясь дрожащими руками за борт – занемевшие ноги слушались с трудом. Стиснув зубы, она пробралась на скамью к Пастырю и села рядом с ним. Тот встал, уверенно удерживая равновесие в шаткой лодке, словно на твёрдой земле, поочерёдно передал ей вёсла и сел к Ильмари, который с благодарностью посмотрел на него.

– Челн прямо держи, не сворачивая, – сказал Пастырь. Полина лишь сверкнула на него глазами, мол сама разберусь и с натугой налегла на вёсла, оказавшимися куда как тяжелее, чем сделанные из высокотехнологичной стали, которыми она запросто управлялась во время сплавов в Глеймаале.

– Порядчики? – дождавшись, когда его спутники сменят друг друга, тревожно спросил Ильмари.

– Нет. Судя по смраду, который я чую, это Кракё. Его сильно опасаться не стоит. В воду он не зайдёт – боится. Хотя на тот берег выходить не следует. Если эта тварь уже долго бродит под миру, одолеть её будет сложно.

Спутники Пастыря потянули носом, пытаясь поймать запах, который чувствовал мужчина, но ничего, кроме туманной сырости, не учуяли.

– А что это за существо такое? – поинтересовалась Полина, потихоньку отогреваясь, разгоняя кровь по телу.

– Оно с болот. До того, как стать Кракё, это был человек. Он мог быть вполне себе трудолюбивым земледельцем или пастухом или даже рыбаком. Когда Валребен обратился в руины и по северу расползлось Великое болото, многие жители севера стали уходить со своих обжитых мест подальше от гнилостного запаха. Но нашлись особо упёртые, – Пастырь взглянул на Ильмари с коротким смешком, – кто наотрез отказался покидать родные места. Со временем болото расширилось, поглотило многие деревни и сёла, а тех, кто остался, гнилой дух постепенно обратил в ходячих мертвецов. Там, за Зелёным лесом их много бродит. Иногда они выбираются ближе к людям, ищут жертву. Эти ребята всеядны, жрут, что ни попадётся. А к человечине они испытывают особую страсть.

Полина испуганно посмотрела через туман, но ничего не увидела. Она нервно сглотнула.

– Если повстречать Кракё, который, как этот – одиночка – достаточно будет просто швырнуть в него факел. Вспыхивают, словно береста, – спокойно продолжал Пастырь, будто объяснял как приготовить кашу с маслом. – Но если нежить древняя, то просто так с ним не совладать. Попадаются хитрые твари. И силы они нечеловеческой. Стройных девушек пополам ломают, что хворостинку, – ухмыльнулся Пастырь, не глядя на Полину, которая с отвращением на лице посмотрела на него.

– Как думаешь, – тревожно спросил Ильмари, – этот из древних?

– Всякое может быть. Но, думаю – нет. Те по своим болотам сидят. У них там что-то вроде собственного королевства со строгой иерархией. А другие, молодые Кракё, у них в услужении. Вероятно, наш преследователь как раз из таких. Его послали за добычей. Так нет, чтобы зайчонка несмышлёного выследить, этот решил выслужиться перед хозяином, человечины достать. Но нас ему так просто не взять. Река нам лучшая защита.

По спине ижорца пробежали мурашки. Такие разговоры заводить не следовало, особенно когда кругом непроглядный туман и не знаешь, что на расстоянии вытянутой руки от тебя происходит. Не следовало нежить поминать зря. Но Пастырь сидел как ни в чём не бывало. Будто на прогулке находился, а вокруг птички пели и солнышко светило.

– Туман скоро закончится, – задумчиво проговорил Пастырь.

Впереди, сквозь сизые клочья тумана Полина разглядела смутные желтоватые отблески солнца.

– По моим ощущениям, солнце уж должно было взойти, – тревожно произнёс Ильмари, поглядывая по сторонам.

– Оно и взошло. Туман этот не простой, из леса тянется, неестественный он. Потому и Кракё тут шастает. Так бы уж давно в чащу сгинул. Дневной свет им противопоказан. Привыкли в сумраке болотном жить. Гребите.

Как и предсказал Пастор, очень скоро путники выплыли из тумана. Он не рассеялся, как обычно это бывало по утрам, а остался висеть над водами Туи за спинами гребцов. Полина оглянулась назад и ей показалось, что туман тянется к ней, стремясь ухватить своими бесформенными пальцами лодку и затащить обратно. Девушка спешно отвернулась.

Солнце поднялось уже довольно высоко над горизонтом. Вокруг весело щебетали птицы, готовя свои выводки к перелёту в тёплые края. До наступления дней, когда надо будет срываться с насиженных гнёзд, оставалось ещё много времени, но чем большему успеешь научить, тем проще покажется путь.

Полина никогда не бывала в этих местах и теперь восторженно озиралась по сторонам, забыв о гребле. Солнце приятно припекало и девушка совсем уж не помнила, что ещё недавно мёрзла. С прибрежных полей доносился сладковатый аромат цветов и мокрой травы, с которой не успела ещё полностью испариться утренняя роса. Где-то сверху раздался глухой стук дятла, выискивающего себе завтрак в коре дерева.

– Причаливать не будем до самого поворота реки. Едим прямо в лодке, не покидая её.

– А если очень потребуется? – с нажимом спросила Полина. Пастор удивлённо посмотрел на неё, а потом понял, что девке-то с лодки потребности свои справлять будет неудобно. Да и на глазах мужчин она этого делать не станет. Он обречённо вздохнул.

– В таком случае причалим, – ответил он, а потом ехидно добавил. – Ильмари, следи, чтобы она воды много не пила. А лучше вовсе забери флягу.

Ижорец ухмыльнулся, пряча улыбку, но ничего не сказал. Полина демонстративно отложила вёсла.

– Твоя очередь грести, великий воин, – с желчью произнесла она.

Весь день путники провели в лодке, лишь единожды причалив к берегу. Однообразный пейзаж вокруг успел сильно наскучить Полине, которая мечтала скорее расстаться с узеньким челном и пройтись по твёрдой земле. Всё тело её затекло и ныло без движения.

Только когда верхний край солнца ушёл за горизонт и кругом стала сгущаться ночь, Пастырь велел грести к берегу на ночёвку.

Они снова расположились в укрытии, которое образовали деревья – на этот раз в разлапистом ельнике. На правом берегу поля постепенно сменялись всё более частыми зарослями деревьев, а дальше на юго-восток темнел зеленью лес, названия которого Полина не знала, а спрашивать Пастыря, наверняка знавшего эти земли, ей не хотелось.

Место ночёвки было не самым удобным. Из земли торчали корни деревьев, везде были разбросаны шишки, обломанные ветки и мелкие камешки. Но всё же приятно пахло хвоей и смолой.

Ильмари занялся разведением костра, пока Пастор разведывал округу. Полина в это время расчистила небольшую полянку, еловой лапой, как веником, смахнув мусор по сторонам. После чего занялась ужином. «Как истинная домохозяйка» – улыбнулась про себя девушка – «Малика бы осталась довольна». Впрочем, ужином их скудные запасы назвать было сложно.

Пока она занималась походным благоустройством, Ильмари развёл костёр и теперь сидел, наблюдая за пламенем. Полина протянула ему еду и устроилась рядом на земле, скрестив под собой ноги.

– Ты ему доверяешь? – задала вопрос девушка.

– Да, я ему верю, – с отеческой лаской посмотрел мужчина на Полину. – Да и что нам остаётся? Он не похож на разбойника. Если бы он был им, вряд ли оставил меня в живых, когда похищал тебя. Да и только глупец станет выдумывать, что он – сын богов. Лучше историю попроще сочинить. Да, я определённо ему доверяю.

Полина вздохнула. Слова Ильмари были логичны. Но внутренняя досада заставляла Полину относиться к Пастырю с холодом.

Пастырь вернулся так тихо, что Полина вздрогнула, когда тот неожиданно объявился, бесшумно вынырнув из-за пушистой хвои шуршащих еловых лап. Только сейчас, разомлев у тёплого огня, перекусив и растянувшись на земле в предвкушении скорого сна, она обратила внимание на внешность своего похитителя. Он был необычно высоким и – это она отметила с большой неохотой – с приятными, даже красивыми чертами лица. Высокие скулы, прямой нос, слегка полноватые губы, нижняя чуть пышнее верхней, ямочка на подбородке. Глаза, как и у Фавры, сияли небесной синевой под густыми светлыми бровями. Волосы слабо мерцающим потоком стекали чуть ниже плеч. Тёмно-коричневый балахон укрывал всё тело мужчины, скрывая его фигуру. На вид ему было не больше сорока, но, если верить Ильмари – несколько тысяч лет. Такие цифровые громады не укладывались в голове Полины.

Пастырь принёс двух кроликов. Он сел на корточки напротив своих спутников и принялся разделывать тушки всецело сосредоточившись на занятии.

– Всё спокойно? – спросил Ильмари.

– Да. Людей тут давно не бывало, – Пастырь одним движением сделал надрез на животе первого кролика и ловко снял шкурку.

– А не людей? – с деланным безразличием, но тревожно скакнувшим сердцем спросила Полина, зачарованно наблюдая за работой Пастыря.

– Никого, кого бы стоило опасаться.

Снова установилось молчание, разбавляемое треском костра и шорохом еловых лап над головой, в которых укладывался на ночь ветер. Через короткое время над костром разнёсся аромат жареного мяса, отзываясь урчанием в животе Полины. Ели также молча. Покончив с ужином, Ильмари, утирая рукавом усы, спросил:

– Что у нас завтра?

– Я рассчитываю добраться к вечеру до поворота Туи на юг и войти в Бурый лес. Если поспешим, то всё успеем. Выходим до рассвета.

Пастырь сказал это и поднялся на ноги. Он так и просидел на корточках всё это время. Потом взглянул на Полину, которая безмятежно развалилась под деревом, укутавшись в плащ и подложив под голову руку, готовая погрузиться в сон.

– Первой дежурит Полина, – сказал он, ехидно улыбнувшись.

Девушка поперхнулась от возмущения и бросила взгляд на Ильмари, который лишь виновато пожал плечами. Поджав с досады губы, она выкарабкалась из уютного кокона и вернулась к костру, угрюмо сопя.

– Если хочешь, я могу первым дежурить, – предложил было Ильмари, но поймав грозный взгляд Пастыря, смутился и поспешил укладываться на ночлег.

Полина раздражённо смотрела, как мужчины ложатся спать. Ильмари укрылся плащом Полины, который она оставила ему и уже тихо посапывал.

Пастор же готовился ко сну дольше. Он стянул через голову балахон и уложил его на землю. Под балахоном у него, оказывается, таился целый арсенал. За плечами в ножнах висел меч, который Полина уже видела два дня назад. На поясном ремне с правой стороны был прикреплён боевой топор, похожий на тот, что носил Олли, а по всему ремню были развешаны серые пухленькие мешочки с неизвестным содержимым. Одет Пастырь был в серую шёлковую рубаху, поверх которой носил кожаный жилет с узорчатой серебряной вышивкой по краям и чёрные штаны из тонкой ткани, заправленные в высокие, по икры, кожаные сапоги. Со спины мужчина снял рюкзак, достал из него одеяло и, не снимая вооружения, улёгся, укрывшись с головой.

«Настоящий киллер» – подумала Полина.

– Через пару часов я тебя сменю, – буркнул Пастор, не открывая глаз и, кажется, тут же заснул. Полина осталась наедине с собой.

Ночь сгущалась, заслоняя мир тёмной занавесью. Костёр потрескивал, согревая Полину и разгоняя тени.

Девушка думала о Своельге, с которой неизвестно что стало. Живы ли те, с кем она провела последние три года в покое и радости? Именно радости, пускай томящейся среди замкнутого пространства деревни, но там было хорошо и как никогда мирно. Пускай она грезила скорыми приключениями, которые должны были начаться следующим летом, когда ей будет позволено отправиться в первый свой поход в Гнездо, а оттуда и дальше по всему Енкильмаалу. Но неожиданно навалившееся путешествие теперь угнетало девушку.

Полина думала о Ваньке, с которым успела сдружится, о Кате. Бедная Катя! Нет сил даже представить, что с девушкой могло случиться что-то плохое. Нет, не могло это юное, ещё подобное цветку, создание умереть. Нет! Только не здесь.

Смерть. А что происходит с теми, кто умирает в Миитланде? Куда они отправляются? Существуют ли миры после здешнего? Извечен страх неизвестности и страх смерти. И не узнать иначе, кроме как преодолеть своё нынешнее физическое состояние. Полина задумалась о Глеймале и усмехнулась. Вот она, умерла, но всё равно продолжает жить. Смерти нет, рая нет, ада тоже. Всё продолжается, сменив декорации.

Потом Полина думала о том, зачем они направляются в столицу, где правит их враг. Не лучше ли сбежать от этого мрачного Пастыря, вернуться в деревню? А что дальше? Фавра сказала, что ей нельзя геройствовать, нужно беречь себя. К чему она это? Что такое увидела ведунья в ней, простой девушке? Почему обязала своего брата беречь её, зачем прогнала её?

Невидимый глазом, но явственно ощущаемый нутром туман сгущался вокруг Полины. А из мглы к ней тянулись руки порядчиков, мавок и страшных кракё. Игорь, бабушка. Как складывается их жизнь там? Тоскуют ли они по ней также, как и она сама?

Девушку медленно накрывала пелена дрёмы. Треск костра постепенно стихал, тёмное звездное небо, прорывающееся сквозь верхушки елей уносилось всё выше и Полина провалилась в сон, свернувшись в клубочек рядом с тёплым огнём.

Глава 9

Бурый лес

Пастырь проводил осуждающим взглядом Полину, которая укладывалась на его лежанку. Сам он предусмотрительно не сомкнул глаз, когда оставил Полину первой сторожить их маленький лагерь. И очень скоро услышал мерное посапывание девушки у костра, которая пошла на поводу усталости и уснула во время своего дозора. «Стоило ожидать» – скривился Пастырь. Он разбудил её и отправил на своё место, укрыв своим балахоном, а сам сел у костра и оживил уже угасшее пламя. В разыгравшихся языках пламени Пастырь наблюдало картины давно минувших эпох.

Тысячелетия отделяли его от дней, когда он появился на свет. Многое случилось за это время. Не всё сохранилось в памяти, но часть событий навечно остались выжженными в сознании. Каждый раз, когда он наблюдал пламя, перед ним вспыхивали картины Древней битвы. Всё кругом, казалось, тогда объял огонь из нижнего мира, который принесли с собой тёмные, непостижимые создания – демоны. Крики, жар, мгновенно высыхающие на щеках слёзы, треск горящих деревьев с оглушающим шипением валящихся в воды реки Элв. Таяние ледников, всепоглощающими оползнями обрушивающихся с гор в долины, с напрочь выгоревшей травой; плачь умирающих и тех, кому суждено было в дальнейшем хоронить своих друзей; утробный рёв животных, не знающих куда бежать от смерти, тлеющие кости и лязг мечей и топоров; звон металла, который обрушивали друг на друга Боги и Демоны, фёстэнкилы и Герои против бесов, люди и предавшие человеческий род Тени. Не деться от этого никуда. Не забыть, не спрятаться.

Страшной ценой далась победа света над тьмой. Обрушился на землю мировой океан, потушив пожарище битвы. Изгнали боги обратно в нижний мир демонов и бесов и долгие месяцы хоронили павших, кого не смыла ужасная волна катастрофы. Стёрты были с поверхности земли великие города, исчезли целые народы. Мир изменился. И стали люди вместе с богами восстанавливать свой дом.

Прошло время и страшная битва стала забываться. Но не долог срок людей – забылась, исказилась правда. И скорбь их сменилась сначала недоверием, а после злостью на богов – в них люди нашли причины всех своих бед. Боги же не смогли окончательно оправиться от катастрофы, которую не удалось предотвратить. Вина точила их сердца. Восстали люди, обвинили богов и детей их во всех несчастьях, что обрушились на человечество. И тогда произошло Разделение миров. Боги ушли, предоставив человека самому себе.

И прежде единый мир раскололся на три части, с годами всё дальше и дальше отдалявшимися друг от друга.

Пастырь встрепенулся, отгоняя мрачные воспоминания. Ухнула сова над головой, сорвалась бесшумно с ветки и улетела прочь.

Но если прошлое ещё можно было отодвинуть, отгородиться от него, то настоящее всегда рядом. Тревога касалась призрачным краем сердца Пастыря, холодя его нутро. Уже очень долгое время он не покидал пустынные северные земли, остерегаясь встречи с людьми, в глазах которых привык видеть лишь ненависть и страх. Столетиями бродил он в одиночестве, страшась своих смертных потомков. Со временем он и вовсе стал забывать о былом единении, избегая всяких встреч с людьми.

Ему пришлось хранить в тайне своё существование и контактировать только с нечистью, которую приходилось приструнивать, не давая распоясаться, оберегая человечество. Невидимый хранитель Енкильмаала.

А теперь ему предстояло выйти из мрака существования, снова вернуться к людям. Он уже сделал неверный шаг, вняв мольбам Алайны и взяв с собой эту девушку и финна впридачу.

Холт знал, что грядут перемены. Старый друг – миннат Логат – рассказал ему о необычном разговоре в башне Локи. Вот уж кто воистину способен двигать миры. Чудное создание, невесть откуда взявшийся однажды на Гудъюмфьеле.

«Встретимся в Нювалребене. Будь там к началу зимы» – сказал Пастырю Логат.

Полина проснулась от осторожного касания. Она приподняла голову и увидела склонившегося над ней Ильмари.

– Вставай, нам пора в дорогу.

Полина выползла из-под балахона Пастыря, жмуря сонные глаза.

– Мне всю ночь в тело впивались ветки да камни. Я как принцесса на горошине, – буркнула она.

– Какая принцесса?

– Ты же не знаешь этих сказок, – сморщилась Полина, хватаясь за затёкшую поясницу. – Был такой писатель в Дании, он сочинил сказку о принцессе, которая не могла уснуть на нескольких перинах, положенных друг на друга, потому что под ними была горошина и мешала ей.

Ильмари недоверчиво покосился на девушку.

– Зачем класть под перины горошину?

– Ну, Ильмари, это ведь сказка. Вроде как переносный смысл. Настоящая принцесса должна быть такой нежной, что даже через толстый слой мягких перин она чувствует совсем малюсенькую горошинку.

– Настоящая женщина должна быть выносливой и сильной. И не бояться всяких там горошин, – хмуро заявил мужчина, встряхивая плащ от сухих листьев, нацепившихся на него. – Иначе туго ей придётся. Тоже мне. Сказка.

– А какие тебе в детстве сказки рассказывали?

– Да разные. Про дивов всяких, про хозяина леса и реки. Все они учили тому, что надо быть храбрым и осторожным, защищать свою деревню. Не ждать ничего хорошего от нелюдей и всегда быть готовым помочь в беде. Хорошие, полезные сказки. Без всяких горошин, – насмешливо хмыкнул Ильмари.

– Сказки всякими могут быть. Это ж для детей.

– А что, детей жизни учить не надо что ли? – взмахнул руками Ильмари. – Как раз им-то и надо про трудности жизненные рассказывать, которые ждут их впереди.

– Какой ты занудный.

– Долго вы там будете ещё? – раздражённо окликнул беседующих Пастырь, выходя на место стоянки.

Наскоро позавтракав, путники снова отправились вверх по реке. Утро было прохладным и озноб пробирался по коже Полины, грустно смотревшей, как вёсла образуют маленькие водовороты на воде. Они кружились в водяном танце и медленно исчезали, ввинчиваясь в холодную воду. В воздухе явственно ощущалось приближение осени. Пахло уходящим летом и яркой листвой, осыпающейся с деревьев. Первые птицы уже отправлялись на юг, выстраиваясь клиньями в низком, хмуром небе.

Поочередно сменяя друг друга на вёслах, путники добрались до излучины Туи, резко делавшей поворот к южным землям, оставляя позади полосу Зелёного леса, хребет которого темнел вдоль линии горизонта.

Когда небо за спинами уже расцвечивалось багровыми закатными тонами, путники шагали от реки к лесу. Широкий левый берег реки порос редким подлеском, который постепенно сгущался и юные стройные деревца уступали место высоким старожилам.

– Эти леса служат естественной границей. Они отделяют подвластные Волхготу земли от всё ещё свободных территорий. Мы на самом их краю. В чаще надо быть начеку, не разбредайтесь. Идти будем друг за другом. Я впереди, Ильмари замыкает, давал наставления Пастырь. – Лишний раз рот не раскрывать, смотреть под ноги и по сторонам. Руками ничего не трогать.

Мужчина оправил своё снаряжение, скрытое балахоном и оглядел своих спутников.

– Людей там нет. – Он сделал паузу. – Но лес не пустой. Незваным гостям могут быть не рады.

Ильмари нервно хмыкнул, оглядываясь кругом.

Они подошли к порогу лесной чащи от которой веяло непреходящей сыростью. Кругом плотной завесой густела тишина.

– А кто, – Полина прочистила горло, – живёт в этом лесу? Звери?

Пастырь пристально посмотрел на девушку.

– Они тоже, – он постарался, чтоб его голос звучал как можно более дружелюбно. – И не только. Нечисти нет, – поспешил успокоить явно напрягшихся спутников. – Я думаю, Ильмари знает по сказаниям своего народа о лесных духах и им подобных.

– Да. Шаманы рассказывали. Словене их называли лешими, – пояснил ижорец Полине.

– Лешими? – уточнила она недоверчиво.

– Дух леса, его хранитель.

– Надо бы жертву принести ему. Шаманы всегда так делали, – не громко сказал Ильмари.

– Разве что для самоуспокоения, – ухмыльнулся Пастырь. Ему жертвы ваши всё равно что от Кракё пряниками медовыми откупаться – даже не взглянет. Духу леса нужны от вас лишь учтивость и добрые помыслы. Мысли, кстати, свои тоже при себе держите.

– Он что же, мысли читает умеет? – пробормотала Полина.

– Чует настроение, которое ты кругом себя создаёшь. Так что, будь добра, думай что-нибудь вежливое.

Лес впустил в свои владения троих людей и плотно затворил за ними невидимые двери. С внешней стороны леса крона деревьев уже окрашивалась в пёстрые осенние цвета. Но внутрь чащи осень ещё не пробралась, оставляя не тронутой тёмную густую зелень. Шелест ветра, журчание реки, птичий щебет, наполнявшие воздух снаружи в раз утихли и путников окружила густая тишина. Она нависала над ними, струилась между деревьев, огибая валежник и упавшие деревья, с вырванными вместе с огромными земляными пластами корнями. Кругом стоял вековой запах сырости, грибов и палой листвы, гнившей на земле, куда не доходил свет из внешнего мира. Лес окутывал умиротворяющим и одновременно тревожным безмолвием. Он словно вглядывался в души людей, которых не приглашал к себе, настороженно присматривался к ним, оценивал.

Полина старалась ступать по моховой подстилке, мягко проваливающейся под ногами, осторожно, след в след Пастырю, который шагал впереди неё.

Полина заметила, что если прислушаться, лес не казался таким безжизненным, а был полон приглушённых далёких звуков. Он поскрипывал и кряхтел. Деревья, растущие здесь, казалось, с самого рождения мира, переговаривались друг с другом, судача о диковинных существах, пробирающихся через их владения. «Словно в другой мир попала» – подумала Полина – «в мир лешего. Сколько же лет этим деревьям? Что они видели?»

Она оглянулась на Ильмари, который шёл сразу за ней. Он мягко улыбнулся и сделал небрежный жест рукой, иди, мол, иди, я рядом. Пастырь уверенно шёл впереди, словно перед ним была широкая ровная дорога, а не густая чаща, в которой было немудрено заблудиться. Он отодвинул в сторону загородившую ему путь ветку молодой ели и придержал её, ожидая, когда подойдёт Полина.

– Спасибо, – шёпотом поблагодарила она его. Пастырь лишь смерил её взглядом ярко-синих глаз и приложил палец к губам.

Так, не разговаривая и привыкая к новой обстановке, они и шли. Как показалось Полине, много часов. Впрочем, время тут застыло. Ничего здесь не менялось на протяжении тысячелетий.

Неожиданно Пастырь остановился и Полина чуть не врезалась ему в спину, засмотревшись по сторонам. Мужчина глубоко потянул носом, словно охотничий пёс и обернулся.

– Впереди прогалина. Там остановимся на ночлег, – тихо произнёс он. – Костёр не разжигать.

Полина поёжилась предвкушая мёрзлую ночёвку.

Они вышли на лесную опушку, окружённую деревьями. На зелёный травяной ковер сверху лился бледный свет. Полина задрала голову. Над ней виднелись обрывки ночного неба и луна.

– Расположимся под теми соснами, – указал на противоположную сторону опушки Пастырь. – Вы пока размещайтесь. Я разведаю обстановку.

Ильмари кивнул, взял Полину под локоть и пошагал на указанное место. Пастырь проследил мгновение за ними и скрылся за деревьями. Словно и не было его.

В отсутствие предводителя их маленького отряда, Полина с Ильмари успели поесть. Теперь мужчина с девушкой сидели, помня наказ Пастыря хранить молчание. Полина вытаскивала мелкие веточки и листики, которые, несмотря на закрывавший голову капюшон плаща, всё же умудрились запутаться у неё в волосах.

– Что-то его давно нет. Не случилось бы чего.

– Да что ему будет, – усмехнулась Полина, но всё-таки взглянула туда, где исчез мужчина.

– Тывот что, давай-ка спать ложись. Я покараулю пока. Потом сменишь меня.

– Может сначала я? – сказала девушка и широко зевнула, прикрыв ладошкой рот.

– Ну конечно, – по-отечески посмотрел Ильмари на Полину. – Ложись давай.

Полина послушно улеглась на землю, укутавшись в плащ и мгновенно уснула, оставив Ильмари обеспокоенно вглядываться в чащу.

Далеко от опушки Пастырь отходить не стал, лишь сделав вид, что пошёл проведывать окрестности. Опасность, он это знал, им не угрожала. Хозяин леса не стал бы причинять вред впустую, не узнав прежде, зачем пожаловали гости в его владения. Теперь необходимо было с ним увидеться. И добро, что Пастырь уж давно водил с местным духом знакомство и знал, где его искать. Неспроста он привёл своих спутников на опушку. Это было древнее святилище, заповедное место. Оставив Полину с Ильмари там, он мог быть спокоен, что никто не причинит им вреда.

Хозяин леса, с которым Пастырь искал встречи, должен был быть где-то поблизости. Надо лишь подождать. И он ждал, застыв среди деревьев, отпустив от себя мысли.

Спустя время, Пастырь почувствовал движение слева от себя. Сильнее пахнуло лесной сыростью и затхлой плесенью. Мужчина спокойно стоял и наблюдал, как перед ним из воздуха, в клубящейся дымке, материализуется силуэт. Деревья кругом зашевелили ветвями – хотя царил абсолютный штиль – словно кланяясь тому, кто пришёл.

– Ну здравствуй, Холт, – услышал Пастырь своё прежнее имя. Раздавшийся голос был скрипучим и низким. – Давно я не видел тебя в моём лесу. Думал, что уж сгинул сын Тора.

Перед ним возник плотно сбитый мужчина с копной растрёпанных тёмно-русых волос на голове. Смуглая морщинистая кожа напоминала кору дерева, а внешняя сторона кистей рук густо заросла серой шерстью, выбиваясь из-под рукавов буро-зелёного кафтана.

– Приветствую тебя, Метсхоге, владыка леса, – склонил голову в приветствии Пастор и усмехнулся. – А ты всё не меняешься.

– Зачем пожаловал? – сурово задал вопрос хозяин леса. В карих глазах его было и удивление и беспокойство. – Да ещё привел с собой людей, коим не место тут.

– Хочу просить дозволения пройти через твои владения. Мы держим путь на юго-восток и нуждаемся в укрытии.

– Скрытность – удел воров и преступников, – нахмурился Метсхоге и скрестил руки на груди. – Я не терплю в своём доме нарушителей.

– Мы не преступники, – спокойно сказал Пастор, выдерживая тяжёлый взгляд лесного хозяина. – А люди, которые идут со мной, сами стали жертвой порядчиков Волхгота. Я же имею срочное дело в столице.

Метсхоге хмуро сдвинул брови. Деревья кругом заволновались, задвигали ветвями, недовольно рокоча.

– Холт! – почти выкрикнул лесной хозяин. – Не произноси здесь имя этого отступника! Его лесорубы зашли на южные границы моего леса и принялись уничтожать вековые дубы. Много стволов свалили эти мерзкие люди. Многие крепкие деревья погибли под ударами топоров нечестивцев. Они идут сюда с огнём и железом, попирая основополагающие законы Миитланда, презирая мои владения и меня самого. О, как я жалею, что не могу расправиться с ними. Холт, – теперь перед Пастырем предстал не грозный лесной хозяин, а уставшее, близкое к отчаянию существо, – магии почти нет. Она исчезает, испаряется. Мир рушится. Неужели мне суждено стать свидетелем конца?

Пастырь смотрел на Метсхоге и не верил собственным глазам. Могущественный древний дух выглядел лишь жалкой тенью самого себя.

– Надежда ещё есть, Метсхоге. Мой друг миннат….

Хозяин леса не дал договорить Пастору.

– Миннат?! Что могут эти жалкие чужаки? Они только и копаются в кипах своих бумаг, ради которых срубают деревья.

– Насколько я знаю, миннаты не рубят деревья без дозволения духов, – с напором произнёс мужчина. – Даже альвы разрешают использовать в особых случаях свой лес.

– Альвы, – с презрением выплюнул это слово Метсхоге, скривившись. – Им тоже нет никакого дела до нас. Они закрылись в Серебряном лесу и на своих островах. Надменные создания.

– Моя сестра жила среди них и считает иначе, – будто невзначай произнёс Холт.

– Алайна? – воспрянул дух и даже, как показалось Пастырю, приободрился. – Она жива?

– Да. И со мной девушка, которая, как говорит Алайна, чувствительна к магии. Она просила позаботиться о ней.

– Человек и магия? – удивлённо вскинул кустистые брови Метсхоге. – Как такое возможно?

– Не знаю. Но Алайна видит в ней некое предзнаменование. Более того. Я всё же вернусь к тому, с чего начал. Мой друг миннат, которому я склонен доверять как самому себе, рассказал мне, что Локи приказал ему отправиться на Тропы и разыскать нашего брата.

– Фолконга? – будто сам не верил, что назвал это имя, сказал Метсхоге.

– Других братьев я лично проводил к Создателям сотни лет назад, – мрачно сказал Холт. Тысячелетнюю горечь утраты не так просто изжить из своего сердца.

– Но Тропы закрыты, – почесал бороду Метсхоге. – Даже ушлым миннатам не пройти по ним.

– Я тоже так думал. Но Локи всегда умел удивлять. Ему ведомо то, что часто скрыто от других.

– Локи – беда Миитланда, не следует доверять ему, – покачал головой леший.

– Иные считают, что Локи – надежда этого мира, – возразил Холт. – Как бы то ни было, я иду в столицу. Если Локи навлечёт беду на всех нас, то я встречу угрозу лицом к лицу и выполню свой долг перед Енкильмаалом.

– Что ж, – проговорил Метсхоге, – возможно, ты и прав. Хорошо! Я пропущу вас через мой лес. Никто вас не задержит. Но я отправлю с вами проводника. Иначе по пути у вас могут возникнуть трудности. Последнее время лес, особенно в самых дремучих своих краях, всё чаще не слушается меня. Он озлобился, стал подозрительным. Магия, что связывала нас, рушит прежние связи и договорённости. Если твоему миннату не удастся вернуть Фолконга, всех нас ждёт хаос, – печально проговорил леший. – Возвращайся к спутникам. Отдохните, а утром к вам придёт мой посланник. Удачи, Холт.

– Благодарю тебя, Метсхоге, – почтительно и с облегчением сказал Холт.

– Пока, – постепенно теряя очертания, растворяясь во мраке леса, сказал хозяин леса и добавил, когда стал почти невидимым. – Не забывай о времени.

Холт провел ладонью по лбу, стирая едва заметные капли пота. Всё могло закончиться не так хорошо. Он развернулся и пошёл обратно к Полине с Ильмари.

Ижорец встрепенулся от дрёмы, когда Пастырь вышел из-за деревьев.

– Пришлось задержаться, – скупо бросил Пастырь в ответ на молчаливый вопрос Ильмари и стал раскладывать себе постель, стянув балахон.

Ильмари кивнул, массируя уставшие глаза.

– Завтра и следующие дни будем идти по лесу. Здесь мы в безопасности. Так что ложись спать. Дозоры не нужны.

– А если звери или ещё кто?

– Не в этот раз, – Пастырь задумчиво огляделся, кинул взгляд на Полину, которая мерно посапывала под плащом. Ильмари показалось, что в глазах его промелькнула искра нежности.

– Она не хотела ложиться, пока ты не придёшь. Я настоял. Ей труднее нашего.

Пастырь кивнул и протянул Ильмари одеяло.

– Укройся. Ночью может быть холодно.

Ильмари благодарно кивнул.

– Спокойной ночи, – словно вспомнив давно забытое им выражение, произнёс Пастырь и улёгся.

Полина проснулась, когда небо, виднеющееся в редких просветах над головой, приобретало сизо-голубой оттенок. Она закашлялась. Сказывался ночной холод, пробирающийся даже под одежду. Сидящий недалеко от неё Пастырь копался в рюкзаке. Ильмари делал зарядку, отойдя к центру прогалины, махая руками и приседая.

– Ты и в дальнейшем так долго спать собираешься? – проворчал Пастырь.

– Мог бы и разбудить, если так надо, – огрызнулась девушка, обхватив себя руками, стараясь согреться. Пастырь недовольно посмотрел на неё, потом резко вскочил с места, всматриваясь куда-то за деревья. Полина ничего особенного не заметила, но неожиданное беспокойство мужчины вызвало тревогу и у неё.

– Ильмари, – тихо окликнул Пастырь ижорца, сосредоточенно смотря в одну точку, – подойди сюда.

Тот подошёл к товарищам, непонимающе глядя на них. И в тот же момент из-за деревьев вышло существо с обильной, звериной растительностью на лице, и встало на краю полянки, с внимательным прищуром диких глаз рассматривая троицу. Он задержал взгляд на Полине чуть дольше, чем на остальных и девушка невольно отпрянула на пол шага назад, оступившись и чуть не упав в кусты, раскинувшие колючие ветви у неё за спиной. Пастырь же схватился за рукоять меча при виде незваного гостя. Ильмари, сжав в руке свой рыбацкий нож, который выглядел игрушкой в сравнении с арсеналом Пастыря, беспокойно поглядывал то на Пастыря, то на незнакомца.

– Меня прислал Метсхоге, – прорычало существо, – можешь не хвататься за меч, Холт.

Полина посмотрела на Пастыря, который расслабился и сделал шаг вперёд.

– Осторожность никогда не бывает лишней.

– Это разумно, – усмехнулся звероподобный человек. – Меня зовут Бьёрн. Метсхоге сказал, что вам нужен проводник.

– Всё верно, – почтительно склонил голову Пастырь, – рад познакомиться с тобой, Бьёрн, медвежий царь.

Полина с недоумением рассматривала странного, жутковатого человека. Он был высоким, почти одного роста с Пастырем, но гораздо шире его в плечах. Болотного цвета шерстяная куртка и такие же штаны, которые действительно напоминали медвежью шкуру, плотно облегали сильное тело. Волосы на голове были короткими, тёмно-коричневыми, а в суровых карих глазах отражалась спокойная уверенность, которая волнами расходились от человека. Руки и лицо его, покрывала короткая коричневая шерсть.

– Пастырь, кто это? – одними губами, забывая выдыхать, спросила Полина, чем вызвала у Бьёрна смешок. Девушка таращила глаза на дикого пришельца, не в силах отвести взгляд в панике, нарастающей в животе.

– Я оборотень. Хозяин леса прислал меня к вам на помощь. Вреда я вам не причиню. Во всяком случае сейчас, – усмехнулся Бьёрн, расплывшись в широкой улыбке, которая обнажила звериные клыки. – А вот кто ты, девушка, вокруг которой мерцают светлячки? Холт, это что, внебрачная дочь богов?

Оборотень сказал это и громко расхохотался. Полина, борясь с брезгливостью и неприязнью, которую у неё вызывал вид человека-зверя, вопросительно взглянула на Пастыря.

– Мы с Алайной сами не знаем ответа на этот вопрос. Она попала в Миитланд как и все прочие смертные. Кстати, познакомьтесь, Пастырь кивнул в сторону своих спутников, девушку зовут Полина, а финна – Ильмари.

– Очень приятно, – улыбнулся Бьёрн. – Когда вы готовы выдвигаться?

– Как раз собирались, – обвел значительным взглядом Полину с Ильмари Пастырь.

– Может вы мне объясните что происходит?! – вдруг вспыхнула Полина. – Какой ещё хозяин леса? Какой оборотень, какая внебрачная дочь?! А ты что молчишь?! – накинулась она на Ильмари, который недоуменно захлопал глазами.

– Спокойно, уважаемая Полина, – со снисходительной галантностью произнёс Бьёрн, – у нас будет ещё время на разговор. И я прошу прощения за свой внешний вид. Мы, оборотни, редко заслуживаем восхищённых взглядов человеческих женщин.

Полина побагровела, пристыдившись своей вспышки. Она откинула волосы, в возмущении упавшие ей на лицо и громко выдохнула, выпуская раздражение, рождённое растерянностью. Впрочем, девушку можно было понять. Ещё совсем недавно она была обычным человеком, мечтавшим отправиться в дальнее путешествие. А теперь на неё посыпались, как из мешка, оборотни, дети богов, нежить, война и собственная неясная исключительность. Сама она ощущала себя как и прежде, но уже третий человек (вернее два полубога и оборотень) говорили ей о странностях, которые сама она не видела, ощущая себя абсолютно прежней. Вся сложившаяся ситуация выглядела до злости абсурдной.

– Собирайтесь, – коротко распорядился Пастырь, лишь бросив короткий взгляд на Полину.

Полине казалось, что они никогда не выйдут из этого леса. Она потеряла счёт дням и ночам, ориентируясь во времени только по тому, когда Бьёрн решал, что пора останавливаться на ночлег. Неба девушка не видела уже давно. Оно было скрыто за высокими деревьями, кроны которых образовывали непроглядную крышу высоко над головой путников. Древесные исполины поросли мхом, да так густо, что не ясно было, где север и где юг. Стороны света здесь слились воедино, а самого света и вовсе не было. Полина мечтала открыть глаза после очередной ночи, и увидеть пускай даже серое и дождливое, но небо, а не бесконечную, вконец опостылевшую, зелень. Ей не хватало простора, она скучала по облакам, по движению, по ветру. Тут словно всё застыло. Редко, она замечала животных, иногда выбредавших из чащи, совершенно не обращавших внимания на людей. Она ощущала себя словно на затянувшейся экскурсии в заповеднике, которой давно пора было бы завершиться, но они шли, шли и шли.

Мужчины не разделяли её удрученного состояния духа. Ильмари даже рад был снова очутиться в лесу, как сотни лет назад, ещё до нападения на его деревушку викингов. Он бодро шагал, насвистывая песенки своего народа. Иногда весёлые, но чаще печальные. Она молча вслушивалась в грустные мелодии из неизвестного ей прошлого, но они лишь ещё больше наполняли Полину тоской.

Девушка размышляла над словами Бьёрна, который рассказал ей о том, что никогда прежде не встречал обычного человека, который бы вызывал в природе такой сильный отклик. Как и Фавра, оборотень твердил про искры, которые витают вокруг неё. «Эти искры – магия, которая есть взаимодействие с окружающим миром. Магия всегда была доступна только Фёстэнкилам – Первым людям, детям богов. Их имена известны, их судьба, кроме Фолконга, не является загадкой. В Миитланде остались только Холт и Алайна, остальные погибли в Великой битве прошлого. Фолконг давным-давно ушёл и все мы ждём и надеемся, что однажды он вернётся. А ты не похожа на Короля людей, как ни крути» – с усмешкой добавлял полузверь получеловек. Конечно, Полина не могла быть дочерью богов. Она знала своих родителей, пускай и не долго. Отец умер, мать ушла из семьи, не выдержав груза ответственности. Бабушка тоже, несмотря на нечеловеческие усилия и всю заботу, которую она дарила своим внукам, на роль бессмертной богини не годилась. Так откуда же в ней, обычной девушке, могла быть магия? Глупость какая-то. Пастырь на этот вопрос качал головой.

На одном из очередных привалов Полина расспросила Бьёрна про оборотней и хозяина леса. Оказывается, в каждом большом лесу жили ему подобные, кто помогал хозяевам леса – или лешим, как их называли среди людей – обеспечивать порядок в их владениях. Полуволк жил в Сером лесу на западных берегах Енкильмаала, женщина-лиса – в Красном лесу где-то в Центральных землях и даже в Серебряном лесу, который был заповедным царством ванов (или альвов, как называли бывших учителей Полины Пастырь с Бьёрном) тамошнему лешему помогал человек-барс. В маленьких лесочках, вроде тех, что находился рядом со Своельгой, оборотней не водилось. А вот о Зелёном лесе Бьёрн вздыхал с большим сожалением. «Прежде это было прекрасное место» – с грустью рассказывал Бьёрн – «где хозяину леса помогал могучий Хирви, принимающий вид огромного лося с раскидистыми величественными рогами. Но ядовитые пары болот постепенно отравили лес и оборотень вместе с лешим сгинули. Давно я уже не получал вестей оттуда. Покинуть лес они не могли – леший и оборотни привязаны к своей обители – значит либо погибли там либо находятся в плену у нечисти.» «Либо стали бродягами» – нахмурившись, добавил Пастырь, чем заставил Бьёрна испуганно встрепенуться – «и я заранее прошу у тебя прощения, если окажется так, что я сразил твоего побратима Хирви».

Пастырь поведал спутникам историю, которая случилась с ним в северо-западных землях Енкильмаала. Его рассказ плавно тёк, перенося Полину из реальности в бесконечную, как мир память Пастыря и перед девушкой всплывали картины, словно из жуткой сказки.

– Это было лет триста назад, – начал рассказ Пастырь, привалившись спиной к стволу огромного дуба. Его спутники расположились полукругом напротив мужчины и внимательно слушали. Бьёрн с хмурой тревогой, поскольку речь шла, возможно, про его собрата, Ильмари и Полина с любопытством. Особенно девушка, знакомая с диковинным миром Миитланда гораздо хуже ижорца. – Я скитался по землям, по которым гуляет промозглый ветер Стылого моря, чьи волны разбиваются о скалы Сизых гор. Я выслеживал оборотня-бродягу, который изводил местных жителей, нападая на поселения, задирал скот и не редко калечил людей. Долго я гонялся за ним и наконец пришёл в небольшую деревню, где прямо перед моим приходом кто-то убил юношу. Смерть не была обычной. Тело мальца были изувечено, изуродовано, но кругом места убийства не было ни единой капли крови. Оборотень поигрался с жертвой и выпил всю кровь бедняги, оставив безжизненное тело.

Бьёрн, услышав это, издал булькающий вздох и прикрыл мохнатыми руками лицо. Пастырь же продолжал.

– Местные рассказали мне о всех невзгодах, что приключились с ними за последнее время. Бродяга здорово поиздевался над ними, надолго посеяв в их сердцах страх и ужас. С местным кузнецом, который согласился сопровождать меня, мы вышли на охоту за оборотнем. Я не сказал ему, что тот будет приманкой. Когда кузнец узнал о своей роли, то, к его чести, не стал ныть и причитать, а безропотно согласился рискнуть жизнью, ради благополучия всей деревни. Северяне – смелый народ. Мы отправились по следам оборотня, которые привели нас к подножию Сизых гор. Те места были хорошо знакомы мне. Я знал каждый закуток, каждую расщелину, где мог бы спрятаться этот жуткий зверь. В своё время местный народец, прозванный людьми Белоглазой Чудью за их белесые глаза без зрачков, выходил меня после тяжёлой раны, полученной в бою с давним врагом. Долго я прожил среди чудного народца, восстанавливая силы и гуляя по лесистым горам. Так вот. Оборотень оказался в ловушке. Он клюнул на наживку. Привыкнув к тому, что никогда не встречает сопротивления, он потерял бдительность и слишком поздно заметил меня, играя в прятки с кузнецом, который после нашей охоты навсегда остался седым. Я сразил чудище. Сложно пришлось мне. Я прибег к остаткам магии, истратив почти все свои силы, но извёл нежить. Не могу быть уверенным, – посмотрел Пастырь на Бьёрна, – что это был именно твой собрат. Оборотни, ставшие бродягами, теряют свой прежний облик, приобретая совершенно жуткие черты, в которых невозможно узнать прежнего лесного стража. Но если он действительно был Хирви, то ради твоего успокоения я скажу, что это лучшая участь для него. Ибо искажённое болотной гнилью сознание – жуткое проклятье. И мне не ведомо лекарство.

Пастырь пристально смотрел за Бьёрном, который оторвал ладони от лица и с тоской посмотрел на Пастыря.

– Я не виню тебя, Холт, – оскалил клыки оборотень, пытаясь, видимо, выдавить из себя улыбку. – Среди нашего народа ходят страшные байки о тех, кто однажды стал бродягой. И Хирви, если б он был в сознании, я уверен, сам стал просить тебя убить его. И принял бы эту смерть как избавление. На всё воля судьбы, – поникнув, добавил Бьёрн.

– Это так, друг, – Пастырь подошёл к оборотню и положил руку ему на плечо. – И я надеюсь, что уже очень скоро целительная магия вернётся в наш мир и мы сможем изгнать проклятье из Миитланда.

Бьёрн поднялся на ноги и пожал руку Пастырю.

– Ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку, сын Тора.

Так в бесконечной прогулке по лесу и редких разговорах, путники продвигались всё дальше и дальше среди нависающих над ними громад деревьев, живущих своей особенной жизнью.

Глава 10

Брод

Когда впереди между плотно растущими деревьями забрезжил свет, Полина вскрикнула от радости и побежала, обгоняя своих спутников, навстречу повеявшему свежему воздуху. Выскочив из-за деревьев, она очутилась на узком каменистом берегу перед грохочущей о серые валуны широкой рекой. Огромные камни разрывали речное брюхо, раскидывая вокруг хлопья пены.

Полина раскрыла рот от удивления и встала как вкопанная, озираясь по сторонам. Листья с деревьев обильно осыпались, разукрасив землю в красно-жёлто-бурые цвета, а воздух был пропитан холодом поздней осени. Но этого не могло быть! Когда они заходили в лес несколько дней назад, осень только начиналась. Не бродили ведь они по лесу два месяца?!

Следом за девушкой из лесной чащи появились мужчины.

– Пастырь, как это? – спросил, стараясь перекричать шум порогов, Ильмари, который, как и Полина, ошарашено озирался по сторонам.

– Время в Изначальных лесах течёт иначе. Гораздо медленнее, – скрежещущим голосом произнёс внезапно появившийся из леса приземистый бородатый человек с растрёпанными волосами. Ему почтительно поклонились Бьёрн и Пастырь. Вам могло показаться, что вы шли около недели. И там, в лесу, действительно минуло девять дней. Но за его границами, как видите, уже глубокая осень. Можете считать себя счастливцами. Вы продлили себе жизнь на пару месяцев.

– А вы? Это кто? – растерялась Полина, обращаясь ни к кому конкретно и ко всем сразу.

– Меня зовут Метсхоге, – почтительно представился человек, – я хозяин этого леса, – Метсхоге сделал широкий жест рукой в сторону чащи. – И пришёл попрощаться с вами и пожелать доброго пути, если позволите.

Полина судорожно сглотнула и посмотрела на Ильмари, который раскрыв рот, смотрел за хозяином леса.

– Ты леший? – с благоговением в вопросе произнёс он.

– Всё верно, финн. Так зовут меня в ваших краях.

–Леший? – удивлённо переспросила Полина, потом перевела взгляд на Бьёрна, потом обратно на Метсхоге и вздохнула, устало качнув головой. – Что за сказочная чертовщина.

– И ты – непосредственный участник этой сказки, Полина, – в глазах Метсхоге блеснул задорный огонёк. – Для меня, как и для нас всех, ты – такая же странность, как и мы для тебя. Единственный человек за всю известную историю Миитланда, вокруг которой реет магия – это ли не чудо из чудес? – борода лешего зашевелились – где-то под ней скрывалась широкая улыбка Метсхоге.

– Это так, – вступил в разговор оборотень. – И все мы считаем, что твоё появление обещает грандиозные перемены в нашем мире.

– Лично я в этом не уверен, – ехидно буркнул Пастырь.

– Тебе ещё стоит научиться искусству владения магией, – продолжил Метсхоге. – А прежде было бы неплохо изучить твой феномен, дабы не призвать по незнанию разрушительный хаос.

– Час от часу не легче, – процедила Полина. – Теперь я могу разрушить мир.

– Это лишь предположение, – добродушно прорычал Бьёрн. – Магия – большая сила и в неумелых руках может выйти всем нам боком. Впрочем, это касается всякого явления.

– Бьёрн прав, – согласился Метсхоге. – Ну, а вам пора идти. Зима уже на носу и вам надо добраться до городов прежде, чем грянут холода. Кстати, я принёс финну тёплый плащ, – он подошёл к Ильмари, вытянув откуда-то из-за спины меховой буро-зелёный плащ с шерстяной подкладкой и протянул его мужчине. – Пускай он греет тебя.

Ильмари взял подарок и прижал к себе, восторженно глядя на лешего.

– На твоём месте я бы его надел, – улыбнулся Метсхоге и повернулся к Полине и Пастырю. – Для вас же у меня нет подарков. Но хочу, чтобы вы знали, если однажды вам понадобится помощь, я всегда готов её оказать. Бурый лес готов принять вас.

– Как и я, – величественно произнёс Бьёрн. – И я не держу зла на тебя, – обратился он к Пастырю. – За то, что убил, возможно, моего собрата. Уверен, сейчас он обрёл покой.

– Так и есть, – кивнул Пастырь и пожал мохнатую руку оборотня. – Нам очень приятно знать, что у нас теперь есть такие друзья как вы. И надеюсь, мы снова встретимся, но для мирной беседы, а не в поисках помощи, с бедой на пятках.

– Пускай так оно и будет, – проскрипел леший. – Счастливого вам пути.

Леший и оборотень сделали прощальный жест и растворились за деревьями, уйдя в свои лесные владения, оставив троицу на берегу ревущей реки.

Ильмари кутался с довольной улыбкой в подаренный плащ, Полина озиралась, всё никак не приходя в себя, а Пастырь, взобравшись на один из валунов, коих на берегу было много, внимательно смотрел туда, откуда несла бурные воды река. Полина проследила за взглядом Пастыря. Впереди, под затянутым серой дымкой небом, по обеим берегам реки, виднелись руины.

– Что там? – спросила девушка, подойдя поближе к мужчине и глядя на него снизу вверх.

– Древние посты. Прежде по этой реке проходил торговый путь, который вёл на север в старую столицу. Таких постов было несколько и в них команды с кораблей могли отдохнуть и не бояться, что на них нападут разбойники. Когда Валребен стал приходить в упадок и север превратился в одно сплошное болото, рекой пользоваться перестали. Посты со временем разрушились, камни, из которых они были построены, скатились в реку и теперь здесь трудно проходимые пороги. Заброшенное место.

– Мне тут как-то не по себе, – поёжилась Полина, – словно кругом призраки бродят.

– Так и есть, – Пастырь спрыгнул с камня, чуть не поскользнувшись на мелких камнях, которыми был усыпан берег. Полина успела подать ему руку. – Спасибо, – с неохотой поблагодарил Полину мужчина. – Люди опасаются этих мест. У них дурная слава. Здесь царит древний дух Каменного народа, который возводил эти великие сооружения. Каменный народ проклял земли и ушёл далеко на юг.

– Может тогда и мы скорее пойдём отсюда? – забеспокоилась Полина. – И что это за каменный народ?

– Каменный народ? – переспросил Ильмари, подходя к своим товарищам, щеголяя обновкой. – Я слышал истории о великих мастерах, которые живут в горах и владеют неподражаемым искусством отделки камня. О них ходят красивые, а иногда даже жуткие легенды. Я думаю, – обратился Ильмари к Полине, – ты их знаешь под другим именем. Гномы.

– Гномы – так прозвали их люди, – утвердительно кивнул Пастырь. – Но народ камней предпочитает иное имя. У них есть несколько племён. Жившие тут трудились над камнем, умели с ним разговаривать и строить воистину прекрасные сооружения. Иные племена работали с железом и жили западнее. Но все они покинули север и теперь обживают южные горы, навек затаив обиду на человечество, решившее однажды, что народ мастеров должен служить им. Ладно, не дело тут стоять. Надо идти.

И Пастырь с путниками двинулись на юг вдоль реки.

Река называлась Кежа и несла свои бело-молочные кисельные воды, вспененные многочисленными порогами, из подземных недр Миитланда. Широким потоком вытекала могучая река из-под горной цепи, опоясывавшей Серебряный лес с юга и устремлялась к самому Северному океану.

Берега на этом участке реки были сплошь усыпаны булыжниками и огромными валунами, через которые приходилось порой карабкаться, сбивая кожу на руках. Камни лежали тут очень давно, среди них торчали кривые кустики, усыпанные колючками, которые значительно затрудняли движение. Жизни здесь не было, только вдалеке виднелись тёмные очертания начинающего леса и позади высился вековыми деревьями Бурый лес.

Полина бормотала ругательства. Стоило выйти из опостылевшего мрака леса, как приходится карабкаться по камням.

– Куда мы теперь идём? – спросила запыхавшаяся Полина, на ходу потирая колено, которым в очередной раз ударилась об один из булыжников.

– Надо дойти до брода, и переправиться на другой берег, за которым начинаются владения Волхгота, – объяснил Пастырь.

– Долго ещё до него?

– Нет, если ты будешь меньше тратить силы на разговоры, – Пастырь ловко перешагнул очередной булыжник. Сплошной балахон совершенно не сковывал движение мужчины. Полина заметила, что по бокам балахона есть прорези, в которых иногда мелькала рукоять топора.

Идти, а вернее ползти, перепрыгивать, перелезать, карабкаться по камням, к большому облегчению девушки действительно оказалось не долго. Русло реки постепенно сужалось и в том месте, где обнаружил себя брод, можно было докинуть камень на противоположный берег.

– Глубина здесь по плечи, но течение довольно сильное. Я переправлюсь сначала один, протяну верёвки на тот берег, чтоб вам было легче.

Сказав это, Пастырь начал раздеваться. Потом достал из мешка связку верёвки и подошёл с ней к одному из валунов и обвязал вокруг камня, стянув крепкий узел.

– Я пойду первым. Когда махну рукой, пускай переправляется Полина. Следом Ильмари. Верёвку отвязывать не надо.

– Оставим её здесь? – спросил финн.

– Нет. Узел хитрый. При постоянном натяжении он не развяжется, но если правильно дёрнуть – распадётся.

Пастырь медленно вошёл в воду, сжимая в одной руке верёвку, в другой, вытянув её над головой, свой балахон. Дикий поток бурлил вокруг него, пытаясь сбить с ног. Мужчина двигался медленно, прорубаясь сквозь остервенело мчащуюся воду, и постепенно над поверхностью реки осталась только его голова. Полина, не моргая, смотрела на то, как продвигается Пастырь.

Наконец, мужчина вышел на противоположном берегу и потряс руками промокшие волосы, раскидывая кругом брызги. Потом он привязал второй конец верёвки к одному из камней и махнул рукой.

– Твоя очередь, – повернулся к Полине Ильмари, – держись за верёвку крепче, не спеши, – давал наставления финн, – аккуратно прощупывай ногами дно реки, прежде чем сделать шаг. Старайся не ступать на камни, если получится, иначе потоку легче будет сбить твоё равновесие.

– Хорошо, я поняла, – нервно сглотнула Полина и двинулась к реке. Ильмари напряжённо наблюдал за каждым её шагом.

Девушка пробиралась медленно, собираясь с мыслями для каждого следующего шага. Вода была страшно холодной и тело её мгновенно сковало лёгкой судорогой. Полина, сжав зубы, попёрла вперёд, изо всех цепляясь за спасительную верёвку, которая в один миг стала самым надёжным предметом. Ноги, сбиваемые течением, постоянно цеплялись друг за друга, за камни на дне. Полина же упрямо шла вперёд. Вот уже холодная вода стала казаться теплее. Река дошла ей сначала до пояса, потом до груди, плеч и уже подбиралась к подбородку. Брызги заливали лицо, мешая смотреть. Глаза щипало и девушка зажмурила их, идя вслепую. Она задрала голову вверх и встала на цыпочки, стараясь, чтоб вода не заливала в рот. Она была ниже ростом Пастыря и там, где ему вода добиралась до плеч, Полина могла ухнуть вниз с головой. Девушка злилась на него, на себя, на Ильмари. Её начала сдавливать паника, душила боязнь захлебнуться. Она вспомнила, как сплавлялась вниз по реке в последний раз и перед глазами вновь замелькал ужас, раскрашенный в серые мокрые цвета со вспышками ярких спасательных жилетов. Снова в ушах зазвенели крики друзей, которые барахтались в таком же потоке, захлёбываясь в нём. Полина замерла, не в силах двигаться дальше. До неё донёсся крик, призывающий идти вперёд, но судорожная паника охватила её тело. Нет, дальше нельзя! Нет! Полина чувствовала, как скулы сводит мерзкое отчаяние. Вода заливала её с головой, отдаляя весь остальной мир далеко в стороны. Руки её ослабли. Пальцы медленно отпустили верёвку и она почувствовала, как тело подхватывает могучий яростный поток. Всё кругом смешалось, крупные пузыри воды бурлили кругом. Она вспомнила своего брата и бабушку. «Игорь» – прошептала Полина и потеряла сознание.

Полина очнулась под звуки трескучего костра и сразу почувствовала исходящее от него тепло. Открыв глаза, она увидела, что в паре шагов от неё полыхает костёр, расцвечивая красно-оранжевыми сполохами землю, на которой она лежала. Девушка попыталась встать и на неё навалился сильный кашель, раздирающий горло и ломающий её пополам.

– Ты как? – услышала она встревоженный голос Ильмари.

– Вроде в порядке, – прохрипела Полина, распрямляясь. – Я уже думала, что погибну. Опять. Что случилось?

– Тебя вытащил Пастырь, – с уважением взглянув на сидевшего рядом воина, ответил Ильмари. – Бросился в воду, когда ты исчезла.

– Спасибо, – буркнула Полина. Нежная благодарность тронула её сердце, но она сдержала этот чувственный порыв, укрыв её за стеной равнодушия.

– Как ты попала в Миитланд? – сурово спросил Пастырь. Полина нахмурилась, не желая снова попадать в тиски тяжёлых воспоминаний.

– Утонула в реке.

Пастырь качнул головой.

– Надо было сказать об этом. Смерть всегда остаётся в памяти людей, не растворяясь полностью. Каждый раз, когда ты будешь пересекать реку, тебя будут преследовать последние мгновения жизни в Глеймаале. Не легко бороться с ними. Тебе надо было сказать об этом.

– Я же не знала! – огрызнулась Полина, потом, укорив себя за резкость, смягчённо добавила. – Надеюсь, я просто больше не буду переправляться через реку. Ещё раз спасибо, что спас меня.

Пастырь сделал неопределённый жест рукой, отмахнув от себя слова благодарности.

– Нас не заметят здесь? – решила сменить тему Полина. – Огонь далеко видно.

– Ближайшие селения расположены ниже по течению и люди не заходят так далеко. Нечего им тут делать. Я же говорил, что это место считается дурным.

– У меня такое ощущение, что за мной кто-то наблюдает, – тревожно сказала Полина. Не думала, что скажу так, но я бы сейчас предпочла снова оказаться в лесу. Там спокойнее.

– Это наша последняя стоянка, когда мы можем не сильно скрываться. Наслаждайтесь, пока есть время, – сказал Пастор, глядя в тёмную даль. – Дальше начинается столичный округ. Лесов там нет, спрятаться негде. Одни города – большие и маленькие. И в каждом полно людей Волхгота: порядчики, наместники, смотрители и их шайки соглядатаев, военные гарнизоны.

– Я никогда там не бывал, – с некоторой грустью произнёс Ильмари.

– Признаюсь, что в таком виде, какой города представляют сейчас, я тоже их не видел. Не удивлюсь, что не узнаю их, когда там окажемся.

Полина встала, стряхнув с себя плащ, которым её заботливо укрыли, пока она была без сознания.

– Где мой мешок?

– Его унесло течением, – виновато произнёс Ильмари. Полина растерянно огляделась по сторонам, словно надеясь, что мешок внезапно возникнет из пустоты. Сменная одежда и провиант исчезли.

– Через пару дней мы уже будем в первом городе, – сказал Пастырь, – там сможем приобрести всё, что нам надо. Одежду, запас еды. Думаю, не будет лишним, если мы проведём пару дней в гостинице, чтоб вы смогли отдохнуть и набраться сил.

Такое заявление значительно ободрило и девушку и Ильмари, которые сразу расслабились. Троица расселась вокруг костра и путники принялись за еду, которую им раздал из своих запасов Пастырь.

За скромным ужином они много болтали. Трудности нелёгкой дороги, которые копились едким комом внутри каждого из них, испарились, сменившись радостью единения. Даже вечно хмурый и неразговорчивый Пастырь выглядел дружелюбнее. Не даром говорят, что трудности объединяют.

Закончив немудрёную трапезу, решили не ложиться спать, а ещё немного посидеть у огня.

– Пастырь, расскажи о себе, кто ты такой? Кто такие Фёстэнкилы и что из себя представляет магия? – спросила Полина, разомлевшая от жара огня, насытившаяся и позабывшая, что еще недавно была на волоске от гибели. – Ты всегда был таким…вредным?

Пастырь улыбнулся.

– Кто бы говорил о вредности.

– Серьёзно, расскажи о себе. Ильмари вот тоже интересно. Правда?

– Ну, в общем, да, конечно, – смутился ижорец.

– Ладно, слушайте мой рассказ, дети, – Пастырь лёг и поудобнее устроился на земле, оперевшись на локоть, словно римский сенатор.

– С чего бы начать? – задумался он, потирая переносицу.

– Начни с родителей. Только подумать, твои папа и мама – боги! – возбуждённо сказала Полина. – Ты вообще был маленьким? Или сразу родился таким…высоким, – смутилась девушка.

Пастор посмеялся.

– Был, конечно. Но воспоминания о тех днях уж слишком размыты. – Он задумался, воскрешая в памяти события далёких лет. – Я – третий ребёнок, который появился в чертогах Гудъюмфьела. Мои старшие братья уже были довольно взрослыми на тот момент.

– А кто был первым? И что такое Гудъюмфьел? – с трудом проговорила незнакомое слово Полина.

– Гудъюмфьел – гора богов, вершина которой теряется в облаках. Она находится за великой горной грядой и рекой Эль в вечно зелёных полях и лесах Гудъюмсана – стране богов. На этой горе раскинулись величественные чертоги Одина и его братьев и сестёр. А первым на свет появился Фолконг, о котором ты уже слышала.

– Ага, – кивнула Полина, укладывая в голове новые сложные слова, – великий король людей?

– Именно. Король Фёстэнкилов, Енкильмаала и Великий герой Битвы – так звучал его титул. Сын Одина и Макоши, верховных богов Миитланда. Вторым был Светогор, отважный боец, один из самых смелых героев, что я знал.

– У нас есть сказка о Светогоре, богатыре, – оживилась Полина. – О нём рассказывают, что был он огромным, словно скала, сильным и мудрым и к нему за советом отправлялся богатырь Илья Муромец.

– Да, таким он и был. Как скала. Большущая, добрая скала. Слава его никогда не померкнет, – грустно произнёс Пастор. – Вот даже в Глеймаале о нём до сих помнят.

– А Фавра? Она твоя младшая сестра?

– Алайна появилась на свет последней. Я помню её совсем младенцем, ползающей по зелёным лугам Гудъюмсана и пытающейся схватить маленькими ручонками порхающих над ней бабочек. Мне часто приходилось нянчиться с ней. Наши родители были заняты решением серьёзной проблемы. Алайна родилась накануне появления в Южных землях демонов. Мы готовились к войне.

– Я слышал о Великой битве прошлого от Олли, – подал голос Ильмари. – Он рассказывал, что людей тогда ещё было совсем мало, а мир не был разделён на части. После того сражения, когда погибли многие Первые люди, которых принимали за бессмертных созданий, людская вера была подорвана и вскоре Боги, презревшие людской род за их неблагодарность, отделились от людей.

– Что ж, этот Олли довольно хорошо знает древнюю эпоху, – задумчиво хмыкнул Пастор. – Действительно, многие мои братья и сёстры тогда погибли. Демоны, которые нарушили перемирие, заключённое между ними и богами на заре нынешней эпохи, снова вернулись в Миитланд. Они стремились завоевать наш мир. Но мы дали им отпор. Нам на помощь пришли альвы – создания куда древнее моих родителей. Люди тоже приняли посильное участие. Мы сражались вместе, бок о бок, и смогли сбросить врага в глубокое ущелье, которые ныне зовётся Ледяной впадиной. А после мы долго хоронили павших. Людской род сильно поредел. И среди альвов было много тех, кто сложил голову в Южных землях. А также Светогор, Бран, Сигурд и Нимуэ. Их родители долго горевали о потерянных детях и я не могу винить их в том, что они озлобились на людей и отгородились от них. Я видел их горе. Но люди также прощались со своими умершими и проклинали тех, кто призвал их родных на войну. Эти разногласия основывались на большом несчастье, где нет виноватых. И всё же каждый искал, кого обвинить. И, к сожалению, нашёл.

– А что было с вами? С теми, кто выжил?

– Фолконг пытался примирить богов и людей. Но вы не знаете насколько боги упрямы! Ему не удалось достучаться до их разума и убедить отбросить глупые обиды. Тогда он попытался призвать к благоразумию людей, но человеческие вожди лишь усмехнулись. Они решили, что сами могут править собой и не нуждаются больше в покровителях. Не все так считали, конечно, но несогласные остались в меньшинстве или вовсе покинули Енкильмаал. В слепой ярости мой старший брат заявил, что не желает больше быть королём тех, кто не верит ему. Он отрёкся от людей и заперся в своём замке в Валребене и долгое время не выходил оттуда. Мы с Алайной были там и старались успокоить его, но он и слышать ничего не хотел. Он снял подарок своего отца, священный браслет Драупнир и заключил в нём магию, сняв с себя всякую ответственность. Фолконг спрятал браслет и после исчез. А я упустил его. Уснул той ночью, хотя должен был бы караулить. Мне часто снится, как я снова и снова бегаю по замку, выкрикивая имя брата. Но замок пуст.

Он пропал. Мы искали его, но мой брат словно растаял в пространстве. Оставалась лишь магия, шлейф которой ещё долго рассеивался, пока окончательно не иссяк.

А после из Енкильмаала стали улетать вороны. Эти птицы были символами Фолконга и его кровной связи с Одином. Если ворон прилетал к людскому жилищу, это считалось добрым знаком, значило, что боги благоволят жителям. Но и они покидали Енкильмаал. И не зря многие решили, что над страной повисло грозная тень проклятья.

Они покрыли всё небо, затмив собой солнце. В течении многих дней миллионы птиц, тысячи стай летели на восток в полном безмолвии. Это было жуткое зрелище. Солнца не было видно. Люди видели в этом дурное предзнаменование и снова винили богов, упрекали соседей. Некоторые правители городов развязали войны с другими. Мир тогда погряз в нескончаемых кровопролитных битвах, сдвигая с места целые народы, бегущие от ужасов войны.

Так как Валребен был сотворён Фолконгом при помощи магии, в его отсутствие город короля стал приходить в упадок, а плодородные предместья превращались в болота, распространяющие гнилостный запах. Мы с сестрой покинули становившиеся опасными земли. Но мы помним о них и верим, что однажды вернёмся. Именно по этой причине теперь я иду в столицу. Там должна зародиться новая эпоха, эпоха возвращения короля. Об этом говорят старые тексты легенд.

Итак, мы ушли из умирающего Валребена. Позже, нами было принято решение разделиться. Мы не знали, что нас ждёт в будущем. Алайна отправилась искать поддержки у альвов, с которыми боги умудрились поссориться, равно как и с человечеством. А я остался среди людей. Фолконг был хранителем и защитником человечества. Я взял эту роль на себя.

Я видел, как люди отказывались от богов, чувствовал злость и в свой адрес, которая зрела в их душах. Они презирали меня, сына Тора, уверовав, что могут жить обособленно от богов, от всего прочего мира. Моё имя, Холт, ассоциировалось с богами, с многочисленными смертями, которые принесла страшная война с демонами и последующими междоусобицами и разрушением привычного уклада жизни. Я вынужден был скрываться, больше не чувствуя себя в безопасности рядом с людьми.

Со временем, прошлое стало забываться и обрастать легендами. Моё имя забылось. Я стал Пастырем, героем сказок, который бродит по сокрытым тропам и защищает людей от ночных тварей.

Конечно, не все отвергли богов. На севере оставались ещё деревни, где чтили повелителей Миитланда. Но болота поглотили большую часть из них. Я уже рассказывал о Кракё. Это они. Последние почитатели богов, которых изуродовало болото. Я не убил ни одного Кракё. Как подумаю, что это мог быть мой старый знакомый, который давал пристанище, пускал к своему очагу и кормил меня – дурно становится.

– Пастырь, – осторожно сказала Полина, – сколько же тебе лет?

– Я бы ответил, если бы уже очень давно не сбился со счёта.

– Но всё же. Хоть примерно.

– Если навскидку – то больше десяти тысяч. Сильно больше.

– Ого, – вылупила глаза Полина. Ильмари тоже выглядел изумлённым. – Сколько же ты повидал, – прошептала она, восхищённо глядя нанего.

– Слишком много, как мне кажется.

– И какого это? Быть бессмертным?

– Я не бессмертный, к счастью. Доказательство тому – мои погибшие братья и сёстры. Но долголетие – тяжкое бремя. – Пастырь нахмурился, на его лице пролегли морщины горьких воспоминаний. – Нам пора спать, – начал укладываться Пастырь. Следуя его примеру, не решившись больше задавать вопросы, поступили и Полина с Ильмари.

Это была последняя ночь перед тем как, они вступили на земли Волхгота. Несколько дней шли они через заросшие безжизненным кустарником и мимо осыпающихся каменной крошкой руин. А после путники пересекли границу свободных северных земель.