Без слов [Алексей Завидовский] (fb2) читать постранично

1

Это было лето. То самое мгновение, то самое средоточие солнечных лучей, та самая безмятежность. И было невозвратимо всё могущее сбыться. Поразительно гладкое море. Пустынный в этот послеобеденный час пляж. И следы на песке оживали, подобные предчувствиям, а предчувствия были так девственны и не испорчены, что счастье без невода просилось в руки. Никто не покушался на желания; где-то там, за горизонтом можно было предположить страсть, но горизонт, как известно, никогда не заканчивается пропастью, и слово «бесконечность» так созвучно со словом «юность». И что такого должно случиться, чтобы разъединились руки? Воздух так безмятежен, чувства опережают и оглядываются: расстаться? – немыслимо. Две цепочки следов параллельно кромке: не ближе, не дальше, а просто – рядом. Желать большего? Не сейчас, не сегодня, когда-нибудь, – да! да! Должно что-то измениться: что-то вроде разрешения, непонятно откуда, неизвестно кем данное, но – без него нельзя. Сколько красоты, сколько тепла и соразмеренности вокруг: кожи нет, оболочки нет, бремени не существует, – только любовь, только счастье. Разве можно быть ближе? разве можно чувствовать сильнее? Зачем спешить срывать недозволенное? Две судьбы, две прямые. Близость, основанная на расстоянии, чувство между стремящимися друг к другу, высшая фаза: ближе – расстояние пропадет, исполнив заложенный в притяжении акт любви; дальше – осязаемое чувство ослабнет, исчезнет непередаваемая сладость предвкушения, сама суть которого – длить. Длить. Ближе – всё равно, что исчезнуть, – нельзя, нельзя. Дальше – с каждым мгновением всё более невозможно, потому что невесомые материи сердца прочнее всего видимого: сплетаясь, не пускают назад, но – вырываются с корнем.

      Две цепочки следов; жаркий песок. Контуры залива, вытягивающиеся в далекий мыс. Редкие зонтики, под которыми расслабленно почивает послеобеденная дрёма. Веки замедленно моргают. Раз – заскрипел песок, – взволнованно-задумчивые девичьи глаза; кто кого влечет: она или он? Дальше, дальше, но – ближе, ближе. Два – прекрасные молодые тела, загоревшие, – нерастраченные соки жизни. Три – они удаляются, – всё дальше, дальше.

      Пи-ить, – в метре от воды просит сухой песок. Целое море желания: слабое движение выдает – едва-едва, словно замершие ладони – близко-близко: шелохнется палец. Сдержанный вздох моря наползет, и где-то в груди, у горла сдавит. Песок на сантиметр выше пропитается влагой, – как по коже, обветренной загаром и солью купаний. Останется след: от счастья, от счастья.

2

Это был день, а за днём была ночь. Короткая летняя ночь. Такая короткая, что солнце не посчитало нужным забирать с собой духоту, и та незримо металась. Ощущая свою потерянность, она передавала взволнованность воздуху. Было душно – пристающий к коже воздух, – ни ветерка. Насыщенность электричеством и беспокойством, и темнота, разбавленная курортными огнями. И бессонница, когда волнение бескризисно – от избытка сил, желаний; что-то не реализовано, не окончено: и мысли вместе с духотой начинают метаться. Поиски потерянного солнца, которые – не редкость для коротких летних ночей, – заканчиваются встречей глаз с предрассветной бледностью.

      Сонливость прерывалась вспышками почти сверхъестественной ясности. Короткими, мгновенными: даже нельзя с уверенностью сказать, как широко раскрывались в эту секунду глаза. Или это было продолжение дрёмы, когда час уходит за часом, а тело остаётся на невесомой грани: одно маленькое внушение, один усердный барашек, который увлечёт бродить по лугам сновидений, и душа уже там. Или – спустить ноги с кровати, сесть, – обратный путь головы к подушке станет плотнее, чем пространство впереди. Так недвижимый воздух намекает, что нагретое мечущимися мыслями ложе не принесет облегчения.

      И что дальше, сон или явь? С пробуждением всё предстанет по-другому. А сейчас… – только одно желание преследует и наяву, и во сне – желание прохлады. Тоска мечущейся духоты – найти, познать облегчение. Тогда всё душное, сдерживающее останется где-то там, в той жизни, а сейчас – только одно, только одно ощущение, сравнимое с блаженством растворённости, исчезновения, – ощущение прохлады.

      Окунуться мягко, без всплеска, и поплыть. Нет стягивающих рамок из резинок и обтягивающих навязчивых лоскутов: нет кожи, оболочки нет, бремени не существует, – лёгкость по имени прохлада.

      Блаженная нагота, когда тело чувствует свою наготу, наготу тела рядом и радуется невыразимому познанию, когда губы, не задумываясь, находят путь к поцелую и всему запретному, когда каждая секунда подчинена застывшей бесконечности, когда робкая бледная заря, убаюкав неясную тоску, приносит успокоение и освежающий молодой сон.

      Проснуться, опустить ноги с кровати, глянуть на подушку. Между ней и головой – новый день, зовущий обещаниями. Сон?