Исторические романы. Компиляция. Книги 1-12 [Валерий Александрович Замыслов] (fb2) читать постранично

Валерий Замыслов ИВАН БОЛОТНИКОВ Исторический роман

Часть 1 ПО РУСИ

ГЛАВА 1 БАГРЕЙ

Черный гривастый конь мчал наездника по лесной дороге. Вершник, надвинув шапку на смоляные брови, помахивал плеткой и зычно гикал:

— Эге-гей, поспешай, Гнедок!.. Эге-гей!

Гулкое отголосье протяжно прокатывалось над бором и затихало, запутавшись в косматых вершинах.

Возле небольшого тихого озерца наездник спешился и напоил коня; распахнув нарядный кафтан, снял шапку, вдохнул полной грудью.

Вершник молод — высокий, плечистый, чернокудрый. Небольшая густая бородка прикрывает сабельный шрам на правой щеке.

Передохнув, наездник легко взмахнул на коня.

— В путь, Гнедок!

Вскоре послышался тихий перезвон бубенцов. Но вот перезвон приблизился и заполонил собой лес. Вершник насторожился: «Никак обоз».

Только успел подумать, как перед самым конем с протяжным стоном рухнула ель, загородив дорогу. Из чащобы выскочила разбойная ватага с кистенями, дубинами, рогатинами и обрушилась на обоз.

Трое метнулись к наезднику — бородатые, свирепые. Вершник взмахнул саблей; один из лихих, вскрикнув, осел наземь, другие отскочили.

А из чащобы — зло и хрипло:

— Стрелу пускай. Уйдет, дьявол!

Гнедок, повалившись на дорогу, заржал тонко и пронзительно. Стрела вонзилась коню в живот. Наездник успел спрыгнуть; с обеих сторон на него надвинулись разбойники.

— Живьем взять!

— Чалому голову смахнул… К атаману его на расправу.

Детина, сурово поблескивая глазами, отчаянно крикнул и бросился на ватажников. Зарубил двоих.

— Арканом, пса!

Аркан намертво захлестнул шею.

— Будя, отгулял сын боярский!

С обозом покончено. Мужики не сопротивлялись, сдались без боя. Дородный купчина, в суконной однорядке, ползал на карачках, ронял слезы в окладистую бороду.

— Помилуйте, православные! Богу за вас буду молиться. Отпустите!

— Кинь бога. Вяжи его, ребята.

— Помилуйте!

— Топор тя помилует, хо-хо!

Атаман пьян. Без кафтана, в шелковой голубой рубахе, развалился на широкой, крытой медвежьей шкурой, лавке. Громадный, глаза дикие, черная бородища до пояса. Приподнялся, взял яндову^[1] со стола; красное вино залило широченную волосатую грудь.

Есаул обок; сидит на лавке, качается. Высокий, сухотелый, одноухий, лицо щербатое. Глаза мутные, осоловелые, кубок пляшет в руке.

Медная яндова летит на пол. Атаман, широко раскинув ноги, невнятно бормочет, скрипит зубами и наконец затихает, свесив руку с лавки. Плывет по избе густой переливчатый храп.

«Угомонился. Трое ден во хмелю», — хмыкает есаул.

Скрипнула дверь. В избу ввалился ватажник.

— До атамана мне.

— Сгинь!.. Занемог атаман. Сгинь, Давыдка.

— Фомка днище у бочки высадил. Помирает.

— Опился, дурень… Погодь, погодь. Ключи от погреба у атамана.

— Фомка замок сорвал. Шибко бражничал. Опосля к волчьей клети пошел, решетку поднял.

— Решетку?.. Сучий сын… Сдурел Фомка.

Одноух поднялся с лавки, пошатываясь, вышел из избы. Ватажник шел сзади, бубнил:

— Мясом волка дразнил, а тот из клети вымахнул — и на Фомку. В клочья изодрал, шею прокусил.

— Сучий сын! Нетто всю стаю выпустил?

— Не, цела стая… Вот он, ай как плох.

Фомка лежал на земле, часто дышал. Кровь бурлила из горла. Узнал есаула, слабо шевельнул рукой. Выдавил сипло, из последних сил:

— Помираю, Одноух… Без молитвы. Свечку за меня… Многих я невинных загубил. Помоли…

Судороги побежали по телу, ноги вытянулись. Застыл.

— Преставился… Атаману сказать?

— Не к спеху, Давыдка.

К вечеру разбойный стан заполнился шумом ватажников. Их встречал на крыльце Одноух.

— Велика ли добыча?

— Сто четей^[2] хлеба, семь бочонков меду, десять рублев да купчина в придачу, — отвечал разбойник Авдонька.

— Обозников всех привели?

— Никто не убег. Энтот вон шибко буянил, — ткнул пальцем в сторону чернокудрого молодца в цветном кафтане. — Троих саблей посек. Никак, сын боярский.

Глаза Одноуха сузились.

— Разденьте его. Нет ли при нем казны.

Боярского сына освободили от пут, сорвали кафтан и сапоги с серебряными подковами. Обшарили.

— Казны с собой не возит. Куды его, Ермила?

Ермила Одноух сгреб одежду, рукой махнул.

— В яму!

Боярского сына увели, а Ермила продолжал выпытывать:

— Подводы где оставили?

— На просеке.

— Хлеб-то не забыли прикрыть. Чу, дождь собирается.

— Под телеги упрятали. Чать, не впервой.

— Подорожную^[3] нашли?

— Нашли, Ермила. За пазухой держал.

— Давай сюда… И деньги, деньги не забудь.

Ватажник с неохотой протянул небольшой кожаный мешочек.

— Сполна отдал? Не утаил, Авдонька?

— Полушка к полушке.

— Чегой-то глаза у тебя бегают. Подь