Снег. Сборник стихов [Ольга Амалфеева] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Ольга Амалфеева Снег. Сборник стихов

Выбелить

Светлая сторона.


Светлый, как поле, стол.


Слабость и глубина.


Нужно, чтоб ты ушёл.



Нужно вцепиться в грунт.


В воду ничком упасть.


Роем белёсых мух


Белая кроет масть.


Белый, как солнце, день -


Белый, как руки, хлеб.


Белый, как каша, мел -


Белый, как вата, снег.


Белый, как йогурт, храм,


Белый, как платье, дым.


Белой фатою – Вам,


Белой рубашкой – им.


Белый, как голубь, конь,


Белый, как простынь, пух


Белой, как сон погонь,


Речью отбелит слух.


Белый, как ванна, кит


В белом, как ватман, сне


Бело, как парус, спит,


Выбелив в тишине


Белый, как явь, пробел.


Белый. Оставь, как есть.


Белый, иду к тебе.


Ближе. Обнять и съесть.


– – – – -

Nord-ost



Просто ветер. Но какой простор


Сразу в каждом слове и движеньи.


Ветер, ты – немое искушенье


Выйти в небо, не окончив спор.



Сон взахлеб, неистовый плясун,


Бестелесная плоть – лови! плачу!


Ветер! Я не вижу и не слышу.


Просто ветер. Просто я лечу.


– – – – -

Идиот



В мужеском теле проснулась душа ребёнка -


Принять, пожалеть бордельеров, убийцу, лошадь:


Соцветьем подсолнечным, мхом, жёлтым ртом цыплёнка,


Медовой пчелой тянет шею за смутным солнцем.



За ним одуванами крутят с прокрустов ложа


Мужчины и женщины, барин, слуга, чиновник,


То сходят с ума, разглядевши печать Святого,


То с пеною в перьях валяют – «всех бед виновник!».



То, вдруг обнаружив страданье, стучат в ладоши,


И мученик, горбясь, с креста вопиёт к пощаде,


То вскладчину рвутся купить дураку калоши,


То тычут в лицо «изувер» и кричат об аде.



«Уж сгинуть с ума, так счастливой», – твердит невеста,


Хохочет красотка и деньги швыряет в топку,


Целует и рвёт, не оставив живого места,


Взапой с душегубом сжирая страстную стопку.



Сам ли ты путаешь, ангел ли, бес тебя вьюжит –


Нам всё равно, если верим и наоборот.


Не разочаровывай, очаровав, безоружных.


Что же ты делаешь?! – Точно, болван. Идиот!



Не сможешь стать Страшным судом – не тревожь распятье,


Стой под крестом, коль не в мужестве сделать выбор,


Не ври каллиграммой, не трогай китайской вазы,


От смерти ко смерти соблазном вводя на дыбы.



В передней накурено, тают хромые лужи,


Хозяйка под кружевом молит: «Избавь, тяжёл».


Сёстры притихли, поезд, плутая, кружит.


Торжище, рынок. Истошно кричит осёл.

– – – – -

Когда б не прошлое



Когда б не прошлое, мой милый,


Я б одного тебя любила,


Тебя б обманывала я,


Тебе несла все сны и слезы,


Все ветры, оттепели, грозы -


И истрепала бы шутя.



Когда б не прошлое, мой милый,


Тебя бы я не полюбила,


Я не была б тебе верна,


Не называлась бы жена,


Детей под сердцем не носила,


Грусть не проплакала тайком,


Не пожалела вечерком


И нежных слов не говорила.

– – – – -

Не дай мне пройти



Сонмы Святые Небесных Хранителей,


Знаю, всечасно помочь вы хотите мне.


Руки подставив, любовь принимаю


И с благодарностью вас пропускаю


Перед собой к горизонту. И в высь


Бог вас просил, чтоб со мной поднялись.



Сила Небесная, Вечная Стать,


Держишь под мышки рядом стоять.


Крепко прошу и в любви не оставить:


Взяв или отдав разум и память,


В жертве восторга рвану по пути -


Перед Тобою не дай мне пройти.

– – – – -

Загляни в глаза



Загляни в глаза – и узнаешь все,


Все, о чем я молчу столько лет.


Не смотри в пуп мира, не смотри в заплечье -


Ни спасенья, ни правды там нет.



Я не стану лгать, если хочешь знать, -


Оттянул плечи груз снов.


Говорю – чтоб жить. Говоришь – чтоб ждать


Подтвержденья своих слов.



Видишь то, что хочешь. Слышишь то, что нужно.


Я сама зачала этот бред.


Поиграли – хватит. Против всяких правил


Наблюдать исключительно свет.



Я могу одернуть, развернуть за плечи,


Как сама в лабиринте вожу.


Это будет больно – ты не знаешь правил,


Ты играешь, а я – сужу.

Потому, хочешь знать – вслед беде не кричи,


Слышишь так только свой страх.


В суете живем, в ней храним ключи,


Ею кроем надежд прах.



Пусть нам в ней удобно и весьма уютно,


Снять красивую ложь позволь:


Загляни в глаза – ты увидишь всё,


Если правду пропустит боль.

– – – – -

Сказка



Я буду писать тебе сказку.

Длиною в небо.

Длиною в море.

Длиною в взмах руки, не нашедшей ответа.

Длиною в путь света.

Петь её шепотом, шорохом, шелестом – тихо и бережно.

Времена и слова пройдут, а сказка останется.

Крыльями за твоей спиной, маячком в непогоду.

Тайной, зажатой в ладони.

Я стану писать тебе сказку так, как плела из крапивы братьям рубашки Эльза.

Плела и молчала. И крапива впитывала боль и свивалась в кольца кольчуг.

Есть один заблудившийся Ветер. Среди братьев своих он лишний. Они носят гордые имена, тянущие за собой шлейф легенд.

Викинги в рогатых шлемах, хлещущие спутанными гривами крупы крепкие лошади. Туман, просоленные сырые сети и убогие рыбацкие лодчонки на неверной привязи, тычущиеся носом в холодный песок, – Северный. Он – песня Сольвейг. Он – взгляд Снежной королевы и ужимки её троллей. Он в глазах Царевны-лебедь и глубине темной воды под её ногами.

Он – вой волков и вызов Небу. Он в бесовском посвисте и закушенных в кровь губах. Nord – символ свободы, и он же – знак жестокости. Он – знамя сильных духом и дыхание Вечности.

Ветер Южный нетороплив, обаятелен. Нежно обвивает, пересыпает, щекочет песком и засыпает жаром и тяжестью. Тепло целует и душит в объятьях. Не продохнуть.


Западный точен, расчетлив. Он веет. Раздувает паруса и слухи, развевает флаги кораблей, зданий и демонстраций. Строит и ровняет колонны.

Восточный – невесом. Ставит знаки и рисует иероглифы на скалах. Мягко стелется и гасит войны.


Пятый ветер – апрельский росчерк. Им приносится пение ангелов, возносятся снежные хлопья, молитвы и души. Он заветривает корочки на ранах, сдувает пыль с ресниц, щиплет в носу, проходит сквозь пальцы, не давая им сжиматься в кулак, протапливает проледи в заиндевевших стеклах.

Ветер сказок, чудес и песен, восхождения сил и света, он проходит по сердцу искрящимся холодком, забирает его до донышка и несёт, летит ввысь и, отразившись от Неба, исчезает, дабы полное даров, оно отозвалось и просыпало его в твои руки.

Подставь, пожалуйста, руки. Поверни их ладошками вверх –  ты услышишь его: Ветер, Небо, сердце.

– – – – -

Прятки



Я сижу на листе, ни кленовом листе, ни берёзовом,


Нарисованном ручкой зелёной, никем не опознанном.


В сарафане по пятки, собираю тепло и в коленки дышу,


Это – новые прятки: знаю где, а найти не спешу.



Белый клетчатый лист, нет ни пятен ни горьких, ни розовых,


Каждый тонкий его переплёт вымыт синим дождём,


И спеша всё сполна мне сказать, хмуря брови серьёзные,


Мама, я и судьба пусть случайно его пролистнём.



Хоть игра не хитра, но условие есть – принимается тот,


Кто найдёт чистый лист и в лесную траву карандаш обмакнёт,


Изумрудной от кружева сумрак зелёных и света росой


Нарисуй неопознанный лист под ногами девчонки босой.



Я сижу на листе, ни кленовом листе, ни берёзовом,


Нарисованном ручкой зелёной, никем не опознанном.


В сарафане по пятки, собираю тепло и в коленки дышу,


Очень хитрые прятки: знаю где, а найти не спешу.



Это просто игра – собираю тепло и в коленки дышу,


Очень мудрые прятки – знаю где, а найти не спешу.

– – – – -

Поезд



Остановка. Я дальше еду.


Ты выходишь. Найду тебя.


Зверосущным пойду по следу


Небожителем, путь крестя.



Явь, подобно великой тайне,


Безысходна и так проста:


Слабым проданы все заранее


Перспективы на "рядом" места.



Не столкнуться и в "общих" сумятице,


Видеть – и не достать рукой.


В "спальных", где неприлично маяться,


Прорастать сквозь барьер спиной.



Душу тряскою не заныкаешь,


Затряси ее хоть на нет,


Оттого на ходу и прыгаю


И по слуху иду след в след.



Утром тронешься, я – уеду,


В грязный тамбур войдем, как во храм,


Дослюнявим одну сигарету


И завалимся спать. По местам

– – – – -

Искушение как метод



Куришь, не куришь – возьми сигарету.


Пусть не взатяг, до бычка додержись.


Как на войне, сантиметром газеты


Жизнь прогорит… И останется жизнь.



Пуст, невесом, бесполезен как-то,


Как-то не свой сам, и точно ничей,


Сквозь, наугад, напролет, настежь


Стен, разговоров, лиц витражей.



Ты одинок, сам, один, единичный


Против нее – щедрой бабки с косой.


Дай закурить ей – сомлеет, логично:


Кто при деньгах – тот не ходит босой.

– – – – – -


Свет, не спеши



Свет, не спеши, я запомню тепло,


Просто тепло и губ касание.


Не торопись, за окном темно,


Небо снегами струит вязание.



Ветры уснули. Твоё плечо.


Шелест огня, теней венчание,


Шорохи, шепоты, – горячо


Близкого имени величание.



Нежная мокрых ресниц сеть


Путает, ловит и рвёт дыхание,


Всполохи, отсветы… Не успеть


Ни запретить, ни продлить молчание.

– – – – -

Голоса



Ты не останешься, нет, не останешься,


Лишь потому, что и я – уйду


По перволедочку, как по проталинке,


На голоса поутру.



Кто – по теории, кто-то – по памяти,


Кто, как природа велит, по нутру


Ходим, уходим задворками замяти


На голоса поутру.



Слово навстречу – дыханье попутное,


Теплой мелодии дверь отворю,


Время вернется, забыв время смутное,


К вам, голоса поутру.



Розовый мир берегут от разрухи,


Светом во снах, что с собой заберу:


Жесты, улыбки, движения – духи! -


Вы, голоса поутру.



Ты, как они, промелькнешь, не споткнешься,


Вряд ли по кадрам анфас соберу,


Лишь в упокое души обернешься


Болью живой. Поутру.

– – – – -

O женщина



О женщина, сказавшая мне «да»,


Зачем ты обещаний не отнимешь?


Не убежишь, не крикнешь, не покинешь,


Не разобьёшь стального «навсегда»?



О женщина, сказавшая мне «нет»,


Зачем в ночи промокшей не вернёшься,


В чужой квартире в полдень не проснёшься


Под мой скворчащий плотию омлет?



О муза, промолчавшая в ответ,


Твоей рукою движутся светила,


Пылает день, уходит в зрелось сила,


Ложится ночь и восстаёт рассвет.

– – – – -

Рисунок



Я хочу покрасить дом в красный цвет,


Ярко-желтым – окна у него,


Я хочу, чтобы в доме был свет,


Разноцветное лучилось стекло.



Чтобы в доме было восемь свечей:


На рояле, у иконы в углу,


А одна молила ветер ночей,


Истончаясь за тепло наших рук.



Ветер стужами пугает, смеясь,


Ярким пламенем свечи гасит жизнь,


А душа ее, ко мне прислонясь,


На плече лиловой змейкой дрожит.



Ты не плач свеча, не лей горьких слез,


Заслонит котенок лапкой фитиль,


В ярком круге на полу дремлет пес,


В нарисованных полях сына – штиль.



Подарю ему я свой карандаш -


В нарисованное счастье билет.


Там, где "мой" легко исправить на "наш",


Вот покрашу только дом в красный цвет.

– – – – -

И снова всё не так



И снова все не так, и мысли разбежались.


Взять шесть гитарных струн и платье до колен,


Закрыть тихонько дверь, чтобы вы не испугались


В мой дом семи дверей, в мильонный город стен.



Поставит крест на хлебно-молочном рационе,


На наставленьях, пахнущих больничною тоской,


Сведенною спиной не чувствовать погони


И каждой клеткою понять: покой. Покой. Покой.



В последний раз закрыть глаза и за порогом выплеснуть


Тошнотно-дремных контрактур и сладкой боли сеть


И в пустоту принять росу, и капельками вымостить


Дорогу для босых ступней, чтоб пальцам чуть неметь.



Пить влагу тающего дня, собрав в ладоней ковшик,


И всё, что будет – для меня. А все, что было, – в прошлом.

– – – – -

Amen



Ночью


            месяц растет в луну.


Ночью


            за шумом не слышно звёзд.


Ночью


            свет давит, но не усну,


Если


            погаснет стола холст.



Книги,


            чем больше – вернее связь


С твердью,


            что ходит у самых ног.


Книги -


           святая моя часть.


Только


            для ночи какой прок.



Мне бы


            листать да листать всласть,


Мне бы


           плести полотно уз.


Книги -


            слепая моя часть,


Камень


             с души да на стол груз.



Ночью


            свет давит, сны горячи,


Месяц


            никак не родит луну.


В белом


            вслед смерти глядят врачи,


Белым


            листом раны полосну.

– – – – -

Пойдём пошуршим



Пойдём пошуршим, и с осенними листьями канем

В сон ртутного озера, где немота глубока.

Со стылым рассветом восстанем, и с инеем станем,

Падём тёмной гроздью, как кровью, с рябины крыла.

– – – – -

Разложу фотографии на стол



Разложу фотографии на стол,


Что ж, давайте посидим, поговорим.


Если хочешь быть не просто знаком,


Тоже свой портрет подари.



Там, где смотришь в объектив, как в глаза,


Где один, а значит, только со мной,


Разбежимся, не спросив адреса,


Но тетради, по привычке, – с собой.



По прошествию экстремума max,


С неизбежностью в экстремуме min


В поисках утраченного вас,


Вас найду, не изменившим лик.



Вас, не изменивших никому


В неопределенности помех,


Наблюдавших молча игру,


Ждавших здесь, не требуя вех.



Вас, неосудившие глаза,


В темноте тетрадей увожу,


Вас на стол вечерний положу,


Вас коснусь губами, вам скажу…



Посидим, уже поздно лгать,


Явь подступит к горлу, как смех.


Второпях захлопну тетрадь,


Недообозначив свой грех.

– – – – -

Полюби меня



Полюби меня. Это не страшно,


Что уж страшно в любви, так страх


Разлюбить, расхотеть, раскашлять


Не в сезон, задушить в руках.



По химчисткам разбить колени,


По церквам пробежать по пути,


А в огонь, там, где сердце,


Из лени не зайти, даже не зайти.

– – – – -

В сетке штор



В сетке штор


качается свет фонарей.


Свет далёкий и близкий,


молчит, искрится.


Ты звонил час с лишним,


два с лишним назад, винился,


Говорил: жду автобус,


уже еду, -


Тут ходьбы пять минут,


а ты год не был.



Может что случилось…


Что случилось, люди?


Ну куда пойти,


где искать будем?


…На плите чайник стынет,


и пропал ужин,


Пропадай ты, милый,


ну кому нужен?



Свет в ночи ярче,


открыть бы шторы, да страшно, -


Вдруг я ждать устала,


а ты звонил о важном.

– – – – -

Плач



Тебя не стало лишь вчера,


За двадцать дней до смерти снега.


Споткнулась странная игра –


Ты в этом споре вышел первым.


О люди! Пеплом изойти,


Свернуться жухлою корою –


Я не хочу теперь расти


Ни человеком, ни травою.


Мучитель! Вместо сына рук


Ты мне в насмешку крест оставил.


Что ж не сберёг мне он тебя,


Надежды даже не оставив?


Где был он в этот страшный час?


Где благодать и справедливость?


Коль не дал сил с тобой лежать.


А жить давно я разучилась.


Из обгоревшего листа


Не выйдет и плакучей ивы,


Мы никогда не будем живы -


Всё исковеркала война.


Будь милосерден, отпусти


Ко скорби, Вечный дух вселенной!


Ведь я смогу его простить,


Когда не буду в жизни пленной.

Тебя не стало лишь вчера.

– – – – -

Город



В этом жёлтом окне на кирпичной стене

Дремлет медленный свет, прислонясь к тишине.

А шальные лучи, покидая алтарь,

Льют на серых камнях разноцветный хрусталь.


Этот город немой, этот город – ничей

Обойдётся без гениев и лихачей,

Всё давно решено: этот – друг, этот – враг,

И просчитан давно каждый день, каждый шаг.


Луч, возьми меня с собой:

Лунным светом обручен,

Я с холодной головой

На бессилье обречён.


Поднял луч над землёю на тёплый этаж,

Заржавел красный кран, умер верный мой страж,

Обветшали дома: город – стар, город – спит,

Он не страшен теперь, как бессильный старик.


За столом абажур, а в ногах – серый кот,

Вот он свет, вот он дом, но забито окно,

И ночами во снах серый сторож стоит,

Тянет в щёлочки штор серый неба магнит.


Луч, возьми меня с собой!

Тёплым светом приручён

На бессмертье обречён

От себя я отлучён.


Луч, возьми меня с собой.


– – – – -

У лягушки – погремушки, у барана – барабан



Как по лесу, по опушке


Шла лягушка с погремушкой


И трещала, и звенела,


Голосисто песню пела.



Солнце весело светило,


Дождик лил как из ведра,


Колосились апельсины,


И черёмуха цвела.



Рано утром, ровно в полночь,


Обойдя вокруг земли,


С погремушкой под подушкой


Спит счастливая лягушка.



Спит и снится ей баран,


У барана – барабан.


Он басит на всю округу,


Лес и горы вторят звуку.



Разнесчастная лягушка


Посмотрела на игрушку,


Что была ей как подружка,


Но теперь была не нужной.



В тот же день, скажу на ушко,


Лягушонка у цыган


Обменяла погремушку


На огромный барабан.



Что с красою этой делать -


В путь и омут не возьмёшь,


Звук, как гром средь ясна неба,


Под такой не попоёшь.



Ни покоев, ни покоя,


Песен нет, один обман.


Возверните погремушку,


Заберите барабан!



В такт шагам трещал ошейник,


Шел баран, совсем один,


Без хозяина и денег -


И увидел тамбурин.



Обменялись, Бог Небесный!


Прослезились, обнялись.


А ciascuno il suo felicit; -


Найти своё, самим найтись!

– – – – -

Сон



Я с криком выпадаю из окна…

А, может, и без крика – всё равно.

Вперёд спиной. Залёная луна.

Чуть дальше – освещённое окно.


Быстрей, чем бритву поднести к руке,

Зато потом больней и не верней,

Паденье не полёт – и в черепке

Завеса страха, немельканье дней.


Ему глаза от ужаса круглить,

Ему молитва, а за ней – мольба.

А я, не долетая до земли,

Стираю под с поднявшегося лба.


А я, не долетая до земли,

Стираю пот с поднявшегося лба.

Сон.

– – – – -

Не знала я



Не знала я,


              что так пусто.


Не думала,


              что так больно.


Быть колокольней


              без колокола,


Быть колоколом


              без колокольни.



Не оплела


               печалью


Сердце


               тоска по дому -


Распахотило


               рваною


                раною.


Да по живому.



Коль


               не забуду голоса,


Не потеряю


               голову,


Буду тебе,


               любимый мой,


И колокольней,


                и колоколом.

– – – – -

Утренние окна



Утренние окна – гладь промокла,

Полинявший иней – рамы сини,

Сонных стёкол свежесть льдинкой режет,

Луч ломает тонкий, жгучий – звонко!

– – – – -

Обойма



Не страшно от того, что мы похожи.


А страшно от того, похожи как.


Ты был – прохожий, я была – прохожий,


Крестом судьбы столкнул дорожный знак.



Как пальца отпечаток –  уникальна -


Я отражаюсь в собственных глазах.


В них симметрично иррациональны


Тела и души в детских синяках.



Люблю тебя, как любят лишь себя -


Жалея, понимая, не прощая.


В себе растишь, лелея, ты меня,


Но чашей не минуешь, утешая.



Повязаны стремлением к разрыву,


Свободе духа, жару плоти адскому,


Всей преданностью первому порыву


Отталкиваемся, отталкиваемся, отталкиваемся.



Нас замыкает страх конца сюжета,


Страх темпа нарастанья притяженья,


Ртом продлеваем головокруженье,


Чтобы не видеть боль в конце запрета.



Так пули две, зажатые в стволе,


Молчат, спекаясь в тайне. Бесполезной.


У жертв ещё не отнят вкус к игре,


Полётом, а не бойней двойня грезит.



Их две судьбы, заброшенные в ствол,


Не различить, не слить и не умножить,


Вмиг по местам два выстрела разложат,


И остудят, прижав лицом к земле.



Мне страшно от того, что, так похожи,


Уходим порознь. Вдруг столкнемся вновь,


Став разрывными? Ахнем, жертвы множа…


Течет, как пот,


по лбу


чужая кровь.

– – – – -

Ангел Петропавловского собора



Проколот ватный бег дремотных птиц,


Залит латунной зарева рекою,


Пролитой взмывшим ангелом, границ


Едва коснувшись золотой ногою.

– – – – -


Светлячок



Затерявшись в путанице трав,

Ежась от ночных студеных рос,

Он качал на слабеньких руках

Свой фонарь, скуливший словно пес.


В жестяной проржавленный корсет -

Трех веков движимое наследство -

Заключен был сердца чуткий свет,

Рвущийся, чтоб жизнь отдав, согреться


У родного теплого плеча,

Чтобы уст коснулось имя друга,

Но угрюмо мир земной молчал,

Тишина свернулась петлей туго.


Задыхаясь, поднимал он ввысь

Руки, пламя ветер рвал, сквозь кожу

Кровью прутья ржавые впились…

Пыткой боль чужая небу: "Боже!


Подели её со с мной тогда!" -

И, невольник цепких рук провала,

Как слеза, далекая звезда

К маленьким ногам его упала.


Опустил фонарик рядом с ней,

Так и ждет – а вдруг она проснется.

Он не знал, что в мире у людей,

Это одиночеством зовется.

– – – – -


Помолчим



Помолчим перед дальней дорогой,

Не целуй так, дай крылья сложить.

От порога уходит дорога -

Жизнь уходит, хоть снастью вяжи.


Не забуду. Запомню. Знаю.

Указаний, советов – страх!

Между ними схватить – родная -

И, как жемчуг, зажать в зубах.


Помолчим перед дальней дорогой.

Крылья не насовсем – напрокат.

Привезешь – я слетаю к Богу

И сейчас же вернусь назад.

– – – – -

Дверь открыла



Дверь открыла. Мокрый ворот


Притянула сгоряча.


Снег – теплом, ладонью – холод


С опушенного плеча.



Время – дерзкая воронка,


Остаётся, что важней.


Разрослась потерь колонка,


Пуст листочек перед ней.



Люди – рядом, стены – рядом,


Эху негде разойтись.


Не разносят чувства на дом,


Говорят, что это – жизнь.



Что оставила, воронка,


В узком горлышке? Звонок


В тихом доме каплей тонкой,


Шаг с мороза за порог.



Сердце знает, руки помнят –


Им не милости просить!


Притянула мокрый ворот


И не в силах отпустить.

– – – – -

Это хорошо



Рвутся ввысь, на волю, шторы, Холодина – просто жуть.

Как коня лихого, шпорю, после – право отдохнуть.

Скорость – сотни, мчится наш современный экипаж.

Глянь: дрожит большая капля, мир – цветной через неё.

Жизнь твоя – секунда, капля. Кап – очистилось стекло.

Зонт открыл сосед, проснувшись: ты подумай! Дождь пошёл!

Светлый дождь на смену грустным. Светлый – это хорошо.

Щляпу снимет – привет! – столб дорожный,

Значит, помнит меня – скоро дом.

Размотался клубочек, похоже.

Только жаль слёз на двадцать втором.

– – – – -

Гениям посвящается



У детства тяжкое наследство.


У детства кровный крестный путь.


И ты пойди, придумай средство


Его дорогой отпугнуть.

Взрослеть, как пить в жару – не сладишь,


Чем дальше, больше и жадней,


Пока река не станет частью небес,


Разверзнутых над ней.

Глоток свободы метить счастьем,


Тонуть, барахтаться, кричать,


От утонувших ждать участья,


Лишь руки тонущих встречать.



Как мудр был первый, кто придумал,


Чем победить взросленья власть:


Напиться всласть, набрать сосуды,


Захлопнуть рот – и в детство впасть.

– – – – -

Колобок



Чтобы катиться – нужна перспектива!


Ветром по лысине вскользь, торопливо


Треплет свобода – скачу, колобок,


К лавке – с окна, на пол, дверь – за порог.



Как надоели старпёры-тираны!


Масла – зажали, полбанки сметаны


Еле дождался. Две горстки муки


Вечер скребли, словно в мор пастухи.



С родов газлайтят: «румяный», «пахучий».


Я же назло им страдаю падучей:


Жареной коркой хрущу по песку -


Может, дорога разгонит тоску.



Кто так решил: что судьба мне – в желудок?


Бабка совсем потеряла рассудок!


Может быть, я бизнесмен, музыкант?


Может, торговля – мой главный талант?



Кто так решил, что я должен быть съеден?


Заяц обманут, к тому же и беден,


Волк и медведь не противники мне -


Серость! Что, в общем, понятно вполне.



Что за вопрос: «До чего докатился?»


Ниже – бескрайне! Всё ждут, чтоб смутился,


Остановился, мечты погребя,


Бросил на откуп им, предал себя!



Вы зажимаетесь рамками быта!


Лишь бы вам было уютно и сыто!


Кто так сказал? Кто придумал канон?


Тварь ли дрожащая? Да, Родион?



Только лисица меня понимает,


Смотрит с участьем, не перебивает,


Слушает, хвалит. И, может быть, сам


Я потеку у неё по усам!

– – – – -

Война



Война – это кровь и грязь.


В траншею ничком упасть,


Зажмурившись, лечь на дот


На крике «Моя возьмёт!»



Пугая себя, читать


О том, что готов стрелять,


Пока не придёт конец


И грудью принять свинец.



А после бежать, как все,


По кислой, как пот, росе,


Влача, как яремный бык,


Железный её язык.



Трещать им по городам,


По лесу, сбивая птиц,


Цель – целиться по хребтам,


Не видеть, не помнить лиц.



А после искать порог,


Где бешено чист порок,


Где шёлком чулок промок -


Там буду с тобой жесток:



Уткнувшись в колени ртом,


Я буду скулить о том,


Что я не хотел убить


И Бога просить простить.



Ты скажешь: я мальчик, мил,


И Бог мне давно простил,


Я воин, храбрец, герой -


И рот подотрёшь слюнной.



Не знают жена и мать,


Как срамотно убивать,


Как страшно от зверств яреть,


Бессильно въявь видеть смерть.



Я крепко могу обнять,


Не дрогнув, готов стоять


За дом, за детей, за сад,


За предков, что здесь лежат.



Но я не убийца, нет,


Сотрите кровавый след,


Я создан любить, пахать,


От радости хохотать.



Война, что ж ты, сука, лжёшь,


Что я на тебя похож,


Вися над виском осой,


Мне горло дерешь косой.



Ты – старая ложь хапуг,


Ты страстью гнилой смешна,


Мне, дура, чтоб победить,


Совсем не нужна война.

– – – – -

Снег



(в темпе вальса)



Снег, снег, снег –


Лёгкое неба дыханье.


Снег, снег, снег, снег –


Вечный полёт мирозданья.



Лёгкое пудрой лизнувшее нос,


Засеребрилось дорожкою слёз,


Снег, снег, снег, снег –


Зимней природы созданье.



Снег, снег, снег, снег,


Как подаянье и милость.


Снег, снег, снег, снег и –


Ничего не случилось,



Просто Мадонна закрыла лицо,


И разомкнулось молчанья кольцо.


Снег, снег, снег, снег –


Вечная необходимость.



Снег, нег, снег, снег –


Ветру подвластная стая,


Снег, снег, снег, снег,


Как наважденье растает,



Лишь на губах холодок водяной.


Стала теплее дорога домой.


Снег, снег, снег, снег –


Истина неба простая.

– – – – -


В оформлении книги использованы фотографиии и рисунки автора


Оглавление

  • Выбелить
  • Nord-ost
  • Идиот
  • Не дай мне пройти
  • Загляни в глаза
  • Сказка
  • Прятки
  • Поезд
  • Свет, не спеши
  • O женщина
  • Рисунок
  • Amen
  • Пойдём пошуршим
  • Разложу фотографии на стол
  • Полюби меня
  • В сетке штор
  • Город
  • У лягушки – погремушки, у барана – барабан
  • Сон
  • Не знала я
  • Утренние окна
  • Обойма
  • Ангел Петропавловского собора
  • Дверь открыла
  • Это хорошо
  • Гениям посвящается
  • Колобок
  • Война
  • Снег