Божественная трагедия [Игорь Колынин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]


БОЖЕСТВЕННАЯ

ТРАГЕДИЯ


Божественную жизнь до середины вечности

Прошло любое Божество

И стало неожиданно – крупицей человечества.

(«Ад», XXXIV, 1 – 3)

неДанте


2016

Цепочка первая

Шаг 1. Ангел

Жизнь её кончилась.

Вечер сначала осторожно заглядывал в окно, затем стал просачиваться в пустую, тихую квартиру.

Затекал упругими струями в неплотности широкого окна, обращался змеями, обвивал и душил.

Марлен не раз думала, что жизнь кончилась, но теперь это стало истиной.

Первый раз ощущение пришло, когда расстались родители. Детское сознание не принимало этого. Мать уехала в Америку, она осталась с потерянным отцом. Они жили на окраине Риги.

Угрюмые железобетонные новостройки только усугубляли удушающее чувство безысходности. В течение года Марлен после школы садилась на троллейбус, проезжала три остановки и выходила в старом городе. Гуляла допоздна, стараясь заполнить, внутреннюю бездну уютом извилистых улочек, витыми булочками с корицей и изюмом, наблюдениями за людьми, стараясь разгладить душевные складки утюгом прогулок. Люди были разные, все интересные… Кто-то тупостью, кто-то динамичностью, кто-то стремлением соригинальничать.

Паноптикум иностранцев. Аккуратные и вежливые скандинавы, осматривающие территории для новой колонизации, мрачные преддефолтные русские, еще не избалованные десятилетием высоких нефтяных цен, и не еще воспринимавшие Латвию, как дешевый публичный дом с вкусной едой, развязные англичане, с криками перемещающиеся из бара в бар, и наслаждающиеся прелестью низких цен на пиво и красотой балтийских девушек. Ну и, конечно, сами рижане, со своими радостями, проблемами, счастьем, неурядицами, ожиданиями, разочарованиями, безразличием, тревогой, уверенностью.

Марлен пыталась сама для себя ответить на вопрос, что думает этот человек, что он чувствует, чем живет. Именно тогда она начала придумывать этим людям судьбы, тогда же находить в цепочках шагов придуманных персонажей ключевые решения, которые изменяли плетение цепочек. Марлен с довольствием смотрела на эти трансформации.

Такие игры помогали. Бездна сжималась и забивалась под камень души. И почти не беспокоила.

Именно тогда она решила стать психологом. Чтобы не разваливались семьи, а ежели и разваливались, чтобы осколкам не было так больно сознавать, что они были частью чего-то целого.

Отец ушел из её жизни позже, когда устроил свою судьбу. Она была взрослой, но ей казалось, что если любить, так любить всю жизнь. И до сих пор не простила ни мать, ни отца. Она понимала, что в её принципах перекос, но ничего не могла поделать.

Марлен тоже решила изменить жизнь. В тот момент все ее одноклассницы и однокурсницы уехали в Германию или Англию. Почти все устроились, но не так как мечтали и жаловались по скайпу на отсутствие хорошей работы, на негласный, но ощутимый национализм европейцев, не позволяющий делать карьеру, на понаехавших эмигрантов. А она решила по-другому. И уехала в Россию. В Петербург. По-русски она говорила хорошо, с легким прибалтийским акцентом. А Россия на тот момент пухла от денег за распродаваемые недра. В стране работало множество экспатов, которым совершенно необходима была психологическая помощь: привыкнуть к жизни вне дома, к другой стране, к ссылке в дикую и недружелюбную страну. В Москве, конечно, экспатов было на порядок больше, но сильная негативная энергетика Москвы вытолкнула Марлен на Комсомольскую площадь к «Сапсану». В Петербурге она устроилась в медицинский центр и оказывала психологическую помощь иностранным сотрудникам европейских, американских и японских компаний.

Подруги «вздыхали», завидовали ей, соперничали, хвастались, злились. Да подруги ли это были? Анита, славная, душевная, слегка симпатичная толстушка звала в Англию, но, судя по всему, ей одной было тяжело снимать комнату на окраине Лидса. Кристина, яркая блондинка с завышенным самомнением, наоборот, говорила что Марлен нечего жаловаться, поскольку в Германии настоящий ад, если работаешь на vierhundert euro Arbeiten. Марлен топила одиночество в шоппинге, и трындеже про тряпки, и от этого становилось хуже, это еще больше подчеркивало ее убогость.

Марлен стала хорошим психологом. Но не настолько, чтобы помочь себе.

Когда не стало Алекса, её первой и единственной любви, она хотела прекратить своё существование. Жизнь настолько потеряла вкус, что даже соль казалась пресной.

Алекс… Он был её солнцем, её землей, её воздухом. Он разбился и она с ним. У неё не было ни рук, ни ног. Расплющена голова, вырваны легкие. Теперь её жизнь снова кончилась. Сегодня ей сказали, что она не сможет иметь детей.

В двадцать семь лет в очередной раз жизнь прекратилась. Алекс работал шеф-поваром в ресторане «Речка» на Крестовском острове. Он был неаполетанцем, горячим, страстным, вспыльчивым, веселым, легким и тяжелым одновременно. И очень любил гонять на мотоцикле.

После гибели Алекса Марлен искала мужчину с желанием обычного, человеческого счастья. Или призрака счастья… Иллюзии. Встречались интересные люди. Но когда она танцевала с ними, а затем спала, понимала, что танцует и спит с гномами, даже если они и были выше неё.

Сегодня ей сказали, что у нее не будет детей. Последний аборт не был удачным.

Мир схлопнулся. Полная пустота – вакуум. Осталась работа… Хорошая работа помогать людям, и пустое, бесполезное ковыряние в сети по вечерам. Непрерываемое одиночество.


Она пила абсент и завидовала клушам, которые могли родить и которые могли влюбляться или кого-то желать. Шмотки радовали в момент покупки, а в шкафу раздражали, потому что пойти в них было некуда да и незачем.

Абсент пьянил, но не лечил.

Марлен поставила громкую готику и танцевала в покровах из душащих змей этого вечера. С бутылкой зелёного дурмана в одной руке и пустой стопкой в другой. Её совершенное голое тело то скрывалось в темноте, то вновь прорисовывалось отблесками монитора или лучами фонарей из окна. Изломы длинных тонких рук, метания распущенных волос, прилипающих к мокрой от пота груди, кидания на стену. Марлен не придумывала движения, ее тело пыталось само в последний раз насладиться самим собой, своей свободой, своей энергией, своей красотой.

Она танцевала танец смерти. Марлен решила, что вечер станет последним.

В статусе написала, когда еще было светло: «End of the WORLD».

Ей сыпались бесконечные вопросы: «Как? Что? Почему?» Она проводила много времени в соцсетях, были сетевые друзья. Чаще они были интеллектуальнее «живых» подруг. Но такие люди, сидящие на игле соцсетей, зависимы от собеседника, и удаление страницы или кардинальное изменение статуса может привести их к болезни, суициду, депрессии.

Марлен не отвечала. Намного важнее выбрать способ.

В опьяненном сознании мелькали разные картинки. Ей хотелось уйти красиво. Чтобы и после смерти она выглядела прекрасно. «Таблетки… скорее всего банальные таблетки», – думала она. Только вначале накрашусь. Ей представилось ее лицо, с идеальным макияжем: тени с золотыми блестками, перламутровый блеск на губах, накладные ресницы Марлен продумала и свое одеяние: Юбка с позолоченной сеткой на поясе, красная блузка, бисерное ожерелье (которое ей подарил Алекс), браслеты на обе руки. Она посмотрела в зеркало: надо бы причесаться, и заплести ленту. Маникюр бы еще сделать – красный.

Песня затихла. И внимание Марлен привлекло сообщение.

«Давай познакомимся», – было прозаичным, но ник писавшего был «Ангел».

Марлен присела к ноутбуку и написала: «Мне нечего тебе дать, Ангел».

Ответ пришел тут же: «Ничего не прошу. Я могу тебе дать!»

Марлен расхохоталась. Еще один неумелый подкат. Как скучно!

«Меня не интересуют пищевые добавки и другие обычные ценности»… – написала она и стерла заменив на:

«И что ты можешь мне дать, Ангел?»

«Уверенность в жизни. Всё что тебе не хватает», – ответил он.

«Это за гранями человеческих возможностей».

То что он написал выбило её из реальности.

«У тебя будут дети, Марлен», – отозвался он.

«Кто ты? Откуда и что ты обо мне знаешь?» – набирала она нервно стуча по клавишам. И ждала, как восхода солнца следующего сообщения, смотря на надпись «Собеседник пишет сообщение»

«Важно ли кто я? Достаточно того, что я знаю – тебе плохо. Это тяжелый период в твоей жизни. Завтра у тебя появится интересный клиент».

Марлен почувствовала дыхание на затылке и будто легкий поцелуй, так Алекс целовал её. Она обернулась – никого.

«Это всё абсент, – подумала она и приложилась к бутылке вновь – не хотела выныривать из этого состояния. Она пила и отправляла огромные сообщения Ангелу. Ей казалось, что Алекс вернулся. Пусть в Сеть. Но он появится и вживую.

Её разговор был обо всём. А Он стал нем. Она так и заснула перед монитором.


Утро было болезненным. Но сообщения не исчезли. И ей стало вдруг мучительно стыдно за свои сообщения, но она попыталась отстраниться – вчера за нее говорил алкоголь, сегодня – похмелье.

Марлен позвонила на работу и сказала, что будет во второй половине дня. Долго отмокала под душем, смывая сумасшедшую ночь, но надежду было не смыть, предощущение хорошего закралось в душу.

Звонок в дверь вытянул её из ванной.

Стирая капли пушистым полотенцем Марлен прошлепала к двери, оставляя мокрые следы и приложилась к глазку.

На площадке стояли два парня. Один высокий, жилистый, второй казался патцанчиком.

«Оглобля с прутиком пришли, – подумала Марлен. – Здесь же не лесопилка! Опять, небось, продавцы чего-нибудь или сектанты»

И не открыла. Ее больше интересовала ночная переписка. Хотелось разобраться. Что это помешательство, навеянное абсентом, или составляющая действительности, аргумент в пользу жизни.

Сообщения из внушающих веру слов существовали независимо от потерявшего смыслы субъекта, то есть её – Марлен.

Девушка набрала сообщение: «Спасибо за чудесную ночь, Ангел».

Но абонент по-прежнему молчал.

Она изменила статус на страничке: «Ангел подарил мне крылья»…

Марлен вернулась к началу переписки. Сомнения и боль одолевали. Кок она могла поверить?

Она перечитывала и перечитывала фразу: «У тебя будут дети». Таблетки глотать расхотелось. Совершено.

Шаг 2. Великаны и полурослики

Пространство перед глазами застилала огненная стена. Языки пламени лизали веки. Горячо спать.

Почему и здесь, на чердаке, так неуютно спать? Сны? Человеку, которому редко приходят сновидения такое обилие ночных образов странно, и должно что-то значить. Но что?

Макс распахнул глаза – темень. Только на веках осталась оранжево-огненная обводка.

Он сомкнул веки. Оранжевое схлопнулось в звезду. В камень. Блаженная темнота заполнила небытие. До момента засыпания. И снова – огонь! Из языков пламени вырастали башни кремля, двузубцы стены шевелили языками.

На взрыв телефонной мелодии Макс ответил выстрелом. Он хотел убить эту огненную точку звука, возникшую в его сознании. Шарики пневматического пистолета врезались в темноту, оставшись где-то в чердачных балках.

Это война засела в его сознании. Армия была радостью по сравнению с адом боевых действий. Тогда жизнь становится кардинально другой. Координаты существования вертелись юлой, и ты переставал понимать, где сон, где явь. Где реальность, где иллюзия.

А потом вновь гражданское бытие. И кульбиты координатных осей понимания жизни. И существование это не из самых лучших. По сравнению с тем, останешься ты жив в следующую секунду или нет, быт казался мелким, пресным… Тошнотворным. Поиск денег, кризисы денежные, обесценивающие заработанное. Кризисы духовные, обесценивающие прошлое. Ложь и правда, законодательные оргии подминающие личности, правительственный предел беспредела и пустые разговоры. К чему это все?

Макс спал с пистолетом, к сожалению пневматическим. Ему казалось, что этот мир прорвется, как бумага и через трещину хлынут враги. А он их встретит горячими пулями.

Но телефонный звонок не успокаивался. Дятлом продалбливал дыры в тишине.

Макс посмотрел на экран мобильника – абонент засекречен.

– Да!

– Что, пьяная скотина, ты собираешься платить алименты?

Макс сразу успокоился, услышав голос бывшей жены. Стервозные женщины его успокаивали.

Здесь не было ни врагов, ни друзей. Серо и однообразно. И мир не был бумажен, он был таким, какой есть. От этого однообразия Макс даже принимался бухать. Но это ухудшало самочувствие и унижало чувство собственного достоинства.

– Да, Света! – сообщил Макс трубке. – Немного удачи в поиске работы и ты озолотишься. И ты знаешь, я трезв.

– А когда будет эта удача? – спокойно поинтересовалась жена.

Макс выставил руку с пистолетом и прицелился в луну.

Пуф!

Стекло отражающее небо разлетелось вдребезги и осыпалось на керамзит пола.

А все-таки на чердаке было хорошо. Здесь он мог позволить то, что никогда не позволил бы себе в квартире. Вообще, чердак и подвал – это особенные места – другие стороны реальности. Правда, подвал давил проблемами сверху, а на чердаке он сам находился надо всем. А на чердаке он сам находился надо всем. Он часто сбегал сюда к воркующим голубям и воробьям, носящимся под балками.

Чтобы оказаться в другом мире, достаточно залезть на чердак: подняться на последний этаж, взобраться по железной лестнице и – это простаранство! Керамзит под ногами, будто каменистый пляж Ялты… Деревянные балки, словно это не дом современности, а некая древность. Окна на потолке, в которые смотрит небо то звёздное, то лунное, то солнечное. И здесь очень свободно дышится.

– Что там гремит?– поинтересовалась жена.

– Небо, – спокойно ответил Макс. – Понимаешь, Света, я не хотел верить многому, что про тебя говорили…

– Мне наплевать! Что ты там себе надумал! Мы всё будем решать в суде!

– Я тебе сказал: я собираюсь платить алименты…

Макс скинул вызов.

Он уже несколько дней не мог спать в своей квартире, сбегал на чердак. Ему казалось, что потолок комнаты многотонен и ему недостаточно бумажности стен. Макс выходил на чердак и спал там. Благо подобрал ключ. Все подсобки Петербурга обычно запирались. Антитеррористическая программа в одном из своих проявлений.

Чердачные окна смотрели в небо. Макс очаровывался их взглядом. Их синева охлаждала оранжевый пыл его век.

Он мечтал перешибить своими выстрелами из пневматического пистолета одну из балок, поддерживающих крышу. Стрелял почти наудачу. Пояс пулек украшал балку. Дальше дело не шло.

Снова запиликал мобильник. Макс посмотрел на экран. Небо ему нравилось больше.

Бывшая жена возбуждала нездоровые потребности.

Макс поставил одну из книг, которую он читал перед сном, чтобы лучше спалось, к столбу. Звонок сменил на фонарик.

– Секс! – выкрикнул он. – Да здравствует секс!

Он целился в книгу, выписывая слово, и подсвечивал стрельбу фонариком.

Слово легко было распознать в ровно уложенных дырочках. Кое-где шарики оставались в теле книги и блестели. SEX – вот что получилось. Книга была дрянная, что-то из современной бульварщины. Новонаписанное название мало совпадало с содержанием, скорее надо было написать ПОРНО. Книгу было не жалко.

«Это лучший секс, который у меня был», – усмехнулся Макс.

Макс взял книгу от столба и бросил к другим. Сверху лежала библия. Он ее читал часто, особенно по ночам. Лучшее снотворное средство сложно было найти. Пол страницы, страница и наваливалась дремота. От чтения не приходило ни успокоение, ни вера. Сон приходил. Но зато Макс неплохо знал текст Библии.

Макс зарядил обойму.

Ярость захлестнула его.

Чердак залило красным, или сознание сыграло с ним очередную шутку. Макс не помнил. Не знал. Разрядил обойму пневматики в балку, которую хотел перешибить.

Плюнув, он завалился на импровизированную постель. Смотрел в небо и ненавидел синий цвет, луну, заглядывающую в окно, темноту. Томик библии. Шум в углу чердака.

Шум? Голуби? Крысы?

Макс заправил шарики в обойму пистолета и направил ствол на шум.

– Эй! Кто здесь?

– Эт я… – откликнулся вяло голос.

От входа показалось пятно света. Макс забыл заблокировать чердачную дверь, что обычно делал, чтобы избежать вот таких появлений.

– Чего надо? – зло бросил Макс. – Хочешь, чтобы я тебе голову прошиб?

– Простите, если я вас побеспокоил, мне интересно расположение керамзита, – голос был странный, надтреснутый, пьяный и Максу показалось, что с акцентом. Хотя, это могло быть обусловлено заплетанием языка.

– Чего? – Максу очень сильно захотелось кого-нибудь убить, в том числе и этого приползшего сюда сумасшедшего, но любопытство было сильнее.

– Понимаете… – отозвался голос, – все зациклены на противостояниях планет. Парад планет, солнцестояние, лунолежание… А мне кажется, что знаки везде. В трещинах зданий… В снежном узоре на стекле…

Голос был явно с акцентом. Макс видел освещенное снизу лицо. Ему так хотелось засветить несколько шариков в лоб.

– Вали отсюда! – жестко произнес Макс, мысленно добавив: «И твои солнцестояния продлятся».

– Простите! Простите! – заворочался голос – что я нарушил ваш покой. Но мне очень надо.

Максу вдруг стало все равно. Будто огонь погасили.

– Вали, тебе сказали, – прошептал Макс и взял Библию.

Открыл наугад.

«И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд. Она имела во чреве, и кричала от болей и мук рождения. И другое знамение явилось на небе: вот, большой красный дракон с семью головами и десятью рогами, и на головах его семь диадем».

Сон накрыл его колпаком.

Проснулся он от того, что его кто-то обнимает.

– Мать твою!

Это было одним из самых простых выражений использованных Максом, он выложил, наверное, половину сквернословного арсенала. Макс ругался и скидывал бесконечные руки, которые почему-то падали всё равно на него.

Наконец, он избавился от рук и нащупал тяжелую рукоятку. Сразу стало легче.

Макс воткнул ствол в лоб незнакомцу лежащему рядом. Солнце любовалось этой картиной заглядывая через окно, там где недавно была луна.

– Вали отсюда, педик! – прошипел Макс.

Существо зловонно выдохнуло перегаром и залепетало:

– Москва… Москва… Я видел Моску в огне.

Веки Макса вспыхнули оранжевым, но свет дня быстро спрятал это колыхание. Существо просыпаться не стало. Макс спрятал пистолет и встал.

Он смотрел на щупленького человечка с редкой порослью на лице. Возраст его было определить сложно. Ему могло быть как пятнадцать, так и двадцать пять, так и сорок. Хотя… Сорок – вряд ли.

Существо разлепило глаза, затем губы, процесс этот происходил болезненно, будто разлеплялись два куска хлеба смазанные чем-то тягучим.

– Пить, – прохрипел человечек.

Макс достал из-под матраса бутылку.

Незнакомец присосался и задвигал острием кадыка. Глаза выпучились, когда он отлип от горлышка.

– Это… Это вода?..

– Вода, – усмехнулся Макс. – а ты что думал?

– Я думал – водка, – поперхнулся он. – Я как-то в подвале ночевал. Там бомж живет, так он меня с утра водкой напоил. Антизеркальное отражение. Там в подвале – водка, здесь на чердаке – вода.

Акцент был явным.

– Ну, да? – улыбнулся Макс. Этот персонаж начал его забавлять.

– А если отнести эту бутылку в подвал, может вода станет водкой?!

Хоббит, явный хоббит – подумал Макс.

А хоббит встал и пошатываясь, направился к выходу. Тут Макс заметил, что по чердаку раскиданы листы географических карт.

– Э ты куда? – удивился Макс.

Хоббит обернулся изумленно таращась:

– Как куда? В подвал!

Макс засмеялся. Он думал, что весь юмор сосредоточился в сатирических передачках на телевидении и в цирковых клоунах. Ни то ни другое недолюбливал. А здесь повстречался воистину смешной человек.

– Если ты апостол, тогда станет вода станет водкой, – сообщил Макс сквозь смех.

Парень шумно выдохнул, почесал растрепанные волосы, приложился к бутылке. И уставился под ноги. На карты.

– Я думал, что бомжи пьют только водку… – разочарованно протянул он.

– Я не бомж, – откликнулся Макс. – Я живу на третьем этаже.

– А зачем ты здесь спишь? – поинтересовался хоббит.

Макс передернул плечами. Не рассказывать же ему, о боязни обваливающегося потолка.

– Здесь свежее.

Но полурослик уже стоял на четвереньках перед одной из карт и ответ, похоже мало волновал его.

– Знаешь, я вчера вышел на лестницу покурить… Я здесь снимаю квартиру. Стою, пью пиво, смолю. И вдруг… разводы на стекле показались мне необыкновенно знакомыми…

Хоббит смотрел то на карту, то на насыпи керамзита.

– И что? – прервал молчание Макс. Сначала он хотел вытолкать щенка с чердака, закрыть вход и идти домой. Но всё, что ни делал этот убогий, казалось интересным.

– Это мне показалось картой! Освещение все сломало! Ты знаешь, что мы видим днём, не то, что ночью. Иногда одни предметы невозможно найти в утреннем освещении!

– А причем здесь карты? – изумился Макс.

– Я слетал домой и притащил карты городов. Я их коллекционирую. И точно разводы на стекле карта Петербурга, с островами с мостами… Дальше смотрю. След на ступени. И там карта. Дверь на чердак на ней краска облуплена – еще кусок карты. Я влез на чердак. А там на керамзите – города! Города! Я вот видишь куски отмечал, которые нашел. А теперь не вижу… День пришел…

Макс приблизился. На карте были действительно обведены карандашом кварталы. Он посмотрел на керамзит. Просто камушки, напоминающие орехи.

Парень же достал фонарик и светил под разными углами на насыпи камушков.

На мгновение Максу показалось, что он видит незнакомый квартал.

– Ты-то сам откуда? – спросил он и картинка рассеялась.

– Нью-Йорк.

Здание пошатнулось. Тут же чердак наполнился дымом и пылью.

– Ё-моё! – только выдохнул Макс, сгреб полурослика и бросился вон с чердака.

Силы в экстремальные моменты появляются, как подземные толчки. Память Макса фиксировала каждую секунду, а новый знакомец, наверное, и не запомнил как оказался на лестничной площадке, минуя люк и железную лестницу. Он тоже похоже делал все на автомате: мчался вниз по лестнице с максимальной скоростью, чтобы не попасть под волну цунами в виде Макса.

Полшага назад. Слова и рождение

Лучи солнца хлынули в окна. Инанна смотрела на стены своих покоев, на красочные драпировки, на бисерные панно. Ее обиталище было соткано из представлений людей, как должна жить богиня. Богиня любви. Богиня плодородия.

Узоры на стенах всегда менялись, представляя собой разные картины. Они никогда не замирали, как в жилищах людей. Иногда они отражали молитвы жрецов, иногда стенания людей, а иногда фантазии самой Инанны.  Сейчас узоры на стене рисовали  праздник, людской праздник… Вчера они показывали, кажется, колосящиеся поля вокруг города. Завтра они сложатся в другой узор. Отражения людских желаний быстро исчезли, рисунки сами стали двигаться, и показывать уже бескрайнее небо, путь на Луну, путешествия по звездам. Узоры растворяли стены и всё сущее, и из этих частей можно сложить что угодно! От ее трона до края вселенной. Гранит мог стать гранатом, лазурит – небом. Топаз – солнцем. Эти перевоплощения были прекрасны.

– Великая Инанна! – голос, который она слышала чаще других, прервал её понимания.

Инанна отвлеклась от созерцания картин и узоры обрели вид большого зала с людьми в белом.

На коленях стоял Жрец ее Храма.

– Инанна! Инанна! Не оставь меня! Я понимаю твои великие заботы в этот царственный праздник!

Инанна устало стала прислушиваться к голосу. Просьбы жрецов она иногда исполняла.

– Жена командующего городской стражей не может разродиться! Она умирает!

Инанна выдохнула: «И только-то… Не гаснет солнце, не обрушивается луна, не взрывается земля».

– У тебя, конечно, другие заботы, – стонал Жрец. – Но не омрачи великий праздник смертью роженицы.

Инанна взглянула на стену с узорами. Теперь она видела в огромном зале лежащую женщину. Ее лицо уродовала гримаса боли, и рот постоянно открывался. Вокруг неё толпились бабки, девки, жрецы. Рядом, на коленях мужчину в богатых одеждах держал ее за руку и испуганно смотрел на женщину. Инанна почувствовала страх, исходящий от этого «командующего городской стражи». Он боялся, что может потерять свою женщину, боялся другого будущего, без своей спутницы, без ребенка.

Сколько раз она видела эти сцены. Только они и интересовали ее в мире людей. Рождение жизни. Этот яркий всплеск божественной искры, освещающий и согревающий все вокруг. Первый детский крик давал жизнь и силы всем вокруг. Но рождение могло и убивать. И люди молились Инанне, чтобы она не допустила этого, чтобы мать и дитя не отправлялись в туда, в страну без возврата.

Женщина орала. Вокруг суетились, но помочь не могли. Женщина скоро умрет. И ее муж, сам отнявший много жизней, понимал это.

Инанна закрыла глаза и представила весь путь, который нужно пройти ребенку, трудный и опасный. Она увидела, как головка ребенка показалась на свет.

Воин плакал и смеялся, временам шипел на повитух и служанок, которые суетились вокруг новорожденного. И в его сердце жило несколько жизней. Его женщины, его ребенка и тоненький волосок его жизни.

Уа! – раздался крик ребенка.

Загомонили бабки, а воин стих. Затараторил Жрец в благодарностях. Но Инанна его уже не слушала. Она открыла глаза и устала вышла на балкон своих покоев, на вершине большого храма, построенного в ее честь, в утробе которого только что родилась новая жизнь.

– Мальчик, – Инанна еще слышала голос жреца, но все слабее и слабее.

Новый человек приобретал свою судьбу. Жрецы на коленях стали петь славу богини.

Инанна сидела на балконе и смотрела на город. Внизу слышалось пение и победный крик новой жизни, а в городе все явственнее нарастало движение праздника.

Шаг 3. Огненный день

Они стояли на улице.

Взрыв произошел в соседнем подъезде. Двор запрудил народ. Народ обсуждал разные версии. О взрыве газа, террористов до инопланетного вторжения. Баба Маша с первого этажа в цветастом сарафане и столь же цветастом платке всегда придерживалась необычных версий. Говорят, ее в молодости похищали инопланетяне, а после этого она двинулась умом. Хотя баба Катя считала, что её похищение было иного плана. Просто не несколько месяцев Машка загуляла с симпатичным иностранцем. И чтобы скрыть свой грешок придумала инопланетность своего исчезновения.

Максу нетерпелось подняться к себе в квартиру, но в дом никого не пускали. Суетились пожарные, таскали кишки от красных машин.

Заслоном стояли полицейские.

«Вот зашибись! – злился Макс. – Мало мне проблем, еще и взрывы мешают».

Парень же был спокоен и даже беззаботен.

«Все события предопределены, – тараторил он. – Я в бессознательном состоянии вижу эти предопределения, как, впрочем, и многое другое. Города на пример».

– Какие предопределения?! – в Максе вдруг снова вспыхнула ярость.

Полурослик беззаботно посмотрел на Макса, словно два ведра воды вылил. И ярость успокоилась.

– Ну как же! – затараторил он вдохновлено. – Любое событие подготавливается цепочкой предыдущих. И не одним событием, а именно несколькими. Это, как график некоторой функции. Линия не может просто сломаться. Ей нужна подготовка, плавное перетекание. Мы часто не видим этого. Это, как фонарик зажженный днем.

Парень посветил в небо фонариком.

Мы видим только яркое пятно лампочек. А луча не видно.

Нужно лишь представить, что кругом ночь, и ты увидишь луч. Некую последовательность…


Когда их пустили в подъезд, парень продолжал тараторить.

Они поднимались по лестнице, а Макс все время думал: «Когда же он отстанет». И наконец, остановившись перед своей дверью спросил:

– Как тебя зовут?

– Барт, – тут же отозвался парень. – Бартоломью. Если удобнее, можно по-русски – Варфоломей.

– Барт, – Макс упустил пояснения. – Слушай, я бы хотел побыть один.

– Да без проблем… – замялся Барт. – А водки у тебя нет?

– Водки нет, – сказал Макс, лишь встряхивая ключи в руке и не открывая дверь.

– Ммм, жаль… жаль! Ладно, пойду, – сообщил Барт. – Встретимся еще. Мы же соседи. Я в сорок седьмой живу.

И сбежал вниз по лестнице.

Макс открыл дверь и прошел в комнату. Кровать стояла у окна, вещи ютились по периметру. Максу нравилось засыпая видеть небо. Теперь на небо смотрел огромный кусок штукатурки, грохнувшийся с потолка. Возлежал огромной, неопрятной, серой кляксой поверх клетчатого пледа.

Макс выругался.

«Теперь еще и ремонт! А ведь могло и прибить!»

Он оглядел огромный шмат штукатурки вместе с частью оплетки. Глянул наверх. Абрис дыры напоминал Евразию.

«Вот почему меня тянуло на чердаке спать», – подумалось Максу. Он достал полиэтиленовые пакеты, предназначенные для похода в магазин или выноса мусора, раскладывал его по пакетам.

– Слушай, – раздался голос, – хотел спросить…

Макс обернулся, на пороге комнаты стоял Барт.

– Ух, ты? Чего это у тебя здесь.

– Да вот… Упало.

– Повезло тебе, – Барт улыбнулся. – Давай помогу.

Не дожидаясь согласия, присоединился к уборке.

Макс был рад – одному разгребать не хотелось. Но все равно буркнул:

– А ты как попал в квартиру?

– Открыто было.

Дверь Макс не проверил, когда заходил, а она действительно плохо закрывалась.

– А чего спросить-то хотел?

– Хотел спросить, не хочешь ли подработать?

– Убить кого-то надо?

– Сдурел что ли? Я мух-то редко убиваю! Я занимаюсь поиском вещей всяких, – Барт подыскивал слово, – необычных. Одному не спродручно. По деньгам, надеюсь, договоримся.

Похоже, Максу начало везти. Последнее время он еле сводил концы с концами, то подрабатывая грузчиком в магазине, то разнося листовки. На другое его не хватало, оттого и вопила бывшая жена. Он уже думал чуть ли не киллером стать.

Барт скидывал куски штукатурки в мусорный мешок.

– Fuck! – воскликнул Барт и отдернул руку. Из ладони текла кровь. – Током дернуло и порезался.

И он приложился губами к ране.

Макс разгреб мусор, в ошметках штукатурки стоял деревянный резной ларец, с трудом поднял предмет. По телу пробежала дрожь. Крышка не открывалась.

«Действительно, будто ток».

– Сокровище, – выдохнул Барт. – Попробуй, попробуй открыть.

– Не открывается. Замка нет. И порезаться вроде нечем…

Барт громко чмокал обсасывая пораненную ладонь.

Макс поставил ларец. Порылся в секретере, достал бинт.

– На, перевяжи.

Барт беспомощно копался с бинтом. Макс перехватил движение Барта и в несколько движений забинтовал ладонь.

– Не туго? – спросил Макс.

Но Барт тараторил:

– А если действительно сокровище? С чего бы вдруг прятать пустой ларец на потолке под штукатуркой?

– Сокровище, – Макс мечтательно улыбнулся.– Это сокровище на башку не упало, – пожаловался он. – Была бы находочка, будь я в кровати.

– Бошку? – переспросил барт. – Что это бошку?

– Голову.

– Аааааа, бошка – значит, голова. Кстати, а может, там голова Гоголя? Ведь ее до сих пор не нашли! Решила вернуться, в Петербурге на Невском пожить.

Макс с сомнением посмотрел на ларец.

– Не влезет, – резюмировал он.

– А она усохла!

– Кости не усыхают, – улыбнулся Макс. – Мозг – да. Может усохнуть. Особенно у алкашей.

Барт расхохотался.

– А было бы здорово найти голову Гоголя.

Макс понял, что Барта не волнует богатство. Ему интересна необычность, небанальный ракурс зрения.

– Слишком тяжелый, – проговорил Макс.

– Так это голова мыслителя!

– Вес мыслей мудреца и дурака одинаков, – грустно улыбнулся Макс.

– Сила воздействия разная! – воскликнул Барт. – Хотя… тоже сомнительное утверждение… – продолжил он. – И что ты собираешься с ним делать? – кивнул на ларец.

– Надо в полицию отнести, – пожал плечами Макс.

Барт саркастически хмыкнул, помотал головой:

– Ага, ты жизнью рисковал. Давай, откроем сначала. Интересно же. Ты отнесешь и – поминай как звали. Это, конечно, твоё дело, но я бы открыл сначала. А потом подумал, нести или нет.

– Я просто законопослушный гражданин.

– Я думал в России по-другому, что упало – то пропало.

Макс задумался. Ему самому было интересно, что это за вещица. Все приключения по жизни получались банальными. Даже война на которой он был была банальной и много проще обычной жизни. Только теперь жизнь его столкнула с тайной. Настоящей тайно.. Отдать тайну сейчас – означало сделать чудесное обыкновенным. Отказаться от возможностей. Макс этого не хотел.

– Не торопись, успеешь еще сдаться властям. Ты ничем не рискуешь…

– А если там взрывчатка? – предположил Макс.

– Первая партия динамита, которую Нобель сделал, – хохотнул Барт.

Макс сам не верил, что там бомба. Чувствовал, что это не так. Да и не было никакой логики и необходимости совмещения взрывного устройства и шкатулки.

«Нужно быть осторожнее», – решил Макс.

– Надо попробовать его открыть – тут же сказал Барт.

– Я как раз ищу, как это сделать.

– Дай посмотреть.

Барт обхватил шкатулку но тут же одернул руки. Теперь уже не прикасаясь к ларцу, еще раз осмотрел все поверхности.

– Поверни, – попросил он.

Макс подчинился.

– Мне почему-то неприятно к нему прикасаться, – Барт причмокнул, подыскивая слова, – я как будто сгораю… Попробуй понажимать на выпуклости резьбы.

Шкатулка была покрыта символами. Макс нажимал на все поочередно и в разных комбинациях, но ничего не происходило.

– Мне эти символы напоминают клинопись, – изрек Барт. – Сейчас посмотрим в Интернете. Может, в символах какой-то пароль. Надо нажать несколько в определённом порядке.

Шкатулка была без особых изысков и излишеств. Дерево – темно-коричневое от времени, кое-где под нашлепками извести. Сами доски Максу напомнили доски старинных икон, Макс видел такие, когда гостил у приятеля в ярославской области в деревеньке с простым не запоминающемся фруктовым именем, то ли Яблоневка, то ли Грушевка.

Макс тогда долго рассматривал куски дерева показавшиеся из-под краски, гладкие, будто отполированные временем, и те доски были изъедены древоточцем. А эта шкатулка нетронута.

Сантиметров двадцать в высоту, двадцать в ширину. Раза полтора больше в длину. Крышка сантиметра три в толщину была с широкой фаской сделанной вертикальными широкими штрихами. Будто аккуратный бобр отгрыз. Крышка держалась на петлях и застежке. Латунная темная застежка уходила в корпус шкатулки и открыванию не поддавалась. Ни замочка, ничего.

Причем по разъему видно было, что кто-то когда-то давно пихал ножичек в шов и дерево повредил. Хотя результатов это особых не принесло.

Макс повертел шкатулкой – что-то там пересыпалось. Шкатулка была тяжеленькой.

Максу показалось, что дно обладает некоторой подвижностью. И правда, нижняя доска ходила, буквально на миллиметр два. Немного шатается, но это ничего не дает.

По периметру шкатулки шел вырезанный узор. Он был разбит на условные прямоугольники и похож на письмена.

Макс присмотрелся к символам – кружочки, палочки, треугольнички, фигурки сложного контура. Эта похожа на глаз, эта на собачку. Ничего определенного. Одним словом – иероглифы. Но Макс больше склонялся к тому, что это просто узор. По крайней мере ничего похожего раньше он не видел.

Барт несколько раз раз щелкнул шкатулку на айфон и теперь стоял истуканом посреди комнаты, двигался только палец над экраном. Палец был похож на нос выхухоли, этакий суперподвижный хоботок. И глаза Барта двигались. Максу почему-то показалось, что глаза Барта похожи на яичницу-глазунью. Только с голубыми желтками. Глаза у Барта были голубые-голубые.

Макс поискал взглядом куда бы поставить находку и прицелился на книжную полку. Правда там лежал всякий хлам от ракушек, до игрушек из киндер-суюрприза, но Макса это не смущало.

Он поставил ларец на найденное место прямо поверх предметов и попытался его втолкнуть глубже. Крышка щелкнула и открылась.

– Мать твою! – выдохнул Макс.

Как шкатулка открылась Макс не понял. Первый посыл был – закрыть шкатулку и открыть снова. Но Макс удержался. Открыл.

В шкатулке была земля.

– Похоже, ты прав, там голова Гоголя, – произнес Макс.

Он поиграл желваками. Бриллианты, золото и прочие блестящие штуки были бы приятнее и желаннее его взгляду. Ничего не нашел – нечего терять. Макс мысленно махнул рукой.

– Что? – переспросил Барт.

– Шкатулка открылась…

Барт подскочил, как на батуте.

– Как? Как ты это сделал?

– Поставил и нажал сюда.

Макс показал.

Барт схватил ларец, но отдернул руки.

– Мне неприятно. Посмотри, сам, что внутри.

Макс запустил в землю руку. Просто земля.

– Высыпай! – воскликнул Барт.

Макс повернул ларец, вытряхнув содержимое. Что-то блеснуло.

– Мне кажется, – заметил Барт, – что головы так не блестят. Разве что особо лысые головы.

– Согласен, – кивнул Макс и вытянул из земли предмет: дряхлые веревочки с черными камнями.

От находки веяло древностью. Небольшой кусок плетения. Камни были теплыми.

Барт осторожно потянулся к предмету. Затем к ларцу. К шкатулке прикоснулся свободно.

– Знаешь, неприятность исходит от этой штуки. К ларцу я прикасаюсь свободно.

– Но почему я держу это в руках и не испытываю… стресса?

– Не знаю. Такое ощущение, что перед нами открылась дверь в магический мир. Ты думаешь персонажи сказок и сказочные артефакты – плод воображения? Туфта! У человека слабая фантазия он может лишь компилировать или черпать из внешних информационных полей.

– А с этим-то что делать? – Максу и думать теперь не хотелось отдавать находку властям.

– Надо понять что это. Пора подключать специалистов. Есть у меня один забавный старичок.

Барт достал телефон и сделал несколько фото ларца и украшения.

Макс вертел в руках находку. Барт осматривал ларец.

– Знаешь, такое ощущение, – произнес Макс, что это лишь часть целой вещи. Нецельно это выглядит.

– Ты прав, – сообщил Барт, – я тоже об этом подумал. А ларец внутри обложен свинцовыми пластинами. Что ты знаешь о радиации?

– Она незаметна. Убивает не спросив, – ответил Макс.

– От нее не возникает неприятных ощущений?

– Насколько я знаю – нет.

Барт вынул из кармана приборчик.

– Радиация в норме, – сообщил он.

– Откуда у тебя дозиметр? – нахмурился Макс.

– Родители заставили купить, – Барт рассмеялся, – они считают, Россия вся радиоактивна, что современные дома строятся из сомнительных материалов. Когда я покупал квартиру в новостройках, они принудили меня брать химические образцы здания.

– И как?

– Не опасно.

– А почему ты здесь живешь? – удивился Макс. – Если у тебя квартира есть…

– На окраине не ощущаешь, что живешь в Петербурге. Все новостройки похожи. А здесь каждый кирпич – с историей.

Макс пожал плечами. Центр, конечно, хорошо. Высокие потолки и всё такое, но отдельная квартира – предел мечтаний и сейчас он сможет ее позволить…

– Давай с механизмом разберемся.

Макс закрыл шкатулку. Повторил свои прежние действия, крышка снова открылась. Поставил на другую поверхность. Закрыл. При тех же манипуляциях шкатулка не открывалась. Макс подложил под дно кругляш. Шкатулка распахнулась.

– Понятно, – произнес он. – Надо нажать на вот эти символы и одновременно надавить на дно. И – «сим-сим! Откройся!»

– Сим-сим? Что это?

– Это из сказки, – улыбнулся Макс. – Волшебные слова.

– А! Сезам! У тебя не возникает странных ощущений? – поинтересовался Барт.

– Странные… – Макс помолчал. – да. Когда эту ветхость держу.

– Ты веришь в магию?

– Я верю в энергию. Силу мысли, – сказал Макс. – Обычная зажигалка для дикаря – магия. Как ты думаешь, за сколько можно продать эту штуку?

– На первый взгляд – очень дорого.


Они разгребали мусор выносили заполненные пакеты на помойку.

Барт тараторил:

– А ты знаешь, что Невский – аномальное место?

Макс не отвечал, хотя после такого открытия можно было и поверить и сказать «да», а Барту этого не требовалось, он продолжал:

– Граница излома проходит через площадь Восстания. Невский строился с двух сторон от Адмиралтейства и от Александро-Невской лавры. Строители промахнулись и единой перспективы не получилось, как это задумывалось Петром. Излом!

– Это трудно не заметить, – подтвердил Макс.

– С тех самых пор все события происходящие на Невском проспекте зеркально отображаются. Допустим, происходит авария на углу Невского и Садовой, сложи карту и поймешь, где на Староневском произошло зеркальное событие. Была даже карта, где чудесным образом появлялись пятна в местах этих событий.

– Где ты раскапываешь всю эту чушь? – удивился Макс.

– Ну почему чушь? Все события на Земле связаны имеют определенную логику, недоступную большинству. Вот тебя чуть не убило и ты нашел клад. Ты живешь на Невском. На Староневском, возможно, человек решил уйти из жизни, но как-то этого избежал и скорее всего тоже что-то нашел. Может, продолжение этой штуковины!

– Да ну, бред.

– Давай проверим! – потер ладони Барт.

– Делать больше нечего! – возразил Макс.

– Смотри. Я сейчас возьму книгу, ты назовешь страницу и строку. Если эта строка направлена на движение, – пойдем и проверим.

Макс усмехнулся:

– Давай!

Они уже выбросили мусор и привели комнату в порядок.

Барт, прищурив глаза, схватил книгу.

– Страница?

Макс назвал.

– Строка? – требовал Барт.

– Седьмая.

– «Я вижу херувима, который видит их. – Но едем; в Англию!», – зачитал Барт.

Макс выругался. Ему не хотелось никуда ехать.

– Ты что взял? – спросил он в растерянности.

Барт захлопнул книгу.

– Гамлет, – он хмыкнул. – Никогда Гамлета по-русски не читал.

– Не думал, что у меня есть, – бросил Макс.

– У тебя карта есть? – спросил Барт.

– Нет, – отозвался Макс.

– Зайдем ко мне. У тебя квартира 51. Там будет 15. Сложим карту и поймем, что за дом. Может там человек загибается.

Макс усмехнулся. Делать было все равно нечего. Сидеть целый день дома и варить свои мысли в чугунке головы не хотелось. Похлебка получалась все равно невкусная.

Макс завернул находку в тельняшку, лежащую на стуле, пихнул в ларец и закрыл. Ларец пихнул под кровать.

«Ладно, поеду», – подумал Макс. Хотя Барт был заразителен в своих измышлениях. Это будто метеорит упал или затмение солнца, о котором ты не успел прочитать в газетах.

Иногда, Макс думал: кто я, что я здесь делаю? И тут же возникал ответ: я – сталкер. Я исследую эту жизнь. И эту смерть. А как по-другому воспринимать? Это все игра. Главное, понять правила… Когда он в первый раз оказался на войне, он тоже ничего не мог понять, когда вместо головы друга оказалась пустота. Страшно не было. Он пытался понять, что делать, чтобы продолжать игру. Наверное, он был Игроком.


Они спустились к Барту. В комнате был беспорядок. Множество карт разложенных, развешенных и сложенных, кучи книг и безделушек, иногда непонятного назначения, пустые бутылки.

Но Барториентировался в этом беспорядке, он выхватил карту Санкт-Петербурга, плюнул в изображение дома Макса, согнул ее и изучил отпечаток плевка.

– Ага понятно. Полетели!

Они поднимались по старой лестнице, Барт пристановаливался у каждой двери, прислушивался. Казалось, Макс был безучастен, но он прислушивался к своим внутренним ощущениям.

– Вот пятнадцатая.

Они замерли.

Стояли перед металлической дверью в доме на Староневском. Металлический блеск цифры 15, выпуклое мерцание дверного глазка.

Барт прижался ухом к двери.

– Вроде вода шумит.

Позвонил.

– И что скажем? – усмехнулся Макс.

– Придумаем. По обстоятельствам решим.

Никто не открывал.

– У тебя нет ощущения, что на нас смотрят? – прошептал Барт.

У Макса кивнул.

Шаг 4. Увертюра для циркуляционных пил

Когда Макс заходил в квартиру, ларец больно ударил его в живот. Это бывшая жена тащила находку. Ни слова не говоря, она сделала шаг в сторону и попыталась обойти Максима.

Макс выхватил ларец.

– Тебе помочь? Тяжело же… – язвительно бросил Макс и пошел не оборачиваясь в комнату.

Макс спиной чувствовал взгляд полный ненависти, и представлял, как худенькая, маленькая женщина, принимает позу самодовольного самовара: утыкает руки в боки, растопырив локти, выставляет вперед изящную ножку. Черное каре увеличивало объем головы.

«Сейчас начнется, – подумал Макс. – Чего она приперлась? Ведь избегала прямого общения»…

Макс не ошибся – началось.

– Отдал быстро! – разговор занялся со злобного визга.

Правда, все их разговоры после женитьбы имели статус ссоры, на что Макс уже не обращал внимания – играл в добродушного слона.

Света появилась на пороге комнаты, как Макс и представлял – самоваром, тонкие руки в тощие боки. В начищенных боках самоварчика, когда-то горячо любимого, явно играл образ гарпии. Тонко-узкие черты лица бывшей жены напоминали это мифическое чудовище.

«Почему темненьких называют Светами?» – этим вопросом Макс всегда интересовался и в сотый раз вопросительный знак царапнул любопытство.

– Отдал быстро! – её голос напоминал циркуляционную пилу.

– Это не моё, – спокойно парировал Макс.

– Не держи меня за дуру! – звенела Светка. – Дыра в потолке, шкатулка набита деньгами! Ты нашёл клад!

– С чего ты взяла? – пожал плечами Макс и отметив: «Какая проницательность».

– Я не дура!

– Это не моё, – твёрдо повторил Макс.

– Когда ты будешь платить алименты?!

– Я же говорю. Сейчас нет работы. Мне предложили место… – устало оправдывался Макс.

– Давай, так, – Светка вдруг перешла на ласковый тон. – Ты мне отдаешь шкатулочку и я тебя… некоторое время не трогаю.

– До завтра? – поинтересовался Макс.

– Максимушка, – слёзы брызнули из глаз, как у клоуна.

Макса всегда поражала такая театральность в обычном бухгалтере.

– Максимушка, ты же любишь Пашку. Ради нас… – рыдала она взахлеб. Слёзы и всхлипывания сочились сквозь сомкнутые на лице пальцы.

Макс играл желваками, он действительно любил сына, но и знал расточительность и легкомысленность Светки.

– У тебя хорошая зарплата, – и повторил ещё раз, – шкатулка не моя.

Руки мигом улетели с лица жены, слёзы высохли, как на раскаленной печке.

– И это мне говорит взрослый мужик! Ручки есть, ножки есть, работай! Хоть кем! Хоть как! – прошипела она, но опять сменила тактику.

Макс следил за ее трансформациями, ему надоело говорить, что ищет он работу, что работы пока нет.

Раскачивая бедрами подошла, изобразив вожделенный взгляд, села рядом, прижалась, мягким, но уверенным движением положила руку на промежность.

– Максимушка… Хочешь? У тебя же давно не было…

– Какая тебе разница?

– Бабник! – и пальцы её сжались сильнее, Макс ощутил дискомфорт.

– Ё-моё! Это не моё!

Боль в паху. Блокировал ее руку, развернул, и за плечи повёл к выходу, она сопротивляясь мелко перебирала ногами впереди тела, громко, дробно стуча туфельками и вопила на границе ультразвука.

В коридоре показал огромную красную рожу заспанный сосед: «Потише там!» Он привык к семейным разборкам.

«Хорошо хоть мама на работе, – подумал Макс, – расстроилась бы».

Макс выставил Свету на лестничную площадку и захлопнул дверь.

Визг сразу смолк.

– Ты у меня получишь, сука! Сотню раз пожалеешь, что связался со мной! – послышалось из-за двери.

«Уже пожалел», – прошептал Макс.


Макс постоял перед комнатой мамы, но понял, что ларец и там не спрятать пока у Светки есть ключи.

Он уже много раз жалел, что не взял их у неё. Хотя вряд ли добровольная отдача ключей была возможна.

Мама благоволила Свете, не смотря на разрыв в отношениях и скандалы. Она считала, что брак навсегда, тем более, если завели ребёнка. Он же бестолочь и лентяй. Светка позволяла пока маме видеть Пашку.

Макс спустился в квартиру, где жил Барт. Тот сосредоточенно рылся в ноутбуке.

– Чего ищешь? – поинтересовался Макс, топчась на пороге в комнату, держа перед собой ларец.

– Информацию о всяческих ларцах, шкатулках, головах Гоголя и доме, в котором мы проживаем.

– М-м… Что нашёл?

– Пока мелочь какая-то. Информационное поле огромно. В Интернет свисает только куцый хвост, – разродился тирадой Барт, – а по хвосту не всегда поймешь, что за животное владелец этого хвоста, крыса или облезлый кот.

– Можно я у тебя ларец оставлю на хранение?.. А то ко мне жена приходила, сразу потащила к себе в гнездо… сорока.

Макс сомневался, как оставить такую вещь почти незнакомому человеку. Но так как Барт отмахнулся, решило его сомнения.

– А, туда поставь, – не поворачивая головы, погруженный в свет экрана, махнул Барт.

Макс потоптался, оглядывая, куда среди этого развала можно воткнуть шкатулку.

Аккуратностью Барт не отличался. Королевство хаоса. Хаос, правда, был подчинен увлечениям Барта. Развешенные, разложенные и разбросанные везде карты городов. Ни стопок, ни стаканов, кое-где бутылка, и стопки книг, то там, то сям. Пустой совершенно секретер, только ноут. Нигде нет чашек. Этот беспорядок можно было бы принять признаком сумасшествия.

Макс подумал о социуме, что было бы, если бы Макс не слушал маму и складывал брюки по стрелочкам, не вешал их в шкаф. Если бы он свои увлечения размещал по комнате некими маячками. А в одной из двух комнат, приходится прятать свои увлечения внутри. Прятать себя по шкафам. Прятать себя в себе.

Барт похоже, мог выносить свое внутреннее в пространство комнаты в пространство Мира.

Социум. Социум много значит в жизни.

Наконец, Макс выискал более-менее свободное место на книжной полке, там правда, уже лежали какие-то предметы. И поставил шкатулку.

Шаг 5. Клиент через «О»

Марлен появилась в офисе ближе к вечеру, у неё было назначено на сегодня несколько клиентов, которых она не могла отменить.

Она редко назначала встречи на утро. Сама больше любила жить по ночам, да и люди сейчас начинали день много позже. Многие ее клиенты – работающие в России иностранцы, которые утро и день проводили в офисах, и с психологом встречались по вечерам. Да и само утро в России сдвинулось к полудню. Хотя само слово говорило, что полдня прошло. Чтобы сказала бабушка (если бы была жива) узнав, что Марлен по будням поднимается ближе к одиннадцати, а в выходные три-четыре часа дня – утро бывает и не наступает. Когда люди обращали внимание Марлен, на то обстоятельство, что пять вечера – уже не рано, Марлен улыбалась: «У каждого своё рано». И добавляла с обворожительным прибалтийским акцентом: «И своё поздно. Только сейчас относительно одинаково».

Раньше действительно народ больше ценил утреннее время. Вернее его заставляли ценить. Марлен помнила те времена, когда Латвия еще входила в СССР, и родители уходили на работу около семи. Заводские цеха начинали работать в семь, конструкторские бюро в восемь. Страна просыпалась рано. Марлен провожала родителей, слушала радио и повторяла уроки, до девяти – начала занятий в школе – была уйма времени.

К середине дня Марлен окончательно оклемалась и подходя к работе чувствовала себя отлично.

«Тебе клиент уже звонил несколько раз», – встретила Катюша в приемной.

Катюша была миленькая, скромная девушка лет за сорок у которой всё хорошо, за что ее и любили.

– Здравствуй, Катюша! Что-нибудь новенькое или старенькое? – поинтересовалась Марлен.

Всегда, когда она видела эту девушку хор в голове заводил советскую песню «Расцветали яблони и груши!», дирижируя при этом и настроением.

– Фамилию не называет, называется ВиктОром, сыпет комплементами, говорит совершенно непонятно. Причем, именно ВиктОр! – делилась Катюша.

Зазвонил телефон. Катюша плавно, почти нежно взяла трубку и бархатным голосом произнесла: «Ало, клиника Альфамед!»

– Это он, – сказала Катюша, прикрыв микрофон, протянула трубку Марлен.

– Да, я вас слушаю, – произнесла Марлен.

В трубке отстаивалась тишина.

– Алло, я вся во внимании, – Марлен сделала голос, как можно мягче и привлекательнее.

Молчание.

Самым сексуальным голосом, на который была способна, Марлен произнесла, ее начала доставать эта игра в молчанку, ее явно проверяли.

– Если вы позвонили просто так, нажмите один, если вы позвонили помолчать, нажмите два, если вы позвонили по делу, нажмите три. Если у вас сел голос, ничего не нажимайте, просто повесьте трубку. Перезвоните, когда он встанет.

Она знала, что ее тембр голоса в купе с легким акцентом действует на мужчин неотразимо. В трубке послышался легкий смешок.

– Да-да, чудесно, ощущаю прогресс, – продолжила терапию Марлен. – Теперь прохихикайте свою проблему.

– Проблема-мраблема, – возникло в трубке. – Марлен, я хотел бы встретиться, сегодня в двенадцать, в ресторане… скажем, Мансарда, – он говорил столь значительно, будто передвигал горы, каждое слово было алмазом непомерной величины.

– Виктор, – она сделала лёгкий упор на «О», – уже третий час.

– Двенадцать ночи-шночи.

– Простите, приемы у нас проходят в основном в офисе, с 10 до 21. Если сеанс проходит на дому, то за доп оплату.

– Оплату-маплату. Договоримся.

Марлен промолчала.

– За тобой заедут.

Марлен анализировала разговор. Вот и названный Ангелом. Или это совпадение? Новые клиенты, появлялись нечасто, некоторые приходили на раз-два, исчезали. Так не появлялся еще никто. Ей, конечно, попадались чудаки пациенты, но в основном, процент чудаков был небольшой не более одного в неделю. На эту неделю лимит был исчерпан. Вчера уже был дурик. Кстати, процент загадочных, заинтересовавших ее по сетевому общению был гораздо ниже. И этих «загадочных» она отличала, как белка отличает полый орех от полного. Два совпадения для одних суток было многовато. Это больше походило на розыгрыш. Скорее всего, Ангел и ВиктОр – одно лицо. Мечтания Марлен об Алексе зазвенели битым стеклом. Но тут же вспомнилась фраза: «У тебя будут дети». Если это шутка, то очень жестокая. Шевельнулась в сердце игла неприятностей.

Шаг 6. Сменить русло

Этот дед напомнил Максу старика Хотабыча, но подумал, что портрет этот он вполне мог видеть на стене кабинета литературы или математики. Вообще это лицо было олицетворением древности… Точнее той эпохи, казалось, что дед даты изготовления даже не прошлого века, а позапрошлого. Только Макс сомневался, что найдет на этом человеке ярлычок с клеймом, говорящем о создании индивидуума. Невысокий, прямой пожилой человечек стоял в коридоре, опираясь на палочку светлого дерева, освещаемый тусклой лампочкой. Белый полотняный костюм – точно позапрошлого века, седые волосы, остроконечная аккуратная белая бородка.

– А Варфоломей Михайлович! – воскликнул старик, сверкнув круглыми очками. – Добро пожаловать, добро пожаловать! Вы сегодня с другом?

И старик вопросительно посмотрел на Макса, который неловко протянул руку для рукопожатия, хотя смотрел на Барта: «Михайлович? Вполне русское отчество, для Нью-Йркца». А старик жадно тряс руку Барта, дед безумно рад ему.

– Макс… – представился молодой человек и понял, что делает не то и добавил, – …им Владимирович Минин.

И тут же ощутил сухую прохладную руку старика.

– Им? – улыбнулся старик, – а нам Владимирович? – и тут же серьёзно представился, – Бояров Александр Леонидович. Проходите, проходите, гости дорогие.

Посередине кухни стоял круглый стол. Угол занимал огромный буфет. На стене тикали ходики. Из современности была сама кухня, холодильник, раковина и газовая плита. На которую тут же был водружен блестящий чайник с свистком.

Александр Леонидович извлекал из резного буфета чайный сервиз, а Барт из пакета купленные продукты: огромный кусок буженины, сыр, хлеб, булку, красную рыбу, какие-то морепродукты.

Макс считал, что этим можно питаться неделю.

– Вы знаете, Варфоломей Михайлович, мне кажется, что морепродукты не совсем уместны с чаем, – заметил старик, – уберите, уберите.

– А с этим уместны? – и Барт достал поллитровку хорошей водки.

– С этим, я думаю, уместны, – нагнул голову Александр Леонидович. – Что же вы сразу не предупредили? Здесь требуется другая сервировка.

И старик убрал чайные принадлежности, достал маленькие рюмочки и тарелки.

– Сейчас мы будем есть суп! – воскликнул он.

– Спа… – возник Макс, он не очень любил супы, и тут же получил весомый тычок в бок от Барта.

– Не отказывайся, – зашептал Барт, – обидится.

– Спасибо, – сказал Макс. – С удовольствием.

– Ой, – удивился старик. – пятьсот рублей, я вроде не клал сюда деньги.

Александр Леонидович вертел в руках купюру.

– Странно… Это какой-то волшебный дом. Я постоянно нахожу деньги. Это пять вы? – и старик подозрительно покосился на Барта.

– Что вы! Александр Леонидович! Я уже имел неприятный разговор с вами. Мне этого хватило. И мне неприятно, что вы обо мне так думаете.

Старик тут же смягчился и вынес как транспарантик из кухни купюру.

Барт тут же выхватил из кармана пятисотку, подмигнул Максу, и спрятал в буфет денежку. Сел, как ни в чем не бывало.

– Он очень бедный старик, – зашептал Барт. – И очень гордый. Один раз я прокололся. Положил пятитысячную. Потом понял, что у пенсионеров такие купюры встречаются крайне редко.

Супом оказался жидкий куриный бульон, сваренный на маленькой лапке, причём лапка оказалась поделенной между Максом и Бартом.

– С сухариками кушайте, – прихлебывал из тарелки Александр Леонидович.

Посередине стола стояла тарелка ощетинившаяся, как иголками, тонкими палочками сухарей. Барт зачерпнул горсть и кинул в тарелку. Макс последовал его примеру.

Это было действительно вкусно. Бульон с сухариками. Что-то из прошлого… Но не такого далёкого как старик – из детства.

Барт наполнил рюмочки водкой.

– За встречу! – произнес Барт и выпил.

Макс тоже пригубил. Водка оказалась на удивление вкусной. Она нисколько не напоминала дурнопахнущий керосин, нижней ценовой категории.

Никакого привкуса алкоголя. Лёгкий вкус сладости на языке. Будто сделал глоток родниковой воды. Макс взял бутылку. Прозрачное стекло, толстое дно. Черная пробка на стекле черным написано «BELUGA», на серебристой этикетке рыба переплывает чёрный круг.

«Эстетно», – подумал Макс, поставил бутылку.

– Вкусная водка.

– К сожалению, встречи редки, – произнес Александр Леонидович.

– Я бы заходил к вам чаще, но дела… дела, – произнес Барт. – И поиск интересных фактов, которые способны вас удивить занимают слишком много времени.

– Заходите просто… – грустно улыбнулся старик. – Неужели ваш Интернет не способен предоставить вам удивительную информацию?

Слово «Интернет» Александр Леонидович произносил, как многие старики с очень мягким «т».

– Люди удивляют больше, – улыбнулся Барт.

– А вы знаете, молодые люди, что казнили не только людей, животных, но и реки?

– Я же говорю! – засмеялся Барт, потирая руки. – Расскажите, очень интересно.

– В Ираке есть река Диала. Это единственная в мире река, приговоренная к смертной казни.

– Как это? – не понял Макс. – Такое возможно? Ей отрубили исток?

– Напрасно смеётесь, молодой человек, – заметил Александр Леонидович, – Персидский царь Кир…

– Кир… Кир? Это который якобы знал всех своих войнов поименно? – спросил Барт.

– Кир Великий. Так вот Кир переправляясь через Диалу, лишился коня. Царь так разгневался, что приказал прорыть 360 каналов, чтобы отвести воду из реки. Так Диала перестала существовать на тысячу лет.

– То есть она возродилась? – спросил Макс.

– Пески занесли каналы, и река вернулась в прежнее русло. Возродилась – какое верное слово, Максим Владимирович, – старик посмотрел на Макса.

Глаза старика были живыми и глубокими, как время.

– Не думаю, что это единственная казненная река, – сообщил Макс. – люди уничтожили многое. Вспомнить плотины, изменение ландшафта.

– Да, – возник Барт. – Но это не совсем то. Та река была специально казнена. А здесь мы убивает по прихоти, по незнанию. Мы похожи на ребенка, который испытывает умеет ли плавать цыплёнок и кидает его в бочку с водой. Убитые реки. Какая метафора.

– Мы и Землю казним. Кто-то подписал ей приговор, а мы всего лишь инструмент для казни, – высказал догадку Макс, поставив рюмку на стол.

– Да, – снова встрял Барт. – Я всегда думал о том, что мы призваны для некоторого максимального воздействия. Уничтожение Земли или Вселенной вполне подходит.

– Сейчас сложно сказать, для чего мы призваны. Я считаю, что для созидания всё-таки, для совершенствования, – дед поджал губы.

– Но разрушаем, – завёлся Макс.

– Но и разрушение может быть созиданием, – возразил Барт.

– Во всем этом есть положительный момент, – улыбнулся старик.

Все затихли.

– Река через тысячу лет вернулась в русло.

– О положительности этого момента тоже можно спорить, – раздухарился Барт, он налил всем водки.

– Это значит возродится вселенная, возродится Земля, и снова появится человечество, чтобы всё это уничтожить.

– Странный круг, – вздохнул Макс.

– Возрождение, – какое хорошее слово, – проговорил Александр Леонидович.

– За возрождение, – воскликнул Барт.

Затем Барт вытащил фотографии ларца и выложил на стол, распихав тарелки с едой по краям.

– Мы собственно, Александр Леонидович, пришли с интересностями… Что вы скажете по поводу этой шкатулки?

Старик вынул из кармана увеличительное стекло и стал вглядываться в фото.

Макс недоумевал, почему Барт вытащил только снимки шкатулки и не предъявил снимки украшения, ведь их интересовало именно оно. Было странно, чтобы делать такие огромные снимки на альбомный лист и тратиться. Сейчас все показывают на планшете или смартфоне. Но Барт пояснил просто: старик – ретроград. Для него важны привычние тактильные ощущения. Ритуал важен. И планшет не оставишь – откажется. И пользоваться надо научить. А старик поколдует, может еще информацию выдаст.

И Барт оказался прав, раз дед ещё и линзу достал. «Знает, что делает!» – кивнул Макс.

– Что я могу сказать про вашу шкатулку, задумчиво произнес Александр Леонидович. – Скорее всего ларец с секретом. Нужно нажать на дно и этот символ.

Макс с Бартом переглянулись.

– В ларце таится какая-то опасность, связанная с огнём. И мне здесь видятся шумерские символы неумело переданные. Скорее всего люди, которые делали этот ларец не совсем понимали, что передают. Отсюда и искажение. Что я могу сказать, очень интересная вещица. Не такая уж бесполезная штука ваш инть-ернет…

И старик оценивающе поглядел на Барта.

– Может, вы меня как-нибудь сводите на прогулку по инть-ернету?

Барт молча достал остальные фотографии. Старик снова погрузился в изучение. Он возбужденно и озабоченно хмыкал, протирал линзу, кусал усы, бормотал под нос.

– Это шумерская вещица, – наконец изрек Александр Леонидович.

– Вы уверены? – воскликнул Барт.

Старик поджал губы.

– Не ассирийская, не египетская, не греческая? Именно шумерская? В Интернете пишут, что греческая, – соврал Барт.

– Молодой человек, – свысока произнес старик, – вы же можете отличить запорожец от чайки?

Макс улыбнулся: «Какой раритет, в потоке иномарок запорожец сейчас и не встретишь, а уж Чайку тем более».

– Это шумерская вещь, – твёрдо произнес дед. – причем, часть вещи… Малая часть, судари мои. Может у вас есть остальные снимки?

– Нет. Пока нет, – замялся Барт.

– Это часть нагрудной повязки, м-м-м, – пожевал губами старик подыскивая слово, – лифчик… Причем, кто-то варварски разделил эту часть туалета на несколько деталей.

– Для чего? – спросил Макс.

– Чтобы хранить в разных местах, возможно, так. Но это всего лишь догадка.

– Соединив вместе, может дать ключ к разгадке? – выпучил глаза Барт.

– Может быть, может быть… Скажите это лежало в ларце?

– Да, – сознался Барт.

– Точно-точно шумерский, – засопел дед. – Только ларец более поздний. Намного более.

– Варфоломей Михайлович, можно я оставлю эти снимки у себя?

– Я бы просил вас об этом.


– Фантастический старик! – вещал Барт, когда они с Максом вышли. – Он знает больше, чем советская энциклопедия и мыслит свежо. Он написал десятки книг в разных областях, а живет бедно. Тем, что мы принесли, надеюсь, перебьется какое-то время, – Барт погрустнел. – Напрямую не берет – гордый. Деньги с пенсии на книги тратит. На еду жалеет. Побольше бы таких людей, которые думают не о том, как набить пузо, а о науке, творчестве. Которые думают.

– А кто такие шумеры? – задал мучивший его вопрос Макс.

– Древнейшая цивилизация междуречья. Твоя находка бесценна.

– Насколько бесценна в рублях? – Макс уже представлял не только квартиру, но и машину и дачу.

– Настолько бесценна, что я бы не советовал ее продавать, – сказал серьезно Барт, – во-первых, надо попытаться найти следы остальных частей.

Макс представил, насколько дорого сможет стоить весь этот древний лифчик.

– Если ты нуждаешься, я могу тебе помочь.

– Ты что самый богатый? – буркнул Макс.

– Достаточно, чтобы не думать о деньгах, – нахмурился Барт. – Но я имел ввиду работу. Будем искать этот артефакт, я проспонсирую это мероприятие. Прибыль поделим. Я согласен на сорок процентов. Ты будешь моей долгосрочной инвестицией.

Макс вздохнул. С квартирой придётся подождать. Но он понимал, что Барт прав. Очень даже прав.

– Кстати, а почему ты Михайлович? – поинтересовался Макс.

– Старик переиначил на свой манер. Моего отца зовут Майкл.

Полшага в сторону. Праздник города Урук

Богиня смотрела на свое отражение в прозрачном облачке на кристально чистом небе. Изящная, хоть и не очень тонкая, талия, высокая и в меру большая грудь, приятные изгибы не слишком полных бедер. Большие и черные глаза, как ночное небо в новолуние, сверкали блеском звезды Ниндаранны. Инанна нравилась сама себе. Гораздо больше чем раньше. Раньше, давным-давно, много сотен людских поколений назад, у нее были огромные невообразимо широкие бедра. На их фоне даже грудь казалось маленькой и невыразительной. Что за странные людские фантазии? Наверное, дело в пищи, которую они тогда там на земле ели. Или еще в чем-нибудь. То ли дело сейчас. Но всегда есть к чему стремиться. Похудеть бы в талии немного. Надо что-то придумать, чтобы стать еще краше. Как это несправедливо! Я Богиня, а даже моя внешность зависит от вкусов и представлений этих червей!

Хотя, наверное, можно на это как-то повлиять.

Она посмотрела на город, где ее почитали, с высоты зиккурата, огромного пирамидального храма, выстроенного в ее честь. Город Урук был как-будто в дымке. Какие-то здания, низенькие и неказистые. Люди, копошащиеся внизу. Каналы с мутной водой, пересекающие поселение. Вдалеке текла Великая река Бурануну.

Инанна всегда видела весь мир в тумане. Да и что там интересного она могла увидеть. Плач, горе, стенания, смерть… Смерти она боялась. Ее сестричка, не такая, впрочем, красивая как она, завладела царством мертвых. И от зависти к ее красоте мечтала ее там оставить, навсегда, среди теней, среди умерших людей. Инанна поморщилась и снова взглянула на город.

Пелена скуки в ее взоре не давала ей разглядеть детали. Хотя Урук, кажется, готовился к празднику.

Торжеству урожая. Даже сквозь туман неприятия Инанна увидела суету на главной площади целого района, посвященного ей. Надо спуститься к ним. Пусть почитают. От этого, она станет сильнее.

Она спустилась на площадь. Люди ее не видели, никогда не видели. Но верили, и эту веру она ощущала каждый день. Но и она не видела людей. Даже, рядом с ними, это были лишь тени тех, кто верил в нее, и чья вера давала ей силы и власть. Но она слышала людей. Их молитвы о здоровье ребенка, об урожае, об удачной сделки, о родовспоможении, о зачатии первенца. Чтобы люди продолжала верить, она исполняла некоторые пожелания, не особенно разбираясь, кто и почему ее просили. Это было не интересно. И вот сейчас они все попросят что-то. Всем городом. Придется исполнить. Она вздохнула, спустилась с вершины зиккурата и села на почетный каменный трон приготовленный для нее на небольшом, специально построенном из камня, возвышении. Народ смотрел на жрецов, которые стояли также рядом с троном. Те что-то пели. Инанне и прислушиваться не потребовалось. Судя по приливу сил, который она ощутила, они воспевали ее, богиню.

Затем к трону подошел человек и встал перед ним. Хорошо одетый, немолодой, но жизнь людей так скоротечна… За ним следовало четверо других людей, лица которых у Инанна совсем скрыл туман отсутствия интереса к происходящему. Хорошо одетый человек принес ларец и поставил перед троном. Он торжественно говорил про засеянные поля, про богатство его семьи, опять про поля. Сложно было бы догадаться, что он хотел, но из прошлых столетий Инанна знала об этом ритуале. Каждый год в праздник урожая она должна была выбрать мужа. Это сейчас лучшие люди города приносят ей дары, говорят какие-то слова, и после выбора чинно восседают у трона. Давным-давно, когда Инанна была еще толстой и широкобедрой перед ней шаманы и вожди выплясывали недвусмысленный танец, не стесняясь ни оголенных чресел, ни возбуждения, ни последствиями этого возбуждения, которые должны были способствовать зарождению нового урожая.

Сегодня перед Инанной никто голышом не плясал. На шкатулку с сокровищами она даже не взглянула. На что ей людские богатства. Она поправила сетку на груди. Яркие сочные камешки грубо обработанных топазов заиграли, впитывая всю силу бога солнца Уту.

Человек окончил говорить и отошел, но не далеко. Его слуги встали за ним. Стать мужем богини на год – почетно и рискованно. Ничего особенного делать не нужно. Если будет хороший урожай – почет и уважение всего города. Если плохой… Правда, обычно мужья были из знатных семей, тесно связанных со жрецами, так что ничего плохого с ними не случалось. Но Инанна не следила за их судьбой после года, так называемого замужества. Да и в течении года не обращала никакого внимания на них. Они ее видеть не могли, а она не хотела.

Рядом с троном встала девушка. Абсолютно обнаженная, но с множеством украшений: на шее, на груди, на бедрах, на запястьях, в волосах сверкал металлический обруч. Красивая, с черными как ночь волосами, кудрями спадающими на плечи.

Инанна обратила внимания на нее гораздо большее, чем на своего потенциального мужа. Это жрица олицетворяла ее, богиню. Именно с ней, с этой девушкой, выбранный претендент на глазах у всей площади совершит обряд посвященный плодородию. И будет обязан совершать этот обряд каждый день, но уже в стенах зиккурата.

Внешность девушки для Инанны имела огромное значение. Ведь именно так люди себе и представляют богиню, а значит от того, как выглядит эта девушка, зависит и будущая внешность самой Инанна. Эта девушка понравилась богине. Особенно бедра. Узкие. Хорошо. Значит стоит ожидать изменений и собственной фигуре в будущем. Очень хорошо. Богатый претендент тоже смотрел на жрицу с нескрываемым интересом. Вероятно, с жрецами было все договорено, и он не сомневался, что сейчас на глазах всего города овладеет ею и станет мужем богини.

Меж тем на возвышении перед троном появился еще один претендент на то, чтобы на год стать ее мужем. Он был гораздо проще одет. Серая чистая накидка из шерсти. Слуг у него не было. Значит бедный. «Рисковый малый» – подумала Инанна. Ведь в случае неурожая никто его не защитит. И кажется, судя по одеяниям, простой пастух. Это в городе земледельцев, где богатство определяется количеством возделанной земли.

Она даже, обратила на него внимание. Он пока молчал и прямо смотрел на трон. Именно туда, где сидела она. На красивую жрицу он даже не взглянул. Он не мог ее видеть, но, Инанне показалось, что смотрит он ей прямо в глаза и, даже, улыбается. Он заговорил:

– Что я могу предложить тебе? Тебе, Божественная, разве нужно богатство? Тебе разве нужна шерсть, масло? Надо ли тебе это?

Инанна заметила, что обычная вековая дымка, которая всегда стояла перед ее взором, когда она смотрела на жизнь людей, стала чуть прозрачнее.

– Божественная, я люблю тебя. Я видел тебя во сне. Я знаю, какая ты прекрасная, восседающая во храме. Но поверь, жизнь на земле прекрасна. И я хочу подарить тебе ее, человеческую жизнь. В ней много страданий, в ней много радостей, боли, и счастья, но главное, в ней много любви. Я твой навеки. Я подарю тебе то, что ты раньше никогда не испытывала. Меня зовут Думузи. Выбери меня, Божественная Инанна. Явись нам, и яви нам свою милость.

И человек встал на колени перед ее троном, как раз там, где находились ее ноги. Ей показалось, что она даже почувствовала тепло, исходящее от него и кисловатый запах шерсти.

Инанна была потрясена. Такого ей никто не предлагал. В смятении, она взмахнула рукой и все, кто стоял на каменном постаменте перед ее храмом, полетели кубарем вниз. Раздались испуганные крики толпы. Богиня отвергла претендентов. Что же будет с урожаем. Но богине было не до их страхов. Она быстро удалилась к себе на вершину зиккурата.

Шаг 7. Старый знакомый

Подходя к дому, они услышали, что их окликнули. Во дворе на лавочке сидело трое.

– Так чё надо ребята? – нагло выступил Барт. – На пиво не хватает? Не вопрос, добавим.

Говорил один, жилистый крепыш.

– Слышь паря, мотай отсюда у нас разговор к человеку.

Барт глянул на Макса и понял, что разговаривать ему не хочется.

– О чем разговор-то? Я вас не знаю, – пожал плечами Макс. – Может, просто разбежимся?

– Можно и по-хорошему, – говорил небольшой, Макс почувствовал, что с ним будет больше всего проблем. – Шкатулку отдай.

– Так-так, ребята, разговор ни о чем, денег давайте дам, это же не проблема, – встрял Барт.

– Шкатулочку я уже отдал, – спокойно сообщил Макс.

Он стоял, расслабленно опустив руки.

Барт встал в боксерскую стойку и стал подпрыгивать птичкой, трясти головой.

– Сейчас! Сейчас у вас будут проблемы, – выкрикивал он.

– Ты убери своего бешеного воробья, – сплюнул небольшой, в этом движении Максу показалось что-то знакомое.

– Ты передай Светке, что эта вещь не моя, я её уже отдал.

Макс тут же понял, что угадал, и мгновение спустя, увернулся от последовавшего удара и ответил серией. Даже зацепил.

Барт заорал. Бешено и непрерывно. На Макса навалились еще двое. Один оказался простой, как чугунный утюг – получил в пах и стоял в сторонке шипел. Барт всё орал и наскакивал на нападавших, от него отмахивались, но держался он неплохо. Барт делал много резких движений, иногда нелепых. Вертляво прыгал, да так шустро, то уследить за ним было трудно, те то что зацепить. Прекрасный отвлекающий фактор.

Второй большой пропустил из-за этого удар в голову, сел на землю и глубоко вздыхал, ничего не понимая. С небольшим оказалось сложнее. Наконец, Макс сбил его с ног, оседлал, занес руку для удара.

Крик Барта прекратился, он стоял и вытирал кровь с губы.

– Что всё? – спросил Макс.

– Ну, давай-давай, – сквозь зубы прошипел поверженный.

Через эти слова пробежало воспоминание.

– Серёга? Давно ты в хулиганы подался? Или спаррингов захотелось?

Когда-то Макс встречался с Сергеем на татами, даже занимались в одном клубе.

– Макс?

Макс слез, помог Сергею подняться.

– Ну, рассказывай.

– Что рассказывать?

– Сначала меня интересует, что ты на меня накатил? – улыбнулся Макс.

– Мы здесь сидели с ребятами, бухали. Подходит такая… цаца. Предложила денег, сказала, что ты отнял у неё шкатулку, которая дорога, как память, что алименты не платишь, что ещё и последнее забираешь.


– На. Скажешь, что разобрались. Но шкатулки нет.

Сергей недоуменно взял деньги.

– Тебе не пришло в голову, что бедная овечка платит хорошие деньги за наказание прежнего мужа? – ухмыльнулся Макс.

– Неа… – Сергей сплюнул. – Как живешь-то?

– Видишь, – улыбнулся Макс. – Бывшая жена хулиганов нанимает, чтобы меня поколотить. А шкатулка не моя. Отдал я её. Только Светка посчитала, что ей это причитается.

– А алименты, что не платишь? – лукаво поинтересовался Серёга.

– Не с чего, – ухмыльнулся Макс. – Я не работаю сейчас.

– Значит, не зря сцепились, – хохотнул Серега.

– Значит, не зря…

– Извини, не разобрался…

– Разобрался, – Макс улыбнулся и хлопнул Сергея по плечу. – Как сам-то?

– Из спорта ушел, когда колена на соревнованиях рассыпалось. В охране перебиваюсь.

– Я вот тоже, везде и нигде, – выдохнул Макс.

Оклемались двое больших, подошли.

– Знакомьтесь ребята, это Макс. Кореш мой, – сказал Сергей.

Макс поздоровался с бывшими соперниками.

– Там к тебе эта поднималась… Света… проверяла дома ли ты.

– Понятно, – Макс помрачнел подумав: «Перевернула небось всё».

– Ладно, счастливо, – и они с Бартом пошли.

– Вот гады!

– Кто? – Макс с удивлением уставился на Барта.

– Люди. Хоть бы одна сволочь вышла. Все сидят по своим норкам!

– А-а-а… А я вот, кстати, думаю, что не за деньги они к нам подкатили.

– Да? С чего такие выводы?

– Думаю. Спят они со Светкой. Слишком слабая сказочка: подошла цаца, заплатила. Хлипкая историйка. Соврал Серега.

– Может, ты и прав… У тебя чувства к жене остались?

– Не знаю… Вспоминаю о хорошем. Вроде родной человек. Но в основном думаешь о ней – холод, пустота межгаллактическая. И жизнь ее личная – теперь не мой вопрос…

– А ты боец, – Барт с восхищением похлопал Макса по спине.

– Ты тоже ничего, – улыбнулся Макс. – Только техника немного странная.

– Моя, – самодовольно заметил Барт. – С вкраплением теквондо, бокса и джиуджицу.

Шаг 8. Работа для кладоискателя

Дома было всё перевёрнуто.

– Твою мать! – резюмировал Макс беззлобно, он понял это ещё внизу, да и привык к выходкам жены.

– Holy shit, – подтвердил Барт.

Макс зашел в комнату мамы. Там не было явного беспорядка, но было понятно, что что-то искали. И даже понятно что. Причем искала явно Светка.

На столе лежала записка.

«Максим! Отдай Свете то, что должен. Ты итак ничего не делаешь для семьи, ещё и скрываешь доходы.

Уехала на дачу к тетё Наде, приеду, поговорим.

Мама».

Начинались выходные.

– Да, у тебя жена штучка ещё та.

Макс глянул на Барта.

– Я это… – развел руками Барт, – метафорично. Штучка – коробочка – женщина с загадкой. А вообще обожаю стерв. С ними всегда интересно. Много неожиданностей. По-моему это очень возбуждающе…

– И много у тебя их было?

– Кого?

– Стерв.

Барт расхохотался.

– Я их только сейчас так начал классифицировать. И чисто гипотетически они возбуждают.

– Ничего хорошего, – вздохнул Макс. – Она еще и жадна, как обнищавший миллионер. Причем жадна избирательно, на себя ей ничего не жалко. Не знаю градус ее стервозности, но вот градус жадности в ней велик.

За разговорами Макс в очередной раз прибирался в комнате. Его злила эта ситуация.

– А еще она упёртая очень. Если решила, – добьется обязательно. Понравилась ей видать шкатулочка. И пока она её не получит – не успокоится. Надо что-то делать?

Барт стоял посреди комнаты, соединив подушечки пальцев между собой, а указательные обкатывал друг об друга и внимательно наблюдал за процессом.

– Барт, – позвал Макс.

– А?

– Надо разруливать ситуацию.

– Не надо тебе здесь жить. Живи у меня.

За секунду до этого у Макса мелькнула такая мысль, Барт снял ее с языка.

– У меня здесь мама живет…

– Маму отправь в санаторий.

– У меня денег нет.

– Давай я тебе ссужу денег в счет будущих гонараров.

– Я думал, – ты шутишь. Только Светка этого не оставит. Сразу потребует и себе денег. И мама на это не пойдет.

– А мы сделаем это помимо тебя.

– Жене твоей надо доказать, что шкатулки у тебя нет. Она у тебя телевизор смотрит? Или радио слушает? В Интернете постоянно?

– Ну да, и слушает и смотрит, и в Сети круглосуточно.

– Значит, запустим disinformation.

– Это как?

– Не беспокойся, я все устрою. И надо ее отправить вместе с мамой в санаторий. Они у тебя ладят?

– Ладят.

– Вот и славненько. Сделаем так, что маме твоей на работе две путевки вручат.

– А сын?

– Не переживай, устроим. Если у тебя есть враги, сделай из них друзей.

– Она упёртая, попортит нам ещё крови.

– До их отъезда поживешь у меня.

– Здесь нельзя. Парадная одна. Во дворе будут ловить.

– Прав. Значит, в другом месте будем жить. Ты собери вещи.

Макс достал рюкзак и стал скидывать туда необходимое.

– Слушай, Барт, а откуда у тебя столько бабла?

Барт нахмурился:

– Моя семья, how to say, владеет кое-какой собственностью. И мне принадлежит часть семейных акций.

– Было заметно, – Макс усмехнулся, встряхнул и завязал тощий рюкзак. – Я готов.

– Пойдем, переночуем здесь, а завтра переедем. Думаю, у нас есть время. Если твои знакомые не будут куражиться, – Барт потрогал распухший нос.

– Не будут, – заверил Макс. – Им тоже время «на подумать» надо.

– А мне позвонить надо в пару мест, – загадочно сказал Барт.

– Мне тоже, – важно произнес Макс, и набрал номер своего приятеля, который работал в полиции.

Шаг 9. Рыба и работа

Когда Марлен уже подумала, что встреча отменится, и собралась позвонить, то поняла, что у нее нет координат клиента. Ничего кроме имени. Но в половину двенадцатого, раздался звонок в дверь.

– Я от Виктора, – сообщил голос за дверью. – Вы назначили встречу в ресторане.

Марлен улыбнулась: «Подмена понятий, граничащая с лестью. Явная манипуляция. Чтобы я почувствовала себя тоже человеком. Неглупый дядька».

Марлен распахнула дверь:

– Проходите.

– Я подожду здесь, если вы еще не готовы, – отозвался посыльный – строгий парень в не менее строгом костюме.

Марлен, в общем, была готова для деловых переговоров, но в связи с последними действиями Виктора решила переиграть.

– Буду готова через пять минут, – пообещала она.

Оставила дверь открытой – человек остался на лестнице.

Пробежала в комнату скинула брюки, жилетку, блузку, надела длинное бирюзовое платье, распустила волосы из пучка, расчесалась. Подвела глаза, мазнула губы. Мгновенные макияжи и перевоплощения ей удавались блестяще. Не зря она когда-то мечтала стать актрисой. Но ведь и психолог должен быть актером. Последний штрих – туфли Jimmy Choo на высоких каблуках. Марлен оглядела себя – гармонично, призывно, но строго.

Через десять минут она села в машину с молодым человеком и они помчали по ночному городу к «Мансарде». Понятно почему, ночью – свободные дороги, ощущение спокойствия. Они поднялась на лифте, ресторан был на крыше,

Виктор был похож на известного актера или модельера, в хорошем костюме, но в холеном лице не хватало лоска, проглядывал возраст, хотя сразу невозможно было определить сколько ему. И можно было понять о его бурном прошлом.

Оглядев ресторан, она сразу поняла, что это он, хотя водитель остался на пороге и не подал ни знака. Вернее, молодой человек остановил взгляд на хозяине и остановился – этого было достаточно, чтобы понять.

Марлен прошла без сомнений к столику у огромного в пол окна и присела.

– Здравствуйте, Виктор.

– Марлен… – отозвался он. – Положительно удивлен… Ты прекрасна. Прости, я позволил себе заказать: сибас на гриле и панна-коту на десерт.

Марлен почувствовала опять манипулирование. Это были ее любимые блюда. А Виктор лучился обаянием.

– Спасибо.

– А я люблю стейк с кровью. В Нью-Йорке люблю заказать с прожаркой blue, но здесь предпочитаю rare. Может вы тоже хотите мяска? Это брянская мраморная говядина. Неплохая, если не пробовал аргентинское.

– Нет, спасибо. Сибас для меня как-то ближе.

Он заулыбался:

– Надеюсь, вы кушаете после 6 вечера.

– В такое время буду рассматривать эту трапезу, как завтрак. Или, что ж, вы обрекли меня на недельное голодание?

Марлен огляделась. Она еще не была здесь. Небольшие столики, минималистичный дизайн, подчеркивающий главный элемент интерьера – потрясающий вид. За панорамными окнами лежал весь Петербург. Прямо на нее наваливался всей своей мощью Исаакиевский собор, подсвеченный тусклым светом золотой купол выглядел порталом в другое измерение, в другой мир. Марлен вдруг почувствовала, что эта встреча изменит ее жизнь.

Виктор отправил восвояси молодую смазливую деваху очень высокого роста, сидевшую рядом.

– Иди, возьми в баре коктейль. Я тебя позову.

Марлен казалась спокойной и отстраненной. Хотя отмечала про себя многие вещи.

Подали закуски.

Марлен пригубила вина – зацепила кусочек сыра.

– Вы же меня не просто поужинать пригласили? – проворковала она.

– Почему же не провести ужин с красивой женщиной и приятной собеседницей.

– Красивую женщину вы только что отправили, – улыбнулась Марлен, намекая на удалившуюся красавицу.

Виктор расхохотался, открыто, во всё горло, без стеснения, – так ведут себя люди, которым позволено всё.

– Благо сегодня с красивыми женщинами мне повезло вдвойне. Вы ведь из Риги родом? Веселый городок.

– А я вот, сбежала, слишком веселый для приезжих. Кругом пьяные англичане.

– Да, в Нью-Йорке тоже весело, но пьяные йоркширские гопники не встречаются на каждом углу.

– Если выбирать, то я бы выбрала не Нью-Йорк, а Саратов, – невозмутимо сказала Марлен.

Виктор посмотрел на нее с интересом. Марлен пояснила.

– Вечером Саратов погружается в такую темень, что всю грязь просто не видно, а в Нью-Йорке столько огней, что каждый брошенный окурок подсвечен с нескольких сторон разноцветным неоном.

Виктор улыбнулся.

– Так что же вы в Саратов не переехали? В Питере все же, светлее. Вся грязь видна.

– Не люблю города, начинающиеся на букву «С».

Марлен решила не напрягать клиента, в таком расслабленном состоянии он мог рассказать много больше. И она болтала, болтала. Надо будет – сам скажет.

Ужин был закончен. Марлен с удовольствием и немного с жалостью смотрела на кости рыбки в своей тарелки, испачканные в желтом соусе. И, чтобы не жалеть о рыбке, Марлен стала чаще потягивать вино. И гадать о том Ангел Виктор или нет. На ангела он не был похож.

Наконец, в паузе обозначенной глотком вина, Виктор произнес:

– Ты мне подходишь. Не зря мне мнетебя рекомендовали.

– В каком качестве подхожу? – уточнила Марлен – Может, вы в таком качестве не подходите мне.

Виктор ухмыльнулся:

– Если мне это подходит, то подходит.

– Не знаю… Можно ли стыковать Союз с Аполлоном? – спросила Марлен, прихлебнув из бокала вина.

Виктор высокомерно хмыкнул:

– Я хочу нанять тебя личным психологом.

Марлен плавно подалась вперёд и в упор посмотрела на него.

– Что будет входить в круг моих задач?

– Мне нужен человек для наблюдения за подчиненными и м-м-м… партнёрами. Мне нужно знать насколько они правдивы. И ты мне будешь об этом сообщать. Ты будешь постоянно при мне, твоя зарплата увеличитсяфффффф втро… вдвое, все передвижения-шнедвижения, рестораны-мандараны будут оплачиваться, шминницы-гостинницы тоже.

– Втрое меня устраивает больше, а лучше в пять раз, – произнесла она с улыбкой стервы.

– Сегодня – да. В честь знакомства. А зарплата – вдвойне. Думаю, это неплохая сумма.

Марлен кивнула:

– Мне это подходит, – улыбнулась холодно она.

– Тебя отвезут. Завтра заедут.

Всё это было хорошо, но Марлен не приблизилась к разгадке, есть ли связь между Виктором и Ангелом.

– И что ты можешь дать мне Ангел? – тихо пропела она, ловя эмоции новоиспеченного боса.

– Что? – глянул Виктор.

– До свидания.

И Марлен пошла к выходу. Тут же рядом с Виктором возникла та очень высокая девушка.

«Телебашня в ресторане, – подумала Марлен и ещё раз тихонечко пропела, – И что ты можешь дать мне, Ангел…»

«Нет, он не Ангел», – решила Марлен.

Шаг 10. Полный засвет

Макс проснулся на новом месте рано. Еще раз оглядел комнату Барта. Снова заснуть не получалось. Он не знал куда себя деть и сел за комп.

Барт проснулся от того, что Макс мастерски и изощренно матерился.

– Что ещё хорошего? – протянул Барт.

– Светка на форуме устроила обсуждение с названием «Ой, а что это за шкатулочка?» Понимаешь, о какой шкатулке идет речь?

Барт подскочил с кровати.

– И что пишут?

– Всякое. Но к шкатулке это имеет мало отношения. Народ развлекается. Пишут, что это ларец Клеопатры, в которой она змею хранила, и что змея эта еще жива, поэтому открывать опасно.

– Змею, 2000 лет, – задумался Барт.

– Мы ей сейчас еще накидаем дизинформейшен… Как говорит один мой приятель из Штатов, – Макс хищно улыбнулся.

– У тебя есть приятель из Америки?

– Да, – ответил Макс. – Бартом зовут.

– Как и меня, – нахмурился Барт. – Да ты шутишь, – Барт хлопнул Макса по плечу. Никогда не поймешь вас русских когда вы шутите, когда серьезно говорите.

Макс колдовал над компом.

– Дай-ка я! – хотел вклиниться Барт.

– Погоди сначала я сам

– Только не от своего ника, – забеспокоился Барт.

– Знаю, – отрезал Макс и написал сообщение: «Это шкатулка персидского царя Кира. В ней мощи коня, который утонул в реке Диале, после чего река была казнена».

Барт потер руки и заулыбался:

– Смешно. И толково… А ты знаешь, кто жил до тебя в комнате?

– Слесарь депо, вроде. Иванчук, – вспомнил Макс.

– А жена знает об этом?

– Знает.

Барт сел за комп.

– Погоди, – сказал Макс. – Нельзя.

– Это почему ещё?

– Надо ай-пи адрес сменить, а-то нас мигом вычислят

– Как у вас говорят, не учи ученого? – сделал гримасу Барт. – У меня нужная программка имеется.

Барт запустил программку, вошел под другим ником и написал:

«Это шкатулочка слесаря Иванчука. В ней антисоветская переписка. Шкатулку сам смастерил. Найдена при работах на чердаке дома на Невском. Чуть не прибила гражданина Максима Минина».

И Барт продолжил писать:

«…Если бы не этот забавный случай, даже в новости бы не попала. Исторической ценности не представляет. Телевизор слушать надо, радио смотреть!»

Макс усмехнулся:

– Для лошков потянет.

– А что? – нахмурился Барт. – Хорошая легенда.

Макс хлопнул Барта по плечу.

– Не обижайся. Хорошая.

– И еще. Я уже организовал путёвки твоей маман, жене и сыну. Пусть уедут из города.

Тут же позвонила мама:

– Максимушка, мне начальник звонил, что я выиграла путёвку в Сочи.

– Правда? – Макс разыграл удивление. – Как это получилось?

– Розыгрыш среди работников нашего НПО БОР ЭЛЕМЕНТ и мне достались путевки. Представляешь!

Мама была счастлива, Макс пожалел, что так мало радовал маму. А ведь это было так просто сделать.

– И на сколько?

– На месяц… Только ты не мечтай, я Свете предложу с Пашей.

– Я тебе то же самое хотел сказать.

– Да?

– Да, – улыбнулся Макс. – Если тебе будет комфортно.

– А с чего это мне может быть некомфортно с невесткой и внуком?

– Мам, я рад за вас. Мне-то по-любому никак, я вроде работу присмотрел подходящую

– Ну, слава Богу! – радость прямо сочилась из трубки. – Столько всего в один день! Как ты там?

– Да, нормально, мам, – Макс отключился и посмотрел на Барта.

На лице американца явно было написано «Ноу проблем! Видишь, как всё просто!»

Ему понравилась с какой легкостью Барт уладил дело с путевками, как в фантастических фильмах.

– Я тоже кое-что выяснил, – сказал Макс, – Про Иванчука. С этим Иванчуком был интересный инцидент. Он пробил дыру к соседям снизу. Вызывали милицию и рабочих для ремонта перекрытия.

– Да, интересно. Такси уже ждет. Есть работа, – сообщил Барт.

– Прямо сейчас?

– Не прямо здесь, но прямо сейчас. Есть один человечек, который находится в вечной погоне за всякими раритетами.

– Это как-то связано с…

– Вряд ли, но он может выступить, как покупатель. Целевой покупатель.

– Хорошо. Только нам сейчас не до этого.

– Ааааа, – отмахнулся Барт. – Он появляется почему-то в моей жизни всегда вовремя. И сейчас, возможно, это нам на руку. Съездим узнаем и решим по обстоятельствам.

– Ладно. А если впрягаться в его работу, то что надо делать?

– Обычно он дает инфу и просит раздобыть какую-нибудь вещь. Выступишь, как мой компаньон.

– Не вопрос, компаньон. Впрочем, мы и заняты этим сейчас, – усмехнулся Макс. – В русском языке есть такая пословица: за двумя зайцами погонишься…

– Ни одного не поймаешь, – подхватил Барт. – Но все зависит от условий задачи. Зайцев два, нас два. Справимся.

Шаг 11. Работа липнет

В первый день на новой работе Марлен ждал сюрприз.

Марлен сразу узнала этих двух. Именно они приходили к ней после ночи общения с Ангелом. «Может, Ангел – один из них?» – мелькнула мысль. Зачем они приходили?

А сейчас они появились в кабинете у Виктора. Прутик уверенно шествовал впереди. Оглобля – за ним.

Марлен назвала кабинет овальным, посередине стоял овальный стол, за ним сидел Виктор. В лице его не хватало некоторой овальности, так бы вообще все было гармонично. Повел себя Виктор несколько эксцентрично и угловато.

Вместо приветствия запустил в Прутика карандашом. Как получилось что Оглобля оказался впереди и перехватил карандаш, Марлен не поняла.

– Охранник? – поинтересовался Виктор.

– Компаньон, – улыбнулся высокий, перехвативший карандаш. Он положил карандаш на край стола.

– Друг. Соратник, помощник, – подтвердил щуплый.

– А мог бы быть хорошим охранником, – заметил Виктор. – По крайней мере карандаши-шмарандаши ловит очень хорошо. Барт, но ты же знаешь, что у нас деловые отношения, в которые посвящать кого бы то ни было не хотелось бы. Даже если это твоя мама, даже если это твой друг. Я конечно уважаю твоих родителей, работал с тобой, но его я не знаю.

Барт пожал плечам.

Высокий усмехнулся.

– Меня зовут Макс.

Виктор недоуменно посмотрел на говорившего, затем усмехнулся.

– Сразу видно – хороший парень.

– Теперь мы работаем вместе.

– И вы будете работать в два раза быстрее?

– Возможно, – Барт был серьезен. – Если, конечно, нас заинтересует ваша история. Я теперь работаю в команде, и прошу людям моим доверять как и мне.

– Допустим, но зачем мне увеличивать сумму гонорара?

– Пока это и не требуется. Ваши расходы увеличатся только в размере необходимых трат. А сумма останется прежней.

Виктор откинулся в кресле и даже задел флаг, висящий за его спиной, бордового цвета с желтым крестом по центру и четырьмя буквами «В» в четырёх углах. Флаг Византии, как потом рассказал Барт.

– Только Барт, давай без алкоголя. Ты жрешь коньяки, как обкурившийся слон.

Барт недовольно выдохнул.

– Мне это помогает думать.

– Теперь тебе Макс помогает думать, – Виктор подмигнул. – Я устал уже от твоих запоев.

Виктор был капризен, как модельер перед показом.

– Я же нахожу тебе артефакты, – Барт нахохлился.

– А я оплачиваю эти поиски и весьма исправно.

– Ладно, повременю с коньяками, – отмахнулся Барт.

Марлен увидела, что согласился он только внешне и достроила его фразу: «Повременю с коньяками, на время и водка подойдет».

Виктор откинулся в кресле.

– Ну что ж. Посмотрим.

Барт и Макс сели напротив.

– Сейчас я ищу… – Виктор спохватился. – Очень важную вещь

– А когда это было по-другому? – спросил Барт.

– Ну да! А я узнал что меня пытались наколоть, сливали информацию.

Барт усмехнулся.

– Поэтому мы здесь. Нужно было сразу ко мне обратиться.

– Надо-шнадо… Я просто предупреждаю.

– Принято, – кивнул Макс. – В чем суть вопроса?

Виктор долго, оценивающе смотрел на Макса.

– Чай? Кофе? Может, закусить? – предложил Виктор.

– Рюмку коньяку и закусить, – Барт широко улыбнулся, как ни в чем не бывало и потер руки.

– Кофе, – попросил Макс.

– Воды, – произнесла Марлен, когда взгляд ее нового босса упал на нее.

Виктор нажал кнопку на приборе, напоминающим маленькую летающую тарелку с обтекаемыми динамиками, стоящем на столе, и проговорил заказ. Для себя также попросил воду Perrier.

– Я сейчас, вернусь, – сказал, вставая, Виктор, сразу же после того, как закончил говорить с настольным НЛО.

Марлен вышла с ним.

– Что ты о нем думаешь? – спросил он за дверью.

– Спокойный, уравновешенный, не трепло, если Вы о Максе. Друзья… Вполне может быть. Хотя, скорее «приятели», – выдала Марлен.

– Приятели-вредители, все кругом враги!

Виктор покивал в такт своим мыслям и пошел, кинув:

– То-то меня и смущает, что спокойный, уравновешенный, мне легче иметь дело с такими придурками, как Барт. Ты иди к ним, я сейчас подойду.

Марлен зашла в кабинет.

Макс был ей симпатичен, он остро напомнил ей Алекса.

Макс был будто выточен из глыбы красного гранита скульптором талантливым но немного небрежным. Местами скульптура была идеальна, куски отшлифованы, а где-то обточена абсолютно топорно. Улавливался некий диссонанс в пропорциях, но уловить, что не так было невозможно. Макс был высок, статен и лицом очень приятен. Спелые полные губы, правильный нос, соломенная челка, и яркие глаза, светло-светло коричневые, почти желтые. В ярком свете они такими и казались. Марлен почувствовала, что он очень притягателен для женщин. По крайней мере, если бы ее сердце было свободно, то притяжение бы состоялось.

Когда Виктор вернулся, Макс потягивал кофе, а Барт игрался с пустой рюмкой.

Марлен развлекала Макса и Барта пустячными разговорами.

Виктор расположился в кресле.

– Итак. Есть работа. Не зависимо от того согласитесь вы или нет – информация должна остаться закрытой.

– Так и будет, Виктор, – кивнул Макс.

– Мне в руки попал знак эпохи Павла Первого с некоторыми пояснениями.

– Знак? – заинтересовался Барт.

– Мальтийский орден.

– Судя по всему, это связано со слухами, что орден перевез свои сокровища в Россию… – предположил Барт.

– Да. Я рад, что ты рубишь фишку, – усмехнулся Виктор. – Эти сокровища должны быть найдены.

– Можно посмотреть знак? – попросил Барт. – И еще рюмку коньяка…

Виктор нажал кнопку:

– Светочка, принеси еще коньячка и попроси ко мне Хаят с фото.

Барт и Макс обернулись, следуя взгляду Виктора. Уставились на тяжелые двери темного дуба. Двери плавно разошлись и абсолютная красота вплыла в овальный зал. Помещение перестало существовать, все перестало существовать. Макс с Батром забыли как дышать. Вроде обычная женщина немного восточного образа, но в зале будто стало светлее и запахло розами. Ее фигура и лицо были настолько идеальны, что казалось сам всевышний был ее скульптором. Она была высока, чуть ли не выше Макса, на шпильках, открытое красное платье, так скрывало линии тела, как облака не могут скрыть прелесть восхода. Очень стройная, но тончайшая талия, при ее росте, придавала ей изящество, грацию и сходство с высоким и узким бокалом для шампанского из стекла, на прозрачной длинной ножке.

Вошедшая следом Светочка с бутылкой коньяка и рюмками, казалась просто еще одной деталью интерьера.

Хаят оставила фото и присела в кресло.

Барт облизнулся. Налил себе коньяка, тут же пригубил, не отрывая взгляда от женщины.

Марлен захлестнули чувства. В первый момент она тоже восхитилась ей, но почувствовав себя обыденно, одернула себя. Марлен не привыкла быть тусклой. Она быстро протрезвела от этого наваждения и улыбнулась. Улыбайся, как победительница в любых условиях, – это был ее принцип.

– Вкусный… коньяк, – сказал Барт.

Макс был сдержан, но легкий отсвет зари лег и на его щеки.

Виктор был доволен эффектом произведенным Хаят. Вид у него был хозяина Мира, будто он управляет всеми прекрасными закатами и восходами вселенной.

Барт наконец взялся за фотки, увидел их и сразу рухнул в колодец истории. В воздухе запахло озоном, чувствовалось, как сгустились и искрились его мысли.

– М-м… Несколько необычный знак… А есть наработки?

– В некотором здании мы нашли подвал, – сообщил Виктор.

– Как странно, что у здания есть подвал, – Макс хлебнул кофе.

– Это еще один этаж, разбитый на комнаты.

– Судя по всему речь идет об инженерном замке, – Барт глянул на Виктора и понял, что угадал. – Подземные ходы?

– Неважно, о каком здании идет речь. Остальная информация потом. После согласия-шмагласия.

– Что в комнатах?

– Рыцарские доспехи. Это уже огромный шаг, – Виктор откинулся на спинку кресла. – Находка мирового значения. Но есть мнение, что подвал этот скрывает нечто большее.

– 

Это все? Все что у вас есть?

– 

А тебе этого мало? – ухмыльнулся Виктор. – Ключ к тайне, умный человек, может отыскать в своих знаниях. Ты же умный?

– 

Ignorance

is

the

curse

of

God

;

knowledge

is

the

wing

wherewith

we

fly

to

heaven

, – произнесла Хаят на английском, и далее перешла на русский с сильным акцентом, – вы же понимаете о чем я.

– 

Вы о книге или о библиотеке? – спросил Барт и внимательно посмотрел на нее.

– 

Книги пишут люди, – ответила Хаят и улыбнулась, явив всем белоснежные зубы, эффектно контрастирующие со смуглой кожей.

– Хорошо. Надеюсь у нас есть время подумать? – спросил Барт вставая. – Скажем, сутки.

Виктор кинул на стол пачку фотографий с рыцарями на постаментах.

– Подумай, подумай, – кивнул Виктор.

Барт перекладывал фото, взгляд его играл, как начищенные доспехи на солнце.

– У меня просьба, Виктор, – отложил фотографии Барт, – можно я покажу Максу музей? Он очень хотел посмотреть.

Виктор расплылся в улыбке, он стал похож на кота, которому чешут за ушком.

– Покажи, Марлен тоже будет интересно. Я не пойду с вами, у меня еще встреча. Вас потом проводят. Он нажал кнопку селектора: «Света, проводи гостей в музей»

Шаг 12. История карты

– А почему ты не согласился сразу? – поинтересовался Макс, когда они ехали на такси домой.

– Не надо проявлять излишнюю заинтересованность, – пожал плечами Барт. – Согласимся завтра.

– Обратил внимание на эту Марлен?

– Что понравилась? – Барт пихнул Макса. – Не рано ли ты снова захотел жениться? Меня больше заинтересовала Хаят. Вот это женщина! От нее какой-то свет исходит.

– И свет и тьма. Она прекрасна, но у меня к ней двойственное чувство. Свет с червоточиной какой-то.

«Если возникла в душе эта настороженность, значит, что-то не так, значит, сближаться нельзя», – додумал он уже не проговаривая вслух.

– 

Кстати, что она говорила? – спросил он.

– 

Эта цитата из Шекспира висит в здании библиотеки Конгресса. Про то, что знанье – свет, а незнанье – тьма.

Макс думал о Марлен. Ему вдруг захотелось поглотить её. Почувствовать до последней клеточки. Чтобы она стала им. Это было новое чувство, новоприобретение. Он чувствовал себя огнем, хотел пищи. Чтобы стать сильнее, ярче. Но разум говорил: не нужно. Вместе с тем обостренная человечность кричала: ты сожжешь ее – останется пепел. И потрескивали мысли, что может так и нужно. Может, ей нужно сгореть.

«Стерва, похоже, еще та, в моем вкусе, – про себя усмехнулся Макс, а вслух произнес:

– Думаю, Марлен будет за нами приставлена, если нам вообще надо соглашаться на эту работу.

– Обычная практика. Не верь, не бойся, не проси, – Эта фраза с английским акцентом звучала особенно впечатляюще. – Виктор никому не доверяет. Его принцип надзор над надзором и контроль верхнего надзора.

– Ты вообще планируешь соглашаться?

– Один час утром стоит двух вечером..

– Утро вечера мудренее? так что ли? Интерпретация?

– Ага, – отозвался Барт.

– Ты с Виктором работал?

– Да, у него большой бизнес здесь. В начале двухтысячных вложил удачно в растущие бизнесы, тогда у вас все росло как на дрожжах. И в Америке тоже проинвестировал пару стартапов. Чистая удача. Потому что он в IT-технологиях практически не разбирается. Виктор больше по истории, частный коллекционер, причем коллекционер до дрожи в пальцах. Некоторые экспонаты добыл ему я. Например, карту. Обратил внимание?

– Ничего примечательного… – сказал Макс,

– Я из-за карты устроил эту экскурсию! Хотел, чтобы ты посмотрел.

– Это не та карта, о которой ты говорил? Типа волшебная.

– Именно! – Барт чуть подпрыгнул от раздирающих его эмоций. – Только Виктор знает не обо всех ее свойствах. Карта мистична, волшебна. Если ты заметил, то на карте пятна. Они появляются и исчезают с течением времени. И наше событие отпечаталось на карте, я внимательно посмотрел след этого события и в нашем доме и том доме, куда мы пошли!

– Я подумал, когда ты потащил меня на Староневский, что у тебя крыша едет.

– Многие так думают, – со всей серьезностью произнес Барт.

Они ехали, а Барт рассказывал:

– Невский, как искривленное зеркало, где прошлое и настоящее сходятся в одной точке – точке излома. Невский должен был быть идеально прямым, строители немного промахнулись. А из-за этой ошибки и получился такой эффект.

– Это предположение?

– Предположение – только то, что причиной искривления строители. Каждое событие на Невском проспекте имеет свое отражение – это факт. В котором мы могли убедиться. Я сам проверял не раз эту теорию, – говорил Барт. – ты обратил внимание на особенность карты?

– Не обратил, обычная старая карта.

– Невский на ней идеально ровный! Это копия карты проекта Невского проспекта. Подобных карт больше нет в мире!

– Ты знаешь, я не все знаю, – усмехнулся Макс.

– Кстати, мне попалась в руки шведская карта века так двенадцатого. Там место, где проходит сейчас невский называется Чертов Берег.

– В приятном месте мы живем. Не зря Петербургу столько мистики приписывают.

– Собственно, участниками одного события стали и мы, это отразила карта, – улыбнулся Барт. – У меня есть десяток документально подтвержденных фактов из прошлого. В шестидесятых, в отеле Невский Палас, тогда он назывался гостиница Балтийская, останавливается некий иностранец, требующий определенный номер. У иностранца этого как потом выясняется были сведения о кладе. Он ночью вскрывает пол своего номера и находит металлическую коробочку, до утра он пытается ее выковырять, а она оказывается креплением люстры в номере снизу. Люстра благополучно рухнула, ухлопала двух постояльцев. В этот же день на Староневском проспекте, дом тебе сейчас не скажу, а врать не буду, с потолка обрушивается золотой дождь. Непонятным образом вскрывается тайник, обогащая жильцов квартиры. Они заявили о находке, об этом писали в газетах. А в соседнем доме с Паласом была похожая история, но более прозаичная. Хотя тоже связанная с находкой огромных денег.

– Как ты-то связался с этой картой?

– Я наткнулся на эту карту случайно. Сначала я узнал о свойствах карты у бывшего владельца, который испугался обладать таким артефактом и продал ее. А я выкупил эту карту у антиквара и не без выгоды для себя продал Виктору. Так, кстати, мы с Виктором и познакомились. Он заказал анализ карты. Экспертиза подтвердила, что карта восемнадцатого века. А пятна ничего особенного не представляют. Старение бумаги и воздействие влаги. Такая вот история. Но с тех пор меня неотрывно преследует мысль, что любое событие зеркально. Что бы мы не делали, за нами это кто-то повторяет.

– Это твоя тень повторяет все за тобой.

– Мечта любой тени – отбрасывать собственную тень, – глубокомысленно изрек Барт.

– А куда мы едем? – поинтересовался Макс, понимая по пролетающим пейзажам, что едут они не к Невскому.

Водитель занервничал и назвал адрес на Крестовском острове.

Макс недоуменно взглянул на Барта.

– Мы едем ко мне, – заявил Барт. – Нам больше нечего делать на Невском.

– Дружище, – сказал Макс шоферу, – сначала заезжаем на Невский, ты нас подождешь пять минут.

Барт хлопнул себя ладонью по лбу, видимо, он забыл про ларец абсолютно.

Водитель очень сильно занервничал. Видимо, он не раз уже ждал так и не дожидался своих денег.

– Барт, заплати ему на сколько договаривались, остальное и чаевые – потом.

Барт расплатился. Водитель тут же успокоился.

– Вот память, – посетовал Барт. – Видимо в кабаке уснула.

Шаг 13. Вызов любимого

Марлен скучала. Её скука была особого рода: она скучала по Алексу. Всё чаще и чаще она видела его фигуру, лицо в толпе. Ей хотелось его окликнуть, но тут она вспоминала, что Алекса давно нет. А он приходил к ней во снах, и спрашивал: «Ты меня забыла? Что ты меня не окликнула? Ведь это был я». Марлен просыпалась с надеждой, что это правда. Но рядом никого. Только глаз неба – луна смотрит в окно. Вернее, не глаз, а лицо неба. И в этом светлом круге она видела любимые черты.

Марлен пыталась отвлечься, думала о работе, вспоминала Макса, чем-то зацепил ее этот парень, но входил Алекс, садился напротив кровати, закуривал и говорил: «Наконец-то я вернулся!» Будто он не разбился на мотоцикле. Его смерть и жизнь все больше обрастали слухами. От друзей приходили странные вести. Говорили, что у него было много женщин, что он искал смерти, что он знал о своей погибели.

Как было бы просто, сесть на кровати и поговорить… Но морок исчезал.

Марлен так было нужно было с ним поговорить. Ей казалось, что несколько его слов сделают жизнь легче. Отпустят воспоминания. Хуже все равно быть не могло.

И тут Марлен вспомнила о своей бабке ведунье. От нее остались теплые воспоминания о проведенных летах детства на хуторе и сундук, который стоял в коридоре под вешалкой. Марлен туда заглянула лишь раз, когда его привезла.

Марлен приехала к бабушке перед самой ее смертью. Долго-долго не была и вдруг сорвалась без предупреждения и приехала. Бабушка Ядвига ждала ее у калитки.

– Здравствуй, Мари, – улыбнулась бабка, – хорошо, что приехала, повидаемся хоть в последний раз.

– Да, что ты бабушка, – Марлен расцеловала старушку. – Ты еще огого!

– Ох, внучка, я знаю, кому и сколько отпущено, – сказала бабушка, – пойдем в дом. Дом я тебе отписала, ты присматривай за ним. А сундук этот забери, здесь мелочи всякие, потом настанет время, разберешься.

– Бабушка, что за разговоры! – воскликнула Марлен. – Даже слушать не хочу.

Бабка только отмахнулась, но на лице у нее было написано: «Я-то знаю»

Они пили чай.

Бабка Ядвига была худенькой, маленькой женщиной, но сила чувствовалась во всём, что она делала. Она не была никогда хрупкой. Не стала дряхлой. Под сетью морщин угадывалось прекрасное лицо. А если специально затуманить взор, то морщины разглаживались, и перед Марлен сидела ровесница. Хоть на дискотеку иди. Выдавал голос надтреснутый.

Про бабку разное говорили. Говорили, что она ведьма. Говорили, что поизвела нехороших людей в тяжелые времена своим колдовством. Но как что-то случалось в посёлке сплетни откидывали и бежали к ней за советом.

В дом она редко кого пускала, только самых близких. А ходока встречала у калитки, выслушивала молча и советом одаривала.

И всё по ее слову выходило.

Плохо ли, хорошо, но так и случалось.

Многие к ней за здоровьем ходили. Между доктором и бабушкой выбирали бабушку.

Некоторые, правда, и туда и туда ходили, подстраховывались.

А она снабдит какой-то травкой или порошочком, так доктора потом удивляются, потеряв симптомы болезни.

Все называли ее баба Яга. Кто со злобой (хотя зла она односельчанам не делала, правду говорила, да, но зла не делала), кто с опаской, кто ласково-ласково, словно родную мамку кликал.

Сейчас, правда, обращались все реже, да и слухи поутихли. Старики поумирали. Молодежь разъехалась, а новые обособленно как-то живут. И не интересует их ничего.

Чай был ароматным-ароматным, даже дурманящим каким-то.

– Ты Мари, береги себя. По женской части нелады у тебя могут быть. Но все хорошо будет. И Алекса, попридержала бы ты рядышком, а-то резвый он у тебя.

– Как же я удержу, бабушка, – улыбнулась Марлен. – Это все равно, что ветер сачком ловить.

– Я тебе травку дам. Ты не бойся, это не любовное снадобье. Он тебя и так любит. Просто притихнет немного на короткое время. Тяжелые времена у него сейчас.

– Не надо, бабушка, сами справимся.

– Не надо – так не надо. Моё дело предложить… Я ж вижу, как ты по нему сохнешь.

– Ай да бабушка! Как ты все видишь, все знаешь!

– Жила долго, вот и знаю.

К вечеру посыпались звонки по работе и в ночь Марлен укатила.

А через две недели поехала на похороны.

Бабка ушла тихо. Позвала соседку, та пришла через полчаса, а бабка Ядвига на кровати лежит во всем чистом, и не дышит уже.

Домом теперь занимался товарищ детства, он жил в том же поселке, подправлял, если что надо. И сдавал жильцам. Марлен постоянно получала от него денежные переводы. Сама-то не ездила. Далеко слишком, да и Тайланд привлекал больше, чем Латгалия.

А сундук забрала. Во-первых, вещь старинная, красивая, Марлен нравились такие вещи, она и прихожую сделала под старину.

Что-то она упустила в прошлый раз открывая сундук. Чему-то не придала значения. Да и растерянно она как-то возилась с вещами. Сейчас надо быть внимательнее. Бабка Ядвига ничего просто так не говорила.

И теперь, похоже, настало время открыть сундук. Крышка поднялась легко, без скрипов и взвизгиваний. Из глубины пахнуло не затхлостью, а травками и благовониями. Огромное количество тряпичных мешочков, сверточков. Сверху толстая тетрадь в клеенчатом переплете.

Марлен в первый раз наткнулась на этот фолиант, хотя вынимала из сундука всё. Как это получилось? Колдовство? Ох, бабка Ядвига.

Марлен бережно взяла и открыла тетрадь – бабушкин аккуратный округлый подчерк, крупные буквы. «Приворот» прочитала Марлен. Пролистнула еще несколько пожелтевших страниц, «заговор зубной боли», дальше… «Вызов умершего человека». Марлен застыла, будто тело ее вдруг стало на миг каменным, потом прохладное дыхание вывело ее из ступора. Из тетрадки выпал листок.

«Здравствуй, Мари! Рано или поздно ты откроешь этот сундук. Из любопытства или обстоятельства толкнут тебя на это. Я не говорила тебе ничего о заклинаниях и обрядах. Ты должна сама прийти к этому. Возможно, не ты, а твоя внучка почувствует необходимость в этих вещах. Чужим не передавай эти вещи. Многие заклинания опасны. И надо слушать себя. В тетради многое объяснено, но, главное, в тебе. Слушай себя. Если ты будешь делать не так, окружающее проявит себя по-другому. Будь осторожна, внучка! И слушай вглубь»

Марлен перечитывала и перечитывала эти строки. Тетрадь по-прежнему оставалась открытой на странице «Вызов умершего человека».

Слёзы хлынули ручьями. Разговор о детях звучал насмешкой. Ей было так больно! Потерять любимого, потерять возможность родить. Она нажала до боли на слезотоки и смахнула ручьи. И окунулась в прочтение тетради.

Полшага за грань. Энки

Инанна отрешенно смотрела вниз. Город притих. Только внизу в храме все жрецы Урука что-то хором пели. Инанна чувствовала прилив сил, словно все каналы города питали ее. Но это ее сейчас почти не волновало. Пожалуй, впервые она обратила внимание на конкретного человека. Она даже запомнила его имя. Думузи. И он предложил ей то, что никто никогда не предлагал. Ни боги, ни, тем более, люди. Жизнь без борьбы за власть между богами.

Любовь. Она почти не знала, что это такое. Боги не любят. Они правят, вершат, определяют, будет ли урожай, умрут ли целые города. Они борются за то, чей храм построят в городе. Сущность богов соткана из людских страха, боли, страданий, суеверий, стремлений к изменениям, мечтаний, сексуальных желаний. Из человеческих чувств перед неизведанной силой.

Но сама она почти не знала любовь. Иногда она видела, как какой-нибудь красивый юноша из бедной семьи убегал из города вместе с дочкой богача, не желавшего свадьбы с неровней. Они редко были счастливы. В других городах для них не было места. Но они бежали, и были счастливы. Инанна вспомнила, что иногда завидовала им. Их порыву, их смелости и тому чувству, которое люди называют любовью, безграничное, безрассудное, безсконечное.

Думузи. Он ведь человек. Ее вдруг охватил прилив чувств ко всем людям. Ей захотелось обогатить их жизнь, дать им пищу, дать им богатство, дать им знания, как Великая река Бурануну разливается и дает их земле питательный ил. Ведь люди, по сути, создали ее. Да, вначале она была толстой и безобразной, с широченными бедрами удобными только для рождения потомства. Но ведь люди и их вкусы меняются. Она вдруг осознала, что чем лучше они живут, тем лучше она выглядит, тем больше она себе нравится.

Думузи. Она не помнила его лицо, но зато помнила его взгляд, видела его сердце, горячее и громкое. Ей вдруг страшно захотелось увидеть его снова, чтобы он был рядом. Прямо здесь, прямо сейчас, рядом с ней. И, чтобы он увидел ее. Красивую, горячую, страстную, громкую. Она страстно возжелала обрести человеческую плоть. Богиня в человеческом облике – что может быть прекраснее и сильнее. И Думузи сможет увидеть ее не только во сне. Сможет дотронуться до нее не только во сне. И она сможет отдаться ему не только в мечтах.

Для этого ей нужна сила и власть верхновных богов. Та власть, которую они спрятали от людей, чтобы избежать катастрофы. Та власть, которую боги спрятали от самих себя, чтобы не искушать.

Решение пришло быстро и поразило даже ее саму смелостью и лихачеством.

Богиня призвала свою служанку Ниншубуру помочь ей. Ниншубуру был идеальной служанкой. Когда требовалось, она представала в образе красивой хрупкой девушки, умелой в рисовании ресниц, теней, румян, знающей толк в нарядах и прическах. И, конечно, делилась всеми последними сплетнями о многочисленных родственниках богини. Когда богиня была в опасности в ходе споров с другими богами, Ниншубуру становилась грозной воительницей. Ее фигура менялась, мышцы на руках и ногах наливались силой, в руках появлялся огромная железная цепь, которая не позволяла подойти ни одному врагу, ни одному чудовищу. Если богиня уставала, то Ниншубуру становилась заботливой матерью, укладывала голову Инанны себе на колени и гладила мягкой теплой рукой по волосам, и щекам. А если нужно было что-то сообщить кому-то, то быстрее Ниншубуры мог быть только солнечный свет. Она летела сквозь расстояния, чтобы передать волю или просьбу своей госпожи.

Ниншубуру накрасила Инанне глаза тушью, одела ей подвеску на грудь из топазов. Красивые желтые камни, связанные крепкой шерстяной нитью, представляли собой тонкую паутинку. Золотой цвет камней словно лучами солнца, освещал ее безукоризненную бронзовую кожу, ее совершенную грудь.

Инанна посмотрела на себя в зеркало облака и осталась довольна. Сетка плетеная из черной шерсти, на бедрах скрыла лишнюю, по ее мнению, полноту. Тушь обращала внимания каждого, кто ее мог увидеть, на огромные черные глаза. Она знала, что сегодня ее красота и обоняние станут главным оружием.

Инанна направлялась к великому Энки, повелителю подземного океана, и хранителю всей мудрости мира. По представлениям людей он приходился братом ее деда Энлиля. Хотя, наверное, Энки уже забыл об этом. Нелегко помнить обо всех твоих родственниках, когда живешь один, глубоко, далеко от мира, и почти никто тебя не навещает. И не легко устоять перед просьбой прекрасной девушки, одетой столь призывно и изящно.

Старый добрый могущественный Энки. Он обитал в бескрайних просторах подземного океана Абзу. Но главное. Где-то там, в глубинах этого океана, он хранил Ме, таблички со священным знанием, обретя которые, Инанна смогла бы обрести могущество, а народ Урука, почитающий ее, силу и власть над всеми шумерскими городами.

Она отправилась в путь не одна. Ее верная спутница Ниншубуру следовала за ней.

У входа в АБзу, ее встретил огромное величиной с гору двуликий Исимуд, верный прислужник Энки. Мало того, что двуликий, но еще и меняющий эти лица в зависимости от настроения своего хозяина. Сейчас лицо, повернутое к ней было человеческое, и даже приятное на вид: абсолютно лысый череп, подведенные углем глаза. Она выглядел как человеческий жрец (может именно поэтому Инанне и понравился этот облик, очень сложно разделить свою собственную сущность, от создаваемый людьми представлений). Другого лица Инанна не видела, и никто его не видел, кроме Энки. Отец Инанны говорил, что горе тому, кто увидит второе лицо Исимуда.

Исимуд пропел басом, что хозяин, великий Энки, приглашает дорогую гостью за стол.

Терраса обиталища дома Энки находилась на огромной плоту посреди великого океана. Воды были спокойны, тихонько плескаясь черными волнами об огромные бревна поддерживающие террасу на плаву. Вокруг стола стояли двенадцать стульев.

Хозяина не было. Инанна сидела за столом одна, Ниншубуру осталась стоять поодаль, а Исимуд прислуживал почетной гостье. Как бы он ни поворачивался, было видно только одно его лицо. Он подливал ей сладкое вино, накладывал ячменный пирог с маслом и мясом. Инанна пила, ела, но Энки не появлялся. Однако, Инанна знала, что это ничего не значит. Наверняка он наблюдает за ней. Неотрывно. Поэтому богиня старалась принимать самые изящные позы, томно отхлебывала пиво из глиняных стаканов, и задумчиво смотрела вдаль.

Энки, появился неожиданно. Инанне показалось, что он все это время сидел за столом, просто вдруг решил, что Инанне пора его видеть. И слышать.

– Прекрасная Инанна, – его голос загремел на все просторы бескрайнего океана. –Город Эриду – щедрый город, принес мне в жертву корову и молодое вино. Как тебе оно?

– Оно будет еще вкуснее, если великий Энки выпьет вместе со мной, – улыбнулась Инанна и слегка подалась телом в его сторону.

В Энки и его брата Энлиля люди начали верить очень давно, задолго до того, как они стали обращать внимание на урожай и плодородие, за много веков до появления первого образа Инанны. Энки появился задолго до того, как люди вообще научились мыслить. Это древнее божество, сотканное из инстинктивных чувств, страхов, ощущений. Древний и могущественный бог.

Энки тоже преобразился с тех пор. Из грозной бесформенной и бестелесной сущности, из необъяснимой силы природы, он постепенно превратился в немолодого и крепкого телосложением бога. С бородой, мудрыми живыми глазами. Слишком даже живыми.

Инанны заметила, как Энки смотрел на нее, на ее грудь, едва прикрытую сеткой из топазов, заглядывал в ее глаза. Как он громко смеялся и старался рассмешить свою гостью. Как он с удовольствием отхлебывал вино из глиняной чаши. Как он расспрашивал Инанну обо всем, и рассказывал о себе.

Богиня весело смеялась, поднимала одну чашу за другой, требовала, чтобы двуликий Исимуд подливал и ей и Энки. Лицо Исимуда, повернутое к ней только одной стороной, становилось все добрее и веселее. Когда язык Энки стал немного заплетаться, и он начал подсаживаться ближе к Инанне, пока не оказался совсем рядом. Пора действовать, решили богиня.

– О Великий Отец, – начала она. – Я пришла к тебе за помощью. Могу ли я рассчитывать на нее?

– Спрашивай, и все что в моих силах, я исполню, – пророкотал Энки.

– Ты добрый и мудрый, ты знаешь все и можешь все, – сладко мурлыкала Инанна наклонясь к нему и почти касаясь своим обнаженным плечом его локтя. А я слаба и беззащитна.

– Кто тебя обидел? – рука древнего бога обняла ее за плечи, и Инанна содрогнулась от великой и древней силы, исходившей от этого объятия. Но надо было действовать быстро.

– Я слаба.

– Ты прекрасна, – и Энки начал притягивать ее к себе.

– Я слаба и беззащитна, и мой народ Урука не может в должной мере дать мне силы. Они не знают как правильно возделывать землю, они не знают, как возносить почести мне, они не знают ничего.

– Я могу дать тебе силу, – Энки прижал ее к себе.

Инанна ловко вывернулась и встала. Глаза Энки были уже мутные.

– Я прошу не так уже много. Дай мне священные таблички МЕ, с мудростью и знаниями, которые ты хранишь. Я отдам их своему народу и они станут богаче, мудрее и сильнее. И сделают такой и меня.

– Таблички знаний… Зачем они тебе? Зачем они людям? Знания опасны.

– Опасно жить без знаний, – почти прошептала Инанна, глядя прямо в глаза Энки.

– Исимуд, собери ладью и погрузи на нее таблички Ме для прекраснейшей Инанны. Это моя воля. Но и я должен получить что-то взамен, – сказал он лукаво посмотрев на богиню.

– Конечно, Великий Энки. Ты обязательно получишь. Я вернусь к тебе могущественной богиней. Разве, не стоит выпить за это?

Инанна сама налила стакан до краев вином и протянула его Энки. Тот с радостью и воодушевлением выпил. И обмяк.

Свой нетронутый стакан Инанна поставила на стол и обратилась к Исимуду:

– Ты слушал, что приказал Великий Энки. Исполняй!

– Уже исполнено. Ладья нагружена.

– Передай Энки, что я благодарна ему за прием и выполненную просьбу.

Она взошла на ладью и та понесла ее по океану к выходу на небо. Инанна была счастлива. С этими табличками она станет сильнее чем ее сестра, владычица мира мертвых, могущественней чем ее отец, бог Луны, мудрее чем ее дед Энлиль. Люди будут почитать ее превыше всех остальных богов. И она сможет обрести человеческую плоть, чтобы быть с Думузи.

Шаг 14. Магический круг разомкнут

Марлен вытащила все из комнаты, вымыла до блеска полы. Всё, что было необходимо для заклинания, было в сундуке. Страшно не было, хотя она понимала, что последствия могут быть плачевными.

Она посмотрела что сегодня за день. А день был не простой, кроме того что была первая четверть луны, как было нужно для ритуала, это было второе рождение Алекса. Несколько лет назад Алекс именно в этот день пережил клиническую смерть. Она четко помнила это число. И даже подумала, что не спроста Алекс так зачастил к ней перед этой датой. «Слушай себя», – так написала бабушка. Ничем другим Марлен и не занималась.

В сарафане на голое тело, с распущенными волосами, крестиком на шее, она окуривала ладаном комнату.

Марлен взяла уголек, поцеловала крестик. Она не знала, как и что нужно делать, а в тетрадки бабушки Ядвиги пояснений по этому поводу не было, но Марлен чувствовала – пока все хорошо. Бабушка написала, что уголек этот взят из печи в чистый четверг и начертила круг. Она ползла на коленях по полу по часовой стрелке, чертила, следя, чтобы круг был непрерывным. Зажгла сорок свечей.

На улице раздался пронзительный свист, завершившийся оглушительным хлопком. Выше этажом распахнулось окно, и свирепый мужской голос проорал: «Мать твою! Я вам сейчас покажу! А ну отошли быстро от машины!!»

Марлен была спокойна, она воспринимала события отстраненно. Свечи горели спокойно, не шелохнувшись. Бабушка писала: «следи за свечами, если хоть одна погаснет, прекрати ритуал».

По лестнице пробежали с криками.

Марлен медлила. Настраивалась. Теперь ей нужно было прочитать перед заклинанием сорок раз «Отче наш».

Она выдохнула и начала:

«Отче наш сущий на небесах…»

На дверь ее обрушились тяжелые удары. «Доча! Доча! Открой!»

Марлен решила не прерываться. «Отче наш…»

Удары стали тяжелее: «Доча, открой! Открой сейчас же, зараза!»

Из декоративной розетки на потолке, из которой свисала витиеватая люстра, закапала вода. Сначала неспешно. По капельке, потом струйкой, затем ливанула потоком. Половина свечей тут же погасла. Пламя других металось в ужасе. Мален представилось, что огоньки – это маленькие человечки, которые хватаютcя за голову, шатаются. Ну да, все правильно – они боятся воды.

Магический круг был разомкнут. Мир будто бы ударил Марлен по рукам. Это могла быть и не вода, а нечто более страшное. Но Марлен предостерегли. Небольшой апокалиптический потопчик.

Марлен выдохнула. Сеанс, похоже, был закончен.

Она загасила свечи. Стерла круг, следуя наставлениям – против часовой стрелки.

Сходила за тазом и поставила под разрастающуюся реку с потолка. Удары в дверь продолжались: «Доча! Доча! Богом прошу!»

Марлен взяла сковородку и распахнула дверь.

На площадке стоял абсолютно голый мужик в мыльной пене, прикрывающий достоинство или недостаток, Марлен не успела рассмотреть, потому что мужик выдохнул с плотным перегаром «Твою мать» и убежал наверх по лестнице сверкая ягодицами.

Марлен села перед тазом в который стекала с потолка вода и засмеялась. Все напряжение гасилось нервным смехом.

Скоро вода с потолка перестала лить.


Казалось бы несвязанные события связались быстро. Через полчаса появилась размалеванная девица.

Она стояла на лестничной площадке и курила:

«Вы простите папика! Он машину недавно купил, а здесь феерверк этот, – сбивчиво объясняла она, то затягиваясь, то прикладываясь к горлышку пивной бутылки. – он из ванной выскочил и побежал разбираться, человек горячий, а выскочил из ванной, воду не перекрыв, – она хохотнула. – двери в спешке потом перепутал. Надеюсь, мы не сильно вас подтопили».

Марлен улыбнулась: «Не сильно»

Девица сунула Марлен засаленную тысячу: «Вот на ремонт»

Этого было смехотворно мало, но Марлен не хотелось ни ругаться, ни доказывать… Ни, тем более, пускать кого-то в свою квартиру.

Она кивнула.

«Ну, я пойду? Проблема решена?»

«Вы уж закрывайте, пожалуйста, краны», – ответила Марлен и захлопнула дверь.

«Ну что же, – подумала она, – не зря я мебель вытащила из комнаты, ремонт сделаю. Потолок побелю, обои переклею, ну и… пол лаком покрою. Надо рабочим завтра позвонить».

В эту ночь пришел Алекс. Он был грустен.

«Не свиделись», – выдохнул он.


Она проснулась в поту. Раньше она ждала сновидений, но сейчас, в сны пришел страх, нечто тёмное. Он уже мерещился ей и наяву, в тенях, в зеркалах. «Так и сходят с ума», – думала Марлен. Она посматривала на бабушкин сундук, нопомнила, чем закончился эксперимент. Происшествия были смешными, но последствия пугали. Сознание туманилось.

Она машинально взяла телефон, чтобы проверить время. 3 часа ночи. Тишину разорвал громкий писк, возвестивший о приходе СМС.

«Не смей соваться в потусторонний мир! Ангел»

«Ангел, я ждала тебя, – быстро написала Марлен. – Мне надо многое понять, и без тебя наверное не разобраться»

Но ответа не было. И Марлен, как ни странно, заснула.

Ей приснился круг из свечей. Марлен сидела голая в этом кругу, ей было спокойно. Но в свечах то в одной, то в другой появлялся вдруг холодный темный профиль Алекса. Свеча тут же вспыхивала и гасла. Так Марлен оказалась в полной темноте, но темнота была теплой, не пугающей, сущность вещей обозначилась сиянием. Свечи вдруг загорелись вновь спокойным, ровными остриями. В одном огоньке объявился вдруг Макс.

«Всё будет хорошо, детка. Я тебя защищу», – сказал он.

Шаг 15. Любитель карт

Барт распахнул дверь.

– Прошу!

Сам пролетел на кухню, тут же достал бутылку водки, набулькал половину фужера.

– Будешь?

Макс отказался.

– Как говорят русские: будем! – и Барт заглотил содержимое.

– Осматривайся, я пока поесть приготовлю, есть охота от всех этих переживаний.

Квартира была огромна. На последнем этаже. Некоторые окна находились почти на потолке и смотрели в небо. Кухня – она же столовая, просторный холл, кабинет, спальня, тренажерный зал, еще спальня, ванная комната, два туалета… И одна из комнат поразила Макса. Он оказался в глобусе. Картины материков располагались, где им и положено, но изнутри сферы. Макс ошарашенный пошел в кухню.

– Зачем из квадратного делать круглое? – спросил он.

Барт, непонимающе посмотрел на Макса. Макс махнул рукой в сторону комнаты, у него не было слов для описания увиденного.

– Ты о глобусе? – улыбнулся Барт. – Люблю карты. И это, кроме прочего, стрелковый тренажер.

– Тренажер? – удивился Макс.

– Потом покажу. Большая квартира?

Макс сел за стол.

– Большая, – согласился он.

– Вот и мне кажется, великовата. Неуютно здесь одному. Я сначала народ звал, тусил. Думал, что всегда так будет, чтобы полон дом людей…

– И что случилось?

– Скучно это. Неинтересно. Разговоры одинаковые, люди одинаковые. Скучно.

– Барт, а как тебя, вообще, в Россию занесло? И почему ты русский знаешь?

– Ну-ну, Макс. Не все американцы знают только английский. Я кроме русского учил французский, испанский, разумеется, знаю. В Россию приехал практиковать язык. К тому же, инвестировать в недвижимость здесь, показалось неплохой идеей. Вот и прикупил квартиру, на Крестовском.

– А почему русский решил учить? Ведь у нас с Америкой сейчас как-то не очень.

– Вы, русские, смешные. Вы думаете, что весь мир крутится вокруг вас. Что все в мире только и разговаривают о России. Я русский выучил из-за того, что в вашей истории еще много белых пятен и тайн, а для меня это магнит. Ну и Гоголь, конечно, – Барт улыбнулся.

– Это Америка – главный пуп земли и в каждой бочке затычка.

– В этом вопросе мы никогда не договоримся, – улыбнулся Барт. – Так что давай останемся при своем.

– А чем ты занимаешься здесь?

– Сокровища ищу, по подвалам с бомжами водку пью. Разное. Дохода с семейных акций хватает, чтобы заниматься тем, чем хочу.

– Повезло, – протянул Макс.

– Ну, мне на голову шумерский сундучок не падал ни разу. Кстати об этом. Сделай пока чай, я позвоню договорюсь кое о чем.

Шаг 16. В мире много непонятного

Барт говорил по телефону. Точнее он отдавал микрофону только восклицания «Ага, понял, замечательно», а ему, похоже, через этот портал словесного хлама вливали виски и отнюдь не в ухо. Вид, по крайней мере, у него был довольный.

Макс поедал ветчину. Он водружал ее на кусок лаваша, сдвигал так, чтобы чуть зацепить хлеб, а основная масса движения зубов пришлась на розовое нежное мясо. Ему казалось кощунственным просто пережевывать деликатес. А так… Это был уже пятый кусок поглощенный таким образом с одним кусочком хлеба. Огромный бокал крепкого сладкого чая распускал кудри пара. Он изредка всасывал эти белые волосы смачно обжигаясь о жидкость. Разглядывая кухню, Макс отметил, что дизайн ее ему не нравится. Слишком скучно: абсолютно белая глянцевая мебель, стол по середине буквой «П» из толстого то ли камня, то ли пластика. Без ящиков, без шкафчиков. Видимо, поэтому все вещи валялись на немногих горизонтальных поверхностях. Макс насчитал семь бутылок виски, пустых, разумеется, 4 бутылочки соуса Табаско, тубусы чипсов Прингелс, стеклянные стаканы, и картонную коробку в которой лежали очки. Макс из любопытства достал их. Линзы на них не увеличивали и не уменьшали реальность, и они не были темными. Зато в правом уголочке очевидно была вмонтирована камера. Макс надел их на себя, но ничего не произошло. Он положил их на место.

Барт закончил разговор.

– Я всё организовал! – сообщил Барт. – Мы сдаем шкатулку в банк.

– А стоит ли? – напрягся Макс. – Спокойнее, когда она рядом.

Он начинал осознавать стоимость этой вещицы и уже дорожил этим богатством, боялся его потерять.

– А стоит ли таскать ларец с собой. Мы даем согласие Виктору, он может заинтересоваться, что это у Макса за шкатулочка. И другие могут заинтересоваться. И вообще, нужна мобильность. А если придется ехать? У тебя загранпаспорт есть?

– Не было надобности.

– Срочно делай. Паспорт и визу. По электронке закажем сегодня. А банк надежный, надежнее не бывает. Пользуюсь часто. Составишь договор, положишь в ячейку. Туда добраться очень сложно.

Макс не очень этому доверял, ему показалось, что Барт обмолвился, что он положит в ячейку.

– А что будет если меня того? – сорвалось вдруг с языка.

– Того?

– Ну, убьют, допустим.

– Тьфу, тьфу, тьфу! – сплюнул Барт через плечо. – Я такой вариант не рассматриваю! И не рассматривал.

– И что будет?

– Надо с юристами поговорить. Скорее всего, если в условиях договора прописано, что к родственникам перейдет.

– Вот Светка будет рада, – Макс ухмыльнулся. – В итоге в ее загребущих ручках все и окажется.

– А что ты о смерти? Не торопишься ли на тот свет?

– Не дождетесь!

– В банке надежнее.

– Да, прав, – согласился Макс. И принял решение, – поедем – положим.

«Как изменились времена, – подумал Макс, – раньше клады в землю закапывали под покойника. Опять покойники… Что за мысли дурные!»

Максу тоже что было рассказать Барту. Пока Барт общался с банковскими работниками Максу позвонил его приятель из полиции.

– Иванчук – наш клиент! – начал Макс. – Всю жизнь проработал слесарем в депо, затем рассорившись с начальством с шумом ушел.

– кто такой Инванчук? – поинтересовался Барт.

– Дядка который жил в моей комнате!

– Да?

– Рассказывай! – зажегся Барт.

– Я и рассказываю. Финал своей карьеры встретил в Суворовском училище сторожем…

– Где-где?

– в Суворовском, это такая военная школа для детей, – повторил Макс.

– Я думал, что я ослышался. Ты знаешь где находится этот ваш детский Вест Поинт, – Барт сделал многозначительную паузу, – в Воронцовском дворце.

Макс не отреагировал. Никогда не задавался этим вопросом. Он знал о существование Суворовского училища, слышал что-то о Воронцовском дворце, но только сейчас эти два понятия сошлись для него в одной точке координат. Спасибо, Барт! Только к чему это.

– Сначала Иванчук зарекомендовал себя, как ответственный, честный работник, а потом у него будто крышу сорвало. – продолжил он. – Начал тащить домой, что ни попадя, от авторучек и электрических розеток, которые прилежно снимал, до более ценного инвентаря. В один момент расковырял стены. А поймали его на том, что он собирался устроить поджог на работе. Он будто сошел с ума.

– Наверное, на тот же период приходится и проковырянный дома пол к соседям.

– Наверное, в итоге оказался он в местах не столь отдаленных. При проведении психической экспертизы его признали вменяемым и отправился он валить лес. Печальный конец слесаря Иванчука.

– Может, встретиться с ним? Поговорить? Он на зоне? Или отсидел уже?

– Ни то, ни другое. И возможности встретиться нет, – Макс усмехнулся. – по крайней мере в ближайшее время. Ты, если хочешь, попробуй.

– Не понял, – Барт изумленно вздернул брови.

– Он сжег себя! – сказал Макс. Перед взором Макса встали огненные картинки. «Как здесь не поверить в мистику» – подумал он.

– Fuck! No! – Воскликнул Барт.

– Облил себя какой-то дрянью и прикурил. Сгорел, как свечка.

– Да, пожалуй, я не буду торопиться за ним, – сообщил Барт.

– Можно предположить, что ларец этот из Воронцовского дворца. Только специально он его искал или наткнулся случайно?

– Судя по тому что ты рассказал, он сначала нашел, а потом у него начался приход. Он начал искать дальше, а по ходу тащил, что под руку попадется. А чтобы скрыть безобразия не нашел ничего лучшего, чем поджег. Может, и так. Теперь трудно судить. Значит, ларец из Воронцовского дворца. Ты понимаешь, значимость того что ты сказал? – Барт многозначительно затих.

– О чем ты?

– А то, что Воронцовский дворец был собственностью российского императора магистра мальтийского ордена Павла, как и Инженерный замок, между прочим..

– То есть ты хочешь сказать, что мы нанимаемся к Виктору искать недостающую часть нашей подвески?

– Именно!!! – Барт был в восторге.

– Мне не понятно… Как так?

– Людям даются шансы. Причем, один за другим. Только надо их увидеть и использовать.

– А причем здесь шумеры?

Барт дернул плечами.

– Да наплевать на шумеров!

– И все-таки?

– Мальтийский орден достаточно древний. Конечно, по сравнению с шумерами – это младенец. Но по сравнению с нами, Мальтийский орден – это старец-старец. И у этого старца много мудрости, много тайн, за свою жизнь он приобрел много шкафов. У каждого шкафа есть свой скелет, а иногда и не один. Каждое из тайных обществ создано ради скелета, тайны, идеи, иначе оно рано или поздно разваливается. Может, Мальтийский орден хранил эти предметы в течении многих веков. Ходили упорные слухи, что сокровища ордена переехали в Россию при Павле. Это же не рыцарские доспехи в подвале! Думаю, что доспехи, это антураж. Мистически и романтично настроенный Павел мог просто ради оформления поставить этих металлических болванов.

– И ты веришь во всю эту мистическую чушь?

– Можно ли доказывать привидению, что его не существует?

– Но шумеры! Я думал, что все эти ордена связаны с артефактами касающимися Христа.

– Ага, а зона пятьдесят один – с инопланетянами. В мире много непонятного!

– Кстати о непонятном, – Макс потянулся к очкам с камерой.

– Что за очки у тебя такие чудные? Шпионские?

– Да папа прислал. Типа гугл-гласс, только опытная партия маленького стартапа. Очки дополненой реальности. Папа прикупил акции молодой компании. Они делают не ширпотреб, как у гугла, а реально крутые очки. Только я ими не пользуюсь.

– Можно я возьму? – загорелся Макс и не дожидаясь ответа нацепил очки на нос.

– Конечно. Напишешь отчет об использовании – сделаешь мне одолжение. Отец уже давно его у меня просит. Они вот тут включаются.

Барт щелкнул кнопочку и на стеклах у Макса появился логотип, затем какие-то тексты. Стекла выступали в роли экрана, при этом изображение реальности не затуманивалась. Текст только дополнял, пояснял, помогал.

– Только на встрече с Виктором и в банке очки сними. Не поймут. За шпиона примут.


Шаг 17. Водить за нос

– Ты умеешь водить?

– Что водить? – поинтересовался Макс.

– Машину.

– Я думал за нос, – усмехнулся Макс. – Конечно, умею.

– А права у тебя есть?

– Обязанности.

Барт изумленно посмотрел на Макса.

– Ты так шутишь?

– Шучу. С правами все в порядке.

– Просто я с этими машинами на «вы». В Нью-Йорке иметь машину – безумие. Да и здесь в гараже стоит просто…

Макс загорелся. Он давно уже не водил машину. Но любил и скучал. Ему часто снились гонки. Непроизвольно руки сжимались в кулаки ощущая руль, оттягивался носок, вдавливая педаль газа. Просыпался со сведенной ногой. А потом заснуть не мог часами.

Dodge Chalanger была покрыта слоем пыли практически полностью скрывая ее цвет. Мощный, яркий аппарат, может уйти от кого угодно на дороге. И безумно красивый. О таком Макс и не мечтал.

Барт выудил из кармана ключи, пикнул сигналкой.

– Не торопись, – предупредил Макс, внимательно осмотрел машину снаружи, лег на пол осмотрел днище.

Барт скучал.

– Ты взрывчатку ищешь? Если бы кто-то подошел к машине, мне бы сразу донесли. Я с охранниками столько коньяка выпил, что они до сих пор коньяком пахнут.

– Людей можно купить, напугать, даже подменить человека можно.

– Ты очень подозрителен.

– Береженого Бог бережет.

– Поехали уже.

Макс все равно осмотрел салон и только после этого сел за руль.

Барт плюхнулся рядом.

– Ты прав, людей можно купить, напугать и что там еще? Но с техникой по-другому.

– Технику тоже можно обмануть.

Макс сидел примерялся к машине, несмотря на аскетичный американский салон было очень комфортно. Прежде, чем завести, он представил, как это сделает. Смаковал момент.

– А на кого зарегистрирована машина? На тебя? – спросил Макс.

– Не, – отмахнулся Барт. – На российскую фирму, не связанную со мной почти никак.

Мотор бархатно зарычал. Макс аккуратно выехал из гаража и спокойно колесил по улицам, стремясь на трассу, благо недалеко до кольцевой


Макс ехал не уставая, пытался держаться в правилах дорожного движения, но эта машина была выше правил. И Макс вырывался из скоростного режима. На их удачу на дорогах полиции не было. Барт просто заставил Макс возвращаться.

Макс остановил машину у большого здания на Марата. Адрес назвал Барт. Парковочных мест, конечно не было.

– Поставь машину вторым рядом, – посоветовал американец. – Все в порядке. Это мне в России нравится – жизнь слишком коротка, чтобы искать свободную парковку в центре. Охрана банка не даст ее эвакуировать.

Около двери висела неприметная вывеска «Восточный Ривер Банк». Барт только кивнул охране, указывая на припаркованный почти посреди дороги шевроле.

Ячейку оформили на Макса. В целом, процесс оформления был похож на оплату квитанций. От Макса требовалось только изредка отвечать на вопросы.

А вот дальше началось голливудское кино. Ему вручили ключ – длинный стальной штырь с невероятно сложными бороздками. Дальше его с рюкзаком пригласили во внутреннее помещение банка. Открыли круглую дверь диаметром 2 метра. Внутри светлого помещения, по стенам которого располагались ряды ячеек они остались вдвоем с работником банка. Тот молча пригласил его к одной из самых больших дверец ячеек с двумя отверстиями для замка, и вставил свой ключ. Макс понял, что его очередь. Они почти одновременно повернули ключи. Банкир тут же покинул помещение, предложив нажать кнопку вызова, как только Максим закончит.

Положив в стальной ящик свою шкатулку, Макс недоверчиво погляделся. Но в сейфе никого не было. Еще раз взглянув на камешки, он решительно захлопнул крышку ящика и нажал кнопку вызова.

Конечно, обмен древнего клада на договор и ключ с лазерной гравировкой не выглядело равноценным обменом, но он начал доверять Барту.

Только сели в машину, день рассыпался автоматной очередью.

«Пригнись!» – крикнул Макс и задним ходом дернул от банка.

Хлопали выстрелы, Максу показалось, что и их зацепило.

Макс юркнул в переулок и дал по газам. Через пару кварталов остановился. Смотрел в зеркало, нет за ними желающих их крови. Нет. Вроде, никого.

– Надежный банк, – повернулся он к Барту.

– Один из самых надежных, – прошептал Барт синими губами.

– С тобой все в порядке? – уточнил Макс и оглядел Барта. – Не зацепило?

– Нормально, если не считать стрельбы, – выдохнул Барт, он достал телефон и набрал номер. – Звоню своему персональному менеджеру из банка, – пояснил он Максу.

– Андрей, привет, это Барт. Да. Со мной все нормально. Что у вас там случилось?

И слушал, наконец, нажал отбой.

– Нападение на инкассаторов. Один ранен. Нападавшие убиты.

– Ты не заметил ничего?

– Да, как стрельба началась, ты рявкнул, я молится начал. А молиться и что-то еще делать я не могу…

– Многие мочатся еще.

Барт тронул сидение.

– Не, сухо, – натянуто улыбнулся он.

Макс вышел, обошел машину.

– Зацепили твари.

– Не переживай. Не нас же. А машину починим.

– Что-то у нас часто неприятности стали случаться, до встречи с тобой, до меня не докапывался никто, не то чтобы стрелять. Ты просто – генератор неприятностей.

– Поверь, у меня тоже ничего похожего не было. Хотя общался я в разных кругах. Так что получается ни ты ни я не виноваты… – Барт задумался. – А не встреча ли это со шкатулкой?

Шаг 18. Марионетки вселенского театра

– Мы согласны, – вместо приветствия произнес Барт.

Виктор улыбнулся с оттенком превосходства, будто сообщая: «А я нисколько не сомневался». И тут же заявил:

– А я не согласен!

– С чем, позвольте поинтересоваться? – уточнил Макс.

Макс никогда не заискивал перед перед богачами, знаменитостями, представителями власти. Он знал, пуля – знак равенства для всех. Он, конечно, немного по жизни пересекался с типа элитой, но зато четко знал о знаке равенства. А еще он знал, что надо всегда оставаться человеком. Чопорные выпендрежники его бесили, сразу хотелось его уровнять, ведь человека из него не сделаешь, слишком он ушел от человеческого.

– «Позвольте поинтересоваться», – передразнил Виктор Макса, – Какой петербургский чопорный говор!

– Так с чем вы не согласны? – спокойно уточнил Макс.

– Вы мне не нужны! – и Виктор развалился в кресле, сканируя пришедших.

Макс спокойно стоял и смотрел на Виктора, он ждал реакции Барта.

– Виктор шутит. Хотелось бы ознакомиться с информацией, – улыбнулся Барт.

Виктор заржал. На лице Барта в прищуре глаз читалось: «Вот пройдоха. Знаю я, что ты не сомневался и не сомневаешься в том что мы найдем, то что тебе нужно».

Марлен всматривалась в лица, в движения и думала, что тело – марионетка эмоций, дум. В ее голове нарисовалась картина вселенского театра, ведь души наши – это тоже марионетки религий, социальных условий, в свою очередь и эти зависимы Получилась многомерная марионетка сверху которой Ангел… Или Бог. Но и Бог – тоже марионетка, закралось крамольное определение, еретическая мысль за которую в средние века Марлен вполне могли зажарить как курочку. Но мысль эта представлялась правильной. И получалась бесконечная марионетка. Наверное, каждое время позволяет думать об одних и тех же вещах по-другому.

Виктор достал орден. Приложил себе на грудь. Белый крест с золотой короной наверху. Вид Виктора стал царским. Не каждый царь из детских фильмов так пыжился. Наигравшись он сообщил:

– Это карта подземелий, – сообщил он передавая орден Барту. – Но на первый взгляд орден не имеет ничего общего с подвалами, которые мы нашли, но это карта. И карта именно тех подвалов! – весомо сказал Виктор.

Барт внимательно осматривал подвеску.

– Вообще, знак мальтийского ордена представляет собой золотой восьмиугольный крест с двух сторон покрытый белой эмалью. Каждый сектор креста похож на ласточкин хвост. Между хвостами расположены орнаменты лилий. В верхнюю часть креста венчает большая ажурная корона. В макушку которой продевается черная шелковая муаровая лента. Странность в этом ордене есть, и странность преогромная, – резюмировал он. – Было бы неплохо подержать в руках реальные мальтийские ордена.

– Это можно устроить, – Виктор кивнул.

Макс внимательно и настороженно присматривался.

– Вот фото того, что мы нашли.

Барт передал Максу орден, чтобы взять фотографии.

Макс держал в руках прохладный металл, прилипнув взглядом к вещице. Он никогда не прикасался, не считая ларца, к столь значимым историческим ценностям, прислушивался к себе, никакой жадности, жажды наживы, и даже благоговения. Он подумал, что времени нет. Тогда жили люди и теперь. Те люди также страдали, любили. И один из тех людей передал ему сейчас послание через века, как будто друг пожал руку. Странное ощущение. Времени нет.

Барт разглядывал фото.

– А кто занимался… М-м… раскопками.

– Ты его знаешь, – Виктор значительно глянул на Барта.

– Не сошлись в цене? Если я правильно понимаю… – спросил Барт. – или другая причина?

– Он сливал информацию! – весомо брякнула злость в голосе Виктора.

– Ах да. Значит, не сошлись в цене, – покивал Барт. – Он толковый ученый, жадный правда. – Надо было сразу. Ну да ладно. Что успели сделать?

– Ничего не успел. Я его убрал.

Макс вскинул взгляд на Виктора.

– Убрал-шмубрал, за кого ты меня принимаешь? – заметил реакцию Макса Виктор. – Отстранил.

– Мне нужна максимальная информация, вы знаете, все что может касаться или не касаться данного, м-м-м, дела, – сосредоточенно произнес Барт.

– Вот здесь все планы инженерного замка, копии. Фотография. Это коробочка от ордена.

– Коробочка? Интересно, – Барт жадно схватил бархатную коробочку.

Пересечение двух бесконечностей – путь в вечность.

Так гласила золотая надпись дореволюционной вязью. Так называл бы это Макс, хотя конечно реформа русского алфавита мало касалась изменений политических. Хотя… Кто их знает этих революционеров. Они революцонируют во всем, даже в филологии. Собака зубы в ней сломай!

На крышке две пересеченные по центру восьмерки.

– Восемьдесят восемь, как и число командорств ордена, – заметил Барт. – Но это число условно.

Надпись была на внутренней стороне крышки, четко под пересекающимися восьмерками на внешней. Значит, не восьмерки это сплелись, а бесконечности. Так про себя отметил Макс.

Неплохой масштаб.

Макс взял коробочку. Коробочка была черной и на ощупь очень теплой. Одна из тех вещей, которые приятно трогать. Плоская, достаточно большая, в одежде черного бархата. Ордену было в ней привольно. Он лежал в углублении повторяющем его контуры.

– Ничего похожего в моих столкновениях с орденами я не встречал. Коробочки, подушечки, конечно, были всякого рода. Но чтобы с такой любовью и заботой, да еще такими надписями – это в первый раз.

– Ты прав, – надписи-шнадписи – не мальтийская штука, во всяческих госпитальерских притчах мои дешифраторы ничего похожего не нашли, – сказал Виктор.

– М-м-м… понятно. Это все?

Виктор кивнул.

– Мы бы хотели максимально находиться на месте раскопок.

– Максимально с Максимом, – хмыкнул Виктор Борисович.

– Это возможно?

– Возможно всё.

– А лучше бы вам и не выходить из замка, а тем более с бумагами.

– Так и будет, – пообещал Барт, Макс кивнул.

– Будет охрана от непредвиденных ситуаций.

Макс скосился на Барта. Барт потер руки: «Хорошо. Все, как обычно!»

И Виктор продолжил будто вспоминая: «И к вам будет наведываться Марлен, она заинтересовалась проектом. Не обижайте девушку…

Барт обрадовался: «Нам будет веселее!»

– Не понятно, почему вы до сих пор еще здесь? – Виктор строго посмотрел. – Возьмите Марлен с собой, вы же на машине.

Шаг 19. Замкнуты в замке

Высокую арку охраняли два псевдоегипетских обелиска, словно вросшие в розовую стену. Макс припарковал машину прямо перед входом, там где при Павле были ворота с подъемным механизмом. Их уже встречали – невысокий мужчина в старом засаленном пиджаке.

– Павел Петрович, – представился он. – Директор Фонда друзей Михайловского замка. Меня, как ни странно, зовут так же как и его, – хохотнул он и кивнул неопределенно в сторону замка.

– Кого он имеет ввиду, – шепотом спросил Макс у Барта.

– Императора Павла Первого, – также шепотом ответил американец, и с укоризной добавил: – Стыдно не знать свою историю.

– А много у замка друзей? – спросил Макс директора Фонда.

– Кхе-кхе, – закашлялся он. – Достаточно.

Он ввел их во внутренний двор, который представлял из себя восьмиугольник. И тут же начал восполнять пробелы в образовании Макса, вещая о архитекторах замка.

Барт его тут же прервал:

– Павел Петрович, я знаю эти факты.

– Но другие! Другие не знают!

– Я другим расскажу.

– Пойдемте, пойдемте в замок, – и Павел Петрович провел их внутрь.

Директор сразу же провел их к лестнице, ведущей вниз. Лестница явно, в старые времена, предназначалась для слуг.

– Виктор просил меня выделить вам помещение, в котором вы могли бы работать, не покидая наш прекрасный замок, – почти заискивающе произнес Павел Петрович.

И он открыл неприметную дверь с табличкой «Служебное помещение». Она походила на каморку охранника. Стол, потертый диванчик, кровать, розетка с массивным тройником. И два старых деревянных стула. Вся мебель явно осталась со времен патентной библиотеки, занимавшей замок в советское время. Лак неприятного грязно-желтого цвета во многих местах слез, обнажая бурую основу прессованных опилок.

Боковой частью экспозиции были два слонопотама-охранника, которые ошивались рядом с комнатой.

Прямо из комнаты можно было спускаться в найденный подвал.

Директор музея вел экскурсию, сыпля исторические факты в вперемешку с анекдотами:

– Михайловский замок окутан многими легендами, – говорил он. – Даже по поводу красноватого цвета в который выкрашены стены замка существует предание, что на балу фрейлина, будущая фаворитка, выронила перчатку. Император поднял ее и восхитился цветом. Отправил тут же составителям красок для образца. Многие петербуржцы затем стали красить дома такой цвет. Но есть и другая версия, это колер Мальтийского ордена.

– А третья версия есть? – спросил Макс.

Директор в нерешительности кашлянул, скорее больше для проформы, почесал указательным пальцем кончик носа и поинтересовался:

– Какая третья?

– Ну вы предложили две версии. А есть третья версия событий?

– Не припомню, – пожал плечами директор и продолжил рассказ, – Даже строительство замка связывают с легендой. Павел, будучи человеком мистически настроенным, и говорят, обладавшим даром предвидения, пожелал умереть там, где был рожден… Но есть и другой вариант. Солдату, стоящему на карауле при Летнем дворце явился юноша в сиянии и сказал, что он архангел Михаил, и что он приказывает идти к императору и сказать, чтобы на месте старого Летнего дворца был построен храм во имя архистратига Михаила.

– Архи-кого? – переспросил Макс.

– Архистратига. Солдат донес начальству, а то в свою очередь доложило императору. На что Павел ответил, что ему известно желание архангела, и воля его будет исполнена. И распорядился о постройке нового дворца, при котором должна быть церковь архистратига Михаила, а дворец было приказано назвать Михайловским замком.

Барт думал о чем-то своем, а Макс впитывал информацию, то что ему рассказывали в школе было крупицами (сейчас они выглядели именно так) по сравнению с четкими словесными построениями этого небольшого человечка. Максу казалось, какая-то двойственность в этом человеке. Все у него по два. И так, и так. Чемодан с двойным дном.

Сам директор был человеком широким, казалось бы, – он должен светиться добродушием, но этого не происходило. Будто в нем сидел худой недовольный субъект с острыми глазами и жестким голосом и железной волей.

Этакая красивая румяная булочка оказалась черствой, несъедобной. Внешняя благодушная оболочка немного скрашивала ощущение неудобства, но иногда Макс видел того второго – жесткого. Появление это всегда было неожиданным. Черт из коробочки.

Затем они побродили по обычному подвалу, многие помещения которого служили складом. Барт вел себя сдержанно, но взгляд Барта цеплялся за каждую трещину на стенах, за облупленную штукатурку. Барт будто включил режим «собаки». Иногда он останавливался вкопано и смотрел на потолок или под ноги. Иногда подходил к стене вглядывался в ничем не отличающийся от других кирпич. Не знающий Барта человек скорее всего захотел бы вызвать скорую помощь, дабы отвезти Барта куда-нибудь на Пряжку и снять навязчивую вдумчивость и рассеянность.

Марлен была безучастна. Сторонний наблюдатель, просто красивая женщина, она также бы ходила по Эрмитажу или, скажем, Лувру.

После импровизированной экскурсии по основным залам директор двинулся к пролому.

– Это вот кхе-кхе нашли… – сказал он, – судя по всему этот проход замуровали после смерти Павла. Его это «кхе-кхе» было больше похоже на посмеивание, чем на кашель. Макс сначала не замечал, но, как заметил, это начало его раздражать. Чтобы нейтрализовать раздражение он назвал директора – диКХЕктор и успокоился.

Барт остановил директора:

– Чуть позже, Павел Петрович, сначала мы чаю попьем с печенюшками.

Тот оказался несколько обескуражен.

– Мы вас попросим еще показать найденные комнаты, но чуть позже, – улыбнулся Барт.

«В нем есть очарование, – подумала Марлен, – и стержень».

Директор пожал плечами: «Как хотите». И не сопротивлялся.

– Никаких планов, карт, естественно, нет? – спросил Барт.

– Существует кхе несколько версий, – начал директор, – мы придерживаемся той кхе-кхе, что архитектор уничтожил планы.

Марлен хотела удовлетворить любопытство, Максу до дрожи в пальцах нетерпелось увидеть находки, он чувствовал, что находится рядом с тайной и это его возбуждало не меньше, чем говяжья отбивная давно не евшего человека.

– Барт, – зачем ждать, пойдем туда и все посмотрим! К черту карты, – и он ринулся к пролому.

– Решительность можно только поприветствовать, – бодрым голосом произнес Павел Петрович, и двинулся вслед.

Барт усмехнулся и пошел за ними.

Пролом находился в сводчатой нише.

Несмотря на то, что Барт не имел габаритов Виннипуха в проломе он застрял, не из-за габаритов, а из-за любознательности.

– Как? – бросил он вопрос в спину Павлу Петровичу.

– Если это просьба показать туалет, то очень не вовремя, – откликнулся Макс.

Ему не терпелось оказаться внизу. Они все стояли на каменно винтовой лестнице ведущей вниз.

– Как нашли проход? – уточнил Барт.

– На эту стену то ли полочку пытались привесить, то ли еще что-то – темная история, теперь уже никто не признается, и все бы это так и прошло мимо, если бы не вывалился огромный кусок кладки.

Барт включил айфон в режим фонарика и высвечивал нишу. Кладка была вровень со стеной. Часть кладки в один кирпич осталось на вышину колена.

– А где кирпичи отсюда?

Директор пожал плечами:

– Я уточню.

Свод ниши был небольшой, метра полтора в высоту, дальше можно было распрямится и нужно было протиснуться вправо к винтовой лестнице. Барт будто сканером в достаточно быстром темпе осветил стены и свод.

После затопал вниз по винтовой лестнице.

Они были похожи на привидения, свет шел снизу от неярких ламп, расставленных на полу соединенных, как гирлянда.

– Это умельцы Виктора сделали подсветку, – объяснил директор. – Я вам собственно не много могу рассказать о находке. Это, как музей в музее! Я вас очень прошу, пользуйтесь бережными методами изучения. Тем более финансы Виктора позволяют ничего не громить. Хочется чтобы до зрителей это дошло в первозданном виде.

Барт улыбнулся, – его выражение лица было сложно понять, в таком свете чудилось нечто демоническое.

– Не беспокойтесь, – слова его звучали мягко, – у меня есть опыт неразрушающих исследований.

– Вы можете описать более подробно, простите, – поинтересовался директор.

– Умом, мыслью, – хохотнул Барт.

– А-а-а… – протянул директор.

От слов ухало эхо.

– Как вы думаете, Павел Петрович, это связано с Мальтийским орденом?

– Наверное, кхе-кхе. На рыцарях знаки… Вероятно, это и есть хваленые сокровища ордена. А может музей…

Макс ожидал увидеть нечто особенное.

Но это были квадратные помещения обозначенные перегородками, без дверей в каждом из них на кирпичном постаменте высились доспехи.

Если покрасить стены в белый, то возможно было бы назвать это помещение белокаменными палатами. А так – краснокаменными. Терракот кирпичей был все-таки подвально мрачен. Катакомбы – скользнуло слово. Да, наверное. Слово это пришло от невысоких сводчатых потолков. Потолок давил.

Вообще, задумка чувствовалась грандиозная. Ни в палатах ни в катакомбах Макс не был, но здесь он казалось уловил идею творца.

Помещения по периметру было как бы единым, но вместе с тем разбитым на условные комнаты арками.

Одна огромная квадратная комната на всю толщину замка – от внешней стены до двора, как прикинул Макс – а значит, метров двадцать, была разделена крестообразной колонной на четыре условных помещения. Колонной конечно назвать это сооружение было тяжело, скорее, крестообразная переборка с толщиной в полметра и переходящая в свод. Соединения этих переборок были опять же арочными. По бокам комнат условные окна дополняли композицию, если бы на подоконнички поставить цветочки, намалевать в них вид на Летний сад, и подсветить должным образом, то создалось бы ощущение свободы, а не подземного каземата. Были и ниши от пола, символизирующие двери, в них на небольших квадратных постаментах – рыцари. Точнее, рыцарские доспехи.

Рыцари смотрели друг на друга от стены к стене.

Если идти по периметру замка, то ровно из-за этих переборок идти не получалось, приходилось идти змейкой, петлять и конечно просмотреть все пространство было невозможно. Только резвое эхо бегало по почти пустым помещениям.

Именно такими и представлялись подземелья замка.

Макс прикинул: больших комнат штук шесть с одной стороны замка, значит, по периметру их штук двадцать. И все разделены на четыре. Всего восемьдесят.

При проходе по этому лабиринту создавалось ощущение бесконечности и зеркальности. Это ощущение давали симметрично расположенные доспехи. Сознание терялось в комнатах.

Макс думал о том, что в перекрестьях сводов могли висеть люстры, под ними стоять столы и кресла, ходить рыцари древнего ордена. Может, Павел не успел все-таки довершить грандиозный свой замысел. Или замысел был другим, а это так – фикция. Иллюзия для отвода глаз. Для красоты и щекотания эстетического чувства.

– А как задумывалось освещать эти помещения? – спросил Макс.

Директор указал на лампы:

– Вот умельцы кхе Виктора.

– Я имею ввиду при проектировании. 200 лет назад

– Свечи, молодой кхе-кхе человек! – и директор указал на канделябры вделанные в стену.

– А воздух? – спросил Макс.

– Что воздух кхе-кхе? – не понял директор.

– Как подавался воздух? Ведь это душегубка без вентиляции.

– Найдены несколько воздуховодов, сейчас на один из них поставлена приточная вентиляция, так что не задохнетесь.

– Это похоже на убежище, ковчег апокалипсиса, – заметила Марлен.

– Хм… – отреагировал директор. – Ваша приверженность к апокалиптичным кхе-кхе штучкам отвратительна.

– Моя? – удивилась Марлен.

– Молодежи, – сообщил директор. – Вера в подобные вещи – неуважение традиций кхе-кхе в которых живешь, отрицание исторического прошлого. Тем более вера в апокалипсисы шумеров и майя…

– А как вы думаете, это истинные доспехи рыцарей?

– Несомненно, – заверил директор.

– Вы уже проводили экспертизу? – поинтересовался Барт, внимательно рассматривая одного из рыцарей.

Макс остановился перед рыцарем, доспехи были покрыты флером времен, но все-таки отлично сохранились. Готическим веяло от этих доспехов. Заостренные формы и изящные линии в сочетании давали ощущение гармонии. При небольших габаритах от доспехов веяло мощью.

– Ты ничего не замечаешь? – спросил Барт.

– Доспехи хорошо сохранились, – откликнулся Макс.

– Вот я и думаю… Как они так хорошо сохранились. В замке очень сыро было. В каминах постоянно поддерживался огонь, но это не спасало от подтеков и обледенения. А на первом балу данном Павлом в честь открытия замка все настолько отсырели, что потеряли цветность. Они были больше похожи на привидения и были почти неразличимы в тумане от мерцающих свечей. Я правильно излагаю, директор? – уточнил Барт.

– Все верно говорите, но несмотря на это Павел влюбился в замок.

– А чем объясните такую хорошую сохранность доспехов?

– Директор пожал плечами.

– Природный феномен. Вот в карстовых пещерах свой микроклимат…

– А для чего все это? – прищурился Барт. – Зачем все эти доспехи здесь.

– Сложно сказать, – ответил директор, – Возможно это просто прихоть Павла, который хотел сделать настоящий замок. А возможно граф Литта, привез сокровищницу Ордена Иоанитов, и рыцари были из их числа.

Барта, похоже не удовлетворил ни один ответ.

«Опять два ответа на один вопрос», – подумал Макс. Но Директор не остановился:

– Возможно, каждый из этих доспехов олицетворял какое-нибудь европейское кхе-кхе командорство Ордена, переходящее под покровительство Великого Магистра Павла. Командорства Аквитании, Ломбардии, Сицилии, Бургундии, Савойи, Каталонии, все европейские земли просили протектората у Российского Императора – директора фонда друзей было не остановить.

– Понятно, – прервал историческую песнь Барт.

– Да, Виктору, спасибо огромное кхе-кхе за помощь, выделил деньги на исследования.

– Я могу посмотреть заключение?

– Я вам предоставлю.

– А что мы вообще ищем? – спросила Марлен

– Виктор, кхе-кхе, полагает, что там спрятаны сокровища Мальтийского Ордена

– А какие сокровища он полагает там спрятаны? – не отставала Марлен.

– А он вам разве не сказал? – с наигранным удивлением спросил Павел Петрович. – Впрочем, не удивительно. Он не верит в то, во что верить не хочет. Я ему говорил, что мы знаем, где какие святыни лежат.

– Святыни? Какие святыни? – спросил Макс.

– Ну как какие святыни, кхе-кхе. Молодой человек. Стыдно не знать такие вещи. Часть десницы Иоанна Крестителя, часть животворящего креста Спасителя и икона Филермской Божьей матери. Их привезли рыцари своему нового Великому Магистру Павлу Петровичу в дар, вместе с короной, печатью ордена и кинжалом чести. Они даже здесь, в Михайловском замке то, кхе-кхе, не бывали. Вначале все сокровища хранились в резиденции Мальтийского Ордена на Садовой, в Воронцовском дворце. А потом много путешествовали, кхе-кхе. Но мы знаем куда и как. Сейчас корона и остальные регалии в Кремле, в Оружейной палате. А христианские святыни во время Гражданской войны увезены из России. Вряд ли там, внизу, есть что-то ценное о чем мы не знаем.

– Что же Виктор там рассчитывает найти?

– Вера – великая, кхе-кхе, сила. Она движет нашими помыслами.

Они обошли уже практически весь периметр. Комнаты замыкались в квадратную композицию. На больших сторонах было по дополнительные псевдокомнаты – выросты, повторяющих фасад здания.

– Там в двух местах похоже были еще подъемы наверх.

– Да, – согласился директор. Я вам говорил, после убийства Павла, судя по всему, здесь проводились работы архитектором… Простите, я вас покину, мне что-то нехорошо.

И он удалился.

– Такое впечатление, что… – в один голос заговорили Марлен и Макс и затихли.

– Что спросил Барт.

– Дама вперед… – Макс улыбнулся.

– Да, даму всегда пропускают вперед на темную лестницу и минное поле… Такое впечатление, что он не договаривает, – закончила мысль Марлен.

Макс увесисто кивнул.

– Согласен, – бросил Барт. – У меня было ощущение, что мы никогда не попадем вниз.

– А я думала, ты не хотел идти в низ, – заметила Марлен.

– Если хочешь чего-то достичь, откажись от этого и с тобой обязательно это произойдет.

– И ты опробовал данный метод на практике.

– Заметьте, сработало! Он тянул время и вешал лапшу.

– Лапша ничего такая, вкусная, – усмехнулся Макс.

– Я был настолько зол, что готов был искрошить весь подвал отбойным молотком!

– Дааааа? Это не очень было заметно, – сказала Марлен.

– Неплохо провести независимую экспертизу этих чучел, но нет на это времени, и видно. что им не тысяча лет, а директор – пройдоха. – свернул Барт разговор.

Теперь он двигался более последовательно, он шел по стене с глубокомысленным лицом и водил по кирпичам лучом фонаря и взглядом, будто подавал знаки стоящему кому-то, там за стеной.

Макс и Марлен ходили сначала следом за ним. Но Барт вспомнил об их присутствии.

– Предлагаю вам заняться тем же.

– Подавать знаки привидениями или искать гусеничек на кирпичах.

– Просто осмотреть стены. Может отличие какое-то… Вы знаете, что я заметил?

– Что? – спросил Макс.

Марлен молчала, ей было зябко, она оделась не по сезону. А сезон брожения по подвалам начался неожиданно.

– На что похож пролом через который мы зашли?

– На камин, – ляпнул Макс первое что пришло в голову.

Марлен и не задумалась над этим, пролом и пролом. Но поняла, что Максим прав.

Барт отвлекся от созерцания стен, смерил Макса взглядом.

– Да! Камин! Камин, который быстро в определенный момент спрятали за кладкой. Вы знаете, что когда Павла пришли убивать будто он прятался в камине.

– Это домыслы, – отклинулся Макс. – Каждый представляет историю в выгодном ракурсе, а как это было на самом деле знают только те кто там был. Историю убийства пишут убийцы!

– Павел пытался уйти через камин, – многозначительно сказал Барт.

– Барт ты понимаешь, что это переворачивает историю с ног на голову.

– Мммм. Марлен… Откуда ты знаешь в каком она сейчас положении? На ногах, на голове, на боку…

Барт вернулся к осмотру стен и перешел в режим бормотания.

– Павел действительно был привязан к этому замку, даже можно сказать, – был влюблен. Он, наверное, возлагал на него некоторые надежды. Которым, однако, не суждено было сбыться. Император прожил в замке сорок дней…

– И как впечатление? – спросил Барт когда они через некоторое время сошлись вдруг вместе.

– Надо просветить каждую стену, каждый постамент, простучать каждый миллиметр, – Макс был возбужден.

Барт покачал головой.

– Это метод затратный, долгий, неэффективный, и, главное, это не мой метод.

– А как? – удивился Макс.

– Головой, головой.

– Стучать головой?

– Думать, – хихикнул Барт. – Если о предмете думать, то он откроется. Он расскажет о себе всё. Можно годами стучать и светить но не продвинуться ни на миллиметр если не думать!

– И что ты думаешь по поводу? – поинтересовалась Марлен.

«Зря она это спросила», – подумал Макс. Барт, насколько он его успел узнать, охотно вещал просто, без вопросов.

И точно: Барт промычал нечто невразумительное.

– Существует такая практика, – начала Марлен, – проговаривание мыслей вслух. С вашей говорливостью Барт вы перекрыли себе этот канал. И мы можем быть не только слушателями, но и генераторам идей. Вовремя сказанное «да» может запустить мысль в правильное русло.

Барт взбеленился.

– Мисс, что вы знаете об истории?!

– Мало, – согласилась Марлен, – я плаваю в других облаках. Но все науки сопредельны. Как говорят: ум хорошо, а два лучше.

– Но не три! – возразил Барт. – Три Готтемских мудреца в миске. Трое влодке, не говоря ничего о собаке. Вы же слышали о психологических экспериментах над космонавтами?!

Марлен улыбнулась одной из самых своих милых улыбок:

– Много. Я психолог. Вы правы. Тройственность не очень устойчивая композиция, но и мы здесь не месяцы заперты.

– Барт, правда, – поддержал Марлен Макс. – Поделись соображениями.

– Сначала директор мне мозг рассказами выносил, теперь вместо того чтобы думать, я буду делиться соображениями! – взбеленился Барт.

Шаг 20. Вопросы-шмапросы

Ссоры не получилась, так как пришла СМС. Барт посмотрел на экран айфона.

– Тьфу ты ну ты! Не дадут поработать! Пойдем наверх. Виктор приехал.

Марлен в это время тоже пришла СМС. Так бы Марлен, возможно, и «куснула» бы Барта. А может быть и успокоила, в конце концов она не должна выступать дестабилизирующим компонентом компании. Она, конечно ждала этого сообщения, но это как обычно было неожиданно.

«Привет! Тебя беспокоит Ангел»

«Привет!!! – радостно отозвалась она. – Куда пропал, Ангел?!!»

Хоря радость и накрыла ее, но в голове не укладывалась мысль о том, что он уже знает ее телефон. Что он еще знает??? Но она успокоила себя: он на то и Ангел, чтобы все знать.

«Сотрудничай с Бартом и Максом».

«Даже если это против планов Виктора?»

«Даже так. И сообщи им осторожно, что надо искать внутри».

«Не поняла. Как внутри?»

«Внутри двора».

«Сразу возникнут вопросы!»

«Можешь сообщить им о том, что я существую, о том что я тебе подсказал. О том, что Ангел тоже с вами».

«И как мне это объяснить?»

Молчание.

«Ангел!»

«Ангел!»

«Ангел!»

СМС оставались без ответа. Она внесла номер в записную книжку.

В комнате, которую им выделили, на старом полуразваленном стуле сидел Виктор.

– Ну, какое впечатление-шмечатление? Ты уже что-то нашел? – вопрошал он.

Макс был ошарашен, хотя и не показывал виду. Барт был спокоен:

– Виктор, не беспокойтесь все под контролем, – улыбнулся он. – Когда я вас подводил? Впечатления обычные, сейчас я их обдумываю, но я в предвкушении находки!

Виктор брезгливо посмотрел на стул и не стал садиться.

– Ну, вроде ничего здесь устроились-шмустроились я смотрю.

– Спасибо, Виктор, замечательно, – улыбнулся Барт. – Только бара не хватает.

Виктор показал Барту кулак.

– Во! Понял!

– Зря вы так, – поджал губы Барт. – вы же знаете у меня прозрения наступают под этим делом, после того, как благородный выдержанный в дубовых бочках нектар проникает в клетки мозга

– Наступают-шмаступают, только девяносто процентов времени ты жрешь без прозрения зазрения.

– Согласен, – кивнул Барт. – бывает.

– Смотрите за ним, Марлен. Это еще тот хрен, – заявил Виктор. – Ладно, я на минутку заскочил. Проезжал здесь мимо… Славик, накапай мне коньячку!

Один из слонопотамов, сопровождающих Виктора, достал фляжку с двуглавым орлом, но в центре орла в круге располагался символ, очень похожий на свастику.

– А мне? – скособочил лицо Барт.

– А тебе вот, – и Виктор показал дулю.

Большой палец высовывался из дули далеко вперед и загибался вверх.

– Коньячок в подземельях найди! Он рыцарями охраняется, – добавил Виктор.

– Герб Византии? – спросил Барт, указывая на фляжку.

– Да, Палеологов, – коротко ответил Виктор.

– Палеологи – последняя правящая династия Византии, – пояснил Барт, видя недоуменные глаза Макса. – София Палеолог, сестра последнего императора, стала женой Ивана Третьего. А Москва, с тех пор, третий Рим, не так ли? – мстительно ухмыльнулся Барт, не получивший коньяка.

– Что вы, американцы, в этом понимаете? – почти зло ответил Виктор. – У вас своей истории 200 лет. А Россия – наследница Рима по праву, от Палеологов перешедшему.

– У вас есть два дня на всё, – обвел всех взглядом Виктор. – Директор-шмиректор выставляет нас вон, какие-то у него проверки из министерства-мигреньстерства.

– Mother fucker! – воскликнул Барт. – Только что клялся нам в вечной любви.

– Два дня, – повторил Виктор. – Время пошло.

Шаг 21. Размышления об очевидном

Барт витиевато выругался, потом улыбнулся.

– Опять гонки со временем! Только время оказывается впереди.

– Я правильно понимаю, – промурлыкала Марлен, – нас выставляют в самом начале?

– Как ни странно, ты поняла правильно, – отозвался Барт.

Марлен пропустила колкость мимо ушей.

– Но что можно найти за два дня? – спросила она.

– Марлен, ты знаешь сколько длилась самая короткая война?

– Два дня.

– Тридцать восемь минут.

– Я думаю ты дольше ищешь колготки без стрелочки! – усмехнулся Барт.

– У меня нет таких, – Марлен обворожительно улыбнулась, пытаясь установить нарушенное равновесие.

– Так, девочки, не ссорьтесь! – сказал Макс. – С первой зарплаты я куплю вам колготочки. В такой болтовне мы точно ничего не найдем.

Барт шумно выдохнул.

– Здесь главное понять для чего! – Барт воткнул палец в воздух.

– Чтобы спрятать сокровища, – пожала плечами Марлен.

– Э нет, – возразил Барт.

– Для того, чтобы что-то спрятать нужен небольшой тайник, – проговорил Макс.

– Вот-вот! И вы начинайте думать, – засмеялся Барт. – Важно понять логику! Павел мог преследовать несколько целей. Согласен, что городить подземелье только для схрона – совершенно не обязательно! Эти помещения были созданы для убежища членов Мальтийского ордена или неких иных тайных собраний. Вряд ли официальная православная церковь признавала увлечение Павла инородной религией, ведь прежде всего рыцарские ордена были проводниками католицизма.

– Но они же могли иметь и свои цели, – встрял Макс.

– Так и есть, – кивнул Барт. Но есть и другое. Любое помещение имеет вход и выход. И эти подземелья могли служить первой ступенькой для выхода из замка.

– Подземные ходы, задумчиво проговорила Марлен.

– Да! – возликовал Барт. – И не только для спешного отхода Павла, но и для проникновения членов ордена в тайные комнаты, эвакуации сокровищ в случае чего. В Петербурге существует множество подземных ходов.

– Да ну! – Марлен улыбнулась, – неужели за столько лет никто не обнаружил их. Хотя бы случайно.

– Этим мало занимались, но занимались и поэтому я кое-что об этом знаю. Все говорят, что Петербург построен на болотах, но о тайной жизни болот говорят мало. А тайная жизнь болот – это подземные ходы.

– Барт, по-моему ты несешь бред! – усмехнулся Макс.

– Бред? Может быть. Зато очень красивый бред. Но подойдем с другой стороны бреда. Петербург начинался, как крепость. А крепость и подземный ход – это синонимы.

– Если следовать твоей логике, то Петербург начинается на букву «П» и подземный начинается на ту же букву. Следовательно, в Петербурге есть подземные ходы.

– Петербург начинается на букву «С» – он Санкт-Петербург, это говорит о нем, как о сакральном городе и, возможно, взаимосвязанным с сюрреализмом, – улыбнулся Барт, перешутить и перебредить он мог кого угодно. – Потайные ходы для высадки десанта за пределы Петропавловской крепости были запланированы с самого начала.

– И где теперь эти ходы? – поинтересовался Макс.

Барт с изумлением посмотрел на Макса.

– Ты же петербуржец, я думал ты знаешь.

– Что я должен об этом знать?

– К трехсотлетию города они открыты для посещения.

– Против таких аргументов, сложно что либо противопоставить, – сказала Марлен.

– Легенды говорит будто бы под замком в Гатчине, выполненным по проекту Антонио Ренальди, расположилось множество подземных ходов, – продолжил экскурсию Барт. – Сейчас, правда, известен только один. Раньше спустится в подземный ход, длинной порядка 130 метров, можно было прямо из залов. В нише стены парадной опочивальни имелась потайная дверь, ведущая на темную узкую винтовую лестницу. По ней можно было добраться до подземного хода.

В Летнем саду по указанию Петра I был вырыт тайный ход, он вел из самого центра парка в Летний дворец императора. Долгое время считалось, что петровские подземные ходы были уничтожены. Но 1924 году строители нашли кирпичный тоннель, он привел их в сводчатый тайник, обложенный камнем. От него шли ходы в сторону Марсова поля и на противоположную сторону реки Фонтанки. Но пройти по обоим ходам удалось немного, так как путь преграждали массивные железные решетки. Говорят, что В 1925 году тоннель был заложен камнем и засыпан грунтом. На территории усадьбы Кушелева-Безбородко в середине 90-х годов 20 века был обнаружен подземный ход. Произошло это во время прокладывания новой теплотрассы. Несмотря на близость реки, подвал был сухим. Рабочие вскрыли пол и обнаружили подземелье. Ход вел в обратную от реки сторону, но пройти по нему удалось метров 10, дальше оказался завал. До недавнего времени в бывшей усадьбе был еще один ход, но в ходе реконструкции Свердловской набережной ход этот был засыпан, а в оставленном открытым гроте появилась свалка из мусора. Александро-Невская Лавра. Подземелья лавры представляет собой лабиринт из небольших помещений, соединенных между собой узкими переходами. До сих пор неисследованной остается северная часть подземелий, поскольку проходы туда полностью затоплены водами Монастырки. Там может находиться ценное имущество петербургской знати, спрятанное в революцию.

– Чешет, будто из интернета читает! – восхитился Макс.

– Площадь Труда, – продолжал Барт. – Под площадью Труда, Благовещенской площадью, находится подземная часть Крюкова канала, спрятанная в гигантскую трубу еще в начале 1840-х годов. Ход из Невы в канал заделали в 1870-х, а выход из подземелья в Крюков канал закрыли решеткой. Когда в 1990-х на площади Труда сооружали подземный переход, строители наткнулись на остатки труб-тоннелей. Эти реликвии сохранили – их можно увидеть в подземном переходе и сегодня.

– Хватит! Хватит! – взмолился Макс. – Убедил!

– Но к чему этот подробный экскурс? – поинтересовалась Марлен.

– Да к тому, – отозвался Барт. – Что Инженерный замок – это прежде всего замок. А замок и подземный ход – это синонимы.

– И что это нам дает? – спросил Макс.

– А то! Что попадание в подземелья должны быть простыми и удобными, как дверь. Ими нужно было легко и свободно пользоваться, если хотите с удобством!

– Как войти и выйти из камина, – уточнил Макс.

– Но это нас не приближает к хранилищу, – заметила Марлен.

– Но понимание этого дает места, где были «дороги». А на дороге вряд ли кто-то будет зырывать чемодан с деньгами. У дороги – возможно, – покивал Макс.

– Да где-то там у дороги должен быть схрон. Только добраться до него будет сложнее.

– Макс, а тебе не кажется, что длина и ширина этой комнаты разная?

– Но вообще кажется, – Макс смерил взглядом комнату. – Но возможно, это иллюзия.

А Барт принялся мерить шагами комнату.

– Надо составить более подробный план с размерами, – заметил он, Барт по обыкновению обкатывал пальцы.

Они лазили по подвалу с электронной рулеткой, составляя план и занося размеры. Комнаты оказались квадратными.

Барт размышлаял.

– Знаешь, Барт,мы тщательно исследовали внешнюю стену, а ведь и во дворе замка могут быть подземелья.

– Я тоже об этом думаю. Надо понять логику.

–Ты ее понимаешь, понимаешь, а понять не можешь.

–Всему свое время, – бросил Барт.

– Есть и продолжение этих слов, – сказала Марлен, она похоже старалась молчать, чтобы не раздражать Барта. – и время всякой вещи под небом

на сей раз замечание Марлен прошло без злобных размахиваний клинком.

– Всему свое время, и время всякой вещи под небом. – процитировал Макс, он недавно натыкался на этот кусок. – Время рождаться, и время умирать; время насаждать, и время вырывать посаженное; время убивать, и время врачевать; время разрушать, и время строить; время плакать, и время смеяться; время сетовать, и время плясать; время разбрасывать камни, и время собирать камни; время обнимать, и время уклоняться от объятий; время искать, и время терять; время сберегать, и время бросать; время раздирать, и время сшивать; время молчать, и время говорить; время любить, и время ненавидеть; время войне, и время миру.

– Близко к тексту, – сказал Барт. – Книга Екклесиаста. Но мне ближе Шекспир. Time is the nurse and breeder of all good. Время – сиделка и кормилица всего хорошего. По крайней мере, оптимистично.

Шаг 22. Иллюзион

– Надо искать в центре, – улыбнулась Марлен.

– Это мы и так знаем! – вспылил Барт. – Моя чугунная голова создана не для того, чтобы бить об нее бутылки своего звонкого голоса.

Марлен посмотрела на Барта с некоторым изумлением

Она перешла на шепот, – Так лучше? Без боя стекла?

– Комнат 88. Это нам что-то дает?– спросил Макс

– 88 число командорств Ордена. Хотя кавалеров было больше чем 88. Если вычислять 88 комнату… Но мы не знаем с какой начинать… Может есть какой знак?

– Восьмерка – бесконечность! Пересечение бесконечностей – путь в вечность! – вспомнил Макс надпись на коробке.

– Надо искать внутри двора, – снова твердо произнесла Марлен.

– Откуда такая уверенность? – прищурился Макс.

– Интуиция, – улыбнулась Марлен со всей очаровательностью.

И тут Макса осенило!

– Знак! Знак где? Где орден?

Барт тут же извлек фотографии из недр памяти айфона. Макс глядел на фотки.

У него четко совместились план инженерного замка и изображение ордена.

Этот квадрат – тот подвал по которому мы сейчас бродим.

– Ну-ка покажи мне обратную сторону ордена!

Барт нашел нужное фото. А Макс всмотрелся.

– Увеличь!

Нечеткие насечки давали полное представление о карте подземелья. Насечки обозначали стены. Четырехлистник был вписан в квадратную полосу и лепестки его исходили из квадрата. Макс был уверен, что четырехлистник – это помещения.

– Этот квадрат внешнее подземелье в котором мы находимся… Карта! Это карта подвала! Внутри еще должны быть помещения! В четырехлистнике.

– Он похож на перекрещенные бесконечности… – кивнула Марлен.

– Четырехлистник – символ удачи! – на всех мальтийских орденах – лилии. Я сразу заметил это отличие и размышлял о нем.

– Так мы это уже выяснили, – буркнул Макс.

– Второй уровень карты! – это насечки на другой стороне ордена. На любом таком изделии ничего похожего нет!

Макс снова склонился над экраном и вглядывался в насечки:

– И здесь на внешнем квадрате можно насчитать 88 комнат, если знать, что считать. А проходы, судя по-всему здесь, здесь и здесь!

Барт густо выдохнул: Эх, выпить бы!

– Там чертова уйма проходов, – сказал Макс. – Вот на фото же видно. А в натуре – стена, рыцарь стоит. Ну и чего?

– Сезам откройся, – проговорила Марлен.

Барт встал перед рыцарем.

– Больше света!

Марлен и Макс направили фонари ему на нос.

– Здесь должен быть какой-то знак или примета. Возможно, дверь открывается механизмом!

– Если и был механизм, то за столько лет он мог прийти в негодность, – возразил Макс.

– И в те времена существовали замечательные механики, которые делали долговечные вещи, – сказал задумчиво Барт. – И долговечнее, чем сейчас. Либо должны быть люди обслуживающие эти механизмы. Мальтийский орден, как организация, существует и сейчас. Якобы благотворительная организация, а какие ее истинные цели не знает никто.

Барт говорил и обнюхивал рыцаря миллиметр за миллиметром.

– Возможно в рыцарях механизм открытия, – говорил он и притрагивался к частям доспехов.

– Вот! Вот здесь должен быть проход! – Макс зашел за постамент с рыцарем и исчез. – Вот, черт! Мы ходили мимо и не видели! – появился из-за постамента Макс.

Это было сродни волшебству, Макс просто исчез и появился.

– Не понял… – протянул Барт.

– Это фокусы! – воскликнул Макс. – Пока не упрешься, не поймешь.

Барт шагнул за постамент и тоже исчез.

– Иллюзия, хорошо сделанная иллюзия! Как все просто и изящно! – послышался его приглушенный голос.

Он вынырнул из-за постамента.

– Никаких зеркал. Как это работает? – восхищался Барт.

У ничего не понимающей Марлен приоткрылся ротик, если бы фраза относилась не к ней, то можно было бы сказать «отвисла челюсть».

Марлен подошла почти вплотную к стене, когда увидела небольшой проход, в который мог пройти один человек. Отступив на шаг эта прореха терялась. Действительно иллюзион.

– Мы искали тайники, двери, а проходы вот они! На самом видном месте! Так и должно быть! Ведь пользоваться дверьми должно быть удобно!

Барт скользил вдоль внутренней стены помещения:

– Вот еще один! Да здесь чертова уйма проходов! Bingo!!! Никому ничего не говорим! ходим в каменных масках. радости никакой нет, будто мы ничего не нашли! – воскликнул Барт и тут же успокоился. – Никому – ничего не говорим! Я сигнализирую Виктору. Доложим о подробностях. Марлен, ты играешь в покер? – неожиданно спросил Барт.

– Играю, мистер, но умение управлять лицом выработала еще до этого умения, – холодно ответила Марлен. – Я же женщина.

– М-м… Да. И это восхитительно! – воскликнул с широченной улыбкой Барт.

Макс скользнул взглядом по лицу Марлен. На ум прыгнуло слово «проницательность» и каталось на мыслях, блестя гранями. Но мысль так и не оформилась, только чувство близкое к восхищению щекотало у сердца.

За иллюзорным проходом резко шло вниз. В остальном подземелье мало отличались от подвалов замка. Проходы соединялись все вместе и в плане плане представлялись британским флагом. Были еще ответвления, но новоявленные спелеологи далеко уходить не стали, эти блуждания могли завести их куда угодно и отъесть весомую часть драгоценного времени. Один ход уходил из восточного внешнего выроста, то есть не из двора замка, как и предполагали. Барт трепался, что это сеть подземных ходов. Он многословно изложил свои знания о сети подземелий под Петербургом.

– Есть данные, что Инженерный замок и Воронцовский дворец связаны, – говорил он. – Так же при реставрации Летнего сада находили вход в подземелье. Данных о том, что это кто-то исследовал – нет. Эта история замялась. У меня есть две версии, что либо кто-то прикрыл эти исследования, либо по причине обычного русского разгильдяйства махнули рукой.

Не размениваясь на хождение по тоннелям они кружили вокруг четырехлистника.

Вначале Барт весело трещал:

– В западной традиции существует поверье, что четырехлистник приносит удачу нашедшему, в особенности если он был найден случайно.Мы конечно не случайно нашли этот четырехлистник, но удача все-равно нам гарантирована! По легенде каждая из пластинок четырёхпластинчатого листа представляет что-то конкретное: первая – надежду, вторая – веру, третья – любовь, а четвёртая – удачу. Вообще, растения клевера могут иметь и большее количество пластинок в листьях: рекордное зафиксированное количество равняется двадцати одному

Скоро Барт устал и заткнулся, подземелья не отдавали тайны проходов. Они были четко обозначены на картах, но находились на некоторой высоте и были загорожены решетками. Барт ругался по поводу этого недоразумения.

Марлен после десятка красноречивых поглядываний на часы, засобиралась.

– Ладно, мальчики, успешных находок. Прощаюсь с вами до завтра.

– Ээээ, Марлен, я думал, ты нас никогда не покинешь?

– И где я буду спать? на стульчике?

– А Виктор? Он разве не приставил следить за каждым нашим шагом?

– Не думаю, что к утру вы успеете сильно наследить, – парировала Марлен. – И к тому же я не склонна исполнять инструкцию побуквенно. И если вы не доложите Виктору, о моем исчезновении, может он и простит мне мою отлучку.

– Я думаю, здесь будет кому доложить, – усмехнулся Макс. – Давай, мы скажем Виктору, что насильно отправили тебя домой. Ты сопротивлялась и угрожала расправой.

– Прекрасная мысль, тем более, что так оно и было. Спасибо, мальчики!

– Марлен, я провожу, – подхватился Макс, ему надоело подземелье и хотелось просторов, хотелось двигаться, да и почему бы не проводить прелестную девушку?

Барт задорно подмигнул.

– Спасибо, не стоит, я недалеко живу, хотелось бы прогуляться.

– Тем более, – расплылся в улыбке Макс.

– Мне надо пройтись по магазинам, это неинтересно – раз. А, во-вторых, на кофе можешь не надеяться.

– А чай?

– Чай, какао, сок, бурбон… Всё мимо! Не угощаю, – улыбка Марлен была притягательная в противовес отталкивающему смыслу.

– Ладно, – пожал плечами Макс.

Марлен вышла.

– Ты не очень-то настойчив, – заметил Барт.

Макс подождал пару минут и пошел.

– Настойчив, – донеслось резюме Барта.

Макс проскочил мимо слоноподобного охранника, проводившего его глазами…

Шаг 23. Лица улицы

Макс особо не скрывался, просто шел поодаль. Если бы Марлен оглянулась, то она скорее всего Макса бы заметила. А Марлен была беспечна, как впрочем и любой гражданин спешащий домой по Садовой. Видимо стремление к дому было не важнее чувства голода. Марлен заскочила в ресторанчик на углу Садовой и Невскго. И здесь Макс заметил, что у Марлен есть хвост!

«Вот бестия!» – выругался про себя Макс, сам-то самоуверенно не оглядывался.

Хвост выглядел как высокий статный человек в сером костюме и широкополой шляпе..

«Кто он? – подумал Макс. – Пациент? Поклонник? Вряд ли. Они не стали бы тащится за ней, подошли бы сразу».

Макс видел уже этого человека но не обратил внимания. Серошляпый несколько раз перекрывал обзор. А теперь зашел в ресторанчик, следуя за Марлен.

Марлен закажет какой-нибудь овощной салатик, – подумал Макс. – А серошляпый кофеек возьмет.

Через огромное витринное окно было прекрасно видно внутренности ресторана.

Макс взглядом просканировал улицу. У него-то не нарисовался хвост? Никого подозрительного.

Макс лишился шоколадки. Он загадал, что купит шоколадный батончик, если Марлен закажет салат. Марлен заказала какую-то рыбу. А серошляпый действительно заказал кофе, но он уже сидел за столиком Марлен и говорил, говорил.

Марлен мило улыбалась и наверное говорила в свойственной манере нечто остренькое.

Человек оставил деньги за кофе и вышел из кафе. Однако не ушел, остановился недалеко от входа.

Марлен не стала долго рассиживаться, заплатила и пошла по Невскому к Восстания и дальше дальше. За Максом, похоже, никто не следил.

Серошляпый, не попадаясь Марлен на глаза, проводил до дома.

Макс был у этого дома совсем недавно. Это настолько поразило его воображение, что завис и потерял из вида серошляпого. И теперь тот вырос перед ним.

– Здравствуйте, Максим.

– Здрасть, коли не шутите.

– Какие же шутки? – и человек захихикал.

Макс пытался найти человека в своем прошлом, но таких костюмов и шляп, да и образа в целом не было. Он не видел его раньше. Макс теперь рассмотрел его хорошо.

– Чем обязан?

– Я могу предложить вам сделку.

– У меня почасовая оплата, – прикинулся старым башмаком Макс.

Человек подхихикнул. Макса раздражали такие скользкие люди с боковыми подхихиками.

– Часов в работы немного, но оплата достойная, – человек смотрел на него не моргая.

Серые глаза. Веки почти без ресниц.

– Каждый час тысячу.

– Рублей?

– Обижаете, – скривился незнакомец, – долларов.

– В золотых слитках пожалуйста!

– Любая валюта, – опять хихикнул человек в шляпе.

«Врезать ему по хихикалке что ли?» – беззлобно подумал Макс.

– И что от меня нужно?

– Я вижу вы деловой человек, – натянуто улыбнулся серокостюмный. – Серьезный.

– Я не давал согласия, – отрезал Макс. – Спрашиваю в рамках любопытства.

– Вы будете сообщать мне о ходе поисков в инженерном замке. За плату… которой мы договорились. И причем это не час, а минуты, секунды округленные до часов. Одна информация – тысяча евро, еще одна – еще тысяча.

Незнакомец говорил тихо и невнятно, хотя людей рядом не было. Макс едва угадывал произнесенные фразы.

– Можно вашу визиточку, я устрою тендер.

Человек хихикнул.

– У вас прекрасное чувство юмора!.. Вам не нужна визиточка, я сам вас найду.

– Я подумаю.

– Подумайте, Максим, подумайте… Но сомневаюсь, что Виктор вам заплатит больше и что он заплатит вам сто тысяч евро за шкатулку, владельцем которой вы являетесь.

– Не понимаю о чем вы, – отозвался Макс.

– Вы взвесьте всё.

– Интересное предложение, – произнес Макс. – Надо обдумать.

В Максе закипала злоба, ему хотелось придавить этого хихикающего типа, заставить сожрать шляпу, чтобы с отрыжкой получить нужную информацию, но он понимал, что появится такой же серошляпый и неизвестно еще как сложится разговор.

– Подумайте, подумайте.

Серошляпый пошел прочь и тут же затерся в толпу.

Макс тут же успокоился. Если бы он прижал этого безресничного, то вряд ли вообще чего-нибудь добился. Хотя двинуть очень хотелось.

Теперь он знал, что находка их стоит очень дорого, если предлагают такие деньги.

Только шкатулка хранилась в сейфе банка. И информацией надо было делиться с Бартом. Марлен серошляпый тоже похоже предлагал сотрудничество.

Кстати, это могла быть и проверка на вшивость от Виктора.

Макс попытался вспомнить лицо человека, но образ не рисовался: серость какая-то.

Шаг 24. Орден проявляет себя

– Что-то ты быстро вернулся, – Барт мерил шагами предоставленную им комнатуху – Я ждал тебя к утру.

Макс промолчал.

– Ну, рассказывай, как проводил.

– Я не подошел к ней, – сообщил Макс

– А чего? С приятной дамой можно провести приятный вечер, даже не один.

– Мне показалось странным, что она отнекивается от провожатых.

– Действительно странно, ведь ты неотразим, – усмехнулся Барт.

Макс пропустил подкол.

– Знаешь где она живет? – спросил Макс.

– Удиви меня.

– Она живет, куда мы с тобой приходили. На Староневском.

– Мммммм…

И тут Макс заметил, что Барт хорош. За ним стелился шлейф коньячного аромата.

– Ты чего? – удивился Макс.

– Я хожу, думаю, – заявил Барт.

– А чего напился? – спросил Макс, он подумал, что возможно разговоры с Бартом сейчас бесполезны. Вряд ли он вспомнит хоть десятую часть информации.

– Хороший человек угощал, – сообщил Барт. – Директор фонда коньяком поил. Я вот хожу, брожу, чтобы не заснуть, тебя жду. Он зашел, говорит, пойдем. Коньячок достал. Думал напоить меня, простая душа.

– И ведь напоил, – усмехнулся Макс.

– Он в кабинете спит. Барта не так просто напоить. У тебя нет, кстати, выпить? Ах, да… Ты же не пьешь. Значит, тебя жизнь не клюнула!

– Тебя сильно уклевала, – хохотнул Макс.

Барт трезво посмотрел на Макса:

– Директор прощупывал нас. Что у него за интересы я понять не могу. Пудрит мне мозг. Позвал показать результаты исследований. Посмотрел я бумаги, получается доспехи натуральные, очень-очень-очень древние.

И Барт окунул палец в стакан с минералкой и написал на столешнице «Bull Shit».

– Артефакты 18 века, – громким шепотом произнес Барт. – А директор утверждает, что они проверили практически все вещи. Врет.

– А… – хотел спросить Макс.

– А знаешь, за сегодняшний день на здание нашего банка не только напали. Там еще и пожар случился.

Макс заерзал.

– Это связано со шкатулкой?

– Не уверен.

– Может, забрать ее оттуда?

– Однозначно. Завтра. Меня волнует другое: Мы не нашли ни намека на сокровища, ни на схрон.

– Не все же сразу, – поджал губы Макс. – Меня больше волнует другое: столько времени прошло, а такое ощущение, что в помещениях убирались.

– Ты хочешь сказать, что помещения обжитые? Я тоже обратил на это внимание, но как-то не додумал эту мысль.

– Кто-то присматривает за помещениями. Это дает шанс, что механизмы работают, если они там есть. Либо сокровища где-то замурованы. А все это сделано, как метод бегства, как ты и предполагал. Этот орден…

– Мальтийский орден. Он существует и поныне, как якобы благотворительная организация, но чем они занимаются кроме этого – вопрос.

– Надо резко находить то, что там запрятано.

– Согласен. Я об этом размышляю.

– Есть ощущение, что директор причастен ко всему этому. Это было бы очень удобно, для того же Ордена, если они опекают… тайну. Как бы они не задергались и не перепрятали. Надо изучить куда идут подземные ходы…

– Ты вообще понимаешь, что мы нашли?

– Ты говорил, что Павел готовил себе путь для бегства.

– Да! Но выход, может служить и входом! Его убийцы могли прийти из подземелий. Это уже дает другую окраску истории.

– Меня больше волнует история сегодня…

– Какая проза!

– Ты заметил, что Марлен настойчиво указывала искать внутри.

– Да, и что? Умница девочка. Догадалась.

– Если бы догадалась, она бы высказывала это в виде предположения. Она же говорила об этом достаточно категорично.

– Ей кто-то подсказал? – нахмурился Барт. – Бред! Кто?

– Не знаю, – Макс улыбнулся. – Будем пытать?

– Еще бы у кого выпытать как попасть в Четырехлистник.

– Это же помещения! если посмотреть на нашу медальку, там обозначены и проходы и комнаты.

– Да,– икнул Барт, – светлая голова. Думаешь, там такой же иллюзион?

– Вряд ли. Я уже проверил. Во-первых там не подобраться – высоко и стоят эти решетчатые украшения с гербами.

– А тебя не удивляет технический прогресс? – ни с того ни сего просил Барт.

– Меня он радует, многие вещи теперь проще сделать.

Барт бухнулся на диван.

– Но многие сложнее, у меня постоянное впечатление, что за мной наблюдают. Здесь глаз телевизора там ухо радио, компьютер, ведь у ноутбуков встроенная камера Где уверенность, что она включается когда ты ее включаешь?

– Уверенности нет.

– Вот представь себе, ты копаешься в Интернете, а на тебя смотрит любопытный взгляд веб-камеры, и транслирует тебя в прямой эфир помимо твоего желания, ведь ты не… как называются те, которые любят предъявлять свои телеса?

– Эксгибиционист, – вспомнил Макс. – Только причем здесь эксгибиционисты? Ты же не голый перед компьютером сидишь?

– По разному бывает. А эксгибиционист – слово смешное… Ведь ты не знаешь, работает в данный момент твоя веб-камера или нет! А мобильный? – Барт закинул голову, на спинку дивана, Макс подумал, что разговор окончен, но Барт продолжил. – Нет никакой уверенности, что линия не прослушивается, что никто не читает твои СМС. И по мобильному так легко найти твое положение. Тотальна слежка.

– Но ведь это можно использовать и в своих целях! – заартачился Макс, хотя как он представлял слабо.

Барт захрапел, прямо так – сидя. Не меняя позы. Макс легко толкнул его в плечо и Барт тряпичной куклой завалился на диван. Макс стянул с него ботинки, закинул ноги, накрыл покрывалом.

Если бы Марлен осталась пришлось бы спать по очереди. Или вместе, что в принципе Макса устраивало.

Макс прошелся по комнате, он всматривался в каждый предмет. Любой из них мог быть доносчиком. При всеобщей минимизации, устройство звукопередачи или видеопередачи могло быть не больше ногтя на мизинце. И провода часто и не требовались. Микрофоны были чудовищной чувствительности, можно с улицы улавливать шепот. Мы на крючке? Надо иметь ввиду. Макс почувствовал себя червяком, ладно рыбы пока не видно…

Шаг 25. Эротика открытий

Макс прилег на кровать. Он здорово вымотался за этот день. Прилег и увидел огонь. Он сам был огонь. Потом он огляделся, паника холодной водой накрыла сознание – каменный мешок. Огонь зашипел и вновь заиграл с новой силой. Паника струей пара взвизгнула, взвилась и исчезла. Макс понял силу огня. Он протянул огненную руку и камни его застенка покраснели, как застенчивая девушка, затем стекли помидорным соком, он вырвался хлопком наружу под яркое небо и стал огненным великаном.

Макс проснулся, но ощущение запредельного могущества распирало его. Барт храпел. Сна не было ни в одном глазу.

Макс взял план, электронную рулетку и спустился вниз. Раз не спится, надо поработать, решил он – наметить направления, куда идут подземные рукава.

Если отмечать угол ответвления от основного перехода, и углы преломления пути с длинной пути, можно набросать план и сопоставить его с картой города.

Пятно фонаря лапало кирпичные стены, низкие кирпичные своды, кирпичный пол. Низко, узко, голова едва не задевала сводчатый потолок, два человека едва бы разошлись в этой кишке. Темнота впереди, темнота сзади. Гулко отдаются шаги, звук будто живет отдельной жизнью, вылетает из-под ноги, прилипает к невидимому скороходу и бежит дальше.

Красный глаз рулетки щупал темноту, выбрасывая на экран цифры. Почти сразу Макс столкнулся с тем, что прямой проход длиннее 200 метров предела измерения рулетки. Возвращаться не хотелось. Он снял ботинок, поставил посередине коридора, как метку. Отмерил 200 метров. Снял второй ботинок. Кирпичи холодили ноги, но Макс не замечал этого, продолжал двигаться, увлеченный работой.

Ругался про себя, что не сообразил о такой краткости измерения рулетки.

«Хорошо, хоть не метровая», – хохотнул он.

Километр восемьсот пятьдесят метров и препятствие – решетка. Кованые прутья уходили в стены и потолок. Никаких замков, устройств. За решеткой ступени вверх. Макс внимательно осмотрел стены. Ничего.


«Ладно, вернусь позже», – решил Макс и вернулся к «британскому флагу».

Следующая нора была не ухожена и быстро закончилась завалом.

Еще один ход был метров двести с небольшим и утыкался в решетку. За решеткой виднелась дверь. Макс прикинул, что ход ведет куда-то в район Инженерной улицы.

Макс решил проверить еще ход на внешней стороне первого лабиринта комнат.

Но перед этим он постоял на площадке перед выходом. Вниз вели ступени к диагональному ходу, справа и слева на некоторой высоте плотные решетки с гербами. Не дотянутся, но именно здесь был проход во второй уровень комнат, если верить карте на ордене. На решетки невидяще смотрели с некоторого отдаления все те же рыцари. За решеткой скрывал кирпич стены лист черненного металла, так что ели проход и был видно его не было. И проход мог скрываться за любой из решеток.

Хотя нет – за одной не мог, она из решеток стояла сдернутая, вместе с листом. Видимо, кто-то из исследователей применил метод разрушающих исследований, причем карты при этом не имел.

Они тоже могли применить такой метод, тем более карта у них была. Но Барт врядли на это пойдет.

«Не может же быть, что люди, использовавшие эти комнаты, приходили с лестницей», – подумал Макс и вышел в первый уровень.

Быстро нашел место выхода и нырнул внутрь. Скоро ход уперся в решетку и за решеткой Макс увидел ступени упирающиеся в темную плиту, по бокам плиты были гидроподъемники, насколько он разбирался в механизмах. Судя по всему выход был где-то в районе памятника Петру Великому.

«Ни фига себе! Вот тебе и Мальтийский орден!» – подумал Макс, значит, он был прав, что за подземельями следят, что они ухожены. Это могло обернуться проблемами. Либо несчастными случаями для них, если они что-то обнаружат, либо их просто попрут отсюда. Что собственно уже происходило. Директор просто не ожидал такой резвости от них. Иначе, бы выставил.

«Странно, что нас вообще пустили сюда! Были уверены, в своей мудрости, в том, что они ничего не найдут».

Макс шлепал босиком, тело горело, обуваться не хотелось, ботинки связанные за шнурки перекинуты через плечо. Макс вынырнул из хода и услышал шаги. Он замер. Неужели Барт проснулся. Затем характерное покашливание. Директор? Макс вырубил фонарь. Здесь на этом уровне было светло, проведенный свет не выключили.

Директор мелькнул мимо Макса вдоль внутренней стены, неся за собой флаг коньячного перегара и пошатываясь.

«Как же он попал сюда? Либо есть еще один спуск, либо воспользовался подземными ходами. Вот жук!» – Максу захотелось его прижучить. Но делать он этого не стал, жук мог забыть человеческий язык, если на него надавить. А карта перемещений директора могла сказать о многом.

Макс прокрался за ним. Директор включил фонарь, юркнул в иллюзионный диагональный выход, откуда и пришел только что Макс. Макс стоял почти за ним, стараясь не дышать. Человек покашливал и насвистывал витиеватую мелодию, – классика это или состояние мозга понять было трудно. Директор взялся за левую ступню доспехов и повернул наружу, градусов на сорок. Что-то хрустнуло. Павел Петрович подошел к решетке справа и потянул ее на себя. Решетка стала опускаться, удобно легла, образовав мостик между площадкой и открывшимся проходом во второй уровень комнат. Металлический черненый лист служила удобным покрытием.

Макс не шевелился. Директор прошел по мостику и исчез.

Пока Макс размышлял соваться ли в «теру инкогнита» или нет, директор появился, вернул ступню рыцаря в исходное положение, мостик поднялся, и когда Макс готовился треснуть кашлюна – уйти он уже не успевал, директор пошел по ступеням вниз.

«Твою мать! Ни забрало, ни оружие… Ступня! – тупо перебирал слова Макс, мягко перебирал ногами, не теряя из вида директора. – Старый, хитрый жук! Еще на экскурсию нас водил!»

Макс осторожно шел за ним, босиком он передвигался почти бесшумно, а директор, сам того не зная, мог показать, как открываются решетки. Так и получилось. Не доходя до решетки метра два директор ткнул в стену, подошел к решетке легко отодвинул ее, прошел, закрыл за собой, через пару шагов снова ткнул в стену, почти у самого пола. Шаги его стихли.

Макс стоял облепленный темнотой, в глазах плавали огненные круги, то ли отблески исчезнувшего фонаря, то ли вселенные внутреннего мира. Тишина уплотняла темноту еще больше. Если бы не тактильные ощущения ног, Макс еще вытянул руку, прикоснувшись к стене, то можно было бы сойти с ума.

Наконец, он включил фонарь и почти ослеп, быстро содранная темнота повисла куполом. Снова кружились яркие пятна в глазах. Когда зрение вернулось, Макс подошел к месту, где директор коснулся стены. Этот кирпич он нашел почти сразу. Подошел к решетке, отодвинул, закрыл. Вторичное нажатие кирпича блокировало решетку.

Макс снова нажал кирпич, и пошел дальше.

За дверью, открывшейся с некоторым усилием, но не запертой была металлическая лесенка. Поднявшись по ступеням, Макс попал в обыкновенную комнату, через жалюзи пробивался свет. Макс глянул в окно в некотором освещении кремово сиял подсвеченный Инженерный замок.

Макс вернулся, закрыл решетку и прошел по ходу. Ему не терпелось пощекотать стопы рыцарям.

Он повернул левую стопу, как это делал директор, до щелчка. Он почувствовал механический толчок. Макс взялся за решетку, та практически без усилия опустилась, как мост. Видимо, управлялась противовесами. Макс посмотрел на ладони – свежее машинное масло.

«Славно, когда механизмы обслуживают», – подумал он.

За проходом был лабиринт из комнат. Вернее, один большой зал в виде лепестка четырехлистника с крестами колонн, которые условно делили лепесток на 21 часть. У самого основания лепестка стоял одинокий рыцарь. Голые кирпичные стены. Ни решето, ни чего. Макс на удачу повернул стопу рыцаря. Ничего не произошло. И судя по плану проходы были не здесь, а снаружи.

Макс проверил и остальные лепестки, они были похожи на первый.

Четырехлистник открылся. Где-то в его сердцевине должна быть удача.

Шаг 26. Пузырьки яда в бокале интуиции

Когда Макс поднялся наверх, уже расцвело. Барт продолжал храпеть, источая жестокий перегар.

«Как тебе сегодня будет, Барт?» – подумал Макс.

Макс так и не смог заснуть, мысли разрывали голову. Он думал обо всем сразу, как огонь пожирает множество дров так и он охватывал сразу все мысли: о маме, о жене, вообще о женщинах – конкретных и неконтретных. Думал о сыне, о подземельях, о древних богах, о смерти Павла, о Викторе, о жуке директоре, о ларце, о драке с Серегой, о поломанной ноге Сереги, о поломанное его судьбе, о войне.

Ровно за минуту до пиликанья будильника Барт перестал храпеть и чмокать, поднял голову и хрипло спросил:

– Опохмелиться есть?

– Спросил колбасы у собаки!

– Я Виктору вчера звонил. Он просил заехать.

– Нам делать больше нечего, чем разъезжать.

– Виктор сказал, что не может сам появиться. Но очень ждет новостей. Я подумал, что можно навестить нашего старичка.

– Тому виднее, у кого нос длиннее, – отозвался Макс.

Он не хотел рассказывать о ночных находках. Он много бы отдал за визуальное наблюдение за удивлением Барта.

– Нос? – Барт недоуменно почесал кончик носа.

– Это поговорка такая.

– Fuck! Похмелиться бы!

Тут же на пороге появился директор.

«Вот у кого длинный нос», – подумал Макс.

– Здравствуйте, кхе-кхе, здравствуйте! Как у вас успехи?

– Паршиво, – ответил Макс. – Опохмелится человеку требуется.

Директор потер руки.

– Сейчас сделаем, у меня завалялась бутылочка.

Завалявшееся бутылочка оказалась армянским коньяком пятнадцатилетней выдержки.

Директор наполнил стаканчики.

– Я вообще о другом спрашивал, как ваши поиски? Не обогатится ли наука и музей новыми находками в ближайшее время?

Барт к этому времени умылся и привел себя в порядок, насколько это было возможно.

Он аккуратно тряхнул головой:

– Обязательно обогатиться, но не сегодня точно. Этот чертов лабиринт из комнат не хочет отдавать свои тайны. Может, ему тоже коньячку плеснуть?

– Прошу вас, Максим, присоединяйтесь! – пригласил директор.

Макс отмахнулся.

– За руль сейчас. Мы хотели по городу покататься.

Барт хлопнул стаканчик, лицо его из синевы плохого самочувствия достало румянец.

– Я вообще комнаты имел ввиду, может, им налить?

Директор вскинул голову и задорно забулькал смехом.

– Э-э-эх! А вы думали так сразу, наскоком… – заговорил директор. – История часто не хочет отдавать свои секреты. Знаете, во скольких экспедициях я был, и только одна увенчалась мало-мальски значимой находкой.

– Да, – согласился Барт. – Все это непросто.

Кончился коньяк очень быстро. За пустой болтовней кончается быстро не только коньяк, но и жизнь. Или скажем, шоколад. Директор тут же засобирался за второй.

– Нет, – с сожалением отказался Барт. – Мы бы с удовольствием, но пора. Поедем, проветримся.

– Жаль, кхе-кхе, жаль, – директор якобы огорчился, Макса это улыбнуло. – Ну, удачи вам, покататься (кхе-кхе!) наславу.

Тут же раздался звонок Марлен.

– Макс я на углу Садовой и Невского.

– Через пять минут будем, – сообщил Макс.


Марлен в распахнутую Бартом дверцу села на заднее сидение. Максу бы тоже хотелось оказаться рядом с ней, но кто бы тогда повел машину? Вообще Максу захотелось спать. Он мощно тряхнул головой. На мгновение это сняло приступ слабости.

Барт же перегнулся через сидение благоухая коньяком и благодушием.

– Марлен, как приятно тебя снова видеть! Позволь, я забыл облобызать твою руку.

– Потерпи немного, – улыбнулась Марлен, – сейчас отстегну протез, облобызаешь.

– Ну вот женщины, вечно у вас пузырек яда в сумочке, – возмутился Барт. – Я же искренне, по-дружески, в знак почитания и доверия…

Макс спокойно и уверенно наматывал дорогу на спидометр, пробок на удивление не было.

– Выходной что ли? – уточнил Макс.

– Воскресенье.

– Да, кстати, насчет доверия… – заговорил он. – Марлен, а откуда информация про поиски внутри диаметра.

Макс внимательно следил за реакцией девушки взеркало заднего вида.

– Не поняла, – Марлен наклонила голову.

Что-то в лице ее изменилось.

– А что непонятного? Ты несколько раз настойчиво говорила, что искать нужно внутри. Откуда эта информация? Виктор? Нет. Он бы напрямую сказал. Значит, есть еще кто-то кто снабдил тебя этим знанием.

– Интуиция, – пожала плечами Марлен, она решила держаться пока, хотя Ангел и говорил о возможности такого разговора.

– Интуиция говорит «возможно», «может быть». Сведения ее не точны, – возразил Макс. – Так откуда?

– А почему вы, мальчики, пришли ко мне еще до знакомства у Виктора? – Марлен решила вскрыть сразу все карты, она тоже внимательно смотрела в зеркало дальнего вида.

– Интуиция, – парировал Макс. – Я расскажу эту смешную историю, в обмен на твою. Девушки вперед.

– Ничего интересного в этом нет. Я переписывалась с человеком. Он меня сам нашел.

– Что за человек? Вы лично знакомы? – возник Барт.

– Нет. Я знаю только ник. Он написал, что искать нужно внутри периметра и что вам можно доверять.

– Охренеть! – выдохнул Барт. – Все всё знают. Все обо всём молчат! Почему было сразу не сказать?

– Мне это показалось странным. Так что там с вашим первым явлением?

– В нашем доме взорвалась квартира, – ответил Макс. – Барт – мистически настроенный товарищ, как ты знаешь, сказал, что Невский – мистическое место и согласно некоторой карте событие, происходящее в одной части Невского, отображается зеркально в другой. Так мы оказались у тебя. Вот такая смешная история.

– Бред какой-то! Кому вы парите мозг, мальчики?

– Эту карту ты видела, – обернулся Барт. – В коллекции Виктора. Ты и сегодня можешь ее увидеть, там эти события отобразились некоторыми пятнышками. Что у тебя случилось в эту ночь?

Марлен вспомнила, что хотела свести счеты с жизнью. Поток воспоминаний окатил ее, пресек на секунду дыхание, она медленно выдохнула.

– Это личное, – тихо сказала она, – именно в ту ночь мне написал тот человек.

– Ребята, есть у меня ощущение, что нас затягивает в воронку событий, события эти могут быть и неприятными, и опасными, – проговорил Макс, взвешивая каждое слово. – Давайте доверять друг другу. Давайте делится информацией.

– И, кстати, как ник того человека? – продолжил Барт, обращаясь уже к Марлен.

– Ангел.

– Оригинально, – усмехнулся Барт.

– Да, хранит нас ангел, – выдохнул Макс.

Шаг 27. Пупковое свидание

Их встретила восхитительная Хаят в платье-футляр до колен ярко бирюзового цвета. Глаза, аккуратно подкрашенные подводкой, подчеркивали восточные резкие и яркие черты лица. Черные блестящие волосы собраны в конский хвост. Она смотрела прямо, открыто, без вызова, но и без тени смущения. Макс с Бартом замерли, да и Марлен была поражена.

– Такую красоту только в музей, – пробурчал Барт.

–Да, – улыбнулась Марлен, – в музее под стеклом ей самое место.

Виктор был хмур и неприветлив, вместо «здрасте», прозвучала только вторя часть «шмасти».

Барт начал рассказывать о продвижениях.

– И это всё? – спросил Виктор.

– Это немало, – заметил Макс. – Есть предположение, что четырехлистник – тоже комнаты. И проходы уже понятно где.

– У вас есть время до завтрашнего утра. Это все что я смог выторговать. – обвел всех взглядом Виктор. – Директор-шмиректор выставляет нас вон, какие-то у него проверки из министерства-мигреньстерства.

– Вот хмырь! – воскликнул Барт. – Только что клялся нам в вечной любви.

– До утра, – повторил Виктор.

– Виктор, можно мы быстро глянем на одну вещь из вашего музея?

– За работу! – отрезал Виктор.

– Пять минут, вы же знаете, если я прошу, то в этом есть необходимость.

– У вас есть минута, – смилостивился Виктор.

Барт провел ребят к карте.

– Вот мой дом, – сказал Макс, – Вот твой. Если ты посмотришься, то и там и там небольшие пятнышки.

Марлен с удивлением посмотрела на Макса.

– Я тоже был удивлен. Вообще, странно, что Виктор вытащил нас при таком лимите времени.

– А чего странного, – откликнулся Барт. – Он считает себя пупом земли. У нас сейчас состоялось пупковое свидание.

Шаг 28. Шумеры без меры

Барт надавил кнопку звонка у знакомой обшарпанной двери.

Раздалось шевеление и обычное «кто там?»

– Бартоломью, – сообщил Барт.

Дверь распахнулась.

Александр Леонидович все в том же полотняном костюме, опираясь на палочку, с несколько виноватым видом сообщил:

– Простите, у меня гости…

– Извините, что помешали, мы ненадолго? – чуть наклонил голову Барт.

– Что вы, что вы! Мы уже договорили! – сообщил старик. Он вышел на кухню и что-то невнятно проговорил.

Из кухни появились два мужика неопрятного вида.

– Иван Иванович Печугин, – представил старик, – и Петр Петрович Молодой.

Мужикам было неловко, они застыли, затем прошмыгнули мимо ребят, выронив слово «здрасьте» и унося початую бутылку водки.

– Проходите, проходите, Варфоломей Михайлович, Максим Владимирович и вы, сударыня…

– Марлен…

– Чудесное имя, – старик непринужденно-галантно приложился губами к протянутой руке девушки. – Приятно… Приятно познакомиться. Проходите.

Старик провел компанию на кухню и засуетился, убирая со стола.

– Будем пить чай! Суп, к сожалению, кончился… – Александр Леонидович неловко схватил со стола глубокие тарелки и рюмки.

– Давайте я вам помогу, – встрепенулась Марлен.

– Сидите, сидите, вы же гостья, – возразил старик.

Но Марлен мягко улыбнулась и принялась помогать, составила посуду в раковину, протерла стол.

– Мы здесь кое-что принесли к чаю, и Барт достал бутылку водки и бутылку вина.

– Ох, – выдохнул старик.

– А кто эти… Иван Иванович с Петром Петровичем? – поинтересовался Барт. – Они вроде, м-м не вашего круга?

– Зря вы так, Варфоломей Михайлович – укоризненно посмотрел на Барта дед. – В рождении и смерти мы равны, только обстоятельства жизни делают нас неравными… Они хорошие люди. Одинокие. Иван Иванович в прошлом классный инженер-механик, а Петр Петрович – филолог, тоже в прошлом. В их среде общения нет разговоров на такие темы, вот и приходят они спасаться разговором ко мне. А вы, Марлен, тоже увлекаетесь историей, как и молодые люди?

– Я психолог, – ответила Марлен. – Но история мне интересна. И мне кажется, многие исторические загадки можно решить через психологию, через знание личностей участвующих в истории.

– Да-да, вы совершенно правы! Иногда натыкаешься на исторический факт и понимаешь, что не мог так сделать герой этого факта.

– Александр Леонидович, а нет ли у вас соображений о тех фотографиях? – поинтересовался Макс.

– Соображений практически нет, – улыбнулся старик. – Домыслы и догадки. Я начну с письменных памятников, которые дошли до нас. Вот кусочек из гимна Инанны.

И Александр Леонидович приподнял бородку, прикрыл глаза и на память начал зачитывать историю про путешествие Инанны в подземное царство.

Макс подумал, что это достаточно мутный текст. Выстроенный высокопарными словами. Но тут же перечисление ее тайных сил повернули его мысли в другое русло. Старик назвал семь предметов. Макс думал о том, что как предметы могут быть и тайными силами?

А когда старик сказал: «Прикрыты груди сеткой»

И многозначительно посмотрел на них.

Макс понял что Алекснадр Леонидович говорит об их находке.

Мозг Макса стал раскаленным углем. Как можно соотнеси путешествие шумерской богини и реальную вещь!

Может миф, это не всегда миф? Ведь у любого сказания есть реальная подоплека!

«И далее там есть такой кусок», – продолжил Александр Леонидович, его спокойный уверенный голос связывал прошлое и настоящее, вымысел и быль.

Он говорил про поход Инанны в подземный мир. Как просто ее пропустили, как распахивались семь страшных врат подземного мира. И про то, что за каждый шаг приходилось расплачиваться. Про строгого стража, впустившего Иннану, но отобравшего у нее все амулеты бывшие с ней. И венец Эдена, и налобная лента, и лазурное ожерелье, и двойную подвеску, и золотые запястья, и сетка прикрывающая груди, и повязка с бедер.

С некоторым недоумением, но Смиренно отдала Инанна свои сокровища, подчиняясь царящим здесь законам. Ведь она даже голая обладала жизнью. И желанием. И она предстала перед сестрой Эрештегаль – владычицей подземного царства.

И здесь похолодела Марлен. Она не понимала зачем вообще они притащились к старику, как это связано с поисками в Инженерном замке. Но в момент это стало неважно. Несколько слов заслонили остальное существование. Она слушала про подземный мир. Недавние события мелькнули и затуманили сознание. Неужели снова совпадение? Ей вновь пригрезился Алекс.

А старик продолжал.

– Переводы шумерского текста этой истории вы спокойно можете найти в своем Интьер-нете. На мой взгляд на шкатулке изложено путешествие некоторой вещи.

– Какой именно? – спросил Макс.

– Вещи, фотопортретом которой я любовался с вашей подачи. Вернее, малой частью этой вещи. Вот вам записочка, в ней я изложил более подробно, что я думаю по этому поводу.

Дед отдал Барту листок тетрадной бумаги сложенный вчетверо и замолчал.

– Да-а-а, – выдохнул Макс, – догадочки.

– А вот меня всегда интересовало, – произнес Барт, как бы меняя тему, – все эти тайные знаки, послания и прочее. Существовали ли способы передать какую-то информацию так, чтобы кто не в курсе не понял бы что это шифр. А догадался и прочитал только тот, кто в теме.

– Не очень вас понимаю, – проговорил старик.

– Ну, например, я не знаю того, кому направляю послание, не знаю где он его прочитает, когда тоже не знаю. В общем, ничего не знаю. Но очень хочу, чтобы меня поняли. И поняли не все, а только избранные.

– Ну голубчик мой, вы говорите о литературе как таковой. Даже скорее философии. Там тоже все выглядит как текст, но понять его может далеко не каждый, – старик улыбнулся.

– Вот-вот, о литературе. Были ли случаи, когда в произведениях зашивался какой-либо шифр.

– Конечно, и очень много. Вот, например Штильмарк зашифровал в своем «Наследнике из Калькутты» фразу «лжеписатель, вор, плагиатор» по первым буквам каждого второго слова в одном абзаце, имея ввиду своего лагерного начальника Василевского, который собирался присвоить книгу своему авторству.

– А говорящие имена? Это же тоже шифр, – включалась Марлен. – Мы когда иностранную литературу проходили, Достоевского читали, «Преступление и наказание», то преподавательница рассказывала, что Раскольников Родион Романович – зашифрованное послание Раскол Родины Романовых.

– Девушка совершенно права, – подхватил Александр Леонидович. – И таких примеров масса не только в русской литературе.

– В английской тоже? – спросил Барт

– Ну, конечно, мой дорогой американский друг, – покровительственным тоном произнес Александр Леонидович. – Вот Вильям наш, Шекспир, например, описал в Гамлете неких Гильденштерна и Розенкранца. Большинство исследователей согласны, что это указание на некое тайное общество. Имена слишком говорящие. Золотая звезда и роза на кресте – это символы алхимии. А их сочетание вместе было сделано не случайно. Все указывает на орден Розенкрейзеров.

– Но орден Розенкрейцеров появился позже Шекспира. Уже после его смерти, – недоуменно произнес Барт, и Марлен заметила чрезмерное наигранное недоумение, а старик не заметил:

– Авторство манифестов Христиана Розенкрейца многие приписывают Фрэнсису Бэкону, которого вдохновил личный астролог Елизаветы Английской Джон Ди своей «Иероглифической монадой».

Макс при этих словах не смог удержать смешка.

– Что вы смеетесь, молодой человек, – строго спросил старик. – Джон Ди и Бэкон были знакомы. А Бэкона также многие называют вдохновителем произведений Шекспира.

– У этого Бэкона тоже была какая-то выдающаяся монада? – спросил Макс улыбаясь, но кроме него в комнате эта изысканная игра слов не была понятна никому.

– Вы не поняли, – терпеливо продолжил Александр Леонидович, – «Иероглифическая монада» принадлежит руке Джона Ди, он был астрологом и математиком. А Бэкон – был политиком и философом. Варфоломей, – обратился он к Барту, – помогите же мне.

– Макс, по-моему, все понял. А вот я нет. Зачем Шекспиру писать про Розенкранца?

– Ну, например, некоторые считают что не Шекспир написал все свои произведения, так как нет доказательств, что он вообще владел грамотой. При его жизни существовало даже несколько разных написаний его фамилии. И некоторые отдают авторство некоему образованному аристократу, которому было стыдно писать под своим именем пьески для черни. Но я, лично, в это не верю. Хотя связь между мудрейшим человеком Англии и самым популярным писателем того времени, безусловно существовала.

Макс вообще не понимал к чему этот разговор, понятно Барт сменил тему увел внимание Марлен от шкатулки, но зачем такое полное погружение? Макс уже несколько раз глянул на часы, но Барт не обращал внимания. А старик продолжал:

– Например, Бэкон решил, просто попросить Шекспира дать двум героям имена, которые на что-то укажут, и посмотреть реакцию. Прочтет ли его послание. Поймет ли его кто. Такой интеллектуальный маятник. Один интеллектуал пишет книгу и зашифровывает какое-то послание. Другой читает, и переписывает шифр, даже добавляя что-то свое. Как маятник Фуко, качается, но новый след остается рядом с предыдущим.

– Ну да, – задумался Барт. – Спасибо, понятно, – Барт был чему-то чрезвычайно рад. – Интересный экономичный шифр получается. Эко-шифр.

Макс снова весомо посмотрел на часы.

Полшага из. Абзу

Ладья была медлительна, а выход из подземного океана Абзу на небо – далеко, Черный подземный океан сильно отличался от морей на поверхности. Ни волн, ни ветерка. Инанне приходилось воображать ветер, чтобы наполнять паруса и двигаться быстрее. Ниншубуру спокойно стояла рядом, но ее облик из смиренной девушки преображался. Она становилась выше ростом, плечи ширились. Служанка чувствовала в спокойствие черных вод и мертвой тишине таящуюся угрозу.

Инанна понимала, что Энки не долго пробудет в хмельном сне. Что он очнется и пожалеет о том, что позволил взять священные знания, ибо не зря он скрывал их от людей и богов все это время. Скорее бы плыла ладья, пока Энки не проснулся, не протрезвел.

Вдалеке, в черноте вод и черноте земного свода появилась голубая точка. Точка медленно росла, и Инанна уверилась, что скоро покинет мрачное царство Энки. Но чернота нагнала и накрыла ее. Исимуд преградил путь.

Из приветливого, лицо его стало строгим, рассерженным.

– Мой господин Великой Энки повелевает тебе продолжать путь в Урук без ладьи. Он опечален тем, что ты увозишь священные знания. Я послан вернуть их. Его слово закон.

– Я вижу, каков закон его слов. Его воля была, передать мне законы Ме.

– Теперь его воля другая. А ты, Инанна, может покинуть пределы Абзу.

– Законы мои! – яростно закричала богиня. – Я тебе их не отдам!

Лицо Исимуда в мгновенье преобразилось, почти потеряв человеческие черты. Изо рта торчали огромные клыки, ноздри по бычьи расширились, глаза горели красным светом.

Из воды с шумом и пеной вылетели огромные щупальца и схватили ладью, а вслед за щупальцами показались и два великана. Их руки, извивались как у осьминогов. Они потащили ладью обратно, туда, откуда она приплыла. Великаны, напоминавшие стоглазых и сторуких осьминогов тащили ладью, не заботясь о том, что Инанна и Ниншубуру повалились на дно ладьи. Служанка очнулась первая. Она стала величиной с мачту, на которой беспомощно болтался парус. Кожаные доспехи не могли скрыть рельеф ее тела-воина. В руках она держала огромную железную цепь. Страшный свист заглушил рев чудовищ и шум воды. Цепь Ниншубуры пела грозную песнь, предвосхищая страшный удар, раскроивший огромного великана надвое. Его щупальца ослабли и чудовищный всплеск возвестил, что куски безобразного тела рухнули в воду. Второй великан, бросил ладью и протянул все свои руки с безобразными присосками к Ниншубуру. Ее тело вмиг оказалось сдавлено щупальцами, каждое из которых было толще ее тела. Она беспомощно барахталась, пытаясь вырваться из смертельного захвата. Но тщетно.

Исимуд, наблюдавший за побоищем со стороны, зловеще расхохотался. К этому моменту очнулась Инанна. Видя, что ее верную служанку ждет гибель, она в одно мгновенье сорвала с бедер сетку и подбросила ее вверх. Время для великана замерло. Он застыл на месте, ослабив хватку и беспомощно и злобно мигал сотнями глаз, глядя как в воздухе плавно висит набедренная сетка богини, не давая ему пошевелиться. Как из выбирается Ниншубуру, с громкими хлопками отрывая каждую присоску от своего тела, как воительница подбирает цепь, как медленно она приближается нему, как она накидывает цепь на его голову, нелепо без шеи приделанную к туловищу, и как она сдавливает цепь. Дальше его глаза не могли ничего увидеть, поскольку они разом лопнули и из них вырвалась сотня фонтанов зеленой слизи.

Инанна протянула руку и сетка плавно вернулась к ней, лег подле ее ног. Гладя на Исимуда, она произнесла:

– Законы Ме мои, я их не отдам.

Глаза Исимуда вспыхнули молниями и парус загорелся. В эту же секунду океан заволокло зеленым туманом. Инанна, стоя рядом с огромной Ниншубурой, срывавшей горящий парус, едва различала ее силуэт. Туман вокруг ладьи стал формироваться в некую форму. Форму человеческих лиц. Сотен, тысяч лиц. Они облепили все пространство, окружив ладью со всех сторон. Женские, мужские, детские. Ни одного повторяющегося. Лица шептали: «верни Ме, верни Ме». Инанна только расхохоталась:

– Ты всерьез вздумал запугать меня этим, Исимуд? Я не отдам законы Ме.

– Верни Ме. Верни Ме, – бесконечно повторяли лица единых хором зловещего шепота.

Верная Ниншубуру, погасила пламя, водрузив дырявый парус на место и принялась размахивать цепью. Безрезультатно. Метал свободно проходил сквозь сотканных из тумана лиц, не разгоняя его.

– Верни Ме. Верни МЕ,– в тысячный раз повторяли лица.

– Прекрати Исимуд, – воскликнула Инанна. – Хоть я тебя и не вижу, знаю, что ты рядом. Лучше придумай что-нибудь получше.

От тысячеголосого шепота ее голова наполнилась болью, в ее сознании больше не оставалось места ни для чего кроме этих слов «Верни Ме». Он взглянула на Ниншубуру. Ее защитница уменьшилась в размерах, та держалась руками за голову, а на лице отображалась мука.

– Я не могу это больше слышать, – едва проговорила она и упала без чувств.

Инанна тоже стала терять силы. Ее тело переставало слушаться, а голоса проникали в каждую часть ее божественного сознания. Из последних сил она сняла с шеи гранатовое ожерелье. Камни запульсировали в ее руке. Богиня высоко подняла нить со вспыхивающими ярким светом гранатами. С каждым всполохом красных лучей голоса стихали, сбивался ритм, лица стали терять форму. Туман отступил. Инанна бросилась к Ниншубуру, но та не шевелилась.

К ладье подступил Исимуд:

– Ты ведь не хочешь увидеть мое другое лицо, – проревел он. – Верни Ме.

Инанна похолодела. От отца Нанна, бога Луны, она слышала, что все, кто видел другое лицо Исимуда, никогда об этом не рассказывали. Потому что их никто не видел. Инанна вспомнила о Думузи, о его обещании, о его любви, о жизни.

– Мне все равно, – твердо произнесла она. – Я исполню волю Энки. А его воля – отдать законы Ме мне.

Исимуд повернул шеей, словно отворачиваясь. Но там, где должен был появиться затылок, Инанна явственно стала различать щеку. Но если у первого лица Исимуда, несмотря на клыки, лицо можно было хоть как-то назвать человеческим, то тот маленьких кусочек второго лица, был совсем иным. Зеленые чешуйки одна за одной стали показываться и разрез глаз огромного ящера стали заметны с этого угла зрения.

Она бросила бесполезное ожерелье из рубинов к своим ногам и сорвала с груди подвеску из желтых камней и повернувшись в сторону носа ладью, держала свое одеяние двумя вытянутыми вперед руками. Каждый камень выбросил вперед солнечный луч. Свет достигнув горизонта, будто крепкая толстая веревка, прилип к сводам, окружавшим подземный океан. Ладья рванулась, будто-то ее кто-то тянул за эти лучи с огромной скоростью вперед. Исимуд остался далеко позади. Инанна не смотрела в его сторону, ибо победить слугу Великого Энки, такого же древнего как и ее дед, не было никакой возможности. Можно было только сбежать из стен, где он обладал силой.

Но Исимуд гнался за ней. Уже слышалось его свирепое дыхание, даже сквозь оглушающий шум воды, рассекаемой несущейся вперед ладьей.

– Верни Ме, Инанна, – ревел двуликий великан.

Богиня видела стремительно увеличивающийся выход. Но когтистая рука почти достала до кормы, ладья вылетела на солнечный свет и поплыла по реке Бурануну, вытекающей из подземного океана. Исимуд не двинулся за пределы. Инанна не оборачивалась, но знала, что чем дальше от чертогов Энки, тем слабее его сила. Она нагнулась к Ниншубуру. Та стал приходить в себя.

– Простите, госпожа, я не смогла вам помочь, – пролепетала она смиренно

– Что ты! Ты спасла меня, – ласково ответила богиня, помогая все еще слабой служанке встать.

Инанна, стоя на носу, смотрела вперед. Там, все еще вдалеке, бы ее город, город, где живет Думузи. Когда из мутных вод в ладью поползли огромные крабы, посланные Исимудом, она даже не двинулась. Ниншубуру, вновь ставшую воительницей с легкостью выбрасывала из за борт сильными руками, даже не беря в руки свою смертоносную цепь.

Последнего краба защитница мощным пинком отправила туда, откуда он выполз.

Инанна не обернулась, и когда неугомонный Исимуд наслал на ладью полчища ос. Ниншубуру, обернулась сотней птиц в бронзовом оперенье, и птицы склевали зловредных насекомых. После, птицы собрались вместе и обернулись скромной хрупкой девушкой, покторая покорно за спиной богини, чуть склоня голову.

Инанна смотрела вперед, за каждым изгибом реки желая увидеть город УР, прекрасно зная, что до него еще далеко.

Шаг 29. Четырехлистник удачи

Когда подъехали к инженерному замку директора подводили к скорой. Руки у него были прикрыты тряпкой.

– Вот, ребятушки, кхе-кхе – виновато сказал он. – Руки ошпарил кхе-кхе. Чайник словно взбесился. Набросился кхе-кхе, так сказать, на меня.

– Выздоравливайте, Павел Петрович, – чуть поклонился Барт.

– И что делать будем? – спросил Барт спускаясь в подземелья. – Сутки – это не о чем. Ладно, хоть этот хрен не будет под ногами болтаться. Хотя коньячок его вкусен.

– А может, и о чем, – Макс достал ночные зарисовки. – Я здесь набросал кое-что ночью.

Барт с удивлением уставился на рисунок.

– Есть и еще кое-что, но нам нужно в первую очередь начать с этого, – и Макс обвел на плане четырехлистник.

– Эх опохмелиться бы! Башка совсем не варит! – нахмурился Барт.

– Я тебе сейчас такое покажу –это снимет твою зависимость напрочь, – пообещал Макс.

Барт усмехнулся.

Макс провел их ко второму уровню и дернул башмак рыцаря. Так, как это делал директор, так как это делал ночью он. Надо было видеть глаза спутников, когда он опустил решетку, открыв проход.

– И ты молчал?! – воскликнул Барт.

– Не хотел радовать раньше, перед посещением Виктора. Лучше иметь фору.

– Мистер – Туз в рукаве, – проговорила Марлен. – Теперь тебя можно называть так.

– Это еще не всё, это мне все директор показал, сам того не зная. Он ночью здесь шарился. А ещё на внешнем выходе стоят гидроподъемники.

– Это значит, что механизмы обслуживают, что за подземельями следят, как мы и предполагали.

– Это значит, вот ваше доверие? – с иронией спросила Марлен.

– Марлен, ты решила поиграть в жену? – так же иронично спросил Макс.

– Вообще-то мы тебе показали тузы в рукавах, – нахмурился Барт. – А ты? Где твои тузы?

Марлен встряхнула рукавами.

– Ладно, девочки, не ссорьтесь, у нас тяжелый день, – примирительно буркнул Макс. – Пойдем!

И они вошли во второй уровень.

С четырех диагональных сторон можно было попасть в каждый из лепестков четырехлистника. Это пространство также было разделено на соединенные между собой комнаты. Абсолютно пустые. Только у основания лепестка стояла одинокий рыцарь.

– Не думаю, чтобы они слишком мудрили с механикой, скорее всего проход к сокровищам открывается так же, как и проход сюда, – заметил Макс.

– Можно пока взять это за рабочую гипотезу, но не факт, – заявил Барт.

– Здесь восемьдесят четыре комнаты, – подсчитал Макс, когда они прошли по всем четырем лепесткам. И четыре рыцаря.

– Не хватает четырех комнат, если следовать логике восьмерок и бесконечностей, – выдохнул Барт, ему было все хуже и хуже, давило похмелье.

Марлен вынула фляжку и протянула ему.

– Что это? Яд?

– Яд, – улыбнулась Марлен. – В виде абсента.

Барт с благодарностью сделал большой глоток.

– Но это не избавляет тебя от моих подозрений.

– Быстро отдал фляжку, – отчеканила Марлен.

Барт выхлебал содержимое, фляжечка была миниатюрной и отдал.

– Ну и пожалуйста!

– Проходы снаружи. Так на карте помечено. Там и решетки и листы прикрывающие стену такие же, как и при входе сюда, – Макс был напряжен, он чувствовал, что до момента обострения событий осталось чуть-чуть, вернее события уже обострились, остриё ищет их.

– Давай, придерживаясь твоей теории, пощупаем рыцарей. Может, действительно, механизм открытия внутренних комнат схож?

– Следуя механике, механизмы где-то рядом с острием лепестка.

Макс методично поворачивал стопу, прислушиваясь.

– Похоже, что положений у этой стопы восемь. Хорошо не восемьдесят восемь.

– Можно я ? – и Марлен аккуратно стала поворачивать ступню. – Опля! Там что-то хрустнуло.

– Я пойду, посмотрю на решетки, – сказал Макс.

– Это моё открытие, значит, я и смотрю, – заявила Марлен.

– Не заблудишься? – спросил Макс.

– Если что, ты меня отыщешь? – в ответ спросила Марлен.

– Всегда.

Марлен внимательно посмотрела на Макса и вышла.

– Если хочет прогуляться, пусть прогуляется. Все равно она ничего не увидит.

– Почему? – поинтересовался Барт и тут же догадался, – Аааааааа… Если следовать логике предыдущих открытий, то нужно некоторое механическое усилие чтобы решетка опустилась.

Барт усмехнулся.

– Да тебе собеседник не нужен, – усмехнулся Макс. – Сам спрашивает, сам отвечает.

– А ты уверен, что она сейчас не отправит кому-то сообщение? Ангелу, например, – спросил Барт.

Макс молчал.

– Чего молчишь-то?

– Я думал ты сам ответишь.

– В данном случае я жду ответа.

– Отправить СМС можно с первого уровня, – задумчиво сказал Макс. – И в принципе она может это сделать…

– И?

– И ничего. Пусть отправляет хоть Господу Богу. Мы не нашли еще ничего стоящего.

– Знаешь, может, мы не будем женится на ней?

– Не понял?

– На хрена кобыле пятая нога?! нужен ли нам этот балласт?

– Знаешь, Барт, пока она член нашей команды. И она будет с нами, пока положение вещей не изменится.

– Что-то у меня сомнения…

– Похоже, все мы плаваем в одной миске, и каша которую нам готовят очень крутая, если будем выбираться, то вместе.

Барт хлопнул Макса по плечу.

– Хорошие слова.

Марлен вернулась быстро.

– Решетки на месте.

– Ты во всех четырех проходах посмотрела.

– Нееет, – нахмурилась Марлен. – Но открыться по логике должна в одном.

– Ты знаешь в каком? – удивился Барт.

– Если я правильно сориентировалась по сторонам света, то да. В том же стороне, что и проход на внешней стороне первого уровня.

– Так и есть, – но я проверю, и Макс почти выбежал.

– А у тебя нет еще… м-м-м… пойла? – спросил Барт.

– Ты думаешь, у меня везде фляжечки припрятаны? – улыбнулась Марлен.

– Да удивил он меня, когда нас сюда провел на второй уровень. А как думаешь, у Макса еще тузы есть? – искоса глянул Барт.

– Ты на меня фонарем не свети, не просветишь, – засмеялась Марлен.

– А все-таки? – настаивал Барт.

– Пока тузы в нашу пользу играли, – пожала плечами Марлен.

– В вашу? – с подтекстом спросил Барт.

– В нашу, троичную пользу, – твёрдо сказала Марлен.

– Мы же все работаем на Виктора, ты его не считаешь? – допытывался Барт.

– Здесь мы работаем втроем. Я рада, что вы показали мне карту. А Виктор знает об ее свойствах? – спросила Марлен.

– Не обо всех, – усмехнулся Барт. – Для него это просто исторический артефакт, один из многих в его коллекции.

– Нет, все решетки на месте, – сообщил вернувшийся Макс.

– А знаешь, что спрашивал у меня Барт? – обратилась к Максу Марлен.

– Нет ли у тебя еще выпить, – усмехнулся Макс.

– Кроме этого… Нет ли у тебя еще тузов в рукавах, – сказала Марлен.

Макс глянул на Барта.

– Ребята, нам сейчас раздоры не нужны, – заверил Макс. – Давайте жить дружно!

Барт поставил наместо стопу.

– Давайте… Давайте, обследуем остальные лепестки.

Во всех четырех лепестках у каждого из рыцарей оказались поворотные стопы, но сколько их не разворачивали, ничего не происходило.

Шаг 30. Голова Гоголя

– Если директор знал как открывается проход на второй уровень, но Виктору ничего не сказал, значит он ходит сюда с определенной целью, – произнес Барт. – А с какой еще целью можно ходить сюда? Только с одной. Искать тоже, что ищем мы.

– И мы ему очень мешаем, – подхватил Макс. – Эти проверки из министерства – не просто так.

– И мы хотим найти за один день то, что этот хитрый Павел Петрович ищет тут уже не одну неделю? – с сомнением спросила Марлен.

Барт достал планшет и открыл фотографии ордена:

– Чтобы открыть дверь, не достаточно иметь замок. Нужен еще и ключ. А ключом, что-то мне подсказывает, является этот орден.

– Но если это ключ, а у нас только его фотографии, то как же мы его вставим в замок.

– Умом, – коротко ответил Барт. – На нем должно быть все нарисовано.

Он увеличивал знак, рассматривал мелкие царапины, медленно водил пальцем, по экрану, перемещая увеличенное изображение.

– На нем есть еще интересная деталь, – пробормотал Барт. – Видите, на этом кресте восемь лучей, восемь углов.

– Ты, кажется, говорил, что эти лучи мальтийского креста символизируют восемь христианских добродетелей? – спросила Марлен заинтересованно.

– Но на одном из лучей есть кружок, окружность. Маленький такой. Видите, на самом острие.

– На верхнем правом луче, – констатировала Марлен.

– И такой же кружок есть на верхнем левом луче, – продолжил Барт.

– Что в этом необычного? – спросила Марлен.

– Обычно на крестах буквы не ставились, если этот крест – ключ, то каждый символ здесь что-то значит.

– Может, логотип какой-нибудь, – спросила Марлен. – Ставят же логотипы на уголки острых воротников, или на нос ботинок.

– Ботинок! – воскликнул Барт. – Марлен – ты гений. Конечно, ботинок. Эти восемь лучей – восемь ступней тех четырех рыцарей!

Макс посмотрел на фотографию. И правда, лучи креста были похожи на ноги четырех человек, стоящих спиной друг к другу в остроконечной обуви.

– То есть, – спросил Макс, – нам надо искать рыцарские ноги с кружочками?

– Нет конечно, – их там просто нет. В данном случае, указатели на стороны света. У кого есть компас?

– У меня в айфоне, – сказала Марлен, открыв приложение компаса, – Не хотела бы тебя расстраивать, – осторожно начала Марлен, – но о каких сторонах света ты говоришь. Это же кружочки.

– Это не кружочки? Это буквы «О», обозначающие восток и запад. Oriens и Occidens, на латыни, конечно. Если смотреть на орден, то восток – справа, запад – слева.

– Но они же находятся не на одной прямой? Получается, что если одна О указывает на восток, а другая на северо-запад.

– Ну так, почему все подсказки должны быть очевидны? – возбужденно затараторил Барт. – Кто бы вообще догадался, что это стороны света. Нам надо повернуть правую ногу одного рыцаря так, чтобы она смотрела на запад. Угол между правой и левой ногами нужно сделать таким, как угол на кресте. А с рыцарем, который стоит в другом крыле, который как бы стоит спиной к первому совершить тоже самое. Его левую ногу повернуть так, чтобы она смотрела на восток.

– А два других рыцаря? – спросил Макс.

– Скорее всего по такому же принципу. Правая нога третьего рыцаря на север, а левая последнего – на юг.

Когда они установили последнюю стопу в соответствии с планом, раздались механические клацанья.

Они бросились к предполагаемому проходу.

Как и предполагал Макс – ничего не изменилось. Широкие ступени вели вниз к центру от которого расходились подземные ходы. В трех из восьми Макс уже был. Над ступенями, над проходом, была решетка с гербом. Именно там был вход на последний уровень подземелий.. Именно там было сокровище. Портал в свободную, независимую, счастливую жизнь.

Но не подпрыгнешь, чтобы открыть решетку – слишком высоко. По обоим стенам к порталу в хорошее будущее тянулись решетки с широкой железной полосой.

«Может, надо по ним пройти? – подумал Макс, – Но сложно представить императора Павла карабкающегося по карнизу. Считающего ногами прутья решетки. Не императорское это занятие».

Макс схватился за заборчик слева потянул. Попробовал по нему пройтись. Но ноге было не на что встать.

Барт стоял перед ступенями статуей размышлятеля, сложив руки на груди.

Марлен схватилась за заборчик справа, и одна секция опустилась, как помост.

Барт издал такой вопль, что не вздрогнуло только подземелье.

Решетки опустились секциями, образовывая помост ведущий к арке входа в конце.

Тонкая полоса служила неплохой опорой.

Наконец опустилась и решетка с гербом закрывавшая проход в завершающий уровень лабиринта.

– С Богом, – произнес Барт. – Мы почти у цели.

Они оказались круговом коридоре.

– Раз, – произнес Барт. – Думаю это можно считать комнатой номер один.

Другой проход был на противоположной стороне от входа, его почти не было заметно, он был иллюзорно скрыт.

– Два, – сказал Барт и шагнул внутрь. – Второе помещение.

Помещение оказалось таким же как и предыдущее – просто круговой коридор, на противоположной стороне они нырнули со вздохом «три» внутрь и оказались в квадратной комнате, с большим постаментом внутри, украшенным по сторонам решетками. По сторонам стояли рыцарские доспехи, наблюдая за центром комнаты. На постаменте стоял ларец, очень похожий на тот, который нашли в квартире Макса.

– Ура! – заорал Барт.

– Не думала, что ты такой экспрессивный.

– Работа закончена! Открыта еще одна историческая тайна! И можно предаться разврату! – вещал Барт.

– И все свелось к потреблению алкоголя, – улыбнулась Марлен.

– Каждый радуется по-своему, – усмехнулся Макс, он уже представлял, что в шкатулке и думал какую бы цену загнуть за свою часть артефакта.

– И что в ларце? – спросила Марлен.

Макс дотянулся до ларца и притянул на край постамента. Постамент был огромен,

Этакий миниатюрый ринг. Под слоем пыли угадывалась мальтийский крест.

– Прямо алтарь какой-то, – сказала Марлен.

– Я подумал ринг.

Макс осматривал ларец, он был очень похож на найденный Максом, но символы были другие. Никаких непонятных обозначений, множество мальтийских крестов по периметру.

– Могу поспорить, что их 88, – сказал Макс.

– Открывать не надо, – сказал Барт. – Пусть это сделает Виктор. Наша работа закончена.

– Ага! Это все равно что купить мороженное, развернуть его, высунуть язык и не лизнуть, – сказала Марлен.

– Как хочешь, Барт, мы открываем, – сказал Макс. – Можешь закрыть глаза или отвернуться.

Но Барт отворачиваться не стал, а хищно потер ладони.

Ларец не открывался.

– А где ключик? – спросила Марлен.

– Здесь без ключика, обычная механика, – с видом знатока сказал Макс.

Макс положил под дно свой телефон, надавил на символ под крышкой, но ничего не произошло. Макс понял что толщины его нового телефона не хватает, чтобы нажать на дно. Вот его старый телефон вполне бы справился с этой задачей.

– Барт, дай свой айфон.

Марлен улыбнулась.

– Не думаю, что на этом чуде техники была программа открывающая ларцы.

Макс положил два телефона друг на друга и поставил на них ларец. Что-то хрустнуло.

– Телефон открылся, – прокомментировала Марлен.– теперь в нем можно найти сокровища микросхемок.

Барт выругался.

– Макс, можно было попросить хотя бы телефон Марлен!

– Держи карман шире, – улыбнулась Марлен

Ларец открылся.

Макс приподнял крышку и громко ухнул.

– Барт, вот откуда ты все знаешь.

– Что, что там, – засуетился Барт вокруг алтаря, пытаясь заглянуть внутрь.

– Там голова Гоголя, – торжественно объявил Макс.

– Не может быть. Гоголь умер гораздо позже Павла. Что там внутри?

– Череп.

Марлен ойкнула. Барт, наконец, смог увидеть содержимое ларца.

– Череп, куча кинжалов, какой-то круглый хрусталь, серебряная чаша, булыжники вот еще, и головешка в виде креста. Ерунда какая-то, – объявил Барт. – Зачем хранить это так глубоко и так сложно?

– Кинжалов, девять? – спросила Марлен

– Да, – ответил Макс, пересчитал. – Все одинаковые.

– Тогда имеет смысл надежно спрятать. Это составляющие для ритуального жертвоприношения. Кого-то хотели убить, именно принести в жертву.

– Павла? – высказал предположение Макс.

– Вряд ли, – задумчиво сказал Барт. – Это ведь по его задумке построили все эти подземелья. Это, скорее, Павел, хотел кого-то убить. Но не успел. Убили его самого.

– Кого он хотел так странно убить? Он ведь и так был, этот, как его, самодержец? – изумился Макс. – Булыжники драгоценные?

– Нет, обычные, – Барт взял один из них. – Гранит. Ваш любимый петербургский гранит.

– Ну тогда, Виктору можно сообщать сразу. Пусть порадуется своим сокровищам.

– Он то, как раз, будет счастлив. Это же целый пласт исторический мы открыли. Павел готовил ритуальное убийство. Может, это посвящение в какой-то тайный Орден? Хотя он и так был и масоном и мальтийцем. В общем, пусть разбираются историки.

– Я думал тут кое-что другое, – разочарованно произнес Макс, после того, как методично перебрал содержимое ларца.

– Это другое в другом месте, – спокойно ответил Барт. – Найдем. Я наверх, напишу Виктору. Закрывайте здесь всё.

Макс с Марлен закрыли проход, вернув стопы рыцарей в исходное положение, и поднялись к Барту.

Барт уже отправил смайлик ВБ, где вместо губ был плюс. И рассматривал его ответ, как некую драгоценность, он тут же предъявил СМС вошедшим.

«Сейчас приеду», – гласила драгоценность.

– Так! Вот теперь никто мне не помешает выпить! – Барт возбужденно потер руки. – Я сделал свою работу и со всей ответственностью могу принять в своем теле алкогольных гостей.

И Барт засобирался.

– Никто же возражает, если я куплю бутылочку виски?

– Я схожу, – сказал Макс. – Если Виктор приедет, пусть лучше ты будешь на месте.

Шаг 31. Серые встречи

Как только Макс вышел, в сквере перед замком он увидел Сергея.

Слева от хвоста лошади Императора Петра сидел этот хвост. Или хлюст. Макс не понимал, как его еще назвать. Справа деревья стояли плотно, а слева – будто зубы во рту старика.

На асфальтовой дорожке у фонаря подростки с этюдниками, а дальше на розовой плешине на скамеечках сидел Сергей с двумя пацанами бойцовского вида. Одного из них Макс вроде знал – встречались на ринге.

Макс увидел их сразу. Сейчас он подмечал тысячи мелочей. Даже видел что на голове у Императора сидят три голубя.

Сергей вроде смутился, а может раздосадовался, что его так срисовали, но сделал мину неузнавания.

– Здорово, Серега, – подошел после недолгих колебаний Макс. – Бить не будешь?

– А здорово! – расцвел Серега, инсценируя приятную встречу. – Какими судьбами? Ты чего здесь?

– Да вот в охране, – поджал губы Макс. – На алименты зарабатываю. А ты как здесь оказался?

– Вот с ребятами договорились встретиться, пивка попить. Айда с нами.

– Не, ребята, извините, не могу, спешу.

Макс пожал всем руки и решил не светить машину – пошел пешком.

Боковым зрением он увидел, что один из пацанов увязался за ним.

«Вот тебе и Серега, вот и нормальный парень», – подумал Макс.

Тут же всплыл эпизод на вокзале. Сомнений не оставалось там он видел его. Спелись они со Светкой, похоже. Приставила следить.

Жгучее чувство ревности резануло по грудине.

«Успокойся, успокойся, у нее есть право на свою жизнь. И то что она привязывает тебе хвостик – это нормально. Почему бы и нет, – Макс усмехнулся. – Все так и должно быть. Ты ничего не замечаешь! В Петербурге все спокойно. Уровень криминала упал ниже нуля и все друг другу братья».

Макс был готов к любому повороту событий и к заточке сзади и к выстрелу.

Главное, быть готовым.

– Здравствуйте, Максим! – это был тот человек с денежным предложением. – Какая неожиданная встреча!

– Очень неожиданная, – буркнул Макс, он видел человека, который зашел за ним, но не сопоставил сразу его с давним знакомцем.

– Вы же не могли отказаться от моего предложения, и хотите поделиться информацией о ходе поисков, не безвозмездно, конечно. Я даже готов повысить ставки.

– Я не могу работать на всех сразу, – ответил Макс.

– Ну, – хихикнул человек, Макс снова обратил внимание на его серые лишенные ресниц глаза, внимательные, хитрые, проникающие, – В мировой истории были претенденты двойных агентов, даже тройных. Вы же историей увлеклись? И сейчас человек, если ему не хватает средств, устраивается на вторую работу, а иногда и на третью. Что в этом плохого?

– Как-то я так не привык, – пожал плечами Макс.

– Весь мир так живет, подработка – это нормально! – хитро подмигнул человек. – Вам только достаточно сказать на каком этапе поисков вы находитесь и всё у вас будет хорошо.

– Что-то я сомневаюсь, что все будет хорошо.

– Да, Виктор – скользкий тип. И он вас кинет. И вряд ли он сможет гарантировать вашу безопасность.

– Однако, если он узнает, что я сливаю информацию, то и вы не сможете гарантировать мою безопасность.

– Во-первых, вы же не трус, Максим, во-вторых, года лихих девяностых прошли, ВБ вне криминала, в-третьих, я могу гарантировать подданство любой европейской страны или даже Соединенных Штатов, ну и деньги, конечно, средства, на которые можно будет устроить не только вас но и вашу семью, маму.

– Похоже, начинаются лихие двухтысячные, – Макс выбрал абсент и виски, положил в корзину. – Далее, я Родину люблю, и не собираюсь ее покидать. – Макс выбрал вино и прошел на кассу.

Серошляпый взял бутылку дорогой водки и пристроился за Максимом.

– Но средства, Максим, средства, они нужны всякому, они дают свободу, независимость, – вкрадчиво уговаривал серокостюмный.

– Мне не чего сказать, – Макс расплатился.

– А ваш знакомый Сергей, с которым вы только что поздоровались, спит с вашей бывшей супругой и следит за вами.

– Я знаю, – отрезал Макс и быстро вышел.

Он нырнул в ближайший ресторан.

Он видел, как серошляпый вышел, пошарил рассеянно глазами по сторонам и пошел восвояси.

Макс заказал еды с собой. Прошелчерез служебное помещение и вышел через соседний двор.

У Инженерного замка он не увидел Сергея, и хвоста за ним вроде не было – отвалился.

Шаг 32. Сокровище

Виктор появился появился сразу за Максом.

– Где? – коротко сказал он. – Барт, веди.

Барт был очень недоволен. Он уже почти скрутил пробку на бутылке, но выпить опять не успел – Виктору очень нетерпелось увидеть находку.

Спустившись, он был впечатлен открывающимся скрытым проходам.

– И это в центре Петербурга-шметнбурга! – бурчал он. – Под носом у всех!

– И нам кажется, что вы кое-что от нас скрывали, – сообщил Барт. – Макс видел, как Ваш друг, Павел Петрович, выходил с нижнего уровня, хотя о ходе наших исследований он не знал ничего. Почему вы нам не сообщали о том, что вам известно?

– Директор-эректор, что ли? Хм, – Виктор нахмурился. – Я не знал, что он куда-то спускался. Проверю. Спрошу. Ответит. Но позже. Сейчас показывайте.

В сокровищнице Виктор встал напротив ларца:

– Впечатляет, ну-ка Максим, достань-ка эту лапушку.

Максим подвинул ларец на край постамента.

– Открывали уже? Разденетесь при выходе, – буднично сказал он. – Ничего пропасть не должно.

Виктор прикоснулся к крышке.

– И как это открывается?

Макс снял ботинок, положил под дно и нажал на знак. Крышка показала содержимое ларца.

– М-м-м, – Виктор смотрел на череп, кинжалы и прочие атрибуты.

– Барт, что это? – спросил он через минуту молчания.

– Кого-то хотели убить, причем совершив некий ритуал, явно не христианский.

– Кого-то еще обязательно убьют-прибьют, – задумчиво произнес Виктор, и, словно очнувшись, добавил своим твердым и не терпящим возражений тоном, – Жду вас через пару часов, закрой это возьми и пойдем, – сказал он Максу. – А вы закройте здесь все, как было.

Макс шел впереди, ларец оттягивал руки.

«Неужели все закончилось?», – думал Макс. Его беспокоило то, что в ларце он ожидал увидеть другое. Но, судя по всему, в там не было второй части подвески, или как там она называется! Не было даже подсказки, где искать».

Макс вспомнил странное ощущение тепла, когда нашел ларец у себя на кровати, здесь этого не было. Наверху Макс отдал ларец гариллообразному охраннику. И Виктор ушел вместе с ним, даже не посмотрев в сторону Макса.


Марлен и Барт закрыли проходы и поднялись к Максу.

Барт был совершенно спокоен и весел, и был в предвкушении, что наконец-то он выпьет.

– Все нормально ребята, – повторял он, а вид говорил «можно расслабиться».

У Марлен пиликнул телефон приняв СМС-ку, она посмотрела на голубой язык экрана и молча протянула ребятам.

«My father watches: O sir, fly this place» (Отец не дремлет, надо вам бежать) И подпись «Ангел»

– Holy shit! Что за хрень?! – воскликнул Барт.

– На мой взгляд, возникло очень сильное обострение, – напрягся Макс.

– Вот именно сейчас и куда-то, – не закончил свою мысль Барт.

Он набрал номер Виктора. Гудки, гудки, гудки…

На этот раз телефон пиликнул у всех. Это было подобно взрыву.

Текст был одинаков: «My father watches: O sir, fly this place»

– Так снимаемся, – подскочил Макс.

Макс собрал шмотки, Барт сгреб со стола бутылку вискаря и пошел к выходу на верх.

– Не туда! В подземелье! – остановил его Макс.

Снаружи слышался шум.

Окрик «Стоять!» застал их у спуска.

Охранник Виктора перемазанный кровью стоял при входе и смотрел на них в три глаза. Один из глазьев, наверное, самый притягательный и внимательный – глаз пистолета.

– Куда собрались? – прохрипел охранник.

– Влад, мы же здесь работаем, ты забыл? – произнес Барт. – Очнись, ты же меня не первый день знаешь!

– Не дергайтесь, – металлически звякнул охранник. – Всех порешу.

– Спокойно, – тихо проговорил Макс. – Никто не дергается. И ты успокойся.

Появился другой шкафообразный, который охранял их здесь в замке, его вроде звали Алексей:

– Что случилось, Влад? – спросил он, резво вытаскивая пистолет.

«С двумя стволами сложнее», – Макс выдохнул и вселенское спокойствие накрыло его, он будто смотрел на все это со стороны.

– Виктора порешили, Саню порешили, ларец ушел. Это приятель вон того длинного хрена сотворил, думаю, по их наводке, – хрипел Влад. – Ты держи его на мушке, он очень резвый.

«Видно Серега ему в кадык закатал, – подумал Макс. – Серега… Влипли».

– Звякни Павлику, – приказал он Вроде-Леше. – Пусть приезжает с ребятами, сначала сами их по…

Не закончив слова, Влад и вроде-Леша тряпичными куклами осели на пол.

Было не понятно сначала были удары, а потом они осели, или сначала они осели а потом были удары. Вот серошляпый переступил тела.

– Здравствуйте-здравствуйте! – сказал серошляпый со скользкой улыбкой. – Этих связать, – кивнул он на упавших.

«Сейчас я ему и наваляю, – только успел подумать Макс, и в проходе появилось двое выхухолей-переростков со стволами, – Мать твою, – додумал он, не дергаясь».

Тут же вкатился еще один – шерстяной колобок с маленькими жадными глазенками.

– Так, а где наша милая дама? Где Марлен? – спросил серошляпый.

Макс повел глазами и дернул плечами, бойцы напряглись, а Марлен видимо юркнула в подземелье при смене действующих лиц. Марлен не было в комнате.

– Проверь внизу, – сказал одному из бойцов серокостюмный. – Подвиньтесь, подвиньтесь от прохода, а то я знаю какие вы шустрые.

Макс с Бартом освободили проход, а боец спустился в подвал. «Минус один, – подумал Макс. – уже справится с оставшимися легче. Хотя не известно, что за фрукты этот серошляпый и мохнатый колобок.


– Максимушка, – начал сероглазый, – я же предупреждал, что надо соглашаться! Теперь Виктор уже не расплатится с вами! Мертвые не могут расплатиться. Или это твоя афера с Сергеем?

– Мне не до игр, – отозвался Макс благожелательно.

Мохнатенький, откатился к столу покачивая взлохмаченными патлами, почесывая бороду, тем подкатился к Барту забрал у него бутылку виски, и ретировался к столу.

– Сереженьку мы все равно нахватим со шкатулочкой, но вот вопрос, мне нужна вторая шкатулочка.

– Какая вторая? – изумился Барт с настороженностью глядя за телодвижениями мохнатого.

– Какая-какая, которую вы нашли в потолке. Я заплачу хорошие деньги, чего уже не сможет сделать Виктор.

– А что с ним? – поинтересовался Барт.

– Завалил его ваш Сереженька и охранника одного завалил. Похоже, что при плохом раскладе повиснет это дело на вас. Но есть и хорошие новости. Мы сейчас едем к вашему тайничку и меняем вещицу на деньги. И вы будете свободны и беззаботны с деньгами и мы от вас отстаем.

– А какие гарантии? – поинтересовался Барт. Макс напряженно думал.

– Ну, какие гарантии? Моё слово, – пожал плечами серошляпый.

– Что-то я не уверен, что ваше слово не помножено на ноль, – хмыкнул Максим. – Мне нужны железные гарантии.

– Железобетонные, – хихикнул серокостюмный. – А вас Барт я даже не знаю чем заинтересовать, могу предложить поработать на моих хозяев. Ведь вы же охотник. Вам интересны всякие атрефакты.

– С этим хмырем, – Барт кинул взгляд на мохнатого, – я работать не буду. И оставь мой вискарь.

Шерстяной комок булькнул виски:

– Я же говорил.

– Значит, – весомо проронил сероглазый, – придется вас…

Что придется с ними сделать, Макс не понял, потому что возникла Марлен, направив пистолет на серошляпого.

– Обожаю запах напалма по утрам, – произнесла она.

Ствол охранника дернулся, Барт тут же повис на его руке.

Макс сделал то, что ему хотелось очень давно. Вырубил сероглазого прямым правым в челюсть. Серый костюм сложился в одном углу, а шляпа отлетела в другой.


Вторым четким ударом в висок отправил в нокаут охранника, который за мгновенье до этого отшвырнул Барта к стене.

– Уф, ну всё, – зло бросил Барт, поднимаясь и наступая на шерстяной клубок, – я же сказал – не пей мой вискарь! Макс двинь ему, чтобы не повадно было!

Макс рубанул ладонью по шее наглому хмырю и тот сполз под стол.

– Уходим. Вниз. – скомандовал Макс.

– Что там со вторым? – спросил он Марлен.

– Я его электрошокером…, – у нее дрожали губы и руки ходили ходуном.

– Сматываем, – Барт первым скатился в подвал.

Макс повел их, не заходя на второй уровень, они нырнули за рыцаря и побежали по подземному ходу.

Шаг 33. Запертый

Не прошли они и сто метров, как Барт их остановил.

– То, что мы действительно ищем, все еще на месте.

– Если ты помнишь, то сообщаю: сокровища ушли, – заметила Марлен.

Макс начал догадываться, его тоже грызло чувство незавершенности.

– Ты хочешь сказать, что наша находка – это бутафория? Для отвода глаз?

– Да-да-да, и еще раз да!

– Нас будут искать, – сказала Марлен. – эти сейчас очнутся и кинутся за нами.

– Вряд ли они сунутся сюда – не знают тайны проходов, – заметил Макс. – Но времени у нас не много. – Хотя насколько я понимаю, этот лохматый толстяк охочий за виски – бывший руководитель поисков, может, это он снабдил директора знаниями о проходах.

– Гетц его зовут. Мерзейшая личность. И вряд ли он успел что либо обнаружить. И потом, Гетц сторонник разрушающих поисков. Здесь всего одна решетка сдернута, не в его манере. Гетц разкурочил бы все! – сообщил Барт. – А Павлуша наш, скорее всего – актер другого театра.

– Но решетка все же была сдернута.

– Это не его масштаб. Если бы он искал, то превратил новую игрушку бы в хлам!

– Какую игрушку? – не понял Макс.

– Образно говоря, – улыбнулся Барт.

– Ты знаешь где искать? – спросил Макс.

– Комнат сколько на втором уровне? – жадно спросил Барт.

– Восемьдесят четыре… – Макс начал догадываться.

– И в третьей комнате мы нашли ларец. То есть восемьдесят семь, а должно быть восемьдесят восемь! По идее…

– А если сам ларец – комната 88?

– Нет, вряд ли, – задумался Барт.

– Ты хочешь сказать, что этот ларец – бутафория?

– В нем тоже сокровища, но основные – в этом постаменте! Комната 88 и есть этот постамент.

– Мальчики, – вмешалась Марлен, – до этого ли?

– До этого! – решил Макс и повернул назад.

Звуков погони пока не было. Они открыли внутренние комнаты. Четыре рыцаря по-прежнему невозмутимо взирали на постамент, не смотря на то, что ларец уже был неизвестно где.

Барт обошел вокруг сооружения, в нем могли поместится не только с сотня ларцов, но и штук десять Максов, или 15 Бартов. Об объемах, как и возрасте женщины, говорить неприлично. Четыре глухие решетки с гербами прикрывали арки боков импровизированного склепа. Барт метнулся к рыцарям и вывернул им стопы, так же как и во втором уровне комнат.

Макс подергал решетку, – не открывалась. На всякий случай приложил силу ко всем четырем.

– Барт, а ведь это, наверное имеет значение: с трех сторон на листах Мальтийский крест, а с четвертой – корона… И корона, как на нашем ордене.

– Мальчики, мы провозимся сейчас, нас выудят, как муху из супа! – сказала Марлен.

– Великий Шекспир! Прекрасная драматургия! Там же на ордене латы над короной.

Барт нашел снимок ордена на айфоне.

– Понятно, что открывается эта решетка, а открывает ее рыцарь напротив. А вот это похоже на стопы.

Барт ткнул в фото, действительно, корону и верхнюю часть рыцарских лат на фоне оружия и знамен связывало нечто похожее на стопы.

Барт вывернул стопы. Макс поднял решетку. Она поднялась градусов на 40 и застряла.

«Как крышка в мышеловке», – мелькнуло сравнение у Макса.

Барт посветил – в глубине стоял ларец.

В этой комнатушке явно никого давно не было. Налет пыли был на всем, даже было не различить, является ли этот ларец, родным братом сундучка, который покушался на жизнь Макса.

– Макс, возьмешь? – спросил Барт.

Макс настороженно посмотрел.

– Я вообще-то самый габаритный, – усмехнулся он.

– Ты знаешь, что у меня аллергия на некоторые прикосновения, – потупился Барт.

Макс лег на пол и с трудом протиснулся внутрь. Прикоснулся к ларцу, тут же его наполнило осознание собственной значимости, силы – будто огонь пробежал.

Макс конечно никогда не был в склепе, но по его представлениям это очень походило на склеп. Ладони и колени утопли в вековой пыли, очень захотелось чихать.

Макс поморщился сдержав порыв, пылевая буря поднятая чихами была бы не кстати.

Макс сдвинул ларец и пополз к выходу.

Заслонка захлопнулась. Это с внешней стороны она выглядела красиво – корона, герб, решеточка, а изнутри – чугунная заслонка.

– Что происходит Барт? – закричал он.

Он пробовал упереться в заслонку, но она упрямо закрывалась.

Макс оказался в каменном мешке. В склепе.

Полшага к. Законы МЕ

Ладья приблизилась к сверкающей пристани на канале Итурунгаль, главного канала города Урука, у ворот Кулаба. Инанна, стояла на носу ладьи и сияла от счастья. Ей, даже, казалось, что ее сияние видно людям. Они, проходя мимо по своим делам, беспокойно поглядывали в сторону ладьи. Конечно, они не могли видеть ее. Но какой-то призрачный свет, все же, был им заметен.

Сегодня, она сможет обретать людскую плоть и являться тем, кому пожелает. А желает она Думузи. Этого странного пастуха, который утверждал, что уже видел ее во сне. Который предлагал ей чувствовать как человек и жить, как человек.

Она посмотрела на таблички, уложенные ровными рядами на палубе ладьи слугами Энки. Это были грубые кусочки обожжённой глины, на которых не было ничего. Абсолютно ровная поверхность. Но Инанна, едва прикоснувшись к первой попавшейся, сразу поняла, что за знание хранится в ней. Она улыбнулась. Это было искусство завитых волос. Она тут же посмотрела на себя в отраженье зеленых илистых вод канала и представила себя с новой прической: кудрявые локоны ниспадающие на грудь подчеркивали женственные формы всего ее божественного тела. Она представила, как является перед Думузи, как он откидывает ее волосы назад и …

Да, человеческая жизнь ее манила. Она скорее почувствовала, где лежит нужная ей табличка «Власть над плотью», и не задумываясь схватила ее обеими руками.

Что-то странное произошло с ней. Она вдруг разом почувствовала ветер, ласкающий ее грудь, ее бедра, ее лоно. Она почувствовала солнце раскаляющее ее кожу, она почувствавала усталость от тяжелой битвы с морскими чудовищами, и она почувствовала желание. Несравнимо большее и жгучее, чем то, что она испытывала до этого. Желание быть вместе с тем, кто сподвиг ее на этот шаг.

Она заметила, что пелена упала с ее глаз, и она видит стены города четко и ясно.

«Позови Думузи», – приказала она Ниншубуре. Она знала, что Ниншубура обладает даром, оставаясь невидимой и неслышимой передавать смысл посланий людям. Только до этого Инанна почти не пользовалась этим даром своей служанки. Было не зачем. А теперь есть Думузи.


Он пришел не скоро. Или это Инанне показалось, что прошла целая вечность под жарким, таким незнакомым теперь солнцем. Или в человеческом теле время течет по другому.

Думузи предстал перед ней в грязной овечьей накидке. Он был не мыт, не причесан, он него пахло болотом и овцами. Но это все перестало иметь какое либо значение, когда Инанна увидела его глаза. Они горели страстью. Они пылали страстью. Они пожирали тело Инанны, ее груди едва прикрытые сеткой из топаза, ее бедра под повязкой, ее волосы, ее глаза.

Инанна спустилась с ладьи, которую он не видел, то ли из-за того, что на корабль не распространялась власть над плотью, то ли он не видел ничего кроме богини. Другие люди не могли видеть Инанну. Она этого не хотела. Она думала только о нем. Он шагнул к ней, она нему. Инанна не могла на него насмотреться, ей было непрывычно так долго и так внимательно рассматривать человека, мужчину. Она скинула с него накидку, оставив его стоять на площади перед воротами города абсолютно обнаженного. Но стыдиться Думузи было нечего. Она дотронулась до него. До этого момента она никогда не испытывала прикосновений к телу человека, к телу мужчины. Она взяла его за руку и повела в тень смоковниц, росших на берегу канала.

Он положил руку ей на плечо и провел вниз по изгибу спины. Инанна почувствовала, как колени подкашиваются и в глазах темнеет.


Они не расставались до заката. А потом вместе ждали рассвет. Думузи лишь накрыл их овечьей шкурой, чтобы ночная прохлада, исходившая от канала, не отвлекала влюбленных от друг друга.


Она гладила его длинные нечесаные волосы, прижималась к нему всем телом, куталась в его тепле. Он обнимал свою богиню и сладко молчал.

Инанна была напоена любовью. К Думузи, к утренней прохладе, к пропитанной запахом овец накидке, ко всем людям. Ей страшно захотелось немедленно дать все законы своему городу. Но как? Об этом она раньше не подумала. Даже Думузи не может видеть небесную ладью, стоящую прямо у ворот Кулаба, открывающих вход в город Урук. Она знала, что что в одной из табличек есть искусство письма и искусство чтения. Ей надо научить грамоте Думузи, а он, как муж божественной Инанны, сможет обучить весь город и передать все знания, не доступные даже богам.

– Куда ты, – забеспокоился Думузи.

– Я вернусь, – сказала Инанна своему возлюбленному.

– Я не могу отпустить тебя ни на секунду, – с отчаянием проговорил пастух.

– Не переживай, я вернусь еще до того, как к тебе вернутся все силы.

Она прошла к ладье, почувствовала где нужная ей табличка и взяла ее в руки. Искусство письма оказалась делом не простым. Палочки, закорючки, рисунки, которые надо выводить на влажной глине, а затем давать глине высохнуть. Многие символы были многозначны, и сложно разобраться, что в какой случае означает.

Инанна задумчиво вернулась к Думузи. Но она ошибалась. Силы вернулись к нему раньше. Он встал навстречу к ней. Такой красивый, сильный, обнаженный. Ее лоно охватил огонь. И она который раз отдалась страсти. После, они обессиленные лежали на овечьей шкуре, к запаху которой богиня уже привыкла. Ей захотелось написать красивые слова, посвященные своему мужчине. Красивы, страстные. Которые он смог бы вспоминать. Она представила, как эти слова выглядят в той грамоте, что ей открылась через таблички Ме. Красота слов исчезла, остались лишь нелепые символы.

Инанна поняла. Никаких сложных рисунков, множества значений. Грамота – это плод любви. Это мужское и женское начало. Это соитие мужского и женского начала. Простое и страстное письмо. Она взяла упавшую ветку с концом, напоминавшим по форме клин, и воткнула в землю. Получился треугольник. Она провела от треугольника веткой по земле. Остался прямой след. Вот истинная грамота. Треугольник и палка. Мужчина и женщина. Грамота – это плод любви.


Утром Инанна изучила все законы Ме, которые привезла от Энки. Она поняла, почему старик хранил их в тайне от всех. Изучив их, страхи и инстинкты отойдут в тень знаний и ремесел. И древние боги станут менее могущественными. Зато силу приобретут боги молодые. Такие как Инанна. А если эти законы дать жителям города, который почитает богиню превыше всех остальных богов, то могущественнее Инанны не будет никого, ибо Урук подчинит себе все остальные города выше и ниже течения реки Бурануну.

Она обучила Думузи грамоте. Своей грамоте. Затем она рассказывала ему законы, которые узнала из табличек Ме. А он, в перерывах между объятьями, прилежно переписывал их клинышком на деревянные дощечках обмазанных сырой глиной. Она любовалась им, как он выводит треугольники и палочки, символы их любви.

Когда он окончил, она велела ему подняться на постамент около ее храма, где стоял ее Храм. Сама призвала Ниншубуру собрать всех жителей на площади перед Храмом. Народ собрался быстро. Ее верная посланница умела внушать людям волю богини.


Думузи дождался, пока площадь заполнилась до отказа. Жрецы, почувствовав волю Инанны, встали за спиной пастуха.

– Люди, – начал Думузи. – Божественная Инанна выбрала меня, как своего возлюбленного и мужа. Нашей великой богине не трубется никаких доказательств своей воли и своего выбора, но она изъявила милость и дала нам великие знания, которые получила от Энки. Я, Думузи, передаю вам, жителям Урука, священные таинства которые сделают нас сильнее.

– Что за знания передала тебе Инанна? – торжественно спросил верховный жрец, – понимая, что до сих пор никто не осмеливался самостоятельно объявлять себя мужем Инанны.

Думузи снял заплечный мешок, в котором хранились таблички и стал достават одну за одной, зачитывая громко и не менее торжественно:

Светлая Инанна дает нам умение писать.

Светлая Инанна дает нам умение читать.

Светлая Инанна дает нам ремесло кузнечное.

Светлая Инанна дает нам ремесло гончарное.

Светлая Инанна дает нам ремесло строительства домов.

Светлая Инанна дает нам праведность.

Светлая Инанна дает нам неправедность.

Светлая Инанна дает нам городов разграбленье.

Светлая Инанна дает нам плачь вдовий и плач сиротский.

Светлая Инанна дает нам царственность.

Светлая Инанна дает нам скопство священное.

Светлая Инанна дает нам блудилища храмовые.

Светлая Инанна дает нам блудодейство жриц.

Светлая Инанна дает нам плетенье тростниковых циновок.

Светлая Инанна дает нам искусство кос, на затылке свитых!

Светлая Инанна дает нам искусство волос завитых

Светлая Инанна дает нам музыку и струн громогласие.

Светлая Инанна дает нам ремесло медное.

Светлая Инанна дает нам любовнослужение…


Думузи говорил, а народ некоторые слова встречал радостными криками, а некоторые горестным молчанием. И чем дальше он говорил, тем громче кричали люди, почти заглушая его следующий закон, если он им нравился, или черным молчанием, если закон их пугал.

Закончил он только к вечеру. Толпа перед храмом кричала:

– Думузи на царство! Думузи на царство!

Верховный жрец знаком призвал людей к тишине и проговорил:

– Инанна дала нам царственность. Путь супруг ее и станет царем нашим. Царем над Уруком и всеми народами которые Урук покорит благодаря священными знаниям, данным нам Великой богиней.

– Ты согласен стать царем Урука, пастух Думузи?

– Да, – коротко ответил Думузи и обернулся к Инанне.

Она, видимая только ему, улыбалась.

Шаг 34. Побег

Макс посветил фонариком по сторонам. Склеп. Макс выключил фонарь. Неизвестно, сколько ему придется здесь проторчать.

Каждая секунда казалась вечностью. В замкнутом пространстве и в темноте время идет по-другому. Будто становится тягучим. Зато мысли становятся быстрее.

Неужели его кинули? А что в этом особенного? подождут пока он сдохнет и заберут ларец.

– Барт! – позвал он.

Тишина.

В голове бежали сотни мыслей. По разным направлениям. Преобладало негативное. Очень не хотелось умирать так – в каменном гробу. Когда погаснет фонарик, он останется в темноте, это если будет поступать воздух, то фонарик жизни будет гореть дольше. Неужели они его бросили? Нет! Не может быть! Это случайность. Его сейчас вытащат. Или нет?

– Барт! – заорал он.

И застучал ногами по заслонке.

– Чего орешь? Здесь я, – голос Барта был приглушен.

Отдаленно, но вполне внятно.

– Думал, ты за пивом вышел, вот и ору. Вытащи меня отсюда, Барт, – сказал Макс.

– Ты нас сдал, подставил, а теперь вытаскивать тебя?

Макс бы оглушен будто громом.

– Я никого не подставлял, – твердо сказал Макс.

– Чем докажешь? – спросил Барт.

А чем Макс мог доказать? Все действительно выглядело подозрительно. Аргумент: носки свои съем – вряд ли бы подошел. Нужна была логическая цепочка в которую поверят.

– Мне это не нужно. Тем более смерть Виктора. Мне это абсолютно невыгодно…

Макс прислушался, снаружи раздавался какой-то шум. И невнятные восклицания Барта. Голос Марлен был слышен лучше, но смысла было никак не разобрать.

Наконец голос Барта приблизился.

– Меня только что пыталась убить Марлен. Если она это сделает, то тебя возможно никто не выпустит. Я не знаю пока как тебя выпустить. Думаю. Заслонка вдруг закрылась и все. Я попробовал ступни рыцарей повернуть по другому – ничего.

– Это произошло сразу после как я сдвинул ларец, – сказал Макс.

– Ты вынь содержимое и попробуй поставить его на место. Сможешь?

– Попробую.

Макс открыл ларец, подложив под дно ботинок. В ларце была земля и нечто похожее на сетку. То что он ожидал увидеть – Черные камушки на веревочках. В свете фонаря максу показалось что они отсвечивают желтым.

Определить положение ларца было просто – пылевые следы указывали точное место.

Макс установил ларец.

– Готово! На месте!

– Сейчас проверю.

Макс включил приложение на телефоне и сфотографировал ларец со всех сторон. Что-то хрумкнуло. Макс приложился ногой заслонка поднялась.

Барт схватился за край и потянул заслонку вверх, она поддалась еще немного.

Макс вылез.

Барт с довольной физиономией сообщил:

– Получилось! Марлен чуть на тряпочки меня не порвала. Когда я искал пути открытия.

– Барт, а что за подозрения?

– Мысли вслух.

– Не делай так больше, – железно сказал Макс.

– Я вытащил бы тебя в любом случае, – сказал Барт. – Да! В Любом! – повысил тон Барт обращаясь только к Марлен.

– Нам здесь больше нечего делать. А нюансы обсудим в более спокойной обстановке, – сказал Макс.

– Как ощущения? Обделался? Или не успел?

– Залезай и проверь!

Макс отряхнулся и вытер ладонью пот со лба.

Они закрыли склеп и внутренние уровени, Макс повел их к подземному ходу, которым воспользовался директор. Где-то там, похоже в комнатах с рыцарями гремело.

– Давайте поторопимся, – Макс прибавил ходу.

Раздались хлопки по свойству своему мало похожие на аплодисменты, скорее это были выстрелы.

Барт выруглася.

– Что там происходит? Они решили все подземелье разнести?

– Я так думаю, что подоспела охрана Виктора.

Они уходили по каменному ходу, кирпичные стены были однообразны. Эхо металось и множилось, постоянно казалось что кто-то наступает им на пятки. Эхо заставляло оглядываться и увеличивать скорость.

Ход был короток, они почти врезались в решетку.

– И что? Тупик? – спросила Марлен.

Макс ткнул в знакомый кирпич.

И открыл решетку.

– Легко как пирог, – хмыкнул Барт. – это тебе все директор показал? Ты его пытал что ли?

– Да, директор. Не было времени вам рассказать, – пожал плечами Макс.

Они закрыли решетку и вышли через обычную дверь в подвал поднялись по гулкой металлической лесенке к двери.

– И что теперь? – спросил Барт, тронув закрытую дверь, – из подземелья выбрались и застряли здесь. И где это здесь – тоже не понятно.

– На Инженерной улице. Отойди.

Макс привалился к двери плечом, та распахнулась.

Они оказались в небольшой абсолютно пустой комнатке.

Макс тронул дверь – закрыто.

Он приложился плечом, но дверь не поддалась

– Не сломай себе что-нибудь! – сказала Марлен и распахнула сначала железное жалюзи, а затем и окно напротив двери, которую пытался вскрыть Макс.

Похоже, именно этим ходом и пользовался директор. Они сошли с окна прямо на асфальтовую дорожку. Через деревья виднелся Инженерный замок.

Сооружение из которого они только вышли было того же цвета – кораллового. .

– Как я и сказал – Инженерная улица.

Через дорогу стоял точно такой же дом.

– Это guardhouse Михайловского замка! Можно было предположить, что ход идет сюда.

– Га-га-что-house? Чей дом? – уточнил Макс и показал спутникам, что им надо идти.

– Не знаю как точно по-русски, дом охраны. Это помещения для охраны замковых ворот.

Они двинулись по Инженерной в сторону Садовой.

– А почему туда идем? – спросил Барт.

– В Цирк нам не надо. А вообще все равно куда, главное, подальше отсюда.

Следов погони вроде не было. Они должны были бы заметить всяких серошляпых

Барт вызывал на ходу такси, машину решили бросить.

Приложение «Такси» предложило выбрать конечную точку поездки, Барт наугад ткнул в карту.

«Господа беглецы, на ближайший рейс из страны забронировано 3 билета. Советую их выкупить. Ангел». – это сообщение свалилось на всех троих.

Барт очухался первым и написал в ответ.

«У меня к тебе много вопросов, но основные эти:

Кто ты такой?

С какой стати ты нам помогаешь?

И почему именно из страны?»

Сообщение пришло на сей раз на месенджер только Барту.

Барт предьявил телефон.

Можете называть меня Ангел. С тобой мы работали в проекте в Сарагосе. Тогда меня называли Ан из Лос-Анджелеса – ANaLAys

Хочу заработать, Я знаю, что вы ищете, видел в сети обсуждение где участвовал твой неумело скрытый IP. Я становлюсь вашими глазами в современном мире и источником информации за услуги я хочу 25 процентов от находки.

В Берлине может находиться то, что вы ищите. Уверен, что продолжение поисков должно лежать через Пергамский дворец в Берлине.

– Я тоже хочу 25 процентов, – сказала Марлен. – А что мы ищем?

– С долями будем разбираться потом! – бросил Макс, его не очень устраивало, что на его бутерброд покушалось столько ртов. Он еще сам не понимал, с кем ему хочется поделиться и хочется ли вообще.

Подъехала машина.

Барт прыгнул на переднее сидение, Макс с Марлен сели сзади.

– Что за хрен с горы? – уточнил Макс.

– Это маг компьютерных технологий, – отозвался Барт. – И он прав, нам надо в Европу.

– Ты вообще видел когда-нибудь этого Ангела?

– Пилоту не обязательно знать диспечера каждого аэропорта. Я с ним работал, лучше его я никого не знаю. Я несколько раз с ним разговаривал, у него даже голос механический.

– Нам точно надо в Европу? – уточнил Макс.

– Надо все части. Целое стоит намного дороже, чем осколки. Я почти убежден, что продолжение поисков там.

– Хорошо, заезжаем в банк. И к Леониду Алексндровичу.

– К старику зачем? – спросил Барт.

– Надо забрать фотки,которые мы оставляли и я сфотографировал ларец Инженерного замка. Сколько времени до рейса?

– До конца регистрации три часа.

– Успеем.

Барт набрал номер старика. Ответом были гудки.

– Не подходит, – сообщил Барт. – Но у него не мобильный.

– Заехать все равно надо., – решил Макс, – может, не слышит, может вышел на пять минут.

– Сэр, меняется маршрут поездки, – обратился Барт к водителю.

Шаг 35. Ладушки в засадушке

Посещение банка заняло не больше получаса. Макс в очередной раз поразился уровню сервиса.

Он оставил ларец из-за громоздкости, а древние камешки взял с собой, завернув в платок.

Барт в машине озвучил свои мысли, подытожив сегодняшний день:

– Ангел прав искать остальные части надо в Европе. Эти части попали в Россию оттуда. И остальные части, вернее следы надо искать там. И есть у меня идеи… Марлен, у тебя паспорт с собой?

– Конечно, – пожала плечами Марлен.

– Тогда летим в Берлин, – подытожил Барт. – Я оплачиваю эту бронь.

У старика дверь была открыта, его не было, зато присутствовали следы обыска.

– Не успели, – сказал Макс. – Он мог уехать?

– Вряд ли, – поморщился Барт. – Некуда ему ехать. И он обычно мне сообщает.

– Эти ребята серьезно настроены, как бы беды не вышло, – вздохнул Макс.

– Так-так-так, пойманы на месте преступления, – проговорил появившийся крепыш, он выставил пистолет. По виду абсолютно было не понятно кто такой. – Стреляю без предупреждения, – пояснил он, – второй или четвертый будет предупреждающим. Документики сюда.

– Сэр, мы друзья Александра Леонидовича, в чем проблемы? – выдавил из себя изумление Барт.

– Сейчас проверим, какие вы друзья. Кто вы вообще такие. Документики сюда, – резко одернул его крепыш. Он был похож на отъевшегося лабрадора. Проход загораживал плотно.

– Ребят, давайте документы, – Макс достал паспорт.

Барт и Марлен отдали ему паспорт и не поняли, что случилось, Макс протянул документы крепышу, и после чего тот тихо осел на пол.

– Возьмите, не понадобились, – вернул документы Макс.

– Блин! Еще этот! Они же тревогу забьют, нам не выбраться будет вообще! – выстонал Барт.

Макс обыскал крепыша – ничего.

– Кто такой?

– Надо его спеленать, а из аэропорта позвонить в полицию, чтобы его вызволили.

Макс плеснул на крепыша водичкой.

– Эй, ты кто такой?

Крепыш очнулся и плюнул в Макса, мол, русские не сдаются.

Макс терпеть не стал и отправил крепыша обратно в нокаут: у самого дед в Отечественную воевал. Да и сам Макс успел пороха понюхать.

Макс спеленал плевливого типа, нашел у деда шнуры и связал по ногам и рукам, надел на глаза повязку. Посадил, прислонив к стене. Крепыш начал бормотать:

– Суки, вы у меня схлопочите, вы понимаете на кого руку подняли?

– Цыц, – сказал Макс. – Иначе я еще тресну.

– Я тебе сейчас цыцну! Развяжи меня! Я тебе руки переломаю!

– Ты чего сюда приперся? Тебя прислал кто!

Но крепыш матерился и угрожал все громче и громче.

– Не скажет он ничего, – проговорила Марлен. – По крайней мере, сейчас. На вот.

И она протянула полотенце.

– Чистое вроде.

– Это зачем? – не понял Макс.

– Кляп, – жестко сказала Марлен, – а то разорется, когда уйдем…

– Жестокая ты женщина, Марлен, – в голосе Барта сквозила ирония. – А он не задохнется?

– Не должен, – сказал Макс и запихал в рот крепышу кляп.

Барт посмотрел в серванте, прошел в комнату.

– Фотографий нет, фото жалко, теперь они точно знают, что у нас есть.

– Тряханут старика, он им сдаст все.

– Зря ты так, старик крепкий, через лагеря прошел, – обиделся Барт.

– Сдаст, не сдаст все равно все понятно… Прости, Барт. Это я не подумавши. Леонидыч, действительно, классный.

– Мальчики, я ничего не понимаю, – проговорила Марлен.

– Некогда сейчас, Барт объяснит по дороге у него хорошо получается. Поехали! – сказал Макс.


Когда они прыгнули в дожидающееся такси, Барт воскликнул:

– Ну, почему все так происходит!

– Потому что – потому, – пресек словоизлияния барта Макс.

Барт мгновенно все понял, что при водителе не стоит ничего говорить и приложился к бутылке, которую он забрал из инженерного замка. И скривился так, будто поцеловал лягушку.

Это была не лягушка, это был волос.

– Вот гад! Я же говорил ему не трогай мой вискарь! Что за мерзкий мужик! Мало ты ему треснул.

– У тебя к нему стойкая ненависть, – заметила Марлен. – Я бы могла сказать: «Хочешь об этом поговорить?», но боюсь ты меня пошлешь.

– Эээ, может быть, – хохотнул Барт, после глотка виски ему стало чуть лучше. – Он нечистоплотен как снаружи так и внутри. Стоило своими рученками взять бутылку, тут же волос оставил. Тьфу!

– Похоже он тебе сильно насолил, – сказала Марлен.

– Он насолил всем, кроме меня. Если не считать, что он покушался на мой виски. У меня возникла физическая к нему непереносимость, и все происходящее с ним подтверждает мое к нему отношение.

– И какое у тебя к нему отношение.

– Меня от него тошнит, как от плохого пойла. И фамилия у него мерзкая будто комок шерсти – Гетц.

– В общем Паразит Паразитович, – усмехнулся Макс. – А Гетц – это имя или фамилия?

– Это диагноз. Всё не хочу больше он нем разговаривать! – и Барт откинулся на сидении. Через минуту он спал. Видимо, беготня последних суток его доканала.

Макс вспомнил про очки дополненной реальности. Он одел их и вставил один крошечный наушник, крепившийся на душке, в ухо. Маленький прозрачный экран в правом верхнем углу предложил произнести команду.

– ОК, очки, проложи дорогу до Пулково.

На экране появилась карта города с проложенным маршрутом, прямая зеленая линия по Московскому проспекту. И время в пути – полчаса. Пока Макс думал, чтобы еще заставить сделать очки, на экране появился значок трубки. Входящий звонок. Неизвестный номер.

– Ок, очки. Ответь.

В наушниках раздался металлический и низкий голос.

– Привет Макс. Это Ангел.

– Чего у тебя голос нечеловеческий? – спросил вместо приветствия Макс.

– Я же Ангел, а не человек, – в его механическом голосе сложно было различить эмоции. – Теперь ты всегда сможешь со мной связываться. Только произнеси мое имя. И я пригожусь. Мне же надо отработать свои двадцать пять процентов.

– Я согласие не давал.

– Здесь пахнет большим кушем. Макс, не жадничай. Без меня у вас ничего не выйдет. Я способен почти на все.

– Десять процентов.

– Двадцать

– Пятнадцать и закончили.

– ОК. Пятнадцать.

– А откуда ты знаешь русский, если ты из Лос Анджелеса.

– Есть русские друзья. Они тоже хорошо торгуются.

– Раз ты такой дорогой специалист, скажи, за нами есть погоня? И что говорят менты по поводу смерти Виктора? Нас еще не ищут.

– Пока не ищут. Пока на их частотах только ругань, что шишку завалили, и никто не знает почему.

– Не забудьте выкупить бронь. Это можно сделать только в кассах. Не on-line. Чтобы имена не светить через интернет.


Марлен прислушивалась к разговору Макса. Ее мир в который уже раз давал серьезную трещину. У нее была работа, но она ушла к чокнутому олигарху. Его убили, чуть не убили ее. Теперь от в такси в аэропорт с полузнакомыми людьми. Бежит из страны. И главное, тот, кто так странно много знал о том ней было, что с ней есть, и что с будет, кто вытащил ее из лап таблеточной смерти, тот кто говорил, что у нее будут дети, оказался охотником за сокровищами, работающим за пятнадцать процентов. И, вероятно, все что говорил ей, просто средство для достижения своих корыстных целей. Что ж, ей не привыкать. Но сейчас времени для рефлексии почти не было. Сзади в России остались смерти, впереди сокровища. Кто бы ни был Ангел, впереди будет интереснее. И, все же, почему он так написал про детей?

Шаг 36. Она прекрасна, как Хаят

К аэропорту Барт очухался и выглядел абсолютно трезвым и свежим, будто приехал из отпуска. Среди множества людей можно было говорить практически беспрепятственно.

– Пока мы не выкупили билеты, нам нужно решить несколько организационных вопросов. – сказал Макс. – Барт, расскажи Марлен что считаешь нужным, ты у нас актер разговорного жанра.

Этой фразой Макс словно вернул Барту природную словоохотливость.

Барт рассказал о находке ларца Максом. О том, что предложение Виктора оказалось продолжением истории.

– И теперь мы летим в Европу, чтобы продолжить поиски. Ты можешь сейчас попрощаться с нами, выйти из здания аэропорта, и забыть что мы были знакомы. – подытожил Макс.

– Но судя по всему могу и не выходить? – спросила Марлен.

– Барт нам нужны в экспедиции психологи.? – спросил Макс.

– Не особо.

– Мы берем тебя только потому, что тебе здесь, возможно, угрожает опасность. А мы своих не бросаем.

– А еще я много знаю. Так?

– Именно, – усмехнулся Макс.

Марлен встала и неторопливо пошла к выходу.

– Красиво идет, – сказал Макс.

– Прямо, как Хаят! Да не услышит нас Марлен!

– Жаль.

– Жаль, что не слышит, так бы вернулась и обворожительно улыбаясь сказала что-нибудь высокомерное и мерзенькое, – усмехнулся Барт. – я уже начал привыкать к ее легкой стервозности.

– Ладно, выкупаем билеты, – решил Макс. – До рейса не так много времени.

Перед ними появилась Марлен с только что купленной бутылочкой воды.

– Хотите водички, мальчики?

Барт не стал отказываться, ему похоже все равно что было пить, его организм просто требовал жидкости.

– Я с Вами, – сообщила Марлен. – Билеты там выкупать.

Жест Марлен указывающий, где выкупать билеты был очень изящен.

Цепочка вторая

Шаг 1. Блестяшки для сороки

– Не все то дорого, что блестит, – сказала Марлен рассматривая темные камушки, когда Макс отдал Марлен амулет.

Он решил, что проще всего пронести через таможни украшение будет женщине, среди других украшений.

Если хочешь спрятать дерево, то спрячь его в лесу.

На Барта надежды было мало, он уже мало смешивался с окружающим миром. Был отдельной пьяной субстанцией.

Марлен тут же купила расшитую бисером косметичку.

– Давно мечтала о такой, все повода не было купить! – заявила Марлен.

– А ты не чувствуешь особенного при прикосновении к вещице? – поинтересовался Макс.

– Я думала мне показалось! Сперва что-то такое было… Словно рука занемела, как легкий ток. А что?

– Барт вообще ее держать не может, – усмехнулся Макс.

Марлен восприняла эту информацию по-особенному.

– В состоянии алкогольной абстиненции трудно что либо удержать.

В самолет Барта пустили чудом: он еле стоял на ногах. Коньяк в баре аэропорта сработал на старых дрожжах эффективно. Барт категорически отказывался снимать ботинки для проверки безопасности, воспротивился класть пакет дьюти-фри на ленту сканнера, пытался заявить о бомбе, которую он съел дома. Макс его придерживал за плечи, но перед рамкой металлоискателя пришлось отпустить. Барт удержался за магнитное поле. Повезло. Марлен делала вид, что не знакома с ними.

Когда заняли места в самолете, Барт закрыл глаза, перекрестился, Максу показалось, что по православному, и сказал абсолютно трезвым голосом:

– Ребята, – я очень боюсь летать.

Но из состояния умиротворения он переключился почти       мгновенно.

– Мадмуазель, не желаете ли конъячку-с? – обратился он к Марлен и достал из пакета Реми Мартен.

Макс решил, что сейчас будет взрыв, и взгляд Марлен испепелит Барта. Но Марлен кивнула, и через мгновение перекатывала пронзительно чистую карамельную жидкость по прозрачному пластиковому стаканчику, задумчиво наблюдая, как тонкая пленочка неторопливо стекает по стенкам в свете индивидуальной бортовой лампочки.

Самолет на взлете начало трясти. Барт побледнел. Макс усмехнулся.

– Всё будет нормально, Барт. Пилоту доверять надо. Я на таких аппаратах летал, что по сравнению с ними ядро Мюнхаузена – совершенство авиаконструкторской мысли. Меня так трясло и столько раз я падал…

Макс задумался…


– Я даже протрезвел, – Барт схватился за стаканчик. – Столько раз летал, но любое колыхание приводит меня в трепет, выводит из себя. Не могу полетам привыкнуть. Видимо, я земноводное.

– Это легкий тремор, по сравнению с землятресением, – улыбнулся Макс. – Верь пилоту. Всё равно другого выбора у тебя       нет.

Макс поежился от воспоминаний. Зверски захотелось выпить, но глядя на Барта, желание пропало. Да и, возможно, за руль скоро.

– Долго нам лететь? – спросил он Барта.

– К-куда? – икнул он.

– В Вавилон, – усмехнулся Макс

– Две-трети бутылки, – Барт хохотнул, а Макс сильно засомневался, что они пройдут германскую границу.

– Куда же Леонидыч делся? Может, позвонить ему, когда приземлимся?

– Я же забыл совсем! У меня письмецо от него!

Он порылся в кармане и достал смятый листок, написанный аккуратным почерком Александра Леонидовича.

– Что же он пишет? – Барт сделал большой глоток виски и начал читать.

«Дорогой Барт. Я еще раз изучил все фотографии, которые Вы мне с Вашим другом оставили. Я Вам говорил, что символы на шкатулке не шумерские. Но похожи. По сути это узор, на который художника натолкнула виденная им клинопись. Как будто, кто-то решил повторить эти символы, совершенно не разбираясь в них. Как будто этот мастер воспринял шумерскую или аккадскую клинопись как узор. Конечно, для него знаки значения не имели и все надписи какого-то оригинала он использовал как вдохновение для своего рисунка. Но вдохновился он сильно, поскольку этот узор очень похож на настоящиесимволы с глиняных табличек. И, мой дорогой Барт, кое-что мне удалось разобрать. Вернее, домыслить. Видите ли, аккадские символы для Иштар довольно узнаваемы, и даже непонимание более позднего художника символики, не помешали мне узнать в перевернутом крестике и треугольной морде коровы с тремя рогами – аккадское написание имени богини.

И таких символов в узоре множество. Но мне показалось, что я нашел узоры, похожие на имена Нина и Семирамиды. Конечно, вы можете возразить, что это мое воспаленное шумерами и аккадцами воображение вытащило на свет эти имена и образы. Возможно и так. Часто мы видим мир не таким какой он есть, а какие мы есть. А может я прав. И мне показалось, но здесь я совсем не уверен, что промелькнуло имя Требета, сына Нина. Я долго не мог поверить, ведь о Требете мало кто сейчас вспоминает».

Макс хмыкнул, прервав Барта:

– Можно подумать о Нине сейчас кто-то вспоминает.

Марлен недовольно шыкнула, Барт продолжил чтение.

«Вот и я не ожидал увидеть имя этого сына ассирийского царя. Требета же сбежал из Вавилона, спасаясь от преследования своей мачехи Семирамиды, приказавшей убить его отца. О, это удивительная история. Нин так беспредельно любил свою жену, что отдал ей полную безграничную власть в своем царстве»…

– Любил, – иронично заметила Марлен. – А дал власть на один день.

– Ей этого вполне хватило, – улыбнулся Барт и продолжил читать, – «Безграничную власть на один день. Первым же делом Семирамида приказала казнить Нина. И завладела властью навсегда. Тут явно есть связь этой истории с Иштар, Инанной. Предательство и любовь. Они всегда вместе…»

– А у меня в классе удилась Нина, только она была девочкой. Она очень любила историю.

– Ты это к чему? – не понял Барт.

– К слову. Мне кажется это все бредом, – пожал плечами Макс.

Но Барт продолжал.

«Разумеется, Требету, пришлось бежать. Это общеизвестная история. Но вот новое, что можно разобрать в этих каракулях на шкатулке. Там стоят два символа: амулеты и Иштар, причем стоят они после имени Требета. А в конце фразы слово, которое сложно разобрать. Но, вполне возможно, это глагол. Ведь в шумерском языке сказуемое идет в конце фразы. Да, так вот, этот глагол может означать «увез» или «забрал».

Конечно, можете возразить Вы, мой юный друг, что Семирамида и Нин персонажи мифологические. И никакого отношения к настоящей истории не имеющие. Но поверьте, эти имена появились на этой шкатулке не просто так. Кто-то, кто жил на самом деле, создал эту шкатулку, положил в нее что-то, написал на ней историю. Затем, другой художник постарался четко, как мог передать узор на другой шкатулке. Так пишется история. Один что-то делает, другой записывает преломляя события через линзу своего восприятия, третий переписывает, что-то понимая по-своему, что-то додумывая, а четвертый интерпретирует исходя из своих знаний и восприятия современных ему реалий. Получается крайне интересное переплетение мифов и реальности.

Кстати, в Европе, например, несколько городов считают, что именно их основал Требета. Например Трир, и Страсбург.

Больше мне распознать ничего не удалось. Видимо, и оригиналы надписи были также не в лучшем состоянии. Но не буду больше злоупотреблять Вашим вниманием. Надеюсь, мой друг, я смог быть Вам полезен. Удачи в Ваших поисках».

Барт замолчал. Марлен смотрела на него вопросительно.

– Это многое проясняет, – проговорил наконец он.

– Что именно?

– Что наши амулеты были привезены в Трир и там их отыскали первый раз. А уже потом перепрятали.

– Что это вообще за город? – спросила Марлен. – Никогда о таком не слышала. Большой?

– Малюсенький. Был когда-то большим, столицей Западной Римской Империи. А теперь крохотулька. За полчаса можно обойти.

– А       перекопать за часок-другой? – Макс вдруг представил, как ранним утром он въезжает на улицу тихого маленького немецкого городка на экскаваторе и перерывает все улицы в поисках дряхлой веревочки с бусинками.

– Ну весь город копать не нужно. Наверняка, – амулет либо в тронном зале Константина, либо в Соборе, перестроенном из императорского дворца.

– Ну да, все-то перелопатить два соборчика.

– А       правда, – забеспокоилась Марлен, – как мы собираемся искать в этом, как его, Трире?

– Не знаю, – Барт казался очень веселым. – Придумаем что-нибудь. Почувствуем, – хохотнул он,       опорожнив стаканчик коньяка (Вроде пятый, – Макс пытался считать)

Самолет опять тряхнуло. Барт начал креститься и что-то бормотать. Вероятно, за благополучие пилота.

– Барт, а почему ты у старика интересовался Шекспиром? – спросила слегка подрумяненная Марлен.

И Барта понесло.

– Шекспир знал об амулетах, – Барт аж подпрыгнул. – Или Бэкон знал. Откуда пришло это знание и почему зашифровывалось в пьесы можно лишь предполагать. Но факт – не лошадь, куда хочешь не проводишь! – Он достал планшет. – Вот смотрите. Когда я искал информацию об Ордене, то случайно наткнулся на фразу:

And I, of whom his eyes had seen the proof

At Rhodes, at Cyprus and on other grounds

Christian and heathen,

(А мне, который показал себя

На Кипре, на Родосе, в басурманских

И христианских странах)

Это из «Отелло». И меня как осенило. Пьеса намекает на наличие амулета у мальтийского ордена. На местоположение артефакта на Мальте.

Сюжет Отелло Шекспир взял у итальянского писателя и ученого Джиральдо Чинто. НО! Шекспир называет персонажей до странности говорящими именами. И я уверен, что имена и есть знаки. Имена и есть наш ключ. Я теперь только понял. Смотри. Отелло едет из Венеции на Кипр (место первого пристанища Мальтийского Ордена после Святой Земли). Шекспир говорит о Родосе и Кипре, то есть о пристанище Ордена до Мальты. В пьесе действует Яго, имя взято не случайно. Уверен, что это намек на «посох Якова».

– Что это за посох такой? И причем здесь Яго, если посох Якова?

– Ну Яго и Яков – одно и то же имя. А посох Якова – измерительный угловой прибор. Такая палка с перпендикулярной перекладиной. Этот прибор в Англию привез Джон Ди, который еще был знаком Бэкону. Помните, Александр Леонидович о нем говорил. Джон Ди был оккультистом-математиком, а Бэкон философом, и прародителем современных тайных обществ, розенкрейцеров там всяких. Ну да Бог с ними! – Барт увлеченно рассказывал, не задумываясь, о том интересно ли собеседникам все эти нюансы и подробности. Если на средневековую карту, положить посох Якова на Венецию и Кипр, то измерительная перекладина посоха укажет прямо на Мальту. Поразительно! Причем на современных картах такой фокус не пройдет. А вот на карте Меркатора 1595 года – все получается. Эти три места располагаются на той карте ровно под углом девяносто градусов. Прямой угол – верх герметического совершенства. Соответственно, Шекспир указывал на Мальту. А Мальта в ту пору – оплот Иоанитов.

– А       зачем все это Шекспиру надо? Зачем указывать на сокровища? Зачем надо, чтобы их кто-то нашел?

– Не знаю, – пожал плечами Барт. – Но может, Бэкон узнал что-нибудь про них. И решил проверить, если он даст такие знаки, начнет ли кто-нибудь искать сокровища? Бэкону было интересно, скорее всего, не сами сокровища, а система шифрования информации находящейся в публичном доступе.

– Но в Отелло указана только намек на Мальту.       А где там – сам ищи свищи, – возразила Марлен.

– Но мы же разгадали не все. Что было на Мальте 400 лет назад нам неизвестно. Все намеки Шекспира на более точные координаты нам уже вряд ли станут понятны и доступны. Но надо искать другие намеки в других произведениях. Поэтому то я и скачал все пьесы Вильяма и всю доступную критику. Буду читать.


Макс решил пройтись, кости размять. Он не пил, исторические лекции толкали его в сон. Ходить было особо некуда, вперед-назад по узкому коридору самолета. Салон был полон. Вот немцы сидят с ноутбуками, работают, вот семья с кричащим ребенком летит куда-то, вот человек со шляпой сидит без шляпы и улыбается. Макс остановился.

– Здравствуйте, – сказал старый знакомый, он вертел шляпу в руках, хотя приятную улыбку надеть не забыл. – Тоже в Берлин собрались?

– Нет, – отрезал Макс. – На Мальдивы, отдыхать. А вы я вижу быстро нас нагнали.

На него смотрели еще два человека. Угрюмо смотрели, неприветливо. Не понравилось Максу, как они смотрели, и как они выглядели. Здоровые, прямоспинные, этих Макс еще не рехтовал. Макс еще раз оглядел всех троих. Они видимо не отдыхать ехали. Улыбался только спросивший.

– Мы же не могли вас одних отпустить на отдых.

– Надеюсь мы будем в разных отелях.

Макс пошел к своему месту.

– Барт, а в этом Пергамском музее, куда твой друг нас отправил, там что? Шумерские штуки? – спросил Макс.

Барт с трудом открыл глаза. Взгляд у него был туманным.

– Ну да. Там есть ворота Иштар. Из Вавилона. Но не понимаю, что там делать. Что было найдено в Вавилоне при раскопках, немцы при Гитлере все изучили, разломали, выпили, – Барт хохотнул, причмокнул и опустошил неизвестно какой по счету стаканчик.


– Отлично. Мы сегодня же едем в музей, – твердо произнес Макс.

– Заче… – начал Барт, но Макс остановил его решительный жестом:

– Мы едем в музей. Так надо.

Марлен вопросительно на него посмотрела, но Макс натянул невозмутимое лицо.

– Мы не одни, – через минуту также тихо сказал Макс. – За нами теперь всегда будет хвост, – он хмыкнул.

И снова взгляд Марлен. Задумчивый, оценивающий.

Красивые глаза.

Шаг 2. Чёрта мы там найдем точно

Границу они прошли. Барт немного покачнулся, но американский паспорт для немецких пограничников – индульгенция. Тот же самый пограничник, который пропустил икающего и спотыкающегося Барта в мгновение ока, изучал паспорт Макса и самого Макса скрупулезно и продолжительно, поинтересовался что он собирается делать в Германии, где жить, с кем жить, как жить. И все принюхивался, видимо Барт оставил за собой широкий коньячный след. Марлен прошла быстрее, через другую кабинку для граждан Евросоюза.

В толпе здоровяков видно не было, но Макс точно знал. За ними следят.

– Наличность есть? – коротко спросил Макс. Барт икнул и посмотрел на него снисходительно:

– Мы же в Германии, здесь нужны пластиковые деньги, – и он с трудом достал из портмоне кредитки.

Макс дождался пока кредитки окажутся в руках Барта, и забрал. Барту фокус не понравился: он с изумлением рассматривал пустые ладони.

– Пусть у меня побудут. Наличность есть?

– Ааааа! Нам нельзя ими пользоваться! – сообразил Барт. – Потому что…

Барт перекрыл указательным пальцем губы.

– Наличность есть? – повторил вопрос Макс.

– Есть, – Барт горделиво раздвинул портмоне и показал увесистую котлету ярко зеленых купюр.

– Не потеряй. Идем к такси. Марлен, дай, пожалуйста, твою косметичку, – попросил Макс.

– Только, прошу тебя, не потеряй. Я так давно мечтала об этой вещи!

Макс убрал расшитый бисером кошель к себе и достал очки дополненной реальности.

– Ну-ка, посмотрим, работают ли они здесь, – пробормотал Макс и громко добавил, – План аэропорта, путь к стоянке такси.

Перед Максом открылся новый мир. План аэропорта сквозь крохотный экран наложился на то, что он видел. Куда идти сразу стало понятно. Он уверенно шел вперед, молчаливая Марлен на высоких каблуках и пошатывающийся Барт еле поспевали за ним.

– Не включаем телефоны. Снимаем российские симки.

Новые Симки купили тут же в аэропорту.


Несколько раз сменили такси, проехались на метро. В берлинском варианте оно называлось u-bahn. Барт все время оглядывался назад.

– Вроде, никого нет, – периодически бормотал он. – Наверное, оторвались…

Макс неопределенно хмыкнул и заявил:

– Сейчас надо спрятать амулеты, а потом в музей. Есть предложения где?

– Зачем их прятать? – возмутился Барт. – Я не хочу с ними расставаться.

– Нас накрыть могут в любой момент. И чего       они ждут – самое пугающее в этом. То что нас найдут в ближайшее время, вопрос решенный. Нам надо подготовится.

– На вокзале всегда есть камеры хранения, – предложил Барт. – Я часто ими пользуюсь.

– На вокзале нельзя. Там нас быстро засекут.

– Тогда в Банк.

– А если потребуется мгновенно уезжать? Нет, банк отпадает. Как и сейф отеля. Всё не то.

– В ресторане, в туалете. В бачке, – неожиданно предложила Марлен. И, заметив удивленный взгляд Макса на себе, добавила: Я в кино видела. Лучше в Макдональдс. Там убирают часто, но не тщательно. В бачки не заглядывают. Да и в хороших ресторанах бачки в стену встроены.

Макдональдс выбрали не центральный, в квартале восточного Берлина.

Макс в Германии был первый раз, но в Восточном Берлине у него возникло чувство, что он никуда не уезжал из Питера, конкретно попал в район метро Пролетарская: немытые хрущевки вокруг, кругом восточные и южные лица, грязь и следы ночных гулянок прямо на асфальте, видимо, туалеты ночью закрыты.

В Макдональдсе даже поели. Вполне прилично. Макс пошел в туалет, и, недолго думая достал косметичку. Там уже оказались какие-то украшения, Макса нервно тряхануло, когда он в первый момент не увидел темных камешков, а только блестючки. Но он тут же почувствовал, что они там. Он остро чувствовал тепло этих камней. Макс засунул косметичку в полиэтиленовый пакет и прилепил ее на верхнюю крышку бачка изнутри. Туда точно никто не заглядывает.


Вернувшись, он с удовольствием слопал еще один гамбургер с нежнобумажным вкусом.

– А       теперь в музей. Еще раз, как он называется? – спросил Макс у Барта

– Пергамский,       – но не уверен, что мы там что-нибудь найдем. Вернее уверен, что ни черта.

– Вот и прекрасно. Черта мы там найдем точно.

– Кстати, Макс. Пока ты был в туалете, – заявил Барт, – мы с Марлен решили, что переходим в общении на английский. Мы должны походить на американских туристов, коим я, в частности, и являюсь. К ним вопросов ни у кого в Европе нет. А вот к русским, вопросов будет у всех полно. Насколько хорошо ты говоришь по-английски?

– Будете моими аудио-гидами, только не аудио-гадами! Говорите старательно! – Макс улыбнулся.

– По-английски мой друг! По-английский!

– Ок, – отозвался Макс.

Марлен, смотря Максу в глаза, произнесла по -английски:

– Этот молодой человек неважно знает английский, если сказать точнее, он более симпатичный, чем знает английский.

Макс смотрел на ее губы и кивал. Как только Марлен поставила точку во фразе, Макс с трудом, но сформулировал ответ:

– Я, конечно, не филолог английский, но смысл уловил.       Стыдно, леди, издеваться.

Марлен улыбнулась и тем же тоном продолжила:

– Оказывается,       кроме того, что симпатичный, он еще и по-английски говорит. Великолепно!

– Это лучше, – улыбнулся Макс. – Вы       говорите, говорите, буду словарный запас пополнять.

Вступил в разговор и Барт, гнусавым голосом, подражая экскурсоводам.

– В Берлине множество замечательных достопримечательнсотей, Унтер ден Линден, Бранденбургские ворота, Рейхстаг, но особое внимание туристов из России, конечно, заслуживает монументы советским войнам в Тиргартене и Трептов-парке.

– А где Берлинская стена, – Макс запнулся, – … была?

– Ты не поверишь, – вступила Марлен. – В Берлине. От нее остались лишь маленькие кусочки. Но Берлин – это центр андеграунда, вот это по-настоящему интересно.

– Конечно, – подхватил Барт, – если тебе интересно посмотреть на грязных панков в подвалах, и танцы, похожие на героиновые конвульсии, то Берлин – лучшее место на земле.

Максу по-началу было тяжеловато с языком, все-таки сколько лет без практики, но восстановился он быстро.

Марлен щебетала свободно и понятно, Барта он понимал хорошо. Так что общение на английском его практически не напрягало.

Шаг 3. У врат Иштар

В музей попали перед самым закрытием. Молодая полная девушка-кассир, косо на них посмотрела, но Макс так мило ей улыбнулся, что она лишь предупредила: музей закрывается через полчаса.

Пройдя огромные стеклянные входные двери, и войдя в сам музей Макс остановился перед Пергамским алтарем – Белокаменным порталом напоминающей склеп но выполненный на значимом возвышении.

– Спрячемся, чтобы никто не помешал, – произнес Макс. – Благо, здесь это не трудно.

Они укрылись за одним из выступов монументального сооружения древних мастеров. Вскоре все немногочисленные посетители покинули зал, усталый охранник вяло и формально прошелся мимо их укрытия, ничего не обнаружил и отправился в свою каморку спать.

Макс вылез. Его голос гулко стучал по пустому музею.


– Разделяемся. Марлен, я бы попросил тебя помочь Барту дойти до врат Иштар и внимательно их осмотреть. Я к вам скоро присоединюсь. Мне нужно       проверить кое-что.

– А       куда идти-то? – Марлен была совсем не довольна предложением: после круглосуточной беготни ноги отяжелели и совсем не желали ходить по музеям. Хорошо еще, что не на каблуках. Каблуки – это и страсть и наказание современной женщины. К тому же она прекрасно понимала, что Барт ей будет рассказывать про древних царей, да еще и искать то, чего нет. А сейчас она с большим удовольствием бы приняла ванну и послушала бы молчание.

– Я       сам отведу кого угодно и куда угодно! – заявил Барт.

Макс чётко произнес «План Пергамского музея», посмотрел в пустоту сквозь свои очки и через несколько секунд указал «Направо, сквозь узкую арку и прямо выйдете к воротам»

И тут же рванул с места.

– Я знаю этот музей во всех тонкостях, как вкус шнапса! – неслось от Барта.


Макс вышел на аккаунт Ангела.

– Ангел, ты здесь?

– Да, я прекрасно тебя слышу? – сразу ответил Ангел.

– Выведи в угол экрана очков камеры музея: входную, врат Иштар и эвакуационного выхода .

– Ты думаешь, у них эта информация на сайте музея есть? Дорогие грабители-террористы смотрите, наслаждайтесь, и если полиция покажется – бегите.

– Я       думал, – ты всесильный, – сказал Макс.

Времени было мало, оконьяченный Барт долго не сможет рассматривать ворота.

– Хакнуть       можно всё, но на это нужно время.

– Ангел, я не просил тебя хакнуть камеры в аэропорту, хотя очень надо было посмотреть на слежку.

– Мог бы попросить, – откликнулся Ангел.

– В аэропорту тебя бы сразу антитеррор засек, – усмехнулся Макс.

– А я бы тебе отказал, – сказал Ангел. – Если бы просьба оказалась невыполнимой.

– Так сделаешь здесь? Я прошу всего лишь камеры в музее. Дольше препираемся…

– Сделано, – прервал его Ангел.

И правда, в углу крохотного экранчика очков появились три изображения. Экранчик был у самого глаза, детали можно было легко различить. Макс, время от времени посматривая на камеры, быстро перемещался из зала в зал. Он осматривал одну витрину за другой.


Марлен, честно говоря, была слегка разочарована Вратами Иштар. По сравнению с огромным залом с пергамским алтарем, холл с воротами был маленьким. Хотя ворота… Марлен хотела бы жить во дворце с такой калиткой. В лазури бездонного южного моря плыли, грациозные львы, животные необычной формы, напоминающие бескрылых драконов, могучие туры.

Марлен очень захотелось на море.

Барт смотрел на ворота без всякого пиетета:

– Я       их видел уже сто миллионов раз, часами просиживал. Думал о царях прошлого, о вечности. Но сейчас ворота нам – ни ко времени, ни к месту. Не пришей кобыле хвост.

– Разве Иштар и Инанна – это не одно лицо?

– Не совсем. Культ Иштар был заимствован у шумерской Инанны. На этом их связь заканчивается. Навуходоносор, который построил эти ворота, жил двумя тысячелетиями позже появления мифа об Инанне. Он вообще ни к шумерам, ни к вавилонянам не имел отношения. Правитель очередных захватчиков, который решил, что древние боги покоренных народов ему покровительствуют, – Барт опять икнул, правда делал он это все реже.

Коньяк давно закончился, и Барта начинало потряхивать.

– Да и ворота, – он продолжал, а Марлен уже пожалела что спросила, ноги ныли невообразимо. – Ворота эти были восстановлены немцами, конечно, на основе найденных ворот в Вавилоне, но формально – это новодел из старых обломков, кто знает, как на самом деле выглядели эти ворота раньше, да и зачем нам это знать. Немцы украли все доступные обломки и вывезли, – Барт слабо побулькивал словами. – Саддам Хусейн построил копию ворот в Вавилоне. Только там они на два яруса выше. Интересно, что диктаторам не даёт покоя слава богов.

– Может, они имеют сакральный мистический смысл… – отозвалась Марлен.

– Как коньяк с лимонной долькой, – грустно выдохнул Барт.

Марлен рассматривала ворота. Барельефы с изображениями фантастических и реальных животных…

– Почему люди так привязаны к симметрии, ведь мир асимметричен. .. А фигурки животных симметричны…

Барт прервал рассказ о хронологии раскопок в Вавилоне, и уставился на ворота. Молча достал айфон, привинтил к нему присадку, похожую на объектив, и стал фотографировать с разных сторон. Марлен очень хотелось содрать туфли. Ноги хотели отдыха. «Ну почему за этой синей калиткой нет моего дворца с мягким диванчиком?» – думала Марлен.


– Что ищешь? – спросил Ангел, – может помогу?

Макс не отвечал. Он снова взглянул на угол экрана очков, которые показывали картинку с камеры наблюдения у ворот Иштар. Там Барт с телефоном в руках ходил в разный стороны и, вероятно, фотографировал. Что он там увидел? Сам говорил, что ничего интересного в музее нет. Надо спешить!

И тут Макс нашел! Вот он ключ! Лежит себе в витрине с другими каменными статуэтками.

– Отключи сигнализацию в этой витрине, – негромко сказал он.

– У тебя просьбы все более экзотичные, – отозвался Ангел.

– Ты можешь?

– Не могу, сигнализация находится на отдельном сервере, без выхода во внешнюю среду, иначе музей бы обворовывали каждый день. Если бы я был в музее…

– А ты разве не здесь?

Макс глянул на экран с камерой входа. Ему показалось движение. «Черт!» – мысленно выругался Макс, они давно уже здесь.

– У вас гости, – подтвердил Ангел.

На экране с воротами Барт все фотографировал. Что там можно снимать так долго. Черт! Черт! Движения Барта повторялись, словно пошли по кругу. «Они перехватили, систему безопасности! Барт и Марлен и у них. Но значит, они вырубили сигнализацию. Должны были вырубить.

Макс схватил стоящий на земле огромный кусок какой-то древней колонны и опустил его на витрину. Стекла разлетелись во все стороны. Он быстро схватил «ключ». Никакого воя сирены, только звук падающих осколков на каменный пол.

«Допустим, обошлось, – подумал Макс. – Если и не обошлось, то говорят, что тюрьмы в Европе, по сравнению с Российскими – просто дом отдыха».

– Путь к запасному выходу, – бросил Макс и на экране очков появился четкий план с указателями.

– Ты друзей хочешь бросить? – спросил Ангел. – Не одобряю, но если что, их доля пополам со мной.

– Заткнись! – грубо отрезал Макс и рванулся через залы в сторону запасного выхода.

– Как скажешь.

На очках экраны с камерами исчезли, но Максу они были уже не нужны. Он снял очки, положил их на пол у стены около одного из стеллажей с какими-то древностями и направился к запасному выходу. Он открыл дверь с зеленой лампочкой Ausgang. Он знал, что его ждет, поэтому сгруппировался. На мгновенье мир погрузился во тьму. Когда зрение вернулось, Макс обнаружил себя висящим на локтях двух здоровяков, а перед ним стоял улыбающийся старый знакомый. На этот раз он был в шляпе.

«Мистер Шляпа, – подумал Макс. – Как же его зовут? Назывался он или нет? Вроде нет. Ему бы подошло имя Кент».

Серошляпый заговорил. По-английски.

– Что же ты так! – улыбнулся он, – Друзей бросаешь. Нехорошо. Что это ты нашел? – он вертел в руках каменную статуэтку в виде мужского достоинства.

Макс молчал. Он думал о здоровье. Сколько надо здоровья, чтобы завалить всех этих здоровяков. Что они штампуют их что ли? И похожи они, как братья близнецы. Наверное, все-таки он пропустил момент, когда разрешили клонирование людей.

– Заподозрить тебя в гомосексуальном фетишизме и в воровстве древних каменных сексуальных игрушек было бы несколько странно… Хотя, почему странно? И все же поинтересуюсь… Зачем ты украл сей ценный предмет и убежал от прелестной фройлен и пьяного полурослика? Если ты не ответишь, им будет больно.

Улыбчивый, размышляя, похлопывал каменным артефактом по ладони.

Макс молчал. «Кент» сделал знак своим подручным, Макс тут же, вмял каблук в ступню одного, высвободив руку, с разворота ударил в челюсть второго, но получил боксерскую двойку от улыбающегося и снова обмяк. Чувствовал, что его обыскивают.

– Ничего, – сказал один из здоровяков.

Серошляпый отозвался сложным словосочетанием.

«Говорила мама, – учи язык! Или не поймешь каким нехорошим словом тебя обозвали», – подумал Макс.

Пока его волокли, голова гудела, корильен пел в голове, из носа текла кровь, рубашка расцвечивалась красными пятнами.

Картина в зале с вратами Иштар выглядела чрезмерно буднично. Молодая женщина, словно сильно устав, прислонилась спиной к своему мужчине, крупному представительному в сером костюме. Рядом стоял, по всей видимости, его брат, по крайне мере он был таких же габаритов, и в похожем костюме. Он крепко, по-дружески, держал за плечи маленького щупленького человека. Благость этих посетителей нарушил Макс, которого втолкнули в зал, так что он упал, размазывая кровь по музейному мраморному полу.

– Расскажи своим друзьям, Макс, как ты сбежал от них с артефактом.

Марлен неотрывно смотрела на него.

Макс не делился своим чудесным, планом: украсть что-нибудь из музея, и бежать. Он знал, что поймают его обязательно. Но в свете побега он намеревался втюхать историйку про украденный предмет с правдой не имеющий ничего общего. Например, что фаллос – ключ к сокровищу в древнем шумерском городе, в Ираке. Таким образом можно было выиграть немного времени, а при некоторой удаче оставить преследователей в прямом смысле с членом. Макс решил, что пора рассказать про Ирак, но, Марлен, дернув головой от Макса, начала первой:

– Я       требую чтобы меня отпустили, я расскажу все что знаю, – голос ее был тверд и громок. – Я так понимаю, что мои, так сказать, компаньоны не вполне благородные люди. Считаю себя свободной от всех обязательств.

Ругаться красиво Макс мог только на русском. И теперь он выдал такое словосочетание, что поставил в тупик серошляпого. Хотя тот знал русский очень хорошо.

Серошляпый, переводя выражение, улыбаться все же не забывал.

– Отпусти ее, – улыбчивый сделал знак своему коллеге.

– Про этот «ключ» мне рассказал Барт. Это ключ от этих ворот, – и она показала на врата Иштар.

Макс снова выругался и сплюнул на пол, выругался он потому что понял, что клык шатается. Замысел Марлен был прозрачен.

– Слушай, как тебя зовут? – спросил Макс.

– Энди, – отозвался Серошляпый.

– Энди-тренди-бренди, – и Макс снова рванулся к нему.

Получив удар сокрушительной силы с боку решил отдохнуть. На него спустилось такое умиротворение. Он разлегся на полу и стал рассматривать прожилки мрамора на полу. Его попытались поднять, но он висел тряпичной куклой.

– Да, брось ты его, – сказал Энди. – Только поглядывай, вдруг притворяется.

Подчиненный отозвался согласным звуком.

– Меня зовут Энди Рачовски, – произнес серошляпый. – И похоже интересы наши пересеклись в поиске некоторых вещичек. Скажу вам, мне они очень нужны.

– Нам они тоже нужны, – откликнулся Барт.

– Мне они нужны больше. Прошу прощения, Марлен, за твоего невежливого друга. Продолжай раcсказ.

– Он мне не друг, – уточнила Марлен.

– Верно, – сладостно сказал Энди. – Вы бирайте сильных друзей. Итак?

– Да, я собсвенно все сказала. У тебя, дружок, в руках ключ от этих ворот.

– Как интересно, – усмехнулся Энди. – Почему       же Макс бежал от ворот?

– Не знаю, спросите у него. Наверное, хотел       прийти сюда потом, один, когда вы нас уведете.

– Ну допустим, почему какой-то член открывает       ворота, у врат ведь и дверей нет.

– Вы где учились? В школе морской пехоты? Врата Иштар – недвусмысленный вагинальный символ, а то что вы держите в руках недвусмысленный фалический символ – и он должен стать ключом.

– Маловат что-то ключик для этой дамочки, – хохотнул боевик, державший Барта.

– Как правило, – Марлен презрительно смерила его взглядом, – о размере члена говорят те мужчины, которых комплексуют по поводу своего собственного.

– И       как же он открывает эти ворота? – спросил Энди.

– Вероятно, в центре, под самой аркой, должно быть       отверстие, вставьте его туда.

– Что вставить?

– Ваше достоинство, – совершенно серьезно ответила Марлен. – И тайник откроется.

– Забавляетесь. Небылицы рассказываете, – в голосе Энди слышалось сомнение.

– Ну так отдайте ключ ему, – она кивнула в сторону Макса. – Раз не умеете использовать свое достоинство.

Макс лежал и не шевелился. Он отдыхал. Скачи оно все конем.

Энди остановил взгляд на Максе.

– Йен, ты его не насмерть приложил? – поинтересовался Рачовски.

– Легонько я, – прогудел костолом.

Макс почувствовал железобетонные сваи пальцев проверяющих пульс на шее

– Жив.

– Принеси лестницу и ящик с инструментами из подсобки, – распорядился Рачовски. – Крэг, пройдись сканером по арке.

Тот, кого назвали Крэгом, достал вещицу похожую на фотоаппарат, и направил на арку.

– Углублений несколько. На самом верху прямо над проходом примерно 4 дюйма глубиной.

– Вот! – обрадовалась Марлен.

– Марлен, – очнулся Барт. – ты не права.

Макс подумал, какие они все таки хорошие ребята. И Марлен, и Барт. Шифрами никто их не учил разговаривать. А ведь Барт скорее всего имеет ввиду что марен надо вцепиться в правого охранника.

Йен уже подставлял лестницу. Энди пихнул ногой Макса:

– Ну что, Индиана, полезай. Открой тайник.

– Это Вам как раз по-размеру, – язвительно сказала Марлен. – Вам выпал уникальный шанс, открыть символические врата Иштар, войти в богиню, – не меняя язвительно-презрительного тона вступила Марлен.

Энди сильно разозлили слова Марлен. Он перешагнул Макса, и начал залезать по лестнице. «Минус один», – мысленно посчитал Макс. «Осталось четверо, причем один держит лестницу. Молодец, Марлен».

Новоявленный археолог, взяв молоток, в миг добрался до самого верха. Крэг указывал ему место углубления. Энди начал долбить облицовку. Макс, пользуясь тем, что боевики стояли с задранными вверх головами, приготовился подскочить. Но тут в зал вошли еще трое. Энди к этому времени уже расковырял облицовку, и пяхтя тыкал каменным фалосом по камню.

Двое были братьями тех, кто уже находился в зале.

Макс пошевелился и аккуратно перевернулся на спину. Хорошо что аккуратно. В газах мордоворотов было написано: попробуй дернись – запинаем!

– Как у вас здесь интересно! – услышал Макс знакомый голос.

– Гетц! – воскликнул Барт. – Я-то думаю что это помойкой пахнет!

– Я тоже тебя рад видеть, Барт! – беззлобно отозвался Гетц. – А тебя по запаху алкоголя и неприятностий всегда можно отыскать.

Он огладил ярко голубой широкий шелковый шарф, пузико под зеленой огуречноой расцветки рубашкой.

Макс аккуратно и медленно сел на полу, всем видом показывая что рыпаться у него нет ни сил ни желания.

Рядом с ним встали новоприбывшие. Рыпаться было бесполезно.

– Так-так, мистер Рачовски, – насмешливо сказал Гетц на хорошем английском, – позволь дать тебе совет, чтобы соединиться с Богиней не используй каменное старье, Богиню оживить можно только живой плотью.

Рачовски неопределенно замычал, он понял что его развели как пацана. У него возникло желание совершить половой акт со всеми находящимся внизу.

Но оставалось только улыбаться. Хорошая мина при плохой игре.

– Рачовски, слезай уже. Очень остроумно, – обратился Гетц к Марлен, пока ехал смотрел на ваше выступление, талантливо. Боюсь, мне сложно будет       теперь жить без вашего остроумия. Но ничего, я что-нибудь придумаю. А теперь, он обратился к Барту, рассказывай       про Шекспира.

– Про какого Шекспира? – спросил простодушно Барт

– Оставьте удивленные возгласы для Рачовски. За последние 2 дня ты загрузил на свой iPad все произведения Шекспира, всю критику и все фильмы. Или ты заботился об образовании своего друга? – Он кивнул в сторону Макса. – Неужели это просто неожиданно воспылавшая любовь к классику? Давай уже, говори. Мне некогда. Футбол сегодня. Бавария играет.

– С кем? – поинтересовался Барт, он явно тянул время.

– Не раздражай меня! – заорал Гетц. – Или я попрошу тебя стукнуть.

Барт подумал, что он почти забыл вкус коньяка. В голове у него заиграла грозная и тревожная музыка русского композитора Прокофьева, с размашистой угловатой мелодией. Из Ромео и Джульетты, вспомнил он. И тут его осенила догадка, как иногда бывает в момент высочайшего напряжения и отмены алкоголя.

– Ромео и Джульета, – как бы нехотя произнес он. – Я отыскал ключ в именах персонажей. Ромео и Джульетта… – повторил Барт. – Рома, Джули. Рим Юлия. То есть Рим Юлия Цезаря. Явный намек на не современный Шекспиру Рим, а на древний, развалины которого тогда уже были примерно в том же состоянии, что и сейчас.

Гетц внимательно и недоверчиво прислушивался к словам Барта..

– Дальше, – продолжал Барт, – Монтекки (Montague) на старофранцузском означает Гора, или холм. То есть некий холм в Риме Юлия. Какой же холм? – спросил он всех.

– Капитолийский, – почти выкрикнул умник. – Ну конечно! Capulet – это почти верное название Капитолийского холма – Monte Capitolino. Браво! Но что это НАМ дает? – он сделал упор на местоимение «нам».

– Ну пока ничего. На Капитолийском холме ничего нет. В Риме побывали и Бэкон несколько раз, и другие члены тайного общества. Явно ничего не нашли.

– Почему ты так уверен? Почему Бэкон, один из блистательнейших людей всех времен, не нашел амулет в Риме?

– Не нашел, потому что в Риме уже не было амулета. Вероятно, история эта достаточно известная в то время, поскольку Шекспир взял ее сюжет и героев из новеллы Бонделло, доминиканца, который знал крайне много секретов. У Шекспира и Бонделло были еще персонажи. Парис ди Лодроне.

– Париж и Лондон, – догадался Гетц. – Что за странное указание?

– Прозвище Лодроне Шекспир упоминать не стал, видимо, чтобы лишний раз не запутывать тех, кому обращено его послание. Действительно, похоже на Лондон, – проговорил Барт. – Но Лодроне, на староитальянском значит разбойник. С учетом событий, случившихся в Риме за 50 лет до написания доминиканцем Ромео и Джульетты, намек скорее на Луи 12.


– Точно! – воскликнул умник. – Захват Рима французами! Ага! Тонко! То есть Шекспир говорит, то что было в Риме Цезаря на Капитолийском холме, было захвачено разбойником и вывезено в Париж.

– Да, – Барт сказал грустно. – Искать мы планировали в Париже.

– Очень полезные сведения, – умник стал суровым. – Париж – город не маленький.

– Мест, связанных с Луи 12 там не так много, – парировал Барт.

– Недостаточно! Ты что-то от меня скрываешь. Это же очевидно, что за потрясающее открытие: искать в Париже! Говори, – и он приставил пистолет к голове Макса.

Барт смотрел равнодушно на хромированный револьвер с длинным и толстым дулом. Ему было так плохо, что он и сам бы с удовольствием приложил холодный металл к виску. Даже был не против выстрела, без коньяка существование было очень болезненным.

Умник явно любил показуху, он картинно взвел курок, Макс не шелохнулся. Громко выдохнув, Барт произнес, каждое слово ему давалось с трудом::

– Искать надо на линии Розы. Шекспир, действительно, уточняет, он вводит в произведение Розалину. У предшественников никакой Розалины нет. Rosaline. Почти совпадает с Roseline.

– Кого ты пытаешься надуть? – закричал Гетц размахивая револьвером. – Какая линия Розы?! Парижский меридиан был введен лет через пятьдесят после Шекспира.

– Только не в тайных обществах, к которым, вы не будете отрицать, принадлежал и Бэкон, – сказал Барт. – Это меридиан появился на мистической линии, а не наоборот. Посмотрите учения мартинистов.

– Но причем здесь Бэкон. Мы же говорим о Шекспире. Или ты подразумеваешь антистратфордианскую теорию? Ну допустим, хотя я, как ученый, считаю ее глупостью.

– Ты? Ученый? – Барта передернуло.

– Мне до Харона, что ты там обо мне думаешь! Выкладывай что там еще!

– Дыма без огня не бывает. Может Бэкон имел какое-то влияние на Шекспира. Кто теперь докажет правда это, или вымысел. Но линия Роза – древний мистический меридиан, проходящий по всему Парижу. И мест, оставшихся нетронутыми со времен Луи 12, находящиеся на этой линии Розы не так уж и много.

– Но ведь барон Осман так перестроил город, что вряд, таких мест много, – какие шансы отыскать амулет.

– Такие амулеты просто так не пропадают. Они знают, когда быть сокрытым, а когда открыться ищущим. И если мы нашли один, значит время пришло и показаться миру и остальным. Я собирался углубиться в учениях мартинистов. Они об этом меридиане знали почти все.

Гетц задумался:

– Звучит не слишком убедительно, но с мальтийским замком тоже было мутновато.

Гетс выставил револьвер целясь в Барта.

– Пока, дорогой мой хоббит.

И нажал спусковой крючок. Макс дернуться не успел. Но выстрела не последовало. Раздался лишь сухой щелчок. Гетц улыбнулся:

– Ой. Pабыл зарядить. Ладно. В следующий раз, Барт. Твою теорию проверим.       Вашу прекрасную спутница будет теперь нашей спутницей. Мы забираем ее с собой. Во-первых, мне крайне приятно ее общество, во-вторых, еслиты солгал она будет некоторой гарантией. Йен, помоги девушке пройти с нами, – распорядился он. – А вам господа, удачи. И, не советую покидать этот зал в течение получаса, а то прекрасной Марлен станет не очень хорошо. Мы за вами следим, – и он показал на камеры наблюдения.

Гетц уже было повернулся к выходу, но остановился на полпути.

– Ты так увлек меня рассказом, Бартоломью, что я совсем позабыл о том, что принадлежит нам. Может, ты расскажешь где вы спрятали найденные части амулета?

– Амулета? – Барт и так не сильно походил на умного.

Макс тихо сидел. Рыпаться сейчас было бессмысленно. По крайней мере пока их не собираются грохнуть.

– Нет? не скажешь? Ну я попытался.

– Мы не идиоты, чтобы возить его с собой, зная, что за мной следят такие чудесные люди. Амулет остался в России. – отозвался Макс.

– Не болтайте ерундой! – выкрикнул Гетц, но в голосе послушались сомнения. – С этим нельзя расставаться.

– Вы же всех обыскали уже, – с спокойно сказал Макс.

– Может, недостаточно хорошо? – задумчиво сказал Гетц. – ОК, раздевайтесь, Марлен, к Вам, это, разумеется, не относится. Мы ведь, едем с Вами в Париж. А этот город создан, чтобы открывать секреты, особенно, если они спрятаны под одеждой. Вы же станцуете нам приватный танец

Макс видел, как Марлен проглотила несуществующий лимон.

– Что сидим? Раздеваемся! Раздеваемся! – поторопил Гетц.

– Гетц, ты еще и изварщенец, – заметил Барт.

Гетц оставил это замечание без внимания, хотя по его виду было понятно, что он этим гордится.

– Паспорта и ваши замечательные гаджеты мы вам оставим. Если вспомните, где амулет – сообщите. Мы быстро к вам приедем. Я рекомендую вспомнить, поскольку ваша спутница будет с нами. Приятного вам времяпрепровождения в моем родном городе. Очень рекомендую посмотреть музей еще раз, пока у вас есть времечко. И конечно, Берлинский зоопарк, там вы найдете своих пушистых сородичей. Вам понравится. А вас, дорогая Марлен, прошу следовать с нами, нас ждет хороший автомобиль, для вас я приготовил французский абсент.


Через минуту в зале перед воротами Иштар остались только голые Барт и Макс. Барт был взбешен. Он был готов перегрызть основание ворот. Но после нескольких ознакомительных кругов, принялся беспомощно ругаться.

– Вот сволота!

– Я понял почему ты его недолюбливаешь. Я присоединяюсь к тебе в твоей ненависти.

– Зачем раздевать-то!

– Унизить. И задержать нас. Пока мы будем искать одежду, они уйдут.

Макс нашел зал, в котором спрятал очки, поднял их и оглядел:

– Не сломались, смотри-ка, – хмыкнул он. – Ангел, ты меня слышишь? Прием! Ты можешь отследить их перемещение?

– Я отследил перемещение вашей одежды. Она у запасного выхода валяется. – Макс услышал металлический голос Ангела.

– Я так почемуто и думал, – Макс уселся на пол. – Садись, Барт. В ногах правды нет. Подождем полчасика. Будем соблюдать правила игры.

– Почему они нас отпустили? – спросил Барт.

– Они не отпустили. Они будут следить за каждым нашим шагом.

– Ну тогда давай нагоним их и отобьем Марлен.

– Нет, – устало проговорил Макс. – Сегодня мы проиграли.


Через полчаса Макс с Бартом покинули здание через запасной выход. Он был оставлен открытым заботливыми соперниками. Одежда их была аккуратно разложена на стульчике. Такси брать не стали, надо было попытаться уйти от неминуемой слежки. В у-бане народу было мало, ехали наобум, меняя поезда и линии.

Пришлось полностью поменять всю одежду, «неизвестно что за вшей они туда успели напустить» – пояснил Макс. В H&M купили весь гардероб, чтобы выглядеть неприметнее, как немцы. Правда, в Берлине так были одеты в основном турки и албанцы. Но Макс, с недельной небритостью, мог сойти за серба.

Пришлось покупать новые телефоны и планшеты.


– Включать старые – значит засветить, где мы находимся, – остановил Барта Макс, когда тот попытался включить iPad, чтобы восстановить все свои файлы на новом.

– У меня же там все мои материалы, и программы, и книги, – растерялся Барт.

– Сейчас свяжемся с Ангелом и он что-нибудь придумает.

Ангел дал новые пароли и данные кредитных карт. Старыми адресами и аккаунтами пользоваться строго-настрого запретил.

– Кстати, – спросил Макс, – а в музее про Шекспира, это был экспромт?

– Не совсем, – Барт первый раз после музее слегка улыбнулся, – я чувствую, что в Ромео и Джульетте что-то есть. Но уж точно не линия розы. Эту версию я отмел уже давно, а немцу этому втюхал как реальную. Пускай в Париже побегает. Только вот Марлен жаль.

– Марлен жаль?!! – расхохотался Макс.

Барт посмотрел на Макса изумленно.

– Тысячи моих сограждан мечтают о поездке в Париж!

– Но не в багажнике.

– Насколько я понимаю, условия у нее будут приемлемые, компания не слишком хорошая, но она тоже девочка с жалом. – уверенно произнес Макс. – А мы ее вызволим. Есть план. Мы же в Трир собирались? Вот там и встретимся со всеми.

– Зачем они ее вообще забрали?

– Она с ними заодно. Ведь это ее мысль была о Макдоналсьсе.

– Надо срочно туда!

– И что? Если она нас сдала, то там нет давно ничего. А если за нами следят? Они ждут что мы рванем за амулетами. А мы все будем делать естественно.


Снова сели на S-Bahn, на всякий случай. Макс громко произнес: «Нужен отель, чтобы принял наличными и без паспортов». Отель выбрали рядом с тем самым Макдонасльсом. Завтракать пришлось конечно же бумажными гамбургерами. Обильное количество кофе не помогало,проталкивать застревающие в горле куски, пока Макс не забрал амулеты.

Они оказались на месте.

Марлен оказалась права.Марлен оказалась чиста.

Они спали в поезде на Кельн. Барт похоже мог спать где угодно. Он спал ночью спал и сейчас. Ночью Максу спать не получилось – мысли не давали спать больше, чем ор на улице на турецком, и стоны за стеной. Слушать немецкое порно было очень утомительно. Контекст пьесы Макс понимал, но детали не улавливал. И все-таки хотелось спать а не понимать. А Барта не беспокоило ничего. Пиво – лучшее снотворное в таком отеле. А Макс им пренебрег.

Шаг 4. В дороге

Сон Макса в тихом и мягком поезде был крепким. Пять часов до Кельна и еще два часа до Трира, ему даже не мешал Барт, который всю дорогу ерзал и причитал, скачивая приложения на новый планшет. Проснулся он только от настойчивых тычков Барта: «Макс, Макс, Макс».

За окном поезда была видна река с мутной почти белесой водой над которой возвышался высоченный берег кирпично-красного цвета. «Молочные реки – кисельные берега, – подумал Макс, – только цвета несъедобные».

– Мозель, – мечтательно произнес Барт, глядя на реку. – Вкусное вино. Мне даже больше нравится, чем Шабли.

– Ты ведь не пьешь ничего, ниже сорока градусов. Ты разбудил меня сообщит о вине?

– Пью, – мрачно отрезал Барт и уткнулся в свой планшет.

– Так что?

– Приехали почти, – буркнул Барт.

– Рачовски и Гетц? – неожиданно спросил Макс. – Они убили Виктора?

– Гетц? Личность он конечно премерзкая, но кого-то убить – кишка тонка. Он гуманитарий. Иногда может выстрелить неплохой тирадой. Сомневаюсь в их причастности.

– А кто этот Рачовски? Откуда они вообще свалились на нашу голову?

– На какого-нибудь коллекционера тоже работают. Который еще не понял, что Гетц – трепло и геморрой одновременно. Думаю, в ближайшее время выявятся и хозяева. Вот Марлен им на хрена?

– Разведка боем. Попробуют ее раскрутить на ля-ля. Проверить крепость наших взаимосвязей.

– Может, ну ее? Может, слабы взаимоасвязи?

– Барт а представь себе такую ситуацию. Ты на месте Марлен. А она говорит: нахрена нам этот полурослик? На хрена нам эта пьянь? И я соглашаюсь.

– Ну я вообще неплохо отыскиваю амулетики, связи у меня, деньги… Но вообще разговор конечно неприятный состоялся у вас с Марлен. А меня обязательно нужно вытаскивать! – разнервничался Барт.

– Вытащим, – заверил Макс.

– И ее тоже вытащим? – спросил Барт.

– Надеюсь, если она в Париже не загуляет. А где мы собираемся искать эти сокровища? – спросил Макс. – И Бога ради, расскажи кто тут что спрятал? Я запутался окончательно.

– Я могу только предполагать, а без коньяка я делаю это хуже, – хмыкнул Барт, – но похоже, что при строительстве Трира Константин откопал амулет, которые привез из Вавилона Требета. Ну а уж Константин разделил амулет и развез по своей империи. Какую-то часть должен был оставить на месте своей находки.

– Мальта тоже входила в его империю? – спросил Макс

– Конечно, но вряд ли он отвез его туда. Скорее рыцари Ордена. Отыскал он его где-то в другом месте.

Шаг 5. Северный Рим

Трир оказался городом маленьким даже по масштабам Германии. Маленькие улочки, маленькие машинки, маленькие магазинчики, мало людей. Зато в новой одежде Макс с Бартом выглядели точь в точь как трирцы. Джинсы, однотонные джемпера, на ногах странные кеды с высокой резиновой подошвой, которые Барт назвал топсайдерами.


Они шли по центральной улице, которая тянулась от массивных Черных ворот, бывших явно частью чего-то более величественного и могущественного.

– А здесь не может быть? – спросил Макс, показывая на массивную четырехэтажную конструкцию с сотней окон, обрамленных колоннами, которую едва ли можно было назвать воротами, разве что из-за двух крохотных арок у самого основания,       совершенно несоразмерных всей махине.

– Вряд ли, – отмахнулся Барт, – это же просто ворота.

– Большие, – уважительно заметил Макс.

– Трир при римлянах был больше чем сейчас. У Константина он был столицей Западной части Империи, наравне с Константинополем и Римом. Его называли «Северный Рим».

С небольшой центральной площади, типичной для маленького немецкого городка, они свернули на узкую улочку, и через минуту оказались на огромной площади перед громадным Собором. И площадь, и Собор казались совершенно несоразмерными городу и, даже спокойствию и тишине Трира. Они были словно из другого мира, грозного и величественного. Трирский Собор был похож, скорее на замок, с множеством сторожевых башен, окон, больше похожих на бойницы, колонн, будто взятых из амфитеатра для гладиаторских боев.

– Большой собор, – вымолвил Макс.

– Вообще-то, – произнес Барт, – при Константине Собор был еще больше. Вот эта вся площадь – была частью храмого комплекса, тут везде были постройки. Это был один самых больших христианских храмов за всю историю, – в голосе Барта вдруг зазвучал пафос. – Его Константин построил для своей матери Елены.

– Так ты думаешь, что шумерский амулет хранится здесь, в христианском Храме.

– Вряд ли, я вообще думаю, что из-за этих языческих амулетов Константин не крестился вплоть до самой смерти. Думал сам стать Богом.

– Ну и что мы тогда здесь стоим?

– Да-да, пойдем. Если где Константин и мог спрятать амулет, так в своем тронном зале.


Тронным залом оказалось громадное длинное здание прямоугольной формы. Высотой оно было этажей в десять, и возвышалось над маленьким Триром, как богатырь-предок над тщедушными потомками. Никаких архитектурных излишеств. Если бы не большие арочные окна, его можно было бы принять за кирпичный дом на окраине Берлина или Питера.

– Ты думаешь, что найдем спрятанное здесь 2 тысячи лет назад? – спросил Макс. – Ведь это все сто раз горело и разрушалось. Все что было уже либо найдено, либо уничтожено.

– Уверяю тебя. В те времена про пожары и разрушения знали гораздо лучше. Поэтому особо ценные вещи прятали надежно.

– И как ты собираешься здесь искать?

– Есть идея, – хитро улыбнулся Барт. – Но мне нужен мой старый iPhone. Я заметил на воротах Иштар в Берлине одну интересную асимметрию. Спасибо Марлен, она натолкнула на эту мысль.Если найти подобное здесь, то, возможно, отыщется тайник.

Но все входы оказались заперты. Тронный зал, превращенный евангелической церковью в Базилику, оказался закрыт. И главный вход и все второстепенные.

Макс внимательно осмотрел замки.

– Здесь нам и Ангел не поможет, – грустно усмехнулся он. – Посмотри на двери, никакой электроники. Все старые замки да засовы.

– А еще реформаторская церк… – Барт не договорил, речь его пресек затяжной зевок. – Слушай, уже вечер. Пойдем, выпьем и найдем отель. Спать хочу. Вымотался…

И Барт в зевке чуть не порвал рот, демонстрируя отличные белые зубы.

Отель в Трире они взяли маленький, тихий. Барт удалился к себе и больше не подавал никаких признаков активности. Макс в отеле не остался. Он ходил по улицам кругами, заглядывал во внутренние дворы, обошел несколько раз Базилику, обращал внимание на расположение камер слежения, иногда искусно замаскированных, дабы не портить вид исторических зданий. Зашел в магазин игрушек, вышел с большой коробкой, наконец, в пивной выпил пару десяток мензурок с пивом, с трудом одолел лоснящуюся и влажную от стекающего жира рульку, и отправился спать.

Шаг 6. Римский кирпич

Базилика открылась утром. Огромный зал без колонн и перекрытий, размером с центральную площадь маленького городка. Макс был поражен. Он представлял себе императора древности, принимавшего подданных и послов покоренных народов в своем тронном зале. С его трона в одном конце было не разглядеть лиц тех, кто находился в другой половине зала. Да и зачем ему было разглядывать этих незначительных посетителей из дальних уголков его Империи, которую он сумел вновь объединить. Из этого зала Константин видел намного дальше. Размышления Макса прервал Барт.


– Нам нужно попасть в подвал. ты был абсолютно прав, говоря о пожарах. Последний пожар был во время войны. Наша доблестная авиация постаралась.

– Наша? – переспросил Макс.

– Да, наша, американская. Мне нужно в основание. Наверняка, если что и прятали от пожаров, то в фундамент. И там мне нужны арки.

Макса взбесило словосочетание «Наша, американская!» Союзники, мать их! Как будто это они войну выиграли! Он сосчитал до десяти, чтобы успокоится. Сейчас не время для политических диспутов на тему Великой Отечественной войны. Для любого русского та война – Великая Отечественная, ни для кого больше отечественной она не стала.

– Вон сколько тут арок, – и Макс показал на окна.

– Не то. Где здесь вход в подвал? Спуска вниз из зала я не нашел.

– Вчера я видел еще одну дверь с другой стороны, не уверен, куда она ведет.

Они вышли из здания и обошли его с другой стороны. Вход был через другое здание, примыкавшее к Базилике. Они обнаружили его сразу. За дверью находился офис лютеранской церкви, повсюду висели детские рисунки на библейские темы. Но главное, справа от входа шла винтовая лестница вниз, стены были из красного плоского кирпича.

– Вот он, настоящий римский кирпич, – Барт радостно, почти вожделенно трогал холодные стены. Вот это кладка времен Константина.

В офисах лютеранской церкви никого не было, в маленьких немецких городках никто не нападает на приходы, и поэтому никто не печется о безопасности. Максу и Барту удалось спуститься по винтовой лестнице беспрепятственно. Вход в подвал прикрывала железная дверь, но ее тоже не закрыли. Зачем кому-то забираться в сырое темное помещение с низкими потолками и еще более низкими арочными перекрытиями, напоминающими лабиринт. Максу вспомнились подвалы инженерного замка. Только он избавился от надвигающейся клаустрофобии, и снова попал в темные казематы.

Барт сразу начал возбужденно бегать между арками. «Очень, очень похоже», – бормотал он. Макс проверил свой новый телефон. Сигнала не было. Глубокий подвал, толстые добротные двухтысячелетние стены не пропускали сигнал новых сотовых станций и американских спутников GPS.

– Здесь можешь включить свой старый iPhone. Сигнал не пройдет.

Барт тут же приладил к телефону маленький черный проектор.


– Вот оно! – Барт закричал, показывая фонариком на кирпичи.

– Не понял, на какие кирпичи ты показываешь, – язвительно произнес Макс. – На черные или на очень черные?

– Ты помнишь, на воротах Иштар симметрию драконов и быков?

– Помню белый мрамор пола, капельки крови, помню, меня втащили в зал с разбитым лицом, – Макс потрогал скулу. Боль еще бродила. – Симметрии не помню.

– Там бареьефы шли в определенной последовательности. Вначале идет ряд из двух туров с каждой стороны арки, затем, через 11 кирпичей, ряд драконов, потом опять ряд туров. Вот смотри, в римской кирпичной кладке обычно симметрии нет. Но здесь, на этой арке, несколько кирпичей как бы нечаянно выдвинуты вперед, причем они находятся в очевидной симметрии с самой аркой и по отношению друг к другу. И как раз один ряд находится на расстоянии в 11 кирпичей от тех, что сверху и снизу.

Макс внимательно следил за размышлениями Барта, он улавливал уверенность в голосе, улавливал что это цепочка неких умозаключений, но смысла в ней не видел.

– Угу, – согласился Макс.

– Здесь кирпичи плоские, поэтому высота совсем не такая как арка, – Барту «Угу» были не нужны, он продолжал. – И еще. Смотри кирпичи-барельефы отличается от соседей сверху и снизу, но очень похожи на тех, что через ряд. Это точное копирование барельефов с арки Иштар не случайность. Константин, наверняка, знал, что амулеты в Трир попали из Вавилона. И он сделал тайник в виде ворот Иштар.

– А что, в эту арку тоже надо член вставлять?

Барт захохотал, и хохот громом прогремел в лабиринте подвала.

– Мне нужна вода, тайник, наверняка, за краеугольным камнем. В Вряд ли грабитель захочет выковыривать краеугольный камень и рисковать обвалить на себя все арки.

– Но ты, как я понимаю, хочешь именно это, – спросил Макс настороженно.

– Это имитация краеугольного кирпича. Настоящий там дальше, а этот – декоративный, по крайней мере, я надеюсь, – гоготнул он. – В общем, чтобы проверить, мне нужна вода и какая-нибудь, железяка, шпатель, отвертка. Кстати, «отвертка» со свежевыжатым апельсиновым соком не помешала бы, – рассмеялся он, – только чтобы главного компонента – русской водки – было побольше.

Шаг 7. Крок-месье Рачовски

Энди Рачовски пил утренний кофе в кафе на Риволи с видом на Лувр и сад Тюрльи. Он любил это кафе, несмотря на неиссякаемый поток туристов. Официанты здесь говорили на сносном английском и, главное, делали вид, что им это нравится. И кофе вкусный, почти такой же вкусный как Старбаксе, только заказывать приходилось сразу три чашки, чтобы хоть как то напиться и взбодриться. Но особенно в этом кафе Рачовски любил крок мадам – поджаренный с двух сторон квадратный сэндвич с ветчиной и сыром, а сверху яичница глазунья. На завтрак Рачовски съедал два. Кафе находилось рядом с отелем, в котором они обычно останавливались в Париже, когда были операции там. Несмотря на многолюдье и суету, Энди приходил сюда за одиночеством. Туристам в новом городе интересно все, кроме тех, кто сидит за соседним столиком.

Но сегодня завтрак был испорчен. Во-первых, «подопечные» ушли от слежки в Берлине. Макс – этот русский выскочка перещеголял Йена в прыткости, профессионала от макушки до кончика ногтей на мизинцах ног. И упрыгал русский упырь. Пока подключали камеры с улиц, пока встраивались в систему распознавания лиц, подопечные, наверняка, уже уехали в другой город, другую страну. А подключить все камеры во всех странах даже Богу сложновато, не говоря уже об их частной компании по специфическим операциям, хотя они, выходцы из спецслужб, могли многое.

Второе, и главное, что делало парижский завтрак Энди совсем неприятным было то, что вместе с Рачовски завтракала Марлен. Впрочем, он надеялся, что эта русская будет молчать как вчера. Правда, она всегда говорила, что не русская, а как ее латышка, или литовка, Рачовски всегда путал эти страны. Но да бес этих русских поймет, на каком диалекте русского они говорят.

Немцы тоже его раздражали. Гетц тот еще умник! Как можно было отпустить тех двух? Якобы, чтобы они их привели к амулетам. А те очень быстренько ушли от слежки. Теперь приходится без толку торчать в Париже без амулетов. Слепы, как котята. И говорил только Гетц, Марлен молчала. Сейчас столько способов заставить говорить человека! От средневековых, до современных. Он кровожадных, до щадящих. А этот умник Гетц, крутился около Марлен, водил по ресторанам, угощал шампанским, таскался за ней по магазинам, покупая шмотье. Марлен пила, ела, принимала подарки, но не произнесла ни слова. Ни единого. В конце концов, Гетц понял, что без толку теряет время, и отправился как он выразился «на поиски линии Розы». А Марлен оставил вместе с Энди в штаб-квартире. Ее молчание более чем устраивало Энди. Приказа выудить из нее сведения у него не было. Он провел остаток дня за игрой в xBox, а Марлен заперлась в комнате, отведенной для нее.

За завтраком Марлен, к сожалению Энди, заговорила:

– Рачовски, ты женат? Или хотя бы подружка есть? Тебе надо скорее ее завести, твои игрища с каменным членом очень настораживают, – после долгого взгляда сказала Марлен. Фраза прозвучала настолько неожиданно, что Энди чуть не взрогнул.

– Но, – грозно ответил Энди, – ты не в том положении.

– А в каком я положении? – надменно спросила Марлен. – Тебя приставили мне в услужение. Вот и служи. Отвечай, у тебя есть подружка?

– Не твое дело, – процедил Энди.

– Понятно, подружки нет. И вероятно, судя по манерам, давно не было. Каких девушек предпочитаешь? – Марлен не унималась. – Дай угадаю. Таек? Или филиппинок? Мало говорят, без гонора, недорогие. Я       права? Судя по твоему посеревшему лицу – права. Такие мужчины как вы не ищут сложностей.

Крок-мадам не лез в рот Рачовски. Похоже приедется съесть только один. Он еле сдерживался, чтобы не ответить колкостью.

– Что молчишь? – не унималась Марлен. – Или ты не по этой части? Ну конечно, – воскликнула она. – Как же я не догадалась. Военная школа, армия, кругом мужчины. Накаченные. Сильные. Надежные товарищи. Понимают. Интересы одни. Пиво выпить можно вместе и до и после. А, Рачовски? Верно? Признавайся. Мне можно и признаться. Я психолог.

– Заткнись, – не выдержал и крикнул Рачовски, другие посетители кафе обернулись недоуменно.

– Извини, если я попала в точку. Странно, конечно, стыдится своих страстей. Признайся, и станет легче. Так обретают Гармонию.

Завтрак был окончательно испорчен. Да и в это кафе, Рачовски больше не придет никогда. «Вот гадина», – подумал он.

Шаг 8. Мастодонты дорог

Завибрировал телефон. Звонил Крэг. Засекли Барта. «Эти лопухи заплатили своей картой в Германии. В Трире» – в захлеб говорил Крэг.

– Где-где? – переспросил Энди.

– Трир, город в Германии рядом с Раммштайном, – пояснил Крэг.

– Черт, эти лопухи не похожи они на лопухов. За каким чертом им там светить карту?! Ушли от слежки, а теперь глупо засветились в какой-то глуши, – а сам смотрел на Марлен, та продолжала невозмутимо пить вино. – Ладно, выезжаем через 15 минут, сколько туда ехать?

– Три часа.

– ОК.

Гетц выслушал молча. Затем выругался. Причиной неблагозвучный выражений был не Энди. Вероятно, непроизвольное извержение ругани было спровоцировано чем-то лежащим вне компетенции Рачовски.

– Берите       девку. Выезжаем.

– Машины готовы, снаряжение и оружие – тоже.


Три черных субарбана мчались по шоссе на Реймс. Энди нравились эти машины, несмотря на то, что они выглядели нелепо на европейских дорогах среди французских малолитражек. А когда ехали три одинаковых огромных черных левиафана, никаких сомнений, что внутри сидят серьезные американцы ни у кого не оставалось. В работе Энди редко требовалась конспирация, скорее наоборот. Пусть думают, что это они работают на правительство. Меньше вопросов и больше уважения.

Марлен сидела рядом с ним. Снова молчала. Очень хорошо. Надо сосредоточится. Нужен план действий. Умник сказал, что в Трире подопечные оказались не случайно. Там они могут искать то, что и в музее.

Значит подопечные могли и случайно, найти что-то, забыться и раскрыть свое местоположение. Но нельзя исключать и ловушку. Энди, машинально проверив кобуру на груди, посмотрел на Марлен. Девка – хороший козырь в его колоде. «Красивая». Он давно замечал за собой, что эта лит… латышка, не то чтобы нравится, но заставляет сердце стучать по-другому. Непокорный нрав заводил. Этакая колючка выросшая посредине асфальтового поля. Она не может не обращать на себя внимания.

Энди представил какова она в постели. Бойкая, ненасытная. Стройная, а значит – гибкая. Тело вдруг ошпарило желанием. Энди попытался откинуть эти ощущения, но мысли жили своей жизнью не подчиняясь его воле. Если запрещать себе думать о красной обезьяне, то о чем ты будешь думать? И Энди разрешил Марлен присутствовать Марлен в своих мыслях.

Так что там о Марлен? Марлен членах все говорит, видимо, волнует тема эта. Видимо давно не было. Ума, только, переизбыток. Ну да это ничего, избыток ума не порок. Даже приятно иногда. Такие кочевряжатся вначале, а потом таят в сильных руках бывшего морпеха. Энди самодовольно провел по рукой по губам.

С переднего пассажирского места повернулся Гетц.

– Мадмуазель, мы проезжаем Руан, столицу Шампани. Не желаете ли Dom Perignon? Сухое игристое, с волшебными пузырьками, от которых мозг становится воздушным.

– Мне больше нравится нормальное агрегатное состояние мозга. А шампанское я предпочитаю пить где мне захочется. И с кем мне захочется.

– Ну, вчера вы были не против моей компании, – игриво обиделся Умник.

– А сегодня против, – отрезала Марлен. – Пузырики очень щекотят нос.

– Скажите, ваши друзья не упоминали Трир? – проглотив атаку, продолжил Умник.

Рачовски заметил, легкое замешательство Марлен.

«Они не просто упоминали, они туда собирались ехать», – решил Энди.

Значит, вероятность, что карту засветили случайно – крайне мала. Значит, в Трире их ждет сюрприз. Интересно, кого они призвали на помощь? Пресловутую Русскую мафию? Впрочем нет, вряд ли у него есть в этой среде связи. А Макс крайне самоуверенный тип. Хочет все провернуть в одиночку. При грамотной засаде теоретически все возможно. Нужно как следует охранять Марлен. Именно из-за нее они засветились. Хотят отбить. Ну что же пусть попробуют. Можно даже подыграть ему, будто они ничего не подозревают. Пусть даже оглушит парочку ребят. Ничего, у них черепа крепкие. До убийства дело не дойдет. Иначе им потом будет шагу по Европе не сделать. Рачовски полностью погрузился в обдумывание плана, не обращая внимания, как коряво и безуспешно Гетц пытается выудить из Марлен хоть что-то.

Он открыл ноутбук. Замечательную программу, все-таки, ему сделали. Как в google street view он мог ходить по улицам почти любого города, осматривать окрестности, Но, в отличие от оригинальной программы google, в соседнем окошке он мог видеть вид от реальных камер наблюдения. Не со всех, но со многих, к которым информационная группа смогла подключиться. Подключались, обычно, к камерам на частных домах. Их сети наиболее слабо защищены. Вполне достаточно. Но ни Макса, ни хлюпика камеры не показывали. Правда, Энди и не рассчитывал их увидеть. Ему было важно другое. Он просматривал все закоулки, все проезды. Где припаркованы машины, все узкие места. Прямо на карте он расставлял людей, моделировал возможные ситуации. Гетц сказал, что они, скорее всего, ищут в Базилике. Как понял Рачовски из его рассказа, изрядно сдобренного ругательствами и досадой на самого себя, Гетц там раньше все облазил. Но ничего не нашел. И все-таки, этот искатель сокровищ, с которым Рачовски ранее не доводилось работать, дал важную информацию для подготовки операции. С задней части Базилики имелся вход в подвал. Наверняка поиски ведутся там.

Перед Базиликой открытая площадь с автомобильным движением. С другой стороны парк. Это плохо. Очень плохо. Макс явно не будет устраивать засаду на открытом пространстве. Зато сбежать по площади очень легко. Ну ладно, в конце концов подопечных двое, вернее полтора. А в его команде восемь. До пункта назначения оставалось минут 15.

– Мадмуазель Марлен, – обратился Энди к латышке, подражая немцу. – Не соблаговолите ли вы протянуть мне свои ручки, я хочу, чтобы вы примерили вот эти замечательные украшения, – и он помахал пластиковыми стяжками-наручниками.

– Я всегда подозревала тебя в подобных наклонностях, – невозмутимо ответила Марлен. – Насилие над беззащитными женщинами свойственно такому типу личности. Но признайся, – томно прошептала она, протянув ему обе руки и подавшись вперед, – ты ведь хочешь, чтобы и я тебя приковала?

Рачовски дернулся, почувствовав жар от ее близкого тела. Он схватил одну ее руку и приковал к ручки двери. При этом ему пришлось перегнуться через нее. Она пахла нежностью. От этой близости его нутро забурлило, в глазах потемнело. Разогнувшись, он посмотрел на Марлен. Ее глаза сверкали огнем ненависти. Очень красиво. Энди мысленно потянулся за телефоном, чтобы сфотографировать и выложить в Instagram.


Припарковались около Базилики. До входа было метров пятьдесят по площади. Субарбаны нелепо смотрелись на маленькой улочке с крохотными домами. Прохожие морщились, глядя на черных мастадонтов.

План был прост. Двое, он и надежный Волтентен, у каравана машин, охранять прикованную Марлен. Двое у входа в подземелье. Трое вместе с Гетцем спускаются вниз. Сам Энди остался рядом с Марлен. Руководить операцией, как он объяснил немцу. На самом деле, он ожидал решающей схватки рядом с Максом здесь, около автомобилей. На открытом пространстве маленькой площади Максу против трех подготовленных агентов не совладать. А Гетц пусть идет вниз, там его ждет сюрприз. Почти наверняка получит по голове. Профилактический массаж лица ему не помешает. Этот надменный и самоуверенный немец его раздражал все больше. По его вине, они потеряли кучу времени в Петербурге, и в Париже. Сам ничего найти не может. И в результате приходится зачищать его ошибки и обслуживать его некомпетентность. И пусть Макс захлебнется в адреналине первого успеха. В шахматах это, называется, гамбит, кажется.

Шаг 9. В тенетах численного преимущества

Рачовски наблюдал за тем, как его люди спускались в подвал Базилики на экране лэптопа. К одежде каждого были прикреплены камеры, и Энди видел картинку со всех четырех камер. Кладка тонкого кирпича опускалась вглубь земли. Наконец, винтовая лестница закончилась и группа вышла в низкие коридоры со множеством арок. Опоры Базилики простояли почти две тысячи лет и, несмотря на войны на поверхности, готовы были выдержать еще не одну эпоху.

– Свет вырубаем, – коротко отдал приказ Энди.

В темноте было не видно почти ничего, но одна камера дернулась. Где-то в глубине подвала задрожал свет. Группа тихо двинулась в ту сторону. На всех четырех экранах проявился небольшой зал (если подвальное помещение вообще можно было назвать залом). В центре стоял ящик с айфоном и минипроектором, который проецировал на стену картину. Энди узнал – это были ворота из Пергамского музея. У стены, на которую бил луч, увлеченно копошился хлюпик. Он уже расковырял кирпичи и пытался вытащить что-то. Фонари резко включились.

– Так-так, – сладким голосом произнес Гетц. – Бартоломью. Как славно, что мы тебя снова нашли. А ты нашел то, что мы, по твоему совету, искали в Париже. Хлюпик как-то скукожился, и даже, Энди показалось, затрясся.

– А что, в Париже не нашли? – наивно произнес Бартоломью.

– Ценю твое чувство юмора, но ты же сам знаешь ответ на этот вопрос. Никаких амулетов на линии розы нет. А вот в Трире я искал тоже.

– И тут не нашел? – также наивно спросил маленький человечек. – Это же несложно.

– Я нашел, – нагловато сказал Гетц. – И сейчас возьму это. Главное результат. Кстати, где твой дружок. Не советую ему заниматься глупостями, нас численное преимущество.


Хлюпик, поняв, что застигнут врасплох, протянул какую-то древнюю тряпицу Умнику. Тот шагнул вперед, и вдруг, неестественно забарахтался, будто в паутине. В эту же секунду изображение на всех экранах запрыгало, завертелось, заерзало. Послышались удары. Камеры одна за другой оказались на уровне пола. Все произошло молниеносно. Когда вертушка изображений успокоилась, Рачовски увидел картинку с одной из камер. Русский и карлик оказались верх ногами, но стояли, почему-то на полу. Зато его люди и немец, странно подергивались и их ноги болтались в воздухе на полом. Энди понял, что этот раунд проигран.

Шаг 10. Пионеры новой истории

Когда Барт попросил воды для того, чтобы вытащить кирпичи из кладки, Макс составил план. Нехитрый и простой. Он был уверен, что их найдут. Подключатся к системе безопасности, и через систему распознавания лиц вычислят рано или поздно. Нужно было действовать на опережение. Он нашел строительный магазин, купил рыболовную сеть, трос, селитру в маленьких пакетиках, бутылки с водой, местных газет, скотч, электрические стяжки. Вернувшись в подвал, он растянул сетку на потолке подвала. Закрепил толстый трос на блоках. И теперь, дернув за трос он мог набросить сеть на непрошенных, вернее заманенных, гостей. После, он смастерил дымовые шашки, напоминавшие свернутые в тугой рулон кучу газет.

Заманить их в Трир было легче легкого, достаточно расплатиться карточкой Барта, причем желательно поближе к Базилике. Сами приедут. Из Парижа часа три плюс полчаса на сборы. Но вначале надо найти то, за чем сюда приезжали.


Барт плеснул водой на верхний вертикально стоящий кирпич в самой середине верхнего свода арки и стал неистово ковырять ногтями окаменевший известковый раствор. Макс не спеша вытащил из сумки отвертку, легонько отодвинул Барта. Через минут пятнадцать старый кирпич стал поддаваться. Плоский щербатый как губка, был с осторожностью вытащен. Арка не обвалилась. Ничего особенного, обычный двухтысячелетний кирпич. Но Макс почувствовал, как слабое излучение. Даже не излучение, а энергию. Но еще сильнее, энергия шла от щели, из которого он был вынут. Тайник там. Точно.

Только вытащив пять кирпичей по бокам, Макс смог просунуть руку. Древняя пустота обняла пальцы сырым холодом. За кирпичной кладкой, действительно, находилась небольшая камера, тайник, который, вероятно, был замурован почти две тысячи лет назад.

Пальцы коснулись чего-то, чего-то не каменного. Металла. Холодного, шершавого, липкого. Пальцами сдвинуть металл не удалось. Максу пришлось долбить удочкой, которую он также купил вместе с сетью для отвода глаз. Наконец, он смог вытащить из щели тяжелый свинцовый куб, покрытый патиной.

– Это точно, спрятано здесь еще при римлянах, – затараторил Барт. – Они все делали из свинца, и посуду, и украшения. Поэтому и выродились, – хохотнул он, но за этим хохотком чувствовалось возбуждение от находки.

– Ощущаешь как фонит, даже сквозь свинец, – спросил Макс. – Горячо аж.

Макс вбил отвертку в узкую, едва заметную щель в шкатулке. Барт поежился и протягавать руки не стал. А Макс достал почти сгнившую тряпочку, в которую был завернут амулет. Вернее камешки почти черного необработанного камня на обветшалой нитке, в виде сетки.

– И вот это стоит состояние? – Макс не переставал удивляться.

– Это вообще бесценно, – прошептал Барт.


Макса всего передернуло, будто он вколол себе адреналин. Ощущение могущества влилось в его руки, плечи, взгляд и мысли. Вены вздулись и он буквально видел, как по ним рывками течет кровь, наполняя бицепсы стальной мощью.

Макс желал схватки, страстно желал. Он вышел на свежий воздух. Вечерело. Это хорошо. Через три часа совсем темно будет. Легче работать. И Макс направился в магазин купить воды и горячих сосисок. Расплатился карточкой. Даже вкус еды теперь казался другим. Будто все чувства обострились. Максу вспомнился человек-паук. Макс любил этот фильм, десятки раз ходил в кино и пересматривал по видео. Как раз тот момент, когда Питера Паркера уже укусили, и он начинает ощущать все иначе. Вкус сосисок был лучше, полнее. Видеть Макс стал как будто даже лучше, в сумерках различал детали одежды прохожих издалека.

Теперь он готов. Агенты приедут на его территорию. И он отобьет Марлен. То, что они приедут с ней Макс не сомневался. Им же нужен будет аргумент для торга. До появления долгожданных гостей оставалось не более получаса. Макс надел очки.

Ангел подключился к камерам на частных домах и магазинах, так что на экране очков у него постоянно сменялись виды с камер около Базилики.

Он спустился вниз к Барту.

– Готов?

– Готов, – голос Барта дрогнул.

– Не дрейфь, я готов в полной мере.

Шаг 11. Битва при Трире

Рачовски, глядя на изображения с камер, крутил в голове дальнейший план. Потеря сразу трех своих людей (Гетца он своим не считал), была предсказуемой. У него трое агентов, противник на кураже, но кажется, верит в свою всесильность. Это должно помочь. Если, конечно, он не затеет переговоры. Может начать торговаться об обмене. Хорошо бы. Рачовски с удовольствием отдал бы Марлен взамен на камешки.

Тем временем, экраны изменили горизонт, вероятно, тела спустили. Дальше на одной из камер появилось лицо русского крупным планом, внимательно смотрящего прямо в камеру. Затем в течение минуты на экранах одним за одним появились предупреждения, что сигнал к камер более недоступен. Энди захлопнул лэптоп.

– Как только они выйдут из дверей, наставьте стволы. Он должен понять, что проиграл, – отдал приказ стоящим у дверей Базилики.

– Стрелять?

– Только по ногам. Волтентен, ты меня понял? Быть рядом и не путать ноги и голову!

Рачовски хорошо знал своих людей. Волтентен в пылу схватки был не управляем. Современный Берсерк.

– Почему сразу не хлопнуть? – спросил Волтентен.

– Повторяю, стрелять на поражение только при угрозе.


Камеры с близлежащих домов давали не полный обзор. Но Макс заметил в темноте две фигуры по обе стороны выхода. У машины на расстоянии метров пятидесяти от дверей еще двое. Диспозиция у Рачовски прекрасная.

Макс вышел из дверей Базилики с металлическим прутом и остановился. Справа и слева на расстоянии пяти метров стояли два агента с пистолетами наставленными на него. В их меткости можно не сомневаться.

Он лишь тихо бросил Барту «Да».

На площадь выехали радиоуправляемые машинки и с веселым жужжанием поехали на двух агентов. В машинках явно что-то было, в каждой лежал горящий обернутый бумагой прямоугольник. Один агент переместился, а второй выстрелил. Фокус удался – внимание было отвлечено. Макс бросился в сторону стреляющего. Три прыжка за секунду. Агент, разбивший удачным выстрелом электрический автомобильчик, получил прутом по руке и выронил пистолет. От второго удара он упал.

Рачовский дал сигнал стрелять, но в этот момент агент, что пытался избежать столкновения детской игрушкой, наконец, очнулся от наваждения и пнул ногой машинку. Площадь заволокло дымом. Макс скрылся сизых клубах.

Рачовски и Волтентен держали на прицеле всю площадь. Рачовски кинул в дымовую завесу две гранаты со слезоточивым газом. Главное, нейтрализовать Макса. Гранаты позвякивая по асфальту вкатились в пелену неизвестности и издали слабое шипение – газ выпущен.

В рассеивающемся дыму показался силуэт человека, державшегося обеими руками за лицо. Энди прицелился.

Свой.

В ту же секунду вскрикнул Волтентен. Буквально в двух метрах стоял этот русский с металлическим прутом. Волтентен, как и приказано, был рядом и согнулся пополам.

Рачовски выстрелил в Макса. Промахнуться с трех метров было практически невозможно. Но он промахнулся. Его рука дернулась от небольшого толчка.

Бесшумный летающий дрон был практически незаметен. Зато Барт прекрасно видел на экране планшета изображение с камеры летающей игрушки, четырехпропеллерного плоского вертолета. Он направил аппарат на Рачовски в тот момент, как Макс обогнув дымовую завесу и слезоточивый газ, выскочил из-за спин противников.

Множество дронов атаковали агентов с воздуха. Ангел привел армию дронов и стал настоящим генералом воздушного боя.

Перед тем, как погрузится в темноту, Энди увидел перекошенную лицо Макса.

Макс обшарил карманы и найдя ключи он прыгнул в машину, где сидела Марлен и завел субарбан. Опустив окно, он крикнул Барту по-русски «Прыгай скорее», и дернул машину вперед, почти не дожидаясь, пока друг закроет дверь. Уже в пути он обернулся и сказал:

– Привет, Марлен!

– Ты очень крут. И ты Барт, – вместо приветствия сказала Марлен. – Только ключи от наручников вы не достали у Рачовски

– Ух, – выдохнул Макс, поняв, что Марлен прикована к двери.

– Да ладно, – улыбнулась Марлен, – просто нужен нож. Это пластиковая стяжка.

Полшага вниз. ИРКАЛА

Царь Урука Думузи поселился в большом доме рядом с храмами, посвященными богине. Но в верхних покоях зиккурата он проводил большую часть времени. И если в своем доме он принимал посетителей, отдавал приказы о возделывании новых полей, проводил военные советы о захвате новых городов, о закладывании в покоренных городах храмов, посвященных Инанне, то в зиккурате он был с богиней один на один. Инанна не представляла, как раньше она жила без любви, без страсти. Даже власть, которую она приобрела благодаря законам Ме, ее не сильно волновала.

Каждый день она ждала прихода Думузи, и даже не интересовалась, сколько храмов в ее честь будет построено. Она чувствовала, как постоянно, каждый месяц, с каждым новым завоеванием Урука, она становится могущественнее и сильнее. С каждым священным блудодейством в храмах Инанны, когда женщины города должны были отдаваться первому встречному за любую плату, в богиню вливались силы. Этими силами Инанна помогала людям получать богатые урожаи. Любовь жителей Урука к своей покровительнице росла. Ее храмы были заполнены подношениями, жрецами, совершавшими молитвы словом, жрицами, совершавшими молитвы богине плодородия и страсти делом, женщинами и мужчинами, предававшимися любви везде, где было удобно, семейными парами, почитавшими за честь и благословение зачать ребенка прямо в храме.


Где-то краем своего внимания, Инанна чувствовала, как другие боги начинают бояться ее. Но их гнев, страхи и ненависть, ее мало беспокоили. Всю свою вновь обретенную силу духа и страсть богини, и всю нежность и жар тела женщины, она отдавала своего возлюбленному.

Власть Урука над остальными городами ниже по течению Бурануну была установлена полностью. В каждом городе были заложены новые храмы. Каждый город платил оброк Уруку. Но никто из покоренных городов не роптал. Благодаря тому, что богиня плодородия Инанна пребывала в счастье и любви, урожаи на всех землях были обильные, стада множились. Богиня с удовольствием замечала, как меняется ее фигура и лицо. Люди, благодаря процветанию и излишкам, стали больше думать о внешности своих женщин, что не замедлило отразится на внешности богини, идеальной женщины в их мечтах, сознании и вере. Инанна определённо становилась краше: лицо становилось более юным и гладким, а фигура более стройной, грудь приподнялась.


А вот Думузи становился старше. Из молодого, полного сил пастуха он превращался в заматеревшего царя. Лишний вес, седина в бороде и волосах, глубокие морщины. Все это страшило Инанну. Ведь люди смертны. И Думузи смертен. Когда Думузи умрет и она никогда не сможет его видеть, то верхний мир для Инанны превратиться в мир забвения.


Она задумалась, почему за радость всегда надо платить. И чем больше счастье, тем цена выше. За безграничное счастье придется расплачиваться бесконечными страданиями. Нет. Она достаточно сильна и могущественна, чтобы изменить эту несправедливость. Инанна не могла позволить потерять свое счастье. Единственный способ спасти Думузи от смерти – договориться со своей сестрой Эрешкигаль. Завистливая и мрачная сестричка правила Иркалой, подземным миром. Все люди после смерти отправлялись туда. Боги избегали даже приближаться ко входу. Страна без возврата. Инанне стало не по себе. Даже владыка Энлиль, их дед, никогда не навещал свою внучку в ее владениях. Она Нужно уговорить Эрешкигаль, обещать ей храмы во всех горадах, которые покорил Урук, лишь бы Думузи никогда не пускали в нижний мир. Эрешкигаль всегда завидовала Инанне, ее красоте, ее храмам. Эрешкигаль люди боялись, и старались не упоминать о ней лишний раз. Инанну же любили. Она дарила плодородие, детей, страсть.

Инанна призвала Ниншубуру помочь одеться. Она должна выглядеть безупречно. Ниншубуру приготовила все семь амулетов, которые делали Инанну могущественной и неуязвимой.

Ниншубура надела на голову богини венец Эдена, широкую медную пластину, украшенную ляпис-лазуритом. На лоб она повязала синюю ленту, прозванную «Прелесть чела».

Лазурное ожерелье обняло шею богини.

Чуть ниже подвеска из разноцветных самоцветов, ослепляющая всех, кто неосторожно засмотриться на нее. А не засмотреться на нее и на грудь богини, поверх которой легли камни из подвески, было невозможно.

Ниншубура одела на грудь Инанны двойную сетку из топазов. Прекрасная грудь богини оказалась полуприкрытой, но от этого еще краше. Этот амулет смог укротить демонов, насланных на нее Энки, сможет и растопить сердце ее сестры.

Браслеты из золота придали ее рукам изящность и дополнительную утончённость.

В руки Инанна взяла по золотому пруту, согнутому в круг, знаки суда и власти.

Бедра были затянуты одеянием владычицы, повязкой кораллового цвета, украшенной золотыми лепестками, придающей им еще большую утонченность.

Глаза она подвела черными тенями, делая их огромными черными брильянтами, сверкающими и днем и ночью.


От Эрешкигаль можно было ожидать что угодно, и Инанна наказала Ниншубуре:

– Если я не вернусь из Иркалы через три дня, лети на Луну к отцу моему, Нанну. Отец мой должен помочь. Если он откажется, лети к деду моему Энлилю. Владыка должен помочь.

– А что делать, если они откажут? – спросила слуга

– Если откажут, лети в Абзу к Энки. Моли о прощении и проси помочь. Мудрый Энки должен помочь. Но о прощении проси только, если я не вернусь.

– Хорошо, госпожа. Но, может вам не ходить к сестре? Я слышала, она злится на вас.

– Злилась она всегда. И всегда была моей сестрой. Я больше боюсь не сестры, а времени, которое убивает Думузи.

– Я сделаю все, как вы говорите. Но очень надеюсь, что вы вернетесь раньше, чем через три дня.


Путешествие в Иркалу, туда откуда нет возврата можно начинать с любого места на земле. Чтобы люди после смерти не блуждали неприкаянные среди живых, вход в вечное пристанище открывалось прямо там, где они умерли. Для богини нужно было лишь перенестись туда, где умирал человек, и войти вместе с мертвецом во вход. В храме в этот день умирал старый жрец и Инанна сошла вместе с ним по каменной лестнице вниз. Вход в подземный мир у каждого человека свой, в соответствии с его представлениями о жизни и смерти. У жреца – это была лестница из белого камня, как в храме, с ровными гладкими ступенями. Инанна порадовалась, что умер не нищий, иначе пролезала бы по каким-то сырым земляным зловонным норам.

Вход всегда разный, но дальше все умершие погружаются в однообразие. Бескрайне и бесплодное поле с жухлой мертвой травой, которое надо перейти, чтобы наткнуться на длинную бесконечную стену без единой трещины и признаков входа. Умершие долго ходят вдоль этой стены, пока не находят маленькой калитки, за которой их встречал Нети, страж ворот. Для людей, так же как и спуск, он выглядел по-разному, для большинства он представлялся страшным чудовищем с клыками, рогами и когтями, синего цвета с красными полосами на теле. Он пропускал умерших туда, откуда они больше никогда не выйдут

Но Инанне не требовалось долго идти по полю и искать калитку в стене. Она чувствовала, где ждет всех умерших Нети. Оставив, так и не увидевшего ее жреца в самом начале поля, она в миг оказалась у калитки.

Эрешкигаль знала, что ее сестра пожаловала к ней. Страж ворот Нети встретил ее вежливо, но неприветливо.

– Зачем ты пожаловала, Утренняя Звезда, в страну, где нет ни утра, ни дня, ни ночи, ни звезд?

– Мне надо к моей сестре.

– Переступая эту стену, ты должна исполнять законы подземного мира и молчать. Это царство мертвых.

– Да будет так, – смиренно сказала инанна.

– Сквозь семь ворот лежит путь к трону сестре твоей, великой Эрештигаль. Пройди сквозь них и богиня встретит тебя.

Первые ворота прошла Инанна, и Нети молча снял с нее венец Эдена.

– Что ты делаешь? – гневно крикнула Инанна.

– Смирись, Инанна. Всесильны законы подземногомира. Во время подземных обрядов молчи.

Нети повесил у ворот прямо на стену венец.

– Ты заберешь его, когда будешь возвращаться. Он никуда не пропадет.

Сразу за первыми воротами, открылось бескрайнее поле, и только почти на горизонте Инанна разглядела еще одну стену. Как и первая она не имела начала и конца. И ворота только в одном месте, очень далеко от ворот внешней стены. Чтобы мертвецы не смогли выбраться из своего вечного пристанища.

Но Нети и Инанна оказались у ворот второй стены в одно мгновенье. Когда богиня проходила сквозь маленькую неприметную калитку, Нети снял с нее лазурное ожерелье.

– Что ты делаешь? – воскликнула Инанна.

– Смирись, Инанна. Всесильны законы подземного мира. Во время подземных обрядов молчи.

Так они прошли все семь ворот и семь стен. И перед каждой, Нети срывал с богини один из ее амулетов и вешал на стену у калитки. У последних Нети сорвал с Инанны повязку с бедер, и богиня предстала абсолютно голая. Но ей было все равно. Лишь бы договориться с сестрой о Думузи. Она гордо пошла дальше, уверенная в свете своей красоты. Даже мертвые, должны заглядываться на ее свет.

Когда они вышли из последних ворот, перед ними предстал дворец Ганзира, созданный из единой скалы лазурита. За ним мертвецы вечно бродили, и тень их сознания погружалась в забвение. Они прошли внутрь дворца и в огромном зале на троне восседала Эрешкигаль. Богиня подземного мира вскочила с трона и медленно села обратно. Внимательно и напряжено смотрела сестра на Инанну, и, кажется, была удовлетворена увиденным. Инанна тоже рассматривала Эрешкигаль. Та изменилась сильно за то время, что они виделись последний раз. Смерть людей стала пугать значительно больше, чем раньше. Им стало что терять, и внешность богини, владеющей царством мертвых изменилась. Раньше она была черноволосой, бледной женщиной(этой бледности загорелая и кипящая жизнью Инанна иногда завидовала). Сейчас лицо Эрешкигаль было впалым, кожа натянута на кости как у старика, глаза провалились, когда-то красивые черные волосы спутались в чудовищные колтуны шевелились змеями. Инанна, же в своей наготе бронзовой от солнца кожей, сама светилась в мрачном темно-синем дворце, куда никогда не заглядывает солнце. Инанна, осталась довольна ощутимой разницей во внешности.

– Ты оставила все свои амулеты, сестричка, – насмешливо произнесла Эриштигаль.

– Да, моя дорогая, и я рада тебя видеть.

– Не надо лгать в моих владениях. Ты не видела меня тысячу лет. Зачем ты явилась ко мне?

– Я пришла с просьбой… – начала Инанна

– Пришла с просьбой, – расхохоталась Эрешкигаль. – Великая Инанна пришла с просьбой! Да как ты меня смеешь просить?! – голос богини подземного мира стал раскатистым и гремел во всех уголках ее дворца. – Я знаю, зачем ты пришла. Ты пришла соблазнить моего мужа, смелого Нергаля. Ты пришла убить меня и править вместо меня с ним. Ты пришла извести еще не родившееся мое дитя.

Инанна пыталась возразить против несправедливых обвинений. Но, ее голос был не слышен во дворце сестры. Внезапно, она почувствовала, какая она маленькая и беззащитная, впервые за многие многие тысячелетия. Что она, вероятно, совершила чудовищную ошибку, отправившись сюда, за помощью своей злобной сестрицы.

Она посмотрела на Эришкигаль. Та замолчала, но ее глаза провалились в черноту из которой блеснули молнии и мир для Инанны померк.

Она упала замертво, безжизненная. Мрачные подземные существа подползли к трупу Инанны и повесили прекрасное обнаженное тело богини на безобразный железный крюк вниз головой прямо по центру тронного зала дворца с густой синей темноте лазурита.

Шаг 12. Ванна для Геракла

На немецких автобанах нет ограничений. Черный субарбан мчался под 250 по почти пустой дороге. Марлен иногда посматривала в зеркало заднего вида, в котором отражалось лицо водителя. Лицо Макса было зверское, напряженное, желваки играли во внутренний пинпонг, подбородок синел двухдневной небритостью. Это жесткое лицо воина вызывало восхищение. У ног Марлен храпел Барт. Но она не обращала на него никакого внимания, что-то вроде песика заснувшего в ногах. А сила, поселившаяся в Максе, делала его невероятно привлекательным.

Вдруг Марлен показалось, что это не Макс, а Алекс сидит за рулем автомобиля. Что в машине они вдвоем. Ведь он так и несся в никуда… И это было где-то в Германии. Где же? Где? Название не приходило. Она смотрела на своего Алекса, ей хотелось обнять его, почувствовать его тепло. Она протянула руку и почувствовала сначала просто тепло тела, а затем будто током дернуло. Она поняла, что они несутся навстречу смерти.

– Алекс! Алекс! – заголосила она. – Останови! – и, опомнившись, добавила уже спокойно:

– Макс, чуть помедленнее.

– Не могу, – отозвался Макс, но скорость чуть сбросил.

Марлен показался и голос похожим на голос Алекса.

– И останови на ближайшей заправке.

Точкой во фразе белый спортивный автомобильчик впереди резко ушел влево, развернулся и запрыгал по трассе теннисным мячиком. Макс ушел от столкновения чуть изменив курс.

– Мать твою, – сказал он по-русски, глядя в зеркальце заднего вида, смотря как стремительно скачет по дороге смерть.


Ранним утром машину бросили не далеко от границы со Швейцарией во Фрайбурге – не хотелось связываться с таможней, да и наверняка на ней стояли какие-нибудь маячки. Там же сняли наличные с карточек, все равно этот пункт в их перемещениях раскрыт, купили новые телефоны.

– Куда дальше едем? – поинтересовалась Марлен, когда они пришли на железнодорожный вокзал.

– На юг, – весело сказал Барт. – Я все больше и больше думаю, что Константин отправил одну часть в Рим. И Шекспир об этом же…

– Все-таки Ромео и Джульетта?

– И не только, – и с видом заговорщика он отправился к автомату по продаже билетов.

Несколько часов и три пересадки, и они въехали в Рим.

Вечный и прекрасный город встретил их тепло. После промозглой Германии, Максу захотелось нырнуть в густое голубое небо. Вечернее солнце заставило их скинуть верхнюю одежду, и Макс с удовольствием оценил узкое бежевое платье из атласной ткани на Марлен, едва доходящее до колен. И то, что обозначалось под платьем.

«Прекрасна, как Хаят», – проговорил про себя Макс.

Барт действительно, бывал в Риме много раз, знал и любил этот город. Отель на площади Навона подошел бы и наследному принцу, путешествующему инкогнито. Скромный снаружи, но зато с балконом и джакузи на открытой мансарде. Макс вышел, стянул футболку и подставил грудь майскому солнцу, страстному и обжигающему. Он прыгнул в джакузи, усталость и напряжение последних дней стали покидать его с каждым пузырьком. Боковым зрением он заметил движение около его ванны. Конечно, Макс понимал, что Марлен остановилась в другом номере, но итальянское солнце так возбуждало фантазии!

В джакузи плюхнулся Барт. Макс поморщился. Сидят как два педика. Но Барта, вероятно, это не смущало. Он громко стонал, выражая свое полнейшее удовлетворение происходящим: Римом, солнцем и бурлящей теплой водой.

– Где будем искать? – спросил Макс, чтобы деловой разговор компенсировал двусмысленность принятия ванны двух       мужчин.

По дороге они почти не разговаривали – в машине было опасно, а в поездах – сон вырубил.

– Хороший вопрос, – хохотнул Барт, отхлебывая коньяк из широкого бокала. – В Риме часть нашего амулета, спрятал Константин. Больше некому. Значит надо искать места, непосредственно связанные с ним. В Риме таких мест несколько. Наверняка, там все уже перерыто: и Триумфальная арка, и мавзолей Елены, и статуя Константина на Капитолийском холме.

– Ну так что же?

– На Форум, конечно, на Капитолийский холм.

– Так там же все перерыто – не ты ли это только что сказал?

– А Шекспир?

– Вы путаетесь в показаниях, господин… Ты про Шекспира и этот Капитолийский холм уже рассказывал тем, в Берлине. Только что-то они не сильно довольны были.

– Так я же им не все рассказал. Шекспир, как раз, все правильно указал. Но не только в «Ромео и Джульетте». У него есть еще одна пьеса про Рим и Капитолийский форум, – Барт многозначительно замолчал. Но Макс продолжал не двигаясь смотреть на римские крыши.

– «Юлий Цезарь», – продолжил Барт, не дождавшись вопроса собеседника. – Шекспир все время там пишет про статуи и про льва. Конечно, львом он называет Цезаря. Но если подумать, статуи… лев… Ну…

– Че ну, – буркнул Макс, ему начинала надоедать это позерство Барта.

– А       то, что в музее Капитолийского холма стоит статуя Геракла, который, как всем известно, изображается в шкуре льва, – важно проговорил Барт.

– Чего же раньше не отыскали? – язвительно спросил Макс.

– Хороший вопрос. Не знаю, не все там так просто. Может кто и нашел. Но вот как и кто, куда перепрятал. Много вопросов. Надо идти – смотреть.

Барт, наконец замолчал, припав к бокалу и айфону.

– Святое дерьмо! – воскликнул Барт.

– Ну, чем еще порадуешь? – тут же откликнулась Макс.

– Ограблен Инженерный замок, – процитировал Барт с экрана, – из постоянной экспозиции ничего не пропало комментирует директор музея, пропали несколько рыцарских доспехов из хранилищ замка. Полиция подозревает работников. О размере ущерба не сообщают.

– Не удивлюсь, что пропали все доспехи, – усмехнулся Макс.

– А в России все так говорится, – засмеялся Барт. – Пропало колесо, и не говорится, что с этим колесом пропало несколько вагонов и тепловоз. Это философия такая.

Макс растворился в небе, крышах и шуме площади Навона.

Он вновь ощущал свои силы, несмотря на то, что амулеты были в сейфе гостиничного номера.

Шаг 13. Лестница в Царство Мертвых

Марлен тоже отмокала в джакузи с бутылкой вина. Ей всегда нравился Рим, но отели, в которых она обычно останавливалась, не могли дать ей такое наслаждение городом. Вот так просто, сидеть в теплых водяных ключах, слышать как в ресторанах на площади ужинают люди, обмениваясь впечатлениями за день, смотреть на виднеющийся купол Пантеона, видеть вершину «праздничного торта» на площади Венеции. Ватикана с этой стороны не видно, но от этого восторга меньше не становилось. Чудесное супертоскана, пилось медленно как густой мед – Марлен хотелось прочувствовать каждый оттенок из тысячи вкусов Мерло, выращенного в Кьянти. Вначале Марлен думала о предстоящем шопинге, надо же было иметь хоть какой-то гардероб. Потом мысли, обогащенные вином, стали восстанавливать все новые и новые впечатления.

Завязалась беседа. Марлен смотрела на город и говорила как бы с собой, но обращаясь к крышам и куполам.

«Макс. Интересно, даже имя почти такое же. Добавь, одну и поменяй другую, получится Алекс».

«Нет. Алекс был совсем не такой. Он был, он был…»

«Вот именно, что не такой. Он разве мог вот так спасти? В Алексе не было такого запаса надежности. Иначе он бы не умер. Макс словно кот с девятью жизнями. У него такое лицо»…

«Да что лицо! Груда мышц и на лице тоже».

Мерло, все глубже проникало во все движения и мысли Марлен.

«Эта история про богиню, чьи амулеты мы ищем. Интересно, а они правда помогают спуститься в мир мертвых? В мир мертвых. Алекс. Алекс, наверное, заждался. Нужно собрать все части этого амулета и тогда…»

Марлен резко вскочила на ноги и вылезла из джакузи. Надев гостиничный халат на голое тело она почти выбежала в коридор и стала стучать в дверь номера Барта и Макса.

Ей никто долго не открывал. Наконец она услышала вопрос, заданный на английском с жутким, но таким брутальным русским акцентом «Кто там?»

– Открывай, Макс, – это я.

На пороге стоял мокрый Макс в полотенце, обмотанным вокруг бедер. На плече висел купол парашута и надпись «Никто кроме нас».

Но Марлен лишь мельком взглянула на творчество художника по телу.

– Я хочу взглянуть на них, – быстро проговорила она.

– На кого? – удивился Макс.

– На амулеты, конечно, – и она рванула в середину комнаты, где в таком же халате, стоял Барт.

Макс молча закрыл дверь, открыл сейф и достал косметичку. Он осторожно стал извлекать камешки и класть на стол, приставленный к стене.

Марлен почувствовала жар, исходящий от этих черных камней. Кое-где черный налет не полностью закрывал темно-охристую поверхность камня. Когда-то, много тысяч лет назад, эти камни, наверняка, горели ярко-желтым огнем. Но сейчас огонь прорывался сквозь черную окисленную поверхность в виде теплового излучения. Марлен чувствовала его на своей коже.

– Неужели, с этими амулетами Инанна спускалась в царство мертвых?

– Кто знает, – уклончиво ответил Барт. – Но Александр Леонидович никогда ничего не говорит просто так. Он, конечно, мистификатор… Но его слова всегда стоят на фундаменте. Существовала ли эта богиня вообще? Вот в чем вопрос.

– Богини существуют и сейчас, – гордо ответила Марлен.

Она дотронулась до камней и тут же одернула руку. Тут же услышала голос Барта:

– У меня также. Не могу до них дотрагиваться. Словно раскаленные угли.

Марлен попыталась еще раз. То же самое. Ее пальцы полоснул огонь.

– А я могу их брать спокойно, – Макс начал перекладывать амулеты голыми руками. Что ты хочешь с ними сделать?

– Дайте полотенце, – приказала Марлен.

Макс, замешкавшись на секунду, посмотрев вниз, вернулся из ванной с маленьким полотенцем для рук. Марлен почти выхватила его, и обернув руку, стала двигать камешки.

– Через полотенце жжет, но не так сильно, – объявила она. – Смотрите, одна часть раза в два больше чем две другие. Большую ведь нашли в Трире?

– Да, эта часть оттуда. А маленькие из квартиры Макса и Инженерного замка, – подтвердил Барт.

– Если это подвеска, прикрывающая грудь, то скорее всего, нам надо найти еще две части. Если их, конечно, никто не разделил, как в Петербурге.

– У Барта есть план, – воодушевленно сказал Макс. – А сегодня нам надо выспаться.

– А я забираю свою вещь, – Марлен взяла со стола свою косметичку.

Макс сложил все в гостиничный пакет для вещей в прачечную, и подошел к сейфу. Марлен, словно не желая расставаться с амулетами, встала за спиной Макса. Макс набрал код и сейф зажужжал, возвещая, что теперь содержимое надежно закрыто.

– Ладно, мальчики, – весело сказала Марлен. – Вам приятных снов, надеюсь, что никто из вас не храпит,

– Здесь толстые стен, тебе это не помешает.

– А вы не помешайте друг другу храпом, на кровати-то звукоизоляционных переборок нет.

Она зашла в свой номер и тут же наполнила бокал до краев и схватила телефон. Невзирая на все предупреждения Барта о безопасности, она зашла в месседжер и набрала сообщение Ангелу «поговори со мной».

Ангел ответил через пол минуты, словно ждал ее письма.

«Это небезопасно. Я сам к тебе постучусь. Выходи из аккаунта».

Марлен послушалась и удалила приложение. Через минуту она получила сообщение по мессенджеру.

«Этот номер никто еще не знает. Что ты хочешь узнать?»

«То что мне ты писал. В Петербурге. Про детей. Откуда ты узнал?»

«Узнал что?»

«Что у меня не может быть детей.»

«Это не правда. У тебя будут дети.»

«Но как ты узнал?»

« Элементарно. Я о тебе выяснил все. Взломать сервер клиники и посмотреть диагноз – пара пустяков. С такими диагнозами у нас в Лос Анджелесе женщины рожают. Заработаешь денег – и врачи тебе помогут».

«Но почему ты изучал меня? Ведь ты же работал с Бартом. А мы с Бартом еще не были знакомы к этому времени. Да и с Виктором тоже.»

«Я следил за Виктором. Знал, что он ищет вместе с Гетцем артефакт. Раз он в Питере оказался, и Барт там же, то рано или поздно Виктор позовет Барта. И про тебя все элементарно. Виктор, прежде чем брать человека на работу, изучает его полностью. Я знал, что он тебя собирается нанять. И тоже, кое-что выяснил».

«А Инанна, правда, спускалась в подземный мир с этими амулетами», – неожиданно написала Марлен.

«В те времена серверов не существовало. Нечего взламывать»

Марлен допила бокал и сон одолел ее. Телефон так и остался в ее руке, будто она что-то хотела написать в ответ, но не успела.

Шаг 14. Без глаз

Рачовски очнулся от резкого стука в стекло. Он обнаружил себя сидящим за рулем. Кто-то аккуратно посадил его в его субарбан. В окно машины стучал полицейский. Рачовски мысленно пробрался через мощный треск от удара в голову и вспомнил, как открывается окно.

– Sie können nicht in das Auto rutscht

– Ja, ja, – Рачовски, хоть и не знал немецкого, понял, что ему лучше убираться отсюда.

Он завел машину и посмотрел на сидения. На них пристегнутыми располагались тела агентов. Рачовски проверил пульс на горле у того, кто сидел на пассажирском справа от него. Бьется. Ну и зря, мистер … В следующий раз вам так не повезет.

Рачовский быстро отъехал, чтобы полицейский не стал задавать вопросы, с чего вдруг в большой черной машине заснули четыре человека. Он остановился в паркинге. В машине у него было еще трое. Те, кто оставался на улице. Видимо, Макс, чтобы не привлекать внимание полиции, посадил всех в машину. Так, а где же остальные? Последний раз он видел изображение с их камер, когда они болтались в подземелье. Надо их освободить. Энди, конечно, совсем не хотелось освобождать Умника, но… Энди растолкал сидящего справа Волтентена. Тот застонал, открыл глаза и тупо уставился на него.

– Идти можешь? – резко спросил Рачовски.

– А… – ответил он и вырубился.

Подал голос Волтентен:

– Я пойду.

Идти и самому Энди было сложно. Болело все тело, хотя били по голове. Ну да ладно, не привыкать. Чувство было как от наркоза. В голове мутно, а глазах телевизионные помехи. Вкололи ему что ли какую-то гадость? Они медленно добрались до Базилики. Полицейского не было. Спустились вниз, благо двери оставались незапертыми. Лабиринт арок и сводов был в полнейшей темноте, но с помощью фонаря агенты в конце концов нашли нужную камеру. Тела висели подвешенные к потолку. Рачовски глянул на часы. Они висят так пару часов. Если б они провели всю ночь, то его ребята бы умерли. Кровь приливает к мозгу, и человек умирает от сердечной недостаточности. Макс ответит за это. Хотя, Рачовский вдруг вспомнил, что перед тем, как разбить камеры, тела были сняты. «Вероятно, чтобы получше связать», – подумал он. А потом снова подвесил. Садист. Рачовски сделал шаг вперед и распластался в липкой луже. Он подсветил фонарем – вся камера была залита полу-запекшейся кровью.

Он подсветил тела еще раз. На месте глаз зияли огромные кровавые дыры. «Что за черт!», – ужаснулся Рачовский. Походить к телам не имело никакого смысла, все документы и бумаги по операции из карманов всегда изымались, Энди лично проверял каждого. Так что эта информация навести на их след не может, если полиция доберется до этого глухого подвала раньше группы зачистки. А пока тела, как ни прискорбно в память о товарищах, но придется оставить здесь, висящими вниз головами. Всех четверых, если считать и Гетца. И главное, не наследить. Не оставить даже волоска. А вот убийцы тут явно наследили. И когда их интерпол отыщет, тут можно напрячь связи и заполучить все найденные амулеты. Он осмотрелся.

Поднявшись из подвала, Рачовски набрал номер: «Команду зачистки! – резко произнес он, – Трир. Базилика».

Только сейчас до него вдруг разом дошел весь ужас ситуации. Он не терял ребят со времен операций в Сирии. Но там были другие задачи, другая обстановка, другое руководство, другая страна. А здесь, прямо в центре Европы, вот так разом потерять трех бойцов и еще одного консультанта. Да еще эти выколотые глаза!

Он запросил записи уличных камер. Ответ его службы тех поддержки не удивил. Камеры были выключены, как только Макс вышел из Базилики.

«Кто ты такой, Макс?»

Шаг 15. Кресты и шпаги

Макс поглощал десятый кусок прошутто за завтраком, когда появилась Марлен. Он с удовольствием смотрел на ее фигуру в узких голубых джинсах и короткой курточке с каким-то крестом из блестящих кристаллов.

«Прекраснее Хаят», – подумалось Максу.

Кофе на открытой веранде прямо на площади Навона, превращал все прошлые события в дурной сон, не из этой жизни. Вбежал испуганный Барт, в его трясущихся руках трепыхалась красный конверт.

– Нас       нашли! Они знают где мы! – и он бросил       бумагу на стол.

Макс нарочито медленно повернул голову и лишь скосил глаз на конверт сочного алого цвета, на котором в правом верхнем углу красовался белый восьмиугольный крест. «Опять этот крест!» – про себя выругался Макс. Он медленно протянул руку к конверту и вынул оттуда лист белой бумаги.В правом верхнем углу изображен красный щит с белым крестом. Красивым шрифтом, будто выведено гусиным пером и чернилами, значилось:

«Дорогие друзья, прошу прощения за беспокойство, которое могло доставить вам сие послание, но обстоятельства заставляют меня потревожить ваш отдых в Вечном городе. А также прошу меня извинить за полуофициальный тон данного письма, он также обусловлен теми же самыми обстоятельствами.

Позвольте представится, Эдвард Лингфилд, Почтенный Бальи Ордена Мальты, и ваш добрый друг по совместительству.

Ввиду последних событий, имевших место приключиться с вами в последние дни, я искренне рекомендую не отказывать мне в просьбе встретиться с вами и прояснить сложившуюся ситуацию.

Смею вас уверить, что данная встреча будет вам крайне полезна.

Я надеюсь, что не утомил вас старомодным обращением на бумаге, мне просто хотелось показать вам свою расположенность, близкое участие и неусыпное внимание (слова «близкое» и «неусыпное» были подчеркнуты).

Буду счастлив вас видеть всех в полном составе в ресторане «Osteria Gabriello» на via Vittoria сегодня в 19.00

До этих пор, наслаждайтесь Римом, Вечным городом.


P.S. Смею порекомендовать вам замечательный маршрут по Форуму от арки Константина до Капитолийского холма, почувствуйте дух великих Цезарей.


«Они за нами следят и все слушают. Мы как на арене цирка под прицелом тысяч глаз», – Макс передал бумагу Марлен.

Та отстранённо взяла листок и через минуту небрежно бросила на стол. Во всей этой сцене Барт совершенно выбивался, подпрыгивая и дергаясь от нетерпения. Он вглядывался в глаза читающих, стараясь разгадать эмоции и найти компаньона по панике.

– Вы вчера говорили о Капитолийском холме? – почти равнодушно спросила Марлен, и не дожидаясь ответа безапелляционно заявила: – Мои планы меняются, мне в ресторан не в чем идти, я иду по магазинам. Как я понимаю, идти туда, куда вы собирались не имеет никакого смысла, так что я не много потеряю. А идти в приличное место в джинсах не собираюсь.

– Э-э, – промычал Барт.

– Да, и еще. Мне нужны деньги. Раз мы работаем вместе, я бы попросила представительские. Я же должна выглядеть представительно, – настойчиво произнесла она.

– Э-э-э, – снова замычал Барт. – Хорошо, – и он, покопавшись в кошельке протянул ей несколько фиолетовых бумажек.

Марлен мрачно посмотрела на них, потом холодно заявила:

– В Риме может и хватит, звоните мне, когда надоест бесцельно бродить по развалинам под присмотром почтеннейших бальи, – встала и отправилась по площади.

От созерцания ее плавной походки Макса отвлек Барт градом вопросом.

– Почему они нас не накрыли? Это люди Рачовски? Что будем делать?

– Сегодня вечером все узнаем. Успокойся! Если не накрыли, значит не накроют и сейчас. Значит пока в безопасности. И мы и амулеты. – Макс был спокоен, как медный ангел на Александровской колонне, римских ангелов Макс еще не успел узнать, – Что-то я раньше этого англичанина не слышал. Кто это?

– Ну, – Барт начинал потихоньку приходить в себя, – он представился Почтненный Бальи Орден Мальты. У них, госпитальеров, сейчас и великий гроссмейстер тоже англичанин, сын британского фельдмаршала.

– То есть, нам мало гамадрилов Рачовски, так еще и Джеймс Бонд со шпагой и крестом на пузе. Хорошенькая компания у нас подобралась, Барт. Эти то, покруче будут. Смотри, знают где мы живем, что собираемся делать. Молодцы! Странно, что амулеты сами не нашли.

– Здесь на завтрак коньяк подают? – засуетился Барт.

– Подожди, успеешь, – остановил его Макс. – Нам еще на Капитолий идти.

– Зачем? Не вижу смысла.

– Ну во-первых, я там никогда не был. Во-вторых, Бальи старался буковки выписывал, может в этом есть какой-то смысл?

– Но ведь это же издевка!

– Это совет. Все кому не лень вокруг этих ворот Иштар круги наматывали. И про Трир знали. А ты нашел. Так что стоит       сходить и посмотреть. К тому же будет о чем за ужином поговорить.

Шаг 16. Две правые руки

Но права оказалась Марлен.

В музее действительно стояла бронзовая статуя Геракла, которая была поставлена в музей на сто лет раньше, чем Рим посетил Бэкон. Но вот шкуры льва не было. Геракл стоял абсолютно обнаженным с большой дубиной, в руках.

Текст Шекспира никак не натягивался на реальность. Барт бродил по палацио Консерваторов, пытаясь отыскать вход в подземелье, какой-нибудь рычаг, кладку неправильной формы. Но творение Микеланджело казалось совершенным и законченным.

Макс в мыслях начал писать ироничный сценарий «Приключение русскихв Риме» и согласуясь с юмором текста посоветовал Барту отыскать щель в Геракле, но тут же пожалел – тот бросился сыну Зевса в тыл прямо за ограждение.

Надежды на голову и руки статуи Константина тоже не оправдались. Ну голова на постаменте, ну нога, ну палец. Правда отверстий видимых и невидимых в камнях было видимо-невидимо. Но остатки колосса изображающего христианского святого в виде языческого божества были так хорошо отреставрированы, что сомнений в их пустоте не оставалось.

В полуоткрытом зале, напротив конной статуи Марка Аврелия в лучах яркого римского солнца располагались остатки бронзового колосса Константина.

Огромная двухметровая голова, гигантская рука и метровый шар с шипом. Барт устало смотрел на три осколка некогда гигантской фигуры.

– Слушай,       Барт, – а что значил этот шар?

– Глобус.

– То есть как? Земля, что ли? Это что это они до Магеллана и Галлилея знали, что Земля круглая?

– Ну конечно. Причем, задолго до них.

– А       за что же сожгли этого, как его, Коперника? – не унимался Макс

– Ну, во первых, Коперника не кто не сжигал. Сожгли Бруно. И не за то, что Земля круглая, хотя бы потому, что Магеллан уже практически доказал это за сто лет до сожжения Бруно, – Барт умничал,       а Ангел стал выводить на экран очков изображения монет с богами, держащими круглые шары. – В античной Греции факт, что Земля круглая, был общепризнан.

– А почему тогда из земли, – и Макс показал на сферу, – торчит шип? Это что небесная ось?

– Хм-м, – замычал Барт. – До нас дошло достаточно изображений сфер, там были разные варианты: иногда на глобусе сидела Виктория, богиня победы, иногда феникс на жердочке.

– Не похож это штырь на жердочку, – мрачно заметил Макс. – Скорее уж на кол, на котором пытали эту самую Викторию.

– Да, пожалуй, – Барт задумался. – Может, этот штырь, – символ могущества Константина. Так сказать, символ Рима как центра Земли.

– Тут вот еще интересные находки, – Барт повел их к соседней огромной мраморной голове. – Эта статуя Константина была циклопических размеров. В руках он тоже должен держать мраморную сферу.

– В какой из рук, – устало спросил Макс, указывая на два невероятных размеров кисти, стоявшие рядом с головой, ему все эти обломки сильно наскучили.

– Посмотри, – весело сказал Барт. – Обе кисти правые.

– А может, у Константина были две правые руки, – язвительно предположил Макс, – он же типа святой, всегда прав.

– Да-да, умник, ты не далек от истины. Статую, вернее левую кисть, переделали на правую. И та, которая держала скипетр, стала держать христианский символ. И сделали две правые руки. Хотя мне из этого объяснения не все понятно.. Почему правые…

Но Макс это уже не слушал. Устав наблюдать за суетящимся вокруг голов, рук, шаров, камней Бартом, он отправился на Форум из чисто туристических побуждений. В Риме-то он никогда не бывал.

Спускаясь по лестнице Кордонате с Капитолийского холма Макс замер. У подножия стояли два фонтанирующих льва. Рука потянулась к телефону.

– Барт, я нашел твоих львов из Шекспира.

Прискакав сверху, Барт смотрел на каменный скульптуры разочаровано:

– Наверняка, когда Бэкон описывал Капитолийский холм, он упоминал о них, – подытожил он. – Вот наш дорогой Вильям и описал их. Никаких загадок, все мимо.

– Ладно, время уже двигаться на встречу с этим Балу, – подбодрил Макс.

Шаг 17. Мальтийская сардинка

Ресторан оказался небольшим полуподвальным заведением со всеми признаками векового семейного дела. Марлен в атласном платье телесного цвета и в его тон туфлях на высоченных каблуках выглядела роскошно под невысокими сводами с развешанной медной утварью.

Правда, Макс, поленившийся переодеться после прогулки по Риму, одетый в униформу албанского эмигранта – в черных джинсах, черных кроссовках, и черном бадлоне, тоже явно диссонировал с теплой и дружелюбной атмосферой. Разве что очки доп реальности придавали ему вид эмигранта-интеллектуала.

Один только Барт оказался одет совершенно уместно – дорогой шерсти пиджак бежевого цвета в тонкую клетку, серые брюки и рубашка, которые он купил в соседнем с отелем магазине.

Гостей встретил несомненно хозяин ресторана. Он был слишком грузен, чрезмерно властен, очень размашист и невероятно любезен. Он осведомился по-английски, заказывали ли гости столик, и, узнав их имена, пригласил широким жестом присаживаться.

– Синьор Лингфилд, еще не подошел, – слишком ласково произнес он. – Но он просил за 2 часа наполнить декантер, – он махнул рукой и в тот же миг у стола появился официант с графином, наполовину заполненным темно-рубиновым вином.

Тут же официант протянул Максу пустую бутылку с простой этикеткой, на которой от руки было написано название Masi Mazzano, год 2009 и еще какие-то цифры. Макс деловито взял бутылку вина, осмотрел этикетку, хмыкнул и весело сказал:

– Ну уж совсем нас этот бальи не уважает. Заказал столового вина, без нормальной этикетки, да еще и в графине! Разве что, год хороший, – продолжал Макс с видом знатока, – старое вино, хорошее.

– Макс, – остановил его Барт, беря бутылку в       руки, – вообще-то, вино молодое, ему пять лет, именно поэтому его поместили в такой декантер, кувшин, как ты его назвал, чтобы оно напиталось кислородом и выветрились ненужные теины.

– Хватит умничать, – буркнул Макс. – Разве ты не ощутил? Незадолго до тебя я уже наумничал.

Он внимательно изучил всех посетителей. Вроде бы не похожи на агентов, да и вообще не похоже, чтобы кто-то за ними наблюдал. На Марлен смотрели, это да, но больше ни на кого.

– Ангел, – шепотом сказал Макс. – Можешь подключиться к камерам на улице. Если что, дай знать.

– Уже, – коротко ответил Ангел. – Пока все чисто. Стоп. В ресторан входит какой-то франт. Один. Не оглядывался.

Тут в зал вплыла ослепительная улыбка белоснежных зубов, за улыбкой появился немолодой седой господин в элегантном светло-сером костюме. В вырезе белой рубашки плавными волнами лежал шейный платок. Движения господина были ловкими, и спину он держал прямо, совсем не по возрасту.

– Здравствуйте, – поприветствовал он, с легким поклоном. – Эдвард Лингфилд к вашим услугам.

– Вы позволите? – спросил он у Марлен, показывая на стул рядом с ней.

Усевшись, он внимательно всех оглядел, одарив каждого той самой улыбкой, которая появилась раньше его. Затем произнёс:

– Я, конечно, мог не спрашивать сеньора Мазетти, где сидят мои друзья. Красота и роскошное платье Марлен, – и он поклонился в ее сторону, – не могли мне позволить ошибиться, – Марлен слегка покраснела при упоминании о роскошном платье, она явно чувствовала себя не совсем уютно в этом уютном ресторане.

– Что вы хотели нам сообщить? – играясь бокалом спросил Барт.

– Хотел, – улыбнувшись сказал англичанин. – И сообщу, но прошу вас, вначале покушаем. Все дела после ужина? – он говорил с британским акцентом произнося каждый звук, как дикторы BBC. Макс тут же поместил Лингфилда в коробку телевизора, надев на него амплуа телеведущего.

– Это так в Англии принято или на Мальте? – спросил Макс.

– Так советуют мои китайские друзья, – вежливо ответил Лингфилд. – Никогда не разговаривают о делах, пока не поедят. Я очень советую кролика. Нежнейшее мясо. Берите и даже не думайте. И, конечно, крайне рекомендую оссобуко. Здесь его потрясающе готовят из мяса тосканских телят.

– Я       все жизнь мечтал попробовать фиш-эн-чипс из мальтийской сардинки, – не унимался Макс. – Здесь такой не подают?

– У       вас прекрасное чувство юмора, – невозмутимо и дружелюбно ответил англичанин. – Обещаю, что отвечу на все ваши вопросы, но после оссобуко, и кролика, разумеется, – он кивнул в сторону Марлен. – Да, и, конечно, не забывайте про Мазанно, – легкий жест и официант уже разливал по бокалам почти черное густое вино, – молодое прекрасное вино. Вкус раскрывается не сразу и не всем, но нужно искать и чувствовать.


Макс глотнул почти половину налитого вина в бокал. Вино он не очень-то уважал – то терпкое, то кислое, и эффекта ждать долго. Но это! Как не был ему неприятен этот пожилой франт с его манерами и атрибутами высшего общества, вино показалось Максу божественным. Густое, ароматное, крепкое, оно скользило по языку в горло, оставляя послевкусие после которого хотелось цокать, чтобы как то его продлить. Только следующий глоток спасал от бессмысленного щелканья. Вино проникало в голову, охватывало нежными ладонями мозг и переформировывало представление о красках мира.

Он посмотрел на Марлен. Та еще болтала Мазанно по бокалу и подносила его к носу, затем аккуратно, будто боясь обжечься, прикоснулась губами к вину.

– Как вам Рим? Успели уже побывать где-нибудь? – спросил Лингфилд.

«Хитрый, гаденыш, наверняка знаешь где мы были», – Макс даже сморщился, Марлен же широко улыбаясь, вплыла в беседу, она продолжая пригубливать вино, делая это достаточно часто, так что в бокале почти ничего не осталось.

– Как вы могли заметить, в Риме великолепные магазины.

– О да! Это не возможно не заметить.

Ужин прошел на блюде светской беседы о достоинствах блюд. Марлен хвалила кролика, Макс, по совету англичанина, выковыривал из телячьего хвоста спинной мозг и сковыривал мясо с кости. Несмотря на то, что процесс добычи еды был гораздо неудобнее, чем в случае со стейком, вкус оказался невероятным. Когда, звук скоблящего по кости ножа перестал оглушать присутствующих, Лингфилд начал говорить:

– Вначале я хотел бы представить себя и свой Орден. Я являюсь Почтенным Бальи Суверенного Ордена Мальты. Наша цель, как и 900 лет назад, защита веры и помощь бедным. И этого принципа мы придерживаемся всегда.

– Даже, когда похищаете людей? – невозмутимо спросила Марлен.

– О, это трагическое недоразумение, произошедшее с вами, совсем не имеет ни к Ордену, ни ко мне никакого отношения. Мы следили за их и вашей деятельностью, но они имеют к Ордену такое же отношение, как и вы. То есть решительным образом никакого. Эти люди, такие же искатели сокровищ как и вы, – продолжил он.. Они к нам когда-то обращались. Но… Видите ли, мы сотрудничаем с разными организациями, и стараемся проверять их деятельность на чистоплотность. Но их методы – похищения, убийства, нам чужды и даже враждебны.

– А что хотели эти спецназовцы от устроителей госпиталей в Буркина Фасо? – спросил Барт.

– Резонный вопрос! Вы знаете, что история Ордена была трагична, и многие ценности и реликвии были утеряны. А эта группа занимается возвращением ценностей       своим законным владельцам. К сожалению, незаконными методами. – Что же они предложили Вам найти?

– Амулет, – спокойно сказал Лингфилд. – Древний шумерский амулет. И вы его тоже ищете? И, кажется, преуспели в этом?

– А разве вас не интересует амулет? – ответил вопросом на вопрос Макс.

Вначале       ему было удивительно, что этот англо-мальтиец задавал мало вопросов, и охотно на них отвечает. Но, видимо, ему не нужно спрашивать про них, он и так прекрасно осведомлен.

– Конечно, интересуют. Как никак, это часть наследия нашего Ордена.

– Что же вы сами не ищете?

– Вы же сами совершенно справедливо заметили – мы в основном занимается строительством госпиталей в Буркина Фасо, хороших госпиталей. Поиск реликвий желаемая, но не основная цель Ордена.

– Но нас вы вот нашли великолепно.

– Ну вас найти – дело несложное, – улыбнулся Лингфилд. – У нас есть друзья, которые занимаются поиском людей. И поверьте, их цели и средства полностью совпадают с нашими. Но, мы, все-таки, предпринимали значительные усилия к поискам. Небезызвестный вам Павел Петрович нам очень помогал.

– Я так и знал, – торжественно провозгласил Барт.

– Да, Павел Петрович неплохо продвинулся в поисках, и, наверняка, нашел бы, если бы ему не помешали.

– Эти амулеты – такие ценные? – спросил Макс.

– Мой дорогой друг, дело в том, что мы совершенно не заинтересованы, чтобы все части этого амулета были найдены и собраны.

– Почему вы не хотите, чтобы амулет был собран? –       спросила Марлен.

– Этот амулет был найден рыцарями в Святой Землей. Во времена магистра фра Роже де Муллена в 12 веке был обнаружена часть каких-то четок из топаза, принадлежавшей, возможно, Святой Елене. А возможно и нет. В житие святой матери Константина нет упоминаний о подобном артефакте. Поэтому, дабы не поклоняться ложным святыням, братья о нем просто забыли. Магистр стразу осознал, что вместе с ощущением силы, амулет дает еще что-то, то, что противоречит монашеским, да и вообще христианским, ценностям (уж простите меня за такой современный перевод, оригинал на старофранцузском). Фра Роже де Муллен приказал не допустить, чтобы амулетом мог кто-либо воспользоваться. Языческий амулет в тайне скрыли в подвалах Госпиталя в Иерусалиме. Дальше его след теряется. В сокровищницах Ордена на Мальте его нет. Но изучив вопрос, мы поняли, что это лишь часть некоего целого.

– Так чего же боится Орден, – продолжала спрашивать Марлен.

– Это вещь, дает силы не христианской природы. А если эти силы не от Господа, то они от дьявола, именно так нас учит Церковь. Именно поэтому, мы с большим интересом следим за всеми, кто ищет амулеты. Увы, остановить поиске мы не вправе, да и не       в силах. Но, когда все части амулета будут собраны, мы их тогда заберем у тех, кто преуспеет больше, – Лингфилд улыбался, смотря прямо в глаза.

– То есть заберете, – Макс попытался изобразить в голосе угрозу.

– О, вам не нужно беспокоится. Никто не собирается причинять никому вред. Но поверьте, у нас найдутся аргументы, и эти аргументы по достоинству оценят те, кому мы их предложим.

– Извините, – прервал его Макс. – А вы специально так сложно говорите, чтобы мы ничего не поняли?

– Буду проще, – вдруг резко сказал Лингфилд, – если вы, найдете все амулеты, вы нам их отдадите, – и снова с улыбкой, – а мы вам выплатим компенсацию. Так что покупателей вам искать не надо.

– А если мы не согласимся с ценой? – Макс становился все более агрессивным.

– Если вы хорошенько подумаете, то обязательно согласитесь. Другого покупателя нужно найти, и он может вовсе не заплатить, а мы будем очень настойчивы.

– Ну понятно, если не согласимся, то отправимся лечиться в Буркина Фасо. Кстати, как я понимаю, вам все равно кому заплатить за амулеты? – спросил Макс.

– С точки зрения результата, продавец не имеет значения. Но комфортнее, конечно, иметь дело с Вами, – англичанин скользко улыбнулся.

– А, кстати, где наши друзья, которых мы оставили в Трире, – хмыкнул Макс, – вы знаете?

– Конечно, они едут сюда, в Рим.

– В Рим? – вскрикнул Барт. – Вы им сообщили?

– У них тоже есть друзья с возможностями. Но вам волноваться пока не стоит. Насколько мне известно, ваши знакомые сменили тактику. Они поняли, что ваши способности по поиску, скажем так, значительно превышают их собственные, поэтому они будут просто следит за вами. И заберут ровно тогда, когда вы найдете последний элемент.

– А почему вы так спокойно об этом говорите? – озадаченно спросил Барт. – Вы же не хотите, чтобы амулеты достались кому-нибудь еще.

– А они достанутся нам.

– Но вы же сказали, что не сотрудничаете с такими людьми.

– Совершенно верно, не сотрудничаем. Мы не желали и не нанимали их на поиски амулетов. Но мы заплатим им за эти амулеты, ровно за ту же сумму, что и заплатили бы вам. Так что в вашем случае, я бы постарался передать нам все части максимально в короткий срок после обретения последней. Я бы даже сказал, сразу после. Иначе приз достанется другому.

– Они уже попытались у нас отнять амулет, – самодовольно произнес Макс.

– Они недооценили вас. Но поверьте, что подобную оплошность они более не допустят и подготовятся очень хорошо. К тому же, после нахождения всех амулетов, ваше здоровье и жизни вряд ли им будут интересны.

Наступило молчание. Барт уставился в пустой бокал, Марлен смотрела куда в сторону. Макса переполняла ярость, ярость от собственного бессилия. Вот так, какой-то франт пришел и не оставил им ни одного другого варианта. Он просто так с улыбочкой фактически заставил их работать на себя. Хорошо еще, что за деньги. Но тут даже и не поторгуешься – на одной чаше весов – жизни Барта и Марлен, на другой – риск еще чьими-то жизнями.

– Почему мы вам должны верить? – с вызовом спросил Макс.

– Опять же, очень резонный вопрос. И я предлагаю узнать друг друга получше. Надеюсь, вы ничего не запланировали на вечер? Вижу что нет, – не дожидаясь ответа сказал Лингфилд. – Сегодня я открываю благотворительную выставку современного искусства. Все средства пойдут на строительства госпиталя в Кот-ди-Вуаре. И почел бы за счастье, если бы вы оказали мне любезность посетить ее. Там вы сможете познакомиться с другими кавалерами и дамами нашего Ордена. Сможете узнать нас лучше и доверять больше. К тому же, у Марлен такое роскошное платье, что грешно его показать только в этом ресторане.

– Мне нужно облачится во фрак и почистить зубы? – уточнил Макс.

– Ну что вы, у вас и в данный момент очень подходящий наряд для постмодернизма. Все черное и простое, все сказано и все излишне. Поверьте, вы само воплощение идей некоторых экспонатов. А зубы вы можете почистить здесь, хозяин ресторана предоставит вам и зубную щетку.

Макс взглянул на Марлен. Ответ прочел в ее глазах. В конце концов, как для баб важно всех поражать и восхищать! Просто диву даешься.

– Далеко эта ваша выставка?

– Совсем рядом. У Испанской лестницы на Бабуино.

– На улице чисто, – услышал Макс голос Ангела.

Шаг 18. Цветастые кляксы души

Идти от ресторана действительно оказалось минут пять. Во время прогулки, Лингфилд рассказывал Марлен о магазинах, коих вокруг было великое множество.

Честно говоря, Макс ни разу не был в на выставках современного, да и вообще какого-либо искусства. Кроме Эрмитажа в детстве. Галереюон представлял в виде массивного здания с несколькими этажами, лестницами и множеством залов.

Поэтому, Макс даже не понял, зачем они зашли, как ему показалось, в магазин с большими витринными стеклами. Помещение и внутри было очень похоже на бутик, небольшой зал, в центре стол, похожий на кассовую стойку. На столе стояли бутылки шампанского. По залу ходили люди с бокалами и с важным видом рассматривали стены.

Но картин не было. На стенах показывали какие-то фильмы, без звука. Посетители стояли перед стенами, прикладывались к бокалам и что-то обсуждали на итальянском.

Макс изумленно оглянулся на Барта и Марлен. Но они уже брали из рук официанта бокалы с вполне довольным видом. Лингфилд, извинившись, их покинул. Время от времени Макс его замечал в компании с разными людьми, что-то тараторил с ними по-итальянски, смеялся. Единственное его отличие от собеседников было в том, что он не размахивал руками. «Англичанин, все-таки», – невесело ухмыльнулся Макс. Ситуация ему совершенно не нравилась. Они оказались на территории потенциального врага, совершенно не подготовленными, да еще их постоянно спаивают, в ресторане и здесь. А главное, команда расслабилась. Жди беды. Когда тебя за последние дни несколько раз пытаются убить, терять концентрацию нельзя.

Но народу вокруг было много, на прилюдное убийство или похищение Макст не рассчитывал и решил поинтересоваться «искусством». Он уставился на одно произведение. К потолку был прикреплен проектор, который передавал на пустую белую стену изображение. Это был немного подергивающийся белый световой круг с не очень ровными краями. И все. Макс долго пытался понять, нет ли чего еще. Но световой круг был единственным, что можно было увидеть, кроме таблички с подписью. Макс прочитал «Белый круг», 1959, Иманака Такеди, 30 000 Евро. Дальше шло пространное описание скучным и крайне заумным искусствоведческим языком про гений японского мастера из какого-то там художественного сообщества Gutai, про индивидуальность каждого человеческого разума, освещающего мрак. И белый световой круг, и есть совокупность всех мыслей и идей человека, ведь белый цвет – это наложение друг на друга световых волн всех цветов. Именно поэтому для решения этой задачи художник использовал видео, а не холст.

Макс подумал, что обязательно станет художником. Заработать 30 штук вот так просто.

Даже интересно. Он двинулся к следующему. Там показывали целый фильм как несколько абсолютно голых людей бегали по склону зеленого холма. Их показывали то крупнее, то мельче. В конце концов люди на экране начали медленно взбираться на холм. Максу стало скучно и он перекинул взгляд на соседнюю стену. Там демонстрировали сотни черно-белых разнонаправленных полос, они постоянно меняли положение, толщину.

Следующее кино было значительно интереснее. Японец в очках разбегался и прыгал сквозь десяток бумажных экранов в рамах, установленных на его пути, прорывая бумагу. Кино, а именно так Макс мог охарактеризовать это произведение, называлось «Passing through» («Прорываясь»), автор Субуро Мураками, цена 80 000 евро. Видео было зациклено, и японец начинал свой прорыв с самого начала каждый тридцать секунд. Макс испытал даже симпатию к японцу, несмотря на препятствия, этот Мураками прорывался к своей цели.

Макс прошел в следующий зал. Наконец-то, там он обнаружил картины. У одной как раз стояла Марлен и пристально разглядывала. Макс, подошел и тоже уставился на огромный холст. Все полотно было в гигантских разноцветных кляксах. Макс было подумал, что это не кляксы, а тщательно выведенные образы, смысл которых ему непонятен. Но телевизор рядом с картиной подтверждало первое впечатление. На экране шло видео, про ниндзя в черном облегающем кимоно и плотно закрытым лицом. Ниндзя разбежавшись, швырял на лежавший перед ним холст стеклянные банки с краской. Банки разбивались вдребезги, оставляя сочные разноцветные кляксы. Марлен продолжала вдумчиво смотреть на картину.

– Марлен, – не выдержал Макс, – ты мне можешь объяснить, что ты тут увидела. Это же просто кляксы.

– Кляксы? – растерянно пробормотала Марлен. – Макс, ты что? – Она неожиданно встрепенулась и к ней вернулся ее самоуверенный и насмешливый тон, – какие кляксы? Художник нам показывает свое подсознание, свой внутренний мир. Посмотри как он писал это полотно, – и она показала на экран. Он входил в высочайшее эмоциональное возбуждение, и подсознание само управляло им, так что можно сказать это слепок       его души.

– Мрачноватая душа, – съязвил Макс.

– А чтобы получилось у тебя? Черный фон и по-центру кулак с содранными костяшками?

– Все равно это кляксы за 50000 евро.

– Кляксы за 50000 евро? – услышал он рядом низкий женский голос с сильным итальянским акцентом.

Обернувшись Макс увидел молодую женщину в белом облегающем платье до колен. Платью было что облегать: выдающаяся грудь, округлые бедра, талия на этом фоне казалась тонюсенькой. Лицо настоящей итальянки, острый нос, огромные карие глаза черные длинные волосы, убранные в хвост.

– Одни такие кляксы, как вы говорите, были проданы за 140 миллионов долларов, я Джексона Поллока имею ввиду, – ее голос действовал на Макса как дудочка факира на змею, низкий тембр, итальянский акцент.

Марлен пристально оглядела итальянку с голову до ног, отметив шикарные бежевые босоножки Лабутена на 6-дюймовом каблуке из последней коллекции, все усыпанные шипами, которые она видела в магазине всего несколько часов назад. Марлен очень эти босоножки понравились, но выложить 3000 евро только на них она не могла. А эта бесцеремонная особа, на которую вытаращился Макс, могла. Особа улыбнулась, Макс выгнул грудь и тоже расплылся в улыбке, хотя по существу вопроса он ничего сказать не мог. Никакого Джексона Поллока он не знал, и как ни пытался незаметно вызвать поиск гугла на очках, ничего не получалось. Итальянка смотрела на него, ожидая реакции.

– Но эти кляксы существенно дешевле, – пробормотал наконец Макс, прекрасно осознавая, что сморозил еще одну       глупость.

– О       да, – внезапно согласилась она, – японский авангард недооценён.

Тут, словно ниоткуда, выплыл Лингфилд.

– Я прошу прощения, что оставил вас, но пришло так много знакомых, и довольно значительных знакомых, – понизив зачем-то голос, добавил он, – что я просто не мог каждому не уделить хотя бы минутку. Хочу рекомендовать Вам – Дама Большого Креста нашего Ордена, Сиссилия Монуччи. А это, – обратился он к итальянке, наши гости, Марлен … и Массимо … – зачем-то исковеркав его имя представил Бальи.

– Мы говорили об экспрессионизме, сеньор Массимо совершенно справедливо заметил, что японские художники совершенно не ценятся здесь у нас, в Европе.

– Массимо, – улыбнулся Лингфилд, как показалось Максу с лукавой улыбкой, – вы меня не устаете поражать глубинами вашей эрудиции в вопросах современного искусства. Я думаю, что Вам вместе с Сиссилией есть что обсудить, а я тем временем,       похищу у Вас Марлен.

– Меня уже похищали совсем недавно, – холодно отрезала девушка. Она была вне себя от того, как «Массимо» не сводил взгляда то с декольте, то с губ этой Дамы Большого Креста.

– О, Марлен, – в голосе Бальи послышалось страдание, – я не хотел Вам напоминать об этой чудовищной истории. Вам не стоит опасаться ничего, я хотел Вам показать нашу постоянную экспозицию, и давайте возьмем с собой Вашего друга, – он сделал паузу, – Барта. А Сиссилия покажет Массимо выставку, раз он так болеет сердцем за японский авангард.

Лингфилд осторожно взял Марлен под локоток и повел из зала. «Массимо» был счастлив. Хороша Сиссилия, думал он, глядя чуть ниже шеи. Она, тем временем, рассказывала, что она куратор этой выставке, и каких трудов ей стоило заполучить этих японских художников, что это большое открытие для Рима. Что, несмотря на удручающее положение экономики, настоящие ценители искусства с энтузиазмом восприняли выставку.

Тут в наушнике раздался голос Ангела: «На экран взгляни, пожалуйста». Он послушно посмотрел в правый угол. «Просто, может быть, тебе будет интересно знать про эту Сессилию. Я ее нашел. Посмотри».

На экране появилась фотография невзрачной девушки, очень отдаленно напоминающей красотку, стоящую сейчас перед Максом, но лет на пять моложе. «Это Сессилия двадцать лет назад, когда ей собственно и было двадцать», – сообщил Ангел. И Ангел нарисовал на экране стрелки от роскошной груди реальной Сессилии к равнине платья девушки на фото. Под стрелкой появилась подпись: «Увеличение груди. Хирург Кесельринг, клиника в Женеве, 34000 швейцарских франков». Стрелка на уровне живота и опять подпись: «Липосакция, каждые полгода».

– Да-да, – тут, видимо, Ангел не выдержал, и       заговорил, – в попе добавила, а от от живота откачала, так обычно и бывает.

– Прекрасна, как Хаят! – прошептал Макс, что безусловно повысило градус бешенства айтишника.

А Сессилия продолжала рассказывать, про выставку, ее низкий голос обволакивал.

На лице Сессилии айтишник рисовал для Макса кружки и стрелочки. «Губы. По миллилитру в каждую. 2000 евро. Носогубная складка – по у шпцрицу филлера с каждой стороны. Веки по 60 единиц ботокса на каждое. Лоб 100 единиц. Нос – ринопластика у доктора Левита в Лозанне, 42000 франков.»

– У нее был большой неприятный нос, – шипел Ангел. – Она вся сделанная искусственная кукла. Ничего своего.

Болтовня Ангела мешала наслаждаться обществом красотки. Да плевать ему было на то, что там что-то она подправила, добавила, убавила. Это все не имело никакого значения. Перед ним стояла красивая молодая женщина, которую он страстно желал, и в голове вертелись фантазии даже как именно.

Итальянка сделала полшага к Максу, и у него сбилось дыхание.

– Я надеюсь, Вам будет интересно посмотреть на наше новое приобретение, Мы его еще не выставляем, но Вам, как ценителю искусства, я бы показала. Мне очень важно Ваше мнение.

Она улыбнулась, развернулась в полоборота и поманила его пальцем. Когда она шла, Макс не мог отвести взгляда от покачивающихся бедер. Плавная походка действовала на него как маятник гипнотизера.

Макс даже готов был стать истинным ценителем искусства, и прочитать для этого какой-нибудь искусствоведческий буклет. Может. даже два.

Тут на экране очков появилась стрелка, показывающая на крутые изгибы бедер Монуччи и маловыдающиеся бедра девушки на фото двадцатилетней давности. Надпись гласила «Ягодичные имплантаты. Клиника доктора Рейвана в Лондоне. 57000 фунтов».

Макс сорвал очки и засунул в карман. Его достали завистливые вопли айтишника! Он только и может, что порносайты взламывать и наслаждаться отфотошопленными картинками. Таких красоток в реальности у него никогда не было и не будет.

Шаг 19. Находки в силиконовой долине

Сессилия подошла к двери без надписи в дальнем зале галереи, людей здесь почти не было, набрала код и вошла в небольшую комнату. Максу показалось, что это рабочий кабинет. На стеклянном столе стоял белый моноблок, стены были заставлены в книжными шкафами, только вместо книг там стояли, лежали, валялись, тысячи глянцевых журналов. У одно из стен стоял белый диван несимметричной формы, выглядящий крайне модно и современно. Картины, о которой говорила итальянка, нигде не было. Макс даже обрадовался. Значит его ожидания были верны, его ждет встреча с работой лучших пластических хирургов.

Сессилия, закрыв дверь, включила музыку. Кабинет заполнили красивые итальянские серенады.

– Я из Неаполя, – промолвила она, чуть смущаясь. – Вы мне простите мою слабость к неаполитанским мелодиям.

Она подошла почти вплотную к Максу и зашептала. Макс с огромным трудом заставил себя слушать ее слова, а не то, как звучит ее шепот.

– Если говорить громче, то нас могут услышать. Вы выключили свои очки? Я не хотела бы, чтобы то что я сейчас скажу было записано и передано кому-либо.

Мак молча достал очки из кармана и начал на нужную кнопку.

– Что Лингфилд сказал про ваших конкурентов?

– Что они скоро будут здесь, что будут более подготовлены в следующий раз, – также прошептал он.

– Они уже здесь. И это он сообщил им, где вас искать.

– Они работают на Лингфилда? – Макс был не сильно удивлен.

– Нет, они работают на себя. Но наш Бальи умеет манипулировать людьми. И они делают то, что надо ему. Он вам не доверяет. Он боится, что вы не захотите возвращать амулеты в Орден, а эти искатели ценностей с радостью ему продадут. Ему легче заплатить им с гарантией, чем самому организовывать слежку, погоню за вами.

– Я ему тоже не доверяю, – зло произнес Макс.

– Последние события показали, что в вас есть потенциал. А у них потенциала стало меньше.

– Что вы имеете в виду?

– Лингфилд знает про Капитолийский холм, – продолжила итальянка, игнорируя вопрос. – Его люди уже ищут амулеты на Форуме и музеях. Мне он сказал, что вы ловко запутали Гетца и Рачовски, с этим Шекспиром, но он все понял.

– Нашли?

– Конечно       нет, – усмехнулась она, – иначе с вами бы разговаривали по-другому. Наш почтенный Бальи очень хочет, чтобы амулет был найден. Не важно кем, самому не получилось найти, теперь думает, что получится у вас.

– Да кто он такой! – не выдержал Макс.

– У Ордена очень серьезные покровители. И задачи Ордена далеко не только те, что официально заявляются. Вам не приходило в голову, почему во главе католического ордена стоят люди из страны реформаторской церкви.

– То есть?

– Вы что, не знаете, что в Англии основная религия не католицизм? – с удивлением спросила Сессилия.

По правде говоря, Макс этого не знал. Тут бы Барт, конечно, не помешал, а то выглядеть перед прекрасной дамой полным идиотом совсем не хотелось. Он попытался промычать что-то, но итальянка продолжила.

– И Лингфилд и великий магистр приняли католицизм не так давно. До этого они крестились в       англиканской церкви.

– И что?

– Вас это правда не удивляет?

– Меня с недавних пор уже ничего не удивляет.

– Орден осуществляет благотворительную деятельность по всему миру. Это его изначальное и главное признание. Но Орден также обладает и сильным политическим влиянием на многие государства Африки и Азии, да и Европы тоже. Вот поэтому у Лингфилда могущественные покровители, и он может многое узнать про любого человек.

– А почему вы мне это все говорите? – именно близость шепчущих губ итальянки, и инстинкт самосохранения заставил засомневаться в ее откровениях.

– Орден всегда был оплотом католичества и был призван помогать больным. Англичане предают его идеалы. Многим у нас в Ордене это не нравится. Но нас становится все меньше. В рыцари принимают англичан, американцев, которые работают на политику.

– А сами-то вы не занимаетесь шпионской деятельностью? – спросил Макс. – Подобрались к Бальи, он вам доверяет, а вы его планы хотите нарушить.

– Я не настолько близко подобралась к нему, – сказала она и ее грудь почти коснулась его, она смотрела прямо ему в глаза, губы чуть приоткрыты.

Макс не смог себя сдерживать, он обнял ее, слегка притянул к себе, губы встретили приоткрытые губы. Сладкий вкус. Он чувствовал ее каждой клеткой тела. Руки устроили слалом на ее спине, не чуждаясь и других местностей. Макс снежинками мыслей, еще не поглощенных страстью, смог отметить, что творение лондонских пластических хирургов было безупречно. Огонь полностью охватил его. Но тут пришло спасение – пошел ливень, двое дернулись и инстинктивно разжали объятья. Дым, горький дым разочарования. И сладкий вкус на губах.

«Откуда здесь дождь! …» – и Макс выругался по-русски. И только тогда он понял, что это сработала пожарная сигнализация. Через минуту поток воды иссяк. Мануччи была вся мокрая, но прекрасной быть не перестала. Платье подчеркнуло каждый изгиб, выпуклости, впадинки тела, Макс ощутил пустоту черепной коробки, глядя на итальянку. Мыслей не было, только желание. Ее глаза были испуганы, оттого желание защитить, успокоить у Макса только выросло и окрепло. Но глядеть пришлось не долго – выключился свет.

– Надо выбираться, если это пожар, то нас будут искать, – услышал в темноте ее низкий взволнованный голос. – Я не хотела бы, чтобы Лингфилд понял, что я с тобой…– она оборвала фразу.

– Выбираться? – эхом прозвучал Макс, «о чем она говорит? Ведь все только начинается».

И причем здесь этот англичанин?

– Но ведь это Лингфилд попросил тебя показать коллекцию, почему тебя это волнует?

– Лингфилд хотел поговорить с Марлен без тебя, – холодно отрезала Мануччи. – Иди за мной, вернее за моим голосом, я хорошо знаю этот кабинет, это мой офис.

Макс мог бы найти ее в темноте не только по голосу, вода не погасила жар, исходящий от прекрасной итальянки. Он чувствовал этот жар и на расстоянии. Усилием воли Макс удержал себя в рамках приличия.

Шаг 20. Отдушина искусства

Марлен любила современную живопись. За разноцветными квадратами и непонятными кляксами она ощущала энергию, обнажённые чувства. Для нее, как для психолога, эти пятна были отпечатком эмоций художника, моментальным слепком души автора, души раздираемой метаниями, горестями, радостями, противоречиями.

Лингфилд оказался прекрасным экскурсоводом. Было совершенно понятно, что эта выставка – его детище. Он знал каждую картину, знал ее историю, так будто лично отбирал картины для выставки. Он рассказывал об авторе на своем аристократическом английском языке так, что Марлен заворожённо следовала за ним повсюду. Барт плелся сзади, почти не слушая англичанина.

– Дорогая Марлен, – Лингфилд обернулся с открытой улыбкой, – не желаете ли оказать мне честь и осмотреть коллекцию картин на втором этаже? Там не выставка, а частная коллекция.

– Буду польщена подобной возможностью, – Марлен поймала себя на том, что общаться на красивом английском высшего света ей доставляет удовольствие.

Они стали подниматься по неширокой, но старинной лестнице. Барт последовал за ними. При всем недоверии к англичанину, Марлен кольнула легкая досада. В кое-то веки за ней ухаживает такой галантный аристократ, богатый духовно и материально. Даже образ Алекса совсем не давал о себе знать.

Зато Барт давал. Картины на втором этаже его заинтересовали сильнее. Он останавливался у каждой и постоянно спрашивал у Лингфилда. Тот, совершенно не выказывания неудовольствия, с приятной улыбкой отвечал. Но по тому какие слова применял англичанин, и как он строил фразы, Марлен поняла, что он не в восторге от чрезмерного любопытства Бартоломью.

Помещение на втором этаже были меньше, чем на первом, эта в общем-то, была целая череда маленьких комнат с открытыми дверьми, как галерея. Все стены утыканы картинами. Частный музей был предназначен не для массового посещения, а для созерцания лишь хозяином и показа избранным гостям. Здание, построенное полтысячелетия назад подчеркивало значимость собрания произведений.

Картины, так привлекавшие Барта были старше, гораздо старше картин на выставке: малые голландцы, и итальянцы позднего возрождения, русские иконы и карты. На картинах изображались пейзажы всех времен года, замерзшие каналы с людьми, катающимися на коньках, натюрморты, сцены из жизни людей: крестьян, ремесленников, горожан.

Барт, как ни странно очень заинтересовался творческом Давида Тенирса, и долго всматривался в темную, но живую картину знаменитого фламандского мастера, изображавшую старика в какой-то примитивной лаборатории. Барт ничего не спрашивал, просто замер перед полотном.

Линглифильд внимательно посмотрел на картину, но, видимо, ничего нового не обнаружив, бережно взял Марлен за локоток и подвел к соседнему произведению с античным сюжетом. Они отдалились от Барта, поскольку у американца, по всей видимости, началась своя программа. Он заметил старинные карты, занимающие всю стену в соседней комнате. И пропал. В глубине души Марлен вздохнула с облегчением, и целиком окунулась в ненавязчивые и чрезвычайно приятные ухаживания Почтенного Бальи.

Шаг 21. Время пришло

– Барт! Барт! Пожар! – голос Марлен проходил сквозь тугую мутную паутину пространства, окутавшего все вокруг одной картины, на которую смотрел Барт. На картине был изображен Форум с несколькими колоссами и зданиями, по развалинам которых они недавно ходили.

На огромной площади, окруженной зданиями с портиками и колоннами стояла огромная бронзовая статуя языческого бога. Когда-то это был колосс Нерона, потом ее переделали в статую Гелиоса. Его голова была утыкана штырями, символизирующими солнце, в одной руке бог держал огромный бронзовый шар, а другой копье. На картине казалось, что свет исходит из золотого наконечника этого огромного копья. Вдруг все погрузилось в темноту, но перед Бартом сиял этот золотой блеск.

Света не было во всей галереи. В залах, около входа слышались голоса людей и блестели огоньки фонариков. Макс и Сессилия шли на свет, вдруг перед ними оказался Лингфилд с фонарем в виде старинной керосиновой лампы.

– Мы уже начали беспокоиться.

– Где пожар? – с тревогой спросила итальянка.

– К нашему всеобщему удовлетворению никакого пожара не было. Просто неисправность электрики. Сейчас все восстановят.

– А картины? Их водой не залило? – не унималась Сессилия.

– Какой водой, дорогая мисс Мануччи? Просто отключилось электричество. Но вы, кажется, действительно мокрые, – спросил он поднося фонарь к ним ближе. – Что случилось? На улице пошел дождь?

Она отмахнулась. Вероятно, не хотела говорить про уединение в офисе.

– А где Марлен? – меняя тему, спросил Макс. – С ней все в порядке?

– О да, можете не беспокоится. У нас тут было сухо. Вот она стоит с Вашим другом. Ждет Вас, – и он указал рукой на вход.

Там, действительно стояли Марлен с Бартом. Максу не хотелось отходить от Сессилии, но он понимал, что еще больше скомпрометирует человека, который пытался помочь ему.

– Спасибо за впечатляющую экскурсию по шедверам современного искусства, – промолвил он, отметив, что даже ни чуточки не       соврал. – Меня заждались друзья.

Макс машинально достал очки и включил их. Тут же получил в ухо громко и четко сказанную фразу Ангелом:

– Еще раз во время работы выключишь очки, включу сирены, будешь голым прыгать по улицам.

– Иди ты! На порносайт, – разозлился Макс, сам не может и другим не дает, – Порадовался бы за меня, у самого таких не будет никогда.

– Конечно, у меня никогда не будет силиконовой психованной куклы, которая бросается на первого встречного.

– Виртуальные блондинки значительно привлекательнее.

Макс уже подошел к друзьям и Барт, заметив его, выплывшем из темноты в свете отраженного света фонариков, сразу же затараторил:

– Поехали отсюда, – в один голос сказали Барт и Макс.

Макса устроило что их направление движения с Бартом совпали. Но Марлен выглядела недовольной.

– Марлен?       С тобой все в порядке? – спросил Макс.

Девушка не ответила, даже не смотрела на него. «Значит все в порядке» – решил Макс. Барт уже выбежал на улицу, не заботясь, следуют ли за ним или нет. За ним следовали. Марлен шла так, будто она совершенно не знакома с Максом. «Да что с ними со всеми такое?» – подумал Макс. Айтишник, Марлен. «Из-за Сессилии что ли?»

– Такси, такси, – кричал Барт на улице, но вокруг, кроме выбежавших на улицу гостей галереи никого не было.

Улица, похоже вообще была пешеходной, и остальные люди смотрели на Барта подозрительно. Макс снова услышал голос Ангела: «Я такси вызвал, ждет вас на соседней улице, следи за картой». И на экране появилась схема улиц Рима с указателем, куда идти.

– За мной, к такси, – коротко приказал Макс, и его послушались. Хотя цоканье шпилек Марлен по каменной мостовой было очень сердитым.

– Campidoglio, prego, – сказал Барт таксисту, и водитель рванул машину так, что у Макса голова ударилась о подголовник.

Резкая езда по римским улицам равномерно распределила кровь в его теле, и огонь, воспламененный итальянкой и непотушенный, постепенно успокаивался.

– Барт, ты можешь сказать нормально, куда мы едем? – спросила Марлен.

– На Капитолийский холм. Я все понял, – возбужденно почти закричал Барт. – Знаешь, почему ни Бэкон, ни кот другой не смог найти амулеты ранее, хотя были в Риме, знали про тайну? Ну, конечно, если они вообще искали эти амулеты.

Макс попытался что-то ответить, но Барт не нуждался в комментариях.

– Да потому что, они не догадывались, что амулеты связаны с Константином, – продолжал он. – А без этого тайну не расшифровать. Непонятно, что имел ввиду Луиджи да Порто. Он ведь был первым, кто написал про Ромео, Джульетту и прочее. Шекспир взял сюжет, аккуратно взял всех героев, даже не главных, и передал всем ключ этой тайны, хотя ни сам, ни Бэкон ее не разгадали.

– А ты разгадал? – спросила Марлен, – прямо там, разгадал, в галерее.

Тут Макс услышал голос Ангела: «Скажи ему заткнуться, немедленно!»

– Подожди, Барт, потом расскажешь, – быстро перебил собирающегося с силами и предвкушающего немалый успех слушателей Барта.

Тот был обескуражен.

«Они, наверняка, просканировали все ваши телефоны», продолжил говорить Ангел, – «на очки я успел поставить защиту, так быстро ее не взломать, а телефоны – плевое дело, могут все слушать».

– Ну тогда они знают, куда мы едем. Мы же сказали таксисту!

«Они и так знают, уверен, что за вами хвост».

Макс посмотрел в заднее стекло. На вечерней виа дель Корсо было много машин, да и улочка была узенькая, совсем не похожа на центральные улицы других европейских столиц. Париж, Берлин, Москва приобрели свой нынешний облик и широкие авеню в ходе масштабных перестроек совсем недавно, не то что Рим. Улицы были расширены, построены новые дома. Виа дель Корсо тоже была расширена, но в 15 веке, и до сих пор ее ширина составляла аж 10 метров. Сейчас она пригодно лишь для двух автомобильных полос и узенького тротуара.

Так что Макс мог видеть только одну машину, которая следовала на за ним. Черная «альфа ромео», вроде не похоже на машину крутых парней. Водителя в темноте видно не было.

«Пусть таксист включит радио», – Ангел не советовал, а приказывал. «И телефоны поднесите к колонкам. Тогда не услышат». Макс лишь повторил распоряжения айтишгика.

– Барт, продолжай

– Марлен, помнишь Лингфилд показал картину какого-то там голландца «Алхимическая лаборатория»? – и опять не дожидаясь ответа, продолжил. – Там на переднем плане стоит колба такая круглая с тонким столбиком. Ну вот, как только я ее увидел, все сразу стало понятно.

– Барт, ты когда говоришь, думай о тех для кого ты говоришь, – Макс был строг.

– Господи, ну что же здесь непонятного. В таких алхимических колбах держали ртуть, чтобы ядовитые пары медленнее испарялись. Ну и теперь вспоминаем Шекспира. Помнишь друга Ромео, Меркуцио? Меркуцио – это указание на ртуть. Только многие исследователи пишут, что Шекспир хотел подчеркнуть, что он непоседлив как ртуть. Ерунда. Во-первых, Шекспир взял и этого персонажа у Луиджи да Порто. А у того, я специально посмотрел, пока ждали тебя, такая фраза «Меркуччо Гуерцио, чьи руки от природы всегда, и в июльскую жару, и в январскую стужу, оставались холодными, как лед». Тут, конечно, указание на ртуть, но не на ее свойство текучести, а на то, что ртуть настолько холодный металл, что плавится холодным. В общем, все эти авторы явно указывают на ртуть, – с этими словами Барт победоносно посмотрел на Макса и Марлен.

– Барт, – Марлен улыбнулась, но не весело, – Тебе даже покоритель силиконовой долины мудрый совет дал – думай о тех, с кем разговариваешь.

– О Господи! – завопил Барт. – Ну что здесь непонятного. Меркуцио, ртуть, в колбе с вертикальным носиком. Мы должны найти ртуть на Капитолийском холме в Риме Юлия, то есть в древнем Риме. Ты, Макс, вчера видел это место, и еще спрашивал, неужели в Древнем Риме знали что земля круглая.

– Ты про остатки статуи Константина?

– Рыцарь упругого силикона и непоколебимого ботокса наконец догадался. Алилуя. Амулет должен быть в глобусе, бронзового колоса Константина. Этот глобус – ну один в один напоминает алхимическую реторту. Более того, это единственная реторта в своем роде. Никогда так глобус не изображали. Никогда и нигде. Не было никакой небесно оси, символов величия и прочей чепухи. Мир круглый, без всяких но. И этот штырь был явно поставлен туда уже непосредственно в музее. Лет пятьсот назад.

– Зачем?

– А за тем, чтобы ни у кого не было сомнений в святости Константина. Это ведь луч солнца. Константина часто изображали в виде Гелиоса, бога солнца, с торчащими из головы лучами. И эта статуя, как раз, и украшала Форум рядом с триумфальной       аркой Константина в Риме, рядом с Колизеем. Наверняка, сам Константин повелел спрятать часть нашего амулета в свою статую. Чтобы его статуя обладала божественной силой и делала его власть непоколебимой над старой столицей, где он бывал крайне редко. В 15 веке при Папе Сиксте IV на Форуме производились масштабные раскопки. И в том числе нашли бронзовую голову Константина. И сферу. И, наверняка, амулет. Все перенесли в музей. Но Папа Римский Сикст IV, мог допустить изображать одного из величайших христианских святых в виде языческого бога. Но и найденный луч жалко. Все-таки ценность. Вот и приделали его на глобус. Очень похоже на реторту меркуцио, нелепая конструкция. Но зато, именно это и сохранило, как я надеюсь, амулет до наших времен. Амулет тоже надежно спрятали, вероятно, в эту самую реторту. Так, чтобы никто не узнал. Но, вероятно,       кто-то, все-таки, узнал. И в виде литературных загадок тайное знание начало распространяться. Причем переписчики могли уже не иметь никакого понимания, о значениях всех имен, героев и символов.

– А может бросим все это? – произнесла Марлен. – Наверняка, за нами следят. Надоело. И ради чего? Ведь если такие умные и талантливые люди лишь передавали знания, да еще таким изощренным и непонятным способом, значит не хотели, чтобы амулеты были найдены.

– Ты права, – произнес Барт, – они действительно не хотели, чтобы амулеты были найдены, но и не хотели, чтобы знания о них потерялись. Мне кажется, что всему свое время. И время амулетов пришло.

Шаг 22. В глыбе глобуса

– Ангел, сможешь отцепить хвост?

– Интересно, как ты хочешь, чтобы я это сделал? Вызвал штурмовой вертолет? Тут игрушкой не отделаешься.

– Ну светофоры попереключай, что ли.

– Мы вы Италии, здесь нет центрального управления светофорами. К тому же, на вашем пути всего один светофор, и вы его как раз проезжаете.

Слева действительно показалась огромная конная статуя Отца Нации, стоящая перед несоразмерным остальным постройкам Рима, огромным белым комплексом со множеством колонн. Его сегодня Макс уже рассматривал утром. Честно говоря, монумент Витториано, построенный в честь Виктора Иммануила, ему понравился значительно больше, чем развалины Форума, и плюгавенькие музеи на Капитолийском холме. Здесь чувствовалась и мощь, и стать, и величие. Но сейчас Макс внимательно смотрел на альфу ромео. С площади, она повернула направо вслед за такси. Пока Макс пытался придумать какое-то решение, такси остановилось. Прямо у львов у подножия лестницы. Альфа Ромео пронеслась мимо. Макс проводил ее взглядом, но машина скрылась за поворотом.

Барт припустил по лестнице Микеланджело.

– Не торопись, – крикнула ему вдогонку Марлен. – Ты разве знаешь, как пройти внутрь? Там двери закрыты, охрана.

Барт остановился и обескураженно посмотрел на девушку. Та улыбнулась и произнесла:

– У меня как раз есть план. Это Италия. Тут ничего нельзя, но если попросить очень хорошо, то можно абсолютно все. От вас требуется только молчать и глупо улыбаться. Макс, ты просто улыбайся.

Макс улыбнулся.

– Лучше спрячьтесь, – сказала Марлен.

Перед музеями никого не было. Тусклые фонари, направленные на здания дворцов скупо делились светом с площадью, туристы ночью не ходили, рестораны и клубы находились вдалеке от Капитолийского холма – кому нужны музеи ночью?

– Нам какой нужен? – спросила Марлен.

– Правый,       дворец Консерваторов, – тихо ответил Барт.

Стеклянная дверь, разумеется, оказалась закрытой. Но Марлен, не смутилась, и стала стучать в стекло. Те две минуты, пока из полумрака музея не выплыл охранник, Максу показались часом как минимум. Он прислушивался к звукам на лестнице, примечал точки, откуда могли появится названные гости. Но никто не потревожил. Ночью Риму, казалось, нет дела до холма, где он был основан. Но Максу спокойней не становилось. Ангел еще не подключился к камерам, оказывается. Он объяснял очень запутано, но суть все равно одна. Здесь автономная система, замкнутая только на службу безопасности музеев. Чтобы получить к ней доступ, нужно взломать сервер, а доступ в интернет сейчас не работает. Ну не работает, такое часто бывает в Италии.

Молодой охранник, которого оторвали от iPada и комментирования ленты новостей друзей на facebook, прищурившись, всматривался во мрак площади. Через стекло он увидел, что из мрака на него смотрело узкое красивое лицо девушки обрамленное ореолом светлых волос.

– Сhe cosa è

– Извините, – смущенно начала Марлен по-английски, – мы сегодня посещали музей, и я забыла свою сумочку в туалете. А там документы, паспорт.

– Утром, – охранник попытался сказать это как можно суровее, пусть красотка знает, какой он крутой.

– Я не могу утром! – взмолилась девушка. – У меня самолет в 6 утра, в самолет не пускают без паспорта.

– Ничего не могу сделать, – голос охранника       дрогнул. – Утром.

– Ну пожалуйста, – и Марлен чуть не заплакала, молельно сложив руки. – Я пропущу самолет, а денег на новый билет у меня нет, вы же знаете как они дороги. Я самый дешевый билет покупала, его нельзя сдавать.

– Ее, наверняка, нашел уже кто-нибудь, – не сдавался охранник. – В каком туалете вы его потеряли? Я бы сходил и посмотрел.

– М-м-м, – застонала Марлен, – мне так неловко. Там сумочка открытая, а там… Ну в общем мне будет крайне неловко, если вы ее найдете.

– Сеньорита, – строго сказал охранник, – я не могу вас пустить по причинам безопасности. Ваш единственный шанс улететь завтра – это сказать мне, в каком туалете вы забыли сумочку.

– По-моему, это было… нет постойте. Мне надо самой, я так не смогу.


– Но я не могу открыть вам дверь, по правилам это запрещено.

– Ну пожалуйста… – прошептала Марлен прямо смотря на охранника. – Я буду так вам признательна, – слегка смущенно проговорила она.

Замок щелкнул и дверь приоткрылась:

– Только очень быстро, сеньорита.

– Конечно, – Марлен лукаво улыбнулась, потянулась к его лицу и поцеловала с щеку.

Момент блаженства – последнее, что почувствовал охранник.

– Извини,       друг, – сказал Макс, опуская руку, – будет небольшая шишка.

В момент поцелуя, Макс посодействовал хуком справа.

– Дикарь,       – поморщилась Марлен, смотря как Макс связывает руки и ноги охранника лентой с ограждений. – Барт, куда …? – вопрос Марлен оборвался, поскольку Барт уже бежал по коридору в сторону зала Марка Аврелия.

Макс запер дверь, отметив, что если за ними, все-таки, придут, то взломать этот замок не составит труда даже любителю. Он посмотрел в стекло двери. Площадь по-прежнему была пуста. Что ж, может повезет в этот раз. Во музее вряд ли есть еще охрана, экспонаты, конечно, бесценны, но такого добра в Риме на каждом шагу, так что любители древности, наверняка могут отыскать более легкий путь чем грабить музей.

Он нагнал Марлен и Барта уже в зале, где сегодня утром он слушал про космогонические познания римлян. Барт и Марлен освещали патио дворца Консерваторов фонарями, на темном небе не было ни звезд ни луны. Честно говоря, то, что глобус такой огромный Макс и забыл. Видимо, такое впечатление у него возникло на фоне размеров частей другого колосса, каменного. Макс в тайне надеялся, унести глобус с собой. Но теперь, глядя на почти метровый бронзовый шар с длинный конусом, желание прихватить его с собой разом исчезло.

– Барт, а почему ты думаешь, что за 500 лет его этот глобус никто не обследовал, и никто не нашел перепрятанный там амулет, – Марлен одолевали сомнения. – Археологи, реставраторы, эти твои Бэконы. Как можно не найти? Ведь, если его откопали один раз, второй раз могли бы найти гораздо легче. Вот он, прямо на виду стоит.

– Я не знаю, но единственное место, куда реставраторы могли не заглянуть – это этот самый штырь. Скорее всего, при таком способе передачи тайны, какая-то информация может теряться. Возможно, Шекспир и не знал про этот глобус ничего. Он просто переписал имена героев и сюжет да Порто. Ведь, как я уже говорил, эти амулеты не связывали ни с Константином, ни с шумерами. А значит, догадаться об их местоположении было почти непосильно.

Марлен, тем временем, подошла к глобусу и внимательно его осматривала. На его поверхности было несколько незначительных дырок. Ни амулет, ни тем более, руку туда было не просунуть. Марлен посмотрела на стоящую рядом метровую руку Константина. В самом центре ее зияла огромная дыра.

– Барт, этот глобус стоял на левой руке?

– Да, глобус всегда в левой. Вот в этой, – и Барт направил луч фонаря на огромную руку, в которой зияла дыра.

– Это дыра образовалась не просто так. Она появилась, при падении статуи, наверное, тогда глобус и оторвался.

– Ну, наверняка, и в шаре есть такая же дыра, только снизу, – торжественно заключила Марлен. И, предположу, что через эту дырку штырь припаяли к глобусу.

– А чего предполагать, надо проверить, – и Макс бесцеремонно подошел к глобусу, схватил штырь и потянул за самый край.

Хруст металла, которого так все ждали в тишине и темноте закрытого ночного музея не прозвучал. Было слышно только пыхтение Макса.

– Да, как-то я не подумал, – разочарованно проговорил Барт. – За 500 лет тут и без сварки диффузия металлов навечно соединила эти две железяки.

– Болгарка нужна, – Макс заозирался вокруг. – Или что-нибудь тяжелое.

С этими словами он схватил стойку ограждения, отсоединив матерчатый ремень от соседней стойки. Поднял увесистую столбик в воздух и со всей силы ударил по бронзовому солнечному лучу.

Раздался звон, способный разбудить Папу Римского, почивающего в другом государстве километрах в пяти от Капитолийского холма.

– У нас отличная команда – я умный, ты сильный, Марлен красивая…

Свет аварийного фонаря Барта выхватил фигуру Макса, держащего оторванный бронзовый штык в вытянутой руке.

– Он, ведь, полый? Посвети внутрь, – попросил Барт Марлен.

– Блин, тяжелый, никогда бы не подумал, что могу подержать в руках солнечный луч, и что он такой неподъемный.

Макс положил луч на пустующий гранитный постамент и посветил внутрь.

– Пусто, – разочарованно проговорил он.

– Ну, разумеется пусто. Ты что думаешь, все так просто, – спокойным тоном сказал Барт.

После очередного акта вандализма он был абсолютно спокоен и уверен в своей правоте.

– Смотри, – Барт светил внутрь луча, – там внутри запаяно значительно ближе к основанию штыря, чем это требуется. Полость заканчивается почти на половине длины.

Макс рванул к соседнему залу, и прибежал с куском арматуры, оставленной строителями. Он снял очки и положил на постамент с головой Константина.

– Русские с итальянцами очень похожи, обожаем беспорядок.

Он воткнул арматуру внутрь штыря и со всей силы ударил по ней столбиком стойки ограждения. Металлический хруст дал понять, что старая пайка поддалась.

– Дай-ка мне, – сказала Марлен отстраняя Макса, который пытался засунуть внутрь луча свои огромные ладони. – Мои руки поизящнее, – промурлыкала она и Макс сразу отступил.

– Есть, – почти закричала Марлен. – Нашла.

Шаг 23. В поле Капитолия

Неожиданно зал прорезал множество лучей, белых и острых. Белые лучи исходили от черных фигур заполнивших внутренний двор музея.

– Не дергаться, – приказал знакомый голос. – И не двигаться.

К ним приближалась не менее знакомая фигура.

– Рачовский, – пробормотал Барт.

– Он самый. Вы что думали, что ваша спецоперация в тихом немецком городке вам не аукнется? Или своих ребят забуду? Какая наивность. У меня есть точные сведения, что вы разыскали все наши побрякушки. Теперь пришло время их вернуть законным владельцам. Я передам, не беспокойтесь.

Он шагнул на встречу. Марлен, невольно прятавшаяся за широченной спиной Макса, почувствовала, как у него напряглись все мышцы.

– Без глупостей, Макс. Ты же профессионал. Здесь у тебя нет шансов. А у меня нет желания миндальничать. Отдавайте побрякушки, и вы не пострадаете.

Макс молчал, не двигаясь, инстинктивно закрывая Марлен. Барт сел на пол и удрученно опустил голову.

– Ну-ну, Макс. Отдавайте амулеты. Мы знаем, что они у вас с собой. В ваших романтических номерах на Навоне нет, в сейфах нет. Мы, конечно, были уверены, что вы в номере не храните, но проверить следовало.

– Макс, – Марлен обняла Макса за плечи и подалась вперед. – Раз уж мы так любим попадаться в музеях, то наш единственный шанс отдать им все. Я больше с этими джентельменами в Париж не хочу.

С этими словами она достала из сумочки косметичку шуршащий пакетик из коричневой крафт-бумаги с логотипом булочной.

– Вот, возьмите, – она протянула пакет Рачовски. – Забирайте и убирайтесь.

Макс дернулся вперед:

– Нет! Марлен! Стой!

– Я в Париже была уже, – твердо сказала Марлен.

Рачовски с ухмылкой взял пакет и заглянул в него.

– Тут не все, – Энди хитро посмотрел на Марлен. – Еще новенький. Ленгфильд был уверен, что вы отыщете последний. Давайте-давайте. Больше вам так не повезет, как в Германии.

Марлен вздохнула и протянула маленький сверток в обветшалой тряпке темно-серого, почти черного цвета. Энди одобрительно кивнул, и мельком взглянул в тряпицу.

– Ну и запах, – поморщился он. – Пятьсот или сколько там лет – не шутка. Господа, – торжественно объявил он. – Я не буду вас связывать, если вы пообещаете мне провести в музее еще час. Ну посмотрите на оторванные головы, и порадуйтесь, что ваши не оторвали.

Он развернулся, чтобы уйти, но, задержавшись на секунду, бросил как бы вскользь:

– Не то чтобы я вам не доверяю, но надо бы быть уверенным на сто процентов. Вдруг вы что-то спрятали, что принадлежит мне. Будет лучше, если вы разденетесь. Догола. Все.

– Опять? – у Макса возникло ощущение дежавю.

– Опять. Мне нравится этот процесс.

– Ублюдок! – процедила Марлен.

– Вам, дорогая Марлен, стыдится своего безупречного тела нет никакой нужды. Мне нужно все проверить. Но моя просьба касается и Вас, джентльмены. Включить музыку?

– Она же отдала все! Что Вам еще нужно?

– Шоу, – коротко ответил Рачковски.

Макс разделся быстро, просто скинул с себя джинсы и бадлон, оставшись в черных трусах. Он понимал, что сопротивляться под прицелами автоматов преступно в первую очередь по отношению к Марлен. Он не очень хорошо понимал, почему их до сих пор не убили. Видимо,они были еще для чего-то нужны. Или лишние трупы помешали бы Ордену больше, чем живые.

– Теперь карлик!

Барт пыхтя и вздыхая неуклюже стянул с себя одежду.

– Ты этого хотел, извращенец-неудачник, – Марлен стала нарочито развязанно качать бедрами, и платье медленно стало сползать на пол. Оставшись в вишневом кружевном белье, она вскинула кипевшвие яростью глаза на мучителя и воскликнула:

– Ты этого хотел?

– Не совсем, – почти ласково произнес Энди. – Продолжай.

Макс дернулся, но был остановлен тучей лазерных точек, впившихся в его голую грудь. Марлен также сделала останавливающий жест.

– Не надо, Макс, джентельмены хотят просто шоу. На большее они не способны. Так что я в полной безопасности, – и она быстро и ловко скинула с себя белье.

Макс не мог не смотреть на нее. Рачовски медленно поднял с пола сумку, заклынул в нее, открыл косметичку, безцеремонно вытряхнул бижутерию, бросил косметичку обратно в сумку.

– Вот еще что, – продолжил Энди. – Мы, без вашего позволения, но с величайшим удовольствием, заберем все ваши чудесные электронные дивайсы. Пара солдат легко выудили из одежды телефоны, планшеты, подобрали с постамента очки.

– Я снимать трусы не буду, – заявил Макс. – Можешь сам подойти и проверить.

– Я проверю, – вдруг раздался приглушенный томный женский голос.

Из темноты на свет фонарей штурмовых винтовок вышла Мануччи. Двигаясь плавно, словно плывя, он приблизилась к Максу вплотную. Красные точки переместились на обнаженную грудь Марлен, что не ускользнуло от внимания Макса и остудило его желание воспользоваться ситуацией.

Она едва коснулась его груди выступающим изгибом своего шелкового платья, и, неотрывно глядя ему в глаза, произнесла:

– Ну. Что ты там прячешь?

Она оттянула резинку его трусов и опустила взгляд.

– Нечего особенного, мистер Рачовски, – не скрывая насмешки произнесла она.

Солдаты загоготали и красные лучи устроили бешеную пляску по всему телу Марлен. Мануччи отстранилась от Макса и направилась к Барту.

– Тут совсем ничего, – холодно произнесла она. – Джентельмены, наша миссия окончена, вы можете отправляться к нашему Бальи и получать положенное вознаграждение. Мне тоже здесь делать нечего. А вы, – она обратилась к голым горе-искателям сокровищ, смотрите не замерзнете. А я, пожалуй, возьму, все-таки, что-нибудь по настоящему твердое и большое.

Сессилия вернулась к Максу, нагнулась почти задев его, и подняла с пола луч с глобуса Константина.

– Оу, – томно прошептала она, гляда на него.

И вышла, ее бедра качались как лодочка на нежных сентябрьских волнах неаполетанского залива. Когда Макс оторвал взгляд от пустоты, куда скрылась Сессилия, Марлен зло смотрела на него. Она двумя руками прикрывала то, что должно было прикрывать белье, но глаза ее сверкали гневом. Причем гневом, направленным явно на Макса.

– Они забрали одежду, – сказал Барт. – Отлично. А задерживаться нам здесь не стоит. Твоя итальянская пассия может и полицию вызвать.

– Поздно на меня пялиться, – наконец выпалила Марлен. – Найди мне одежду, живо.

Это было сказано так, что Макс подскочил на месте и выбежал из зала со статуями Константина. Барт тоже поспешил покинуть разгневанного компаньона. Макс бегал по помещениям и ничего подходящего не отыскал. Ужас от мысли, что ему придется выйти в самый центр города обнаженным, пусть и в трусах, пугала его гораздо сильнее, чем угроза оказаться в руках полиции. Но его окликнул Барт:

– Макс, помогай.

Макс пришел на голос американца, и обнаружил, что тот стягивает штаны с охранника, который сжалился над потерявшей паспорт девушкой и пустил ночью в музей. Охранник был без сознания. По всей видимости, ему что-то вкололи, удар Макса не мог вырубить его на столь длительное время. Макс быстро освободил итальянца от пут, и они вдвоем стали стягивать одежду с несчастного. Вскоре они, как волхвы с дарами, вернулись к Марлен. Та скептически посмотрела на крутку, штаны, и рубашку. И выбрала только рубашку. Охранник оказался достаточно крупным, так что мужская рубашка довольно соблазнительно прикрывала то, что нуждалось в прикрытии. Максу досталась куртка, поскольку его широкие семейные трусы с большой натяжкой могли сойти за экстравагантные шорты. Барт одел штаны, но ни чуть не комплексовал из-за голого верха.

Едва открыв дверь и выйдя на площадь, Барт издал радостный крик.

Зря мы охранника раздели. Вот одежда наша.

Прямо перед входом валялись их вещи, просто брошенные. Даже обувь. На переодевание ушло не более пары минут.

Одевшись, они двинулись в полном молчании. У них не было амулетов, не было телефонов, не было денег. Разом исчезли все цели. Они спускались по лестнице Микеланжело, камни для ступеней которой великий зодчий отковыривал со стен Колизея.

Они прошли мимо львов и замерли. На лестнице лежали люди в черном, вернее в красном. Кровь не оставляла сомнений, что это не был массовый приступ нарколепсии. Двое на ступенях, остальные у подножья лестницы. Оружия при них не было. А на месте глаз у каждого зияли кровавые раны. Рачовского узнать было трудно, но Марлен хорошо изучила его массивную челюсть за время путешествия в Париж и обратно. Он лежал чуть в стороне от своих людей, почти на проезжей части. Широко раскинув руки, на спине, а из правого глаза его торчал луч с головы Константина.

Полшага насквозь. Ниншубуру

Три дня Ниншубуру не получала вестей от своей госпожи. Она не находила себе места, потому что знала: Эрешкигаль опасна, Эрешкигаль – смертельна.

Три дня прошло, а Инанна не появилась ни во дворце, ни верхнем мире, ни в мире людей. Ниншубуру поняла, что случилась беда и отправилась к Нанну, отцу Инанну на луну. Она умоляла его помочь спасти его дочь. Но тот отказался. Он не хотел связываться с Эрешкигаль.

Тогда Ниншубуру отправилась к Энлилю. Она молила великого бога спасти его внучку, но тот даже не стал слушать просительницу. Дела его потомков его мало интересовали.

Тогда Ниншубуру, следуя наказу, который ей дала Инанна перед тем, как отправилась в Иркалу, страну без возврата, отправилась в Абзу, к Энки.

Она понимала, что Энки должен быть очень зол на Инанну, за то, что та ослушалась и не вернула ему таблички Ме. Но Ниншубуру надеялась на мудрость древнего божества. У входа ее встретил двуликий Исимуд. Лицо, обращенное к ней, было бесстрастно.

– Что ты хочешь? – спросил страж ворот.

– Моя госпожа попала в беду. Я прошу великого Энки помочь ей.

– Когда великий Энки просил твою госпожу вернуть ему таблички Ме, она не послушалась. Почему же ты думаешь, что Энки послушает тебя?

– Потому что он мудрый и любит Инанну.

– Жди здесь, – приказал Исимуд и исчез.

Ниншубуру покорно осталась у входа в царство Энки.

Она ждала день. Но никто не вышел из недр подземного океана. Ниншубуру, понимала, что уходить нельзя – второго шанса не представится.

Исимуд не появился и на второй день. И на третий. Ниншубуру стояла на одном месте, боясь пропустить слугу великого бога.

Через месяц ее ноги вросли в землю, но она не смела двинуться с места.

Через полгода ее тело настолько одеревенело, что птицы стали прилетать и садиться на нее, думая что это дерево. Голуби свили гнездо в волосах.

Птицы первыми почувствовали беду. В свитом ими гнездо на голове Ниншубуру появились яйца. Но птенцы не вылуплялись.

Плоды на деревьях не завязывались. Из города Эриду, что находился неподалеку все громче и чаще стали раздаваться крики женщин, не могущих разродиться, и плачь детей, которых нечем было кормить. Урожай не зародился.

Голод и боль медленно накрывали землю, пока Ниншубура стояла перед входом в Абзу, в ожидании Энки. Только он мог помочь, только он не побоится требовать у Эрешкигаль освобождения Инанны из подземного мира.

Но великий бог не появлялся.

Крики птиц, стоны умирающих в родах женщин, страшная пустота полей, становились все сильнее. Смерть Инанны, богини плодородия, легло страшной печатью на землю.

Боль превратилась в постоянный вой, росший над Землей.


Ниншубура не двигалась с места. Гнездо в ее волосах было брошено голубями вместе высохшими яйцами. Видимо, крики с несчастной земли достигли самых глубин подземного океана. Перед входом появился Исимуд.

Ниншубура дернулась, но не смогла пошевелить и ресницами. ПОсланец великого бога сказал:

– Всемогущий Энки повелел освободить Инанну. Но не потому что, он простил ее. Крики и боль матерей и голодных детей несчастных мешают его уединению и покою. Ты пойдешь в Иркалу, и передашь ей волю Энки. С тобой пойдут два демона, созданных Энки. Когда Эрешкигаль отдаст тебе тело Инанны, демоны помогут вернуть ее к жизни.

– Почему Эрешкигаль послушает меня? – в ужасе проговорила Ниншубура, представив, что ей придется отправиться в царство мертвых и требовать свободы для своей госпожи.

– Потому что, это воля великого Энки, – невозмутимо ответил двуликий.

– Но Эришкигаль и раньше не слушала волю верховных богов.

– Сейчас послушает. Она беременна давно страдает – не может родить. Ей нужна живая Инанна, чтобы прекратить свои муки.

Исмуд смахнул со своей ладони на землю две крошки, превратившихся тут же в бесформенных коричневых существ, напоминающих куски засохшей глины сморщенные, в сетке трещин. Один имел огромный красный глаз прямо в центре шара своего тела, маленькие ножки с большими ступнями, напоминающими корни старых деревьев, и крохотные ручки, как тонюсенькие веточки куста. Другой имел две длинные руки по бокам, а сверху, на том месте где могла бы быть голова, дымился вулкан.

Ниншубуру поморщилась, ей были нужны сильные помощники, наподобие тех, что Энки послал, чтобы отобрать у Инанны таблички Ме.

Ниншубуру знала, как создаются такие демоны. Она почти увидела как Энки выковырял золотой булавкой грязь из под своих ногтей. Она знала этих демонов. За демонами появились семь фигур, по виду, напоминавшие людей. Безмолвные и безликие. Они различались только цветом накидки, оранжевые синие, красные, желтые. Голову закрывал капюшон. Вместо лица зияла черная пустота.

– Отправляйтесь немедленно, великий Энки хочет отдохнуть и не слышать больше стонов людей, – сказал Исимуд и указал на лестницу, ведущую вниз. Этой лестницы раньше не было, но Ниншубуру прекрасно знала, что пути в Иркалу могут появляться и исчезать в любом месте на земле.

– Двое демонов проведут тебя в Иркалу. Чтобы пройти семь ворот, нужно оставить что-то у каждой преграды. Оставляйте по одному безликому. Тогда сможете пройти незаметно для слуг Эрешкигаль. Это не люди. Это существа, созданные под светом одной из семи блуждающих звезд. Только так вы сможете пройти в страну без возврата.


Нишубуру спускалась по лестнице, а за ней тянулась длинная, молчаливая процессия странных существ. У каждых ворот оставался один безликий, и, казалось, смотрел им вслед. Хотя ни глаз, ни лица, ни даже головы его было не видно. Никто из слуг Эришкигаль им не повстречался. Наконец они вышли к дворцу сестры Инанны. Они подошли к задней, не парадной, стене. Демоны передвигались бесшумно и гораздо ловчее, чем Ниншубуру могла себе это представить.

Вокруг них медленно проходили мертвые. Их глаза были открыты, но они не видели ничего. Те, что умер давно, были настоящими тенями, невозможно было различить даже мужчина это или женщина. Память их потомков была утрачена, и от человека осталась только бесформенная тень. Те же, кто умер недавно, и у кого остались родные люди на земле, выглядели как живые. С тех, кто умер в бою даже капала кровь, и Ниншубуру видела внутренности в их страшных изорванных ранах. Мертвецы бесцельно бродили вокруг дворца, не разговаривая, даже не замечая друг друга. Их было так много, что приходилось протискиваться сквозь них. Демон, что с длинными руками и вулканом вместо головы помогал расчищать путь перед Ниншубуру. Они подошли к стене дворца из лазурита. Демон с глазом на животе неуклюже, но быстро перемещался вдоль нее и, наконец, высмотрел то, что искал: незаметную до сих пор дверь. Нинушубуру открыла ее и вошла в тронный зал правительницы «земли без возврата».

Они вошли сбоку, но в зале почти никого не было. Ниншубуру заметила, что почти по центру на крюке висит ее госпожа. Висит вниз головой. Висит ее обнаженное прекрасное и недвижимое тело.

Вдруг громкий жуткий вопль остановил ее. Вопль перешел в стон, затем в плачь боли, страдания.

Около трона прямо на каменном полу лежала Эрешкигаль. Она скребла длинными страшными ногтями по полу, оставляя глубокие царапины. Сестра Инанны лежала на спине и ее огромный живот смотрелся горой, наросшей сверху. Плод, развивался в утробе, а она не могла разродиться. Ее мужа, бог болезней и смерти Нергала, не было поблизости. Как, впрочем, и всегда. Он почти не проводил время со своей женой, предпочитая действовать на земле, дабы не прекращался поток мертвецов в царство Иркалы. А работы сейчас было много.

Но Ниншубуру побежала к телу Инанны и дотронулась до нее. Никогда еще тело прекрасной богини любви не было таким холодным. Ниншубуру горько заплакала и ее слезу потекли по ледяной кожи мертвой госпожи.

Эрешкигаль подняла голову и впилась страшными черными проваленными глазами в Ниншубуру.

– Ты пришла за ней?

– Отдай мне мою госпожу, такова воля Энки.

– Здесь нет его воли! – простонала от боли Эрешкигаль. – Здесь только моя.

– Отдай мне труп с этого крюка. И облегчение тебе придет.

Эрешкигаль закричала от боли, схватившись за живот, который рос, казалось, прямо на глазах и отвернулась.

Демоны приблизились к Инанне. Тот что, с длинными руками снял с крюка безжизненное тело. Второй, достал своими маленькими ручками пучок зеленой травы, глиняную чашу с водой. Водой полил ей губы, а травой растер все тело.

– Она мертва! – в муках хохотала Эришкигаль. – Тех, кого я умертвила взглядом, не воскрешают.

Инанна, действительно, не шевелилась. Слезы лились из глаз Ниншубуры. Они обливали ее тело, а демон продолжал растирать кожу травой.

Вдруг ресницы Инанны едва заметно дернулись, как крылья бабочки, раздумывающей как ей перелететь на другой цветок.

Она открыла глаза и Ниншубуру расплакалась еще сильнее, так она была рада видеть светлые очи своей госпожи.

Инанна приподнялась, огляделась, вздрогнула при виде красноглазого и большерукого демонов, перевела взгляд на Ниншубуру.

– Что со мной было? – спросила она.

– Я все расскажу, госпожа, но вначале покинем Иркалу.

– Попробуйте уйти, – со злобой закричала Эришкигаль, пересиливая свою боль. – Никто не может уйти просто так из моего царства мертвых. Никто. Кто уйдет, должен привести замену. Ты слышишь Инанна. Ты должна выбрать того, кто вернется сюда вместо тебя. Просто укажи пальцем и мои слуги приведут его.

Инанна молча смотрела на свою сестру и не двигалась с места.

– Ну что ты стоишь, – простонала Эрешкигаль. – Я тебя отпускаю, раз уж ты жива, то возвращайся на землю и дай мне разродиться этим чудовищем и она схватилась снова пальцами с огромными когтями в свой живот.


Инанна отправилась к центральным дверям перед входом во дворец.

Ниншубуру и демоны последовали за ней.

– Мне надо забрать свои амулеты, которые я оставила.

И она прошла через все ворота, через которые входила в подземное царство. Она забирала каждый свой амулет и Ниншубуру помогала надевать его. Безликих у ворот не было. Ниншубуру удивилась. Нужно было поскорее выбираться на землю.

Инанна желала вернуться к своему возлюбленному во всей красе и во всем величии. То ли провисела она слишком долго, то ли еще почему, но подвеска стала будто давить на шею, а сетка, казалось жгла грудь. Инанна не обращала внимания. Она спешила к Думузи, ради избавления от смерти которого, сама претерпела смерть.

Когда все семь амулетов были собраны и надеты на богиню, демоны открыли выход из Иркалы около Урука. Как только вся процессия оказалась на земле, демоны исчезли, оставив Инанну вместе с Ниншубурой.


– Госпожа, – тревогой спросили Ниншубуру. – Кого ты найдешь на замену себе? Кто согласится отправится в Иркалу?

– Никого, – рассмеялась, Инанна. – Зачем?

– Но слуги Эрешкигаль будут преследовать тебя всюду.

– Я на земле могущественна, а слуги моей злобной сестры мне здесь на земле не страшны. К тому же, как я чувствую, она только что разродилась. Ее дитя будет занимать все ее внимание. Сын Бога болезни и царицы мира мертвых, вряд ли вырастет милым ребенком.

Шаг 24. На поезде разочарования

Макс поджал губы, молча схватил Марлен за руку и потащил ее прочь от места страшной расправы. Она неловко семенила на каблуках, цокание которых, казалось, способно разбудить весь город. Но на такие мелочи никто внимание не обращал. Барт едва поспевал сзади. Они фактически бежали по ночному Риму, почти не встречая прохожих: туристы спали уже, римляне еще. Вдалеке начали выть сирены. Трупы обнаружили.

Лабиринт улиц и площадей привел их к набережной Тибра, неподалеку от острова Тиберия. Они, не переходя на другую сторону, спустились по каменной лестнице к воде. Макс вел, а Марлен и Барт не сопротивляясь и не спрашивая шли вслед. На широкой каменной площадке, что шла вдоль всего Тибра Макс остановился.

– Если за нами следили, чтобы убить, то уже убили бы. Если не следили, то здесь им найти нас сложнее. Что это было?

– Ну, видимо, кто-то не захотел, чтобы американцы больше что-то увидели, – в голосе Барта если и была ирония, то почти незаметная.

– Вы видели там эту, силиконовую? – резко спросила Марлен, и продолжила не дожидаясь ответа: – Ее там не было. Она, и ее мальтийские дружки их прикончили.

– Только эти выкалывания глаз… Уж очень по Византийски. Не по-рыцарски.

– Какое рыцарство, – фыркнула Марлен. – Пока мы картины смотрели, Этот Бальи все прижимался ко мне. Бр-р. Как представлю, что он приказал перебить этих солдатиков, буквально через полчаса после этого, так жутко становится.

– А зачем ему это? – Макс попытался проанализировать. – Если начнут все раскручивать, то ниточки, даже я бы сказал канаты, тянутся к нему. Мы приехали в музей прямо с мероприятия, организованного Орденом. Контакты Лингфилда с Рачовски установить будет несложно. Ну и зачем ему убивать, если он мог просто купить?

– А зачем платить? Если можно просто избавиться от это неприятной необходимости? – возразила Марлен.

– Решение вопросов с полицией, журналистами будет стоить дороже, в том числе и для репутации. Не такой он человек, чтобы так рисковать.

– А мисс пластическая хирургия? – злобно спросила Марлен. – Это же, в конце концов, она была в музее, и исчезла потом.

– Ну она может работать и не только на Орден.

– А на кого еще? – изумился Барт. – У нас что, весь мир ищет эти дурацие побрякушки.

– А убийство Виктора? Теперь я как-то сомневаюсь, что это был Сергей, – Барт задумался. – Что, черт возьми, происходит! И зачем выкалывать глаза? Слова Рачовски не были метафорой. Что это за знак?

– Да какая разница, что за знак, – очнулся Макс. – Главное, чтобы с нами такое не сделали. У нас есть максимум 2 часа, чтобы убраться из города. Охранник в музее что-то вспомнит. А уж таксист, подвозивший нас, и опишет. Но его допросят не раньше утра. В аэропорт нельзя, у нас паспортов нет, а в отель идти безрассудно. У кого-нибудь деньги остались? И прощупайте одежду на наличие жучков. Они могли незаметно поставить маячок.

Макс и Барт вывернули карманы – ни монетки. В планах Рачовски, вероятно, было не только посмеяться над ноготой физической, но и над финансовой. Прощупали каждую складку одежды. Ничего подозрительного не обнаружили.

– Деньги есть у меня, – голос Марлен обрел твердость. – Но не с собой. Идите за мной и не спрашивайте. Зайдем за деньгами, после поедем на вокзал и сядем в поезд. Паспорта для покупки билетов на поезд не нужны.

Не дожидаясь ни единого знака согласия, Марлен встала и направилась к лестнице. Макс молча зашагал за ней следом по щербатым каменным ступеням. Их поиски закончились. Амулетов нет, денег нет. Если их не обвинят в убийстве, то за разграбление музеев они могут сесть надолго. Барт плелся сзади. Макс слышал его бормотание: «Ну почему так по-византийски?»

«Интересно, – подумал Макс. – А смертную казнь в Италии отменили? Трупы оставшиеся на лестнице – служили доказательством обратного. Человеческие законы могут накладывать вето на что угодно».

Марлен идя впереди по набережной, резко свернула и зашагала по мосту. На другой стороне в утренних сумерках показались остатки крепостной стены и арка. Приблизившись, Макс прочитал на табличке Piazza di Porte Portesse. Это название ему ничего не говорило. Но Барт заметил:

– Мы определенно на правильном пути. Всюду знаки.

– Ты про выколотые глаза и потерянные амулеты? – мрачно спросил Макс

– Название площади ди Порте, такое же как и у автора первого рассказа про Монтекки и Капулетти.

Макс не стал комментировать, а Марлен, тем временем, подошла к зданию, чуть в глубине в квартала, на котором едва различалась вывеска Отель «Порте».

– Так, мальчики, – Марлен резко обернулась к ним. – Вы заходите внутрь через минуты две после меня и остаетесь на креслах около ресепшена. Ни слова. Я поднимаюсь наверх и забираю вещи, затем вызываем такси и едем на вокзал. У отеля есть еще выход на другую сторону, туда такси и подъедет. Все вопросы потом. Все, тихо, входите и сидите как два туриста-олигофрена.

Марлен впорхнула в дверь отеля. Когда Макс с Бартом зашли внутрь, то Марлен уже не было в маленьком холле. Лишь на лестнице были слышны постукивание каблуков. Портье вопросительно посмотрел на них, но Макс промычал что-то нечленораздельное, показал рукой вверх и присел на кресло. Портье углубился в свои бумаги. Марлен спустилась через пять минут, таща за собой небольшой кейс, размером с ручную кладь, которого ни Макс ни Барт раньше у нее не видели. Марлен весело спросила портье про такси, и он, широко улыбнувшись, кивнул. В этот момент у него зазвонил сотовый, Макс напрягся и привстал, готовясь ко всему сразу. Портье не меняя улыбки на лице, произнес: «Si. Grazia» и показал Марлен в сторону, противоположную входу. Марлен поблагодарила портье, оставив розовую десятиевровую купюру на стойке и дала знак следовать за ней.

Действительно, узкий коридор отеля вел к выходу на другую улицу, на которой ждало обычное такси. Марлен знаком остановила Барта, который ринулся к двери.

– Сейчас за вами приедет еще одно. Лучше, чтобы мы ехали в разных. Наверняка, полиция уже ищет трех человек. Я буду ждать у центрального входа на вокзал.

Марлен элегантно скользнула в заднюю дверь и машина улетела по еще пустой улице только просыпающегося вечного города. В голове Макса не успели зародиться сомнения, поскольку второе такси подкатило через минуту. Макс заметил, что такси другой фирмы – другой, не той на котором уехала Марлен. «Умница», – удовлетворенно отметил про себя он. По дороге Макс и Барт молчали. Да и что было говорить. Опустошение и опасность не располагают к беседам.

Едва зайдя в здание Марлен, выросшая ниоткуда подхватила под руку и уверена повела вперед.

– Поезд отходит через 7 минут, билеты у меня, надо поторапливаться.

В серебристый остроносый состав садились сонные итальянцы в деловых костюмах. Еще бы, кто едет в такую рань кроме тех, кому надо быть вовремя на какой-нибудь презентации или встрече в другом городе. В целом это была хорошо одетая, но однообразная масса менеджеров среднего звена. Заходя в вагон, Макс вдруг заметил женскую фигуру, которая, почему-то привлекла его внимание. Высокая, на шпильках, женщина плыла перону, удаляясь от них. Длинные черные волосы был собраны на голове в конский хвост, что выглядело характерно для утренних пассажиров. Ее тонкая фигура быстро скрылась с толпе. плечи. Макс бы не обратил на нее никакого внимание, если бы не какая-то почти звериная магия сексуального ореола, окружавшая идущую по перрону женщину. Видение длилось мгновение, Макс зашел внутрь вагона и перрон остался вне поля его зрения.

Шаг 25. У причала нет печали

Через 20 минут они смотрели из окна вагона первого класса «Серебряной стрелы» как бесшумно перед ними проплывают равнинные пейзажи Лацио, оставляя позади город, который видел и больше трупов, чем те, что остались на лестнице Капитолийского холма. Макс посмотрел на Марлен с благодарностью и восхищением. Найти в себе силы и решимость вытащить их из крайне затруднительного положения, да еще так продуманно и ловко! Просто умница. Но странно, во взгляде Марлен не было печали и опустошения. Она смотрела в окно и, даже, слегка улыбалась. Макса ее улыбка даже напугала. Марлен повернула голову в его сторону и улыбку затмила ярость в глазах.

– Как ты мог смотреть на эту силиконовую, когда я стояла обнаженная рядом с тобой! Я обнаженная полностью! А ты пялился на эту!

Барт расхохотался. Макс сидел, потеряв дар речи.

– Жалею, что вытащила твою лживую рожу из Рима! – Марлен не унималась.

– Лучше расскажи откуда ты деньги добыла, наша спасительница! – Барт постарался сбить ее воинственный настрой. – И сколько в нашем распоряжении? И каков твой план?

Марлен передернула плечами, и уже спокойным тоном начала рассказывать:

– Пару тысяч наличными. Немного, но, наверное, на первое время хватит. Когда вы как голубки гуляли по Форуму я занималась делом. И не совсем напрасно. Во-первых купила платье и туфли, которое оценили люди с аристократическим вкусом. Во-вторых, я решила, что носить с собой настоящие амулеты опасно, а не носить – еще опаснее. Вот я и решила сделать копии.

– Копии? – В один голос закричали Макс и Барт.

– Ну да, а что вам это не приходило в голову? Странно… Ну вот, а мне пришло. Благо в Риме есть замечательный блошиный рынок Порте Портезе. Там много продается всяких камушков. Я купила несколько старинных ожерельев и браслетов из необработанного топаза и старую дерюгу. Пару сотен за все. Подорвала ожерелья, так, чтобы не были похожи на что-то готовое. И voila – копии готовы. Ведь те, кто заберет их у нас вряд ли будет сразу оценивать подделка это или нет. Ну в потом я решила спрятать настоящие амулеты и оставшиеся от шопинга деньги в сейфе номера ближайшего отеля. Растрепала постель, чтобы подозрений не было. А сегодня все забрала. И положила настоящие камешки обратно в мою любимую косметичку. Ну как? – она победоносно взглянула на Макса и Барта. – Я – умница?

– Ты красавица!

– Ты хочешь сказать, что подлинные амулеты у тебя? – с недоверием переспросил Барт.

– Ну да. У меня. У нас, – поправилась она. – Мы же команда! – в ее словах была и насмешка и утверждение.

И она вытащила свою косметичку, расшитую бисером, и высыпала содержимое на столик. И аккуратно разложила.

– Но у нас не все, – расстроенно сказал Барт.

– Не все, – подтвердила Марлен.

– Те несчастные мерзавцы отняли вместе с подделками и тот, который ты вытащила из луча, – сокрушался Барт.

– Несовсем так. Но ты прав, у нас не все.

– Что значит несовсем так? – изумился Барт. – Разве ты в музее во Дворце Консерваторов успела сплести копию только что найденного амулета?

– Вот как можно щелкать как орешки загадки пятисот-летней давности и быть таким тугодумом? – воскликнула Марлен. – Я сплела эту часть вместе с остальными.

Марлен стала аккуратно раскладывать амулеты на столике.

– Я сделала последнюю часть, чтобы была законченная вещица. Но, та часть амулета, что я достала из этого металлического конуса оказалось в два раза меньше, чем я предполагала, и чтобы закончить этот божественный лиф.

– Большая грудь у богини.

– Да ты некрофил, – огрызнулась Марлен, – на силиконовый зад пялится, про грудь дамочки умершей пять тысяч лет думает, фанатзирует чего-то, грудь ему маленькая. Извращенец, – она фыркнула и повернулась к окну, там проносился замок стоящий на живописном холме Умбрии.

– То есть нам не хватает одного элемента?

– Скорее всего, последнего, – со знанием дела произнесла Марлен. – Его вряд ли разделили на еще два.

– А как ты спрятала амулет от Рачовски? – Барт совсем не хотел ссор.

– Как-как, – еще злясь ответила Марлен, – вытащила, пока солдаты стволы на Макса направляли, да и забросила подальше. В темноте не видно, да из-за топота и не слышно. Потом, пока ты пыхтел и искал нам одежду, я отыскала амулет.

– Ну ты даешь! – восхищенно воскликнул Барт.

– А вот ты, Барт, я видела, смотрел на меня, пока я там без одежды была. Смотрел, не отрываясь, – и в голосе Марлен можно было уловить смущение.

– Кстати, – теперь тему решил перевести Макс, – куда мы едем? Какой план?

– Поезд едет в Венецию. Плана нет. Вернее мы его исполнили, сбежали из Рима.

– В Венецию…, – задумчиво прошептал Барт. – В Венецию. В Венецию!!! – он почти закричал, – ты просто гениально все придумала. Почему ты купила билеты на поезд в Венецию?

– Да просто первый поезд, уходящий на север, чтобы потом в Германию или Швейцарию перебраться.

– Нет, нет, нам надо именно в Венецию. Шекспир нам в помощь!

– Шекспир, – поморщился Макс. – Опять Шекспир?

– Да-да. У него в Веницианском купце все ключи, – затараторил Барт. – Марлен, ты же веришь в знаки? Сегодня было столько знаков о Веницианском купце! У меня только сейчас все сложилось в голове. Жаль нет планшета, но я и так хорошо помню. В прошлом году смотрел в театре Глобус в Лондоне. Итак: по сюжету венецианец Марко Антонио берет у еврея Шейлока некие ценности. Тут важно понимать, что Шекспир про шумер знать не знал. Для него эти амулеты были некими магическими амулетами языческого востока. Кто как не евреи в его время символизировали страшные восточные языческие ритуалы. Евреев в Англии вообще не было в то время, им разрешили селиться только при Кромвеле, то есть через несколько десятилетий после смерти Уильяма. Более того, он наверняка слышал от Бэкона или от самого Джона Ди о посещении Праги и о магии, замешанной на Каббале. Так что для Шекспира евреи – люди мистические носители тайн магии Востока. И так очень важно, что Антонио передает взятые у Шейлока, то есть с Востока, ценности Бассанио. Это же очевидный намек на Византию.

– Барт, – остановила его Марлен, – ты по-моему натягиваешь факты на свою теорию. Разве Бассанио и Византия – так похожи?

– Дорогая Марлен, ты совершенно права. Но есть маленькая деталь, которая позволит мне доказать свою правоту. Во времена Шекспира Империю Ромеев Византией почти никто не называл. Этот термин появился лишь лет за 40 до написания Шекспиром «Веницианского купца». И то в Германии. В Английской историографии слово Византия очень свеженькое. А мы все помним, что Шекспир на немецком не говорил и не читал. Он где-то услышал это слово, так что слово Бизантия могло легко легко стать Бассанией. Но главный мой аргумент, это то, что Бассанио жениться на Портии, то есть Порты. Название Порта как обозначение Оттоманской империи использовалось в английском языке и дипломатии. А столица Оттоманской империи – это Стамбул, или Константинополь, бывшая столица Византийской империи. Так что аналогия налицо. Портия захватила же сердце Бассанио. Более того, Бассанио надо было выбрать правильный из трех ларцов: золотого, серебряного и свинцового. И он, конечно, выбирает свинцовый ларец. Никому ничего свинцовые ларцы не напоминают, – спросил он с усмешкой.

Но что происходит дальше? А дальше вся эта честная компания живет и делает дела в Венеции. Что не удивительно. Константинополь в 1204 году был разграблен крестоносцами, поход которых финансировался Венецией. И многие ценности переехали в «самый романтический города на земле», – последние слова Барт произнес крайне язвительно.

– То есть, ты хочешь сказать, что наш амулет, спрятан в Венеции?

– Либо в некоем доме Бассанио, но о нем Шекспир вряд ли что либо знал, потому что не было никакого Бассанио. Ну либо во дворце Дожей, он в пьесе как раз и описан.

– Круто! И тогда у нас будут все элементы! – уверенно произнесла Марлен.

– Зато не будет жизни, – мрачно заметил Макс. – Едва мы засветимся, да еще в том месте, где есть амулет, нам быстро выколют глаза как в твоей этой Бассантии.

– Ты не понимаешь, – затараторили перебивая друг друга Марлен и Барт. – Всего один элемент и все. И все, у нас будет полный амулет, который был потерян пять тысяч лет назад.

– Прекрасно, а дальше-то что, – мрачно заметил Макс. – Что мы с ними с делаем? Кому продадим? Как то не хотелось бы без глаз плавать в канале самого романтичного города мира? Не так я хотел провести следующую неделю.

– Вначале нужно все собрать, – уверенно произнес Барт. – А применение найдется.

– Ну и как мы будем искать? – не отступал Макс. – Как? Заберемся в музей, обыщем все витрины, и, даже если найдем, что дальше. Этот то музей под сигнализацией. А айтишника у нас больше нет. А даже если б и был. Он бы уже не помог, наверняка за нами следят. Что-то я сомневаюсь, что нас уже не ищут по всем камерам в Европе. Накроют за пару часов. И знаете кто ищет? Не Бальи этот интеллигентный коллекционер. Нас ищут те, кто выколол глаза команде Рачовски. И этот кто-то сейчас ой как зол, что у него в руках подделки, сделанные, дай угадаю кем… Нами, – с выражением после плохо сыгранной паузы чуть не закричал он, – вернее, тобой Марлен. Не думаю, что тебя ищут, чтобы предложить тебе место дизайнера бюстгальтеров.

– Нам нужна последняя часть, – голос Марлен приобретал стальные ноты. – Нам нужен этот чертов амулет из царства мертвых.

Вокруг этого амулета столько мистики, что Марлен чувствовала – это портал в ее будущее. Не зря Ангел был с ними. Она думала об Алексе. О возвращении из царства мертвых много легенд. И вдруг она четко ощутила, что она тоже может стать легендой. Что она может его вернуть. Ведьма дремавшая в ней смотрела сквозь нее в человеческий мир, она понимала эти законы, она понимала даже больше.

Барт будто бы заснул. Он складывал амулет. Кусочек к кусочку. Так складывают пазлы. Он всегда завершал все действия. Не оставлял незавершенными движения. И мысленно он готовился к этому. Ему очень хотелось собрать этот пазл. Он представлял, как это будет.

Макс думал о деньгах и смерти. Раньше ему казалось, что богатство может сделать его счастливее. Но деньги – это бездушные кусочки бумаги. Друзей и любимых не купишь за деньги. А смерть… А причем здесь смерть?!

Полшага наверх. Возвращение на землю

Инанна, оказавшись на земле, увидела страшную картину. Пустые засохшие от палящего солнца поля, мертвая каменная потрескавшаяся земля. Обмелевшая почти до самого дна великая река Бурануну. Ни травинки, ни листочка. На деревьях ни одного листика. Иссохшие тела мертвецов по обочинам дорог. Их даже некому было собирать.

Чудовищный и безысходный голод поразил еще недавно процветающую страну. Инанна ужаснулась. Нужно спасать землю. Нужно спасать людей. Нужно спасать себя. Если люди разуверятся в ней, она просто исчезнет. Превратиться в тень. А если исчезнут люди, верящие в нее, то и тени не останется.

Даже если земля возродится прямо сейчас, до следующего урожая нужно будет ждать еще несколько месяцев. И многие еще умрут. Но появится надежда. С надеждой легче.

Инанна нахмурилась и над землей вмиг сошлись грозовые тучи. Синяя влажная тьма впиталась в каждую частичку воздуха. И хлынул дождь. Земля, ждавшая богиню плодородия, воспряла. Прямо на глазах из щелей, оставленных засухой, а теперь залитых дождевыми потоками стали пробиваться робкая зелень. Бурануну, прямо на глазах стала подниматься.

Умирающие и изможденные люди выползали на улицы некогда богатого города Урука, дивясь дождю. Радуясь, что закончилась великая сушь.

Но Инанна торопилась. Она спешила к Думузи. Он ее ждет и оплакивает.

Около Храма, она увидела вооруженных солдат, не пускающих никого на храмовую площадь. У входа в храм стояли повозки с зерном, глиняные сосуды с вином. Видимо, солдаты охраняли все запасы города, свезенные в одно место. Мудрый поступок мудрого правителя, решила Инанна.

Вмиг она взлетела в верхние покои зиккурата. Она знала, что он там. Она чувствовала. Она почти ощущала его горячее тело. Она хотела прижаться к нему. Утешить его своим возвращением. Ведь он, так же как и она не мог найти себе покоя, пока ее не было рядом.

Верхние покои, однако, были полны людей. Вернее женщин, абсолютно обнаженных. Только белые ленты в волосах выдавали в них жриц всех храмов города. В центре, на широкой перине, возлежал Думузи. Он пил вино из золотого кубка. Сразу три жрицы ублажали его тело. А он, смеялся и казалось, ни минуты не страдал в отсутствие своей богини.

Вокруг в комнате было полно еды, хлеба, мяса, молока. Остальные обнаженные жрицы веселились, танцевали, задевали курдюки, и молоко, выливалось на каменный пол. Инанна пришла в ярость. Она топнула ногой, Ниншубуру, не покидавшая госпожу ни на минуту, внушила жрицам ужас. Девушки, не видя никого, вдруг почувствовали неописуемый страх. Они с криками выбежали из покоев, оставив богиню одну с царем Урука. Ниншубуру тоже удалилась. Думузи увидел Инанну со всеми амулетами и божественными одеяниями. И лицо его сжалось от страха.

– Я вижу, ты не скучал без меня, – Инанна старалась говорить спокойно.

– О божественная Инанна, я так рад тебя видеть. ТЫ жива, мы думали ты умерла, – начал лепетать Думузи.

– Я отправилась к сестре, которая меня убила, только за тем, чтобы быть с тобой вечно, чтобы испросить для тебя бессмертие. Но ты быстро утешился.

– Ты не правильно все поняла. Это жрицы. Мы проводили священный ритуал, чтобы земля стала плодородной. Чтобы семя, упавшее в почву, дало жизнь. Чтобы земля увлажнилась.

– Аааа, я поняла! Ты трудишься? – Инанна произнесла спокойным голосом, но за которым чувствовалась нарастающая ярость, – ты трудишься во благо города? Да, мой дорогой Думузи?

– Да, божественная Инанна. Это ритуал, – сказал он более твердо, но за словами его прятался страх, неуверенность. За словами его была ложь.

– Ах ритуал. Ну тогда, ты познакомишься с еще одним ритуалом, неблагодарный червь. Ты заменишь меня в стране без возврата. Раз ты меня ждал таким образом, то проживешь вечность без меня. И можешь проводить там ритуалы с тенями этих жриц, когда они умрут, сколько тебе захочется.

Думузи рванулся к выходу, а Инанна смотрела ему вслед, и впервые, пожалуй за всю ее жизнь, от обиды слезы хлынули из ее глаз, густо подведенных тенями, оставляя на щеках черные полосы.

Она вышла из Зиккурата, в городе шел ливень. Гремел гром и люди, радовались, что их молитвы к Божественной Инанне были услышаны. Что дождь, наконец, вернет урожай, убитый трехлетней засухой.

Инанну дождь не мог даже намочить. Она видела, как Думузи скачет на быстроногом горном осле в сторону Ура. Она грустно смотрела, как бежит от нее тот, за кого она пошла на смерть. «Неужели все люди такие?» Она позвала Ниншубуру:

– Я его больше не хочу видеть, пусть слуги Эрешкигаль забирают его. Они найдут его в Уре, у его сестры Гештинанны. Он ее любит, и, наверняка, отправился к ней. Я устала, – добавила она.

Ниншубу, поняла, что лучше госпоже не задавать вопросов. К тому же, все и так стало понятно. Она отправилась к первым воротам стены без возврата, и передала стражу мира мертвых, где можно найти того, кого божественная Инанна выбрала себе на замену.

Шаг 26. Венецианский купец

В десять утра, через три с половиной часа, после того, как они покинули Рим, «серебряная стрела» выехала на мост. Макс припал к окну, за котором на солнце блестело лазурное воды лагуны. Стремительно приближались красные крыши Венеции.

– Венеция – чудесный город, – произнесла Марлен. – Один из красивейших городов мира. Тебе понравится, Макс.

Она вспомнила, как гуляла по узким набережным с Алексом, как они катались в гандоле, вспомнила песни гандольера и объятья своего любимого. Она почти ощутила его прикосновение, его крепкую руку.

– Да, – хмыкнул Барт, – Тебе понравится Венеция. Абсолютно мертвый город. Одни туристы, плесень, и все.

Едва выйдя из поезда они очутились в толпе туристов, апокалептическим потоком идущим в сторону выхода вокзала Санта Лючия. В одиннадцать утра в Венеции было не протолкнуться. Туристы шумели, галдели, смеялись и кричали, грохотали чемоданами на колесиках, но, как ни странно, не толкались. Максу и раньше было сложно понять, как это европейцы умудряются не толкаться на вокзалах и аэропортах, не отдавливать другим ноги. В школе их так учат что ли? От мыслей его оторвал твердый голос Марлен:

– Нам стоит держаться все время в толпе. Вот очередь к вапоретто.

– Вапо-что? – переспросил Макс шепотом.

– Вапоретто! – улыбнулась Марлен, щелкнула пальцами подыскивая слово, – По-нашему – мммм….. водный трамвайчик, или скорее – маршрутный теплоход.

Они встали в шумную и веселую очередь к маленькому кораблику с желтыми ржавыми бортами, который медленно принимал пассажиров.

– Этот водный автобус идет прямо к Сан-Марко, – объявил Барт. – Оттуда сразу во дворец Дожей, разделимся и осмотрим витрины.

Заметив неодобрительный взгляд Макса, Барт воскликнул:

– Что? Это же ты предложил! Осмотреть все витрины. Что искать мы знаем.

– Скорее всего такие вещи хранятся в запасниках, – проронила Марлен.

– Главное ввязаться. Решение придет по ходу, – отозвался Барт.

Один вапоретто отошел и люди, ждущие следующего кораблика, осталась стоять перед пустым причалом. Зрелище престранное, будто толпа самоубийц ждет своей очереди, чтобы утопиться в мутной пахнущей воде, спрыгнув с бетонного щербатого пирса.

Макс нутром почувствовал на себе пристальный взгляд. Но вокруг было столько людей, площадь перед вокзалом кишила туристами, смотрящими в разные стороны в поисках различного транспорта до центра Венеции.

– Господа кладоискатели, позвольте предложить вам комфортабельный катер, – и перед ними вырос Лингфилд. – Не дергайтесь, это не к добру, – резко прикрикнул он и легким движением руки указал на двух здоровяков в дурацких футболках и с зонтиками, стоявших позади Марлен и Барта. Остальные туристы в очереди обернулись было на повышенный голос, но быстро успокоились, вид Лингфилда внушал безусловное уважение.

Лингфилд был в легком светло-бежевом костюме и шелковым золотистым платком, завязанным в широкий замысловатый узел и заколотым золотым гвоздиком. Молчание несколько затянулось, и Лингфилд, с вежливой легкой улыбкой повторил приглашение:

– Я буду счастлив принять Вас на борту моего катера в качестве гостей. И советую поторопиться, если я Вас нашел так просто и быстро, то люди с менее доброжелательными намерениями вас также смогут отыскать. К тому же, и мои намерения могут измениться, поверьте они пока крайне доброжелательны, – и англичанин расплылся в еще большей улыбке.

– Как мне надоело быть все время на прицеле! Куда идти? – сказал Макс.

– Разумное решение, и, советую прибавить шаг. Мой катер здесьсовсем недалеко. Наши общие враги могут быть тоже поблизости.

И он повел их вперед, не оглядываясь. Метрах в ста у пирса покачивался белоснежно-хромированный катер. По стилю катер был постройки годов шестидесятых, и именно так в фильмах изображают катера потомственных английских аристократов. Они зашли на борт и сели на открытую палубу.

Едва катер отчалил, сразу понесся по Каналу Гранде мимо роскошных дворцов, обгоняя сотни катерков, лодок и гондол.

– Куда вы нас везете? – холодно спросила Марлен.

– На яхту, она как раз стоит стоит здесь в лагуне. Нам ведь надо совершить ту сделку, которую мы с вами обсуждали вчера.

Макс оказался первый раз в Венеции, но внимание его привлекал вовсе не сказочный город, а Лингфилд.

– Зачем вы убили Энди? Я так к нему привязалась, – Марлен разговаривала свысока, даже в положении пленницы.

– Я, разумеется, их не убивал, – спокойно и твердо ответил Лингфилд.

– Вы поняли мой вопрос, зачем вы отдали приказ убить Рачковски и его команду?

– А зачем мне это? Вы не подумали. Я собирался просто купить у них амулеты, когда они забрали их у вас.

– Что, не могли купить у нас? – ехидно спросил Макс.

– Вы бы не продали. Это было очевидно. А мне нужна была уверенность.

– Если вы не убивали, то это сделала ваша Мануччи. Она была в музее.

– Да вы что? – повел бровью Лингфилд. – Серьезно?

– Еще как была, – поддакнул Барт. – Обыскала нас. И ушла с ними. И штырь металлический забрала. А потом, этот штырь из глаза Рачковски торчал.

– То есть она вышла вместе с ними и на открытом пространстве убила пятерых вооруженных агентов, выколола глаза всем и всадила штырь в глаз последнего? Замечательно, – сказал Лингфилд.

Дверь рубки открылась и на открытую палубу шагнула Мануччи. В атласном изумрудном платье средней длины с открытым одним плечом и легком белоснежным шелковом шарфом на шее.

– Макс, – ну ты то не думаешь, что я способна на такие страшные вещи?

Она прошлась и села рядом с ним на скамью, как бы случайно коснувшись его туго обтянутым бедром.

– Что произошло, там на лестнице? – спросил Макс, стараясь сохранить самообладание, хотя его околдовывал аромат духов, который не мог сдуть ветер.

– Я не знаю. Я рассталась с людьми Рачовски на площади. Из машины позвонила Бальи чтобы сообщить, что амулеты, которые вы передали Рачовски, подделка.

– Вы поняли это? – наивно спросил Барт.

– Конечно. Неужели меня можно обмануть в украшениях?

– Вы сказали Рачовски?

– Конечно нет. Я поехала за Рачовски, чтобы убедиться, что все пройдет гладко. Но как только я увидела поддельные камешки, то поняла, что следить надо не за ними, а за вами и пошла к моей машине. Мой водитель припарковался на Пьяцалли Кафарелли, прямо наверху за Капитолийской площадью.

– А штырь? Как же он оказался в глазу Рачовски? – насмешливо спросила Марлен.

– Видимо, кто-то его туда воткнул, – повернувшись к ней, не замечая насмешливого тона, ответила Сессилия. – Я его отдала Рачовски сразу, как только вышла из музея. Поверьте, Марлен, я бы не смогла одолеть пятерых солдат. И я не страдаю манией выкалывать глаза трупам. Напрасно вы обо мне так плохо думаете.

– Как вы нас нашли? Как вы оказались в Венеции так быстро? Да еще и с яхтой? – затараторил Барт.

– Я с удовольствием отвечу на все вопросы. Вы очень предсказуемы, Макс. Куда вы могли пойти после всего ужаса, который вас настиг на Капитолийском холме?

– Стоп, как вы узнали что мы вообще туда поехали?

– Макс, позвольте мне не отвечать на такой простой вопрос. Проследить за вами – дело начинающего агента. А Рачовски – профессионал. Жаль его. Так вот, что же вы могли делать, обнаружив что ваши обидчики и враги мертвы. Только бежать. Не на самолете, не на корабле. Либо на машине, либо на поезде. Мой человек поехал на вокзал и, о чудо! Встретил вас и проследил на какой поезд вы сядете.

– А зачем вы за нами следили?

– Вы достаточно много знаете, и немало умеете. Ценные кадры.

– Как вы попали в Венецию раньше нас. Откуда вы знали, что мы не сойдем с поезда, например в Болоньи, или Падуе?

– О, дорогой Макс, – Сессилия развернулась к нему корпусом, снова как бы случайно задев его. – Ты, наверное, слышал про самолет. У нашего Бальи есть такой. Готовый к вылету в любой момент. Пол часа до аэропорта, и пол часа в полете. И я всегда чувствовала, где ты находишься, – и она нежно положила ему руку на его бедро.

– О, да, – томно произнесла Мануччи, – я его чувствую. Он там и работает, – она резко отняла руку. – Я поставила тебе жучок, Макс. Прямо на трусы. Там в музее. Русские мужчины так предсказуемы, вы можете поменять одежду, скрыться от преследования, но с трусами не расстанетесь никогда. Самое надежное место для сотового маячка, плоского как маленькая полоска липкой ленты.

– Трусы я поменял, видимо жучок прилип к лобку.

«Вот стервоза, – подумал Макс. – Что за манера возвышаться за счет других, ну обвела воккруг пальца, ладно, так надо выставить его русским лаптем в грязных трусах». Макс улыбнулся. У Светки похожая манера.

– Яхта… Яхта это прекрасно…. Вы ее тоже на самолете привезли? – спросила Марлен.

– Моя яхта стоит здесь с сотворения Мира. У меня здесь дела, – коротко ответил Лингфилд.

Катер выехал из Канале Гранде в лагуну. Скорость возросла и ветер наконец-то освободил Макса из плена густого терпкого аромата духов Мануччи.

– Так все-таки, кто убил Рачовски? – серьезно спросил Макс.

– Тот, кто может и хочет убить и вас. Безумец. Он давно хотел купить, а потом и украсть нашу часть амулета, – голос Лингфилда совсем лишился насмешливых ноток. – И совсем, как говорится, съехал с катушек.

– Вашу часть амулета? – почти в один голос вскричали Марлен и Барт.

Катер резко сбросил скорость. Лингфилд сотворил из своего лица загадочного сфинкса, оставив вопрос без ответа. Справа вырос высокий серебристый борт стофутовой яхты. Три зашитые тонированным стеклом палубы горой возвышались над их катером.

– Мы прибыли, – приподнялась со скамьи Сессилия.

Они перебрались с катера на заднюю низкую палубу яхты почти без труда, несмотря на изрядное волнение моря. Но саму яхту не качало: «Стабилизаторы качки» – горделиво пояснил Лингфилд. Едва они все зашли на борт, катер отчалил и направился в сторону города.

– Но в начале, надо переодеть обувь, – произнес Лингфилд и указал на ящик.

Матрос, до этого помогавший перебраться с катера на борт, тут же поставил перед каждым по паре белых тапочек, как из отеля, с названием яхты «The Maltese Millennium Falcon» («Мальтийский сокол тысячелетия»). Марлен с грустью посмотрела на оставленные туфли.

Они прошли в гостиную. Лингфилд сел за стол с громоздким письменным набором, которому явно более двухсот лет. Бронзовые чернильницы и пресс-папье плохо сочетались с современным лаконичным интерьером гостиной.

– Располагайтесь, – Лингфилд вежливо указал на диваны. – Шампанского?

– Вы нашли последнюю часть? – первое что выпалил Барт, и только потом добавил, – Macallan.

– Семьдесят четвертого года Вас устроит? – Лингфилд не дожидаясь ответа сделал знак стюарду. – А для Вас, мадемуазель Марлен, Дон Периньон, не возражаете?

Стюрд налил всем спиртное, оставил бутылки на барной стойке и удалился.

– Как вы нашли последнюю часть? Где? – тон Барта требовал ответа.

– Для меня эта часть, скорее первая. Мы ее обнаружили два года назад. Я разбирал архивы Ордена, я вам говорил про это вчера, в Риме, – самодовольно усмехнулся Бальи. – И обнаружил запись про эти языческие амулеты. В архивах я обнаружил перепись сокровищницы в Ла-Валетты и упоминание о каком-то амулете из топаза, привезенном еще со Святой Земли. А в переписи 19 века запись отсутствует. Соответственно, либо французы разграбили, либо кто-то из своих. Например, его похитил Литта, и вручил Павлу вместе с остальными регалиями Ордена, которые сумел прихватить. Этот амулет и отыскали вы в Петербурге.

– Ну а вы-то? У вас же, как вы говорите, первый, – вступила в разговор Марлен.

– Я читал описание этого артефакта, и понял, что эта часть чего-то большего, это ни четки, ни браслет. Искал я долго. Не сразу понял, что он в Петербурге, В бывших владениях Ордена в Европе, вариантов, где он мог оказаться, великое множество. Я изучал архивы и сопоставил, разные древности из топаза. Вдруг амулет, который принадлежал Ордену, сейчас лежит в каком-то музее. Я нанял этого немца Гетца. Вы с ним встречались. Не слишком способный, но зато хорошо роет по архивам. Он и нашел в запасниках музея дворца Дожей старинный кусочек старинной подвески из топаза. Я просто купил эту малозначительный для музея экспонат, потому что был уверен, что это именно то, что я ищу. Но, очевидно, что это является частью чего-то большего, того же, что и амулет из сокровищницы Ордена.

– Так Гетц работает на вас давно?

– Давно, но уже нет. Он, наверняка, переметнулся к Коллекционеру. После Германии о нем не слышал. Рачовски, обнаружил своих людей мертвыми. Но хватит попусту сотрясать воздух, – почти торжественно произнес Лингфилд, – я предлагаю совершить, наконец, сделку. Выкладывайте свои амулеты на стол. Посмотрим, что вы там отыскали.

– А если мы не захотим совершать сделку? – почти с вызовом заявила Марлен.

– Боюсь, прекрасная мадемуазель, у вас нет другого выбора. Рассудите сами. Здесь, на моей яхте с амулетами вы в безопасности. Обученные и хорошо вооруженные профессионалы, все из Иностранного Легиона смогут защитить Вас от всех опасностей, включая вашу собственную недальновидность и несговорчивость. Ведь вы же не хотите попасться тому, кто убил команду Рачовски? – и он почти с усмешкой посмотрел на Марлен.

– Сколько? – спросил Макс.

– Отлично, – почти засмеялся англичанин. – Семь миллионов. Как вы их разделите, не моя забота. Деньги лежат на анонимном счете. Вот данные счета, – и он показал карточку с кучей цифр. – Можете перевести их куда пожелаете.

Сессилия взяла карточку в руки и приблизилась к Барту:

– Мне кажется, ты умеешь управляться со счетами.

Барт не сразу перевел взгляд от итальянки на карточку.

– Вы можете прямо сейчас перевести деньги на любые счета, – бархатным голосом произнесла она.

– Интересно как? – Марлен происходящее нравилось все меньше и меньше. – Ваши друзья, уже мертвые впрочем, забрали у нас все. Включая смартфоны.

– И верно, – наигранно воскликнул Лингфилд, – но мисс Мануччи взяла все телефоны с собой, так что вот они.

И он вытряс содержимая небольшого пакета себе на стол. Там были и очки Макса, и все телефоны и планшеты. Макс дернулся было вперед, но его позыв был погашен охранником, стоящим рядом с ним, и Макс шлепнулся обратно на мягкий кожанный диван. Он недобро посмотрел на здоровяка.

– Дорогой Макс, – почти ласково произнес Лингфилд. – Прежде чем передать вам семь миллионов, я бы хотел увидеть то, что покупаю за эти деньги. Кто их хранит на этот раз?

– Вот они, – произнес Макс, доставая из-за пазухи косметичку.

Марлен испепеляюще посмотрела на него.

– Нам не выиграть, – извиняющимся тоном произнес он, – лучше деньги, хоть какой-то результат.

– Главный результат даже не деньги, а то, что мы сможете спокойно жить дальше, – радостно сказал Лингфилд. Густаво! – и он обратился он к стоящему рядом с собой охраннику, возьми и принеси мне тот мешочек.

Густово безукоризненно выполнил приказ, и через минуту Лингфилд увлеченно, забыв обо всем раскладывал амулеты на своем столе из красного дерева, покрытого толстым слоем глянцевого лака. Немного покопавшись под столом, он извлек еще одну ветхую ниточку с почти черными камешками.

– Сесилия, подойдите ко мне, – позвал он ее. – Вы не находите, что это…

– О, да, это бюстгалтер. Приблизительно размер С или даже D. Красивый, если грудь в отличной форме, то это великолепное украшение. Я бы с удовольствием такой носила, но я, увы, не богиня.


И Лингфилд полностью погрузился в созерцание лежащего на столе ветхого лифчика с тусклыми почерневшими от времени камешками. Сессилия, тем временем, взяла телефоны и планшеты и раздала Максу и Барту. Марлен свой не взяла, даже не взглянула на итальянку, продолжая потягивать шампанское. Это был уже ее третий бокал. Стюард работал безупречно, пополняя бокал едва только шампанское оставалось на самом донышке.

Мануччи, впрочем, никак не расстроилась игнорированием со стороны Марлен, и просто положила белый айфон на барную стойку рядом с ней. В салоне яхты висела тишина.

Барт уткнулся в свой планшет и производил манипуляции с карточкой. Макс, сидя в паре метров от него, пытался заглянуть в экран и понять что там происходит. Заметив, а скорее почувствовав напряженный взгляд друга, пояснил.

– Перевожу деньги на свой счет, чтобы потом неприятных сюрпризов не было.

– На свой счет? – напряженно спросил Макс.

– Ну да, я что-то про твои счета ничего не знаю. Или у тебя есть?

Макс только грустно промычал и перевел взгляд на Мануччи. Та, расположилась в кресле неподалеку от Лингфилда с длинным узким бокалом и уткнулась в свой телефон.

– Кто этот слетевший с катушек, – Макс подбирал слово, – коллекционер древностей? – спросил Макс, поскольку он не пил, а в телефоне не оказалось ничего интересного, симка была новая, купленная в Германии, и никто этот номер не знал, а почты не было. Очки же оказались сломаны. Мысль промелькнула только об одном коллекционере, которого он знал, не считая одноклассника собиравшего спичечные этикетки.

Лингфилд, с трудом отвлекся от созерзания амулета:

– Да вы его знаете, я полагаю. Он же вас, как я понимаю, нанял в Петербурге на поиски в Михайловском замке.

– Виктор? – Макса это как-то не удивило: не видел трупа – значит, может оказаться не мёртвым.

– Вы думали он погиб? – весело спросил Лингфилд. – Многие так думали. Но судя по всему Виктор решил сделать из этого веселый розыгрыш.

– Виктор жив? – перспросил Барт.

– Ваш любезный знакомец, Виктор, помешался на Византищине, Москва – Третий Рим и прочее. И теперь выкалывает всем глаза, воображая себя Василевсом. Я, к счастью, во все его безумные планы не посвящен. Если долго смотреть на безумие, то безумие начнет проникать в тебя.

– Он и убил Рачовски, – Барт скорее утверждал, чем задавал вопрос.

– Когда мы покидали Петербург, он был нормален, – сказала Марлен.

– И мертв, как мы думали, – пожал плечами Барт. – Что-то я раньше не замечал у Виктора стремления к лишению зрения.

Барт потер глаза.

– Так было покушение или нет? – поинтересовался Макс.

– Покушение было, его организовал любовник вашей жены, Масимо, – сказал Лингфилд.

– Бывшей жены, – поправил Макс.

– Подробностей я не знаю, но Виктора это похоже здорово разозлило.

– Точнее сказать, покушение стало толчком к беспределу, – уточнила Марлен.

– Виктор был ранен, но большей раной оказалась душевная. От разочарования, что амулет улетучился из рук. Он следил вами всюду. И он очень хочет иметь амулет. А может и еще что-то. И сейчас он рядом, – продолжил Лингфилд. – Найти вас без маячка в трусах чуть сложнее, но не думаю, что у нас есть еще хотя бы полдня. Так что, я попрошу вас сойти на берег. Рекомендую в Лидо ди Йезоло. Там тоже полно туристов, и там вас будут меньше всего ждать. Оттуда можете добраться до Триеста. И в Словению. Вот там то точно никто искать не будет. А мы отправляемся через 10 минут.

– Вы уничтожите амулеты? – напряженно спросила Марлен.

– Нет, зачем же, – улыбнулся Лингфилд.

– Но вы же сами говорили, что Орден хочет уничтожить нехристианские артефакты.

– Орден хочет, – с нажимом на слово Орден, заметил англичанин. – А я не хочу. Я так много усилий приложил, чтобы их отыскать. Зачем же мне уничтожать. Весь амулет теперь мой.

Макс боковым зрением уловил небольшое движение в другом углу комнаты. Сесилия уже не занималась телефоном. Ее взгляд стал жестче и пухлые губы дернулись от какой-то не самой приятной мысли. Он встала и подошла вначале к барной стойке и взяла бутылку шампанского, налила очередной бокал Марлен (та даже кивком не поблагодарила), а затем с бутылкой направилась к столу англичанина. Сессилия расположилась почти за спиной охранника Густаво.

Неожиданно, Сессилия с размахом опустила бутылку на голову не успевшего среагировать Густаво. Здоровенный охранник рухнул с чудовищным грохотом на пол. Почти в следующее мгновенье итальянка направила, непонятно откуда взявшийся маленький пистолет и приставила его к голове Лингфилда.

– Если кто дернется с места, пристрелю вашего хозяина, кто вам заплатит? – закричала она в сторону дернувшихся остальных охранников.

– Барт! Собери амулет. Только быстро, не сиди, как истукан. Не в библиотеке.

Барт послушно встал и направился к столу Лингфилда.

– Сессилия, – наконец подал голос Лингфилд. – в чем дело? Ты что, опять кокаина перебрала?

– Замолчи, надоел, – грубо прервала его Мануччи. – Барт, что ты медлишь! У нас нет времени!

Барт поспешно, но осторожно стал собирать амулеты в косметичку. Но, когда Барт положил последний элемент, Лингфилд, побагровев от гнева, извернулся, и схватил Сессилию за руку с пистолетом. Та вскрикнула и упала, Лингфилд повалился на нее.

Макс молниеносно выхватил автомат у охранника, который стоял рядом с ним и внимание которого, было захвачено битвой за амулеты. Он резко стукнул прикладом в голову своего противника, но в эту же самую секунду на него навалился третий.

Марлен невозмутимо оставалась сидеть на стуле, попивая шампанское и почти безучастно наблюдала за двумя здоровяками лежавшими без чувств на полу и за равной борьбой Макса с достойным противником в партере, за тем, как Лингфилд уже овладевал пистолетом Сессилии, подминая ее под себя, как Барт схватил со стола антикварное пресс-папье и ударял со всей силой по руке англичанина, направлявшего дуло в лицо Мануччи.

Барт, тем временем, вцепился сзади в шею кричащего от боли в руке и ярости англичанина и повалил его назад. Боль в руке от удара бронзовым пресс-папье не позволяла Лингфилду высвободится от захвата не самых сильных рук Барта. Сессилия, получив свободу, подняла с пола автомат Густаво, и громко сказала:

– Все кончено, Лингфилд. Не нужно, чтобы из-за этих амулетов еще кто-нибудь умер. По крайней мере, в этом салоне. Он уже рядом, Макс. Виктор рядом. Нет времени.

Но никто не отреагировал. Мужчины продолжали свою молчаливую возню на полу.

Но Макс никак не мог взять вверх в борьбе с крепким охранником. Видимо, во французском Иностранном Легионе обучение рукопашному бою уделяют большое значение.

– Мне что, Макс, помочь тебе? – насмешливым тоном спросила Мануччи.

Макс, все-таки, извернулся, и сделал болевой прием на руку. Противник перевернулся на спину, и Макс стал бить его головой об пол. Тот обмяк, а на тиковых досках остались значительные вмятины от затылка. Макс на мгновение обмяк, обессиленный борьбой и бессонной ночью, затем вскочил на ноги. Мануччи тем временем, отыскала свой пистолет, и приставила его к голове англичанина, который даже с одной рабочей рукой начинал брать вверх над Бартом.

– Лингфилд, – громко сказала Сессилия. – Я же сказала, все кончено. Зови капитана, убирайтесь подальше из Венеции. Коллекционер будет здесь через минут десять.

Бальи Мальтийского Ордена ослабил руку, которой крепко держал своего противника за корпус. Барт высвободился и встал на ноги.

– Сессилия, – голос Лингфилда звучал совсем не уверенно. – Что с тобой случилось? Почему ты с ними?

– Я не с ними, – холодно отрезала Мануччи и, подойдя к столу, взяла косметичку, которую Барт оставил там же.

– Мисс Мануччи, вы понимаете последствия для Вас и Вашей карьеры в Ордене, и не только? Для Вашей дальнейшей жизни.

– Зови капитана, идите на Мальту, – повторила она. – Подумай о своей жизни. Мне бы не хотелось, если тело моего Бальи с выколотыми глазами прибьет к площади Сан-Марко. А нам, – она обвела взглядом Макса, Барта и невозмутимо заканчивающую бокал шампанского Марлен, – на Мальту не надо.

И она направилась к выходу из салона. Походка Мануччи уже не была столь грациозной, как обычно, поскольку она держала на прицеле своего маленького пистолета Лингфилда. Когда стеклянные двери на фотоэлементах бесшумно разъехались перед ней, она обернулась.

– Я рассчитывала, что вы последуете за мной. Вам на Мальте делать нечего, да и опасно здесь. Коллекционер вначале атакует яхту.

– Я бы тоже хотел знать, почему вы с нами, – сказал Макс, попутно пнув зашевелившегося на полу охранника.

– А мне все равно, почему, – заявила вдруг Марлен, вставая с барного стула. – Я ее одну с амулетами отпускать не собираюсь.

– Женщины всегда мудрее мужчин, – ослепительно улыбнулась Мануччи. – Мне хочется, чтобы вы выжили. Может, пригодитесь в будущем.

В этот момент Лингфилд же бросился к валявшемуся на полу автомату и навел его на группу у входа.

– Барт, возьми рюкзак, пригодится, – приказала Мануччи, и Барт послушно поднял рюкзак, принадлежавший, видимо, кому-то из охраны..

Макс рванулся к англичанину, но понимал, что не успеет добежать. Один прыжок и Макс в пяти метрах. Лингфилд закричал «Сука» и передернул предохранитель. Второй прыжок – около двух метров.

Раздался хлопок. Негромкий. «Неужели автомат с глушителем», – удивился Макс и прыгнул третий раз. Выхватить автомат оказалось не сложным. Лингфилд, как-будто, и не держал его совсем. Он обмяк, на пиджаке чуть ниже правого плеча расплывалось красное пятно. Макс обернулся и увидел Сессилию, невозмутимо опускающую руку с пистолетом.

– Не люблю, когда меня называют сукой, – спокойным голосом произнесла она, и вышла из салона.

В углу зашевелился один из легионеров. Макс не раздумывая, со всего маха ударив ногой в лицо.

Макс с автоматом и вышел из салона вслед за Бартом и Марлен. В коридоре он догнал их и Сесиллию, которая разговаривала с капитаном.

– Мистер Лингфилд немного утомлен и просил его не беспокоить. Также он просил немедленно поднимать якорь и идти на Маргера. У него запланирован визит к врачу. До Маргеры ведь минут двадцать ходу?

– Но нам надо еще поднять гидроциклы, – растерянно проговорил капитал. Это минут пятнадцать.

– Гидроциклы возьму я. Меня с моими друзьями не ждать.

– Но куда же вы их поставите?

– Не ваша забота, капитан. Выполняйте распоряжения. Вы будете в Маргера, мы в Лидо.

Шаг 27. Взрывная встреча

Они вышли на купальную палубу. Метрах в десяти от кормы, привязанные канатами к хромированным кнехтах болтались два серебряных, под цвет яхты, гидроцикла. Мануччи, берясь за канат и начав подтягивать его, спросила:

– Кто умеет управлять гидроциклом?

– А куда надо плыть?

– Ни куда, а как быстро, – поправила его Сессилия, и тут же добавила. – Макс, садись с Бартом, а девочки поедут на другом.

Она приблизилась к Барту и томно произнесла:

– А вот рюкзачок я возьму с собой.

Она сильным движением вырвала у Барта рюкзак, положила туда косметичку и закинула его за плечи.

– Где мои туфли? – подала голос Марлен.

– Вам неудобно будет на каблуках ехать по морю, – почти ласково сказала Сессилия. – Лучше забыть о ваших туфлях сейчас.

– А о том, что вы только что застрелили человека мне тоже забыть? – вдруг взорвалась Марлен. – И о том, что мы не знаем ни кто вы на самом деле, ни куда вы нас ведете?

– Сейчас здесь будет ваш старый знакомый. Он пятнадцать минут назад отъехал от аэропорта на катерах. Он точно знает, где находится «Мальтийский сокол тысячелетия», и поверьте, встречи с ним лучше избежать.

Макс, тем временем, нашел на палубе оставленную ими обувь, поднял туфли и спросил:

– Марлен, это твои?

Та подалась вперед и протянула руку. Макс со всей силы швырнул их за борт.

– Ты что? – почти закричала Марлен. – Это же Вичини!

Макс, не обращая внимание, сделал то же со своими кроссовками и лоферами Барта.

– Нам не нужны лишние свидетельства нашего присутствия.

Макс перекинул ногу через сидение и закачался на волнах. Тут же сзади плюхнулся Барт, крепко обняв его.

Мануччи уже надевала браслет с ключом на руку, а Марлен устраивалась позади. Итальянка сразу же повернула ручку газа и гидроцикл резко рванул с места. Марлен откинулась назад и крепко схватилась за рюкзак. Макс направил свою водную машину вслед не так резво. Однако, когда они отдалились от яхты на пару десятков метров, Макс до конца вывернул ручку скорости. Ветер и брызги сильно ударили в лицо.

Они обогнули яхту, и увидели как к ней, со стороны выхода из Венецианской лагуны быстро приближаются три катера, сверкая на солнце начищенными до блеска стальными бортами. Мануччи направила свой гидроцикл им навстречу, но так, чтобы разойтись метрах в двухстах. Макс понял замысел. Если это были те, кто убил группу Рачовски, то лучше прикинуться отдыхающими, гоняющими вдоль побережья для развлечения. К тому же, судя по карте, которую он изучил в поезде, Веницианская лагуна – единственное место, где можно уйти от погони. На север, вдоль Лидо ди Йезоло уходить бессмысленно. Прямые как струны десятки километров пляжей не дадут возможности для маневра и укрытия. А топлива у гидроциклов явно меньше, чем у катеров.

Вначале, пролетающие мимо гидроциклы оставались без внимания со стороны катеров. Их целью, совершенно очевидно, была яхта. Однако, уже поворачивая за маяк, стоящий на самом краю волнореза закрывающего вход в лагуну, Макс обернулся и увидел что за ними гонятся два катера.

Гидроцикл которым управляла Мануччи, был метрах в десяти впереди их, и Максу оставалось лишь следовать за ним. Даже если у него и был план лучше, то не бросать же Марлен с амулетами и совершенно непонятными намерениями итальянки.

Как только по обоим сторонам закончились тянуться серые камни волнорезов гидроциклы ворвались на открытое пространство лагуны. Разбросанные зеленые острова, мутная вода, множество пирсов с разномастными лодками.

Сессилия повернула налево и понеслась вдоль острова с розовыми домами и церквями прячущимися за зелеными деревьями. Катера не отставали. Движение на воде становилось плотнее. Катера, катерки, катерочки, лодки, лодочки, яхты, все двигались в одном направлении. И, обогнув мыс острова слева, стало понятно куда они устремлялись.

Перед Максом открылся открыточный вид Венеции: площадь Сан-Марко с колокольней на одном острове и Сан-Джорджо Маджоре на противоположном.

Но Мануччи следовала не туда. Белый купол собора Сан-Джорджо остался справа. Из воды повсюду вертикально торчали деревянные бревна, связанные по две-три штуки. «Как бы не врезаться», – напрягся Макс. Борьба, бессонная ночь прошлого дня и нашпигованное событиями утро давали о себе знать. Внимание все больше рассеивалось, и даже активно освежающие лицо брызги и постоянные подпрыгивания на мелкой волне не помогали. Он почти ничего не слышал из-за шума ветра и мотора. Но еще не заснувшее шестое или какое там по счету чувство заставили его обернуться. С катера, гнавшегося за ними стреляли. Макс догадался только из-за того, что у преследователей с руках были автоматические винтовки, направленные прямо на них. Оставалось уповать что небольшое волнение не позволит хорошо прицелиться. Правда, профессионалам мешать ничего не должно. В подтверждении Макс почувствовал удар в корпус гидроцикла. Не сильный, пуля чиркнула по касательной. Но этот удар заметила и Барт. Макс не оборачиваясь почувствовал, как тот крепче вцепился руками. Прибавлять ход было невозможно, ручка газа была выкручена до упора. Радовало и одновременно настораживало, что катер преследователей был один.

На острове Джудекка, который тянулся справа, нескончаемо длинный кирпичный забор сменился невысокими зданиями современной, почти скандинавской архитектуры. На нескольких причалах болтались древние ржавые суда с такими же старыми неработающими кранами. Макс попытался сманеврировать, проскользнуть между старым траулером, привязанным канатами к торчащим вертикальным бревнам и берегом. Но быстро понял, что для этого необходимо снижать скорость. Катерам сзади тоже придется это сделать, но на несколько секунд расстояние сильно сократиться, и качка на борту преследователей уменьшится. А значит меткость стрелков возрастет на порядок. Лучше этого не делать, решил он продолжил движение вслед за Мануччи. Ее планы были не ясны. Долго погоня продолжаться не может, нужно уходить в каналы. Там узко, кое-где даже совсем узко. И катера просто могут не пройти. Правда, существует опасность, что гондолы с туристами или местные лодки перекроют движение так, что и гидроциклы не смогут протиснуться.

Словно уловив мысли Макса, Мануччи свернула направо в канал. Это была явно не туристическая Венеция, строительные леса, заборы, полуразрушенные здания, ставни на окнах с облупившейся краской и стенами с отколотой штукатуркой. На указателе улиц было написано что-то про Ротонду.

Вода в канале, была хоть и не чистой, зато гладкой. Гидроциклы развивили большую скорость. Из-за беспорядочно привязанных вдоль берега лодок катер преследователей заметно отстал. У Макса родилась надежда, что именно этот маневр им принесет спасение. Впереди показался горбатый мостик. И тут гидроцикл Мануччи резко сбросил скорость. Под мостом, полностью перегородив пролет, стоял другой катер. Надежда на спасение улетучилась вместе с осознанием, что катер появился тут явно не случайно. Макс, чтобы не врезаться также отпустил ручку газа, но гидроцикл по-прежнему двигался вперед по инерции. Выворачивать руль для реверса ему в голову не пришло. Они поравнялись с Сесилией и Марлен. Мануччи озиралась по сторонам, ища спасения из создавшегося положения. Дорогу назад перегородил другой катер, развернувшись бортом. Единственным вариантом побега оставался высадиться на берег и скрыться в переулках. Но с одной стороны вместо набережной была отвесная стена дома, а с другой выход перегораживали лодки, накрытые брезентом. Пока будут карабкаться и перелезать через них, то их перестреляют. Макс решил, что если они еще живы, то есть надежда на спасение в переговорах. Однако, переговоры тяжело производить, когда на тебя нацелены десяток стволов. И прохожих в этих местах, похоже, никогда не бывает. Зачем только Сессилия свернула именно сюда?!

На лодке, перегородивший мост, среди нескольких здоровяков, Макс различил знакомую фигуру Виктора. Он лучился весельем. Несмотря на повязку на голове, съехавшую на глаз. И перебинтованую руку, на перевязи.

– Ну, куда же вы пытались убежать? Прямо зае***шься брызги глотать, пока вас догонишь, – сказал он по-русски.

– Приятная встреча! Виктор! А нам доложили о вашей кончине! – сказал Барт, выглядывая из-за спины Макса.

– Протри тряпочкой глазки. Я жив! Тебе сказали, что я мертв, а ты сразу и поверил. Ученый, говна печеный! Нашли амулеты-шмулеты? Они мои, надо вернуть. Барт, у тебя же контракт со мной, действующий.

Гидроциклы почти не качались. Волны от скоростной езды уже улеглись, и так называемые переговоры сопровождал легкий скрип канатов, которыми были привязаны лодки на одной сторон канала.

– А я не против, – почти весело сказал Макс. – Деньги мне заплатили. А эти старинные камешки мне не нужны.

– Зачем же вы тогда драпали с яхты Лингфилда? – нарочито удивленно спросил Виктор. – И денежки и цацки захотелось. Ну и зря. Я вот вам за них ничего не заплачу. Мне и так эта операция-кооперация в копеечку встала. Кстати, хорошая у него яхта, – и после паузы, – была?

– А я ничего никому отдавать не собираюсь, – гордо произнесла Мануччи по-английски, она хоть и не понимала по-русски, но ситуация для нее была предельна ясна. – Подойдите и возьмите сами.

– Смелая – слива спелая, – с удовольствием крякнул Виктор. – Даже жаль. Ладно, хватит, попизделкин клуб закрыт. У вас есть последнее желание?

Макс вдруг понял, что их сейчас грохнут. И поняли это все. Не понятны были мотивации Виктора, но у смерти обычно не бывает мотиваций.

Макс знал, что в моменты смертельной опасности мир предстает максимально четко и красочно. Более яркого мира Макс не видел никогда.

– Виктор, чем мы тебе насолили? – хрипло произнес Барт.

Единственный шанс – прыгнуть в воду, но их все равно убьют. Макс посмотрел кругом. Умирать в Венеции не так уж плохо. На мостике мелькнула какая-то фигура. Но, верно, показалось.

– Насолили-шмасолили.... Похоже желаний не будет, – Виктор поднял руку.

Смерть оказалась гораздо светлее и громче, чем Макс рассчитывал. Яркий свет окружил его, а грохот отбросил его назад, на Барта. Он потерял ориентацию в пространстве. Вокруг был огонь. Макс никогда не думал, как выглядит ад. Но он явно оказался в преисподней. Стена оранжевого жара окружала его, крики, грохот, гарь, вонь, гудящие барабанные перепонки.

Постепенно, очертания вокруг стали четче, и Макс с удивлением обнаружил, что ад очень похож на венецианский канал, только не мирный и безмятежный, каким был секунду назад, а пылающий и дымящий. Катеров не было. Вместо них по всему каналу плавали горящие обломки досок и людей. Гидроцикл, на котором сидели Мануччи и Марлен прибило к пришвартованным лодкам. Только Сессилия с рюкзаком за плечами уже неуклюже карабкалась по брезентовым покрывалам к берегу. Марлен неестественно выгнувшись лежала на сидении гидроцикла и не шевелилась.

Мануччи тем временем, выбралась на берег и, осмотрев эпическую картину произнесла с томной улыбкой, совсем неуместной обстоятельствам:

– Хотела вас поблагодарить. Без вас мне бы не справится, они бы не стали со мной разговаривать. Стреляли бы сразу. Как в Рачовски. Деньги вы получили, амулеты более вам не принадлежат. Счастливо. И мой вам совет. Бегите. Итальянская полиция будет здесь вот-вот.

Она в мгновение скрылась из виду.

– Arrivederci, – глухой почти загробный голос Барта был как раз к месту.

– Марлен, ты как? – спросил Макс, не обращая внимания на реплику друга.

– Могло быть и лучше.

– Могло быть и хуже, – заметил Барт.

– Нормально я, смываемся, – произнесла Марлен. – А то еще раз Виктор воскреснет. Не хотелось бы.

Цепочка третья

Шаг 1. Дежавю

Они, в белых тапочках с названием яхты Лингфилда, добрались до пристани, которая оказалась в пяти минутах ходьбы и сели на вапоретто до железнодорожного вокзала. Вой полицейских сирен, был повсюду. К острову Джудекке мчались со всех концов десяток голубых полицейских гидроциклов. Но водный общественный транспорт их не интересовал. Все полицейские скрылись в канале Ротонда. Вокзал не был перекрыт, да и не мог быть перекрыт, туристы для Венеции важнее всего. Сесилии тоже нигде видно не было.

Барт купил билеты до Милана на ближайший поезд евростар, выкупив все купе. В привокзальном магазине Марлен с Максом набрали сэндвичей, салатов, взяли бутылку вина. Марлен необычайно быстро купила лоферы для всех, на счастье в Италии на каждом углу можно купить обувь. Белые тапочки они выбросили в урну. Макс рассудил, что в телефонах и очках достаточно поменять только симкарты.

У Макса было стойкое ощущение, что после взрывов, убийств, 7 миллионов, погонь, смертей, амулетов он сошел с ума. И очевидным признаком безумия стало дежавю. Поезд, итальянский поезд, за окном холмы и виноградники. Перед ним Марлен, которая с хитрой улыбкой выкладывает на столик купе амулеты из косметички, расшитой бисером. Те самые, с которыми Сессилия, сбежала час назад. Те самые, которые этой бессонной ночью Марлен уже выкладывала на столик поезда, когда Макс полагал, что все потеряно. Барт молчал потрясенный. Виноградники все мелькали за окном. Камешки, тусклые почерневшие топазы, почти не играли на заливающем купе солнце.

Но это были те самые камешки. Макс помнил каждый кусочек, которые они нашли в коммуналке на Невском, в подземелье Инженерного замка, в подвале тронного зала Константина, на Капитолийском холме, последний – Лингфилда – тоже отпечатался в его памяти. Все амулеты в сборе.

– Но как, – наконец прервал тишину Барт. – Марлен, ты не психолог, ты волшебница.

– Сесилия села со мной, как с самой слабой. Чтобы я не помешала ей сбежать. Я и не помешала ей сбежать. Пусть бежит без амулетов. Когда мы неслись на гидроциклах, я разрезала рюкзак ножом от штопора, который прихватила с яхты, и просунула руку. Вы же знаете, что у меня тонкие пальчики.

– Тонкие и ловкие, – почти подобострастно поддакнул Барт.

– Зачем? – досада и злость в голосе Макса разрушила идиллию. – Зачем ты их снова взяла? Я их больше видеть не могу. От этих камней надо срочно избавиться.

– Успокойся, Макс, – холодно и по-русски произнесла Марлен. – Истерикуешь, как баба.

Родной язык на Макса подействовал своеобразно. Он вывалил на Марлен и на Барта весь мат, который в совершенстве выучил от своего взводного в псковском полку ВДВ. Марлен молча выслушала его, затем достала бутылку вина и открыла ее тем самым штопором.

– Мне они нужны, – коротко сказала она. – И закончим на этом. Уж не силиконовой кукле их у меня похищать.

Поезд мчался дальше, бутылка была почти допита, а салаты съедены.

– Я билеты купил, из Милана в Питер, прямой, бизнес-класс только оставался, но денежек у каждого теперь много, – радостно произнес Барт, демонстрируя экран своего iPhone. – Вылет через 5 часов. Успеем. Раз Виктор умер не в Питере, да и вообще никто не умер там, лучше лететь обратно. А вот здесь, как раз, мы изрядно наследили. На всякий случай купил билеты на другие имена, с возможностью в аэропорту поменять пассажиров. Так подороже, но безопаснее.

– Как вы думаете, это Сесилия взорвала катера? – спросил Барт. – Каким образом? У нее же не было гранатомета?

– Не знаю, – проговорил Макс. – Загадка. Но, наверняка, кто-то ей помог. Тот, кто следил за Виктором. И, наверняка, за нами. Тот, кто умеет следить на расстоянии. Тот, кто как-то заложил взрывчатку в катера так круто, чтобы не было шансов на выживание.

– Интересно, когда Сесилия поймет, что шкатулка пустая, она и ее этот всесильный взрыватель, начнут искать нас? – спросил Барт

– Наверняка они уже начали это делать. Так что нам надо бежать. Нас они не взорвали, пока. Но могут это сделать легко.

– Но кто это? Не Лингфилд. Не Виктор. Ни Рачовски. Кто?

– Почему не Лингфильд? – вдруг спросила Марлен. – Может эта курица действовала с ним заодно. Может так они отвлекли Виктора от яхты и взорвали в безопасном месте?

– Слишком сложно. И рискованно, – сказал Барт. – Зачем? Здесь кто-то другой.

– А что Ангел? – мрачно спросил Макс.

– Не могу найти. Исчез и не отвечает ни по одному из контактов.

– Ну и черт с ним, – Макс ругнулся по-русски. – Хотя часть гонорара все равно ему принадлежит. Он же в доле. Захочет денег, свяжется. Сколько итого у нас?

– По одну миллиону семьсот пятьдесят тысяч на каждого, с учетом Ангела.

– Хорошо, – нерадостно буркнул Макс. Усталость, злость, страх воспламенили его нутро.

– Вот вы мне коньяк не взяли, – злобненько произнес Барт, – а мне он нужен. И очень. Ладно, пойду в буфет. Надеюсь, что в этом поезде наливают.

И он вышел из купе. Макс снова достал камешки и принялся вертеть их в руках. Марлен, также склонилась над столиком. От камней словно исходила какая-то незримая, но вполне ощутимая энергия. Или ей так показалось. Но теперь, когда все части оказались вместе, это излучение стало намного сильнее. По крайней мере, Марлен не ощущала такого, когда их рассматривала в Риме. Будто вместе, они обретали нечто большее.

Макс вертел в руках камни.

Шаг 2. Рокировка разума

Как будто высосали всю жизнь, все мысли, идеи растворились в этом потоке бесконечного движения. Вроде была цель, но эта линия метро – круговая и ты забыл куда ехал и где выходить. Кругом толпы людей, столь же потерянных, едущих неизвестно куда. Ты видишь лица знакомых, но не знаешь о чем говорить. Разве, что о погоде… Какая погода? Ты в метро ездишь по кругу годами! Как и они. Отвратительное ощущение потерянности. Как себя так и всего мира. Все это кажется нереальным.

А что было раньше? Жена, сын, мама. Армия, работа. А был ли он счастлив хоть день. Макс пытался припомнить, но вся жизнь представлялась ему серой обыденностью. Ровной повседневностью. От этого стало страшно. Еще страшнее становилось, когда представлялось такое же будущее.

Но ведь были и последние дни полные событий, рокировок фигур.

Но к чему всё это? Бессмысленность не только прокралась в голову Макса, но и вела себя, как хозяйка. Он чувствовал себя плевком, который сейчас смоют водой. И ничего не изменится! Зачем? Зачем всё это? Понятно если бы он испытывал какие-то эмоции. Ведь жизнь – это, наверное, эмоциональное наполнение. Наверное… Наверное. Но всё это происходило безэмоционально. Тускло.

Макс посмотрел на Марлен. Она показалась ему настолько обычной, что ему захотелось ее задушить. Просто и безэмоционально. Он смотрел на нее, и черты ее оплывали, она становилась все отвратительнее, и хотелось, чтобы ее не стало. Макс представил как удобно большие пальцы ложатся в яремную ямочку и выжимают жизнь.

И тут стало настолько плохо, настолько пусто, что расхотелось самому дышать.

Только на грани потери сознания Макс усилием воли запустил в работу легкие и шумно втянул воздух.

Его мир догорал, остался только пепел. В этом году было тяжело дышать.

И он почувствовал, что сам становится дымом. Кончики больших пальцев завибрировали, как мобильник. Он с неожинанной силой захотел ощущать шею Марлен, ощущать как она задыхается, как удаляется из нее жизнь. Он посмотрел на нее и не увидел.

В голове звонко лопнуло, посыпались осколки, искры брызнули из глаз, вместе с осколками стекла, брызнул смех Марлен, лицо защекотили струйки крови.

Марлен стояла с розочкой от бутылки в руках и дико хохотала.

Макс двинулся на нее преодолевая сопротивление воздуха, будто он находился не в воздушном океане, а на дне Мариинской впадины.

Шаг 3. Безусловно красный

Высох стебель одуванчика. Была такая здоровая зеленая трубка, а сейчас, как трахея курильщика… или что там ещё?!

Раньше можно было разломить этот стебель и прикоснуться срезом к коже. Кружок белого молочка. Сейчас – трах-хе-хе. А сверху на стебле еще такой вполне живой цветок. Желтенький. Раскинул лепестки. Курящий идиот! Стебель сгнил. Вот двинуть бы тебя сейчас бутылкой по голове!

Марлен посмотрела на почти опустевшую бутылку тосканского вина. Вино всё еще играло на губах цветом и букетом.

Марлен даже не вспомнила о том, что Макс не курил. Она смотрела на его правильный нос, высокий лоб, резкий подбородок и хотела всё это смыть, словно свежую акварель с листа. Вдруг образ Макса растворился и возник образ Алекса. Но вдруг черты друга перед ней начали меняться. Она поняла, что это всего лишь сон – наваждение. И перед ней не Алекс и даже не Макс. К Максу она тоже не испытывала симпатию, а перед ней кто-то похожий на Алекса и на Макса одновременно, причем в одних и тех же позициях и причем позиции этисамые худшие и самые отвратительные, которые она не принимала никогда. Ей очень захотелось его… их убить. Бутылкой из-под вина. Бутылка легко в ладонь. Очень удобно. Они сидели в креслах. Глаза Макса неотрывно смотрели на нее. И как Марлен показалось очень злобненько сверкали.

Марлен больше не раздумывала. Нечего сверкать – сверкнула бутылка. Глаза их зацвели красными цветками.

И тут Марлен почувствовала боль в руке, и то, что ей трудно дышать. Пальцы пережимали шею-стебель. Она была уверена, что в руке осталось стекло которым она разрежет этот мир, как землю, чтобы родились новые цветы. Но руки были пусты. Ладони были настолько пусты что казалось – на них не было кожи и даже мышц. Она хватала противника, но даже воздух не могла схватить.

В лицо ей вдруг в голову ударила тугая ледяная струя, и все померкло в непонятно откуда взявшемся облаке белой ваты. Но перед тем как, вата заполнила все пространство купе, она она увидела Барта. Вернее сначала красный баллон, направленный на нее, затем где-то далеко Барта. Дальше все померкло в белой, холодной гадости. и Неугомонная боль захлестнула глаза.

Барт остервенело поливал огнетушителем на дерущихся. Они потеряли хватку и ориентацию. Макс оглушенный упал на кресло, Марлен продолжала кружиться, из снежного химического облака то и дело вылетали ее руки. Но и она успокоилась, осела и замерла.

Шаг 4. Платье для Афродиты

Макс, будто умываясь, протер руками лицо и дико уставился на Барта.

– Ты чего?

– Вы с Марлен немного повздорили, – сказал Барт, все еще держа наготове огнетушитель.

– А-а, а что здесь… – Макс на остатки белой гадости.

– Возвращаюсь я счастливый, с бутылкой бренди, а тут вы вцепились друг в друга. Я огрел Макса по голове бутылкой бренди. Бренди вдребезги, Максу ничего.

Макс потрогал голову. Зашипел от боли, видимо найдя рану.

– Был бы мозг, было бы сотрясение.

– Я в тамбуре схватил огнетушитель, – продолжил Барт. – Вот собственно и всё. Бренди жалко. Марлен, ты как? Ты, как Венера, рожденная из порошка?

Взгляд Марлен, был испуганным.

– Что на нас нашло?

– Я думаю, вот это, – и Барт показал на амулеты.

Они спокойно лежали на чистом столе, посреди залитого купе. Максу катастрофически захотелось выпить крепкого алкоголя. В купе остался только запах. И Макс пожалел, что бренди разбился.

– Нужно, чтобы амулеты хоть как-то изолированы, – четко произнес Барт. – Когда они вместе, я с нескольких метров чувствую их энергию. Сходите, умойтесь. Только в разные концы поезда. А я пока что-нибудь придумаю.

Барт прикрыл дверь и заглянул в соседнее купе. Там веселилась группа молодых людей и девушек. На столе были разложены сендвичи, куча пустых бутылок пива и термос. Барт уставился на термос, а молодежь вопросительно уставилась на него.

– Извините, – очнулся Барт. – Я забыл дома термос, а мне очень нужно пить горячие напитки. Можно я у вас его куплю. Сто евро.

– Купите на вокзале, – с польским акцентом посоветовала одна из девушек. видимо, термос принадлежал ей.

– Не могу терпеть, мне нужен сейчас. Вы ведь сами на вокзале сможете купить. Я думаю, за двести евро сможете купить термос Армани.

И Барт доверительно достал две ярко зеленые купюры. Спутник девушки легонько подтолкнул ее.

– Вам так сильно нужен термос? Вам нездоровиться? Забирайте просто так.

– Просто так не заберу. Вам же нужно купить новый, – и Барт смело шагнул вперед, взял со стола термос синего цвета, положил на стол деньги и удалился. Купе с молодежью хранило молчание.

Макс вошел в купе вместе с Бартом. Барт бесцеремонно вылил остатки кофе прямо на пол. Немного черного на белом могло увеличить продажную стоимость этой абстракции в несколько раз. Но Барт об этом сейчас не думал.

– Макс. Аккуратно положи амулеты в термос. Постарайся не долго держать их в руках.

Макс молча послушался. Глаза еще щипало. И ему не хотелось вспоминать произошедшее. Он аккуратно сгреб камешки и веревочки и насладился гулких звуком, падающих в пустой металлический сосуд драгоценностей. Вошла Марлен. Она молча смотрела на происходящее. Но когда Макс закончил безапелляционно заявила.

– Нужно их сдать в багаж. Пусть летят отдельно

– А не потеряют? – спросил Макс. – Хотя, если потеряют, я буду рад.

– Увы, – Барт улыбнулся, – багаж бизнес-класса загружают отдельно от эконома, так что не потеряют.

– И чтобы положить в багаж хоть что-то, нужно этот багаж вначале купить. Я куплю чемодан и пару платьев в Милане, – твердо добавила Марлен. – А то странно лететь в костюме из пены и сдавать в багаж абсолютно пустой чемодан. Я все куплю.

Макс с Бартом не выходили из миланского вокзала, поглощая кофе в малюсеньком кафе микроскопическими чашечками с черной капелькой на дне. Марлен вернулась с ярко красным чемоданом. Макс поморщился, но, скорее от пятой чашки нестерпимо крепкого эспрессо, который, надо отдать ему должное, развеял сон. До аэропорта добрались на такси.

Шаг 5. Аэропорт

Принадлежность какой-либо группе людей накладывает определенный отпечаток на внешность. Это как посвящение в секту. Стиль жизни, стиль мышления, стиль одежды. Индивидуальность в обществе кажущаяся, и она проявляется до тех пор, пока рядом не появится человек той же группы общества. Макс с трудом мог отличить секту бухгалтеров от секты мерчендайзеров, зато охотников за собой он определял сразу. Это чувствовалось почти физически: тепло в ладонях и привкус во рту, похожий на жженый сахар. Ему, правда, надоело быть дичью. Хотелось самому полакомиться охотничьим трофеем. Самоуверенный охотник и мысли не допускает, что он сам добыча, хотя через мгновение зубы сомкнуться на его шее. Макс оценивал любые перемещения в зале аэропорта. Пышная дама в платье с рюшечками и огромной шляпе, украшенной перьями и гигантским зонтом-тростью, видимо, чтобы не казаться такой большой, но комичность этой фигуры подчеркивал худенький мальчуган прицепиввийся к сумке.

Шупленький мужичок с жиденькой растительностью на лице нерешительно бродящий вдоль сидений и изредка подходящий к бару, борящийся то ли с похмельем, то ли со страхом полёта.

«Русский», – решил Макс.

Губы мужика шевелились и слова явно складывались в русский мат.

Громадный африканец в белом саване.

А хрен знает какой группе они принадлежат, но не охотников – точно, да и не жертв.

Макс прикрыл глаза и весь аэропорт привиделся ему планом с серыми точечками людей, как в очках дополненной реальности, только без надписей и навязчивых пояснений. Они зарегистрировались на рейс без очереди на отдельной стойке бизнес-класса, поменяли имена на билетах на свои, и теперь, их местонахождение может стать известно любому, кто может проникнуть в систему

Боковым зрением Макс видел и их красный чемодан уезжающий на ленте, вместе с вещами прочих пассажиров. Он взглянул на Марлен. Та впилась взглядом в чемодан и еще долго смотрела в черную дыру, где скрывался багаж всех пассажиров. На ее лице застыло напряжение.

В бизнес-лаунже Барт растерянно терся у бара в сотый раз принимая решение отказаться от чарки коньяка и выставляя новые доводы против этого решения. Макс накладывал себе еду, поскольку осознал, что кроме салатов в поезде не ел почти сутки. Марлен сидела с чашкой кофе на диване напротив панорамного окна.

Макс подсел к ней и взглянул в окно. У телетрапов стояли самолеты, ближайший заправлялся из огромного бензовоза, мимо сновали автобусы, ходили служащие в ядовито-зеленых жилетах.

Макс решил, что все опасности позади. Сейчас они сядут в самолет, прилетят домой, он обнимет сына. Амулеты, если Марлен так хочет, пусть забирает. Ему 2 миллиона хватит на всю жизнь. Купит квартиру, бэху пятерку, обеспечит сына. «Надо позвонить матери», – решил он. Как они? Сейчас звонить уже, наверное, безопасно.

В ладони пришла теплота опасности. Теплые точки замельтешили со всех сторон. Макс глянул на Марлен. Она изящно отставив мизинец пригубляла кофе, растерянно прилепившись взглядом к худенькому мальчугану вцепившемуся в ремешок сумки огромной, пышной дамы.

На мягком диване, несмотря на кипящую за стеклом бурную жизнь аэропорта, царили спокойствие и неспешность. В представлении Марлен только приглушенный рев самолетов выдавали истинную сущность времени. Она была бы почти счастлива, столько раз избежать смерти – это уже счастье если бы не боль внизу живота. Марлен судорожно подсчитывала цикл – нет, не должны начаться. Но чувствовала – вот вот начнется.

– Извините, мальчики я на минутку.

Ее опасения оправдались. Это настолько заслонило переживания последних дней и откинуло на несколько уровней назад. События эти вдруг перестали быть значимой картой. И осталась только она. Любящая женщина потерявшая любимого и не могущая иметь детей.

Ангел, ангел, где ты? Где ты?

Хрупкость оказалась еще более хрупкой. Это была просто серая пыль. Она вернулась на диван и отрешенно уставилась в стекло.

– Жена погибла, – выдавил Макс и уже ровно добавил. – Бывшая жена. Мать плачет. Автокатастрофа.

– Слушай, Макс, а может это дезинформация? Попытка найти тебя, приманить?

– Если это так, то задействовали мою мать, – сухо бросил Макс. – И кому это надо?

– А нельзя это проверить?

– Как?! То, что голос ее – сомнений нет. Слава Богу, что с сыном все в порядке.

– А что за автокатастрофа, – спросила Марлен. – Где?

– Мать плачет, подробности толком не сказала. На трассе где-то. Говорит, не одна в машине была. Сын с моей матерью. Мне срочно надо домой.

Барт посмотрел на часы:

– Скоро уже взлетаем. Нас отсюда пригласят.

– А я не могу никуда ехать, – сказала Марлен. – Мне в больницу надо.

Взгляд Макса был острым, такого острого Марлен еще не видела. Барт даже забыл заговорить, настолько был изумлен.

– Что? – уронил Макс.

– Кровотечение там, – и Марлен обозначила ресницами направление.

– Знаешь, у женщин такое бывает, – подавился шуткой Барт под незримой пощечиной от Марлен. – Надо, так надо.

И, чтобы замять неловкую паузу, показал вниз за окно:

– Интересно, не наши ли чемоданы едут.

Мимо самолетов, действительно ехал маленький паровозик из тележек с наваленными доверху чемоданами. Последняя тележка была почти пустой, на ней свободно лежали два коричневых в клетку и один ярко красный чемодан.

– Так это ж наш, – воскликнул Барт.

Действительно, чемодан, купленный Марлен в Милане не узнать было невозможно. Они прилепились взглядами к своему сокровищу. Но неожиданно буксир, везший весь состав, резко рванул в сторону, и быстро полетел в сторону ближайшего самолета. Не взирая ни на что, он со всей, впрочем, небольшой своей скоростью налетел на шланг который шел от бензовоза к самолету. Шланг вырвало и на асфальт полилось авиационное топливо, переливаясь радужными бликами на солнце.

Происходящее было похоже на замедленную съемку. Пламя полыхнуло, бензовоз рванулся с места и покатился подальше от самолета. Но тележки с чемоданами почти в мгновенье оказались объяты огнем.

Марлен смотрела на факел, несущийся прочь от здания аэропорта. Она цеплялась за сознание, пытаясь удержаться на ногах. Но она уже ничего не слышала, только отдаленный гул или писк, и комната поплыла. Она поняла, что падает.

Шаг 6. На перепутье

Их багаж сгорел полностью. Так им сказали расстроенные и испуганные работники аэропорта.

Амулетов, больше не было. Несмотря на то, что он даже где-то был рад этому, все равно грустно. Так долго искать, столько людей погибло, а они взяли и пропали в аварии, которые случаются раз в несколько десятилетий.

Случайностей не бывает. Это еще одна «случайность», благодаря которой возникали пожары в банке, где хранился амулет. И нападение у банка. Хорошо, что их не взорвали. Хорошо что живы.

За Марлен приехала скорая. Барт с Максом стояли на обочине дороги и смотрели вслед удаляющейся реанимационной машине, увозящей Марлен. Макс представлял себе что это дорога – гитарная струна. По этой струне можно было идти и туда и сюда только они топтались на месте над розеткой… И в любой момент великан музыкант мог дернуть струну и они бы не удержались на этой дрожи возникновения музыки.

А Барт спокойно копался в планшете.

– Мне в Питер надо. К сыну. С женой попрощаться.

– Рейс задержали на три часа, чтобы разобраться с багажом. Там ведь сгорела половина чемоданов. Ты еще успеешь. Не рискуй только! – улыбнулся Барт.

– Соображу, – откликнулся Макс. Барт протянул несколько купюр.

– Здесь все, что из наличности осталось. Твой гонорар попозже. Данные твоего счета дам по приезду в Россию. Я в больницу к Марлен поеду, а потом в банк, открою на вас счета и переведу части. Вот хорошо! – вздохнул он, впрочем, не радостно. – Больше не надо никуда бежать. Только Ангел куда-то пропал. На чье имя переводить – не знаю.

– Я тоже пытался связаться. Тишина

– Ладно, давай! По приезду, созвонимся! Думаю, буду завтра, – и Барт обнял Макса. – Ни пуха ни пера!

Макс стиснул щуплую, неунывающую, вечно пьяную субстанцию и понял, насколько стал ему стал дорог Барт. Насколько близка ему Марлен. Стиснул и отпустил.

– Ладно, до встречи.

Макс садился в самолет и думал, что возможно великан музыкант уже начал играть увертюру, а они и не заметили, как свалились со струны-дороги.

Шаг 7. Очередь за счастьем

Марлен в миланской больнице оставили только на одну ночь, и то только из-за того, что Барт заплатил сразу за все процедуры и за палату. Кровотечение остановили. Марлен почувствовав себя чуть лучше решила ехать домой. В Питер. Сколько барт не расписывал преимущества европейского лечения, Марлен настояла на своем. Они улетели в Петербург на следующий день. В самолете молчали, только Барт спросил про номер счета и перевел ее долю на указанные циферки.

Они попрощались у такси в Пулково.

Дома она погрузилась в мечты и грезы. Марлен попыталась отвлечься на шопинг, но это тоже не спасло.

Может, она просила не теми словами, может, просила не то. Почему-то просьбы ее приводили к еще худшему положения вещей Ведь краюху хлеба – желание можно получить разными способами.

Ей говорили, что Бог дает всё. Но то ли она была слишком незаметна в длинной очереди просящих, то ли не так просила, то ли вера ее была мизерна.

И Ангел пропал. Ей так была необходима эта поддержка.

Марлен вдруг представила две лавчонки по приобретению желаемого. В первую она ползала всю жизнь посыпая голову пылью, истязая себя, виня «я» за неправедность. И не получала ничего кроме новых лишений. И ей четко представилась вторая лавочка. Куда можно было прийти с гордо поднятой головой, где не было очередей, где сулили прекрасное обслуживание, и где она точно получила бы желаемое.

Только вот плату на сегодняшний момент нельзя было определить. Человек в своем земном существовании просто не знал таких денег.

Но ведь и Бог и сила ему противостоящая была от одного истока. Неважно, что текли они сейчас в разных руслах.

А есть ли еще способы? – задумалась Марлен. Она вспомнила религии о которых знала мало.

Она жила в условиях из которых было видно плохо другие возможности.

Может, это от нетерпеливости, от желания получить сейчас, сразу. На ее взгляд она уже очень долго ждала, теряла и разочаровывалась. И сейчас она видела только две двери: куда она ходила просить всегда и получала только молчание – в церковь. И куда она решила заглянуть сейчас…

И такая уверенность возникла в ней, что все получится. И ей не нужны были последователи Сатаны. Ведь это тоже церковь. Напрямую надо просить. Может, желания ее были бы услышаны Богом, если бы она просила напрямую. Но люди забыли, как это делается и куда нужно идти. Теперь ей казалось это абсурдным. И дверь, куда она хотела войти становилась все больше и привлекательней, заполнила весь мир.

Марлен точно знала что ее обслужат. И знала, где просить.

Эх Ангел, Ангел. Где ты? Поговорить бы с тобой.

Она в очередной раз проверила почту, чат, страничку в facebook. Ничего. Она потерянно пробежала страницу глазами и увидела странную статью «Разговор с тем, кого потеряли». Она впилась в нее и прочитала взахлеб.

Статья была о том, что есть в Петербурге одном мистическое место, связь с потусторонним миром. Эта такая спиралевидная лестница во дворах Гороховой. Если встать на самый верх и шептать вниз, обращаясь к умершему, то можно услышать ответ.

Марлен поймала свое сознание уже в тот момент, когда она одетая выходила из квартиры.

Полшага в вечность. Взгляд

Инанна почти перестала смотреть на город, почитавший ее. А когда смотрела, то видела все сквозь туман. Ни лиц, ни даже фигур не различала. Да и не хотела различать. Мир людей ей стал не интересен. В нем нет Думузи, нет того, кого она любила. Нет того, кто ее предал. У нее не было ни желания, ни сил поблагодарить Энки, спасшего ее. Она никого не хотела видеть. Ни богов, ни людей, ни демонов.

Земля вокруг великой реки Бурануну снова стала давать урожай. Женщины снова смогли разродиться, мужчины смогли зачинать потомство. Еды стало хватать. Люди решили, что их царь Думузи, совершив священный обряд пожертвовал собой и отправился в царство мертвых, чтобы освободить Божественную Инанну. Освободить, чтобы она вернулась на землю и вернула плодородие.

Люди почти обожествляли этого предателя. Инанна это чувствовала. И ей становилось еще обиднее. Это не он отправился, чтобы спасти ее. А она, чтобы вымолить у сестры для него вечную жизнь.

И все равно, хоть он и предатель, с ним она жила по-настоящему. Она жила жизнью женщины, любимой и могущественной как богиня. Хорошо бы вернуть это время. Интересно, когда слуги подземного царства забирали его, он был мужественным? Или поджав хвост спрятался за своей сестрой?


Что-то изменилось в мире с тех пор, как она вернулась к жизни. Что-то изменилось в ней самой. Она чувствовала почитание людей, как никогда раньше. Но она не ощущала и половины прежней силы. Напади сейчас на нее морские чудовища, она вряд ли бы справилась. Инанна чувствовала себя на вершине собственного храма такой же незащищенной, как и во дворце Эриштигаль, где она стояла обнаженная и без амулетов. Половина ее души осталась там, в царстве мертвых. Половина ее души была вырвана из ее груди вместе с Думузи.

Прошел год, а пустота вокруг только усиливалась. Прошло три года, и Инанна не могла больше ни о чем думать, кроме как о Думузи, своем возлюбленном. ОНа давно простила ему все, да и нечего было прощать. Это все пустяки, лишь бы он был сейчас рядом с нем, лишь бы прикоснуться к нему, лишь бы … Она застонала.

Решение пришло к ней внезапно. Если Думузи не может вернуться из страны мертвых, то она сама пойдет к нему. Она же вернулась оттуда. Побудет с ним, и вернется. А вдруг это все наваждение, и оно пройдет, лишь только она увидит его тень. Она должна увидеть его, или то, что от него осталось.

Инанну уже ничего не могло остановить, ни страшные воспоминания, ни ужас вновь встретиться со своей завистницей сестрой, ни кошмарный крюк, на котором висело ее прекрасное тело.

Путь в страну Иркалу был ей знаком. Только в этот раз ее не попросили снять амулеты, чему она была рада. С ними, богиня чувствовала себя защищенной.

Входя во дворец Эришкигаль, Инанна заметила тень, до странности знакомую. Женская фигура выглядела на удивление живой, среди бледный теней, снующих вокруг. Инанна не поверила своим глазам. Это же была Гештинианна, сестра Думузи. Но та, проскользнула мимо, не заметив ее. «Неужели она умерла от горя. Она ведь так любила Думузи», – подумала богиня. «Все его любили. И народ Урука, и сестра, и я. Я».

Она открыла дверь и увидела на троне свою сестру. Она насмешливо и зло смотрела на Инанну. Иногда она морщилась, когда горбатое чудовище, отдаленно напоминавшее человека пораженного всеми кожными болезнями сразу, терзало коричневыми клыками грудь владычицы подземного мира. По обнаженному телу Эрешкигаль стекала черная кровь. Инана ужаснулась, поняв, что это страшное чудовище – сын ее сестры, которым она не могла долго разродиться. Чудовище чавкало и, казалось, не сосет молоко, а пожирает плоть матери. На месте груди Эрешкигаль, красотой которой она раньше, еще до замужества, так гордилась и, даже, думала, что может соперничать ее красотой с грудью Инанна, на месте этой некогда, действительно, недурной груди зияла огромная язва, рваная и кровавая. А чудовище никак не могло насытиться. Но сестричка, видимо, уже привыкла боли, доставляемой ее сыном. Она прищурилась и спросила Инанну:

– Тебе понравилось висеть в моем дворце? Правда, здесь лучше, чем в твоем храме?

– У меня к тебе одна просьба, – Инанна решила не реагировать.

– Просьба?! – расхохоталась Эрешкигаль. – Ты помнишь, чем закончилась твоя предыдущая просьба? Что мне мешает убить тебя вновь?

– Я хочу с тобой договориться, – Инанна по-прежнему не реагировала на вызовы сестры. – Я хочу увидеть Думузи.

– Зачем?

– Я хочу побыть с ним! – не выдержав, воскликнула Инанна. – Разве ты не понимаешь, какого это, желать быть с кем-то хоть на мгновенье.

– Я только хочу, чтобы вот это, оставило меня, хоть на мгновенье, – зло процедила Эрешкигаль и с отвращением посмотрело на горбатого язвенного сына.

– Покажи мне Думузи, – взмолилась Инанна.

– Показать мало. Я твоя сестра, все-таки. Раз ты его любишь, то оставайся здесь. Хотя бы полгода. Полгода здесь, полгода на земле. По-моему, это честно. Раз любишь, будь с ним.

– А он не превратился в бесплотную тень? – с сомненьем спросила Инанна, которой не понравилось, что сестра так быстро согласилась.

– О нет, дорогая. Его в твоем Уруке считают уже божеством. Так что он не умер, и не умрет, пока люди верят в то, что это он отправился спасать тебя. Но ведь мы обе знаем, что он исполнял другой ритуал со жрицами, не правда ли.

– Полгода здесь?

– Полгода в Иркале. Но только не в моем дворце. Я более видеть тебя не хочу. Ты согласна?

– Да.

– Но ты должна дать слово, Инанна. Что будешь всегда проводить здесь полгода. Чтобы ни случилось. Всегда. Слышишь.

Инанна, была опьянена предстоящей встречей. Она согласилась.

– Ну и замечательно, – рассмеялась Эрешкигаль. – Полгода начались, – торжественно объявила она.

– Где он? Пусть позовут.

– Ну, во-первых, не во дворце. Я не хочу смотреть на вас. А, во-вторых, его здесь нет. Он как раз отправился на землю. Как раз на полгода. – И Эрешкигаль расхохоталась. – Но ты можешь увидеть и даже поговорить с его сестрой. Она, как раз, согласилась проводить по полгода здесь, чтобы ее возлюбленный брат мог вернуться на землю и, возможно, быть эти полгода с тобой.

– Ты знала?! – в ужасе закричала Инанна.

– Конечно, или ты думала, что я забочусь о твоем счастье? Жди его здесь. Но, вот незадача. Когда он вернется сюда, ты будешь вынуждена покинутьИркалу. Более полугода я тебя терпеть здесь не намерена. А теперь – прочь из моего дворца!


Эрешкигаль указала сестре на выход, а ее сын откусил огромный кусок ее плоти, так, что показалось дрожащее легкое.


Инанна бросилась на свою сестру, но безликие стражи подземного мира преградили ей путь. Она воззвала к силе амулетов, но огромная слабость навалилась на ее плечи. Они не реагировали на ее призыв.

Инанна была раздавлена. Ни Думузи, ни жизни, ни надежды. Вокруг только умершие люди, и ее умершее счастье. Она не хотела видеть никого. Полгода она томилась, забившись в самый дальний и пустынный уголок Иркалы. Иногда, туда долетали обрывки теней тех душ, которых забывали на земле.

Через полгода за ней явился страж и потребовал, именно потребовал покинуть Иркалу. Она побрела, всматриваясь в горизонт. И увидела его. Думузи. Он тоже ее увидел. Его глаза наполнились слезами. Ее глаза утонули в слезах. Его руки потянулись к ней. Ее пальцы почти ощущали его кожу. Он смотрел на нее не отрываясь. Она не могла насмотреться на него. Он бросился к ней, Она метнулась к нему. Но страж с огромными клешнями вместо рук, ударил его и замкнул шею в клешню. Она не добежала, ибо другой страж, пришедший за ней, схватил ее за шею. И она не смогла добраться до Думузи. Не смогла дотронуться до него.

Он поднялся и стражи погнали их дальше. Они поравнялись, и, стали отдаляться.


Ради этих мгновений Инанна жила следующие полгода. Она никуда не выходила из Храма. Ниншубу пыталась утешить ее, укладывала ее голову себе на колени и гладила. Но Инанна вскоре прогнала любимую и преданную свою служанку. Она никого не хотела видеть. Даже ту, кто спасла ее божественное тело. Ниншубу все понимала, и удалилась, молча и покорно.

Следующая встреча с Думузи прошла также как и первая. И третья была отражением первых двух. Раз в погода они виделись. Раз в полгода они смотрели и не могли насмотреться друг на друга. Раз в пол года на несколько мгновений они оказывались близко друг от друга. И не могли коснуться.

Столетия, тысячелетия прошли мимо. Люди стали их забывать. Аккадцы подчинили все города черноголовых шумер один за одним. Пал и Урук под властью новых правителей. Но Инанне было все равно. До нее доносились слухи, что на земле в новой столице Вавилоне появилась новая богиня, Иштар. Которую люди считают воплощением самой Инанны. Люди сочиняют про нее легенды, приписывая самозванке подвиги Инанны. Будто-то, это Иштар принесла людям грамоту, будто Иштар спускалась в подземное царство.

Самозванка, оказалась не из скромниц. Она соблазняла богов, соблазняла правителей людей, всех, кого хотела, жестоко мстила тем, кто не мог доставить ей удовольствие. Жреческий блуд перешагнул пределы храмов, и из священного ритуала плодородия превратился в справление нужд. Блудилища теперь стояли на каждой улице, оскверняя те законы, которые Инанна принесла людям.

Но Инанне было все равно. Она превращалась в тень. Как и Думузи.

Люди их забывали. Они превращались в легенды. Старые сказки, которые не интересны даже детям.

Только одно не давало обрывкам их божественной плоти развеется в царстве забвения – долгий взгляд раз в полгода.

Шаг 8. В хрупкой мясорубке

Макс открыл глаза и огляделся. Кажется закимарил.

Это был большой холодный зал без окон. Окнами служили плакаты советского времени. Барная стойка с ветриной, скудным набором салатиков. Ряды дешевых столиков, за одним из них он задремал. Он посмотрел на стоящую перед ним рюмку водки и выпил.

За стойкой незримой мышью сидела официантка, и мурлыкал магнитофон.

Место называлось «Застой», на Звенигородской, здесь во времена Советского Союза похоже был сортир и не изменилось ничего. Только столики поставили. Даже цены были какие-то нереально маленькие.

И тут его снова накрыло. Светки больше нет. Он никогда не думал, что ее потеря может причинить такую боль. Вроде, после краткого моментика любви они всегда были больше врагами, чем друзьями, любовниками. Хотя любовники – слишком хорошее слово для обозначения их отношений. Вечное непонимание, дрязги, скандалы. Но теперь это всё было перечеркнуто. Была всепоглощающая боль потери.

Он много терял… Друзья, с которыми они за год службы срослись… Очень многих не стало, кого еще тогда поглотила война, кого потом дожевал быт. Погибла Светка несколько дней назад. Когда еще был жив Виктор, когда был жив Рачовски. Когда он был в Германии. Значит, это просто отголосок прошлого, такого далекого уже теперь. Европа, амулеты, погоня.

Ему не важно было, что погибла она вместе с Серегой. И вроде Серега был знакомцем. Да, пусть перебежал дорогу, пусть прилег с его женой… Бывшей женой. Но это их дело! По нему не было сочувствия, не было боли.

Как только он вернулся, похоронные и бытовые хлопоты заняли его полностью. Морг, кладбище, поминки. Барт вернулся и организовал какие-то счета. Расчетный и накопительный, чтобы он не смог потратить основной капитал, и мог получать какие-то проценты. Макс не спорил, хотя богатым себя не ощущал. Да, теперь о работе думать не было необходимости, а вот о всем остальном.

Макс подошел к стойке:

– Сто водки и салатик витаминный, пожалуйста.

Максу очень хотелось уйти от пожара боли, но алкоголь давал забыться только на мгновение.

Эта всё история с сокровищами. Вот почему! Он считал себя виноватым! Подсознательно. Он знал Серегу, как хорошего бойца, неплохого гонщика, завоевавшего немало кубков дымом асфальта. И он был за рулем. И вылетели они с трассы не просто. Это звенья одной цепи. Это из-за него они погибли. Только подсознание Макса расставило приоритеты. Серега сам влез в это дело и повел себя нелучшим образом, погиб и не больно. А Светка… Светка погибла – больно. Ведь родной была. Частью тебя. Хоть и не лучшей частью. А ведь в принципе сама ввязалась в это дело. Сама напросилась. Но – больно. Могла и не ввязываться.

Только итог был таким же. Эта мясорубка перемолола всех… Это могло коснуться и сына и мамы. На порохонах он плакал. Светка лежала, в гробу такая незнакомая, и такая недоступная. Пашка замолчал, и Макс не слышал ни слова от него, с момента возвращения.

Теперь, когда все закончилось нужно оберегать Пашку и мать. Ведь закончилось всё!!!

Тот кто устроил эти смерти, сам мертв. Странная штука, эта жизнь. Делаешь что-то, добродетель или подлость, а как умрешь, все перестает значить. Это Макс понял еще на войне, но и на гражданке то же самое. Никуда от смерти не деться. Она всегда рядом.

А он пьет. Вместо того чтобы быть рядом с родными. Но ему необходимо напиться. Чтобы отчеркнуть прошлое. Чтобы начать жизнь с нового листа. Есть Марлен. Приятным теплым потоком звук имени окатил Макса. И Барт, – Макс улыбнулся. Вот кто ему поможет отчеркнуть. Он набрал номер Барта.

Занято. Занято. Занято.

Это же не туалет, что бы быть занято!

И тут мобильник завибрировал в руке:

«Макс! Ты где? Не могу до тебя дозвониться – всё занято и занято! – раздался нетрезвый голос Барта. – Давай напьемся!

Шаг 9. Ротонда

– Я скачал новое приложение «Бар-квест», – начал Барт, едва они пожали друг другу руки. – Случайно наткнулся, но реально крутое. Вначале предлагает тебе выбрать какой-нибудь символ, а потом накладывает его на карту города с отметками, где есть бары и рестораны на линии. Ну и ты ходишь по барам, чекинишься в них, и приложение потихоньку заполняет эту карту. Очень интересно и пьяно. Угадай, какой символ я выбрал.

И, не дождавшись ответа, выпалил:

– Мальтийский крест, разумеется.

– И что будет, если все пройдешь?

– Квест выполнишь, разместишь в фейсбук, похвастаешься. В общем, такой честный генератор лайков и трафика.

И они начали путь, сверяясь с приложением на айфоне. Каждый из баров на карте был их местом.

Барт заказывал двойной виски и орешки, и чтобы оставаться в реальности тараторил. Только говорение его было скорее грустным. Он был похож на собачонку потерявшую хозяина.

Наконец, Макс спросил:

– Что случилось, Барт?

– Знаешь, вроде ничего не случилось… Вместе с чемоданом сгорела, как будто, и часть меня. Жизнь потеряла красочность что ли. Ты хочешь вздохнуть и не можешь вздохнуть полной грудью. Будто под дых дали.

Макс вздохнул: «Похоже».

– Раньше я чувствовал, что здесь гулял Гоголь, чувствовал связь времен и радовался этому, что через века, возможно я попадаю след в след.

Они шли по Гороховой. В спину им смотрел танк ТЮЗА, а впереди витал под грузным небом кораблик на веревке шпиля Адмиралтейства.

– Здесь много кто ходил.

– Для меня Гоголь значимая фигура. А тот же Пушкин, Есенин, спешащий в Англетер, – для меня как белый шум. Мне приятно думать, что здесь гулял Гоголь, скажем. Мой след не перекроет их, нет! Следы совпадут…

И тут Барт встал столб столбом. Макс, который шел чуть позади, наткнулся на него.

– Ты чего?

– Зайдем в этот ресторанчик и я тебе расскажу.

Макс увидел прежнего Барта, замалчивающего приятные неожиданности, интригующего и смакующего приход триумфа. Маленького Барта со значимым лицом.

Барт сделал заказ.

– Знаешь, как называется это место? – нарочито небрежно спросил Барт.

– Бар «Ротонда», – пожал плечами Макс, указывая на меню.

Тень недовольства мазнула «питерским серым» триумфально яркое сообщение Барта.

– А что во дворах здесь находится?

– Ротонда, – Макс снова дернул плечами. – Я как-то здесь пил с кем-то из рокеров.

– Да-да! Но кроме неформальных тусовок – это одно из самых мистических мест Петербурга.

Макс решил не сбивать разгорающееся пламя жизни в Барте. Он был почти уверен, что многое из толпящегося на губах Барта, он знал.

– Это как мистика Невского проспекта, если в одном его краю человек умирает, на другом – рождается, и наоборот, ты прочувствовал это на своей бронированной шкурке. Существует много поверий, что эта ротонда – портал в преисподнюю, что она находится в центре пентаграммы из ротонд. А мне этим заниматься было недосуг. Говорят, об исполнении желаний всякого рода. Говорят, что здесь бывал и Пушкин. А Гоголь жил рядышком.

– Ты это к чему, Барт? Уж не надумал ли ты вернуть вкус к жизни столь примитивным способом?

– Ищи дурака! – откликнулся Барт. – Со своими желаниями я как-нибудь сам справлюсь, без просьб к иным силам.

Макс улыбнулся.

– Я того же мнения.

Живо всплыло лицо Светки. Она была грустна. «Ушедших не вернуть, – отогнал видение Макс, – есть ЖИЗНЬ!»

– Я к тому, что всё не случайно. Вспомни, как мы нашли Марлен, совершенно неожиданным и мистическим методом. И если мы оказались здесь, то стоит в ротонду заглянуть.

– Давай, только без загадываний желаний, ночёвок, пролезаний под ступенями. – согласился Макс.

– Счет, пожалуйста! – крикнул в зал Барт.

– Я вот думаю, – продолжил Барт, – что избыточная популярность, слава – это некоторое соглашение с высшими силами и не всегда светлыми, которые воплощаются, но забирают жизнь. Пушкин, Гоголь.

– Да, все они плохо кончили. А посмотреть на рокерскую тусовку, которая уж точно озвучивала свои желания здесь. Цой, возможно Майк Науменко, Кинчев вон в религию подался, возможно, грехи отмаливает, Свинья – Андрей Панов, который говорят ползал здесь между ступенек закончил плачевно, Башлачев… А туда вообще можно пройти? – поинтересовался Макс, я здесь не был лет пятнадцать.

– Я почему и заговорил об этом. Что мне недавно информация на глаза попалась. Вход тридцать рублей в пользу жильцов дома.

– Тридцать серебрянников, – усмехнулся Макс.

Барт расхохотался:

– Действительно! Неслучайная сумма!

Их встретил опрятный мальчик хиповатого вида и отсутствующим взглядом.

– Вы здесь ночуете? – поинтересовался Барт, и сунув сто рублей, отсёк желание юнца их сопровождать.

Парень пожал плечами, поняв, что Барт многое знает из того, что рассказал бы он. Макс стряхнул с себя оцепенение, пожатие плечами этого мальчика было таким, будто он не знает, ночует ли он здесь. И вообще ночует ли где-нибудь.

Они прошли по лестницам, почитали надписи. Это место конечно было местом силы. Энергия чувствовалась во всём. Или это просто морок.

– И что? – спросил шёпотом Макс.

– Да, акустика здесь потрясающая, – отозвался Барт. – Пойдем.

Макс вспомнил, что они здесь были со Светкой. Он тогда только осваивал новое для себя понятие «люблю» к этой женщине и произнес его стоя на другой стороне ротонды. Они так и остались разделенными пустотой. Пролётом.

Макс открыл дверь и сшиб девушку неожиданно легко завалившуюся на спину. Звон удара эхом пронеся по ротонде.

– Ой, извините, – кинулся поднимать девушку Макс.

Барт суетился в дверях, не понимая, что случилось.

– Марлен! – выдохнул Макс. Ощущение счастья накрыло его с головой, будто и не было похорон, его запоя. Всё вдруг обрело смысл. А то, что говорил Барт о бессмысленности и с чем Макс полчаса назад соглашался стало флёром.

– Как я рад тебя видеть!

– Ничего себе! – присвистнул Барт, «я же говорил» – выражал его вид.

– Я вижу, как рад, – улыбнулась Марлен.

Слова прозвучали без злости с некоторой язвительностью, но Макс не ощущал отдачи, отражения своих чувств… Но важно ли это? Он рядом.

– Ты чего здесь? – поинтересовался Барт.

– Давно дверью в лоб не получала, пришла возобновить ощущения.

– Мы здесь все, похоже, за этим, – многозначительно произнес Барт. – Пойдем.

– Я пришла ротонду посмотреть, никогда не была здесь.

Барт начал тарахтеть про свойства ротонды, но глухота завладела пространством, звуки будто тонули в вязком воздухе.

Они стояли посередине, а сверху кто-то спускался.

Макс её сразу узнал. Вот она прекрасная Хайат. Высокая, тонкая, фигура – бокал для шампанского, грациозные движения и восточное лицо с резкими, яркими чертами. Огромные черные глаза смотрели на него неотрывно. И он прыгнул без раздумий в эту черноту. Не было ощущения опасности. Не было ничего. Она тихо спускалась по ступеням.

– Ты, – очнулся Барт, после того как перестал тарахтеть об истории. – Ты чего это здесь?

Она спускалась и улыбалась в руках её была косметичка, расшитая бисером. Они изумлённо смотрели на нее.

– Ущипните меня, я кажется умер, – прохрипел Барт.

– У меня есть то, что вы потеряли, – голос ее был похож на лабиринт из произведений искусства.

– Но как?

– Они не сгорели в аэропорту. Знаю, что каждый потерял в этой истории. У вас есть шанс многое обрести. Не говоря о том, что здесь, в ларце…

Макс прислушивался к себе.

– Но ты работаешь… работала на Виктора. – Барт растерял говорливость и не мог сформулировать мысль.

По ротонде скакало эхо дыхания и стук сердец. В этом ритме с губ женщины слетели два слова:

«Я Ангел».

Полшага дальше. Лодка Инанны

Богиня медленно плыла над рекой Бурануну. Только в воде она еще могла увидеть отражение своей почти незримой тени. Глядеть на свою тень – осталось единственным признаком существования некогда могущественной Инанны. Если она утратит связь с самой собой, то исчезнет полностью. Но ей нельзя исчезать. У нее есть цель. Она хорошо это знала. Для этой цели ей нужно не разучиться смотреть и видеть. Ей скоро возвращаться туда, она вновь увидит тень своего возлюбленного. Даже не призрак. Просто тончайший лоскуток его тени, возвращающийся на землю. Она будет смотреть на этот лоскуток, и чувствовать на себе такой же пристальный и влюбленный взгляд. И после этого она вернется в то место, куда дала непреложное слово возвращаться, туда. В страну без возврата. Дворца из лазурита там уже давно нет, стен, ограждающих тоже нет. Ее сестра исчезла. Теней умерших людей тоже нет, нету тех, кто их помнит, а значит нет и призраков. Инанна вновь возвратиться в пустоту, в черную пустоту забвения. Все города народа, который ее почитал, сдуло с лица земли.

Но, чтобы еще раз все повторилось, Инанна должна не потерять себя. Поэтому она смотрела на отражение своей тени в мутных водах реки Бурануну, которая полностью изменилась, и русло и берега и цвет, и имя. Теперь ее называют Ефрат. Широкие плодородные поймы сузились до тонких полосок вдоль заваленных мусором берегов.

Инанна плыла далеко на юг от того места, где раньше был ее цветущий город Урук. Множество каналов и проток разрезали поросшие тростником берега. Множество мелких пустынных островков, лодки с людьми, Инанне они мешали. Она повернула свой невидимый ни для кого полет в одно из ответвлений реки. Камыши и низкие деревья кругом. Протока сужалась, расширялась, разветвлялась. Тень богини остановилась. Здесь достаточно пустынно, чтобы никто не мог ей помешать. Помешать быть наедине с тем единственным, что у нее осталось, с отражением своей тени.

Но и здесь ее одиночество было нарушено. По протоке плыла лодка. Мужчина и девочка. Мужчина правил шестом, стоя на корме, девочка смотрела по сторонам. В ее глазах была жизнь, был огонь. Инанна оторвалась от своего вечного занятия и посмотрела на девочку. И впервые за тысячелетия, почувствовала не угасание, а прилив сил. Слабый, едва заметный толчок. И ее осенило. Жизнь, только жизнь может возродить ее, возродить Думузи.

Лодка приближалась. Мужчина говорил девочке на новом языке. Но Инанна понимала всех людей, на каком бы языке они не общались.

– Мой, Ангел, мы, скоро уедем отсюда.

– Почему? – девочка резко обернулась.

– Так будет лучше, Хаят. Лучше для тебя.

– Но я не хочу никуда уезжать.

– Я тоже. Но скоро не для кого будет строить лодки. Все бегут из этих мест. И нам пора. Тебе будет лучше, моя доченька. Поверь.

Девочка отвернулась и стала еще пристальней смотреть на камыши, на воду горящим взором.

Инанна сдвинулась с места и застыла над водой прямо по курсу лодки. Девочка, будто заметила это, и смотрела огромными черными глазами прямо на то место, где парила тень богини. Лодка приближалась и вскоре, фигура девочки, которую отец назвал Хаят, слилась с тенью Инанны.


Лодка плыла и плыла. Вначале по узким протокам вдоль камышей. Потом – по морю. Хаят вместе с семьей попала в другую страну, с желтыми песками и изумрудным морем. Огромная лодка, шла по океану. Наконец, Хайят сошла на берег, в городе, в котором ночью светлее чем днем, и дома выше, чем горы.

Через много лет, Хаят купила себе дом-лодку, стоящую в Квинс в тихой бухте. В один из теплых весенних вечеров, сидя перед мониторами, установленными полукругом, она плыла в виртуальном мире. Удары весел отзывались ударами по клавишам. Как круги на воде уходили буквы одного из множества языков, которые Хаят выучила: “У тебя будут дети, Марлен”.


ЗАСТЕЖКА

– Я хотела бы уточнить, я работала вместе с Виктором, но не на него. Я всегда работала только на себя. Я – Ангел!

– У Ангела был мужской голос, – заметил Макс.

– В телефоне, поменять женский голос на мужской – все равно что пообедать в ближайшем кафе. Это не самое сложное, что мне пришлось сделать, чтобы обрести амулеты.

– Ты ведь, американка? – Барт перешел на английский.

– Не по рождению, – улыбнулась женщина. – Я родилась в южном Ираке, но после первой «Войны в Заливе», мои родители вместе со мной бежали в Америку.

– Южный Ирак, – задумчиво произнес Барт. – Там, где раньше жили шумеры,

– Да, я из тех мест. Я из семьи болотных арабов, точнее из мандеев. Мало того, что болотных арабов другие шииты за своих не считали, так еще мандеи и не мусульмане вовсе. Мы – сабба. И мой родной язык – арамейский, и внешне мы не похожи на остальных. Мои предки подревнее, чем предки бедуинов. Я видела остатки городов шумер. Мой отец владел несколькими мастерскими по строительству лодок в болотах между Тигром и Ефратом. Девочкой я много с ним плавала по нашим краям. Как вы думаете, какая мысль могла зародиться в голове девочки, говорящий на другом языке, не похожей на остальных жителей страны, и видящей руины грандиозных зиккуратов, цивилизации, которые древнее хваленых пирамид? С этой мыслью, и вместе с войной, уничтожевшей наш маленький семейный бизнес и чуть не уничтожившей наши жизни, мы переехали в Нью-Йорк – самый правильный для меня город. Там, всем наплевать, кто я, откуда, а про сабба там вообще никто ничего не знает.Красота. Достаточно сказать собеседнику, что Саддам осушил наши болота, и устроил геноцид нашего народа, и ты лучший друг любого. А в Лос-Анжелесе, где я тоже жила, даже о Саддаме ничего не знают. Но мне было всегда было интересно мое происхождение. И надо сказать, что в Нью-Йоркской публичной библиотеке информации о наших болотах, и том, кто на них жил тысячи лет назад очень много.

– О да, – согласился Барт, – я там много времени проводил.

– А что там с амулетами, – спросила Марлен.

– Мне кажется, что рассказ об амулетах будет неполным без моей истории.

– Подключаться к уличным камерам слежения ты тоже научилась на болотах? – спокойным голосом спросил Макс.

– Мне всегда нравился твой юмор, Макс, – та, кто представилась Ангелом, улыбнулась. – Колумбийский университет, вообще-то. После этого несложно найти любую работу, и я устроилась в американский офис русского бизнесмена Виктора специально, зная что он заядлый коллекционер древностей. А мне нужен был именно такой энтузиаст, который бы самозабвенно искал древности. Те, на которые я направляла его. Попасть на работу к нему, разумеется, было не проблемой. К русским в их американские офисы обычно не идут лучшие выпускники университета. А я пошла.

– Я знала, что амулеты ищет не только он, но и Мальтийский Орден. Мне нужен был союзник и там. Я знала, что Орден мог уничтожить все амулеты, как нехристианские. В Риме я познакомилась с мисс Мануччи.

– Неужели, это просто «знакомство»? – и по лестнице спустилась Сессилия. Она приблизилась к Хаят и встала почти касаясь ее.

– Знакомство – всего лишь слово, обозначающее событие, – улыбнулась Хаят. – Для тебя я бы тысячи раз включала пожарную сигнализацию, когда ты соблазняла этого русского.

– Я знала, что ты смотришь.

– Без Сесилии добыть все собранные амулеты у Лингфилда было бы невозможно.

– Я так понимаю, что Виктора взорвали ты?

– И взорвала бы еще раз. Он был безумен. Я знала, на каких катерах они поедут. А взрывчатку с моим ближневосточным происхождением и связями, достать не сложно.

– Вообще-то можно было их и раньше взорвать, – заметил Макс.

– Все происходит вовремя.

– И взрыв в аэропорту тоже? – догадался Барт.

– Да, осталось немного взрывчатки. Но там никто не погиб. Невинные остаются живы. Как и вы. Небольшой огненный спектакль получился, не могла я лишить себя подобного удовольствия.

– Ну и забрала амулеты, причем здесь мы? – спросил Макс.

– Зачем ты здесь? Да еще с амулетами? – уточнила Марлен.

– Вы мне нужны. – Ангел обвела всех взглядом. – Этот амулет – лишь один из семи.


2016


Оглавление

  • Цепочка первая
  •   Шаг 1. Ангел
  •   Шаг 2. Великаны и полурослики
  •   Полшага назад. Слова и рождение
  •   Шаг 3. Огненный день
  •   Шаг 4. Увертюра для циркуляционных пил
  •   Шаг 5. Клиент через «О»
  •   Шаг 6. Сменить русло
  •   Полшага в сторону. Праздник города Урук
  •   Шаг 7. Старый знакомый
  •   Шаг 8. Работа для кладоискателя
  •   Шаг 9. Рыба и работа
  •   Шаг 10. Полный засвет
  •   Шаг 11. Работа липнет
  •   Шаг 12. История карты
  •   Шаг 13. Вызов любимого
  •   Полшага за грань. Энки
  •   Шаг 14. Магический круг разомкнут
  •   Шаг 15. Любитель карт
  •   Шаг 16. В мире много непонятного
  •   Шаг 17. Водить за нос
  •   Шаг 18. Марионетки вселенского театра
  •   Шаг 19. Замкнуты в замке
  •   Шаг 20. Вопросы-шмапросы
  •   Шаг 21. Размышления об очевидном
  •   Шаг 22. Иллюзион
  •   Шаг 23. Лица улицы
  •   Шаг 24. Орден проявляет себя
  •   Шаг 25. Эротика открытий
  •   Шаг 26. Пузырьки яда в бокале интуиции
  •   Шаг 27. Пупковое свидание
  •   Шаг 28. Шумеры без меры
  •   Полшага из. Абзу
  •   Шаг 29. Четырехлистник удачи
  •   Шаг 30. Голова Гоголя
  •   Шаг 31. Серые встречи
  •   Шаг 32. Сокровище
  •   Шаг 33. Запертый
  •   Полшага к. Законы МЕ
  •   Шаг 34. Побег
  •   Шаг 35. Ладушки в засадушке
  •   Шаг 36. Она прекрасна, как Хаят
  • Цепочка вторая
  •   Шаг 1. Блестяшки для сороки
  •   Шаг 2. Чёрта мы там найдем точно
  •   Шаг 3. У врат Иштар
  •   Шаг 4. В дороге
  •   Шаг 5. Северный Рим
  •   Шаг 6. Римский кирпич
  •   Шаг 7. Крок-месье Рачовски
  •   Шаг 8. Мастодонты дорог
  •   Шаг 9. В тенетах численного преимущества
  •   Шаг 10. Пионеры новой истории
  •   Шаг 11. Битва при Трире
  •   Полшага вниз. ИРКАЛА
  •   Шаг 12. Ванна для Геракла
  •   Шаг 13. Лестница в Царство Мертвых
  •   Шаг 14. Без глаз
  •   Шаг 15. Кресты и шпаги
  •   Шаг 16. Две правые руки
  •   Шаг 17. Мальтийская сардинка
  •   Шаг 18. Цветастые кляксы души
  •   Шаг 19. Находки в силиконовой долине
  •   Шаг 20. Отдушина искусства
  •   Шаг 21. Время пришло
  •   Шаг 22. В глыбе глобуса
  •   Шаг 23. В поле Капитолия
  •   Полшага насквозь. Ниншубуру
  •   Шаг 24. На поезде разочарования
  •   Шаг 25. У причала нет печали
  •   Полшага наверх. Возвращение на землю
  •   Шаг 26. Венецианский купец
  •   Шаг 27. Взрывная встреча
  • Цепочка третья
  •   Шаг 1. Дежавю
  •   Шаг 2. Рокировка разума
  •   Шаг 3. Безусловно красный
  •   Шаг 4. Платье для Афродиты
  •   Шаг 5. Аэропорт
  •   Шаг 6. На перепутье
  •   Шаг 7. Очередь за счастьем
  •   Полшага в вечность. Взгляд
  •   Шаг 8. В хрупкой мясорубке
  •   Шаг 9. Ротонда
  •   Полшага дальше. Лодка Инанны
  • ЗАСТЕЖКА