Девочка моя [Маша Ловыгина] (fb2) читать онлайн

Маша Ловыгина Девочка моя

«Станция Щелковская. Конечная. Поезд дальше не идет, просьба освободить вагоны.»

На негнущихся ногах вываливаюсь на перрон. Ничего не вижу, не слышу, не чувствую. Народу много. Двигаюсь на автомате, не думая о том, что мешаю кому-то. Дергаюсь, когда в бедро ударяется чей-то чемодан, но боли не ощущаю. Наверное, со стороны выгляжу по меньшей мере странно, но мне все равно.

«Девочка моя, где ты?»

Мне хочется плакать, но от этого ничего не изменится, я только еще больше истреплю себе нервы. А я сильная, всегда должна быть сильной. Я же мать.

Ругала ли я себя за эту поездку в последние несколько часов? Нет. Москва всегда была для меня местом силы. Вот уже четыре года, как мы переехали за триста километров от нее, оставив этот город по вполне объективным причинам. Но любовь к Москве жива и полнится, хоть и по-разному складывалось наше житье-бытье в столице. Она ведь, действительно, слезам не верит, а верит тому, кто действует и идет к мечте.

Александра, Александра, этот город наш с тобою…

Я стою посреди зала, сжимая в ладони севший телефон. Через несколько лет я никуда уже не буду ездить без аккумулятора, но тогда мы даже понятия не имели о том, что такое возможно. Сотовые и то были не у всех.

Сколько раз я набирала ее номер – сто, двести раз, не помню. Да и сама ситуация не подразумевала ничего критического или, упаси бог, криминального. Но иногда, когда дело касается любимого человека, эмоции захлестывают, мешая разуму адекватно воспринимать ситуацию.

Психологи наперебой говорят о том, что главная задача родителей – научить своих детей действовать самостоятельно. Постепенно привыкать к мысли жить без родителей. Нет-нет, я сейчас говорю не о том, чтобы перестать любить, а лишь о том, что каждый должен стать хозяином своей жизни и не бояться делать ошибки, признавать их, взрослеть, чтобы помогать взрослеть детям, которые родятся у наших детей.

Боже мой, когда я думаю о том, что у меня когда-нибудь будут внуки, сердце готово выпрыгнуть из груди! Какая-то женщина смотрит на меня, и я понимаю, что улыбаюсь. О да, мысли о внуках меня радуют даже в момент, когда нервы натянуты как канаты.

На часах 21:05

Сколько же людей вокруг! В нашем городе нет метро, да и на улицах после девяти вечера почти пустынно. А Москва никогда не засыпает – сильная, выносливая. Хочу быть такой же, как она.

Меня вновь накрывает паническая атака – становится жарко. Губы кривятся, во рту сухо.

Так, о чем это я… Да, сегодня мы приехали в Москву рано утром, чтобы вовремя попасть в редакцию молодежного журнала. Моя дочь будет участвовать в модной съемке.

Это наша большая победа – съемки в журнале. Вот уже два года Александра буквально бредит моделингом. Слово-то какое! В мое время были только манекенщицы… Понимаете, когда она родилась, моя Александра, я будто начала новую жизнь. Вы скажете, что рождение ребенка – это всегда что-то новое, но я сейчас о другом. Время так стремительно меняется, столько всего происходит, что наши дети становятся в каком-то смысле нашими учителями. Забавно, правда? Но мне комфортно в роли не только матери, но и ученицы. Моя девочка рассказывает мне вещи, в которых я ни черта не смыслю! И мне не стыдно признаваться в этом. Стыдно было бы это отрицать. И не помогать ей, тем самым отталкивая от себя. Что я могу? Слушать, слышать, направлять по мере сил и возможностей. И расширять эти возможности, если уж рассуждать логически.

Да и потом, я ведь помню себя в ее возрасте. Четырнадцать-пятнадцать лет – мама, не горюй! Известие о том, что Сашу пригласили на съемки, повергло меня поначалу в оторопь, а затем в восторженный транс. Вот оно, свершилось! А все кругом говорили: не получится, какая из нее модель, глупости все это…

Приходит следующий поезд. Я мечусь по залу, высматривая взглядом свою девочку.

Нет, ее нет…

Хочется сесть на землю, потому что ноги-собаки дрожат и гудят. Прислоняюсь к колонне лбом и закрываю глаза. Несколько вдохов и выдохов. Чертов телефон… Чертова я мать… Надо было договариваться на берегу, где и когда мы встретимся.

Утром, когда мы вышли из автобуса и нырнули в метро, обе были настолько возбуждены и ошеломлены предстоящим событием, что не могли говорить ни о чем, кроме как о съемках. Моя девочка была, как всегда, недовольна собой, своим весом и внешностью.

– Они же тебя позвали, пригласили, значит, ты подходишь, – возражала я. – Ну посмотри, какая ты хорошенькая! – кивала в стекло поезда на наши отражения.

– Ты – мама, для тебя я всегда красивая, – отводила она взгляд и закусывала губу.

Мы переехали в Москву в 1998 году. В прошлом веке! По началу, конечно, метро пугало. Но, боже мой, какое удовольствие мы испытывали каждый раз, путешествуя из Переделкино в центр! Тряслись на автобусе, чтобы затем нырнуть в подземный мир, где каждая остановка становилась для нас открытием. Любимая «Лубянка»; потрясающий «Гостиный двор»; «Площадь революции», в которой можно было провести целый час, рассматривая скульптуры; похожая на дворец «Киевская», шумная «Арбатская» и ставший родным «Университет».

Да, кстати, о ней, о станции «Университет». Когда Александра училась в начальной школе, она занималась художественной гимнастикой в школе олимпийского резерва на Воробьевых горах. О, я вам скажу, это был квест! Чтобы добраться до Дворца спорта, мы должны были подняться в гору по кривым металлическим ступенькам, потому что станция «Воробьевы горы» тогда была на ремонте. В любую погоду, ежедневно мы покоряли эту вершину, чтобы после нескольких часов занятий спуститься вниз и выдохнуть в поезде. Тогда же доставались учебники и делались уроки. Выходили на «Юго-Западной» или «Проспекте Вернадского», чтобы сесть в автобус. Но чаще ехали стоя, зажатые со всех сторон другими пассажирами. Вспоминая это время, радуюсь тому, что теперь в Переделкино есть своя ветка. Когда-то мы молились, чтобы она скорее появилась.

«Лубянка». Вы будете смеяться, особенно те, кто уже родился во времена «макдачных», но мы действительно ездили туда не только поесть. Коллекции игрушек, которые прилагались к детскому набору, хранятся у нас до сих пор. Они были замечательные! После нехитрого обеда мы шли гулять, опять спускались в метро и ехали в Московский зоопарк.

Через несколько лет моя дочь с мужем будут жить недалеко от него, но сейчас я стою на «Щелковской» и схожу с ума от неизвестности…

В десять утра, выйдя из метро, я позвонила девушке, которая курировала съемку. Нас попросили оставаться на месте, чтобы встретить другую участницу этого проекта.

«Как я узнаю ее?»

«Вы ее не пропустите. Она профессиональная модель».

О да, эта девушка, которая вскоре появилась перед нами, действительно была достойна страниц глянца – высокая, с длинными русыми волосами, уверенная в себе и немножко высокомерная, как и все, кто тогда частенько ездил заграницу по работе.

Моя девочка заметно напряглась – у нее были пухлые щечки, да и рост был не модельный.

По дороге в редакцию мы говорили с нашей визави о ее поездке в Японию, о том, что она умудряется при этом хорошо учиться в школе и планирует поступить в МГУ. Ох и ах, думала я, ведь ей только пятнадцать, а сколько апломба и независимости в ее словах…

Нас встретила девушка-куратор, которая буквально в двух словах объяснила, что сейчас они уедут на локации. Что будет грим и прочее. И что я могу быть свободна и погулять где-нибудь, пока все не закончится. Мы обнялись с дочкой, взволнованные предстоящим расставанием. Ну, понимаете, новое место, незнакомые люди и обстоятельства, отъезд домой тем же днем. Надо было договариваться на берегу, что, когда и где, а мы как-то об этом не подумали. Съемки в журнале – разве можно было думать о чем-то другом?

Нет, я была абсолютно уверена в том, что все будет хорошо. Я такая – сказала, что все пучком, значит, так тому и быть!

Для начала выпила кофе в бистро. Куратор предупредила, что Александра будет занята часа четыре-пять, поэтому я решительно настроилась использовать это время по максимуму, чтобы купить какие-то подарки и пройтись по местам «боевой славы».

Не перестаю думать о том, как она сейчас, моя девочка. Надеюсь, люди, которые ее окружают, доброжелательны с ней.

Признаюсь, я довольно сентиментальна, когда дело касается моей семьи и близких. Да, я действительно считаю, что никто не может быть ближе, чем тот, кто связан с тобой узами крови. Это, наверное, из детства, ведь я старшая сестра, и у меня семь братьев и сестер. Это глубоко и навсегда в моем случае. А дочь у меня одна, и каждый день я борюсь с собой, чтобы не лишать ее свободы и заткнуть в себе тот пресловутый материнский инстинкт, который прорывается несмотря ни на что.

В ее нынешней школе я председатель Совета. Через год Сашка станет президентом школы, и мы будем смеяться над тем, что осталось только сместить директора и поставить на его место нашего папу. Директриса у нас замечательная на самом деле, и эти слова я передам ей при очередной встрече за чаем в ее кабинете. И она тоже будет смеяться.

Но сейчас мне не до смеха. Несколько часов пролетели незаметно. Я заехала в «Детский мир», прошлась по Гостиному двору, купила джинсы и сумку для своей любимой модели. Мы обе любим читать о моде и дизайне, я шью практически всю одежду для нее, используя стрит-стайл со страниц известных глянцевых журналов. Александра хочет быть модной, но в то же время мечтает иметь собственный стиль. В подростковом возрасте эта грань еще такая зыбкая – в сущности, она еще совсем ребенок, который только начинает разбираться в себе. Я радуюсь каждой прочитанной ею книге – вот что делает ее в моих глазах и в глазах других девушкой с собственным стилем. Она пока не видит этого, не признает, но в ней так много энергии и жажды познания, что эта энергия бьет через край. Книги, фильмы, живопись, языки, спорт, психология, музыка, бокс – ко всему у нее неослабевающий интерес. И пусть мы скачем с одного на другое, что-то бросаем, а что-то начинаем, – это время поиска. Я говорю – МЫ, потому что тоже погружаюсь в ее интересы, ведь для меня все это важно и нужно. Я расту вместе с ней.

Снова поезд. Людей гораздо меньше, чем до этого. В голове тоненько звенит, предвещая болезненный обруч. Не знаю, куда девать руки. Не могу больше ни о чем думать. Пакет с вещами стоит у меня между ног и кажется таким ненужным, лишним в той ситуации, в которой я пребываю. Прострация, вот как это называется.

Я начала звонить ей по прошествии пяти часов. Длинные гудки – работает, снимается. Смотрю на карту метро и думаю, куда я могу поехать, чтобы в любую минуту сорваться, чтобы встретить ее. Она же помнит о том, что мы уезжаем со «Щелковской»? У нее есть карта.

О, черт… Ее паспорт у меня в сумке! Какая же я дурында… Ладно, ладно, все хорошо. Ее данные есть в редакции, потому что съемки – дело серьезное.

Я вышла на «Арбатской» около шести вечера. Дивно, спокойно, звеняще. Играют музыканты, призывно горят витрины, неспешно прогуливаются нарядно одетые люди. Я иду вдоль уличного вернисажа. В моей руке телефон. Я постоянно набираю ее номер. Это какая-то болезненная тяга. Наверное, я поступаю неправильно, но я не отдаю себе отчета в своих действиях. Перед моими глазами то время, когда она, пятилетняя, в желтых брючках и джинсовой, вышитой мулине и бисером шляпке держит меня за руку и время от времени дергает за нее, когда видит какую-то особенную картину. Мы приседаем перед полотном, разглядываем красочные мазки и решаем, что нам обязательно нужно в Третьяковку и ЦДХ. Не понимаю тех, кто, живя в Москве, не находит для этого времени. Сколько раз мы были там, не припомню, но, конечно, гораздо меньше, чем количество звонков, которые я сейчас делаю.

Где ты, девочка моя?

Ну да, вы скажете, а почему бы тебе было не позвонить той девушке-куратору? Говорю же, я дурында. В тот момент, когда эта мысль пришла мне в голову, телефон сказал мне: «аста ла виста, беби!» и отключился.

Я на «Щелковской» уже час. Закрываю лицо ладонями и смотрю сквозь пальцы на серый гранитный пол.

– У вас все хорошо? – слышу сквозь шум в ушах.

Это дежурная. На ней фирменный китель. На лице усталость.

– Да… нет… я жду дочь, мы должны уехать сегодня. А телефон отключился, и я никак… – в моем горле горький ком. Я кусаю губы и пытаюсь сдержать слезы.

– Вы можете купить телефонную карточку, – дотрагивается она до моего локтя.

– Карточку… – шепчу я, шмыгая носом. – Конечно…

– У вас есть деньги?

– Да, да. Где я могу?.. – судорожно оглядываюсь. Мне не хочется уходить с этого места, потому что я уже слышу приближение следующего состава. И я не знаю, как вообще пользоваться этими карточками.

– Пойдемте, – дежурная указывает мне на лестницу.

– Сейчас. Может быть, когда… – я вглядываюсь в темноту туннеля и скоро вижу огни.

Дежурная стоит рядом и никуда не уходит.

Раскрываются двери. «Станция Щелковская. Конечная…»

Ее нет.

Поднимаюсь по лестнице. Сквозь слезы протягиваю деньги за телефонную карту. Я не хочу думать ни о чем плохом. Я не могу позволить себе ни одной плохой мысли.

Дежурная объясняет, как вставить эту картонку.

Набираю номер куратора. Привычка делать записи не в телефоне, а карандашом или ручкой в блокноте спасает меня и в этот раз. Рукописи не горят, елки-палки.

– Здравствуйте. Я мама Саши. Я не могу дозвониться до нее. Скажите, где она сейчас?

– Привет, мы закончили довольно поздно. Потом дорога и всякая ерунда. Она поехала на метро к вам. Полчаса назад.

– Ко мне? А… она знает, куда? – в моей голове каша из мыслей и слов.

– Ну, наверное.

Мне кажется, я вижу, как на другом конце провода пожимают плечами – это же Москва, женщина, тут люди с детства привыкают к скоростным передвижениям.

У меня есть еще минута. Набираю отпечатанный на подкорке мозга номер. Телефон недоступен.

Спускаюсь вниз мимо дежурной, не сказав ей ни слова.

Полчаса. Хорошо.

Полчаса.

Полчаса.

Боль в висках немного успокаивается. Голова кружится, и я в сотый раз перечитываю названия станций Щелковской ветки. Я была на каждой из них, как и почти на каждой станции Московского метрополитена. Разные дела, друзья, выставки, экскурсии, выходные, рабочие моменты – метро за несколько лет так прочно вошло в мою жизнь, что сейчас, в другом городе, я безумно скучаю по нему и по его энергетике. Люди никогда не пугали меня, у меня нет клаустрофобии и страха, хотя мы были практически свидетелями страшных событий и терактов. Все мы, жившие в Москве или никогда не бывавшие в ней, дети своей страны, были свидетелями этого и переживали страшную боль.

Я стою в центре напротив платформы. Полчаса назад она села в метро. Умная девочка, которая знает много того, чего не знаю я.

Поднимается ветер. Не знаю, наверное, надо говорить поток воздуха, но я помню ее восторг, когда мы впервые оказались в метро: «Мама, это же ветер! Меня сейчас унесет как Элли в Изумрудный город!». Грассирующая, громкая, любимая.

Пусть этот ветер принесет мою девочку обратно…

Сердце колотится где-то в горле. Сглатываю с трудом, не в силах унять нервную дрожь. Кажется, начинаю даже тихо гудеть вровень с паровозом.

Я вижу ее! Она стоит у самых дверей и машет мне.

– Ты просто не представляешь, как было круто!!!

На ее лице яркий макияж, волосы убраны в непривычную прическу. Белки глаз подернуты розовым. Она устала. Но какое же счастье излучает ее улыбка!

– И кстати, мне заплатят за съемку! Я решила – эти деньги тебе. За билеты, ну и вообще…

– С ума сошла? – я прижимаю ее к себе, но Сашка вырывается и смотрит на меня с удивлением.

– Мам, я так решила.

Маленькая взрослая девочка…

– Как ты добралась? – Мой голос предательски дрожит.

– Нормально. Я же знала, что ты будешь ждать меня здесь.

– Вот как? – теперь удивляюсь я.

– Вообще-то мне завтра в школу… Так что надо быстрее мчать на вокзал. На чем поедем, на автобусе или маршрутке? Вот бы было метро до нашего дома… – вздыхает она.

– Как получится, – говорю я. – А завтра… завтра, давай, проведем время вместе? Я позвоню в школу и отпрошу тебя, а ты возьмешь домашнее задание. Я безумно соскучилась.

– Круто, – смеется Саша. – У тебя тоже будет выходной?

– Да. Расскажешь мне все?

– Конечно! – Сашка внимательно смотрит на меня, и я замечаю беспокойство в ее глазах. – У тебя все хорошо?

– Да, девочка моя, теперь все хорошо.

Мы торопливо идем к выходу, крепко держась за руки. Я замечаю ту самую дежурную, которая сейчас крутит в руках красный флажок и смотрит на нас.

«Спасибо!» – неслышно жестикулирую ей губами. Она кивает, и вокруг ее глаз стрелками расходятся тонкие морщинки. Она тоже мать и, возможно, у нее тоже есть своя любимая девочка…

Конец