А счастье было так близко [Инесса Давыдова] (fb2) читать онлайн

Инесса Давыдова А счастье было так близко

Сухие поленья потрескивали в наскоро сооруженном костре. В ночной тишине были слышны стрекот цикад, гулкое двусложное уханье филина, тихий шелест листвы и кипящая вода в чугунном котелке. По небу бродили редкие тучи, пышные, замысловатых форм, освещенные лунным диском, а между ними чернели клочки неба с серебристой россыпью звезд. После продолжительных дождей погода наконец-то наладилась, ночь обещала быть теплой и звездной.

Вокруг костра дружной компанией расположились юноши и девушки – выпускники местной школы. Летний порывистый ветерок пронизывал тонкую одежду и обдавал прохладой молодые загорелые тела. Зазвучали робкие аккорды гитары, послышался тонкий девичий голосок, который подхватили другие, и над лесной опушкой заструилась благозвучная и тягучая песня.

В эту пору супруги Михайловы просили помочь учеников в заготовке сена для своей конной школы, расположенной в трех километрах от их дома, на окраине леса, а после работы угощали ребят вкусным ужином и ароматным травяным чаем. Прасковью, до пенсии преподававшую в местной школе «Естествознание», ученики любили за улыбчивость и мягкосердечие и охотно отзывались на просьбы о помощи.

– Хотим историю! – воскликнул Василий, живущий по соседству со стариками, обернулся к своим одноклассникам и жестом попросил поддержки.

Остальные подхватили его призыв, и скоро над опушкой зазвучали в унисон дружные голоса:

– Историю! Хотим историю!

Заваривая чай в большом, с вмятиной на боку металлическом чайнике, бывшая учительница оглядела присутствующих загадочным взглядом, с горечью улыбнулась и начала свой рассказ:

– Эта трагическая, но поучительная история произошла много лет назад с обычными людьми в одной из стран Балтии. Она могла произойти где угодно и с кем угодно, настолько банальна и стара как мир. Аутра и Роберт встретились еще совсем юными и сразу полюбили друг друга. Аутра – гордая и невысокая, со стройным гибким телом обладала большой силой воли. Ее избранник Роберт, наоборот, чувственный, ранимый, пребывал в вечно романтическом настроении. Добиваясь благосклонности возлюбленной, он осыпал ее цветами, расточал комплименты, сочинял в ее честь стихи. Девушка была из состоятельной семьи, он же, напротив, из бедной, но интеллигентной. Родители Аутры долго не давали согласие на брак, но, в конце концов, под натиском дочери уступили.

После свадьбы молодожены отправились в путешествие, которое щедро оплатили родители невесты, и вернулись только через полгода, счастливые и беззаботные. После их приезда отец Аутры вызвал Роберта к себе и настойчиво дал понять, что наступило время взять на себя ответственность за семью, не за горами ведь и пополнение.

Тесть устроил Роберта на хорошо оплачиваемую работу, но тот ни особых талантов, ни рвения не проявлял. Шли годы, а долгожданное пополнение в семье никак не наступало. Родители Аутры подключили медицинских светил, ей назначили лечение, но все без результата. В итоге Аутра не выдержала напряжения и сказала расстроенным родителям: «Если суждено мне стать матерью, то произойдет это в положенный срок».

За десять лет брака отношения между супругами заметно охладели. Все чаще между ними вставал финансовый вопрос, Роберт никак не мог достигнуть поставленной высокой карьерной планки, да особо и не старался, чем огорчал не только жену, но и ее родителей.

Именно в то время в его жизнь ворвалась, словно ураган, Илва – молоденькая рыжеволосая девушка с зелеными кошачьими глазами. Ласковая, нежная и щедрая на любовь, она растопила омертвевшее к тому времени сердце Роберта и вскружила ему голову. Роберт был вне себя от счастья, ему казалось, что весь мир у его ног и только сейчас он начал по-настоящему жить. Семья Аутры была очень влиятельной, и он, понимая, что развод может обернуться для него большими проблемами, никак не мог решиться на этот шаг.

Прошел не один год тайных встреч с любовницей, в течение которых Роберт щедро расточал обещания жениться, говоря, что нужно немного подождать, вот-вот наступит момент, когда все изменится и они будут вместе. Но момент все не наставал. Решив взять ситуацию в свои руки, Илва выдвинула ультиматум: либо он женится на ней немедленно, либо они расстаются. Чтобы подкрепить сказанные сгоряча слова, Илва покупает билет на отходящий через неделю корабль и демонстративно кладет его перед любовником. При этом объявляет: у него на принятие решения ровно неделя – и точка.

Всю ночь Роберт провел в мучительных раздумьях, после чего наконец-то решился попросить у жены развод.

После работы он поспешил домой, воодушевленный страстью, все внутри него кипело от принятого решения: завтра он съедет от жены, сядет на пароход вместе с возлюбленной и начнет жизнь с чистого листа. Заскочив в дом, он увидел, что в столовой собрались гости: родители Аутры, младшая сестра со своим успешным в бизнесе мужем и деловой партнер тестя. На протяжение ужина все загадочно улыбались и нашептывали ему поздравления, но Роберт понял только одно: все знают то, чего не знает он.

После ужина супруги проводили гостей, поднялись в спальню, и в тот момент, когда Роберт был готов произнести заранее подготовленную речь, Аутра нежно обвила его шею и томным голосом прошептала: «Дорогой, я беременна». Ошарашенный новостью, Роберт был не в состоянии произнести ни слова. Все доводы в пользу развода рассыпались в пух и прах перед мыслью о предстоящем рождении долгожданного ребенка.

Не надо быть провидцем, чтобы предсказать дальнейший ход событий. Илва, обливаясь слезами, уплыла на корабле, а Роберт остался с женой в ожидании рождения малыша, – Прасковья с присвистом вздохнула. – И на том история могла бы закончиться, если бы в судьбу наших героев не вмешалась таинственная зловещая сила, в корне изменившая ход событий.

– Что же произошло? – с нетерпением подала голос одна из девушек.

– В положенный срок на свет появилась дочь, которую назвали Кристина. Я уверена, что вдыхая жизнь в это существо, Бог создавал чистое и жизнерадостное дитя, ибо девочка была наделена совершенной красотой тела и лица. Точеная фигура ей досталась от матери, а от отца – нежная и романтическая натура. Ее ангельский голосок каждое утро возвещал о наступлении нового, полного неожиданных открытий дня. Весь дом светлел от ее лучезарной улыбки. Девочка быстро привыкла к повышенному вниманию и уже, казалось, не реагировала на проявляемый к ней интерес. Родители души в ней не чаяли – она была их отдушиной, вдохновением, любовью всей жизни. А что наши герои, спросите вы? – старуха обвела присутствующих пытливым взглядом. – У них все было вовсе не радужно. Днем их накрепко связывала дочь, а вот ночью…

Треск веток заставил всех обернуться. Одна девушка даже вскрикнула от испуга. Но через секунду вздох облегчения вырвался наружу – это был всего лишь Георгий. Присев рядом с женой, он сжал ее плечо и предостерег красноречивым взглядом. Казалось, между ними происходил какой-то молчаливый спор, в котором, несомненно, выиграла Прасковья, потому что уже через минуту она продолжила свой рассказ, а Георгий, махнув рукой, покинул поляну.

– Не прошло и года после рождения дочери, как Роберт почувствовал непреодолимую тоску по уехавшей любимой. Он клял себя за слабость, за нерешительность, за то, что даже не объяснил ей причину, по которой он не пришел на причал, когда она садилась на корабль. Чувства к Аутре были сложные, он любил ее по-своему, как мать их ребенка, но влюбленная в Илву часть души все больше наполнялась болью, и эту боль не могла заглушить даже дочь. Иногда ему становилось до того одиноко, что, уложив малышку в постель, он шел в ближайший парк и часами прогуливался по освещенным фонарями и утопающим в зелени аллеям.

И вот в один из дней, когда в очередной раз тоска затопила его сердце, он вышел из дома на прогулку и вошел в парк. Дойдя до ближайшей скамейки, он увидел женщину, закутанную в широкое зеленое пальто. Погруженный в воспоминания, он лишь вскользь коснулся взглядом незнакомки. Но пройдя еще несколько шагов, вдруг услышал за спиной удивленный и до боли знакомый голос. «Роберт?!» Он обернулся. Это была она, его Илва, исхудавшая, бледная, отчаявшаяся, но все еще любимая.

По круговой линии слушателей пробежался еле слышный шепоток: кое-кому из молодых людей эта встреча не понравилась.

– И опять-таки, – продолжила Прасковья, – не надо быть провидцем, чтобы понять, как развивались события дальше. Роберт обнял свою возлюбленную с такой силой, с какой утопающий хватается за спасательный круг. Он снова был счастлив, жизнь с прежней страстью увлекла его в любовный водоворот и наполнила до краев. Вопрос о том, что делать дальше, перед ним уже не стоял. Илва должна быть с ним рядом как спутница жизни, а не любовница. Недолго думая Роберт подгадал момент и выложил все жене. В ту роковую ночь Аутра узнала всю подноготную его романа и душевных терзаний. Но слушала рассказ мужа она не одна, маленькая Кристина, привлеченная беседой родителей на повышенных тонах, стояла под дверью.

Идиллию у костра прервал сухой треск и крик ночного хищника – это филин вспорхнул с ветки дуба и в поисках добычи сделал облет над поляной. Охота прошла удачно, до слуха собравшихся донесся, а затем резко оборвался отчаянный мышиный писк, после чего хищник вернулся на облюбованную им смотровую площадку. Когда все успокоились, десять пар любопытных и разгоряченных историей глаз уставились на Прасковью в ожидании продолжения.

– Может, пойдем по домам? – спросила она, глядя на часы. – Уже час ночи.

Недовольные возгласы заставили ее поднять руки.

– Хорошо-хорошо. Значит, продолжаем.

Прасковья сделала глоток чая, чтобы промочить пересохшее горло.

– Аутра была мудрой и гордой женщиной, развод для нее был неприемлем ни при каких обстоятельствах, только смерть может разлучить ее с мужем, была убеждена она. Она попросила несколько дней на раздумье. Для чего ей это было нужно Роберт не понимал, но противиться не стал, хочет обдумать – пожалуйста.

Следующие дни Аутра практически не выходила из спальни, а Роберт переселился на кабинетный диван. Все эти дни Кристина внимательно наблюдала за родителями. Ее благополучный мир рушился на глазах. Ребенок задался недетским вопросом: «А что такое развод?». Она спрашивала у соседей, у подруг и даже у крестной, которая нянчила ее с рождения. Никто не мог или скорее не хотел объяснить, что это за явление.

Наконец Аутра позвала мужа. Когда Роберт поднялся к ней в спальню, она протянула ему листок, на котором изложила условия развода. Роберт читал и периодически вскидывал на нее удивленные глаза. Первый пункт был вполне безобидным. Приближался шестой день рождения Кристины, Аутра настаивала на том, чтобы до этого дня ни единая душа не узнала о его романе и предстоящем разводе. Вторым пунктом значилось требование: все эти дни ни при каких обстоятельствах он не должен видеться с любовницей. Он может идти к друзьям, родственникам, но не к ней. Этот пункт Роберт тоже принял, хотя и с натяжкой: ради светлого будущего неделю можно подождать.

И наконец, третий пункт… Он-то и вверг Роберта в особое недоумение. Аутра настаивала на странном и, на его взгляд, бессмысленном условии: каждый день он должен был приходить с ней на набережную и проводить в безмолвии целый час. Она напомнила ему о том, что именно так они поступали, когда ждали рождения Кристины. Беременной Аутре нужны были ежедневные прогулки на свежем воздухе. Во время прогулок они держались за руки, думали о будущем и строили планы. По ее словам, это был самый романтичный период в их уже зрелых отношениях, и перед разводом она хотела бы пережить его снова.

Роберт пытался возражать: какие еще прогулки? Но Аутра была неумолима. Делать нечего, Роберту нужен был развод, и он согласился. Илва, узнав о третьем условии, заявила, что таким образом Аутра пытается манипулировать его чувствами, а когда поняла, что для него это дело чести, умоляла быть начеку. Семь дней оставалось до дня рождения Кристины и семь дней отведено на выполнение третьего условия.

Настал первый день «держания за ручку», как ехидно назвала третье условие Илва. Роберт пришел домой после работы, а когда поужинал, жена уже стояла в холле, одетая для вечерней прогулки. В первый день он чувствовал себя, как на раскаленной сковородке, никак не мог расслабиться. Чувство неловкости и понимание смехотворности этого фарса не покидали весь этот час, а когда все закончилось, он вздохнул с облегчением и поспешил к другу с ночевкой.

На второй день Роберт за ужином выпил рюмку коньяка, чтобы напряжение было не таким сильным, как накануне, но все же рука его неловко покоилась на руке жены, и час прогулки прошел в тягостном ожидании. Третий день выдался спокойным, Роберт уже стал привыкать к обязательной процедуре и думал весь час о работе. На четвертый день внезапно в его сознании произошел переворот, он так был увлечен собственными мысленными рассуждениями, что не заметил, как взял жену за руку и сильно сжал. Аутра одарила его белоснежной улыбкой и снова отвернулась. Роберту показалось, что в тот день жена была необычайно привлекательна, в ее глазах поблескивали огоньки фонарей, на щеках пылал нежный румянец. Это были считанные секунды, но они перевернули его сознание и заставили посмотреть на ситуацию совершенно с другой стороны: рядом с ним живет все еще красивая и желанная женщина. В произошедшей с ним перемене он боялся признаться даже самому себе, не то чтобы намекнуть Аутре. Бедняжка так и не заметила его смущения.

– Трус несчастный! – выкрикнул кто-то из слушателей.

– Нет-нет… – глаза старухи блеснули в темноте, – Роберт никогда не был трусом. Слепцом, возможно, за безнадежного романтика, излишне драматизирующего тоску по потерянной любимой, тоже вполне сойдет, но никак не за труса, уверяю вас.

– И что же случилось на пятый день?

– О! История входит в свою заключительную фазу, – многозначительно произнесла Прасковья.

– Может, на этом она и закончится? – послышался вопрос ее мужа.

Все повернулись и увидели его, стоящего поодаль, опирающегося на большую палку. На этот раз бессловесной дуэли не было, Прасковья лишь взглянула на мужа и кивнула. Отовсюду посыпались протесты не мешать рассказу, да такие яростные, что Георгий тяжко вздохнул, жестом дал понять, чтобы рассказ не затягивался, и опустился на стог сена.

– На пятый день Роберт сжимал руку жены нежно и трепетно, а в его разгоряченном сознании проносился поток мыслей. Что будет с ним, когда Аутра даст согласие на развод? Тесть предпримет все усилия, чтобы бывший зять потерял работу, где его и так терпели только ради родственной связи. Значит, он останется без средств к существованию. А его возлюбленная привыкла жить на широкую ногу, хотя ни одного дня в своей жизни не работала. Так на что они будут жить? Вдобавок из-за людских пересудов им с Илвой придется уехать из города. Как он тогда будет видеться с дочерью?

Наступил шестой день, канун дня рождения Кристины. Супруги вышли из дома после ужина, за которым активно обсуждался предстоящий праздник. Роберт с присущей ему горячностью комментировал реакцию дочери, когда они дошли до набережной. Аутра села на скамейку первой, а Роберт встал над ней как вкопанный, понимая, что теперь эта ситуация кажется ему еще более нелепой, чем раньше. Он набрался смелости и предложил вместо созерцания пристани прогуляться по парку. Аутра неохотно согласилась. Он взял ее под локоток и повел по широкой аллее.

Им навстречу попадались знакомые. Они останавливались и обсуждали с ними предстоящий праздник, на который была приглашена добрая половина их небольшого городка. Роберт был счастлив, что наконец, не без участия его мудрой жены, он обрел истинное понимание жизни. Семья сохранена, по крайней мере, он так думал, и больше беспокоиться не о чем.

В день рождения Кристины никто из присутствующих и предположить не мог, какие страсти бушевали в этом доме еще неделю назад. Гостиная ломилась от подарков, Кристина светилась от счастья: игры, танцы, музыка – все закрутилось каруселью. По окончании праздника Роберт был так очарован собственной женой, что решил немедленно вручить диадему работы французского ювелира, которая ей приглянулась еще месяц назад. Он бросился к ювелиру, благо тот со своей женой и сыном находились в его гостиной. Объяснив ситуацию, Роберт уговорил его немедленно совершить сделку и был готов приплатить сверху за причиненное неудобство. Уговаривать ювелира долго не пришлось, тут же они оба покинули дом и быстрым шагом направились к магазину.

– И потом они жили долго и счастливо! – иронично воскликнул Василий.

– Не совсем… – тихо произнесла Прасковья, она сказала это таким тоном, что все поняли, развязка еще впереди. – Скорее, даже наоборот…

– Что же случилось потом?

– Пришла любовница, и завязалась драка, – выпалила невеста Василия и своей репликой разрядила обстановку.

Когда все успокоились и приготовились слушать продолжение, Прасковья подошла к заключительной части своего повествования. Это было понятно по поведению Георгия, который, похоже, уже не раз слышал эту историю. Пока жена заканчивала рассказ, он собирал и чистил кухонную утварь. Закончив, встал у костра с кружкой воды наготове, чтобы потушить огонь.

– В ювелирном магазине Роберт пробыл не больше часа, плюс на дорогу обратно домой ушло минут десять. Он бежал домой, воодушевленный своим окончательным решением сохранить семью и вымолить у жены прощенье. Во внутреннем кармане пальто покоился подарок.

Когда он подходил к дому, улицу озаряли яркие всполохи. Это был пожар – горел его собственный дом. Вокруг собралось много народу, всем было любопытно посмотреть, чей горит дом, и какой ущерб был причинен – так уж устроены люди. Роберт искал в толпе жену и дочь, в надежде на то, что пожар начался не в жилых комнатах, и его семья успела спастись, но, увы… найти своих близких ему было не суждено. Только к утру пожарным удалось потушить дом. При осмотре было найдено два обгоревших тела – его жены и дочери.

– Какой ужас! – воскликнули девушки в унисон.

– Да. Это был ужас. Роберт не просто пребывал в отчаянии, он как будто умер. Когда до него дошла суть происшедшего, он тронулся умом и остаток жизни провел, глядя на причал из окна психиатрической больницы. Каждый вечер он брал воображаемую руку жены и целый час сидел в полной тишине. Илва, узнав о трагедии, в тот же день покинула город, и никто ее больше не видел.

Георгий, словно ставя окончательную точку в рассказе, плеснул кружку воды на тлеющие угли. Затем взял жену под руку и повел к деревянному срубу. Со всех сторон слышалось сдавленное и вялое «спокойной ночи». Вчерашние школьники все еще под впечатлением рассказанной истории поспешно расходились по домам.

Супруги Михайловы добрались до дома. Прасковья расстелила постель, села на край кровати и начала расплетать косу. Ее кудрявые волосы распластались по всей кровати густыми прядями.

Разложив кресло-кровать, Георгий разделся и в свойственной ему манере закряхтел:

– О-хо-хонюшки!

Когда Прасковья потушила свет и легла, Георгий заворчал:

– Чего это на тебя нашло?

– А чего? – сделала вид, что не понимает его супруга.

– Чего, чего? Будет тебе чего. Опять завтра слезы будешь лить.

Где-то перед домом послышался глухой стук, затем заскрипела, жалуясь на нелегкую жизнь, дверь.

– Вон идет твоя малютка. Мало тебе не покажется. Небось, слушала твой рассказ от начала до конца. За Кристину тебе больше всего достанется.

– А что, мне ее Филином называть? – огрызнулась Прасковья и поежилась от страха.

– Если она хочет, чтобы ее так называли, значит, нужно называть, не нам ей имя выбирать.

Прасковья замерла в ожидании. Она и сама знала, что реакция будет бурной.

Половицы скрипнули, через минуту в постель к Прасковье нырнула девушка, от которой пахло костром, нафталином и сырой землей.

– Кристина! Ты опять ходила к чучельнику? За версту от тебя тянет, – заворчала старуха и повернулась к девушке.

– Заткнись, – злобно прошипела Кристина в ответ; ее глаза, налитые кровью, пылали от гнева, – убью…

Прасковья тяжело вздохнула и повернулась на другой бок – она привыкла к пустым угрозам крестницы. Но Кристина не спешила засыпать, она ждала, когда тело старухи обмякнет и станет беззащитным. Когда старики захрапели, Кристина вынула из-под подушки охотничий нож, подарок ее единственного друга-чучельника, который по возрасту ей в отцы годился, и приставила к горлу Прасковьи.

– Перережу глотку… длинный язык… – зловеще прошипела она. Старуха выпучила от страха глаза и замерла. – Мое детство… не твое… убью…

Прасковья жалобно заскулила.

– Тсс… Умолкни. Ненавижу. Убью… убью… Не вспоминать мою мать. Никогда! Слышишь?

Холодное лезвие из стали еще глубже врезалось в кожу, старуха почувствовала, как тонкая струйка крови потекла по шее, и обезумела от страха.

– Каспарс! Она мне сейчас горло перережет! – закричала что есть силы старуха на латышском языке, вскочила, но не удержала равновесия и кубарем откатилась к стене.

Когда муж спросонья добежал до кровати, Кристины в комнате уже не было. Хрупкая сухонькая фигурка быстро шмыгнула в коридор. Завизжала входная дверь, и гулкие шаги эхом отдалились от сруба. Георгий включил свет и бросился к жене. Одной рукой она сжимала горло.

– Что произошло?

– Эта идиотка полоснула меня по горлу!

Осмотрев рану жены, Георгий махнул рукой и сказал:

– Это просто царапина, вставай, обработаю йодом.

Вздохнув с облегчением – у страха глаза велики, жена поднялась с пола и двинулась на кухню вслед за мужем. Достав из аптечки все необходимое, он быстро оценил ее состояние: подбородок трясется, лицо бледное, как холодильник, на фоне которого она стояла, но вроде ничего страшного.

Обрабатывая рану, Георгий ворчал:

– На кой черт она тебе сдалась? Торчим из-за нее в этой глуши, дома родного десять лет не видели. От страха и тревог ты высохла, сдаешь на глазах, сейчас похожа на свою мать, а ей-то уже восемьдесят пять. – Показывая в сторону леса, он продолжил: – Вон какая девка вымахала, сабелькой машет, как лихой казак, да злость лютую копит. Видала, как она глазенками сверкала? В ее возрасте уже романы крутят, а она знать не знает, как слово «мама» пишется, ума хватает только в лесу по деревьям скакать да с бабкой в одной постели спать.

Старуха зажала полотенцем обработанную рану и застонала. Потом зашевелила губами, пытаясь возразить.

– Знаю, – отмахнулся старик, – досталось ей. Но дальше так нельзя, нужно что-то делать. Что с ней будет, когда мы помрем, ты об этом думала?

Держась за стены, супруги медленно двигались по темному дому в сторону спальни, а когда преодолели последний поворот, Прасковья попросила:

– Ложись со мной, боюсь я теперь с ней спать. Да и не придет она, наверное, сегодня.

Кинув мимолетный взгляд на дверь, Георгий помотал головой:

– Нет, не хочу все усугублять. Спи, не тронет она тебя больше, я с ней завтра поговорю.

Он знал, как важно для их воспитанницы спать рядом с крестной, которая для девочки была гарантом спокойствия и стабильности. Растянувшись в кресле-кровати, он по-стариковски покряхтел и укрылся одеялом. В памяти всплыл испуганный вскрик жены.

– Ты хоть поняла, что окрикнула меня Каспарс? – он приподнялся на локтях и даже в темноте заметил, как жена переменилась в лице.

– Видать, от испуга… – запричитала она, пытаясь оправдаться, – думала, что последний миг живу…

– Ладно, спи… чего уж там. Не делай так больше. А то все десять лет коту под хвост… я уж свыкся с Георгием.

– Хорошее имя-то, – шутливо и на деревенский манер произнесла жена, передразнивая местную почтальоншу, которая каждый день приносила им корреспонденцию в конную школу.

Георгий не удержался и прыснул. Но вспышка смеха была недолгой. Уже через пару минут оба вспомнили о той злополучной ночи, когда их крестница подожгла дом. Они нашли ее через день на пепелище. Перепачканная, с ожогами на груди и спине, Кристина бродила вокруг дома в шоковом состоянии. За долгие годы старикам удалось выяснить только то, что Кристина хотела попугать отца. Чем руководствовалось детское сознание и в чем конкретно состоял ее замысел, она так и не объяснила, но понимание того, что в пожаре погибли ее мать и подруга, что осталась в доме с ночевкой после дня рождения, лишило ее рассудка.

– Ты спрашивала сестру о новом законодательстве? Что там про срок давности убийства?

– Какая давность? Кристи умом тронулась. Выбора-то нет. Здесь она живет на природе. У нее есть друзья: филин и чучельник. А если вернемся домой, ее упекут в психушку, под бочок к отцу, тогда-то уж Роберт точно на себя руки наложит.

– Выходит, жить тут нам на чужой земле… под чужими именами… чужой жизнью до конца наших дней?

– А чего тебе не хватает? У тебя здесь два акра земли, конная школа. А кем мы были дома? Экономка и садовник… Пф!

– Хочу войти в лютеранскую церковь… пройтись по Старой Риге… посетить могилы родителей и увидеть еще раз, как вспархивает белая трясогузка.

– Далась тебе эта трясогузка… – жена повернулась на другой бок и накрылась одеялом. – Это мы не убрали спички. Это мы научили Кристину разжигать костер из сухих листьев. Это наша ответственность, и наказание мы выбрали сами… вдвоем… так что смирись, Каспе… Георгий… и спи…

Вскоре послышался скрип половиц и легкий, быстрый топот девичьих ног. Старики напряглись, ожидая очередного приступа гнева, но на этот раз Кристина вела себя тихо. Забралась в постель под бочок к Прасковье и сжала ее руку. Старушка ответила ей тем же, давая понять, что не сердится. Она уже простила полоумное несчастное дитя и решила больше историю об Аутре и Роберте никогда не рассказывать.

Октябрь 2014 г.