Джуля [Айпери Дамир] (fb2) читать онлайн

Своя кличка у нее появилась только на седьмом месяце от роду. Черно-бурая, белогрудая рослая сука откликалась на любое внимание. Игриво посматривала в глаза человеку и… молчала.

Старая хозяйка швейного цеха взяла щенка для охраны двора, о чем вскоре пожалела:

– Надо было того писклявого ее брата брать. Посмотри на нее: ни напугать, ни облаять никого не может, тупица.

Миловидная дворняга сидела, не понимая ни слов, ни недовольства старухи, двигала ушами и ждала чего-то.

– Че смотришь? Я тебя уже кормила. Иди отсюда.

Хозяйка гнала от себя животное, толкая ногой в ребристый бок, и отправлялась по делам. Крупная для дворняги, грудастая и головастая собака продолжала молчать. Никто не слышал ее лая. Она отзывалась на все известные клички, прибегала, норовила залезть передними лапами на грудь и, если удастся, облизать лицо.

– Фу, уйди, Бобик! – рабочие пихали сильное собачье тело, подкидывали объедки. – На, сюда смотри! Ешь.

Цех состоял из трех домишек: в самый большой поместилось двенадцать швейных машинок и два промышленных утюга, во втором доме расположилась закройная, а в третьем – кухня. Тесные постройки образовали тесный, затемненный двор, ставший домом для дворняги.

Каждый вечер собаке варили суп с говяжьей обрезью или рубцом, костями и лапшой. Половина супа шла на утро. В обед в глубокую миску падали объедки со стола рабочих. Дворняга сжирала всё, дрожа от голода и жадности.

– Это в семь месяцев он такой большой? – удивилась новая швея.

– Это девочка, – неприязненно отозвалась петельщица, жившая при цехе. Она занималась уборкой в качестве оплаты жилья, убирала двор и ненавидела собаку за подкопы цветов и вонь испражнений, разбросанных по маленькой редкой клумбе.

– Как зовут?

– Никак… По-разному зовем: Рекс, Бобик.

– Девочке надо другое имя, да? – обратилась девушка к дворняге и вытащила из сумки вафлю, подразнила брусочком сладкого. – Хочешь?

Собака радостно метнулась из стороны в сторону – что-то вкусно пахло в руке человека! Щетинистый витой хвост мотался, заставляя зад вилять, как если бы дворняга пританцовывала от нетерпения. Девушка рассмеялась. Осторожно протянула руку и, дав обнюхать пальцы, погладила гладкую макушку. Бросила вафлю:

– Угощайся.

Хруст в пасти. На земле остались крошки.

– Понравилось?

Собака оглушительно прогавкала: понравилось!

Девушки вскричали от неожиданности и засмеялись.

– Вот лает!

– Ниче се…

Из цеха вышло несколько удивленных швей:

– Это наш так лаял?

Животное попрыгало от удовольствия.

– Это же девочка, зовите ее Джулей! – нарекла собаку новенькая.

Женщины поговорили с ней вперемешку:

– Почему Джулей?

– У сестры моей похожая, поменьше, зовут Джулей.

– Джуля? Как Джулия, только Джуля.

– Да. Такая же темная, с белой отметиной.

– Отметина на лбу бывает, а на груди – пятно.

– Ну, пятно…

– Собакам кличку надо давать, а Джуля – это же имя.

– Мне кажется, ей идет эта кличка…

– …растет еще. Не лает только, спокойная.

– Джуля!

Люди оглядели дворнягу, словно впервые видели и, шумно ее обсуждая, зашли обратно в цех. Джуля осталась, виляя хвостом и нюхая землю.

Ее не выпускали наружу. Собаке безумно хотелось побегать без оглядки на тесноту, отпустить себя в быстром и свободном движении. От избытка энергии иногда находило исступление: она быстро бегала по маленькой территории и на все попытки людей остановить ее, выпучив глаза, клацала пастью. Бег по двору оканчивался неприятными столкновениями со стенами, воротами и забором. Ныли растущие кости… Когда буйство стихало и возвращалось дружелюбие, Джуля как ни в чем не бывало искала ласки. Доверительно льнула мордой к людям и совершенно не боялась новых лиц – подскакивала, знакомясь с запахами. В глазах светилось одно большое радостное ожидание.

Иногда какая-нибудь работница всматривалась в щенячьи глаза, жалея животное.

– А гулять она не выходит?

– Нет.

– Почему?

– Раньше тут была Кнопка, маленькая такая, рыжая. Лаяла на каждый звонок в дверь. Хозяйке нравилась, конфеты получала. Смешная… Потом упустили – дверь осталась открытой ненадолго, Кнопка выскочила, побежала прямо к большой дороге и под машину попала. И все. Хозяйка долго ворчала, что просмотрели.

– Из-за этого не выпускают Джулю?

– Ну да.

– Здесь же места мало. Жалко беднягу…

Несмотря на периодическое свое щенячье буйство, Джуля была миролюбивой собакой и никудышным сторожем. Хозяйка выговаривала ей за это, но ничего поделать не могла.

Дни в цеху проходили одинаково. Утром приезжал хозяин, включал освещение, кондиционеры, открывал рабочим дверь. Кормил сновавшую у ног Джулю и ждал затем разгона работы: ходил, сложив руки за спиной, довольным, хозяйским глазом наблюдал за молчаливыми заспанными швеями, справлялся о делах и примечал перемены. После этого передавал технологу ключи от закройной и уходил. Весь день люди работали, говорили, смеялись, ругались… Лаяли соседские собаки…

Вечером хозяин возвращался вместе с женой. Дворняга льнула, выпрашивая ужин, старуха нечаянно давила ей лапы и сердилась:

– Ну, тупица! Пшла отсюда!

Она дожидалась ухода работников. Сетуя на их нерадивость, проверяла швейное оборудование, осматривала закройную и кухню. Наконец, наливала в собачью миску еще дымящееся варево. Джуля накидывалась на корм, ревниво ограждая миску лапами, и пожирала ужин.

– У-у, зверина…

К началу лета собаке исполнилось девять месяцев. Густой, громовой лай можно было услышать, только угостив сладким, – об этой ее слабости знали все цеховые и иногда баловали для забавы, после чего она ходила возбужденная, ожидая угощения, готовая в любую минуту прибежать на зов. Обманувшись в ожиданиях, Джуля ходила понурая, жалко глядела на ходивших по двору, переходивших из дома в дом людей, сопровождала их от двери к двери и напрасно искала внимания. Она стала равнодушна к хозяйке, зная точно, что кроме утра и вечера та кормить не станет, перестала бояться, привыкнув к ее невысокой, полной фигуре. Намного более хладнокровно высиживала у кухни обеденное время, чтобы получить причитавшиеся объедки.

Щенячий задор находил на собаку все реже. Никто не играл, не говорил с ней, кроме редких обращений новых людей, которых забавляла большая милая дворняга. Иногда швеи приводили на работу детей. Ребята выходили во двор и сидели, боязливо уставившись на животное. Тот, кто отваживался подойти, непременно начинал дергать за уши, зажимал нос, бился, щипался – Джуля предпочитала избегать детей.

Днем собаке не было покоя: досаждали непрекращающиеся звуки. Шум машин, шелест растительности, голоса людей, шаги, гудение техники, писк и стрекот насекомых, голоса птиц – вокруг царила какофония. Постоянный гам и гвалт бился о чувствительный слух, заставляя по временам беспокоиться, сновать по двору. Относительная тишина наступала только ночью.

Рядом с цехом работало придорожное кафе. Потоки воздуха несли оттуда запахи. Это будоражило дворнягу. Разнообразие ароматов кухни влекло ее к невидимому источнику.

Обычное варево каждый вечер пахло по-разному, в зависимости от свежести и видов обрези, количества соли, времени варки. Она жила в плотном течении запахов людей, еды, растений, тканей, завозимых в цех, почвы и остального. Она не могла разделить ни с кем ни своих впечатлений, ни переживаний, оставаясь безответной и лишней во дворе, который совсем не умела охранять…

Маленький двор стал невыносим. Джуля часто лежала у ворот, часами не двигаясь, глядя в щель снизу, где мелькали колеса, ноги, лапы, носилась пыль…

Однажды хозяйка пришла с какой-то большой квадратной ношей. Дворняга ощутила чужой собачий запах и насторожилась. Кроме людей, никто из собак не заходил прежде. Старуха зашла в недавно устроенный между забором и стеной дома вольер, заперлась изнутри и выпустила из бокса небольшого пегого пса с куцым подвижным хвостом и лупоглазой головой. Он тут же набросился на сетку вольера, остервенело лая на суку. Джуля с перепугу понеслась в самый дальний угол двора. Лай прекратился.

Джуля принюхалась: незнакомца кормили. Тянуло вернуться на запах еды, а страх не отпускал. Вскоре подошла хозяйка и угостила двумя сосисками, что-то приговаривая. Джуля встряхнулась и опасливо прошла за хозяйкой к вольеру. На этот раз незнакомец не был враждебен.

Так, для совместной жизни познакомились Джуля и Редис. Пса в честь розового корнеплода назвала одна из швей, заметив, что от напряженного лая он розовел. Пес был в два раза меньше суки, но в его манере держаться, во взгляде чувствовалось старшинство. Это был бывалый четырехлетний кобель, взятый из приюта. Нервный, поджарый Редис сдружился с Джулей, всем своим видом показывая снисходительность к младшему. Обитателей цеха еще целый месяц встречал непримиримый лай: новый охранник был слишком усерден.

– Тварь такая, – ругалась хозяйка. – Че ты лаешь? Ты же с самого начала видишь их! Пора бы знать своих уже… Заткнись, надоел!

Редис не слушал, ощущал себя хозяином двора и большим грозным зверем, которого из страха держат в клетке. Боязливые взгляды входящих распаляли пса, в мелкозубой пасти бурлил ожесточенный лай.

Во время летних гроз, когда Джуля от страха дрожала в будке, Редис носился вдоль вольера и лаял на небо и молнии. Подрагивал, смоченный дождем, и кружил с важным видом, возбужденный собственной смелостью. Успокоившись, бежал к подруге и укладывался рядом. Сука, страшась гроз, долго отлеживалась в будке и не казала носа.

На ночь их выпускали из вольера. Собаки довольно скоро надоели друг другу и равнодушно сосуществовали на одной территории. Однообразное кормление заставляло их мучиться ненасытными утробами. Они портились от скуки и тоски, становились дурнее, злее. Джуля теряла былое доверие, смотрела недоверчиво, порыкивала на Редиса…

Прошло три теплых месяца. Редис однажды юркнул за дверь в воротах, воспользовавшись моментом. Сбежал. Хозяйка сокрушалась из-за пропажи:

– Что за псины мне попадаются бестолковые! Одна – дура, второй – предатель!

Джуля снова была одна. Старуха кормила ее механически, не замечая жизни в черно-буром животном, путавшемся под ногами каждый вечер. Собака давно стала движущимся темным пятном в однообразной внутренности двора.

Ей снился один и тот же сон. Дверь в воротах была настежь открыта. Она бросалась к выходу и выбегала к громадному полю, где стояли тысячи мисок, полных корма. Поле тянулось насколько хватало взгляда. Далеко вдали, темной кромкой тянулась громадная туча – набухая, вздуваясь, приближалась человеческая стая. Джуля бежала к мискам, спешила наесться и набрасывалась на корм. Всюду попадалось одно варево – привычная ее похлебка. А темная людская стая приближалась, поле уменьшалось. Люди шли, летели, ползали, стремительно сокращая расстояние до дворняги, бешеный крик и свист сверлили слух, масса перекошенных, хищных лиц смотрели на нее…

Через две недели хозяин застал сидевшего у ворот Редиса. Пес уклонял взгляд и прижимал уши от стыда.

– Вернулся, хулиган? – всё, что мог сказать старик, отпирая дверь. Редис вскочил, зашел во двор и радостно влетел в вольер. Поиграл-поздоровался с воспрявшей духом Джулей. Подруга весело прогавкала в его честь. Редис принес с собой уйму новых запахов. Он отощал, глаза еще больше вылезли наружу, но пёс остался бодр и голосист. Радость от встречи, тем не менее, не помешала им огрызаться и бороться за корм, залезая лапами в миски и толкаясь…

К концу осени в глазах Джули осталось лишь угрюмое смирение. Понурая походка, тяжелые, усталые движения – можно было подумать, что это старая собака. Только время завтрака и ужина обнаруживало ее прежнее нетерпение. Но Джуля больше не была попрошайкой – чуть хозяйка задерживалась у миски – она страшно скалилась и делала вид, что укусит.

– Ай! Да чтоб тебя!

Сука заматерела – туловище раздалось в ширину, взгляд стал жестче, загривок щетинился.

– Смотри, старик, – позвав мужа, старуха протянула руку к миске и собака зарычала. – Злится. Ну, такой ты мне больше нравишься! Ешь, ешь, всё, не трогаю я тебя! Помнишь, какая она была? Прыгала и скакала, ластилась к первому встречному. Ниче, вроде умнее стала, добрый охранник будет…

Редис изменился. Сука могла здорово клацнуть пастью и осадить его в случае чего. Шерсть ее стала темнее, жестче, морда приняла спокойное, серьезное выражение. Пес хвостом ходил за ней. Рабочих Джуля пугала одним своим видом, никто не смел подойти к вольеру. Она держалась с достоинством, на людей смотрела зло и… молчала.

– Несчастье мое, ты лаять будешь? – опять спрашивала хозяйка, дав корм собакам. – Молчит, зараза. Надо было другого щенка брать – восемь штук было! А я эту притащила.

– Зачем вам ее лай? Вон – Редис лает!

– Редис маленький, это и по лаю слышно… Кто его испугается? Вот если бы эта лаяла, люди боялись бы. Голос у нее громкий, а молчит как назло, будто и нет ее здесь…

Джуля, покончив с супом, схватила кость, ушла в конец вольера и принялась увлеченно грызть поживу.