Частные случаи [Гаянэ Павловна Абаджан] (fb2) читать онлайн

Гаянэ Абаджан Частные случаи

Тропой нотариуса

— Сергей Олегович! К Вам из рекламного, — позвонила по внутреннему секретарша.

— Опять эта Людочка? — спросил Сергей, разминая окурок в пепельнице.

— Да, да, — подтвердила Нина.

— Передай ей, что мы на днях оплатим "в рамочке" на месяц. Пусть оставит счёт у тебя.

Эта Людочка прямо заела их фирму своими визитами. Сергей имел неосторожность однажды попить с ней кофейку, обсуждая преимущества нахождения на глянцевых вкладышах "Золотых страниц" и попутно — новинки эротического кино. И всё! Теперь не проходило и недели, чтобы она не заявлялась к ним в офис с очередным рекламным предложением как представитель очередного местного однодневного журнала: "Здесь вы ещё не давали!"

Каждый раз заставая её в их общей приёмной супруга Сергея очень раздражалась, что ни удивительно с учётом стиля Людочкиного прикида — как будто она не из местного бизнес- еженедельника, а от самого "Вога" собирает заказы на участие в смелых показах.

Ниночка рассказывала, что раньше Люда работала администратором женского салона красоты, но стремясь как-то устроить свою жизнь, однажды перебралась работать рекламщицей и отправилась в бесконечное путешествие по офисам в поисках подходящего мужа. Но пока кроме существенного снижения зарплаты, увеличения расходов на косметику и стоптанную обувь, ничего путнего, кроме триппера, не словила.

"Триппер" был целиком со слов Ниночки, и тут особенно верить не стоило, с учётом её ревности к шефу и знанию его фобий на инфекции.

Сейчас Сергею только Людочки и не хватало, он и без неё "словил", всё валилось из рук, к папкам он не прикасался, а всех клиентов перенаправлял к нотариусу напротив — то есть к жене. Надо было как-то собраться и взять себя в руки. Но как? Как вообще с этим жить? Как сказать супруге? Что ей объяснять на этот раз?

Разбирая почту Сергей утром обнаружил пришедший из лаборатории свой анализ крови с подтверждённым гепатитом- С. Он развернул дрожащими руками анализы жены и старшей дочери, но у тех было всё в порядке. Пока в порядке. А он влетел. Это был ежегодный поход на углублённый профосмотр — чуть не единственная семейная традиция.

— Наконец-то допрыгался! — сказал он самому себе, — Да, уже тридцать пять, тебе много раз везло. Неправдоподобно везло и вот — допрыгался.

Начиная с пожара, когда погибли его родители, а он один — совсем малыш каким-то чудом был через окно спасён не очень вовремя подъехавшими пожарными, и попал в Детский дом — таким было первое везение. Но он остался живым! Это было чудо. Ещё большим чудом было выжить в Интернате, но тут помог спорт.

Сергей встал и выглянул в приёмную. Людочки там уже не было, но в приёмной и без неё было людно. На чёрном кожаном диванчике и по креслам сидело несколько человек, листавших разложенные здесь же на столике пёстрые журнальчики в ожидании своей очереди. Ниночка убирала чашки, что явно указывало — они с Людочкой гоняли кофеёк, собирая сплетни об окрестных офисах.

Жена вела приём, совершенно не споря с супругом. Светлана Ивановна привыкла к тому, что у мужа бывали дни, когда он находился не в настроении, и даже уезжал домой поспать и "передохнуть от накатившего". Главное, чтобы в эти дни не было никаких сложных посетителей. Всеми "сложными" по умолчанию в их семейном бизнесе занимался именно Сергей Олегович. Сегодня ему улизнуть было никак нельзя, придут "сложные" — его бывшие ментовские коллеги.

"А кто же ещё их примет в этом городе?" — зло подумал Сергей.

"Не зря же мне тесть эту работёнку купил. Не для того же, чтоб я главбухам подписи в банк заверял по две сотни гривен, а чтоб деньги в семью зарабатывал. Но я им уже десятки раз всё потраченное отработал, но всё равно остался должен столько же! Вот где система! Тут выход не два рубля, а только вперёд ногами.

Он вернулся в кабинет и стал ждать назначенных ему сложных клиентов, которых жена ну вот точно принять не сможет, хоть их всех присылает её же папочка — хитрый мент.

"Представляю, что будет когда он узнает", — думал Сергей, — очередной раз развернув свой анализ, как бы в надежде, что на этот раз там будет написано что-то другое.

Своего тестя Сергей очень хорошо знал задолго до того, как женился. Тот дружил с его тренером по боксу. Да, старик любил дружить с ментами, а те — с интересом разглядывать его секту учеников. Серёга там был один из лучших. Как же! Палыч был ему за отца, за одну его тренерскую похвалу Серёга готов был любому челюсть проломить.

Так от Палыча Сергей к тестю и перекочевал, как "победитель смотрин". Сначала отслужил тут же — во внутренних войсках, чтоб на глазах оставался. Это тоже пока ещё будущий тесть порешал. А потом и с дочкой своей познакомил.

— Примешь условия? Станешь мне сыном.

А куда деваться, когда кругом уже сто крат повязан. Принял.

И так Серёга — сирота из постового превратился в студента — юриста заочника, а потом и нотариуса. За это батя выкатил немерено! Ещё пока Серёга только учился, он уже всё оплатил, начиная от покупки офиса в нужном месте. Тесть что называется "вложился по полной". Теперь только работай и его дочку осеменяй. Жизнь удалась. А тут — откуда не ждали. Чего там "не ждали"? А чего ты ждал, перетрахав всё, что вокруг промедлило мимо прошмыгнуть? Удачу свою ждал сиротскую? Получи.

Вот она и не замедлила — его удача. Хоть, конечно, уже далеко за тридцать, и пора бы теории вероятности сыграть в неотвратимость. Короче, собирайся и иди сдаваться. Только кому? Тестю или жене? Сергей поёрзал в кресле, представляя что будет дальше.

Вечером, набравшись как следует коньяка, Сергей приполз в спальню. Это для жены было абсолютно привычным, она давно заметила, что когда приходили "папины клиенты", то её муж упивался в стельку. А сегодня она тоже видела как они быстро минуя приёмную прошли к нему с очередным тщедушным стариком. Так что предугадать вечер ей не составляло никаких трудностей.

В такие дни как бы извиняясь перед мужем, Светлана стремилась его максимально расслабить всеми возможными способами. Вот и сейчас, она начала его раздевать и потянулась ниже, ожидая знакомый торчок. Но Сергея вдруг как подкинуло. Он моментально протрезвел, подскочил и его наконец прорвало…

============ часть 2 ======

Светлана последнее время и без этих дурных новостей от мужа была на нервах. Её отец, очевидно в предчувствии скорой отставки, зачастил к Сергею со своими стрёмными клиентами, явно включаясь в самые рискованные комбинации. И ей становилось муторошно за мужа, да и за себя — в одной лодке все плыли. Свету одолевали какие-то не озвученные недобрые предчувствия.

— Откуда?

А Сергей уже не мог остановиться. Он взахлёб рассказал жене более, чем всё, окрашивая не свойственными ему прилагательными и наречиями. После этого ему странным образом полегчало, и он спокойно и крепко заснул. Свете же заснуть не удалось. Она полночи просидела в позе скрепки на своей половине кровати, не понимая, хочет ли она рассвета, или чтоб эта ночь не кончалась.

Ведь год назад она уже очень сильно заподозрила неладное, но муж категорически всё отрицал. Однако она доверяя своему чутью отправилась в рейд к местным психологу, гадалке, астрологу и конечно же в церковь, чтобы этой комплексной магией смести тучи с пути их семейного счастья. Она обожала своего сильного и красивого мужа, он был главным, чем она владела. И от самой мысли, что ситуация ускользает — становилось неприятно в животе и в голове появлялся вязкий туман.

При таком разбитном отце Света была девочка на удивление тихая и закомплексованная. На юрфаке подобного синего чулка на потоке больше и не было. Она стеснялась и своего высокого роста, и плоской худобы, и походки. Она почти не участвовала в студенческих тусовках, чтоб только не попадать лишний раз никому на глаза, чтоб её поменьше разглядывали, просто хотела превратиться в невидимку.

Мать всё это очень беспокоило и она — тихая и покладистая женщина в этом вопросе крепко насела на супруга: "Надо что-то решать, отец! Она так и просидит с учебниками, и нас без внуков оставит. У тебя там полно парней. Иван! Бери и знакомь её".

Отец посмотрел, что ему дома проходу не будет, и с таким дочкиным характером, с одной стороны без всех этих "мажорских" фокусов — оно спокойнее, а с другой — тут без его отцовских усилий действительно может и "не рассосётся". И Иван занялся поисками зятя, как и всем, чем занимался — то есть тщательно выстроив схему, выбирал наиболее подходящий вариант, пока не увидел Сергея. Пусть парень и нищий, но дочери-то он очень понравится — атлетичный, статный спортсмен, симпатичный, тестю будет сыном, а расходы — отработает.

Старинный дружбан — Палыч пообещал, что Сергей — хлопец справный и в делах испытанный. А уж он-то в пацанах знает толк, у него глаз на них намётанный, столько за годы тренерской работы через него прошло и из виду не растворилось. Вон они по району кучкуются — все "от Палыча": "Не занимался у Палыча? Не мужик". Кто месяц выстоит, пока хорошенько разок в нос не отхватит, кто годами форму поддерживать ходит, уже и бизнес свой давно есть, и семья, а нет-нет, да к Палычу и заглянет о делах перетереть, форму подтянуть, размяться.

Оставалась самая малость — с самим избранником договориться. Но и тут они с Палычем хорошо сработали, и вот — пожалуйста, принимайте парня в семью. Вот тебе, мать, зять — готовь блины. А вот уже и внучки пошли, все довольны.

А что делать теперь? Получалось, что мир, который Светлана оберегала от внешних врагов просто отсутствовал. Вот ты стоишь на пороге и кричишь: "Я вас не пущу в свой дом!", оборачиваешься, а это вовсе уже и не дом, а трухлявая ночлежка. И по факту — охранять в сверкающих латах-то и нечего.

Света решила, что отцу они ничего говорить пока не будут. Детей чтоб не заразить — от лишних контактов с отцом отодвинут — это понятно, но что делать им вдвоём? Как жить дальше? Вот как с ним после этого его рассказа жить? Стать всеми его фантазиями одновременно или разводиться? Такое чтоб потянуть…

Ещё год назад обойдя всех этих гадалок — психологов Светлана сильно переломала себя. Она стала одеваться в невообразимые раньше для себя цвета и фасоны. Стала иногда капризной, чего раньше за ней не замечалось вовсе. Появились все эти "Серёженька, принеси", "Серёжа, заслоняешь", "Сегодня вечером — только в новом ресторане", "Как бы хотелось чтоб ты мне…" Секретарша в такие моменты смотрела на неё не узнавая. Светлана даже решилась на небольшую пластику — увеличила грудь. И вот — выяснилось, что всего этого не то что мало, а ближе к ничего.

Под утро Света открыла комп мужа. Он всё равно слишком поздно заснул, слишком пьян, слишком крепко спит, а она хоть и находилась в слегка в сомнамбулическом состоянии — начала изучать содержимое в поисках деталей мужниных интересов, но настоящий мент прямых улик не оставляет. За то в истории поисковика набралась куча улик косвенных — сайтов с бельём, игрушками, фильмами…

А когда Света зашла на их общий хорошо спрятанный банковский семейный счёт, то обмерла. Если бы её отец такое увидел, то летел бы Серёженька с переломами дальше спортзала, в котором он отыскался. Надо было всё срочно исправлять. Счастье, считала Светлана — материально, над ним как над дачным домиком надо постоянно шаманить, чтоб сохранять свежесть и уют, а то границы его размоются и, оно растопится в очередную иррациональность из школьной программы по этике.

На утро, посмотрев на спящего мужа, измученная стрессом и бессонницей Светлана собралась и отправилась в офис одна. Да, на сегодня тоже была записана куча посетителей, но это же хорошо, правда среди них одни — из чисто Серёгиных клиентов.

В два часа дня Ниночка заглянула в кабинет:

— Светлана Ивановна, тут уже пришли к Сергею Олеговичу, а его пока нет. Они не любят мелькать в офисе, будут нервничать. Что делать?

— Принеси их документы и проведи их сюда, — каким-то твёрдым потусторонним голосом ответила Светлана.

Она после вчерашней ночи хотела бы просто размазать Ниночку по дверному косяку, но это было абсолютно некстати. И ровно ничего бы не решало, только бы внесло сумбур в работу: мало того, что на редкость толковая Ниночка за три года в их приёмной всё про всех хорошо изучила, так и её заочное обучение на юрфаке, как Света несколько часов назад узнала, уже добрым и прекрасным Сергеем Олеговичем было полностью оплачено. Так что пусть теперь Ниночка сидит в приёмной, заваривает кофе и отрабатывает расходы фирмы, и пусть помнит их семейную доброту, тем более что уже больше двух лет как Сергей ею не интересуется — пройденный этап. Заводить теперь в эти стены какую-то очередную лахудру со свежим лицом и с ещё не оплаченным образованием, да на неуёмную фантазию супруга не было никакого резона.

Быстро без единого вопроса отпустив Серёгиных клиентов, Светлана направилась в его кабинет, открыла бар, и повыбирав из нескольких початых бутылок, налила и тут же залпом выпила стопарик горяченького, заев завалявшимся здесь же в сахарнице куском лежалого лимона. В этот момент ей странно показалось, как она сама превращается в своего сильного и красивого мужа, пока он там в спальне пускает пьяные пузыри.

Дальше Света созвонилась с лабораторией, в которой они сдали анализы, обсудила результат, и поехала домой, отменив дальнейший приём:

— Извинись, и всех перепиши на завтра, — бросила она ровным голосом Ниночке в коммутатор, высветив той на табло "Сергей Олегович".

Чтоб ни с кем не сталкиваться в приёмной Светлана вышла из офиса через заднюю дверь, расположенную прямо в кабинете Сергея. Тяжёлая тёмно- зелёная портьера закрывала всю дальнюю стену кабинета, занавешивая закрытое ставней решетчатое окно с видом на проходной двор, в котором часто отдыхали бомжи, и толстую бронированную дверь, которую сохранили при перестройке магазинчика под офис, чтоб лишний раз не заморачиваться вопросом перепланировки с архитекторами и пожарными. Этой дверью Сергей никогда не пользовался — курил прямо в кабинете.

Стоянка автомобилей была с лицевой стороны, но Света с усилием всё же открыла отвыкшую от этого действия огромную дверь, переступила грязный от прибившегося мусора, нежилого вида порожек. И когда она так внезапно появившись во дворе пешком его обходила, то заметила недавних Серёгиных клиентов, которых только что обслужила. Слегка отъехав от её офиса, они свернули именно в эту подворотню и теперь что-то горячо обсуждали. Свете резануло глаз, что тщедушный старик, который едва лепетал своё: "Да" над документами о дарении квартиры, даже скорее так и не сказал ничего вразумительного, сейчас вполне резво и активно размахивая руками что-то доказывал своим спутникам. Из машины на её — идущую к арке сначала не обращали внимание, но потом как-то моментально затихнув напряжённо смотрели вслед, пока она не скрылась за поворотом. Эта их некоторая странность поведения неприятно резанула Светлану, которая и вообще не любила когда на неё смотрят.

Обойдя двор, Светлана села за руль и тихо укатила.

==================== часть 3 ===============

Вернувшись домой Светлана растолкала мужа, не дав ему даже попить воды, загрузила в автомобиль, и повезла на повторный анализ. После чего она вернула его домой, а сама отправилась к гадалке Розе Маратовне. Надо же было как-то начинать думать и о себе — нервы не железные, а Розочка всегда воздействовала на Свету очень положительно.

К Розочке Света ходила не чаще, чем раз в полгода. Не сказать, что она прямо верила в гадания, но Роза всегда убеждала Свету, что уж на этот раз карты точно легли как надо. Она смотрела своими яркими загадочными глазами на расклад и ровным убеждённым голосом объясняла почему всё будет обязательно хорошо: "Вот и валет — сама видишь, и король где надо, опять же бубновая десятка смотри откуда на тебя смотрит. Всё будет хорошо. Карты не врут. Зря беспокоишься", — говорила она и через полчаса этого внушения пульс Светы начинал биться в унисон Розыному голосу с приятным восточным акцентом: "Хочешь ещё на кофе погадаем, только чтоб ти убедилась. Там вообще сама всё поймёшь".

И Света выходила от Розочки с каким-то внутренним теплом то ли от ароматного кофе, то ли от позитивных перспектив. Вот и сейчас всё было почти так, но чего-то не хватало. "Он тебя так ценит…", "Ти только сильно не ругай…", "Добром возьмёшь…", "Заботливая…"

Света посидела в машине и прикинув по времени: "Успеваю", поехала в Храм. В городе их было не так уже и много, в основном — новостройки, но Света всегда посещала единственный оставшийся старинный — место должно быть намоленное, так — вернее.

Войдя в храм, и замотавшись в здесь же лежавшие платки Светлана Ивановна набрала целую горсть свечей. Внутри было прохладно и почти пусто, в тишине раздавался удалённый звук пения, успокаивающе пахло ладаном, деревом и воском. Не очень разбирая икон Света принялась расставлять свечи, шепча известные ей обрывчатые молитвы, перемежая их с нахлынувшими возле поминального столика тихими рыданиями.

Наконец Света дошла до Святой Варвары. Эта икона ей нравилась по особенному. Тут Света и закончила свой периметровый обход, приладив все три оставшиеся свечки и минут двадцать простояв глядя почти не мигая то на свечи, то на икону. Она почувствовала, что успокоилась, всё внутри улеглось, ушла рассеянность, дымчатость сознания, она теперь стояла и спокойно смотрела в лик Иконы.

Постояв ещё Света почувствовала как что-то внутри неё из жижи собралось в камень и затвердело. Она перестала думать о прошедшем, стала думать только о будущем, которое ей всегда представлялось дачным домиком на берегу, в обрамлении осеннего сада с играющими во дворе детьми. Детский смех и аромат сладких перезревших, тяжёлых опадающих плодов — так она представляла вечное безопасное изобилие в своей жизни.

Медленно пятясь она вышла из Храма, ещё несколько раз перекрестилась и пошла к машине. А когда уже села за руль, то повторно почувствовала то странное, как в кабинете Сергея, ощущение после того как выпила впервые заверив то, что заверила. Она ощутила себя им — Сергеем, взялась за руль жест-в- жест так, как делал это он. Автомобиль стронулся с места и плавно отъехал.

Забрав детей со школы Света вернулась домой, и приготовила нехитрый ужин: бутерброды, чай, омлет. Омлет получился удивительно ровный и симметрично румяный с обеих сторон. "Надо же", — подумала она раскладывая его детям по тарелкам. Сама Света к еде за весь день не прикоснулась, за исключением того куска лимона из сахарницы.

Она села в зале и задремала, не оставлять же девочек одних. Ей было слышно как Сергей окончательно к вечеру проснувшись гремел холодильником. "Всё сам. Всё сам", — думала она. Ровное спокойное мышление соседствовало с полным телесным бессилием. "Главное сейчас не испугать детей, а завтра всё начнёт налаживаться", — и Светлана упала в ровный сон. Она почувствовала как сильные руки мужа подхватили её и перенесли на кровать, и его голос: "Мама сегодня просто сильно устала". Да, есть такое.

Следующий день прошёл тихо. Сергей опять остался сидеть дома, Света приняла всех посетителей, тем более что "особых" в этот день не наблюдалось.

За тем о чём-то смутно вспомнив, Света стала рыться в документах в поисках данных о вчерашних странных визитёрах. Скопировав нужное, она позвонила старинному другу- однокурснику Юрию, решив пока отца и мужа в свои сомнения не путать, и назначила встречу: "Завтра прямо в моей машине, буквально на пять минут! Даже могу за тобой заехать".

Но к вечеру, по мере приближения момента возвращения домой она почувствовала — ей становится плохо. "Опять к Розочке что ли? Это не выход, нужен план. Когда всё валится, то нужно расписание, всё жёстко по расписанию, без лишних мыслей", — и Света набрала номер Сан Саныча. Он сегодня мог только в восемь. "Что ж, подождём до восьми", — решила она и развернула самую длинную из инструкций.

Вдруг позвонил Сергей. Его голос дрожал и срывался: "Светка, смотри анализ! Смотри — я чист! Суки! Ошибка! Я же чуть не умер! Суки!" Но Светлану Ивановну это уже почему-то мало заинтересовало. "Ну, хоть детей не заразит", — отстранёно подумала она положив трубку, и какие-то периодически приливающие целый день жалостливые всхлипывания опять накатили на неё. Сдерживать их в пустом закрытом офисе было совершенно незачем. И Светка наконец-то за день расслабилась и тихо завыла. Строки самого нудного из нормативов поплыли перед глазами, она его закрыла и стала готовиться к визиту к психоаналитику. Для этого она решила привести себя в надлежащий вид — такой какой тот ей настоятельно рекомендовал почти год назад, якобы это решает все её проблемы.

К психологам на Украине особых очередей не замечается. Это Сан Санычу было ненавистно, как и мысль, что сделав работу хорошо и быстро он попросту лишался заработка: "Так в чём смысл?" Поэтому когда Сан Саныч увидел чей телефонный номер высветился на экране, то его тело пронзило ощущение кайфа: богатая клиентка годичной давности ему опять позвонила. Удачный день! Тем более по её голосу было слышно насколько она в потерях. Ей всё нужно срочно и немедленно.

— Что ж, приходите сегодня на восемь, — прошепелявил Сан Саныч, — Только так! Раньше я уже никак не могу, — было честное его признание. Но назначать для встречи другой день он не решился — уйдёт к кому-то другому с концами, видно, что что-то стряслось и барышня на пределе.

Визитку Сан Саныча Светлана когда-то нашла на столе у Ниночки. На вопрос ходит ли она к психологу, та сначала удивилась, а потом увидев в руках у Светланы визитку вспомнила, что её принесла та девушка, которая обычно им предлагает дать рекламу.

Света попросила Нину уточнить детали, и та узнала, что Людмиле — той самой неотступной рекламщице визитки своего мужа дала знакомая по прошлой работе и попросила их раздавать раз уж Люда всё равно по офисам ходит. Так что — ничего конкретного.

Обрадовавшись, что никакой прямой связи нет — значит сплетни не проникнут, Светлана год назад и записалась к Сан Санычу. Тот быстро "разобрался" в её проблемах, рассказал, что она отвратительно асексуальна, и ей надо пользоваться благами цивилизации — косметологами и пластическими хирургами, а вся её одежда выглядит как фрагменты срезанного асфальта, иногда — мокрого, а максимум её фантазии — асфальт в солнечную погоду.

— С волосами тоже надо что-то делать, — продолжал Сан Саныч глядя на Свету, — И хвалите своего мужа почаще. Не будете хвалить — найдутся другие кто похвалит, яркие и без комплексов. Если вы сейчас не будете говорить ему комплименты, то другая девочка на работе — будет говорить, поэтому вы должны без конца говорить ему какой он умный, красивый, прекрасный, какой у него большой член. В постели вы как?

Света совсем замялась у этого странного психолога. Но у других она и вовсе не бывала, поэтому сравнивать ей особо было не с кем, а этого одна точно пару раз видела на местном телеканале, так что — он, наверное, в чём-то сильно прав.

Ограничившись тремя визитами к Сан Санычу Светлана перешла к чтению соответствующих книжек, которые прятала у себя в машине, а по прочтении выбрасывала. Но её дела, как она считала, заметно продвинулись — была накуплена груда весёлой одежды, волосы выкрашены и посещение косметолога прочно вошло в её расписание.

О личности Сан Саныча она как-то даже не задумывалась до поры, до времени, но этим летом в кафе за соседним столиком на курорте зашёл громкий спор об одном знаменитом психологе.

Спорщики выглядели раскованно, компания из двух симпатичных мужчин в пёстрых летних рубахах, один из которых был с длинными волосами и повязанной на шею зелёной косынке, ухоженная, видно что богатая дамочка постарше и лет тридцати девушка — унисекс, которая просто задумчиво курила разглядывая пейзаж и в беседе не участвовала. Раньше бы Света таким не заинтересовалась, но теперь она тоже была с некоторым опытом контакта и поэтому с интересом прислушалась:

— Ну какие мужчины могут идти в психологи? Это же женская профессия, всё построено на интуиции, на иррациональном — доказывала дама постарше, — Если вы приглядитесь, то вы у этого психотерапевта увидите на самом деле оттакенную гомосексуальную тенденцию. Её всегда видно было. У него и лицо женоподобное. Чему он может научить, когда и сам крайне нуждается?

— А ты как хочешь? Чтобы психолог был здоров? Чтоб понятия не имел каково оно — депрессия, памороки, паническая атака, навязчивое состояние, — засмеялся длинноволосый.

Света вспомнила своего Сан Саныча, очень высокого, отечного неспортивного мужчину и подумала: "Действительно, что-то бабское в нём есть. Даже манера расспрашивать липкая до уровня сплетен. И не поймёшь: по работе или смакует".

Соседи продолжали обсуждение звезды российской психологии., второго мужчину возмущал факт, что "звезда" женат. Как смогла разобрать Света — он ненавидел латентных геев, которые изо всех сил пытаются скрыть свою ориентацию, придумывая себе невероятные маскировки, начиная от гомофобных выступлений, заканчивая вымученными романами с многочисленными девицами.

Света опять подумала о своём Сан Саныче и опять признала — похож и в этом. Грубо говоря это гомосексуалист, который вынужденно женат, и изо всех сил показывает свою нормальность, выставил фото семьи, а сам не удовлетворён до беспредела, только она о блядстве мужа речь завела, то его слюни побежали до подбородка. У него единственный сын, но на элементарный вежливый вопрос о парне, ничего светлого на его лице не отразилось, видно что отношений с сыном — никаких.

От соседнего столика продолжало раздаваться:

— А этот? Он вынужденно встречается с какими-то девушками, чтобы показать — он мачо ого-го, каких поискать. И маму свою этими рассказами ублажает, а то она очень расстроится. Ты видел какая она властная? Она его всегда подавляла, а значит вот отдача — этот гнев на женщин!

И Света наконец сформулировала своё мнение: "На самом деле у Сан Саныча очень сильно выраженный конфликт с женщинами. И любит он, как и положено гомосексуалистам — див. Вот он мне и рекомендовал стать дивой раз я уже богатая, самодостаточная, взрослая, успешная. Осталось меня раскрасить на его вкус и — совершенное творение создано: красивая, яркая, могу ему постоянно деньги сдавать или ещё как ублажать, но лучше всё же — деньги. Да, очень заметно, что у Сан Саныча конфликт с женщинами, очень много в нём накоплено гнева. Интересно на его маму посмотреть, тоже наверное энергетическое волкодавище.

— Да, у них у каждого есть своя любимая подруга, но в целом к женщинам очень настороженное отношение, — доказывала дама за соседним столиком, — Так вот, многие из них и выбирают профессию "работать с женщинами", дабы клиентку принизит, дабы её наказать, дабы её размазать", самоутвердиться безнаказанно.

Парням такое мнение дамы не очень понравилось, но она уверенно продолжала:

— К чему я всё это веду? Что вижу во всём этом какую-то ведическую тенденцию, что женщина должна быть какой-то тенью, что мужчина это самое главное, что всё должно быть направлено чтобы его как-то завоевать.

Света подумала: "Как всё точно. Будто про Сан Саныча рассказывает. Почему я бросила к нему ходить? Раздражал, оскорблял, с ними невозможно взаимодействовать, он как политический фанатик — слышит только себя, полностью лишён внутренней критики. Когда с ним пытаешься адекватно разговаривать — он невменяем, начинает оскорблять, полнейший словесный понос. Зачем он свои фантазии по поводу женских сисек проецировал на меня на сеансах психотерапии? Зачем? Для самоудовлетворения!"

Почему же теперь, в этой ситуации Светлана опять набрала номер Сан Саныча? А кого ещё? Вот пусть теперь подробно ей и расскажет свои фантазии — как они там хотят, зачем им и престарелая кассирша из ближайшего супермаркета, и тупая соседская няня, и резвая пахнущая бензином таксистка, и медсестра, которая ставит капельницы на дому … Собирают каждому своему сперматозоиду по яйцеклетке?. Неужели других желаний не возникает? Как видно — нет.

Света припарковала свой "Инфинити" у здания, где снимал комнату Сан Саныч, Накинула длинный лёгкий плащ, чтоб вахтёр на проходной не рухнул от её вида и направилась по длинному ободранному коридору и щербатой лестнице на третий этаж в угловую комнатку с видом на торчащие из развалин полуразрушенные ветром и временем фабричные трубы, с твёрдым намерением разговаривать о большом и красивом сексе.

========================= часть 4 ================

Сан Саныч помнил как год назад он случайно проводил Светлану — последнюю клиентку до выхода, и внезапно обнаружил, что у этой серой мыши шикарный новенький "Инфинити", а это радикально меняло его взгляды на терапию. Он незаметно сфоткал госномер авто и данные передал другу — пробить поконкретнее что там такой за Серёжа нервы супруге поднимает. Всё же надо понимать с кем работаешь, что за птичка к тебе заглянула. Жрецы в Древнем Египте тоже некоторые вычисления производили прежде чем объявить, что боги в конец осерчали и крокодил вот-вот сейчас и проглотит Солнце. Зачем же изобретать новые технологии? Друзья (а у кого их нет?) быстро пробили и кто папаша девушки, и что за фрукт её муженёк. Жаль, что тогда Светлана Ивановна быстро свинтилась с терапии, а ведь Сан Саныч уже прикидывал как можно доить эту худосочную корову годами. Но вот птичка и снова пожаловала, как говорится: "Не прошло и года". Что ж, попробуем на этот раз.

"Она даже не могла попросить у мужа элементарного — купить понравившуюся ей безделушку — какой-то несчастный красный "Паркер" за сотку, мало того — сама себя порадовать обновкой лишний раз зажималась, хоть деньги-то есть и немалые. Я всё ей на раз порешал. И на недельку курортную поездку с одного звонка из моего кабинета заказала, и "Паркер". Муженёк-то её наверняка весь в пуху, — завистливо вспоминал Сан Саныч прошлогодние проблемы клиентки, — Зато требовала от мужа полный бред. Шпала, не осознающая реальность! Вечную любовь и верность ей подавай! И это с таким тошнотворным телом. Зачем тогда мужику деньги, если еть всю жизнь только такую преснятину? Хоть бы губы как следует накрасила. Конечно любой от такой пойдёт налево, иначе от тоски завыть можно." Тут Сан Саныч вспомнил и свою Нюху с её наводившей оскомину заточкой и кожей лица в крупную дырочку. Ему от этого стало совсем грустно.

Светлана появилась в дверном проёме точно в срок, и Сан Саныча от неожиданности её вида аж качнуло. На такой эффект он точно не рассчитывал — год назад уговаривал её сменить свои оттенки серого и тёмно- коричневого на что- нибудь понаряднее. И вот! Она к нему явилась выкрашенная в огненно- рыжий, в ботфортах и слегка теряющейся в зоне бикини кожаной юбке, с явно увеличенным выпирающим из полураспахнутого, в стразах пиджака бюстом. Любая сотрудница трассы в районе окружной позавидовала бы такому прикиду. А когда Светочка села напротив Сан Саныча, то он отметил, что и нос у неё заметно изменил форму.

"Вот это я поработал! — самодовольно думал он, — Сколько же бабок с неё скачали все эти пластические хирурги и косметологи благодаря мне!" — мелькнула у него завистливая мысль. По поводу косметолога он не очень беспокоился — всех своих клиенток он убеждённо направлял к супруге — врачу- косметологу. Тут семейный подряд был чётко отработан даже с клиентками из пригородов, но вот пластические хирурги в его копилку нихрена не вносили, хоть явно же почивали на плодах его трудов.

Отставив всегда мучившие его мысли о наличных, Сан Саныч как бы невзначай поставил напротив клиентки песочные часы, которые, как он помнил, та любила крутить. Местный светило приготовился слушать пациентку, собрав лицо в соответствующее её финансовому благосостоянию выражение.

Есть такой закон Парето, дорогие читатели, «20 % усилий дают 80 % результата, а остальные 80 % усилий — лишь 20 % результата», так Сан Саныч его немного видоизменил: "Двадцать процентов клиентов приносит восемьдесят процентов дохода, поэтому им — всё внимание. Остальным — двадцать процентов внимания, а то и того меньше".

Света безусловно входила в эти двадцать процентов, которые Сан Саныч готов был слушать с немигающим вниманием, глаза как бы сами говорили: "Видите, я — весь превратился в слух!", где он в это время витал на самом деле и о чём думал — останется вопросом открытым.

На это раз Светлана эти песочные часы почему-то отодвинула, и между ними не осталось никаких загромождающих предметов, кроме дурацкого старого стола, после чего она заговорила. Сначала слова выходили гортанно, горло душил спазм, потом полилась речь разъярённой и не стесняющейся никаких тонких стен итальянки, лишь периодические захлёбывающие рыдания мешали слушать её рассказ притихшим обитателям соседнего через стенку офиса.

У каждого человека есть свои неотвязные темы, у Сан Саныча с юности однозначно это был секс. Он только о нём постоянно думал, даже читая студентам лекции с глубоко засунутой в карман брюк рукой и блуждающим по аудитории взглядом. Сексом он измерял всё — от радости и успеха в жизни, до курортного сервиса и удобств работы, его видел во снах, микшируя с мыслями о том, какие в сущности скоты все окружающие люди. Каждый человек был для Сан Саныча "скот" какой-то из разработанных им категорий. Вот Светочка со всей её семьёй прекрасно умещались в "ненажорливые твари" с которых надо сдирать сколько сможешь унести, а уборщица офиса — тётя Маша — в "престарелое тупое больное нищее быдло", на чаевые для которой грех и потратиться — достаточно, что ей разрешается почтительно перед ним — частым звездным гостем местного ТВ лебезить, извиняясь за нанесенное стучащей шваброй беспокойство.

Дешифровкой своей системы скоточеловечества Сан Саныч занимался лимитировано, то есть с "ненажорливыми тварями" он готов был обсуждать "тупое нищее быдло", соответственно "быдлу" будучи в прекрасном расположении духа намекал как отвратительны ему "ненажорливые". Таким нехитрым манёвром Сан Саныч как это называют психологи "отзеркаливал" и "присоединялся".

Радостно улыбаясь всем встречным, он пытался протолкаться на пересечение гнёзд своей скотоматрицы, то есть оказаться на постаменте всеми любимым и почитаемым пастырем этого скотостада — тонким знатоком душ, и конечно же по итогам окончить свой славный земной путь если не прославленным, то как минимум знаменитым. Но пока особо ничего не вырисовывалось. "Что ж, если после сорока у вас в этой стране ничего нет, значит — вы честный и порядочный человек", — успокаивал он себя, хоть и не хотел он быть ни честным, ни порядочным, скорее — просто не умел напрягаться и ссал вписываться.

Вот и терапии свои Сан Саныч обставлял в первую очередь так, чтобы пациенты были уверены в его компетентности, а дальше — как получится: или угадает, или нет. Но тут — не хирургия и не математика- точность ответов измерить невозможно, чем профессия и прекрасна. Правда подлый люд интуитивно подозревая неладное норовил обойтись без его психоанализа, предпочитая церковь, гадалок, друзей с бутылкой и прочие суррогаты. Сам-то Сан Саныч тоже со всеми своими душевными проблемами предпочитал старинных дружбанов по выходным, где пиво с водкой и чебуреками на раз помогали прояснить любую истину.

Но секс всё же занимал Сан Саныча больше всего. Даже где открывалась малейшая возможность Сан Саныч косвенно проповедовал, что именно в сексе и зарыт этот проклятый, которого все ищут — смысл жизни. "Все его ищут в каких-то невероятных местах", — удивлялся он.

Сан Саныч не мог даже слышать этические тупизмы типа "общее благо", или религиозные — "бессмертие души". Какое ещё бессмертие? Вы человека в разрезе видели? Смрад, слизь и гниль, выделяющая пузырящуюся вонь. Надо жить каждым днём, получая постоянные личные удовольствия. Только так. Остальное — скотство. Размножение? Это же инстинкт, чтоб заставить приумножать гниль, смрад и слизь. Дети? Эти мелкие отморозки, которые дерутся, щипаются и обзываются? Они что ли — смысл? Сан Саныч даже примерно не помнил когда возненавидел детей. То ли это случилось ещё в песочнице, то ли когда он уже учился в институте на, прости, Господи — педиатра, и у него не складывалось с экзаменом по детским болезням. Но детей он точно терпеть не мог, что некоторым образом отгораживало его от страшного греха — педофилических помыслов, но несколько приближало к садизму. А вот секс он обожал. Жаль только, что на жену перестал торчать лет эдак… "Ну, такое повсеместно", — успокаивал он себя, но корыстность окружающих дам приводила его в бешенство.

"Бабы это тупые суки. Но от них все деньги", — давно решил для себя Сан Саныч и решил брать для себя от своей осознанно в зрелом возрасте избранной новой профессии всё. И вот Светлана вечером этого казалось бы обычного будничного дня привнесла Сан Санычу такой кайф от своей работы, которого он не испытывал скорее что и никогда.

Сан Саныч слушал с упоением, он требовал от клиентки всё новых деталей, как если бы они что-то значили в своём количестве или меняли картину произошедшего. И её разгорячённый мозг как бы пошёл на встречу такому благодарно впитывающему слушателю, Светлана неожиданно для себя смогла по цепочке от платья к платью, от сцены к сцене извлечь из памяти и почти дословно воспроизвести весь рассказ мужа. А может она уже гребла по своим воспоминаниям вёслами фантазии? Установить истину не представлялось возможным. Но надо ли это Сан Санычу? Ведь истина это не больше и не меньше чем то, во что ты сам веришь! Итак, Сан Саныч обратившись в слух внимал.

Обитатели соседнего офиса тоже все замерли в слухе. Из за стены раздавалось:

— Мало того, что он трахал всё живое. Всё, что случайно проходило мимо, просто дышало рядом. Но он ещё и обязательно приводил их в нашу спальню, рядил в МОЮ одежду. Он ТАК игрался, ему было обязательно НУЖНО снять стресс.

Над зашарпанным офисным центром завитала музыка Петра Ильича, "Спящая красавица", финальный акт. Сан Саныч прокашлялся и, застрочили его немного торопливые с придыханием шепелявые вопросы: "Что значит: "Рядил? Как часто? "…

========= 5? ===

На следующее утро встретившись с однокурсником Юрой, который нынче хорошо работал в прокуратуре, Света рассказала о странном посетителе, который в её кабинете мычал как глубокий поослеинсультник, а через пятнадцать минут оказался очень даже живым и активным стариканом. Она от этого визитёра осталась в крайнем недоумении и испугана произошедшим — тут какой-то подвох. О других подробностях появления этого визитёра Света предусмотрительно умолчала. Оставив за бортом предысторию о муже и отце, попросила лишь пробить по максимуму эту персону, а за одно и его племянника, на которого тот переписывал свою однушку.

Света не любила тёмные пятна, а всё непонятное — темно. После этого она наконец позвонила отцу:

— Папа, я к тебе срочно на минутку. Спустись.

Когда они немного отъехали от здания она сказала, что её друг из Прокуратуры конфиденциально предупредил — они в ближайшие дни будут заниматься по недвиге и чтоб отец прервал на время любые контакты по этим вопросам.

"Так-то надёжнее, — думала она направляясь на работу, — Чувствую, что нашей семье пора почистить пёрышки, а то как-то мужчины заигрались, можно и увязнуть". И от этой внезапно пришедшей на ум фразы Света опять почувствовала себя несколько маскулинной.

Войдя в приёмную она не прошла сразу в кабинет, а присела в чёрное кожаное кресло и стала разглядывать секретаршу. Всё же интересно как та изображала её в магистрсской накидке на голое тело.

Обычно хранящая деловой вид девушка под её взглядом засмущалась.

— Нина Владимировна, кажется так? — спросила Света.

— Владиславовна, — поправила девушка.

— Владиславовна. Как продвигаются ваши дела с учёбой?

Ниночка на этот вопрос, окончательно почувствовав неладное, заметно испугалась:

— Светлана Ивановна, я стараюсь по максимуму делать всё самостоятельно, чтоб не тратиться на всякие… Но не в рабочее время. Но учусь я нормально. Ещё два года осталось.

— Два года значит, — констатировала Света, — Пора и о практике подумать.

— Да есть же у меня практика, — вспыхнула девушка, — Я Сергею Олеговичу постоянно документы готовлю. Много.

— Действительно, — задумчиво произнесла Светлана, продолжая пристально разглядывать Ниночку, — Ну, если вопросы будут — не стесняйся, заходи и спрашивай, — сказала она, встала и направилась в свой кабинет.

"Сергею Олеговичу документы", — повторила Светлана за Ниночкой, — "Вот у кого целая база насобиралась. Она их всех и в лицо, и по повадкам выучила. Сидишь и думаешь: "Откуда прилетит?" Отовсюду может. Как говорят: "Если не ты имеешь свою секретаршу, значит её имеет кто-то другой, и всё про тебя знает!" Надо взять и эту Ниночку на заметку".

В это же самое время разгорячённый вчерашним вечерним визитом Сан Саныч читал студентам лекцию. В своей сумбурно- свободной манере педагогической работы он обожал вставлять в текст всякие милый шуточки, которые некоторые могли бы принять за скабрезности, но он так не думал. Например, забывшей ручку студентке он объяснял, что это её подспудный отказ от фаллических символов, а всегда надетый на него галстук был ничем иным как указателем, направление которого надо систематически проверять. Студентам с ним было весело.

Конечно же вставлять истории о своих богатых пациентах для Сан Саныча было делом чести — это исподволь указывало и на его доходы, и на уровень частной практики. Он и в рекламе называл себя не каким-то замшелым "психолог принимает", а "Клиника", мечтая что со временем в облисполкоме поймут значимость начинания, и выделят под его школу и мастерскую здание: какой- нибудь закрывшийся детский садик, например. Вот тогда-то он наберёт сотрудников из своих студентов, и от его имени они будут бомбить клиентов, сдавая ему — своему Гуру выручку. Мечта обязательно должна быть большая.

В таком приподнятом настроении Сан Саныч что бы ни рассказывал, а в голове крутилась вчерашняя клиентка и он в конце концов вывел своё выступление на этот случай — с первой встречи годичной давности:

— На самом деле мы вышли — она хочет "Паркер" — ручку. Вот ей понравился красный "Паркер" за сотку. То есть для них это были в принципе не деньги абсолютно. Купить- может. Я говорю: "Звоните сейчас!"

Дальше Сан Саныч продолжил рассказ на три голоса: за себя, дамочку и её мужа:

— А как я? Как? Он скажет: "Купи сама".

— Позвоните! Скажет: "Купи сама" —значит скажет.

— Мы почти разводимся. Но вот как?

— Ну позвоните при мне, скажите: "Я хочу "Паркер".

Позвонила, он ответил: "Ладно". Мало того, он даже понял какой она хочет. Для неё это было вообще шок: "Что так можно попросить?"

Студенты заинтересовались волшебством: "Просьба — это уже выход из регрессии?"

— Да, Это вывод на следующий этап. Регрессируем, а потом показываем как преодолевать, — подтвердил лектор.

— Регрессировали, показали родителей, создали детство, а дальше — выходить, надо вывести?

— Да, мы даём возможность человеку сходить туда: в детство и назад, как на физкультуре они по лесенке ходят: сходи туда и спустись вниз. Теперь ты можешь туда ходить когда хочешь. Мы же не избавляем его от этой защиты, мы даём человеку возможность применять её сознательно — тогда, когда хочешь. Хныкать хочешь? Вопросов нет. Ты же похныкай и посмотри какой будет результат: похныкать за счастье в жизни — вряд ли дадут, похныкать за ручку — дадут, похныкать за кофточку — дадут, похныкать за сапожки, за сумку — дадут… Похныкать за вечную преданность — не дадут, тут надо что-то другое применить. Всё! Человек начинает уметь играть этой картой и выкладывать тогда когда уместно.

Лектор назидательно продолжал:

— Вся психотерапия это обучение защитам: включать/ выключать. Клиентам тогда так нравится: "А можно я ещё попрошу?" — "Звони- проси". Она потом звонила, она хотела… Сама откладывала деньги — несколько тысяч на кофточки — она сама их хотела купить. Во второй раз приходит, говорит: "А я теперь хочу чтоб он их сам мне купил"

— Да, можно!

— А можно я вот от вас вот сейчас позвоню и скажу: "Чтоб ты мне несколько тысяч дал на кофточки"?

— Можно.

Потом подумала и ещё перезванивает: "Всё! Мы поедем только не в Харьков, а в Киев — за кофточками", он отвечает: "Ладно. Можно". То есть это для него выполнимо, а когда она домогается вечного счастья, преданности и любви, и всего прочего — невыполнимо, и он начинает ёрзать. Но она хочет получить подарок. Но одно дело подарить ручку и кофточку, а другое дело подарить счастье до конца…

Дальше Сан Саныч резюмировал:

— Мы даём суррогат счастья, мы даём возможность испытать полноту жизни от ручки. Вот оно счастье оказывается — ручка и кофточка. Мало того, мы направляем их. Но только требовать от него то, что он дать не может — не надо. И всё. С одной стороны она получает ручку и кофточку, а всё остальное — можно и отпустить. Она потом надумала не брачный контракт составить, а поставила ему условие: "Чтоб я не знала, и если узнаю… А проверять буду выборочно."

— Масса есть в городе мест, — назидал лектор студентам, — Где можно заныкаться так, что никто не найдёт. Не надо записывать телефоны под женскими именами, запиши там "Василий Петрович". Всё.

Из аудитории раздались девичьи смешки:

— А потом мужчины жалуются, что их имеют, разводят их там бедных несчастных.

— Пусть разводят. Они не жалуются, они хвастаются этим: меня разводит и вон та, и вон та… Посмотрите какой я крутой. Это есть чистое хвастовство. Кстати, а потом они попадают дальше же, и ещё, — тут Сан Саныч пустился рассказывать длинный анекдот о ставках на скачках и закончил вместе со звонком с лекции, — Всё это хвастовство под видом страданий загоняет во всё большие проблемы".

Студенты выходили из аудитории очень довольными.

А в это время Юра из прокуратуры пробивал данные о странных визитёрах нотариальной конторы, и казалось бы простая квартирная цепочка удлинялась.

====== 6 ======

Прокуратура как известно надзирает. Она надзирает даже за судьями, за СБУ… Одновременно СБУ "пасёт прокурорских", а суд изучает представленные прокуратурой материалы… Так этот жидкий треугольник и покачивается на волнах законности и правопорядка: "Не тронь меня и я тебя не трону" вписано в испокон веков писанное невидимыми чернилами мирное соглашение о сосуществовании этих фирм. Ми/полиция при них — на положении бедного- бедного, но очень активного, беспокойного и многочисленного родственного семейства, от которого они снисходительно черпают и деньги, и показатели в работе, но без фанатизма — сколько положено наловили, остальные пусть жиреют до следующей охоты. Жиза!

Как быстро понять непосвящённому в тонкости, что иерархия именно такова? Очень просто: надо из самых что ни на есть открытых источников посмотреть куда идут работать или служить дети высокопоставленных ми/полицейских. В какие структуры? Да, по возможности не в полицию. Значит этот наш маленький постулат верен.

Пока мы обсуждаем эти толстые тонкости, Светланын друг — Юра углубился в гласно и негласно имеющиеся в его распоряжении базы данных. Ничего ему не внушило доверия: ни адрес квартиры, ни племянник, ни старикан. Они рисовались на глаз не стабильными, ершистыми как плохо обструганная швабра. Нормально это когда дедуган сто лет жил в своей квартирке, а потом напоследок решил переписать её на единственного- какой есть родственника, чтобы уже спокойно умереть. Тут такого не было. И родственник сомнительный — приезжий что ли, и прописка у деда была давняя в другом месте, и жена у него жива, и документы на квартиру кривые — непонятно откуда взятые. Если всё складывать скрупулёзно, то отшить бы- для дополнительных справок. С другой стороны: всего — навсего однушка, так себе цель. Дед был военный пенсионер, и родные сыновья — под боком — тут же, один — в полиции, другой — в СБУ служили. Что-то в этом не так.

Последнее время Юрий всё чаще подумывал перебраться в адвокатуру. Ему не столько хотелось сменить профессию — следствие как сам дознавательный процесс он любил, но угнетало окружение коллег, хотелось сделать шаг в сторону, снять с мозгов невидимую липкую паутину. Он был из абсолютно гражданской семьи, хорошо учился и как-то не задумываясь о побочных эффектах, в не очень принимающую чужих структуру — пролез. По мере того, как его круг общения с коллегами расширялся, то что изначально казалось отдельными странностями, со временем выстроилось в систему "Они все тут такие". Он стал часто задумываться: "С этими ребятами из нашей системы не просто так всё это проходит. Служба мозги сильно ломает".

Потом он пришёл к выводу: характеро-тип мужчины, который идёт обычным ментом — это всегда достаточно тяжёлое расстройство. Это самый тяжёлый типаж, потому что военные, это — чистая агрессия, а здесь — криминальная агрессия. Если сотрудник недостаточно криминален — его или выпрут, или он останется и через десять лет старшим лейтенантом, карьеры такой парень не сделает.

Для того чтобы сделать карьеру в системе — нужно думать как преступник. То есть нужно быть как в химии — поливалентным, способным на все преступления. Особенно успешный сотрудник, это — абсолютный преступник, начиная от мошенничества и кончая расчленёнкой. Пусть он этим сейчас не занимается, но представить его в этой роли легко. Плюс: у него есть контрфобическая реакция, у него есть мундир.

Но виноват ли сам сотрудник, что именно такие флюиды от него исходят? Поставьте любого: "Я постоянно кручусь в том, что мне больше всего нравится: разглядывать место преступления, иметь дело с орудиями преступления, общаться с преступниками, с жертвами, расспрашивать у жертвы как было преступление… И я знаю, что даже если я совершу преступление — меня прикроет мундир". Сотрудник постоянно находится в состоянии неимоверного искушения.

Для того, чтобы удержаться от тяжёлого криминала он должен задействовать все либидозные связи, все абсолютно. Он должен все мыслимые психические силы собрать и удерживать вот на этом фронте работ, чтобы не перешагнуть тонкую грань возле которой он стоит. Из-за того, что происходит оттяжка сил, он не может контролировать себя ни в одной другой сфере. Он не может быть адекватен ни с алкоголем, ни с наркотиками, никогда он не будет адекватен с игрой… Успокоиться и нормализовать семью?

Никто из нас, оказавшись в положении такого сотрудника, независимо в какой стране мы будем находиться, избежать этой позиции не сможет: я нахожусь на краю, которого не видно, это — стеклянный пол, и все силы надо направить на то, чтобы не совершить ужасного шага. Любимый всеми силовиками французский фильм "Откройте, полиция!" Старый полицейский перешагнул в сторону криминала и всё — он стал милейшим человеком. Он освободил вот эти все силы, которые удерживали его напарника — молодого придурка, который пытается удерживаться от вседозволенности в рамках закона и, находясь на последнем дыхании, должен туда стягивать все силы, а на остальных направлениях у него только провалы.

Поэтому счастливая семья полицейских может быть только тогда, когда он в полной мере будет использовать закон как преступник. Если он будет служить честно, это — гаплык: это обязательно алкоголик, это обязательно беспредел в семье, это обязательно неадекват в отношениях с людьми. Это будет только так. Иначе, если такого не будет, то это психически Геракл, которых земля в лучшем случае рождает один на миллион. Обычный человек удержаться не может, потому что есть защита. Эта защита мундирная срабатывает от окружающего мира, но она полностью не работает на острие самой профессии.

Юрий любил доводить изучение объекта до предела. Так было и в этот раз. Он нашёл нити. Правда, пришлось ему капать и где не велено — возле Светиного отца. Ниточка была извилистой, но не прерывалась. Правило пяти рукопожатий действовало и тут. Старик оказался дедом невестки сына близкого сотрудника Светиного отца. Проще говоря — напротив Ивана сидел такой же предпенсионный сотрудник, который завидуя юркости коллеги решил под него капнуть, а дальше — видно будет. Вот он и подобрал для частной своей разработки подходящего свояка и со вторым таким персонажем отправил на разведку.

Вычислить с какими именно маклерами сотрудничал Иван не представлялось труда — кто к нотариату подъезжал — те и есть. Деда с пацаном и отправили что-то сомнительное перерегистрировать, нашлись старые документы на квартиру в снесенном уже барачном доме — просто для пробы пера: "Как покатит?"

Но на взгляд деда что-то пошло не так: в машине ему показалось, что брокеры его разыгрывают, привели не к условленному нотариусу, а не пойми куда, и всё это инсценировка и подделка. Вот старик вместо окончательного расчёта и расшумелся, забыв свою роль. Кто же знал, что Светлана будет мимо идти. Такой вот обвал. Но это всё — ничего, милые шалости.

По ходу Юра выяснил, что контору эту нотариальную давно пасли совсем другие ребята. И заметить это просто так — было не очень возможно. Их как цель избрали при компьютерном анализе деятельности нотариусов. Отработка показала, что у Сергея Олеговича как-то сильно больше, чем в среднем по нотариусам квартирных сделок, а других операций — слишком мало, и теперь подбирали схему — как поудобнее накрыть этих шустрых ребят. Но доказательное мошенничество пока не попадалось, всё было на стадии хождения по адресам.

Светы с её объёмами заверенных для банка подписей и прочей масштабной копеечной рутиной в разработке быть не могло.

"Конечно, слишком мало других операций", — подумал симпатизирующий Свете ещё со студенческих лет Юрий: "Всё на жену скинул, а сам сливки собирает".

О сексуальной активности Сергея Юра конечно же ничего не знал, но даже не сомневался и без этих знаний, считая того законченным Альфонсом.

В это же время Сан Саныч продолжал рассказывать студентам свой очередной интересный случай. От группы к группе речь его обогащалась и обрастала деталями. Он втискивал эту историю в самые разные темы занятий. Вот что удалось нам подслушать:

— Есть отличия: проекция — попытка в течении всей жизни копировать приятных для себя людей, мы это называем эмпатией (вживаться) и, есть идентификация — она более вычурна и, она всё таки более патологичная. Это когда я начинаю копировать кого-то бессознательно. Всегда, когда вы будете общаться с клиентами они будут заниматься идентификацией — они будут делать вид, что они тоже разбираются в психологии.

Какую они сыграют с вами злую шутку? Они будут говорить: "Вот я тоже начал видеть что-то в людях. И они бессознательно перебросят вас на более высокую ступень, чем вы находитесь, чем мы все находимся: "Если мы воспитали психолога, то мы — великие психологи". И они неизменно будут подталкивать вас к ошибкам, потому что цель клиента на самом деле — нивелировать авторитет терапевта. Он будет нас толкать всё выше и выше, чтобы мы допустили банальную фатальную ошибку, чтобы он сказал: "Ну, вот — терапевт же тоже человек! Он тоже может ошибаться. Раз он может ошибаться, значит всё то, что мы тут прорабатывали, проговаривали — необязательно к выполнению". И знаменитая фраза: "Может же быть исключение, может же быть всё как-то проще". Поиск исключений, вариантов и всего остального это всегда удел невротиков.

Тут лектору показалось, что вводной части уже вполне достаточно и он переключился:

— Клиентка позавчера вернулась. Прошлыми сеансами она была довольна до невозможности — всё отлично. До этого пришла, она — нотариус, очень навороченный нотариус, пришла — была шпала, метр семьдесят пять, серая мыша, не крашенная. ни косметики, лет тридцать ей, ни кожи, ни рожи, ни одёжки, ничего совсем. Теперь звонит: "Надо! Надо срочно удивиться…" Примчалась!

Сан Саныч с удовлетворением осмотрел аудиторию. Так лыжник смотрит на внезапно появившуюся хорошую накатанную лыжню после затоптанной стартовой полосы:

— У клиентов всегда бывает перескок. Да, терапия по повышению самооценки, всего остального — привела к тому, что вчера, наконец, заявилась: ну, мы сделали пластику во-первых, грудь: двойка с плюсом — размер груди, тёмно- рыжий ДашиБукинский цвет с завивкой, очки — унисекс лисьего такого размаха, шпилька, юбка (знаете как? Я студенток не видел с такими) — это не мини, это микро, при чём это микро ещё и с разрезами сбоку, захватывающими область стрингов боковую. Нотариус! Гипершпилька. Она уже берёт уроки стриптиза. Ну, всё, всё по полной программе. То есть маятник качнулся в совершенно противоположную сторону до полного абсурда.

Было немного не ясно: лектор описывал реального человека, или последний просмотренный им перед сном ролик ХХХ. Но верить или нет, это — выбор каждого. Восхищала лишь степень детализации описания:

— Всё, что вытеснялось… Если она в конце прошлой терапии ушла ещё более- менее адекватно: юбка стала выше колена, шпилька — больше, чем два сантиметра высотой, более — менее начала появляться косметика, то теперь это вообще — просто из ряда вон выходящее.

Дальше Сан Саныч перешёл на лёгкий интим в голосе, со своим фирменным, слегка шепелявым "С/Ш":

— Как здесь действует вытеснение? Ну, вытеснение само по себе… То есть она всю энергию вытеснения сбросила в разврат внешнего вида. Но проблема в чём? Она никак не могла решить проблему с мужем. Муж не то изменяет, не то не изменяет, она его хочет/ не хочет… Короче, всё в таком духе… Кончилось тем, что вроде помирились, любовника отправили нафик, с мужем вроде всё хорошо… Ну, секс не будем говорить, что пафосный, но приятно, намного лучше, чем было раньше.

И наконец Сан Саныч дошёл до наиболее интересного для себя момента — кульминации:

— Однако всё в жизни проще: очередной раз когда они сдавали анализы, у мужа высветили большую, повышенную концентрацию гепатита С. Гепатит С — кровяная форма, то есть или через кровь, или через секс. И он сдуру, не дождавшись подтверждения, которое не подтвердило диагноз, а просто — повышенная проба, которую можно было записать на индивидуальную непереносимость… Да, стоматолог и анализы крови ни при чём. И придурка понесло: "Да, были проститутки. Да, все наши общие знакомые были. Были все…" И он начал массово каяться и сдаваться. Но это бы ещё тоже прошло, но он сдался в главном — он никогда в жизни не ходил на сторону, он всех приводил только в спальню. Мало того, его любимый способ ролевых игр — они должны были одеваться в её одёжку.

В лице лектора читалось блаженство, он продолжал:

— И вот она говорит: "Начали восстанавливаться такие бздыки, которые были не совсем понятны". Какое-то у неё гипертонкое платье было, которое она два раза в жизни одела, что-то за неимоверную цену: "Я его как-то одеваю, а он: "Так у тебя оно на груди порвано", и не по шву, а просто. Явно же надевала дама с большим размером бюста — оно просто разорвалось. Ещё вещи… Вроде бы никогда… Там один — два раза одела, а оно ни то вытянутое, ни то жмаканное, ни то какое-то заплёванное, то ещё что-то такое. Короче, всё полностью — провал.

Дальше Сан Саныч слегка вернулся к изначальной теме лекции, о поведении клиентов:

— Она же как умная клиентка говорит: "Есть же стадии горевания, депрессии, меланхолического расстройства, стадии истерики. Вот я дала себе всё это сделать, чтобы потом в здравом состоянии решать проблемы." На самом деле она вытесняла и вытесняет только одну вещь: муж у неё — мент бывший. За её деньги она сделала его нотариусом. За её — не за его! То есть всё полностью за счёт её семьи. Конечно мужик — тоже дурак, он начал ни с того, ни с сего… Вот он переспал с кем-то из секретарш, — Сан Саныч обвёл аудиторию взглядом, — И он сразу- бац- оплачивает ей контракт на юрфаке, неадекватные расценки. За то что он с этой девочкой три- четыре раза переспал, он ей сразу контракт на обучение оплатил.

И Сан Саныч перешёл к описанию тяжёлой кармы нотариальной работы:

— Он будучи ментом в криминал не ушёл, а она его перетащила в нотариат, заплативши бешеные бабки, иначе нотариусом в принципе не станешь, и офис купивши и всё-всё-всё… Но раз так- раз он не стал криминальным ментом, то он естественно должен был все- все сексуальные извращения реализовать, все до единого. Не может быть иначе, — Сан Саныч часто употреблял в речи эти абсолютные утверждения, дабы слушатели не сомневались ни на йоту в озвученных им схемах, — И все эти извращения в каждом из нас есть. У нас есть стремление к ролевым играм, у нас всех есть смесь гомосексуальности, агрессивности… Всё это есть. Но если нам дать какую-то сферу, в которой нет реализации, — лектор перевёл дух и вернулся к описанию тяжёлой нотариальной доли:

— Потому что чтоб понимать, нотариус — это ежесекундный соблазн тяжелого криминала, это залоги, это откаты на квартирах, то есть это гораздо более криминальная профессия, чем любой инспектор уголовного розыска, неимоверно криминальнее. Это криминальные схемы с банками, это риелтерские пирамиды, это полностью всё. Из-за того что они постоянно находятся на этой грани, всё в семье начинает рушиться. Поэтому, в этой ситуации, в этой семье с нотариусом… Ни один нотариус… То есть для нотариуса расценки пять — десять тысяч в год отдать, это — тьфу. Отдать, чтобы сидеть на своём месте. Это не процент, это жалкая доля процента, — речь лектора, когда он дошёл до темы больших денег стала сбиваться, и он очередной раз выбрался из криминальных дебрей к чистой психологии:

— В чём её защита? Она постоянно пытается найти что-то: "Ну ведь всё равно может быть хорошо. Ну, да, я видела всех его однокурсников — все невменяемые, все неадекватные. Да, все. Но ведь он же может быть хорошим." И так до тех пор пока она не узнала, что… Сказала: "Да, я умылась всем этим дерьмом. И вот теперь, собственно говоря, а что делать? Как делать?" Было неизбежным потому что она точно так же из семьи, где отец подполковник или что-то в этом духе, оттуда же из милиции, почему её и впихнули на юрфак. Сценарий должен был быть отыгран. В любом случае она видела мужа начиная со студенчества… "Куда делись деньги? Ну как же? Я отрабатывал дизайн чебуречной, я же платил дизайнерам за то, чтобы они создали вид как она будет выглядеть, чтоб отработать структуру стен." Плана правда всё равно нет, то есть всё ушло на оплату девочек и широкую жизнь. Теперь она пытается удержать семью, чтобы хоть что-то сохранить.

И вместе со звонком с лекции Сан Саныч напоследок объяснял: "Вот это идентификация с агрессором, идентификация это всегда бессознательно, в отличие от проекции. При проекции: "Я хочу быть таким потому что я человека понимаю. Я проецирую на него свои мысли. А при идентификации я ловлю себя на том, что я веду себя так как он. Вот это принципиальное отличие."

Пока Сан Саныч множил для науки её казус, Светлана искала как заштопать свою жизнь, и по студенческой привычке штудировала литературу, предоставив наконец добравшемуся до своего кабинета мужу обслуживать всех собравшихся клиентов. Хандрить надо по очереди, и сейчас настала её.

=============== 7 часть =============

"Вы можете составить счастье целой жизни и оно вам ничего не будет стоить" ля-ля ля-ля, — думала Света, сидя в автомобиле после визита к Сан Санычу, — "У мужика, конечно, крыша ку-ку. Но с ним хоть поговорить можно на одной волне".

Она переобулась в кроссовки, завела машину и поехала домой, где без лишних слов приняла ванну и забылась глубоким сном.

Ей снилась почему-то Ниночка. Конечно, снилось разное, начиная от Иконы у которой она расставила все оставшиеся свечи… Вообще, всё мелькало и кружилось, но утром чётко вспомнилась только Ниночка обряжённая в её мантию.

Сегодня Светлана решила сделать себе выходной и Сергей Олегович отправился на работу сам.

Света вышла в ближайший супермаркет и решила самостоятельно скупиться на пару недель. Толкая давно уже переполненную тележку впереди себя, она обнаружила, что третий раз проходит мимо всех касс, якобы выбирая в какую из них стать в очередь, а на самом деле разглядывая кассирш, пытаясь вычислить ту, которая по рассказам Сергея и измазала в шоколад её пляжное парео, изображая полинезийскую туземку, влюблённую в моряка. Моряком был конечно же Сергей. "Повеселились на славу!" — думалось Светлане, — "Мне так не жить. Я могу изображать только… Вот кого я в его сознании… Домработница? Секретарша? Боевая подруга? Кто я в его сетке?"

Наконец рассчитавшись, она отправилась домой, налила себе винца, включила тупой фильм об Эммануэль, слегка приглушив звук, чтоб не слушать реплики всех этих озабоченных персонажей, взяла блокнот и по настоятельному совету психологов, разлиновав лист на две стороны задумалась над списком "за/ против" немедленно развестись.

Список особо не клеился. "Почему я не могу собрать доводы?" — страдала Светлана. И поняла, что единственная к тому причина — у неё нет другого. "Вот бы послать его нафик и улететь на месяц на острова… " — мечталось ей, косясь на экран, — "Одним всё, другим- ничего", — думала она глядя на очередную жаркую групповуху. "Жаль, что у меня никого нет. Всю жизнь по углам прячусь! И что я напряталась? Даже в подходящий момент уйти не к кому."

Вырвав и скомкав этот разлинованный листик, на котором красовалась лишь одна запись: "видеть не буду гада!" со стороны" Да", Света решила поменять напиток и налила себе коньяк.

И мысли её заиграли другими красками, она больше не хотела разводиться, а представила как убивает гада и закапывает тело. Потом вспомнила своих подруг — все, все, суки были в курсе! Кого он только сюда не привёл… Надо и им такое устроить! Но глубже задумавшись над этим вариантом, Света не смогла вспомнить ни единой своей подруги, чей муж вызывал бы у неё желание сделать его союзником страшной мести.

"Кругом одни отбитые уроды! Бугаи потливые", — лилась её мысль.

Потом она вспомнила, что собственно половина её подружек замужем-то по второму кругу, а вторая половина — пока что ищет то первого, то второго мужа. И как узнают суки, то набросятся на этого бодливого козла и тут же уволокут.

"Не будет вам такой радости! Ссуки," — и света протяжно завыла.

Потом у неё возникло желание составить список мужниных баб, он опять взялась за блокнот, однако память изменила, скомканный листок последовал за первым.

— Даже ревновать не к кому. Только одежду мне всю изгадили. Извращенцы, перверты, мрази… — особождала она свои лёгкие. Она вспомнила друга Юру, какой он скромный и добрый был с нею всегда, но ведь никогда никуда не пригласил…

По мере времени алкоголь делал своё привычное дело, и когда Сергей в четыре приехал домой, то ему опять пришлось быстро переносить в спальню заснувшую в кресле жену, чтоб девочки маму в таком виде не видели.

Попутно пришлось объяснять девочкам, что мама устала, приболела и спит. Старшая дочь, глядя вслед папе, быстро собирающему со столика учинённый женой бутылочный погром, со значением только поцокала языком.

Сергею долго не спалось, глядя на супругу он прикидывал что будет дальше. Мысль о разводе его не то чтобы пугала, но было абсолютно непонятно зачем бы ему это понадобилось. Опять всё заново? И детей новых? И что там будет лучше? И чем? Ну, явно же ничего более хорошего, чем уже налаженная сытая жизнь с адекватной женой не светило.

Вариантов — тьма, вокруг куча разведённых тёлок. А смысл? Вот смысла не улавливалось. Может одному пожить? вообще- мрак. Сергей после своего сиротского детства пугливо относился к одиночеству, хотелось прийти домой и чтоб дети обняли, жена улыбнулась. Его одного вообще невесть куда волна смоет. Моментально старые знакомые, собутыльники. Он своих друзей по детдому и милиции хорошо помнил и примерно знал, как у них нынче. Иногда встретиться — одно, а вот так оказаться в их мире… Разведённые, битые, отсидевшие… И он туда же из дорогого парфюма в детдомовскую братию.

"Каждая следующая жена — хуже предыдущей", — вспомнил он известный афоризм. Да, всё уже веками истоптано и проверено. Он развернул к себе пьяную спящую жену и в её измазанном с несмытой косметикой лице увидел что-то родное и привлекательное. В памяти поплыло… Привлекательное, как та… как её звали… что Светку изображала на студенческой вечеринке, перебравшей, блюющей… Я её ещё в ванне купал измазанную в… как будто Света…

Заскучавший рядом с пьяной спящей супругой Сергей привычно включил порнуху и как-то подладившись под неё заснул.

— Ну за что меня ругать? Вот такой я, — была последняя перед отключкой его мысль.

Часов в пять утра хмель сошёл и Светлана проснулась. В спальне стоял звук жёсткого группового порева. Она сначала вообще не поняла — продолжение сна это? Или где она, и что это за групповуха вокруг? Испуганно подскочила, но увидела не ожидаемую группу блядей в своей постели, а всего лишь работающий ТВ. Нашла пульт, выключила и направилась в ванну, потом в кухне пробовала приготовить себе кофе, отметила грязную посуду — детей покормили. Она вышла на ранний утренний воздух, прихватила с собой овчарку и отправилась на прогулку. Джим был рад, он занимая позицию охранника двора редко прогуливался по окрестным улицам, а молодой кабель это очень любил.

Прогулка заняла больше часа, Джим уже порядком устал обсыкать окрестные деревья, а Светлана — приятно освежила прохладой голову.

Вернувшись она в благодушном настроении принялась готовить завтрак под включенную утреннюю программу ТВ, и только когда в столовую зашёл муж, она опять вспомнила о произошедшем и тень вернулась на её лицо.

— Какие планы на сегодня? — сдержанно спросил Сергей, — Хочешь и ещё денёк поотдыхай, я там и сам управлюсь.

— Спасибо. Подумаю, — ответила она. И отметила, что глядя на него она ни гнева, ни какой ещё сильной эмоции странным образом не испытывала, только лёгкую отстранённость.

На работу она всё же отправилась, и опять как-то задержалась в приёмной, разглядывая несколько неловко чувствующую себя под пристальным изучающим взглядом секретаршу. Смутно всплыла сначала музыка, а потом и кадры тропических страстей во вчерашнем тупом фильме: "Тупой- не тупой, а весь мир посмотрел и протащился. И что там такого — не понятно."

Света созвонилась со своей репетиторшей и определилась, что сегодня возобновит занятия стрип-пластикой. Эти навязанные ей Сан Санычем ещё год назад занятия сначала давались Светлане очень трудно. Репетиторша — конечно же бывшая профессиональная в прошлом стриптизёрша Оля вежливо объясняла Свете, что та совершенно деревянная, и это всё надо ломать: "Делай для себя. Любуйся собой. Люби себя."

Зал был — небольшой полуподвал с зеркальными стенами и тремя укреплёнными шестами. Мягко играла музыка, и сколько Света туда ни ходила, то один- два шеста всегда были заняты. "Тянется народ к искусству", — подумалось ей однажды. Пару раз её соседом оказывался молодой паренёк с выкрашенными в белое волосами, не полностью, а как-то белыми клочьями. Свете в обычной жизни такие парни особо не попадались. Но репетитор ей сказала: "Просто ты не замечаешь. Их много. Не все, конечно, на стрип- пластику записываются, но их много- много".

После занятий Светлана обнаружила на мобильнике не отвеченный — звонил Юра. Она перезвонила и он достаточно встревоженно предложил немедленно встретиться.

================= часть 8 ======

Подъехав к зданию Областной прокуратуры, Света набрала Юру, он сразу ответил. Спустился по лестнице, сел к ней в машину и она повезла его домой:

— Что ты так поздно сегодня, — спросила она.

— Это ещё не поздно, — усмехнулся он, — Ты же сама когда выбирала куда пойти работать, то в прокуратуру не захотела.

— Не очень-то я и выбирала. И у меня тогда уже была маленькая дочь. Кто бы с ней сидел, пока я на работе так задерживаюсь?

— Вот, вот! У нас тут успешных в личной жизни дам по пальцам сосчитать можно. А ты — вон какая успешная, и дети, и машина — крутяк. Ну, хоть меня по старой дружбе иногда подвозишь, — засмеялся Юра.

У Светы от такого попадания фразы об успешной семье — в "яблочко" аж закружилось в глазах и она едва успела притормозить на светофоре.

— Ну, рассказывай, кто такие эти странные люди ко мне приходили? — перевела она беседу подальше от своей личной жизни.

— Не буду говорить кто мне что рассказал, но история мутная. Копают под вас скорее всего с целью шантажа. Кстати, это здание в котором та квартира — его вообще недавно снесли.

— Надо же! Но мне-то что? Все справки были не просрочены и на месте, я сверяла с перечнем.

— На парочке даты исправлены. Так что тема для беседы может и возникла бы. Эту квартиру наверняка теперь пытаются в банке в залог поставить.

— А раньше разве не могли?

— Раньше фамилию владельца светить не хотели. Старикан — уважаемый, отец СБУшника. А новый — настоящий ноунейм.

— Так и паспорт племянника нормально выглядел.

— Паспорт — да, а фото скорее что и нет.

— Ну, ладно переживу как-то. Не заберут же лицензию от этого случая. Если честно, то насчёт их мне отец позвонил. Попросил помочь.

— Вот, об этом я тебе и хотел рассказать. Квартира- ерунда. Но я когда пробивал вашу контору, то мне сказали что она в серьёзной разработке.

— С чего бы это? — дёрнулась Света, — У этих что ли?

— Нет. Эти — чистое совпадение. Вас ведут по сотрудничеству с маклерами.

— Откуда? — Света обмерла, прибила авто к бордюру и выключила двигатель, — Откуда такие сведения?

— Откуда — я конечно не скажу. Ты же понимаешь — надо знать с кем дружить, — Юра усмехнулся, — Но инфа стопудовая. Вас вычислили чисто компьютерным анализом вероятностей и частоты. Теперь по адресам людей пустили — живые показания искать. Так как-то.

Светлана прислонилась головой к дверце:

— На какой стадии?

— Вот это не знаю. Тут же им как повезёт: выйдут на кого-то вменяемого — быстро вцепятся. Ты как? — спросил он озабочено глядя Свете в лицо.

Она отряхнулась, сказала:

— Нормально. Доеду, — включила двигатель и молча довезла Юру до дома. Потом медленно поехала к отцу.

Ей вспомнилась сцена, как однажды стоя напротив безразмерной на весь квартал многоэтажки, прозванной в народе "Курская дуга" отец сказал:

— Дом из восьмидесятых. То есть построен лет сорок назад. Квартиры тогда получали люди лет тридцати пяти и старше. Теперь им по сколько? Представляете, сколько там одиноких стариков живёт? Не участок, а Клондайк для умелого участкового. Им ведь и квартиры такие не нужны. Ладно бы — в однушках, а там и побольше есть. Вот зачем им это всё?

Света никогда не вникала в отцовский бизнес. Как маклеры со стариками по разменам квартир договаривались? Отец сразу её в это не посвящал, по мужски — с зятем разбирался. До Сергея он этим тоже занимался, но с чужим нотариусом, и выходило очень дорого. Поэтому и возникла идея — завести своего, чтобы без лишних звеньев в цепочке продвигаться — всё в семью.

Единственное "но", — таких желающих ловцов было и без её отца достаточно, — слишком хороший "подъём". Этим и в системе Исполнения наказаний баловались — по своим зекам искали квартиры, и из психушек — по недееспособным работали, патронаж — тоже не брезговал. Потом — лёгкий ремонт и быстрая перепродажа.

А когда у отца такая ниша — свой нотариус появился, то он по старинным связям и зеков на себя переключил, денег резко прибавилось. В приёмники- распределители и бродячие шизики забредали, которые вовсе не бездомные были, а однажды собравшись в дорогу и адрес свой забывали. На кого подадут в без вести пропавшие, а кого и вовсе никто не хватится.

И одиноких без вести пропавших "находили" — им документы "восстанавливали," и к нотариусу — за кредитом под залог, или квартиру продавать. Работа творческая, главное — адрес подходящий выцепить. Но конкуренция — большая.

Однажды так за без вести пропавшего бомжа подставили, а владелец, оказывается, в секту ушёл. И квартиру уже продали, а тут секта за своим имуществом пришла. К людям приставать начала, угрожать новым владельцам, к Сергею домой приходили, угрожали. Свете тогда было очень страшно… Как они дальше с сектой уладили— Свете не рассказывали. Замяли тогда, обошлось без лишнего шума.

С такими воспоминаниями Света доехала к родителям. Мама была очень рада, сразу попыталась её вкусно накормить, но она отца во двор вызвала и всё что Юра ей сообщил — рассказала. Отец принял новость к сведению, покачал головой, как обычно сказал: "Будем разбираться" и они пошли к матери в дом — пить чай.

Тут мама наконец обратила внимание, что Света какая-то сильно грустная, но та сослалась на усталость. А отец решил, что просто эти новости повлияли на настроение дочери. Про систематический костюмированный бардак в дочкиной спальне он пока что не догадывался.

Света достаточно поздно вернулась домой. Муж её ждал уже на взводе, злой. Он не мог понять к чему ситуация клонится и что будет дальше. И это сильно действовало ему на нервы. Неизвестность всегда давит на психику. Что от отца никаких клиентов уже несколько дней нет — Сергей тоже отметил, и посчитал, что его пытаются отдалить от семьи. Злость в нём копилась.

Светлана загоняла машину во двор, а Сергей поджидал её на площадке:

— Ну, как там батя?

— Нормально, — коротко ответила она.

— Что рассказывал? — продолжал Сергей и в его голосе слышались язвительно — обиженные нотки.

— Да, ничего. По мелочи. Просто давно к ним не заглядывала, решила мать проверить, всё такое, — уходила от темы Света.

— Да? — перешёл к открытой агрессии муж, — А твою машину возле его работы на днях видели.

— Да, заезжала утром. Вопрос был.

— Мне что-то ничего не рассказывала. Какие вопросы? Вроде бы я с ним нормально всё решаю.

— У меня что, вопроса к отцу быть не может?

— Может, — со значением в голосе ответил он, — Только и меня спроси тоже. Вдруг я сам за свою жену решу.

Сергей откровенно злился. Он чувствовал, что позади него что-то происходит, и как боксёр присматривался откуда ему изготавливаются вломить. Даже сейчас разговаривая он пружинил ноги — неубиенный боксёрский рефлекс.

Пройдя в дом Света застала дочерей уже спящими, лишь тихо заглянув в детскую.

— Проверяешь? — как-то неласково спросил Сергей.

— Любуюсь твоими творениями, — сухо ответила она и направилась в спальню.

В спальне, расположенной предусмотрительно не через стенку от детской, гремело порно, окно было распахнуто и в комнате заметно накурено. Как видно Сергей был готов к началу скандала и расставил фишки на свой вкус. Сам он тоже был готов- явно, что под лёгким градусом.

Посмотрев в глаза мужа Света, хоть и увидела по отношению к себе — впервые, но не очень удивилась — готовность к бою. Как видно в этой семье разводиться особо никто не собирался. И если Света в своих мечтах в прекрасном саду в лунную ночь закапывала благоверного, то тот скорее всего мысленно распиливал и фасовал её по пакетам. Так что заводиться с ним особенно сейчас точно не стоило, весовые категории сильно разные.

Ещё когда Света выходила замуж, то её подруга, узнав о детдомовском прошлом жениха, пыталась что-то там отсоветовать:

— Ты представляешь, через что он прошёл? У него точно о первом сексе не спросишь — такого натерпелся. Думаешь, почему он бокс выбрал? Чтобы всех дубасить. Дубасить и дубасить. Потом ещё в патрулях ходил, там точно зверь внутри. Я бы тебе посоветовала кого-то адекватней поискать.

Что Света ей ответила? Конечно же: "Ты его совсем не знаешь!", на что та быстро отозвалась: "Мне это совершенно и не надо. Данных и без того достаточно".

Ну, и где эта всезнайка сейчас? В тридцатник продолжает вычислять своего подходящего. Зато вот Светлана лицом к лицу с прекрасным принцем в ночной тишине, разрываемой только слегка приглушенной порнухой, стоит на втором этаже у лестницы, открыв дверь спальни и смотрит глаза- в- глаза. Интересная диспозиция чтобы начать беседу.

И Света приняла единственно правильное в этом случае решение — она изготовилась и бросилась на него. Первая! Он не мог разобрать целует она его или рвёт на части. В её голове звучала музыка с вечернего урока стрип- пластики, накладываясь на звуки порносайта. Табачный дым, и свежий коньячный дух от мужа, смешанный с ею же подаренным парфюмом… Ужас от зверя в его глазах, смешался с мерцающим на соседнем шесте блондином из стрип-клуба…

— Давай, давай! Покажи какой ты волк! — продолжала она звать, когда он от неё отрывался.

Вся его бешеная энергия, изготовленная для скандала, для побоев, для расчленёнки, всё было брошено в её тело. Он то ли насиловал, то ли покорял наконец-то пойманную свою намеченную жертву. Сергей разворачивал её во все стороны, но стоило ему от неё отстать, как она опять бросалась на него, то ли целуя, то ли душа. Боль от царапин и укусов ещё не наступила, она проявится много после… Но следы от рваных ран на торсе он уже видел, и они придавали ему спортивную злость и жажду усмирения.

Ночь для них так и не наступила. Они уже совсем устав, лениво продолжали бороться, как бы боялись прекратить, предполагая, что если остановятся, то сейчас же наступит что-то ужасное. Разговаривать им точно было не о чём.

За окном светало. За дверью послышались детские голоса:

— Мама, кто нас сегодня отвезёт в школу? Мы ПРОСПАЛИ!

Оставив погром спальни и наспех закидав детей в машину они вместе уехали на работу.

В холле уже ждали назначенные посетители. Ниночка, впервые увидев Светлану Ивановну в столь взлохмаченном состоянии на фоне полностью истрепанного Сергея Олеговича, поняла, что просто надо делать кофе. Достав подаренную посетителем ей лично шоколадку, она заварила крепкий кофе и без предупреждения отнесла Светлане, та только и сказала: "Спасибо", пытаясь вчитаться в документ. Природа взяла своё и ей очень хотелось лечь здесь же и заснуть. Но посетители — были и, она посчитала, что выстоять за репутацию фирмы как-то надо.

Сергей Олегович тоже из кабинета до обеда особо не выглядывал, а потом что-то уточнив у жены, смылся в ближайший ресторанчик. "Интересно, почему он один поехал?" — подумала ему вслед Ниночка, разворачивая свой с любовью собранный и принесенный в лоточке ланч.

Света в это время заперлась в кабинете и наконец-то спала. Накидав каких-то шмоток на пол, она там и заснула, не заметив никаких неудобств. А вот Сергей свои неудобства замечать начал, всё его тело болело от укусов, царапин, и что там говорить — рваных ран. "Дура! Просто рысь какая-то", — думал он то ли с возмущением, то ли мечтательно, от боли осторожно поворачиваясь за столом.

Вечером, возвращаясь домой Света наконец поставила мужа в известность о том, что за их фирмой "присматривают", и тайно проверяют старые квартирные сделки.

Услышав это Сергей впал в ярость:

— Да, да! Конечно же это я виноват! Я! А кто ещё? Это же я заработал тебе этот автомобиль, этот дом. Я купил тебе все эти шмотки. Я виноват!

Подождав пока ярость мужа пройдёт, Светлана спокойно сказала:

— Мы обсуждаем только что делать. Тем более я абсолютно не в курсе что может выйти наружу. Я же ничего не знаю.

— Да, ты не знаешь, — опять едко напал на неё муж, — Конечно же откуда тебе что-то знать, ты же — святая. Это я — сволочь последняя. Кому котят топить? Вот же, готовый специалист — Серёга.

Светлана вышла из себя:

— Никто тебя не обвиняет. Никто! Никого! Не обвиняет! Нас пре-ду-пре-ди-ли. Всё.

Забрав детей со школы, Света развернула автомобиль к родителям.

Вечером, когда вернулся домой отец, все собрались за столом. Для зятька батя торжественно почал новую бутылку вискаря, сам-то он уже был хорошо со службы гретый.

— Ну, шо там слышно? — спросил батя расслабленным голосом.

— Мне? — удивился Сергей.

— А кому ж? — удивился уже батя, — Я ж не знаю что вы там наработали. У меня на службе — всё путём.

Этим вечером Сергей узнал удивительную вещь. Оказывается — не только Света в семье святая, батя — тоже светлейшей души человек: он просто помогал как мог — посылал к зятю клиентов. А тот на своё разумение должен был всё проверять, смотреть в оба глаза, чтоб и комар носа не подточил. А отец что? Он просто рекламнул корешам, что зять его — нотариус!

О святости матери и разговора не было. Она как раз накладывала компании по тарелкам отбивные с грибочками и подливала в графинчик студёный компотик.

— Ну, ты не очень себе там бери… — начал отец, опустив голову и ковыряясь в салате, чувствуя, что кажись перебрал с расстановкой акцентов, — Я уже с кем надо обсудил, так что всё будет — путём. Присмотрят за их искусственным интеллектом, подкорректируют ему направление подальше от тебя, Серёга. Не бери в голову, — уже громче шёл отец на попятный, поняв по лицу зятя, что сильно не туда задвинул свою самозащиту, — Не боись, всё будет путём! "Вовремя предупреждённый — защищённый!" — добавил он, разливая беленькую, — Я клянусь, что до САМОГО сегодня дорвался, чтоб уже без посредников. Думаешь, чего я гашённый такой с работы приехал? Думаешь мы там каждый день бухаем, — поднял он октаву повыше, — Не каждый, — добавил он почти шёпотом, — Уладим, и дальше житьбудем, только потише, — резюмировал отец, очередной раз разливая.

Домой ехали тихо и спокойно. Дети спали на заднем сидении. Энергии уже ни на что не было. Вернувшись домой, перетащили спящих детей в спальню, раздели и пошли спать.

Их не прибранная со вчерашней ночи спальня: изодранные, хранящие запах секса перепачканные простыни, разбросанные подушки, так и оставленное приоткрытым окно, работающий порно-канал… Всё это на фоне сегодняшнего вечера уже напоминало виды другой планеты, другой жизни, другой войны.

В этот вечер Сергей осознал всю свою беспомощность перед жизнью. Случись что — отвечать пойдёт только он один, и драть его будут бесконечно много, если вообще не грохнут, чтоб уже не возиться.

Что-то в нём с этой истории мгновенно надломилось… Казалось бы и ничего особенного, а тень огромной птицы над ним повисела. А Света — наоборот, поняла, что ей пора выходить из кукольного домика, пора вникать во всё, пока её хрупкий хрустальный замок с одного удара ржавым ломом не превратился в страшные угловатые осколки, среди которых и ногу поставить негде. И этот зверь, который вчера чуть её не растерзал — это её зверь, личный. И если она даст слабину, то в следующий раз он набросится и её кусочки будут по всем урнам их милого городка.

== На следующий день ==

В кабинете мужа Светлана прибрала подальше от его глаз почти метровую статуэтку полуодетой обнажившей грудь кудлатой бронзовой Фемиды с здоровенным мечом, и положенным богиням по статусу нестареющим телом, заменив это украшение увесистым бюстом философа — стоика. Порывшись в каталогах она нашла подходящее предложение: "Вот это точно — то, что нужно! Ниночка, закажите вот этого — Зенона. Он чем-то явно похож на Сергея Олеговича. Не находите?" Эта схожесть должна была по её задумке льстить мужу, как-то скрашивая утрату богини.

После всего произошедшего с Сергеем в нём что-то надломилось. Он стал послушно смотреть преформансы супруги, сочиняющей всё новые стрип — постановки и скупающей для их воплощения всё новое пёстрое барахло. Он стал совершенно спокойно, без малейшего тремора заверять всё новые документы, приходящие от папиных протеже, а после спокойно ездить с семьёй пообедать в очередном новом ресторане и не пропускать утренники и концерты дочерей. А глядя на бессменную Ниночку даже примерно не мог припомнить в какую ролевую игру и одежду он её рядил два, три, пять, восемь лет назад. Да и было ли это вообще?

Но когда возникали длинные перерывы между Светиными выступлениями, или не работал порно — канал, то на память назойливо приходило, как однажды в интернате три здоровенных старшеклассника во время урока географии, который он — пятиклассник надумал прогулять, затащили его в грязный сортир и несмотря на отчаянное сопротивление, скрутив по очереди отодрали, а потом обоссали, и сказав напоследок: "Теперь ты наш!" ушли курить во двор. Он тогда в грязи, вони и собственных слезах, соплях и испражнениях поклялся отомстить. И уже будучи постовым, патрулируя по центру города на одного из этих приятелей случайно наткнулся в подворотне, когда тот обкуренный бомжевато сидя на ящике ковырялся в какой-то женской сумке.

И Сергею становилось тошнотворно и липко то ли от рвущей мозг жажды повторения чувства, испытанного на мокром обоссаном полу интернатовского сортира, то ли от воспоминания о вонючей пене, струящей из обмякающего в его руках бомжатского тела.

Банкиры

==== ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА ====

Я поняла, что у автора есть две основные неприятности: никто не читает его тексты, и его текст всё же внимательно изучили)))

После того, как я сильно выдохнула, закончив рассказ о нотариусе Светлане Ивановне и её супруге Сергее Олеговиче, оставив их в интерьерах сокрушённой ими же спальни, чтоб они дальше разбирались между собой без моего взгляда, то неожиданно услышала от подруг: "А дальше?" Я поначалу поперхнулась, потом робко спросила: "А шо?" И мне разъяснили, что ничего же не ясно! Как Светланин папа на работе с завистниками борется? Как там психолог Сан Саныч поживать будет? И полюбят ли Света с Сергеем друг друга, или всё же разведутся? Вообще, получилось, что я оставила своих подруг — читательниц в толпе непривязанных к развязкам героев, и это форменное безобразие.

Тут я вспомнила свой идеал — Джоан Роулинг, которая по слухам примерно с третьей книги всё время мастерилась отправить Гарри Поттера к его родителям, и поняла её. Но она хоть по контракту, за некоторую плату всё корпела и корпела над своим героем, а мне-то за что???

Но как давно заметил Ремарк "Человек слаб — в этом и заключается его прелесть". И вот я открыла ноутбук и начала сочинять дальше. Но уже другую историю с теми же персонажами, назвав её "Банкирша". В название жанра я предусмотрительно уже не ставлю "эротико- криминальная", помня чего мне стоило выполнить это обещание хотя бы частично. А там уж — как получится, и на старуху бывают находят разные настроения. Итак, принимайте, "Банкирша", начало.

==================== "Банкирша" ===============

Светлана Ивановна ехала на работу, её "Инфинити" красиво бороздил улицы родного города, хоть их интерьер и не соответствовал красавцу- автомобилю, но где родился, там и родился…

Тут Света вспомнила, что собиралась утром заехать на заправку, и свернула с дороги — бак был почти пуст. Пока она ждала свою очередь, грустно думая о произошедшем в семье горе, то решила скоротать время попив кофе.

Подойдя к кофе — автомату она столкнулась с… Она — не она? Точно, это же Элла с её потока в универе!

— Элла, привет!

Высокого роста, одетая явно не по погоде в вычурно яркие дорогие шмотки, венчаемые на могучих, как у плавчихи плечах короткой шубкой из канадской норки, с выкрашенными в яркий блонд волосами, густо покрытая косметикой женщина отвлеклась от своего измазанного помадой стаканчика кофе.

— Светлана? Рогова? Привет. Тебя и не узнать. Как ты тут оказалась?

— Я здесь всегда заправляюсь, — ответила Света, — А ты как тут?

— Я? — вздохнула Элла, и эмоционально продолжила, — У меня водитель внезапно заболел. Представляешь, ему прямо утром плохо стало, когда уже за служебным автомобилем в гараж пришёл и за мной ехать сел в машину. Бац- и сердце. Хорошо, хоть ни когда со мной по дороге ехал… А ко мне из киевского главка с утра должны приехать. Они уже тут — сейчас в гостинице размещаются. Я в свою села, чтобы побыстрей было, — махнула она на стоящий как раз под заправкой красный Мерс, — Но забыла, что в баке пусто. Еле до сюда доехала. Так что с утра с приключениями. Ты-то как? — перевела она тему с себя.

— Нормально. Потихоньку.

— Слышала, что твой отец умер. Сочувствую.

— Да, такое горе. Внезапно. Сегодня как раз девять дней, — омрачилось Светланино лицо.

— Ты давай. заезжай ко мне. Только не сегодня. Дня через три — киевляне уедут, и приезжай. Кофейку попьём, институт вспомним, может что и вымутим, — сказала Эля закидывая пустой стаканчик в мусорник и разворачиваясь уходить.

— А ты где сейчас? — смутилась Света, что не очень-то знает о судьбе однокурсницы.

— Вот — держи, — кинула та ей свою теснённую золотом чёрную визитку, где на фоне эмблемы банка красовалось: "Элла Николаевна Брыленко — управляющая областным филиалом".

— Надо же! А я и не знала, — заметно удивилась Света, — Спасибо. Заеду.

И старые подруги разъехались по своим делам.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

После встречи с Эллой Светлана Ивановна заехала в кафе, где на час дня был заказан небольшой обед на тридцать персон. Девять дней отцу отмечали тихо, по семейному. Обстоятельства его внезапной гибели были трагичны и не до конца выяснены. Он занимал в областной полиции достаточно высокий пост, чтобы об этом событии судачил весь город. Служебное расследование ожидаемо для подобных случаев гласило: неосторожное обращение с оружием. Всё как обычно, "золотой стандарт" — "во время чистки пистолета", непредумышленная случайность, сам виноват и всё такое…

В это абсолютно не верилось, тем более после того, как Светлана узнала, что под отца подкапывал его же сотрудник, скорее всего чтобы отжать место в квартирном бизнесе.

Так или иначе, но отца больше нет, и судя по спешным кадровым перестановкам, услуги нотариуса — её мужа Сергея в новые построения не вписывались. Так что если учитывать и внезапно накатившую на того полгода назад депрессию, семьёй теперь рулить оставалось только ей.

В кафе всё было уже заранее приготовлено, в зале столы сдвинуты, последние тарелки со стуком расставлялись, помещение проветривалось.

Поздоровавшись с администратором, Светлана направилась к выходу. До обеда оставалось больше трёх часов. Светлана решила на всякий случай заехать к себе на офис. Сергей исправно вёл приём посетителей, пару человек на диванчиках листая журналы дожидалось своей очереди к нотариусу. Секретарь Ниночка ровным голосом что-то объясняла по телефону. Тут тоже всё было в порядке.

Озабоченная недавним явным нервным срывом мужа, опасаясь за его здоровье, полгода назад Светлана показывала его врачам, но ничего опасного в его поведении они не обнаружили, только переход в некоторую апатию. Именно тогда Света, стала наблюдать даже за построением речи супруга. Она опасалась, что тот мог попасть в суицидальную воронку. По необходимости она изучила как та выглядит: "Первый критерий: сужение контактов. С каждым месяцем, с каждой неделей количество социальных контактов меньше, чем за предыдущий период: "В этом месяце я ходил в кино реже, совершил звонков людям меньше, побывал в кафе меньше…", количество знакомых сужается. Второй критерий — это разделение понятий "смерть" и "самоубийство". То есть неизбежная естественная смерть, и есть — самоубийство, то есть это "не смерть", знак равенства перечёркивается. И третий момент- это устойчивое депрессивное состояние, когда агрессивность во внешний мир больше не срабатывает. То есть всё становится "хорошо", никто больше злости и активных ненависти и отторжения не вызывает, все становятся хорошими."

Нет, за Сергея можно было относительно не беспокоиться, только постоянно встряхивать. А вот об отце она, конечно, вообще не думала, принимая как факт. что у того всегда всё в порядке, он — румян, здоров, полностью погружён в работу и нескончаемые мероприятия — офицерские пьянки, служебные тусовки. Горе приплыло откуда она не ждала.

Светлана вышла из офиса, села в автомобиль и поехала домой к матери.

Мама — Алефтина Степановна вся в чёрном встретила дочь тихо рыдая.

— Светочка, как вы там? Как доченьки?

— Мама, всё нормально, — ответила та ласковым убеждённым голосом, — Девочки пока в школе, но к часу их приведут в кафе.

— А муж?

— Он на работе. Мама, лучше расскажи как ты?

Света подошла к тумбочке, на которой лежала горка конвалют и таблички приёма лекарств.

Табличку с многочисленными пояснениями: что пьётся, что рассасываться, до/после еды, как запивать — большими печатными буквами для мамы составляла лично Света, разлиновав стандартный лист на три части утро/ обед/ ужин. Рядом лежала ещё один лист — полупустая таблица с названиями лекарств и датами. Света проверила насколько прилежно мама ставит в ней "птички" по мере приёма препаратов. Такую дотошность в организации лечения матери она проявила дабы та, с учётом наличия сильнодействующих седативных — ничего не напутала.

Но в семейных планах было ещё и отправить маму после сегодняшнего обеда на месяц к её сестре — в Харьков. Родственники приедут сегодня к обеду, они звонили, что уже подъезжают к городу.

Хорошо. Вот погостят пару дней и увезут маму с собой, пусть там и развеется от произошедшего.

Света понимала, что мама толком даже и не умела жить без своего Ивана — совсем молодой уйдя с работы тридцать три года назад, когда родила дочь, она так навсегда и осталась домохозяйкой. Теперь, в пятьдесят пять она оказалась совершенно одна в огромном доме, где лишь по двору бегали две овчарки, да подвал был набит законсервированными ею разносолами и вареньями.

— Мама, что тебе папа последние дни рассказывал? — начала Света запланированный давно разговор.

— И ты теперь начинаешь? — вспылила та, — Меня уже спрашивали и спрашивали.

— И что ты им ответила?

— Иван никогда мне про работу ничего не рассказывал. Никогда. Пришёл домой, снял мундир, переоделся в треники и всё.

— Хорошо, мама. Но он же при тебе по телефону разговаривал?

— Ты же знаешь как нынче все разговаривают. "Встретимся. Обсудим", — вот все разговоры.

— А с кем "встретимся"?

Долго, по слову вытягивая из матери всё, что было той известно об отцовской работе и круге его друзей, Светлана пыталась найти простую и понятную версию произошедшего. Застрелился ли отец? Или его убили? В обоих случаях есть виновник, и его цель — понятна.

Отец естественно официально не владел никаким бизнесом, не расследовал никаких особых криминальных дел, так что отжимать у него было нечего, кроме одного — налаженного потока информации. И кто-то захотел отодвинуть его. Очевидно, что тот, кто занял теперь его место.

Но сама должность ничего не решала, надо было теперь выйти на папиных бизнес- партнёров, чтобы замкнуть на себе связь заново. Партнёрам совершенно безразлична судьба Светланиного отца, и они сами выйдут на контакт в поисках новой связи для продолжения успешного бизнеса, здесь исключительно вопрос времени и личного доверия.

Кто же займёт его место?

Света заварила себе кофе, и в ожидании уже подъезжающих к городу родственников присела в гостиной. Её мама, запив очередную горсть таблеток, подсела к ней.

— Когда это произошло, то наверное не прошло и часа, как к нам в дом нагрянула целая толпа. Они вызвали меня в зал, усадили в кресло, рядом села по виду медсестра, и они начали шманат наш дом. Ходили со своими приборами, что-то простукивали. Я не знаю, что они искали, — мать попробовала зарыдать, но медикаменты ей эту возможность заблокировали.

Дальше она говорила каким-то чужим отстранённым голосом:

— Забрали из кабинета отца всё, что смогли придумать: его блокноты, компьютер. Сейф попробовали вскрыть, спрашивали меня, но я действительно не знаю как он открывается. Отец мне никогда этого и не говорил, он там хранил своё оружие. В конце концов приехал их специалист и вскрыл. Выгребли всё, оставили мне лишь опись.

— Дай мне её посмотреть, — попросила Света.

Мать принесла картонную белую папку и протянула её дочери.

Светлана стала изучать опись: валюта, деньги — немного, три охотничьих ружья… Ничего существенного.

— Я так рада, что хоть вы не с нами в одном доме живёте, что вас это не коснулось, — сказала мать.

— Может ещё коснётся, — вздохнула Светлана, сфотографировала документы, закрыла и отодвинула папку.

— Кофе уже остыл, — заметила она и пошла сделать себе другой. Ей хотелось именно горячий.

Она сидела и думала, что самоубийство полностью исключается. Отец не мог бросить семью не закрыв вопросы по жене. Если бы он действительно собирался, то как-то бы о ней побеспокоился.

— Мама, а папа тебе последнее время не предлагал куда-то съездить. К родственникам, там — погостить.

— Не предлагал. С чего бы. Мы всегда вместе ездим, — ответила мать.

Света стала чуть не дословно спрашивать, что отец в ближайшее время говорил, как он вообще строил фразы. Она пожалела, что редко с ним общалась.

Вспоминая как психологи предварительно вычисляют суицидалов, она пыталась выяснить было ли в поведении отца что- либо похожее. Как там на лекциях объясняли: "Никогда не забывайте, есть достаточно сильный по модулю агрессивный компонент, если этот компонент не направлен во вне, то он направлен вовнутрь. То есть, разговор, о том, что "все козлы" всегда есть. Чем больше я говорю: "Все козлы," тем меньше я обвиняю себя. Это постоянная установка апатичного человека, у него не будет никогда ни язвы, ни астмы, ни всего остального, он себя любит до бесконечности. Всем остальным рядом с ним достаточно тяжко". Но Светин отец был совершенно другим, уж кем — кем, а апатичным он — служака точно не был.

Чему там ещё учили. Света вспоминала: "Чем сильнее происходит невротизация, тем больше разговор "все козлы" переводится в разговор: "А всё таки козёл — я". Самооценка этого слова не допускает, поэтому фраза: "Я козёл" превращается в невербальный вид: "Я должен получить удар под дых в буквальном виде", но молча, без оскорблений. То есть я начинаю сам себя без вербалных оскорблений избивать, начинается суицид. Поэтому всегда внешняя агрессия исчезает. Если человек начинает вещать: "Вот! Все мерзавцы, все меня обижают, подонки такие. Всё! Пойду повешусь!" можете совершенно спокойно всё игнорировать — повешения не будет, потому что кто-то виноват в его проблеме. А вот когда никто не виноват и никого напрягать мы этим не будем, тогда повесится точно. Если обвинения во вне есть, то обвинения вовнутрь не будет, суицида не будет со стопроцентной гарантией. Модульная величина по вектору направлена или во вне, или внутренне."

Мысль о самоубийстве отца была Светланой окончательно отброшена. Ни в чём в поведении отца не угадывались даже намётки на его склонность к подобному поступку. Она вспомнила, как в недавней проблеме с ожидаемой проверкой документов тот сразу набросился на её мужа, рассказывая кто и чем должен заниматься, и что если у Сергея с нотариальными заверениями что и не так, то уж точно не по вине отца.

Неосторожное обращение с оружием? — вычисляла дальше Светлана. Сказки для гражданских, он же не курсант был. Но судя по тому, что обыскав весь дом, не нашли никаких нычек, то всё же к обыску отец был готов. В доме ничего, кроме зарегистрированного охотничьего оружия так и не нашли, хоть искали пещеру Али Бабы.

Во дворе раздался лай, приехали родственники и Светлана встала встречать гостей.

Во двор заехал микроавтобус Мицубиси, из него вышла сестра Светланиной мамы — тётя Анфиса, её муж — отставник Петр Иванович и ещё несколько более дальних родственников. На похороны они не приезжали — находились далеко за границей и так быстро вернуться не смогли. Выглядели Пётр Иванович и Анфиса Степановна замечательно — с дороги шумные, розовощёкие, покрытие бронзовым загаром.

Из машины выгрузили пару ящиков со спиртным и завёрнутую в целлофан, на вешалках одежду — переодеться с дороги.

Оказавшись рядом с вдовой гости несколько смутились. Анфиса обняла сестру, крепко прижала к себе и немножко подвыла.

Мама Светланы всегда поддерживала тёплые родственные отношения с сестрой, а их мужья по мужски дружили — ездили вместе на охоту. Плотный рабочий график не давал возможности на особо долгие встречи, но пару- тройку дней мужчины вместе проводили довольно часто.

Пётр Иванович совсем недавно после очередной большой проверке в военкомате, где он служил, вышел в отставку. Как он сказал: "Нашли крайнего по выслуге, чтоб всех собак повесить". Но особо на службу он не обиделся, так как далеко не один сотрудник перед ним был уволен таким же образом. Это давало возможность и результаты проверки показать, и службе обходиться малой кровью: "Заработал пенсию? Иди на неё", а Пётр Иванович выслуги имел "столько не живут", так что переходил на службу больше, чем на десять лет.

Разместив гостей, Света с матерью стали ждать, время уже поджимало. Первым вышел Пётр Иванович. Он переоделся в военный костюм с наградной планкой, то есть оказался при полном торжественном параде, собираясь перед кафе ещё и заехать и на кладбище — отдать дань уважения свояку, даже прихватил охотничье ружьё — пару раз стрельнуть.

Все гости опять загрузились в микроавтобус и Алефтина Степановна повезла их перед обедом показывать могилу мужа. Светлана, оставшись во дворе одна, проверила корм у собак, закрыла ворота и уехала. Ей ещё надо было заехать в школу за детьми. Не могли же девочки отсутствовать на таком важном семейном мероприятии.

Вечером, когда все вернулись с мероприятия, Пётр Иванович значимым, с расстановкой голосом тихо позвал Светлану:

— Пойдём, выйдем.

Когда они оказались на веранде, он ещё раз конспиративно осмотревшись, спросил:

— Как тут было?

Света описала устроенный в доме после случившегося шмон, и он кротко резюмировал:

— Понятно, — и молча поманил её выйти дальше.

Когда они оказались в его микроавтобусе, который он ещё не загонял во двор, то машина слегка отъехала от дома, свернула на ближайшую улицу и только тогда Пётр Иванович начал:

— Смотри, Света. Отец всегда понимал, что всякое в любой момент случиться может. Поэтому вряд ли в доме с обыском что-то найти смогли. Даже точно, чего искали — не нашли. Но батя про всё позаботился. Для матери на первый случай деньги в Харькове в банковской ячейке лежат. Она даже не знает, что та на неё и зарегистрирована. А тебе- вот, — и он протянул Свете маленький пакетик, — Иван сказал, что тут — не основное, а главная запчасть — у тебя самой давно лежит.

Света, которая была полностью не в курсе, взяла конверт, в нём лежал стартовый пакет с выломаной из него симкартой и не новый смартфон. Когда Света его осмотрела, то сим- карты в нём не оказалось. О чём-то смутно вспомнив, она ответила:

— Спасибо, Пётр Иванович, и положила вещи поглубже- во внутренний карман куртки.

Они вернулись к дому, Пётр Иванович загнал свою машину, а Светлана вскорости с мужем и детьми на такси отправились домой, чтоб уже выпившими не попадать на патруль.

Мужу своему Светлана ровно ничего о разговоре не сказала. После всех, связанных с Сергеем приключений, она решила, что он достаточно опасен, и может быть непредсказуемым. Но тот конечно же заметил, что они с Петром Ивановичем некоторое время отсутствовали. Вопросительно посмотрел на жену, но видя, что та просто молчит — спрашивать не стал — не было настроения.

Светланин отец начинал службу сразу после армии с постовых, потом перешёл в участковые, знал город до последнего переулка и имел удивительную память на объекты. Что другое он может и не помнил, а вот кто где когда жил, куда переселился, где какой дом в каком году снесли, продали или построили — тут ему равных не было. Поэтому, в своей работе он особо ничего и не записывал — на то голова была.

Как Иван Алексеевич говорил: "В древности только неграмотный грек всю "Илиаду" на память не помнил, а правоверные и по сей день весь "Коран" знать считают за должное. Я же — грешник всего-то и помню, что пару сотен улиц нашего города. Тут и хвалиться особо нечем".

На утро Света в своём кабинете поставила этот смартфон на зарядку, достала отданный ей когда-то отцом на сохранность маленький пакетик, в котором лежала лишь сим-карта, и хотела её вставить, но в последний момент передумала. Не зная чего опасаться, она, подождав пока смартфон подзарядится, взяла его и отъехала от офиса как можно дальше. Но и этого ей показалось мало: "А вдруг мне пеленгуют машину?" Она вышла из автомобиля, села в маршрутку и отъехала почти до конечной остановки, вышла и только тут включила смартфон. На нём открылся частный телеграмканал, на котором хранилась сбрасываемая туда сообщениями информация.

Скачав историю канала Света опять выключила смартфон, вытащила из него симку, и на автобусе вернулась к автомобилю. "Дома буду изучать", — решила она.

В офисе её уже ждали новости. К ней в кабинет зашёл муж, взял из шкафа два бокала, налил на треть в них красное вино и сказал:

— Сегодня от пацанов узнал, как там место отца на службе делят.

— И как? — внезапно закашлялась Света.

— Очень сложно. Заму ничерта не досталось. Прислали вообще со стороны — молодого майора, который недавно восстанавливался на службу после увольнения.

— Даже так! — удивилась Света.

— Да, даже так, — подтвердил Сергей, — И уволили его по дисциплинарке не из МВД, а из СБУ. Оклеветанный — год судился, пока восстанавливали. Предложили вариант — сразу же перевод в МВД, он согласился. Потом полгода в областном штабе пересидел, а теперь — повысили.

— Чудесное происшествие.

— Без чуда тут явно не обошлось, — согласился Сергей, — Но и это не всё. Зама батина экстренно отправляют на пенсию. Типа когда шла внутренняя проверка по случаю отцовской гибели, то на него что-то нарыли. И вот на место этого зама уже претендует пацан, который тоже с роднёй из СБУ.

— Похоже на оккупацию.

— Хорошее сравнение. Где-то так и есть. Так что бенефициары вырисовываются.

Света слегка покачивая бокал размешала остатки вина, выпила и грюкнув поставила его на стол. Загадка, над которой она хотела ломать голову, рассеивалась как дым. Её больше не было. Отца убили, чтобы перетянуть его схемы, сразу же бросились искали годами собранную им картотеку, но её нигде не оказалось, она была только у него в голове.

— Зря батя тогда полгода назад в СБУ пошёл к "Самому" улаживать, когда меня в разработку взяли, — задумчиво сказал Сергей, — Я думаю, что уладить-то он тогда — уладил, но заинтересовал кого не надо, обратил их внимание на жирный кусок — вот и результат.

— Он нас защитить хотел.

— Я давно думал над этим. И пришёл к выводу, что в нашем обществе лучшая защита это полный отмороз. Они бы ещё годами следили, собирали, докладывали, искали причины и следствия. А он пришёл к волку и выложил ему свои карты, тот посмотрел- посмотрел и съел. Нельзя с ними дел иметь. Просто низзя.

— Возможно это и была его роковая ошибка. Единственная, но роковая. А ведь он всю жизнь был такой аккуратный, осторожный, доскональный. Всегда любое действие обдумывал со всех сторон…

— Теперь надо просто ждать что они ещё предпримут, и не поддаваться на провокации. Надеюсь, что мы им не нужны.

— И что нам лучше, — задумчиво спросила Света, — Чтобы мы им были не нужны или всё же понадобились?

— Не нужны, — твёрдо повторил Сергей, — Они из тех, кто на грош заплатят, а запросы будут безмерные.

— Наверное, ты прав, — вздохнула Светлана, — Ты же сам изрядно послужил, повадки знаешь.

— А ты — хоть и дочь мента, а какая-то вся гражданская, — ответил Сергей, — Ничего ихнего к тебе так и не прилипло.

— Бывает, — улыбнулась она.

Вдруг Света внезапно вспомнила:

— Я вчера Эллу встретила на заправке. Помнишь её? Приглашала.

— Банкиршу? — быстро спросил Сергей.

— Ты прямо знаешь. А я даже понятия не имела где она работает, — слегка ревниво отозвалась Света.

— Ну, я постоянно слежу за городским движем, и пацаны про неё рассказывали, — несколько оправдываясь отозвался Сергей.

— Ааа, пацаныы, — растянула Света, — Кстати, к себе в гости приглашала.

— Так пойди!

— У неё пока киевская комиссия. В пятницу пойду обязательно, — по глазам мужа догадалась о чём он думает Света, — Надо выбираться на новый рынок.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

В пятницу вечером Света, как и договаривались, была уже в банке. Сотрудников почти не оставалось и пройдя мимо любезного охранника на второй этаж до кабинета Управляющей она особо никого и не встретила. Только в приёмной слегка столкнулась с рослым блондином лет тридцати пяти, который выходил из кабинета с длинной надписью "Заместитель… ", расположенного прямо напротив Управляющей. Он был в слегка помятом костюме и тёмно-синей спортивной куртке, явно спешил, и нёс небольшой чемодан.

Света с ним на всякий случай поздоровалась, а он окинул её осматривающим взглядом, который в равной мере можно было отнести ко всем поводам.

Зайдя в кабинет свой однокурсницы Света застала её в слегка расстроенных чувствах.

— Привет, присаживайся, — указала Элла на угол, где были уютно расположены два кресла и журнальный столик.

Кабинет был просторный, светлый, обильно декорированный ухоженными живыми цветами в красочных кашпо на стойках и по стенам. Напротив входа — большой полированный коричневый с заметным тёмно- вишнёвым отливом письменный стол, к которому перпендикулярно примыкал другой, за который могли одновременно с двух сторон разместиться человека по четыре, о чём свидетельствовали задвинутые деревянные стулья в тон столам.

Слева — почти во всю стену окно, занавешенное тяжёлой тёмно- вишнёвой шторой, выходило на Театральную площадь, а с противоположной от окна стороны небольшая дверь в углу вела, видимо, в комнату отдыха. Два уютных кресла с журнальным столиком располагались слева от входа, в углу к окну, а дальше за ними вдоль окна стояла большая пальма и драцена.

На противоположной от окна стене висела стенд, на котором красовалась схема расположения филиалов банка по всей стране, и даже парочку — за рубежом.

На стене за спинкой высокого кожаного кресла красовались грамоты и серификаты, среди которых два — от Епархии, что было из далека видно по крупным заглавиям и общему оформлению.

Придраться к статусности кабинета было невозможно, но Света и не придиралась, она лишь осматривалась.

Элла была в слегка примятом деловом костюме, тёмном жакете и белой блузке. Лишь немного более, чем уместно, укороченная юбка указывала на некоторые её проблемы в личной жизни.

— Светка, как же я рада тебя видеть, — начала она, усаживаясь в кресло напротив. — Будешь? — подняла она с полу из под стола начатую бутылку коньяка.

Размешивая свой кофе, Света согласилась.

— Тебе в кофе или так? — уточнила Элла.

— Так, — выбрала Света.

Элла встала за бокалами.

— Надо было сразу приносить, — пошутила она. — А помнишь, ты в юности вообще не пила?

— Да, я в юности сильно скромная была.

— Много потеряла, — засмеялась Элла. — Такое сочетание здоровья и возможностей больше не повторится.

— Да, быт потихоньку заедает.

Элла налила по первой и сказала:

— Ну, не чокаясь, помянём твоего папу.

После третей пришлось открыть новую бутылку, Элла в конец растроганная сказала:

— Ты когда заходила — я видела — с ним столкнулась.

— С кем? — не поняла Света.

— С Андреем.

— А, — вспомнила Светлана парня с чемоданом. — Твой зам?

— Да, заместитель.

— Куда это он в пятницу с чемоданом направился? Не местный?

— Местный. В Киев на поезд опаздывал, в командировку. Ему на понедельник в Главк, а завтра вечером там футбол какой-то. Он как раз хотел. И на воскресенье его киевский друг пригласил на Вечер бокса. Так что совмещает приятное с работой.

— Хорошие выходные, даже завидные. Он что — холостой?

— Нет, — глубоко вздохнула Элла, — женат.

— Понятно, — глядя ей в глаза ответила Света. — Ну, как ваша киевская комиссия? — решила она перевести тему.

— Комиссия — прекрасно. Будем ещё расширяться. Хорошо работаем, кредитуем, планы, всё такое… Андрей их ублажал, по фирмам возил, фабрику показывал, с лучшими клиентами знакомил. Даже организовал, что их в администрацию пригласили, — махнула она рукой в окно в сторону неподалеку стоящего здания Облисполкома. Так что — всё на ура.

— Молодец какой! — восхитилась Света. — Смотри, тебя подсидит.

— Не подсидит, — опять вздохнула Элла. — У него свой бизнес есть, ему некогда ещё и банком заниматься. А тут — в кабинете — находиться надо, особо не отлучишься. Постоянно вопросы идут.

Тут Элла встрепенулась:

— Пошли, наше хозяйство покажу, — потянула она Светлану.

И девочки, слегка подшафе отправились в путешествие по зданию.

— Вот кабинет мой был, — ткнула она на выгороженный застеклённый угол большого операционного зала. — Я тут лет пять просидела, пока не перешла, сейчас покажу, — и Элла потянула Свету опять на второй этаж, — вот! Тут мой путь наверх начался, — показала она на табличку "Юридический сектор". — И тут же я с тем козлом познакомилась.

— С каким козлом? — не поняла Света.

— С мужем! С каким ещё? — ответила уже порядком развезенная Элла.

Света в какой-то момент начала понимать, что когда она пришла, Элла и тогда была слегка пьяна, просто "ещё не взяло", а теперь, когда они вдвоём почти усадили новую бутылку "Алекса", то спиртное постепенно сделало своё дело.

Девушки вернулись в Эллин кабинет, но уже направились в её боковую комнату отдыха. Там оказался разложенный диван со смятой постелью.

— Я тут теперь и ночую, — рухнула Элла на диван.

— А домой? — попробовала уточнить Света.

— Развожусь, — ответила та, разуваясь. — Видишь: халат, тапочки.

— И давно?

— Уже неделю.

— А муж что?

— А что муж? Он дурак, — закурила Элла и включила кондиционер, потому что в этой комнате окон не было.

Дальше девочки просидели до глубокой ночи, пока сон окончательно не сморил Эллу, а такси не увезло уставшую Свету домой. Контакт с банком был налажен.

============= 5 ========

На следующий день Света проснулась очень поздно, голова дико гудела, шум из зала отдавался гулким эхом. Сергей, заглянув в спальню, увидел, что жена наконец проснулась, сочувственно спросил:

— Может пивка?

— Ты издеваешься, — прошептала она и пошла под душ.

После того как Светлана с замотанным чалмой полотенцем, в махровом халате наконец выбралась в зал, то мультики с детьми смотреть уже не стала. А услышав, что сейчас к ним придут ещё и их подружки, ретировалась в кабинет.

В своём семейном кабинете она бывала крайне редко, предпочитая работать только в офисе, где всё под рукой. Так что бывала она там в основном с целью пропылесосить, а Сергей превратил этот кабинет в полуспортивный зал. Там почему-то стояли его огромные гантели, валялся под ногами футбольный мяч, который он иногда набивал на ноге, и стоял боксёрский стенд по имени "Черчилль". Почему это всё находилось тут, а не в полуподвале, рядом с беговой дорожкой, Светлане было не известно. Но, видимо этот инвентарь у её мужа больше ассоциировались с нотариальной работой. чем со спортом, раз он всё это сюда перенёс.

Усевшись в угол кожаного дивана, Светлана вспоминала вчерашний вечер. Тяжёлая всё же работа у банкирши. Тяжелее, чем у нотариуса: тьма подчинённых — вечно чем-то озабоченных, скубущихся баб и инфантильных юнцов, чужие деньги, которые то нижайше выпрашиваешь, то с риском предлагаешь, ведь нельзя, чтобы они застоялись… И просто тьма хозяйственных вопросов по всем этим разбросанным по области отделениям. Вся эта нервная бесконечная кутерьма… Да, именно — бесконечная в своём непрерывном движении, остановка которого означает лишь неблагополучный конец игры.

"Наверное, поэтому банкиры так часто удирают, прихватив наличку. Устают и хотят покоя, — решила она. — Один вопрос: сколько надо унести с собой, чтоб уже не возвращаться? У каждого своё представление".

Потом Света вспомнила, что Элла сейчас совершенно одна в этом своём банке, и позвонила. Ей ответили далеко не сразу:

— Ты как? — воскликнула она, услышав, что на той стороне, наконец сняли трубку.

— Это не Элла. Это её муж, — раздался сухой ответ. — Она сейчас занята. С кем я разговариваю?

— Передайте ей, что Светлана Рогова звонила, — смутилась от неожиданности она и быстро нажала на сбой связи.

"Хто поймёт, что происходит", — задумалась она. Потом вышла и прошмыгнула мимо играющих с гостями дочерей в спальню переодеться.

Ближе к вечеру позвонила Элла, голос её был слегка хриплым, чувствовалось "после вчерашнего":

— Привет. Ты звонила?

— Да, утром. Хотела узнать как ты и пригласить, может, в гости. А то — что ты там одна. Но ответил муж, — опять смутилась Светлана.

— А, да. Вчера припёрся ночью и забрал меня домой. В гости, говоришь? — вдруг оживилась она. — Так я сейчас приеду. Диктуй адрес.

Света даже толком не успела понять, что происходит, как через минут пятнадцать к их дому подъехало такси и из него выгрузилась Элла. На этот раз она была облачена в красный спортивный костюм и белые кроссовки.

— Сказала своему, что пойду побегаю, — сообщила она слегка удивлённо осматривающей её Свете.

— А потом что ты ему скажешь?

— Потом? Чтоб развод подписывал, — внезапно отвердел её голос.

— Понятно.

И Света, хоть и очень ревновала своего мужа, но предоставила именно ему дальше развлекать подругу, потому что пить с ней с субботы до воскресенья у неё здоровья уже бы точно не хватило.

Компания расположилась в столовой, и Сергей принялся угощать свою новую гостью.

Света только любовалась на его неистребимые ментовские мансы, когда тот явно же со всех сил раскручивал пьяную банкиршу на: "А поговорить?" Но надо отдать должное, Элла и сама горела желанием вести бесконечные разговоры "про любофф".

Со своим "козлом" она познакомилась работая юристом банка. Её стукнуло двадцать восемь, все вокруг уговорили, что вот он, вот же — он — последний вагон. И Элла ухватившись за поручень запрыгнула в него не очень разобрав номер и маршрут этого транспорта. И только она вышла замуж, как ей внезапно очень попёрло по службе. От трёх подряд повышений отказываться было глупо, поэтому с ранее запланированным срочным рождением ребёнка она решила сильно повременить. А теперь, спустя пять лет законного брака поняла окончательно, что этот муж — ей совершенно не пара. Просто даже рядом находиться — раздражает. И выйти с ним куда- нибудь в общество — стрёмно. Вот не такой он и всё. А кроме того — у неё роман. Она абсолютно влюблена в своего Андрея, и он даже обещал, что разведётся и они поженятся. Поэтому Элла очень переживает, что муж ей мотает нервы и не даёт развод.

— А ты ему про Андрея рассказывала? — решила влезть с уточнениями Света.

— Ты хочешь чтобы вокруг банка трупы валялись? — спросила Элла, внимательно орудуя с косточками в сёмге холодного копчения.

— Тогда что ты ему говоришь? Что за причина? — не поняла Света.

— Причина? Он и есть ходячая причина! С ним ничего не возможно, деньги заработать — невозможно. То он свои "семь раз отмерь" проводит, когда всё уже отрезано, или впереди всех в пекло лезет, а потом думать начинает. Странный человек. На работе начальству слово поперёк не скажет, элементарно повышения попросить не может — ему типа ничего не надо, а по вечерам пьёт. Это он так обижается, что ничего не просил — ничего и не получил. Расслабиться-то от досады не может, а признать, что злится — ни за что, но: "Справедливость невыносимо попрана".

Элла распаляясь продолжала:

— Я ему говорю — давай что-то сами замутим, он мне — "всё должно быть чётко по закону, я в ваши вшивые игры не играю, и не вмешивай меня никуда. Хорошо, Вася, не вмешиваю.

— Ну, ладно, допустим не дано ему с бизнесом, — резюмировала Элла, — но так и дома от него проходу нет. Выходной, утро — лежу никого не трогаю, он тянет на зарядку. Уже у него и вообще весь день расписал. Я ему: "Расслабься. Обними меня, у тебя жена- красавица", не понимает: "Надо, надо решать вопросы". Решала хренов. "Какие вопросы, Вася? Я уже всё порешала. Выходной!". Нет, ему всё время куда-то надо, и меня при себе таскать.

Элла перевела дух, Сергей принёс ещё упаковку "Баварского". Света попробовала навести небольшой порядок на заметно выпачканном рыбой столе.

— Ну, хоть без особо вредных привычек, — попробовала она найти положительное зерно в этом Васе, вспомнив на что способен её собственный замечательный и не занудный Серёжа.

— Без привычек? Без привычек, значит! С этой сукой дома находиться невозможно. Он тапочки просто так не попросит. Сначала тебе расскажет где ты что и когда не так сделала, не туда посмотрела, не тогда пришла пять лет назад, четыре года тому как что-то перепутала, а потом: "Дай тапочки, пожалуйста". Так бы и дала тапочками. Занудный козёл.

— А разговорчивый! — Эллу несло "о наболевшем". — Особенно когда пьяный приходит. Как начнёт заливать свои логические построения чуть не до утра… С ним общаться — в такие дебри заведёт. Оно будет мудрое и умное до невозможности, вы забудете вообще о чём разговор шёл. Потому что оно уже ушло чуть не в библейские предания о добре и зле, потом какие у них дома традиции были, что вообще такое традиции, чем важны, и чем восточные от западных отличаются. А Вы будете сидеть и вспоминать с чего разговор-то пошёл. Ах, да — мы не поедем в Киев на корпоратив, потому что там "критическая масса идиотов и невыносимые выскочки", а у него — свои строгие идеалы. Какие, Вася, у тебя идеалы? Откуда? Зачем именно так делать?

— На "зачем?" его вообще клинит, — резюмировала Элла. — Нет у него такого слова. Вот "Библия" есть, уголовный кодекс — интересная книжка, а рассказать зачем нам каждые выходные к его маме в деревню ездить — не спрашивай. Так обозлится: "Потому ездить, что это правильно, ведь я в прошлый раз маме пообещал". Жить с ним тупо невозможно…

Тут начал настойчиво звонить Эллин мобильник.

— Вот, уже меня недосчитался, — она подняла трубку.

— Приеду я, приеду. Через час буду дома, Коля! — и Элля положила трубку.

— Так твоего Васю Колей зовут? — почему-то решила уточнить Света.

— Падлой его зовут, — резюмировала Элля. — Давай что ли полирнём белой, да я поеду. Чувствую в себе силы для хорошей беседы с этим Коленькой.

Полирнув стопкой водки, Элла вызвала такси и поехала разбираться со своим мужем, в ней заметно чувствовалось настроение продолжить начатый здесь монолог. А Света начала отмывать липкий стол от рыбной вони, пока Сергей разбирался с таблицами ставок.

С некоторых пор — полгода назад Сергей вдруг глобально заинтересовался тотализатором. Светлана не спорила с новым увлечением мужа, приняв его как замену его бывшему ужасному на её вкус хобби, хоть с замиранием думала о том, что понятия не имеет сколько и на что тот ставит. Но пока, по крайней мере — с его слов, он даже был на плюсе, во многом разобрался и их ждали огромные выигрыши.

— Когда Эллин зам приедет, надо будет с ними встретиться, — вдруг как бы между прочим сказал Сергей. — С этим своим Васей-Колей она точно жить не станет, а насчёт Андрея — интересный тип.

— Вот я думаю, как она к нему сейчас поехала. Как бы он её не избил.

— Дорогая, ты недооцениваешь женщин. Ты видела какие у неё плечи? А рост, а когти? А взгляд бешеный? Ты думаешь, такая радость напрыгнуть на эту бешеную влюблённую рысь? Там такие куски свежего мяса отлетать будут. И по её рассказам главное оружие этого зануды — слово. Так что я думаю им предстоит ночь сложных дебат. В крайнем случае переломают мебель, но это упростит делёж имущества, — . и Сергей обратно уткнулся в свои таблицы результатов футбольного чемпионата Италии.

==========

В Киевской головной конторе банка Андрей Васильевич бывал часто, намного чаще, чем его начальница. Случайно это получалось, или руководство предпочитало общаться именно с ним — кто же признается, но факт оставался фактом.

За свои частые визиты Андрей успел сдружиться со многими ключевыми сотрудниками. Азачастую приезжая накануне, он ещё и в клубном дыму весело проводил с ними вечера, заранее решая все ключевые вопросы.

Он безусловно легко мог бы стать управляющим областным филиалом, но в банк часто наведывались то регуляторы с контролем, то из бесконечных проверяющих контор, кроме того на местном уровне нужно было нести представительское бремя, присутствуя на всевозможных нудных областных конференциях…

Эти сопутствующие должности мероприятия занимали уйму времени, а встречаться все хотели именно с первым руководителем и отсылать их к заму — напрашиваться на предвзятое отношение "нас тут не уважают". Поэтому должность Управляющего не устраивала делового и активного коммерсанта, предпочитающего не терпеть ненужных неудобств. Ведь в это же время можно предаваться нужным или приятным удобствам. Обсудив с киевским руководством ситуацию, он предложил им кандидатуру Эллы, которая на тот момент уже состояла с ним в отношениях и явно в него втюрилась. Руководство спорить не стало, и Элла Николаевна Брыленко в тридцать с небольшим неожиданно для себя высоко взлетела по должности, вселившись в шикарный по областным меркам кабинет.

Конечно же во всех действительно важных вопросах Андрею приходилось её подстраховывать, но с основной частью должностной рутины, такой как разбор бесконечных жалобы и склок среди сотрудниц, общение с коммунальными или контролирующими службами — Элла быстро наловчилась общаться сама.

Достаточно остро для новой Управляющей по началу стояла проблема представительства банка в администрации, Элла всё же была слегка неотёсана. А если на мероприятие надо было ещё и прийти с мужем, то и вообще получалось слишком "провинциально". Но Элла взяла себя в руки, обновила гардероб, поднабралась "мансов" и прекратила таскать за собой своего Колю-Васю, осознав, что лучше быть совсем без эскорта, чем лишний раз краснеть.

Первое время, заимев новые большие возможности Элла как-то пыталась "растить" мужа, чтобы он открыл своё частное предприятие, раз уж у себя на фирме он не мог даже получить повышение. Но с частным бизнесом у Коли пару раз не вышло, и выданные банком кредитные средства тихонечно списали на "сомнительные к возврату". Хорошо ещё, что фирмы открывались на всякий случай на совершенно левые документы, а суммы были по банковским меркам мизерные. Что уже там у супруга так не клеилось Элла не вникала, поскольку и сама была не коммерсантка в душе. Да и сил на это после банковской кутерьмы уже не оставалось. Поэтому, отбросив от себя все прочие личные хлопоты Элла с головой окунулась в роман с Андреем.

Своего возлюбленного Элла находила совершенным. Он был предприимчив, красив, молод, щедр и всегда на праздники дарил абсолютно шикарные подарки. От него прекрасно пахло, он был замечательным любовником — такого секса у неё раньше никогда не было, хоть Элла была в этих вопросах достаточно опытной — ещё с юности имела многочисленные связи. Но то всё быстро заканчивалось, было совершенно не романтично, и омута любви она ни с кем так до дна и не достигала, а ей так хотелось. Одно Эллу сильно огорчало — Андрей был женат, а ей уже давно хотелось завести детей.

Но последнее время удача склонялась в её сторону — Андрей стал поговаривать, что ничего невозможного нет, и они со временем обязательно поженятся. Тут-то Элла и заторопилась разводиться. И к её удивлению столкнулась с огромной проблемой — её муж, отношения с которым и с самого начала не были пламенными, а теперь вообще сошли на полный нет, соглашаться на развод отказался. И объяснение его было совершенно по мнению Эллы дурацкое: "Ты не понимаешь, куда идёшь. Тебе без меня будет плохо, ты обязательно встрянешь в какую-то аферу и пропадёшь. Я не могу тебя отпустить, ведь я обещал всегда заботиться о тебе."

Месяцы шли, а отвязаться от опеки мужа Элле не удавалось: "Вот вступила — так вступила! — сокрушалась она. — "И в радости, и в горе, пока смерть не разлучит нас". Зачем я только с ним венчалась?!" Даже раздельные спальни и бюджеты не возымели на супруга никакого воздействия — нет и всё. А обращаться в суд ей поначалу очень не хотелось, поэтому она сначала ограничивалась бесконечными спорами и скандалами, но наконец, подала заявление в суд и на всякий случай даже обзавелась адвокатом, выставив причиной "непримиримые противоречия". Теперь она подыскивала куда бы ей от супруга отселиться и собиралась снять квартиру.

Андрей ей объяснил, что нужно поступить немного иначе, и пообещал в Киеве попутно решить и этот вопрос. Так что на этот раз Элла ждала своего Андрея из командировки с особым нетерпением.

После возвращения киевской комиссии, руководство банка неспроста срочно вызвало к себе именно Андрея. Изучив материалы докладной записки и пообщавшись с довольными и откормленными членами выездной группы, Леонид Михайлович — наиболее влиятельный совладелец, один из основателей и Почётный Президент банка понял, что этот филиал — то, что он срочно подыскивал в сложившихся обстоятельствах.

Раньше Андрей лишь вскользь на корпоративах и банкетах общался с Президентом, так как всё же был значительно ниже того по рангу. Тем более Леонид Михайлович был значительно старше по возрасту, по клубам не гулял, предпочитая духовные практики, семейные ценности и чтение книг. На корпоративах он лишь присутствовал на торжественном открытии, произнося вдохновляющие речи. Утверждалось даже, что Леонид Михайлович не пьёт. Но обычно когда о подобных людях говорят: "Он не пьёт", то в глубине кроется остаток фразы "… с такими, как ты".

На этот раз Андрея провели в кабинет к самому Леониду Михайловичу, который располагался на самом верхнем этаже здания банка, и выходил на небольшой зимний сад, в окна которого открывался чудесный вид на старые районы Киева и на Днепр.

Когда Андрей вошёл, то Леонид Михайлович как раз стоял и любовался видом города.

— А, здравствуйте, Андрей Васильевич, — очень радушно начал тот. — Проходите пожалуйста, — хозяин предложил ему не присесть в кресло для посетителей, а пройти в смежный кабинет:

— Знаете ли, на мой взгляд кругом есть чужие уши. Мы, конечно, работаем открыто, тайн не держим, всё для людей, — усмехнулся он, — но иногда явно направленные на наши окна пушки немного мешают. Поэтому вот, — поднял он руки, — наши кустари оборудовали небольшое место, где можно предаться некоторому временному уединению.

Они присели за сервированный кофейными приборами круглый столик и Леонид Михайлович начал расспрашивать Андрея о перспективах, планах и связях. Когда разговор длился уже достаточно долго, то Андрей по ходу вставил и предложение о развитии инфраструктуры банка: "Хотелось бы иметь и небольшие служебные квартиры, чтобы как можно удобнее размещать наших гостей, независимо от внешних обстоятельств. Чтобы они не попадали в лишнее ненужное поле зрения. А то знаете, город маленький, кругом уши…" Леонид Михайлович, который был уже прекрасно осведомлён о его романе с Управляющей, даже и виду не подал, что понимает почему вдруг Андрей так забеспокоился о быте приезжих. Он ответил: "Хорошая идея. Резонное предложение. Подыщите вариант, а мы изыщем ресурсы. Да, конфиденциальность — это очень важно. Нехорошо когда пьяные сотрудники разгуливают по этажам гостиницы и общаются с кем ни попадя." Андрей смутился, что подумают — он кого-то из киевских гостей хочет заложить: "Ну, такого, конечно, пока не было…"

Перебрав все темы беседы об их областном филиале, Леонид Михайлович перешёл на покровительственно отеческий тон, напомнил насколько нынче сложная в стране политическая обстановка, банковскую систему постоянно лихорадит из-за систематически меняющихся законодательных требований и правил игры, поэтому будущее здесь всегда очень туманно… А в конце, со словами: "Я вижу, что не ошибся выбирая именно Вас. Именно Вы можете наиболее блестяще решить поставленную задачу!" — дал очень конфиденциальное задание, которое надо было выполнить в жёсткие сроки. Озадаченный масштабом указания Андрей отправился домой. Впереди его ждали действительно серьёзные дела.

==============

Дни летели, дела шли неважно. Светлана Ивановна чувствовала, что без отца им станет совершенно нелегко. Это абсолютно другой уровень жизни, даже простое техобслуживание автомобиля превращалось в ужасную головную боль.

Отец покидая этот мир считал, что позаботился обо всех, но он понятия не имел, что Сергей пустил половину их запасов по ветру. Когда они строили себе эти большие дома, один, потом — второй, то не очень задумывались о расходах на коммуналку, на содержание. Когда они покупали эти прекрасные дорогие автомобили, то не думали, что любая даже самая мелкая запчасть к ним по стоимости это — половина стоимости отечественной дрынчалки, не говоря о такой мелочи, как топливо.

Репетиторы, кружки девочек — всё это надо. Но заработать такие деньги тихо сидя в офисе невозможно. Баланс не сходился, они всё глубже тянули из и без того уже тощей нычки.

Однажды, осмелившись, Светлана всё же раскрыла оставленные отцом файлы. Перед ней развернулась целая городская сеть: квартиры, квартиры, квартиры… Эти уже проданы, с теми ещё работают. Здесь — конкуренты. А вот — тёмные пятна: есть родственники или нет — выясняется.

Она попробовала связаться с маклером — старым евреем Аркадием Исааковичем, с которым отец сотрудничал добрые полтора десятка лет. Но когда она пришла к нему на фирму — маленькую комнатушку в захолустном районе, то увидев её, он сразу же сделал знак — чтоб она молчала, вывел на улицу и, для начала рассказав, как он безгранично сожалеет, что такой хороший, правильный человек — её отец столь нелепо погиб: "Ещё жить бы и жить. Разве это возраст?!". Потом мягко перейдя к теме сотрудничества, объяснил: "Пока не получается. Как что-то будет, то обязательно, конечно — только к вам".

В какой-то момент он пристально — пытливо посмотрел на неё, и она поняла — схема занята, маклер не может ей этого сказать открыто, но лучше — забыть и никогда здесь не появляться.

Напоследок Аркадий Исаакович взял Свету за локоть и спросил: "А ваш папа вам случайно не оставлял никаких документов?" Света сделала вид что не понимает о чём он: "Каких именно? Наши документы все на месте и всегда в прекрасном состоянии". Покачав головой, маклер с ней очень вежливо распрощался.

Домой Света приехала очень расстроенная. Допустим отцовская схема у неё есть, но что она с ней может сделать? Работать по ней- нужна целая команда. Он и сам, как видно, выпускал информацию очень дозировано. Каждого нового клиента аккуратно обхаживали, никакой мокрухи не допуская. Тихо- мирно обменивали, перемещали по богадельням… Надо было лишь словить нужный момент. Поэтому и ни в глаза не бросались, ни нажили бешеных денег.

Сергей её уже ждал:

— Ну, как?

— Глухо. Надо искать что-то другое. Ты собирался пробить этого Эллиного Андрея Васильевича.

— Работаю над этим. Уже обещали познакомить.

— Кто? Как обычно?

— Нет, на этот раз по старой памяти другие друзья — боксёры. Я подумал: "Неспроста же он в Киев на матчи ездит. Наверняка занимался хоть немного". Занимался, разрядник был юношеский. Так что общие приятели нашлись. Столкнёмся скоро случайно за бильярдом в клубе.

— А что про него вообще рассказывают?

— Ну, у Эллы действительно большие шансы выйти за него замуж.

— Да?

— Да. Он больше пяти лет ни с одной женой не живёт. Так что она будет гордая четвёртая, и соответственно с четвёртым ребёнком.

— У каждого свои маленькие недостатки, — вздохнула Светлана, как обычно в этот момент вспомнив "невинные" шалости мужа.

О бизнесе Андрея тоже Сергей подробно разузнал — типография:

— Всех трудов — слупить какой-нибудь госзаказ. Вот он по администрациям и шарится. И в Киеве хорошо прибился к парочке министерств. Печатает им продукцию, и — грузовиками по всей стране. Но всё держится на личных связях, поэтому он постоянно занят на дружеских встречах. Так что Элла права, в кабинете ему сидеть некогда. Но из банка он так просто не уйдёт никогда — кредиты ему самому нужны постоянно: госзаказы — вещь нервная, по ним оплата неровно поступает. Сама знаешь как финансирование штормит — даже по зарплатам кругом задолженности, а тут какие-то бланки с брошюрами… Ждать приходится месяцами. А без этого много не наторгуешь. Так что у всех свои трудности.

— В городе, вроде и без него типография от старых времён огромная осталась. На ней газеты ещё для самого Киева печатали. "Вечерний Киев", например.

— Сейчас "Вечерний Киев" они уже не печатают, а госзаказов по тендерам почему-то не выигрывают. Так что — забудь и не морочь себе голову. Прими как факт.

Не очень весело было в это время и Андрею. Он пытался понять как можно выполнить спецзаказ самого Леонида Михайловича. Задача была поставлена явно не его уровня. Но с другой стороны — если выгорит, то можно уже и не работать всю оставшуюся жизнь, или стать коммерсантом намного более крупным. Андрею больше хотелось второго. И он начал планомерно прощупывать всех своих знакомых — где-то должен найтись выход.

Любовница же напирала на него своим жилищным вопросом, тем более настроение у неё сильно штормило от перманентной ругани с мужем. Пару раз она даже показательно снимала номер в гостинице, откуда неотступный Коля тут же забирал её домой. Дата судебного развода приближалась.

Андрей, устав слышать стенания Эллы, решил, что великие вопросы могут хоть немного, но и подождать. Он вызвал начальника юридического сектора и спросил, как лучше всего им оформить приобретение новой недвижимости для банка. Порешали, что лучше всего купить отдельно-стоящий особняк с хорошими подъездами к нему, объявив, что туда планируется перевести городской филиал. Подготовить проект реконструкции этого здания и за неимением свободных средств — работу оттянуть как можно на дольше. Тогда в этом доме можно будет якобы временно и гостей принимать, и самим жить. А там — видно будет.

— Что же, вроде всё правильно по документам выходит. А кто план реконструкции будет делать? — спросил Андрей.

— Об этом — не беспокойтесь, пректно- сметная будет в лучшем виде. И, кстати, оценщик недвижимости — у меня тоже есть. Все — очень хорошие знакомые. Всё будет в лучшем виде.

Оставалось как можно быстрее подобрать объект.

Мама Светы — Алефтина Степановна нагостившись у сестры через недельку вернулась.

Покрутившись одна и в без того огромном доме, она перебралась к дочери. Тут и внучки, и всегда есть чем привычным заниматься — готовить, убирать.

Зять к новой жительнице отнёсся совершенно спокойно. Тёща была не говорливая, заселилась в комнату на первом этаже и лишний раз ему на глаза не попадалась. Единственно, теперь приходилось два раза в день ездить кормит овчарок.

— Давай его уже продадим, что ли, — однажды вечером предложил он жене. Или сделаем там ресторан.

Света, которой на ум и самой уже приходила эта мысль ответила:

— Надо у матери спросить.

Раньше она эту тему не заводила, присматриваясь как уживутся мать с зятем. Но — грех жаловаться — ужились.

Когда мать Светы услышала предложение дочери, то ответила, что никакого ресторана тут она не хочет, а вот если бы на море домик у них был, то с удовольствием с внучками там всё лето и жили, а в другое время — можно и сдавать.

Короче, решили — однозначно продавать, а покупать уже в курортной зоне.

Теперь Сергей временно отложил свои таблицы футбольных чемпионатов и углубился в цены Крымской недвижимости. Предложение его всё больше увлекало. Он был человек азартный.

Один особняк ему очень приглянулся, и невзирая на то, что их собственный дом был абсолютно не продан, более того, даже и объявление о продаже ещё не вывешивалось, он срочно укатил смотреть предложение. Вернулся абсолютно вдохновлённым: "Берём! То, что надо!"

Света, которая с бухты-барахты не делала ничего, очень смутилась такой скорости и решительности, отметила, что денег собственно ещё вовсе нет, и они даже не очень чётко знают сколько можно получить за отцовский дом и как скоро. Но на ближайшие выходные вся семья отправилась к морю, даже и тёщу прихватили — смотреть новую жизнь.

Пыль родного города действительно угнетала, хотелось света и тепла. Через два дня они все вернулись зачарованные.

— Давай что ли кредит возьмём у твоей Эллы, — предложил Сергей.

— А даст? А отдавать?

— Давай под залог. Договоримся, — взял на себя решение вопроса Сергей.

===========

Сергей Олегович никогда не терял связь со своими старинными друзьями. Не то чтобы он с ними постоянно встречался, но не упуская их из виду периодически давал им о себе знать. Это хорошее коммуникативное качество открывало ему широкие возможности к быстрому получению нужной информации.

Вот и сейчас прежде чем пойти в банк к Элле за кредитом, он созвонившись со старым другом, с которым в юности патрулировал улицы, а нынче тот занимал приличный чин в Госслужбе охраны, и отправился к нему поиграть вечером в бильярд.

Бильярдная находилась в подвальном этаже здания Областного Управления охраны — эти ребята не очень любили фигурировать на чужой территории, подальше от чужих глаз, и всеми правдами и неправдами умудрялись на государственные деньги обустраивать свои здания подобными уголками отдыха.

Конечно, Управление охраны было нынче далеко не то, что при СССР. Общая численность сотрудников всей области нынче равнялась тому, что раньше было одним далеко не самым большим районным подразделением, но пока закон об оружии заставлял банки обязательно охраняться только у них. Частные охранные фирмы могли лишь выступать в роли усиления.

Поэтому что-что, а банковская движуха через шуры- муры охранников с офисными девочками сюда стекалась.

Вот поэтому Сергей прихватив пару бутылок коньяка отправился к Вовику, который нынче майор милиции Владимир Иванович, на разведку. Конечно профессионализм Владимира Ивановича по сравнению с Сергеем уже был на голову выше, сказывались ежедневные тренировки. Но тот боролся как лев, ведь раньше он легко Вовика обыгрывал.

Поговорили о жёнах, детях, а за одно Сергей не преминул рассказать, что вот же — его Светочка с подружкой недавно так набухалась, эти девичники — ещё тот рассадник.

Таким нехитрым способом как бы случайно мягко переведя тему на Эллу, остаток вечера Сергей слушал сплетни о её яркой жизни. Кто бы сомневался, что мальчикам на входе в здание банка хорошо известно о её шашнях и матримониальных планах. Да и приезжающий по ночам муж, чтобы пьяную супругу утащить домой у них по категории "лох" прекрасно звездил.

— Этот её так называемый заместитель — Андрюшенька, он ещё тот хмырь. Кстати, в нашем Министерстве неудачно засветился несколько лет назад, чуть по миру не пошёл, — весело вспомнил Вовик.

— Да ну, прямо в Киеве? В Министерстве?

— Я тебе говорю! Не знаю как там его уже познакомили, но в Департаменте обеспечения тяги себе нашёл и заказ получил.

— Большой?

— На всю страну печатать бланки админпротоколов.

Сергей представил себе мысленно этот бланк:

— Так там же степени защиты, голограмма… У него даже такие допуски есть?

— Вот, вот. Улавливаешь сразу. Короче, напечатали они и голограммы нарисовали. Только конкуренты проклятые на них тут же телегу и накатали. Пришла проверка. Вот не всё подряд, а именно по этим бланкам.

— И что? — сглотнул от любопытства Сергей.

— Они голограммы ставить — понятно, что не имели право. Вот Андрюша и пояснил: "Тираж мы напечатали, а голограммы — не ставили. Знать не знаю откуда тут они взялись. Может их на складе потом наклеивали".

— На каком складе? Вручную? Это невозможно.

— Понятно, что не возможно. Их сразу на тираж штампуют. Но соль не в том. Им ответили: "Хорошо. Мы согласны, что вы их не ставили. За руку не пойманы. Но тогда же и цена другая."

Взяли из договора калькуляцию на стоимость печатания бланков и пересчитала: "Раз голограмма не ваша, то эти бланки должны стоить…" Короче, в десять раз дешевле им это всё переоценили и потребовали вернуть государству излишне уплаченное. Типа мошеннически завышена цена. И это после того, как он уже всем и откаты раздал, и на голограммы потратился.

— Пипец. И как он? Возвращал?

— Никак. Он сказал, что денег нет, но на указанную сумму допечатают ещё бланков. Подписал договор и несколькими грузовиками отправил всю эту полную макулатуру на центральный склад.

— Почему полную макулатуру? — не совсем понял Сергей.

— Да потому, что на этот раз там точно уже на плохой бумаге и действительно без голограмм. А кто их на эти бланки теперь приклеить сможет? Их же миллион!

— Так зачем же соглашались?

— Потому что этот честный договор с ним подписывал тот, кто откат с прошлой авантюры получил, не ревизоры же. Вот выгрузили они себе эти грузовики ясно, что дефективных бланков и отчитались: "Спасибо проверке. Напрасные расходы не допущены. Возместили нам переплату — на всю сумму по рекомендованной вами цене нам ещё бланки предоставили."

— И что было дальше?

— А дальше заваленные склады… Такое количество, что на несколько лет вперёд потребность, правда — без голограмм, то есть- использовать незаконно. И в министерстве принимают решение "в целях того- сего" поменять вид бланка: добавить графу, переименовать графу, был вертикальный — будет горизонтальный, а старые формы категорически запретить использовать с ближайшего первого числа. Вот всю эту кучу списали, в другом месте разместили новый заказ и живут дальше. Но глаз кое у кого от воспоминаний дёргается. И на память- заваленные макулатурой склады.

— Круто. А здесь на местности?

— Он, конечно, после той истории серый ходил. Но — крученный, долго не страдал. Для местных администраций на выборы бюллетени напечатал.

— Там же централизовано.

— Для всеобщих государственных — да, привозят. А по местным — тут на месте.

— И что он с такими способностями в банк пошёл?

— Он там- ключевой. Через него депозиты идут. Но я слышал, что скоро та лавочка совсем закроется. Хозяева покупателей иностранных ищут. Сделка почти на мази и скорее всего местных специалистов сильно перетрясут.

— То есть надо успеть вынести своё перед пожаром? — усмехнулся Сергей.

— Вот- вот. Но не всё тонет. У нас местный банк будут открывать — свои коммерсанты сейчас согласовывают.

— У нас кстати своего и нет ни одного, только филиалы, — вспомнил Сергей.

— Вот. Теперь будет. И возможно, что вся эта гопкомпания туда и переберётся как только здесь владелец сменится.

— Откуда ты всё знаешь? — удивился информированности друга Сергей.

— Кореша киевские рассказывают, и тут мы со всеми дружим, — ответил Владимир Иванович, весело орудуя кием.

— Ты там часто бываешь?

— Где? В Киеве? Последнее время не реже, чем пару раз в месяц ездить приходится. Так что — общаемся. А в администрации — сам понимаешь, личный состав распускать нельзя, так что бываем, с руководством встречаемся постоянно. Общаемся.

Проиграв ещё пару партий и допив коньяк, Сергей отправился домой. Его даже подвезли на патрульном автомобиле. Осторожный и заботливый старый друг — Вовик сказал:

— Серёга, я хочу спать спокойно. Нас тут кругом пасут.

Так что ожидающая мужа Светлана увидела в окно, как к их дому подъехал сначала патрульный автомобиль, открылась задняя дверца и из машины пошатываясь вылез Сергей, а следом — неизвестный ей мент подогнал к воротам их собственную машину, пересел в патрульную и уехал.

— Ну как? — спросила мужа Светлана.

— Сейчас расскажу, — загадочно улыбался Сергей. Он так всегда улыбался, когда удавалось узнать что-то очень полезное и он был внутренне готов к новой авантюре.

====

На следующий же день Сергей Олегович с супругой к вечеру рабочего дня сидели в приёмной Эллы Николаевны с документами на дом отца, который естественно был полностью записан на маму Светы, поэтому никакой мороки с вхождением в наследство не требовалось.

Андрей Васильевич через видеокамеру увидел этих посетителей, и в Сергее узнал своего недавнего знакомого, представленного ему как крутого специалиста- нотариуса, когда весело проводил время в клубе, в компании старинных друзей — любителей бокса. Город вроде и не мал, а как одна большая постель — все переплетены.

Андрей вышел в приёмную, и на его вопрос о возникших проблемах услышал от Сергея, что тот всего лишь сопровождает супругу, которая решила заложить дом, чтоб срочно купить понравившуюся ей крымскую недвижимость. Андрей, который как раз и был озабочен поиском дома, оживился и попросил показать документы.

Так, как бы и случайно компания собралась в кабинете у зама, хоть изначально направлялась к Управляющей. Разглядывая фото и примерную оценку Андрей мысленно прокручивал схемы. И даже не позвав Эллу он решил, что более удобный случай быстро прокрутиться с вопросом её переезда в новое жильё на удобных для всех условиях придумать трудно: дом вполне хорош, владельцы — контактные и готовые к сотрудничеству, поэтому искать дальше "от хорошего к лучшему" — только зря время тратить.

К вечеру подъехала и Элла. У неё сегодня наконец состоялся личный праздник — её с мужем развели. На суде Коля вёл себя тихо, в ожидаемый ею конфликт не вступал и процедура заняла пятнадцать минут. Элла сильно пожалела, что сразу не подала в суд, а пыталась развестись по взаимному согласию — просто потратила несколько месяцев на ругань.

Приехав на работу явно в приподнятом настроении она обнаружила, что её любимый Андрей сидит в кабинете с подругой и её мужем и они все уже хорошо знакомы. Тогда Элла пригласила всех отметить её радость в ближайшем ресторане. И компания, оставив разговоры о залоге отправилась праздновать.

Сергей был весь вечер в ударе, рассказывал анекдоты и случаи из жизни. Обстановка ресторана располагала к кайфу, интерьер был выполнен в стиле райского сада с беседками, тропинками и фонтанчиками. По дорожкам гуляла пара кошек, а в центральном газоне топтался павлин.

— Как это всё напоминает Крым, — вздохнула Света. — В нашем пыльном городе здесь просто единственный оазис.

— Да, у нас город — потрескаться можно, — согласилась Элла, которая тоже в тайне мечтала уехать в какой- нибудь приморский город. Но кто о таком не мечтает? Хоть в родном городе всё помогает — и вопросы быстро решаются, и деньги заработать можно, а в чужом городе — ты чужой, и ещё пятнадцать лет чужим будешь. Так что, климат приходится терпеть, ради должности в банке. Переедешь хотя бы в Киев — и ты уже оператор на кассе, а в Крыму не в сезон — вообще останется только крупу варить.

— Крым, конечно, прекрасен, — начал разбирающийся во всём Андрей. — Но сильно там бабки не поднимешь — сезон очень короткий. Чтобы что-то заработать, надо постоянную клиентуру набить, бассейн с подогревом, кухню приличную… Все пансионаты сидят на профсоюзных деньгах или принадлежат крупным госпредприятиям. Они убыточные.

— Как они могут быть убыточными? — удивилась Элла.

— А как они могут быть прибыльными, — ответил Андрей, — если там сезон с 20 июня по 20 сентября, и то — сентябрь во многом прицепом идёт, ну и пусть майские десять дней — святое. Это тебе не Турция. Все пансионаты в плесени, их охранять и обслуживать хоть как-то, но круглый год приходится, а сезона, повторяю: два- три месяца. Постройки не новые, чтобы привлечь туристов надо бассейн крытый иметь… А там сервис — за что ни возьмись: питание, спорт пляжи — грязь одна. Цены очень высокие, сервис — очень низкий.

— Но кто-то туда всё равно любит ездить, — Свете не нравилось, что убивают её мечту о Крыме.

— Знаете как там делается курортный бизнес толковыми директорами санаториев? Через профсоюзных корешей за существенный откат. Какой- нибудь меткомбинат или шахтоуправление ставит три автобуса в отпускной сезон и отправляет туда по профсоюзной льготе своих сотрудников. Потом этих сотрудников забирают, а на смену им теми же автобусами — присылают новых.

— Что значит три автобуса? — спросила Элла.

— Ну, может — четыре, — прикинул Андрей. — Вместимость пансионата примерно двести коек, и они заинтересованы в том, чтобы заезд- выезд был общий. Чтобы ничего не простаивало пустуя по несколько дней. Вот осталось только откаты обналичивать, и вы- на плаву. А ловить одиноких туристов — прогоришь.

Сергей, который примерно точно так и понимал, тем не менее был настроен значительно более позитивно:,

— То, что мы присмотрели — совершенно другой формат: маленький домик, маленький садик, в удобном месте, рядом остановка, рынок, кафе. Тут нет таких расходов как на содержание огромного здания с прогнившими коммуникациями, или парка, за которым надо ухаживать и чистить бурелом, или склона с оползнем. Потом санаториям ещё надо на каждый сезон паспорт готовности оформлять… Я слышал: все комиссии пока тебя не оберут — не успокоятся: санстанция, пожарные, коммунальщики, проверка пляжа, дна акватории, наличие в штате квалифицированного медперсонала и медикаментов, обученного матроса-спасателя, обработка парка от клеща… Что я ещё забыл? Ты ещё и копейку не заработал, а уже всем должен. А тут- просто комнаты постояльцам. Они будут одни и те же. Люди привыкают к месту. И мы будем туда наведываться, а дети — всё лето с бабушкой в одной комнате жить.

— А сколько там вообще комнат, — спросила Элла.

— Шесть, — ответил уже обо всём расспросивший Андрей.

— Не хило такой домик. Как в анекдоте: "Качество дома определяют шторы — если их отодвинуть, и видно море, то дом- хороший", — помечтала Элла.

— Вот мы на выходные ездили туда, и там народу по набережной ходило много, — вступила Света. — Так что этот курорт будет развиваться. Снесут гнильё, отстроят новое и с годами всё наладится, а мы в это время будем уже там, воздухом дышать. Я вам скажу — там у людей местных совершенно другая энергетика — они значительно спокойнее и добрее наших. У нас куда ни зайди — обложат и пошлют… А там искренне помочь хотят, советуют.

— Там синяков местных — валом, — задумчиво добавил описание населения Андрей. — И даже если кому-то специалисты понадобятся, то вынужденно приглашают приезжих. И обслуга вся почти сезонная — приезжие.

— Так что ты хочешь, — вступился за местных Сергей. — Местные там какие? Те, кого на стройки в пятидесятые переселили, они там по баракам с семьями так и остались. Работы у многих почти год нет, сидят да квасят бражку на пособие.

— Ой, давайте что-то повеселее, — не выдержала угнетения мечты Света. — А то получается- у нас плохо, у них- плохо. А где же тогда хорошо?

— Хорошо не "где", а "когда". Когда бабки есть, — пояснил ей Андрей.

Компания весело прозаседала до глубокой ночи и навеселе разъехалась с тем что не завтра, а вот — послезавтра встретятся в банке и попробуют найти выгодный вариант кредита под залог.

=====

Через день Сергею даже не пришлось ехать в банк. Андрей сам с ним связался и предложил встретиться на нейтральной территории.

— Наверное, что-то хочет предложить, — сказал тот жене и поехал на встречу.

По возвращении Сергея Светлана ещё издали по его лицу увидела, что сделка состоится.

— Ну, как? — с надеждой спросила она.

— Они ездили смотрели дом, расположение… — начал Сергей. — Потом приценялись что вокруг по чём продаётся…

— Да не тяни, — взмолилась она. — Да/ нет.

— Что значит "не тяни"? Я стратегию продуманную раскрутил, так и потемнить немного не могу?

— Хорошо, темни.

— Короче, к нашей цене приростили горку за откат. Для Киева.

— Сколько?

— Тридцать процентов.

— Не хило. И ведь это частный бизнес.

— Бизнес-то частный, а деньги — от вкладов. Зачем им лишнюю прибыль показывать. Да и потом, не забывай, что банк принадлежит вовсе не тем, кто в нём работает, а тем, кто им управляет. И важно, чтобы те кто в нём работали правильно докладывали инфу тем, кто управляет. Вот те, кто работает и просят свои законные тридцать процентов, чтобы правильно рассказать тем, кто управляет. Нам-то что? Мы цену поставили — по максимуму. Всех делов- получить и часть отнести. Не сложно.

На том и порешали. Родительский дом был не сдан под залог, а продан банку.

В головную контору лёг пакет проектных документов по перестройке: о подводке банковской коммуникации, усилении охраны и перепланировке первых двух этажей. Комнаты отдыха для приезжих командировочных займут третий этаж. Подвалу, в котором нынче стояли стройные ряды консервов от Алевтины Степановны, естественно отводилась карьера хранилища и небольшого депозитария.

Скорость создания проекта могла вызвать только восхищение. Все явно торопились — в воздухе витала определённая непонятка с будущим и надо было спешить.

Элла Николаевна пока оформлялись документы, опережая события, срочно отселившись из дома своего супруга в новую резиденцию, естественно выдохнула с огромным облегчением, и уже решала как бы заполучить своего Андрея полностью. На волне этой радости происходящее вокруг её особо не интересовало, она в него и не вникала, полностью доверившись своему заместителю.

Киевское руководство в лице Леонида Михайловича безусловно лохом не было, и о происходящем трезво понимало, но учитывая масштаб ожидаемой от Андрея сделки, о которой он докладывал, что почти нашёл подходящий вариант, закрыло глаза на мелкую шалость с ценой, совершенно не собираясь ближайшее время что-то там переоборудовать или расширять. Тем более, что как и рассказал Сергею его сведущий друг — Вован, банк действительно собирались продать. А дом — как актив для развития в целом был вполне приличным вложением, так что особо пострадавших и не наблюдалось.

Андрей же действительно кое что присмотрел в дебрях местного движняка. И схема всей жизни у него вырисовывалась.

=======

Антон Исаевич с незапамятных коммунистических лет был директором, попав первоначально на эту позицию по семейно — родственным связям. С наступлением новых времён он отложил подальше свой красный партбилет и принялся участвовать в деребанах. И опять по устоявшейся схеме — его проталкивали директором, объясняя очередному трудовому коллективу что с таким-то опытным асом их ждут инвестиции, успех и процветание. И очередной лохотрон срабатывал — разорённое предприятие уходило за бесценок в чужие руки, а граждане дольщики оставались с вот такенной не выплаченной задолженностью по зарплате и искали себе новую работу. В это же время Антон Исаевич уже вселялся в следующий начальственный кабинет госпредприятия.

В отличие от персонажа "Золотого телёнка" — зицпредседателя Фунта, анкета Антона Исаевича была хрустально чиста: не был/не состоял/ не привлекался, и он на работе действительно работал — то есть выруливал корабль очередного субъекта хозяйствования на очередную мель. Как говорится: "Кто на что учился".

На этот раз "партия" бросила его на руководство "Областной типографией. Этот осколок СССР кто-то и когда-то расположил в самом центре города. Странная идея — с учётом наличия вредного типографского производства — свинца и всего подобного.

Теперь предприятие еле теплилось, с распадом СССР ушли и многочисленные заказы Ростовских издательств, а в своей стране особо ничего и не печатали… Газеты стремительно уходили в прошлое, а вот ларьки пестрили цветными журнальчиками с рецептами и моделями на фоне чернушных историй. Но специализируясь последние несколько десятков лет на книгах и газетах, типография никак участвовать в Новой журналистике не могла — оборудование для цветной печати отсутствовало.

Раньше в книгах когда- никогда попадались полукартонные листки- вкладыши, но их заказывали и завозили со стороны. Короче, типография в конкуренцию никак не встраивалась, сотрудники сидели на двухдневной рабочей неделе и постепенно увольнялись. Вся надежда сосредоточилась на новом толковом руководителе, который очень опытный и обязательно что-то придумает. Всем хотелось чуда возрождения.

По мере сокращения производства освобождались помещения, и их стали сдавать в аренду. Административное здание Типографии обросло вывесками, как ёжик осенней листвой. Основная часть арендаторов была- бывшие сотрудники типографии, которые обзаведясь хоть какой-то современной техникой принимались печатать то бланки отчётов, то визитки…

Но вот само наличие этой Типографии в центре города было нонсенсом, землю многим хотелось отобрать и построить что-то более успешное, чем четыре отравленные химией полупустые здания цехов. Надо было всё это у государства забрать… И лучше, конечно, бесплатно.

Андрей Васильевич с Антоном Исаевичем не был связан никак. Молодой блондин, крепыш из деревенских и пожилой потомственный завмаг не совпадали никаким боком, ни словарным запасом, ни самим произношением слов, ни одним своим интересом, хобби или траекторией. Но как было сказано в одном образном стихотворении о пригнутой под тяжестью снега к оконному стеклу ёловой лапе и пустившей в окно к свету стрелу экзотичной бегонии: они такие разные, но вот — встретились.

Бегония на подоконнике,

стрелы в стекло.

Листья — экзотика,

упёрлись в окно.

Еловая лапа, снегом прибита,

к окошку прилипла тоже.

Такие разные виды

но встретились всё же.

Вот так и Андрей Васильевич встретился с Антоном Исаевичем. Сами бы они ни в какие дальше погоды и цен на бензин разговоры не вступили, но некто повыше, и у кого совсем другая крыша — их близко познакомил.

И родился исполинский план, в полном соответствии с ожиданиями Леонида Михайловича, который в это же время, сидя в своём зимнем саду смотрел в бинокль на тех, кто его "слушал", и на прекрасный город, в который он однажды и сам перебрался чтобы работать простым сотрудником сыска, а вот же судьба повернула в другую сторону.

Жаль, годы уже не те, но есть ещё время немного порадоваться жизни на покое. Только где он — покой?

====

Элла, погружённая в обустройство своего пока что временного, а там видно будет, жилища действительно не вникала что там глобальное Андрей Васильевич затевает. Только заметила, что он стал слегка нервный, особо на неё внимание перестал обращать, и где-то днями пропадает. Это её заметно беспокоило.

Плюс у неё появились большие расходы, хотелось обставиться по самому высокому уровню.

Элла любила тяжёлую мебель несколько напыщенного стиля, в городе такое не купишь, поэтому она изловчилась поехать в Киев "за указаниями" и прихватила с собой главного бухгалтера — Зинаиду Петровну, предпенсионную женщину, всю жизнь проработавшую в банках и знавшая Киев как свои пять пальцев.

Зинаиде Петровне тоже как раз нужна была мебель — она обставляла только что купленную для дочери квартиру. И дамы отправились рыскать по мебельным салонам столицы, покупая и откладывая "потом заедет машина и заберёт".

Супруг Зинаиды Петровны трудился заместителем начальника областной госавтоинспекции и, поэтому доставка отложенной мебели была его проблемой: "Пусть Вася тоже позанимается, а то что я всё вечно бегаю".

И пока дамы занимались своими покупками, то зашли и в Головную контору банка на чай/кофе, и командировки отметить. Оттуда они вышли через пару часов слегка оглушённые: "Готовят пакет документов на продажу. Покупатель приступил к изучению".

— Зинаида Петровна, если бы мы сейчас не зашли случайно, так потом бы эта новость — как снег на голову, — серьёзно испугалась Элла, которая была не очень уверена, что занимает свою должность по праву. Гулял в ней "синдром самозванца".

— Эллочка, — ответила ей Зинаида Петровна, которая мало того, что была почти на двадцать лет старше своей нынешней начальницы, но ещё и лет пять молодую Эллу учила банковским премудростям, будучи её наставницей, — не переживай, всё будет как будет. Но приедем, и надо срочно начинать спрашивать куда в случае чего перевестись. Мне до пенсии два года и хотелось бы их спокойно досидеть.

— Зинаида Петровна, с вашим опытом — вас кругом с руками оторвут, — вздохнула Элла.

— Ты зря так думаешь, сейчас на возраст очень стали смотреть.

— Ваш супруг поможет, он личность в городе видная.

— Видная, но мы уже старики.

После этой новости настроение дальше тратя деньги гулять по мебельным салонам у женщин испарилось, поэтому скинув адреса где что забирать, дамы погрузились в ближайший Экспресс и отправились домой.

По дороге Зинаида Петровна вздохнула:

— Столько потратили. А как заработаем ещё — не известно. С этой дочкиной квартирой — такие расходы!

— Да, — вздохнула и Элла, которая как раз прикидывала, как её из этого только что обретённого принадлежащего банку жилья отправят восвояси. Тогда зачем ей эта вся мебель? Куда её потом ставить?

Женщины помолчали…

— Я вот думаю, тут мне одна схема на ум… Мелочь, конечно, но для поправки, — начала тихо Зинаида Петровна.

И женщины пришли к соглашению, что всё это — целиком возможно, а Элла добавила:

— Насчёт нотариуса — вообще не беспокойтесь.

После этого настроение у них хоть как-то, но поправилось.

========

Чем дольше Андрей работал над новой сделкой, чем большими деталями обрастал договор, тем больше он убеждался, что одному ему не справиться. И если обратиться за помощью к Леониду Михайловичу, то скорее всего большая ложка его обойдёт стороной, нужен кто-то совершенно не их круга.

В поисках человека с которым бы он мог находиться в относительной безопасности — не кинет, Андрей перебирал и перебирал знакомых, но все они ему внушали огромное подозрение, что если и не убегут, всё же для этого надо быть абсолютным авантюристом, то сдадут информацию, и зыбкая ситуация полностью выйдет из под контроля. Вряд ли судьба сможет подарить второй раз такой жирный кусок, если первый не использовал. Вот если первый съел, то и второй скоро может приплыть, а иначе — не бывает.

Андрей вспомнил, как легко и гладко прошла недавняя сделка с домом, откат не только быстро без проблем отдан, но и слухов по городу не пошло, а это — редкость. Слухов действительно не было: "Ну, продали и продали. А куда им такой огромный дом трёхэтажный с подвалищем? Мы всегда так и говорили — там точно банк можно разместить."

И Андрей решил попробовать ещё раз посотрудничать с Сергеем Олеговичем, руководствуясь принципом "От добра добра не ищут".

Заранее договорившись и предупредив, что встретиться хочет как можно в более тихом месте. он направился к Сергею, прихватив свои схемы и записи. Шёл как назащиту диплома в приподнятом настроении и несколько робея. Сергеево доброжелательное:

— Так бери такси и приезжай ко мне домой, — успокаивало.

Мужчины заперлись в кабинете. Обстановка там располагала Андрея расслабиться. Он примерил валявшиеся тут же на диване боксёрские перчатки, попинал Черчилля, споткнулся о гантели, осмотрел слегка пропылённую книжную полку… И, наконец добравшись до пустого письменного стола, разложил схему.

Сергей открыл бутылку коньяка, принёс нарезку и фрукты, и они уткнулся в разложенную схему.

Часа через три, с детальным списком надлежащих дел Сергей уже бронировал билеты для завтрашнего отлёта. Лёд тронулся. Одно его смущало:

— А вдруг они откажутся?

— Но мы же не сделав всего этого предварительно не можем им и предлагать ничего. Схема должна быть абсолютно готовая, — убедительно ответил Андрей.

— Тоже — да. В худшем случае останется для другого удобного случая.

— Вряд ли такой больше подвернётся — сильно много совпадений для этого потребуется.

С тем новоявленные комбинаторы и разошлись.

Вечером Светлана не совсем поставленная мужем в известность смотрела как тот пакует сумку для срочного утреннего вылета.

— Ты ввязываешься не пойми во что, — сокрушалась она. Но подспудно что-то в ней тоже горело азартом "А вдруг выгорит". На этом ощущении она ловила себя всякий раз когда муж делал свои ставки на тотализаторе. Сама-то она в жизни не стала бы играть ни в какие азартные игры, но скорее всего именно потому, что чувствовала это в себе: "Я не смогу остановиться", как зарёкшийся алкоголик боится сделать хоть один глоток.

Пока Сергей открывал за границей фирму, Андрей судорожно шерстил прайсы в поисках типографского оборудования для цветной печати. Предварительно проконсультировавшись у специалистов примерный список с названиями и параметрами он имел. Всё же не был он полным дилетантом в типографском деле.

Набрав примерный перечень и прикидывая цены Андрей начал высылать запросы на приобретение. Ему для работы для начала понадобится сформировать что-то абсолютно реальное, манёвры пойдут дальше.

После возвращения Сергея, собрав папку наработанных документов Андрей Васильевич отправился к Антону Исаевичу. Вкратце объяснив предлагаемую схему, Андрей спросил:

— Кто будет делать оценку залога? У нас в банке есть прекрасный сертифицированный специалист, даже два — можем вызвать и из Киева.

— Я уточню этот вопрос, — ответил скользкий директор.

— Тогда мы всё же пришлём нашего специалиста, он всё у вас осмотрит, но это не будет считаться официальным документом, просто будет банку для контроля. Сделка очень большая, а руководству в Киев докладывать надо.

— Хорошо, — смирился с неизбежностью присутствием на объекте постороннего для себя человека Антон Исаевич.

С тем и разошлись.

Садясь в машину Андрей бормотал стихи Пушкина: "Я сам обманываться рад, парам- пам-пам"…

Вечером уже Андрею позвонил сам Леонид Михайлович, что было очень удивительным и говорило о непохожих на того спешке и нетерпении, очевидно даты совсем подпирали

— Идём плотно по графику, дня через три выеду в Киев показывать вам документы, — убеждённо рапортовал Андрей.

И дня через три Андрей действительно стоял в зимнем саду Леонида Михайловича и свысока смотрел на Киев.

После этого они опять отправились в закрытую от чужих ушей комнату, где Андрей и изложил разработанный им план.

Внимательно рассматривая схему прохода денег, шеф обратил особое внимание на надёжность ключевых моментов перевода средств, чтобы они случайно не попали под арест или не исчезли вовсе.

— Мы в контракте сразу пропишем что куда шлём, — никаких случайностей, — убеждал Андрей. — Даже больше — контракты все уже подготовлены, — и Андрей положил на стол самую объёмную папку, где лежали в ожидании подписей контракты на двух языках и трёх экземплярах каждый — плод бессонных ночей начальника юридического отдела.

— Хорошо, хорошо, — начал листать увесистую стопку Леонид Михайлович. — Оставляйте, я вам сообщу наше решение.

Андрей встал и вышел. Его от усталости уже заметно пошатывало.

Выйдя из банка, он сел в свой автомобиль. Он всегда ездил в Киев только сам за рулём, не признавая других видов транспорта, потому что по Киеву тоже хотелось перемещаться с удобствами, а не ловить такси. Некоторые областные руководители, Андрей это знал, поступали круче, они отправляли машину гружённую презентами и прочим барахлом с вечера, а сами утренним рейсом вылетали самолётом, чтобы их же служебка с уставшим за ночь водителем встречала в Жулянах и везла в гостиницу или куда им надо. Но Андрей до таких высот не дорос, поэтому приходилось самому крутить баранку собственного автомобиля. Показываться в Киеве на фоне банковских служебных автомобилей Андрей считал для себя стрёмным. В столице, демонстрируя свой уровень, он мог фигурировать только рядом с люксом.

Отъехав от города километров на сто, он остановил машину, откинул сидение и заснул на полтора часа, даже не доезжая до всех этих приятных гостиниц в районе Полтавы. Голова заметно кружилась, то ли от усталости, то ли от суеты последних дней. Всё же он уже очень долго для себя что называется держал улыбку, стремясь манерами и поведением полностью соответствовать ожиданиям своих оппонентов, ничем не разрушить игру, а это очень утомляло, всё же он по жизни не привык напрягаться.

Когда Андрей вернулся домой, то придя на работу на стоянке во дворе банка обнаружил новенький Хюндай без номеров. Не поняв, что это за незнакомая машина здесь внезапно появилась, он спросил об этом начальника юридического отдела. Оказалось — это залог, а номера забрала себе в кабинет Элла Николаевна.

Андрей не стал уточнять детали и уткнулся в собранную секретаршей для него стопку новых полученных от продавцов факсов в ответ на его запросы о продаже типографского оборудования. Он уже вполне освоился с названиями и неплохо стал ориентироваться во всех этих длиннотах. Картина подлинной цены всё больше прояснялась. Осталось собрать услуги наладки и монтажа. Эти специалисты тоже должны будут приехать из за границы. Тут с таким точно никто не знаком, но в цену входит и обучение персонала.

— Как всё сложно, — вздохнул он листая прайсы.

Вечером Андрей смог, наконец, полноценно расслабиться — отмашка из Киева ещё не поступала, со своей стороны он уже всё что мог сделал. И он отправился в любимый клуб, где очень плотно напился. По дороге домой он заметно превысил скорость, очевидно забыл, что он уже не на трассе Киев- Борисполь, а едет по ухабистому провинциальному городу. Случилось то, что обычно и происходит в самый неподходящий для жизни момент, на повороте его занесло и машина с грохотом врезалась в акацию, которая будучи достаточно ломкой и трухлявой грохнулась на крышу одноэтажного мергельного флигеля. Был второй час ночи. Во флигеле включили свет, раздались крики. Пока Андрей приходил в себя в машине, то приехала постовая служба и его попробовали извлечь из машины. Он, придя в некоторое сознание, попробовал завести автомобиль, и его тогда силой стали вытягивать из машины. Оказавшись на асфальте, слегка покачиваясь, он стал рассказывать постовым, какой значимой в городе фигурой является, но те никак не реагировали. Со двора вышли наспех одетые жильцы флигеля, начался шум. У Андрея в голове окончательно перещёлкнуло, он был, что называется "человек раненый" — до этого уже несколько раз, будучи отъявленным лихачом, попадал в тяжёлые аварии, и он начал активно сопротивляться ментам. Те доложили в дежурку. Минут через пятнадцать подъехала ещё одна машина, на этот раз — дежурка облГАИ.

Супруг главного бухгалтера банка — Зинаиды Петровны в эту лунную ночь дежурил от руководства. Услышав о происходящем, он тут же сел в машину и приехал в больницу, куда вот-вот должны были подвезти на освидетельствование Андрея Васильевича. Василий Иванович, как и говорила Элла, был человек в городе и узнаваемый и уважаемый, обладал огромным авторитетом и продержался на должности больше десяти лет, далеко миновав пенсионный для милиции возраст, поэтому моментально приготовиться к происходящему ему не составило труда.

При появлении Андрея, Василий Иванович отправил сопровождавших его сотрудников, и оставшись наедине с местной медициной сдал анализы за Андрея. И со словами: "Будешь должен. Автомобиль завтра заберёшь во дворе ГАИ", отвёз того домой.

На завтра автомобиль Андрея с капитальной вмятиной и сбитой правой фарой уже красовался на станции техобслуживания. Сам Андрей на работу только заглянул, попил минералку, а вступать в неприятные для себя разговоры ни с кем не стал. Но Элла от Зинаиды Петровны была абсолютно в курсе произошедшего.

— Хорошо, что хоть человека не сбил, — вздыхали женщины.

Ожидаемый Андреем звонок из Киева застал того дома с примочкой на голове только на следующее утро.

==========

На следующий день за Андреем домой с работы подъехал тот самый Хюндай, который он уже видел на парковке во дворе банка, на это раз номера на нём уже были установлены.

Водитель был новенький, но водил лихо, поэтому придирчивый к чужому вождению Андрей ехал без комментариев. А может ещё не отошёл от позавчерашнего приключения, голова всё же гудела, но в больницу он не пошёл.

Придя на работу, он захватил начальника юридического отдела, и они вдвоём поехали к Антону Исаевичу вершить свои дела.

Вечером, сидя в кабинете у порядком за ним соскучившейся Эллы Николаевны, Андрей наконец полюбопытствовал, что это за новый автомобиль появился у банка.

— Ах, этот, — слегка смутилась Элла. — Это мы тут с Зинаидой Петровной решили…

Слово за слово, из сбивчивого рассказа своей начальницы Андрей узнал, что этот Хюндай официально принадлежит Госавтоинспекции, но передан банку в залог за наличный валютный кредит.

Андрей крайне удивился, поскольку даже аналогов подобным операциям ему на ум не попадало, но вот же…

Всё было так: пока Василий Иванович временно руководил Областной госавтоинспекцией в период смены очередного начальника, то одни богатые коммерсанты ему крайне задолжали за услуги, но их уровень был достаточно высок, чтобы просить у них взятки наличными (не комильфо), а вот поплакаться, что нужен служебный автомобиль — вполне достойный вариант. Автомобиль из салона коммерсанты оплатили, но конечно же — сразу оформляли получателем ГАИ. После этого, действуя на правах начальника Василий Иванович "забыл" занести в свою бухгалтерию накладные на "небольшое приобретение", а оформив через нотариуса залог, получил в банке долларовый кредит на стоимость автомобиля.

Авантюра? Ну, да. А кто пьёт шампанское? Только тот, кто рискует. И чтобы впредь к нему не возникло никаких серьёзных претензий, Василий Иванович подготовил пакет документов о заграничном выезде делегации ГАИ в служебную командировку. Сложил он документы у себя дома и стал ждать — всплывёт или нет история с залогом, но поскольку автомобиль на учёт в бухгалтерию никто и никогда не ставил и доверенностей на его получение не брал, то никакая проверка недостачу не обнаруживала, а всплыла она только спустя лет шесть, когда в государственном реестре судебных решений появилась информация, что банк подал в суд на изъятие залогового имущества в свою пользу за невозврат кредита, требуя перерегистрации Хюндая в свою пользу. Но это уже мы в своём рассказе забежали сильно вперёд, для любопытствующих. А сейчас катался Андрей Васильевич на новеньком автомобиле, пока его собственный очередной раз рихтовали на СТО.

Как же обстояли дела у Антона Исаевича, ведь не шуточное дело — заложить всё предприятие как комплекс недвижимости, все здания за кредит на покупку оборудования для цветной печати. Предприятие — не частное, и подлежит приватизации трудовым коллективом, хоть всё ещё только в планах, в процессе.

Антон Исаевич, будучи опытным мошенником, без бумажки и шага не ступал. Поэтому было собрано большое собрание трудового коллектива, где он красиво рассказал о могучих планах обновить Типографию, превратить её в идущую в ногу со временем и способную выполнять актуальные на рынке услуг заказы: "Ушли чёрно- белые времена, пора и нам двигаться дальше, иначе так и будем два дня в неделю работать без копейки на ремонт."

Трудовой коллектив, а вернее то, что от него осталось после нескольких лет простоев и не выплат зарплаты — предпенсионеры и пенсионеры с мнением своего руководителя полностью согласился. Заручившись Протоколом решением общего собрания сотрудников, письмами из Облисполкома и прочими полезными свидетельствами коллективности решения, Антон Исаевич подписал договор о предоставлении кредита под залог всех зданий

Типографии. У нотариуса оценочные и все прочие документы подписали, и деньги согласно комплекту документов двинулись из банка, минуя давно арестованные за долги по налогам и зарплате счета предприятия, сразу на внешнеэкономический контракт — на закупку оборудования.

Сотрудники Типографии с большим интересом ждали своё новое оборудование. И однажды ближе к вечеру пришёл большой грузовик с опечатанными ящиками. Их и выгрузили частично в боксе, а частично — во дворе. Не распечатывая груз так и оставили, в ожидании специалистов по наладке.

Прошло несколько месяцев, деревянные контейнеры много раз накрыл ливень, в боксе ящики тоже заметно намокли — не ремонтированная крыша неимоверно текла, наладчики всё не ехали.

Банк стал требовать проценты по кредиту, но денег взять было абсолютно неоткуда. И Типографию из зданий попросили. Нет, станки в залоге не были. Кому нужны старинные станки. И найдя на краю города полу заброшенное обанкротившимся заводом здание, станки стали перетаскивать туда.

Типография переехала. А освобождённый в центре города комплекс недвижимости перешёл в собственность банка.

Эти непонятные контейнеры с непонятным оборудованием продолжали кваситься под дождём и снегом, ящики постепенно открывались, но что в них- разобрать было сложно даже желающим пограбить.

Андрей Васильевич с Эллой Николаевной покинули стены банка, с иностранными хозяевами им работать было бы сложно. Эллочке перевестись пусть на должность и поменьше помогла Зинаида Петровна, а Андрей — он никогда бы не пропал. Жить Элла продолжила в этом самом доме, теперь она платила банку за аренду нескольких комнат, пока здание всё равно не реконструировалось. Выселить её пару раз попробовали, но вопрос застревал в суде, у неё был очень хороший договор аренды, подписанный буквально за пару дней до смены владельца.

Уважаемые в городе люди вежливо подали заявку на приобретение у банка комплекса Типографской недвижимости — уже заметно разрушенного и разворованного объекта — система отопления почему-то оказалась кем-то вырезана, наверное — украли в металлолом, крыши все текли. Не надо и упоминать, что цена была уже значительно ниже, чем та за которую банк принял её в залог. Ветер гулял через выбитые стёкла, и всё что можно было бы сделать из реального с этими зданиями — только снести путём взрыва. Но это опять же стоило очень больших денег и приняться за такой проект далеко не всем по силам.

В это же время, где-то совершенно в другом месте выгружалось и постепенно настраивалось оборудование для цветной печати. Пусть не большая, но вполне оснащённая и уже не маленькая частная типография начала принимать заказы. Первый был Леонид Михайлович:

— Напечатай, сынок, мои мемуары, но чтоб было красиво, по современному и с суперобложкой.

Чего-то не хватает

Надя почему-то переживала всё больше. Казалось бы — у неё наконец-то уже всё хорошо, никто не беспокоит, муж добрый и семью содержит, две дочки — школьницы, появилось и время на себя. Почему же её так штормит? Она смотрит в зеркало и видит лицо женщины на грани нервного срыва. И это не считая того, что веки провисают, складка на лбу начинает вырисовываться, губы опять сдулись… Всё не так. Когда же будет лучше? Что для этого сделать? Из реального что сделать, чтоб стало хорошо на душе, чем её успокоить?

Надежда ходил из комнаты в комнату в ожидании времени выхода, чтобы прийти в салон и не ждать очереди — только бы поменьше видеть этих порхающих молодух. Она даже запаха их не выносила, как-то особенно по другому от них на неё веяло.

Ей завидуют… Такой вот последний рубеж удовлетворения. Она точно знала: соседки завидуют. Как же, в их затхлом промышленном городке, где всё закрывается и валится, на сером фоне — у мужа слесарная мастерская с приличной вывеской, в доме всё есть, девочки хорошо одеты, автомобиль — не гниль какая-то…

"Но почему же мне так всё равно постоянно плохо? Что мне не так?" — спрашивала себя Надя. "Ничего уже с этой внешностью не поделать," — вздохнула она очередной раз посмотрев на себя в зеркало.

Самое печальное, что хоть они с мужем и жили мирно да хлебосольно, но подруг у неё закадычных со временем не стало совсем. Как-то все близкие подружки растерялись, расползлись по городам да странам. Остались поверхностные знакомые, даже и в кафе выйти посидеть — не с кем, и это-то в тридцать пять. А раньше заваливали гурьбой в кафешку и веселились, были планы, надежды… А сейчас какие у неё планы и надежды? Ровный след по кругу. Дочки? Ещё несколько лет и они начнут вырываться из этой полуразрушенной затхлости. Пусть дома — полный холодильник, но за дверьми — стальной мир. Сдохнуть можно. И скажи им после этого, чтоб не уезжали…

С мужем и дочками в выходной в пиццерию в областной центр смотать — пожалуйста, а вот в будний день, пока все в школе да на работе, завалить куда-то в уютное место по соседству с домом и от души поболтать — не с кем… На кухне своей новенькой за кофе/ чаем посплетничать, выплакаться… Не с кем!

Надя вспомнила, как однажды на пару дней ездила в другой город и остановилась у одноклассницы, в это же время у той гостила мама. Завидно стало невыносимо, такие Надя увидела между ними отношения, что-то они обсуждали, спорили… А она? Совсем одна в этом взрослом мире. Да, есть муж, он — добрый и верный, даже наверное вообще никогда не изменял. Но так он по этому делу и дома еле-еле справляется раз в неделю… Впрочем, её Стасик и ест/пьёт мало, да и весь тщедушный, хоть и работящий, добросовестный.

Для него секс как обуза, вечно он без сил, она же — женщина в теле, яркая и рослая — из казачьего рода, кровь с молоком. А Стасик всё с блокнотиком носится — дела записывает, чтоб ничего не упустить. Но ему, конечно, сложно — надо помнить точные названия запчастей, чтоб модели не попутать, на деньги не попасть, он же для всей семьи единственный добытчик.

Завтра, наконец, в кои-то веки приятное событие, на побывку приехала старинная подруга — Алёна. Она раз в год из Италии к своим родителям выбирается типа в отпуск на пару недель. И завтра Алёна к Надюхе в гости придёт, поэтому надо привести себя в полный боевой порядок, это же как перед смотром. Надя засобиралась — время за раздумьями уже поджимало.

Женщины сначала планировали встретиться в кафе, но потом решили — дома лучше, чтобы уже по времени не быть связанными, девочки забегут со школы переодеться на занятия, у них — танцы. Клуб — недалеко и старшая младшую водит самостоятельно. Только обратно надо забирать, потому что сейчас ещё рано темнеет, а идиотов праздношатающихся вокруг полно. Хоть чего другого ожидать от полуживого шахтёрского городка?

Алёна в Италии жила уже лет десять, если не больше. Только раз — несколько лет назад надолго задержалась дома, даже хотела остаться и больше не ехать. У неё случился бешеный роман. Вот так живёшь- живёшь невесть где, а потом приезжаешь домой, и тебя накрывает. Но ухажёр через полгода резко пошёл на попятную. Толику было около тридцати пяти, у него был успешный строительный бизнес, магазины… И жена- немка, сухая высокая женщина, вся такая правильная, властная и тоже, как у Надюхи, две дочки.

Толик с Алёной познакомился очень давно, где-то в Италии в командировке обувь закупал. И они несколько лет после этого переписывались, весело общались. А потом она взяла всё бросила и приехала к нему. Сначала вроде всё было замечательно, он ей тут же и квартиру купил, она её теперь сдаёт, а потом — через полгода всё резко оборвал: "Женат, прости, не могу. Останемся друзьями". Так вот у них даже тайного романа не получалось. Он совершенно не умел врать, не то что ясно видно было, что он лжёт, а даже произнести неправду не мог, только молчал и отказывался отвечать если не хотел что-то говорить…

Алёна, конечно, переживала, несколько раз пробовала вернуть отношения, Толик был вежлив, делал ей подарки, но — нет. Его правильная немецкая жена вошла с Алёной в дружбу, наверное чтобы контролировать ситуацию. Алёне же хотелось другого, семьи, детей, но у её ухажёра всё это уже и без Алёны было и менять свою хорошую состоявшуюся семью на просто другую он не стал. Зато помог своей несостоявшейся возлюбленной вернуться в Италию, на том и кончилось.

Надежда наблюдала это всё со стороны, очень подруге сопереживала, но помочь не могла. Кто тут поможет? Никто. Только утешала и уговаривала: "Уезжай ты уже. Тут — глухие места, время упустишь только". Алёна походила — пострадала и уехала обратно.

Самое любопытное — Алёна по образованию психолог, и вроде всё так глубоко знает и понимает, все эти "экзистенциалист", и другие страшные слова, а свою собственную личную жизнь построить не может. И девчонка вроде симпатичная, и характер добрый.

В Италии она последний год с ребёнком- инвалидом сидит, в развивающие игры с ним играет. К ней и других таких же аутичных детей приводят, она с ними контакт находит, каналы связи развивает.

Платят, конечно, по итальянским меркам- мелочь, а по нашим- целый капитал, квартиру легко можно в городке купить, но только зачем бы ей тут ещё одна квартира понадобилась. Она даже не знает где жить в будущем собирается, но вроде бы уже новый итальянский кавалер нарисовался более — менее постоянный, так что может там всё же и приживётся, там ведь намного солнечнее, чем в умирающем шахтёрском городке, по крайней мере погода приятнее, чем в этой продуваемой степи с терриконами. Но пока родители живы — к ним в гости раз в год ездит.

На следующий день прямо с утра Надежда вся при косметическом параде ждала Алёну у себя дома. Фрукты, нарезка, конфеты — на столе, а бутылку чего-то там интересного Алёна из Италии должна была традиционно в гостинец принести.

Девушки встретились, и долгожданный расслабон наконец окутал Надю. Она слушала Алёнины рассказы и думала о своём: "Вот зачем я только тут застряла со своим Стасиком. Ну, негожий он. Теперь ещё дети. Считай, жизнь даром прошла. Даже не натрахалась, хожу тут по комнатам, пыль собираю".

Алёна рассказала, что со своим неудавшимся мужем она так и состоит в постоянной переписке, он ей и на последний день рождения что-то прислал.

— И ты понимаешь, Надя, у меня такое ощущение, что ему только того и надо, что на дистанции общаться. Чтоб на глазах не мельтешила. Виртуальная я ему больше нравлюсь. Где-то даже нужна именно такая. А семью свою он в жизни не бросит, это же зачем ему шило на мыло менять, новых детей заводить… Зачем ему другая семья? Лучше от этого не будет, только бегать сюда- туда. Он такой, что без контроля своих дочек не оставит. А по переписке общаться — фантазии предела нет. Он может даже и ку-ку где-то. Я теперь вспоминаю некоторые моменты… А его бессонница! Он говорил: заснуть боится — вроде что-то стережёт. Короче, ну его.

— И нафик ты с ним переписываешься? Только раны бередишь.

— Даже и не знаю. Но с другой стороны — вроде как и рвать совсем не хочется. Хорошо же было.

Наде тоже было что рассказать. За тот год, что они не виделись у неё умер старший брат Саша. Алёна его хорошо знала, даже вздыхала пока школьницами были. Но он рано женился, так что из категории женихов быстро испарился. Брат был красавец — спортсмен, кучерявый брюнет, рослый, здоровяк, и вот его нет. Ещё в юности ему пару раз на тренировках хорошо по голове свезли, один раз — просто упал и об радиатор ударился, даже не во время боя, а на тренировке. А потом, уже когда в ментовке работал, ещё раз стукнулся — и всё. Сначала с пистолетом по базару бегать начал, что-то кричал, потом и не мог вспомнить, как туда попал и почему. Его тут же по собственному со службы и уволили. Так что когда он алкоголем свою болезнь хорошенько заполировал, и опять в психушку угодил, то даже без милицейской пенсии остался.

Подруги стали его вспоминать, выпили, помянули и тут Надю понесло:

— Я перед ним так виновата, так виновата, и рассказать некому. А сама всё время вспоминаю как я брата обидела, — и она пустилась в подробности. — Саша когда лежал в психушке, то позвонил — попросил передачи. Проведывать же надо, а жена от него сразу как из ментовки уволили ушла и куда-то уехала.

— А мы как раз с мужем сильно по деньгам попали, — продолжила она сдавлено, — На какие-то запчасти. Короче, было совсем хреновенько — у меня же денег своих нет, я же не работаю, живём — что Стасик принесёт. Короче, помню, что котлеты нажарила, а потом думаю: "Я сейчас заберу эти котлеты, а муж придёт и скажет: "Вот она со своим братом. Теперь всё будет туда таскать". Ладно, взяла я тогда клубники с грядки, пирожков, ещё салата наделала, и поехали мы со Стасиком его проведывать. И вот я отдаю эти пирожки, клубнику, ещё что-то, а Стас: "Слушай, что ты это принесла? А ты хоть кусок мяса принесла на передачу?" И мне так стыдно стало за свои эти мысли…

Надя пока рассказывала, стала белая, видно было, что из души рассказ тянется.

— Но это была последняя встреча, что я так потом ничего не исправила, брат там потом повесился, — продолжила она уже совсем никакая. — И вот эти шесть котлет, что я тогда дома оставила — так у меня теперь в памяти и сидят. Да, дальше он повесился и ничего не исправить было. Это мы в последний раз виделись.

Тут Алёна понимающе покачала головой и быстро встала:

— Сейчас мы это сразу исправим. Это исправимо. У тебя дома фарш есть?

— Есть.

— Давай сковородку.

Надя открыла духовку и вытащила сковороду, из морозилки достала фарш. Алёна поставила его в микроволновку на разморозку.

— Тут всё просто, — начала объяснять Алёна. — Подумай сама — у тебя чувство вины постоянное. Как исправить по поводу котлет?

— Не знаю. На кладбище отнести?

— Можно и на кладбище. Можно соседям, нищим, в церковь, без разницы. Можно не шесть, а больше. Сейчас больше наделаем и раздадим, и тебя попустит.

Через полчаса возвращаясь от часовни Алёна спросила:

— Всё? Попустило? На этом религия держится: я чего-то не доделала? Я хотела сделать? Да, какая разница кому? Действие! Завершённое действие! Завершённое действие есть хорошо. Хорошо сделать умершему брату уже невозможно, но можно сделать хорошо кому-то рядом. И чёрное компенсировалось. Всё ушло. Нет хуже незавершённого действия, Надя. Если ещё когда найдёт на тебя это воспоминание, то сразу собирай передачку — и к церкви, тут всегда есть кому раздать. Тебя и попустит.

Алёна конечно же понимала, что так сразу сейчас может и попустило, но найдёт ещё, и не раз. Пусть и не с такой силой, но душевная боль — штука долгоиграющая. Подобных историй лучше не допускать, лучше ошибиться отдавая, чем придерживая. И далеко не всё равно: отдать было тогда — голодному, измученному, несчастному, одинокому в своей страшной болезни брату или сейчас, спешащим по своим делам соседям, или вот этим чужим людям — жителям церковных пристенок, которых неизвестно какая судьба туда загнала.

Женщины быстро шли по улицам родного городка, улицам на которых выросли, которые оставались вроде бы и те же, но превращались в совершенно чужие, на них не хотелось задерживаться, тут не хотелось прогуливаться, как они в юности толпой "прошвыривались" от клуба до парка. Раньше здесь был свет и жизнь, а теперь ни света уже не виделось, ни жизни не чувствовалось. Всё поглощал свинец в его многочисленных оттенках.

— Ты, Надя не представляешь, как всё здесь отличается от Италии. Вот к примеру, иду я сегодня утром на рынок — родители попросили именно прямо с утра кое что купить, а мимо все бегут такие озабоченные, одинаково скучно одетые, с застывшим скучным выражением лиц… В Италии такого нет, там утро наступает степенно. Итальянцы бы на своих улицах на наших смотрели как на бешеных сумасшедших: "Куда они всей стаей скукоженные, серые, с такими угрюмыми лицами бегут спозаранок??" Там в девять только из дому выходят, идут в кафе, завтракают… Я к этому уже так привыкла, что мне каждый раз когда я сюда приезжаю поначалу диковато становится.

Надя после такого описания даже другими глазами посмотрела на редких в этот час прохожих. А действительно, есть в них эта похожесть, метка одностайности.

Тут Алёна вдруг встрепенулась:

— Забыла! Я тебе рассказывала как в прошлый раз в Киев на поезде уезжала?

— Ты такая расстроенная была тогда со своим ухажёром, что наверное нет, — ничего не смогла вспомнить Надя.

— Я тогда вообще не при памяти была. И вот сейчас всплыло, странная история, просто сюр. Я зашла в купе, вежливо со всеми поздоровалась, села на своё место — справа за столик. В общем я в угол к окну как обычно забилась, воду на стол поставила, книжку открыла и сижу тихо читаю, о своём думаю. Сидела тихо, ничего о себе не рассказывала, без комментариев, настроение не то было. Попутчики: симпатичный мужечок, лет ему под тридцать, явно на понтах и бабник, командировочный, и тётка с сыном лет десяти. Тётка была какая-то мятая, поэтому разобрать возраст трудно, но какой он там может быть, если мальчишке десять? Короче, ехала эта дама в посольство Итальянское визу продлевать. И всю дорогу её итальянец ей названивал что дождаться не может: "Пронто, пронто, си, Марио,". Она по итальянски бегло так разговаривала, видно, что давно там жила.

— Так вот, — продолжила Алёна свой рассказ, — Она с этим симпатичным попутчиком в купе капитально набрались, меня тоже из вежливости сначала пригласили, но я отказалась. Кажется, вино у них было, и начала она к нему пьяно приставать. Мужик видно было, что очень ей понравится, прямо потекла, на пьяных бабах это хорошо видно. А на меня она коситься стала, ему что-то говорит, а я на себе её взгляд ловлю. Даже не знаю, как это чувство называть, но понятно было по умолчанию, что я ей сильно мешаю одним своим существованием в этом углу.

Алёна перевела дух, и продолжила:

— Понимаешь, я сижу тише земли, ниже травы, в книгу уткнулась, но понимаю, что ей типа я умную из себя корчу и тайно зрительствую. Мне-то оно боковым зрением действительно и видно, и понятно, что слышно. Но куда мне деться? На её верхнюю полку уйти? Я ноги подтянула, одеялом укрылась, головой к окну прислонилась и тихо замерла — читаю, словом одним не встряла. А Марио — тот всё ей названивал, она каждый раз из купе выходила и в коридоре у окна что-то ему тараторила.

— Дальше слушай! Косилась она на меня, косилась, и по ходу парню жаловаться начала, что этот её долбанный Марио — сука совсем не пьёт, абсолютно, и не курит. Парень ей: "Ну, это же хорошо ведь, что не пьёт". А её как прорвало: "Что же тут хорошего? И я с ним тоже сижу весь год не пью! Вот сейчас выпьем, а потом — целый год не пить. Совсем! Ему — суке пятьдесят лет, а он всё к своей маме бегает разрешения спрашивать: "Мама, можно мне жениться?" Мужику пятьдесят лет, он без разрешения мамы жениться не может!"

— Короче, развезло её капитально, — продолжила Алёна. — Мальчик её в какой-то момент сильно разволновался: "Успокойся, мама!" загонял на полку спать. Он и сначала, я вспомнила, пить ей не разрешал, я ещё удивилась, что он во взрослые дела лезет. Уговаривал, упрашивал дрожащим голосом, наверняка же кое что про мамочку свою знал. Но она — ни в какую. И тут в какой-то момент она ко мне полезла.

— Слушай, самое интересное начинается. "Может мы своими разговорами вам как-то мешаем?" А я ей, слегка книжку отодвинув, сдуру возьми да ответь: "Почему бы вы мне мешали? Поезд едет, Киев приближается, вы же поезд не тормозите". Тогда она… Ты догадываешься? Я по промелькнувшей в её глазах искре почувствовала, что будет, но верить отказывалась.

— Короче, слушай дальше, она вышла из купе и минуты через три- четыре-пять поезд резко остановился! По шуму в коридоре я даже ни капли не сомневалась, кто это там стоп- кран дёрнул. Прибежали к нашему купе: "Держите, это она, я точно видел," мент, проводник, начальник поезда. Начали они её куда-то тащить, пьяную из купе вытягивать, чтобы протокол какой-то составить. Поверишь? Я в этот момент вдруг остро почувствовала себя виноватой как подстрекателя. Её сын упал на дикую истерику: "Не трогайте маму". Мальчик этот маленький прямо в бой на ту делегацию тараторящую бросается. Представляешь сцену? У меня от этого вида сердце разрывалось от жалости. Боже, боже, малыш- защитник. И они ради ребёнка… И ещё тот наш попутчик, он же почти типа её кавалером стал, ему неудобно дико за свою мужественность, и он далеко не так пьян, как она. Что ему с тех полбутылки вина? Он — почти трезвый, а со скандалом и вовсе протрезвел, как внезапно его лёгкие шуры-муры обернулись. Начал он за неё договариваться, типа присмотрит, на поруки взял. Этот мент в купе заглянул, ещё у меня спросил: "Мешает ли?" я опять сказала, что всем довольна: "Абсолютно не мешает!" Короче, поезд тронулся, делегация ушла. Мы выдохнули.

И Алёна закончила свой рассказ:

— Тогда она становится по середине купе, туманно так всех осматривает, берёт со стола стакан с остатками чая, и как со всей дури в стенку его прямо над моей головой запустит. "Клац" и осколки на меня, на голову, на одеяло высыпались, и остатками чая окропились. Я не пошевелилась, замерла и через паузу медленно спокойно начала их с себя стряхивать, попутчик наш тоже принялся их собирать… И конечно же без единого комментария, как так и надо. Потом уже как-то доехали. Или я больше не помню? Но вроде бы это как точка её представления была. Успокоилась она этим, залезла на свою верхнюю полку и вырубилась.

— Надо же! Вот на каждом шагу странные приключения, — сочувственно отозвалась Надя. — А родители твои как? — вспомнила она вдруг.

— Стареют. Я думаю, что ещё несколько лет и придётся мне всё же вернуться. Больше им помогать некому. Отец сильно кашляет, шахта даром не проходит. А твоя мать как?

Тут у Нади по лицу пошла тень…

Лучше бы Алёна не вспоминала о Софии Ивановне, Надя от вопроса просто посерела. А может и ждала его. Оказалось, что Надина мама после смерти мужа и трагедии с сыном быстро спилась. Пить она начала давно, сразу после смерти мужа. Потом пила за компанию с сыном, хоть Надя и говорила ей, что тому просто ну, совсем нельзя. Но если бы все слушали и внимали здравым советам… Короче — спилась мать, Это — факт.

Надя, которая сильно в глубине души комплексовала, что своих доходов не имеет, хоть муж ей и слова не сказал, ведь она не просто так дома сидит, а занимается девочками… В общем, может и из-за девочек, и из-за мужа сильно попёрла Надя на мать. А может и про брата вспоминала, что та не уберегла его, наоборот- собутыльничала пока он не доканался…

Рассказ Нади о последнем времени с матерью был ужасен:

— Как было остановить её? Она уже стала приличной алкоголичкой ещё до болезни брата. А потом её было не остановить. Куда её можно было бы отправить лечиться? Она больной и не признавала себя! Даже бравировала: "Ах, я опять "в сиську". Если был семейный праздник, то могла прямо за столом со стула упасть, и из под стола кричать, чтоб без неё не продолжали.

— Любое застолье обязательно превращала в кошмар, — продолжала Надя. — Она тут же начинала петь. Основной номер — матерные частушки. Ты же сама помнишь, как она их всегда любила. Пока наорётся — не знаешь куда деться. И дети всё это слышат. Или в танцы она пускалась, тоже не без приключений и жестов, скажем, странных. Музыку выключишь, она всё равно танцует, руками машет, всё сметает.

Надя даже попробовала перед Алёной изобразить этот танец. Потом неровным голосом продолжила:

— Это она у нас по праздникам пила приличные напитки, а сама с братом — в конце уже всё подряд, бражку, настойки аптечные… Пару раз у них флаконы из под одеколона видела, наверное когда совсем без денег оставались. Я сначала сильно переживала, плакала, бегала проверять как они там. Особенно зимой страшно было, чтоб не на полу, а то почки простудят, или вообще чтоб до дома доходили. Боялась, что отравятся, рвотой задохнутся, ослепнут…А потом — устала, поняла что пользы не будет, только нервы себе сорву.

Надя поболтала остатки вина в своём бокале, вздохнула и продолжила:

— Когда брата не стало, то она вообще по городу гулять начала, по подружкам старым. Они мне поперву звонили, просили: "Софию Ивановну заберите, а то с ней плохо стало". Когда-то в лифте заснула кода из гостей ехала, так в нём и провалялась, пока я не приехала забрать. Её уже по окрестности все знали: "Приди, забери мать".

Алёна в какой-то момент решилась спросить:

— А домой к себе под контроль забирали?

— Я пару раз забирала её к себе, пожить с нами, — именно эта часть рассказа Наде далась с особым трудом. — Она тут кроить пробовала, с ножницами наперевес вещи портила, толком попасть никуда не могла — в глазах же всё уже двоилось. Целится и матом орёт. Нервная когда трезвая, психозная. Даже буйная, настроение всё время плохое, на меня уставится и начинается: все вокруг — враги, все виноваты что её сын погиб. Я — особенно, сестра и не уберегла. И обидчивая, всё что скажешь, то сразу оскорбляется, и к сердцу принимает. Получалось, что я её всё время обидеть хочу. Всё выворачивала, чтоб я была виновата. Она — ты же знаешь, ростом не меньше меня, а куда как массивнее. Попробуй её урезонить, ведь могла и в драку полезть, кроме того что ругательствами осыпала. Однажды подошла сзади и душить начала, приговаривая "Вот тебе за брата".

Алёна понимающе кивала, а Надя грустно продолжила:

— Я заметила, что и сама стала дико раздражительной, на всех отрываться. И поняла, что вот сейчас моя жизнь под откос и скатится.

И Алёна услышала окончание этой истории:

— Не могла я позволить детям такую обстановку дома, она просто стала опасна. Короче, когда она последний раз пришла пьяная, я её выгнала и сказала, чтоб ноги её больше в моём доме не было!

— И ты совсем ничего про неё не знаешь?

— Не знаю. В квартире её какие-то амбалы теперь живут, типа за долги отняли. Куда-то ушла.

— И примерно где она может сейчас обитать не знаешь?

— Даже понятия не имею, — ответила Надя. — Может куда на заработки подалась, — сделала она слабое предположение.

— На заработки? — с сомнением повторила Алёна.

— Ну, ты понимаешь, не могла же я её дома у себя держать! Что девочки бы видели? А Стасик? Да, он бы от меня ушёл. Он покой любит, тишину. Фильм там вечером посмотреть, после работы всегда такой уставший. А тут она — песни поёт матерные, зовёт к столу, а потом рассказывает какой он гавнюк. Соседи лыбились, я это видела. Девочки мои не понимали куда им забиться.

— И понимаешь, — продолжила она, — Я как подумаю, что у меня мать — алкоголичка, а брат — шизофреник, мне так муторно становится: "Кто тогда я? А мои девочки?" Это если Стасик уйдёт, то я или алкоголичкой стану или пойду голая в фонтане купаться? Что хуже?

— Ну, это легко можно объединить, — усмехнулась подруга. — Но в целом, почему ты так себя ставишь? Ты что тоже в детстве качелями по голове получала? Нет? Так почему бы тебе на себя такое примерять? И мама твоя — она что? Наследственная что ли алкоголичка? Бабушку свою помнишь?

— Помню бабушку.

— И как она?

— Самогон, конечно в доме не выводился, но она в основном в огороде работала… Я так её и запомнила — всё что-то копошилась. Но у неё другая жизнь была, хозяйство.

— Понимаешь, если бы тебе тот бабушкин огород, ты бы мигом забыла вычислять себе наследственность.

— Это да, — вспомнила Надя бескрайние ухоженные грядки. — Но я огороды не люблю.

— А кто их любит? Это тебе не клумба под балконом. Ты мать найти можешь? — перевела она беседу.

— Как? Ты такое скажешь. И зачем?

— Твой брат — ментом был. Попроси друзей, если жива — думаю, найдут. Понимаешь, тебе же самой от этого очень плохо. Я сразу как тебя увидела — поняла, что-то у тебя страшное происходит. Ты же всё время варишь в голове как там она бомжует. Прикинь ночует где-то…

— Хорошо! даже если её найдут, то куда я её дену? Домой? — Надя разрыдалась. — Я при виде неё сама сопьюсь. Или чёкнусь. Сколько я её не пробовала уговаривать! Меня точно шиза накроет — с ней вместе жить. И дочки мои… Просто нет.

Алёна задумалась, прикидывая варианты:

— Давай так, ты звони пацанам, чтоб её искали. А мы прикинем куда её можно дальше деть. Вариант: дом престарелых — будешь навещать, или может какие родственники возьмут, будете им денежку на её питание давать. Или она сама пристроилась?

— Не думаю, что пристроилась. Родственники? Вряд ли…

— Давай тогда вспоминать всех с кем она дружила. С работы может подружайки остались…

— Их завод закрыт. В Дом престарелых — вряд ли, ей далеко не восемьдесят, просто спилась… К себе- нет… — перебирала варианты Надя. — Стоп. Соседи! Которые у нас были, когда мы ещё давно жили… Как их найти?

— Что там было? — заинтересовалась Алёна.

— Они по молодости очень дружили, всегда вместе… А потом те на заработки на север рванули на несколько лет, завербовались, моих тоже с собой звали. Потом мы сюда переехали… Слушай, а давай найдём! Я когда-то давно слышала, что они вернулись.

Через три дня доблестные менты отыскали маму своего бывшего сотрудника, даже скинулись ей на лечение, отправив для начала в больницу. Она и недалеко-то ушла — прибилась в соседнем шахтёрском посёлке, в заброшенном доме с парой таких же как она ничейников. Флигель полуразрушенный, топили чем придётся, матрацы гнилые, окна забитые, но — жильё. Подкармливалась при церкви, пробавлялась случайными заработками, в основном обмывая покойников. Одежда — явно от людей насобирала. Раньше за ней особой святости и не замечалось, зато теперь она знала кучу молитв. Появление дочери мать восприняла спокойно — молилась и получила. Выглядела сильно постаревшей, исхудала, сдала и как-то затихла, только молилась.

Через два месяца, после больницы, Надя с мужем отвезли бабульку на проживание к тем бывшим соседям — друзьям её молодости. Старики жили одни в просторном деревенском доме, и даже очень обрадовались появлению новой жилицы. Стасик тоже былочень рад, переживал ведь молча эту ситуацию. Сказал, что приедет помогать огород копать, если что.

Алёна, блистая познаниями, объясняла:

— Понимаешь, здоровая сущность всегда сохраняется, потому тебя, Надюха, и плющило. Говорят: "Удобно быть разумным — это даёт возможность найти или придумать причину для любого из того, что ты собираешься сделать". Только на практике — не помогает это, проблема пока остаётся внутри тебя, то от неё через невроз можно до чего угодно дожиться. Неважно, что ты в обиде, что тебе страшно, что ты станешь такой как твоя мать. Понимаешь, у тебя было рациональное объяснение: если мать возьмёшь к себе, то семья рухнет. Муж точно уйдёт, скажет: "Пошла ты со своей мамой — алкоголичкой." Видя маму каждый день ты бы и сама стала такой — обычное повторение, копирование. Дочки при всём этом вырастут… То есть — тройная яма.

Теперь слушай, выход невротика: "А мы покрасим чёрное в белое, и скажем, что мы маму выгнали во имя высших целей." А вот не срабатывает это "во имя высших целей". В эту ловушку люди и попадаются, собирают факты и называют цвет тёмно- белым. Нельзя здесь найти ни кусочка белого. И надо осознать: "В том что я делаю ничего хорошего нет. Давай-ка я подумаю, что сделать хорошего".

История с твоей матерью может даже дышать тебе не давала, а ты это игнорировала. Люди любят колдовать над чёрным, уговаривая себя, что если принять во внимание то да сё, оно уже и не чёрное, а вот уже и серое, а если ещё и это вспомнить, то вообще светло- серое. Нет. Есть чёрное и есть белое. И чёрное можно только исправить белым, и желательно его должно быть больше чёрного. Тогда и комфорт на душе появится.

Понимаешь, все манипуляции строятся на морализации. Невроз всегда содержит в себе компонент этой защиты — я это не могу сделать, нельзя, грешно, стыдно, страшно… Ничего людей не пугает лучше, чем морализация. Даже самые грязные и самые гнусные доводы становятся очень эффективными. Углубляться в дебри защиты нельзя. Защита — это защита, но это не реальность. Ситуацию всегда надо только решать.

Ещё через месяц Надюха по совету Алёны пошла работать в детский садик. Потому что дома дурные изо всех углов мысли мешали её покою. Напоследок перед отъездом Алёна ей по научному объясняла про депривацию. Не сказать, что Надя сильно поняла, но что ей пора выбираться к людям — а то сидя дома невесть до чего додуматься можно, про это она уже и сама осознала.

Моряк

= Страх =

Вот сейчас опять промелькнуло. Толик замечал это за собой всё чаще: как только он стоит на балконе рядом с дочерью, то мысленно скидывает её вниз. Или весело смеётся, разговаривает, и вдруг: "Въехать бы ей сейчас по затылку". А сколько раз он чертил по воздуху как жена из окна свесилась и вниз, вниз… головой в бетон.

Вчера было по другому: он сидел в комнате, увидел жену с младшей дочерью на балконе и мысленно их обрушил. Что не так с его головой? Часики тикают и надо остановиться пока не произошло кошмарного. Почему же видится эта дурость? Он же их всех любит.

И вроде всё хорошо, его магазины работают, прибыль косится. Связи, командировки, китайцы… Только разве что бессонница…

Вот в прошлом году мог уйти из семьи, но нет же. Сам принял решение и вернулся. Сам сел и всё посчитал: где ему правильно находиться, где ему нужнее, где его сберегут.

Жена! Она одна умеет его приласкать так, чтоб он заснул. Даже и не приласкать, а как мать — гаркнуть и он сразу спокоен. Тоже ведь странно: почему она умеет, а с Алёной ничего не получалось, даже после секса не наступал покой?

Вообще, зачем он с Алёной связался? Чего ему не хватало? Она — дурочка всё бросила — хорошую работу в Италии, и прикатила сюда — в этот вымирающий донбасский городишко и пошла работать к нему. Зачем? Они ведь так хорошо долго переписывались. Приехала и всё… Кому теперь писать? И что с ней делать? Брать и новый дом строить? Новых детей заводить? Они что лучше будут? Или просто другие? Просто другие? Тогда зачем? А с этими как быть? Тоже ведь он будет заботиться. Бегать туда- сюда? Так сложнее всё контролировать, можно что-то важное упустить. Нет, семья у него уже есть. Вот только эти дурацкие видения…

Надо к врачу. Но не здесь, здесь каждая собака знать будет, здесь доктора дурные. Подальше отсюда отъехать, и — к врачу. А вдруг на таблетки подсадит? А вдруг всё же скину? Где гарантии? Гарантий не бывает. Их нет ни в чём, только постоянный контроль.

И ещё! Этот навязчивый сон… Надо же так дожиться, и в каких-то тридцать семь! Днём видения, ночью — сон.

Толика последнее время преследовал один и тот же сон: на него смотрел лев, и так близко- близко, что из пасти на него несло гнилью от переваренной плоти… То есть сначала снились прерии, жужжащий зной, пляж с незнакомыми отдыхающими, и среди них почему-то одиноко играется малыш лет трёх.

За тем на пляж выходит лев, даже два. Охотятся. Все убегают, а малыш — стал как вкопанный и смотрит, хоть ему и не убежать — маленький совсем. И он — Толик тоже застыл в ступоре, не может шаг сделать. Куда бежать? Ведь вот — ребёнок, значит надо защищать, но против льва — без шансов. И ждать нечего — все сбежали, есть только он, лев и малыш… И тут Толик всегда выскальзывал — просыпался. Вот к чему это?

Раньше всегда обычно снилось море, скорее даже океан. Свободная чистая бескрайняя стихия… Это его единственное приятное воспоминание из прошлого, он ведь с пятнадцати лет — моряк, мореходку окончил и, до сих пор часами залипает на "Discovery". Просто смотрит как ловят крабов, как буксируют трал, перекладывают сети…

Морю ведь как? Ему не важно кто ты и кто твой папа. Тут ты или умеешь что-то делать, или нет. Или утонем, или выплывем… Но в двадцать два он с этим завязал. Нет, дело было не в том, что приходилось месяцами не трахаться, его это вообще никогда не напрягало, он даже и не думал об этом… Небо, волны, и никаких новых людей. Страшно не было вообще. Пусть под ногами, километры бездны, но это не пугало, ведь сверху — гладь и свободная тишина. Но он всё бросил и ушёл… Недавно даже фото в форме не смог найти. Старший лейтенант с кортиком — прошлая жизнь… Теперь море только снится, даже не осталось никаких знакомых, всё отрезано.

А нет! Вспомнил и другой сон. Вот интересно почему тот не пугал… Целая повторяющаяся новелла. Там была гора, и в ней огромная запертая на люк пещера. И раз в двадцать семь (почему именно в двадцать семь?) лет к ней направляется большая группа людей. Затем они выбирали кого-то спуститься обследовать что за это время произошло внизу. Жив ли оставленный в прошлый раз человек? И вообще где и что…

На этот раз спустился именно Толик. И увидел как за ним закрывается люк, значит следующая жертва — он сам. Но ему совершенно не стало страшно, даже стало очень комфортно — интересно же. Теперь можно спокойно изучать лабиринты, ходы пещеры, весь этот огромный мешок в земле. Он даже надеется, что найдёт прошлого, что тот остался жив и одичало бродит по закуткам… Может это даже женщина…

Страх! Страха вообще нет. То есть он есть, но победимый. Где найти непобедимый?

Последний раз, когда строили девятиэтажку, то Толик поднялся на самый верх и, стоя на парапете смотрел вниз на рабочих. Сначала — да, жутковато, но он совладал.

Зачем залез? Смысл? "Я вижу, что альпинисты работают, облицовывают и думаю: "Ну, им же не страшно, а чего мне страшно?" Выглянул, встал, посмотрел. Ну, да, страшновато сначала, но перебороть могу. Недостаточно страшно".

Ужастики? Тоже редко по настоящему толковые попадаются. Вот зомби, вампиры, вурдалаки, трупы в клочья — да! Названия, сюжеты… Оно надо?. Просто зрелище! А взять фильм "2012" — казалось бы экшен, но по факту — только красивая картинка… Здания пусть и рушатся, но ведь люди-то не умирают. Нигде ведь в фильме нет умирающих лиц. Падают какие-то фигурки и только. Нет! "Индиана Джонс" какая-то. Вообще не впечатлил. Земля рушится? Ну, дальше что? Никого же не убили. Расчленения тел то нет.

Нет, всё же пора подлечиться. Может он из-за командировок так сдал? Но несколько дней назад в Китае в гостинице он спал на удивление ровно. Ни бессонницы, ни видений не было, а тут дома постоянно на него что-то находит. Неспроста.

И прошлогодний инсульт… Он тогда так в больницу и не пошёл. На днях как раз годовщина… Какой был ужас, проснулся в туман, всё кружится, голова раскалывается…

Что ж, Толик сразу сделал выводы, он начал заботиться о здоровье. Теперь ходит в бассейн, занимается спортом. Но как видно этого мало…

Ключ! Должен быть ключ и тогда всё станет ясно. Подсознание ломится и надо понять: закрыться от этой бездны, или открыть дверь в тот долбанный переполненный сарай и навести там раз и навсегда порядок. Какой именно? Что есть порядок?

Толик в своей жизни уже столько раз наводил порядок, но каждый раз им же самим всё сметалось. И дальше — совсем новое здание, кирпичик за кирпичиком, обязательно совсем в другом месте, в другое время…

Может настал момент ещё одного строительства? Тогда понятно: падающий балкон сметает все долги, и Толик — свободен от всех, кого наделал и привязал к себе. И потом хоть лети к другим мирам в заморозке на сотни лет — в космос, ему ведь больше не надо будет никого контролировать.

Толик попытался помассажировать зажатые мышцы затылка: "Не знаю. Надо думать". Тик-тик-тик… Выключите, выключите эти часы! Толик подскочил и вытащил батарейку из самолично им же недавно привезённых из Шанхая стенных "под старину" часов. Не тикать!

Он сел обратно в кресло, потом опять встал и вообще снял часы со стены. Стена должна быть чистая. Пустая стена должна быть. Без этих дурацких бирюлек. Жена молча покосилась: "Сам повесил/ сам снял", а дочки даже не заметили, они смотрели новый мульт и стенные часы их не интересовали вовсе.

Толик принялся листать объявления, он пойдёт к врачу — порядок и контроль нельзя упускать. Вот! Попробует к этому. Он набрал номер…

== Жена ==

Вероника краем глаза следила за манипуляциями мужа. Толик! Что опять не так? Ему нужен контроль и прямые команды. Без всяких сю-сю. Он так привык, не зря мореходку окончил. Но по правде он от горшка такой. Мамаша его бешеная так с ним отрывистыми командами и общалась. Так что "с молоком матери" что называется. Вероника долго шла к тому, чтоб это понять. Она бы и не поняла, если бы не книги. Читала, читала, искала. А что-то надо же было делать.

Свекровь и доныне ему мозг проедает. Что он только ни делал, чтоб всё наладить — он не понимает, что иногда решения нет. Просто его нет. Принять, понять, отпустить. А он всё туда картоху таскает, чтоб Вероника потом за ней через неделю заезжала: "Заберите свою картошку! Она мне тут гниёт и воняет. И ничего мне от вас не нужно. Вы все воры!"

Только немецкая натура Вероники смогла устоять и выстроить для себя и девочек единственно правильный бастион со свекровью: спокойствие, ровное как штиль отстранённое спокойствие.

И когда Толик у них во дворе своей маме флигель полтораэтажный строил, то Вероника и глазом не моргнула, хоть понимала, насколько свекровь инородна им всем, даже младшенькой — совсем тогда малышке.

С одной стороны мать вроде бы холодна и не эмоциональна, но с другой — развестись с мужем через сорок лет брака и пойти жить в свою однокомнатную хрущёвку на свою нищенскую бухгалтерскую пенсию… И почему? Он видите ли вор и мошенник, и выносить такое соседство она не намерена. Раньше бы в таких случаях в монахи постригались, а теперь — в хрущёвку уходят.

Вот и сына мордует с этими продуктами: он их — лучшие ей из своего магазина завозит, а она строго через неделю к ним домой всё обратно нетронутым притаскивает: "Заберите. Мне от вас ничего не надо".

Так что и во флигеле мамашка не задержалась, ровно через тот же дежурный интервал — неделю уже грузила монатки в машину к старшенькому любимцу, чтоб обратно на свой наблюдательный пункт на пятом этаже хрущёвки водвориться. Стоило ли Толику этот дом тут строить чтоб напоследок услышать: "Я с вами ворюгами и тварями жить не могу"? Что ж, у каждого свой путь познания, значит ему это было необходимо.

Напоследок бабушка ещё и на их девочек напала, что они не пойми какими растут. И нашла к чему же прицепиться: надо какое дело — не знают слова "озимые". Ну, не знают, нафиг бы оно им — невестам пригодилось? Чай не за тракториста их замуж планируем. Не зря же Толик на них уже сейчас два участка в Карпатах оформил, точно не под озимые. Колотится Толик за своих девочек, не то что свекровь за него — в пятнадцать лет сбагрила на другой конец планеты за восемь тысяч км во Владивосток и справилась: "Сам захотел!" Мало ли что пацан надумает. Вот и Толик два года по морям походил и на том точку поставил, даже фоток от его великой деткой цели не сыщешь.

Это свекрухина натура мозги рвущая: с одной стороны: "и денег ваших грязных не возьму", а с другой: "а вот соседке сын вчера уже картошки на зиму завёз". И как это всё можно осмысленно выдержать? Только со спокойствием.

Лучше о старухе вообще не вспоминать. Но как тут свекровь не вспомнишь, если от неё Толик столько терпит, и всё новое ищет, как же сделать, чтоб правильно. Да, никак. Просто не хотела она этого сына, вот и весь квест. Старшего хотела, для себя рожала, всю жизнь любит, и хоть что тот вычудит — любить будет. Он для неё всегда самый правильный и умный. Пусть со своими двумя высшими по деревне таксует, но в её глазах он — академик.

А этого — через семь лет, кто знает при каких обстоятельствах… И пусть отец ему гроша на начало бизнеса не дал, Толик сам всё с нуля построил, а с мореходкой своей он для неё — неуч, пусть хоть что сделает — не такой.

Семья там такая, что никакой правды не добьёшься, историю точно не напишешь. Вот Толик даже не слышал как его родители познакомились. Ничего он про них не знает.

Вообще, что не повезло Веронике со свёкрами, то не повезло. И не дело в том, что она сама им сразу не понравилась — слишком нищая, невзрачно одетая сухая немка, слишком ниоткуда.

Откуда в девяностых в их городке взрачно одетым, да пышущим соком красоткам взяться? Они тогда все по центрам и за границу умотали. А дело в том, что они — Толины родители сами себе кривые схемы мироздания выстроили, и ребёнка в этой кривой матрице вырастили. И он на этой кривой земле свой фундамент укрепляет, а тот проседает в разных местах. Вот от этого у их сына голова лопается.

Ничего никуда из его детства не выветрилось, варилось и дозревало. И вот теперь её муж Толик смыкает местную газету, ищет кудесника по объявлению, который всё ему в голове поправит. Но кудесники эти — только по их объявлениям "с гарантией", а практически — чтоб случаем его в другую сторону не подтолкнули.

Веронике надо как-то это всё проконтролировать. Ничего. И в этот раз всё получится, она уже с опытом, только не пускать на самотёк. В прошлый раз с его итальянской зазнобой получилось, и сейчас жена руки опускать не намерена.

Вероника посмотрела на полку истрёпанных книг "по тематике". Что она только не прочитала за прошлый год, пока разрешала свои семейные проблемы. А куда деваться? Сама что ли до всего дойти должна? Жизни не хватит. А тут надо момент не упустить.

— Главное, чтоб не дойти до стадии, когда только таблетки помогать будут, — разрешил мысли жены Толик. И взялся звонить по выбранному объявлению.

Вероника сверилась с газетой, тупое "с гарантией" присутствовало. Она вздохнула и пошла укладывать дочек спать.

== Братан ==

Брат Толика Степан в свои сорок два уже пару лет перманентно пребывал в состоянии счастья. Правда на техосмотр денег последний раз ему младший брат подкидывал, да и вообще Стёпу не забывал, но релаксу Стёпы эти мелкие подробности никак не мешали. Он праздновал свободу.

Два года назад Стёпа ушёл из отцовского бизнеса, где всю жизнь до этого под надзором папочки руководил производством на его фирмах. У отца была целая сеть инвалидских мастерских на льготном налогообложении, а Стёпа был его ногами. Но надоело.

Никогда отец к нему за все его труды с уважением не относился. А ведь Степан мог и другим чем заняться — два института за плечами, и оба столичные — один в Киеве, другой — в Москве. И что он в итоге получил? Напитанный пылью шахтёрский городок? И всю свою жизнь слушать отцовские команды и окрики, как будто он навсегда остался его дурным малолеткой.

Поняв, что или всегда будет только так, или надо проявить твёрдость, Стёпа в сорок лет развернулся и ушёл. Его жена сначала произошедшего не поняла, но полгодика поприсматривалась и убедилась, что мужа к реальности уже не вернуть — он полностью перешёл в другое измерение. Про самостоятельные способности Степана к бизнесу жена иллюзий никогда не имела, поэтому подогнала грузови, загрузила шмотки и с квартиры съехала.

Остался Стёпа в трёх пустых комнатах один, походил там, подышал… И ему на удивление стало ещё легче, будто и второй мешок с горба стянули — он наконец освободился от всего бренного. Стал Степа на прошлыми трудами нажитом "Мерседесе" таксовать, и жизнь потекла. Мать, которая за пару лет до того тоже с отцом распростившись перебралась на старость лет из особняка в однокомнатную квартирку, во всём сына поддерживала: Стёпа-то правильный, это мир перевернулся. А Толику постоянно тыкала: "Вот! Это ты так состоялся потому что ты, как и твой отец — вор. И вы построили такую страну, в которой умные люди, такие как твой старший брат — не состоялись, а состоялись те, кто не имеет права. А образования у тебя нет!"

Пусть не состоялся, но если брать по параметру "счастье", то Степан просто им засветился, чего все прошедшие годы за ним не наблюдалось. Даже со стороны не понятно было когда он больше был доволен: когда сидел с книгой на парковке в ожидании клиента, или когда появившийся заказ отвлекал его от этого занятия и он лихо гнал по битым улицам на своём Мерсе.

== Отец ==

Отец Толика — Дмитрий Алексеевич был безусловно ярким персонажем своего времени. А ему, напомним, в детстве, когда он плавал в Неве гребным винтом отрезало ноги. Много ли людей с подобным увечьем вообще вышли из дому? Да и выплыть при таком кто бы смог? А он смолоду немного побаловавшись алкоголем, с наступлением времён кооперации увидел свою нишу и построил целую бизнес — систему, состоящую из нескольких видов деятельности.

Да, личные комплексы заставили его никого не жалеть, жёстко играть на том поле, на котором он мог победить. Но раз тут такие правила гнилые, то что же ему — инвалиду поделать, жизнь такая. Дмитрий Алексеевич эти правила не только принял, но ещё и усилил, а для себя вообще возвёл в ранг религии и убрал исключения.

"Раз со мной как с равным себе мужиком никто общаться не станет… Как же! Я ведь калека безногий! Но вы все — продажные, вы все продаётесь, значит я вас всех куплю, а потом ещё и перепродам. Будет вам от меня ваше место в этом полноценном мире.

И в восьмидесятых ещё молодой Дима очень заторопился. Он организовал первую в регионе инвалидную артель, и дальше — только расширял своё дело, добавляя ремёсла.

Теперь у него денег вполне хватило бы на дом где- нибудь на Карибах, но он не спешил одаривать своих родственников. Никаких у отца особо тёплых чувств они не вызывали. С деньгами расставаться он не собирался. Зачем они ему? "Раз вы- падлы все продаётесь, то вы будете знать своё место. А тот, кто может меря купить — тот круче меня", — вот зачем. Сумма нала — имеет значение, каждый отданный грош — шаг вниз. А ему надо только вверх, настолько, насколько он успеет. Это и есть его лестница, лестница для безногого.

Старший сын оказался вообще слабак, мамочкин любимчик, таксист. Два десятка лет при отце провёл и ничего сам не может. Аб-со-лют-но. Только бегать по поручениям и надзирать за производством.

Младший конечно тоже по сравнению с отцом — грязь под ногтями, но последние годы как-то поднимается. Магазинчики, стройки, подряды… Копейки на бензин с продуктами не считает. Вот в строительство гостиницы в области генподрядчиком влез, за одно и себе дом отгрохал — не стыдно людям показать… Но по сравнению с отцом, с ним — с Дмитрием Алексеевичем, и рядом не стоял. Ладно уже! Поговорить с ним уже как-то и можно. Он, конечно, дерьмо, но — можно. И гордый — никогда ничего не попросит. А может понимает, что всё равно ничего не дадут. Все кругом — твари продажные. Шиш! Шиш вам от Димки — безногого.

== Расщепление ==

Расщепление? Раньше просто болела голова. Да, Толик ходил в больницу, здесь — в своём районе. И что? Вот он пришёл через год за справкой для ГАИ и его спросили:

— Как вы себя чувствуете? Вам лучше?

Толик вообще не понял. А когда у него уточнили:

— Тут записано. Как ваша шизофрения?

Его качнуло:

— Как моя что? У меня просто болела голова!

— В карточке записано "шизофрения".

Идиоты! Он больше сюда не придёт.

Последнее время в его голове что-то стало происходить. Толик ещё не до конца сам понял, но что-то внутри него это осознало. Перестройка? В нём пробуждается второй, кто-то другой, чужой. Или знакомый? Но в любом случае его надо уничтожить. Да! Прямо здесь и убить! Кого он напоминает своими очертаниями? Своими смутными неприятными очертаниями кого он напоминает?

Толик в жизни не мог пройти мимо нищего. Он знал это и сторонился своих денег. Везде на своих фирмах он — только владелец и помощник, но директор — кто-то другой. Иначе, если он сам, то может всё раздать, потому что он такой щедрый…

А его отец такой жадный! Хоть не понять, что ему — старику с этих денег, если даже его собственные дети и внуки для него — ничто. Деньги ради значимости? "Я могу тебя купить, значит я — сильнее! Ты можешь меня купить? Значит — ты сильней". Это его гири? Или канат?

Но что со старика взять? Его мозг искалечен — им движет злоба на весь мир. Но и мир его не пощадил. Как он вообще сумел выжить тогда ребёнком на Неве, когда ему — мальчику отрезало ноги? Но выжил, и стал подобен миру — такой же жестокий.

Тилик ни за что не хотел хоть в чём-то походить на отца, он должен во всём быть другим. Другим в каждом своём поступке. В каждой ситуации поступать иначе. Но это как?

Надо создавать ситуацию и поступать в ней иначе! Совсем прямо наоборот. Это сверхзадача убийства. Да! Убийства в себе отца. Щедрость и семейные ценности! Для Толика его дети — это святое, он их страж, он сам так постановил.

== Без второй попытки ==

Толик с детства делал всё идеально с первого раза, лишь бы не обсуждать, не контактировать: "Вон иди и проверяй, только молча". В школе — выучил, сдал, "отлично", без вопросов. Суп сварить? Вон — на плите. Брюки погладить? Вот, пожалуйста. Только всё — молча.

Он когда-то и рисовал, но рисование не принесло ему никакого удовольствия. Начертить? Пожалуйста, любую деталь. Просто дайте на неё посмотреть, и получите со всеми сечениями, глубинами, пропорциями. Не надо её крутить и мерить. Толик посмотрел, и — получите ваш чертёж.

Музыкальная школа? Хорошо, пусть так. Он играет на фортепиано, хоть музыка — она же не приносит никаких эмоций. Это вообще не искусство, а технологии, лишь последовательность звуков, которые могут быть красивыми, или неправильными.

Почему за фортепиано давно не садился? Да, можно и сесть, но — не трогает.

Спорт? Да, занимался в детстве какой-то борьбой. Максимальное достижение? Третье место на районных соревнованиях. Но когда пришёл с этой грамотой домой, то ни отец, ни мать не обратили на Толика никакого внимания. Вообще ноль внимания на его грамоту.

В мореходке нагнало… Владивосток, Толик — старшина первой статьи… Владивосток это всегда холодный, пронизывающий ветер. Его дежурства, личный состав, плац, палуба…

Личный состав — это не то чтоб Толику было приятно. "Под ветер океанский плац подмести? Это не то, что можно сделать самому, но сделаем. Иначе будут разговаривать с Толиком… Плац будет блистать. Но чтобы он блистал, то разговаривать приходилось Толику. Всегда кому-то что-то не нравилось и выбор был прост: самому в дыню дать, или других послать с этой целью. Или доложить? Или идти уговаривать?

И так каждое дежурство: "Как заставить этих проклятых людей, с которыми приходится жить вместе, делать то, чтобы жить можно было спокойно?"

Теперь это позади. Ничего не осталось от прошлой жизни, никаких друзей училища, никаких контактов, только сны о море…

== Дорога ==

Заметно темнело, Толик. гнал на обычной для себя скорости. Торопился домой после первого визита к психологу "с гарантией" как его выбор окрестила жена.

Им оказался одутливый долговязый мужик с рыхлой изъеденной шрамиками от юношеской угревой сыпи кожей. По координации движений было видно, что он в своей жизни отродясь никаким спортом не занимался. Если добавить ещё и посвистывающую дикцию, то вряд ли дворовое детство целителя прошло безоблачно.

Сан Саныч вёл приём в маленьком угловом кабинетике сидя спиной к единственному окну за старым светло-коричневым не полированным письменным столом, но реклама гласила, что это Клиника.

Зайдя в кабинет Толик первым делом осмотрелся. Перед столом друг напротив друга стояли два разношерстых потрёпанных дивана — книжки, в углу — этажерка с книгами. Сбоку над столом висела ещё одна полка. На стене напротив стола висел портрет Фрейда. На всех поверхностях красовались разнообразные сувениры и талисманы. На общербанном подоконнике Толик разглядел красно — жёлтую аромалампу, над столом — пару нецке, на этажерке — большой чёрный коллекционный автомобиль, кажется BMW. На столе Толику приглянулась серебряная фигурка Наполеона, стоящая на колоколе. "Это перевёрнутая стопка", — моментально догадался он. Рядом стояли маленькие песочные часы и лежали деревянные чётки.

Толик не глядя, на ощупь порылся в бумажнике, вынул подходящие купюры и положил их на стол возле прозрачной пирамидки с вмонтированными часами. После этого уселся на правый тёмно- синий заметно потёртый диван сначала на самый краешек, потом пересел к столу поближе. Но тоже как-то не ощутил нужной свободы и пересел напротив — на коричневый и стал разглядывать стоящую возле входной двери металлическую вешалку. "Как-то тут поудобнее", — определился он и повернул голову в сторону Сан Саныча.

Сан Саныч всё это время, пока Толик усаживался, что-то проверял в своём пухлом исписанном коричневом блокноте, за тем высморкался, засунул платок обратно в карман, и наконец поднял голову. Глядя в лицо Толика он задумчиво покрутил в пальцах бордовый "Паркер", затем несколько раз передвинул лежащие на столе вещи, и наконец заговорил…

Теперь, когда это общение было позади, Толик гнал домой, ему остро хотелось принять душ. На ста сорока км скорости чётко орудуя рулём, пролетая мимо полей, он на ходу решал вопрос: помогла ему эта первая беседа или нет. Следующий раз уже сразу был договорен — на восемь через день. И Толик знал, что жена с ним приедет обязательно.

За время приёма Сан Саныч просто из себя выходил требуя от Толика какой-то правды об импотенции. Кружевлял вопросами, повторял их… Неужели он — Толик настолько хреново выглядит, что только так и не иначе можно на него подумать? И всё у Сан Саныча выходило, что он импотенцию свою скрывает, а все проблемы у него — от неё.

Деревья сменились городом, скоро уже дом.

== Дочки ==

Когда Толик вернулся домой, то жены и дочек на удивление ещё не было. Он вспомнил, что его предупреждали — они могут сильно задержаться у соседей. Там гремел праздник, который начался ещё в полдень как детский, но как постоянно бывает в этих местах — плавно перешёл в вечеринку с фейерверком.

Толик сел в кресло на веранде и стал глядеть на мелькающие огни соседского дома. Все его мысли всегда крутились вокруг семьи: чтоб было по людски, чтоб у них всё было. Жена/ дочки, жена/ дочки…

Вся его жизнь, это — стремление построить правильную, счастливую семью.

Что такое счастливая семья? "Это не так, как было у нас дома," — прокручивал он любой сценарий, любую обстановку из отношений со своими родителями, возобновлял и, пытался завершить противоположным способом. Но противоположный способ далеко не всегда получался. Это Толика разрушало.

Так откуда эти страшные фантазии? Не подсознательное ли желание освободиться? Может этот второй в нём? Тот чужой, который просыпается, он уже планирует что-то, а он — Толик настоящий ещё не встал на борьбу с ним? В мыслях крутилось: он связан, он должен.

— Ну, что я с ними сделаю? Ну, куда я их дену? Куда? Я не могу!

Брат освободился. Но какой ценой! Таксистом Толик стать решительно не мог.

Он — Толик честный, искренний, добрый. Он — защитник и воин, он весь как на ладони.

Он никогда ничего не пытается скрывать.

Почему любовницу пришлось бросить? Потому что он дома не мог врать, бесконечно рассказывать, что он где-то на совещании, с друзьями. Он должен был говорить всё как есть, или по крайней мере не отвечать на вопросы, это — максимум.

Толик перевёл взгляд на свой сад, покрытый чётко распланированными дорожками. Деревца ещё совсем невысокие. Ничего, несколько лет и они вырастут, будет всё как задумывалось.

В дальнем углу сквозь надвигающуюся тьму виднелась недостроенная беседка. Толик отвёл взгляд. Темноты он боялся. Патологически. Есть два страха темноты: первый — в темноте я абсолютно один, а второй — там кто-то есть. Для Толика этот страх был смешанный: " Я в темноте и не могу контролировать тех, кто остался за её пределами. Вдруг в это время придёт кто-то с топором и их поубивает!" И когда Толик выйдет, то проблемы семьи наконец-то не будет. Вот тогда-то он освобождённый пойдёт и повесится.

Как легко сегодня психолог вывел его в этом на чистую воду:

— Хорошо. Давайте представим до конца — семья трагически погибла. Всё. Теперь вы повеситься сможете? Да? Поэтому вы хотите их убить, и у вас фантазии об убийстве, чтобы освободиться наконец и делать "что хочу".

Он не может покончить собой потому что у него на руках дочки и жена? Он ими связан? Связан с жизнью?

Тут Толик наконец увидел своих дочерей, впереди матери бегущих с шариками по тропинке и встал им на встречу.

== Второй визит ==

Вероника стояла в тусклом коридоре у окна и смотрела на открывающийся вид разрушенного завода: сгнившие полуразваленные трубы, разобранные рельсы… Когда-то в юности она провела тут почти месяц на практике, и здесь всё кипело. Экскурсовод рассказывал насколько это перспективное и значимое производство — трубы практически всех диаметров. Теперь — вот что осталось. Мрачности придавала и причина визита. Муж притащил её к психологу, чтобы она подтвердила, что он не импотент. Она подтвердила, теперь её до конца терапии выперли из кабинета…

Когда Вероника только вошла, то Сан Саныч сначала с любопытством и даже как-то нагло на неё уставился, задал несколько вопросов, а потом попросил подождать в коридоре: "Мешаете/ не способствуете". Она вышла и второй час смотрела на эти развалины. Единственно — дверь такая тонкая, что за редкими фразами хорошо слышалось всё, как впрочем и из соседних помещений.

Вот рядом в турфирме гремя бокалами празднуют возвращение из поездки, а напротив по диагонали откровенно трахаются. Расскажут потом дома о срочной работе. Что там на двери написано? Впрочем какая разница.

Вераника даже не знала надо было ей или нет, всё что она сегодня тут наслушала. С одной стороны она подвижница контроля, но сторону в которую копал Сан Саныч она предпочитала бы не трогать, впрочем он ей сразу резко не понравился, поэтому возможно она и была не объективна. Об этом ей ещё предстояло подумать.

Пока Сан Саныч разглядывал Веронику, то она разглядывала его. Вместо откровенного разговора между ними происходила невидимая дуэль. Он чутко предугадывал её движения, моментально перехватывал её взгляды. Она чувствовала: он читает её с полуслова. Теперь, стоя в коридоре и невольно подслушивая чинимый им её мужу допрос, Вероника решала: "Куда он клонит? Куда он выведет? Этот Сан Саныч что — такой умный или проницательный?" И ответ ей не был очевиден.

"Он на два — три шага вперёд может сказать, что я в данный момент думаю? Да. Но не потому что он проницательный. Он явно читает невербалику: я начинаю, а он уже прочитал начало не сформулированной мною фразы. Нет, это не интеллект, это что-то с психикой. Я потянулась — его пронизывает: "Привстать хочет". Я сама ещё не поняла, что привставать буду, просто начинаю ощущать, что нога затекла, а он уже: "Усаживайтесь поудобнее".

А вот с Толиком? Зачем он разговоры о его юности затеял? Теребит в поисках болевой точки…

Стоя в коридоре, через дверь Вероника впервые услышала о первом ужасающем коммерческом опыте мужа, когда он с друзьями в 1998 взяли в Москве кредит на миллион долларов под закупку фирменной итальянской обуви и в стране 17 августа объявили дефолт, курс доллара взлетел больше, чем в три раза. Выбор: или убьют, или деньги возвращать. И они выкрутились многоступенчатой бартерной схемой: обувью рассчитывались на зарплату рабочим, сырьё этого завода — дальше. И так — семь кругов.

Но зато Вероника услышала, что теперь её Толик готов рисковать только на условиях: " Чтоб холодильник пустой не был и трусы на мне останутся. Всем остальным — рискну".

Зачем Сан Саныч так долго и экономически безграмотно расспрашивал об этом, пытаясь вникнуть в столетней давности бартеры? — спрашивала себя Вероника. Толик ей никогда всего этого не рассказывал. А спроси его: "Почему?" ответит: "Ты и не спрашивала".

Но когда психолог стал ворошить уже нынешнее, то жене стало ещё хуже. Он допытывался почему Толик так быстро водит машину и водит ли он её аккуратнее, когда в ней дети. Вероника точно знала: "Нет. Летит точно так же по бешеному". И Сан Саныч уверял её мужа, что тот подспудно хочет, как он выразился: "расхерячить всех к чертям" и так освободиться от них — от обузы.

В этот момент она уже не выдержала и со словами: "Пора домой, уже темнеет" заглянула в кабинет.

Домой ехали молча. За всю дорогу Вероника произнесла только:

— Зачем ты ему вперёд деньги кладёшь?

— Ну, — промычал Толик в ответ.

— Я бы так не делала, — сказала она и замолчала. Через время добавила:

— Думаешь, что он без этого ещё злее к тебе будет приставать? Нет, он будет вкрадчивей.

— Почему?

— Потому что он жадный нищий садист, — поджала она губы. А потом добавила: "И явно наполовину импотент, если не полностью".

— И как это видно? — Толик даже газонул посильнее.

— Видно. От него от всего веет самозащитой. Он же копается в своих темах, что ему близко, тянет на других свои проблемы. Уж не говорю, что это просто дряблая туша. Женщины мужиков чуют.

Вероника принялась искать в сумочке свой блокнот, но Толик вёл машину столь часто меня скорость по разбитой дороге, что ей это не очень удавалось.

== Коллегия ==

Распрощавшись с поздним клиентом, Сан Саныч бережно взял купюры. Сумма превышала его стандартный гонорар больше, чем вдвое. Сложил деньги в пухлый от визиток и дисконтных карточек бумажник и в явно приподнятом настроении направился в расположенное недалеко от вокзала небольшое кафе. Он был членом как бы клуба — компании местных мужчин — психологов, которая примерно раз в месяц собиралась дружно посидеть с коньячком. Сан Саныч крайне дорожил этим обществом.

Выйдя из здания офисного центра одним из последних, Сан Саныч перекинулся несколькими словами с вахтёром, подсыпал тому визиток для раздачи и пошёл к своему серому Ситроену. Подойдя к автомобилю он тщательно осмотрел его со всех сторон и только потом снял с сигнализации и сел за руль. Что ж, его многосложная деятельность подарила ему несколько влиятельных недоброжелателей, поэтому приходилось постоянно быть настороже.

Когда Сан Саныч подъехал к кафе, все три его постоянных компаньона были уже на месте. В кафе витал сигаретный дым, официантка при виде Сан Саныча радостно улыбнулась завсегдатаю. Заметно надпитая бутылка "Алекса" красовалась на столике, друзья мирно похрустывали салатами, отставив надъеденное второе, которое у каждого было выбрано на свой вкус. За соседним столом заседала случайная незнакомая компания с отставленным чемоданом,

Сан Санычу было приятно его опоздание. Почему бы иногда не показать коллегам свою загруженность клиентами. Он сделал заказ, как бы невзначай вытащил портмане, сверкнув купюрами и закурил благодушно приготовился рассказывать причину опоздания.

Его приятели, прекрасно зная своего визави никогда не преминули подколоть коллегу.

— Саня, что так поздно? — начал свою стратегию Юрик — плечистый крепыш, психиатр, который в местных профессиональных кругах шёпотом считался самым навороченным спецом. — Мы уже ждали что ты позвонишь, чтоб мы летели выручать. Тебя там не били?

— Меня били? — смутился Сан Саныч. — Когда это меня могли побить?

— Ну, ты же нам в прошлый раз рассказывал как перед самыми выборами спалил все агитки партии БЮТ только за то, что они тебе как председателю местной ячейки не заплатили. Вот мы и прикинули, что они наконец прознали о твоём смелом поступке, через утечку данных от нас, и… Сам понимаешь, всякое может случиться в наши нервные времена, да ещё и в наших терриконовых краях.

Трое друзей весело уставились на Сан Саныча в ожидании его ответа.

— Та бросьте, — отмахнулся он усаживаясь поудобнее. — Вся история уже в топке. Кстати, о "не заплатили" — у меня пациент новый объявился, сейчас как раз от меня ушел, ездит сто километров из райцентра. Так он прям заходит, и с порога — платить, и только потом присаживается…

— Надо же, как он тебя боится. Думает, что глядя на денежку ты станешь его по головке гладить, — Юрик улыбаясь откровенно разглядывал Сан Саныча прямо в лицо. — Наверняка от папочки комплекс: "Маэстро, я не буду должен даже за час вашего внимания. Это вы сейчас будете отрабатывать полученные от меня хрусты".

— Та ну. Какая разница когда платить? — опустил тот глаза. — Впрочем, он наверное хочет показать свою состоятельность, чтоб я его проблемы золотым аршином мерил. Сейчас! Я его размазал по первому разряду.

— И что там за проблемы? Опять скрытая импотенция, — хохотнул второй приятель — худощавый блондин слегка за сорок — Виталик. Компания хорошо знала о приверженности Сан Саныча этому диагнозу во всех непонятных случаях. И — как сопутствующего — в понятных.

Поразмыслив над второй явной подколкой, Сан Саныч вдруг вспомнил:

— Там мутная история… Он сказал, что в местной больнице ему по ошибке в карточке написали шизу. Я даже подумываю отказаться с ним работать, а то мало ли что — органика, стационарное лечение. Поубивает кого-то и ко мне потом приведёт.

Юра подлил друзьям коньяк, прикурил новую сигарету и опять внимательно посмотрел на Сан Саныча:

— Другими словами за незначительную комиссию ты хочешь слить мутного клиента мне?

— Ну, а как ты хочешь? Без комиссии — не бывает.

— Я — никак. Чего только людям по ошибке в карточке не напишут… Особенно в местной больнице, — крутил Юра сигарету. — Но только не это, — рывком добавил он. — Рассказывай.

И Сан Саныч воспользовавшись возможностью получить на шару консультацию по очень платежеспособному клиенту, которого ему очень хотелось сдоить ещё хоть несколько раз, начал рассказывать.

Для начала он решил блеснуть перед друзьями как видный толкователь снов. Поэтому начав со сна Толика о льве и ребенке, рассказал присутствующим, что именно надо втолковывать пациентам, да и всем остальным: "Думайте в первую очередь о своих детях! Лезть защищать чужого ребенка с риском для своей жизни может только последний идиот":

— Если с тобой что-то случится, то кто будет заботиться о твоих детях? Что с ними станет? Сын твой — снаркоманится, дочка пойдёт на панель — в проститутки. Поэтому я ему сказал, что надо не стоять распотякивать, а драпать, пока цел. О чужом ребенке должны заботиться его собственные родители. Другие же — ну… По мере возможности. Но не более того.

Поскольку вся компания уже много раз слушала философию Сан Саныча о детях, густо сдобренную эпитетами о биомусоре, то ничего нового он им рассказать уже не мог, поэтому не встретив обсуждения, углубился дальше в историю своего недавнего пациента.

— Никаких целей терапии не выставляет: "Мне хорошо, но я не хочу чтоб у меня было вот это состояние, как депрессия". Короче, соматизированная депрессия. То есть постоянно ему плохо. Рассказывает: "Знаете, если сердце заболит? Это же вообще финиш. Это же жить невозможно". То голова у него кружится, то ещё что-то… Что было? Да, ничего не было — депрессия была, потом так зацепилось, что…

— То есть про импотенцию он тебя не порадовал? — повторно уточнил Виталик.

— Сука, пока упирается. Но я его колю. Вот и жену свою сегодня приволок, чтоб подтвердила. Но как оно у них там — молчат.

Вся компания очень сочувственно закивала Сан Санычу: "Серьёзный облом! Это как на порнуху настроиться, а это немецкое кино таки про войну". Тот продолжил:

— Ездит из области, ездит только вечером, при чём в семь — восемь, оптимально — в восемь. Скорость езды у него сто сорок- сто шестьдесят, меньше он не может ездить. Когда семья рядом, он вообще не боится скорости, топит и до двухсот. И — картинки перед глазами: "Вот я еду-еду, а потом как в трёхмерной графике вижу, как на полном ходу влетаю в столб". Он боится детализировать все эти фантазии… Всё это — смерть, кровь, уничтожение. Всё, что угодно.

Я говорю: "Хорошо. Давайте представим до конца — семья трагически погибла. Всё. Теперь вы повеситься сможете? " "Да". Он не может покончить собой, потому что у него на руках дочки и жена. Поэтому он хочет их убить, и у него фантазии об убийстве, чтобы освободиться наконец, и делать то, что хочу.

Когда Сан Саныч полностью окончил свой рассказ, то друзья дружно углубились в тарелки, звеня своими столовыми приборами. Конечно, они по своей профессии каждый день видели больных, и у каждого была своя история. Но — если выбрана интересная работа, то почему бы и не обсудить любопытный случай, тем более в ничем не обязывающей обстановке.

Первым начал Виталик, он работал школьным психологом, поэтому больше всего интересовался в каждой истории истоками — родителями. Как он твёрдо был убеждён, что не только в органике дело, а и в атмосфере — катализаторы есть/нет. Держите порох влажным и оно не взорвётся:

— Его отец психопат, а мать — полная эмоциональная холодность, разочарование, злость на всех, параноидальная скорее всего личность. У него нет с детства никаких положительных воспоминаний. Главный компонент у него внутри — пустота, там ничего нет, смысла жизни нет. Его смысл жизни этоскорейшее уничтожение. Классика шизофрении — психоз. Его часть здоровой личности хочет убить отцовский комплекс. Убить в себе отца — значит сделать себя банкротом, поэтому боится даже собственными деньгами распоряжаться, сразу начинает их раздавать.

Наконец в беседу включился третий компаньон — Станислав Александрович. Полный, лысоватый в очках с роговой оправой:

— Убивать здоровую личность не есть хорошо. Вот он и принялся превращать свою здоровую личность в невротика — добавляет всё новые невротические симптомы. Отвлекается от главной проблемы и начинает…

Юрик наконец доел свой шницель, разлил остатки коньяка, тщательно стараясь никого не обделить и произнёс заключительную речь. Поскольку он в этой компании был единственным врачом — психиатром, то его друзья, хоть не признавались в этом, но всегда очень считались с его мнением как заключительным:

— У твоего, Саня, клиента произошло классическое расщепление на физическое и духовное. Его душа хочет убить тело, которое превращается в его отца. В нём отец просыпается физически: внешнее сходство — с годами он становится всё больше на него похож, у него появляется такое же имущество, он повторяет его жизненный путь — становится как и его папочка успешным предпринимателем. Но в результате того, что он чуть-чуть всё же изменился, то произошло расщепление: его внутренний нормальный человек хочет убить того, в кого он вынужден превратиться. И для того чтобы освободить душу от вражеского тела — ему нужно любой ценой его уничтожить… Вот это шизофрения, когда человек пытается бороться с самим собой, при чём в целом виде. Не когда отделяется аффект, отделяется часть, а когда целиком. Поэтому в райцентре ему абсолютно правильно поставили диагноз — шизофрения.

Приятная вечеринка окончилась. Друзья стали собираться из за стола. Сан Саныч встал последним. Ему абсолютно не хотелось домой. И к тому же он не хотел, чтоб друзья видели, как он всякий раз обходит свой автомобиль прежде чем сесть в него.

== Сад ==

Вероника прекрасно знала о силе своего влияния на мужа. В какой именно момент она сумела с годами подобрать нужные для него интонации, она этого не помнила. Но Толик уже даже не входил во все эти "почему", просто принимал её команды и решения, тем более в его коммерцию она старалась не лезть, а только семья, только его здоровье.

Несколько дней жена решала насколько Толику сможет помочь этот врач, насколько — наоборот, навредить. Поняв, что самой ей не одолеть этого вопроса, она отправилась консультироваться к специалистам. А что делать? Как ни крути, а проблема должна быть озвучена.

Пробиваясь сквозь море новой информации, она приняла факт проступающей шизофрении, открыв новую для себя реальность. Странными путями ей даже довелось встретиться с приятелем Сан Саныча — Юриком. Это было даже не удивительно, ведь мир так тесен, а уж мир провинциального областного центра тем более.

И она уже абсолютно не жалела, что почти два часа провела в коридоре офисного центра, слушая, как Сан Саныч "терапевтировал" её мужа, после чего они возвращались домой на почти двухсот- километровой скорости.

В чём же была мотивация этого крупного местного специалиста? Желание послушать очередную чужую трешевую историю? Страсть слушать травматичное воспоминание бьющегося со своими проблемами пациента? Или всё же присутствовало какое-то желание действительно помочь? В чём была мотивация этого лекаря? Как поставить своего пациента на внутренний процесс исцеления, или как довести до двухсот км в час по битой дороге…

Как ей — Веронике различать этих врачей, чтоб сохранить свою семью, дочек, мужа? Просто уже хотя бы физически их сохранить, закрывая своё гнездо голыми крыльями от разного рода стервятников.

К огромному сожалению Сан Саныча утром в день назначенного им следующего сеанса терапии ему пришло сообщение с неизвестного номера, о том что Толик не придёт. Выждав некоторое время он для верности перезвонил самому Толику, но в трубке раздался голос Вероники, которая сухо с немецкой вежливостью подтвердила Сан Санычу, что действительно пока их семья вынуждена отказывается от его услуг и, в случае изменения обстоятельств самостоятельно ему об этом сообщат.

Сан Саныч, сидя у себя в кабинетике вздохнул об ушедшем доходе, но потом подумал, что оно и к лучшему, гора с плеч и всё такое. Больше у него на сегодня клиентов всё равно не было, поэтому он заварил себе крепкий кофе и стал курить, сквозь задымленный воздух глядя на портрет своего любимого образца — Фрейда, человека, который открыл свой кабинет "дорого", абсолютно не имея никаких начальных знаний, но как-то справился.

А Толик в это время одев спортивный костюм занимался уточнением разметки сада, и копал ямки для купленных дорого элитных саженцев. На вечер — ещё гора работы: перестраивать фонтанчик и доводить до ума центральную альпийскую горку. Тут даже дня на три работы хватит, и это только начало. Он это давно запланировал, да всё как-то откладывал… А ведь сад — это его любимое хобби.

Вероника, занимаясь на кухне выпечкой, поглядывала в окно на мужа. Даже если кому-то кажется, что выхода нет, то пока мы живы — он есть. У них во дворе обязательно будет самый образцовый, самый райский сад.

Невесомость

=1=

Есть такие моменты между тем, когда проснешься и включишься в реальность, когда твоё сознание открыто для любого варианта. "Хлоп" и через холодную комнату ты несешься в тёплую постель к родителям в объятия к своей маме. Или "хлоп" и ты спохватываешься, что сегодня среда и значит у тебя в расписании нулевая пара и ты уже опаздываешь. Или… В общем все эти интерьеры в которых в разное время ты побывал в своей жизни. У кого что: муж, дети, общаги, работы, проблемы, больницы и утреннее эхо в их гулких коридорах…

А сейчас я включаюсь в полную пустоту, которая вовсе не то, что раньше, когда все разошлись по делам, а я после их ухода расставляю вещи, убираю на кухне погром спешного лёгкого завтрака и приступаю к другим своим домашним обязанностям. Теперь эта пустота навсегда, на утро, день, вечер и ночь. Все ушли, а я осталась. Рубашки в стирку больше не пахнут любимыми людьми.

Здравствуй, беспросветная пустота. И чем себя занять? Моделированием будущего пространства? Или воспоминаниями о прошлом с моделированием его несостоявшихся вариантов?

=2=

Полная, пожилая седая женщина наконец оторвалась от своего ноута, на котором смотрела ролики о политических новостях. Теперь она близоруко щурилась на угол монитора, где трезвонил вайбер: "Кто это? И в такое время… Со школы?"

Больше всего она ненавидела звонки со школы. Ещё ни разу оттуда не звонили чтобы она срочно зашла за грамотой за прекрасное воспитание своего наследника. Что на этот раз? Не зря Стас постоянно повторял: "Ты у меня такая тревожная!"

— Я тревожная? — всякий раз деланно удивлялась она. — Посмотри, что в мире творится. И я после этого ещё и тревожная.

— Это ещё и не всё пишут, — странно успокаивал её внук. — А ты не читай новостей, — напутствовал он её своей подростковой логикой.

— Интересное предложение, — обычно задумчиво отвечала она.

Вот и сейчас: вайбер непрерывно трезвонил, а она боялась отозваться.

В конце концов неизвестность тоже не лучшее из состояний, и она рывком нажала на "ответить":

— Да.

— Галина Павловна, — зазвучал как обычно тревожный, на подъёме интонации голос классной руководительницы. — Вы можете срочно прийти в школу? Стас случайно разбил бровь, и видимо придётся ехать в больницу зашивать.

Когда что-то касалось медицины тела бесценного внука, то пол под её ногами проседал моментально.

— Что? Что случилось?

Классуха почувствовала, что интонации надо бы сбавить, а то некому будет срочно прийти в школу, и она повторила резко помягчевшим голосом:

— Ничего страшного, но возможно придётся поехать в больницу зашивать.

Матерь Божья, пол поплыл дальше. Галина Павловна ещё никогда не ездила в больницу что-то зашивать! Вот она уже влетает в свою уличную одежду и на ходу что-то кричит в трубку.

В холле школы её уже встречает всегда строгая завуч, но сейчас она удивительно мармеладно ласковая. Сто процентов, что её предупредили: бабушка из буйных, но наверное это так и есть.

Стас сидел в медпункте печально и озабоченно прижимая ватку к брови, по щеке виднелся белесо- бурый подтёк. При виде бабушки подросток заметушился: какое же себе собрать выражение лица, он сейчас несчастный, смущенный или героический пофигист?

Обычно всегда недоступная как полу богиня завуч стала активно разговаривать с бабушкой Стаса как будто они старые приятельницы и всегда были на дружеской ноге. Ещё и вставшего при виде неё парня сочувственно обняла за плечи. Надо же. Бабушке всегда казалось, что эта завуч его крепко недолюбливает.

Галине Павловне убеждённо объяснили, что никакого криминала, "что вы, никакой драки". Просто Саша Богданов стоял и размахивал бутылкой минералки, а Стас случайно под неё подлез. Вот тот его нечаянно и саданул.

В голове у бабушки включился калейдоскоп фамилий одноклассников: Коробов, Андреев, Петрищев… Богданов! Стоп, они же кажется друзья.

— Они же кажется дружат, — эхом к её мыслям отзывается завуч.

— Кажется, да, — немного успокаивается бабушка. Хоть какое это имеет значение. Нет. Всё имеет значение. Значит это был не хейт, как она однажды внезапно придя в школу застала, когда рослый одноклассник просто играл в футбол портфелем внука, не скрываемые побои, а действительно неосторожность.

Заметив, что бабушка начала приходить в себя, приняв факт произошедшего, зауч вручила ей написанный на бумажке номер телефона и конверт, попутно объяснив, что мама их ученика уже ждёт Стасика в больнице, где хирург очень аккуратно зашьёт ему бровь. Осталось только вызвать такси, но школа и тут — вот, пожалуйста, даёт деньги на дорогу и оплату услуги хирурга. Действительно, не скорую же помощь вызывать.

— Вот в конверте, пожалуйста, — протянула завуч бабушке деньги, и попутно в порядке доверительной беседы рассказала, что хирург очень хороший, и лично ей — завучу он сделал пластику лица, без которой она просто пропадала. — Вот тут и тут, и тут он мне всё обрезал.

Галина Павловна задумчиво смотрела на пластику лица завуча, Тут же подозвали парня, чья мама в больнице уже якобы ждала Стаса. Это оказался высокого роста худючий старшеклассник, который гордо, как король подошёл к завучу и удостоверил её, что всё нормально, мама в курсе.

Бабушка взяла деньги, вызвала такси. Она уже действительно полностью включилась на волну происходящего, вернулась к адекватному ситуации состоянию.

В ожидании запаздывающего такси обняв внука за плечи, слушала как он со смешком говорил: "Надо же как я под него подлез". То есть мысль, что его друг размахивал бутылкой как мельница при виде Дон Кихота у Стаса не возникала. Завуч свою работу как глушитель конфликтов выполнила блестяще, не зря её так ценит руководство, если бы не личные связи директрисы, то она бы точно давно была бы тут директором, а так — только серый кардинал.

Галина Павловна в ожидании такси тискала в руке конверт и думала: "Надо же! Есть ситуации когда и школа раздаёт родителям деньги. Оказывается вот куда уходит часть их чёрной кассы на регулярные шторы и бесконечный ремонт".

Такси наконец подъехало и они с внуком отправились за медицинской помощью к ожидающей их неизвестной им родительнице на край города в недетскую больницу.

Это оказалась старшая медсестра из далеко не пластической, а обычной районной хирургии. Она отвела Стаса со всё ещё кровоточащей бровью к своему врачу. Деньги в конверте ушли туда же. Тут же заполнили и медицинский формуляр, в котором написали, что бровь сегодня зашивали самой Галине Павловне. "Чуден мир!" — совершенно не удивляясь думала бабушка, подписывая какие-то бумажки.

В ожидании внука сидя в коридоре Галина Павловна думала о месте этой медицинской работницы в схемах возможностей школьных руководителей. Сколько уже тут тихо зашили травм? Вот откуда королевская поступь её сына — хранитель секретов и даритель возможностей. На самом деле не лучший детский опыт выпал на плечи этому мальчику.

На обратном пути, опять в такси — не лезть же со свежей раной в переполненный микробными людьми автобус, разглядывая окраины города, внук объяснял как ему было не больно, а бабушка молча смотрела в окно.

Ещё один день их одинокой совместной с внуком жизни закончился относительно удачно.5

=3=

Когда ты совершенно одна в полузнакомом городе так сказать воспитываешь подростка, то хочется лишь сказать словами Ренаты Литвиновой: "Как страшно жить!" Это вам не грудничок, где помыл какашки, накормил, переодел, поигрался, переставил… Тут он абсолютно сам черти как моется, так что вся дверь в брызгах зубной пасты, и ванну самостоятельно принимает без использования мыльной воды… И замечательно самостоятельно питается судя по выпадающим из карманов обёрткам и чекам… И с одеждой всё не как у тодлеров: ни то что без него не посоветовавшись ему купить, а сам же себе и купит, а потом с категорическим "нет" не носит.

А уж про "поиграть", то лучше не развивать эту тему. Где и во что они там играют в полной мере останется истории не известно никогда. И на этом слава Богу, потому что это лучше, чем если оно в подробностях всплывёт из достоверных компетентных источников.

Радует только одно — наличие нити связи с родителями его друзей. Путём перекрестных опросов, тщательно маскируя свою версию, из обрывков информации складывается какая-то общая картина. Всё же подростки что-то да и говорят дома, до конспираторов им не хватает опыта логических построений.

Например, на вопрос бабушки: "Где вы гуляли?" Стас всегда отвечал: "По району ходили", а потом выяснялось, что город он знает уже лучше бабушки, а вываливающиеся из карманов чеки указывали, что пицца, хотдоги и шаурма им уже покупались в гадюшнях всех уголков города. То есть его представление о "по району" несколько шире, чем у бабушки, которая мерит масштабами "до ближайшего гастронома".

"Детей надо отпускать", — пыталась медитировать бабушка. "Их надо отпускать, иначе будет хуже", — продолжала она себя уговаривать. Так медитировать или уговаривать? Хто знает как назывались эти её самоупражнения. Но то, что удерживать и контролировать в принципе становилось невозможным, то уже было понятно как белый день. Эти функции просто самотключились. Поэтому или ты соглашаешься с реальностью, или она совершает свой ход насильствено, а это ещё больнее, можно и совсем чокнуться, хоть оно всё и так к этому идёт.

Есть только один просвет- время. Подросток должен успеть подрасти в целости и сохранности, а потом он сам осознает окружающий мир. Пока же вся надежда прости, Господи, на подростковую трусость и инстинкт самосохранения, которые у Стаса и его друзей есть. На это и уповаем.

Оглавление

Тропой нотариуса

Банкиры

Чего-то не хватает

Моряк

Невесомость