Альтернативность в историческом процессе и в истории культуры : Методические материалы к спецкурсу [Семен Аркадьевич Экштут] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Альтернативность в историческом процессе и в истории культуры Методические материалы к спецкурсу

Российская академия наук
Институт всеобщей истории РАН
Томский государственный университет
Для государственных вузов
Рецензенты — к. и. н. И. Ю. Николаева, к. и. н. М. С. Бобкова

Издание осуществлено в рамках проекта «Развитие образования в России»

Программа поддержки кафедр. Институт «Открытое общество» — Фонд Сороса.

Программа утверждена к печати Ученым Советом Томского государственного университета.

Тема 1. История и литература: «полоса отчуждения»?

«Полоса отчуждения», существующая ныне между историей и литературой, возникла не так уж давно. Лишь в середине 30‑х гг. XIX в. прервалась тесная до того момента связь между исторической прозой и художественной литературой. Одновременно изменился как характер читательской аудитории, так и ситуация на книжном рынке: романы стали покупать и читать охотнее, чем исторические сочинения. Это произошло в течение десяти лет, то есть при жизни одного поколения.

1. От первой главы «Евгения Онегина» к «Истории Пугачевского бунта»: изменение ситуации на книжном рынке в интервале между февралем 1825 года и декабрем 1834 года.

2. Публика требует от книг по истории занимательности романов — историки начинают ориентироваться на собратьев по цеху.

3. Метафора в большом времени истории: смена различных поэтических интонаций в течение нескольких веков.

4. Мастерство историка: не только логика, но и форма изложения результатов.

Тема 2. Битвы за храм Мнемозины: Историческая память и социально-ролевые функции историка

На глазах нашего поколения историк-профессионал утратил свое исключительное положение естественного монополиста, которое он занимал в обществе с незапамятных времен. Ранее он был практически единственным ретранслятором былого: принимая сигналы от прошлого, историк знакомил с ними настоящее и передавал их в будущее. Одни сигналы им усиливались, а другие — утрачивались или игнорировались. Именно историк решал, что подлежит занесению на страницы истории, а что — нет. Его творческая деятельность, воссоздавая прошлое на страницах книг и журналов, фактически заново творила минувшее. И никто не оспаривал у историка это суверенное право креативности.

I. Социальные роли историка и критерии их выделения.

«Судить или понимать?» Только такое абсолютное противопоставление позволяет зафиксировать наличие диаметрально противоположных и предельно допустимых социальных ролей историка, желающего оставаться в рамках научного сообщества. Минус такого подхода состоит в том, что он не учитывает как вольное или невольное совмещение этих ролей одним и тем же исследователем, так и всё то многообразие социальных ролей, которые реально играет историк и которые до конца еще не осмыслены. Не претендуя на исчерпывающую полноту, я попытаюсь их перечислить:

1) детектив, стремящийся раскрыть преступление или разгадать тайну;

2) суровый прокурор, требующий обвинительного приговора;

3) адвокат, настаивающий на оправдательном приговоре;

4) справедливый или, наоборот, пристрастный судья;

5) палач, ставящий клеймо раскаленным железом;

6) бесстрастный летописец;

7) наглый репортер, жаждущий любой сенсации;

8) жрец в храме Мнемозины, хранящий эталон исторической памяти.

Все эти роли обречен играть исследователь, притязающий на то, что он будет судить прошлое. Если же он намерен вести диалог с минувшим, то он при изложении результатов своих архивных и библиотечных штудий чаще всего берет на себя иные роли:

— вопрошающего собеседника, нередко умышленно провоцирующего былое на то, чтобы оно проговорилось;

— кукловода, из-за ширмы управляющего марионетками при помощи нитей своего повествования.

К сожалению, историку приходится играть и иные роли, исполнение которых, на мой взгляд, лишь компрометирует самого исполнителя и то сообщество, к которому он принадлежит. Это роли а) мародёра; б) льстеца; в) фальсификатора. От них следует отличать вполне пристойные роли пародиста и мистификатора. Однако следует помнить, что талантливое исполнение этих и некоторых других ролей фактически выводит исполнителя за границы науки и ставит историка вне рамок научного сообщества, приобщая его к сообществу беллетристов.

II. Страсти по мыльному пузырю: граф Толстой против эксминистра Норова и князя Вяземского. Писатель, историк и очевидцы: заочный диалог.

На глазах последних свидетелей ушедшей эпохи Толстой в романе «Война и мир» сотворил всем реальностям реальность, которая превзошла всё: не только многотомные сочинения историков и старческое брюзжание ветеранов, но и самое былое. Гений автора преобразовал прошлое: сгустил одно, растворил без остатка другое. Творческий труд писателя вызвал к жизни и способствовал развитию