Ведьмины сказки [Любовь Дмитриевна Бурнашева] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Любовь Бурнашева Ведьмины сказки

Клятва верности

Птицей стала я с черными перьями,

Не смотри на меня, уходя,

Обернуться не вздумай, поверь мне,

Там не я. Там не прежняя я.

Я влюбленной была,

Не мстительной,

Зло и гнев не терзали души,

Ты же был волевой, решительный,

Страстью рвал меня изнутри.

Обвенчала любовь нас вЕтрами,

В чистом поле, смеялась луна,

Отдала душу в клятве верности,

Ты же выпил её до дна.

Полночь нас обвенчала небом,

На коленях в клятве стоял,

Обменял на краюшку хлеба,

Ты меня.

Сам смеясь её птицам отдал.

Я вернулась из плена. Из ада,

Тела нет, даже нет могилы,

Обернись, посмотри проклятый!

Я ещё не совсем остыла.

Что ж ты замер, от ужаса корчась,

Я не нравлюсь тебе невестой?

На лицо смерть оскал наложила,

Укрывая фатой чёрной бездны.

Я не нравлюсь тебе такая?

Сквозь меня просочились тени,

Это черти к тебе руки тянут,

Чтоб поставить тебя на колени.

Темнота станет чёрной как сажа,

Захлебнешься в безмолвие в крике,

И душа застынет от страха,

Что дрожишь ты как лист осины?

Я молилась и милость просила,

Но сказал бог: — «Решать самой,

Вы друг другу клялись — до могилы,

Я могу тебе дать лишь покой.»

Но покой не спасает от гнева,

И не может уменьшить боли,

Ты же был мой любимый, первым,

Почему ты мне сделал больно?

Был весь мир у ног, стал болотом.

И любовь стала вязкой трясиной,

Что мне делать с тобой, любимый?

Я пока еще не решила.

Мне луна на ладонь монеты,

Из серебряных слёз сложила,

Черти тоже дают обеты,

На распятье потащат силой.

Но горька мне победы сладость,

Стань же ты той краюшкой хлеба,

Птицам хлеб, он всегда им в радость,

Пусть клюют тела хлеб. Вечно.


Пересмешник

Ночь-пророчица напророчила,

Камни-звёзды кидала по небу,

Купол-чашу переворачивая,

Предлагала самим выбрать жребий.

Ночь безбрежная носит бережно,

В час неведомой свет любви,

С четырех сторон суеверие,

Четырех стихий сдержат ли.

Верной вестницей, волей-стервою,

Вербой-тальником пролегла,

Простынь-зарослей, на семи ветрах,

Прорастают судьбы слова.

Лес весенний залился пением,

Плетёт солнце в ветвях узор,

В каждой птице своё видение,

В каждой песне своя любовь.

Тенью мечется птица серая,

Голос свой растеряла во мгле,

Приказала Ночь Пересмешнику,

Искупить свой грех на земле.

Даль прозрачная и бездонная,

Птицы трелью встречают зарю,

Пересмешник в себя влюбленный,

Повторяет за всеми «Люблю.»

Черной тенью, как пеплом-сажею,

Над ним небо крылами закрыв,

Села птица на ветви странная,

Громко каркнула — мир затих.

Повторить Пересмешник пытался,

Песню птицы, как смерти слова,

Открыл клюв, задрожал-испугался,

Любовь в сердце огонь зажгла.

Даль безбрежная васильком во ржи,

Небо, солнце, поля, облака,

Но не видят глаза Пересмешника,

По глазам чернота легла.

Волей-ведьмою, болью-стервою,

Прорастали судьбы слова,

Наказала Ночь Пересмешника,

В каждой песне Любовь — своя.


А я пришла со снегом

Ты думал прилечу опять я на метле и с вороньем,

Обрушусь яростно, жестоко ураганом утром ранним,

Закрою темнотой глаза и дом сожгу огнём,

Ты смерти лютой за спиной почувствовал дыханье?

Но я пришла со снегом. Ты меня не ждал?

В великой мягкой тишине под снежным небом нежно,

Я в слабости своей сильна, ты этого не знал,

Нет от любви лекарства, есть яд, петля на шее.


За тусклой лампой нам танцует вечер вальс теней,

И медленно свеча стекает воском молчаливо,

Так почему твои черты лица все холодней, мертвей,

А призрак фонаря за пеленой скрипит плаксиво?

Боишься ты стоять, бежать, дышать…дышать,

В остатке только тишина, а где же обещанья?

Ты думаешь сбежать вниз в ад. Ты думаешь там ад?

Ты ошибаешься, ад здесь на ложе из воспоминаний!


Зачем искать глазами в снежной пелене черты лица,

Утонем мы в снегу как в теплых простынях, вжимая тело,

Не беспокойся, что я холодней стекла, острей ножа,

Вдохни мой запах, ощути губами. Сегодня ты не смелый?

Мелькают злостью по твоим глазам то страх, то страсть,

А сердце камнем обернулось, с гулом в рёбрах бьётся,

Пытаясь воскресить в себе любовь с безумием борясь,

По телу твоему ползет восторженная дрожь и холод.


Тянулся бесконечный вечер страстным, страшным сном,

Растравленное жаждой ласки тело в неуёмной дрожи,

Предательским от страха и желания сильней горит огнём,

С мольбой летят слова любви на снежном, смертном ложе.


Моя душа теперь светла, легка, нежна как снег, алмаз,

Вплетаю тонкими руками я иней грусти нитями по венам,

Узоры кружевом запястьями плету, огонь гашу в глазах,

В душе истертых букв прощения ищу, а нахожу обманы.


Снежинками часы к рассвету по дороге белой заскользят,

Блуждающие тучи миражами сумрачного дня меня закроют,

Холст белоснежный припорошит снега мягкий, лёгкий аромат,

Пришла со снегом я, и на снегу оставлю многоточье кровью.


На распутье

Очертанье в сумраке тает,

Тихо полночь идет к рассвету,

Луч Луны силуэт обнимает,

На распутье из трёх черных бед.

На губах замирает выдох,

Рвётся птицей в силке сердце,

Тело болью любви залито,

Заклинаньем пришита смерть.


Просит милостыню у кого-то:

— «Ты подай мою душу, любую,

Пусть разорвана, пусть распята.»

Даже тень на коленях в мольбе.

Травы шелком, земля застелена,

Ночь косынку расшила бисером,

Звезд узоры по небу рассеяны,

Лунный крест распят на земле.


Нити влажные ранних туманов,

Закружили обманным светом,

Руки в тьму до плеч погружая:

— «Не отдам тебе тень оберег.

Я просила убрать соперницу,

Ту, которую любит он больше,

И отдать её бабке-смерти,

Не торгуясь платила вдвойне.

Я просила дать лук и стрелы,

Указать в зеркалах направленье,

Уничтожить моих соперниц,

Почему же все стрелы во мне?»


В зеркалах отраженье разорвано,

И тоска росой, травы холодом,

Голос снизу: — «Желанье исполнено,

Как просила, исполнил вполне.»

Облетает печаль забвением,

Шорох леса и тени страшные,

Время тая, мелькает виденьями,

Ночь сегодня длинней чем день.


Жизнь, любовь на весы сложила,

Кто-то скалит зубы сквозь ветви,

Тень губами луну схватила,

Только всё перевесила смерть.

Луч Луны силуэт обнимает,

Ночь в косынку сложила созвездья,

На распутье туман тихо тает,

Только тень на коленях в мольбе.


Не привыкай

Не все мной выпиты дожди,

Стекавшие по крышам вниз,

Чем затушить пожар в груди,

Душевных ран песок залить?

Условность пятничного дня,

Заполнить сворой-мыслей сон,

Опять по рёбрам крыш скользя,

Поём мы с ветром в унисон.

Внутри сухой песок глотком,

Заполнил душу как стакан,

Ты мне вчера шепнул тайком:

«Не привыкай к моим губам.

К моим глазам не привыкай,

Утонешь в необъятной тьме,

К моим рукам не привыкай,

Замерзнешь в холоде, в зиме.

Не сможешь привязать к себе,

Ловя ладонью лунный блеск,

Ты цепью, сетью крылья мне,

Не сможешь оторвать совсем.

Впитаешь боль разлук, печаль,

И будешь призывать в мольбе,

Не привыкай к моим речам,

Безмолвны речи в пустоте.

Не привыкай к моей любви.»

Горячим шепотом песок,

Пустыни выжженной земли,

По телу змеями прополз.

Не все мной выпиты дожди,

Стекавшие по ребрам крыш,

Пустыня выжженной души,

Хранит в песках горячих ложь.


Ворожея-ночь

Крылья ворона, в небо соколом,

Надо мной Ворожея-ночь,

Расплескала бездну глубокую,

Обещала в беде помочь.

Ночь-полночница, Полуношница,

Выдыхай из себя грозу,

Я под нею любви заложница,

По осколкам босая пройду.

Замер свет над полоской морока,

Проникая сквозь тучи в щель,

Почему же любовь хуже ворога,

Бьёт стрелою мне в сердце-мишень.

Ветер к звёздам лисою ластиться,

По приказу менять их спешит,

Ворожея-ночь полновластная,

Для меня новый путь ворожит.

Вечность временем окольцована,

Сквозь пространство в размеренный круг,

В бесконечность любовь закована,

Всё пройдет как истоки найду.

Ночь-полночница, Полуношница,

Обещала в беде помочь,

Но оставив в любви заложницей,

На рассвете растаяла прочь.


Я ворожила

Я ворожила в зеркалах оконных стекол,

Бродя по улицам пустынных городов,

В чужие окна отражался свет звезды далекой,

Неуловимо я ловила её тихий странный зов.

Я шла на зов звезды по улицам пустынным,

Чужие серые дома отсчитывали шагов счёт,

Встречали города меня дыханием холодным,

Но прячась от сомнений, упорно шла вперед,

А безнадежные огни окон во тьме мерцают,

Чем ярче свет, тем тише слышен звезды зов,

Брожу по улицам, случайные прохожие встречая,

Не смотрят мне в глаза, вниз голову склонив.

Я ворожила по ночным оконным стеклам,

Но луч звезды с окон разбился об асфальт,

Исчезла ночь, по стеклам солнце ночь растерло,

Как жаль, что ворожба моя исчезла на любовь.

Я ворожила по глазам чужим и безразличным,

Но недоступная звезда разрушила мои мечты,

Глаза как зеркала души, в них ворожба не прочна,

Я вновь пошла вперёд. На зов другой звезды.


Мираж

Яркий свет лучами в холоде зеркал,

Бабочкой летела, правды не искала,

Плакала, смеялась, на свою беду,

Знала, кто палач, все равно иду.

Размывает дождь на пыли следы,

Притворившись ночь прячется вдали,

Я иду раздетой за тобой, босой,

На земле стою лишь одной ногой.


Рассыпала бисер вдоль дорог из слез,

За тобой стояла, только тень насквозь,

Бесконечность линий привела назад,

Память до апатии выжег правды яд.

Ты меня оставил в толщине веков,

Течет в венах лава, пламя, а не кровь,

Суетится ветер у остывших звезд,

Завернул он небо в простыню из снов.


В зеркалах улыбкой миража оскал,

Много раз меня ты к жизни возвращал,

Душу ситом сеял, все любовь искал,

Сам же все развеял холодом зеркал.

В горле запах жизни вечностью течет,

Сколько раз вдыхала — потеряла счет,

Твоих пальцев в коже, трещины — следы,

Сердце обесточено, раны глубоки.


Разлетелись голуби с куполов церквей,

ВоронЫ рассыпались пеплом на кладбИще,

Сотни раз подряд умирать, поверь,

Не легко, воскресать назад проще.


Меня сожгли на площади

Народ. Вороны каркая кружат над головами,

К столбу привязанное тело, обложено дровами,

Костер. Огонь сжирающий простые мощи,

Я ведьма и меня сожгли на площади.

Запомнила я голоса и смех доносчиков,

В глаза взглянула каждому на площади,

Смеясь в лицо своим святым мучителям,

Прошла безжалостные пытки инквизиции.

В глазах у многих страх. Боятся моей мести,

Проклятье легко могу я вслух произнести,

Но месть оставлю на потом. Уже парящая,

Душа готовая уйти. Тело — в пожарище.

Но почему палач мой медлит? Изумленный,

Глядит влюбленно он в глаза мои зеленые,

Приворожила ненароком я его к себе,

— «Ты жди, — Шепчу, — Я на века в твоей судьбе.

Найду тебя. Вернусь к тебе через столетья.

Не бойся, подожги. Я ведьма, я бессмертна.»

Душа летела тенью хохоча под небесами,

Оставив тело бренное огню на растерзанье.

Уже не больно от вывернутых рук и рёбер

На изнанку, от сломанных на части бёдер,

За грех свой, колдовство вернусь я в бездну,

Вот накажу всех и тогда навек исчезну.

День улетел на крыльях света. Ночь упала,

Я за свободу выпью из кровавого бокала,

Но низкий голос из земли грохочет громом:

— «Пора, иди, раздай долги своим знакомым, -

Смеется жутким смехом, — Час настал расплаты

Мне для огня их души принеси проклятые.»


Взглянула каждому в глаза доносчику,

Которые смеялись у костра на площади,

Их души ниткой вытянула, из глаз достала,

Все нитки душ в один клубок смотала.

И бросила в костер, горящий в бездне,

Для Дьявола их крики боли — это песня.

С лица земли смела я ураганом поселение,

Жестокой смертью погубила население.

А где палач? Хоронит прах мой плача,

Иду к нему. Уже зарёй рассвет играет,

Из трав степных сплела себе я платье,

На рыжих волосах одет венок заклятий,

— «Мой друг, что сделал, вижу сожалеешь,

Пойдешь со мной. Смотри заря уже алеет.

Пусть тело твоё с моим прахом тлеет,

Душа со мной на век уходит в бездну,

В костре со всеми ты, палач, исчезнешь,

Награда или месть. Будь проклят ты,

За то, что сжег меня в костре на площади.»


Я стану ведьмой

Я выпита до дна, до самой тени.

Мне силы вновь подняться не найти,

Я помню только наших тел сплетенье,

Слова небрежно — «Мне пора идти.»


В грязи, лежу израненною птицей,

Ползу, вослед, крыло одно подняв,

Добить, не захотел ты возвратиться,

Теперь узнаешь, что такое страх.


От боли и обиды стану ведьмой,

Ветра, дожди пошлю тебе во след!

Дороги все твои покрою пеплом,

Огнём земля вокруг будет гореть!


В глаза твои взгляну со смехом диким,

И ниткой вытяну я жизнь твою,

Взлетит душа в смертельном страшном крике,

К чертям и бесам в ад её швырну!


Я выпита до дна, до самой тени.

Окрасит волосы мне осень в рыжий цвет.

У ангела я вымолю прощенье,

Тебе прощения у бога- нет.


Нас венчала полынь

Полупьяной луны зрачок,

Смотрит с неба слегка качаясь,

Ты сегодня мой друг одинок?

Вот и я. На мне снег не тает.

Сколько ж времени ты не спал,

Все боялся увидеть во сне,

В глубине холодных зеркал,

Проскользнет моё отраженье.

Упираясь мне в грудь крестом,

Ты кричишь, что я беса дочь,

Окропляешь святой водой,

Насыпаешь соль на порог.

По остывшим следам пришла,

Мокрый снег за моим плечом,

Реки в венах замерзли до дна,

Отогрей меня тела теплом.

Из полыни сухой, ковыля.

Заплетала увядший венок,

Ты же звал меня, я пришла,

Ведьма, бесова, чертова дочь.

Кудри космами до земли,

Серебриться сквозь тело снег,

Я пришла к тебе до зари,

Утешать и ласкать во сне.

Будет сладостно и легко,

Будет жар и хмель до утра,

Будет терпкой наша любовь,

Как степной полынный отвар.

По углам зря поклоны бил,

Рассыпал соль на порог,

Нас венчала с тобой полынь,

И ковыль от беды берег.


Полупьяной зрачок луны.

Отразит серебро зеркал,

Колокольчик звенит вдали,

Зря ты ведьму к себе позвал.


Ночь исполнения желаний

Сегодня ночь загадывать желанье.

Под вой метели под февральским небом,

Такая ночь бывает раз в столетье,

Когда путь времени замерзнет на планете.


Бесцветною тоской потухнет небо,

Ночь спрячется во многоликом мраке,

Пройди тропой безвременьЯ по снегу,

Дорогой беспросветной из проклятий.

А ветер будет рвать, метать на части,

Февральской стужей заполняя вены,

Поземка заметет что было в одночасье,

На плечи опускаясь мертвым небом.

Туман глотками яда пожирает тело,

Вытравливая выжимает свет надежды,

Распятый белый ангел падает на землю,

Добро со злом мешая, плачет безутешно.

Величественно крылья расправляя,

Взлетает черный ангел в поднебесье,

Разверзнется земля и небо отворяясь,

Соединяет ад и рай в одно из равновесий.

Закружиться по небу черный ангел,

Расправив крылья вверх взлетает белый,

На миг сплетутся перья крыльев в танце,

Загадывать желанье наступает время.

В безмолвии смотри и слушай вечность,

Сплетясь в объятьях крылья стали пылью,

Сверкнув лучом открыли бесконечность,

Вернулись на круги своя и стали былью.


Продолжит согреваясь путь планета,

По воспаленному рассвету всходит солнце,

Одно и тоже я загадываю раз в столетье,

Прожить сто лет красивой, молодой. Исполнено.


Запрет на весну

Знаешь, я на эту весну наложу запрет,

Чтобы солнце лёд сердца не плавило,

Песней грусти скорбящей ветер поет,

Укрывает метель снежным саваном.


В даль опять белой птицей летит зима,

Нежность в сердце покрылась пеплом,

Да и боль не беда — это просто судьба.

Ткнула в душу мазком краски белой.


На снегу февраля уголек от любви,

Зашипит и исчезнет капелью залитый,

Я вернусь в тишину, в пелену зимы,

Колдовать на запрет в ледяные степи.


Я поставлю табу на приход весны.

И под холодом неба дождусь метели,

Время тихо замрет и покажет нули,

Солнце вмерзнет во льды от капели.


Дух леса

Читаю тающий в созвездьях знак,

Густеет ночь, луна багровой раной,

По сонным травам, словно вурдалак,

Блуждает ветер, их качая пьяно.

Закутавшись украденной зарей,

Задумчивый туман плету сетями,

А ветер гонит в небе звёздный рой,

Их искрами разжёг костра он пламя.

Леса бессонные желтеющей листвой,

Шумят неуловимой ржавой сенью,

Из леса вышел дух, покрытый тьмой,

И сразу луч луны избрал его мишенью.

Покоя нет ему десятки, сотни лет,

Он за молвой бредёт как прокаженный,

Сорвал луну, забросил в сухоцвет,

И у костра присел, изнеможённый.

Вздыхая тяжко, чертит пальцем знак,

Плетёт огнём слова, окутывая дымом,

Когда-то в древности один ведьмак,

Обманом заманил, украл любимую.

И на него колдун заклятье наложил,

Окутал темнотой и сделал духом леса,

Заставил жить его в глуши лесной,

Боясь людей, луны и солнечного света.

Скрывает облик духа вязкий мрак,

И шепот тих, пока его не свяжешь,

В узлы из рассеченных слов и фраз,

Они искрой мелькая оседают сажей.

— «Я ждал тебя, ведунья, сотни лет,

Пророчество написано на камне -

Магический костер зажжется от небес,

И путь своим огнём к тебе укажет.

Ты помоги вернуть мне облик мой,

Вновь человеком стать, сними заклятье,

Любимую найти, с ней обрести покой,

И колдуну вернуть его проклятье.

Мне силу дал магический костёр,

Я чувствую, как сердце моё бьётся,

Любовь жива, в груди спала с тех пор,

Сейчас проснулась, птицей в небо рвётся.

Скажи, ведунья, тайны мне открой,

Всё сделаю чтоб выйти мне из мрака,

Устал я жить в лесу, во тьме сырой,

И прятаться в чащобах и оврагах.»


На вздохе замер ветер за спиною,

Зола на пальцах — белый дым виденья,

Лилейный стебель заплету в венок,

Из трав сварю я колдовское зелье.

Лаванды дикий сок на острие ножа,

Дурман лиловый в молоке вскипает,

Поёт осанну ночь, туманами дрожа,

Магический огонь все тайны открывает.

— «Там за границей призрачной страны,

Где бродят души тенью на рассвете,

Мерцает свет от утренней звезды,

Ты видишь? Как чеканною монетой.

Смиренным странником за ней иди,

За светом, одиночество вдыхая,

Пусть много бед и страха впереди,

Ты можешь одолеть отвар мой принимая.

Просторы вод, туманности равнин,

И молний свет — горячее дыханье,

Отары звёзд, дрожащие в ночи,

Не бойся их, иди на чистое её сиянье.

Судьбою странной ты закован в лёд,

Любимую найдёшь, ведь ты безгрешен,

Она звездою стала, но верна и ждёт,

Дотронься до неё и будет всё как прежде.»

Я гребень из волос — к его ногам,

Луну из трав, та бабочкой взлетела,

Плывущие по небу пылают жарко облака,

Магический огонь поднялся до предела.

Осколки от слепой зари роняет ночь,

Скользят по кругу звезды, падая росою,

Дух леса ветром отогнав туманы прочь,

Вслед за любимою идет, за утренней звездою.


Но кто же вы?

Меня опять назвали ведьмой и богохульницей притом,

Словами-жалом в душу тычут, те кто в религию влюблен,

А Бог учил вас милосердью, любить других и всё прощать,

Зачем же вы плюётесь серой, пытаясь в рамки загонять?

Мне пишут, что я слишком смело пишу о ведьмах и чертях,

Слюною брызжут то и дело, я улыбаюсь: — «Здравствуй, брат,»

На все нападки и придирки, я вам пишу: — «Как вы правы,»

Я всех люблю и всех прощаю, пусть ведьма я. Но кто же вы?


Твой сон

Где ты? Где ты? Где ты? -

Ты кричишь на всю планету -

Я ищу тебя по свету, может спряталась,

На небе среди звезд?

Нет тебя в цветах и травах,

Нет в полях, в лесных дубравах,

Нет в реке, нет на болотах,

Мне ведьмак сказал.

Может в грозах заблудилась?

Может в бездну провалилась?

Может с ангелом гуляешь,

Там по облакам?

Ведьмы головой качали,

А русалки посмеялись,

Что метлу твою сломали,

Я её забрал.

Сердце бешеное бьется,

Птицею из клетки рвется,

Ты пришла, прижмись, послушай.

Я тебя искал.

Сон мне, милая, приснился,

Ты летала словно птица,

Я проснулся, испугался,

Рядом нет тебя.

Я звонил, не дозвонился,

Телефон твой разрядился?

Ты ушла, не посмотрела

На его экран?

— Я гуляла в парке, милый,

Я там голубей кормила, -

На плечо звезда прилипла,

Тайно убрала.


Помощница

Птица-Сирин стонет, воет за окном,

Крылья распустила.

Что ты мечешься? Давай, иди! Потом!

Нет во мне всей силы.


Я устала по полям чертей гонять,

Ступа раскалилась.

По чащобам, дебрям Упыря искать,

В звездах заблудилась.


Из могилы Вурдалак махал рукой,

Бесы в круг плясали.

А русалки в лунном свете за рекой,

Мне метлу сломали.


На горе плясать вокруг костра,

Зазывали ведьмы.

Свой везде порядок навела

Я за всех в ответе.


Птица-Сирин песню жуткую поет.

Песня чьей печали?

Это Дьявол мне опять приветы шлет

Из подземной дали.


Души мне опять идти казнить?

За грехи земные.

Как людей на благо вразумить?

Господи, спаси их.


Сердце ведьмы

Сегодня всё не так, всё перепутала,

Зачем-то вышла утром на распутье я,

Забыла заговоры, все свои заклятия,

И зелье я не то сложила в карман платья.


Зачем же утром вышла на распутье я?

Сказали звёзды: — Ты взгляни на путника,

Они шептали мне, что он судьба моя,

Сегодня встретиться я с ним обязана.


Забыла заговоры я, все свои заклятия,

Как только заглянула путнику в глаза его,

Земное в сердце заползло проклятие,

Любовь устроила своё там торжество.


И собирала я не те для зелья травы,

Они любовь мою к нему, увы, прибавили,

Приворожили на века его ко мне,

Соединили наши судьбы на земле.


Сегодня всё не так, всё перепутала,

И колдовская жизнь моя распуталась,

Ты сердце ведьмы растопил в своем огне,

Лишь прошептав слова любви наедине.


Мой бубен — луна

Мой бубен — луна,

Я танцую одна,

Костром пылая в ночи.

Кричат звёзды — пой,

Вдалеке волка вой,

С ним песню поём от тоски.


Ворожу на любовь,

Закипает кровь,

Сжигая сердце внутри.

Воздух волной,

От танца с луной,

Качает ковыль в степи.


В жертву костру,

Любовь принесу,

Не останется даже искры.

Ветер мой пой,

Пепел волной,

Остатки любви разнеси.


Удары сильней,

Кружусь я быстрей,

Душа в небесах кричит.

Мой бубен — луна,

Я танцую одна,

Погас мой костер в ночи.


Босиком по земле

Босиком по холодной земле,

Горсть секунд разбросала как камни,

Тьмой пресытившись, злобный бес,

Рисовал мою душу маркером.

Соскользнул лунный скальпель лучом,

Разрезая на коже созвездья,

Ребра неба раздвинув рукой,

Потянул за собой к черной бездне.

Все шептал как тени в ночи,

«Ближе к бездне, подальше от солнца,»

Силуэт обтекал воск свечи,

Воздух внутрь втекал холодный.

Умирает день над землёй,

Истекая, капает кровью,

Бинтовал тьмой бес горизонт,

Сыпал звездами небо как солью.

Сердца стук амплитуды считал,

Исковеркал слова латыни,

Душу маркером рисовал,

Шифровал, ждал пока остынет.

Кровоточащих ран облака,

Над безликой бездной рассветом,

Разорвав бинты, тьма ушла,

По дуге в купол неба — светом.

Солнца скальпель скользит лучом,

Рассекая прохладу ночи,

Смахнул бес рисунок хвостом,

И исчез в мраке бездны молча.

Босиком по холодной земле,

Раскидав горсть секунд как камни.

Шла по небу как будто во сне,

На душе рисовала свет маркером.


Прыгай и улетай

Сглотнул торопливо вечер этот бредовый день,

Солнце скривило на окнах луч и исчезло совсем,

Торчат из пустынных строек кости бетонных свай,

В ночь, в неизвестность сверху, прыгай и улетай.

Жизнь истребителем вьётся — штопор или пике,

Без перспективы прорваться, фигу сжимая в руке,

Всё до банальности просто, виски плесни в стакан,

Пялиться тупо глазницами в зеркале тварь-тоска.

Лыко уже не вяжется, утро сглотнуло ночь,

Струйками факт реальности снова вползает в мозг.

Вам никогда не казалось, что в зеркалах — не то?

Надо взглянуть поглубже, вдруг разгадаешь код.

Солнце скривило по окнам в полдень свои лучи,

А вот и вторая бутылка. Виски в стакан плесни,

По пустырям маняще стройки бетонных свай,

Вверх самолетом бумажным, прыгай и улетай.


В лохмотьях кожи

В лохмотьях кожи,

Я грела душу,

Идя по спинам,

Горбатых улиц,

Народ потоком,

Глазами щурясь,

А я вовнутрь себя,

Зажмурясь.

Я прячу душу,

От тёмных окон,

Глазами тюлей,

Косящих боком,

Крошу я капли,

Дождя ногами,

Пролитых небом,

Или слезами.

Я грела душу,

В лохмотьях кожи,

Но все наружу,

Неосторожно.

Душа горела,

Был жар несносен,

И суицидом,

Была мне осень.


Ночь моего рождения

Бурятская степь.

Затерялась в глуши деревня,

Дом. С запахом хлеба русская печь,

Июньская ночь, и час ночи первый,

Ангелы в доме,

На улице черти снуют.

Звонко взлетел крик младенца над степью,

Мир возвестил: — «Я родилась.»

Ангелы крылья сложили,

В молитвенном жесте,

Головы черти склонили хитро смеясь.

Третья дочь и пятый в семье ребенок,

Звёзды сверкнули судьбою на небесах,

Черти раскинули карты, дрожа в агонии,

В красных глазах замелькал,

Неподдельный страх.

Скрипку настроил сверчок за печкой,

Свечку зажгла луна над крыльцом,

Мама поёт тихо над колыбелькой,

Замер весь мир,

А в доме от печки тепло.

Взмыло над степью неторопливое время,

Жаркое лето жаворонком поёт,

Травы степные качает волной,

Быстрый ветер,

Другом он стал,

И рассказывал мне обо всем,

Косы мне плел, ромашки в них заплетая,

Песни бурятские пел, за собою маня,

Тайну раскрыл, что я немного другая,

Мир показал,

Где — ангелы, черти — друзья.

Сказки рассказывала на ночь,

Маримьяна кикимора,

В коровнике прячась от света,

И от людских глаз,

За печкой мне домовой на блюдце показывал,

Что происходит на белом свете сейчас.

Время летело, и сказка вдруг стала явью,

Ангелы светом зовут,

Черти дары к ногам,

Путь проложили по грани рассвета тайной,

Сделай с тропы лишь шаг -

Только выбор мой.

Так и иду по жизни прямой дорогой,

Помощь прошу у тех и других,

Когда, как.

Мне для себя ведь нужно совсем немного,

Счастья, любви и здоровья,

А для родных — всех благ.


Её пусть судят

Душа нетленна,

Меня — не будет,

Отдам грехи ей,

Её пусть судят,

Душа сквозь вечность,

Ступает тропкой,

И светит Млечный,

Звездою робко.

Душа пробралась,

К воротам рая,

Замки глухие,

Да цепь тугая.

Сорву оковы,

Грехов я ношу,

Под тьмы покровы,

К воротам брошу.

Душа нетленна,

Меня не будет,

Осудят душу,

Бессмертья судьи.


Брошь

Чернильная гладь зеркал,

Хранит холодный оскал,

Невинная я в твой дом,

Пришла за любви вином.

Душа, прошу, не молчи,

Но дно и ржавеют ключи,

От вод в полумраке осеннем,

В парах ядовитых сомнений,

Оставив в душе отпечаток.

По памяти шла дощатой.

Тут пепел хранится с мостов,

Там, где бродила любовь,

В тяжелых веригах от мыслей,

Душа, ну полно, не кисни.

Как брошь с изнанки души,

Любовь приколи и дыши.


Черный снег

Разломала, сломала, разбила,

Облик заново восстановила,

Но не та получилась картина,

Собрала весь свой хлам воедино.

Как перила у лестниц стёрты,

Мысли, мысли, наперекор бы,

Но напрасно, любовь — крылата,

Прилетит и с жарой снегопада.

Ты хоть сердцем об стену бейся,

Никогда на любовь не надейся,

С запредельной тоской неземною,

Создавала себя всем назло я.

Свои губы меняла на счастье,

Свои руки на жесты причастья,

Разменяла, украла, так надо,

Разметала лжи стены-преграды.

Для того чтоб с тобою быть тленом,

Чтобы встать пред тобой на колени,

И любовь на крестах распиная,

Чтоб с тобою из ада, из рая.

Разрывала, сгребая дней сладость,

Черных снов черный снег — радость,

Черной плахой на сердце ляжет,

Твоих рук неусыпная стража.


Моё имя

Платье тела в рваньё и обноски,

Перед смертью жажда — дышать,

Нагло имя моё, грубо, жестко,

Смерть швырнула к себе на кровать.

Как прекрасны смертельные ласки.

Заводящие в ложный тупик,

Смерть нависла в кровавой маске,

Переводит латынью мой крик.

Вожделенье, ведь это не жалость,

Столько дней этой страстью болеть,

Думаешь я тебя испугалась?

Ты желала меня? Давай смерть.

Кто б подумал, что смерть хотела.

Так мечтала меня ласкать,

Что нахально порвав платье тела,

Моё имя просила дышать.


Не любит твой бог меня

К земле по приказу припав,

Мордами псы прижались,

Обрубки хвостов дрожа,

Виляли, за мною мчались.

Твой бог не любит меня,

Добавил в следы мне сажу,

Закутал в гнилые меха,

Отправил за мною стражу,

Небесная магистраль,

С прибрежною полосой,

Звенит тонкой сталью даль,

И окрики сзади: — «Стой!»

У вас уже всё решено,

Где место костра для казни,

И проповедь будет басней,

Твой бог тебе подал вино: -

«Спасибо за жертву, проказник.»

Вырвут из сердца спесь,

Привяжут к столбу как к мачте,

За колдовство накажут,

За то, что такая я есть,

За то, что тебе я нравлюсь.

Вся ересь лишь жалкий бред,

Погряз мой образ в раздорах,

На шею повесили «молох,»

Я ведьма, а значит вред,

Так поджигай свой порох.

Прощальный взгляд на луну,

В душу скребётся ночь,

Я отправляюсь прочь,

Вот только я не пойму,

Не любит меня твой бог,

Почему я его люблю?


Загадка

Подойти ко мне ближе, не бойся,

Буду я с тобой нежной и сладкой,

Страх откинь, улыбнись, успокойся,

Разгадаешь меня? Я загадка.

В мою душу вглядись через плечи,

Как читают урывками письма,

Подсмотри кто в ней тайной отмечен,

Каждый слог там строкою прописан.

Ты ко мне прикоснись ладонью,

Коброй, в стойке змеи позвоночник,

Яд втекает в тебя любовью,

Он опасен в страстях полуночных.

Стоит мне только шторы задёрнуть,

Как появиться лик мой нечёткий.

Повторяя за ночью походку,

По ресницам летит сон покорно.

Как любовь, недосказанность боли,

Сладкий яд, он мучительно вязкий,

К твоим снам разгадала пароли,

Конец будет плохой в нашей сказке.


Желание

В меру святости,

В меру грешности,

Околдую тебя этим вечером,

Заманю в свои тихие омуты,

Поцелуем чуть губы затрону я.

Окружу тебя своей нежностью,

Напою водой приворотною,

И на сердце оставлю отметину,

Всё позволю тебе испробовать.

Проведу тебя по степям, лесам,

Будет ночь любви сумасшедшая,

Пусть отмерит она по своим часам,

Сколько нам любви дано вечностью.

Луна патокой растеклась с небес,

Перестав мерцать,

Звёзды спрятались,

Увела тебя в свой волшебный лея,

Отдалась тебе без остатка я.

Обниму тебя на прощание,

Провожу в дальний путь,

Дороженьку,

Отгадаю твои три желания,

Загадай ещё — невозможное,

Лишь заветное расколдуется,

Нам для счастья так много надо ли,

Разгадала я, оно сбудется,

Видишь, звёздочки с неба западали.


Туман над озером

Омут озёрный,

Растут золотистые лилии,

Ветер не смеет тревожить,

Зеркальную гладь,

На берегу сладкий дурман,

Он цветёт в изобилии,

Гаснет в закате

Багряного солнца наряд.


К соснам туман подобрался,

Запахло полынью,

В небе шаман круглолицый,

Примерил шкуры из туч,

Резко он в бубен ударил,

Размашистым ливнем,

Градом монеты бросая,

Лес осыпая вокруг.

Падают капли с бурьяна,

В воде расходясь кругами,

Дождь потревожил капелью,

Зеркальную гладь,

Громом по небу раздался,

Хохот грозы-шамана,

Молнией в бубен ударил,

Теперь его не унять.


Ветром гонимы,

Плывут облака как яхты,

В зелень соснового леса,

Вплетается светом луна,

А на траве изумрудной, росы,

Бриллиантами капли,

Гром затихает вдали,

Над озером вновь тишина.

Не разделить торжества,

Журавлиного клёкота,

Ветер не смеет тревожить.

Туманный рассвет,

В травы вплетают вьюнки,

Шёлк от стеблей-локонов,

Утро хрустальной зари,

Прячет над тучами свет.


Береги себя

Рука исколота,

Дорожки золотом,

Да горстка бисера,

Ты береги себя.

Ходи пологими,

Вдоль рек дорогами,

Побольше логики,

Без суеты.

В своих движениях,

Да за мишенями,

Всё перемешано,

Не жди беды.

С лиц перекошенных,

Меняйся кожами,

От тени прошлого,

Взгляд отведи.

Отсечь не важное,

Сочиться сажею,

И трусость с робостью.

Ты отложи.

Все точки прошлого.

Пусть и хорошие,

Бросаться в пропасти,

Ты не спеши.

Совсем по краешку,

Ещё сыграешь ты,

И вспомнишь важное,

Что совершил.

Пути-дороженьки,

Расшиты золотом,

Да горсткой бисера,

Ты береги себя.


Ключ от потери

Утренний свет прожигает звёзды.

Сердце колотит ударом в бубен.

Слово срывается с губ — «Поздно,»

Вторит душа ему — «Будь что будет.»

Тянется лучит от света к тени,

Застывшей слезою дрожат ресницы,

Упавшие руки лежат на коленях,

Мёртвые, как упавшие с неба птицы.

Стрелки часов часовыми ходят,

Время летит и ему кто-то верит,

Я отыскала ключи от потерей,

Теперь я к ключам ищу чьи-то двери.

Дом ли любимого, храм ли небесный?

Сколько искать я их буду по свету,

Руки темнеют как дым сигаретный,

Чёрные пальцы как воронА перья.

Сколько идти до лазурного неба?

Или ползти под сжигающим солнцем?

Вверх как вьюнком, как змеиным побегом,

Тесно прижавшись к камням соборным.

Ключ подошёл, но открытые двери,

Нет ни души в переполненном храме,

Господи, как мне вернуть все потери,

Если ключ этот смертью подарен?


Чёрный шаман

Закат неизбежен и ночь заскользила тенью,

Я вновь обошла километры чужих дорог,

За млечным путем пробираюсь я провиденьем,

И месяц ущербный светит у моих ног,

Свет-пыль с фонарей собирала, серпом срезая,

Готовила зелье от чар твоих, чёрный шаман,

Меня приручал, на кострах ритуальных гадая,

Ударами в бубен дым до небес поднимал.


Я вольною птицей была, а ты диким зверем,

Та встреча в степи стала для нас роковой,

Смеясь распахнула шальная любовь свои двери,

Ловушкой захлопнув, навеки украла покой.

Как взгляд отвести от черных твоих бездонных?

Ты так же попал в омут зеленых глаз,

Счастьем стала б любовь, но поступок был подлым,

Силу мою отбирал, свою умножал в сотни раз.

Как воду из родника душу мою выпивал ты,

Костер до небес разжигал, камлая чёрный обряд,

А я уползала в степь, выла волчицей от боли,

Но дым от костра как цепью тянул назад.


Я строила стены туманом, сама же их разрушая,

Секатором новой луны срезала у солнца лучи,

Мостила слезами пути за грани твои пробираясь,

Из серого пепла сложила осколки разбитой лжи.

Оковы любви паутину рвала я столетье в клочья,

Над миром вновь засияла ярко моя звезда,

Укрыла себя покрывалом из бархата черной ночи,

Костер ритуальный, шаман, разжёг ты сегодня зря.


Ночь — бузина, как полынный отвар с крапивой,

Звезды по небу пишут вязью старинных букв,

Ветер, несущий страх летит ураганом с равнины,

Вместе со мною заклятье он прочитает вслух.

В прорезь на длинном ключе тихо подует ветер,

Слушают духи его завыванье — благую весть,

Юртой зеркальной накроют шамана сверху,

Со злобой смотри в отраженье — один ты здесь.

Звезды сгорают и падают пеплом как саван,

Небо вдыхает в себя остатки шаманских костров,

А в глубине моих глаз любовь навсегда угасает,

Вернулась в разорванный след я тропою из снов.


Когда я уйду под землю, то прорасту цветами,

Полынью, крапивой, дурманом, степною травой,

Когда ты уйдешь, на костре ритуальном сгорая,

То пепел — остатки твои развеются над землей.

Ветер, несущий страх вновь прилетит с равнины,

Посеребрит он пеплом сплетенья цветов и травы,

Вместе мы будем навеки, мой шаман милый,

Только теперь свою силу — всю отдаёшь мне ты.


Осенью стылой

В тёмной чаще дремучего леса,

Заблудилась речная ундина,

На запястьях цветы-браслеты.

Осень-волосы, а глаза — тина.

Заколдованный осенью стылой,

Вяз томился в объятьях ветра,

Покоренный красой ундины.

Он ожил, будто жарким летом,

Ей шептал он любви признанье.

Песнь лесов пел ей наважденьем,

И к нему, в его ветви, в объятья,

В миг упала влюбленная дева.

Пронзил холод лес, ветер осенний.

Взор ундины потух, сердце стыло,

Вяз опутал, укрыл своей сенью,

До весны грея, прятал любимую.

Укрывая шептал тихо сказки,

А зима снегом с неба сходила,

Прорастали друг в друга в ласке,

Одним целым стал вяз с ундиной.


Мёртвые цветы

Он этого не знал и не желал, так получилось,

Но что-то бешеною тьмой по стенам билось,

Кирпичных арок спины выгнулись горбато,

Манил к себе огнями, но себя в руины прятал.

Бредёт шагами время-зверь по стенам улиц,

На мостовой куски асфальта дыбом вздулись.

От взгляда у домов сорвались с петель двери,

От взмаха рук летели вверх туманом перья.

Стекал свет фонарей как воск свечей и капал,

По подворотням ветер выл, ребёнком плакал,

Как гулкие шаги по мостовой стучали годы,

Запущенное колесо лишило в миг свободы.


Река вздувалась, на паром швыряла волны,

Глядя тревожно за весло держал паромщик,

Он Души молча посчитал, монеты взял устало,

Вскричал: — «Где, чёрт возьми, тебя таскало?

Я вечность жду и что твориться в этом мире,

Бушуют ураганы, что мне не усмирить их,

Решил за раз собрать все Души в этом свете?

Зачем устроил на земле ты катастрофы эти?»

Паромщик заглянул под капюшон тревожно:

— «Ты на себя, мой друг, сегодня не похожий.»


— «Вот здесь, — Рука на грудь, — Там что-то бьётся,

Мир изменился, вижу яркий свет и солнце,

И музыка звучит, орган церковный слышу,

И пенье птиц, и запах трав степных и небо вижу.

Там на горе, — Махнул рукой, — Там дом стоит,

И девушка. Её движения воздушны и легки,

Таинственно и чувственно ступает мягко,

Танцует нежно, подпевая себе песней жаркой.

В глазах её бездонных — небо, океаны, море,

Пленительно-таинственная даль простора,

В руках цветы. Увидела меня, не испугалась,

И протянув цветок, приветливо мне улыбалась.

Я сделал шаг, из мрака вышел к ней навстречу,

А тут, — Рука на грудь, — Горит и жжет как свечи,

Увидел мир вдруг в ярком многогранном свете,

Паромщик что это, ты можешь мне ответить?»


Смех громовой взлетел над водами Забвенья,

Трясло паром и берега реки землетрясеньем:

— «Такого не было ещё как мир наш сотворился,

Смотрите Души. Посмотрите, Смерть влюбился!

Но этот дар вручил Господь лишь смертным,

В тебе, бессмертном, как могло забиться сердце?

Чудны дела твои, но если было хорошо, то мне ответь,

Зачем устроил на земле ты ураганов круговерть?»


Взгляд — молнии удар, зубами скрежет злобно,

Взглянул вдруг на ладони рук он недовольно,

За спину спрятал, улыбнулся криво: — «Было.

Поверив ветру травы шелестели, говорили.

И мне поверила она. Смущенно рассказала,

Во мраке проходящим не раз меня встречала,

Во снах своих. И верила, есть Я на этом свете,

При свете дня, живой, хотела меня встретить.

И я увидел, как очнулся дремавший в веках лес,

И краски брызнули на разомлевший лист небес,

Пьянящий воздух целовался с травами с лугов,

Стелился понизу туман, уснул на крыльях снов.

И тишина. Мы слушали лесное птичье пенье,

Почувствовал внутри себя я странное волненье.

Кругом цвели цветы, мы ими любовались,

Сорвал я для неё. Они в руках завяли, сжались.

Поникли усеянные чернотой истлевших кружев,

Впервые за своё безвременье я так неосторожен,

Она из рук моих цветы взяла, к себе прижала,

И улыбаясь, своей рукою нечаянно мне руку сжала.

Покрылась тленом в миг она и почернела трупом,

Не испугалась, сделав шаг, сказала — «Не волнуйся,

Не больно, всё уже прошло, и чернота исчезла,»

Мне показалась, что она об этом сожалела.

И для меня померк весь мир, оделся бурой тиной,

Я удержал безумный крик, ушёл тропой звериной,

Она звала меня назад, кричала с ветром споря,

Но я вернулся снова в мрак. Всё было так, паромщик.

Кружил я в холоде ветров, швырял на небо пепел,

Внутри меня тряслась душа, как будто человечья,

У края пропасти стоял, и крылья рвал в лохмотья,

В оковы мраком заковал, но боль в груди огромна.

Я принял всё, я вновь в пути, иду без сожаленья,

И пусть огонь горит в груди, за что-то искупленье,

Я не прошу Творца покой, как было не вернётся,

Так суждено и этот крест со мною остаётся.»


Паромщик трубку закурил, задумался на миг:

— «Наверно это по судьбе. Но слушай, меня, друг,

Не просто так послал Господь ту кару для неё,

Влюбиться человеку в Смерть не каждому дано.

И вы же встретитесь ещё, когда часы пробьют,

Ты приведешь её ко мне, отправить в дальний путь,

Тут для тебя всего лишь миг, там для неё — года,

Прощай, — Сказал ему старик, — Уже нам в путь пора.»

Паром отчалил и поплыл, качаясь на волнах,

Паромщик что-то говорил, кивали Души в такт,

Река Забвения неслась в тот свет где нет рассвета,

О, как хотелось и ему уплыть и канутьв Лету.


В подлунный час колдует ночь в небесной тишине,

Тропою из потухших лун бредёт в кромешной тьме,

Взирает сверху в людской мир, им назначая жребий,

Колдует ночь, и искры звезд костром горят на небе.

В котле чернильной темноты варились звезды судеб,

Читал строкой о Душах Смерть истории о людях.

«Я человеком быть хочу» — Подумал он печально,

И вдруг звезда упала вниз, блеснув лучом прощально.

Полночный ветер прилетел, шепнул: — «Пора идти,»

Рвалась из тела прочь Душа, держась за нить судьбы,

В миг крылья мрака принесли к страдающей Душе,

Страдал солдат от рваных ран, лежал на блиндаже.

Но прежде чем обрезать нить, он заглянул в глаза:

«А хочешь Вечность получить, за просто так как дар?»

Солдат без страха закивал, сказал: — «Согласен, да,»

Впервые снял с себя он плащ, отдал Бессмертья дар.

Смерть добровольно предал мир, он знал на что идёт,

Накинул чёрный плащ солдат, глаза под капюшон,

Исчез во мраке, он ушёл, продолжил Смерти путь,

Заря сломала ночи твердь, и жизнь сломала смерть.


Слагая знаки на камнях струилось тихо время,

По травам блесками роса, луна скатилась с неба,

В тот мир от Завтра до Вчера ведёт дорога жизни,

Её покров из трав, цветов руками словно вышит.

Дом на горе, наряд цветов колышет нежно ветер,

Стук сердца бьется как набат, горит желая встречи,

И вдруг из мрака вышел Смерть, и с ним её Душа,

— «Она тебя ждала,» — сказал. Под капюшон глаза: -

«Мечтала встретить ещё раз, клинок вонзила в грудь,

Прости, я не успел спасти. Прощай, пора нам в путь.»

Прошёл туман слепой слезой меж сном и явью света,

Коснулась вдруг его рука, блеснув в глаза рассветом,

Доверчиво пожав ладонь, прозрачной тенью стала,

Ушла за Смертью в мрак она, цветок в руке оставив.


Плывут вальяжно облака над памятью событий.

Лежали мёртвые цветы в крови из мёртвой руки выпав,

Горят на небе две звезды, влюблённым дарят счастье,

Сломала смерти твердь любовь, она ей не подвластна.


***********

Ночь туманом легла,

Закурила,

Улетела любовь,

На Курилы.

Улетела прочь,

На Мальдивы,

И была любовь,

Горделива,

Вдаль рвалась от меня,

На Сейшелы,

Измотала себя,

До расстрела,

В хилой роще,

Пылиться ограда,

«Вези, смерть, меня,

Прямо до ада,»

Слишком холодно,

Мне тут и зыбко,

Надоели мне,

Чувств пожитки,

Ничего против вас,

Не имею,

Только люди,

Любить не умеют.


Сколько раз

Пробираясь сквозь толщу лет,

Умирая и снова рождаясь,

Сколько раз появляюсь на свет,

Столько раз я в тебя влюблюсь.

По аккордам дорог и слёз,

Ноги стёрты пройдя километры,

На обломках разбившихся грёз,

Меня греют объятия ветра.

В каждой новой жизни земной,

За тобой я скитаюсь тенью,

Не найти мне при жизни покой,

Но и смерть не даёт забвенья.

Раскачал на деревьях сны,

Ветер тихо, ночь опуская,

На коленях прошу у судьбы -

Дай исчезнуть совсем, растаять.

Выбираю из всех снов один,

Колкий вечер навис прохладой,

Не позволят туда мне уйти,

Держит грех за своей оградой.

Только тешит навязчивость грёз,

Что когда-то мы будем вместе,

Льются капли растерянных слёз,

На цветы, но они — пустоцветы.

Молоко из туманной росы,

Расплескалось по чаше долины,

Тень волнами с иллюзий души,

Паутину плетёт незримо.

У всего есть отмеренный срок,

Звёзды сменят маршруты судеб,

Россыпь новых звёзд даст намёк,

Что когда-то мы вместе будем.

Быть влюбленной невинный грех,

За какие грехи я страдаю?

Сколько раз появляюсь на свет,

Столько раз я в тебя влюбляюсь.


*********

Недописанная,

Недосказанная,

Не услышанная,

И отказанная,

Недопонятая,

Не пропетая,

Вдаль ушла любовь –

За рассветами.

А за ней ползёт,

Ночь тягучая,

Месть горючая,

Ревность жгучая,

Зло дремучее,

Боль колючая,

Пусть уходя вдаль -

Чёрной тучею.

Зависть чёрная -

Обречённая,

Алчность жалкая -

Неучтённая,

И гордыня шагала -

Надменная,

Пусть уходят в даль -

За рассветами.

Провожая ночь,

Подошла любовь,

Босиком из снов,

Руки белые,

Из росы, из звёзд -

Возрождаясь вновь,

По дороге шла -

Глаза смелые.

Зависть чёрная,

Алчность жалкая,

Ночь тягучая,

Ревность жгучая,

Зло дремучее,

Боль колючая,

Всё что мучило -

Улетучилось.

Растворилось –

Недосказанное,

И исполнилось –

Всё отказанное,

И забылось –

Неприятное,

И невысказанное –

Непонятное.

Растворилось всё –

Окаянное,

И развеялось –

Покаянием,

К нам идёт любовь,

Улыбается,

Её светом жизнь,

Воскрешается.


Мой ветер

Мой голос — пустынный ветер,

Ему отдаю дыхание,

Что прах, что зола, что пепел,

С земли поднимая — вдыхаю.

Мой ветер подобен стону,

Не знает ни милость, ни жалость,

Бессонной прохладой ночною,

Я им от беды надышалась.

Мой ветер как остров мёртвых,

Плохая у смерти память,

Вползая гидрой болотной,

Мне в душу морфий втыкает.

Монетой платила стёртой,

Из Леты пила — забвенье,

Создай меня снова мёртвой,

В этом моё спасенье.

Живое в безмолвный камень,

Ведь счастья уже не будет,

К чёрту память и разум,

Стереть бы все сны и будни.

Из пыли к пыли, к праху прахом,

Храни от случайной скверны,

Не дай войти в чуждые храмы,

Не дай вновь родится первой.

Мой голос — пустынный ветер,

Дыханье лишило речи,

В нём пыли прах, праха пепел,

Наверно так будет легче.


Город обмана и миражей

Тёмный город обманов и миражей,

Солнце вечно блуждает за облаками,

На бесстрастные камни и стоки траншей,

Льётся дождь. И город его выпивает.

Мне всё видится в людях прохожих лицо,

Не догнать мне его и к себе не приблизить,

Лишь потоки машин, завернув на кольцо,

Светом фар мне мираж позволяют увидеть.

Время осени залпом город выпил до дна,

Молча смотрит беззлобно и безразлично,

И торгуясь со мной до последнего дня,

Моей памятью хочет владеть безгранично.

Сыпет просом холодным на серый фасад,

Дождь за ветер цепляясь кружится петлёю,

Круг за кругом иду я за ним наугад,

Может там за углом город тайну откроет.

Мне всё видится в людях прохожих лицо,

Так мучительно близко, но дождь размывает,

А потоки машин, завернув за кольцо,

Светом фар как стеной тот мираж закрывают.

Тёмный город обманов и миражей,

Мою память торгуясь до дня выпивает,

И сливая дождем в стоки грязных траншей,

В свете фар мой мираж навсегда затирает.


Не роди стихи

Шепот гибких трав,

Свет от тусклых ламп -

Глаз ночной совы,

Молчи.

Дно твоих зрачков,

Взлеты диких сов,

Не роди стихов,

И стихий.

Множество дорог,

Есть ли мне в них прок?

Тропы дальних гроз,

До звезд.

Разомкнётся вдруг,

Из мгновений круг,

И польются вновь,

Стихи.


Музы

В голове поселилась Муза,

А точнее мужик он — Муз,

Он рентгеном просвечивал пузо,

Ой, мозги, всё искал там блютуз.

Заставлял написать про такое -

Где любовь над мирами парит,

Чтоб эротика да с экзотикой,

И совместно всё — одно в три.

Ночь нашептывал, день буянил,

И в зрачки тыкал иглами слов,

В ночь бессонницей одурманил,

Из меня выбивая улов.

Говорил всё: — «Пиши про это,

Нет — про то. Где фантазий рой?!!

Напиши мне для песен куплеты,

А всю мистику с глаз долой.

Чтоб сверкали рассветы лучами,

А закат как ванильный крем,

Чтобы травы к земле ласкались,

И любовь получали взамен.

Чтобы птицы там пели о счастье,

Плыли ангелы к людям с небес,

Чтобы не было в мире прощаний,

Только радость со взрывом чудес.»


Бес дремавший резко проснулся:

— «Что за х…, это что за …..я!!!

Только лёг, задремал культурно,

А тут льётся ванили фигня.

Как же лёгкость восторга обманна,

Мне милее теней мираж,

Пусть клубится мир погруженный,

В мой туман, я единственный страж.

Солнце пусть угаснет на взлёте -

В цепких лапах холодной зари,

Травы пусть истлеют в болоте,

Люди пусть не знают любви.

Дивный мир — это жерло вулкана,

В Лету тьмой поглощенный канет,

Нарастающий рёв урагана -

День сгибая в ночь превращает.

Я тут Муз, то есть Бес вдохновенья,

Для стихов всю печаль собираю,

На рогах моих — тверди вселенной,

Месяц, звёзды в руках качаю.

Лишь со мною разделит вечность,

С безрассудной луною в глазах,

Льётся полночи бесконечность -

В мир вживляя стихами — страх.»


Я стою, опустив ресницы,

В голове речи — долгих слов,

Надоело мне с ними возится,

Где же грань этих двух миров?

А душа — обитель для боли?

И надежда там меркнет с рассветом?

И огнями сгорая уводит -

В ту страну где тоска столетьем?

Я возьму от Муз понемногу,

Страсти, боли, любви, печали,

И под камень глубокого моря,

Спрячу их, чтоб они замолчали.

Из всего, что в душе, создам я -

Музу ночи, любви и ветра,

Поселю в голове своей, спрячу,

От проклятий и суеверья.


Вдовья вуаль

Я приходила с закатом в закрытые ставни,

Стелила твои постели крапивой и лебедой,

Ты целовал мои загрубевшие раны,

Танец со мной танцевал страсти земной.

Знал, что в таких как я, не влюбляются люди,

Но утопал, забываясь в моих волосах,

Адское пламя горело за мраморной грудью,

Каждое слово моё ты глотал, как страх.

Удары кнутов по спине — следы-поцелуи,

На шее багровые шрамы от гильотин,

Много раз вы сжигали меня на кострах, люди,

Вот и час мой настал. Смерти слышишь шаги?

Свет от бледной ущербной луны умывает лица,

И летучие мыши взлетели в небо с гнезда,

Жизнь твоя коротка, и мне нужно поторопиться,

Нас с тобою сейчас обвенчает навеки зима.

Полночь сажи чернее, звёзды крестом распяты,

Вьюгой шепчет зима стылых заклятий слова,

И меня одевает в шелка серебристой одежды,

Сверху кинув вуаль из тумана, прикрыла глаза.

Растекается чёрная мгла по холсту небосклона,

Снизу вечная глушь — морок завис на ветвях,

И закаркала громко, о чём-то смеясь ворона,

Знает будешь страдать, умирая в моих сетях.

Танец страсти последний, стон у виска стихает,

Ты дыханье моё почувствуй в последний раз,

Бледность плоти твою из вен окропляет,

Огонь боли и страсти мелькнув по глазам погас.


О мгновеньях забудь, у тебя только вечность,

Молчаливые тени кольцом обернулись вокруг,

Душу будут тянуть они из тебя бесконечно,

Наслаждайся страданием мой покойный супруг.

Звёзды снегом вниз упадут, опуская небо,

Ночь горбатится чашей — котлом над землёй,

Панихиду споёт зима. В вуаль вдовью одета

Продолжаю свой путь, мой палач я иду за тобой.


По глазам лазурь

По глазам лазурь, а внутри река,

Не один глупец утонул во мне,

Холодная, жестока и глубока,

Не войти в берега мне размытые.

Я сродни палачу, я сердца точу,

Омываю как камни без жалости,

Если болен мной, не ходи к врачу,

Нет леченья и срока давности.

Сердце обращу в пепел да золу,

Душа в теле как в клетке тесной,

Поселю внутри жар, огонь и мглу,

Пострашнее любовь болезней,

Я горю свечой, мотылькам урок,

Что за миг волшебства — расплата,

Окрылённых мой огонёк привлёк,

Опалил мимолётностью взгляда.

Я внутри река, бурно — глубока,

Моим пленникам счёт уж потерян,

Отразит во мне горький лик луна,

Колдовское прикрыв суеверье.


Чудо

Вытку на сером — яркое,

Буквы — живым золотом,

Сказка моя запоздалая,

Станет всё сладким горькое.

Перепишу я на бело,

Всё что за годы намело,

Утро моё туманное,

Даль — молоко обманное.

Может ещё не поздно нам,

Встретить давно забытое,

Сердце что на семи замках,

Вскрыть, там любовь событие.

Вытку на сером — яркое,

Жизнь от азъ до ижицы,

Станет всё явью тайное,

Чудом душа надышится.


На весах созвездий

Птицей полувольной, полудиким зверем,

Ангелом отчаянья я стучалась в двери,

Огоньки погасли незажженных свечек,

Мир потухших красок зол и бессердечен.

Нет пути обратно, и дороги в поле,

Я тебе подвластна, чем ты недоволен,

Для чего меня ты сделал подневольной,

Приручил как птицу, клетку мне построил?

Я твой личный ангел, птицей синей стала,

От беды, несчастий на земле спасала,

Но в глазах любовь смыло в одночасье,

В обожженном сердце один прах от счастья.

Звёзды снегом пали, звёздною порошей,

Небо за плечами, тяжела мне ноша,

Постелила полночь нам с тобою ложе,

В твоём сердце холод, даль тебе дороже.

Мимолётным вздохом странные виденья,

За тобой пошла я с тенью сновиденья,

Ночь горбом нависла, сонные соцветья

Каплями на травах создают созвездья.

Судьбами владеет вечности мгновенье,

Ночь во мне открыла смерти откровенье,

Терпкая приправа — ароматы тленья,

Крики, стон, молчанье и моё прощенье.

Пламенеет воздух по груди скольженьем,

Вольной птицей стала, стала диким зверем,

Страх в глазах мелькает, а потом прозренье,

Сбросила оковы лжи, измен, смиренья.

Встретила несмело ночь чернильным цветом,

Разом поседела, выплеснув созвездья,

Звёздами сложила скрытые ответы -

Не влюбляйся в ведьму, не узнаешь мести.

Ночь людские судьбы в кружево ввязала,

Между адом — раем маятник качала,

На весы созвездья жизнь, любовь сложила,

Как бы не старались, смерть всё победила.


Клад

Таверна «У семи ветров,»

Храп лошадей и скрип повозок,

Чуть слышен звон колоколов

От церкви — эхом отголосок.

Из леса сумрак наступал,

Запрятав солнце за горами,

Луна взошла на пьедестал

С кроваво-красными лучами.

В таверне свечи свет разлив,

По стенам создавали тени,

Хозяйка чуть глаза прикрыв,

Смотрела на гостей степенно.

В дверь свежий воздух запустил,

Вошёл угрюмый, хмурый рыцарь,

Он кружку рому попросил,

Присел и стал в карманах рыться.

Швырнул на стол он горсть монет

И заказал себе жаркое,

От рома он лишь помрачнел,

И попросил ещё — двойное.

Веселая толпа в углу,

Поёт и веселиться громко

Стук кружек с пивом по столу,

Их лиц не видно, угол тёмный.

Один вдруг стукнул кулаком,

Призвал молчать, сказал им глухо:

— «Вы знаете, в лесу живёт

Колдунья, страшная старуха.

Мне говорили, что она

Клад стережёт, там горы злата,

Не счесть монет из серебра,

Алмазы, бирюза, агаты.

Но как найти бы к ней тропу,

И есть ли к ведьме той дорога?

Скажи, хозяйка, почему

Пойти охотников немного?»

Хозяйка лишь открыла рот,

Как из угла подобно грому

Раздался голос, словно чёрт

Мужик сидел там с бородою.

Сверкнули молнией глаза,

Усы черны, над ртом нависли,

И борода как смоль черна,

А голос страшный, хриплый, низкий:

«Дорога есть, но путь не прост,

Лишь только храбрецам под силу,

Сначала прямо на погост,

Свернуть за крайнюю могилу.

Тропинкой лесом до болот,

Сквозь буреломы и овраги,

Там колокольчик позовёт,

Иди на зов назад не глядя.

Но только проклят этот лес,

Не мало храбрецов он видел,»

Он засмеялся, страшный смех

Глухим был, тяжкий, замогильным:

«Цветёт последний день кипрей,

Луна кровавый сок разлила,

Кому из вас тот клад нужней,

Идите за нечистой силой.»

Он закурил, пыхнул огнём,

Его окутал дым туманом,

И вдруг исчез, как будто сном

Всё было или же обманом.

Тут рыцарь встал, взглянул в окно,

Луна висит кровавой раной,

Сказал: — «Пойду я, всё равно

Один я на земле поганой.

А если сгину, то по мне

Никто на свете не заплачет,

А если клад найду, вдвойне

Судьба вернёт мою удачу.»

«Постой, вернись! Прошу тебя, -

Хозяйка протянула руки, -

Уж сколько вас пропало зря,

Погибло в страшных, жутких муках.»

Но рыцарь выбежал во двор,

Конь захрипел, рванул к погосту,

За кладбищем его пришпорил,

Но лес стеной, пройти не просто.

Подумав рыцарь отпустил,

Сказал коню — «Гуляй на воле,

Уж погибать, так я один,

А не вернусь.» Махнул рукою.

Тропинка в чащу, в глубь вела,

Едва заметная как нитка,

А по краям росла трава

Густая, острая как бритва.

Вступила ночь в свои права,

Врастая в землю как коренья,

И только словно кисея,

Мелькали призрачные тени.

Без страха рыцарь в глубь пошёл,

Уже не зная, что им движет,

Но слышен шепот за спиной,

И звуки, тени ближе, ниже -

Не ходи!!! –

за одежду цеплялись кусты,

Не ходи!!! –

крик взлетевшей с ветки совы.

Не ходи!!! –

ждёт погибель тебя впереди,

Не ходи!!! –

смерть стоит на твоём пути.

Беснуется луна, в лучах

Кровавое сварила зелье,

И разливает липкий страх,

Из запаха вербены с хмелем.

Тягучий вздох из-за спины,

Лицо, затянутое тенью,

Бездонные глаза черны,

На бледной роже приведенья.

Тут потянулся лес из рук,

Корявых с длинными когтями,

Пытаясь вызвать в нём испуг,

Гремели смрадными костями.

Но он упрямо шёл вперёд,

Смотрел под ноги на тропинку,

Ждал — колокольчик позовёт,

Туда где клад лежит старинный.

Разверзлась вдруг земля под ним,

Запахло серой и болотом,

В трясину, за ноги схватив,

Его тянул лохматый кто-то.

Рёв, крики, вопли, суета

И страшное рычанье, ржанье,

Отбиться не сумел, тогда

Стал смерти ждать он с покаяньем.

Всё глубже он идёт на дно,

И тина заползает в уши,

Трясина — савана сукно,

Затягивает тело туже.

Закрыв глаза кончины ждал,

Молился о своём спасенье,

Но тут настала тишина,

Открыл глаза он с удивленьем.

Болота нет, он на земле,

А перед ним луна сияет,

Как будто в чудном, сладком сне,

Из света дева выплывает.

Печальная, прозрачен лик,

И восковая бледность кожи,

Шла по лучам и до земли

Был путь ступеньками уложен.

Лед синевы в её глазах,

И взгляд лучистый к себе манит,

С луча спустилась, подошла,

Цветочным духом одурманив.

Руно сверкающих волос,

Струится белою рекою,

На голове венок из роз,

Фигура скрыта кисеёю.

Взглянула пристально в глаза,

Коснулась до лица рукою,

И по тропинке в лес ушла,

Звон колокольчика — волною.

Прозрачная звенела даль,

И ночь на небе звёзды путала,

Он шел за девой, но печаль

На сердце, болью-сетью, путами.

А сзади скрежеты зубов,

Крик, стоны, вой как с преисподней,

Стучали крышки от гробов,

Вся нечисть собралась, их сотни.

Но он упрямо шёл вперёд,

Горело сердце, в груди пламя,

Тут колокольчик стих, замолк,

К костру он вышел на поляне.

В котле, висевшем над огнём,

Варилось колдовское зелье,

Кружило в небе вороньё,

Пир предвкушая и веселье.

С клюкой старуха подошла,

Глаза черны, седые пряди: -

«За кладом ты пришёл сюда,

Бери и уходи не глядя. -

Сундук из-под земли возник,

Набитый доверху богатством,

— Вот золото твоё, возьми,

Сумеешь унести, то властвуй.»

Но рыцарь даже не взглянул,

Искал он, что-то, озираясь,

К старухе руки протянул: -

«Скажи, где дева молодая?

Давно такую я искал,

Отдай её мне, бабка, в жёны,

Мне без неё вся жизнь — тоска,

Я к ней навек приворожённый.

Я лес прошёл, я стал другим,

Не нужно мне твоё богатство,

Всё это лишь зола и дым,

В любви я знаю моё счастье.

В её глазах незримый свет,

Затмил мне звёздное сиянье,

Да не молчи, мне дай ответ,

А — нет, убей, так смерть желанней.»

Старуха взглядом ледяным

Смотрела на него лукаво,

Сказала: — «Ты из всех один,

Кто отвернулся от богатства.

Наградой — вечная любовь,

Вас обвенчает с зарёй солнце,

Не будет бед у вас, тревог,

И в этом уж моя забота.»

Ночь расстелила в небе шаль,

Собрав все звёзды воедино,

Ветрами всё перемешав,

Созвездья заново сложила.

Луна приблизилась к земле,

Из света выпуская деву,

Она спускалась как во сне,

По лепесткам цветов вербены.

Под ноги выпала роса,

А над землёй всходило солнце,

Благословляли небеса,

И с неба дождь пролился звёздный.


Искра надежды

Глубоко с затяжного вздоха,

Промелькнула искра надежды -

Если я удержу в себе воздух,

Всё вернётся и будет как прежде.

Заземлённо без воздуха сердце,

Нет любви в нём, нет страсти полёта,

Сошло с ритма, стучит по инерции,

Замедляя свои обороты.

У меня лишь воспоминанья,

Горьких клятв для богов-разбойников,

Что украли моё признание,

И вписали любовь в покойники.

Перья падают в жаркую душу,

И сгорают в мучительной боли,

Выпадают из крыльев тщедушных,

Как летать мне на них, позвольте?

Не осмелюсь я выпустить воздух,

С каждым выдохом падают крылья,

Ждёт унылая смерть даже звёзды,

Я — пустой сосуд — я бессильна.

Но мерцает искра из надежды,

Под моим затянувшимся вздохом,

Всё вернётся и будет как прежде,

Если я удержу в себе воздух.


Небо в дом

Ты сегодня сказал, что таких как я,

До сих пор сжигать нужно на кострах,

Растерял ты со мною своё естество,

Я вплетаю везде колдовство.

Говоришь, что, касаясь меня, дрожишь,

Поцелуи как хмель, как полынь язык,

От зелёных глаз дрожь в твоей груди,

Заплетаю в одно наши два пути.

Говоришь, принесла я всё небо в дом,

Что луна вместо свеч осветила лучом,

Но в своём аду ты нашёл наш рай,

Так держи меня крепче, не отпускай.

А друзья говорят — «Ты бросай её,

У неё за плечами сидит вороньё,

Доведёт тебя до сумы и тюрьмы,

Огради господь от такой жены.

Тихий омут в глазах, а слова как дым,

С нею стал ты другим, совсем иным,

Сотворила обряд на твоей крови,

Чтоб забыл обо всех и одну любил.»


Ты сегодня сказал, что таких как я,

Нужно в сердце держать, не отпускать,

Пусть хоть чёрт или леший тебя привёл,

Навсегда он узлом нас заплёл.

Положу я на сердце твою ладонь,

Много раз моё тело сжигал огонь

Но горит вечно пламя любви в глазах,

Что ещё ты мне хочешь сказать?


До рассвета

Я пришла посидеть до рассвета,

Но не лезь ко мне, милый, в душу,

Плохо, пусто и сердцу тесно,

Ты мне виски налей, это лучше.

Я пришла, пусть уже за полночь,

Жжёт морозом меня зимний ветер,

Не звонила тебе, да, я сволочь,

Горечь спрячь, мне себя согреть бы.

Да не лезь ты, ей богу, в душу,

Ложь в глазах обжигает морозом.

Ты меня сегодня не слушай,

Мне сегодня не до расспросов.

Ты расслабься, грустить не стоит,

Приготовь нам двойное эспрессо,

Дай гитару твою настрою,

А ты спой свою новую песню.

Виски с кофе не греют душу,

Снег идёт и морозит сердце,

Спой ещё раз, готова я слушать,

Я пришла посидеть до рассвета.

Почему же ты смотришь мимо,

Номер мой без конца набирая,

Почему на мне белые крылья?

Вот и солнце. Прости, улетаю.


Камень-алатырь

Почернели, изношены чувства,

Завернулись в тряпьё власяницы,

Облиняли, но всё же послужат,

Кормом, пусть клюют чёрные птицы.

Память клочьями, сыпется градом,

Все в лохмотьях и старых обносках,

Заверни хоть в какие наряды,

Тлеют сразу, приходят в негодность.

Солнце скатиться над главою,

Скособочится небо дождями,

Звезды скалятся хищною рожей,

Опадают в полынь с ковылями.

Всё мерещится, третий час подряд

Бабки молятся, бают «Страшный суд,»

Тихой сапою подползла беда,

Вот смотри сама как тебя несут.

Кому быть дано, под ладонь Творца,

А кому и ад — камень-алатырь,

Пролетело всё, хлопну я до дна,

Мне куда идти, кто мой поводырь?


Трёхлунье

Берег дальний, свод туманный,

Три луны цвета пшеницы,

Ночью сон приснился странный -

Из загробья летят птицы.

Стук раздался в избы двери,

На крыльце тень гостем встала,

Дух ли бога, дух ли зверя,

Поманила и позвала.

Я подвластна её воле,

Ветер бьёт, толкает в спину,

Мы идём с ней в даль по полю,

Пахнет хмелем, розмарином.

Изо рта сверкнуло пламя,

В землю посох свой воткнула,

Повернулась, я узнала –

Это Смерть, её фигура.

Звёзды светят, ветер воет,

Чёрным мраком обернулась:

— «Ты иди вперёд, не бойся,»

И костями прикоснулась.

В гладь реки упали слёзы,

Три луны затмились разом,

Изо рта вдруг дух морозный,

Заклубился, пал туманом.

— «У всего свой срок на свете,

Даже я себе подвластна,

Ты теперь меня заменишь,

Вот мой посох. Ты согласна?»

Дышит ветром ночь мне в спину,

Заметает след на поле,

Смерть исчезла, разом сгинув,

Посох на руках. Тяжелый.

Губы мёрзнут вдох вбирая,

Снег и иней на ресницах,

Выдох, вьётся птичья стая,

Полетела с ними птицей.


Пыль стряхнула на крестах я,

Три луны кружатся в небе,

Льётся болью на уста мне.

Слово, сказанное в гневе.

Нет ответа на вопрос мой,

Кровь сменила на вино я,

Захмелела, закружилась

Голова в венке терновьем.

Шепчут мёртвые секреты,

Все слюнявы, бредни хором,

Говорят — «Тут нет запрета,

Можешь сразу иль измором.

И сжигай в огне из страсти,

Вихрь жизни в омут смерти,

Будь холодной, без пристрастья,»

Всё в тумане завертелось.

Трёх лун кровь на небосводе,

Слышу я посмертья крики,

Сон ли это, явь быть может,

Мне привиделось на стыке -

Солнце всходит горьким ликом,

Свет трёх лун во тьме затерян,

В зеркалах себя увидев -

Дух ли бога, дух ли зверя?


Дорога

Мне дорогу — острой галькой,

Кровь и боли стон.

А кому-то белым тальком,

Смех и песен звон.

Мне дорогу — грязь до тризны,

Волчий слышу вой,

А кому-то праздник жизни,

На паях с судьбой.

В зеркала смотрю всё глубже,

Не чиста вода,

Кто-то похвалялся дружбой

Сам кулак держал.

Нет людей, одни лишь судьи,

Разберут на хлам,

Всё до мелочей обсудят,

И идут во храм.

Но в лохмотьях индевелых,

Да под вой пурги,

Вновь иду дорогой смелых,

Ни видать ни зги.


Мороз

Снег сугробами в голой степи,

Табуны ветров под уздцы б,

Подгоняет убийца-мороз в пути,

Заставляя вперёд идти.

Он крепчает, он жив, он не спит,

Властелин тех земель, он концы

У дорог завязал в тугие узлы,

Заметая назад все пути.

Мёртвый шёпот над степью стоит,

Шелест дикой разрыв-травы,

Вырывает убийца-мороз из груди

Душу выдохом, тянет ввысь.

Снег сугробами в мёртвой степи.

Жив ли кто, или нет, отзовись,

Записал мороз имена в свой помин

И хрипел до утра — «Аминь.»


Холодна у пруда вода

До мурашек вода в пруду холодна,

И до судорог сводит ноги,

Но пройду я пешком до самого дна,

В омут с тиной ведут дороги.

Я смирилась, тебя уже нет со мной,

Не коснёшься меня нежным взглядом,

Пусть сомкнется вода пруда надо мной,

Уйти вниз с головою я рада.

Я уже по пояс в холодной воде,

Что-то скажет мне голос небесный?

Жду я зря. Только ясно вижу теперь,

Не отпустит вода, держат бесы.

Грудь сковали холодной воды тиски,

Бьётся сердце раненой птицей,

Лес во мраке и берег, уже не видны

И туман рядом тенью ложиться.

Я покорна судьбе, моя чаша полна,

Вот по плечи стою я без страха,

Зря пугает меня грязной рябью вода,

Что мне омут, что кара, что плаха.

Запах вод смешался с едкой травой,

И на плечи набросили тину,

Песню скорби поёт ангел мой надо мной,

Знает, скоро я землю покину.

Тишина огласилась криком совы,

Шорох с леса, по берегу бродит,

Бледным светом лучи заструились с луны

Ведут в даль и всё глубже заводят.

Шаг, на шее сомкнулись струи воды,

Как рукой зажимая холодной,

Я невестой не стала тебе, увы,

Повенчаюсь со смертью голодной.

Ты гуляешь в лугах с невестой другой,

И играя, за косы ловишь,

Но недолго осталось гулять, дорогой,

Скоро смерть и тебя, наотмашь.

Расскажи мне, луна, про мою судьбу,

Кончен путь или я воскресну?

Посмотри, вниз звезда, на неё я могу

Загадать. Хотя всё бесполезно.


Шаг один и сомкнулась кругами вода,

Разошлись круги, зеркалом встали,

Безразлично всё так же светит луна,

Холодна вода — цвета стали.

Покачнулась ночь, звёзды пали вниз,

И росою по травам скользким,

Смех русалочий, тихий всплеск воды,

На ундину одну стало больше.


Три ночи (по повести Н. В. Гоголя)

— «Посиди ты, сынку, возле дочки моей,

Почитай ей молитвы у гроба,

То просила она перед смертью своей,

Не пойму только, как ты знаком ей.

Я тебя отпущу после трёх ночей,

Награжу, моё слово крепко,

Ну, философ иди, приступай скорей,

Как же смерть молодых нелепа.»

Хутор, церковь затихли, во мраке стоят,

Он спокойно молитвы читает,

И слезой оплывая свечи ярко горят,

Но беду всё же он ожидает.

На покойницу мельком хотел посмотреть,

Но увидев её, он вздрогнул,

И узнал, это он ей помог умереть,

Этой ведьме своим святым словом.

Рассказать он не сможет эту тайну из тайн,

Пусть сомкнутся уста в безмолвье,

Он поможет душе перейти через край,

Станет чистой душа и спокойной.

Чу, взлетела с угла летучая мышь,

А за нею и чертей наплывы,

Он рисует вокруг себя мелом круги,

И читает, читает молитвы.

На рассвете запел песню солнца петух,

В миг исчезли все страхи и тени,

Только он поседел и состарился вдруг,

С церкви вышел, упал на колени.

Ночь вторая, рисует он мелом круги,

И читает молитвы усердней,

Только черти заполнили церкви углы,

И покойница встала с постели.

Вновь победную песню запел страж-петух,

Солнце первым лучом звёзды стёрла,

Бормоча от испуга молитвы все вслух,

Он упал на траву, распростёрся.

Ночь последняя, силою в церковь ввели,

Двери заперты, гроб под иконой,

Вновь рисует он возле себя круги,

И молитвы читает с поклоном.

Затрещала церквушка, пошла ходуном,

То покойница криком взывает,

Поналезли в церквушку черти битком,

Самый страшный их чёрт возглавляет.

— «Покажи мне его — Ведьма криком кричит, -

Вию веки скорей поднимите,»

Воздух в церкви вдруг стал смрадно-ядовит,

— «Вот он, — Голос загробный, — Смотрите.»


Солнце пишет лучами молитвы вязь -

По церквушке посланье божье,

Запечатала в ней всю нечистую грязь,

Сверху крест водрузив надёжный.

Затерялась церквушка в дебрях лесных,

Заросла бездорожьем дорога,

Но оттуда ночами часто слышится крик:

— «Помолись за меня, ради Бога.»


Эстрапад

Закрой глаза, иди ко мне в ночи,

Дрожа юнцом от сладости желаний,

А в церкви уж погасли все свечИ,

Вода святая как вино, я пью без содроганий.

Я слышу ночь, и ею полон мир,

Крест не спасёт тебя от губ, моих лобзаний,

Раз оступившись, мою веру примешь ты.

В глазах зелёных позабудешь все страданья.

Я шла к тебе за путеводною звездой,

Смотри, коростой до костИ покрыты ноги,

Из века прошлого, дорогою кривой,

Спираль раскручивая шла из бездн глубоких.

Из уст твоих молитвы горячи,

Но из моих — заклятья льются лавой,

Пусть в этой жизни ты душой как будто чист,

Но в прошлой ты играл мной как забавой.


Под рёв толпы на эстрапад поднял,

Ломая руки мне, раскачивал качели,

То поднимая вверх, то резко вниз ронял,

Удары палками, плевки толпы в меня летели.

Зря чистою была и верила в людей,

Коварство, зависть их не знает меры,

Решив, что красоту просила у чертей,

Колдуньей нарекли, рабы всех суеверий.

Порывы ветра разметали медь волос,

Пожаром окружили пряди тело,

То вверх, то вниз раскачивался трос,

А боль молитвой в теле, в голове звенела:

— Безумная толпа. Кому ты веришь Бог?

Окинь всевидящим и милосердным взором,

Должны у всех людей быть состраданье и любовь,

За что меня на дыбу — приговором?

Признай мою безвинность помыслов и слов,

Ничем себя не запятнала я вовеки,

Прошу тебя, мой Бог, благослови на сон,

Чего ты ждёшь, я недостойна разве смерти?

Изломанное тело полетело вниз,

Земли коснулось и взлетело в небо,

Туманя разум с болью мысли понеслись,

Проклятия всему и вера пеплом из души слетела.

Хоть тело терпит, но душа уже не молится, кричит:

— За избавленья я отдам любую цену!

Мой падший ангел миражом за мной висит,

Поставил на душе печать и бесы празднует победу.


Стоял декабрь, морозное дыхание мертво,

И воздух разъедал как парша кожу,

Ты вдруг взглянул в лицо, почувствовал родство,

И топь зелёных глаз накрыла как волною.

Огонь души до дна во мне ты разглядел,

Любовь накрыла, залила полынь-тоскою,

Но поздно, ты поверженный смотрел

Как жизнь уходит. Замер надо мною.

Я черной смерти вижу торжество,

Она бессмертие взвалила мне на плечи,

И изморозью отправляет тело в сон,

А душу, проданную, к Дьяволу на встречу,

Под твои ноги как мешок костей,

Истерзанное тело сбросили на землю,

Толпа, насытившись ушла, забыла обо мне,

А песню скорби надо мною вьюгой плакал ветер.

Но спрятав от людей тот вспыхнувший пожар,

Ты был лишь миг любим, а будто вечность,

И горе навалилось, огромное как шар,

Легла всей тяжестью земля тебе на плечи.

До хрупкости разъел мороз, до синевы,

Ты замерзал, прозрачней становился и бледнее,

До боли, колющей, кровь стынет изнутри,

Но пламя от любви ещё тебя как будто греет.

Ночь опустилась, город спал давно,

Ты клятву дал, в свидетели призвал ночное небо,

Что если вновь тебе родиться суждено,

Мы будем вместе навсегда и слово твоё крепко.

Рассвет морозный дотронулся лучом до крыш,

На площади народ собрался изумлённый,

Пощёчины от ветра и снежные плевки,

Они скорбя сносили молча и покорно.


Открой глаза, из тьмы пришла на зов души,

Верна она священной клятве и спасла из сети,

Нас вместе вознесут на эстрапад любви,

Познаем боль и страсть и наслажденье смерти.


Февраль

Февраль таится, прячась у обочин,

Шуршит помятым снегом у дорог,

Как будто рассказать он что-то хочет,

Секрет о чём-то для весны сберёг.

Не может усмирить он дух бунтарский,

Метёт коряво снег в углы в сугроб,

И прячет под него он лёд коварства,

Зло смотрит и опять чего-то ждёт.

А вдоль дорог деревья костенеют,

Открыла двери ночь впустив мороз,

Злой ветер обманул, что их согреет,

А сам позёмкою сугробы им нанёс.

Завьюжил бесшабашный стылый ветер,

Позёмку-вожжи в руки февралю,

И вскачь несутся, расправляя плечи,

Раскручивая землю к декабрю.

Их трубный глас взлетел под облаками,

Ночь всколыхнулась, подавляя стон,

Снега-знамёна нежными шелками

Укрыли землю, погружая в сон.


Но чуть рассвет коснулся горизонта,

Затих февраль и отступил за край,

Вверх подняла весна свои знамёна,

Февраль унёс с собою тайну тайн.


Он шёл по мёртвой земле

Земля догорая дымилась — сгорела дотла,

Горячим порывом ветер гонял от травы золу,

Он шёл по степи, а вокруг тлели чьи-то тела,

Напрасно пыталось солнце лучами рассеять мглу.

Боялся смотреть вперёд, опустил вниз свои глаза,

Ступая по выжженной, чёрной и мёртвой земле,

Покрытые пеплом кругом расстилались поля,

Он шёл не зная куда, оставляя свой след по золе.

В душе ни надежды, ни веры, теряя рассудок, моля,

Он шёл изможденный готовый проклясть судьбу,

К кровавому небу вскинул лицо и зверем скуля,

Взывал он о смерти, но бог не услышал мольбу.

Пытаясь всё вспомнить, он встал, оглянулся назад,

Обрывками память вернула его во вчерашний день,

Вспышкой мелькнуло — враги, атака, стрельба,

Со свистом летели пули врезаясь в тела — мишень.

А дальше был мощный взрыв, содрогнулась земля,

Вгрызаясь в почву огнём рос в небо гигантский гриб,

Звёзды посыпались вниз и сошла с орбиты луна,

Он друга собой прикрыл, а тот прохрипел: — Беги.


Он вспомнил крики людей, их мучительный вой,

И кто-то вспорол небеса и вылил на землю всю мглу,

Он шёл по мёртвой земле не зная, что он неживой,

А ветер горячим порывом гонял по степи золу.


Коварный вор

Чёрный снег как коварный вор,

Он крадёт тепло, мёртвый он,

Почему же я чувствую с ним родство,

И он всё, и он ничего.

Чёрный снег, от него мир горчит,

Я в ладонях замёрзших свечИ,

Пронесу огонь не чувствуя жар,

Не разжечь от него пожар.

Чёрный снег пожирает внутри,

Даже небо — до синевы,

Не увидишь от звёзд свеченье лучей,

Чёрный снег он мой — он ничей.

Бьётся ветер в моё крыло,

На висках ночь и всем назло,

Подставляя крылья под ветра плеть

Продолжаю вперёд лететь.

Перья в кровь, мой выбор жесток,

Хоть бы солнце взошло на восток,

И удержит лучами от жизни нить,

Даст причину чтоб дальше жить.

Змеи молний бойницей в цель,

Пламя жаркое от лучей,

В вышине завывают победно ветра,

Низвергая на землю меня.

Снег в агонии бьётся сам,

Я сродни ему и глаза,

Гаснут в них вместо свечей огни,

Растворяюсь я вместе с ним.


Велика твоя печаль, Господи

Велика твоя печаль, Господи,

Крылья за спиной висят с проседью,

Облаков бы настелить простыни,

И не слышать, как кричат — Нас спаси!

Землю бы тебе продать, кто ж возьмёт,

Вразумить как тех, кто на ней живёт,

Развели они на Земле бардак,

Через сотни лет так вообще беда.

Зря наверно дал людям этот дом,

Выйди из небес, огляди кругом,

Жителей земных громом напугай:

— Не опомнитесь, Землю я продам.


Перья венчально-белые

Ночь бессонницей догорает,

Небо тонкое виснет месяцем,

В даль далёкую, тьму уходящую,

С шумом совы летят с известием.

Чертит лебедь круги озёрные,

Моет перья венчально-белые,

Камыши стоят хмарью тёмные,

Они что-то хотят поведать ей.

Как-то робко рассвет приблизился,

Янтарём лучи расплескал в воде,

Кто-то песню запел по русалочьи,

Ветер весть принёс о беде.

Закружились кувшинки прозрачные,

Заплелись кружевом как саваном,

Шелестят крылья серо-мрачные -

Совы сели на ветки таволги.

Как наотмашь напевы скорбные,

Воют страшно, истошно ведьмою:

— Пал жених её — Лебедь чёрная,

На озёрах стрелою подстреленный.


Ветер смертью течёт пропитанный,

Проникает борясь в сознание,

Лес качнулся верхушками — пиками,

Отдавая себя на заклание.

Утро слёзы росы разбрызгало,

Солнце скорбно за тучами следует,

Срезав воздух тягуче крыльями -

Вверх взлетела с воды лебедь белая.

Слепит бликом зеркальное озеро,

Рябь блестит чешуёй сверкающей,

А на нём словно пепел россыпью -

Тихо чёрные перья качаются.

Крик от боли взлетел, в небесах застыл,

Камнем вниз как бедою подстрелена -

Долго, ласково в водах озёрных мыл,

Ветер перья венчально-белые.


Я с неба

Я с неба

Дождём,

Чтоб быть нам

Вдвоём.

Стекла по

Стеклу,

Чтоб быть

Наяву.

Синь сыпала

Ночь,

Гоня меня

Прочь.

Накинул

Туман,

Прошла

Как обман.

Кружила

С листвой,

Чтоб быть мне

С тобой.

Забрезжил

Рассвет.

Пришла я

Привет,

Но гонят ветра,

Ты спи

Мне — пора.