Щуки в море [Ярослав Ворон] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Щуки в море

От автора

На то и щука в море, чтобы карась не дремал.

Пословица

Идея этого цикла возникла у автора ещё в 2000 году, но первые наброски, к сожалению, были утеряны и лишь через два года восстановлены по памяти, и тогда же, в 2002 году, были отчасти набросаны, а отчасти просто продуманы остальные моменты, которые теперь вошли в главы 5 и 6 данной книги. Исходно предполагалась строго хронологическая последовательность изложения, и «Щуки в море» было названием первой книги цикла. Но — не писалось… Лишь в 2008 году автор решил, что напишет хотя бы рассказ, и у него получился «Мир за мир» — теперь это первая глава книги, ставшей первой в цикле вместо «Щук в море».

Затем всё опять надолго заглохло. «Мир за мир» оставался законченным рассказом, «Щуки в море» всё откладывались… Всё же в 2019 году автор понял, что не может оставить повествование о Стихиалях без продолжения. Но только в самом конце 2021 года плотину наконец прорвало, и первая книга цикла была за полтора месяца завершена. Естественно, встал вопрос и о второй — и она тоже пошла. А дальше автор осознал, что просто обязан дописать и самое начало — первые эпизоды, по которым эта книга и названа «Щуки в море». Ибо, как выражался Ницше, «не сила, а продолжительность высших ощущений создаёт высших людей».

P. S. Имена Стихиалей возникли сами и сразу, автор их не подбирал.

Глава 1. Посланница Симелана

Где начало того конца, которым оканчивается начало?

Козьма Прутков
9–11 сентября 2005


Сентябрь Ната любила даже больше, чем весну. Когда ещё можно наслаждаться таким прозрачным, чуть придымленным утром — утром с хрустальной лазурью неба, звонко хрустящей, как холодное яблоко на зубах? «И с неизменными астрами», — она полюбовалась на роскошный букет в вазе. Было именно такое утро.

— Привет! А где все ваши? — Леренна появилась, когда Первая сестра как раз заканчивала наглаживать блузку. — Ой, это утюг такой? Без углей? Здорово! А то у нас и постирать — целое дело, и глажка тоже. И платье дымом пахнуть будет.

— Вы что, сами всё это делаете? — удивилась Ната. — Без слуг?

— Конечно. Слуги — слишком большая роскошь, а Лесные Сёстры должны жить без роскоши. Даже у нашего… не знаю, как точно — царя, короля, князя? В общем, у нашего мирета и то считанное число слуг.

— Понятно. А где все наши? Кто учится, кто на работе.

— И Белка тоже? — теперь удивляться пришлось Леренне. — Шестилетняя девочка ходит в школу? Как же вы богато живёте! Знаешь, я даже не так завидую вашему… электричеству, как тому, что все читать умеют, да ещё в шесть лет! Всегда учиться любила, но девочек у нас редко учат даже читать, да и парней не всех. Меня вот Меллеан не смогла сразу научить — сама еле умела.

— Почему? Традиции не позволяют?

— Если бы традиции! Жизнь не позволяет! Книги рукописные, бумага дорогая, учителю тоже платить надо, да и мало кто может позволить себе девочку от хозяйства отрывать. Это если только читать-писать. А учёность посерьёзнее — так это девушка замуж не выйдет, детей не родит, а нас и так мало, в смысле вообще всех людей. А земли дикой много, расселяться надо. Младшие сыновья миретов, когда вырастают, берут добровольцев и идут новый… миретар основывать, не соображу, как это по-русски. А где им людей-то взять?

— «Княжество», если я правильно поняла. То есть у вас не выходят замуж только Лесные Сёстры?

— Ещё жрицы и магини, но их тоже очень мало.

— Что, и магия есть?

— Да так, бытовая. Доски там просушить побыстрее или связаться с соседним… княжеством, правильно? Но вот звук записать, как вы тогда делали — уже никак. Может быть, и получилось бы, но наши маги даже не пытаются искать — не могут вообразить, что такое вообще возможно. А магия — это прежде всего воображение, как любая поэзия. Слушай, покажи мне ваш мир, а то я только у тебя дома бывала! Хотя бы просто на улицу выйдем, мы ведь в городе?

— Да, и в очень большом. Двенадцать миллионов человек, а то и все пятнадцать.

— Сколько?.. У нас во всех княжествах столько людей не наберётся! Нет, мне обязательно надо посмотреть, как вы живёте! — Леренна дрожала от любопытства. — Нам же ещё девочку к вам посылать в ученицы, как-то ей будет здесь?

— А давай, в самом деле! — загорелась Ната. — Только не в таком же виде! — иномирная фея была в длинном платье и при полных регалиях. — Сними всё, кроме колец, и оденься как горожанка нашего мира. И пойдём в… харчевню, тут недалеко.

* * *
— Забавно, — заметила Леренна, когда им принесли пиццу. — У нас нечто подобное бедняки готовят из всяких остатков.

— Да у нас исходно тоже так и было, — улыбнулась Ната. — Это общий принцип: то, что было вынужденностью для бедных, потом становится модой для богатых. Видишь ту девушку в рваных штанах? Тоже мода.

— Ужас! Я ещё тогда, когда Алину вашу увидела в первый раз, хотела полюбопытствовать — как женщины вообще могут в брюках ходить? А если…

— А если это, то… — Первая сестра открыла сумочку и показала упаковку прокладок. — Юля разве не рассказывала?

— Господи! — Леренна быстро сообразила, что это такое. — Манелиссе, может быть, и рассказывала, а я с ней только по делу общалась — язык ваш учила. Как же нам не хватает таких вот мелочей! Особенно женщинам, — она горько усмехнулась. — И ты ещё удивляешься, почему на Тарлаоне девочки в школе не учатся? Да потому что любую мелочь — или сама делай, или терпи! Когда учиться-то?

— Печально… — вздохнула Ната. — А Тарлаон — это ваше княжество?

— Нет, это наш мир так называется. А моё княжество — Ниметар. Меллеан помнишь? Она родом из другой страны, из Тинистара.

— Да, я заметила, что вы с ней из разных народов. Кстати, а почему она вместе с тобой не появилась?

— Ещё появится, но сначала ваша Первая ученица должна нанести визит на Тарлаон. Когда станет сестрой двух колец, конечно.

— Так стала уже! Нас двое теперь! — Ната даже разозлилась на себя за то, что забыла сказать самое главное.

* * *
— Что, уже завтра? — нервно сцепила пальцы Даша. — И я одна? Хоть бы Алина со мной отправилась — с сестрой повидаться! Она же тоже может, — юная фея уже знала историю Юли.

— Юля скоро сама сможет появиться в родном мире, — мягко произнесла Леренна. — Не волнуйся так, ну чем тебе поможет Алина, если наш язык пока учила только ты? Тем более что ты учёная дама, кому же отправляться на Тарлаон первой, как не тебе? А если боишься, что не получится перейти к нам, давай я твой кулон сейчас возьму с собой. К своему камню ты сможешь перенестись куда угодно, даже в другой мир.

— Хорошо, — девушка немного успокоилась. — Кстати, у вас один язык или много?

— Один, общий тарлаонский. Диалектов много, но они разошлись не настолько сильно, чтобы понять было нельзя. Ты учишь ниметарский диалект, это наше княжество так называется — Ниметар.

— А в других странах Лесные Сёстры есть?

— Есть, конечно, но мы с Манелиссой из Ниметара, и Юля тоже там живёт. Понятно, ты ещё не так хорошо знаешь тарлаонский, как я русский, но я помогу.

— Будешь представлять меня Меллеан и другим сёстрам?

— Не только. Ещё учёным из… академии, по-вашему. Им давно не терпится поговорить с коллегой из другого мира. И нашему князю, конечно.

— Мирету? — смутилась Даша. — Может быть, не надо? Тебя же нашему президенту не представляли?

— Ваш президент о Лесных Сёстрах понятия не имеет, он даже с Натой не знаком. А князь Ниметара нас хорошо знает, часто приглашает, даже роды у княгини и то Меллеан принимала.

— И как, успешно? — заинтересовалась Ната, сама когда-то работавшая акушеркой.

— Да, все три раза, — Леренна тепло улыбнулась. — У него два сына и дочь. Даша, не нервничай так, никаких больших приёмов! Просто появимся у князя в кабинете, поговорим немного, ему ведь тоже очень интересно. А тебе разве не любопытно с настоящим князем познакомиться? Ты же историк!

— Да-а… — Даша восхищённо подняла вверх глаза. — Настоящий средневековый князь! Он хоть один будет? А то я опозориться очень боюсь, даже не знаю ведь, как к нему обращаться.

— Вот это я тебе и расскажу — как к кому обращаться и как держаться. Тикет, я правильно говорю?

— Этикет, — поправила Ната.

— Да, точно, спасибо! К князю на людях так и полагается обращаться — «мирет», то есть «Владыка». Наедине можно по имени, но только если он сам предложит. Вообще обратиться к кому-нибудь по имени без титула — это соответствует вашему «ты», а с титулом — «Вы». К княгине — «миретль», но с ней тебя знакомить завтра точно не будут.

— То есть просто добавляется женское окончание?

— Да. Например, к учёному, магу или жрецу — «ханисет такой-то» или просто «ханисет», если не знаешь по имени. «Ханис» — на современном тарлаонском языке «мантия», но исходный смысл этого слова — «знание», так что смысл — «Владеющий знанием». А к жрице или магине, соответственно, обращаются «ханисетль», и к Лесным Сёстрам так же стали.

— А как узнать, кто маг, а кто учёный?

— А как вы своих священников узнаёте? Облачение и крест, так? Вот и наши жрецы тоже носят на груди что-то похожее. Маги — перстень с камнем на левой руке. Ну а Лесные Сёстры — это уж вы знаете! — Леренна рассмеялась. — Так что тебя, Даша, полагается титуловать «ханисетль Даррия».

— Почему именно «Даррия»? — уловила нестыковку девушка. — Ты же вроде нормально моё имя произносишь.

— Я — да, я специально учила ваш язык. Но кто не учил, тому «Даша» попросту не произнести, нет у нас шипящих звуков.

— А «Дарья»? Полное?

— А вот здесь тонкость. Обычно же именование замужних и незамужних женщин различается, правильно?

— У нашего народа — нет, — уточнила Ната. — Замужем ли женщина — по одной фамилии понять нельзя. Хотя на Земле есть и такие народы, у которых различается.

— Кстати! — вспомнила Леренна. — Ваш мир по-тарлаонски стал называться Симелан, потому что «Земля» нам трудно выговорить. Даже учёным и то трудно.

— Симелан так Симелан! — улыбнулась Даша. — Хорошо хоть, не «Хррз’ызх» какое-нибудь.

— Ну что ты, мы не такие… извратисты! Ну так вот, на Тарлаоне ещё нет фамилий в вашем понимании, все пишутся просто «такой-то, сын такого-то». Поэтому у девушек и замужних женщин различаются имена. В девичьем имени всегда есть двойной звук, который потом заменяется на первый звук имени мужа.

— Двойной звук? Разве они есть в тарлаонском языке? В том учебнике, который ты дала, ни разу не попадалось.

— Есть, но только в девичьих именах и нигде больше. Моего отца, например, звали Канит, а девичье имя матери было Хелисса, поэтому она стала Хеликой. Теперь понятно, почему «Даррия»? Все Лесные Сёстры, конечно же, не замужем.

— Ага, понятно. А ученица если, Юля та же?

— Ханиседисль. Сможешь перевести?

— «Дис» — это «потом», то есть получается будущее время. «Будущая Владеющая знаанием»?

— Правильно! А сообразишь, какой титул у старшего сына мирета?

— Миредис? «Будущий Владыка»?

— Конечно! — кивнула Леренна. — Мне пора уже, давай твой кулон! Завтра утром появляйся у меня. При полных регалиях Лесной Сестры, конечно.

— Ой, подожди, я вспомнила! Князю же полагается преподнести какие-то дары?

— Авторучку перьевую, например, как мне Ната подарила сегодня, — тарлаонка показала «Паркер». — Поверь, он очень обрадуется!


* * *
Даша всё-таки сильно нервничала и никак не могла справиться с застёжкой правого браслета. Ещё бы — первое появление в ином мире, да ещё в качестве посланницы! Не всей Земли, понятно, и даже не России, а только Стихиалей, но всё равно… Наконец она решила взять браслет с собой — Леренна поможет надеть. «Стрёмно оставлять дома два камня», — внезапно сообразила девушка, бросив взгляд на лежащие на столе серьги ученицы. — «Я так могу и раздвоиться, когда буду возвращаться!» Она положила одну серёжку в сумку рядом с браслетом и подарочным «Паркером» и попыталась представить себе самоцвет и ажурную оправу своего кулона. Да вот же он, в руке!

— Получилось! — подняла глаза сидевшая за столом Леренна. — Собственно, и без кулона получилось бы — нужно было просто представить меня. Запомни комнату, в следующий будешь появляться именно здесь, я-то могу быть где угодно!.. А вот и Юля!

— Привет! — появившаяся в комнате девушка была ужасно рада. — Ты Даша, с Земли? Ученица Наты? А Линка появится?

— Ханиседисль Юллия, имей терпение! — шутливо погрозила пальцем Первая ученица. — Ты скоро увидишься и с сестрой, и с отцом.

— Скорее бы! — нетерпеливо вздохнула Юля.

— Только помни, что ты очень нужна здесь! Мы будем искать девочку, чтобы отправить её в ученицы на Землю, и как найдём — сначала ты будешь с ней заниматься.

— Русским языком?

— Не только. У вас очень развитая… забыла слово…

— Цивилизация?

— Да, цивилизация. Нужно же как-то бедную девочку подготовить!

— А знаете, что я подумала? — предложила Даша. — Ищите девочку, которая внутренне уже в будущем и сама пытается что-то техническое изобретать. У вас же тоже есть прогресс, значит, есть и изобретатели.

— Есть, — вспомнила Леренна. — Но исключительно мужчины. Хотя не спорю, и девочка такая найдётся, если поискать. Но ещё ведь нужен дар феи Земли, не забывай! Ну что, отправляемся в академию?


* * *
— Лесная Сестра с Симелана? Наконец-то! — обрадовался сухонький старичок в мантии.

— Добрый день, о-ханисетль[1]! — кивнул мужчина средних лет, на левой руке которого выделялся перстень с крупным чёрным камнем.

— Позвольте представить, — начала Леренна. — Ханисет Коберин, мироописатель. Ханисет Летраль, маг. Ханисетль Даррия.

— Давайте уж просто по именам, без церемоний! — предложил Коберин. — Даррия, а ты случайно не учёная? Леренна рассказывала, что на Симелане и женщины-учёные есть.

— Пока нет, я ещё сама учусь, — ответила Даша, с трудом подбирая слова. — Буду…

— Летоописателем, — подсказала Леренна. — Даррия ещё плохо знает тарлаонский.

— Жалко, — огорчился старичок. — Но учишь?

— Да, конечно, — виновато потупилась девушка. — Ханисет, а ты можешь немного рассказать мне историю Тарлаона?

— Летоописание? Даррия, не надо так церемонно, это мне надлежит титуловать тебя «ханисетль»! В вашем мире столько знают! Итак, наша писаная история началась тысячу с небольшим лет назад… А знаешь, давай я тебе лучше книгу дам, — Коберин, заметив, что Даша не понимает половину слов, взял с полки нетолстый манускрипт.


* * *
— Добрый день, мирет! — поклонились феи.

— Добрый день, о-ханисетль! — улыбнулся князь. — Прошу садиться, — он показал на скамью около резного столика, на котором стояли серебряные чарки, глиняный кувшин с каким-то напитком и блюдо с копчёным мясом. — Ханисетль Даррия, верно?

— Да, мирет, — кивнула Даша.

— Надо же, Лесная Сестра из такого развитого мира! — князь разлил по чаркам напиток, оказавшийся лёгким вином. — Даррия, давай по имени, меня зовут Нисталь.

— Хорошо, ми… Нисталь. Позволь преподнести тебе дар! — девушка достала из сумки авторучку.

— Это чтобы писать? — догадался князь. — Чернила внутрь заливаются? — поднявшись и подойдя к письменному столу, он с помощью Леренны заправил ручку и вывел несколько загогулин на листе какого-то материала, напоминавшего грубую бумагу. — Как пишет быстро, даже не надо быть мастером-писцом! Благодарю, Даррия! А я тоже приготовил дар для посланницы Симелана — домик в Касаме. Теперь у тебя в нашем мире есть свой дом.

— Благодарю, мирет! — смущённо покраснела Даша — подарок по меркам российской горожанки был поистине княжеским. — А «в Касаме» — это где?

— Леренна! — укоризненно посмотрел Нисталь. — Небось во все тонкости языка Даррию посвятила, а азы мироописания забыла? И вообще я на тебя очень сержусь, между прочим. У нас почти три года живёт ещё одна девушка с Симелана, а ты мне только неделю назад об этом сказала! Касама — это столица Ниметара, тот город, где мы сейчас, — объяснил он Даше.

— Большой город? — поинтересовалась девушка.

— Да, тысяч семь-восемь жителей. Я знаю, в твоей столице — в тысячу раз больше, даже не представляю себе, как такое вообще может быть? Но весь Ниметар — триста с небольшим тысяч, понимаешь? Самое большое княжество — это Тинистар, но и там население — меньше восьмисот тысяч. А всего на Тарлаоне живёт миллионов десять человек, примерно как в… Москове, так твой город называется, правильно? В нашем языке и слово-то такое — «миллион» — появилось только в последние сто лет! Кстати, о времени, — князь посмотрел на песочные часы. — Скоро заявится Нисемун, это мой старший сын, ему тоже не терпится посмотреть на фею с Симелана. Старший-то он старший, но всё равно ещё мальчишка! Не надо расписывать ему чудеса вашего мира, а то загорится сам побывать у вас, а потом всю… технику без оглядки к нам перетащить. Леренна, помнишь, ты рассказывала про… попаданцев, так, кажется, их Юллия ваша называла? Которые оказывались Лаонет[2] знает где и каким-то чудом сразу это ваше… электричество устраивали в каждом сортире? Вот этого — не надо! Да, я очень хочу процветания для Ниметара, и что-то мы от вас с благодарностью примем, но именно что-то, и осторожно, а не всё подряд! «Прежде всего не навреди» — так на Симелане говорят? — в этот момент в дверь постучали каким-то условным стуком. — Да, Нисемун, входи! Ханисетль Даррия, помни, о чём я просил!.. Нарелимма, и ты?

Даша с любопытством смотрела на вошедших детей — впрочем, любопытство было взаимным. Очень похожий на отца юноша лет шестнадцати в добротной, но простой одежде, с коротким мечом в ножнах за спиной, и девочка не старше тринадцати в пышном платье, сразу принявшаяся восхищённо разглядывать диадемы и ожерелья фей.

— Приветствую, о-ханисетль! — поздоровался юноша.

— Привет, Ренни! — девочка подошла к Леренне. — Добрый день, ханисетль…

— Даррия, — представил князь.

— Добрый день, миредис Нисемун! — улыбнулась Даша. — Добрый день, миредисль Нарелимма!

— Просто Нисемун, — слегка смутился княжич. — И это… Даррия, прошу прощения, но к дочери мирета обращаются — миретанль.

— Ой… — вспомнила тарлаонская фея. — О-мирет[3], простите, это я не сказала Даррии, как правильно. Даша, «миредисль» — это жена наследного княжича, потому что она в будущем станет княгиней. А дочь только может стать ей, если выйдет замуж за князя или наследного княжича, поэтому вместо «дис» стоит «тан» — «возможно».

— Ох, как же я не сообразила! — смутилась девушка. — Учила ведь эти конструкции.

— Даррия, да я не обижаюсь, зови меня просто Лимми, без титулов! — засмеялась юная княжна. — А можно твою диадему посмотреть?

— Дай ей, пусть посмотрит, — кивнула Леренна. — Миретанль, напоминаю, что чужие регалии не надевают, можно только в руках повертеть!

— Знаю… — обиженно протянула девочка, любуясь самоцветами в розоватом золоте. — Я свои хочу!

— Нарелимма, ну сколько можно? — укоризненно посмотрел отец. — Корону наденешь, если станешь миретль. Ожерелье носят жрицы, но в жрицы я тебя не отпущу! Перстни подобают правителям и магам. Браслеты — только Лесным Сёстрам, и только они могут надевать всё сразу! Но дара феи у тебя нет.

— Ах да, я забыла! — Леренна полезла в висевший у неё на руке мешочек и вытащила зеркало в деревянной оправе и небольшую шкатулку. — Лимми, это тебе от нас с Даррией. И ещё… — она достала свёрток в плотной ткани и начала что-то шептать на ухо девочке, на лице которой при этом проступило сначала удивление, потом страх и, наконец, восторг.

— Шепчетесь? Заговор против мирета? — Нисталь притворно нахмурился, но смеющиеся глаза выдавали его с головой.

— Да так, о девичьем, — потупила глаза фея.

— О женщины! Правитель посланницу принимает, а они прямо в кабинете — «о девичьем»! Лимми, ты можешь к себе пойти в зеркало смотреться?..

— Зеркало с Симелана? — спросил князь, когда Нарелимма, слегка обидевшись, убежала рассматривать подарки. — Даррия, ты даже представить себе не можешь, какая это роскошь — хорошее зеркало! На Тарлаоне только недавно начали делать прозрачное стекло, а такое большое и такое ровное — вообще не скоро научатся. А ты просто в подарок — двенадцатилетней девочке, даже ещё не девушке! Да, порадовала её, благодарю! Но всё-таки предметы роскоши — последнее, что я хотел бы от вашего мира. Нисемун, вот ты — будущий правитель. Скажи, что Ниметару нужно в первую очередь?

— Люди. Народ, — не задумываясь ответил юноша.

— Вот именно! — улыбнулся довольный ответом князь. — На Тарлаоне много совершенно неизведанной земли, которая не принадлежит никакому мирету — пока не принадлежит. А будет принадлежать — тому, чьи подданные заселят! А ремёсла? А торговля? Больше земли, больше крестьян — значит, больше горожан, больше мастеров, больше богатства. А мы половину детей теряем!

— Почему? Эпидемии? — спросила Даша.

— Мор? Бывает, но не очень часто. Голод! Если два года подряд триама не уродится, все голодают. У вас что, не так?

— У нас просто очень большая страна. Если где-то плохой урожай, то в другом месте будет хороший.

— И не просто хороший, а много? — невесело усмехнулся Нисталь. — И всё это «много» вы можете быстро привезти туда, где мало, я так понимаю?

— Угу, — девушка скомкала тему, вспомнив о просьбе не слишком распространяться о земных технологиях при Нисемуне. — А триама — это что?

— Отец, позволь мне объяснить, — княжич взял со стола пустотелую тростинку-калям, обмакнул в чернила и нарисовал какой-то кустик, похожий на земное просо. — Вот это — триама, из неё пекут хлеб.

— Только из триамы?

— Можно ещё из хансата, — Нисемун изобразил рядом нечто смахивающее на пшеницу, — но он в Ниметаре плохо растёт, урожай только сам-три. Триама в хороший год может дать и сам-пять, да только на один хороший год — два плохих.

— А кроме хлеба что у вас едят?

— Метеланов держим, — княжич опять взялся за калям, рисуя животное, похожее на быка. — Но не на мясо — только на молоко! Ещё на них пашут и грузы возят. А на мясо — птицу всякую, ну и охота с рыбалкой.

— А лошадей на Тарлаоне разве нет? — удивилась Даша, после чего ей пришлось долго объяснять, что такое лошадь. — Значит, нет… Знаете, о-мирет, мне кажется, что вы просто разведали не весь ваш мир, а только один континент, и не очень большой. Я видела карту Тарлаона — он, похоже, окружён морем, но за морем может быть ещё одна земля… или даже не одна.

— Может быть, — согласился Нисталь. — Так разве море переплывёшь? У нас строят небольшие корабли, но плавать-то можно только возле берега.

«Навигации они толком не знают», — поняла девушка. — «Но не это самое срочное».


* * *
— Лера, а что такое интимное ты Нарелимме подарила? — полюбопытствовала Даша, уже познакомившись со всеми Лесными Сёстрами Тарлаона и собираясь возвращаться домой.

— Бельё, — смутилась Леренна. — Кусок вашего мыла. И это

— Я поняла, — юная фея нервно рассмеялась. — Нет, попадать точно надо парами! Мужчины-то всё на поле брани смотрят да в кузницу, прогресс двигают, а о женщинах кто позаботится? «Сие надлежало делать, и того не оставлять»[4].

— Именно так. Но о мужском тоже забывать нельзя! Поговори со всеми вашими, может быть, помогут Нисталю страну от голода избавить? В вашем мире наверняка знают всякие… земельные искусства.

— Сельскохозяйственные технологии? Да, конечно. Но нам нужно знать, какой у вас климат и что вы вообще выращиваете.

— Всё здесь, — Леренна показала на два манускрипта. — На более-менее современном тарлаонском — вот краткая история, а вот мироописание, тут и про климат есть, и про сельское хозяйство, причём с рисунками. Только… Коберин, конечно, дал тебе эти книги, но будет очень рад, если ты их вернёшь. И карты тоже. Очень уж много труда уходит на то, чтобы книгу переписать. У вас есть… машины, которые переписывают?

— Да, конечно! А я к вам ещё попаду?

— Да когда захочешь! — улыбнулась тарлаонка. — Но мы всё-таки Лесные Сёстры, и ты нужна в своём мире, а я — в своём.


* * *
— Лара, ты где сейчас? — звонок Даши застал Ларису в тот момент, когда она, закончив обработку очередной порции свадебных фотографий, приняла предложение Алексея распить баночку пива.

— На работе вообще-то, но уже заканчиваю. А что?

— Я карты принесла из другого мира! Давай смотреть!

— Из того мира, откуда Леренна? Уже бегу! Куда?

— Давай к феям? Артур пусть тоже посмотрит.

— Давай! Я у Алексея, знаешь, где это?

— Очень хорошо знаю, сейчас буду, — Даша отключилась. — «Лучше бы мне не знать!» — воспоминания были не самые приятные. — «Хотя что это я, Алексей-то ни в чём не виноват».

— Лара, это Даша звонила? Она скоро приедет? — фотографу тоже стало не по себе.

— Да, скоро будет. Слушай, что у тебя такое с ней? И она при упоминании о тебе занервничала, и ты вдруг засуетился.

— Не хочется об этом, — помрачнел Алексей. — Скажу так — в прошлом году мы пережили вместе очень тяжёлый день. И не спрашивай больше, хорошо?

— Привет! — в комнате появилась одетая по-домашнему Даша. — Лёшик, как дела? Почти год не виделись!

— Даша… — фотограф с восхищением смотрел на девушку. — Ты теперь тоже фея? Я так рад за тебя! Прости меня…

— За что? Это ты меня прости, что я тогда сломалась, и из-за меня все страшно переживали, — Даша подошла к Алексею и обняла его.


* * *
— Лара, похоже, мы сделали ошибку, когда свалили изучение тарлаонского языка на одну Дашу, — признался Артур. — Мне бы тоже поучить его, да и тебе — хотя бы письменный. А то даже карты не можем прочитать, — он разглядывал схематическую карту Тарлаона, изобилующую белыми пятнами, и значительно более подробную карту Ниметара.

— Давайте с карты Ниметара начнём, — предложила Лариса. — Даша, масштаб какой тут?

— Коберин, который географ и главный землемер, сказал, что один к миллиону, то есть в каждом нашем сантиметре — десять километров, — вспомнила девушка. — Они, конечно, не километрами мерят, но нам, думаю, пока проще в километрах, нет?

Княжество на карте напоминало ромб, вытянутый с севера на юг и заключённый в естественных природных границах. По северо-западной стороне ромба был схематически обозначен горный хребет, южнее переходивший в дугу всхолмленных возвышенностей. Правая сторона этой дуги отжимала к востоку границу по большой реке, заставляя её течь сначала на юго-восток и лишь затем на юго-запад, где она впадала в море. Слева на юго-восток текла ещё одна большая река, которая на середине границы резко заворачивала на юг, к морю, образуя огромную дельту и оставляя половину юго-западной стороны морским побережьем.

— Прикинем площадь, — Лариса взяла линейку. — Сорок три на двадцать шесть… половина произведения диагоналей… Получается пятьдесят с лишним тысяч квадратных километров, примерно как Хорватия. Однако нехило для княжества! А плотность населения… Даша, ты говорила — триста с чем-то тысяч? Где-то пять с половиной человек на квадрат, если в среднем.

— Реально, думаю, раза в полтора больше, — заметил Артур. — Обратите внимание — северо-восток практически не населён, тут показаны холмы с лесами.

— Я прикинула — у них, если соотносить с нашей историей, где-то поздняя античность или раннее Средневековье, — сказала Даша. — А тогда плотность населения, скажем, в Галлии примерно такая и была. В азиатских провинциях Рима и в самой Италии, понятно, больше, но Ниметар больше напоминает как раз Галлию — умеренный климат и леса.

— Юг — уже явно степи, — размышляла вслух Лариса. — Население как раз на юге и сосредоточено — видите, как густо сёла идут в этой полосе вдоль восточной реки? Кстати, как она называется?

— Тапалера. А западная, которая с дельтой — Фалонта.

— Ага, спасибо! В общем, больше всего людей живёт в нижнем течении Тапалеры, и в устье как раз порт. И ещё один очень населённый район — в западном углу, тут много небольших рек, которые с северо-востока текут.

— Да, я вижу. А вот они все в итоге сливаются в одну реку… Касину, — Даша прочитала надпись. — И там, где Касина впадает в Фалонту, стоит Касама, это столица. А вот почему возле дельты Фалонты почти никто не живёт?

— Болота, наверное, — предположил Артур. — Малярия.

— Здесь должно быть написано, — Лариса кивнула на географический манускрипт. — Даша, переведёшь?

— А что сама-то выучить не хочешь? Есть же учебник, Леренна с Юлей написали.

— Да я бы с удовольствием, но как дома-то? Мать увидит — небось подумает, что свихнулась дочка, выдумывает несуществующий язык вместо того, чтобы Учить Английский!

— Всё к деньгам поближе мечтает пристроить? — понимающе ухмыльнулся Страж Вихрей. — Не в бухгалтеры, так в обслугу всякой иносрани?

— Ну да, — поморщилась ученица Ледяной Девы. — Именно что к деньгам, а деньги как раз по-английски говорят.

— Ладно, — вздохнула Даша. — Лара, я тебе переведу главное, хорошо? Только сначала помогите мне отсканировать карты и манускрипты, их надо вернуть!


* * *
— Линка! — бросилась к сестре торжествующая Юля.

— Юлька! — бурно раскрыла объятия Алина. — Ты теперь фея и можешь появляться у нас? А я вот тоже фея, — она показала руки.

— Офигеть! Ты — и носишь кольца?

— Не всегда. Но… не окажись на мне в нужный момент кольца — не было бы у нас Первой ученицы, — Ледяная Дева вспомнила уходящую Дашу, которую удержал на краю беспамятства только магический самоцвет. — Ну что, хочешь отца навестить?

— Да! И при полных регалиях! — юная фея смотрелась в зеркало. — Линка, а ты пойдёшь со мной?

— Да, но только ненадолго. Забросишь меня обратно? Я ведь фея Воды, так что по земле и в воздухе сама появляться не могу.


* * *
— А делать-то что будешь в том мире? — перешёл к делу Юрий Алексеевич, когда бурная встреча отца с дочерью осталась в десяти минутах позади. — Чем у вас феи занимаются?

— В основном исполняем обязанности МЧС, — улыбнулась Юля. — Только что пожары не тушим, а так — постоянно то из леса кого-то выводим, то из-под обвала откапываем.

— У вас что, бывают землетрясения?

— На моей памяти — нет, только горняков в шахтах заваливало. А вообще-то бывают, но не в том миретаре, где я живу…

— Миретар — это по-нашему княжество, — быстро пояснила Алина.

— Ну и иногда всякие добрые дела по мелочи, — продолжила юная фея. — Мир не очень развит, люди не столько живут, сколько выживают, поэтому даже вовремя накормить кого-то — уже помощь. Или грамоте научить крестьянскую девочку, если её семья не может сама. Помню, мы к такой умнице сразу вдвоём отправились — наставница её писать учила, а я тем временем по хозяйству шуршала, — Юля рассмеялась. — Девочка, к сожалению, оказалась без магических талантов, так что всё равно ей замуж, но мы уж проследим, чтобы за купца, а не коровам хвосты крутить!

— А без «замуж» никак? — удивился Юрий Алексеевич. — Женщине одной не разрешается жить?

— Не сможет, — вздохнула девушка. — Работы за деньги, считай, нет — натуральное хозяйство. Как женщина без мужа справится? И мужчине тоже без жены никак. Так что замуж не выходят только жрицы и Лесные Сёстры, а остальные «будут нянчить, работать и есть»[5]. Да даже есть — и то редко когда досыта, неурожаи часто.

— Неурожаи? А князь ваш что, не держит запасов на такой случай?

— Держать-то держит, он мудрый человек, да только много ли накопит? Даже когда хороший год, всё равно излишков мало, и они даже для правителя не бесплатные! Один неурожай ещё переживём, а если два подряд? Тут только современное сельское хозяйство спасёт, а князь — всего лишь человек.

— И тебя, если я правильно понял, «бросили на село»? — подмигнул отец. — А сейчас какое состояние? Что еды мало — понятно, а какие культуры выращиваете? Пшеницу?

— Триаму в основном, это типа пшена. Пшеница на Тарлаоне называется «хансат», только мало кто рискует с ним связываться, в нашем княжестве он плохо растёт. В общем, сидим на пшённой каше и молоке, без коров с быками — тоже никуда! Лошади у нас не водятся, поэтому и пахать, и возить — всё на быках.

— А мясо? Свиньи там, овцы, куры?

— Кувары водятся, это типа кабанов, но только дикие. Охотятся на них, вкусные, а вот одомашнить — почему-то не одомашнили.

— Вот и займись! — загорелся Юрий Алексеевич. — Набери загон этих ваших куваров, хорошую земную пшеницу посей, фасоль какую-нибудь, подсолнухи…

— Я? Сама?

— А то кто же? Юля, крестьянин — человек очень косный и недоверчивый, и не от хорошей жизни! Нет у него возможности экспериментировать — совсем без еды останется, если не получится. Его носом ткнуть нужно, да и то собственным примером, а не царским указом! Пару лет посмотрит, что новинка у соседа хорошая оказалась — тогда, глядишь, и сам заведёт.


* * *
«Все живы…» — отрешённо думал погорелец. — «Лучше бы мы все сгорели! Куда теперь-то — в бродяги, прямо под зиму? Если бы хоть триаму убрать не успели! Продал бы зерно, перебедовали бы кое-как. А теперь — сгорел амбар со всем урожаем, ни пруса[6] выручить не успел, и самим есть нечего! Два зилана[7] с мелочью в кошеле — шестерым три недели впроголодь, а дальше? Дом со всей зимней одеждой сгорел, и обе хилетль[8] сгорели, и птичник — только метеланы с повозкой и остались, но продавать нельзя! Без повозки, пешими бродягами — точно замёрзнем зимой, сам таких хоронил…»

— Папа… — тронула его за плечо Танисса, прижимавшая к груди книгу. Ну что за девка дурная — книги спасает, нет бы пару тулупчиков зимних надеть да выбежать! Книга, конечно, дорогая вещь, да только потому никто и не купит в селе! Да и дали её дочери небось не насовсем.

— Нисси… — махнул рукой отец. — Выдрать бы тебя за эту дурь, да что толку? Кого и драть теперь, так меня!

— Папа! Сегодня же Лисси с Юлли должны появиться!

— Что ещё за «Лисси»? Говори как положено — «ханисетль Манелисса»! И чем она помочь может? Дом новый не поставит ведь? И зерно, и всё хозяйство… Иди лучше мать успокой! — крестьянин уронил голову на руки, обессиленно привалившись спиной к колесу повозки.

— Доброе утро, фенет[9] Паланир! — прервал его горестные раздумья женский голос.

— Да какой я теперь «фенет»… — пробормотал он, глядя невидящими глазами на тлеющие угли, ещё вчера бывшие его домом. — Ох, простите, ханисетль Манелисса! — Паланир поднялся на ноги и вежливо поклонился. — Доброе утро!

— Я к Таниссе пришла, как всегда, а у вас беда такая… — скорбно смотрела фея, обнимая плачущую девочку. — Вы сами-то как, все живы?

— Живы, и не обгорели даже! — его жена стояла чуть поодаль, прижимая к себе всех трёх сыновей. — Хотя бы дочке — поможешь замуж выйти? Я знаю, вы иногда благословляете бедных девушек мешочком серебра в приданое. Никогда не попросил бы раньше, сам мог ей собрать, а теперь — только на чью-то милость надеяться!

— И не только дочке, — размышлявшая о чём-то Манелисса наконец решилась. — Вы согласны переселиться? Дом будет, и денег мирет даст на первое время.

— Мирет? Кто-то из миретанов объявил тарансиль[10]?

— Нет, поселиться надо в Ниметаре, недалеко от Касамы. Это будет поручение мирета Нисталя.

— Поручение? Я же обычный крестьянин, читать и то еле умею! Не понимаю…

— Вот крестьянствовать и будете. Так согласны?

— Пали, соглашайся! — подключилась напряжённо слушавшая жена. — Нечего нам терять, всё потеряли уже!

— Вот именно, фенетль[11] Навепа! — кивнула фея. — Вы доберётесь до Касамы дней за пять? Танисса у меня пока поживёт.

— Да уж доберёмся, — Паланир уже прикидывал, у кого бы прикупить в дорогу браги — своя осталась в сгоревшем доме. — Через час и отправимся, собирать-то всё равно нечего!

* * *
— Итак, что мы знаем о Тарлаоне? — Страж Вихрей вывел на монитор компьютера скомпонованную карту. — Фактически это пока один материк, о других ничего не известно, но они должны быть точно. Даша, какая там гравитация?

— Как на Земле, — вспомнила Первая ученица. — Да, год там — триста тридцать семь суток, в смысле их суток. В сутках двадцать часов, каждый час — примерно восемьдесят наших минут.

— Значит, период обращения вокруг звезды почти как у Земли, — подсчитал Артур. — Будем исходить из того, что размеры тоже приблизительно одинаковые. А площадь этого материка… Видишь, где Ниметар? Если он тут нарисован правильно, то материк получается чуть меньше Австралии, но лежит в северном полушарии, а не в южном. С запада на восток — тысячи три километров…

— Тогда уж «тысяч шесть хисалей», — засмеялась Даша. — Хисаль — это тысяча клеранов, а клеран… А где та железка, на которую карты были намотаны?

— Да вот, в углу. Так это аршин такой? — на железном стержне действительно были хорошо заметные риски.

— Скорее локоть. Насколько я поняла, система мер там не устоялась, даже в пределах одного миретара обычно локоть «гуляет», но в Ниметаре ещё отец нынешнего князя ввёл такой вот эталонный клеран.

— Почти точно полметра! — Страж Вихрей, достав рулетку, измерил расстояние между крайними рисками. — Удобно получилось. А меры веса какие?

— Пока не знаю. А деньги… сейчас вспомню. Серебра добывают очень мало, золота ещё меньше, так что по рукам ходит в основном медь. Медная монетка называется «прус», десять прусов — «кетар», она тоже медная, десять кетаров — «зилан», это уже серебро.

— Зилан я видел, только не знал, что он так называется. Манелисса показывала тогда у гнома, когда они Нату посвящали в Лесные Сёстры. А золотые монеты есть?

— По-моему, из золота в Ниметаре монет не чеканят, очень мало его. В других странах — может быть, там должна быть своя денежная система.

— А ты там что-нибудь вообще видела золотое?

— Перстень с печаткой у князя. Ну и регалии Лесных Сестёр, конечно. А на княжне вот украшений не припоминаю, даже не золотых.

— Ну и правильно. Им сортовые семена сейчас нужны и сталь хорошая, а не золото!

* * *
Если бы в беседе Артура с Дашей принимала участие ещё и прожившая на Тарлаоне почти три года Юля, она бы сразу сказала, что на самом деле золото там есть на любой девушке, если только её отец достаточно зажиточен, и служит показателем не только зажиточности, но и взрослости — к девушке можно свататься, будут и дети, и приданое. Именно такое золото — маленькие колечки в уши — Юля и положила на стол перед Таниссой:

— Фенедисль[12], ты, хоть и не станешь Лесной Сестрой, всё равно под нашим покровительством, как и вся твоя семья. И будущий муж с детьми, конечно. Видишь веточки с камешками? Такое носят только отмеченные Лесными Сёстрами, — вокруг колечек действительно обвивался узор из золотых веточек с крошечными синими самоцветами.

— С-спасибо, ханисетль Юллия, — засмущалась девочка. — А что я должна сделать? — она догадывалась, что феи покровительствуют отнюдь не кому попало.

— Не только ты. Прежде всего отец и братья, пусть они и маленькие ещё. Скажи, ты замечала, что я не из Ниметара?

— Да, говор у тебя не наш. Ты из… Мадиреля? — Танисса назвала самую дальнюю из известных ей стран.

— Вообще не с Тарлаона. Я из другого мира.

— Из… другого… мира?.. Разве есть другие миры?

— Нисси, поверь, — подтвердила молчавшая до этого момента Леренна, — Юллия не с Тарлаона, я два раза в её мире была. Юля, покажем ей что-нибудь? — спросила она по-русски.

— Да, я чечевицу принесла попробовать и масло, — землянка выложила на стол мешочек с чечевицей и поставила стеклянную бутылку с подсолнечным маслом. — Сварим? Здесь я такого не встречала, может быть, будет расти?

— Крупа такая? — поняла смышлёная девочка. — Из твоего мира? А как называется?

— Ленс[13], — Юля понимала, что вместо «чечевица» тарлаонцы начнут выговаривать какое-нибудь «сиси-писи». — Ты вообще есть хочешь?

— Угу, — смущённо кивнула Танисса. — Ленса? Её варить надо?

— Да, сейчас сварим и попробуешь. Если понравится, будете выращивать, — Юля достала несколько картинок с растениями, но в этот момент вошла Манелисса:

— Нисси, пошли мыться, ты же вся прокопчённая! И платье я тебе новое приготовила.

— Ой!.. — девочка густо покраснела, сообразив, что сидит перед Лесными Сёстрами вся чумазая и в прожжённом перепачканном платье.

* * *
— А почему именно Ниметар? — спросил Виктор. — Насколько я понимаю, самая большая и самая развитая страна — это Тинистар.

— Да, и самая богатая, и самая сильная, и вообще это фактически королевство, — кивнула Даша. — Правитель уже не «миретом» именуется, а «мирланехом», то есть «Владыкой всех земель» на их диалекте, а миреты — это ступенька ниже, типа графов у него. Но если мы начнём развивать в первую очередь Тинистар, то его король очень быстро создаст из всего Тарлаона, в смысле континента, классическую деспотию, он и без нас о расширении подумывает. То есть попытается, конечно, создать империю, но получится именно деспотия.

— А обычный тарансиль — не выход?

— У Тесенита, то есть у его сыновей, особо возможностей нет. Тесенит — это тинистарский король, — пояснила Первая ученица. — География у Тинистара очень удачная — хороший климат, море с трёх сторон, северо-западная граница по горам, но это в то же время означает, что свободной земли для тарансиля рядом уже нет. Если только за морем, но это им пока недоступно.

— Слушайте, я вот что подумал, — сообразил Артур. — Мы как-то машинально соотносим Тарлаон с Европой, а ведь не исключено, что «Европа» там как раз на другом материке! И поплывут какие-нибудь испанцы захватывать Тинистар вместе с Ниметаром…

— А то и наглы, — ухмыльнулась Лариса. — Кстати, а что плохого, если будет централизованное государство? Ведь хрен бы у того же Кортеса что получилось, если бы ацтеки между собой не собачились! Да и у наглов в Индии.

— Всё правильно. Империя! Потому что единый Тарлаон может быть только империей, — вскинула голову Алина. — Может быть, я и не совсем правильно рассуждаю, но я правильночувствую, понимаете? Как бы мы ни относились ко всяким сатрапчикам, но мы — русские, то есть люди с имперским сознанием, нам никогда не понять воздыхателей по небольшим уютным странам-хуторкам!

— Между прочим, именно сатрапчики и суть первые враги Империи, — заметил Страж Вихрей. — Те же куркули хуторские, только что не зерно с золотом стаскивают к себе в норы, а властишку свою вахтёрскую!

— Вот потому Тесенит в императоры и не годится, — продолжила Даша. — Точнее, не столько он, сколько его аристократия не сможет быть элитой империи. Там уже образовалась потомственная аристократия, как мне рассказывали. А страна, во-первых, достаточно богата, чтобы обеспечить мирета с приближёнными большим войском и некоторой роскошью, а во-вторых, не настолько богата, чтобы дать им желаемую роскошь. Поэтому у них нечто типа то ли крепостного права, то ли колхозов — вся земля принадлежит королю, миреты — что-то среднее между арендаторами и наместниками, а крестьяне приписаны к своим сёлам, и с них семь шкур дерут.

— Дашуль, не торопись обличать! — улыбнулась Ната. — Ты же со слов Нисталя с Коберином говоришь, то есть никак не друзей Тинистара! Сама ведь не была там?

— Да, не друзей и даже в какой-то мере завистников, но мне дали почитать тинистарские законы, так что если и не семь шкур, то шесть — точно! В общем, король обкладывает данью миретов, а те, соответственно, с крестьян трясут вдвое — надо же и себе любимым.

— Законы, я так понимаю, тебе Нисталь подсунул? — понимающе усмехнулся Виктор. — Умный мужик! И пропаганда, и без всякого вранья — конкуренты сами себя, получается, с плохой стороны выставили.

— Меня здесь другое интересует, — перехватил Артур. — Экономика! Отобрать-то можно хоть всё, но это «всё» — хлеб и не более того. Чтобы была роскошь, нужно хлеб кому-то продавать, то есть должна быть ещё более развитая страна, с искусными ремесленниками. А тут получается, что самая развитая страна — это аграрная деспотия, а остальные вообще натуральным хозяйством живут. Кто же тогда хлеб покупает?

— А они хлебом почти и не торгуют, — объяснила Даша. — Это же именно восточная деспотия, дворцы им государственные рабы строят. И камень в каменоломнях добывают, и золото в горах. Формально, конечно, не рабы, они называются «повинники» — классического рабства на Тарлаоне нигде нет, просто в Тинистаре забирают молодых парней из сёл трудовую повинность отбывать.

— Значит, Тинистар опасен, — подытожила Ледяная Дева. — В первую очередь даже не угрозой вторжения, а дурным примером, который он подаёт соседям. А из остальных княжеств… Может быть, есть и получше Ниметара, но в Ниметаре и правитель довольно мудрый, и переводчики для нас уже есть. В общем, Тарлаонская империя должна начаться с Ниметара!

Глава 2. Семь Наполеонов

А когда, сквозь волны фимиама,

Хор гремит, ликуя и грозя,

Смотрят в душу строго и упрямо

Те же неизбежные глаза.

А. Ахматова
12–17 сентября 2005


— Даша, ты на машине? — удивилась Алина. — Что за радость — искать в центре парковку, когда можно просто появиться?

— Я же не знала, есть ли у тебя в кабинете кто-нибудь, — смутилась юная Лесная Сестра. — Извини, что я к тебе на работу, не хотелось при Нате. Она — наставница и подружка, а мне сейчас нужен совет друга.

— Вот как? Смотрю, ты чем-то сильно озабочена, что случилось?

— Не могу я быть Лесной Сестрой, — устало выдохнула Даша. — Не тяну! Хочется стать обычной девушкой, понимаешь? Мне и обывательская-то взрослость с трудом даётся, даже машину регистрировать побоялась бы одна идти, без Виктора. Всю жизнь то папа решал, то вы четверо держали последний год, и всё нормально было! И вдруг — советник средневекового князя, и уже на меня надеются, а не я? Не справлюсь же! Боюсь…

— Ну и? — усмехнулась Ледяная Дева. — По всем канонам жанра я сейчас должна изречь, что это твой долг, что судьба или ещё какой хозяин не спрашивает, хочешь ты или нет, и твой удел — рваться поглубже да корячиться порастопыристее, да с гордой улыбкой? А вот не дождёшься! От меня — точно такого мазохизма не дождёшься, я никогда не сбегу в Долг, потому что Долг — шаг назад с пути Свободы. В послушание, в присягу, в то же материнство… Кстати, всё это благородный труд, и я никогда не посмею смотреть на таких людей свысока. Идут тем путём, который по силам, главное — идут! Но ты-то можешь лететь! Спроси себя не «что я должна», а «к чему я стремлюсь».

— Так именно к этому и стремлюсь! Воссоздавать миры простых людей — что у нас, что на Тарлаоне. Но…

— Но пусть стратегию выстраивает кто-то другой, а ты всего лишь «обычная девушка»? Даша, я прекрасно понимаю твои страхи, но в том-то и суть, что ты уже переросла уровень простого исполнителя и доказала это делом! Леренне вот дала толковый совет, где искать девочку для ученичества в нашем мире, и о Тарлаоне потом не просто рассказывала, а рассуждала почти как политик.

— Ну какой из меня политик? Даже феей Земли быть плохо получается. Смотрю вот на Аню с Натой — идеальные Лесные Сёстры, и абсолютно на своём месте. Добрые, весёлые, хозяюшки, детей любят… А я холодная какая-то, не тянет маленьким девочкам улыбаться и платьишки им дарить.

— Ну нет, ты не «холодная»! Ты как раз очень чуткая, не случайно твоя вторая стихия — Вода. Просто слегка отстранённая учёная дама, не такая мгновенно-обаятельная и не такая… простая, как Ната с Аней. Если одним словом, то — аристократка. Фея и должна быть немного аристократкой, нет? И… Ната очень надеется, что именно ты возьмёшь на себя связи ордена Лесных Сестёр с сильными мира сего. Если подумать — кто же, как не ты, леди Дарья? Правильно ведь подметила, что Ната и Аня — именно что «весёлые хозяюшки», а не политики, они-то точно не справятся! Опять же, на тебя не долг по разнарядке навалили, а попросили о помощи. Согласись, разница есть?

— Да уж понимаю. Пока, правда, «с сильными мира того», — Даша улыбнулась. — Это действительно моё, но вот сейчас — не лежит душа! Хочется не княжескими делами заниматься, а попробовать как-то по-женски потеплеть.

— Даша! — понимающе посмотрела Ледяная Дева. — Да всё с тобой понятно, ты просто-напросто влюбилась! Я правильно догадываюсь, в кого?

— Да, — девушка густо покраснела.

— Что ж, это тоже служение! Утоли наконец его печали, ты всё-таки фея! Продолжи воссоздавать его мир — позволь ему любить и быть любимым. И себе — тоже.

— А он…

— Да, он тоже всё время думает о тебе.

— Правда? — расцвела Даша.

— Да. Короче, тебе отпуск на медовый месяц, — подмигнула Алина. — Но совет всё же дам: чтобы не разочаровываться, надо в первую очередь не очаровываться!


* * *
Вечный женский вопрос — что надеть, если одежды столько, что аж носить нечего?

В принципе она этим не заморачивается — уже устоялся канон на все типовые случаи. Но сегодня-то случай никак не типовой! Девушка идёт объясняться в любви!

Нет, парадный наряд феи Земли отпадает сразу, и образ леди — тоже. Она хочет быть простой девушкой. Просто любить.

Откатить, что ли, время на год назад? Стать такой, как в тот злосчастный октябрьский день — такой простой, что проще некуда? Ага, чтобы оба преисполнились страшных воспоминаний… Что за дурь? Да даже и без этих воспоминаний — для любимого девушка просто обязана одеться красиво, иначе что это за девушка такая и что это за любовь?

Да, красиво — но не блестяще, не сексуально, а уютно. Образ тихой домашней девочки — она ведь, по большому счёту, такая и есть. Найдётся что-нибудь для такого образа? Найдётся! Пушистый свитер и мягкая шерстяная юбка, и тона очень тёплые. И туфли на символическом каблуке. И золотые девичьи серёжки — единственное украшение, которое могут себе позволить Лесные Сёстры. Да, она не большая любительница украшений, но сегодня хочется выглядеть понаряднее! А вот колец и прочих регалий не нужно, не подойдут искристые зелёные самоцветы к неброскому уютному образу.

«Фея сентября…» — подумала девушка, с удовольствием разглядывая себя в зеркале. — «Хорошо, что я сообразила немного отступить от канона Лесных Сестёр и заказала себе нательную цепочку с маленьким демантоидом, по примеру Алины с Ларисой, и небольшие серьги без камней! Теперь остальные камни можно надевать под настроение, не надо носить постоянно».

Ну вот, теперь она выглядит именно так, как и должна была бы тогда, только лучше! Бросив последний взгляд в зеркало, юная фея подхватила сумочку и исчезла.


* * *
— Да что ж такое! — Страж Вихрей раздражённо расхаживал по кухне. — Получается, вся наша «молодая гвардия» свалилась с амуропатией! Как будто весна какая, а не осень!

— Артур, не надо так, — мягко тронула его за плечо Ната. — Я понимаю, ты мужчина, но поверь, для девушки первая любовь — это чуть ли не главное в жизни, тем более что Даша у нас недолюбленная в детстве, ты же знаешь… Подожди, как «вся»? Я же про одну Дашу говорю.

— Ну, не «вся», но «квалифицированное большинство»! У Романа тоже сирень вместо мозгов… то есть, виноват, астры, сентябрь же. Только об Ане и думает. И она, главное, тоже на него посматривает!

— Что-о? Срочно собираем всех! — Лесная Сестра при необходимости умела быть очень решительной. — И Ларису тоже! Я к гному!

— Подожди, что ты собралась заказывать?

— Парюру для Ани, конечно! Рановато ей, я понимаю, но если она отдастся любви, оставаясь ученицей, то может потерять себя.

— Закажи ей ещё серьги кольцами, она всегда хотела такие, — подмигнул Страж Вихрей. — Уж я-то с ней общался как бы не больше тебя. И закажи нательные цепочки с нашими камнями всем, у кого ещё нет. Я-то ладно, могу делать свой перстень невидимым и не руками работаю, а вот Виктору с Романом всё время снимать приходится.

— Ох, спасибо, что напомнил! Белке тоже нужно, её в школе уже задолбали.

— За слишком роскошные для первоклассницы серёжки?

— Конечно. Учительница у неё хорошая, но признаётся, что аж сама завидует, и жалуется, что девочки на уроке не на доску смотрят, а на Белку.

— Ну ещё бы! Так что устроим кампанию «Регалии не светим», а?

— Мне тогда тоже придётся напрячь твоего гнома, — подала голос Ледяная Дева. — Если из «молодой гвардии» пока можно рассчитывать на одну Ларису, то…

— Поняла, — перебила Ната. — Короче, собирайте пока всех, кроме Даши с Лёней, а я к гному, на Тарлаон и по магазинам!


* * *
Отправив заказчику обработанные фотографии, Алексей опустился в кресло и принялся невидяще перебирать страницы книги. Вот и прошёл очередной день, очередное «вот и всё»! То есть день-то не кончился, но именно что прошёл. Конечно, главное для мужчины — его дело, но когда дело сделано, такой чудесный тихий вечер так жалко отдавать пустоте!

Да, он отпустил Олю и отомстил за неё, и она тоже отпустила его. Нет уже той грызущей одиннадцатилетней тоски, но есть — пустота. Точнее, её нет, ведь пустота — это небытие.

Можно ли заполнить небытие — памятью, тихой печалью? Он отпустил Олю, но — помнит. Как будто только что расстались, хотя на самом деле позавчера… Позавчера??? Алексей внезапно осознал, что вместо Оли в очередной раз вспоминает Дашу.

«Нельзя!» — попытался он отогнать наваждение. — «Ты очень виноват перед ней, это раз. Второе — именно её отец убил Олю, хоть ты потом отпустил и его тоже. А четырнадцать лет разницы в возрасте? Уже одно это — непреодолимая пропасть! И вообще смешно — потрёпанный жизнью застарелый одиночка думает о фее! И всё равно — Даша, Дашенька…»

— Я здесь, Лёшик… — он даже не заметил, когда в комнате появилась Даша.

Не «фея»! Просто милая девушка. Мягкая. Тёплая. Любимая… Ну вот, опять «любимая»! Он же запрещает себе любить, тем более её!

— Лёшик, я люблю тебя… — чуть печальные зелёные глаза смотрели с неизбывной надеждой.

— О Господи… — прошептал Алексей, с ужасом осознавая, что в этот момент вся Вселенная начинается именно с него. Если он отвергнет влюблённую юную фею, то сломает её мир во второй раз, и этого Творец не простит. И свой собственный мир — тоже. И мир Оли… Оли? Ах да, «Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы.»[14]

— Ты отпустил Олю — отпусти же и самого себя! — тихо произнесла девушка.

«Перестать наконец бояться — и найти», — Алексею вспомнились слова Стража Вихрей.

Получается, однако, что нашли его, а не он сам? Впрочем, теперь — неважно.

— Дашенька… Любимая моя…

Они стояли обнявшись, и их обнимала Вечность.

Два раненых сердца срослись своими ранами.

* * *
— Крис, знакомься! — первыми Страж Вихрей прихватил Белку с мамой. — Ужас, летящий на крыльях Воды! Гроза психиатров и силовиков! Ледяная Дева!

— Так это ты Аркадия Михайловича?.. — Кристина на мгновение застыла, а потом бросилась обнимать девушку с глазами цвета морской волны. — Спасибо! Спасибо тебе, родная наша!

— Ну, не только мне, — улыбнулась Ледяная Дева. — И Артуру тоже, это он подчистил все записи о тебе. И Нате, не забывай! Да, кстати, «ужас-ужас» я только для оффи! Для тебя — Алина.

— Фея Воды, — влезла с подробностями Белка.

— Да вижу, что Воды! — женщина повернулась к дочери. — Белочка, смотри никому не проболтайся, что знакома с Ледяной Девой!

— Мама, я давно знаю, кто она такая, — серьёзно ответила девочка. — Про меня же не болтают, что я фея, и я не буду!

— Феечка ты моя… — Кристина пригладила рыжие волосы Белки. — Артур, что такое сегодня, что нужно собраться всем и при полных регалиях? И я-то не фея.

— Крис, у тебя только что способностей феи нет, а в остальном ты давно наша, разве не поняла ещё? — подмигнул Страж Вихрей. — А собираемся мы потому, что вечер влюблённых!

— Правда? А можно мне тоже влюбиться? — пошутила женщина.

«А ведь женщины шутят всерьёз», — сообразил Артур.

— Можно! — он задорно улыбнулся. — Где-нибудь через час-полтора.

* * *
— Ой, я что — появилась? — Аня от неожиданности точно упала бы, не подхвати её Алина.

— Как видишь, — кивнул Страж Вихрей. — Как у тебя получилось?

— Ну ты же мне позвонил, сказал, чтобы быстрее приезжала. А у Наты с Дашей телефоны не отвечают, вот я и попробовала сама. Кстати, ты бы тоже мог даме предложить! — девушка кокетливо скуксилась.

— Аня! — погрозила пальцем Кристина.

— Всё-всё, поняла! — Аня рассыпалась своей фирменной озорной улыбкой. — А Ната где?

— У гнома, — ухмыльнулась Алина. — И туфли покупает одной не вовремя влюбившейся деве!

— Ой, а откуда вы… — смущённо зарделась девушка. — То есть я…

— Оттуда! Да никакими Стихиалями быть не надо, чтобы видеть, как вы с Ромой вздыхаете друг о друге! Только вы одни и слепые! Роман, а ты что встал? — на кухне как раз появились Виктор с учеником вместо тихо ушедших Артура и Кристины с Белкой. — Я-то ладно, я чудовище, не умею любить, но вы же умеете, так любите! — Ледяная Дева резко вышла, по пути потянув за рукав Виктора.

* * *
Сгрузив в своей комнате пакеты и чуть отдышавшись, Ната собралась было выйти на кухню, но её остановила заглянувшая Алина:

— Осторожно, там Рома с Аней сидят, ну ты понимаешь…

— Объяснились? Здорово! — обрадовалась Лесная Сестра. — Но побеспокоить их всё-таки придётся, Аню же посвящать в полные феи скоро будем. Ну и Лару, конечно. Кстати, где она?

— Занята пока, через полчаса будет. А что, регалии готовы?

— Вот через полчаса и наведаюсь узнать. Анечка! — вполголоса позвала Ната. — Можно войти?

— Конечно, — ответил мужской голос с кухни.

Сцена, открывшаяся взору фей, по меркам двадцать первого века была всё же верхом благопристойности — сбросившая туфли и залезшая с ногами на диванчик Аня, счастливо зажмурившись, обнимала Романа, а тот с совершенно дурацкой улыбкой перебирал её волосы. «Однако стеснительный парень!» — подумала Алина. — «Даже под блузку девушке не залез! Хотя что это я… Вот уж воистину — пришла поручица Ржевская и всё опошлила!»

— Анечка, — Лесная Сестра осторожно тронула ученицу. — Прости, что разлучаю вас, но это ненадолго. Кольцо на тебе?

— Ага-а… — разлепила глаза слегка задремавшая Аня. — А что?

— Ты сегодня станешь полной феей, сестрёнка.

— Правда? — вскочила ученица. — Ура-а! И на Тарлаоне смогу побывать?

— Конечно! — рассмеялась Ната. — Кстати, посвящать тебя будут именно тарлаонки. Ох, Рома, прости, совсем про тебя забыли! Ты-то сам как, уже можешь появляться?

— Да! — торжествующе воскликнул Роман. — Сегодня уже получалось!

— Тогда сходи к себе переоденься. Форма одежды — парадная!

* * *
— Что здесь вообще происходит? — вскинула брови Лариса. — «Домового ли хоронят, ведьму ль замуж выдают?»[15]

— Скорее второе, — хохотнула Алина. — Даже двух ведьм, если на то пошло.

— Не нас с тобой друг за друга, надеюсь?

— Лара, не смешно! «Девичий переполох»-то просто потому, что Аню посвящаем в Лесные Сёстры.

— Ого! Быстро она, молодец!

— Молодец-то молодец, да только можно было с этим не спешить, она же школьница ещё! Но… они с Романом умудрились влюбиться друг в друга, представляешь? Мы-то думали, Аня хоть какие справочники по сельскому хозяйству поизучает для нашего тарлаонского проекта. Она, понятно, ещё не агроном, но все остальные-то ещё дальше от этих вопросов. А теперь — дай Бог, чтобы на школу сил хватало у девочки!

— Ну влюбилась и влюбилась, — Лариса недоуменно пожала плечами. — Посвящать-то так срочно зачем, не поняла?

— Затем, — хмыкнула Ледяная Дева. — Фея полного посвящения имеет полный же иммунитет к гомиозу, а ученица — нет. Да даже сильная влюблённость сама по себе может помешать ученице дорасти до феи, понимаешь?

— Гомиоз? А, поняла! — расхохоталась ученица. — Инвазия личинкой примата Homo sapiens? А если фея всё-таки хочет детей?

— Леренна рассказывала, что бывало и такое — Лесная Сестра слагала с себя регалии, выходила замуж и рожала детей. И никто её за это не осуждал, наоборот, покровительствовали и ей, и её детям. Но быть феей она переставала навсегда.

— Не дай Бог такого! — передёрнулась Лариса. — Это как же надо с ума сойти, чтобы служение Лесной Сестры на материнство променять?

— Лара, не осуждай! — укоризненно посмотрела Алина. — Я тоже не понимаю, но я-то Ледяная Дева, а не Лесная Сестра! Они, как ты заметила, классические женщины и почти матери, только что не биологические. Ты знаешь, как Ната над Дашей склонялась год назад? Как мать над колыбелькой! А про Белку и говорить нечего, у неё теперь две матери, и ещё неизвестно, какая роднее. Так что ничего удивительного, что иногда Лесным Сёстрам начинает хотеться свою колыбельку. Путь Свободы, не забывай!

— Понятно, — девушке стало немного стыдно за свою резкость. — А «вторая ведьма», я так понимаю, Даша? Следовало ожидать, я же видела позавчера, как она на Алексея смотрела.

— Лара! — взвилась Ледяная Дева. — Видела — и не сказала?

— А что бы это изменило? — Лариса опять пожала плечами.

— Действительно, что это я? Извини. Но как бы то ни было, ей тоже будет не до Тарлаона.

— Ну да, отношеньки, конечно, приятнее, — процедила ученица.

— Лара! Не смей! — Алина гневно сверкнула глазами. — Вот про них — не смей так говорить! «Отношеньки» ещё могут быть у Ромы с Аней, а у Алексея с Дашей — такая бездна человеческой трагедии, которая тебе и не снилась! И мост через эту бездну может навести только очень большая любовь, а не «отношеньки»!

— А мне-то откуда об этом знать? — огрызнулась Лариса.

— Хорошо. Всё от меня узнаешь, но при двух условиях. Во-первых, чтобы дальше тебя это не пошло ни к кому. Вообще ни к кому, понимаешь? Даже к нашим! Во-вторых, ты по-настоящему впряжёшься в наш тарлаонский проект. Я уверена — сможешь заменить и Дашу, и Аню, ты всё-таки географ, то есть немножко историк и немножко агроном. Ну некому больше из «молодой гвардии», понимаешь? — обессиленно поникла Алина. — Только тебя эта любовная лихорадка не затронула!

— Обещаю! — ученица гордо выпрямилась. — А Тарлаон мне самой интересен, могла бы и не ставить такое условие. Только кто теперь там будет появляться вместо Даши? Ната, что ли?

— Даша была только первой посланницей, теперь уже мы все пятеро будем. Пятая — это, понятно, ты.

— А я разве смогу? Я же…

— Сможешь. Я ведь говорила — две ведьмы! Вместе с Аней полными феями станете!


* * *
Ната заглянула в комнату, где было подозрительно тихо. Так и есть — Артур с Виктором и Кристина с Белкой увлечённо играли в какую-то настолку.

— Всё готово! — негромко сказала она. — Пошли?

— Ната, а можно мы доиграем? — нахмурилась Белка.

— Белк, да ладно уж! Одну партию уже сыграли ведь, вторую только начали, — улыбнулся Страж Драконов. — Сыграть ещё много раз можно, а посвящение в Лесные Сёстры когда ещё посмотришь?

— Мам, пойдём посмотрим! — моментально переключилась девочка.

— Да, я тоже хочу посмотреть! — загорелись любопытством глаза Кристины.

— Только сначала небольшое дело, — придержала Лесная Сестра. — Дракоша, надевай! — она положила перед Виктором нательную цепочку с небольшим рубином. — Сними перстень, надень цепочку и потом опять перстень, только девиз произнеси. Ну вот, теперь можно перстень не надевать, мужику он только мешает!

— Ага, особенно если с машинами возиться, — кивнул Виктор. — Спасибо, классная идея! Кто придумал?

— Алина вообще-то, помнишь? А потом Даша сообразила, что мы все так можем, чтобы не носить остальные регалии не по делу. Артур, теперь ты! — на стол легла цепочка из иридия с грубо огранённым алмазом.

— А у меня такая будет? — не утерпела Белка.

— Конечно. Видишь, это твоя?

— Угу, — девочка стащила с левой руки кольцо, и Ната застегнула на её шее цепочку с крошечным хромдиопсидом. — Pro domo sua! — фея опять надела кольцо на маленький детский палец.

— То есть теперь школьная проблема решена? — догадалась Кристина.

— Да, «камни преткновения» Белочка может снять! — засмеялась Лесная Сестра. — Можно ходить вообще без серёжек, а можно в этих, — она протянула ученице маленькие золотые «гвоздики» без камней. — Тинка, а это тебе!

— Мне? — женщина уставилась на очередную цепочку, на этот раз с цитрином.

— Да. Ты наша, ты — Спутница. Да, не фея, но у магов и фей могут быть близкие люди, к тому же посвящённые в их дела. Разве справедливо оставлять таких людей без магической защиты? Если окажешься в опасности, мысленно призови Стихиали, и тебе помогут. И если видишь беду, но не можешь помочь сама — тоже призови…


* * *
Аня всё сильнее и сильнее волновалась. Ну кто она была до сегодняшнего дня? Ещё год назад — пришибленная выживанием Золушка в дырявых сапогах. Потом, по большому счёту, просто девочка, игравшая в фею. А теперь — станет настоящей феей? «Матерью мира» — именно матерью — в шестнадцать лет?

«За дом свой…» — прошептала девушка. Да, сражаться за дом свой! Отогреть Романа после двадцати лет сиротства — отогреть, но не перегреть! Хватит ли у неё любви и мудрости? А ведь её дом — не только семья, Лесные Сёстры приходят на помощь везде и всем.

Да, она хочет этого служения! «У тебя-то самой не будет вопросов, что есть и где жить», — подумала Аня, обращаясь к самой себе. — «И даже вечный женский вопрос о тряпках будет снят. Всё будет — только помоги! Тем, кому не даёт поднять глаза к небу лютая нищета. Тем, кто не может сам справиться с болезнью. Тем, наконец, кто запутался в грязных лабиринтах своей души, хотя совсем рядом в той же душе — прекрасные парящие в воздухе дворцы!»

Она подошла к зеркалу и машинально тряхнула головой. Зелёные самоцветы в ушах привычно затанцевали, но на этот раз ученица феи в зеркале посмотрела на девушку укоризненно: «Аня, феей нужно быть по духу, а не по регалиям! И вообще надо попроще выглядеть. Сама же чуть не сбежала от Даши при первой встрече — вспомни, какой барыней она тебе показалась! Вот и ты не отпугивай тех, кому могла бы помочь».

— Анечка, всё готово, — появилась Ната. Появилась без регалий, без своих хризолитов, с которыми Первая сестра никогда не расставалась!

— Ты удивлена? — перехватила она изумлённый взгляд девушки. — Не удивляйся, я тоже поняла, что камни напоказ — это не всегда уместно, мы всё-таки не на Тарлаоне. Теперь у нас будут такие цепочки, спасибо Даше за идею, — Ната показала свою цепочку с хризолитом.

— Здорово! — улыбнулась Аня. — А… простенькие серёжки можно?

— Можно! — подмигнула фея. — Я знаю, какие ты хотела, гном тебе уже сделал! И мне, и Даше, и Белке. Но одно кольцо на всякий случай держи в сумочке — вдруг нужно будет проверить?..

— Анна, привет! — вошли Леренна и Юля.

— Привет, Лера! А ты…

— Я Юля. Сестра Алины, — представилась ещё одна фея Земли — девушка лет восемнадцати. — Так получилось, что Лесная Сестра Тарлаона.

— Юлька? — заглянула Ледяная Дева. — Так ты…

— Да! Уже метресса! Сегодня утром ученицу взяла!


* * *
— Pro domo sua! — произнесла присягу Аня, принимая от Юли кольцо с изумрудом. Да — присягу. За дом свой!

— Pro domo sua! — засвидетельствовала Леренна. — Улыбнись Лесной Сестре!

Девушка подошла к зеркалу, осторожно переступая туфельками на непривычно высоких каблуках. «Какая я настоящая?» — подумала она. — «Неужели — такая? Да, теперь — и такая тоже».

Искристая озорная улыбка — вот что было главным! Весь остальной образ излучал лишь отражённый свет этой улыбки. Роскошное платье, диадема из тёмно-зелёных уваровитов (набрал всё-таки гном!) и золотистых хризобериллов, такие же серьги, ожерелье и браслеты… И меч.

«Меч? Какой меч?» — отшатнулась Аня.

Да она сама и есть — меч! Клинок света и красоты, разгоняющий тьму смерти и затхлый чад выживания.

«Я поняла», — осознала девушка. — «Нет на самом деле никакого примитивного «жизнь — смерть». Есть Жизнь, Смерть и Выживание, и каждое из этих начал противостоит двум другим».


* * *
— «Есть лица — подобья ликующих песен…»[16] — вполголоса произнесла восхищённая Кристина, созерцая отражающуюся в зеркале юную фею.

— «Из этих, как солнце, сияющих нот составлена песня небесных высот», — машинально закончила Аня, отрываясь от мысленного разговора со своим отражением. Вот они — ликующие песни! Ната, Леренна с Юлей, Кристина с Белочкой… И Роман. Любимый…

— Рома, мне показалось или я действительно напугала тебя таким блеском? — шутливо спросила она, обнимая юношу. — Не бойся, вообще-то я белая и пушистая, сейчас домой заскочу переодеться и бабушке показаться и минут через пятнадцать буду у тебя, — последние слова девушка произнесла одними губами.

— Жду, Анечка… — тоже одними губами ответил Роман.

— Белочка, а тебе, между прочим, пора спать! — подхватилась Кристина. — Артур! — с надеждой позвала она. — Забросишь нас домой?


* * *
— Похоже, «девичий переполох» кончился, — облегчённо выдохнула Алина. — Знаешь, Ната мне очень близкая подруга, и человек она просто золотой, но от неё такой вихрь шмоток и побрякушек, что уже утомило. Ведь даже тебя приодеть умудрилась!

— Если не ошибаюсь, они с Аней уже и сами это поняли и «прикрутили фитилёк»? — заметила Лариса. — И Даша, похоже, наелась.

— Ну да, но надолго ли? Шмотки-то ладно, но мы все, кроме тебя, были весьма неосторожны с регалиями. Светили магические кольца где ни попадя, а ведь рядом может оказаться опытный ювелир…

— Типа Исаака Лазаревича?

— Вот именно. Хорошо хоть, что ему-то Ната могла открыться! А ты как, не спалилась дома?

— Пока нет. Одно-то кольцо я могу запрятать так, что муттер не найдёт.

— А диадему? Сможешь?

— Блин! Вот диадему — не получится. Можно здесь оставить?

— Конечно. Да, кстати! — фея встала и взяла ларец с регалиями. — Лара, ты получаешь огромную власть! Не буду читать никаких наставлений — ты их не примешь. Просто дам минут пять порыться в моей памяти — может быть, хоть так до тебя дойдёт, что из всех нас ты, мягко говоря, самая благополучная? И помни: тот, кто получил полномочия незаслуженно, неминуемо обратит их в произвол! Не давай никому, и прежде всего самой себе, повода усомниться в заслуженности твоих регалий! — она возложила на голову девушки диадему Воды и поднесла серебряное кольцо со звёздчатым сапфиром. — Omnia meminit aqua!

— Omnia meminit aqua! — торжественно изрекла Лариса.

Алина спокойно села, не торопя события — она предполагала, что именно сейчас произойдёт. И действительно, через несколько минут юная Ледяная Дева опустошённо повалилась на диванчик и разрыдалась, скрипя зубами:

— Господи… Какая же я была сволочь…


* * *
Артур осторожно заглянул на кухню. Лариса сидела уже с совершенно сухими глазами и, казалось, успокоилась — лишь три окурка в пепельнице свидетельствовали о её терзаниях.

— Лара, ты нужна! — позвал он. — Я всё понимаю, но именно делом ты скорее оправдаешься, чем самоедством.

— Что за дело? — тускло отозвалась девушка.

— Опытное хозяйство на Тарлаоне. У Леренны есть новости, она сегодня появилась не только ради посвящения Ани.

— Пойдём… — Лариса тяжело поднялась.

— Вчера, — начала рассказывать Леренна, — у одного крестьянина сгорел дом со всем хозяйством, а Юля с Манелиссой как раз его дочку грамоте учили. Ну не бросим же мы семью ученицы! Так что Нисталь согласился выделить ему надел недалеко от Касамы, с тем условием, что этот Паланир с женой займутся не триамой, а именно вашими культурами. Ленсу я пробовала, вкусная, особенно если с тем жидким маслом, которое Юля принесла. Кстати, из какого растения его делают?

— Подсолнух, — Юля показала картинку. — Ещё у нас масло дают вот эти деревья, — она открыла в книге страницы с оливой и масличной пальмой. — Но пальмы в Ниметаре точно расти не будут, а оливы, может, и будут, но это деревья, первый урожай с них несколько лет ждать придётся. А подсолнух каждый год заново вырастает.

— Подсолнух? Ох, ну и язык у вас! — покачала головой иномирная фея. — Не обижайтесь, просто нам такое не выговорить. Будут говорить что-то типа «пасон».

— Почему бы и нет? — улыбнулся Страж Вихрей. — Заимствованные слова в другом народе всегда начинают произноситься по-своему. Вот и объясни сразу, что это — пасон.

Леренна рассмеялась:

— Да это не самая большая беда! Плохо то, что осень у нас началась, а ведь и ленсу, и пасон нужно весной сажать? Семенами?

— Ну да, весной. Под зиму у нас сеют пшеницу, она так и называется — «озимая».

— Хансат? И что, не вымерзает?

— Снег же. Под снегом — не вымерзает.

— Так в Касаме снег зимой четверть года лежит! — вскочила тарлаонка. — Может быть, у Паланира получится так посеять? Семена дадите?

— Дадим, конечно, — кивнул Виктор. — Значит, пшеница, чечевица и подсолнух… А куваров он не хочет развести на мясо?

— Ещё и куваров? — ошарашенно посмотрела на него Леренна. — Ну у вас и планы!

— А то! — подмигнула Алина. — Планы аж наполеоновские!

Юле пришлось потратить несколько минут, чтобы объяснить, кто такой Наполеон, но оно того стоило. Иномирная фея, поняв суть, резко выпрямилась и обвела взглядом всех собравшихся за столом:

— Так получается, мы — семь Наполеонов?


* * *
— Кстати, — заметила Лариса. — Этот самый Наполеон говорил так: «Для войны нужны три вещи. Во-первых, деньги, во-вторых, деньги, в-третьих, деньги». Для того, чтобы этому… Паланиру поставить с нуля хозяйство, тоже ведь деньги нужны. Сколько Нисталь сможет дать?

— Вот денег у князя лучше не просить, — вздохнула Леренна. — Мало у нас денег, в смысле серебра мало. На один зилан человеку дней тридцать на всём покупном жить можно, представляете? На одну только серебряную монету!

— У тебя, кстати, есть с собой зилан? — спросил Артур. — Хочу взвесить… Ага, почти точно пять граммов. Линка, ты же шаришь по затонувшим кораблям, неужели не найдётся какого-нибудь испанского галеона с серебром?

— Найдётся, конечно, — прикинула Алина. — Если килограммов пятьдесят в слитках притащить, думаю, будет в самый раз на хозяйство. У вас монету свою чеканят? — спросила она у Леренны.

— Да, зилан — именно ниметарская монета, у соседей немного другие. А «пятьдесят килограммов» — это сколько зиланов?

— Примерно десять тысяч.

— Сколько?.. Паланир всегда был крестьянином зажиточным, и то всего два зилана в кошеле оказалось, а тут… Нет, вы точно Наполеоны!

— Ты, получается, тоже! — улыбнулась Ната. — Кстати, Лера, вы же феи Земли, почему не подскажете мирету, где в земле серебро?

— Да нечего подсказывать, — Леренна печально махнула рукой. — Нет в Ниметаре доступных хороших месторождений. Глубоко в горах есть, так разве горняки наши доберутся? Так, по мелочи ковыряют, где неглубоко. А уж золота — вообще крупинки какие-то.

— Да, Даша говорила, что не видела у вас ничего золотого, кроме перстня Нисталя, ну и регалий Лесных Сестёр, конечно, — кивнул Страж Вихрей.

— Она просто с нашими женщинами не успела повидаться. Почти у любой женщины или девушки есть такие вот маленькие колечки в ушах, — тарлаонка показала размер. — Все очень стараются, чтобы были именно золотые, если серебряные — значит, совсем уж бедная семья. Кстати, драгоценных камней у нас тоже исчезающе мало, так что если на какой девушке камешки, то это почти наверняка подарок Лесных Сестёр.

— Золото золотом, а с железом что у вас? — спросил Виктор.

— Получше. По крайней мере, железные инструменты не очень дорогие, почти любой крестьянин может купить. Мечи, конечно, гораздо дороже, на них особое железо нужно.

— Сталь?

— Точно, забыла слово. Меди, кстати, тоже немного добывают, медный кувшин ты только в богатом доме увидишь. Почти всю медь князь выкупает для чеканки монет.

— В общем, понятно, с металлом у вас плохо, — подвела итог Алина. — Так что, Лара, отправляемся за серебром? — повернулась она к ученице. — Ты ведь теперь тоже фея Воды!

* * *
— Ты вернулся… Я знала, что ты вернёшься. Я ждала…

— Странно всё. Ты же несколько лет на мужчин просто смотреть не могла.

— Да, не могла. А сейчас — отмякла. И ты так нравишься мне…

— Ты мне тоже, Тина…

— Ну так что стоишь, владыка мой медвежий[17]? Раздевай свою медведицу и бери на лапы, вот так… И неси в берлогу, ты ведь тоже изголодался.

— Не знаю даже. Как-то не было женщин — и не надо было.

— А теперь — есть! Давай подарим друг другу эту ночь…

* * *
«Почему я всё-таки простил её?» — в который раз подумал Кирилл, ведя к заказанному столику бывшую жену. Хотя — такую ли уж «бывшую»?

«Да, Оксана, люблю. Но не только в этом дело! Ты и сама изменилась, ты стала, если одним словом, культурной. И не то главное, что даже книги пишешь! У тебя теперь есть свой мир, в котором ты — настоящая. А той женщины, что обманула меня девять лет назад, вообще-то не было — только какие-то чужие куски и отражения. Да, создать этот мир тебе помогли маги, но ведь никакой магии для этого оказалось не нужно! И всё-таки очень любопытно познакомиться с настоящим магом, тем более учителем сына».

Они сели за столик, и Кирилл опять залюбовался женой. Несуетливая, одета с хорошим вкусом — полная противоположность той Оксане! Он потому и не захотел встречаться у кого-то дома — не стоит соблазнять женщин некрасиво суетиться. Ни Оксану, ни Кристину. А вот и она, с тем самым магом.

— Кирилл, — мужчина протянул руку.

— Артур, — представился кавалер Кристины. — Кто я такой, ты знаешь.

— Да. Воссоздатель миров?

— Знаешь, здесь я — воссоздатель только одного мира.

— Но самого важного для меня! — умиротворённо улыбнулся Кирилл.

* * *
Остановив повозку у ворот Касамы, Паланир повернулся к жене:

— Ну вот, добрались! И чего так бояться было?

— Пали, да я не дороги боялась! — всхлипнула Навепа. — Дальше-то что будет?

— Да я и сам не знаю, — потупился крестьянин. — Добрый день, спилетан[18]! — спохватился он, увидев вышедшего из ворот стражника.

— Фенет Паланир? Семья с тобой? — стражник заглянул в повозку. — Проезжайте, я с вами, покажу, где первое время жить будете.

«Значит, действительно поручение от мирета!» — забеспокоился Паланир. — «Что делать-то надо будет?»

Впрочем, беспокоиться ему пришлось недолго. Небольшой домик, на который показал стражник, оказался недалеко от ворот. А около домика стояла…

— Ханисетль Манелисса! — обрадовался крестьянин, наконец-то увидев знакомое лицо. — Добрый день!

— Добрый день! — улыбнулась Лесная Сестра. — Простите, домик для семьи маловат, но это только на несколько дней. Мирет даёт вам надел недалеко от города, но дом там ещё не поставили.

— Так разве ж я поставлю за несколько дней?

— Плотники поставят! — подмигнула Манелисса. — На деньги мирета, конечно. Этот домик, кстати, тоже он подарил. Ханисетль Даррии, ты с ней ещё познакомишься.

— Ханисетль! — взмолился Паланир. — Может быть, скажешь, зачем я так нужен мирету? Обычный же крестьянин!

— Он завтра сам тебе скажет, не надо с чужих слов. Вот в этом тюке новая одежда на вас всех, смотрите. Крестьянская, но хорошая. А здесь немного еды на вечер. Завтра утром я появлюсь, и отправимся к правителю!

* * *
— Добрый день, мирет! — низко поклонился крестьянин. — Добрый день… ханисетль Юллия, — он чуть было не сказал «ханиседисль», потому что помнил юную Лесную Сестру ещё ученицей.

— Добрый день, фенет Паланир! — слегка улыбнулся князь. — К столу-то садись! Знаю, ты всегда наособицу жил, и жена твоя не особо болтлива. Дело тебе хочу поручить! Такое, о котором раньше времени болтать не стоит, — он кивнул фее.

— Фенет, ты слышал что-нибудь про другие миры? — сразу спросила Юля.

— Слышал, — спокойно ответил Паланир. — И знаю, что Лесные Сёстры могут ходить между мирами.

— Даже так? Тем лучше, не придётся пережидать твоё удивление. Я как раз и есть фея из другого мира. То есть Лесной Сестрой-то стала на Тарлаоне, но родом не отсюда.

— А я замечал, ханисетль, что ты какая-то не наша, — усмехнулся крестьянин. — И из какого же мира?

— Тарлаонцы, то есть те тарлаонцы, которые знают об этом мире, называют его Симеланом, но не в названии дело. У нас развиты земельные искусства, и есть такие растения, которых на Тарлаоне нет, но они могли бы выручить, если не уродится триама. Например, вот такое, — Юля показала рисунок. — Это надо сеять под зиму.

— Хансат такой? — Паланир с любопытством разглядывал нарисованный колос пшеницы. — Это сколько же зёрен в таком колосе?

— Много, в том-то и дело! Урожай должен быть где-то сам-десять, а то и сам-двенадцать.

— И мирет хочет, чтобы я это вырастил? — понял крестьянин. — А сеять-то что? И где?

— Даю тебе триста фарилей[19] земли, — веско сказал князь. — С домом, плотники уже строят. И деньги — сто зиланов. Покупай что хочешь, нанимай кого хочешь, но только урожай вырасти! Сможешь? А зерно на посев, конечно, с Симелана будет.

— Под зиму? — прикидывал Паланир. — Оно, конечно, можно попробовать, но тогда пахать надо начинать уже на днях.

— Да, фенет! — уточнила Юля. — Все триста фарилей под этот хансат пускать не надо, ста хватит.

— Да и сотню-то — месяц с лишним пахать на паре метеланов. Не успею ведь!

— Фенет, — перебил князь, — я же тебе и деньги даю, забыл? Купи ещё метеланов, батраков найми… А ещё нужно на остальной площади вырастить вот это, но уже весной. Ханисетль Юллия, покажи!

— Смотри, — Лесная Сестра достала несколько картофелин и мешочки с чечевицей и семечками подсолнуха. — Это ленса, хорошо растёт даже в засуху. Это солана[20], — фея понимала, что из «картошки» тарлаонский язык сделает нечто непредсказуемое. — Она тоже выручит, если ни триама, ни хансат не уродились. А это пасон, даёт вкусное масло. Я попросила Манелиссу всё это приготовить, сейчас вы с миретом попробуете.

— Да, мне тоже очень любопытно такое попробовать! — загорелся князь.

— Мирет, это на самом деле бедняцкая еда, — улыбнулась Юля. — Не жди какого-то изысканного вкуса.

— Да не надо мне изысков! Мне нужно, чтобы в Ниметаре голода не было! Вот и хочу попробовать — будут ли у нас люди такое есть?

* * *
— Чечевица им зашла! — увлечённо рассказывала Юля. — Особенно с подсолнечным маслом. Даже Нисталю понравилось, он ещё сына попросил попробовать, тот тоже заценил. В общем, будут нашу ленсу выращивать, князь сказал, что по весне не только Паланиру поручит, а чтобы в разных местах Ниметара посадили.

— А картошка? — поинтересовалась Ната.

— Манелисса приготовила в нескольких видах. Просто варёная никому не понравилась, даже Паланир заявил, что такое в чистом виде можно есть только с голодухи. Ещё была мятая с жареным луком и просто жареная, Нисталь сказал, что вкусно, но это для богатых, а ему надо, чтобы последний бедняк мог себе позволить.

— Просто с жареным луком — «для богатых»? С чего вдруг?

— Ну, овощ типа лука у нас есть, но жарить — масло подсолнечное нужно, которого пока нет. И главное, сковородка! Медная утварь — роскошь, Леренна же говорила. В глиняном горшке ведь не пожаришь?

— А почему непременно медная-то? — недоуменно спросил Виктор. — Чугун же лучше.

— Да нет у нас чугуна, не выплавляют, — пришлось признаться Юле. — Я, конечно, по женским делам, но про железо тоже кое-что знаю. Кузнец может выковать, например, косу или лопату, очень хороший — ещё и меч, но всё это ковка, чугунного литья они не знают.

— Чёрт! — Страж Драконов стукнул кулаком по столу. — Ну и дураки мы были, что язык не учили! Как я кузнецу буду про чугун объяснять? Есть, конечно, Даша, Леренна, Манелисса и ты, но вы все женщины.

— Ладно, объяснимся как-нибудь, — успокаивающе поднял руку Артур. — Я тоже начал учить тарлаонский язык, он не очень сложный.

— Кстати, — вспомнил Виктор, — у нас ещё одна проблема. Юля, ты говорила — сто фарилей? Двадцать пять гектаров? Это сколько же нужно зерна на посев?

— Я как раз изучала этот вопрос, — сказала Лариса. — Тонн пять. Сеялки у них, кстати, есть или просто разбрасывают как попало?

— Сеялок нет, — потупилась Юля. — Потому, в том числе, и урожаи плохие — слишком много зерна сеять надо, чтобы после птичек что-то осталось.

— Значит, ещё двесеялки, такие, чтобы волы могли таскать. Потому что если без сеялки — так это не пять тонн, а как бы не все пятьдесят. Там сделают или отсюда тащить?

— Если и сделают, то не быстро. А разве можно отсюда?

— Я уже появлялся сегодня у вас, когда князю мешок с серебром забрасывал, — прикинул Страж Драконов. — Прихватить с собой килограммов пятьдесят-сто — без проблем, так что зерно в мешках мы втроём быстро перекидаем, если, конечно, Роман может попадать на Тарлаон. А вот сеялку, похоже, придётся разбирать.

— Современная сеялка в средневековом мире? — покачала головой Алина. — Сразу же будет видно, что совершенно другой технологический уровень. Если так палиться, тащите уж сразу трактор!

— Нет, с сеялкой — не спалимся, от неё никакого шума, и батракам Паланир её не покажет, сам будет сеять. Ну и я на второй, смогу как-нибудь. Да, Юля! А что насчёт куваров?

— Нисталь сказал, что я не первая, кому пришло в голову их одомашнить. Не получалось ни у кого. Дикие они, разбегаются.

— Поросей наших им притащить, что ли? — рассмеялась Ната.

* * *
«Ну почему мы такие бедные и такие незнающие?» — опять сердилась Инесса. — «Не наша семья — наш мир! Даже зеркал нормальных у женщин нет…» — она посмотрелась в полированную серебряную пластину. — «Ведь роскошь даже, а всё равно убожество мутное! А триаму крестьяне как сеют? Бросают зерно прямо на землю, и дай Лаонет, чтобы хоть одно из десяти зёрнышек взошло после этого! Я же придумала соху в виде трубки, из которой зерно падает и сразу запахивается, пошла к кузнецу, а он только отмахнулся — не женские-де заботы. И опять начал свою корявую лопату делать…»

Чуть не плача, она вышла на подворье и обняла толстое раскидистое дерево. Так ей легче. А дереву, между прочим, тоже плохо, болеет оно! Видно же — чёрное пятно в середине этой толстой ветки, гниль какая-то.

Девочка закрыла глаза и попыталась опять вспомнить свой последний сон. Зеркало! Огромное, во весь рост, и невероятно чёткое зеркало, и на голове у неё диадема… Она — Лесная Сестра? Или миретль?

«Да даже стать княгиней — и то не так удивительно, как такое зеркало!» — подумала Инесса. — «Сыну князя не запрещается жениться на дочери купца, а вот где могут быть столь искусные стеклодувы? Зеркало-то из моего сна — стеклянное! Но есть, есть такой… мир! И я очень хочу побывать там».

— Несси!

— Да, папа? — девочка нехотя отошла от дерева.

— Несси! — фенет Марат был явно встревожен. — К тебе Лесная Сестра пришла!

* * *
— Ханисетль Леренна… — умоляюще смотрел отец. — Я всего лишь мелкий купец, и дочь — мой единственный капитал. Не забирай её!

— Папа! — бросила сердитый взгляд Инесса. — Ты же знаешь, я вообще замуж не хочу, а Таленир другую любит! Ну почему у нас дочери — как товар какой-то? Да и сыновья тоже!

— А как по-другому-то? — вздохнул Марат. — Дела у меня плохи, и у Мистара тоже. Ещё и торговлю друг другу перебиваем. Только детей наших поженить, другого выхода нет! Объединим наши небольшие деньги, и будет один торговый дом.

— А если тебе просто денег дать на торговлю? — предложила фея. — И Талениру, чтобы смог жениться на своей любимой? Она ведь из богатого дома, за сына мелкого купца её не выдадут.

— Я же так Мистара разорю! — гневно взвился купец. — А мы с ним хоть и конкуренты, но всегда приятельствовали. Не хочу!

— Ну так устройте с ним торговый дом на паях, зачем обязательно родниться надо?

— Можно попробовать… — колебался Марат. — Денег-то сколько нам дашь?

* * *
— Несси, ты можешь стать просто Лесной Сестрой, — Леренна внимательно смотрела на девушку. — Тогда замуж выдавать не будут, как ты и хотела. И нас в народе очень любят и уважают…

— А могу — и не «просто»? — сообразила Инесса.

— Да, — серьёзно сказала фея и сдвинула ширму, закрывавшую большое зеркало. — Посмотри. То есть посмотрись, — улыбнулась она.

— Зеркало из моего сна! — ахнула девочка. — Но на Тарлаоне такое никто сделать не может, я знаю. Значит, всё-таки есть другие миры?

— Есть. Ты же хотела попасть в мир, где делают такие зеркала? И сеялка, которую ты начала придумывать, там давно уже есть.

— Да!..

— Но только тебе придётся так и остаться в том мире, — предупредила Леренна. — И, конечно, стать в нём Лесной Сестрой.

— Я согласна! — Инесса радостно подалась вперёд. — Когда?

— Когда ты сможешь отправиться на Симелан? Мы так этот мир называем, — пояснила фея. — Как только хоть немного выучишь язык. Я его знаю, но не очень хорошо, поэтому учить будешь с сестрой Юллией, она как раз с Симелана. Знаешь, есть такое пророчество: если уроженка Симелана станет Лесной Сестрой Тарлаона, а тарлаонка, наоборот, Лесной Сестрой Симелана, между нашими мирами откроется путь, по которому смогут ходить даже ученицы, а не только полные феи. Первую часть пророчества исполнила Юллия, а вот вторую — предстоит тебе!

Глава 3. Вторая Золушка

Но краски чуждые, с летами,

Спадают ветхой чешуёй;

Созданье гения пред нами

Выходит с прежней красотой.

А.С. Пушкин
19 сентября — 3 октября 2005


«Живи каждый день так, как будто это твой последний день», — вспомнил Алексей. — «Но не только», — неожиданно сообразил он. — «И как будто это твой первый день — тоже».

Да, пусть это утро будет как первое в его жизни! И эта чашка кофе — долой пиво, тем более по утрам! И сегодняшнее свидание с Дашей — пусть тоже будет как первое… Но это ближе к вечеру. Скоро придут мастера и с ними Виктор — Даша купила соседнюю квартиру, трёхкомнатную. «Пусть твоё берлогово останется твоей лабораторией», — сказала она. — «А дом, куда ты принесёшь меня на руках, будет здесь».

Чёрт, кто это звонит в дверь в половине восьмого? Мастера же вроде обещали подойти ближе к девяти? Небось опять алкаш Иваныч с первого этажа — просыпается рано, скучно деду, вот и ходит поговорить за бутылочкой. «А что удивительного?» — с раздражением подумал фотограф. — «Если ты сам одиннадцать лет сильно пил, да и потом не особо трезвенничал, то, понятно, все местные пьяницы начнут забегать на огонёк! Нет, сам больше не буду, просто отдам початую бутылку и вежливо выпровожу — извини, дела».

За дверью, как и ожидалось, стоял алкаш. Точнее, алкашка.

— Римма? — женщину из соседнего дома он прекрасно знал, даже выпивал с ней несколько раз, и иногда подкармливал её девочку, когда у непутёвой матери неделями не было в доме еды, кроме «топлива» для пьяниц.

— Лёха… — алкашка судорожно вцепилась в дверной косяк. — Помоги… Одолжи денег немного, совсем помираю!..

«Одолжи»? Хм… Хотя нет, Римма, не в пример многим пьяницам, сохранила какие-то остатки порядочности и всегда отдаёт, если занимала. Правда, на другой день опять занимает, но всё же…

— Римма, ты же не дойдёшь до магазина, действительно ведь помираешь! Заходи, доктор Помирашкин тебе лекарства нальёт.

— С-спасибо, — выдохнула женщина, вползая на подламывающихся ногах в квартиру. Она точно села бы мимо табуретки, но Алексей был начеку.

«Ну и гад же я!» — внезапно озарила его мысль. — «Почему ещё год назад не сказал Стихиалям о беде Риммы с дочкой? Они бы наверняка нашли способ помочь, да только я так в свою собственную беду вцепился, что все чужие мимо сердца пропускал! А теперь совсем допилась баба, того и гляди сердце откажет. Блин, да она даже стакан не может до рта донести!»

— Давай хоть помогу, — он поднёс Римме полстакана водки и начал медленно вливать, следя, чтобы та не поперхнулась. — Посиди немного, сейчас легче станет.

— Спасибо, — женщина начала размазывать грязной рукой струящийся по лицу похмельный пот, и Алексею пришлось дать ей мокрое полотенце. — Ещё нальёшь?

— Налью, только не спеши. И остаток дам с собой. Домой-то дойдёшь сама?

— Дойду, — она неуклюже попыталась встать, но опять рухнула на табуретку.

— Нет, давай я тебя всё-таки доведу. Лена как?

— А… — Римма тоскливо махнула рукой. — Да плохо, как ещё? В пятницу вот звонит директриса её: «Римма Павловна, с кем Лена дружит?» Так я разве помню? Данилу только знаю, в одном классе с ней. Ну так и говорю, а эта напирает: «Нет, скажите, с кем дружит ваша дочь? Вы обязаны это знать!» Ну что пристала к больному человеку?

— А Лена что?

— Да разве она мне что скажет? Как партизанка в гестапо — «Да всё у меня нормально в школе, ничего не случилось».

«Нет, явно что-то нехорошее случилось», — напряжённо размышлял Алексей. — «Лена сегодня зайдёт пообедать, я её приглашал, но не буду выпытывать. Гордая она, от благополучненьких благотравителей помощи не примет, только от меня, да ещё от Данилы и девочки этой, которая рядом живёт. Как же её? Марина, по-моему».

— Римма, пойдём домой? — он заметил, что женщине уже стало намного лучше. — Только не торопись бутылку допивать, попробуй поспать сначала.

* * *
— Пали, это что, теперь наш дом будет? — восторженно ахнула Навепа.

— Получается, так… — ошарашенно пробормотал Паланир.

Уже подведённый под крышу дом был раза в два больше их старого, но даже не это поразило крестьянина — видывал он и большие дома в сёлах, для больших семей. Но каменная отмостка вокруг дома? И вымощенная камнем площадка между домом и большим амбаром с какими-то непонятными пристройками. И сложенная на площадке… черепица? Крыша из черепицы будет? Не всякому купцу по карману, а уж крестьяне, даже зажиточные, все соломой кроют. И камнем мостить — опять же редкое купеческое подворье в Ниметаре замощено даже наполовину!

— Добрый день, о-фенет[21]! — Манелисса, как всегда, появилась будто из ниоткуда. — Ну вот, готов для вас дом! Только крышу перекрыть осталось да столы с лавками срубить.

— Добрый день, ханисетль! Только черепицей-то зачем? — Паланир просто не знал, куда деваться от смущения. — Такое богатство — обычному крестьянину? Что я, сам соломой не покрыл бы?

— Соломы-то, видишь, нет! — Лесная Сестра обвела рукой хозяйство. — И такую крышу каждый год подновлять нужно, вот мы с Юллией и купили черепицу, чтобы ты об этом не заботился. Труда вам и без крыши много будет.

— Добрый день, о-фенет! — подошла Юля. — Навепа, бери маленьких, Лисси вам покажет дом. А тебя Тарсан зовут, правильно? — улыбнулась она старшему сыну Паланира. — Иди с отцом вон в ту пристройку!

— Что, даже это покупать не надо? — удивился Паланир, войдя в пристроенный к амбару сарайчик, где стояли два плуга, а к стенам были прислонены лопаты, вилы, косы и прочие крестьянские орудия.

— Даже это, — подтвердила Юля. — Не будет у вас времени по кузнецам ходить, мы заранее всё купили. Кроме метеланов, конечно.

— Да нанял я одного батрака, у него и метеланы свои, и плуг, — вспомнил крестьянин. — И поручил ему ещё пару метеланов купить, осталось только пахаря найти.

— Мирет нашёл уже, — подмигнула девушка. — Кузнец тинистарский, у него землетрясением всё порушило. После сева кузницу ставить собирается, поможешь?

— Ещё и кузнец свой? Ему что, мирет тоже что-то новое сделать поручил?

— Конечно. Вот, например, — Юля показала на сложенную в углу сарайчика чугунную утварь. — Это с Симелана, но на Тарлаоне можно делать ничуть не хуже.

— Разве можно так ровно отковать? — крестьянин был в полном недоумении.

— Можно! Ханисет Виктор всё покажет.

— Книжник с Симелана? — сообразил Паланир. — Имя-то не наше[22].

* * *
— Добрый день, Лена! — дочь Риммы Алексей знал уже лет десять, но не переставал восхищаться ей. Всё лицо в страшных шрамах, и одета в жуткие обноски — а как благородно держится! «Аристократка, по-другому и не скажешь», — подумал он. — «В хорошем смысле слова. Прямо как Даша. Как Даша? Неужели?..»

— Добрый день, Степаныч! — засветились тёплой приветливостью глаза Лены. Улыбаться девочка никогда не улыбалась — её перекошенное лицо становилось только страшнее от таких попыток. «Ведь друга во мне видит! Она же из взрослых никого больше не подпускает близко, и со всеми только на «вы» и по имени-отчеству, а ко мне — на «ты» и фамильярное «Степаныч». А я про её беду и не вспоминал, хотя давно уже мог сказать Стражу Вихрей. Друг называется! Стыдно…»

— Лена? Прошу! — хлопотавшая у плиты Даша поставила на стол тарелку с запечённой рыбой и корзинку с пирожками.

— Я пойду, наверное? — девочка моментально помрачнела, увидев, что «Степаныч» не один. — Похоже, не вовремя пришла, извините!

— Не уходи! — проникновенно выговорил Алексей. — Даша — своя. Я знаю, ты избегаешь людей благополучных, но…

— Но по отношению ко мне это слово тоже будет оскорблением, — перехватила Даша. — Хоть поешь сначала!

— Угу. Спасибо, — Лена принялась за рыбу. Есть действительно очень хотелось — вернувшись из школы, она, как обычно, застала дома тяжело ворочающуюся в пьяно-похмельной полудрёме мать, с которой было бесполезно о чём-то разговаривать. Холодильник же и буфет представляли собой грандиозную виселицу даже не мышей, а микробов.

«Кто же такая эта Даша?» — неудержимо лезло из-под привычной маски неприступности любопытство тринадцатилетней девчонки. — «Девушка Степаныча, это понятно, но кто она? Вид как у аристократки какой-то, и манеры соответствующие… Стоп, Елена! А не ты ли тоже старательно выстраиваешь в себе аристократку? Не «строишь из себя», а именно — выстраиваешь в себе? Может быть, и она такая же, со своей большой бедой в жизни? Одета небедно, но глаза-то печальные. Похоже, действительно — своя. И главное, не начала охать-ахать, не кинулась жалеть… Да и Степаныч — он ведь как я, благополучную богачку в свою жизнь не впустил бы».

— Мама как, ничего? — спросил наконец Алексей. — А то утром заходила, совсем плохая была.

— Так это ты ей на бутылку дал? — укоризненно посмотрела Лена. — Зря! Ей же утром ещё хуже будет. Сегодня «помирала», а завтра, не дай Бог, в натуре помрёт! Родная душа ведь, хоть и злая я на неё. И потом, я же рабыня! Умрёт номинальная хозяйка — и обратят меня в государственное имущество, кормить-то будут, но закроют, а я к свободе привыкла. Уж лучше пусть не кормят, но чтоб хозяину до меня никакого дела, вот как сейчас! У тебя прятаться? Не получится, рожа слишком приметная, да и лишняя буду вам.

— Фигасе… — ошарашенно выдохнула Даша, до этого лишь внимательно слушавшая. «Вообще-то всё правильно, так оно и есть, вот только кто это говорит! Услышь я такое от Артура, Алины или даже Наты — не удивилась бы, но чтобы тринадцатилетняя девочка так метко рубила под корень!» — Лена, да ты же наш человек!

— «Ваш» — это чей? — девочка кинула недоверчивый взгляд на фею.

— Может быть, даже магический! — Даша оставалась внешне невозмутимой, хотя вся терзалась загоревшейся надеждой: «Неужели — ученица? Моя ученица, конечно! Только какой же дар должен быть у такой сумрачной феи?» — Ты про Лесных Сестёр что-нибудь слышала?

— Слышала. Сестёр? Их что, много?

— Мало, в том-то и дело! Трое нас, и одна ученица, но она маленькая совсем.

— Ну и? — мрачно усмехнулась Лена. — Я так понимаю, ты — одна из этих трёх? И мне тоже предлагаешь записаться? Хороша Лесная Сестра — с такой-то рожей! И чем это я помочь смогу, когда сама через день попросту голодная?

— Если ты фея по дару и по духу — остальное приложится, — уверенно произнесла Даша, доставая откуда-то очень красивое золотое кольцо с зелёным самоцветом. — Дай левую руку… Теперь скажи, что написано внутри кольца? Не торопись только, прислушайся к своей душе.

Девочка отстранённо смотрела на свою руку: «Я ведь на самом деле очень люблю украшения, но никогда и никому в этом не признаюсь. И даже если фея хочет подарить мне это кольцо — откажусь, золото на уродливой нищенке только разозлит всех почём зря! Да и пропьёт его мать сразу, как пропила уже давно не только все свои камешки, но даже мои махонькие золотые серёжки… Мама, ну почему ты не можешь подняться? Подняться — за дом свой?» — она даже не заметила, что произнесла эти слова вслух.

— Ты знаешь латынь? — слегка удивилась фея.

— Знаю немного, — подняла глаза Лена. — Как-то неожиданно прозвучало: «Pro domo sua», ну я и перевела машинально. Это написано на кольце, да? Ваш девиз?

— Да. И если ты, надев кольцо Лесной Сестры, услышала его — ты тоже можешь стать одной из нас.

— Ну стану, допустим. И что? Мама квасить ведь не прекратит? И в школе как шпыняли, так и будут шпынять! Теперь вообще чуть ли не в уголовницы записали!

— Кстати, — вспомнил Алексей. — Что там у вас случилось в пятницу, что директриса аж маме твоей звонила? Спёрли небось что-то, и тебя подозревают?

— Хуже, — поморщилась девочка. — Веру Никитичну с лестницы толкнули, ну, математичку нашу. Голову сильно разбила и руку сломала в двух местах.

— И думают, что ты кого-то на это подговорила? Тогда понятно, почему Римму трясли на предмет того, с кем ты дружишь. А почему именно твоих друзей подозревают, а не тебя саму?

— Уже проболталась по пьяни? Ну да, потом мама у меня выпытывала. А я знаю? Мы с Данилой в это время на русише сидели. Да кто угодно мог, и не только из-за меня! — разозлилась Лена. — Трёх недель с начала года не прошло, а Никитишна эта не то что всех учеников достала — половина учителей от неё прячется уже! Просто с лестницы она полетела как раз после того, как надо мной на уроке издевалась.

— Post hoc ergo propter hoc[23]? — понимающе усмехнулась Даша.

— Вот-вот, так они всегда и рассуждают. А что, удобно, они же там власть, могут подозревать и обвинять кого хотят, и ничего им за это не будет!

— Только скорее уж не «кого хотят», а «кого удобнее», — уточнила фея. — Ты для них — самая удобная жертва, вот и пристали. А что вы не поделили с этой Никитишной?

— Да её хлебом не корми — дай поиздеваться над кем-то, самоутвердиться за чужой счёт. Всем оценки режет и дураками обзывает, а сама-то! На каждом уроке ошибается!

— А тебе, я так понимаю, сказала какую-то эксклюзивную гадость?

— Ага. Орала, что никогда больше тройки не поставит и что меня скоро в бордель для извращенцев продадут, и там уж сделают покорной, а то волю взяла — Так Со Старшими Говорить[24], — последние слова девочка передразнивающе выделила. — А я даже голос не повышала! И никому потом не рассказывала. Ну да, не жалко мне эту гадину, но чтобы бить или спускать с лестницы? Не хочу никому зла!

— Нда… — оскалился Алексей. — Если орала, то это мог слышать кто угодно, а ведь среди учителей тоже нормальные люди бывают. Сучьи тётки! Мужика за такое выперли бы с волчьим билетом, да ещё и под статью могли бы подвести, а бабью всё с рук сходит!

— На сей раз, как видишь, не сошло. Только не надо про учителей так хорошо… то есть так плохо думать, — ухмыльнулась Лена. — Каста же! Из-за ревности или ещё какого междусобойчика — да, могли бы так разобраться, но за соплячку какую-то, которых «вас много, а я одна», бить своего?

«И такое бывает!» — Даша отвернулась, чтобы девочка не видела её непроизвольной усмешки. А Лена подвела итог:

— Ну как? Нужна вам такая фея? Будущая заключённая в колонии для малолеток и будущая шлюха в борделе для извращенцев?

— Да, нужна! — гневно вскинулась Лесная Сестра. — Только не «нам», а — людям! И будущая пациентка психушки была нужна, и будущая многодетная юдольщица, и будущая зашуганная «мать-одноночка» из бабьей ямы… А ты уже сейчас сильнее духом, чем любая из нас, и если станешь феей, то — великой! Решайся!

— Решайся! — поддержал и Алексей. — Мне они уже помогли, а тебе фея предлагает даже не какой-то там принцессой стать, а своей ученицей! Да авторы средневековых сказок и помыслить не могли на такое замахнуться, для них предел мечтаний — корона какого-нибудь сраного герцогства! Смешно для русского человека, согласись?

— Я согласна, — через полминуты тяжело уронила Лена. — Что нужно сделать?

— Прежде всего — воссоздать мир твоей мамы, — деловито изложила Даша. — Просто вывести из запоя в казённом наркодиспансере — недостаточно, алкоголь должен потерять привлекательность для неё, понимаешь? Как думаешь, согласится она на лечение в хорошей клинике? Разумеется, без всяких официальных диагнозов. Да, насчёт денег не беспокойся, всё оплатим.

— Не знаю, — буркнула девочка. — Сами с ней поговорите.

— Непременно, и уже сегодня! Потом, понятно, привести в порядок твоё лицо…

— Вот не надо сказок, хоть ты и фея! — глаза Лены были воплощённой вселенской тоской. — Невозможно полностью убрать такие шрамы, и женский алкоголизм не лечится, что я, не знаю? Да и пофиг, привыкла уже!

— А вот и нет! — лукаво улыбнулась Лесная Сестра. — У нас вся эта гадость постепенно сходит, по себе знаю. И никаких «привыкла», мы же феи, мы не должны отпугивать тех, кому хотим помочь. Да, святой и так бы не отшатнулся, но обычные-то люди хоть и хорошие, но не святые, согласись?

* * *
— Привет… Наталия, — Алексей чуть было не сказал «Таисия», ибо видел Нату только второй раз в жизни. Как-то так получилось, что и с Артуром, и с Виктором, и с Алиной он общался с прошлого октября довольно часто, а вот с Натой — нет.

— Привет! — зажгла солнечную улыбку Первая сестра. — Дашуль, твоя ученица? — она посмотрела на Лену. — Надо же, осенняя ночь! Теперь будут все четыре сезона и все времена суток! Ну что, я к гному и в Милан, как всегда? Да, Артур подойдёт минут через пятнадцать.

— В Милан — да, а к гному подожди, — придержала её Даша.

— Думаешь?.. Не буду спорить. Зовут-то тебя как? — спросила Ната у девочки.

— Елена, — нехотя представилась сильно нервничавшая Лена.

— Ната, очень приятно! И, ради Бога, на «ты»! Всё, я за шмотками! — добавила фея, заметив, что Лена угрюмо кивнула. — Извини, слишком много знакомств, понимаю, — она быстро надела туфли и исчезла.

— Степаныч, а Ната что, тоже Лесная Сестра? — девочка немного успокоилась, поняв, что в квартире с ней остались только старый друг и уже успевшая расположить к себе Даша.

— Да, — подтвердил Алексей. — Собственно, ещё год назад только Ната ей и была, Даша с Аней совсем недавно стали. Ане я и сам-то не представлен ещё.

— А почему я — «осенняя ночь»?

— А кто же ещё? — улыбнулась Даша. — Весенний день ты только что видела, а я — зимний вечер, разве не так? Ну а летний рассвет…

— …это я! — неожиданно появилась статная русоволосая девушка. — Даша, держи! — она протянула какую-то цепочку с маленьким чёрным кристаллом и села рядом.

— Аня? — догадался Алексей.

— Ага! — девушка задорно тряхнула тонкими золотыми кольцами в ушах, и Лена, несмотря на всю свою мрачность, не смогла удержаться от весёлой улыбки. — А ты Алексей, знаю!

— А это Лена, — быстро представила Даша.

«Будто и не замечают моего изуродованного лица!» — недоумевала девочка. — «Ни Даша, ни Ната с Аней. Даже на мгновение взгляд не задержали! Такая феноменальная воспитанность? Хотя нет, откуда бы ей взяться, Аня вот вообще совершенно непосредственная… Неужели — знают, что этот ужас скоро должен исчезнуть? Похоже, и правда исчезнет. Маме бы ещё помочь как-то!»

Она подняла глаза. Нет, на неё действительно никто не пялился — даже украдкой. Аня пила кофе и грызла ручку, решая какую-то задачу, Даша шепталась с Алексеем и застёгивала на его шее цепочку, только что принесённую подругой.

«Друзья», — с тоской подумала Лена. — «Очень дружная компания, сразу видно, и почти все давно друг друга знают. И зачем им только непроглядная осенняя ночь?»

— Затем, что без ночи не было бы и утра! — послышался незнакомый мужской голос. — А раз так, справедливо ли оставлять ночь без феи?

— Артур! — обрадованно подняла голову Аня. — Привет! Объясни, а? Не знаю, что дальше делать.

— Привет! Минуточку, — высокий сероглазый шатен несколько секунд внимательно смотрел на Дашу и Алексея, а потом повернулся к девочке. — Привет, Лена! Я Страж Вихрей, то есть маг Воздуха. Как зовут — ты слышала.

— А откуда вы…

— Лена, мы все здесь на «ты»! Откуда я знаю, как тебя зовут и о чём ты думала? Всё очень просто. Мысль — это Воздух, а Воздух — это я.

— Телепатия? — сообразила девочка. — А у Даши — телепортация?

— А также телеметрия, телемеханика и телеуправление! — подмигнул Артур. — Разве что телегонии нет, а всё остальное существует. Аня, давай задачу посмотрим…

— Лена, — подошла Даша, — мы только Нату дождёмся и отправимся к твоей маме, а ты, пожалуйста, останься здесь. Не нервничай, Ната — очень добрая фея.

— Почему?..

— Почему без тебя? Знаешь, есть такой афоризм: «Ещё не родился человек, который бы говорил всю правду в присутствии родителей». В присутствии своих детей — тем более, разве не так? Лёшик, я к себе минут на пять, переоденусь и буду ждать у тебя в квартире.

— А я-то как без тебя перенесусь так быстро? Мы ведь далеко от нашего дома? — недоуменно спросил Алексей.

— С Артуром, он тоже с нами будет, — Даша исчезла, и почти сразу появилась нагруженная пакетами Ната.

— Ой!.. — прыснула дорешавшая задачу Аня. — Ленка, щас тебя возьмут в оборот!

* * *
Заснуть Римма Павловна так и не смогла. Уже и бутылку допила, а вот не идёт сон! Было что-то похожее на сновидения, но женщина отчётливо сознавала, что на самом деле не спит. Стоит только закрыть глаза — начинает перед ними крутиться бесконечная лента непонятного текста. Вроде и по-русски, а слова странные, и не остановишь, чтобы вчитаться толком.

Сумерки. Вечер? Или уже утро? Никаких часов в доме давно уже не было, да что там часы — неясно даже, какое число сегодня! Кажется, понедельник, и вроде сентябрь. А похмелье-то опять начинает накатывать — и сердце бухает, как кузнечный молот, и в висках громко стучит… Да нет же, это в дверь стучат! Кто-то из её спасителей пришёл с бутылкой, и сейчас она поправится.

Встать на трясущиеся ноги женщина смогла лишь с третьей попытки — и сразу же чуть не упала, но всё же доплелась до двери и открыла. Ура, Лёха! А это кто ещё с ним? Мужик какой-то незнакомый — ладно, на троих так на троих, но чтобы в провонявший всякой дрянью нищий клоповник снизошла изысканно одетая молодая девушка? «Леди», — всплыло в пропитой памяти слово. Да, именно леди.

— Ты принёс?.. — Римма Павловна жадно посмотрела на Алексея.

— Принесли, но немного. Дело есть, — они прошли на кухню, и Артур, дождавшись, пока все сядут, быстро достал из кармана своей джинсовой куртки мерзавчик[25] коньяка и вылил половину в чудом уцелевшую стопку:

— Только чтобы немного снять судороги! Вы нам в адеквате нужны.

— Спасибо, — женщина, расплёскивая коньяк, всё-таки смогла сама отправить выпивку по назначению и немного отдышаться. — Вас зовут-то как?

— Артур Анатольевич, но давай уж на «ты» и без отчества. А это Даша. Лёхина… жена, — Страж Вихрей, как всегда, не обошёлся без шпильки.

Алексей, бросив взгляд на смутившуюся девушку, шутливо показал кулак:

— Мы по делу или уже где?

* * *
— Римма, — серьёзно спросил Артур, — ты можешь продержаться хотя бы четыре с небольшим года, то есть ровно пятьдесят месяцев? Из запоя-то тебя выведут за неделю, но нужно, чтобы ты не пила, пока Лене не исполнится восемнадцать. Сама же видишь — сердце уже не выдерживает, и упасть ты можешь на улице, а ведь скоро зима!

— Да из-за Леночки и пью, — женщина залилась пьяными слезами. — Ты ж её видел, знаешь, что с ней случилось! Пить перестану — как жить-то? Это на выпивку я деньги наскребаю кое-как, выпила вот — и хорошо, и не надо ничего больше, а трезвому плохо жить! Еда хорошая нужна, одеться надо, квартиру отчистить… И Леночку лечить, а это совсем никак, ни за какие деньги!

— С этим мы поможем, — вступила Даша. — Только квартиру тебе не «отчистить» надо будет, а поменять, в теперешнем окружении — точно не удержишься. Начните с Леной всё заново!

— Да «помогли» уже один раз, а толку? — безнадёжно произнесла Римма Павловна. — Разошлись деньги, не смогла я Леночку вылечить.

— «Разошлись»? Хороший эвфемизм для «пропила»! — разозлился Страж Вихрей. — Ты ведь и до этого попивала, оттого и муж ушёл. А последний год и алименты дочкины пропиваешь, совсем опустилась! Пойми, нам нужна Лена, а Лене нужна живая и более-менее здоровая мать. С деньгами-то проблем не будет, и жить одна она сможет в смысле хозяйства, но ей что — в неполные четырнадцать на нелегальное положение переходить?

— А я, значит, не нужна? — женщина опять расплакалась. — Так отец у Леночки есть.

— Ага, который с другой бабой двух мальчишек в тёщиной двушке настрогал! Все будут страшно рады ещё и Лену принять! Нет, с той семьёй мы однозначно дело иметь не будем. И что значит «не нужна»? Лене вот нужна, но жопа в том, что ты сейчас не нужна самой себе!

— Да зачем вам Леночка-то? — собственно, с этого вопроса Римме Павловне и стоило бы начать, но пьяная путаница в голове, как всегда, помешала.

— Римма, — со всей возможной мягкостью в голосе подключилась Лесная Сестра, — Лена сама тебе всё расскажет. Мы просто не хотим говорить, пока ты ещё в довольно сумеречном состоянии. Через несколько дней, хорошо? Приди сначала в чувство. Кстати, где ваши медицинские карты?

— Моя — в том ящике, — женщина показала рукой, и Алексей, встав, быстро нашёл её карту. — А Ленкина — в поликлинике, где же ещё? Вы её на органы, что ли, хотите разобрать? — страшилки о разобранных на органы детях составляли неотъемлемую часть фольклора городских низов.

— Нет, на операцию пристраивать будем, — Даша тоже начинала сильно злиться, но внешнее спокойствие ей ещё удавалось. — Ты ведь хотела её вылечить? А она тебя хочет вылечить! Ну что, едем в клинику? Прямо сейчас, пока ты ещё в сознании!

— Правда? — Римма Павловна попыталась обрадоваться, но не смогла — слишком уж долго она ждала чуда, и мечта, собственноручно утопленная в алкоголе, успела умереть и окаменеть. — Только… деньги-то? Квартиру не отожмёте?

— Блин! — устало выдохнул Алексей. — Римма, эти люди дарят, а не отнимают! Ну хоть мне-то ты веришь? Ты же меня почти десять лет знаешь, а я тоже Артура с Дашей знаю не первый день.

— Ты ведь на самом деле не нам не веришь, — внимательно посмотрел Страж Вихрей. — Ты протрезветь боишься, вот в чём дело! Привыкла выживать, а жить тебе уже страшно.

— Ладно, давай так, — предложила Даша. — Ты сейчас едешь с нами в клинику, но только на несколько дней, чтобы просто протрезветь. Потом мы тебе всё расскажем, и ты уже будешь решать на трезвую голову. Годится?

— Ох… — женщина понимала, что ей и сейчас-то очень плохо, а ночью станет ещё хуже, потому что сил искать выпивку не осталось совсем — просто выйдет из дома и упадёт. — Едем, а то ведь в самом деле помру. Только можно я допью? — она схватила с подоконника ополовиненный мерзавчик.

— Да пей уж, но это последнее, — махнул рукой Артур. — Лёха, твоя машина где, у соседнего дома стоит? Пригони пока, а Даша Римму соберёт в клинику. Да, — беззвучно прошептал он Алексею, предугадывая вопрос, — мы с Дашей можем и без машины, но Римме пока рано это знать.

Алексей молча кивнул и поднялся из-за стола:

— Через пять минут выходите, буду ждать у подъезда!

— Значит, «жена»? — Даша вышла за ним в прихожую. — А… можно я буду носить обручальное кольцо? — она обезоруживающе улыбнулась. — Нет-нет, расписываться не предлагаю, не бойся!

* * *
Лена всё-таки решилась подойти к зеркалу. «С намерением оскорбить», — сразу осознала она.

Да, изрытое шрамами лицо теперь выглядело неприкрытым оскорблением зеркала! И раньше-то они с этим магическим артефактом друг друга не радовали, но нищенские обноски хоть не так ярко освещали её уродство, как хорошо уложенные отмытые волосы и красивое домашнее платье. «А ведь Ната ещё и серёжки с кулончиком предлагала», — она с отвращением отвернулась от своего отражения. — «Вот уж был бы прожектор — всё внимание к лицу!»

— Леночка! — в комнату вошла радостная Ната, только что закончившая разговор по телефону. — Твоя мама согласилась лечь в клинику, Алексей с Дашей её сейчас повезли. Состояние плохое, опять судороги, но она в сознании, все документы сама подпишет!

— А я теперь куда? — встревожилась девочка. — Если в школе узнают, что мама надолго попала в больницу, меня же на передержку отправят в казённый дом!

— Да, в казённые дома лучше не попадать, — с печалью в голосе подтвердила Лесная Сестра. — Я там по обе стороны баррикад бывала, так что знаю. Но закрыться дома и не ходить в школу — тоже не выход, искать же начнут! У нас, в данном случае к сожалению, цивилизованная страна. И собутыльники мамины небось донимать будут.

— Ну да, у мамы через день кто-то пасётся, — поморщилась Лена. — Люди в основном не совсем опустившиеся, просто дома выпить не могут спокойно — кого жена пилит, кого мать… Сразу пропалят, что дома кто-то есть, подумают, что маме совсем плохо, раз не открывает, и сами дверь выломают — типа спасать.

— Всё правильно, именно так и будет. Мы тебя, конечно, можем спрятать, но как ты потом объяснишь, почему так долго в школу не ходила? А вот если ляжешь на операцию…

— На операцию? Но Даша же говорила…

— Всё так, у меня, например, за год даже шрам после полостной операции сошёл, но у тебя-то лицо, его всем видно, причём каждый день! Вот ни с того ни с сего начал этот ужас исчезать — разве бывает такое? Мы-то с тобой знаем, что у фей — бывает, но зачем объявлять urbi et orbi[26], что ты — фея? А улучшение после операции — ничего удивительного, нет? Да и быстрее будет.

— Очень хочется, конечно, но я боюсь, — призналась девочка.

— Леночка, не бойся! Это ж не коновал какой-нибудь оперировать будет, а хороший специализированный хирург, и весь нужный уход после операции! Держи телефон — позвонишь вашей директрисе и скажешь, что в клинику ложишься, а я потом начну свои связи прозванивать на этот счёт.

* * *
— Лена, — появился Страж Вихрей с пакетом, — я взял твои учебники и прочее, не возвращаться же тебе в этот сарай, уж извини! Здесь один раз переночуешь, хорошо?

— Один раз? А дальше что? — девочка была вся на нервах после разговора с директрисой, которая требовала к телефону непременно маму. Знает ведь, что Лена никогда не обманывает, а всё равно вредничает почём зря!

— А завтра с утра, надеюсь, уже хирурги тобой займутся. Не в школу же опять идти! Я так понимаю, на тебя там сильно взъелись? Вот и пропусти недели две, тем более что справку тебе, конечно, выпишут.

— Думаешь, училки успокоятся за две недели? — недоверчиво поморщилась Лена. — Директриса-то ладно, она в принципе неплохая, только…

— Только ей нужен козёл отпущения после того, что случилось в пятницу? — подхватил Артур. — Это да! Хорошо быть окружностью — никаких тебе директрис, в бесконечность убрались[27]!

— Ой, математика… — нахмурилась девочка.

— Ты так математику не любишь? Или просто с учителями не везло?

— Ага. В смысле училки вредные. Одно время мужик заменял, вот с ним всё нормально было, не вредный, а если женщина, так обязательно кошмарить меня начинает. Все училки, не только математички. Ну вот почему?

— Хм. Тебе одним словом сказать или развёрнуто?

— Одним словом, — Лена наконец-то улыбнулась.

— Ты не боишься. Понимаешь, о чём я?

— Не совсем. Кого бояться надо?

— Тогда развёрнуто. Держишься ты очень по-взрослому, да такая и есть на самом деле. Говоришь чётко и вежливо, смотришь прямо в глаза…

— Так это разве плохо?

— Для мужчин, даже начальников, как раз хорошо! Но ты же хочешь понять, почему конкретно тётеньки в возрасте тебя не любят? Потому, что чувствуют «язык тела» и подсознательно ожидают от тебя подчинённой позы. Тут не в том дело, кто начальник, тут именно что бабья иерархия! Подчиняться по делу в ней мало, нужно ещё соответственно держаться, а ты со старшей по иерархии самкой держишься как с равной, понимаешь? А они нутром-то это чувствуют, а словами сформулировать не могут, потому и бесятся.

— Уж как держусь, так и держусь! — выпрямилась девочка. — Но я-то думала, что их просто моё лицо раздражает и нищета. Случайно один раз услышала, как бабка-соседка говорила: «Да Ленке надо бы глаза в пол — и бочком-бочком, тихо-тихо прошмыгивать».

— Ленок, поверь, дело не во внешности! — улыбнулся Страж Вихрей. — Вот увидишь — когда тебе приведут лицо в порядок и ты придёшь в школу хорошо одетая, ещё сильнее злиться начнут. У тебя просто нет органа, которым чувствуют иерархию[28], поэтому для всех этих пресловутых «взрослых» и «старших» ты никогда хорошей не будешь, разве что имитировать это чувство научишься.

— Не научусь и учиться не буду! — зло выплюнула Лена. — Подчинённые позы пусть собачки им принимают, а я просто вежливая. Нет такого органа? Ну и плевать!

— Аминь! — подмигнул Артур. — Наш человек! Я и сам такой, не заметила?

* * *
Пахать он начал ещё вчера — время не ждёт! Дальше ведь бороновать и сеять надо будет, когда ж ему успеть-то? Хорошо хоть, в хозяйстве оказалось несколько мерных виксанов[29], и Лесные Сёстры быстро разметили ему делянку под хансат. Сам-то он смог только сказать, где примерно лучше всего, а вот считать толком не умеет, в землемеры не годится. «Эх, даже крестьянину, выходит, грамота нужна! Стыдно было тогда перед миретом — поручил ещё и записывать, когда что посеяно и где, а я не только цифири не знаю, но и писать-то не умею, читаю кое-как и всё! А когда ж учиться? Придётся Нисси записывать пока, её-то научили, и Тарси умеет уже…» Он начал неспешно запрягать метеланов в плуг, но пришлось прерваться — к дому подъезжали две повозки.

— Доброе утро, Мардон! — Паланир узнал молодого батрака, который нанимался со своими метеланами.

— Доброе утро, фенет! Вот купил, — батрак показал на вторую повозку. — А это Нилармах. Кузнец, но пахать тоже умеет.

— И Стиламма, — печально улыбнулся кузнец, погладив по голове испуганную девочку лет восьми. — Из Тинистара мы, только двое нас и осталось от всей семьи.

«Да, Юлли говорила про землетрясение», — вспомнил Паланир. — «А что из Тинистара — и так понятно по виду да по именам, по-нашему было бы Нилармас и Сатиламма».

— Уряд наш знаешь? — спросил он. — С меня кормёжка, как сами едим, так и батракам. А денег что? — насчёт оплаты деньгами или частью урожая в Ниметаре всегда договаривались отдельно.

— А не надо денег! — с достоинством ответил Нилармах. — Кузницу только помоги поставить, как страда кончится.

— Просила уже ханисетль Юллия, знаю, — кивнул крестьянин. — Есть место за тем ручьём. Неудобья, но для кузницы сгодятся.

— Фенет, — Мардон уже успел запрячь в плуг своих метеланов, — пахать-то где?

— Да обожди чуток, — как всякий справный хозяин, торопливости Паланир не любил. — Запряжём всех и вместе начнём. И дотемна! Обед жена в поле пришлёт.

* * *
Поставив в печь два больших каравая, Навепа присела отдохнуть. Ох, всё хозяйство ей заново налаживать! Дом-то есть, вон плотники стучат — уже крышу черепицей кроют. Большой дом, прямо купеческий, даже с подклетью[30] и башенкой какой-то непонятной, да только жить-то как в этом доме? Птичник пустой стоит, и хилетль даже одной нет, а как без молока-то? Всё покупать этой осенью придётся — и хилетль, и птицу, и чем кормить их, и утвари кухонной у неё мало…

— Добрый день, фенетль! — прервала её горестные раздумья появившаяся Юля, державшая ощипанную ламхину[31]. — Отдохни пока, я ужин вам приготовлю, только в печь поставишь потом.

— Добрый день, ханисетль Юллия! — устало улыбнулась крестьянка. — Стыдно мне будет, ну что я за хозяйка такая получаюсь — сама сижу, а ханисетль по хозяйству хлопочет? Лучше бы Нисси вернулась, дом-то готов почти!

— Да просто Юлли зови, как раньше! — рассмеялась фея. — Помнишь, как ты меня ругала всё время за пол недомытый?

— Да уж помню! — усмехнулась и Навепа. — Ты ж ничего не умела тогда, только хлёбово сготовить могла кое-как. Теперь-то научилась?

— Ну да, — кивнула Юля, как раз порубившая тушку птицы и начавшая закладывать мясо в большой горшок вместе с ленсой и крупными кусками кармона[32]. — Соль где у вас?

— В ларе в том посмотри… Так Нисси-то когда вернётся? Трудно мне одной с таким хозяйством, это я сейчас прохлаждаюсь, пока скотину не завели!

— Да сегодня уже, ждём вот двух… магов с Симелана, все вместе и появятся. У неё ведь тоже от мирета поручение — будет каждый день записывать, какая погода и как что растёт.

— Баловство это! — женщина неодобрительно покачала головой. — Девка крестьянская писульки разводит, ровно ханисет какой! А хозяйством когда заниматься? А дитё ещё будет — кто поможет? Ламми-то ничего толком не умеет ещё.

— Мы и поможем, — серьёзно сказала фея. — Танисса же теперь хаолисль[33].

— Хаолисль? — изумилась Навепа. — Это чем же она вам так приглянулась?

— Умница она, — тепло улыбнулась Юля. — Потому мы и мирету предложили именно вашей семье поручить новые угодья — не только вы с Паланиром хозяева справные, но и дочка учёная… Да вот они, идут уже! — к дому подходила Танисса в сопровождении двух Лесных Сестёр и двух магов, тащивших какой-то ларь.

* * *
— Хаолисль… — крестьянка потрясённо смотрела на узорные колечки с синими камешками в ушах дочери. — Не верится даже… Это что же, ей за купца теперь замуж? — она знала, что любой ниметарский юноша почитал за счастье жениться на девушке, отмеченной Лесными Сёстрами.

— Или даже за миретана, но разве что года через два! — засмеялась Манелисса. — Фенетль Навепа, это ханисетль Леренна, а это ханисет Виктор и ханисет Артур. Они с Симелана, по-нашему пока не говорят.

— Добрый день, фенетль! — поклонился один из магов. — Говорю. Очень плохо.

— Артур, мы будем переводить, — деловито подобралась Юля. — Нисси, пойдём покажу твою башенку. А вы подождите немного, вшестером там не развернуться!

Поднявшись по узкой винтовой лестнице, они вошли в небольшую комнатку с обшитыми стругаными досками стенами. Ничего лишнего — большой ларь с плоской крышкой, стол с полками, глиняный рукомойник с ведром. На север и на восток — окна, в юго-западном углу выпирал дымоход печки. Девочка потрогала рукой — тёплый!

— Ну да, мама же хлеб печёт, — кивнула фея. — Ну и как тебе?

— Богато, — смутилась Танисса. — Непривычно как-то.

— Разве так уж богато? И ты ведь жила неделю у Манелиссы, почему непривычно?

— У Манелиссы-то я в гостях была, а у нас такого не водится, чтобы крестьянской девочке — да отдельную каморку!

— Нисси, это кабинет, а не каморка! — Юля не стала смущать средневековую крестьянку, хоть и грамотную, страшным словом «метеостанция». — Будешь здесь погоду записывать, хотя спать на этом ларе тоже можно.

— Кабинет? Как у мирета? — не поверила девочка.

— Скорее как у ханисета, — уточнила фея. — Зачем, думаешь, мы тебя симеланским цифрам учили? Будешь каждое утро и каждый вечер записывать, что механизмы показывают. И постарайся в полдень тоже, — она показала на лежащие на столе сшитые разграфленные листы бумаги и положила рядом несколько простых карандашей.

— А механизмы эти где? — поинтересовалась Танисса.

— Артур! Тащи приборы! — крикнула по-русски Юля.

* * *
— Готово! — Виктор пропустил кабель через отверстие в потолке. — Осталось только термометры повесить и окна застеклить.

— Давай сначала показания запишем, как раз полдень примерно, — возразил Артур. — Пока стёкол нет, термометр с гигрометром всё правильно покажут.

— Ханисетль Юллия, о чём они говорят? — Тарсан уже успел отнести мужчинам немудрёный обед и, как всякий мальчишка, был жутко любопытным, особенно если дело касалось магических механизмов, поэтому потихоньку просочился вместе со Стиламмой в башню.

— Хотят записать, что механизмы показывают. Смотри уж! — Юля понимала, что из такого мальчишеского любопытства может вырасти и серьёзная учёность. — Нисси, подойди поближе! Вот это — тепломер, — она походя создала новое тарлаонское слово. — Показывает, насколько сейчас тепло. Сможешь записать? Вот сюда, в графу «Тепло».

— Двадцать… — Танисса смотрела на термометр. — А краска чуть ниже, на две черты. Девятнадцать… Восемнадцать, — она старательно вывела в журнале наблюдений симеланские цифры. — Правильно?

— Правильно, молодец! — улыбнулась Лесная Сестра. — А вот эта стрелка показывает, сколько в воздухе… невидимого тумана. («Как ещё объяснить, что такое влажность? Я и сама-то физику плохо знаю»). — Сможешь записать?

— Шестьдесят… два!

— Ага, записывай! А вот это — насколько сильно давит воздух.

— Разве воздух давит? — недоуменно спросила девочка.

— Конечно! Ветер же давит? А ветер — это и есть воздух. Артур, я не могу это нормально объяснить, попробуй ты? — выслушав ответ, Юля перевела:

— Вода ведь давит вниз? А воздух — та же вода, только лёгкая, но всё равно давит.

— Поняла! — обрадовалась Танисса. — Воздух лёгкий, но его много! Семь… шесть… один. Так?

— Да, правильно, — фея поставила барометр обратно на стол. — Вот это пусть так здесь и стоит.

— А теперь — магия! — подключилась Леренна. — Ветромер и дождемер! Нисси, нажми сюда!

Танисса нажала на кнопку, включая пульт анемометра и дождемера:

— Цифры… Куда записывать? Это что, магия от того механизма, который ханисет Виктор на крыше поставил? Она верёвку дёргает и говорит, откуда ветер?

— Ну да, именно так! Вот смотри: эти цифры вверху показывают, большой ветер или маленький, записывай сюда. Только вот эту точку не забудь перед последней цифрой! А это — откуда он дует, срисуй стрелку точно так, как она здесь нарисована.

— А цифры внизу — сколько дождя? — девочка действительно была очень смышлёной.

— Ага. Вот это надо записывать один раз в день, лучше всего в полдень. Сейчас там ноль, то есть дождя ещё не было. Теперь нажми кнопку ещё раз, видишь, цифры исчезли? Молодец! Вот запиши теперь сама все эти цифры на закате, сюда, запомнила? Артур, — спросила Леренна по-русски, — это же электричество, разве у нас оно работает?

— Оно где угодно работает! — улыбнулся Страж Вихрей. — Всё дело в том, откуда его брать. Здесь ветер крутит флюгер и гонит маленькие молнии.

— Ох, надо бы мне почитать ваши учебники по… Как эта наука называется?

— Физика. Виктор, у тебя что, всё уже?

— Ну да, стёкла уже были точно по размеру, только закрепить. Хозяева, принимайте! — подмигнул он детям, и Леренна перевела.

— Как твоё зеркало, только совсем прозрачное! — восхитилась Танисса.

— Твёрдый воздух? Разве такой бывает? — Стиламма осторожно потрогала стекло.

— А как такое стекло делают? — спросил Тарсан. — Хочу тоже сделать!

* * *
«Быть трезвой дурой — даже хуже, чем пьяной дурой», — Римма Павловна тоскливо подошла к окну палаты. Дура и есть! Боялась протрезветь и остаться с ясной головой лицом к лицу с проблемами бедности? Не того, как выяснилось, боялась! Вот не нужно ей сейчас считать копейки — еда как в ресторане, только что без выпивки, шмотки хорошие Даша подогнала, и лечат по высшему разряду, да только скучно!

Лежала она в «общем» отделении, с одноместными палатами и холлом со столовой, где пациенты могли свободно общаться. То есть в основном, конечно, пациентки — жёны, матери и тёщи богатых предпринимателей, как раз от скуки и начавшие бухать по-чёрному. «Неплохие ведь тётеньки, да только привыкли за свою жизнь идти в колее, а тут колея кончилась — и не знают, что делать, не умеют сами свою жизнь выстраивать! Вот и свалились в другую колею, в алкогольную. Как и я».

— К вам посетитель, примете? — в дверь палаты заглянула медсестра.

— Кто?

— Назвался Артуром Анатольевичем. Да я его помню, это он вас устраивал неделю назад.

— Артур? — обрадовалась женщина. — Конечно, пусть проходит!

— Как здоровье? — Страж Вихрей поставил в вазу с водой букет астр и положил на тумбочку пакет с фруктами.

— Спасибо! Да так-то ничего, сердце нормально, и судороги прошли, только вот голова туманная, не хочется ничего. Лена как?

— Оперировали в среду, убрали этот ужас! Теперь лицо хотя бы перекошенным не будет, но неделю ей ещё точно лечиться.

— Поговорить-то можно с ней? Телефон дашь?

— Она-то без телефона, и говорить пока не может, только глазами — «да» или «нет». Но уже знает, что ты поправилась немного.

— Леночка… — улыбнулась Римма Павловна. — Хорошая дочка у меня, только мама у неё дурная.

— Вот и не будь дурной! — кивнул Артур. — Дальше с тобой психолог поработает, массажист, процедуры всякие… Но в первую очередь ты сама подумай — что дальше будешь делать? Советую здесь задержаться недели на две-три, мы оплатим.

— А Леночка куда? Ты же говорил, через неделю выпишут?

— У Даши поживёт, не волнуйся, там три комнаты.

— Да, вы с Дашей обещали, что расскажете, зачем мы вам нужны! — вспомнила женщина.

* * *
— Так Лесные Сёстры — не сказка? И я в понедельник говорила с феей?

— Да. И Лена тоже будет Лесной Сестрой.

— Леночка? Разве такие феи бывают? Мрачная она очень, и резкая какая-то.

— Феи всякие нужны, феи всякие важны! — подмигнул Артур. («Это ты ещё Ларису нашу не видела»). — Главное, Лена добрая. Мрачности-то теперь должно стать поменьше, и резкость с возрастом смягчится. Она же пока подросток, не забывай!

— А ты сам-то кто тогда? — полюбопытствовала Римма Павловна. — Тоже фея?

— Некоторым образом да. Только Воздуха, а не Земли.

— А Огонь и Вода? Есть такие феи?

— Есть, но это между нами, очень прошу! Римма, а теперь ты, пожалуйста, расскажи — что случилось с Леной? Что её покусала собака — это понятно, а поподробнее?

— Да что рассказывать? Было ей, значит, три года, мы тогда не там жили, где сейчас. Хорошая квартира была, двухкомнатная, — женщина чуть не плакала. — И я тогда не столько пила. А сосед наш с нижнего этажа собаку завёл, как же называется… ну такая, бойцовая, которых все боятся?

— Бультерьер?

— Да, та самая. Ну вот, едем мы в лифте, то есть мы с Леночкой и Валера, гад этот, с собакой. Собаку, соседи говорили, он бил часто, так что психанутая она стала, на всех кидалась, а Леночка же любит собак, даже после того ужаса бояться их не начала! Хотела погладить, а псина эта психанула и в лицо ей вцепилась…

— А хозяин что?

— А хозяин придавил меня за шею к стенке и начал: «Только попробуй на меня пожаловаться! Я сотрудник милиции, ничего ты не докажешь, а вас с девкой в лесу закопают! И денег ни копейки не дам на лечение, я власть, это быдло должно мне платить, а не я ему!»

— А к начальнику его что ж не пошла? Или в прокуратуру? Беспредел же конкретный! («Если этот урод уже сдох, то ему сильно повезло»).

— Что ты, что ты! Закопали бы, точно! Он же братву какую-то крышевал. Время-то какое было! Банды сплошные и менты поганые, куда простому человеку против них? Никому дела нет, все, кто помочь хоть как-то могли бы, вместо этого карманы свои набивали! Ну я еле отдышалась — и в больницу с Леночкой, заштопали кое-как и сказали, что срочно пластику делать надо, а денег-то где взять?

— Так ты же квартиру потом обменяла с доплатой?

— Так пока обустраивалась, пока зима, пока на работе денег не платили… Разошлись деньги, не получилось ничего!

— А меняться-то зачем было, раз знаешь, что деньги не держатся у тебя? Небось и пила ещё?

— Пила… — женщина виновато опустила голову. — Да выжил нас этот Валера с бандитами своими! Собаку-то его убили через месяц.

«Вот собаку жалко», — подумал Страж Вихрей. — «Не виновата она, что хозяин таким психопатом оказался. Убил, кстати, Ленкин отец, но тебе об этом знать не надо».

— Идём мы с Леной из магазина, ну присела я на лавочку…

«Пива хлебнуть. Но это к делу не относится».

— Ищу Леночку, а она в кустах сидит на корточках, и рядом Гром этот лежит — голова топором проломлена, мозги видно, ужас! Леночка его гладит, а он ещё живой! И смотрит так, будто прощения просит.

— А откуда ты знаешь, что топором?

— Так топор рядом валялся. Ну я Леночку схватила и бежать! А то увидел бы гад этот — убил бы сразу! Оглянулась на собаку, а она мёртвая уже.

«А что, если это и есть дар Лены?» — озарило Артура. — «Удерживать умирающих животных? И… может быть, людей тоже?»

— Ну и пошёл Валера вразнос после этого, всему дому проходу не давал — всё выпытывал, кто это из «быдла» осмелился на Власть лапу задрать…

«Ну да, так и было сказано, только опять ты слова Валеры этого вспоминаешь, сама так никогда бы не выразилась».

— А меня один раз увидел в подъезде — и сразу за пистолет хватается! Пьяный, не соображает ничего, совсем бешеный. Тут как раз входит бригадир братвы, они вместе приехали, увёл гада, слава Богу! А на другой день ко мне заявился и говорит, чтобы я переезжала срочно, типа сам-то он с братками меня не тронет, что бы там этот мудила ментовский ни орал, но вот Валера может, и за это его посадить могут, а он пока братве нужен. Согласилась я, а куда деваться было? Тот бригадир и помог с обменом… Вот плеснуть бы кислотой в лицо уроду этому! — с холодной трезвой яростью выдохнула Римма Павловна.

— Римма, ну глупо же, — покачал головой Страж Вихрей. — Не подходи к мужчинам с женской меркой, мужчины насчёт внешности не парятся!

«Jus talionis[34], всё правильно. Вот только — по смыслу, а не буквально! Не «морда за морду», а именно «мир за мир». Насчёт внешности мужики не парятся, это да, а вот насчёт немощи — очень даже».


* * *

— Pro domo sua! — Даша волновалась даже больше, чем ученица, и еле смогла надеть непослушной рукой кольцо на её палец.

— Pro domo sua! — веско повторила Лена, будто объявляя войну.

…Клубящаяся впереди непроглядная тьма. А позади — свет и жизнь, но нельзя ни повернуться, ни отступить! Сделай она шаг назад — и шаг вперёд повторит за ней тьма. А если повернётся, то свет непостижимым образом опять спрячется за её спину, ища защиты… «Да передо мной же сама Смерть!» — поняла девочка. — «А я держу её, не давая наступать».

— Что с тобой? — метресса встревоженно тронула ученицу за плечо.

— Я поняла, — глухим голосом произнесла Лена. — И вспомнила, — на самом деле она даже не «вспомнила» — стихи возникли из ниоткуда, из её видения грани:


Свет стволов полночной чащи
Помнит он —
В чёрном лотосе сидящий
Скорпион.
За молчаньем раскалённым,
За стеной,
За несчастно обретённой
Тишиной… [35]

«Ой, а мой знак ведь — как раз Скорпион!»


…Но остался свет зелёным
Позади
Тех, кто спит со скорпионом
На груди.
Лишь проснуться на мгновенье —
И опять,
Устрашась зелёной тени,
Засыпать…

— Улыбнись новой фее! Земля приняла! — ошеломлённая Даша чуть не забыла завершающие слова ритуала.

«Да уж, улыбка теперь ровная, но всё равно мрачная. А какая ещё может быть, если моё служение — останавливать Смерть? Для этого же нужно смотреть ей в глаза… и плевать в них!» — неожиданно для самой себя закончила девочка, и мрачность феи в зеркале на мгновение ушла от света смеющихся глаз.

Можно немного и полюбоваться собой, она всё-таки женщина! Лицо-то пока плохое, хоть и не страшное уже. Но — чудесное платье ученицы, чуть прибавившие ей роста туфельки, зелёные камешки в ушах и на шее… Камни тёмные, тоже чуть мрачноватые — Лена выбрала зелёный сапфир, самый твёрдый из самоцветов Лесных Сестёр.

«Или это он меня выбрал?» — она снова улыбнулась, на этот раз уже не так мрачно.

* * *
— Римма Павловна, к вам девочка ваша, с… Дарьей Витальевной. Приглашать? — постучался врач.

— Конечно! Одну минуту, я переоденусь, — женщина засуетилась, выбирая лучшее платье. «Да, это вам не казённая больничка!» — улыбнулась она про себя. — «В каждой палате шкаф, и платьев может быть несколько. Всё правильно — мы здесь все и так больны, не смогли справиться с собой, так пусть хоть маленькие женские радости помогут».

Это — её Леночка? Почти нормальная мимика, чуть смущённая улыбка… Змеятся по лицу заметные розовые ниточки косметических швов, но ещё немного подождать — и можно будет просто замазать тональником. Одета не по-подростковому, а именно как молодая девушка. Как Даша. И регалии — как на Даше, разве что второго кольца ещё нет. Ну да, Лена же пока ученица!

— Мама, как ты? — с надеждой спросила девочка.

— Уже хорошо! — улыбнулась Римма Павловна. — Вот только возвращаться некуда, придётся здесь политического убежища просить.

— Да, — печально засмеялась Даша, успевшая незаметно взять мобильник у невидимого Артура. — Пока — некуда, свой мир тебе ещё нужно воссоздать. Кстати, одно из главных препятствий на пути к нему уже убрано, — она показала экран телефона.

— Валера? — женщина с ненавистью впилась взглядом в фотографию распростёртого на полу мордатого милицейского полковника. — Сдох, что ли?

— Парализовало его. Инсульт.

— Больше он не власть, теперь над ним любая сиделка — власть! — зло добавила Лена.

— Ох, как же так… Даша, это ты его? За Леночку? Даже жалко стало, — у Риммы Павловны опять начали трястись руки.

— Ну что ты! Не я, конечно! Лесные Сёстры не делают людям зла, — возразила фея. — И не только за Леночку, поверь. Как у Дюма — если кто-то поступил с тобой подло, то ищи за ним и другие подлости, не ошибёшься[36].

— Да хватит уже про этого гада! — поморщилась девочка.

— Да. Эта страница перевёрнута, — поддержала Даша. — Теперь — «надо память до конца убить, надо, чтоб душа окаменела, надо снова научиться жить»[37]… Выше голову, Елена! Через год ты станешь очень красивой девушкой! — фея, всегда бывшая холодноватой и сдержанной, тепло обняла свою первую ученицу.

Глава 4. Феи альтернативного происхождения

Твой жребий — Бремя Белых!

Мир тяжелей войны:

Накорми голодных,

Мор выгони из страны.

Р. Киплинг[38]
4–11 октября 2005



— Шабаш! — Паланир принялся выпрягать метеланов из бороны. — Полдня отдыхаем, наломались за две недели! В баню сходим, браги выпьем… — крестьянин довольно усмехнулся, окинув взглядом готовое к севу поле.

— А завтра триаму сеем? Или ленсу? — поинтересовался не слишком-то терпеливый по молодости Мардон, тоже распробовавший земную чечевицу.

— Хансат сеем! Ленсу — это по весне.

— Хансат тоже с Симелана? — сообразил Нилармах. — Хлеб мы всё время ели — так он из той муки? — будучи уроженцем Тинистара, кузнец не находил ничего особенного в пшеничном хлебе на столе крестьянина, но отметил про себя, что мука-то — тонкая, «господская».

— Ну! Юлли обещала сегодня зерно привезти, — между своими Паланир обходился без церемонного «ханисетль Юллия».

— Папа! — подбежал радостно-возбуждённый Тарсан, доедавший какое-то лакомство. — У нас маги! С Симелана!

— Ну что ж, — отец степенно отряхнул пыль с рубахи. — Где, в пристройке с орудиями? — из пристройки действительно доносились голоса, переговаривавшиеся на непонятном языке.

Так и есть — трое незнакомых магов заканчивали собирать какой-то механизм, а рядом стояла тоже незнакомая Лесная Сестра, смотревшая на работу с неподдельным интересом.

— Добрый день, о-ханисет! — смущённо поздоровался Паланир.

— Добрый день, фенет Паланир! — повернулась фея. — Я Леренна, а это Виктор, Роман и Артур.

— Добрый день, — ответили два мага. Третий, самый молодой, лишь поклонился и виновато развёл руками. «Совсем по-нашему не говорит», — понял крестьянин.

— Добрый день, о-ханисет! А механизм этот для чего? — сразу поинтересовался вошедший следом Нилармах.

— Сеялка! — улыбнулась Леренна. — Метеланы её по полю тащат, и зерно прямо в землю запахивается, — «семь Наполеонов» и Нисталь с Паланиром решили всё же не секретить от работников симеланские новинки, поскольку и Мардон, и тем более беглец Нилармах с радостью ухватились за предложение иметь постоянную работу.

— То есть хансат просто засыпать сюда надо, и дальше она сама сеет? — сообразил кузнец.

— Да. Зерно в амбаре уже, как раз на сто фарилей хватит с запасом.

— Пали! — вышла из дома жена. — Сеялок только две, отпусти Мардона завтра. Поеду с ним хилетль купить и ламхин хотя бы с десяток.

— Оно, конечно, надо, — согласился Паланир. — Только кормить чем?

— Я как раз узнала, — появилась Юля. — В соседнем селе продавали воз плохо обмолоченной триамы, скоро привезут.

— Ханисетль, ты что, купила уже? — всплеснула руками Навепа.

— Да, как раз на корм ламхинам пойдёт. О-фенет, а вы не попытаетесь несколько кабанов откормить? Кабан — это как кувар, только домашний. Я мясо принесла, сейчас приготовлю и попробуем.

* * *
— Здравствуйте! — машинально кивнула Даша — новый дворник показался ей знакомым. Где же она его видела? Да тогда, на переходе! Когда в последний момент выхватила из-под машины того малыша!

— З-здравствуйте, — испуганно ответил немолодой азиат.

— Почему вы так испугались? — девушка постаралась улыбнуться как можно теплее.

— Ты — пери… — дворник начал беззвучно шептать не то молитву, не то какой-то наговор.

— Пери же не злые? — мягко возразила Даша. Отпираться смысла не имело — человек тоже хорошо её запомнил и прекрасно понимал, что обычной девушке такое чудо было бы не под силу.

— Они разные. Добрые есть, и злые есть. Но ты, похоже, добрая — спасла тогда мальчика… А дочке моей поможешь? — вдруг спросил с надеждой азиат, заметно дрожа от собственной смелости.

* * *
«Это Анна. Анна тут», — Инесса старательно выписывала слова из учебника по русскому языку, проговаривая их вслух. О Лаонет, во что она только ввязалась! Один лишь совершенно незнакомый язык чего стоит! И не просто незнакомый, а язык цивилизации, ушедшей на тысячелетие вперёд — половину терминов и понятий на тарлаонский попросту не перевести. И это только один из многих языков Симелана… ой, Земли — хорошо хоть, один из основных. А ещё ведь и мироописание Земли учить, и летоописание. Да, Леренна с Манелиссой смогли кое-как выучить русский, но они умницы, и выдавать себя за землянок им не приходится… «Ну и что, я тоже умница! Смогу!» — девочка решительно стиснула зубы.

— Да, Анна тут. Я Анна, — с серьёзным видом, тщательно выговаривая слова, произнесла неожиданно появившаяся незнакомая Лесная Сестра — совсем юная светловолосая девушка. — Привет! Ты Инесса? — сохранять на лице Очень Серьёзное Выражение незнакомка смогла недолго и почти сразу рассмеялась.

— Да. Я Инесса. Привет. Ты утить руский тоше? Ой… — девочка виновато спрятала глаза, поняв, что произнесла всё это с жутким акцентом и с кучей ошибок.

— «Ты тоже учишь русский?» — поправила Юля и перешла на тарлаонский. — Нет, Анна с Симелана. Твоя будущая метресса.

— Что, уже сегодня? — Инесса даже испугалась, несмотря на то, что очень хотела попасть на Землю.

— Что — сегодня? На Симелан? Нет, не ещё не сегодня, просто познакомьтесь. Анка, а в самом деле, может быть, через несколько дней переправим Инессу на Землю? Я ведь не учитель русского языка, да даже образование — девять классов и всё. И дел куча, ты же знаешь про Паланирово опытное хозяйство! — с надеждой взглянула Юля.

— Рискованно, — задумалась Аня. — То есть не так, риска-то особого нет, просто трудно очень ей будет. И комната для неё ещё не обставлена у Даши.

— Так она у Даши жить будет? Классно! Даша ведь говорит по-тарлаонски?

— Немного. Но я-то вообще не говорю пока.

— Минуточку, — Юля повернулась к Инессе и перевела ей разговор.

— Ханисетль, ты училась девять лет? И этого — мало? — ужаснулась девочка.

— Мало, Несси. Как же мало! Даже чтобы вам дать кое-какие простые… искусства. Нужно же самой их знать, а я не могу объяснить, например, как такие зеркала делаются и как правильно нашу ленсу выращивать. Понятно, есть всякие книги, но не на тарлаонском же языке! Переводить всё надо, ну или побольше ваших русскому языку научить, а учебник-то кто напишет? Я? Смешно! У нас учебники пишут опытные… ханисеты, которые не девять лет учились, а все пятнадцать, и потом ещё преподавали долго. Ну как, ты всё ещё хочешь на Симелан?

— На Землю? Хочу! — Инесса ответила по-русски, и на этот раз у неё получилось почти чисто.

* * *
Вечер выдался совершенно свободным — и Лена уже пристроена, и ремонт в Дашиной квартире почти закончен. «Вовремя!» — подумала Ната. — «Как раз Ленка вышла из клиники, а тут ей и комната готова». Оставалось, правда, обставить ещё комнату для девочки с Тарлаона, но это уже не сегодня. «Навестить, что ли, Максима? Давно у него не была, как он там? Хотя опять небось без мешка всякой дичи не отпустит, тем более что охота разрешена уже, так что и мне с пустыми руками негоже», — она начала собирать сумку.

Надо же, почти совсем темно! Ну да, в Сибири уже стемнело, и никакого тебе уличного освещения — в притаёжной-то деревеньке…

— Заходи, Ната! — отозвался на её условный стук голос Максима. Старатель полулежал на широкой лавке, вытянув больную ногу, и сидящая рядом светловолосая девушка растирала её какой-то мазью. — Это Люся, Людмила. Племянница моя.

— Ой… Лесная Сестра? — смутилась девушка.

— Максим! — фея попыталась изобразить недовольство. — Ну зачем ты сказал Люсе, кто я такая?

— Ой, дядя не говорил, я сама догадалась, — Люся испуганно прикрыла рот ладонью.

— Догадалась — и хорошо! — Ната обаятельно улыбнулась. — Конечно, кто бы ещё мог так тихо появиться здесь? Только теперь и ты никому не говори! Максим, нога-то как?

— Ломает немного, видно, погода скоро испортится. Вот племяшка и задержалась на три дня — помочь хотела. Завтра уезжает, в школу надо.

— Дай я посмотрю, — Лесная Сестра присела на лавку рядом с Люсей. — Максим, ты точно эту ногу ломал? Я же помню, был открытый перелом, операция, потом большой шрам оставался.

— Точно, не сомневайся! — кивнул старатель. — Другая как раз не болит. Сам удивляюсь, с чего вдруг на вид стала совсем здоровая. Волшебство твоё, что ли?

— Это река у нас такая волшебная! — засмеялась девушка. — Она же Мана называется.

— Река? — засомневалась Ната. — Люся, а ты раньше дяде ногу растирала?

— Да, уже несколько раз, а то ему самому не очень удобно. Тоже помню, сначала шрам жуткий был, весь такой красно-сизый, а год назад уже исчез… Так это мазь такая?

— Да обычная наша мазь, сам делал, — возразил Максим. — Травы на барсучьем жире, всегда от ломоты мазались, но чтобы шрамы сходили? Я ж помню деда моего — у него раны с войны болели, всё время растирал. Легче — да, было ему, а следы-то от осколков так и остались!

— Значит… — фея застыла на месте от неожиданной догадки и непослушной от волнения рукой полезла в карман за кольцом. — Люся, а можно?..

* * *
«Уже в четвёртый раз за месяц с небольшим надеваю все регалии феи», — усмехнувшись про себя, сообразила Даша. — «Восток-с, разочаруются, если пери не будет вся в золоте. Да ладно, мне самой, если честно, нравится иногда так нарядиться — какая девочка в детстве не воображала себя принцессой? Так, ровно шесть, пора!»

— Ты пришла… — на лицо дворника опять набежал мистический ужас, который, впрочем, быстро сменился мистическим же восторгом.

— Пери! — выбежала из кухни совсем молодая девушка. — Я знала, ты придёшь! — она с восхищением разглядывала фею.

— Добрый вечер! — улыбнулась фея. — Меня Даша зовут.

— Сабир, — поклонился дворник. — Моя дочь — Лейла.

— Сабир аль-…?

— Сабир ибн Рахмон аль-Худжанди[39], — рассмеялся мужчина. — Таджикистан.

— Хотя по именам и не сказать, — озорно стрельнула глазами Лейла. — Дарья, это же ты персиянка, а не мы с папой[40]! — теперь смеялись уже все, и отец даже не стал ругать свою дочь за непочтительность к фее.


* * *
— Посмотришь со стороны — неплохо вроде живём, — Даша отметила, что Сабир Рахмонович не просто свободно говорит по-русски, а выражается как человек с некоторым образованием. — Работа есть, не голодаем, даже какие-то накопления в банке…

— А вы разве домой деньги не посылаете? — удивилась фея.

— Некому! — развёл руками дворник. — Жена умерла, сыновья тоже в Россию перебрались. Дочке вот посылал, пока она ко мне летом не приехала. Ну приехала, а дальше что? Я-то прокормил бы, пока учится, ей учиться ведь надо! Так образование-то само тоже платное, и деньги большие, у нас же ни гражданства, ни даже дома в России.

— А какое ты хочешь образование? — Даша повернулась к Лейле.

— Гуманитарное. Я язычница! — пошутила девушка. — Или на психологический факультет, у меня хорошо получится. Как-то чувствую настроение, понимаешь? На покупателей смотрю — вижу, что один расстроен, а другой просто сильно торопится. Я кассиршей в «Копейке»[41] работаю, — пояснила она.

— А сейчас? Что-нибудь видишь?

— Папа очень беспокоится и надеется, а ты… заинтересована.

— Угу, поняла. Сабир Рахмонович, а вы тоже замечали?

— Да просто Сабир, и не надо на «вы», ты же пери! Так и есть, — подтвердил дворник. — Я даже боялся, что Лейла мысли читает, но нет, только настроение угадывает. Как же это называется…

— Эмпатия, — фея внимательно посмотрела в зелёные глаза Лейлы. Зелёные! А вдруг?..

— Ой, а ты теперь тоже надеешься! — быстро уловила девушка. — И… опасаешься?

— Да, надеюсь, — задумалась Даша. — Может быть, ты тоже — пери?

— Я? Разве обычная девушка может быть…

— Может! Хочешь, проверим? Дай руку… Что написано на моём кольце? Только вслух не говори.

— Латынь, но я понимаю. «За дом свой»? — беззвучно прошептала Лейла.

— Да. Девиз Лесных Сестёр.

— Я догадывалась, кто ты такая! — девушка не отрываясь смотрела на фею. — Так я…

— Ты — пока нет, но можешь. Только сначала нужно стать ученицей. Не моей, мы же с тобой примерно одного возраста.

— Ученицей самой старшей феи? Женщины с золотыми волосами?

— Ты и с ней знакома? — Даша была немало удивлена.

— Нет, но про неё рассказывали. Я справлюсь, не опасайся! — Лейла засветилась нескрываемой надеждой.

— Да я не этого опасаюсь. Ты из диаспоры, понимаешь? Вот я и боюсь, что если ты станешь Лесной Сестрой, то завтра об этом будет знать вся таджикская диаспора, а послезавтра — весь Таджикистан. А мы не то чтобы скрываемся, но открываемся не всем подряд, а только тем, кому нужна сказка.

— Вот уж нет! — возразил Сабир Рахмонович. — Ты что, думаешь, все таджики — это как пальцы одной руки? Да, помогаем друг другу в чужой стране, но такую тайну «просто таджику» никто открывать не будет — только человеку из своего рода! Хотя вы нас даже от узбеков и то не отличаете, откуда вам знать про все эти тонкости клановых связей?

— Действительно, откуда… — смутилась фея. — Извините.

— Да не извиняйся, не обидно, просто объясняю, чтобы ты понимала. Знаешь, чем мне Россия нравится? Для вас я просто «чурка», да и то в худшем случае, большинство русских к нам нормально относится, а если гадостей не делать, не тупить и хорошо по-русски говорить, так вообще почти свой получаюсь. А у нас — попробуй даже не в Узбекистан приехать, а просто в соседнюю область! Выехал из родного кишлака — и всё, уже чужой, раз из другого рода. Начинают неспешно выяснять, чей я внук да чей дядя на чьей сестре женат, а я и в своём-то клане не совсем свой, потому что женился на узбечке! Прямо чувствуешь эту подозрительность и перешёптывания за спиной…

— Так и есть, — помрачнела Лейла. — Меня тоже ни таджики до конца не принимали, ни узбеки. А так хотелось хоть где-то быть своей! Всё думала: «Кто же я такая? Папа — таджик, мама — узбечка, а имя вообще арабское».

— Всё очень просто. Ты — русская! — подмигнула Даша.

* * *
— Я уж тебя прямо домой появлю, ладно? — предложила Ната. — Зачем полдня на попутках трястись?

— Подождите тогда, — Максим взял сумку феи, из которой та уже успела выставить на стол московские «яства и пития», и вышел в сени. — Держи! — вернулся он через пару минут. — Ты ж сельская, не белоручка, глухаря сможешь ощипать. Там ещё таймень и брусника мочёная.

— Спасибо, — смутилась Лесная Сестра.

— Тебе спасибо! Люсь, а это вам с матерью! Ну бывайте, заглядывайте ещё! — таёжник помог племяннице забросить на спину рюкзак, и девушки, попрощавшись, появились в московской квартире Наты.

— Ой, светло ещё! — Люся сразу подошла к окну. — Мы в Москве? Никогда не была.

— В Москве, — кивнула фея. — Если хочешь, приезжай к нам учиться после школы.

— Не, в Москву не хочу, — поморщилась сибирячка. — Появиться иногда — интересно, а жить у нас буду.

— Ну и правильно, а то как будто одна Москва в России, — согласилась Ната. — А мы вообще-то именуемся Лесными Сёстрами! Даша? Ты уже вторую?.. — на кухне появилась Первая ученица, держащая за руку сильно стесняющуюся черноволосую девушку.

— Нет, тебе ученица! Наталь, это Лейла.

— Даша, а это Людмила. То есть мне сразу двоих брать? Невероятно… — растерялась Первая сестра, но только на несколько мгновений. — Минуточку, я шкатулку принесу.

— Даша, какую шкатулку? — тихо спросила Лейла.

— С самоцветами, чтобы вы с Людмилой выбрали свои камни.

— Ой… — покраснела застенчивая восточная девушка.

— Выбирайте, — Ната поставила на стол открытую шкатулку. — Лесные Сёстры обычно сами выбирают свой камень, постарайтесь его почувствовать.

— Сокровищница дракона! — восхищённо посмотрела Люся. — Лейла, не стесняйся, давай выберем. По одному камню, правильно?

— Правильно. Ученицы так иначе и называются — «сёстры одного камня», ну или «сёстры одного кольца».

— Кеннинг, — улыбнулась немного освоившаяся Лейла. — А можно мне этот? — она даже не стала перебирать самоцветы, сразу незримо потянувшись к роскошному тёмно-зелёному кристаллу с еле уловимым синеватым прицветом.

— Можно, конечно! Это диоптаз, он же «медный изумруд». Да, похоже, он и есть — твой, — фея внимательно посмотрела на девушку. — Люся, а ты?

— А меня этот выбрал, — сибирячка задумчиво всматривалась в светло-зелёный камешек.

— Титанит, — подсказала Даша.

— Я убегаю! Дашуль, останься пока с девушками! — Ната исчезла.

— Ой… А она вернётся? — Люся немного испугалась, сообразив, что оказалась за несколько тысяч километров от дома в компании двух еле знакомых девушек лишь ненамного старше себя.

— Конечно, — успокоила её Первая ученица. — Отправилась за вашими регалиями.

— Магические кольца? — поняла Лейла.

— И не только кольца, — Даша принялась увлечённо, со всеми женскими подробностями, рассказывать о посвящении в ученицы феи Земли.

* * *
«Ровно год…» — вспоминала она. — «Вчера был уже год, как не стало той Даши — после встречи с Натой и Алексеем. А сегодня — ровно год с того дня, когда я возродилась. Теперь у меня есть друзья. Есть моё служение феи, переданное уже трём золушкам. И есть любовь… Вот интересно, а встреть я Лёшика просто на улице — влюбилась бы? Или мне для этого непременно нужно служение раненого виноватого сердца — пожертвовать собой, встать на место той, что молча смотрела с портрета всю ночь, не осмеливаясь попросить? Нет, Дарья, не пытайся разобраться в женской душе, даже если это твоя собственная душа! То есть в своей — тем более не пытайся. Что-то должно оставаться тайной даже для тебя самой».

Решено — сегодня у неё праздник! Служение служением, она никогда не откажется от своего пути, но повертеться перед зеркалом тоже хочется. Нет, только не парадный наряд Лесной Сестры! Регалии ученицы, конечно же — они тоже очень праздничные. Жалко, платье ученицы больше нельзя надевать, так что надо непременно попросить Нату подогнать новое. Хочется светло-кремовое, почти белое. И чтобы по вороту — вышитые ветки рябины. Её дерево друидов и при этом ещё и символ женской жертвенности… «Опять ты за своё, Дарья! Хороша «жертва» — ты же просто таешь от влюблённости!»

* * *
— У тебя серёжка не застёгнута, — улыбнулся Алексей после минуты нежных объятий. Даша действительно не успела — последние штрихи сегодняшнего образа она набрасывала, когда уже открывалась дверь.

— Ну так застегни! — девушка зарделась и предвкушающе зажмурилась. — Знаешь, ещё минуту назад я вообще без платья стояла-а… Как оно, тебе нравится?

— Очень! Ты же знаешь, на тебе мне нравится всё. А кольца магические? — регалии феи на Даше Алексей видел в первый раз.

— Конечно, я же фея! Но для тебя — просто любимая… женщина, — Даша смущённо протянула резную коробочку с обручальным кольцом — тоже работы гнома. — Надень мне… — она чуть повернулась, подставляя застёжку платья. — Лёшик! У меня под платьем ничего нет — ты не соображаешь, назвала себя женщиной — не соображаешь, кольцо мне надел — и то не соображаешь!..

* * *
— Прости, Дашенька…

— За что, Лёшик? За то, что я теперь твоя жена? Ну было немножко больно, но я именно от этого и улетела. Все женщины — слегка мазохистки… или не слегка, — Даша приподнялась и поцеловала Алексея. — Не волнуйся, лично я — именно что «слегка»! Классический пирсинг уже сделала, дефлорацию приняла, а рожать, как ты знаешь, феи не рожают, так что больше никакого «бо-бо», — она сладко потянулась. — Погладь меня…

— Но это я похитил твою невинность, — «высоким штилем» ответил с чуть грустной блаженностью Алексей, нежно перебирая волосы любимой. — Рябинка моя…

— Ммм… Лёшик, серьёзно, я же чувствую — тебя что-то другое тяготит, причём не первый день. Поведай мне свои печали! Если не можешь жене, то расскажи фее. Хочешь, появлюсь при полном параде?

— Так то, в чём ты меня встретила — это ещё не «полный парад»?

— Не-а! — озорно улыбнулась Даша. — Итак, через десять минут явится настоящая фея и устроит любимому мужчине свадебный пир!

* * *
— Даша… Просто сказка…

— Да, — фея задумчиво стелила взгляд куда-то вдаль. — И что главное в этой сказке — мы написали её сами. И Стихиали, и я… и ты тоже.

— Может быть, и я, — вздохнул Алексей. — Слава Богу, хоть для тебя всё закончилось хорошо. «Моя ж печаль бессменно тут, и ей конца, как мне, не будет, и не вздремнуть в могиле ей!»[42]

— «Закончилось»? — удивлённо посмотрела Даша. — Милый мой Тристан[43], для нас всё только начинается! А печаль… Открой душу Лесной Сестре, не прячь её! Хотя нет, давай сначала выпьем вина — тебе сейчас надо.

— Дашенька, — решился наконец Алексей, — я так и не смог победить эту пустоту, понимаешь? Ты изгнала какую-то другую пустоту. Я давно уже чувствовал, что люблю тебя, только сам себе боялся признаться, но…

— Но и Олю ты любишь, и Лена тебе как дочь, я же вижу. Любимый мой, что же в этом постыдного? У тебя великое сердце, раз ты способен на такое! А я совершенно не чувствую никакой ревности, вот честно.

— Правда?

— Правда, — Даша серьёзно кивнула. — Не надо больше слов.

«Хоть я и фея, но всё-таки женщина — могу спрятать свою печаль в объятиях любимого мужчины. А ему — куда прятаться? Хотя нет, какое «прятаться» — он же мужчина! «С кем и за что сражаться», вот так правильно. Как сражаться с пустотой, с небытием? Пустота на месте Оли, пустота на месте дочери… Я должна что-то сделать, но что? Вразуми, Господи! Только Ты способен победить небытие!»

Ну конечно же! Она ведь женщина, и всё на самом деле так просто!..

«Я верну тебе Олю!» — Даша крепко обняла Алексея. — «Нет, Дарья, всё-таки ты мазохистка».


* * *
«Храм Стихий» оказался именно таким, каким его описывала Алина — совсем маленький домик, скорее даже часовня, чем храм. Шпиль с четырьмя огромными самоцветами, тяжёлые двери, над ними — надпись на языке, остававшемся столь же непонятным, и чуть выше — застывший сине-голубой витраж. Надпись, однако, не переливалась радужным мерцанием — ну да, пришли-то на этот раз не все будущие Стихиали, а одна только Земля.

— Лера, а что за язык? Я сначала думала, тарлаонский, — Даша показала на надпись.

— Никто не знает, — ответила Леренна. — Этот храм стоял здесь, похоже, задолго до того, как мы появились на Тарлаоне. Ты же знаешь — люди пришли сюда из какого-то другого мира, и было это тысячу с небольшим лет назад. И они не могли его построить, потому что попасть сюда могут только Лесные Сёстры.

— А может быть, это и не Тарлаон вообще?

— Нет, точно Тарлаон, я бывала здесь ещё ученицей, а ученицы не могут странствовать по мирам. Ну что, попробуешь войти?

— Жена, именем Дарья, приглашается войти, — неожиданно прозвучал голос храма.

— Вредный, однако! — прошептала Леренна. — Почему-то не «Лесная Сестра», а «жена».

— Отвечаю! — голос сочился понимающей иронией. — Дарья, ты пришла именно как простая женщина, за женским советом. И где же твои регалии феи?

— Угу, — смутилась Даша. — Я как-то чувствовала, что регалий сейчас не надо, — она действительно не надела ничего, кроме вчерашнего кремового платья. Цепочка с камнем феи Земли и обручальное кольцо — не в счёт, это всегда при ней.

— Не надо, — подтвердил голос. — Входи!

«Встать нужно напротив своей стихии, я чувствую», — поняла юная фея, подняв глаза на витраж с деревом. Дерево, словно отзываясь, слегка зашелестело листьями — храм Стихий признал Лесную Сестру.

— Сестрёнка, — теперь в голосе чувствовалась неподдельная заботливость, — расскажи всё! Мне открыты твои мысли и твоя память, но не твоя воля. Проговори всё сама — какого совета ты хочешь?

— Мой отец убил первую любовь моего мужа, — решительно выдохнула Даша. — Я хочу вернуть её! Я должна…

— И ты можешь! — голос храма, казалось, незримо кивнул. — Но Ольга не возникнет сразу той самой девушкой, она проживёт своё детство заново.

— Да я понимаю, — вздохнула фея. — А она хоть вырастет в ту Олю?

— Она будет не «той», а «тем», и это главное! Тем, кем могла бы стать та девушка.

— Я верну её! — Даша гордо выпрямилась.

— Ты готова пожертвовать не только даром Лесной Сестры, но и всей своей жизнью? Ведь дети — не твоё, и ты прекрасно это понимаешь.

— Да!

— Что ж… Сними цепочку и кольцо и положи между камней на постаменте.

— А обратно-то в свой мир я как попаду?

— Не беспокойся, — снятое Дашей золото налилось мягким светом и исчезло. — Сестрёнка, неужели ты думаешь, что отказываешься от своего служения? Напротив, то, что ты хочешь сделать — это и есть служение феи! Не пресловутые «розовые пяточки» — так, кажется, у вас говорят? — а опять же воссоздание миров. Да, так воссоздавать их не приходилось ещё ни одной Лесной Сестре… и вряд ли придётся. Но ты — сможешь! Не слагай с себя регалии — наоборот, возьми и не снимай! — обручальное кольцо и цепочка вновь возникли посреди камней.

Даша осторожно взяла с постамента свои регалии. «Нет, не с постамента — с алтаря!» — поняла она. Небольшой демантоид на цепочке теперь обрамлял чеканный узор в виде веток рябины с крошечными красными камешками-ягодками, и такой же узор светился внутри кольца, будто проступая из глубины розоватого золота.

— Красные? Но я же Лесная Сестра…

— И останешься ей! Камень феи, как видишь, никуда не делся. Но вам подобают ещё и регалии хаолисль, и пока ты будешь носить только их. Потом опять наденешь зелёные самоцветы. Да ты внимательно посмотри!

— Ой, действительно… — Даша не сразу заметила на алтаре маленькие серёжки — тоже веточки рябины с красными камешками.


* * *
— Ты что, сложила регалии? Теперь — просто хаолисль? — Леренна была готова расплакаться.

— Не сложила. Хотела, да, — успокоила её Даша. — Я уже настроилась пойти до конца, но мне вернули камень феи Земли, — она показала цепочку.

— Невероятно… Лесная Сестра и одновременно хаолисль? И у тебя могут быть дети?

— Не «дети», а одна и только одна дочь. Кое-чем пожертвовать всё-таки придётся, конечно.

— Даша, ты что, какие жертвы? Да оба ордена наших миров помогут! Это же такое чудо — дочь Лесной Сестры, потомственная фея!

— Которой пока нет вообще-то, — Даша загадочно улыбнулась. — Ладно, об этом не сейчас. Я какое-то время не смогу появляться на Тарлаоне, так что расскажи пока о ваших политических раскладах — буду восьмым Наполеоном! Мы Первые ученицы или кто?

— Точно! — рассмеялась Леренна. — Первые ученицы — они всегда немного политики, как-то и я незаметно для самой себя оказалась советником Нисталя, и ты. И с другими миретами приходилось иметь дело.

— С какими именно?

— Прежде всего с Михланисом, это двоюродный брат Нисталя. Княжество называется Мадирель, оно далеко на севере, в верховьях Фалонты, — фея достала карту. — Делить им с нашим князем, как ты понимаешь, нечего, а вот торгуют активно. В Мадиреле леса много, у нас-то степь в основном, зато в Ниметаре железо хорошее. Плохо только, что по Фалонте не спустишься — видишь, горы нарисованы? Вот здесь, где река прорывается через горы, очень высокий водопад. Приходится кружным путём, по Тапалере, а она быстрая, против течения на вёслах не поднимешься. Лес-то они нам без проблем сплавляют, а обратно на метеланах возят куски железа, из которых потом уже в Мадиреле куют что надо.

— Заготовки?

— По-русски это так называется? Буду знать, спасибо!

— Кстати, Лера, я заметила, что имена всех князей начинаются на ту же букву, что и их княжества, — заметила Даша. — Ваша традиция?

— Да, именно традиция. Не только князей, но и княгинь с княжичами. Считается, что правитель принадлежит своей стране, понимаешь? И миретан, когда уходит в тарансиль, может назвать новое княжество как хочет, но сам после этого тоже обязан изменить имя.

— А княгини? Тоже меняют?

— Конечно. Нашу княгиню в детстве звали Арлисса, но она стала миретль Нарлиной. То есть сначала, естественно, миредисль, Нисталь тогда был наследным княжичем. Чтобы сразу в княгини — это только через тарансиль.

— Лера, а что с ближайшими соседями?

— С северо-востока плоскогорье, видишь? Гремонское нагорье, формально это миретар Гремон, но мирет Гарлас, собственно, не правитель страны, а просто вождь одного из горных кланов. Гремоном можно не интересоваться, горы много людей не прокормят, и ремёсел там почти никаких.

— А полезные ископаемые? Руды всякие?

— Железа мало. Серебро есть, но они не добывают. Может быть, есть и ещё что-то полезное, да только при нашей… забыла слово… экомонии?

— Экономике?

— Да, точно. В общем, почти все ваши «полезные ископаемые» для нас пока бесполезные. Или добыть слишком трудно, или применить негде. Даже нефть, из-за которой на Земле все ссорятся, и то не нужна.

— А уголь?

— Уголь вот начали добывать, в основном в Фетерине, это соседнее княжество, через Тапалеру. Вот с Фетерином тоже торговля активная и почти дружба, мирет Фарлит даже дочь за Нисемуна отдаёт.

— Да-а? А когда свадьба? — Даша, как почти любая женщина, оживилась при упоминании матримониальных вопросов.

— Уже через несколько дней! Меня тоже пригласили.

— Кстати, а невеста Нисемуна — хаолисль?

— Слушай, да ты же прирождённый политик! — радостно подхватилась Леренна. — Миретанль Фетранна вообще-то и так заслуживает регалий хаолисль, а если ещё к свадьбе… Хорошая идея!

— Да какая там идея, я просто вспомнила, как ты Нарелимме подарила шкатулку. В ней ведь были регалии?

— Ну да, только Нисталь попросил Лимми пока их не надевать — пусть раньше времени никто не знает. Хочет, чтобы к его дочери сватались именно ради политического союза с Ниметаром, а не только для покровительства своей семье. Он надеется с Месинтаром так замириться, это к западу от нас. Тоже через реку, но у Фалонты огромная дельта, и её вот никак поделить не могут, ещё прадед Нисталя с тогдашним князем Месинтара воевал. Миредис Малетин как раз по возрасту годится для Лимми, ему пятнадцать лет, но ты же понимаешь, что самому предложить такой брак — значит потерять лицо, как будто князь считает себя слабым и откупается. Да и не принято это, чтобы девушка сама сваталась! Вот если бы мирет Мотенор попросил руки Нарелиммы для сына…

— А если ты тайно встретишься с… Мотенором, так его зовут, правильно? И осторожно выяснишь, что он сам думает по этому поводу?

— Можно, он, скорее всего, не против, но тоже не хочет первым переговоры начинать. Только Нисталь мне этого не поручал.

— И что? Разве Лесные Сёстры не могут иметь собственный взгляд на политику? Вот не поверю, что ваши жрецы никогда не плели интриг! А тут даже не интриги, а просто тайная дипломатия, тем более что оба князя в принципе не против. Мотенор ведь будет на свадьбе Нисемуна? Вот и обсудят тайно, и никакой потери лица.

— Будет, конечно. А знаешь, ты права! Тем более что Ниметар теперь может предложить союзникам не только хаолисль в жёны, — Леренна задумалась и мечтательно подняла глаза. — Лесные Сёстры сами по себе — ещё не… козырь, правильно? А вот связь с Землёй через них…

— Лера, кстати, я давно хотела спросить, — вспомнила Даша. — Ты всё время говоришь «у нас в Ниметаре» и вообще рассуждаешь именно как ниметарский политик. Разве Лесные Сёстры — только ниметарский орден?

— Ну, во-первых, я же сама отсюда, нет? Во-вторых, орден-то, понятно, тарлаонский, но наша главная обитель — в Ниметаре. И это не случайно «исторически сложилось», а было целенаправленной политикой предков Нисталя, они давно уже начали нас привечать. У кого-то в княжестве — главный храм почитаемого культа, у кого-то — лучшие воины, кто-то веками создавал разведку… А Ниметар вот сделал ставку на Лесных Сестёр!


* * *
Очередной «наполеонат» собрался в неполном составе — Леренна с Юлей остались на Тарлаоне, не было и Виктора. Зато вернулась Даша, которая и начала рассказывать:

— В общем, Нисталь и без нас соображает, что к чему. Один династический брак с соседом состоится уже в это воскресенье, с другим соседом Леренна попытается устроить. С северо-запада Гремон, но он пока ни интереса, ни угрозы не представляет. Остаётся Тапалон. Тоже в принципе можно династическим браком попробовать, но миретану Наралеху только десять лет, а миретанль Тасомме вообще шесть, так что это дело будущего.

— Небольшое княжество вдоль левого берега Тапалеры, к югу от Фетерина? — Артур посмотрел на карту. — Кстати, с выходом к морю, которого у Фетерина нет. Фарлит не пытался лапу наложить? Или его предки?

— В том-то и дело, что выход к морю — пока не Бог весть какая ценность на Тарлаоне. Навигация у них не развита, морской торговли почти нет, только каботажные ладьи, и то недалеко. Сейчас там главное — хорошая земля и пресная вода, то есть реки. Ну и железо с серебром, а теперь, наверное, и уголь.

— «Я, Первый Толстяк, владею всем хлебом, который родит наша земля, Второму Толстяку принадлежит весь уголь, а Третий скупил всё железо»[44]? — вспомнила Лариса.

— Вот именно, — энергично кивнула Алина. — Главное для любой страны — продовольствие, энергия и металл. Море и золото, то есть торговля, — уже не так надёжно. Хорошее железо — это как раз Ниметар, хлебом мы уже занялись, а что с углём?

— Уголь в Ниметаре тоже есть, на востоке. Но в основном в Фетерине, — продолжила Даша. — И серебро — тоже в Фетерине, Правда, извлекать его из руды они толком не умеют — самородки отбирают, а остальное в отвалы уходит.

— Ну прямо Донбасс! — заметил Артур. — Кстати, Лариса немного изучила мироописание, которое тебе тогда Коберин дал. Климат, такое впечатление, тоже как в Приазовье.

— Да, забыла сказать! — подключилась Ната. — Мы с Виктором сегодня утром забросили четырёх поросей Паланиру. Порода «украинская степная белая», как раз для Приазовья. Пока только на откорм, но если приживутся, можно будет разводить.

— Как у Паланира-то дела? — Даша вспомнила, что за вчерашним разговором о политике совершенно забыла поинтересоваться у Леренны делами в опытном хозяйстве.

— «Завершает посевную», ежели по-казённому! Юля с Манелиссой у него постоянно появляются, и они просто на части рвутся — то ли им Инессу учить, то ли пособие по свиноводству переводить для Навепы. А она и читать-то еле умеет… Нет, Инессу пора уже переправлять к нам. У тебя комната готова для неё?

* * *
— Подожди! — Нисталь уже хотел пригласить гостя за стол, но в последний момент заметил через окно нечто. — Смотри, — князья подошли к окну. — Дети сами сподобились, не так ли?

— Ты уверен, что так уж «сами»? — хитро усмехнулся Мотенор. — «Случайно сошлись» именно тогда, когда мы тайно встречаемся, и именно в том месте, где нам их сразу видно? — из окна как на ладони был виден укромный уголок подворья, где Малетин, приглашённый вместе с отцом на завтрашнюю свадьбу, что-то шептал Нарелимме, держа её руки в своих. Девочка при этом совершенно не пыталась отстраниться — она лишь мило улыбалась.

— Ну ты хитрец! — восхищённо помотал головой Нисталь, очень уважавший соседа — даже затянувшийся на столетие пограничный спор не мог поколебать этого уважения. — Как только Лимми выманил на встречу со своим сыном?

— Да как-то так… — Мотенор загадочно прищурился. На самом деле встречу Малетина с Нарелиммой устроила с его согласия Леренна, но реноме всезнающего интригана необходимо было поддерживать. — Ну что, нам остаётся только всенародно объявить? Оба же давно насчёт этого думали, разве нет?

— Вот завтра на свадьбе и объявим, — Нисталь внимательно посмотрел в смеющиеся глаза будущего свата. — А ведь ты не только за этим тайно встретиться предложил, я же давно тебя знаю.

— И мы друг друга понимаем с полуслова, — подхватил сосед. — Скажи, что у тебя за зерно появилось новое? Всё равно же не получится в тайне держать, раз крестьяне выращивать начали. Пока-то в курсе только я, но по весне — последний тинистарский повинник знать будет.

— Оно и верно! Прознатчики у тебя, конечно, лучшие на всём Тарлаоне. Ну так я и сам понимаю, что никакая не тайна, просто хороший урожайный хансат.

— Из другого мира?

— А вот это уже тайна, — недовольно посмотрел Нисталь. — Кто проболтался? Хотя ты всё равно не скажешь.

— А моя голова «проболталась»! Думаешь, «прознатчики есть — ума не надо»? — рассмеялся Мотенор. — Крупный хансат — ещё ладно, но если одного человека угостили ленсой, которая ни на что тарлаонское не похожа, и он поделился своим удивлением с другим человеком, то какой вывод сделает этот другой человек? Знающий, между прочим, что в Ниметаре свили гнездо Лесные Сёстры и что у их ордена есть связь с другими мирами?

«Твоя правда, соседушка!» — Нисталь не торопился отвечать, пытаясь сообразить, что конкретно может знать его хитрый гость. — «А Фарлита тоже нужно посвятить во всё это, всё равно же узнает! Леренна ведь звана на трёхстолье, а она всё-таки женщина, так что наверняка зеркало невесте подарит и Лаонет весть что ещё с Симелана… Хоть бы келейно, а не при всём народе!»

Издалека послышался долгожданный звук сигнального рога, и князь с облегчением повернулся к соседу:

— Это Фарлит, встречаем! А княжеский совет — после свадьбы.

* * *
Ладья медленно разворачивалась носом по течению Фалонты, одновременно забирая к низкому левому берегу, и под невысоким, но всё ещё ярким осенним солнцем трубящий в рог молодой воин на носу казался бронзовой статуей. Стоявшая за воином богато одетая девушка лет пятнадцати с тревожным любопытством вглядывалась в приближающийся город на берегу, пока, наконец, солнце не начало светить ей прямо в глаза. Тогда девушка, моргая, повернулась назад — в сторону мачты с лениво полощущимся наверху флажком Фетерина, около которой уже выстроились воины, предводимые её отцом.

— Миретанль! — отец тоже смотрел в её сторону. — Пора! Становись рядом, нас уже встречают.

Раздавшаяся вширь река здесь текла медленно, как бы нехотя, но всё же грести последние несколько часов против течения было трудно, и фетеринский кормчий, прекрасно это понимая, с радостью выдохнул, увидев совсем близко пристань Касамы — уже слева, ниже по реке. Они сделали свою работу, и их ждёт княжеский пир! Не за княжеским, конечно, столом, но и не в толпе простых горожан, которым тоже завтра веселиться. Свадьба! Фетранна, старшая дочь Фарлита, мирета Фетерина, становится миредисль Нетраной, женой Нисемуна, миредиса Ниметара.

«А жалко, что у нас не водятся эти лошади, про которых Даррия рассказывала», — думал в это время Нисталь, во главе свиты встречавший на пристани гостей. — «Фетерин-то — соседний миретар, но к востоку, за Тапалерой, а Касама на Фалонте стоит, вот и приходится кружным путём — по морю и двум рекам. Не на метеланах же невесте тащиться четыреста с лишним хисалей!»

Впрочем, на самом деле князь был очень рад и доволен собой — и с миретом Фетерина роднится, и с миретом Месинтара неожиданно договорился. А за Месинтаром, ещё западнее — Сатилонские пустоши, там почти никто не живёт, потому что ничего не растёт толком, но, может быть, что-то симеланское удастся вырастить? Тогда Наралеху, младшему сыну, через несколько лет идти в тарансиль. Ниметар, Фетерин, Месинтар, Сатилон да ещё Мадирель, где двоюродный брат Михланис княжит — это какой же союз получается! А через пару поколений, глядишь, и королевство… Ну он и размечтался, однако! Чуть не оконфузился со встречей дорогого гостя, который уже сходит на берег.

Таки не оконфузился! Успел в последний момент радостно обняться с Фарлитом точно посередине пристани, как и подобает князьям. Вот теперь — обнимаются все! Жрецы с жрецами, воины с воинами, миретль Нарлина — с пожилой няней Фетранны… Лишь самим виновникам торжества это предстоит завтра, а пока они только вежливо кланяются друг другу. «И хихикают, засранцы!» — с добродушным недовольством заметил про себя Нисталь.

* * *
Жители Касамы, собравшиеся на торжище перед родовым капищем ниметарских князей, с нетерпением поглядывали не только на бочки с триамовым пивом, но и на ворота обнесённого частоколом святого места. Сейчас миреты и жрецы выведут молодого княжича и его невесту, и на новобрачных будут сцепленные жреческие ожерелья! Торжественная минута, когда будущие князь и княгиня символически становятся жрецами.

Вот только чьими жрецами? Приглашая служителей разных богов и богинь сочетать своих детей, правители всегда тем самым провозглашали, кому и чему будут благоволить в первую очередь, и обычно молодых принимали в сослужители жрец Фирхона, покровителя воинов, и жрица Ахсамы, богини плодородия. Завоевать и отстоять землю, выращивать триаму и плодить народ и княжичей — этим исстари жили тарлаонские князья, поэтому Фирхон и Ахсама напутствовали и Нисталя, и Фарлита, и Михланиса, и тем более вождей Гремона. Лишь хитрецу Мотенору отец избрал в покровители Верханиса, бога книжников.

Выходят! Столпившиеся люди с надеждой вглядывались в открывающиеся ворота. Первыми появились отцы жениха и невесты и, поклонившись земле и народу, отошли в стороны, являя на всеобщее обозрение молодую пару в сцепленных ожерельях. На женихе — стальная цепь с куском гематита[45], на невесте — тонкое звенящее серебро… Гарфен, покровитель кузнецов, и Лерсиана, богиня рек!

«Ремёсла и торговля…» — зашелестела толпа — скорее одобрительно, чем недоумевающе. Да, выбор покровителей был насквозь необычным, но весьма разумным. С одним сильным соседом как раз и заключается династический брак, с другим, по слухам, тоже что-то такое должно быть — значит, будем процветать вместе, а не воевать! Но шелест почти сразу сменился ликующим гулом: «Хаолисль!», и всё торжище пришло в движение, стараясь пробиться в передние ряды и рассмотреть украшенный небесно-голубыми самоцветами золотой обруч на голове будущей княгини. Что означают драгоценные камни на девушке — знал любой тарлаонец, но никогда ещё феи не даровали особое покровительство дочерям князей!

— Нисемун, сын Нисталя, провозглашается миредисом Ниметара! — торжественно изрёк стоявший рядом с княжичем жрец Гарфена.

— Фетранна, дочь Фарлита, нарекается Нетраной, миредисль Ниметара! — отозвалась жрица Лерсианы. Всё! Нисемун и Нетрана стали мужем и женой, и для завершения ритуала им оставалось только обняться.

Теперь, по обычаю, мог во всеуслышание возгласить что-то и сам князь, и любой из приглашённых им правителей, и люди застыли в напряжённом ожидании — бывало и так, что породнившиеся князья сразу объявляли совместный военный поход. Но Фарлит отошёл назад, и место рядом с Нисталем занял Мотенор:

— Земле и народу реку! Для сына своего, миредиса Малетина, прошу в жёны миретанль Нарелимму, дочь Нисталя! — месинтарский князь низко поклонился, и то же сделал вставший справа от него Малетин.

— Земле и народу реку! — повторил торжественное обращение Нисталь. — Отдаю дочь мою, миретанль Нарелимму, в жёны миредису Малетину, сыну Мотенора! — сама свадьба, конечно, будет только года через два, но договор был заключён, и они с Нарелиммой тоже поклонились. Потом девочка отбросила капюшон плаща и…

— Хаолисль! — вновь ликующе взревели собравшиеся горожане. Невероятно — сразу и дочь, и невестка их князя… Значит, орден Лесных Сестёр теперь не отстраняется от княжеских дел, а тоже выступает на стороне Ниметара и его союзников!

— А жрецы, похоже, недовольны, — тихо заметил Мотенор, восхищённо глядя на Нисталя. — Феи-то твои повлиятельнее их будут! Ну ты хитрец, куда мне до тебя! Я, получается, сватал для Малетина не кого-нибудь, а хаолисль, а узнал об этом только после сватовства? Какая красота… — он с интересом рассматривал искрящиеся золотистые камешки в ушах слегка смутившейся Нарелиммы.

— Беру пример со свата! — отшутился Нисталь, делая знак распорядителю, уже готовому протрубить в рог.

Княжеское трёхстолье! Первый стол — вот он, на помосте, и за ним рассаживаются только правители со своими жёнами и детьми. Во главе, конечно, Нисемун с Нетраной, рядом Фарлит, и Нарелимма, и Мотенор с Малетином, и миретль Нарлина с десятилетним Наралехом, и еле успевший Михланис с младшим сыном, и тапалонский князь Таоль. И два служителя избранных богов, потому что трёхстолье-то — свадебное! Хозяину подобало садиться последним — на почётное место справа от Нисемуна. Для приближённых и приглашённых предназначался второй стол, а «третьим столом» именовалось всё остальное торжище, где веселились простые горожане.

«Конечно, и Паланира стоило пригласить, и Даррию, пожалуй, тоже», — размышлял Нисталь. — «Но для этого ещё не время. Не то чтобы всё это было такой уж страшной тайной, да только пойдут дурацкие слухи в народе», — он перемигнулся с сидевшими за вторым столом Леренной и Юлей и неожиданно заметил, что расположившиеся рядом друг с другом Таоль и Михланис, судя по их виду, перепутали свадьбу с похоронами.

«Ладно, веселимся! Но завтра у нас совет, и нужно заранее выяснить, в чём дело. Даром, что ли, с Мотенором породнился?» — мысленно отметил для себя князь.


* * *
— Вы готовые? Инесса появит вечер, — Манелисса оказалась на Земле в первый раз, если не считать появления у гнома, и от волнения начала говорить по-русски в духе «моя твоя понимай».

— Всегда готовы! — улыбнулась Ната. — Лисси, а Лера с Юлей где, на свадьбе?

— Да. Ренни просила благодарить, зеркало невеста любила, — подарок Нетране от Лесных Сестёр заказывали в мастерской, понятно, землянки.

— Я так рада! Хочешь, в город выйдем? Покажу тебе Москву.

— Не сегодня, — испуганно отстранилась Манелисса. — Плохо знаю ваш язык, и занята много. Нужно собрать весь орден.

— Да, точно, и мне тоже! Но сначала я к вам на минутку — дам Инессе свой камень выбрать, — Ната взяла шкатулку с зелёными самоцветами.


* * *
Парадное облачение Лесной Сестры вообще-то обязательно полагалось только Ане, посвящавшей свою первую ученицу, но какая женщина не воспользуется поводом нарядиться? Сразу в нескольких домах страдали лихорадкой утюги, озабоченно гудели фены, и кошки обиженно поджимали бы оттоптанные хвосты… если бы кто-то из суетившихся женщин держал кошек.

Впрочем, в одном из этих домов утюг — разнообразия для — скользил не по платью, а по новой мужской рубашке. Алексей, будучи Спутником, тоже долженствовал принять участие во встрече тарлаонской девочки, и влюблённая Даша старательно разглаживала для него тонкую белоснежную ткань.

«Для него? Для себя, если честно», — думала фея. — «Какой мужчина по собственному желанию влезет в смокинг да ещё будет с наслаждением «совершать крутильные колебания перед зеркалом», как Артур выражается? Ну и правильно, мы их любим не за это! Но хочется иногда такой вот аксессуар — красиво одетого кавалера. Для женщины вообще-то всё — аксессуар», — Даша слегка улыбнулась. — «Регалии Лесной Сестры я пока надеть не могу, вот и упросила Лёшика стать моим украшением. И Аня с Кристиной, как узнали, тоже загорелись примерить смокинги на своих кавалеров, и даже для Виктора с Лёней взяли напрокат».

— Лена! — позвала она, уменьшив нагрев утюга. — Давай платье ученицы, поглажу.

— Даш, ну неудобно, что я, сама не могу? — девочка перехватила утюг и занялась своим платьем.

* * *
— Все на месте? — заглянула слегка хмельная Леренна. — Ой! Совсем из головы вылетело, что у вас Средоточие Стихиалей, а не орден Лесных Сестёр! Инесса-то обнажённой появится.

— А если ей одежду отсюда передать? — сообразила Ната. — Моя куртка ведь тогда осталась на мне, исчезло только платье.

— Это когда вы становились Стихиалями? Можно попробовать, — иномирная фея взяла домашнее платье Наты. — Становитесь пока в круг.

— Полные маги и феи — в круг, ученики и Спутники — за ними? — уточнил Виктор.

— Да, правильно. И подождите пару минут, — Леренна исчезла.

— Становимся, пан Пекарчик… то есть лорд Бейкер[46]! — Артур взял за руку Леонида, который действительно выглядел маленьким лордом на светском рауте.

— Ага, пан Малиновский! — отшутился мальчик, протягивая другую руку подошедшей Ане. — А почему дамы без перчаток?

— Перчатки — это когда совсем уж высший свет. Но тогда и нам полагались бы фраки, а не смокинги, — девять магов и фей тем временем замкнули круг, а остальные шестеро положили руки на плечи своих проводников по магическим лабиринтам. Небольшая заминка вышла лишь с Белкой, но в итоге и она, весело хохоча, повисла на шее у наставницы.

— Ну и? — нарушила молчание Лариса, когда через полминуты ничего не произошло. — Может быть, заклинание нужно?

— Точно! — поддержал Страж Вихрей. — Я как раз знаю одно, — он начал с замогильным подвыванием декламировать, стараясь не рассмеяться:


Гомоморфный образ группы,

Будь во имя коммунизма

Изоморфен факторгруппе

По ядру гомоморфизма![47]


— А волшебное слово? — подхватила стоявшая сзади Кристина.

— Пожалуйста! — машинально выпалила Белка, и почти сразу же в центре круга появилась девочка лет четырнадцати.

* * *
«Всё. Я на Земле».

— Привет… — Инесса безотчётно искала хоть одно знакомое лицо.

— Привет! — помахала рукой Аня. — «Анна тут», помнишь?

— Помню, — улыбнулась девочка, переглядываясь с будущей метрессой. Какая же она высокая, эта Анна! И какая обаятельная!

— Знакомься, — Леренна задержалась лишь на несколько секунд. — Даша и Лара. Они немного говорят на нашем языке.

— Я — пока очень плохо, — уточнила Лариса. — Помнить-то всё помню, но практика нужна, каждое слово подолгу подбираю.

— Я тоже плохо по-русски, — смутилась Инесса, когда Первая сестра перевела ей. — А почему Лара в штанах?

— Ну вот, рвалась в развитый мир, а всё равно женщина! — засмеялась Леренна, обнимая девочку. — Несси, здесь женщины очень часто так одеваются, ничего необычного. С остальными тоже постепенно познакомишься, не всё сразу, хорошо? Пойдём облачаться!

* * *
— Pro domo sua! — девочка с любопытством скосила глаза на кольцо с зелёной шпинелью на левой руке.

Ой… Она опять чувствует свой родной мир, свой Тарлаон! Кажется, лишь протяни незримую руку — и очутишься там… Но нет, будто какая-то прозрачная преграда не пускает. Преграда очень толстая, но откуда-то проступает уверенность, что она будет становиться всё тоньше и тоньше, пока не истает совсем.

— Улыбнись новой фее! — завершила ритуал Аня. («Невероятно… Я — метресса? И нас уже восемь!»)

Инесса с удовольствием смотрела на юную фею в зеркале. Красиво! Неудобно, конечно, но это она просто не привыкла к белью, чулкам и прочей сбруе горожанки технологического мира. И туфельки на каблуке, хоть и сравнительно невысоком, совершенно неизвестны на Тарлаоне. «Но всё равно красиво!» — девочка от души улыбнулась.

* * *
— О-мирет! — начал Нисталь, когда все пятеро князей уселись за стол. — Я решил рассказать вам, что случилось на самом деле. Всё равно пойдут слухи, поэтому услышьте всё прямо от меня.

— Лесные Сёстры открыли путь ещё в один мир, — Фарлит не спрашивал, а утверждал.

— Да, он называется Симелан. Мир ушёл на тысячелетие вперёд по сравнению с Тарлаоном, но готов поделиться с нами всем, что мы сейчас можем воспринять. Уже пробуем хансат оттуда вырастить, — князь коротко обрисовал хозяйство Паланира.

— Ленса и урожайный хансат? — уточнил Мотенор. — И наверняка это ещё не всё, что будет хорошо расти на Тарлаоне.

— Не всё, — подтвердил Нисталь. — Зеркала и прочая женская отрада — Лаонет с ней, хотя наших жён и дочерей тоже надо радовать. Главное — наш народ! Впроголодь ведь живём, иной, может, и придумал бы сам такое зеркало, да когда ж ему, если от зари до зари на поле надрывается?

— Хорошо ещё, когда есть это самое поле! — горько вздохнул Михланис. — В Мадиреле-то — сплошные леса, не может наша земля много людей прокормить. А нет на Симелане такого хансата, чтобы в лесу рос?

— Хансата — нет. Есть что-то похожее на хансат для лесов, но всё равно не прямо в лесу растёт, поля расчистить нужно. Что сам-то у Лесных Сестёр совета не спросишь?

— Так я только недавно узнал! И не появляются они у меня каждую неделю, как Леренна у тебя.

— Мне Тенилла тоже про Симелан рассказывала, — подал голос по-прежнему мрачный Таоль. — Но она насчёт озимого хансата не успела сообразить, только ленсу к весне обещала. Да и триама в Тапалоне, хвала Ахсаме, хорошо уродилась, не будем голодать! Вот не понимаю, кстати, — он смотрел на Нисталя, — ты что, со всем Тарлаоном хочешь симеланскими богатствами поделиться?

— Пока только с соседями, — поправил князь Ниметара. — Мне войны с вами совершенно не нужны.

— Войны? Я же не собирался ни на кого нападать, тем более на тебя!

— А это будет независимо от того, собирался ты или нет, — возразил Мотенор. — Когда у тебя в княжестве не хватает еды, это то же самое, что слишком много людей, так ведь? И куда им деваться? Только в воины — идти у соседа землю отбивать. По-другому никак — необходимость сильнее любой княжеской воли.

— Вот именно, — согласился Нисталь. — Потому я и предлагаю соседям совместное процветание. Чем воевать, лучше вместе избавиться от голода, а потом устроить тарансиль и заселить Сатилонские пустоши. Думаю, симеланцы помогут.

— И кого же ты в князья Сатилона прочишь? — усмехнулся Михланис. — Наралеха, что ли? Так если вся эта затея с симеланским хансатом удачной окажется, то Ниметар и так прокормит не триста тысяч человек, а целый миллион, зачем тогда тарансиль?

— А ты что, собрался своего младшего отправить счастья попытать? — понял Фарлит.

— Хотел. Правда, не на проклятые эти пустоши, а ещё западнее. Может, хоть там что-то расти будет? Только… — мадирельский князь безнадёжно махнул рукой.

— Только невеста Мурану нужна, ну какое княжество без княгини? — Таоль наконец решился поведать свою печаль. — Просватал я Тиланну свою за него, а она больна очень, со дня на день умрёт. Нет, вы ничем не поможете, это Белый Жених, он если посватался, то точно скоро заберёт.

«А ведь сыновей у него нет, только четыре дочери», — соображал Нисталь. — «Старшая стала миредисль Ласимеля, это соседнее княжество, вторая, которая Тенилла, ушла в Лесные Сёстры, Тиланна смертельно больна… А если?..»

— А если младшую твою за Наралеха просватать?

— А знаешь, теперь соглашусь, — вздохнул Таоль. — Тасомме, конечно, шесть лет только, ну так и Наралеху десять. Всё равно зятю стол передавать, сыновей-то нет! Но хотелось бы ещё благословения Лесных Сестёр для Тасоммы.

— Так у тебя родная дочь — фея, что с ней не поговоришь?

— В обиде она на меня, — нахмурился князь Тапалона. — Очень я её отпускать не хотел в орден. Так что на Леренну твою вся надежда!

— А Мурану в жёны найдётся хаолисль? — неожиданно спросил Михланис. — Пусть и не княжеского рода, для тарансиля простолюдинка даже лучше.

— Ему сколько, четырнадцать? А знаешь, есть на примете девочка! — Нисталь вспомнил про умницу Таниссу. — Но ей двенадцать только, значит, тарансиль года через два-три, не раньше.

— И пусть это будет общий тарансиль, — предложил Мотенор. — Если все пять княжеств выставят по хорошему отряду, да Лесные Сёстры помогут сначала разведать, то, думаю, быстро Сатилон освоим!

* * *
Обрабатывая последнюю на сегодня свадебную фотографию, Лариса неожиданно для себя улыбнулась: «Свадьба и всё такое прочее — это, понятно, не моё, ну так и жизнь на фото не моя, а жениха с невестой, так пусть же это будет именно их жизнь, а не свекрови с её ревностью и не тёщи с её дачей! И любимые дети, если, конечно, они вообще хотят детей».

«А ведь ещё весной я при виде свадебной фотографии лишь фыркала, видя не более чем очередную жабью кочку мещанского болота», — она не спеша курила, наслаждаясь чувством завершённого труда и стеной дождя за окном. — «Теперь — не так, я отстояла себя, и смысла быть «девочкой наоборот» больше нет. Девушка, идущая своим путём — вот кто я такая».

— Готово! — Алексей тем временем закончил собирать макет альбома. — Можно отправлять в типографию и идти ужинать, — он прервался, потому что кто-то позвонил в дверь. — Привет, Лена! Как в школе, всё нормально?

— Привет, — сквозь привычную нервную серьёзность девочки проступила хитроватая усмешка. — Да, пришли с мамой, так никто и не узнал, что она вообще-то ещё в клинике лечится и что я у Даши живу. Пойдём, у нас всё готово! Лара, присоединяешься?

— Конечно! — подмигнула Лариса. — Думаешь, я не знаю, что у Даши день рожденья сегодня?

* * *
— Люся, к сожалению, не смогла остаться, у них уже час ночи. Появилась только поздравить и рыбки сибирской передала, — Даша пригласила гостей к столу. — А папу с мамой и «юных друзей мафии» мы с Андреем днём в кафе водили и по Москве гуляли. Все вокруг небось думали, что это у Белки день рожденья, а не у меня!

— Да уж, оторвалась Белочка! — рассмеялась Кристина. — Зато меня теперь отпустила на вечер. Лера, что это? Вино из вашего мира?

— Да, вместо вашего… шимпанзе, — Леренна поставила на стол запечатанный кувшин. — Подарок от Нисталя.

— Шампанского, Лера! — поправила, отсмеявшись, Аня. — А как его открывать?

— Я сама, — тарлаонская фея достала из поясной сумки маленький кинжал и выдернула из кувшина осмолённую пробку. — Так, сколько нас — четырнадцать? Давайте бокалы, наливаю!

— Одиннадцать, — уточнила Даша, наполняя три бокала гранатовым соком. — Лейла — мусульманка, Лена из принципа не прикасается, а я… тоже поберегусь, — она смущённо спрятала глаза.

* * *
— Ну Даша и декабристка… — протянула всё ещё впечатлённая Кристина, когда они с Артуром и Виктор с Алиной, уже за полночь, уселись на кухне у Алексея — поговорить и выпить настойки на сибирских травках. — Разве феи вообще могут иметь детей?

— Да я и сам фраппирован! — отозвался Алексей. — Как она объясняла, вообще-то нет, но для неё это стало частью служения Лесной Сестры.

— Именно для неё и именно от тебя? — поняла женщина. — Знаешь, я чувствую, у вас какая-то большая тайна. Вообще все вы — сплошная тайна, — она обняла Артура и посмотрела на Виктора и Алину. — Нату я знала ещё как простую акушерку, а потом два года назад она вдруг появилась уже Лесной Сестрой. Как только феей стала? А про остальные Стихиали я вообще только весной узнала, так что ты, выходит, первый, кому они открылись!

— Да, — подтвердил Артур. — И хотели потом уйти обратно в тень, даже представились сначала не настоящими именами. Но пришлось срочно вытаскивать Дашу, и мы отчасти вышли на свет.

— На полусвет, — усмехнулась Ледяная Дева. — Или в полутьму, если кому-то угодно. В общем, дамы полусвета и кавалеры полутьмы.

— А с чего всё началось? — Кристину распирало от женского любопытства. — Ната ведь была обычной женщиной, и вы трое, наверное, тоже? Как она с вами-то познакомилась?

— Даша немного рассказывала, как вы стали Стихиалями и начали воссоздавать миры, — поддержал Алексей. — Только что-то не верится, что — начали.

— И правильно не верится, — кивнула Алина. — «Начали» Виктор с Артуром, ещё без нас с Натой.

— Так и было, — приготовился рассказывать Страж Вихрей. — Всё выросло из одного случайного знакомства на улице…

Глава 5. Критическая масса, равная двум

Что за горн пред ним пылал?

Что за млат тебя ковал?

Кто впервые сжал клещами

Гневный мозг, метавший пламя?

У. Блейк[48]
Тёмное прошлое, февраль — май 2002


Работу ему, как ни странно, нашли. Выйдя из офиса фирмы в февральскую грязь, Артур остановился у урны и нервно закурил, пытаясь стряхнуть с себя весь сумбур этого дня. Полуночный звонок Толяна, потом почти бессонная ночь, три часа в набитой электричке, получасовое ожидание того же Толяна, час продирания на машине через бесконечные московские пробки, долгая беседа с новым начальником и оформление кучи документов — всё это уложилось в последние шестнадцать с половиной часов. Итак, с понедельника ему на работу. С девяти до шести. И московская зарплата, облагаемая налогом. Для начала — весьма неплохо! Он должен был бы радоваться, но вместо этого всё больше и больше нервничал.

Теперь почти каждый вечер его будет встречать с работы одиночество жуткого мегаполиса, чей шум подобен загробному безмолвию. И угол за бешеные деньги где-нибудь в спальном районе. Ни книг, ни компьютера — кто же будет везти всё это в Москву, чтобы перевозить чуть ли не каждый месяц с квартиры на квартиру, а то и обратно домой?

Впрочем, почему непременно спальный район? Можно вполне официально поселиться в студенческую общагу. Как он тосковал, окончив университет, по привольной жизни русского студента! Все старые товарищи, конечно, разъехались, но будут новые. Новое поколение. Поколение «Пепси»… Артур с ужасом понял, что жить в общаге ему больше не хочется.

Да уж, «любишь только раз». Маленький человек, что же ты ещё хочешь в свои двадцать девять лет? Хотел вырасти — и вырос. Хотел окончить универ — и окончил. Хотел найти работу — и нашёл, а теперь нашёл новую, где платят куда больше. Дальше — только «неуютная жидкая лунность»[49]. Ах да, осталась ещё Истина. Но она — в вине. «А поиски её — в пиве». Неплохой афоризм! Сейчас он дойдёт до метро, найдёт поблизости кабак, возьмёт пива и будет думать, о чём же думать дальше. Дорого, но Толян одолжил более чем приличную сумму, а пить пиво на улице в феврале, не зная к тому же, где туалет…

— Брат, ты хотел бы изучать Библию?

Опять эти сектанты! Чёрт, неужели у него на лице написана такая вселенская скорбь? Они же как шакалы, пристают только к тем, у кого явно какие-то проблемы. Придурок парень, конечно — хоть бы лимон съел, а то радость на лице слишком броская, за версту видно, что фальшивая.

— Куда приходить-то? — пускаться в богословские споры Артуру не хотелось, а сказать просто «нет» — не отстанет, зараза.

— Приходите по этому адресу, — проповедник протянул листовку. — Наша церковь приведёт вас к познанию истины!

— Хорошо! — Артур быстро зашагал в сторону метро. Никуда он, конечно, не пойдёт. Хм, «Церковь Креста Господнего» — первый раз такая попадается. А обратная сторона чистая, пригодится.

— Простите, тут пивная рядом есть?

— Да вот, рюмошная за углом. Там и водка, и пиво, и закуска — всё есть! — причмокнул губами пожилой рабочий. — Только не напивайся, сынок, менты злые!

— Спасибо!

Он уже хотел свернуть за угол, но вспомнил, что кончились сигареты. Палатка была в двух шагах и представляла собой что-то вроде летнего кафе — рядом стояло четыре высоких столика. Летом здесь наверняка бывает тесно, но сейчас лишь за одним столиком какой-то высокий парень мрачно цедил прямо из бутылки «Останкинское»… и слушал сектанта. Того самого.

— …вот вы, православные, вино пьёте, — донёсся до Артура обрывок фразы, — а Христос заповедал нам быть похожими на Него.

— Так Он что, вообще вина не пил? — пивший пиво парень удивился, но явно собирался поверить проповеднику.

— Пил! — Артур не мог отказать себе в удовольствии поймать сектанта на откровенном незнании. — Кто тебе сказал, что нет?

— Брат, это ты? Приходи, наш пастор тебе всё объяснит.

— Ты сам-то Евангелие хоть читал? Дай на минутку, что у тебя за перевод, кстати? — Артур почти вырвал у сектанта Библию, которую тот держал в руке, и быстро нашёл нужное место. — Синодальный? Как неосмотрительно с вашей стороны! — ухмыльнулся он. — Вот, написано: «Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам»[50].

— А наш пастор говорит… — горе-проповедник не успел закончить, потому что парень, отшвырнув пустую бутылку, схватил его за грудки:

— Блин, пошёл ты в задницу со своим пастором! Врёт он всё!

— Наказывать можно только словом Божьим! — произнёс Артур нравоучительным тоном и отвесил трясущемуся сектанту символический подзатыльник Библией. — Слушай, отпусти ты его, пусть, в самом деле, катится к своему пастору!

Парень — черноглазый брюнет, но не кавказец, он скорее был похож на молдаванина — со злостью развернулся:

— Весь кайф обломал, умник!

— Извини, — Артур понял, что брюнет не от хорошей жизни «сам обманываться рад». — Пиво будешь?

— Ты что, тоже проповедник?

— Ага. От Братства любителей пива.

— Ну, это по-нашему! Щас, у меня червонец с чем-то мелочью.

— Последний? Оставь себе на сигареты[51], я возьму. Тебе «Останкинское»?

— А ты сам какое будешь?

— Щас посмотрю, какое тут есть… «Арсенальное», конечно!

— Тогда мне то же самое.

Осушив одним глотком половину бутылки, парень хрипло выдохнул:

— Спасибо! За пиво и за правду.

— А говорил — кайф обломал!

— Так обломал же! Я от такой жизни хотел уже в эту церковь сходить послушать, стою весь в надеждах, — он опять отхлебнул пива, — и тут ты подходишь и говоришь: «А он врёт!»

— Так они все врут, ты не знал, что ли?

— Да раньше я их просто сразу посылал.

— Что, раньше всё было хорошо?

— Не всё, но я хоть не оставался с последним червонцем! Слушай, отсыпь штук пять сигарет, будь другом!

— Держи. А на червонец самогонки выпьешь?

— Где её тут купишь? Стопарь водяры или пиво.

— Давай я пузырь возьму, — с парнем явно стоило душевно побеседовать, иначе завтра он «западёт» на какую-нибудь другую секту. — А то у меня тоже не фонтан.

— Спасибо. Только не на улице, у меня дома пельмени на закуску есть.

— А далеко? — Артур понял, что его новый знакомый живёт не с родителями, иначе он бы не был так озабочен отсутствием денег. Что ж, тогда можно и в гости, авось заодно и переночевать получится.

— Три остановки. Стой, не покупай здесь, там в магазине она лучше!

* * *
Через четверть часа, купив четыре бутылки водки (чтобы правило «Сколько ни бери, всё равно второй раз идти» всё-таки не сработало), две банки маринованных огурцов и «торпеду» газировки, они вошли в квартиру на третьем этаже унылой хрущобы. Брюнет распахнул дверь в одну из комнат:

— Располагайся, я щас, только воду поставлю.

Артур огляделся по сторонам. Узкий длинный топчан — похоже, самодельный, шкаф, чемоданы прямо на полу, журнальный столик с креслом, тумбочка с маленьким телевизором, в дальнем углу — второе кресло, заваленное какими-то учебниками, методичками и конспектами. Всё ясно — студент снимает квартиру. Непонятно только, почему двухкомнатную? Вроде не богатый.

— Стульев больше нет?

— Что ты как девственница на оргии? Свали с того кресла всё на пол и давай сюда. Так, после первой не закусываем, после первой, хм… представляемся!

— Друг другом закусывать? Людоедство какое-то получается. Хоть газировки-то давай, — Артур полез в сумку и начал вытаскивать всё, что там было, в том числе — по ошибке — и захваченный из дома пакет с пряниками.

— Тульские?! Ты из Тулы, что ли? То-то я гляжу, «Арсенальное» любишь.

— Ну!

— Зёма! Я из Курска. То есть из области. Слушай, а самовара у тебя с собой нет?

— Водку из самовара? Да и не выпьет твой соловей два литра.

— Какой соловей? А, понял… — брюнет коротко хохотнул, набулькивая по «полтиннику». — За знакомство! Тебя как звать?

— Артур.

— Виктор, — представился парень, протягивая широкую ладонь.

* * *
В огромной полувраждебной Москве туляк и курянин — действительно почти земляки. Конечно, у себя дома Артур посмеивался над «деревней», а происходивший из местечка на украинской границе Виктор недолюбливал губернские города, но Москву в России не любит почти никто. Виктор именовал сей мегаполис «Жлобсквой», с чем Артур был полностью согласен.

— И чего тебя в Жлобскву потянуло? За эти деньги тут всю душу высосут в твоей фирме. Ходи, как бюрократ, в костюме, всем улыбайся, потом полтора часа добираешься до дома, попялился в телевизор — и спать, а утром в семь вскакиваешь — и опять полтора часа… Ты кем устроился-то?

— Программистом.

— А, ну это хоть не такое гадство. Фирма сама где?

— Да около метро, одна остановка, я оттуда и шёл.

— Ну ладно, за фирму, а то тосты кончились! — Виктор разлил по стаканам остаток первой бутылки и по русской привычке поставил её под стол. — Блин, никогда пьяницей не был, а сегодня вот хочу напиться!

— Что случилось? В смысле, кроме «денег нет»?

— Да ничего особенного, потому и пью! Ну закончу я свой институт…

— …Устроишься на работу, женишься, будешь вместе с супругой «пялиться в телевизор», — тем же тоном подхватил Артур.

— Хочешь хохму? Был я уже женат. И всё так и было. Не хочу больше! — Виктор начал лихорадочно скручивать крышку со второй бутылки.

— Подождём, может быть? Полседьмого только. Я столько сразу не могу, давай лучше покурим.

Медитируя на огонёк сигареты, Артур задумчиво прикидывал, где же ему сегодня ночевать. Лучше всего, конечно, прямо здесь, но… Довести мысль до конца он не успел, ибо прямо перед ним стукнулись о столик стакан водки и миска спельменями.

— Ну ты из астрала-то выходи! Тост бы лучше придумал.

— Не лезет ничего. Хотя подожди, есть же универсальный тост — «Будьмо!»

— А отзыв — «Лехаим»? Не, ну я тебя умоляю! Как говорил наш командир, «несвежий тост — это отмычка, а водка не любит, когда её вскрывают отмычкой».

— Ага. Или как один грузинский футболист в интервью говорил: «Сказал два слова — и опрокинул, будто не уважает».

— Эт точно! — задорно отозвался Виктор. — А ты, кстати, фанат или просто газеты про футбол иногда читаешь?

— Как у нас говорят, «фантик». Два выезда только, и всё. Для меня и Москва-то до сего времени была всё равно что выезд.

— Это за ваш «Арсенал» два выезда, что ли?

— Какой ещё «Арсенал»? Ну, ходил пару раз на него, а так я всю жизнь за «Спартак»!

— Блин! Душевно сидим, а ты такие нехорошие слова говоришь, не к ночи будь помянуто.

— Тогда уж «не к матчу будь помянуто» — отшутился Артур.

* * *
О футболе они проговорили часа полтора. Виктор с детства болел за ЦСКА, но «правым» не был и интересовался именно футболом, а не фанатскими разборками, поэтому «прийти к консенсусу» удалось почти сразу. Быстро согласившись, что «от Курил и до Карпат фанат фанату друг и брат», что «менты — козлы» и что «хохлы — параша, победа будет наша», они с удовольствием начали вспоминать успехи любимых клубов, найдя тем самым почти неисчерпаемое месторождение тостов. Но чем шутливее становились тосты, тем сильнее оба чувствовали, что над разговором нависает тень какой-то недосказанной глубины.

— Блин, поубивал бы этих жопников! — вырвалось наконец у Артура, когда речь зашла о Лиге чемпионов.

— Что за гопники?

— Да не гопники, а «жопники». Ну, которые по любому поводу причитают, что «мы-в-жопе». Тьфу, паскуды! Всякую охоту отбивают что-то делать. Прямо хоть в словарь заноси определение: «Жопничество — род деятельности людей, которые мешают всякого рода деятельности». Придурки, не понимают, что от них только хуже!

— Да прекрасно понимают! — яростно сверкнули глаза Виктора. — Они ж на самом деле и «в жопе», и «руки не к тому месту приделаны», и всё такое. Так ведь только у них самих! А они всех тянут в эту самую жопу, чтоб самим обидно не было.

— Хм… — задумался Артур. Ему как-то не приходило в голову, что «жопничество» — не мнение и даже не позиция, а вполне осознанная цель. — Сам додумался или как?

— Да не «додумался», а по жизни знаю. Даже в морду давал.

— Везёт тебе! Я бы тоже с удовольствием, но они мне только в Интернете попадаются, не выкуришь. Всё, что я могу, — это развесить таблички: «Осторожно, говно!» Чтобы «наивные чукотские юноши» за ними не повторяли.

— Эт точно! Ну и хрен с ними, мы говна не пьём! — Виктор открыл последнюю бутылку. — Я и телевизор из-за них смотреть перестал. Что ни канал, то сплошные канальи… Во! Махнём, чтобы канальи с каналов смылись в канализацию!

«Махнув» и отсмеявшись, Артур вспомнил:

— Кстати, так кинуть кости у тебя можно? А то уже поздно в Тулу ехать.

— Обижаешь! Ты что, хату не снял ещё?

— Не успел, только сегодня приехал. Есть, конечно, пара склепов в Москве, но не в таком же виде туда заваливаться.

— Склепов?

— Кости же в склеп кидают.

— Ну ты даёшь, Артюха! Щас ключ от той комнаты поищу. Только там голый диван и всё.

— Слушай, а зачем тебе вторая комната? Баб водишь?

— Да ну их, этих баб! Я как развёлся, так больше смотреть на них не могу — сплошные кривляки. Просто надо было быстро снять хату, а однокомнатных на примете не было. Вот и плачу теперь в полтора раза больше, чем мог бы.

— А с кем-нибудь скинуться не пробовал? — Артур сообразил, что у него есть шанс не бегать в поисках квартиры и не переплачивать посредникам, и начал осторожно подводить разговор к Очень Важному Вопросу. Но Виктор понял с полуслова — видимо, тоже думал об этом:

— Только заплати завтра за месяц, хорошо? Я не смогу так быстро деньги достать, как достану — отдам половину. За свет и всё такое уже уплачено. Держи ключи — вот входной, а вот от той комнаты.

У него мелькнула было мысль: «Какая неосторожность — давать случайному знакомому ключи от квартиры!», но он резко отогнал её: «Я что, москаль какой-нибудь? Тьфу, над старым телеком ещё трястись! Лишь бы Артюха не струсил, я для него тоже пока случайный знакомый. А завтра, чтобы больше друг другу доверять, перепишем договор на двоих. Парень-то, похоже, мой будущий друг!» Виктор догадывался, что Артур думает сейчас примерно то же самое.

* * *
— Кофе есть?

— Не поможет, тут её самую надо.

— И её тоже. Мы вроде не допили вчера?

— Блин, точно! — через минуту Виктор опять появился на кухне, прижимая к груди початую бутылку.

— Давай кофе, щас «микстуру Малиновского» сделаем.

— Что за она? Так, вот кофе. Сахар надо?

— По вкусу, — Артур насыпал в чашку четыре ложки растворимого кофе, три — сахара, налил полчашки воды, размешал и плеснул хорошую порцию водки. — Попробуй. Не знаю, как тебе, а мне помогает. Да, и закуси пряником.

— Какой Малиновский? Который маршал или врач какой-нибудь? — поинтересовался через пять минут начавший отходить Виктор.

— В данном случае — твой непокорный слуга. Все мы сами себе врачи, однако.

— Так твоя фамилия — Малиновский? — Виктор встал «смирно» и машинально попытался щёлкнуть каблуками, но только шлёпнул задниками тапочек. — Товарищ маршал, разрешите представиться: старший сержант Доронин!

— Ты чего это? — Артур тряхнул головой, которая всё ещё «не пролазила в стакан».

— Шутить изволим-с!

— С бодуна???

— Если с бодуна не шутить, то можно сразу вешаться! Давай быстрее допивай — хозяйка должна за деньгами прийти, я ей звонил.

— Она «общечеловеческими ценностями» возьмёт или надо именно рублями?

— Возьмёт, я уже пару раз так платил.

* * *
Артур Малиновский был настолько скрытным, что даже саму его скрытность не мог заметить абсолютно никто. Если человек остроумен на грани язвительности, разговорчив до болтливости, имеет своё мнение по любому вопросу и не стесняется сразу же его высказать, да ещё и постоянно на виду — может ли у него быть время на какие-то тайные дела или даже тайные размышления? Но Артур знал — может, и не только у него самого.

Чтобы Ужасный Ребёнок был не столь ужасен, ему дают сначала пустышку, потом погремушку, а потом — до самой пенсии — сажают на телевизионную иглу. Конечно, при Новом Мировом Порядке детей, отказывающихся от пустышки, сразу берут на заметку для последующего промывания мозгов, но родителям Артура не привалило счастья жить в Цивилизованных Странах. Остервенело выплёвывавший пустышки двухмесячный карапуз с выразительным не по-младенчески взглядом был завален погремушками и прочей подобной ерундой — без всякого уведомления органов медицинских дел.

Через три года, перепробовав чуть ли не все детские игрушки, он принялся за взрослые. Вешая полку, отец вздыхал с облегчением — наконец-то сынок просто сидит и молча смотрит, а не донимает его бесконечными вопросами! Однако уже на следующий день невыносимый Артюша умудрился заправить в дрель сверло, включить её в розетку и проделать в стене дырку чуть ли не к соседям. Он уже начал заталкивать в стену дюбель, когда примчалась смертельно перепуганная мать, выскакивавшая «на полминуты» к соседке. В столь редкую в трёхлетнем возрасте наблюдательность она не поверила и вечером устроила отцу скандал — он-де чуть ли не нарочно подсунул ребёнку включённую дрель. После этого все инструменты в доме буквально подвешивались к потолку, а Ужасного Ребёнка пришлось срочно учить читать, поскольку семья советских инженеров ещё не успела купить телевизор.

Когда четырёхлетний мальчишка пошёл в детский сад и возвращался домой к вожделенному цветному чуду, растить добропорядочного мирного бюргера было уже поздно — Артур настолько полюбил книги, что телевизор его так по-настоящему и не заинтересовал. Однако он быстро сообразил, что «ящик» — хорошая штука: пока родители медитируют на кухне, можно потихоньку почитать Запретную Книгу — Только Для Взрослых. Семья была молодой, время — дефицитным на хорошие книги, а читал Артюша быстро, поэтому ему ничего не оставалось делать, кроме как глотать всё напечатанное.

Кончилось — на самом деле только началось — всё это тем, что родители убрали всю литературу как можно выше. Вниз отцу пришлось поставить словари, энциклопедии, учебники, справочники и прочие слишком скучные для детей фолианты. Однако он просчитался и здесь: уже через две недели «юный техник» начал приставать ко всем подряд «дядям» и «тётям» с просьбой объяснить, «что такое экс-цен-три-си-тет» и «как читается вот эта каракуля». Ошарашенные подобными вопросами «тёти» в ответ скрывались за стеной противного сюсюканья, которое отпугивает почти всех мальчишек старше трёх лет, а не менее ошарашенные «дяди» всё же иногда пытались честно объяснить, но Ужасный Ребёнок этим не удовлетворялся и начинал выпаливать вопросы длинными очередями. К тому же он имел привычку рассказывать всем свои длинные и по-детски глупые фантазии, за что взрослые с удовольствием поднимали его на смех или просто не слушали. Масла в огонь подливали и родители: «То, что ты говоришь, никому не интересно, не приставай!» Очень скоро Артур сделал вывод, что все «тёти» — дуры и притворщицы, а «дяди» просто не любят разговаривать с детьми, и что он прекрасно может обойтись без этого и общаться сам с собой — точнее, с книгами, раз умеет читать.

Впрочем, иной раз то, что говорили «дяди», дабы отвязаться, оказывалось дельными советами. Издевательские отмазки типа «Посмотри в энциклопедии» и «Записывай, а то забудешь потом! Как, такой умный, а писать не умеешь?» привели к тому, что справочники он читал сплошняком, а на прогулке в детском саду выводил, высунув язык, печатные буквы на песке или на снегу.

Для полного счастья маленькому Артюше не хватало только одного — чтобы к нему относились серьёзно. Однако, хотя к Ломоносовым и Кулибиным и относятся с некоторым признанием, модны среди мамаш были юные Чайковские и Роднины с Зайцевыми — от них можно просто млеть и совершенно не обязательно воспринимать их всерьёз. Слушая восхищённые пересказы об успехах занимавшейся музыкой Кати, ловкого маленького фигуриста Димы и «свободно» говорившей по-английски и по-французски Леночки, Артур жутко ревновал и тихо ненавидел знакомых ребят, которые, как ему казалось, вытесняли его из сердца матери.

Чтобы «соответствовать», он поначалу не сопротивлялся попыткам родителей пристроить его на музыку, фигурное катание и английский. Но гаммы оказались слишком нудным занятием, а тренер в спортивной школе не взял слишком неуклюжего паренька. Не заинтересовался он и английским языком — для подрабатывавшей частными уроками школьной учительницы наречие Туманного Альбиона было языком не Свифта и Бёрнса, а считалочек и прибауточек, к тому же она была помешана на Правильном Произношении. Не сумев понять, что Артюша выучит любой язык за пару месяцев, дай ему только серьёзные книги на нём, учительница через неделю отказалась заниматься.

Лет с пяти Артур перерос уровень детского сада и начал страстно мечтать о школе. Однако два года томительного ожидания закончились жестоким разочарованием — всё, чему учили в первом классе, он давно уже знал, а писал разборчиво и без ошибок. Учительница в конце концов махнула на него рукой — пусть читает на уроках, лишь бы не шумел, но одноклассники начали завидовать и недолюбливать его. В ответ Артур зло высмеивал их многочисленные ошибки.

К восьмому классу насмешливый и циничный юнец по прозвищу Урфин стал чуть ли не самой приметной фигурой в школе. Любившие свой предмет учителя знали: если Малиновский внимательно слушает — значит, урок удался. Математик, физик, химичка и биологичка прощали ему даже то, что он постоянно поправлял учителей прямо на уроке, поскольку на олимпиадах по естественным наукам Артур чуть ли не в одиночку тянул не самую сильную в Туле школу. Но вот «русалка», историчка и «англичанка» люто ненавидели его. Нет, он не хулиганил, но привыкшие разводить демагогию пожилые тётеньки очень не любили натыкаться на аргументированное и подкреплённое действиями возражение. «Этому ужасному Малиновскому» ничего не стоило наотрез отказаться писать сочинение («Ничего умного пока придумать не могу, а что попало писать не буду»), свалить с урока английского («Я Эдгара По в оригинале читаю, а болтать с американцами мне не о чем») или ехидно спросить историчку: «А имеют ли граждане СССР право на смерть, или у них есть только обязанность умирать?» Вдобавок он не стал вступать в комсомол (дело было на заре «перестройки») и пренебрегал «классными часами».

Конечно, для одноклассников Артур тоже был фигурой одиозной. Мало того, что из-за его бунтарства учителя начинали злиться на всех, он ещё и осмеливался всем своим видом демонстрировать, что на «коллектив» ему наплевать, и называл всех «конформистами», а то и просто «быдлом». Окончательный разрыв произошёл как раз в восьмом классе, когда «прыщавые юнцы» начали заглядываться на девочек — получив учебники по анатомии, многие мальчишки сразу начали, смачно ухмыляясь, читать в нём параграфы «для ознакомительного чтения». Конечно же, Артур знал все эти вещи лет с восьми — из одного серьёзного фолианта по биологии — и искренне не понимал, почему о хорошо известных биологических фактах надо говорить с таким заговорщическим видом. Поэтому, когда заметившая нездоровое оживление учительница спросила: «В чём дело?», он кинул на весь класс реплику тоном старого циника: «А, сношаются как потные грызуны!» Бойкоту Артур был только рад — по крайней мере, стали меньше приставать с просьбами решить кому-нибудь задачку.

Когда он был не в школе, то читал или что-то мастерил — дома или в кружке «Умелые руки». Получалось неплохо, но после того, как тринадцатилетний Артюха сделал два вполне боевых лука и устроил с такими же Робин Гудами соревнования по стрельбе на пятидесятиметровом расстоянии, у руководителя кружка были неприятности с милицией, и Артуру пришлось уйти. Вместо конфискованных луков он стал втихаря мастерить арбалеты, но соревновался теперь только сам с собой, уходя подальше в лес. В пятнадцать лет этот бунтарь был уже метким стрелком и неплохим «оружейником», но знал об этом только он сам.

Юность подкралась незаметно и оглушительно. В десятом классе Артур начал вдобавок и думать — думать по-настоящему. Первым делом он понял, что всё, чем он гордился как бунтом, было просто-напросто здравым смыслом — отказом от бессмысленных действий. Осознание сего факта далось ему очень непросто — удар изнутри, как известно, самый тяжёлый. Почти сразу же он получил удар и извне, обнаружив, что все оставили его в покое. Он победил. Что же дальше?

После нескольких бессонных ночей Артур поклялся, что всё-таки будет бесстрашно додумывать всё до конца, какими бы неутешительными ни были выводы. Чуть подбодрила его и прочитанная очень кстати фраза Эдисона: «Большинство людей готовы безмерно работать, лишь бы избавить себя от необходимости думать». Читал он по-прежнему много, но теперь это были стихи и — конспиративным образом — книги о революционерах и предводителях народных восстаний. Все почему-то думали, что парень влюбился, но он просто строил свой тайный мир, где нет места гадам и мещанству. Мир, где Артур Малиновский вместе со Стенькой Разиным рубит головы садистам-боярам, вместе с Верой Засулич стреляет в садиста-полицая Трепова и — уже один — убивает Фрола Козлова и Иссу Плиева[52]. Школьный бунтарь, Артур видел во всех бунтарях своих единомышленников и любовался этим миром — миром правды и справедливости, прекрасно понимая, что сей мир — воображаемый и именно поэтому совершенный. «Вот только коммунистов прогоним… Жалко, что их гонят без меня!» Учиться ему не то чтобы расхотелось, но перестало быть самым интересным в жизни. Поступив на физфак университета, Артур худо-бедно учился, пил пиво и играл в преферанс, а вокруг становилось всё больше и больше свободы, бедности, разрухи и нигилизма.

Чёрный октябрь девяносто третьего и война в Чечне развалили все его иллюзии. Ельцин оказался очередным кровавым диктатором, либералы и правозащитники — нигилистами, стремящимися всё развалить, а Запад — жадным и лживым спрутом. Удар был настолько силён, что парализовал его почти полностью. Меткий стрелок, с собственным арбалетом, вокруг полно омоновцев, и именно тех… Но Артур оказался совершенно не готов к тому, что обломки собственного иллюзорного мира завалят его в мире реальном. Вдобавок все его товарищи проявили себя или активными ельциноидами, или, в большинстве своём, попросту пофигистами.

Он вернулся в Тулу и устроился в доживающую свой век государственную контору. Платили там копейки, зато был Интернет, где можно было проводить почти всё рабочее время, а в свободное — думать. Не забывал Артур и про общее образование, за несколько лет добавив к своим знаниям богословскую начитанность, два иностранных языка и пару языков программирования. Он увлечённо читал публицистику (оказывается, в России есть не только нигилисты!), стал завсегдатаем футбольных гостевух, ездил на футбол в Москву и не только, весело болтал с приятелями… и понемногу спивался, найдя ещё один иллюзорный мир, который даже не надо строить самому — за тебя всё сделают пиво и водка.

На этом и застал его тот февральский вечер, когда «брат во Спартаке» Толян предложил хорошую работу остроумному и разговорчивому знакомому. Никто не подозревал, что сам с собой этот знакомый ведёт совершенно другие разговоры. Даже заливаемая пивом, душа прежнего Артура Малиновского, гневного и непримиримого, всё ещё продолжала потаённо гореть, в его домашнем компьютере были философские наброски, цитаты и кое-какая информация, а в шкафу лежали части разобранных арбалетов.

* * *
— Ты сейчас не работаешь? Дай я посижу, — попросил Виктор — ноутбук они купили пока один на двоих.

— Ага, садись. На конский форум[53] полезешь?

— Да, почитаю… С-сука! — выдохнул через несколько минут Виктор через яростно сжатые зубы.

— Что такое? — реакция Артура была вполне естественной.

— Да опять этот гад! — непроизвольно вырвалось у Виктора. — И опять за старое!

— Так что за гад, ты можешь объяснить?

— А, ладно… Короче, есть такой мент, Пахомцев[54]. Сначала в октябре девяносто третьего, когда Ельцин с парламентом воевал, примазался к омоновцам, мародёрствовал с ними, девушку одну изнасиловал, ну и вошёл потихоньку во вкус. Отделение у него гнилое оказалось, половина дружков — такие же гады, а другая половина — не совсем гады, но тоже против своих не пойдёт, покроет! Куражились над задержанными, били, связывали, отбирали всё…

— И так увлеклись, что убили кого-то, я правильно понимаю?

— Конечно, а чем ещё всё это могло закончиться? Убивать, понятно, не хотели, у мужика просто сердце больное было, не выдержал издевательств. Так всё равно от тюрьмы их отмазали! Самого молодого погнали из ментуры и условный срок дали, типа раз молодой, то пусть за всех шуршит, а остальных просто по другим отделениям раскидали. Вот какая зараза этих фашистов на службе держит? Начальничек тот, правда, на пенсии уже.

— «Балодис сказал — фашист. Хуже фашиста, потому что эта гадина жрала всё время наш хлеб!..»[55] — процитировал Артур. — А ты-то откуда знаешь про «подвиги» этого урода?

— Да вот, пишет мент из того отделения, где он служит щас. И предупреждает, чтобы в поддатом виде, особенно по вечерам, держались подальше от ментуры, а то Пахомцев все карманы вывернет, он, чтобы с напарником не делиться, один грабит — типа «пройдёмте в отделение», а сам заводит человека в укромный закоулок и… — Виктор зло посмотрел на экран ноутбука. — Но этот, который пишет, опять же против своего не пойдёт! Хоть предупреждает, и то хорошо.

— И царю-батюшке такие пахомцевы не мешают, — язвительно заметил Артур. — На его власть не покушаются ведь, а у властюков какой принцип? «Пусть неправедно, лишь бы спокойно». Но, кроме царя, есть ещё и народ, нет?

— В моём лице, ты хочешь сказать? Так я один, понимаешь? Не в том даже дело, что спину прикрыть некому. В себе держать не смогу — вот что главное! Поделиться надо с кем-то, поговорить… Ну десантник я, а не киллер-одиночка! Да, воевал, и «двухсотые» на мне есть, но всегда боевые товарищи рядом были.

— Критическая масса нужна? — Артур был физиком, и ему сразу пришло в голову именно такое сравнение. — Знаешь, прекрасно понимаю. Но ведь ты уже не один, и как раз делишься! И девяносто третий год, я смотрю, тоже ельцинским карателям простить не можешь. Глаза такие гневные были…

— Да у тебя такие же сейчас! Ну да, я и в армию… Подожди, ты сказал — «тоже»?! — гнев на лице Виктора стал постепенно сменяться обретением.

Они смотрели друг на друга, и каждый видел во взгляде напротив будто отражение своего собственного. А через минуту встретились и их руки — словно половинки первого ядерного заряда.

Критическая масса была достигнута.


* * *
— Дэвушка, бутылку «Московской» и мясо.

— Мясо какое?

— Нэ свиня, говядину давай! — Виктор не зря выбрал именно этот ларёк. Здесь, если не наклоняться лицом к окошку, сплошной барьер сигаретных пачек позволит «дэвушке» запомнить только голос и руки. Пожалуйста — вот вам нагловатый тон молодого кавказца, вот вам самый настоящий чеченский акцент, а вот и серебряный перстень с чёрным камнем. Что это за камень, он не знал. Зато хорошо знал, что про этот перстень никому из знакомых не известно.

Сунув в окошко купюру («Сдача нэ нада, я добрый!») и получив водку и нарезку «Говядины старорусской», Виктор свернул за угол. Артур дожидался на лавочке — на «трезвой лавочке», как он мысленно окрестил её. Местные алкаши наверняка давно оценили «стратегически невыгодное» расположение этой лавочки — внезапно накрыть из-за угла сие уединённое, казалось бы, место легко могли и менты, и домашнее гестапо, поэтому можно было не опасаться, что кто-то подсядет.

— Хлебни, — Виктор поднёс открытую бутылку, и Артур прополоскал рот водкой и чуть брызнул на воротник куртки. — И изобрази, что пивом догоняешься, только за банку не берись, — он поставил рядом подобранную пивную банку, которую кто-то явно не допил. — Если клюнет, то наверняка за ту будку поведёт, а там пустых бутылок полно для «розочек», жалко нож потом выбрасывать. Не ссы, Артюха! Принимай бой!

— Не ссу! «Возникай, содружество ворона с бойцом!»[56] — с наигранной храбростью в голосе продекламировал Артур.

— Да ссышь, я же вижу. Всё нормально, лишь бы не зассал! — Виктор, хлопнув друга по плечу, отошёл за трансформаторную будку, и через полминуты оттуда послышался приглушённый звон разбивающегося стекла.

Густо падал снег — может быть, последний сильный снег этой зимы.

* * *
— Документы!

— А? Щщас, командир… — нарочито мутно подняв голову, Артур коротким взглядом срисовал лицо подошедшего мента. Он самый, голубчик! Сержант Пахомцев собственной персоной. И, как и ожидалось, один. Руки тряслись от волнения, и расстегнуть куртку никак не получалось.

— Я долго ждать буду? — тычок «демократизатором» в бок.

— Щас, щас… Блин, забыл! — Артур старательно делал вид, что ищет паспорт, который между тем преспокойно лежал в куртке, тогда как в карман рубашки был небрежно засунут соблазнительно пухлый бумажник.

— Пройдёмте в отделение! — облизнул губы сержант.

Сработало! Но немного поупрямиться, безусловно, надо.

— Командир, ты чего? Никому ж не мешаю.

— Там разберёмся! Вставай, ну!..

Нет, зря всё-таки он не выпил как следует, хоть Виктор и предлагал. Хоть бы ноги не так подкашивались от страха! А вдруг Пахомцев заметит, что он и не пьян ни хрена? Или Виктор струсит и смоется? Или сейчас к сержанту присоединится ещё пара ментов? Ему и с одним-то Пахомцевым в одиночку не справиться — бычара тот ещё. Бежать? Догонит ведь гад — очень уж плотоядно на бумажник облизывался…

Они как раз поравнялись с углом трансформаторной будки, и тут Артур самым натуральным образом упал. Имеет же право гражданин России споткнуться! Да ещё, как ни странно, не нарочно. Щас, командир, ты позлись пока, а мы встанем. Руку-то дай подняться, будь человеком! Лады, лады, мы население не гордое, сами ухватимся. Вот так, за правую — ну зачем тебе автомат в сей торжественный момент, тебе о душе подумать надо! Что, трудно, не привык? Ну, мы не звери, несколько секунд любой сможет. Да-да, имеешь полное право прикладываться под рёбра ботинком, но известно же, не соблюдаются права человека в России! И что тебе, сердешный, страдать на грешной земле? В рай, в спецрай ваш садистский, там дубьём маши хоть всю вечность напролёт! Кого бить, спрашиваешь? Да неважно, друг друга хотя бы. Вот и баиньки… Блин, больно.

— Вот гад! Извини, не успел, — Виктор швырнул «розочку» на распростёртую бычью тушу, по причине коровьего бешенства не годившуюся даже на мясо. — Посвети, на меня кровь не попала?

Одноразовая зажигалка упорно не хотела гореть на ветру, но всё же друзьям удалось кое-как обсветиться. Виктор оказался в полной чистоте, а вот на волосы Артура шмякнулось несколько порядочных капель. Не страшно, снега вокруг навалом! Затем бледное пламя водки моментально почернело от копоти окровавленного полиэтиленового пакета, и Виктор скрылся между домами — уходить они договорились врассыпную.

Разумеется, прихватывать с собой автомат Пахомцева было совершенно непозволительным риском, но Артур только что отбоялся на много лет вперёд, и ментовский «калаш» скрылся в пакете, а пакет — во внутреннем кармане куртки, который был пришит специально для транспортировки пива или чего посерьёзнее. Забросив в рот «Антиполицай» и проверив, не выпал ли по дороге бумажник, Артур поставил наконец точку — на тело сержанта спланировал белый листок.

* * *
— Михалыч, ты что, диплом защитил? — отстранённо набрасывавший на листе бумаги какую-то схему Артур удивлённо поднял глаза, обнаружив, что Виктор в радостном возбуждении расхаживает по его комнате.

— Да что диплом? Он неизбежен, как дембель! Всё было не зря, понимаешь?

— Кровника, что ли, достал наконец? — полушутя спросил Артур.

— Пока только выследил, — машинально отозвался Виктор. — Блин, Артюха! Что, так заметно?

— Мне — да. У тебя же явно был, учёно выражаясь, «незакрытый гештальт». С девяносто третьего, так ведь? Я ещё в феврале понял, ну, тогда.

— А у тебя что, нет? — Виктор подошёл к другу и посмотрел на наброски. — Ну ты и отморозок! С семидесяти метров думаешь из «ксюхи»[57] попасть? Не одному же тебе быть таким проницательным! — усмехнулся он, наблюдая изумление на лице Артура. — А отходить как будешь?

— Через подвал, конечно! Он типа заперт на висячий замок, но можно по коробу с трубами попасть, я уже лишние кирпичи вынул потихоньку, чтобы пролезть. Там только сто с чем-то метров пройти, и уже подвал на соседней улице, а там вылезу.

— А как ты изнутри подвал откроешь? Замок-то снаружи висит.

— Скобу распилю изнутри, на которой замок держится. Они там как раз изнутри привинчены, чтобы снаружи не взломали, — пояснил Артур. — А потом термитом заварю — и уйду в глубокое подполье, — он слегка хохотнул, явно вспомнив какой-то анекдот.

— Ну и навороты у тебя! — Виктор продолжал разглядывать схему. — Нет, чем сложнее, тем ненадёжнее. Ты время хоть прикинул? Пока код наберёшь, пока дверь подвала откроешь, пока скобу заваришь… Что за дичь-то такая хитрая? И при чём здесь институт какой-то? — один из квадратиков на схеме был подписан «Институт».

— Свин. Ну, Голик.

— Ни фига себе! — восхищённо присвистнул Виктор. — Но он же давно никаких постов не занимает. За то самое, что ли? За «ловушку на пассионариев» в том году?

— Да, — одними губами произнёс Артур. — Он в этом институте послезавтра выступает, — добавил он уже нормальным голосом. — У меня на работе один его фанат есть, достал уже этим Голиком! Всем раззвонил, что на лекцию собирается, ну и спасибо ему — без него я так бы и не узнал.

— Ты что, один собрался войти в историю? Без меня? — Виктор изобразил шутливую обиду. — Нет, сейчас мы сядем и вместе всё просчитаем, и работать тоже вместе будем. Иначе ты в историю не войдёшь, а влипнешь!

* * *
Парень в очках, с видимым усилием вытащивший из подъезда большую коробку с компьютерным монитором[58], посмотрел на начавшуюся грозу, сделав демонстративно недовольное лицо. Он явно и был увлечённым компьютерщиком — полуотсутствующий взгляд, растрёпанные волосы, летняя куртка вся в небрежно замытых пятнах от какого-то фастфуда.

Подперев коробкой открытую дверь подъезда, парень с явным нетерпением стал вглядываться в небо, смотря при этом почему-то не вверх, а вбок, где наискосок через улицу, у ступенек института какой-то там политики, стояло несколько машин, среди которых выделялся представительский «Мерседес».

Минут через десять двери института открылись, выпуская нескольких человек, над одним из которых сразу же раскрыли зонт, и компьютерщик, несмотря на то, что дождь так и не прекратился, неожиданно пришёл в движение. Он резко переставил коробку, чтобы дверь стала лишь немного приоткрытой, и сноровисто подпалил зажигалкой извлечённую из безразмерного кармана куртки дымовую шашку, которую бросил себе за спину, после чего быстро раскрыл коробку и, засунув руку в монитор, который был на самом деле лишь пустым корпусом, достал предмет, смотревшийся в его руках совершенно чужеродным, а именно — автомат.

Впрочем, моментально выяснилось, что стрелять парень умеет. Вскинув автомат к плечу, он тщательно прицелился и одновременно со сполохом близкой молнии дал короткую очередь по спускавшемуся по лестнице института господину под зонтом — полненькому, с чмокающим слегка слюнявым ртом и обиженными поросячьими глазками, которые, казалось, тоже чмокали.

Господин стал заваливаться на ступеньки, и крепкий мужчина с зонтом в руке попытался подхватить его, а другой, явно из той же конторы, моментально выхватил пистолет, но стрелять оказалось уже некуда — металлическая дверь подъезда с лязгом захлопнулась. А старушка-дымовушка уже старалась вовсю!.. Подхватив коробку, компьютерщик рванулся в распахнувшуюся на выстрелы дверь подвала.

В подъезде забулькали тонущие в густом дыму встревоженные голоса, но Артур уже «уходил в глубокое подполье», а Виктор прилаживал термит на сломанную скобу замка.

* * *
Они шли, напряжённо вслушиваясь и мягко переступая музейными тапочками, надетыми поверх ботинок. Впереди — Виктор, с фонариком в руке и ножом в кармане, за ним — Артур, с сумкой на плече. В сумке лежали пакеты с совершенно новой одеждой и большая банка с термитом.

Чуть ранее, пока Артур уничтожал тем же термитом коробку с автоматом и пустым корпусом монитора, Виктор разбил подвальное окошко и капнул чьей-то кровью на края осколков и на пол, и они сразу же пролезли в тёмный ход, успев, однако, ещё и побывать на долгожданной премьере оперы в импровизированном театре. Опера называлась «Держи киллера», композиторы — Артур Малиновский и Виктор Доронин.

Ни дирижёра, ни главного режиссёра авторским замыслом не предусматривалось, но постепенно отдаляющееся музыкальное действие разворачивалось в точности по этому замыслу. В качестве увертюры — смесь кашля, мата и старушечьего верещания, затем — лязг металлической двери и смачное ругательство (видимо, первый подбежавший к двери телохранитель или ещё какой блюститель не знал кода), после чего кто-то всё-таки вошёл в подъезд и сразу закашлялся, но всё равно затопотал вверх по лестнице. В дверь подвала никто не долбился.

Метров через двести новоявленные «исторические личности» вылезли из хода в другой подвал, где начали быстро переодеваться. Старую одежду они сложили в какой-то железный ящик, щедро пересыпав её термитом, и затем Виктор, прислушавшись, просунул металлическую линейку в щель между дверью подвала и косяком и с усилием нажал на неё. На заранее подложенный с другой стороны коврик упали части распиленного и склеенного какой-то смолой замка.

Артур, убедившись, что термит вот-вот загорится, заторопился к выходу. Виктор, выпустив его, надел резиновые перчатки и склеил замок, приладив его на место, и им оставалось лишь выйти из подъезда и раствориться под «вертикальной водой». Дождь всё не хотел прекращаться, став даже сильнее, но они надеялись не промокнуть слишком сильно — до метро было три-четыре минуты бегом.

* * *
Телевидение и новостные сайты лишь сообщили о происшествии, не показав самого мёртвого Голика, но Артур всё продолжал нервно расхаживать по кухне, прикуривая одну сигарету от другой. Он никак не мог остановиться, и вернувшийся из магазина Виктор, придержав наконец снующий из угла в угол маятник, спросил:

— Что это с тобой?

— Не знаю, — Артур попытался возобновить свои колебания по кухне.

— Зато я знаю. Сядь, прошу! И залпом! — Виктор чуть ли не силой усадил друга на табуретку и поставил перед ним стакан коньяка.

Артуру действительно необходимо было выпить. Первое убийство — всегда немного самоубийство, и Виктор прекрасно это знал. На его счету было несколько чеченских боевиков, но только после первого командир лично налил ему пару стаканов хорошей водки, проследив после этого, чтобы сержант Доронин, тогда ещё младший, как следует выспался. Теперь старший сержант запаса проделывал то же самое с совершенно гражданским человеком — впрочем, многие партизаны исходно как раз такими и были.

Второй стакан Артур налил себе сам — лишь наполовину, после чего, уже абсолютно не нервничая, вспомнил:

— А с твоим как? Хотел ведь тоже подстраховать, а ты упёрся, что должен сам и только сам.

— Покойно, Артюха, покойно! — Виктор плеснул немного и себе и приподнял стакан. — За упокой Серёги Азерникова, хоть и сволочь мужик был.

— Надо полагать, из той нехитрой конторы, каковая по-немецки именуется «зондерполицайшаффе»?

— «Зондер» — это «особый», что ли? Молодец, тащ маршал, правильно понимаешь! Они там не все конченые мрази, но этот мало того, что мразь был, так ещё и дурак. Рожа приметная, а он думает, что если в форме, то всегда типа «при исполнении», у него приказ, и ему всё можно!

— А ведь приказ — это не некое сакральное состояние, а вполне конкретное поручение, — заметил Артур.

— Именно! — энергично кивнул Виктор. — Вот это что, тоже «приказ» был? — он выложил на стол небольшие золотые серёжки-полушарики и странно выглядевший кулон на цепочке. Кулон? Нет, пожалуй, медальон. Очень тонкий металлический ободок с какими-то непонятными выступами обрамлял донельзя странный камень, в глубине которого приглушённо переливалась радуга.

— Что интересно, радуга внутри, это не отражённый свет, — Артур с интересом поворачивал медальон под разными углами к уже темнеющему окну. — Занятная штука… Я бы даже сказал — артефакт.

— Да пофиг, что «занятная»! Я знаю, чья она!

— Ты что, вытряс из этого… Азерникова, кого он ограбил?

— Да, — Виктор мрачно усмехнулся. — Сказал — Наташку, которая в «Приказано выпить» пиво наливает. Это на соседней улице, но я туда не хожу, — пояснил он. — Главное, знал её немного в лицо, даже фамилию назвал, и всё равно грабанул, мудила!

— Завтра надо будет вернуть, — отчеканил Артур. — Справедливость не должна останавливаться на полпути.


* * *
— Я ведь на банкира сначала учился, — Виктор задумчиво вертел в руках стакан. — И если бы хоть экономфак универа, а то ведь самая обычная финансовая шарашка, которых как грязи. Ну вот, второй курс, и тут как раз президент с парламентом воюет! Ну и воевали бы между собой, зачем опричников этих на улицы выпускать на людей охотиться? Девочка на курсе у нас была, попала под этот замес! Приходит вся мёртвая, только через неделю рассказала — парня какого-то при ней ранили, ну она к зондерам этим: «Помогите, он ранен!» А те только ухмыляются: «Так не убит же!» И расстреливают парня в упор… — он в бешенстве проглотил коньяк, даже не закусывая. — Не смогла девочка жить больше, покончила с собой…

— Ну и глупо, — откликнулся Артур. — Хоть бы пару зондеров с собой прихватила!

— Ну вот такая она оказалась, не смогла. Ты ведь тоже тогда не смог, хотя арбалеты были, помнишь, рассказывал? Когда такой террор… — Виктор понуро опустил голову. — И всё вокруг рушится, а мы всё-таки в Советском Союзе выросли! В дружелюбной, мать её, стране, где ключи под ковриком оставляли! — добавил он со злым сарказмом.

— А между тем все эти зондеры и прочие гады — как раз советского производства, — заметил Артур.

— Ну так а я о чём? В общем, зацепило меня так, что решил — ладно, Ельцина с генералами достать не получится, но этого зондера — урою! По-хорошему ведь его расстрелять перед строем надо! Ах, амнистию президент объявил? Естественно, они же твою власть сохранили, а сколько людей поубивали, тебя не волнует! Ну раз не хочешь сам за собой убирать, так простой народ приберёт твоих людоедов!

— Ты же говорил, что один — не сможешь?

— Вот как раз за этим исключением, — Виктор гордо выпрямился. — Решил в армию пойти — научиться кое-чему и оружие раздобыть. Это сейчас я понимаю, что в первую очередь информация важна, а тогда… Ну, забил на всю учёбу, сессию завалил, чтобы отчислили, а тут как раз война в Чечне[59]! Два раза повезло — в десантуру взяли и на войну попал.

— Да, тебе — именно что «повезло», — серьёзно кивнул Артур.

— Ну вот, вернулся из армии, а дальше что? — продолжил Виктор. — В институте восстанавливаться, опять эти банки-склянки? Нет, думаю, не моё, и так этих клерков напекли — плюнуть некуда! Лучше инженером стать, они скоро тоже понадобятся, не вечно же всё это купи-продай будет.

— Да уж, тогда это было тем ещё оптимизмом! — Артур, улыбнувшись, подмигнул другу.

— Ну, пять лет проучился, и выследил под конец гада этого! — Виктор торжествующе сжал кулаки. — Девочка наша говорила — у него родимое пятно на щеке, на неполную луну похоже. Подловил в подъезде, а он стоит штуку эту разглядывает, как ты сказал — «артефакт»? В общем, я его вырубил — и в подвал! Думал сначала просто сказать, что «за того парня» и за девчонку ту, но тоже побрякушки эти зацепили, пришлось разговорить, — он нехорошо усмехнулся. — Я теперь, получается, абрек, отомстивший кровнику!

Глава 6. Скатертью, скатертью дифосген стелется…

Качается рожь несжатая.

Шагают бойцы по ней.

Шагаем и мы — девчата,

Похожие на парней.

Ю. Друнина
Тёмное прошлое, май — 29 декабря 2002


В пивную «Приказано выпить» они подошли к десяти утра, когда наплыв утренних страждущих, по идее, уже должен был закончиться. Зальчик с несколькими столиками действительно оказался пустым — лишь за стойкой с кранами плакала одинокая разливальщица. Плакала! «Похоже, мы действительно по адресу», — подумал Виктор.

А красивая, однако, девушка! Стройная, золотистые волосы, глаза… Вроде зелёные, но сейчас плохо видно из-за слёз.

— Доброе утро! — он постарался улыбнуться как можно добродушнее. — Будьте любовны, две кружки «Арсенального». Есть?

— Есть, — разливальщица, не переставая всхлипывать, взялась за кран.

— Пиво «Слёзы красавицы»! — не удержался Артур.

— Артюха! — Виктор показал кулак, заметив, что девушка уже готова запустить в голову шутнику пивной кружкой. — Вы уж простите, Артур пошутить любит, только с похмела неудачно шутит, — продолжая убалтывать разливальщицу, он как бы нечаянно положил на стойку вместе с деньгами рисунок медальона.

Девушка пошатнулась и чуть не выронила кружку, в которую наливала пиво:

— Сколько? — она смотрела на рисунок совершенно круглыми глазами.

— Что — сколько?

— Это у вас, так ведь? Что угодно, только отдайте, вещь не моя! — с непередаваемой мольбой во взгляде лепетала разливальщица.

— Вы Наташа Стрелкова, правильно? — с облегчением выдохнул Виктор. — Это вас вчера ограбили?

— Ната, — поправила девушка. — Да-а, — она опять всхлипнула.

— Тогда это тоже ваше, — Артур положил рядом с рисунком серьги.

— Ой, мои, спасибо! Вы что, просто так отдаёте?

— Да, вот такие мы Робин Гуды! — улыбнулся Виктор. — И медальон просто так отдадим, только он у нас не с собой.

— Ну вот, а я уже обрадовалась… — Ната вновь расплакалась, тем не менее пытаясь при этом трясущимися руками надеть серьги. С третьей попытки у неё это получилось, и она, посмотревшись в зеркальце, чуть успокоилась:

— С четырёх лет не снимала, уже как голая без них. А вчера… — девушка горько махнула рукой. — Медальон-то где?

— У нас дома, тут недалеко, — ответил Артур. — Мы квартиру вместе снимаем. Зайдёте забрать вечером?

— Я боюсь, ну вы понимаете…

— Понимаю, конечно, — кивнул Виктор. — Могу предложить себя в заложники.

— Это как?

— А откуда, думаешь, у меня твои украшения? — переход на «ты» произошёл как-то сам собой. — Труп грабителя лежит в подвале…

— Всё понятно, — перебила Ната. — И даже паспорт дашь полистать? — она неожиданно стала смотреть куда-то вбок, сделав страшные глаза и незаметно, как ей казалось, показывая на столики. За один из этих столиков и рухнула ещё одна утренняя посетительница — синеглазая девушка в запачканном джинсовом комбинезоне.


* * *
— Знакомая? Поговорить надо? — Артур, перехватив взгляд разливальщицы, через несколько секунд разрядил неловкую паузу.

— Да, — тряхнула головой Ната. — Сядьте пока подальше, пива вот попейте, — она выставила на стойку две полные кружки и подсела к девушке в комбинезоне.

Девушки говорили вполголоса не больше двух-трёх минут, при этом на лице Наты проступало выражение то ужаса, то изумления, то какого-то нервного деланного спокойствия. Наконец она решительно поднялась и подошла к столику, за которым сидели Виктор с Артуром:

— Нам придётся довериться вам. Если вы такие Робин Гуды и живёте недалеко, срочно уведите к себе Алину! Не надо ей здесь отсвечивать в таком виде.

— «Итак, она звалась Алиной», — Артур деловито кивнул и отставил недопитое пиво. — Что конкретно ей нужно?

— Онаскажет. А я зайду после работы, часов в пять. Адрес какой?

— Да я пока останусь, ещё кружку выпью, — Виктор проводил взглядом выходящих Артура с синеглазой девушкой и улыбнулся разливальщице. Какая она всё-таки красивая, эта Ната!


* * *
— Далеко? — отрывисто спросила девушка. Было заметно, что она не просто не выспалась, а очень сильно устала — каждый шаг давался ей с трудом.

— Минут пять-семь. В магазин надо заходить? — Артур замедлил шаг, подстраиваясь под походку новой знакомой.

— Только не в магазин! Поспать и спрятать пакет, — Алина, крепко сжав пальцы, несла непрозрачный полиэтиленовый пакет с ручками. — И по возможности помыться и постираться. Ещё ноги размять надо, но ты, наверное, не умеешь.

— Ну да, не умею, я не массажист. А постирать — не проблема, у нас автомат.

— И переодеться есть во что? Тогда совсем хорошо, — девушка через силу улыбнулась. — Слушай, ты куришь? Дай сигарету.

— Курю, но от тебя же бензином пахнет! Сгоришь ещё.

— Блин! Принюхалась уже. Тогда да, сначала упаковку в машину и содержимое под душ. Что, всё, пришли?

— Ага, я же говорил — тут близко.

— Ванну бы… — мечтательно произнесла Алина, войдя в квартиру. — Но я в ней засну и утону, так что только душ, как в общаге. Куда пакет лучше спрятать?

— На самое видное место, — усмехнулся Артур. — Поставь на кухне, вот здесь, как будто он для мусора. Что там, кстати?

— Не лазай, тебе же лучше будет! Посплю и Нату дождусь, тогда сама покажу. Дури и фальшивых баксов там нет, не беспокойся.

— Хорошо, не буду любопытствовать. Держи, — он дал девушке чистые джинсы и рубашку, и та, облегчённо вздохнув, скрылась в ванной.

* * *
«Полотенце на голове — это как вторичный половой признак», — улыбнулся про себя Артур, украдкой разглядывая курившую за столом на кухне девушку. — «Мужчина, даже если у него волосы ниже плеч, никогда не замотает их после мытья полотенцем, а женщина — всегда. Взять хотя бы Алину эту — и причёска короткая, и никаких украшений, даже уши не проколоты, и сама мужиковатая такая, держится почти по-мужски, а мокрые волосы всё равно замотала. Инстинкт-с».

— Насколько я понял, ты в общаге живёшь, — он налил себе полстакана портвейна, поскольку нормально выпить пива так и не успел. — Студентка?

— Химфак универа, пятый курс, только госэкзамен остался, — помывшись, девушка стала гораздо приветливее и разговаривала уже без неохоты. — Мне тоже налей. Много не надо, полстакана — и спать!

— А всё равно Ломоносов к нам больше повёрнут! — засмеялся Артур, подмигнув Алине и разглядев наконец, что глаза у неё не совсем синие — скорее цвета морской волны.

— Да ладно, главное, к мехмату по-любому спиной стоит[60]! — подхватила девушка. — Ты с физфака, что ли? Всё равно наш человек, университетский! Ну, за alma mater! — она подняла стакан. — Ох… Есть зелёнка или что-нибудь в этом роде?

— Зачем?

— Точки на ногах нарисую, где нажимать надо.

— Маркер только есть.

— А, сойдёт! — Алина тяжело поднялась и, пройдя в комнату, плюхнулась на диван. — Давай маркер… Теперь понажимай мне снизу вверх несколько раз, — она уткнулась лицом в подушку и стала засыпать, и Артуру оставалось только помассировать девушке ноги и накрыть её пледом.

* * *
Алину разбудила песня. Пела Ната, и девушка слегка успокоилась — её лучшая подруга тоже здесь! Хм, а «здесь» — это где? Она же была настолько вымотанной, что даже не посмотрела на доме табличку с адресом. Третий этаж какой-то пятиэтажки — и всё.

А подруга тем временем продолжала петь:


…Мсти врагу беспощадно и смело!
Мать-Отчизна, мы слышим твой зов!
В бой выходят за правое дело
Партизаны орловских лесов![61]

— Наталь, ты что, орловская? — грубоватый мужской голос. Нет, это не физик, с которым она пришла сюда, а второй, пивший с ним пиво.

— Да, только из области, — это Ната. — Село, но крупное.

— Фигасе, почти землячка! Я курский, а Артур из Тулы, так что мы с тобой по соседству. А Алина случайно не из Белгорода?

— Было бы слишком хорошо! — звонкий смех Наты. — Она из Саранска.

«Значит, физика зовут Артур», — сообразила Алина. — «А он-то здесь? Как бы не выкинули мой пакет без него! Нет, надо вставать».

Ноги всё ещё болели и сильно гудели, и потребовалось сначала с полминуты походить по комнате, прежде чем выходить. Попутно она обнаружила стоявшую у окна сушилку со своей выстиранной одеждой — чёрт, сильно влажная! «Ладно, похоже, здесь свои люди, можно будет и заночевать».

Ната обнаружилась на кухне — в компании Артура и брюнета слегка брутального вида, которого Алина мельком видела утром в пивной. Все трое пили пиво, наливая себе из пятилитровой пластиковой баклажки. Мужчины при этом курили, стараясь всё же поменьше дымить в сторону некурящей подруги.

— Привет! Дайте мне тоже сигарету, — девушка села на последнюю свободную табуретку.

— Привет! Ты как, в порядке? — озабоченно посмотрела Ната. — Это Виктор, а с Артуром ты уже знакома.

— Приятно! Я-то да… Подожди, Наталь, что у тебя такое на шее?! Кстати, где мой пакет?

— Да вот стоит, — показал Артур.

Алина, схватив пакет, не стала рыться в нём, а попросту перевернула над столом, и среди стаканов с пивом легко и непринуждённо появились несколько видеокассет[62], два пистолета, пачка банкнот и пакетик с какими-то украшениями. Она вытряхнула содержимое пакетика на стол и показала:

— Вот, такая же штука! — девушка держала в руках радужный медальон, очень похожий на тот, что вновь украшал шею подруги.

— Дайте посмотреть, — Артур повертел в руках оба медальона. — Похоже, их можно соединить в один двусторонний, видите выступы? Но что-то подсказывает мне, что сейчас это делать преждевременно. А сюда… сюда, похоже, надо каплю крови! — на внутренней стороне одного из медальонов было еле заметное углубление.

— Знаешь, мне почему-то тоже кажется, что нужно капнуть кровью, — Ната рассматривала свой медальон. — Получается, мне хозяйка квартиры дала магическую вещь поносить? И даже не предупредила ведь! — она опять надела цепочку с медальоном на шею. — Нужно будет поговорить с ней. Линка, а у тебя-то откуда такой?

— Оттуда же! — огрызнулась Алина. — Пистолеты, я так понимаю, никого не удивляют?

— В этой квартире до вчерашнего дня автомат лежал, — усмехнулся Виктор. — И тоже трофейный.

— У вас тут что, база партизанская? Оружие трофейное, песни такие поёте… Наталь, так ты, получается, партизанская связная?

— А сама-то ты у нас кто, товарищ Алина? Разве не партизанка? — Артур кивнул на пистолеты — милицейские «макары».

* * *
— Сижу, значит, курю в парке на лавочке, ну и подходят эти два мента. Летёха с сержантом. Ну, как всегда: «Почему курим в неположенном месте? Документы!» А у меня не то что паспорта с собой нет — билет студенческий и то взять забыла. Они так переглянулись радостно — и в машину меня! Я сначала подумала, что в отделение, а потом понимаю, что за город куда-то везут. Соображаю, что раз при этом глаза не завязали и говорят при мне в голос, значит, точно живой не отпустят! Не менты они на самом деле, а маньяки какие-то.

— Одно другому не мешает, — саркастически заметил Артур.

— Ну да, так потом и оказалось, — подтвердила Алина. — В общем, притворяюсь перепуганной мышкой, изображаю, что дрожу от страха, а сама дорогу запоминаю — мало ли что, вдруг сбежать получится? Ну вот, привозят они меня в какой-то домик в лесу и пихают в комнатку. Дверь закрыли, на окнах решётки, и из мебели — одна кровать. Сижу прикидываю: не по чину летёхе такой домик, значит, не для себя коты мышку поймали — хозяину принесли. Только не въехали, что вместо мышки — крысу ему подсунули!

— Очень умную и очень кусачую крысу! — нервно рассмеялась Ната. — У Линки первый разряд по дзюдо.

— Да, и вообще пальцы очень сильные. Но самое главное, я была готова сражаться! Не надеяться до последнего, что потом отпустят, а хоть хозяина этого с собой прихватить. Сижу, значит, тихо, жду, пока войдёт кто-нибудь, и хорошо бы не сержант — он такой бычара был, с ним я бы точно не справилась. Эти уроды небось привыкли, что девушки орут и в дверь колотят…

— А откуда ты знаешь, что они и до этого девушек похищали? — поинтересовался Виктор.

— Догадывалась. А теперь уже точно знаю, — Алина показала на горку украшений на столе. — Ну так и получилось — через полчаса летёха пошёл посмотреть, что это я тихая такая. Слава Богу, что именно летёха, он обычного телосложения был. А я уставилась в стенку и рот приоткрыла, будто с ума сошла. Этот так удивлённо: «Ты чего?» А я ничего, я в астрале! Он поближе подошёл, осторожно так, и тут я ка-ак прыгну! Тогда как раз ноги и потянула, до сих пор болят. В общем, мне только до горла его надо было руками дотянуться, а там уже — «вчера котов душили, душили…»[63] И плевать, что мент!

— Не милиционер он был, — уточнил Виктор. — Полицай фашистский в оккупированном городе.

— Ну да, но формально-то всё равно власть, хоть и фашистская! Дальше смотрю — а у него кобура с пистолетом на поясе. Соображаю — теперь есть шанс не просто продать свою жизнь подороже, а вообще выжить! Из «макара» я пару раз стреляла до того, так что обращаться умею немного. Ну затихарилась за дверью, жду сержанта — не самой же искать по всему дому! Минут через пять он заходит и тоже: «Шурик, ты чего?» Я летёху на кровать затащила, — пояснила девушка. — Только этот бугай к кровати подошёл — я ему в затылок! Сразу контрольный и летёху заодно достреливаю, мало ли…

— Блин, ну ты и киллерша! — восхищённо выдохнул Артур. — Где только нахваталась?

— Да любой знает, достаточно пару боевиков прочитать, — Алина сделала небрежный жест рукой. — Итак, актив: два «макара» и я одна в доме. Пассив: пока не выбралась, ключи от двери и от машины нужны, и хозяин вот-вот должен появиться — а вдруг с охраной? Шмонаю этих уродов, нахожу связку ключей, но не от машины. Пошла осторожно по дому пошарить, смотрю — у входной двери типа тумбочка, а на ней автомат и ключи от машины. Вроде никого больше нет, но я рискнула в другие комнаты заглянуть — вдруг там тоже девушки? Живого никого не нашла, зато сейф нашла, один из ключей как раз подошёл. Залезаю, а там вот это… — девушка обессиленно уронила голову на стол и, похоже, была готова расплакаться.

«Да всё понятно — компромат на начальника подручные писали», — Артур посмотрел на видеокассеты. — «Воистину, на шефа надейся, а сам не плошай! И золото с убитых девчонок захомячили, хотя их наверняка строго-настрого предупреждали, чтобы ни-ни!»

— Линка… — окаменевшая было Ната гладила подругу по голове. — Линка, не плачь…

— Я не плаксивая! — резко вскинулась Алина. — Кстати, что покрепче есть?

— Портвейн остался, — Виктор налил полный стакан, и девушка, поблагодарив коротким кивком, жахнула залпом. — А дальше ты села в машину и поехала? Одинокая девушка в милицейской машине?..

— Нет, — Алина зло оскалилась. — Я, когда содержимое сейфа увидела, решила шефа дождаться, — она многозначительно усмехнулась. — Отмажется ведь гад, всё на подручных спишет, а сам опять продолжит! Открыла дверь и засела с автоматом в кустиках, только сначала бензин из ментовской лайбы слила и канистру в доме поставила — была там пустая канистра. Пальцы же мои по всему дому остались, — пояснила девушка, перехватив вопросительный взгляд подруги. — «Калаш» первый раз в жизни в руках держала, надо было, конечно, пострелять на пробу, но я шуметь побоялась. Уже темно почти, и тут джип подъезжает, который именно «Джип»[64]. Он всё-таки без охраны приехал.

— Логично, — заметил Артур. — В такие дела чем меньше народу посвящено, тем спокойнее.

— Ну да. В общем, только этот гад выходит — я очередью по нему! Машину вот только зацепила, так бы ещё пару километров проехала потом, — девушка недовольно поморщилась. — Ну и всё. Дом подпалила, машину ментовскую подпалила — и ходу! Доехала почти до Москвы, сижу с автоматом рассвета жду. Часа в четыре утра джип подожгла — и пешком через весь город к Нате, постремалась в метро со стволами переться. Доползла кое-как, а тут вы как раз заходите, — она кивнула на Виктора с Артуром. — Ну, подождала минут десять, а потом всё-таки рискнула.

— И, как видишь, не зря, — улыбнулся Виктор. — Наш человек! А автомат ты где оставила? И кто такой этот хозяин был, не выяснила?

— Он в цивильном был, а по карманам пошарить не получилось, вся в крови перепачкалась бы. Ключи-то он просто выронил, ну я и подобрала. А автомат вместе с машиной сожгла, он в пакет не влезал уже. По-хорошему и пистолеты надо было скинуть, но духу не хватило. Очень не хотелось без оружия оставаться, — Алина снова поникла, но было хорошо заметно, насколько она внутренне напряжена. Впрочем, уже через полминуты девушка гордо выпрямилась и торжествующе посмотрела на новых друзей:

— Я дошла! И — нашла. Только никак не отпускает после всего этого. Кто-нибудь за портвейном сходит?

* * *
— Давай провожу, — предложил Виктор, когда Алина забылась тяжёлым сном на диване Артура, а вслед за ней пристроился на матрасике и сам Артур. — Ты ведь не очень далеко живёшь?

— Минут двадцать пешком отсюда, — Ната напряжённо вглядывалась в тёмное окно. — А… можно я останусь? — девушка посмотрела таким взглядом, что Виктору сразу стало понятно, что она имеет в виду. — Не засну ведь по-другому, у меня уже чуть ли не судороги от этих кошмаров! Линка вот стресс по-мужски снимает, а я так не могу. Не откажи женщине, приласкай её! Тем более что я тебе очень нравлюсь, видно же.

— Презервативов нет, — давно избегавший женщин Виктор попытался ухватиться за последнюю соломинку.

— Ну и ладно! На заразу всякую я проверяюсь. У тебя ведь тоже ничего такого?

— Тоже, гарантирую. Но…

— К сожалению, без «но», — тяжело вздохнула Ната. — У меня стопроцентное бесплодие. Не откажи женщине, прошу!..

* * *
— Нагулялась, Наточка? — улыбнулась старушка, у которой Ната уже несколько лет снимала комнату. — Да не оправдывайся ты, дело молодое! И кавалер твой хороший, до самой квартиры проводил. Да слышала я, как вы на лестнице говорили, — пояснила она, перехватив смущённый взгляд девушки.

— Извините, не предупредила, что у него на ночь останусь, — виновато потупилась Ната. Радужный медальон при этом совершенно непредставимым образом выскользнул из выреза её блузки и закачался на цепочке.

— Ну-ка дай! — старушка положила медальон на ладонь и начала всматриваться, а потом накрыла его второй ладонью и отстранённо улыбнулась. — Надо же, взял наконец душу злодея… — прошептала она одними губами, но девушка поняла.

— Регина Аскольдовна, так он что, магический? А вы меня даже не предупредили! — обиженно посмотрела она. — Я же его и на работу носила, и просто на улицу, а…

— А позавчера им завладел злодей, — понимающе кивнула старушка. — Да знаю я всё! Ты ж пришла вся зарёванная, и серёжек не было.

— Так вы знали?

— Знала, конечно. И знала, что амулет очень скоро вернётся к тебе. Девочка моя, прости! Помирать мне скоро, так бы и не встретились они, я на улицу и то уже не выхожу. Потому и дала тебе носить, а то бы выкинули дети, как безделушку ненужную.

— А кто такие эти «они», которые должны встретиться? — Ната уже догадывалась, каким будет ответ, но на всякий случай всё же спросила.

— Амулет этот не простой, он с царей взыскует! — Регина Аскольдовна тяжело села в кресло. — Если к простому разбойнику попадёт, то ещё ничего, хоть и не будет уже удачи такому разбойнику. А вот если царёв воин завладеет неправедно — пробудится сила, и возьмёт душу злодея, и вернётся, приведя друзей, и будет искать вторую половину… — старушка декламировала нараспев, сидя с полузакрытыми глазами. — Наточка, а ведь так всё и случилось? — она неожиданно подмигнула.

— Да, — изумлённая девушка смогла лишь коротко выдохнуть. — А…

— А откуда я это знаю, ты хочешь спросить? Мать рассказала. А откуда она знала и как к ней самой попал этот амулет — того не знаю, уж прости! Брал он уже души злодеев, да только второй половины не находил, — вздохнула Регина Аскольдовна. — Так и умирали хранительницы — с одной половинкой.

— А если злодей не просто ограбил хранительницу амулета, а убил? — неожиданно вырвалось у Наты. — Тогда хранителем становится тот, кто убил этого злодея?

— Да, именно так, — подтвердила старушка. — Постой! А с чего вдруг ты об этом спрашиваешь? Вы… нашли второй амулет? — она внимательно посмотрела девушке в глаза и сжала её руку с такой надеждой во взгляде, что той ничего не оставалось, кроме как молча кивнуть.

— Вас теперь четверо, — Регина Аскольдовна не спрашивала, а утверждала, и Ната снова кивнула. — Заклинаю, не спешите соединять их!

— А что будет, если соединить?

— Вот не знаю. Но вряд ли что-то хорошее для злодеев! — улыбнулась старушка. — И всё равно — не торопитесь! Знаешь, почему я поняла, что вас четверо? Потому, что мне, сама не помню откуда, известно ещё кое-что об этих амулетах: «Четверо да пожертвуют нами во спасение пятого».

* * *
Июньский вечер щекотал небольшую кухоньку ласковым теплом, разнося лёгким ветерком пряные запахи по всей квартире и приправляя лучами солнца нечто вкусное в духовке. Досталось вдоволь солнца и двум девушкам, которые хозяйствовали на кухне — как у лабораторной установки, стояла у плиты Алина, и хлопотала, накрывая на стол, нарядная Ната. Вечер был не простым, а юбилейным — Артуру, первому из всех четверых, исполнялось тридцать лет.

— Линка, у тебя что, совсем нет возможности ничего подарить? — спросила Ната, удовлетворённо окинув взглядом стол. — А как же те деньги?

— Кровавые они, это не на подарок другу! — резко повернулась к ней Алина. — Ты ведь тоже из тех побрякушек ничего не взяла.

— Ох, действительно глупость сказала! Давай вместе подарим, я набор бокалов купила.

— Давай, — нехотя согласилась подруга. — А то мне действительно дарить нечего, не яд же! Кстати, готово, — она открыла духовку. — Зовём?

— Мы уже здесь! — на кухне моментально возник Виктор, с таким каменным лицом, что становилось сразу понятно — он явно что-то задумал.

— Ну да, мы за дверью ждали, чтобы «как только, так сразу», — рассмеялся вошедший следом юбиляр. — Садимся? — он открыл шампанское и разлил по новым бокалам.

— Встаём, — поправил Виктор. — Давайте сначала я, — продолжая держать бокал, он неожиданно извлёк откуда-то пистолет «ТТ» и протянул его Артуру. — Поздравляю, Артюха! Здоровья, счастья, успехов в смерти!

* * *
— Omnia mea mecum porto[65]! — устало выдохнула Алина, входя в квартиру с двумя чемоданами и сумкой на плече. — Вообще-то есть хороший принцип: вся одежда должна влезать в один чемодан! У меня действительно влезает, но ещё книги и химия кое-какая. Ну и гитара, которую я неделю назад привезла.

— У меня тоже, — улыбнулся Артур. — Располагайся пока в комнате, я уже всё своё к Виктору перетащил.

— Неудобно, конечно, вас так стеснять, но жить мне в натуре негде и не на что, — девушка виновато вздохнула. — В аспирантуру не взяли, домой возвращаться фундаментально не желаю, а нормальную работу в Москве когда ещё найдёшь! Да и Ната под угрозой, хозяйка её говорит, что чувствует свою смерть уже очень близко, но завещать может только… — она положила руку на шею. — Ну ты понял.

— И Нату, с твоего позволения, приютим, — появился Виктор. — Кстати, она сейчас подойдёт.

* * *
— Акция? — сообразил Артур, заметив уже знакомое ему выражение на лице Виктора.

— Пока не знаю, — озабоченно посмотрел друг. — В общем, в Интернет слили точный адрес Силурского. Кто это такой — ты должен знать.

— Ещё бы! Юрьевский мясник, полкан омоновский, — оскалился Артур. — Сам я в Юрик не выезжал, но наших его зондеркоманда тоже месила почём зря.

— Да мы вообще-то тоже не ангелы — что ваши, что наши, — заметил Виктор. — Наши один раз вообще отожгли — козла съели! В смысле, обычную домашнюю скотину, которая с бородой и с рогами, — уточнил он. — Спёрли, понятно, потом кое-как разделали — и на шашлык под беленькую[66]!

— Ой, не могу! — расхохоталась Ната. — Я же сельская, знаю — ни козлов, ни хряков не едят, они только для этого самого, а мясо жутко невкусное.

— Водка зла, сожрёшь и козла! — прокомментировал Артур. — Ну да, фанаты тоже не ангелы, но их за мордобой самих бьют и сажают, а зондеров — нет, хотя они даже девчонок избивают.

— И тем не менее для акции этого мало, — подобралась Алина. — Я не в теме, но, по-моему, они все этим грешат, а самые зверства, между прочим, не в Юрьеве, а у нас в Поволжье.

— «Мало»? — взвился Виктор. — Девчонку нашу избили так, что у неё ноги отнялись — это «мало»? Не дают ничего расследовать, даже следака из прокуратуры побили, чтобы дело замял — «мало»? Ходят слухи, что за ними и убийства есть, но никто не хочет показания давать, все боятся. Силурский всегда говорит, что он типа за порядок, да только «порядок» для него — это Ordnung фашистский, когда зондерам можно всё, а против них — ничего!

— А почему его просто-напросто не сместили с должности? — удивилась Ната. — Он же, получается, узурпировал власть в городе. Градоначальнику за своё кресло не страшно?

— Ну, «орднунг» его банда всё-таки обеспечивает, никому другому бузить не даёт. Да и покровитель у Силурского очень высокопоставленный. Нет, к нему нам точно не подобраться, да и не знаю я, кто именно этот покровитель.

— В гробу я видел этот куркульский «орднунг»! — взорвался Артур. — В первую очередь должно быть правовое государство, тогда и порядок приложится.

— Я готова, — решилась Алина, с недавних пор люто ненавидевшая маньяков, хотя бы то и были маньяки Порядка. — Консьержка есть?

— И консьержка, и бабки лавошные, лето же, — поморщился Виктор. — Главное, охрана у него! Он выходит из квартиры и спускается в лифте, а во дворе уже ждёт машина с двумя сержантами. Каждый рабочий день, ровно в половине восьмого.

— Иметь слишком устоявшийся режим — опасно для жизни, — Артур многозначительно поднял палец. — То есть у лифта?

— Только не вы с Виктором! — возразила Алина. — Два мужика, один из которых к тому же явно боец — это палево. И сержанты придержат, и сам полкан спиной не повернётся. Разве что «Узи» под плащом.

— Уже что-то, — прикинул Виктор. — Только «Узи» у меня нет. «Кедр» есть, но это последнее, что осталось. И какие плащи летом?

— А если две девушки? — быстро заговорила Ната. — Дом ведь по меркам провинции типа элитный, раз консьержка есть? Значит, там наверняка живут и любители «девочек по вызову». Что этот полкан подумает, если около лифта в который раз будут пастись две размалёванные шалавы? Да что угодно, только не то, что у них пистолеты в сумочках! А потом мы выберемся на козырёк с другой стороны подъезда, откуда мусор вывозят, и спрыгнем.

— Говорить о плане Наты невозможно, блин, без мата! — выставил ладонь Артур.

— А что не так? — девушка, похоже, даже обиделась.

— Нет, насчёт размалеваться — идея неплохая, но вот лично тебе там делать нечего. Во-первых, ты вряд ли нормально спрыгнешь с двух метров, ты же не гимнастка?

— Вообще не спортсменка. Это Линка тренированная, а я только плаваю кое-как.

— Ну вот. Как минимум ноги отобьёшь, а ведь потом надо будет быстро идти. Но даже не это главное! Я совершенно не представляю, как ты среагируешь на акцию, даже если сама стрелять не будешь. У мужчин и то реакция бывает непредсказуемой, а ты женщина, причём вся из себя такая «девочка-девочка». Застынешь на месте, начнёшь кричать, сблюёшь… в общем, любая нервная реакция — и ты спалилась, нужно же будет не просто быстро смыться, а идти по улице с совершенно спокойным видом, типа ты не при делах и вообще знать не знаешь никакого Силурского. Алина сможет, а вот ты, извини, вряд ли. Вспомни, как мы познакомились — ты тоже в конце концов успокоилась, но на это потребовалось довольно много времени, а Алина шла со мной так, как будто у неё банка пива в пакете, а не палёные стволы! В общем, не надо тебе лезть в подъезд.

— Артур прав, — согласился Виктор. — Наталь, извини, тебе действительно не хватит ни хладнокровия, ни тренированности, чтобы через минуту после акции преспокойно идти по улице.

— Соглашусь, — Ната вздохнула. — Не боец я, что же делать…

— И не надо, — чуть приобняла её Алина. — Разве абсолютно все партизаны должны быть бойцами? А стволы кто на место доставит? А кто мне поможет быстро образ сменить? Интенданты — они, знаешь, тоже нужны!

* * *
По лестнице многоэтажки в областном городе Юрьеве спускалась девица — явно не самого тяжёлого поведения. Юбку, правда, она надела макси, а не мини, но все истинные ценители женской красоты согласились бы, что никакая излишняя оголённость не возбуждает так, как длинное ниспадающее платье. Девица была блондинкой с розоватыми и зеленоватыми «перьями», и на ней позвякивало дешёвенькое ожерелье и качались длинные бижутерные серьги — на самом деле, конечно, клипсы, но прикрытые волосами уши оставляли слишком мало возможностей убедиться в этом. Да и кто бы стал пристально разглядывать её в семь утра, когда все полусонные ползут на работу, а те, кому на работу не надо, ещё спят? Лишь некая тётушка с собакой, мазнув по ней глазами, недовольно проворчала: «Опять девка от Вовчика!»

Больше, однако, она ни с кем не встретилась — дом действительно был «элитным», населённым никак не теми, кто идёт на работу к восьми. Впрочем, один такой обитатель всё же наличествовал, и задача девицы состояла в том, чтобы исправить эту ошибку.

— Подождите! — запищала она, стоя полупролётом выше вызывавшего лифт омоновца в полковничьих погонах и изображая попытку быстро спуститься, путаясь при этом в метущей лестницу юбке.

— Сама подождёшь! Небось дрыхнуть пойдёшь, а мне на работу надо! — буркнул полковник и снова повернулся к лифту. Он уже не видел, что девица сразу же резко подобралась, перехватила полиэтиленовый пакет, который несла, и навела ему в затылок. Теперь стало видно, что в пакете лежал пистолет с каким-то странным удлинённым стволом.

Выстрел прозвучал довольно тихо, но полковник, удивлённо вздрогнув, пошатнулся и стал медленно сползать по стене на пол, всё же пытаясь при этом достать свой собственный пистолет. Однако девица, неожиданно ловко преодолев несколько ступенек, схватилась за второй пакет — их у неё оказалось два — и выстрелила в упор из другого пистолета, а потом вошла в подъехавший лифт и спустилась на второй этаж.

Здесь она выбросила в мусоропровод «макары» с кустарными одноразовыми глушителями, вытряхнув их из пакетов, и кусок ткани на «липучке», изображавший юбку, а смятые простреленные пакеты отправились в третий пакет, который девица достала из сумочки и затем положила туда же. В сумочку же полетели и с наслаждением сорванные клипсы, и ожерелье, и крашеный парик. Через несколько секунд с козырька над мусоропроводом спрыгнула уже Алина Лаврова.

* * *
— Наталь, ну не нервничай так! — Алина чувствовала, что рука Наты, быстро смывающей с лица «девицы» броский макияж, просто ходит ходуном.

— Не могу, трясёт всю, — призналась подруга. С макияжем, тем не менее, она при этом расправлялась довольно ловко. — Подальше бы отсюда! Подожди, помаду ещё сотру, — грязные салфетки отправились всё в ту же сумочку Алины, которую, впрочем, взяла теперь Ната.

Девушки, пошоркав подошвами по траве, на которую Алина вылила флакон какой-то химии, невозмутимо пошли в сторону автобусной станции — соваться на вокзал было рискованно. Им следовало ещё переобуться и избавиться от сумочки, и Ната незаметно перехватила пакет у проходившего мимо высокого сероглазого парня, который после этого присоединился к подругам.

— Тут есть укромные места? — спросила Алина. — И чтобы рядом мусорные баки, желательно пустые?

— Да, вон из того места как раз только что мусор вывезли, — показал Артур.

— Я быстро! — Ната вытащила из переданного им пакета какой-то цилиндр, с хрустом нажала на него и положила в сумочку, а ту — ещё в один пакет. Затем она отошла к мусорным бакам и почти сразу вернулась уже без пакета:

— Бегом переобуваться! Хочу новые туфельки! — девушка, похоже, уже успокоилась и начала шутить и мило улыбаться.

Вскорости, когда сумочка со всем содержимым уже превратилась в бугристый кусок оплавленного металла, в автобус на Москву садилась скромница в длинной юбке и шёлковом павловопосадском платке, а в «буханке»[67] до ближайшего маленького городка с железнодорожной станцией тряслись двое — мужчина лет тридцати, не запоминающийся ничем, кроме, может быть, роста, и совсем молодая синеглазая шатенка в джинсах и новых кроссовках.

* * *
Ната плакала — горько, надрывно, безнадёжно.

— Наталь, что случилось? Наталь! — Алина обняла подругу за плечи, но та, вырвавшись, продолжала рыдать, съёжившись на диване. Лишь когда рядом присел Виктор, девушка, обвив руками его шею, судорожно пролепетала:

— Регина Аскольдовна…

— Хозяйка твоя квартирная? Умерла?

— Нет ещё, но сказала, что — завтра. А она мне как родная стала-а… Вот, отдала, — Ната показала радужный амулет. — Теперь уже навсегда. И прощения просила, что квартиру завещать не может. Да не нужна мне квартира такой ценой!

Виктор молчал — любые слова были бы лишними — и нежно перебирал золотистые волосы девушки, лихорадочно соображая, что надлежит сделать ему самому. Выходило, что — ничего! Не в человеческих силах победить смерть, тем более что с ней уже давно договорились и ждут.

Всё же через несколько минут он хмуро спросил:

— Что мы можем сделать для тебя?

— Разве что для меня, — Ната подняла опухшие от слёз глаза. — Вещи помочь перетащить — пока сюда, потом мы с Линкой комнату снимем. И это… Линка! Регина Аскольдовна очень хотела перед смертью с тобой поговорить.

* * *
— Здравствуй, Алина! — с подругой своей квартирантки Регина Аскольдовна была уже немного знакома. — Так второй амулет у тебя?

— Да, — отрывисто ответила девушка.

— Ох, не буду уж спрашивать, как он попал к тебе! Сама знаю. Наточка — хранительница по наследству, а ты — по мечу.

— Да.

— Поляница[68]… — старушка улыбнулась и вдруг неожиданно крепко сжала руку Алины. — Девочка моя, попросить тебя перед смертью хочу! Наточка не сможет, и мужчин ваших соблазнять не буду, негоже им, — старушка кивнула на дверь, из-за которой доносились приглушённые голоса Виктора с Артуром, помогавших Нате упаковывать свои вещи.

— Кто она? — Алина моментально сообразила, что ей хотят заказать какую-то женщину.

— А ты умная, — одобрительно посмотрела старушка. — Не за деньги прошу, за справедливость! Не возьмёшь ты денег, и правильно — ничем не лучше этой гадины будешь тогда.

— «Раздавите гадину»? — усмехнулась девушка. — Только я сама буду решать — да или нет.

— Ты ещё и сдержанная, я смотрю! По первому порыву ничего делать не будешь, — Регина Аскольдовна тяжело навалилась на спинку кресла. — Знаешь, почему Наточке квартиру не завещаю? Внук у меня есть, хороший парень, но слабый, пропадёт без жилья своего! В тюрьме сейчас, ну выйдет — и куда ему? Не возьмут ведь на нормальную работу, чтобы квартиру снять можно было.

— Поняла. Несправедливо обвинили? В чём?

— Да самооборона, как всегда у нас! — старушка гневно сжала кулаки. — Гулял с девушкой, а к ним армяне пристали. Дураки молодые, ты уж их не трогай! Он отбиваться начал, так парень один упал неудачно и головой об скамейку. Не видит теперь ничего! — она явно сочувствовала парню, ослепшему из-за минутной глупости. — А у него дядя богатый оказался, начал заносить куда надо. Говорила я с ним потом — не последний гад всё-таки, признался, что Махо[69], конечно, сам дурак, но мать его крови требует, а он сестре отказать не может, та уже все глаза над сыном выплакала. Ну и дали дело такой Верейкиной. Занесли ей, понятно, да только она и так рада была стараться, та ещё гнида! Всё так повернула, как будто это Костя мой на них напал. Один — да на пятерых! — она грустно засмеялась. — Сто одиннадцатую[70] пришили, семь лет получил ни за что!

— Один неправедный судья — хуже ста разбойников! — оскал Алины был совершенно волчьим.

— Да если бы просто неправедный! — Регина Аскольдовна смотрела уже со смертной тоской. — Она, как это… садистка! Ладно уж, ревнует государство, не любит тех, кто сам отбивается, но остальные-то судьи так, без большой охоты приговоры лепят, да часто условные — понимают, что просто грязную работу делают за хорошие деньги. А Верейкина эта… — Регина Аскольдовна потянулась к уху девушки и сказала шёпотом то, что даме её поколения никоим образом не подобало произносить вслух.

«Ещё одна маньячка!» — возмутилась про себя Алина. — «Да сколько же их развелось?! Ладно ещё дураки — их, как известно, на сто лет вперёд запасено, но чтобы маньяков на сто лет вперёд? Мой ответ — да».

— Конверт возьми в секретере, там адрес и фотография, — проницательная старушка сразу почувствовала её решимость. — А против армян, значит, ничего не имеешь?

— Я русская, что я могу иметь против людей? («Наполовину эрзянка[71], но всё равно — русская!»)

— Правильно, девочка моя! — старушка тепло улыбнулась — может быть, последний раз в жизни. — Не между народами различай, а между слабостью человеческой и злом государевым! И ещё… — она с мольбой вгляделась в синие глаза девушки. — «Как бы ни сложилась месть, не оскверняй души и умышленьем не посягай на мать»[72].

— «На то ей Бог и совести глубокие уколы», — согласно кивнула Алина.

— Да, — Регина Аскольдовна умиротворённо вздохнула, и девушке стало понятно, что она уже наполовину там. — «Теперь прощай. Пора. Смотри, светляк, встречая утро, убавляет пламя. Прощай, прощай и помни обо мне!»

* * *
— Без меня! — отрезал Виктор. — Не могу я в женщину стрелять. Понимаю, что она не «женщина», а чиновник, и маньячка к тому же, но — не могу.

— Не тебя и просили! — раздражённо бросила Алина. — Блин, опять клипсы надевать? Уши чуть не отвалились, я полкана этого еле дождалась!

— Да какие клипсы… — безнадёжно махнула рукой Ната, которая, будучи на вид наименее подозрительной из всех, проводила рекогносцировку. — Как в Юрьеве — не получится. В доме даже не консьержка, а охрана, у всех посторонних документы спрашивают и ещё в квартиру звонят для проверки. Ну и какой жилец подтвердит, что некая Лаврова Алина Петровна действительно им ожидается? И Верейкина не рано утром уезжает, а попозже, когда уже постоянно кто-то входит-выходит.

— С другой стороны, личной охраны у неё нет, так ведь? — размышлял Артур. — Если на подходе к машине…

— Бригантина[73] нужна, тогда получится, — поняла его мысль Алина. — Только экипаж — два партизана. Пилот и стрелок.

* * *
У Грачьи Погосяна была довольно нестандартная дурацкая привычка — приезжая вечером домой, он сначала как следует напивался прямо в машине. Происходило это не каждый день, но довольно часто.

Смысла пить именно в машине, конечно же, не было — Грачья жил один, и никакие жёны с тёщами не шипели бы на него, поднимись он с бутылкой в квартиру, однако подобное времяпрепровождение всё равно никому не мешало — музыку при своих балдежах Погосян не слушал и не делал попыток завести мотор, приняв даже первую дозу. Домой он брёл через пару часов после приезда, уже чуть не падая, но к утру молодой организм восстанавливался и позволял нормально доехать до работы, и только там Грачья иногда похмелялся.

В этот хмурый октябрьский вечер Погосян вновь проводил свой ритуал. Обычно он пил коньяк попроще, но на сей раз у него был настоящий ереванский «Ахтамар», и Грачья смаковал каждый глоток, мечтательно созерцая непроглядную осеннюю черноту. В машине было тепло, светились далёкими звёздами огоньки на приборной панели, и на соседнем сиденье стояла тарелочка с ломтиками суджука и полулежал фиал с дарующим забвение эликсиром… Что ещё нужно человеку для счастья?

«Мечтатель!» — усмехнулся про себя Виктор, стоя под козырьком подъезда и изображая мужика, которого жена выгоняет курить на улицу. — «Вот и мечтал бы один, так нет же — попёрся тогда пить с земляками!» — Погосян был одним из тех пятерых парней, с которыми дрался внук покойной Регины Аскольдовны. — «Да, в той компании ты оказался почти случайно и сам к девушке не приставал, но девятую заповедь[74] зачем было нарушать? Тебе-то самому ничего ведь не грозило!»

Смутный силуэт за стёклами серой «Мазды» наконец пришёл в движение, водительская дверь открылась, и Погосян начал выползать. Ему было хорошо — настолько хорошо, что для того, чтобы принять вертикальное положение, пришлось основательно вцепиться в крышу «Мазды». Наконец он встал на ноги и, поскальзываясь на мокрых листьях, добрёл до дома и скрылся в подъезде.

Виктор, собиравшийся было вырубить его у двери квартиры, затащить домой и связать, оставив дверь открытой, в последний момент с облегчением изменил свой план — Грачья, что случалось с ним в последнее время всё чаще, выронил ключи от машины, которые теперь тускло блестели на мокром асфальте.

* * *
«Туман», — недовольно нахмурилась судья Зоя Верейкина, выходя из «своей крепости» во двор. — «Но всё равно — не на метро же ехать! Это на самом деле не альтернатива своей машине, ибо означает ещё и полчаса пешком».

Впрочем, несмотря на туман, жизнь во дворе текла как всегда — в том числе и автомобильная. Вот отъезжает её сосед, вот садится за руль явно похмельная девица из «золотой молодёжи» («Нарвётся когда-нибудь!» — подумала судья), а вот и чья-то чужая серая «Мазда» стоит, и тоже с молодой девушкой за рулём. Машина явно не девушки — скорее кавказца какого-нибудь, судя по тонировке и обвесу. «Парня своего, что ли, поддатого забирает из гостей?»

Однако все эти мысли промелькнули лишь на краю сознания, не всколыхнув никаких эмоций — Верейкина уже была в эйфории, чувствуя пресловутые «бабочки в животе». Сегодня она снова отвесит почти максимальный срок мужику, да по самой тяжёлой статье, которую удастся натянуть! Точно по максимуму нельзя — хоть какие-то приличия нужно соблюдать. А жаль! Чем больше срок, тем сильнее её прёт. Если бы ещё приговор можно было оглашать лёжа, а не стоя!

«Хоть смертной казни в России, слава Богу, уже нет, а то бы уж ты развернулась!» — думал Артур, сидевший в машине сзади и как раз в этот момент поднимавший с пола «Кедр», на этот раз с штатным ПБС[75] — они всё же слегка отступили от просьбы Регины Аскольдовны, поскольку машину Алина водила гораздо лучше его, а критичным сейчас было мастерство именно пилота, а не стрелка. — «Но всё равно — если сложить все твои несправедливые приговоры, то на несколько пожизненных сроков хватит! А сколько людей умерло на зоне? Сколько — покончило с собой, не вынеся чиновничьего произвола? Сколько, наконец, просто сломалось и спилось, не найдя себя и своей жизни после тюрьмы?»

Треск выстрелов оказался неожиданно тихим — затвор «Кедра» и то лязгал громче, да и работающий мотор тоже смазывал звуки. Алина сразу же тронула машину, даже не повернувшись вбок полюбопытствовать — она знала, что Артур стреляет очень хорошо.

Невыносимо хорошо было и Зое Верейкиной, воображавшей последними каплями сознания, что она читает в суде приговор. Наконец-то сбылась её мечта — огласить приговор лёжа! А вокруг продолжалась жизнь — падали листья, моросил мелкий дождь, визжала так и не успевшая завести машину похмельная девица, и серая «Мазда», набирая скорость, выезжала со двора на туманную улицу.

* * *
— Как оно? — встревоженно спросила вернувшаяся с работы Ната.

— Да вроде ничего, — вспоминал Артур. — Ацетоном всё протёрли в машине, а пол водой залили. А на сиденья мы заранее полиэтилен положили. Машину в каком-то дворе оставили, ключи на сиденье бросили и дверь захлопнули. Сжечь, понятно, было бы надёжнее, но денег нет Погосяну этому заплатить.

— Мы его и так подставили, — скривилась Алина. — Мало того, что машину непонятно когда найдут, так ещё и примерять на него соучастие в мокром деле начнут, это уж «без почему».

— Вот пусть на своей шкуре почувствует, что такое быть несправедливо обвинённым! — Ната очень тяжело переживала смерть Регины Аскольдовны и была дико зла на Погосяна, равно как и на других фигурантов дела её внука.

— Кинуть ему, что ли, записку под дверь? Написать, где машина? — размышлял Виктор. — Чёрт, безоружная женщина всё-таки! — ему было явно не по себе. — Мы, получается, не лучше…

— Нет, мы — лучше! Потому что рискуем сами, а не ломаем со сладострастием человеческие судьбы из-под безопасного государева крыла, — Артур встал и выпрямился, будто выступая в римском сенате. — И не «безоружная», кстати! Её оружие — вся государственная машина. «Трусливый суд убьёт законом, но тот, кто смел, — мечом!»[76]

— Судье при вынесении приговоров надлежит, образно выражаясь, стоять с петлёй на шее[77], — добавила Алина.

— Косте бы ещё помочь, — прервала античных ораторов Ната, возвращая разговор из смерти к возрождению жизни. — Хотя бы ему, потому что Мхитару мы ничем помочь не можем. Записка, говоришь? — она посмотрела на Виктора. — Я не Погосяна имею в виду.

* * *
Подойдя к своей машине, Хачатур Паруйрович обнаружил под «дворником» уже изрядно намокший конверт. Номера, что ли, сняли, выкуп хотят? Нет, машина была в полном порядке, но всё равно конверту следовало уделить внимание. Предприниматель родом из «святых девяностых» чётко осознавал — как бы он ни отреагировал потом на сигнал неизвестно откуда, принять этот сигнал всё равно надо.

Он ожидал чего угодно — угроз, шантажа, да даже просто просьбы о деньгах, но только не этого. Наклеенные на лист бумаги буквы, вырезанные из газеты, расплывались перед глазами, и ему даже пришлось надеть очки, чтобы прочитать послание:

«Верейкина на вашей совести. Постарайтесь, чтобы на ней не оказалсяЕвменьев. Вы же Хачатур, а не Мататур!»[78]

Хачатур Паруйрович грустно рассмеялся. Надо же, и русские нахватались армянских слов! Послание-то составлял явно русский. А кто такой Евменьев? Ах да, Костя Евменьев, которого тогда закатали на семь лет за бедного Махо. «Несправедливо всё-таки, признаю», — размышлял предприниматель. — «А ведь у русских тоже есть свои Тейлеряны[79] — и меня вот весьма откровенно предупреждают, и Верейкину эту, судью, убили вчера, я знаю. Да самому противно было с ней дело иметь!» — он поморщился от неприятных воспоминаний. — «Евменьеву действительно надо скостить срок до минимума — Махо, дурак, сам тогда нарвался. Эх, кто бы ещё племяннику зрение вернул! Ослепнуть просто за дурь молодую — тоже ведь несправедливо… А сестре я ничего не скажу», — он наконец принял решение и, достав мобильник, позвонил своему адвокату.

* * *
— «Что невесел, генерал? Али корью захворал, али брагою опился, али в карты проиграл?»[80] — Артуру было очень заметно, что друг уже второй день ходит мрачнее тучи и время от времени скрипит зубами.

— Если бы генерал! — окрысился Виктор. — Всего лишь старший сержант, да и то запаса. А генералы как раз весёлые!

— Виктор иметь враг. Враг есть генерал. Моя твоя понимай? — с иронией посмотрела Алина, которая тоже успела неплохо изучить новых друзей и предпочитала зависать у них в квартире, несмотря на то, что они с Натой сняли комнату в соседнем доме. Сейчас все трое курили на кухне и ждали с работы Нату, тоже заходившую почти каждый день.

— Враг быть полковник. Враг стать генерал, — Виктор поддержал шутливый тон боевой подруги, но было прекрасно видно, насколько он рассержен. — Я иногда захожу в Интернет почитать, что там у чеченцев делается. Ну, дурь всякую пропускаю, а вот как жить стали — интересно. По-ихнему я только несколько слов знаю, но они иногда фотографии ставят, а некоторые вообще по-русски пишут. Вчера смотрю — что за дом такой? Не Чечня абсолютно! И в тексте под фото фамилия знакомая и что-то типа «Да покарает его Аллах!» Знаете, я хоть и не мусульманин, но присоединяюсь.

— Так что за полковник-то? — поинтересовался Артур. — Ваш?

— Да какой он «наш»! Если бы десантник или хоть мотострелок, а то «вован»[81]! Срочники у них ещё ничего, но офицеры с генералами… — Виктор явно собирался изречь нечто непечатное.

— Я тоже в курсе, что армейцы с «вованами» друг друга недолюбливают, — заметила Алина. — Ну и?

— Не в «недолюбливают» дело. Этот гад нам такую свинью подложил! Ты знаешь, что не все чеченцы были за террористов? Что были тейпы и за нас, и просто нейтральные, которые «федералов» к себе не пускали, но и боевиков тоже?

— Знаю, — кивнула девушка. — Со мной на одном курсе парень из Чечни учился, он как раз из такого тейпа был.

— Ну вот. Как говорится, «работает — не трогай». А этот урод приказал зачистку провести в таком нейтральном ауле. МВД же, они все гнилые какие-то, и аж кющать не могут, если у кого-то, кроме них, оружие есть! А какой чеченец без оружия? Оно вообще у любого мужика должно быть.

— И не только у мужика, — уточнил Артур, явно имея в виду Алину. — Вообще то, что «совок» сделал с русскими — это почти геноцид! «Обкомычи», конечно, всех гнобили, но русских — больше всего. Другое дело, что разрешить оружие — это должен быть не первый этап, а второй. Первый — разрешить просто самооборону, — он вспомнил Костю Евменьева. — Вот присосался же госупырь к этой пресловутой «монополии на насилие»!

— А ведь даже монополия не исключает частичного делегирования полномочий, — Алина поняла, что имеет в виду Артур. — Так что, «вованы» провели зачистку, и после этого аул перешёл на сторону боевиков?

— Типа того. Стали всем «федералам» мстить, а мы-то рядом располагались! Эти гады всё разгромили и уехали, а я отрезанные головы товарищей по утрам нахожу… — Виктор сжал кулаки и какое-то время сидел молча.

— А дом-то при чём тут? — наконец решился спросить Артур. — В нём этот генерал, что ли, живёт?

— Не «живёт». Наезжает с двумя такими же уродами раз в неделю-две, — разъяснил немного успокоившийся Виктор. — Даже зимой иногда. Приезжают утром, выпьют-закусят, шашлык-машлык, и вечером обратно. Дом, кстати, недалеко от Москвы, — он назвал деревню.

— Привет! — вошла Ната, у которой был свой ключ. — Ну вы и накурили! — она распахнула окно. — Опять, что ли, военный совет?

* * *
— Они все один другого стоят, — продолжал рассказывать Виктор. — Один, получается, своим полицайским рвением наплодил нам врагов на ровном месте. Другой — вообще военный преступник и подлец к тому же! Мирных жителей расстрелять приказал, представляете? Тут уж, конечно, шумиха поднялась, исполнители под трибунал пошли, да только сам полкан выскользнул! Нет, за чеченцев-то я мстить не буду, они мне враги и сами на это мастера, но чтобы боевых товарищей так подставлять?!

— А третий «чёрный полковник»[82]? Тоже «вован»? — спросила помрачневшая Ната, живо представившая себе, как её тащат к расстрельной яме только за то, что какому-то бонапартику захотелось выслужиться.

— Они все трое «вованы», только генералы уже, а не полковники. Третий тоже в Чечне был, там и сдружились. «Рыбак рыбака видит издалека».

— Да небось никто больше с ними дружить не хочет, вот и приходится между собой, — предположила Алина. — А этот третий — он что, тоже каратель?

— Будешь смеяться, но да! Только не в Чечне отметился, а в Москве, ну, тогда же, — Виктор многозначительно посмотрел на Артура.

— Всё понятно, — на лице друга появилось выражение, не предвещавшее ничего хорошего. — Накрыть их можно только в этой деревне, так? Только «Кедра» больше нет, мы же его сбросили тогда.

— Да и там не накроешь! Они ж с охраной постоянно, — досадливо поморщился Виктор. — Думаешь, откуда я всё это знаю? Чеченцы обсуждали, сошлись в итоге на том, что тут полноценная войнушка нужна, а они уже с нами более-менее замирились и не будут класть простых солдат. Казалось бы, враги, а надо же…

— Это ещё вопрос, кто тут больший враг! «Не между народами различай, а между слабостью человеческой и злом государевым», — Алина вспомнила напутствие Регины Аскольдовны.

— Да не в этом вопрос, а в том, что вообще никакого вопроса нет, — Виктор нервно закурил и безнадёжно опустил голову. — Ну что мы сделаем втроём? Ната не боец, да и вчетвером ничего бы не сделали — автоматов же нет, только два пистолета у нас с Артюхой. Да и не буду я в солдат стрелять, они-то ни в чём не виноваты. Блин, прямо хоть «ядрёную бонбу» на них сбрасывай!

— «Скатертью, скатертью хлорциан стелется и забирается под противогаз. Каждому, каждому в лучшее верится, падает, падает ядерный фугас!» — шутливо пропел Артур.

— Хлорциан не годится, — с неожиданной серьёзностью возразила Алина. — Очень раздражающая штука, сразу на свежий воздух выбегут. Подобного рода газы работают только тогда, когда бежать некуда. В газовой камере, например, или если сразу большая площадь накрыта, как в Первую мировую. Но подсказка на самом деле в той же песенке, только чуть дальше, — она взяла гитару и исполнила:


Скатертью, скатертью дифосген стелется
И забирается в ухо, нос и глаз.
Каждому, каждому в лучшее верится,
Но не у каждого есть противогаз!

— Линка, ты что, серьёзно? — недоуменно посмотрел Виктор. — Предлагаешь газом травануть? Дифосгеном этим самым?

— Так я же химик, а не десантник! Как там Марк Твен выражался? «Для человека с молотком всё выглядит как гвоздь». Только не дифосгеном, а просто фосгеном, сейчас как раз ноябрь, даже днём не больше пяти градусов.

— А фосген, если я правильно помню, кипит при восьми, и у него кумулятивное действие и не особо сильный запах, который к тому же не вызовет подозрения в редко посещаемом деревенском доме, — ухватился за идею Артур. — А что, в печную трубу флакон с клапаном подвесить — это мысль, они же наверняка печь затопят! Там ведь постоянной охраны нет?

— Постоянной — нет, — Виктор всё ещё колебался. — Просто приезжают с охраной, она каждый раз проверяет на предмет всякой взрывчатки и контролирует периметр, пока эти уроды там.

— Но в трубу ведь не лазают, нет?

— Да вроде нет. Только кто на крышу ночью полезет? Днём нельзя, деревня всё-таки населённая, хоть дом и на краю.

— Где мы фосген возьмём, я так понимаю, вопроса нет? — усмехнулась Алина. — Ну так и на крышу тоже я. Ты, понятно, тоже смог бы, но я легче.

— Ладно, — сдался Виктор. — Воину такие штучки, конечно, поперёк души, но у нас сейчас не армия, а партизанский отряд. Да и они скорее каратели, чем воины, так что… — он махнул рукой. — Ну что, Зина Портнова[83], говори, что тебе надо для дела?

— Противогаз у меня есть, и лабораторное стекло кое-какое, его и надо-то самый минимум. «Кошка» нужна с верёвкой, и главное, сделайте мне бокс для работы с ядами и спираль нагревательную.

— Сделаем, — кивнул Артур. — А реактивы?

— Четырёххлористый углерод и углекислый газ.

— И всё?

— И всё! — Алина озорно подмигнула. — Ещё активированный уголь и нашатырный спирт, чтобы потом проверить, что в воздухе этой гадости нет. Мне же на вашей кухне придётся химичить, негде больше.

— Ну, растворитель такой у меня дома есть, привезу. И сухой лёд, правильно?

— Не надо, — вмешалась Ната. — У меня на работе есть небольшие баллоны с углекислым газом, только нужно будет сразу на место вернуть.

— Опять мне таскать, — полушутя вздохнул Виктор. — Как же нам машины хотя бы одной не хватает!


* * *
Сидевшие на поваленном дереве парень и девушка явно выбрали не лучшее время для прогулок под луной, которая как раз взяла в свои руки прояснившееся небо. В порядком облетевшем лесочке за околицей деревни к вечеру стало действительно холодно — на лужицах появилась тонкая хрустящая корочка льда, и мокрые опавшие листья начали покрываться изморозью. Однако лесная парочка не могла позволить себе не только разжечь костёр, но и просто покурить.

— Нам не пора? — спросила девушка. — Забор же ещё, как перелезать будем в темноте?

— Пора, — согласился парень и, поднявшись, сделал несколько осторожных шагов в сторону деревни. — В соседнем доме свет не горит, — сообщил он через несколько секунд. — Или никого нет, или спят уже.

Они подошли к сетчатому забору с задней стороны дома, действительно крайнего — за спиной у них оставался только лес. Здесь парень, набросив на сетку вытащенное из своего рюкзака одеяло, сначала подсадил девушку, довольно ловко спрыгнувшую по другую сторону, а затем сам, ухватившись руками за столбик, могучим рывком перебросился через забор. Чуть слышно прошуршав пожухлой травой, парочка подошла к дому и укрылась под его стеной.

— Может быть, заранее набросишь? — предложила девушка.

— Нет, подождём, — возразил парень. — Небо ещё не совсем тёмное, могут случайно заметить. Потом при луне наброшу.

Стемнело, впрочем, довольно быстро, и уже через полчаса он, достав лассо с приделанной к нему дополнительной тонкой верёвочкой, со второй попытки набросил его на чётко выделявшуюся на фоне луны печную трубу. Девушка сразу полезла по верёвке вверх и вскорости оказалась на крыше, где, пригнувшись за трубой, сняла рюкзак.

В первую очередь она достала смоченную чем-то плотную тканевую маску и надела её. Затем из рюкзака появился молоток, которым девушка, осторожно постукивая и подсвечивая при этом тусклым налобным фонариком, загнала изнутри трубы гвоздь между кирпичами. После этого она взяла шнурок с петелькой на конце и, опустив его в трубу, замерила высоту до вьюшки. Быстро отрезав карманным ножом лишнее, девушка наконец извлекла из рюкзака контейнер со льдом, а из него — пластиковый флакон, который был немедленно лишён колпачка, прицеплен к шнурку и опущен в трубу. Посветив фонариком в последний раз и тщательно прибрав всё обратно в рюкзак, она съехала по верёвке вниз, и парень, потянув за дополнительную верёвочку, разомкнул хитрый карабин, снимая лассо с трубы.

— Скатертью дихлорид-карбонил[84] стелется… — зловещим шёпотом пропела девушка — ей нужно было хоть немного разрядиться. — Отход!

Через забор парочка перелезла тем же путём, после чего быстро, но не топая, зашагала в сторону железнодорожной платформы — Виктору и Алине нужно было успеть на последнюю электричку.


* * *
— Не буду я, наверное, контракт продлевать, — сообщил Артур. — Проект, под который меня на работу брали, закончен, теперь только сопровождение, много программистов не нужно.

— А что, других проектов нет? — поинтересовалась Ната.

— Есть, но там начальство другое и, соответственно, режим другой. Дома не дают работать, а мне как раз дома и работается лучше всего.

— Нет навязанного извне ритма, понимаю, — кивнул Виктор. — Сейчас конец декабря, а контракт, я так понимаю, был с февраля на год, то есть тебе месяц с небольшим осталось?

— Ну да. А потом, не поверите, думаю в репетиторы податься! — Артур сделал хитрые глаза.

— Знаешь, у тебя получится, — улыбнулась Ната. — Только не здесь же учеников принимать? Несолидная какая-то квартира для этого.

— Сам выезжать буду, а потом, может быть, офис сниму в бизнес-центре. Линка, а ты не хочешь попробовать химию преподавать?

— Профессионально — нет, — прикинула Алина. — Преподаватель из меня так себе, да и предмет, что называется, нишевый. Это у тебя математика — крупнотоннажный продукт! И физика ещё, так что ты точно без учеников не останешься.

— Линка не училка, Линка партизанка! — Ната, откровенно веселясь, показала подруге язык.

— Эт точно! — усмехнулся Виктор. — Особенно с теми генералами знатно получилось! В широкие народные массы, правда, не пошло, замолчали кое-как, но есть у меня кое-какие армейские знакомые… Говорят, некоторые личности теперь даже спят в противогазах! Артюха, ты кого-нибудь ждёшь? — он с удивлением повернулся к другу, потому что кто-то позвонил в дверь.

— Нет вроде. Да глазок же есть, посмотрим?

— Девочка какая-то, — Виктор недоуменно пожал плечами, но всё-таки открыл дверь.

— Юлька! — ахнула выглянувшая в прихожую Алина. — Сестра, — она быстро затаскивала в квартиру совершенно продрогшую девочку, на вид где-то лет пятнадцати.


* * *
— Ещё одна партизанка отмороженная! — Алина, поговорив на кухне с сестрой, вышла в комнату к друзьям, оставив голодную девочку расправляться с омлетом. — Ладно бы злодея какого, а то соседку, да при всём честном народе!

— Это каким же образом? — подняла брови Ната.

— «Да не образом, дура, а бензопилой!» — подруга перефразировала известный анекдот. — Достали её эти бабки приподъездные, ну и… Может быть, и не насмерть, но крови, говорит, было аж море.

— Хм. А ведь тоже — власть, — изрёк Артур. — Самопровозглашённая, конечно, но существует некий общественный коитус, то есть консенсус, что подобного рода тётки имеют право «не пущать» и покрикивать.

— Да не до философии сейчас! Делать-то что будем? Юлька в розыске небось, как только умудрилась до Москвы добраться? Хорошо хоть, моего нового адреса не знает, а то бы запомнила её хозяйка наша.

— Мы её что, не спрячем? — пожал плечами Виктор.

— И получится, что она сама себя в тюрьму посадила! — рассвирепела Алина. — Ни учиться, ни просто на улицу выйти… Наталь, что с тобой? — выражение лица Наты было совершенно запредельным.

— «Четверо да пожертвуют нами во спасение пятого…» — прошептала девушка, снимая с шеи радужный амулет.

— Похоже, да, — понял Артур. — Теперь — уже не «преждевременно». Hic et nunc[85]!

— Тогда одеваемся — и за руки! — Алина приволокла с кухни всхлипывающую сестру и достала свой амулет. — Давайте, что ли, кровью для верности?

— Не одной же иголкой! — запротестовала Ната. — Я всё-таки фельдшер, и фельдшер негодует! Линка, достань из шкафа аптечку, я здесь оставляла, — она взяла из своей аптечки несколько одноразовых скарификаторов.

Пять капель крови упало в углубление её амулета, и Алина, приготовившись накрыть его своей половинкой, внимательно посмотрела вокруг:

— Все взялись за руки? Меня тоже под руку возьмите. Соединяем!

— А к-куда мы попадём? — испугалась Юля.

— Не знаю. Но куда-нибудь да попадём! — амулеты в руках девушек схлопнулись, превратившись в единую радугу.

Квартира исчезла.

Четверо и Пятая были уже не здесь.

Глава 7. Эскалоп из эскулапа

Не буди того, что отмечталось,

Не волнуй того, что не сбылось, —

Слишком раннюю утрату и усталость

Испытать мне в жизни привелось.

С. Есенин
11 октября — ноябрь 2005


— Так вот как вы оказались на Тарлаоне! — сообразил Алексей. — Дальше я немного знаю, Даша рассказывала.

— А я чувствовала, что тебе приходилось убивать. Но что именно ты завалил Голика? — воодушевилась Кристина. — Вот этого я даже представить себе не могла — что обнимаю историческую личность.

— Король медведей и цели выбирает королевские! — отшутился Артур.

— Ну и правильно! И Голика, и всех тех уродов, которых вы положили. Знаешь ведь, настрадалась я от этих государевых сатрапчиков, так что туда им и дорога! Как там было у Булгакова? «Королева в восхищении!»[86] — Кристина прильнула к нему страстным долгим поцелуем.

— Кстати, от меня персональная благодарность за Азерникова, — повернулся Алексей к Виктору. — Именно за него, и ты прекрасно понимаешь, почему… А Мхитару этому вы разве теперь не можете помочь? — он не оставил без внимания ещё одну человеческую трагедию.

* * *
Человек во тьме.

Человек неподвижно сидит на скамейке, наслаждаясь заходящим солнцем и последним теплом. В руках он держит толстую книгу и раз за разом перечитывает одно и то же место: «А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идёт, потому что тьма ослепила ему глаза»[87].

Книга на русском языке, а не на его родном армянском, но русский, пожалуй, столь же родной ему, и думает он сейчас по-русски. «Кто же ненавидел брата своего? Кто согрешил?» — в который уже раз проносятся его мысли. — «Получается, что всё-таки я сам, причём дважды». Он вздыхает и начинает быстро листать книгу — в поисках слов, всегда дававших ему утешение и смутную надежду: «Но это для того, чтобы на нём явились дела Божии»[88].

— Простите, можно присесть покурить? Я вам не помешаю? — низкий, какой-то стелющийся женский голос.

— Не помешаете, — человек слегка улыбается. — А у вас закурить не найдётся? Я редко курю, не взял с собой.

Они курят — молча, и женщина встаёт и тихо уходит. И он, не переставая грустно улыбаться, думает: «Сестра… Теперь они все для меня — сёстры». И время бежит дальше.

Солнце давно уже не ласкало, поднялся ветер, и явно собирался дождь, но человек всё продолжал сидеть с книгой, которая сама была как солнце.

Книгой, набранной рельефными точками.

Человек был слепым.

* * *
— Лсум эм![89] — высветившийся на экране мобильника номер был незнакомым, но звонили на телефон, которым Матевосян пользовался только для связи со своей роднёй и близкими друзьями.

— Хачатур Паруйрович? Добрый вечер! — ответил по-русски довольно приятный женский голос. — Дело касается вашего племянника.

— Что с ним? — встревожился Матевосян, моментально сообразив, что слепой Махо, скорее всего, попал под машину и теперь звонит врач из больницы.

— Не беспокойтесь, ничего. Мы ищем возможность помочь ему, — женщина выделила голосом слово «помочь», — и мне нужно поговорить с вами.

— «Вы» — это кто, простите?

— «Мы» — это мы, — чувствовалась, что невидимая собеседница иронично усмехнулась. — У вас есть возможность встретиться наедине? Вы же купец, наверняка знаете такое место для деловых переговоров.

— Знаю, конечно, — Матевосян, разумеется, опасался, ибо всё было насквозь непонятным, но всё же решился продолжить разговор. — Только почему именно со мной поговорить?

— С самим Мхитаром не могу, и с его мамой тоже, не хочется зря обнадёживать, — виноватым тоном произнесла женщина. — Я не на сто процентов уверена, что мы сможем.

— Вы что, имеете в виду…

— Да.

— Хорошо, — потрясённо выдохнул Хачатур Паруйрович. — Вы сможете подъехать где-то в пять-десять минут девятого в ресторан «Арцах»? Знаете, где это? — он продиктовал адрес. — Назовитесь, и вас проводят в кабинет. Да, кстати, как вас зовут?

— Таисия. До встречи!

* * *
У преуспевающего предпринимателя Хачатура Матевосяна была невероятно ревнивая жена, которую он при всём том очень любил и не хотел расстраивать её даже случайно павшим подозрением, поэтому предложил телефонной незнакомке именно «Арцах». С любовницами, по давнему молчаливому уговору, здесь не встречались, не подавали и калейдоскоп закусок со всего мира — только суровые мужчины, иногда с жёнами, и только старинная армянская кухня. Одинокая женщина со стороны могла попасть в этот ресторан лишь будучи приглашена как деловой партнёр, но бывало это очень редко, и метрдотель Самвел был немало удивлён, когда хорошо знакомый ему Матевосян сообщил, кого именно будет ждать в кабинете.

Впрочем, вошедшая через пять минут женщина отчасти избавила его от удивления, поскольку на вид была именно деловым партнёром — красивый, но строгий костюм, не очень высокие каблуки, из украшений — только небольшие серьги без камней. Услышав имя — Таисия — метрдотель спокойно проводил её в кабинет.

— Добрый вечер! — нервно приподнялся Хачатур Паруйрович. — Вы Таисия?

— Да, — улыбнулась женщина. — Это я вам звонила.

— Закажете что-нибудь? — незнакомка была само обаяние, и он начал быстро успокаиваться. — Как-то не принято у нас прямо с порога о делах говорить. Только здесь без изысков — всё очень вкусное, но зигзагами всякими не украшают.

— И не надо! — понимающе кивнула Ната, не ставшая представляться настоящим именем — больше она встречаться с Матевосяном не предполагала. — Что вы порекомендуете, чтобы попроще? Здесь, насколько я понимаю, чем проще, тем вкуснее.

— Тжвжик[90], если вы любите печёнку. И настоящее армянское вино — грузинское, как у вас говорят, «отдыхает»!.. Так кто вы? — поинтересовался Матевосян через несколько минут, когда им принесли вино и нарезанный суджук.

— Фея, — спокойно ответила женщина.

— Лесная Сестра, вы хотите сказать? Не удивляйтесь, я, конечно, мужчина, но у меня жена и две дочери, — он с интересом посмотрел на незнакомку. — И вы можете помочь Махо?

— Скорее всего да, но мне нужно точно знать, почему он не видит, — фея вертела в руках бокал. — Что конкретно у него повреждено?

— Зрительный отдел мозга, — нахмурился Хачатур Паруйрович. — Он упал и затылок проломил, ну и… Сами глаза-то в порядке.

— Понятно, — Ната уже прикидывала, как будет объясняться с Леренной — никто из восьмерых русских Лесных Сестёр и их учениц, к сожалению, нужного дара не имел, а вот на Тарлаоне такая фея найтись могла. — Но только… Как выражался Цицерон, benefacta male locata malefacta arbitror[91]. Вы уверены, что он — достоин? («Алина уже заглянула в память Мхитара, но нужно подтверждение от близкого человека, который хорошо его знает»).

— Вы, я так понимаю, в курсе всей этой истории? — Матевосян грустно усмехнулся. — Дурить — точно уже не будет, а насчёт неправды на суде… Это я его подбил, — признался он. — Да что рассказывать, вы небось и так про меня всё знаете! Давайте пока поедим спокойно, — им как раз принесли заказанное. — Кющать с красивый дэвущк надо нэ спэша! — Хачатур Паруйрович прекрасно говорил по-русски, но, чтобы немного разрядить обстановку, изобразил классического кавказца из анекдотов.

* * *
В пахнущем свежим деревом крестьянском доме «кющать» уже заканчивали, и Навепа собирала со стола глиняные миски. Есть всей семьёй из одной миски на Тарлаоне было не принято даже среди крестьян — это позволяли себе только люди совсем нищие да ещё, пожалуй, совсем никакие хозяева, ленившиеся вымыть несколько мисок.

— Добрый вечер, о-фенет! — появившаяся Юля поставила на стол корзинку с печеньем собственной выпечки. Печенье было самое примитивное, «суворовское», то есть просто песочное с повидлом — Нисталь очень просил их с Леренной не приучать ниметарцев ни к каким пряностям, которые не смогли бы расти в Ниметаре и сопредельных княжествах, и потому ни ванили, ни чёрного перца, ни корицы, ни кардамона фея добавить в тесто не могла, как не могла и угостить крестьянскую семью чаем или кофе.

— Добрый вечер, ханисетль! — Паланир привстал, на правах хозяина приветствуя гостью за всех. — Опять это баловство? — печенью он, впрочем, отдал должное с большим удовольствием.

— Я что зашла-то? — лакомство было съедено уже через несколько минут. — Хотела спросить — что вы дальше делать собираетесь? Хансат посеяли, теперь только скотину с птицей смотреть до весны.

— Кузницу ставить будем! Сначала, правда, угля купить надо и кирпичей наделать, — кирпич на Тарлаоне знали, но дерева для обжига в Ниметаре было не так много, чтобы массово строить из кирпича, и лишь появившийся недавно фетеринский уголь начал выправлять положение. — Не купишь сама, чтобы нам привезли? Всё быстрее будет.

— Пали!.. — охнула Навепа, для которой даже сама мысль гонять с поручением Лесную Сестру, будто купеческого приказчика, была потрясением основ.

— Ну что «Пали»? Одно дело делаем! — проворчал Паланир.

— Именно! — улыбнулась Юля. — Куплю завтра, а вы пока печь ставьте и кирпичи начинайте лепить.

* * *
— Вы только не думайте, что все диаспоры — это сплошные мафиози и бандиты! — размахивал руками Матевосян. — Такие же люди. Тем более армяне, мы народ мастеров вообще-то! Ну да, «купцов», как вы выразились, тоже много, но мы ж не азеры какие-нибудь, которые только на базаре и могут стоять, — Хачатур Паруйрович не был бы армянином, если бы не прошёлся по давним недругам. — С камнем как работаем — это же песня! А учёные? А музыканты? Вот только машины делать не надо было нас заставлять, не наше это.

— А кто заставлял-то? — поинтересовалась Ната. — И почему — «не ваше»? И этому быстро научились бы.

— Да совок, кто ж ещё? Научились бы, конечно, но «обкомычи» эти разве учили? Спустили разнарядку на ровном месте да и всё. Заводы отгрохали, а культуры производства-то нет! И дефицит этот советский, вы то время застали?.. С семьдесят седьмого, говорите? Значит, застали. Ничего не купишь по-нормальному, даже цемент и тот краденый в основном. Армяне всегда на века строили, а при «обкомычах» до девятиэтажек чуть ли не из чистого песка докатились! Ну и посыпались эти девятиэтажки нам на головы в восемьдесят восьмом[92]… — Матевосян скорбно скрипнул зубами, и девушка поняла, что он потерял тогда кого-то из родных.

— Но всё-таки, а как же то дело Евменьева? — спросила она, выдержав некоторую паузу. — Диаспора-то ваша, получается, пятой колонной оказалась — в наше общество дополнительную неправду принесла!

— Да какая там «пятая колонна»? Злой просто был. Не видели вы мою сестру тогда… и слава Богу, что не видели. На чиновников ваших лучше посмотрите — вот где пятая колонна! Всегда ведь русского задвинут в пользу кавказца, ну мы и пользуемся, а кто бы удержался? — Хачатур Паруйрович был отнюдь не святым и страстно искал аргументы в своё оправдание. — А знаете, почему они типа за нас? Да не «за нас» они, просто там, где русскому надо штуку баксов занести, с армянина — две стрясут! А эти «кривозащитники», которым лишь бы против русских? Они что, тоже «за нас»?! Помню, один наш брат, который, между нами, не шибко «брат», девушку вашу… ну, это самое, так журналистка из этих договорилась до того, что «не надо слишком строго, у армян же традиция такая». Лизнуть хотела, дура, а на самом деле гадость про нас сказала, это же оскорбление всему народу!

— Да эти что ни скажут — всё равно гадость получится, — поморщилась девушка. — Для них вы не люди, а священные коровы какие-то. Священные, но — животные! С человека и спрашивать надо как с человека, а не как с твари неразумной.

— Именно! Я вот думаю — а кто вообще для них «люди»? Русских — презирают, нерусских — тоже презирают. Только они сами, получается?

— Ну почему? Ещё, понятно, наглосуксь и еврокрысы, — ухмыльнулась Ната, успевшая перенять эти именования от не стеснявшейся резких выражений Ларисы.

— Ну да, западло всякое, — рассмеялся Матевосян. — Только и это, я полагаю, до поры до времени.

— Ладно, — девушка взяла свою сумочку. — Мхитару — поможем. Может быть, не прямо завтра, но как только сможем, вы наверняка первый от него узнаете… Нет-нет, я не за деньгами! Прекрасно понимаю, что обижу, — она достала из сумочки обитый бархатом футляр. — Каринэ, младшей вашей, скоро шестнадцать? Ну так и вы фею не обижайте. Когда это феи отпускали девушек без подарка?

* * *
Появляться на Тарлаоне Ната стеснялась, поскольку до сих пор совершенно не знала языка, но дело и так задержалось почти на три месяца. «Всё ведь можно было выяснить ещё в июле, когда Леренна появилась у нас в первый раз!» — она была сильно недовольна собой. — «А мы благополучно забыли… Нет, до настоящей феи мне ещё расти и расти».

— Привет, Лисси! — девушка оказалась в том же лесном домике, что и Даша полтора месяца назад, и она сама перед посвящением Ани, а потом Инессы. — Лера сегодня появится, не знаешь? — жили в домике Манелисса и Юля, но Леренна тоже бывала очень часто.

— Привет, Талли! — Манелисса тоже сократила имя на тарлаонский манер. — Ренни бывает почти каждый день. Будешь ждать?

— Да, мне нужно кое-что выяснить. В принципе и ты можешь это знать, но…

— Но я плохо говорю по-русски, — понимающе кивнула тарлаонка. — Постараюсь призвать, — она сложила руки, чтобы зелёные камни в её кольцах соприкоснулись, и сосредоточенно посмотрела на них.

Леренна появилась уже через несколько минут:

— Привет, Наталь! Что-то случилось?

— «Случилось» ещё четыре с лишним года назад, — призналась Ната. — Но возможность помочь появилась совсем недавно. Ты не знаешь, кто-нибудь из ваших Лесных Сестёр может восстанавливать повреждённые участки мозга? — она начала излагать суть дела, и умная Леренна поняла довольно быстро:

— О Лаонет, да я же! Помню, маленькая ещё была, идём с Меллеан по селу какому-то, и тут парень перед нами на колени бросается: «О-ханисетль, помогите!» Это в Тинистаре было, там такое рабство в порядке вещей, — пояснила она.

— Раболепство, — поправила землянка.

— Ну да, раболепство. Оказалось, его отец несколько дней назад неожиданно упал и встать не смог, и говорить не может, только мычит, как метелан. Меллеан и говорит ему, что знает, но не может, такого дара у неё нет, разве что ученица попробует, то есть я. Ну приходим и видим, что с мужиком действительно это. Как по-русски называется, кстати? Или вы таким не болеете?

— Инсульт. К сожалению, болеем, и гораздо чаще тарлаонцев.

— Ну вот, кладу я ему руки на голову и вижу левой рукой нити какие-то, и в одном месте они порваны и кровью залиты. Пытаюсь соединить, но одной рукой не получается, на другой-то кольца не было ещё, — продолжала Леренна. — Меллеан подсказала, чтобы я медальон сняла и примотала его на правую руку, тогда стало получаться. Не скажу, что человек совсем здоровый стал, но ходить и говорить смог после этого.

— А если воина ранили в голову? Приходилось таких лечить?

— Да, было несколько раз, когда уже Первой ученицей стала. Тоже ноги у них отнимались, иногда язык, но что из-за такого можно ослепнуть? Никогда не слышала, — тарлаонская фея была явно удивлена. — Но да, похоже, здесь могу помочь именно я. Сегодня появлюсь, только купи мне пальто осеннее. У вас же холодно уже?

* * *
Продолжавшийся полтора дня дождь наконец прекратился, и человек с книгой вновь сел на ту же скамейку в небольшом парке. Скамейка ещё не успела высохнуть, но он захватил с собой тряпку и тщательно протёр её.

Книгу он, однако, сегодня открывать не торопился — просто сидел, повернувшись в ту сторону, где должно было быть солнце. Но солнца не было — лишь ветер шептался с падающими листьями, доносился издалека приглушённый шум мегаполиса да временами шуршали мимо редкие прохожие.

Вот и снова шаги по влажным листьям — двойные, лёгкие, чуть пристукивающие. «Женские», — думает человек и улыбается в сторону шагов. Но шаги почему-то не удаляются, а неожиданно обрываются прямо у скамейки, и две женщины, явно молодые, садятся справа и слева от него.

— Добрый вечер! Вы Мхитар? — приятный весёлый голос справа и тонкий аромат каких-то не то цветов, не то трав, но это не духи.

— Да, — он пытается представить себе незнакомку и думает: «Красивая, наверное. Не может женщина с таким красивым голосом сама быть некрасивой».

— Не двигайтесь пару минут, — звучит голос слева, и мягкие руки ложатся ему на затылок. На руках кольца — чувствуется прикосновение металла. И русский язык, как он сразу отмечает, для этой женщины не родной — говорит с заметным акцентом, но не армянским.

— Зачем? — недоумевает человек.

— Подождите, не двигайтесь, — повторяет голос. — Вижу. Соединяю, — перед глазами начинают проплывать мутные пятна. Нет, уже не мутные — просто неяркие, на нём же затемнённые очки! Он пытается посмотреть из-под очков вниз и видит жёлтый лист с лукаво задранным хвостиком.

Видит.

Руки покидают его затылок, и женщины встают и становятся перед ним. Они действительно очень красивые — обе.

— Не торопитесь сразу снимать тёмные очки, привыкайте постепенно. И будьте просто поосторожнее с собой, — улыбается та, что сидела справа. — Дальше — уже ваша жизнь! — женщины неожиданно исчезают.

Человек сидит в совершенном смятении. Рвануться домой? Позвонить маме? Позвонить, наконец, дяде? Нет, сначала он сделает то, зачем и пришёл сегодня в парк, как приходит почти каждый вечер.

Ласково улыбаясь хмурому октябрьскому небу, он раскрывает книгу и читает: «Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков»[93].

* * *
Идти от школы до дома Белке было минут десять, но рассвистевшийся ветер начал со злостью плеваться в глаза пешеходам мокрым снегом, и Кристина, предупредив сначала Оксану, позвонила Артуру и попросила довезти обоих детей на машине — уроков у Белки и Лёни сегодня было поровну. Сама она тоже училась водить, но права ещё не получила, да и всё равно — рабочее время!

Серебристая «Тойота» подъехала к школе ровно за пять минут до конца последнего урока, и Страж Вихрей, подойдя к дверям, вытащил сигарету. Курить на школьном дворе было жутким моветоном, но он опасался разминуться с детьми, которые, понятно, не знали, что сегодня их встречают.

Выглянувший школьный охранник, однако, не стал прогонять его, а встал по другую сторону урны и тоже закурил. «Мало того, что сам в школе курит, так ещё и другим позволяет», — неодобрительно заметил про себя Артур. — «Да-да, именно в такой последовательности, что я, вахтёрчиков этих не знаю? У них же по жизни установка — «quod licet Jovi non licet bovi»[94]. А курит-то как нервно! Явно что-то нехорошее случилось — то ли с ним самим, то ли в школе… В школе, где Лёня с Белочкой учатся?!»

«Старших слушаться надо!» — думал охранник, явно пытаясь убедить в чём-то самого себя. — «Тем более медсестру, она плохого не сделает! Я тебе покажу «нет»! Что значит «нет», если по-ло-же-но?»

«Наталь!» — призвал обеспокоившийся Страж Вихрей. — «Как можно скорее появи у Белкиной школы Алину или Ларису! Кто из них сейчас более-менее свободен?»

* * *
— В такую погоду я и сама могу появляться, — Алина подошла уже через минуту. — Чья память нужна? — охранник к тому времени успел докурить и вернуться на пост. — И почему так срочно?

— Его, — показал Артур.

Ледяная Дева, не задавая лишних вопросов, приоткрыла дверь и несколько секунд смотрела на охранника, а потом гневно стиснула зубы:

— С-суки… Срочно появи меня в медпункте!

— Невидимую? — Страж Вихрей тоже не стал спрашивать лишнего, тем более что уже прозвенел звонок и в раздевалку устремилась лавина младшеклассников.

— Ну да. Минута у нас есть?

— Конечно. Белка же не солдат, чтобы так быстро одеться! — «несладкая парочка» на полминуты исчезла.

* * *
— Давайте к нам? — предложил Лёня. — Мама фаршированный перец обещала и печенье. Белк, твоя бабушка дома?

— Сегодня нет. Давай пойдём к тебе, — аккуратную и рассудительную Белку, которая к тому же всегда могла призвать Нату, мама с бабушкой не боялись оставлять одну дома, но зачем быть одной, когда можно пойти в гости?

— Турик! Белочка! — обрадованно встретила их нарядная Оксана — теперь она изо всех сил старалась не ходить распустёхой даже дома. — Заходите, у меня всё готово!

— Что в школе? — ненавязчиво поинтересовался Страж Вихрей, когда они пообедали и Белка принялась азартно лакомиться печеньем — девочка очень любила сладкое.

— Две пятёрки, — доложил Лёня. — И Манту всем делали, только я в туалете спрятался.

— Леонид, ты что, так и будешь всё время прятаться? — Артур недовольно взглянул на ученика. — Это не выход, поверь! Кси, что ты ему отказ не напишешь?

— А можно? — не поверила Оксана. — Это же не прививка.

— От всего можно, — подтвердил Страж Вихрей. — А от таких средневековых тестов — даже нужно.

— У нас теперь нельзя, — возразила Белка, продолжая жевать печенье. — Ты спрятался, а Ксюша не смогла! — она с печальной укоризной посмотрела на мальчика.

— Какая Ксюша? — встревожилась Оксана. — Златова, из вашего класса? — она повернулась к сыну.

— Ага, — выдавил из себя Лёня. — Она сказала, что у неё отказ, а медсестра говорит: «Я никаких таких отказов не видела!» И тащит её к себе. Она даже вырвалась, побежала по коридору, но её дядя Миша поймал.

— Знаю я Мишу этого, — женщина слегка удивилась. — Не злой же вроде человек?

«Не злой», — мысленно согласился Артур, уже знавший, что произошло утром в школе. — «Он просто услужливый дурак, который, как известно, опаснее врага»[95].

— Ну, дядя Миша её держит, спрашивает — в чём дело? А медсестра ему кричит: «Несите её в медпункт, она укол делать не хочет!» Он и потащил, — изложила Белка.

— А вы где были? — Страж Вихрей резко развернулся к детям. — Один в туалете прячется, другая спокойно смотрит — не её же класс штампуют! Почему меня не призвали?

— Ой… Я Нату хотела… — Белка виновато спрятала глаза.

— Не сообразил… — прошептал весь красный от стыда Лёня.

— Ладно, — вздохнул Артур. — Не ругать же вас в таком возрасте за то, что против Его Взрослого Величества пойти не осмелились! Хоть не подумали «значит, так надо», и то хорошо.

Но тут взорвалась уже Оксана:

— Трясця його матері[96]! А завтра он Белочку так же потащит? Я этому «дяде Мише» покажу, что такое рассерженная хохлушка! Турик, ухваты где-нибудь продаются?

— Кси, ты что, сковородкой не обойдёшься? — Страж Вихрей иронично поднял бровь. — С этим дураком и по закону разобраться можно. Кирилл, насколько я помню, адвокат?

— А толку? «По закону» — это Ксюшина мама должна, а я её знаю — такая овца!.. — поморщившись, женщина всё-таки взяла мобильник и позвонила бывшему мужу, который, впрочем, с недавних пор вновь стал уже не совсем бывшим.

* * *
В окрестностях Касамы, где строилась кузница, снег должен был выпасть только через месяц, но пятерым мужчинам и одной женщине, делавшим кирпичи, медлить всё равно не стоило. Снова и снова ложилась на лист железа собранная из толстых досок решётка, её ячейки плотно набивались хорошо размятой глиной, Роман подогревал глину взглядом, слегка подсушивая, и молодая магиня Альсинна, ученица Летраля, делала решётку совсем лёгкой, чтобы Паланир с Нилармахом могли быстро поднять её, оставляя на листе несколько рядков кирпичей, которые ещё раз подсушивались и затем отправлялись в грубо сработанную печь.

— Рано темнеть начало, — Паланир озабоченно посмотрел на небо. — Всё, последние обжигаем! Марди, не месите больше глину!

— Завтра продолжим? — отозвался Мардон, работавший в паре с Виктором.

— Да вот не знаю, может, хватит уже? — Паланир задумчиво озирал длинные штабеля готовых кирпичей. — Нисси! — позвал он. — Ты считала, сколько уже кирпичей и сколько их нужно?

— Да, — подошла Танисса, держа в руке листок с расчётами. — Получается, что уже хватит с запасом.

— С каким запасом? — спросил Нилармах. — Кирпич же в кузнице не только на стены нужен.

— Примерно треть сверху, — девочка ещё раз заглянула в свои записи.

— Дай посмотрю, — протянул руку Виктор. — Вроде правильно, — Танисса пользовалась земными цифрами, и он без труда сравнил два числа и ещё раз проверил чертёж кузницы и расчёты.

— Как раз камень завтра должны привезти, — вспомнил Паланир. — Шабаш! С утра копаем яму под фундамент. О-ханисет, вы сразу на Симелан, что ли? Хоть бы поужинали с нами.

— Немного позже, — ответил Виктор. — Пока очень плохо по-вашему говорим. И помыться надо, — он был весь в глине, да и Роман не намного чище.

— Ладно, — крестьянин понимающе кивнул. — Ханисетль Альсинна, а ты?

— А я — да, — приняла приглашение магиня. — И заночую у вас, а то темно уже. Я же не Лесная Сестра, появляться не умею!

* * *
— Оксана, что случилось? — вернувшаяся с работы Кристина первым делом зашла за Белкой. — Шипишь, как сердитая кошка, и поза примерно такая же.

— Что случилось, спрашиваешь? Беспредельщики в нашей школе завелись, вот что случилось! — Оксана оглянулась на закрытую дверь, за которой Лёня с Белкой делали уроки, и, не особо стесняясь в выражениях, обрисовала ситуацию.

— Господи! — побледнела Кристина. — Я ведь Белке тоже отказ писала!

— Да вертели они все эти отказы!.. И главное, не боятся ничего — «ой, ну сделала укольчик, ну что же теперь?» —подруга изобразила советскую врачиху. — Я Кирилла вот жду — может быть, хоть охранника убрать получится! И ты не отмалчивайся! Наши дети в ту же школу ходят, а там этот придурок сидеть будет?!

— Ну ты, мать, даёшь! — несмотря на весь трагизм ситуации, Кристина рассмеялась. — Он у тебя что, киллер по совместительству? — она тоже знала, что Кирилл был адвокатом.

— Из школы убрать, в смысле! Пойдём с ним к маме Ксюши этой, а то ведь так и утрётся, что я, не знаю её? Ты с нами? Артур не может, он занят сегодня.

— Тогда хоть с Натой посоветуюсь. Вы когда встречаться договорились?

— Кирилл сказал, подъедет без пятнадцати восемь, и мы сразу к Ксюше идём.

— Часа через полтора, значит, — Кристина посмотрела на часы. — Белочка! — позвала она, заглянув в комнату. — Ты домой или с Лёней останешься? Я к Нате.

— Мама, я тоже хочу к Нате! — обрадовалось Белка.

— Белочка, только не сегодня! Мама идёт на войну! Мама будет сражаться за свою дочку! — женщина и сама не поняла, почему у неё вырвались именно эти слова.

Девочка, собравшаяся было заплакать, неожиданно подняла голову и молча кивнула — с понимающим, совершенно не детским взглядом.

* * *
На этот раз вместо Наты на призыв откликнулась Аня:

— Рома на Тарлаоне ещё. Сказал, что вернётся жутко грязный, хоть помоется сначала, а то я так и начну его грязного обнимать! — они перенеслись в квартиру фей, и девушка взяла только что приготовленную чашку кофе. — Ната в магазин вышла, скоро придёт.

Вместо Наты, однако, сначала вошла Алина, и почти сразу появился Артур:

— Привет, Крис! У меня «окно», один ученик заболел. Ты уже знаешь? Не отпускай завтра Белку в школу, их класс штамповать будут.

— Да, так лучше всего, — согласилась Кристина. — С этими сатрапчиками когда ещё разберутся…

— Думаю, с медсестрой — уже завтра, — прикинул Страж Вихрей. — Привет, Наталь! — на кухне появилась Ната, которая, обнявшись с Кристиной, начала убирать в холодильник содержимое принесённого пакета. Почти сразу же у Ани зазвонил телефон, и она, обрадованно выпалив: «Рома, ты где? В ванне уже? Бегу!», быстро допила кофе и исчезла.

— Уфф… — с облегчением выдохнула Ледяная Дева. — Вовремя! Лара или даже Лена — куда ни шло, а вот при Ане не хочется такие вещи обсуждать. Крис, тебе такая фамилия — Парушкина — ни о чём не говорит?

— Да вроде нет… — начала вспоминать Кристина, но её внезапно перебила Ната:

— Как ты сказала? Парушкина? Вероника Владимировна?

— Да, — подтвердила Алина. — А охранник — Тимофеев Михаил… Крис, что с тобой?!

— Вероника Владимировна… — Кристина дрожала от страха. — Отберёт Белочку…

— Та самая! — свирепо прошипела Лесная Сестра, чувствуя, как идут прахом все её усилия трёхлетней давности. — Говно не тонет! Не дают больше начальствовать, так над детьми сатрапствует? Даже на должность медсестры для этого согласилась, не врача! — она попыталась обнять Кристину, но та, никогда прежде не видевшая Нату настолько гневной, отшатнулась с ещё большим испугом, и ситуацию пришлось спасать Ледяной Деве:

— Крис, ты что это? Лапы выпрямить! Спину выгнуть! Распушиться и показать зубы! — чеканно скомандовала она. — Вот так, правильно! Не забыла, что ты — Спутница, а Белка вообще ученица феи? Каких таких сраных парушкиных вам теперь бояться?

— Элементарная задача на закон Архимеда, — Страж Вихрей был в своём репертуаре. — «Сколько свинца необходимо добавить к говну, чтобы оно таки утонуло?» Тина, я не шучу! — он тоже приобнял женщину, и та ответила на объятия любимого мужчины, спрятав лицо у него на груди. — Тина, Тиночка… Хочешь сама уничтожить свой страх? Я тебя и появлю, и невидимой сделаю, и пистолет дам — тебе останется только выстрелить. Сможешь?

— Не знаю… — растерялась Кристина.

— Даже пробовать не надо, — вмешалась немного успокоившаяся Лесная Сестра. — Тем более что есть ещё мама… Ксюши, правильно? А вдруг она помилует?

— И сама Ксюша, прежде всего, — заметил Артур. — Тиночка, пойди, в самом деле, с Оксаной к ним, только не показывай вида, что давно Парушкину эту… ненавидишь, — он чуть было не сказал «боишься», но заменённое в последний момент слово оказалось верным — женщина гордо поднялась, прекрасная в своей ярости, и никакого страха в ней уже не чувствовалось:

— Раздавите гадину! Сегодня! Как Аркадия Михайловича! Иначе я просто спать не смогу, всё Белочку стеречь буду. Она небось фамилию нашу помнит, вот чтоб забыла навсегда!

— Забудет, — мрачно пообещала Алина. — И у Белки в школе больше не появится. Но только никаких инсультов! «Старинным казачьим способом».

— Артур… — Кристина ласково посмотрела в глубокие серые глаза Стража Вихрей. — Не надо, прошу! Мужчина ещё может убить женщину, но он не должен её бить, понимаешь?

— С чего вдруг Артур-то? — усмехнулась Ледяная Дева. — Я. Способности феи Воды мне для этого не нужны, — она посмотрела на свои руки. — Охранничков таких дурных немного, да и Тимофеева этого общество с государством и так без всяких Стихиалей осудят, если не замалчивать. А вот таких школьных медсестёр, как говорится, «каждая вторая, не считая каждой первой», и до них нужно донести: сказали «нет» — руки за спину! Так что никакой магии! Всё должно быть брутально, показательно и, что называется, «доступно каждому».

* * *
«Что с Ксюшей?» — всё тревожнее думала Елена Петровна, продолжая обнимать девятилетнюю дочь. — «Если бы хоть плакать продолжала, а то ведь уже час сидит как каменная! Неужели укол этот проклятый так подействовал?»

В это время в дверь позвонили, и женщина пошла открывать, предварительно посмотрев в глазок. Лицо знакомое… и совершенно неожиданное! Мама Лёни Пекарчика, круглого отличника из Ксюшиного класса. Сама Оксана Богдановна, конечно, дама неприятная, но в последнее время хоть немного культурнее стала. Видать, нашла всё-таки мужика — видели её с мужчиной, причём, что удивительно, всё время одним и тем же. Да вот же он — вместе с ней за дверью стоит! И ещё одна женщина, тоже смутно знакомая в лицо. «Ладно, пусть заходят! Может, хоть развеется немного дочка!» — оглянувшись на потянувшуюся за ней хвостиком Ксюшу, Елена Петровна открыла дверь.

— Добрый вечер! — мягко улыбнулся мужчина — представительного вида, в хорошем костюме. — Пекарчик Кирилл Алексеевич. Адвокат, — добавил он.

— Отец Лёни? — машинально уточнила женщина и лишь после этого среагировала на слово «адвокат». — Вы по поводу… этого?

— Да, — серьёзно кивнул Пекарчик. — И мы очень просим вас уделить нам хотя бы десять минут внимания.

— Да проходите, что уж там… — безнадёжно вздохнула Елена Петровна. — Теперь-то что после драки кулаками махать? — она всё же провела всех троих на кухню.

— Кристина Викторовна, — отрекомендовалась вторая гостья, тоже в недешёвом деловом костюме. Прямо с работы она, что ли? — Мама Беллы Скаченко из первого «А».

— Белка? Первоклассница, рыженькая такая? — женщина наконец вспомнила девочку, с которой, по рассказам Ксюши, очень дружил Лёня.

— Да, — лицо Кристины тронула тёплая улыбка, но всё равно было заметно, какая она сейчас злая — того и гляди зашипит и когти выпустит. «И Оксана тоже», — Елена Петровна перевела взгляд на Лёнину маму. — «Раздерут ведь — в четыре-то лапы!»

Как раз в этот момент дверь кухни приоткрылась, и ещё четыре лапы поздоровались по-кошачьи, то есть молча потёрлись о брюки Кирилла Алексеевича, а затем, почуяв когтистых сестёр, запрыгнули на колени к Кристине, мурлыкнули и подставили спину под руки сидевшей рядом Оксаны, которая, тоже будто примурлыкивая, начала поглаживать дымчатый мех.

* * *
Вероника Владимировна Парушкина обычно возвращалась домой около восьми — зарплаты ей последние несколько лет не хватало, и бывшая начальница начала ходить по домам всаживать уколы. Именно «всаживать» — делала она их вполне профессионально, но никогда не пыталась улыбнуться пациенту или уколоть хоть чуть-чуть не так больно.

Впрочем, не хватало ей не столько денег, сколько — власти, но как раз властолюбие и довело некогда зажиточного гинеколога до безденежья, ибо ни в каких коммерческих структурах Парушкина больше месяца не задерживалась. Какой начальник и вообще какой человек потерпит сотрудницу, всем своим поведением показывающую, что главная здесь она, а все остальные — так, грязь под её ногами? И какой клиент, как бы он ни назывался — «покупателем», «посетителем» или «пациентом» — захочет иметь дело с менеджершей, для которой он не источник дохода и даже не «просто человек», а только очередной объект для вахтёрствования? Уделом Вероники Владимировны оставались лишь казённые заведения типа «других всё равно нет» или «больно, зато бесплатно», поэтому за должность медсестры в государственной школе она ухватилась с голодным наслаждением.

«Ну что за люди пошли!» — раздражённо размышляла Парушкина, поднимаясь в лифте. — «Раньше врачу «при исполнении» никто слова не смел поперёк сказать! А сейчас — законы какие-то, отказы… Да один только в медицине закон — что врач скажет, то и закон! А тут соплячка какая-то мало того, что права качает, так ещё и кусается! На взрослого руку поднимает! На медицинского работника! Ну уж я тебе покажу! Укол побольнее да поглубже всадила — а вот знай, чья тут власть! И на педсовете ещё вопрос подниму! И психиатрической экспертизы потребую — пусть на учёт поставят!»

Она действительно могла это сделать — в течение ещё нескольких секунд.

Но её последняя власть кончилась с выходом из лифта — перед двадцатипятилетней перворазрядницей по дзюдо рыхлая немолодая тётка была столь же беззащитна, как девятилетняя девочка — перед ней самой.

— За Ксюшу Златову! — прошелестел женский голос. — И за дурака этого, который без работы останется и под суд пойдёт! — она начала падать вперёд, и сильные руки с хрустом впечатали её лицо в стену.

* * *
— Елена Петровна! — убеждал адвокат тихую безответную женщину, от которой требовалось сделать нечто доселе непредставимое для неё, а именно — обратиться в официальные инстанции, чтобы приструнить инстанции не столь официальные. — Ну что значит «уже случилось, ничего не поправишь»? Вы же не уголовник какой-нибудь, у которых если «опустили», то это навсегда! Я знаю, некоторые и к прививкам в таком же духе относятся — чтобы строго ни одной, а если всё-таки не смогли один раз уберечь, то «сгорел сарай — гори и хата». Но это уже не забота о здоровье, а сектантство какое-то.

— Да нет, есть у Ксюши пара прививок, — тускло отозвалась Елена Петровна. — Я не сразу отказываться начала.

«Роддомовские», — поняла Кристина. — «У Белки, кстати, клеймо исчезло!» — торжествующе усмехнулась она про себя. — «И мне заодно Люся сибирская убрала, такой вот у неё дар».

— Ну нельзя оставлять это просто так! — продолжал Кирилл Алексеевич. — Опять же — это не случайный дебошир на улице в морду заехал! Это должностные лица, которые так и будут продолжать в том же духе, если их не остановить! Ладно, проиграли из-за судейского произвола один матч, но чемпионат-то продолжается! И между прочим, хоть матчи и не переигрываются, но если выяснится, что судья не просто ошибся, а соперник подкупил, то этому сопернику как минимум техническое поражение в вашу пользу засчитают!

— Лена! — подключилась Оксана. — Тебе что, наплевать, что Ксюша и дальше будет в опасности? А нам на наших детей не наплевать! Мы вот не хотим, чтобы в школе работал этот придурок, который с третьеклассницами воюет! И медсестра эта оборзевшая!

— Ты же вроде не против прививок? — Елена Петровна вновь отмахнулась, но уже совсем вяло. — И Ксюшу вроде пронесло, я ей гомеопатию дала.

— «Пронесло»? А если в следующий раз не пронесёт? Опять будешь блеять: «Ну что ж тепе-ерь де-лать, после дра-аки кулаками не ма-ашут»? А кому-то, может быть, и одного раза хватит! Я не против прививок, я против того, чтобы всякие белохалатные вахтёрши решали за меня!

— Не во вреде здоровью дело, — поддержал и Кирилл Алексеевич. — Дело в произволе! Знаете, если вы на митинге кинете в милиционера пластмассовый стаканчик, вас как минимум оштрафуют. Что, здоровенному мужику можно так травму нанести? Нет, конечно! Вы на власть гавкнули, а себя любимую она в обиду не даст.

— Ну да, — вздохнула женщина. — Государство себя защищает, но ведь только себя, нас-то — нет!

— А как, по-вашему, оно могло бы защищать? Приставить к каждой школьнице по милиционеру, что ли? Государство даёт нам законы, но закон — это всего лишь инструмент, он не может работать сам по себе, пока человек не решит им воспользоваться и не возьмёт в руки.

— Ну вот я и не решаюсь… Затравят же Ксюшу, если я против школы пойду!

— Кто — учителя? А мы разве к ним имеем претензии? Их всё это вообще не затронет, только директору, может быть, прилетит за то, что из его школы поступил сигнал, то есть «то ли он нарушил спокойствие, то ли у него нарушили, главное, что оно нарушено», но такие уж правила у чиновничьих игр.

— Знаешь, за что папаши с мамашами детей бьют? — добавила Кристина. — По большому счёту — за связанные с ними неприятные эмоции. Даже не «доставленные ими», а именно что «связанные с ними»! — наблюдение было, понятно, Артура, сама она на эту тему как-то не задумывалась. — Вот так и здесь. Но директор же не ребёнок, он знал, на что подписывается, разве не так?

— Да понимаю, только ни сил, ни желания нет, — устало прикрыла глаза Елена Петровна. — Без меня — никак? Не буду я с государством судиться, бесполезно! Одного хочу — чтобы в покое нас с дочкой оставили.

— Э, нет, — возразил адвокат. — Не с «государством»! С частным охранником, который грубо превысил свои должностные полномочия. Уволить-то его и без вас уволят, это да, но нужно ещё и осуждение подобных эксцессов! Вдолбить этим типусам в головы, что произвол — недопустим!

— Нам-то это чем поможет? Всё уже случилось! — женщина отчаянно не хотела смотреть вперёд, упиваясь своей безответностью. — Просто «за справедливость», что ли? Не боец я, мне бы только в норку забиться с Ксюшей, и чтобы никто не трогал.

— Чем поможет? Компенсация, во-первых. Пусть небольшая, но чиновники очень не любят, когда их признают виноватыми да ещё по карману бьют! А отсюда — и «во-вторых». Как раз безответных и «трогают», а вот если тряхнёте — все эти медсёстры и охранники Ксюшу десятой дорогой обходить станут! И учителя, кстати, тоже не будут придираться не по делу.

— «Не боец», говоришь? — выпрямилась Кристина. — Да мы все в душе бойцы, главное — подняться! А ты, между прочим, уже подняла флаг — пошла против официоза, который требует «больше прививок богу прививок». Боец, да только — дезертир! А таких, знаешь, как раз сильнее всего и дрючат — тех, которые «на полшичечки» привстали, но сражаться до конца не готовы!

— Ты вообще в каком мире хочешь наших детей поселить? — подхватила Оксана. — В мире таких вот сатрапчиков, которым «при исполнении» всё можно, и все молча с этим соглашаются? Или тебе всё-таки больше нравится мир, где люди дорожат и своим достоинством, и чужим, не подминают и не подминаются? Не забывай, дети и сами вырастут такими, каким по преимуществу будет мир!

«Надо же, как рассуждать начала!» — восхищённо посмотрел на жену Кирилл Алексеевич. — «Не только свой мир создала — уже и мыслит мирами».

Дверь кухни неожиданно распахнулась, и вошла гордо державшая голову Ксюша. Нет, не Ксюша — Ксения!

— Мама! Не дезертируй! Не предавай меня! — девочке всё же было только девять лет, и её порыва хватило ненадолго — она почти сразу же подошла к матери, обняла её и тихо заплакала. Однако Кристина, на мгновение встретившись с ней взглядом, успела будто провалиться в бездну — такой пламенной глубиной налились её синие глаза.

Синие.

Глаза будущей Ледяной Девы.

* * *
— От вас требуется только написать заявление и подписать со мной договор, — успокоил адвокат Елену Петровну. — Ни по каким инстанциям бегать не придётся, для этого есть я.

— Вы что, думаете, у меня есть такие деньги, чтобы адвокатов нанимать? — грустно усмехнулась женщина.

— Ну какие деньги? Договор на безвозмездной основе, у меня ведь и собственный интерес в этом деле. Думаю, охранника этого в школе, да и вообще на подобной работе, не будет уже завтра. Важно только, чтобы вы этот случай не замылили! Именно вы с Ксюшей, понимаете? Да, понадобится дать показания в суде, но Ксюша, похоже, как раз боец! Кстати, мы вам компенсируем все издержки, если придётся, например, в суд пойти вместо работы.

— А с медсестрой что? — поинтересовалась Оксана.

— А вот её прижать не получится, — признался Кирилл Алексеевич. — Это к ЧОПам[97] государство относится с подозрительностью и не упустит случая оттоптаться, а казённые медики у нас почти неприкосновенны, да и чем медсестра, с точки зрения государства, навредила? Укол сделала насильно, хотя отказ был? А потеряла я отказ, и что вы мне сделаете? Умерла, что ли, девочка? Ах, не умерла, только плакала? И пусть плачет, вы лучше скажите — я государственному имуществу ущерб нанесла? Нет? Налогоплательщик жив-здоров? Какое ещё «достоинство», нет такого слова, есть слово «положено»!

— «Пусть плачет, главное — пусть платит»? — слегка воспрянувшая духом Елена Петровна тоже сподобилась на грустную шутку.

— Вот именно, — улыбнулась ей Кристина. — Своё достоинство мы должны отстаивать сами. Но только при этом — не топтаться на чужом!

— В общем, — адвокат закончил свою мысль, — и в государстве, и в обществе, к сожалению, существует принятие патерналистского произвола, и не только эскулапов. Так что обезопасить всех — нереально, даже от этой конкретной медсестры. Разве что школу нашу, но это уже директор сделает.

— Точно сделает? — недоверчиво посмотрела Оксана.

— Наверняка, — кивнул Кирилл Алексеевич. — Зачем ему подчинённые, которые его так подставляют? Попросит написать «по собственному», но недели две-три всем ещё придётся «ходить опасно».

«Не придётся!» — ликовала Кристина. — «Как ты там выразился — «эскулапы»? Она не эскулап уже, а эскалоп, только что не жареный!»

* * *
Уже засыпающая Белка приоткрыла глаза:

— Мама, ты вернулась? Мы победили?

— Пока только в одном сражении, Белочка. («Охранника уволят завтра же — за профнепригодность, Кирилл знает директора этого ЧОПа и уже звонил ему, просто Елене не стал пока говорить»). Спокойной ночи! — Кристина поцеловала дочь и вышла на кухню, где Лёня пил чай с Лидией Николаевной.

— Мама сейчас за тобой придёт! — улыбнулась она маленькому другу. — Скажи, а ты можешь перенести меня к Нате?

— Я раньше только один появлялся, но можно попробовать, — юный маг взял женщину за руку. — Получилось! — он был до невозможности горд собой. — Привет, Ната!

— Привет! — устало кивнула Лесная Сестра. — Поздравляю! Артур скоро будет, подождёшь? — глаза Наты почему-то были очень грустными.

— Нет, я домой, меня мама ждёт, — Лёня исчез.

— А что с… — наконец рискнула поинтересоваться Кристина.

— С ней? — вошедшая Ледяная Дева потянула её за руку, и они вышли из комнаты. — Ты разве знаешь какую-то Парушкину? Ну и она тебя тоже не знает. Хочешь, я и тебе сотру в памяти все воспоминания о ней?

— Не надо, — женщина, немного подумав, приняла решение. — Память о побеждённом страхе — пусть останется. Кстати, Ксюша эта так на тебя была похожа! Глаза…

— Рановато, — сразу поняла Алина. — Сколько ей, девять? Нет, не сможет пока. Но я буду незаметно хранить её.

— А с Натой что? — Кристина вспомнила, что же так обеспокоило её. — Грустная какая-то, никогда её такой не видела.

— Вот насчёт Наты я и хотела сказать. Побудь с ней! Мы очень близкие подруги, но сейчас я помочь не могу. Сейчас ей нужна именно ты.

* * *
— Наталь, ты что, хочешь напиться? — ужаснулась Кристина, увидев, что Лесная Сестра открывает бутылку вина. — Вроде никогда же не пила?

— Почему? Вино пью иногда, — безжизненно отозвалась Ната. — Но да, чтобы сама с собой да целую бутылку — никогда. Разделишь со мной? Детство моё умерло семь лет назад, как раз сегодня, да ещё история эта школьная… Я одна тогда осталась, понимаешь? Только тебе и могу выговориться! Алина не почувствует, она по жизни одинокая волчица.

— Наташа… — Кристина приобняла подругу.

— Умерла Наташа… — всхлипнула Лесная Сестра. — Обе Наташи умерли! Я Ната, и только так. Ты фамилию мою знаешь?

— Смутно. Стрельникова вроде?

— Почти. Стрелковы мы… У нас на Орловщине городов немного, — со слезами на глазах вспоминала Ната. — Сам Орёл, понятно, а вокруг в основном сёла, и некоторые очень большие, вот я в таком и жила. Райцентр даже, да только всё равно дярёвня оказалась! Жили-были, значит, две девочки, сами виноваты! В том виноваты, что просто жили и дружили, любили принарядиться, замуж хотели, детей и всё такое… Наташа Белкина и Наташа Стрелкова, нас так все и звали — Белка и Стрелка.

— Я помню, ты тогда чуть не заплакала, — Кристине навсегда врезалась в память первая встреча с Лесной Сестрой и слёзы на её глазах, когда она услышала имя будущей ученицы. — Так вот, значит, почему…

— Ну да, — фея пригубила свой бокал. — Мы не умницы были, как Алина — просто сельские девчонки. О высшем образовании не думали даже, тем более что девяностые годы — какой тут институт, поближе к земле надо, она прокормит! Я, правда, врачом стать думала, но химия не давалась, даже в аттестате тройка. На фельдшера вот выучилась, Белка техникум окончила, двадцать лет нам, первая большая любовь… И вдруг приходит ко мне Белка — тихо-тихо, ночью в окно постучала. ВИЧ, говорит, нашли у неё! — Ната уже не могла сдерживаться и некрасиво расплакалась. — Да, можно в принципе жить, только осторожно и без… ну ты понимаешь. Только медсвекровь эта, которая анализ брала, всем «по секрету» раззвонила, с-сука селюковская!

— Наталь!.. — ахнула Кристина, совершенно не ожидавшая от Лесной Сестры настолько грубых выражений.

— Ну извини. Кумушка, — подруга через силу улыбнулась. — Главное, сами же и заразили! Белка, в отличие от меня, вообще ещё девственницей была, ну и не ширялась, конечно. В общем, она сама-то ещё не знает, а от неё уже все шарахаются! И не покупают ничего, понятное дело. Она тогда на рынке стояла, другой работы не было, — пояснила Ната. — Даже побили один раз, гады! Прикасаться, видите ли, боятся, а бить не боятся! Вот с тех пор не люблю этот «простой народ» — слишком легко он в травлю сваливается, слаб на страх. А кумушек вообще… — она сжала кулаки.

— Юля, ты рассказывала, тоже с «кумушками» воевала? — Кристина, пытаясь немного вытащить Лесную Сестру из омута чёрной памяти, вспомнила «саранскую резню бензопилой» трёхлетней давности.

— Я подробностей не знаю, у Алины спроси, если только она об этом говорить захочет, — Ната вновь отпила из бокала и продолжила вспоминать. — Ну и предлагаю, значит, Белке — давай в Орёл рванём или даже в Москву, в селе тебе точно житья не дадут. А она так смотрит скорбно: «Стрелка, да мне всё равно не жить! Семьи не будет, детей не будет, от всех скрываться, да и больна неизлечимо… Нет, раз не судьба мне быть женщиной и жить, то стану воином и умру!» Вычислила, сказала, ещё и ту «сестричку», что её заразила, да это на самом деле нетрудно было сообразить. Через неделю гранату достала у «чёрных копателей», у нас же бои были в войну, а потом подловила момент, когда в сестринской только эти две остались, — и встречайте Лазаря Паперника[98]!

— А ты-то где была? — ошеломлённая Кристина даже не могла предположить, что фея, радости у которой всегда с запасом хватало на них двоих, тоже прошла в своей жизни через большую трагедию.

— А я в больнице была, — Лесная Сестра уже не могла плакать — она просто сидела с совершенно мёртвым видом. — Наутро и отвезли после того разговора. Я же с парнем одним крутила, ну и чувствовала уже — что-то не то со мной. Ладно, думаю, замуж выйду, рожу, «всё как у людей» типа, а оказалось — внематочная! Распахали всю, трубу маточную удалили, а вторая у меня недоразвитая, это врождённое. Лежу рыдаю, что тоже порченая, никто замуж не возьмёт, да я и сама тогда детей хотела очень…

— Ты и сейчас их хочешь, — Кристина прижала к себе поникшую подругу. — Белочку так любишь… Будет у тебя девочка, совсем скоро! — она произнесла это с непонятно откуда взявшейся уверенностью.

— Дашина, что ли? Ну может быть… Только выхожу из больницы, мне говорят — Белка с собой покончила! И про гранату рассказывают. Я быстрее к ней домой, ну как «быстрее»? — Ната грустно улыбнулась. — Как могла после операции, так и шла. А у них все стёкла камнями выбиты, и мама её меня к груди прижимает и говорит: «Наташенька, доченька моя, уезжай! Злые здесь люди, а ты добрая!» И пачку денег даёт. Не смогла я не взять, она так просила! Несколько дней как в тумане, даже плакать не могу, а вокруг действительно все злые, знают же, что я с Белкой дружила. Даже мама с папой ополчились: «Не смей к Наташиным родителям ходить, а то нас тоже затравят!» Ну, вышла я из дома по-тихому, даже еды не взяла — и поехала! До Орла еду — не могу плакать, вокруг-то всё те же злые люди, до Тулы села на электричку — не могу, а как на Москву пересела — прорвало. Сижу тихо так плачу — одна я теперь! Подруга ушла, детей не будет, с родными порвала, и еду в полную неизвестность… А потом чувствую — отгорело всё. Умерла Стрелка, прямо в электричке и умерла! На Курском вокзале уже Ната вышла… — фея, выговорившись, окончательно успокоилась, и только её глаза оставались печальными.

— Вот, значит, как, — вздохнула посмурневшая Кристина. — Теперь понятно, почему ты сама фельдшер, а медсестёр недолюбливаешь.

— Да. Парушкину твою, например, Алина живой оставила и не более того, а не жалко мне! Понимаю, не по-человечески это, совесть мучает, но вот нет у меня сострадания — и всё.

— А сама Алина что? Тоже какая-то трагедия в жизни была?

— Не любит она о себе рассказывать, — поморщилась Ната. — Но не просто же так имя с фамилией поменяла? Я даже не знаю, как её звали в детстве, мы с ней только пять лет назад познакомились. Я первое время в Москве так одна и была, ни с кем не сближалась, пока у Регины Аскольдовны комнату не сняла. Теперь вот и Регины Аскольдовны нет…

— Есть служение, — вошла Алина, в своей обычной мрачноватости. — Есть мы с Кристиной. И «человечий детёныш» скоро будет, — Ледяная Дева усмехнулась. — С предчувствиями Воды, как известно, стоит считаться!

Глава 8. И нелегальное легально

Каждый молод, молод, молод,

В животе чертовский голод.

Всё, что встретим на пути,

Может в пищу нам идти.

Д. Бурлюк
Декабрь 2005 — апрель 2006


Абсолютная память феи Воды позволяла Ларисе быстро запоминать книги на тарлаонском языке, но переводить их на русский приходилось, понятно, по старинке — головой и руками. Отчаянно не хватало ей и разговорной практики, поэтому говорила она очень смешно, «по-книжному», медленно стыкуя выискиваемые в памяти куски рукописных фраз. Давно привыкшая к книгам Леренна воспринимала это как должное, лишь иногда поправляя, но вот совсем юная Инесса постоянно начинала смеяться.

— Рисси! — прыснула девочка в который уже раз за последние два часа, когда Лариса спросила: «Поведай, какое число годов живёшь ты, и в который день даровали жизнь тебе?» — Извини, опять смешно получилось. «Сколько тебе лет и когда у тебя день рожденья?» — она произнесла это по-русски и сразу перевела на тарлаонский. — Когда я уходила с Тарлаона, было почти четырнадцать, а родилась я за девятнадцать наших дней-и-ночей до Павшего солнца, утром.

— «День-и-ночь» по-русски будет «сутки», — подсказала Леренна.

— А «Павшее солнце» — это зимнее солнцестояние? Самый короткий день? — уточнила Даша, хватая очередной кусок острой пиццы — беременность она переносила довольно легко, но на острое всё же сильно тянуло.

— Да, — подтвердила Инесса. — Последний день года.

— Девятнадцать тарлаонских суток — это двадцать одни наши, — быстро подсчитала Лариса. — Если отсчитывать от солнцестояния, получается первое декабря.

— То есть совсем недавно у тебя день рожденья был? Извини, мы не знали, — огорчилась Даша.

— У нас не принято праздновать каждый день рожденья, — успокоила её Леренна. — Так что Инесса и сама значения не придавала, пока Лара не спросила.

— Привет! — вошла открывшая своим ключом Лена. — Вот смотрели с мамой квартиру, наверное, именно эту купим. А ещё я паспорт получила! Фото нормальное или как? — остатки швов у неё на лице пока не исчезли, поэтому для фотографии на паспорт пришлось воспользоваться услугами специализированного визажиста.

— А зачем это нужно? — спросила Инесса, с интересом листая книжечку. — «Беликова Елена Александровна», — прочитала она вслух. — Беликова — это фамилия? У нас такого нет.

— Ударение на первый слог, — поправила Лена. — Блин! Несси, тебе же тоже паспорт будет нужен! Кто-нибудь этим займётся? — спросила она у Даши.

— Как выяснилось, уже нужен, — метресса опять потянулась за пиццей. — А что, имя такое у нас есть, отчество… Несси, как твоего отца зовут?

— Марат.

— И такое есть! Татарское, правда, но в России что, татар мало? Только фамилию татарскую придумать.

— Казахскую, — вмешалась Лариса. — Татары так не выглядят, — Инесса действительно смотрелась довольно азиатски, при этом отчество «Маратовна» не позволяло выдать её, например, за кореянку. — Несси, твой папа из Тинистара?

— Мама. Папа из Ласимеля, но они потом заселились в Ниметар.

— У казахов фамилии — это что-то! — рассмеялась Лена, даже не поправив употребившую не совсем то слово Инессу. — Длинные такие, и шипящих звуков много.

— Далеко не все, — возразила Даша. — Инесса Маратовна, а вы не хотите быть, скажем, Кайсаровой?

— Красивая фамилия, — оценила Инесса. — И произносить легко.

— Она даже дворянская! — Даша хитро улыбнулась. — Ну вот, дело только за самим паспортом.

— Минуточку, — уже неплохо знакомая с земными реалиями Леренна, заметив недоумение на лице девочки, коротко объяснила ей, кто такие дворяне и зачем нужен паспорт.

— Я поняла, — кивнула Инесса. — Правила сифилизации.

Кое-как отсмеяться первой из трёх землянок удалось Лене, которой и пришлось объяснять, как правильно произносится это слово.

* * *
Алина изъяснялась на тарлаонском языке примерно в том же стиле, что и Лариса, однако Танисса не смеялась, искренне полагая, что магини с Симелана должны выражаться именно так. В данный момент Ледяная Дева фотографировала метеорологические записи за три месяца, а девочка с любопытством разглядывала её джинсы.

— Линни, у вас магини вместо мантии штаны носят? — наконец спросила она.

— Все женщины. Платье, когда желают, и штаны, когда желают, — Алина закончила переснимать журнал наблюдений и выключила фотоаппарат. — Нисси, ты желаешь вкусить сладкий снег? — она полезла в свой рюкзак и вытащила два стаканчика мороженого с джемом.

— Спасибо! — девочка с удовольствием вгрызлась в лакомство, и некоторое время они обе наслаждались молча. — Лисси рассказывала, делают такое, — Танисса не отказалась бы ещё от одного стаканчика, но у Алины с собой было только два. — Перемешивают снег с ягодами в меду.

— Поведай ваш источник мёда. Такие… шестилапы? — Ледяная Дева не знала, как по-тарлаонски «насекомое», поэтому достала блокнот и набросала стилизованную пчелу на сотах.

— Да, такие. Они в старых деревьях живут. Их прогоняют и берут в дереве мёд. Но мёд очень дорогой, я только один раз ела.

«И будет дорогой, пока вы не перейдёте от бортничества к нормальному пчеловодству», — подумала Алина. Вслух же она спросила:

— Вам ведом сахар? Какие сладкие вещества вкушаете?

— Сахар? — переспросила девочка, поставив ударение по-тарлаонски — на второй слог. — Что это?

— Вкуси, — Ледяная Дева вспомнила, что в кармане рюкзака у неё завалялся порционный пакетик из кафе.

— Спасибо. Ой, сладкий! Откуда его берут?

— Дают сии плоды, — Алина нарисовала в блокноте свёклу.

— А в Ниметаре они будут расти? Я печенье очень люблю, которое Юлли приносит, — смущённо призналась Танисса. — Для него этот сахар нужен, правильно?

— Вырастет, но труд великий претворить их в сахар. Мёд взрастить можете более легко, — в блокноте появился рисунок рамочного улья, и землянка принялась объяснять, как разводят пчёл.

* * *
— Сладкое, говорите? Так бекмес[99] же! — на этот раз «наполеонат» был чисто женским, и к нему присоединилась Лейла.

— Точно! Как же мы про арбузы не вспомнили? — обрадованно воскликнула Ната.

— Да просто вы не настолько южане, — улыбнулась таджичка. — Кстати, а в Касаме этой какой климат? Арбузы с дынями будут расти?

— На Худжанд, к сожалению, не тянет, и даже на Астрахань, — прикинула Лариса, уже сопоставившая журнал наблюдений Таниссы с климатическими картами Европы. — Максимум Приазовье, даже чуть севернее.

— То есть примерно Донбасс, как мы исходно и предполагали, — заключила Даша. — Чуть бы южнее! Херсонщина, например.

— Да, тоже Украина[100], но арбузы растут прекрасно, — подтвердила бывавшая в Херсоне Алина. — Лара, а если с Россией сравнить?

— Волгоградская область, — Лариса, немного подумав, выдала ответ. — Ну или север Ростовской. Арбузы там в принципе хорошо растут, но именно что «хорошо», а не «отлично». Абрикосы, кстати, тоже неплохие, — на столе как раз стояла тарелка с курагой.

— Да разве ж у вас абрикосы? — шутливо возмутилась Лейла. — Кислые, только на варенье, но сахара на Тарлаоне пока нет. А такая вот курага не получится.

— Абрикосы — это что? — спросила Леренна, уже успевшая за свои посещения Земли съесть не один арбуз, но курагу видевшая в первый раз.

— Дерево такое, — Даша взяла книгу и нашла нужную иллюстрацию.

— Дерево? Жалко, — тарлаонка с удовольствием отправила в рот очередной сухофрукт. — Когда ещё плоды будут…

— Кстати! — осенило Нату. — Арбузы арбузами, а пчёл разводить Паланиру всё равно придётся. Подсолнух же пчёлы опыляют, как я могла забыть?

— Да, точно, — припомнила и Лариса. — И чечевица гораздо урожайнее, если пчёлы есть.

— На этом лучше пока остановиться, — подвела итог Леренна. — Чечевица, подсолнух, картошка и арбузы, и несколько… ульев, правильно? Сахарная свёкла — может быть, через год-два, и так незнакомых растений многовато. А у них же ещё и хилетль, и ламхины, и кабаны ваши.

— Как они, кстати? — поинтересовалась Ната.

— Растут понемногу! — тарлаонка рассмеялась. — Виктор же забросил Паланиру несколько мешков мелкой картошки, ну и плохую триаму с соломой им впаривают… Правильно «запаривают»? Поняла, спасибо. Навепа только ворчит, что мало ей хозяйства было, так ещё и кабаны, и читать учиться! Хорошо хоть, по-нашему.

— Навепа ладно, а вот Таниссе было бы неплохо научиться читать по-русски, — заметила Алина.

— Знаешь, да, — согласилась Леренна. — Не всё же ей крестьянкой быть! Может быть, появится у нас первая учёная дама? — фея ещё не знала, что Нисталь присматривается к девочке как к будущей княгине нового миретара.

* * *
— Добрый вечер, Таисия! — на этот раз Матевосян, узнав номер, сразу ответил по-русски.

— Добрый вечер, Хачатур Паруйрович! Как Мхитар?

— Непонятный стал! Всё сидит записки свои на компьютере набирает и перечитывает, даже репетитора по русскому попросил, а то пишет с ошибками. Он, пока слепой был, дневник вёл, — пояснил Матевосян. — Говорит: «Мне помогли — и я помогу!» Так это деньги иметь надо, чтобы помогать, а он бизнесменом быть больше не хочет, представляете? Не стал в своём финансовом восстанавливаться.

— Тифлопедагогом[101], что ли, хочет стать? — сообразила Ната.

— Вот-вот, этим самым педагогом. Помогать-то будет, а хорошо кушать не будет! Так что у вас за дело? Я же всё прекрасно понимаю.

— Скажите, у вас нет выхода на человека, который, что называется, «знает всё обо всех»? Ну, к кому с какой просьбой обратиться можно?

— Среди армян? Есть, конечно.

— А вообще в России? Понимаете, если этим вопросом займутся армяне, то будет выглядеть слишком нелогично, сразу лишнее внимание привлечёт.

— Таисия, а вы не хотите сказать мне, в чём вопрос? Я-то всё равно уже знаю, что вы фея. И дальше меня не пойдёт, — добавил Хачатур Паруйрович. — Кстати, вы правильно сделали, что Махо вас в лицо не запомнил.

— Паспорт нужен, — решилась изложить Ната, согласившись с доводами Матевосяна. — Российский, любой регион, лишь бы официально выданный, не фальшивка.

— Именно российский паспорт? Армянский не подойдёт?

— К сожалению, нет, — призналась фея. — Девочку совершенно нереально выдать за армянку.

— Девочку? — удивился Матевосян. — Что за девочка? Надеюсь, ничего криминального, только что в обход официальной процедуры? Я же знаю — Лесная Сестра зла людям не делает.

— Нет, ни она ничего не натворила, ни с ней. Просто у неё никогда не было никаких документов.

— А она сама-то есть? Заметьте, откуда взялась — не спрашиваю. Знаю, бывает иногда такое, что всё детство без документов.

— Есть, могу даже познакомить, — рассмеялась Ната. — И фамилия есть, и имя-отчество, и дата рождения. А место рождения — это уж как получится.

— Знакомить не надо, это лишнее, — Хачатур Паруйрович уже представлял, к кому можно обратиться. — Завтра там же и в то же время, сможете? Нужны ещё данные её родителей, ну и фотографии, конечно.

— А отблагодарить?

— Его? Лучше не деньгами.

— Коллекционер? — поняла Лесная Сестра.

— Ещё какой!.. — протянул Матевосян. — Нумизмат просто фанатичный.

— Не вопрос. Какой страной интересуется?

— Средиземноморье средневековое, желательно века до пятнадцатого. После Колумба, он говорит, неинтересно уже — слишком много золотых монет в Испании начеканили.

— Найдётся, — Ната, разумеется, не стала говорить, что у Алины «найдётся» полный сейф такого добра. — Только, может быть, ему нужны конкретные дезидераты[102], а не всё подряд?

— Знаете, да. Давайте я уточню и через час перезвоню вам?

* * *
— Вам огромное спасибо от Каринэ! Догадалась, от кого на самом деле подарок, — Хачатур Паруйрович достал фотографию девушки в очень красивом рубиновом ожерелье. — Камни, я так понимаю, натуральные?

— Конечно, — подмигнула Ната. — Феи синтетики не дарят.

— Эх, познакомиться бы с вашим ювелиром! Хотя всё равно же не познакомите… Слушайте, а вы не думали открыть ювелирный салон? А то вокруг столько красивых женщин, а украшения на них — такая дрянь! Я вот не понимаю, как аляповатый кусок золота, пусть даже с бриллиантом, вообще можно называть «украшением»?

«Исаак Лазаревич то же самое говорил», — вспомнила фея. — «Неожиданная идея, но, если вдуматься, отнюдь не бредовая».

— В любом случае не завтра, — осторожно ответила она. — И потом, всё, что я дарю, нелегальное, даже пробы нет.

— Надо думать! — усмехнулся Хачатур Паруйрович. — Ладно, что это мы сразу о делах? Сначала кющать! — из армянской классики он на этот раз предложил кололик[103].

— Я должна извиниться, — призналась после ужина Ната. — В первый раз представилась не настоящим именем, меня вообще-то Наталия зовут.

— Вы что, думали, я вас Наташей называть стал бы? У самого такая же проблема! — понимающе посмотрел Матевосян. — Даже от жены с друзьями как-то неловко слышать «Хачик».

— Не потому, но Наташей всё равно не надо. Наталия или Ната. Давайте теперь к делу, — она выложила на стол первую из заказанных монет — генуэзский серебряный гроссо. — Конец двенадцатого века, одна из первых чеканок. Монета с затонувшей галеры, но оказалась между двумя другими, поэтому более-менее сохранилась.

— Ого, редкость! — Хачатуру Паруйровичу даже не пришло в голову сомневаться в подлинности монеты — не будет же фея впаривать фальшивку! — А данные?.. Да уж, действительно никакого отношения к армянам. Судя по фамилии, казашка? — он рассматривал фотографию Инессы.

— Наполовину. Кстати, вот данные её родителей. «Инесса даже обиделась немного, когда её отца обозвали «Жанбосыновичем», а матери придумали не слишком благозвучную фамилию», — вспомнила фея. — «Но она умница, быстро поняла, что такое легенда. С чего бы иначе было брать нерусскую фамилию отца, которого к тому же «дочь матери-одиночки» в глаза не видела? Да исключительно потому, что «Кайсарова» куда красивее, чем «Псюкина». А имя у матери получилось почти правильное — Раиса, она же Рахисса была».

— Я передам кому надо, — Матевосян взял монету и конверт. — Но это будет не Москва, поэтому быстро не получится, через пару недель только. Я вам позвоню.

— Когда будет готово, передадите вторую монету? — Ната достала испанский мараведи Энрике Первого[104]. — Вы мне пять называли, но остальные я не нашла.

— Две монеты? Да он и одной был бы рад! — удивлённо вскинулся Хачатур Паруйрович. — Спасибо! — он отметил про себя, что Лесная Сестра тоже соблюдает правила игры и не любопытствует, кто же такой этот таинственный коллекционер и в каком городе он живёт. «Ну так и я не спрашиваю, кто такая Инесса и откуда у вас нумизматические раритеты».

* * *
Снег был белым и даже пушистым, но лучше бы он подождал ещё пару дней! «А там будь хоть зелёным и скользким», — хмыкнул Виктор, подавая Нилармаху последнюю черепицу. Им оставался ещё один ряд черепичин, но сначала нужно было доделать последнюю стену, которая пока вполне умышленно зияла огромным проёмом, чтобы облегчить внутреннее обустройство кузницы.

— Готово! — кузнец довольно ловко спустился с крыши. — То есть, конечно, ещё не «готово», внутри только горн, даже наковальни нет.

— Наковальню завтра привезут, — подала голос Танисса. — Юлли заказала.

— Опять она за свои деньги заказывает! — буркнул из кузницы Паланир, вместе с Мардоном утрамбовывавший земляной пол. — У меня ещё сорок зиланов княжеских осталось, стыдно же!.. Ладно, что уж там, идём! — баня была уже натоплена. — Ханисет Виктор, вот сегодня прошу — останься наужин. Сегодня Павшее солнце!

— Новый год? — понял Страж Драконов.

— Ну! А на Симелане что, не так? Год не с Павшего солнца начинается?

— Линни говорила, что изначально так и было, — ответила вместо Виктора Танисса, и тот благодарно кивнул — его собственного знания тарлаонского языка здесь откровенно не хватало. — Сейчас там новолетие сдвинулось, оно будет через девять наших дней-и-ночей.

— Опять «Линни»? — подошла Навепа, признававшая только церемонное «ханисетль Алинна». — Магиня же, и говорит так по-учёному, а ты её кличешь, как девчонку какую! Смотри у меня!..

* * *
Медь справедливо считалась роскошью для крестьянского быта, но всё же на Тарлаоне её знали, поэтому и ложки, и две масляные лампы были медными. «Нет, ни алюминия, ни легированной стали, вообще ничего такого, что мы не сможем в обозримом будущем делать сами», — Виктор вспомнил слова Нисталя. — «Серебряные ложки? Да у нас серебряную утварь князья себе позволить не могут, разве что мирланех тинистарский с серебра ест!» К чугуну, понятно, сказанное не относилось — именно чугун и собирался выплавить Нилармах, после чего чугунный казан, из которого Навепа накладывала в миски свинину с картошкой и местными овощами, перейдёт в разряд обыденных вещей, а через год-другой это произойдёт и с самой свининой. Пока же мясо крестьянам принесла, как всегда, Юля.

Страж Драконов с теплотой смотрел на празднично одетую семью «со чады и домочадцы». Сфотографировать бы, да малыши небось разболтают потом! Вот они сидят — два мальчика, одному лет пять, другому где-то три. А рядом перешёптываются дети постарше — и Танисса, и Тарсан, и восьмилетняя Стиламма, которая уже умеет читать и страшно гордится этим. Хлопочет Навепа, умиротворённо предвкушают трапезу Паланир с Мардоном… «Всё как у нас», — подумал Виктор. — «Только Нилармах, как всегда, чуть грустен».

— Как день будет вырастать, так и нам расти в год приходящий! — поднялся хозяин. — О Лаонет, даруй нам год сей! — обычно новогоднее приветствие на Тарлаоне бывало более цветистым, но Паланир многословием не отличался.

— Привет! С Новым годом! — ну конечно же, Юля.

— С Новым годом, ханисетль Юллия! — степенно ответил Паланир. — Опять это баловство? — он произнёс ещё одну ритуальную фразу, потому что Лесная Сестра поставила на стол большую миску, накрытую другой такой же. Впрочем, в душе крестьянин тихо улыбался.

— Папа, это другое баловство! — рассмеялась Танисса, поднимая верхнюю миску, под которой обнаружился лёд. Во льду стояла миска поменьше — с одиннадцатью уже освобождёнными от упаковки вафельными стаканчиками мороженого с джемом.

* * *
— Ну совершенно московская девчонка! — от души расхохоталась Ната, увидев Инессу в джинсах и футболке с принтом.

— Понравилось, — смутилась девочка. — Я знаю, Лесные Сёстры так не одеваются, но у нас никогда такого не видела, хотела попробовать.

— Ну что ты, не стесняйся, в четырнадцать лет именно так и нормально! Только регалии ученицы сними, кроме камешка на шее… С Новым годом! — фея протянула Инессе заказанные у гнома серёжки-цепочки. — Надевай… Всё, теперь ты точно в двадцать первом веке!

— Кстати, насчёт века, — вспомнила Даша. — Где Новый год встречаем? Папа с мамой — в лесном домике, Андрей их пригласил. Аня с Романом — со своими, Лёня тоже. А Лена боится маму одну оставлять, потому что в новогоднюю ночь её точно напоят, если из квартиры высунется.

— Линка на питерской базе предлагает, — начала размышлять Ната. — Мы четверо, Кристина с Белкой, она давно собиралась дочке Питер показать. Несси, понятно, тоже, ну и Лара с нами хочет, а не в семье. Леренна, конечно, будет, она очень нашими обычаями интересуется. Даже Люся, её мама отпускает на каникулы. Юля — пока под вопросом. Остаётесь вы с Алексеем и Лейла. Вы как?

Первая ученица чуть отвернулась, принимая решение.

— Знаешь, мы с Лёшиком тоже хотим в семье, — сказала она наконец. — В своей семье. Тем более что нас уже трое.

* * *
По переулку в старом районе Санкт-Петербурга неторопливо шли, держась за руки, женщина с шестилетней девочкой. Притуманенные декабрьские сумерки северного города набрасывали на них призрачные покровы, и столь же призрачно шли им навстречу поколения петербуржцев и ленинградцев. Приподнимали шляпы пожилые учёные, сдержанно улыбались дамы, и ленинградские Таточки и Леночки удивлённо смотрели на проникшую в их время ровесницу — старомодно одетую, будто сошедшую с иллюстраций Конашевича[105].

Такой же старомодной была и парадная дома, где их ждали и открыли на первый же звонок домофона. Им хотелось продлить волшебство старинных времён, и медленно проплывали вниз, как эпохи, ступеньки высоких лестничных пролётов, хотя лифт в доме вообще-то был. Немного волшебства пришло с ними и в квартиру на четвёртом этаже — трёхкомнатную квартиру с классическими высокими потолками, сразу начавшую словно приглядываться к гостям.

«Старые дома всегда сначала приглядываются», — подумала женщина, снимая пальто. — «И по себе знаю, и Артур с Алиной про комнаты в университетской высотке рассказывали. Неуютно первое время, но потом они становятся очень близкими друзьями. А если приходится навсегда покидать их — долго не отпускают, вспоминают о тебе, как брошенные всеми старики».

Девочка уже передавала своё пальто и шапку весёлому высокому мужчине, вышедшему в прихожую со словами: «Мы вас повесим!» Шерстяное платье на ней было тоже старомодным, но магия времён исчезла, стоило ей только снять шапку — серёжек Таточки и Леночки в шесть лет не носили.

— Белочка, ты мне обещала, что поспишь! — напомнила женщина. — А то так прямо за столом и уснёшь, проспишь встречу.

— Ты первый раз встречаешь Новый год? — из комнаты вышла Ната. — Тогда да, надо поспать сначала. Пойдём только руки помоем, — она увела ученицу вглубь квартиры.

— Владыка мой медвежий… — женщина, влюблённо улыбаясь, обнялась с высоким мужчиной, и они прошли в комнату и сели на диванчик. — Пока больше никого, что ли? Сколько нас вообще будет?

— Двенадцать, — улыбнулся и её кавалер. — Как апостолов после Воскресения.

— Артур, их тогда одиннадцать осталось! — поправила женщина. — Иуда же удавился, забыл?

— Уела, Тиночка! — рассмеялся Страж Вихрей. — Да, действительно. Но нас, тем не менее, будет двенадцать.

* * *
— Ни фига себе! — удивилась Лариса, увидев, что Ледяная Дева неторопливо расставляет на столе антикварный сервиз и раскладывает серебряные столовые приборы. — Линка, ты же вроде не любительница роскоши?

— В присутствии такого антиквариата, тем более в Питере, говорят не «ни фига себе!», а «я фраппирована!» — улыбнулась Алина. — Один нумизмат предложил по бартеру, сказал, что не хочет продавать какому-нибудь купчику, который по пьянке сразу побьёт половину, а вот в хорошие руки отдаст с удовольствием. Полный сервиз на двенадцать персон, как только сохранился за век с лишним? И серебро того же времени к нему. Ну я и согласилась — подумала, что нас как раз двенадцать сегодня, может быть, это знак свыше?

— Страшновато Белочке такое ставить, — поёжилась Кристина.

— Белка как раз на редкость аккуратная девочка, — успокоила её Ната. — Понимаешь, есть вещи, которыми надо хоть иногда пользоваться, а то они обижаются и кончают самоубийством. В смысле, если такой сервиз держать без дела в серванте, то обязательно зацепишь какую-нибудь тарелку на ровном месте и разобьёшь.

— А хрусталь-то! — вошедший Артур наконец сообразил, чего на столе не хватает. — Из гранёных стаканов, что ли, пить? Это же будет lèse-majesté[106]!

— Гранёных, между прочим, тоже нет, только несколько кружек и пара бокалов, — Алина взяла телефон. — Ну не мажордом я, такую очевидную вещь — и упустила! — она вышла в другую комнату и принялась обзванивать петербургских антикваров.

* * *
Хрусталя на столе всё же не было. Были очень красивые фужеры из синеватого дымчатого стекла — словно призраки петербургских сумерек, несколько часов назад уносивших сквозь времена юную фею и её мать. Десять призраков бледно мерцали шампанским, два — пламенели гранатовым соком для Лейлы и Белки.

— Проводим? — встал Артур. — Удивительный был год! Конечно, каждый год уникален, но тот, который уходит — просто легендарный! Сколько нас было триста шестьдесят пять дней назад? Стихиали и Даша, и всё…

— И Алексей, — добавил Виктор.

— И мы с Леренной на Тарлаоне, — вставила Юля.

— И мы с мамой! — обиженно воскликнула Белка.

— Да, действительно, — Страж Вихрей улыбнулся, соглашаясь с поправками. — Мы — были! Только были как-то по отдельности. А теперь мы — есть! Все вместе, пусть и не все сейчас в этой комнате. И се аз возглашаю — за тех, кого мы обрели в уходящем году, и за тех, кто обрёл нас!

— А это не одно и то же? — ехидно поинтересовалась Лариса, уже нацеливаясь на салат с грибами — салатов Ната с Кристиной и Люсей, по русской новогодней традиции, наделали просто горы.

— Физику знать надо! — подмигнул Артур. — Да, одно без другого не бывает, но не «одно и то же»! Третий закон Ньютона, — по комнате поплыл звон фужеров.

— А теперь — подарки, — многозначительным тоном произнесла Ната. — Начинаем с Инессы, — она положила перед девочкой паспорт и ручку. — Несси, ты ведь тренировалась расписываться? Вот здесь, не бойся!

Инесса, старательно наморщив лоб, вывела «И. Кайсарова», снабдив подпись небольшим взлетающим росчерком.

— «Командир, думаешь, я его купила? Нет, фея на Новый год подарила!» — прокомментировал Виктор, перефразировав анекдот про гаишника и грузина.

— А то! Анекдоты — они, знаешь, из жизни берутся! — хохотнула Лесная Сестра.

— А Туапсе — это где? — девочка разглядывала паспорт.

— Карты нет, завтра покажу, хорошо? — ответила Алина и встала. — Лера, оливье не волк, в лес не убежит! — тарлаонская фея, чуть ли не урча, наслаждалась сим пресловутым салатом. — «Щас спою», то есть скажу! Встречать будем этот год огненной собаки или как?

— Год Жар-суки? — хмыкнул Страж Вихрей. — Так он только в конце января начнётся.

— Да неважно, что мы, китайцы? — Ледяная Дева с серьёзным видом оглядела собравшуюся компанию. — Знаете, в русском языке есть причастия прошедшего и настоящего времени «обретённые» и «обретаемые», но нет причастий будущего времени. В эсперанто, конечно, эту нелогичность исправили, а в русском — пока нет, но мы ведь точно обретём и будем обретены в приходящем году, разве не так? — она подняла бокал. — За долженствующих быть обретёнными!

* * *
— Я почему с тобой поговорить хотел? — Кресов выставил на стол две банки пива. — Алина всё-таки женщина, а Артура я больше пяти минут не выдерживаю. Не с Натой же!

— Понимаю, — кивнул Страж Драконов. — У тебя-то как дела? Даша говорила, вместе с Андреем работаешь?

— Да у меня-то всё в порядке! Только непривычно как-то — всю жизнь страну охранял, а теперь — кошельки богатейские.

— Не «страну», — уточнил Виктор. — Государство. И даже не сознательно охранял, а просто делал, что прикажут.

— Не напоминай! — скривился Виталий Андреевич. — Ну да, исполнял приказы, я же это обещал! Ну вот в чём я виноват? Порядочный человек слово держит!

— Жопа в том, Андреич, что для силовика своей собственной порядочности недостаточно, — Страж Драконов смял в руке пустую банку. — Нужна ещё порядочность его начальника. И ты не столько «виноват», сколько ошибся.

— В том, что вообще в омоновцы пошёл?

— Ну! Знаешь, когда кто-то играет с шулером, то делает только одну ошибку — берёт карты в руки.

— Шулеры, точно! Так подставили!.. Я вот сообразил недавно — это я государству обещал не предавать, а оно-то мне разве обещало? Сам дурак, получается!

— Предательство, как и насилие, является государственной монополией, — назидательным тоном изрёк Виктор. — Потому оно так зверски с предателями и расправляется. Не за то, что иуды, а за посягательство на свою исключительность.

— А… — Кресов тоскливо махнул рукой. — Ну вот и не служу больше, так банкиры эти разве лучше? Сопрут деньги и на инкассаторов свалят, бывало такое.

— Да уж! С ними вообще уже непонятно, кто кому принадлежит — деньги им или наоборот?

— Блин, так и есть! У них же не просто деньги, а дурные деньги! Инкассируем вот недавно магазин один, ну, небольшой такой, фирменный…

— Бутик?

— Точно. Сумочки всякие, ремни… Я как на цены глянул — подумал сначала, что всё, поехала крыша, уже лишние нолики мерещатся. Нет, в натуре такие! За что? Ну да, хорошие вещи, но таких денег не стоят. И ведь покупают, самое главное!

— За понты, конечно, — усмехнулся Виктор. — Часто даже кредиты берут на такое, и не только на сумочки.

— Да я сам понимаю, что «понты»! Только зачем эти понты? Вот этого — уже не понимаю, — Виталий Андреевич достал из холодильника ещё две банки. — И Даша не понимает. Недёшево стала одеваться, это да, но никаких сумочек «за мильён» и золотых мобильников.

— У неё хороший вкус. Учёная дама как-никак, историк, — Страж Драконов отметил, что Кресов перестал называть дочь «Дашкой».

— Вот насчёт «учёной дамы» я и хотел поговорить. Ты же всё прекрасно знаешь. Да все знают, видно уже, что шестой месяц! Ну куда полезла девочка, ей девятнадцать только! Хоть бы доучилась сначала, всё ведь за три года позабывает. Какая уж тут «учёная дама»… — Кресов виновато опустил голову. — Мой грех, а искупать она будет, вся жизнь под откос!

— Она тебе сказала?

— Конечно. Хочет, понимаешь, вернуть ту девушку! Ладно бы ещё детей любила, так нет же, говорит — «служение феи». Ну родит, исполнит, так сказать, служение это, а растить кто будет? Светлане с работы уходить, что ли? Только на повышение пошла, и нате вам — «здравствуйте, я ваша внучка!»

— Андреич, да ладно тебе! — улыбнулся Виктор. — Ну какие три года? Год только пропустит, ну так парни, если в армию идут, тоже пропускают. И Светлане работу бросать не надо.

— В армию? — саркастически усмехнулся Виталий Андреевич. — Ну да, ты служил, и я служил, да только детей у тебя нет, а у меня есть! Поверь, женщинам тяжелее, чем мужикам в армии. Ребёнок, знаешь, такой командир, которому никакие уставы не писаны! Каждые полчаса боевая тревога, я же помню. Если с армией сравнивать, так только с нештатной ситуацией, когда часового выставили на пост и не сменяют!

— А он, понятно, не имеет права сам уйти с поста, — понял аналогию Страж Драконов. — Нет, всё штатно будет. Солдат же в армии не один, товарищи рядом? Ну так и Даша не одна.

— Михалыч, ну херню же несёшь! Что значит «не одна»? Ты ж служил, знаешь, что новобранца никто в караул не поставит, солдат хоть какой-то опыт должен иметь! А кто у вас с опытом? Алина от детей почище Даши шарахается, по ней же видно. Аня вроде добрая, так сама ребёнок ещё! Лена? Ещё младше. Только Ната более-менее, но ведь у неё тоже детей нет, откуда опыту взяться? — Кресов знал далеко не всех фей и не упомянул ни Инессу, ни Лейлу.

— Оно, конечно, так, — Виктор слегка погрустнел. — Но Даше придётся заниматься только младенцем, вся бытовуха будет не на ней. Не ссы, Андреич! Прорвёмся!

* * *
Над Гремонским нагорьем, как всегда в конце зимы, свистел ветер, и появившейся в распадке между высокими холмами девушке пришлось поплотнее закутаться в плащ. Слезились от ветра глаза, начали коченеть ноги, и сразу замёрзли руки, но на руках у неё были кольца с зелёными самоцветами, и девушка не отступила.

«В родном Тапалоне сейчас хоть не так холодно», — думала она, медленно проходя по распадку. — «И дочь князя всегда могла подняться в тёплую горницу, выпить горячего молока с мёдом… Да только дар у меня!» — Лесная Сестра довольно быстро нашла нужное место и принялась ковырять лопаткой мёрзлую землю.

«Ланни…» — слёзы в прищуренных глазах девушки стояли уже не от ветра — ей вспомнилась младшая сестра, умершая месяц назад. «Не смогла я её спасти, не бывает такого дара — отбить невесту у Белого Жениха! Но многих и многих — смогу!» — через несколько минут она откопала какое-то корневище.

«Хороший харвит!» — довольная собой Лесная Сестра убрала лекарственный корень в поясную сумку. — «И как раз самый целебный — выкопан в самом конце зимы. Ещё, что ли, поискать?» — даром бывшей миретанль Тениллы было видеть, даже под землёй, нужные растения.

— Ханисетль! — вышедший из-за каменной осыпи человек, по виду местный горец, был усталым и измождённым. — Ханисетль, — повторил он. — Прошу, появись у мирета Гарласа!

— А что с ним? — встревожилась Тенилла.

— С нами, ханисетль! Со всем народом, — человек горько усмехнулся. — Ты откуда родом? Небось из Ниметара?

— Из Тапалона. И полной феей стала совсем недавно.

— Не знаешь, значит, как мы живём, — вздохнул горец. — Тапалон… Море триамы, крестьяне досыта хлеб едят.

«Если бы! Далеко не всегда досыта», — подумала Лесная Сестра, доставая из сумки две лепёшки и кусок вяленого мяса.

— Хансат? — горец недоверчиво смотрел на хлеб. — Для нас и триама — роскошь. Спасибо! Только я сам есть не буду, детям отнесу.

— Благословение Лесных Сестёр! — Тенилла ласково улыбнулась. — Где сейчас Гарлас?

* * *
Ветер, предвещавший последние морозные дни, проносился и над крестьянским домом близ Касамы, таская высокую печную трубу за растрёпанную косу дыма и яростно раскручивая крыльчатку анемометра на башенке Таниссы, удивлённо выводившей в журнале наблюдений рекордные «14.3»[107]. Он сдул весь снег с ровной земли, сразу начавшей подмерзать, и подступился к последнему клочку, огороженному какими-то странными решётчатыми конструкциями. Порыв за порывом пытался он оголить и этот клочок, но вихрящийся снег, наталкиваясь на препятствие, всё время падал обратно, и в конце концов ветер отступил.

С рассветом дверь дома открылась, и из неё вышли женщина с ведром и девочка с корзинкой, только что записавшая в журнал скромные «2.9». Стуча ногами по мёрзлой земле, они пошли к низкому строению через двор.

— Нисси! — заметив, что на улице мороз, женщина обеспокоилась. — Как ламхинам триамы насыплешь, сразу отцу скажи, чтобы поле посмотрел!

— Доброе утро, о-фенетль! Я смотрела уже, не надо, — послышался женский голос.

— Юлли! — обрадовалась девочка. — Всё хорошо?

— Да, всё в порядке, снег не сдуло.

— Доброе утро, ханисетль Юллия! — повернулась женщина, не забыв украдкой погрозить дочери пальцем. — Опять ты с печеньем… Мне-то оставьте! — она пошла в стайку доить хилетль.

Лесная Сестра постучалась в дом:

— О-фенет, я посмотрела поле. Щиты сработали как надо, снега над хансатом где-то четыре-пять бурамов[108].

— А я-то думал — баловство всё это! — с облегчением пробурчал Паланир, которому всю зиму пришлось не только учиться писать, но и, по личной просьбе Нисталя, делать щиты для снегозадержания.

* * *
— Стыдно сказать, но Лесные Сёстры как-то совершенно не интересовались Гремоном, — с виноватым видом рассказывала Леренна. — В ордене нет ни одной сестры оттуда, ну это и понятно — население очень маленькое. Мы почти все родом из пяти приморских миретаров по Фалонте и Тапалере.

— Месинтар, Ниметар, Фетерин, Тапалон и Ласимель? — уточнила Лариса.

— Да. Есть несколько сестёр из северных княжеств, ну и Меллеан, конечно.

— Кстати, а почему у вас только она из Тинистара? Там же почти миллион человек живёт, неужели нет девочек с даром феи? — удивилась Ната.

— Мы там не ищем и вообще стараемся в Тинистаре не появляться, — тарлаонка поморщилась. — Все тинистарцы — фактически собственность мирланеха, он никого не выпускает, а если кто сбежит, то вся его семья попадает в пожизненные повинники. Кстати, одного такого повинника надо всё-таки вытащить оттуда. Сын Нилармаха, а Нилармах же бежал! Только потому и рискнул, что семья при землетрясении погибла, так что ему самому грозило в повинники угодить.

— В смысле? Он-то чем провинился? — недоуменно спросил Виктор.

— Да ничем, конечно. Просто семья меньше стала, значит, ему за всех отбывать. Землетрясение, мор, да просто умер молодой парень — всё равно семья мирланеху повинность отбыть должна!

— Вот интересно, у нас кто-нибудь до такого сволочизма додумывался? — оскалилась Алина. — Сталин — точно нет, хоть и близко к тому.

— У Даши спросить надо, — посоветовала Ната. — Но сейчас это к делу не относится.

— Как там Даша, кстати? — поинтересовалась Леренна. — Нисталь за неё беспокоится.

— Всё с ней более-менее нормально, но на Тарлаоне, понятно, пока появляться не может, раз Творец уже дал её дочери человеческую душу.

— Да, не можем мы брать в иные миры кого-то другого, — вздохнула тарлаонка. — Только сами, и пока только сёстры полного посвящения. Кстати! Ученики Стихиалей могут, но только самих Стихиалей, а не ученики учеников.

— То есть я могу, а моя ученица — уже нет? — недовольно нахмурилась Лариса.

— Получается, так… Значит, что мне рассказала Тенилла? В Гремоне, оказывается, с конца зимы и до середины весны жуткий голод почти каждый год. Горы не очень высокие, но достаточно ровного места для пашни не найдёшь. Они лимасен[109] дикий собирают, ягоды, на куваров охотятся, да не хватает запасов на всю зиму! Хилетль почти не держат, потому что сена накосить на зиму — это опять ровный луг нужен. Ламхин — ну понятно…

— Кормить нечем, — понимающе кивнул Виктор. — А овец, я так понимаю, на Тарлаоне нет? — он показал картинку.

— Видела уже, знаю, что такое овцы. Только не подумала, что в Гремоне именно их и надо разводить, — Леренна смущённо опустила глаза. — А хлеб им откуда брать?

— Наши горцы кукурузу сажают, ты знаешь такие зёрна. Но будет ли она нормально расти в этом Гремоне? Это же примерно как…

— Курск или Белгород, — прикинула Лариса. — Виктор, ты же из Курска? У вас кукурузу на зерно выращивают или только на силос?

— Выращивают! — Страж Драконов решительно встал. — Я за бараниной, овечьим сыром и кукурузной мукой! Сначала надо горцев этих с самой продукцией познакомить.

* * *
В дом вождя вошло ещё несколько человек, и мирет Гарлас отошёл от очага — теперь греться будут новоприбывшие. Дрова в Гремоне тоже были не в изобилии, поэтому зимой весь клан набивался в несколько самых больших домов, принадлежавших вождю и родовым старейшинам, складывая в общий котёл и скудные остатки припасов. В других кланах, понятно, практиковалось то же самое.

Правителем всего Гремона Гарлас не был — просто вождь одного из кланов, пусть и самого многочисленного. «Миретом» он титуловался лишь из-за княжеского происхождения — его прадед, фетеринский миретан, ушёл в тарансиль и поселился на севере Гремонского нагорья. На юге же расселились даже не миретаны со своими людьми, а просто беглецы и безземельные батраки из всех княжеств Тарлаона.

Окажись в Гремоне весной или летом художник с Земли, он сразу воскликнул бы: «Самый красивый край на Тарлаоне!» Таким Гремон на самом деле и был, но вся его красота не могла дать горцам летом и осенью столько еды, чтобы хватило и на всю зиму. Каждый год ночь Павшего солнца становилась последней ночью для стариков, уходивших умирать в горы, чтобы жили их дети и внуки, однако и это почти не помогало — дети тоже выживали далеко не все. Но упрямые люди стояли насмерть, не желая уходить со ставших родными гор.

«Да и куда нам уходить?» — размышлял Гарлас. — «Вся окрестная земля поделена, мы же здесь и поселились как раз от безземелья! А на дальний тарансиль опять же припасов не хватит, и дома точно не успеем построить до зимы».

— Папа, а дедушка Камирен придёт? — оторвал его от раздумий младший сын, пятилетний Гемалис.

Гарлас лишь печально посмотрел на него. Как объяснить малышу, что старый сказочник, которого так любили все дети, тоже ушёл? «Наверняка ушёл на гору повыше, чтобы встретить смерть поближе к небу», — печально улыбнулся про себя вождь. — «Я и сам уже не молод, но не могу так уйти, пережить зиму — это даже не моя привилегия, это мой долг».

— Мирет! — появился один из воинов, остававшихся на страже возле дома. — Две Лесные Сестры и два мага!

Через минуту в дом вошли ещё четверо — уже знакомая Гарласу Тенилла с другой Лесной Сестрой («Сама Первая ученица!» — изумлённо отметил вождь, разглядев алмазы в диадеме феи) и маги в совершенно нездешней одежде, тащившие какие-то мешки. Маги? Да нет же, одна из них — магиня, только почему-то в штанах.

— Ханисет Виктор, — представила Тенилла. — Ханисетль Леренна, ханисетль Ларисса.

* * *
Самый старший по возрасту родовой старейшина, которого Лариса начала расспрашивать про климат в Гремоне, не позволял себе смеяться, лишь иногда сдержанно улыбаясь. Да, девчонка, к тому же говорит очень смешно, но это ханисетль, и она спрашивает о серьёзных вещах и предлагает помощь!

— Спасибо! — девушка, поблагодарив старейшину, подошла к Виктору:

— Здешний клан, оказывается, живёт на самом севере Гремона, так что нужен максимально северный зерновой сорт кукурузы. И овцы лучше романовской породы, они, конечно, не чисто мясные, но тоже северные и дают много молока.

— Да, и тулупы хорошие будут, — согласился Страж Драконов, помешивавший в чугунном казане мамалыгу. Мать Виктора была молдаванкой, а сам он воевал в Чечне, поэтому из простых народных блюд остановился на мамалыге с овечьим сыром и жижиг-галнаше[110]. — Только что жира от них мало, порода не курдючная.

— Вот это и смущает, — призналась Лариса. — Как они мясо на зиму заготовят? Его же надо жиром заливать, — она, продолжая переговариваться с Виктором, начала было замешивать кукурузное тесто на галушки, но её сразу же оттеснила какая-то пожилая женщина: «Дочка, ну что ты делаешь? Дай я покажу, как правильно!»

— Здесь мясо хорошо вялят и коптят, — Страж Драконов неожиданно вскинулся, явно что-то сообразив. — Лара, а помнишь, Леренна про Сатилонские пустоши рассказывала? Как думаешь, эдильбаи[111] там приживутся?

— Если я правильно поняла, Сатилон — это солончаковая степь? По идее должны, — девушка отошла снять пену с кипевшего в огромном медном котле бульона.

— Ну, бывают у нас иногда набеги на соседей, — рассказывал в это время Гарлас Лесным Сёстрам. — Еду захватываем и роскошь всякую, которую перепродать можно. Котёл тоже оттуда, — смущённо признался он. — Золото с серебром иногда в горах находим, но самая большая удача — найти харвит! За один корень столько серебряных монет дают, что весь клан может неделю зимой не голодать! Правда, зерно ещё купить надо и поднять к нам в горы… Да, Тенилла! Ты ведь тоже у нас харвит искала, правильно? Нашла?

— Да, — кивнула фея.

— Прошу, заплати моему клану! Для нас, как видишь, это вопрос выживания, — вождю было стыдно перед Лесными Сёстрами, но по-другому он поступить не мог.

— Конечно, — перехватила Леренна. — Серебром или лучше сразу зерном?

* * *
— Хочешь, сама сделаю? Труда минимум, а собирать потом будет гораздо легче, — Юля пыталась убедить упрямившегося Паланира, что чечевице, уже начавшей нащупывать усиками опору, нужно дать возможность расти вверх.

— Пали! — возмутилась Навепа. — Ладно ещё готовить, но чтобы ханисетль в поле работала? Тарси, сделаешь? Пусть, в самом деле, отец на это не отвлекается, — она подозвала сына.

— Ага, — Тарсан сразу понял, что нужно сделать. — Верёвочки есть?

— Есть, — Юля положила перед ним моток тонкой уртиновой[112] верёвки.

— Ну делай, а я в поле! — Паланир поднялся и пошёл в амбар за семенами подсолнуха — земля уже достаточно прогрелась. «Пятьсот с лишним вёдер масла, говоришь?» — он вспомнил, что рассказывал Виктор о пасоне. — «Столько у нас, конечно, не получится, но всё равно десять фарилей вручную засеять! Работать будем все, и даже Юлли потихоньку, пока Навепа не видит».

Вышедшая вслед за хозяином Лесная Сестра удовлетворённо улыбнулась, озирая пробудившийся крестьянский надел. Поднялась ленса, пробились из-под земли первые ростки соланы, стояло поодаль несколько новеньких ульев, ждущих пчёл, и в зелёном море хансата начали зарождаться первые робкие колоски.

«Радость! Солнце будит нас не только для работы, но и для радости!» — Юля была горожанкой, но за три с лишним года на Тарлаоне стала хорошо понимать крестьян. — «И Паланир в душе радуется, и Нисталь наверняка радуется. И наш поэт тоже радовался…» — она вспомнила и начала тихо читать вслух:


Дорого-любо, кормилица-нива,
Видеть, как ты колосишься красиво,
Как ты, янтарным зерном налита,
Гордо стоишь, высока и густа![113]

— Стихи? — поняла незаметно подошедшая Танисса. — Переведёшь мне на тарлаонский? Я переложу, — девочка тоже пыталась писать стихи.

Глава 9. Две обретённые

Разве ты сирота?.. Успокойся, родной!

Словно доброе солнце, склонясь над тобой,

Материнской, глубокой любовью полна,

Бережёт твое детство большая страна.

Гафур Гулям[114]
Май — 7 июля 2006


Лесных Сестёр на Тарлаоне было немало, но трёхмесячный ягнёнок весил не намного меньше пятидесятикилограммового мешка с зерном, поэтому работать пришлось пятерым землянам — к мужчинам присоединились лишь тренированная Алина и упрямая Лариса, которая как раз наклонилась, готовясь подхватить первого ягнёнка.

— Лара, не так! Не спиной поднимай, сорвёшь! — остановил её Виктор. — Смотри, — он присел и притянул к себе барана — кроме двух сотен ягнят, для клана Гарласа было закуплено двадцать баранов и десять овец. — Бери руками, выпрями спину и только потом поднимайся одними ногами!

— Поняла, — девушка подняла ягнёнка на руки и исчезла, оказавшись на горном лугу около большого камня. На камне лежали пять их перстней, которые сторожила Тенилла.

— Ой, милый такой! — улыбнулась она. — Это баран? — вместе с новым домашним животным появилось и новое слово в тарлаонском языке.

— Детёныш, — пояснила Лариса. — Вкушать возможно, но лучше взрастить, наблюдай его будущее, — она показала на принесённого Виктором барана.

— Кстати, а зачем их вообще поднимать? — сообразил в этот момент Артур. — Достаточно чуть приподнять и появиться прямо так, на корточках.

— И после этого ты говоришь, что в армии не служил? — рассмеялся Роман. — Хитрый же, как солдат, в плане избегания лишней работы! — он попробовал сделать именно так, и у него получилось.

— Получается? — обрадовалась Леренна, не упустившая случая познакомиться ещё с одной стороной жизни землян. — Тогда я к Гарласу, пусть все читают! — она триумфально потрясла собственноручно скомпилированным из земных источников трактатом по овцеводству.

* * *
— Вам не вытащить Суленора, — печально покачал головой Нилармах. — Хотя бы потому, что я не знаю, где именно он работает. Скорее всего в серебряных рудниках, но может быть, и нет.

— А можно это как-нибудь узнать? — Леренна всё же не оставляла надежды освободить сына кузнеца и перенести его к отцу.

— Как? Ходить по сёлам и спрашивать всех, кто недавно отбыл повинность, не встречали ли они такого парня? Лесных Сестёр в Тинистаре не жалуют, да ты и сама это знаешь.

— Знаю, — вздохнула фея. — Если рядом стражник окажется — сразу выстрелит или кинжал кинет. Раньше мы ещё осторожно заглядывали, а теперь даже наша Первая сестра не рискует там появляться, хотя сама оттуда. В родной стране — и не может!

— Ну вот видишь! Ты тем более не сможешь, — кузнец безнадёжно поник. — И вид у тебя не наш, и говоришь на другом диалекте. Ты для тинистарцев чужая, понимаешь? А их приучили остерегаться чужих, тем более что никто из наших крестьян жителей других стран даже не видел никогда. Мирланех же не только нас не выпускает, но и вас не впускает, даже торговля — только на двух пограничных перевалах, в сам Тинистар купцам ходу нет, и торговать им можно только с особо доверенными людьми Тесенита.

«Да, феи Земли действительно не справятся», — поняла Леренна. — «Но есть же и другие Стихиали! А Стражи Вихрей, например, могут становиться невидимыми и читать мысли. Надо срочно посоветоваться с нашими друзьями с Земли!»

* * *
«Наконец-то мясо!» — подумал Паланир. — «А то от этих кабанов пока один навоз был. Мало того, что воняет, так ещё, оказывается, и на удобрение сразу не годится — сначала перегнить должен», — он посмотрел на компостную яму, содержимое которой в основном составлял свиной навоз с соломой. Солома была покупная, и все окрестные крестьяне терялись в догадках — зачем уважаемые ханисетль Манелисса и ханисетль Юллия скупают возами не только сено, но и солому, которая не годится на корм ни метеланам, ни ламхинам? Впрочем, уже летом сто фарилей хансата должны были принести её с избытком — крышу-то подновлять не придётся, она же черепичная!

Упитанный подсвинок, которого месяц назад начали откармливать отдельно, — остальных было решено оставить на развод — тянул, как объяснил измеривший его Виктор, кимбутов[115] на сто пятьдесят — сто семьдесят. Уже взяла последнюю пробу навоза ханисетль Алинна («Чтобы не было гадости, от которой болеют», — объяснила Танисса), уже готовилась промывать кишки новая знакомая — не говорившая по-тарлаонски ханисетль Наталлия, уже и он сам приготовил рассол и нащепал ароматное полено для коптильни. «Всё, начинаем!»

— Гоните его сюда! — Паланир приготовился ухватить подсвинка за ногу.

* * *
«Красивый камень», — отметила Ледяная Дева. — «Как, интересно, называется? Дашу бы сюда!»

Страж Вихрей держал её за руку, и они, невидимо скользя в воздухе, в принципе могли позволить себе полюбоваться красотами Тинистара — в основном архитектурными, хотя и природной красоты в стране было немало. Однако тинистарские порядки вызывали у Алины почти физическое отвращение, и она, не оглядываясь по сторонам, деловито приступила к считыванию памяти старшего мастера следующей каменоломни.

Есть! Очередная капля чужой памяти раскрылась образом записи не то в книге, не то в свитке: «Суленор, пожизненно за побег родственников». Дальше шло название родного городка Нилармаха и было приписано: «Можно использовать как кузнечного подручного».

Каменоломня была открытой, и Артур с Алиной легко перенеслись вниз, где работали повинники и расхаживали четверо стражников. Один из них держал взведённый арбалет и был готов выстрелить в любого появившегося постороннего — под «посторонними» подразумевались, конечно же, Лесные Сёстры. Трое других, с длинными шестами, должны были задержать могущих неожиданно рвануться на свободу повинников — остановить, оглушить, но только не убить, ибо стражник, убивший повинника, сам становился повинником вместо него.

Нужного им молодого парня — мрачного, но время от времени злорадно ухмылявшегося — они нашли довольно быстро. Парня действительно звали Суленором, сыном Нилармаха, и бежать из Тинистара он был, мягко говоря, не против, поэтому Страж Вихрей, даже не пытаясь сначала поговорить, сразу положил руку ему на плечо, и все трое появились у кузницы Нилармаха.

* * *
Для четырнадцати человек стол был, пожалуй, маловат, но Паланир, с молчаливого одобрения всех остальных, пригласил на ужин всех четверых землян, и те не стали обижать отказом людей, призвавших разделить с ними радость, тем более что и еды, и утвари хватало — Мардон, когда-то бывший подмастерьем у гончара, ещё зимой наделал мисок и горшков из оставшейся с декабря глины.

— Сули… — потрясённо смотрел на сына ещё не поверивший до конца в своё счастье Нилармах. — Как же тебе удалось бежать?

— Да я сам не понимаю, — оторвался от еды Суленор, уплетавший за двоих картошку и жареную свиную требуху с кармоном. — Отлетел небольшой камень, я наклонился поднять, чтобы под ногами не мешался, и вдруг стою перед твоей кузницей! Отец, а мы где — в Ласимеле?

— В Ниметаре. Мы со Стиламмой даже в Ласимеле оставаться побоялись, хотели перебраться подальше от Тинистара.

— А тебя перенёс сюда я, — сказал Страж Вихрей.

— Ох, как же я благодарен!.. Ну и правильно, что подальше! — Суленор зло усмехнулся и вновь принялся отъедаться, поскольку последние несколько лет всё время был полуголодным — повинников в Тинистаре в принципе голодом не морили, но старший мастер с подручными, как везде и всегда, подворовывали.

— Суленор, поведай, каково имя камню сему? — через несколько минут решилась спросить Алина. Камень лежал на столе — очень тёмной, но всё же слегка прозрачной синевы, с розоватыми и кремовыми прожилками.

— Эмпеан, — улыбнулся бывший повинник. — Только эта красота вокруг временами и спасала в той проклятой каменоломне! Ханисетль… — на Тарлаон Ледяная Дева всегда надевала хотя бы одно кольцо, поэтому парень обратился к ней как к магине.

— Алина.

— Ханисетль Алинна, возьми! Это ведь ты искала меня вместе с ханисетом… Артуром? Да и не хочу я никаких напоминаний о каменоломне, даже таких красивых! — Суленор сделал отстраняющий жест ладонью. Униформа повинника сразу же его после появления у кузницы была торжественно сожжена — даже хозяйственной Навепе не пришло в голову пустить её на тряпки, и парень сидел за столом в праздничной рубахе ниметарского крестьянина.

— Спасибо, фенедис[116] Суленор! — Ледяная Дева взяла камень, оказавшийся довольно тяжёлым, и положила его в поясную сумку.

* * *
Никаких скидок на беременность Даша себе не делала, и уж тем более ей не приходило в голову выпрашивать их у преподавателей — училась она серьёзно. Оставался только последний экзамен, но до него была ещё неделя, и сейчас «восьмой Наполеон» увлечённо обсуждал с остальными семью историю Тарлаона.

— Мы с Алиной перевели трактаты, которые Коберин дал, — начала Лариса. — Мироописание и летоописание, то есть географию и историю. Итак, сначала география и всё сопутствующее. Карты мы все видели, они, конечно, примитивные, но некоторое представление дают. Тарлаон, в смысле материк, а не весь мир, действительно очень похож на Австралию. Климат, понятно, не от субэкваториального до субтропического, а от субтропического до субарктического, но это единственное серьёзное расхождение.

— Не только, — заметил Артур. — Ещё нет почти никаких островов поблизости, только два небольших островка, да и то на севере, а так — один океан вокруг.

— Пожалуй, да, это тоже важно, — согласилась юная Ледяная Дева. — Это значит, что тарлаонцы не имеют никаких контактов с другими материками, поскольку навигация им практически неизвестна, плавают только вдоль берега.

— И экономических предпосылок к её развитию пока нет, — добавил Виктор. — Перенаселение им ещё долго не грозит, и пряностей, за которыми, собственно, испанцы с португальцами и плыли, они тоже не знают. А просто так, для установления связей, какого-нибудь Чжэна Хэ[117] снаряжать — опять же экономика не потянет.

— В общем, Тарлаон развивается изолированно, — подытожила Ната. — Лера, а Лесные Сёстры бывали на других материках?

— Чтобы появиться, надо знать, где, — объяснила Леренна. — А мы даже не знаем, есть ли на планете какая-нибудь другая суша! Кроме, конечно, этого непонятного места, где «храм Стихий» стоит.

— Итак, нам пока известно только об одном материке, — продолжила Лариса. — Полезные ископаемые — это землянам разведывать надо, потому что всё, что можно добывать и использовать на их уровне развития, тарлаонцы уже разведали. Серебро с золотом, медь, железо, уголь, ну олово, может быть.

— Да, олово у нас знают, и бронзу тоже, — подтвердила тарлаонка. — А вот ртути нет.

— Скорее всего есть, просто не в самородном виде, — предположила Алина. — А у вас никто не пытается делать из одних веществ другие?

— Да знаю я уже, что такое алхимия! — рассмеялась Леренна. — Ну да, некоторые ханисеты пытались, но двое очень быстро умерли непонятно почему, а у остальных ничего толкового не получилось.

— Химией я займусь, а вот геолога нам не хватает. Даша, ты только самоцветы распознавать можешь или вообще все минералы? Вот это, например, что такое? — она протянула камень из тинистарской каменоломни.

— Эмпеан, — ответила Даша, положив камень на ладонь и немного подумав. — Но на Земле такого минерала нет.

— А химический состав какой?

— Вот это я уже не могу. Минерал назову, а из чего состоит — не чувствую.

— Уже хоть что-то! — обрадовался Артур. — Химик-то у нас есть. Кстати, ты скоро сможешь появляться на Тарлаоне?

— Физически — месяца через полтора, но… — Даша развела руками.

— Да уж понимаю… Лара, меня больше всего другое удивляет. Биология! Почему видовое разнообразие ну совершенно никакое? Ни лошадей, ни овец, ни, хищников, ну это понятно — им же нечем питаться.

— Хищники есть, — возразила Лариса. — Но мелкие, не крупнее лисицы. Птиц много, насекомых… Даже не Австралия, а Новая Зеландия какая-то! Там ведь тоже до прихода европейцев не было крупных млекопитающих.

— А метеланы как же? — вспомнила Юля.

— Метеланы и хилетль, похоже, пришли на Тарлаон вместе с людьми, — теперь рассказывала уже Леренна. — Ни в одной нашей летописи не упоминается о диких метеланах. Кувары — те да, родом с Тарлаона.

— Это называется «автохтонный вид», — Артур знал любовь Леренны к книжной премудрости. — Лера, а никто не пытался выяснить, откуда вы вообще пришли? Причём, я так понимаю, два разных народа, тинистарцы же по виду сильно отличаются от вас.

— У меня такое впечатление, что об этом старательно умалчивали, — тарлаонка задумчиво вертела в руках карандаш. — Все летоописатели сходятся на том, что люди появились чуть севернее современного Ласимеля, и было это тысячу с небольшим лет назад. А вот откуда пришли и почему… Мне попадались летописи, у которых начало было попросту оторвано. Вот появились — и всё, как будто из ниоткуда!

— И было вас, судя по всему, немного, если через тысячелетие только десять миллионов стало, — Страж Вихрей начал что-то подсчитывать на калькуляторе. — Лера, а «примерно десять миллионов» — это вместес Тинистаром?

— Ой, знаешь, нет! Мы как-то привыкли уже, что Тинистар — это чуть ли не в другом мире.

— Ладно, тогда предков современных тинистарцев тоже не считаем. Предположим, вас было тысяч пять, при этом мужчин и женщин поровну, тогда, если по четыре поколения за каждые сто лет… Сколько примерно у вас детей в каждой семье?

— От трёх до шести, больше почти ни у кого нет.

— У меня получается где-то два с половиной, — Артур показал калькулятор. — Но это при условии, что все не просто выжили, но и оставили потомство.

— Чего и близко нет, — Леренна печально вздохнула. — Так что, выходит, где-то несколько тысяч нас и было. То ли изгнанники, то ли беглецы…

— Беженцы, — поправила Ната. — Но тогда что заставило их бежать? И как они смоли оказаться в ином мире?

— Не знаю. Бывала я в других мирах, но нигде не помнят такого, чтобы столько людей одновременно исчезало.

— Ну, через тысячу лет могут и не помнить, — подключилась Даша. — Это надо летописи изучать — может быть, там упоминается? Или ты была не в тех мирах.

— Ладно, — встряхнулась Леренна. — Мне, конечно, очень хочется разгадать эту тайну, но сейчас давайте подумаем о ближайшем будущем. Итак, есть пять степных миретаров, откуда родом почти все наши Лесные Сёстры. В северные княжества пока лучше не лезть, не справимся — там сплошные леса, хозяйство ведётся совершенно по-другому.

— То есть получается некий, учёно выражаясь, кластер, — резюмировал Страж Вихрей. — Пять княжеств с очень схожими природными условиями, а значит, и со схожей материальной культурой. Естественные границы — с юга море, с севера и с востока горы, и князья друг с другом роднятся…

— Да, в том-то и дело! Может образоваться очень сильное… королевство, правильно? Не хочу говорить «мирланестан», пусть Тесенит своё хозяйство так именует! — Лесные Сёстры платили Тинистару взаимностью.

— Лера, а населения в этих княжествах сколько всего? — Даша смотрела на карту, оценивая площади. — Нисталь мне говорил, в Ниметаре — тысяч триста.

— Да, где-то так, — подсчитывала тарлаонка. — В Тапалоне — чуть меньше, в Месинтаре — примерно четыреста, в Фетерине — пятьсот. Самый большой миретар — это Ласимель, там больше шестисот.

— Два с лишним миллиона? Так, по площади примерно как половина Франции, а во Франции тысячу лет назад, то есть в середине Средневековья, было где-то шесть-семь миллионов…

— То есть в наших княжествах могло бы быть в полтора раза больше людей? — Леренна даже огорчилась.

— Скоро будет! — мягко улыбнулась Даша. — Не забывай, что галлов, то есть предков французов, во времена Юлия Цезаря было всё-таки не несколько тысяч!

* * *
— Ханисетль Леренна… — через силу улыбнулся умирающий князь. — Прости, не жаловал я вас. Думал, несерьёзно это всё, ну феечки и феечки, девушек наряжают, учат иногда, но для княжеских дел — никакой пользы!

— Да так оно и было, — призналась фея. — Не хотели мы входить в княжеские терема, думали — простым людям поможем, а правители и без нас справятся.

— «Терема»? Обижусь ведь перед смертью! — засмеялся одними глазами Ластен, мирет старинного богатого Ласимеля, чей дворец действительно было невместно называть «теремом». — Ханисетль, я согласен, так и было. Да и мне не хватило мудрости Нисталя с его отцом, — князь в изнеможении прикрыл глаза и обвёл слабеющей рукой свои покои, где, кроме Леренны, у его изголовья сидели миредис Лесанит с миредисль Линкилой и готовящая какое-то лекарство Тенилла. — Думаешь, зачем именно вас видеть хотел? «Чада и домочадцы» — это потом, а пока осталось несколько часов, о земле нашей с вершителями говорю! — слова «политик» на Тарлаоне ещё не знали. — Ренни, — он отбросил церемонии, — ты же стала вершителем ещё до встречи с симеланцами, разве не так?.. Да знаю я про Симелан, не удивляйся! Так будь же хоть ты мудрой! И ты, Леси, — князь посмотрел на сына. — Не поддавайтесь искушению, не приносите с Симелана много золота и серебра. Чего стоят деньги, если их слишком много?

— Отец, а оружие? — Лесанит, будучи мужчиной и княжичем, в первую очередь вспомнил, конечно, о делах ратных.

— Оружие… — задумался Ластен. — Тоже не надо, слышишь? Только если придёт могучий захватчик, с которым мы по-другому не справимся. Страну храни! Мечом тоже, но и плугом! Бери плуг твой и иди за Лесными Сёстрами, — в иной ситуации подобное напутствие будущему князю было бы оскорбительным, но сейчас Лесанит серьёзно кивнул, поняв, что имел в виду отец.

— Но я-то разве вершитель? — решилась спросить заплаканная Тенилла, которой Ластен был человеком далеко не чужим. — Простая травница, даже не самая опытная.

— Сестра двух княгинь — «простая травница»? — усмехнулся князь. — Двух, двух, Тасомма ведь тоже будет, раз одна осталась у отца. Нилли, рядом с Ренни встань, ты сможешь! И на Симелане побывай, только головой думай, не тащи к нам все подряд устои оттуда!

— Почему я? — растерялась Тенилла. — Почему не Меллеан?

— Потому что ты княжеского рода, — обняла сестру не проронившая до сих пор ни слова Линкила. — Тебя примут как правительницу. Да, я чувствую — скоро на Тарлаоне начнут править Лесные Сёстры! И потом, ты уже смогла. Сможешь и в правители вернуться, если будет нужно.

— Какие же дочери у Таоля… — прошептал Ластен. — И он всё сокрушается, что сыновей нет? О-ханисетль! — князь из последних сил привстал и постарался придать голосу торжественность. — Прошу благословения Лесных Сестёр для миретль Линкилы и всего народа моего!

— Благословение! — Леренна исчезла и через несколько минут вернулась с украшенной самоцветами диадемой.

— Итак, кто в Пятикняжии ещё не хаолисль? — назидательным тоном произнёс князь — будучи человеком умным, он, независимо от Артура и Леренны, пришёл к той же мысли о единстве приморских миретаров. — Тасомма и миредисль Фансефа из Фетерина? Ханисетль Тенилла, возьми на себя Фетерин! Стань советницей князя и народа, как Леренна в Ниметаре. Только не повторяй всё за ней — думай! — Ластен тоже чувствовал, что Лесные Сёстры становятся влиятельной силой, но даже он не мог предположить, что напутствует будущую императрицу Тарлаона.

* * *
Ната, мурлыкая себе под нос песенку, ставила опару — Аня сейчас сдаёт последний школьный экзамен, и сегодня у них опять будут пироги. Скоро вернутся Артур с Ларисой, отправившиеся «за начинками», потом подойдёт и сама Аня, а к вечеру подтянутся и все остальные. «А у Артура, кстати, день рожденья в понедельник», — вспомнила Лесная Сестра. — «Как тогда, четыре года назад. Господи, сколько же вместилось в эти четыре года! И сколько же вместилось в нас!..»

— Лейла? — она удивлённо обернулась, уловив чьё-то неожиданное присутствие. — Ты появилась?

— Да… — ученица была удивлена не меньше самой феи. — Слышу — упало что-то на кухне, заторопилась туда, ну и… Потом думаю — а может быть, и у тебя смогу? Так я теперь что — пери? — на лице юной таджички начал проступать мистический ужас, но она быстро справилась с ним:

— Альхамдули’ллахи рабби-ль-’алямин[118]! Принимаю дар Его! — Лейла слегка задумалась. — Знаешь, Ната, люди всё время проклинают дары Всевышнего. Свободу дал — проклинают, разум — проклинают, любовь — и ту проклинают! И мне тоже соблазн есть — своих детей ведь не будет, ты говорила? Только Дашина девочка, одна на всех…

— Привет! — появилась Аня. — Сдала! Теперь — выпускно-ой… — с предвкушением протянула она. — Наталь, а платье ученицы можно подарить одной девочке? Я же сама не могу его больше надевать, только платье феи.

— Только подарить и можно, и только от чистого сердца, — улыбнулась Ната. — Продать — нельзя, даже обменять на что-то нельзя. А поступать-то куда думаешь?

— Тимирязевка, — смущённо призналась девушка. — На биофак универа не смогу, я не такая умница, как Даша. Лейла, а ты?

— А я всё-таки рискну на филологический, — решилась таджичка. — Всё равно же платно, раз гражданства нет, а там поменьше проходной балл.

— Да, вы сейчас никуда не торопитесь? — Ната начала собираться. — Тогда последите за тестом, а я к гному! Лейла, прошу прощения, но свидетельствовать будет Аня, хоть она и младше тебя. Даша пока не может.

— Лейла! — Аня обрадованно повернулась к подруге. — Так тебя сегодня посвящают в полные феи?

— Да, — кивнула Ната. — А облачать я попрошу Меллеан, пусть она тоже у нас побывает, чтобы потом не слишком удивлялась, — фея исчезла.

— Ой! — рассмеялась Аня. — Опять Линке платье надевать! Лейла, а ты пироги с какой начинкой любишь?

* * *
— Отец! — миредис Финелан вошёл в покои Фарлита. — К тебе Лесная Сестра!

— Проси, конечно! — фетеринский князь проверил, достаточно ли пристойно он одет. — И сам останься. Добрый день, ханисетль… Тенилла? — Фарлит не смог скрыть удивления, ибо предполагал, что это будет Леренна.

— Добрый день, о-мирет! — печально улыбнулась девушка.

— Мирета Ластена призвало время, — сразу понял князь. — И он перед смертью дал тебе какое-то поручение ко мне? — теперь удивляться пришлось уже Тенилле. — Нилли, если бы надо было просто появить меня на его погребении, ты бы пришла завтра. Так я прав? Тем более что ты сестра миретль Линкилы.

— Да, — Тенилла не стала ничего скрывать. — Он просил, чтобы я посмотрела материнским взором на Фетерин… и на миредисль Фансефу, — добавила она со смущением.

— В советницы, значит, предложил? Пятикняжие, только теперь уже благословенное вашим орденом? — усмехнулся Фарлит. — Нилли, девочка моя, ну что ты так смотришь? Это же его мысль и была насчёт Пятикняжия, я с ним часто беседовал. А знаешь, теперь и я не против, мы, конечно, больше горняки и ремесленники, но и нас симеланцы много чему смогут научить. И все пять княгинь станут хаолисль, так?

— Так. Три уже стали, — подтвердила Лесная Сестра. — И Тасомма непременно станет. Остаётся только Фансефа.

— Хочешь спросить, достойна ли она? — задумался князь. — Мой ответ — да. Не просто же так Финелан полюбил дочь ремесленника! Но пусть она сама тоже даст тебе ответ.

Фансефа появилась уже через минуту:

— Я уже всё поняла. Да, — она внимательно посмотрела на Тениллу.

— Что ж, ханисетль Тенилла, возлагай регалии на миредисль Фансефу! — усмехнулся Фарлит. — Но если ты хочешь стать советницей, то сначала я тебе буду советовать. И твой отец, и Нисталь, и Мотенор, и Леренна, конечно же. Итак, вот мой первый совет: не торопись давать советы!

* * *
— Анечка, ну не надо в платье феи, прошу! — убеждала Ната слегка расстроившуюся выпускницу. — Тебя же в нём все запомнят, и фотографии по всей стране разлетятся. Пусть сказка останется сказкой! Зачем на школьном выпускном фея, если там каждая девушка будет сама себе фея? Хочешь, сошью тебе обычное платье, но очень красивое? Я успею за пять часов, не сомневайся.

— Ладно, — нехотя согласилась Аня. — Что, и регалии нельзя?

— Если только что-то одно, — посоветовала Ната. — Только решай прямо сейчас, платье и причёска будут соответствующие. Но диадему не стоит — слишком уж роскошно и необычно.

— А если ожерелье?

— Знаешь, можно. Твой окончательный выбор? Тогда шею открываем, а уши, наоборот, закрываем, — Ната взяла сумочку и отправилась покупать ткань на платье.

* * *
— Вот, значит, как, — подавленно произнёс Страж Вихрей. — Такой мудрый правитель умер, а мы о нём и не знали толком… Дальше всех ведь смотрел!

— Да, — согласилась Леренна. — Но главное, я поняла, что Пятикняжие — это уже не фантазии простонародья и не завиральные идеи человека со стороны. Уже приходит время, раз о таком объединении сами князья задумываться начали.

— Алина вообще-то видит в будущем Тарлаонскую империю, — Артур начал объяснять, что имела в виду Ледяная Дева.

— А вот это — не в ближайшие десять лет и вряд ли даже в ближайшие сто, — тарлаонка быстро ухватила идею. — Империи нужен имперский народ, одной волей князей — не получится.

— Да, всё так, — подтвердила Алина. — Но идти в этом направлении нужно начинать уже сейчас. «Даже путь в тысячу ли начинается с первого шага»[119].

— Ли — это сколько? — смысл самого изречения Леренна, конечно же, поняла.

— В разные эпохи по-разному, — начала вспоминать Даша. — Ну, не ли, а ваших хисалей, какая разница?

— Никакой, соглашусь… Да, кстати, насчёт мер! Я буду настаивать, чтобы все князья ввели единый эталонный клеран точно в половину вашего метра, он примерно столько и есть. Всё равно нам много чего у вас брать придётся, так хоть с цифирью чтобы не мучиться при пересчёте. Как думаете, народ поддержит?

— Поддержит, но только при условии, что ему не будет ни расходов, ни неудобств, — разъяснил Виктор. — А вот если князья за свой счёт обменяют все эти палки и железки на хорошие стальные линейки, так даже и с удовольствием.

— Закажете на Земле? — Леренна с надеждой посмотрела на него. — Вот такие примерно, как на столе сейчас лежит, только длиннее, ровно по метру? И с делениями по одному бураму. Их же даже на первое время несколько тысяч потребуется — каждому купцу и каждому ремесленнику.

— А каждому крестьянину — точный мерный виксан? — продолжил Страж Вихрей.

— Им пока так точно не нужно. Да и мало кто считать умеет, — с горечью призналась тарлаонка. — Школу бы открыть, да не одну!

— Привет! — появившаяся Аня вертела в руках компакт-диск. — Мне фотографии прислали с выпускного! Посмотрим?

— Ань, ну нельзя, как говорится, быть красивой такой! — улыбнулся Страж Драконов. — Одноклассницы не завидовали хоть? — довольно высокого роста светловолосая девушка на фотографиях сделала упор на естественную красоту своих семнадцати лет — муаровое платье очень простого покроя, простая причёска, и единственное украшение — ажурное ожерелье с самоцветами — лишь подчёркивало эту простоту.

— Не-а! — Аня озорно мотнула головой. — Я же добрая фея!

— Добрая, это да, — тепло посмотрела на неё Ната. — Кому платье подарила, кому туфли удобные, а кому и серебро с камешками, — она посмотрела на нарядных одноклассниц юной Лесной Сестры. — Анечка, вот что такое быть феей! А ты платье надеть хотела.

— Ой, да! Я поняла. До конца поняла.

— Ну что, агроном? — Лариса тоже с восхищением смотрела на красоту девушек, даже несмотря на то, что сама так никогда бы не оделась. — Урожай-то Паланиру когда убирать?

— Где-то в середине июля, — теперь Аня была вполне серьёзной. — Насколько я понимаю, сезоны у них практически точно совпадают с нашими? Но если июнь был жарким, то даже чуть пораньше. Можно я сама у него появлюсь посмотреть?

— Нужно! — подмигнула Даша. — Агроном должен в первую очередь на поле смотреть, а не на календарь! Кстати, о делах наших скорбных, — она скосила глаза на выпирающий живот. — Роды кто принимать будет? Наталь, я знаю, что ты акушерка, но хорошо бы ещё кого-нибудь из наших, с даром снимать боль. Я сама, конечно, это могу, но с других, а не с самой себя.

— Так Меллеан же! — воскликнула Ната. — Я её для этого и знакомила с тобой.

— Надо же, Первые сёстры двух миров! — восхищённо выдохнула Леренна.

* * *
— Ой, что на суде было! Трагикомедия, иначе и не скажешь, — нервно посмеиваясь, рассказывала Кристина. — Волокитили-волокитили, а всё равно когда-то надо! Ксюша сначала выступает, ну при маме, конечно. Елена эта аж дрожит, боится против оффи идти, а Ксюша вся прямая такая, спокойная! Дала показания, потом этот Михаил Андреевич мямлит, пытается отпереться, да только глуповат мужик, сразу видно, что врёт, да неумело притом. Потом Вероника, — женщина усмехнулась. — Тоже подсудимой пошла, расстарался Кирилл. Смотрю я на неё и думаю — и вот этой жабы я когда-то боялась? Еле ходит с палочкой, руки дрожат, половины зубов нет, а всё равно визжит: «Не знаю я ни про какие отказы! А соплячку эту в психушку на учёт надо! На старших руку поднимает, уголовница!» Главное, подсудимая, а орёт как потерпевшая… Наталь, что такого смешного?

— Да выражение это, — наконец объяснила Ната. — Оно вообще-то означает «психует», но у тебя получилось в буквальном смысле, — теперь рассмеялась уже Кристина.

— Короче, утопила и себя, и охранника, — продолжила она наконец. — Дурная же тётка, никак не доходит до неё, что такого гитлерования никто, мягко говоря, не любит, тем более судья у себя на работе. Ну, свидетелей начали вызывать, Белочка выходит, и я с ней. Всё по делу, никаких эпитетов, никаких домыслов — что видела, то и говорит. И тут Вероника как завизжит: «Ах ты дрянь малолетняя — против взрослых свидетельствовать!»

— Что, даже не «врёшь», а именно «свидетельствуешь»? — не поверила Ната.

— Ну! Судья скривился так — и штраф ей «за оскорбление участников судебного разбирательства». Главное, всё ему ясно стало! Для проформы, конечно, спрашивает: «Свидетельница, вы можете что-то добавить?» И тут Белочка… ой, не могу! — Кристина громко расхохоталась.

— Так что сказала-то? — Нате стало жутко любопытно.

— Это надо было видеть! Сейчас попробую изобразить, — женщина с третьей попытки сделала серьёзное лицо и передала слова дочери: «Ваша честь, я хотела бы добавить, что de lege ferenda[120] медсестра должна давать расписку в получении отказа».

— Ой… Научили на свою голову! — через несколько минут Лесная Сестра всё же смогла произнести несколько слов подряд. — Судья же понял небось?

— Ну да, а смеяться-то ему не полагается! Трясётся только, и Кирилл трясётся, и адвокат этих… Тут секретарша спрашивает: «Белла, ты, наверное, адвокатом будешь?» Надо же было кому-то что-то сказать. А Белочка так серьёзно: «Пока не знаю».

— Так чем дело-то кончилось? — не утерпела Ната.

— Тимофееву, значит, условный срок и запрет на три года охранником работать, Веронике — только запрет на два года, да она и не может всё равно, с такими-то руками! Ксюше с мамой небольшую компенсацию присудили, и частное определение по поводу директора.

— За то, что медсестру с судимостью на работу взял?

— Ну. Главное, что произвол осудили! — торжествующе оскалилась Кристина.

* * *
Ната неторопливо шла по улице, наслаждаясь июльским солнцем. За Дашу было, конечно, немного тревожно, но все Стихиали и Лесные Сёстры уже стояли на страже — чистюля Алина отмыла до блеска квартиру, Инесса всё перестирала и перегладила, дежурила на кухне Аня, готовая в любой момент что-то подать или нагреть воду, а у подъезда в машине — Виктор, и главное, появилась мудрая Меллеан. «Сейчас небось сидит чай пьёт и легенды Даше рассказывает», — умиротворённо подумала Лесная Сестра. — «Очень ей чай понравился, сказала, мог бы кое-где в её родном Тинистаре расти, но что ж делать, если Тесенит такой глупец! И оливы росли бы прекрасно, и дыни…»

— Ната? Ты, что ли? — неожиданно окликнула фею шедшая навстречу женщина лет пятидесяти. Господи, Нина Виленовна! Та самая «медсвекровь», чьё вахтёрское рвение семь лет назад стоило Кристине психиатрического диагноза!

— Доброе утро, Нина Виленовна! Простите…

— Да простила уже, хоть и злая была на тебя! — грустно улыбнулась пожилая медсестра. — Всё думала — ну как же так, я в ей матери гожусь, а она меня при всём народе — да за волосы! А через неделю слышу — Вероника эта одной мамочке с таким наслаждением рассказывает, что у неё от прививок не отказываются, одна вот не поняла, кто здесь власть, так теперь в психушке лежит! Господи, думаю, ну в дурку-то за что? Вероника, понятно, гнида была, но напустила-то я её, получается! Самой бы прощения просить, так не знаю даже, у кого! Так и не даёт покоя совесть с тех пор…

— Может быть, в кафе поговорим? — предложила Ната, чувствуя, что бывшей коллеге нужно выговориться. — Я помню, вы хороший кофе любите.

— Люблю, да дорого мне в кафе сидеть! Разве что ты угостишь, — Нина Виленовна посмотрела на туфли Лесной Сестры. — Не бедная стала, я погляжу.

— Конечно! Я приглашаю, значит, и угощаю.

— Спасибо, Наточка! — расцвела медсестра, когда Ната, за первой чашкой кофе, рассказала о Кристине. — Сняла ты у меня этот камень с души! Я с тех пор, знаешь, тишком старалась, если кто отказывается. Пишу, что сделала, а сама ампулу в раковину! А как Веронику от нас убрали — совсем хорошо стало! — они заказали ещё кофе. — Другие-то беды есть, конечно. Умирают, бывает, родовые травмы всякие… Да что я тебе рассказываю, сама знаешь! Природа злая стала на нас, — вздохнула Нина Виленовна. — А люди всё своего зла добавляют! Вероника та же… Знаешь, избили её в прошлом году, еле ходит теперь! Тоже злой кто-то оказался. А от деток своих отказываются? Русские редко стали, и то если больной совсем, всё больше эти… гастарбайтерши. Здоровые детки, плачут мамочки, а не могут взять, внебрачные они! Это нашим плевать, а в чуркестанах этих одна у бабы дорога — замуж да слушаться. Так кто ж замуж такую возьмёт? Если и найдётся парень, всё равно ему родители не дадут. Позавчера вот опять родила узбечка такая — рыдает, а отказ пишет, не примет родня её с ребёнком — добро бы хоть от жениха своего, так ведь не пойми от кого! Здоровая, главное, девочка, да только чёрненькая слишком будет, не удочерят её наши, так и пропадёт в детдоме…

«Девочка!» — словно громом поразило Лесную Сестру. — «Вот оно, предчувствие Воды!»

«Артур, срочно!» — решилась она. — «С Алиной, невидимыми!»

— Вот же нехорошие люди! — это было сказано уже вслух. — Узбеки в войну наших сирот как родных растили, а эти своих же узбекских детей сиротами оставляют!

— Так разные они, узбеки-то! — с тоской посмотрела медсестра. — Кто сирот растил — такие и сейчас дочку за нагулянного ребёночка простят, примут, хоть и ругать будут. А тут — живого человека чуть ли не в помойку, а иначе «что люди скажут?»

«Да все эти «люди», которые «скажут», на самом-то деле — просто тараканы в твоей собственной голове!» — мысленно возразила Ната неведомому узбеку. — «Нина Виленовна должна помнить, что встречалась со мной и что я рассказала про Кристину, но забыть, что рассказывала мне про отказных узбекских детей», — она начала крутить в голове мысль для наверняка уже появившегося Стража Вихрей. — «И скачайте из её памяти номер палаты».

* * *
Сидевший в холле молодой узбек был на посту с самого утра. Он приходил и вчера, и тогда Дильшода смогла на несколько минут выйти — порядки в этом роддоме были отнюдь не тюремными. Уже выходила она и сегодня, но парень не покидал своего поста, напряжённо вглядываясь в дверь — может быть, получится ещё раз-другой?

— Добрый день, Абдулбасит! — поздоровалась по-узбекски севшая рядом совершенно незнакомая девушка.

— Добрый день… — парень машинально отозвался и лишь после этого повернулся. — Откуда ты меня знаешь?

— Знаю, — улыбнулась девушка, по виду тоже узбечка. — И про беду вашу знаю. Мы поможем, только расскажи толком, что у вас случилось! С Дилей, сам понимаешь, я долго говорить не смогу.

— Да чем вы поможете… — отмахнулся Абдулбасит.

— Поможем, — незнакомка, оттянув ворот глухого платья, показала ожерелье, а затем чуть завернула длинный рукав, из-под которого сверкнул браслет. — Догадываешься, кто я такая?

— Пери? — удивлённо посмотрел парень. — Только на это и осталось надеяться!

— Да, — совершенно обыденным тоном подтвердила девушка.

— Люблю я её! — вырвалось у Абдулбасита. — Всё равно люблю! Эх, зачем только в Москву поехала? Надо было мне, да отец заболел…

— Что с ним, кстати?

— Инсульт. Вы что, и ему помочь можете?! — парень уловил промелькнувшее на лице незнакомки облегчение, и та молча кивнула.

— Денег не хватало на свадьбу, — Абдулбасит, уже совершенно успокоившись, вспоминал, что произошло с его невестой. — Только в Москве заработать, а я вот не смог, Дильшода со своим братом поехали. На стройке работали, чтобы денег побольше, а там же одни мужики вокруг, ну и задурил ей голову прораб какой-то! Я за ней приезжаю две недели назад, а тут такое… — он скрипнул зубами. — Маме звоню, та сразу всё поняла. Знаю, говорит, и её мама знает, и брат её, конечно, а больше никто. Всё равно женишься? Сынок, какой ты у меня молодец! Только ребёночка в роддоме оставить придётся, не получится за твоего выдать… Да знаю я, что не получится, мы же год не виделись!

— Я поняла, — подобралась девушка. — Вы когда уезжать собрались?

— Через три дня, на поезде, я уже билеты купил.

— То есть паспорт Дильшоды у тебя? Прекрасно! Подожди немного, она скоро выйдет, и вечером на самолёте улетите. За девочку её не беспокойся, пери вырастят!

— Какой самолёт, денег нет!

— Вот насчёт денег — не волнуйся, — подмигнула незнакомка. — И подари Диле на свадьбу… — она показала открытый футляр.

— Как я такое через границу провезу? — отказаться от подарка пери Абдулбаситу, конечно, даже в голову прийти не могло.

— Ах да, точно! Тогда в Ташкенте передам, — девушка поднялась и… исчезла. Только что стояла рядом — и нет её!

* * *
Женщина скрючилась на больничной кровати, безучастно отвернувшись к стене. Она не хотела смотреть на свою дочь, лежавшую в кроватке по другую сторону — зачем терзать душу? Нельзя привязываться к ней, нельзя брать на руки, и нельзя девочке иметь отца и мать… Всё — нельзя! Можно только жить дальше, спрятав от родни и соседей свой стыд и каждую минуту вспоминая брошенную девочку — это стыд ещё можно как-то спрятать, но совесть-то не спрячешь!

— Диля! — кто-то тронул её за плечо. Не «сокамерница» вроде — голос совершенно незнакомый. — «Пробудись от сна, душа[121], огляди в раздумье строго всё, что живо…»[122] — стихи были переведены на узбекский язык явно второпях, но это был её родной язык, и женщина привстала, удивлённо повернув голову к непонятно откуда взявшейся в палате незнакомой девушке — черноволосой и зеленоглазой, в роскошном зелёном платье и сверкающей самоцветами диадеме.

— Пери… — удивлённо выдохнула Дильшода.

— Фея… — вторила ей державшая на руках новорождённого мальчика женщина с соседней кровати — был «тихий час», но одна из «сокамерниц» не спала, продолжая любоваться сыном.

Незнакомка, приложив палец к губам, наклонилась над узбечкой:

— Диля, у нас мало времени! Если ты просто откажешься от дочери и послезавтра выпишешься, то больше её не увидишь.

— А если её возьмут пери, то — увижу? — моментально понявшая всё Дильшода с силой вцепилась в руку феи.

— Да, и сама она будет знать, какого роду-племени. Спускайся вниз и выходи к Абдулбаситу, он тебя к нам увезёт, и девочку твою я туда же заберу.

— А можно? Мне же напишут, что сбежала.

— И что? Преступления в этом нет, в розыск никто не объявит. А как они отписываться будут — не твоя забота. Оставь ты эту вашу привычку — слушаться любого «уважаемого человека», как будто он твой начальник! Врачи — они, знаешь, те же шайтаны, ничего тебе не сделают, если ты сама их не боишься. Решайся! — голос незнакомки звучал с булатной убедительностью, и колебавшаяся узбечка наконец решилась.

Фея, дождавшись, пока Дильшода выйдет из палаты, улыбнулась женщине, укачивавшей мальчика, и положила перед ней лист бумаги:

— Передай кому положено, — она исчезла с новорождённой девочкой на руках.

Женщина развернула отпечатанный на принтере лист:

«Никакая Дильшода Мансурова у вас не лежала, и никого она не родила. Вам же лучше — всё равно иностранка, никто искать не будет. Не мне вас учить, как это сделать, вы такое волшебство с бумагами вытворяете — никакой фее не под силу! Не беспокойтесь, с ней и с девочкой всё будет хорошо.

Лесная Сестра».

* * *
Когда к регистраторше из загса, выскочившей выпить кофе с печеньем, неожиданно подсели, женщина даже не удивилась. Бывало такое и раньше — просили о чём-то не вполне законном, но максимум, на что она соглашалась, — это зарегистрировать новорождённого без справки из роддома, если кто-то рожал без «услуг» сего казённого заведения. Сама будучи молодой матерью, регистраторша хорошо знала, с какой ревнивой злобой официальные инстанции относятся к тем, кто не идёт к ним на поклон, и старалась избавить людей от намеренной волокиты.

— Добрый день, — татарину средних лет было заметно не по себе.

— Добрый день! — улыбнулась очень красивая золотоволосая женщина. Нет, не похоже, что недавно родила. Что же тогда им надо?

— У нас… это… — начал было мужчина.

— Ильяс Муртазович, давайте лучше я, — перехватила женщина. — Нужно просто не вписывать ребёнка в паспорта родителей. Всё остальное — строго официально.

— Внебрачный? — усмехнулась регистраторша. — От жены хотите скрыть? А матери-то зачем скрывать, всё равно же ребёнок на руках?

— Она из Узбекистана, сами понимаете… — женщина развела руками.

— Да уж понимаю. Справка хоть есть?

— Есть, — бланк с печатями «свистнул», понятно, Артур, он же позаимствовал на время образец почерка, и Инесса, у которой обнаружился талант к копированию любых почерков, заполнила справку, вписав фамилию реальной акушерки. Куда сложнее оказалось уломать любовника Дильшоды, но и тот в конце концов согласился, когда ему клятвенно пообещали, что дочь будет знать своего отца, даже иногда видеться, и вырастет, не держа в душе зла на него.

— Имя какое? — регистраторша взяла справку и паспорта, к которым было незаметно приложено несколько купюр.

— Динара, — татарское имя предложила Лейла, но Ильясу Муртазовичу оно тоже понравилось.

— Ладно, что ж с вами делать, с бабниками такими! Хоть дочку признал, и то хорошо! — они вышли из кафе, и через полчаса незадачливый отец уже передавал Лесной Сестре свидетельство о рождении Фаткуллиной Динары Ильясовны, уроженки Москвы.

* * *
— Вы как, готовы? — вошли Артур с Абдулбаситом, которого Страж Вихрей доставил в квартиру фей тем же хитрым способом, что и Лейла Дильшоду несколькими часами ранее — они вошли в подъезд на другом конце города и подошли к двери квартиры с таким же номером, а уже оттуда незаметно перенеслись. — Багажа много у вас? — вещи Дильшоды должен был передать в аэропорту её брат.

— Минут пятнадцать ещё, надо молока хоть на одну ночь оставить, — откликнулась Лейла.

— Да какой там багаж? — улыбнулся повеселевший Абдулбасит. — Это от нас к вам дыни мешками возят, а не наоборот! Диля, билеты у нас, к сожалению, в бизнес-класс, других не было.

— Все деньги потратил? — ахнула Дильшода.

— Да нет, пери нам купили. Только…

— Только одеть вас тогда надо получше, — встрепенулась Ната.

— Да я не про одежду, я про руки, — Абдулбасит посмотрел на руки невесты. — Не бывает таких рук у богатых.

— Ну и что? Дешёвых билетов не было, взяли дорогие. Обычное дело, нет?

— Не для трудовых мигрантов. Мы каждую копейку считаем, взяли бы пусть через неделю, но дешёвые.

— Ну мало ли почему срочно понадобилось! Кому-то из родных, например, плохо очень…

— Ты хоть и пери, но так не шути! — нахмурился парень. — Да, а с моим отцом что?

— Встал! — обрадовала его Лейла. — Нормально себя чувствует, ждёт сына с невестой. Возблагодари Аллаха!

— Правда? — радость Абдулбасита сразу ушла куда-то вглубь, и несколько минут он сосредоточенно шептал благодарственную молитву.

— Я собралась, — подошла уже одетая Дильшода, и в этот момент у Наты зазвонил телефон.

— Даша звонила. Началось! — выпалила она после короткого разговора. — Будет к утру Динарочке молоко!

— Альхамдули’ллахи рабби-ль-’алямин! — воспрянула духом молодая мать. — Пери, умоляю, сбереги её! — она в последний раз посмотрела на девочку, которую с нежностью держала на руках Лесная Сестра. — Ради Аллаха, сбереги!

* * *
«Борт как раз заходит на посадку в Ташкенте», — подумала Ната, разрывавшаяся между Дашей и чудесно обретённой девочкой — так хотелось прижать её к себе и не отпускать! — «Всё равно придётся когда-нибудь отпустить… Дети, к сожалению для матерей и к счастью для отцов, вырастают», — она осторожно положила заснувшую Динару в кроватку и вышла к Даше, у которой продолжались схватки, и Меллеан разминала ей спину, снимая боль.

— Мелли, как думаешь, скоро? — обеспокоенно спросила она, и Даша перевела.

— По-моему опыту, где-то полтора наших часа, — ответила тарлаонка.

— То есть два наших, — подсчитала землянка и посмотрела на часы — было около пяти утра.

— Седьмой день седьмого месяца, семь часов? — неожиданно появилась Лейла, встречавшая в Ташкенте Абдулбасита и Дильшоду. — Только с годом промахнулись — шестой!

— Да ну тебя! — шутливо отмахнулась Ната. — Меня больше беспокоит, что молоко кончилось, которое Диля оставляла. Проснётся Динарочка — чем кормить? Да, они-то нормально долетели?

— Конечно! Отец настолько хорошо себя чувствует, что сам встречать поехал, — улыбнулась Лейла. — Чуть-чуть опоздал, бизнес-класс же раньше выходит, так что я успела передать подарок, — девушка вышла на кухню, где за столом прикорнула Аня.

— Лейла, как Даша? — вскинулась она сквозь полудрёму.

— Вроде скоро уже. Может быть, поспишь нормально, раз я здесь?

— Не-а! — Аня азартно тряхнула кольцами в ушах. — Дождусь! Давай кофе выпьем?

— Давай! И ещё чай заварим для Меллеан, — подруги уселись за стол и приступили к посиделкам, временами выходя, когда их просили что-то принести.

— Даша говорит — одну-то никак не родит, как же ей двоих выкормить? — вспомнила Лейла. — Шутит, я так понимаю.

— Конечно! — улыбнулась Аня. — Я её полтора года знаю — железная леди на самом деле! Вот кто бы из нас принял такое служение?.. — она начала говорить что-то ещё, но в этот момент раздался долгожданный крик, и девушки, вскочив, рванулись к Даше. Лейла всё-таки успела бросить взгляд на часы — было семь минут восьмого.

— А? А-а! — явившаяся душа ещё не умела говорить, но уже хотела что-то сказать, и все пять фей неожиданно поняли её — каждая на своём родном языке:

«Я вернулась! Встречайте!»

Эпилог

7 июля 2006


Над Москвой всё ярче разгоралось летнее солнце — было чудесное утро седьмого дня седьмого месяца. Утро победно лилось в распахнутое окно, и Даша, при полных регалиях Лесной Сестры, протягивала солнцу новорождённую девочку — возвращённую в мир Олю.

— Слышите, Стихии? Слышите, люди? — шептала фея. — Она вернулась!

— Любимая моя… — неслышно подошёл сзади Алексей.

— Лёшик, не надо слов, — Даша, смотря влюблённым взглядом, передала ему младенца. — Я вернула её! Подержи и ты на руках.

Они молча стояли, созерцая призванного ими человека — стояли, пока не заплакала Динара. Первой к девочке подбежала Ната, которая, развернув её, доложила:

— Сухая! Узбек кющать хочет!

— Раз хочет, накормим! — фея быстро переоделась в домашнее платье. — Выкормить-то я обеих выкормлю, — она печально вздохнула. — Только мать из меня никакая, неласковая я, вы же знаете! — Ната, Лейла и Аня стояли чуть поодаль, не было только Меллеан, которая заторопилась на Тарлаон, прихватив с собой чуть ли не килограммовый мешочек с чаем. — Как там Линкин отчим говорил — «хуже неласковой матери только немудрый отец»? Вот не хочу для Оли с Динарой такого детства, как у неё было!

— Дашенька, солнышко наше! — приобняла её Ната. — Будет у них ласковая мать, и не одна! И сестра будет, и отцы есть. Неужели не вырастим?

— Вырастим! — озорно улыбнулась Аня. — Мы феи или кто?


Примечания

1

«О-ханисетль» — «Владеющие знанием», обращение к нескольким жрицам, магиням или Лесным Сёстрам.

(обратно)

2

Лаонет (тарлаонск.) — Всевышний, букв. «Владыка всего».

(обратно)

3

«О-мирет» — «Владыки», обращение к нескольким правителям. В полуофициальной обстановке допускается как обращение вообще к нескольким лицам, если среди них есть хотя бы один правитель.

(обратно)

4

Мф. 23:23.

(обратно)

5

Н. Некрасов, «Тройка».

(обратно)

6

Прус — самая мелкая медная монета, имеющая хождение в большинстве миретаров Тарлаона.

(обратно)

7

Зилан — ниметарская серебряная монета, равная 100 прусам.

(обратно)

8

Хилетль — букв. «владеющая молоком». Молочный скот, очень похожий на земных коров.

(обратно)

9

Фенет — букв. «Владеющий домом», вежливое обращение к крестьянину, ремесленнику или купцу.

(обратно)

10

Миретан — младший сын мирета, букв. «Возможный владыка». Имеет право уйти в тарансиль — поход с целью основать на незанятых землях новый миретар (княжество), взяв с собой добровольцев из числа воинов, крестьян, ремесленников и бродяг.

(обратно)

11

Фенетль — букв. «Хозяйка дома», вежливое обращение к замужней женщине из простонародья.

(обратно)

12

Фенедисль — букв. «Будущая хозяйка», обращение к девушке — дочери фенета.

(обратно)

13

Lens (лат.) — чечевица.

(обратно)

14

Лк. 20:38.

(обратно)

15

А.С. Пушкин, «Бесы».

(обратно)

16

Н. Заболоцкий, «О красоте человеческих лиц».

(обратно)

17

Имя Артур — кельтского происхождения, имеет значение «король медведей».

(обратно)

18

Спилетан — букв. «возможный владеющий мечом», обращение к рядовому воину. Слово сохранилось с тех времён, когда мечами были вооружены лишь военачальники от сотника и выше.

(обратно)

19

Фариль — тарлаонская мера площади, примерно 0,25 гектара.

(обратно)

20

Solanum tuberosum — латинское название картофеля.

(обратно)

21

«О-фенет» — «Владеющие домом», вежливое обращение, в частности, к крестьянину с женой или нескольким крестьянам.

(обратно)

22

В тарлаонских словах, оканчивающихся на согласный звук, в том числе в мужских именах, ударение падает на последний слог.

(обратно)

23

«После этого — значит, вследствие этого» (лат.)

(обратно)

24

(Trade Mark).

(обратно)

25

Мерзавчик (разг.) — 100-миллилитровая бутылочка.

(обратно)

26

«Городу и миру» (лат.), т. е. «во всеуслышание».

(обратно)

27

Директриса эллипса — особая прямая, расположенная тем дальше от эллипса, чем меньше его эксцентриситет. У окружности эксцентриситет равен нулю, поэтому окружность директрис не имеет.

(обратно)

28

«У него просто нет органа, которым верят» — слова И. Бунина о Л.Н. Толстом.

(обратно)

29

Виксан — ниметарская мера длины, около 50 м, а также верёвка такой длины, используемая в землемерии.

(обратно)

30

Подклеть (подклет, подклетье) — нежилой полуподвальный этаж, обычно использующийся как кладовая.

(обратно)

31

Ламхина — основная домашняя птица на Тарлаоне, похожая на очень крупного голубя.

(обратно)

32

Кармон — тарлаонский овощ, по виду и вкусу напоминающий лук.

(обратно)

33

Хаолисль — женщина или девушка, пользующаяся особым покровительством Лесных Сестёр. При этом, за редким исключением, покровительство распространяется также на всю её семью.

(обратно)

34

«Право равного возмездия» (лат.)

(обратно)

35

Стихи автора.

(обратно)

36

А. Дюма, «Граф Монте-Кристо».

(обратно)

37

А. Ахматова, «Реквием».

(обратно)

38

Перевод В. Топорова.

(обратно)

39

Т. е. «Сабир сын Рахмона из Худжанда».

(обратно)

40

Имя Дарья — персидского происхождения, тогда как Сабир и Лейла — арабского.

(обратно)

41

Сеть супермаркетов «Копейка» существовала до 2010 года, затем все «Копейки» стали «Пятёрочками».

(обратно)

42

М. Лермонтов, «Демон».

(обратно)

43

Имя Тристан созвучно с лат. tristis — «печальный», но только созвучно, его происхождение не римское, а кельтское.

(обратно)

44

Ю. Олеша, «Три Толстяка».

(обратно)

45

Гематит — один из минералов железа.

(обратно)

46

Baker (англ.) — пекарь.

(обратно)

47

На самом деле ничего оккультного здесь нет, это просто формулировка одной из теорем высшей алгебры.

(обратно)

48

Перевод С. Маршака.

(обратно)

49

С. Есенин, «Неуютная жидкая лунность».

(href=#r49>обратно)

50

Мф. 11:19.

(обратно)

51

В 2002 году 10–15 рублей ещё могло хватить на пачку самых дешёвых сигарет.

(обратно)

52

Руководители Новочеркасского расстрела (1962 год).

(обратно)

53

Т. е. на форум болельщиков ЦСКА.

(обратно)

54

Автор напоминает, что здесь и далее все фамилии вымышлены. Любое возможное совпадение является случайным. Что же касается аллюзий, то пусть они останутся на совести читателя.

(обратно)

55

А. Вайнер, Г. Вайнер, «Я, Следователь…»

(обратно)

56

Э. Багрицкий, «Смерть пионерки».

(обратно)

57

«Ксюха» (жарг.) — автомат АКС-74У.

(обратно)

58

В 2002 году были широко распространены мониторы с ЭЛТ, действительно громоздкие и тяжёлые.

(обратно)

59

Первая чеченская кампания (1994–1996 годы).

(обратно)

60

Имеется в виду памятник М.В. Ломоносову позади главного здания МГУ. Он действительно «стоит спиной» к главному зданию, в котором и находится механико-математический факультет. Физический и химический факультеты расположены в отдельных зданиях слева и справа от памятника, и вопрос, «к кому Ломоносов больше повёрнут», является старинным предметом шутливых споров между физиками и химиками.

(обратно)

61

Стихи В. Шульчева.

(обратно)

62

В 2002 году видеокассеты ещё широко использовались.

(обратно)

63

М. Булгаков, «Собачье сердце».

(обратно)

64

Т. е. внедорожник марки Jeep.

(обратно)

65

«Всё своё ношу с собой» (лат.)

(обратно)

66

Реальный случай.

(обратно)

67

«Буханка» (жарг.) — пригородный автобус марки ПАЗ.

(обратно)

68

Поляница — дева-воин в русских былинах.

(обратно)

69

Махо (чаще произносится «Мхо») — уменьшительное от армянского имени Мхитар.

(обратно)

70

Статья 111 УК РФ — умышленное причинение тяжкого вреда здоровью.

(обратно)

71

Эрзя — один из двух основных субэтносов мордвы.

(обратно)

72

У. Шекспир, «Гамлет, принц датский» (пер. Б. Пастернака).

(обратно)

73

Бригантина (жарг.) — машина, угоняемая специально для одноразовой акции.

(обратно)

74

Девятая заповедь Моисея запрещает лжесвидетельство.

(обратно)

75

ПБС — прибор бесшумной и беспламенной стрельбы, в обиходе именуемый «глушителем».

(обратно)

76

«Трусливый — лживым поцелуем, и тот, кто смел, — мечом!» — О. Уайльд, «Баллада Рэдингской тюрьмы» (пер. К. Бальмонта).

(обратно)

77

Имеется в виду обычай одного из полисов Древней Греции: геронт (сенатор), предлагая новый закон, стоял с петлёй на шее. Если закон не принимался, геронта вешали.

(обратно)

78

Армянское имя Хачатур буквально означает «ниспосланный крестом». «Мат» — по-армянски «палец», поэтому «Мататур» можно перевести как «пальцем деланный».

(обратно)

79

С. Тейлерян (1897–1960) — народный герой Армении, убивший Мехмеда Талаат-пашу — одного из главных организаторов геноцида армян в Турции.

(обратно)

80

Л. Филатов, «Про Федота-стрельца, удалого молодца».

(обратно)

81

«Вован» (жарг.) — военнослужащий Внутренних войск МВД.

(обратно)

82

«Чёрные полковники» — военная хунта в Греции в 1967–1974 годах.

(обратно)

83

З. Портнова (1926–1944) — подпольщица и партизанка Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза. Одним из эпизодов её деятельности было массовое отравление немецких офицеров в столовой.

(обратно)

84

Правильно «дихлорид карбонила».

(обратно)

85

«Здесь и сейчас» (лат.)

(обратно)

86

М. Булгаков, «Мастер и Маргарита».

(обратно)

87

1 Ин. 2:11.

(обратно)

88

Ин. 9:3.

(обратно)

89

«Слушаю!» (армянск.)

(обратно)

90

Тжвжик — армянское блюдо из печени и других субпродуктов.

(обратно)

91

«Благодеяния, оказанные недостойному, считаю злодеяниями» (лат.)

(обратно)

92

Имеется в виду Спитакское землетрясение, произошедшее 7 декабря 1988 года.

(обратно)

93

1 Кор. 7:23.

(обратно)

94

«Что можно Юпитеру, то нельзя быку» (лат.)

(обратно)

95

И. Крылов, «Пустынник и Медведь».

(обратно)

96

Буквально — «лихорадка его матери!» Украинское ругательство, выражающее неодобрение по отношению к кому-либо.

(обратно)

97

ЧОП — частное охранное предприятие.

(обратно)

98

Л. Паперник (1918–1942) — красноармеец, Герой Советского Союза. В последнем бою подорвал себя гранатой вместе с окружившими его немецкими солдатами.

(обратно)

99

Бекмес (пекмез) — уваренный арбузный сок («арбузный мёд»).

(обратно)

100

В 2005 году упомянутые регионы входили в состав Украины.

(обратно)

101

Тифлопедагог — специалист по обучению и реабилитации слепых.

(обратно)

102

Дезидераты — предметы, желательные для пополнения коллекции.

(обратно)

103

Кололик — особым образом приготовленные фрикадельки в мясном бульоне.

(обратно)

104

Энрике I (1204–1217) — король Кастилии (1214–1217).

(обратно)

105

В. Конашевич (1888–1963) — художник, прославившийся своими иллюстрациями к книгам для детей, в первую очередь К. Чуковского и С. Маршака.

(обратно)

106

«Оскорбление величества» (франц.)

(обратно)

107

Скорость в метрах в секунду. По шкале Бофорта — «крепкий ветер», 7 баллов.

(обратно)

108

Ниметарский бурам — 1/10 клерана, около 5 сантиметров.

(обратно)

109

Лимасен — тарлаонский злак, напоминающий ячмень.

(обратно)

110

Жижиг-галнаш — чеченское блюдо из мяса и пшеничного или кукурузного теста.

(обратно)

111

Эдильбаи — эдильбаевская курдючная порода овец, распространённая в Казахстане.

(обратно)

112

Уртина — тарлаонская культура, дающая волокно, идущее главным образом на грубую ткань, и несъедобное масло, используемое для освещения.

(обратно)

113

Н. Некрасов, «Саша».

(обратно)

114

Перевод А. Ахматовой.

(обратно)

115

Кимбут — тарлаонская мера веса, около 730 граммов.

(обратно)

116

Фенедис — букв. «будущий владеющий домом», вежливое обращение к ещё не женатому сыну крестьянина, ремесленника или купца.

(обратно)

117

Чжэн Хэ (1371–1435) — выдающийся китайский мореплаватель и дипломат.

(обратно)

118

«Хвала Аллаху, Господу миров!» (арабск.)

(обратно)

119

Лао-цзы, «Дао дэ цзин».

(обратно)

120

«С точки зрения желательного закона» (лат.)

(обратно)

121

«Диль» — в переводе «сердце, душа».

(обратно)

122

Х. Манрике, «Стансы на смерть отца» (пер. Н. Ванханен).

(обратно)

Оглавление

  • От автора
  • Глава 1. Посланница Симелана
  • Глава 2. Семь Наполеонов
  • Глава 3. Вторая Золушка
  • Глава 4. Феи альтернативного происхождения
  • Глава 5. Критическая масса, равная двум
  • Глава 6. Скатертью, скатертью дифосген стелется…
  • Глава 7. Эскалоп из эскулапа
  • Глава 8. И нелегальное легально
  • Глава 9. Две обретённые
  • Эпилог
  • *** Примечания ***