Наша бабушка Инесса Арманд. Драма революционерки [Рене Павловна Арманд] (fb2) читать онлайн

Рене Арманд Наша бабушка Инесса Арманд. Драма революционерки

ПРЕДИСЛОВИЕ

Когда современники молчат — рождаются легенды. Так писал Илья Эренбург в своем биографическом сочинении «Годы, люди, жизнь», которое вышло во время хрущевской «оттепели» и стало событием, взволновавшим общество непривычной для того времени откровенностью. Непонятно почему, но этот факт был забыт, хотя на самом деле он явился предтечей горбачевской гласности. В то время Эренбург думал о прославлении многих людей и событий. Он напоминал о том, что историю творят живые люди со своими страстями и ошибками, идеалами и компромиссами. «Режиму» это не очень нравилось, и без лишнего шума и скандала работы известного публициста были похоронены на библиотечных полках.

Прошло уже полвека, за спиной уже упомянутая «гласность» и общество почти тонет в потоках информации, как чистой, так и в потоках канализационной грязи. И опять настало время расцвета легенд. Об одном и том же человеке один льет грязь, другой приклеивает ангельские крылья, и не знаешь, кому верить. Читая комментарии в Интернете, приходишь в отчаяние от сочиненной лжи и глупостей. Определенному слою людей безразлично прошлое и настоящее. Недавно я был членом жюри кинофестиваля «Амурская осень». Звезда театра и кино Елена Яковлева также была в составе жюри. Она с возмущением говорила о той лживой кампании, которая произошла после окончания съемок фильма о Ванге. В Интернете появились фотографии с лицом актрисы, испещренное оспой, которая явилась проклятием умершей ясновидящей. Кому пожаловаться? У кого искать защиты?

Люди, которые в своей жизни посредственно живут данными им от природы инстинктами, подавляют тех, кто более талантлив, имеет силу воли, ум и удачу. И, если они ничего не могут сделать, чтобы повернуть колеса истории вспять, им остается только налить яд в бокал победителя, искать грязь в его прошлом. То, что в свое время предвидел В. Маяковский, гневно крича будущим историкам и литературоведам: «Профессор, снимите очки-велосипед! Я сам расскажу о времени и о себе!»

Так же действовала и автор этой книги Рене Арманд, чтобы рассказать нам правду о своем легендарном роде, которому судьбой было предначертано сыграть значительную роль в истории России. А также мне хочется добавить — в истории латвийской культуры. В этом вы сможете убедиться сами — для того и написана эта книга, из которой ясно, что нас волнует не только имя Инессы Арманд, чье имя мы до сих пор читаем в некрополе большевиков у стен Кремля, но в то же время множество событий, связанных с русской революцией, а судьбы людей, героев этой книги. Мы узнаем много значительных фактов из жизни членов большого семейного клана Арманд. Арманды очень много сделали для русской культуры и свободомыслия. Но сегодня у большинства людей фамилия Арманд вызывает прежде всего ассоциацию с именем француженки Инессы, большой симпатии Ленина. Много об этом было написано, снято и этому не будет конца, пока человечество будет помнить о трагедии России XX столетия.

Одна из героинь этой документальной повести, разрушающей обывательские легенды, — Рене Арманд, сестра Инессы Арманд. Автор этой книги Рене-младшая является ее внучкой и внучатой племянницей Инессы Арманд.

К сожалению, ни одно сочинение или публикация на эту тему до сих пор никого не касались так глубоко, как автора этой книги Рене Арманд, у которой личное и гражданское настолько срослось в единое целое и у которой в генах отразилось все, чем одарил эту семью Бог. Но если бы автор описала только историю жизни Инессы, вряд ли это было бы интересно мне и другим. А здесь кроется намного больше, чем «ревизия» семейных хроник. Рене-младшая исследует время, его мораль, правила жизни общества, установленные властью во благо одного или другого режима. Эта книга знакомит нас не только с первыми лицами Октября, но и со многими другими, кто мог бы сказать о себе словами Пушкина: «Что в мой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал». Автор книги, возможно, отнимает хлеб у тех, кто жаждет эпических сенсаций, чтобы сублимировать свои грешные тайные мысли и желания. Тем самым писатель вскрывает, насколько многослойна и богата сама жизнь, когда с нее срывают покровы и маскировку, установленную временем. Это чувство объемности жизни усиливается еще и потому, что рядом с Рене-младшей находится очень много свидетелей. Так много, что просто удивительно, за какое время, когда она смогла их собрать. Сколько времени нужно было пожертвовать, чтобы из пыли архивов создать золотой слиток. Автор повести, подобно герою Паустовского, смогла сделать «золотую розу», цветок памяти своего отца и других, в центре которого сияет Инесса, наиболее известная из Армандов. Много раз поднятая на высоту, много раз оболганная, много раз прославленная и много раз униженная. Какой же она была в действительности? Рене-младшая представляет на наш суд образ, сотканный из свидетельств, и документов. И эти документы у того, кто занимается историческим поиском, вызывают не меньшее волнение, не меньший трепет, чем художественные произведения. То же было со мной, когда в архиве обнаружил церковную книгу с записью о браке моих бабушки и дедушки. Уверен, что такие же чувства испытывала автор, они стали для нее постоянными в работе над документальной повестью о своей семье. Рене-младшая чувствует скрытую поэзию документов, поэтому присоединение ее комментариев к хроникам семьи Арманд является органичным.

Кто же эти другие представители большой семьи Арманд? Прежде всего это ее отец, классик латвийского кино Павел Арманд. И у меня есть подозрение, что вовсе не большевичка Инесса Арманд, а дух, образ отца вдохновил автора на написание повести. И я верю, что отец автора гордился бы своей дочерью за драматургию книги, сквозь которую проходит уверенность философа XX века Бердяева в том, что смысл жизни в свободе и радости.

Старые работники Рижской киностудии ясно помнят маленькую Рене, которая часто бывала на съемочной площадке рядом с «папочкой». Папочка по-латышски — папиньш. Прозвище «папиньш» приклеилось, и его с любовью приняла вся киностудия. Высокого роста, полноватый и бесконечно добрый «папиньш» был обычно строг на съемочной площадке. Даже со своей маленькой дочерью Рене, которая постоянно присутствовала рядом родителями. Изредка она тоже снималась. Когда девочку хвалили, мэтр объяснял, что ее достоинства унаследованы от бабушки Рене. Но он никогда не баловал дочь, бывал с ней строг, как с остальными. И в результате вырос сильный человек. Может быть, потому, что невидимая нить была в руках отца, который знал, как вести свою дочь к хорошему, красивому и вечному. Я помню Рене совсем юной, когда после смерти отца она начинала свою работу на Рижской киностудии в монтажной. Кто-то мне сказал — дочь Арманда. И это все.

Непонятным образом судьба поставила меня и отца автора книги на один фронт. Он — «правофланговый», я — «левофланговый». Название этому фронту — латышское классическое кино, началом которого были фильмы П. Арманда «Весенние заморозки», «За лебединой стаей облаков», «Рассказ латышского стрелка».

Уникальный случай, когда иностранец, человек другой национальности, приехал в страну, дотоле не известную ему, приехал как режиссер и своей первой работой доказал свою любовь к этому народу. Уже более полувека назад, когда я начинал свою работу на Рижской киностудии, любой латыш называл фильм «Весенние заморозки» лучшим латышским фильмом, который затмил даже довоенный фильм «Сын рыбака». Хотя самого режиссера Павла Арманда судьба тогда уже отодвинула в сторону. Судьбоносную роль сыграли Никита Хрущев и Арвид Пельше, которые «обнаружили» в Латвии блок националистов, группировку, даже банду, которая мешала латышам строить социализм. «Виноватые» из высших партийных и государственных постов были отправлены в отставку. Планы на будущее многих творческих людей превратились в прах. Это охлаждение больно отозвалось на Павле Арманде. Замысел экранизации романа классика латышской литературы Андрея Упита «Времена землемеров» пришлось отложить, так же как и мысли о фильме «Бескрылые птицы» по роману Вилиса Лациса. Интересовало ли все это меня в то время? Вряд ли. Перед моими глазами стояла актриса Вия Артмане, статная, как королева, в темно-синем платье и разговаривала с этим «старым» человеком (Арманду тогда еще не было шестидесяти), который вызывал у меня только зависть оттого, что я не могу быть на его месте, так близко к этой прекрасной, мерцающей с высоты своей славы кинозвезде. Она снялась у Арманда в фильме «За лебединой стаей облаков», и это была ее первая главная роль в кино. И могу признаться, что долгие годы меня сверлила тайная мысль, что рано или поздно все изменится и какой-нибудь из моих фильмов будет стоять рядом с фильмами Арманда, ставшими латвийской классикой. А я — рядом с такой звездой, как Вия Артмане.

Провидение услышало мои тихие, тайные помыслы. Я снял Вию Артмане в фильме «Театр», и этот фильм в России показывают до сих пор. Сам уже став старым и маститым кинорежиссером, я по-настоящему оценил творчество и личность «папиныпа». В изданной Латвийской академией наук фундаментальной работе «Латвия и латыши» я причислил Поля Арманда к латвийцам. Не по национальной принадлежности. Если кого-то интересует запись в паспорте Арманда, то там записано француз, потому что таким он считался по линии отца и матери, но при этом он был православным, в чем каждый может удостовериться на месте его упокоения — на Лесном кладбище, где на могиле начертан православный крест и надпись: «Павел Николаевич Арманд». Хотя в семье его называли Поль — на французский манер.

Я причисляю его к латвийцам, считаю его своим братом по крови потому, что это имя золотыми буквами вписано в культуру Латвии. Это слова кинокритика Сильвии Лице, к которым могу только с радостью присоединиться, а его дочери Рене Арманд хочу сказать: спасибо зато, что познакомила меня с еще одной страницей нашей общей истории.

Янис Стрейн кинорежиссер, академик Латвийской академии наук (Перевод с латышского Светланы Пилипсон)

ОТ АВТОРА

Выражаю глубокую благодарность всем, кто помог мне в работе над этой книгой. Моему брату Станиславу, сохранившему в личном архиве ценные документы и фотографии. Моей дочери Марианне, взявшей на себя труд стать первым читателем рукописи и добровольным корректором. Моим родственникам Галине Викторовне Арманд, Всеволоду Егорову-Федосову, Наталье Сергеевне Арманд, Всеволоду и Евграфу Кузнецовым, Евгению Петелину, Егору Назаренко, предоставившим мне письменные и фотоматериалы из своих личных архивов; кинорежиссеру Янису Стрейчу, приславшего мне лестный отзыв о рукописи; журналистам Владимиру Ханелису, Ольге Авдевич, и редакции пушкинской газеты «Маяк», которые познакомили читателей многих стран с главами из будущей книги, а также моим друзьям Светлане Анисимовой, Владимиру Большакову, Эмме Брамник-Вульфсон, Марине Андросовой и Надежде Бердниковой, поддержавшим меня на всех этапах работы над рукописью.

Я долго не решалась начать эту книгу, хотя родные и друзья настаивали. Но в конце концов меня вынудили приступить к работе многочисленные публикации недобросовестных авторов, искажающих факты биографии Инессы Арманд.

Я пишу о своей двоюродной бабушке Инессе Теодоровне (отчество Федоровна — дань русскому языку) потому, что сама хочу ее лучше узнать, понять и, возможно, развенчать мифы, которые бросают тень на имя женщины, посвятившей себя делу улучшения участи обездоленных.

НАША ИНЕССА

Товарища Инессу следует включить в учебник марксистской философии как образец единства формы и содержания.

Шутка в партийной среде большевиков

При первом знакомстве меня почти всегда спрашивают, имею ли я отношение к Инессе Арманд и была ли она действительно любовницей Ленина. Обычно я отвечаю уклончиво. На второй вопрос, я думаю, точного ответа нет ни у кого. Байки, мифы, клевета, откровенная ложь или полуправда. Это я о большинстве публикаций в газетах и журналах. С телевизионными фильмами и того хуже. Есть неплохие работы, но там много путаницы. Естественно, ведь работая над сценарием, авторы пользуются наиболее доступными источниками, опубликованными в Интернете. То же самое делают и редакторы, поэтому ошибки и неточности множатся, иногда полностью искажая картину.

«В 1918 году под видом главы миссии Красного Креста Инесса Арманд была направлена Лениным во Францию для того, чтобы вывезти оттуда несколько тысяч солдат Русского экспедиционного корпуса. Там она была арестована французскими властями за подрывную деятельность, но отпущена из-за угрозы Ленина расстрелять за нее всю французскую миссию в Москве» (Википедия — свободная энциклопедия).

Ленин обещал за Инессу расстрелять всю французскую миссию в Москве? Это неправда, но все верят. Ведь Инесса действительно была в составе дипломатической миссии по возвращению в Россию солдат Русского экспедиционного корпуса, брошенного там на произвол судьбы после отречения от престола Николая II в марте 1917 г. Старшим в группе была вовсе не Инесса, а Дмитрий Захарович Мануильский (партийные псевдонимы Фома, Мефодий, Иван Безработный). Членов миссии действительно заключили под домашний арест, предварительно изъяв у них все деньги, предназначенные для организации переезда бывших граждан Российской империи. И освободили после того, как 4 мая 1919 г. нарком иностранных дел Георгий Васильевич Чичерин отправил ноту французскому министру Стефану Пишону. Ленин же послал радиограмму Бела Куну на немецком языке, в которой излагал содержание ноты. В чем состояло существо дела? Французы предлагали обменять 900 русских солдат на всех своих граждан, находившихся в то время в России. Советское правительство отказывалось. Наших оставалось во Франции 35 тысяч. Их положение было ужасающим. Ленин писал:

«Франция хочет получить все, но почти ничего не дать и отделаться от комиссии Мануильского. При этом нам известно, что наши солдаты, оставшиеся во Франции и отказывающиеся вступать в армию, подвергаются самым чудовищным преследованиям и что Мануильскому с товарищами запрещено устанавливать с ними какой-либо контакт.

Мы отказываемся на таких условиях отправить французов на родину.

Ленин»¹.

О расстрелах в этом документе не было сказано ни единого слова.

Но кто из читателей будет докапываться до истины? Иные авторы публикаций об Инессе действуют в точности как карточные шулеры. Подменяя и тасуя факты, они рисуют образ авантюристки, для которой участие в революционном движении было всего лишь приключением. В какой-то момент я поняла, что отмалчиваться больше нельзя. Надо восстановить справедливость по отношению к женщине, посвятившей свою жизнь высокой цели — улучшению участи бедных и обездоленных.

Так уж повелось, что в нашей семье о ней говорили редко. Все дело было в конспирации. Инесса еще при жизни приучила всю семью, включая малых детей, помалкивать о ней и ее делах. Она приходилась родной сестрой моей бабушке Рене, маме отца. А ее муж Александр Евгеньевич — родным братом моего деда Николая Евгеньевича. Две сестры, Инесса и Рене, вышли замуж за двух родных братьев. Папа в 16 лет ушел на Гражданскую войну на стороне красных, и, как я поняла, примером для него стали старшие сыновья Инессы, его двоюродные братья Саша и особенно Федя, который служил летчиком-наблюдателем. Папа показал мне несколько фото своей мамы и тети Инессы, на которых они были сняты вместе. Он рассказал, что Инесса Федоровна была революционеркой, много лет прожила в эмиграции, очень дружила с Лениным. Тогда, в мои четырнадцать лет, папин рассказ не произвел на меня ни малейшего впечатления. Спустя пять лет, когда папы уже не было на свете и спросить было не у кого, я вынужденно заинтересовалась хоть какими-то подробностями из жизни Инессы Федоровны Арманд. Работая корреспондентом в газете, я общалась со многими людьми, и почти все они спрашивали меня, не являюсь ли я родственницей «любовницы Ленина». Я не знала, что и ответить. Однажды во время интервью моя героиня Ева Ватере, врач, бывшая фронтовичка, вытащила из стола маленькую книгу в бумажной обложке с портретом папиной тети. На красном фоне — строгое лицо, твердый взгляд, старомодная прическа из длинных волос. Знакомые черты — с моей бабушкой, портрет которой висел у нас в гостиной, у нее было большое сходство. Доктор Ватере попросила автограф. Я отказалась — не имею никакого отношения к этой книге. Она улыбнулась — хорошо, тогда я вам ее подарю, и вы будете иметь к ней отношение как владелица. И характерным трудночитаемым почерком врача сделала дарственную надпись: «Желаю вам, уважаемая Рене Арманд, когда-нибудь написать книгу о всей вашей родне». Я отдала книгу своей бабушке с маминой стороны, Валентине Михайловне Барковской. Она читала запоем. Бабушка-то и пересказала мне содержание книги. Особенно меня, по молодости, возмутило, что папина тетя пошла в революцию, оставив на родных своих пятерых детей. Я сама тогда только еще мечтала о детях. Я твердо сказала бабушке: вот если бы у меня было пятеро детей или хотя бы один, я бы ни за что бы их не бросила. Тем более ради какой-то политики. Что она за женщина, если смогла так поступить? С возрастом я поняла, как сильно ошибалась на ее счет. Прошло почти сорок лет, прежде чем я начала собирать по крупицам материалы, опрашивала старших родственников, разбирала их личные архивы, вспоминала рассказы отца и тети Марии. Я собирала материал совсем как тот кузнец из «Золотой розы» Паустовского. И постепенно начала обретать черты моя «золотая роза». Личность Инессы стала проявляться, как проявляется негатив пленки. Она возникала из небытия и представала моему воображению как честный, бескорыстный, неравнодушный к людям человек. Как женщина, по взглядам опередившая свою эпоху. Как выдающаяся мать, умевшая воспитывать детей на расстоянии и безо всякого Интернета оставаться с ними на связи. Ее переписка с детьми может послужить канвой для педагогического труда. Все они выросли достойными людьми. И, уже став взрослыми, даже пожилыми людьми, не забывали то, чему она их учила в детстве.

В 1953 г. внук Инессы Федоровны по имени Неон от ее первенца Александра Александровича привел в дом жену, москвичку Галочку Щербук. Первое время молодую жену очень поражало, что старшие Арманды, собираясь за столом, то и дело повторяли: «А помнишь, что мама говорила по этому поводу? Помнишь, как мама к этому относилась?»

«Надо же, — думала Галочка, — как странно. Такие немолодые люди, а все вспоминают, чему их учила мама!» Она и понятия не имела, что бабушка ее мужа — историческая личность.

О том, кто такая Инесса Федоровна Арманд, об ее участии в революционном движении, она узнала совершенно случайно от постороннего человека. Однажды она открыла дверь на звонок. Крепкий старик спросил Александра Александровича. Галя предложила ему подождать. За чаем он рассказал, что вместе с Инессой Федоровной отбывал ссылку на севере Архангельской области. Так жена внука Инессы Арманд спустя годы своего брака впервые услышала о том, что бабушка ее мужа была революционеркой и дружила с самим Лениным. С тех пор она начала собирать всю информацию об Инессе, которая попадалась ей в доме, и постепенно составлять генеалогическое древо. Параллельно материалы и артефакты по истории семьи искал потомок Армандов Марк Владимирович Федосов. В его двух просторных комнатах в коммуналке на Пушечной улице постепенно появлялась старинная мебель из домов многочисленных потомков Армандов, портреты предков, книги из грандиозной библиотеки деда Евгения Евгеньевича Арманда. Этот интерес он передал своему сыну Всеволоду, для которого восстановление истории рода стало делом жизни. Он несколько лет работал над книгой, которая стала самой настоящей энциклопедией для биографов.

Я почерпнула из этой книги много ценного. Но самым первым источником для меня стало собрание сочинений В.И. Ленина, 5-е издание. В 2011 г., когда я начала работать над этой книгой, труды вождя мирового пролетариата уже убрали со стеллажей библиотек в запасники. Я заказывала нужные мне тома в кабинете истории Института научной информации по общественным наукам. Я очень любила работать в ИНИОНе, пока это уникальное учреждение, соединявшее научный институт и одну из самых крупных библиотек Европу по гуманитарным наукам, не погубил пожар. Там, в особой, наполненной шорохом страниц тишине, я читала ленинские письма. Самый интенсивный период переписки пришелся на 1911 г. Письма вековой давности захватили меня, я читала взахлеб, иногда забывая зафиксировать даты и места их отправления.

Владимир Ильич за годы знакомства написал товарищу Инессе — так называли нашу героиню в партии большевиков — 150 писем. Не считая записок, переданных через курьерскую службу Кремля. Так утверждает английский писатель Майкл Пирсон. Он приехал в начале 2000-х в Россию со своим сыном, историком, и они вдвоем провели много часов в Архиве социально-политический истории, изучая фонд Инессы Арманд. В один из дней мне позвонила их переводчица Лена Яковлева. Ее клиенты хотели познакомиться со мной. Авторы будущей книги «Инесса, муза Ленина» приехали ко мне в гости, чтобы задать пару вопросов. Время выбрали традиционное. Файв-о-клок. Время пить чай. Они привезли с собой блины с красной икрой, но ели мало, жалуясь на проблемы с пищеварением от непривычной пищи. Они оба были очень корректны, когда задали тот самый вопрос, который преследует Армандов многие годы. Так была между Лениным и Инессой любовь? Или нет?

Как всегда, я честно ответила: понятия не имею. Старшие родственники такую возможность категорически отрицают. Вспоминают теплое, дружеское, почти родственное отношение к нашей семье со стороны Надежды Константиновны. Вот она как раз, в отличие от детей Инессы, много рассказывала о ней. Эти рассказы вошли в ее воспоминания. Я посоветовала своим гостям почитать их. Выяснилось, что Майкл Пирсон тщательно изучил эту книгу, когда в 1975 г. писал исследование «Пломбированный вагон — путь в революцию. Ленин. 1917».

Я привела несколько аргументов, которые услышала от родных, лично знакомых с Лениным и Крупской. Но это писателя не убедило.

Когда вышла книга Пирсона, в предисловии он написал: «Сегодня не вызывает сомнений, что Инесса была любовницей Ленина». Но, прочитав его монографию не один раз, я так ине нашла там никаких серьезных доказательств такого утверждения. Он основывался на том, что Инесса была поразительной женщиной и сильно отличалась от партийного окружения. Привлекательная, образованная, отважная, хорошо играла на фортепиано... И хотя уважаемый английский автор признает, что в переписке, уже очищенной от купюр, он не нашел ни намека на любовную связь, тем не менее его вывод: было. Несомненно было.

Но почему, почему так упорно вот уже сто лет ходят слухи о любовном партийном треугольнике?

Работая на телеканале «Культура», однажды в Красногорском кинофотоархиве я наткнулась на замечательную хронику.

Маленькая седая писательница со слуховым аппаратом, темпераментно потрясая кулачками, кричит в микрофон:

«Товарищи! Мы засушили историю! Ленин предстает перед нами только в образе вождя с вытянутой вперед рукой. Почему вы не помните Ленина влюбленным человеком, который по двадцать раз на дню бегал на почту за письмами от Инессы Арманд!»

Боже правый! Это съезд писателей СССР. Как такое возможно? Советская писательница, орденоносец, лауреат разных премий и Герой Социалистического Труда! Открыто говорит о любви Ленина к Инессе!

Железная старуха Товарищ Шагинян. Искусственное ухо Рабочих и крестьян.

Эпиграмма Евгения Евтушенко. Очень похоже. Мой папа рассказывал, как познакомился с писательницей. Он шел навестить дочь Инессы Федоровны, тоже Инессу, которая приходилось ему кузиной. Нужно было подняться пешком на четвертый этаж. На лестнице папу обогнала маленькая женщина солидного возраста. Когда папа вошел в квартиру, эта женщина уже сидела за столом с чашкой чаю. Гостьей Инессы Александровны Арманд оказалась Мариэтта Шагинян. Она часто бывала в доме на Манежной, 7, где жило все многочисленное семейство Арманд, когда собирала материалы для своей ленинианы.

Однажды работа занесла меня в Центральный партийный архив. Пользуясь моментом всеобщей гласности и снятия всяких покровов, я запросила личный фонд семьи Ульяновых. Путеводитель подсказал, что там можно найти нечто интересное для меня. Например, в письмах Надежды Константиновны. Наша фамилия встречалась в описании сплошь и рядом. Уже после смерти Инессы Крупская переписывалась с ее мужем Александром Евгеньевичем, с ее дочерьми и их супругами: мужем Инессы-младшей Гуго Эберлейном и мужем другой дочери Вари — Яковом Ромасом.

Прочитав первое письмо Надежды Константиновны, адресованное Инессе-младшей, я испытала сильные ощущения. Из глаз потекли слезы. Это были слезы жалости, восторга от высоты человеческих отношений, досады из-за того, что никто из нас ничего не знает.

Когда я стала, используя свои служебные связи, обращаться к тем моим коллегам, кто влияет на принятие решения о создании материала для публикации и эфира, никто из них не заинтересовался моей находкой. Новый взгляд на отношения семьи Ульяновых и Инессы Арманд показался им слишком сложным для понимания. Открытые мной письма заставили бы исчезнуть привкус клубнички, а это может разочаровать публику. Почему-то тем, кто формирует общественное мнение, искренне представляется, что публика — дура.

Я пишу для тех, кому еще интересны мотивы и чувства тех людей из далекого прошлого, которые не считали публику дурой. В память о деятельных мечтателях, пожертвовавших личным благополучием, счастьем, свободой и даже самой жизнью ради общественного блага. Такая порода сейчас полностью вымерла, и нам остается только изучать их, как изучают динозавров.

Любой писатель, даже работая в историческом поле, все равно создает миф о своих героях. Ведь он пропускает полученную информацию через свой ум и свои представления о мире. Что же, тогда и я попытаюсь создать свой миф, основанный на известных и неизвестных ранее документах и семейных преданиях.

БРЕМЯ СЕМЕЙНОЙ СЛАВЫ

Я — студентка МГУ. Учусь заочно. Еду в Москву на очередную сессию. Как это прекрасно — снова оказаться в столице нашей Родины! У меня там много родственников, друзья и еще один человек, о котором никто из моих близких пока не знает.

Борис Григорьевич Гейман, редактор многотиражки завода ВЭФ, в которой я работаю корреспондентом, каждый раз тяжело вздыхает, подписывая приказ об учебном отпуске.

Поднимает на меня глаза, изображая строгий взгляд.

— В конце концов, был у твоей бабушки роман с Лениным? Или нет? Ты хоть письма вождя к ней читала?

Я смотрю растерянно. Мне это даже в голову не приходило. У меня есть свой собственный роман, и это важнее всего на свете.

От редактора не скроешь тени улыбки, которая при этой мысли появляется на моем лице.

— Ладно, иди, студентка. Чтобы прочитала письма Ленина к Инессе! И доложила: был роман или не было романа!

В первый же день занятий беру в факультетской библиотеке Полное собрание сочинений В.И. Ленина, 5-е издание. Только что вышло. Нахожу по оглавлению нашу фамилию, открываю том. Читаю. Разочарована.

«Ленин — И.Ф. Арманд

Послано из Цюриха в Кларан (Швейцария).

Между 19 и 27 февраля 1917 г.

Дорогой друг! Посылаю Вам листок и очень прошу перевести его на французский и на английский. Пожалуйста, переведите языком посильнее, краткими фразами. Пишите, пожалуйста, в 2 экземплярах на тонкой бумаге и пояснее, чтобы при наборе не было ошибок. Жму крепко руку. Ваш Ленин.

Р. S. Наде сегодня лучше, хотя еще в кровати. Кланяется Вам очень».

Какое скучное деловое письмо! Нет, подумала я. Не было у них романа. Так и буду впредь отвечать на все нескромные вопросы. Как же мне с детства досаждает это родство! Сколько от него неприятностей!

— Арманд, иди к доске! — вызывала учительница.

Я покорно шла, долго маялась над уравнениями и формулами. Получала свой законный трояк и слышала вслед ворчание: «Бабушка твоя, Инесса Арманд, личность историческая, знаменитая, но ты в математике не сильна!»

Я уже привыкла, что, ругая меня, учителя обязательно ссылаются на мое родство с Инессой. Будто бы я должна равняться на нее, как на знамя. И только одна из них поощряет меня похвалой. Учительница литературы. Галина Моисеевна Ошуркова читает мои сочинения во всех параллельных классах. Коллегам говорит:

— Эта девочка прекрасно пишет! А что вы хотите, она же из семьи Инессы Арманд!

В МГУ на экзамене по истории КПСС на меня с радостным ожиданием поднимает глаза преподавательница, известная своим крутым нравом:

— Арманд! Какая у вас революционная фамилия! Уж не родня ли Инессе Федоровне?

После моего ответа по билету — трояк, сердитый взгляд и замечание:

— Вы — потомок Инессы Арманд, должны были бы потрудиться и лучше выучить историю партии, у истоков основания которой стояла ваша бабушка!

Я не могу признаться этому свирепому доценту, что каждый раз, зазубривая историю КПСС, засыпаю ровно на десятой минуте занятий.

Муж во время нашей ссоры:

— Я думал, что ты — внучка Инессы — окажешься необыкновенной женщиной! А ты — такая же, как все!

В роддоме:

— Арманд. Какая у вас историческая фамилия... вы родственница Инессы Арманд? Дышите глубже... Еще... А правда, что ваша бабушка была любовницей Ленина?

Ну выдаете, уважаемый акушер-гинеколог! Нашли о чем спрашивать страдающую от боли роженицу!

И вот так всегда. Услышав фамилию, от меня ждали чего-то необыкновенного. Я бы охотно сменила ее на другую, но отец просил этого не делать. Я ему пообещала. И вот расплата: по жизни я часто испытываю острую неловкость от того, что должна отвечать за свое родство с двоюродной бабушкой, которая умерла за тридцать лет до моего рождения. Представления об этой родственнице у меня в юности не сложилось никакого. Когда вспоминали Инессу Федоровну в разговоре, это имя ассоциировалось у меня с красивым домом на Манежной улице в Москве, где у входной двери в подъезд висит мемориальная доска. Здесь жила Инесса Арманд. В этом доме временами жил и мой папа после того, как в наш дом на Воздвиженке попала бомба. Он очень дружил со своими двоюродными братьями и сестрами.

Иногда летом в Ригу приезжала из Москвы папина двоюродная сестра Варвара Александровна — дочь Инессы. Они были ровесниками и дружили с детства. Мы всегда встречали ее на вокзале с букетом цветов. Тетя Варя выделялась из общей толпы своим черным экстравагантным беретом. Обычно она останавливалась в Доме художника на Рижском взморье. Мы жили на государственной даче неподалеку. Тетя Варя с утра уходила на море и пропадала там целый день со своим этюдником. Вечерами пили чай у нас на веранде. На столе стояли вазочки с черносмородинным желе и тарелка с маленькими бисквитными пирожными, которые таяли во рту. «У вас здесь прямо Европа!» — констатировала Варвара Александровна.

Она знала, о чем говорила. Вместе с отцом, братьями и сестрой, иногда вместе с моей бабушкой Рене и моим маленьким папой ей не раз приходилось ездить во Францию или Швейцарию, чтобы повидаться с матерью, которая была вынуждена жить в эмиграции.

Варвара Александровна была молчалива. Позднее я узнала, что, когда Инессу впервые арестовали на глазах у испуганных детей, она шепнула им: «Молчите, не болтайте, кто у нас тут бывает!» Варя запомнила этот материнский наказ раз и навсегда. И только в конце 1960-х гг. Варвара Александровна кое-что поведала для истории.

Рассказала, как в детстве оказалась в тюремной камере. Перед Рождеством 1907 г. ее отец Александр Евгеньевич, знавший из писем Инессы, как она отчаянно тоскует по детям, добился разрешения тюремного начальства на свидание заключенной с их шестилетней дочерью Варей. Более того, девочку разрешили привести прямо в камеру. Узнав об этом, соседки Инессы правдами и неправдами добились, чтобы им поставили елку. Рождественское деревце они украсили своими нательными крестиками. Когда девочку привели в узилище, женщины прослезились. Они ласково говорили с Варей, рассказывали, какая хорошая у нее мама, и убеждали, что уже скоро она вернется домой. А сама Инесса на прощание сказала дочери:

— Расскажи всем нашим, что в тюрьме сидят не только воры и бандиты. Ты видишь — эти женщины, они добрые и хорошие.

Варвара Александровна, вспоминая этот эпизод, заключила: «Я тогда и сама поняла, что рядом с мамой хорошие женщины». В то время у нас работала очень добрая горничная. И у нее был такой же простой крестик, как и те, которыми мамины соседки по камере украсили елку, а вовсе не золотой, как у нас у всех. Родители всегда учили нас относиться к бедному люду с уважением и симпатией. Уже в советское время нам намекнули, что безопаснее всем говорить, что мама и предки отца тоже из бедных. Поэтому в воспоминаниях нашего родственника, видного географа Давида Эмильевича Арманда, присутствует версия о происхождении семьи из бедных слоев общества.

Долгое время в литературе повторялась легенда о том, что Инесса — племянница бедной гувернантки, трудовой элемент, Золушка, вышедшая замуж за своего принца, сына богатого фабриканта. Об этом написал журналист Павел Подляшук, которого увлек образ пламенной революционерки. Я читала его книжку «Товарищ Инесса», и версия автора не вызывала у меня сомнений. «Парижанка Инесса Елизавета оказалась в Москве. Ее привезла сюда тетка, учительница музыки и французского языка в богатых семьях. Вместе с ними жила бабушка. Семья была трудовая»².

Не было никаких оснований не верить автору. Потому что наша семья определенно была трудовой. Конечно, папа вскользь упоминал, что когда-то у его деда было большое состояние, фабрики, дома, леса и собственные экипажи. У меня в шкатулке в качестве доказательства этих смутных слухов хранились подарки от тети, папиной сестры Марии, — золотой крестик, тонкое золотое колечко с сапфиром и изящная подвеска с маленьким ограненным прозрачным камушком, названия которого я не знала (потом выяснилось, что это хризолит). Во всяком случае, в нашей веселой, дружной семье всем этим сказкам о богатстве никто не придавал значения. Папа часто повторял, что большие деньги — это большая обуза. Деньги любят внимание, их нужно приумножать, иначе они обидятся и уйдут к другим. И это справедливо, заключал папа, выворачивая карманы с мелочью в качестве наглядной демонстрации своего легкого отношения к деньгам. Отец был кинорежиссером. Главные свои фильмы снял на Рижской киностудии, куда приехал после войны, как и многие другие кинематографисты, чтобы помочь новой советской республике создать собственный национальный кинематограф. Вот что пишет о нем латвийский кинорежиссер Янис Стрейч, автор любимого зрителями фильма «Театр» с Вией Артмане в главной роли:

«Уникальный случай, когда иностранец, человек другой национальности, приехал в страну, дотоле не известную ему, приехал как режиссер и своей первой работой доказал свою любовь к этому народу. Уже более полувека назад, когда я начинал свою работу на Рижской киностудии, любой латыш называл фильм “Весенние заморозки” лучшим национальным фильмом. В только что изданной Латвийской академией наук фундаментальной работе “Латвия и латыши” я причислил Поля Арманда к латвийцам. Не по национальной принадлежности. Если кого-то интересует запись в паспорте Арманда, то там записано: француз, потому что он был французом по рождению. Но при этом он был православным, как и многие латыши. И это его тоже сближало с нами. Та же Вия Артмане происходила из православной латышской семьи, и ее крестили как Елизавету. Она уверяла, что Павла Арманда ей послал сам Господь Бог, потому что после его фильма “За лебединой стаей облаков” ее фотографию и анкету затребовали на “Мосфильме” и “Ленфильме”. И так она попала в обойму. И получила роль Сони в фильме В. Ежова “Родная кровь”, после которой стала любимой актрисой миллионов зрителей в СССР. Работая в Латвии, Павел Арманд заслужил всеобщее уважение не только как мастер художественного кино, но и как педагог, воспитавший таких известных впоследствии режиссеров, как Алоиз Бренч, снявший сериал “Долгая дорога в дюнах”.

Я причисляю Павла Арманда к латвийцам, считаю его своим братом по крови потому, что это имя золотыми буквами вписано в культуру Латвии».

Отец был прекрасно образован. Фундаментальные знания он получил в гимназии. Моя бабушка Рене обучила его музыке. Отец прекрасно играл на рояле Шопена, Бетховена, Листа. Сам сочинял музыку. Писал стихи. Писал прозу. Рисовал. Когда он обучался профессии кинорежиссера на Высших курсах в Москве (ВГИК еще не был создан), где преподавали такие мастера кино, как В. Пудовкин и Л. Кулешов, ему пригодились навыки рисования. Старая школа обязывала режиссера, работая над сценарием, рисовать каждый эпизод. Внешность героя, костюм, расположение на съемочной площадке. Стажироваться ему посчастливилось у Сергея Эйзенштейна на съемках «Броненосца “Потемкин”» в Одессе. До получения самостоятельных кинопостановок отец работал вторым режиссером у Григория Александрова, высоко ценившего его образованность и профессиональные способности.

В 1938 г. кинорежиссер Сергей Юткевич пригласил отца на должность сорежиссера на фильм «Человек с ружьем», который он ставил на «Ленфильме». Пошутил:

— Мне без тебя не обойтись, ты же Ленина видел!

Отец рассмеялся:

— Ничего себе, видел. Пару-тройку раз, и то в детстве.

— Как же так, — удивился Юткевич, — Ильич же с твоей теткой Инессой дружил.

— Сережа, ты не поверишь, но я и тетю Инессу-то видел всего раз десять в жизни.

— Как так?

— Я родился в 1902 г. Она в эти годы то была за границей, то по тюрьмам, то по ссылкам. Когда я был маленьким, мама ездила с нами, детьми, в Париж. Привозила туда своей сестре ее младших детей — Варю, Инку и Андрюшу. Его все называли Андрэ на французский манер. В Париже я видел и Ленина, и Крупскую, но мне тогда было 9 лет всего. Запомнил такой эпизод: мы с Андрюшкой играли, и тут пришли эти дядя с тетей. Соседи. Они жили в соседнем доме на улице Мари Роз. Владимир Ильич принялся нас с Андрэ обучать, как правильно драться. Сказал, что Андрэ будет большевиком, а я меньшевиком. И что большевик должен победить, а меньшевик — сдаться. Мама, тетя Инесса и Надежда Константиновна очень смеялись.

— И ты сдался?

— Сдался. Потому что Андрэ был младше меня на год и слабее.

— А потом, после революции, ты что, не виделся с Инессой и Лениным?

— С Инессой виделся. Она в то время забегала с Варей и Андрюшей к нам на Воздвиженку. Но только в 1918 г. я на войну ушел. На стороне красных. А когда вернулся, тети Инессы уже не было в живых.

Для фильма «Человек с ружьем» Юткевич попросил отца написать песню. Друг режиссера молодой актер Марк Бернес мечтал получить хоть какую-нибудь, хоть самую маленькую, роль в фильме. Но ничего подходящего для его амплуа не было. Отец подумал и придумал: почему бы не ввести в сценарий молодого матроса? Скажем, чтобы он был братом горничной Кати? Для этого воображаемого матроса — в фильме он получил имя Кости Жигулева—отец написал песню. И слова и музыку. Эту песню иногда поют даже сейчас.

Тучи над городом встали. В воздухе пахнет грозой. За далекой за Нарвской заставой Парень идет молодой.

Когда отец показал песню Бернесу, актер был в восторге. Быстро выучил слова, и они вдвоем пошли к Юткевичу. Прослушав песню, Юткевич отправил их к Дмитрию Шостаковичу, который в то время работал над увертюрой к фильму. Шостакович оценил и музыку, и слова. Переработал увертюру, сделав отцовскую мелодию главной темой. Одновременно Юткевич вместе с драматургом Николаем Погодиным, по пьесе которого «Кремлевские куранты» ставился фильм, переработали сценарий и ввели в него роль Кости Жигулева. С тех пор Марк Бернес во всех выступлениях называл Павла Арманда своим крестным отцом в кино. Отец объяснял свой успех тем, что он сам воевал на Гражданке и ему близки те чувства, которые выражает в песне его сверстник, революционный матрос с Нарвской заставы.

Тема революции часто присутствовала в наших разговорах с отцом. Имя своей тети, Инессы Федоровны Арманд, отец произносил с благоговением. В нашем доме была книжка «Славные большевички». Про женщин революции. Она стояла в застекленном книжном шкафу на видном месте. Я ее не читала по малолетству, но знала, что там есть глава о папиной тете Инессе.

Отец говорил, что она была великой труженицей на благо всех людей. Нас, детей, он воспитывал на принципах от каждого по способностям — каждому по потребностям.

Каждый из нас был обязан развивать свои способности. Мой старший брат по отцу Сергей прекрасно рисовал, но не любил читать. Отец отправил его учиться на кинооператора. Это имя — С. Арманд — встречается в титрах многих художественных фильмов. Достаточно перечислить рязановские «Иронию судьбы», «Служебный роман», «Гараж».

Брат Виталий с детства проявлял большое любопытство к жизни — всем интересовался и всем пробовал заниматься. Тяготел к съемочной технике. Отец устроил его «старшим помощником младшего ассистента» в цех документальных фильмов Рижской киностудии. После недолгих колебаний Виталик нашел себя как фоторепортер. Некоторые его снимки обошли весь мир. Землетрясение в Спитаке. Трагические события в Тбилиси. Андрей Сахаров на трибуне съезда народных депутатов.

Брат Станислав с детства, разбирая всю имеющуюся под рукой технику, удивительным образом восстанавливал ее правильно, не оставляя «лишних» винтиков. Научился еще вдетстве чинить моторы. С 16лет пошел в секцию мотоспорта — и стал сначала мотогонщиком, а потом и автогонщиком. Объездил со сборной СССР в качестве старшего тренера весь мир. Работал в кино каскадером.

Еще с нами жил папин приемный сын Ульф Арне Берг-стрем. Его отец, шведский инженер, был выслан еще до войны на родину. Младшего сынишку Ульфа он оставил на попечении своей подруги, некоей Елены Иосифовны, пообещав рано или поздно забрать их обоих в Швецию. Но они никогда больше не увиделись. Следующим другом импозантной Елены Иосифовны стал мой отец. Когда он женился на моей будущей матери, взял Ульфа в нашу семью. Ульф имел способности к рисованию, прекрасно чертил и фотографировал. И ещеразбирался в железках. Отец подумал и посоветовал ему стать оператором комбинированных съемок. После окончания ВГИКа Ульф устроился на «Мосфильм» в качестве оператора комбинированных съемок.

Меня папа заставлял трудиться лет с шести. Хореография, музыка, английский язык. Я, будучи еще ребенком, не могла выпросить себе игрушку просто так. Только за какое-то достижение. Например, чтобы получить желаемую куклу, нужно выучить новую музыкальную пьесу, или стишок на иностранном языке, или правильно нарисовать в альбоме дачный пейзаж с морем и соснами. Папа повторял: заработаешь — получишь! Так что, прочитав в книге Павла Подляшука насчет небогатого трудового детства Инессы, я ничуть не усомнилась в его правоте.

И только в 1992 г. все неожиданно открылось. Меня попросила о встрече известная московская переводчица Наталья Мавлевич. Она сопровождала в Москве французского писателя Жоржа Бардавиля, который в тот момент работал над книгой об Инессе Арманд. Я пролепетала, что вряд ли смогу быть полезна, сама мало что знаю. Но моя собеседница рассмеялась: не волнуйтесь, он просто очень хочет познакомиться с потомками. В назначенный час я уже была на Новинском бульваре, в доме напротив глобуса на Новом Арбате. Бардавиль остановился в квартире своего приятеля, режиссера Павла Лунгина. Хозяин дома проводил в уютную небольшую гостиную, где за круглым столом расположились французский гость и его переводчица. Я отказалась от чая, и мы сразу разложили на столе привезенные мной семейные фото. С первого слова между нами завязался оживленный разговор. Бардавиль рассказал, что мечтал написать книгу об Инессе Арманд в течение сорока лет. (Он в конце концов написал и издал эту книгу, но ее так и не перевели на русский язык.)

— Я влюблен в этот образ, — говорил писатель. — Впервые мне рассказал об этой удивительной женщине Луи Арагон, муж Эльзы Триоле. Он был восхищен Инессой Арманд. Лично они знакомы не были, но ему много рассказывала об Инессе его свояченица, сестра Эльзы Триоле Лиля Брик.

Вот оно что! Значит, Лиля и Маяковский, отдыхая летом 1920 г. в деревне Акулово возле Пушкина, познакомились там с Инессой? Совсем незадолго до ее смерти осенью того же года.

Часовой разговор с Бардавилем закончился тем, что я помогла ему разобраться в конфессиональной принадлежности членов семьи. Он был уверен, что Инесса вышла из семьи протестантов и что ее муж был католиком. Я показала ему документы, хранившиеся в семье и проливавшие свет на этот вопрос. Бардавиль был очень благодарен. Он подарил мне чудесную французскую пудру и пригласил приехать как-нибудь в Париж. На прощание спросил:

— Рене, ведь вы журналист. Почему же вы сами не напишете книгу о своей знаменитой бабушке? Ведь у вас есть колоссальные возможности расспросить обо всем у ваших старших родственников! Как следует изучить семейные архивы. Я бы на вашем месте не упустил такой блестящей возможности!

Прошло больше двадцати лет, прежде чем я вспомнила об этом совете французского писателя. А тогда, после нашей встречи, записала на диктофон сенсационный доклад, который сделала Наталья Мавлевич об открытиях Бардавиля. Весь наш клан собрался тогда в только что открывшемся на Донской улице в Москве частном Музее предпринимателей, меценатов и благотворителей, к числу которых относятся наши предки. Версия Бардавиля, подкрепленная документами, найденными в недавно рассекреченных фондах российских архивов, отличалась от предыдущего «советского» варианта. Он утверждал, что Вильды, родня Инессы по материнской линии, были состоятельными людьми.

Но книга его на русский язык переведена не была, и те авторы, которых интересует личность Инессы Арманд, до сих пор придерживаются версии советского журналиста Павла Подляшука о бедной гувернантке, устроившейся на работу в богатую семью Арманд. Эту версию опроверг английский историк Майкл Пирсон. Поработав в Российском архиве социально-политической истории, в фонде Инессы он отыскал доказательства того, что семья Вильд принадлежала к состоятельному кругу. В его книге приводится такой простой аргумент: «В ссылке Инесса сама готовила, но особыми успехами в кулинарии не отличалась. Ведь и до замужества в ее семье все делала прислуга»³.

Недавно я обнаружила в старом отцовском альбоме изрядно испорченную временем фотографию. На сеновале вольно расположилась веселая компания. Снимок сделан в имении Армандов Пестово. В последнем ряду старшие сыновья моего прадеда — Александр Евгеньевич и Николай Евгеньевич. В среднем ряду крайняя слева — молоденькая Инесса в платье с горохами в обнимку с одной из наследниц миллионного состояния Евгенией. Вряд ли гувернантка могла бы допустить такую вольность. На фото девушка счастливо смеется. В том же ряду крайняя справа — Рене Стефан с немного напряженным выражением лица. Она только что приехала в Россию и пока не освоилась на новом месте. А в центре барахтается в сене самый младший из детей владельца имения — Володя, Вольдемарчик. Никто из этой компании пока еще не представляет себе, в какой тугой узел свяжутся их отношения.

Не получается из биографии Инессы Арманд история Золушки. Больше того, ее можно сравнить с принцессой, которая превратилась в Золушку добровольно. У нее был прекрасный принц, дом, друзья, дети, богатство, а она предпочла жизнь нелегала, полную опасностей и гонений. Тюрьмы, ссылка, туберкулез, вынужденная эмиграция, разлука с детьми... Во имя чего? Когда люди мечтают о переустройстве общества, то подразумевается, что это будет лучшая жизнь для всех. Инесса явно и недвусмысленно воплотила в жизнь свой идеал: лучшая жизнь для других, для обездоленных. Даже за счет собственного благополучия.

В 1905 г. она впервые оказалась в тюрьме по подозрению в попытках свергнуть существующий строй. Три месяца в одиночной камере, грубая тюремная одежда, соломенный тюфяк на каменном полу, скудная еда. Не испугалась. Продолжала делать то, что считала единственно верным и справедливым. Еще два раза сидела в тюрьме, отбывала ссылку на Крайнем Севере. После побега из ссыпки нелегально покинула Россию.

С Октября 1917-го, когда большевики взяли власть, «товарищ Инесса» превратилась из элегантной красивой дамы в «рабочую лошадь». В отличие от Александры Коллонтай, которую в партийной верхушке прозвали «гранд-дамой» революции. Коллонтай вошла в первое советское правительство. Инессу направили на малозначительную должность лектора ЦК. И только полтора года спустя назначили руководить совнархозом Московской губернии. До революции, так же как и сейчас, эта должность называлась: губернатор. Что она понимала в организации сельской жизни? Думаю, тут ей очень пригодился семейный опыт. Ее первый муж Александр Евгеньевич Арманд и его родной брат, мой дед Николай Евгеньевич, до революции управляли фабриками в Пушкино. При новой власти дед был приглашен служащим-консультантом в Высший совет народного хозяйства. Инесса часто советовалась с ними по делам своего совнархоза. Эта должность ей совершенно не подходила. В письме дочери Инессе, которая в это время была на фронте, она сообщает о работе вскользь: «По обыкновению, бегаю в свой совнархоз. Кроме этого, создалась французская группа Третьего Интернационала, кроме этого, созывается Всероссийская конференция работниц... Мы с Варей (младшая дочь. — Примеч. авт.) живем все в той же комнате на Неглинной, которую ты видела перед отъездом. Тесно нам отчаянно, Варя спит, скрючившись на диване». Когда я читаю в сегодняшней прессе, что «Ленин навещал свою любовницу в апартаментах на Неглинной», меня разбирает смех.

Тольков 1919 г. Инесса вместе со всеми детьми переехала в квартиру на Манежной улице. Сейчас журналисты любят муссировать слухи о том, что Ленин «предоставил своей любовнице шикарную квартиру рядом с Кремлем».

Даже меня, опытную телевизионную волчицу, и ту обманули: попросили сняться в телевизионном фильме «Мавзолей». По просьбе режиссера я должна была показать дом, в котором жила Инесса с семьей и где я не раз бывала с отцом у ее потомков. В готовом фильме из моей фразы «Это была шикарная квартира, но там в каждой комнате жили целые семьи» осталась, естественно, только первая часть.

Приезжая в Москву из Риги, папа обычно останавливался у своей родни в Москве в этой «шикарной» квартире. Когда шел сильный дождь, с потолка сочилась вода сквозь щели, образовавшиеся во время войны, поскольку с этой крыши били по вражеским самолетам зенитки, защищавшие Кремль. После каждого дождя кто-то из детей Инессы посылал коменданту Кремля лаконичную записку: «Крыша течет». Немедленно приходили мастера и крышу латали — до следующего дождя. На фасаде дома были прибиты две мемориальные таблички. Я училась по ним читать. На одной была написано «Инесса Арманд», на второй — «Анна Ульянова-Елизарова». В многонаселенной квартире жили дети Инессы, которым мой папа приходился двоюродным братом. В каждой комнате размещались несколько человек, поскольку семья Инессы была очень большой. Причем Инесса при жизни занимала самую маленькую комнату, которая служила ей кабинетом и спальней. Шикарная квартира! Инесса жила в домах и получше. До прихода к власти партии, в которой она состояла, в ее распоряжении был целый дом на углу Гранатного переулка и Спиридоньевки, принадлежавший ее мужу. И еще загородный дом — в селе Ельдигино, неподалеку от Пушкино, в тридцати с небольшим верстах от Москвы. Но материальное благосостояние не имело значения д ля Инессы. Приведу один пример. Возьмем уже знакомый читателю случай о ее поездке во Францию с миссией Красного Креста.

В 1918 г. Совнарком решил помочь русским солдатам, остававшимся в этой стране, вернуться в Россию. Поехали втроем: Дмитрий Мануильский, глава миссии, Жак Давитьян и Инесса. Оба советских представителя купили себе дорогие костюмы, подходящие для дипломатической миссии. Инесса же, которая всегда игнорировала моду, взяла в дорогу свои обычные строгие коричневые платья. Покупка модных дамских туалетов, по ее словам, была бы неразумной тратой народных денег. Инесса принципиально не следовала моде. Учила дочерей Инессу и Варю: «Ищите в одежде свой стиль. Мода — словно падшая женщина. Доступная каждому. А стиль — это ваша индивидуальность, вы его вырабатываете сами, и сами его придерживаетесь, и сами его меняете».

Этим советам по поводу поиска собственного стиля дочери Инессы следовали всю жизнь и передали их своим потомкам. Правда, возможности в смысле пополнения гардероба после революции у них были весьма скромными.

Революция полностью разорила семьи Арманд и Вильд. Фабрики были переданы государству, так же как и имения, и лесные массивы, и породистые лошади, и городские дома. Бывшие хозяева стали советскими служащими на бывших собственных фабриках. Дом в Пушкино опустел, армандовская молодежь разделилась на белых и красных и отправилась на фронт воевать за разные идеалы. Но Инесса не чувствовала никаких угрызений совести, она была абсолютно уверена, что восторжествовала справедливость. И только через три года после революции, в 1920 г., ею завладеет глубокая депрессия. Она потеряет интерес к жизни. Почему? От непосильной работы? От наступившей усталости? Или вдруг ей откроется бессмысленность всех принесенных жертв во имя улучшения участи бедных и обездоленных?

В постсоветской историографии образ Инессы — это образ богатой авантюристки, которая от скуки решила поразвлечься игрой в конспирацию и подпольные приключения. Но это не правда, а кривда.

На самом же деле ее жизнь с самого начала сложилась так, что Инессе Арманд, урожденной Стефан, на роду было написано стать необыкновенной женщиной.

Когда лидер партии большевиков впервые встретился с Инессой в Париже, он, прежде чем допустить ее в ближний круг нелегалов, навел справки. То, что он узнал, ему понравилось. Родилась в Париже, этническая француженка, великолепный французский язык. Жена богатого буржуа, фабриканта, порвала со своей средой, работала в низовой организации большевиков, дважды сидела в тюрьмах, была в ссылке, откуда бежала. Был второй муж, гражданский. Родной брат первого. В семейных ее связях Ленин даже не стал разбираться — так сложно ему там все показалось.

Инесса умудрилась так запутать отношения в своей семье, что мы сами с трудом понимаем, кто кому кем приходится. Младший брат тети Вари Андрей, например, приходился родным племянником законному отцу. А кем была сама Инесса? Невестка собственному мужу. Жена деверю. Клубок можно распутать, только потянув за первую нить.

НАТАЛИ И ТЕОДОР

Инесса принадлежала к числу людей, которые не растворяются в среде, а сами влияют на нее.

Надежда Крупская. «Правда», 3 октября 1920 г.

Надежда Константиновна Крупская написала эти строки через неделю после внезапной смерти своей старой подруги в Нальчике. Некролог в «Правде» был назван «Инесса». Просто Инесса. Это имя в 1920-х гг. знали буквально все партийцы молодой Республики Советов. Женщины-работницы обожали товарища Инессу. Ведь это именно ей принадлежала идея создать для трудящихся женщин России журнал. В «Работницу» Инесса вложила и собственные средства. Но в партийной среде у нее были и противники. Их раздражала ее дружба с Ульяновыми. Распускались слухи о связи Инессы с Лениным. Поэтому посмертная ее биография складывалась чаще из слухов и сплетен, чем из достоверных фактов. Каждый раз, читая публикации о своей родственнице, я изумлялась, сколько ерунды наворочено вокруг ее имени. С самой первой страницы биографии — о появлении Инессы на свет.

«Инесса Арманд. Дочь французского оперного певца Теодора д’Эрбенвилль (сценическое имя — Теодор Стефан) (фр. Theodore Stephane) и актрисы-комика Натали Вильд (англо-французского происхождения, но русского подданства), тоже оперной певицы, а впоследствии учительницы пения.

Отец умер, когда дочери было пять лет. В пятнадцать лет вместе с сестрой она приехала в Россию к своей тете, которая давала уроки музыки и французского языка в богатой семье текстильных промышленников Арманд» (Википедия).

Ну что сказать? Перепутано все. Псевдоним отца, количество дочерей, амплуа матери, даты и события.

Неудивительно, что во всех публикациях об Инессе, появляющихся в наших, да и зарубежных СМИ, множество неточностей.

«Женщина (речь идет о тете Инессы. — Примеч. авт.) для того, чтобы прокормить двух сирот, давала уроки музыки и иностранных языков, поэтому нет ничего удивительного в том, что Инесса и Рене свободно владели русским, французским и английским языками, да еще и занимались музыкой» (Наталия Иванова. «Супружеские измены»).

Далеко от правды. Моя бабушка Рене, сестра Инессы, русский язык так и не выучила, до конца своих дней говорила с сильным акцентом, путалась в родах, числах, спряжениях и склонениях. У меня есть ее письма к сестре и к сыновьям. Они написаны по-французски, на родном языке бабушки Рене. И она училась музыке не у тети в Москве, а в Парижской высшей национальной консерватории музыки и танца. По окончании этого учебного заведения 16 лет от роду она впервые появилась в Москве.

Обратимся к фактам, подтвержденным многочисленными документами, которые вот уже почти полвека отыскивает в архивах наш семейный историк Всеволод Егоров-Федосов. Внук Веры Евгеньевны Арманд, одной из золовок Инессы, этот энтузиаст на основании документов написал две книги об Армандах⁴.

Я пользовалась его материалами, с великим трудом добывавшимися в течение последних 60 лет. Вот что удалось узнать.

В середине XIX века, а точнее в 1855 г., в Москве в семье предпринимателя Питера Вильда и его жены Элизы (Элис), урожденной Уиле, родилась дочь. Вильды были прихожанами англиканской церкви. На исторической родине их фамилия звучала как Уайльд. Предки Питера Вильда эмигрировали из Англии в Россию во второй половине XVIII века по приглашению императрицы Екатерины Великой. Питер и Элис назвали новорожденную дочь Натали. Откуда взялось это имя? Скорее всего, Вильды хотели адаптироваться к России. Для этого приходилось считаться с местными традициями. В 18 лет Натали, обладавшая приятным и сильным голосом, решила продолжать музыкальное образование в Париже. Родители были недовольны, но дочь все же добилась своего. У этой барышни был сильный и своенравный характер. Девушку отправили в столицу Франции в сопровождении тетушки Софи, родной сестры ее матери. В Париже у нее вскоре появился кумир — тенор из Опера Комик⁵, уроженец Лиона.

В то время, когда на сцене Опера Комик пел мой прадед, в театре проходили мировые премьеры опер. Таких как «Гугеноты», «Фауст», «Риголетто», «Кармен». Поклонники знали этого оперного артиста под именем Пеше Эрбанвиль. Он был сыном почтенных французских буржуа из Лиона. Родители скрывали от своего окружения, что их сын пошел на сцену. Обычная история. Теодор взял себе сценический псевдоним. В некоторых публикациях об Инессе этот факт излагается с точностью до наоборот.

«Инесса Арманд, — сообщает «Вечерняя Москва» от 23 сентября 2013 г., — дочь британского оперного певца Теодора Стефана (урожденный Theodore Pecheux d’Herben-ville)».

Британского певца? С французской аристократической фамилией? Очередная нелепость. Конечно, у меня есть соблазн поддержать легенду о своем аристократическом происхождении, но истина дороже. В семье нашлось свидетельство о рождении Рене Луизы Жюстины Стефан, моей родной бабушки. Фамилия ее отца была Стефан. Но продолжим расследование. Как же образовалась наша семья?

Между молодым тенором и его юной поклонницей, мечтавшей о сценической карьере, вспыхнуло чувство. Тетушку Софи элементарно обвели вокруг пальца. Ах, эти уроки пения! Все открылось, когда Натали забеременела.

После рождения дочери, но еще до ее крещения молодые люди узаконили отношения. Судя по всему, Теодор долго упирался, в его планы ранняя женитьба не входила. Но потом он смирился с неизбежным. Как мы помним, Натали Вильд умела настоять на своем. Невеста была англиканского вероисповедания, жених — католиком. Чтобы заключить брак, кто-то из них должен был сменить веру. Это сделал Теодор. Понятно, какие соображения были у Натали, когда она уговорила мужа венчаться в англиканской церкви. Католики, с их чрезвычайно строгой моралью в отношении брака, не подходили для ее плана узаконить рождение дочери задним числом. Как известно, англиканская ветвь христианства появилась по воле короля Генриха, который пожелал развестись со своей престарелой супругой Екатериной Арагонской и жениться на молодой придворной даме Анне Болейн. Получив отказ от папы римского, король в 1534 г. своим указом отделил английскую церковь от католической, став при этом «верховным правителем» новой англиканской церкви⁶.

Безусловно, для цели Натали — узаконить свой брак и рождение дочери — англиканская церковь подходила куда больше, чем католическая.

У одного из современных российских историков я читала, что Натали и Теодор обвенчались в США (!).

На самом деле им не нужно было для венчания в англиканской церкви покидать Париж. Ровно за десять лет до описываемых событий на улице Баярд был открыт храм американской епископальной церкви для англиканского сообщества французской столицы. Там и был совершен обряд венчания. Став законной мадам Стефан, новобрачная предприняла необходимые усилия, чтобы получить новое свидетельство о рождении первенца. И добилась своего. Ровно через девять месяцев после венчания в церковную книгу священником была внесена запись о рождении Инессы Елизаветы — 8 мая 1875 г.

Известие о свадьбе Натали и о рождении девочки шло в Москву очень долго. Не то чтобы почта плохо работала. Просто Вильдов не было в Москве. Летом супруги уехали на отдых в Финляндию. Как только в начале сентября они возвратились в свой московский дом на Кузнецком Мосту, слуга подал главе семейства запечатанный конверт. Пробежав глазами по первым строчкам письма, Питер Вильд изменился в лице. Элис вскрикнула:

— Что случилось? Натали?! Что с ней?

— Вышла замуж... За оперного певца-комедианта.

— Боже мой! Но как Софи допустила? Почему не сообщила нам?

— Ума не приложу. И у нас уже растет внучка. Ее зовут Инес. Это первое имя. Второе — твое. Элис. Инес Элис.

— Ради всего святого, почему Инес? Отец что, испанец?

Этот диалог звучит в моем воображении. Думаю, что приблизительно такими репликами обменивались ошарашенные родители Натали Вильд.

Они не сразу нашлись что ответить дочери. Пока глубоко шокированные Вильды решали, как им реагировать на мезальянс, Натали уже ждала второго ребенка. Снова родилась дочь. Ее нарекли сложным именем Рене Жюстина Луиза. Имя Рене она получила в честь отца Теодора, Жюстиной Луизой звали его мать. Следующую дочь супруги назвали просто и без затей Анной.

Став матерью большого семейства, Натали умудрилась остаться на сцене. В ее биографии указан род занятий «артистка французских театров». Семья двух артистов была стеснена в средствах. Теодор, хотя имел успех на сцене (о нем в восторженных тонах писали даже в «Фигаро»), зарабатывал все же явно недостаточно для того, чтобы поддерживать тот материальный уровень, к которому оба супруга привыкли с детства. Артистов сильно обременяли семейные заботы. Ссора следовала за ссорой.

— Теодор, сколько можно спать? Давно пора завтракать.

— Опять омлет? Я уже на него смотреть не могу.

— А что бы ты хотел? Трюфели? Скоро и омлет не сможем себе позволить. У нас куча неоплаченных счетов.

— Натали, я и так пою тридцать спектаклей в месяц. Что ты от меня хочешь?

— Ты бы мог преподавать в консерватории. С утра у тебя есть время.

— Но и ты могла бы взять себе учеников.

— Да? Бегать по всему Парижу, когда у нас трое маленьких детей?

— Натали, ты можешь попросить денег на внучек у своих родителей. У них же нет других детей, кроме тебя!

— А ты попроси у своих. Ты их единственный сын!

— Ты же знаешь, что они считают меня изгоем. Отец сразу сказал, что если я пойду в артисты, то он меня лишит содержания и наследства.

— Но маман мне написала, что я могу привезти вас в Лион погостить. Возможно, она что-то подарит девочкам.

Теодор внезапно замолчал. Натали поняла почему. Вот если бы у них родился хотя бы один мальчик — он стал бы наследником обеих семейств. И ее, и мужа. Его родители Рене Мари Этьен Стефан и Жюстина Луиза, урожденная Борн, долгое время и слышать не хотели о внучках. Даже несмотря на то, что одна из сестер получила все свои три имени в честь бабки и деда. Вторую дочь их сын и невестка назвали Рене Жюстина Луиза. Девочки, конечно, прелестные, рассуждали эти почтенные лионские буржуа, но какое будущее их ждет? Тоже сцена? И тяжело вздыхали. Не могли смириться с выбором карьеры своего единственного наследника.

Вильды могли решить все материальные проблемы дочери, но их условием был переезд дочери в Москву. Теодор в принципе был не против, чтобы жена и дочери оставили его одного. Но Натали обожала людей театра и не хотела ради денег возвращаться в мир скучных буржуа, к которому принадлежала.

Им и во сне не снилось, как сложатся судьбы дочерей. Теодор уйдет из жизни, так и не узнав, что все три девочки вышли замуж за богатых людей. И что имя старшей осталось в истории.

Устав от ссор и безденежья, Натали ответила согласием на предложение родных отправить к ним в Москву хотя бы старшую девочку. Шестилетняя Инес, как ее называли в семье на испанский манер, вместе с тетушкой Софи, которая так позорно провалила свою роль дуэньи, отправились в Россию.

СПОРЫ О ЛЮБВИ

Спустя почти тридцать пять лет после этого события, определившего ее судьбу, мать пятерых детей Инесса Арманд, обосновавшаяся на зиму в Швейцарии, работала над брошюрой о свободе любви. Так она боролась с чувством постоянной тревоги и своего бессилия перед обстоятельствами. Она, так любившая общество своих друзей и единомышленников, свою семью, теперь постоянно была одна. На смену кипучей деятельности пришла полоса бездействия. На смену ясной цели—добиться свержения самодержавия в России — пришли сомнения в правильности выбранного ею пути. Мир перевернулся в прямом смысле. Шла большая война, в которую втянулась вся Европа. Ее старшие сыновья Александр и Федор были на фронте. Она не имела от них известий. Зато дочери Инесса и Варвара писали ей часто. Они обе уже вошли в тот возраст, когда главным предметом интереса становятся отношения с противоположным полом. Их вопросы на эту тему дали Инессе новое занятие: она решила написать брошюру для работниц, таких же наивных созданий, как ее дочери. Сама Инесса много страдала из-за любви. И тогда, когда ей этого чувства не хватало, и тогда, когда оно было в избытке. В детстве она страдала от отсутствия родительской, особенно отцовской, любви. Покинув Париж, девочка скучала без своих красивых, немного эксцентричных папы и мамы. Бабушка Вильд и тетя Софи были с ней ласковы, но воспитывали в строгости. Иногда, вспоминая родителей и маленьких сестер, она испытывала щемящую боль в груди и безутешно плакала, обняв свою красивую куклу Натали. Почему, за что они так с ней поступили? Сами живут вместе, а ее отправили из семьи! Бабушка с тетей тревожно переглядывались, и каждая на свой лад старалась отвлечь ребенка от переживаний. Тетя Софи усаживала девочку за пианино и разучивала с ней несложные пьески. Инессе это очень нравилось, и слезы быстро высыхали. По воскресеньям бабушка водила ребенка в англиканскую церковь Святого Андрея в Вознесенском переулке. Хотя служба велась по канону на языке VII века, Инесса уже знала наизусть все основные молитвы. Она росла религиозной девочкой, и священник ласково называл ее ангелом. Но участие в мессе не всегда утешало. Инесса вспоминала крестины младшей сестры Анны, серебряную ложечку, которую ей доверили держать во время таинства, свое белое платьице из батиста с кружевами — и снова расстраивалась. Выражение грусти на ее личике редко сменялось улыбкой. Но детство пролетело, Инесса полюбила и свое окружение, и Москву, и друзей. Теперь Инессу было не узнать. Веселая улыбающаяся приветливая девушка радовалась жизни. Она постоянно была чем-то занята. Фортепьяно, европейские языки, чтение, наконец, обязательное шитье. Это занятие ей нравилось — вышивая или чиня свою одежду, Инесса обдумывала прочитанное, увиденное и услышанное за день. Еще в ранней юности она пришла к выводу, что будет заниматься только какими-нибудь полезными делами. Учить детей городской бедноты, или ухаживать за больными, или давать бесплатные концерты для неимущих. Только не потерять себя, не стать самкой — как толстовская Наташа. Прочитав в пятнадцать лет «Войну и мир», Инесса, чтобы не превратиться в самку, решила вовсе не выходить замуж. Даже подумывала о монастыре. Но судьба распорядилась иначе. То чувство, которое Инесса испытала в 19 лет к жениху, Александру Евгеньевичу Арманду, было смесью восторга и тревоги. Она боялась потерять свое счастье и горячо молилась Богу, благодаря его за милость. Готовясь к свадьбе, она с радостью учила молитвенное правило на церковнославянском языке. Ей предстояло перейти в православие. Инесса свободно владела несколькими европейскими языками, свободно говорила на русском, без акцента. Новый для нее язык церкви восхитил Инессу своей величественной красотой. Она была охвачена религиозным восторгом. Во время венчания ей казалось, что в Никольской церкви присутствует дух отца, и она едва сдерживала счастливые слезы. Мать и сестры, возвратившиеся из Парижа после его смерти, радовались за новобрачную. Она выходила замуж по любви. Богатство жениха не играло для нее никакой роли. После свадьбы на его вопрос, что молодая жена хотела бы получить в подарок, Инесса попросила построить школу в селе Ельдигино, где она могла бы обучать крестьянских детей грамоте. Прошло несколько лет. Инесса была счастлива, любила всех близких, обожала своих четверых детей, деятельно помогала бедным. «Возлюби ближнего своего, как самого себя» — эта заповедь была для нее самой главной. Но настоящая любовь, та любовь, о которой мечтает всякая женщина, пришла к ней гораздо позже. И разрушила тот семейный мир, которым она так прежде дорожила. Так что же ей теперь написать о любви своим будущим читательницам? Инесса развернула письмо, полученное с утренней почтой, и перечитала его уже в который раз.

Ленин — Инессе Арманд. 17 января 1915 г. Послано из Берна в Кларан (Швейцария):

«Dear friend!⁷ План брошюры очень советую написать поподробнее. Иначе слишком многое неясно. Одно мнение должен высказать уже сейчас: § 3 — “требование (женское) свободы любви” советую вовсе выкинуть...»

Получив замечания Ленина о плане своей брошюры для работниц по вопросу семейных отношений, Инесса возмутилась. Вот оно что, значит, в их общем социалистическом будущем женщины опять будут неравноправны в выборе партнеров? Мужчина может иметь случайную связь, женщина — нет. Мужчина может иметь длительные любовные отношения без оформления брака, для женщины такое требование чрезмерно. Она ответила Ленину сердитым письмом и получила от него второе послание.

Ленин — Инессе Арманд. 25 января 1915 г.

«Дорогой друг! Извиняюсь за опоздание с ответом: хотел вчера, да меня задержали и не оказалось времени сесть за письмо. По поводу Вашего плана брошюры я находил, что “требование свободы любви” неясно и — независимо от Вашей воли и желания (я подчеркивал это, говоря: дело в объективных, классовых отношениях, а не в Ваших субъективных желаниях) — явится в современной общественной обстановке буржуазным, а не пролетарским требованием.

Вы не согласны. Хорошо. Рассмотрим дело еще раз».

Инесса отложила письмо от Владимира Ильича в сторону и глубоко задумалась. Что ему возразить на все перечисленные аргументы, когда он рассуждает как мыслящая машина, а не как живой человек. Зная Ленина много лет, пережив из-за него сердечную боль, она все же не думала, что он до такой степени далек от естественных чувств людей. В ее собственной жизни была любовь. И даже не один раз. И какая любовь! Инесса ближе придвинулась к камину, чтобы согреться, засмотрелась на огонь. Ее взгляд затуманился. Мыслями она была уже не здесь, в заснеженной горной швейцарской деревушке. Ей вспомнился теплый майский день 1893 г. в подмосковном селе Пушкине, где они с мамой и сестрами снимали дачу.

Молодой шатен с бородкой, в белом чесучовом костюме и юная светловолосая девушка в белом платье из тонкого хлопка прогуливались вдоль речки Серебрянки. За их спинами остался кирпичный забор ткацкой фабрики. Впереди в низине виднелись крыши крестьянских изб. Вслед за парочкой, прячась за кустарником, крались двое мальчиков. Младшие братья Александра Евгеньевича изнывали от любопытства: о чем это взрослые говорят наедине? До них доносился звонкий девичий голос:

— Вы, мужчины, думаете про себя, что вы венец творения. Самые сознательные из вас верят, что женщины не лишены разума и у них тоже есть душа...

Александр остановился и изумленно взглянул на спутницу. Она раскраснелась и, сердито глядя на него, продолжила:

— Вы мой друг, и поэтому я хочу, чтобы вы знали, какого мнения я о мужчинах. Только вы, разумеется, — исключение.

Сзади них раздался сдерживаемый смех.

— Жених и невеста! Жених и невеста! — завопили мальчишки.

Молодой человек погрозил братьям пальцем:

— Брысь отсюда! Дома я с вами еще поговорю!

Вспоминая теперь, спустя двадцать пять лет, эту прогулку, Инесса улыбнулась. Какое счастливое это было время! Как же ей тогда повезло! Саша явно был влюблен, и она тоже влюбилась. Чувство было взаимным.

Инесса снова вернулась к письму Ленина. Как неверно то, что он понимает под свободой выбора в любви для женщины!

«Что можно понимать под этим?

1. Свободу от материальных (финансовых) расчетов в деле любви? 2. От материальных забот? 3. От предрассудков религиозных? 4. От запрета папаши etc.? 5. От предрассудков “общества”? 6. От узкой обстановки (крестьянской или мещанской или интеллигентски-буржуазной) среды? 7. От уз закона, суда и полиции? 8. От серьезного в любви? 9. От деторождения? 10. Свободу адюльтера? и т.д.».

Инесса с досадой отбросила письмо. Он и в самом деле ничего не смыслит в этом вопросе! Она хочет добиться для женщин единственно важной свободы — свободы выбора. Замуж только по любви! А кончилась любовь — значит, брак может быть расторгнут по желанию сторон. Инесса вспомнила свою свадьбу с Сашей. Стояла золотая осень, но было пасмурно и ветрено. Подружкам невесты приходилось с силой удерживать подол свадебного платья от налетавших порывов ветра, а вокруг ее легких атласных туфель кружились, словно в вальсе, сухие желтые листья. Один лист прилип Саше прямо на лицо, она со смехом сняла его и воткнула в свой свадебный букет из белых гиацинтов.

— Что ты делаешь, это плохая примета, — зашептала взволнованная сестра. — Зачем тебе сразу осень, когда у вас еще только весна? Дай сюда, я его выброшу.

Инесса не возразила. В конце концов, этот свадебный букет после венчания она сестрице же и бросит.

Инесса заставила себя сосредоточиться на чтении письма. Нужно все же разобраться, что не устраивает Ленина в ее плане. Почему-то она все хуже разбирала знакомый почерк. Не в зрении ли туг дело? Может быть, ей уже нужны очки? Или она просто инстинктивно отталкивает от себя неприятный для нее смысл ленинского послания?

«Для популярной брошюры не лучше ли противопоставить мещански-интеллигентски-крестьянский пошлый и грязный брак без любви — пролетарскому гражданскому браку с любовью (с добавлением, если уж непременно хотите, что и мимолетная связь-страсть может быть грязная, может быть и чистая). Право же, мне вовсе не полемики хочется. Я бы охотно отбросил это свое письмо и отложил дело до беседы. Но мне хочется, чтобы брошюра была хороша, чтобы из нее никто не мог вырывать неприятных для Вас фраз (иногда одной фразы довольно, чтобы была ложка дегтю...), не мог Вас перетолковывать».

Инесса подумала, что, возможно, В.И. (так она его называла в мыслях) в пух и прах разносит ее брошюру, что заподозрил, будто бы она намекает на его брак с Надей? Брак, который можно было назвать скорее товарищеским союзом двух революционеров? А может быть, Ильич прав и она запуталась в собственных умствованиях? Откуда ей знать, каков бывает брак без любви? Подобного опыта у нее в жизни не было.

СВАДЕБНЫЙ ПЕРЕПОЛОХ

3 октября 1893 г. приходский священник Никольской церкви села Пушкина под Москвой отец Игнатий Казанский совершил бракосочетание потомственного почетного гражданина, московской гильдии купеческого сына Александра Арманда первым браком с французской гражданкой, девицей, дочерью артиста Инессой Елизаветой Стефан, англиканского вероисповедания (выписка из метрической книги Никольской церкви в Пушкино).

Для православного венчания Инесса взяла свое второе имя — Елизавета. Теперь по документам новобрачная стала Елизаветой Арманд.

(Забавно, что автор книги об Инессе Майкл Пирсон уточняет: в тот день, 3 октября, снег еще не выпал, но уже вскоре после полудня стемнело. Свадебный поезд проделал короткий путь от церкви до дома новобрачного, где был накрыт праздничный стол. От церкви по мосту через речку Учу, и уже совсем близко, там, где видна фабричная труба, — деревянные добротные дома, фасадом выходящие в сад, а обратной стороной граничившие с забором фабрики.)

Хозяева могли, не выходя из дому, через окно наблюдать за происходящим на фабричном дворе.

Жених Инессы, то есть теперь уже муж, — старший сын потомственного почетного гражданина Москвы Евгения Евгеньевича Арманда (торговый дом «Арманд и сыновья»). Семья миллионеров. Им принадлежала крупная по тем временам шерстоткацкая и отдел очно-красильная фабрики. Несколько прекрасных каменных домов в Москве — на Старой площади, в Денежном переулке на Арбате, на углу Гранатного и Спиридоньевки, на Воздвиженке. Апартаменты сдавались внаем. Леса под Пушкино, охотничьи угодья под Сергиевым Посадом, лесные массивы в Дмитровском районе. Жених Инессы Александр Евгеньевич в то время по поручению отца управлял как раз лесным хозяйством.

Познакомившись поближе с новой родней, Натали Стефан поняла, что ее Инесса наконец обрела то, чего была лишена в детстве, — большую дружную любящую семью. У жениха была приятная мужественная внешность и покладистый характер. Несомненно, он был трудолюбив. Такой работающий миллионер. К моменту бракосочетания Инессы и Александра семья Арманд значительно превосходила в материальном и социальном отношении семью Вильд.

От своего отца я слышала, что один из Вильдов какое-то время работал управляющим в Ливадийском дворце. Один из потомков этого Вильда нажил приличное состояние, но его наследники оказались менее способными к коммерции. Слишком мало денег пускали в оборот, слишком много вкладывали в недвижимость. Скупали землю, но она не приносила быстрых денег. Лето Вильды проводили в селе Пушкине, популярном у дачников, где облюбовали дачу неподалеку от речки Серебрянки по соседству с домом фабрикантов Арманд.

«Инесса Федоровна Арманд родилась в Париже. С1889 года в России. Стала учительницей в семействе богатых текстильных промышленников Армандов, и в 19 лет (в 1893 году) вышла замуж за Александра Арманда, сына купца первой гильдии Е.И. Арманда» (Википедия).

Опять, опять ошибки! В этом одном маленьком абзаце — три большие неточности. Инесса впервые появилась в Москве на 9 лет раньше — в 1880 г. Ее детские фото сделаны в ателье некоего г-на П. Павлова на Мясницкой улице. Все версии о том, что якобы мать и тетя Натали Вильд были гувернантками, ее биографы придумали в советское время. Инессе нужно было дать пролетарское происхождение. Основанием для этой легенды послужил тот факт, что Инесса в 17 лет получила диплом домашней учительницы. Но в то время все образованные девушки имели такой документ. Диплом домашней учительницы был и у свекрови Инессы, Варвары Карловны, урожденной де Монси, иу всех ее дочерей, девочек из семьи миллионеров. И последнее: Инесса Стефан вышла замуж не за сына Евгения Ивановича Арманда, а за его внука!

Детство Инессы действительно было трудным. Но вовсе не из-за бедности. А потому, что она росла как сирота при живых родителях. Когда ее увозили из Парижа, никто не предполагал, что с отцом девочка больше не увидится. Мать с сестрами приедут в Москву только спустя десять лет, после смерти Теодора. Ему было тридцать четыре, когда он скончался от тяжелого воспаления легких. К этому времени семья уже распалась.

Как вспоминает Инесса, ее мать, желая наверстать упущенные годы, когда они не виделись, беспрестанно обнимала и целовала вновь обретенную дочь, вникала во все детали ее жизни и этим иногда вызывала легкое раздражение.

Натали, Наталья Петровна, как ее называли в России, была человеком неуравновешенным, очень эмоциональным и способным на нетривиальные поступки. В Москве она задерживаться не собиралась и сразу после свадьбы Инессы вернулась в Париж. Там ей удалось продолжить сценическую карьеру и стать популярной учительницей пения. С тех пор в России Наталья Петровна бывала только наездами. В 1898 г. она вернулась, объявив дочерям, что решила осесть в Москве. Но не тут-то было. Через полгода, прямо накануне свадьбы своей младшей дочери Анны, Натали внезапно уехала в Париж. Сестры не огласили истинной причины отъезда матери, поскольку на сей раз она была довольно пикантной. Госпожа Стефан получила любовное письмо от старого друга. Она какое-то время выступала в его театре. Теперь он снова призывал ее к себе. Избранник был моложе на 10 лет, но для их любви это не имело значения. Спустя несколько лет Наталья Петровна окончательно вернулась в Москву. Инесса в это время уже была в вынужденной эмиграции. Но это будет потом, а пока мать не наглядится на свою красавицу дочь, с которой была так долго разлучена. Инесса деликатно отстраняется от безудержных проявлений материнской любви. Ее тяготят бесконечные объятия и поцелуи. А вот со своими сестрами Инесса сама была готова обниматься и целоваться каждую минуту. Они сразу подружились и всюду бывали вместе. Сестры тянулись к Инессе еще и потому, что она, прожив в России почти всю сознательную жизнь, владела русским языком как родным. А девушки учили его как иностранный и первое время чувствовали себя на родине своей матери довольно неуверенно.

УЛЫБКА СУДЬБЫ

Инесса Арманд — дочери Инессе. Берн, осень 1916 г.:

«В “Войне и мире” есть одна фраза, которую я прочитала, когда мне было 15 лет. И которая имела громадное влияние на меня. Он (JI.H. Толстой) там говорит, что Наташа, выйдя замуж, стала самкой. Я помню, эта фраза показалась мне ужасно обидной, она била по мне, как хлыстом. И она выковала во мне твердое решение никогда не стать самкой, а остаться человеком».

Инесса отвлеклась от письма, которое писала дочери. Уже которую неделю без перерыва лил дождь. В комнате было как-то зябко, и она собиралась попросить, чтобы затопили. Потом передумала и решила дойти до библиотеки. Там хорошо натоплено и не так тоскливо. Она надела макинтош, калоши, взяла огромный зонт и отправилась в центр. Устроившись за столом библиотеки, Инесса не сразу продолжила письмо. Она думала о том, что Владимиру Ильичу очень не нравятся ее мысли о свободе любви. В этом вопросе он на редкость консервативен. Это странно, ведь Надежда Константиновна тоже убежденная феминистка. Правда, только в теории. Надя полностью поглощена служением мужу и революции. Они оба мало представляют себе, какова супружеская жизнь у абсолютного большинства пар. Инесса снова погрузилась в воспоминания о своем собственном брачном опыте.

Тетушка Инессы, старая дева Софи Вильд, была в восторге от партии, которую сделала ее племянница. Она без конца повторяла:

— Я всегда знала, что ты, мой ангел, родилась с серебряной ложкой во рту! Как удачно, что я снимала для нас дачу именно в Пушкино, рядом с такой достойной семьей, как Арманды!

Инесса Стефан летом обычно проводила время с многочисленными детьми фабрикантов Арманд. Она дружила с ними с детства. Александр Арманд, вернувшись из Европы по окончании университетского курса, с трудом узнал малышку, игравшую с его младшими сестрами, в очаровательной светловолосой девушке с зелеными глазами. Ей уже 17 лет, и она недавно сдала экзамен на званиедомашней учительницы. Такой же диплом в свое время получила мать Александра, Варвара Карловна де Монси, и его сестры. Такое специальное образование считалось не зазорным среди иностранцев, живущих в России. Отношение к иностранцам-учителям — полуироническое, полупрезрительное — давно изменилось. В конце XIX века родители рассчитывали, что домашний учитель станет умным наставником и другом их детям, сделает жизнь своих подопечных интересной и осмысленной. Брак с домашним учителем не считался мезальянсом, как это было раньше. В семье Арманд репетитором молодых господ был студент Московского университета Евгений Каммер. Он стал не только другом для многих молодых Армандов, но и членом семьи. Его родная сестра Мария сочеталась браком с одним из богатых наследников, Сергеем Евгеньевичем Армандом.

Что касается Инессы, то она была готова к своей профессии, но ей так и не пришлось стать домашней учительницей. Ее педагогический талант реализовался сначала в сельской школе, потом в рабочих кружках, специальных школах и значительно позже, уже после революции, — в массовых рабоче-крестьянских аудиториях.

Александр впервые обратил внимание на Инессу во время репетиций спектакля в любительском театре. Репетировали в каретном сарае. Потом на этом месте построят здание зала общественных собраний для служащих фабрики Армандов, где будут играть спектакли. Но Инесса в это время уже занималась совсем другими делами.

Ни девушка, ни молодой человек еще не знают, как сложатся их отношения. Пока они только обмениваются заинтересованными взглядами. 1 мая 1892 г. во время прогулки Александр случайно встречает у реки Инессу и ее сестру Рене. Он катает девушек на лодке. После прогулки все трое идут пить чай в шумной компании братьев и сестер Александра. Над ним подтрунивают — которая из сестричек тебе больше нравится? Спустя пару дней Инесса присылает ему записку с приглашением на свой день рожденья. 8 мая ей исполняется 18 лет. «Пожалуйста, приходите. Будет весело». Инесса живет в одном из переулков неподалеку от Кузнецкого Моста. Александр знакомится с недавно прибывшей из Парижа мадам Стефан. Мать Инессы, обладательница приятной внешности и прекрасной фигуры, которую ничуть не испортили трое родов, вместе с молодежью пляшет, участвует в разгадывании шарад и прочем веселье. Натали Стефан — 38 лет, а выглядит она на двадцать пять. Бывшая артистка поет, исполняет арии из опер, романсы. Инесса аккомпанирует матери. Именинницу просят что-нибудь сыграть. Она выбирает десятый вальс Шопена «Весне навстречу». Девушка и сама как весна — взволнованная, радостная, полная предчувствий любви. И к тому же виртуозная пианистка. После этой вечеринки Александр думает о ней все чаще. Молодые люди начинают слать друг другу записки с приглашениями — встречи обычно происходят на любительских спектаклях и в домах общих знакомых. Натали с дочерьми по приглашению хозяев дома гостит в Пушкино. О чем же беседуют Инесса и Александр? Инессу уже тогда явно волнует тема женского неравноправия. Она пишет молодому человеку:

«Мужчины... не стесняются проявлять терпение, как будто мы — малые дети, а не такие же взрослые особи, как они сами. Что хуже всего — женщины опрометчиво верят мужчинам, а те без конца лгут... Я знаю, что вы сочтете эти строки оскорбительными и, возможно, даже перестанете быть моим другом. Но я думаю, что лучше вам знать всю правду, глубину моих мыслей об отношениях полов. Конечно, нет правил без исключений, к вам я отношусь с большим уважением, и мне бы не хотелось потерять вашу дружбу. Однако же в большинстве своем мужчины злят и раздражают меня».

О чем думал Александр, читая это письмо Инессы, в которую уже был влюблен? Какой странный для молодой неопытной девушки взгляд на отношения! Во время очередной прогулки Александр повел довольно необычный для себя разговор на эту тему, пытаясь выяснить взгляды своей юной знакомой. Инесса обвиняла мужчин в стремлении подчинить себе женщину, в полной житейской глупости, в самомнении и еще во многих грехах. Любая зрелая женщина в наше время легко могла бы воспроизвести этот монолог. Но девушка, рожденная в XIX веке, которая еще не имела личного опыта, конечно, основывалась только на книгах, которых прочла к тому времени немало. Александр, видимо, был удивлен. Возможно, ему было жаль эту красавицу, которая фактически выросла как сирота — при живых родителях. Может быть, на ее взгляды повлияли бабушка и незамужняя тетя, которые ее воспитывали? Так или иначе, он решил изменить представление этой девушки о мужчинах. Александр Евгеньевич посватался и получил согласие.

Когда старший сын Армандов, 26-летний Саша, женился на 19-летней Инессе Стефан, его младшему брату Володе едва минуло 8 лет. Он походил на ангелочка с открытки — красивым личиком, с золотыми крупными кудрями и внимательным взглядом.

Увидев Инессу в наряде невесты, мальчик серьезно сказал: «Когда вырасту, женюсь на тебе».

Молодые засмеялись. Никто не вспомнил изречение: «Устами младенца глаголет истина». Пройдет десять лет, прежде чем Варвара Карловна, свекровь Инессы, скажет мужу: «Я всегда знала, что наш младшенький влюблен в Инессу. Только я не думала, что это настолько серьезно». Этот разговор между стариками состоялся в тот день, когда семье сообщили, что в Швейцарии на свет появился пятый ребенок Инессы — сын Андрюша. Андрэ. Его отцом стал восемнадцатилетний Владимир Евгеньевич Арманд. Брат Инессиного мужа.

КАК РОЖДАЮТСЯ ЛЕГЕНДЫ

Ленин — Инессе Арманд. 1 апреля 1914 г. Отправлено в Париж из Кракова:

«Получил твой рассказ о реферате Степанюка и выступлении Юркевича: откровенно скажу, злился на тебя: ты не поняла, в чем суть у Юркевича. И я опять — каюсь — ругал тебя богородицей. Не сердись, пожалуйста, это я любя по дружбе, но не могу не злиться, когда вижу “нечто от богородицы”».

Любя по дружбе.

Так сам Ленин определял те чувства, которые он питал к Инессе. Ульяновы за время их знакомства привязались к этой необыкновенной женщине, бросившей ради революции обеспеченную и спокойную жизнь в кругу любящей ее семьи. Мало того, с ее редким музыкальным даром она могла бы стать концертирующей исполнительницей, не менее знаменитой, чем полька Мария Шимановская, «первая пианистка Императорского двора».

Но предпочла жизнь, полную опасностей и совсем не романтических событий, — тюрьмы, ссылка, побег, добровольное изгнание. Поражало то, что она всегда была в бодром настроении и заражала им окружающих. Рядом с ней всегда хотелось действовать. Это было очень нужно Владимиру Ульянову, у которого время от времени на смену напряженной умственной деятельности приходила утрата сил.

Они ежедневно виделись в Париже, когда осенью 1910 г. Инесса с детьми поселилась неподалеку от своих новых знакомых. Тогда оба супруга часто бывали у нее. Надя любила смотреть, как играют дети, и даже Ленин тоже по-своему принимал участие в их возне.

Потом было Лонжюмо, где большевики жили в доме, снятом Инессой на деньги Александра Евгеньевича, — за исключением семьи Ульяновых, которые остановились на другом краю деревни и приходили к коммунарам только на обед.

На протяжении двух недель осени 1913 г. они каждый день виделись в Поронине, австро-галицийской деревушки близ Кракова в предгорьях Высоких Татр. В Поронине Ульяновы проводили лето по рекомендации врачей. Сняли домик на пять месяцев. Доктора сочли, что горный воздух и спокойствие будут полезны для Крупской, у которой обострилась ее базедова болезнь. Ленин тогда не на шутку перепугался за жену. Писал всем знакомым, советовался: стоит или не стоит оперировать?

Ленин — Григорию Шкловскому:

«Дорогой Ш.! Обратите внимание на перемену моего адреса. Приехали сюда в деревню около Закопане для лечения Над. Конст. горным воздухом (здесь ок. 700 метров высоты) от базедовой болезни. Меня пугают: запустите-де, непоправимо будет, отвезите-де тотчас к Кохеру в Берн, это-де знаменитость первоклассная... С одной стороны, Кохер — хирург. Хирурги любят резать, а операция здесь, кажись, архиопасна и архисомнительна... С другой стороны, лечат горным воздухом и покоем. Но у нас “покой” трудно осуществим при нервной жизни. Болезнь же на нервной почве. Лечили 3 недели электричеством. Успех = 0. Все по-прежнему: и пученье глаз, и вздутие шеи, и сердцебиение, все симптомы базедовой болезни».

Пока я не прочитала это ленинское письмо в полном собрании сочинений и не знала про обострение в тот период болезни Надежды Константиновны, у меня выстраивалась такая конструкция: Ленин в конце 1913 г. резко прекратил начинающиеся романтические отношения с Инессой, поскольку не мог надолго отвлекаться от партийной работы. Состояние влюбленности мешало, отвлекало от занятий. На выручку пришла сублимация, по Фрейду, это такое состояние человека, при котором его энергия либидо преобразовывается в энергию деятельности.

Прочитав про болезнь Надежды Константиновны, я даже восхитилась Владимиром Ильичем Ульяновым. Это поступок настоящего мужчины — пожертвовать своими чувствами к другой ради больной жены. Но дата на ленинском письме, адресованном его другу и соратнику доктору Григорию Шкловскому, показала, что я опять ошибаюсь. Начало мая 1913 г. Если обострение болезни Надежды Константиновны и впрямь стало результатом постоянного стресса, то причины этого состояния коренились совсем не в увлечении Ленина товарищем Инессой.

Когда в мае 1913 г. Ульяновы обустраивались в Поронине на даче, Инесса была далеко от них. Выйдя из петроградской тюрьмы после семимесячного заключения, она пыталась восстановить свое пошатнувшееся здоровье. В тюрьме у нее начался туберкулез.

В Поронин Инесса приехала только 25 сентября, в разгар совещания Центрального комитета с партийными работниками. В мероприятии принимали участие большевики — депутаты Государственной думы, представители ячеек партии из крупнейших пролетарских центров. Инесса вместе с товарищем Штокманом представляла партийную организацию Петербурга. Ее доклад был посвящен нарастанию массового революционного движения в столице. Председательствовал на заседании Ленин, секретарем была Крупская.

К тому времени Надежда Константиновна уже восстановилась после тяжелой операции, которую сделал ей в Берне профессор Теодор Кохер. Ульяновы долго не могли решиться на оперативное вмешательство. Но отдых в горах не помог, вспоминала Крупская, и она постепенно превращалась в инвалида. Операции пришлось ожидать в Берне целый месяц. Ленин все это время очень нервничал. Когда все осталось позади, он в тот же день написал письмо матери в Вологду.

Ленин — Марии Александровне Ульяновой:

«Операция, видимо, сошла удачно, ибо вчера уже вид был у Нади здоровый довольно... Операция была, по-видимому, довольно трудная, помучили Надю около трех часов — без наркоза, но она перенесла мужественно. В четверг была очень плоха — сильнейший жар и бред, так что я перетрусил изрядно. Но вчера уже явно пошло на.поправку».

Пока Надежда Константиновна находилась в больнице, Ленин ежедневно просиживал у ее постели по нескольку часов, а потом шел в библиотеку. Заказывал книги, в том числе медицинские. Читал о базедовой болезни. Несомненно, жена была ему очень дорогим человеком. Одной из двух-трех женщин, которых он действительно высоко ценил. Примерно такую фразу он написал Инессе, и по этому поводу у них случилась размолвка. Владимир Ильич попытался сгладить ссору:

«Никогда, никогда я не писал, что я ценю только трех женщин. Никогда!! Я писал, что самая моя безграничная дружба, абсолютное уважение посвящены только 2—3 женщинам. Это совсем другая, совсем-совсем другая вещь».

Одной из них, безусловно, была Надежда Константиновна. Не имело значения — хороша она собой или подурнела. К сожалению, после операции изменения во внешности Крупской, связанные с заболеванием щитовидной железы, не исчезли. Когда Инесса и Надежда Константиновна увиделись после долгого перерыва, обе отметили, что здоровье каждой оставляет желать лучшего. В своих воспоминаниях Крупская не забыла отметить эту встречу: «В середине конференции в Поронин приехала Инесса Арманд... у нее были признаки туберкулеза — но энергии не убавилось, с еще большей страстностью она относилась ко всем вопросам партийной жизни». После Поронина Инесса последовала за большевиками в Краков.

Ленин и Крупская переселились из Парижа в Краков в мае 1912 г. Основная причина этого решения лежала на поверхности: они хотели быть ближе к России. «Краковская эмиграция не походила на парижскую или швейцарскую, — вспоминала Крупская. — По существу дела, это была полуэмиграция. В Кракове мы почти целиком жили интересами русской работы. Связи с Россией установились очень быстро самые тесные... Ни из Парижа, ни из Швейцарии было бы немыслимо наладить такое планомерное сотрудничество». Инесса после их переезда оставалась в Париже. В Краков она приехала по срочному вызову Ленина вместе с большевиком Георгием Сафаровым в начале июня. Им предстояло под видом любовной пары пересечь границу России, чтобы в Петербурге выполнить специальное задание Ленина. Гости были размещены в квартире Ульяновых, где пробыли два дня. Ничто не указывает на какие-то особые отношения Владимира Ильича и Инессы в тот приезд. Подпольщики все время были на виду у всего краковского окружения Ульяновых.

За это время они получили все нужные инструкции и документы. Старшей группы были Инесса. «...Сговорились с ней обо всем, — писала Крупская, — снабдили ее всякими адресами, связями, обсудили они с Ильичом весь план работы»⁸.

Нелегальный переход через границу из Кракова в то время был делом не слишком трудным. Жители 30-километровой приграничной зоны пересекали границу и с русской, и с австрийской стороны при наличии документа, который с уверенностью можно назвать «филькиной грамотой». Так называемый «пулпасек» выдавался без фотографии, достаточно было одолжить его у знакомого жителя пограничной полосы или купить у кого-либо, не нуждавшегося в этом документе, чтобы без особых трудностей добраться до России. Надежда Константиновна умалчивает о том, что, соглашаясь выполнить партийное задание, Инесса сильно рисковала. Ведь в России она была в розыске. Ей грозила тюрьма, и она действительно оказалась в заключении, где провела 7 месяцев — с 14 октября 1912 г. по 20 апреля 1913г. Александр Евгеньевич заплатил огромную по тем временам сумму залога — пять тысяч четыреста рублей, чтобы его жену освободили до суда и она могла сама выбрать себе место жительства. Ей было запрещено появляться в Петербурге и Москве. Не знаю, по каким соображениями она решила уехать в Самару, где ей предстояло провести ближайшие полгода, ежедневно отмечаясь в полицейском участке. Инесса обратилась за разрешением поехать в Ставрополь (теперь Тольятти) для лечения кумысом. Спустя месяц бумага была получена. В Ставрополь к ней приехали все дети, с которыми она провела на Волге незабываемое лето. «Ужасно люблю время, проведенное в Ставрополе!» — писала она спустя годы дочке Инессе-младшей. Но лето, как известно, очень быстро заканчивается.

На 27 августа было назначено рассмотрение дела Инессы в Петербургской судебной палате. Но на заседание она не явилась. Залог по установленному для таких случаев порядку был, как написано в судебном определении, «обращен в доход казны». Инесса к тому времени уже покинула Россию. Перешла границу в Финляндии, оттуда попала в Стокгольм. В архиве есть открытка без даты, которую Инесса отправила Александру Евгеньевичу из Финляндии. «Спешу написать тебе пару строчек. Слегка приболела, но врач утверждает, что к понедельнику я поправлюсь. Крепко целую тебя и всех остальных». К этому документу есть комментарий архивиста: вероятнее всего, это зашифрованное послание о том, что Инесса немного задержалась в Финляндии, но к понедельнику собирается быть в Стокгольме⁹.

Не задерживаясь в пути, Инесса из Швеции направляется в Австрию.

Инесса — Александру Евгеньевичу Арманду:

«Мой дорогой, я уже в Австрии и, вероятно, пробуду здесь еще какое-то время. Наконец, я получила твою телеграмму. Я так беспокоилась...Не могла понять, отчего от тебя не было известий. Писать особо не о чем. Горы здесь высотой в 9000 футов. Прямо под моим окном течет горная река. Все время идет дождь».

Писать особо не о чем... Похоже, что Инесса несколько разочарована встречей со старыми товарищами. Она почувствовала, что прежнего тепла между ней и Учителем уже нет. Он никак не выделяет ее из партийной группы близких ему соратников.

У Надежды Константиновны об этих днях остались другие воспоминания:

«Мы много гуляли и ходили на необычайно красивое озеро Чарны Став. Все мы очень привязались к Инессе. Она всегда была в хорошем настроении».

Писатель Иван Попов в беседах развивал мысль, что у Крупской были свои отношения с Инессой. Женщины были очень близки по взглядам.

«Я ее полюбила почти с первого знакомства. По отношению к товарищам в ней есть какая-то особая чарующая мягкость и нежность», — писала Инесса о Надежде Константиновне в письме к Ленину.

Им было о чем поговорить с Надей. В том числе и о болезнях. Соратницы по революционной деятельности теряли здоровье в тюрьмах, в ссылках, скитаясь по чужим странам и городам. Зимой 1915 г., проводя свои дни в одиночестве в Кларане, Инесса вспоминала задушевные беседы с Надеждой Константиновной о самом главном в жизни женщины — о семейном счастье. Ей непременно нужно было изложить это все на бумаге для брошюры. Она так увлеклась работой, что не сразу услышала стук в дверь. Снова принесли письмо от Ленина. Она со вздохом досады вскрыла конверт с характерным летящим ленинским почерком:

«Дорогой друг!

Нет ли у Вас знакомой француженки-социалистки? Переведите ей (якобы с английского) мои замечания. А также Ваши предложения насчет “свободы любви для женщины” и оправдания “мимолетной страсти”. И посмотрите на нее, послушайте ее внимательно: маленький опыт, что скажут люди со стороны, каковы их впечатления, их ожидания от брошюры?»

Он опять о ее брошюре! Почему бы хоть из вежливости не спросить, как она переносит одиночество, разлуку с детьми? Нет, только дело! Только дело!

Инесса вспомнила, как однажды меньшевик Федор Дан, потеряв самообладание, воскликнул: «Ленин губит партию... Какое счастье было бы для партии, если бы он куда-нибудь исчез, испарился, умер...» В ответ большевичка Зинаида Невзорова, жена Глеба Кржижановского, поставила Дану ловушку: «Как же это так выходит, что один человек может погубить всю партию и что все бессильны против одного настолько, что должны призывать смерть в сообщницы?» Дан с раздражением ответил: «Да потому, что нет больше такого человека, который все 24 часа в сутки был бы занят революцией, у которого не было бы других мыслей, кроме мысли о революции, и который даже во сне видит только революцию. Подите-ка справьтесь с ним!»

Вспомнив эту сценку, Инесса хихикнула. Характеристика Дана была абсолютно точной. Ленин круглые сутки думал только о революции. Так же как и Надя. Но Инесса так думать не могла. У нее — дети, пятеро детей. Свою жизнь она готова была пожертвовать революции. Но не жизни своих детей. Когда она однажды в разговоре сказала об этом Ульяновым, Владимир Ильич как-то резко прервал разговор. Он так пристально посмотрел на нее, что она даже смогла прочесть в его взгляде то, о чем он в эту минуту подумал. Инесса готова была поклясться, что мысль его была о том, что он правильно поступил, выбрав в свое время в жены Надю. Крупской бы такое даже в голову не пришло — ставить личное выше общественного.

Они обе — и Надежда Константиновна, и Инесса — были его самыми лучшими, самыми надежными сотрудницами. Крупская — идеальным секретарем, Инесса—блистательной переводчицей. Впервые он оценил ее способности в этом качестве, когда она синхронно переводила его речь на похоронах супругов Лафарг — дочери Карла Маркса и ее мужа.

Возможно, Инесса привлекала его также своим темпераментом, ярким обликом, который навсегда запоминался всем, кто хотя бы раз ее видел. Большевик Григорий Котов вспоминал после смерти Инессы: «Товарища Инессу я увидел в первый раз в Париже в 1912 году. Как сейчас вижу ее, вышедшую от наших Ильичей. Ее темперамент мне тогда бросился в глаза. Это был горячий костер революции, и красные перья в ее шляпке являлись как бы языками этого пламени».

И все же самое ценное для Ленина — ее надежность и преданность делу. К тому же она проявляла незаурядные организаторские способности. Инесса блестяще справилась с организацией учебного процесса в школе Лонжюмо. И четко выполняла все задания, не важно, крупные они были или мелкие.

Так было все же что-то между Лениным и Арманд? Молодой журналист, будущий известный писатель Лариса Васильева несколько раз задавала этот вопрос Ивану Федоровичу Попову, который много лет провел в эмиграции, общаясь и с Лениным, и с Инессой.

— Я свечу не держал, — отрезал старый большевик¹⁰.

Надежда Константиновна оставила для потомков свое объяснение близости Инессы Арманд к семье Ульяновых.

«Уютнее, веселее становилось, когда приходила Инесса... она была хорошая музыкантша... очень хорошо играла многие вещи Бетховена. Ильич особенно любил “Патетическую сонату”, просил ее постоянно играть — он любил музыку».

Крупская вспоминает, что Инесса собиралась остаться в Кракове и выписать детей из России. Надежда Константиновна даже ходила вместе с ней искать квартиру. Но неожиданно уехала в Арозу, небольшое курортное местечко в Швейцарии — за тысячу километров от Кракова.

Надежда Константиновна объясняет этот внезапный отъезд тем, что в Кракове Инессе негде было приложить свою энергию, что краковская жизнь была очень замкнутой и немного напоминала ссылку.

Но из письма Инессы к Ленину, написанного в начале декабря 1913 г., становится очевидным, что она уехала из Кракова не по своей воле. Но почему? По какой причине? По инициативе Ленина. Почему же он попросил ее уехать из Кракова?

Я рискну предположить, что краковский период подвел их с Инессой к опасной черте, за которой должен был начаться адюльтер. Инесса, как мы знаем, любовных треугольников не признавала. Ленин должен был расстаться либо с Крупской, либо не допускать развития отношений с ней. Думаю, Ленин первый вариант вообще не рассматривал, а второй был очень труден для обоих, пока Инесса оставалась рядом. Они проводили вместе слишком много времени.

Когда Инесса была в Кракове первый раз, Ульяновы поселили ее в том же доме, где арендовали квартиру сами, на только что отстроенном втором этаже. У Ленина там была комната, которой он пользовался как кабинетом. Но тогда Инесса пробыла у всего два дня и вместе с Георгием Сафаровым двинулась в сторону российской границы для выполнения столь же важного, сколь и опасного партийного задания. Во второй свой приезд в Краков Инесса сняла жилье в новом, более благоустроенном многоквартирном доме, по улице Любомирского, куда переехали Ульяновы. Каждый день революционеры отправлялись на многочасовые пешие прогулки. Крупская вспоминает, что их троицу соратники называли «партия прогулистов», в отличие от остальных товарищей, которые образовали партию «синемистов». «Синемисты» отвлекались от работы, посещая синематограф. «Прогулисты» вышагивали десятки километров. В Кракове было что посмотреть. Но особенно им нравились прогулки в Вольском лесу и в лугах. Луг по-польски — блони. Позднее Инесса придумает себе литературный псевдоним — Блонина.

Находясь с товарищами в Кракове, Инесса подумывает, где ей осесть. Рассматривается и вариант Парижа, но там, как пишет Инесса Александру Евгеньевичу, у нее почти не осталось связей. «Большинство людей, которых я знала, уехали из Парижа или умерли». Потом Инесса просит Александра привезти детей в Вену, а ей прислать деньги на банковский счет Надежды Константиновны.

С Александром отношения больше чем дружеские. Инесса чувствует к нему родственную близость. И чуть-чуть проглядывает в ее письмах женское кокетство. Она обращается к нему как к папочке, который ни в чем ей не откажет. «Побалуй меня, немножко, пожалуйста. Пришли мне карамели и даже немного красной икры, если сезон еще не закончился». Она дает ему поручение — заехать к ее сестре Рене и забрать у нее свое «выпускное свидетельство». 22 ноября Инесса сообщает, что деньги получила. Просит привезти к Рождеству детей в Краков, где она, возможно, останется. В середине декабря неожиданно для всех Инесса уезжает из Кракова. Сначала в Азору, маленький швейцарский курортный городок, а оттуда в Париж. Из Парижа она пишет Ленину письмо, которое было найдено в Центральном партийном архиве в начале перестройки и наделало много шума среди историков и журналистов.

«Дорогой, вот я и в vine Lumiere, и первое впечатление самое отвратительное. Все раздражает в нем — и серый цвет улиц, и разодетые женщины, и случайно услышанные разговоры, и даже французский язык. А когда подъехала к boulevard St. Michel, к орлеанке и пр. воспоминания так и полезли изо всех углов, стало так грустно и даже жутко. Вспоминались былые настроения, чувства, мысли, и было жаль, потому что они уже никогда не возвратятся вновь. Многое казалось зелено-молодо — может быть, тут и пройденная ступень, а все-таки жаль, что так думать, так чувствовать, так воспринимать действительность уже больше никогда не сможешь, — ты пожалеешь, что жизнь уходит. Грустно было потому, что Ароза была чем-то временным, чем-то переходным, Ароза была еще совсем близко от Кракова, а Париж — это уже нечто окончательное». (Инесса здесь имеет в виду явно не географические координаты. Ароза от Кракова находится на расстоянии 1237 километров. От Кракова до Парижа — 1540 километров. Разница в 303 километра сама по себе не может служить неодолимым препятствием.)

Инесса была очень артистичной натурой. И ей не составило труда представить себе в самом романтическом свете историю отношений с Владимиром Ульяновым.

«Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно. Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь! Глядя на хорошо знакомые места, я ясно сознавала, как никогда раньше, какое большое место ты еще здесь, в Париже, занимал в моей жизни, что почти вся деятельность здесь, в Париже, была тысячью нитями связана с мыслью о тебе. Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда я тебя очень любила.

Только в Longjumeau (Лонжюмо) и затем следующую осень в связи с переводами и пр. я немного попривыкла к тебе. Я так любила не только слушать, но и смотреть на тебя, когда ты говорил. Во-первых, твое лицо так оживляется, и, во-вторых, удобно было смотреть, потому что ты в это время этого не замечал...

Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью — и это никому бы не могло причинить боль. Зачем было меня этого лишать? Ты спрашиваешь, сержусь ли я за то, что ты “провел” расставание. Нет, я думаю, что ты это сделал не ради себя».

На этом письме нет даты. Вместо числа стоит день недели. Суббота. Такое настроение у Инессы, так охватили ее чувства, что она дает себе волю — и входит в образ застенчивой влюбленной женщины. В этом образе она и пишет письмо, которое диктуется ей воображением.

«Много было хорошего в Париже и в отношениях с Н[адеждой] К[онстантиновной]... я очень любила приходить к ней, сидеть у нее в комнате. Бывало, сядешь около ее стола — сначала говоришь о делах, а потом засиживаешься, говоришь о самых разнообразных материях. Может быть, иногда и утомляешь ее. Тебя я в то время боялась пуще огня. Хочется увидеть тебя, но лучше, кажется, умерла бы на месте, чем войти к тебе, а когда ты почему-либо заходил в комнату Н.К., я сразу терялась и глупела».

Никто из ее современников, родных, друзей, наконец, жандармов не поверил бы такому образу Инессы. Всегда энергичная, веселая, решительная, отважная — это она-то боится партийного лидера, который имеет привычку быстро ходить взад-вперед по комнате во время разговора, диктовать жене пулеметными очередями директивы? Неужели?

Продолжает она письмо на другой день, в воскресенье, вероятнее всего, ближе к вечеру, потому что описывает дневные события. Как будто это пишет другой человек. Те чувства, которые охватили ее накануне, уже рассеялись. Лирика сменилась обычным ее состоянием «счастливого динамизма». Новый день — новые заботы. Теперь она такая, как всегда.

«Была сегодня у Николая Васильевича. Застала там Камского с семьей и Иголкина, который только что вернулся из Америки и ругает ее на чем свет стоит. Рассказывал много интересного. Они меня здесь прозвали исчезнувшей Джокондой — и это мнение обосновывают очень длинно и забавно».

Продолжение письма уже совсем деловое, без всякой лирики. Самое обычное письмо, одно из тех, которыми оба большевика будут обмениваться вплоть до того момента, когда встретятся на вокзале в Цюрихе, чтобы возвратиться в Россию.

«Я думаю здесь прочитать перед группой доклад о совещании и хочу у тебя попросить совет о конспирации, что можно говорить, чего нельзя... Буду благодарна за всякие советы и указания, которые ты мне пришлешь по поводу доклада. Только ответь поскорее.

Ну, дорогой, на сегодня довольно — хочу послать письмо. Вчера не было письма от тебя! Я так боюсь, что мои письма не попадают к тебе — я тебе послала три письма (это четвертое) и телеграмму. Неужели ты их не получил? По этому поводу приходят в голову самые невероятные мысли. Я написала также Н.К., Брату, Зине и Степе.

Неужели никто ничего не получил! Крепко тебя целую.

Твоя Инесса».

Очень трогательно. Твоя Инесса. Но совершенно так же заканчивает она письма к Надежде Константиновне, только вместо «целую» пишет: «Крепко, крепко тебя обнимаю». Точно такая же подпись стоит на письмах к бывшему мужу, с которым она уже 10 лет не состоит в интимных отношениях.

Она пишет письма из Парижа не только своим друзьям Зиновьеву и его жене Зине, но и их маленькому сынишке Степе. Как сейчас принято говорить, «высокие отношения»!

Это письмо Инессы совершенно не доказывает, что между ней и Учителем были отношения. Потому что главная «разоблачительная» фраза должна была быть продолжена, исходя из простой логики, так: «Я могла бы и сейчас обойтись без поцелуев, как обходилась без них прежде».

Из этого следует только один вывод, не совсем лестный для Инессы. Она была нормальной женщиной, она в своей жизни знала земную любовь — ту, от которой рождаются дети и во имя которой совершаются подвиги. Инесса, судя по всему, нравилась и даже очень нравилась Ленину. Но все же не до такой степени, чтобы он решился разрушить свою привычную жизнь, целиком и полностью посвященную революционному делу. Судя по событиям, описанным в письме, Ленин отдалился от Инессы, как только понял, чего она от него ждет.

Не совсем понятно то, что Ленин не уничтожил это письмо, из которого так легко сделать вывод, что между ним и Инессой были более близкие отношения, чем это представлялось окружающим. Разве что Инесса это послание ему не отправила, а сохранила его в своих бумагах.

Возможно, он действительно не получал этого письма или не отвечал на него. 18 декабря он пишет Инессе из Кракова в Париж:

«Сейчас получил телеграмму и переменил конверт, назначенный было в А...¹¹

Что же с ЦО?? («Правда». — Примет, авт.). Ведь это позор и скандал!! До сих пор нет и нет даже корректур. Запроси и добейся толку, пожалуйста. Тот номер “Vorwarts”, где Каутский сказал поганую фразу, что партии нет... надо его достать... И организовать кампанию протеста».

Читатель согласится со мной, что в этом письме нет вообще ничего личного. Переписка 1914—1917 гг. между ними исключительно товарищеская и касается текущих дел. Иногда они конфликтуют на почве принципиальных разногласий, бывает, что Инесса не отвечает Ленину, а пишет только Надежде Константиновне. Особенно после отъезда в Париж. Видимо, она действительно уязвлена его решением расстаться от греха подальше. Но потом наступает примирение.

Ленин — Инессе Арманд:

«26/1. Дорогой друг! Ужасно рад твоему дружескому, милому, хорошему, теплому письму.

Благодарен тебе за него несказанно».

Тучи развеялись, их переписка продолжается. Ленин откровенен с Инессой настолько, что в будущем редакторы, готовящие письма к публикации в Полном собрании сочинений, ставят купюры на некоторых его высказываниях.

«Люди большей частью (99 % из буржуазии, 98 % из ликвидаторов, около 60—70 % из большевиков) не умеют думать, а только заучивают слова».

Исследователь биографии Ленина историк Владлен Логинов приводит такие цитаты из писем Ленина к Инессе: «Исконная политика швали и сволочи, бессильной спорить с нами прямо и идущей на интриги, подножки, гнусности», — заметил как-то Ленин по иному поводу в письме Инессе Арманд. А в другом письме о такого рода «играх» еще круче: «Кто прощает такие вещи в политике, того я считаю дурачком или негодяем. Я их никогда не прощу. За это бьют по морде или отворачиваются. Я сделал, конечно, второе. И не раскаиваюсь».

Купюра снята. Никакого намека на любовную историю.

Ленин — Инессе. 8 марта 1914 г.:

«Дорогой друг! Ты отвечаешь на мое грустное письмо, а я совершенно забыл, как, что, когда я писал, — вот неудобство переписки чересчур издалека.

Ну, буду продолжать беседу вообще, несмотря на этот перерыв.

Вчера взбесило меня нахальнейшее письмо Гюисманса, коему Попов до сих пор не доставил доклада!! А обещал сделать это 4.II. (2.II я уезжал из Брюсселя и из кафе — помнишь? Не знаешь ли названия кафе? около Gare du Nord (Северный вокзал). Послал бешеное заказное с обратной распиской письмо этому мерзавцу Попову: занимайся, дьявол тебя бери, какими хочешь любвями и болезнями, но если взял партийное обязательство, то выполняй или вовремя передай другому».

Редакторы Полного собрания сочинений приняли решение не обнародовать подобные письма. Ленин должен был выглядеть безукоризненно. Но купюры вызвали кривотолки. Я много раз слышала, что за ними кроется такое... А оказалось — ничего такого!

«Дорогой друг! Я знаю, как Вам ужасно тяжело и чрезвычайно хотел бы помочь всячески, чем можно. Не попробовать ли Вам пожить там, где есть друзья и где можно хронически беседовать о партийных делах, хронически участвовать в них? Французским рабочим в Швейцарии некому прочесть о марксистском отношении к пацифизму, а Вы бы это могли сделать, дав рабочим большущий материал для размышления.

Я Вам пришлю вырезки из “Bataille”, тексты резолюций, тексты из “Avanti!” (старые № “Avanti!” могу достать — Вы легко научитесь по-итальянски читать; это бы тоже архиважно, ибо итальянских рабочих в Швейцарии очень много, и их тоже некому учить марксизму.)

Начните готовиться понемногу теперь же; работа втянет, поверьте, что втягивающая работа самое важное для оздоровления и успокоения!»

Из писем ясно, что Ленин доверяет Инессе, не контролирует каждое слово. Считает ее другом. Иногда делится причинами своего дурного настроения.

«Ох уж эти делишки, подобиядел, суррогатыдел, помеха делу, как я ненавижу суетню, хлопотню и как я с ними неразрывно и навсегда связан! Вождь написал это признание Инессев 1914 г., какой сам выразился, в состоянии крайней усталости и дурном расположении духа.

А вот еще одно письмо. Это уже 1915 г. Почему-то Ленин, который из всего своего окружения только Инессу называл на «ты», в этот период переходит с ней, как и со всеми остальными товарищами, на вежливое «Вы». Но текст письма показывает, что отношения их почти родственные. Он просит Инессу привезти какие-то особенные конверты, лимонную кислоты, 20 экземпляров новых большевистских изданий и еще много разного.

«Дорогой друг! Я удивлен, что у нас нет никаких вестей от Вас много дней. Надеюсь, это из-за того, что Вы скоро приедете...

Еще одно поручение: на случай, если мы с Вами предпримем большие прогулки (это не наверное, но, может быть, и удастся изредка), хорошо бы знать, какие условия в Hutten (Cabanes) — домики на горах с кроватями, — устроенными швейцарским клубом “альпинистов”. Зайдите в бюро этого клуба в Берне, возьмите проспекты и узнайте все подробнее. Я часто изучаю Бедекера и “присматриваюсь” к таким Cabanes на высоте 2500—3000 м недалеко от нас».

Сторонники версии о любовной связи, конечно, порадуются этому письму. Домики с кроватями в горах! Для совместного похода с Инессой! О чем еще можно говорить? Теперь никаких сомнений!

Но тогда почему это письмо опубликовано? Почему его пропустила советская цензура? Почему не протестовала семья? Ульяновы давали разрешение на каждую публикацию, касающуюся Владимира Ильича. Об этом пишет Мариэтта Шагинян, рукописи которой прочитывали и Мария Ильинична, и Дмитрий Ильич, и, разумеется, Надежда Константиновна.

На эти вопросы есть ответ. Потому что Ленин при любой возможности совершал восхождения в составе альпинистских групп. Надежда Константиновна по состоянию здоровья не всегда могла сопровождать мужа, но рядом постоянно бывали другие большевики. И даже если бы они с Инессой совершили совместное путешествие в горы, то под неусыпным надзором товарищей по партии.

Когда настало время «рассекречивания», оказалось, что купюры чаще всего скрывали нелицеприятные отзывы Ленина о товарищах по партии. Инессе Владимир Ильич доверял такие тонкости взаимоотношений между партийцами, которые хранители его наследия предпочли скрывать от общества. Вот одно из рассекреченных мест в письме, отправленном Лениным из Кракова к Инессе в Париж: «...проповедуют — дурачье и сволочь! — федерацию социал-демократических партий в России! Алексинский и Луначарский влияют на них».

Читая множество материалов и статей, я наткнулась на фразу — никому Ленин не написал так много писем, как Инессе. Вывод же очевиден. Это потому, что они не так уж часто бывали в одних и тех же городах.

БАГАЖ ЭМИГРАНТА

Я провела небольшое собственное исследование — сколько всего времени провели в одних и тех же местах в эмиграции Инесса и семья Ульяновых. Вот что у меня получилось.

Весна 1909 г. Знакомство в Париже. Виделись несколько раз на собраниях большевиков.

Октябрь 1910 г. Встреча на «социалистической неделе» в Копенгагене.

С ноября 1910 г. до мая 1912 г. Ежедневное общение в Париже и Лонжюмо.

Июнь 1912 г. Двухдневная встреча в Кракове, откуда Инесса нелегально перебирается в Россию.

Конец сентября 1913 г. Новая встреча спустя год. Выйдя из петербургской тюрьмы, Инесса приезжает в Поронин, где Ильичи снимали дачу и где проходило ежегодное годовое совещание ЦК большевиков.

Октябрь 1913 г. Живут рядом в Поронине, потом в Кракове.

Ноябрь 1913 г. Инесса уезжает в Арозу (Швейцария), оттуда в Париж.

Осень 1914 г. Инесса, семья Зиновьевых, семья Шкловских снимают в Берне квартиры неподалеку от улицы, где живут Ульяновы.

Июль 1915 г. Вместе отдыхают в Зеренберге (Швейцария).

Оттуда Ленин направляет Инессу со специальным заданием в Париж по поддельным документам. Идет Первая мировая война. Если Инессу арестуют на границе, ее объявят шпионкой. Со всеми вытекающими последствиями.

Он поручает ей агитировать в социал-демократических кругах его идею пораженчества. Чудом избежав ареста, она с тяжелым сердцем приходит к выводу, что Ленин беспощаден к ней, своему специальному уполномоченному.

На протяжении 1916 г. Инесса несколько раз переезжала по его требованию с места на место. Опасная поездка в Париж, где ее чуть было не арестовали. Из Парижа в Берн, где Ильичи, как их звали в партии, обосновались вроде бы на несколько месяцев. Но в Берне, хотя видимость их дружбы оставалась прежней, Инесса начала отдаляться от Ленина. Она пересматривает свою жизнь. В Цюрих она вместе с Ульяновыми просто не поехала. Еще три недели оставалась в Берне, в обществе семьи Зиновьевых, а оттуда уехала отдыхать. В первый раз за несколько лет без привычной компании — Ленина и Крупской. Это было тягостное для нее время разочарования в прежних идеалах. И еще разлука с детьми! Инесса-младшая рвется приехать к ней и жить вместе. Но что девочка знает об эмиграции? Мать пишет ей подробное письмо, в котором признается, что переживает очень тяжелый период.

«Моя милая, дорогая, любимая! Дорогая моя, мне тоже так хотелось бы вас всех видеть, родных моих детей, и я никак не могу примириться с мыслью, что вы не сможете приехать ко мне нынешним летом. Что же касается того, чтобы ты провела всю зиму со мной за границей, я считаю, что, как бы мне ни было тяжело здесь одной, было бы настоящим преступлением с моей стороны на это согласиться. Не надо вырывать тебя из русской почвы — нужно, чтобы ты там развивалась, там пустила корни, потому что именно в России тебе предстоит жить и работать».

В другом письме Инесса напишет, что в эмиграции человек живет без корней. Ее спасает от тоски только непрерывная «толкотня». Это выражение Крупской. Что это за «толкотня»? Чем конкретно Инесса и ее товарищи заняты в Европе? Читают марксистскую литературу, обсуждают прочитанное и пишут сами. Пересылают друг другу написанное и прочитанное. Много хлопот по изданию брошюр и газет. Горы бумаг. Бесконечные дискуссии в письмах и при очных встречах. Частые совещания социал-демократов по всей Европе, и всюду нужно успевать, чтобы твердо отстаивать линию большевиков в непрерывном идеологическом противостоянии. Сколько раз она по его требованию переезжала с места на место! Переезды, переезды... Инесса уже сбилась со счета, сколько раз после вынужденного бегства из России она меняла страны, города, отели, квартиры. Как же она устала от этих скитаний! Эти поезда. Эти лошади. Эта бесконечная возня с сундуками и чемоданами. Собери — разбери. Разбери — собери. Когда дети были маленькими, с Инессой ездила их няня — Савушка. Крепкая женщина средних лет, ловкая и преданная семье, она во всем помогала Инессе. Но теперь Инесса обходится без прислуги. Вроде бы путешествует налегке, а на самом деле вещей — гора. Одежда демисезонная, летняя и домашняя, дорожные несессеры, книги, рукописи. Бумаги — это самый ценный багаж. Переводы, которые она делает для Ленина, ее собственные статьи для журнала «Работница», рефераты итезисы выступлений. Иногда ей приходилось выступать вместо вождя по его мандату. Это бывало в тех случаях, когда он ожидал отпора от аудитории. Тогда он уговаривал Инессу заменить его на трибуне, потому что, как он говорил, ее французский и английский языки безупречны. А ведь очень важно, чтобы аудитория точно понимала оратора. Если же опасности нет и Ленин выступает сам, то она переводит текст его речей.

«Дорогой друг! Я собираюсь выступить на съезде швейцарской партии... с приветственной речью. Текст прилагаю. Очень просил бы Вас перевести его на французский на случай, что не разберете мазню черновика, добавляю переписку двух наиболее грязных мест. Если паче чаяния не можете сделать этого, телеграфируйте, пожалуйста (Uljanow — Kammerer — Spiegelgasse, 14). Если можете, ответьте тотчас открыткой о получении этого письма и о том, когда кончите и когда пошлете перевод, чтобы я его получил в пятницу, ибо я очень боюсь опоздать: времени мало, а почтовые сношения с Зеренбергом плохи».

Подобных писем Ленин написал ей десятки. Он буквально бомбардировал ее посланиями по поводу важного поручения — прочитать доклад от имени ЦК на объединительной конференции в Брюсселе в июле 1914 г.

«По поручению ЦК обращаюсь к тебе с просьбой согласиться войти в делегацию. Подробнейшую тактику выработаем. Если есть малейшая возможность устроить детей на 6—7 дней (а то и меньше, ибо конференция 3 дня), то я бы просил тебя согласиться. Ты хорошо знаешь дела, прекрасно говоришь по-французски, читаешь “Правду”».

Она еще не успела ответить, когда принесли следующее письмо от Ленина:

«Dear friend! Я ужасно боюсь, что ты откажешься ехать в Брюссель, чем поставишь нас в совершенно невозможное положение. И вот я придумал еще один “компромисс”, чтобы ты уже никак не могла отказаться.

Надя думает, что твои старшие дети уже приехали и ты легко сможешь на 3 дня оставить их (или взять Андрюшу с собой)».

Вечерней почтой прибыло еще одно послание. Ленин явно очень волнуется из-за дела.

«Сейчас (2 ч. дня) принесли внеочередную добавочную почту. От тебя опять ничего... Дело, видишь ли, в том, что крайне важно, чтобы хотя бы основной доклад был прочтен действительно с толком. Для сего безусловно необходим прекрасный французский язык—прекрасный, ибо иначе впечатление будет ноль.

Крепко жму руку. Искренне тебе преданный В. И.

Я волнуюсь сильно из-за Брюсселя. Только ты провела бы чудесно.

Расходы на поездку оплатим».

Предложение Ленина помочь деньгами было простой формальностью.

Инесса прекрасно знала, как мало денег в партийной кассе. И как Ульяновы сами нуждаются в деньгах. Основной источник дохода семьи — гонорары за публикации в газетах.

Ленин — в редакцию «Правды». Не ранее 25 июня 1913 г.:

«Уважаемые коллеги! Очень прошу выслать мне сюда, в Берн, гонорар за май и за июнь тоже (100 р.).

Herm Ulianow. 4. Gesellschaftsstrape. 4. Швейцария. Вет. Schweiz.

Я должен пробыть здесь с месяц, ибо жене будут делать операцию. Деньги крайне нужны.

Надеюсь через несколько дней налажу и отсюда сотрудничество в “Правду”».

Инесса же в эмиграции особо в деньгах не нуждалась. Требования ее были довольно скромными, и на жизнь хватало. Ежемесячно поступали деньги от Александра Евгеньевича. В крайнем случае всегда можно было обратиться к Анне Арманд-Константинович, которая обосновалась в Париже. И, наконец, Инесса могла бы в любое время телеграфировать свекру. Евгений Евгеньевич Арманд ни за что бы не оставил мать своих внуков без средств к существованию. Он сочувствовал Инессе, которая уже столько лет вынужденно жила в эмиграции. Свекор сам принадлежал к семье эмигрантов, но рожден был уже в России.

ФРАНЦУЗСКИЕ КОРНИ В РУССКОЙ ЗЕМЛЕ

Евгений Евгеньевич Арманд был коренным москвичом. Его прадед Поль Арманд (по-французски произносится как Армо с ударением на последнем слоге) с женой Жанной Анжеликой и маленьким сыном Жаном Луи приехал в Россию в одном экипаже с маркизом де Куртене после начала революционных событий во Франции в середине 1790-х гг. Точно не установлено, кем был первый из Армандов, переселившихся в Россию. В семейных преданиях этот решительный человек предстает выходцем из разных кругов: от сапожника в Париже, крестьянина — участника Вандеи до барона и генерала. В своих записках маркиз де Куртене упоминал своего попутчика как интересного собеседника и ценного помощника в трудном путешествии. Арманд не беспокоился за свое будущее. Он был родом с юга Франции, из Эльзаса. И сделал ставку на виноторговлю. Переселенец отправил морем лучшие вина своих виноградников. Рассчитывал, что этот товар поможет ему продержаться первое время на новом месте. Например, можно попробовать открыть в Москве собственный винный магазин. По дороге в Россию он еще не знал, что его постигнет финансовый крах: корабль с вином потопит море. Но тем не менее на новой родине семья не пропала. Поль Арманд вряд ли думал, что в будущем базой семейного благополучия станет торговля модными шляпками. Его невестка Мари Барб, урожденная Колиньон, откроет на Кузнецком Мосту мастерскую, где будут шить шляпки на заказ.

Первое упоминание о наших предках содержится в книге Ф. Тастевена «История французской колонии в Москве с истока по 1812год». Эту книгу раскопала переводчица Наталья Мавлевич, когда помогала писателю Жоржу Бардавилю в его работе над книгой об Инессе Арманд. Тастевен пишет, что первые Арманды, прибывшие в Москву, жилив Лефортове, потом на Лубянке. Встречается в книге и упоминание о г-не Фриде Вильде, жившем в начале XIX века на Арбате. Неподалеку обитала и мадемуазель Ришар, в будущем мадам Демонси. Еще никто из них не знал, что эти три семьи близко познакомятся и породнятся благодаря генерал-губернатору Москвы графу Федору Васильевичу Растопчину. Тастевен записал свидетельства очевидцев:

«28 августа 1812 года французов из колонии арестовали на виду у всех и отправили в Нижний Новгород на барке в сопровождении одного офицера и трех солдат-инвалидов. Это была идея Растопчина. Генерал-губернатор написал министру полиции Балашову: “Отобрав 43 человека из самых замеченных по поведению и образу мысли французов, наняв до Нижнего Новгорода барку, отправляю водой, а оттуда в Саратов и далее в Азию”. Большая часть из высланных были люди семейные и связанные личными выгодами с Россией».

Кого сослали? Немцев, швейцарцев, французов и одну английскую семью. На этой барке оказались книгопродавец, режиссер французского театра, несколько учителей, фабриканты, торговцы модными товарами, бывший балетмейстер, преподаватель фехтования, повар и доктор. Плавание длилось около двух месяцев. Трудности и неудобства этого неприятного путешествия сплотили Поля Арманда и Александра де Монси. На барке оказался также г-н Вильд. Все эти семьи вскоре будут сплетены родственными узами. А пока они сходят на берег, чтобы продолжить путешествие на санях к стенам Макарьевского монастыря.

Очень любопытная деталь: по прибытии к месту назначения офицер попросил у арестованных дать письменное подтверждение о благополучном завершении пути и оценку обращения с ними сопровождающих. Дамы подали письменную жалобу, что во время плавания им собственноручно пришлось стирать кружевное нижнее белье, поскольку прислугу с собой взять не разрешили.

«Нижегородское дворянство встретило интернированных как желанных гостей. Их обласкивали, наперебой приглашали на обеды и балы, старались показать, что нижегородцы тоже не лыком шиты. Тогда начальство, решив проявить бдительность, разослало французов по уездам. Поль Арманд попал в слободу Макарьевского монастыря на Унже. Однако он и здесь не растерялся и открыл какое-то ремесленное заведение, обслуживавшее местных мещан и монастырскую братию. Но и жить и работать было трудно. Помощники не говорили по-французски, а пристав требовал постоянно являться на регистрацию»¹².

Поль Арманд и Александр де Монси вернулись в Москву только в начале 1814 г. Дома Поля ожидало горестное известие. Его жена Анжелика скончалась, как говорили, в результате горестных событий 1812 г.

Мало того. В 1813 г. умерла невестка Поля, Сабина Елизавета, оставив мужу сына Эжена. Похоронив жену на Немецком кладбище в Лефортове, Жан Луи не предавался долгому горю. Вероятно, он унаследовал коммерческие способности отца, потому что к тридцати годам уже был известен как солидный коммерсант Иван Павлович, живущий в Москве в собственном доме. Вскоре после смерти Сабины он женился во второй раз. Его осиротевшему сыну нужна была мачеха — не злая, вполне даже добрая. На эту роль подошла пригожая французская девица Мари Барб Колиньон. Вероятно, маленького Эжена приучили к ведению дел с самого детства, поскольку он все время проводил в модной лавке мачехи на Кузнецком Мосту. Ее дело процветало. Да-да, модные парижские шляпки, парижский шик. Какой фантастический рынок — Москва! Торговля шла бойко, о них заговорили в обществе. Торговую марку «Мадам Арманд» упомянул в своей поэме «Сашка» Михаил Юрьевич Лермонтов.

...Знаете ли вы,

На этих днях мы ждем к себе комету, Которая несет погибель свету?.. «И поделом, ведь новый магазин Открылся на Кузнецком, — не угодно ль Вам посмотреть?.. Там есть мамзель Aline, Monsieur Dupre; Durand, француз природный, Теперь купец, а бывший дворянин;

Там есть мадам Armand...»

Впервые наткнувшись на эти строки, я была ошеломлена. Лермонтов, сам Лермонтов, мой любимый Лермонтов упомянул нашу фамилию!

Правда, родители меня отругали за то, что я взялась читать эту поэму, совершенно не подходящую для девочки 10 лет, и даже отняли томик, но папа рассказал, где жили наши предки в Москве, и даже показал мне гравюру, на которой был изображен Кузнецкий Мост. В начале XIX века улица выглядела совершенно не так, как теперь. На ней действительно находился самый настоящий мост, переброшенный через речку Неглинку, тогда еще не запрятанную в трубу. Мост был каменный, многоарочный. К нему вели высокие подъездные насыпи, по обе стороны которых теснились деревянные и каменные здания. В одном из них — папа точно не мог указать здание на картинке — располагалась эта самая модная мастерская, где царила Мари Барб. Рядом, дверь в дверь, находился торговый дом Демонси (Де Монси), где продавалась не только модная парижская одежда, но и французские вина, парфюмерия, деликатесы и даже лампы. Никто еще не подозревает, что семьи Арманд и Демонси в далеком будущем породнятся. Пока что эмигрантов связывало только соседство на Кузнецком Мосту и общий церковный приход.

БЛАГОТВОРИТЕЛИ И МЕЦЕНАТЫ

В 1820 г. при храме Святого Людовика на Малой Лубянке для французских колонистов на пожертвования был открыт дом престарелых. Среди учредителей — Жан Луи Арманд, тот самый Иван Павлович. Этот факт свидетельствует о том, что Арманды стали благотворителями даже раньше, чем миллионерами.

В историю российского меценатства семья Арманд вошла в начале XX века.

В Музее изобразительных искусств на Волхонке есть зал, который до революции носил имя братьев Арманд.

В своем дневнике за 1898 г. профессор Московского университета Иван Владимирович Цветаев, поглощенный деятельностью по создания Музея изящных искусств, оставил запись: «В последние дни перед закладкою, когда на Музей сыпались пожертвования со всех сторон, казначей Комитета Шульц сообщил мне, что член-учредитель Комитета Адольф Арманд передал ему 3000 рублей. Имя Арманд — одно из лучших в коммерческой Москве, репутация фабрики их в Пушкино такого высокого качества в смысле устройства быта рабочих, школой, гигиеническим помещением, больницей, что мне казалось внесение 3000 рублей на устройство Музея членом-учредителем Комитета каким-то недоразумением.

Встречи с Адольфом Евгеньевичем Армандом в заседаниях Комитета произвели на меня впечатление, что этот человек очень любезный, скромный, не позволяющий себе важничать и резонировать по-купецки...

На другой же день я решился поехать к нему в Пушкино. Дела не позволили выбраться из Москвы ранее 8 часов вечера. Поезд прибыл туда,когда уже было темно. Дом Армандов оказался верстах в двух от вокзала... Ворота фабрики были уже заперты. Однако нам отворили. Подъезжаем к дому нашего Арманда (домов три по количеству братьев), в окнах темно, лишь в одном окне огонь. Позвонили, вышла служанка и сказала, что господа легли уже спать. Что тут было делать? Тут выручила та же служанка вопросом: “Да кто Вы будете?” Я назвал свое звание и имя. “Ах, вчера и эти дни слышала, это у Вас был царь? Подождите, я пойду доложу. Хозяин еще не спит, у него в спальне огонь”. Через 2—3 минуты меня позвали в дом... Адольф Евгеньевич облекся в черный сюртук и вышел очень любезный. Я извинился за столь поздний визит. “А я ложусь в 9 часов, — ответил он мне, — потому что в 5 часов утра я вхожу к рабочим на фабрику”. Через три-четыре дня после беседы Арманды заявили официально Комитету о решении внести 30 тысяч рублей (серебром). Так один из видных залов 1-го этажа, прямо напротив вестибюля, так называемый “Антикварий”, стал “принадлежать” братьям Армандам и получил имя их отца Евгения Ивановича».

Евгений Иванович — это тот самый Эжен, который с детства помогал родителям в торговом деле. Именно ему семья обязана своим благосостоянием. Семейное предание гласит, что его самостоятельная карьера началась с мелкой должности приказчика. Евгений Иванович служил у немца-фабриканта в местечке Вантеевка. Когда драчливый и заносчивый немец за какой-то учиненный им в трактире скандал был отправлен в тюрьму, Евгений Иванович, будучи еще молодым человеком, купил фабрику немца с торгов. Говорят, что эта фабрика вскоре сгорела. Тогда, получив страховку, он купил новую, каменную, более современную. Это была красильная фабрика, находящаяся в селе Пушкино Московской губернии в тридцати верстах от Москвы. Евгений Иванович оказался талантливым предпринимателем и умным человеком.

Вся остальная его жизнь была посвящена увеличению семейного благосостояния. Хозяин красильной фабрики занялся также джутовой мануфактурой. Арманды обеспечивали всю губернию мешками и брезентом. Деньги вкладывались в недвижимость. Были куплены имения в Московской, Владимирской и Ярославской губерниях — Алешино, Ельдигино, Пестово, Заболотье, Володькино, Рождествено и Сергейково. В собственности расширявшегося армандов-ского хозяйства преобладали леса. Пахотных угодий почти не было, сельское хозяйство не велось. Евгений Иванович приторговывал древесиной. Семейство развлекалось охотой.

Спустя сто лет Владимир Ильич Ленин напишет письмо Инессе Арманд о том, что охотился в бывших армандовских лесах и егеря ему сказали, что при прежних хозяевах охота была лучше.

Евгений Иванович, очевидно, считал самым надежным вложением средств приобретение недвижимости. Он купил в Москве несколько домов — доходный дом на Немецком рынке (улица Баумана), торговый дом на Воздвиженке около Арбатской площади, особняк на Денежном переулке, и это еще не все.

Это он, родоначальник семейного богатства, открыл торговый дом «Евгений Арманд и сыновья». Контора располагалась в собственном большом каменном доме на Старой площади. В советское время в здании находился Московский горком партии. Но хотя в Москве у Армандов было несколько домов, семья прочно обосновалась в Пушкино. Развитие дела требовало неусыпного хозяйского ока. Прямо на территории фабрики Евгений Иванович построил дом и сделал его своей резиденцией. По мере рождения детей к старому зданию пристраивались новые. Три сына — три дома. Евгению, Адольфу и Эмилю дома были подарены по достижении ими совершеннолетия. Всего домов было четыре, они соединялись крытыми стеклянными переходами.

На попечении Евгения Ивановича росли дети его младшей единокровной сестры Софии, дочери отца от второго брака с Мари Барб. София Ивановна вышла замуж за человека по фамилии Иосиф Гекке. В семье сохранились обрывочные сведения об этом человеке как о потомке кораблестроителей, приехавших в Россию по приглашению Петра I. Дети этой пары Мария, София и Александр остались сиротами после смерти родителей, когда старшей было 15 лет. Александр Гекке воспитывался вместе с сыновьями Евгения Ивановича. Девочек отдали в гимназию, что в то время было редкостью в купеческом кругу. Опекун держал Марию и Софию в строгости, проверял, какие книги они читают, чем занимаются в свободное время — ни дать ни взять старый князь Болконский в романе «Война и мир». Единственной женщиной, которой Евгений Иванович полностью доверял и готов был исполнять все ее желания, была его супруга Мария Вильгельмина, урожденная Пашковская. Ее отец, Франциск Пашковский, был писателем и военным, во время итальянской кампании Наполеона он служил адъютантом у Мюрата. Мария Францевна отличалась скромностью, несмотря на то что получила прекрасное образование в Париже, городе соблазнов. В угоду своей ненаглядной супруге, которая недурно рисовала и в свое время увлекалась срисовыванием развалин замков во Франции, Евгений Иванович велел построить руины в парке. Мария Францевна любила в погожие дни проводить там время в компании со своим мольбертом. Она всегда брала с собой небольшую сумочку, в которой держала угощение для воробьев и других местных птиц. Пушкинцы считали барыню странной, поскольку она одевалась очень просто и скромно, практически по-монашески, и это при семейном-то богатстве! Руин сельчане сторонились. Поговаривали, что там водятся привидения. Так писал о своих предках известный советский ученый, физико-географ Давид Арманд. Сын Льва Эмильевича, который еще в юности попался на подрыве семейного благосостояния путем агитации рабочих на фабрике семьи. Своих революционных взглядов он не оставил и когда достиг зрелого возраста. Лев Эмильевич женился на революционерке Лидии Марьяновне Тумповской. Сына они назвали Александр Валентин Давид. В советское время, получая паспорт, будущий ученый оставил себе только одно из трех имен — последнее. Он стал видным ученым и пропагандистом географических знаний. Прожил 71 год. По завещанию его прах был развеян над Москвой. Но в качестве памятника для потомков остались воспоминания, изданные его детьми в 2009 г.¹³

На страницах книги оживают картины далекого прошлого — как они запомнились автору.

В Пушкинском парке около джутовой фабрики находилось невесть кем и когда построенное деревянное здание, вроде каланчи, окруженное высокими елями. Весь второй этаж занимала одна огромная и очень высокая комната, внутри которой была винтовая лестница, которая шла еще выше, в башенку на обзорную вышку. У Армандов это странное, мрачное здание называлось «Шато». В это Шато на второй этаж взгромоздили рояль. В семье была одаренная пианистка — старшая из воспитанниц Евгения Ивановича, его племянница Мария Гекке. Она училась музыке у Николая Рубинштейна. Но девушка была так застенчива, что отказывалась выступать не то что на публике, а даже перед родными. Когда она поднималась в Шато, чтобы музицировать, слуги по ее настоянию отгоняли непрошеных слушателей и те прятались под деревьями.

Мой родственник не упоминал об этом, но я уверена, что на эти концерты допускалась Мария Францевна с ее неизменным этюдником, которая проводила в парке дневные часы. При ней также всегда был небольшой молитвенник. Полька по происхождению, госпожа Арманд была католичкой, как и ее супруг. Уж не знаю, как муж уговорил ее совершить необходимый, по его мнению, шаг — окончательно укрепить корни семейного дерева в русской земле, сблизившись с православием.

Предки Евгения Ивановича были католиками, прихожанами храма Святого Людовика на Малой Лубянке, в строительство которого вместе с другими французами переселенцами вкладывали деньги. Эжен Луи (Евгений Иванович) венчался в этом храме с Марией Вильгельминой Пашковской. Позже он убедил жену, что, живя в России, надо быть православным. Своих детей они крестили по православному обряду. Вместо конфирмации в храме Святого Людовика подросток Франсуа Эжен был помазан елеем в Никольской церкви и наречен Евгением. Я узнала о том, что мой прадед Евгений Евгеньевич до крещения носил имя Франсуа, из очень важного документа, добытого стараниями моего троюродного брата Всеволода Егорова-Федосова из государственного архива.

«Манифестом на 10-й день апреля 1852 года установлено сословие почетных граждан, на правах, в оном предначертанных. А как верноподданнейший наш Луи Эжен (Евгений Иванов) Арманд предоставленными актами доказал право на потомственное почетное гражданство, то возводя Луи Эжена (Евгения Иванова) Арманда, с женою его Марией Францовою, и детьми их, сыновьями Евгением-Франсуа, Адольфом-Осипом и Эмилем-Александром в сословие почетных граждан, Всемилостивейше Повелеваем пользоваться как ему, так и потомству его всеми правами и преимуществами, Манифестом сему сословию дарованными. Во свидетельство чего Повелели МЫ сию грамоту Правительствующему Сенату подписать и государственною НАШЕЮ печатью укрепить».

Своего старшего сына Евгения Евгеньевича, бывшего Эжена Франсуа, хозяин семейного дела после гимназии отправил обучаться в Париж. Там Евгений-младший в возрасте 22 лет окончил Центральную школу искусств и мануфактур по специальности инженер-механик. Евгений Иванович вырастил себе надежную смену. Он передал старшему сыну управление фирмой «Евгений Арманд с сыновьями».

Вместе с братьями Эмилем и Адольфом мой прадед входил в состав правления фирмы. По существу, он работал на семью управляющим. Дел было много. Нужно было контролировать ход работы на двух фабриках, в московских магазинах семьи, функционировании складских помещений. Требовали заботы лесные угодья и располагавшиеся на их территориях лесные дачи, которые представляли собой огороженный участок леса с домиками, где жили егеря и лесники. А еще ведь были имения на Ярославском и Дмитровском направлениях — всего тринадцать владений. И в самой Москве несколько каменных домов. С легкой руки Евгения Ивановича семья пустила в Пушкино прочные корни. Для успешного ведения дел нужны были хорошие дороги. Арманды вместе со своими соседями — миллионерами Мамонтовыми вкладывали средства в строительство проезжих дорог, они построили железнодорожный вокзал в Пушкино и шоссе от Москвы. Выделяли деньги на, выражаясь современным языком, развитие инфраструктуры. На их средства в Пушкино открыли больницу, аптеку, школу и богадельню при церкви—для одиноких престарелых рабочих. После ухода Евгения Ивановича отдел всем заправлял его старший сын Евгений.

БОЛЬШОЕ ГНЕЗДО

Внешне мой прадед походил на профессора. По воспоминаниям Давида Львовича, Евгений Евгеньевич всегда носил сюртук. Его доброе лицо имело озабоченное выражение. Еще бы ему не быть озабоченным — ведь помимо семейного дела у него было своих 12 детей и еще несколько приемных. Мой прадед женился на девушке из рода Де Монси, тех самых, с кем соседствовала семья на Кузнецком Мосту. В России их аристократическая фамилия путем слияния предлога «де» с основой была изменена на вполне демократическую—Демонси. Эта семья, накопившая торговлей неплохое состояние, отправила одного из своих детей Шарля (в России его называли Карлом на немецкий манер) учиться медицине. Он стал видным врачом, профессором Харьковского университета. Там, в Харькове, у Карла и его супруги родилась Барб, по-русски Варвара Карловна. Выйдя замуж за Евгения Евгеньевича Арманда, она родила 12 детей, которые благополучно достигли возраста зрелости.

Все три сына Евгения Ивановича Арманда — Евгений, Адольф и Эмиль — жили в Пушкино одним домом. Адольф Евгеньевич получил образование инженера, работал на фабрике. Увлекался коллекционированием книг, картин, мебели. Его жену Александрину, урожденную Ленгольд, родители которой владели книжными и музыкальными магазинами в центре Москвы, за болтливость в семье называли Александрин-дрин-дрин. У этой пары родились трое детей, двое из которых умерли в детстве. В память об умершем ребенке Андрее его именем назвали больницу для рабочих, построенную Армандами вблизи ткацких фабрик. Младший из братьев, Эмиль Евгеньевич, был специалистом по окраске тканей. Женился на своей двоюродной сестре Софье Гекке. Их сын Лев, едва окончив гимназию, занялся подпольной революционной деятельностью прямо на дедовской фабрике.

Когда Инесса Стефан попала в семью Арманд, она окунулась в приятную для себя атмосферу. Большая семья, по-французски либеральная, по-русски хлебосольная. Интересные разговоры за столом. Никакого духа стяжательства. Глава семьи Евгений Евгеньевич редко вступал в разговоры детей. Думал о своем. Он постоянно был занят делами. Управлял фабриками — доли братьев после смерти отца не были разделены. Евгений Евгеньевич был купцом 1-й гильдии и мануфактур-советником. Это почетное звание было учреждено для владельцев крупных промышленных предприятий и купцов Высочайшим манифестом в 1810 г. Его жена Варвара Карловна, женщина необычайной доброты и заботливости, приютила под свое крылышко огромную семью вместе с приемными детьми. Все чада и домочадцы собирались в день ее именин.

«— Приходите, пожалуйста, у нас будут только свои, — приглашала родственников баба Варя.

И этих “своих” с зятьями и невестками, свояками и свояченицами набиралось человек сто. Громадные столы ставились рядом по длине и растягивались через соединительные галереи на несколько домов»¹⁴.

Откуда только брались у Варвары Карловны силы без конца разливать чай из самовара всему сидящему за столом семейству, никто не знает.

Выйдя замуж за старшего сына этой пары Александра, Инесса долго не хотела переезжать в подаренное им на свадьбу имение Ельдигино. Ей было уютно и комфортно в большой дружной семье. Обе ее сестры — Рене и Анна — очень часто гостили у новых родственников. Рене Жюстина Луиза, которую для краткости в семье называли просто Рене, что означает в переводе с французского «возрожденная», с первой встречи покорила Армандов. Девушке только что исполнилось 17 лет. Хотя сестры были похожи, Рене обладала более спокойным темпераментом. Возможно, потому, что еще в юности обрела дело жизни. Она обладала прекрасным сопрано. Рене, единственная из детей, унаследовала от родителей певческий дар. Обучалась вокалу в Париже, в Высшей музыкальной школе при консерватории. Парижанка не так давно приехала в Россию и испытывала трудности с русским языком, которого почти не знала. Поэтому в семье Арманд, где родным языком по-прежнему оставался французский, она сразу почувствовала себя как дома. Будущая родственница начала репетировать роль в любительском спектакле, входившем в программу свадебных торжеств. В сохранившейся программке того спектакля значилось: в ролях — мадам Инес Арманд, мадемуазель Рене Стефан. Инесса была артистична, прекрасно играла на фортепьяно. Рене обладала голосом, который завораживал слушателей. Сестры покорили местный высший свет. В любительский театр иногда заезжал сосед по Пушкину — Алексеев, которого весь мир знает как Константина Сергеевича Станиславского.

Второй сын Евгения Евгеньевича и Варвары Карловны, Николай, сделал предложение Рене. Браки между свойственниками церковь запрещала, но щедрые жертвователи Арманды выхлопотали разрешение патриархии.

И этой паре после свадьбы было подарено поместье. Николаю и Рене досталось имение в селе Алешино, всего в пяти верстах от Ельдигина, по дороге на Дмитров.

Инесса до своих первых родов оставалась жить в Пушкино. Ездила к обедне в Никольскую церковь. Молилась о благополучном разрешении от бремени. Сынок появился на свет 10 сентября. Отличный подарок сделала Инесса мужу, который отпраздновал свой день рождения два дня спустя. Счастливая молодая мать захотела назвать новорожденного в честь мужа Александром. Младенца передали кормилице. Инесса пошла в церковь, чтобы заказать благодарственный молебен. В дверях храма ее остановил батюшка: «Тебе сюда нельзя. Ты после родов. Придешь, когда очистишься».

Инесса задохнулась от возмущения. Что ж, если церковь считает роженицу нечистой, то ей не нужна такая церковь. Больше она не переступит порог храма. И только в конце жизни признается близким друзьям, что Бог наказал ее за гордыню, отняв самого дорогого человека.

Когда Инесса все же перебралась с семьей в Ельдигино, то первым делом обустроила дом по своему вкусу. Разумеется, в гостиной она поставила рояль. Когда Саша уезжал работать — он был «трудящийся наследник», Инесса спускалась вниз и долго играла. Шла гулять по окрестностям с няней и сыном. Обедала в одиночестве. Читала. Ждала мужа. Разговаривала со слугами. Опять играла на рояле. Опять читала. И опять ждала ребенка.

Имя для второго сына придумалось тоже легко.

— Назовем его Федор. Теодор. В память о моем отце. Я смутно его помню, но он был таким красивым! И так замечательно пел!

В сафьяновом альбоме с бронзовой застежкой, привезенном Натали из Парижа, было несколько отлично сохранившихся фото. Теодор на сцене — в черном обтягивающем камзоле и бархатной шапочке с пером (Герцог в «Риголетто»). Он же в другом костюме обнимает за талию чудовищно толстую партнершу — это опера «Сельская честь». Отец с матерью в сценических костюмах. И, наконец, снимок без грима. В стильно обставленном кабинете прислонился к бюро молодой интересный господин с умным проницательным взглядом. Наверное, таким он был, когда в него влюбилась Натали Вильд.

Спустя всего полтора года после Феди у супругов родилась девочка. Она получила имя матери. Сначала ее в семье называли «Инесса-маленькая», потом к ней прилипло уменьшительное — Ина, именно так, с одной буквой «н». Следующим ребенком стала Варя, названная в честь бабушки, Варвары Карловны Демонси-Арманд. После этого Инесса решила, что она уже выполнила свое семейное предназначение — увеличивать численность наследников. Конечно, молодая женщина испытывала все те эмоции, которые принято называть материнским счастьем. Хотя, как и у всякой богатой дамы, в ее распоряжении были кормилицы и няньки, Инесса устала — от беременностей, следующих одна за другой, от послеродовых осложнений. Иногда ей казалось, что материнские тяготы превращают ее в самку, — и она содрогалась от этой мысли.

— Никогда, никогда я не стану самкой! — клялась себе возмущенная до глубины души женщина.

Молодую госпожу Арманд неудержимо тянуло от домашних забот в Москву, город ее юности, и она ездила туда при всяком удобном случае. Она любила бывать у родных в Пушкино, где всегда собиралось многочисленное общество. Младшая из сестер Стефан, Анна, тоже часто приезжала навещать новую родню. За семейным столом она познакомилась с горным инженером Владимиром Николаевичем Журиным, сыном действительного статского советника. Его сестра Юлия была замужем за четвертым из братьев Арманд, Борисом Евгеньевичем. Анна Стефан и Владимир Журин влюбились друг в друга и тоже поженились. Весь клан Арманд был тесно связан узами родства и дружбы. Этим объясняется тот не понятный для многих факт, что впоследствии драматические события в жизни Александра и Инессы не рассорили ее с семьей мужа.

Но, даже несмотря на теплые отношения с кланом Арманд, став революционеркой, она была вынуждена мыслить о своей родне в категориях марксизма.

Ленин — Инессе. Написано 31 октября 1916 г.

Послано из Цюриха в Зеренберг (Швейцария):

«Дорогой друг!

Вставьте, пожалуйста, два следующих добавления в текст: к словам: применение насилия со стороны угнетенных классов добавить: “против угнетателей”».

Получив от Ленина это письмо, Инесса вспомнила, как однажды во время семейного чаепития в гостях у Владимира Ильича и Надежда Константиновны она рассказала им о семье мужа. Ее одолевали сомнения — разве можно считать этих людей угнетателями? Ведь рабочие фабрик за хозяйские заботы называют Евгения Евгеньевича «отец родной». Ленин тогда ответил:

— Твоя семья, товарищ Инесса, — это особый случай. Они деньгами и активным участием нескольких своих членов помогают партии. Когда мы победим, они просто перейдут на службу пролетариату. Если добровольно отдадут все свое движимое и недвижимое пролетарскому государству, обещаю — насилия над ними не будет.

Как ни странно, это обещание Ленин выполнил. После революции он подписал «охранную грамоту» семье Арманд.

НАЧАЛО КОНЦА

Ленин — Инессе. 19/1. 1916. Послано из Берна в Париж:

«Дорогой друг!

Вот уж третью открытку посылаю Вам. На этот раз по-французски, чтобы цензорам облегчить работу, если они являются причиной опоздания писем. По правде говоря, я уже в течение нескольких дней беспокоюсь: никаких известий от Вас! Если Вы обижены на меня, Вы бы, вероятно, написали другим друзьям, но, насколько известно, Вы не пишете никому! Если я в ближайшие дни не получу от Вас письма, я напишу нашим друзьям, чтобы узнать, не заболели ли Вы. Я уже не один раз осведомлялся насчет писем до востребования — нет ничего.

Погода прекрасная. В последнее воскресенье мы предприняли великолепную прогулку на “нашу” маленькую гору. Вид на Альпы был необычайно красивым; я очень жалел, что Вас не было с нами.

Как Вы себя чувствуете? Довольны ли Вы? Не скучаете ли Вы? Заняты ли Вы очень?

Вы мне причиняете много огорчений, лишая меня совершенно вестей о себе!..

Где Вы живете? Где кушаете? В “буфете” Национальной библиотеки?

Еще раз прошу писем “до востребования”.

Преданный Вам Ваш Базиль.

Р. S. Еще раз, ничего! Нет писем от Вас!»

У читателя может возникнуть вопрос: что это за Базиль? Ничего особенного. Просто один из партийных псевдонимов. Еще он был Иваном, Ильиным, Стариком, Н. Лениным. Инессу в целях конспирации называли Петрова, Григория Зиновьева — Брат, а к Лидии Фотиевой, своему будущему секретарю, Ленин обращался в письмах «Любезнейшая Киска»!

Инесса долго сидела у стола, прежде чем разрезать конверт ножичком для бумаг. Впервые в жизни ей не хотелось ни читать писем от Ленина, ни отвечать ему. И она ему не ответила.

Ей приходилось и раньше бороться с приступами депрессии. Но сейчас она переживала необычно тяжелый кризис. И немудрено. Уже два года Инесса не видела детей. Ее старший сын Саша был призван на войну. Федя ежедневно подвергал свою жизнь опасности, поднимаясь в воздух на своем самолете. Он служил летчиком в авиаотряде на Западном фронте. Дочери и ее любимец, ее младшенький сынок Андрэ, были в безопасности под крылом Александра Евгеньевича, но так далеко от нее! Инесса временами впадала в отчаяние. Она долго смотрела на огонь свечи и старалась не плакать. Наконец, вскрыла и прочитала письмо от Ленина. Вяло отметила, что на сей раз он ведет себя как все обыкновенные мужчины, как только почувствуют, что теряют собственность. Проявляет заботу, интересуется, волнуется о ней.

Она не стала отвечать и на это письмо. Легла на кушетку и укрылась пледом. Как же ей надоело жить в эмиграции! Даже в Париже. Париж, ее родной город. Здесь она провела два незабываемых года, когда была в центре эмигрантского кружка большевиков. Но и Париж ей надоел. Давно надоел. Еще три года назад. В декабре 1913 г. она писала Ленину из Парижа и о Париже:

«Все раздражает в нем — и серый цвет улиц, и разодетые женщины, и случайно услышанные разговоры, и даже французский язык. А когда подъехала к boulevard St. Michel, к орлеанке и пр., воспоминания так и полезли изо всех углов, стало так грустно и даже жутко. Вспоминались былые настроения, чувства, мысли, и было жаль, потому что они уже никогда не возвратятся вновь».

Именно в Париже они встретились с Лениным. На той самой «орлеанке». Так русские эмигранты называли авеню д’Орлеан, улицу, на которой в доме номер 11 располагалось кафе, где собирались большевики. На той же улице в доме номер 10 печаталась партийная газета «Социал-демократ». Когда Инесса впервые попала в это кафе, имевшее наверху комнаты для собраний, там выступал Анатолий Луначарский, которого она оценила как блестящего оратора. В этом же кафе весной 1909 г. она впервые слушала выступление Ленина. В тот день Ленина слушал еще один политический эмигрант из России — Илья Эренбург. В записной книжке он отметил одну деталь. Все присутствовавшие пили гранатовый ликер, красный густой сироп, к которому добавлялась содовая, и только Ленин заказал себе кружку пива. Оратор говорил спокойно и без эмоций, слегка картавил на «р». Его речь как бы закручивалась по спирали. Было такое впечатление, что он боялся — люди не поймут его. И снова возвращался к уже сказанному, но не повторялся, а выражал свою мысль другими словами.

Тогда Инесса еще не знала, что оратор — это тот самый В. Ильин, автор книги «Государство и революция», под влиянием которой она приняла сторону большевиков. Их представили друг другу.

— Знакомьтесь, это Владимир Ильич и Надежда Константиновна.

— Я — Инесса. Мне очень понравилось ваше выступление.

Перед супружеской парой Ульяновых стояла изящная, элегантно одетая дама в шляпке, с немного трагичным выражением лица. Перед Инессой — невысокий, круглоголовый человек, с остатками рыжих волос, обрамляющих лысину, с заостренной бородкой. Отнюдь не герой-любовник. Супруга докладчика приветливо улыбнулась Инессе и тут же расположила ее к себе. Узнав, что новая знакомая живет в Брюсселе и бывает в Париже только наездами, Надежда Константиновна пригласила ее запросто бывать у них на улице Мари Роз. Ее муж, про которого товарищ по партии Глеб Кржижановский говорил, что Ульянов напоминает обликом зажиточного крестьянина, маленького хитрого мужичка, пристально смотрел на Инессу своими темными монгольскими глазами. Она не смогла прочитать в его взгляде никакого выражения. На том и расстались. Инесса уехала из Парижа на курорт на юге Бретани. Там Александр снял для всей семьи большую виллу «Фаворит». Не вызывает сомнений, что он надеялся восстановить супружеские отношения. Ведь он и Инесса по-прежнему оставались очень близкими людьми. Особенно теперь, после смерти Владимира. Александру казалось, что Инесса нуждается в нем, как никогда. Но эти надежды не сбылись. Когда Александр предложил Инессе воссоединиться, она мягко отказалась. Не последнюю роль, по всей видимости, играло то обстоятельство, что тогда ей бы пришлось из Брюсселя переехать в Рубо, мрачный промышленный городок, который ей совершенно не понравился, когда она с младшими детьми гостила там у Александра и старших сыновей. Она прямо об этом писала сыну Феде: «В Рубо довольно скучно».

А теперь ей стало тоскливо и в Париже. И везде в Европе, куда ее забрасывала воля партии. Но возвращение сейчас невозможно. И не только из-за войны. В России Инесса Федоровна Арманд была на учете у полицейских как государственная преступница. Но самое главное, что произошло с Инессой — она начала разочаровываться в Ленине. Наступил кризис в отношениях Учителя и его преданной последовательницы.

Возможно, Инесса прозрела. И поняла, что ее нещадно эксплуатируют, отправляя на самые неприятные и опасные задания. Вот хоть взять объединительную конференцию в Брюсселе в 1914 г. Ленин очень просил ее поехать, хотя знал, что встретят представителя большевиков недружелюбно. Он писал: «Все будут сердиты (чему я очень рад) на мое отсутствие и выльют свое недовольство на вас. Но я уверен, что вы покажете им свои “коготки” и холодное, спокойное, в какой-то степени насмешливое презрение».

Инесса, которая отдыхала в это время с детьми на Адриатике, под давлением Ленина была вынуждена оставить их и уехать в Брюссель под именем Петровой. Там она вместе со своими товарищами Поповым и Сафаровым оказалась прямо в логове противника. Действительно, все десять социал-демократических групп негодовали по поводу отсутствия Ленина. “Петрова” и Попов настаивали на том, что они находятся здесь по решению ЦК. Во время голосования они, по данной им инструкции, раз за разом воздерживались от принятия решений. В зале нарастало напряжение. Когда “Петрова” вышла на трибуну, чтобы прочитать ленинский доклад, который она перевела на французский язык, то сразу почувствовала волну неприязни со стороны зала. Как только она начала выступать, послышались выкрики: «Громче, в последних рядах ничего не слышно!» Инесса, которая потеряла голос не то от простуды, не то от напряжения, продолжала читать так же тихо, перечисляя пункты, при соблюдении которых большевики будут согласны объединиться с остальными группами. По мере ее выступления в зале нарастал шум. Как только она зачитала условия, в зале раздались выкрики возмущения. Плеханов воскликнул: «Да это же новый уголовный кодекс! Прекратить издания всех меньшевистских газет, конкурирующих с большевистской прессой!» Его поддержал Каутский: большевики требуют самоуничтожения всех остальных партий! Патриарх социал-демократов Вандервельде сказал, что будет невозможно дышать, если принять перечисленные Петровой пункты. Когда принималась расплывчатая резолюция, Инесса, следуя ленинской инструкции, заявила: «Мы возражаем!»

В ответ прозвучали гневные реплики. Она сохраняла присутствие духа, но ей было крайне неприятно сознавать, что Ленин прикрылся ею от атаки социал-демократов. В последующие дни она получила от него несколько благодарных писем, но это не улучшило настроения. Инесса немедленно вернулась в Ловран к детям и там попыталась успокоиться. Она понимала, что на этом конгрессе мог произойти грандиозный скандал: большевиков вполне могли исключить из европейского социал-демократического движения. Но через десять дней про Брюссельский конгресс все забыли, включая Ленина и Инессу. Началась Первая мировая война. Ленин прислал Инессе бодрое письмо: «Поздравляю с началом революции в России!»

Инесса со всеми детьми, кроме Феди, в это время жила в Австрии, ставшей главным врагом России. Она немедленно купила билеты на поезд и переехала в Италию, еще сохранявшую нейтралитет. В Генуе ей удалось посадить детей на пароход, направлявшийся в Архангельск. В ближайшие три года им не суждено было увидеться. Инессе пришлось вернуться в Ловран, чтобы забрать свои вещи и нанять прислугу для приведения виллы, которую они снимали, в порядок.

«Я вернулась с тяжелым сердцем. Там было все так необитаемо. Я с грустью смотрела на голый обеденный стол в гостиной, нигде не звучали ваши голоса и смех. Мне было так грустно смотретьна оставленные вами вещи, заходить в ваши комнаты, теперь пустые».

Из Ловрана она направилась в Лез-Аван, на Женевское озеро. Туда ей прислала письмо Инесса-младшая. Дочь сообщала, что они прибыли в Кардифф, столицу Уэльса, но не смогли зайти в гавань из-за огромных волн. По пути из Италии дул сильный ветер, и «из-за килевой качки Андрюша, Варя и я заболели морской болезнью. На третьи сутки мы прошли Гибралтар, и нам все еще нездоровилось. Саша и Андрюшка заботились о нас, приносили хлеб и чай. Нам уже становится лучше. Сейчас мы уже заходим в гавань с криками “Да здравствует Англия, ура!”»

Инесса была счастлива, получив письмо от детей. От Ленина не было известий, и Инесса знала причину. Зиновьев написал ей, что Ленина арестовали как «важного шпиона». 7 августа, как вспоминает Крупская, к ним в дом в Порони-не пришел жандармский вахмистр с понятым. Он порылся в шкафу, нашел незаряженный браунинг, взял несколько тетрадок с материалами по аграрному вопросу — видимо, они ему показались подозрительными из-за множества цифр. Он сказал, что на Ленина имеется донос, и предложил самостоятельно явиться к шести утра на вокзал, чтобы жандармы могли сопроводить подозреваемого в Новый Тарг, местечко, где находились военные власти. Ленин пробыл под арестом 11 дней, после чего его освободили. Надежда Константиновна пишет, что помогло заступничество венского социалиста Виктора Адлера. Но Майкл Пирсон, ссылаясь на архивные документы, сообщает, что Инесса по просьбе Зиновьева телеграфом выслала деньги для его освобождения. Это весьма странно, потому что в это время деньги были и у Крупской. Ее мать получила наследство от своей умершей сестры. Освободившись из тюрьмы, Ульяновы поехали в Берн, где к тому времени обосновались несколько большевиков, в том числе Инесса, супруги Сафаровы, супруги Шкловские. Надежда Константиновна перечисляет всех, кроме Инессы. Это странно, потому что Ульяновы поселились с ней на одной улице, и они много гуляли по окрестностям. Надежда Константиновна пишет, что на другой день после приезда они собрались в бернском лесу на совещание. Ленин сделал доклад о своем взгляде на развивающиеся события. Была принята резолюция: «С точки зрения трудящихся масс всех народов России наименьшим злом было бы поражение царской монархии и ее войск, угнетающих Польшу, Украину и целый ряд народов России». Инесса воздерживается от голосования — впервые она не поддерживает Ленина.

Вероятно, у нее начинается кризис отношений с Ульяновыми. Осень Инесса проводит в Берне, общаясь в основном с семьей Зиновьевых. Зимой она уезжает путешествовать в одиночестве. Останавливается в горной деревушке Зененберг и там начинает писать свою брошюру по женскому вопросу. После того как она отсылает текст Ленину, между ними начинаются разногласия, которые достигнут своего апогея в 1916 г.

На год раньше она впервые публично дискутирует с Лениным на заграничной ассамблее большевиков. Вождь предложил обозначить в манифесте цель — «создание республиканских объединенных штатов Европы». Инесса выдвинула аргумент против. Это не будет иметь практического значения, сказала она, из-за конфликта интересов народов европейских стран. Возможно, Ленин никак не ожидал, что Инесса пойдет против него. Между ними начался ожесточенный спор. Ленин назвал Инессу анархисткой, она его в ответ оппортунистом. Но дальше этого дело по линии разрыва не пошло. Ленин попросил Инессу поработать вместе с ним и Зиновьевым над поправками к его основной резолюции, а от своего предложения создать объединенную Европу фактически отказался.

Теперь, когда мы являемся свидетелями процессов, происходящих в Евросоюзе, нельзя не отдать должного прозорливости Инессы, которая точно указала на главную трудность такого союза — разность интересов народов.

После этой стычки они тем не менее продолжали общаться в своем тесном кружке. Инесса приехала по приглашению семьи Ульяновых на летний отдых в Зеренберг.

Она не скрывает охлаждения отношений с Лениным и Крупской от своего старого знакомого Ивана Попова, с которым знакома еще по мезенской ссылке.

«Моя жизнь была связана с Инессой очень сильно, я бы сказал кровно, насмерть. В 1916 году мы вместе с ней решили: наши взгляды на революцию требуют пересмотра. Мы ни с кем не говорили, только друг с другом, но оба пришли к тому, что Ленин слишком категоричен в суждениях, слишком далеко идет»¹⁵.

Под влиянием этих дум Инесса в ответ на одно из ленинских писем с очередными поручениями написала ответ, которого он никак не ожидал. Она заявила, что политика ее больше не интересует. В ответном послании ее Учитель и вождь партии был терпелив — как бывают терпеливы врачи с пациентами.

Ленин — Инессе. Написано 26 февраля 1916 г.

Послано из Цюриха в Париж:

«Дорогой друг! Я знаю, что Вы интересуетесь наукой, а не политикой. Но все же симпатии Ваши, я не сомневаюсь в этом, на стороне Франции. Раскол среди немецких социалистов, как заявил один французский министр, не безразличен для Франции. Поэтому надо помочь информировать об этом и французов и русских. Otto Ruhle, депутат, высказался в “Vorwarts” прямо за раскол. Но обязательно надо добавить не “только” Otto Ruhle, а и группа “Интернациональных социалистов Германии” (о ней писало

и “L’Humanite”). Пожалуйста, вставьте это, когда будете писать в Петроград...

Наука для Вас все, но немножко симпатии к Франции, даже много симпатии, — у Вас, конечно, есть!

Salutations cordiales!¹⁶ Ленин».

Инесса интересуется наукой? С чего бы это вдруг? Хотела побольнее уколоть Ленина отказом выполнять какое-то очередное поручение? Ей не нравилось, что в последние годы он стал неуязвим для ее мнений по принципиальным вопросам. Попову в доверительной беседе она сказала, что в отношении Ленина к самодержавию слишком много личного. Жан, как называла Инесса Попова, рассказал ей, что однажды в Брюсселе Ленин вспоминал вечера, проведенные им с братом Сашей на Волге. Они катались на лодке. Так хороши были закаты и так красиво лились над Волгой песни! Немного помолчал и потом процитировал строки из оды «Вольность».

Самовластительный злодей, Тебя, твой род я ненавижу, Твою погибель, смерть детей С жестокой радостью увижу.

Попов вспоминает, что Инесса вздрогнула. Ей стало страшно. Она и раньше догадывалась: Учителем движет месть за казненного Сашу. Но Инесса представляла себе изменение строя совсем по-другому. Готова была погибнуть за революцию сама. Понимала, что жертвы неизбежны, но не думала, что жертвами могут стать миллионы невинных людей. Она мечтала о революции как идеалистка. Без погибели и смерти детей. Пусть это даже дети императора.

Ленин цитировал Пушкина, трактуя его на свой лад. Но Пушкин, который был верноподданным, в оде «Вольность» совсем не имел в виду Александра I. У этого императора и законных детей-то не было, его преемником должен был стать младший брат. К тому же в 1817 г., когда Пушкин писал свою оду, русского императора в Европе называли «Ангел мира». Польский профессор истории Иероним Граля из Варшавского университета процитировал для нас во время съемки неофициальный гимн польских патриотов, написанный после Венского конгресса 1816 г., когда часть Польши вошла в состав Российской империи. Александр немедленно даровал полякам конституцию. Поэтому в гимне поляки пели: «Сохрани для нас Ангела мира», имея в виду Александра I, императора Российского и царя Польского. У Пушкина не было и в мыслях призывать к кровавой расправе с императором Всея Руси. Он писал о Наполеоне.

Замысел физически уничтожить императора впервые появился у Павла Пестеля, главы Южного общества декабристов в проекте его конституции «Русская Правда». Декабристы хотя и были «страшно далеки от народа», но все же вслед за Герценом разбудили и Ленина. Идея Пестеля о тотальном уничтожении царского рода была принята Лениным безоговорочно. Говоря о Николае II, он иногда впадал в приступы неконтролируемого гнева. Крупская умела его успокаивать. Инесса — нет. Она пыталась протестовать, что-то объяснять, и это его только раздражало.

Отношения стали портиться. На какое-то время они даже прекратили переписку. Инесса сдалась первой. Об этом можно судить по приписке в конце письма Ленина к Инессе от 31 октября 1916 г. Ульяновы в это время были в Цюрихе, Инесса — в Зеренберге.

«Дорогой друг!

Конечно, я тоже хочу переписки, будемте продолжать ее».

Все же их связывало очень многое. Дружба на протяжении шести лет. Лето 1915 г. они провели в Зеренберге втроем. Надежда Константиновна вспоминала, что на этом швейцарском курорте им очень хорошо работалось. Сначала они поехали туда вдвоем, потом пригласили Инессу. 4 июня 1915 г. Ленин направил ей письмо с подробнейшей разработкой маршрута — во сколько выезжать из Берна, расписание лошадей на промежуточных станциях и даже адрес кафе, из которого она должна сообщить в отель «Мариенталь» о своем приезде. «Ресторатор телефонирует к нам в отель, и за Вами пришлют лошадь». Дальше следует длинный список поручений — к кому зайти, что разузнать, где купить писчебумажные принадлежности... В следующем письме Ленин волнуется:

«Дорогой друг!

Я удивлен, что у нас нет никаких вестей от Вас много дней. Надеюсь, это из-за того, что Вы скоро приедете. У нас опять дожди. Надеюсь, небесная канцелярия выльет всю лишнюю воду к Вашему приезду и тогда будет хорошая погода».

Судя по воспоминаниям Надежды Константиновны, погода к приезду Инессы в июле действительно установилась хорошая. Она описывает эту летнюю идиллию как время спокойной и размеренной работы.

«Вставали рано и до обеда, который давался, как по всей Швейцарии, в 12 часов, занимались каждый в своем углу в саду. Инесса часто играла в эти часы на рояле, и особенно хорошо занималось под звуки доносившейся музыки. После обеда иногда уходили на весь день в горы».

Крупская, возможно, не замечает, что их подруга настроена вовсе не так благостно. Она не знает содержания письма, отправленного Инессой из Зеренберга дочери Ине.

«Одной мне здесь страшно тяжело, потому что я оторвана от всего, что дорого, близко, лишена дорогой мне деятельности».

Инессе этот отдых вовсе не так приятен, как ее друзьям. Возможно, при ежедневном тесном общении ей открываются в Ленине такие черты, которых она раньше не замечала?

Начинаются разногласия. К декабрю 1916 г. наступает кульминация.

Посоветовавшись с Поповым, Инесса написала Ленину о своем несогласии с ним по вопросу отношения к войне. Попов уже принял решение примкнуть к оборонцам, но Инесса уговаривала его не торопиться. Она надеялась, что Ленин примет ее аргументы в пользу защиты отечества.

Ответ был скорым и жестким.

Ленин — Инессе Арманд. 23.12.1916 г.:

«Насчет защиты отечества. Мне было бы архинеприятно, если бы мы расстались. Попробуем еще раз спеваться».

Получив это письмо, Инесса сказала Попову:

«Уходи, Жан, уходи и не оглядывайся! Ты молод, ты поэтичен. Вся эта жизнь не для тебя. Пиши книги и люби жизнь. А мне отступать некуда»¹⁷.

Иван Попов прислушался к совету Инессы. Примкнул к оборонцам.

Через десять дней после предложения «опять спеваться» Ленин дает Инессе новое поручение.

03.01.1917 г.:

«Вы будете издательницей французских брошюр. Я беру на себя редакцию (писать и редактировать). Вы — и переводчица. Вы бы съездили (на короткое время, на несколько дней, я думаю, жить там не предвидится надобности) в Ла-Шо-де-Фон и выяснили вполне финансовую сторону и технику. Вы бы выяснили также, можете ли Вы достать (или авансировать) деньги на это издательство (сколько? не знаю. Думаю, от 100 frs до нескольких сот, до 300 — до 500 frs, в зависимости от ответа типографии и от того, в каком размере ставить дело)».

Первое письмо после принципиальной размолвки. Ни тени сантиментов. Никаких воспоминаний об общих прогулках, никакого «Дорогой друг!» Ленин, как отличный менеджер по кадрам, использует ценные деловые качества своей соратницы. Инесса — отличный организатор, у нее всегда все под контролем. Пусть будет издательницей. Инесса — самая лучшая переводчица в их кружке. Пусть переводит. И, наконец, Инесса умеет находить деньги на нужды партии. Пусть делает дело. Это отвлечет ее от нежелательных мыслей. Ленин привык к тому, что Инесса разделяет все его взгляды, безоговорочно их поддерживает, помогает максимальному их распространению в среде европейской социал-демократии, пропагандирует в России. И вдруг такой удар! Оказывается, она уже давно спелась с его оппонентами! Нет, Инессу нужно загружать практическими делами. Терять такого ценного товарища не стоит.

Как Ленин и ожидал, Инесса тут же принялась за дело. Написала письмо с вопросом об авансировании денег Анне Арманд-Константинович. Это был ее близкий человек с детства. Анна под ее влиянием тоже присоединилась к большевикам. Инессина золовка была богатой вдовой и не должна была ни перед кем отчитываться в своих расходах. Она не раз жертвовала крупные суммы в кассу партии. Революционной деятельностью Анна Евгеньевна увлеклась еще в Пушкино, под влиянием Евгения Каммера, репетитора своего младшего брата Бориса.

ПРОГРЕССИВНЫЕ ФАБРИКАНТЫ

«Проживавший с лета 1896 года в семействе Арманд в качества репетитора студент Московского технического училища Евгений Каммер вел со своим подопечным Борисом Армандом беседы о пропаганде и распространении нелегальной литературы среди рабочих. С его согласия он в разное время доставлял в дом Армандов в Пушкино пишущие машинки и прочее революционное имущество, обнаруженное при обыске»

(из отчета о слежке, опубликованного в полицейском «Обзоре важнейших дознаний о революционной деятельности Московского Рабочего Союза». 1897 г.).

Знакомясь с историей семьи, я часто задавалась вопросом: интересно, как представляли свое собственное будущее некоторые наследники Евгения Евгеньевича и Варвары Карловны Арманд, занявшись подрывом устоев самодержавия? Как можно объяснить, что сразу несколько детей этой богатой и уважаемой пары, все потомственные почетные граждане, активно занялись революционной деятельностью?

В апреле 1897 г. средь бела дня к дому фабриканта Арманда в селе Пушкино подъехала коляска и несколько конных жандармов. Разбудили хозяев. Евгений Евгеньевич был уравновешенным человеком, поэтому на сообщение жандармов о том, что они произведут в доме обыск, равнодушно ответил:

— Ищите, молодые люди. Только что вы там собираетесь найти?

Хозяину дома объяснили, что с недавних пор на фабриках Арманда не все благополучно. Кто-то подстрекает рабочих против хозяев, распространяет прокламации с призывами к борьбе.

Евгений Евгеньевич удивился:

— Но при чем же тут мы? Не мы же сами против себя подстрекаем?

Старший из жандармов неопределенно повертел в воздухе пальцами, как бы давая понять, что мало ли что может быть, и спросил хозяина:

— Так позвольте начинать обыск?

Спустя час с небольшим Евгений Евгеньевич и Варвара Карловна сидели в гостиной, потрясенные, и не знали, что сказать друг другу. В комнате их родственника и репетитора молодых Армандов Евгения Каммера жандармы нашли целое подпольное издательство. За ним уже давно следили филеры, поэтому вместе с репетитором арестовали и его подопечных, с которыми он общался не только в Пушкино, но и на московских квартирах. Жандармы увезли с собой Бориса Евгеньевича, студента Московского университета, и его кузена Левушку, сына Эмиля Евгеньевича. Оказалось, что этот юный наследник миллионеров регулярно проводил в овраге у фабрики встречи с рабочими, которых обучал основам марксизма. Вместе они сочиняли текст тех самых прокламаций, из-за которых обыск произвели в доме у хозяев фабрик.

Из комнаты Каммера жандармы изъяли склад нелегальных печатных и рукописных изданий революционного толка, гектограф, два мимеографа (машина для трафаретной печати. — Примеч. авт.), множество готовых трафаретов, краску, стопки писчей бумаги. В одном из московских домов, принадлежавшем Армандам, жандармы нашли 50 экземпляров брошюры «О Всероссийском рабочем съезде». Евгений Евгеньевич и Варвара Карловна даже не подозревали, что их близкие не ограничиваются дискуссиями либерального толка за общим столом.

В итоге решением Судебной палаты Бориса Арманда поместили под домашний арест. По поводу юного Лео к его отцу Эмилю Евгеньевичу пожаловал пристав.

— Ваш сын несовершеннолетний, судить его мы не имеем права. Советуем вам его выпороть, как следует выпороть и отправить доучиваться за границу. Он дерзок на язык, и если останется здесь, то достукается до каторги.

Так со слов старших записал эту историю о своем отце Давид Арманд. 17-летнего юношу отправили «в ссылку» за границу — учиться в Берлинском университете.

Каммеру, который взял на себя всю вину, запретили проживать в крупных российских городах. Арманды повели себя по отношению к ссыльному как любящие родственники: платили за адвокатов, внесли залог за освобождение из тюрьмы, помогли уехать в Германию и вплоть до его возвращения поддерживали молодого революционера деньгами и дружеским участием. Когда Каммер после тюремного заключения был сослан в Елец, Александр Евгеньевич отправился его навестить. В Ельце его догнало письмо Инессы:

«Как много грустного на белом свете! Я его (Каммера) как-то очень-очень люблю, и мне его страшно жаль. Каким ты его нашел? Так бы хотелось иметь возможность улучшить его положение».

В то время, когда произошла эта драматическая история, Инесса еще и думать не думала об участии в революционном движении. Хотя за семейным столом Армандов в Пушкино не прекращались разговоры о необходимости перемен в России.

Сам этот стол заслуживает нескольких слов. Хотя бы потому, что он сохранился в семье до сих пор. Такие столы не были редкостью в залах помещичьих усадеб. За таким же точно столом в имении Гончаровых Полотняный Завод обедал, еще будучи женихом Натали, Пушкин. Это так называемый стол-сороконожка длиной в пять с половиной метров. Когда он сдвинут, то за ним легко усаживаются 12 человек. Когда раздвинут — 40 персон. Сейчас этот стол занимает полкомнаты в небольшой типовой московской трешке, где живет семья архитекторов Семеновых-Прозоровских, состоящих с Армандами в близком родстве. За этим историческим столом, стоявшим до революции в одной из комнат дома в Пушкино, порой сиживала семейная компания из 40 человек. Внуков кормили отдельно — их в семье насчитывалось 45 душ. За столом у взрослых старые родители обычно молчали и слушали молодежь. О чем говорили? О несовершенствах человеческого общества. Предлагали свое видение переустройства. Инесса тогда еще не вникала в революционные теории.

— Саша, я собираюсь вести дневник наблюдений. — Инесса протянула мужу купленный в Москве альбом в бархатном переплете с золотой каймой. — Напиши мне что-нибудь на первой странице.

Александр Евгеньевич присел к письменному столу. Секунду подумал и сделал надпись:

«Что написать тебе? Я скажу, что люблю тебя, что ты моя жизнь, луч света, который сияет мне всегда и везде, да все это тебе и самой хорошо известно».

Инесса прочитала надпись и поцеловала мужа в щеку. По-товарищески. По-дружески. Прежде всего она видела в нем надежного друга. И с ним первым поделилась своими планами:

— Саша, давай построим у нас в Ельдигино школу. Я буду сама преподавать крестьянским детям. Мне хочется на практике применить свои познания в учительском деле. Ты пойми: скучно же просто так проводить жизнь, в одних только будничных хлопотах.

— Я должен это обдумать, Инес.

— О чем тут думать! Я уже присмотрела место, поехали, я тебе его покажу. Я готова ради этого отказаться от отдыха в Ницце. И продать свои драгоценности.

— В этом нет нужды. Я выделю деньги. Только ты уверена, что справишься?

— Я очень хочу обучить грамоте крестьянских детей. И, возможно, их матерей.

Александр в тот же день составил план действий. Прежде всего нужно было получить разрешение земства. Тут никакой проблемы не было. Школу построили к осени. Инесса посещала дома сельчан, одаривала деньгами, одеждой, необходимой утварью. Разговаривала с матерями, убеждала их учиться у нее грамоте вместе с детьми. Пока не начались занятия в школе, она часто ездила в Москву — закупать для школы книги, тетради, и все необходимое. Там она встречалась с Александром, когда у него заканчивались заседания в Московском земском собрании. Александр Евгеньевич был гласным по доверенности отца. Заседал во всевозможных комитетах с крупнейшими предпринимателями — с Морозовыми и Прохоровыми, Гучковыми и Рябушинскими, Абрикосовыми и Катуарами. Занимался благотворительностью. Инесса вместе с ним ходила навещать бедные семьи в московских трущобах. Увиденное приводило ее в бешенство.

Однажды после одной из таких инспекций они вернулись в Ельдигино с младенцем. Мальчишка родился на Хитровом рынке, родителям он не был нужен. Инесса настояла на том, чтобы они взяли ребенка к себе. Так появился Володя Афанасьев, которого Инесса и Александр воспитывали вместе со своими сыновьями. Но чем больше она делала, чем больше вникала в окружающую ее жизнь, тем сильнее понимала: косметическим ремонтом в России не обойдешься. Слишком сильное неравенство, слишком тяжелая жизнь у простого люда.

В своем дневнике Инесса записала: «Что за нищета в домах! Что за богатство в книгах!» Это богатство она очень хотела разделить не только с детьми крестьян, но и с рабочими фабрик своего свекра.

На фабрике Армандов ткали полушерстяные материи — гладкий и фасонный люстрин. Красили не только свои ткани, но и принимали заказы на покраску и отделку от других фабрик. Шерстяная и бумажная пряжа поступала из-за границы. На фабрике зимой работали 700 человек, в летний сезон — 500. Двести рабочих уходили в свои села на полевые работы.

Однажды Инесса услышала, как девушки-работницы пели, возвращаясь с работы:

Зима морозна настает, У фабричных сердце мрет. Ах постылый ты завод, Перепортил весь народ.

Она внутренне содрогнулась. Попросила мужа сводить ее на фабрику. Осмотрев красильное производство, Инесса была шокирована. За ужином она плакала.

— Саша, как люди могут работать в таких условиях? Сырые стены, возле окон мох и плесень, мокрые грязные полы! Ужас!

— Да, и я там тоже обучался делу. И мои братья. Чтобы понимать все тонкости. Инес, тебе не следовало туда идти. Это не для женских глаз, а для нас, мужчин, — нормальная работа. Днем хорошее освещение, вечером — газовые фонари. Паровое отопление. Главное следить, чтобы не нарушалась технология, тогда окраска тканей будет качественной. Я целыми днями так и бегаю вверх-вниз из конторы в мастерскую. А у вышивальщиц вообще хорошие условия, в холод помещение отапливается двумя голландскими печами. У ткачей каждый станок освещается газовым фонарем. Производство, что ты хочешь!

— Но работают не только мужчины! Работают дети! И молодые женщины!

— Инес, они рады, что у нас есть для них работа, поверь! И потом, разве ты не знаешь? На свадьбу каждая девушка получает приданое. Отрез на платье, комод, необходимую утварь. И вдобавок новобрачным предоставляют для венчания и гуляний наших лошадей! Вот что: как только буду свободен, покажу тебе, что мы построили для рабочих в Пушкино.

«Больница, аптека, школа, богадельня для одиноких рабочих», — перечислял построенные Армандами объекты сопровождавший Инессу младший брат Александра — Николай Евгеньевич. Он занимал в семейном деле пост директора фабрик. Выпускник естественного отделения физико-математического факультета Московского университета, он был еще и прекрасным администратором. За него недавно вышла замуж Инессина родная сестра Рене. Рассеянно слушая зятя, Инесса думала: интересно, как живется сестричке в селе Алешино после Парижа? Сама она не готова постоянно жить в сельской местности. Инесса — дитя города. Ей мало занятий, которые есть у жены местного фабриканта и помещика. Школа занимает много времени, но ей как воздух нужна городская среда. Там, в Москве, лекции, библиотеки, театры, консерватория. Там они с мужем бывают в гостях у Мамонтовых, где временами поет Шаляпин, где читает свои пьесы Чехов. Но у Саши не так часто выдается свободное время, чтобы ехать с ней в город. Когда он не занят делами, то любит поохотиться или провести время в мужском Купеческом клубе. И другие молодые родственники — они постоянно заняты. Инесса даже и не подозревала, чем именно так загружены братья мужа, пока в дом с обыском не приехали жандармы. Оказывается, наследники мечтают о смене существующего строя! И пропаганду ведут на собственных фабриках!

«Они же рубят сук, на котором сидят!» — Инесса не одобряла их деятельности.

Ни в своем дневнике, ни в письмах она не оставила никаких записей о том, когда к ней пришло решение посвятить себя революции. По разным косвенным доказательствам можно было предположить, что этот процесс начался в 1902 г., когда Владимир Арманд познакомил Инессу с несколькими подпольщиками. В 1964 г. журналист Павел Подляшук отыскал в Государственном архиве Московской области автобиографию Инессы. Там она указывает, что после недолгого колебания между эсерами и эсдеками решила стать большевичкой.

Инесса будет работать на революцию, как вол. Несколько тюремных отсидок, ссылка почти к полярному кругу, побег за границу. Знакомство с ленинским кружком в Париже.

Как вспоминала большевичка Людмила Сталь, с которой Инесса вместе верстала в феврале 1914 г. зарубежную часть первого номера журнала «Работница», никто и никогда не слышал, чтобы .Инесса отказалась от какого бы то ни было партийного задания. Ни от рутинного, ни от тяжелого, ни от опасного.

Инесса будет переезжать из одной европейской страны в другую как большевистская связная. Напишет множество статей и брошюр. Станет обучать революционеров в специально организованной школе под Парижем. Ей придется выступать на европейских социал-демократических конференциях по поручению вождя партии, которую она выбрала для себя из десятка других революционных организаций. Переведет с русского на английский и французский языки (и наоборот) множество чужих статей революционного содержания. Но это все будет позже.

А пока она всего лишь жена одного из наследников крупного состояния. И бунтарские настроения, которые бродят в семье среди братьев и сестер ее мужа, еще не захватили Инессу. Ее волнуют практические задачи. Как улучшить положение рабочих на фабриках ее родни?

«Саша, пожалуйста, будь добр, достань мне книгу “Женские промыслы в Московской губернии”. Мне бы только узнать насчет труда учениц и мастериц. Среднее количество часов, которые они работают и среднюю заработную плату»¹⁸.

Александра удивляла тяга Инессы к серьезной литературе. Как-то раз во время отдыха в Крыму на пляже он поинтересовался, что читает жена, увидев в ее руках толстенную книгу. Душещипательный роман? Взглянув на титульный лист, он поразился: «С.С. Арнольди. Задачи понимания истории. Проект введения в изучение эволюции человеческой мысли».

— Это тебе интересно?

— Очень интересно! Некоторые его взгляды мне прямо ужасно по душе. Вообще, я давно не читала книги, которая бы так соответствовала моим взглядам.

Арнольди — литературный псевдоним Петра Лаврова, теоретика революционного народничества. Читая книгу, в беседах с Александром она все чаще затрагивает тему революционного переустройства общества. Инесса еще только начинает интересоваться революционными течениями и очень далека от практики. Но пройдет совсем немного времени, и она втянется в революционное движение.

Сейчас, век спустя, о революционерах судят по-разному. Читая дневники и письма моих родственников, втянутых в это всеобщее разрушительное движение, охватившее все слои общества, приходишь к выводу, что у революционно настроенных людей не было преступного умысла погубить Россию. Та же Инесса, те же братья Арманд вполне могли продолжать жить сытой и размеренной жизнью. Но им не позволяла совесть. Они воспринимали социальное неравенство как вопиющую несправедливость — это понимали даже дети. Мой двоюродный дядя, ученый-океанолог Марк Владимирович Федосов, признавался мне, что всю жизнь, с детства, испытывает мучительный стыд оттого, что его семья была богатой, в то время как сверстники, дети рабочих с семейных фабрик, несомненно, были бедны. Это чувство впервые поселилось в нем, когда детей рабочих позвали на елку в господский дом. Им дарили подарки, для них устроили прекрасный концерт — но дети продолжали жаться в углу и смотреть на окружающих исподлобья. Этот мир богатых был им чужд и враждебен.

Вероятно, с той же самой елки началось и становление личности моего отца. В 16 лет Поль Арманд ушел на Гражданскую войну на стороне красных. Его юношеские идеалы складывались под влиянием революционно настроенных родственников. Я думаю, что его мать, моя бабушка Рене, была в отчаянии от выбора своего младшего сына. Ее старшие дети — Андрей и Николай — оба погибли на войнах: первый — на мировой, второй — на Гражданской. Она временами жалела, что не осталась перед войной в Швейцарии, где возле Лугано у нее была вилла, подаренная свекром. Несомненно, уехать за границу могли все Арманды. Во Франции и Швейцарии оставались крупные банковские счета, оставалась недвижимость за рубежом, и вполне можно было начать жизнь на новом месте. Но семья предпочла остаться в России и разделить судьбу народа. Почему? Это большая загадка, и уже некому ее объяснить потомкам.

ЗА ВЕЛИКОЕ ДЕЛО ЛЮБВИ

Из письма Инессы Арманд дочери Ине, Берн, 1916 г.:

«И в наш век электричества и пара еще существует грубое и примитивное отношение к женщине, грубое понимание любви. Откуда же это несоответствие между сложной психикой современного человека и подобными упрощенными, грубыми представлениями о любви? Любовь тоже является продуктом культуры и цивилизации. Животные и дикари не знают того сложного опоэтизированного чувства, наполненного психологическим общением. У Толстого в “Крейце-ровой сонате” нет и тени любви, там царит лишь инстинкт. Выходит, что в современном обществе наряду с самыми высшими, сложными и утонченными проявлениями чувств большинство в любви проявляют себя совершенно как дикари. Все вступают в брак или развратничают, но очень немногие любят или любили».

Мать разговаривает с юной дочерью как с равной. На весьма рискованную тему. Но она никогда не была ханжой. И на этом играют современные журналисты. Об Инессе Арманд очень много написано и снято. Почти все авторы опошляют этот образ, низводя его до уровня современных светских львиц. Но что с них взять? Истории они не знают, а свои представления о жизни черпают из глянцевых журналов. Дадим слово самой «обвиняемой».

Вот ее записка, видно по почерку, что торопилась: «Мой дорогой и любимый Саша. Прости, что меня нет, но ты опаздываешь, а я должна бежать в школу. Безумно люблю тебя всем сердцем. Ты мой любимый, мой ненаглядный».

Инесса несомненно знала, что такое любовь. Их отношения с мужем — разве это не любовь?

Что же случилось после десяти лет их брака? Почему Инесса впустила в свое сердце чувство к юному студенту? Почему оставила своего ненаглядного Сашу? Почему вступила в недозволенный союз? Все было против них, куда ни кинь. Разница в возрасте. Ей 28 лет, ему — 17. Но это не самое главное. Ужасно то, что это был тот самый мальчик, который признался ей в любви, когда она стояла под венцом. Самый младший, самый любимый ребенок Евгения Евгеньевича и Варвары Карловны. Брат ее мужа Саши. Владимир Арманд. И все-таки наперекор всему они стали одним целым. Без церковной клятвы — в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии. Но все так и исполнилось, все в их жизни было. Пока смерть не разлучила их.

Сближение постепенно началось весной 1901 г. Инесса приехала в Москву по делам. Она была председателем Московского общества улучшения участи женщин, которое сама же и основала.

Майкл Пирсон предположил, что эту идею она почерпнула от своей близкой подруги, первой в России женщины-статистика Минны Горбуновой-Каблуковой. Они сошлись во взглядах, познакомившись на одном из благотворительных вечеров. Инесса получила приглашение к Минне на ее известные «историко-экономические журфиксы». По субботам в доме Горбуновой-Каблуковой собирались интересные люди — в основном университетская профессура. Гости слушали выступления историка Ключевского, лингвиста Фортунатова. Инессе было очень интересно общаться с Минной. Хозяйка салона показывала ей письма Фридриха Энгельса. Обсудив идею учреждения Общества улучшения участи женщин со своей новой подругой, Инесса предложила ей участвовать. И получила отказ. Минна не хотела связывать свое имя с отверженными. По плану Инессы жрицы любви тоже должны были войти в круг опекаемых. Как статистик, Горбунова-Каблукова знала цифру: в Москве в то время их было больше тысячи человек. Минна посоветовала Инессе воздержаться от контактов с презираемыми женщинами — это может дурно сказаться на ее собственной репутации. Инесса закусила удила: нет уж, действовать так действовать. Она подала прошение о регистрации общества. Сформулировала в уставе цели: бороться против разврата и тесно связанного с ним пьянства; оказывать падшим женщинам материальную и нравственную поддержку; способствовать распространению образования и технических знаний среди женщин. Начала Инесса с организации светской воскресной школы. Подобрала помещение и штат педагогов, договорилась с семьей о финансировании. Но не получила разрешения от властей. Этот опыт организации школы очень пригодился ей спустя почти двадцать лет, когда под Парижем создавалась другая школа — для обучения профессиональных революционеров. Словно подозревая о будущем изменении деятельности Инессы, в полиции собирают сведения о даме-патронессе.

«Председательница Московского общества улучшения участи женщин, жена потомственного почетного гражданина Инесса (Елизавета) Федоровна Арманд, как оказалось по собранным о ней сведениям, 26 лет от роду, вероисповедания православного, в материальном отношении совершенно обеспечена и нравственности одобрительной»¹⁹.

С Обществом улучшения участи женщин у Инессы всегда был забот полон рот. И ей это нравилось. Она терпеть не могла вынужденного безделья. Огорчал только результат. За целый год она смогла отвлечь от позорной профессии всего трех женщин. Еще для семидесяти собрала на благотворительных базарах приличную одежду, в которой те могли попытаться найти себе другой род занятий. Но подопечные не торопились воспользоваться предложением благотворительницы. Инесса вдруг поняла, что быть полезной гораздо сложнее, чем она думала.

В чем же дело, почему ей не удается убедить несчастных «жриц любви» пересмотреть свой образ жизни? Ответ Толстого на подобный вопрос, который задала в письме писателю ее знакомая, разочаровал Инессу: «Это было до Моисея. Это было и после Моисея. Так было... и так будет всегда».

Инесса была не согласна с Толстым. Это позорное явление — свидетельство о болезни общества. В здоровом обществе никто не станет торговать своим телом. Время показало ее правоту. В наше время в Швеции, например, есть закон, предписывающий штрафовать мужчину, который воспользовался услугами «ночной бабочки». За то, что он купил человека, то есть, по существу, воспроизвел модель рабовладельческого строя. И штраф этот не маленький. Особо злостных нарушителей ожидает тюрьма.

Собственно, Инесса хотела добиться, чтобы именно такой взгляд на эту проблему восторжествовал в обществе.

«Постыдно любовь покупать за деньги. Любовь — главная ценность человеческой жизни. И человеку без любви очень трудно», — сказала Инесса в одной из бесед со своими товарищами по эмиграции, сидя в одном из парижских кафе. В партийном кружке велись не одни только политические дискуссии, они разговаривали и о жизни.

«Инесса была удивительно красивым человеком. Красивым не только по чудесному, полному неизъяснимой грации внешнему облику, но и душевно, человеком ясного, смелого ума».

Это из воспоминаний члена парижской группы большевиков Андрея Гречнева-Чернова в 1910 г. Их встреча состоялась после того, как Инесса дважды сидела в тюрьме и два года была в ссылке на Крайнем Севере. Какой же красивой она казалась влюбленному в нее с детства Владимиру Арманду в ту пору, когда еще не знала настоящих жизненных невзгод!

Приехав в Москву снежным мартовским днем 1902 г. по делам, Инесса немного прошлась по Арбату и направилась в армандовский дом на Денежном переулке. Устроилась в кабинете за письменным столом, выложила стопку бланков Общества улучшения положения женщин. Начала строчить обращения к властям. Просьба разрешить прочесть публичную лекцию на тему «Физика прошлого и настоящего» приват-доценту Московского университета; разрешить прочесть в концерте сочинение Гоголя «Ночь перед Рождеством» по экземпляру, дозволенному цензурой; разрешить литературные чтения в Малом зале консерватории. И так далее и так далее.

От занятий ее отвлек младший брат мужа Володя. Он учился в Московском университете на биолога и почти все время жил в Москве. Они сели пить чай и разговорились. Инесса рассказала деверю о намерении открыть народную бесплатную библиотеку-читальню у Рогожской заставы для работающих женщин.

Володя усмехнулся:

— Помнится, Инесса, ты уже хотела издавать газету. И утонула в бумажной волоките, ничего не добилась. Так и с твоей библиотекой может быть.

Как в воду глядел. Библиотеку удалось открыть только в 1905 г., когда Инесса сидела в тюрьме за революционную деятельность.

— Но что ты предлагаешь вместо моего общества? Чем заниматься?

— А тебе что, нечем разве заняться?

Инесса задумалась. Материнские хлопоты. Как-никак детей уже четверо. Занятия в сельской школе с детьми крестьян. Еще у Инессы была музыка. Каждый день она по нескольку часов играла на пианино. И еще у Инессы были длинные волосы. Когда она вынимала шпильки, волосы окутывали ее плащом. Прическа каждый день отнимала не меньше двух часов времени. Мыть, сушить, расчесывать, укладывать... Без помощи горничной обойтись было трудно. Но Инесса предпочитала ухаживать за собой сама. Она подолгу расчесывала свои пышные длинные волосы, стоя у окна. Из своего двухэтажного особняка госпожа Арманд видела пруд, в котором отражались золоченые купола церкви, поля, дорогу, ведущую в соседнее Алешино, липовую аллею.

Иногда Инесса ездила навестить сестру. Николай Евгеньевич, муж ее сестры, так же, как и Александр, редко имел свободное время для гостей. Он был поглощен своими обязанностями одного из директоров товарищества «Е. Арманд с сыновьями». Рене не раздражало долгое отсутствие мужа. Дом жил по утвержденному ею порядку. Шестеро детей разного возраста, у каждого свои интересы. Строго соблюдалось расписание трапез, учебы, прогулок и разных занятий. Детей приучали к спорту. Верховая езда, теннис, футбол. У товарищества «Арманд» была своя футбольная команда, в которой мой отец и его братья играли вместе с рабочими фабрик. Заводские болельщики подбадривали хозяйских детей криками: «Карман, жми, Карман!» Фамилия Арманд, конечно, была непонятной для простого люда.

Почти все время Рене Федоровны, хозяйки дома в Алешино, свободное от материнских обязанностей, было отведено занятиям музыкой и пением. Как говорил мой отец, он «вырос под роялем, слушая, как репетирует мама». В гостях у Рене можно было встретить известных певцов из Большого театра — тенора Леонида Собинова и солистку Антонину Нежданову, вместе с которой госпожа Арманд занималась вокалом у итальянского профессора Умберто Мазетги. Политикой Рене совершенно не интересовалась.

«Рене Федоровна часто бывала в гостях в Пушкино. Она была похожа на Инессу, пожалуй, красивее ее, и обладала прекрасными русыми, слегка рыжеватыми волосами и очень мягким характером», — вспоминает Давид Арманд²⁰.

Рене и представить себе не могла, что вскоре ей придется забрать к себе младших детей Инессы, арестованной по политическому делу; что она не раз будет устраивать в своем доме тайные встречи сестры с другими близкими; что начнет ездить на отдых в Европу с племянниками и племянницами, чтобы там они могли наконец увидеть мать, бежавшую из ссылки. Рене не могла предвидеть, что ее сестра много лет будет источником волнений и испытаний для семьи; что в конце концов ее родные хотя и потеряют свои богатства, но сознательно пойдут на службу советской власти, тем самым признав правоту партии, провозгласившей социальную справедливость. Рене Арманд, будучи матерью шестерых детей, вышла на оперную сцену, чтобы петь для рабочего люда. Дебютом в советском театре стала для нее партия Маргариты из «Фауста» композитора Шарля Гуно. Отец рассказывал, что бабушка Рене была несказанно счастлива, когда после революции друг их семьи и собрат по оперному искусству Леонид Собинов пригласил ее педагогом вокала в Большой театр, директором которого певец стал в 1918 г.

Ее заработок, ее паек после экспроприации армандовского имущества станут важным вкладом в семейную копилку.

А пока Рене Федоровна и думать не думала, что в ее старшей сестре уже зарождается желание взбунтоваться против окружающей действительности.

Родственники всегда отмечали разницу между сестрами. Рене была спокойной и уравновешенной, а в Инессе бурлила энергия. Ее жизнерадостность и хорошее здоровье, по мнению родни, были результатом стараний бабушки, которая воспитывала Инессу на английский манер. Каждое утро начиналось с обливаний холодной водой. Секунда резкого обжигающего холода, зато потом на весь день приятное ощущение жизненной силы и радости бытия.

Эту привычку Инесса сохранила на всю жизнь. Ей всегда было необходимо чем-то себя занимать, чтобы дать выход переполнявшей ее энергии. Если она не могла занять себя с утра до вечера, молодую женщину охватывала безотчетная тоска. «Хорошо мужу, — думала Инесса. — Саша занят с утра до ночи». По поручению ЕвгенияЕвгеньевича он управляет лесными имениями семьи. По доверенности отца на нем обязанности члена Московской городской думы, гласного земского собрания, члена Особого комитета по призрению нищих и, кроме того, работа в Московском лесоохранительном комитете. Он часто бывает в отъездах.

А она? Составлять список домашней работы для прислуги, воспитывать детей, учить деревенских ребят, обедать у родителей мужа — ей этого мало, мало! Инесса уезжала в Москву. Там было много интересного. Литературные кружки с бесконечными спорами; благотворительные базары; наконец, походы в театр. Но это не было настоящим делом.

«В женщине не ищут ни друга, ни товарища, в ней ищут красоты, некоторого остроумия, умения петь, играть на музыкальных инструментах, танцевать — словом, она существует для наслаждения и развлечения. Еще она существует для рождения детей и управления домашним хозяйством. И в качестве гетеры, и в качестве супруги женщина остается просто рабыней».

Эти размышления Инессы относятся к другому периоду ее жизни, когда она насмотрелась на жизнь женщин в разных городах и странах. Положа руку на сердце, в своей семье она рабыней никогда не была.

Инесса подумывала об изучении химии в университете, планировала помогать мужу в его делах и еще собиралась написать книгу. Ее планы горячо поддерживала подруга из числа многочисленной родни — старшая сестра Саши Анна Евгеньевна. По мужу ее фамилия была Константинович.

Аполлон Васильевич Константинович играл такую важную роль в семье, что заслуживает хотя бы нескольких слов. Поляк по происхождению, инженер-технолог по образованию, он окончил Императорское Московское техническое училище. Аполлон Васильевич был деятельной натурой. Одно время представлял в России интересы крупной французской фирмы по производству и торговле электромеханическими сооружениями. С тестем Евгением Евгеньевичем Армандом его связывали не только родственные, но и деловые отношения. Видимо, именно он повлиял на решение главы семейного клана Арманд стать председателем правления акционерного общества «Дюфлон, Константинович и К’». Евгений Евгеньевич был самым крупным акционером фирмы. Александр Евгеньевич, муж Инессы, также был избран одним из директоров. В этой же компании—Эммануил Людвигович Нобель, родной племянник Альфреда Нобеля, учредившего свою уникальную премию. Пока мужья занимаются делами, их жены активно обсуждают возможные пути улучшения общественной жизни. Анна Евгеньевна втайне от мужа читает революционную литературу. Она уже готова примкнуть к социал-демократическому движению. И вдруг в 1902 г. муж Анны внезапно умирает. У нее остаются двое сыновей и акции. Она богатая женщина, теперь ее задача—стать самостоятельной. Самой управлять бизнесом. Неужели ей теперь станет не до общественных интересов! Инесса так этим огорчена!

Деверь, слушая рассказ невестки, смотрел на нее с улыбкой. Но в его глазах было еще что-то. Инесса заметила это «что-то» и внутренне отгородилась от юноши. Она давно привыкла к тому, что в нее влюбляются все вокруг. К Инессе тянуло как магнитом, она всегда была окружена людьми, которые ее обожали. Те, кто хоть раз общался с этой молодой дамой, навсегда попадали под ее обаяние. Писали в воспоминаниях: «Инесса была чудо как хороша», «Все вокруг переставало существовать, когда появлялась Инесса, начинала говорить, улыбаться и даже хмуриться». В трудную минуту она напишет письмо Саше, в котором вспомнит это время: «Я провела праздники отвратительно. Чувствовала себя ужасно одиноко и совсем впала в уныние. Я только теперь поняла вполне, как была избалована жизнью, как привыкла быть окруженной людьми, которых люблю и которые любят меня».

Володя, несомненно, был влюблен в Инессу. С того дня, когда увидел ее в наряде невесты. Она была прекрасной принцессой его детства. Мечтой юности. Но что их может связывать, кроме родственных отношений? Инесса упрямо продолжила свой монолог.

— Я не могу смириться с устройством общества. Современная жизнь до сих пор основана на угнетении и конкуренции. А не на свободе и единении.

Это тупик. И я, например, не очень понимаю тебя. Вот ты учишься на биолога. Но как можно, видя вокруг беспорядок и страдания человечества, находить удовольствие в том, чтобы разглядывать под микроскопом глаз мухи!

— Инесса, я много думал над этим. Читал революционные издания. Радикальные пути не для меня. Нужно изучать идеи социал-демократии и просвещать рабочих, как это давно уже делает мой старший брат Борис.

— Знаешь, Володя, я тоже много читаю. Прочитала несколько трактатов по политэкономии, которые ходят по рукам. У меня от них только голова болит. Так же как от разговоров между твоими братьями о заработной плате, кредитах, процентах! И даже о благотворительности! Бывало, войдешь в кабинет к деду и тут же с досадой выйдешь. Неужели не понятно, что благополучия для всех можно достичь только одним простейшим способом? Просто пусть все богатые, начиная с царской семьи, разделят все с бедными. Это и будет справедливость.

Володя задумался. Он не знал, стоит ли говорить Инессе, что у него уже есть практическое занятие. Среди студентов он нашел для себя товарищей, с которыми вместе изучает марксизм. Они знакомят российское общество с западной социал-демократической литературой, которая поступает в закрытые фонды библиотек. Вместе с несколькими единомышленниками Володя ходит на тайные собрания в дома интеллигенции и рабочих. Наконец он решился.

— Инесса, если хочешь, можешь пойти со мной на собрание, где будут обсуждать последние книги, присланные из-за границы. Только никому ни слова!

Так у них появилась первая общая тайна. Докладчик принес с собой книгу с еще не разрезанными страницами, переводил без подготовки — с ошибками и шероховатостями. Инесса тихо спросила Володю, нельзя ли и ей попробовать выступить. Ей тут же вручили многостраничный труд на английском языке. И тут Инесса блеснула. Немного полистала книгу, выбрала одну главу. Когда она закончила перевод с листа, аудитория зааплодировала — очень тихо, из соображений конспирации. Володя смотрел сияющими глазами. С тех пор они начали встречаться в московском доме.

Инесса стала все чаще уезжать в Москву. Александр Евгеньевич заметил в жене перемену. За столом она то и дело заводила разговор о том, что для русского человека, пускай даже он при этом имеет французские корни, в наше время может быть только одно настоящее занятие — готовить социальную и политическую революцию.

Александр Евгеньевич встревожился. Если эта идея завладела его женой, она может, с ее темпераментом, наломать дров. Но он даже не мог предположить, откуда ему будет нанесен удар.

В канун 1903 г. Инесса с детьми уехала в Италию. С ними поехал и Володя, который нуждался в лечении морским воздухом. Александр Евгеньевич часто получал открытки с детскими каракулями Инессы-маленькой. Почерком жены был написан только адрес: собственный дом Арманд, угол Гранатного переулка и Спиридоньевки, Александру Евгеньевичу.

В начале февраля семья возвратилась из заграничного путешествия. Инесса с энтузиазмом взялась за обновление московской квартиры. Сделала себе рабочий кабинет. Туда прекрасно встал изготовленный на заказ письменный стол. Она не скрывала от мужа, что увлеклась социал-демократическими идеями. Да это было и неудивительно. Такое поветрие носилось в воздухе повсеместно. И сам Александр Евгеньевич разделял стремление к социальной справедливости.

Инесса теперь почти каждый вечер покидала Ельдигино и часто ночевала в Москве, оставляя двух младших девочек на попечение няни. Александр был занят работой и не особенно тревожился за жену. Выглядела она взволнованной, но вполне счастливой. Вот только одно: теперь она чаще ночевала в своем кабинете. Мужу объяснила:

— Я не очень здорова. В ближайшее время опять уеду из России. В Швейцарию. Надо поправить здоровье.

В один из мартовских вечеров, когда он, по обыкновению, поздно вернулся домой, его ждал младший брат. Инесса взяла мужа за руку:

— Саша, давай поговорим.

Они втроем сели на диван в гостиной, и Инесса все сказала. Что они с Володей любят друг друга, что они единомышленники и фактически уже стали мужем и женой. Что через полгода родится их ребенок. И что они просят Сашу это понять и принять.

Слуга, вошедший с подносом, остолбенел. Все трое господ сидели на диване, держась за руки, и обливались слезами.

КАК В РОМАНЕ

Учили в школе про сны Веры Павловны? Знаю по себе, зубрили, ничего не понимали, самого романа «Что делать?» не читали. А вот молодые Арманды, как и все образованное русское общество, этот роман не только читали, но и видели в идеях Чернышевского прообраз светлого будущего всего человечества. Любовь свободна, женщина — уважаема и свободна так же, как и мужчина, и узы брака не должны становиться для человека оковами раба. Герои романа «Что делать?» чета Кирсановых и чета Бьюмонт могут и должны, симпатизируя друг другу, жить вместе, дружить и духовно развиваться. Словом, строить новое общество, основанное на взаимном уважении. Утопия? Конечно. Для России. А на Западе в 60-х гг. XX века эта мечта Чернышевского воплотилась в реальность. Получила название шведской семьи, чему сами шведы очень удивляются. В представлении большинства речь идет о свободных сексуальных отношениях, но на самом деле — это практика свободного союза, основанного на взаимной симпатии.

В России начала XX века уже были нетрадиционные семьи. Маяковский, Осип и Лиля Брики. Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский и Дмитрий Философов.

Инесса так далеко не зашла. Не решилась на семью втроем. Хотя расставаться с мужем было мучительно. Красивый, сильный, благородный, деятельный, отец ее четверых детей. А Володя? Болезненный юноша, склонный к кабинетным занятиям, к научным исследованиям. Прекрасно образован, имеет глубокие взгляды на жизнь. И чувство юмора у него есть. Как-то рассмешил Инессу, дав себе характеристику пушкинскими строками:

Не владелец я Сераля, Не арап, не турок я. За учтивого китайца, Грубого американца Почитать меня нельзя,

— Кто же ты, болтун влюбленный? — Взглянь на стены возвышенны, Где безмолвья вечный мрак; Взглянь на окна заграждены, На лампады там зажжены... Знай, Наталья! — я... монах!

Знакомые говорили о Владимире: в этом молодом человеке есть какая-то апостольская простота. Но воззрения на жизнь у него не совсем соответствовали заповедям. Не пожелай жены ближнего своего, учили апостолы. А Володя полюбил жену брата. Ужасный грех с точки зрения верующих, но Владимир был убежденным атеистом. Что до Инессы, то она к тому моменту уже пережила разрыв с церковью. Забегая вперед, приведу ее признание Ивану Попову, старому товарищу по ссылке и эмиграции. Он упоминает об этом в своих записных книжках. Незадолго до смерти Инесса сказала, что считает смерть Владимира в молодом возрасте Божьей карой. Говорит ли это о том, что она раскаивалась? Быть может, в самом конце своей короткой жизни она пришла к выводу, что трагически ошиблась, когда из гордыни отвергла церковь. Но не раньше. Иначе ей бы ни за что «не спеться» с убежденным атеистом Лениным.

Вернемся к поворотному моменту в жизни влюбленной пары. Единственное, что угнетало обоих, — необходимость нанести своим признанием удар старикам. Можно было только догадываться, что они почувствуют, когда узнают. Супруги прожили вместе уже почти пятьдесят лет. Володя был самым младшим и самым любимым сыном. Инесса была любимой невесткой. Саша был добрым и благородным человеком, опорой родителей в старости. Что им было делать, кого предпочесть, а кого изгнать? Инесса страдает от необходимости сделать выбор. Как тяжело разрывать отношения с близкими! Реакция родных превзошла все ожидания. Семья решила проявить стойкость и сдержанность, чтобы пережить этот удар. Любовную пару никто не проклял. От детей пока все хранили втайне. Свекровь долго разговаривала с Инессой и просила только об одном: любить Володю и заботиться о нем. У их младшего сына с детства было слабые легкие.

После разрыва с мужем Инесса полностью отдалась новому чувству. С Владимиром у них все было общим — мысли, мечты, представления о будущем. Они много времени проводили вместе, но вскоре должны были расстаться. В июне 1903 г. Инесса со всеми детьми уехала в Европу. Многочисленной родне объяснили, что Инесса нуждается в поправке здоровья. Ей необходимо сменить климат. Семейство сначала посетило юг Франции, а оттуда перебралось в Швейцарию. Инесса не случайно выбрала место, где должен был появиться на свет ее ребенок. Она уже была в местечке Бужи де Кларан на Водуазской Ривьере 5 лет назад. Тогда врачи посоветовали увезти в горы маленького сына Сашу, который очень часто болел всеми возможными простудами. Писала оттуда мужу: «Прямо ты не можешь себе представить, каким необыкновенным спокойствием дышат эти горы. Мне всегда кажется, что они похожи на какую-то душу, которая стала так высоко над всем, что успокоилась и удовлетворилась». Инессе сейчас, как никогда, нужны были эти успокоенность и удовлетворенность.

Мать семейства сняла комнату в пансионате «Венсан». Она выбрала это место потому, что рядом располагалась русская библиотека Николая Рубакина. Этот крупный книговед, библиофил и писатель выписывал новые книги на русском языке. Кроме того, в его уютной библиотеке Инесса могла поиграть на рояле и написать письма.

Из переписки с родными становится понятно, что в Швейцарии она наладила контакты с кружком революционеров и продолжает свою деятельность.

3 августа Инесса в письме наставляет Володю — быть осторожнее, тщательнее соблюдать правила конспирации. На листке кремовой бумаги сохранилась фраза: «Ты пишешь, что хотел сообщить человеку не только свое имя, но и место, где будет находиться библиотека. Насколько я знаю, это не полагается. Извини, что вмешиваюсь в это дело, но недавно я собиралась совершить такой же промах, и один товарищ из наших тут же дал знак, чтобы я замолчала».

О чем думала, прогуливаясь по набережной Женевского озера, многодетная мать, ожидая своего пятого ребенка? Она сама написала об этом в своей автобиографии. «В 1903 году, будучи в Швейцарии, после короткого колебания между социал-революционерами и социал-демократами под влиянием книги Ильина “Развитие капитализма в России”, с которой я впервые могла познакомиться за границей, становлюсь большевичкой».

Инесса и представления не имеет об авторе книги. Она не знает, что в апреле 1903 г. Владимир Ильич Ульянов (он же В. Ильин) вместе с женой Надеждой Крупской переехал из Лондона и обосновался в Женеве. Возможно, они в одно и то же время бывали в знаменитом книжном магазине Жоржа Куклина, где Инесса покупала множество книг для будущей партийной библиотеки. Но знакомство состоялось только через шесть лет в Париже.

5 октября 1903 г. в Швейцарии на свет появился сын Инессы и Владимира. Но ее законным мужем оставался Александр. Новорожденного внесли в метрические книги как Андрея Александровича. Ночью 31 декабря 1903 г. законный супруг ночует в московской квартире. Сидя в кабинете Инессы за ее столом, он пишет поздравительное письмо. «Милая моя Инесса! Хорошо мне было с тобой, мой друг. И так я теперь ценю и люблю твою дружбу. Ведь дружбу можно любить? Мне кажется, это совершенно правильное и ясное выражение. Желаю тебе и маленькому большого счастья».

Шапки долой, господа!

КОНТРАБАНДИСТКА

Возвращаясь в Россию, перевезла на спине под тальмой и в чемодане с двойными стенками целую библиотеку нелегальных книг, которая стала основой библиотеки пропагандистов при Московском комитете. Некоторое время я ею заведовала.

Из автобиографии Инессы Арманд

Летом 1904 г. госпожа Арманд с детьми возвращалась из Европы. На пограничной станции Вержболово таможенник попросил открыть огромный чемодан. Офицер наметанным глазом оглядел содержимое. Одежда, пара романов, детские вещи, белье, пледы, обувь. Ничего подозрительного он не увидел, да и не ожидал увидеть. Дама, одетая в плотную широкую накидку, с младенцем на руках и маленькими дочками, держащимися за мамину юбку, кивнув таможеннику, отправилась в вагон первого класса. Оказавшись в купе, перевела дух. Не заметил, ничего не заметил! В двойном дне чемодана, в детской коляске и даже прямо на себе, под накидкой, она провезла через границу нелегальную партийную литературу, купленную в Женеве в известном книжном магазине Жоржа Куклина. Среди прочих изданий там были и номера «Искры». Эта газета издавалась совместными усилиями большевиков и меньшевиков. В ноябре 1903 г. Ленин вышел из состава редакции. Но Инессе все эти подробности тогда еще не были известны. В одном из номеров она прочитала хлесткую фельетонную статью Мартова, где была фраза: «Отныне Ленин политически умер!» Инессе это имя пока что ни о чем не говорит.

Возвращаясь домой, она немного нервничала. Как встретят ее в Пушкино? Как примут маленького? Но волнения были напрасными. Варвара Карловна с нетерпением ждала внука от своего младшего любимого сына. Старики выслали за ними на вокзал экипаж. Владимира не было. Он в Москве скрывался от полиции. Инессу с детьми поселили в Пушкино. Ее свекровь тут же взяла маленького Андрэ под свою опеку. Дом в Ельдигино пустовал. Александр Евгеньевич в это время буквально жил в санитарном поезде, который курсировал между Москвой и Дальним Востоком. Шла Русско-японская война. Александр Арманд был уполномочен Московской думой заведовать санитарным отрядом.

За долгие месяцы, проведенные в Швейцарии, Инесса соскучилась по кипучей деятельности. Первое, что она сделала, — встретилась со своими знакомыми доктором Николаем Печкиным, его женой Валентиной Ехтикиной и библиотекарем Александром Роддом. В совещании участвовал Борис Евгеньевич Арманд, тот самый бывший воспитанник революционера Евгения Каммера, с которым вместе организовал в доме своих родителей подпольную типографию. Борис Евгеньевич по-прежнему был приверженцем социал-демократических идей. Инесса предложила учредить свою пушкинскую социал-демократическую ячейку и бралась наладить связи их маленькой группы с городской социал-демократической организацией. Все дружно согласились с этой идеей. И вдруг вскоре после этого совещания Инесса уехала из Пушкино в Москву.

ЗАГАДОЧНЫЕ ВЕСТИ ИЗ ПРОШЛОГО

Работая над книгой, неожиданно я получила по почте от своей родственницы Галины Викторовны Арманд копию открытки с видом на бухту Владивостока, написанную рукой Инессы, за ее собственноручной подписью. Прочитав текст, я очень удивилась.

«Ее высокоблагородию Юлии Николаевне Арманд²¹.

Пушкино.

10 июля 1904 г.

Дорогая Юля, шлю тебе привет из Евгеньевки. Как вы поживаете, хорошо, я надеюсь? Мы очень следим с Сашей за известиями о мобилизации. Слава Богу, Московский и Дмитровский уезды пока не тронуты, наверно и не будут тронуты. Саша просит передать Борису (родному брату. — Примеч. авт.), что очень его целует. До свидания, всего хорошего! Инесса Арманд».

Евгеньевка? Железнодорожный поселок возле Владивостока? Раньше я никогда не слышала о совместной поездке Инессы с законным супругом на Дальний Восток. Об этом не знали авторы монографий об Инессе Арманд — ни советский журналист и писатель Павел Подляшук, ни английский историк и литератор Майкл Пирсон.

История умалчивает, почему всего спустя три недели после своего возвращения из Швейцарии, в начале июня, оставив восьмимесячного Андрюшу на попечение бабушки, Инесса отправляется в санитарном поезде на фронт. Напрашивается вопрос: а как это было возможно, взять да и поехать вместе с мужем в действующую армию на санитарном поезде? Нашелся простой ответ — в автобиографии Александра Евгеньевича. Он пишет, что ездил (и не один раз) на Дальний Восток, сопровождая гуманитарный груз, закупленный на деньги московских предпринимателей, и в том числе семьи Арманд. Поскольку это был санитарный поезд, то и груз был профильным — медикаменты, перевязочные материалы. Обратным рейсом возили раненых. У Александра Евгеньевича, естественно, в этом поезде было свое купе. В это купе он и поселил Инессу.

Можно предположить, что Инесса сама попросила Александра Евгеньевича взять ее с собой на Дальний Восток, имея в виду всегдашнюю цель — пропагандировать социал-демократические идеи среди народа. На Русско-японской войне, где правительство показало себя наихудшим образом (назначение слабого адмирала Куропаткина командующим флотом; поставки в армию гнилого сукна и испорченной пищи, что вызвало ропот и недовольство солдат), такие опытные пропагандисты, как Инесса, могли успешно использовать эти факторы для расшатывания режима.

Возвращаясь к открытке, посланной Инессой в Пушкино, можно предположить, что текст был зашифрован и некое сообщение предназначалось мужу Юлии Борису Евгеньевичу. Инесса умело пользовалась шифром в переписке и таким образом передавала важные сведения для Московской социал-демократической организации через письма, адресованные детям.

Внезапный отъезд Инессы мог быть вызван еще одной причиной. Я не исключаю, что Инесса уехала, потому что после возвращения домой из Швейцарии у нее произошла очень серьезная размолвка с Владимиром на почве личных отношений. Такое предположение позволяет сделать одна история, которую рассказал мне мой троюродный брат Сева Федосов-Егоров.

В 1975 г. его отцу Марку Владимировичу Федосову позвонила незнакомая женщина. Она сказала, что хотела бы встретиться и показать ему книгу из библиотеки Евгения Евгеньевича Арманда, которая оказалась в ее доме. Марк Владимирович, ученый-океанолог, был коллекционером всего, что имело отношение к семье его матери Веры Евгеньевны Арманд. Он немедленно назначил встречу у себя дома в центре Москвы на Пушечной улице. Гостья привезла книгу со штемпелем «Евгений Евгениевич Арманд». Этот толстый журнал в твердом переплете «Ревю двух миров», вышедший в свет 1 мая 1904 г., последним из Армандов читал Владимир. Он делал пометки и комментарии на полях, которые прекрасно сохранились до наших дней. Журнал «Ревю двух миров» на французском и английском языках о событиях в Париже и Лондоне, объемом 480 страниц, изданный за границей 1 мая 1904 г., поступил в Москву не раньше середины мая. Судя по пометкам на полях, он был единственным читателем этого номера и изучил его от корки до корки. А потом оставил тяжелую и объемную книжку у своей знакомой. Журнал посетительница нашла у своей бабушки. Ее звали Александра Липинская. Гостья рассказала, что, по словам ее бабушки, в юности у них с Владимиром Армандом был бурный роман. Их объединяла подпольная работа.

Когда я прочитала пометки на полях, мне стало ясно, что Володя, так нетривиально поступавший в личной жизни, на самом деле был тем, кем был — девятнадцатилетним студентом, не чуждым плотских радостей. И не видел ничего дурного в том, чтобы в долгой разлуке со своей возлюбленной закрутить короткий роман с единомышленницей Шурочкой Липинской.

Майкл Пирсон упоминает отчет филера, который следил за этой молодой парой. Сын фабриканта и дочь судьи находились под негласным надзором полиции. Они часто бывали вместе и однажды даже остались на ночь в одной из квартир, находившихся под наблюдением.

Может быть, для Володи это увлечение было несерьезным. Но все же, когда Инесса с его сыном вернулась из Франции, Володя их даже не встретил и продолжал встречи с Александрой Липинской, у которой оставил тот самый журнал, который сейчас лежит на моем письменном столе.

В то время, в мае—июне 1904 г., в Пушкино Владимир не жил, а в Москве перемещался с квартиры на квартиру, опасаясь полицейского преследования. После приезда Инессы из Европы в течение нескольких недель они встречались наедине всего несколько раз в доме Александра Евгеньевича на Гранатном переулке. Я думаю, что Инесса заметила перемену в его отношении к себе. С ее интуицией — не могла не заметить. Поэтому сделала резкий шаг — уехала с Александром на Дальний Восток. Это очень логичный поступок с точки зрения любой женщины и очень характерный для Инессы. Она всегда так резко реагировала на размолвки с мужчинами. Александр в пору их семейной жизни бывал вынужден часами искать ее после их размолвок. Гораздо позже, уже будучи зрелой женщиной, она так же реагировала на разногласия с Лениным. Уезжала, не отвечала на письма, отказывалась переводить его работы.

Можно только предполагать, о чем думал Владимир Евгеньевич, когда Инесса с Сашей уехала на Дальний Восток. Но решение он принял. После ее возвращения они вместе поселились в Москве. С тремя младшими детьми. Саша и Федя уже учились в гимназии и жили с отцом. Семья обосновалась на Остоженке в квартире, имевшей два выхода — на парадную и черную лестницы. Совершенно поразительно, что век спустя, перебравшись из Риги в Москву, мы с мужем оказались в этом же доме на Остоженке (тогда она еще называлась Метростроевской) и из нашей коммунальной квартиры можно было незаметно выйти на соседнюю улицу через туалет. Эта возможность регулярно использовалась мужем нашей соседки для конспиративного похода в винный магазин. Для революционеров такой дом был просто находкой. С ними в квартире жил еще один молодой человек — воспитанник семьи Арманд Иван Николаев. Евгений Евгеньевич Арманд оплачивал его обучение на медицинском факультете. Все трое взрослых жильцов имели основание остерегаться полиции. Иван примкнул к эсерам, Володя — к социал-демократам. Инесса считала себя большевичкой, хотя ее статус официально закреплен не был. Она ходила в рабочие кружки с целью просвещения работниц. Внушала им, что трудящиеся женщины должны иметь свои права, противостоять насилию в семье, учиться грамоте и не считать себя рабынями мужчин. С утра до вечера она занималась любимыми делами: кроме встреч в рабочих кружках много читала, ходила на выставки, общалась с единомышленниками, воспитывала младших детей. Союз с Володей оказался абсолютно гармоничным. Разницу в возрасте они даже не замечали. Судя по всему, инцидент с Липинской был исчерпан.

СВОБОДНАЯ ЛЮБОВЬ И ЛЮБОВЬ К СВОБОДЕ

Писатель Лариса Васильева в книге «Кремлевские жены» приводит свой разговор с писателем Иваном Федоровичем Поповым, который рассказал ей об отношении Инессы к Володе.

«Однажды мы говорили о любви. Инесса Федоровна уверяла, что физическое влечение часто не связано с сердечной любовью. Она сказала — это было в двадцатом году, — что в ее жизни только раз эти два чувства совпали: по отношению к Владимиру Арманду. И я был не один при этом разговоре. Человек пять нас было»²².

Теперь, когда она открыто жила с любимым как с мужем, Инесса считала неудобным брать деньги у Александра. Но он настоял на своем: отец должен обеспечивать своих детей всем необходимым. Инесса из принципиальных соображений не брала из этих денег ни копейки для себя. Она давала уроки музыки и французского языка. Володе помогали родители. Он пытался, как и все студенты, подрабатывать репетиторством. Но давала о себе знать болезнь, и вскоре молодой человек оставил учебу. Вместе с любимой они полностью посвятили себя нелегальной партийной работе.

Инесса отправляясь в рабочие кварталы, из соображений конспирации ходила пешком. В любую погоду, в жару и холод, в слякоть и гололедицу, бывшая жена миллионера вышагивала десятки километров по Москве и, казалось, не знала усталости. Тот самый чемодан с двойным дном, до предела набитый брошюрами, стоял теперь на квартире молодой актрисы Алевтины Дружининой. Ее родной брат, студент, отвечал за распределение литературы по конспиративным явкам. Происходило это так: по определенным дням он являлся на Остоженку к товарищу Ирэн. Это была партийная кличка Инессы. По рукописному каталогу она отмечала нужные брошюры. Потом к Дружинину приходили связные-книгоноши, чемодан открывался, из него доставали отмеченные Ирэн брошюры и доставляли их в места встреч партийных пропагандистов. Тем же путем литературу возвращали назад. Спустя много лет женщины-работницы будут вспоминать, как товарищ Инесса просто и доходчиво объясняла им все трудные вопросы. И как удивлялись они, когда узнавали, что у агитатора пятеро детей, из которых младшему нет еще и двух лет.

Изредка пара навещала родителей в Пушкино. Если гостей не было, в летнюю пору семья собиралась пить чай за столом на террасе. Сохранилось фото семейного чаепития. Лето 1906 г. Во главе стола — Варвара Карловна, ее лицо спрятано за самоваром с чашками. По правую руку от нее Евгений Евгеньевич, рядом их невестка Рене, потом Инесса с маленьким Андрэ, напротив — сын Владимир, рядом — дочь Вера. Старая фотография передает дружелюбную семейную атмосферу. Все улыбаются, все спокойны. Как будто нет и не было семейной трагедии, как будто Инесса всю зиму и весну не сидела в тюрьме.

Ее арестовали в начале февраля 1905 г. Квартира на Остоженке давно была под наблюдением полиции. Жильцы часто устраивали в квартире вечера, на которые приходили люди левых взглядов. В непринужденной обстановке, за самоваром и пирогами велись откровенные разговоры на политические темы.

В то время российское общество как будто проснулось от долгой спячки. Все образованные люди пустились обсуждать политические проблемы с гостями. На первый взгляд это были обычные журфиксы. Если бы не темы разговоров — о государственном устройстве, о конституции, о поражении в войне. Такие квартиры ставились под наблюдение полиции. Но арестовывать просто так, без веской причины... тогда надо было забрать в кутузку все население. Жандармы в те дни проводили обыски у тех лиц, которые давно были на подозрении как эсеры. Искали связи террориста Ивана Каляева, приведшего в действие бомбу на территории Кремля, когда мимо проезжала карета великого князя Сергея Александровича. В четыре часа утра жандармы постучали в дверь квартиры Инессы и Володи. В их списке был 19-летний Иван Николаев. В начале января он уже был замечен на манифестации против царя. Тогда впервые Инесса увидела, что у вдохновенных революционных акций есть кровавая изнанка. Ваня был жестоко избит. В дом он вошел с трудом. Когда его увидели дети, они от ужаса закричали и заплакали. Ваня был весь в синяках и истекал кровью.

«Саша, я не могу выразить словами всю мою боль. Дети никогда не смогут забыть это ужасающее зрелище», — написала Инесса Александру 7 января 1905 г.

Инесса и Володя считали Ивана членом семьи. Арманды оплачивали его обучение в медицинском институте. Но в политических взглядах они расходились. Иван после долгих колебаний выбрал партию эсеров. Его товарищи заходили на Остоженку. Иногда у них в квартире встречались члены обеих партий — эсдеков и эсеров.

Инесса и Володя критиковали политические взгляды Ивана.

— Ваня, такое впечатление, что ты заразился от современной интеллигенции. Бесконечный разброд и шатания, от одной крайности в другую.

— Что такого, Инесса Федоровна? Обычный процесс переоценки всех ценностей. Так одна знакомая курсистка любит говорить.

— Дело в том, что интеллигенция наша никогда не задумывалась о своем месте в обществе. И в революционном движении. Многие на распутье. И ты тоже. Я не берусь предсказать, к кому ты в конце концов примкнешь.

Спустя два дня после избиения Вани, 9 января, полиция стреляла в мирную демонстрацию, шедшую к Зимнему дворцу. Погибли сотни людей. В знак протеста во всех крупных городах начались стачки. Инесса писала Александру на Дальний Восток:

«Сейчас у нас что-то вроде революции, необычайное состояние ажитации. За Москвой-рекой все прекратили работу. Не только фабрики, но и мастерские, и маленькие предприятия вроде прачечных... На днях на улицах развешали извещения, содержание которых просто смешно. В них говорится, что забастовки — дело рук японцев, которые тратят миллионы рублей на провокационную пропаганду. Утверждается, что эта информация получена от западного агентства... Ну не верх ли глупости?»

То туг, то там на улицах и даже в ресторанах вспыхивали стихийные митинги. На всякий случай Инесса спрятала пистолет «браунинг», который Ваня выпросил у Александра Евгеньевича, среди своих дамских принадлежностей. Во время обыска в комнатах у Вани и Володи ничего не нашли. Начали обыскивать комнату Инессы. Проснулись девочки, в кроватке заплакал двухлетний Андрэ. В сундуке среди кружевного белья обнаружили браунинг с пачкой патронов. Не дрогнувшим голосом Инесса пояснила, что пистолет ей нужен в целях безопасности, поскольку, как дама-патронесса, она вынуждена посещать неблагополучные районы.

Мать арестовали на глазах малышей. Уходя, она шепнула им:

— Тсс, никому не болтать, что у нас тут произошло! Ни единой душе!

Забрали и Володю с Иваном. В полицейском отчете упоминается, что детей взяла к себе сестра Инессы Рене Арманд, жившая неподалеку на Воздвиженке. В квартире на Остоженке оставили засаду. Улов превзошел все ожидания жандармов. Утром кто-то постучал условным стуком. Дверь распахнулась. С лица пришедшего, увидевшего жандармов, медленно сползла улыбка. В ловушку попал опытный конспиратор, член социал-демократической партии мещанин из Кинешмы Федор Щеколдин. Он жил в Москве под чужим паспортом на имя Адама Янчарука. В революционной среде был известен под кличками Дяденька и Повар. За ним давно охотилась полиция. Щеколдин проходил по целому списку политических дел начиная с 1898 г. Этот революционер-подпольщик был известен как член Московского союза борьбы за освобождение рабочего класса. Жандармский чин, описывая его арест, приходит к заключению: «Владимир и Инесса Арманд по имеющимся секретным сведениям принадлежат к местной социал-демократической организации, чем и объясняется обнаружение в их квартире представителя Центрального Комитета этой партии». Полиция сделала вывод: хозяева предоставляют квартиру для скрывавшихся нелегалов.

Следующей в западню попала курсистка Ксения Волкова. При девушке не было ничего подозрительного, но на всякий случай жандармы решили проверить ее квартиру. И здесь их опять ждала удача. У Ксении скрывался беглец с поселения в Енисейской губернии социал-демократ Герш Элькин. Последним в дверь квартиры Армандов на Остоженке постучал студент Коля Дружинин. У него обнаружили список запрещенных книг. Молодого человека отвезли в полицейский участок. Там он увидел среди множества знакомых лиц всех троих своих товарищей. В архиве сохранился напечатанный на машинке список арестованных: 29 человек — студенты Московского университета. Один кандидат философии, будущий правоэсеровский лидер Абрам Гоц. Однадомашняя учительница некая Елизавета Глотова. Дочь губернского секретаря Анна Емельянова. Курсистка Ксения Волкова. Жена потомственного гражданина Инесса (Елизавета) Арманд. «По обыску в квартире Арманд отобрано: пистолет системы “браунинг” с пачкой патронов и целый склад нелегальных произведений, как изданий партии социалистов-революционеров, так и социал-демократов». Увидев в участке Дружинина, Инесса незаметно для полицейских приложила палец к губам. Он понял ее посыл: молчи, ничего не говори, ни в чем не сознавайся!

Спустя десятилетия академик Николай Михайлович Дружинин вспоминал эту сцену: Инесса Арманд в полицейском участке держалась с таким достоинством, что жандармы невольно обращались с ней как с госпожой, у которой находятся в услужении.

Удивительно, но и Володю, и Ивана Николаева вскоре отпустили, приказав им вернуться в Пушкино. А Инесса осталась под стражей.

Решение принял московский градоначальник генерал-майор Волков. «Принимая во внимание имеющиеся в Отделении по охранению общественной безопасности и порядка в г. Москве сведения о жене почетного потомственного гражданина Инессе (Елизавете) Арманд, постановил: означенную Арманд, впредь до разъяснения обстоятельств дела, заключить под стражу с содержанием в отдельном помещении».

ОДИНОЧКА ДЛЯ БОГАТОЙ ДАМЫ

Когда за Инессой с лязгом закрылась железная дверь, она не поверила своим глазам. На нарах, где яблоку негде было упасть, рядом сидели женщины и мужчины. Ей в нос ударило зловоние сивухи, табака и отходов человеческой жизнедеятельности. Инесса сняла ботинок и стала энергично колотить каблуком по косяку двери. Появился охранник. Инесса тоном, не терпящим возражений, потребовала бумагу, ручку и чернила, чтобы написать жалобу. Ей не посмели отказать. Провели в канцелярию, где она написала два письма. Первое предназначалось начальнику тюрьмы. В нем она написала, что он, как ответственное лицо за содержание заключенных, нарушил прямое указание своего вышестоящего начальства, градоначальника Волкова, поместить ее, жену потомственного почетного гражданина, гласного Московской думы Александра Евгеньевича Арманда, в отдельное помещение. И она вынуждена по его милости находиться в опасной близости к пьяным агрессивным мужчинам. Ей придется просить мужа немедленно поехать к господину Волкову, чтобы довести до его сведения, что начальник тюрьмы игнорирует данные ему инструкции. Второе письмо было адресовано Александру Евгеньевичу. Видимо, начальник тюрьмы сразу же ознакомился с содержанием жалобы. Когда в тот же день Евгений Евгеньевич и Варвара Карловна, почтенные и уважаемые члены общества, в собственном экипаже пожаловали на прием к тюремному начальству, вопрос уже был решен. Инессу перевели в одиночную камеру. Начались допросы. Госпожа Арманд упорно твердила, что браунинг принадлежит ей. Кто такие Володя с Ваней — всего лишь мальчишки! А она — взрослая дама, мать пятерых детей, имеет собственные убеждения. Полиция вначале считала, что «женщина Арманд» принадлежит к социал-демократам, но поступила информация, что Иван Николаев является членом террористической группы, и Инессу автоматически стали считать эсеркой. Три месяца Инесса провела в одиночке, не имея разрешения даже на прогулки. Дети все еще жили у Рене, Александр по-прежнему был в экспедиции на Дальнем Востоке. Но ей разрешили переписку с законным мужем.

«Дорогой Саша, спасибо тебе за твое письмо. Я тронута твоим лояльным отношением ко мне, твоей дружбой. Что касается твоего предложения содействовать моему освобождению, то я даже не знаю, что сказать. Временами я чувствую острую необходимость выбраться отсюда».

Но, как говорят медики, прогноз был неблагоприятным. Инессе предъявили серьезные обвинения, основанные на обнаружении у нее в личных вещах револьвера. Ее собирались судить по статье Уголовного кодекса за принадлежность к организации, чья деятельность направлена на свержение законной власти. Суда она должна была ожидать в тюрьме.

Инесса носила серое тюремное платье из грубой ткани, спала на подстилке из соломы, ела бурду из овсянки. В мае она заболела. Написала начальнику тюрьмы прошение, чтобы ей разрешили больше бывать на свежем воздухе и гулять вместе с другими заключенными. Ей было отказано. Она приготовилась к худшему.

«Саша, я не думаю, чтобы они освободили меня в этом году. Через месяц начнется заседание суда, которое, по их собственным словам, может продолжаться четыре, пять, шесть месяцев... В тюрьме время течет так медленно... Попроси детей набрать лесных и полевых цветов и послать мне вместе с письмами. Дикие цветы, Сашечка! И еще. Я думала о том, чтобы давать мальчикам небольшие уроки истории. Я давно им обещала».

В грубой тюремной одежде, на соломенном тюфяке, питаясь едой, о которой она раньше даже не имела представления, Инесса просит прислать ей книги «История Англии», «История французской цивилизации».

Тюремщики хотят сломить ее волю, принудить к отказу от ее духовных ценностей? Ничего у них не выйдет. Не на ту напали.

Надзиратели относились к этой удивительной заключенной с симпатией. Отвечали на ее простые вопросы: какая сегодня погода и все в этом роде. Это ее поддерживало. По крайней мере, в одиночной камере она разговаривала не только сама с собой.

Ровно через три месяца, 3 июня, Инессу освободили под гарантии Евгения Евгеньевича и Александра Евгеньевича вплоть до суда. Но она должна была оставаться под наблюдением полиции. Разумеется, родственники внесли солидный залог.

Стоял дождливый июньский день. У ворот тюрьмы дожидался экипаж. Навстречу Инессе с непромокаемой накидкой выскочил Володя. Забравшись на сиденье и дав знак кучеру трогаться, он обнял Инессу:

— Господи, какая ты бледная! И как ты похудела! Я восхищаюсь тобой — как ты держалась все эти месяцы.

— И ты бы тоже смог продержаться. Ради идеи можно и пострадать. И еще — я за последний год лучше узнала пролетариев. Теперь уверена, что стою на правильном пути. У этих людей все просто и ясно, нет такой ужасной путаницы в мыслях, как у нашей интеллигенции. Поэтому немного отдохну с детьми в Пушкино — и в Москву.

КОНФЛИКТ МЕЧТЫ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

Инесса сразу заметила, что Володя часто кашляет. В Пушкино за столом братья сидели рядом. Взглянув на них, всякий бы отметил разницу между здоровым, цветущим Александром и бледным, с темными кругами под глазами, Владимиром.

Александр смотрел на брата с сочувствием. Совсем худой, на щеках нездоровый румянец. Обычно молчаливый, Володя за столом разговорился. О фабриках, о тяжелом положении рабочих.

— Неужели никому из нас не должно быть стыдно, что на наших фабриках работают дети? У нас — я посмотрел по документам — каждый третий совсем ребенок или подросток. От Пасхи до Пасхи они должны приходить к пяти утра и стоять у станков до восьми вечера! Я даже не могу представить, чтобы мои племянники в таком возрасте работали от зари до зари в тяжелых условиях! Эту практику нужно немедленно прекратить!

Тут Володя закашлялся. Это был приступ.

Александр отвел брата к отцу в кабинет, на спиртовке подогрел чай.

Попросил Инессу пройти с ним в гостиную.

— Ты видишь, что он серьезно болен?

— Конечно, вижу. Он пьет лекарства.

— Этого мало. Отец вызвал врача, сейчас брата осмотрят.

Врач, осмотрев Владимира, сказал:

— Безусловно, ему нужно немедленно уехать в тепло. Немедленно. Или Средиземноморье, или горная Швейцария.

Инесса покорилась. В конце концов, она же согласилась на то условие, которое поставила ей в свое время свекровь, — заботиться о здоровье Вольдемарчика. Саша в очередной раз проявил свое благородство — пообещал Инессе, что будет помогать ее товарищам в случаенеобходимости. Решили, что лучше ехать на Лазурный Берег Франции. На первый взгляд странно, что Инессу до суда выпустили в Ниццу. Это объясняется тем, что семья купила для нее разрешение, как в свое время для репетитора Каммера. Возможно, в полиции расценили отъезд двух революционеров за границу как положительный факт. Пусть себе едут от греха подальше. Такое решение суды принимали тогда довольно часто. В июле Инесса и Володя поездом отправились в Ниццу. Инесса не скрывала своего плохого настроения. Она уезжала от детей. Она уезжала от нараставшей революции. Нужно было спасать Володю. Оба переживали их вынужденный отъезд из России в ключевой исторический момент.

В Ницце, когда революция была уже в разгаре, они томились вынужденным бездействием и узнавали о событиях в России только из газет. Так же как и во всех крупных городах, на московских крупных предприятиях начались стачки. Это была несомненная победа Российской социал-демократической партии. Заранее, в конце сентября, связные тайно передавали в рабочие кружки экземпляры листовки под названием «Всеобщая забастовка». В ней содержалась инструкция: «Идите на улицы, на наши собрания! Выдвигайте требования экономических уступок и политических свобод! Скоро забастует вся Россия!»

Инесса писала Александру из Ниццы:

«Мой дорогой Саша, я очень давно начала это письмо, но не могла продолжать, потому что Россия была совсем отрезана от нас, и мы не получали ни писем, ни телеграмм. Известия из России глубоко волнуют и радуют... Мы очень рады успеху общего дела, но беспокоимся за всех вас — за тебя, за Ваню, за Бориса и за других товарищей».

Ее адресат в Пушкино не отставал от событий. С красной ленточкой на лацкане пиджака Александр Евгеньевич вывел с фабрики на демонстрацию собственных рабочих.

Теперь и его взяла на заметку полиция.

Александр Евгеньевич переехал в свою московскую квартиру. Вероятно, он тоже давно попал под влияние революционных настроений. Иначе чем объяснить, что сын фабриканта и кандидат в директора фабрики сам пред ложил хранить у себя дома нелегальную литературу. У него часто бывали младший брат Борис и Иван Николаев, которые постоянно что-то приносили, прятали и потом уносили. Александр предполагал, что это листовки призывами к рабочим. Но на самом деле молодые люди готовились к вооруженной борьбе.

Царский манифест 17 октября о даровании гражданских свобод с обещанием учредить Государственную думу не утихомирил политических противников самодержавия. Глава только что созданной партии конституционных демократов профессор истории Московского университета Павел Милюков на встрече с премьером Витте заявил: «Что бы вы сейчас ни предлагали, все равно — война!»

Осмысливая причины, которые привели к свержению самодержавия, Александр Солженицын в работе «Наконец-то революция!» приводит аргумент, с которым трудно не согласиться. Он пишет, что правительство Николая II десятилетиями смотрело на революционную агитацию как на неизбежно текущее, необоримое, да уже и привычное зло. И не создало в ответ свой аппарат пропагандистов, которые бы защищали существующий строй. Монархисты не считали нужным образовывать ни рабочих, ни крестьян, ни темную солдатскую массу. А революционно настроенные силы из всех слоев общества все больше вовлекались в водоворот событий. От теории переходили к практике.

Курьеры РДРСП приносили на квартиру Александра Евгеньевича чемоданы с новыми листовками «Никаких переговоров с самодержавием! Изменник тот, кто протягивает руку разлагающемуся порядку».

В один из дней зашел Иван Николаев. Теперь он был с большевиками.

— Александр Евгеньевич, нам нужно оружие. Стачки продолжатся, и против рабочих будут брошены вооруженные силы. У нас есть сведения, что подавлять восстание кроме полиции и казаков будет еще лейб-гвардии Семеновский полк.

— Я правильно понял, что готовится вооруженное восстание рабочих?

— Правильно. В Москве эсеры и обе фракции социал-демократов договорились объединиться. Вот, читайте, это наша легальная газета «Борьба».

На первой полосе крупным шрифтом был набран заголовок: «Ко всем рабочим, солдатам и труженикам!» Газета призывала ко всеобщей политической стачке и вооруженному восстанию.

29 ноября Александр получил из Ниццы конверт, надписанный Инессиным почерком:

«Дорогой Саша, как бы нам сейчас хотелось быть там и внести свой скромный вклад в великое дело. Вынужденное безделье тяготит. Я восхищена действиями рабочего класса. Это настоящие герои. Какая сила, мощь и сплоченность!»

Она даже представления не имела о том, чем занят в это время ее близкий человек. В сохранившейся автобиографии Александр Евгеньевич указал, что в дни декабрьского восстания доставлял на баррикады оружие.

Когда до Ниццы дошло известие о поражении восстания в Москве, Инесса тяжело переносила провал революции. Еще больше она переживала, что не участвовала в ней. Осмысливая свою ситуацию, она написала письмо близкой подруге Анне Ашкенази:

«Противоречие между личными и семейными интересами и потребностями общества — это сегодня одна из самых острых проблем, с которой сталкивается интеллигенция». Потребности общества — это, разумеется, революция, в которой Инесса в тот момент не смогла участвовать по личным, семейным причинам. Она тяготилась размеренной жизнью на Лазурном Берегу. Но терпела ради Володи. И целебный воздух Средиземноморья сделал свое дело. В конце января 1906 г. пара вернулась в Россию. Инесса в это время могла не опасаться ареста. Находясь во время революционных событий за границей, она попала под амнистию. Тем не менее с момента возвращения за Инессой велась постоянная слежка. Семья жила попеременно то в одном, то в другом из домов в центре Москвы, принадлежавших Армандам. Весной все переселились в Пушкино. Там Инесса принялась восстанавливать старые связи. Теперь прежнюю социал-демократическую ячейку, куда входили доктор Николай Николаевич Печкин, его жена, фельдшер Валентина Евти-хина, библиотекарь Александр Родд, шурин Инессы Борис Арманд, пополнил и Александр Евгеньевич. Привлекли и грамотных рабочих. «Потом все это сгруппировалось, и получилась недурная местная ячейка, распространявшая свое влияние и на соседние фабричные районы»²³.

Нелегальные встречи проходили в доме Армандов. Для изготовления листовок подпольщики использовали фабричный гектограф. Листовки оставляли ночью возле деревенского колодца. Оттуда их забирали женщины, приходящие с коромыслами, и разносили по домам. Инесса организовала три просветительских кружка в Пушкино и еще два в соседних деревнях, где преподавала в доступной форме основы марксизма. У нее занимались 55 человек.

10 марта на заседании Совета железнодорожников, где планировалась очередная забастовка, был арестован Иван Николаев. В квартире на Новобасманной улице, где его навещали Инесса и Володя, произвели обыск. Повар рассказал полиции, что в квартире часто останавливаются на ночлег господа — мужчина и женщина, которая и наняла его на работу. По описанию пары сыщики поняли, что речь идет о Владимире и Инессе Арманд. Во время обыска полиция обнаружила десять килограммов марксистской литературы, спрятанной в гардеробе, разные брошюры и газеты. Несмотря на объявленную в Высочайшем манифесте свободу слова, полиция взяла этот факт на заметку.

Хотя формально Инесса еще не состояла ни в какой партии, ее назначили ответственной за социал-демократическую пропаганду в районе Лефортово.

О том времени оставила записки большевичка Елена Власова.

«Мы устраивали встречи в Анненковском лесу и Измайловском парке. Вечерами под видом прогулок обсуждали все проблемы на берегах Яузы. Там мне обычно удавалось пообщаться с Инессой. Рабочие нашего района были с кондитерских фабрик, хлебопекарен, предприятий текстильной промышленности. Многие были безграмотны, жили в ужасающей нищете. Инессе очень быстро удалось преодолеть изначальное недоверие рабочих и пробудить у них интерес. Она объясняла им разницу между большевиками и меньшевиками, растолковывала это даже самым несведущим»²⁴.

Как ей удавалось находить общий язык с рабочими? Когда даже своим детям-подросткам она писала такие письма, которые сегодня может одолеть не всякий взрослый. Сама ее внешность должна была настораживать рабочих. Хорошо одетая барыня в шляпе, в изящной обуви, с манерами светской дамы. А вот получалось у нее объяснять людям основы марксизма. Она так упрощала теорию, что ее понимали даже самые необразованные люди. Постепенно Инесса пришла к выводу, что ей самой следует приобрести новые знания.

Осенью 1906 г. Инесса поступила в Московский университет. Выбрала для себя юридический факультет, несмотря на то что женщинам практиковать не разрешалось. Но ей нужно было знание законов. Филеры не отставали от их семьи.

Учеба ее увлекала. Но не отвлекала от прежних занятий. Она продолжала бывать на нелегальных собраниях в рабочих кружках в Москве и в Пушкино. Несколько Инесса замечала следившего за ней филера.

За Володей тоже велась слежка. В отчетах филеры писали, что Ипатьевский (под таким именем он был известен в охранке по географическому принципу: дом Армандов с конторой находился как раз на углу Старой площади и Ипатьевского переулка) сильно кашляет и оставляет следы крови на носовых платках.

В конце февраля 1907 г. он вынужден снова уехать в Ниццу. Инесса остается в Москве одна. Дети живут в Пушкино. Инесса поселяется в одной из квартир свекра на Арбате. Ей тоскливо жить там в полном одиночестве. В квартире всегда есть кто-нибудь из нелегалов, которым она предоставляет убежище. Когда в середине апреля полиция нагрянула с обыском, в доме как раз находились несколько человек.

Эти люди полицию не заинтересовали. Ничего подозрительного при обыске не нашли. Но Инессу все же арестовали. Из-за того злополучного браунинга она числилась в черных списках как эсер. Отпустили ее через неделю.

Инесса — Владимиру. 11 мая 1907 г. Отправлено из Москвы в Ниццу:

«Спасибо за твои письма. Не беспокойся обо мне больше. Я уже некоторое время на свободе. Радуюсь при мысли, что скоро ты вернешься к нам. Не понимаю, почему мои письма из тюрьмы так долго добирались до тебя.

Я много работаю. Иногда просто ног под собой не чувствую. Целую тебя. Твоя Инесса».

Через несколько дней — снова арест. На нелегальном собрании под видом вечеринки. Инессу доставили на Арбат в главное управление полиции для допроса. Она отказалась отвечать на вопросы и сделала заявление о том, что не принимала участия ни в каком собрании. Объяснила, что встретила подругу в Екатерининском парке и решила пройтись вместе с ней. И таким образом случайно проходила мимо дома, где находился профсоюз сталеваров. Она и знать не знала, что он там расположен.

Инессу задержали на 10 дней и заставили заплатить довольно крупный штраф в 300 рублей (месячное жалованье депутата Думы в 1906 г.).

Такие частые обыски и аресты вынудили Инессу переехать из центра Москвы в Железнодорожный район, где она поселилась вместе с большевичкой Еленой Власовой.

Летом следующего года ее снова арестовали — на нелегальном собрании, проводившемся в помещении конторы по трудоустройству. Инесса заявила, что зашла сюда нанять кухарку. Но ей не поверили. В полиции на нее уже было солидное досье. Полицейское описание ее внешности следующее: «Серые глаза, светло-коричневые волосы, изящный нос».

Московский градоначальник Анатолий Анатольевич Рейнбот, генерал-майор свиты, который вскоре описываемых событий был снят с должности за казнокрадство, рассмотрел свидетельства против Инессы и вынес решение: «Елизавета Федоровна Арманд, это ее подлинное имя, жена потомственного почетного гражданина, представляет собой угрозу общественному порядку и заслуживает тюремного заключения до окончательного выяснения обстоятельств ее дела».

Арестованную поместили в Лефортовский арестный дом, откуда она написала Владимиру: «Я живу не так уж плохо. Говорят, что осенью и зимой камеры очень сырые, но сейчас мы сидим с открытыми окнами, нас хорошо кормят. Мы по очереди готовим и убираемся в туалетах. На днях была моя очередь готовить, и я очень волновалась за свой суп, но он получился хорошим, хотя овощи были полусырыми».

Инесса в письмах домой подробно перечисляет все свои занятия в заключении.

С утра до двух часов ей удается читать, около трех—обед, затем она дает от нечего делать уроки французского сокамерницам. После этого полтора часа прогулки по тюремному двору и опять занятия французским. На уроках она говорит с ученицами не только о правилах грамматики, но и о правилах конспирации. И так проходят дни. Надопросах Инесса твердит, что ни в чем не виновата и ее арестовали ни за что ни про что. Она пишет начальнику тюрьмы жалобу: «Я нахожусь в заключении уже три недели, в то время как совершенно невиновна и арестована по недоразумению».

Судя по письмам Александру, здесь ей все же намного лучше, чем во время предыдущего ареста.

«Ты не беспокойся за меня, хотя тут и сыро, и условия для жизни непривычные, но меня радует, что я живу как все. И, ты же знаешь, здоровье у меня отличное, оно меня всегда вывозит. Пожалуйста, занимайся с детьми». (Дальше следует список книг, которые следует прочесть, и список музыкальных произведений для изучения).

Александр Евгеньевич и сам переживал трудное время. К нему тоже присматривалась полиция. Властям показалось подозрительным поведение директора фабрики, который во время четырехдневной забастовки выполнил почти все требования рабочих. Тем не менее Александр Евгеньевич делал энергичные попытки освободить Инессу из тюрьмы. Он писал на имя градоначальника прошения за прошением, утверждая, что его жена всего лишь пыталась снять квартиру. При ней ничего не было обнаружено. Однако она содержится в заключении уже месяц, в то время как во время допроса ее заверяли, что судебное заседание состоится в трехдневный срок.

На его требование освободить жену полицейское начальство ответило отказом.

У следствия не было конкретных фактов, но оно располагало обширным досье. Никакого суда не было. Глава жандармерии Москвы написал свое заключение на имя министра внутренних дел. Он доводил до сведения вышестоящего начальства, что Елизавета Арманд в течение двух лет занимается агитацией среди рабочих, что она связана с экстремистскими партиями и замечена в нелегальном хранении оружия. Он предлагал сослать ее в северные губернии сроком до трех лет. Министр согласился, но сократил срок.

В октябре 1907 г. ей объявили приговор: высылка в Архангельскую губернию под надзор властей. На два года! Александр приводит в действие все свои связи, просит разрешить Инессе отбывать наказание за границей. Министр не против, но градоначальник приводит свои аргументы: в Архангельской губернии осужденная будет представлять меньше опасности, чем за границей. Александру снова отказывают.

21 ноября Инессу в наручниках привозят на Ярославский вокзал. И тут ее ожидает радостный сюрприз. На перроне все дети и Александр с огромным букетом цветов. Теперь он остается за отца не только своим сыновьям и дочерям, но и маленькому племяннику Андрэ, сыну Инессы и Володи. Инесса, как всегда, держится очень стойко. Она в наручниках, между ней и семьей — жандармы, но она улыбается, говорит родным подбадривающие слова.

Владимир добровольно следует за любимой. Это даже не обсуждается. Мать, Варвара Карловна, плачет, закрывшись в комнате. У Володи такое слабое здоровье, ему ли жить в суровых условиях Севера! Но он едет вместе с Инессой, и ничего с этим сделать нельзя. Владимир выражает желание работать на биологической станции, открытой в 1904 г. на берегу Баренцева моря, а сам едет на побережье Мезенской губы Белого моря, вслед за Инессой.

Александр Евгеньевич в это время назначен правлением товарищества «Евгений Арманд с сыновьями» кандидат-директором фабрики, оставаясь одновременно ее совладельцем. Осенью 1907 г. он отказался пустить во двор фабрики казаков, прибывших усмирять бастующий рабочий люд. В начале 1908 г. его арестовали. Три месяца в одиночной камере Таганской тюрьмы. Туда ему принесли письмо от Инессы из Мезени.

ССЫЛКА К ПОЛЯРНОМУ КРУГУ

«Дорогой Саша, вот мы и в Мезени, и наконец я могу писать. Все переношусь мысленно к вам в Пушкино. Большое, большое тебе спасибо за все хлопоты обо мне. Ты не знаешь, как я рада была всех повидать на московской станции. Я ведь этого совсем не ожидала. Твой букет я сохранила на память. Не знаю, как проживу два года без детей, мне это подчас кажется невозможным. Я все надеюсь, что удастся перебраться в Архангельск, туда ведь они могли бы приехать. Напиши мне, как ты устроился с мальчиками, с Инессой. О своем настроении писать не буду — оно изменчиво. В Архангельске было тяжело и еще ухудшалось лихорадкой. Первое время в Мезени возможность свободно передвигаться, видеть людей придавала мне бодрость, а теперь опять невесело, но жаловаться не хочу, ведь в сравнении с другими мне очень, очень хорошо».

Инесса ни разу не покажет, что ей тяжело в долгой трудной дороге и в ссылке. Такой характер! Она пишет детям шутливое письмо:

«Володя у нас обер-истопник, но по неопытности он так натопил избу, что тепло скоро выветрилось, а на потолке образовались черные пятна. По утрам в кадке, которая стоит в сенях, образуется толстый слой льда. Здесь, в Мезени, наших не много, но все же есть кружок людей, с которыми мы собираемся, чтобы обсуждать все наболевшие вопросы российской жизни. Я даю товарищам уроки французского. Несомненный плюс, отличающий Мезень от Архангельска, — здесь из жандармов один только урядник по фамилии Лапин, который навещает нас раз в неделю».

Судя по письмам, в ссылке они много читают, много разговаривают друг с другом, вырабатывают какие-то планы. Но спустя год оправдываются худшие предчувствия Варвары Карловны: Володя тяжело заболевает. Инесса настаивает на его возвращении в Москву. Теперь она остается в Мезени одна. Из дома приходят тревожные известия: у Володи обострился туберкулез, ему срочно нужно уехать на лечение в Ниццу. Инесса принимает решение бежать из ссылки. Не уследил урядник Лапин, когда она с помощью друзей, переодевшись в крестьянское платье, по подложным документам вместе с партией освобожденных ссыльных поляков отбыла на подводе из Мезени в Архангельск. Она использовала весь свой опыт конспирации, весь свой мощный интеллект — и не попалась. Конечно, Инесса не могла приехать в Пушкино, не могла увидеться с детьми. Но Варвара Карловна, ее «дважды свекровь», на тайной встрече в доме друзей обещала невестке, что рано или поздно сумеет отправить к ней детей. А сейчас Инесса должна нелегально покинуть Россию и присоединиться к Володе. Его состояние резко ухудшилось, он лежит в госпитале в Ницце.

В это же время Александру Евгеньевичу после ареста запрещают жить в больших городах. Он просит разрешения у властей уехать за границу. Берет с собой старших сыновей Александра и Федора. Они отправляются на север Франции, в город Рубо. Там Александр Евгеньевич записывается в университет на химический факультет. Сашу и Федю определяет в гимназию. Снимает удобный просторный дом и ждет известий от Инессы.

БЕЗ СЕМЬИ, БЕЗ ЛЮБВИ

Инессе удалось удачно перейти из Финляндии границу со Швецией. Оттуда она добралась до Ниццы. Когда они увиделись с Володей, ей показалось, что он выздоравливает. Две недели она провела с ним в больничной палате, возвращаясь в отель только ночевать. Они много говорили о будущем, но чутьем женщины она угадывала, что сейчас эта тема его не очень интересует. Инесса надеялась, что скоро ее любимого выпишут из госпиталя и тогда они поселятся в Швейцарии, в домике на берегу Женевского озера, принадлежащем семье. Инесса даже не предполагала, какой удар ее ожидал. Ее выздоравливающий возлюбленный внезапно скончался. Его смерть стала неожиданностью даже для врачей. Инесса чувствовала себя так, будто у нее вынули сердце. Она стала как неживая. Вся ее стойкость и все ее жизнелюбие куда-то ушли от нее, уступив место черной злой тоске. В Россию она вернуться не могла. Между тем тело Володи по воле родителей было отправлено в Москву. Его похоронили в Пушкино. По семейной традиции Арманды в память о сыне пожертвовали десять тысяч рублей на строительство биологической станции в Мурманске.

Инесса была опустошена. Ей казалось, что жизнь кончена. И тут на помощь пришла сестра. Рене взяла с собой младшего сына Поля (моего будущего отца) и троих племянников — детей Инессы Ину, Варю и Андрэ. И вся эта дружная компания отправилась в Рубо. В гости к Александру со старшими сыновьями. Туда же приехала и Инесса. Неделя каникул — и снова в путь. Вместе с младшими детьми Инесса отправилась в Бельгию. Она решила прослушать курс политической экономии в Новом университете Брюсселя.

В это современное учебное заведение был открыт свободный доступ и для женщин. Кроме того, профессорско-преподавательский состав склонялся к социалистическим идеям. Семья поселилась в квартире неподалеку от университета. Описание их житья-бытья Инесса отправила сыну Феде. Это письмо осталось в семейном архиве. Публикуется впервые.

«Мой дорогой Федя, спасибо тебе, мой милый мальчик, за письмо. Я была так рада его получить! Всю неделю собиралась ответить, но была очень занята. У меня теперь лекции на полном ходу, кроме того, подолгу сижу в библиотеке, да еще взялась за немецкий язык. Так что дела очень, очень много, и я немного живу как в горячке. В общем, все это довольно интересно, и к тому же я теперь почти совсем не устаю. Лекции у меня бывают днем — многие из них сообщают мало нового, но бывают интересные. Интересны бывают лекции по литературе — один профессор читает о новой французской литературе, и при этом читает стихи. Но на эту лекцию я хожу между прочим, так как самой заниматься литературой нет времени. Так проходят дни. Самочувствие бодрое и хорошее. Я люблю работать и, когда работаю, всегда чувствую себя хорошо. Варя и Инеса (так! — Примеч. авт.) довольны, Андрей сначала бунтовал, а теперь тоже доволен — научился делать подносики и всякую всячину и больше не бунтует. (К моменту написания письма Варе — 8, Инессе-младшей 11, Андрею — 5 лет. — Примеч. авт.)

Дети были так рады попасть к вам в Рубо! А вы, мои дорогие, ничего себе живете, и в школе у вас дела идут хорошо. Конечно, в Рубо довольно скучно, но дел у вас в школе много, так что некогда скучать, к тому же, я думаю, все же завелись у вас товарищи, так что в нынешнем году будет веселее, чем в прошлом. Тогда вы правда были немного одиноки. Я не совсем поняла, почему вы с Сашей не поступили в ваш школьный клуб и пришлось создать новый. Что вы сейчас читаете?

Я читаю книги по музыке, особенно увлекаюсь Шопеном, ведь он издавна мой любимый автор. Правда уж и не знаю, кого предпочесть, Шопена или Бетховена, Бетховен меня очень глубоко затрагивает. Мне бы хотелось, чтобы вы тоже знали музыку — ведь это такое наслаждение! Инеса начала учиться, и ей очень нравится, мне кажется, ей дается очень легко. Во всяком случае, подвигается она вперед необычайно быстро, и к вашему приезду сюда уже собирается вам что-нибудь сыграть. Варя тоже очень хочет учиться музыке.

Ну до свиданья, мой дорогой мальчик, я тебя крепко целую. Саше передай, что я его тоже целую, хотя он и величайший мастер игры в молчанку. Спроси его от меня, не знаком ли он с неким юношей, который кое-что мне обещал, к примеру написать письмо, и до сих пор этого не сделал? (Старшему сыну Саше — 15 лет. — Примеч. авт.)

Это письмо написано уже несколько дней, но у меня не было марки, и вот я ее добыла. Еще раз крепко тебя целую».

Письмо не подписано. Даты нет. Скорее всего, это весна 1909 г.

Остались считаные дни до знакомства Инессы с семьей Ульяновых в Париже, куда Инесса поехала на пасхальные каникулы.

Париж в то время — самый крупный центр политической эмиграции из России. Здесь чуть ли не каждый день читаются публичные рефераты всех фракций, происходят дискуссии, ведутся разнообразные кружки, есть несколько хороших русских библиотек. В Париже поселились несколько десятков активистов социал-демократических партий. Здесь выходят три социал-демократические русские газеты. Илья Эренбург описывает особую, праздничную атмосферу города, дамские шляпки, толпу, фланирующую по бульварам. Инесса появилась в кафе на авеню Орлеан в красивой шляпке, но запомнилась она посетителям не нарядом, а своим меланхоличным видом и бледностью. Те, кто знал ее по партийной работе в Москве, были поражены — так она изменилась.

Инесса переедет в Париж только спустя полтора года. Когда закончит обучение в Брюсселе. Университетский диплом она получит 10 июля 1910 г. Это грандиозное событие они отпразднуют всей семьей. Во время праздничного ужина Инесса окончательно ставит точку в отношениях с Александром Евгеньевичем. Дружба, только дружба. Мужем и женой они больше не будут никогда. Ссылка его заканчивается, и он с детьми возвращается в Россию. Инесса остается одна — без семьи, без любви.

ПТИЦА ФЕНИКС

Постепенно Инесса оживала. Володю не вернешь, а жизнь продолжается. Учиться, учиться и учиться. Это был один из жизненных принципов Инессы Арманд задолго до того, как Ленин бросил лозунг в массы. Она прилежно училась в университете. Но этого ей было мало. Революционерка скучала по работе. Услышав о том, что в Копенгагене намечается большая конференция, Инесса написала знакомой в Париж с просьбой достать ей пригласительный билет во дворец конгрессов. Ее просьбу выполнили.

Ленин — большевику М.Кобецкому:

«Прилагаю две карты — все, что я добыл. Впишите имя Инесы. Жму руку. Ленин».

Карты — гостевые билеты на 8-й Международный Социалистический конгресс, проходивший в Копенгагене осенью 1910 г., достать было трудно. Они очень быстро распространились между многочисленными желающими. Открывая конгресс от имени Международного Социалистического бюро, докладчик Эмиль Вандервельде огласил число примкнувших к движению — 8 миллионов человек из 33 стран.

Настроение собравшихся в Копенгагенском дворце концертов было приподнятым. Перед открытием играл оркестр, хор пел народные датские песни. Инесса с балкона рассматривала публику. Кого там только не было! Справа и слева доносился шепот — смотрите, вон там Каутский, Жан Жорес, Клара Цеткин, Роза Люксембург... вон русские — Плеханов, Мартов.

Инесса увидела Ленина — рядом с ними, в центре внимания. В перерыве подошел, спросил: как устроились? Какое впечатление?

Инесса знала, что только благодаря ему стала гостьей «социалистической недели», как окрестила конгресс пресса. Она благодарно улыбнулась Владимиру Ильичу.

Впоследствии авторы исследований об Инессе напишут, что так начался роман между вождем и будущей большевичкой. В Копенгаген Ульянов-Ленин приехал без жены, и их с Инессой повсюду видели вместе. Больше никаких доказательств версии не приводится.

На самом деле он собирался поехать с Надей. Тому же большевику Кобецкому написал задолго до конференции письмо с просьбой подыскать для него и семьи (жена с тещей) две небольшие дешевые комнатки на несколько дней. До начала конгресса в Копенгагене семья Ульяновых поехала отдыхать. Возможно, Надежда Константинова неважно себя чувствовала и в последний момент не поехала с мужем в Копенгаген, в «толкотню».

Инесса в течение «социалистической недели» имела возможность лучше познакомиться с Лениным. Она наблюдала за ним в зале, когда он слушал выступления. Его выразительная мимика произвела на нее большое впечатление.

«То он слушал с таким выражением, как забывшие обо всем на свете в процессе игры дети. То его лицо вдруг, без всякого перехода нахмурилось. Глаза превратились в узкие щелочки, он слегка покачал головой, и легкая, едва заметная саркастическая улыбка появилась на лице. Затем улыбка исчезла, и из прищуренных глаз упал на оратора жесткий, острый взгляд»²⁵.

Той же осенью 1910г. Инесса вместе с младшими детьми приехала в Париж. Она поселилась в Париже на улице Сен-Жак, 21, напротив парка Монсури, неподалеку от улицы Мари Роз, где квартировали Ульяновы. Инесса с Варей и Андрэ устроились в одной комнате, которую ей сдала в субаренду семья уральского рабочего-революционера Мазанова. И началась, как выражалась Крупская, ежедневная толкотня. Инесса была востребована в кружке большевиков в первую очередь как переводчица. Ленин нуждался в такой помощнице, чтобы наладить контакты с парижской рабочей средой. А еще ей поручали переводить на собраниях французских социалистов, опекать товарищей, не знающих языка, реферировать новые социал-демократические труды, быть представителем в департаментах и прочее в этом роде. За детьми присматривала Катя Мазанова. В своей многонаселенной комнате Инесса умудрилась разместить небольшой рояль. Там проходили музыкальные вечера, о которых вспоминали многие русские политэмигранты. Инесса великолепно играла. Удивительно, что она сохраняла технику — ведь ей некогда было заниматься музыкой. Ее новые товарищи были очарованы.

«У нее стоял рояль, старенький, взятый по дешевке напрокат. Когда она опускала пальцы на клавиши и начинала играть, вы сразуже чувствовали—это поэт рояля. Виртуозно, с суровым вдохновением, исполняла она сонаты Бетховена, притом не только “Патетическую”, Лунную, Аппасионату, но и менее известные произведения, играя их с листа»²⁶.

Надежда Константиновна в своих воспоминаниях не обошла вниманием появление в кружке эмигрантов нового товарища.

«В 1910 году в Париж приехала из Брюсселя Инесса Арманд и сразу же стала одним из активных членов нашей парижской группы. Она жила с детьми — двумя девочками и сынишкой. Она была очень горячей большевичкой, и очень быстро около нее стала группироваться наша парижская публика».

Инесса недавно вступила во фракцию большевиков, и ее выбрали в парижский комитет партии. В это время она постоянно общалась с Лениным и двумя его помощниками — Григорием Зиновьевым и Львом Каменевым. С Надеждой Крупской Инесса сошлась на почве твердых феминистских взглядов.

Вся их группа по-прежнему бывала в кафе на авеню Орлеан, где Инесса познакомилась с Ульяновыми. Надежда Константиновна рассказывала ей, что иногда там случались настоящие потасовки. Однажды на заседание группы большевиков ворвались впередовцы. Литературная группа «Вперед» организовалась в 1909 г. под руководством Александра Богданова и Григория Алексинского. Их политическая платформа базировалась на призывах к немедленному вооруженному восстанию и отрицанию революционных форм борьбы. «Алексинский с нахальным видом уселся за стол и стал требовать слова, а когда ему было отказано, свистнул. Пришедшие с ним “впередовцы” бросились на наших. Члены нашей группы Абрам Сковно и Исаак Кривой ринулись было в бой, но Николай Васильевич Сапожков, страшный силач, схватил Абрама под мышку, Исаака — под другую, а опытный по части драк хозяин потушил огонь»²⁷.

Новенькая в их компании большевиков сразу стала полезной благодаря своему прекрасному знанию французского языка, который был для нее родным. Она взяла под свою опеку товарищей, которые плохо понимали по-французски, сопровождала их в полицию, участвовала в улаживании дел с квартирными хозяйками, показывала Париж.

В самом начале их знакомства Ленин просил Инессу помочь ему с переводами его статей на французский. На похоронах дочери Карла Маркса Лауры и ее мужа Поля Лафарга Инесса переводила речь Ленина, выступавшего на русском языке. В июне 1911 г. Ленин поручил Инессе представлять его на серьезной внутрипартийной схватке. Эмигранты-революционеры из России, как казалось многим, попусту растрачивали все свои силы в уличных кафе, яростно споря о новом обществе, которое возникнет после революции. Они не сомневались, что революция в России неизбежна, и это был единственный пункт, по которому не возникало разногласий. Ленин столкнулся с серьезной оппозицией в социал-демократических кругах. Против него в этот период выступили не только меньшевики, но и значительная часть большевиков. На заседании объединенного Центрального комитета, где преобладали большевики, было вынесено решение о закрытии Парижского центра и прекращении выпуска большевистской газеты «Пролетарий». Руководство партии, по мнению ЦК, должно было находиться в России. Этим решением всю тройку (Ленин, Зиновьев, Каменев) фактически отстраняли от руководящей роли в партии.

Можно себе представить, какие чувства обуревали Ленина. Но он не растерялся и обрушился на ликвидаторов, как называл тех партийцев, которые разочаровались в идее активных шагов и предлагали сконцентрироваться за границей на легальной деятельности. Ленин решил в противовес им подготовить новый, свежий обученный резерв партийцев.

ЗАВУЧ ШКОЛЫ В ЛОНЖЮМО

Первым пунктом ленинского плана было создание революционной школы для эмигрантов. Принимались туда все: рабочие, меньшевики, впередовцы. Две подобные школы — болонская и каприйская — уже существовали в Италии. Там пропагандировались революционные идеи среди рабочих, которых учились основам агитации и созданию нелегальных организаций. Ленин спланировал дальнейшее развитие этой идеи — воспитать в своей школе кадры большевиков. Для своей школы он присмотрел деревню Лонжюмо в 15 километрах южнее Парижа. Селение располагалось в долине реки, дома были беспорядочно разбросаны вдоль дороги, по которой всю ночь громыхали телеги крестьян, везших продукты на парижский рынок. Ленин со своими спутницами Надей и Инессой несколько раз заезжал сюда во время велосипедных прогулок. Его привлекло то обстоятельство, что в уединенной французской деревне можно было легко скрыть от социал-демократов деятельность по созданию новой партии. Здесь революционеры могли укрыться от полиции. К тому же аренда помещения для школы обошлась бы значительно дешевле, чем во французской столице.

Организацию Ленин поручил Инессе, которая могла свободно вести переговоры на французском языке. Она немедленно на деньги Александра Евгеньевича арендовала дом, в котором помимо спален была большая комната, где разместилась общая столовая. Вместе с ней поселилась Екатерина Мазанова, взявшая на себя обязанности буфетчицы, а также трое будущих слушателей, в числе которых был Серго Орджоникидзе. Ленин и Крупская жили на другом краю деревни, но обедали вместе со всеми в доме Инессы.

Неподалеку от дома располагалась слесарная мастерская, которую Инесса сняла на полгода за весьма умеренную сумму. Она организовала покупку и доставку необходимой мебели, параллельно занимаясь разработкой программы и графика занятий. Школа открылась 11 июня 1911 г. Слушателей было всего 18 человек.

Кто были эти люди? Простые рабочие-подпольщики из крупных пролетарских центров России: Петербурга, Москвы, Сормова, Иваново-Вознесенска, Баку, Тифлиса, из Домбровского района Польши. С одним из них в 50-х гг. встретился во Франции писатель Валентин Катаев, который в это время работал над повестью о Ленине «Маленькая железная дверь в стене». Бывший ученик школы Лонжюмо, имя которого писатель не называет, рассказал ему о школьной железной дисциплине и конспирации. Слушателям строжайше было запрещено общаться с русскими из парижских социал-демократических организаций, дабы не заразиться от них духом либерализма и не тратить партийные деньги, получаемые в качестве стипендии, на парижские кафе, где с утра до ночи «слышалась пустая болтовня ликвидаторов»²⁸.

Катаев приводит слова своего собеседника: «Мы ни с кем не имели права знакомиться... общались исключительно с тем ограниченном кругом большевиков, которые имели прямое отношение к школе в Лонжюмо. Всего один или два раза были в Лувре, где Луначарский давал нам предметный урок эстетики. И это все»²⁹.

Так случилось, что я по рассказам отца знала об одном из учеников школы Лонжюмо. Несколько раз они общались. Этого человека звали Иван Федорович Попов. Забытое имя. А ведь это он создал и возглавил в 1927 г. «Роман-газету». Идея издавать романы для народа в форме пролетарской газеты принадлежала Ленину, и Попов точно воплотил пожелание вождя в жизнь. Иван Попов был родом из деревни Подольской губернии. Он родился в 1896 г. В 19 лет за революционную деятельность был сослан в Архангельскую губернию. В Мезени познакомился с Инессой и Владимиром. Ссыльных там было не больше 20 человек, и жили они тесным кружком. Инесса Федоровна учила молодого человека французскому языку. Она относилась к нему с материнской нежностью — это был ровесник ее сына Феди. Он был влюблен в свою учительницу. После побега Инессы из ссылки они ни разу не виделись, пока не встретились в Бельгии. Молодому человеку тоже удалось бежать из ссылки за границу. «Всюду, где появлялась Инесса Арманд, возникала атмосфера красоты, поэзии, влюбленности». Это из беседы Ивана Попова с молодой писательницей Ларисой Васильевой.

Когда Попов надумал перебраться во Францию, Инесса дала ему рекомендательное письмо к Ленину³⁰.

В школе Лонжюмо это был единственный ученик, к которому Инесса относилась по-особому. Ведь это был ее давний соратник, надежный друг. Он проявил себя как талантливый журналист, сотрудничая с некоторыми социал-демократическими изданиями, а впоследствии с «Правдой». Наконец, это был человек, который помнил ее Володю. Они дружили, несмотря на разницу в возрасте и в статусе. Основными лекторами в школе Лонжюмо были трое большевиков — Ленин, Зиновьев и Инесса. Занятия начинались в 8 часов утра. Первую лекцию по вопросам марксизма и будущей партии, а также политической экономии читал Ленин. После этого он уезжал в Париж по делам. На кафедру заступала Инесса, которая, как правило, проводила дискуссию по вопросам, затронутым Лениным. Она также читала лекции по политической экономии. Темы ее занятий утверждал Ленин. Он не разрешал ей поднимать вопросы женских организаций, женского неравноправия и тем более сексуального рабства женщины, хотя подобные лекции читала Александра Коллонтай в болонской школе. Интересы женщин не были приоритетными направлениями для Ленина, особенно на данном этапе его новой кампании — создания партии.

Лекции по вопросам марксизма читал также Зиновьев, с разовыми темами приезжали приглашенные Лениным лояльные ему участники социал-демократического движения. Получается, что меньшевики могли общаться со слушателями исключительно в классе, в рамках утвержденной темы.

Валентин Катаев, собирая материалы для своей «ленинианы», сумел разговорить старого француза, сына хозяина той мастерской, где проходили занятия. Его собеседник сохранил смутные детские воспоминания об учениках и преподавателях этой странной школы.

«Их было несколько, преподавателей. Среди них даже была женщина. Дама. Даму я запомнил. У нее была французская фамилия. Мадам была не красива, но очаровательна. Я был совсем ребенком, но до сих пор помню ее прелестные, теплые глаза. Она была настоящая француженка. От нее пахло хорошими духами, я думаю, это были духи “Вера-Виолетт”, цветочные духи, а не абстрактные, как теперь. Она была чем-то вроде инспектора классов — приносила расписание уроков, отмечала опоздавших, делала им замечания, когда они являлись босиком.

— Инесса Арманд? — спросил я.

— Не помню. Я был слишком мал»³¹.

В Лонжюмо в свободное время, как вспоминает Крупская, они ходили гулять в поля, пели песни, лежали на стогах сена и разговаривали о разном. Катались на велосипедах по окрестностям, купались в реке. Ленин, Инесса, Серго Орджоникидзе и Луначарский любили ездить в театр на окраине Парижа на авангардные или пролетарские пьесы.

Крупская оставалась дома — это развлечение ей было не по вкусу. В Лонжюмо «группа товарищей» впервые стала поговаривать о романе Ленина и Инессы. Французский социалист Шарль Раппопорт, встретивший их в парижском кафе на авеню д’Орлеан, написал в дневнике: «Ленин не мог оторвать своих горящих монгольских глаз от этой маленькой француженки». Он приводит свидетельства современников, видевших их вместе в парижских бистро; говорили также, что за общими трапезами мать Крупской всем своим видом выказывала негодование каждый раз, когда Ленин обращался к Инессе.

Свидетельства этого очевидца я хотела бы подвергнуть сомнению. Во всех воспоминаниях, в том числе и Надежды Константиновны, упоминается, что Елизавета Васильевна Тистрова исключительно тепло относилась к Инессе и любила вести с ней длинные доверительные беседы. И еще одна мелочь: Инессу ни в коем случае нельзя назвать маленькой. «Маленькая француженка» была ростом выше среднего. И если французский социалист Шарль Раппопорт так плохо запомнил облик Инессы, то нет оснований думать, что он хорошо помнил другие подробности. Есть точное описание внешности Инессы Арманд, сделанное для официальных целей.

Спустя пять лет после Лонжюмо Ленин отправил письмо члену партии С.Н. Равич, первой жене Зиновьева (псевдоним Ольга).

«Дорогой товарищ Ольга! Инессе очень нужен паспорт. Мы очень просим Вас сходить с прилагаемым письмом к Guilbeaux (directeur de “Demain”, 28 rue du Marche, прием по пятницам 2—4; может быть, лучше открыткой запросить его о свидании). Конечно, ни ему, ни кому другому не говорите, для кого паспорт».

Вслед за этим письмом Ольга получила описание внешности соискательницы паспорта. Рост выше среднего, телосложение худощавое, волосы белокурые с русым оттенком, глаза зеленые.

Александра Коллонтай рассказывала французскому коммунисту Марселю Боди, с которым ее связывали романтические отношения, что Ленин был очень привязан к Инессе, а Крупская знала об этом и хотела уйти от него. По свидетельству ленинского секретаря Лидии Фотиевой, Надежда Константиновна переселилась из их с Лениным общей комнаты в спальню матери. Некоторые исследователи предполагают, что он не хотел разрыва с Крупской, поскольку онадавала ему чувство стабильности. Основой их брака было товарищество, общее дело, Ленин всегда и во всем находил у Нади поддержку, она заботилась об их быте, очень осложненном постоянными переездами.

Я никогда не слышала о существовании каких-то достоверных свидетельств о том, что Владимир Ильич объяснялся с женой по поводу своих отношений с Инессой. Более того, в их переписке Крупская очень часто присутствует как близкий обоим персонаж.

«Надя написала тебе приписку в письме».

«Я написала письмо Наде».

«Надя вчера отправила тебе большое длинное письмо».

«Надя тебе кланяется».

Иван Федорович Попов, став известным советским писателем, на вопрос, был ли роман у Инессы с Лениным, отвечал отрицательно. Нет, не было у нее с ним романа. Но вот у Ленина с Инессой роман был. Потому что в нее просто невозможно было не влюбиться. А она относилась к нему как к другу и Учителю*.

В письмах Ленин называл «товарища Инессу» на «ты» — почти единственную из всего партийного окружения. В 1914 г. тон меняется. Теперь они на «Вы». Но отношения, как следует из писем, остаются еще вполне дружескими.

«После инфлюэнцы мы с женой первый раз гуляли по той дороге в Frauen-Kapellen, по которой — помните? — мы так чудесно прогулялись однажды втроем. Я все жалел, что Вас нет».

«Погода прекрасная. В последнее воскресенье мы предприняли великолепную прогулку на “нашу” маленькую гору. Вид на Альпы был необычайно красивым; я очень жалел, что Вас не было с нами».

«Дорогой друг!

Только сегодня получили Ваше длинное письмо, которому были очень рады.

И так далее, и так далее».

Осенью 1914 г. Ульяновы жили в Берне на Дистельвег — маленькой тихой улице, примыкавшей к лесу. Наискосок жила Инесса, в пяти минутах ходьбы — Зиновьевы, в десяти минутах — Шкловские. Ульяновы ежедневно гуляли по нескольку часов. Надежда Константиновна вспоминала: «Большею частью ходили втроем — Владимир Ильич и мы с Инессой. Владимир Ильич развивал свои планы борьбы по международной линии. Инесса все это горячо принимала к сердцу. В этой развертывавшейся борьбе она стала принимать самое непосредственное участие: вела переписку, переводила на французский и английский языки разные наши документы, подбирала материалы, говорила с людьми и пр.».

Иногда они часами сидели на солнечном откосе горы, покрытой кустарниками. У каждого находилось дело. Ленин набрасывал конспекты своих речей, вслух оттачивая формулировки. Обе спутницы должны были оценить его умственные упражнения и высказать свое мнение. Надежда Константиновна каждый раз отрывалась для этого от учебника итальянского языка, и муж специально для нее повторял формулировки. Инесса же чаще всего занималась шитьем или вязанием. Той осенью в Берне она шила себе новую длинную юбку, внимательно следя за ленинской мыслью. Новый наряд был предназначен для выступления на международной женской конференции. Свою задачу большевики видели в том, чтобы на конференции отсутствовал дух пацифизма. Нужно было добиться, чтобы делегатки заняли определенно революционную позицию. Для этого большевики вели подготовку. Эта работа легла главным образом на Инессу. Крупская вспоминала, что Инесса ежедневно переписывалась с будущими участницами на французском, английском, немецком языках.

«Остался в памяти такой момент: сидим мы с Инессой в больнице у Абрама Сковно, которому делали какую-то операцию. Приходит Ильич и начинает убеждать Инессу немед ля пойти к Цеткин, убедить ее в правильности нашей позиции, она ведь должна понять, не может не понять, что в данный момент нельзя скатываться к пацифизму, надо заострить все вопросы. Ильич приводит все новые и новые аргументы, которые должны убедить Цеткин. Инессе не хотелось идти, она считала, что из разговора ничего не выйдет. Ильич снова настаивал, и такая горячая просьбе звучала в его словах».

Надежда Константиновна знала, что Ленин в некоторых партийных делах доверял Инессе больше, чем всем остальным. Это можно было понять — ведь Инесса была более опытной революционеркой, чем большинство их товарищей, за ее плечами — тюрьмы и ссылка на Крайний Север. К тому же она оказывала неоценимую помощь в разных делах благодаря своему знанию иностранных языков. И наконец, Инесса оказалась на удивление четким организатором. Ленин высоко ценил деловые качества Инессы. Это видно из писем и записок ближайшему окружению. Он пишет Григорию Зиновьеву из Цюриха в Берн, где в то же самое время находилась и Инесса. Речь идет о распространении очередного сборника трудов, изданных при участии Ленина.

«Если Инесса не уходила из рассылочной комиссии, то смешно и говорить, что Берн не сладит с рассылкой нашего сборника, просто смешно».

Кроме того, Ульяновы были уверены в ее высокой порядочности.

Не случайно именно Инессе Ленин готов доверить партийную кассу.

«Дорогой друг!

Если Швейцария будет втянута в войну, французы тотчас займут Женеву. Тогда быть в Женеве — значит быть во Франции и оттуда иметь сношения с Россией. Поэтому партийную кассу я думаю сдать Вам (чтобы Вы носили ее на себе, в мешочке, сшитом для сего, ибо из банка не выдадут во время войны). Пишу об этом Григорию³². Это только планы, пока между нами»³³.

Это письмо, кстати, опровергает миф о «золоте партии». Специально сшитый мешочек... Носить на себе... Партийное золото?

И никакого, никакого здесь нет намека на роман. Если и была влюбленность, то она прошла. И слухи эмигрантских кружков о начале их отношений в 1911 г. опровергает то самое письмо Инессы, которое так любят муссировать в СМИ.

«Только в Лонжюмо, летом, а затем осенью, я немного попривыкла к тебе».

В 1911 г., осенью, Ленин доверяет Инессе дело, от которого в каком-то смысле зависит будущее партии.

Его целью в тот период был захват власти в социал-демократической партии, где объективно авторитет этого политика был очень низок. Для этого Ленин задумал созвать партийную конференцию, среди участников которой преобладали бы его сторонники, посвященные в идеи ленинской философии. Тогда во всех европейских странах существовали социал-демократические организации, многие из которых разделились на меньшевиков и большевиков. Инесса вела переписку с людьми из этих групп. Ленин попросил ее, используя личные связи, пригласить своих корреспондентов в январе 1912 г. в Прагу для участия в партийной конференции. Инесса написала письма только сторонникам Ленина и нескольким симпатизировавшим ему меньшевикам. Троцкий, который в это время издавал газету в Вене, узнав о намерениях Ленина, сделал выпад против его инициативы: объявил о созыве собственной конференции. Ленин объяснил Инессе, что им это только на руку, поскольку многие агрессивно настроенные по отношению к нему меньшевики, которые могли без приглашения явиться в Прагу, теперь будут планировать свое участие в конференции Троцкого.

Накануне открытия конференции в Праге двадцать большевиков собрались в Париже. Сохранился протокол. Ленин открыл заседание, сделал доклад о положении в партии, а потом за четыре дня двадцать один раз выступил в прениях. Приняли резолюцию — о стратегии и тактике большевизма. После этого Ленин срочно уехал в Прагу. На ленинском мероприятии в Праге присутствовали всего 18 человек, 8 из них учились в школе Лонжюмо. Они называли себя «агентами Ленина». Из меньшевиков прибыли лишь двое. Но оппозиция Ленину возникла и при таком раскладе. Многие делегаты поддержали Серго Орджоникидзе, который считал, что руководство партией должно исходить из России — сам он как раз собирался туда вернуться.

Ленину все же удалось добиться главной цели: он убедил большинство именно ему поручить назначение нового Центрального комитета. Надо ли говорить, что он назначил в этот партийный орган только своих сторонников? (Почти через полвека этот маневр повторил Никита Хрущев, который с помощью Екатерины Фурцевой собрал только нейтральных и хорошо настроенных к нему коммунистов и захватил власть, сместив Молотова, Маленкова, Кагановича и «примкнувшего к ним Шипилова».)

С одной стороны, при созыве конференции в Праге было допущено грубое нарушение — пригласили только «своих». Но, с другой стороны, все принятые решения были утверждены партийной конференцией, то есть стали абсолютно законными.

Пражская конференция учредила Комитет заграничных организаций, секретарем которого была назначена Инесса.

Ей сразу же поручили составить и разослать письма «Ко всем членам РДРСП, живущим за границей» — с практическими указаниями, как участвовать в партийной работе. Заграничные секции партии были разбросаны по многим странам. Иногда они насчитывали несколько десятков, иногда два-три человека. Для руководства этой сетью Инесса выпускала информационные листки с названием «Ко всем социал-демократам, живущим за границей».

СПЕЦИАЛЬНЫЙ УПОЛНОМОЧЕННЫЙ ПО УЛАЖИВАНИЮ КОНФЛИКТОВ

Вернувшись из Праги в Париж, Ленин поручил Инессе выступить от имени партии большевиков на конгрессе французских социалистов в Лионе. Хроникер газеты «Юманите» в номере от 19 февраля 1912 г. сообщает некоторые подробности о выступлении Инессы Арманд. «Гражданка Инесса (Россия) сообщает, что с каждым днем рабочий класс набирает все больше сил после страшных испытаний 1905—1909 гг. Состоявшийся недавно социалистический и рабочий съезд в Праге показал пробуждение рабочего класса. Результаты предстоящей борьбы при выборах в Четвертую Думу покажут всю глубину этого пробуждения».

Инесса, несомненно, озвучивала ленинский текст. Понимала ли она, что все это выступление — блеф с начала до конца? На самом деле из России доходили вести о развале партийных кружков в связи с изменившейся политической ситуацией.

После Праги вокруг Ленина сгустились тучи. В Париже ему буквально не давали проходу политические оппоненты, озлобленные результатами конференции. И семья Ульяновых спешно переехала в Краков. С ними покинули Париж Зиновьев с женой и маленьким сыном. Инесса отправилась из Парижа в Краков позднее и прибыла туда в сопровождении бывшего своего ученика из Лонжюмо Георгия Сафарова. Этот молодой человек в возрасте 21 года был женат, и его жена состояла в добрых товарищеских отношениях с Инессой. История умалчивает, почему Валентина Сафарова не поехала с супругом в Краков, а осталась в Париже. Но исследователи не упускают из виду эту деталь, объясняя ее тем, что, возможно, тут была замешана женщина. Какая женщина? Читатель, догадайся с трех раз, кого подразумевали историки.

«Конечно, можно допустить, что между Инессой и Георгием были сексуальные отношения... — пишет Майкл Пирсон. — Инесса отдавала предпочтение мужчинам моложе ее самой (это намек на покойного Владимира Арманда), но никаких свидетельств этому нет»³⁴.

Есть исторические свидетельства, которые помогли узнать, что на самом деле происходило с этой странной парой. Не было там ничего романтического.

В Кракове прибывшие из Парижа путники задержались всего на один день и одну ночь. Ранним утром следующего дня они уже снова были в дороге. Куда и зачем их отправил Ленин? В тот же день Ленин написал письмо Каменеву в Париж: «Эти двое уже двинуты. И если их не арестуют, то можно надеяться на результаты».

«Эти двое уже двинуты». Прямо как фигуры на шахматной доске. Игрок готов ради своей комбинации пожертвовать обоими. Не пешками, нет. Скорее, это его ладья и слон. Потому что и королем и ферзем мог быть только он сам. Ради чего он подверг Инессу такому риску?

В Петербурге оживилась революционная деятельность. Но санкт-петербургская организация большевиков разваливалась, сокращалась численность, возникли опасные внутренние идеологические разногласия. Было необходимо наладить ее работу, чтобы не уступить позиции меньшевикам. Инесса должна была разговаривать с рабочими от имени Ленина, притом что никакого мандата у нее не было. Кроме того, в это время у Ленина возникли проблемы с изданием «Правды», редакция которой находилась в России. По существу, это была газета Троцкого. Первый номер «Правды» вышел в свет 5 мая 1912 г. по решению, принятому на Пражской конференции. Но Ленин не был доволен результатом. Редакторы газеты не хотели ему подчиняться, некоторые из ленинских статей они вообще не печатали и открыто игнорировали решение Пражской конференции о создании большевистской партии.

Кому-то было необходимо срочно отправиться в столицу, чтобы склонить на сторону Ленина редакторов газеты и наладить работу санкт-петербургской организации большевиков. После революции 1905 г., когда между царем и обществом фактически было достигнуто мировое соглашение (дарована конституция, учреждена Дума), большевистские организации начали разваливаться буквально на глазах. Местные большевики объединялись с меньшевиками, в вопросах идеологии росли разногласия с Центральным комитетом. Ленин хотел, чтобы его представитель усилил позиции большевиков и провел предвыборную кампанию в IV Думу.

Конечно, сам Ленин справился бы с этими задачами лучше всех, но он до последнего придерживался принципа — не подвергать физическому риску будущего вождя революции, то есть себя.

Выполнение этого важнейшего поручения он мог доверить только одному человеку, своему «специальному уполномоченному по улаживанию конфликтов». Этот человек был в розыске в России, этот человек бежал из ссылки, и вероятность его ареста была очень высока. И все же Ленин не сомневался—его задание выполнит только Инесса. Только она сможет усилить его влияние среди большевиков России.

Инесса понимала, что ей грозит большая опасность снова оказаться за решеткой. Но она согласилась, не раздумывая. Получив у надежных людей паспорт на имя польской крестьянки Франциски Янкевич, надев на себя какие-то лохмотья и старую обувь, она вместе с Сафаровым пересекла границу.

У «этих двоих» было очень мало шансов выполнить партийное задание. Ни Инесса, ни Сафаров не имели совершенно никакого ранга в партии. Общаясь с представителями российских партийных организаций, они могли ссылаться только на то, что являются посланцами от Ленина. Но статус самого Ленина в тот момент, во время внутрипартийных разногласий, был очень сомнителен.

И тем не менее есть свидетельства о том, что Инесса перед новым арестом кое-чего добилась.

Летом 1912 г. она появилась в Питере в плохоньких ботинках со стоптанными каблуками и одетой далеко не по парижской моде — но в качестве представительницы ЦК партии. И энергично принялась завязывать связи в кружках, объединять людей, направлять их деятельность.

Как связным удалось пройти через границу? Может быть, охранка, распознав маскарад, решила понаблюдать за «любовниками»? И поэтому еще два месяца Инесса провела на свободе? Георгий Сафаров оставил заметки об этом времени. Он писал, что они с Инессой всюду натыкались на сопротивление партийных кружков. В редакции «Правды» с ними даже не стали разговаривать, посетителей буквально спустили с лестницы.

Британский исследователь Р.С. Элвуд, основываясь на детальном анализе текста писем Инессы к Александру, пишет, что муж Инессы по ее просьбе выделил 3000 рублей для издания этой газеты. Значит, из редакции выгнали жену одного из спонсоров!

Ленин шлет в редакцию «Правды» возмущенное письмо: «Нижеподписавшийся, уже в качестве постоянного политического сотрудника “Правды” и “Невской Звезды”, считает своим долгом выразить свой протест против поведения руководящих этими газетами коллег в критическое время.

Выборы в СПб. и по рабочей курии и по 2-й городской курии — критический момент, момент реализации пятилетних итогов работы, момент определения во многих отношениях направления будущей пятилетней работы.

Руководящий орган рабочей демократии в такой момент должен вести ясную, твердую, точно определенную политику. “Правда” же, фактически во многом являющаяся органом руководящим, не ведет такой политики.

Письмо это я прошу сообщить и “хозяину” “Правды” и “Невской Звезды” и всей редакторской коллегии обеих газет и всем сотрудникам из числа последовательных рабочих демократов.

С приветом, В. Ильин».

(Написано в первой половине октября 1912 г. Послано из Кракова в Петербург.)

Тем временем нелегалы скитались по Петербургу, опасаясь ареста. Отец Георгия Сафарова был известным архитектором, имел загородный особняк, но показываться там было рискованно.

Инесса в письме к Александру Евгеньевичу умалчивает о том, что находится в опасности.

«Дорогой мой Саша! Спасибо за присланные деньги, которые прибыли как раз вовремя, потому что я сидела без гроша. Живу я хорошо, очень много бегаю, очень мало бываю дома. Погода в последние дни стоит очень холодная, к тому же здесь повсюду очень сыро — одним словом, я здорово простудилась и меня через день лихорадит. Принимаю хинин, и, вероятно, скоро все обойдется».

Слова «живу хорошо», наверное, означали, что она все же установила связь с рабочими из большевистских кругов. Журналисту Павлу Подляшуку удалось выяснить, что в этот период Инесса бывала по воскресеньям на конспиративных встречах рабочих. Иногда собрания проходили на болотах за Путиловским заводом — под видом сбора ягод и грибов. Иногда ей приходилось рассказывать о ленинских идеях по осуществлению революции в России прямо на подъездных путях между Московской и Нарвской заставами. Встречались конспираторы на Охтенском кладбище, в лесу близ Киновейского монастыря... Сафаров в своих записках уточняет цифру — на эти встречи приходили до ста человек. Несколько раз возле них появлялась конная жандармерия, но никого не задержали — возможно, только потому, что лошадям было трудно передвигаться по болотам и среди деревьев.

Сама Инесса впоследствии писала в автобиографии, что ее встретили в рабочей среде хорошо. Довольно быстро удалось воссоздать работу Петербургского комитета партии и Северного бюро РСДРП, куда вошла Инесса.

Постоянно находясь в действии, она понимала, что за ней могут следить. Конспирировалась, как могла. Но ее передвижения были известны полиции с момента пересечения границы. Исследователи пишут, что в охранке сохранились отчеты агентов, которые следовали за Инессой в поезде, идущем в Москву. С вокзала она поехала в квартиру своей сестры, моей бабушки Рене, на Воздвиженке. Нет сомнений, что именно там у нее была встреча с детьми. Но Инессу не стали арестовывать в Москве. Продолжили слежку и зафиксировали ее отъезд назад в Петербург.

14 сентября 1912 г. Инесса созвала съезд Женской организации взаимопомощи. Тогда охранка и перешла к решительным действиям, взяв здание в кольцо. Кроме Инессы, были арестованы еще 14 женщин.

БОГАЧКА, БЕДНЯЖКА

Инессу поместили в одиночную камеру городской полицейской тюрьмы. В течение двух недель на допросах она настаивала на том, что является польской крестьянкой. Но потом из Москвы приехали агенты с ее фотографиями, и смысла опираться уже не было. Стало ясно, что Инессе не избежать суда. В ожидании начала процесса ей пришлось провести в одиночке целых шесть месяцев. Она изо всех сил старалась поддерживать себя в нормальном физическом и моральном состоянии. Писем того периода не сохранилось, только записки дочери Ине о передаче книг. Изредка заключенной разрешали свидания с мужем. Зимой, в сырой тюремной камере, состояние Инессы резко ухудшилось, появились первые признаки туберкулеза. Ее отличное здоровье впервые дало серьезный сбой. 20 марта 1913 г. Александру Евгеньевичу удалось добиться временного освобождения своей законной супруги под залог, сумма которого составила 5400 рублей. Для сравнения: за Сафарова назначили залог в 500 рублей. Разумеется, деньги, внесенные Армандами, пропали.

«Приставу 2-й полицейской части.

Высланная в город Самару за принадлежность к С.-Петербургской рабочей группе РСДРП жена потомственного почетного гражданина Елизавета Федорова Арманд 20 сего апреля прибыла в Самару и остановилась в гостинице “ Националь”. Предлагаю Вам установить за Арманд гласный надзор полиции и обо всем замеченном за ней немедленно мне доносить» (Центральный государственный архив Самарской области — ЦГАСО. Ф. 465. On. 1. Д. 2565. Л. 3).

Приказ подписал полицмейстер Самары В.В. Критский. Ссыльная поселилась в фешенебельном номере, счета за который оплачивал ее официальный муж. Она была обязана ежедневно отмечаться в полицейской части, находившейся неподалеку. Через полгода Инесса обратилась к властям с просьбой разрешить ей выехать по состоянию здоровья для лечения кумысом в город Ставрополь (нынешний Тольятти). С проволочками, но все же разрешение было получено. Инесса выехала из Самары. Далее полицейские потеряли ее след.

А беглянке удалось снова покинуть Россию. Инесса нелегально пересекла финляндско-шведскую границу. С Лениным и Крупской она встретилась в Поронине, поселке, расположенном у подножия Татр, примерно в 130 километрах от Кракова.

Надежда Константиновна описывает это событие в своих воспоминаниях.

Упоминает, что краковцы были очень рады приезду Инессы. Вместе гуляли и ходили на необычайно красивое озеро. Все очень привязались к Инессе, которая всегда была в хорошем настроении. Крупская вспоминает, что в присутствии Инессы всем становилось веселей. Инесса много рассказывала о себе и своих детях, показывала их фотографии...

Оттуда Инесса отправила очень теплое письмо Александру.

Инесса — Александру, сентябрь 1913 г.:

«Мой дорогой, я думаю, ты уже в Москве? Жалею, что послушалась тебя (вероятно, речь о побеге, на котором настоял Александр. Чтобы внести залог за Инессу, семье пришлось продать часть лесных угодий в районе Сергиева Посада). Поцелуй за меня детей, мою маму и сестер».

Читая письмо Инессы, трудно поверить, что между этими людьми уже давным-давно нет супружеских отношений, что уже и в жизни Александра Евгеньевича появилась другая женщина, вдова его покойного друга с шестью детьми Анна Абельс. Их связь продлилась недолго, несчастная умерла от тяжелой болезни. А шестеро детей Абельсов (догадываешься, читатель?) остались на попечении Александра Евгеньевича. Теперь он заботился сразу об одиннадцати мальчиках и девочках. Инесса не могла ему помочь — взять младших детей в Поронин. Она в это время боролась с начинавшимся туберкулезом.

В тот период эмиграции Владимир Ильич с Надеждой Константиновной и Инесса любили подолгу гулять втроем. Вечерами Инесса музицировала. Надежда Константиновна вспоминала, что Ильич особенно любил Патетическую сонату Бетховена. Ульяновы приглашали Инессу на отдых в тихих горных деревушках, куда добраться можно было только на лошадях. Когда она наконец, после настойчивых уговоров, собралась к ним в Зоненберг, Ленин в одном из писем попросил купить им лимонной кислоты и какие-то особенные большие конверты. Возможно, на этом основании в публикациях появились домыслы о том, что Инесса в семье Ульяновых выполняла обязанности экономки и даже повара. Это не так. Особенно смешно предположение насчет готовки. Инесса не дружила с плитой. Когда-то ей приходилось готовить и в тюрьме, и в ссылке, но она так и не освоила кулинарное искусство. В эмиграции питалась в кафе. Более того, ее дочери вспоминали, что мама то и дело норовила заменить полноценный обед бананами, которые считала очень питательной и полезной едой.

Воспоминания о дружбе Ульяновых с Инессой в эмиграции были написаны Надеждой Константиновной уже после смерти Инессы. Она явно стремится представить отношения дружескими, товарищескими, даже косвенно не подтверждает ни один слух о романе. Крупская подробно пишет о том периоде их жизни, когда Инесса вернулась, отсидев полгода в тюрьме. Она вспоминает, как муж Инессы Александр Евгеньевич присылал деньги на ее, Крупской, имя. Как Инесса мечтала, чтобы к ней приехали дети. Но она ничего не пишет о том, на что намекают историки: что после возвращения Инессы роман разгорелся с новой силой.

Хотя все возможно. Ведь вернулась героиня, которая принесла себя в жертву общему делу.

Возможно, сама обстановка в Поронине, наполненная довольно беззаботным общением единомышленников, располагала к романтическим отношениям. Но если роман и был, то продолжения, как мы знаем, не получил. В декабре 1913 г., как следует из письма Инессы, «Ленин провел расставание». Официальное объяснение было таким: Инесса покинула Краков, чтобы прочесть рефераты в заграничных группах большевиков. Она намеревалась организовать журнал для работниц.

Инесса Арманд — Н.К. Крупской. Триест, 1914 г.:

«Дорогая Надежда Константиновна. Была очень рада твоему письму. Я теперь в Триесте с детьми. Мы здесь застряли потому, что дети простудились и расхворались... Была рада получить от тебя “Работницу” и “Правду”. Что ты сейчас читаешь, чем интересуешься? Ходишь ли гулять? Как здоровье? Ну, дорогая, целую тебя, а также бабушку. Как она себя чувствует? Инесса».

Интересно, что она называет Крупскую по имени-отчеству, но на «ты». И мать Надежды Константиновны ласково именует «бабушкой», хотя внуков у той не было. Очень дружеское теплое письмо. Ни намека на то, что Крупская — ее счастливая соперница, жена любимого ею человека. Похоже на то, что ленинское «расставание» поставило точку в романтических отношениях.

В том же году к Инессе присоединяется Анна Евгеньевна Арманд-Константинович. Она сблизится сначала с социал-демократическими кружками, а потом, по примеру Инессы, примкнет к большевикам. Большую часть своего состояния она пожертвует в партийную кассу и вместе с Лениным, Крупской, Инессой и другими большевиками вернется в знаменитом пломбированном вагоне в Россию.

Но накануне этого знакового события — возвращения в Россию после свержения царя для окончательной борьбы за власть с социал-демократами — между Инессой и Лениным едва не происходит полный разрыв. Инесса с горечью заметила, что Ленин становится все более категоричен в суждениях, в нем проявляется вождизм. И она написала Ленину письмо о своих сомнениях. Инесса всегда была откровенным человеком. Это письмо не сохранилось. Но, судя по всему, оно Ленина просто взбесило. С этого времени он демонстративно отдаляется от своего прежнего товарища по партии, от уникальной помощницы, которую всегда так высоко ценил.

Версия о том, что в Россию Ульяновы и Инесса едут в одном купе пломбированного вагона кем-то и когда-то выдумана. Они едут в разных купе и в дороге почти не общаются. Об этом написали многие попутчики, в том числе Анна Евгеньевна Арманд-Константинович. В Петрограде охлаждение отношений становится еще более очевидным. В первое большевистское правительство Ленин приглашает не Инессу, а Александру Коллонтай.

В письмах к Инессе и Зиновьеву он называл ее Коллонтайша. Зиновьеву как-то написал: «Коллонтайша — вот дельная баба!»

Она и заняла место в первом советском правительстве. В отличие от Инессы Арманд, которая после возвращения в Россию продолжила просветительскую работу среди бедного люда. В Октябрьской революции она участия не принимала. Попросила скромную должность лектора ЦК—подальше от Смольного. И после переезда правительства в Кремль она не видится со своими прежними друзьями. Вплоть до того дня, когда в Ленина выстрелила Фанни Каплан.

Из воспоминаний мы знаем, что Ленин не терял сознания, что он сам, отвергая помощь охранника и шофера, дошел до своей квартиры в Кремле. Оказавшись в постели, он тут же начал давать распоряжения — кто должен срочно к нему прибыть. Я слышала от историков, с которыми мне приходилось работать над фильмами, что имя «товарища Инессы» возглавляло список приглашенных. Возможно, это очередное преувеличение. Но из воспоминаний Крупской известно, что Инесса пришла навестить раненого со своей младшей дочерью Варей. Надежда Константиновна тут же увела девушку из комнаты под предлогом показа ей каких-то фотографий. О чем говорили между собой Ленин и Инесса, не знает никто. Но после этой встречи Совнарком утверждает ее на пост председателя Московского совнархоза. Инесса, как в начале своей революционной работы, снова месит грязь по дорогам губернии, приходя в ужас от неохватности хозяйственных задач, которые приходится решать. Ее законный супруг Александр Евгеньевич Арманд в это время организует в Алешино, в доме управляющего, сельскохозяйственный кооператив — открывает мастерскую по починке сельскохозяйственной техники. Инесса консультируется с ним и с его братом Николаем Евгеньевичем по не понятным для нее хозяйственным вопросам. Но эта работа не для нее, совершенно не для нее!

Дадим ей слово.

Она пишет дочери Ине, которая в это время служит политработником в Астраханском военном округе (датируется между 3 октября и 6 ноября 1918 г.):

«Милая Иночка, милая Инуська, милая деточка, милая сестричка! Захотелось тебе написать, родная моя. Живем мы теперь с Варей все в той же комнате, которую ты видела перед отъездом. Тесно нам отчаянно, но мы утешаемся тем, что в тесноте, да не в обиде. Варя спит, скрючившись на диване. Я, по обыкновению, бегаю в свой совнархоз. Кроме этого, создалась французская группа, которая выпускает свою газету, кроме того, созывается Всероссийская конференция работниц...

Я так соскучилась по тебе... Недавно меня как-то очень звал туда (в Астрахань. — Примеч. авт.) один товарищ, приехавший с фронта, говорит, что там нет работников... и пр. Сильно колебнулась в эту сторону, но потом поняла, что тут тоже нужны работники и бросить работу нельзя».

В середине 1990-х гг. французское телевидение показало фильм «Секретное досье Инессы Арманд», сценарий к которому написал профессор Сорбонны Жак Сорпен. Как считает этот французский ученый, «товарищ Инесса» была самой влиятельной женщиной России с 1917 по 1920 г. Но так ли это? Она по-прежнему занимается женским движением. Возможно, именно по инициативе Инессы в Коминтерне создали секцию женского коммунистического движения. В 1919 г. в Центральном комитете был организован женотдел. Заведующей решением Совета народных комиссаров была назначена товарищ Инесса Арманд, которая за годы своей партийной деятельности постоянно занималась женскими вопросами, сотни раз выступала с речами в аудиториях работниц, написала десятки статей и брошюр, обращенных к трудящимся женщинам. Казалось бы, это логичное продолжение ее деятельности. Но вокруг Инессы поднялась шумиха, начались сплетни, которые не прекращаются и до наших дней. На чем основаны эти домыслы?

Французский коммунист Пьер Паскаль в своем дневнике вспоминает, что председатель женской секции Коминтерна Инесса Арманд иногда приходила на заседания в сопровождении Ленина. Из этого факта их недоброжелатели, которых в густо замешенной партийной каше тех лет было полным-полно, сделали свой вывод.

На съезде Советов один из левых эсеров сказал:

«У императора Николая был злой гений — его жена Алиса Гессенская. Вероятно, и у Ленина есть также свой гений». За это левого эсера немедленно лишили слова, усмотрев в его словах оскорбление Совета народных комиссаров.

Слухи о связи вождя мирового пролетариата с товарищем Инессой множились. Инессу Арманд подозревали в скрытом всевластии—дескать, «ночная кукушка дневную всегда перекукует».

Говорили, что между супругами Ульяновыми пробежала тень. Что Ленин пренебрегает Крупской и дома, и в политике. После стольких лет активной борьбы за революционное дело Крупской досталась незначительная должность заместителя наркома народного просвещения. И вот теперь прямо на ее глазах муж крутит роман с Инессой.

Почитаем воспоминания Надежды Константиновны об этом периоде:

«В конце 1918 года к нам часто стала приходить Инесса Арманд, с которой Ильич особенно любил говорить о перспективах движения... Помню, как Инесса пришла к нам с младшей дочерью Варей, совсем молодой тогда девушкой, потом ставшей преданнейшим членом партии. И Ильич при них, как я по старинке выражалась, “полки разводил” (размечтался. — Примеч. авт.); помню, как поблескивали глаза у Варюшки»³⁵.

Есть свидетельства, что очень агрессивно вела себя по отношению к Инессе Александра Коллонтай. После переезда правительства в Москву она была назначена заместителем Инессы в женотдел Центрального комитета. Инесса распределила обязанности так: она занимается работницами, Коллонтай — крестьянками. Секретарь женотдела Полина Виноградская рассказывала, что за закрытой дверью кабинета Инессы постоянно идут дискуссии на повышенных тонах с Коллонтай. Александра Михайловна открыто отказывалась выполнять поручения, имитировала плохое самочувствие, чтобы не ездить на встречи с крестьянками, и в итоге Инесса, которая зимой 1920 г. болела тяжелым бронхитом, одна засиживалась допоздна на работе, готовя Всероссийское совещание трудящихся женщин.

В итоге она слегла.

Мне приходилось читать в некоторых современных публикациях, что якобы Ленин навещал любовницу в шикарной квартире напротив Кремля, которую он ей предоставил специально для этих цели. Особо отмечается, что в квартире был установлен телефон правительственной связи—вертушка. Полина Виноградская оставила воспоминания о том, как она ходила навещать Инессу Федоровну на Манежную.

Виноградская описывает, как она поднялась на высокий четвертый этаж и нажала на кнопку звонка. Звонок не работал. Она долго стучала в дверь и уже собралась уходить, когда ей открыли. На пороге стояла бледная осунувшаяся Инесса, зябко кутавшаяся в теплый платок и беспрестанно дувшая на замерзшие пальцы. Квартира не отапливалась. Больная надсадно кашляла и почти не могла говорить. Виноградская хотела поставить чайник, но в квартире не оказалось спичек. Она осведомилась, какие лекарства принимает больная. Оказалось, что Инессу Федоровну даже не навещал врач.

— Где же ваши дети, почему они не ухаживают за вами? — спросила она начальницу.

Инесса с возмущением ответила:

— Мои старшие дети на войне. Младшие учатся. Неужели они должны сидеть возле моей юбки!

Виноградская бросилась к той самой вертушке — связи не было. Вот вам и шикарная квартира!

Это было в начале 1920 г. А осенью Инессы не стало.

Внезапную смерть Инессы в СМИ тоже трактуют по-разному. Пишут, что ее намеренно отравили в Нальчике — то ли по приказу Ленина, толи Крупской, толи Сталина — куда же без него! И якобы организовал все Орджоникидзе — товарищ Инессы еще с парижских времен.

В публикациях существуют две версии: первая — Инесса заболела холерой после визита к товарищу Серго в Нальчике; вторая — Инесса вовсе не была у Серго. Во время стоянки поезда она пошла купить продукты на привокзальный базар, пробовала там творог — и через несколько часов заболела. Только она одна, хотя ели вместе с соседом по купе врачом Ружейниковым. К сожалению, спросить, как это было на самом деле, уже не у кого.

Ясно одно: Инесса умерла в тот период своей жизни, когда переживала сильный душевный кризис.

К 1920 г., работая по 18 часов в сутки, «товарищ Инесса» выбилась из сил и впала в депрессию.

Майкл Пирсон приводит письмо, которое было неизвестно вплоть до 90-х гг., до «перестройки и гласности».

Ленин — Инессе. 1918 г.:

«Последние Ваши письма были так полны грусти и такие печальные думы вызывали во мне и так будили бешеные угрызения совести, что я никак не могу прийти в себя...

О, мне хотелось бы поцеловать тебя тысячу раз, приветствовать тебя и пожелать успехов».

Ай-ай-ай! Не ожидала от этого автора! Письмо написано в 1914-м, а не в 1918 г. Первая фраза не оттуда. Насчет тысячи поцелуев — окончание предложения опущено. На самом деле заканчивается оно так: «Я вполне уверен, что ты одержишь победу. Искренне твой В. И.».

Это письмо опубликовано в сборнике «В.И. Ленин. Неизвестные документы. 1891—1922 гг.» с послесловием авторитетного ученого Владлена Логинова, много лет посвятившего изучению ленинского наследия.

Можно трактовать письмо как любовное? Нет, нельзя. Фраза вырвана из контекста. Ленинское письмо написано в августе 1914 г. как напутственное — Инесса едет выступать от имени ЦК в Брюссель. Ленин знал, что ей предстоит очень трудная задача. И вся эта тысяча поцелуев — любя по дружбе! А первая фраза — она из какого-то другого письма. Вообще-то это называется передергиванием.

В 1918 г. Ленин Инессе такого письма не писал.

Никто не может предположить, что этой энергичной 44-летней женщине остается жить всего два года. Ей не суждено расцвести в пору «бабьего лета». В 1920 г. Инесса просит разрешить ей выехать на лечение в родную Францию ввиду крайней усталости и ухудшения здоровья. Ленин ее отговаривает. Он опасается, что во Франции товарища Инессу арестуют. И тогда — какое уж там здоровье! Конечно, ей не так много лет, всего 46, но тюремное заключение ломало и тех, кто помоложе.

В августе 1920 г. вождь мирового пролетариата прислал своей соратнице вполне товарищеское письмо:

«Дорогой друг! Грустно очень было узнать, что Вы пере-устали и недовольны работой и окружающими (или коллегами по работе). Не могу ли я помочь Вам, устроив в санатории?

Если не нравится в санаторию, не поехать ли на юг? К Серго на Кавказ? Серго устроит отдых, солнце. Он там власть. Подумайте об этом.

Крепко, крепко жму руку».

Нет, не любовное это письмо, а дружеское. Правда, из биографии Ленина видно, что друзей в общепринятом смысле у него не было. Он понимал дружбу только как отношения единомышленников. Был у него, к примеру, в молодости большой приятель Петр Бернгардович Струве. Оба они были марксистами и женились на двух подругах. Надя Крупская и Нина Гердт сблизились еще в гимназии и продолжали поддерживать отношения вплоть до того дня, когда между их мужьями произойдет разрыв по принципиальным причинам.

Когда Ленин впервые попадает в тюрьму, Струве ведет себя как ангел-хранитель семьи Ульяновых. Именно Струве редактирует и издает первую серьезную книгу Ленина «Развитие капитализма в России». Он, кстати, придумывает для ленинского труда это название. Струве находит заработки для сестер Ульянова, материально помогает его брату Дмитрию — словом, ведет себя как член семьи. Когда Ленина ссылают в Шушенское, именно Струве снабжает его свежими газетами и журналами, помогает деньгами, отправляет продуктовые посылки. Потом оба политика оказываются в эмиграции. Они часто встречаются в Мюнхене, в тесном эмигрантском кругу. Но изменения во взглядах охлаждают их прежнюю дружбу. Тогда жены делают попытку примирить бывших друзей. Они организуют чаепитие на нейтральной почве, приглашают старых марксистов Плеханова и Засулич — для поддержки. Но в процессе разговора становится ясно, что два политика, Ленин и Струве, окончательно расходятся в своих взглядах на судьбу России. Нина Гердт делает прощальный подарок Наде Крупской — посылает ей коробку любимого ими обеими мармелада в шоколаде. Их девичьей дружбе пришел конец, каждая принимает сторону своего мужа.

Друзья Ленина — это исключительно его соратники. Ближний круг. Инесса снова в этот круг входит. Конфликт забыт. И Ленин не остается равнодушным. Он лично пишет Серго Орджоникидзе, который прекрасно знал Инессу, учась в школе Лонжюмо:

«Председателю Северо-Кавказского ревкома Серго Орджоникидзе:

Т. Серго!

Инесса Арманд выезжает сегодня. Прошу Вас не забыть Вашего обещания. Надо, чтобы Вы протелеграфировали в Кисловодск, дали распоряжение устроить ее и ее сына как следует и проследить исполнение. Без проверки исполнения ни черта не сделают...»

О чем думал Ленин спустя всего два месяца, когда вдвоем со своей Надюшей брел, едва переставляя ноги, за гробом Инессы, доставленным на Курский вокзал с Северного Кавказа? Эту печальную похоронную процессию описала Елизавета Драбкина, свидетельница события. «Вечером 10 октября мы вышли патрулировать улицы Москвы... Уже почти рассвело, когда, дойдя до Почтамта, мы увидели двигавшуюся нам навстречу похоронную процессию. Черные худые лошади, запряженные цугом, с трудом тащили черный катафалк, на котором стоял очень большой и поэтому особенно страшный свинцовый ящик...мы увидели шедшего за ним Владимира Ильича, а рядом с ним Надежду Константиновну, которая поддерживала его под руку. Было что-то невыразимо скорбное в его опущенных плечах и низко склоненной голове».

Может быть, он сожалел, что не отпустил Инессу на отдых во Францию, куда она просила разрешения поехать?

В Кисловодске хандра, которая вообще Инессе была несвойственна, еще больше усилилась. 1 сентября 1920 г. она пишет в дневнике:

«Раньше я, бывало, к каждому человеку подходила с теплым чувством. Теперь я ко всем равнодушна. А главное — почти со всеми скучаю. Горячее чувство осталось только к детям и к В.И. И люди чувствуют эту мертвенность во мне, и они отплачивают той же монетой равнодушия или даже антипатии (а вот раньше меня любили). А сейчас — иссякает и горячее отношение к делу.

Я вовсе не похожа на римскую матрону, которая легко жертвует своими детьми в интересах республики. Я неимоверно боюсь за своих детей».

Возможно, в ту минуту ей вспомнился давний разговор с Лениным и Крупской о смысле жизни революционеров. О том, что дело превыше всего. Она, конечно, не знала своей дальнейшей судьбы. Не знала, что на ее похоронах Надя Крупская будет безутешно плакать, а Ленин едва не потеряет сознание. И что сразу после скорбной церемонии Надежда Константиновна обнимет младших детей покойной со словами: «Теперь вы наши. Мы с Владимиром Ильичом будем считать вас своей родней».

ЛЮБОВЬ НЕ УМИРАЕТ

В период гласности появилось бессчетное множество публикаций и телевизионных фильмов, разоблачавших моральный облик советских вождей. Тогда-то вдруг и нашлись в Центральном партийном архиве два письма Инессы, в которых содержались намеки на роман.

Инесса — Ленину. 1913 г.:

«Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно. Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь! Глядя на хорошо знакомые места, я ясно сознавала, как никогда прежде, какое большое место ты занимал в моей жизни. Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда я тебя очень любила. Я и сейчас обошлась бы без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью — и это никому бы не могло причинить боль...

Ты спрашиваешь, сержусь ли я зато, что ты“провел” расставание. Нет, я думаю, что ты это сделал не ради себя».

«Вчера не было письма от тебя! Я так боюсь, что мои письма не попадают к тебе — я тебе послала три письма (это четвертое) и телеграмму. Неужели ты их не получил? По этому поводу приходят в голову самые невероятные мысли.

Крепко тебя целую. Я написала также Надежде Константиновне».

Очень странно, что эти письма Инессы к Ленину сохранились. Адресат должен был их уничтожить! Некоторые исследователи ленинского наследия предполагают, что письма сохранила Крупская, ведавшая всей ленинской корреспонденцией. Думаю, Надежда Константиновна, хорошо знавшая Инессу как открытого человека, далекого от лицемерия и ханжества, понимала, что если она прямо пишет, что их роман не пошел дальше поцелуев, значит, так оно и есть.

Почему Ленин «провел расставание»? Мне кажется, он просчитал, что Инесса крайне необходима ему как помощница в революционных делах, она блестяще знает европейские языки, она бесстрашна, красива и может в сложные моменты, когда самому Ильичу удобнее оставаться в тени, представлять партию большевиков в Европе. Интимные отношения могли все осложнить. Ленин поставил точку в тот момент, когда платонический роман себя изжил.

Но чтобы понять это, чтобы принять такую версию, нужно возвыситься над низменными чувствами. Ищущие сенсаций журналисты никак не могли согласиться с таким объяснением. Так же как ищущие громких открытий ученые.

«Ленин писал своей пассии по-английски: “Oh, I would like to kiss you thousand times... ” (“О, мне хотелось бы поцеловать тебя тысячу раз...”). Вряд ли поцелуи в июле 1914 года стали исключительно дружескими. Хотя его обращения к ней в письмах всегда оставались подчеркнуто дружескими. Да, так он и писал на английском языке — дорогой друг!» (перепечатка статьи из дамского журнала).

Дорогие дамы из дамского журнала! «Дорогой друг» — это обычное обращение Ленина в письмах к товарищам по партии! А к какому событию относится эта фраза про тысячу поцелуев — смотрите выше!

«Дорогого друга» в СМИ конца XX — начала XXI века представляли бесстыжей роковой соблазнительницей, содержанкой, приживалкой, кокоткой... чего только не сочинили в новой России те, у кого был доступ к «четвертой власти»!

Иногда нам, семье, хотелось писать опровержения, но потом мы сходились во мнении, что все это не нужно. Правда все равно каким-нибудь волшебным и мистическим образом выплывет наружу, и история этих отношений будет очищена от наслоений клеветы и незнания.

Работая над книгой, я лучше поняла личность Инессы. Благородная натура, женщина с чувством собственного достоинства, защитница слабых. Инесса Арманд опередила свое время. Она посвятила часть своей жизни развитию женского сознания. Пыталась объяснить женщинам из бедного слоя, что они тоже — люди, а не только биологические машины для обслуживания мужчин и воспроизведения потомства. Любую из них супруг мог избить, унизить, лишить средств к существованию. И ради развития личностей этих несчастных она пожертвовала очень многим — положением в обществе, обеспеченной беззаботной жизнью, спокойным бездельем и бесконечными развлечениями.

Инесса много раз обсуждала эту тему — даже с совсем юными своими дочерьми. Она так часто расставалась с ними, жила в разлуке, что очень многие жизненно важные вопросы они могли поднять только в письмах.

Ине Арманд. Берн, осень 1916 г. (Инне — 17 лет. — Примеч. авт.):

«Дорогая моя Инуся!

Спасибо за письма, долго не отвечала тебе потому, что ухитрилась слететь с лестницы и так ушибла спину, что около трех недель двигалась с большим трудом. Теперь совсем обошлось. То, что рассказываешь о гимназии, мне очень интересно. Думаю, что если вы и в дальнейшем будете так просто и хорошо вести себя с мальчиками, то у вас создадутся действительно товарищеские отношения.

Теперь перейду к вопросам брака и любви, так как вижу из твоего письма, что сейчас эти вопросы тебя интересуют. Ты пишешь, что прочитала послесловие Толстого к “Крейцеровой сонате”, всего удобнее нам с тобой и начать с разбора этого произведения. Пока Толстой описывает и критикует настоящее, он великолепен, но, когда он говорит о путях к будущему, его выводы висят в воздухе и мало ценны для жизни. Каково его миросозерцание? Это миросозерцание всегда считало любовь величайшим грехом и позором, которого люди должны всячески избегать. Оно коренится еще в Средних веках, когда были основаны женские и мужские монастыри. В них люди стремились к полному целомудрию, то есть к тому же идеалу, к которому приглашает стремиться и Толстой. Мне кажется, этой точке зрения можно противопоставить эллинство. Эллины преклонялись перед красотой, на любовь смотрели свободно, но в их отношении к красоте и любви было мало одухотворенного. И у эллинов отношение к женщине, несомненно, плохое. В женщине не ищут ни друга, ни товарища, в ней ищут красоты, некоторого остроумия, умения петь, играть на музыкальных инструментах, танцевать — словом, она существует для наслаждения и развлечения. Еще она существует для рождения детей и управления домашним хозяйством. И в качестве гетеры, и в качестве супруги — женщина остается просто рабыней».

В своей семье, как мы знаем, Инесса подобного отношения к женщине не допускала. Вызывает восхищение тот стиль отношений, который установился между ней и первым мужем Александром. Судя по письму Инессы к мужу, она полностью отдавала ему должное за то, что после их расставания он видел в ней в первую очередь человека.

«Мой дорогой Саша, спасибо за твое письмо. Я до слез тронута твоей преданной и самоотверженной дружбой. Саша, какие между нами установились хорошие отношения! Какое наше дружба хорошее чувство! Честь и слава тебе!»

БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?

В 2000 г. средства массовой информации передали сообщение, что прах младшего сына Инессы Андрея решено эксгумировать, чтобы установить, не является ли он сыном Ленина.

Профессор Российской академии театрального искусства Фаина Хачатурян опубликовала свои воспоминания о дружбе с внуком Инессы от младшего сына Андрея, Владимиром Андреевичем. Она пишет, что «в официальных документах времен войны действительно говорится, что “похороненный Андрей Александрович Арманд (1903—1944) — сын Инессы Арманд и Владимира Ульянова”. Сегодня эти бумаги хранятся в городской администрации Мариамполя. Но как появилась эта запись в книге регистраций в областном центре, никто из местных объяснить не может».

Сестры Андрея Александровича, его взрослые сыновья и родственники ездили на могилу в литовский город Мариамполь. Но им никто ничего подобного о документах не сообщал.

Под угрозой эксгумации останков младшего сына Инессы наша семья, которая на протяжении десятков лет категорически отказывалась давать интервью о взаимоотношениях Инессы с Лениным, нарушила традицию. Сын Андрея Владимир (назван в честь своего настоящего деда) сообщил журналистам, что его отец появился на свет за 6 лет до первой встречи Инессы с семьей Ульяновых. Сопоставление дат, документальные доказательства остановили ретивых сторонников эксгумации. Но по сей день существуют легенды о каком-то загадочном ребенке, который якобы был рожден в Швейцарии, где на одном из кладбищ есть могила с надписью «Сын Ленина и Инессы». Однако этот факт ничем не подтвержден. Одна из крупных телекомпаний в 1999 г. снарядила экспедицию для поиска загадочной могилы, режиссер с оператором облазили все места, где в Швейцарии ступала нога Инессы. Не нашли. Но все же тема общих детей для историков в их отношениях присутствует.

День 12 октября 1920 г. был тягостным для близких Инессы Арманд. В полдень покойную провожали в последний путь. Эта церемония многократно описана в воспоминаниях ее соратников. Запаянный цинковый гроб с телом стоял в Доме союзов. Проститься пришли товарищи — те, с кем была связана революционной работой, с кем отбывала сроки в тюрьмах, с кем скиталась в эмиграции. Французская секция Коминтерна в полном составе. Рабочие пушкинских фабрик. Делегации от всех районов Москвы несли венки с алыми лентами. «Траурный марш» Шопена играл оркестр Большого театра. После, когда траурная колесница тронулась по направлению к Кремлевской стене, где было решено похоронить Инессу, оркестр заиграл «Интернационал». За гробом в первом ряду шли Ленин и Крупская, Александр Евгеньевич Арманд, сыновья и дочери Инессы. Коллонтай впоследствии напишет в своих воспоминаниях, что «Ленина было не узнать... казалось, что в любой момент он может лишиться сознания. Его фигура выражала столько скорби. Он весь сжался. Его глаза наполнились слезами».

А Надежда Константиновна, по рассказам очевидцев из моей семьи, плакала, не скрывая слез.

Они навсегда прощались не только с Инессой. С тем временем, когда оба были полны сил и надежд. Возможно, Ленину слышался голос Инессы, читающий грустные строчки из ее прощального письма, написанного в декабре 1913 г. в Париже:

«...Вспоминались былые настроения, чувства, мысли, и было жаль, потому что они уже никогда не возвратятся вновь. Многое казалось зелено-молодо — может быть, тут и пройденная ступень, а все-таки жаль, что так думать, так чувствовать, так воспринимать действительность уже больше никогда не сможешь, — ты пожалеешь, что жизнь уходит».

Когда гроб опускали в могилу, прозвучал троекратный пулеметный салют. Ленин и Крупская обняли дочерей Инессы.

По воспоминаниям Вари Арманд, Надежда Константиновна позвонила им на Манежную в тот же день, когда пришла телеграмма из Нальчика.

Крупская попросила дочерей Инессы прийти в их с Лениным квартиру в Кремле. Оба старших сына в то время находились в Красной армии. Андрей, младший, был рядом с матерью, когда она умерла. Но сейчас никто не знал, где подросток. В суете он куда-то исчез.

При встрече супруги обняли плачущих сестер. Ленин повторял: «Как такое могло случиться?» Только два дня назад Серго Орджоникидзе виделся с Инессой. И доложил в Кремль, что все в порядке, товарищ Арманд следует с сыном поездом в Москву. А потом пришло это печальное известие.

«Вне всякой очереди. Москва. ЦЕКа РКП(б). Совнарком. Ленину.

Заболевшую холерой товарища Инессу Арманд спасти не удалось точка Кончилась 24 сентября точка

Тело перепроводим в Москву».

Ленин должен был действовать. Не в его характере предаваться горю. Он запросил через своего секретаря Лидию Фотиеву все подробности о кончине товарища Инессы.

Полина Виноградская, большевичка с 1917 г.:

«В последний вечер (в санатории) мне удалось услышать игру Инессы на рояле. Мы очень долго ее упрашивали. Она упорно не соглашалась. Наконец, она села за рояль и стала играть Шопена, Листа и других классиков. Полились дивные звуки, и мы сидели как зачарованные. Инесса, сначала несколько смущенная, в дальнейшем сама увлеклась игрой и играла нам до поздней ночи.

Никто из нас прежде не знал, какой огромной техникой пианистки она обладала. Ни Инессе, ни нам все эти годы после революции было не до музыки...»

Котов Григорий Николаевич, большевик с 1905 г.:

«Все это время в Кисловодске политические условия были неблагоприятны для отдыха. Белогвардейские отряды были где-то близко, и по ночам часто объявлялись тревоги. Когда вокруг Кисловодска завязались настоящие бои, когда целыми днями корпуса санатория сотрясались от артиллерийских залпов, многие отдыхающие бежали. По распоряжению Серго Орджоникидзе за Инессой прислали транспорт, но она категорически заявила, что не поедет, пока не будут отправлены другие больные.

Кончилось тем, что в санаторий прибыл лично член областного комитета ВКП(б) Назаров, который имел приказ об эвакуации Инессы. Он сказал: если товарищ Инесса не поедет добровольно, то он будет вынужден прибегнуть к помощи товарищей красноармейцев, дабы выполнить распоряжение о ее перемещении. И так товарищ Инесса, хоть и против своего желания, выехала из Кисловодска.

Когда она неожиданно заболела, ее младший сын не отходил от матери днем и ночью. Она умерла в его присутствии, как принято говорить, у него на руках. Началась суета. И в этой суете подростка потеряли. Когда это стало известно в Кремле, на все станции по пути следования поезда были высланы патрули с целью обнаружить пропавшего сына покойной. Но его так и не нашли. Оказалось, он забился в вагон с цинковым гробом. Сопровождал останки матери до самой Москвы. Без еды, без воды. И только на Казанском вокзале присоединился к семье, встречающей траурный поезд. Что ему пришлось перенести!»

Все—и отец, и дети—вели себя очень сдержанно. Сестры просто не могли поверить в случившееся. Надежда Константиновна словно потемнела лицом. Мы можем только догадываться, какие чувства на самом деле питала Надежда Константиновна к Инессе. Но близкие ей люди считали Инессу дорогим для Крупской человеком. Об этом свидетельствуют письма, полученные Надеждой Константиновной в связи с кончиной Инессы Арманд. Вот одно из них.

«Выражаю Вам мое искреннее соболезнование по поводу смерти товарища Инессы. Я чувствую, как глубоко, как мучительно должна была поразить ее смерть Коммунистическую партию России и лично Вас, дорогой товарищ... Насколько мне известно, Инесса была одним из самых близких Ваших друзей. Жму Вашу руку с глубоким сочувствием. Клара Цеткин*.

Через полгода после смерти Инессы председатель Московского совета получил записку из Кремля:

«Дети Инессы Арманд обращаются ко мне с просьбой, которую я усердно поддерживаю. 1) Не можете ли вы распорядиться о посадке цветов на могиле Инессы Арманд? То же — о небольшой надгробной плите или камне. Если вы это не можете, то можно ли это заказать приватно? Может быть, мне следует написать по этому поводу куда-либо, и не знаете ли куда?

Предсовнаркома В.И. Ленин».

Западные СМИ утверждают, что в январе 1924 г. Надежда Крупская предложила Совнаркому захоронить останки Ленина рядом с Инессой. «Крупская в этот момент искренне признала любовь своего покойного мужа к Арманд», — пишет польский журналист Вацлав Соминьски по материалам журнала «Шпигель».

Через сорок лет после смерти товарища Инессы ее внучка, названная в честь бабушки, случайно нашла связку писем Ленина к Арманд. Вместе с женой своего двоюродного брата Галочкой Инесса-внучка начала читать пожелтевшие страницы, с трудом разбирая ленинский почерк и периодически закатываясь звонким смехом. Сегодня Галина Викторовна Арманд уже не помнит, что показалось им таким уж забавным. На эти взрывы смеха в комнату зашла Ина Александровна. Узнав, в чем дело, она забрала письма и отчитала дочку с невесткой. Опубликованы ли эти письма, остается только гадать. Возможно, в этом конверте как раз и были «утерянные» страницы.

Сошлюсь на исследование А.Г. Латышева «Рассекреченный Ленин». Автор работал в комиссии по ленинскому наследию в 90-х гг. В его книге отдельная глава посвящена переписке В.И. Ленина и И.Ф. Арманд*.

Автор пишет, что первые три письма Ленина к Инессе были опубликованы в 1939 г. В следующий раз публикация состоялась через 10 лет в журнале «Большевик». И только в 1951 г. в 35-м томе Полного собрания сочинений были обнародованы несколько писем, в которых Владимир Ильич обращается к своему адресату на «ты». Обычно он со всеми, кроме членов семьи, бывал на «вы».

В годы Первой мировой войны Ленин никому не писал так часто и много, как Инессе. От себя замечу, что ее имя упоминается и в деловых письмах другим адресатам — Зиновьеву, Беленькому, Равич, Вайнкопу. Пишет много, пишет тепло, по-дружески. Любя по-дружески. Это его собственная формулировка.

А что Инесса? Дочь артистов, жена миллионера, пианистка, «костер революции»... Такая женщина должна, просто обязана была испытывать чувство влюбленности. Я не думаю, что она могла, как Ленин, всю свою любовь сублимировать в партийные будни и чувствовать себя от этого счастливой.

Более того, когда высокая мечта о революции воплотилась в реальность, эта реальность оказалась настолько суровой, что «костер революции» в ее душе потух.

Последнее письмо от Ленина Инесса получила примерно за две недели до отъезда в Кисловодск, откуда ее тело привезут в цинковом гробу.

На письме нет даты, составители XIII Ленинского сборника пометили: «1920, август, ранее 17-го».

«Дорогой друг! Грустно очень было узнать, что Вы переустали и недовольны работой и окружающими (или коллегами по работе). Не могу ли помочь Вам, устроив в санатории? Если едете во Францию, готов, конечно, тоже помочь: побаиваюсь только, и даже боюсь только, очень боюсь, что Вы там влетите... Арестуют и не выпустят долго. Не лучше ли в Норвегию (там по-английски многие знают) или в Голландию? Или в Германию? В качестве француженки, русской или канадской подданной? Лучше бы не во Францию, а то Вас там надолго засадят и даже едва ли обменяют на кого-либо. Лучше не во Францию.

Отдыхал я чудесно, загорел, ни строчки не видел, ни одного звонка.

Охота раньше была хороша, теперь разорили. Везде слышал Вашу фамилию: “Вот при них был порядок” и т.д.

Если не нравится в санаторию, не поехать ли на юг? К Серго на Кавказ?

Серго устроит отдых, солнце, хорошую работу, наверное, устроит. Он там власть. Подумайте об этом.

Крепко, крепко жму руку. Ваш Ленин».

Родственникам моим очень нравилась фраза об охоте и об Армандах, при которых был порядок. Моим коллегам, которые со мной говорили об этом письме, квинтэссенцией смысла казалось сопротивление Ленина желанию Инессы поехать во Францию. С этой просьбой еще в декабре 1919 г. Бюро Коминтерна обратилось в Политбюро РКП(б). Инесса хотела уехать из Москвы, от сплетен вокруг ее дружбы с Ульяновыми, от интриг в «террариуме единомышленников», как мы говорим сейчас. Понятно, почему Ленин был против Франции. Всего полтора года назад Кремлю пришлось на государственном уровне вызволять Инессу и двух других членов миссии Красного Креста. Тогда власти Франции объявили Инессу террористкой, сославшись на тот давний эпизод из ее биографии, когда она была арестована в Москве как эсерка. Хотя эсеркой никогда не была.

А я, прочитав в сотый раз это письмо, вдруг увидела еще один заключенный в нем смысл. Раньше от меня ускользала одна фраза, маленькая фразочка. Ласково, любя по-дружески, Ленин предлагает Инессе уехать к Серго на Кавказ.

«Он и отдых устроит и хорошую работу, наверное, устроит».

Раз Инессе опротивела Москва и она недовольна своим окружением, своими коллегами по работе (он не мог не понимать, что Инессу попросту травят), пусть тряхнет стариной. Ей не привыкать жить в чужих краях. Тем более товарищ Серго, бывший ученик школы Лонжюмо, всегда восхищался личностью товарища Инессы.

Я не знаю всей географии ленинских передвижений, но, по-моему, на Кавказ он не ездил. И не понимал, что ожидало Инессу на Кавказе.

Где в горах скрывались банды, где стреляли, где не было никакого Коминтерна, где никому был не нужен ни ее французский, ни ее английский, ни ее связи с европейскими социал-демократами, ни ее служение идее мировой революции?

Инесса долго колебалась. И тут Андрюша простудился. Врач посоветовал климат Кисловодска.

И она поехала. Взяла с собой верного товарища по эмигрантской жизни — семнадцатилетнего Андрюшу. Наверное, решила присмотреться, встряхнуться, надеялась снова ожить...

И умерла.

1 сентября 1920 г. она записала в дневнике, что давно уже мертва.

ДЕТИ ИНЕССЫ

3 мая 1919 г. минский губернский военком и секретарь губкома партии получили телеграмму из Кремля:

«Летчик-наблюдатель 38-го авиаотряда Федор Александрович Арманд лично мне известен, заслуживает доверия, хотя он бывший офицер и не коммунист. Прошу товарищей красноармейцев и комиссаров не подозревать его. Телеграфируйте о передаче этой моей телеграммы в соответствующую воинскую часть. Предсовобороны Ленин».

Так благодаря второму сыну Инессы и Александра Евгеньевича Федору Арманды получили «охранную грамоту» от Ленина. Это необъяснимо, но в период репрессий Сталин не преследовал семью товарища Инессы. Как будто ленинская «охранная грамота» действительно имела для него значение. У детей Инессы бывали неприятности, но никто из них не был арестован.

Исключением стала трагическая судьба бывшего мужа Инессы-младшей, немецкого коммуниста Гуго Эберлейна. В 1937 г. он был расстрелян на Бутовском полигоне. Ину на некоторое время понизили в должности, отправили работать в библиотеку артели инвалидов.

Старший сын Инессы Федоровны, Александр Александрович, был уволен после самоубийства Серго Орджоникидзе, у которого в ведомстве работал по личному приглашению старого большевика. Орджоникидзе, как известно, покончил с собой после конфликта со Сталиным. Но спустя недолгое время Александра Арманда восстановили на работе. Я не раз встречала людей, которые трудились с моим родственником во Всесоюзном теплотехническом институте. «Какой прекрасный это был человек! Он работал заместителем директора института. О таких руководителях можно только мечтать». Если бы в моем распоряжении была характеристика, возможно, я увидела бы там строчку «скромен в быту». Александр Александрович женился на харьковчанке Галине Шапиро, подруге своей сестры Ины. Девушки познакомились на фронте во время Гражданской войны. Ина пригласила Галю погостить в их доме на Манежной. Ее старший брат Александр влюбился в красавицу с серьезным выражением лица буквально с первого взгляда. Цельностью своих взглядов она напоминала ему мать. Долго не раздумывая, они оформили отношения. У супругов родились четверо сыновей. Старший из них, тоже Александр, во время войны был сапером. Он погиб в 1944 г. в результате той самой роковой ошибки, которая в жизни сапера случается лишь однажды. Второй сын этой пары Неон Александрович после войны поступил в МГУ на физический факультет. Вскоре он познакомился с москвичкой Галей Щербук и довольно быстро сделал ей предложение руки и сердца, пояснив, что у него совершенно нет времени, чтобы ухаживать и провожать девушку домой на Каляевскую улицу, а потом возвращаться к себе на Якиманку. Когда после ЗАГСа новобрачный привел молодую жену в дом к своим родителям, где им предстояло жить, она была поражена полным отсутствием признаков домашнего уюта в трехкомнатной, роскошной по тем временам отдельной квартире. Мать и отец Неона были заняты наукой, трое сыновей — учебой. Держать домработницу родители категорически отказывались — не для того революцию делали, чтобы возобновлять буржуазные привычки. Буржуазными мама Неона считала такие вещи, как ковры, абажуры, шторы на окнах и красивую посуду. Их младший сын Женя рассказал мне, что когда отец пытался заниматься с ним французским языком, то ребенок никак не мог себе представить, что такое la tasse — чашка. Отец ласково подсказывал:

— Женечка, из чего люди пьют чай?

Сынишка уверенно отвечал:

— Как из чего? Из пустых консервных банок!

Галина Самойловна только под давлением молодой невестки впервые в жизни решилась приобрести чайный сервиз. В семье не праздновались дни рождения — только годовщины Октябрьской революции и Первое Мая. Никто не распространялся о матери Александра Александровича как о революционерке и видной деятельнице партии большевиков. Молодая жена Неона долгое время и понятия не имела, что Инесса Арманд — бабушка ее супруга. Трудолюбие, скромность, стремление к образованию, революционные идеалы, любовь к Родине, счастье всех людей на земле — таковы были семейные ценности. Братья и сестры Александра Александровича были очень дружны между собой. Семейное родство еще больше укрепилось, когда родная сестра Галины Шапиро Хиена вышла замуж за младшего сына Инессы — Андрея Александровича. У этой пары родились двое детей — Андрей и Володя. Младший сын появился на свет в декабре 1941 г., когда Андрей Александрович находился в действующей армии.

До войны, работая инженером на заводе Орджоникидзе, он ежегодно занимался на курсах военной переподготовки. Когда во время утреннего воскресного чаепития в Алешино пришло известие о вторжении немцев, Андрей стремительно встал из-за стола, поцеловал жену и 8-летнего сына, обнял отца. «Простите, дорогие, мне пора. Поеду в военкомат». Хиена залилась слезами: «Подожди, может тебе не обязательно на фронт? Ведь в тылу нужны будут ценные специалисты. У нас же скоро родится ребенок!» Муж даже не стал слушать. У ворот обернулся, помахал всем рукой: «Не волнуйтесь, вернусь с победой!»

Они увиделись еще несколько раз. Андрей Александрович в бою под Ельней проявил себя мужественным бойцом. Вынес на себе из окружения генерала, фамилию которого в семье сейчас никто не помнит. Спасенный военачальник предложил: хочешь, устрою тебе бронь?

— Нет, я хочу в действующую армию.

С фронта он возвращался в Москву трижды. Один раз в командировку, во второй раз из-за сердечной болезни его отправили в госпиталь, в третий раз — приезжал хоронить Александра Евгеньевича. Дядю, которого считал отцом. Своего новорожденного сына Владимира он так и не увидел — жена с детьми были в эвакуации. Осенью 1944 г., когда его часть вела бои за освобождение Литвы, гвардии капитан Андрей Александрович Арманд внезапно скончался от разрыва сердца.

Дочери Инессы Ина и Варя при жизни Ленина были частыми гостьями в Кремле. У обеих были постоянные пропуска. Несколько раз в неделю в квартиру на Манежной приходил курьер: «Вас ждут на чай к Ленину!»

Только в 1960 г. Варвара Александровна поделилась с корреспондентом журнала «Юность» воспоминаниями о том времени, когда Ленин и Крупская взяли шефство над тремя младшими детьми Инессы, которых они знали еще по эмиграции:

«Мы постоянно ходили к Надежде Константиновне. Иногда на 3—5 минут приходил Владимир Ильич. Он не садился, а быстро ходил по комнате, включался в наш общий разговор, даже если мы говорили о пустяках, оживляя его своей шуткой, расспросит немного и идет работать. Иногда мы пили чай вместе»³⁶.

А этот эпизод, который нигде не публиковался, я узнала от нашей родственницы, которой его рассказала Варвара Александровна.

Однажды Крупская заговорщически отвела девушек в свою комнату.

— Вижу, вижу, что у вас плохо с одеждой, — сказала Надежда Константиновна. — Вот, выбирайте, что хотите.

И открыла перед ними сундук с новыми вещами, подаренными ей многочисленными делегациями. Надежда Константиновна всегда одевалась очень скромно, ее гардероб отличался минимализмом. Но и дочери Инессы тоже унаследовали от матери равнодушие к нарядам. Как ни уговаривала их Крупская, они не взяли себе ничего. Потом, уже в зрелые годы, Варвара Александровна, вспомнив об этом эпизоде, сказала близким:

— Вот такие мы с Иной были дурехи! Надо было взять хоть что-то просто на память. Ведь до самой смерти Надежда Константиновна нас так любила и опекала!

В 1969 г. Варвара Александровна поделилась своими воспоминаниями с читателями «Нового мира». Она описала встречи с семьей Ульяновых начиная с 1912 г. В Париже Инесса жила по соседству со своими партийными товарищами на улице Мари Роз. Однажды она отправила своих одиннадцатилетнюю дочь и девятилетнего сына отнести записку Надежде Константиновне. С тех пор они виделись много раз.

После внезапной смерти Инессы, как вспоминала Варвара Александровна, «в короткий срок Надежда Константиновна стала нам близкой, любимой и как будто всегда существовавшей в нашей жизни». 6 ноября 1923 г. Надежда Константиновна прислала из Горок записку Варе Арманд: «Милая Варюшка! Целую вечность не видела тебя, не слышала твоего голоса. В четверг буду в Москве, пойду к Цеткин, а потом созвонюсь с тобой — либо ты ко мне заходи (в Кремль), либо я зайду к тебе (на Манежную. — Примеч. авт.)».

Как думает читатель, стала бы Надежда Крупская так нежно относиться к детям соперницы? Аргумент, что у нее не было своих детей, вот она и полюбила Инессиных, кажется слабоватым. Один уважаемый мной российский историк предположил, что во «вражеском» партийном окружении Надежда Константиновна лучше всего чувствовала себя с этими молодыми, симпатичными ей людьми, которых она еще в их детстве знала по Парижу. Но не проще ли поверить свидетельству самой Н.К., что «Инесса была одним из самых дорогих людей и с ней в дом словно заглядывало солнце».

Ина занималась историей, Варя поступила во Вхутемас (Высшие художественно-технические мастерские). Однажды совершенно неожиданно Ленин и Крупская пришли в общежитие на встречу к будущим художникам. Получилось это так.

В конце февраля 1921 г. Инесса-младшая пришла навестить Надежду Константиновну. Они сидели в комнате Крупской в кремлевской квартире и о чем-то беседовали. Внезапно распахнулась дверь, и вошел Владимир Ильич. Разговаривая, он, как обычно, быстро ходил по комнате взад-вперед. (Представляете себе, что это такое — разговаривающий маятник перед глазами?!)

В тот вечер он был особенно оживлен. Поддразнивал гостью, расспрашивал ее о сестре Варе, которая училась и жила в общежитии. Ина стала уверять со слов сестры, что все хорошо, в общежитии тепло, питаются студенты нормально. Ленин слушал со скептическим выражением лица, а потом предложил: «Давай, Надя, поедем навестить Варю и посмотрим, как молодежь живет».

Об этом эпизоде осталось множество воспоминаний.

«25 февраля 1921 года в коммуну Вхутемас неожиданно приехал товарищ Ленин. У нас только что закончилось собрание ячейки (комсомольской). Я по обязанности завклуба пошел закрывать парадную дверь, выходящую на Мясницкую. Было уже 11 часов вечера, и меня немного удивил стоявший в такое позднее время автомобиль у нашего дома. Наверное, подумал я, ЧК пришло кого-нибудь накрыть. В нашем доме в то время жило еще порядочно спекулянтов, и из ЧК довольно часто приходили их “навещать”.

По темной лестнице поднимаемся к себе в комнату. Впереди нас какие-то четыре фигуры ощупью тоже пробираются наверх. В то время максимально экономили электричество, но непроглядная тьма на лестнице стояла по той причине, что студенты выворачивали лампочки, чтобы освещать общежитие. Спрашиваем, кого ищут.

Квартиру 82.

— А там кого?

— Варю Арманд.

— Лезьте выше, она сейчас идет с собрания.

При свете спички, которую зажег один из четверки, я увидел лицо, напоминавшее Ленина. Ватага студентов быстро обогнала этих четверых, кричат дежурному: “Быстрее ужин!” Входят первыми две женщины — одна молодая, другая пожилая, с сильно осунувшимся лицом. За ними коренастый мужчина в меховой шапке с высоко поднятым воротником — раскланивается со всеми: здравствуйте, здравствуйте! Вглядываюсь... Как будто... Нет...

Второй мужчина остается в передней.

Спрашиваю его:

— Это кто пришел? Товарищ Ленин?

Смеется:

— Да»³⁷.

Молодежь встретила Ленина восторженно. И только Варя Арманд смутилась, увидав гостей. Ленин не раз подшучивал над ней, когда она ему рассказывала, как хорошо живут комсомольцы в общежитии. Обещал, что нагрянет с проверкой. Варя пугалась, уверяла его, что действительно условия у учащихся хорошие. Были, конечно, недостатки, общежитие не отапливалось, хлеба не хватало, но все же они получали студенческий паек и почти каждый день ели хотя бы раз. Но об этом Варя Ленину не рассказывала. На фоне общественных событий, считала Варя, все эти трудности незначительны.

И вот Ленин сдержал-таки обещание. Взял да и нагрянул с Надеждой Константиновной и Инкой!

Коммуна вхутемасовцев, где жила Варя, называлась «Первой коммуной». В ней обитали активисты комсомола, члены и кандидаты партии. Варя делила комнату с однокурсницей. Владимир Ильич и Надежда Константиновна начали щупать матрацы, проверяя их на мягкость — точнее, на жесткость. Надежду Константиновну усадили на Варину кровать, а Владимиру Ильичу кто-то из ребят принес невесть как оказавшееся в общежитии коммунаров соломенное кресло с очень высокой спинкой. Владимир Ильич стоял спиной к окну, разглядывал комнату. И увидел на стене единственный акварельный рисунок—паровоз, раскрашенный продольными линиями. Это была работа студента Стенькина, написанная им «в помощь Республике». В то время транспорт очень медленно ходил, и будущий художник предложил красить продольными линиями кузова, чтобы создать зрительное впечатление хоть о какой-то скорости. Конечно, Ленин засмеялся. Рассмеялись и все набившиеся в комнату к Варе коммунары. Началась дискуссия о революционном творчестве.

Варя потом признавалась, что все посещение прошло у нее как в тумане и она плохо помнит, о чем говорили в ту ночь.

Остались воспоминания участников той встречи. На эту тему написано немало книг и научных трудов. Интересно, что многие авторы перепутали имя Вари и называют ее Александрой.

Спорили о футуризме и реализме. Варвара Александровна вспоминала:

«Мы знали твердо одно: наше творчество должно помогать революции, оно для народа... Мы были за все формы декоративного искусства, которые могли быть использованы на улице. И спорили мы по этим вопроса в коммуне, в клубе имени Сезанна, на партийных и комсомольских собраниях».

Надежда Константиновна тоже записала в своем блокноте впечатления от встречи с молодежью.

«Был это голодный год, но много было энтузиазма у молодежи. Спали они в коммуне чуть ли не на голых досках, хлеба у них не было, “зато у нас есть крупа”, — с сияющим лицом заявил дежурный по коммуне вхутемасовец. Сварили они из этой крупы важнецкую кашу, хотя и была она без соли. Ильич смотрел на молодежь, на сияющие лица обступивших его молодых художников — их радость отражалась у него на лице. Они показывали ему свои наивные рисунки, объясняли их смысл, засыпали его вопросами. А он смеялся, уклонялся от ответов. Отвечал вопросом на вопрос...

— Что вы читаете? Пушкина читаете?

— Нет, мы — Маяковского!

После этого Ильич немного подобрел к Маяковскому, при этом имени ему вспоминалась вхутемасовская молодежь, полная жизни и радости, готовая умереть за Советскую власть»³⁸.

Варя Арманд вышла замуж за своего однокурсника, будущего народного художника СССР Якова Ромаса. У этой пары родилась дочь Блона. Этого имени нет ни в каких святцах. Его придумала Варя в память о матери. Имя возникло из псевдонима, которым пользовалась Инесса, подписывая брошюры для женщин, — Елена Блонина. Блонина — от польского слова «блонь» — луг, поле. Несомненно, этот псевдоним Инесса взяла себе в память о том времени, когда они жили вместе с Ульяновыми в Кракове и каждый день часами гуляли по этим «блоням». Спорили, говорили о революции, шутили, смеялись или молчали. Крупскую нисколько не коробило имя Блона, как намек на прошлое, в котором ходили-бродили по польским блоням трое — не то партийная троица, не то исторический любовный треугольник.

А недавно я наткнулась в архиве на письмо Надежды Константиновны Варе, написанное незадолго до рождения Блоны: «Если бы ты знала, как я мечтаю понянчить внука...» И действительно, Надежда Константиновна была очень привязана к Блоке, частенько приглашала Инессину внучку с собой в Горки Ленинские, дарила ей подарки. Я своими глазами видела сувенирную коробку с коллекцией минералов и книжку Крупской с надписью: «Милой Блоне от Н.К.».

Что касается Ины, то она вышла замуж не без участия Ульяновых. Немецкий коммунист, рослый красавец Гуго Эберлейн был одним из основателей Коммунистической партии Германии, членом ее ЦК. В канун нового, 1919 г. он получил задание от Розы Люксембург отправиться в Москву на Учредительный конгресс III Коммунистического интернационала. Гуго под видом гражданина Австрии пробрался через фронт и прибыл на торжественное открытие, где его сфотографировали за столом рядом с Лениным. Ленин очень рассчитывал на рабочий класс Германии для воплощения своей главной мечты — мировой революции. Но Коммунистическая партия Германии была еще очень молода, а ее лидеры Карл Либкнехт и Роза Люксембург в январе 1919 г. были уже убиты. Для Эберлейна гибель товарищей стала колоссальным ударом. В Москве он познакомился с Инессой Федоровной Арманд, которая входила во французскую секцию Коминтерна. Инесса выразила Гуго глубокое сочувствие и предложила свою помощь. Но знакомы они были недолго. Гуго нужно было возвращаться в Германию.

Там оставались его жена и маленький сын Вернер, который родился 9 ноября 1919 г. Он не знал,что жена скоро оставит его и выйдет замуж за другого.

Ина, изучавшая в институте немецкий язык, познакомилась с Гуго в Берлине в 1922 г. Она работала помощником полпреда в недавно открывшемся после четырехлетнего перерыва советском посольстве. Полпредом был назначен бывший нарком финансов Николай Николаевич Крестинский. Ленин был невысокого мнения о его достоинствах, называл «управляющим делами». Досадовал, что вместо политической работы Крестинский сам бумажки в папки подшивает. Молотов говорил о нем: «Сказать, что ловкий был Крестинский, едва ли можно. Но он был адвокат, помогал и вашим и нашим»³⁹.

Начальник Ины был добродушен, подслеповат и мало походил на дипломата. Однако у него уже был в этой области кое-какой опыт. Он участвовал как член делегации в Генуэзской конференции, где советские дипломаты одержали крупную победу. Добились признания молодой Республики Советов. И при этом отказались выплачивать долги царского правительства. Крестинский слышал циркулировавшие в Кремле слухи, что его новый сотрудник Ина Арманд близка с семьей Ленина, поговаривали, что она приемная дочь бездетной пары. Покойную Инессу Федоровну Крестинский считал очень интересной женщиной. Ина немного была похожа на мать. Ей было 24 года, и она уже 6 лет была членом партии. Присмотревшись к Ине, Крестинский одобрил свою помощницу. Прекрасно знает язык. На Гражданской войне получила навыки штабной культуры. Аккуратна с бумагами — а это в глазах Крестинского, бывшего присяжного поверенного, любившего порядок в документах, очень большое достоинство. Умеет себя вести, не говорит лишнего, обладает навыками конспирации (это от матери) и безраздельно предана делу революции. Полностью подходит для той задачи, которая была поставлена перед полпредством, — подготовить в Германии пролетарскую революцию. Налаживая связи с немецкими коммунистами, Ина вышла на Гуго Эберлейна. Он в то время совершил побег из тюрьмы, куда попал после возвращения из Москвы, и вместе с товарищами жил в доме Карла Либкнехта, который был выкуплен им для партии. Гуго, познакомившись с дочерью Инессы, с сожалением воспринял весть о смерти товарища по Коминтерну. Симпатия, которую он испытал к Инессе, перешла и на Ину. Они начали встречаться. В отпуск Ина поехала в Москву и почти весь провела его в Горках. Еще в Берлине, собираясь домой, она получила приглашение от Надежды Константиновны.

Н.К. Крупская — Ине Арманд. 30.09.1922 г.:

«Милая моя девочка, получила оба твоих письма, за них крепко тебя целую. Ты, вообще говоря, очень глупое существо. Ну, почему же тебе нельзя будет бывать у нас? Напротив, в этом году мы будем жить более “семейно” и “открыто”, т.к. В.И. больше 8 часов в день заниматься нельзя и, кроме того, надо будет отдыхать два раза в неделю. Поэтому он всегда будет рад гостям».

Девушка рассказала Надежде Константиновне о своей дружбе с Гуго Эберлейном, которая может перерасти в нечто большее. Крупская обрадовалась: «Это достойный человек, Иночка!»

В 1923 г. влюбленные поженились. 12 декабря у Гуго и Ины родилась дочь. Ее назвали в память бабушки — Инесса. С дипломатической почтой в Берлин пришло теплое письмо от Крупской, в котором звучала нотка грусти.

Наверное, Надежда Константиновна понимала, что жизнь Ленина подходит к концу. До его кончины оставался месяц и 10 дней.

«Живу только тем, что по утрам Володя бывает мне рад, берет мою руку, да иногда говорим мы с ним без слов о разных вещах, которым все равно нет названия».

(Читая это письмо, понимаешь, что Надежда Константиновна Крупская, образ которой тоже совершенно искажен в народной памяти, была человеком не только умным и порядочным, но и тонко чувствующим. — Примеч. авт.)

Ина расстроилась до слез, прочитав письмо из Горок. Она знала Владимира Ильича с детства. Это был самый близкий, как и Надежда Константиновна, друг ее мамы. После ее смерти Владимир Ильич настаивал, чтобы сестры Арманд и младший их брат Андрей чаще приходили в кремлевскую квартиру на чай. Это было легко осуществить, потому что дети Инессы жили через дорогу от Кремля. Во время этих чаепитий Владимир Ильич расспрашивал, есть ли у них все необходимое из одежды, как они питаются, не слишком ли устают от работы и занятий, не надо ли чем помочь.

Ина никогда не забывала об этом времени.

«Запомнились приезды Владимира Ильича в дом отдыха “Чайка” под Москвой, где мы с младшим братом набирались сил в ноябре—декабре 1920 года. Владимир Ильич знал, как оба мы тяжело переживаем смерть матери, и вот, несмотря на огромную занятость и зимние холода, он навещал нас, просто чтобы поддержать морально, помочь дружеским участием. Приезжал не один раз вечером на машине. По приезде обязательно разговаривал с врачом, узнавал, как мы лечимся, как наше здоровье, а затем заходил к нам с братом. Помню, он интересовался, что я читаю, брату любил задавать головоломные шахматные задачи (а потом сам же их и решал). И всегда советовал: побольше быть на воздухе, ходить на лыжах, набираться сил.

Перед отъездом Владимир Ильич никогда не забывал зайти в столовую дома отдыха, поговорить и пошутить с другими отдыхающими.

Огромной радостью и поддержкой были для нас эти встречи с Владимиром Ильичом»⁴⁰.

Лето 1921 г. Ина по приглашению Надежды Константиновны и Владимира Ильича провела в Горках. Первое время она жила там одна. Изредка по вечерам приезжал Владимир Ильич, когда очень уставал, болела голова, мучила бессонница. Чистый воздух и тишина восстанавливали его силы, и наутро он уезжал хорошо отдохнувшим.

Как-то раз в мае Владимир Ильич вырвался из Москвы раньше обычного. «Вот, собрался на тягу», — сказал он гостье. Ина упросила Ленина взять ее с собой, хотя и без ружья. Кроме Владимира Ильича были Гиль, товарищ из охраны и кто-то еще. Начало похода было не очень веселое. Владимир Ильич выглядел до крайности уставшим и чем-то озабоченным. Оншел впереди Ины и все время молчал; казалось, московские думы и заботы не оставляли его. А все остальные, идя сзади, тоже молчали или старались говорить вполголоса. Пришли к месту охоты и разошлись по своим местам. Вечер был замечательным: чудесным был весенний лес, запахи весны, тишина, нарушаемая только птицами. Вальдшнепы, правда, охотников не баловали: пролетел один, да и то далеко; кто-то стрелял, но неудачно.

Ленин любил долгие прогулки. В эмиграции вместе с женой они часами ежедневно проводили время на природе. В кремлевских залах и коридорах, в служебной квартире ему не хватало свежего воздуха. Ина заметила, что очарование тихого вечера и весенний воздух сделали свое дело. На обратном пути Ленин смеялся, шутил, рассказывал что-то забавное. В июле Ульяновы приехали в отпуск. Ина рассказывала нам, что и в отпуске предсовнаркома много работал. Распорядок дня был обычно такой: после завтрака Владимир Ильич уединялся на открытой террасе около своей комнаты. Гора книг, стопка писчей бумаги, чашка чаю. В это время он просил его не тревожить. До обеда Надежда Константиновна любила поговорить с Иной о том о сем. Каждый день на обед приезжала сестра Ленина — Мария Ильинична. Ина вспоминала, что обычно на обед они ели морковный пирог с чаем.

Во второй половине дня обычно ходил гулять иногда один, чаще с Надеждой Константиновной. Иногда они приглашали с собой Ину. Шутили: «Хватит глаза портить, зубрилка!» Ульяновы любили бродить по лесу. По инициативе Марии Ильиничны раза два организовывались походы за грибами. Ездили на машине в дальний лес. Когда Владимир Ильич шел гулять к реке, он проходил мимо дома отдыха МК, и отдыхающие зазывали его в свой сад. Ленину нравились эти непринужденные беседы.

«В воспоминаниях много пишут о скромности Владимира Ильича. С этой чертой его характера пришлось сталкиваться и мне. Помню, меня очень удивляло, почему в доме в Горках вся обстановка, вплоть до портретов на стенах, оставалась такой же, как при прежних хозяевах, Рейнботах. Особенно, казалось мне, должна раздражать Владимира Ильича обстановка в его комнате: белая с позолотой будуарная мебель, зеркала между окнами. Я предложила как-то Надежде Константиновне переменить мебель в комнате. Она засмеялась и сказала: “А ты попробуй сама ему это предложить”. Я так и сделала. К моему великому удивлению, Владимир Ильич рассердился и строго запретил что-либо менять в своей комнате. Потом я поняла из разговора с Надеждой Константиновной, что Владимир Ильич, оставляя в Горках все по-старому, подчеркивал этим, что его дом — это скромная кремлевская квартира, а свое пребывание в Горках он считал временным, как в доме отдыха или в санатории, потому что Горки — государственная собственность.

За время пребывания Владимира Ильича в Горках к нему мало приезжало товарищей из Москвы — надо было дать ему возможность отдохнуть от дел. Помню, приезжал Красин советоваться с Лениным о концессионной политике, но особенно запомнился приезд Глеба Максимилиановича Кржижановского.

Глеб Максимилианович, как известно, был старым товарищем Владимира Ильича еще по подпольной работе в Петербурге и другом семьи Ульяновых. Поэтому за чашкой чаю на балконе горкинского дома собрались всей семьей послушать беседу Владимира Ильича с Кржижановским. Была там и я. Глеб Максимилианович рассказывал, как идет работа по осуществлению государственного плана электрификации России. Слушая, Владимир Ильич взволнованно и энергично шагал по балкону. Быстро и требовательно он задавал вопросы, делал замечания, подавал реплики.

Речь шла не только о практических вопросах сегодняшнего дня, но и о значении ГОЭЛРО для будущего социалистического расцвета страны. Владимир Ильич и Глеб Максимилианович, беседуя, “полки разводили”, по образному выражению Надежды Константиновны, далеко заглядывали вперед. И это в обстановке тяжелого лета 1921 года, в обстановке голода и разрухи, когда только что были отбиты атаки на фронтах Гражданской войны.

Мне на всю жизнь запомнился Владимир Ильич, каким я его видела в тот день — оживленным, взволнованным, увлеченным яркой перспективой будущего»⁴¹.

Узнав, что Ина заболела, Ленин настаивает на ее помещении в санаторий «Дюльбер». Пишет письмо главврачу:

«9/1Х

Тов. Жиделев!

Напоминаю Вам про двоих больных:

1) Инессу Александр. Арманд и 2) Лидию Алекс. Фотиеву.

Очень прошу понаблюсти за тем, чтобы обеих достаточно откармливали (и хорошей пищей), достаточно хорошо поместили и пр. Надеюсь также, Вы их покажете доктору, спросите, можно ли купаться и т.д. Вообще, надеюсь на Вас, что их Вы возьмете под негласную опеку, а мне ответите, достаточно ли хорошо они поправляются. М.6., найдете полезным показать это письмо их доктору и попросить его позаботиться — от моего имени — о них.

Заранее Вас благодарю и желаю хорошего отдыха и лечения.

С ком. прив. Ленин».

(Ина Александровна вспоминает, что она «пострадала» от ленинской заботы. Главврач на неделю уложил ее в постель и запретил прогулки.)

И вот теперь Ленин сам заболел. Страшно заболел, тяжело.

Письма Надежды Константиновны о состоянии здоровья Ленина то огорчали, то успокаивали Ину.

«Милая моя Иночка, не писала тебе целую вечность, хотя каждодневно думала о тебе. Но дело в том, что сейчас я целые дни провожу с Володей, который быстро поправляется, а по вечерам я впадаю в очумение и не способна уже на писание писем. Поправка идет здоровая — спит все время великолепно... настроение ровное, ходит теперь (с помощью) много и самостоятельно, опираясь на перила, поднимается и спускается с лестницы. Руке делают ванны и массаж, и она тоже стала поправляться. С речью тоже прогресс большой... То, что достигнуто за последний месяц, обычно достигается месяцами. Настроение у него очень хорошее, теперь и он видит... что выздоравливает, — я уж в личные секретари к нему прошусь и собираюсь стенографию изучать. Каждый день я читаю ему газетку, каждый день мы подолгу гуляем и занимаемся».

«...Получила литы мое письмо с карточкой Володи? У нас поправка продолжается, хотя все это идет чертовски медленно. У Володи выдержка громадная, старается скрыть от всех, как ему тяжело. Вообще, какдалеко пойдет поправка, — никто сказать не может, может и полное восстановление быть. Приходится одно — запастись терпением. Ездим в далекий лес на автомобиле, читаем газетку, по саду ездим...

...Сейчас у нас осень, парк опустел, стало в нем скучно. Летом народ толкался, теперь никого нет, и В[олодя] тоскует здорово, особенно на прогулках. Каждый день какое-нибудь у него завоевание...

...Читаем с Володей ежедневно газетки, он с интересом следил за событиями в Германии, вычитал и вытянул из нас все, что от него скрывали, — убийство Воровского, смерть Мартова и пр. Ужасно безответственные сообщения печатаются в газетах».

«Вообще все уже вошло в норму, Ферстер (врач) уехал к себе в Германию, тот врач, что жил здесь, перебрался в город, вчера ходили на тягу (без ружья, но с корзиной для грибов), видели одного вальдшнепа, 4 брусничины, десяток старых грибов и очень красивые осенние листья...»

В конце письма Надежда Константиновна пишет, что Владимир Ильич рвется к работе ужасно. «Впрочем, публика приезжает уже к нему и в одиночку, и высыпками».

Известие о смерти Ленина пришло к Ине в Берлин по официальным каналам раньше, чем она получила письмо от Надежды Константиновны.

«28/1-1924 г.

Милая, родная моя Иночка, схоронили мы Владимира Ильича вчера. Хворал он недолго последний раз. Еще в воскресенье мы с ним занимались, читала я ему о партконференции и о съезде Советов. Доктора совсем не ожидали смерти и еще не верили, когда началась уже агония. Говорят, он был в бессознательном состоянии, но теперь я твердо знаю, что доктора ничего не понимают. Вскрытие обнаружило колоссальный склероз. Могло быть много хуже — могли бы быть новые параличи... Каждый новый припадок заставлял холодеть. Сейчас гроб еще не заделали и можно будет поглядеть на Ильича еще. Лицо у него спокойное-спокойное. Стоял он в Доме союзов, было там все очень хорошо и торжественно и необычно. День и ночь шел мимо народ (прошло 750 тысяч), смотрел на Ильича и плакал... На улице был страшный мороз, но никто не обращал внимания, улицы были залиты народом и веяло дыханьем революции. Точно 17-й год. Думаю, что смерть Ильича сплотит партию и подымет работу. Хоронила Ильича единая партия, и плакали одинаково все. Работать надо теперь.

Мы на время остаемся в Горках. Я взялась составлять из его сочинений популярную брошюру — сборник самого важного и существенного, что он сказал, — и взялась уже за работу. Кажется мне, что сборник у меня выйдет. Потом буду помогать разбирать материалы в Институте Ленина, писать о пережитом. Сейчас больше всего хочется думать о Влад. Ильиче, об его работе, читать его. Но надо будет и другую работу делать.

Все товарищи очень внимательны и ласковы к нам. Жили мы все эти дни в Доме союзов, это было очень удобно.

Не прислать ли тебе, Иночка, собрание сочинений Ильича? У меня есть. Снимки в гробу вышли хорошие, я пошлю их тебе.

Пока крепко обнимаю тебя, и Гуго, и Инессочку. Крепко целую.

Твоя Н. Крупская».

В последний раз Ина встречалась с Лениным в ноябре 1922 г. Она слушала его доклад на IV конгрессе Коминтерна и речь на пленуме Московского совета. Тогда ей показалось, что Владимир Ильич совсем поправился, снова полон сил и энергии. Он шутил и смеялся, когда перед отъездом Ины в Берлин она была в их кремлевской квартире. В тот вечер в гостях у Ульяновых был Дмитрий Захарович Ману-ильский. Тот самый, с которым ее мама в 1918 г. ездила во Францию, чтобы вывезти оттуда брошенных Временным правительством бойцов Русского экспедиционного корпуса. Дмитрий Захарович умел талантливо пародировать партийных товарищей, очень удачно подражая их голосу, жестам, манере говорить. И вот он стал изображать, как выступают Калинин, Луначарский и другие. Это были, конечно, дружеские, но очень смешные шаржи. Ленин от души хохотал, слушая Мануильского, а потом, хитро сощурив глаз, сказал: «А я слышал, вы и меня изображаете. Ну-ка, ну-ка покажите, как я выступаю?» Но тут Мануильский очень смутился, стал отшучиваться, отнекиваться и отказался пародировать Ленина.

Позднее, уже за чашкой чаю, Владимир Ильич все в таком же веселом настроении рассказывал, в какие нелепые положения он попадал, занимаясь юридической практикой, как к нему за защитой обращались заведомые жулики-купчики и он не знал, как от них отделаться. Весь этот вечер Владимир Ильич был очень оживлен, много смеялся. Ине и в голову не приходило, что они видятся в последний раз. С Надеждой Константиновной теплые отношения продлились вплоть до ее смерти в 1939 г. Крупская много рассказывала Ине о дружбе с ее матерью. Под влиянием Надежды Константиновны Ина начала готовить к публикации письма матери.

ЗНАКОМЬТЕСЬ: НАСТОЯЩАЯ ИНЕССА

Письма Инессы Федоровны Арманд к близким, друзьям, соратникам говорят о ней больше, чем все, вместе взятые, отзывы и воспоминания. Я много раз их перечитывала. И передо мной все отчетливее вырисовывался образ женщины, чьи достоинства заслуживают большого уважения. Это большая историческая несправедливость, что на ее имени спекулируют сплетники всех мастей, ищущие дешевого успеха у публики. Читатель, не пропускай эту главу. Может быть, мне удастся очистить имя родственницы от лживых характеристик.

А.Е. Арманду (июнь 1905 г., тюрьма в Пушкино):

«Саша, что касается хлопот о моем освобождении, то слишком много не возись, ведь я сейчас совсем здорова. Одно время очень тянуло на волю, но теперь это чувство успокоилось. Относительно хлопот у генерал-губернатора: если это общий ход об освобождении на поруки, то обратись к нему. Если “особая милость” — то не следует к нему обращаться.

Поцелуй за меня детей. Инесса».

А.Е. Арманду. Ницца. 9 ноября 1905 г.:

«Мой дорогой Саша, я очень давно начала это письмо, но не могла продолжить, потому что Россия была совсем отрезана от нас — ни писем, ни телеграмм. Известия из России глубоко волновали и радовали. Так хотелось тоже быть там и также принести великому народному делу хоть самую свою скромную лепту. Вообще, в такие великие моменты тяжело бездействовать. Вместе с радостью за дела общественные, конечно, возникало сильное беспокойство за вас за всех, за товарищей, за энергичных и отзывчивых. Я очень огорчена смертью Николая Баумана. Это был славный, хороший человек. А как великолепно держались рабочие! Какие они герои, какая сила и величие в этой стройно, дружно борющейся массе. Едва ли в истории была более великолепная, более величественная борьба».

В.Е. Арманду. Московская губернская тюрьма в Пушкино. Июль 1907 г.:

«Мой дорогой Володя. Все жду, что получу от тебя словечко. Тебе, верно, уже передали, каким путем мне можно писать. Я чувствую себя ужасно оторванной, совершенно не знаю, что у вас там делается... иногда в голову приходят самые безумные мысли. Может быть, вы там уже все переболели, а я ничего не знаю. Особенно беспокоюсь за Андрюшу. Когда мы виделись в последний раз, он был нездоров.

У нас здесь коммуна, и мы все по очереди дежурим, т.е. сами готовим, стираем полотенца и т.д. Я один раз уже дежурила и, как ты понимаешь, очень волновалась за суп. Он вышел довольно удачен, но только овощи были demi-naturelle⁴²».

Детям. Мезень, середина декабря 1907 г.:

«Мои дорогие Саша, Федя, Инесса и Володя!⁴³ Долго не могла вам написать, потому что по приезде в Архангельск меня засадили в тюремный замок. Оттуда я вышла, чтобы сразу сесть в сани и поехать в Мезень. Когда мы прибыли в Мезень, меня сейчас же хотели отправить еще на 100 верст дальше, в деревню Койду. Мне этого очень не хотелось, во-первых, потому, что туда почта неизвестно как ходит и, пожалуй, останешься совсем без известий. Во-вторых, там совсем нет политических, и поэтому было бы скучней. Удалось остаться в Мезени.

Кто из вас что читает? Вышло ли что-то новое и интересное по беллетристике? Здесь на ночь глядя совсем нечего читать».

Детям:

«Здесь ссыльных около ста человек. Сам город состоит из двух параллельных улиц, между которыми короткие переулки. В общем, город не больше села Пушкино. В нем две тысячи с чем-то жителей. Но все-таки есть и школа, и больница, телеграф. Почта приходит два раза в неделю. И люди живут здесь не в юртах, как я себе представляла, а в избах с громадными печами, но сколочены избы плохо и плохо проконопачены, так что в них ветер гуляет. Сегодня очень сильный мороз, а так как мы вчера по неопытности не протопили печи второй раз, то у нас вода замерзла в кадке, и вообще в кухне был такой мороз, что стыли руки. Так что, когда я мела и варила кофе, то все охала и метала шпильками в Володю, который обер-истопник. Он здорово научился топить и самовар ставить.

Пишите мне о вас скорее, больше и подробнее. Я так давно толком ничего о вас не знаю. Переселилась ли Инесса в Пушкино? Где сейчас Саша и Федя? Володька, напиши, не изволь лениться, а то, ей-богу, будешь побит!

Ну, крепко вас целую, поцелуйте малышей, пишите!

Ваша мама».

В.Е. Арманду. Мезень, май 1908 г.:

«Дорогой мой! Спасибо тебе за описание твоей встречи с детьми. Спасибо за книги, большое спасибо! Если попадется еще партийная литература, то пришли ее. Пришли что-нибудь по вопросу о парламентаризме.

Инесса».

В.Е. Арманду. Москва, 23 ноября 1908 г.:

«Мой дорогой Володя, итак, я выбралась из окраин и нахожусь, наконец, в центре. Милый город, как я люблю тебя, я — твое дитя и нуждаюсь в твоем шуме, суете, в твоей сутолоке, как рыба нуждается в воде.

Думаю остаться в России до лета, а там видно будет. Детей возьму с собой. Я их еще не видела по понятным тебе причинам».

В.Е. Арманду. Москва, начало декабря 1908 г.:

«Милый Володя! Я перевидала за последнее время всю нашу семью. Все живы и здоровы, много о тебе расспрашивают. Строчу тебе письмо в Румянцевской библиотеке. Сегодня бегала в Третьяковку. Там много новых картин. Мне особенно нравятся “Вихрь” Малявина и “Демон” Врубеля.

В своем городе я нашла очень большие перемены. Вечерами на улицах так красиво, так много огней, так оживленно...Такая масса самых разнообразных зрелищ. Была три раза в Художественном, один раз в Малом и у Корша, два раза в синематографе, один раз в концерте. Вчера попала на лекцию о символизме. Читали Белый, Брюсов, Рачинский. Они спорили между собой, но у меня осталось впечатление, что они все кантианцы, только на разный лад.

Скоро я уеду отсюда».

В.Е. Арманду. Петербург, 2 января 1909 г.:

«...Теперь в большинстве всех голов происходит переоценка всех ценностей. Чем интенсивнее работает данная голова, тем этот процесс сложнее и интереснее. По выражению одной моей знакомой курсистки, интеллигенция утеряла “ариаднину нить” и поэтому кидается то в одну, то в другую сторону, это последствие неимоверной путаницы представлений и понятий. Я объясняю это так: во время революции почти вся интеллигенция действовала заодно, потому что ей было некогда искать свое место в обществе. Но, когда схлынула волна общественной активности, интеллигент оказался не у места. Теперь началась дифференциация интеллигенции: после многих заблуждений одни примыкают к буржуазии, другие — к пролетариату. А многие еще на распутье.

Конечно, я — с пролетариатом. Последний реакционный год я провела среди пролетариев, и это обстоятельство сделало меня более стойкой».

Варе Арманд. Берн, ноябрь 1915 г.⁴⁴:

«Дорогая моя девочка. Это хорошо, что ты философствуешь и всматриваешься в окружающих. Такое критическое отношение может оказаться очень полезным.

Жизнь людей богатых сейчас нехорошая. Праздность, лень, фальшивость... Теперь каждый человек борется в отдельности за свое существование, старается перехитрить другого, показаться лучше, умней, надеясь таким образом победить своих конкурентов... Но ни в коем случае не будь из тех людей, кто, постоянно брюзжа, не проводят в жизнь собственных идей и продолжают жить совершенно так же, как те, кого они ругают. Подобные люди или лицемеры, или слабые и ничтожные личности».

Ине Арманд. Зеренберг, 1915 г.:

«...Твоя ревность к Варе, моя родная, конечно, ни на чем не основана. Смешная ты моя кукушка... я крепко люблю вас всех, моих детей. Я ужасно люблю на вас смотреть... В чувстве материнства еще очень много инстинктивного, очень многое перешло к женщинам от самок — между прочим, это стремление видеть в своих детях что-то особенное, но все же неправда, что матери ослеплены любовью, наоборот, они особенно болезненно переживают все их недостатки, все изъяны... Но вы мне никогда не причиняли этой боли.

Целую тебя бессчетное количество раз.

Твоя мать».

Ине Арманд. Кисловодск, сентябрь 1920 г.:

«Дорогая моя Инуся!

Мы уже три недели в Кисловодске, и не могу сказать, чтобы с тех пор мы особенно поправились с Андреем. Он, правда, посвежел и загорел, но пока еще совсем не прибавил весу. Я сначала все спала и день и ночь. Теперь, наоборот, совсем плохо сплю. Принимаю солнечные ванны и душ, но солнце здесь не особенно горячее, не крымскому чета, да и погода неважная: частые бури, а вчера было совсем холодно. Не могу сказать, чтобы я была в большом восторге от Кисловодска.

Проскочили мы довольно удачно, хотя ехали последнюю часть пути с большими остановками и после нас поезда совсем не ходили. Слухов здесь много, паники тоже.

Временами кажется — не остаться ли поработать на Кавказе? Как думаешь?»

Это было ее последнее письмо. Через несколько дней Инесса Арманд внезапно скончалась в возрасте 46 лет.

НЕКРОЛОГ В «ПРАВДЕ»

«Трудно писать некролог о любимом человеке. То, что я пишу сейчас, — не некролог, не описание жизни и деятельности Инессы. Мне просто хочется поговорить о ней с товарищами, знавшими и любившими ее.

Познакомилась я с Инессой в Париже. Эмиграция для революционера — тяжелая штука. Нужда, безработица, невозможность для большинства приспособиться к революционному движению чужой страны, оторванность от живой работы сломили не одну силу. Мне приходилось видеть, как удивительно быстро тускнели, выдыхались многие наши товарищи, приехавшие из России полными энергии, с таким увлечением рассказывающие о своей работе там.

Инесса принадлежала к числу людей, которые не растворяются в среде, а сами влияют на нее. И Инесса внесла новую струю в нашу эмигрантскую жизнь. В ней не было и тени душевной усталости, она горячо относилась ко всему, всегда имела собственное мнение и горячо отстаивала его. В том, как она это делала, чувствовалась привычка к борьбе. Отстаивание своего права на самостоятельное мнение, право посвятить себя революции купила она борьбой.

Горячность Инессы, ее замечательное отношение к людям делали ее душой группы большевиков.

Вспоминаю, как во время войны мы возвращались в Россию вместе через Германию и напряженно думали о работе в России, о русской революции.

В России Инесса все силы отдавала работе».

(Н.К. Крупская, «Правда», 1920 г. 3 октября)

С тех пор прошло почти сто лет.

Я склоняю голову перед памятью Инессы Арманд и тех ее товарищей, которые отдали свои жизни за народное счастье. Я верю, что она осталась в ноосфере вопреки изменчивой истории не как героиня любовного романа, а как образ благородного стремления к гармонии человеческого существования. В своем времени она была женщиной из будущего и стойко переносила свою исключительность, за которую ее приходилось очень дорого платить. И как бы не пытались унизить ее память, а правда все равно берет свое.

В конце 1990-х, когда я записывалась в библиотеку рядом с домом, библиотекарь (самые интеллигентные женщины, с которыми мне доводилось иметь дело в жизни, были библиотекари и сотрудники музеев) подняла на меня глаза и спросила: «Извините, а вы имеет родственную связь с Инессой Федоровной Арманд?»

Помявшись, как всегда в таких случаях, я ответила, что принадлежу к той же семье. Библиотекарь немного застенчиво сказала: «На даче я живу по соседству с семьей по фамилии Ульяновы. Их сын женился на девушке из рода Арманд, которую зовут Инесса. Правда, ведь в этом есть что-то глубоко символичное?»

ВЕЧНЫЕ ЦЕННОСТИ СЕМЬИ

Что касается Армандов, то они могли бы подписаться под словами князя Михаила Семеновича Воронцова: «Богатый и влиятельный человек должен жить так, чтобы ему простили его влияние и его богатство». Это означало только одно: богатый и влиятельный должен вкладывать свои средства в улучшение общественной жизни. Арманды, владельцы текстильной, красильной и свечной фабрик, хозяева известного торгового дома, начали с того, что вложили средства из доходов в строительство шоссейной дороги между Москвой и Ярославлем. Пока не была пущена в эксплуатацию железнодорожная ветка, по шоссе можно было комфортно добираться до Москвы. В самом Пушкино они построили школу, больницу и так называемую богадельню при Никольской церкви. В богадельне на 60 мест доживали свой век одинокие старики, которые раньше работали на фабрике Армандов. Владелец мануфактуры полностью оплачивал их содержание. И самой Никольской церкви жертвовали большие суммы — на ремонт и обновление храма. С тех пор как Арманды перешли из католической веры в православную, в этой церкви всех их венчали, крестили и отпевали. В последний раз обряд был совершен в 1917 г. Но спустя 90 лет Арманды снова вошли в Никольскую церковь, чтобы присутствовать при венчании еще одной невесты из своего рода. На другой день после торжественной церемонии новобрачные отправились в Алешино, небольшое село в нескольких километрах от Пушкино.

Алешино — магический пароль, который объединяет современных Армандов. Кто-то из историков семьи подсчитал, что сейчас в России живет около трехсот родственников, которые не всегда знают друг друга в лицо. Но стоит кому-то произнести слово «Алешино» — и светлеют лица. Каждый, в ком течет кровь Армандов, признает за этим небольшим селом в Пушкинском районе, примерно в 30 километрах от Москвы, статус священного места, куда хоть раз в жизни нужно приехать.

С шоссе дорога поворачивает налево. Взгляд упирается в большой деревянный крест, возле которого всегда стоят цветы. На этом месте была церковь Казанской Божией Матери. Ее в 1930-х гг. разобрали, а кирпич пустили на постройку коровника.

Еще несколько шагов — и вот он, дом, на краю бывшего парка, в аллеях которого когда-то стояли скамьи для отдыха, где в конце XIX века были высажены экзотические растения. Дому скоро 110 лет. До революции в нем жила семья управляющего. Вряд ли кто-то мог предположить, что именно за этот фундамент уцепится корень разветвленного армандовского древа, снесенного революцией из всех остальных мест произрастания. А в бывшем господском имении разместят сначала школу, затем общежитие, а потом дом и вовсе разберут. Но это произойдет уже в середине 90-х гг. XX века по вполне понятной причине. Кто-то присмотрел для себя красивое место на берегу пруда. Но оно так и останется пустовать, зарастет борщевиком. Был раньше у нас собственный дом на Старой площади — сейчас его занимает администрация Московской области. Были собственные дома в Денежном переулке и на Спиридоньевке (угол с Гранатным). Был дом на Воздвиженке. Номер 13. После революции Рене и Николай Арманд с детьми жили там в одной из квартир, занимавших целый этаж. И номер квартиры тоже был 13. Дважды чертова дюжина. Ничего удивительного, говорила моя суеверная мама, что именно в этот дом во время войны угодила бомба.

И вот от всего этого великолепия все же остался, уцелел осколок прежнего богатства — дом в Алешино. В чем причина этого чуда? Ищите женщину, разумеется.

В тот хмурый ноябрьский день, когда Инессу похоронили в Кремлевской стене, ее муж Александр Евгеньевич Арманд стал официально свободным от брачных уз человеком. Спустя пять лет он случайно встретит на улице Стешу Карасеву, которая до революции служила в их доме. Александру Евгеньевичу к тому времени минуло пятьдесят, девушка была почти вдвое моложе. Бывший хозяин и бывшая белошвейка зарегистрируют законный советский брак, через год родится сын, которого назовут Владимиром. Это имя ребенку дано не случайно. Александр Евгеньевич назвал так сына в память о покойном младшем брате, к которому когда-то ушла его Инесса. В знак полного и абсолютного отпущения грехов влюбленной паре.

В Алешино молодая семья обзаведется крепким хозяйством. Александр Евгеньевич, имевший превосходное инженерное образование, устроит в доме коммуну — мастерскую по ремонту сельскохозяйственного инвентаря. Он философски отнесся к смене своего социального положения после революции. В конце концов, он всегда поддерживал идеи о свободе, равенстве и братстве. Стеша заведет корову, лошадь, кур.

Жизнь пойдет своим чередом. Со своими радостями. Со своими невзгодами. Александр Евгеньевич, бывший буржуа, получит статус кулака. В свой срок придут сюда трое — двое в кожаных пиджаках и женщина в красной косынке. Сведут в колхоз лошадь и корову. Перероют весь дом — якобы в под-

вале, по слухам, у бывшего хозяина спрятан автомобиль. Но семья выстоит. После смерти Александра Евгеньевича в 1943 г. душой дома в Алешино станет Стеша.

На протяжении почти полувека — столько продлится ее жизнь в Алешино — мама Стеша, тетя Стеша, бабушка Стеша будет приглашать сюда все многочисленное семейство Арманд. Ее все полюбят, она окажется человеком, в котором сочетались редкие качества: доброта и трезвый практический ум. Молодой Владимир Арманд приведет в дом жену — маленькую, остроумную, веселую Клавочку Быковскую, инженера-кораблестроителя. Сейчас их сын Александр — известный автогонщик, дочь Ирина — жена крупного российского дипломата.

Здесь, в старом доме, в картонных коробках из-под обуви, хранится настоящее семейное богатство. Старые фотографии и письма. Чудом уцелела открытка из Франции, написанная Инессой Александру Евгеньевичу. Все другие ее бумаги после смерти были немедленно увезены из дома на Манежной улице, но до Алешина кремлевская комиссия по архивам не добралась. Здесь я отыскала письма с фронта, которые писал «дорогому папочке» сын Инессы и Владимира Андрей. Дорогой папочка — это, разумеется, Александр Евгеньевич.

«03.12.41г.

Дорогой папочка!

Как давно я тебя не видел. Тогда, когда на сутки приезжал в командировку в Москву, был дома всего несколько часов, и до тебя не доехал.

Моя мечта — когда война кончится, собраться всей семьей в нашем доме в Алешино и побыть вместе несколько дней. Прекрасно понимаю, что это далекая мечта, но все же только об этом и думаю, хочу всех обнять, поговорить о разном.

Положение наше на фронтах, как ты знаешь из газет, очень не плохое. Немца останавливаем по всем направлениям. Мы довольно быстро обучились военному делу, оказались способными учениками.

Жена мне давно не пишет, вероятно, она находится в родильном доме. Меня, конечно, мучает любопытство, кто пришел — он или она? Мне все равно, разумеется, но к сыну нам не мешало бы дочку (12 декабря 1941 г. на свет появился сын Владимир. — Примеч. авт.).

На свидание с семьей пока надежды мало. Но все же война скоро кончится.

Пока, дорогой! Обнимаю тебя.

Твой сын Андрей.

Мой адрес: действующая армия, 218-е почтово-полевое отделение Отдельная рота, мл. лейтенант А.А. Арманд».

И еще много писем только предстоит расшифровать. В том поколении, которому сейчас тридцать с небольшим, постепенно возникает интерес к семейной истории.

Каждый год в середине сентября в Алешино съезжаются родственники. По традиции в этот день поминают Александра Евгеньевича Арманда. Кто-то везет с собой пироги, кто-то напек блинов, на общий стол тащат домашние соленья и замаринованные шашлыки, котлеты и жареную рыбу. Хозяева и сами не знают, сколько народу приедет в гости. Может, 20 человек, может быть — 30, а может, и все 50. Да это и не важно. Все равно всем хватит места в доме и в саду под навесом.

Празднуется еще один день — церковный православный праздник иконы Казанской Божией Матери. Когда-то рядом с домом управляющего в Алешино, где сейчас стоит крест с образом Казанской Богоматери, был красивый храм. В годы советской власти его разобрали, чтобы из кирпичей выстроить конюшню для колхоза. Ломать было трудно, потому что строили на века. В составе замеса связывающего вещества для кирпичной кладки входили яйца. Тем, кто уничтожал здание церкви, никак не удавалось разобрать ее «по кирпичику». К тому же на постройку конюшни ушло значительно меньше стройматериала, чем было кирпичей в разрушенном здании. Целые кирпичные блоки еще долго валялись никому не нужные вокруг разоренного Божиего Дома.

Арманды не относятся к истово верующим, многие вообще не крещены, но в этот день они едут в Алешино, чтобы почтить икону Казанской Божией Матери, почтить память разрушенного храма. Этот праздник семья празднует из года в год, и мы надеемся, что традиция останется жить, пока жив наш род. Как правило, кто-то из гостей первую чарку выпивает не за общим столом, а раньше — на лесном кладбище, где покоится прах патриархов семьи. За столом начинаются истории — о прошлом семьи, о благородном и бескорыстном человеке Александре Евгеньевиче Арманде, которого для нас, потомков, не затмила яркая фигура его легендарной первой жены.

Каждый год 24 сентября в годовщину смерти Инессы мы ходим в Пантеон на Красной площади. Чтобы поклониться праху нашей родственницы, отдавшей жизнь за интересы угнетенных. Она покоится в братской могиле с писателем Джоном Ридом и еще двумя товарищами по революционной борьбе. Мы давно простили ее. И за потрясение основ семьи, и зато, что она была среди тех, кто в октябре 1917 года потряс мир.

Больше нет советской власти, за которую боролась Инесса. Полностью видоизменилась коммунистическая партия, у истоков которой она стояла. Продолжает действовать только школа в Ельдигино, которую построил для своей любимой жены Инессы Александр Евгеньевич Арманд. Сюда на школьном автобусе привозят детей из 16 окрестных деревень. На втором этаже школы — музей Инессы Арманд со множеством фотографий и гипсовым бюстом. Детям рассказывают ее биографию. Не уверена, что они что-то запоминают.

В Пушкино и в Москве есть улица имени Инессы Арманд. На доме напротив Александровского сада, улица Манежная, по-прежнему висит мемориальная доска. Знаки памяти. Иногда меня удивляет неожиданный интерес со стороны молодых людей, с которыми сталкивает жизнь. Курьер принес книжку, которую я заказала для работы. Спрашивает: «А вы родственница Инессе Арманд?» Ну да, говорю, родственница. Вот книгу о ней пишу.

Курьер:

— Когда ваша книжка выйдет, обязательно куплю. Очень интересная история. Это правда, что у них с Лениным была любовь?

Я:

— Неужели это вас вправду интересует?

Курьер:

— Ну конечно! Значит, Ленин был таким же человеком, как и все мы, а не монстром, как про него все говорят.

Недавно я проходила пограничный контроль в одной из стран Европейского союза, которая раньше была советской республикой. Молодой офицер, рассматривая паспорт, спросил, почему я Рене, а не Инесса. Имя Инессы Арманд, сказал он, необходимо сохранить для истории. Я заверила европейского пограничника, что здесь все в порядке. В нашем роду есть Инессы, есть и Елизаветы. Этим именем в нашем клане продолжают называть дочерей в память о выдающейся женщине из нашей семьи.

Каждый раз, приезжая в Никольский храм города Пушкино, я ставлю на канун большую свечу и прошу за усопшую рабу Божью Елизавету. Мне кажется, что в такие дни ее глаза на фотографии теплеют и она смотрит на нас с благодарностью.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Литература

Арманд И. Ф. Статьи, речи, письма. М.,1975.

Арманд Д.Л. Путь теософа в стране Советов. М., 2009.

В.И. Ленин. Неизвестные документы 1891—1922. М., 2000.

Васильева Л. Кремлевские жены. М., 1993.

Встречи художников с Лениным. Л., 1976.

Егоров-Федосов В.М. Родословные этюды в семейной роще. М., 2011.

Егоров-Федосов В.М. Французские первопоселенцы в Москве. М., 2005.

Катаев В. Маленькая железная дверь в стене. М., 1984.

Крупская Н.К. Воспоминания. М., 2013.

Латышев А.Г. Рассекреченный Ленин. М., 1996.

Ленин В.И. Поли. собр. соч. М.,1970.

Логинов В. Неизвестный Ленин. М., 2010.

Паскаль Пьер. Русский дневник. Екатеринбург, 2014.

Пирсон Майкл. Инесса, муза Ленина. М., 2003.

Подляшук ПИ. Товарищ Инесса. М., 1987.

Сокровища душевной красоты. Сборник писем и воспоминаний. М., 1984.

Что каждый католик должен знать. Изд. Ватикана, 1996.

Фабрики Армандов в Пушкино/Сост. И.Б. Прокуронов.

Пушкино, 2006.

Иллюстрации

Теодор Стеффен в сценическом костюме. Париж, не позднее 1888 г. (публикуется впервые)

Рене Арманд в опере Ш. Гуно «Фауст» исполняет партию Маргариты. Спектакль для красноармейцев в Народном доме.

Москва, 1918 г.

Рене Арманд с сыном Павлом. Пушкино. 1940 г.

Владимир Арманд в детстве. Около 1891 г. (публикуется впервые)

Молодёжь семьи Арманд и сёстры Стеффен в имении Пестово.

Инесса — во втором ряду, первая слева, Рене — крайняя справа. В центре (лежит) Владимир. 1892 г. (публикуется впервые)

Рояль Инессы в Пушкино

Карнавал в Пушкино. Первая справа Рене Стеффен, рядом — Инесса Арманд в костюме звездочёта. 1893 г.

Анна Стеффен, младшая сестра Инессы и Рене. Москва, 1893 г.

Инесса Арманд. 1893 г.

Молодожёны Александр и Инесса Арманд. Москва, 1893 г.

Молодожёны Николай и Рене Арманд. Пушкино, 1894 г.

Инесса с сыном Федей. 1896 г.

А.Е. Арманд с сыном Сашей (публикуется впервые)

Инесса (вторая справа) с родственниками в имении Пестово. 1901 г. (публикуется впервые)

Грамота Евг. Евг. Арманду как действительному члену по устройству Музея изящных искусств в Москве (ныне ГМИИ им. Пушкина)

Студент Владимир Арманд. Москва, 1902 г.

Завтрак в Пушкино. Слева направо: Инесса с сыном Андрэ, Рене, Е.Е. Арманд, В. К. Арманд, Вера Арманд, Владимир. 1905 г.

Инесса с дочками Зарей и Инессой-маленькой. 1906 г.

Инесса в ссылке в Архангельской губернии. 1908 г.

Родственники на крыльце армандовского дома в Пушкино. Справа в первом ряду Инесса, во втором ряду справа — Владимир. Не позднее 1907 г. (публикуется впервые)

Инесса Арманд с детьми. Слева направо: Инесса-младшая, Александр, Варвара, Фёдор, в центре — Андрэ. Брюссел, 1909 г.

Семейство Арманд в Пушкино. Апрель 1914 г.

Инесса в эмиграции. 1910 г. (публикуется впервые)

Инесса в Австрии. 1912 г

Инесса в Швейцарии на верховой прогулке. 1913 г.

Клара Цеткин (в центре), справа Гуго Эберлейн

Е.Е. Арманд и В.К. Де Монси. 1917 г.

Александр (слева) и Фёдор в годы Первой мировой войны

Инесса (Ина) Арманд. 1923 г.

Могила в Кремлёвском пантеоне

Родственники и друзья И.Ф. Арманд в Музее Москвы на выставке «Москва—Париж» 2010 г. В первом ряду в центре — Блона Ромас, внучка Инессы

1

Цит. по: Поли. собр. соч. В.И. Ленина, 5-е изд.

(обратно)

2

Подляшук П. Товарищ Инесса. М.: Политиздат, 1973. С. 11.

(обратно)

3

Пирсон М. Инесса Арманд, муза Ленина. М.: Эксмо, 2003. С. ПО.

(обратно)

4

Французские первопоселенцы в Москве. М., 2006; Этюды в семейной роще. М., 2012.

(обратно)

5

Орёга-Comique; полное название Национальный театр комической оперы. Theatre national de I’Opera-Comique был основан в 1715 г. в Париже и первоначально предназначался для постановки комических опер. Но постепенно репертуар расширился, и театр стал одним из культурных центров Парижа.

(обратно)

6

Что каждый католик должен знать. Изд. Ватикана, 1995. С. 28, 64.

(обратно)

7

Дорогой друг (англ.).

(обратно)

8

Крупская Н.К. Воспоминания о Ленине.

(обратно)

9

Пирсон М. Инесса, муза Ленина. М., 2003. С. 175.

(обратно)

10

Васильева Л. Кремлевские жены. М., 1993.

(обратно)

11

Азору.

(обратно)

12

Арманд Д.Л. Путь теософа в Стране Советов. М., 2009.

(обратно)

13

Арманд Д.Л. Путь теософа в Стране Советов. М., 2009.

(обратно)

14

Арманд Д.Л. Путь теософа в Стране Советов. М., 2009.

(обратно)

15

Из «записной книжки» Ивана Федоровича Попова. Цит. по: Васильева Л. Кремлевские жены. М., 1993.

(обратно)

16

Сердечно приветствую! (фр.)

(обратно)

17

Васильева Л. Кремлевские жены. М., 1993. С. 71.

(обратно)

18

Записка мужу, 1900 год.

(обратно)

19

Из полицейской справки от 30 апреля 1901 г.

(обратно)

20

Арманд Д.Л. Путь теософа в Стране Советов. М., 2009.

(обратно)

21

Адресат, дочь статского советника Юлия Николаевна Арманд, урожденная Журина, приходилась Инессе «дважды родственницей». Она была замужем за братом Александра и Владимира Борисом Евгеньевичем. А родная сестра Инессы Анна Стефан, в свою очередь, вышла замуж за брата Юлии, горного инженера Владимира Журина.

(обратно)

22

Васильева Л. Кремлевские жены. М., 1993. С. 62.

(обратно)

23

А. Шестаков (Никодим), один из руководителей Московского окружного комитета РСДРП(б). «Начало Московской окружки». Сборник. Цит. по: Подляшук П. Товарищ Инесса. М., 1987. С. 53.

(обратно)

24

Цит. по: Пирсон М. Инесса, муза Ленина. М., 2003.

(обратно)

25

Встречи художников с В.И. Лениным. М., 1976. С. 159.

(обратно)

26

Из устных рассказов Андрея Гречнева-Чернова, члена парижской группы большевиков.

(обратно)

27

Крупская Н.К. Воспоминания. М., 2013. С. 169.

(обратно)

28

Катаев В. Собр. соч. Т. 6. М., 1983. С. 83.

(обратно)

29

Указ. соч. С. 84.

(обратно)

30

Васильева Л. Кремлевские жены. М., 1993. С. 62.

(обратно)

31

Указ. Соч. С. 89.

(обратно)

32

Зиновьев.

(обратно)

33

Письмо не датировано. Отправлено предположительно 19 февраля 1917 г. из Цюриха в Кларан.

(обратно)

34

Пирсон М. Инесса, муза Ленина. М.: Эксмо. С. 105.

(обратно)

35

Крупская Н.К. Из воспоминаний о Ленине.

(обратно)

36

Турков А. Ленин у вхугемасовцев // Юность. 1960. № 4. С. 22.

(обратно)

37

Сенькин С. Встречи художников с Лениным. Л., 1976. С. 147.

(обратно)

38

Н.К. Крупская об искусстве и литературе. М., 1963. С. 37—38.

(обратно)

39

Чуев Ф.И. Молотов. М., 1999. С. 258.

(обратно)

40

Из воспоминаний о Ленине Инессы-маленькой. Семейные истории.

(обратно)

41

Из рассказов Ины Александровны за семейным столом.

(обратно)

42

Полусырые (фр.).

(обратно)

43

Володя Афанасьев, приемный сын Инессы Арманд.

(обратно)

44

Возраст Вари — 15 лет.

(обратно)

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ

ОТ АВТОРА

НАША ИНЕССА

БРЕМЯ СЕМЕЙНОЙ СЛАВЫ

НАТАЛИ И ТЕОДОР

СПОРЫ О ЛЮБВИ

СВАДЕБНЫЙ ПЕРЕПОЛОХ

УЛЫБКА СУДЬБЫ

КАК РОЖДАЮТСЯ ЛЕГЕНДЫ

БАГАЖ ЭМИГРАНТА

ФРАНЦУЗСКИЕ КОРНИ В РУССКОЙ ЗЕМЛЕ

БЛАГОТВОРИТЕЛИ И МЕЦЕНАТЫ

БОЛЬШОЕ ГНЕЗДО

НАЧАЛО КОНЦА

ПРОГРЕССИВНЫЕ ФАБРИКАНТЫ

ЗА ВЕЛИКОЕ ДЕЛО ЛЮБВИ

КАК В РОМАНЕ

КОНТРАБАНДИСТКА

ЗАГАДОЧНЫЕ ВЕСТИ ИЗ ПРОШЛОГО

СВОБОДНАЯ ЛЮБОВЬ И ЛЮБОВЬ К СВОБОДЕ

ОДИНОЧКА ДЛЯ БОГАТОЙ ДАМЫ

КОНФЛИКТ МЕЧТЫ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ

ССЫЛКА К ПОЛЯРНОМУ КРУГУ

БЕЗ СЕМЬИ, БЕЗ ЛЮБВИ

ПТИЦА ФЕНИКС

ЗАВУЧ ШКОЛЫ В ЛОНЖЮМО

СПЕЦИАЛЬНЫЙ УПОЛНОМОЧЕННЫЙ ПО УЛАЖИВАНИЮ КОНФЛИКТОВ

БОГАЧКА, БЕДНЯЖКА

ЛЮБОВЬ НЕ УМИРАЕТ

БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?

ДЕТИ ИНЕССЫ

ЗНАКОМЬТЕСЬ: НАСТОЯЩАЯ ИНЕССА

НЕКРОЛОГ В «ПРАВДЕ»

ВЕЧНЫЕ ЦЕННОСТИ СЕМЬИ

ПРИЛОЖЕНИЕ

Иллюстрации

*** Примечания ***