Удар катаны [Анатолий Анатольевич Логинов] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Удар катаны

Начало всех начал

Nicht durch Reden oder Majoritätsbeschlüsse werden die großen Fragen der Zeit entschieden… — sondern durch Eisen und Blut.[1]

(Великие вопросы времени решаются не речами и резолюциями большинства, a железом и кровью)

О. фон Бисмарк. Выступление 30 сентября 1862 г.
Японский город Оцу. 29 апреля (11 мая) 1891 г.


Ранним утром 11 мая на улицы города Оцу вышли сотни людей. В некоторых школах отменили занятия — и дети, и преподаватели хотели посмотреть на наследника российского престола, посетившего их город. Царила суматоха — узкие улочки едва вмещали любопытную толпу. Порядок обеспечивали полицейские, многие из которых происходили из самурайских семей. В такой семье родился и Цуда Сандзо, воевавший на стороне императора против самураев, участвовавших в Сацумском восстании. Он стоял напряженный, словно готовясь к какому-то важнейшему поступку в жизни. Но никто из его сослуживцев ничего не замечал. Полицейским приходилось следить за порядком, сдерживая любопытных обывателей, следить за тем, чтобы жители не нарушали этикета и в то же время сами не поворачиваться спиной к проезжающему кортежу из-за требований того же этикета.

А Сандзо тем временем думал о том, что этот гайдзин — наследник престола северной империи длинноносых варваров больше похож на шпиона, готовящего вторжение в Ниппон. И при посещении памятника на холме Миюкияма[2] эти варвары вели себя совершенно непочтительно. К тому же они должны были сначала почтительно посетить императора Мэйдзи в Токио. А не ехать в Нагасаки и тем более — в Кагосиму и не шпионить, изучая их окрестности. Поэтому для блага Ниппон необходимо убить наследника. Тогда северные варвары устрашатся духа японских воинов и не нападут на его родину…

Между тем кортеж, составленный из джен-рикш, так как узкие улицы не позволяли передвигаться в конных экипажах, поравнялся с полицейским и неторопливо двинулся мимо Сандзо. Наследник варварского престола сидел на пятой по порядку повозке.

Цуда сегодня, готовясь нести службу у памятника, взял с собой вместо казенной полицейской сабли трофейную катану. Буквально парой дней раньше он и сам не пошел бы на такое нарушение, и начальники сразу наказали его за использование неуставного оружия. Но сейчас всем было не до него. А Сандзо хотел выразить своим поступком презрение престолу, нагло именующему себя императорским. Но при виде нагло улыбающегося гайдзина он не выдержал. Выхватил катану из ножен и подскочил одним прыжком к замершему от неожиданности рикше. Нанес удар по голове наследника. Катана прошлась вскользь, сбросив разрубленный котелок с головы русского наследника. Тот растерянно уставился на самурая, что-то выкрикнул. Прикрылся рукой, закрыв лицо ладонью. Но Цуда уже замахнулся для второго удара. И нанес его по шее, горизонтальным «полетом ласточки». Русский резко свалился вперед, словно кукла. А на Сандзо напали рикши. Один из них ухватил полицейского за ноги. Второй же ухитрился ударом тяжелого кулака выбить катану из рук падающего Цуда. Когда же Сандзо упал, подхватил меч и несколько раз умело ударил полицейского его собственным оружием. Не убив, но поранив и ошеломив до потери сознания…

Однако подвиг этих двух рикш несколько запоздал. Как опоздал подскочивший к повозке греческий принц Георг, пытавшийся поднять упавшего с повозки цесаревича, из шеи которого текла кровь…


Так заканчивался для России девятнадцатый век, век блестящих побед и унизительных поражений, век прогресса и контрреформации. А во что в результате превратилось это начало, изложено в мемуарах одного из морских офицеров того времени, названных «Четыре войны морского офицера». Литературно обработанный и дополненный материалами из других источников, текст это предлагается вниманию читателей[3]

Предчувствие войны

Войну начинают не военные.

Войну начинают политики.

Генерал У. Уэстморленд

Весенняя погода, установившаяся в Санкт-Петербурге в первый день мая, жителей города совсем не волновала. Никто не радовался ни пробивающейся молодой яркой зелени, ни почти по летнему теплому солнышку. Улицы оставались по-зимнему пустынными, а единственным украшением домов были траурные венки и черные траурные ленты. Темные траурные цвета преобладали и в одежде всех горожан, от рабочих и обывателей, до сановников и придворных. Двое молодых мичманов, едущих в извозчике, ничем не выделялись из общегородского фона. Черные двубортные сюртуки новенькой «визитной» формы одежды, черные фуражки без чехлов, на рукаве — едва заметная черная траурная повязка. Заметно было, что форма еще не обмялась, то есть мичманы эти еще месяц назад являлись гардемаринами Морского Корпуса и закончили его в апреле этого года.

Разговаривали они