Ты, я и море [Алина Горделли] (fb2) читать онлайн

Алина Горделли Ты, я и море

Глава 1. Сегодня в филармонии гром и молния, сэр!

Поправив на плечах легкую накидку, Минни критически оглядела себя в зеркале и осталась довольной.

Высокое, до самого потолка, огромное четырехугольное зеркало, обрамленное вычурными позолоченными загогулинами у самого входа в Ливерпульскую филармонию, выглядело несколько аляповато. Тем не менее, оно надменно взирало на крутящуюся у его подножья разношерстную публику: величаво выдвигающихся матрон, в сопровождении чад и почтительных отцов семейств, подтянутых, в щегольских темно-синих форменных костюмах, морских офицеров, возбужденную, холеную и не очень, молодежь: весело щебетавших девушек и бросавших на них украдкой взгляды молодых людей. Собственно, у Главного зеркала, как его все называли, можно было встретить лишь представителей среднего класса.

В филармонии редко появлялась прислуга, матросы или фермеры, им это было не по карману, а если кто-то из них и пожелал бы приобщиться к «высокому искусству», предупредительные стюарды тут же направляли их наверх, на галерку, по узкой боковой лестнице, дабы своим простонародным говором и манерами не смущали они почтенную публику.

Что же касается представителей высшего класса, то те, выныривая из недр внушительных экипажей, проходили мимо Главного зеркала, не останавливаясь и не удостаивая его вниманием, и, по двум парадным лестницам, устланным темно-бордовыми ковровыми дорожками, устремлялись прямо в заказные, а часто и именные, ложи. В этих ложах были свои собственные, элегантные овальные зеркала в стиле рококко, шампанское и хрустальные бокалы.

Сегодня в филармонии давали варьете, и Минни с матерью удалось притащить на концерт отца. Страдавший подагрой старый Ричард Стоттерт, кряхтя и мысленно чертыхаясь, равнодушно проковылял мимо Главного зеркала, с тоской вспоминая об оставленных дома мягких шлепанцах, еще нечитанной хрустящей вечерней газете и любимой трубке с янтарным набалдашником. Он с недоумением наблюдал за другими пожилыми мужчинами, суетливо занимающими места в партере и амфитеатре: неужели кто-то из них пришел сюда по собственной воле, или их всех притащили в качестве сопровождающих жены и незамужние дочери?

Тяжело вздыхая, Ричард Стоттерт покорно дожидался у восьмого ряда партера Минни с матерью, которые задержались у Главного зеркала.

Его жена, Эдит, все еще статная, несмотря на солидный возраст и девятерых детей, дама, рассеянно поправляла поясок на шелковом, элегантном темно-коричневом платье с гипюром и кружевами, наблюдая за дочерью, которая кокетливо рассматривала себя в зеркале. Хорошенькая брюнетка, с прямым носиком, густыми вьющимися волосами, у Минни была маленькая, но ладная фигура. Несмотря на тонкую талию, Минни не казалась худышкой, благодаря округлым бедрам и овальной форме лица с пухлыми смуглыми щечками. Но самыми примечательными и притягательными в ее внешности были большие глубокие темно-медовые глаза, обрамленные густыми черными ресницами. Они мгновенно завораживали и, если на то было желание их хозяйки, могли сразить наповал.

Минни нельзя было назвать красавицей, но ее живость, миловидность и эти бездонные глаза привлекали к ней толпы поклонников с самого первого бала дебютанток, когда восемнадцатилетней барышней она, в первый раз, выпорхнула на мраморный пол ежегодного бала под патронажем мэра Ливерпуля лорда Дарби. Самая младшая дочь Ричарда и Эдит Стоттерт с тех пор пользовалась неизменной популярностью у лучших женихов Ливерпуля и даже графства Ланкашир. Но тот дебют состоялся целых шесть лет назад. Минни уже исполнилось двадцать четыре, и хотя поток поклонников знаменитых глаз не иссякал, Эдит Стоттерт с беспокойством стала задумываться о судьбе младшей дочери, упрямо не желавшей сделать выбор спутника жизни.

Минни, тем временем, стратегически взбивала кружева, обрамлявшие ее смуглые, оголенные плечи, чтобы подчеркнуть зажатую корсетом грудь. Этот важный атрибут часто доставлял ей беспокойство: Минни казалось, что у нее чересчур маленькая грудь. Длинное, с небольшим шлейфом, облегающее платье, сшитое на заказ из шелковистого льна с металлической ниткой, украшенное кружевами, ей очень шло. Платье было светло-пастельного медового цвета, подчеркивая прелесть и глубину ее глаз.

Минни поправила на нежной шейке одну-единственную нитку розового жемчуга — подарок брата Макса, и только собиралась оторваться от зеркала, как сердце у нее екнуло и ушло куда-то в натертый до блеска пол. В глубине зеркала она увидела приближающуюся статную фигуру во фраке. Мужчина двигался плавно, величаво, но не надменно, с тем самым видом хозяина мира, по которому можно сразу же определить представителя Британской аристократии. Это был ее недавний поклонник достопочтенный Чарльз Стэнли, баронет и сын герцога Дарби. Недавний и отвергнутый.

Минни почувствовала, как ее щеки заливает краска. Краем глаза она заметила, что мать, с сожалением покачивая головой, отвернулась и направилась к отцу, дабы избежать встречи с Чарльзом Стэнли, оставив ее одну пожинать плоды собственного легкомыслия и, как считала Эдит, глупости. Щеки Минни горели. Ей было стыдно. Она из рук вон плохо поступила с Чарльзом, ей не было никакого оправдания! Он же повел себя самым безукоризненным образом, проявляя к ней и к ее семье такое же уважение, как и прежде, и это еще больше добивало Минни и заставляло ее чувствовать себя кругом виноватой.

Чарльз Стэнли подошел к ней, с почтением склонив голову, и осторожно пожал ей руку своей — холеной и мягкой.

— Мисс Стоттерт.

— Мистер Стэнли.

— Минни.

— Чарльз.

— Как удачно, что я вас встретил.

«Удачнее некуда!», — подумала Минни, но вслух ответила учтиво. — Мне всегда приятно вас видеть, Чарльз!

Полноватое белокожее лицо баронета, украшенное маленькими усиками, осветила вежливая улыбка.

— Вы собираетесь послезавтра на ежегодный бал?

— Я еще не решила, — ответила Минни, уже зная, что за этим последует.

— Я послал вам приглашение на бал, и все еще надеюсь, что вы согласитесь, чтобы я вас сопровождал.

— Я его получила, благодарю вас.

Чарльз внимательно и печально посмотрел на нее.

— Уверен, что мое приглашение отнюдь не единственное, как всегда. Но раньше именно я имел честь сопровождать вас, мисс Минни.

Минни вздохнула. Да, раньше она часто выбирала в кавалеры именно его. Конечно же его происхождение и титул ей импонировали, что уж греха таить. Дочь состоятельного владельца сети аптек и производителя газированной воды — и баронет, сын герцога. Кому бы не было приятно ухаживание такого поклонника! Да еще с завидным постоянством. Рядом с ним не оставалось никаких шансов другим — сыну начальника порта или молодому адвокату (с блестящим будущим, как уверяла познакомившая их сестра Лиззи) или кузену мужа сестры Мэгги, студенту-правоведу из Оксфорда, приехавшему проведать двоюродного брата и утопшего в Минниных глазах. И они, и полдюжины других, менее значительных ухажеров, проявляли удивительную изобретательность и прыть, дабы завоевать сердце ускользающей наяды, обеспечивая постоянной работой районного почтальона Стоттертов.

Иные поклонники не выдерживали тягот долгой осады, быстро раскалывались и признавались в любви, становясь, как положено, на одно колено, предлагая руку и сердце, и также быстро получали отказ. Но отказ был с подвохом — полушутливым. Растерянные и запутавшиеся, бедные поклонники продолжали крутиться около кокетки в надежде на перемену погодных условий, так что Миннин антураж не уменьшался.

С Чарльзом Стэнли было по-другому, солидно. Они были знакомы уже целых два года, когда он, наконец-то, решился сделать предложение. Минни, по-привычке, отшутилась и попросила его отложить серьезное объяснение. Он подчинился, но Минни, легкомысленно рассказав о новой победе дома, очень быстро осознала свою ошибку. На нее стали давить: деликатно, осторожно, но она все сильнее ощущала недовольство и недоумение родни. Отец в ее дела не вмешивался, и был бы совсем не против, чтобы любимое чадо осталось жить с родителями: в конце концов, обеспечить ее они смогли бы. Но женская половина семейства — сестры, невестки и, в особенности, мать совершенно искренне не понимали упорства Минни. Вполне справедливо они рассуждали о том, как глупо отказываться от такой великолепной партии, какой счастливой сделает Минни Чарльз Стэнли, какой богатой, наполненной событиями и светскими раутами будет ее жизнь. Пренебречь таким союзом для себя, в конце концов, для семьи — ведь какие возможности открыл бы этот брак для семейного бизнеса, начинающих свои карьеры братьев! Верх эгоизма и глупости!

Минни стала замечать шушуканье за спиной, вздернутые вверх недоуменные плечи, удивленные, а иногда и хмурые, взгляды. Скорее всего, с ее веселым и добродушным нравом, Минни легко перенесла бы недовольство семьи, но, как это часто бывает, именно незначительная деталь, легкая сплетня, вывела ее из равновесия и заставила совершить серьезную ошибку.

Жарким прошлогодним июльским днем она собиралась с друзьями на прогулку, но задержалась в своей комнате дольше обычного и совершенно случайно подслушала разговор, между гостившими у родителей двумя замужними сестрами, устроившими чаепитие в смежной комнате.

— А куда это упорхнула наша кокетка? — спросила Лиззи.

— Кажется, на лодочную прогулку, — низкий голос принадлежал Мэгги.

— С Чарльзом?

— Не думаю, ее ждала целая ватага в нескольких экипажах.

— Неужели она сделает такую глупость и откажет Чарльзу?

— Это будет очень в ее духе. Будто ты не знаешь Минни — классическое избалованное младшее чадо! Вроде бы умна, образована, начитана, — а вот на тебе, вполне способна разрушить свою собственную жизнь! И, главное, кто кем пренебрегает! Если подумать, что лорд Дарби и его супруга вполне благосклонно смотрят на этот брак и готовы с нами породниться!

— Да, мама рассказывала взахлеб, как Минни блистала на званом обеде у лорда Дарби, кажется даже спела свои любимые романсы! Мама уверяла, что леди Дарби почти что назвала ее дочерью при всем честном народе!

— Ну что ж, останется старой девой, постареет, померкнет, будет ловить жалостливые взгляды родни и нянчить наших внуков, хоть какая-то польза!

Именно это саркастическое замечание суховатой и язвительной Мэгги и поразило Минни в самое сердце. Бледная, поджав губы, она вышла из своей комнаты, задумчиво прошла мимо смутившихся и покрасневших сестер к подъезду.

В тот же вечер она ответила согласием на предложение Чарльза Стэнли.

Так уж получилось, что Чарльз заехал к Стоттертам с двумя редкими томами Диккенса, которые у него некоторое время назад попросила Минни. От ужина он отказался, карету не отпустил, и Минни вышла его проводить. На крыльце, несколько замешкавшись, он все же решился на разговор. Глядя куда-то вбок он сказал:

— Мисс Стоттерт, Минни, вы меня попросили отложить начатый нами важный разговор, и я послушно молчал уже целых два месяца. Может быть сейчас не совсем подходящее время, но не могли бы вы все же прояснить ситуацию? Вы обдумали мое предложение?

Вечерело, и лицо Минни было скрыто тенью большого розового куста, иначе Чарльз заметил бы ее потухшие глаза, сжатые губы, беспомощно опущенные плечи. Набравшись духу, словно прыгнув в ледяную воду, она ответила:

— Я обдумала, Чарльз, и пришла к положительному решению.

Этого Чарльз Стэнли явно не ожидал! Дернувшись, он повернулся к Минни:

— Вы согласны стать моей супругой?!

Вместо ответа Минни только кивнула головой.

— Так это… так это просто замечательно! — Чарльз Стэнли осторожно взял Минни за ладошку и пожал ее. — Я завтра же попрошу вашей руки у мистера Стоттерта, вы уж его подготовьте, хорошо?

Сердце у Минни екнуло.

— Завтра у папы, кажется, визит доктора, вы ведь знаете, у него подагра, давайте лучше в субботу?

Чарльз внимательно посмотрел на нее. Минни улыбалась какой-то натянутой неестественной улыбкой.

— Как вам будет угодно, Минни, — и он отпустил ее сухую ладошку.

«И это все? Вот так все закончилось? Я стала невестой?!» — отчаянно стучало в голове у Минни.

Видимо сообразив, что чего-то не хватает для торжественности момента, Чарльз неловко подхватил Минни под плечо и чмокнул ее в поджатые губы пухлым и неожиданно влажным ртом. Его усики неприятно оцарапали ей верхнюю губу.

«Мой первый в жизни поцелуй!» — Минни готова была разрыдаться от отчаяния.

Каким-то образом дождавшись на крыльце отъезда экипажа Чарльза и даже махнув ему рукой, Минни промчалась через гостиную, бросив на ходу изумленным родителям и сестрам «Я ответила согласием Чарльзу», вверх по лестнице, в свою комнату, заперла ее на ключ и упала лицом на кровать, дав волю рыданиям.

Она прорыдала весь вечер и хорошую половину ночи. В ее комнату стучали и скреблись родители и сестры, но она гнала всех прочь.

Чего же им надо?! Они все ведь именно этого хотели! Пусть оставят ее в покое, дадут ей оплакать свои наивные девичьи мечты, свои грезы любви, свои смутные надежды на нежность восторга, на что-то особенное и неизведанное, всегда остающееся за страницами любовных романов! Сколько ночей провела она, фантазируя о романах Эммы и мистера Найтли, или полковника Брэндона и Марианны, разыгрывая в лицах их прикосновения, поцелуи, свадьбу и, самое главное, то, что будет после. Об этом «после» ей было известно не так уж много, так сказать, в общих чертах, и оно манило сладкой истомой, неизведанностью прекрасного. Сколько раз засыпала она в надежде и уверенности, что и с ней случится, вот-вот произойдет необыкновенное, это волшебство, прекрасная, восторженная влюбленность. Но — нет, не случалось, проходило мимо.

И вот теперь все кончено. Ей достались влажные вялые поцелуи безукоризненно воспитанного баронета, его колкие усики, его пухлое тело. Уж лучше бы она сбежала с сыном своего зубного врача, предлагал же он ей, три года назад! По крайней мере, с ним можно было бы не церемониться. А как же откажешь в исполнении супружеских обязанностей осчастливившему твою семью баронету? Уткнувшись носом в подушку, Минни вдруг представила, как будет видеть лицо бедного Чарльза на соседней подушке пять, десять, двадцать, сорок лет, почувстовала его пухлые вялые руки на своем теле и взвыла.

Заснуть ей удалось только к утру, но лучше бы она не засыпала! Приснился ей страшный сон. Будто заперта она в комнате без окон и дверей, а стены медленно и неуклонно на нее надвигаются, совсем как в страшных рассказах По, она мечется, но нет выхода, а стены все ближе и ближе… Минни проснулась, чуть не задохнувшись, с беззвучным криком и колотящимся сердцем.

Спустилась она только к обеду, осунувшаяся, бледная, с черными кругами под глазами. Сестры уже разъехались, за столом царило молчание. Минни медленно крутила ложкой в тарелке супа. Молчание прервал отец:

— Минни, детка, если тебе так не хочется…

— Остановись, отец! — строго перебила его мать. — Это обычные девичьи слезы. Я тоже проплакала не одну ночь перед свадьбой с тобой.

— В самом деле? — пораженно спросил Ричард Стоттерт.

— Представь себе! И ничего, прожили жизнь счастливо, девятерых воспитали, как никак! И у нее все пройдет.

— Мне казалось, ты была в меня влюблена, — смущенно проговорил Ричард.

— И рассудила, каким хорошим человеком ты был, — улыбнулась мать, потрепав его по руке, — Минни, ты только подумай, какой будет твоя свадьба, о ней напишут во всех газетах, какие будут на тебе украшения, платье!

Минни ее словно не слышала, думая о чем-то своем, печальном.

— Минни, я полагаю, что Чарльз вскоре навестит нас? — ласково спросил Ричард.

— Да, папа, в субботу, — еле слышно выдохнула она.

— Значит завтра? — встрепенулась мать. — Что ж ты молчишь, надо же подготовиться к такому важному визиту, может быть и леди Дарби приедет!

— Уже завтра…? — пролепетала Минни, ее глаза сразу же наполнились слезами, и она убежала в свою комнату, так ничего и не поев.

Минни снова прорыдала весь вечер, часам к девяти у нее началась нервная икота, и Ричард Стоттерт не выдержал. Строго отмахнувшись от протестовавшей жены, он ворвался в комнату Минни, присел к ней на кровать и обнял ее. Минни, все еще рыдая, повисла у него на шее.

— Ну-ну, будет-будет, — ласково утешал ее Ричард, высмаркивая ее носик своим большим мужским носовым платком, — я тебя, маленькая моя, в обиду не дам никому! Не разрешу нашим бабам сделать тебя несчастной. Думаешь не знаю, откуда уши растут у этой истории? Сейчас же напишем письмо с отказом, и отправим с прислугой.

— Правда, папа, папулечка?! — Минни не верила своим ушам. — А что же мы скажем?

— Что-нибудь придумаем! Скажем, что ты не готова выйти замуж, что согласилась, так как лучше него никого нет, но поняла, что семья и дети не для тебя. Что ты хочешь остаться жить с нами, поддерживать родителей в старости.

Минни с тревогой заглянула отцу в глаза.

— Это я так, для отговорки, чтобы подсластить пилюлю! — успокоил ее Ричард. — Наломала ты дров, конечно же, своим согласием! Бедный Чарльз, чем он заслужил такое оскорбление… Хоть бы со мной посоветовалась!

Минни снова захлюпала носом. Действительно, почему она не открылась отцу?

— Вы оба помутились разумом, — ворчала разочарованная мать, — мало того, что отказываетесь от такой партии, так еще и со скандалом!

Но скандала не случилось. Чарльз Стэнли, получив утром послание от Минни, принял отказ стоически и, почему-то, уверил себя, что все это временно, и их союз все же состоится. О ее недавнем согласии не было известно никому. Видимо, Чарльз сам не был уверен в чувствах Минни к нему и решил подождать официальной помолвки, прежде чем рассказывать семье и друзьям. Тем не менее, он ответил в письме, что вполне понимает и восхищается привязанностью Минни к родителям, и что его предложение остается в силе. Минни бы предпочла, чтобы он его забрал совсем, но и так можно было перевести дух.

С тех пор обе семьи продолжали встречаться на светских раутах и концертах. Чарльз вел себя с Минни подчеркнуто вежливо и предусмотрительно, но несколько отдалился, и стал реже показываться в их общих компаниях. Минни быстро оправилась, вновь обрела свою искрометную беззаботность, и даже была благодарна Чарльзу, что он помог ей лучше узнать себя, свои желания и надежды. Она поняла, что никогда больше не пойдет на компромисс, что либо она действительно останется жить с родителями, либо влюбится без оглядки, как ей всегда мечталось. Последнее, правда, что-то никак не происходило.

И вот, почти что через год, Чарльз Стэнли, удостоверившись, что у Минни и в самом деле нет другой серьезной привязанности, вновь предпринял попытку к сближению, прислав ей приглашение на ежегодный Ливерпульский бал. И сейчас он стоял перед ней у Главного зеркала, почтительно склонив голову. Минни вдруг разозлилась, что ей приходится все время оправдываться. Она уже овладела собой после первого смущения, и даже улыбнулась.

— Да, в прошлом году именно вы сопровождали меня на бал, я прекрасно помню, Чарльз. И да, я получила несколько приглашений. Я подумаю и дам вам знать, — и с этими словами Минни горделиво откланялась, дав понять, что разговор окончен.

Ричард Стоттерт, тем временем, устал стоять на больных ногах и уже уселся рядом с женой, оставив для Минни крайнее место у прохода, хотя обычно она сидела между родителями. Кто бы мог предположить, что этот приступ подагры старого Стоттерта сыграет в жизни Минни такую важную роль?

От встречи с Чарльзом Стэнли и всех нахлынувших воспоминаний у Минни испортилось настроение. И почему это Чарльз не оставит ее в покое? Или найдет себе невесту, женится, и Минни сможет избавиться от этого гнетущего чувства вины за нанесенную ему обиду? В конце концов, сколько лет ей еще страдать и чувствовать себя виноватой?! Что за наказание?! Расстроенная, Минни прибавила шагу, так как уже прозвенел третий звонок колокольчика, и почти подбежала к восьмому ряду партера.

Боковым зрением, она увидела, как вслед за ней спешит к своему месту кто-то еще, в форме лейтенанта военно-морского флота. Чтобы не столкнуться с офицером, она резко повернулась и, запнувшись каблуком за ступеньку, чуть было не упала. Минни тихо вскрикнула, и тут же офицер, ловко и грациозно, «как пантера», почему-то промелькнуло у Минни, подскочил к ней и удержал ее, подхватив под локоть сильной и мозолистой ладонью.

Минни обернулась, вежливо улыбаясь, но слова благодарности застыли у нее на губах. Кто-то там, совсем наверху, наверное, тоже зазвонил в колокольчик, и темно-медовые роковые глаза наконец-то нашли себе достойного противника.

В лицо Минни словно фонтан брызнули невозможного голубого цвета искры и ослепительная улыбка, полная такого восхищения, что у Минни перехватило дыхание. Никто из ее поклонников никогда не смотрел, либо не смел смотреть на нее такими глазами! Минни показалось, что эта пара пронизывающих голубых глаз как молния осветила уже темнеющий зал. Завороженная, она пролепетала какие-то слова благодарности, а офицер, не отвечая, продолжал смотреть на нее с восхищением, какой-то странной нежностью, и что-то еще, непонятное и волнующее, было в этом взгляде. Минни совсем растерялась.

Незнакомец, наконец, отпустил ее локоть, и Минни бессильно опустилась в свое кресло в полном смятении. Рядом с ней, уютно устроившись, мирно посапывал отец. Минни подобрала выпавшую из его рук программку и стала ее рассеянно перелистывать, но что было в ней написано, уяснить никак не могла.

Незнакомый офицер занял свое место непосредственно за ней. Минни ощущала (хотя как это могло быть?!) что его взгляд ласкает ее оголенные плечи и нежную шейку, опускается вниз к покрытой кружевами груди. Тело вдруг стало жить своей, отдельной от разума, жизнью. Ей показалось, что ее кожа покрылась пупырышками, и она с испугом прикоснулась к плечам, но они были по-прежнему гладкими. Вдруг изогнулась ее спина, затвердели грудки, а там, где-то внизу заныло так сладко, что Минни еле удержалась от стона. Вначале ее охватило смятение, что же это происходит, в самом деле?! Она ведь даже не знает этого человека, как такое может быть? Неужели…. Неужели она наконец-то влюбилась? Вот так, как в самых шаблонных романах, с первого взгляда? И тут, как по волшебству, со сцены зазвучала ария Далилы, ее любимая, такая чувственная, такая призывная.

Repond a ma tendresse!

Repond a ma tendresse!

Ответь на мою нежность!

Минни перестала бороться с собой. Откинувшись в кресле, закрыв глаза, всем телом чувствуя присутствие незнакомца, его взгляд, она отдалась этим необыкновенным и новым волнующим ощущениям под волшебную музыку Сен-Санса.

«Боже, сделай так, чтобы это блаженство никогда не кончалось, останови время, пусть это мгновение продолжается вечно!»

Что же было еще такого особенного, неразгаданного в его взгляде? Что-то ускользающее, негромкое, подспудное… Ах вот оно — обещание, обещание прекрасного, неизведанного.

Кончилась ария Далилы, раздались бурные аплодисменты, и Минни очнулась от наваждения. И тут ее охватила тревога. А вдруг ей все показалось, а вдруг она нафантазировала и ничего особенного не было в улыбке и взгляде незнакомца? А если и того хуже — все это было, но закончится концерт, они разъедутся, и она никогда в жизни его больше не увидит? Она его и разглядеть-то как следует не успела! Минни охватила паника. Надо было что-то предпринять, что-то сделать, чтобы не потерять его навсегда, но что и как?

И тут ей пришел в голову дерзкий план. Неподобающий для молодой девицы на выданье, смелый и бесшабашный. Благо фигура мирно спящего отца заслоняла ее от бдительного ока матери. У нее на головке была заколка с бутоном чайной розы. Если ее отстегнуть, она упадет прямо к ногам офицера. Незнакомец вполне может разгадать ее хитрость, ну и пусть! Дерзать так дерзать!

Стараясь незаметно поправить локон над ушком, Минни потянулась к заколке. К счастью, застежка легко отошла, и, с глухим стуком, заколка упала где-то позади. Минни затаила дыхание. Почти сразу же сзади раздался шорох, и глубокий грудной голос, от которого мурашки пробежали по спине, тихо произнес прямо у нее над ухом:

— Мисс, вы обронили заколку.

Минни медленно обернулась, стараясь казаться рассеянной. Она потянулась, чтобы забрать заколку, но офицер удержал ее руку в своей, мозолистой и твердой.

— Лейтенант военно-морского флота Артур Генри Рострон.

— Минни Стоттерт. Этель Минни Стоттерт, — поправилась она.

И тут лейтенант нежно поцеловал ей руку.

Ахнув и выхватив цветок, Минни отвернулась. Понял! Он все понял! Ее решимость улетучилась, как могла она так себя унизить! Но голубые блестящие глаза и грудной низковатый голос продолжали ее преследовать весь оставшийся вечер, а нежный поцелуй жег ей пальцы. Собственно, что именно давали в тот вечер в филармонии, кроме голубых глаз и Сен-Санса, Минни не имела никакого представления. Так же как и Ричард Стоттерт, мирно проспавший и концерт, и разразившуюся рядом с ним драму. Его растолкали перед самым занавесом.

Не отрывая взгляда от натертого паркета, Минни помогла отцу выбраться из кресла, а когда все же осмелилась оглянуться, лейтенанта уже не было видно в толпе. Минни как будто осиротела. Все кончено! Мимолетное знакомство не состоялось. Но она все же была благодарна Рострону — так, кажется, его звали, за прекрасные минуты, несбывшийся мираж любви.

Вместе с родителями, Минни грустно пробиралась к выходу.

— Мэм, разрешите обратиться! — раздался позади звонкий низковатый голос.

Минни вздрогнула. Быть того не может! Стоттерты остановились, не сразу сообразив, к кому же обращается стройный худощавый молодой лейтенант в темно-синей флотской форме, и фуражке, по уставу зажатой в левой руке.

А обращался он к Эдит Стоттерт.

— Лейтенант военно-морского флота Британии Артур Генри Рострон. Имею военные награды. Разрешите познакомиться с вашей дочерью!

Такого еще никогда не бывало! Обычно, молодые люди, жаждавшие познакомиться с девушкой, должны были найти общего и всеми уважаемого знакомого, который бы их представил друг другу. Ошеломленное семейство Стоттертов перекрывало дорогу выходящим из театра людям. Лейтенант вопросительным жестом указал на высокое викторианское окно у самого выхода, и они все невольно подчинились, отделившись от общего потока зрителей.

— Простите мне мою дерзость, но я здесь в театре никого не знаю, чтобы меня представили, — его голубые глаза светились под густыми, соломенного цвета бровями. — Мисс … и он повернулся к Минни вопросительно, ничуть не выдав того, что они уже знакомы.

— Этель Минни Стоттерт, — сказала она смущенно, принимая игру, — меня все зовут Минни.

— Миссис Стоттерт, — снова обратился лейтенант к Эдит, — вы позволите мне пригласить мисс Минни завтра на прогулку? — Голубые глаза пронзили Эдит насквозь, она даже смутилась.

— Но что скажет моя дочь? — произнесла она с некоторым сожалением, зная, какое разочарование предстоит этому молодому офицеру, который, самым невероятным образом, успел ей понравится за эти несколько минут.

— Я согласна! — ответила Минни быстрее, чем того позволяли приличия.

Эдит с изумлением воззрилась на дочь, а на лице не менее удивленного Ричарда Стоттерта появилась понимающая улыбка.

— Если вы мне дадите ваш адрес, я заеду за мисс Минни после ланча? — радостно выпалил лейтенант, его невозможные глаза теперь излучали такую радость, что улыбнулась даже суровая Эдит.

Тем не менее неизвестно с кем она дочь отправлять на прогулку не собиралась.

— Нет, — твердо сказала Эдит, — раз уж вас некому представить, то мы должны сами с вами как следует познакомиться. Приходите завтра в два часа дня к нам на ланч, а там уж мы и решим насчет прогулки. — И Эдит достала из сумочки визитную карточку.

— Почту за честь! — лейтенант красиво щелкнул ботинками, радостно забирая карточку. И добавил просто и непосредственно. — Большущее вам спасибо!

Он пожал руку всем троим и проводил их до экипажа. Заботливо и ловко помог залезть в карету Ричарду с его подагрой, подсадил Эдит и Минни. При этом не позволил себе с Минни никакой вольности, как то пожать ей украдкой ручку, или прикоснуться, и Минни это очень понравилось. Уже когда все уселись, лейтенант вдруг спросил:

— Не приходится ли вам родственником молодой Максвелл Стоттерт, Макс, как мы все его зовем?

— Макс?! — с удивлением воскликнула Эдит. — Так это же наш сын, старший брат Минни! Что же вы сразу не сказали, что вы — друг Макса?!

— Мы хорошо знакомы, еще с колледжа. Мир тесен, — улыбнулся лейтенант, — а не сказал, чтобы не повлиять на ваше решение.

Стоттерты смотрели на него с удивлением. А он, повернувшись к Минни, сказал просто и прямо:

— Я так счастлив, что увижу вас завтра!

— Я буду ждать вас, — ответила Минни тихо, и сама не поверила, что произнесла эти слова.

Дверцы кареты закрылись, и она отъехала от театра. Минни обернулась. Лейтенант смотрел им вслед — долго, пока карета совсем не скрылась из виду.

Глава 2. О магах, феях и морских змеях

Почти всю дорогу домой Стоттерты молчали.

Ричард Стоттерт ухмылялся себе в усы. Здорово же окрутил его семейство бравый морской офицер! В мгновение ока завоевал сердца обеих дам! Самое же забавное, что и ему самому, Ричарду, он тоже понравился. Не было в его поведении ничего нахального или наглого. Напротив, в его порыве было какое-то мальчишеское, романтическое отчаяние. В искренности лейтенанта Ричард не сомневался и поймал себя на том, что с удовольствием ждет его завтрашнего визита и продолжения знакомства. А что, может быть это и есть счастье Минни? Ишь, как она сразу загорелась, его младшенькая! Вон, сидит у окна кареты с мечтательным выражением на лице! Дай-то Бог, чтобы человек он оказался хороший, добрый и заботливый. А самое главное, чтобы как можно дольше горели бы глазки Минни такой вот радостью и влюбленностью!

Рострон — достаточно редкая фамилия в Британии, но в Ланкашире Ричарду были известны несколько семей с таким именем. В основном, мелкие предприниматели, занятые производством льна. Ну и что же?! Если увидит он, Ричард, что его дочь счастлива, то поборется, если надо, за этот брак. Уже целых три раза он уступал настоянию жены, вечно уверенной в своей правоте и проницательности. И что получилось?

Старый Стоттерт тяжело вздохнул, радостное настроение, вызванное выходкой влюбленного офицера, испарилось. Он ровно относился к одному из своих зятьев, недолюбливал второго и еле выносил третьего. Все три дочери были несчастливы, но по-разному. Одна просто не догадывалась об этом, другая страдала, а третья озлобилась. Ричард нахмурился.

Самую старшую, некрасивую Элинор, мать, можно сказать что выпихнула замуж за главного приказчика в самой первой аптеке Ричарда. Да, тогда они еще не жили так «комфортабельно», как сейчас, и Эдит волновалась, что высокой, худой как щепка, и длинноносой Элинор другой партии не найти. Муж Элинор, с самой прозаической фамилией Тэйлор, был неплохим парнем, но слабовольным, бесхарактерным. Они не были счастливы, и Джон Тэйлор запил, сначала понемногу, а потом в горькую. Семью приходилось содержать им с Эдит. Хорошо еще, что Элинор родила только одну дочь. Совсем недавно Ричарду стало известно от семейного врача Стоттертов, что у Джона серьезное заболевание печени, и что долго он не протянет. От жены и дочери он это скрыл, за зятя усердно молился, но понимал, что для Элинор его уход будет освобождением.

Элизабет вышла замуж удачнее, за хорошего, порядочного и приветливого Роберта Брауна, бухгалтера большого кожевенного завода. Вышла без любви, но и без неприязни. Скорее всего, Лиззи даже и не подозревала, что равнодушна к своему мужу, так как настоящего чувства так и не испытала. Жили они в согласии, родили двоих детей, и Лиззи всегда казалась спокойной и умиротворенной. Было совершенно ясно, что в полном соответствии со своими умственными способностями, Роберт Браун так навсегда и останется бухгалтером. Но это было еще полбеды. Проблема состояла в том, что, казалось, он бухгалтером и родился: более занудного и скучного человека надо было основательно поискать в графстве Ланкашир! Право слово, Ричард предпочитал ему пьянчугу Тэйлора!

Но вот своего третьего зятя, удачливого коммерсанта с настоящей деловой хваткой и сметливым умом, Хоррэса Мерсера, Ричард Стоттерт просто ненавидел. Его третья дочь Маргарет, как могла, противилась этому браку, но он ее тогда не поддержал, ради семейного спокойствия, и разрешил жене поступить по-своему. Умная, тонкая и довольно привлекательная, Мэгги прекрасно понимала, что Хоррэсу для его дела необходим был начальный капитал, а она была лишь приложением к нему. Тем не менее, сделка состоялась по настоянию Эдит, которой импонировал живой ум будущего зятя, его мефистофельская красота, высокий рост и надменная улыбка. Мерсер затеял вложить капитал в сеть театров для синематографа, совершенно новое, неопробованное дело, и — выиграл. Движущиеся картинки оказались выгодной и удачливой затеей, и его бизнес пошел в гору. К тому же, в синематографах стали продавать газированную воду Стоттертов, так что в прибыли остались все. Все, кроме Мэгги. Вместе с растущей сетью синема-театров, росла и неприязнь между супругами. Хоррэс Мерсер жену никогда не любил, а сейчас, разбогатев, перестал это даже скрывать. Он изменял ей налево и направо, а недавно, вообще, завел постоянную любовницу из танцовщиц (какая пошлость!), которой снял прекрасную квартиру в престижном районе Ливерпуля, лелеял и холил. Это был скандал, но Эдит не позволила дочери подать на развод, ради репутации семьи и сына-подростка. Мэгги озлобилась, стала ядовито-ироничной и циничной. Единственное, на чем сумел настоять Ричард Стоттерт, так это на том, чтобы отказать Хоррэсу Мерсеру от дома. Хотя газированную воду Стоттертов в его театрах по-прежнему продавали. Бизнес есть бизнес.

И вот Ричард решил дать последний бой за счастье своей младшей, любимицы Минни. Никогда ни у одной из его дочерей так весело и задорно не блестели глазки, как у Минни, когда она смотрела на своего лейтенанта!

Эдит же никак не могла опомниться от того, что только что пригласила домой совершенно незнакомого молодого человека, да еще самым прямым текстом заявившего о своей заинтересованности в ее дочери! Хорошо еще, что он упомянул имя Макса, а то ее поступку не было бы никакого оправдания! То, что о приятельских отношениях с Максом эксцентричный молодой офицер объявил после приглашения, Эдит Стоттерт предпочла не вспоминать. Но самое странное заключалось в поведении ее собственной дочери! Так сразу выпалить, что она согласна на знакомство! Какая муха ее укусила? И тут у Эдит возникло смутное подозрение. А что, если эти двое уже были знакомы и разыграли перед ней эту сцену? А что, если они уже, не приведи Господь, тайно встречались?!

Эдит бросила на Минни подозрительный взгляд, но отмела такую возможность. Нет, ее дочь не так воспитана! Да и она сама казалась пораженной внезапным появлением лейтенанта. К тому же, его вполне мог привести к ним домой тот же Макс, и не было бы необходимости разыгрывать спектакль. Скорее всего, все так и произошло — спонтанно. Надо написать Максу и навести справки, или пусть лучше приедет и сам расскажет об этом Ростроне, а то что-то ее дочь уж очень увлеклась!

И Эдит снова покосилась на Минни.

Минни же вообще не думала ни о чем, или, скорее всего, обо всем сразу, что почти одно и то же. Сейчас, когда Рострона не было рядом, ее растрепанные чувства немного успокоились, и ею овладело радостное предвкушение большого приключения, чего-то такого, что встряхнет ее размеренную жизнь, а, может быть, и перевернет ее. Он в нее влюблен, это ясно, ликовала Минни! Откинувшись на атласные подушки кареты, сжимая в руках шелковую сумочку, она мечтательно наблюдала за танцующей над крышами домов крупной желтой луной. Завтра будет полнолуние, рассеянно подумала она. Завтра она увидит его снова. Завтра начнется новая жизнь!

Завтра наступило раньше, чем ожидала Минни: она проспала!

Накануне, обессиленная от пережитого за вечер, Минни еле добралась до постели, скинула туфли и платье и провалилась в глубокий сон, толком даже не переодевшись в ночную рубашку. Горничную послали ее разбудить только к одиннадцати, и Минни в панике провела все утро, принимая ванну, одновременно примеряя дюжину нарядов и перечесывая волосы на самый разный лад, так что пришлось задействовать двух горничных, вместо ее обычной Кэти. Мать иронично пожимала плечами, а отец ухмылялся: такого ажиотажа с Минни не случалось после первого бала дебютанток! Наконец, как это всегда бывает, она выбрала самый первый из примеренных — скромный костюмчик, состоявший из шелковой темно-коричневой юбки, белоснежной, расшитой кружевами, блузки с высоким кружевным же воротничком, украшенной большим атласным кремового цвета бантом и такими же атласными темно-коричневыми туфельками. В ушки она продела серьги из желтого топаза — подарок отца.

Без четверти два, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, с нарочито-безразличным видом, она спустилась вниз. Стол был уже накрыт в столовой, а отец с матерью расположились в креслах в смежной гостиной. Минни никогда не думала, что пятнадцать минут могут растянуться в такую бесконечность!

Большие настенные часы в гостинной Стоттертов пробили один раз, но второй раз не успели — в дверях раздался звон колокольчика. Минни непроизвольно вскочила, и тут же села, повинуясь укоризненному взгляду матери. Кэти пошла открывать дверь, и в прихожей раздался низковатый грудной голос. Сердце Минни забилось, она пыталась взять себя в руки, но у нее это плохо получалось. Раздосадованная, Минни волновалась сразу обо всем — чтобы не показаться гостю восторженной, глупой, нервной инженю, или, наоборот, застывшей, высокомерной куклой, или же развязной суфражисткой. Она словно потеряла себя, настоящую, естественную.

Ей не стоило волноваться. В дверях показались два огромных букета, в сопровождении лучезарной улыбки, и с этого момента все вдруг встало на свои места. Рострон быстро подошел вначале к хозяйке дома и с учтивым поклоном вручил ей букет огненных хризантем. Окинув Минни восхищенным взглядом, он преподнес ей букет чайных роз, обернутый желтой атласной лентой и только после этого пожал руку хозяину дома.

— Позвольте мне еще раз поблагодарить вас за приглашение и извиниться, что пришел к вам во флотской форме: мне необходимо было зайти утром в адмиралтейство по срочному делу, а до Болтона, где я живу, далековато.

Эдит не смогла удержаться от возгласа:

— Это мои любимые цветы! Как вы узнали?!

Рострон рассмеялся.

— Уверяю вас, что обошлось без шпионажа и подзорной трубы! Просто я зашел в ближайший от вас цветочный магазин и осведомился, какие именно цветы чаще всего заказывает ваша семья.

Ричард Стоттерт рассмеялся в ответ.

— В находчивости вам не откажешь! А как же вы догадались о предпочтениях наших двух дам?

— Я предположил, что мисс Минни предпочитает чайные розы, — и Рострон с лукавой улыбкой стрельнул глазами в сторону Минни, — а дальше уже по принципу исключения.

Минни хихикнула. От ее смущения не осталось и следа.

Эдит пригласила всех к столу. Уже через пятнадцать минут Стоттерты чувствовали себя в присутствие гостя естественно и комфортно, а через час им казалось, что они знали его всю жизнь.

Рострона усадили за столом напротив Минни. Отец забросал его вопросами, так что Эдит даже пришлось несколько раз вмешаться, чтобы гость не остался голодным. За обедом у Стоттертов подавали бульон с гренками и яйцом, куриный жульен с кремом и грибами, анчоусы и яблочную шарлотку на десерт. Ричард откупорил бутылку Шардоннэ прошлогоднего разлива, но гость и ел и пил очень мало и очень аккуратно, зато вовсю расхваливал минеральную воду Стоттертов, чем полностью завоевал сердце Ричарда. Оборону теперь держала одна Эдит.

Минни, наконец-то, предоставилась возможность как следует рассмотреть своего неожиданного поклонника. Бронзовое от загара чисто выбритое лицо оттеняло сияющие голубые глаза и соломенного цвета рыжеватые волосы и брови. А крупный нос и слегка оттопыренные уши, как ни странно, ничуть его не портили, а придавали трогательный мальчишеский вид, несмотря на солидный возраст. Рострону, как оказалось, было уже тридцать («ровесник Чарльза и Макса», — подумалось Минни), но выглядел он моложе. Отнюдь не красавец, но почему-то на него было приятно и хотелось смотреть. Минни почувствовала как уходят тревога и волнение, а вместо них ее сердце наполнилось нежностью: «Милый, мой милый ушастик!»

Выяснилось, что отец Артура Рострона Джеймс действительно занимается льняным бизнесом, что мать Артура Нэнси скончалась, когда ему было пятнадцать лет, что он старший сын и у него три сестры и два брата.

— А вот Минни у нас самая младшенькая из девяти, — выпалил, не подумав, Ричард и был награжден строгим взглядом жены. Рострон с нескрываемой нежностью посмотрел на Минни.

— Когда же вы решили стать моряком? — Ричард решил переменить тему беседы на более нейтральную.

— В пять лет, — улыбнулся Рострон.

— Ух ты!

— Мне подарили только что изданную книгу «В поисках потерпевших кораблекрушение» некоего Джила Бралтара, который на проверку оказался французским писателем, — и тут Рострон произнес совершенно уморительно, — Джулиусом Вернэ!

— Жюль Верн, — со смехом отозвалась Минни.

— Вам виднее, — тоже засмеялся Рострон, — мычать и рычать по-французски мне никогда не удавалось! В кадетском училище пришлось даже сдать три лишних предмета, вместо экзамена по-французскому!

— А вот Минни у нас прекрасно владеет и французским, и немецким, и итальянским! — снова невпопад похвастался Ричард.

Рострон вдруг посерьезнел и закусил губу, как-то по особенному, взглянув на Минни. Она это заметила и ответила ему вопросительным взглядом, но Рострон только отрицательно качнул головой, как бы в ответ на свои собственные мысли, и продолжил уже с улыбкой:

— Я не видел моря до двенадцатилетнего возраста, но мне всегда казалось, что я его могу найти по запаху! Наверное, это у меня от наших далеких скандинавских предков — Рострумов. В двенадцать лет я два раза сбегал на корабль, меня ловили и возвращали в Болтон, отец отдирал за уши, хоть и небольно, — улыбнулся он, — но ничего не помогло. На следующий год отец заплатил огромную для нас сумму в шестьсот пятьдесят фунтов для моего обучения вкадетском училище, мне купили форму, снабдили деньгами и посадили на поезд Болтон-Ливерпуль. Так что с тринадцати лет я живу самостоятельно.

Эдит посмотрела на него с уважением.

— А где же вы познакомились с Максом?

— Параллельно с кадетским училищем я поступил в Ливерпульский Королевский колледж, для общего образования, так сказать, там мы и встретились с Максом.

— Ваш отец молодец, что позаботился о вашем образовании, — заметил Ричард.

— Я не мог просить у отца денег на колледж, мистер Стоттерт. Ему и так пришлось продать ради меня часть бизнеса. Наше кадетское училище самое престижное в Британии, и трехлетний курс обучения стоил очень дорого. Я работал вечером на верфях, разгрузке, сортировке почты в порту, брал любую работу, и сам платил за курс в колледже. Правда, часто приходилось бегать с одного класса на другой, и заниматься ночью, но я не жалею.

— Когда же вы спали? — ахнула Эдит.

— Вот с этим мне сильно повезло. Больше двух-трех часов сна мне не требуется.

Выпивший пару-другую бокалов вина, Ричард был готов прослезиться. Он стиснул плечо Рострону.

— Повезло! Как бы не так! Вы себя вымуштровали! — нет, положительно этот молодой человек ему нравился все больше и больше.

— Может быть, — смущенно отозвался тот, заметив восхищенные взгляды Минни.

— Вы решили посвятить себя военно-морскому флоту, мистер, вернее, лейтенант Рострон?

— Нет, вообще-то я работаю в «Кьюнарде», уже пять лет.

— О! Это прекрасная компания! Одна из лучших.

— Самая лучшая, по моему мнению. Я дослужился до второго помощника капитана.

Эдит встрепенулась.

— И это предел ваших мечтаний? — иронично спросила она.

Голубые глаза блеснули стальным блеском, и Эдит осеклась.

— Отнюдь, — вежливо ответил Рострон, — пять лет назад я получил капитанскую лицензию, а сейчас прохожу двухгодичную военнную службу. С лицензией и званием лейтенанта военно-морского флота мне в «Кьюнарде» полагается место первого помощника, а потом уже и капитана. Я им непременно стану, — добавил он серьезно и уверенно.

«А парень-то с характером, не так прост, как кажется», — подумал Ричард, — «что ж, в его профессии это необходимо. Такой не пропадет!»

Эдит была явно смущена своей собственной бестактностью.

И тут знаменитые часы Стоттертов пробили четыре раза.

— Ой, уже четыре часа! Когда же мы пойдем гулять? — Минни воскликнула так жалобно и по-детски, что все рассмеялись.

— Действительно, как быстро пролетело время, — произнесла Эдит задумчиво, — вот прямо сейчас и пойдете.

Рострон и Минни обменялись радостными взглядами: высочайшее разрешение было получено!

— Послушайте, мистер Рострон, — вдруг вмешался отец, — у вас есть какие-нибудь планы на вечер? Где вы ужинаете?

— Нет, никаких, кроме одного срочного, но короткого делового визита.

— Так приходите к нам на ужин, продолжим знакомство! Вы в шахматы случаем не играете?

— Играю…, — Рострон не верил своим ушам. — И, кажется, неплохо.

— Значит решено, — вставая от стола, Ричард обнял его за плечи, — погуляете с Минни, нанесете свой деловой визит и — опять к нам!

— С огромным удовольствием! Благодарю вас! — У Рострона заметно порозовели щеки.

Минни, радостно захлопав в ладоши, повисла у отца на шее. В другое время Эдит была бы в ужасе от такой откровенной радости дочери, но сегодня все происходило так невероятно быстро, что она только махнула рукой. Будь что будет!

Рострон, не дожидаясь служанки, распахнул дверь перед Минни, и в дом ворвался восхитительный аромат позднего августовского вечера: особняк Стоттертов находился в зеленом районе Аттертон, фешенебельной окраине Ливерпуля.

По указу Эдит, служанка вынесла Минни парчовое летнее легкое пальто. Но та вдруг заупрямилась.

— Еще август, мама, тепло ведь!

— Минни, не упрямься, вечером будет прохладно!

— Мисс Минни, — вмешался Рострон, — миссис Стоттерт права, сегодня вечером будет прохладно.

— А вам это откуда известно, — возмутилась Минни, — вы маг и волшебник?

— Очень может быть, — весело улыбнулся тот, — а еще прогноз погоды входит в мои профессиональные обязанности, и я сдавал экзамен по метеорологии.

Минни было нечем возразить, поэтому она просто фыркнула, но продолжала упрямиться.

— Не желаю тащить это длиннющее пальто с собой!

Эдит всплеснула руками.

— Давайте я его понесу, мисс Минни!

— Ну вот еще! Что же о вас подумают? Лейтенант с женским пальто наперевес, — рассмеялась Минни.

— Я упаду в ваших глазах, если понесу дамское пальто?

— В моих, конечно же, нет, пальто-то мое! Но что подумают другие?!

— Мнение «других» меня не интересует.

Минни опять было нечем крыть и она насупилась.

— Миссис Стоттерт, давайте обойдемся без пальто, раз мисс Минни так не хочется. У нас ведь есть мой китель, он достаточно теплый. Я позабочусь о том, чтобы она не простыла, не беспокойтесь.

Это было сказано таким умиротворяющим и спокойным тоном, что Эдит вдруг успокоилась. Она всячески противилась тому, чтобы, подобно дочери и мужу, подпасть под влияние этого харизматичного моряка. Но сопротивляться становилось все труднее.

Рострон элегантно протянул Минни согнутый локоть, она взяла его под руку, и они чинно проследовали по украшенной ухоженными газонами улице, повернули направо, и белоснежный особняк Стоттертов скрылся из виду. Рострон украдкой поглядывал на Минни, а та виновато молчала. Наконец она произнесла.

— Не знаю, что на меня нашло. Простите меня за эту выходку, — и она заглянула ему в глаза, — мама была к вам несправедлива, и я на нее разозлилась.

Рострон осторожно погладил ее пальчики, лежащие у него на согнутом локте.

— Ее можно понять, мисс Минни. Я ведь свалился вам как снег на голову, — улыбнулся он, — но мне так приятно, что вы за меня заступились! — И он снова улыбнулся своей лукавой улыбкой. У Минни отлегло на сердце.

— А куда мы пойдем? — весело спросила она.

— Куда бы вам хотелось? Туда и пойдем.

— Так куда же? В «Куда» или в «Туда»?

— Сначала в «Куда», а потом в «Туда», а, будет время, заглянем и в «Кое-куда», самое главное, чтобы мы не попали в «Не туда»!

Минни расхохоталась, здорово же он подхватил ее шутку! Рострон тоже весело засмеялся. Как-то само собой произошло, что Минни высвободила свою ладонь из под его локтя, и вместо этого они взялись за руки. По детски размахивая соединенными ладонями, они с получаса шли, весело болтая о всякой ерунде. Дорога пошла в гору, и Минни внезапно остановилась перед высоким забором, за которым виднелся красивый но заброшенный особняк, построенный из красного кирпича, посреди буйно заросшего дикого сада. На солидном заборе была прибита свежевыкрашенная табличка «Продается».

— Ах как жаль! — вырвалось у нее. — Мой волшебный замок продают!

Рострон смотрел на нее вопросительно, продолжая держать ее за руку.

— Этот особняк на холме хорошо виден из окна моей спальни. Еще ребенком я обожала фантазировать, кто же там живет? Все было так таинственно! Иногда в окнах появлялись огни, но, чаще всего, он казался необитаемым. Я представляла себе, что в саду живут феи и гномы, летают маленькие эльфы с прозрачными крылышками, — Минни мечтательно закрыла глаза, — я придумывала про них волшебные сказки, это было прекрасно. На прогулках я всегда тянула родителей или сестер с братьями пройти мимо этого дома, и так мечтала хоть разочек в него заглянуть, хоть одним глазком! Вы знаете, мистер Рострон, — продолжила Минни с некоторым удивлением, — я ведь никому раньше этого не рассказывала!

Рострон ласково улыбнулся.

— И вы ни разу не побывали в этом саду?

— Нет, — сокрушенно покачала головой Минни, — а теперь вот его продадут, и в нем поселятся самые обыкновенные люди.

— Так давайте же исправим эту ошибку!

— Как? — оторопела Минни.

— Перелезем через забор! Прямо сейчас! Мечты непременно должны сбываться!

И не дав ей опомниться, в мгновение ока он залез на почти что трехметровый забор, хотя, казалось, уцепиться было не за что, и протянул ей сверху руки.

— Ой! — пискнула Минни. — Вы же меня уроните!

— Ни за что на свете!

Ловко подхватив ее подмышками, Рострон как пушинку оторвал Минни от земли, и она словно взлетела на высокий белоснежный забор. Минни вскрикнула от неожиданности и инстинктивно прижалась к нему. На несколько секунд их щеки соприкоснулись. Она почувствовала грубоватую, обветренную кожу, уловила сладкий и волнующий запах табака, и ее охватила уже пережитая прежде истома. Минни показалось, что Рострон нежно прижался к ее щеке своей, но уже в следующее мгновение она оказалась в старинном заброшенном саду, перенесенная его сильными руками. Рострон легко спрыгнул вслед за ней и отряхнул полы своего длинного темно-синего сюртука.

Они словно оказались в сказке, попали в затерянный мир! Время остановилось. Казалось, что сада не касалась рука человека по крайней мере несколько сот лет. Кроны высоких могучих тополей переплелись вверху в живой зеленый купол, сквозь который с трудом пробивалось солнце. Под этим прохладным шатром буйно разрослись кусты с неведомыми ягодами и высокая, уже начавшая желтеть, трава.

А в самой середине сада возвышался развесистый упористый и коренастый дуб с огромным дуплом. Его старые мосластые корни кое-где пробивались сквозь землю, покрытую опавшими листьями.

— Ух ты! — восхищенно проговорила Минни. — Вот где живут мои феи и гномы! — И, оставив Рострона, она подбежала к старому дубу.

Ф-рррр! Из дупла выскочили две рыжие белки и, с возмущенным цокотом, взвились на самую верхушку старого дерева.

— Ай-яй! — вскрикнула Минни от неожиданности и подскочила.

— А вот и ваши феи, — весело отозвался Рострон, — кто знает, может быть они обернулись белками, чтобы нас одурачить. Кажется, их здесь никто не беспокоил лет двести, не меньше! А вы знаете, я ведь тоже видел сказочного зверя!

— Как так?! — Минни смотрела на него с любопытством.

— Во время рейса на «Этрузии» вблизи Саргассова моря, я и первый помощник Уайлд стояли на вахте. Было около четырех часов пополудни. Вдруг вижу — плывет огромная коряга. Думаю, откуда коряга в открытом море? Глядь, а она вдруг поднимает голову с двумя круглыми глазами и вот с такими маленькими рожками, — и Рострон приставил к голове указательные пальцы, изображая рожки. Минни покатилась со смеху, это было так уморительно!

— И смотрит прямо на меня, — продолжил Рострон, — потом отворачивается и продолжает плыть рядом с нами. Уайлд с выпученными глазами меня спрашивает «ты видел то, что я видел?!» Я говорю — да, вот же он плывет рядом с нами! Никак морской змей — метров десять не меньше. А он мне: «Где ты видел рогатого змея?!» Ну пусть будет корова, говорю я, все равно морское чудище! Достал блокнот и зарисовал наше чудище, в нескольких ракурсах. Художник из меня, конечно же, никудышный. Надо, говорю, показать палеонтологам, это же целое открытие! Я вам как-нибудь этот рисунок покажу, Минни!

— А дальше? Что было, дальше? — смеясь, Минни захлопала в ладоши.

— Думаю, может оно голодное, раз за нами плывет. Попытался скормить ему буханку хлеба, бананы и овсянку, — все, что могло держаться на поверхности, чуть за борт не свалился! Но оно от приношения отказалось и минут через двадцать отстало от корабля.

Минни так весело хохотала, что у нее слезы выступили на глазах. Широко улыбаясь, Рострон с удовольствием смотрел на нее

— Уайлд мне сразу же заявил, что никто нам не поверит и что он себя на посмешище выставлять не собирается! — продолжил он рассказ. — Как хочешь, говорю, а я видел то, что видел. Показал мои зарисовки специалистам и здесь, и в Штатах. Конечно, все отнеслись скептически, а моего зверя прозвали «Монстр Рострона». Ну и пусть! Я то знаю, что он есть, и что я его видел!

— Бесподобная история! — Минни вытерла платочком глаза от слез. — Жду не дождусь, когда его увижу!

Некоторое время они продолжали пробираться сквозь заросли кустов и травы. Поближе к дому зеленый шатер поредел, уступая место восхитительной поляне, заросшей густой травой и целым ковром полевых цветов, радугой брызнувшим им в глаза. А совсем перед домом можно было угадать очертания старинных клумб с бурно разросшимися кустами одичавших роз и иссохшего заброшенного фонтана.

— Фата Моргана, — прошептала Минни, с восторгом озираясь кругом, — царство спящей красавицы!

Рострон взял ее за руку, и их пальцы переплелись.

— Которую надо разбудить? — спросил он тихо.

Минни зарделась. Держась за руки, они подошли к самому дому. В отличие от сада, он отнюдь не казался старинным или обветшалым. Напротив, построенный из веселого красного кирпича с широкими окнами, двумя большими балконами, каменным крыльцом с вычурными чугунными перилами, он словно явился из другой сказки, но и его тоже надо было расколдовать.

Дверь была заперта, да им и не хотелось заходить в дом. Сад влек своей таинственной неподвластной времени прохладой.

И тут Минни заметила в углу сада перед самым домом старинную скамейку-качели для двоих, подвешенную цепями на чугунной перекладине.

— Качели! — воскликнула она радостно, но подбежать к ним не успела: Рострон удержал ее за руку.

— Постойте, мисс Минни, погодите! Надо проверить крепления. Этим качелям бог знает сколько лет!

Уверенным движением, он осмотрел перекладину, вертикальные жерди и крепления. Затем, вспрыгнув на качели, попрыгал на них, проверяя крепость цепей, тщательно вытер сиденье носовым платком, и только после этого позволил Минни сесть, сняв фуражку и устроившись рядом.

Какое-то время они молча качались на скрипевших качелях. Вечерело и стало прохладнее. Рострон снял с себя китель, оставшись в льняной сорочке, заправленной в форменные брюки, и хотел было укутать им плечи Минни, но та запротестовала.

— Ни в коем случае, на вас одна тонкая сорочка! Вы простудитесь! Только если мы вместе укроемся вашим кителем.

Предложение было слишком заманчивым, чтобы от него отказаться, и Рострон нырнул под китель рядом с Минни. Чтобы устроиться поудобнее под теплым суконным кителем им пришлось придвинуться друг к другу поближе, но все было как-то неловко, несподручно. Наконец, решившись, Рострон обнял Минни за талию, а она положила голову ему на плечо. Теперь все было ладно, и они сидели, покачиваясь на скрипящих качелях, безмолвно наслаждаясь первым настоящим прикосновением.

— Вы, кажется, хотели расколдовать принцессу? — еле слышно прошептала Минни.

Рострон вздрогнул. Даже в сумерках его глаза блестели. Свободной рукой он еле-еле коснулся волос Минни, медленно провел тыльной стороной руки по ее смуглой щечке. У Минни захватило дух, как тогда, в театре, затвердели грудки. «Разве так можно? Мы ведь только вчера познакомились? А разве это было вчера, а не год, хотя бы месяц, назад? Откуда же я его так хорошо знаю? Как получилось, что он мой, мой милый?» — лихорадочно мелькали мысли. — «Ты ведь сама, сама сейчас ему разрешила!» Лицо Рострона приблизилось, он чуть-чуть, нежно повернул ее головку, и ласковые, сухие губы слегка прикоснулись к ее мягкому рту. Он поцеловал ее в губы, а почему-то екнуло и сладко заныло сердце. Закрыв глаза, она растворилась в этом волшебном поцелуе, окруженная волшебным заколдованным царством. Минни не удержалась от тихого стона. Рострон чуть отстранился, чтобы проверить, приятно ли ей, хорошо? Увидев мечтательное выражение, прикрытые глаза, полуоткрытый ротик, он чуть-чуть улыбнулся, но тут же улыбка исчезла с его лица, и он прошептал хриплым голосом.

— Минни, милая Минни! Я должен, я обязан вам кое-что о себе рассказать.

Минни широко раскрыла глаза.

Глава 3. Поверить вечность человечностью

Рострон заглянул в ее медовые, омраченные беспокойством глаза. Но в этот самый момент раздался далекий звон церковных часов: пробило шесть. Оба вздрогнули.

— Вы — пират? — спросила Минни, шутя только наполовину. — Флибустьер?

— Ах нет-нет, что вы! — замахал рукой Рострон и рассмеялся. — Совсем не то! — продолжил он уже несколько смущенно. — Давайте, в другой раз. Мне ведь нужно заехать по срочному делу, а ваши ждут нас к восьми.

Как же им не хотелось отрываться друг от друга, покидать этот сказочный сад!

Темнело.

— Смотрите, Минни, — вдруг сказал Рострон, — на первом этаже особняка зажглись огни! Накрывают на стол. Хозяйка поправляет приборы, а хозяин разжигает камин.

— Это Рождество, — подхватила Минни, — видите большую украшенную елку? Вон там, в правом окне. Стеклянные игрушки отражают огни плафонов, и ярко сверкает рождественская звезда!

— Слышите, заиграла музыка — они завели вон тот большой граммофон, в углу.

— Какая приятная музыка, — мечтательно проговорила Минни, — хозяин пригласил жену на танец, как красиво и легко они вальсируют!

— А вот и на втором этаже зажглись огни!

— А что же там? — с любопытством спросила Минни.

Рострон на мгновение умолк, а потом прошептал ей почти что в самое ушко:

— Детская.

У Минни перехватило дыхание, и она уткнулась лбом ему в плечо.

— Как хорошо, — еле слышно прошептала она.

Рострон осторожно приподнял ее лицо за подбородок и поцеловал в приоткрытые губки. Это был уже совсем другой поцелуй: нежный, но властный и долгий. Его левая рука продолжала держать ее за талию, а правую он почему-то спрятал за спину. Минни почувствовала горячее дыхание и легкое прикосновение его языка к своим губам, ощутила мужскую силу, с которой он удерживал ее за талию, и бесподобное предчувствие какого-то грядущего таинства охватило ее.

Наконец, он отпустил ее, и вопросительно, даже виновато, заглянул ей в глаза. Еле переведя дыхание, Минни смущенно улыбнулась, и Рострон нежно поцеловал ее в лоб.

Взявшись за руки в темноте, они почти наугад пробирались к забору. Рострон заставил-таки Минни накинуть на плечи его китель. Пока он забирался на забор, Минни поежилась, оглядываясь в темноту. А ну как схватит ее сзади какой-нибудь тролль! Но тут же оказалась в сильных и бесконечно дорогих объятиях.

Перед тем, как они переправились на улицу, Минни бросила прощальный взгляд на покинутый дом. В верхнем этаже особняка по-прежнему горели огни…

Ей стало грустно, что у Рострона оказались какие-то неизвестные ей дела, важнее, чем их свидание.

— А можно мне поехать с вами? — спросила она кокетливо.

Рострон явно колебался.

— Мне надо посетить бедный квартал, может быть не стоит, Минни?

Они и не заметили, как отбросили официальное обращение.

— К тому же, такие визиты лучше наносить одному, — Рострон казался смущенным, — ваше присутствие поставит меня в несколько неловкое положение.

Глаза у Минни загорелись — вот она, тайна! Не об этом ли он уже два раза пытался с ней поговорить? А вдруг у него, как у полковника Брэндона, была возлюбленная, и она при смерти? Или она оставила на его попечении дочь, и ему надо ее навестить? А может быть, как у Остин в романе, эту дочь соблазнил какой-нибудь негодяй, вроде зятя Хоррэса, не к ночи будет упомянут!

Воображение у Минни разыгралось. Она насупилась, остановилась и стала водить носком туфельки по мостовой.

— Какие-то тайны и секреты, — проворчала она, надув губки.

Рострон ответил неожиданно серьезно.

— Вы правы, Минни, у меня не должно быть от вас ни тайн, ни секретов, и не будет. Поедем вместе!

— Вот так-то! Вам не удастся от меня избавиться! — фыркнула она и показала ему маленький розовый язычок.

— А где здесь можно найти экипаж? — Рострон, смеясь, обнял ее за плечи.

— Лучше всего около синематографа моего зятя, здесь близко, — хмыкнула Минни, — только очень надеюсь, что нам не придется его лицезреть!

Рострон посмотрел на нее, но ничего не спросил.

Взявшись за руки, они почти пробежали два квартала, и, увидев пару кабриолетов, только что подвезших зрителей к вечернему сеансу, забрались в один из них, запряженный парой гнедых.

— Ньюпортский переулок, дом двадцать два.

— Это в Ист-Энде, сэр, у самого порта, — кучер с удивлением обернулся на молодого офицера и его хорошо одетую девушку.

— Я знаю, гони! У нас мало времени!

Кабриолет помчался. Лошади весело отстукивали по булыжной мостовой, и Артур с Минни снова укрылись теплым кителем. Артур обвил рукой тонкую талию Минни, и ее округлое мягкое бедро соприкоснулось с его, крепким и мускулистым. Минни закрыла глаза, наслаждаясь освежающим ветерком и близостью любимого. Они несутся навстречу тайне! Ах, как прекрасна жизнь!

Несмотря на быструю езду, им понадобилось целых полчаса, чтобы добраться из Аттертона до центра Ливерпуля и еще минут двадцать, чтобы перебраться в Ист-Энд, рабочий портовый квартал. И вот, на полдороге, произошло неожиданное.

Пересекая центральную площадь Ливерпуля, кабриолет замедлил ход перед городской ратушей и оказался вплотную рядом с черной позолоченной каретой. Это была карета лорда Дарби. Дверца кареты приоткрылась, и, в смущении и замешательстве, Минни оказалась лицом к лицу с Чарльзом Стэнли.

Обычно хладнокровно-невозмутимое округлое лицо баронета стало похоже на итальянскую карнавальную маску под названием «Не может быть!», а его губы невольно образовали большую букву «О!», когда он увидел свою несостоявшуюся невесту в объятиях морского офицера, да еще с накинутым на плечи кителем. Минни густо покраснела, но от Рострона не отодвинулась. Тот же, увидев замешательство любимой, крикнул кучеру:

— Гони во весь опор! — и в следующее мгновение кабриолет, обогнав карету лорда-мэра Ливерпуля, уже вовсю несся в сторону Ист-Энда.

«Моя репутация погибла!» — подумала Минни, но вместо того, чтобы ужаснуться, ей стало весело. Вот она — новая жизнь, захватывающая, непредсказуемая! За один день, проведенный с Ростроном, ей пришлось пережить приключений больше, чем за всю предыдущую жизнь.

Постепенно приходя в себя от нежданной встречи, она то и дело поглядывала на Рострона, но тот тактично не стал ее расспрашивать, сделав вид, что ничего не заметил.

Наконец, Минни сказала:

— Я вам расскажу на обратном пути. У меня ведь тоже не должно быть от вас секретов…

Рострон посмотрел на нее с любопытством.

В Ист-Энде Минни никогда раньше не приходилось бывать. Она была поражена грязными, зловонными мостовыми, тускло освещенными помутневшими от пыли и мертвых насекомых редкими уличными фонарями. Из-за заляпанных окон пивных раздавались пьяные выкрики, громкий гортанный смех. По улицам сновали одинокие тени прохожих. Она невольно придвинулась поближе к Рострону.

Наконец, они остановились перед мрачным и уродливым трехэтажным домом, с некоей претензией на респектабельность. Рострон помог Минни выбраться из кабриолета, надел китель и фуражку и бросил кучеру.

— Подожди нас здесь. Я заплачу за простой.

Рострон постучал в дверь висячей металлической скобой. Никто не отозвался, и он толкнул тяжелую дверь, которая открылась с неприятным скрипом. Внутри было душно, темно и вовсю пахло жареной рыбой. От самого подъезда куда-то вверх поднималась крутая винтовая деревянная лестница.

— Нам на третий этаж, — проговорил Рострон, крепко подхватив Минни под руку, и они стали карабкаться вверх. Ступеньки сильно скрипели, рукоятка лестницы подозрительно шаталась, и Минни напряженно смотрела себе под ноги. Наконец, они добрались до третьего этажа и остановились перед обшарпанной дверью, но застланной чистым половым ковриком. Рострон постучал. За дверью послышались приглушенные голоса, и вскоре им открыли.

На пороге стояла бедно одетая худенькая изможденная женщина неопределенного возраста: ей могло быть лет тридцать, а могло быть и все пятьдесят. Она недоуменно и вопросительно смотрела на офицера и его спутницу, явно не принадлежавших к ее сословию. Минни же с не меньшим удивлением рассматривала хозяйку дома: совсем не то, что она ожидала!

Рострон сорвал с головы фуражку.

— Миссис Джонстон?

— Да, — удивленно и нерешительно ответила женщина.

— Лейтенант Артур Рострон, мэм. Я… мы пришли проведать вашего мужа.

При этих словах лицо женщины просветлело, и она засуетилась.

— Лейтенант Рострон, сэр, заходите, пожалуйста! Ой, у нас неубрано, как неудобно, как неловко! Мы вас не ждали!

И она принялась хлопотать, отряхивая крошки с круглого стола, покрытого белой с пятнами скатертью, передвигая стулья, собирая разбросанную по малюсенькой комнатушке одежду, детские деревянные игрушки. Четверо карапузов, бедно, но чисто одетых, уставились на гостей. Рострон и Минни протиснулись в комнату, одну стенку которой почти полностью занимал большой, но потрепанный, диван, на котором лежал грузный пожилой бородатый мужчина.

При виде Рострона он дернулся было ему навстречу, попытался встать, но тут же повалился назад со стоном.

— Лейтенант Рострон, сэр!

Рострон подошел поближе.

— Лежите, Джонстон, лежите! Вам нельзя вставать.

Миссис Джонстон, тем временем, удалось выпроводить ватагу ребятишек в соседнюю комнату. Она усадила Минни в единственное прилично выглядевшее кресло и принялась накрывать на стол — варенье в вазочке, чайные чашки, но Рострон вежливо отказался:

— Благодарю вас, у нас мало времени, нас ожидают к ужину родители мисс Стоттерт.

И он представил Минни супругам Джонстонам как сестру своего друга, а ей — хозяев квартиры.

— Мисс Минни, это мистер Джонстон, боцман с дредноута «Неустрашимый», на котором я служу, вернее служил, — поправился он, — и его супруга.

— Как служили? — воскликнул Джонстон. — Нам сказали, что вы в отпуске. Вы что, уволились из флота?

— Нет. Сегодня утром я посетил адмиралтейство и оставил им подробный рапорт о происшедшем с вами. После этого, я попросил перевода на «Неудержимый». С капитаном Тернером я служить уже не смогу, да и не хочу.

— Вы сделали это ради меня, сэр?! — воскликнул пораженный Джонстон.

— В первую очередь, ради справедливости, которая однозначно на вашей стороне, — ответил Рострон, — это бесчеловечно, что они решили лишить вас страховки, для того, чтобы спасти свои шкуры.

Минни затаила дыхание. Таким жестким она Рострона еще не видела никогда. Хотя это «никогда» всего-то длилось два дня, поправила она сама себя.

«Значит он может быть и совсем другим, как интересно…», — подумала Минни.

Так как было заметно, что она не в курсе событий, миссис Джонстон, присевшая на стул подле нее, быстро объяснила ей ситуацию в нескольких словах.

— Моего мужа, — рассказала она со слезами на глазах, — капитан и первый помощник послали закрепить сломавшуюся пополам во время шторма мачту. Ему пришлось залезть на нее во время сильного волнения. А этого нельзя было делать! Лейтенант Рострон, второй помощник капитана, пытался им воспрепятствовать, но они его не послушали. Мой муж упал и сломал бедро. Нужна срочная операция, а то бедро срастется неправильно или вовсе не срастется! А капитан коммандер Тернер и его первый помощник лейтенант Даггл в рапорте написали, что мол боцман Джонстон залез на мачту по своему собственному почину. Теперь нам не платят страховку, назавтра назначена операция, а у нас нет денег! — и женщина горько заплакала. — У нас четверо ребятишек, мал мала меньше, работать он не сможет, на что нам жить?! Я убираюсь у соседей, но это ведь крохи! На страховку только и была вся надежда!

Минни обняла ее и попыталась утешить, но как? «Боже мой, — подумала она, — как же далека моя жизнь от несчастья и нищеты, борьбы за существование!»

Тем временем, быстро оглянувшись на Минни и заметив, что она занята разговором с женой боцмана, Рострон вынул из кармана кителя и сунул в руки Джонстону какой-то пакет и приложил палец к губам. Однако если он надеялся, что его действия останутся незамеченными, он сильно ошибался. Джонстон его явно не понял.

— Что это? — громко спросил он, заглядывая в пакет и не веря своим глазам. — Деньги?! Деньги! Дженни, иди скорее сюда! Лейтенант принес нам деньги! Откуда?!

— Мы с офицерами «Неустрашимого» собрали вам на операцию и на лекарства, — Рострону было неловко, он явно не умел врать, — надеюсь, что достаточно…

Боцман не дал ему договорить.

— Какие офицеры, сэр! — произнес он с горечью. — Дженни ведь ходила в порт, разыскала всех, унижалась, просила о помощи. Капитан Тернер сунул ей в руку шиллинг, как попрошайке, а больше никто не дал ни пенни. — По обветренному бородатому лицу боцмана потекли крупные слезы. — После тридцати лет службы верой и правдой, меня выбросили вон как шелудивого пса! Это они послали меня чуть ли не на верную смерть, а деньги принесли вы… Это ведь ваши деньги, сэр!

Рострон молчал.

Всплеснув руками, Дженни бросилась к мужу, выхватила у него пакет, заглянула в него и расплакалась, а потом быстрым движением поцеловала у Рострона руку.

— Спасибо, лейтенант Рострон, сэр, вы наш спаситель!

Тот отскочил как ужаленный и густо покраснел. Смотреть в сторону Минни он даже не осмеливался, так ему было неловко. И напрасно.

Глаза Минни сияли. Ее просто распирало от гордости.

«Так вот почему он не хотел брать меня с собой — из щепетильности», — подумала Минни с нежностью, — «а я навоображала себе разной романтической чепухи. Насколько же все оказалось просто и — красиво!».

И тут ее осенило.

— Скажите, а вы уже знаете, какие лекарства вам понадобятся?

— Да, земский врач надавал нам кучу рецептов на всякие микстуры, таблетки и мази, — ответила Дженни, прижимая к груди драгоценный пакет.

Щечки у Минни порозовели.

— Я заберу рецепты с собой и попрошу отца отправить вам все эти лекарства завтра же утром бесплатно.

Джонстоны потеряли дар речи. А Рострон подошел к Минни и взял ее руку в свою.

— Отец мисс Минни — владелец сети аптек Стоттертов, — пояснил он, — в таком случае денег вам хватит и на операцию, и на проживание.

— А ваш отец согласится? — пролепетала Дженни.

— Папа мне, вернее нам, — сказала Минни, взглянув снизу вверх на стоящего рядом Рострона, — не откажет, можете не беспокоиться.

Дженни Джонстон, не веря привалившему счастью, побежала за рецептами.

Через несколько минут Минни и Рострон откланялись. У самого порога Джонстон их окликнул:

— Простите старику его фамильярность. Я ведь уже не служу во флоте, да и не хочется мне сейчас быть официальным.

Старый боцман перевел дух:

— Молодые люди, будьте счастливы, да хранит вас Бог!

Минни и Артур молча спустились вниз и так же молча забрались в кабриолет. Благословение старого моряка, у которого характер их взаимоотношений, видимо, не вызвал никакого сомнения, согревало сердце. Как-то не хотелось его обесценивать пустым разговором.

Стало прохладно. Возница предусмотрительно поднял верх кабриолета, и Минни с Артуром, уютно устроились под суконным кителем. Кабриолет мерно покачивался на мягких рессорах в такт бежавшим рысью лошадям. Артур поцеловал Минни руку, которую держал в своей, а ее головка покоилась на его плече, но они продолжали молчать. Так молчат люди, которым просто хорошо быть рядом, чувствовать друг друга, которых связывает нечто большее, чем слова, признания, даже страсть.

«Как удивительно, — думалось Минни, — с этим странным человеком все так стремительно, как в окошечке калейдоскопа! Еще вчера вечером я флиртовала, утром была влюблена, а сейчас у меня такое чувство, будто я знаю и люблю его всю жизнь. А может быть мы и впрямь любили друг друга и были женаты в какой-нибудь предыдущей жизни? Ведь верят же в реинкарнацию индусы! Может быть мы чем-то заслужили, чтобы судьба свела нас снова. И вчера вечером, в театре, мы просто узнали друг друга?»

Минни непроизвольно взглянула на Артура, и тот встрепенулся.

— Все хорошо? — спросил он со своей лучистой улыбкой и вновь поцеловал ее пальчики.

Минни кивнула и еле удержалась, чтобы не сказать «Да, любимый!»

Она вспомнила, что обещала рассказать Артуру о Чарльзе Стэнли, но ей не захотелось портить этот прекрасный вечер. Еще успеет, да и все это так неважно, так мелко.

На ужин они опоздали на целых десять минут, и столько же минут Рострон рассыпался в извинениях. Ричард Стоттерт встретил их с распростертыми объятиями, и даже Эдит смягчилась. Не видя себя со стороны, Минни не поняла, что причиной тому была она сама — сиявшая от счастья.

Ужин был плотный — котлеты по-французски с овощным рагу, гусиный паштет и валованы с маслом и сыром. Рострон опять ел очень мало, но зато выпил целый бокал отменного Бургундского. За это же время, исподтишка, Ричард успел опрокинуть, по меньшей мере, три.

— Мисс Минни, — прочистив горло, несколько торжественно проговорил Рострон, — мне удалось приобрести билеты на завтрашний Ливерпульский бал. Вы окажете мне честь и разрешите вас сопровождать? — он с волнением посмотрел на Минни.

Минни и думать забыла о бале, напрочь! Но тут вмешалась Эдит:

— У Минни несколько приглашений, впрочем, как всегда. Лорд Дарби, мистер Стэнфорд… и многие другие, — сказала она с гордостью, — у Минни большой выбор кавалеров.

Ричард насупился, но Рострон и бровью не повел.

— Мистер Рострон, — ответила Минни спокойно и твердо, — я буду счастлива, если вы сможете меня сопровождать на бал. И Чарльз Стэнли вовсе не лорд Дарби, мама. Лордом Дарби, после смерти отца, станет его старший брат.

Эдит тяжело вздохнула.

Рострон встал из-за стола, подошел к Минни и поцеловал ей руку, прежде чем вернуться на свое место.

Ужин продолжился.

Минни так и распирало от желания рассказать о происшедшем за день, и, вот наконец, отец спросил-таки где они побывали и почему запоздали к ужину.

Минни уже достаточно изучила Артура, чтобы понять, каким лаконичным будет его ответ, и поэтому сказала быстро и возбужденно:

— Можно я расскажу?

Все рассмеялись, а Рострон сделал приглашающий жест, хоть и бросил на Минни немного обеспокоенный взгляд.

Ловко обойдя подробностями их дневную прогулку (не могло быть и речи, чтобы поведать родителям о том, как они лазали через забор!), и нежданную встречу с Чарльзом Стэнли (о, ужас!), Минни взахлеб рассказала о визите к старому боцману, о щедрости и принципиальности лейтенанта, о своем собственном обещании, несмотря на протестующие жесты Рострона.

Надо сказать, что ее рассказ произвел должное впечатление не только на Ричарда, но и на Эдит.

— Вы прекрасно поступили, мистер Рострон, — отозвался Ричард, — и мне очень приятно, что Минни предоставилась возможность поучаствовать в вашей благотворительности. Я непременно распоряжусь, чтобы все эти лекарства рано утром отправили вашему бывшему боцману. Дайте мне его адрес и рецепты.

Минни, сидевшая рядом с отцом, обхватила его за шею и крепко поцеловала в обе щеки.

— Я ни на секунду не сомневалась, милый папочка!

— Благодарю вас, мистер Стоттерт, вы очень добры, — отозвался Рострон, — с нашим боцманом поступили крайне несправедливо и жестоко. И так удачно вышло, что…

— А действия, предпринятые вами, разве не скажутся отрицательно на вашей карьере? — перебила его Эдит, немного невежливо.

Минни почувствовала, что начинает злиться.

— Не думаю, миссис Стоттерт, — твердо и спокойно ответил Рострон, — во-первых, смею вас заверить, что у меня безупречная профессиональная репутация, и к моему мнению должны прислушаться, хоть я всего лишь и второй помощник капитана, — усмехнулся он.

Эдит опустила глаза.

— А во-вторых, это дело принципа. — и он продолжил после небольшой паузы. — Так вот, я говорил, что мне не хотелось брать мисс Минни с собой, но она категорически настояла, чтобы сопровождать меня, и все обернулось к лучшему!

— Ооо, дорогой мистер Рострон, — протянул Ричард с лукавой усмешкой, — позвольте дать вам один важный совет!

Все вопросительно уставились на Ричарда.

— Эта молодая особа, — и он кивнул в сторону Минни, — своенравна и избалованна!

— Папа! — с притворным негодованием воскликнула Минни.

— Да-да, моя дорогая! — продолжил Ричард, широко улыбаясь. — Она и меня обкрутила вокруг своего маленького пальчика, и, как я посмотрю, вас тоже! Берегитесь, только дайте ей такую возможность, и она будет вами вовсю верховодить!

Рострон, не отрывая взгляда от зардевшейся Минни, тихо и медленно сказал:

— Я был бы счастлив, если бы мне предоставилась такая возможность.

Эдит дернулась. Вот сейчас он признается и сделает предложение! После первого дня знакомства! Это неслыханно и невиданно, и этого нельзя допустить! Они еще так мало о нем знают, и вообще — это неприлично! А ее дочь и муж, никак, помутились рассудком.

Эдит решительно вмешалась.

— Вы поступили по христиански. Вы ведь верите во Всевышнего, мистер Рострон? — спросила она поспешно, меняя тему беседы.

Словно очнувшись, он ответил.

— Абсолютно.

Так как Рострон молчал, Эдит продолжила:

— А что вы скажете по поводу всех этих модных теорий о происхождении видов, этого, как его, мистера Дарвина? Молодые люди нынче любят щеголять своим агностицизмом.

— Что ж, — пожал плечами Рострон, — теория она и есть теория, и если им так нравится происходить от обезьяны, это их право, — усмехнулся он. — В принципе, неверие в бога, то есть атеизм, это такая же вера, только со знаком минус.

— А какими аргументами вы бы их побили? — с интересом и даже с задором спросил Ричард.

— Никакими, мистер Стоттерт. Я верю в Бога и в Провидение, а они верят в то, что их нет. Вера не требует аргументов и доказательств. Если начинать что-то доказывать, то вера перестает быть таковой и становится псевдонаукой. Моя вера — это само основание моей личности, и я не собираюсь ее никому проповедовать, что-то доказывать или разменивать на аргументы.

Ричард и Эдит задумались. В разговор, волнуясь, вступила Минни:

— Мы недавно спорили с друзьями о гневе и наказании Господнем. Но ведь это так не вяжется с самим образом Спасителя, который отдал жизнь свою за всех людей, в том числе и за грешников! Что для вас олицетворяет Бог? — она запнулась. — Я понимаю, что вопрос не простой, и в двух словах не ответить, но все же?

Рострон внимательно посмотрел на Минни и ответил очень серьезно:

— Для меня это простой вопрос, мисс Минни, и я вам отвечу одним словом. Для меня Всевышний, Провидение — это Любовь. Любовь всепрощающая, всеобъемлющая, безусловная. Любовь Создателя к нашей человечности, одновременно бесконечно слабой и сильной своей слабостью. Я представляю это себе, — взволнованно продолжил он, — как свет огромной вечной звезды, своими лучами отражающийся во всемогущих океанских волнах. Доколе мы помним о своей человечности, доколе остаемся людьми пусть со всеми грехами и недостатками, любовь вечности будет гореть в нашей душе, освещать наш земной путь.

— А если забудем, если потеряем человечность? — тихо спросила Минни, смотря ему прямо в глаза.

— Тогда свет прекрасной звезды померкнет, и мы останемся во мраке. Вот это и есть наказание за потерю человечности — потеря божественной любви, и нет наказания страшнее того, когда в душе — пусто.

— Значит, потерять человечность означает потерять Бога? — спросила Минни, ее глаза горели.

— Именно. Потерять Его образ и подобие.

Рострон умолк. Стоттерты тоже молчали. Все трое пытались осмыслить сказанное — такое твердое, безусловное, но одновременно совершенно непохожее на других жизненное кредо этого необычного, и, как оказалось, непростого человека.

Наконец, Ричард произнес задумчиво:

— Поверить вечность человечностью…

Рострон не ответил. Он и Минни были всецело поглощены друг другом.

Эдит почувствовала, что сдается: эти двое, кажется, уже все про себя поняли и все решили. Что ж, ей осталось только проследить, чтобы были соблюдены приличия.

Раздался бой тяжелых стенных часов и Рострон подскочил: было уже одиннадцать часов вечера.

— Ох! — воскликнул он. — Только что ушел последний поезд на Болтон! Я совершенно запамятовал, что сегодня понедельник и нет ночного поезда!

И он засобирался.

— Благодарю вас за такой прекрасный вечер! — обратился он к Ричарду и Эдит. Потом подошел к Минни и, низко склонив голову, поцеловал ее руку. — А вас, мисс Минни, за волшебный день.

— А куда же вы пойдете? — воскликнула Минни.

— Найду какую-нибудь гостиницу. Утром мне все равно надо будет съездить в Болтон.

И тут совершенно неожиданно вмешалась Эдит.

— Никуда мы вас ночью искать пристанище не отпустим. Переночуете в комнате Макса. Завтрак у нас в девять утра, успеете на поезд.

Минни была поражена.

— Мамочка, милая, как ты это хорошо придумала! — она подбежала и чмокнула Эдит в щеку.

Артур тоже был глубоко тронут.

— Право, стоит ли беспокоиться, миссис Стоттерт, — начал было он.

— Никакого беспокойства. Пижама Макса, я думаю, будет вам впору, — ответила Эдит безапелляционным тоном.

Ричард радостно потер руки.

— А раз так, дорогой мистер Рострон, сразимся пару раз в шахматы?

Все переместились в библиотеку, поближе к камину, около которого стояло несколько кресел. Ричард достал свою трубку, а Артур портсигар. Оба задымили и раскрыли на журнальном столике доску с настоящими индийскими шахматами из сандалового дерева. Эдит присела рядом с мужем с рукодельем в руках. Минни же взяла с полки первую попавшуюся книжку и пристроилась рядышком с Артуром. Ну и что ж, что книжка оказалась об инженерных конструкциях подъемных кранов: читать ее все равно никто не собирался.

«Ну и ну, — подумала Эдит, — как ни верти, прямо семейная сцена!».

Глава 4. В ритме лунного вальса

В открытое окно вместе с дуновением свежего утреннего ветерка, игравшего тонкой тюлевой занавеской, заглянуло солнце и запустило зайчиком прямо Минни в переносицу. Минни поморщилась, и зайчик перескочил ей на лоб, а потом и вообще заозорничал и стал прыгать по лбу, щекам, подушке, которую она обнимала обеими руками. И снилось ей тоже что-то солнечное, радостное, неуловимое. Так не хотелось просыпаться!

Накануне они разошлись поздно: Ричард все никак не хотел признавать поражение и заставил Рострона сыграть с ним не две, а целых пять партий в шахматы. Наконец ему удалось свести последнюю партию вничью (после красноречивых жестов Эдит за спиной у мужа), и турнир закончился торжественным обещанием Артура играть с Ричардом почаще, так как у него, Ричарда, не хватает практики.

— Где вы так хорошо научились играть в шахматы, мистер Рострон? — Ричард даже не допускал мысли, что это он сам мог быть слабым игроком.

Рострон лукаво улыбнулся:

— Представьте себе, не все морские офицеры интересуются исключительно муштрой, мачтами и парусами.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Ричард и хлопнул Рострона по плечу, — если судить по вас, так они все утонченные интеллектуалы и любители искусства! А если, к тому же, судить по вашим наградам, — он посмотрел на подшивки на кителе у Рострона, — это вовсе не мешает им выполнять свой долг перед королевой и страной! За что у вас эти награды?

— За первую Бурскую войну и, совсем недавно, за кампанию в Судане.

Ричард присвистнул, и Эдит зыркнула на него глазами.

— Так то ж было целых десять лет назад!

— Ну да! — улыбнулся Рострон. — Я был двадцатилетним мичманом. Мы транспортировали в Южную Африку войска и патрулировали побережье. К сожалению, — добавил он озабоченно, — нового военного противостояния с бурами, кажется, избежать так и не удастся.

— И вам придется принять в нем участие? — встревоженно спросила Эдит и красноречиво посмотрела на Минни.

— Я прохожу срочную военную службу, миссис Стоттерт, и, хотя текущее назначение у меня — присоединиться к нашему флоту в Китае, если начнется война, я, конечно же, отправлюсь туда, куда пошлют.

Всем стало как-то тревожно. Рострон ответил, по обыкновению, спокойно и обстоятельно, но было заметно, что его беспокоило подспудное значение, которое придала этой теме Эдит. К счастью, так как уже перевалило за полночь, она не стала продолжать допрос. Все пожелали друг другу спокойной ночи, и служанка отвела Рострона в комнату Максвелла. Она оказалась напротив комнаты Минни: их разделял внутренний проход-балкончик.

То, что Артур был так близко, казалось, должно было взволновать Минни. Но вместо этого она чувствовала упоительную умиротворенность: будто все встало на свои места. Он был где-то рядом, уверенный, и такой надежный. Казалось, он источает спокойствие, которое обволокло Минни и убаюкало ее. Рядом с ним ничего не страшно, все будет правильно, так, как и должно быть. На душе у Минни было легко и радостно, и она уснула с безмятежной улыбкой на лице.

И вот сейчас, разбуженная лучами теплого августовского солнца, она сонно потянулась, сладко зевнула, и вдруг вспомнила, что через полчаса завтрак, и она увидит своего Артура, а вечером они идут на бал! Как восхитительна жизнь!

Минни вскочила и перво-наперво приложила ушко к дверям, не слышно ли его голоса? Но снаружи было все тихо, и, накинув халатик, она пробежала в ванную, наскоро умылась, причесалась, повертелась перед зеркалом и, облачившись в утренний домашний костюм, нарочито неторопливо спустилась вниз и прошла в столовую.

Завтрак был уже накрыт. За столом сидели Ричард и Эдит.

Минни в изумлении раскрыла рот:

— А где же…

— Твой ускакал рано утром, часов в восемь, — ухмыльнувшись ответила Эдит, — попросил у служанки чашечку кофе, ничего не поел и никого не стал будить. Велел передать нам, что хочет успеть на девятичасовой болтонский поезд и что заедет за тобой в половине шестого вечера.

Минни не смогла скрыть своего разочарования: «Мог бы уехать и дневным поездом, чтобы увидеть меня», — подумала она. Насупившись, она села за стол и стала медленно жевать круассан с маслом и клубничным джемом.

— Ну-ну, Минни, детка. Твой лейтенант взрослый занятой мужчина, а не один из тех светских бездельников, которые обычно крутятся вокруг тебя. — Как ни странно, эти слова произнесла именно Эдит.

Минни подняла глаза и от изумления открыла ротик с откусанным круассаном.

— Он не будет сидеть подле тебя и возиться с тобой с утра до вечера. Ему надо зарабатывать на жизнь и на семью, — серьезно продолжила Эдит. — Тем более, что его вообще не будет рядом с тобой неделями, а может и месяцами. Ты должна к этому привыкнуть, если… — и она не стала договаривать.

Глаза Минни наполнились непрошенными слезами. Две крупные слезинки капнули прямо в чашечку с чаем. Она медленно встала из-за стола и так же медленно и понуро стала подниматься вверх по лестнице.

— Зачем ты так? — укоризненно прозвучал голос отца в столовой.

— Все развивается слишком быстро, Ричард, — приглушенно и горячо заговорила Эдит, но Минни было все слышно с лестницы, — ни сегодня, так завтра, он сделает предложение, разве ты не видишь? А Минни, кажется, в первый раз влюбилась! А ну как она ответит согласием, и только потом подумает о последствиях? Она должна осознавать, на что идет! Вы почему-то все думаете, что я против него. Вовсе нет! Мне нравится этот парень, и мне не хотелось бы, чтобы с ним случилось то же, что с Чарльзом. Чарльз — человек довольно флегматичный, а этот…

Минни не слышала продолжения, так как добралась до своей комнаты, а подслушивать ей было неприятно. Но и того, что она услышала, было достаточно. Мать была права. Артур вскружил ей голову. И ей, и себе самому. И ни за что на свете, нельзя причинить ему боль, заставит страдать. Ей и в самом деле не шестнадцать лет, а все двадцать четыре. А она ведет себя как взбалмошная безответственная девчонка, которая не думая, походя, может ранить прекрасного любящего ее человека.

С тяжелым вздохом Минни медленно зашла в свою комнату, и задумчиво опустилась на мягкий пуф перед туалетным столиком. Внимательно вгляделась в свое лицо в зеркале, вроде впервые увидела.

«Кто ты, незнакомка? Какие у тебя серьезные встревоженные глаза, морщинка пролегла между густыми бровями, смуглые щечки побледнели. Разве я тебя знаю?»

«Здравствуй, Минни», — ответило ее отражение, — «я твое будущее. Я — взрослая женщина, готовая вылупиться из этого влюбленного, шаловливого существа. Я мать его детей, его жена.»

«А хватит ли у тебя сил переносить вечные разлуки, тосковать по любимым глазам, голосу, прикосновениям? Хватит ли выдержки волноваться перед каждым рейсом, штормовым предупреждением? Выхватывать из рук почтальона утреннюю газету? Вздрагивать при виде штемпеля адмиралтейства или «Кьюнарда» на конверте письма?»

«У меня хватит сил на все, лишь бы ты его действительно любила».

«А как это узнать, как быть уверенной? Помоги мне, подскажи как все будет?»

«С нетерпением ждать возвращения. Сердце сильно стучит от звука шагов и любимого голоса на крыльце. Каждая встреча — как в первый раз, каждая вместе проведенная неделя — как медовый месяц. Его непреходящая любовь и преданность. Мальчики как две капли воды похожие на отца, так что будешь видеть в них его дорогие черты каждый день. Долгожданная девочка. Будете все вместе его ждать, гордиться им. Он станет большим человеком, героем. Ты будешь счастлива, а, самое главное, ты сделаешь его счастливым.»

«Спасибо тебе! Это прекрасно! Я люблю его. Мне больше никого не надо!»

«Значит и у меня будет все хорошо!» — Минни из зазеркалья теперь улыбалась, радостно и счастливо, глядя на себя молодую, которая задумчиво опустила голову на сложенные на столике руки.

***

Из комнаты Минни не доносилось ни звука вплоть до самого обеда. По какому-то безмолвному обоюдному согласию ни Ричард, ни Эдит не стали ее беспокоить. В два часа у служанок зазвенел колокольчик, в комнату Минни пробежала Кэти с чаем и сэндвичами и пропала на целых три часа. Наконец, в пять часов вечера из комнаты показалась Минни и горделиво спустилась в гостиную. Ричард ахнул, а Эдит всплеснула руками.

На Минни было вечернее платье, привезенное Максом из Парижа год назад в подарок сестре, но забракованное Эдит как неподобающее для приличной девушки на выданье. Тем не менее, Эдит не решилась выбросить или отдать кому-нибудь подарок любимого сына, и платье было замуровано на дне старого, еще бабушкиного сундука, стоявшего в комнате дочери. И теперь Минни надела именно его: парчовое, ярко красное платье, с небольшим шлейфом, все состоявшее из слоев, как воланов, отороченное такими же красными кружевами и блестками. Оно прекрасно подчеркивало тонкую талию и округлые бедра Минни, ее черные волосы. А глубокое декольте с оголенными плечами решительно позволяло рассмотреть маленькую, но пухлую грудь. В волосах у Минни блестела большая заколка их трех пунцовых искусственных роз. Ансамбль завершали две старинные каплеобразные рубиновые серьги, доставшиеся Минни от бабушки, и длинные шелковые перчатки.

Это был вызов. Исчезла нежная чайная роза, ее место заняла новая, самостоятельная, уверенная в себе Минни.

— Смотри, Кармен, чтобы тебя не пронзили кинжалом, — проворчала недовольно Эдит, но даже она не могла не согласиться, что Минни выглядела бесподобно. Ричард, украдкой от жены, одобрительно закивал дочери головой.

Вздохнув, Эдит ненадолго скрылась у себя в комнате и появилась с большим страусиным черным веером с красной окантовкой.

— Спасибо, мама! — Минни не ожидала подарка и с благодарностью посмотрела на мать.

Однако, если семейство Стоттертов предполагало, что на сегодня сюрпризы закончились, они сильно ошибались. За окном послышался цокот копыт и звук останавливающегося экипажа, кто-то быстро и легко взбежал на крыльцо, зазвонил колокольчик, и служанка открыла дверь.

На пороге стоял лейтенант Артур Рострон в белоснежной парадной форме военно-морского флота, при сабле и золотых эполетах, в белых перчатках, сжимая в левой руке белую, окантованную золотом фуражку. Короткий, в отличие от будничной темно-синей формы, белый китель, подчеркивал его подтянутую фигуру, длинные, стройные и крепкие ноги, а белый цвет очень шел к бронзовому загорелому лицу, на котором горели голубые глаза.

У Эдит вырвался невольный возглас восхищения.

— Ого! — повернулся к жене изумленный Ричард, и бедная Эдит покраснела в подант к платью дочери.

Но ни Минни, ни Артур не заметили этой забавной семейной сцены: они пожирали друг друга восхищенными глазами. Наконец, Артур очнулся, подбежал к Минни и поцеловал ей руку, элегантно опустившись на одно колено. Сабля торжественно звякнула. Служанка поднесла Минни черную бархатную накидку.

— Какая же вы красивая пара! — не удержался Ричард и испуганно оглянулся на жену. Но Эдит не отреагировала, она смотрела на дочь с нежной и какой-то печальной улыбкой.

— Постарайтесь вернуться не позже полуночи, мистер Рострон, — обратилась она почему-то не к дочери.

— Непременно, миссис Стоттерт, — ответил он глубоким взволнованным голосом, и, взявшись за руки, счастливые и веселые, Минни и Артур побежали к ожидавшему их кабриолету.

Дверь затворилась. Эдит приоткрыла занавеску и проводила экипаж взглядом. Потом, вздохнув, отошла от окна.

— Ууу, — протянул Ричард, обняв жену за плечи и улыбаясь, — а кому-то стало завидно! А кому-то старый муж уже не по душе, без сабли и эполетов!

— Да ну тебя! — отмахнулась Эдит, и, все-таки, немного покраснела.

Минни чувствовала, что это был самый главный в ее жизни бал, и, скорее всего, последний. И хотя от этой мысли становилось грустно, предчувствие предстоявших больших перемен ее влекло и волновало. Ей очень хотелось, чтобы этот бал запомнился ей на всю жизнь, и так оно и вышло.

Они и впрямь оказались самой заметной парой среди сотни собравшихся в огромном зеркальном зале городской ратуши. Сочетание белого с красным, мягкая прелесть партнерши и элегантная, почти что гимнастическая, стать партнера, сразу же привлекали внимание. А если к этому добавить сияющие от счастья лица, то было совсем неудивительно, что Минни и Артура провожали взглядами с самого момента их появления в ратуше.

Еще в вестибюле Минни достала из расшитой бисером черного цвета сумочки маленькую книжечку-программку, которую им выдали на входе, что-то в ней нацарапала и лукаво посмотрела на Артура. Его глаза округлились в растерянности.

— Вы будете танцевать с кем-нибудь еще? — голос прервался от волнения.

— Вообще-то так полагается, — кокетливо ответила Минни, — так что я проставила имена перед каждым танцем.

— Покажите, — хрипло проговорил Артур, — пожалуйста! — спешно добавил он, побледнев.

Минни с лукавой улыбкой протянула ему программку.

«АГР» было проставлено перед каждым танцем.

— Ох, Минни! — выдохнул Артур. — Напугали же вы меня! — Он провел тыльной стороной кисти по лбу. — Ох, прав был ваш батюшка!

— Неужели! — и быстро зыркнув по сторонам, она показала ему кончик маленького розового язычка. — А вы уж и вообразили, что имеете на меня все права? И что ж это морские офицеры всегда такие пугливые? — и Минни кокетливо подхватила его под руку. Они проследовали в сторону танцевального зала.

Артур все еще качал головой, но уже смотрел на нее со своей добродушной улыбкой.

— А вы мне отомстите! — не унималась Минни.

— Как же это?

— Пригласите на танец другую даму, и я останусь без кавалера!

— Ну уж нет! Так я рисковать не буду. Без кавалера вы не останетесь, вот в чем проблема! Но, — и тут Артур зашептал ей в самое ушко, — я вам все же отомщу, по-своему.

— Да? — у Минни загорелись глаза.

— Ага, — проговорил он медленно с шутливой угрозой на лице и добавил, — я вас утанцую до изнеможения!

— Неужели? — Минни была искренне удивлена. — Так вы еще и хорошо танцуете? А есть ли вообще что-нибудь, что вы не умеете делать?

— Нет, — неожиданно дерзко и даже с вызовом ответил он, — и я надеюсь, что мне предоставится возможность вам это доказать!

Минни вспыхнула, но ответить не успела: раздались чарующие звуки «Венского Вальса». Артур подхватил ее за талию своей крепкой мозолистой рукой, продолжая держать в левой фуражку, Минни положила правую руку ему на плечо, поддерживая шлейф левой, и они легко понеслись по залу под упоительные звуки вальса Йоганна Штрауса.

Танцевал он действительно бесподобно. У Минни никогда раньше не было такого кавалера. Лучший танцор из ее поклонников барристер Генри Стэнфорд всегда немного подпрыгивал, не говоря уж о неуклюжем Чарльзе Стэнли. Поэтому от природы гибкой Минни ни разу так и не пришлось по настоящему блеснуть на балу. До сегодняшнего дня.

Артур обладал почти что гимнастической грациозностью и прекрасным чувством ритма. Он кружил по залу, вроде бы не касаясь пола, легко и быстро, и вел ее так уверенно, что Минни даже не надо было думать о своих движениях и шагах. Почувствовав себя в полной безопасности, она чуть откинулась назад, опираясь на его сильную руку, цепко держащую ее за талию, и наслаждалась музыкой, движением, ощущая себя королевой, властительницей бала.

Один вальс Штрауса сменялся другим, оркестр не делал паузы, и Минни с Артуром кружили в упоении, забыв о времени и пространстве, растворившись друг в друге. Они и не заметили, как толпа танцующих поредела, люди образовали большой круг, залюбовавшись красотой скольжения этой пары.

Словно в дымке выплывали из недр бального зала знакомые лица — подруг с поджатыми губами, удивленное лицо Стэнфорда, печальные глаза Чарьза Стэнли. У Минни кольнуло в сердце, но она тут же о нем забыла. Она была слишком счастлива.

Артур словно не знал устали, и Минни не хотелось ему уступать, но в конце концов она не выдержала и посмотрела на него умоляющими глазами. Артур тут же повиновался и красиво завершил их танец, вновь опустившись на одно колено и звякнув саблей. Раздались сначала редкие хлопки, потом больше, и Минни с Артуром обнаружили себя в центре внимания улыбающихся аплодирующих гостей. Смущенные и раскрасневшиеся, они наскоро поклонились, и Минни увлекла Артура в соседний полупустой зал с мраморными колоннами. Прислонившись к одной из них, Минни пыталась перевести дух, ее грудь тяжело вздымалась.

— Вам удалось-таки мне отомстить! — она подняла к нему медовые сияющие глаза и замерла. Лицо Артура излучало такое желание и, одновременно, нежность, что у нее застучало сердце, а по спине пробежала уже знакомая дрожь. Приоткрыв губки, Минни чуть заметно кивнула, и, взяв ее за талию левой рукой, он припал к ней так жадно, как будто от этого зависела его жизнь. Но правую руку Артур упорно держал за спиной.

Ей казалось, что они целовались столько же времени, сколько танцевали. Кто-то еще мелькал между колоннами поодаль, но ей было все равно, так упоительны были его прикосновения. Вначале это были просто поцелуи, но потом Артур языком приоткрыл ей зубки, его горячее дыхание ворвалось в нее и наполнило ее жилы. Он коснулся своим языком ее язычка, и Минни вздрогнула. Артур тут же отстранился, и Минни стало досадно на себя. Ну что за недотрога!

— Это ничего, это от неожиданности, — пролепетала она.

— Минни, — прерывающимся голосом ответил Артур, — я люблю вас, Минни!

Она ведь ждала этих слов, она была уверена, что он вот-вот их произнесет, да и признания ей было слышать не впервой. Почему же так защемило и забилось сердце, а из глаз брызнули слезы, да еще целым потоком?

— Да ч-что ж это такое, да ч-что это со мной?! — приговаривала Минни, пытаясь остановить слезы и найти в сумочке затерявшийся платочек.

Растроганный и растерянный Артур обнял ее, прижал к себе, заслонив ее личико от любопытных взглядов, а она все всхлипывала и всхлипывала у него на груди.

— Минни, — прошептал он наконец ей в ушко, когда она притихла, — мне необходимо с вами серьезно поговорить. Вы согласитесь сбежать отсюда и пойти со мной на набережную?

Она виновато кивнула, утирая оставшиеся слезы. Артур бережно и нежно накинул на ее плечи накидку, Минни взяла его под руку, и они медленно вышли из ратуши. Было уже десять часов вечера. Ночь была теплой, безветренной, на чернильном небе сияла полная луна. Они пересекли городскую площадь и вышли к набережной. Обессилевшая от танца и переживаний, Минни поскользнулась, и Артур легко подхватил ее на руки.

— Ой, — прошептала она, — вам не тяжело?

— Ну что вы, Минни, — ответил он ласково, — спустимся к самому морю?

— Давайте, — она обняла его за шею, склонив голову ему на плечо и, осторожно ступая, Артур пронес ее по длинной лестнице вниз, прямо к пустынному пляжу.

Неподалеку от дремлющего прибоя он увидел большой плоский камень. Осторожно поставив Минни на ноги, он снял с себя белоснежный китель, предварительно вынув что-то из кармана, и застелил им камень, несмотря на протесты Минни.

— Он же испачкается! — воскликнула она. — Камень еще совсем теплый!

— Ничего, постираем! Вам нельзя сидеть на холодном, ни в коем случае.

Минни, смущенно улыбнувшись и оправив воланы на своем наряде, присела на китель, стараясь не очень его помять. Артур устроился у ее ног. Лунная дорожка спустилась прямо к ним, казалось, до нее можно достать рукой. Было светло и тихо, только негромко шуршали волны. Сильно волнуясь, Артур протянул ей красивую эмалированную коробочку.

— Что это? — прошептала Минни, сердце забилось от сладкого предчувствия.

Артур открыл коробочку. В ней лежало колечко с одним единственным крупным светло-коричневым сверкающим камнем.

— Это коричневый бриллиант?! — воскликнула Минни. — Это же огромная редкость! Откуда?!

— Я привез из Южной Африки, — мягко ответил Артур, — мне хотелось, чтобы нас обручило море, Минни. Звучит несколько высокопарно, но это так. — И, приподнявшись на одно колено, заметно волнуясь, он торжественно произнес:

— Мисс Минни, я люблю вас! Окажите мне честь и согласитесь стать моей женой!

Минни потянулась к колечку, но ответить не успела. Он ее остановил, взяв за руку, будто решился и прыгнул с обрыва.

— Прежде, чем вы ответите, я обязан вам рассказать о себе что-то очень важное, — его голос дрогнул.

— Вы ведь хотели мне это сказать вчера за обедом, а потом в саду, но не решились, не так ли? — тихо спросила она.

— Да, Минни, вы проницательны. Вы заметили мою нерешительность, — обычно звонкий голос Артура звучал глухо.

— Говорите же, не томите! — взмолилась Минни.

Артур глубоко выдохнул, взял ее за руку и сказал, смотря прямо в ее глубокие медовые глаза.

— У меня была жена, Минни.

Минни продолжала смотреть на него с изумлением, не проронив ни слова.

— Вернее, мы не были официально женаты, но я считал Люсиль своей женой, и всегда буду так считать, — сказал Артур твердо.

— Расскажите, — прошептала Минни. Какой-то особой женской интуицией, она уловила, что именно сейчас случится самое решительное и важное испытание их отношений, и что именно от нее будет зависеть, выдержат ли они это испытание.

Артур посмотрел на нее с благодарностью.

— Если помните, все началось с упоминания французского языка, — приступил он к своей исповеди, время от времени поглядывая на Минни. — Когда подошло время выпускных экзаменов в кадетском училище, выяснилось, что французский язык моя ахиллесова пята. Я был первым учеником и президентом класса, а тут мне грозил провал. Я прекрасно читал и переводил тексты, но никак не удавалось мне что-то внятное произнести! Преподаватель посоветовал мне взять несколько частных уроков у француженки, по имени Люсиль Бланшар. Люсиль приехала в Ливерпуль вместе со своим английским женихом, который, к несчастью, погиб в море, а она как-то осталась в Ливерпуле и зарабатывала уроками.

Артур остановился, чтобы перевести дух. Минни, уже понимая, что последует, почувствовала укол ревности, чувство доселе ей неведомое.

— И вот одним таким же летним вечером, я направился в ее коттедж с учебниками под мышкой, и … остался… Вы понимаете меня, Минни? — спросил он почти жалобно.

Она кивнула, хоть и поняла только частично.

— Мне было восемнадцать, а ей тридцать пять лет.

Минни ахнула.

— Неизвестно, что привлекло ее в белобрысом вихрастом мальчишке, либо ей было одиноко на чужбине, но она ко мне привязалась, а я к ней, — просто сказал Артур. — Я переехал к ней жить, и мы жили как муж и жена в течение целых пяти лет.

— Она была красивая? — прошептала Минни.

Артур внимательно посмотрел на нее.

— Кареглазая смуглая брюнетка, очень красивая, да, — тихо ответил он.

Минни судорожно вздохнула.

— Вы не захотели на ней жениться? Из-за разницы в возрасте?

— Это Люсиль отказалась выйти за меня замуж и именно по этой самой причине. Я предлагал, много раз, — его голос стал печальным, — она столькому меня научила! За три года до того, как мы сошлись, умерла моя мама. Я в это время был в плаванье — на целых семь месяцев, даже не смог с мамой попрощаться, — горько сказал Артур, сдерживая слезы.

Минни тихонько пожала ему руку, и Артур с благодарностью посмотрел на нее.

— Я теперь понимаю, что Люсиль стала для меня всем — женой, матерью, подругой, возлюбленной, вобщем — Женщиной с большой буквы в моей жизни. Конечно же я предлагал ей выйти за меня замуж. Мне было безразлично, кто что подумает, всегда было безразлично. Но она каждый раз решительно отказывалась.

Артур замолчал.

— Вы ее любили? — еле слышно спросила Минни, замирая.

Он посмотрел ей прямо в глаза и ответил твердо.

— Да, Минни, я ее любил. Я знал, что меня ждут на земле с любовью и заботой, мне было к кому возвращаться. Конечно же, отец, сестры и братья меня тоже любили, но у них была своя жизнь, свои заботы, в том числе и о хлебе насущном. У Люсиль же не было никого, кроме меня. Никого на всем белом свете, даже во Франции: она была круглой сиротой. И всю свою нежность и любовь она отдавала мне, мне одному.

Артур вздохнул.

— Минни, я однолюб. Я привязываюсь к человеку, и даже к кораблю, — добавил он с усмешкой, — я не способен на мимолетные связи, не говоря уж об одноразовых. Вы меня понимаете?

Минни слегка кивнула. Она по-прежнему держала его за руку, но теперь задумчиво смотрела куда-то вниз.

— Почему же вы расстались? — спросила она, не поднимая глаз.

Он тяжело вздохнул. Было заметно как трудно дается ему этот разговор.

— Мне было двадцать три, а Люсиль исполнилось сорок. Мы как раз отпраздновали ее день рождения, а через два дня, я уходил в рейс на паруснике на целых полгода. Перед самым рейсом она усадила меня в кресло и, глотая слезы, сказала, что, когда я вернусь, ее здесь уже не будет — она возвращается во Францию, и адреса не оставит. Ей уже сорок, и она больше не имеет права на мою молодую жизнь.

Артур перевел дух.

— Она считала, что я должен найти себе ровесницу жену, заиметь семью и детей. Всю ночь мы проревели… Я протестовал, но она была неумолима. Весь тот рейс прошел для меня как один мучительный сон. Я брал на себя самую тяжелую работу, потерял три ногтя, складывая на ветру мокрый парус, и даже не заметил боли.

Он снова помолчал.

— Когда я вернулся, Люсиль уже не было в нашем маленьком коттедже. Я пытался ее искать, писал даже письма в наше посольство во Франции, но она исчезла, бесследно.

Минни продолжала молчать, опустив голову.

— Мне было нелегко, особенно первые несколько месяцев. Но знаете, Минни, — сказал Артур горько, — самое обидное было сознание того, что она так меня и не узнала за все пять лет. Неужели она могла подумать, что я ее когда-нибудь брошу, оставлю? Хоть бы ей было пятьдесят, восемьдесят, сто лет!

Артур резко махнул рукой и тоже умолк.

Так они просидели минут пять.

— Я никогда и никому этого не рассказывал, я открылся первый раз в жизни — вам! — Артур сказал почти с отчаянием, сжимая ее ладошку. — Минни, я любил Люсиль, и, кроме нее, у меня никого не было. Но позавчера, Господи, неужели это было только позавчера, я влюбился в первый раз в жизни — в вас! — и он замолчал, затаив дыхание, ожидая ее ответа как приговора.

Минни медленно подняла на него полные слез и нежности медовые глаза.

— Напротив, она вас очень хорошо поняла и узнала. Вы не из тех кто бросает, изменяет — себе, призванию, женщине. И именно поэтому она сама оставила вас, освободила. Благородная, гордая и сильная женщина, — голос Минни дрогнул. — Она настолько вас любила, что смогла принести свою любовь в жертву вам, вашему будущему.

Минни умолкла, глотая слезы.

— Я так страшился этого разговора, Минни! Я вас опечалил, расстроил?! Я все испортил, да?! — в голосе Рострона теперь слышалось подлинное отчаяние. — Ваш отказ меня уничтожит. Но я верил, верю и сейчас, что отношения нельзя строить на лжи, я должен был вам все рассказать!

Он взял в свои руки обе ее маленькие ладошки, и прижал их к груди, затаив дыхание.

Она медленно покачала головой.

— Нет. Я просто боюсь…, боюсь, смогу ли заменить вам ее…, — Минни осеклась. — Но я постараюсь, Артур, я очень постараюсь!

Артур замер, ошеломленный.

— Минни, милая, любимая, какая замена! Да что вы! Лучше вас нет никого на всем белом свете! Вы одна-единственная, необыкновенная, такая любимая и такая желанная!

— Правда?! — Минни радостно заглянула ему в глаза, улыбаясь сквозь слезы.

Артур, схватив ее личико в свои руки, покрыл поцелуями ее волосы, лоб, глаза, щеки.

— О Боже, я не так, не так собирался просить вас! Не так признаться в своей любви! Какой же я неловкий! Но ведь это означает да? Да?!

— Да! — эхом отозвалась она.

Он обнял ее и уткнулся носом ей в шею, чтобы скрыть свои слезы.

Минни прижалась к нему щекой, нежно перебирая его волосы, будто это она была старше, мудрее, опытнее.

— Все будет хорошо, Артур, любимый, все будет хорошо…

Глава 5. Калейдоскоп желаний

Часы на ратуше пробили одиннадцать, и Артур вспомнил об обещании, данном им Эдит. Еле оторвавшись от Минни, сияя от счастья, он надел ей на безымянный пальчик обручальное кольцо. Оно пришлось ровно впору.

— Словно для вас вез, Минни! — радостно воскликнул он. Потом поцеловал ее пальчики и ладошку, прижал ее к своей щеке.

— Моя, моя! — выдохнул он.

Минни вместо ответа потянулась к нему, и они поцеловались, нежно и уверенно: уже не надо было скрываться, смущенно оглядываться по сторонам. Данное слово, только что случившийся серьезный разговор, драма, которую поведал ей возлюбленный, сильно подействовали на Минни. Ей казалось, что за последний час она повзрослела на несколько лет. Обняв друг друга за талию, они медленно поднялись к ратушной площади и забрались в закрытую карету: благо бал еще не закончился и на площади было пустынно.

И тут Минни вспомнила о своем обещании.

— Мне ведь тоже надо вам кое-что рассказать, Артур, — сказала она, заглянув в его посерьезневшие внимательные глаза. — Правда у меня все было просто и мимолетно, — добавила она с улыбкой.

И Минни поведала ему историю неудачного сватовства Чарльза Стэнли, свои переживания и последующий отказ. Когда она кончила, в глазах у Артура стояла неподдельная тревога.

— Минни, — проговорил он со смесью страха и надежды, — вы ведь не передумаете, не откажете мне?! — и голос у него дрогнул. Он снова взял в руки обе ее ладошки и прижал к щекам.

Такой реакции на свою исповедь Минни никак не ожидала.

— Я ведь не вертихвостка какая-то, Артур, — сказала она с упреком. На глаза навернулись слезы. И добавила с нежностью:

— Я люблю вас…

Артур порывисто прижал ее к груди.

— Ради всего святого, Минни, простите меня, неумеху! — горячо зашептал он, целуя ее глаза. — Никогда на свете ничего так не боялся, как потерять вас!

— Да уж, — проворчала Минни, улыбаясь сквозь слезы, — обручиться с девушкой как полагается, это вам не десять градусов право руля, скорость по курсу!

Артур прыснул, и они оба засмеялись. Потом он привлек ее к себе, и их губы слились в жадном поцелуе. Внезапно Минни чуть отстранилась и, закусив нижнюю губу, прошептала:

— А почему, когда вы меня целуете, вы прячете правую руку за спиной? — ее глаза сверкали озорством.

Артур запнулся:

— Эээ, ну в общем, ну чтобы… чтобы она себя не повела как не следует!

— Ага, — Минни продолжала лукаво улыбаться. — И что же она может натворить?

— Минни, — взмолился Артур. — Не пытайте меня, имейте снисхождение!

— А все-таки! Мне ведь интересно, — заупрямилась Минни, ее глазки заблестели еще больше. И так как он не отвечал, она капризно протянула. — Покажите мне хоть разочек, любопытно же! Отпустите ее!

— Только чур потом не обижаться и не гневаться! — сдался Артур со вздохом.

— Не буду, обещаю! Мы ведь обручены, — прошептала Минни, млея от ожидания.

Артур снова привлек ее к себе и прижался к ее рту горячими сухими губами. Как прежде, после бала, он приоткрыл ее зубки языком, и Минни подчинилась. Ее маленький язычок неожиданно оказался у него во рту. Минни широко раскрыла глаза, но не дернулась и не отстранилась. Полностью поглощенная этим приключением, она не сразу почувствовала, как его горячая сильная рука легла ей на грудь. Неожиданно нежные пальцы высвободили из-под корсажа маленькую грудку, осторожно лаская и поглаживая сосочек. Минни вся изогнулась и затрепетала. Ощущения были такими острыми и сильными, что ей казалось, что она вот-тот вскрикнет от наплыва доселе неведаных восхитительных чувств. Уловив ее смятение, Артур с явным усилием отстранился, но прежде, чем совсем отпустить ее, припал горячими губами к ее обнаженной груди.

Минни была готова разрыдаться, но вместо этого замерла. Отвернувшись к окну кареты, Артур дышал тяжело и прерывисто, явно желая скрыть от нее выражение своего лица. Минни стало совестно, она инстинктивно поняла, что ему сейчас трудно, и все из-за того, что ей захотелось полюбопытствовать, приоткрыть завесу над неведомым. Поправив платье и смахнув пару набежавших слезинок, она виновато прикоснулась к его рукаву.

— Простите… я не знала. Я вообще мало, что знаю… Так глупо с моей стороны… — и она легонько потянула его за рукав. — Вы ведь не сердитесь? — И так как он не сразу ответил, она добавила чуть слышно. — Было так удивительно хорошо!

— Правда?! — он повернулся, и Минни с облегчением увидела, что он улыбается своей лучистой улыбкой. Они обнялись и Минни уютно устроилась у него на груди: «Милый, добрый, такой хороший!».

— Минни, — прошептал Артур, — если бы вы только знали, как я хочу вас!

Взволнованная, она не знала, как ответить и поэтому просто потерлась щекой о его грудь.

— Минни, — продолжил он горячо, — у меня осталось всего шесть недель отпуска, а потом мне придется отплыть в Китай на целых полгода!

Отстранившись, Минни ахнула.

— На целых полгода! — повторила она с ужасом.

— Да! — схватив ее за плечи и заглядывая ей в глаза, Артур внезапно выпалил:

— Давайте обвенчаемся в эту субботу!

— В эту субботу?! — снова повторила Минни, ее голос сорвался от изумления и неожиданности.

— Ну да! Тогда у нас будет почти полтора месяца, прежде чем мы расстанемся. Целых полтора месяца любви! — его голос был полон отчаяния и страсти одновременно.

— О Боже! — Минни была потрясена. — А как же платье, приглашения на свадьбу, подготовка, цветы, родственники, да и все остальное, не упомню даже что! Да мама ни за что не согласится! — воскликнула она в растерянности.

Артур молчал. Она заглянула в его полные печали и отчаяния глаза. Потом нежно обняла его:

— Я согласна, пусть будет в эту субботу! — и добавила кокетливо. — А то еще женитесь там сгоряча на какой-нибудь китаяночке с зонтиком! Так я вас и отпустила неженатого в такую даль!

Артур порывисто прижал ее к себе. Он весь сиял от счастья.

— О Господи, Минни, вы — чудо! Абсолютное, совершенное, невозможное чудо! Я все приготовлю и все устрою, вам не придется ни о чем беспокоиться! А свадьбу отпразднуем как следует, когда я вернусь, — он осекся и посмотрел на нее озабоченно.

Минни несколько раз медленно кивнула головой:

— Ага. Именно. Мама!

— Миссис Стоттерт, — выдохнул Артур, — ну что же, придется ее как-нибудь убедить. Самое главное, чтобы мы не дали слабинку, стояли твердо на своем решении. Я что-нибудь придумаю, — добавил он задумчиво.

На углу, перед самым поворотом к особняку Стоттертов, он остановил кабриолет и велел ему подождать. Взявшись за руки, Артур и Минни медленно подошли к дому и остановились среди густых зарослей сирени. Он несколько раз нежно поцеловал ее и провел рукой по густым волосам.

— Завтра в пять вечера я приеду делать официальное предложение.

— Так поздно?

— Мне надо будет с утра все устроить и приготовить к субботе.

— Ох, а мне значит придется держать оборону в одиночку!

Артур поцеловал ее еще раз и прошептал на прощание:

— А вы ничего им пока не говорите, ведите себя, как ни в чем не бывало! До завтра, любимая!

— Постараюсь, — вздохнула Минни, провожая его взглядом.

Но этому плану не суждено было осуществиться.

Минни не успела подойти к входной двери, как она распахнулась. На пороге стояла Эдит, облаченная в ночной бархатный халат. Лицо ее горело негодованием.

Минни постаралась было проскользнуть мимо, но мать твердой рукой удержала ее за плечо.

— Мы ведь вовремя вернулись, мамочка, как и обещали, — пискнула Минни.

— Мне все было видно из окна спальни!

— Что все?!

— Как вы прятались в кустах и целовались, и это после двух дней знакомства! Моя дочь! — Эдит пылала негодованием.

Оскорбленная, Минни выпрямилась. Что ж придется дать бой в одиночку.

— Мы нигде не прятались, мама! — медленно и с достоинством ответила она. — Нам нечего прятаться. Мы обручены. В субботу я выхожу за него замуж, — и она горделиво вытянула вперед руку с блестевшим на безымянном пальце крупным дымчатым бриллиантом.

Приложив руку к груди, Эдит попятилась и рухнула на диван.

— В суббо-тт-у?! В эту субботу?! — пораженная Эдит потеряла дар речи.

Минни медленно опустилась на стул напротив.

— Да, мама. Через шесть недель он уходит на корабле в Китай на полгода. У нас ведь должно быть хоть немного времени, чтобы начать строить семью, привыкнуть друг к другу.

И так как Эдит раскрыла рот, чтобы ответить, Минни быстро добавила:

— Ничего особенного, в субботу мы обвенчаемся в кругу семьи, а большую свадьбу можем сыграть через год, по его возвращении.

Эдит, наконец, обрела дар речи.

— Ну и дуреха же ты, Минни! Да и твой лейтенант не лучше! Хотя чего ожидать от человека, который полжизни проводит в море! Вы хоть подумали, на что это похоже?! Скоропалительная свадьба через неделю после знакомства?! Без гостей, без торжества, почти что украдкой?!

Минни сначала отрицательно покачала головой, а потом вдруг покраснела.

— Вот именно! — воскликнула Эдит и всплеснула руками. — Все знакомые, весь наш круг, семья лорда Дарби, все будут уверены, что тебе пришлось выйти замуж до его отъезда! Какой позор!

Минни сидела молча, покрывшись красными пятнами. Лицо Эдит вдруг исказилось.

— Минни, детка, а может быть вы уже… может быть он злоупотребил нашим доверием… скажи мне! Откройся маме!

Минни вскочила на ноги, ее лицо пылало от возмущения.

— Мой Артур настоящий джентльмен! Он прекрасный, необыкновенный, достойный человек! Если хочешь знать, мама, — сказала она громко и с вызовом, — он бы так и не поцеловал меня ни разу до свадьбы, если бы я сама не захотела!

— Да не кричи ты так! — замахала руками Эдит. — Перебудишь всю прислугу! Нам только огласки не хватало! — и она с испугом оглянулась на комнату горничных.

— Ничего себе! — продолжила она с усмешкой. — Я-то думала, что моя дочь с негодованием будет защищать свою собственную честь, а она бросилась на защиту жениха! — Эдит развела руками, качая головой. — Да еще и призналась, что сама навязывалась на поцелуи!

Минни вскочила со стула, опустилась на колени рядом с матерью и схватила ее за руки.

— Мама, мамочка, мамуленька! Мы так любим друг друга, мы… я не выдержу долгой разлуки! Ну хоть полтора месяца мы побудем вместе! Какое дело нам до других! Мы так счастливы вместе, мама! Вот у моих сестер все было чин по чину, а кто из них счастлив?! Какую свадьбу вы справили Мэгги, а у ее мужа теперь… — и она осеклась, увидев слезы в глазах Эдит.

— Это нечестный прием, Минни, — проговорила она горько.

Минни присела на диван рядом с матерью и обняла ее за плечи.

— Прости меня, мама. Я просто хотела сказать, что соблюдение правил — это не гарантия счастливой жизни. Понимаешь, я совершенно точно знаю, что Артур — мой, что мне больше никого не надо, что так как с ним — свободно, легко и радостно, мне не будет ни с кем. Вы ведь с папой убедились сами, какой он достойный, честный и очаровательный человек! Вы же почти что приняли его в семью после двух дней знакомства, почему же ты удивляешься, что я полюбила его за эти же два дня?!

— Так что же, Минни, — воскликнула Эдит, — разве он изменится через полгода? Он что станет хуже, не таким замечательным, как сейчас? Или ты не совсем уверена, что твое увлечение бравым лейтенантом с золотыми эполетами выдержит испытание временем, и твоя любовь притупится, потускнеет через полгода?

Минни растерялась. Воспользовавшись ее молчанием, Эдит продолжила с воодушевлением.

— Он мне самой нравится, Минни, да и папе тоже. Только зачем же пороть такую горячку? Мы вовсе не против вашего обручения! Вот какое дорогое обручальное кольцо он тебе преподнес! Когда он придет с официальным предложением?

— Завтра, — пролепетала Минни, — в пять часов вечера.

— Ну и прекрасно, замечательно! Устроим маленькое семейное торжество по поводу обручения, я велю приготовить праздничный обед, мы с папой благословим вас. Ты станешь его официальной невестой. И через восемь месяцев, когда он вернется, сыграем свадьбу! Чем не план?

Минни отрицательно качала головой, из ее глаз потекли слезы, и она закрыла лицо обеими руками.

— Ты потому плачешь, Минни, — мягко продолжила Эдит, — что осознаешь мою правоту. Дело ведь не только в соблюдении приличий. Ты представляешь себе, каково ожидать любимого неделями, месяцами из рейса? Ну, предположим, все можно перенести, если любишь. А если нелюбимого? А если через полгода ты поймешь, что не срослось, не случилось? Что он тебе все безразличнее, все дальше? Что же тогда? Оттолкнешь, бросишь? А каково будет ему?

Минни только тихо всхлипывала.

— Вам же сильно повезло Минни, — голос Эдит теперь тихо журчал, убаюкивая, успокаивая, — вам предоставилась прекрасная возможность проверить свои чувства. Будете переписываться. Через несколько месяцев вам будет точно известно, хотите ли вы остаться вместе на всю жизнь, и если это будет так, мы с папой вас без малейшего колебания благословим.

И тут Эдит, желая утвердиться в победе своего здравого смысла над легкомыслием дочери, совершила ошибку.

— А то ведь вдруг — ребенок, а чувства-то прошли! Куда ты потом с ребенком денешься!

Минни вскочила. Ее щеки раскраснелись, слезы высохли, глаза сверкали от нахлынувших чувств.

— Хочу! Хочу ребенка от него! Хочу мальчиков, таких же белобрысых, рыжеватых, голубоглазых, ушастых! Хочу, чтобы выросли такими же, как отец — верными, честными, сильными, бесстрашными! — Минни топнула ножкой. — Я хочу принадлежать ему и не буду ждать ни одного лишнего дня!

— О Господи! Что ты такое говоришь! Как тебе не стыдно! — Эдит в ужасе всплеснула руками, схватилась за голову, и с криком «Отец! Отец!» — побежала вверх по лестнице.

В комнате горничных зажегся свет, дверь приоткрылась, из нее выглянула простоволосая, заспанная физиономия Кэти. Поняв, что в доме штормит, она быстро затворила дверь, но маленькая щелочка все же осталась.

Минни было все равно. Она уселась на стул, прямо и горделиво, не собираясь сдавать ни йоты своей позиции. Ни дать ни взять, Кармен на страже своей любви.

Минут через двадцать Эдит приволокла вниз полусонного, взлохмаченного отца в пижаме и халате и усадила его рядом с собой на диван.

— Вот, полюбуйся, — театральным жестом вытянула она руку вперед, — замуж собралась через три дня.

— Минни, детка, поздра… — начал было Ричард, не разобравшись, и получил локтем в бок.

— Да что с тобой, отец! Твоя дочь надумала замуж выскочить через неделю после знакомства, и ты это поощряешь?!

— Н-нет, не поощряю, — растерянно пробормотал Ричард, пытаясь лихорадочно сообразить, что именно от него требуется, — но если надумала, то уж поощряй, не поощряй… — и он в растерянности посмотрел на жену.

— О, Господи! — воскликнула Эдит, а Минни хихикнула, несмотря на драматичность происходящего.

— Ты отец или нет! Скажи свое веское слово!

— Да чего говорить-то! — наконец, разозлился Ричард. — Хоть расскажи толком, в чем дело!

И Эдит вкратце описала сложившуюся ситуацию, а для особо недогадливых объяснила ее полную неприемлемость.

Ричард молча рассматривал дочь, ее твердо сжатые губки, упрямое выражение на лице, горделивую осанку.

— Она так решила, Эдит, — наконец произнес он тихо, но внятно, — я не буду вмешиваться и тебе не советую.

Эдит всплеснула руками.

— Значит, тебе мало того позора, что мы терпим из-за замужества Мэгги, да и Элинор тоже. Тебе хочется, чтобы весь свет считал, что Минни пришлось скоропалительно выйти замуж?!

— Это так, Минни?! — встрепенулся отец.

— Да нет, папочка, что ты! Разве Артур бы позволил себе такое неуважение к любимой женщине. Как ты думаешь? — устало ответила Минни.

— Конечно же нет, — мягко ответил Ричард, — прекрасный молодойчеловек. А зачем вам так торопиться? Что стоит подождать совсем немного? В наше время помолвки длились годами. Несколько месяцев промелькнут так быстро!

— Вот и я о том же! — быстро вставила Эдит.

Минни устало провела рукой по волосам. Сегодня столько всего произошло. Она почувствовала, что теряет силы.

— Папа, — наконец отозвалась она, обращаясь только к отцу, — я изведусь за эти несколько месяцев в страхе, что он может меня забыть, охладеть, и, как мама говорит, понять, что вполне может без меня обойтись… Что свет клином на мне не сошелся. Я люблю его, я боюсь его потерять, папочка! Перед ним хорохорюсь и выпендриваюсь, а сама до смерти боюсь! — и Минни горько заплакала. — Думаете легко мне сейчас во всем этом вам признаваться?

Ричард вскочил и подбежал к дочери, обнял ее вздрагивающие плечи.

— Минни, детка! Я же не вчера родился! Я же вижу, какими глазами он на тебя смотрит! Да он твой — со всеми потрохами, о чем ты!

И тут Эдит пришел в голову Макьявеллевский ход.

— Минни, я ведь тоже не из дерева вырублена! Давай сделаем так. Твой Артур в жизни на суше не очень-то искушен, — со смешком добавила она, — ему, наверняка, и в голову не пришло, что скоропалительный брак может тебя скомпрометировать. Давай завтра все ему расскажем, объясним, и оставим на его рассмотрение. Как он рассудит, так и будет!

Минни усмехнулась. Хитра же ее мать! Разве позволит себе Артур принять решение, которое может нанести удар по репутации любимой! И мама прекрасно это понимает. Битва проиграна, она не смогла защитить свою любовь.

Минни встала, погладила отца по руке, прежде, чем отстраниться и, сгорбленная, обессиленная поднялась по лестнице к себе. На мать она даже не взглянула. Замок на двери жалобно щелкнул. Стало тихо.

Ричард тяжело вздохнул и тоже поднялся. Он ведь собирался защитить Минни, не дать разрушить ее счастье. И опять уступил жене, уже в который раз! Хотя, с другой стороны, Ричард был уверен, что Рострон не откажется от Минни и через несколько месяцев, так что все не так уж и драматично. Но завтра, сомнения быть не может, Рострон уступит логическим выкладкам Эдит.

Как же он ошибался!

Ему было неведомо, что в тактике ведения боевых действий не было равных лейтенанту Рострону. И уж доморощенному стратегу Эдит Стоттерт он проигрывать никак не собирался!

На следующий день Минни не спустилась ни к завтраку, ни к обеду и появилась в гостиной только за полчаса до прихода Артура. Родители уже сидели за большим овальным столом из красного дерева: Эдит — сосредоточенная и собранная, Ричард, угрюмый и недовольный. Минни выглядела бледной и напряженной, но была ухожена, красиво причесана и одета в белый послеобеденный костюм со стоячим кружевным воротничком.

«Прямо хоть сейчас под венец», — усмехнулась Эдит недовольно.

Стояла прекрасная погода, и служанка приподняла ставню на большом окне в гостинной. Августовский вечер ворвался запахом роз, летним жаром, тихим присвистом соловья.

Пробило пять часов. Артур запаздывал. Стоттерты уже привыкли к его пунктуальности и встревоженно переглянулись. Даже Эдит заерзала на стуле, бросая на Минни неловкие взгляды. У той же тяжело и неровно забилось сердце.

Наконец, минут через пятнадцать, Минни не выдержала и послала Кэти на рекогносцировку. Приоткрыв парадную дверь и основательно обозрев ситуацию, Кэти вернулась с докладом, что молодой лейтенант стоит у ворот спиной к дому, с цветами и несколькими коробками, и смотрит на карманные часы.

«Неужели боится зайти? Что же происходит?!» — недоумевала вся семья. Минни и не заметила как искусала белый кружевной платочек.

Наконец, еще минут через пятнадцать, раздался быстрый цокот копыт и к дому на большой скорости подъехал легкий кабриолет. Стоттерты снова озадачено переглянулись: из гостиной не было видно, что происходит снаружи. С улицы донеслись приглушенные мужские голоса и — долгожданный звонок дверного колокольчика. Кэти, заинтригованная не меньше хозяев, побежала открывать.

Через минуту в гостиной появился Артур Рострон с охапкой цветов, коробки он передал Кэти.

У него за спиной широко улыбалась физиономия Максвелла Стоттерта.

— Макс! — от неожиданности и изумления Эдит даже забыла поздороваться с гостем. — Ты откуда?! Какими судьбами?! Ой, простите, мистер Рострон, проходите пожалуйста, присаживайтесь! — Эдит в растерянности оглянулась на мужа. Тот встал, чтобы поприветствовать молодых людей.

Макс подошел к матери, поцеловал у нее руку, и пока растерянная Эдит принимала цветы и приветствия от Рострона, подскочил к сестре, расцеловал ее в обе щечки и прошептал:

— Не боись, сестричка! Сухопутные войска прибыли в распоряжение военно-морского флота. Победа будет за нами! — и он весело подмигнул.

Глава 6. Несколько слов о стратегии и тактике

У Стоттертов случился переполох. Все перемешались, суетливо здоровались, в замешательстве от нежданного появления любимого сына Эдит. Обе служанки бестолково носились взад и вперед, то и дело вызываемые растерянной Эдит, даже ненадолго появилась обычно невидимая кухарка, и совсем уж непонятно зачем — садовник. Наконец, в столовую принесли лишний прибор, и все семейство заняло место за столом, хотя было неясно, то ли это поздний обед, то ли — ранний ужин. Чтобы занять себя чем-то полезным, Ричард принялся откупоривать бутылки — его любимое Бургундское, и, потихоньку от Эдит, — бутылку шампанского.

Перед тем, как все расселись, произошла небольшая заминка. Быстро кивнув друг другу, Артур и Макс поменялись местами, так что Артур оказался рядом с Минни, а не напротив, как этого требовали приличия, если только статус молодого человека не поменялся с поклонника на жениха.

Эдит поджала губы. Ей становилось все понятнее, что внезапное появление Максвелла не предвещало для нее ничего хорошего. Тем не менее, Эдит была настроена по-боевому и готовилась к сражению за репутацию дочери.

Увы, она была разоружена, не успев произвести ни единого выстрела!

А началось все с загадочных фраз, которыми обменялись молодые люди.

— Сначала ты или я? — спросил Артур.

— Конечно же ты, Артур! — воскликнул Макс.

За столом воцарилась полная тишина.

Артур торжественно встал и прочистил горло. Он заметно волновался, тем не менее произнес звонким голосом:

— Миссис Стоттерт, мистер Стоттерт!

Эдит чуть приподняла бровь. От нее не ускользнуло, что Рострон начал свое обращение с дамы, вопреки принятому обычаю, подчеркивающему главенствующее положение отца семейства. Минни зарделась, глазки у нее блестели.

— Вчера вечером, после бала, мисс Минни оказала мне честь и согласилась стать моей супругой, и я теперь самый счастливый человек на свете!

— Один из двух, — загадочно поправил его Максвелл, и Рострон улыбнулся ему в ответ.

Рострон повернулся к Минни, низко наклонился к ней, поцеловал ей руку и так и оставил ее в своей. Минни сжала его пальцы.

— Я понимаю, насколько быстро развивались события для вас, но мы с мисс Минни уверены в своих чувствах. Я сделаю все что в моих силах, чтобы она была счастлива.

— А я — все, что в моих! — прошептала Минни и прижала его руку к своей щеке.

— Я не очень хороший оратор… В общем, самое главное…. — и Рострон добавил, явно расчувствовавшись, — я мечтаю, чтобы мы с Минни стали друг другу не только любящими супругами, но и самыми близкими друзьями, и чтобы мы счастливо состарились вместе.

Это было настолько необычное, мудрое и одновременно трогательное пожелание, что Эдит почувствовала, как что-то нежное шевельнулось в ее сердце.

— Мы с Минни надеемся на ваше благословение и поддержку, — закончил Рострон, и остался стоять, пока Макс не сделал знак ему рукой — садись-мол.

Ричард зашмыгал носом и потянулся было к бутылке шампанского, но Эдит остановила его взглядом.

— Все действительно произошло очень быстро, — начала было она, но тут ее перебил Макс. Весело ухмыляясь он воскликнул:

— А чего еще можно было ожидать от Спаркса!

— От кого? — почти одновременно удивленно спросили Эдит и Ричард.

На это и был весь расчет.

— Ах да! Вы же не знаете! — продолжил Максвелл, — Спаркс — Искра — сокращенно от «электрической искры» — это прозвище дали Артуру в «Кьюнарде». Я как-то поинтересовался у знакомого офицера, тоже бывшего кадета, откуда это прозвище. Так он ответил, что Артур всегда всех доставал тем, что соображал быстрее других. Учитель еще только задает вопрос, а он уже руку тянет! — рассмеялся Макс. — И никогда не подсказывал!

— А на вас за это не злились товарищи? — спросил улыбающийся Ричард.

— Вначале злились, — признался Артур, — но потом я их убедил, что в нашей профессии нельзя заниматься по подсказкам. Когда-нибудь это может стоить жизни и самому лентяю и тем, кому не посчастливится находиться на его корабле. Море не терпит невежд. В качестве компенсации я всегда предлагал позаниматься бескорыстно с любым желающим. Так что в конце концов у меня стали собираться товарищи, которым хотелось подтянуться, и образовался «кружок Рострона», так его и называли, — улыбнулся Артур, — а потом, неожиданно для меня самого, приятели выбрали меня президентом класса.

Минни с гордостью смотрела на своего избранника.

— Тем не менее, — не сдавалась Эдит, — есть обстоятельства, при которых торопиться и «искрить», — усмехнулась она, — нежелательно, так как это может привести к непредвиденным последствиям.

— Согласен, — перехватил нить разговора Артур, — но любые нежелательные последствия можно предугадать, а значит и предотвратить. Самое главное — это быть хорошо и вовремя информированным. Ты, что скажешь, Макс?

Открывшая было рот Эдит замолчала. Все теперь смотрели на Макса.

— Ох, мама! — рассмеялся тот. — У нас в семье сегодня вдвойне счастливый день, и виной всему этому наш неугомонный Спаркс!

Макс выдержал паузу. Эдит совсем растерялась. Все ждали продолжения, раскрыв рты. В глубине смежной комнаты при желании можно было заметить притаившихся служанок.

— Вчера ночью, расставшись с Минни, — при этих словах Эдит нахмурилась, — Артур поспешил ко мне на квартиру, и так как было уже поздно и я спал, то оставил мне записку, что ему нужно срочно со мной переговорить по очень важному делу. Он не знал, что рано утром меня ждали у Сэссилов, но, на всякий случай, оставил адрес своей гостиницы.

Эдит приосанилась и довольно улыбнулась. Максвелл уже года два как ухаживал за достопочтенной Клементиной Сэссил, отпрыском герцогов Сэссил, утонченной и популярной в светском обществе девушкой. Правда она была дочерью первой, усопшей жены герцога Сэссила, и со второй леди Сэссил и сводными братьями и сестрами у нее отношения не сложились. Но мать Клементины, в девичестве леди Теннант, оставила ей большое состояние, и девушка была прекрасно обеспечена. Ее дружба с Максвеллом, инженером, удачно вложившим средства в корабельные верфи, была предметом особой гордости Эдит. Молодые люди явно нравились друг другу и много времени проводили вместе, но желанного объявления о помолвке все никак не происходило. Эдит по этому поводу сильно нервничала: на Макса и его будущий брак она возлагала много надежд, особенно после неудачи с Чарльзом Стэнли. И вот теперь оказывается, что неугомонный лейтенант каким-то образом вклинился в судьбу ее любимого сына.

Эдит с подозрением посмотрела на Рострона, а Макс, между тем, продолжил рассказ, все также широко улыбаясь.

— Я заехал к нему рано утром, и мы отправились к Сэссилам вместе, благо это всего лишь часа два езды. Опаздывать я не мог, а Артур никак не хотел откладывать разговор. По дороге он мне рассказал, как моей сестричке удалось всего за три дня очаровать и обкрутить вокруг маленького пальчика нашего морского волка. — При этих словах брата Минни кокетливо сверкнула глазами, Артур поцеловал ей руку, а Эдит снова нахмурилась.

— Подъехали мы ко второму завтраку, и Спаркс так увлек Тину своими морскими байками, что я ему из-под стола показал кулак, — засмеялся Макс, — хорошо еще мне было известно, что он без ума от сестренки!

— А дальше, что было дальше, не тяни! — вырвалось у Эдит.

— Ну так вот. Уже за кофе и фруктами Спаркс эдак доверительно поведал Тине, что мол влюблен в мою сестру, они помолвлены, и что он очень надеется на свадьбу в субботу, чтобы хоть месяц побыть вместе с молодой женой до того, как его отправят на другой конец земного шара. Тина проникается переживаниями влюбленного и слушает его с большим участием. И тут происходит самое главное!

Макс снова сделал театральную паузу. За столом можно было физически уловить напряжение и ожидание.

— Артур пронзает Тину своими голубыми прожекторами и со вздохом открывается ей, что свадьба может не состояться и влюбленные будут разлучены на многие месяцы, если им не удастся за такой короткий срок найти шафера и подружек невесты. — продолжил рассказ Макс. — Он, Артур, очень надеется на мою помощь, но вот с подружками… И тут Артур горько замолкает. Клементина с минуту, задумчиво водит ложечкой в чашечке с кофе, а потом отвечает, — тут Макс снова сделал паузу.

— Господи, да говори же! — воскликнула Эдит, и даже Ричард крякнул, а Минни сжала ладонь Артура в своей.

— Ну что же, говорит Тина, в совпадения я не верю, все в этом мире происходит по Божественному Проведению, Артур при этом усиленно кивает головой. Если вы не против, говорит она, я с удовольствием исполню обязанности подружки невесты для Минни, а заодно мы с Максом воспользуемся вашим венчанием и объявим о нашей с ним помолвке.

Макс закончил и торжествующе обвел глазами всех присутствующих:

— Так что Спарксу удалось за одно единственное утро решить и свою судьбу, и мою!

Ричард и Эдит сидели как громом пораженные. Наконец, Эдит резко повернулась к Артуру, разглядывая его как некое морское чудо-юдо, словно не веря своим ушам, а заодно и глазам.

С хитрющей улыбкой Артур произнес, скромно потупив глаза:

— Ведь уже никак не получится откладывать наше с Минни венчание, не правда ли, миссис Стоттерт?

Ричард расхохотался от всего сердца, Минни захлопала в ладоши, а изумленная Эдит выдохнула:

— Я теперь не сомневаюсь, что вас действительно ждет большое будущее, мистер Рострон! Мы ждали объявления этой помолвки целый год! А скажите, — она все качала головой, — если бы вы не встретились с Клементиной этим утром, то как бы добились своего?

— Что-нибудь непременно придумал бы, миссис Стоттерт! Я не признаю безвыходные ситуации, — и Рострон снова широко улыбнулся.

Ричард, наконец-то решив, что пора брать в свои руки бразды правления семьей, решительно встал и разлил шампанское по бокалам. Потом подняв свой бокал он торжественно произнес:

— Сегодня у нас необыкновенный день. Свое счастье обрели наши любимые дети — Макс и Минни. Дай бог вам много лет счастья! — Ричард прослезился, захлюпал носом, доставая длиннющий платок из кармана сюртука, и обнял Макса и Артура. Потом, подхватив Минни на руки, он закрутил ее по комнате. — Я знаю, ты будешь счастлива с ним, — шепнул он на ушко дочери, а та расцеловала его в обе щеки.

Ричард подвел Минни к Артуру. Они сначала взялись за руки, потом Артур подхватил ее за талию, и они поцеловались, нежно, но коротко, косясь на Эдит.

Эдит же, хоть и пригубила шампанского, оставалась на месте. Ей очень хотелось поздравить Макса, но она все еще сердилась на Артура за то, как ловко он ее обошел. Кроме того, она никак не могла отойти от ошеломляющей скорости всего происшедшего. Безусловным было то, что участие достопочтенной Клементины Сэссил в качестве подружки на венчании Минни полностью снимало все подозрения о причинах скоропалительности брака.

— Боже мой! — Эдит наконец-то вышла из транса и заговорила быстро и возбужденно, — через три дня венчание! — и она начала разгибать пальцы. — Надо оповестить хоть самых близких родственников и друзей, приготовить торжественный обед, ведь на нем будет сама леди Клементина! Подвенечное платье для Минни, туалеты для нас обеих, букеты и аксессуары! Договориться с викарием, музыканты, свадебный торт!

— Эээ, миссис Стоттерт, — пытался вклиниться Артур, но она его не слышала или не хотела слышать.

— А где вы проведете медовый месяц, и где вы будете жить, об этом вы подумали, или хоть кто-нибудь, кроме меня, всем этим обеспокоился?! — и она торжествующе обвела взглядом присутствующих.

Минни приуныла, Макс и Ричард растерянно молчали. Артур, все так же широко улыбаясь, подошел к Эдит, сел рядышком, поцеловал ей руку, и мягко заговорил, как и она, разгибая пальцы:

— Отец Несбитт в церкви Святого Иоанна Крестителя проведет венчание в субботу, в одиннадцать часов; торт заказан в пекарне Робертсонов; мой отец, брат Джордж и сестра Беатрис приедут в субботу утренним поездом, мое старое кадетское училище пришлет музыкантов в качестве свадебного подарка; платья, шляпки и букетики — в тех коробках, которые я передал Кэти, надеюсь вам понравятся; апартаменты для новобрачных забронированы в «Метрополе» Блэкпула, билеты первого класса куплены. Единственное, что мне категорически отказались продавать модистки, так это подвенечное платье невесты. Оказывается, мне нельзя его даже видеть, это плохая примета! — и Артур снова широко улыбнулся.

Семейство Стоттертов в полном составе потеряло дар речи.

Первым пришел в себя Максвелл. Ударив кулаком по колену он расхохотался:

— Ну, Спаркс! Ну ты превзошел самого себя! Вот это влюбился, так влюбился! Когда же ты все это успел?!

Рострон пожал плечами:

— У меня было целых три часа — от двух до пяти!

Минни, раскрасневшаяся, тоже подбежала к матери и обняла ее:

— Видишь, какой он у меня молодец, мама! — она вся сияла от гордости. — Все предусмотрел и подготовил!

— Надеюсь, хоть рожать ты будешь сама! — не удержалась Эдит.

Такой вольности от нее никто не ожидал, и все весело расхохотались, громче всех Ричард. Только Артур немного покраснел. Потом он подхватил Минни за талию и увлек ее к большому окну в столовой, отдернул занавеску. Вечерело, но было еще светло. Обняв Минни за плечи, Артур кивнул в сторону большого кирпичного особняка, приветливо красневшего на пригорке. Того самого.

— Минни, — Артур явно волновался, — я должен был спросить вашего разрешения, но мне так хотелось сделать вам сюрприз!

Минни смотрела на него во все глаза, приоткрыв рот. Она уже смутно догадывалась, но все не могла поверить.

— Этот дом, Минни, ваш волшебный замок, он теперь наш! Я внес задаток, — и он умолк, с волнением вглядываясь в ее лицо. — Наша мечта сбудется: качели, Рождество и… и… все остальное, как мы загадали…. Это мой свадебный подарок тебе, любимая! — он снова умолк, волнуясь, и достал из кармана сюртука позолоченный вычурно инкрустированный ключ.

Минни почувствовала как у нее перехватило в горле, защекотало в носу и, повиснув у Артура на шее, она разревелась:

— М-мой дом, м-мой волшебный замок, м-моя детская мечта, уууууууу!

Нежно прижав ее к груди, Артур мягко сказал:

— И родители близко, чтобы тебе не было одиноко, когда меня нет рядом. И вы не будете скучать по Минни, — Артур повернулся к Ричарду и Эдит.

Эдит, наконец, поднялась со своего места и медленно подошла к влюбленным. Невольно отодвинувшись друг от друга, Минни и Артур смотрели на нее во все глаза. Она поцеловала Минни в лоб, а потом подошла к Артуру. Не говоря ни слова, Эдит взяла его за плечи и обняла, а потом что-то прошептала ему на ухо. Глаза у Артура зажглись, низко наклонившись он поцеловал ей руку, и Эдит, уже ласково улыбаясь, взъерошила ему волосы.

— Ну что ж, отец, — в ее глазах блеснули слезы, — у нас появился еще один сын, и, сдается мне, будет повод им гордиться. Ты ведь будешь заботиться о нашей малышке, сынок? — сказала она ласково.

— Миссис Стоттерт, — взволнованно ответил Артур, — в моей жизни всегда будут только Минни, наша семья и… море.

— Ох, берегись, Макс! — покачал головой Ричард. — Как бы тебе не пришлось уступить место фаворита в сердце нашей мамы!

— Ну уж нет, — шутливо рассердился Максвелл, — этого я не допущу!

И он обменялся с Артуром крепким рукопожатием.

За кофе и чаем вся семья горячо и слаженно обсуждала детали предстоящего события. Кэти притащила коробки и извлекла из них дамские шляпки, перчатки, букетики, два великолепных и дорогих выходных платья и много чего другого. Все это было рассмотрено с восхищением и восклицаниями.

— У вас отменный вкус, Артур, — с одобрением отозвалась Эдит, — но ведь это все так дорого, да еще и дом и экстравагантное свадебное путешествие! Откуда у вас такие средства?

— Из моей зарплаты, — Артур казался удивленным, — я, конечно же помогаю отцу и семье, но больше мне не на что тратить деньги…

— Хмм, — перебил его Ричард, улыбаясь, — на благотворительность, например?

— Ну да, это тоже, конечно, — отозвался Артур смущенно. — Я хотел сказать, что у меня самого расходы мизерные и поэтому есть сбережения. — И он добавил с некоторой гордостью и даже вызовом. — По портовым пивным и прочим заведениям я не хожу, в карты не играю, а в океане какие у меня могут быть расходы?

— Например, кормить рогатых монстров! — прыснула Минни.

— Так я ему скормил казенные харчи! — парировал Артур, и они с Минни расхохотались.

Стоттерты понятия не имели, о чем веселятся эти двое, но Ричард продолжил со всей серьезностью.

— Мы с миссис Стоттерт, конечно же, будем вам помогать. Предположим, на первых порах на обзаведение мы вам выделим…

Артур не дал ему договорить.

— Мистер Стоттерт, — он был взволнован, его щеки слегка покраснели, — простите меня, что перебиваю вас. Ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах я не возьму у вас ни пенни! Моя семья — это моя ответственность и только моя. — И он отрезал ребром ладони по воздуху. — Я вам благодарен за предложение и поддержку, вы очень добры, но мы справимся сами.

— Мы справимся сами! — эхом отозвалась Минни, подхватив Артура под руку, и горделиво вздернула носик.

— Хе-хе, ну что же, как знаете, — Ричарду явно было приятно услышать такие слова из уст новоиспеченного зятя. — Вы, однако, гордец, а разве гордыня не считается грехом? — улыбнулся он.

— Между гордыней и гордостью большая разница, мистер Стоттерт, — парировал Артур. — Гордость не разрешает унижаться, а гордыня позволяет возвыситься.

— Хмм, — пробормотал Ричард, — и возразить-то нечего!

Минни попросилась посмотреть дом и, схватив легкую накидку, так как уже почти стемнело, они с Артуром убежали, обещав вернуться часа через два.

Эдит, Ричард и Макс еле перевели дух, как после сильного шторма.

Наконец-то и Макс дождался поздравлений и какое-то время обсуждал с родителями будущую помолвку с Клементиной Сэссил и свадьбу. Эдит так и светилась от счастья и гордости. Ей пришлось-таки признать, что заветной помолвки удалось добиться стараниями Рострона, и она стоила того, чтобы закрыть глаза на эскапады младшей своевольной дочери.

Служанка принесла еще холодной закуски, чаю, кофе и сладкого. Мужчины закурили, все немного расслабились.

— Макс, — проговорила Эдит, — аккуратно отпивая чай из фарфоровой чашечки. — Теперь, когда все уже решено, свадьба назначена на субботу, ты можешь быть с нами откровенным — ничего ведь не изменится. Я так хотела услышать твое мнение о нашем скоропалительном, — усмехнулась она, — зяте до принятия окончательного решения. Но теперь уже ничего не поделаешь. Мне, нам, — поправилась она, и Ричард торопливо кивнул, — все равно интересно и важно услышать твое не предвзятое мнение. Только чур — будь откровенным! — повторила она.

— Буду, — охотно отозвался Макс, затягиваясь сигаретой. — Вы ведь понимаете, что ни за что на свете я бы не поставил под удар судьбу нашей любимицы. И моя безусловная поддержка этому браку, пусть и скоропалительному, основана на том, что я ни на йоту не сомневаюсь в правильности выбора Минни.

Эдит и Ричард молчали, ожидая продолжения.

— Артура невозможно не заметить, и я часто задумывался об истоках его харизматичности. — Макс отряхнул сигарету в пепельницу. — И пришел к выводу, что они — в целостности его натуры. Он мне представляется неким монолитом, от которого ну просто невозможно отколупнуть ни кусочка, — рассмеялся Макс. — Принципиальный, иногда до упрямства, абсолютно честный, как говорят, бесстрашный и — бесконечно добрый. Некоторые из этих качеств редко совмещаются, но это — именно тот случай. Добавьте еще легкость характера и прекрасное чувство юмора — и моей сестричке несказанно повезло.

— Сейчас у него появится нимб над головой, и вырастут крылья, — проворчала Эдит.

Макс и Ричард рассмеялись.

— Кстати о нимбе.

Макс продолжил, вдумчиво:

— Мне представляется, что Артур Рострон — это очень непростой человек, который довольно рано пришел к выводу, что жить надо по простым правилам. — И Макс обвел взглядом родителей. — Он — верующий человек, который, тем не менее, сам составил для себя некий свод этических правил и неукоснительно их придерживается.

— Да, он нам рассказывал о своей вере, довольно неординарно, я бы сказал, — подтвердил Ричард.

— А он рассказал вам, как возникла его безусловная вера в Бога, или, как он называет его, — в Провидение?

— Нет! — Эдит и Ричард были заинтригованы.

— О! Так это совершенно невероятная история, вернее целых две, одну мне рассказал его закадычный друг после полбутылки виски в моей берлоге, а потом сильно переживал из-за этого. Так что вы меня не выдавайте! А вторую — сам Артур.

— Рассказывай же, Макс, мы не проговоримся! — у Эдит даже заблестели глаза. — А то ведь знаешь — Артур вроде достаточно откровенен, а как подумаешь — остается энигмой, загадкой.

— Так вот, Артур и этот его приятель, служили еще кадетами на «Седрике Саксонском», это самый большой в мире железный парусник.

— Знаю, — кивнул Ричард. — так он ведь недавно затонул, вернее исчез в океане!

Макс кивнул.

— Где-то около мыса Горн они попали в жуткий шторм и корабль лег на борт. Несколько матросов и Артура смыло в бушующий океан.

Эдит ахнула.

— А через минуту неизвестно откуда взявшаяся бортовая волна выплеснула Артура обратно на палубу парусника. Только через сутки им удалось выпрямить корабль и кое-как добраться до порта. Наш общий приятель уверял, хоть он и был сильно под градусом, что Артур-мол дал какое-то обещание Провидению и спас себе жизнь. Во всяком случае, такие слухи ходили между кадетами.

— А как же матросы, которых тоже смыло в океан? — с ужасом спросила Эдит.

— Все погибли. Видимо не сумели найти правильные слова, — усмехнулся Макс. — Наш общий друг утверждал, что Артур дал обещание Всевышнему делать добро.

— Что ж, — задумчиво проговорил Ричард, — судя по тому, что мы о нем узнали за это короткое время, он своему обещанию не изменяет. А что за второй случай?

— Этот еще похлеще! — Макс снова отряхнул пепел с сигареты. — О нем мне рассказал сам Артур, причем рассказал между прочим, как бы не придавая особого значения. Ты, папа, правильно заметил, что «Седрик» исчез в океане — четыре года тому назад. Артур как раз приплыл на нем в Нью-Йорк и подал документы в местное отделение «Кьюнарда», так как понял, что будущее за пароходами, а не за парусниками. Прошло несколько дней, а от «Кьюнарда» ни слуха ни духа. Он стал беспокоиться, что останется без работы. А тут «Седрик» загрузился нефтью, и Артуру предложили место первого помощника капитана, он и согласился. И вот за два часа до отплытия на борт «Седрика» приходит курьер с письмом из «Кьюнарда», что он принят в пароходство и должен немедленно приступить к своим обязанностям на пароходе «Умбрия». Артур извинился перед капитаном «Седрика», забрал свои вещи и ушел. «Седрик Саксонский» отплыл через два часа, и больше его никто никогда не видел. Артур считал, что он сгорел и затонул в океане.

Макс перевел дух и победоносно оглядел свою маленькую аудиторию:

— Он был единственный, кого Провидение забрало с борта обреченного корабля.

— Ну и ну! — только и смог произнести Ричард, а Макс добавил:

— После этого среди его друзей, и даже в «Кьюнарде» поговаривали, что Рострон — заговоренный. Я слышал, что капитаны в «Кьюнарде» дрались между собой за право взять его в море офицером на своем корабле. Считалось, что его присутствие на борту — чуть ли не гарантия безопасности! — рассмеялся Макс.

— Господи помилуй, — произнесла Эдит, — свят, свят! Нет, чтобы Минни влюбилась в кого-нибудь…. попроще!

— Да ладно тебе, — отмахнулся Ричард. — Прекрасный профессионал, знает свое дело, вот и не попадают его корабли в переделку.

— Я тоже так думаю, — кивнул Макс. — Тот же приятель поведал, что экзамен на лицензию капитана Артур сдал первым номером за всю декаду.

Эдит задумалась. Было заметно, что ей хочется что-то спросить, но она колеблется. Наконец, Эдит решилась:

— Макс, скажи, а… ну в общем ему уже тридцать, а он еще не женат…. ну ты понимаешь? Мне бы не хотелось, чтобы Минни… Может быть тебе известно что-нибудь… ты понимаешь? — Эдит даже вспотела от напряжения.

Ричард крякнул в смущении.

— Мама, дорогая, мне тоже тридцать и я тоже не женат! — Макс с возмущением округлил глаза.

— Ах нет, нет, нет, нет!! — Эдит в ужасе замахала руками. — Не желаю, ничего не хочу слышать о твоих приключениях!!

— Ничего себе! А значит о приключениях друга я должен тебе насплетничать, да?!

Эдит тяжело вздохнула, и Макс смягчился. Осторожно подбирая слова, он произнес:

— Скажем так: у Артура есть положительный жизненный опыт, но он никогда не платил за него, никого не обманывал и никому не испортил жизни.

Эдит с облегчением вздохнула:

— Какая-нибудь молодая вдовушка, я почему-то так и подумала.

— Ты почти угадала, — примирительно заключил Макс.

Эдит хотела что-то добавить, но не успела: вернулись Минни с Артуром. Минни сходу стала взахлеб рассказывать, какой прекрасный их новый дом, просторные комнаты, чудная облицовка: все почти в полном порядке, понадобится лишь косметический ремонт и мебель! Только вот с заброшенным садом надо будет хорошо поработать.

— Внизу несколько комнат, — тараторила Минни. — Большой зал, столовая, гостинная и прихожая, а наверху одна большая спальня и целых четыре комнаты поменьше — и гостевые, и… — и она с размаху остановилась и густо покраснела.

Все заулыбались, а Артур подошел к ней, обнял и поцеловал в висок.

Пробило девять, и Макс проворно вскочил с места.

— Дружище, ты забыл, что у нас через полчаса назначен сабантуй в моей берлоге?

— Что еще за сабантуй? — недоуменно спросила Эдит, а Минни насупилась.

— Пропиваем наше с Артуром холостяцкое прошлое! — весело отозвался Макс.

— А сам говорил, что не любишь пить, — недовольно протянула Минни. — Еще так рано, а ты уже уходишь! — И она снова капризно насупилась.

Артур взял обе ее ладошки в свои.

— Минни, если ты не хочешь, я никуда не пойду.

Минни горделиво вздернула носик и победоносно оглянулась на свое семейство.

— Это еще что за новости! — воскликнул Макс. — Холостяцкий мальчишник — святая традиция! Что с тобой, Артур, когда это бравый морской волк сделался подкаблучником?!

— С сегодняшнего дня, — твердо ответил Артур. — В моей жизни на суше будет только то, что позволит Минни. Как она скажет, так и будет. Я дал ей свое честное офицерское слово.

Макс только ахнул и неодобрительно покачал головой.

Минуты две Минни не отвечала, упиваясь своей властью. Наконец, она весело рассмеялась и обняла жениха.

— Я пошутила, Артур, конечно же идите с Максом и повеселитесь вдоволь. Только чур, без всяких излишеств! — и она кокетливо погрозила ему пальчиком.

— Ну и ну! — Макс все еще не мог оправиться от услышанного.

— Ха! — подмигнул Минни Артур. — Еще посмотрим как он сам попробует командовать достопочтенной Клементиной Сэссил! — Максвелл тем временем усиленно тянул приятеля к выходу. — Значит, увидимся завтра?

— Нет и нет! — воскликнула Эдит. — Хоть раз в жизни послушайте старуху! Жениху нельзя видеться с невестой за три дня до свадьбы — это очень плохая примета. У нас и так вместо трех дней получается всего два! Так что увидитесь в субботу в церкви ровно в одиннадцать утра на венчании и ни минутой раньше! Макс, пожалуйста, передай леди Клементине нашу огромную благодарность. Вы с ней должны будете прибыть за полчаса до венчания.

Макс кивнул, а Минни и Артур в отчаянии обнялись: они совсем забыли об этой традиции. Наконец, Максу и Эдит удалось отодрать их друг от друга, и Макс, шутливо возмущаясь, увлек друга на улицу.

Минни прерывисто вздохнула и грустно опустилась в кресло.

— Я уже скучаю… — начало было она и осеклась: Эдит смотрела на нее с усмешкой. «Да уж наскучаешься, это только цветочки», — говорил ее насмешливый взгляд.

Минни поджала губы. Нет, она больше не позволит себе разнюниться.

— Давайте сегодня ляжем спать пораньше, — предложила Эдит. — Завтра у нас тяжелый день — надо будет каким-то образом сшить подвенечное платье за два дня, приготовить праздничный обед, оповестить семью. Ох! — и она покачала головой.

— Спокойной ночи, невестушка! — ласково сказал Ричард и расцеловал Минни в обе щечки. Эдит поцеловала ее в лоб, и Минни побежала вверх по лестнице, в свою комнату. Кэти последовала было за ней, но Минни отпустила ее: ей хотелось остаться одной.

Минни сняла верхнее платье и блаженно растянулась на кровати. Прохладные простыни лелеяли ее разгоряченное тело. Понежившись в постели, Минни достала из коммода ночную сорочку, сняла панталончики и корсет и с облегчением натянула на себя батистовую ночнушку с высоким воротником и длинными рукавами. Усевшись на пуф перед зеркалом, она стала рассеянно расчесывать свои густые темные волосы. Застегнуть ворот ночной сорочки она не успела, и, свалившись на бок, он обнажил ее смуглое плечо. Минни замерла. Воспоминания вчерашнего вечера нахлынули на нее. Минни словно наяву почувствовала его горячие пальцы на своей груди, нежную ласку. Она почувствовала, как затвердели ее соски, прервалось дыхание.

Так и не застегнув сорочки, Минни снова улеглась в постель и с упоением, вновь и вновь смаковала его ласки, прикосновение горячих губ к груди. В водовороте недавних событий, у нее не было времени даже осмыслить, что через три дня, в субботу, они останутся вместе, официально, законно, и все будет разрешено, все им будет можно.

Все! А что?!

Вот его рука снова ласкает ее маленькую грудь, он припадает к ней своими сухими теплыми губами, его рука тянется вниз… и все! Пустота! Неизвестность!

Минни резко села на кровати. Что будет дальше она не имела никакого представления, и у нее оставалось всего два дня, чтобы все узнать!

Глава 7. В поисках Синей Птицы

Минни проворочалась всю ночь. Мысли, которые, казалось, совсем не приходили ей в голову за эти ненормальные три дня, когда пришлось бороться за свою судьбу, за свою внезапную любовь, теперь не давали ей покоя, не позволяли уснуть. Минни сама не могла понять, что это на нее нашло, почему ей приспичило прямо сейчас все выяснить. Какое-то необъяснимое беспокойство овладело ею. Ведь она даже не знала толком, как там «у них» все «устроено», и что ей предстоит. Поцелуи, даже смелые ласки, все это было понятно, и через все это она почти что заставила Артура пройти (при этой мысли Минни порозовела, и на ее лице появилась мечтательная улыбка), да еще в ускоренном темпе! А что же будет дальше?

Минни была младшим ребенком в семье, так что ей не пришлось возиться с братиками. У Лиззи с Элинор были девочки, а Мэгги редко приводила к родителям замкнутого, молчаливого сына. Замужних закадычных подруг, обремененных семейством, у Минни не было. Поэтому даже анатомические познания у нее были самыми что ни на есть рудиментарными. Вот именно с этого и надо было начинать. Но как, где почерпнуть столь неординарные и почти что неприличные для невинной невесты, с общепринятой точки зрения, знания? О том, чтобы спросить у матери не могло быть и речи: такое непотребство могло вызвать у нее сердечный приступ!

Минни стало жарко. Она сидела не постели, раскрасневшаяся от сознания своей собственной бесшабашности, граничащей с бесстыдством, но чувствовала, что обратной дороги нет: ей просто необходимо было удовлетворить свое отчаянное любопытство. Но как же этого добиться приличным образом?!

И тут ее осенило! Конечно же, Бог мой! Как же она об этом не подумала! Классическое искусство — скульптуры! И не греческие, со своими стыдливыми фиговыми листиками, а божественный, неповторимый Микеланджело! Когда они с гувернанткой, обедневшей немецкой баронессой фон Брок, проходили искусство Ренессанса, та всегда скороговоркой вскользь пробегала скульптуры великого художника. При этом, суетливыми пальцами гувернантка быстро перелистывала большой иллюстрированный альбом Стоттертов «Искусство Микеланджело Буонаротти», и перед Минни как в калейдоскопе мелькали величественные изображения. Когда же появлялся дагерротип прекрасного обнаженного юноши — Давида, альбом захлопывался у нее перед носом. Минни понимала, что, почему-то, разглядывать Давида ей было нельзя, хотя ей было уже пятнадцать, а Давид самым безмятежным образом был выставлен на всеобщее обозрение в центре Флоренции. Тем не менее, ее тогда это не трогало — ну нельзя, так нельзя, большое дело. Эй было даже приятно отмахиваться от телесности, чувственности искусства Возрождения: я выше этого, современная уравновешенная, хладнокровная барышня эпохи паровозов, первых автомобилей и синематографа.

Даже когда у нее появились кавалеры, посыпались признания в любви, предложения руки и сердца, поцелуй бедного Чарльза Стэнли, — все это никак не ассоциировалось у Минни с телесными переживаниями. Все эти амурные приключения, записочки, поцелуи и пожатия пальчиков, были лишены сексуальности, и проходили, пропархивали как некие бестелесные мотыльки ее полудетской игривости. Вдумчивая и внимательная, Эдит это прекрасно понимала, и, не беспокоясь, позволяла Минни верховодить своими воздыхателями.

Но вот появился Артур Рострон, и одним взглядом своих пронзительных голубых глаз разрушил башню из слоновой кости, за которой скрывалась настоящая, непознанная даже самой собой, Минни. Куда только делись ее уравновешенность, безмятежность, платонические мечты! В его присутствие Минни чуть ли не лихорадило! Ее тело с трудом подчинялось разуму и жило какой-то своей, неконтролируемой жизнью. Ей все время хотелось, чтобы он ее касался, целовал, ласкал, ее тянуло к нему, как к магниту. Она прекрасно отдавала себе отчет, что происходит, но не испытывала при этом ни малейшей неловкости. Минни вспомнила, каким стыдом ее обдало, когда она представила себе руку бедного Чарльза на своем обнаженном плече, груди. Но когда ее касался Артур — бережно, нежно — не было ни малейшей неловкости, ничего, кроме упоительного счастья!

А может быть, это означает, что она, Минни, — испорченная негодная девчонка? В груди похолодело. Нет, этого не может быть — ведь Артур так совсем не думает! Его ни разу не покоробило то, как страстно отзывалась Минни на его ласки, как сама же и разрешала его прикосновения и поцелуи. Ее чувственность была естественной, не наигранной, и он был горд тем, что сумел вызвать в неопытной девушке такие чувства. Скорее всего, Эдит тоже быстро разобралась что к чему, потому ее так и беспокоил этот союз своей неординарностью, экстравагантностью для девицы среднего класса. Это аристократам все можно, все позволено, а мы должны блюсти наших скромных дев!

Нет! — тряхнула головой Минни: Артур ее понял бы и не осудил. Настала пора действовать. Было около пяти утра, скоро рассветет и будет поздно. Накинув на себя ночной кафтан и облачившись в мягкие бесшумные шлепанцы, Минни тихонечко, летучей мышкой пробралась вниз по лестнице, через большой зал в отцовскую библиотеку.

Желанный альбом она нашла сразу — благо у отца все книги были размещены в полном порядке и строго по каталогу. Но вот беда — альбом красовался своей золоченной оправой на самой последней полке! «Неспроста», — с ухмылкой подумала Минни, но делать было нечего. Пододвинув поближе передвижную лестницу на колесиках, она осторожно стала карабкаться вверх. Ладошки вспотели, а ночные тапочки то и дело норовили соскользнуть с деревянных ступенек. С упорством, достойным лучшего применения, сжав губы, Минни добралась до самого верха и уцепилась за альбом. Боже! Старинный, обитый в позолоченную металлическую обложку, он оказался тяжеленным! Минни в отчаянии посмотрела вниз. Второй раз сюда ей с тяжелым альбомом никак не забраться! Что же делать? Не бросать же затеянное!

Непредвиденные препятствия ее только подзадорили. Еле балансируя на лестнице, Минни удалось вытащить альбом и распахнуть его на верхней ступеньке лестницы. Судорожными движениями она перелистывала книгу. Где же Давид?! Наконец она добралась до желанной страницы, неловко, неровно вырвала ее из альбома и запихнула себе за пазуху. «Будь что будет, — подумала Минни, — через три дня я уже буду миссис Рострон, и родители не смогут меня ни отругать, ни наказать. Не будут же они ябедничать на меня мужу!» Минни вдруг представила себе уморительное выражение лица Артура, которому рассказывают, как она ночью охотилась за статуей Давида, прыснула и чуть не свалилась с лестницы.

Засунув растерзанный альбом на место, Минни спорхнула вниз, убрала лестницу на место и умчалась с добычей к себе в комнату. Сердце ее колотилось в ликовании, ничуть не меньше, чем у самых удачливых грабителей Лувра или Британского музея.

Запыхавшись, она заперла комнату на ключ, и нырнула под одеяло с похищенным Давидом, придвинув свечку к самой подушке.

Вначале она рассматривала статую в вертикальном положении, потом зачем-то поставила ее на голову и расхохоталась. Вряд ли Артур собирался забавлять ее в свадебном путешествии именно таким образом! Наконец, она уложила бедного Давида на бок, полагая, что это самый допустимый вариант.

«Так-так… значит вот эта штуковина, похожая на краник, понятно для чего… Хмм… а дальше нечто, похожее на мешочек, вряд ли оно относится к делу… ведь дети получаются, когда часть его переходит в нее, а мешочек как-то для этого не подходит… Вроде больше ничего и нет… Остается опять же та самая штуковина…», — лихорадочно соображала Минни, — «Фи! И то и другое вместе?! Хотя у нас ведь так же… нечего нос воротить!» — бормотала Минни. И тут ее обдало жаром — так она же огромная!Ничего себе! Разве поместится?! «Погоди, погоди! — успокаивала саму себя Минни, — вот же написано — статуя Давида — пять с половиной метра, а Артур ведь, наверное, в три раза короче, так что у него все должно быть помельче…И потом ведь у него все это не каменное!» — и Минни с облегчением вздохнула. Вот бы видел ее сейчас Артур! Наверное, ужаснулся бы. «Подумаешь, — проворчала себе под нос Минни, — пусть спасибо скажет, что я его анатомию изучаю по скульптуре несравненного Микеланджело! Небось сам худущий, таких мускулов и в помине нет».

А может быть есть? Все же моряк, лазит по своим мачтам и реям. Руки у него вон какие сильные, подхватил ее на забор как пушинку. Да и ноги мускулистые, даже в форменных брюках заметно. Ноги действительно очень красивые, не хуже Давида! И у Минни сладко заныло сердце. Довольно бесцеремонно она запихнула уже выполнившего свою функцию Давида под подушку, стала вспоминать бал, свой заброшенный сад, качели, кирпичный домик, и сама не заметила, как заснула.

В девять ее разбудила возбужденная Кэти, оказывается, Эдит уже давно ждала Минни за завтраком — им нужно было срочно ехать к модистке на примерку подвенечного платья. Внизу был переполох: вторая служанка и несколько поденщиц носились из комнаты в комнату, прибирая, полируя безделушки, садовник с наемными рабочими передвигали мебель: зал и столовую объединяли для короткого приема после венчания.

За завтраком Минни, не выспавшаяся, растрепанная, с темными кругами под глазами что-то рассеянно клевала. Мать смотрела на нее с укоризной:

— Ох, Минни, ты выглядишь просто ужасно! Послезавтра твой самый главный день, а ты похожа на маску из греческой трагедии! Вот увидит тебя жених и сбежит прямо из церкви в Китай, или вообще в Антарктиду!

— Спасибо, мама, на добром слове, — буркнула Минни. — Я ночью не смогла заснуть.

— Да что же такое? Ведь получилось так, как ты хотела. Неужели опять испугалась? — насмешливо спросила Эдит. — Надеюсь Артура не ждет участь Чарльза Стэнли?

— Еще чего! — пробурчала Минни.

— А ты знаешь, дорогуша, я тебе Артура в обиду не дам! Как миленькая пойдешь под венец в субботу. Теперь уже я дала ему свое слово и благословила ваш брак. Так-то вот! Жду тебя в экипаже через полчаса. — И Эдит величественно выплыла из столовой.

Минни смотрела ей вслед, открыв рот.

Наскоро одевшись в утренний деловой костюм и причесавшись с помощью Кэти, Минни сбежала по лестнице вниз. После чашечки кофе она чувствовала себя бодрее. Мать уже ждала ее в карете. Минни только собиралась открыть выходную дверь, как ее догнала запыхавшаяся и зарумянившаяся Кэти. Смотрела она как-то странно.

— Мисс Минни, мисс Минни! — позвала она почему-то шепотом, оглядываясь по сторонам.

Минни обернулась:

— В чем дело, Кэти? — недоуменно спросила она.

— Я нашла это у вас под подушкой! — и Кэти протянула Минни помятую страничку со злополучной скульптурой великого мастера.

Минни почувствовала как заливается краской.

— Это лейтенант Рострон, да, мисс? — азартно улыбаясь прошептала Кэти, глаза ее были размером с блюдце.

— Да нет же, — с досадой на себя ответила Минни и даже притопнула ножкой: как могла она забыть о фотографии! — Это Давид!

— А кто это — Дэйвид? — с ужасом пролепетала Кэти.

— Ах, Кэти, да это итальянская скульптура, ему почти что пятьсот лет! Только маме ничего не говори, хорошо? — и с этими словами, запихнув несчастного Давида в сумочку, Минни выбежала во двор.

— Хмм, — проворчала Кэти ей вслед, — если пятьсот лет, то почему же маме не говори?! — И, недоуменно качая головой, Кэти присоединилась к остальной прислуге.

На примерке Минни казалась рассеянной и погруженной в свои мысли. Она позволила матери выбрать и фасон, и материю платья, только попросила чтобы его непременно украсили чайными розами. Ведь именно благодаря чайной розе состоялось их первое знакомство с Артуром.

Эдит внимательно наблюдала за Минни, но ничего ей не сказала и взяла все заботы о платье на себя. Тем не менее, когда они вернулись домой, Эдит проследовала за Минни в ее комнату и твердо уселась в кресло.

— Минни, детка, скажи в чем дело, что тебя так гложет сегодня? Вчера ты была вся такая радостная и веселая.

Минни колебалась: а может все-таки спросить? Ведь родная мама же! Наконец, она решилась.

— Мам, — начала она неуверенно, — я все думаю… мне хочется знать … совсем немного… хоть самую капельку … как все будет, а?

— Что — будет? — глаза у Эдит округлились, и Минни поняла, что допустила ошибку. Но ее уже понесло.

— Ну в первый раз, мама. Будет хорошо, или … неловко … и вообще, как себя вести, что делать? — Минни было неприятно, что она затеяла этот разговор, у нее на глазах выступили слезы.

— Минни, о чем это ты! — строго произнесла Эдит, проигнорировав первый вопрос, — тебе ничего не полагается делать и ничего не надо знать! О Боже, — продолжила она с возмущением, — что подумает о тебе наш будущий зять!

— Ничего плохого он обо мне не подумает, мама! — ответила Минни, — он меня любит и уважает. Сейчас совсем другое время! Что же получается, я должна лежать как бревно и ждать, когда со мной что-то сделают? — с отчаянием воскликнула Минни. — Ты ведь девятерых родила, ну расскажи хоть что-нибудь!

Эдит смягчилась.

— Минни, детка, вот именно, что родила девятерых, а, как и ты, ничего не знала, когда замуж выходила. И ничего, как видишь, прекрасную семью создала.

Поколебавшись, она продолжила.

— Тем не менее, я согласна с тобой, что время сейчас другое и, может быть, мне следовало это принять во внимание, когда замуж выходили твои сестры.

Эдит облизнула пересохшие губы: для нее такой разговор был тоже впервые.

— Минни, так как венчание мы не планировали, а это необходимо, именно для невесты… когда в последний раз у тебя было недомогание?

Минни почему-то покраснела, хотя краснеть было не от чего, но разговор был крайне неловким.

— Неделю назад…

— Ну хоть с этом повезло, — облегченно вздохнула Эдит, — а…. а ты понимаешь почему?

— Как же мне понимать, если мне понимать не полагается! — отрезала Минни.

Эдит поджала губы и тяжело вздохнула, собираясь с мыслями.

— Для того, чтобы на свет появились дети, — начала она, — вы ведь хотите детей?

— Не увиливай, мама!

— Ну вот. Ээээ…. ээээ… для этого часть его тела должна войти в тебя! — скоропалительно выпалила Эдит и выдохнула, будто бы выдулся большой воздушный шарик.

Теперь они обе сидели пунцовые. Но, благодаря Давиду, Минни уже знала, что именно должно войти.

— Это будет больно, неприятно? — еле слышно пролепетала Минни.

— В первый раз — да, — мягко ответила Эдит. Она уже взяла себя в руки, так как самая тяжелая часть разговора была позади. Эдит, правда, неприятно удивило то, что Минни не спросила, о какой именно части тела шла речь.

— У порядочных девочек, — с ударением на слове «порядочных» произнесла Эдит, — там есть препятствие, и, когда оно рушится, то бывает достаточно больно, и бывает кровотечение.

— Но потом уже намного легче, — добавила она поспешно. А ну как опять откажется замуж выходить ее странная младшая дочь! — Зато у вас будет ребенок!

Минни ужаснулась:

— Много крови?!

— Да нет, совсем немного… — Эдит встала, разговор этот был тягостным, и она не была уверена, что полезным. Минни казалась расстроенной и подавленной.

— Минни, детка, мир так устроен со времен Адама и Евы, и от первой брачной ночи еще никто не умирал! Я пойду присмотрю за прислугой! — и Эдит поспешно сбежала.

Последняя фраза матери, несомненно, указывала на верный масштаб рассматриваемой проблемы — испокон веков через это проходили несметные поколения женщин — но Минни от этого легче не стало.

Ничего себе «не умирал»! Она-то надеялась и рассчитывала на блаженство, которое уже испытыла от его поцелуев и ласки, а не на операцию без наркоза! Как же так?! Почему же ее так тянуло к нему, почему так жаждали ее грудки прикосновения его пальцев, его губ, почему же так упоительны были его поцелуи, сам запах его тела, мягкость его теплых губ, чуть солоноватый вкус его рта. Для того, чтобы как мотыльку попасться в ловушку и сгореть в огне?! Сгореть от боли и стыда, вместо ожидаемого упоения? Зачем же тогда его объятия и поцелуи обещали это блаженство и счастье? Значит, все-все обман?! Мужчинам одно удовольствие, а женщины живут с ними, играют в счастливые семьи, притворяются ради детей, ради того, чтобы не остаться одной, не стать чьей-то приживалкой, иметь еду на столе, наряды в шкафу и побрякушки на пальцах? То есть продаются, ничего не получая взамен?! Ну да — тех же детей, конечно …

Минни упала на постель ничком, из глаз ее лились непрошеные слезы. Она была физически крепкой и здоровой девушкой, и боли или неловкости она не боялась. Самым страшным было потерять свое только что обретенное восторженное чувство, свою юную безмятежную любовь. А как ее не потерять, если тот, кого любишь, принесет тебе боль и унижение? Неужели она разлюбит своего милого Ушастика, своего Артура? Зачем же нужна была эта свадьба, лучше бы все осталось как было! Лучше уж выйти замуж за Чарльза и продолжать его не любить, чем разлюбить Артура!

Минни вспомнила его глаза, легкость прикосновений, мягкие губы, то, как он нежно и осторожно ее касался, как все время заботливо заглядывал в глаза, проверяя, хорошо ли ей, — и резко поднялась. «Нет не верю! Не может он меня обидеть, сделать больно, или даже просто неловко, неприятно! Кто угодно, только не он! У нас все будет по-другому. Вот пусть от Адама и Евы у всех было так, а у нас будет по другому!» — упрямо решила Минни, утирая слезы. «Мой милый, добрый, нежный Ушастик!» И ей так захотелось, чтобы Артур оказался рядом прямо сейчас. Прижаться бы к нему, устроиться у него на груди, и он бы ей сам все-все рассказал, успокоил и убаюкал. И совсем ей было бы не стыдно узнать обо всем именно от него. Вот с родной матерью было стыдно говорить, а с ним — нет! Надо, надо было обо всем спросить его самого!

Но Артура рядом не было, и она даже не знала где его искать, если бы и осмелилась. Скорее всего, он вернулся в Болтон.

Все равно необходимо узнать «второе мнение», как говаривал доктор Джоунс, лечивший папу от подагры. Но чье? Оставались только сестры. Муж Элинор серьезно болел, его присутствие на свадьбе было под вопросом. Ей, конечно же, сейчас не до переживаний Минни. О Мэгги даже речи быть не могло: ее муж идеально подходил для роли «постельного обидчика». А вот Лиззи, кажется, была счастлива со своим Брауном. Во всяком случае, она всегда казалась улыбчивой и довольной жизнью. Значит Лиззи — так тому и быть.

За пятичасовым чаем Минни осведомилась, успели ли отправить приглашения сестрам, и, узнав, что нет, предложила свои услуги.

— Мне хочется самой пригласить Лиззи, мама. А открытки для Элинор и Мэгги я оставлю ей, — заявила Минни безапелляционным тоном.

Эдит поджала губы, она поняла, в чем дело. Однако перечить Минни было опасно: на кону ведь стоял не только ее брак, но и помолвка Макса с Клементиной Сэссил.

Поэтому в шесть часов вечера Минни уже стучала подвесным молотком у двери скромного особняка Браунов. Ей повезло — дома оказалась одна Лиззи: ее муж и девочки уехали навестить родителей Роберта. Лиззи обрадовалась неожиданному визиту сестры, велела приготовить чаю с пирожными и галетами. Ей не терпелось расспросить Минни о женихе, о скоропалительном браке, она сгорала от любопытства. Но Минни удалось перехватить нить разговора.

С гордостью поведав сестре о военных и профессиональных достижениях жениха, его храбрости, честности и и принципиальности, доброте и сострадании (Лиззи при этом добродушно улыбалась восторженным речам влюбленной девушки), Минни сражу же перешла к делу.

— Лиззи, мы уже целовались…

— Ух ты! — вклинилась Лиззи полуосуждающе, но и с восхищением.

— … и мне очень хорошо с ним. Но мне все-таки надо знать, как все будет в первый раз… да и потом тоже. Мама же знаешь какая… старомодная. Твой Браун — хороший человек, вы ведь счастливы, да? Вот я и подумала, что ты мне хоть немного расскажешь, хоть в общих чертах. — Минни не испытывала с Лиззи того неудобства, как при разговоре с матерью, но все равно было неловко.

Однако Лиззи все правильно поняла. Удобно устроившись с ногами в кресле и завернувшись в легкую шаль, она ответила доброжелательно и откровенно:

— Ну что тебе сказать, Минни. В первый раз было неудобно и, действительно, больно, я даже потом целых три дня ходить прямо не могла, — не к месту весело расхохоталась Лиззи, — а потом так привыкла, что даже перестала замечать!

Видя недоуменное лицо Минни, она попыталась объяснить:

— Роберт такой хороший человек и семьянин, что ради него стоит потерпеть некоторое неудобство.

— Потерпеть…, — пробормотала Минни.

— Тем более, что он редко меня беспокоит, у него такой спокойный и ровный характер.

— Беспокоит…., — снова отозвалась Минни.

— Ну да, ему же это, наверное, приятно, а мне разве жалко доставить ему удовольствие? Ты знаешь, — всплеснула руками Лиззи, — я так привыкла, что в последний раз когда мы спали вместе, кажется это было месяца три назад, придумала прекрасный узор для вышивания, пока Браун … был занят своим делом, — и она снова звонко расхохоталась.

— И так было всегда? — тихо спросила Минни.

— Да нет, первые года два было тяжело, а потом, особенно после рождения девочек, уж я привыкла и стала спокойно к этому относиться, как к чистке зубов, — снова колокольчиком рассыпалась Лиззи.

Минни сидела задумчивая и нахохлившаяся. И это Лиззи, у которой, по всем меркам, счастливый брак с хорошим человеком…

Она собиралась с мыслями, когда раздался стук подвесного молотка и на пороге гостиной появилась Мэгги. Минни вскочила, встрепанная и встревоженная. Говорить с Мэгги на эту тему она отчаянно не хотела.

— Ах кого это мы видим! Новоиспеченную невесту! — Мэгги прикоснулась к щекам Минни своими — ледяными, хотя на улице стоял теплый августовский вечер.

— Я принесла Лиззи приглашения на свадьбу, вот тут для тебя, и для Элинор, — затараторила Минни, продвигаясь к выходу из комнаты, — а мне уже пора…

— Минни приходила узнать о фактах жизни, — засмеялась Лиззи.

Минни замолчала. Она не успела предупредить Лиззи.

— Ах вот как, — насмешливо проговорила Мэгги, стягивая с рук черные атласные дорогие перчатки. — Так ведь твой жених — моряк, лейтенант, не так ли?

Минни не ответила.

— Ну тебе нечего беспокоиться, дорогуша! — неумолимо продолжила Мэгги. — Уж он-то в этом деле, наверняка, мастак, в скольких портах побывал! Да еще, небось, в самых разных странах! — и Мэгги расхохоталась, запрокинув голову. — Все национальные кухни перепробовал!

Покрывшаяся красными пятнами Лиззи пыталась остановить сестру, но та продолжала говорить, медленно и четко. Она подошла вплотную к Минни и смотрела ей прямо в глаза. Минни с ужасом увидела расширившиеся зрачки, из-за которых глаза Мэгги казались совершенно черными, как колодец.

— Надеюсь, он хоть здоров и не обойдется с тобой в первый же раз как с портовой…

Мэгги не успела договорить. Со всего размаху Минни ударила ее по лицу.

Горделиво выпрямившись, хоть и губы у нее дрожали, она ответила:

— Мой Артур — офицер и джентльмен, а любителей портовых жриц ты знаешь лучше меня, где искать.

Мэгги охнула и осела.

Развернувшись и не обращая внимания на причитания Лиззи, Минни выбежала из дома сестры.

Что же она наделала! Зачем нужно было сюда приходить? Рассорилась с сестрами! А если они не придут на венчание, что сказать родителям?

Полдороги домой Минни бежала, вся в слезах. Потом ей пришло в голову, что ее могут заметить и узнать знакомые, да еще те, которым известно о предстоящем венчании. Бог знает, что они могут подумать! Минни остановила кабриолет, и до самого дома сидела скукожившись в углу кареты.

Добравшись домой, Минни заперлась в своей комнате и на ужин не вышла. Ричард ничего не мог понять и очень переживал, не поссорились ли они с Артуром. Эдит пыталась его успокоить. На семейном совете было решено, что Минни не стоит раздражать, иначе от нее можно ожидать чего угодно.

— Я уже, видимо, состарилась, Ричард, я ее плохо понимаю, и у меня нет энергии с ней тягаться. Хоть бы уж скорее настала суббота! И подумать только, что все это могло продолжаться целых восемь месяцев! Какое счастье, что я уступила, и что через два дня она станет заботой и головной болью Артура Рострона, а не моей!

Вечером заинтригованная всем происходящим Кэти принесла Минни в комнату сандвичи, закуску и чай. Постучав в дверь, она почему-то с любопытством огляделась, будто ожидала там увидеть того самого Дэйвида.

Минни кипела: какова Мэгги! Откуда в ней столько злости? Родная же сестра! Она перебирала в уме подробности их ссоры, вспомнила расширенные страшные черные зрачки… и ахнула, прижав ко рту ладошку. Ей все казалось, что где-то она уже это видела, и сейчас она вспомнила. Такие зрачки были у папы, когда ему сделали укол морфия, чтобы облегчить особенно острый приступ подагры. Неужели?! И что теперь делать?! Сказать родителям? Тогда придется рассказать и все остальное, описать ее грубость, их ссору. Минни стало стыдно за свой поступок, ведь Мэгги была явно не в себе. Родителей жалко, а вдруг им станет плохо, да еще перед венчанием и помолвкой Макса?… Лучше подождать. Ведь не пойди она к Лиззи сегодня, так и остались бы все в неведении… Минни стиснула руки — как-то же надо помочь сестре и не наломать дров. И тут ее осенило. «Я же теперь не одна, у меня есть мой Артур — умный, находчивый, заботливый. Вот у него и спрошу в субботу, как выдастся минутка, как поступить». У Минни будто гора с плеч свалилась: как это здорово, что теперь у нее есть такой близкий и надежный друг!

Нет, все-таки не напрасно она сходила к сестре! Минни теперь ясно понимала, чего и как не должно у нее быть. Мэгги завидует, это ясно как божий день, а Лиззи — просто клушка. Вся беда как раз в том, что их, как полных дур, бросили в постель к мужу, вот все и пошло наперекосяк! Минни почувствовала прилив энергии, уверенность. Если все так плохо или, в лучшем случае, обыденно, то о чем же писали Шекспир, Гёте, Дюма? Версальские тайны и романы? Все эти влюбленные великосветские дамы? А ей в нос тычут закоснелой, засохшей как прошлогодняя корка хлеба моралью британского среднего класса? Нет уж, дудочки! У нее с Артуром все будет по-другому! Только она, Минни, должна будет в этом ему помочь — и ему, и себе.

И все же, все же… От чего отталкиваться она теперь знала, но где же узнать о том, как должно быть? Минни снова улеглась животом на кровать и подперла подбородок двумя кулачками. Ее охватил азарт: неужели она ничего не сможет придумать? Минни стала перебирать в уме подруг и родственников, но, обжегшись дважды, не смогла бы довериться никому из них… И тут ее осенило — тетя Элис! Как же она не подумала о тете Элис!

Тетя Элис была младшей сестрой Эдит и черной овечкой в семействе Хэксли. Даже на старых пожелтевших дагеротипах было видно, какая она была красавица. Дагеротипы эти любопытная Минни выудила из самого далекого угла комода гостиной несколько лет назад, когда о них вскользь упомянули в разговоре Макс и Эдит. Минни и сама помнила, хоть и смутно, тетю Элис — веселую, пахнущую ландышем, всю какую-то звенящую и задорную. Но, когда ей было лет пять, тетя Элис внезапно исчезла. Как это часто бывает с детьми, Минни о ней долго не вспоминала, но обнаруженные уже в двадцатилетнем возрасте дагеротипы ее заинтересовали. И не в последнюю очередь потому, что она оказалась очень похожей на тетю Элис, кареглазую брюнетку. Минни долго преследовала Максвелла, с которым была особенно близка, несмотря на разницу в возрасте, вопросами про Элис, пока он не сдался и не рассказал ей все, что было ему известно, а известно было немного.

Оказывается, красавицу Элис Хэксли рано выдали замуж, в восемнадцать лет, от греха подальше, за бравого полковника-кавалериста, и, конечно же — неудачно. Муж был на двадцать лет старше, изнурял жену ревностью, дело доходило до рукоприкладства. Элис долго терпела, но в конце концов, не вынесла унижений, и, через три года сбежала к родителям. Те ее не приняли, опасаясь скандала и попытались отправить обратно к мужу. Полковник Бриттон приходил с повинной, родители Элис пытались ее уговорить, в переговорах участвовала и обремененная семейством Эдит, которой было уже сорок лет, но Элис категорически отказалась возвращаться к мужу и пригрозила покончить с собой. Чтобы как-то смягчить скандал, Элис некоторое время жила у Стоттертов, но Эдит опасалась ее негативного влияния на подраставших дочерей, и Элис это чувствовала. У нее был прекрасный врожденный вкус к нарядам и украшениям, и она скоро нашла себе работу модистки во французском доме моды, небольшую квартирку и съехала, к вящему облегчению Эдит.

Через некоторое время полковник Бриттон, пьяный, свалился с лошади во время любительских скачек и умер. Элис официально стала вдовой и, таким образом, ее социальный статус выправился, хотя Джеймс Бриттон оставил ее без копейки наследства, что, в общем-то, никого не удивило. Семейство Хэксли и Стоттерты стали было приглашать Элис на семейные обеды и торжества, как она выкинула еще одно коленце, почище первого.

Элис задумала открыть свое собственное ателье моды и обратилась за ссудой в банк. И Хэксли, и Стоттерты, были предпринимателями, так что этот шаг Элис они только приветствовали, втайне надеясь, что им не придется содержать ее в старости. Элис было всего двадцать пять, как сейчас Минни, и она была страсть как хороша. Ссуду ей утвердили, и она пришла в Национальный Банк Ливерпуля, чтобы подписать контракт. Ее пригласили к старшему менеджеру банка Джорджу Хэйвуду, и тот немедленного потерял от нее голову. И не только голову, но и место.

Дело было в том, что Джордж Хэйвуд был женат. Правда, уже лет десять как они не жили с женой, дочерью американского угольного магната. Мало того, его благоверная вернулась к себе в Штаты, и чем она там занималась, Джордж Хэйвуд не имел ни малейшего представления. Детей у них не было.

Элис влюбилась — в первый раз в жизни, и, таким образом, вляпалась во второй скандал, хуже первого. А хуже он был потому, что Джордж Хэйвуд был не просто менеджером, но и младшим братом владельца банка, то есть фигурой в Ливерпульском обществе довольно известной. Хэйвуд снял особняк в центре Ливерпуля, в котором Элис устроила ателье мод и наняла несколько мастериц и швей. Но из-за скандала дело застопорилось и шло ни шатко ни валко. Несмотря на семейные связи, Джорджу Хэйвуду пришлось уйти в отставку, собственных средств у него было мало, отец вычеркнул его из завещания. Через пять лет он умер от сердечного приступа, и тетя Элис в возрасте тридцати лет осталась горевать совершенно одна.

Однако, по мере того, как этот скандал выцветал из памяти «людей общества», дела модного дома Элис пошли в гору. Она обладала отменным вкусом, и у нее шили наряды по самым свежим парижским выкройкам. Ее клиентура постепенно обрастала известными в обществе именами и, казалось, тетя Элис в зрелом тридцатипятилетнем возрасте, наконец-то, добилась респектабельности. Ее собственная семья и Стоттерты стали время от времени включать ее в списки приглашенных на семейные торжества, но тетя Элис снова всех удивила.

Правда, жизнь ее многому научила, так что ее последняя экстравагантность была известна лишь узкому семейному кругу, но этого было достаточно, чтобы приглашения родственников мгновенно иссякли: Элис «завела роман» со своим садовником. Мало того, что это был человек не их круга, так он еще был на десять лет моложе! Единственное, что как-то облегчало положение, так это то, что тетя Элис оставалась бездетной вдовой. Но даже и это смягчающее обстоятельство оказалось неприемлемым для строгой Эдит, и общение Стоттертов с тетей Элис ограничивалось рождественскими открытками и пирогом с корицей.

И вот теперь именно к этой скандальной тетушке и решила отправиться Минни за недостающей информацией. Она уже поняла, что за день перед свадьбой и, самое главное, обручением Макса, никто ей дома перечить не будет. Поэтому, приняв решение и успокоившись, несмотря на пережитое, Минни мирно уснула в ожидании завтрашнего дня, который должен будет открыть ей самое сокровенное.

А в это время в Ланкаширском Болтоне, ускользнув от семейства, занятого приготовлениями к субботнему торжеству, и заперевшись в своей комнате, сидел за своим рабочим столом лейтенант Артур Рострон. Закрыв лицо руками и еле заметно покачивая головой он мучительно думал: «Боже мой, что же я наделал! Разве я имел на это право?!»

Глава 8. О маразме, симфонии и прочих хризантемах

Адрес тети Элис Минни долго искать не пришлось: среди старых дагеротипов хранились и несколько недавних открыток с рождественскими поздравлениями от Миссис Элис Бриттон, аккуратно вложенных в почтовые конверты. После утренней «генеральной» примерки платья и легкого ланча Минни, отослав совершенно сбитую с толку Кэти за кабриолетом, отправилась непрошеной гостьей по адресу «Под Липами», 25 Уэллингтон Роуд, Аттертон. Непонятно почему, она облачилась в строгий темно-синий костюм и шляпку с густой вуалеткой. От кого именно собиралась Минни скрывать цель и назначение своего визита? Несмотря на кажущуюся серьезность своих намерений, в какой-то степени, все это оставалось для нее игрой, последним запоздалым приключением перед началом серьезной взрослой жизни.

Встревоженный Ричард хотел было ее окликнуть, но Эдит безмолвным жестом остановила его и отрицательно покачала головой: пусть делает, что хочет. Завтрашний двойной праздник под угрозу ставить было нельзя. К тому же, в глубине души, Эдит была уверена, что, какими экстравагантными бы не были поступки ее импульсивной младшей дочери, она все же оставалась глубоко порядочной девушкой.

«Под Липами» оказался приветливым двухэтажным котеджем, с кремового цвета безукоризненно выкрашенными стенами и рыжеватой черепицей, окруженный внушительного для городского дома размера садом. Никаких лип в том саду не было, зато он просто сиял разноцветьем так же безукоризненно ухоженых розовых кустов, георгинов, гладиолусов и огненных хризантем, среди которых виднелись легкие садовые скамейки, столики, небольшая беседка. Сад был явно создан умелыми и заботливыми руками, и загорелый обладатель этих самых рук сейчас направлялся к калитке, приветствуя Минни белоснежной улыбкой.

— Вы на примерку к миссис Бриттон, мисс? — приветливо окликнул ее садовник. На Минни с любопытством смотрели прищуренные на загорелом лице карие глаза.

Вспомнив о роли повелителя хризантем в жизни тети Элис, Минни покраснела. Какая удача, что на ней была вуалетка! И что же это, у нее на физиономии написано, что она мисс, а не миссис?!

— Н-нет, я с частным визитом, — несколько запинаясь промолвила она, и, раздосадованная своим собственным замешательством, добавила более решительно, — я ее племянница, Минни Стоттерт.

— Племяааанница, — удивленно протянул садовник, его глаза округлились — ух ты! Вот Элис, то есть миссис Бриттон, обрадуется-то! — Голос у него был приятный, с сильным, но мягким ланкаширским акцентом.

И он тут же встревоженно добавил:

— Надеюсь в семье все хорошо? Ничего не случилось?

— Все в порядке. Я завтра замуж выхожу! — зачем-то выпалила Минни и опять покраснела. Ну вот зачем это знать садовнику? Он ведь не член их семьи! Хотя это как посмотреть…

— Вот здорово! Поздравляю! — садовник опять повеселел и распахнул перед Минни калитку — Заходите же, мисс Стоттерт, проходите в дом. — И он с учтивым поклоном указал Минни на красиво уложенную бело-розовым гравием дорожку. — Ой, простите, я не представился! Меня зовут Дэниел, Дэниел Гарднер. — И он снова учтиво склонил голову.

Минни не удержалась и хихикнула. Гарднер развел руками и тоже улыбнулся:

— Да, вот так уж вышло — говорящая фамилия!

«Прислуге не принято представляться, — размышляла Минни, украдкой, из под вуалетки, кося глазами на идущего чуть позади нее садовника, — тем самым он выдал свое положение в этом доме. Но руки подавать не стал, не переступил черту».

На вид ее провожатому было лет сорок. Он был высок, худощав, с копной курчавых, непослушных каштановых волос, покрытых соломенной шляпой с большими полями, которую он торопливо сорвал с головы и сунул себе подмышку.

По-видимому в ответ на их голоса, увитая плющом и украшенная чугунной резьбой дверь коттеджа распахнулась. На пороге стояла среднего возраста остроносая и быстроглазая женщина, облаченная в белоснежный фартук и такую же наколку.

— Роузи, Роузи! — окликнул ее Гарднер. — Беги, скажи хозяйке, что у нас в гостях ее племянница, мисс Минни Стоттерт!

Роузи всплеснула руками и исчезла в глубине дома, оставив дверь распахнутой. Послышались приглушенные женские голоса, и запыхавшаяся Роузи вновь появилась в проеме двери.

— Добро пожаловать, мисс! — ее угловатое лицо выражало почтение и даже некоторое подобострастие, — миссис Бриттон наверху, в гостиной, я вас провожу!

Минни оглянулась на Гарднера.

— Надеюсь еще увидеть вас перед уходом, мисс, — почтительно поклонился он и, нахлобучив на голову соломенную шляпу, быстро зашагал прочь.

Минни, ведомая Роузи, только успела подняться на второй этаж по устланной ковровой дорожкой винтовой лестнице с отполированными до блеска перилами, как ее схватила за плечи, выбежавшая из одной из комнат невысокого роста стройная и элегантно одетая женщина.

— Боже мой, Минни! Малышка Минни! Да как же это! Не может быть! — женщина одновременно крутила оторопевшую Минни за плечи, обнимала ее, тут же отталкивала, чтобы рассмотреть получше, и снова обнимала. Наконец, она прижала Минни к груди, обдав ее тонким ароматом серебристого ландыша, и разрыдалась, всхлипывая и целуя Минни в лоб и в круглые щечки.

И странное дело: Минни почувствовала вдруг такую нежность и близость к этой, в общем-то, малознакомой женщине, что у нее тоже защипало в носу.

— Тетя Элис, тетя Элис, — шептала она, обнимая ее и поглаживая хрупкие плечи.

Наконец, они оторвались друг от друга, обе достали кружевные платочки и, все еще не веря своим глазам, Элис увлекла Минни за талию в небольшого размера уютную гостиную. Если бы Минни не была так ошеломлена и заворожена встречей с тетей Элис, она бы обратила внимание, с каким вкусом была обставлена гостиная. Темно-нефритовые тяжелые портьеры с длинными кистями, пара низких диванчиков и несколько кресел, обитых салатного цвета атласной тканью, овальный стол из орехового дерева, окруженный полдюжиной стульев, журнальный столик. Стены украшали акварели, несколько гобеленов и канделябров. Ничего вычурного, но все отменного качества.

Однако Минни было совсем не до того. Расчувствовавшаяся оказанной ей сердечной встречей и нахлынувшей неизвестно откуда взявшейся нежностью к тете Элис, она почти что забыла о цели своего визита. Присев на один из диванчиков, взявшись за руки, Элис и Минни не могли насмотреться друг на друга. Как же они были похожи: одна казалась постаревшей версией другой.

Хотя постаревшей тетю Элис язык не повернулся бы назвать. Ей должно было быть уже около пятидесяти лет, но как струнка была пряма ее спина и тонка талия, на лице не было заметно морщин, так же задорно, как у Минни, был вздернут напудренный носик, блестели подернутые поволокой бездонные умопомрачительные глаза. Облегающий домашний темно-зеленый парчовый костюмчик с высоким кружевным воротником подчеркивал стройность ее фигуры. Лишь волосы цвета воронова крыла были подернуты серебряной паутиной.

— Какая же ты стала взрослая Минни! И настоящая красавица! Сколько тебе уже — двадцать три, двадцать четыре? — утирала слезы тетя Элис. — Ну расскажи же, расскажи мне все — как мама и папа, Мэгги, Макс, Элинор? Не молчи же!

И Минни взяла и рассказала ей все как есть, как самой близкой, самой закадычной подруге, которой у нее, кстати сказать, и не было. Как-то так получилось само собой, что делиться сокровенным с тетей Элис казалось самым естественным занятием на белом свете.

Ни на секунду не почувствовала Минни смущения или неловкости. В общих чертах обрисовав самые важные недавние события из жизни семьи, братьев и сестер, она, чуть зардевшись и блестя глазами, поведала тете Элис о своих поклонниках, неудачном сватовстве Чарльза Стэнли и, наконец, о встрече с лейтенантом Ростроном и предстоящей свадьбе, не преминув просветить тетю на предмет доблести, благородства, принципиальности и прочих достоинств жениха. Тетя Элис слушала ее затаив дыхание, изредка восклицая, всплескивая руками или качая головой. Расторопная Роузи безмолвно появлялась и исчезала, сервировав низкий журнальный столик прибором для чая, конфетами, печеньем и вареньем нескольких сортов.

Минни поделилась с тетей Элис своей внезапно вспыхнувшей любовью к голубоглазому лейтенанту, их скоропалительным романом, недавними перипетиями и переживаниями, неудачной попыткой разговора с матерью и совсем уж провальной встречей с сестрами. Ее будто прорвало, такой острой, оказывается, была потребность поделиться сокровенным без оглядки, без опасения быть неправильно понятой. Наконец, Минни остановилась, чтобы перевести дух.

Тетя Элис смотрела на нее с нежностью и пониманием. Она ласково провела ладонью по щеке племянницы.

— Ты беспокоишься, как у вас все будет?

— Да, да! Тетя Элис! — взволновано отозвалась Минни.

— Ты любишь его, Минни? — тихо спросила Элис. — Тебе приятны его прикосновения, поцелуи?

— Очень, тетя Элис! — горячо отозвалась Минни, — как его увижу, меня так к нему и тянет, все время хочется, чтобы он меня касался, — зардевшись добавила она.

— У вас все будет хорошо, — убежденно ответила Элис. — А он сам уверен в себе, как тебе кажется?

— У него уже была жена, — и Минни рассказала тете о Люсиль Бланшар.

— Ух, ты, француженка! Считай, что у твоего Рострона лицензия высшей категории по данному предмету. — рассмеялась она. — А если серьезно, Минни, то он получил опыт близости в настоящих любящих отношениях, у него к женщине, я уверена, сформировались нежность, понимание и уважение. Ему сильно повезло, а тебе еще больше. Наши мужчины, к сожалению, свой первый любовный опыт приобретают в борделях — физическая страсть, отрешенная от эмоций, к которой примешаны брезгливость и пренебрежение к женщине. Они ее начинают воспринимать исключительно как объект потребления, безгласный и почти что неодушевленный.

Тетя Элис разволновалась, было заметно, что говорит она о самом наболевшем, и что ей тоже не с кем было поделиться.

— Я не была влюблена в полковника Бриттона, когда выходила за него замуж, но мое сердце было свободным, и у него был прекрасный шанс его занять. Он был намного старше меня, но был стройным, представительным, красивым мужчиной. Внешне он мне понравился, и я лелеяла надежду, что смогу его полюбить. Неделю перед свадьбой не спала, все представляла, как у нас все будет, как он будет стараться завоевать мое сердце, каким будет предупредительным и нежным. И как, наконец, ему это удастся, и мы будем жить долго и счастливо. — Тетя Элис замолкла на минуту и добавила с горечью. — Нафантазировала с три короба. А на деле получилось, что как был он по жизни кавалеристом, так и…, — и тетя Элис махнула рукой. Ее глаза наполнились слезами. — На меня будто небеса обрушились. Я была раздавлена, оскорблена, унижена, даже если забыть про физическую боль. Мною попользовались как прибором для бритья.

Элис замолчала, и Минни нежно взяла ее за руку.

— По прошествии времени я поняла, что Бриттон не хотел и не думал меня намеренно унижать или обижать. Просто он не умел по-другому. Он взял свое, как ему и полагалось, так он считал. А за это мне причитались наряды и украшения, на которые он не скупился. Когда я сбежала к родителям, он так и не мог взять в толк, отчего. В его понимании, мне полагалось терпеть, а ему за это платить, и он свою часть договора честно выполнял…

— Мой Ушастик ни разу не ходил к этим… женщинам. Он мне так и сказал, и я ему верю, — промолвила Минни.

— Как ты его назвала? — заулыбалась тетя Элис, утирая слезы.

— Ушастик, — мечтательно ответила Минни. — У него уши чуть оттопыренные. И глаза такие бесподобно голубые! И он такой нежный. Мы ведь уже целовались, тетя Элис, — глаза у Минни загорелись, — и… и он даже ласкал и целовал мою грудь. Я сама ему разрешила, — поспешно добавила она. — Вот эту! — и она гордо указала на левую грудь.

Тетя Элис звонко рассмеялась:

— Ну раз эту, то все будет в порядке! Вы, однако же времени зря не теряли! И ты, Минни, бедовая девочка! Уж точно не в маму!

— Тетя Элис, — спросила Минни умоляюще, пропустив мимо ушей невинный укол в сторону Эдит, — ведь не обязательно, чтобы было все так плохо в первый раз, ведь может же быть хорошо, правда?

— Минни, милая, не только может, но должно быть хорошо, и у тебя непременно так и будет! Тому есть единственное условие — чтобы вы по-настоящему любили друг друга. А я так посмотрю, что этого у вас с избытком! Да и лейтенант твой, судя по всему, человек добрый и внимательный.

— Он самый добрый, нежный и ласковый на всем белом свете! — вырвалось у Минни.

Элис теперь улыбалась, но ее улыбка была печальной.

— Я вот так же, без оглядки, влюбилась в Джорджа Хэйвуда. И хотя к тому времени я была уже вдовой, у меня с Джорджем было все как в первый раз. Я так натерпелась и напугалась в браке, что боялась близости как огня, почище любой невинной девицы, мне становилось дурно от одной мысли о ней. Но, встретив Хэйвуда, я решилась пройти через это еще раз, так как не могла с ним расстаться. Я шла в постель как на эшафот. Но вместо унижения и боли получила неземное блаженство, о существовании или даже возможности которого не имела ни малейшего представления. Передо мной словно раскрылись врата рая, Минни! Контраст был таким невероятным, что я прорыдала в объятиях Хэйвуда всю ночь — от счастья!

Минни смотрела на тетю Элис во все глаза, полуоткрыв ротик и ловя каждое ее слово.

— Все те несколько лет, что мы были вместе, у меня остались в памяти как божественная музыка, — мечтательно произнесла Элис, но глаза ее снова затуманились. — Хорошее, как и плохое, почему-то имеет привычку заканчиваться. Слишком быстро я его потеряла, слишком короткой оказалась наша симфония… Прости, я становлюсь такой сентиментальной и высокопарной, когда вспоминаю моего несчастного, моего любимого Хэйвуда.

Минни погладила Элис по руке и быстро спросила, чтобы отвлечь ее от печальных воспоминаний.

— А сейчас, тетя Элис? Ты счастлива сейчас? — и она невольно посмотрела в сторону окна.

Элис смахнула слезы и улыбнулась.

— Ты ведь встретила его внизу?

Минни кивнула.

— Дэн очень хороший человек. Добрый, спокойный, и, мне кажется, он меня искренно любит. Мы оба немолодые люди, хоть он и моложе. У каждого из нас за плечами своя история. Мы движемся к закату, и оба уже хорошо представляем, чего нам надо от жизни. Когда мы стали жить вместе, я уже знала, как должно и как не должно быть между нами. Я рассказала Дэну, что мне нравится, а что нет, как он должен себя вести в моем доме, в моей постели. И он все это воспринял правильно. Так что мы стараемся тихонько жить в свое удовольствие, никому не мешая и… никому не навязываясь, — Элис невольно взглянула на Минни.

Минни все поняла и легонько покраснела. Ей стало неловко за свою семью.

— И ты, по-прежнему, слышишь райскую музыку? — улыбнулась она.

— Того безумного восторга и блаженства с Дэном у меня нет, но мне с ним очень хорошо, приятно и даже весело. Скажем так: я смотрю на нашу близость с удовольствием.

Минуту они помолчали, каждая думала о своем. Наконец, Минни спросила, с надеждой:

— Тетя Элис, а у меня будет симфония?

— Непременно! — уверенно ответила Элис. — Судя по твоему рассказу, твой лейтенант, твой Ушастик, — улыбнулась она, — должен быть искусным, но не испорченным любовником. Его первая жена, будучи намного старше, наверняка научила его вести себя с женщиной так, чтобы именно ей было хорошо. Он, скорее всего, умеет отдавать, а не только брать. И мне очень понравилось, с каким уважением он отзывался о своей первой женщине и называл ее женой, хотя фактически она ею не была.

— Мне тоже, — прошептала Минни.

— В первый раз может быть и не случится райской музыки, — продолжила Элис осторожно. — Иногда даже любящим супругам необходимо несколько дней или даже недель, чтобы приладиться, приспособиться друг к другу. Но если ему удастся довести тебя до оргазма в первую же ночь — считай, что ты выиграла приз один на тысячу!

— До чего?! — в ужасе воскликнула Минни. — До маразма?!

Тетя Элис чуть не покатилась со смеху. Она махала руками в воздухе, утирала слезы от хохота и минуты две не смогла даже ответить.

— Только маразма мне и не хватало! — проворчала Минни и сама же прыснула.

— Ох, Минни, — ну и развеселила же ты меня! Оргазм — это то самое блаженство, о котором мы только что толковали, только по-научному. Я, почему-то, уверена, что у него все получится сразу.

— Вообще-то он у меня шустрый, его друзья искрой прозвали, — засмеялась Минни и тут же осеклась.

— А вдруг это я ему не понравлюсь? — добавила она с испугом. — Я ведь ничего не умею! Вдруг я ему покажусь после Люсиль скучной дурехой?! Неуклюжим поленом?!

Минни не на шутку встревожилась. Она в первый раз посмотрела на ситуацию с противоположной стороны.

— Глупости! — отрезала тетя Элис. — Во-первых, он прекрасно знает, что ты ничего не умеешь. Во-вторых, он научит тебя любви, так же, как научили его самого.

— А можно мне хоть чуточку поучаствовать? — умоляюще спросила Минни. — Чем-нибудь? Ну хоть немножечко!

Элис вначале отрицательно покачала головой, но потом задумалась.

— Погоди! — сказала она и вышла в соседнюю комнату. Минут через пять она вернулась, неся что-то в руках, и откинула портьеры.

— Вот, посмотри, — торжественно провозгласила тетя Элис, разворачивая какую-то ткань. — Мой тебе свадебный подарок.

Минни ахнула от восторга. В лучах послеполуденного солнца перед ней сверкал и переливался сотканный из тончайшего шелка и гипюра темно-гранатового цвета ночной пеньюар.

— Последний парижский шик, я получила посылкой только на прошлой неделе. Здесь и ночная сорочка на узких бретельках и такая же накидка.

— Тетя Элис! — пролепетала Минни, с благоговением и ужасом дотрагиваясь до пеньюара. — Он же почти совершенно прозрачный! — ееголос переломился на полуслове.

— Ну так, — поддразнила ее Элис, — кто-то ведь хотел поучаствовать? Как появишься перед благоверным в этом пеньюаре, он тебя не то что до маразма, а до полного умопомрачения доведет! Ну что, слабо? Не осмелишься?

Минни поджала губки:

— А вот и осмелюсь! Большущее спасибо, тетя Элис! — и добавила, прыснув в ладошку, — бедный Ушастик, как бы он дар речи не потерял!

Они обе расхохотались как две шаловливые подружки.

— А еще? Что еще я могу сделать? — Минни совсем разошлась.

Тетя Элис колебалась. В руке у нее был маленькая красивая баночка.

— Я не совсем уверена, как он воспримет, если ты подаришь ему вот это…

— А что это, тетя Элис? Мне как то не кажется, что лейтенант Рострон втирает себе в лицо крем для красоты, — снова прыснула Минни.

— Это баночка ароматизированного вазелина, и она вовсе не для лица, а … для совсем противоположного места.

Минни осеклась с разбегу и густо покраснела.

— Это что же, его … это самое… надо будет в меня проталкивать, что ли?! — пролепетала она в растерянности.

— Ну в общем-то, да… — Элис с беспокойством взглянула на Минни, не испортила ли она всего, не напугала ли ее своими откровениями? Вот так, хочешь искренне помочь, а на деле можешь все испортить! С другой стороны, смазка, в особенности, в первый раз, может сильно облегчить ситуацию. Да и ее племянница, кажется, не из пугливых.

— Но если мужчина искусен, ты почувствуешь только небольшой дискомфорт. Все зависит от размера, — поспешно добавила она, и еще от твоей позы. Вот здесь ты тоже можешь ему помочь.

— Размер мне, конечно же, неизвестен, — фыркнула Минни, — но лучше бы уж он был поменьше!

Элис улыбнулась, но воздержалась от комментариев.

— Кстати, — заговорщически добавила она, — я вычитала в одном рискованном дамском журнале, что размер мужского пениса соответствует размеру большого пальца руки.

— Ишь ты, название-то какое диковинное… латинское, — проворчала Минни, с интересом разглядывая свой большой пальчик.

— Да не твоего, глупышка! — рассмеялась тетя Элис, — а его пальца!

— Ух ты! — ужаснулась Минни, — пальцы у него длиннющие!

— Вообще-то это считается большим достоинством, — все-таки не удержалась Элис. — Шансы твоего будущего супруга на симфонический гранд финале резко повысились!

— Ох не знаю, хватит ли у меня духа всучить ему эту баночку… Все-таки немного развязно, мне будет неловко.

— Вот и я поэтому колебалась. Но все-таки возьми с собой, на всякий случай.

Минни послушно упрятала баночку себе в сумочку. «Лишь бы мама не обнаружила, ни ее, ни пеньюар», — подумала она с ужасом.

— Так что там насчет позы? — полюбопытствовала она.

Тетя Элис объяснила.

— Час от часу не легче! — проворчала Минни, — прямо как лягушка! Осталось только препарировать! — Минни снова прыснула, и они с Элис расхохотались.

— Ну а дальше-то что? Для чего весь сыр-бор и столько хлопот? — Минни перестала волноваться, ей уже было просто интересно: что будет, то будет!

— Дальше, — ответила Элис неожиданно мягко и нежно, — он будет ласкать тебя — везде. И вот тогда-то и зазвучит божественная музыка для вас обоих.

Минни присмирела. Она представила себе Артура так явственно, так близко. Его невозможные голубые глаза, его ласковый взгляд, нежные пальцы и губы, добрую улыбку. У нее перехватило дух. Она доверится ему. У них все будет замечательно.

Минни поднялась и обняла Элис.

— Мне пора идти, тетя Элис. Еще столько всего надо переделать! Завтра в одиннадцать часов венчание, потом небольшой прием, а в два часа у нас билеты на Блэкпулский поезд.

— Как это прекрасно, медовый месяц с любимым в Блэкпуле! — Элис ласково улыбалась, но глаза у нее были печальны.

— А у меня еще и чемодан не собран! — продолжала тараторить Минни, — твои подарки займут в нем самое почетное место! Лишь бы мама в него не заглянула!

Они рассмеялись. Элис послала Роузи за кабриолетом.

Держась за руки, Минни и Элис спустились на первый этаж.

Минни снова обняла Элис за худенькие плечи.

— Милая тетя Элис! Я словно вновь обрела тебя, и ни за что теперь больше не потеряю. Ты мне теперь как самая близкая, самая дорогая подруга!

Глаза Элис наполнились слезами. Она хотела что-то сказать, но Минни жестом остановила ее.

— Ты окажешь нам, нет, вы с Дэном окажите нам большую честь, если придете завтра на наше с Артуром венчание, а потом и на прием.

Элис печально покачала головой.

— Не думаю, чтобы это понравилось Эдит. Не стоит создавать неловкой ситуации на твоем празднике, Минни. Я, это еще куда ни шло, но Дэн… Мы ведь не женаты, Минни.

— Тетя Элис! На пороге двадцатый век, через четыре месяца наступит 1900 год! Какое это имеет значение, женаты вы или нет! Вы дружная и преданная пара!

— Для твоей семьи имеет, — прошептала Элис.

Голос Минни вдруг зазвучал строго и даже властно.

— Завтра мой праздник, тетя Элис, и моя свадьба! И это я приглашаю тебя на свое венчание. Менее, чем через сутки, я стану миссис Рострон, и закоснелые устаревшие правила на мою семью распространяться не будут!

— А что скажет мистер Рострон?

— Он поддерживает меня во всем, — горделиво задрала носик Минни.

И добавила уже мягко, почти умоляюще:

— Тетечка Элис, обещай мне, обещай, что вы придете!

Вместо ответа Элис только кивнула головой, обняла Минни и снова расплакалась.

Так, обнявшись, они дошли до калитки, где их поджидал Дэниел Гарднер.

— Дэн, — радостно, но смущенно проговорила Элис, — Минни приглашает нас завтра на свое венчание и свадьбу!

Потерявший дар речи, ошеломленный Гарднер смотрел на Минни раскрыв рот. Наконец он пролепетал:

— Меня?!

— Да. Жду вас обоих завтра в Церкви Святого Иоанна Крестителя в одиннадцать утра! — и Минни демонстративно пожала руку Дэниелу Гарднеру, перед тем, как сесть в подоспевший экипаж.

За ужином Минни была весела и говорлива, глаза ее блестели, — в общем она вновь стала обычной Минни Стоттерт. Куда только делись недавние подавленность и отрешенность! Эдит и Ричард переглянулись, и Эдит недоуменно пожала плечами и воздела очи к потолку: семь пятниц на неделе у этой взбалмошной девчонки!

«Повезло лейтенанту Рострону, что он моряк!» — подумала Эдит.

За столом обсуждали детали завтрашнего дня, предстоящий прием, путешествие в Блэкпул, — все, что угодно, только не сегодняшнюю поездку к Элис Бриттон.

Тем не менее, за чаем, горделиво задрав носик, Минни заявила безапелляционным тоном:

— Я пригласила тетю Элис и ее мужа на завтрашнее торжество.

Ричард испуганно зыркнул глазами на жену. Эдит поджала губы, но возражать не стала.

Еще не было и восьми часов вечера, когда Минни засобиралась в свою комнату, чтобы подготовиться к завтрашнему дню: надо было упаковать чемоданы, приготовить украшения, примерить туфли, да мало ли еще что! Да еще и выспаться — завтра придется вставать ни свет, ни заря: в девять часов придет парикмахерша для укладки волос. Ричард и Эдит тоже разошлись по своим комнатам, волнуясь и предвкушая завтрашний двойной праздник.

Первым делом, с помощью Кэти, Минни уложила два больших чемодана, запрятав подарки Элис на самое дно. Туда же, после небольшого колебания, последовал ее любимый плюшевый медвежонок. Чемодан с компроматом она закатила под самую кровать.

Потом Минни с замиранием сердца примерила нежнейшее белое кружевное платье, украшенное крупными чайными розами, вшитыми от левого плеча к правому бедру, белую фату, белоснежные туфельки из тончайшей кожи и великолепный бриллиантовый гарнитур — подарок отца. Минни долго крутилась перед зеркалом. Как же она была хороша!

Минни уже улеглась в постель, когда в дверь постучала Эдит. С самым торжественным, хоть и смущенным видом, она вручила дочери белье для первой брачной ночи.

Минни не знала смеяться ей или плакать и всеми силами пыталась удержать серьезное выражение лица: перед ней красовалась длиннющая белоснежная ночная сорочка, сшитая из толстенного полотна, с длинными рукавами и высоким воротом. Залезать в нее можно было только целиком, как в средневековую броню. Снимать тоже.

Сердечно поблагодарив мать за подарок и закрыв за ней дверь, Минни повалилась на кровать в беззвучном хохоте. Вот бы, правда, надеть эту броню и посмотреть, сможет ли всегда такой находчивый лейтенант Рострон найти в ней лазейку?! С другой стороны, рубашка, на ощупь, была сшита из такого же толстенного полотна, что и корабельные паруса. Рострон может вполне почувствовать себя в своей стихии — будет лазать по ней, как по мачте!

Представив себе эту картину, Минни не выдержала и расхохоталась, а потом долго не могла угомониться, так ей стало весело.

Наконец, она уснула. Снился ей улыбающийся Артур Рострон, натирающий вазелином корабельный парус.

Глава 9. Герцоги и пираты

Как все мечтательные девочки, со временем превращающиеся в не менее романтически настроенных барышень, Минни, конечно же, мечтала и фантазировала о своей свадьбе. О блистательном наряде, о торжественном шествии под руку с отцом от самого входа церкви до алтаря под звуки божественной музыки. Ей виделось, какое сногсшибательное впечатление она производит, как в пантомимном медленном восторге раскрываются рты присутствующих, и все шепчут — какая красавица невеста, какое платье, какие украшения, какая шикарная свадьба! Образ жениха, при этом, оставался подернутым белоснежной дымкой, вроде серебристого облака: на ее празднике он оставался второстепенным персонажем, статистом. Это она была королевой, она, Минни, правила балом. Это должен быть ее самый главный день, день, в котором важнее нее не будет никого на белом свете, ни короля, ни султана! Она запомнит его каждый час, каждую минутку, свое каждое движение, несомненно, грациозное и величественное.

Как же могло так получиться, что когда этот долгожданный, отвоеванный день венчания, наконец-то, настал, оказалось, что серебристая дымка поглотила его основательную часть, оставив ей лишь проблески запомнившегося?! Память Минни, опутанная всем пережитым, молниеносным обручением, запечатлела лишь отрывочные эпизоды самого венчания, словно немые движущиеся кадры синематографа, или застывшие картинки, которыми она забавлялась в детстве.

Утренние приготовления прошли с волнующей скоростью, и были почти полностью забыты. И вот специально заказанная открытая карета с запряженными цугом четырьмя белыми лошадьми, в которой сидят Минни с отцом, величаво подкатывает к кованным железом широко распахнутым готическим воротам Церкви Святого Иоанна Крестителя. Волнующийся Ричард торжественно помогает дочери выбраться из кареты, Минни видит улыбающихся Макса и Клементину, которая одета в подобающе скромный, но роскошно-элегантный костюм подружки невесты. Клементина ласково целует Минни в обе щеки, подает ей букетик цветов и становится чуть позади. Откуда ни возьмись, появляются две девочки и хватают шлейф ее платья. Минни вздрагивает и не сразу узнает дочерей Лиззи. «А где же мама?!» — почему-то с ужасом думает Минни, и тут же успокаивает саму себя. Мама, конечно же, сидит в первом ряду в церкви, участвовать в процессии ей не полагается.

Ричард с Минни под руку подходят к темно-бордовой длинной ковровой дорожке и начинают свое медленное и торжественное шествие к алтарю. Вот оно! Вот самое главное, что случается в жизни девушки и сейчас произойдет с ней, с Минни. Надо запомнить все, все до мельчайшей подробности: улыбающиеся лица, канделябры, солнечный свет, пробивающийся сквозь мозаику готических стекол, даже строгий, неназойливо сладковатый запах ладана. Минни выпрямилась, совсем немного задрала носик, хотя этого почти не было заметно под полупрозрачной вуалью короткой фаты, и поудобнее оперлась на отцовскую руку, приготовившись величественно проплыть до алтаря.

Но у алтаря в белоснежной парадной форме лейтенанта военно-морского флота, при шпаге и эполетах, с фуражкой, зажатой в левой руке, стоял он, Артур. При звуках музыки он стремительно обернулся и лицо его осветила широкая восторженная улыбка, лучистые глаза почти что фосфоресцировали в глубине церкви. Улыбка эта, казалось, жила своей собственной жизнью, как у Чеширского кота из любимой сказки Минни, и заполнила собой весь храм. Завороженная, Минни двигалась к этим невозможно бирюзовым глазам, и больше уже никого и ничего не замечала.

Отец бережно подвел ее к жениху и, всхлипнув, отошел. Его Минни уже больше никогда не не будет Стоттерт! Артур теперь был совсем рядом, он взял ее за руку. Шафер подтолкнул его в плечо — так не полагается, но Артур только отмахнулся.

Викарий, как положено, три раза торжественно опросил присутствующих, не известны ли им причины, по которым данный брак не должен состояться. Таковых не оказалось, и вот уже Артур повторяет за викарием слова клятвы, что согласен взять в жены Этель Минни Стоттерт, оберегать ее, любить, уважать и заботиться о ней в здоровье и в болезни, до тех пор, пока смерть не разлучит их. Минни так захватывает мелодичность его глубокого взволнованного голоса, что она чуть не пропускает свою очередь приносить клятву, и Клементина слегка касается ее руки. Минни послушно повторяет за викарием, что готова любить, уважать и заботиться об Артуре Генри Ростроне в здоровье и в болезни и прочее и прочее, и смутно осознает, что чего-то не хватает! По залу проходит легкий шумок и даже у Клементины вырывается тихий возглас удивления. Но Минни никак не может взять в толк, что же все-таки произошло.

Их объявляют мужем и женой, они обмениваются кольцами, словно материализовавшимися из ниоткуда в бархатном футляре, и в следующий момент, руки Артура уже поднимают ее фату и сухие, теплые губы крепко и нежно прижимаются к ее рту. Минни с трудом осознает что все, свершилось! Они принадлежат друг другу, на самом деле, на всю жизнь, а если верить в Господа, как они с Артуром — на всю бесконечную вечность! Эта мысль своей грандиозностью настолько поражает Минни, что она судорожно заглатывает воздух, и, сама того не желая, начинает всхлипывать. В смятении она поднимает широко раскрытые медовые глаза к нему и видит, как по щеке Артура катятся две слезинки, и он этого ни капельки не скрывает.

— Люблю тебя, — шепчет он.

Совсем расчувствовавшись, Минни утыкается ему в плечо, и так они и стоят, у самого алтаря, всхлипывая и обнявшись.

Откуда-то взявшиеся молодые офицеры, шафер и Макс с Клементиной шукают на них, что негоже плакать на своей собственной свадьбе. Артур, уже улыбаясь, предлагает Минни позаботиться о ней в качестве новоиспеченного мужа, и утирает ей носик большим флотским носовым платком. В ответ Минни вытирает его щеки своим маленьким кружевным платочком, все смеются, и они попадают в объятия семьи, родственников и знакомых. Все наперебой пытаются их расцеловать, пожать руку, обнять, но Артур с Минни цепко держаться за руки, и толпе не удается их разъединить.

Подскакивают фотографы, и после короткого броуновского движения присутствующие располагаются перед входом в храм, чтобы быть ослепленными магниевыми вспышками. Эдит становится рядом с Минни:

— Я так рада, что мне не удалось воспротивиться вам, дочка! Ты уж прости меня!

— Ну что ты, мамуля! — чмокает ее сияющая Минни. В своем паряще-благодушном состоянии она готова простить и полюбить кого угодно, даже Мэгги. Ах да, Мэгги, где же она?! Взгляд Минни выхватывает из толпы весело хлопающую в ладоши Лиззи и рядом — печальные и виноватые глаза Мэгги. Минни вздыхает с облегчением — все же она пришла. Как это хорошо! Она увлекает Артура к сестрам и представляет им новоиспеченного зятя.

Артур нежно целует невесток в обе щеки, и Минни вдруг с удивлением осознает, что это ей не совсем нравится. Его нежность должна принадлежать ей и только ей! Она еле-еле поджимает губки, но от Артура это не ускользает. Лукаво улыбаясь, быстрым движением, он обхватывает Минни за талию и прижимается к ее губам с такой страстью, что у Минни дух захватывает! Лиззи снова хлопает в ладоши и весело смеется, а грустные глаза Мэгги становятся еще грустнее. Артур бросает на нее взгляд и хмурится.

«Заметил! Он тоже заметил!» — думает Минни, и они с Артуром обмениваются озабоченными взглядами.

Но в это время к молодоженам подскакивает с поздравлениями целая ватага, состоящая из солидного возраста, но моложавого и быстрого в движениях господина, двух молодых людей и двух девушек, все — ушастые, носатые и белобрысые!

«Ростроны! Целая стайка! Невозможно ошибиться!» — Минни из последних сил, но все же удается удержаться от смеха, благо что глазастого Артура отвлек зачем-то Макс, и ее знакомство в новыми родственниками завершилось сердечно и благополучно.

Макс продолжал шутливо отчитывать Артура, и Минни вклинилась в их разговор, готовая вступиться за мужа.

— В чем дело, Макс? Чем ты недоволен?

— Так вот ведь, — с шутливым негодованием ответил Максвелл, — не успел я даже начать свою семейную жизнь, как твой лейтенант загнал меня под дамский каблучок по самую макушку!

— Как так?!

— Влюбленные! — Макс театрально поднял глаза к небу. — Ну что с них возьмешь! Ты даже не заметила, на что соглашалась в церкви?

Минни недоуменно смотрела на приятелей. Артур легонько посмеивался.

— Вообще-то, мне показалось, что чего-то не хватало, — вспомнила она, и вроде бы гости зашумели… Да! И Клементина была удивлена, кажется… А что? Что-то было не так с моей клятвой?! — Минни разволновалась не на шутку! А вдруг их брак признают недействительным?!

Артур обнял ее и поцеловал в висок.

— Все в порядке, Минни. Макс, как тебе не стыдно ее дразнить?! А где же Клементина, и почему не объявляют о вашей помолвке?

Макс состроил уморительно надменную рожицу.

— Ожидается его светлость, сам сэр Арчибальд Сэссил с семьей, — проговорил он на нарочитом «королевском английском» с удлиненными гласными, — их светлости имеют привычку запаздывать. — И он продолжил нормальным тоном, — Клементина отошла к воротам, чтобы встретить отца, ну и наша матушка с ней. Разве она пропустит случай быть представленной его светлости!

Минни и Артур заулыбались. Но Макс не унимался:

— Так вот, твой благоверный, дражайшая сестренка, воспользовался тем, что жениху позволено редактировать слова клятвы и попросил викария изъять из твоей слова о том, что ты обязуешься ему повиноваться и служить.

Минни вскинула на Артура глаза. Он смущенно улыбнулся.

— Видите ли, — продолжил Макс, — Это он собирается тебе служить и повиноваться, и вообще считает, что слова эти давно устарели. Реформатор церкви объявился! — фыркнул Макс.

Минни почувствовала, как ее сердце наполнилось теплом, а к горлу подкатил комок. Она легонько сжала руку Артура, которую продолжала держать в своей.

— А тебе что за дело, Макс?! — парировала она.

— А то, дорогая сестричка, что моя невеста вначале удивилась, потом задумалась, заинтересовалась, и, в конце концов, ей это так понравилось, что она поставила мне ультиматум: либо ее клятва будет такой же, либо свадьбы не будет! Пришлось капитулировать!

Минни с Артуром теперь вовсю смеялись. Макс продолжил с тем же нарочитым негодованием:

— Мало того, что ему нравится сидеть под твоим каблучком, — при этих словах Минни порозовела от удовольствия, — так он и меня загнал под Клементинин!

Артур, посмеиваясь, спросил:

— Макс, дружище, ты что же и вправду надеялся, что достопочтенная Клементина Сэссил, — эти слова он произнес с тем же шутливым аристократическим акцентом, — будет тебе служить и повиноваться?

Максвелл словно нехотя, но все же отрицательно, покачал головой. Артур доверительно взял его за локоть и спросил приглушенным тоном:

— Так почему же не представить необратимое результатом твоей доброй воли и не заработать пару-другую очков в глазах будущей жены?

Глаза Макса округлились от удивления:

— Ну и хитер же ты, старина! — хлопнул он себя по колену.

— Так вот оно что! — Минни уперла руки в боки. — Считайте, что вы сегодня пока еще ничего не заработали, лейтенант! А там будет видно.

Улыбаясь, Артур обнял ее, крепко прижал к себе и прошептал в самое ушко:

— Я надеюсь много очков заработать еще до рассвета!

У Минни перехватило дыхание, быстро забилось сердце и дико захотелось, чтобы все исчезли прямо сейчас, и они с Артуром остались одни. И день, как назло, только подкатил к пополудню… Минни спохватилась: что за греховные мысли ее одолели во дворе храма!

В это время к воротам неторопливо подкатила белоснежная карета, с гербом герцогов Сэссил, вся обитая вычурными золотистыми узорами и запряженная четверкой вороных коней, вызвав небольшой переполох на улице.

— Да, — негромко усмехнулся Максвелл, — большей безвкусицы и придумать трудно. Это все она, вторая леди Сэссил, из заокеанских нуворишей! Недаром моя Тина ее на дух не переносит! Но, что поделаешь, отец есть отец, и он должен присутствовать на нашей помолвке. Пойдемте, я вас представлю герцогу, — повернулся он к молодоженам.

— Ты иди, Макс, вон тебе рукой машет Тина, а мы здесь подождем. Ты просто обязан его встретить, — спокойно ответил Артур.

Макс посмотрел на него проницательным взглядом и, уходя, понимающе кивнул головой. За ним к воротам потянулись и другие любопытствующие.

— Минни, — спохватился Артур, — что это я за нас обоих решил! Все же ты — сестра будущего зятя герцога. Разве тебе не хочется с ними познакомиться? Это я ему седьмая вода на киселе, но не ты.

— Подумаешь, герцог! — фыркнула Минни.

— Ах да, ты ведь чуть не вышла замуж за одного из них! — глаза Артура блеснули озорством.

Вот нахал! Но не ссориться же сразу после венчания! Не зная, как ответить на эскападу мужа, Минни скорчила рожицу и показала ему розовый язычок. И тут же была самым бесцеремонным образом у всех на виду зацелована в губы, щеки, глаза, лоб.

— Я тебя не обидел? Глупо пошутил, прости меня! — в голосе Артура слышалось такое раскаяние, что Минни мгновенно перестала сердиться.

— Может быть, я немного ревную, — признался Артур, заглядывая ей в глаза.

Минни приосанилась.

— И решил невзлюбить всех герцогов в королевстве? — спросила она, смеясь.

Артур пожал плечами.

— Наследственное дворянство и рыцарство, по моему мнению, это, как ни парадоксально — современный анахронизм. В старые добрые времена титулы давали только за героические поступки, мужество, выдающиеся достижения на благо империи. Давали даже пиратам! — засмеялся Артур. — А переданное по наследству, в большинстве случаев, оно плодит бездельников и разгильдяев. К нашей очаровательной Клементине это, конечно же, не относится, — добавил он галантно.

И тут же поправил недавнюю ошибку:

— Я уверен, что и достопочтенный Чарльз Стэнли — очень достойный человек. Иначе он бы не влюбился в некую кокетливую маленькую брюнетку.

— Ишь ты, — засмеялась Минни, — а вы у нас еще и дипломат, лейтенант Рострон! — и добавила, взяв его под руку, — вот заделаетесь пиратом и получите титул, а я стану леди Рострон!

Артур внимательно посмотрел на нее:

— Что же, если это вызов, то я его принимаю.

— Да ну тебя! — рассмеялась Минни. — Только попробуй вернуться из рейса бородатый, с черной повязкой на глазу, или с деревянной ногой!

— А все же это немного афронт, да? — добавила она с любопытством.

— Сэр Арчибальд проявил надменность, проигнорировав наше венчание, на которое его, как сказал Макс, они с Клементиной пригласили официально, — серьезно ответил Артур, — но предпочел опоздать лишь на помолвку дочери. Этим, по моему мнению, он оказал неуважение, в первую очередь, своему будущему зятю, так как мы с тобой с ним даже незнакомы. Но он имел на это полное право. Также как и я — ожидать его у ворот церкви в качестве хозяина сегодняшнего торжества, а не хвататься за дверцу кареты, — закончил он упрямо.

— А я, как ты! — также упрямо мотнула головой Минни и даже притопнула ножкой.

— Как же я тебя люблю, мой маленький дружочек! — растроганный ее безусловной поддержкой, Артур нежно обнял Минни и поцеловал. Потом еще, и еще, и еще.

Так, целующимися, и застала их у ворот церкви процессия герцога Сэссила. На руку сэра Арчибальда, дородного белокожего мужчины, который отчаянно старался выглядеть неопределенного возраста, опиралась смазливая молодая женщина лет тридцати, обвешанная драгоценностями как рождественская елка. За ними чинно следовали девочка и мальчик, по виду погодки лет десяти-одиннадцати и довольная Эдит. Ричард стоял чуть поодаль.

Клементина представила отцу и мачехе молодоженов. Макс напряженно маячил позади невесты. Артур, как положено, склонил голову и щелкнул каблуками в военном приветствии, не проронив ни слова. Минни пожала руки обоим, но приседать не стала. Макс испуганно зыркнул на сестру, но тут же заметил, что Клементина даже порозовела от удовольствия. Брови герцога Сэссила чуть-чуть поползли вверх, но, тем не менее, он благосклонно, хоть и величаво, поздравил молодоженов. Глаза леди Сэссил надменно скользнули по форме жениха (красивая форма, но какое ей дело до какого-то лейтенанта), она вяло дотронулась до пухленькой ручки Минни, и вдруг — остановилась как вкопанная. На безымянном пальце Минни вызывающе сверкал крупный желтый бриллиант.

— Какая прелесть, какой редкий камень! Откуда это у вас?! — и она словно впервые толком разглядела Минни.

Любопытствующие гости столпились около входа в церковь. Вышел даже викарий, недоумевая, в чем причина задержки.

— Это мое обручальное кольцо, подарок жениха, то есть мужа! — раскрасневшаяся от удовольствия Минни кивнула головой в сторону Артура.

Леди Сэссил, наконец-то, удостоила и его своим надменным взглядом.

— Какой дорогой подарок, однако!

Артур молчал.

Леди Сэссил неожиданно заулыбалась.

— Мне бы хотелось его примерить, милочка, — и она потрепала Минни за подбородок, — я думаю, что оно так подошло бы к моему наряду, неправда ли дорогой? — она обернулась к побледневшему мужу.

Минни краем глаза заметила, как покрылась красными пятнами Клементина, но не поняла, почему бы ей не показать свое кольцо тининой мачехе.

— Конечно, — кивнула она и стала было снимать кольцо с безымянного пальца, как большая ладонь мужа твердо накрыла ее маленькие пальчики.

— Нет! — твердо и спокойно сказал Артур. — Это обручальное кольцо — мой подарок невесте в знак любви и уважения, и моя жена не снимет его с пальца ни при каких обстоятельствах.

— Ах! — рука леди Сэссил, жадно тянувшаяся к кольцу, замерла на полдороге. Минни ошалело смотрела на Артура, но герцог Сэссил, нагнув голову, быстро подхватил жену под руку и почти бегом увлек ее в церковь. За ними последовали ошеломленные гости. Клементина, чуть ли не в слезах, подбежала к молодоженам:

— Какой вы молодец Артур, раскусили ее! Она бы не отдала его назад, — ответила она на недоуменный взгляд Минни, — вот такая вульгарная женщина! Ты же не бегала бы потом за ней по двору, умоляя вернуть одолженное кольцо. На это и был расчет. Я так не хотела их приглашать, это все ты настоял! — и она обернулась к Максу, прежде чем исчезнуть в церкви.

Макс беспомощно развел руками:

— Всегда я во всем виноват!

— Привыкай, дружище! — рассмеялся ему вслед Артур.

Минни все еще недоуменно качала головой. Во дворике церкви кроме них, уже почти никого не оставалось.

— У нас все будет по-другому, правда Артур? — она подняла на него свои медовые глаза.

— Чем у Сэссилов, или у Макса с Клементиной? — не понял Артур.

— Чем у всех.

Артур взял ее кругленькие щечки в свои руки:

— У нас будет лучше всех на всем белом свете!

Помолвка Тины с Максом была заявлена одним из важнейших событий общественной жизни графства. Церемонию освещяло несколько репортеров из местных и имперских газет, и Тину с Максом изрядно ослепили, фотографируя с самых разных ракурсов.

Эдит и Ричард прослезились уже в который раз за день. Собравшееся общество с плохо скрываемым подобострастием поздравляло Сэра Арчибальда, а уж потом и жениха с невестой. Эдит сияла от счастья. Ричард же с беспокойством оглядывал храм в поисках дочери и зятя.

Минни и Артур забрались в уголок, чтобы не попасться на глаза Сэссилам после недавнего инцидента и не испортить помолвки Тины с Максом. Перед самым завершением обряда они выскользнули из храма и присели на скрытую от посторонних глаз старинную скамейку в церковном садике. Минни устроилась у Артура на груди, а он прижался к ее лбу щекой.

— Тебе не обидно, что о нас, кажется, забыли? — тихо спросил он, целуя ее в лоб.

— Что ты, любимый! — Минни подняла голову и заглянула ему в глаза. — По мне, так хоть бы они вовсе оставили нас в покое! И чем скорее, тем лучше!

— Ничего, Минни. Вот увидишь, придет время, когда именно за тобой будут охотиться репортеры и фотографы.

Минни забеспокоилась:

— Только прошу тебя, не загони себя работой ради таких глупостей! Мне никого и ничего не надо кроме тебя… ну и нашей семьи, я надеюсь, — смущенно добавила она, покраснев. — Лишь бы мы были счастливы и здоровы.

— Мой милый помпончик! — вырвалось у Артура.

Минни смотрела на него во все глаза.

— Ох, я так и знал, что проговорюсь! — смутился Артур, — это мое прозвище для тебя. Потому что у тебя все такое кругленькое и мягкое, — добавил он нежно с ударением на слове все.

Минни уже вовсю улыбалась.

— А у меня тоже есть для тебя прозвище, — дразнящим тоном заявила она, — причем, с самого первого дня знакомства!

Артур вздохнул с притворным сожалением:

— Наверняка, что-то связанное с ушами или носом!

— Точно! Угадал! — засмеялась Минни и захлопала в ладоши. — Тебя зовут Ушастик! Как моего любимого плюшевого мишку!

— Вот с медведем меня еще никогда не сравнивали! — рассмеялся Артур. — Разве бывают такие тощие медведи?

— Некормленые! — подхватила Минни.

Они дурачились еще некоторое время, когда Минни вдруг разглядела сквозь листву и стволы деревьев две фигуры, медленно гуляющие по саду. Почему-то, она сразу же их узнала.

— Тетя Элис и Дэн! Как же я о них забыла! — воскликнула Минни.

— Кто-кто? — переспросил Артур.

Но Минни уже тащила его за руку.

— Тетя Элис! Мистер Гарднер!

Элис с Дэниелом обернулись и поспешили навстречу молодоженам.

— Как здорово, что вы пришли! Артур, — запыхавшись произнесла Минни, — это моя тетя … моя любимая тетя Элис и ее … друг, мистер Гарднер.

Артур щелкнул каблуками и галантно поцеловал Элис руку. Та вспыхнула.

Внимательно посмотрев на Гарднера, он сердечно пожал ему руку.

— Так вот он какой, твой Уш… ой, то есть лейтенант! — покраснела Элис.

— Ушастик, к вашим услугам! Меня уже просветили по поводу прозвища, но я не знал, что весть он нем проникла в широкие массы! — шутливо поклонился Артур.

— Да нет же, Артур, — смутилась Минни, — только тетя Элис и знает, больше никто!

— Минни провела у меня почти весь вчерашний день перед свадьбой, — поспешно добавила Элис и осеклась под проницательным взглядом лейтенанта Рострона.

Артур перевел взгляд с Элис на совсем уже смутившуюся Минни, и его лицо осветила лукавая улыбка. Но он ничего не сказал.

Церемония помолвки завершилась, и из недр церкви вынырнула весело щебечущая толпа. Герцога Сэссила с семьей репортеры проводили до самой кареты.

— Уфф! — облегченно выдохнула Тина, — наконец-то!

И они с Максом нежно поцеловались.

Артур с Минни подбежали, чтобы поздравить жениха с невестой. Минни отдала ей свой свадебный букетик цветов как эстафету будущей свадьбы, которую решено было сыграть к Рождеству.

К ним подошла обеспокоенная Эдит.

— Артур, а вам известно, что брат сэра Арчибальда второй лорд адмиралтейства? Как бы ваша бескомпромиссность не помешала вашей карьере!

— Известно, мэм, — спокойно и с достоинством ответил Артур, — но я никому не позволю унизить и ограбить мою жену.

Минни потерлась щекой о его рукав.

Эдит покачала головой. Но тут вмешалась Клементина:

— Миссис Стоттерт, брат моего отца, еще и мой родной дядя. Дядя Реджинальд не выносит заокеанскую невестку еще больше меня. Ничем они нашему Артуру не навредят, можете не беспокоиться. А он молодец!

— Ох, молодежь! — только и смогла добавить немного успокоившаяся Эдит.

И тут она замерла, увидев Элис. Несколько мгновений сестры, словно онемев, смотрели друг на друга. Дэниел Гарднер скукожился и даже вроде уменьшился в размере. Внезапно Артур подался вперед, Эдит невольно заглянула ему в глаза, и с нее, казалось, рухнула броня. Протянув руки, Эдит обняла младшую сестру, и они обе разрыдались.

— Спасибо, что пришла, Элли, — прошептала Эдит, увлекая сестру за собой к поджидавшему экипажу. Спохватившись, она обернулась, поклонилась Дэниелу и сделала знак, чтобы он следовал за ними.

Из-за задержки, вызванной семейством герцога, на приеме, устроенном Стоттертами, Минни с Артуром толком так и не удалось побывать: до отхода Блэкпуловского поезда оставалось всего полтора часа.

Подняв пару бокалов шампанского и разрезав, как положено, торт, молодожены переоделись и заспешили к поджидавшему их экипажу. Два шустрых ушастых Рострона — брат Джордж и сестра Беатрис, вызвались проводить их на вокзал.

— Оставляем наш праздник вам, — пошутил Артур, обращаясь к Максу и Клементине. Друзья обнялись.

— Ты давай там, не урони чести военно-морского флота! — ответил ему вполголоса подвыпивший Максвелл, — а то я так расхвалил тебя сестричке, у нее большие ожидания!

— Да шучу, я шучу! — расхохотался он в ответ на изумленное лицо приятеля.

В вестибюле их догнала запыхавшаяся Эдит:

— Куда же вы, даже не посмотрев на подарки! Так не полагается — плохая примета! — и она увлекла молодоженов к маленькой комнатушке, которая почти до потолка была завалена обернутыми в праздничную бумагу коробками самой разной величины и формы.

— Их здесь больше сотни! — заявила Эдит с гордостью.

— Ух ты! — воскликнула Минни, — вот будет здорово их разворачивать, когда вернемся, правда, Артур?!

Артур промолчал. В сердце кольнуло. Когда они вернутся, ему надо будет явиться на корабль на второе же утро. И уплыть на шесть долгих месяцев. Именно об этом он и продумал две бесконечные бессонные ночи перед самой свадьбой. Разве имел он право вот так взять и перевернуть судьбу этой озорной жизнерадостной девушки? Обречь ее на тяжелую долю морячки только потому, что влюбился и потерял голову? Офицер Артур Рострон, который не терял головы ни на тонущем корабле, ни перед лицом взбунтовавшейся команды! Но что сделано, то сделано. Его задача теперь, чтобы хоть как то отблагодарить за все будущие жертвы — это посвятить ей свою жизнь, ни больше, ни меньше. Ей и морю.

Кто-то хлопнул его по плечу, и он вздрогнул.

Перед ним стояли изрядно подвыпившие Ричард Стоттерт и Джеймс Рострон, его отец, уже успевшие стать лучшими друзьями. У каждого в руке было по банковскому чеку на кругленькую сумму.

— Вот, Артур, — Ричард протянул ему свой чек, — мы со стариной Джеймсом, — и тут он хлопнул Джеймса Рострона по спине, получив в ответ хлопок по плечу, — Иик! Решили, что наши чеки должны быть на одну и ту же сумму, чтобы не выпендриваться друг перед другом! Иик!

— Я же сказал, что ни возьму ни пенни! — начал было Артур, но его остановил отец.

— Ннне ввыйдет! — Джеймс Рострон погрозил пальцем перед лицом сына, и продолжил, обращаясь к Ричарду, — упрямый ведь, чертяка! С детства таким был! Но я ттоже Рострон! Это — свадебные подарки, а от них отказываться нельзя: пплохая ппримета! — и с этими словами Джеймс засунул оба чека в карман сюртука растерявшегося Артура.

— А то натравим на тебя Эдит! — захихикал Ричард.

— Ага! — подхватил Джеймс, — ссейчас пожалуемся миссис Стоттерт! Она приметы оччень уважает!

Облобызав Артура и обнявшись за плечи, они вернулись к гостям.

— Большое спасибо! — запоздало крикнул им вслед Артур. Протестовать сейчас не имело смысла, а там видно будет.

Эдит и Минни пропустили этот забавный эпизод. У них произошел свой отдельный разговор.

— Минни, — начала Эдит, — я ведь знаю, зачем ты ходила к Элис. Погоди! — остановила она готовую возразить Минни, — на самом деле я благодарна Элис за то, что она взяла на себя ту самую роль, которую мне не удалось выполнить. И это моя вина. Я очень старомодна, и мне поздно меняться. Но я давно живу на белом свете, много чего повидала, вырастила девятерых. И я хочу тебе сказать вот что.

Эдит перевела дух. Минни смотрела на нее во все глаза.

— Ты ни о чем не беспокойся, детка, и не тревожься. Мне редко приходилось встречать в жизни, а может быть и не приходилось никогда, такого прекрасного молодого человека как твой Артур. И это говорит мать пятерых сыновей. Я стала ловить себя на том, что мысленно спрашиваю его совета в сложных ситуациях. Думаю, а как бы поступил Артур? Потому, что поступить он может только честно и справедливо. А самое главное, он бесконечно добр, — улыбнулась она, — и именно поэтому он сделает тебя счастливой. Во всем! — добавила Эдит, твердо глядя в глаза дочери и целуя ее в лоб. — Все у вас будет замечательно!

— Мама, мамулечка! Как же я тебя люблю! — заревела в голос Минни, обнимая Эдит. К ним подбежал встревоженный Артур. Эдит, улыбаясь, отрицательно покачала головой в ответ на его вопросительный взгляд. Потом она легонько оторвала от себя Минни и подтолкнула ее к мужу.

— Идите, а то еще опоздаете.

Минни все еще возилась со своим платочком. Артур подхватил ее на руки и, помахав рукой Эдит, поспешил к экипажу, в котором уже сидели их провожатые.

А Эдит еще долго стояла у порога перед опустевшей улицей. На лице ее застыла мечтательная улыбка.

Глава 10. Танцующая луна

Артур закрыл дверцу купе Пульмановского вагона первого класса, снял с себя китель и аккуратно повесил его на вешалку. Потом быстрыми движениями закинул на багажную полку чемоданы — свой небольшой, кованый, морской и два огромных минниных кожаных, не преминув стрельнуть на нее лукавым взглядом. Убедившись, что женины чемоданы устойчиво закреплены и не превратятся в случае торможения поезда в оружие массового уничтожения, Артур водрузил на сидение рядом с собой дорожную плетеную корзинку со всякой снедью, предусмотрительно сфуражированную молодыми Ростронами со свадебного стола.

— Ну-ка, ну-ка, что нам тут сестричка с братцем урвали с праздника? — Артур с любопытством приподнял накрахмаленную салфетку. — Ух ты! Чего тут только нет! И еда, и огромный кусище свадебного торта, и фрукты, и даже бутылка бургундского! И не забыли два полных прибора с бокалами! Узнаю Беатрис! — засмеялся он.

— Какие они у тебя милые! — сказала Минни, — и веселые!

— Я так рад, что тебе понравилась моя семья! — Артур широко улыбался. — А ты знаешь, я проголодался. Да еще смотришь на все эти яства. Мы ведь толком и не поели ничего в спешке.

— И я голодная, — подхватила Минни.

К купе первого класса примыкала их собственная «комната отдыха», где можно было освежиться, вымыть руки и привести себя в порядок.

Артур застелил салфеткой столик и уже собрался было разложить на нем снедь, как спохватился:

— Ой, Минни, в вагоне довольно жарко, почему-то включено отопление. Тебе не хочется снять пиджак костюмчика?

Минни кивнула, и Артур наклонился к ней, чтобы забрать вельветовый темно-коричневый пиджачок. Но вместо этого, с глубоким вздохом, он опустился на сидение рядом с ней и нежно обнял ее за талию.

— Жена… моя жена!

Минни безмолвно скользнула к нему, подставив губы для поцелуя. Сердце сладко заныло. Они принадлежат друг другу, и больше нет никаких препятствий! Как это прекрасно, заманчиво и до жути неизведанно! Раньше, хоть он и целовал и ласкал ее, Минни всегда знала, что Артур никогда не перейдет границу уважительного отношения к девушке, и не заботилась о том, что может произойти. А вот теперь границ не стало, и Минни почувствовала напряженность, даже беспокойство, которых раньше не было в их отношениях.

Артур прижался к ней губами, и его рука потянулась к пуговичкам блузки. Минни почувствовала как проворные пальцы расстегнули несколько пуговиц, как грубоватые и одновременно нежные пальцы скольнули вниз, под корсаж и стали ласкать ее маленькую упругую грудь. Уловив ее напряжение, Артур загянул ей в глаза.

— Любимая… — скорее угадала, чем услышала Минни.

Его невозможно бирюзовые глаза излучали такую нежность и одновременно восторг, что Минни почувствовала, как исчезает беспокойство, как напряжение сменяется пьянящим чувством раскрепощенности, свободы. Глубоко вздохнув от облегчения, она утнулась носом куда-то ему в плечо.

Прижав ее крепко к себе, Артур нежно целовал ее в шею, в плечи, еще и еще, и Минни растворилась в каком-то блаженном безвременье. Внезапно из его груди вырвался сдержанный стон и Артур покрыл быстрыми поцелуями ее полуобнаженные грудки.

Словно очнувшись, Минни прикоснулась ладонью к его волосам:

— У меня не очень маленькая грудь? — почти что виновато, волнуясь, прошептала она.

— Маленькая?! — прошептал он пьяным от страсти голосом, — самая красивая на свете! Смотри, она создана для того, чтобы помещаться в моей ладони. И такая упругая… помпончики… а на них самые вкусные на свете вишенки…

Минни почувствовала как его губы ласкают и осторожно теребят ее сосочек. Артур бормотал, что-то еще, но Минни уже не слышала, сама опьянев от неизведанных доселе ощущений. Как тогда, в карете, она почувствовала как изогнулась ее спина, как что-то сладко защемило внутри.

Внезапно она ощутила его горячую руку на внутренней стороне бедра и вдрогнула.

Артур отстранился почти мгновенно.

— Я напугал тебя, любимая?

Минни стало досадно до слез. Ну вот опять она все испортила!

— Нет, милый, — прошептала она, всхлипнув, — просто я не ожидала … все … все будет прямо сейчас?

— Ну что ты, Помпончик, конечно же, нет. Я так хочу тебя любить, что не смог удержаться от ласки. Совсем голову потерял! Ты уж прости меня.

Артур смотрел такими виноватыми глазами, что Минни обняла его и поцеловала, немного смущаясь, сама, в первый раз.

Артур опустился перед ней на колени и взял обе ее руки в свои.

— Минни, — он говорил шепотом, но слова его звенели, отзываясь в ее колотящемся сердце, — я хочу, чтобы ты знала: все, что будет сегодня между нами, — он остановился на полуслове и поправился, — нет, все, что будет сегодня, завтра и всегда между нами, будет о тебе и для тебя! Чтобы тебе было хорошо, чтобы ты была счастлива!

У Минни от умилениянавернулись слезы на глаза.

— А как же ты, мой милый Ушастик? — пролепетала она. — Я тоже мечтаю сделать тебя счастливым! Я только совсем ничего не умею, ты ведь научишь меня?

Его глаза блестнули голубой молнией. Артур поднялся с колен и сел возле нее, продолжая держать ее руки в своих.

— Есть один секрет, который известен всем. Но, почему-то, люди о нем забывают, сплошь и рядом. Может быть думают, что он слишком прост?

Минни молчала, глядя на него во все глаза.

— Мне кажется, — с воодушевлением сказал Артур, — что на этом простом правиле зиждется все мироздание, как на законах Ньютона. Но в любви оно очевиднее всего. Чем больше отдаешь — тем больше получаешь: нежности, любви, сострадания, тепла.

Артур умолк, немного волнуясь, было заметно, что он поделился с женой сокровенным.

Минни нежно провела ладонью по его щеке.

— Первый закон Рострона, — прошептала она, — мой милый добрый Ушастик-философ. Если бы в жизни все было так просто!

Ответить он не успел: в дверь купе кто-то постучал, и, притом, настойчиво.

Минни пискнула и, в панике, стала приводить себя в порядок. Артур сорвал с вешалки свой китель и накинул ей на плечи.

Это был кондуктор. Ему надо было показать билеты, и Минни вспомнила, что на перроне Беатрис сунула их ей в сумочку, так как Артур с Джорджем были заняты каким-то серьезным разговором.

— Они у меня! — воскликнула Минни и потянулась к сумочке. Китель мужа свалился с ее плеча, и, наскоро поправив его, она неловко вытащила из сумочки несколько сложенных бумажек. Не глядя, Артур передал их пожилому кондуктору, одетому с иголочки в расшитую золотом форму. Тот развернул самую верхнюю.

— Аах! — вытаращив глаза, кондуктор в безмолвном ужасе переводил взгляд с бумажки на молодых людей.

В полном недоумении Артур выхватил у него листок. С помятой страницы на него, со всей элегантной откровенностью библейского героя, взирала статуя Давида. Приоткрыв рот, Артур уставился на бумажку. Остальные две действительно оказались билетами, так как, бросив их на столик, чуть пришедший в себя седовласый кондуктор, что-то бормоча себе под нос, с негодованием хлопнул за собой дверью.

Минни, скукожившись в уголке и укутавшись в мужнин сюртук по самые уши, так, что было видно только два блестевших глаза, с ужасом взирала на застывшего с Давидом в руках Артура.

Но его недоумение длилось всего несколько секунд. Хлопнув себя по бедру рукой, Артур буквально свалился от смеха на сидение, рядом с Минни. Ей еще не приходилось видеть его так задорно хохочущим. Из-под мужниного сюртука появился Миннин носик и пунцовые от смущения щеки. Осмелев, она шутливо надула губки:

— И что ж такого смешного вы нашли в скульптуре великого мастера?

Утирая слезы от смеха, Артур ответил с трудом:

— Мне, наверное, полагается сказать, что я польщен, ну уж нетушки! Не дождетесь! Это Давид пусть считает себя избранным за такое сравнение! — Артур горделиво задрал нос, но тут же не удержался и прыснул.

— И все-то вы сразу понимаете! — проворчала Минни, уже окончательно осмелев и оправившись.

— Таким уж уродился! — Артур шутливо развел руками и добавил заговорщическим тоном, — бьюсь об заклад, что все это проделки нашей милой тетушки Элис!

— А вот и нет, а вот и не угадал! — расшалившись Минни показала ему розовый язычок. Хотя, — добавила она лукаво, — кое-какой сюрприз от тети Элис тебя ожидает!

— Даже страшно подумать, какие еще сюрпризы приготовили вы с тетей Элис! — снова рассмеялся Артур. — Сдается мне, что наше свадебное путешествие будет полно приключений! — аккуратно сложив Давида вчетверо, он положил его в карман своего сюртука. — Пусть пока побудет у меня, нечего смущать мою молодую жену!

Минни смотрела на него с нежностью. Ведь, по сути, она его еще очень мало знала и испугалась реакции на неожиданный казус. Она толком не могла отдать себе отчет, чего именно боялась, но на несколько мгновений ей стало очень страшно. А вдруг бы он прогневался, обиделся, возмутился? Какой же легкий и веселый у него характер! Как он сразу все понял и правильно оценил, ее милый Ушастик!

После только что произошедшего приключения Минни почувствовала, как сильно проголодалась. Пока она приводила себя в порядок в комнате отдыха, Артур успел разложить приборы и сервировать маленький столик. Они отобедали, весело болтая обо всем и ни о чем, немного посплетничали об общих знакомых, которыми уже успели обзавестись, и Минни первый раз в жизни перебрала Бургундского. Вначале она была возбуждена и говорлива, но очень скоро ее сморил такой непреодолимый сон, что язык заплетался, глаза слипались, а мысли путались, плохо разбирая между явью и какими-то отрывками коротких сновидений.

Пару раз Минни клюнула носом и ужаснулась: что же о ней подумает муж, что ей стало скучно с ним, что ли?!

Но Артур вовсе и не думал обижаться. Быстро и ловко сложив еду в корзинку, он аккуратно накрыл ее салфеткой и стряхнул крошки со столика. Перебравшись поближе к Минни он подоткнул ей под спину атласные подушки, полагавшиеся первому классу, и привлек жену к себе. Потом уютно укрыл их обоих мягким пледом и устроил ее головку у себя на плече.

— Не очень костлявое плечо, а? — спросил он жену с беспокойством. — Если поспим часика два, будет самый раз! Проснемся выспавшимися и бодрыми.

Умиротворенная, Минни отрицательно покачала головой, блаженно потянулась и положила руку ему на грудь. Он тут же накрыл ее своей.

— Как хорошо…, — сонно пробормотала она.

Поезд бежал по рельсам с веселой сноровкой, тихо поскрипывали рессоры, и вагон плавно перекачивался под стук колес. Засыпая, Минни бросила взгляд на темнеющее окно, наполовину задернутое белоснежными шторами.

Весело подпрыгивая, за поездом неслась серебристого цвета новая луна.

Разбудили ее нежные легкие поцелуи — в висок, лоб, а потом и в круглую щечку: они подъезжали к конечной остановке — Блэкпулу.

Минни сладко потянулась. Ее сонливость как рукой сняло, она чувствовала себя бодрой и полной сил. Артур вытащил чемоданы и помог Минни надеть дорожный пиджачок. Сам он уже стоял облаченный в военную форму, свежевыбритый и аккуратный как с иголочки.

— Сколько же я проспала?

— Всего два часа.

— А мне показалось, что я выспалась за всю неделю! — улыбнулась Минни

Элегантная двуколка быстро доставила их по назначению — в самый фешенебельный и модный отель Блэкпула — «Метрополь», ярко освещенный, несмотря на то, что дело шло к полуночи. В дороге Минни с Артуром вначале вдоволь нахохотались над бедным старым кондуктором, который проводил их недоуменно-негодующими взглядами, но потом приутихли, и Минни чувствовала как усиленно стучит ее сердце в такт цокоту копыт по булыжной мостовой. В отель они вошли, молча взявшись за руки, предоставив портье заниматься багажом. По всей видимости, их ожидали, так как без задержки проводили в огромном лифте, обитом изнутри бордовым бархатом, на последний шестой этаж, в пентхауз — аппартаменты для молодоженов.

Портье почтительно открыл перед ними двери, ловко разместил багаж в прихожей, положил в карман чаевые и бесшумно исчез.

Все еще держась за руки, Минни с Артуром прошли в комнаты, полностью элетрофицированные. Такой шикарный интерьер гостинной комнаты Минни видела лишь в доме у герцогов Дарби. Тяжелая мебель из каштанового дерева: стойки, наполенные хрустальной посудой, элегантный сервант в стиле ро-ко-ко, журнальный столик, кресла обитые гобеленом, такого же цвета тяжелые шторы, — все это со светским безразличием взирало на вновь прибывших.

— Артур, сколько же все это стоит! — воскликнула Минни, но тот лишь улыбнулся в ответ.

Сгорая от любопытства, Минни приоткрыла дверь в ванную комнату, потянула за длинную, с вычурным набалдашником, веревку-выключатель и ахнула: инкрустированная светло-розовым мрамором, самый центр комнаты занимала глубокая круглой формы купальня, оттирая к периферии обширный умывальник и обычную овальную ванну на ножках. На дно купальни вели несколько ступенек — с двух противоположных сторон.

Минни залилась краской.

— Японцы называют эту купель «Джакузи», — проговорил у нее за спиной Рострон, — и лукаво добавил, видя ее смущение, — вовсе не обязательно ею пользоваться, хм, одновременно.

В смятении, Минни прошмыгнула мимо него в спальню, но если она ожидала найти там убежище, то сильно ошиблась. Прямо напротив широкого белоснежного балкона, украшенного каменными узорами и выходящего на морскую набережную, стояла устрашающего размера нахальная кровать. Покрытая шелковым балдахином с бахромой и таким же покрывалом с подушками, опираясь на упористые тяжелые ножки, она самым откровенным образом заявляла о своем назначении.

Некоторое время бесстыдный альков и оторопевшая Минни взирали друг на друга. Наконец, Минни овладела собой, притопнула ножкой: «а вот я тебя не боюсь!» и показала кровати язык. За этим занятием и застал ее муж.

Еле скрывая улыбку по поводу боевого настроения новобрачной, Артур водрузил два тяжелых Минниных чемодана на стойку, пристроил свой, небольшой, рядом и раскрыл его.

— Я пойду умоюсь и переоденусь, хорошо, любимая? — нежно проговорил он, легонько целуя Минни в губы.

Ей показалось, что муж смотрит на нее как-то по-особенному. Его глаза горели. Минни вспыхнула и зарделась. Внутри что-то сладко задрожало в ожидании неведомого и сокровенного.

Чтобы не выдать своего волнения, Минни только кивнула в ответ, сжав губки, и посмотрела на него с некоторым вызовом.

Забрав кое-какие вещи, Артур скрылся в ванной комнате. Его чемодан остался распахнутым и Минни, невольно, скользнула по нему взглядом. Все вещи были самым аккуратным образом уложены в безукоризненные стопочки.

«Видел бы он, в каком беспорядке запихнута моя одежда!» — хихикнула про себя Минни, и тут в глубине чемодана что-то блеснуло.

Не удержавшись от любопытства и невольно обернувшись на прикрытую дверь, Минни достала из чемодана мужа блестящий предмет. Ею оказалась аккуратно закрытая баночка с вазелином.

— Ох! — затиснув баночку назад, Минни присела на край кровати. На глаза навернулись слезы. «Милый, милый Ушастик, он и об этом позаботился!» И снова предвкушение предстоящего неизведанного действа овладело ею. Так она и сидела, мечтательно и задумчиво на краю постели.

В дверь деликатно постучали и вошел Артур, босой, благо пол был покрыт пушистым персидским ковром, и облеченный в пижаму. От него, самый чуток, еле заметно, пахло терпким мужским одеколоном. Артур казался смущенным, ведь жена еще ни разу не видела его без верхней одежды, и Минни облегченно вздохнула — он тоже волнуется!

Артур был одет в самую обычную пижаму, которые уже несколько лет, как вошли в моду, но сидела она на его ладной фигуре как перчатка. Вроде бы и не ночная одежда вовсе — хоть в свет выходи.

Быстрым стремительным шагом он подошел к сервированному столику с напитками и легкой закуской и налил себе стакан воды из графина. Минни невольно залюбовалась мужем: стройные длинные ноги, сильные икры угадываются даже под свободным покровом пижамы, вытянутый как струнка.

«А пижама-то голубого цвета, под стать глазам!» — сообразила Минни. — «Ишь ты, а он у меня франт, однако!» Эта мысль несколько ее обеспокоила, она впервый раз подумала о том, что ее Ушастик может нравиться не только ей одной. Значит она должна быть на высоте — во всех отношениях!

Это придало ей решительности. И поэтому, когда муж, все еще смущенно и вопросительно посмотрел на нее, Минни задорно ответила:

— Я сейчас! — и, захватив стопку одежды и туалетную сумочку-несессер, упорхнула в ванную комнату.

Какими-то нервными, судорожными движениями, уложив свои длинные темнокаштановые волосы в сетку, Минни быстренько омылась в старомодной ванне (Джакузу она аккуратно обошла, как некое враждебное заморское чудище), тщательно вытерлась и, с замиранием сердца, надела полупрозрачный, на тонких атласных бретельках, тетин пеньюар, весь расшитый гранатовыми узорами, вперемешку с золотой ниткой. Потом стянула с волос сетку, и ее густые роскошные кудри раскинулись по плечам. Выхватив из сумочки большой инкрустированный гребень, Минни так же судорожно принялась расчесывать волосы и заглянула в зеркало.

На нее смотрела одалиска из персидского гарема.

— Ох! — Минни даже присела от неожиданности! А вдруг муж ужаснется ее вульгарности? А вдруг перестанет ее уважать? А вдруг?! А если?!

Прикрыв рот ладошкой Минни устроилась на краешке ванны в растерянности. Что же делать? Пойти переодеться в мамину бронированную рубашку? А как выйти? Не голой же или обвернутой в полотенце, — и того хуже! Дорожная пыльная одежда уже была сложена в соломенную корзинку, предназначенную для стирки. Минни была раздосадована до слез, и больше всего — своей собственной трусостью.

Наконец, она взяла себя в руки. Что ж — ничего не поделаешь, что будет — то будет! Парижский пеньюар, значит тому и быть. Не надо отступать от намеченного. Погибать, так с музыкой!

Раскрасневшись от собственной бесшабашности, Минни решительно расчесала волосы. Одалиска одалиской, но какая же красавица! — залюбовалась она своим отражением.

И тут же была ввергнута в новый кризис. Отойдя от зеркала подальше, она увидела, что пеньюар почти полностью просвечивает! И не только на груди, но и гораздо ниже, где отчетливо просматривался темный треугольник. Минни быстренько накинула верхний халатик — вторую часть пеньюара, но задрапировать свои прелести ей не удалось: накидка не сходилась на груди и была явно не предназначена для того, чтобы что-то скрывать!

Минни всплеснула руками. Что же делать?! Разве что надеть свежие панталончики, которые она прихватила с собой? Минни быстро натянула шелковые, до колена, белоснежные панталончики с кружевной оборочкой, но под прозрачным пеньюаром они выглядели уморительно — хоть сейчас на арену цирка!

В борьбе одалиски с коломбиной победила одалиска, и панталончики полетели в корзинку с бельем.

Из спальни донесся скрип открываемой двери и какой-то звон. Никак, дверь на балкон открыл. Еще сбежит от нее вниз по колонаде, как по мачте! Минни расхохоталась, и ей стало весело и совсем нестрашно.

Так, что-нибудь еще? Ах, чуть не забыла!

Минни полезла в туалетную сумочку за духами и нащупала в ней какой-то неизвестный сверток. На аккуратно обвернутой атласной ленточкой коробочке было написано: «От мамы. Он любит чайные розы». Не веря своим глазам, Минни раскрыла коробочку — в ней лежал небольшой флакончик духов «Чайная роза».

Слезы навернулись ей на глаза: «милая мамулечка, когда же это она успела положить мне в несессер?»

— Люблю тебя, мама! — прошептала Минни, и почти совсм успокоилась. Будто бы мама благословила ее своим неожиданным подарком: все будет хорошо!

Минни распечатала флакончик и решительно потерла духами у себя за ушами, на шее, потом, лукаво улыбаясь — на груди, и совсем уж осмелев и раскрасневшись — там, у самого темного треугольника. Почему она это сделала, вряд ли смогла бы отдать себе отчет.

Наконец, глубоко вздохнув, как будто перед прыжком в пучину океана, Минни решительно открыла дверь и выплыла из ванной комнаты в темно-гранатовом полупрозрачном парижском пеньюаре с развевающейся накидкой, оставляя за собой шлейф тонкого аромата чайной розы.

Дверь в спальню была приоткрыта. Артур стоял у самого балкона, устремив взгляд в море и глубоко задумавшись. Каким-то боковым зрением Минни заметила снятое с постели покрывало, бутылку шампанского в ведерке со льдом, на небольшом столике рядом с кроватью, два бокала.

Дверь скрипнула, Артур вздрогнул: он как раз задумчиво сделал глоток воды из стакана, и быстро обернулся.

Минни хотела было мышкой прошмыгнуть под одеяло, но от смущения картинно застыла на месте.

Артур, не успев проглотить воду, раскрыл в изумлении рот, поперхнулся и неистово закашлялся. Минни дернулась, вся ее решимость мгновенно испарилась.

— Я переоденусь! — пискнула она и рванулась к чемодану, но Артур перехватил ее на полпути.

Все еще не в состоянии проговорить ни слова из-за приступов кашля, он со всей силой отрицательно махал руками и головой, обняв ее за талию.

Наконец ему удалось обрести дар речи.

— Минни, — просипел он, глядя на нее в полном восторге, — какая же ты красавица!

— Правда, милый? Ты не сердишься, что я так разоделась?

— У меня дух перехватило от твоей красоты, любимая! — Артур легко подхватил ее на руки и закружил по комнате.

Минни счастливо выдохнула, обняла мужа за шею и потерлась носом о его щеку.

— Это и есть сюрприз от тети Элис? — лукаво спросил Артур, нежно целуя ее в губы.

Минни кивнула:

— Торжественно обещаю, что больше сюрпризов не будет, — рассмеялась она, вновь обретя свое игривое настроение.

Артур промолчал, он смотрел на нее с волнением. Минни тоже притихла, уткнувшись лбом в ему в плечо.

Не отрывая от нее взгляда, Артур осторожно опустил Минни на кровать и прилег рядом.

Сердце у Минни стучало часто-часто.

Одной рукой Артур приобнял ее за плечи.

— Так удобно? — тихо спосил он.

Минни кивнула.

Свободной рукой Артур медленно провел по ее роскошным растрепавшимся кудрям. Заботливо заглянул ей в лицо. Чуть приоткрыв ротик, прерывисто дыша, Минни смотрела как приближаются полные восторга блестящие глаза, и утонула в их бирюзовой голубизне.

Глава 11. Симфония

a

la

mer

Артур целовал ее нежно, легко, еле прикасаясь к смуглой коже губами — в пухлые щеки, шею, в маленькую складку около подмышки. Он лежал, все еще одетый в пижаму, вытянувшись рядом с Минни, чуть повернув ее к себе, убедившись, что она удобно опирается на его согнутую в локте руку. Целуя, свободной рукой Артур нежно перебирал ее кудри, бережно касался округлых мягких плечей.

Как ни готовила Минни себя к этому моменту, она все же была напряжена, гадая, что же последует? Это беспокойство мешало ей насладиться лаской мужа, она досадовала на себя, но ничего не могла поделать.

Несколько раз, Артур заботливо заглядывал Минни в глаза: он чувствовал ее подспудное напряжение.

— Тебе хорошо, любимая?

— Да, — прошептала Минни.

— Если что-то не так, ты только шепни, и я тут же перестану, ладно?

Минни только кивнула в ответ. Ведь пока он еще ничего особенного и не предпринял, отчего же она так напряжена? Минни еле сдерживалась, чтобы не расплакаться от досады на себя.

Осторожно, Артур опустил бретельку с ее левого плеча и высвободил локоть. Его рука легла на ее обнаженную грудь и он тяжело, почти со стоном выдохнул, прижимаясь к упругой груди губами. Сильным движением он привлек Минни к себе, и она ощутила трепет его горячего тела. Совсем неожиданно его страсть передалась ей, и Минни почувствовала, как в ней зарождается волнение, которое она уже испытала в его объятиях. Минни счастливо вздохнула. Артур внимательно посмотрел ей в глаза, его лицо было совсем рядом, и она уже сама потянулась к нему полураскрытыми губами, с наслаждением ощутив его горячее дыхание, солоноватый вкус его губ.

— Обними меня, Минни, — прошептал он глухо, и Минни прижала его голову к своей груди.

— Любимый, — эхом отозвалась Минни. «Это ведь мой, мой Ушастик!» Теплая волна нежности и любви к мужу захватила ее. Каждое его прикосновение эхом отзывалось во всем ее теле, звенящем будто струна.

Артур, высвободив вторую руку и осторожно уложив ее на спину, сбросил с нее ненужный пеньюар. Неутомимо, снова и снова, он ласкал ее упругую грудь, слегка пощипывая губами обострившиеся от его прикосновений темные соски, бормоча невнятные нежные слова глухим, прерывающимся от страсти голосом. Закрыв глаза, незаметно для себя самой, Минни тихо постанывала от его ласки, которая становилась все смелее и смелее. Где-то внутри зародилась истома, котрая хотела, требовала разрешения. Это чувство было ей неведомо, и Минни беспокойно заерзала, затрепетала, но желание чего-то неизведанного, непонятного только росло.

Артур уловил ее трепет. Она почувствовала, как нежно коснулся он ее круглого мягкого живота, как покрыл его быстрыми сухими поцелуями, как скользнули ниже его губы. Как тогда, в поезде, она почувствовала его горячие руки на бедрах … и как тогда, в поезде, непроизвольно дернулась.

Артур тут же отстранился. Наваждение исчезло. Она спугнула еще только зарождающееся блаженство своим первобытным целомудрием! От досады на себя, Минни зашмыгала носом.

Артур покрыл ее лицо поцелуями.

— Я все испортила, да? — всхлипнула Минни.

— Шшшш, ну что ты, что ты, родная! Все хорошо! Ничего ты не испортила, милый Помпончик. Всему свое время, ночь еще совсем юна. Тебе нужно привыкнуть ко мне, моим ласкам, даже к запаху моего тела.

— Ты хорошо пахнешь, — прошептала Минни, и Артур рассмеялся.

— А ты благоухаешь розами!

И он нежно обнял Минни, прижав ее к груди.

— Тебе было хорошо? Хоть чуточку?

— Очень! — прошептала она, виновато заглядывая ему в глаза. Даже в темноте они лучились ласковым блеском.

Взяв в ладони ее лицо, Артур нежно поцеловал ее в губы. Минни только сейчас заметила, что совсем раздета.

— Ой! — вырвалось у нее.

Но Артур уже привлек ее к себе. Снова и снова, неутомимо, жадно, он ласкал и целовал ее, касаясь ее тела то нежно, то страстно, шепча ей на ушко самые сокровенные слова, от которых Минни бросало в жар и перехватывало дыхание. С каждым разом ее напряжение становилось все меньше и меньше, но полностью расслабиться, несмотря на наслаждение лаской мужа, ей не удавалось, и она вздрагивала всякий раз, когда он прикасался к ее бедрам.

Наконец, все так же прижимая ее к себе, Артур прошептал:

— Помоги мне раздеться.

И так как Минни растерялась, добавил нежным шепотом:

— Расстегни пижаму, помоги ее снять.

В смятении Минни и не подумала, зачем понадобилась ему ее помощь. Дрожащими пальцами она стала расстегивать погувицу за пуговицей и это монотонное движение, на котором она сосредоточилась, помогло ей успокоиться.

Артур почувствовал, как расслабились напряженная спина и бедра жены.

Расстегнутая пижама распахнулась, обнажая покрытую неожиданно темными волосами мускулистую грудь. Минни не удержалась от тихого возгласа. Почему-то снова бешенно застучало сердце.

— Сними ее, — прошептал Артур, нежно целуя Минни в шею.

Минни начала стягивать пижаму с плеч мужа, и это самое обыденное действие вдруг захлестнуло ее горячей волной такого неистового чувства, что она охнула и прижалась к нему, будто ища у него защиты от себя самой.

С этого момента она себе уже не принадлежала. Больше не было ни страха, ни стыда, ни времени, не было даже самой Минни. Забыты были все наставления, предположения и вычурные слова. Осталась только всеобъемлющая неистовая непонятная жажда — жажда власти над собой. Минни обняла мужа за шею и прижалась к нему, жалобно всхлипывая, инстинктивно понимая, что только он способен эту жажду утолить.

В каком-то горячечном мареве Минни почувствовала его руки у себя на бедрах, животе, ниже, но теперь это ее не только не пугало, она сама хотела, желала, чтобы он сделал с ней что-то, нечто, все что угодно, лишь бы разрешить это невыносимое волнение.

Артур то прижимался губами к ее полураскрытому рту, то покрывал поцелуями грудь, которую все время ласкал и теребил, в полутьме голубыми всполохами вспыхивали его глаза. Сначала острожно, а потом все настойчивее его вторая рука ласкала ее бедра, между бедрами, и эти прикосновения теперь, когда исчезли стыд и неловкость, доставляли ей упоительное блаженство. Губы его шептали какие-то нежные слова, голос стал глубоким и хриплым, дыхание прерывистым, и это почему-то тоже волновало. У Минни вырвался протяжный стон, она больше не могла выносить возбуждения, и она снова обхватила его шею в беззвучной мольбе.

Где-то внутри нее что-то вспыхнуло пламенем, Минни ойкнула, всхлипнула и с силой уткнулась мужу в шею, но испугаться не успела. Там, где только что обожгло горячей болью, зародилась истома. Вначале еле уловимая, она неумолимо разгоралась, расходилась по ее жилам, захватывая все тело, наполняя его трепетом, поглощая боль. Минни то отстранялась от мужа, то снова прижималась к нему. Недавно испытанное желание власти над собой охватило ее с новой силой.

— Артур…, — прошептали в отчаянной мольбе ее рапухшие от поцелуев губы.

— Любимая…, — отозвался он.

Чернильное небо в проеме распахнутого балкона чуть посинело только что проклюнувшимся новым днем, и на его фоне двигалось его ловкое мускулистое тело, вначале медленно, потом все быстрее. Охватившая ее тело истома перешла в блаженство. Прерывисто дыша, Минни судорожно вдыхала свежий утренний воздух, казалось, что не вынести, не пережить ей всеобъемлющего восторга! Артур глухо несколько раз простонал, и околдованная, в полусознании, Минни услышала, как кто-то вторит ему тихо и жалобно, и не сразу поняла, что это она сама.

Из подернутой горячечной дымкой сознания выплыло полузабытое слово — симфония, и, покачиваясь в такт ритмичным движениям мужа, окутало, обволокло Минни бесконечным блаженством.

Как долго она приходила в себя, Минни не знала, но наверное долго, так как снаружи уже занялся день.

Артур привлек ее к себе, заботливо прикрыв ее разгоряченное тело от утреннего ветерка легким покрывалом. Только что пережитые, доселе неведомые ощущения разрядились обильными слезами и Минни расплакалась у него на груди.

— Минни, родная моя, тебе было хорошо? — в голосе его чувствовалась тревога.

— Да, да, Ушастик, любимый! — с трудом произнесла она сквозь потоки непрошенных слез. — Было так хорошо, мне казалось, что я умру от счастья!

Обессиленная, в смятении от только что пережитого, Минни долго еще всхлипывала на груди у мужа, а тот нежно гладил ее плечи, спину, еле-еле прикасаясь губами к ее лбу, щекам, спутанным локонам, убаюкивая и успокаивая. И, умиротворенная, она уснула, сладко, блаженно.

Проснулась Минни от ощущения звонкой радости. Наверное, уже был полдень, но Артур все еще спал, уткнувшись носом в ее плечо, обнимая ее правой рукой и еле слышно посапывая.

Минни счастливо вздохнула, вспоминая пережитое накануне блаженство. Ей так хотелось приласкать его, прикоснуться к этим соломенным волосам, возвратить хоть малую толику его ласки и любви. Слезы умиления от его терпеливости и нежности снова навернулись ей на глаза, но Минни лежала тихо, как мышка, чтобы дать ему отдохнуть, отоспаться.

Между ногами немного саднило, и Минни вспомнила слова матери. Несколько обеспокоенная, она потянулась было вниз рукой, и Артур мгновенно проснулся.

Сияя от счастья, он привлек Минни к себе и нежно поцеловал ее.

— Моя, моя жена!

Минни провела рукой по его волосам и повернулась, чтобы обнять его, но от этого движения там, внизу, опять засаднило. Минни поморщилась.

— Что такое, Помпончик? — обеспокоенно спросил Артур. — Болит? — и Минни почувствовала его ладонь на своем теле.

— Немножко саднит, — призналась Минни, пораженная, что ей совсем не стыдно обсуждать с ним такие интимные подробности. И, чуть поколебавшись, она прошептала:

— Там… там… много крови?

— Совсем немножко, Минни, — в его голосе звучала легкая обида, — несколько капелек, я так старался!

— А… а… почему же там так влажно? — пролепетала она.

Щеки Артура порозовели, он привлек ее к себе и смущенно и даже виновато прошептал ей в самое ухо:

— Это мое семя…

— Ох! — Минни почувствовала как кровь прихлынула к ее щекам, и сердце наполнилось горячей нежностью.

— У нас будет ребенок?! — спросила она с каким-то благоговейным трепетом.

— Скорее всего, не так сразу, я сам в этом не очень-то разбираюсь, — Артур казался смущенным своей неосведомленностью, и это так растрогало Минни.

— А тебе хотелось бы? — спросил он, заглядывая ей в глаза с тревогой.

— Очень, — призналась Минни, — такого же маленького ушастика, — добавила она, сияя.

— И я очень хочу!

Минни обняла его, и недавняя истома снова охватила ее. Со стоном, Артур покрыл поцелуями ее губы, плечи, грудь. Минни затрепетала, но Артур тут же отстранился.

— Нельзя! — выдохнул он, грудь его вздымалась.

— Почему же? — недоуменно пролепетала она.

Муж смотрел на нее с нежностью.

— Все же у тебя там, хоть и маленькая, но ранка. Она должна зажить, чтобы этот курчавый помпончик не заболел.

И Артур, откинув покрывало, несколько раз нежно поцеловал ее в темный треугольник.

— И сколько же времени ждать? — жалобно спросила Минни.

— Наш семейный доктор сказал, что трех дней должно быть достаточно.

Минни умилилась — он тоже готовился к их первой ночи.

— Целых три дня…, — разочарованно протянула она.

В восторге от ее разочарования, Артур обнял Минни и нежно провел рукой по ее волосам.

— Это ведь бывает только раз, — улыбнулся он, — а мне-то каково! Придется потерпеть. Зато потом мы наверстаем упущенное!

— Это как? — рассмеялась Минни. — В убыстренном темпе, что ли?

Артур расхохотался.

— А что, можно попробовать! Вообще-то я имел в виду, что любить можно не только ночью.

— Ух ты! — к вящему удовольствию мужа у Минни загорелись глаза. И она тут же посмотрела на него в некотором замешательстве.

— Мне стыдно, Артур! — наконец проговорила она растерянно

— Чего же? — удивленно спросил ее муж.

— Того, что мне совсем тебя не стыдно! А разве не должно быть? — спросила она смущенно и даже обеспокоенно.

Артур медленно покачал головой.

— Нет, Минни, не должно. Мы ведь теперь одна плоть, две половинки одного тела. Вот эти помпончики, и он ласково и мимолетно коснулся ее груди и живота, теперь не только твои, они мои!

И укутав ее в легкое покрывало, подальше от соблазна, он вытянулся на постели рядом с ней.

Потом они пили забытое шампанское, вспоминали водоворот прошедшей недели (неужели прошла всего неделя со дня их первой встречи!), приняв ванну и приведя себя в порядок, закусили великолепным обедом, который невидимая прислуга сервировала в гостинной комнате аппартаментов, и отправились на прогулку.

Собственно, эти дни воздержания были единственными, в которые им удалось осмотреть Блэкпул. Погода стояла великолепная, теплая и солнечная, и Минни с Артуром, взявшись за руки, гуляли по набережной, а вечерами сидели, обнявшись, на знаменитых Блэкпуловских концертах под открытым небом, или катались на чертовом колесе и каруселях. Обедали в фешенебельных ресторанах, которые Артур неведомо когда успел забронировать, и Минни осталась очень довольной, что захватила свои лучшие наряды. Не раз с гордостью она перехватывала восхищенные взгляды прохожих, провожавшие стройного морского офицера и его хорошенькую кареглазую спутницу.

Время от времени Артур с тревогой осведомлялся, как она себя чувствует.

— Ох, Артур! Я ведь не пациентка в госпитале, а всего лишь новобрачная! — отбивалась Минни. — Да все у меня в порядке!

Минни предприняла пару-другую попыток убедить мужа, что все у нее уже прошло, но он был неумолим: раз доктор сказал три дня — так тому и быть. Он не будет рисковать ее здоровьем.

— Ну и педант же ты! — фыркала Минни.

— Есть такое, — признавался Артур с обезоруживающей откровенностью, и Минни весело смеялась.

На третий день в полдень, заметно волнуясь, Артур попросил ее зайти с ним в главный кафедральный собор Блэкпула. Утренняя служба уже завершилась, и в храме почти никого не было. Где-то в глубине, двое служителей молча собирали молитвенники, прибирали ковровые дорожки. В пустом высоком готическом храме было прохладно и торжественно, но его строгость согревали солнечные блики, преломленные разноцветными мозаичными окнами. Минни с благоговением и интересом рассматривала фрески, расписной купол храма. Атрур прошел прямо к алькову и преклонил колени на специальной атласной подушечке. Минни устроилась рядом.

Взяв ее руку в свою, Артур обратился к Всевышнему со словами короткой молитвы, видимо, очень важными для него. Он просил Провидение, чтобы они с Минни счастливо состарились вместе, чтобы даровал бы им Бог детей, и чтобы были они все здоровы и счастливы, и прожили бы свою жизнь, принося добро себе и другим. Потом он встал с колен, помог Минни подняться и несколько раз нежно поцеловал ее. Она ощутила на губах солоноватый вкус его слез, и сама растрогалась. Словно они обручились еще раз, по-настоящему, без посредников и свидетелей, без суматохи и мишуры свадебной церемонии. Только они двое — и Провидение.

Все так же взявшись за руки, они вышли из храма и долго молча шли по аккуратно посыпанной светлым гравием дорожке. Каким-то образом, она привела их прямо к морю, к небольшой дикой бухте, подальше от шумного пляжа. Артур снял фуражку, будто бы снова вошел в собор. Губы его беззвучно шевелились: он повторял свою молитву здесь, перед могуществом стихии, которая в его сердце олицетворяла Провидение больше, чем рукотворенный храм. Минни все поняла и стояла рядом притихшая, охваченная его благоговением. Море было живым, и сердце кольнула ревность: ведь оно будет забирать любимого от нее, Минни, неумолимо и непреклонно. Небольшие, но исполненные подспудной мощи волны разбивались о берег с величавым спокойствием. И Минни покорилась. «Я не буду тебе соперницей, мы обе будем его любить. Ты только сохрани его для меня, сбереги, а я буду безропотно возвращать его тебе».

По дороге обратно Минни взгрустнулось, и Артур нежно обнял ее за плечи. Он не мог принадлежать только ей, и чувство вины перед женой, ее пониманием и терпением, пронесет через всю свою жизнь.

Где это видано, чтобы грустить во время свадебного путешествия! Артур внезапно подхватил Минни на руки и закружил под неодобрительными взглядами редких прохожих — дело шло к вечеру. Минни звонко рассмеялась и стала шутливо отбиваться.

Внезапно Артур опустил ее на землю и прижал к себе с такой силой, что Минни вскрикнула.

— Хочу тебя! Прямо сейчас! — прохрипел он.

Желание мужа передалось Минни, по телу прошла сладкая дрожь. Но она все же не удержалась, чтобы не поддразнить его:

— А как же трехдневный карантин? — лукаво спросила Минни, — еще несколько часов осталось!

— Не могу больше терпеть! — его голос прерывался от страсти, и он заглянул жене в глаза обеспокоенно и виновато.

Вместо ответа Минни прижалась к нему.

Они поспешно, насколько позволяли приличия, добрались до отеля и почти что подбежали к лифту под понимающими взглядами ночного портье.

В спальне Минни первая сбросила на пол пиджак от костюма. Туда же полетела военная форма Артура. Усадив ее на кровать, он опустился на пол и снял с нее ботинки, целуя ее маленькие ступни и лодыжки. Еле скрывая нетерпение, Артур помог ей избавиться от верхней одежды, и Минни, все еще смущенная, юркнула под одеяло в панталончиках и неглиже. Раздевшись за несколько секунд (военная привычка!) Артур нырнул в постель поближе к ней, и вскоре панталончики и прочие ненужные атрибуты присоединились к одежде на полу.

Задыхаясь от желания, Артур привлек жену к себе, и Минни полностью отдалась его ласкам и его страсти. Больше не было напряженности, подспудной тревоги или беспокойства. Напротив, Минни охватило предвкушение уже испытанного блаженства. Но если она думала, что ее ожидает повторение пройденного, то как она ошибалась!

Артур ласкал и любил ее все так же бережно и нежно, но чуть настойчивее были его прикосновения, чуть горячее поцелуи, чуть смелее вели себя его руки. Ласково, но уверенно коснувшись ее колен, он устроил Минни поудобнее, и, подчиняясь ему, она вдруг ощутила какую-то особую негу. Жажда власти над собой вспыхнула в ней с новой силой, и она приникла к мужу с такой готовностью и желанием, что он с восхищением посмотрел на нее. В ту ночь новая раскрепощенная Минни испытала блаженство и восторг, которым не было сравнения, даже с божественной музыкой.

Так прошла целая неделя. Полностью поглощенные друг другом, Минни и Артур и думать забыли об окружающем мире. Они могли быть в Блэкпуле, а могли быть и в Шотландии, или на необитаемом острове или даже на Луне. Вполне привыкшая к подобному поведению обитателей аппартаментов для новобрачных прислуга три раза в день сервировала стол в гостиной и исчезала. Каждый раз, когда Минни просыпалась в блаженной истоме, у Артура уже был готов поднос с яствами, который он подавал ей прямо в постель. У Минни проснулся волчий аппетит, и даже Артур ел больше обычного. Он не мог налюбоваться на жену, таким счастьем и здоровьем сияло ее смуглое лицо.

Как то, по прошествии недели, насытившись любовью, Минни с шаловливым выражением на лице, положила ладонь на грудь мужа. Артур взглянул на нее с беспокойством. Он уже знал, что эта озорная улыбка — предвестник какой-то каверзы.

— Милый, а ведь это нечестно…, — протянула она, лукаво прикусив нижнюю губу.

Артур смотрел на нее, настороженно приподняв брови. Минни игриво выводила пальчиком узоры на обнаженной груди мужа.

— Ну вобщем… я для тебя как раскрытая книга, — она хихикнула от сравнения, — ты всю меня видел…и касался…. а я?

— Тааак, — медленно произнес Артур, все еще выжидая, но прекрасно понимая, к чему она ведет.

— Ну… мне ведь тоже хочется … все… увидеть, даже если не потрогать…, — Минни покраснела от своей смелости, но останавливаться не собиралась.

— Потрогать! — Артур даже подпрыгнул на кровати.

— Ну ладно, ладно, — успокоила его Минни, — только посмотреть, ну хоть одним глазком.

— Ты же изучала Давида, — хмыкнул Артур, — значит имеешь общее представление. И он нарочито тяжело вздохнул.

— Каменный Давид ведь мне не муж, я же не донна Анна! — Минни подперла щеку рукой, было так забавно наблюдать смущение ее морского волка. — А мне живого, твоего Давида хочется увидеть, — она надула губки, — а то ведь несправедливо, я так вся у тебя на виду.

Слово «справедливость» всегда действовало на Артура магически, и лукавая Минни себе это уже уяснила.

— Ох, Минни! — вздохнул Артур.

Ну не представление же устраивать, как-то все это неловко, неэстетично. Он любил во всем гармонию и красоту. И, кажется, придумал!

— Ладно, — сказал он примирительно, — твое желание для меня закон, любимая! — глаза его блестнули.

Обвернувшись большим банным полотенцем на манер римского патриция, он накинул на Минни знаменитый пенюар и понес ее в ванную комнату. Там, усадив ее на краешек доселе избегаемой ими Джакузи, он открыл до отказа оба крана. Холодная и горячая вода, весело журча и перемешиваясь, быстро заполнила купель, и Артур бросил в нее пригоршню измельченного мыла, тут же наполнившего купальню густой ароматной пеной. Скинув пенюар, Минни соскользнула в глубину купели и притаилась у стенки, затаив дыхание и приоткрыв рот.

Артур, как-то сразу посерьезнев от волнения, медленно сошел в купалню и выбросил наружу мокрое полотенце. У Минни перехватило дыхание от стройности его мускулистой худощавой фигуры. Все так же медленно Артур подошел к жене, взял за руку, повернув ее ладонью вниз и притянул к себе. У Минни перехватило дыхание. Она прикоснулась к чему-то нежному и мягкому, и одновременно сильному и твердому и посмотрела вниз. Потом подняла к мужу сияющие нежностью и любовью глаза.

Артур привлек ее к себе. Что-то особенное случилось между ними. Больше не было тайны, больше не было никаких преград, они действительно стали одним целым, супругами, не просто любовниками.

— Какая же ты умница, Минни! — прошептал он ей на ухо, прижимая к себе.

Минни проснулась, когда рассвет еще только угадывался над темнеющим мениском моря. Ночь была теплой, и они оставили дверь на балкон распахнутой. Артур спал, как всегда, ничком, уткнувшись носом ей в плечо. Его правая рука так уютно обнимала ее, что Минни блаженно вздохнула. Только подумать, ведь всего навсего они женаты две недели, и знакомы всего три, а роднее, ближе этого человека нет никого на всем белом свете. Минни почувствовала укол совести. Двадцать пять лет она прожила с лелеявшими ее родителями, и вот те на — вся их любовь и забота, вроде бы и не в счет! Нет, конечно же она продолжала их любить, но центр ее жизни, ее «мы», ее семья теперь мирно сопел у нее под ухом. Любовь к мужу горячей волной заполнила ее грудь. Минни снова блаженно вздохнула и потянулась от ощущения полного, совершенного счастья.

И тут ее взгляд упал на чуть светлеющий проем балкона, на море, притаившееся снаружи.

Через две недели он уплывет, покинет ее на целых шесть месяцев.

Почему, почему никто не предупредил ее, что она так прирастет к нему?! Почему говорили о чем угодно — симфонии, страхе, боли, стыде, восторге, но только не о той всепоглощающей близости, полном единении, которая установилась между ними почти что сразу? Почему не предупредили, что каждое расставание будет рвать по живому, отрывать от себя свою же плоть, самое родное и близкое?!

Минни почувствовала, что проваливается куда-то в бездну, в бездну отчаяния и безысходности. Контраст с недавним ощущенем полного счастья был настолько велик, что она не удержалась и судорожно всхлипнула.

Артур тут же проснулся и с тревогой вопросительно заглянул жене в глаза.

Минни снова виновато всхлипнула:

— Люблю тебя! — и уткнулась носом ему в грудь.

Артур молча обнял ее. Он все понял.

Нежными долгими поцелуями и ласками ему удалось успокоить жену, и Минни, все еще шмыгая носом, уснула у него на груди.

Зато теперь не спал Артур. Его скулы заострились, глаза сузились, как всегда случалось в минуты принятия серьезных решений. Взгляд упал на обложку непрочитанной вечерней газеты, брошенной на пол перед кроватью. В зарождающемся утреннем свете можно было явственно прочитать заголовок на первой странице обложки, напечатанный крупным жирным шрифтом «Правительство предупреждает: вторая англо-бурская война начнется через три месяца».

Тонкая линия губ растянулась в благодарной улыбке: Провидение подсказывало ему решение.

Минни проснулась в полдень и сладко потянулась, но тут же вспомнила о переживаниях прошедшей ночи. Настроение испортилось. Где же Артур? Его не было рядом с ней в постели, хотя он заботливо оставил для нее поднос с едой и кофе. Не было его ни в ванной, ни в гостинной комнате. Сердце у Минни забилось в панике. Она заметалась по аппартаментам и уже собралась было позвонить в колокольчик портье, как взгляд ее упал на записку, оставленную на подносе с завтраком, которую она в волнении не заметила.

Крупным красивым почерком Артура было написано:

«Любимая, я уехал с утренним поездом в адмиралтейство по срочному делу. Не хотел тебя будить. Не скучай, милый Помпончик!Вернусь к вечеру. Твой Ушастик».

Минни подняла с пола вчерашнюю газету и ахнула.

Глава 12. Параллельные миры

Кто-то ласково гладил ее по плечу, и Минни медленно приходила в себя. Она и не заметила, как уснула на широкой осиротевшей постели. Когда же это было? Встревоженная внезапным отъездом мужа, обеспокоенная смутными подозрениями, Минни, как неприкаянная, долго бродила по комнатам. Решив, что время пройдет быстрее снаружи, она предприняла было короткую прогулку по набережной, но ей стало так неуютно, так одиноко, что она почти бегом вернулась в гостиницу. Бродить одной по тем же улицам, по которым они только что гуляли вместе, казалось чуть ли не кощунством. Есть совсем не хотелось, газету с тревожными заголовками она в отчаянии отшвырнула. Покопавшись в чемодане, Минни достала томик Диккенса, чтобы хоть как то убить время, и обнаружила на дне видавшего виды плюшевого медвежонка. Она и забыла, что взяла с собой в свадебное путешествие любимую игрушку! Медвежонка тоже звали Ушастиком, и Минни залилась горячими слезами. Наконец, утомившись от переживаний, она забралась на постель, укрывшись тонким покрывалом. Читать расхотелось, и, крепко прижав к груди медвежонка, Минни забылась тревожным сном.

С трудом разлепив припухшие от слез веки, Минни увидела склонившееся над ней улыбающееся лицо Артура. Вскрикнув от радости, она порывисто обняла мужа, и выронила медвежонка.

— Так-так! — с нарочитым негодованием проговорил Артур. — Стоило мужу отлучиться на день, как его место уже занято! — Приподняв несколько облезлого медвежонка за ухо, он критически покрутил его в воздухе. — Неказист соперник, однако! Я так понимаю, что это и есть мой тезка?

— Отдай! — Минни выхватила у него медвежонка и снова прижала его к груди, надув губы. — Да, это мой старый Ушастик. Уж он то не сбегает от меня ни свет ни заря и не бросает одну, не предупредив и не посоветовавшись! — и она уткнулась носом в любимую игрушку.

Проем открытого балкона темнел сизым небом. Скорее всего, она проспала несколько часов. И, словно в ответ на ее мысли, часы на городской ратуши пробили восемь раз.

— Признавайся! Признавайся, что ты натворил! — и Минни указала на брошенную на пол взъерошенную вчерашнюю газету.

Тяжело вздохнув, Артур молча присел рядом с ней на кровать, собираясь с мыслями. На письменном столе лежала темно-бордовая папка с его рабочими документами. Минни только сейчас обнаружила, как осунулось его лицо, тусклый свет электрической лампы подчеркивал нахмуренную складку бровей. Сердце у нее сжалось.

Отложив медвежонка в сторону, Минни нежно обняла мужа и, положив голову ему на грудь, и прошептала уже совсем другим тоном:

— Расскажи, милый. Скажи мне все, как есть. Я пойму, мы справимся вместе.

Артур взял ее лицо в ладони, нежно провел по волосам. Его глаза сияли благодарностью, тревожная складка разгладилась. Глубоко вздохнув, он проговорил виновато:

— Не могу, не могу с тобой расстаться так скоро!

Минни потерлась носом о его щеку.

— Я тоже, — еле слышно прошептала она.

Артур еще крепче прижал ее к себе.

— Мне полагалось шесть месяцев срочной службы в Китае, но там сейчас ничего особенного не происходит. Поэтому адмиралтейство согласилось обменять их на четыре месяца в зоне военных действий — в Южной Африке, так как добровольцев мало, да еще с отсрочкой на два месяца!

Минни только охнула.

— Так что у нас впереди не две недели, а целых два с половиной месяца, Минни, любимая!

Она медленно качала опущенной головой.

— Разве ты не рада?! — почти что с отчаянием воскликнул Артур.

Минни подняла на него полные слез глаза.

— Да как же мне радоваться, Артур! Ради меня ты идешь на войну, подвергаешь себя смертельной опасности! Да я бы лучше ждала тебя не шесть, а двадцать шесть месяцев, лишь бы ничего с тобой не случилось!

Артур нежно поцеловал ее большущие, полные тревоги глаза.

— Ничего со мной не случится, любимая, — мягко проговорил он, — ты же знаешь своего Ушастика: он такой обстоятельный, ко всему готовится основательно, с толком. Да и реакция у меня мгновенная. На войне, конечно же, всякое бывает, но есть качества, которые позволяют свести риск к минимуму. Без ложной скромности — у меня эти качества есть. К тому же, мы будем патрулировать побережье, а у Буров нет такой артиллерии, чтобы стрелять по военным кораблям на большое расстояние.

— Ага, — проворчала Минни, нахмурившись, — то-то добровольцев у адмиралтейства навалом прогуляться по Африке за государственный счет! Ишь, сразу ухватились за твое предложение! — фыркнула она.

Но мысль о том, что расставаться через две недели не придется, и впереди у них еще долгих два с половиной месяца любви, уже заполняла ее сердце сладким, умиротворяющим теплом.

— Ну что ж, — наконец проговорила Минни, — что сделано, то сделано! Давай будем думать о хорошем и радоваться нашему продленному медовому месяцу! — и с задорной улыбкой она чмокнула Артура в щеку, — ой, а ведь мы успеем и дом обустроить, и на моем дне рождения погулять!

Вскочив с постели, Минни мячиком запрыгала по комнате, заглядывая в ящики письменного стола.

— Куда же я подевала письменные принадлежности? Надо набросать телеграммы нашим — моим и твоим — что мы остаемся еще на месяц!

Артур с нежностью наблюдал за женой.

— Только не говори им, что это я подавал рапорт.

— Конечно же не скажу, — улыбнулась Минни, — я не болтлива. — Она уже нашла набор для письма и устроилась в кресле за письменным столом.

— Ты — сокровище! — Артур поцеловал жену в висок и вышел на балкон покурить.

Безоблачное чернильное небо сияло россыпью крупных звезд, какие бывают только у самого моря. Поближе к горизонту над еще виднеющемя в сгущающихся сумерках краем моря замер бледно-золотой серп луны. Артур глубоко вдохнул волнующе-свежий морской воздух, забытый портсигар остался зажатым в его ладони.

Прикусив от усердия кончик языка, Минни, наконец-то, закончила тщательно выверенный текст телеграммы и поставила жирную точку.

— Фью, — пробормотала она, осторожно промокнув чернила, и поискала глазами мужа. В комнате его не было, и Минни выпорхнула на балкон.

Артур стоял, оперевшись обеими руками на каменные перила, мечтательно устремив глаза к звездам. На его губах играла характерная загадочная полуулыбка. Минни замерла, не желая нарушать его раздумий.

— Знаешь, Минни, — заговорил Артур, — ведь есть такая теория, что вселенная состоит из параллельных миров. И эти миры, такие же, как наш, а, может быть и в чем-то разнятся. — Его голос звучал негромко, но отчетливо и звонко, как умеют говорить привыкшие отдавать приказы. Сейчас в нем чувствовалось вдохновение. — Их огромное множество, и они расположены почти в одной плоскости, как страницы в книге. Ты понимаешь? — Он обернулся к Минни с волнением. Ему было так важно, чтобы она его поняла, не рассмеялась, не испугалась бы его фантазий!

Минни молча смотрела на него во все глаза, потом еле заметно кивнула.

— Представляешь, — продолжил Артур, еще больше волнуясь, — если в этих мирах, что-то изменится, по сравнению в нашим, например, кто-то в доисторические времена наступит на бабочку в тропическом лесу, и это незначительное событие повлечет за собой, по принципу домино, такую череду изменений сквозь времена, которая к нашей эпохе приведет к грандиозным историческим сдвигам. — Он перевел дух и продолжил. — Есть еще идея, что все эти миры сходятся в одной линии, как в переплете книги. Вот бы найти эту линию, и заглянуть в другие миры, а? — Артур вопросительно обернулся к жене.

Минни молча нырнула к нему под руку и слегка прижалась к нему спиной. Его волнение передалось и ей. Артур обнял ее и уткнулся подбородком ей в макушку. Какое-то время оба молчали. Потом она обернулась.

— А как ты думаешь, любимый, — прошептала она с надеждой, — если там, в этих бесконечных мирах, есть такие же Артур и Минни, они ведь там тоже вместе, правда? — Минни подняла к нему глаза, которые в сумерках казались огромным.

Артур крепко прижал ее к себе.

— Только так, родная, только так. Что бы не произошло, что бы не случилось во всей вселенной, они непременно будут вместе!

***

Минни покидала Блэкпул с сожалением. Она провела здесь самые счастливые в ее жизни несколько недель. Высунувшись в окно купе, она пыталась запечатлеть в памяти кромку моря, сероватое, подернутое легкими облаками, октябрьское небо, высокие стройные кипарисы. Артур расхаживал по перрону, запасаясь в дорогу лимонадом, минеральной водой, газетами, снедью и прочими мелочами. Минни уже научилась легко узнавать силуэт мужа в толпе и с удовольствием наблюдала за его красивой фигурой гимнаста, четкой, немного гарцующей, походкой. Она отметила про себя, что некоторые женщины украдкой провожают глазами молодого морского офицера, и ее сердце наполнилось гордостью. «Он мой, мой!» — так и хотелось ей с радостью крикнуть им вслед. Минни не испытывала ни капли ревности. Она уже знала, что Артур не изменит ей ни в одном из параллельных миров, какие бы неудачи не выпадали на долю тропических бабочек в доисторических джунглях!

Минни удовлетворенно вздохнула и удобно устроилась на мягком сидении. Все же было немного грустно уезжать, будто бы выбираться из удобной уютной ракушки в большой, не всегда приветливый, мир.

Нагруженный всякой всячиной в купе ввалился Артур и сразу же заметил настроение жены.

— Не грусти, Помпончик, — он скользнул рядом и обнял ее за талию, — мы еще вернемся сюда, и не раз! А давай знаешь что? — продолжил он. — Как выдастся возможность, попутешествуем по нашей зеленой стране? А то я Китай с Бразилией лучше знаю, чем свою старую добрую Англию!

У Минни загорелись глаза.

— Как ты хорошо придумал, — подхватила она, — будем останавливаться в маленьких отелях, в затерянных живописных деревушках и гулять, наслаждаться природой, местной кухней! Ой, как здорово! Кажется я проголодалась! — добавила она со смехом.

И повеселевшая Минни стала помогать Артуру накрывать на стол.

Несмотря на оживленные телеграммы и благополучные, хоть и короткие письма, Эдит с некоторым волнением ожидала возвращения младшей дочери и зятя.

С одной стороны, продление молодоженами свадебного путешествия казалось добрым предзнаменованием. С другой стороны, это могло означать, что им понадобилось больше времени для притирки, так как что-то пошло не так, и им не хочется, после всех досвадебных перипетий возвращаться домой с поражением. Короткие и лаконичные, письма Минни ограничивались монотонным описанием окресностей, (действительно, сколько раз можно по-разному описать восход или закат солнца у моря?!) и сообщениями о прекрасном здравии их обоих. Сама Эдит так и не смогла пересилить себя и задать Минни наводящие вопросы. Она была неприятно удивлена, когда во время одного из возобновившихся визитов Элис упомянула о двух уморительных письмах от Минни. Ей самой Минни присылала только краткие нейтральные отчеты. Элис не стала вдаваться в подробности, а Эдит была достаточно хорошо воспитана, чтобы ее расспрашивать. Тем более, что, задав вопросы, она бы косвенно призналась в том, что ей самой таких веселых писем не писали. Эдит не сердилась на Минни, она прекрасно понимала, что ее собственная старомодность не располагала к откровениям. И вот сейчас, ожидая загулявших молодоженов на перроне Ливерпульского вокзала, вместе с мужем и Кэти, Эдит поймала себя на мысли, что, выдав замуж четырех дочерей, она никогда еще так не волновалась. Дело, наверное, в том, что у Минни, по сравнению с сестрами, были явно завышенные ожидания от своего брака, и она была единственной из дочерей, влюбленной в своего жениха. А это всегда чревато разочарованием.

Ее тревожные мысли были прерваны появлением Беатрис и Джорджа Ростронов буквально за пять минут до прихода поезда. «Пунктуальность у них в крови, что ли?» — подумалось Эдит с легким раздражением. Ее сердце забилось, когда, пыхтя и отдуваясь паром, Блэкпулский поезд наконец-то остановился на перроне.

Дверцы купе первого класса распахнулись, и на перрон легко спрыгнул Артур. Он собрался было развернуть складную железную лесенку, как с возгласом «Лови меня!» из купе выпрыгнула Минни прямо в объятия мужа и повисла у него на шее. Оба расхохотались, и Артур закружил жену в воздухе, прежде чем осторожно поставить ее на перрон. У Эдит перехватило дух от экстравагантной выходки дочери, но та уже повернулась к встречавшим с таким откровенным выражением счастья на сияющем лице, что Эдит мгновенно простила ей все. Каким-то образом ей удалось первой подбежать к молодоженам и расцеловать дочь. Потом она нежно обняла улыбающегося Артура и прошептала ему на ухо одно единственное слово: «спасибо!».

Артур растерялся. Ему хотелось возразить, объяснить, что это именно ему так сильно повезло в жизни, но он понял Эдит, понял и то, что сейчас было не время и не место рассыпаться во взаимных любезностях.

Дома у Стоттертов молодоженов ожидал сюрприз — праздничный обед в их честь.

Все Ростроны, включая папу Джеймса, были в сборе. На торжество смогли приехать почти все братья и сестры Минни. Самое почетное место, конечно же, заняли Макс с Клементиной. Мэгги пришла с сыном, Элинор — с дочерью-подростком: ее муж был уже очень плох. Обе сидели притихшие, каждая грустила о своем. Брауны, зато, были в полном составе, как всегда весьма довольные жизнью. Минни с радостью заметила Элис и Дэна, пристроившихся у краешка стола и с благодарностью посмотрела на мать. Та кивнула ей с легкой улыбкой.

Оказалось, что Джеймс с Ричардом, за время отсутствия новобрачных, подружились не на шутку и даже обсуждали перспективы открытия общего дела, так как оба хорошо разбирались в химии. Макс посоветовал им обратить внимание на новые красители, и они уже несколько вечеров обсуждали перспективы такого предприятия за неизменным стаканчиком Бургундского. Эдит вначале с подозрением наблюдала за регулярными возлияниями отцов семейств, но, заметив, что Джеймс пьет немного и положительно влияет на Ричарда, успокоилась.

Так как новый дом Минни с Артуром был еще не готов к принятию жильцов, молодоженам отвели две смежные гостевые комнаты на втором этаже у Стоттертов. Комнаты эти оказались прямо над спальней минниных родителей, о чем она и поведала мужу перед праздничным обедом.

— Ух, нам бы не забыть вести себя … поаккуратнее ночью, — шепнул ей на ухо Артур.

Минни хихикнула и приложила палец к губам.

Обед проходил весело. Кухарка Стоттертов, с помощью двух поденщиц, явно превзошла саму себя. К концу торжества Эдит планировала внести грандиозный торт-безе, выпеченный в форме подковы. Разговор оживленно переходил от погоды (как же обойтись без обсуждения погоды в Англии!) к политике, ценам на продукты, бизнесу, парижской моде.

Однако оказалось, что вовлечь молодоженов в беседу, кроме двух-трех ничего не значащих междометий, было не так-то легко, настолько они были поглощены друг другом. Артур и Минни, под шумок общей беседы, шептались и пересмеивались о чем-то своем, только им ведомом.

Желая вытащить их из панциря, которым они себя окружили, Эдит стала расспрашивать молодоженов о Блэкпуле, который она не раз посещала в молодости. К счастью, она начала с кафедрального собора Св. Иоанна, в котором молодожены бывали несколько раз, и да, они гуляли по Променаду. Но на этом их удача закончилась. Минут через пять выяснилось, что Минни с Артуром не были почти нигде — ни в Эмпайр Театре, ни в Гранд Павильоне, ни в Зимнем саде, ни в дюжине еще других самых важных достопримечательностей Блэкпула, которые Эдит смогла припомнить. Артур, несколько виновато, отрицательно качал головой, а оттенок щек Минни, по мере допроса, постепенно переходил от светло розового к пунцовому. Краем глаза Эдит заметила, как улыбаются украдкой Элис и Клементина, а ее муж даже два раза крякнул, но она все не могла остановиться:

— Как, вы не посетили знаменитый Испанский зал?!

–

— И даже не были в Ратуше?!

–

— И в Колизеуме?!

–

Эдит перевела дух, и только тут обратила внимание, что улыбаются уже почти все присутствующие. Но у нее все-таки вырвалось:

— Так чем же вы там занимались целые два месяца?!

Раздались приглушенные смешки, Эдит взглянула на дочь и покрылась пунцовыми пятнами ей под стать.

— Ой, что-то на кухне подгорает! — промямлила она и выбежала из столовой, подальше от плохо подавляемых смешков.

Ричард поспешно подхватил бокал с шампанским и сунул второй в руки Джеймсу.

— За молодоженов!

И мучительное смущение Минни было поглощено бурным потоком поздравлений и пожеланий.

В суматохе никто не заметил, как смертельно бледная изможденная Мэгги выскользнула из-за стола, и вернулась минут через двадцать, оживленная, с лихорадочным блеском в глазах.

После торта с чаем, орешков и засахаренных фруктов, все общество переместилось в залу, где дети устроили импромпту концерт в честь молодоженов. Эйлин, дочь Элинор, прилежно отбарабанила на рояле один из вальсов Шопена, девочки Лиззи, премило пританцовывая, спели пару ланкаширских народных песенок. Вдруг, откуда-то из глубины комнаты понуро выдвинулся сын Мэгги Берти со скрипкой в руках. Подтолкнув ссутулившегося сына поближе к середине комнаты, Мэгги объявила с неуместным вызовом:

— Берти сыграет вам «Элегию» Листа.

Резко повернувшись, она внезапно обратилась прямо к Артуру:

— Франц Лист — это австрийский композитор, — и Мэгги добавила снисходительно, — надеюсь, вам не покажется скучным.

Минни задохнулась от негодования и подалась вперед, по залу прошелся глухой шепот, но Артур спокойно взял жену за руку.

— Венгерский, — тихо, но четко произнес он.

— Как?! Что?! — всполошилась Мэгги

— Ференц Лист — венгр, и в его творчестве часто прослеживаются мадъярские народные мелодии, — продолжил Артур мягко, но Берти уже начал играть.

Играл он недурно, хотя все время смотрел в пол и было заметно, что всеобщее внимание ему в тягость. Элегия Листа, одно из самых скорбных его произведений, навело уныние на всех присутствующих, кроме Ричарда, который мирно посапывал, удобно устроившись в кресле.

Когда Берти закончил, раздались жидкие хлопки, и мальчик, все так же глядя в пол, покраснел до корней волос. Мэгги застыла в каком-то трансе, и он не знал, что делать дальше.

Внезапно, легко поднявшись с диванчика, на котором сидели они с Минни, Артур быстро подошел к Берти и пожал ему руку.

— Вы прекрасно играете, молодой человек. У вас большой талант. За «Элегию» обычно берутся только опытные исполнители, ее надо выстрадать.

Берти поднял на него большие, темные как у матери, скорбные глаза, и Артур осекся.

Он легонько сжал плечо мальчику:

— Занимайтесь музыкой, это ваше призвание, — и добавил уже глуше, — музыка станет вашим прибежищем, вашей крепостью и источником силы. Она поможет вам выстоять.

Лицо Берти прояснилось, и он неуверенно, но благодарно улыбнулся моряку в ответ.

— Вы мне не одолжите вашу скрипку? — неожиданно спросил Артур.

Берти удивленно протянул ему скрипку и, чуть замешкавшись, смычок.

Артур бережно взял скрипку в руки, медленно провел ладонью по темно-вишневому корпусу, и, внезапно, решительным движением установил ее на левом плече, слегка прижав подбородком. Длинные пальцы ловко обхватили инструмент.

В комнате воцарилась мертвая тишина, все неосознанно подались вперед, затаив дыхание, как будто ожидали, что этот странный моряк прямо сейчас извлечет из скрипки пресловутого зайца. Проснувшийся Ричард смотрел на новоиспеченного зятя выпучив глаза и раскрыв рот, а на губах Джеймса Рострона играла ироничная улыбка.

Артур невозмутимо объявил:

— В честь моей жены — небольшой отрывок из второго концерта Паганини. Только уж не обессудьте — я давно не репетировал.

Чуть прикрыв глаза, Артур бережно приложил к скрипке смычок, и волшебные звуки одного из самых сложных произведений великого скрипача, казалось, полились из нее без особого усилия.

Минни слышала от мужа, что он умеет играть на скрипке, но и представить себе не могла, что играет он так здорово! Профессиональный музыкант, конечно же, уловил бы изъяны в технике игры морского офицера, но для любителя его исполнение было виртуозным. Особенно подкупало то, с каким упоением он играл, как нежно касался струн скрипки смычок.

Минни распирало от гордости, а на глаза, почему-то навернулись слезы. Она не очень-то хорошо знала этот концерт, но тут Артур перешел к третьей части — знаменитой веселой Кампанелле, которую Минни, в свое время, разучивала на рояле.

Прежде чем она успела сообразить, что делает, ноги сами понесли ее к инструменту и, быстренько устроившись у рояля, Минни верно уловила такт и стала ловко аккомпанировать мужу. Артур повернулся к роялю, его брови вздернулись в удивлении, а глаза загорелись озорством. Бравурную Кампанеллу они сыграли вдвоем с таким задором и настроением, что закончили под бурные аплодисменты. Артур приобнял раскрасневшуюся счастливую Минни за талию и резко, по-военному, склонил голову в благодарности.

Минни была в восторге от триумфа мужа. И тут Артур выдал финальный аккорд, а, по-простецки, можно было бы сказать, что отправил всех в нокдаун. Отдавая скрипку Берти, он заметил, как бы невзначай:

— Прекрасный инструмент! Небольшого размера, темно-вишневого цвета, скорее всего сработана последователями скрипичных дел мастера Гварнери.

— Верно, так и есть, — в растерянности пробормотала Мэгги.

Гости взирали на моряка в ошеломлении.

Но последнее слово в тот вечер все-таки осталось за Ричардом.

— Вот чем они занимались там целых два месяца, — подмигнул он Эдит, — репетировали! А ты говоришь! — и, весело посмеиваясь, они с Джеймсом отправились опрокинуть стаканчик бургундского за Паганини, ну и еще один за Гварнери, так уж и быть!

***

Последующие несколько недель прошли у молодоженов в хлопотах по ремонту и устройству их «волшебного замка». Погода стояла хорошая, почти что летняя, хоть и в английском стиле, до самой середины ноября. Минни с Артуром исчезали после завтрака и пропадали в своем новом доме до самого обеда. Дэна зафрахтовали реконструировать сад по эскизам Минни. Перестройкой комнат и обустройством интеръера, по зарисовкам той же Минни, руководили Ростроны, две сестры и два брата Артура, которые передвигались слаженной белобрысой стайкой.

Вообще, как-то само собой получилось, что во главе всего строительства оказалась Минни. Неожиданно у нее проклюнулся талант к черчению и карандашным зарисовкам и недюжинная способность руководить и рабочими, и родственниками. При деле оказались и Эдит с Элис, и Лиззи и, конечно же, Макс с Клементиной, вкусу которой Минни очень доверяла и часто с ней советовалась. Несколько раз даже появилась Мэгги, хотя было не совсем понятно, с какой целью. Может быть ей хотелось хоть ненадолго окунуться в атмосферу счастливой веселой суеты.

Артур почти не вмешивался, с удовольствием наблюдая, как Минни задорным мячиком скачет из сада в дом и обратно, мелькает то на первом, то на втором этаже, а иногда и в мезонине, отдавая распоряжения, посылая рабочих и подручных налево и направо. Сам он оставался на подхвате, если нужно было посоветоваться, заняться каким-нибудь сложным механизмом или инженерной конструкцией, как то водопроводом или электропроводкой, которая все еще была достаточно в новинку.

Вечерами же, немного подуставшие, но довольные, Минни с Артуром, в сопровождении молодежи, отправлялись на концерты, танцы, в оперу, или же проводили тихие вечера за беседой и шахматами у Стоттертов.

Но эта шумная насыщенная деятельность неожиданно подошла к резкому концу.

Артур и Минни все еще занимали две комнаты над спальней Стоттертов. Эдит так привыкла слышать перед сном веселое щебетание дочери наверху, которому вторил тихий баритон зятя, что у нее сердце сжималось от мысли, что скоро все это закончится и они съедут в свой любимый «замок». Утешало только то, что до него было всего минут пятнадцать умеренной ходьбы.

В ту ночь Эдит что-то не спалось, и, как часто бывает, она, под монотонный храп Ричарда, лениво перебирала в уме события последних дней. Минни так увлечена своим домом, бедняжка здорово устает. Целых два или, может, три дня, она даже к завтраку не спускалась. Уж не приболела ли? — вдруг спохватилась Эдит. Да нет, вроде бы отобедала она с аппетитом, да и на концерте они вчера были, вернулись довольные. Все-таки, что-то ее беспокоило, и Эдит ворочалась с бока на бок.

Не успел забрезжить рассвет, как наверху быстро и приглушенно заговорили. Миннин голос увещевал и упрашивал, голос Артура казался взволнованным. Потом тихо скрипнула и затворилась дверь, на лестнице послышались быстрые, почти бесшумные шаги. Схватив домашний халат, Эдит успела выскочить в прихожую. Артур, на ходу надевая сюртук, колдовал над дверными замками.

— Что случилось?! Куда это вы на ночь глядя?!

Артур обернулся.

— Ах, не хотел вас беспокоить, — с досадой проговорил он, — не получилось! Минни нездоровится, я хочу привести доктора, — добавил он.

— В чем дело?! Что с ней?! — Эдит разволновалась не на шутку. — Что-то серьезное, что даже нельзя подождать до утра?

Артуру, наконец, удалось отворить все засовы.

— Нет, я не буду ждать до утра, миссис Стоттерт, хоть она меня об этом и просила. — голос у него дрогнул, — моя Минни, может быть серьезно больна! Надо срочно бежать за врачом! — возбужденно затараторил Артур. — Уже три дня подряд каждое утро ее так тошнит, что она только через пару часов приходит в себя! Исхудала даже! Она все отнекивалась, мол это только по утрам, наверняка все от скисшего молока, которое она любит пить на ночь, ведь в течение дня она чувствует себя хорошо. Так вот, вчера она это злополучное молоко не выпила, а сейчас у нее все равно начался сильный приступ тошноты с рвотой. Бедняжка наверняка отравилась. Так я побегу! — Артур остановился и взглянул на умолкнувшую Эдит.

Та мягко улыбалась.

Ошеломленный, Артур смотрел на нее, ничего не понимая.

— Не надо никуда бежать, — все так же с улыбкой, ласково проговорила Эдит и, подойдя поближе, взяла зятя под руку, — это утреннее недомогание, она в положении, Артур! У меня было то же самое, особенно на двоих старших.

Артур продолжал все так же остолбенело смотреть на Эдит, но уже через несколько секунд он мчался вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Куда было Эдит за ним угнаться!

— Минни! — завопил Артур на весь дом, совсем забыв, что еще даже не рассвело, и врываясь в их спальню. — Минни! У нас будет ребенок! — И, бросившись к кровати, он так сильно обнял жену, что она чуть на задохнулась.

Хватаясь за бок и тяжело дыша, в комнату, наконец-то, ввалилась Эдит, и объяснила дочери причину ее недомогания.

Отвечая на горячие поцелуи мужа и всхлипывая от счастья, Минни проговорила:

— И всегда тебе, Ушастик, надо всех во всем опередить! Это ведь мне полагалось тебе сказать, а не наоборот!

В последующие несколько дней педантизм Артура Рострона положительно вышел из берегов.

Он ходил за Минни буквально по пятам, не разрешал поднимать ничего, превышающее веса томика стихов, укутывал ее в многочисленные шали, подхватывал под руку, когда она спускалась по лестнице, и даже зачем-то прислушивался к ее дыханию ночью. Минни отбивалась, дразнила его занудой и даже, шутя, грозилась развестись, все было напрасно.

К счастью, приглашенному вскоре семейному врачу Стоттертов удалось успокоить будущего папашу и даже убедить его, что Минни необходимы физические упражнения, прогулки, нормальный образ жизни, и что вообще она здоровая молодая женщина. Под плохо скрываемое хихиканье Минни, Артур старательно запечатлел все советы врача в маленькой записной книжечке и, наконец, успокоился.

Молодожены перешли в «волшебный замок» за две недели до отплытия Артура в Южную Африку. Новоселье приурочили к двадцатипятилетию Минни и весело отпраздновали оба события. Ближе к полуночи, когда гости разъехались, Минни и Артур, уставшие, но счастливые, присели на старинные качели в той части сада, которую они решили оставить нетронутой. Было свежо, и они как тогда, три месяца назад, укрылись под его теплым флотским сюртуком. Артур обнял жену за талию, а Минни положила голову ему на плечо. Качели тихо поскрипывали, безоблачное небо мигало мириадами звезд.

— Помнишь, Минни, именно здесь мы первый раз поцеловались…

— И расколдовали волшебный замок…

— Теперь она наш с тобой!

— Милый, пусть эти качели станут той самой линией, где наши вселенные всегда будут соприкасаться!

Артур посмотрел на жену с любопытством:

— Как это?

— Каждый вечер, ровно в шесть, я буду сидеть на этих качелях и мысленно разговаривать с тобой, рассказывать тебе, как прошел день. Где бы ты не находился, я буду рядом с тобой.

— А я, — подхватил Артур, — именно в это время буду думать о тебе, вернее о вас, — добавил он с нежностью. — Как ты прекрасно придумала, Минни, любимая!

— Мы будем тебя ждать, Артур, — прошептала Минни и добавила, упрямо вздернув носик, — у нас никогда не будет расставаний, только встречи!

Много-много встреч!

Оглавление

Глава 1. Сегодня в филармонии гром и молния, сэр!

Глава 2. О магах, феях и морских змеях

Глава 3. Поверить вечность человечностью

Глава 4. В ритме лунного вальса

Глава 5. Калейдоскоп желаний

Глава 6. Несколько слов о стратегии и тактике

Глава 7. В поисках Синей Птицы

Глава 8. О маразме, симфонии и прочих хризантемах

Глава 9. Герцоги и пираты

Глава 10. Танцующая луна

Глава 12. Параллельные миры