Индигирка [Мария Викторовна Третяк] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Мария Третяк Индигирка

Вселенная вьётся восьмёркой вокруг корабля, торчащего посреди мёртвого космического пространства. Звёзды, колючие и стеклянные, медленно выедают беззащитные иллюминаторы — чёрные не то от гари, не то от тонировки.

Болтаются шланги, огнетушители, закопчённые детали и противогазы — словом, все внутренности корабля вывернулись наизнанку. Побитый нос волочит за собой эти железные лохмотья, которые раньше были каютами и лабораториями, а теперь — груда космического мусора, раздробленные части тела массивной механической туши.

По пустынным коридорам летает жёлтый блокнот со схематичным, еле различимым изображением какого-то научного деятеля, и на первой же странице нацарапанная карандашом надпись: «Я хотел посвятить себя освоению космоса, а космос был внутри меня…».

Теперь единственный выход для этого огромного железного инвалида — это упасть на ближайшую звезду.

***

Серёжа вздрогнул и открыл глаза. Сон. Просто сон. Просто чёткая последовательность образов, которые рисует мозг. И всё. Он шлёпнул себя по щеке и спустил ногу на пол — в поисках тапочка.

Мышцы размялись и начали тормошить заспанное сознание, чтобы оно привело в порядок все остальные внутренние механизмы. 7:00 — рабочий день начался.

Серёжа снял с горбатой вешалки пиджак, разгладил его, свернул вешалке нос и повесил обратно.

Электронные часы невнятно урчат время, как всегда опаздывая на две с половиной минуты. Маленькие экраны каютного киберуправления пульсируют в хаотичном порядке, отображая то тут, то там состояние всех систем корабля. Серёжа вышел из каюты и направился в Обзорную — единственное место на корабле, где не работает искусственная гравитация и всё ещё можно ощутить невесомость.

***

И снится нам не рокот космодрома…

— Доброе утро, Серёжа.

— Доброе.

— Что ты пел?

Это Наташа, сестра. Она первый раз в космосе.

— Да ничего, знаешь, была такая старая советская песня. Про космонавтов.

— А это правда?

— Что?

— То, о чём ты поёшь?

Генератор шумит. Вдалеке, но очень сильно. Со временем, конечно, привыкаешь, но когда опять начинаешь слышать, очень неприятно: как дрелью в стену. Но ничего не поделаешь — воздух нужен всему экипажу круизного лайнера, а нас тут много…

Где-то перегорела проводка — свет вырубился.

— Серёжа, что это?! Мамочки!

— Не паникуй, Наташ, сейчас всё починят.

Она, глупая, всё боится, что корабль треснет и мы все умрём.

Звёзды заморгали и размножились — на бесконечное количество километров — вверх, вниз, вглубь. На земле очень трудно представить эту бесконечность. Как войну, если ты в ней не бывал: столько песен про неё спето, книг написано, а яснее от этого не становится — только приедается. Так и тут. Хотя в глубоком космосе не как на земле и даже не как на орбите.

Здесь звёзды — это как мошки на белом листе. Когда долго читаешь и вдруг резко посмотришь на лист бумаги: белизна — аж глаза выедает, и бегают по ней такие маленькие чёрные мошки. И чем дольше смотришь, тем их больше. Звёзды — как эти мухи — то пропадают, то появляются. И иногда, от нечего делать, до того на звёзды досмотришься, что не понимаешь, есть они на самом деле или только мухами в глазах бегают.

Пока мы ждём света, я нащупал спинку кресла и, оттолкунвшись, полетел вверх, к главной ходовой системе. Мне показалось, что Наташа должна быть где-то там.

— Серёжа, лети сюда.

Она висит в воздухе и смотрит в огромный иллюминатор. А впереди — туча этих блестящих мух, и каждая — как три наших солнца в обхват.

— Наташа, издалека ты похожа на Маленького принца.

— Ты ж его не любишь.

Молчание и дальний гул генератора. Скоро включат свет.

— Серёж, вот ты говоришь, звёзды, звёзды… Звёзды — это мухи, звёзды волшебны, космос хочешь продвигать… А я домой хочу. К маме.

— Здравствуйте. И что это такое? Мы же договорились, на каникулах мы космос посещаем, а потом уже всё остальное. Сама же жаловалась в прошлый раз, что Катя на пояс Ориона летала, Даша с родителями на Кассиопею, только ты одна дома сидела…

Наташа надула губы и отвернулась.

— Ну ладно, не обижайся. Сегодня маме позвоним.

Атмосфера чуть-чуть разрядилась. Включили свет. Звёзды заспанно зажмурились, и часть из них исчезла.

— Что я вижу… — запищал сзади чей-то противный голос (поправка: не чей-то, Ксюшин), — брат с сестрой зависли перед звёздным небом в ожидании чуда…

— Тебе не нравится — не смотри.

Ксюша закатила глаза и усмехнулась. Она всё время к нам пристаёт. Особенно ко мне. Всегда противная и колючая, как сейчас. Хотя красивая, очень…

— Подумать только, — Ксюшины глаза сверкнули, как две звёздочки в туманном скоплении Андромеды, — что космос делает с людьми? Вот ты из изобретателя и превратился в поэта…

— Замолчи. Космос никого не меняет. Что за бредовая мысль?!

— А ты меня не перебивай. Тоже мне привычку взял. Раньше у тебя только формулы на уме были и скафандр