Тот самый сантехник 3 [Степан Александрович Мазур] (fb2) читать онлайн

Книга 606246 устарела и заменена на исправленную

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Тот самый сантехник 3

Глава 1 - S.O.S.

Близилась ночь, но мужчина не спал. Был тяжёлый день, тело молило о пощаде и первый песок в глазах говорил – отдыхай! Завтра на работу!

Но кто его будет слушать?

Предвкушая мягкую постельку и блаженную прохладу подушки, мужчина за сорок стойко листал новостную ленту «вконтактике», промышляя по группам с грудастыми девами без принципов.

Он держался до последнего, борясь со сном. Надо ведь ещё и для себя пожить. Хоть десять минут в день. А лучше – полчасика. Чтобы наверняка. Но жизнь сурова и беспощадна. И рано или поздно ноги затекут.

Не доводя до последней стадии посинения ног, сказал себе – пора и честь знать. Избегая последующей борьбой с онемением с кряхтением у стены, усталый защитник семьи поднялся рывком и смыл воду. Осмотрелся – чистота. Профессионально сработано. Ёршик сухим останется. А это уже показатель, что как человек он настолько по жизни чист, что грязь к нему не прилипает.

Всё, теперь с чистой совестью и отполированными электрической щёткой зубами в царство Морфея можно погрузиться. Нырнуть в совершенный мир, где проживает вместо невзрачной жены-одноклассницы, (с которой со школы вместе), с блондинкой-коллегой по работе (с грудью третьего размера).

Хорошо там всё, во сне. И не трое детей-девочек у него, а один. И тот – сын. Не тройки приносит из школы, а шпарит на трёх языках. Медалями и кубками вся стена со стеллажом завешана и заставлена.

Спортсмен же ж!

Стеллаж он, конечно, тоже сам сделал. На уроке труда. И сам договорился с трудовиком доставить. Так уж и быть, папа оплатил материалы. Но работу принял не сразу, с оговорками.

Но тут на грани слуха донеслось падение капли, разбив мимолётную мечту мужика как поток молока сухую печеньку в кружке.

Кап!

Мужчина застыл в проёме двери, прислушался. Хоть бы – нет. Ну хоть бы – нет.

Кап-кап.

Да куда там? Сразу две наглые капли упали на кафельную плитку.

Склонился мужик, взгляд суровый сделал, пристальный. За унитазом оказывается, лужица собралась. Пока с ладонь, но ночь только начинается. А к утру ведро наберётся. Но то будет уже не в санузле, а у соседа над головой капать. Или хуже того – в натяжной потолок соберётся. А глядя на эту навесную красоту над головой, сосед прямо с утра и начнёт долбиться, кричать, требовать. А там ругань, и разборки вместо работы и школ, чёрт бы их побрал! И всё, нервы, опоздание, увольнение, инфаркт, смерть… и предварительное облысение.

Мужчина поморщился от свалившихся бед, отложил телефон на полочку в коридоре и вместо блаженного отдыха в спальне, склонился над унитазом.

Вновь морда напряглась, посуровела. Щетина даже появилась. Или не заметил за день?

Поясница сразу дала о себе знать – тянет почти атрофированные мышцы, покалывает между подтёртых позвонков. А колени хрустнули и напомнили, что последний раз делал зарядку вместо утреннего возлияния кофе – ещё до первенца.

Как-кап-кап!

Шланг напрягся, перекачивая холодную воду в сливной бачок. А на месте крепления – уже не капелька висит, а мелкий поток от давления воды сочится.

Мужик пальцами попытался подтянуть металлическое крепление. То даже немного затянулось. Вроде меньше стало течь. А может то от того, что вода в бачок уже набралась?

Вновь смыв, мужик прислушался и ладонь под гибкую подводку воды подставил. А там – мокро. Капает снова. Даже течёт почти.

– Твою мать! – буркнул мужик, поднялся, вновь хрустнув коленками и решил уже затянуть как следует.

Но разводной ключ на полке, где ебутся волки. Рукой сразу не достать. За лестницей на балкон надо через детскую идти.

Вот же пакость! Только всех спать уложил. Теперь мелкую разбудит.

В тщетной попытке достать до ящика, мужик даже стул с кухни принёс словно подрос с прошлой попытки достать до полки. Но ящик с инструментами в самом конце, за топором, молотком и перфоратором. Мужик же! Все инструменты под рукой должны быть.

– Ебучий случай, – пробурчал хозяин довольно старой квартиры в ипотеку, отнёс стул на кухню и пока выключал там свет, нарвался на злой шёпот жены.

– Ты достал шараёбиться! Давай спать уже! – и добавила более мягким голосом. – Мне ножку не на кого закинуть.

– Отвали, – буркнул любящий муж, который жену, конечно, любил, но не в моменты пиковой усталости.

В такие моменты он всех ненавидел. Так как три года без отпуска работал. То пандемии, то спецоперации, то войны с капиталистическим миром, будь тот неладен. Он повержен будет, это лишь вопрос времени. Жаль, что унитазы для людей делать так и не научились. Технология на минималках простаивает.

Крадучись в спальне как ниндзя, мужик первые три шага без потерь прошёл, а затем расслабился и на куклу наступил на полу. Та не просто пискнула, а закричала, как одинокая женщина в тёмной подворотне:

– Убери свои руки!

Умные игрушки, что детям плохого не посоветуют. Но конкретно эта – стерва. И делали её нелюди и мужененавистники.

– Да ёпта-а-а, – протянул мужик глухо, балконную дверь отворив.

Сразу морозом повеяло в лицо, лизнуло по труханам и майке-алкоголичке. А особливо в ноги впилось.

Зима наступила внезапно. Бабье лето было повержено качественным сибирским снегом под расписку Деду Морозу. И до весны незастеклённый балкон не растает. А снег по утру совком и веником выгребать.

Ну не успел застеклить, и что? Зимняя резина на автомобиль в приоритете. На летней долго до школы не покатаешься. Во главу угла – безопасность ставить надо. Да и летом в отпуске были по месяцу оба зарабатывающих человека, чего скрывать? Правда, кэшбек от поездок на дачу почему-то не выдают. А на курорты не накопили. Ребёнка в детский лагерь каждый отправить может. А нужно к бабушке отправлять, чтобы крепли семейные узы и развивались близкородственные отношения. Правильный, как дедов самогон и бабушкина окрошка.

Минус холодного балкона простой – снег сразу в стопы голые мужицкие впился. Физика безжалостна, в паре с логикой работает. А та и напомнила, что тапочки в спальне остались. Идти туда нельзя – жена переманит. С ножкой своей. Ну не дура? Какая ножка в одиннадцать часов? С утра бы хоть раз пристала. А та ответит, что вечером накатывает. Так и поругаются опять.

Уж лучше в снег босиком!

– Ух ты! Ах ты! Ох ты! – запрыгал мужик по снегу.

Стремянка холодная как лёд. Железная. Уж сколько он с ней раз обои клеил? Наловчился, хоть сам ремонт людям делай. Инструмент самый важный вот он – под рукой.

По балкону пришлось сделать три с половиной шага в снежном плену туда и столько же обратно. Фитнес-браслет на руке тут же радостно пикнул, сообщая что хозяин прошёл тысячу шагов за день, что больше, чем вчера.

– Как же… холодно… ах! – прыгал мужик по полу тёплому в комнате, дверь быстро закрывая и браслет прикрывая, чтобы не разбудить тех, кто всё же спал, несмотря на все его попытки пройти незаметно.

– Пап, ты чего? – тут же проснулась средняя.

– А он закаляется, – вставила старшая, наушник из уха вытащив беспроводной ещё когда светом от коридора в комнату ударило.

– Так, цыц! Всем спать! Тише! – буркнул глава семейства и по пути к свету в коридоре на другую игрушку наступил.

Пластиковое и хрупкое что-то на этот раз не кричало в истерике, но тут же щёлкнуло. Потому что «хрупкое» – это лозунг игроушкоделов.

– Ты мелкой единорога сломал, – заявила средняя.

– Сраное говно китайское! Не фиг раскидывать! – прикрикнул отец и окончательно разбудил маленькую.

Так заворочалась и заявила:

– Пап, я пить хочу.

– Иди да пей! – уже во весь голос сказал отец, стараясь не убить никого стремянкой, и пальцами пол ощупывая как миноискателями.

– Ну па-а-ап, на кухне темно, - добавила маленькая, зная все слабости родителей.

– Да вашу ж… пошли!

Мужик быстро терял терпение. Но с другой стороны, лестнице пока нагреться надо. Ступеньки холоднее льда. Стоять на таких без тапочек точно не получится.

– Да что ж вы там колобродите то все? – донеслось от жены тут же. Рассчитывала на ласку. По бедру хоть погладят, а то и поцелуют в ушко на ночь. А вместо этого лишь топот, свет в глаза и мужицкое ворчание.

Быстро напоив ребёнка, отец его обратно в кровать уложил, и со злостью пнув второй раз предупредившую его о харассменте куклу под кровать, дверь в детскую плотно-плотно закрыл.

Да не тут-то было. Средняя тут же заявила:

– Пап… мне бы в туалет.

– Ты раньше не могла что ли?

– Так ты сидел там полчаса.

Крыть нечем. Вздохнул мужик:

– По-маленькому или по большом?

– По большому…

– Да вашу ж мать!

– Я всё слышу! – донеслось из спальни от жены в негодовании.

Мало того, что ласки лишили, ещё и наговаривают.

Пока дочь устремилась в санузел, мужик на холодные ступеньки взобрался. Он всё-таки семейный супергерой, а не хер собачий. Но в почки тут же кольнуло, напоминая, что в последний раз он закалялся на деревне у деда, когда от гусей без штанов бегал и о самогоне и не помышлял даже. на мужиков с сомнением смотрел и говорил «фу, как это пить можно? Вот я никогда не буду!»

Смеялись над ним мужики, а он и не понимал… пока не подрос.

Финалом верховых работ подлянка от ящика с инструментами оказалась, который ещё раскопать пришлось. Быстро подвинув его к краю, придерживая перфоратор и отдвигая топор и сумку с банками, которых всегда мало, он за ручку ящика ухватился.

Ага!

Так и собирался быстро спуститься с лестницы мужик. Но запамятовал, что напихал в ящик инструментов «с горкой». Тот едва закрылся. Одних отвёрток, гаечных ключей и пассатижей три набора. Да и рыбацкое всякое, грузила в основном. Тяжёлое всё, надёжное. Мужские игрушки.

Когда ящик в руку перекочевал с полки, старая ручка с одной стороны ящика обломилась. В попытке удержать её, мужик резко дёрнулся и даже устоял на покачнувшейся стремянке, но в пояснице стрельнуло, только подтверждая факт – не герой. Ни разу.

Ухватившись за спину и стену, мужик вдруг понял, что на ящик уже рук не хватает. Только напоследок его пахом пихнул, да от того же и поморщился.

С грохотом падающего со скалы робота инструменты на паркет рухнули, пробив в трёх местах пол как пулями. Глядя на блёсна, рассыпавшиеся по полу, тут то мужик и вспомнил, что зря на соседа по гаражу наехал. Не брал он их. Сам заныкал.

Стыдно, блядский рот! Обидно, ебучий случай. И на животе ещё синяк будет, так их всех и растак.

Падение ящика не осталось незамеченным. Дочь в туалете от испуга пукнула и сказав «ой», начала оповещать о своём присутствии на весь коридор уже не только в звуковом формате.

В кого только такая вонючая, подумал мужик? Ясно же, что в жену! Он вот всю жизнь вообще не пахнет. Даже когда горячей воды нет летом, искупался в озере и нормально. Ну а постель тиной пахнет от старости.

Из детской донеслось сразу двуликое, коварное и на что-то намекающее. Например, на то, что мог бы и потише вопросы решать:

– Ну вообще-е-е, – от старшей послышалось.

– Мама, мне страшно! – от младшей на грани визга.

Соседи тоже заценили. По батарее тут же стукнули в раздражении. На фитнес-браслет мужик глянул – за одиннадцать. Шуметь нельзя.

Да он и не собирался, блядь, шуметь! Войдите в положение! Вы когда в тазики стучите и шары металлические катаете по полу утром и вечером, никто вам ничего не говорит.

Сложив стремянку и скорчившись в три погибели, мужик инструменты начал собирать в ящик. А на том трещина. Сделан, возможно из того же пластика, что и единорог. Только побольше. Чтобы сломался, но не так сразу.

– Так вот почему ты по акции шёл, дерьма кусок! – заявил мужик и тут же к спускаемой воде за дверью прислушался.

Жена отвлекла.

Поднявшись, из спальни в детскую она пошла на зов мелкой. Света в коридоре много, но то у прихожей. А над полкой какой свет? Только из туалета и ванной лампочки светят, но обе двери закрыты. Эротичная полутьма, интим благородный.

Только блесна осталась незамеченной и впилась вероломно в ногу, все сексуальные порывы отменив сразу, а то и подвинув на конец недели.

– А-а-а! Сука-а-а-а! – запрыгала на здоровой ноге жена, гремя и трепыхаясь, как иная щука. Он был готов назвать её карасём, но те, как известно, на блесну не берут. Брезгуют.

Но прыгала старательно. И мужик сразу поверил, что блесна – ловчая. Как и говорили продавцы в рыболовном. Ничего за всё лето поймать не смог, пока к осени в ящик не заныкал, и вот на тебе – жену поймал.

– Не соврали, надо же! – буркнул мужик, к жене было устремился, но тут средняя дверь из туалета открыла и оба родителя синхронно носы прикрыли, забыв на время про разногласия.

Душман проник в коридор, обезболил жену. Отвлёк отца.

Глаза режет. Кашляет жена, прикрывает плечом дверь муж.

– О-о-о, мне полегчало, – заявила средняя и в детскую дверь открыла сходу, чтобы и там облегчение почуяли.

Конечно, тут же сбила мелкую, что на свет в проёме пошла к родителям первой, пока ситуация не ясная, мутная.

Мелкая рухнула от удара в лоб и в крик:

– А-а-а! Мама! Она меня-я-я… ударила-а-а.

Жена по лбу себя хлопнула и средней кулак показала, чтобы жизнь мёдом не казалась.

– А чего она тут ходит? Дети ночью спать должны! – оправдалась средняя.

Мужик, супругу поддерживая за локоть, за пассатижи только взялся. И блесну в один миг извлёк из недр пятки.

Мужик же? Мужик! Опыт есть. Всё-таки не сом заглотил.

Мать семейства, хныкая и матерясь, но исключительно уменьшительно-ласкательными, заойкала.

– Мама, а кто такие блядушки? – тут же обновила словарный запас мелкая.

Кровью орошая пол, жена под руку дочку взяла и на кухню повела, хромая и продумывая ответ достойный.

Отец, на след кровавый глядя, с горя ящик пнул, да палец ушиб, добавляя иностранных, что знал из набора «выучи английский за пять месяцев».

Но это уже мелочи семейные. А новый напор воды в туалете новые проблемы обнажил.

Кап-кап-кап и даже пись-пись!

Подхватив разводной ключ, мужик дверь открыл. Ужас! Там явно жил йети месяца три-четыре безвылазно, судя по запаху. Вон и волосы на полу в лужице воды плавают – улика весомая.

Пока жена пластырем ногу заклеивала и хныкающую мелкую чаем с клубникой отпаивала, муж брезгливость презрев, коленями в лужицу встал и ключ подогнал под размер гайки.

Сделав почти половину оборота у места крепления шланга к унитазу, мужик едва нирвану не достиг.

Капли прекратились!

Ну вот могут же делать. Не только танки крепки и в космос летают, но и так, по мелочи всё по уму.

Но силы в руках ещё было предостаточно и как часто бывает, решил мужик подтянуть, чтобы наверняка не капало.

Последняя четверть оборота ключа была явно лишней. В бачке что-то хрустнуло и провернулось.

– Да ну наху-у-уй! – крикнул в унитаз мужик.

Из унитаза не ответили. Тогда быстро воду слил, проверяя работоспособность агрегата.

Подстава была обнаружена не сразу. Снизу уже не капало. Но вода набиралась, набиралась в бачок, и всё ещё набиралась, даже когда все привычные сроки истекли. А затем просто начала переливаться, от чего процесс смывания не прекращался ни на секунду.

– Ебанутся-я-я! – протянул мужик в тот же унитаз.

Они знавали лучшие годы и часто проводили время наедине. Так чего бы не поговорить со старым другом по душам?

За этой затеей, мужик отвинтил кнопку-слива, снял крышку сливного бака, прислонив к стене осторожно, чтобы не мешала. А сам внутрь заглянул.

А внутри дозатор пластиковый набекрень. Провернуло его не слабо. Подкрутив снизу ключом металлическую подводку воды к пластиковой трубке, мужик ответственный, но неразумный, к стенке дозатор прижал.

Обидно. Нарушен сложный механизм вандальским отношением.

– Да твою ж маа-а-ать! – заявил мужик в унитаз сгоряча.

Нервы сдавать начали. Можно весь день держаться, решая проблемы и сталкиваться с трудностями лицом к лицу. Но ночью спать хочется. А не это вот всё!

Очень пожалев, что из металла нержавеющего внутренности сливных бачков не делают, расстроился мужик. Хлипкое всё.

Ты можешь быть трижды рукастым, но если баланса не знаешь, и в системе не уверен – не лезь. Не ломай. А он – полез. И теперь с унылым видом смотрел на проржавевшие шляпки болтов, удерживающих бачок на унитазе. И на сливной дозатор посматривал, что пожелтел от феррума в воде, но вроде бы ещё ничего так.

Это терпимо. А вот маленькая пластиковая штучка чуть и вбок, и всё – беда.

Мужик от локальной проблемы устранившись, решил перейти к глобальному мышлению сразу. Воняло всё-таки уже немного поменьше, не всю же ещё вентиляцию обоями заклеил. Можно было додуматься, что просто стоит перекрыть поток воды. Тем более, что у туалета отдельный краник есть. Он же вентиль, к которому гибкий шланг подачи воды крепится рядом.

Вот же он – под рукой. Чего переживает?

Мужик тут же пальцы на него наложив, повернул. А тот как будто примёрз. Ведь пользовались им ровно никогда с момента установки.

Тогда мужик посильнее надавил, пальцы свои не жалея. С трудом заметным, красным лицом и до боли в плече, провернулся краник окаянный. Но подача воды полностью не перекрылась. Лишь замедлилось на порядок.

Как и у дедушек с протечками в трусах в старости, так и здесь кран уже полностью не перекрывался. А может и изначально такая конструкция. Кто бы её проверял при приёме работы? Главное, что дешёвые краны были. А когда есть, то и ладно. На душе просто легче.

Сбив на узком кранике в бесплодных попытках все пальцы, мужик оказался на грани истерики. Не перекрывается весь напор и всё тут!

Кто вообще делает такие маленькие вентили, которые для полного открытия-закрытия гидравлическим прессом нужно поддавливать? Или робота какого звать, но те уже слишком умные и даже на Фукусиме работать не жалеют.

Но если те мысли в голове мужика сугубо мирные роились, то снаружи изо рта его периодически доносилось одно сквернословие. Ругался, пока сосед по сливной трубе не застучал и куревом не запахло.

Пообещав себе клятвенно сменить вентиль при случае на лепестковый или хотя бы с широкими краями, чтобы больше двух пальцев за раз обхватывало сей агрегат, мужик решил сразу всю воду холодную в квартире перекрыть.

Чтобы наверняка.

С этой целью он к стене потянулся. Ведь там, под туалетом, сбоку, есть небольшое оконце из алюминия среди фанеры и плитки. И открывая эту «смотровую щель» примерно десять на пятнадцать сантиметров, жена отлично видит показания счётчиков горячей и холодной воды. А в теории ремонтники от прошлого владельца квартиры даже оставили пару сантиметров пространства в лючке, чтобы он мог засунуть туда свою руку и дотянуть до краников подачи воды.

Он, это который в возрасте лет пяти-шести, очевидно. Так как другая рука, человеческая, туда пролазить не желала. Хоть фанеру с плиткой отдирай!

Всё же протиснул руку. Да вот беда, там стояли ровно такие же маленькие, жёсткие вентили, которые – не дай бог будешь воровать воду у государства! – вдобавок с двух сторон обвесили леской с печатями.

Порвать их гораздо легче, чем провернуть вентили.

– Ёбаны-ы-ый- в ро-о-о-от! Сука! Пидорасы!!! – был явно не согласен с таким архитектурным решением мужик в уже мокрых от потоков воды на полу трусах и вспотевшей от пота майке.

Не рассчитывал он на зарядку на ночь глядя. Так бы спортивный костюм одел и кисти рук размял. Может и меньше болели бы. А так колени щёлкали, посиневшие пальцы болели, из поясницы как будто почки обещали выпрыгнуть, заодно расстреляв всех вокруг камнями.

Но решать проблему – надо. Дети почему-то ещё не умеют, а жена, не будь дурой, просто найдёт того, кто сможет решать проблемы, а не генерировать новые.

И встала тогда перед мужиком задача на логическое мышление: вырвать фанеры кусок из стены, чтобы до вентилей подачи воды удобно добраться, (и не факт, что они полностью перекрою воду), или ослабив воды напор до предела, на месте сходу разобраться. А как именно – пока не решил. Тут озарение нужно!

Разрушать ремонтик, что до ремонта ещё лет двести не дорастёт, а сделан в лёгкую, бюджетно и «лишь бы глаза не мозолило», мужик на унитаз сел в обратном направлении от привычного человечеству. С ненавистью глядя на обычно добродушный белый трон, вновь воду всю спустил.

Пока тонкой струйкой набиралась свежая вода, мужик быстро-быстро открутил шланг подачи металлический. Тот бедолага запотевший и уже не раз прокрученный и изломанный, ещё держался. Но едва ослабло крепление, всё вокруг водой начал заливать.

– То блядь у них нет днём напора, то ночью как из брандспойта поливает! – возмутился мужик, – поделился наблюдением с унитазом мужик мокрый.

Унитаз вроде бы даже блеснул в ответ. С кем, мол, не бывает? Держись!

Гадая, почему металл к пластиковому патрубку подходит, мужик фейс озадаченный напряг. Что и так уже почти трещиной шёл.

Видимо потому, что любой металлический заржавеет через месяц-другой при постоянном контакте с водой.

Рассуждая на эту тему, мужик открутил пальцами окровавленными дозатор от ржавчины потемневший. От стены отпрянув, тот тут же начал туда-сюда вертеться как надо. И как бы намекал, что он в рабочем состоянии, просто с ним нежнее надо. Он всё-таки отечественный, хоть и собран на китайском заводе по немецкой лицензии из итальянских деталей, чертёж для которых белорусы делали, а задумывали очевидно в Монголии. Чем-то же они со времён Чингисхана должны были заниматься, пока отдыхали от покорения мира силами пони.

Прав дозатор – не ломай его. Или беги среди ночи за новым. В тот самый мифический круглосуточный магазин сантехники, который работает после цветения папоротника или дождика в четверг, но только в зимний период.

Пока мужик в майке мокрой гадал, как работает принцип дозатора (и всячески ненавидел его создателей, разработчиков и бета-тестеров), гибкий шланг подачи воды ему все трусы намочил, а заодно весь пол лужей покрыл.

Мужик, яйца мокрые почуяв, подскочил, за поясницу схватился, от вероломства того слов не находя (откуда вода при двух перекрытых кранах-то? Совсем ослаб, затянуть как следует не может! Уйдёт жена от слабака такого, возможно даже с утра вещи собирать начнёт).

С трусами мокрыми, мужик рассерженный тот шланг в унитаз сунул, словно больше не хотел быть посредником между бачком унитазным, краном подачи холодной воды и системой слива.

Убедившись, что лужа больше не увеличивается, мужик начал трусы над толчком выжимать. От того трусы пришлось снять и дверь закрыть. Совсем как в детстве в кустах прятался, выжимаясь после того, как в озере купался. Домой то лень было заходить. Река всегда ближе, чем дом.

Думая о реке и тёплом летнем деньке, мужик больше не хотел ни спать, ни жить. И глядя на пол залитый, и воду, что уже собралась у сливной трубы и к соседу стремится, закричал тот мужик в бессилии на кухню жене:

– Да помоги же ты уже!

А сам трусы быстро надел сырые, чтобы совсем в просак не попасть.

Жена на зов с первой попытки прихромала. А с ней за руку дочка пришлёпала, переступая инструменты разбросанные и на пол дырявый с интересом поглядывая.

– Что? – спросила жена, пытаясь прекратить подачу картинок в мозгу, где мужика топит в унитазе.

– Ничего! – ответил мужик, и сам не прочь утопиться. Рыбок вон дохлых смывают и ничего. Некоторые даже на воле оживают потом и обратно в море возвращаются. Так ему отец рассказывал. Так же он и дочери будет рассказывать, когда на аквариум лишние деньги появятся.

Глядя на папу в мокрых трусах, ребёнок тут же спросил:

– Пап, а зачем ты в туалете купаешься?

Папа взвыл, ощущая, как быстро теряет контроль над ситуацией по дому, жизнью в целом и заодно и оставшейся потенцией. От негодования и бессильной злобы, мужик за телефон схватился.

Уже не глядя на часы умные, и не думая о последствиях, он едва сдерживался, чтобы не начать убивать всех людей в радиусе трёхсот метров. Но что удивительно, туда в основном попадут самые близкие. А их то за что, если сам дурак?

– Боря! Пиздец! Спасай! Утонул весь!

– Егор, ты чего там печалишься? Все болезни от нервов, – раздался в ответ весёлый молодой голос человека, который ещё и не думал спать ложиться, так как едва-едва переступил порог дома.

После заката солнца к зиме ближе – самые жирные заказы. А как начнёшь хапать, остановиться уже не можешь.

– Не могу больше! – признался охранник управляющей компании Светлый путь. – Выручай. С меня царевна и полцарства в придачу.

Боря дышал тяжело, но все же спросил:

– Слушай, а эта история не началась случайно с падающей капли?

– А что если…

– С прорывом и потопом то всегда всё понятно. А от неё обычно самые тяжёлые последствия и бывают. На инициативу капля пробивает!

– Ну, – протянул Егор и вздохнул. – Жду.

И папа так строго телефон на полку положил, что все вздрогнули. Дочь, первой осознав всю серьёзность ситуации, самоуложилась. А жена, попу в трусах розовых обозначая с тряпкой наперевес, у унитаза плясать начала.

Ладно так ещё танцует, ни слова от неё не слышно. Словно не заботит её ни рана от блесны на теле, ни муж-дебил, ни сна остатков порывы. Как будто ей завтра не на работу. Придумал тоже, отдыхать.

Тут-то Егор сразу и понял, что с блондинкой с работы с третьем размером груди он бы так долго не продержался. Выгнала бы взашей, как и любая из галереи на фотографиях в телефоне. А эта, рядом, мелкая, но своя – родная. Душа в душу же. Да и знает со школы. И вроде пока не было проблем с… восприятием. Вон восприятие всё и топорщится началось. Похоже, поясницу в наклонах размял, ну кровь и потекла куда надо.

Хмыкнув в руку по-мужски, привлекая внимание, суровый охранник тут же жену за руку приподнял от пола сырого и на трусы внимания более не обращая, в спальню повёл. Долги за неделю отдавать.

– Егор, ты чего? – только и сказала, прихрамывая жена.

– Как чего? – ответил мужик и разъяснил как по полочкам. – Люблю же тебя крепко. Давай что ли уже… мальчика сделаем. И в трёшку переедем. Один хер денег ни на что не хватает, пока Европа там умирает и штаты корчатся в агонии. Так пусть не хватает хотя бы с комфортом.

– Скажешь тоже.

Жена, сколь бы не была по жизни сурова, только хихикнула. Как от такого предложения отказаться? Вроде и забудет утром, что на ночь глядя обнадёжил, а всё равно приятно.

Прикрылась дверь в спальню плотно. В детской замерли, словно спят все. Старшая тут же поднялась, чтобы закрыть и их дверь. И снова сделала вид, что ничего подозрительного не слышит. А на все вопросы отвечала односложно – «ну что ты такое говоришь? Это у меня музыка в телефоне играет, тебе послышалось».

Точно знала старшая, что минут десять-пятнадцать на перезагрузку у родителей есть. А позже придёт дядя Боря и снова всё починит. Вот вырастит ещё на пару лет и обязательно за него замуж выйдет. Он всё-таки ей шоколадки дарит и тепло улыбается, а не то, что сверстники, с которыми и поговорить-то не о чем.

Глава 2 - Разговор у лифта

Боря отключил связь и вздохнул. Двенадцатый час ночи. Они с напарником только пересекли порог съёмной квартиры. С небольшими пакетами с продуктовым набором. Желают о простом: перекусить, помыться и баиньки.

Мужикам после тяжёлых трудовых будней не до баб и кутежей. Им бы быстро поужинать полуфабрикатами полуночными и отключиться часов на шесть, а если повезёт, то и на семь.

Но не тут-то было!

Звонок застал, когда в туалет наперегонки бежали. Напарник сделал ставку на лифт и проиграл. Боря по лестнице быстрее успел. Сила привычки. Для здоровья полезная нагрузка и по жизни выручающая привычка.

Волка ноги кормят.

Не то, чтобы он рвал всех вокруг, кого видел, но волчицу искал. А порой точно выступал в роли «санитара леса». Хоть лес и каменный, оленей и лис в нём хватает. Одни просят помочь в силу природной тупости, другие хитрят и давят на больное, ссылаясь на семьи, детей, работу и обстоятельства.

Своя рубаха ближе к телу и частная жизнь сантехников их не интересует. Как и время обращения.

– Олаф, можешь не разуваться, – первым выполнив намеченный план под мощным напором, заявил русский наставник и по плечу коллегу немецкого похлопал. В силу привычки руки перед тем действием помыть забыв.

– Что такое? – устало обронил коллега.

– Оставь пакеты, идём. Тут недалеко. Мы быстренько. Туда и обратно, – быстро ответил Глобальный и заявил важно. – Дело есть.

– Какое ещё дело, Борис? Рабочий день закончился шесть часов назад! – психанул напарник и проследовал в туалет, не разуваясь.

Первую неделю ещё держался в рамках приличия или бахилы обувал, а затем – как отшептали. То устал, то забыл, то «уже всё равно».

Привычка – вторая натура.

Боре всё чаще приходилось мыть полы вечером, поясняя, что никто им ради этого дела специально обученную женщину в переднике не выдаст. А женщина если и появится на квартире, то с кольцом на пальце. А на левом или правом – сама решит. Всё-таки русские – православные, а немцы – католики или протестанты, но так или иначе неправильно всё делают, начиная примерно от одиннадцатого века.

Придумали тоже: раскол церквей устраивать в 1054-ом, в гости с крестоносцами ливонского ордена в 1242 заходить помыться. Ливонская война, опять же 1558-1583 годов прыти им поубавила. Брусиловский прорыв им в 1916 году, видите ли, не понравился. А в 1941-1945-ом вообще многое закреплять в умах пришлось, что не одни они на белом свете жить могут. Да уже в начале 21 века повторять многие истины внукам пришлось.

В историю Боря углубился, пока Роман Петрович Новокуров билеты учил для получения Шенгена и все уши про них прожужжал. Как и про культурные особенности.

«Дома разуваться принято, что в России, что в Германии. В отличие от какой-то там Америки Соединительных Штатов, где как бы раз в месяц тротуары шампунем моют, а по сути дома так же грязно, как на улице. Потому как никто не будет пылесосить и мыть полы каждый день в помещении за сто квадратных метров и более», – пробурчал внутренний голос человека, который всегда в новым знаниям стремился. И тут же добавил: «Зато у них стены тонкие, на зимы наши не рассчитанные. Вот что значит – климат мягче. С другой стороны, как люди они там тоже расслабились и на кулачках нам не помеха, если сойдёмся».

Однако, история историей, а у домашнего очага погреться толком сегодня не удалось.

Обителью для Олафа и Бориса стала однушка в панельном доме, полученная от начальства «на квартал». То есть на срок, который можно перетерпеть отсутствие ремонта и голые стены или ужасные попытки тот ремонт сделать.

Главное, что батареи греют. И окна вставлены. Хоть и по «технологии двойного остекленения». Ей Глобальный охотно коллегу учил, вату подавая и самостоятельно ножом подпихивая между деревянными створками, где дуло особо, до дрожи стёкол.

Квартира как квартира. Не то, чтобы здесь раньше бомжи дрались за право посрать у стенки, но собаки точно жили, они же линолеум и погрызли. А люди они или животные, сразу и не понять.

Если одним выражением характеристику давать, то «квартира в неблагополучном районе».

Но район то их!

– Борис…

Олаф Мергенштольц хоть и говорил с заметным акцентом, но к концу месяца уже не переспрашивал каждое слово и в словарик не лез. Однако, он словно нарочно говорил имя напарника с ударением на первом слоге. Борис.

Хоть тысячу раз возрази, у немца помимо вредных привычек был и вредный характер. Назло сделает.

«А может всё дело в одном блондине от политики, который всю Европу так говорить заставил?» – пробурчал внутренний голос, что следом за историей и культурой под вечер решил в политику податься. Телевизора в квартире всё равно нет, но в телефоне о ней из каждой щели дует. Хоть работу всю брось и сиди слушая.

Пуская струю с заметными перерывами, как будто простата с кулак, от Олафа тем временем снова послышалось:

– Борис, я хочу помыться, поесть и поспать.

– И что? – буркнул напарник, гадая спустит ли воду в этот раз или снова забудет.

Спустил. Даже руки пошёл помыть, перевыполнив план.

– Как что? Это естественные потребности! Я не знал, что их нужно указывать в договоре!

Напарник сносно знал русский язык, но истин простых не понимал. Различий, что что есть – «надо», а есть – «очень надо», не делал. Придёшь к такому ночью на порог, от волков три версты убежав, а он к очагу не пустит, к темноту постреливая для острастки, пока не выяснит что хотел. М всё равно утром попросит прийти.

Такому, конечно, лучше, чтобы все сами свои проблемы решали. Бегаешь, мол, хреново. Да и порох в мушкете отсырел. Ну кто так делает, скажет немец условный? Вон как надо… И превратится тут же в капитана-очевидность. А то и в генерала с инициалами «Надо Было Так».

Пока Боря напарника в шапке треуголке представлял, который каждому раненому солдату объясняет, что плохо воевал и нужно было совсем иначе, ему из палатки виднее, Олаф снова генерала включил и в штыки встал.

– И я не понимаю, почему мы работаем по тринадцать-четырнадцать часов.

– Ты засекаешь что ли? – удивился русский сантехник, который часов за работой не наблюдал. Время летело так, что света белого не видел. В основном на трубы и паутину смотрел.

Промежутки дня делились лишь на оплаченные управляющей компанией по ставке, сверхурочные часы и подработку, что уже для себя, «мимо кассы».

– Конечно! – добавил напарник лысенький, не горя желанием снова выходить под метель и завывающий ветер русской зимы.

Ветер тот только усиливался и первый настоящий снегопад синоптики обещали. Летом то дождей особо не было. А природа помнит о долгах. При случае возвращает. Любит русская зима перед немцами во всей красе проявлять себя. А вон всё понять не может, почему они до Сибири не дошли.

Вот и сейчас сделал умный вид, обуваясь и спросил:

– Почему в ноябре зима ещё осенью у вас считается? Говорят, что дальше хуже будет, но куда уж хуже? И так – снег!

– В Германии снега что ли не бывает?

– Бывает конечно, но на Рождество. Пару недель, – объяснил немец и вздохнул. – Чтобы ёлку чем украшать было.

– А что, нечем украшать? – посочувствовал Боря, о справлении праздников вообще не думая. Не когда думать куда поставить ёлку, когда жить негде.

– Как это нечем? Есть. Но… нельзя.

– Почему?

– Потому что ель – символ христианства, – вздохнул Олаф. – И может обидеть чувства других верующих.

Боря даже за плечи немца взял, потряс, сочувствуя.

«Куда-то они там в своём равенстве не туда ушли, балансируя между фашизмом и человеколюбием. Но под Москвой в сорок первом немцу ещё хуже было, так что пусть не жалуется и одевается», – тут же напомнил внутренний голос.

Вслух свои мысли Боря говорить не стал, дабы снова не ломать хрупкую картину мира насчёт того, что они там вообще забыли в своих вечных поисках с прорывом на восток. Он же – «драх нах остен». О чём ещё в школе говорили.

И всё же немец и зима – не союзники и даже не дружат. От того Боря напарнику ушанку подарил, тулуп и валенки батины из гаража привёз, чтобы до весны дожил. Тем набором на улице в последние дни и держался. А то придумал тоже – в ветровке и кроссовках приехать, в шапочке спортивной толщиной в миллиметр. Не любит таких Сибирь.

Лысенький, щуплый, к тридцати лет безумно похожий на мумию, Олаф вообще всей своей мертвенной бледностью показывал, что вот-вот сейчас помрёт от такой климатической и жизненной адаптации.

Но жалеть его Борису было некогда. Старт отопительного сезона заставил скинуть шесть килограмм даже его. А на теле ещё с техникума ничего лишнего не задерживалось. Теперь и вовсе подсушился на беготне с трубами и батареями по лестнице. Лучше заседаний в бане и беге в гору с утяжелителями, но Даше о том лучше не говорить. Обидится, да и приятно смотреть на неё сзади, когда приседает.

Осознав, что соскучился по спортсменочке больше, чем по сну, Боря даже разозлился на себя.

– Олаф, не ной. Сотрудник попросил помочь. Значит, надо помочь!

– Так пусть оставит заявку! – взмолился немчик бледненький.

Боря посмотрел на него как на падшего, поиграл бровью, усмехнулся. Нет, не понимает. В валенках, тулупе, ушанке, поссавший, а всё ещё не понимает, что есть зов человека в нужде.

– Есть же аварийная служба! – напомнил Олаф, пытаясь достучаться до рационального мышления загадочного русского мышления. Жертвенность какая-то, другая система ценностей. Придумали тоже себе. Ещё и гей-парады не проводят. Закрытые люди. Консервативные.

Глобальный кивнул, разучившись спорить с европейцем ещё в первые дни, но постепенно направляя адаптанта в сторону верного мышления:

– Есть, а ещё есть «аварийная дружба». Она же – «дружба по знакомству».

Не будет же он говорить коллеге, что работают они сверхурочно для того, чтобы директор Тимофей Вольфыч перестал тыкать в падение показателей.

Раньше то Боря когда один работал, по тридцать-сорок заявок за день делал и на месяц на двоих делил с фантомным напарником, чтобы сильно не выделяться, а теперь, когда дали конкретного помощника, всё прахом у Глобального пошло. Десяток едва наскребал.

А всё, потому что заполнял бумажки Олаф столько же, сколько работал. Ни больше, ни меньше. А ещё тратил время на объяснения и не был чужд философии на тему «а я бы так сделал, потому как у нас в Европе так делают».

Словно им тут всем не похер как там делают в Европе.

Говорил ещё с таким умным видом, словно не знал, что все философы – бомжи, а метафизика – хуйня... так Роман утверждал.

«А где теперь тот Роман?» – вздохнул внутренний голос: «Жизнь бюргера вкушает полной ложкой».

Боря вздохнул синхронно с напарником. Скучал по брату, которого едва узнал, проникся. Столько вместе пива не выпито, да и на рыбалке ни разу не были. Розетки научил менять и счётчики ставить, а вот мотор перебрать или в карбюратор залезть вместе – не успели.

Боря вновь открыл дверь квартиры.

– Пошли.

– Нет.

– Это не обсуждается, – заявил Боря и вытолкал напарника под свет одинокой лампочки. В первый день на движение поставили детектор, но на второй день его не оказалось на месте. – Пошли, говорю!

Олаф, хныкая как ребёнок, вышел. Боря закрыл за обоими.

Нет, можно и настежь оставить открытой. Воровать на рабочей квартире всё равно нечего. Антон Сергеевич давно всё ценное вывез, а то и не завозил вовсе.

Да и узнали о наличии такой квартиры лишь когда копать под бывшего директора начали. Тут-то недвижимость и всплыла, которую он посуточно сдавал лицам с нетрадиционной жизненной позицией. А сатанистам, маргиналам или либералам, сразу и не скажешь. Все на стенах и полу отметились. Каждый внутреннюю суть проявил.

Молодой сантехник первым побежал вниз по лестнице, показывая, что есть ещё энергия. Тогда как напарник терпеливо дождался лифта с пятого этажа и вышел на улицу на минуту позже, кутаясь в шапку-ушанку. Вроде подарили как сувенир, а носит каждый день.

Очень говорит, штука действенная. Никогда бы не подумал, что реально уши бережёт!

Микроавтобус остыть за пять минут не успел. До гаражей что одного, что другого, далеко. Приходилось ставить у дома. Зато под рукой всегда. А на дизели по стране спроса нет. Воровать стали меньше. Потому что дизель почему-то дороже бензина чистого. А почему – никто толком понять не может.

Усаживаясь в тёплый салон, Олаф снова забурчал:

– Нет, я ещё могу понять, почему мы едим только пельмени и котлеты на ужин, но зачем куда-то ехать в ночи, если это не наша забота?

– Утром сосиски были, – припомнил Боря, выруливая на трассу.

Готовить то ему действительно некогда, разве что убираться раз в неделю. Был бы один, к Наташке бы забежал на борщ или к Даше на рис с суши, фитоняшка-же. А с напарником вдвоём как-то неудобно в гости ходить.

Да Глобальный и сам не сразу привык, что слова немецкие звучат, а картинки подходящей рядом нет. С женщинами страстными, по теме восприятия. Хоть глаза не закрывай рядом с Олафом.

Спать по сути, некогда. Октябрь – месяц авральный получился. И с семьдесят второго дома постоянно дёргали, где в подвале по доброте душевной Боря замену труб устроил с «абсолютного гнилья» на «свеже-спизженные». Отработанные тем же Антоном Сергеевичем.

Ноябрь только начался, но должен был ему соответствовать. Ведь температура плавно повышалась в трубах. И чем выше она поднималась, тем больше случалось прорывов. А там уже и Коба звонит с заказами день-через-день. И старые клиенты нет-нет, да напомнят о себе. Сарафанное радио работает. И все Бориса Глобального по знакомству советуют.

Вот как такие дела другим поручить?

Глобальному иногда казалось, что лучше бы Олафа с аэропорта не забирал вовсе. Какой вообще обмен сотрудниками? Мало того, что прислали бюргера-бюрократа с бзиком по технике безопасности, который без перчаток не умеет работать, а старые под конец рабочего дня готов выкинуть, так ещё и сдуру на джипе его встретил вместо микроавтобуса. А когда Олаф по любопытству поинтересовался, откуда, мол, машинка премиальная, Боря и шутканул, что «на работе такую выдают каждому русскому сантехнику для удобства».

Так Мергенштольц на радостях чуть на русское гражданство не подал в первый же день. А попутно при любом удобном моменте Тимофея Вольфыча уверял, что «готов влиться в дружные ряды, если к джипу ещё и квартиру служебную в придачу оформят». Ему бабушка из ГДР, мол, рассказывала, что такие раньше выдавали сотрудникам просто за сам факт работы на работе.

Но мир, где нужно было немного работать на благо всех почему-то не всем понравился. И выбрали тот, где нужно было работать много, но уже на себя.

Чтобы влиться в дружный коллектив Светлого пути, Олафу предстояло понять, что Леся Борису показатели по дням раскидывала за четверть прибавки сверхнормативов, тем и дружили. А Егор вообще мужик отличный. Мало того, что от начальства всегда прикроет и с Романом не сдал, под дурочка закосив, так ещё и трёх отличный дочек растит. Выживает, как может, мужик. Ну как такому не помочь? Он знает, как звучит любое слово по вертикали или горизонтали.

К дому охранника управляйки подъехали быстро. Домофон не работал. Дверь настежь. Наметать начало.

Тревожный знак!

Боря привычно по лестнице вверх помчался, а Олаф вновь лифт вызвал и когда на седьмом этаже встретились, лимит вопросов по десять штук вдень, немчик и превысил.

– Почему снова насрали в лифте? – спросил он как у управдома на еженедельном отчёте.

Боря сам невольно в кабинку заглянул. А там осторожная колбаска в уголке лежит. Либо собаки двухметровой ДНК, либо человека без принципов. Тут то сразу понятно кто из них собака, а кто человечен. Но если рассказывать начать – не поймёт же.

– В смысле насрали? – нахмурил брови Боря. – Может это стандартная лифтовая комплектация?

– Боря, я трижды на эту шутку не куплюсь! – воскликнул Олаф, в первый раз действительно с интересом разглядывая «новую модификацию». А во второй нос зажимая от «побочных эффектов ускоренного процесса модернизации».

Глобальный улыбнулся.

Возражает, значит энергии ещё много. Рома так просто кивал под вечер. А как он его учил в последние дни перед поездкой – любо-дорого смотреть было. Спать стоя без всякой армейки научился. Зато трубы наладит, сварке научился, при слове фитинг или прокладка не краснеет. Курс молодого бойца за пару недель выучил.

Звонок в дверь.

Егор хоть в трусах и майке встретил, но жена как для дорогих гостей уже чай поставила с вареньем, блинами из пахло. Свежими.

«В ночи пекла. А это – показатель», – отметил внутренний голос.

Олаф, не разуваясь, но руки предварительно помыв на кухне, там же с ходу и остался и как давай хозяйке про преимущества Болонской системы образования рассказывать перед специалитетом. А сам сел за стол и как оратор прошаренный, блины один за другим уплетает. А она только кивает в ответ. Сонно, но довольно интенсивно.

Боря, разувшись из уважения к людям и слюну проглотив, сразу на проблему бросился. Не мог русский сантехник иначе поступить, когда на душе у хозяина тяжело. Всё-таки капелька капает.

«Сначала дело! Потом тело», – подбодрил внутренний голос.

Прошли до санузла вдвоём, одним плечом едва велосипед не задев, а другим стремянку. Коридор заужен шкафом-купе.

– Ну вот как-то так и… всё, – обрисовал быстро ситуацию Егор, теребя в руках пачку от сигарет.

Грустно ему показывать пол пробитый. Хоть инструменты убрать успел. А лестницу и утром на балкон убрать можно. Ничего с ней не будет.

А пачка в руках как атрибут просто. Дома курить жена не разрешает. На работе – начальство против. А между домом и работой если одну и успеет покурить туда и одну обратно, то ещё хорошо.

А ведь не успеет! Потому что вежливый и то одной бабушке объясняет, почему у них сокращённый день в УК, то с другой здоровается и насчёт горячей воды объясняет, почему та холодная.

В последнее время правда, проклинать сходу перестали и под ноги плевать. Но это от Бориной работы сугубо. А эффект прошлых накоплений ещё нет-нет, но давал о себе знать. Как при Антоне-гандоне работали долгие годы, так и встречали сотрудников, хоть трижды им про ребрендинг расскажи и перезагрузкой его назови.

Боря, на краны мелкие внимания не обращая, склонился над бачком унитазным сразу, дозатор достал, надавил пальцем, щёлкнул головкой пластиковой и на место деталь поставил. Резинку проверил поролоновую сверху, прокладку снизу пощупал резиновую – годные, тут же обратно всё водрузил в конструкции, пальцами закрутил, туалета заодно подтянул крепления пластиковые. А пока ключ из пояса рабочего доставал на штанах синих с подтяжками, сказал голосом наставника:

– Смотри, Егор. Пластик всегда подтягивается пальцами. Если демон какой внутри призовёт тебя испробовать силу металлического инструмента, гони его прочь! Так как металл всегда… уточняю ещё раз – всегда!.. сильнее металла. Битва их обречена на победу одного и того же.

С тем заявлением Боря затянул осторожно гайку с гибкой подводкой, не доводя до кризисной точки с простонародным названием «кажется, сломал», но и спуску расхлябанности не давая. А затем почему-то сразу включил воду, открыв общую подачу воды, а затем персональную к унитазу, как будто ничего не боялся и с соседом готов был спорить до победного хоть всю ночь напролёт.

Вода в бачок не потекла тоненькой струйкой, а побежала мощным напором. Но сколько бы Егор не приглядывался и не заглядывал за унитаз, на полу ни капельки. А Боря только руки помыл и кивнул.

– Всё.

Работа заняла плюс-минус две минуты. Егор только рот открыл:

– Так а… что за магия?

– Да какая магия? – отмахнулся Боря. – Ты только под дозатор в бачок никаких жидких гвоздей, герметиков или иной субстанции «для герметичности» не заливай. При постоянном контакте с водой заплесневеет всё за месяц или грибком покроется. Семье потом этим дышать. Поверь мне, прокладки и резинки вполне достаточно, чтобы держать пластиковый дозатор на месте без протечек. Ну а что трубка металлическая на подводке капать может, так её главное не перетягивать. Пальцами, конечно, дело не исправит, но и с разводным ключом нежнее, надо, Егор, нежнее. Как с женщиной.

– Нежнее. Понял.

Егор тут же в спальню сходил и с кошельком вернулся, тысячу из него достал, протянул.

Боря вновь брови нахмурил:

– Ты чего?

– Ну как чего? – удивился охранник. - Я тебя среди ночи дёрнул. Психанул. А оно вон оно как, оказывается. Нежнее. А я думал просто – говно. А это не оно говно, а я получается. А мы всё-таки танки делаем и в космос летаем. А скоро вообще свою космическую станцию запустим. Тогда совсем не до мелочей в бачке унитазном будет.

Боря, давно осознав, что в ночи с людьми спорить бесполезно, тысячу взял, но тут же её под куклу на полке сунул и сказал:

– Это малой на подарок. В садике, знаешь, не сладко живётся. Так что купи ей шоколадку. А лучше три. У тебя всё-таки трое. Только на старшей присматривай, а то она мне всё чаще глазки строит.

– Да ты и так их разбаловал уже всех! – воскликнул Егор. – В прошлый раз мелкой единорога купил, когда под ванной потекло и я тебя с обеда дёрнул. А там не текло, оказывается, а труба для слива с машинки стиральной наклонилась. А до этого ты им всем торт купил, когда машинку стиральную чинил «от вони» на выходных. А что ж знал, что дело всё в косточке от бюстгальтера и на ней грязь собирается и в сливе копится? А в праздничные дни я тебя чего дёргал? Не помню уже.

– Егорянтий… перестань.

Охранник кивнул. Приятно всё-таки жить в мире, где кешбек не баллами начисляется после покупки, а сразу купюрами возвращается. Из рук в руки.

Боря, лестницу погладив, добавил глядя на велосипед в коридоре подвешенный:

– Слушай, впятером в двушке… Не тесно? Стершей же вскоре в… старшие классы! Не бесят друг друга в зале? Я с сестрой то еле-еле под конец вдвоём в одной комнате жил.

– Бесят! Ещё как бесят! – ответил отец и голос понизил. – Да что поделать? Я с этой ипотекой ещё разбираться десять лет буду.

– Так а поменяться с доплатой?

– Так на трёху если менять даже если с голыми стенами, то это ещё лям как минимум сверху надо. А где мне его взять? Зарплату за двадцать лет вперёд на выдадут. Мы же там по идее уже на лунной базе должны обитать или на Марсе, так что людям будущего чуждо наше бренное настоящее.

Боря нос потёр, офигев от таких сравнений. Охранник вроде и стихи украдкой пописывает в тетрадку. Но никому её не показывает. Мельком только глазу удаётся зацепиться.

И тут невольно вспомнил о миллионе на счету, который Василий Степаныч в банк на вклад на три месяца сунул. Половина срока позади.

Сам, правда, без жилья ныкается. Но два гаража и две машины под жопой. А служебная квартира на квартал проплачена, как минимум. К весне всё равно на фундамент насобирает. Не заказывать же будет, а сам всё сделает. А это втрое дешевле. Материалы только. А цемент, арматуру и доски для опалубки всегда раздобудет. Да и копать желающие найдутся. Просто они пока об этом не знают.

«Дом то за год не построить», – продолжил внутренний голос: «Хороший, имею ввиду. Начать можно, но лучше бы годик фундаменту устояться. Кто сразу строит, тот часто сразу же и продаёт недострой».

А видеть озадаченное лицо Егора – тяжело.

– Слушай, ну может чего-нибудь придумаем, – подбодрил Боря. – Ты давай, нос держи по ветру.

– А хера мне грустить? Пока жив, буду дышать, – вздохнул в ответ помятый жизнью и ночными обстоятельствами глава семейства. – А пока дышу, буду бороться.

Золотые слова. Даже помочь ещё больше захотелось. Только сначала – детали.

– Тут видишь в чём дело, – продолжил Боря. – Я в лючёк когда заглянул, там за приборами учёта стена чёрная. Плесень тут, Егор. А может и грибок. Зря в короб зашили. Дышало бы хоть. Сверху пластик когда или плитка на фанере – не видно. А внутри – швах, как говорит мой коллега.

– Ну так а что ты от хрущёвки хотел? – вздохнул Егор. – Здание на 25 лет в «шестидесятых» строили, а не на 125. Я в ванной между плиткой швы и так каждый год от черноты обновляю. Да без толку. Помоется один, другой, пар и сырость – и всё, готова новая поросль.

– По вентиляции из подвала пакость та тянется. А в тех подвалах мрак и отчаянье, где и тараканы жить не желают, – кивнул Боря. – Но детям тут жить тоже не стоит. Давай подыскивай трёшку, с разменом может уладим.

– Уладишь тут, – буркнул хозяин.

– Понимаешь, проще в панельке трубы поменять «под ноль», чем тут, - вновь надавил на логику Глобальный. – Тут как раз проще всё здание сносить, сжигать и строить новое. Москвичи первые реновацию начали.

– Как знали, да? – усмехнулся Егор.

– А вот регионам ещё пятьдесят лет в очереди стоять.

– Или внукам повезёт?

Боря улыбнулся. Вот есть люди, которым сложно внедрить методикой НЛП-программирования или пропагандой свою правду. Они на всё сарказмом отвечают. Иммунитет.

Но Егор всё же тыковку почесал и заявил:

– Ну… может и подумаю чего. Малая и правда постоянно кашляет. А средняя то дрищет, то запор три дня. Старшая вот здоровая лошица, но её мы ещё в бабушкином доме в деревне взрастили. На молоке козьем.

Боря невольно сглотнул. При мысли о молоке. В животе заурчало.

Развивая мысль о добродетелях, и обсуждая детали, Боря на кухню с хозяином прошёл. Только там – непонятки.

Егора жена стоит красная как рак, словно стыдно ей. Глобальный уже решил, что в адюльтер подался немецкий коллега и скабрёзные вещи говорит, а то и за попу в халатике строгом трогает. Ан нет, всё оказалось гораздо прозаичнее.

Олаф в одну харю все блины сожрал!

Жена Егора только грустным голосом сказала, на немца поглядывая:

– Ой, а у меня больше яиц нет… Боря, ты завтра приходи. Я тебе отдельно напеку. Будешь бутербродики?

Глобальный улыбнулся, кивнул. И коллегу по плечу похлопал. Куда только влезло? Стопка же была.

«С голодухи, рожа ненасытная», – добавил внутренний голос: «Если в ночи помрёт, ты сильно за него тогда не переживай. На родину зарплату отправим. Туда ему и дорога».

А Мергенштольц, на стуле развалившись, и по животу себя поглаживая, сказал с довольным видом, оплошности своей словно не замечая:

– Домашняя еда – лучшая на всём белом свете. Твоя жена отлично готовит, Егор.

Его даже после таких слов бить расхотелось. Но Олаф тут же сам всё испортил. Подняв палец как наставник для подмастерьев, он рыгнул и добавил:

– Но моя – лучше. Кстати, в конце месяца прилетит. Тогда-то я, Боря, и покажу тебе, что такое знаменитая кровяная колбаса «по-боварски».

Боря с Егором переглянулись только.

А Олаф добил с довольной рожей:

– Только когда она приедет, я попрошу тебя съехать, Борис.

– Так а… это самое.

– Я разговаривал с директором. Он говорил, что однушку на меня одного и снимали. Ты мне всё за месяц уже показал, поэтому плату с тебя брать не буду. Но лальше мы… сами.

Теперь маковку почесал уже Боря, не рассчитывая, что на зиму глядя жилья лишится. Только окна законопатил. Выжил бы он там, как же.

– Да я и на кухне спать могу!

Немец коварный в положение входит не стал и только головой покачал.

– Не пойдёт, Борис. Жена есть жена. Сам понимаешь.

«Найн или немного нихт», – озвучил сам внутренний голос Бориса: «Вот же змея подколодная! Зачем только валенки отдал?»

Нет, в чём-то немчик прав, прикинул Боря. Что задержался у коллеги, сам виноват. Всё-таки сначала показывал, «как тут что», потом готовил «как у них», убирал «как принято». Возил ещё везде повсюду, чтобы в розыск немца по городу не пришлось подавать. Ну и по хозяйству помог чем смог. А то как-то не по-христиански в бараках селить. Всё-таки нет привычки людей в концентрационные лагеря запихивать.

Но это точно не повод жить с ним на казённых метрах! А то может по ту сторону мира Роману тоже в однушку умника какого-нибудь умного подселят, а тот его плохому и научит. Либо сразу, либо когда язык освоит.

«От немцев как известно, хорошего не жди», – завершил внутренний голос этот посыл и прикинул, что миллион с такими коллегами может вскоре и самим потребоваться. Да и до него ещё дотянуть надо.

Новый Год ещё не завтра.

Глава 3 - Жилищный вопрос

Утро для Бориса началось не с кофе, а с вопроса – где ночевать в следующий раз? Конечно, можно протянуть до последнего и забрать вещи уже когда жена Олафа приедет. Всё равно в аэропорт за ней ехать в райцентр. Но если щуплому немцу хватило храбрости сказать – «уезжай», придётся озаботиться переездом пораньше.

Накипело.

«Наверно не зря батареи его заставлял красить. Укрепил силу духа», – добавил внутренний голос: «А теперь с женой как заживёт при встрече, что лучше этого не слышать. А вот соседи пусть слушают. Всё равно решат, что немецкую порнуху смотрят».

Боря рывком поднялся с раскладушки. До будильника ещё пять минут. Сила привычки подниматься раньше него сформирована ещё в гараже в дни, когда не было света, а на пары опаздывать не хотелось.

А вот немчик на кровати спит и в ус не дует. Ему чужды отключения света.

Во-первых, потому, что усов нет. Тупо не растут. Как и борода. Куцые волоски торчащие бреет нещадно. Природа поскупилась на волосы. Последние с головы взяла и брать продолжает. А куда засунула – известно. Мягко сидит. Да и в сливе постоянно нет-нет, да виднеется поросль.

«Как будто йети моется. Короткошёрстный», – добавил внутренний голос.

А во-вторых, потому, что есть у него будильник, затем контрольный будильник. А ещё есть запасной. И все с интервалом в пять минут.

Олаф клятвенно уверял, что дома просыпается рано, но здесь утро – когда у него на родине ещё глубокая ночь. Дойчланд давно не встаёт засветло. Берут пример со знойной Испании, где принята долгая фиеста и вставать попозже. Испортил Евросоюз немцев, что ни говори. Об этом сам носитель языка нет-нет, да обмолвится.

А может дело в том, что за окном темно и завывает так, что хочется одеяло натянуть по самую лысинку и никуда не двигаться вообще? Метель такая, что хочется в отпуск и под пальмами ходить.

Боря поднялся. «Дома» нет даже фикуса. Пришлось вздохнуть в сожалении, и идти умываться.

Тут телефон запиликал. Глобальный погрешил на не отключенный будильник, но картинка с рыжей аватаркой выскочила. Эту рожу ни с чем не перепутать.

Братан звонит!

– Рома, ты никак до вай-фая добрался! – обрадовался Боря, стараясь не фальшивить с зубной щёткой за щекой.

С другой стороны, и у него там музыка орёт. На заднем фоне люди мелькают в цветомузыке. А сам красивый сидит, в кофте чистой и волосами длинными, но помытыми.

– Да мы тут с пацанами в клубешник запёрлись. Первую зарплату, так сказать, обмывать, – заявил сводный брат. – А здесь, когда на входе оплатили, внутри оказалось, что есть всё. Ну то есть, алкоголь бесплатно дают. А за закусь уже платить приходится. Но кому она нужна? Вот и накидываюсь.

Боря прищурился. С каких это пор алкашечку бесплатно раздают? Но утром мозг работал слабо. А внутренний голос ещё пытался понять, почему снилась собака, а потом та в женщину превратилась? Сначала чесал её за ухом, а потом мыть начал. С шампунем. И гладить между складками. Наверное, подсознание что-то хотело сказать, да толкователей нет.

«Не то время нынче, к ведьме с дарами на край деревни уже не сходишь».

– Ну как ты там? Рассказывай, – сплюнул зубную пасту Боря и намочив палец, вытер у левого и правого глаза.

Затем по капельке с других краёв добавил, не привлекая внимания. Кто вообще умывается, когда по видеосвязи сеанс идёт? Месяц братана не видел, не слышал. С моционом можно и подождать.

– Ну что рассказывать? – хмыкнул Рома. – Если бы не работа сантехником, то мылся бы раз в неделю. А так у заказчиков умудряюсь мудя пополоскать и рад. А если коварные говорят, что нельзя, то я условия ставлю «мою только одну часть тела». Они думают, что руки и кивают. А я ноги мою. Не сразу же доходит, что когда ноги моешь, то и руки заодно моются.

– Воду что ли экономят?

– Да тут всё экономят, горячую воду в особенности. На бойлерах же всё в их жилищных хозяйствах. А в домах холодно пипец. Топят по минималке. На свете экономят особенно. Вечером вообще какой-то «комендантский час» завели. На улице витрины красивые, конечно, рекламы много, но только днём видно. Фонари или светофоры вообще не разглядеть. Тусклые стали. Говорят, раньше лучше было. Подсветку всю напрочь убрали с достопримечательностей. Красивый ли Берлин? Да хрен знает. Ночью не видно, а днём работаем.

Боря улыбнулся. Вот же турист привередливый. Его туда работать прислали, а он с путеводителем шастает и бурчит.

– Куда поселили?

– Да так, к пацанам в какую-то общагу. Они это таун-хаусами расширенными называют, хотя больше на общагу ПТУ имени Артёмия Тапочкина похоже. В комнату на троих заселили. Так и живём.

– И что, как пацаны?

– Да я вообще не уверен, что пацаны, – вздохнул Рома. – Один квиром назвался, второй пансексуалом представился. Погоняла, походу, такие. Я вообще не понимаю, что за бинарнасть такая и что за цисгендеры. И почему они друг друга не только «он» или «она» называют, но и «они». А выражением «транс» – здесь самое ходовое.

– Рома, ты не в клуб для геев часов зашёл? – прищурился Боря. – Чего там у тебя одни мужики мелькают фоном?

– Ой, да тут половина таких. Кто в платьях ходит, кто в юбке, кто голым по площади по особым случаям или на парадах с флагом под радугу еженедельным. По полной расслабились ребята, так сказать. Детей только жалко. Что должно быть с психикой, когда рядом со школьником дед в автобусе голый едет? А сказать ничего нельзя – права человека. Уважай его выбор, на член не смотри. Или смотри, наоборот, я уже точно не знаю. Обидится в любом случае.

– А нормальные что?

– Ну как что? Есть, – не стал скрывать Рома всех недоработок системы. - Я в них пальцем тыкаю, главное, на немецком, уровень владения языком повышая, киваю выразительно, а они говорят-говорят что-то. Хрен пойми о чём говорят, мрачные какие-то. Шутке про «хенде хох» не радуются. А ещё их очень «Гитлер капут» печалит. Но я держусь и пою рамштайна песни. Улыбаться сразу начинают… Эй, мужик… мужи-и-ик… ту мохито виз водка плиз!

Боря телефон поставил на подставку и завтраком занялся, достав продукты из холодильника и кружку сполоснув. Приятно всё-таки, когда из крана горячая вода, на кухне свет, в батарее тепло под восемьдесят градусов Цельсия. И можно ходить по квартире в трусах, когда за окном завывает и метёт.

– А с пацанами как общаешься? Тоже на английском?

Рома махнул рукой перед фронтальной камерой:

– Ой, эти тоже бормочут что-то активно. Ну я тогда брови домиком делаю, и переспрашиваю «и что ты там пиздишь? Пиво то пить будем?». Вот где-то месяц они эту мою фразу слушали, пока полностью не перевели. И вот мы, наконец, пиво пьём.

– Сработало, выходит?

– Сработало. Песни ночью писать пытаюсь, не спится. Храпят как паровозы. Пастой вот одного ночью измазал. А тот приятеля подушкой чуть не придушил. Я ж его тюбик взял. Свой самому пригодится.

Боря улыбнулся, намазывая на хлеб толстый кусок сливочного масла и кидая толстый кусок колбасы в палец толщиной. Есть надо много с утра. Потом некогда. И жуя, спросил:

– Слушай, коварный, ты что там за пионерлагерь устраиваешь? Ты бы потише в людей пальцем тыкал и нарывался. А то обидятся. В меньшей степени УК Светлый путь за тебя хочет вписываться, чтобы из тюряги вытаскивать. На кого тебя потом менять?

– Да в смысле потише тыкай? Я так, тыкая, с девушкой тут и познакомился, – Рома в улыбке блаженной расплылся. – Домой походу привезу. Влюбился по уши.

– Что, опять? А Оксана?

– Да какая Оксана. Прав ты, стара для меня. Это ведь сейчас ничего. А через лет десять уже всё, тётка. А я ещё ого-го.

Чайник электрический закипел. Турка на газе подоспела. Боря заварил байхового, лимона добавил. А в чашку с кофе молока плеснул. Немчику. А на брата довольного поглядывая, обронил:

– Так ты новую жертву, подыскал? Помоложе?

Не исправится же. Да и что там исправлять? Только умнеть начал. Жаль, что только на Оксане. Но не каждому же человеку по жизни толстые умелые проститутки сразу попадаются, которые объяснят, как жить надо.

«Эх, Снежана, долгих тебе лет жизни», – добавил внутренний голос с тоном ностальгии картинки подбирая. Могли же жить себе в гараже, в дартс играть и в бане париться каждый день. Кровать ночью ломать, а днём борщ варить на плитке с одной конфоркой. Но нет же, хорошей жизни захотел и всё старое отринув, в работу с головой подался.

А Рома всё не унимался и почти кричал от восторга, чтобы музыку однотипную, на басах, перебить:

– Ага, вот чую прям, что мой человечек. Даже английский ради неё учу. Ну там, хау ду ю ду ит, и вся херня… Хей, мэн, ту шотс плиз! Ноу секс фор мани. Ноу!

– Она что, из Великобритании? – уточнил Боря, глядя как перед братом на стойке виски в рюмках появились, а мужик навязчивый, напротив, исчез.

– Я не знаю. Кто ж о таких вещах в первую встречу спрашивает? Я ей дюхаста спел на сцене вживую только, потом давай стесняться вместе насчёт тревелинга даун зе ревира, а потом почему-то целуемся уже у туалета, пока мужики вокруг в юбках и на каблуках ходят и фукают.

– То есть ты только что с ней познакомился?

– Ну да. Но я сейчас пьян, за временем не слежу, и последствий дальнейшего развития ситуации не предвижу, – кивнул Рома, заливая в себя алкоголь, и с важным видом добавил. – Вижу пока только самый конец. Тот, где на берегу моря сидим за руки держась старенькими, умираем в один момент на закате. Надеюсь мой конец заправлен в штаны будет, а яйца не рядом лежать. Ты вообще видел какие у дедов висят? До пола почти отвисают. А я видел. Теперь смотреть приходится. Общественный транспорт же. ну и люди с флагами радужными то жопу покажут, то хер в руку сунуть пытаются вместо приветствия…. Тяжело в Европе, Боря.

– Рома, балбес! Думай о работе. Ты вообще там что-то делаешь?

– Да только и делаю, что работаю, – тут Рома опрокинул шоты вне кадра, а телефон рядом подсветил африканца и араба за стойкой.

Занюхал рыжий сантехник рукавом и тут же объяснил.

– Эти двое арийцев пока с людьми разговаривают и бумаги оформляют, я всю работу и делаю. Только мне кажется, они на своём разговаривают. Потому что это точно не немецкий.

– Как это?

Рома закашлялся. Не в то горло пошло. По груди себя побил и ответил:

– Тут вообще хер пойми сколько языков звучит. Но нам чаще везёт. А может и квировский контингент попадается или там, пансексуальный. Я ни в зуб ногой насчёт их заморочек. А эти двое моих хлопца там на своём чё-то тоси-боси перетирают, чалму почёсывая или на дреды глядя. И всё, есть работа. Я переводчик онлайн однажды включил между делом, а он мне про «еблю обезьян в зимний период» выдал. Ну я с тех пор телефон и не включал. Вирус мож какой немецкий телефон мой поймал. Ну его. Нельзя так с обезьянкой-то. А тут думаю, давно тебя не слышал.

Боря кипяток с чайника в термос слил на работу, в сумку закинул и спросил между делом:

– А что за работа? Тяжело?

– Да та же: протечки, поломки, краны им поменять, раковины прочистить. С этим любой ебанурик справится, – и тут братан лицом посветлел. – А вот инструменты классные выдали. Обратно сдавать не буду. Домой увезу.

– Это с хрена бы?

Рома тут же приблизил камеру:

– Есть подозрение, что мне не доплачивают. Только вот на один поход раз в месяц в клубешник и хватило… Эй, бармен, ту текила, плиз! Шнеля, давай! Стоп киссинг! Нихт! Бля, ну вы же оба с усами! Найн! Ой, пойду пересяду подальше.

– Рома, дурик, я сам тебе инструменты тут куплю. Ты опыта набирайся. Языки учи.

– Да тут походу только языками и… в смысле – да успею. А что там мой… ик… заменитель? Трудится и пашет? Я слышал, они рано встают. Но всё херня – я раньше. Потому что чаще не ложусь вовсе. Столько эмоций. Что это за ноябрь без снега? В майке хожу.

Боря невольно к первому прозвучавшему будильнику в единственной комнате прислушался. Но на кровати вроде и ухом не повели, сразу работу второму доверив. А то и на третий понадеявшись.

– Да как что делает? – вздохнул Боря. Опять расталкивать. Потом кофе в постель подавать. Ну и через край немного перелить, чтобы совсем не расслаблялся. – Краски за месяц нанюхался, а теперь плодиться и размножаться собрался. В валенках волю почуял. Жену вот забрать теперь хочет. На пару будут батареи красить, походу. А я не знаю, что ему ещё доверить. Краны китайские ломает, в падении проверяя. Прокладки ему не того качества постоянно, пальцами мнёт, пока не порвёт. И трубы ему, Рома, не те. Ещё и не понимает зачем батареи красить и в трубах дырки заваривать. Вообще говорит, сразу покрашенные радиаторные батареи продаваться должны… Ну как с ним работать?

– Боря, – тут Рому немного повело, но он удержался за стойку. – Да они тут половина на лыжи встают. Мотают отсюда. Германия уже походу не та после октябрьфеста. А я их платёжки как за газ посмотрел, сразу и понял, почему чая в гостях не предлагают или там, покушать не усаживают за стол. Велики на улице все давно спиздили не примотанные, кстати. Гостеприимство умерло. Каршеринги с прокатами самокатов своё отслужили, походу. Но мы с пацанами держимся. Ходим в бани их. Так там… вместе все ходят, прикинь! И мужчины, и женщины, и вся эта ебота разноплановая. Я в первый раз чуть не ослеп. А после второго порнуха меня уже не берёт. Думал на немок белокурых посмотрю, а по итогу на пирсинг в пупке бабки наткнулся. Спереди то блестит, а сзади присмотришься – бабочка набита. И крылышками так бяк-бяк-бяк при ходьбе.

Рыжий заржал, Боря улыбнулся:

– Рома, прекращай. Питаешь хоть нормально?

– Конечно. Ходим в общественные столовки. Там квашенную капусту дают, прикинь?

– А баварские сосиски? – решил показать знания немецкой кухни Глобальный.

– Не, ну по сосиске тоже один раз дали, – прикинул Рома. – Но я потом с тем бомжом нормально так за просрочку подрался. Всю неделю пакет трофейный доедали. Хуясе, трюфели и мраморную говядину откопал. Срали правда, потом с них дальше, чем видели. Но уже на рабочем месте. Эх, лучше бы картохи нарыл.

Тут Боря старшего брата включил, сделав суровый вид:

– Ты что, с помойки жрёшь?

– Боря, ты не поверишь, но… – тут Рома снова приблизился и подмигнул. – Вся Европа сейчас жрёт с помойки. Им Африка как всю продукцию сбывать по дешёвке перестала, так роли голодающих и поменялись. Они же на великах теперь до работы чешут, которые хранят под замком дома. На улице уже ничего не остаить. Видел некоторых и на роликах. Под пиджак – самое то. А как доехал – в рюкзак. И рюкзак тот в сейф, ячейку, под замок. Замки повсюду, Боря-я-я.

Дальнейшие детали остались за кадром, так как в зале стало громко. Послышались аплодисменты и крики. Потом закричали «Ро-ма, Ро-ма»!

– О, опять тяжеляк просят запилить, – отвернулся от экрана брат. – Давай, Борь, созвонимся. Мамане привет. Мне если гитару с ходу подарят, может и с бомжами больше драться не придётся. Да кто тут сейчас не бомж? Каждый выживает как может.

– Передам, – ответил Боря, но уже опустевшему экрану.

Нарезав бутербродов и употребив один, Глобальный стал сумку собирать. Конечно, к Натахе поедет. Батя к ней вроде ходить перестал. Ну а что Оксана рядом живёт, так это мелочи жизни. Давно должна была понять, что у них с Ромкой ничего не получится. Ветреный пацан. Сегодня одной на кольцо копит, завтра для другой английский учит. А если бабочку на теле увидит, которая ещё по форме соответствует и не провисла, может планы те поменять.

Но тут Боря вспомнил, что сам брат тоже через месяц-другой вернётся. А может и с девушкой. Тогда опять переезжать придётся. А это уже не продуктивно. Другой вариант нужен. А к Наташке разве что на борщ… С вознаграждением. Ух, соскучился что-то. Даже на душе потеплело.

– Кто звонил? – послышалось от Олафа, который всё же поднялся после третьего звонка, так и не дождавшись кофе в постель. А теперь на пах посмотривал, где штаны с подтяжками топорщиться начинали.

– Немцы, – буркнул Боря, отворачиваясь.

– Немцы? – переспросил напарник заинтересованно.

– Да, немцы, – кивнул Глобальный и перечислил через плечо. – Негр, араб и русский.

– Швайне! – закричал Олаф и тут же ругаться на иностранном начал с оборотами длинными, которых хватило на пару минут. От недостатка словарного запаса по столу ударил даже, выражая негодование. Чтобы точно поняли – рассержен.

Боря только обулся, куртку одел, сумку через плечо накинул и на пороге обронил:

– Короче, я съезжаю, как и просил. До работы сам доберёшься, раз ты меня послал.

– Как это? – не понял напарник, что полночи с животом маялся, ворочался, а уснул под утро. И теперь на мертвеца ещё больше походил.

– Ну раз ты решил русифицироваться, самое время постичь такое понятия как «маршрутка». Ферштейн?

Олаф кивнул, а затем лысинку почесал, на оставленные ключи на столе посмотрел и спросил в спину:

– Я-я. Слушай, а как так получилось, что у вас многоступенчатые маты?

– Так они нам строить и жить помогают, а ты про что конкретно? – зашнуровав последний ботинок, на пороге обернулся Боря.

– Ну вот есть «иди ты», есть «пошёл ты», есть «пошёл ты в баню», есть «пошёл ты в жопу», есть «пошёл ты в пизду», а есть даже самое жестокое – «пошёл ты нахуй». Вроде смысл один и тот же, всё время надо куда-то идти против своей воли, а шесть уровней глубины получается.

– Ну при большом терпении можно и двадцать пять накопать, но это тебе к эстетам, – прикинул Боря и подмигнул напарнику. – Может и станешь человеком к весне ещё… До встречи на работе.

– Борь… – донеслось снова в спину.

– Да? – спросил, не оборачиваясь.

– Пошёл ты в баню! – радостно сообщил коллега, кофе поближе пододвигая и тарелку с бутербродами.

«Научил на свою голову», – вздохнул внутренний голос. Но грубить в ответ не стал, улыбнулся только. Это выражением давно ничего не значит. Глубины нет.

– Удачи с русификацией, коллега.

Выйдя на улицу в метель, Боря обнаружил, что половина города сегодня опоздает на работу, а вторая не пойдёт. Машину замело под крышу. Одна антенна торчит.

Всю ночь пуржило, да и сейчас снег такой плотный падает, словно Всемирный Потом кто-то среди лета заказал, а доставить забыли. С опозданием пришёл. Но с процентами.

Боря по колено в снег увяз уже возле подъезда.

Чем дальше идёшь, тем глубже становится. По пояс снега на дороге намело. А машины как холмы белоснежные. Один пониже, другой повыше. Барханы, с которых действительно можно кататься на сноубордах.

Его микроавтобус выше всех оказался. Протоптав к нему тропку первопроходца, разблокировал с сигнализации замки.

Багажник ещё откопать надо. Скинув сумку в снег и орудуя руками как лопатами, чтобы до лопаты внутри добраться, Боря понял, что зарядку можно сегодня не делать. Хреновый из человека экскаватор получается. Перегревается быстро. А КПД маленькое. С другой стороны, если эволюция к ластам вывернет, то тонкая работа отсеется. Вот и приходится жить, ни так, ни сяк.

Боря осмотрелся на таких же бедолаг по несчастью, что в ночи при свете фонарей из подъездов с лопатами наперевес выходили на работу, учёбы, по делам неотложным или к своим личным автомобилям добраться пытались. Все повязаны одной цепью. Заскоками климатическими.

Умывшись снегом уже как следует, Глобальный решил, что хватит уже под глушаком места. Натоптал. А раз свободна выхлопная труба, то процесс проще пойдёт, когда заведёт, да стёкла отогреются.

Пикнув сигнализацией, автоматика заскрипела, силясь замёрзший замок зажигания провернуть. Но без толку. Автомобиль за ночь подмёрз и встал колом. Скрипит, бурчит, тарахтит, но не заводится. Ни с первого, ни с пятого раза. Только свечи залил.

– Долбанный дизель! В гараже стоять всю зиму будешь! – крикнул Боря технике, что остальные полгода исправно служила. Дёргая дверь багажника, даже на немецком повторил оборот. Но без толку. Дверь в снег упёрлась. Копать ещё и откапывать.

А в свете подъезда фигура вдруг знакомая в шапке-ушанке показалась. В валенке, ватнике, с сумкой подмышкой рабочей, она вдруг руки с рукавичках в стороны расставила

и на весь двор произнесла:

– Боря-я-я!

– Ну что тебе?

– Пошё-е-ел в жопу! – с заметным акцентом добавил радостный немец вместо приветствия ещё и не думающего вставать солнца.

И с тем заявлением бодренько потопал в сторону остановки общественного транспорта. Да не наобум, а по тропинке, по которой уже пробилось с десяток человек. Идти приходилось не по пояс, а всего лишь по колено в снегу. Натоптали.

А к дороге выведет если не тропа народная, то приложение с картой точной.

«Сталина на тебя нет», – буркнул внутренний голос.

Дверь наконец, поддалась. Только не багажника, а откатная дверь со стороны пассажирского салона. Войти в него можно с одной стороны. Внутри даже светло. Но не от лампочки перегоревшей салонной, а через стёкла с потолка пробивается свет от фонарей и окон квартир. Микроавтобус потому и прозвали аквариум. Умельцы так те верхние окна поднимают и наружу высовываются с ружьём наперевес. Так и гоняют по заснеженным полям на охоте на косулю или козу.

Но Боря охоту не любил. Убивать кого-то ради фотографии или видео – моветон. А мясо дикое жёсткое и не вкусное.

Проникнув через салон внутрь с мыслями о заснеженном сафари, что так и не состоится, Боря подхватил складную лопату. Когда выбрался, скинув куртку и начал работать с двойным рвением, раскидывая снег вокруг автомобиля гораздо быстрее.

Человеку не ласты нужны, а голову включать почаще.

Поверить в то, что этот недобиток арийский доберётся до управляющей компании раньше него, было можно, но как-то грустно становилось. Всё-таки ради него в гараж джип подальше поставил. Чтобы глаза не мозолил. А теперь то того гаража ещё добраться надо.

Работа спорилась, чередуя лопату и щётку. Микроавтобус постепенно избавлялся от плена снега, вновь обозначив свои контуры среди белого фона. Сначала крыша освободилась, потом стёкла, потом бока. Воюя с сугробами, Боря вдруг понял, что никогда не будет лепить снеговика. Это же в радость должно быть. А тут единственная радость – это поссать среди метели, под прикрытием сумерек и за корпусом автомобиля. Детей при этом травмировать сложно. Потому что дети умные и в такую погоду дома сидят.

Забравшись в салон, Боря снова попытался завести с ключа, но без толку. Можно ещё аккумулятор подзарядить, может мощности не хватает? Но для этого прежде соседнюю машину нужно откопать и реанимировать. А её хозяин спит и видит сны, как бы помочь. Как же.

– Ноябрь ебучий, – сплюнул Боря на снег.

Хорошее настроение улетучилось. Хоть эвакуатор вызывай. Но те сегодня в городе – на вес золота. Сделав с десяток звонков, абонент получил в половине случаев «занято» или «сброс», в остальных попытках был отправлен в ожидание на неопределённый срок или нарвался на цену с умноженным коэффициентом от пяти до десяти от обычного прейскуранта.

– Да что ж такое-то? Уж лучше ребят с обогревателем позову, – заявил Боря холмику с жёлтым под фарой. Предтеча снеговика без морковки.

Но тут Глобальный вдруг понял, что та система с тряпками и одеялами, что отлично подходит для седанов и джипов, укрывая капот, для микроавтобусов со внутренним расположением двигателя – хреновая затея. Хоть палатку над ним ставь. Хоть купол натягивай. Толку мало.

А за купол – цена особая. Внутри же микроавтобуса костёр не разведёшь. Греть горелкой бензобак с дизелем – тоже затея на любителя. Если замёрз, то замёрз. Всё. В тепле гаража можно только реанимировать.

– Су-ка-а-а! – закричал Боря, не сдерживаясь. Всё-таки внутри салона. Может себе позволить.

Час работы коту под хвост. Пальцы обморожены. Щёки красные. Отлично кричится под мокрые ноги сибиряку расстроенному. Только и остаётся, что чая с термоса хлебнуть, пока тёплый. Китайский термос – не важный. А немецкий Олаф с собой забрал. Тот до вечера дотягивал. Тогда как свой максимум – до обеда.

От переживаний по части сравнения технологий, даже глаз задёргался. А затем голове тепло-тепло стало. Боря, за виски взявшись, вдруг понял, что близок к новому обмороку или того хуже – инсульту. Сердечную мышцу то постоянной тяжёлой работой прокачал, сбоя не даёт. А вот сосуд в голове вполне может от напряга лопнуть.

Как мало человеку для смерти надо.

Плюнув на всё и бросив автомобиль, Боря сам на остановку пошёл. Прогуляется, согреется. Такси ждать уже смысла нет. А если и приедет, то хоть половину зарплаты ему отдавай, ещё и ебало недовольное скорчит. Уровень наглости таксистов пропорционален погоде. Как старики чуют костями наступающий дождь или снег, так и борзость водил начинается с лёгкого дождика и снежка умножаться в геометрической прогрессии с метелью и ливнем. А ещё на них время дня влияет очень и загруженность трафика уровень кортизола в крови повышает. Порой кажется, что извозчик как система гораздо сложнее женщины. Но это лишь до той поры, пока женщину-водителя не повстречаешь.

Боря шёл, пинал снег в негодовании. Жаль метро нет в их городе, как в Новосибирске. Уездный городок хоть и рядом с райцентром, но до миллионика не дотянул, со всеми его сопутствующими привилегиями. Вроде и порт есть, и железнодорожный вокзал, и автовокзал. И даже аэропорт был. Раньше. Для малой авиации. Но тот встал ещё в год рождения Бориса и кроме как дрифтерами больше никем и не используется толком.

Поэтому – маршрутка. Поэтому – толпа людей с замёрзшими лицами. Из которых больше всего жалко очкариков. Вроде видят что-то перед собой, а вроде и нет. В инее стёкла. А как в тепло заходят – пелена, завеса. Беззащитные лица, растерянные.

Боря пока на нос в перчатках тёплым воздухом дышал и ключи от авто перекладывал, понял вдруг, что нервов вокруг много, а он – один. А себя беречь надо.

Руки зашарили по карманам в поисках телефона. Доктор всё-таки ещё по выписке предлагал психотерапевта посетить.

«Пусть там пустырника выпишет что ли или валерьянки», – подсказал внутренний голос.

Пальцы нащупали визитку цветастую. Хорошо, когда одна куртка на все случаи жизни. Другая пока только – плащ-дождевик. Полтинник по карманам не потеряется.

Без особых изысков на визитке написано было: «Цветаева Ирина Олеговна». И под номером подпись: «К людям – по-людски».

Проникнувшись посылом, Боря даже номер сразу набрал, чтобы бабулькин голос успокаивающий послушать и получить консультацию удалённо. А там, конечно, рублей пятьсот ей скинет. Не в кабинет же на приём ходить. Это всё для мажоров и хлюпиков. А он – мужик. И не собирается всей этой херней с мозгоправством заниматься. Не умеешь решать проблемы, умирай молодым.

Но голос Ирины Олеговны тоже молодым оказался, даже немного томным. Тут то Боря и понял, что хирургу хоть и под шестьдесят, но дочь поздно завёл. Возможно, даже от молодой любовницы. Такой дочь свою любит и в обиду не даст.

«Лет двадцать пять ей. Плюс-минус», – подсказал внутренний голос и тут же добавил: «С такой и поговорить можно. Записывайся что ли на вечер. День-то всё равно по шву пошёл. Раньше не справимся».

Поправив сумку на плече с вещами-пожитками и ополовиненным термосом, Боря даже кивнул мыслям своим.

«Всё херня, главное беречь здоровье. А переночевать на раз и у Степаныча можно», – добавил внутренний голос как старому другу.

Снова кивнул Борис. Давно старика не видел. А вон и маршрутка. Осталось только пробиться и вылезти без потерь. А город, конечно, рано или поздно наберёт свой миллион населения. И метро им обязательно построят.

Глава 4 - Собачья направленность

Это ж надо было так лохануться и автомобиль без прогрева на ночь оставить. Доверился сигнализации, проспал шесть часов к ряду и всё, коловая. А много времени надо, чтобы на ветру движку остыть?

С этой мыслью Боря пылко устремился в маршрутку, готовый расталкивать локтями народ, но с кем сражаться? Сначала пропустил бабушку с тросточкой, потом женщину беременную на ступеньку подсадил, в положении всё-таки, потом помог школьнице, портфель которой был больше, чем она. Пришлось поднять на руках подмышки, да так и поставить наверх. Если знания того стоят, но новый Ломоносов растёт.

А по итогу, когда сам залезть попытался, получил в лоб локтем от бабки, женщина в положении оттоптала ногу, как слон прошёлся, а девочка с разворотом портфеля придавила его к двери так, что затылком стукнулся. Она вроде и не виновата, просто внутри биомасса сама двигается. И если мужик, придавленный к стеклу лицом, руку сзади повернёт или ногой дёрнет, это тело, как единый организм и ответит. Тогда через шубы и кутки движение передастся, и тут, в кризисной точке входа по лбу то и прилетит.

Водитель маршрутки в этой ситуации попытался только закрыть дверь, но мешала сумка за плечами пассажира. Дернула раз-два, и обратно отъехала.

– Так, мы никуда не поедем с открытой дверью! – донеслось от водителя из той касты в городе, которая в снегопад никогда цены не задирала.

Боря попытался поднять сумку над головой, но не успел. Бабка первой и вытолкала его вон костылём со словами:

– Молодой ещё, сам прогуляешься!

Как итог – он остался на остановке. В одиночестве и вопросом «что это было?». Ветер ответа не давал, снова бил по лицу, кусал щёки и нос. Снег сыпал на шапку и зимние ботинки как будто гастербайтер лопатой с крыши остановки кидал.

Но маршрутке тоже оказалось не легко. Едва отъехав от остановки, ГАЗелька снова попала в пробку. Сколько не смотри налево или направо, та тянется в обоих направлениях в туман.

Город встал. Может и есть проблески через километр-другой, но того не видно – словно пеленой всё укрыто.Снег густой сыплет, надёжно укрывает город от сглаза или порчи. Не видно больше ни дырок в асфальте, ни пошарпанных фасадов зданий. И на отсутствие скамеек можно больше не жаловаться. Не видно ни одной под снежным пленом. Может есть, может нет – кто знает?

В кармане куртки зазвонил телефон. Рука в перчатке потянулась за гаджетом, подхватила. На дисплей сыплет белой мукой, а на нём «Батя» отображено. Помнит, родня. От того немного теплее ушам и на душе.

– Здорово, бать.

– Здоровее видали, – пробурчал отец. – Меня тут засыпало в теплушке по самый хер. Со ступенек кунга можно как в бассейн нырять. Жаль, ещё баню не поставил. Так бы и погрелся, и поплавал. Хорошо дров вчера занёс. Как знал. Локоть то так ломало, так ломало.

– Поставим, бать, баню, – почесал Боря нос щиплющий и прикинул. – Летом. Весной фундамент зальём. Да ему много не надо. Быстрее отстоится.

– Да дожить бы до той весны ещё, – вздохнул отец. – Ты когда заедешь? Хлеб кончился. Колбасы нет. А без мазика жизнь вообще теряет смысл. Почему его в гуманитарку не кладут? Я до контейнера как до продуктового гуляю, но там одни крупы, консервы и сахар.

Боря осмотрелся на сугробы. Хороший вопрос. Город может дня через три и откопают. А пока – тундра. Пока верный ответ – никогда. Но обидится же.

– Да как только до джипа доберусь, так и подвезу свежачка тебе. Не переживай.

– А когда доберёшься? – уточнил батя.

– Ну… – тут Боря прикинул, что до родного гаража напрямки километров двенадцать по районам, но ключи от гаража у Степаныча. А к нему ещё километров восемь пилить.

С точки зрения наличия автомобиля – ничтожные отрезки. Но с точки зрения использования компании «ходи сам» в снегу по колено идти – пол дня потратит. Это если работу нахер пошлёт, конечно. А с работой снова тот же отрезок времени – никогда.

Так, наверняка и мэр заодно думал, не спеша дороги песком с реагентами и солью посыпать или технику выводить на уборку дорог.

– Батя, я не знаю-ю-ю, – протянул Боря и снова под черепной коробкой потеплело предостерегающе. Как будто кофе пил. А он не пил. Ну а что зарядку снежную делал и закалялся заодно, так это побочка. Как и снег зимой.

– Ну ты там смотри, не сдавайся, – ответил отец и голос так немного понизил. – И это… журнальчиков каких захвати. Скучно.

Ко многим вещам по жизни можно привыкнуть, но не к тому, что отец дрочит.

Хотя что ещё в кунге том без света делать? При свечах обстановка обязывает.

– Батя, почему ты дома не живёшь-то? – однако, возмутился Боря.

– Ну там Дуня, Лёха, – перечислил батя, не понимая родственника, с которым выпить нельзя за ужином. Про биткоины какие-то рассказывает, а сам дурак дураком. – Пашка кричит, опять же. Не так, конечно, как Галина. Но тоже хорошего мало.

Это в теории батя братьями раскидывается, а на практике мать уже не та, чтобы род продолжать. Так, баловство одно. От одиночества.

«Мог бы ему и Наталью уступить, батя всё-таки», – даже поддел внутренний голос, но как-то тихо, почти незаметно.

– А чего кричит? – тем временем спросил Боря.

– Да кто её знает? Они вахтовым методом работают, – ответил отец. – Пашка – ночью. Галина днём. А лица жены с мужем надо видеть, когда пачку за день скуриваю и в сотый раз на балкон выхожу. Куда я там нужен? Раз в месяц в гости и хватит. А с весны думать будем. Да? Поставишь мне будку на соседнем участке. А свет я нам обоим проведу.

– Батя, в смысле проведу? Там заявки надо оставлять.

– Ну вот проведу, потом оставим, – хмыкнул патриарх Глобальных. – А когда подключать будут, договоримся. Всё-таки коллега.

– Так же договоришься, когда на работу по обслуживанию домофонов устраивался? – хмыкнул Боря, на вторую маршрутку поглядывая.

Та к остановке даже подъезжать не стала. И так рука в последней попытке устоять на ногах, к стеклу прислонена. И это всё, что видно. А вон и шапке чей-то бубенец как приклеенный едет поверх. Проще кильку в томате без ножа открыть, чем кого-то из неё выпустить. А впустить и подавно.

– Ну а что? Я пришёл чинить домофон, всё чин-чинарём. Позвонил, главное, а никто не открывает. Ну я и дальше пошёл по адресам. А там та же фигня, – ответил отец, припоминая случай.

– Так ты в домофоны звонил! Я с ребятами тогда во дворе гулял, всё видел.

Батя заржал в голос.

– А, ну точно. Ох и зря мы тогда с Лёней спирт медицинский на сливах настоянный, пили. Лучше бы чернослива подкинули. А то сливы зелёные. Закуски никакой… Короче, решишь вопрос, да?

– Да, – ответил Боря и попытался представить, что было бы, если не подарил Лёшику видеокарту. Насколько бы его хватило среди курящих людей, орущих как на соцсоревнованиях женщин и детей быстрорастущих? Всё-таки сложно дома на удалёнке работать в двушке с чужим семейством. Своим станет лишь с появлением внука.

Но с другой стороны, клипа он тоже ещё не сделал. Потому что снять не успели. Ромка забегался с загранником, а самому некогда было проконтролировать процесс. Как водится – перенесли, потом забыли.

– Короче, к маю всё точно сделаем… но это не точно, – ответил Боря.

Связь оборвалась. Обиделся, может?

Боря мочки ушей почесал красные, соображалка в режим выживания перешла. Прикидывать начал. Степаныч далеко. В гараж раньше вечера не попасть. Работа тоже не в двух шагах. Но этот упырь же как-то уехал. До часа пик успел, гад.

Боря подцепил телефон, уже сорок минут как на работе должен быть. Но не звонит что-то никто, не ругается. Странно.

Набрал охранника.

– Егор, здорова. Ты на работе?

– Нет ещё. Подъезд откапывал. Какая-то мудила дверь оставила открытой. Намело по самый лифт. Потом машину копал мелкую отвезти в сад, потом в школу прорваться пытались со средней, а старшая сказала, что отменили всё. Семья плюнула на всё и дома осталась с женой вместе. А я пешком на работу вот только подхожу… ой, еба-а-аь тут намело. Боря, нам ещё вход откапывать час так точно!

– Никто не вошёл что ли?

– Разве что через окно. Леся стоит, машет. Шефа не вижу.

– А Олафа не видно?

– Нет.

– Ладно, позвоню, если что.

– Ага.

Отключил связь. Внутренний голос тут же по полочкам всё расставил: «на работу можно не торопиться, а напарник похоже по магазинам ближайшим греется».

Боря лоб под шапкой почесал и пожалел тут же, что ключи от квартиры сдал. Мог бы пойти поспать часик. В машине холодной тоже не поваляешься. Можно и не проснуться. До Наташки километров десять отсюда с Оксаной. Борщ отменяется, точно. Яна чуть ближе, но к ней через поле топать, если напрямки, а там снега и по шею может быть. А если в обход, то ещё дальше получается. К Дашке в «Юность» прорваться? Тоже километров десять. Стасяну гипс сняли, в деревню умотал. Даже в больничку к нему не прорваться, хотя она ближе всего. А кто остаётся? К Кобе в 72-ой заскочить? Тогда за чай столько работы подгрузит, что наработаешься так, как будто «чаевыми» озадачили.

Кто вообще надоумил им хату снимать в конце района? Засада кругом. Хоть Шацу звони. Но волков лучше не беспокоить. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо.

Тут Боря буквально офигел, потому как на него из метели вдруг волк выскочил!

Город у них, конечно, не столица и даже не райцентр, но что это за метель такая, что волки из леса на окраину пробиваются?

Внутренний голос даже посоветовать ничего не успел.

Боря как стоял, офигев изрядно от радости лицезрения дикой природы, так и упал на спину. А волчара только к лицу бросился и как давай… лизать!

«А-а-а!» – сначала закричал внутренний голос, а потом добавил: «А, ну понятно! Хаски, мать его!»

Глаза то голубые-голубые. А вон и ошейник.

Привстав, и собаку чуть отстранив, Боря девушку обнаружил, что раньше видимо ещё бежала за собакой с поводком в руке, а затем бежать перестала, поводок выпустила. А сама теперь в сугробе валяется. Одни каблуки торчат.

Ножками дрыгает хозяйка, да сразу встать не может. Силы кончились.

Боря собаку по голове погладил, за ушами потрепал, поиграв немного и к девушке на выручку пошёл. А за хозяйкой шлейф по снегу тянулся. Разыгравшись, пёс в самую глубину завёл её, где снега того и выше пояса. А последние метры так вообще тащил, судя по накату.

Боря в снег по пояс залез. И на каблуки покачивающиеся ориентируясь, по направлению к ним и пошёл, как на флагшток реющий на мачте.

– Девушка, вы в порядке? Девушка-а-а! – кричал он для порядка, чтобы не испугать ненароком. А то, кто знает, какой ещё шлейф потянется? Не любит человек сюрпризы на Руси.

С заметным трудом в сугроб пробравшись, Боря девушку ту из снега достал за капюшон сначала приподнял, потом подмышки подхватил. Да за пояс поднял. Лёгкая. Килограмм сорок в ней. Столько же, сколько и в собаке, по сути.

На вид пёсель крупный. Но внешность бывает обманчива.

Достав из снега хозяйку хаски, пёс обрадованно бегать вокруг начал и лаять задорно. А Боря отряхивать находку начал. А та как встала, руками в руковичках шарит перед собой, словно ничего не видит. Снег с капюшона ещё сыплется, в глаза всё мукой белой.

«Может и вправду, слепая?», – добавил внутренний голос: «Собака тогда – поводырь!».

Но тут девушка снег выплюнула с губ и призналась звонко:

– Я линзы все проебала-а-а!

Стоит и ревёт главное. Слёзы такие крупные по щекам катятся, неподдельные. А может и снег растаявший.

Хороша девка. Ресницы в инее, щёки красные. На лице лишнего ничего не заметно. Брови свои, снежинки собрали. Губы только посинели, дрожат. Вот и вся косметика. Околела.

Боря присмотрелся и вздохнул. В джинсы одета тонюсенькие, и сапоги с каблуком высоченным, чтобы повыше казаться, но на зимние не похожи.

Это очевидно, что в каблуках гуляет, так как ростика маленького. Компенсирует. И курточка на ней тоненькая, и шапочка с бубенчиком забавная. А по краям висят как косички, только вязанные. И всё в снегу. Снега столько, словно снежную бабу откопал. Даже лепить не пришлось.

Боря улыбнулся. Бывает же!

– Так, а ну-ка не плачь.

– Я ничего не вижу-у-у, – только громче завыла она, поддержку рядом почуяв.

– Сегодня никто ничего не видит, – ответил сантехник, сумку с плеча достал и чая из термоса в кружку-крышку налил. Затем в руки сунул в руковички. – Пей. Согреешься.

Она зубами о кружку застучала. Хорошо, что из пластика. А зубки ровненькие все. Потому что в брекетах. Беленькие, как будто углём их зачистили и отмыли как следует. Хорошо видно под фонарём. А там и солнце уже с зарёй смешит, через тучи пробивается.

Чай уже не горячий, но тёплый. Губы отогрел. Заморгала, руку с кружкой протянула, кивнула:

– Спасибо.

– Да не за что, – ответил Боря, термос убрал и осмотрелся. Вокруг снежный плен. Стоит девушка по пояс в нём. Пёсу только раздолье, бегает, кувыркается, ныряет.

– Джек! Ко мне! – даже голос командирский в ней появился. А хаски только рядом бегает, но едва приблизится, обратно дёру даёт. С поводком бегает. Да его не замечает.

– Похоже… ему и так хорошо, – ответил Боря и в снег посмотрел. – Но не думаю, что линзы мы твои сейчас найдём. Даже больше скажу, до весны их точно никто не найдёт.

– Как же мне до дома добраться? На ощупь?.. Джек, какашка ты озорная! Ко мне! Пусть твоя Ленка сама с тобой и гуляет теперь!.. Пёсина, жопа ты с ручкой! Сюда иди!

Пёс вроде бы даже рассмеялся в ответ. Морда довольная. А судя по репертуару, что из уст девичьих раздаётся, ей где-то от шестнадцати до двадцати двух. Точнее не скажешь. Что не её собака, да и что не собачница вовсе – заметно.

– А далеко дом-то? – спросил Боря. Жизнь всё равно на паузе.

– Тридцать седьмой. Вот там, – и она показала рукой в неопределённом направлении. Внутренний компас немного сбился.

Боря по телефону посмотрел дом, и прикинул, что это метров четыреста если напрямки, а по тропам так и все пятьсот. Но лучше, чем десять километров.

– Давай баш-на-баш. Я тебя отведу до квартиры и на руки сдам кому-нибудь, но ты мне позволишь ботинки посушить. Я пока в сугроб за тобой лез, снега полные ноги набрал.

– Я тоже-е-е! – протянула она, но уже не плача. А так, из сострадания самой себе же. – Идёмте же скорее в тепло!

Боря руку ей подал, она качнулась и сразу же попыталась упасть обратно. Пришлось под локоть подхватить. А затем вовсе близко-близко прижалась, словно пытаясь ощупать его для идентификации.

– А вы… кто вообще? – наконец сдалась она, хоть и поглядывала украдкой то на спортивную шапку, то на куртку, то на сумку, где что-то гремело, то на ботинки, но больше всего смущали штаны рабочие. Не знает же, что под ними подштанники тёплые.

– Сантехник.

– А давно сантехники девушек по сугробам вытаскивают?

– За всех не скажу, а со мной такое впервые.

– Так вы, выходит, молоды? – сразу обрадовалась она, словно со стариком под руку из снежного плена ни за что бы не пошла.

– И глуп, – тут же добавил Боря, не желая оказаться в неловкой ситуации, если с ним снова заигрывает школьница.

Ладно ещё Егорова дочь по приколу подкатывает. Батя на неё цыкнет – убегает. А тут под руку увидят, как с девушкой идёт и всё, своё понимание сложится. Если нет восемнадцати. У людей чёрте что в голове. Хотя вроде бы самому всего двадцать. За границей и то наливать только через полгода начнут.

– Ой, я тоже глупенькая. Поперлась в метель гулять. Он же выл всю ночь, просился. Ленка ещё, дура набитая, собаку свою нашла с кем оставить. Этот кабан меня не слушается ни разу... Джек, конь ты педальный, веди нас домой!

И она как начала говорить. А голос такой приятный. Не пищит уже, но и жизнью не огрубел. На что внутренний голос тут же временные рамки с семнадцати до девятнадцати сузил.

Но слушать её можно. Потому что на каждое рассуждение вопрос задавала и волей-неволей к диалогу подталкивала. Так и раскопала про него, что машину в сугробе бросил, на работу не попал, да и напарник не совсем хороший человек.

Всё же сделка удалась. Девушка, Лидой представившись, у подъезда в обратку не послала. Только собаку попросила поймать. А как намотал на руку поводок Боря, так вместе в лифт вошли и на восьмой этаж поднялись. Но и тут не сорвалась сделка. Вместо того, чтобы в дверь позвонить и родителей дождавшись, кричать начать «насилуют!» и на помощь звать, Лида только ключи из кармана курточки достала, зашелестела и в квартиру впустила.

А внутри пахнет приятно. Уютом, теплом и мандаринами. Как будто Новый Год скоро. Только пёс, лапы не помыв, сразу в туалет бросился и давай из унитаза лакать, носом подняв крышку.

Однако, не поднята – показатель!

– Проходите, Борис. Разувайтесь, раздевайтесь, – подстегнула хозяйка молодая голосом приятным. Таким принцессы в лесу птичек приманивают, воркуют. – Джек, хватит делать вид, что у тебя в чашке воды нет. Ты чего меня позоришь? – и вроде строго говорит, а «мяу-мяу» в голосе.

Боря куртку отряхнул и разуваться начал. Лида тоже попыталась, но застряла на этапе между принятием решений и переходу к действиям.

– Ой… не снимаются… да блин!.. А вы… не могли бы мне помочь ещё разик? Прикипело что-то.

Боря наклонился и сапог на себя потянул. Девушка на одной ножке стоит, растяжку показывает. А сапоги длинные, не идёт что-то.

Тогда Боря сам вначале разулся, разделся, на колено привстал в прихожей и замок до конца расстегнув, уже как следует сапог на себя потянул.

– Ой, – только и сказала девушка, на ножке прыгая. Соучаствуя активно, но без толку. Джинсы мокрые, сапоги мокрые. Всё как-то застыло на улице. И в тепле с ходу сходить не желало.

Боря, не видя другого выхода, на руки девушку подхватил и в зал понёс. Чтобы усадить на диван и уже как следует постараться.

– Ой, а меня… и на руках сегодня носить будут? – сразу засмущалась девушка, но голосок едва не подвизгивал от того, что приятно за заботу ей. И вообще мужчина вблизи ничего оказался. Штаны с подтяжками, конечно, глупые, но вид суровый и придурковатый. А она такой любит. Мужественный даже!

Боря, в третий раз оплошав с сапогами, на ремень джинсов посмотрел. Снимать похоже вместе с джинсами придётся. Как бы шиворот-навыворот не получилось сдирать. Хорошо ещё сразу из сугроба достал, а то к самой коже бы одежда прикипела и всё, прощай эпидермис.

Но как об этом в лицо сказать? Да и странно прозвучит вопрос.

– Ой, а чего это вы на меня так смотрите? – даже почуяла что-то девушка. Сразу и не скажешь, покраснела или нет. Щёки то красные уже где-то треть часа. И это только при нём.

– Да я это… это самое… В ванную вас отнести хотел. Под джинсами вероятно какие-нибудь колготки, да? Плотности придали, оно и облегло в тепле как следует. А на холоде осело. Сжатие же. Скукоживание даже.

Она смотрела на него, то ли пытаясь получше разглядеть без очков и линз, то ли решая для себя сложные уравнения с большим количеством неизвестных.

Патовая ситуация получилось. Но тут Боря поднялся и спросил решительно:

– Лида, а сколько вам лет?

– Семнадцать.

Тут же на корточки снова присев, Боря снова попытался естественным путём сапоги снять. Не дело это – девушек в ванную носить несовершеннолетних и раздевать там. Оно может и не в своё удовольствие действие, но кому потом докажешь, что помочь хотел?

Судья строг – держи срок. Разве что жениться сразу. Но это ещё согласие сначала получить надо.

Он, наверное, подвис. Так как попытки разуть почти прекратились. А вот её любопытство только разогрелось. Лида к тому же дотянувшись до подголовника дивана, очки взяла, надела и пристально на него уставилась. Действительно разглядывая как впервые.

А он такой, с щетиной суточной, широкоплеч довольно, поджарый, подтянутый, лицо кровь с молоком с мороза, глаза завидущие-завидущие. И сразу в путь хочется собраться и отправиться с проводником таким на встречу приключениям.

Только вопросов сначала много. Не на все ещё ответы получены.

– А почему вы мне этот вопрос задали?

– Да хотел… в ванную отнести.

– А там…

– А там снять… ну… всё…

Тут она кивнула медленно и томно добавила, нисколько не обращая внимания на пса на полу набегавшегося и уставшего:

– И чего вам теперь мешает? Вы и без того уже проникли в мою обитель, никто на помощь мне не придёт. Кричи, не кричи. А Джек похоже, за вас скорее выступит.

– Нет, я не такой, – даже снова поднялся Боря.

Тут Лида улыбнулась и захихикала.

– Зато я – такая.

Боря тут же испариной покрылся. А она очки на брови надвинула и призналась чуть строже:

– Что ж, Борис. Вынуждена вам признаться. Я из тех женщин, что искажают свой возраст в угоду… личному.

Последнее слово она подчеркнула. А Боря вдруг понял, что довольно умна. Излагается так ясно ещё.

Последние слова в этой комнате всё расставили по местам:

– Мне девятнадцать… Несите, Борис! Когда ещё красивые мужчины на руках покатают?

Руки словно сами подхватили. Груз не тяжесть, когда в радость. А дальше уже видно будет.

Глава 5 - Лидок...аин

Если бы Боря желал срочно впасть в детство, то он бы сходу сочинил загадку в стиле: «за окном снег валит, а в ванной снежинка стоит, тает. Кто это?».

Но в детство впадать как раз не хотелось. Напротив, он улыбался по самые уши и так рад был совершеннолетию. Это открывало такой простор игр для двоих, словно не зря рос, взрослел и момент ловил, чтобы в картотеку попасть и всё попробовать. Теперь выбирать из того меню и хватать надо построчно или всё подряд!

Правильный ответ – Лида. Лидок. Можно даже, лидокаин. Тоже своего рода – успокаивающее по жизни. Ведь его назначают при всех видах местной анестезии, а действует сильнее новокаина в разы. Это любой стоматолог скажет. А пока сидишь на кресле наклонённом, да со ртом разинутым, и ответить не в силах, добавит с умным видом, что сей препарат блокирует ток ионов натрия в клетках миокарда и подавляет автоматизм эктопических очагов. Вдобавок действует быстрее и продолжительнее аналогов.

Проще говоря, Борю торкнуло от Лиды. Химия пошла, как только в ванную поставил и в очи её посмотрел. На пьедестале за ванным барьером рост сравнялся у них, вровень губы встали.

– Ой, кажется приехали, – улыбнулась робко она.

Глаза серые и бездонные, большие, завидущие. И жарко так в груди стало Бори. Порыв поймал, выдал в ответ уже не своим, глухим голосом, как будто в горле пересохло разом:

– За проезд платить будем?

Сигнал химической связи, разогретый погодой бодрой, обратно отразился. Девушка сняла очки, сложила, водрузила на стиральную машинку.

Глава в глаза. Искра! Молния!

– Только без сдачи! – заявила Лида и подтянула за шиворот, подалась навстречу.

Губы маленькие горячими оказались как два реактора. Нет в них ничего инородного, не накачаны, не подведены, не окультурены. Но природная красота и тепло через край хлещут.

Маленькая, хрупкая, а столько в ней силы внутренней. И первый поцелуй сразу крепким оказался, без сомнений, без стеснения, без вопроса, на который никогда ответ искать не надо – «стоило или нет?»

Конечно стоило, когда тебе двадцать, а ей девятнадцать!

Локоны русые, сырые, по плечам расползлись, как только шапку сняла с бубенчиками и «бубончиком». Шапка вязаная, мокрая, под ноги полетела. Лида за пояс свой взялась, ослабила и решительно верхнюю пуговичку расстегнула.

Джинсы, что в натяг были, тут же на половину бедра сползли, колготки с собой потянули, а те трусики обнажили беленькие. Те, где резинка и ткань мягкая, но не в обтяжку.

Сдалось хлопчатобумажное изделие сразу, вниз поползло следом за колготками и джинсой, и попу белую обнажило. Не видел того Борис, но едва рукой коснулся булочек маленьких, как кольнуло мужицко-заботливое – холодная попа-то! Ледяная почти.

– Ты замёрзла же вся! – тут же прекратил Боря целоваться и не снимая костюма рабочего, в ванную следом залез, воду тёплую включил на глаз, а потом всё теплее и теплее набирал.

«Спасать попу надо!» – заявил внутренний голос мягко-настойчиво, в восторге от её мягкости и нежности.

Хихикнув, в раз Лида подачу воды с крана на душ переключила. Потекла водя тёпленькая по спине ей, кофту и блузку моча. Струи ударили с переливом, и на костюм Боре попали.

– Я, значит, мокни, а ты стоять рядом будешь? – заявила она, не со злобой в голосе, но как котику, что молоко лакал не из той миски и всё равно лакать будет, но может краем уха услышит?

Боря молча под душ к ней шагнул, возобновив поцелуй. На темечко уже струи били, по костюму бежали, майку заливали. Она явно не ожидала, что её намочив, сам подставится ради неё же. Но на слабо взять не удалось.

Обрадовавшись оба как дети, уставшие от взрослого мира, принялись друг друга от одежды избавлять. В раковину вскоре полетели кофты, майки, лифчик. Штаны без подтяжек тоже готовы, но пока не полностью сняты. Дама ещё не раздета. Он же джентльмен, в конце концов. Пропускать вперёд должен! К тому же их маленькая проблемка ещё не решена.

Бонусом лишь предоплату взял, на груди второго размера молодой не только зацепившись взглядом, но и губами один сосок пригладив и со звоном в другой поцеловав. От чего оба встали, обнажаясь как пули из дула.

От душа струй уйдя, Боря на колени встал. Но едва коснулся сапога на шпильках, как тот словно сам сполз. Как же так? Второго коснулся тогда. Тот только что был самым непримиримым врагом его, а теперь послушно сполз в руку, как будто знала Лида секрет какой-то. От того такая загадочная улыбка, и ладошки небольшого размера проворно обувь в раковину следом отправляют.

Нет, сам он, конечно, тоже не промах. И под душ полез, чтобы с носками не палиться. Вчера в ночь постираться не успел, как и утром побриться. Дела, разговоры.

Лида додумать не дала. Следом за обувью джинсы сползли и колготки неопределённого количества ден. Благо понять того, что это значит, всё равно сознания не хватало.

А мозги вовсе ушли, когда следом за колготками и трусиками женская прелесть обнажилась. С робким треугольным кустиком-стрелочкой. А та вниз показывает, чтобы путник в ночи с пути не сбился. И даже наощупь дорогу нашёл.

Боря вдруг понял, что носом ищет, от пупка спускаясь с серией поцелуев.

– Ай, холодный! – хихикнула Лида.

И нос тут же исчез, губам доверив работу. Ещё штанины последние не покинули ножек с кожей атласной, как Боря принялся целовать деву там, где солнце только на нудистском пляже заглядывает. Да таких в Сибири меньше, чем совести у заёмщиков денег. Как и они возвращать не спешат, так и не будет краса сибирская сразу все прелести миру показывать.

Загадка должна оставаться. Чтобы вот так, раздев в ванной неспешно, с нежностью и ласками разгадывать её. Пока щеки снова алой краской наливаются и внутренний голос заявляет: «Нет, ну ты понял? Понял?! Это же тот самый запах, который нам нужен!»

Лида только ногу на бортик ванной поставила, голову откинула и замычала, на плечи его опираясь и ладошкой в волосы проникая. Схватила. Мокрые, да не кудрявые. Ещё не вьются. Но если больше чем на три пальца отрастить, то кто знает – может и закудрявятся. Всё-таки чёрные как смоль.

Вспомнив о попе холодной, Боря за неё подхватил и поднялся, распрямился, деву спиной к плитке прижав. Уронить он её не боялся. Куни, да дело, а носки снять успел. Рядом в раковину упали. А холодные ступни так плотно в акриловую ванную впились, что клеем не отодрать еще минут пять, пока не оттает под горячей водой.

Полёт Лиде понравился. От удивления она только руки в разные стороны расставила. А от ощущения, что от неё теперь ничего не зависит, её тут же и накрыло. Задышала часто-часто, а потом как перестала дышать вовсе. В глазах замельтешило.

Ноги сводить начало, обхватила шею девушка ногами, схватилась руками за плечи и плотно-плотно прижалась, стоны разнообразные в один протяжные превратив.

– Бор-я-я-я!!!

Глобальный, прекратив на минуту, присел вскоре. Обратно вернул её ванной. Штаны уже сползли настолько, что держать неудобно. На одном стояке, как на крючке и держатся.

Лида, вновь вернув способность дышать, сама теперь на дно ванной нырнула и сняла всё, что увидела.

Оба в костюмы Адама и Евы нарядились. Только вместо фигового листочка ударил по щеке девушку змей то ли слепой, то ли одноглазый. Тут уж как посмотреть. Лида вот, смотреть не стала, только придушить его сразу попыталась. Но то ли в руках силы не осталось, то ли пожалела. Потому сразу проглотила его, чтобы наверняка.

Теперь уже Боря руками в стенки ванной упёрся. Ноги чуть подослабли, ненадёжные стали. А пресс сводит, играют мышцы. А уж как трудится флейтистка в игре своей искусной! В обе руки играет. А когда звучи от неё доносятся, то либо довольное урчание, либо шёпот.

В него лучше не вслушиваться. Но если бы гул в ушах не стоял, то услышал бы «нихуя себе дубина!» и «Тыщ-тыщ, да если бы всё насилие в мире было такое!» и даже «он так прикольно бьёт меня по щеке!».

А потом тишина и восторг. Потому что возможности эластичные лица красивого и губ натуральных никто не отменял. Растягиваются как латекс на член. Жаль только рука одна устала, опустилась, и где-то внизу живота шарит. Но уже своего.

Боря от игры той притомившись под горячей водой, воду выключил и деве руку подал. Поднялась и снова как давай целоваться. Но недолго. Понял вдруг Глобальный, что со спины ещё деву не оценил. И развернул тут же. Надо же на предмет сатанинских татуировок проверить, а то может вообще хвост растёт и с ведьмой балует.

Но если и ведьма, то правильная. Сырая, правда, но уже тёплая, нежная, своя. Только союз закреплять лучше изнутри, а то и углубить. И повернув Лиду к стене, ка при досмотре, Боря между ног у неё начал шарить. А те нет, чтобы закричать: «у меня ничего, нет, не у тех ищешь, начальник!», вместо этого выгнула попу. Дугой встала.

Едва дева отклячила зад, как губы малые обнажились. Торчат себе сзади, волнуют. И пушок у них едва-дева тёмный виднеется. По нему ориентируясь, Боря тут же как корабль на маяк и повёл по губам головкой. А как на углубление наткнулся, надавил.

– Ой, бля-я-я! – раздалось уже вполне различимое без воды потоков. Лида аж за губы себя схватила ладошкой, побила для порядка легонько. Она мол не такая, эмоции. Но следом протяжное. – Да ниху-я-я-я ж себе! – раздалось.

Причины понятны. Скользко, мокро, горячо, и эффект трения в действии все возможности организма сразу и показал. Пока делала минет, в жизни бы не поверила, что в ней поместиться может столько. Конечно, не девственна, и было даже два мужчины. Но один – платонический любовник, а второй геймер. Потыкал чего-то там в единственную ночь любви и сразу обновления побежал скачивать.

А тут откровения накатили. Секс оказывается, бывает! Даже шапочку из фольги одевать не надо!

– Как эффективно вы это делаете, Бор-и-и-ис! Я в восторге!

Пока Лида от первого оргазма не до конца отошла, резко осознав, что тот может и мужчина причинить, (не всё же самой делать!), как от мощного бура внутри тело вновь волнами пошло.

Лавина в крови, а не вишнёвый сок! И от того давления изнутри так радостно её распирает, что весь словарный запас матов изо рта посыпался. Вроде культурная, и вместо «жопы» всегда «попа» говорит. А тут надавили – и всё обнажилось разом. Секс обнажает изнанку.

Но часть сознания ещё помнила, что умная она и начитанная. А секс - это ещё и любовь. А любовь - это де-факто прекрасно. Вот и получалась солянка из внешний проявлений и внутренних порывов.

– Разъеби меня в щепу! Высекай пламя! – кричала Лида, уже не опасаясь возмущения соседей.

Раньше то и порнуху на телефоне в ванной смотрела без звука, а все пошлое в «ох!» тихое выражалось. А сейчас мир модернизировали, буквально вытрахивая наизнанку.

– Пусть разгорится пожар! Порви меня надвое!

Боря вначале слушал внимательно. Не двигался почти. Всё-таки приятно, когда гладишь изнутри женщину, а она стихами шпарит. И Есенина знает наизусть. Про «баб на сене» точно что-то говорила отрывками.

Но потом запах носков из раковины донёсся. Душа то нет, ничего не скрывает. Тогда Боря резко ускорил процесс, как следует за бёдра обхватив и углубив.

– Божечки! Боже! Вот это лямур! Охуеть, не встать! Вот это чувства! Да я сейчас… сейчас… Борис, ебите меня вечно-о-о!

Затем сразу оды пошли, и она с минуту предлагала до скончания дней варить ему борщи и рожать строго по одному после каждого такого момента. А если он вдруг станет капитаном дальнего плавания или в кругосветку уйдёт – дождётся.

– Не спиздеть, ждать буду хоть до второго пришествия!

Приятно. Но едва кольнуло в тестикулах, и что-то подвинулось, начиная процесс, как Лида следом уже материлась так, что сапожник отдал бы ей все сапоги за месяц, а то и за квартал. И то без угрозы применения оружия. Но это почему-то тоже возбуждало.

Единственное, что не мог позволить себе в данный момент это остановиться или

спросить самый важный вопрос – «в тебя или не в тебя?».

Такой не принято задавать человеку после первого поцелуя. Мало ли что носил на руках и раздел до трусиков. Спасение из снега вообще не в счёт. С другой стороны, пёс за него. А собаки чуют хороших людей.

И тогда начался глубинный анализ. Мозг пытался выдать мгновенный результат, взвешивая все «за» и «против».

Понятно же, что молода, красива, здорова, культурна и образованна. И вообще всё равно снимает квартиру или родители подарили. Это не важно. Важно, что готова рожать ему наследника и голодным тот не останется.

С другой стороны, зрение ни к чёрту, а от обилия матерных оборотов сатану можно призвать. Да тот покраснеет только. И куда только в такой мелкой и хрупкой на вид девушке помещается столько? Может быть всё от запретов родительских? Не позволяли в детстве почти ничего, росла в тепличных условиях. Тогда, конечно, песочить его долго будут, пока согласие на брак не дадут. Да и тот лет через пять. Учится, же. Потом карьера. А, не если карьера, то это ещё десятку накидывать надо до первенца.

Понятно, кто к этому времени он уже не один дом построит, а целый посёлок. И ко всем вызовам судьбы будет готов, крепко стоя на ногах. Но ведь и сдохнуть от переработок может. Тогда что? Тогда в тридцать лет как жопа коня будет выглядеть. Варёная. Варят же казахи коней.

«Но при чём тут казахи?» – тут же спросил внутренний голос, пока мозг гнал аналитическую пургу и в какой-то момент так самозаебался в определениях, что половая система всё решила за него.

Боря вдруг понял, что высовывать поздно. И чтобы продлить удовольствие, только засунул поглубже. И разрядился во всю.

Лида поняла, что это любовь с первого сокращения матки. Мужик пришёл, поднял, вернул в тепло, раздел, трахнул как следует и молча сказал, что заведут ребёнка. Всё. Таким мужик и должен быть. А все эти разговоры – фе и фу. Поговорить она и сама может. Нихуя не дадут цитаты Бродского, не приблизит к оргазму ни на миг Мандельштам. Сказки Пушкина, конечно, возбуждают образами, но скорее от дикого недоёба, когда со всеми тридцатью тремя богатырями за раз хочется.

Но её то богатырь лучше.

Вот и недоёб вдруг отступил от неё, повержен, супостат проклятый!

С довольным криком счастливой женщины, которая начала исполнять своё предназначение в отведённые природой рамки, заявила Лида:

– Бори-и-ис, вы-ы-ы… не высовывайте только сразу… так приятно.

Не будет же говорит, что первый подобный опыт. Ощущения только не подводят – так надо.

Так Боря и застыл. А чтобы совсем не выглядеть глупо (да и подмерзать зад начал), приблизился ещё больше и целовать в шею начал, локоны отодвинув. Белоснежная шейка, лебединая. Сладкая как нектар для пчелы.

Лида замолчала и глаза закрыла, принимая эту нежность за лучший комплимент. А если ей суждено ослепнуть хоть немедленно, то она уже точно знает с кем проведёт остаток жизни. И хрен с ним, пусть не читает. Пусть так целует, гладит, моет шампунькой… о… шампунька!

Девушка вдруг поняла, что Боря взял мочалку, налил не неё шампуни и начал нежно теперь мокрую спинку. Всё вокруг сырое и тёплое. Мир прекрасен! Но оказывается, пены со вкусом дыни никогда не бывает достаточно.

Со звуком «чпок» они распались. Всё-таки есть в жизни моменты, когда две половинки соединяются в единой целое. Но понимаешь это лишь в такие моменты, когда одна деталь выходит из другой.

По ногам потекло. Лида поспешно включила душ, чтобы не дай бог заметили. Не принято, чтобы из женщин что-то вытекало. Даже если только что сами и натекли туда.

«Да и вообще… господи! А вдруг он вообще не планирует жениться? Как же я тогда буду рожать? Мать-одиночка? А как же институт? Отец, конечно, примет, но и спасибо не скажет. А я тут уже как дура размечталась», – вдруг пронеслось молнией в голове Лиды и страх отразился в глазах.

Боря, что как раз покончил с ей спинкой и уже хотел заняться попой, как будто холодной воды всплеск следом за горячей получил. Замер, глядя в её глаза. А она не только резко повернулась, но тоже замерла и всматривается куда-то внутрь него.

«А, ну понятно, считывает глубинную информацию. Ведьма! Сжечь её!», - тут же на всякий случай заявил непоследовательный внутренний голос, что только что строил для неё дом и отводил кабинет под личную деятельность на втором этаже. На первом всё-таки и самому пригодится. Доски там таскать, шуметь, да и к выходу ближе.

Но сложно сжигать кого-то под душем. И тогда внутренний голос тут же добавил:

«Нет, ну чего сразу сжигать? Ты на личико то это посмотри!».

А Боря смотрел. И было два варианта. Либо её прёт от затяжных оргазмов, тогда он конечно, мужик и даже мужи-и-ик! Либо он где-то недоработал, а значит, придётся повторить. И вообще мог бы спросить, чем решать за двоих. Равенство полов ещё никто не отменял. Разве что при распределении пакетов с продуктами, или на стройке, когда брёвна таскаешь, или в спортивных дисциплинах.

«Ой, да кто на эти мелочи вообще внимания обращает?», – заявил внутренний голос и тут же добавил: «ты лучше спроси, что с ней, а то вдруг хворая? А ты поломал что-то. Некрасиво получится. И вообще, Боря, что за гнусная привычка в людей с вагиной и в диапазоне от 18 до 36 сразу тыкать?

Боре стыдно даже стало. Но лишь до того момента, когда на соски посмотрел. А те стоят, как на посту. Бодрые такие, красные. Губкой вокруг них потёр, потом в ложбинку между грудей попал. А там пена вниз потекла. Продолжил вести губкой, пупка коснулся. А пена снова ниже, зараза.

Лида сразу на шею и бросилась. Не может такой человек её бросить! Он о чистое её груди заботится и лобок без спроса чешет. Словно мысли читает – чешется же!.

Таких мужиков, конечно, беречь надо. И тоже им спинку тереть и по попе гладить. Вон мышц кусок в ладони какой-то. Прелесть, а не жопа! Как камень! В спортзал что ли ходит каждый день? Неужели на спортсмена нарвалась? Это приятно, но подружкам лучше теперь не показывать. Разве что фотографии скидывать. А так пусть на расстоянии любуются, курвы и стервы.

Боря инициативу тут же и потерял. Выхватили губку и давай ему пресс тереть, потом булки наглаживать. А сама носом под плечо уткнулась, прижалась и заплакала.

«Бля, ну сломал же! Я тебе говорю!» – тут же заявил внутренний голос: Ты что, урод-в-жопе-ноги, не мог аккуратнее быть? Вечно машешь своей булавой вокруг! После тебя как второй раз девственности лишаются. А толку? Склеивай теперь, перебинтовывай, протыкатель недоделанный.

Боря тоже обнял. А чем бинтовать? Куда клеить? Нет никаких инструкций к женщинам. Понятно, что из кости сделаны, даже клонированы. Некоторые даже говорят, что из ребра. Но он-то точно знает, что из бакуля. Иначе куда он делся? Эволюция херни не посоветует. Да и не могут же авторы статей научных и сценариев популярных пургу нести.

А девушка вдруг хныкать перестала. Отстранилась немного только и улыбается чего-то себе. Яркая вся.

«Походу, починилась», – заявил внутренний голос и тут же добавил: «Давай её сразу в полотенце, пока не поздно! А пока чай будет пить, всё постираешь и сам домоешься».

Сказано – сделано. Только дынькой приятно пахнет. И от этого лидок…аина в полотенчике нервы как рукой сняло.

Зачем нужен психотерапевт, когда женщина под рукой влажная?

Глава 6 - Гусь - птица вольная

Чай за кухонным столом особенно хорош, когда в стиральной машинке бельё полощется, а ноги в тепле хорошо прогретой квартиры в «папиных носках». Шерстяные, смотрятся нелепо, колются, да и цвета безумно-фиолетового, но как же приятно, что предложили.

А размер один-в-один.

В однушке, однако, сложно замёрзнуть. После предварительного прогревания, под мёд и горячий чай, подавно на пот прошибает. Сладко с горшочком мёда перед собой силу восстанавливать. Винни Пухом себя ощущаешь, ещё и ложку деревянную дали. Только чем больше насыщается, тем больше в сон тянет.

«Снотворного она туда что ли насыпала? Смотри, а то проснёшься в ледяной ванное без почек».

Боря головой помотал. Нет, не проснётся. Чуйка на людей работает. Всё-таки опыт. И по опыту можно сказать, что совсем не зря в женщину входит что-то небольшое и недолго, чтобы потом долго в себе держала и едва-едва из себя выпихнула. А раз так, то держаться надо за человечка.

Боря сразу всё постирал, раз случай представился. И теперь сидел в чём мать родила. Лида эту инициативу поддержала сразу, только трусики вернула на привычное место. А то ходит, капает. И сладить с этим никак не получается.

Хотела и халатик, было, надеть, но потом подумала – ну уж нет! В серьёзном разговоре нужно все козыри в руках держать… Хотя, чего их держать? Не отвалятся.

Вот на эти козыри Боря и пялился, пока разговор на двоих предстоял. Округлые такие, белоснежные. Розовые ореолы ещё помнят его ласки. А ушки просвечиваются в свете восходящего из-за девятиэтажки солнца. Но на них мало внимания.

– Борь, – донеслось фоном, словно звук убавлен.

Прислушался. Неужели снова проблемы со слухом? Вроде, нет. Шепчет просто. Полную громкость включить не решается, а то обидится ещё, убежит. Мужики робкие пошли, не кричи на него, не тыкай ему.

Поэтому – выкала. А ещё Лида сидела прямо напротив и иногда ножкой нет-нет, да касалась его ноги. А пару раз даже ложку к краю стола подвигала, чтобы потом ненароком уронить локтем. И, наклоняясь, чтобы ещё раз посмотреть, убедиться.

Да, точно, есть. Торчит вон. Так сразу и не скажешь, что потенциала много. А поди ж ты! Нет, всё-таки удивительная вещь – природа.

– Что? – как из тумана выныривал и Боря. Тоже его мысли одолевали разные. Вот к примеру, если всегда так тихо будет говорить, то всю жизнь можно слушать. А это уже плюсик по жизни. Болгарку он может и на работе послушать. А дома тишина должна быть. И если кричать, то только дети. Пока маленькие. Большие, они конечно, кричать не будут. А работать пойдут. Ибо нечего – баловать.

Снег за окном никуда не делся, только ещё гуще повалил. Ветер добавился до штормового предупреждения. Укрылась в лёд река уже как недели две-три, но леса всё меньше. Гуляет ветер свободно, ту приносит с севера охапку. Ему не жалко. А люди раз мудаки через одного, то пусть сами свой город и чистят.

Боря поморгал интенсивно, стараясь с собой не разговаривать, а на внешнем концентрироваться.

Пурга такая, что танк застрянет. Если человека за хлебом отправить, то обратно не вернётся. Разве что, тросом обвязать. Но те, почему-то короткие.

Сразу отменили и учёбу, и работу, которая не важная. А встречи перенеслись все мгновенно. Ну как сразу? Когда люди с остановок переполненных домой пришли и снова спать уложились под одеяла тёплые.

– Гречишный попробуй, – сказала Лида, просто потому что нужно было и ей выныривать из сладкой истомы в реальный мир, чтобы убедиться, что не сон.

Как ещё проверить, что вот он, живой мужик, рядом сидит. И бровями задумчиво водит. Думы великие думает. При таком даже расслабиться можно. Только булки напрягаются, когда подходит выхлоп.

«Не время еще, не время-я-я!», - словно кричит внутренний голос Лиде и держится деваха, терпит.

«С другой стороны, на пёса всё можно свалить, если бесшумно, как у ниндзя всё сделать», – подумала Лида, но потом решила не подставлять Джека.

Если у человека совесть есть, то и перед собакой стыдно, говорил однажды классик.

– Папа угостил, – добавила девушка, не зная с чего разговор начать. Вот если пойти на балкон, как бы за банками или шубой, и там всё сделать, тогда – да. Не услышит. Но на кой чёрт ей шуба и тем более банки?

А если самой постоянно вопросами сыпать – тоже некультурно. Сначала должен ответить на предыдущие. Таков этикет, да кто о нём помнит?

– Ага…попробую, – ответил Боря и тоже хотел сказать многое, но снова под гипноз попал.

«А что ты хотел? Сиськи правят миром!», – заявил внутренний голос.

Как только так получается? Вот трубы его с батареями не манят. Просто берёт и работает. А груди – манят. Перси которые, чтобы совсем по литературному.

«Надо именно так говорить. Правильно. Как она любит, – стоял на своём внутренний голос Бориса: «Достойному человеку с бюстом выдающимся даже сказать что-то приятное хочется. Но чего тут скажешь? Хороши! Жаль только, что матерится, как сапожник, но женщиной быть тоже знаешь ли не сахар».

За мыслью той и другими Боря безнадёжно подвисал. Голова тяжела. Наработался со снегом с утра, набродился, а теперь в тепло попал и веки сами опускаются. Вроде хочется быть учтивыми и умным, а тело говорит, что они «дзен» постигли и неплохо бы подремать. В кой то веки сытым и удовлетворённым уснуть, вообще ничего не решая и никого ни о чём не спрашивая.

«Но нужно разговаривать, и желательно остроумно, чтобы за быдло необразованное не приняли и за порог не выставили… в носках вязанных», – подстегнул внутренний голос.

– А папа кто?

– Военный, – ответила девушка и за реакцией попыталась проследить.

Обычно парни как слышат – на шаг назад и сразу на «вы» к ней. Но Боря как сидел с ложкой во рту, так и сидел. Зуб у стоматолога всё-таки сделал. Теперь снова можно портить сладким.

Военный, так военный. Сам по сути полтора месяца как дембельнулся. А за то время столько всего произошло, хоть по контракту снова иди. Хуже не будет.

– А мама? – для галочки спросил Боря, хотя до лампочки ему были сейчас папы-мамы. Просто пойти в зал, расправить этот её маленький, но уютный диванчик, укутать в плед её, обнять и рядом лечь, подмять под себя и всё – спи хоть до вечера.

Да как-то не принято спать после того, как переспали. Не ночь же ещё.

Лида глаз не отводила, но те погрустнели. Вроде не сильно, но уже вуаль одета. Тонкой пеленой прикрыла. Едва заметной.

– А мама умерла, когда я маленькая совсем была.

Тут взгляд мужика чуть приподнялся от персей спелых и стал немного осмысленнее. О, он же на кухне, оказывается!

– Соболезную.

Лида поднялась и в комнату пошла за халатом. Сбили игривый настрой. Да и волосы в новое полотенце не помешает завернуть, посуше. А ещё трусы поменять украдкой. Потому что эти хоть выжимай. Как будто не мужчина, а конь в ней побывал.

Но такой кентавр ей по душе!

– Да…ничего. Давно это было, – донеслось из зала. – Отец меня вырастил. Поныкались, конечно, по гарнизонам. Друзей толком не нажила. Вот в институте первых подруг, считай, завела. А те… дубинушки. Книг не читали. Стихов не знают. Чем занимались по жизни – не понимаю. Про какие-то шмотки постоянно. Одна тут говорит – «это краш!», а я ей – будь здорова. А они ржут, как дуры… Ой, а ты не знаешь, что такое кринж? Или буллинг? И кого они там постоянно шеймят?

– Не, не знаю, больные, наверное, – ответил Боря и в жижу снова превращаться начал. Кости что есть, что нет.

Но из комнаты снова донеслось:

– А теперь вот однушку взял мне папа мой, чтобы училась в городе в институте сама спокойно. А он уже служит где скажут. Короче, говорит, пора мне оседать. А сам ещё поныкается. Гусь – птица вольная!

Боря даже по щекам себя побил немного, пытаясь взбодриться:

– На кого учишься?

– Филолог.

– Скажи что-нибудь на фило…фи…филоло…

– Ну, во-первых, на филологическом, во-вторых, филолог знает двадцать пять синонимов к слову «хуйня».

– Тогда сантехник двести пятьдесят деталей с таким названием, – ответил Боря.

– Значит, мы идеальная пара, – донеслось из коридора.

Улыбнулись, каждый про себя.

– И вообще, ты липовый тоже попробуй.

Она вернулась в халате, за стол села. Но без лифчика. А халатик, как нарочно, распахнут. По боку ему поясок. Да и тот сполз. Но с ним даже пёс не играется.

«Во-о-от», – заявил тут же внутренний голос, фокусируя внимание. Зрение сразу чётким стало, настроилось.

Тишина в квартире. Ходики только в коридоре едва слышно идут. Покой. И снова – гипноз. И снова сладкая жизнь полной ложкой.

Боря, мёд рецепторами впитывая, невольно оценил девушку. Что-то в ней изменилось? Какая-то новая важная деталь. А какая? Волосы те же, глаза те же. Груди… точно те!

«Нет, ты посмотри, посмотри. Что это у левой груди? Не прыщик ли? А, нет, ворсинка».

Иногда Глобальный отводил голову, оглядывался немного для порядка. Собака приученная, не попрошайничает. Под столом валяется, и храпит как дед старый. Но на полу не видно шерсти. Да и кухня блестит чистотой. В ванной опять же ни белья не было, ни в коридоре грязи.

«Всё-таки – хозяйственная», – одобрил внутренний голос и включил строгого наставника: «Слушай, ну пора что-то решать. Нельзя так с девчонкой-то. Что ты себе вообще позволяешь? Без резины даже авто зимой не ездят! А ты долбанный дикарь, Боря!».

– Слушай, Лид… я это…

Боря уже набрал в лёгкие побольше дыхания, чтобы сказать много и сразу, а то подумает ещё, что поговорить им не о чём, но его телефон на столе зазвонил. И сразу видеосвязью «директор» подсветился.

– Извини, начальство.

Лида только под стол сразу нырнула и как партизан в разведке и поползла, чтобы не палиться.

«А может стесняется просто?», – добавил внутренний голос, немного сожалея, что не между ног ему уползла, а в коридор.

Сантехник хмуро нос почесал корпусом аппарата, и вдруг на кран внимания обратил. А тот, гад, не капает даже. Стоит себе, новый и блестящий, бесит даже. И батареи новенькие и блестящие.

«Тут оказывается ещё и кран с батареями есть!», – тут же заявил внутренний голос с иронией.

– Да, Тимофей Вольфыч, – ответил Боря, сразу к крану встав и стараясь камеру фронтальную не только выше пояса держать, но и выше плеч.

Всё-таки уже полтора часа как на работе должен быть. А они тут завтрак на рассвете устроили. И чаи гоняют, пока часики тикают и зарплата нагорает в фиксированной своей части.

– Глобальный, ты где? – спросил директор.

Он возле машины снегоуборочной в шапке пышной стоял. Перья из неё торчат модные. Но чёрного цвета и короткие, чтобы не предъявили «за шмот».

– Как где? На вызове, – ответил Боря, и полотенце кухонное подхватив, плечо стал вытирать. – Прорыв. Вон весь искупался с головы до ног, теперь не знаю, как домой пойду. Сушиться надо. Всё в воде.

– А-а, ну ты даёшь, – протянул директор и с сомнением на кран посмотрел. – А как это ты просочился в «штаб»?

– Так я сразу на вызов пошёл. Леся давно говорила. А вчера напомнила. Говорит, месяц уже человек просит прийти, заявками закидала. На этой… как его... – тут Боря в коридор крикнул. – Хозяйка, какой адрес?

– Ленина, пять, – ответила Лида голосом сильной, уверенной в себе женщины.

У неё всё-таки сегодня секс был. И мужчину она накормила бутербродиками. А это уже – показатель, что ради неё работу прогуливает. Так можно ему и Байрона в оригинале почитать по ролям. Пусть слушает.

– Ленина, пять, – повторил Боря в камеру и добавил тут же голосом, полным жалости. – Раньше бы пришёл, может бы и не прорвало. Так что моя вина, вроде как.

– А Олаф что, тоже залит?

– Олаф? – Боря даже голову почесал. – А он что, не на работе ещё что ли?

– Вы же вместе ходите!

– Теперь нет, – отрезал Боря. – Я с ним и так ничего не успеваю. А раз такой умный, и батареи красить не хочет, пусть сам работает. Язык знает, не заблудится.

– Так и… где он? – повторил директор.

– На остановку шёл, когда я его видел в последний раз.

– Дело ясное, что дело тёмное, – ответил Тимофей Вольфович и кивнул. – Ну, работай. Поищем.

Связь отключилась. Боря как руки опустил, так снова чуть кости не вытащили все. Хребет кончился, истончился. Кожа и мышцы в нём, да и те – сало.

Стараясь не растаять прямо на кухне, он даже кран проверил, на трубу под мойкой заглянул. А там всё – идеально. Однушка, однушкой, а трудов вложено много и всё по уму.

«Хоть заезжай и сразу живи!», – воскликнул внутренний голос и Борю в комнату повёл. А по пути добавил шёпотом: «Кстати…»

А Боря как зашёл в комнату, так и обомлел. Стоит Лида, постель застилает. А диван уже разложен. И простынь такая белоснежная, чистая, свежая. И натянута как в армии на кроватях. Ни складочки, ни бугорочка.

– Борь… а давай ещё поваляемся? – снова так тихо-тихо девушка эта добавила с опытом зрелой женщины.

Тут-то Глобальный и пропал. Тело само двинулось по направлению к постели. И как пух опадает вниз, брошенный с руки, так и Боря в два-три летящих движения на постели вдруг оказался. Лида тут же халат сбросила, рядом легла и обоих укрыла.

«Ты как хочешь, а я женюсь», - добавил внутренний голос и даже начал ожидать приставаний разных, и тыканий пальцем в щёку с вопросом «ты вообще меня слушаешь?»

Но Лида была умнее. Лида закинула ножку и замолчала. Только губы уха коснулись его, и дыхание жаркое медленно и неторопливо в самую его суть проникло вместе с воздухом:

– Борь… давай поспим, а?

«Женюсь!» – повторил внутренний голос, как будто с ним кто-то ещё спорил.

Рука уже не глядя телефон отключила и под диван швырнула. Там ведь мягкий, уютный ковёр, пропылесошенный если не прямо с утра-пораньше, то вчера на ночь глядя, как минимум.

Лида тоже глаза закрыла, и только перед тем как засыпать, его за член взяла. Нежно так, но чтобы был. Важно ощущать, что теперь – своё. Или хотя бы рядом. Жезл всевластия типа, а она – королева. Может постоянно рядом и не таскать. Но если понадобится – тут как тут.

Шарит рука девичья спросонья, но шары нашарив, успокаивается. А вот уже и сопит рядом на ушко. И такое Боря чувство блаженства и единения в тот момент ощутил, что из тела выкидывать начало. В высшие меры стремительно возносить даже.

Рядом его персональный ангел прилёг, не иначе. А что ругается, так это от долгого пребывания на Земле. Ещё и зима. Зима кого хочешь испортит… Даже немцев.

Но куда Олаф мог подеваться из маршрутки? На остановке его то уже не было.

Заёрзал было Глобальный, тревоги преисполнившись, и даже возноситься перестал. Но тут ладошка девичья в кудри нижние впилась, пропустила их между пальцев. И тревогу ту как отрезало.

«А она знает, как успокаивать», – отметил внутренний голос, и полёт сразу возобновился, и решение единогласное в её пользу – ОНА!

И пусть за окном по-прежнему дул ветер, и сыпал снег на подоконник, сон почти овладел комнатой, где сплетение ног и рук как-то само превратилось в нечто большее, чем просто мужчина и женщина.

Тут некстати затылок зачесался. Подняв голову, Боря даже глаз приоткрыл. И невольно на трюмо посмотрел. А на том трюмо девушка молодая с лентой «выпускница» стоит, а рядом мужчина длинный в форме военной.

Боря моргнул раз. Моргнул два. А наваждение не уходит. И смотрит на него с той картинки прекрасной капитан Гусман собственной персоной.

«Да ну наху-у-уй!» – тут же внутренний голос заявил, прекратив вознесением всякое.

Вот же он, Гусман. В очках тех же, как на службе, и с шеей лебединой. Его ни с кем не перепутать. Как будто посмеивается и говорит «кошка ёжа родила!» на вопрос «как дела?».

Молодой, на вид всё те же лет двадцать пять. Да вот хрен – худощавый просто. Значит за тридцать, просто не видно. Ну а что капитан до сих пор, так видимо, не очень со службой везло.

Ладошка гостеприимная как почуяла, снова зашерудила, даже залупу подзамёрзшую обхватила пальцами нежными и давай греть, подергивать немного. И страх тут же отступил.

«Ну Гусман, ну и что?», – добавил тот же внутренний голос тоном бывалого и зевнув, добавил: «Ничё-ничё, доверие снова завоюем, всех победим, да и вообще – херня война, главное – манёвры. А теперь – баиньки».

И уснул дальше Боря без всякого вознесения. На Земле ещё дел хватает, чтобы при жизни на небеса забирали. Некогда ему по высшим мирам шагать. Здесь работы хватает.

Вот хотя бы – за ангелом присматривать, пока мудаки не испортили.

Глава 7 - Медные трубы

Олаф Мергенштольц сразу показался Боре подозрительным. Он стоял в шапке-ушанке рядом и никаких иных атрибутов одежды на нём больше не было.

«Вот же долбаный извращенец, я так и знал!», – сразу решил Боря.

Зато в неглиже хорошо было видно синюшную кожу бедолаги. И зубы стучащие. В гневе поджатые губы ещё, но то для полноты картины.

Морда у Олафа на любителя. Ненавидит всех и кирпича просит одновременно. А как её расколдовывать – не известно, инструкции нет.

«Замёрз человек», – подумал Боря: «Ну и природа немало поиздевалась над геометрией черепа. Таких раньше со скалы сбрасывали. Но теперь-то что? Пусть живёт себе потихоньку. Но от него то хочет чего?».

Но странности на этом не закончились. Немецкий сантехник водил руками перед Борей, как будто воду гладил, а то и изображал мастеров Шаолиня разом.

Только вместо волн вокруг Олафа звуки распространялись от ладоней. А те буквами прописаны. Как ноты на нотной грамоте. Всмотришься внутрь – видно надписи. А те в буквы плывущие складываются, хоть книгу по ним читай.

Но книги не было. Все звуки-буквы почему-то к одной фразе заветной сводились, что больше на лозунг похожа. Вчитался Боря и как вблизи увидел:

«Пошёл в жопу-у-у!».

Что тем самым пытался ему Олаф не вербально передать, руками махая? Кто знает. Ведь Боря точно знал, что руки того специалиста годны только кисточку держать. Да, растут не оттуда. Но кто на это смотрит при приёме на работу? Иностранец же. Главное, чтобы человек был хороший. Так в народе говорят.

Да и лозунг его – народный получается. Потому что есть в той фразе что-то своё, родное. Постигает глубинный смысл бытия сибирского. А ведь пока только начало ноября.

«Посыл этот это не какая-нибудь иностранщина ёбаная, у которой сорок аналогов, но о них не слышно. Не модные потому что. А – ключ ко всему», - подумал снова Боря и тут же решил: «Ничего, ничего, русифицируем ещё немчика, расшифруем все его посылы».

С это мыслью Боря снова услышал:

– ПОШЁЛ В ЖОПУ-У-У-У.

Тем утверждением хоть обмотайся, хоть через себя его пропускай, как элементарные частицы. Ни холодно от них, ни горячо. Только обидно немного стало сантехнику русскому.

– Олаф, ты чего? – спросил его Боря. – Обиделся что ли?

Всё-таки из туриста целый месяц пытался сделать человека, а он и не рад совсем преображению. Но шапку-подарок носит даже в квартире. Или где он сейчас разделся? Двоякая ситуация получается. С одной стороны, принял, с другой – злобу затаил.

– Как чего, мастер? – ответил Олаф вдруг с грустью в голосе. – Я только 249 определений слова «хуйня» знаю… А какая последняя? Поведай мне, сенсей труб и ключей разводных наставник. О, великий проникатель в дырочки и исправитель и наладчик прорех и протечек.

Боре даже понравились определения. Задумался крепко над вопросом.

– Так а это… это самое… «загогулина» была?

– Самой первой, – тут же немец хитрый ответил, почесав яйцо левое.

– А «пиздюлина»?

– Где-то в третьем десятке, – добавил он же, почесав правое.

– Тогда, «хреновина», может?

– Вошла в топ-пять, – заявил мужичок, и вокруг себя закрутился.

– Слушай, ты тут постой, не вертись. А я сейчас у филолога спрошу. Она точно знает, – прикинул Глобальный ответное решение с ходу.

Главное же если не подсказать, то хотя бы направление задать. Как в решении кроссворда Егору на проходной. Тот и сам всё знает. Просто мудрость внутри сидит, скрывается. Он всё-таки такие слова как «Свазиленд» знает и «парасолька». Просто надо напомнить, в какую сторону думать. А дальше – само пойдёт.

Егор – воплощение мудрости. Но всё равно иногда спрашивает хрень какую-нибудь. Возможно, чтобы просто диалог поддержать.

– Даже «штуковина» была, а мне всё ещё холодно, – ответил Олаф, напоминая о себе.

Но вместо того, чтобы попрыгать или чая с мёдом попросить у наставника мудрого, вдруг к нему повернулся жопой голой, нагнулся и как давай оттуда флаг радужный доставать, приговаривая:

– Ничего, мы ещё потанцуем.

– Олаф, а может не надо? – не готов был смотреть на подобные картины Боря. Ладно бы ещё женщина голенькая в шапке танцевала. Это понятно. Ум бережёт. А этот старикообразный куда?

Но иностранный коллега не сдавался, заявил громко:

– Подержи… я сейчас ещё трезубец достану! Тогда совсем жарко станет! Нас этими символами в этом году так затрахали, что сразу и не достать.

Боря готов был посочувствовать, но не успел. Флагом цветастым с коричневыми пятнами подозрительными вдруг Олаф Мергенштольц как копьём не ка-а-ак кинет!

Пронзило сантехника в самое сердце русское. Застучало то как не родное. И слёзы на глаза выступили от обиды у Глобального.

Опять, значит, немцы подвели? Сотрудничай с ними, не сотрудничай – итог один. Все в снег уходят. Видно Генерал Мороз им что-то своё рассказывает, особое. А они и рады слушать.

С тем ощущением предательства Боря и проснулся. А рядом никакого Олафа с мудями висящими нет, только Лида его в бёдра толкает своими бёдрами.

Настырная ещё такая. Раз толкнула, два, и продолжает, как будто так и надо.

Моргнул Боря. Видение не пропало. Сидит на нём дева русая, блестит брекетами, скачет бесстыдно. Волосы растрепались все, подвывает немного даже «ой, божечки-и-и», «мамочки, как же хорошо-о-о».

И скорость бёдрами всё быстрее и быстрее у неё. С «осторожной» на «максимальное пробуждение» переходит.

– Ты чего? – спросил уже её Боря, очень в глубине души, оказывается, за Олафа переживая. В сны вот пробрался. И изнутри там всё с совестью в ладу разрушает на пару.

А Лида совести треснувшей Бориса словно не замечает. Скачки не прекращает, шепчет только быстро-быстро:

– А я проснулась, смотрю ты мечешься чего-то, просишь флаг вытащить. Ну я и вытащила его из-под одеялка. Гляжу – отличный флагшток. Стоит, покачивается. Засмотрелась даже. Ну я и зацепилась за него немного, пока перелазила… А зачем лезла уже и забыла-а-а. О-о-о, Боречка-а-а, вы… вы… такой устойчивый. А вы знали, что раньше у обезьян в члене была кость, чтобы долго-долго можно было.

– Знаю. Бакуль, - буркнул Боря, запомнив в основном только этот ответ из кроссворда Егора. Шесть букв по вертикали. А как в память врезались.

– Ну вот, а у человека сбилось всё почему-то. Обидно даже.

Тут голос девушки сбился, а шёпот в стон превратился протяжный. Затем в крики неуверенные переросли возгласы:

– Лежите, лежите, не вставайте. Я сама… сама-а-а-а! САМА-А-А!

Хорошо кричит дева юная в свете солнца полуденного дева, от души старается. Только с наращиванием скорости в сирену постепенно превращается.

– Ви-у, ви-у!

Как будто в кнопку громкости внутри Боря попал и давай ей звук прибавлять как на пульте Степаныч на телевизоре.

– Бо-ря, Бор-я-яя, Боренька-а-а. БОРИ-И-ИС!!

Мотает её, дёргается во все стороны, внутренние те кнопки все подряд нажимая. Вдруг за точку G зацепится. Была не была.

Ну а Боря и не против особо. Лучше, чем Олаф танцующий с флагами. Грёбанное подсознание чего только не нарисует. На сисях прекрасных бы лучше концентрировалось.

Но скрипит диван. И грудей столько перед лицом скачет, что на всю жизнь запомнить можно. Может чего и отложится в долговременную память.

Когда дыхание девушки сбилось от переключения передач на его коробке, ревела она уже белугой, попутно разбавляя сирены звуки забавными фразами в стиле «херасе, какой эластичный» и «боже-е-е, царя храни!».

Боря даже не понимал сразу, секс она больше любит или посмеяться. Но на всякий случай улыбался и порой подмахивал.

В какой-то момент Лида до такой степени расслабилась, что партнёру под ней показалось. Вот он – момент. Сейчас пукнет. А она – нет, держится. Кремень девка. Только в другую сторону клинит.

На пике этого крена начала Лида читать что-то из оперы Ивана Грозного, но едва Боря прислушался к тому, как царь начинает предавать всех анафеме, как следом она же такую порцию мата выдала, словно демон из горла вылез ненароком на чихе.

Тут-то по батарее и застучали, не выдержав контраста.

Боря, прикинув, что сейчас страсть подутихнет, тут же определил, что сверху стучат, с девятого этажа.

А Лида нет, чтобы в подушку уже орать или от полноты чувств его кулачками маленькими по груди поколотить и затихнуть, только больше орать стала.

– Боря, Боренька-а-а! Бори-и-ис! Достала меня эта карга старая! Спасу от ней нет никакого! Как начинаю вслух оды читать, так стучит всегда по этой долбанной батарее сразу. Нет никакой литературно-просветительской силы на неё. Так давайте, Борис, хотя бы сейчас бой ей дадим!

Сантехник даже похвалил себя, что сразу фамилию не сказал. А то и полные инициалы. А то весь дом бы зачинщица мероприятия знал, который ближе к обеду решил диванную войну устроить с оперной дивой. Чтоб удивить окружение, ей разве что гроулином оставалось запеть.

Особо впечатлительные сразу полицию вызовут. А там разборки начнутся, а у него бельё ещё сырое. Не в носках же с органами правоохранительными разговаривать. Головняк один. И вот он рад бы ей сказать, чтобы хоть на полтона тише, а она разогретая, на максималках шумит. Связки срывает.

«Вся в папку, чего уж там».

Батарея невольно стала третьим участником секса. Орёт Лида, молчит Борис, её лёгким поражаясь. А сверху долбят так, что искры, наверняка, высекаются.

В какой-то момент даже долбёжка металла по металлу пошла. Кузнец завёлся. Молотом, а то и кувалдой долбят. Пощады не знают.

На этой мелодии железа Лида пик и поймала.

- Сра-а-ань какая! Вот это меня проканаёбило! Да я в раскорячку ходить весь день буду.

«Точно, в папку. Полковые словечки. Гусманская школа», – прикинул Боря и уже было решил, что всё. Можно отбывать. В себя приходить.

Но энергии в Лиде ещё много. Сползла вниз с него, одеялом с головой укрылась и давай себе продолжать бесстыдство. Распутство даже. Со звуками чавкающими.

Только уже тихо буянит. Рот занят. Но в то же время осторожно, чтобы не зацепить нежную кожу вставками на зубы.

Боря снова поморгал. Да уж, нарвался на нимфу оголодавшую. На диете вроде сидела, а как распробовала – всё, во вкус вошла.

«Вот нужен этот секс женщинам? Портит их только», – буркнул внутренний голос, но Боря его не слушал.

Выспался – будь здоров. Даже контужен немного. В левом ухе звенит. От того мыслительный процесс пошёл.

Такую бестию в квартире, конечно, держать нельзя. Надо на природу вывозить прокричаться в берёзовую рощу. Или пусть у ясеня над рекой спрашивает, чего хочет. Можно и в дом свой селить, подальше от людей. И с обязательной звукоизоляцией. А там пластиковые окна и забор подальше, повыше, да и наушники авиационные где-то в микроавтобусе остались… Переживут, короче. Если с умом за неё взяться.

«К каждой женщине свой подход нужен», - добавил внутренний голос.

Боря даже головой покачал. Вот когда молчит – золотце же дева. Работает там себе как пылесос бесшумный, и электричества никакого не надо и батареек. Его по кровати только елозит как под электрошокером. То ноги дёргаются от полноты глубинных работ, то пресс сводит уставший.

Хорошо, но с непривычки даже плохо.

Пора с этим делом заканчивать, решил Борис.

«Да что ты так переживаешь? Вытрахаешь из неё всех демонов, со временем напор и ослабнет. Брекеты же половину взрослой жизни стояли. Просто передержали девушку в девках, вот душу и отводит теперь».

Нет, ну резонно говорит, гад. Даже бабка замолчала, перестав по трубе стучать.

И только Боря сконцентрировался, чтобы к финалу сладкому подойти в тишине и пойти уже в туалет освободить мочевой пузырь после сна, как слышит вдруг «кап-кап».

«Ты что, обоссался?» – спросил внутренний голос и сам же устыдился этой подлой мысли. Да чтобы он, русский сантехник, хоть каплю мимо унитаза пролил? Стыдись, внутренний голос! Максимум – мимо ободка пару капель. Ну или сверху.

И вот только Боря попенял ему, как сразу «кап-кап-кап» раздалось.

Звук падающей воды ни с чем не перепутать. В тишине больше всего бесит. Даже пытка такая была. Только на темечко капали. А если в тишине просто рядом с капающей водой поставить – тоже с ума сойти можно… минут за пять.

Боря взглядом по потолку навесному прошёлся как локаторами-детекторами, к шторкам поближе. И увидал вдруг, как змея по пластику распятому между стен ползёт. Сначала маленькая такая, едва заметная, но со временем толще и толще только становится.

Протечка!

А когда та змея вдруг в лужу стала собираться у люстры плоской, и потолок начал обозначать провис, руки сантехника решительно одеяло откинули.

Соси не соси, а – топят!

Губы пересохшие Глобального заявили тотчас:

– Лида, ты конечно, классная и я в восторге. Но, кажется, тебя заливают.

– Как так?

– Смотри!

Девушка подскочила. Щёки горят. На губе слюнка. В глазах огонь. В одной руке член. Другой шарит в поисках очков.

Тигрица! Улыбнулась даже. Только клыков нет. А вот зубки ровненькие все, да. Потому что в брекетах. И не пофиг человеку как яблоко кусается. Наперёд подумала, на перспективу прикинула. Год-два мучений, а потом хоть на сцену топай и там уже блести зубами ровными в ряд под софитами.

Но Боря был чужд сцены. А вот с протечками каждый день почти сталкивался.

Подскочив с членом наперевес, он в ванную заскочил на трёх ногах, из стиралки бельё сырое достал и вышел уже на двух. Потому что штаны напялил влажные с подтяжками.

Холодно и мерзко. А потолку хоть бы хны – только ниже провисает. Лида застыла и смотрит на него, как сорока на блестяшку.

– Вот же стерва старая! – заявила она. – То ей Булгаков вслух не интересен в полнолуние, то «молот ведьм» она слышать не желает в Вальпургиеву ночь на балконе в оригинале.

- Какая вредная старушка, однако, - буркнул Боря, пытаясь прикинуть могла ли вылить пару вёдер воды на пол из вредности?

Лида наконец, нашла очки и снова посмотрела на сталактит водный.

– Херасе! Ты что там, белены объелась! Что за диверсия?!

Она даже сама по батарее застучала:

– Сейчас то что, гарпия бесхвостая?! Днём как хочу, так и кричу!

С тем заявлением Лида пару баллов потеряла в глазах Бориса.

«Всё-таки старость уважать надо. Да и не стоило полуденный сон старушки прерывать… так интенсивно», – тут же пояснил внутренний голос: «Есть вот женщины и потише и потактичнее. «Ах», «ох» для них норма. Пошалили и хватит».

– Борис, ну что же вы стоите? – улыбнулась Лида. – Решите проблему дамы? А я, так уж и быть, зачту нам ка за то, что вместе прошли воду… – тут она на диван запрыгнула и на потолок указала. – Вперёд, мой верный рыцарь, свергните тирана!

На новые звуки пёс в комнату прорвался, сначала на диван запрыгнул, а потом под него залез.

– Старушка? Понял! – заявил тем временем Боря, снял носки и прыгнув в ботинки в прихожей. Дверь распахнул, и на суете, наверх поднялся.

Собака за ним, конечно, выскочила. Чего время терять? На прогулку, так на прогулку.

– Джек, стоять! – крикнула ему Лида запоздало, но из-за порога на лестничную клетку предпочла не показываться.

Одно дело кричать за плечом мужским, и довольно широким. А другое – самой в бой отправляться и краснеть там стоять перед старушкой. Злобной и вредной. Но гарпией в лицо никогда не назовёт, всё-таки.

Боря о нормах морали уже не думал. Только сожалел, что в туалет забыл забежать.

От того только интенсивнее в дверь колотил, потом даже звонить начал – молчок в ответ.

Молчит старуха вредная, и хихикает над вёдрами, наверняка.

Боря в глазок заглянул, да куда там – закрыт с той стороны. Ручку дёрнул. Заперто. А дверь такая, массивная. Не картонка, подбитая деревяшками и дерматином обёрнутая, а почти сейфовая, прочная на вид и по сути. Стучишь о такую кулаком и руке больно. Внутри гула нет. Словно монолитная она, укреплена что надо. Килограмм сто в той двери. И зачем только такая старушке?

Но соседка не открывала. И тут Боря вспомнил, что может превысить полномочия и отключить к чертям собачьим всему подъезду отопление, пока заливать не прекратит. Старушка сразу первой замёрзнет и начнёт звонить в диспетчерскую. А там Леся её и пожурит. Ну а дальше разговор на лестничной площадке, пожурят друг друга и чай вместе пить сядут.

Но пошарив по карманам, Боря вдруг вспомнил, что телефон у дивана оставил. Пришлось в квартиру вернуться, и даже ключ разводной для устрашения взять из сумки своей. Раскольников был глуп, потому с топором на бабушке ходил. А нужно с разводным ключом было – любят они сантехникам доверять разным.

В комнате потолок уже ведра четыре набрал. Не видно тому процессу конца и края. Не унимается бабка. Вода шумит, по стене уже бежит, но основной удар пока навесной потолок держит.

Боря под диван заглянул. Пошарил по паласу. Нету гаджета заветного.

– Где телефон?

– Я не знаю. Я не брала. А что, рыцари уже без мобил не могут воевать? – Лида улыбнулась несмело, но шутка не смешная.

Без телефона вообще жизни нет. Как и без интернета. Не такая уж она и дремучая. Проверяла просто его на понты. А он, гад, прошёл. Со своим флагштоком-подсказкой.

И тут Боря вспомнил, что пёс подозрительно тихо себя вёл, пока Лида по дивану прыгала. А как подобрал момент, с чем-то в зубах выскочил наружу.

Телефон спёр!

«Сам виноват, нечего разбрасывать», – тут же включил капитана очевидность внутренний голос.

– Лида, звони в диспетчерскую!

Девушка телефон свой с трюмо подхватила и протянула. Боря попытался припомнить цифры Леси-диспетчера, да помнил только две цифры. Но всегда есть запасной вариант. И помнил он так же и короткий номер. Решительно набрал вызов по нему.

Длинные гудки.

Боря невольно посмотрел на ходики в коридоре. Полвторого.

Мозг завис.

– Блядский рот, обед, – словно подсказала ему забытые слова Лида. – Рыцарь, вы ускоряйтесь, а то затопит нас к чёртовой бабушке.

Боря кивнул, лучше бы и не выразился. Когда девушка сопереживает, она невольно подстраивается под собеседника. Со временем это может даже перерасти в понятие «родственные души». Но пока потолок мешает единению и отсутствие авиационных наушников препона для истинного соединения половинок.

Тогда Боря набрал аварийку. Те же длинные гудки. Обед тому причиной или обилие выездов в непогоду, уже и не скажешь.

– Чёрт! – ругнулся Боря и объяснил. – Попробую в подвал пробраться!

И сантехник, сунув телефон хозяйский в карман широкий рабочих штанов, куртку на плечи накинул и побежал вниз по лестничным пролётам. На пятом этаже даже пожёванный чехол обнаружил. Сомнений нет – его. Даже наклейка Ромина дурацкая с гитарой со следами зубов.

Улика – тут. А вот самого телефона не было. Как и пса. Боря очень надеялся обнаружить кого-то из них на первом этаже у двери, но дверь ту кто-то уже открывал. Собаки и след простыл.

Буквально. Замело.

Когда же сам сантехник в штанах сырых магнитный замок следом отворил, в лицо такая метель ударила, что сразу понял – ни пса, ни телефона он теперь вообще никогда не найдёт.

«Они где-то уже построили себе иглу на пару и будут сидеть там до весны», – подметил внутренний голос: «Но хрен с ним телефоном, важны контакты. Найти бы хотя бы симку, там останется хоть часть! Хотя… какая теперь симка? Слушай, мне сигналы от мочевого пузыря мешают думать».

– Джек, поскуда-а-а! – закричал Боря так же беззаботно в метель и вьюгу, как Лида в лицо при оргазме.

Но хаски уже явно двигался в сторону Камчатки, сменив паспорт и перекрасив лапы и хвост.

Плюнув на это дело с поисками, Боря к подвалу зашагал, набирая сначала полные ботинки снега без носок, а затем один потеряв даже на время. Так как завязать нормально шнурки времени не было. О бабках думал и возмездии.

Ещё пытаясь добраться до подвальной двери, Боря понял из этой затеи ничего не выйдет. Вход в подвал замело метра на полтора, накидало у стены. А дверь открывается наружу. Так устроен этот несправедливый мир.

Вот и получается, что копать ход в подвал около часа, да и то с лопатой. А у него ни лопаты, ни терпения. Ещё и ссать хочется, что из ушей сейчас польётся. Какой из него рыцарь? Те годами куда-то сказали. А он из подъезда выше и ноги замёрзли тут же.

Вернувшись к двери подъезда, Боря вдруг понял, что не помнит номера квартиры. Улица Ленина, дом пять, это понятно… А квартира какая была?

– Так, четвертый подъезд, девятый этаж, направо, десятиэтажка. Это… это… – мозг нещадно сбоил от сигналов снизу, припоминал девятиэтажки, пятнадцати, двадцати, хрущёвки и даже шутки ради – сталинки двухэтажные.

Но нужную информацию как будто удалили. От чего под черепной коробкой вновь стало тепло и предостерегающе застучало в виске.

Паника.

– Да ёбаный в ро-о-от! – крикнул Боря, треснул по двери разводным ключом и принялся набирать все квартиры подряд.

Но куда звонить? Какой-то гондон сорвал табличку с номерами квартир в подъезде, чтобы жизнь мёдом не казалась.

И как назло, не входит никто, не выходит.

«Что они дураки что ли в такую погоду шастать?» – усмехнулся внутренний голос и Боря вдруг понял, что прямо сейчас в кому впадёт, притом изрядно обоссавшись. А мороз брал в клещи, сырая одежда инеем покрылась, а вода в ботинках словно впитывалась и сразу по почкам била.

Боря решил, что самым разумным решением в такой ситуации будет «стравить стресс». Оглянувшись в снежную бурю, и никого не заметив поблизости, он лямки снял и отливать в сугроб начал.

Действительно, немного полегчало. Даже потеплело чуть-чуть. Но тут из подворотни «бобик» показался и сразу у подъезда остановился. А там внутри ловцы за рыцарями без страха и упрёка сидят. На Борю глядят.

Глава 8 - Двое из бобика

Борис ссал как из поливочного шланга на даче. И нервы утекали из него вместе с тревогами и заботами. Хоть на минутку блаженство освобождения ощутить и то в радость. Холод бы ещё за конец не хватал и совсем хорошо было. Но идеального в мире ничего не бывает.

Мир – огромная космозалупа, которая ей же тебя по голове и херачит периодически, стоит только зазеваться.

Лишь краем глаза Глобальный поглядывал на серую тень в снежной пелене. Не особо присматривался, кто там. Зато залипал на телефон Лидин в руке и держал его так же крепко, как уносимый напором член на ветру, что с каждой секундой словно уменьшался на миллиметр.

Не желая потерять мужское достоинство полностью, но написав на сугробе выражение «Любовь это пи…», Боря стряхнул, потряс и заправился. Кровь отхлынула от мочевого пузыря и вернулась в мозг. Тут то и пришло осознание, что гаджет бесполезен без пароля и отпечатка пальца хозяйки.

Нахрена только брал, не зная пароль?

Она позвонить на него тоже не может. Нет дома стационарного.

Западня для двоих!

«Сам себя в ловушку загнал, выходит», – посочувствовал внутренний голос: «Вот что значит, не с той ноги встать… Или ты просто подскочил и помчался галопом?».

Холодный безрадостный мир у подъезда диктовал свои условия сантехнику подмерзающему. А вот в салоне тёплом бобика, рядом с печкой нагретой, двоим лучше округу было видно. Потому капитан Сомов первым ссущего заметил.

– Ага, нарушитель общественного, так сказать. Что ж, можно и по пиздюлятору отвесить. Жалко срать не сел, так бы наверняка уже разогрелись. Заебало на снег смотреть. Жопа затекла.

– Ну а чё? Я сейчас его быстро вразумлю, – пообещал Кишинизде, дубинку из-под сиденья доставая. – Покараем бомжа? Этот вроде без свитера. А то они в них как в бронежилетах. Что пиздишь, что нет. А если в тулупе, катану самурайскую надо брать сразу. Потому что иначе те доспехи не прибить.

И Кишинидзе дверь приоткрыл. Но капитан вдруг за рукав напарника дёрнул. И заявил:

– Тише, Кишка, разошёлся. Убери дубинку. Это же Боря. Штаны с подтяжками в метель абы кто не носит. А ссать и ключом разводным придерживать на морозе вообще только люди особого характера могут. Кремень-человек.

– Какой ещё Боря?

– Сантехник. Последний общественный походу на районе, – добавил капитан. – Пришибёшь – сам чинить толчки в детских садиках и школах будешь.

– И что ему теперь у каждого подъезда свою отметину поставить надо по этому поводу?

Сомов шапку зимнюю поправил. Как знали, выдали форму ещё в октябре, чтобы голову светлую беречь. И заявил:

– Ну насчёт этого не знаю, но уверен, что ночью позвони – приедет… проверено.

– А хули я тогда сам ночью вёдра под кран подставляю? Номер бы дал что ли, – заявил немного обиженно Кишка и трофейной дубинкой лоб потёр. – И зачем ссать на улице, если такой доступ ко всем унитазам района имеет?

Но орудие возмездия всё же оставил в салоне. Всё-таки не положены участковым дубинки. Их оружие – ручка.

– Не знаю, – честно ответил участковый и добавил, угорая в голос. – Может уличная протечка?

Старший лейтенант Кишинидзе шутку коллеги не оценил, но кисло улыбнулся. Почему майор Хромов этому долбаёбу повышение дал, а не ему? Недоразумение! Ясно же, кто больше достоин. А начальство всё – не право по умолчанию. Про выслугу лет какую-то наплёл и зама себе нашёл подлый Андрей Валентинович. А теперь сидит в тёплом участке на телефоне, и в ус не дует. А им по району всему приходится бомжей обмороженных собирать и на вызовы кататься. Хобби на весь день.

Старлей Кишинидзе, однако, первым оценил внешний вид сантехника, из-за которого в участке номер семь уже месяц как новая жизнь шла. Хромов заменил прошлого майора. А долечился ли тот или сразу списали из госпиталя – дело десятое. Всем он стал до звезды ещё на следующее утро после выхода на пенсию. Только звёзд новых ему уже не видать.

– Борис, ты чего сам не свой? – хмыкнул Кишинизде, вылезая из салона тёплого под ветер. Добавил, снег с губ сплёвывая. – Руку жать не буду.

Боря лоб разводным ключом почесал, телефон в карман сунул, заправился и удивился даже:

– Мужики! Как же я рад вас видеть. Какими судьбами?

– На вызов приехали, – ответил Кишкинизде, на капитана поглядывая.

Сомов припарковал автомобиль прямо у мусорного контейнера. Всё равно мусороуборочная машина ещё пару суток как не приедет. Да и контейнер дворник убрал на ночь в дом, а с утра ещё не появлялся. Свой двор в приоритете.

– Вопросы локального характера решать будем, – и тем заявлением Сомов без всякого сомнения по бумажке набрал номер квартиры вредной старухи.

Ответа, как водится, не дождался.

– Протролила что ли, перечница старая? – пробурчал капитан. – Заебала. Вот нахрена дурку прикрыли? Сидели себе все кучно по палатам. Нет, блядь, расселили под поручение. А где те поручители? Раз в неделю если заглянут – ещё хорошо. А остальные шесть дней в неделю – у полиции на контроле.

– Эти психи нам теперь и звонят как к себе домой, чаще всего просто так беспокоят, – добавил Кишинидзе. – А нам же проверять постоянно надо, вызов получен, зафиксирован, в базу занесён. Автоматика ебучая.

– Чего бабка говорила-то? – как бы невзначай поинтересовался Боря. Сейчас нажалуется в силу вредного характера, а ему поток краснеть.

Но всё-таки карма ему намекнула, что врать – не хорошо. Хотел в воде искупаться, намекнув на работу – купайся как в бассейне теперь. И работы хоть жопой жуй. Да сразу не сделаешь.

Кишинидзе тут же и выдал:

– То им соседи самогон варят в ночи, то через одного наркокурьеры на площадке рядом проживают со старухами. Чуйка у них, видите ли. И обострённое обоняние. Ну а если телевизор сиреневым подмигнёт, а та со двора увидит, всё, приговор. Наркоторговцы все. Или употребляют всей семьёй, включая грудных младенцев.

Сомов вздохнул и добавил:

– Не, это говорила, убивают кого-то, вроде. Кричат как резанные.

Домофон замолчал. Боря, отняв четыре цифры, тут же квартиру Лиды набрал. Дева его распутная, едва голос знакомый услышала, открыла, словно только рядом с ним и стояла.

– Ну можно и так сказать, – ответил Боря служивым, в блаженное тепло подъезда нырнув. – Только не убивают, а пока ещё топят. Но тоже людей.

– В смысле? – не понял ни один, ни другой, нос просил старший по званию.

– Бытовой прорыв в смысле, – объяснил Боря. – Кипяток от той бабки херачит такой, что весь подъезд скоро в снежинку превратится, вот в чём соль. А она дверь не открывает.

– Диверсантка грёбанная, вот же удачно выбрала время, – добавил Кишинидзе. – Все службы заняты.

Капитан Сомов, снег с зимней формы стряхнув и шапку по центру лба направив, пока лифт вызванный едет, добавил важно:

– Разберёмся.

Втроём в лифтовую кабину забравшись, на девятый этаж поднялись неспешно. А там вода уже из-за двери сочится.

Постучав для порядка и один раз позвонив, Сомов тут же смекнул:

– Походу, МЧС вызывать придётся. Не сдастся бабка просто так.

– Только быстрее, – поторопил Глобальный. – Я воду не могу перекрыть. Замело подвал. Да там ещё и замок должен висеть. А ключи либо в управляйке, либо у жилфонда местного. А кому тут звонить – хер его знает. Собака ещё телефон спиздила. Я вообще без связи остался.

– Ничёси тебя помотало сегодня, – посочувствовал Кишка и перекрестился. – Ты бы в церковь что ли сходил, исповедовался. Грешен же, чую.

Боря кивнул. У самого-то скоро крылья полезут. А вот Лиде точно не помешает. В храмах и церквях трубопроводы и краны ломаются ничуть не реже, чем в жилых домах. А там может и экзорциста на полставки найдут. Изгнать злого духа из неё со скидкой помешает.

– Ща Коляну позвоню в МЧС, шурин там работает. Быстро доедут, – обнадёжил Сомов и номер с пометкой «шура пропидорка лысая» надавил.

Полезный всё-таки человечек, когда в форме, а не на семейных посиделках.

– Колюнь, здорова. Дверку надо выломать… Сейфовая почти… Людей заливает… Не, подъезды замело, в подвал не залезть… В смысле вы «лом» с собой не возите?.. Да я ебу где твой склад?.. Давайте подвал тогда откапывайте… А у нас тут что, не аврал?.. Да у меня тоже мозоли на руках, но не сегодня появились… Коля, заебал, а какие варианты? Подъезд утопить среди зимы? Тебя же, блядь, не пожар в Испании и Франции всякой сраной тушить просят, помогай уже своим по факту… Ну давай так попробуем.

И тут связь отключив, Сомов в тишину подъездную обронил:

– Сзади зайдём старушке. Через чёрный ход.

Кишинидзе тут же руки поднял:

– Ой, не-не-не, я по бабкам как-то не очень. Вы может и давайте, я посмотрю даже, но я своё уже отгулял.

Сомовизменился в лице, втянулось как у ослика:

– Кишка, дебила кусок! И ты ещё спрашиваешь почему тебя не повысили, а меня?

– Да сколько ей? Лет восемьсот? – попытался упорствовать старлей. – Я не такой голодный. Я Тому люблю. Она знаешь какие хачипури делает?

Сомов не спорил, знал, угощали. Только по лбу себя ударил:

– Через крышу мужики полезут, в смысле! Окно и есть – чёрный ход! Альпинистское оборудование у них всегда с собой, – объяснил капитан дуболому.

- А что за лом? – спросил Боря, слабо себе представляя, как даже длинным ломом дверь отворяют двое мужиков. Его же ещё поддеть надо, запихать под точку опоры, а потом уже мир переворачивать.

Но Сомов как статью в википедии включил отредактированную и с умным видом выдал?

– А «ломом» они залупу такую килограмм на тридцать называют, которая как таран все двери вышибает с наскока. Но зимой к ней руки примерзают, и в машине гремит будь здоров. Так что стараются на складе оставлять… ещё вопросы?

Боря кивнул. Отличная идея – через крышу. На девятый этаж недалеко с крыши, всего один этаж проскочить и у цели. А дальше уже как спецназ действовать. Ботинком там окно выбить или фомкой. Ну и бабку спеленать. Если не в себе, то мало ей не покажется.

Холодно, правда будет, если стекло разбить и в дырку картонку вместо стеклопакета вставить, но ради общего блага – можно.

– Мужики, можно я пока получше оденусь? – спросил Глобальный и пока оба отмахнулись, обратно в квартиру Лиды пришёл.

Утеплиться не мешает, пока на верховые работы сырым не отправили.

Вошёл в квартиру открытую, а девушка сидит в прострации на диване застеленном, два тазика два перед собой поставила и ведро мусорное достала. Пригодится.

Как загипнотизированная Лида на люстру смотрит, что всё ниже и ниже. Провода в натяг всё больше и больше. В комнате потолок на метр провис уже.

Боря потрогал пластик – горячая вода внутри.

– Точно, батареи текут. Одно радует, что пока до девятого этажа поднимается вода по трубам, напор уже не такой сильный, – объяснил он. – На первом бы хлестало и давно всё залило. Час у нас есть, если по уму всё делать.

– А потом? – спросила Лида в раздумьях.

– А потом МЧС всех спасёт.

– Так это… уже можно считать, что мы вместе воду прошли?

– Нужно! – улыбнулся Боря и на всякий случай добавил. – Только не поджигай пока ничего… пока я не вижу.

Лида бровью повела, на минуты забыв все достойные литературные ответы по этому поводу в рифме. Или на эмоциях.

Боря оделся, все бытовые приборы в доме из розетки повыдёргивал, счётчик электричества на площадке отключил, пока не коротнуло, и с тазиком к сталактиту подошёл.

– Лида, короче, протыкать надо. Пусть сливается хоть струйкой.

– Как протыкать? – забеспокоилась девушка. – Да меня батя убьёт! Он на этот потолок столько денег потратил, чтобы красиво было. Одни обои чего стоят антиаллергенные.

– Не страшно, я переклею тебе обои и с потолком разберёмся, – тут же мужика врубил и обнадёжил Боря. – Но сейчас надо дырявить.

Всё-таки миллион в банке на счету душу греет. А Егор и сам ипотеку переоформит.

– Да в смысле разберёмся? – захныкала хозяйка, вдруг став маленькой и беззащитной на время. Как только демоны помещаются?

Нет, ей конечно понравилось слово «дырявить», и работник на ремонт уже нашёлся потенциальный, но… жалко же!

Обняв её успокаивающе, Боря невольно представил, как Гусман в фуражке по комнате бегает и кричит «Что случилось? Бабка на метле спустилась!»

– Понимаю, потеря потерь, – ответил Глобальный, не став додумывать рифму в голове до четверостишья. Не до поэзии сейчас. Делом заниматься надо. А пока только жопу отморозил. – Но если разом ливанёт, то всё здесь смоет. Кабзда технике, в плите потом грибок заведётся. Зальёт не только тебя, но и соседям достанется.

– Но бабка же виновата!

– А спрашивать будут с того, кто дома, - уточнил важную истину сантехник. - А так хотя бы пока в один тазик сливаешь, другой выносишь. Пока не взломаем бабке квартиру, схема рабочая.

Лида губы сжала, но спорить бесполезно – мужику виднее. Сам нашёл, спас, привёл, отогрел пару раз, сам пусть и разбирается.

Кивнула, взвесив все «за» и «против».

– Хорошо.

Боря дырку ручкой шариковой сделав под пузырем, ведро подставил. Напор тот же самый, что и у подъезда. Накипело у потолка.

С тем сравнением сантехник утеплённый на лестничную площадку вернулся. А там участковые уже на десятом этаже шумят. Поднялись, соседей прозванивают, ключ от крыши выспрашивают. Работают, одним словом.

– Конечно, понятно, что навесной замок повесили, чтобы дети на крышу не лазили закаты смотреть под лимонадик и ловлю покемонов на парапетах, но и пожарную безопасность никто не отменял, – разъяснял Сомов тем людям, кого дома застал. – Открыт доступ на крышу должен быть. А раз закрыт, нужно найти хозяина замка. У кого ключ, я спрашиваю?

Хозяин замка если и был, то при виде людей в форме полицейской, затихарился. Скажешь «а», заставят говорить «б». Общаться с людьми в погонах не принято.

– Ну что за народ? – вздохнул Сомов, глядя как закрывают очередную дверь. – Ещё один в несознанку пошёл. – Вся надежда на шурина.

МЧС прибыло в течении часа. Домофон им не преграда ни разу. А когда на площадку десятого этажа болгарку принесли с удлинителем, к ближайшему щитку провода кинули и срезали навесной замок за минуту. Глядя на искры, Боря понял, что быстро на крышу проберутся. Бывалые.

Окно пластиковое в квартиру бабке выбивать, однако, спасатели не стали. Прекрасно обученный промышленный скалолаз за пару минут на балкон к ней только спустился, стеклорезом вырезав проём в деревянной окантовке. Такое заменить недолго и не финансово-затратно.

Чуть больше времени ушло на то, чтобы балконную пластиковую дверь открыть. Ручку пришлось разобрать, чтобы плечом не вышибать. Почти пять минут ушло, инструменты запрашивая и сапоги с резиновые с крыши. А там как по сарафанному радио передали слова спасателя:

– Там плавает всё! Свет вырубите! И открываю. Но на балконе потом каток устраивать можно будет!

Боря кивнул. Хрена поделать. Ремонт, так ремонт.

Через семь минут скалолаз в сапогах резиновых и спецовке сейфовую дверь квартиры распахнул. Вода тут же на площадку морем-океаном через порог хлынула и давай ступени мыть на три этажа вниз и дальше.

– Ну что сказать, – заявил Колюня, вздыхая. – Вызывайте скорую. А нам походу ещё повозиться придётся. Идём, мужики, подвал откапывать. Как знал, что тренировка по вскопке огорода вручную пригодится. Чем мне ещё в отпуске то было заниматься летом, да, Сомов?

– Ты бы так копал, как шашлыки жрёшь, – ответил капитан тихо, чтобы перед сотрудниками не палить.

Николай с сотрудниками вниз пошли, а полицейские в квартиру вошли. Боря следом прошмыгнул с ключом разводным не зная куда себя деть. Рад бы тоже сапоги на резиновые сменить, да где их взять? У Лиды только тапочку тридцать шестого размера.

Вода схлынула, но вонь никуда не делать. Обнажила только запахи валидола и ссанины, затхлого помещения пыль и чёрные комки грязи, что из каждого угла повылезали. И ведь что интересно: обстановка заброшенная, трущоба почти, а дверь – первоклассная. Потому что основной враг – снаружи, а не тараканы внутри, что все как один на мебель взобрались и рядом с котиком озадаченным прямо с прихожей встречали.

Бабка у батареи в лужи кипятка плавала как в джакузи, расслабилась, лежит без движения.

Не могла она уже никому открыть. Глаза только открытые в потолок смотрели. А рядом с ней фомка валялась в воде.

– Такой шину на обод диска хорошо надевать, – заметил Кишинидзе первым и глаза бабке прикрыл. – Да только нет рядом колеса. И комната – не шиномонтажка. А вот бабка с фомкой есть. И батарея текущая имеется. Стало быть, фомкой та ловко краник и сбила. А дальше – сердечко ёкнуло. Капитан, спорим, инфаркт?

– Так… что у нас тут? – Сомов вошёл последним, когда основной поток воды схлынул и даже котика в прихожей успел погладить.

На кровать бабкину капитан без зазрения совести взобрался. Не желая по паласу по щиколотку в воде ходить. Остальные кто на стуле разместились, кто на тазиках и вёдрах шагали, чтобы потом зимней обувью в снежную метель не идти.

За мокрые ноги на службе не доплачивают почему-то. Зато фантазировать можно – сколько хочешь.

– Бабка чертей гоняла, пока не ёбнула по батарее фомкой и сама себя уварила? – предположил Кишинидзе.

– Что ж, в квартиру никто не проникал, так что… логично, – прикинул сходу Сомов и на Борю посмотрел. – Ты слышал что-нибудь?

Боря крепко задумался. Не ляпнуть бы лишнего.

Сам-то вроде не при делах. Спал себе тихо и флаг в заднице напарника рассматривал. Но если сейчас скажет, что Лида оргазм ловила обеденный

Такой звонкий, что бабку ультразвуком взбесила, так и посадить могут за соучастие непреднамеренное. Или что там в статьях по теме?

«Только что это за статья такая, где людей бесить среди бела дня звуками любви нельзя?» – тут же добавил внутренний голос: «Ладно бы ночью, так в обед. Но о том лучше помалкивать, Борь... Жизнь в девятнадцать только начинается.

Боря кивнул. Разве что соседи скажут иначе. Но кто их слушать будет после того, как хозяина замка определить не смогли?

И Глобальный ответил единственно верно:

– Спали мы, а как проснулись – потоп над головой. Может и кричала. Кто ж её знает? Во сне не видно.

– О, девушка у тебя тут? – тут же оценил Кишинидзе. – Что ж, орёл! Но срать на голову людям тоже не стоит. Раз девушка есть, лучше к ней отливать забегай.

Сомов в бок ткнул. Кишка тут же бабку перекрестил и добавил:

– Ну что сказать? Пожила своё, теперь там пусть людей достаёт. А седьмой участок теперь чай в обед пить будет. Звони в скорую, Сом, пусть в морг увозят. Я пробью по родственникам… Но чую, хрен да маленько мы кого найдём. Обстановка не та. Муниципальное жильё для психов выделяют. Они же обратно и заберут.

Разбрелись. Боря, на котёнка рыжего поглядев немного, на руки забрал. Как вышел из квартиры с парой вёдер под ногами, так и «разулся».

Сам как в воду опущенный. Только разводной ключ бестолково в руке держит, котёнка на ладони и пару вёдер в придачу. Вроде не делал ничего плохого, стечение обстоятельств неудачное, но на душе кошки скребутся.

МЧС подвал откопало, дверь вскрыло, и воду перекрыло. Потом мужики поднялись в квартиру бабки со сварочным аппаратом и за десяток минут батарею заварили не хуже любой аварийки. Затем отопление всем вернули. А Боре ключ от нового замка на подвале подарили. При выходе же на крышу душки спилили, чтобы не было больше охотников доступ пожарный закрывать. Как от дыма бежать на верх будут, так все там под крышкой металлической и задохнутся, если что.

– А «если что» – это основная причина смертей по осторожности на Руси, – добавил Кишинидзе.

Сомов, на тело на носилках посмотрев в последний раз, квартиру опечатал листиком проклеенным. Печать поставил «до востребования». На том и порешили с коллегой с пометкой «самоубийство по неосторожности».

– Боря, ты короче на связи будь. Может как свидетеля тебя дёрну.

– Ага… симку только восстановлю, – ответил Глобальный и тут же спросил, раз случай подходящий выдался. – Мужики, а к вам немец не попадал на участок? Щуплый такой. Как будто помрёт сейчас. Или завтра – точно. В глазах ещё остаточные признаки интеллекта.

– Ну, таких у нас полрайона ветром сдувает, – прикинул Сомов.

– Боря, какой ещё немец? – буркнул Кишинидзе. – С утра катаемся по району не жрамши. На участке с самого завтрака не были. Ты думаешь почему я толстею? Прихожу домой и как ужинать начинаю, так и… продолжаю весь вечер.

– Это да, работа у нас вредная. Только и радость, что пожрать перед телевизором, – кивнул Сомов и на прощание руку Боре пожал.

Кишинидже тоже. Через час уже не считается. Микробы самоуничтожились. А вирусы только иностранные компании придумывают, чтобы денег побольше заработать. А руку жать – надо хорошему человеку. Потому что плохой человек к себе котика не заберёт из обречённой квартиры.

Разъехались участковые, МЧС и скорая укатили. А Боря в квартиру Лиды вернулся и Джеком был встречен на пороге. Телефон пропал. Но собака вернулась. А теперь с котёнком игралась, как будто ничего не произошло. Погуляла в обед просто.

«Вечером же снова пойдём, да?», – говорили её глаза голубые.

Боря котёнка на руки взял, на стул сел и долго молчал. Слов долго найти не мог. За вёдра только взялся и помогал молча потолок опустошать. Пока Лида полы намывала.

Девушку как подменили. Притихла. Словно чувствовала, что что-то не так, не дёргала. А потом поступила самым разумным в этой ситуации способом - пошла на кухню борщ варить.

А пока варился, вещи просушила все, раздев догола, подрочив яростно, молча в ведро пустое направив на спуск. Пока Боря котёнка продолжал гладить, погладила всё. И вещи на стульчик сложила стопкой.

Захочет остаться – останется, по полкам разложит. Захочет уйти – обратно в сумку всё сложит. Право выбора. Но встав перед сантехником голеньким, сама вдруг разделась, котёнка из рук взяла, подальше отложила на мягкое и спросила голосом строгим, как будто училка урок у школьника спрашивает:

– Борис, так можно ли считать, что мы прошли сегодня стадию воды вместе? Или за медные трубы тоже заходит?

Боря глаза поднял, смотрел на неё долго, а потом кивнул.

Это жизнь. Надо жить. А жить лучше с дурёхой забавной, или хотя бы провести время до вечера, пока метель не утихнет. А там гляди и… привыкнет.

Глава 9 - Жить так жить

За именем дело не встало. Котёнка прозвали Демоном сразу же после того, как дал первый отпор хаски. При попытке его облизать, Джек получил серию ударов по морде, словно котик троечку пробил. А затем дворовый сирота без всяких затей просто впился в ухо обидчику и под завывание собакена, носился по всей квартире с мохнатой серёжкой до той поры, пока Боря не зажал их в углу и не расцепил.

Кого наказывать в этом ситуации – не понятно. Один маленький, другой озорной. Но Лида сразу прониклась к демону симпатией, видимо почуяв в мелком дрожащем сером комочке родственную душу.

Что делать с самой Лидой, Боря пока точно не решил. Но поясок от халатика старался держать в кармане. Разойдётся – пригодится. Но пока расходилась только зима за окном: ветер затих, но теперь валило так, словно мельник сошёл с ума, взобрался на крышу и высыпал мешок за мешком за прохожих.

Суета с уборкой квартиры заняла несколько часов. Дело близилось к ужину. Дозвонился с Лидиного телефона до Леси, уточнил, что спасает улицу Ленина дом пять от незавидной участи. А сколько это в заявках – никто толком не скажет. Но много.

Простила прогул Леся, только сказала, что Олафа они тоже потеряли.

– Да домой походу вернулся. Куда ему ещё идти-то? – ответил Боря скорее для своей совести.

Он нянькой не нанимался. Разведчикам за слежку за немцами хотя бы доплачивают. А тут бесплатно трудится приходится.

Нет, всё, решено. Хотел свободы – получил. Заодно и с Генералом Морозом о своём пошепчется. Не могут же взрослые люди в сугробах среди города оставаться. Кто-нибудь, да пригреет, если совсем мозгов нет.

«Но судя по цене на газ в Германии, мозгов там как раз давно и нет», – добавил внутренний голос, когда Боря трубку положил, и добавил сочувственным тоном: «Германия уже не та. А всех сирых и убогих мы, как водится, жалеем».

Бил по больному, гад такой.

Только убедившись, что в потолке не осталось ни капли воды, Боря вернул в квартиру электричество. Проще при свечах посидеть, чем проводку менять. И уж точно меньше всего ему хотелось за сутки проходить с девушкой сразу и огонь для полноты поговорки. Он вообще-то между Дашей и Наташей выбирает. Но они далеко. А Лидок – близко. И это ей в жирный плюсик в анкетку, конечно.

Сам же потолок при свете люстры стал больше похож на сморщенную жопу старушки, чем на необходимый предмет интерьера. Дырочка ещё эта бесила, растянувшись из прокола ручкой диаметром меньше сантиметра до дыры размером с кулак богатыря. Как будто девственник попал в руки мастера по фистингу и сразу всё сдал на «отлично». Но навсегда подружился с проктологом. Потому что обратно всё уже не отмотать.

Но больше Борю раздражало, что всё вокруг теперь напоминает ему о старушке вдобавок к немцам замёрзшим. Хоть действительно к психологу иди. Ведь если забросить лечение, то станет скучать по ней как Максимка по Алле. А там чего доброго, и на поиски женщины-спонсора потянет. Начнёт, конечно, с той, которой 40+, а дальше глубину падения уже не остановить будет. Наташке вон 30+. Начало уже положено.

Да и Олаф этот долбанный. Кто вообще становится резко самостоятельным в снегопад? Разве не мог весны подождать, чтобы женщине страну показывать? Теперь грузят оба, по килограмму на плечи совести добавив. Один слева, другая справа. Вроде мелочь, но неприятно.

Отвлекаясь от дурных мыслей о старушкострадании и немцефобии, Боря снова на потолок посмотрел. Ну нет же, не ляхи старухи, а куриная гузка. Просто мыслить нужно в другом направлении. Да и на ковре не рожа Мергенштольца перекошенная, а просто узор такой странный.

Лучше о работе думать.

«Так… чего бы тут поработать?».

– Слушай, а зачем тебе такой потолок? – прикинув стоимость восстановления, а то и полной замены, спросил Глобальный.

Материалы всё-таки подорожали в последний год с «нихуя себе» до «они в корне охуели!». А хотелось уложиться хотя бы в «они что, блядь, из золота?». И он добавил, пообещав себе присмотреться к ценникам на складах, как только вернёт в строй микроавтобус:

– И так пространства мало. А в жару ещё и дышать нечем, наверное.

– Ну… мне то воздуха хватает… хватало, – поправилась Лида, гладя котейку, играя с собакой и не забывая ножкой тыкать в мужчину. Всё-таки все на одном диване поместились. И так уютно, аж жутко. Вдруг уже к полноценному витью гнезда готова? А с чего начинать? Или достаточно бросить мужика на палас, трахнуть, а дальше уже как-то само получается?

– Кондиционер спасает, – добавила Лида, ухмыляясь украдкой своей тайне, помыслах и намерениях. Вслух сказать – сбежит секунд через десять.

– Да что кондиционер? Ещё и не инверторный, наверное. Свет только мотает без меры, – сразу запулил мысль Боря, подводя девушку к простому решению в сторону упрощения вопроса. – Снимать его нахрен надо и просто побелить потолок. Пространства больше будет. А как дышать полной грудью начнёшь, ещё и спасибо скажешь.

И на всякий случай Боря поясок в кармане погладил. С дыхалкой то у неё все в порядке. И голос поставлен. Но как бы кто ещё из соседей дуба не дал и в деревянный макинтош не оделся.

– В смысле побелить?

Лида даже отвлекалась от пошленьких мыслей, где он её связывал или наручники надевал, и заставлял стихи Бальмонта наоборот читать, начиная с последней буквы к первой двигаясь. «Пламя» то она ещё неплохо помнила. Чего там учить восемь строк? А вот если «Огонь» спросит, то совсем худо будет. Там же портянка на несколько страниц.

– Как в казарме что ли? – добавила она, пытаясь взглядом предостерегающую искру выдать. – Я, знаете ли, Борис, насмотрелась. Как у людей хочу. А не у общества по интересам в майках на ЗОЖе.

– Не, чего сразу казарме? – пошёл по более мягкому пути «ремонтного соблазнения» Боря. – Сейчас такие материалы, что от лучших домов Парижа не отличишь. Радоваться будешь, когда разберусь. Просто позволь мне самому снять эту шкуру сдувшуюся, ну и устроить ремонт своими силами. Я… рукаст, говорят.

«И скромный, что пиздец», – тут же добавил внутренний голос: «Что ты тут распинаешься? Бери и делай!»

– А ты справишься? – спросила Лида на всякий случай, стараясь не думать о других достоинствах чернявого.

Не то, чтобы она сомневалась в сантехниках с газовыми или разводными ключами, но ремонт – это не только сантехника с трубами. Не может же мужик всё сразу уметь. Есть же всякие узкие специалисты, и не только в гинекологии.

– Конечно справлюсь, – ответил Борис, уже соображая кому бы позвонить за консультацией. Но тут вспомнил, что телефона теперь нет, а сим-карту вообще восстанавливать надо. – Только в офис связи схожу. Карты нет, блин… Какой ближайший?

– Так на остановке, где ты меня и… нашёл, – ответила Лида и ногу стала гостю «с перспективой совместного проживания» или хотя бы «дружбы для здоровья», поглаживать.

Если ещё и в ремонтники заделается, то будет кого папе показать. А если возражать начнёт, то сразу доводы найдёт. Например, каждый раз звонить ему будет, чтобы приехал и банку открыл.

Всё-таки мужчины неустойчивы. Как поплавки чего-то там дёргаются по жизни на поверхности, но малейшее течение, ветер и всё – унесёт… если нет достойного якоря. Ну или хотя бы груза.

Этот вот, зараз, красивый. И сытый. В обморок не падает от её готовки и то приятно. Она то на кашках привыкла жить, а мужику мяса надо. Но батя мясом весь холодильник забил. Так что – на пару дней хватит, а так и в магазин можно прорваться.

Лида глаза скосила. Может уже снова голодный? Нет вроде, за живот держится, сыто икает. Сидит, правда, снова в рабочей одёжке, готовый к низкому старту на ночь глядя. Но та приятно пахнет альпийской весной.

Палец снова зашарил по гаджету, план подготавливая. Мало ли, что в ведро подрочила, а до этого в себя приняла. То просто баловство, чтобы посмотреть, как стреляет. Далеко ли снаряды бьют? Любопытно хоть раз в живую увидеть живчиков вблизи. А на работу лучше отпускать с пустыми яйцами. А то мало ли там наработает. Лечиться потом обоим от хламидий из всяких манадий.

И Лида снова коварно улыбнулась украдкой, в плей-лист любимый залезая на гаджете.

Как знала, что пригодится. Вот и случай подходящий… да где же она уже?

– О, тогда я туда сразу. А потом… блин, долбанный снег, – уже составлял план маршрута Боря, но тут вспомнил, что при себе в сумке только самая простая одежда с парой сменных трусов-носков-маек, а всё серьезное у Степаныча хранится, документы в том числе.

Сенсей и наставник по жизни даже от квартиры ключи запасные отдал. Сосед то уже не прикроет, прикрыли его самого. Теперь в «случае чего», Боря сам должен открыть квартиру и «по телу его холодному тризну справить».

Читает что-то про славян. На медведя ещё на охоту собрался. Про берлоги что-то плёл и сочувствовал уткам, улетающим на юга. Кризис высшего возраста какой-то. А может просто по бане в гараже соскучился. В такую погоду – самое то. Заглянуть к старику не помешает.

– Блин, доки-то не с собой, – обозначил все свои мысли в простой фразе Боря.

Если много говорить, то решит, что балабол. А если молчать побольше, то дольше протянет. При случае и за умного сойдёт. Она то вон вся умненькая, целиком, а он лишь частями достойный.

– Ай-ай-ай, паспорт то всегда с собой носить надо, – даже посочувствовала Лида.

– Да, а я только права и страховку на машины ношу, – и Боря пресс напряг, обозначая, что готов подняться. – Что ж, в соседний район надо ехать.

– А как ты туда доедешь? – руку на тот живот Лида словно невзначай положила. И бровями поигрывая, как бы подкинула ими идею, что не надо никуда ехать. Тут и так хорошо. Тут жить надо. И прямо сейчас.

Язык тела пока работал во всю, палец свободной руки всё быстрее листать плей-лист начал.

– Маршрутка трудится, конечно. Но не то, чтобы прямо работает, – добавила она. – Я не хочу, чтобы ты снова ноги в снегу намочил. Тут же какие-то зимние болотники надо брать. Или лыжи.

Боря кивнул. Права дева. Да и борщ не кислый, и не пресный. А прямо, наваристый. Ешь хоть весь день. В столовке такой не подадут. Жорный, сытный, не то, что бульон в дошике. Хотя тот с голодухи тоже хорош. Только бесполезен. Пустой потому что. Как всё, что кипятком заваривается.

«Нельзя так жить, как раньше. Надо как сейчас», – тут же подкорректировал внутренний голос направление по жизни.

– И вообще темнеть уже начинает, – добавила Лида, наконец нашарив нужный трек.

Тут же включила эротичную музыку на телефоне, отложила очки и поднялась. А поскольку уже мало чего видела (а значит, нету!) стала медленно раздеваться перед ним, немного пританцовывая.

Вина в холодильнике нет, только морсик. Алкоголь не любит. Сама пьянить умеет. Только постараться надо. Мужчины, вроде бы, ценят энтузиазм женский. Если умные, конечно. А дураков ей не надо. Дурака любого папа по заказу приведёт в тот же день. Да пусть только попробует.

Этот вроде умный. Борщом накормлен, не жаловался. Да и она в ударе. Скорую вызывать не пришлось. Отстиран до каждого пятнышка ещё, поглажен. Как над бельём покорпела, так и он сам предварительно приласкан. А теперь можно и соблазнить. Только уже как следует. С чувством, тактом, расстановкой. Так, чтобы жить захотелось.

Но исключительно с ней.

Боря как сидел, так и встал… Но не весь.

Вроде бы куда ты там опять реагируешь? Снег идёт, успокойся уже. Ан нет – старается же дева, чувства стыда перебарывает. И даже без бокала. А морс вообще вкуснее гораздо.

Пока Боря думал о вкусовых пристрастиях, в него последовательно прилетел белый топик, затем на плечо повесили розовый бюстгальтер, пахнущий молоком и мёдом. А пока рассуждал про себя, учатся ли девушки-студентки из филфака стриптизу дополнительно или он у них в голове по умолчанию встроен как опция при поступлении, на выпуклости его сразу и шортики джинсовые прилетели. А от шортиков тех одно название. Полоска скорее.

Глядя на спину девы нагую, и концентрируя внимание на пальчиках маленьких, нежных, ухоженных, что по бёдрам себя гладят и под трусики тонкие норовят залезть, Боря вдруг понял, что образ немца с флагом поменялся. Радужный на белый сменился. А затем растаял вовсе. Да и какая бабка может быть в кипятке, когда трусики вдруг вниз нырнули, а Лида наклонилась.

Боря невольно звуки издавать начал нечленораздельные. Второе дыхание открылось. Магма потекла между ног, засвербело на главном инструменте. И словно желая его полностью победить, Лида пола легко коснулась ладонями. А пока он на губы с заднего плана смотрел зачарованно с каплей блестящей в свете люстры починенной, девушка добила его основным доводом, попой елозя:

– Борис, а вы уверены, что хотите на улицу идти? Я, конечно, могу ошибаться, но что-то мне подсказывает, что вы не прочь послушать Бальмонта в моём исполнении. Признаться, честно, ради вас я готова даже воспроизвести «Огонь» хоть задом наперёд! Но есть там у меня любимые строки.

…Огонь в своем рожденьи мал,

Бесформен, скуден, хром,

Но ты взгляни, когда он, ал,

Красивым исполином встал,

Когда он стал Огнём!

Огонь обманчив, словно дух: —

Тот может встать как тень,

Но вдруг заполнит взор и слух,

И ночь изменит в день…

Она говорила и говорила, вращая бёдрами в наклоне. В ушах Бори немного фонило, сознание тормозило не минималках, сытое и довольное от тепла.

На капельку на губе засмотревшись, Глобальный услышал лишь отдельные слова: «задом» и «встал». А когда точно расслышал команду «встать», поднялся.

– Борис, чего же вы медлите? Видите, как пылает мой горн?! Изведайте же моего огня! Ощутите моё пламя! Ибо суждено нам сегодня познать и огонь.

С тем заявлением Боря скинул штаны и уже собирался пристроиться сзади. Но Лида возобновила сопротивление и снова начала крутить аппетитным задом в танце.

Да, она добила всякое желание идти к психологам и жаловаться на немцев и старушек, но так сразу не попасть, если не схватить. А если хватать, то это уже харассмент. Или хер с ним?

– И когда соберём мы ворох любовных утех и погрязнем в отношениях, всякому сможем сказать с ходу, что прошли через огонь, воду и познали медные трубы, – вещала в наклоне Лида так же, как с трибуны. – А будь иначе, каждый нам – враг. Ибо мы – едины. Так познаем же истину в единстве.

Боря задумался, глядя на алый конец раскалённый. Что она конкретно хочет? В зад зафинделить, намекая на горн? Или вагина вполне себе неплохо разогрелась и тушить нужно прежде её?

– Ибо я прошу вас взять меня там… где не светит солнце, – пылко добавила Лида и замерла в ожидании чуда.

«С козырей ходит!» – тут же заявил внутренний голос и добавил в сомнении: «А может, она просто взяла перерыв перед новой порцией литпросвещения?

Раздумывая над тем, Боря только на кончик пояса халатика посмотрел, что торчал из кармана штанов спущенных. Идея пришла мгновенно. Подхватив его, разогнул деву страстную и рот завязал в два счёта. Не сильно, чтобы не дай бог больно, но теперь только мычать можно.

А Лида нет, чтобы возмутиться сразу, поясок развязать, выплюнуть и дать по лицу. Не шелохнулась даже. Только глаза таинственно загорелись. А рот в улыбке довольно расплылся, как мог.

Тишина завладела комнатой. Боря, инициативу в тот же момент перехватив, повернул деву, снова наклонил, но уже чтобы руками в диван упёрлась и давай транслировать ей сзади образы горна, огня и пламени разом. А чтобы точно не прогадать с желаниями распутными девы начитанной, мизинчик облизнул и следом засунул. Туда, обычно нельзя, но если очень хочется, то можно.

Тут то Лида и поняла, что начинать нужно с малого. А к большому перейти она всегда успеет. И столько в ней сразу лавы от этих ощущений скопилось, что по ляжкам потекло лишнее. А следом так хорошо стало, что ноги невольно задрожали.

– Нихумасбепздц! – крикнула она что есть мощи и вдруг поняла, что никто при это не глохнет.

Решение с завязанным ртом мгновенно обоим по душе пришлось.

Одна уже не сдерживалась и мычала в голос до хрипотцы, а второй только темп наращивал и больше не переживал за здоровье соседей.

Боря не отпускал и даже не думал останавливаться. Раз уж пропустил сеанс с мозгоправом, то лечиться через другую женщину как следует надо. Надёжно, желательно с профилактикой простуды и иных заболеваний, распространённых в зимний период. Значит, эта ночь будет долгой. Но главное – тихой.

Жить, так жить в удовольствие!

Ибо всё познаётся в сравнении.

Глава 10 - Психануть так психануть: начало

Олаф Мергенштольц неторопливо плыл на плоту, напевая тоненьким голосом арию гондольера. Плыл он в пилотке, тельняшке и кирзовых алых сапогах с подворотами.

Модный.

«Ария гондольера» это просто, сразу понял Боря. Это же девять букв по горизонтали. И ответ известен – БАРКАРОЛА.

Это же очевидно! Следующий вопрос!

Но вопросов больше не задавали. И отталкивался коллега почему-то не вислом, а гаечным ключом. А вот вместо паруса посредине плавсредства торчала телогрейка на мачте, но она не трепыхалась. Видимо, ветра не хватало.

Боря присмотрелся. Да нет же, это не плот, это бабка! Только большая, посиневшая под брёвна старые. Те мокрые, скользкие. Немчик может и поскользнуться. Даже хорошо, что спиной вверх бабка плывёт. Видно чётко откуда мачта торчит. Но что они задумали вместе с коллегой? Сговорились против него?

Едва Боря подумал об этом, как бабка начала переворачиваться, пузыри пуская, чтобы снова посмотреть на него рыбьими глазами.

Её право.

Только Олаф от этого движения тут же тонуть начал. Но тонул не долго. У него ведь свой флаг есть. Он сам себе – корабль.

– Блядские гандальеры! – с этим возгласом Глобальный чуть не подскочил с дивана.

Шесть часов утра. Привычка просыпаться рано работает даже тогда, когда только что лёг. Хочешь не хочешь, а организм привык и разбудит без будильника в любом состоянии.

Глобальный перестал дышать быстро, потянулся немного, прислушался даже. Никого не разбудил?

Тишина в комнате, ощущение уюта обволакивает. Мышцы расслаблены все, не хочется двигаться. За окном метёт, завывает. И все природные инстинкты говорят – не ходи-и-и!

Потому что хорошо просто не двигаться и ничего не делать, когда уже столько всего до этого переделал.

«Боря, ты что, дурак? У тебя форм-мажор. Не ходи-и-и», – шепчет внутренний голос-искуситель: «Сколько ты отжиманий за ночь сделал? Тысячу? А растяжка как же?»

Один глаз открыт, глядя на сморщенный потолок в свете проезжающих автомобилей. Во сколько бы ты не проснулся, всё равно найдётся тот, кто встал ещё раньше.

Но второй глаз закрыт, чтобы если что обратно в сладкую дрёму нырнуть… А вдруг?

«Это всё-таки гнусно, когда приходится уходить от тёплой, вкусно пахнущей растрёпанной женщины под нагретым одеялком. И прорываться куда-то в темноту, решать какие-то вопросы в мороз, вместо того, чтобы просто приспособить утренний стояк по назначению», – перечислил тот же внутренний голос все плюсы и тут же добавил, как будто он за него и ничего такого не имел ввиду, просто момент слабости: «Но надо. Это вечное надо, Борь! Давай, вставай, пока молодой. На пенсии отоспишься. Старики всё равно только спят или всех бесят, потому что не спят».

Боря открыл второй глаз. Надо!

«Давай, ты можешь. Хотя…Только безжалостный человек без души и принципов, конечно же, способен скинуть с себя маленькую нежную ручку и ножку, а потом подвинуть в сторону котика с груди на одеяле и вытащить ноги из-под собаки, которая примостилась сначала с краю, а потом просто забралась на одеяло сверху вместо носок, пока никто не видит»

Боря стиснул губы. Внутри какое-то зло живёт, но зло объективное. Поэтому изображая гусеничку, завертелся, стараясь оставить всех на своих местах. Но уже без него. Они же все как-то по отдельности без него жили и теперь отлично справятся. Он же не сцепляющее звено, в конце концов.

Мягко-пушисто-тёплый триумвират словно сговорился задержать его до завтрака, а то и вообще всё на свете прогулять. Но если пробатонится хотя бы до семи с девушкой, псом и котейкой, то снова не уедет с остановки.

Поэтому вперёд и с песней!

Кто как утро начинает. Но все так или иначе заходят в санузел, чтобы расслабиться перед предстоящими буднями. А чтобы даром время не терять, в руках гаджет. И – здравствуй, информационный поток!

Но что делать, если телефон потерян? Ответ прост – взять общественный девайс, пока собираешь по пути носки, штаны и роешься в сумке со своей одеждой.

Найти его не так сложно по пути, если подсвечивается уведомлениями из игр и электронных писем. Не то, чтобы Борис сразу залез в поисковик, чтобы смутиться запросам в стиле «Белоснежку семь гномов», просто очень хотелось посмотреть прогноз погоды на предстоящий день, а телевизор только в комнате, где спала Лида.

Как можно будить девушку после того, что он с ней устроил? Даже хаски храпел, устав прислушиваться.

К счастью, планшет без пароля. Зачем пароль, когда живёшь одна? Прогноз погоды на нём простой: снег должен был стать поменьше, ветер потише. Но тут же первый же сайт с погодой в городе выдал набор статей.

«Работа слесарем-сантехником – это больше плюсов или минусов?» – прочитал Боря, сидя на толчке и ковыряясь в чужом планшете. От мыслей тех крепко задумался.

А действительно!

Статья, написанная человеком с фотографией в рубашке в галстуке, забавляла. Как все умные статьи гуманитариев с их экспертными мнениями по рабочим профессиям, те никогда не относились к действительности, но всегда подавались с максимальным пафосом. Потому что автор чаше всего никогда ничего тяжелее хуя в руке не держал и пишет «как представляет», но на грани провала нужно хотя бы делать вид, что «ты в теме». А спецам с грязными руками под вечер настолько не хватает сил, что лень написать даже комментарий – автор-мудак.

Эта электронная статья, например, взялась с ходу перечислять плюсы профессии. К ним относились: «неплохой заработок», «возможность работать на себя», «интересная техническая работа».

Что вообще значит «неплохой заработок», Глобальный себе плохо представлял. Тут уж как попадёт. За день можно заработать жирный кусок на персональном заказе и целый месяц не работать, а можно бегать весь день заявки выполнять из одного конца района в другой без автомобиля в метель или под проливным дождём и получить лишь проклятье от бабок, что поздно пришёл. А потом следом нагоняй от директора прилетит, что нахамил. А открывал ли ты при этом рот или нет – никого интересовать не будет.

«Чёрт, опять бабки в голове» – подал слово внутренний голос: «Не, херня эта ваша любовь до стёртых половых органов, надо идти и нормально лечиться».

Но Боря его не слушал. Стараясь не видеть открытых рыбьих глаз бабки, что в потолок зырили, он вчитывался в буквы статьи.

Выходило, что с «интересной технической работой» тоже дали маху ребята с застёгнутой верхней пуговицей у компьютера. Чего интересного стоять в сапогах в кипятке по колено в подвале в полной темноте, молясь на батарею в мигающем фонарике? Или напротив, перекрывать ледяную воду среди снега без перчаток, пока рук не перестаёшь чувствовать? Или может они решили, что классно варить сливную трубу, не имея никакой возможности перекрыть её в процессе работы? Интерес в такой момент заключается лишь в том, чтобы успеть отскочить, когда сверху начнут смывать.

Другое дело, что хорошему заказчику ты и трубы проведёшь как себе, воюя за каждый миллиметр свободного пространства, и раковину красивой женщине поставишь так, чтобы не качалась. Просто потому, что можешь.

Конечно, если хочешь новой встречи, то обязательно оставишь не важно затянутое капающее «полотенчико», но чаще этот прикол для заказчиков, что на бесплатную работу рассчитывают в любое время дня и ночи.

К каждому человеку – особое отношение. Кто чай предлагает и шоколадку суёт – одно, а кому лень «здравствуйте» сказать, другое.

«Социум, ёпта», – добавил внутренний голос: «Хорошо работать должен каждый, но всегда есть нюансы».

«Отлично», вот чтобы прямо вообще не придраться, он трубы по сути проведёт только себе в дом, когда тот из планов в конкретику превратится, а всем остальным сделает либо «по желанию заказчика», что часто нахуевертит в плане противоречащих задумок так, как «погулил и лучше знает», либо под настроение. А на настроение влияют даже такие детали как возможность посидеть в туалете, подумать о жизни и решить, как сделать лучше.

«Нет, вы не можете сходить у нас в туалет» – эта фраза, после которой работа будет сделала чёрте как. Хотя бы потому, что не может думать человек о работе нормально, когда приспичило.

Инструкции есть, но инструкции это – не люди.

Ведь инструкции при работе в управляющей компании и частником часто даже противоречат себе. По сути на подработках он трудится на уровне квалификации шестого разряда, дойдя до того опыта своей головой и руками, но при этом имеет лишь удостоверение третьего разряда.

А до получения нового ещё время должно пройти в практике. Как будто практический опыт ежедневно не нарабатывается ещё после выпуска из ПТУ. И комиссию нужно собирать для зачёта. Для чего? Для того, чтобы потом стол им «проставить», чтобы по слечу похлопали и сели покушать.

Вот и получается, что заказчику всё равно какой у тебя «уровень доступа». О квалификации спросит один из ста в лучшем случае. Остальным девяноста девяти важен лишь результат. Критерий простой: «красиво или не красиво» и «капает и не капает». Иногда бывает «практично и не практично», но это скорее для эстетов.

Большинство работ сантехника вообще первого-второго уровня, с которой каждый школьник старших классов справляться может. Просто их никто этому не учит. У трудовика есть дела поважнее. Например, понять, как из выделенных на урок ста рублей на материалы, сделать что-то стоящее, что домой можно унести.

И Боря снова вчитался в статью. Минусы при работе слесарем-сантехником оказались «также значительными»: «тяжёлая физическая работа», «большая ответственность», «небольшой заработок для начинающих специалистов» и «высокая конкуренция на рынке труда».

Дочитав, Глобальный заржал в голос. Зарабатывать нормально он начал ещё пиздюком безусым в первые дни шабашек с Василий Степанычем на объектах.

Другое дело, что ты просто можешь попасть к старшему мастеру-хапуге в начале, который будет зарабатывать за твой счёт, а тебе выделять копейки «на проезд и хлебушек». Но понимание, что что-то не так придёт через месяц-другой.

Тяжёлая же физически работа – это вообще любая работа, где приходится работать руками, а не по клавиатуре стучать, двигая мышку. Но чаще не сантехник ванные с батареями таскает на пятый этаж без лифта, а грузчики доставки.

Работа сантехника чаще – работать с тем, что уже принесли на объект. И с большей долей вероятности как раз по-твоему «листу выполнения работ».

Неожиданностей от «тяжёлого труда» не будет, как только окрепнут кисти рук и пальцы. А если что-то идёт прямо тяжело, значит, ты просто делаешь это неправильно. Либо инструмент не тот, либо тупишь из-за невнимательности и сверло по бетону поставил, когда надо по металлу засверливаться.

И наконец, изюминка: «высокая конкуренция на рынке труда».

Миф!

Работы всегда по горло, стоит поработать хоть пару месяцев на совесть и набрать клиентуру, которая будет передавать тебя дальше по знакомству и совету бедолагам с текущими трубами.

Другое дело, что в один прекрасный момент ты наберёшь столько, что перестанешь брать телефон, навсегда поставив в режим вибрации. Или просто расслабишься, и какая-нибудь собака спиздит твой гаджет для связи со внешним миром сразу со всеми контактами.

Тогда выбор не велик – начинать с начала с новым номером телефона. Или хотя бы попытаться вернуть старую базу и начать отвечать на звонки, даже не зная кто звонит.

Для «перезапуска системы» нужно идти на остановку и восстанавливать сим-карту. Но сначала пройтись по заснеженному городу. И хотя бы попытаться реанимировать личный транспорт. А это уже сама по себе – работа, только пока не оплачиваемая.

Что важно: сантехник без личного транспорта – всегда в поту. Это чаще самая ленивая мразь, у которой под рукой только разводной ключ, а «всё остальное нужно покупать», да и вообще он «лучше в следующий раз зайдёт, вы лучше тут галочку поставьте».

Боря прекрасно знал, что за подобными специалистами с «самоинициацией» по системе «муж на час», чаще приходится переделывать. Это именно из-за них у обывателя закрепился образ вечно поддатого водопроводчика, которого недозовёшься, если прорвало канализацию. Но к действительности этот образ не относится. Ведь прорывы на районе довольно редки и к тебе чаще приедут в течении получаса ребята со всеми необходимыми инструментами под рукой, чтобы исправить ситуацию. Если работу у них такая, а не подработка по системе «захочу – поработаю, а если лень будет, то откажусь».

Люди разные, как и специалисты. Одни работают для часовой оплаты, отлынивая от всего, а остальное затягивая и откладывая до последнего. Они всегда жалуются на отсутствие средств, времени и маленькую зарплату в микро-конторе, обслуживающей два-три дома на районе. Им интересно сидеть с диспетчером играть в домино и чаи гонять, обсуждая политику. Они всегда всё знают, только делать ничего не будут.

Другие рабочие технари трудятся для себя на двух-трёх работах, являясь не только официально трудоустроенными в одной из контор, где белая зарплата повыше, чтобы на пенсию капала, но также оформленными как самозанятые. Они действуют на результат и готовы стремится к большему, добиваясь большего за короткий срок. При этом нет ни одной причины не платить налоги в шесть процентов из того массива переводов, что свалятся на карточку к концу месяца.

В налоговую ходить – себе дороже. Конечно, если ты не получил лишь тысячу рублей в месяц и ноешь, что «мало заработал» и «высокая конкуренция».

«Какая ещё конкуренция?», – пробурчал внутренний голос: «Отличное оправдание лени».

В городе с изношенной инфраструктурой и даже нередко в новый районах, где сэкономили на сантехнике, всегда будет что-то ломаться. А ещё даже в самой глубинке всегда появится деятель с желанием «сделать ремонт как у людей».

Даже в деревне сантехники вроде и не особо нужны. Но всё равно стоить подать объявление о работе, как хотя бы раз в неделю, но тебе позвонят с ближайших посёлков с просьбой приехать и за любые деньги провести трубы под тёплый туалет, а то и разобраться «с моторчиком для подъёма воды из скважины» или наладить систему очистки воды. Потому что сначала за эту систему возьмётся местный мужик, а когда всё окончательно сломает, придёт жена и среди соображения на троих прозвучит фраза из женских уст: «всё мужики, идите вы нахрен. Теперь надо искать специалиста».

Припоминая эти детали, Боря вчитался в новые строки статьи, после чего желание читать как отрезало: «В целом хороший сантехник должен знать устройство и способы ремонта того или иного оборудования».

– Того или иного! Ну пиздец пояснил за всю мазуту. Теперь я спокоен.

Статья больше взбесила, чем внесла ясности. Он даже булькал активнее, словно скидывая злость на некомпетентных особей в журналистике. Поднявшись же с белого трона, Боря решительно смыл с помощью «того или иного оборудования».

Булки затечь не успели. Тренированные. А туалетная бумага даже не «серая наждачка», а трёхслойная, мягкая и нежная, как бархат.

«Подумаешь, втулки делать не научились», – тут же поддержал внутренний голос: «Ну не в ту сторону русский изобретатель думает. В космос глядит, звёзды ему подавай, а не о лени человеческой заботу. Если ты не в силах до ведра мусорного дойти, это твои проблемы».

Боря подскочил. Действительно!

Волка ноги кормят. Сидеть, зарабатывая геморрой, некогда. Только и времени, что на статью с утра. Начнёшь вторую читать – в человечестве разочаруешься. Сил нет на восприятие ереси уже к обеду. Он же и после ужина трудился, а затем и ночью пару-тройку раз дорабатывал-переделывал. Корпел до седьмого пота над Лидой, пока от желания кричать не осталось и следа.

Но результат того стоил: за полночью дева намаялась и больше в подушку посапывала или постанывала едва слышно, чем говорила всякое. Вылечил демонов всех, выходит. Либо изгнал, либо трахнул как следует так, что сами сбежали. Экзорцист не пригодился. А результат очевиден – вскоре поясок на кресло перекочевал, позабытый как страшный сон.

«А что? Главное, практика», – добавил внутренний голос: «Силы много, если днём часок вздремнуть. И привыкнуть по четыре-пять часов спать в последние месяцы».

Боря руки помыл (неизвестно ещё, что там до этого планшета касалось, пока на семерых гномов смотрела), утеплился как следует и к двери входной подошёл.

Лида из кухни тут как тут с пакетиком. Сонная, но довольная. Ну а что прихрамывает немного и за стенку держится порой, так-то от избытка чувств. Главное, что потерю рядом обнаружила, пробралась, настрогала чего-то, нагрела, наготовила.

– Я тебе вкусняшку с собой сделала, – заявила она. – Покушаешь на обеде, если не придёшь ко мне. Нам то отменили занятия сегодня. А ты как работать будешь, я не знаю.

– Да я, неверное, до вечера не появлюсь, – прикинул Боря. – А там уже… как фишка ляжет. Телефон же к банковскому счёту привязан. Блокировать надо старую сим-карту, новую заводить. Пока не начали использовать не по назначению.

Лида подошла, на цыпочки встала и в щечку поцеловала.

– Ты давай к ужину подходи, я мясо пожарю с луком. Что хочешь на гарнир?

Боря посмотрел на неё пристально. Нет, это понятно, что верный ответ – тебя. Но лучше до нового трения пару дней не доводить. А то сам ходить не сможет. А ещё микроавтобус реанимировать.

– Рис, – ответил Глобальный и на пса в углу с укором посмотрев, котейку погладил, поцеловал девушку снова уже как следует и на улицу вышел.

Утро волшебное. Ничего не предвещало, как говорится.

Глава 11 - Психануть так психануть: начало начал

Почти сутки назад.

Олаф Мергештольц не любил холод и тем более зиму. Русские определённо спятили, когда выбирали себе место жительства. Но ещё более безумными казались идеи Третьего Рейха, что рассчитывал дойти до Сибири и поселиться в этих местах. Только наркоман-Гитлер мог до такого додуматься. Не зря же он сидел почти на всех известных «химических догонялках» своего времени, коих включало почти восемьдесят препаратов, в том числе кокаин, морфин и метамфетамин. Отличная «диета» для самого известного вегетарианца своего времени.

Сверхтопливо для несостоявшегося художника, которого однажды обидели, а расплачивался весь мир. Нельзя же так с художниками. Вот сейчас в Берлине художникам полная свобода действий. И те то мошонку к полу к Рейхстага прибивают, то унитазы на выставках с наваленной кучей выставляют на общий обзор. Чтобы заценили и окультурились уже как следует.

А Гитлер, да что Гитлер? Чего скрывать, у него и сейчас немало последователей в Европе, которые пытаются пройти той же дорогой, но не босиком, а занюхивая по той дороге в каждую ноздрю. Одухотворённые, полные планов, пока не отпустило, они снова стремятся «драхнахостен», пока от «пути на восток» не остаётся один только вопрос – «нах?».

Олаф учился в школе ещё при наследии советов и отлично знал, что весь великий Рейх сидел на наркотических препаратах. Так среди арийцев «с двадцатилетним стажем» был популярен первитин. От холода он не спасал, но вроде бы позволял «сверхлюдям» быть чуть более сверху, и чуть менее снизу. То есть быть более бодрыми, энергичными, быстрыми, сильными и продуктивными. Как любым наркоманам после дозы. Таблетки по полной программе восполняли пробел неидеальных людей «ради высших целей». А цель была по сути только одна – сделать больше немцев и меньше всех прочих народов. В идеале один к одному. Где у каждого умного немца есть глупый раб.

Другое дело, что вся продуктивность мега-немцев шла на топку людей в газовых камерах. И за право предоставить свой вариант уничтожения людей боролись лучшие умы и компании что того времени, что активно работающие в промышленности и сейчас. Но у капиталистического мира память короткая. А потребителю всё равно, чьи моторы стояли на «мессершмиттах» и чьи двигатели коптили небо в «тиграх» и «пантерах». Он не знает что шкода производила для Третьего Рейха и в каких количествах.

Олаф потёр красный нос. А теперь что? Теперь у Германии даже газа нет. Немцев почему-то с каждым годом всё меньше, а приезжих больше, которые почему-то тоже немцами считаются, хотя череп им никто давно не мерит. Видимо, у Провидения свои планы насчёт интеграции в социум и глобализации.

Найн-найн-найн! Зачем жить при отрицательных температурах, когда можно жить при положительных?

Снег Мергенштольца бесил, а слабые ноги в валенках едва вели к остановке.

Валенки ещё эти! Какая-то дремучая древность. Обувь неудобная даже с подшитой подошвой. Ну а что жарко в ней и на пот прошибает, когда все вокруг мёрзнут и суют руки в карманы – дело десятое. Не умеют русские обувь делать. Вот адидас или пума – умеют. Но их утеплённые кроссовки почему-то даже с полосками и животными на окантовке не желают греть, когда температура опускается ниже нуля.

– О, Дойчланд, когда же мы тебя потеряли? – пробурчал немец, глядя на айфона карту и подходя к остановке.

Пока он раздумывал почему немцы не производят свои телефоны, а закупают всё у американцев по части техники, к остановке подъезжал ПАЗик. Но медленно и неторопливо, так как сначала застрял на светофоре, а потом в потоке автомобилей. Которых почему-то даже в самом уездном городке больше, чем в Берлине в первый гололёд. А всё потому, что немецкие автомобили оказались непрактичными при высокой цене на топливо. Быстро ломаются, жрут много. Конечно, бюргеры предпочитают пересаживаться на велосипеды. И даже одевать эти чёртовый свитеры с горлом, которые шею колют, лишь бы подольше экономить на транспорте.

Да что гаджеты? В ФРГ, на которую совсем недавно смотрели с завистью в связи с успехами в промышленности, культуре и спорте, теперь не хватало газа даже на то, чтобы обогреться зимой в собственном доме. И многие пенсионеры рванул за границу на пансионаты и в гостиницы по системе «всё включено» на весь зимний период, просто чтобы переждать холода. Потому что проще так, чем оплачивать платёжку. А если кто готов оплачивать, тому охотно сдадут дом на зимние месяцы хоть в центре Берлина.

Жарко Олафу. Мысли так и лезут неприятные. Привычка ездить на казённом автомобиле по городу давала о себе знать. Прошёл немного, а мокрый как мышь. Почему эти коварные русские предпочитали покупать более экономичные японские автомобили? У них то с ценами на топливо всё хорошо… по сравнению.

Ослаб Олаф, отдышка появилась, и начало появляться пузо. А щёки немного отвисать от блинов, котлет и пельменей.

Он невольно на миг увидел своё отражение в стекле задней двери небольшого автобуса.

Боже, что за вид? Разве он позволил бы себе носить что-то похожее на тулуп и телогрейку разом? В дизайнерском плане у русских всё полный провал. Одна военная форма получается. Но практично, надо признать. На деле же хоть иди расстёгнутым. Даже подмышки вспотели. Снегопад, метель, но с каждым новым шагом – жара! Только дыхание сбивается. Тяжёлая одежда. Не из пузырьков воздуха.

А ещё эта чёртова шапка! Не слышно ничего под ушками. Головой приходится вертеть как лебедю на пруду. Лоб ещё потеет. Неудивительно, что русские коварно уши этой шапке всегда подворачивают. Но стоит загнуть – сразу и уши мёрзнут и шея.

Есть, конечно, решение в виде шарфа, но Борис (чёртов эгоист!) пытался предложить ему настолько колючий шарф, словно стекловатой обматываешься. Кожа в нём через минуту как будто шнапсом намазана. Жара двойная. Ещё и воняет горюче-смазочными материалами, словно в гараже хранили. Пришлось отказаться. Зачем такой, когда ездишь в автомобиле с почти личным водителем?

Зачем же он изгнал этого личного водителя из квартиры? Этот вопрос терзал Олафа все пятьсот метров, что преодолел до остановки в темноте, подсвечивая снег фонариком на айфоне, а теперь продолжал терзать и в автобусе на заднем сиденье, пока разглядывал вязанный свитер под расстёгнутой курткой у школьника рядом. Пожалуй, даже слишком пристально, так как ухо шапки краем глаза коситься не позволяло.

Удобные свитеры с оленями канадцы придумали, конечно, скандинавы и прочие жители Гренландии. Русские могли только сверхколючее недоразумении придумать, чтобы грело и пытало одновременно. Нихт, он такой носить не готов. Хоть Боря и предлагал. Вместе с носками вязанным, чтобы совсем уж его запытать. И весь этот набор дизелем пах, как будто в бочке с дизтопливом вымачивался. Тоже пытка, только для обоняния.

Нет, вот сложно было этому человеку постирать подарок как следует? Всё равно же полы мыл, посуду мыл и стирал на руках вещи их обоих в тазике вручную. Пылесос то им со стиральной машинкой начальство к казённой квартире не выдало почему-то. Но этим всем и жена сможет легко заниматься. Что ей ещё тут делать, пока от снега будет укрываться в тёплой квартире?

От этой мысли Олаф даже улыбнулся и в окно посмотрел. Краем лба прислонился, остывая и расслабляясь. Сначала ты хочешь власти, денег, самореализации, социальных изменений, потом тебе чуть за тридцать, и ты просто хочешь поспать утром, в темноте, и конечно, в выходные. Но не будешь, потому что некогда.

– Эй, гражданин-хороший, – донеслось откуда-то сбоку от женщины с сумкой на боку. – Проезд оплачиваем.

Почему он хороший, Олаф даже не догадывался. Едет себе человек в полу-тулупе, полу-телогрейке, в ушканке и валенках на работу и в ус не дует. Потому что усов нет. Не растут. Да и платить за проезд как-то отвык за последний месяц. Ну а что щёки розовые и нос красный, так то от прилива крови. Улыбается, кислорода надышавшись.

Пошерудив в кошельке, Олаф достал один евро монеткой и протянул.

– Вот.

Кондукторша сначала приняла евро за юбилейную монетку в десять рублей и с протянутой рукой ждала новых монеток. Всё-таки за десять рублей далеко не уедешь. Но когда Олаф отвернулся и снова попытался прислониться к стеклу, присмотрелась и возмутилась:

– Что это?

– Как что? Евро! – заявил Олаф. – Международный платёжный инструмент. Курс посмотреть? Он же много рублей стоит.

Тут Олаф невольно на курс на дисплее телефона скосил и добавил со вздохом:

– Стоил… нихт себе!

Похоже, за месяц в мире много чего произошло, а он и не в курсе.

Тут рядом подскочил мальчик и что-то на ухо кондукторше прошептал, фотографию улыбающегося Олафа показал с глазами пьяненькими.

Женщина дородная с расстёгнутой курткой и шапкой спортивной набекрень, тут же рассвирепела и как давай кричать на весь салон:

– Да нахуй мне твоё евро, бомж вонючий. Рубли гони или уёбывай из автобуса! С мальчиком ещё сел рядом и пялится на него, щупает.

– Я… я… нихт… – залепетал Олаф, немного растерявшись неожиданному напору.

– Щас я тебе дам них! – заявила кондукторша и на мужиков посмотрела. – Парни, помогите.

– А чё не помочь? – первым поднялся мужик толстый. - Ругается ещё при детях.

– Пялится на них, ёрзает, смотрю, – добавил другой, щуплый, в очках, но с боевым задором в глазах. – Щупает украдкой, походу, извращенец чёртов!

Немчик и рад бы больше сказать, но евро ему тут же на лоб наклеили без клея. А пара мужиков подозрительно быстро поднялась со своих мест и без всяких объяснений заехала в глаз и вышвырнула на следующей же остановке.

Олаф как был с евро на лбу, так лицо из сугроба и достал в снежном колючем безумии.

– Швайне! – крикнул он, но тут же закашлялся.

Задумчивым взглядом проводив автобус, он подскочил и давай ему кулак, фак и локоть согнутый показывать. По очереди. И чем дальше отъезжал, тем активнее показывал. Сразу нельзя. Всё-таки в руке айфон, а не шмайсер.

Приложив снег к глазу подбитому, расстроенный падением курса евро и своим собственным, Олаф свободным глазом на дисплей посмотрел. А там по маршруту рядом банк подсвечивается. Тут же в голове практичного немца и созрел план, что хоть валюта и обмельчала так, что за неё уже бьют в морду, а не улыбаются как раньше, всё-таки обменные пункты работают. А с рублями он уже и за русского может сойти.

Одобренный тем размышлением, Олаф тут же по направлению к Берибанку и поплёлся. Но тот оказался открыт только с девяти утра. А ещё и семи нет.

Несогласный с графиком, Мергенштольц тут же ругаться начал на родном языке. Но через пару минут все ругательства повторяться начали. И тогда на русском продолжил. Но быстро устал. А пока дух переводил, заметил с крыльца, что банкоматы-то работают в круглосуточном режиме.

Обрадованный немец тут же внутрь пробрался. А внутри тепло, светло и бомж в урну с чеками ссыт. От вида этой картины Олаф и застыл. А бомж, словно за своего принял, стряхнул и показал на пол с картонкой.

– Чего застыл, коллега? Милости прошу к нашему шалашу, так сказать. Как насчёт совместно распития сгущёнки любимого мужчины, так сказать?

Олаф пулей вылетел из предбанника банка и предпочёл полтора часа гулять по району. Что за напасть – ощущать себя бедным, когда полный кошелёк евро в кармане?

То в продуктовый зайдёт погреться, пока у продавщиц терпение не лопнет, то на турнике повесит на детской площадке. Отжиматься то не надо. Снега намело на метр. Стой на нём и веси. Рад бы на скамейку присесть, да те ещё откопать надо.

Но с детской площадки его быстро дворник прогнал. Пришлось остаток часа у банка куковать. Благо, бомж из предбанника уже выбрался и больше прилечь рядом никто не предлагал. А урну с чеками даже вынесли.

Наконец, открылся банк и Олаф сразу талончик взял на «денежно-валютные операции». Ждать долго не пришлось и его первым же к кассе вызвали. Обрадованный сервисом, немец в кабинку зашёл, поздоровался с оператором – молодой девушкой-блондинкой, которую в арийцы бы не глядя взяли.

Та поздоровалась в ответ и начала на него смотреть. Олаф с глубоким чувством собственного достоинства в карман за кошельком залез. А того – нету.

«Вот до чего занятие спортом на детской площадке доводит», - невольно подумал Олаф и глаза вдруг грустные-грустные стали.

– Мужчина, вы долго? – подстегнула блондинка.

И Олаф из кармана только один евро достал. Протянул.

– Это всё? – даже не удивилась девушка, исходя из внешне-оценочных характеристик субъекта с фингалом под глазом, от которого вдобавок несло потом.

Он кивнул. Грустно и неторопливо. Если в движении можно передать всю тоску и отчаянье, что свалились на него в этот момент, то это был тот самый жест бровями. Но хотя бы на проезд до работы должно хватить. А там помогут. И дворника хитрожопого за жопу ту быстро возьмут. Выгнал то точно в тот момент, когда кошелёк на снегу увидал.

– Хорошо, давайте паспорт, – продолжила девушка красивая, да ставшая вдруг такой недоступной, что зубы невольно стиснулись, а губы сжались.

И тут Олаф взвыл. Паспорт то со всеми документами на квартире остался! Зачем его с собой на работу таскать?

Он даже по карманам зашарил с тревогой, но рука на ключ наткнулась. Иисусе! Домой он всё-таки попадёт. А потом всё-всё исправит.

– Маша, да обменяй ты ему один евро без паспорта, - прошептала старшая сотрудница младшей, показавшись рядом. – У человека похоже трубы горят. Ты посмотри на него. Трясёт всего.

– Как скажете, Лариса Сергеевна, – усмехнулась сотрудница, взяла одну монетку, отчитала монеток взамен и тут же побежала руки мыть с мылом.

Олаф с обречённой тоской сгрёб в руку мелочь и снова поплёлся на остановку. Зачем на квартиру? Ясно же, что дворника никто не найдёт. Или скажет – не видел, не брал. Да и дворник ли взял? Или просто в снегу валяется?

Вспомнив, что по теории вероятности есть пару процентов, где он может найти свой кошелёк целым и невредимым, Олаф даже от остановки обратно на детскую площадку пошёл. И начал в снегу рыться. Но его снова быстро дворник окликнул. Но на этот раз даже сфотографировал сразу.

– Опять ты?! Я тебя предупреждал, чтобы по моему двору не шлялся! Надумали тоже, срать в детской беседке!

– Я… я…

– Хана тебе, мужик, вали, пока полицию не позвал.

– Верните мне мой кошелёк! –

– Откуда у бомжа кошелёк? Удумал тоже, – ответил дворник и действительно за телефон взялся. – Сейчас участковому фотку твою скину и быстро в ориентировку попадёшь.

Олаф как стоял, так и побежал к остановке. За решётку ещё не хватало попасть. Тогда с работы быстро уволят. И обратно, домой отошлют. В стране уже, конечно, появились магазины, где за рубли всё покупают только, но самих то рублей при таком раскладе не много привезёт.

И немец с самым скверным настроением на остановке остановился нового автобуса ждать. Автобуса не было, почему-то. Только микроавтобусы. А туда людей набивалось столько, словно фокусник дурил его. Как при четырнадцати посадочных местах в Газель тридцать-сорок человек набивается в зимней одежде он слабо себе представлял. Но когда сам решился попробовать, пропустив три маршрутки к ряду, локтем в глаз получил и сошёл сразу же.

Под вторым глазом фингал синевой расплылся. Благо снега вокруг много – бери, да прикладывай.

Боль физическую и печаль на душе ощущая внетелесную разом, Олаф даже Боре решил позвонить. Этот чёртов русский приедет и всё решит. Как тогда, когда в коллектор распределительный залез в детском садике за ребёнком. Или когда без сомнения руку без перчаток в школе в унитаз сунул и горсть прокладок вытащил использованных, не поморщившись. Человек-кремень.

– Долбанный сибиряк. Ничем таких не пронять. Панду придушат и не поморщатся, – пробурчал Олаф, присел на лавочку в снегу, и телефон достал.

А на том трещина на экране.

– Швайне-е-е-е! – в сердцах закричал Олаф, ведь за айфон последней модели ещё два года кредит платить. Лучше бы автомобиль починил и ездил на работу как человек. В командировку бы не пришлось напрашиваться, коллег подсиживая.

– Не надо так орать! – заявила женщина с тяжёлой сумкой и этой самой сумкой так решительно замахнулась на него, что Олаф вновь побежал.

На этот раз вдоль дороги. Дыхалки метров на сорок хватило. После чего ноги стали неподъёмные. Он прошёл ещё метров десять и свалился.

– Иисусе, да у них даже женщины щей нальют, и по ним же набьют, - вдруг понял Олаф, постигнув какой-то новый уровень владения языка и снова решительно за телефон взялся.

Звонил уже лёжа. Да сплошь длинные губки. Словно Боря нарочно его игнорировал.

– Бессердечный ублюдок! – кричал Олаф и бил руками по снегу, разбрасывал его во все стороны и снова кричал. – Проклятый эгоист! У-у-у, попадись ты мне! Я на тебя на самого валенки одену.

– Обую, – раздалось рядом.

Олаф приподнялся из снега, а на тропе снежной парень в очках стоит с сумкой через плечо. Очки протерев, он добавил:

– Правильно говорить – обую.

– Я тебя сейчас в презерватив обую! – заявил ему Олаф в крайнем приступе гнева, не разглядев угрозу в щуплом теле и людей с сумками и большими кулаками поблизости.

– Правильно говорить – одену, – немного смутившись, добавил щуплый парень в спортивной шапке. – А если нужно надеть, то…

– Пошёл нахуй-у-уй! – закричал Олаф и за парнем по снегу рванул.

Но тот как грациозная лань убегал быстро и даже оглядываться успевал, пока Олаф в сапогах падал в снег, поднимался и пытался кидаться в него снежками. А когда совсем отстал, парень телефон из сумки достал и набрал короткий номер.

– Ало, скорая? Тут мужчине плохо. Захватите что-нибудь успокоительное. Он это… не в себе малость. Улица Ленина, у остановки…

Потери на этом для Олафа не закончились. Он вдруг понял, что в руках давно нет айфона. Какой-никакой, даже с трещиной, тот всё ещё работал. Но теперь был где-то глубоко под снегом. Учитывая пройденные, пробеганный и проползанный путь в двести с лишним метром, копать, чтобы его найти пришлось бы примерно четыре дня вручную. Снег мягкий, а телефон небольшой и плотный. Наверняка упадёт на самое дно.

Это была последняя разумная мысль Олафа на сегодня. Схватившись за сердце, он от всей полноты чувств рухнул спиной в снег и погрузился в безвременье. А когда над ним появились люди в курках поверх белых халатов, даже не удивился. Но единственное, что он смог им сказать обмороженными губами это: «Гитлер – капут» и «Майн нэйм из Олаф».

На основании этих слов Олаф Мергенштольц обедал уже в лечебнице имени «Святого Иуды», ранее, (до ребрендинга медицины), известной в народе как «психиатрическая лечебница имени Павла Морозова». Но кормили его с ложечки и привязанным.

Глава 12 - Психануть так психануть: прода

Сутки спустя.

Утро нормальное такое, бодрит, хоть и не выспался. Просыпаться с хорошей девушкой – плюс. Только топать на работу по снегу – минус. Ещё и холод собачий и темно хоть глаз выколи. Сначала люди от такой погоды по пещерам прятались у костров, затем почему-то эволюционировали и назначили себе рабочий график от зари до зари.

Но солнца ещё нет, в это вся и проблема. Идти без телефона подсветки приходится практически наощупь.

Так что бесить всё Борю начало ещё у подъезда. Если бы его попросили с ходу дать определение слову «ублюдство», то он бы сходу назвал украшение двора из покрышек. Экспозиции из грязной, вонючей резины с облезающей самой дешёвой и самой токсичной краской – не то, что нужно детям. Но кому какое дело, когда бабушкам приспичило покреативить?

Летом резина выделяет вредные вещества всем на радость. А сейчас этот образ дворовой живописи торчит ушами «чебурашек», руками «ген» и головами «лебедей» из гор снега. На них с радостью срут коты, прыгая по этим островкам стабильности в белом море. А собаки считают своим долгом поднять ногу на самой вершине этого искусства. Те, кто не разберётся, с радостью присядут на них как на скамейки. В лучше случае протерев тем же снегом.

Пока же людей нет, покрышки под властью голубей. И проходя мимо, задев рукой, перчаткой или одеждой, невольно попадаешь уже в их искусство.

Вот и сейчас Боря по темну задел ухо то ли чебурашки, то ли демона, вызванного из ада с пенсии, благо в подобном состоянии и в тенях они выглядели одинаково.

– Да твою ж мать! – объяснил своё несогласие Глобальный и сунул руку в снег, стирая грязь и помогая себе второй рукой.

Чтобы сразу не попасть в какашку рукой, пришлось отойти подальше от обочины. Ту старательно намедни нагрёб дворник. Наработал столько, как будто психанул и весь гнев в работу переложил.

Оказавшись на детской площадке, Боря даже осмотрелся в поисках ориентиров, которые обычно помечали животные или люди, на них похожие по поведению. Поблизости таких не оказалось, только турник торчал наполовину.

Оттирая руки в полуприсяде, Боря снова невольно чего-то коснулся. Испугавшись, что попал в очередную «мину», выдернул руку. И невольно край того неопознанного лежащего объекта показался. Чёрный он. Слишком чёрный.

Боря пальцем его подцепил, повернулся к свету от подъезда. Оказалось, что бумажник перед ним. Кожаный, с гербом с орлом блестящим. Хорошо свет отражает.

– Бывает же, – буркнул Глобальный, подхватил находку и в радиус света вышел.

Под лампочкой вновь лопатник достал и рассмотрел уже как следует. А внутри – евро купюры. Семь купюр сотками, две пятисотки, четыре двухсотки, семь полтинников, шесть двадцаток, три пятёрки и шесть десяток. Внутри в отдельном кармашке ещё и мелочь гремит на сдачу. В него лезть не стал.

Не став калькулировать, Боря хмыкнул и в другие отделы посмотрел. А там фотография женщины красивой кудрявой на фото размером три на четыре, карточка банковская дойчебанк, проездной на метро на иностранном и обилие купонов и скидочных карт, от которых едва гомонок закрывается. Часть на английском, но большая часть на немецком.

Так на карточку постоянно посетителя парлор-салона поглядев со «скидкой 20 процентов», Боря на ней только одно понял – немецкие это буквы. Потому что прочёл что-то вроде «панцер-вафля-сосайтен-женерал».

Стабильную ясность внесло водительское удостоверение, на которой лысоватый немчик был изображён. Слишком знакомый, чтобы показаться чужим. Оказалось, что даже улыбаться умеет.

И сразу и на Борино лицо улыбка наползла.

«Вот так подарочек с неба свалился!», – подстегнул внутренний голос: «у него же ещё и волосы были вместо плеши. Однако!».

Хмыкнул Глобальный:

– То есть на пельменей пачку у тебя денег нет, «зарплаты ждём, Борис, сам голодаю, не на что одежду купить», а как хоть десять евро в банке обменять, так хрен? Жопа ты с ручкой, Олаф, а не напарник! Беженец блядский.

Поминая карму, Боря бумажник во внутренний карман засунул и огляделся в поисках владельца.

– Эй, посетитель парлора, ты где?

В ответ на него посмотрел мужик, что только что вышел из подъезда и пытался закурить:

– Ты кому?

– Сорян, обознался.

– А чё сразу парлора? – улыбнулся мужик, застёгивая куртку. – Не думал, что в нашем городе это модно.

– А что это вообще? – на всякий случай переспросил Боря, уже готовый и драться, и «пояснять за парлор», и вообще откупиться парой цветных купюр, если придётся.

Всё-таки напарник ему немало задолжал после неравноценного совместного проживания.

– Парлор – это «окончание», – без проблем объяснил мужик лет тридцати-сорока, напяливая зимние прошлогодние перчатки на толстые пальцы сегодняшнего дня. – То есть парлор-салон это дрочильня, где вместо массажа тебе… ну… сам понимаешь.

– Хуясе, – обронил Боря и добавил. – Буду знать.

– Ну ты это. Не увлекайся только… затянет.

Мужик шарфик поправил, кивнул и как будто в салон тот сразу же и пошёл с гордым видом просветителя. Тьма вокруг него даже немного раздвигалась в уважении. Но скорее от огонька сигареты, чем от обилия знаний.

Боря невольно снова бумажник достал и ещё раз на фотографию женщины посмотрел. А там прямо красотка. Никакого парлора не надо. Бери и задействуй.

– Женой бы лучше занялся, дрочила хуев! – вновь разозлился Боря, убрал бумажник и почапал к остановке.

Вот где теперь этого долбаёба искать? Ещё и ключи от квартиры дома остались. А если поисковую экспедицию организовывать по городу, это людей напрягать, обмундирование им, пропитание брать, бензин, все дела. А без документов даже евро в банке не поменять.

И тут Боря снова улыбнулся. На кой чёрт кого-то платно искать, если есть люди, которые этим бесплатно должны заниматься? Они же – правоохранительные органы.

Вновь пожалев, что потерял телефон «какими-то собачьими силами», Боря маршрут до остановки изменил, свернув в сторону седьмого участка. Хромов скоро придёт. Пусть ищет. Сам или с напарниками. Если ещё не нашли, конечно. За ночь многое могло произойти. А то так и до международного скандала недалеко. Скажут ещё, что похитили. Журналисты понаедут. Прокуратура начнёт проверку УК Светлый путь. А в ней ещё от прошлой проверки не все сидят. Бухгалтера так до сих пор ищут, говорят. Но лично Глобальный его не видел.

Плутая между домами, ориентируясь по столбам с фонарями, свету у подъезда и из окон домов, сантехник к седьмому участку уже часам к семи подошёл. Осознание того факта, что снова ни в одни маршрутку не влезет пришло с подмёрзшим подбородком. Хоть сумку у Лиды скинул и то – польза. С ней не таскаться.

Но что время теперь, когда человек пропал? Искать надо. Вот с чём истина. Не дай бог по сугробам где-нибудь отмороженный лежит. Ладно, что сразу уснёт и не проснётся. А если успеют откачать? И что потом? Руки-ноги ампутируют, а женщине его потом мучиться.

«По парлор-салонам, конечно, ходить перестанет», – добавил внутренний голос: «Но тоже хорошего мало».

С этими мыслями Боря в дверь участка постучал, а затем и вошёл, предварительно хорошенько ноги отряхнув на пороге.

Кишинидзе встретил с кружкой кофе наперевес. Судя по запаху, это было именно оно. А вот судя по полулубке, в старшем лейтенанте тоже много чего было, и скверный запах кофе маскировал ещё более скверные запахи.

– Доброе утро, – поздоровался первым Глобальный, к запахам давно инертный.

– Боря, ты никак соскучился со вчерась? – впустил внутрь доброжелательный кавказец. – А я тут с цыганами в карты режусь. Не хочешь партеечку? Я как только пятый туз вижу, сразу выигрываю автоматом. И ребята что-то приуныли. Надо их взбодрить.

– Не. Я это… это самое… по части немца.

– Какого ещё немца? – попытался припомнить Кишинидзе в кепке с атрибутикой клуба КХЛ, что явно была ему не по размеру.

– Да там, потеряли одного на работе, – махнул Боря. – Но немец же. К зиме иммунитета никакого. Искать надо. А то это и… всё.

– Да-а-а, – протянул Кишинизде, поправляя кепку. – Дела-а-а. Трое суток прошло?

– Только сутки.

– Ну так зайди после выходных.

– Не могу… немец же, – напомнил Боря.

– Точно, - припомнил Кишинидзе и прошёл в кабинет. Присев на мягкий стул, за удобный стол начальства, добавил. – Ну, заходи. Описание составлять будем. В чём был одет? Как выглядит? Только давай без фоторобота. Рисую я как мудак.

– Да какой ему робот? Лысенький такой, болезненный, в ватнике, опять же. Шапка-ушанка на нём. Валенки. Улыбочка извращенца со стажем. Я бы с ходу ему от трёх до пяти дал, как увидел. Так что не перепутаете.

– Боря, блядь, притормози. Это на мне погоны, а ты в нашу работы не суйся.

– Так я и не собирался. Мне бы самому на работу попасть.

– Тогда зачем ты мне каждого местного бомжа на районе описываешь? – укорил Кишинидзе, написав на листике лишь словосочетание «хуй в пальто». – Ты давай лучше такую примету, по которой сразу определить можно.

– Так он на немецком шпарит! – заявил Боря и добавил тише. – Ну, как в порнухе.

Кишинидзде даже улыбнулся каким-то своим воспоминаниям, повторяя медленно:

– Как в порнухе, значит? Это хорошо. Это уже – улика! А ещё что-нибудь есть?

– Так его какую хуйню не спроси, он ответит «я-я»! Правда сначала ещё яволь говорил, но потом как отрезало.

Старший лейтенант на листике тут же дописал «склонен к выебонам», но для полноценной характеристики этого было недостаточно. Покажи такой листик Хромову – он тебе тут же его поглубже и засунет.

И Кишинидзе тут же листик скомкал, в урну бросил. «Трёхочковым».

Боря, понимая, что следствие буксует, молча достал бумажник. У Кишинидзе тут же глаза загорелись. Но в руке всё ещё была кружка с кофе. И видимо пары в нос ударили.

– Но-но! – тут же добавил он. – За это сейчас по рукам бьют.

Но Боря весь бумажник оставлять не решился. Только водительское удостоверение достал, купюр не показывая. И на стол его кинул.

– Вот! Как с картинки. Только добавить пару лет на ебало, как будто на каторге отпахал и самое оно получится.

Старший лейтенант повертел прямоугольный кусок лакированного пластика, потом сфотал и вернул обратно.

– Это уже – вещь! Теперь только Хромова дождёмся, передам ему тебя с твоим немчиком и спать домой пойду. А они с Сомовым пусть шароёбятся по району. С лопатой.

– А немчик? – напомнил Боря и тут же добавил. – Я за него стол накрою. Ну или хотя бы кофе нормального куплю. Чтобы бодрее ночевалось.

Снова загорелись искрой интереса глаза старшего лейтенанта.

– Точно, немчик же, – снова повторил Кишинидзе, пощупал себя по карманам, зевнул и добавил. – Слушай, ну немца у меня сегодня нет. Ты завтра-послезавтра приходи, может какого немца тебе и организуем. Я как на работу попаду в следующий раз, весь поисковой локатор свой на немцах сразу и сориентирую. К нам вроде бы ссылали их сюда раньше, после Великой Отечественной. И тоже в валенках.

– Да нахрена мне другой немец? – немного привёл в чувство служивого блюстителя порядка сантехник без разводного ключа. – Мне и этого было по горло! Лишь бы рожу себе не отморозил. А то обратно в аэропорту не выпустят. А так сдать бы его обратно и забыть к едрене фене.

Кишинидзе кофе допил последний глоток, и поднялся из-за стола, давая понять, что разговор закончен.

Боря вздохнул, буркнул:

– Ладно, вечером зайду, – и удалился.

Зря только время потратил. Теперь на остановку вообще смысла идти нет. Час-пик. Траффик. И пассажиропоток такой, что рад не будешь.

Мир стал немного светлее. Боря по лестнице спустился и вдруг в снегу бабку увидал. Побежал даже к ней. Что там делает в сугробе?

Но там лишь пакетик с картинкой бабки улыбчивой. Перфоменс почти. Снеговику на голову натянули. А тот на спину от ветра и завалился. Это под утро ветер стих. А ночью дуло так, что стёкла дрожали.

Комкая в руках пакетик с изображением бабки, Боря вдруг понял, что не хочет на работу. И за машиной не хочет. И немца искать – тем более не хочет. Сейчас он хотел только бабку из головы достать. И желательно куда-нибудь подальше забросить, как этот самый пакетик в урну поверх снега.

Тут то Боря и вспомнил, что сеанс у психотерапевта вчера вечером пропустил. По своим, ебабельным проблемам. А также припомнил, что от участка номер семь до её офиса гораздо ближе, чем от Лиды до участка номер семь. А по отношению к остановке почти равнозначно.

Решив поставить всех бабок в своей голове с помощью пары купюр в кошельке немца, Боря решительно к Ирине Олеговне направился. Психолог с фамилией Цветаева должен нести в мир счастье. Или делать его хоть немного краше, пока вокруг одни сплошные покрышки с чебурашками под тоннами снега. Потому что не заслужил такой участи ушастых друг девства.

Пока Боря добрался до офиса, обходя стадион по округе, уже половина восьмого стукнула. Но топтаться у входа не пришлось. Как оказалось, Ирина Олеговна принимает по пятницам с семи до тринадцати. И когда он вошёл внутрь помещения, на приёме уже кто-то был. Но этот кто-то уже излил за полчаса душу. И теперь стоял на пороге кабинета, мял в руках шапку и то ли прощаясь, то ли в порыве откровенности, добавил довольно громко:

– Я никогда не смогу стать пассивом, док. Стоит пустить шептуна и всё живое в округе погибает.

– Так попробуйте активную роль, – ответил ему без особого энтузиазма женский голос из глубин кабинета.

– Это что ещё за пропаганда?! – возмутился мужик ещё громче, Борю увидав на входе. – Вы в своём уме? Это же придётся в чью-то жопу пихать. А вдруг он аджики на ночь наелся? Давайте без меня.

– Молочко, вы не гей… Идите уже. Ваше время уже пять минут как истекло.

– Но мне нужен секс! – возмутился человек по фамилии Молочко. – Проверьте меня на пансексуальность, асексуальность и попытку стать трансгендером!

– Предлагаю перестать лазить по поисковикам, – ответила Ирина Олеговна. – Витаминки попьёте и все хорошо будет. Это просто… зима. Понимаете? Хочется нового.

Молочко кивнул и удалился.

Боря, пройдя по коридору ещё немного, подошёл к кабинету, поздоровался и спросил:

– Что с ним?

Ирина Олеговна с ходу оценила клиента по одёжке на «троечку». Но когда Глобальный воспользовался внутренней вешалкой и снял одежду, был поднят по внешнему виду до «четырёх с плюсом». Да и клиент наговорил лишнего в уже не её рабочие часы. Его проблемы.

Поэтому психотерапевт спокойно ответила, презрев всякие договоры о неразглашении. Те, кто брал курсы со скидкой, никогда их не подписывали. А на мудаков она устала время тратить. По жизни – лимит. Один развод с мужем чего стоит. Теперь нового искать. Время тратить. А могла бы просто дома на диван лечь и до понедельника сериальчик смотреть.

– На рыбалке жопу отморозил. Член не стоит. Переживает. Отец двух детей, всё-таки. Семейный, привык тыкать. Ищет причины в голове. А они в простате. Но палец в жопу совать не будет. Это «по-гейски». Таким людям даже в бассейн справку не получить. Мазок на «яйце-глист» сдать не могут. Короче, Молочко к проктологу не пойдёт… Сразу к патологоанатому.

Тут она поправила очки, хмыкнула, понимая, что сказанула лишнего. Человек всё-таки со своей проблемой пришёл, а не рассказы в «мире животных» слушать. Всё-таки с высшими приматами имеет дело.

Боря присел на мягкий диван напротив мозгоправа. Саму Ирину Олеговну он оценил бы на пять, если бы не лёгкая степень ожирения, что отражалось на лице. Однако, искусственный загар сглаживал ощущения. Словно на знойную бразильянку смотрел. Грудь ещё большая, слабо скрываемая. Ей лет двадцать семь, двадцать восемь. Бейджик «Цветаева И.О.» блестит. А под халатом не пиджак деловой, а платье вечернее. С вырезом.

«Похоже, кто-то собрался провести пятницу сходу после работы», – добавил внутренний голос.

– А вы… – начала было Ирина, ещё не совсем проснувшись. Менять распорядок работы ради поиска новых отношений – чревато. Работал себе с девяти до пяти, и кто мешал-то? Так не же, надо выходить из зоны комфорта, как же. Долбанное зеркало!

– Борис… Борис Глобальный. Я вчера на вечер записывался, но… погода изменила планы, – с ходу расписался Боря и тут же добавил, пока нахер не послали в отместку. – Вы евро принимаете за приём?

Цветаева тут же глаза округлила. Человек в рабочих штанах под кофту скорее должен был спросить «на сколько мне взять кредит, чтобы с вами расплатиться?», а этот чернявый ничего так, бойкий. Вроде и не загар. Но кожа тоже как будто подзагорела. И говном не пахнет, опять же, как Молочко.

– Принимаю, - ответила Ирина Олеговна и тут же добавила. – Но первый сеанс бесплатный. Он так сказать, ознакомительный. Мне нужно понять, есть у вас… проблема, или просто балуетесь.

Она едва не сказала деньги. Или Боре так показалось. на всякий случай он сразу достал портмоне с орлом и на стол с краешка водрузил. Деньги есть.

А Ирина Олеговна на самом деле чуть не сказала «член». Потому что с мужем развелась по той причине, что перестал ебать её по-всякому. Сначала жёстко. Потом просто. В конце даже кое-как, на вялого.

Чего они только не перепробовали: игрушки, БДСМ, тройничок. Но от игрушек тот дурак смеялся в моменты, когда нужно было брак спасать, на роли доминанта заявил, что не может её бить, потому что любит. А на роли сабмиссива заявил, что не любит, когда больно. А стоило им позвать третьего, а затем и третью пригласить, как честно признался, что не может видеть, как её трахают. Но и сам не может трахать при ней.

Так в жопу было засунуто четыре года брака. Время, когда ей нужно было зачать и родить. И теперь, когда в её кабинет вошёл приятный молодой человек, и начал плести дичь про какую-то сварившуюся бабку, она слушала его лишь краем уха. В основном смотрела на губы, на подбородок, нос, глаза, расстояние между переносицей.

Всё это было ровно так, как и должно быть у человека. Таким же она хотела видеть своего сына. Или дочь. Не важно всё это. Главное, что оставалось понять, это есть ли у него член, стоит ли он и готов ли человек совать его в неё как можно глубже до той поры, пока она не обоссытся отудовольствия? Тогда она поставит ему пять с плюсом и вообще перестанет рассматривать мужчин-клиентов.

А пока она могла поставить ему лишь пятёрку, так как кольца на руке не было. А бабка? Да что бабка? И не таких лечили!

Грудью под голову подставила, другой накрыла – вот и самое лучшее лечение, пока рука по стволу работает.

По кабинету распространяясь флюиды. Боря немного ёрзал на стуле, но если что-то и подозревал, то никогда бы не подумал, что его только что использовали в сотнях позах на двоих. Но пока – только визуально.

Но сеанс ещё не закончился.

Глава 13 - Психануть так психануть: финал

Боря устал говорить уже спустя пять-шесть минут сеанса. Мало того, что его слушают, не перебивая. Так ещё и смотрят внимательно, а не в телефон втыкают или в окно смотрят.

Где это видано в современном мире?

А когда он говорил последний раз такой продолжительный монолог? Пожалуй, никогда. Даже в школе стихотворения у доски за минуту из него вылетало. С выражением – за полторы. В семье его особо не слушали. Наставника по сантехническому делу скорее больше слушал сам. Ну а с девушками разговаривать было некогда. Девушек лучше любить. А если любишь крепко, сами всё расскажут.

Уровень сложности Глобальному добавляла задачка: говорить, глядя в зелёные глаза человеку, когда грудь у того человека пятого размера. И манит так верхними округлостями, да откровенно издевается вырезом. Кокосы напоминают округлости те. Только не шерстяные, а словно из шоколадного молока сделанные.

Сам человек такой вроде мощный, но нежный, вроде пухловат, но вся припухлость в нужных местах почти сконцентрирована. Мягкий человек, и подержаться есть за что, если в танец бросится с этим человеком или глупости какие начать реализовывать. Ну а что голодным не останешься с таким человеком – так это гарантировано. Не зря же пахнет приятно. Абрикосовым чем-то, но с кислинкой. После мороза только аппетит разыгрывается.

Стараясь не растягивать слова и не сбиваться на «помеху снизу», Боря в переносицу старался смотреть собеседнице. А блондинка пергидрольная в ответ словно издевалась и бровками так поигрывала туда-сюда. Бровки те маленькие, выщипанные по самое не балуйся, но есть в наличии.

«Хотя бы не нарисованные и то ладно», – заметил внутренний голос и тут же порекомендовал: «Правда сильно Ирине Олеговне лучше не потеть – такие брови много едких капель со лба не задержат. Спортсмен из неё никакой, как и работник физического труда. Человек головой думать привык. Но пора с этим делом заканчивать. Что-то ты распизделся, Боря, завязывай».

И рассказчик, вновь ужав историю, зарезал финал:

– Ну вот теперь и вижу эти глаза рыбьи повсюду. И постоянно о судьбе немцев раздумываю. Как они там зимой доживают, если летом уровень рек падал и леса некому тушить было? Сами то давно и порнуху нормальную делать разучились. Не то, что о зиме думать. У нас вот мэр тоже не особо о ней думал, а снег выпал и город встал. А тракторов с ковшами я что-то на улицах не вижу. Может им тоже три дня надо подождать, чтобы наверняка снег найти?

– Кстати, о порнухе! – едва не подскочила на месте психотерапевт, улучшив удобный момент для вмешательства, пока на климатическо-политические темы не перешли. Это первый признак, что разговор сворачивает с верного пути. А оно ей надо? Она свою тропку намерена протоптать и если понадобится, даже на полянке потоптаться.

Ирина всё же поднялась, достала что-то из выдвигашки стола, и решительно направилась к двери, цокая каблучками. Небольшими, но хорошо различимыми по слуху на плитке на полу офиса.

Боря и не поворачиваясь с кресла, отчетливо услышал, как провернулся замок. Ключ, однако, остался в замочной скважине, едва слышно стукая связку о брелоки и другие ключи.

Сама мозгоправ в лёгком халатике вернулась к столу. Но не села за своё место, а подошла прямо к нему, встала напротив, и протянула руки.

Даже немного наклонившись, чтобы ему далеко не тянутся. А может быть так встала для того, чтобы было лучше видно. Вопрос лишь в том – куда смотреть?

«Похоже, страдает человек поясницей», – прикинул внутренний голос: «Грудь перевешивает. Ей бы в спорт податься вроде плавания. Но когда ей плавать с нами то, нытиками? Если сантехник на бабок жалуется, то вскоре не руки, а ноги протянешь».

Но Боря внутренний голос не слушал. На руки смотрел. Вот руки – красивые, ухоженные. Глобальный даже рефлекторно протянул свои в ответ. Дружеский жест же. Вряд ли стукнет сверху по ладоням и скажет «попался, лошара?!»

Ирина Олеговна действительно бить на стала, тут же взяла ладони в ладони, показывая блестящие, длинные, лакированные ногти. Свои или накладные, Боря не особо разбирался. Но выглядят красиво. Ещё и кроваво-красные, под вечернее платье и в тон помаде. А под стиль даже под очки модные подходят.

Губы у женщины умной тоже большие, но не накачанные. Сочные такие, с лёгкой тёмной окантовкой. Как фрукт сладкий, и уже мытый, который сразу взять хочется и употребить жадно.

«Судя по графику работы, прямо с обеда кутить пойдёт», – напомнил внутренний голос: «И в лучшем случае в субботу к утру домой прибудет. В худшем – в понедельник явится на работу. Так что на следующий сеанс раньше будней не стоит рассчитывать. Как говорится, хер тебе, Боренька, а не лечение».

Но Ирина Олеговна планов своих не раскрывала. Она вообще о сеансах молчала. Только высказала немного томным голосом свой вердикт:

– Борис… бабки, немцы… это всё понятно. Это не долго подчинить, поверьте моему опыту. Вы лучше мне скажите, готовы ли вы отдаться… – тут она сделала выразительную паузу, сглотнула почему-то образовавшуюся в горле слюну, и руки её вспотели прежде, чем заставила себя договорить, – … лечению?

А Боря может и готов дальше в кресле сидеть и за немцев с бабками переживать, но тесно стало в штанах от голоса того томного. Вроде не на немецком говорят, а так тихо, но нежно, что волнами тело пробирает. Только не страха, а приятного ощущения. И волоски по коже дыбом встают следом.

«Ёбаные ёжики, да она же флиртует!» – заявил внутренний голос, словно прислушавшись к тембру, темпу, уровню громкости и выделив такие намёки, на которые Боря в процессе рассказа никогда бы внимания не обратил. Картинка мешала. А этот внутренний провокатор всё подметил.

Но… правда ли? И Боря сделал единственное, что мог в этой ситуации. Это, конечно, же, сразу и со всем категорически согласился.

– Да!

Ирину Олеговну просить дважды не потребовалось. Она потянула к себе за руки. Не сильно, не рывком, но невольно поднимешься. И когда Боря с кресла предстал, тут же на подлёте его перехватила. Полностью встать не получилось. Глова между грудей угодила. А мозгоправ нет, чтобы отстраниться, дорогу дать и сказать: «проходите, проходите!», так нет же, руками красивыми и вкусно пахнущими персиками голову обхватила и только крепче к себе прижала.

Боря успел только голову повернуть, как в полусогнутом состоянии между грудей оказался. Одна щека так моментально в приятно-мягком утонула, а другая покраснела невольно. Но что поделать? Не спорить же с человеком в белом халате на рабочем месте? Да и бабок в голове гораздо меньше стало. А он немцах вообще думать перестал.

«Работает метода!» – восхитился внутренний голос.

Но мягкость груди в вертикальном положении удобна лишь в том случае, если человек выше тебя. А Боря был выше собеседницы, слушательницы и грудораздатчицы под подушечку. Однако, неудобно в полунаклоне.

Ирина Олеговна словно почувствовала это неудобство и добавила тут же с укором:

– Борис, ну что же вы скрючились в две погибели? Вам же неудобно, распрямитесь!

Боря и распрямился, от грудей отпрянув. А она тут же полшага вперёд сделала, обнимая. Обнимашкам Глобальный был рад, даже читал где-то, что пять минут жизни добавляют. Или артериальное давление понижают. Тут уж кто что пишет. Однако, был и побочный эффект – упёрлось в неё загогулина!

Неудобно получилось.

Тут же Ирина Олеговна как родного его обняла, обхватила даже крепко, ёрзая бёдрами едва-едва, но ощутимо. Словно в попытке удостовериться вилась, что да – не привиделось. Почуять так сказать, всю глубину, а то и ширину с длиной. Халат распахнутый уже не мешает. Платье короткое довольно, что выше колен, даже способствует. А колготки на ней или чулки, сразу и не сказать.

– Я… это… это самое, – начал было Борис, но она отстранилась сразу и на губы палец накинула. Мол, говорить буду я.

– Борис, что же вы лечение прерываете? Раз начали с грудотерапии, с ней же и продолжим. Только высокий вы мужчина, так что придётся… на кушетку прилечь.

Её голос вроде начинался как властный, а когда прервался почти, снова истончился весь, тонким стал и невесомым. И сразу как-то больше таинственности в кабинете, а то и комнате приёмной, стало.

– Идёмте, – сказала она уже почти шёпотом и взяв его за руку как маленького, сама повела.

Боря повернулся к кушетке и пошёл. А идти неудобно. Мешает нижний Борис. Тот, что без отчества.

Но было одно «но!». Ирина Олеговна тоже едва шла. Ноги её немного потрясывало, тело подрагивало, а один раз даже едва не подогнулась левая коленка, тогда как во второй раз подломился правый каблук. Боря только под руку подхватил, удержал. И сразу и потом. А она и рада. Улыбнулась, довольная. А в качестве благодарности халат сняла.

Тогда Боря сам улыбнулся. Всё-таки халаты – это для работы. Они бывают грязными и пыльными, повседневность отображая. А вот платье точно чистое, как новое даже, блестящее, опять же.

«Его бы снять, чтобы не испортить», – тут же предложил внутренний голос: «А то чего оно мятое будет? Но человеку виднее, человек старше тебя лет на семь-восемь и умнее в два раза. Иначе бы сам в халате ходил, а не спецовке».

Ирина Олеговна, однако, превосходства в интеллекте показывать не стала и первой на кушетку легла. Только тут же требовательно рукой повела, ладошкой подмахнула. Сюда, мол, не ошибёшься.

Боря даже медицину головного мозга сразу зауважал сильно. Если каждую депрессию, психоз и невроз грудотерапией лечить, тогда же вообще никаких лекарств не понадобится. Это ж какая экономия на семейном бюджете может быть. Ну или для начала на личном.

Боря рядом на кушетку прилёг на бочок. А его тут же щекой придвинули к мягкому. Молча так, раз и всё, в неге. Он бы рад и ближе подвинуться, только пролегло между ними препятствие.

– А вы настойчивый, Борис, – сказала так, словно одобрила мозгоправ со стажем. И пусть стаж тот за кадром остался, рука своё дело знала. Она тут же ухватилась за препятствие, пощупала требовательно, а когда удостоверилось, что точно стоит и падать не собирается, Ирина Олеговна даже ниже на кушетке скатилась. И уже тщательно мять начала.

Тогда-то Боря и понял, что грудотерапия была лишь первым этапом лечения. Но как второй этап называется спросить не решился. И так приятно было. А эффект это плацебо или нет, какая теперь разница? Главное, что рука тут же под свитер нырнула, лямку рабочих штанов с плеча отстегнула. А когда Боря на локте приподнялся, чтобы вторую снять, штаны так быстро до колен откатились вместе с подштанниками, что и пикнуть не успел.

Ирина Олеговна была опытной девушкой. И тоже пищать не стала. С возгласом:

– Охуеть, и где ты раньше был?! – только за член схватилась, а затем так быстро по кушетке в область таза скатилась ротовым отверстием, что платье задралось.

Жадно накинувшись на головку губами, она едва глаза не закатила от удовольствия. И столько эмоций на лице у человека отобразилось, что сразу видно – изголодался по торчащим где надо предметам. Такой человек, он может быть, и висящим бы рад, лишь бы хоть как-то. Но когда долго – никакого, а потом сразу палка-копалка, то поневоле начнёшь эволюционировать в сексуальном плане. И требовать больше и больше.

А пока фантом на растаял, Ирина Олеговна чудеса эквилибристики показывала и проворности. Крепко держась одной рукой как за мачту моряк в шторм, и работая губами и ртом как пылесос, чтобы не сдуло, другой рукой она платье расстегнула, и колготки сняла. А вскоре перед Борей трусики белоснежные появились, да с кружевными орнаментами. Только рассмотреть их попытался, как их тут же и вручили.

Боря трусы аккуратно взял и под щёку подложил. Не то, чтобы вместо подушки подошли, но вместо покрывала – вполне. Мало ли кто на кушетке до него сидел? Забота о здоровье – прежде всего. Мир только недавно от ковида отошёл. А теперь то ли обезьян ебут, то ли ещё кого из мира животных пытаются приспособить.

«Вот какие могут быть животные, когда женщина голодная рядом с грудью пятого размера?» – заявил внутренний голос и Боря от него даже подскочил.

Чего это она там на локте вертится, страдает, бедняга. Лечение началось. Нужно продолжать. Но чтобы «таблетки» действовали, пациент двигаться должен. Или… двигать.

Боря отстранил женщину, поднялся. Глаза у той мгновенно стали грустными-грустными. И капелька слюнки на губе повисла. Но вытирать не торопится. Если уйдёт, штаны через плечо повесив, то всё пропало. А если не уйдёт, то какая разница как она сейчас выглядит. Главное, что внутри?

А внутри – пожар!

Боря, стараясь о тот пожар не обжечься, приподнял её с кушетки за руку, но целовать не стал. Он всё-таки почти в отношениях. Лида человек надёжный. Сделает вот ей ремонт, с отцом познакомиться как следует и заживут же!

Только к этому моменту надо уже подлеченным подойти. Без бабок в глазах и мыслях о немцах мёрзнущих.

Мельком глянув на бумажник на столе с орлом, Боря даже разозлился немного. Опять отвлекается!

С этой гневной мыслью он Ирину Олеговну развернул, наклонил немного. Платье через голову у неё сползло как у змеи кожа. Она тут же поясницу прогнула и оказалась женщиной приятной лёгкой полноты, с бёдрами жаркими и попой прохладной.

Прислонившись к той попе тестикулами горячими, Боря вздохнул блаженно. Приятно.

Ну руку плевать не пришлось. Поёрзав головкой, быстро на ручей животворящий наткнулся. Вошло как по маслу сразу наполовину. Только застряло внутри вдруг.

– Ой… Борь… притормози… я… давно уже не… ну… ты понимаешь.

Боря понимал, но в то же время ещё злился, что смотрит на попу с дырочкой тёмной, а перед глазами Олаф в ушанке. Бабку то сразу победили еще грудотерапией. А этот гад, клещами впился в сознание.

И Боря принялся двигаться. Словно сражаясь и загоняя второстепенным мысли поглубже. Сначала на головку расстояние, потом на две, на три, а как почувствовал, что мышцы её расслабились, заскользило всё уже как надо. Да побыстрее.

Она не ревела как Лида, но стонала томно так, почти интеллигентно, даже подхихикивала немного, словно пыталась пошутить на тему «ой, а что это мы тут делаем?». Но Боря перестал слушать. Он так плотно сконцентрировался на лечении, что за зад объёмный, да мягкий покрепче ухватился и только повысил амплитуду.

У Ирины Олеговны звёздочки в глазах появились ещё когда раком поставил. От одного ощущения предвкушения, от мысли, что «сейчас всё будет!». А когда ангел секса ещё и снизошёл на неё вместо вибратора в выдвигашке рабочего кабинета, и игрушки в обе дырочки, который хранила в бардачке автомобиля, и даже надёжного латексного друга с тридцатью двумя скоростями на батарейках, томные возгласы из неё сами полезли. Из самых глубин.

Она вроде хочет сказать «ох». А получается «йо-о-оху-ё-о-о».

Вроде пытается ограничиться «ах», и быстро-быстро кончить, довольствуясь мини-оргазмом, чтобы долго мужчину трудолюбивого не занимать. А получается «хоч-у-у-у ещё-ё-ё. Бо-о-ор-я-я-я, еб-и-и-и». и чем быстрее он движется, и чем дальше задвигается, тем большее количество восклицательных знаков на каждый возглас.

Что точно не получалось, так это молчать. Тело, что обычно почти не реагировала на редкие ласки и довольствовалось малым, на таких скоростях и размерах словно возжелало ощутить полный спектр ощущений.

Ирина Олеговна и думать не смела, что оргазм бывает крышесносным. Что не «ой, а-а, всё», а звёздочки в глазах во взрывы Сверхновых превращаются, пока мышцы как не свои становятся и гуляют по телу волны жаркие, да дыхание перехватывающие.

Ухватилась покрепче за кушетку мозгоправ, а та двигается и двигается вперёд. Сначала, робко поскрипывая по плитке, к стенке придвинулась, а потом как давай долбить в стену соседнего помещения.

А от осознания того и смешно сразу, и неудобно, да только без толку это обдумывать. В мире сейчас не существовало силы, которая заставила бы её сказать «стоп» или «хватит». Она сама готова была на стену ту бросится и стучать в неё, добить кулаками. Но уже не от нехватки, а от переизбытка!

– Боря-я-я-я. Что ж ты-ы-ы делае-е-е-ещь, – сказала она, и тут же испугалась, что сейчас прекратит и отчалит.

Всё, что угодно, лишь бы ещё минуточку этого ощущения. Ведь можно же, оказывается жить, любить, гореть! А не тлеть, доживать, страдать. Чем она вообще всю жизнь занималась, что только в двадцать восемь поняла, что может трахаться как человек, а не мастурбировать, плача в подушку ночами от нехватки ласки?

Но Боря и не думал останавливаться. Только крепче пальцы сжал. От чего Ирина Олеговна тут же остро пожелала, чтобы отпечатки его пальцев на её заду навечно остались. Как татуировки. Чтобы в старости, когда имена начнёт забывать, к зеркалу подойдя, и на них посмотрев, этот момент вспомнить.

Вспомнить и вновь пережить в мыслях, поставив якорь. А с гештальдами своими коллеги пусть нахуй идут. Нужно не прошлое перепроживать, а в настоящем жить и получать от того несомненное удовольствие. Но кто думает о себе, когда других лечить надо?

«А ведь меня так тщательно ещё не трахали», – с той мыслью Ирина Олеговна начала кончать и поняла, что не в силах остановиться.

На неё начало накатывать, накатило, накрыло, покатило, а потом в голове образовался туман и ноги подкосились. Она свалилась на кушетку без сил. А сверху что-то то ли капало, то ли лилось, падая ей на бедро и затекая между булок.

Возможно, это был пот. Но лучше бы это было ДНК Бориса. Борис-младший. Потому что от Армагеддона в голове, полностью перезагрузившего её мысли, она готова была родить хоть немедленно. А если надо, то и повторить, воспроизведя и свою копию. Не только отца.

Как же хорошо, когда хорошо!

Затихнув и прикрыв лицо рукой от света ламп с потолка, она долго не могла прийти в себя. А когда пришла, поняла, что хочет одного – целоваться.

Но уже не в рабочее время, а… всегда. И только с одним человеком.

Глава 14 - Фрейд головного мозга

Кто ещё кого вылечил, вопрос оставался открытым. Но если ради этого требовалось пройти через годы учений и практики, то оно того стоило.

С этой мыслью Ирина Олеговна поднялась с кушетки и поняла, что едва стоит. Присела голой попой на кушетку. Голова немного кружилась. Давление повысилось после того как тело расслабилась настолько, что ноги подкашивались.

Теперь же они тоже расслаблены, только уже не от волнения, а от удовольствия. И немного от ощущения, что кто-то их раздвинул.

«Наконец-то! Каков мужчина!» – снова подумала психотерапевт и глазами, полными любви, посмотрела на Бориса: «Пришёл, увидел, победил».

Боря на победу не обращал внимания. Он сидел с задумчивым взглядом философа, развернув кресло в сторону окна. Взгляд его был гордый, полный ментального прозрения. Ну а что в носках одних сидит, так это мелочи. Носки всё-таки чистые почти, потому что серые, зато без дырочек. По крайней мере, сбоку не видно. А если пятка протёрлась, или палец вылез, так она тут же возьмёт и зашьёт. Или новые купит.

Пачку. Ящик. Комнату.

А ведь всё началось три месяца назад, когда молодой электрик приходил менять старую вывалившуюся розетку. Он просто присел на корточки, оголив часть волосатых ягодиц, а она встала сзади и не смогла отвести взгляд от кудрей жопных. А когда подошла ближе, и по обонянию ударил запах пота рабочего человека, который трудился весь день, ей крушу то и снесло.

Тут то она и поняла, что не нужен ей умный. Ей нужен трудолюбивый. Тот, который хотя бы руками дело до конца доведёт. Всё-таки есть пальцы – уже мужчина. А если язык рабочий – самец. Письку покажет – мачо. Использует – мифический, но в теории существующий экземпляр «мужика обыкновенного». Он же – ordinarium hominem на латинском. Но как добавить – «не пьющий», она уже не помнила.

Тогда она сумела себя удержать, несмотря на лето и буйство гормонов под рёв матки, а сегодня – прорвало плотину одиночества. Стоило увидеть рабочие штаны и щетину, как организм воспринял посыл – взять!

Как бык бросается на красную тряпку, что маячит перед глазами, она жадно пожирала клиента все те минуты, пока шла беседа. Но решила, что секс будет ещё в первые пятнадцать секунд… Именно столько женщине требуется подсознательно, чтобы оценить возможного полового партнёра.

Сколько требуется мужчинам? Хрен их знает. Британские учёные, заебав друг друга как анкетированием, так и по жизни, ещё не решили толком, только бюджет осваивают на новые предположения. Вариантов хватает: одних пальцем помани и секунды хватит. Других не сломаешь, хоть всю жизнь уговаривай. Таков диапазон, но есть нюансы.

Они же – мужчины-импотенты, большинство из которых как раз не дальнобойщики, что вынуждены долго сидеть, а офисные клерки, что часто сами себя приклеивают к стулу.

А есть ещё мужчины с принципами и женоненавистники. Они же махровые шовинисты и сексисты на минималках. Такие предпочитают не замечать женщин, дружить исключительно с мужиками тесной мужской компанией.

Есть ещё девственники по жизни, что и в сорок лет бормочут «не для тебя моя роза цвела» и живут с мамой, которая лучше знает, как довести кровиночку до пенсии.

Есть даже геи, скрытые и открытые, как банка шпрот. Но большинство из них – имитаторы. Те, кто «балуются» в угоду моде или движению и предпочитают всё отмотать назад с первым глобальным поносом по лету от овощей, фруктов и морепродуктов. В худшем случае она передаст их дальше проктологу с последующим раскаиванием для беседы на тему «а можно это запихать обратно?».

Есть нарциссы и качки, что больше на собственные мышцы любуются, чем на женщин, а потом плачут в ладошки, потому что пипирка полутора сантиметров в диаметре не стоит от «химии». И стринги – самая удобная одёжка для показательных выступлений.

Есть алкаши, наркоши и торчки, что придумали альтернативный мир, выжигая мозги всем, что горит, вставляет и травит.

Есть любители шапочек из фольги, мир которых даже краше. В нём много инопланетян, заговоров и рептилоидов на зарплате.

Есть даже воинствующие религиозники, что до свадьбы ни-ни, а после свадьбы чуть-чуть. Но лишь для дела. Потому что родились они, чтобы страдать. И другого ничего не хотят.

Есть даже просто долбаёбы, что сами не знают, что им нужно.

И всё это – мужики.

Кто сказал, что мужчины всегда просты? Кто сказал, что на лицах у них всё написано?

Этот вот вдаль смотрит, и наверняка думает о великом, а не о катке в доту и танчики. Если и не покорил ещё звёзды, то завтра обязательно построит корабль на заднем дворике. Ну или хотя бы дом.

Ирина Олеговна даже улыбнулась.

Просторный такой. И детскую площадку на улице. А она блинчики будет печь по утрам. Всей большой-большой семье. Скольких она сможет родить, пока он будет строить? Пятерых? Семерых?

Да сколько угодно, лишь бы так же крепко держал за попу. И качал, толкал, убаюкивал.

Мысли Ирины Олеговны вновь не на шутку разыгрались. Она уже представила, как сейчас подойдёт к креслу, встанет на колени и сделает лучший в мире минет. Но без окончания. Потому что он в какой-то момент устанет, поднимется и так отдерёт её раком снова, а то и куни сделает, или снова пригвоздит её к стене, закинув ноги на плечи, что без обеда останутся.

Но в дверь постучали.

Боря подскочил, заявив вместо «я люблю тебя, давай всю жизнь проживём вместе», лишь:

– Это самое… ну я пойду, наверное.

Несколько секунд психотерапевт не двигалась, затем моргнула и смирилась с настоящим. Фантазия разыгралась и не желала отпускать. Но в этом они с ней солидарны.

Она тоже не хочет его отпускать.

– А тебе сейчас куда?

– Да к дядьке надо попасть за ключами от гаража в конце района.

– Я тебя подвезу.

– Что? – Боря даже удивился, проворно одеваясь.

Нет, это прекрасно, что не придётся выживать в маршрутке в бою без правил и в сражении с совестью на тему «пропустить или не пропустить?». Но редко подобное услышишь от женщины. Тем более голенькой, вспотевшей и с глазами осоловевшими. Мало кому хочется двигаться, когда удовлетворена.

Однако, Ирина Олеговна проворно оделась и когда в дверь уже не стучали, а ломились, сама пошла открыла и как следует наорала на клиента:

– Ну чего ломимся? Один что ли на всё отделение?

Обычно она была само всепрощение и заискивающе улыбалась перед клиентами, пациентами и теми, кто мог сделать рекламу или оставить отзыв о её мягком подходе и усердной работе.

Но не сегодня. Сегодня что-то изменилось. Что-то важное. Возможно даже, дело в оргазме. Он меняет людей. Перезагружает. Но для этого надо сначала много терпеть, а потом что называется «вдарить по полной».

Мужик лет тридцати в шапочке с бубенчиком и шарфике с феями, тут же поник и слёзно заявил. Тихо-тихо так пробормотал:

– Но сейчас же моё время…

– Твоё время придёт, когда от мамы во взрослую жизнь переедешь, Корольков, - даже не думала останавливаться Ирина Олеговна. Ей почему-то хотелось выговориться при Боре, как ни при одном коллеге. Коллеги все нытики и неврастеники. Будут врать в глаза и выписывать антидепрессанты. Как будто она сама себе не может выписать всё, что угодно.

Система глупа.

– Куда же я перееду? – удивился мужичок, что никогда этот вопрос не ставил на повестку дня. И тем более – мама. Они всё-таки всю жизнь вместе живут с тех пор, как папа однажды появился в её жизни и исчез, как та самая фея крёстная после двенадцати часов ночи.

– Желательно к женщине, Корольков, – ответила психотерапевт и Борю, на выход поманила рукой. А потом безжалостно закрыв кабинет перед носом пациента, добавила бескомпромиссно. – Хотя эти ваши игры с клизмой в детстве даром для тебя не прошли.

– Но у меня был запор. Мама лечила меня, – тут же объяснил мужичок Корольков тридцати трёх годиков, которому единственному в офисе никогда не поднимали зарплату. Ведь начальник категорически отказывался «брать трубку от мамы». А самому ставить вопрос ребром было боязно. И как ветеран отдела, он получал столько же, сколько новичок на испытательном сроке.

Однако, мама получала пенсию и на двоих хватало.

– От запора, Корольков, каши едят, – хмыкнула совсем не бестактная и мягкая блондинка, а разбуженная фурия, что готова была сокрушать мир вокруг.

С одной лишь поправкой – мир вокруг Бори. Про себя – Боречки.

– А зачем тебе в жопу палец в вазелине каждый вечер пихали – это к маме твоей вопрос. Пусть ко мне на приём придёт. Тебя лечить я уже устала… ты здоров.

– Правда? – мужичок в детской шапочке даже улыбнулся несмело. В ней его часто принимали за педофила, когда проходил возле детской площадки. Но в ней же меньше били гопники на районе. Всё-таки давно всех пересадили одноклассников, иные спились или на игле прогорели. А он жив-здоров. И шапочка маме нравится.

– Правда, – ответила необычайно жёсткая для сегодняшнего дня Ирина Олеговна и выпроводила всех на крыльцо. – Так что сделай милость, деньги на следующий приём потрать на то, чтобы девушку в кино сводить. Ради бога, хотя бы просто купи ей цветы.

– А где я её возьму? – удивился мальчик возраста Христа.

– Где угодно. Только… – тут мозгоправ за бубончик подергала. А он мягкий как пух. И даже чистый. На таких людей даже голуби не серут. – …шапочку поменяй.

Тут перед ней прошёл Борис и она сразу сменила гнев на милость, пробормотала, глядя на задницу:

– Хотя хер с тобой не меняй, такие тоже есть. Просто оглянись. А если к пальцу в жопе привык на ночь, так и напиши в анкете для знакомств.

На том доверительный разговор доктор-пациент и закончился. Спустилась с крыльца, пикнула сигнализация поблизости припаркованного автомобиля, которого за час не успело замести. Снегопад пошёл на убыль.

Боря отряхнул обуви и сел в малолитражку свежего года выпуска. Маленькая, но бойкая, с полным приводом, она пробиралась по снежным завалам как танчик. А пока выбирались из дворов на трассу и стояли в ожидании прекращения потока на повороте, продолжился уже другой разговор.

Первой его начала водитель в халате под курткой:

– Боря… Ты ведь позвонишь мне?

– Не могу, – честно признался Глобальный.

– Что… почему? – даже растерялась психотерапевт.

От концентрации и уверенности в завтрашнем дне осталось вдруг меньше, чем ничего.

– Так хаски телефон спиздила, – напомнил простодушный Боря. Он бы и рад четверостишье с ходу ебануть, но справа стойка гремит, отвлекает. А в моторе звуки посторонние булькают. Масло что ли выплёскивается? Литровый движок не должен реветь как гоночный болид. И щёлкает что-то в АКПП.

Но до этого момента он точно был уверен, что его историю выслушали внимательно и запомнили каждую деталь. Только доктор, видимо думала о великом. О тайнах космопсихологии, например. Или о том, что скажет старина Фрейд по этому поводу. Вселенная умна. А люди ебливы. Но это если в двух словах, о которых умным, ебливым людям говорить даже не хочется. А остальные пусть сами догадываются.

Доктор Цветаева, может быть и рада бы выслушать почившего коллегу с улыбкой извращенца из колонии особо строго режима, но лишь до той поры ему внимала, пока все созвездия вечерами в член вместо ковша не начали складываться. Тогда сразу и стало понятно, что не успевал изливать старина Фрейд на женщину. И выходило – на бумагу или на аудиторию. Но исключительно в словесной форме.

Но отступать Ира не собиралась. Сама поступила, гоняя в Новосибирск на автобусах каждую неделю, сама выучилась. Сама практику проходила и опыта набиралась, сама же себя на ноги по жизни ставила. Так что теперь? Мужика сама не приласкает?

С этой мыслью она руку в сумочку сунула и телефон свой достала, протянула.

– Бери… я всё равно хотела новый брать. Сим-карту только вытащи, пожалуйста.

– Во-во, в сим-картах весь сок, – кивнул Боря. – Но без паспорта не восстановить. Да и вообще на мать записан. Надо навестить, взять, привести, показать, только потом восстановят.

Боря вдруг понял, что уже снял чехол, извлёк из телефона сим-карту кутикулой. Ей при желании можно было банку шпрот вскрыть или от ниндзя отбиться. Раз по горлу и всё, нет человечка.

А ещё Боря вдруг понял, что ему впервые телефон подарили. Впервые чужие люди, а не мама, купив себе новый, старый отдала.

И от осознания этого факта он завис немного, не зная, что сказать.

– Так это… я верну, как куплю.

– Бери, бери! Это подарок, – подстегнула Цветаева, и припомнив, что с потерей телефона все контакты потерялись, добавила. – Только в бардачке возьми визитку. И я тебя прошу… будь на связи.

– А… хорошо, – ответил Боря в лёгком смущении.

«Кто знает этих мозгоправов? Может это часть практики? Чтобы лечение лучше шло», – подстегнул и внутренний голос: «Бери, бери, пока дают. Купишь новый – вернёшь. Но учти, евро тебе в банке без паспорта не разменяют. А свой кошелёк ты в сумке у Лиды забыл, распиздяй. Как ты вообще собирался на маршрутке ехать?».

Боря вновь глубоко задумался. Хоть обратно к Лиде беги. Но уже сказал, что вечером только. Вон и обед с собой. Куда спешить? Вечером придёт контейнеры отдавать, там и заберёт. А на цветы и так за день заработает. До работы бы только добраться. Разводной ключ же тоже в сумке забыл.

Автомобиль вдруг у дома Степаныча остановился. Прямо у самого подъезда. Боря только повернулся, чтобы поблагодарить за особое отношение к клиенту. Ему тут и телефон, и подвезли сразу. Вот это сервис. Но с другой стороны, он же без шапочки маньяка со стажем. Вон и женщина осветлённая тянется, чтобы в щёчку чмокнуть на прощание.

Рука Бори только запоздало бардачок дёрнула. Визитку то забыл!

А из бардачка на колени вдруг розовая хреновина выпала. И зажжужала, включившись от падения. Боря смотрит на неё, пальцем потыкал даже, а она двойная. Не понятно, где зад, где перед. Но зато понятно, что сразу можно и в зад и в перед. Только женщинам.

– У-у-уп-с-с-с, - протянула Ирина Олеговна, покрываясь румянцем. Хорошо заметен даже на загорелой в солярии коже.

И форточку открыв, не глядя игрушку ту с приставкой «секс», выкинула. А та возьми и попади собаке под нос. Собака, не будь дурой, сразу подхватила и с ней как с палкой в зубах, к хозяйке побежала.

Боря смотрит в окно, а хозяйка тут же дёрнула изгрушку из зубов собаки, подержала в руках и вдруг руки к нему подняла. И кричит на всю улицу:

– Боже-е-е! Спаси-и-и-ибо!

Боря и рад бы крикнуть ей, что бог тут не при чём, всё дело в одной пергидрольной женщине, что всю дорогу ехала ровно, а как припарковалась у подъезда, нервничать вдруг начала. Да только подняла окно Цветаева быстро и на него посмотрев, добавила быстро:

– Не обращай внимания. Это мне больше не нужно.

– Точно? – на всякий случай спросил Боря, и как истинный джентльмен, тут же кашлянул и предложил другой выход из ситуации.

«А то чё как лох сидишь?», – подстегнул даже внутренний голос.

– А хочешь я тебе другую подарю? Вот прямо… на следующий сеанс.

Ирина Олеговна скромно потупила глазки, голос упал на пол октавы. А то и больше. Всё-таки на «ты» перешли. Да и что не банальный альфонс – приятно.

– Ну… если хочешь, то… подари-и-и.

Перед её глазами сразу цветы, конфеты, сеансы в кинозале на последнем ряду, где целуются всласть, промелькнули. А может и творят безумное на пару. Такое, что пятна на креслах оставляет. Пусть их выгонят, конечно. Даже штраф готова платить. Лишь бы вдвоём, под ручку, хихикая и оправдываясь.

Она же не знала, что у Бори тех игрушек ещё больше половины фуры. Яна только три поддона распродала. А с таким снегом бизнес вообще встанет, наверняка.

– Тогда я позвоню, – пообещал Боря, нашарил визитку в бардачке и тут же улыбнулся. – Хороший номер. Запомнить даже можно.

– Нужно, – улыбнулась Ирина как школьница после первого поцелуя. Пусть про поцелуй на прощание все уже забыли, но главное сделано – свидание второе назначено. А когда и где – это уже детали. – Я телефон… вот прямо сейчас куплю.

– Ага, – ответил Боря и дверь придержал, не став хлопать.

Всё-таки последнее впечатление – важное. Мужик он ведь как познаётся? Ноги отряхивает, когда в автомобиль чей-то садится. А когда выходит – как дверью холодильника не хлопает, а культурно прикрывает. Раз и всё.

Что вот ещё женщине-водителю для счастья надо?

«Не тупи!», – добавил внутренний голос.

После чего Боря обошёл вокруг автомобиля, открыл дверь и всё-таки поцеловал в щёчку на прощание.

Глаза Ирины Олеговны, полные слёз, тут же посветлели. Назад на работу она не ехала, а летела на крыльях любви. Ничего-ничего, звонка подождёт. Да и кабинете в выдвигашке есть ещё одна игрушка, прозапас.

Чтобы ждать долго не пришлось. Всё-таки прав старина Фрейд. «Всё – член». Но это лишь мужская версия квинтэссенции его трудов. А женская звучит так в его дополнении: «и бешенство матки».

Но чтобы понять так это или нет, ей потребовалось всего десять лет учёбы и практики. А Боря на кончике залупы все знания на раз размочил. И теперь внизу мокро почти всегда.

Когда он уже позвонит?

Глава 15 - Сенсей Степаныч

Боря пробрался в подъезд Степаныча без ритуала извлечения ключа, так как порог разметал пожилой дворник и первым открыть предложил.

Предыстория поведения – проста. Не раз уже с ним уже в подвал лазили. То котят доставать орущих голодных, то потоп устранять. Да и краски для двора Глобальный немало принёс на радость местному активу, чтобы скамейки подкрасить, бордюры и турник подновить, который каким-то чудом уцелел на детской площадке, от которой одно название осталось.

«По весне стоит стройматериалов привести и заняться строительством новой», – прикинул внутренний голос, устав от клумб из покрышек: «Да и старикам новых лавочек поставить, а молодёжи – беседку сделать».

Краска в одном из сейфов Антона стояла. Отборная, финская. На одной связке ключей с гаражом оказалось. Ясно же, что бывший начальник себе отложил что получше, чтобы в гараже подкрасить или вовсе ворота перекрасить. А что похуже воняло по подъездам так летом, что гастербайтеры в обморок падали. Но главное видимость создать было, что делается ремонт, профилактические меры принимаются. На суде даже как плюс к характеристике зачлось.

– Здарова, Боря. Ты никак к Степанычу намылился? Намедни о тебе вспоминал.

– Есть такое. Аполлинарий Соломонович, подвалило вам работы нынче?

Не то, чтобы и Глобальный тоже всегда разговаривал анахронизмами, но глядя на длинную бороду ухоженную под лопату и усы торчащие дворника, залихвацки подкрученные, он словно в начало двадцатого века и даже конец девятнадцатого попадал. Тогда к словам твёрдый знак ставили при написании, а при разговоре фразочки вставляли с буквой «с» на конце.

Боря не поленился разузнать почему так, и оказалось, что «словерс» это. Частица, которая прибавлялась в конце слов в русском языке, значит. По старой орфографии она выглядела как «-съ», а возникла как сокращение слов «сударь» и «государь». Понты позднеимперские, значит, модные в бытовом обращении. Сейчас бы это звучало как «ну-с, так-с, вот-с», а раньше более интригующе: «отнюдь-с», но чаще «да-с» и «нет-с».

Поздоровавшись с человеком дела и крепко руку пожав, сантехник добрался до двери квартиры, достал-таки связку ключей и вставил самый большой ключ в замочную скважину. Но провернуть его не удалось. Дверь была открыта.

Тогда гость просто толкнул её и шагнул через порог. Степаныч словно ждал. С кряхтением опустился на табуретку посредине коридора, поправил лямку баяна, вдавил пару клавиш и начал вместо приветствия:

– "Страшные мужики". Неоконченное, наболевшее…

Прежде чем Боря успел сказать хоть слово, Степаныч затянул:

Страшные мужики юбки надели,

Страшные мужики сиськи хотят,

Страшные мужики, жизнь без предела.

Страшные мужики... мужиков хотят!

Боря только рот от удивления открыл, а Василий Степанович баян опустил и вздохнул:

– И это страшно, Боря. Куда мир катится? Уже чайный гриб подделывают. А дальше что? Автомобили начнём делать с прочностью танков и внукам их передавать из поколения в поколение? Чипы то ведь все по пизде пошли. На ламповые технологии откатимся что ли?

Боря вздохнул. Похоже, телевизор опять выдал что-то на тему шапочки из фольги, а нумерология очередную страшную цифру из удобной сложили в мрачные знаки. И в архивах Вангелии тут же нашлось по теме пророчество.

Гость разулся, снял куртку и подошёл к старику, обнял крепко. Украдкой понюхал. Водкой не пахнет. Мылом пахнет. Бритый, опять же. Следит за собой. Что радует.

– Степаныч, ну ты чего загрустил?

– Боря, а как тут не грустить? Нэнси напилоси и понеслоси Пилоси. Но это ещё летом было. А теперь они на калькуляторе считают сколько, блядь, миллиардов людей сотрёт с лица Земли как тряпкой пыль, и сколько останется, если поездки важных продолжатся, пока другие важные дуются. А чего там может хорошего в мире остаться, если половина сразу погибнет и четыре из пяти и года не проживут? Это же пенсию понизят, Боря. А куда мне потом без пенсии деваться? Стар я уже для ядерной войны. Да и обрез в ментуру сдал ещё по молодости.

– Степаныч… ты давай не это… это самое… – снова вздохнул Боря и пошёл на кухню чай ставить.

Важны не слова, а как ты их произносишь.

Мастер тут как тут оказался. Баян на стульчике оставил. Вдохновения нет. А поговорить – это всегда пожалуйста.

– А ты мне зубы-то не заговаривай, Боря. Я всё знаю.

Глобальный уже приготовился к отповеди, почему мол трубку не берёшь, и не перезваниваешь через минуту-другую. Но наставник словно и не звонил вовсе. Его другое интересовало. Важное. Хотя бы для ядреной зимы.

– Ты мне лучше скажи, когда четвёртый разряд получать будешь?

– Так я только два месяца как третий получил, – напомнил бывший ученик.

– Боря, так время ускорилось, – даже не думал отступать наставник. – Я в твои двадцать уже отслужил, отучился и по заводам слонялся. Спорт, опять же. Воркаута тогда не было, правда. Но под Новый год на каких только корпоративах на танцульки не ходил. Алла то вытрезвители дёргала, то морги обзванивала, то по больницам шарила. А мне что? Я с мужиками по подвалам трубы варил. На них же потом и пили, и отжимались на скорость… Это сейчас краш или кринж?

– Степаныч, я твоего инопланетного не понимаю. Мне весной только двадцать будет, – робко возразил Глобальный, принявшись готовить перекус из холодильника к чаю.

Второй завтрак в условиях зимних – необходим. Если просыпаешься в шесть, до часу обеденного можно и не дотянуть. Организм пополнений припасов требует.

Степаныч исчез в комнате, а затем вернулся с когда-то распечатанными ещё на матричном принтере бумагами.

– Вот. Читаем документ, значит. Параграф 162. Слесарь-сантехник четвёртый разряд. Характеристика работ: разборка, ремонт и сборка средней сложности деталей и узлов санитарно-технических систем центрального отопления, водоснабжения, канализации и водостоков, разметка мест установки прибора и креплений, группировка и догруппировка чугунных радиаторов на месте ремонта, соединение трубопроводов отопительных панелей, санитарно-технических кабин и блоков, крепление деталей и приборов при помощи поршневых пистолетов… Знакомо?

– Степаныч, так я когда в гараже жил ещё, мы этим всем занимались.

Наставник палец поднял и продолжил:

– Сантехник в таком случае должен знать: устройство и способы ремонта трубопроводных санитарно-технических систем из стальных и полимерных труб, устройство поршневых пистолетов и правила работы с ними, способы разметки мест установки приборов и креплений, правила установки санитарных и нагревательных приборов… умеешь?

Боря хмыкнул:

– Умею.

Но Степаныч и тут недумал останавливаться и дочитал:

– Примеры работ, значит. Чёрным по белому. Разборка, ремонт, сборка: бачков смывных, ванн различных, вентилей, кранов, кроме трехходовых, моек различных, раковин, смесителей, умывальников, унитазов, установок для мойки подкладных суден, шкафов вытяжных… умеешь?

– Да умею! Умею! Чего там уметь?

– Боря, так чего выёживаешься? Иди и сдавай четвёртый разряд! Я позвоню, организуем тебе комиссию. А ты лучше баню организуй. Посидим с пивком, на тебя посмотрим. Ну и попаримся заодно. Нам приятно. А тебе – польза.

Боря яичницу с колбасой сварганив, по тарелкам разложил. Степаныч сразу подсел рядом, вздохнул:

– Переживаю я за ваше поколение, Борь. Вы же без телефона срать не сядете. А мужикам всё равно пива хочется. Так что выбор простой. У меня на кухне, но без толку. Или у тебя в гараже, но с четвёртым разрядом в активе… выбирай.

Дуя на желток на хлебушке, Боря кивнул:

– Степаныч, идея хорошая. Я всё равно в гараж за джипом сейчас поеду. Но сегодня уже не успею. Зови своих мужиков завтра-послезавтра, подъеду с ящиком пива, поляну вам накрою, организую. Инструмент то брать надо? Варить что-нибудь? Присоединять?

Степаныч брови округлил:

– Какие инструменты?

– Ну… вы же меня тестировать собрались? Комиссия, все дела.

Наставник рассмеялся в голос. А когда прекратил хохотать, сам шутку сгенерировал. Похоже, пошло вдохновение.

– Борь… как жену Буратино зовут?

– Эм… Мальвина?

– Это подруга. А жену как?

– Ну… не знаю, – признался Глобальный.

– Калитка! – заявил Степаныч и пояснил. – Чем дольше запускаешь, тем больше занос потом извлекать.

Боря улыбнулся для приличия. Мужик он ведь смекалистый всегда. Если секса мало, будет о нём хотя бы шутить. А если много, то друзей по жизни мало. Шутить не с кем.

«Замкнутый круг получается», – заметил внутренний голос.

Но Степаныч прав. Не знаешь, что делать по жизни – повышай квалификацию. Антоны Сергеевичи и Тимофеи Вольфовичи – это ведь приходящее-уходящее всё. Директоров много, но на практике коммунальщики сталкиваются с нехваткой специалистов высокого класса. И всем нужны Борисы Петровичи. Поэтому часто квалифицированным сотрудникам предлагают работу слесарями-сантехниками по совместительству в разных организациях. Человек трудовой – нарасхват всегда. В отличие от проверяющих, смотрящих и советующих.

– А кто в комиссию банную войдёт?

– Так Аполлинария возьмём. Он как робот-терминатор уже двое суток лопату из рук не выпускает.

– А он что, специалист?

– Он то нет, но сын у него в надзорной комиссии сидит. Пиво ему по гаражам пить не с руки, но печать поставит и подпись подмахнёт. А для дела мы Нине Альбертовне позвоним. Уж она кого-нибудь подсоветует дельного.

– Так на троих полянку накрывать что ли?

– А ты что, не будешь? – удивился Степаныч. – Ты это дело брось. Обратно мы и на такси можем уехать. А повышение отмечать надо так, чтобы автопилот включался. Вот куда твой автопилот тебя поведёт?

Боря задумался. А действительно, куда?

Взгрустнулось чего-то. Даже лицом поник. Только сенсей, семпай и мастер по словоблудию и делу тут же заметил.

– Эх, Боря. Хату тебе надо. Сколько ещё по съёмным скитаться собрался?

Старик глазами бодрыми смотрит, и вроде с поволокой лёгкой они, а как в душу заглядывает. И ничего от него не скрыть… Кроме похождений. Давно бы на порог не пустил.

– Ну так… весной буду строить.

– Боря, весной ты только фундамент зальёшь. До осени отстояться должен. А потом снова зима. Дом построишь в лучшем случае через три-пять лет. А это уже целая жизнь. А ты их тех вольнодумцев, что либо зимовку в автомобиле представляют с жопой немытой, либо в подвалах ночевать готовы с тараканами в споре, лишь бы потом хорошо было. А не будет, Боря. Сделать прежде надо!

Глобальный задумался. Да, с ночёвкой в микроавтобусе он бы дубу дал с первым снегом. Сибирь не прощает отсутствия интеллекта в зимний период. А постоянно бегать по Наташкам-Дашкам-Лидам тоже нельзя. Свой уголок должен быть.

«Хоть квартира студия, но своя. Место для хранения документов, ключей и прочих носков!» – важно и только по делу добавил внутренний голос.

Поднял Борис голову от тарелки опустевшей и подал голос:

– А что ты там за риелтора предлагал? Я записывал, да телефон… собака утащила.

– Боря, ты не переживай, – тут же посветлел наставник. – Собак по жизни хватает, но номерок нужных людей я всегда в книжечку переношу. А эта даже визитку оставляла… сейчас поищу.

Он удалился в коридор, загремел вещами. Боря откинулся на стуле, осмотрелся. На кухне теперь вещей хватает. Всё следствие вернуло. И чего его ругают постоянно? Вон даже лишнее отдало, чтобы свои не подрались. Кофемашины у Степаныча точно никогда не было. А теперь эспрессо может пить и капучино. Пусть даже не знает как пишется правильно. Да и кофе зёрен у него нет.

Всё-таки многие вещи спорные оказались. Чеков на них нет, владельцы не заявляли, а по глазам видно – соседу не принадлежат. Куда их девать? Конечно, Степанычу.

Так Боря майору Хромову и сказал, пока ванную новую устанавливал. Всё-таки новая акриловая лучше старой ржавой железной, с которой покрытие давно сошло. А квартирантам новым квартире конфискованной государством и старая ванная сойдёт. Всё равно со скидкой с аукциона выкупят, а не по полной рыночной стоимости.

А пока мылся Андрей Валентинович в ванной с солькой и пенкой, вытянув ноги впервые, что теперь от стенки до стенки, а не от бельевой корзины до пупка, пока от повышения отходил последствий майор, тут же и решил, что прав Борис - у деда лучше сохранится, чем у Кишинидзе или Сомова.

На сотрудников мало надежды. Один игроман-картёжник, свой среди цыган и контор со ставками, где решают на кого первого сядет муха, а второй распиздяй по умолчанию. Не зря же в новый МММ вложился, едва Мавроди выпустили. А как дубу дал основатель пирамиды известный, так Сомов очень удивлялся, что спросить с него не выйдет. Он всё-таки в органах служит, а не хернёй в офисах мается.

Соседу Хрунычеву всё сполна вернулось. Десять лет с конфискацией дали. Органы на робу не поскупились. Потому что своего ничего не осталось.

Чем докажешь, что твой спортивный костюм и чешки? Веры ворам нет. Авторитет один. Но уже по ту сторону забора, где другие правила жизни.

Если у сантехников один спрос – знание основных принципов функционирования сантехнических систем, правил установки сантехники и нагревательных приборов, кондиционеров, бойлеров, способов ремонта различных трубопроводов и прочего, то с Хрунычева Никиты Сергеевича скорее спрашивали сейчас тянется ли за ним гадское и блядское? И ровный ли он пацан? Или всё же немного искривлён и сутулится?

Боря даже улыбнулся, чая подливая. Каждому – своё. Профессионал сантехнических дел обязан разбираться во всех тонкостях оборудования, проводить диагностику дефектов, делать ремонт всех типов, заменять поврежденные детали, своевременно определять годность материалов при их эксплуатации. А вор по жизни должен делать ноги, а если не успеет – сидеть и думать головой, почему и на чём попался?

Если в обязанности слесаря-сантехника на предприятии по должностной инструкции входит поддержание исправного состояния, надежного и безаварийного функционирования систем центрального отопления, водоотведения, канализации, обеспечение правильной эксплуатации, монтаж, регулировка, настройка и устранение неполадок домовых сантехнических устройств, обнаружение причин раннего износа, меры по их устранению и предупреждению, сборка, наладка и техобслуживание трубопроводов, стоков, сливов, сборка и разборка, ремонт различных деталей и узлов санитарно-технических систем, комплектация заявок на инструменты, запчасти, материалы и обеспечение их экономного использования, а так же своевременные испытания и подготовка отремонтированных участков к сдаче в эксплуатацию, то в обязанности вора на первой отсидке в любом возрасте входит поговорка «сидеть на жопе ровно, прикинуться ветошью и не отсвечивать».

Пока Степаныч шарил по коридору, подвигая ранее не использованный им спортивный инвентарь с ранее же н и разу не виденными клюшками для гольфа, пока двигал коробку с разобранной хрустальной люстрой и ногой толкал робот-пылесос без заряжающей станции, Боря чай допил и ещё раз достал портмоне с орлом.

Сам-то не вор. Да, нашёл, повезло. Но хозяин у бумажника – другой. Вернуть надо. Минус пару сотен евро. Не за доставку, конечно. А за то, что не скидывался на общие нужды. Всё-таки нельзя идти против коллектива. А если хочешь на чужом горбу по жизни выехать, то рискуешь в сугробе поглубже оказаться.

В кармашке с мелочью загремело. Много там её. Боря высыпал на стол монетки, где большинство номиналом в один евро оказались. Такие можно и на память людям раздать. Или Степаныч кому подарит. Не велика потеря.

Да только в отделе тут же и записочка оказалась. А на ней немецкой ручкой немецкой же рукой на листике белом выведены чернилами чёрными немецкие буквы и цифры понятные. Глаза тут же за знакомое словно зацепились – Flug.

«Флаг что ли белый поднимает опять?» – подумал Боря и к планшету на подоконнике потянулся коробке.

Валяется разряженным в коробке. Это плохо. С другой стороны, вай-фая у Степаныча тоже раньше не было. А теперь ноутбук есть. И сидит в социальных сетях чаще, чем у телевизора. От того творчество и страдает. Но в лексиконе современном постепенно шарить начал.

Забив слово в переводчик с немецкого, Боря понял, что не флаг это, а рейс. Рейс 745. Такой в том же планшете указан как рейс Берлин-Москва-Новосибирск. Совокупив с обозначенной датой, «детектив на удалёнке» вдруг понял, что Мергенштольц послезавтра в гости жену ждёт.

– Право-с дивно-с… как не вовремя, блядь-с! – пробурчал Боря и дописал ручкой на листике дату прилёта.

Судя по всему, искать коллегу без последствий ему оставалось около тридцати шести часов. А затем уже – Гитлер капут, нихт, шнеля и зер гуд… Но это не точно.

Степаныч показался на кухне с визиткой в руке и вручил её как семейную реликвию.

– А я сразу говорил, что девка хорошая. Грудастая такая. Пригодится. Вот и пригодилась. Ты давай, время не теряй. В кино там своди, цветы подари, а затем – хоп. И вместе поселитесь… А то что ты всё на работе, да на работе.

Боря кисло улыбнулся, но спорить не стал. Спорить со стариками не надо. Их любить и уважать лучше. А спорить можно только с собой. Хотя бы для понимания – карма это или просто совпало?

Глава 16 - Звезда пленительного, щас я!

Боря честно пытался причинять людям добро по возможности. Действовал по формуле «помогай и беги», пока не попросили повторить. Иногда даже замахивался на собственное счастье, но не всегда всё шло по плану. Выходили то оргазмы, то рассуждения философского типа с упором на вопрос – «о чём ты мечтаешь?».

Понятно о чём: дом, семья, дети, финансовое благополучие. Но разве это предел? А в душе то что должно остаться? Меркантильные помыслы если и хороши на земле, то на тот свет и монетки не забрать.

При мысли об этом, Глобальный собрал все необходимые вещи, прихватил пакетик с обедом, и уже одевался-обувался, размышляя какие стройматериалы взять, чтобы устроить ремонт в квартире Лиды и какой коньяк, чтобы сойтись с Гусманом.

Но Степаныч перебил все светлые помыслы. Он вновь вышел в коридор и немного стесняющимся голосом спросил:

– Боря, а что такое «нюдсы»?

«Удивил! Сто баллов из ста!», – тут же заявил внутренний голос: «Но если спросит откуда берутся дети, то может быть и деменция, и Альцгеймер. Ты посмотри ему в глаза и провесь по части инсульта признаков».

Боря повернулся, повёл бровью. Но брови ответов не дают. Разве что брови генсеков. А ещё усы умничают, бывают. Но лишь высокопоставленных лиц. У остальных усы выглядят солидно только в двух случаях. Ты – пожарный. Ты – гусар.

Не зная с чего начать разъяснение старшему поколению, Боря сам спросил:

– Зачем тебе?

– Да вот в социальных сетях осваиваюсь, – пояснил Степаныч. – Выставил, как водится, фотки с погребка. Ну там, наливочка, банки с огурцами-соленьями. Сауну опять же твою показал. Ну и мы в полотенцах сидим-пердим.

– Мы, это в смысле я и ты? – на всякий случай уточнил Борис. – Сидим.

– Ага, – даже не думал заострять на этом внимание наставник. – И тут как понеслось. Женщины повалили штабелями. Даже в теле. А иногда и в двойном-тройном, так сказать. И вот значит, объёмные телеса свои мощные и пышные показывают. А меня нюдсы просят в личку прислать. Я сначала отшучивался. Говорю, «лично только на брудершафт пить привык. Но давно в завязке». А они чем старше, тем настойчивее только.

– И ты что?

– А что я? Так это если с каждой за стакан присесть, а ей под сто пятьдесят… веса… я же все огурцы на закусь потрачу. А впереди зима. Не продуктивно, Борь, получается.

Боря вздохнул. Действительно. Огорода то у него теперь нет. Отдал, подарил даже. На всех огурцами не запасёшься теперь.

Но вопрос был поставлен ребром.

– Это обнажёнка, Степаныч. Не ведись. Конечно… – объяснил Боря, но тут проснулась тактичность, зачесалась и давай показываться. – … если у вас всё серьёзно, то можно, наверное. Но давай ты лучше с поэзии начнёшь.

Степаныч улыбнулся даже. Робко, как пионер при вручении галстука.

– Так меня хер просят показать?

– Ну… да, - ответил Боря как есть. Так как у мужиков не принято отправлять в ответ ногу или локоть. Мужчина строг и прямолинеен. Просят фотку – посылает. В лучше случае уточнит какая из двух голов интересна собеседнице.

– О-о-о! – затянул давно поседевший, но ещё не растерявший хватки наставник. – А почему бы так просто и не сказать? «Покажи хер или то, что от него осталось». Сейчас же с засильем иностранщины борются, слышал. И уже не факюкают. Но материться вроде бы тоже нельзя. Или… если очень хочется, то можно?

Боря начинал закипать. Уже четверть дня прошла, а дел только прибавляется.

– Ой, Степаныч, давай потом обсудим. Мне на работу ещё прорваться сегодня нужно… Ты только это… Не вздумай высылать кому-то свои причиндалы.

– А зачем высылать? – снова удивился мастер на пенсии. – Хотят посмотреть, пусть приходят и смотрят. Офлайн, так сказать.

Боря вставил ключ, но вспомнил, что дверь открыта. А в спину уже донеслось:

– Хе, а я ещё думаю, это ж насколько ей мои банки с соленьями там в Европе понравились, что обнажиться ради посылки готова? Боря, да я бы и рад им гуманитарную миссию организовать. Но банки на почте не принимают. А если в контейнеры перекладывать соленья, и почте нашей доверить, то дойдут уже переваренные… временем.

Боря кивнул и удалился. Выбежал на улицу. И только тут вспомнил, что всё ещё нечем вызвать такси. Телефон есть и нету одновременно.

«Проклятая двойственность ситуации!» – заявил внутренний голос: «Нам бы сим-карту! Но без паспорта не дадут».

Он дёрнулся обратно к двери. Но так уже закрылась. А на его связке ключей не было магнитного ключа от домофона. Чертыхнувшись, Боря уже вновь собирался набрать номер квартиры. Но тут снова что-то пошло не так.

Мир вдруг стал чёрным. Буквально. На голову что-то накинули непрозрачное, заломили руки и куда-то понесли в два счёта. Оставалось только надеяться, что барсетку с документами и ключами прихватили и пакетик с провизией. А то совсем грустно будет.

Всё произошло так быстро, что действия вокруг не имели значения. Мозг на звуках только сконцентрировался: топот ног, перемешиваемый с хрустом по снегу, звук закрываемой двери, затем рёв мотора.

Резкий старт с ходу, однако, скорее озадачил, чем ужасал. Его похитили? А нахрена? Кому он нужен? В долг не брал, важных людей не оскорблял. В акциях и стычках не замечен. Даже маску при случае с бахилами носит.

Возможно, пересёкся с роковой женщиной, но то не со зла. Ни одна из них не говорила, что муж есть и даже не предупреждала, что любовник ревнивый.

Тогда, кто?

Всё прояснили голоса в салоне микроавтобуса.

– Бита, Лапоть, ну что за детский сад? – донёсся хорошо различимый голос Шаца поблизости. Откуда-то спереди. Возможно даже, за рулём.

– Князь сказал доставить, я доставил, – ответил один басовито.

– Ну, я даже молодость немного вспомнил, – добавил второй с заминкой.

Боре резко сдернули чёрный мешок с головы. И он понял, что сидит в салоне микроавтобуса. Жаль, что не своём. Но мест девять есть, лишь половина из которых занята.

В салоне сидели Шац, Бита, Лапоть и Князь. Первый был за рулём. Второй сидел на переднем сиденье и смотрел вдаль. Он же первый и сказал:

– Боря, расклад такой. Шац порекомендовал тебя как деятельного человека. Так что мы с ходу решили, что лучше тебя кандидатуры нет и так сказать, позаимствовали тебя с ходу.

– Нахрена так-то? – выдавил с ходу Боря, которому тут же с рук ремень стянули. Но сбежать не получится. По бокам сидят мордовороты. Хотя сиденья сзади свободны остались.

«То пространство походу для трупа», – невзначай добавил внутренний голос, от чего живот начало крутить с ходу.

– Так ты трубку не берёшь, гасишься, – добавил Князь, повернувшись. – Не по -пацански.

– Чего это я гашусь? Телефон просто спиздили, – буркнул Боря. – Вот симку собирался восстанавливать, а тут вы… налетели.

– Всё, кончаем гнилой базар, – обрезал Шац и в зеркало заднего вида взгляд Глобального поймал. – Боря, ситуёвина такова. От нашей с Князем войны бизнес страдает. Дела запустили оба совсем за этими стычками. Нас в больницах уже с распростёртыми принимают. А в моргах отдельные полочки заготовили. Не дело это. Так?

– Не дело, – повторил Боря, нос почесал и немного выдохнул, когда под ногами пакет и барсетку увидал. – От меня то что требуется?

– Будешь «третьей силой».

«Боря, только не гони соглашаться на тройничок с одной бабой. ЖМЖ то ещё ничего, наверное. А вот от мысли о МЖМ мне не по себе», – тут же пояснил внутренний голос, расставив приоритеты: «Так же членом другого мужика можно коснуться. Что может быть хуже? Только женщину с мужиком перепутать. Хрен пойми во что одеваются».

– Третейским судьёй, – с важным видом добавил Бита и палец поднял. – Третейский судья – это вам не хуй собачий с головой телячьей, а физическое лицо, избранное сторонами для разрешения спора в третейском суде. Стороны могут по своему усмотрению согласовывать порядок назначения третейского судьи для рассмотрения конкретного спора.

Лапоть заёрзал и обронил:

– Бита, а ты когда таким умным стал?

– Так Ленина собрания сочинений читаю, – напомнил он. – Дельные вещи говорил. Я вообще думаю, что Ленин – рэпер.

– Чо-о-о? – протянул Лапоть.

– Это с хрена бы? – уточнил Князь. Тогда как Шац просто прыснул.

А Бита как ни в чём не бывало начал пальцы загибать:

– А что не так? Во-первых, читал речёвки в толпу. С броневика даже было дело. Во- вторых, в него стреляли. Фанни Каплан не даст соврать. Было дело, боролся с "белыми". Это третье. Четвёртое – носил модный шмот. Одна кепка-восьмиклинка чего стоит. Пятое – жил с одной женщиной, а спал с другой. Надежда Крупская и Инесса Арманд вам в мозг тегами.

Тут Бита с ещё более важным видом вторую руку в ход пустил, продолжая пальцы загибать:

– Шестое вообще просто. Умер, но живее всех живых. Человек-легенда! Седьмое –

трудился в роскошной, просторной студии. Кремль всё-таки место не менее легендарное, чем его правители и заседатели. Восьмое - после смерти поставили ему такой памятник, что затмил все цыганские понты вместе взятые. Мавзолей! Девятое - возглавил революцию. Не спиздеть, он буквально, зажёг толпу. Десятое – картавил. А чем хуже рэпер говорит и непонятнее, тем только лучше.

На этом моменте у Биты закончились пальцы на руках, но он не растерялся и взял руку Бори, загибая пальцы уже там:

– Что ещё? Отсидел. В ссылке. Мало? Тогда скажу, что "работал по-чёрному". Добавим сюда - якшался с гангстерами. В его время такие акулы плавали типа Парвуса, что наши олигархи сейчас им в подстилки не годятся.

– Подмётки, – поправил Лапоть.

– Ещё раз перебьёшь и я тебя все дырочки в хлебе считать заставлю.

– Э, ты на кого батон крошишь?

– Не бурчи, воробушек!

– Глохни, голубка! Не то в деревянный макинтош оденешься.

– Цыц! – рявкнул Шац и затормозил даже, чтобы всех встряхнуло как следует. – На разборки – ша! Продолжай, Бита… интересно даже.

Бита немного поклонился импровизированной публике и добавил:

– Ленин даже мозг наполовину высушил, чтобы соответствовать. Если вы понимаете о чём я. А какие слал мэсседжи? А? Активно человек работал с телеграфом. Потому их первыми и захватывали.

– Хуясе, теоретик, – снова не выдержал Лапоть и тоже решил умное выдать. Но в сортире только журналы и газеты валялись. – А я слышал, что Сибирь больше не похожа на карте на стоячий член по форме. Забайкальский округ же в введение Дальнего Востока передали. Теперь заживём!

Щац с Князем переглянулись. И дальше молча ехали. Каждый о своём думал. Пушкин всё-таки больше на рэпера походил с дуэлями, происхождением и речитативом прекрасным. А Ленина под те же параметры и в рокера можно переодеть. Было бы желание.

– Так… куда мы едем? – наконец нашёл в себе силы спросить Боря в тишине.

Но автомобиль уже скинул скорость и вскоре затормозил. Шац выскочил первым. Затем выбрались все остальные. Боря сглотнул невольно, глядя на лес заснеженный и белое поле у дороги. Вокруг ни машин, ни людей. Кричать бесполезно. А тело спрятать на раз-два. Просто в снег толкни, засыпь сверху и месяца на четыре хватит.

Но… за что? Судей вроде не трогают.

Шац, наконец, приблизился, повёл рукой в сторону полянки заснеженной. А того снега примерно метр намело за пару дней, а то и больше. Пояснил водитель коротко и по сути сразу:

– Боря, вот в чём соль. Нас четверо. Два на два. Князь и Битой. Я с Лаптем. Дуэль ебанём. Кто победит, тот и прав.

Боря вновь невольно сглотнул.

«Ну пиздец, перестрелки нам только сегодня не хватает».

– И что мне… пистолеты подать? Или дырки в теле посчитать? – прикинул Боря, но тут все четверо засмеялись в голос.

– Боря, ну ты чего? – добавил уже Князь. – Покрошить друг друга мы и раньше могли. Но почему-то все выжили. Давай по-человечески разбираться.

– Это как… драка в снегу? – вновь предположил Глобальный.

– Да не-е-е, это ж раздеваться придётся, – протянул Лапоть. – А бани рядом нет. Мы, Боря, вот что решили… в снежки будем рубиться!

Тут-то челюсть Глобального и отпала.

– Чего???

– Ты его слышал. В снежки будем херачиться, – добавил Бита и куртку сняв, разминать руки начал, плечами водить и прыгать немного.

Трое других не отставали. А когда все вчетвером вдруг начали снежную бабу лепить, шарики скатывая большие, Боря даже подзавис.

Снеговик быстро в поле встал. А четверо отсчитали двадцать пять шагов от него. И давай снежки лепить. Да рядом с собой складывать.

«Похоже, они даже друг в друга не собираются кидать», – заметил внутренний голос: «Вот это я понимаю – бесконфликтное разрешение ситуации гуманными методами».

Шах вновь подошёл, снежок протянул:

– Короче, проверь все снаряды. Чтобы по такому эталону был. Без мухляжа. Каждый по пять раз бросает. Кто фатальнее снеговика ранит, тот и победил.

– А… я? – всё ещё не понимал Боря.

– А ты не меньжуйся и типа очки считай, - добавил Князь, кисть разминая без перчатки. Так меткости больше. – Ну там, в голову, одно, в живот другое. По ногам или по касательной – третье. Главное рядом с ним стой и фиксируй всё чётко. Чтобы пацаны не загонялись и не спорили, кто лучше. Ты судья. Понял?

– Без мухляжа, – снова подчеркнул Шац с самой серьёзной мордой. – Даже если я угрожать начну, не ведись. То всё азарт и пиздоболия не по теме. Усёк?

– Уловил? – добавил Князь.

– Понял? – подмигнул Бита с важным видом.

– Осознал? – добавил Лапоть, хохотнув.

– Да усёк, усёк, – Боря взял в руки снежок, вздохнул и пришёл к выводу, что если группе мужиков около сорока что-то придёт в голову, то лучше поддаться потоку и не спорить.

Когда все приготовления завершились, Боря тщательно проверил каждый снежок на предмет наличия жёлтого в нём, затем руки участников посмотрел, проследил, чтобы рукава закатали, чтобы никаких металлических бонусов не выползло. А после в паре метров от снеговика встал полубоком и приготовился считать баллы. Одновременно считая себя ебалой и при том заражаясь интересом.

Кто кого?

«Конечно ради этого стоило прогулять работу», – с ноткой сарказма заявил внутренний голос. А может то была ирония?

Но спросить не у кого. Вряд ли кто-то из четверых мужиков на морозе дал бы ответ – в чём различие? Они сами привыкли задавать вопросы и спрашивать за неверные ответы.

– Итак, по честному распределению на «цу-е-фа», первым кидает Бита, затем Шац, Князь и завершает Лапоть, – напомнил единственный член жюри, стоя по колено в снегу. – Бита, ты готов? Помни, кто хлюздит, тот – лох по умолчанию. Пиздесь друг на друга можно, драться – нет.

– Говно-вопрос! – заявил первый участник и подхватил первый снаряд. Взвесил. Прицелился, кинул. Но снаряд угодил над головой снеговика.

Рядом тут же послышалось одобряющее:

– Мазила-а-а!

– Лошара-а-а!

– Лохопеди-и-ик!

Бита посмотрел на всех угорающим взглядом. И следующий снаряд угодил в голову снеговику, добавив ему «третий глаз» на лбу.

– Трёха! Хэдшот! – заявил Боря.

Аудитория притихла, не найдя слов. А Бита один за другим швырнул ещё три снежка и добрал четыре очка.

– Семёра! – заключил судья. И даже самому захотелось поучаствовать. – Шац, ты готов?

– Я-то готов, а где вас потом хоронить, я хз, – ответил водитель микроавтобуса, стоимость которого ничуть не уступала цене отличного элитного внедорожника.

В качестве подтверждений своих слов, он тут же выбил «двойку», добавив левую грудь снеговику.

– Да это уже почти снеговиня, – заметил Бита.

– Не снеговиня, а снежная баба, баклан, – поправил Лапоть. – Давай вторую залепи!

Шац попробовал, но промазал. Затем угодил в ноги. Затем повторил в ноги и, наконец, закончил в голову.

– Семёра! – повторил Боря.

Бита с Шацем с искрами в глазах посмотрели друг на друга. Одно слово – и в драку превратится, вспыхнут пламенем!

– Князь, ты готов?

– Готов, – ответил конкурент Щаца и тут же «в молоко» угодил.

– Пролетел, как мимо биткойна в «десятых», – прокомментировал Шац, смакуя слова. – Или помнишь, как ты в молокозавод вложился?

– Чё сказал? – заступился за коллегу Бита. – там хотя бы молоко шестипроцентное было, а не полуторка!

– Чё слышал, – ответил уже Лапоть. – Ты либо стреляй, либо сдавайся. А срали мы с твоего молока дальше, чем видели.

– Ха… сдаваться. – добавил Князь и вновь промазал. – Я перед дифтерией и палочкой Коха не сдался и санэпидемнадзором тем более.

Третий залп – мимо. Четвёртый – тут Боря задумался. Чиркнул по боку снеговика. Но настолько мало, что хрен его знает, считать или нет. Засчитаешь – осудят. Но не засчитать тоже нельзя – пизды можно получить.

– Чиркнул по бочине, одно очко! – решил Боря.

– Слыхал, Князь? У тебя пока ещё одно очко… Но это ненадолго, – добавил Лапоть и заржал в голос.

Тут уж Князь не выдержал и бросился на него с кулаками. Рухнули в снег, покатились, углубились, а там и застряли, мутузя друг друга. Да из-за большого количество одежды, состоящей из свитеров, шарфов и кофт, без особого толка.

– Так, стопэ, – подбежал Боря указал на одного и другого. – У Князя очко снимаю. А тебе, Лапоть, даже выступать не придётся. Дисквалифицированы. Оба!

Дерущиеся поднялись. Забурчали, принялись отряхиваться, качать права, а Глобальный с обе руки поднял и заявил:

– Короче, счёт семь-семь. Боевая ничья.

– В смысле ничья? – возмутился Бита. – Нам нельзя «ничью». Нам надо хоть чью-нибудь, а то опять подерёмся.

– Ну так кидать лучше надо было, – ответил судья. – А пока, мужики, нет среди вам явных лидеров. В связи с чем предлагаю пожать друг друга руки и забыть как страшный сон про претензии. А кто против, пусть раздевается и в снег ныряет… пока не согласится.

С тем заявлением Боря снежок не использованный подхватил и метким ударом ещё один глаз на лбу мишени сделал. Затем ещё один поднял и тут же вторую грудь долепил. А чтобы совсем вопрос снять, следом причиндал снеговику налепил. Прямо между «ног» и «туловища». Стоит ли говорить, что следом яйца у члена появились?

Итого – девять очков. А то и больше. Тут уж как смежные зоны считать. А так, куда целился, туда и попал.

«Вот что значит, тренировка в дартс гаражная. Не прошли даром уроки», - заметил внутренний голос.

Четверо переглянулись, затем молча зааплодировали.

– Бля, ну базара нет. Мир и расход. Судья победил, – подтвердил Князь, первым руку примирения протянув. – Шац, ты мощного пацана привёл… Слышь, братан, может к нам пойдёшь?

– Не могу, – усмехнулся Боря и добавил. –Побаловались и хватит… работать надо. У кого-то сейчас хаты кипятком заливает, а других краны капающие бесят. А ко мне обращайтесь, когда исчерпаны все возможности для решения проблемы. Добро?

– Дело говоришь, – ответил Шац и предложил. – Выбирай приз.

– Да какой ещё приз? – отмахнулся Боря и тут же о проблеме вспомнил. – Мужики, до гаража подбросьте, а? На том и сочтёмся.

Глава 17 - Ближе к обеду

«Подбросить к гаражу» – означало высадить примерно около автобусной остановки в глубине хорошо знакомого района. То есть на пригорке в метрах семистах от гаража, если по прямой. А если по дороге петляющей, то целый километр от гаража наберётся. И всё по снегу, что как минимум по колено. Это только в колее. Шаг в сторону – по пояс окунёшься. А то и по грудь. Намело временами немало. Когда теперь разгребут?

Облака ушли, солнце трудится во всю, временами капель с крыш прогретых бежит, стучит, брынчит, отмотать все назад торопится. Верхний снег коркой покрылся. Но лишь на палец.

Проехать дальше нельзя и на внедорожнике. Дороги до ниже расположенных от остановки гаражей замело так, что иначе как на танке не проедешь.

– Боря, братан, не совался бы ты туда без лыж, – на прощание обронил Шац. – Я бы подвёз, сам понимаешь, но даже в такси Равшану вездеходы не завели. А снегоболотоходы все на полгода вперёд выкупили с такой погодой. Сам понимаешь.

– А что мне делать? – вздохнул Боря. – Как без автомобиля работать? Откапываться буду. Своими силами.

– Грейдера хоть подожди. Почистят через пару-тройку дней, легче откапываться будет.

– Через пару дней меня уже уволят. Да и кто-то по уши в говне будет плавать или в кипятке обварится, пока отсиживаться буду.

– Да кто тебя уволит? – округлил глаза Шац и руками в свитере развёл, чтобы всю округу разом зацепить для полноты картины. – Форс-мажор же ж! Природа шутить не любит.

И ведь не поспоришь, но когда сантехник только махнул рукой, водитель понимающе улыбнулся. Сам настырный. Пробивной. Твердолобый даже.

Не отступит и молодой, это понятно.

– Хер с тобой, бери лопату, – выгрузил следом за пассажиром и часть груза Шац, вручив оный практичный пластиково-складной экземпляр. – На память!

Рад бы и пистолет следом отдать именной. Всё-таки в кои то веки без перестрелки обошлось, но патроны с пацанами давно все перестреляли. И не гоже это – ствол дарить с тёмным прошлым. А сколько на нём висяков, забыл давно. Пока на кобуре подмышкой висит и документы на охранку в порядке, не придерутся. А если придерутся… Что ж, одним висяком больше будет. Бизнес «по-сибирски» никто не отменял. Сибирь большая. Законов не всех не хватает. А право силы ещё помнят. Второе право после причуд погоды же.

– Я верну при подобающих климатических, так сказать, – тут же пообещал заёмщик, поправляя новую сумку на плече, где гремел пакетом обед. Шац как знал, вручил по работе. Удобнее на плече таскать, чем в руках пакет нелепый.

– Не, это подарок, – усмехнулся Шац. – Бери так. Без возврата. С этой я ещё никого не закапывал. Так что… чистая. Не ссы.

Боря хмыкнул, но лопату взял. Чего не взять, когда дают?

«Другое дело, когда пизды дают», – тут же заметил внутренний голос: «Тогда возмущаться надо и сдачу давать в ответ. А от подарков халявных кто откажется? Бери, бери, Боря, в хозяйстве всё пригодится».

Дорога или направление? Если спуститься к россыпям ГСК ещё можно было по общей дороге, где уже пробивали себе дорогу КАМАЗы в высокие гаражи, то дорога вниз мягко говоря, не важная выходила. Близкая к эталону бездорожья.

Это на пригорке, среди грузовиков накатали колею, там даже фур хватало на ремонте. Мастерская что надо стоит, широкая, с большой площадкой для разворота и пятачком асфальтированным. На её просторах не менее широкие строения с покатыми крышами стоят. Снег с них сам скатывается и аккуратной стопочкой за ворота складывается. Почти у самого пригорка те новострои начинаются.

А вот ниже по дороге тысячи раз разбитой и столько же подсыпанной – плохо дело. Начиная от ворот кооператива лёгкого транспорта, можно хоть купаться в бескрайнем снежном море, подгребая себе той самой лопатой как веслом. Никто у виска крутить не будет. Каждый сам себе на уме там.

Боря отшагал с полкилометра, высоко поднимая ноги из снега, все носки мокрые насквозь, и холод на голенях уже не ощущается. А выше что – жарко. Вспотел на солнце без ветра.

Но это – победы. Он вдруг понял, что даже сам шлагбаум на воротах замело, как будто и не было. А это сразу метр глубины от уровня земли, считай. А сверху ещё половина как минимум. И как из этого полутораметрового слоя снега выезжать – вопрос всех вопросов.

В самом кооперативе за высоким забором в клеточку была центральная улица-магистраль и четыре переулка. Борин гараж находился в третьем переулке, что почти в самой низине притаился. Ниже только четвёртое ответвление у оврага, где снега того намело, пожалуй, больше двух метров, и никто из мужиков давным-давно мусор не выносил иначе, как в овраг тот.

Двоякая ситуация по расположению выходила. Машину угнать сложнее всего. Из оврага крутого ворьё если и полезет, то канистру бензина чисто за смелость можно кручить. А всё, что тяжелее – скорее в дребезги разобьётся, чем будет уворовано. Но если откапываться или из потопа весеннего погреб спасать, то Боря один из первых в списке пострадавших всегда.

Однако, судьба на этот раз оказалась благосклонна. И остался он не один на один с бедой, а с группой лиц.

У ворот кооператива уже ругался Лёня и кучковались другие мужики-владельцы своих двадцати метров в блоках из бетона и стали, с погребками и ямами в придачу. Кто с лопатой в руке, кто с санками, кто с сумками, все хотели попасть внутрь, дёргая металлический шлагбаум и согревая зажигалками заклинивший, заледеневший замок.

– Ну заебись, мужики. Может охранника уже наймём для такого случая? – бурчал Лёня, дёргая шлагбаум и подкапывая со всеми для порядка раз за разом.

Мужики что-то отвечали ему, но не так эмоционально. Сразу не расслышать.

– Как председателя нахуй послали, так и дела у нас тут творятся, – добавил он. – А так бы хоть дежурство организовали. А теперь что, грейдера ждать? Не думал я, что все в эту ночь забьют и ночевать дома останутся. А то и две из дома носа в гараж не покажут.

– А что тебе охранник сделает с таким снегопадом? Лопатой всю ночь дорогу будет чистить? – донеслось до слуха Бори от мужика на Патриоте, которого Юрием звали.

Мало того, что название марки автомобиля писалось на иностранном, так владелец того образца-внедорожника от греха подальше свой экземпляр на всю зиму в гараж ставил. И посещал раз в неделю чисто из практического смысла – отогреть печкой с дровами и аккумулятор подзарядить. А ездить на нём в зиму не спешил и на зимней резине, чего бы там жена с тещей не говорили.

«Видимо ждёт особой модели «для зимы». И чтобы обязательно тоже на иностранном писали. «Winter edition» как минимум», – добавил внутренний голос Борису.

Пока Глобальный об этом думал, прошагал ещё метров сто по колено в снегу. Но чем ближе к общему потоку подходил, тем легче брелось. Натоптали уже с разных сторон. Не только от остановки, но и от домов панельных за виадуком, и от железнодорожных путей.

Вот она – сила коллектива.

«Пути почему-то железнодорожники в чистоте держат и сугробы не допускают», – снова пробурчал внутренний голос: «На кого ещё нам зимой надеяться, как не на железную дорогу? Должно же быть хоть что-то стабильно-практичное в стране».

– Тут скорее дворника надо нанимать, чем охранника, – забурчал рядом дед с санками. – Но тогда ему будку ставить надо. Замёрзнет к херам в первую же ночь. А кто виноваты будут? Мы! Кто же ещё? Крайнего найдут. А я сидеть не намерен. Мне ещё внука на пенсию отправить надо.

– Не, ну можно и теплушку поставить, – не сдавался Лёня, который сам, конечно, сдавать ни на что не собирался. Но главное идею подать. А инициативные потом спросят последним. – Кунг, там. Печку. Лопаты. Бытовку, а? Мужики, давайте думать. Не дело это по полдня откапываться.

– А может ему ещё и гараж в аренду сдать «под будку» охранника? – забурчал снова дед, спалив первую зажигалку с ходу на обогреве и взяв вторую, казённую. Её включал уже с перерывами.

Своего автомобиля у него давно не было. Но жена послала в гараж за соленьями. Возвращаться обратно пустым он не собирался. Всю плешь проедят. Из того, что осталось.

«Ему этот шлагбаум по боку, так, за компанию постоять вздумал», – заметил внутренний голос тем временем на последних метрах.

Боря подошёл, поздоровался и без дальнейших «бла-бла-бла» молча принялся откапывать шлагбаум по периметру лопатой. Шея быстро взмокла. Пришлось скинуть куртку.

Рядом даже тоже работать начали, кто лопатой, кто ногами, кто руками в перчатках подгребая. Сдался, наконец, и растаявший замок под напором деда.

– Переварить его «с ушами» наверх надо, – обронил тот. – Солнце греть будет первым. А когда вниз идёт, на нём капель вся собирается и тает, потом замерзает сосульками. Ну вода внутрь и попадает, застывает.

Боря, который варил шлагбаум несколько лет назад в тот рас «с упором на скрытность», которую опять тот же дед советовал делать, только кивнул. Делал, чтобы с внешней стороны замок в глаза не бросался, и никак не рассчитывал, что снега в рост человека выпадет за пару суток. А тут – на тебе.

Но старому виднее. Пожил своё.

– Переварю.

Ворота освободили. Тут же разговор и рассыпался. Дед пошёл к своему гаражу в первое ответвление. Мужики во второе, Юра в четвертое с патриотом разбираться, а Лёня с Борей в третий заворот пошли.

Ну как пошли? Попытались!

Между ними давно никаких диалогов не случалось. «Привет-привет», да и хватит. Но снег сближает. Вот и в этот раз молодой и здоровый прокладывал путь, а толстоватый и дряхлеющий сзади плёлся, вступая след в след.

– Боря, не спеши. Один хрен, откапываться ещё не один час. Куда этот снег только девать? На крышу – без толку кидать. На центр – не разъедемся.

А Глобальный уже не собирался откапываться полностью. Гараж бы открыть, печку завести, да ноги просушить, носки выжав. Не танк же внутри стоит, а только джип. А джипы те без гусениц делают. Потому стыдливо патриот на английском пишут. На первом же гусеничном – точно кириллицей будет!

За мыслью этой Боря к своему гаражу пошёл, снег сминая и переваливаясь. Дышалось уже тяжело. Непривычно человеку как цапля ходить. Ладно бы ещё в болотниках. Так нет, штанины задрались, подштанники промокли, а сверху снег мокрый уже. Перчатки промокли, рукава, куртка. И самого всего хоть выжимай.

– Раскидаем как-нибудь, – буркнул Боря и тут с недоумением глаза скосил на соседний гараж.

Не тот, что Лёнин, справа, а тот, что несколько лет бесхозным стоял. А теперь словно поселился так кто-то – открыт и на два пальца щель. Не распахнут, но внутри уже наверное, намело с метр.

– Леонид, а кто-то гараж тут купил или что?

Лёня заинтересованно приблизился и заявил со своим экспертным мнением:

– Да кому он нахрен нужен? Там и света то никогда не было. Отрубили ещё в «девяностых». А ворота проржавели все уже насквозь. А что в подвале, кроме гнили может быть?

Оба ещё на пару шагов приблизились. И тут из дырки донеслось хриплое, дохнув перегаром и блевонтином:

– Мужики-и-и!

Лёня так просто как стоял, так на зад и присел в снег, а Боря лопату покрепче перехватил и перед собой выставил:

– Кто там? Выходи!

– Кто…кто… – раздалось обречённое в щель. – Макс… я… Максим Витальевич!

Боря с Лёней переглянулись. Голос вроде тот, но не тот совсем. Лёня поднялся, отряхнулся и первым спросил:

– А хрена ты там забыл?

– Тебя, блядь, не спросил! – раздалось раздосадованное.

Лёня сразу кивнул. Он, мол. Нужно копать.

Конечно, сам Лёня копать не стал. И пусть у него не лапки, но и лопаты нет. А вот Боре снова пришлось скинуть куртку и включить ручной экскаватор. А чтобы открыть хотя бы одну воротину, пришлось поработать двадцать минут к ряду. Благо, в воротине той двери не наблюдалось. Стандартная гаражная комплектация, без добавлений.

А пока Боря работал, тут то они «с напарником» и узнали, что бывший председатель был пойман с поличным женой на любовнице в горизонтальном положении, в следствие чего был лишён многих привилегий. А именно, квартиры и автомобиля. С детьми больше повезло. Гараж сын у него тоже отмёл ещё раньше и уже успел продать. А прочих наследников не было и видимо, больше не предвидится. На работе, конечно, тут же вошли в положение и уволили задним числом. Всё-таки работать на отца жены – не лучшая затея по жизни.

Конечно, Максим Витальевич не нашёл ничего лучше, как набрать водяры полный пакет и пойти жаловаться в гараж к мужикам. А по пути даже придумал план как со всеми помириться после той ситуации с гаражом Бори. Но звон посуды в пакете почему-то никто не оценил по достоинству. Напротив, кооператив опустел, а запуржило так, что обратно до остановки идти оказалось труднее, чем от неё. Тут-то он и вспомнил про старый заброшенный гараж. В конце концов, у него и ключ от него по старой памяти оказался.

Как следует накатив для храбрости, он даже притащил со свалки старый палас, одеяло и пропитавшись той храбростью под завязку, уснул под свет телефона в уголке. А когда проснулся наследующий день, ворота оказались надёжно подперты с той стороны непогодой. А телефон разрядился. Только и удалось, что на пару пальцев пространства у ворот отвоевать.

– И тут я понял, что изнутри пальцем не откопаться, - закончил бывший председатель. – Позвонить не смог. Ну думаю, пиздец мне. Но водка то не кончилась. И закуски с собой было немало. Вот я сутки и сидел потом, пил, похмелялся, закусывал, спал, порой ссал на стену. А потом решил, что как человек я – говно. И так мне и надо.

С последней фразой Максим Витальевич умылся снегом, раздвинул руки и застыл по направлению к солнцу. Как будто был солнцеедом и сейчас спешно заряжал батарейки. Да от солнцееда у него разве что щетина в полсантиметра на лице была. Что и не борода вовсе. А прутики оборванные, от проводов тех, что к солнцу так и не привели. Как и к солнечным панелям.

– Я же всё проебал. Сам. А теперь хочу сдохнуть. Так же самостоятельно, – добавил он тише, но без трагизма, а с улыбкой на лице. Да только глаза открывать не спешил и смотреть на кого-то – тем более.

Боря с Лёней снова переглянулись.

– У-у-у, – протянул более опытный по жизни сосед. – Кукуха то у нас и поехала. Боря, звони санитарам.

Глобальный дёрнулся к телефону, но вспомнил, что дело это бесперспективное. Да и куда они приедут? На остановку? А это его ещё туда вести или тащить.

Не у деда же санки просить в самом деле.

И тут Боре другая интересная идея в голову пришла.

– Слушай, а что если его… охранником?

Лёнина челюсть даже немного отвисла.

– Ты что, следом к санитарам собрался?

– Не, ну а чё? Деваться ему всё равно некуда. А сюда в гараж свет кинуть не долго. Печку какую-никакую поставим, мебель сообразим поинтереснее. А дрова и еду всегда поднести успеем. И пусть пашет. Трудится. Здесь на одной расчистке снега можно ползимы трудиться.

Лёня тыковку почесал, хмыкнул.

– Не, ну идея то хорошая. Если не платить, а так, едой и дровами, то может и дело будет, но… он вообще хоть раз в жизни-то работал?

Боря кивнул:

– Сейчас и проверим.

И свистнул:

– Э, солнцеед. В общем, тема такая. Вот лопата. Если будешь работать, голодным не останешься. Нет – лучше сразу в овраг прыгай. Сам.

И Боря протянул лопату. Максим повернулся, на лопату посмотрел, закряхтел в сомнениях, а затем резко подхватив за черенок, начал тут же Боре гараж зачищать. Как ближне-соседский.

– Работать – это да. Работа – это хорошо! Труд облагораживает! – бормотал он, сберегая дыхание, и с неистовой силой копая лопатой. Как будто всю жизнь копил силы, чтобы в этот момент все их разом и отдать.

Поглядев на то, как этот мини-экскаватор ретиво взялся за работу, Боря вздохнул и кивнул Лёне. Похоже, время собрать мужиков на сход и обсудить пропитание и проживание наймита.

Если пользы от него будет хоть на полпальца больше, чем вреда раньше, то может и пригодится обществу. А если нет, то всегда можно изгнать коллективно.

С бомжами разговор на районе короткий.

Глава 18 - Гаражных дел мастер

Проникнуть в свой гараж Борису оказалось гораздо проще. Лючок-замок к его счастью и не думал замерзать. Механизмы разжали пружины, едва вставил ключ с засечками. Отлично смазанные солидолом по весне рычаги, удерживающие дверь и ворота, легко подались. А сама дверь в воротине на расстоянии десяти сантиметров от уровня земли оказалась весомым аргументом в споре со снегом.

Пока Максим Витальевич попёрдывал на улице, активно махая лопатой перед воротами, хозяин проник внутрь, включил свет и растопил печку с давно заготовленными для этого дела дровами внутри. Заложил их ещё по осени, подметая в гараже.

Затем Боря оценил масштаб пыли на джипе почти в сантиметр и решил, что тому стоит как следует прогреться перед запуском. А пока неплохо бы и о себе подумать. Мокрый как мышь лабораторная после опытов.

С этими мыслями Глобальный пробрался на второй этаж под крышу-мансарду и включил электротэны для сауны. А сам принялся раздеваться, стягивая мокрую одежду.

На смену в гараже всегда был старый махровый халат фиолетового цвета, с дыркой на левой ягодице, и пятном крови спереди, что никогда и ничем не выводилось. Как будто это была кровь дракона. Весил он несколько килограмм, и сложно было сказать – почему. Просто весил и весил, сплетённый из усов суровых великанов, но грел как верные объятья объёмной женщины.

Для ног в гараже тоже был свой особый бонус. В углу всегда стояли шерстяные носки. Носить их можно было всегда без тапок. Боря так и не решился ни разу их постирать за время их совместного проживания.

Хотя, попытки были. Но стоило закинуть их в тазик с водой, как те тут же впитывали любое количество воды: черпак, литр, кувшин, ведро – не имеет значения. Сушняк носков распространялся на всё. А при вращении в барабане стиральной машинке они тут же начинали плеваться веточками, палками, извергать иголки, пускать разные цвета и разбрасываться такими артефактами, что Глобальный невольно начинал верить, что в них можно спрятать Янтарную комнату.

Внешне вроде носки как носки. От отца ещё достались. Ну а что стоят, а не валяются, так это дело десятое. Главное, в ладу с ними жить. Ты их не трогаешь, они тебя не донимают и всех всё устраивает.

«Со своим характером носки просто. Потому и передаются из поколения в поколение», – буркнул внутренний голос: «Кто с тем наследием спорить собирается? Тепло, да и ладно!»

Подобных носкам и халату артефактов в гараже хватало. Одна бочка с соляркой чего стоила. Сколько бы лет она не стояла в углу, в ней всегда бултыхалось что-то на дне. Заправиться – не заправишься (чего механизмы губить?), а если дрова мокрые, то всегда кружкой черпни, и на розжиг хватит. А сколько там этих последних кружек, Боря считать давно устал. Сам он точно ни разу в ту бочку ничего не подливал.

Но отдельного упоминания стоил батин дембельских сундук на верхней полке. Весил он килограмм восемьсот. Потому с полки его лучше было не доставать. А открывать прямо там, используя стремянку без нижней ступеньки.

Каким образом батя дотащил его с дембеля домой – история умалчивала, но в нём в разное время можно было найти столько всякого, что хватит на неделю самодеятельности всему взводу. Захочется, к примеру, сапёрное дело изучать. Шашки тратила тут как-тут. Постираться нужно? Есть тряпок неведомое количество и хозяйственное мыло, на котором буквально запечатлелась боль дизайна и несмываемая ничем цифра в «70 %». И то судя по всему, проценты надёжности Вселенной.

Боря мог разочароваться в чём угодно, но он всегда был уверен, что это мыло будет существовать вечно. Оно переживёт отца, его, внука и семь следующих поколений, пока человечество не научится такое мыло есть. Причём никогда ничего не отмоет, разве что порвёт кожу или разъест одежду. А если ему дать волю, то само бросится на врагов и намылит им шею с фатальными последствиями на последних.

Что ещё валялось в дембельском ящике Пандоры? Да что угодно. Перчатка-варежка была! Суровая на вид, погрызенная сотней псов и с одним пальцем. Чтобы с калашом в дозоре, спускать курок удобно было. Боря иногда даже подозревал, что собаки её не только грузли, но и грустить ей не давали кто как мог. Но ни постирать, ни одеть, ни просто выбросить её так и не решился.

В том «отсеке неожиданности» была и сапёрная лопатка. Ей никто никогда не копал окопы, но в разное использовали вместо топора, дротика и в качестве орудия пыток, очевидно. Иначе объяснить, откуда сбоку на черенке следу зубов, Боря не мог. Но если кто-то из дембелей откусил кусок на спор, то это точно следовало отобразить в дембельском альбоме.

Конечно, особой любовью, сложенный в сатиновую тряпочку, пользовался сам солдатский альбом. Старательно расписанный фломастерами, он предлагал взглянуть на двухлетний путь пехотинца, которого из учебки занесло на службу в Венгрию за тысячи километров от родной Сибири. Курсант Глобальный последовательно отрастил усы, опустил волосы, насколько позволял Устав, и красовался с блестящим бляхой ремнём на поясе то на танке, то у БМП, то в противогазе. А рядом такие уже усатые мужики, что ещё полгода-год назад были мальчишками.

Сколько ночей Боря всматривался в этот альбом, громыхая едва живой стремянкой при свечах и не понимая почему отец его бросил со всём этом гаражном великолепии один на один с судьбой?

А теперь выходило, что он бросил его среди заснеженной равнины без свежего хлеба. Но ничего – сутки-двое это тебе не пара-тройка лет.

Пока бойлер нагревал горячую воду в душе, а печка начала гонять тёплую воду по радиаторным батареям по контуру, Боря присел на кровать и разложил пакет с провизией рядом. После всех работ на свежем воздухе аппетит такой разыгрался, что можно было коня съесть. При чём не важно казах ты или просто им притворяешься. В роте с батей вон и казахи служили, и прибалты, и хохлы, и бульбаши, и мордва, и армяне, и буряты, а сам он для них был то ли кацапом, то ли москалём, хоть в Москве был лишь пару часов проездом на вокзале по направлению «Туда» и «Обратно».

И никто не обижался ни «на признаки на лице написанные», ни на кликухи. Пальцем не тыкал. Ведь все они были просто советскими людьми и ровнее быть никогда не могли. Но даже несмотря на редкое землячество, относились по-человечески друг к другу вне зависимости от территории, из которых прибыли нести призывную службу.

При воспоминании о том, что у самого бати погоняло в армии было «Борщ», Боря невольно представил, что созвучно с его именем. Неужели батя столько лет носил в себе эту кликуху, что решил передать сыну?

«Не, ну мог и по три порции борща за раз съедать, чего уж там?» – тут же заспорил внутренний голос. Что еще после марш-броска то делать? Был бы под рукой паломник.

Уплетая еду на обед и запивая почти холодным чаем, Боря только никак не мог понять, как батя в одного провёз, пронёс, прокатил или просто дотащил волоком этот грёбанный чемодан с тротилом, патронами, гранатами, каской и ещё кучей чего такого, от чего пограничные собаки на стыке не одной границы государств, просто у виска бы покрутили. Другое дело, что границы эти были внутри СССР весьма размыты.

По легенде гранатой мужики в первый же день каску подорвали в ещё строящемся гаражном кооперативе. А в сам ГСК охотно вступали и вставали в очередь на получение блочных комнат даже при любом отсутствии личного транспорта.

Так бате и квартира досталась. По той же схеме: отслужил, устроился на завод, поработал, получил на предприятии под роспись. И никакой ипотеки под «щадящие проценты».

Тут Боря понял, что всё уже съел и кусает себя за палец. А ведь хотел же работнику месяца на улице оставить. Максим Витальевич как человек, конечно, говно, но пока работой машет, коллектив не возражает.

«Ладно, выдели ему банку солений», – разрешил внутренний голос.

И тут Боря понял, что не слышит ни лопаты, ни хруста снега, ни «ух!», ни «и-э-э-эх!» с улицы.

Заинтересованный этим фактом, Глобальный даже спустился по лестнице на первый этаж, протиснулся между автомобилем и стеной, поправляя мокрые вещи на батарее, и выглянул наружу.

А там Лёня стоит у тела, руки раскинувшего и крестится. С одной стороны тела лопата валяется с другой пальцы красные торчат. С ладонью подтёртой и намозоленной.

– Ну всё, пиздец. Хватило на полчаса работничка, – заявил сосед. – Вот что за жизнь? Человек может впервые лопату в руки взял, чтобы поработать как следует и тут же… доработался.

Боря вышел на снег прямо в носках шерстяных. Эффект был тот же самый, что и в валенках. Были бы чистые, намокать бы начали. А так свой эффект защитный получался.

Боря нос почесал, глядя на тело. А то жопой вверх торчит, не шевелится. Как стоял, так и упал. Но лицо вниз смотрит, не шевелится. Умел бы человек через снег дышать, оно может и нормально бы было. А так – показатель.

– А я всегда говорил, - продолжил Лёня, телефон из куртки доставая. - Накатил если, то какая работа?

Только определив, что у Бори ни в носках, ни в халате телефона под рукой нет, сосед короткий номер набрал и заявил:

– А у нас тут на гаражах человек умер. Заберите, что ли…

Поговорив с диспетчером с минуту, Лёня баланс перепроверил и снова вздохнул:

– И что теперь, весны ждать?

– В смысле? – не понял Боря, снова посмотрел на снег, а потом как сразу понял!

Тело то почти километр к остановке теперь тащить. Никто вертолёт в ГСК высылать не собирается.

– Борь, я не знаю, - тут же начал психовать сосед. – У меня у самого сердце слабое. Я если потащу, то тебе потом нас двоих тащить придётся.

И тут Глобальный понял, что санки деда всё-таки понадобятся. Но тут же отмёл от себя эту идею. Будь снега хотя бы меньше полуметра, оно может ещё и помогло бы, а так – вряд ли. Да и санки – детские. А Максим Витальевич не то, чтобы лилипут. Килограмм под восемьдесят.

Тут же мелькнула мысль тело прикопать снежком и случайно о нем дня через три-четыре вспомнить, заново обнаружив, то внутренний голос заявил, что заявка уже зафиксирована. Придут ещё и спросят – куда дели? Почему – забыли?

И Боря с грустным лицом обратно в гараж поплелся, в мокрое обратно переодеваться. Если в таком виде к остановке тело потащит, то следом заберут. Но уже в другое отделение, что выше морга.

«Блядский рот!» – негодовал внутренний голос, не желая от тёплого халата избавляться и из сухих носков вылезать: «Этот еблан и при жизни падлой был, и в посмертии нагадить успел. Вот что за люди?».

Бурча, но не произнося вслух, ведь всем известно, что о мёртвых либо хорошо, либо ничего, Боря снова оделся-обулся и даже лопату поднял. В гараж занёс. А дальше идеи – кончились.

Лёня за ногу попробовал протащить тело, но только ботинок зимний в руке оставил. Тогда Боря попросил подсобить и на плечи ему тело накинуть, как шаль. Но если лёгкая шаль хоть и портила эстетику вида мужику, то мёртвый мужик был даже к лицу. То есть – шёл ему.

Однако, сделав с десяток шагов и едва не провалившись по горло, Боря понял, что так далеко не уйдёт. Труп постоянно мешал: то сползал с плеча, то выкатывался из куртки. А собственная куртка тоже была со скользящим материалом. Современные дизайнеры почему-то не учли, что по зиме на плечах не только шарфы с шалью можно носить, но и жмуров доставлять до карет скорой помощи.

Лёня на этот раз оказался более инициативным. Он следовал по пятам и постоянно давал важные целеуказания. Важные, конечно, по его мнению.

– Правей…правей… левее… Борь, это он пёрнул или ты? Я слышал, трупы начинают… ну… ты понимаешь. Так что… осторожнее.

«Да завали ты уже!», – подумал Боря, вспотев за какие-то двадцать шагов так, как не успел по дороге в гараж.

А затем Боря понял, что дыхалка сбивается. Оно может и к лучшему, так как на языке столько всего для соседа по гаражу вертится. А они ещё и к общей дороге гаражной не вышли. Из закутка своего только выбраться пытаются.

«На кой чёрт только в эти гаражи поперлись?» – буркнул внутренний голос.

Сделав ещё пару шагов, тут дед показался. Без санок, правда. Что ему от соседей понадобилось, он тут же забыл. Так как сам за сердце схватился, едва о новой «должности» только что назначенного коллективом охранника узнал.

– Свят! Свят! Свят! – заявил дед и тоже перекрестился. А затем тоже начал советы давать. – Боря, а ты чего его несёшь? Волочи. Так лучше будет.

Мнение коллектива оказалось определяющим. Так как уже двое были против одного носильщика. И Глобальный вынужденно смахнул труп с плеч в снег. Но куртка зацепилась за висюльку на плече и замок разъехался в разные стороны. А при попытке тащить за руку, Лёня тут же непреднамеренно раздел Максима Витальевича.

Но вину свою не признал и тут же заявил:

– Да зачем ему теперь куртка? Так хотя бы скользить больше не будет.

Боре было уже всё равно. Он схватил за ноги и поволок к воротам. Они даже выбрались к общей дороге, и из второго закутка на них тут же пара мужиков уставилась.

– О, а Мася всё что ли? – заявил один.

– Так это что получается, проводить надо? – добавил второй, трагически вздохнул, снял шапку и… вернулся обратно в гараж, куда быстро проследовал его сосед.

«Ёбанные помощники», – подумал Боря и тут же пообещал себе, что всех, кто умрёт следом, просто будет скидывать в овраг, а не тащить к остановке.

От него уже валил пар. А от пота на лбу слепило глаза. Но тут дед, который теперь шёл рядом с Лёней, только с другого края, подал дельную идею:

– Слушай, а чего мы его тащим?

Так и сказал – «мы тащим».

Лёня кивнул, сразу согласный. А дед тут же продолжил мысль:

– А давайте у камазчиков прицеп возьмём, ну или самого его привяжем и на верх в мгновение домчим.

Лёня завис, глядя вдаль. Ещё дальше, чем бежала мысль. Но тут Боря рухнул у ворот, даже не обращая внимание на мужиков у первого закутка. И дал понять, что дальше никуда «не повезёт», пока к согласию не придут.

Дед тут же показал Лёне направление по типу «Иди туда!» и выдал свое целеуказание на предмет «спроси Петровича, он знает».

Пока Боря шапку от пота выжимал и труп к шлагбауму пристроить пытался, Лёня довольно бодро по уже не раз хоженой тропинке поднялся к гаражам и мастерской и растворился среди высоких и широких гаражей. Его не было минут пять. Но обратно он вернулся в кабине грузовика.

КАМАЗ, правда, оказался без прицепа. Но опытный водитель спустился по дороге к шлагбауму задом, а затем открыл окно и кинул Боре верёвку. И со словами:

– Ну чего сидишь? Привязывай, – тут же дал понять, что сам из кабины в снег выбираться не собирается. Помощь помощью, но кто водит грузовики, тот и прав.

Боря хмыкнул, почесал нос и недолго думая, привязал верёвку бывшему председателю за ногу. Лучше бы за две, за не перевязывать же уже. А хорошая мысль всегда после плохой приходит. Но второй конец верёвки он тщательно зацепил за грузовик.

Лёня только из кабины вылез, завалившись в снег, как КАМАЗ взревел мощным мотором и рванул вверх по дороге. А труп за ним как миленький покатился без всяких санок, волоков и подложек.

Всё бы ничего (доставка есть доставка), но труп по пути наверх ногами разъехался в разные стороны и вдруг… материться начал так, что дед тут же в обморок упал. А Лёня так ржать начал, что вскоре от смеха того обоссался, не успев ничего извлечь из штанов.

Сам же Боря рванул следом за КАМАЗом как спринтер с низкого старта и только водителю успевал махать. А тот за сугробами не видит ничего. Петляет дорога. Только знай себе, на газ давит.

Максим Витальевич воскресший ему орёт в голос, порой на одной ноге прыгает, но по зиме кабину утеплили что надо. Хоть из пушки стреляй, не услышишь. Вложился Петрович в КАМАЗ свой. И пусть другие завидуют теплу и тишине внутри.

Так бывший председатель последние семьсот метров прямо до остановки на своём заду и проехал, раза четыре всего на шпагат сев балеринам на зависть. Хоть до этого и не умел ни разу.

Но жаловаться – некому. Если бы не поджидавшая «труповозка», Боря того председателя следом бы и порешил, нагнав. А так только кулак показал, под нос сунув и пообещал, что если ещё раз в гаражах их Максим Витальевич появится, обратно своим ходом к остановке уже не вернётся.

В общем, не прижился в ту зиму в их кооперативе ни дворник, ни охранник. А Лёне домой пришлось топать без нижнего белья. Но история того стоила.

Некоторых из мужиков даже цены на гаражи в ту зиму повысили, указав, что рядом «место силы» и люди там воскресают на раз.

А врачей с какой-то непонятной «гипервентиляцией лёгких» и последующим выбросом адреналина в кровь кто слушать будет? Несут какую-то ересь и сами не понимают, что толком случилось.

В гараж Боря вернулся уже без сил и проспал до самого вечера.

Глава 19 - Гость из прошлого

Боря проснулся от шороха на первом этаже. Приподнялся на локте и тут же скорчился от боли. Пресс болел. А рука вообще, как не своя. Зачем столько копать, когда придумали экскаваторы и гастербайтеров?

Внизу горел свет, пробиваясь наверх. На мансарде темно. Погасил всё перед тем, как отключиться. Всё-таки хорошей идеей было провести кнопочный выключатель. Даже тянуться не надо. Рухнул – щёлкнул – спи. Когда остаются силы, чтобы добраться до выключателя или хотя бы тянуться – значит хренова работал.

По ступенькам кто-то загромыхал, вновь отвлекая от дрёмы. На кота или пса это походило мало. Очевидно, что человек забрался и теперь в образе ниндзя пробирается между стеной и автомобилем впритирку. Но живот мешает. Или сумки.

«Лёня что ли переоделся сходил?» – прикинул внутренний голос: «Или Витальевич бессмертие почуял? Дед вроде с санками слинял давно. Хотя сколько сейчас вообще времени? На телефоне время догадаться поставить не успел. До симки ещё и в помине не добрался. Всё как-то не туда пошло, не в том русле потекло».

Осматриваясь и стараясь определить время суток, Боря готов был увидеть многих людей в проёме, от Степаныча и Натальи до Шаца и даже Моисей Лазаревича. Благо он всегда появлялся или давал о себе знать в самый неожиданный момент.

Но когда там вдруг показалась кудрявая рыжая голова с париком, Глобальный даже несколько смутился.

– Боря! – заявила та самая голова самым наглым образом.

«Вот же колобок бесстыжий!» – даже возмутился внутренний голос: «и чего к нам прикатился?»

Сморщился, приглядываясь. И скорее по голосу, чем по виду, хозяин гаража признал Снежану постаревшую. Объёмная проститутка, почесав под париком, что одновременно служил, и шапкой, и прикрытием красот, в ответ даже не улыбнулась. Только преодолела последние ступеньки и оказалась рядом с кроватью.

Ей не нужно было вглядываться во тьму, чтобы определить наличие Бориса в гараже. Она сердцем чуяла! О чём тут же и заявила:

– А я ведь как знала, что ты сегодня здесь будешь. Чую, в снежном плену как в водяном, сидишь, – добавила она, пока Глобальный пытался прийти в себя и только-только спросонья подходящие слова подбирал.

Мол, развела их жизнь. Её, значит, в пучину падения горизонтального. А его наверх, стоками вынося как морскими волнами на вершину успеха. Но если кто вздумает смыть властной рукой, то снова покатится жизнь в тартарары.

Сравнения конечно, на любителя. Но и пробуждаться он не собирался. Какие уж тут ровные мысли, когда болело абсолютно всё? Хотелось пить, массаж и натереть локоть бабушкиной растиркой. А вот двигаться совсем не хотелось.

Усталости в сантехнике за день накопилось столько, что бери ложку и ешь, как желе. А он сам весь такой консистенции. Только какого цвета, сразу и не скажешь. А как на латинском будет – «человек заебавшийся», тоже вопрос всех вопросов. Человек сейчас умный только в том случае, если гаджет под рукой. А без связи – дуб дубом.

Но то – лирика. А вот ко встрече с бывшей проституткой на практике Боря точно оказался не готов. Вяло дёрнулся.

«Она может и не бывшая совсем, а самая что ни на есть теперешняя», – подсказал внутренний голос: «И вообще бывших проституток не бывает».

Снежана мыслей его не слышала. Но отступать не собиралась. Тут же рядом присела и как давай лезть целоваться, грудью широкой тыкая его настойчиво.

– Боря! Боренька! Я так ждала! – гнусавит её голос простывший, пока обоняние приходит в себя от духов крепких.

Носом поведи и поймёшь, что воняет какими-то цветами полевыми в такой концентрации, словно помер уже реципиент подопытный и в гроб те цветы складывают ему пачками, потом горками обкладывают.

Поморщился Глобальный, на кровать рухнул обратно. В попытке отвертеться от нежданной ласки, замычал даже что-то вроде «Снежана, ты пойми, теперь всё иначе. Я уже не девственник, да и ты не юна. Армия сделала из меня человека, а ты взад всё не перематывай. Другой я. И тем более – ты».

Но это в голове неплохо звучит, а на практике – куда-там!

В суровой реальности его сто с лишним килограмм любви и похоти придавили надёжно. И как давай елозить, одной рукой придавливая, а другой раздеваясь. Тут то Боря сразу и вспомнил, что если что жрица любви и вбила себе что-то в голову, то ни герпес, ни цистит её уже не остановит.

Растерялся Боря от такого напора. Как сказать человеку, что не такой он теперь? И всё в мире иначе? Вон и Горбачёв помер, и никто ему слова хорошего вслед не сказал. Черти, очевидно, в три смены работают, пятно полируя и к логопеду за ручку отводят каждое утро. Но он то при чём? Он-то как раз говорит мало и по делу. И не разваливает всё вокруг, а только чинит.

От мыслей об этом всё, что касается секса не то, что отодвинулись. Отскочило даже. Парик со Снежаны сполз ещё, обозначив сухие редкие волосы, собранные в конский хвост. И щекотит, зараза, сосредоточиться мешает.

«Как обращаться к человеку, которого пару лет назад довольно глубоко тыкал? И даже погружал в него всякое. На «вы» или ещё на «ты»?» - не давал покоя и внутренний голос.

– Сне…жана! – наконец выдавил он и слова покрепче заготовил в подкрепление, чтобы точно услышали. Некоторые ведь с первого раза не понимают, пока по струнам глубинным не набрынчишь.

Но тут мощная длань под мудя его взяла и сдавила, напоминая, что и у самого страны есть. Организм, зараза, только и рад напомнить, кто была у него первая. И образами подкрепил касательно того, чего она с ним творила.

Обрадовалось тело, воспряло, привстало, ярко обозначив отдельные части тела. Выпирать даже что-то начало. И так вдруг хорошо стало от тёплых пальцев, и губ умелых, что Боря невольно подумал: «А чего это я так напрягаюсь?».

Расслабился сразу усталый сантехник. А когда сопротивляться перестал совсем, и Снежана успокоилась, всю прыть с преодоления на похоть направив, резко напрягся и в прогибе проститутку бывалую с себя и скинул. А чтобы точно намёк поняла, пока с кровати на пол катилась и рухнула, добавил даже:

– Снежана, ёб твою мать! Нашла время! Дел по горло, а она о сексе думает!

Она тут же подскочила, сгруппировавшись как мячик то ли резиновый, то ли даже латексный. Всё-таки человек с латексом имел дело гораздо чаще.

– Ой, Боря, да какой секс? Так, баловство одно. Накатило что-то. Дай, думаю, напомню.

– Не надо.

– Ой, а я смотрю ты прямо деловой стал. Джип у него в гараже стоит… или чинишь чей-то? – заявила она восторженным голосом, грудь обратно в безмерный бюстгальтер заправляя.

– Да какой теперь джип? – только отмахнулся Боря, включил свет и под струи давно нагретого бойлером душа встал. – Хера толку с джипов в такую погоду? Мне бы танк. Да я не танкист ни разу!

– А что тебе не так с погодой?

– Так снег же! Замело всё! Ни выехать, ни проехать.

– Тю, – сказала Снежана, поправила уже парик и вновь по лестнице полезла. Обратно, показав на прощание объёмный зад. Когда нога только встала на первую ступеньку, из-за джинсов даже стринги показались, так похожие на парашютные стропы.

Но Боря только головой тряхнул, отгоняя наваждение. Лишние это мысли, лишние!

Чем она там внизу занималась, он даже боялся себе представить. Но предпочёл тянуть время, сначала как следует помывшись, затем постирав вещи, а следом даже в сауну давно прогретую зашёл и вещи те вокруг себя на полочке разложил. Чтобы в них же и одеться, когда в мир обратно пойдёт.

«Всё-таки в Лиде надо пробиваться обратно», - посоветовал внутренний голос: «Контейнеры, вон, отдать. Помыть даже. Ну и на работу неплохо бы позвонить. Волнуются люди, наверняка».

Боря выдохнул долго-долго, затем вдохнул горячий воздух сауну и вдруг вспомнил, что без автомобиля ему никак. Всё-таки у Олафа жена в аэропорт скоро прибудет. А кто её ещё встретит, кроме него? Никто о ней и не знает даже. А муж-дебил где-то с цыганами подрался или с бомжами на щелбаны спорит. Всякое может быть. Не любит немца зима.

Прогревшись и просохнув, он пощупал одежду – сырая. С ходу свалить не получится. Здравствуй, халат и носки-тапочки!

Однако, Боря набрался решимости поставить чайник на газовой горелке внизу. Надо запарить лапши. Её пачки покоились в бич-пакете на случай войны. В количестве двух десятков вместе с супом-пюре, чипсами и уже окаменевшим печеньем. Сколько он не заглядывал в тот пакет? Пожалуй, всю осень.

«Варианта только два, либо сгрызёшь это всё всухомятку, либо снова идти к стоматологу», – прикинул внутренний голос.

А Боря, суетясь у плитки с обратной стороны автомобиля от печки на дровах, вдруг понял, что Снежаны на первом этаже нет.

Осторожно выглянув в дверь, он невольно челюсть уронил. Баба с лопатой уже курку сняла. Но не для стриптиза, а сугубо для практических занятий. Пока из кармана на снегу из той куртки парик торчал, Снежана в снегоуборочную машину превратилась. Делая эффектный выпад с выступом то на левую, то на правую ногу, она оставляла за собой широкую просеку в снежном завале.

Боря с удивлением посмотрел на бетон под ногами. Площадь у ворот и два десятка метров до дороги была вычищена. Там едва ли оставалось на палец снега. Шкрябанье лопатой по полу не давало соврать.

От самого же дворника, что трудился на закате, со стороны только голова видна. Она широкого, но размеренно дышала полной грудью. Экономила сила, но в то же время трудилась так, что и трёх Максимов Витальевичей было бы мало. И судя по алым, пышущим здоровью щекам, останавливаться и падать в обморок от гипервентиляции лёгких Снежана даже не собиралась. А как её зовут на самом деле, он понятия не имел.

Толстая проститутка не перестала его удивлять. Но если раньше она всего лишь обнесла его и потом вытрахала обратно все вещи, то теперь он мог спокойно попить чая, подкрепиться лапшой, одеться и обуться, и либо выйти и сделать ей предложение (всё-таки такая баба в хозяйстве пригодится), либо дать ей то, за чем она пришла.

«А зачем она пришла?» – тут же переспросил внутренний голос в сомнениях: «Тебе не кажется, что у проституток хватает секса, чтобы идти за ним ещё в гаражи как Иван Сусанин в болота?»

Боря хмыкнул. Резонно! Даже не поспоришь. Да и времена, когда он спорил сам с собой в гараже, давно канули в лету. То ведь от безысходности было. А сейчас что? Сейчас перед ним весь мир открыт. Рабочему человеку всегда рады. Был бы телефон, уже бы задёргали. А так хоть спасибо собаке сказать. Отдохнёт от экрана.

«Но мир по-прежнему открыт. Вот и стучится в него кто ни попадя. А затем приходят всякие особи, не особо вытирая ноги», – хмыкнул уже внутренний голос.

Чайник закипел. Боря запарил лапшу в коробке. Подумав, запарил ещё одну. Не жалко. Залил чая по старым кружкам с обломанными ручками. Нашёл лишь одну чайную ложку. Но зато была ещё и вилка, и сахар кусочками. Жить можно.

Сотворив нехитрый ужин-перекус, Боря вновь выглянул наружу. А там баба-экскаватор до того разошлась, что всё ответвление уже по центру зачистила и к общей дороге выходить начала. Не трогай её ещё час-другой и до ворот докопает. Но это всё должна делать толпа мужиков, а не одинокая проститутка.

«Другое дело, если почасово возьмёт. Я бы заплатил», - добавил внутренний голос. Но Боря его не слушал.

– Снежан!

– А?

Едва не ответив в рифму, только рукой махнул.

– Иди… передохни.

Она отставила лопату, воткнула в сугроб. Смачно высморкалась под ноги, прочистив обе ноздри по-мужицки и подхватив куртку с париком, прошла по новому широкому тоннелю к воротам.

– А чё? Я ещё не закончила.

– Иди, иди, – повторил Боря, запустил женщину в гараж и к столу-капоту автомобиля поближе подтолкнул. – Давай, перекусим. Поговорим.

Только Боря собрался с мыслями, как вспомнил, что вилка только одна. Но Снежану это не смутило. Помыв руки в раковине с холодной водой, она взяла коробку лапши и просто начала хлебать её как из кружки, смачно всасывая в себя всю жижу и часть лапши разом.

Боря едва не оглох от этих звуков. Вот вроде хочешь поблагодарить человека, приятное сделать. А он сущность свою проявляет и отбивает всё желание напрочь.

Но сёрбала Снежана лапшу не долго. Через минуту в ней исчез весь ароматный кипяток. И дело продолжилось за кружкой с чаем. В этот раз, однако, она уже не стягивала в себя воду, а смачно рыгнув, оттопырила мизинчик и начала пить чай маленькими глоточками с видом аристократа на минималках.

Боря, очумев от таких преображений, даже лапшу не доел. Нет, не у каждой женщины должна быть своя половинка. Это нужно что-то целое и большое. Чтобы её саму затмевало… Хотя бы во время принятия еды.

Но думать одно, а спросить – надо. Даже разузнать бы неплохо.

– Снежан… чем обязан? – начал Боря издалека.

Нет, что с армии его ждала и по гаражам шаталась, расспрашивая – это понятно. Непонятно только почему не сдалась, когда приехал уже и на неё не вышел. Всё же очевидно. Никто ни о чём не договаривался. Никто никому ничему не обязан. А что баловством было, то им и осталось.

Из её рук тут же кружка и выскользнула от удивления. Но Снежана с поразительной скоростью поймала ей на лету другой рукой. Боре только брызги в лицо прилетели. Однако, потерь удалось избежать.

– Борь… – начала издалека и она. – А ты чего здесь, а?

– Я чего? Да я вон… – Боря махнул в сторону сауны наверху. – К комиссии приёму готовлюсь.

– Какой ещё комиссии? – прищурилась она и сахар грызть начала. Так бесяче, хоть зубами скребись.

Боря даже невольно про овраг вспомнил. И что снега ещё много. До весны не найдут.

Это насколько он должен был быть голодным как мужчина, чтобы ЭТО месяц-другой ублажать? Правильно отец говорит – не связывайся с толстыми женщинами… если не уверен в своих силах. А если связался, крепись… Потому что ублажить до конца вряд ли получится. И грустно обоим будет.

Куда только эта уверенность за пару лет делась, что любую ублажить может? Может снова в армию на годик ломануться?

Здоровее будет.

– Ну как какую? Повышения квалификации, – обронил он, стараясь не концентрироваться на этом ужасном звуке. – В данную комиссию должны входить мастера цеха, несколько работников моей специальности, начальник цеха и главный инженер или главный механик.

– А? Да? – она сгрызла первый кусок как бобёр дерево и принялась за другой. – И как это должно быть? Ну, в гараже-то.

– Как, как, как в сказке, – выдохнул Боря. – Само испытание состоит из двух частей: устная проверка по знанию теории и сдача практики. По сути мне нужно сделать как минимум три задания по теме. Сварить, настроить, наладить. Тут уж что под руку попадётся. Смотреть на суть работы будут и процесс, оценивая скорость, точность и мастерство.

– Борь… ты чего мне уши лечишь? Тёлок вы тут с мужиками пялите на компанию. Меня вон в соседний гараж приглашали. Наслышана.

Глобальный аж чаем подавился. Закашлялся.

– Чего?

– Того! – заявила она и третий кусок давай шкрябать с лицом озадаченным. – Но меня не это злит. А то, что ты… ТЫ… никогда меня не заказываешь. А чего я тебе сделала плохого-то? А? Или мастерства в конкурентках больше, чем во мне?

Боря как стоял, так и завис. Глаза только округлились.

– Чего-о-о?

Она только руки в боки сложила и добавила:

– Мне всё про тебя рассказали. Не отнекивайся.

– Кто?! – начинал закипать Боря и рукой на гараж соседний показал. – Тот?

Она вдруг просто отвернулась вместо ответа. И… продолжила сахар грызть.

– Прекрати! И давай что ли… погостила и хватит, – если до этого он готов был уступить ей душ и час-другой в сауне после ужина, то теперь даже рядом стоять было противно.

Она тут же повернулась.

– Боря, ты дурак! Мне сына нечем кормить, а постоянные клиенты сливаются. А тут ты ещё мозг ешь. Вот и решила сама навестить, чтобы точно убедиться. А ты… дурак!

Заявила и снова отвернулась.

Боря от такой наглости снова подзавис. И даже не знал от чего больше. От того, что сын у неё есть или от того, что промысел мамкин.

– Так, погоди, а сын… он… – тут Боря даже подумал всякое, но Снежана захихикала и ответила сразу:

– Нет... Ему семь лет. Научишь его розетки там, краны… Да?

Боря на миг представил семейную идиллию, где сидит дома на диване в тапочках мягких, а сын перед ним схему подключения розеток и переключателей рассказывает с указкой. Звонок в дверь и тут мама со смены приходит. С пиццей подмышкой и каплей белого на губах.

– НЕТ! – сразу заявил Боря и пошёл одеваться.

Пофиг, можно и в сырой одежде пойти. Хоть в ночь. Хоть в овраг. Лишь бы подальше отсюда оказаться, на весомом расстоянии от этого недоразумения.

– Борь… Дениска болеет, – донеслось вдруг в спину.

Застыл на миг.

Мать же!

Не поворачиваясь, спросил:

– Чем? Ковид?

– Нет. Есть и другие болезни ещё… Воспаление лёгких, – тише добавила она. – Двухстороннее. Я заебалась уже антибиотики покупать… честно. Не вывожу.

Боря кивнул, поднялся, оделся и вернулся, вытащив из заначки на втором этаже несколько пятитысячных купюр.

– На… вылечи пацана.

– Борь… – она взяла обе купюры, но тут же сама застыла. Растерялась даже. – Давай отработаю?

Он покачал головой:

– Нет. Не надо. Ты вон и так… поработала неплохо.

Уж лучше бы он этого не говорил. Она тут же загорелась как свеча во мраке и выбежала вон из гаража. А вскоре он вновь расслышал скрежет лопаты. Женщина-экскаватор вновь принялась за работу.

Боря выдохнул долго, почесал макушку и попытался прикинуть, что делать дальше. Бросить всё и пойти к матери на квартиру? Это вариант. Идти не так далеко. Но всё равно автомобиль нужен.

«Чего тут думать? Откапываться надо!», – подзадорил внутренний голос и Боря вторую лопату достал. Гаражную, не подаренную, а ту, что по наследству передавалась.

Она была заметно тяжелее и неудобнее. Шире, тяжелее, с ручкой цвета тёмной безнадёги. И пусть всё по-прежнему болело, он всё равно вышел на улицу и присоединился к работе.

Если проститутка за заботой о сыне находит время, чтобы отработать положенные часы, то ему на что жаловаться? Никто не виноват в его проблемах. И тем более, погода.

«У природы нет плохой погоды!» – заметил внутренний голос и тут же добавил: «А вот плохие проститутки есть».

Уже стемнело, когда она докопались до ворот. На последнем этапе к ним даже присоединились ещё пару мужиков с лопатами. Один из них даже подмигнул Снежане. Но сказать ничего не решился. Уж больно вид у Бори был бескомпромиссный.

Когда Глобальный отворил гараж и выгнал джип на штурм дороги к остановке, Снежаны уже и след простыл. Она ушла, не прощаясь, но сполна отработала свои деньги.

«Но плохая проститутка может быть хорошей матерью», – добавил внутренний голос и Боря даже пожалел, что не успел её подвести и побольше расспросить о Дениске.

Но вскоре всё его внимание поглотила борьба с подъёмом на пригорок. Японский джип урчал, скользил, кряхтел и молил о пощаде перед русской зимой сибирской направленности.

Но Боря точно знал, что нужно выбираться. И в сотый раз стискивая зубы, вновь брался за подаренную лопату.

Глава 20 - На прорыв!

Когда джип заехал в хорошо знакомый двор, едва найдя пространство для парковки, Боря невольно отметил, что раньше заборы казались выше, а игровые площадки – шире. А количество автомобилей можно было пересчитать по пальцам рук. И все хорошо знали кому они принадлежат.

Строители закопали две бетонные трубы для прокладки канализационных ходов прямо на игровую площадку. Конечно, бесхозных и не используемых. Из тех, что остались не у дел. Но если раньше они казались настоящими замками и внутри них можно было гонять даже на «школьнике», то теперь Глобальный с недоумением посмотрел на засыпанные снегом холмики. Укрыло с головой.

«А трубы-то маленькие!», – заявил внутренний голос и тут же нашёл чем подбодрить: «Но ничего, писька-то тоже подросла! Только хрена толку с твоего удлинителя, если там никого и не наплодил? Не туда заливаешь. А ещё сантехник. Эх, ты!».

Боря кивнул. Да, пора с этим разобраться. Дом можно и по весне построить, а детей круглый год заводят. Бомжи с бичами вон кругом плодятся со страшной силой, и никто им слово против не говорит. Бегает вокруг детвора, растёт как-то, что-то ест. Ну а что ножом тебя пырнёт по приколу или камнем в автомобиль зарядит, так это издержки перепроизводства. А может быть даже недостаток воспитания.

Но с чего он решил, что если нет квартиры, то и детей заводить нельзя? Одного-двух то точно прокормит. И книжку на ночь прочитает. И оденет-обует. А схемам разбора-сбора розеток и подводок гибких трубок к кранам – первым делом обучит.

С этой мыслью Боря подошёл к домофону и позвонил в родную квартиру. Отбросив ностальгические воспоминания, всё ещё можно было с уверенностью сказать, что его это квартиру. Ну или сестры. Родителей. Кого-то близкого и родно. Да взять хотя бы Пашку.

Нет, он совсем был не против, чтобы квартира племяннику досталась. На свою заработает. От наследства ничего не ждёт. Наследство это что-то из будущего, когда руки из жопы растут, а в голове солома и сам ни хрена не умеешь, кроме как ждать.

А он не таков.

Вокруг снег пуржит. Горят фонари. Зима днём дала отдохнуть, а как темнеть начало, снова мука с неба посыпалась. Под лёгкий ветерок.

– Кто? – спросил домофон Дунькиным голосом.

«Как кто?» – удивился внутренний голос: «Русский сантехник, что и готов по пятёрке в каждую руку проституткам хоть каждый день выдавать. Просто на работу надо попасть и снова ходить по заказам, а не с водой с неба бороться. Воды и на работе хватает. Пробивается из всех щелей».

– Я, – ответил Боря, как любой нормальный человек с русским менталитетом.

Фактическая информация может идти лесом, когда важен тембр и глубина голоса и такие детали по которым родня с уверенностью может сказать – «это наш, открывай!».

– Ой, Боря пришёл, – послышалось по ту сторону динамика и магнитный замок запипикал, открывая дверь.

На пятый этаж не вошёл – влетел. Жаль, конечно, что ни солений-варений не принёс, ни шоколадку мелкому не захватил. Но свои должны понять, что сил уже нет бороться с этой стихией и нужен перерыв на их, казённый чай. По дороге жизни можно долго бежать, но когда-нибудь устанешь.

Дверь распахнули, а оттуда теплом пахнуло. И жареной картошечкой. Сестра обняла даже в куртке. В коридор Лёха вышел, потянулся и с заявлением «какие люди!», руку пожал крепко-крепко. А пока разувался, мать вышла из кухни с племянником на руках. В щеку поцеловала и вручила Пашку, пока не вздумал там себе руки помыть.

– А он прямо подрос! – отметил сразу Боря и давай самолётик племянникуустраивать. А тот и рад, угорает во всё горло. Ни слезинки от него, ни пощады. Как тут сил не найти в руках, что только что вроде бы отнимались и едва шевелились.

Все встали в коридоре, замерли почти, любуются и словно соскучились. И никаких расспросов от них почему-то. Напротив, на кухню сразу потащили и за стол усадили. Тарелка перед глазами появилась даже с вилкой, но была пустой не долгой. Салатики вдруг появились на блюде с морковкой и свеклой, затем селёдка рядом легла, хлеб вручили в свободную руку, а кортошечки с самого дна сковороды Лёха сам нашкрябал. И сверху майонезом и кетчупом крест-накрест полил, чтобы вкуснее было.

А оно не просто вкусно с мороза, оно – божественно-идеально! Переваривается словно ещё во рту, глотать можно не жуя.

Только вроде наложили, а пусто на тарелке. И только когда добавочными помидоры маринованные пошли и перцы фаршированными, мать рядом вдруг присела и вздохнула:

– Эх, совсем как отец ешь.

Щёки надутые. Тяжело говорить. Но надо.

– Так вкусно же!

– Вкусно, но… быстро. Он же как с армии вернулся, там больше двух минут и есть не может. Я только накладу обоим, присяду, а он уже подскакивает. Вот как так можно?

– Можно, мать… всё можно, – добавил Боря, доедая последний перец. – Ты это, паспорт далеко?

– Борис Петрович, а я всё ждала, когда ты попросишь, – призналась она, едва на «вы» не перейдя.

Он даже брови приподнял.

– Чего попрошу?

– Ну… кредит, – уточнила мать. – Зачем же сейчас ещё паспорт то нужен, Борь? Вон и Дуня просит, и Алексей… намекает.

Боря жевать прекратил. Посмотрел на обоих. Лёха сразу отвернулся посуду мыть, буркнув:

– Скажете тоже, Галина Константиновна. Нужны нам ваши деньги.

А сестра мелкого подхватила и в зал – шасть.

– Не, мам. Ты чего? Я сим-карту твою просто посеял. А на том номере столько контактов. Ты можешь даже сама восстановить, ну или я отвезу-привезу. Очень надо по работе, мам.

Мама только отмахнулась:

– А, так это без проблем. Я-то уже подумала, ты тоже машину захотел или ещё чего.

– Тоже? – тут Боря посмотрел на Алексея. – Лёх, что происходит?

– Да всё не так, Борь, – резко повернулся он. – Дуня мелкому машину хочет купить, такую, на пульте управления, но чтобы сидел. А я как всегда крайний. Мне вроде как машина нужна… Ты понимаешь?

Боря кивнул. Недоразумение, бывает. Но тут Лёха сам всё испортил и добавил:

– И вертолётик.

Голос Дуни тут как-тут, на кухне появилась с сыном и заявила почти строго, строго камуфлируя форму мата:

– Жёванный крот, Лёша! Когда ты уже наиграешься? Тебе танчиков мало?

– Не ну… можно и без вертолётика, – тут же насупился Алексей и с прискорбием взялся за самую большую сковороду в горе посуды.

Тосковать, так тосковать.

Боря улыбнулся, забирая племянника на руки, и тоже голос изменил на общение с ребёнком. Словно ай-кью до пары единиц упал разом:

– Так, будут вам вертолётики-машинки. Мне бы только телефон вернуть, на связь выйти и всё-всё-всё будет!

Пашка даже подмигнул. Замётано, мол. Теперь я спокоен.

– Так, ну что? Сгоняем тогда, мам?

– Как это сгоняем… куда? – удивилась Галина Константиновна и палец подняла под потолок.

Боря невольно по направлению проследил указанному и на часы настенные посмотрел. А девятый час уже. Закрыты все офисы. Завтра только.

Глобальный невольно поморщился. День пролетел незаметно. Непродуктивный какой-то, с потерями даже. Его ждут в десятках мест, а он только сигнальный костёр развести может. Но не факт, что заметят.

«Боря, успокой свои блатные нервы, современный человек и свой то номер с трудом помнит, не то, что близких», – подкинул мысль внутренний голос и Боря невольно и впрямь расплылся по стулу.

Бежать то уже некуда. Ну а что к Лиде на ужин не попал, так вообще из головы вылетело. Но девушка умная, поймёт, простит. Утром вот как симку возьмёт, так сразу ей и позвонит. Самой первой.

И тут он вспомнил, что номера её не знает. Вроде говорила. Вроде даже на бумажку хотел записать. Но потом решил – а нахрена? Он же придёт, обнимет, телефон в руку даст и сама уже все вобьёт, ещё и рингтон поставит. Только не из собственных криков, к оргазму стремящихся.

Но умным нужно быть сразу, а не потом. Потому как теперь он мудак, получается. Который девушку кинул и не позвонил даже. Хоть снова в джип прыгай и прорывайся по району по сугробам и потом плутай по тёмным улицам, где местами вообще не проехать. А если и проедешь, то шансом припарковать автомобиль хотя бы в радиусе километра от её подъезда равен нулю.

Люди с лопатами весь день расчищали для себя. А если куда и уехали, то стоит только поставить на свободное места и утром можно будет доставать картошку из выхлопной трубы.

«Ну или просто переебут той лопатой по лобовухе и в чём-то даже будут правы», – подмигнул внутренний голос.

Боря при мысли о том, что надо ещё и место парковочное в ночи откапывать будет, только ещё больше по стулу расплылся. Медуза, а не человек.

«Почему человек руки и ноги на ночь отстёгивать не может?» - вздохнул внутренний голос: «Как бы удобно было, если устала рука, а ты на зарядку ей поставил, а утром вернул обратно. Или вот нога с растянутой мышцей, а ты её в холодильничек, а утром свеженькую раз обратно и готово».

Но человека разборного не было. Зато был телевизор. Все как-то разом перекочевали в зал, едва домылась посуда. И кто на диван, кто в кресло, а кто на пол разместились. На экране показывают что-то. Боря не смотрел. Слушал краем глаза. Больше в расслабление ушёл и размышления даже.

Если Будда так же впахивал каждый день, то не пришлось бы сиднем годами под деревом хернёй страдать. Перекопал поле, присел, и всё – нирвана сразу. Стоит только глаза прикрыть. Но кто рабочего человека слушать будет, когда медитация полезнее и внутреннее, значит, созерцание?

Боря вдруг понял, что кемарит сидя. Авитаминоз наступил внезапно, с первым снегом. Точнее, пары дней его последствий хватило, чтобы все силы кончились. А летом запастить полезными веществами не успел.

– Так, Боря, на полу спать не надо, – заявила сестра и тут же поправилась. – Точнее, надо, но не так. Иди в душ, а я тебе матрас достану. На кухне ляжешь… ничего?

– Да где угодно, – сипло пробормотал Боря, прекрасно понимая, что уснёт даже на подоконнике без одеяла.

Но странное дело, вроде проспал полдня. Да и ел пару раз. А теперь без сил. Как так-то? Ему двадцать почти, а не девяносто восемь!

«Нет, к старости я ещё не готов», – возмутился внутренний голос: «Но раз отправляют в душ, перевыполни программу. Налей себе ванну, что ли. Расслабься».

И Боря расслабился. Последний раз он принимал полную ванную воды ещё когда отец здесь жил и даже не думал о севере. А теперь отец в будке живёт, засыпанной снегом. И к нему тоже ехать надо, прорываться. А он тут сонную амёбу изображает.

«А может тоже вертолётик купим?» – предложил внутренний голосок в момент слабости, когда тело в ванную с пеной погрузилось и пятки показались торчащие из воды.

Всё-таки железная ванная на метр пятьдесят, а не на метр семьдесят.

«Да ну, бред какой-то!» – тут же сам себя поправил внутренний голос, став мгновенно прокуренным и умудрённым опытом: «Женьшеня надо ебануть стаканчик. Ну и элеутерококка там пожевать, ещё какой-нибудь хуйни из мужского сбора. Впереди ещё долгая зима. Расслабляться некогда!».

Боря кивнул, но украдкой, убедившись, что дверь закрыта на щеколду и точно никто не смотрит, пенку на голову напялил и сделал шапочку, как у пирата. А то и как у Наполеона.

И тут же самому от себя стыдно стало. Что за дела! Напарник может в сугробе каком замёрз, баба его летит, чтобы о похоронке узнать, своя дева, сердцу милая, наверняка уже всего Фауста процитировала, глядя на ужин остывший. А он тут валяется и хернёй страдает. Там может отца плохо. А Степанычу вообще крышка. А директора нового если ещё не посадили, то уже вот-вот. Следствие близко. Прокуратура не дремлет.

«Будь мужиком, Боря!» – сказал ещё суровее голос: «Сначала дела, потом старость, а как на пенсию выйдешь, там и лепи себе шапочки. Хоть из фольги, хоть из пены. Всем вокруг уже насрать будет».

Боря кивнул и вроде бы только на миг глаза прикрыл. А очнулся от того, что в дверь тарабанят.

– Боря, брат! – стучал Лёха. – Ты живой там? Пашку это… помыть надо… Выходи.

– Выхожу, – ответил сухо Глобальный и нос почесал.

«Чего ж так рубит-то? Терапия что ли подействовала? И он наконец расслабился? Или Снежана в энергетические вампиры подалась? Вроде бы сосать умеет, а одно другому не мешает. Напротив, способствует. Или уже от погоды стал зависим?».

Он действительно поднялся, вытерся и напялив на мокрый зад семейники, с трудом прошёл до кухни, завалился на матрас и едва накинул на себя одеяло, как вырубило даже не взирая на свет над головой.

Мать пришла на кухню пить ночной чай и глядя на уснувшего сына, произнесла сочувствующе:

– Эх, Боря, Боря. Точно как папка весь. Пашет весь день и засыпает за минуту. Я только лягу, значит, только ножки вытяну, а он уже сопит во всю Ивановскую… Жить то вы когда думаете? А?

А Боря там жил, по ту сторону. Немного, правда. Но у него в руках был большой пульт управления. Один на всё сразу. Нажмёшь кнопку, а тут тебе вертолётик из кустов появляется. Или дрон. Тут уж как мыслей хватит. А другую надавишь и рычажок повернёшь – машинка под ногами гоняет.

Но это ещё что? Вот когда газонокосилка рядом поехала, совсем хорошо стало. Боря даже в шезлонг возле бассейна прилёг, шляпу пониже от солнца спустил и давай себе в монитор смотреть, пока машинка та с травой борется, со спутником сверяясь метр-в метр. Не дай бог кусты красивые срезать. Да и деревья только посадил. Вот же рядом, дом построенный. Двухэтажный. И жена с балкона машет. Сына на руках держит. Только лица жены не разглядеть. Какого цвета у неё волосы? Рыжая? Русая? Блондинка? Чернявая, может быть?

Боря заворочался во все, очень сожалея, что нельзя весь комплект взять. Да куда ему весь теперь? Он же теперь сонный старик. Спит весь день, а ночью дремлет. Вон и руки дряхлые. А ноги так всегда болят.

И Боря посмотрел на сморщенные руки, а над бассейном вдруг снег пошёл. А затем хуй примерно метр на метр сосулькой в самый центр свалился. И плавает себе, плавает. Но недолго то плаванье получилось. Застыл, сморщился, а потом вдруг головой Олафа оказался. А та голова лысенькая и говорит так жалобно:

– Боря, я конечно всё понимаю, но и ты пойми. Я жену в нормальную страну из той пиздаболии радужной увёз при первом случае. Она может беременная по самое не балуйся, может уже живот на девятом месяце. Терпит, чтобы россиянина родить. А ты тут развалился. Старый и сонный. Фу на тебя! Или правильнее – пошёл в баню? А я знаю, как можно ещё больше страну познать. Но уже не могу. Мне же пушной зверёк пришёл из пяти букв по вертикали. Знаешь ответ или подсказать?

Тут то Боря и проснулся. Даже обидно стало. Бабка и та уже сдалась. А это говно немецкое всё никак не успокоится.

«Не, ну поляки тоже успокоиться никак не могут и сколько миллиардов репараций к наследникам Третьего Рейха предъявили?» – почему-то сразу спросил мозг по пробуждении, пока во все стороны разбегались феи, единороги, летели болгарки жужжащие и где-то рядом затухал крик блондинки.

Боря потянулся, почти поднялся и пообещал себе, что ближайшие сутки спать не будет, пока всё-всё-всё не переделает. Не зря же погремушка в щёку впилась из-под подушки.

«По-моему, уже и племянник на что-то намекает», – добавил внутренний голос и на всякий случай припомнил застывшие глаза одной известной старушки.

Глаза. Мёртвой. Бабки!

Пробудившийся подскочил, распахнул форточку и тут же принялся делать зарядку, чтобы не дай бог ещё что-то не привиделось. А попутно бурчал только «куда ночь, туда и сон, куда ночь, туда и сон!».

«Правильно говорят, вырос – терпи», – с видом знатока добавил внутренний голос, и словно прикурил старую табачную трубку: «А если ещё и взрослым стал – терпи молча».

Глава 21 - В делах-заботах

То ночь мала, то хуй короткий – этой фразой Боря мог весь следующий день. Начинался он с неспешного, обстоятельного завтрака большой семьи за столом. Но не спеша кушали все, кроме него. Тогда как сам Глобальный, схватив бутерброд в зубы, вновь откапывал и отогревал джип у дома, попутно помогая деду со значком «инвалид» откопать копейку. Не то, чтобы ему приспичило в аптеку на личном транспорте, но он очень переживал, что автомобиль превратится в подснежник и негде будет прятаться от жены, чтобы усугубить по маленькой с соседом.

Копая, Боря прикинул, что ему бы самому до весны в спячку впасть среди обилия снега. Загаситься в тайге, не знать забот и хоть трава не расти. Всё равно ничего интересного в мире до весны не предвидится. Но человек не змея, не лягушка, и даже не медведь. Не будет движения – угаснет. Поэтому вновь копал как экскаватор вместо утренней зарядки.

Затем прихватив маман с паспортом, Боря через городские пробки отвёз её в салон мобильной связи. А чтобы всё сразу получилось – в головной офис оператора доставил. Он и сам бы рад там завести резервную сим-карту, куда постепенно мог переводить только нужных ему людей, но подаренный телефон есть, а вот паспорта – нет. Да и ключи от микроавтобуса у Лиды в сумке остались. К ней надо ехать в первую очередь.

«Потому что планирование – вещь абстрактная», – кивнул внутренний голос: «А быть сразу везде не получается»

А что есть у него в ответ из её вещей? Контейнеры и потерянный ужин. Должен был сидеть с девушкой красивой в обнимку на диване, а по итогу со жрицей любви гаражничал. А перед нимфой прообещался вроде как.

«Но есть же в юридической практике такой термин как «форм-мажор». Погода внесла коррективы. Умная – поймёт. Даже простит. А глупая наведёт бучу, начнёт выяснять, тут-то ты сумку подхватишь и распрощаешься сразу», – тут же успокоил внутренний голос, в кой то веки выступив адвокатом.

С этой мыслью Боря с тоской посмотрел на отделение банка. Без паспорта ты – говно, а не человек. И есть у тебя бумажник, полный евро или нет, никого не интересует. Пока Европа там начинает замерзать при плюс пятнадцати по Цельсию и рубить вековые деревья даже мрачного тёмного леса из сказок Братьев Гримм, он тут должен маму обратно отвести в минус десять и никаких гвоздей. Осень есть осень.

Только уже не с полными пакетами провизии для большой семьи отвезёт, чтобы и пообедали вкусно, а с голодным обещанием, что всё наладится.

– Эх, Боря, – только и ответила на это всё мама. – Живи, как живёшь. Я не знаю, как вам всем помочь. И тебя выручить хочется, конечно. И этим двоим расширяться надо. Взяли тоже моду трахаться в ванной. Скользко же, расшибутся. Ты ванну ту видел хоть? А Дунька то наша неуклюжая всю жизнь была. Ходит чего-то, руками машет, и косяки локтями собирает.

– Видел. Маленькая, – буркнул Боря, пытаясь не переводить все разговоры с матери на сестру и племянника.

В детстве с ванной вроде проблем не было. Помещался. А потом вырос зачем-то, местами даже повзрослел. И пресловутое «расширяться» – стало основным жизненным направлением. А куда расширяться, как? Никто инструкции не выдавал.

«Крутись как можешь, стараясь оставаться человеком», – добавил внутренний голос.

– Им бы двушечку на трёшку поменять и нам всем жить веселее станет, – продолжила мама на своей волне. – Да где деньги взять? Миллион хотя бы. В лотерею что ли поиграть. Мне каждый день приходят смс, что я победила. А как можно победить, если даже не участвуешь?

«Тем лям, этим лям!» – снова буркнул внутренний голос: «сам сначала постройся, а потом родне помогай».

– Мам, да какая лотерея? Всё – обман! – воскликнул Боря. – Я же работаю как вол. У меня есть деньги. Только не сейчас. А зимой.

Мама затихла, кивая. Вроде даже буркнула «ну да, ну да».

– Но, если надо будет – помогу, – вздохнул Боря и улыбнулся вымученно. – Расширим сеструху, так сказать, пока все локти не отбила. О косяки-то.

И он снова вымученно выдавил улыбку. Ведь тот миллион уже потратил на цемент, песок и даже гравий. Сварочный аппарат у него есть, конечно. Но арматуру брать надо и вязальную проволоку. Опалубка, опять же денег стоит. Даже если самому копать всё, собирать и варить, без покупки материала не обойтись.

– Ой, Боря, – снова вздохнула мама. – Я даже не знаю. Здорово, конечно, что сестре поможешь, но и про себя не забывай. А то батя всем обещал помочь, а сам по итогу в теплушке этой забурился. И забыл про обещания.

Родной двор показался за поворотом:

– Да я это… это самое, – подытожил Боря. - Короче, хорошо всё будет, мам. Ты не переживай. И это, Лёху там в стимуле держи. Смотрю, расслабился совсем. Самолётики-танчики-вертолётики. Гирю ему подарю. Чтобы бодрее был.

– Ох, и не говори! – рассмеялась мать. – Дуня вроде не дура совсем, а нашла тоже чепушилу. А ведь второго собрались заводить.

С этой мыслью мать открыла дверь и принялась вылезать. Боря поник. Тут бы первого завести. Сеструха опережает график.

Высадив Галину Константиновну у самого подъезда, Боря симку в телефон вставил и включил. Заряда сорок процентов показала батарея. Виджет намекнул, что погода впереди вновь снежная. Мести будет целую неделю. Да не просто мести, а мести и таять, засыпать и подмораживать. Снежная каша ноября – блюдо на любителя.

А как связь поймалась, что тут началось. Сообщения текстовые и голосовые о пропущенных градом посыпались. В мессенджеры даже заходить страшно, вспоминать пароли ещё нужно. Там наверняка и фотки и предъявы, да пока не до них.

Боря пока сообщения прокручивал широким взмахом пальца, телефон тут же зазвонил.

Телефон не знакомый. Кто звонит? Да бог его знает. На симке лишь пятьдесят номеров сохранилось. А это меньше, чем никто от общего старого списка из почти тысячи контактов по всему району и области.

«На работу же надо позвонить, объяснить всё. Они наверняка и трезвонят. И батя. Бате позвони в первую очередь! Да и перед Ириной Олеговной неудобно», – напомнил внутренний голос о насущном.

На всякий случай, сантехник поднял трубку. У кого-то кипяток мог хлестать, в конце концов!

– Боря, брат! – донеслось из динамика радостное от Стасяна. – Ты что там, в подполье ушёл?

– Да как ушёл… засыпало, – буркнул Глобальный, делая себе пометку сохранить телефон крановщика после сброса.

– Боря, да тут какой-то пиздец на автовокзале, - усталым голосом сообщил напарник по подработкам. – Я как приехал в город, вообще никуда выехать не могу. Застрял тут.

– А что ты в городе забыл? – для порядка спросил сантехник, припоминая, когда в последний раз был на связи с крановщиком. – Ты же вроде только из военного госпиталя выписался.

– Как что? Комиссию теперь надо проходить перед вахтой! – воскликнул крановщик, как будто говорил об этом пять минут назад. – Ну да у меня там всё на мази, только дурку осталось пройти, считай. Можешь подбросить? Больница святого охламона. Или как там её сейчас? Куда-то ссущий Павлик? Или на кого-то. Не помню.

«Да никуда не ссущий. Морозов он просто», – припомнил внутренний голос.

Боря даже задумался. Вроде может подсобить. Но дел столько, что лучше клонироваться и делать сразу десятком Борисов Глобальных дела по городу. Потому что один со всем не справляется.

Вон и звонки на второй-третьей линии.

– Она на другом конце города, брат, – сделал почти молящий голос Стасян в то же время. – Я понимаю, что и так тебе должен за прошлое. Но таксисты-суки, такие цены ломят. Я не вывожу, Борь! Выручи.

Глобальный моргнул, кивнул и ответил:

– Да не вопрос, сейчас подберу тебя. Подкину. Но по пути за паспортом заедем. Иначе без бенза скоро вообще никуда не доеду.

– Да хоть на Луну, – сразу повеселел Стасян. – Я, короче, за путепроводом стоять буду. К остановке не суйся даже. Сразу штурмом машину возьмут. Или это… подзаработать хочешь?

– Нет! Своих дел по горло, чтобы ещё кого-то возить.

– Тогда жду там, где сказал.

И так в городе, где нет метро, каждую зиму. На работу и по делам попадают лишь самые настойчивые и порой просто наглые.

Боря только связь отключил, как вновь незнакомый номер мелькнул. Вроде нужно взять, а вроде – снова обяжут.

«Боря, да ебанись. Ты отец будущий, а не мать Тереза»

Отключив приём, Глобальный, как ответственный продолжатель рода, сам в контакты на симке зашёл, перенёс их на телефон копированием и сразу Лесю набрал. Если кто-то может молвить слово перед директором, то только она.

– Леся?

– Боря, ты живой вообще? – даже удивились по ту сторону телефона.

– Вроде живой.

– А где тебя носит?

– Как где? Работаю, – ответил сразу Боря и задумался над вескими доводами. Конечно, подумать стоило заранее. Но хорошие идеи всегда позже приходят. Приходится работать с тем, что есть.

Только в голову ничего не пришло, кроме как на форс-мажоры давить.

– Прорыв в подъезде был такой, что едва с МЧС справились, – тут же выложил часть информации Боря, не желая совсем уж откровенно пиздеть или тем более – жаловаться. – Телефон погиб, короче. Вот только новый достал. И сразу тебя набрал.

– Так это позавчера было! Прорыв в подъезде. О нём уже репортаж сняли. Мужик какой-то в погонах ещё пылкую речь выдал. Так бодро нахуй город послал, что не всё успели запикать.

Боря нахмурился. Мужик в погонах?

– Так, а вчера вообще этот… мажор жопный… ну… это самое… плохо всё было, Лесь.

– Боря, не мельтеши, связь пропадает. Как будто с умственно-усталым разговариваю, – резко оборвала она. – Тут директор и так рвёт и мечет. Егор уже не знает, как его успокоить. Говорит, денег те ему обещал на расширение. Так что за тебя до последнего рвать зубами будет.

– А… ну… да… – тут же поник Боря, вспоминая трёх сестёр, но начиная забывать кому что именно обещал, чтобы приоритет распределения составить. И все долги раздать. Или хотя бы в глухой тайге исчезнуть, пока снег не сойдёт. А с какой медведицей там будет жить уже его проблемы.

– Так ты когда будешь? – поставила чёткий вопрос оператор всех жалоб на сантехнику по району. И таким тоном, что обтечь тот вопрос водой не получится. Застрянет при первой встрече.

– Да сейчас за паспортом сгоняю и ещё в пару мест заскочу и на работу сразу, – выдал Боря скороговоркой.

– Боря! – крикнула она и словно обхватив телефон руками, добавила тише. – Короче, отвезёшь меня в одно место сегодня и всё по пути обсудим. Прикрою тебя. А не отвезёшь – пеняй на себя. Понял?

– Замётано, – ответил Боря и отключил связь.

А там снова звонок. Стараясь не смотреть на него, на дорогу сантехник выехал. Да цифры вроде те же, что уже звонили. Последние так точно «семнадцать».

Кому там чего от него надо?

Не ответил, только скорости прибавил. Стасян уже продрог, наверняка. Вон и путепровод. А там мужик стоит ростом со столб. В сумерках даже перепутать можно.

Боря включил поворотник и прижался. Пассажир оббежал автомобиль в два шага и запрыгнул на сиденье.

– Фу-х, бля, ну и осень, якорь мне в задницу! – заявил вместо приветствия крановщик.

– И тебе не хворать, – улыбнулся Боря и тут же отметил, что такой же Стасян, как и был месяц-полтора назад.

Та же куртка, те же зимние кроссовки. А чтобы совсем не ошибиться, те же рабочие штаны, что ему выдал. Только майка новая. Со смайликом.

Видно, потому что расстегнул пассажир сразу, как залез. Тепло в салоне.

«Не, ну может это городской парадный набор на выезд», – тут же заметил внутренний голос.

Боря вновь поворотник включил, надеясь быстро вклиниться обратно в поток. И в зеркало боковое залип, ловя момент подходящий. А там не пропускает никто. Совсем никто. Словно джип у него заговорённый.

И главное, смотрит Боря в зеркало, а видит не только поток летящих автомобилей с номерами и без, но и девушка вдоль дороги на каблуках высоких бежит, голосует, руками машет, да всё без толку.

Хорошая такая девушка, в пальто даже. Только юбка уж больно короткая. Словно жить-кутить-гулять планирует, а род продолжать – нет. Но настырная девушка, проворная даже. Так как до джипа быстрее добежала, чем дорогу Боре дали. Ещё и за заднюю дверь схватилась.

– Мальчики, выручайте! На ногти мне надо! – и чтобы усилить эффект, он добавила строго. – Ноготочки же!

Боря растерялся даже от подобного напора. Собственными ногтями можно было снег копать без лопаты. Забыл подстричь, пока в ванной отмокал. А если человек ради ногтей готов в снег такси и городской транспорт штурмовать на каблуках высоких, то ему очень-очень нужно.

Стаясн хмыкнул. Боря уже открыл рот, чтобы сказать что-то, но девушка даже не думала отступать и тут же продолжила:

– До Ленина подбросьте, а я вам стишок сбацаю!

Поскольку это была первая дама, которая его джип штурмом с ходу взяла, Боря опыта контратаки не имел. Словарный запас резко до точки сократился. Хоть и очень выразительной, а дама лет двадцати пяти уже опытная была и с ходу стишок тот и ебанула в качестве аванса или предоплаты:

Осень наступила.

Прямо на мозоль.

Тучами накрыло.

Эндорфинов ноль.

Сяду я в автобус.

Если догоню.

Ногти мне дороже.

Ногти я люблю!

И девушка сама себе выдала порцию аплодисментов, если не презрев, то глубоко игнорируя мнение публики. Стасян, как самый внушаемый в автомобиле, даже подхватил рукоплескания, хлопая со скоростью тюленя, выпрашивающего рыбу. А затем сказал, глянув на Борю:

– А неплохо же!

– Ну… ничего так, – добавил Боря и вдруг увидел окно в потоке.

Вклинившись в него, дал газу. Всех вдавило в сиденье. Отличное напоминание, что неплохо бы пристёгиваться.

Поймав скорость потока, Боря в зеркало заднего вида только глянул и обронил:

– А площадь Ленина или улица?

– Улица! – довольно заявила девушка, поправляя берет.

Уши её тоже не особо интересовали. Но в них торчали наушники. Да и кудри чернявые объёмные, за шапку сойдут.

«Самоутеплилась», – подытожил внутренний голос.

Улица Ленина была по пути. К тому же Боре было проще подвести, чем даже думать, что делать с девушкой в такой ситуации. Но тут вновь зазвонил телефон. А там эта же цифра последняя – семнадцать.

– Да, блинский! – обронил Боря глухо, и махнул рукой по экрану. Но автомобиль попал в ямку, припорошенную тающим снегом.

Тряхнуло. От чего палец скользнул не слева направо, а ткнул в зелёный виджет и скользнул по громкой связи.

– Боря, душа моя! – мгновенно разнёсся проникновенный голос Ирины Олеговны по салону. – Я уже вся извелась. Трахни меня! Трахни немедленно! Ты зверь, который пробудил во мне огонь! Ты как шашлычник, и лучше твоего шампура в городе нет! Я изголада-а-алась вся-я-я!

– Ой, бля-я-я, – протянул так же глухо Боря, вновь потянувшись к телефону, чтобы спешно нажать на красную кнопку.

Но перед этим успел обронить, чтобы в неловкое положение человека не ставить.

– Встретимся на сеансе!

– Да какой сеанс, Боренька? Я сама… сама тебе заплачу-у-у! – затянула психолог, пока пациент не дотянулся до отбоя.

Сам он теперь сидел не менее красный. Стасян сделал каменное лицо, глядя строго перед собой, как будто занемела шея.

Салон погрузился в молчание и длилось оно почти минуту. После чего девушка позади тихо произнесла:

– А что, действительно лучший шампур? Так-то я люблю мясо!

Прорвало одновременно всех. Стасян гудел как охотничий рог, Боря почти выл, едва удерживаясь за руль. Весело расхохоталась и пассажирка. А уже утирая слёзы на улице Ленина, даже добавила:

– А… где жарят?

Боря не нашёл в себе силы ответить. Стасян же вышел первым и галантно распахнул перед ней дверь. Но прежде, чем она удалилась от автомобиля к торговому центру, что-то энергично пробормотал ей на ухо.

Она ответила только безликое «спасибо!» и крановщик вновь вернулся на пассажирское сиденье рядом с водителем.

Неловкое молчание вновь длилось с минуту, пока Боря заезжал во двор Лиды. Но Стасян же его и прервал вопросом:

– Так погоди, а как же Дарья?

Боря молча припарковался на окраине, вминая часть сугроба, вылез из внедорожника и покручивая брелок с ключом на пальце, только вздохнул.

Ответов у него не было. Одни вопросы.

Глава 22 - Внедрение без смазки

Боря убрал брелок от автомобиля в карман куртки и первым подошёл к домофону. Вспоминать номер квартиры долго не пришлось, пальцы сами пробежались по цифрам. Но крановщик стоял рядом и сверлил его взглядом в ожидании.

Пришлось объяснить.

Конечно, Боря сказал не то, что хотел услышать друг. Но суету деревенскую в город как раз никто сейчас не звал, чтобы права качать. А если бы был посмелее, сам бы давно Дашку окольцевал.

Кто ему мешает-то?

«Хочет, но не может», – прикинул внутренний голос: «Что-то постоянно жмёт нашему человеку-приключению: работа, деньги, внешность, яйца не бриты, а то и характер ни к чёрту. Обычный суповой набор, короче. Но повозмущаться-то можно».

Боря кивнул. Да, именно так в лёгкой форме можно было назвать Станислава – «человек-распиздяй».

Но хотя бы на работу стремится, а работа из любого человека мужика делает.

– Стасян, давай без напрягов, – заявил прямо в лоб сантехник, как человек с утра уже заебавшийся, но ещё до вечера ответственный. – Сейчас паспорт с ключами от микрача заберу, сгоняем по твоим делам, потом попробуем его отогреть. Поможешь маленько.

– Да не вопрос, – прикинул немногословный крановщик, насупившись.

Водительских прав у него не было, но если на буксире вести, то даже если остановят, то спросят у первого водителя, а не у второго. С Бори весь спрос, короче. Пронести должно, а если нет, то Глобального прав лишат, а его в худшем случае на пятнадцать суток посадят. И только. А там и поговорят и по части Дашки решат.

Боря о плохом варианте даже не думал, гайцы и так по городу трудятся не покладая протоколов. Но ситуация перед глазами простая. Потому продолжил инструкцию:

– Если получится отогреть, за руль сядешь и до гаража перегнать поможешь. Если нет, обратно тебя на вокзал отвезу или куда там надо… Мне сегодня человека ещё с аэропорта забирать. Успеть всё надо.

Стасян кивнул, угрюмый. Отличный вид для споров. Но лишь в тех случаях, когда не знаешь человека. Внутри-то – душка. Это внешне – горилла гориллой.

Домофон звенел, звенел, потом потух, не дождавшись ответа. Боря потёр подбородок в сомнениях.

«Нет, ну могла на учёбу уже умотать», – прикинул внутренний голос: «А что она тебя сидеть и ждать должна? А нахер бы ты не пошёл со своей погодой?».

Домофон вдруг запикал и из подъезда рванул на прогулки хаски. Сердце Глобального затрепетало. Это был тот самый хаски, с которым гуляли!

«Тот самый гад, которые телефон утащил», – напомнил внутренний голос: «Та самая сволочь мохнатая, с которой все проблемы на этой неделе начались!».

Не успел Боря погрузиться в эфемизмы, как следом за собакой из подъезда девушка вышла. В шапке с бубоном. Хорошая девушка, шапка ничего так, да только не та девушка! Обидно даже.

Девушка – шмыг. Пёс только у ног Бори закрутился, и давай лебезить. На спину завалился даже и хвостом как пропеллером машет-машет. А как завалился в снег, так словно щёткой его разгребает во все стороны. Работу за дворника выполняет.

– Джек, ты чего это перед незнакомцами распозенился? – застыла и повернулась девушка.

– А вы, наверное, Лена, – припомнил Боря. – Хозяйка Джека?

– Ну, допустим, – навострилась она.

Давно бы прошла мимо, но пёс больно милостив. Играет с незнакомцем как с родным. Словно знает его. А собаки ведь не дураки. Чуют людей хороших. Если сами не бестолковые.

А парень только закрепил результат, даже колени согнул. Гладит его, треплет. Играется – одним словом.

– Я – Борис, – представился сантехник и поднял голову от собаки к человеку. – Мы с Лидой сидели с ним позавчера.

Хозяйка сразу подобрела, заулыбалась:

– Ой, теперь всё понятно, почему он так ластится… Он вам проблем не доставил?

– Ну это самое… – Боря поднялся.

Но девушка красивая. Да и бубон симпатичный. Что вообще можно взять со студентки? Ему карма сама телефон вручила, в конец концов. Требовать больше – наглость.

– Да всё в порядке, – хмыкнул Глобальный. – Но не знаете случайно, где Лида?

Тут к подъезду автомобиль подъехал с лыжами на крыше. Пёс сразу подскочил и рванул к нему, словно тоже кого-то признал. А там мужик толстенький вылез и багажник хаски открыл.

- Джек, гулять!

Пёс деловито отлил на сугроб и сразу запрыгнул в автомобиль, разделяя место с санками. Те только больше гораздо детских. Потому что не просто санки, а беговая упряжка, чтобы собаку ездовую как следует нагрузить. В снежных трассах теперь нет проблем. Бегай – не хочу. И хаски радовался, зная, что поезда предстоит хоть и долгая (по меркам собаки), но весёлая.

– Лида? – в то же время переспросила Лена, снова развернувшись к Боре на мгновение перед тем, как тоже сесть в автомобиль.

Боря невольно залюбовался. Она была прекрасна в этот момент в своём тёплом спортивном костюме, состоящем из штанов, куртки и ботинках на высокой подошве.

Насчёт кавалера был не уверен. Но автомобиль выглядел проходимым. Хоть и не джип, но кроссовер.

«Что означает, что застрянет не в первой яме, а проедет подольше и там уже сядет как следует «пузом». Как и подобает «паркетникам», – милостиво добавил внутренний голос.

– А Лиду папа забрал, – продолжила девушка. – Они чего-то там ругались вчера весь вечер. На весь подъезд кричали, даже через стену слышно. Я стольких «машек за ляшек» в жизни не слышала. Как и ответов в стихотворной форме, но сплошь Есенина. А матерился он будь здоров.

– Это да-а-а, – протянул Боря, гордый тем, что помнит незамысловатый стишок с рекомендациями от классика, касательно сена.

– Она мне собаку ещё в слезах вся завела, – добавила девушка. – Но толком так ничего и не сказала.

Боря как воды в рот набрал. Довёл до слёз, таки. На душе сразу кошки заскребли, а одна из них даже как за яйцо укусила.

Стянул губы в это не физической, но душевной боли сантехник. А как морда скривилась, удалось лишь спросить:

– А сумку никакую не оставляла?

– Нет, – ответила Лена и проворно скрылась в автомобиле с мужичком толстеньким и собакой радостной. Одна уже лаяла в голос, а другой музыку делал погромче и из колонок доносилось незамысловатое, но на рейве:

Хуй! Хуй! Хуй!

Кому бабу, кому хуй.

Хуй! Хуй! Хуй!

Но зато, блядь, от души!

Автомобиль дал по газам. Боря дёрнулся, но замер. Он и рад бы попросить напоследок «номер её хоть скажи», да протормозил, а теперь не услышат. Очередной шедевр от группы Санкт-Петербург уши занял.

«Вспышка проёбана», – подытожил внутренний голос, глядя след удаляющемуся автомобилю: «Бежать позади кроссовера в сотне метров, махая руками и кричать во весь голос, как-то тупо. Люди всё-таки на весёлую поездку настроились, а не на драму или мелодраму».

Боря обернулся. Стасян по-прежнему стоял у домофона, придерживая входную дверь как швейцар.

Глобальный подошёл, глядя перед собой, но не видя ничего. В голове стучало лишь – «и что теперь делать?».

А ответов меньше, чем нету. Нет даже вариантов.

«Нет, ну куда там её отец мог забрать?», – прикинул внутренний голос и тут же развил аналитику, словно стоял в бабочке перед тумбой и говорил умные вещи в камеру на публику, хоть его никто и не спрашивал: «И насколько? На день? На выходные? На неделю? Когда-нибудь вернётся... Вот только хреново живётся на Руси без паспорта Российской Федерации».

Боря на автомате в подъезд зашёл. Стасян за ним прошмыгнул. Оба даже к лифту прошли, и крановщик на кнопку надавил. А когда Боря автоматом нужный этаж вызвал, и приехали на предпоследний, в себя пришёл.

Встав перед дверью закрытой, он в стену кулаком ударил и голову к потолку поднял.

– Да ебучий случа-а-ай!

– О, Боря. Походу ты опять карму жамкаешь, – усмехнулся кореш. – Что на этот раз?

Боря не ответил. Но глядя на просвет лестничный на последний этаж, мысль вдруг озарила его – МЧС же! Повторить заход с крыши. Взять сумки и свалить в закат. Что может быть проще?

– Стасян! – воскликнул Боря с глазами горящими, довольный идеей. – У тебя номер Сомова есть?

– Да был где-то, – начал копаться в телефоне крановщик.

Всё-таки пересекались в военном госпитале, когда майора навещали люди в погонах. А тот не только «чипами» запасался, но и внушительным списком связей обладал. И когда на ужин котлету парную давали, часто по нему названивал. То один человек, то другой «привет» передавал. И всей палатой обжирались от тех передачек.

Одни назвали бы это связями, другие коррупцией, а сам майор на пенсии называл «ну теперь пожрём нормально!» и тут же четыре тумбочки в один стол делали.

Вскоре Боря номер Сомова набирал.

– Это Боря… Да… тут это, а Николай тот с МЧС может ещё раз свой манёвр повторить?

– В смысле повторить? – не сразу врубился Сомов, не особо довольный тем, что от компьютера в выходной отвлекают. Но кран на кухне давно пора менять. Потому лучше дружить с сантехником, чем грубить. – Дверь что ли выбить? Или кошечку достать?

– Да не надо ничего ломать, – прикинул Боря. – Так, залезть, вернуть и всё.

– Боря-я-я… – протянул капитан. – Ты что там собрался делать? Не Кишка случаем, надоумил?

– Да ничего я не собирался, – на всякий случай сразу заявил сантехник и подумав, добавил. – И Кишка не при делах… Так что с МЧС?

– Боря, - сразу честно признался Сомов, ожидая между загрузкой уровней. – Коля мне чётко сказал. Не больше одного вызова в месяц. В этом месяце уже лимит. Если снова позвоню, должен буду. А я и так уже должен, понимаешь? В прошлом месяце два раза звонил. А летом вообще четыре пришлось. Августы в нашей стране тяжёлые получаются. А почему, никто толком не понимает. Но ебанина из всех щелей лезет. И я не только про Галкина, чтоб ему кошки в рот насрали. Так что давай так договоримся, ты мне чётко скажи – умирает кто-то?

– Да нет, не умирает, – ответил Боря. Ведь если подумать, то можно паспорт восстановить. Побегать только придётся. С ключами, конечно, сложнее, но документы на автомобиль есть. Мастер-взломщик вопросом больше задавать не будет. А новый ключ можно в любой автомастерской оформить, где сигналки устанавливают.

– Может быть, рожает кто? – сделал новую попытку Сомов. – Или нож к горлу представили?

– Нет, ничего такого.

– Борь, тогда давай без МЧС, хорошо? Звони если прямо вообще припрёт. Всегда помогу, а пока… всё, пока!

Уровень загрузился и пришлось сбросить трубку. Боря телефоном нос почесал и столько эмоций сразу на морде-лица отобразилось, что даже Стасяну больно стало.

– Братан, а чего делать то надо?

Боря на автомате в план и посвятил. Очнулся даже у крыши. А Стасян уже крышку откинул. Без ушей та, на замок не закрыть. Спилили всё ранее.

– Не, ну а чё? – выбрался крановщик на крышу. – Давай верёвку и страхуй. А я слезу. Боязни высоты у меня нет. Всего через этаж, получается.

Тут Боря и завис. Одно дело разговоры, думы там всякие, рассуждения, а другое – дело делать. Верёвка то в джипе есть. Там чего только в багажнике не валяется.

«Если ещё и тросом подстраховать за ремень, если сорвётся, чтобы спасло, то совсем хорошо будет», – прикинул внутренний голос.

– Стасян, – вдруг замер Боря. – А ты уверен, что… получится?

– Да, конечно, получится! – даже повеселел крановщик, заглядывая за парапет. – Я тут по краю спущусь. Тут и без верёвки по идее можно. А с верёвкой вообще лёгкой прогулкой получится.

Боря едва устоял у парапета от ветра в лицо.

«Какая там нахер лёгкая прогулка!» – запаниковал внутренний голос: «Его же сдует!»

Но Стасян стоял на своём. И пришлось спускаться к подъезду за верёвкой.

Чего точно Глобальный не ожидал, это то, что в поисках верёвки и троса в багажнике, он на сиденье блестящий подарочек обнаружит. Даже глазам сначала не поверил, вылез из багажника и дверь заднюю открыл, присмотрелся поближе.

Глаза не подводили. На заднем сиденье сверкала маленьким стеклянным сердечком анальная пробка. Рядом, сложенная вчетверо, покоилась записка с незамысловатым «позвони мне». И номер.

Боря пока на пробку смотрел, телефон достал и номер сразу вбил. А как понял, что сделал, пару снежков в руках сформировал и пробку ту с двух сторон облепил и выбросил в ближайший сугроб.

Джип стоял в гараже уже полтора месяца. Так что вариантов было не много. Либо Снежана нашла время пострадать хернёй. Но у нее размер пробки должен был быть в три, а то и четыре раза больше. А эта совсем маленькая.

Либо это был подарочек от девушки в пальто. Конечно, ответ был очевиден.

Боря хмыкнул и повесив плетённую веревку через плечо, подхватив трос в руку, к подъеду подошёл. А там снова сообщник угрюмый стоит, на всё готовый по приколу. И дверь держит.

– Стасян, ты реально ради меня в чужую хату готов залезть?

– А хули делать, братан?

И тут Боре стыдно стало, что человек у него поблизости надёжный есть, а сам он – говно и не лечится. Придумал тоже – проблемы, суета. Крановщик ради него сесть готов, всё-таки. Суровый и решительный как гранит между зубов.

– Стасян, а чё ты той бабе сегодня сказал?

Крановщик молча зашёл в лифт, помолчал для выразительности и буркнул:

– Ну-у-у…

– Понятно… Клеился? – предположил Боря.

Крановщик неопределённо отмахнулся. Сказал и сказал мол, а что не важно. Дело десятое.

Поднялись на крышу. Стасян решительно снял куртку. Прицепил трос за пояс с бляшкой. И уже начал обвязываться верёвкой подмышками, когда Боря снова спросил:

– Стасян… ты уверен?

– Да уверен, уверен, – заявил крановщик таким тоном, как будто развлекался подобными методами каждую пятницу между игрой в покер с Сатаной и питьем кумыса с бабушкой. – Короче, тут главное противовес. Я веревку вокруг вентиляционного короба обмотаю. И я, получается, с одной стороны. А ты с другой. Ну там вес твой, плюс намеренье. Ты главное кирпичом прикинься, а я тебе буду кричать пониже там, повыше. А если что не так пойдёт, трос подстрахует. Он отдельно привязан к вентиляции и сам на себя завязан, вне тебя.Так что не ссы, капуста.

– Хорошо, – ответил Боря, и соображая почему он капуста, тоже обмотал верёвку вокруг пояса и вцепился руками в рабочих перчатках с пупырышками в верёвку как клещ.

«Правильно, чем больше цепкости, тем лучше!» – заявил внутренний голос с надеждой и добавил: «А теперь запомни, ты – гора. А гору хер сдвинешь».

Стасян подошёл к парапету, сел на него как на скамейку и через плечо обронил:

– Ну что, полетели?

И не дожидаясь ответа, полетел!

«Подготовка – для лохов», – только и успел заявить внутренний голос.

А Боря вдруг понял, что хорошая верёвка – мокрая верёвка. А ещё – надежная. А старую, залежалую стоило хотя бы визуально сначала проверить. Потому как горой то он стал, даже ногами упёрся для надёжности, но как только рвануло в руки килограмм девятьсот по ощущениям, он в обратную сторону упал. Потому что только клочок верёвки в тех руках и остался.

– Охуеть! – заявил небу Боря и тут же подскочил из снега на крыше, к парапету в один прыжок рванул.

За глаза сбоку даже зацепилось, что натянулся трос. И надежда возникал на чудо.

– Чё-то я обоссался! – заявил Стасян, раскачиваясь как хворостинка на ветру.

Удерживал его теперь один кожаный ремень с бляшкой блестящей. Но этот факт его нисколько не смущал. Потому что, глядя вниз с высоты девяти этажей, невозмутимый внешне крановщик только добавил:

– Старый, блядь, совсем стал. Клапан уже не держит.

Боря, молясь на трос, был благодарен небесам за то, что тот всего четыре метра. Ещё более резкий рывок сорвал бы и пояс. А ещё Глобальный немного порадовался за себя, что выкинул дешёвые тросы для легковушек, что рвутся, стоит на них сесть мухе, и купил нормальный «грузовой» на пять тонн.

«Вот и пригодился».

– Стасян! – крикнул Боря вниз сквозь ветер. – Ты как?

– Как, как, хуем об косяк! – ответил крановщик и как паук на нити из задницы, начал раскачиваться. – Внедряюсь!

С тем заявлением он влетел головой на балкон… верхнего этажа.

И тут Боря вспомнил, что внизу бабкина квартира. До Лиды ещё этаж. С этой мыслью он бросил кусок верёвки и исчез в лифтовой шахте, а затем оказался на этаже через какие-то мгновения.

Стас открыл бронированную дверь и с невозмутимым видом заявил:

– Слушай, а где там твоя сумка лежит?

– Стасян! – прикрикнул Боря. Радости в нём было много. От адреналина даже немного привстал. Так что обниматься не стали. Мало ли. Но обозначить мысль следовало. – Это не та квартира, Стасян!

– Да? – удивился крановщик и шагнул в сторону, запуская внутрь.

Боря с тоской посмотрел на сорванную пломбу на замке. Похоже, начинался новый этап его жизни. А сообщник даже не понял насколько ему повезло. Только за булку держался. Правую.

Покидать чужой квартиры Стасян точно не спешил. Обратно пошёл по коридору, заявив:

– Я штаны о ледышку на балконе поранил. Не в курсе, где тут иголка с ниткой? – а затем повернувшись и посмотрев на Глобального с загадкой в глазах, добавил вполголоса.

– Пойду что ли помоюсь. По-моему, я ещё и немного дристанул.

И он спокойно включил свет и исчез в ванной. Послышался плеск воды.

Боря, глядя на мокрые следы под ногами, вздохнул. Проникновение со взломом у них уже есть на двоих. Но на нары с грязной жопой – тоже не дело. Так что если полиция оставит минут десять, чтобы штаны заштопать и помыться напарнику, то будет им по-человечески благодарен. Но про какую он ледышку говорил?

С этой мыслью Боря на балкон прошёл. Сердце ёкнуло, когда батарею знакомую увидал. Там же бабка лежала. И в потолок смотрела, плавая. А на балконе с тех пор вообще – швах. Ледяной балкон, и палас обледеневший. Как уходили, дверь не плотно закрыли. Её и открыло сквозняком. А теперь на балконе царство льда и снега. И выбитое стекло на деревянном профиле, словно туда мужик под сотню килограмм локтями вперёд влетел.

Боря вздохнул и присел на край застеленной кровати.

Проблемы никуда не делись, их только прибавлялось.

Глава 23 - Не свисти - денег не будет

Мыслей много. Жаль, за них денежку не дают. Но пока Стасян спокойно мылся и без зазрения совести намыливался мочалкой старушки, Боря вернулся на крышу, захватил его куртку и отцепил остаток верёвки с тросом. Улики ни к чему.

Когда возвращался, ноги едва мимо этажа не пронесли. Инстинкт самосохранения сработал. Может и успеет уйти от правосудия? Бежать надо, а там хоть трава не расти!

«Но зачем?» – тут же возразил внутренний голос: «Отпечатки всё равно в квартире есть. Мы и раньше заходили. Так что – хрен докажут».

А что момент слабости промелькнул, так кто о нём знает? Мыслить можно по-разному. Но делать так – не по-пацански.

«Сам на делюгу подбил, сам и отчитывайся», – словно подмигнул внутренний голос, поправив кепку.

Когда Боря вернулся на место преступления, крановщик уже примирял бабкин халат, думать не думая ни о каких уликах. А что горячая вода есть – даже приятно.

Самое удивительное это то, что халат ему подошёл. Правда рукава пришлось закатать выше локтей, а на торчащие мудя никто внимания не обращал.

Пояс, вообще, как шнурок выглядит. И ничего.

– Слушай, а где тут нитки? – спросил Стасян, поправил яйцо и пока Боря в осадок выпал от этого вопроса с картинкой, крановщик стираться начал параллельно.

То есть спокойно налил в тазик воды, достал мыло и давай прачку изображать под образ в халатике. Руки рабочие. Минутка свободная есть. Чего время терять?

«Так вот ты какой – человек сегодняшнего момента», – хмыкнул внутренний голос: «Ну давай, ищи ему нитки, иголку и подскажи, где мука хранится. А как пирожки испечёте, считай – прописались».

Боря вместо ответа куртку в прихожей повесил и по стене спустился. Снова грусть-тоска за душу взяли, буркнул:

– Стасян, ты вообще осознаешь, что мы в чужую хату вломились?

– Ну и чё? – ответил крановщик и добавил. – Как вломились, так и выломимся. Мы же не со зла. Мы по делу. Ты это… верёвку мне только новую достань. С балкона там подстрахуешь. Тут уже ближе получается. На раз туда и сюда нырнуть можно. Нет, ну если прямо сейчас надо, то может и за ноги подержать.

Боря только рот открыл. Вообще, что ли, бессмертный? Человек только что вроде жопой на сосульку наткнулся, а теперь снова в бой рвётся. Но верёвка может и пригодится, чтобы на ней заодно и повеситься. По очереди походу придётся. Иначе жизнь под откос. Сидеть от десяти до пятнадцати. А оно им надо?

Но судя по бодрому духу и напевающему под нос Стасяну, он верёвку по прямому назначению собирался только использовать. То есть – в скалолазы пойти. И чтобы точно дойти, тапочки хозяйские на три пальца натянул и шоркал ими по квартире. А попутно не доллары и драгоценности по нычкам искал, а зелёнку в аптечке. Как нашёл, так и вату подцепил. Булку зелёным залив, поохал для порядка, а затем с деловитым видом сел на кухне штаны зашивать, пока бельё замачивается. Даже очки бабкины на нос напялил. Деловой.

От этой картины Глобальный в себя даже пришёл. Никакой тебе паники, вырванных волос. А адреналин если и был, то весь вышел.

– Стасян, так ты что, снова полезешь? – спросил в лоб Боря. Потому что отступать всё равно некуда. Всё равно срок влепят. Вопрос лишь в том, за одну квартиру ли, или ещё и за убийство по неосторожности.

«Этот герой-доходяга, судя по виду, в рай без очереди», – заметил внутренний голос: «Ну а ты в ад, конечно. Такого человека сгубил! И не стыдно тебе?».

– А хули делать? – ответил тем временем кореш, нитку в иголку вдевая. – Главное – результат. Ты ведь без паспорта – не человек вообще? А без ключей от автомобиля – дважды говном получаешься?

– Точно, блядский рот, автомобиль! – заявил Боря, на часы в коридоре взглянув. – Мне же в аэропорт надо! Немка прилетает.

– Ну езжай, раз надо. Я-то в халате не поеду, – добавил Стасян тут же, принимаясь штопать дырку. – Я пока лёд на балконе поддолблю. А на обратном пути верёвку захватишь, там и полезу.

Тут то Боря и понял, что крановщик определённо летал на работе. Только без крыльев. Но результат того стоил. Ведь тихо сидеть он не собирается. При деле всегда человек хочет быть. А яйца у такие, что он на них вместо стула сидеть может.

Если по материалу сравнивать, то либо сразу титан, либо хотя бы нержавеющая сталь. Потому что иначе объяснить, как можно сидеть в чужой квартире пару-тройку часов как в засаде, но при этом шуметь как перфоратором, он не мог.

Зная Стасяна, он либо лом в квартире найдёт, либо лопату. А если топором по батарее снова прилетит, то Боря уже и не удивится.

«С другой стороны, сирен тоже не слышно», – подсказал внутренний голос: «А соседям вообще похуй кто по крыше лазит и долбит днём. Тем более им всё равнее, кто с разбега по-спецназовски в чужую квартиру проникает. Не сняли – значит не было».

Боря поднялся, лоб почесал и вспомнил, что в бензобаке топлива на дне. Далеко не уедет. А гомоночек всё ещё в квартире снизу валяется. С собой только евро, да без паспорта они тоже меньше, чем ничто.

Как часто бывает, решение пришло озарением. Если нету, надо занять.

– Стасян, слушай, а у тебя рубли есть?

– Ну там штука-другая, – прикинул крановщик. – На проезд и комиссию мама дала. Но… с возвратом!

Боря из трофейного портмоне с орлом двести евро тут же достал, протянул:

– Слушай, поменяй, а? Из расчёта, один к… десяти.

Крановщик с сомнением посмотрел на пару зелёных бумажек с номиналом в сотню. Такие даже по телевизору не показывают. Там в основном розовую купюру демонстрируют, что «пятихатка» по-нашенски. А сколько те пятьсот – кто его знает? Он и долларам то никогда не доверял. А евро – тем более.

Но Боря врать с курсом не будет. К тому же у него-то паспорт ест, в отличие от некоторых. А как высохнет – сходит и поменяет. Что-то подсказывало крановщику, что в накладе не останется.

Боря кивнул, принимая две тысячных. Хрен знает, какой там курс. Может и добавить потом придётся. Европе всё-таки тяжело зимой. Последний хуй без соли доедают, говорят. А наживаться на сообщнике бравом он точно не собирался.

«Наёбывать своих – себя не уважать», – подчеркнул внутренний голос, твёрдо решив причислить Стасяна к своим, как только с крыши сиганул.

Но рубли – получены. На верёвку с бензином с горем пополам хватит и ладно. Теперь ехать надо.

Тут Глобальный с удивлением на ключницу посмотрел. А там – ключей связка. С магнитным ключом от домофона даже. Сомов только одну связку забрал. Другой не надо следствию. А чья теперь квартира – ещё полгода разбираться будут.

– Слушай, ну я тогда ключи цепляю и туда-обратно смотаюсь. А потом… – тут Боря задумался. Забрать-то немку – это одно, а куда деть – вопрос. – А хер знает, что потом. – Честно признался Глобальный.

– Потом достанем твоё и поедем по моим делам, – уже закончил штопать дырку Стасян и с важным видом очки бабушкины снял. – Ты ещё здесь? Вали уже! До ужина успеть надо всё.

Боря снова кивнул и на улицу побежал. Успеть конечно, везде надо. Телефон на вибрации с ума сходит. Но пока бежал по лестнице сломя голову, подустал немного. Тело болело после снегоуборочных процедур.

Но пробежка пригодилась – голова начала работать. С запозданием, но хотя бы так, с разбега. Или сам бегаешь или жизнь поджопников выдаёт. Для кровообращения усиления.

«Стоило сказать Стасяну, чтобы улики затёр все», – тут же предложил внутренний голос: «Ну там полы помыл или перчатки какие надел. А что членом машет, так это – на здоровье. По залупе отпечатки вроде ещё не берут. Если реформы в правоохранительных органах не так глубоко зашли, конечно».

Боря у двери остановился и из подъезда уже как человек вышел. Замедлился, даже ключи на палец от джипа кругляшом нацепил. Идёт важный, виду не подаёт, что херня случилась. С кем не бывает?

Но херня снова случилась. Пальцы всё ещё немного дрожали. И брелок с пальца соскочив, в снег улетел. Боря следом рванул, всю спесь сразу сбив и давай как экскаватор копать в сугробе. Только уже без лопаты. До лопаты ещё в салон автомобиля попасть надо.

Какого же было удивление, когда первым откопал не брелок, а телефон замёрзший и погрызенный. Зато – свой.

– Сучий пёс! – буркнул Боря, но на лицо наплыла улыбка.

Следом и ключи достал с брелоком. А как гаджет от снега очистил, так оказалось, что только чехол пострадал от зубов и наклейка покарябана. Сняв всё лишнее, телефон как телефон по виду. Больше можно сказать лишь зарядив. Батарея от холода ушла в ноль.

Сунув телефон в карман, Боря за руль сел, вздохнул и в аэропорт двинул. Заправился только по пути. Джип жрал двадцать литров на сотню. Но это – ничего, когда в работе по городу мотаешься и о маршрутах ГАЗелек раздумывать не надо. Обидно только, что на автозаправочных станциях верёвки не продают. Глядя на ценники порой, спрос бы точно был.

Отличный набор: верёвка, мыло и кофе. Для бодрости духа.

Хмыкнул. В голове после решения одного из вопросов пустота образовалась. А потом первые мысли пошли. И все – дельные. Но чтобы точно знать, что по верному пути идёт, номер Сомова набрал. А тот вместо ответа сразу сам просил:

– Так что… умер кто?

– Нет, но человек один жопу уже порвал, – вспомнил о веском доводе Боря, и чтобы быка за рога держать, сам спрашивать начал. – А вот по части той квартиры бабкиной…

– Что с ней? – вроде бы и навострился собеседник, а вроде телефон плечом держит. А на фоне танки бахают. И моторы дизельные ревут. – Однушку захотел? Товар ходовой.

– Ну вот и я про то же. Могу я её, к примеру, купить подешевле? – забросил даже не удочку Боря, а скорее спиннинг дальним забросом. – Хотя бы по рыночной. Или как там. По кадастровой?

– Ну не знаю, можешь ты или нет, – буркнул Сомов. – Сантехники что теперь, на квартиры зарабатывают? Или жопу ты не так просто порвал? Ты с этим делом лучше не балуйся. Жопа одна. Её беречь надо. Всё остальное не по понятиям. Завязывай, Борь.

– Ну… в принципе, могу, – прикинул тем временем Глобальный, сложив зарплату и подработки прикинув, да про миллион в банке вспомнив попутно. Новый Год всё-таки не за горами. – Если частями, то точно можно.

– А жопа? – напомнил капитан.

– Да я не про жопу! – вспылил Боря. – Жопу я на работе рву, чтобы хотя бы однушку взять. Хотя бы в долг. Хотя бы под проценты. То дело – десятое. Что по факту?

«Всё-таки лучше купить квартиру, чем сидеть за проникновение в неё и работать бесплатно», – прикинул внутренний голос: «Лепить из хлеба ты всё равно не умеешь».

– А-а-а, кредит брать собрался, – протянул капитан. – Ну рад за тебя. А мне-то чего звонишь? Я вон ещё за компьютер два года отдавать буду. В долг не дам.

– Да не нужно мне в долг. К кому там обращаться? – спросил Боря. – Куда податься? Не риелтора же для таких дел нанимают? Или они с судопроизводством и наследием-оформлением тоже работают?

– Ну… – прикинул капитан и тут же спросил. – А стол-то накроешь? За новоселье?

Боря вздохнул. Кивнул. А вспомнив, что не видят его, добавил:

– Да накрою… Новоселье же. Как не накрыть?

– Не, ну так-то ты в правильном направлении двигаешься, – добавил тут же повеселевший Сомов. – Риелторы люди ушлые, может чего и нароют, если есть свои лазейки в мэрии. С жилфондом мэрии через них решать проще, чем самому соваться. Время сэкономишь. Если прокуратуру не подключат на проверку, то всё тихо пройти должно.

– А что там с мэрией решать? – не понял Боря. Он и следствия внимание не собирался привлекать. А тут ещё и мэрия с проверками сунется через прокуратуру. А там заодно все залупы на районе проверят. И опись составят.

– Бабок у них много, – пояснил капитан весьма двояко. – Всё равно по квартирам всех не расселишь. А сантехников на всех не хватает. Может и скидку какую сообразят… А тебе не стрёмно жить там, где коня слепили?

Слишком много мыслей в голове Бори тут же пронеслось. Что-то споткнулось и запуталось даже.

– Какого коня? – переспросил Глобальный, чтобы точно всё понять. Тут бы с бабками разобраться, а рядом зоопарк копится.

– Ну, кони откинули, – объяснил капитан. – Дуба дали. Коньки отбросили.

Перед Борей тут же бабка встала. На коньках только. И давай их отбрасывать. Пару за парой. Ей грузчики кидают, а она тут же обратно ими отбрасываются и бурчит «такую страну просрали».

Боря головой тряхнул даже. Это всё от недоедания. Кушать надо нормально. Всё-таки баланда на зоне – явно звёзд Мишлена не считает. А вот с недвижимостью он правильно решил. Недвижимость всегда в цене. А батарею можно и поменять. Только не сразу. Стекло же на балконе спасатели не стали менять. А ему ещё ниже внедряться. А там без нового стекла с манерами Стасяна точно не обойтись.

– Да нормально всё, – ответил на всякий случай Боря, хотя ничего нормально уже не было даже близко. Нервы одни.

– Ну смотри мне, – добавил зачем-то Сомов и окончательно запутав, добавил. – На связи. Но помни, только если кто-то помрёт.

Боря телефон отложил и кивнул. Вот дурак же. Зачем капитану позвонил? Тот теперь сам проверку устроит. Хотя с риелтором дельную мысль подал. Надо бы той позвонить, на которую Степаныч уже не первый месяц намекает. Визитка даже где-то была. А если телефон реанимирует, то даже контакт есть.

С этими мыслями Боря и приехал в аэропорт. И только встав на платной парковке вспомнил, что не знает ни имени, ни фамилии немецкой особы.

«Кого встречать? Чего вообще припёрся?» – тут же забурчал внутренний голос: «Тебе своих проблем что ли мало, чтобы ещё и за Олафом разгребать?»

Боря хотел написать плакат, но в джипе не оборудованы фломастерами с ватманами по умолчанию.

«Зажопили комплектацию».

В поиске выхода Глобальный был готов хоть гаечный ключ взять, но вовремя вспомнил, что через рамку металл детектора с ним не пройдёт. Ещё и побьют им же, если настаивать будет. В воздушной гавани всё-таки и своих сантехников хватает.

Но тут Боря вспомнил о зарядке для телефона в бардачке. А если подумать, то розетка в аэропорту найдётся. А пока ждать рейса будет, как минимум зарядится. Как максимум – немецкую непереводимую речь услышит.

«Главное, не долго ждать только», – предостерёг внутренний голос: «Мало ли, вдруг в будке на выезде евро не принимают. Всё-таки далека до нас ещё цивилизация, Борь. А логика ещё дальше».

Кивнув, Боря снова вздохнул, взял зарядку и захрустел снегом в направлении входа в терминал межгородского сообщения. Рейс из Москвы всё-таки, а не из Берлина напрямую.

«И почему у нас в школе немецкий не преподавали?» – на ходу прикинул Боря, предположив сходу как было бы прекрасно просто подойти к женщине из другой стороны и поздороваться.

Всё-таки гостья в его стране, а он даже цветов не взял. А дома вообще сообщник в халате пирожки жарит или достаёт соседей, ломиком лёд на балконе обдалбливая.

Решив, что падать дальше всё равно некуда, Боря решительно вошёл в терминал. И сразу улыбнулся. Где-то рядом на всех повышенных уже звучала бодрая немецкая речь. Как будто рядом ругались люди из старой порнухи.

Аж на душе приятней стало. Всё-таки воспоминаниями о старой кассете с видеоплеера навеяло.

Нацепив улыбку, Боря завертел головой и безошибочно пошёл в сторону ругани. Двинулся по маршруту как корабль в гавань с ориентацией на маяк у берега. А по пути насвистывал что-то из раммштайна, чтобы сразу за своего приняли.

Чтобы точно не ошибиться, Боря даже фотокарточку три на четыре из портмоне достал. Не так уж и много в мире красивых кудрявых женщин-блондинок с голубыми глазами.

Глава 24 - Обе две как бобер

Стасян грустить не любил. Тоску придумали ленивые. А уныние – это вообще развлечение для богатых. Конечно, перед ним на кухонном столе уже валялись две сотни евро, но это лишь начало городской жизни и лишь краешек роскоши.

Дальше – больше.

Надо закрепляться, а не по командировкам шляться вахтовым методом. Правильно мама говорит «в городе все бабки крутятся». Только точный адрес не назвала. Наверное, возле городской площади крутятся.

Надухарившись одеколоном огуречным у бабкиного трюмо, Стасян точно знал, что чтобы ближе к тем бабкам оказаться, нужно пахать без памяти. Поэтому заштопав штаны, простирнув их вручную и так же повесив сушиться на батарее рядом с прочей одеждой, крановщик уже собирался разобраться со льдом и снегом на балконе почившей бабки, которую слишком уж закрутило. А затем, походу, сорвало с карусели жизни.

Держаться надо было лучше. В бизнес идти. Люди из телевизора плохого не посоветуют.

Но в животе заурчало протестующе. Неудобно работать на пустой желудок. С шести утра крошки во рту не было, а уже обед. График, усвоенный в больнице и госпитале как бы намекал, что с ним шутки плохи. Кислота выделяется.

Так что давай, что-нибудь переваривай, пока тебя не перевалили.

Стасян почесал раненную булку, скривился и залез в холодильник. А там кетчуп и валидол только. Фигурка ещё пингвинчика стоит пластиковая на полке с подносиком на руке. Игрушка старая, из киндер-сюрприза извлечённая пару-тройку десятилетий назад. А на кой хрен ей в холодильнике рабочем делать – пойди разбери. Может заговор какой на удачу. Бабка же!

В морозилке так же оказался промороженный кабачок таинственного тёмного цвета. Валялся так долго, что в баклажан превращаться начал. Эволюционирует может даже. Возможно, его заморозили ещё при Андропове, да так и забыли. Хотя холодильник уже явно постперестроечных времён. С иностранными буквами на двери… Минского производства.

Так и не решившись ничего брать из холодильника, Стасян снова посмотрел на евро. Чего тут думать? Одеваться надо и идти менять деньги, продуктами затариваться. Это понятно. Чем больше кушаешь, тем больше сил.

Городские почему-то не держат солений-варений в подполе. Хотя бы потому, что подпола того и нет в квартирах. Да и картошки мешок-другой или какой капусты кочан по тёмным углам у них не залежится никогда.

Что за люди?

На всякий случай гость по шкафам пошарил на удачу. И тут же наткнулся на консервы. Кошачьи. Перепутать сложно – на картинке кот изображён с толстой, довольной рожей. Видимо, кастрированный. Деревенский кот довольную морду корчить не будет. Он всегда осторожен и смотрит на тебя с плохо скрываемой ненавистью.

Стасян и сам осмотрелся. Нет кота вроде. И кошки нет. А котят так обнаружил бы своим чутьём внутренним. Ибо слабость у него к маленьким пушистым комочкам. С детства мимо не пройдёт, всех домой забирал. Им много не надо. Ну а что батя потом или мамка топят или раздают, то дело десятое. Главное – благородство.

– Кыс-кыс-кыс, – на всякий случай сказал Стасян, но никто не откликнулся.

Запах вроде есть кошачий по квартире, но лекарствами сильнее пахнет и всё перебивает. Взять хоть же тот же валидол. Им словно все стены пропитаны. В обои старые, потускневшие въелся и хоть ремонт делай. А заодно линолеум пожелтевший от времени отдирай.

Но ремонт вроде никто не заказывал. И удовлетворённый тишиной в квартире, крановщик открывашку из-под столешницы достал, да вскрыл консервы.

Принюхался. Пахло старым говном и тушёнкой разом. Как на плацу у поля летом рядом с полевой кухней.

Решившись, Стасян лизнул трофей. А на вкус вроде ничего так, ещё и с соусом. Жить можно!

Картинку только снял и в ведро мусорное выкинул, чтобы не смущала образом. Без обложки – еда как еда. Кошки они-то как раз не дураки. Что попало есть не будут. Был у него правда в деревне кот, который огурцы ел. Те и проклюнуться порой не успевали. Но самого кота в отместку тоже съели. А варианта всего два: либо огурцы скинулись, устав от зелёных смертей в самом расцвете сил, либо пирожки в начале деревни кафе Егорка пекли с начинкой из всего, что поблизости бегало.

Вставив вилку в консервы, Стасян задумался над превратностями жизни и уже за стол собирался присесть. Да тут в дверь требовательно постучали.

Крановщик как был в халате на голое тело, так к глазку и подошёл осторожно. Глянул. А там девушка стоит невысокая в очках с толстыми линзами. И с другой женщиной на периферии разговаривает. Обе на вид молодые, в пальто, берете и шапке. Но та, что в берете, посуровей на вид, да и таз покрупнее. Устойчивее по жизни, вроде как. А молодую как ветром шатает. Бледная. Зато кожа – кровь с молоком. Такие рыжие хоть и сгорают на сенокосе первыми и потом сметаной мажутся, но зато говорят, в постели – огонь. А всё потому, что в теньке сил набираются.

Стасян, не будь дураком, через плечо только трижды сплюнул тихонько. И уже собирался вернуться за стол и откушать как следует, забыв про обеих разом. Всё-таки все проблемы в жизни от женщин. Особенно от молодых и красивых.

Надо просто сесть, поесть, и ни о чём не думать. Разве только о том, полить ли кетчупом обед? Воняет, хоть нос зажимай. Может кошки всё-таки отупели и уже собаки правят миром, не привлекая внимание человечества?

Но додумать не дали. В дверь снова застучали. И девушка рыжая, да молодая даже сама в глазок заглянула, отчего их глазища на миг встретились.

В сердце как кольнуло!

Глазок тот глаз увеличил в разы, ещё очки добавили резкости. Отчего Стасян на радужную оболочку на миг посмотрел и от удивления её глубины «ой!» сказал.

Сказал только как следует. По-мужски.

По ту сторону, конечно, услышали. И давай снова стучать. Стучат и стучат. И не помогает большая толстая дверь ничуть. Потому что дверь-то поставили, а про звукоизоляцию по периметру забыли. Даже порог плохо замазан. Сквозит из всех щелей.

Понимая, что скрываться дальше бесполезно, Стасян пожал плечами и дверь ту распахнул. Всё равно ключей нет и замков внутренних не предусмотрено. За ручку дёрнут если – сами зайдут. Боря с ключами ушёл. Замки бесполезны.

– Ой, здравствуйте, – раздалось от девушки в шапке сразу.

Той, которой в душу заглянул. Ведь глаза – это зеркало души. Даже если то зеркало запотело или брагой залито, не важно. Классики херни не скажут, да и дизлайка им давно не поставить.

– Хай, – почему-то ответил Стасян, как владелец евро и остро пожалел, что луком не заел. Изо рта как из помойки пахнуло. А всё долбанная подлива в консервах. Такую и не всякий чеснок перебьёт.

– А вы верите в бога? – продолжила она, улыбнувшись и поближе к груди книгу объёмную прижимая вместо респиратора. Очки только поправила на переносице. Не запотевшие, но лоб взмок от духа. А может и от нервов. Всё-таки женщины – существа загадочные. Таинственные даже. И мама точно говорила, что любят таких же мужчин.

Потому Стасян как стоял в халате с кошачьими консервами в руках, так и застыл. Человек-загадка. Ничего не изменилось внешне. Член только из-под края халата сначала торчать начал, потом даже топорщится вздумал. Уж больно девушка хорошая. А то из ласки по жизни только кошки. Да и тех самих гладить приходится. А как когти выпустят в ответ, так уже бой вместо прелюдии получается.

Но Станислав, как его метко называла мама, когда лицо зелёнкой мазала, кошек любил не панинской любовью, а простой, человеческой. И точно знал, что если девушки в старости котов заводят, то он наверняка умрёт с кошкой в обнимку.

Эта шерстяная шкура ведь даже скорую не вызовет. Еще и возмущаться начнёт, что не покормил по причине смерти скоропостижной.

Но решив, что до старости прям тянуть не стоит, (сердце уже сейчас из груди выпрыгивало), Стасян консервами лоб почесал и ответил вполне по-философски, но почему-то с акцентом:

– Не важно, верю ли я в бога. Главное, чтобы он верил в меня, – добавил он с заточкой аристократа, получившего по роже лопатой, оттопырив при этом мизинчик на вилке и удерживая кус чего-то похожего на мясо.

Всё-таки у него кот «британец» был. По матери. Ну а что по отцу – дворовый, так кто об этом знал? Хвост пушистый, репейники собирает и хватит на этом играть в родословную. Если про человека говорят – «главное, чтобы человек был хороший». То котику и этого не нужно. Он просто может быть. Как факт.

Глаза девушки тут же округлились. То ли богохульника увидела, то ли халат топорщится начал очень явно. А может и британцы ещё удивляли. Что страшные все как смерть с зубами словно в центрифуге побывавшими – это одно. А что на районе поселились на территории секты свидетелей последних дней старейшины Алагаморова – совсем другое.

Бизнес есть бизнес.

Женщина в берете так сразу из-за двери выскочила, перестав соседей в глазок разглядывать, как бесперспективных. Унюхав сюрстрёмминг и заслышав акцент, она тут же решившись напомнить напарнице, что понаглее надо быть с такими людьми. Всё-таки иностранцы. Это свои – олухи. Улыбнёшься такому, он и растает. Но итог один - всё равно все в аду сгорят, кто не из их общины.

А пока не сгорели все, кого старейшина не целует наедине при причастии, и доживают последние деньки охламоны, истинной веры не познавшие, нервируя членов общины, ухо востро надо держать со всеми.

Но аналитика старшей по паре работала как надо. Она же и подсказала, что если у грешников деньги на дверь толстую есть, то на храм божий точно найдутся. Ну или хотя бы на лавочку возле него. Тут уж как повезёт.

Стасян кашлянул. Не то, чтобы его прошибло от запаха гипотетической консервированной сельди. Он и не таким незамерзайку, пролитую по лому с электролитами, закусывал. Но как выскочила более опытная женщина в делах НЛП-милостыни и гипно-убеждения толкнула подругу, замешкался.

А та ещё главное, что чтобы цыганский эффект попрошайничества выдать, как давай воздуха в рот набирать, чтобы посильнее возмущаться начать. Но осеклась сразу. Глаза без очков только за нижний край халата зацепились. А там багровое что-то торчит, однообразное. На фоне зелёнки на ноге.

А торчит, потому что крановщик уже понял, что дама в берете – опытная. А это дороже молодости.

Возбуждения процесс запущен оказался моментально. Не остановить его никак уже. Первый кусок консервов как достиг желудка, так сразу, видимо, и сил предал. В жар даже бросило. И выпить захотелось.

А как выпил в уме, да закусил по сути, так боец нижних войск в бой и приготовился! Нацелился на новую претендентку на счастье. Тыкает даже. Того и гляди залп даст вхолостую. Да не было пока команды.

Зоркая претендентка на выстрел покраснела сразу. Когда уже вымрет это человечество за пределами их общины?

А задумываясь, плечом подругу и двинула. То ли поддержки запрашивая, то ли от удивления сильного отступившись. Вроде и хочет сказать, «ты зачем человека из душа вытащила? Халат жены только и успел что накинуть!». А не может. Потому что картинка перед глазами растёт и крепнет. Аж слюноотделение началось.

Первая, глазастая, и в шапочке, даже поговорливее оказалась. Очки только поправила, вниз посмотрела мимоходом и с восклицанием:

– О, мой бог! – полшага вперёд сделала от рывка вероломного сзади.

А запнувшись о порог высокий, сразу за ближайшую ручку схватилась. Тут то Стасян и понял, что пленила его женщина коварная. Взялась за самое дорогое. Ещё и удержалась.

Не, ему-то не жалко. Но кому род продолжать? Пригодится ещё.

От удивления, однако, он сам полшага назад сделал. Да сцепились уже пальцы тонкие на боеголовке алой. Надёжно так зацепилась. Как следует. Таким девушкам в скалолазы бы, а не по цыганской стезе бродить.

Вот и получилось в целом, что от толчка напарницы девушка внутри квартиры оказалась, а консервы на пол полетели. А вторая, что в берете, наконец, звук включила и как давай возмущаться:

– Вот вы консервы норвежские из всяких тухлых акул едите и деликатесами каждый день давитесь, халаты модные женщинам дарите, ванны огуречные принимаете, а денег на бога нету что ли? А если поискать?!

И сама за порог шагнула, чтобы продолжить словесный натиск. Дверь даже прикрыла. Соседям-нищебродам тут делать нечего. Золотая рыбка – не для всех.

Стасян и рад бы сказать, что денег у него теперь действительно полный стол на кухне, да помешаются почему-то лишь в две купюры.

Но сказать не смог. Слова в горле застряли. Всё-таки пальцы нежные. А он не испорченный. В деревне то дрочить некогда, как и сексом заниматься. Ебутся только порой, а чаще заёбываются люди, пытаясь в люди выбиться. Труд от зари до заката облагораживает. И напрочь избавляет от желания шалить в тёмное время суток. Когда ни ног, ни рук не чувствуешь, блуд сам собой уходит. А что кто-то в кого-то и заливает при случае по субботам после бани, так это чаще самогон, чем жидкости для деторождения.

Вместо ответа крановщик на кухню пошёл задним ходом, издавая звуки «э-э-энд... ват… вау…».

Очкарик не поверила, конечно, ни единому слову. Но на всякий случай за ним засеменила мелкими шажочками. Ей патриарх Уклейманов на курсах повышения квалификации чётко говорил, что если ухватилась за клиента уверовавшего, то держись крепко, пока монеты не посыплются. Слабину не давать – это понятно. А там и купюры появятся. А если очень повезёт, то и квартира общине отойдёт.

Стасян креста не носил, поклоны не бил и церковной утвари не брал и даром, но пока до стола дошёл, попутно в бога уверовал и даже немного от сексизма подлечился.

Всё-таки есть толк от женщин с их мягкими пальцами!

Сам то если член в руки возьмёт, то только за кончик и исключительно – отлить. Дальше держать опасно – то занозу загонишь, то тосолом измажешь. А тосол в качестве смазки плохо подходит. В носу потом ковыряться не получается. Один раз попробуешь и насморка с обонянием весь сезон нет. Куда там ковиду.

Но не все оказались расслаблены и задумчивы в этот момент. Так женщина в берете позади подруги уже за телефон схватилась, чтобы в полицию звонить. Она начеку! Не зря старшей в паре поставили. А пока звонить будет показательно, кричать громко-громко надо и жаловаться превентивно. Всякий знает, чем больше шума, тем больше пожертвуют… Чтобы не так шумно было.

Парадокс? Аксиома? Жизнь!

Но тут её взгляд за евро на столе зацепился. Подобрела сразу. Стасян мычит чего-то, в купюры тыкает в стиле «а-а-а… гуд… ух-х…сука-а-а… йес!».

«Точно иностранец!», – подумала тут же ответственная за сбор средств на нужды секты дама и решила до последнего держаться.

Ошибки быть не может. Евро разглядев, сопоставив консервы с деликатесами заморскими и дверь мощную входную, дама в берете сразу проще стала. И берет тот стянув, с подругой плечо в плечо встала. Глаза жадные-жадные. Блестят даже. Но от вида купюр или члена налитого, сразу не ясно. Да только рука рядом на ствол тут же легла. И по яйцам погладила.

Тут Стасян дважды в бога уверовал.

– Ну чего же ты, Глори, смущаешься? – заявила она напарнице уже не требовательным, но томным тоном. – Действуй, раз начала.

– Но, Холи, старейшина не велит… так зарабатывать, – напомнила девушка, очки поправляя.

– Глори, – подчеркнуто-строго обратилась старшая наставница, и прошептала на ухо. – Если снова не соберём нужной суммы, нас община бесплатно по кругу пустит. Человек всё-таки издалека прибыл. Устал… Расслабь его, дура!

При этих словах Глори ещё решительнее обхватила ствол и прошептав едва слышно:

– Ладно, хоть раз как следует заработаем, – очки сняла и на колени перед Стасяном присела.

А он на макушку только смотрит. Коснуться – неловко. Не коснуться – может обидится. Что делать? Не знает. Мычит только немного, но лицо умное оставаться должно. Так как другой человек на него смотрит.

Градус только повышался с каждой минутой. Глаз не закатить. Звериную натуру не проявить. Да и зачем рычать? Если рот открыть, то консервами нести начнёт. Спалят.

Хотя хрен знает, как этот тухляк деликатесный пахнуть должен. Может и подойдёт как раз.

Но тут вторая напарница тоже на колени присела и сразу легче стало. Стасян голову запрокинул и одними губами в потолок прошептал:

– Спасибо!

Разряжаясь, он уже и не видел ничего, что в мире происходит.

Не важно всё это, ведь он впервые влюбился. В деву кровь с молоком. А может и в настойчивую с руками сильными. Пока не понятно. Такая, кстати, и корову подоит на раз и козу за рога подержит. По хозяйству больше пригодится. Зато та, что моложе послушнее выглядит. Но это не точно.

Открыв глаза от блаженства великого и освобождения неимоверного, Стасян голой жопой на стол облокотился, потянулся в неге, а когда в себя пришёл, понял вдруг, что нет уже ни одной, ни другой. Дверь только приоткрытая стоит, чтобы не хлопать.

Оглянулся. Глазами захлопал. Вопросов много. А денег – нет.

Глава 25 - Христина

Симпатичную блондинку с голубыми глазами звали Христин. С ударением на второй слог. Христин Мергенштольц, если по полному.

Об этом Боря узнал в процессе. А сначала просто подошёл и вклинился между ней и охранником, которому она быстро и сумбурно что-то доказывала, тараторя на немецком как «язык» в плену партизан.

– Гражданин, гражданин, ну что же вы так грубо с туристкой? – обратился Глобальный к охране, приблизился вплотную, но вместо того, чтобы тоже качать права, сунул в ладонь блюстителю порядка пятьдесят евро одной купюрой.

Украдкой получилось. Вроде как руку пожал. Камерам не должно быть видно. Ну а раз его всё равно за взлом и проникновение посадят, то кто на дачу взятки-то будет смотреть?

«Плюс-минус год уже ничего не решат», – добавил внутренний голос: «Сгорел сарай – гори и хата!»

– Сходите что ли чая попейте, успокойтесь, – посоветовал Борис.

Охранник оскалился, подбирая вслух слова по инструкции. Но купюра в ладони шуршит. А если в карман положить, видно самым краешком периферийного зрения, что оранжевенькая. Это значит, что в лучшем случае – пятитысячная, рублёвая. В худшем – полтинник, что в евро. Он всё-таки нумизмат и знает о таких тонкостях. Да и человек вроде культурно просит. А туристы… Да что с этих европейцев диких взять?

В любом случае, конфликт оказался исчерпан и вернув чемодан туристке, охранник удалился. Глобальный сразу повернулся к девушке с косой тугой и принялся изображать пещерного человека. То есть тыкать пальцем себе в грудь и говорить нечто вроде «май нэйм из Боря. Айм Олафс френд».

На этом познания в иностранном закончились, пришлось договорить на полуиностранном:

– А… тьебъя ках зъовут?

Христина, которую Боря для себя тут же начал называть Кристиной по-свойски, улыбнулась. Прыснула даже. Затем представилась и вдруг почти на чистом русском ответила:

– И не обязательно изображать из себя идиота. Я отлично понимаю русский. Бабушка – русская. Или вы думаете кто Олафа научил русскому? Кстати… где он?

– О, это большая, интересная история, – тут же заявил Боря, подхватил чемодан на колёсиках за ручку и покатил к выходу. – Идёмте. Автомобиль на платной стоянке. А я даже расценок не знаю.

– О, я слышала, что в России бедно живут. Понимаю, – добавила она и Боря нахмурился. Сердцем закаменел даже. Вот так и знакомься с симпатичными блондинками на курортах. А они тебе начнут втирать про медведей и ушанки.

Кристина и вправду спокойно продолжила, как будто сказала всё верно и извиняться за то не спешила:

– Так вы работаете вместе с Олафом, значит?

– Да, мы сантехники, – проглотил первое впечатление Глобальный, но осадочек остался. – Полтора месяца прожили вместе плечом к плечу, я ему основы нашего рабочего процесса показывал, пока…

– … не прилетела я? – добавила приятная девушка, от которой пахло хорошими ненавязчивыми духами с запахом смородины и каких-то диких ягод. Ну а что с манерами проблемы, так это их немчурское дело, а не его заботы.

Одета только не по погоде. Пальто на ней, берет и сапоги межсезонные, кожаные, но тонкие. Для московской осени в ноябре может и сойдёт, но для Сибири, где уже в ноябре зима пришла и обоснуется до самого конца апреля, не пойдёт.

– Да, так всё и было, – ускорил шаги на ветру Боря, чтобы туристка уши не отморозила. Минус десять всего, но ветер усиливался.

Вид джипа её немного успокоил. А может и расстроил даже. Бровь приподнялась, а больше и не сказать сразу.

Погрузив в багажник чемодан, Боря любезно открыл перед ней дверь и усадил в салон. А затем вернулся за руль, завёл мотор и включил печку.

– А это… ваш? – на всякий случай уточнила она.

– Что вы, этот хлам? Рабочий! – улыбнулся Боря.

Похоже на эту удочку попадаются все немцы. Ну а раз на родине им только про медведей кремлевских рассказывают, можно и подыграть.

– Если бы мне не доплачивали, чтобы я ездил на этой развалюхе, то я бы предпочёл свой бизнес-класс, – любезно разъяснил Боря. – Но увы, на работе мы вынуждены ездить на том, что дают. Дресс-код, знаете ли.

Она улыбнулась, не совсем понимая шутит он или говорит правду. Лицо-то серьёзное. А когда русский веселится или грустит, сразу и не понять. Всегда суровы.

Но подъехав к шлагбауму, водитель вдруг извлёк из куртки пачку евро и протянул верхнюю синюю купюру номиналом в двадцать единиц охраннику в будке.

Тот в руки взял, застыл с немым вопросом на бородатом лице. Тоже суровый. Тоже русский. Ещё и в шапке. Правда, не ушанка. В будке всё же отопление есть.

– Ну чего глаза вылупил? Обменяешь! – подстегнул Боря. – Я был-то здесь минут пять. А карточки у меня с собой нет. Открывай или зови босса, разбираться будем.

Охранник на пропуске что-то для себя в уме посчитал, а как закончил с вычислениями, только кивнул и шлагбаум открыл. Первые пятнадцать минут вообще бесплатно, но раз дают, надо брать.

– И чему их только учат? – буркнул Боря и подмигнул пассажирке, убирая купюры за пазуху.

– Ничего себе у вас цены за парковку, – удивилась Кристина Мергенштольц. Всё-таки с наскока русифицировать её фамилию не удавалось. – Двадцать евро за пять минут ожидания?

– Евро? – изобразил удивление Боря. – А, так нам этот мусор на работе теперь в пропорции один к двум выдают с рублями. С тех пор, как Олаф приехал, гуманитарная акция пошла. Мы и девать его не знаем куда. Одни вместо туалетной бумаги используют. Другие стены дома обклеивают. Ну или сморкаются там, а порой и вместо салфеток на обедах заходит. Чтобы совсем без пользы в коробках не валялись, знаете ли. Но обещали, как только иностранец уедет из компании, снова будут нефтью и газом выдавать. Как раньше.

– Нефтью и газом? – снова удивилась туристка, даже берет набекрень сполз. И Боря вдруг понял, что волосы в тугой косе давно не мытые. Сальные. А в тепле салона духами уже не запахло, а понесло. Вместе со всеми другими запахами давно не мытого тщательно тела.

Боря хмыкнул про себя, новиду не подал.

«Ничего, ничего, отмыть-то отмоем человечка, но что дальше с ней делать?»

– Ну да, каждому россиянину же еженедельно начисляется по бочке бензина на выбор или дизтоплива тара, – продолжил Боря гнуть свою линию на серьёзных щах. – И выдаётся по баллону газа обязательно. Редко, но иногда и дровами берут. Кубов шесть-восемь. Как раз КАМАЗ и выходит. Те, кто в деревнях живут, камины дровами предпочитают топить. Уголь ты мы давно забыли. Только на продажу идёт туда, где «зелёной повесткой» и не пахнет. А чем пахнет, уже никто и не спрашивает.

– В деревнях, говорите, люди живут? – только и переспросила Кристина.

– Ну, в коттеджах загородных то есть, – тут же поправился Боря, не меняя серьёзное выражение лица. – Места, куда мы летом чаще заглядываем, чем зимой. Обычно мы зовём их проще – «дача».

– Ой, бабушка что-то говорила о дачах, но я не помню, – пробормотала Кристина. – Это там, где что-то… дают?

– Дают, конечно. Покой, – хмыкнул Боря, но вновь настроился на серьёзную волну. – Это место для шашлыков и гамаков в теньке. Ну и баня стоит. Куда же без русской бани? Дрова на неё тоже идут. Но чаще – газ используем. Деревни наши с дачами давно газифицированы же все от Камчатки до Калининграда. Всё как началось с председателей совхозов, так и продолжилось широкой модернизацией, пока всем по ветке не раздали.

– Ух ты, ничего себе! – искренне удивилась немка. – А нам правительство только социальные льготы выдаёт. Но и те в последнее время со скрипом. Польша ещё репараций требует постоянно.

– На льготы мы в медицину обращаемся, учимся бесплатно и каждый год в санаториях отдыхаем все поголовно, не только директора, – вновь заболтал новую знакомую Боря, лишь бы не спрашивала о коллеге и откуда он взял евро. – А нефть, газ и дрова – наше национальное достояние же! Это просто директор у нас добрейшей души человек.

– Да? Почему?

– Говорит, мол, этот квартал валютой брать будем, товарищи, – даже не думал останавливаться Боря. – Она, конечно, никому нахрен не нужна. Но можем себе позволить газа и нефти нуждающейся Европе выделить на сдачу. От каждого, значит, вскладчину. И пусть им там теплее будет. Так и выживут. А нам и так тепло.

Кристина потёрла уши. Действительно, холодные дни в Европе настают. А сибиряки оказываются добрейшей души люди, раз сами по снегу ходят, а обогревают Европу даже в областях с вечнозелёными газонами и аллеями.

Боря украдкой рассматривал пассажирку, больше ничего не рассказывая, но чаще сам спрашивал. По паспорту гостья оказалась моложе Олафа на пять лет, а по виду, так на все десять.

«И каким образом этот лысый ишак захомутал такую красотку, можно было только догадываться», – подвёл итог внутренний голос.

– Так, а где Олаф? – в какой-то момент снова спросила немка.

– Честно говоря, понятия не имею, – признался Боря. – Он с директором теперь дружит. Так что его либо вскоре заместителем поставят, либо вообще – во главе.

На выражении «во главе» Кристина заулыбалась сразу. Приятно, что муж не просто там, где-то батареи красит, а развивается во всю.

Глобальный, палец от важности момента от потолка опустив, добавил только:

– Ну а меня попросили вас забрать и до конца дня на квартире одной подержать. Работа, всё-таки не ждёт.

– На квартире? – насторожилась она. – Одной?

– Видите ли, на самой рабочей квартире Олафа бригада ремонт затеяла. Там одни стены и… стены. Почти никаких удобств. А на этой квартире хотя бы ванная есть. Мы её под склад раньше использовали ну и как место для послеобеденного сна. У нас же фиеста, как в жарких странах. Только мы от снега отдыхаем. Ага. Ну в общем, трубы-то мы сегодня разнесли по участкам по утру и теперь стоит вторая рабочая квартира, пустует. Отдохнёте там, приведёте себя в порядок, а мы поработаем рядом и вечером все вместе уже пересечёмся и решим, что к чему… Всё-таки ваш приезд был для меня несколько неожиданным.

– Это почему же? Олаф не предупредил?

– Предупредил, но буквально только вчера.

– Это не похоже на моего мужа, – вновь навострилась она. – Могу я ему позвонить?

– Можете, конечно! – Боря с хитрицей в глазах достал из куртки старый разряженный телефон. – Но я забыл свой телефон на балконе, а он на морозе и разрядился. Как заряжу, так и позвоните. Нет, ну можете, конечно, и со своего позвонить, но в роуминге это наверняка будет стоить немало.

– А, хорошо… подожду, – тут же сдалась она, повертела в руках коробку с андроидной начинкой и вернула обратно, так и не в силах включить.

Вскоре они прибыли к квартире почившей бабки. Куда ещё деть туристку, Боря себе смутно представлял. А напиздел уже с три короба, да и тот с поверхом.

А пока сочинял связную историю, выгораживая лысоватого балбеса, что умудрился потеряться по дороге на работу и планировал заселить жену в съёмную квартиру, как-то и запамятовал, что Стасян встретит их в одном халате. С глазами осоловелыми, как будто накатил чекушку.

– Ой, простите моего коллегу, – тут же загнал его на кухню одеваться Боря. – Он после смены. Стоял в воде с головы до ног, варил трубы, спасая детей в детском садике от поноса и золотухи. А теперь… теперь отдыхает и сушится. Станислав, не могли бы вы одеться?

– Я уже почти высушился, – ответил Стасян с какой-то грустинкой в голосе и начал одеваться в сырое.

– А я… – донеслось от Кристины, рассматривающую неприглядный коридор со следами былой сырости. Ещё и воняло плесенью. В том, что склад, конечно, сомневаться не приходится.

И Боря сразу надавил на больное девушка. Пока Кристина снимала плащ, он подтащил её чемодан к ванной комнате, и включил там горячую воду в ванной и раковине разом. Затем спокойно помыл руки, вышел, не выключая воду и сообщил:

– Вы пока ванну примите.

– А… ограничения есть? – почему-то спросила она, прислушиваясь к плеску воды.

Боря повёл головой:

– Нет-нет-нет, я настроил воду. Можете плескаться хоть до вечера. Нам как раз потребуется время, чтобы доделать работу… тут по соседству.

Ответ её полностью удовлетворил. Затащив чемодан в ванную комнату, она там закрылась и принялась раздеваться. Удивилась даже. Что значит, «настроил»? Присмотрелась к раковине и лейке, трубам. Никаких там у них дозиметров не стоит и счётчиков не виднеется. Но краны-то точно умные, раз не торопятся напор воды ограничивать.

А Боря в коридоре за голову только взялся и посмотрел на поникшего Стасяна. В немного сырой одежде тот ёрзал булкой раненной. А пока сантехник пытался понять, что не так, попутно вспомнил, что забыл купить верёвку.

– Твою ж мать!

Стасян поднял взгляд, полный сочувствия и ответил:

– Боря, да не виноватый я! Они сами пришли!

Глобальный уже привык всю дорогу лицо каменным держать. Не улыбнулся даже. Подумаешь, размечтался вслух. Кто запретит-то?

Вот и крановщик его лицо за чистую монету принял и начал каяться:

– Я же только на секунду расслабился, но получается, что… оплатил как за два часа. С обеих.

– И что будем делать? – на всякий случай спросил Боря, чуя какой-то подвох, но не улавливая сути. – Без верёвки то справимся?

С этой мыслью он на трос посмотрел, что так в прихожей и дожидался своего часа, как с крыши вернули. Стасян даже приподнял его.

– Да я хоть без него туда залезу, ты мне только скажи, что займёшь мне денег на комиссию-то. Иначе как я домой вернусь?

Боря успокоительную пачку евро из куртки достал, показал и предложил:

– Стасян, завязывай. Деньги есть. ты если мне паспорт достанешь, я тебе половину отдам всего, что с этой пачки сменяю. Идёт?

– Идёт! – едва не подскочил Стасян и козлом горным на балкон поскакал. А потом саксаулом застыл у рамы деревянной.

Если первое проникновение в чужую квартиру было волнительно, как потеря девственности, то на втором задании Боря и ухом не повёл от волнения. Руки не дрожат, какать не хочется. Только стимул есть своё вернуть и начать уже вопросы решать, а на задавать новые. А вот отлить, пожалуй, следует, пока случай подходящий. И Боря исчез в туалете.

А в Стасяне стимул после вида вознаграждения словно из ушей плескался. Он спокойно обвязался тросом, как теперь позволял его размер, затем привязал второй конец к старой батарее и перевесился через край балкона, разглядывая створку балкона пониже. Там балкон пластиковый, но вроде окно в режиме проветривания стоит. Сразу и не видно.

В попытке спуститься пониже, только слишком высунулся. А одежда сырая. Не простили штаны затеи этой. Проскользили по льду под заснеженным краем. Полетел крановщик вниз сразу!

Да только полёт оказался снова не долгим. Трос сразу в пояс ударил, рванул и Стасян уцелевшей булкой на балкон вместе с оконной рамой влетел. Механизм запирающий на форточке не ожидал таранного удара. И почти центнер крановщика заставил его покориться проникновению.

Да вот беда, проникнуть Стасян-то проник, но следом на балкон за ним батарея вылетела, которая полёт его рывком и оборвала. Считай, косу смерти на себя приняла. Затупилась та, да не задела.

А как ударилась батарея о стену, трос порвав на ледяном сталагмите, тут её ресурс служебный и испарился весь без остатка. Кипяток только во все стороны рванул, ещё быстрее всё заливая, чем прежде при срыве крана.

Вновь хлынул поток воды горячей и мутной по едва подсушенным паласам и линолеуму.

Боря только успел воду спустить во врем этого действа. Сначала показалось, туалет прорвало. Подошву поднял. Но под ногами воды – нет. Вода почему-то снаружи хлынула сквозь прорезь дверную.

Хорошо, разуться благополучно забыл.

Выскочив в удивлении вновь открывшемуся факту повторного затопления Боря от кипятка потока отскочил и с криком «Стася-я-я, бля-я-я-ядь!» по коридору к двери спасительной побежал.

А по пути очень надеялся, что немка уже в ванной сидит и в кипятке снаружи не сварится. Девушка всё-таки ни в чём не виновата и довольно глупо умирать в первый день в новой для себя стране. К тому же, срока изрядно прибавят.

А кипяток только ближе и ближе по коридору расплывается. Думать не даёт. А вот нервничать можно теперь сколько угодно. Всё равно хуже не будет.

Глава 26 - Наболело, нарывает

Раздумывая о превратностях судьбы на пороге подтапливаемой квартиры, Боря замер и с ключом из ключницы завозился. Кто вообще три замка в двери делает и все строго на ключ?

А главное – для чего? Чтобы психи отсюда не вырвались? Или оттуда маньяки не вломились?

Пока Глобальный бежал к спасительной двери, телефон ногой задел. Виброрежим в стандартный режим перешёл вдруг, и на полную включился, давай орать на всю квартиру.

Вытащил его из кармана сантехник, а там одно словно высвечивается – «директор».

«Вовремя!» – буркнул внутренний голос. Да нельзя дерзить начальству. Голос попроще, подобострастней.

– Да, Тимофей Вольфыч?

– Боря, а ты часом не охуел? – словно издалека начал директор Светлого пути, да как будто бы изо рта разом чесноком пахнуло.

– С какой целью интересуетесь? – на всякий случай спросил Боря, прислушиваясь уже не столько к батарейному потоку, сколько к льющейся в ванной воде.

Услышала звонок Кристина или нет?

Вопрос даже не в том, а как скоро начнёт предъявлять за ложь, которую он для неё сплёл из благих побуждений.

– Хули ты работу прогуливаешь?! – вдруг не стал долго рассусоливать директор. – В запой ушёл, да? За воротник закладываешь? А? А ещё лучший работник месяца и квартала!

– В смысле в запой? В смысле прогуливаю? – повторил Боря, озадаченно, но пока без матов. Первый замок даже поддался сразу. А зачем на все три закрыл, уже и не помнил. Автоматом вышло. Европейцы любят безопасность, а пока на Кристину смотрел, всё и случилось. – Меня тут кипяток по щиколоткам лижет! Батарею прорвало. На объекте я!

– Ой, не пизди ты уже, Боря! На объекте он! – пробубнил зло директор. – Я же как сердцем чуял, что кодировать тебя надо. Сразу как показатели упали, за голову схватился. Думаю, ну всё, либо в картёжник и проигрывается в пух и прах, либо запой.

– Да не бухаю я, Тимофей Вольфыч! И к картам равнодушен! – добавил сантехник и второй замок подчинил своей воле. Но затем связка в воду упала. – Тут правда прорыв! Кипяток же шпарит!

– Какой ещё кипяток? В горле у тебя? Горемыка не просыхающая! – продолжал возмущаться директор. – Ну так сфотай мне плоды трудов своих!

– Я бы сфотал, но вы же мне кирзачей не выдали. В своей обуви работаю, как нанялся, – напомнил Боря, ощущая, как горячий пиздец всё выше и выше, подошвы уже не хватит. А что к соседям течёт уже всё – и так ясно.

– Каких ещё нахуй кирзачей?

– Да рабочих, каких ещё? С носками шерстяными! С ними даже лучше! – вдруг ответил в тон ему Боря. – Они хоть пару градусов задержат, пока припекать не начнёт. А на зимней обуви подошвы на пару сантиметров мне не хватит, чтобы до батареи добраться для фотосессии.

– До чего добраться? – переспросил директор, видимо кирзачи себе представить пытаясь, а ещё и с носками шерстяными. Сам то он кроме туфлей кожаных в летний и ботинок на меху в зимний ничего не носил. А служить не довелось. Папа ещё при рождении сказал, что плоскостопие. А кто с папой из горисполкома спорить в то время мог?

– До батареи! Прорыв же! Кипяток! – как мог более спокойно объяснил Боря, насколько хватало терпения. Но внутри у самого кипяток образовываться начал.

Стараясь собраться, подхватил сантехник запертый ключи из воды двумя пальцами и только быстрее завозился с последним замком.

«Поторапливаться надо, пока ноги не сварились», – то и дело твердил внутренний голос.

– Где кипяток? На Ленина кипяток? – то ли передразнил, то ли снова нарочно спросил директор, словно с алкотой разговаривал подворотной. А с ними как с детьми надо. Повторять по три раза. И лучше медленно. – Вот и Леся говорит, что на Ленина торчишь. Я тебя в больничку положу! Прокапают. Всё хорошо будет. А с Лениным ты там будешь лежать или с Наполеоном, мне уже глубоко параллельно. Пиздаболия жаль, неизлечима. Запизделся, ты, Боря. А пиздеть, Боренька, не мишки ворочать. Не перетрудишься!

– Я пизжю?! – взбеленился Боря, на дыбы вставая. Хотя полчаса назад сочинял как дышал, но то для дела. А здесь по факту предъяву на домыслах каких-то посторонних кидают, что вдвойне обидно.

– Ты пиздишь! – только подлил масла в огонь директор, только повышая голос. – Заявки копятся, комментарии множатся, а показатели падают. Видимо, много пиздишь! А по факту где работа? А нет работы!

– Да это вы же дебила этого иностранного сменяли, не глядя! – тоже повысил голос Боря. – Я теперь за двоих въёбываю. А я и раньше так работал. Но теперь уже за четверых приходится с новыми требованиями. Может просто нормальных сантехников в пару дадите уже?! Я же без выходных и перерывов, считай, тружусь! А мне веры нет?

– Кстати, – вдруг понизил голос директор, словно решил водички попить между тем, как взять верхнюю ноту. – Мне тут предлагают китайского сантехника взять. По Ли Жу. Или лучше японца возьмём?

– Да ёбанный в рот! – уже прыгал на месте Боря, горячей воды ощущая не только приближение, но и касания на своей шкуре вживую. Она немного остыла, пока по коридору текла, но та, что следом идёт, уже кипяток кипятком. – Не надо никого брать из-за границы! Это так сложно понять, что со своими работать надо? Чем мы хуже? Учат отлично, практики – море! Мы не какой-то там ссаный колледж, мы – ПТУ!

Спасаясь от кипятка, Боря на прихожую с ногами забрался.

– Вы ебанулись там все что ли?! – снова вспылил начальник. – В смысле своих брать? А оптимизация с модернизацией? Или ты что, мэрии объяснишь, что всё хорошо у нас? Что всё своё есть и работать мы как люди можем и умеем? Да кто тебе поверит?!

Тут Борю и самого прорвало. Как щиколотки обожгло, так кипяток внутренний и полился.

– Да в жопу и оптимизацию и модернизацию вашу! И отчётность заодно поглубже запихайте! Дайте просто нормальные условия, чтобы работать по-человечески, блядь! Я не успеваю весь район обслуживать в две ноги! Где моя рабочая машина? Где снятое для меня жильё, а не для пидоров заграничных? Оборудование где, блядь?! Одежда рабочая? Снова всё спиздил, по стопам Антона прогулявшись? Ни труб уже, ни расходников. Нихуя нет. Куда все делать? Только же в сентябре закупились!

– Нет, ты точно охуел! – уже ревел туром директор. – Уволю без выходного пособия! Хуй ты где больше в этом городе официально устроишься, я тебе обещаю.

Лицо покраснело. Пар валил. Припекало с обоих сторон. Но по ту сторону – в голове, а по эту – наяву. Мутная вода уже не тёплая добегала, а такой кондиции, что сухую лапку можно кидать и заваривать.

«Съебываем! Не хватало ещё в кипятке на пороге свариться», – подтвердил внутренний голос.

Боря с прихожей до замка потянулся, ключ в третий замок вставил и едва не упал. Пошатнувшись, обратно за телефон взялся и как давай кричать в ответ:

– А может это ты там охуел в конец? Одевай бахилы свои одноразовые на туфли напяль, пиджак выкинь нахуй или сменяй на робу и пиздуй батарею варить без сапог, дебил ёбаный.

– Че сказал?! – донёс динамик. – ЧЁ. ТЫ. СКАЗАЛ.

– Хули ты, говорю, сидишь там и командуешь из кабинета? Тебе виднее что ли? Я сейчас в кипятке сварюсь как яйцо в крутую, а должен тебе пруфы кидать, чтобы доказывать, что не пиздабол?

– Что ты сказал?! – словно всё ещё не верил услышанному директор. – А НУ-КА ПОВТОРИ!!!

– Или верни Романа… или нахуй иди с этими заграничными коллегами и идеями своими, менеджер конченный! – эффектно закончил Боря и телефон в карман сунул. После чего, придерживаясь за раздевалку, дотянулся до ключа и провернул замок.

Вода через край хлынула. Боря выждал момент и следом сиганул.

Всё равно как посадят, с работы увольняться. Два взлома с проникновением уже есть, ещё и похищение немки припишут, а то и пытки. А так хоть одну милость директор сделает, задним числом уволят.

Открыл широко распахнул дверь, позволяя кипятку бежать на площадку и вниз по лестнице. За это время будет успевать остывать хоть немного. Запирать его в квартире, где человек в ванной остался – преступление.

Пар повалил при столкновении горячего и холодного воздуха. А Стасян из этого пара как демон из преисподней уже по лестнице поднимается. Только не рогат пока, зато за булку придерживается. И сумку на плече несёт трофейную.

– Эта, Борь?

Глобальный, от кипятка всё ниже убегая, за собой его потащил. На ходу сумку взял. Признал.

«Ну хоть что-то!»

В ней ключи и паспорт. И инструменты даже. Вон и ключ от подвала виднеется. Никакого теперь МЧС не надо. Сам воду перекроет. Справятся. Инструменты только из микрача забрать надо. Сварочный аппарат, то есть. Разводной ключ-то вон в сумке покоится, и это единственный предмет, который не подведёт по жизни.

– Эта, – выдохнул Боря, понимая, прошлая жизнь дала трещину. Только что был молодым перспективным специалистом, к успеху шёл, потом что-то пошло не так и вот уже безработный и почти под следствием. А дальше – больше.

Но и Стасян с грустным ебалом послушно от горячей воды отскакивая, ему слова не сказал. Ну а что дурак, так это не должность. Это врождённое.

Замер Боря, глядя на него. Внутри вроде негодования много, но дело-то сделано. Сумку вернули. А с ней и часть жизни.

– Ты это, – продолжил сантехник без угрозы физического уничтожения объекта. – Следи, чтобы Кристина из ванны не вылезала. Кричи там ей, руками маши. Делай, что хочешь, лишь бы в ванной сидела. Понял?

– Понял, – ответил крановщик таким голосом, словно постиг нирвану полчаса назад, а теперь пытался вспомнить зачем ему это было нужно. И не следует ли повторить?

Боря из подъезда выбежал, в подвал рванул. Хорошо, что откопан как следует. Не сильно уже замело. Замок на месте. Ключи не сменили.

Подсвечивая себе новым телефоном, стояк батарейный проблемный перекрыл быстро. И пока на верхних этажах потоп прекратился, выдохнул. Затем неторопливо поднявшись по лестнице вместо лифта, замер у квартиры Лиды.

Дверь стояла распахнутой.

«Там, наверное, снова потолку пиздец», – подсказал внутренний голос.

Боря уже хотел выше подниматься и со Стасяном поговорить, но вместо этого в квартиру вдруг зашёл. Потолок-то на этот раз уже не держит воду. Ведро подставить надо. Дырка пробита. А кем пробита? Им.

«Может я в правду пиздабол?» – невольно подумал Боря, подтачиваемый неизвестно откуда взявшимся червём сомнений.

Вот и этой деве вроде ремонт обещал сам сделать, а теперь уже и не ясно, кому что делать. Внутреннее с внешним в противоречия вошли, да так и закусились, ожидая пока первым противник сдохнет.

А враг-то кто?

* * *

– Лё папа! Вы не выносимы! – на французский манер ответила Лида майору Гусману, пока УАЗик тёмно-зелёного цвета притормаживал у подъезда. – Ваше повышение не даёт вам права вмешиваться в личную жизнь!

– Отставить разговорчики! – заявил довольный розовощёкий майор в очках и с длиной шеей, смахнул с обновлённого погона поверх зимнего обмундирования пылинку и протянул водителю пятихатку на чай на радостях от давно заслуженного повышения. – В Питер жить поедем, дура. Как люди будем оба два. У питерских сейчас вся сила. А сила в чём? Сила в правде. А чтобы с правдой бабуйни какой не приключилось, надо на балтийце чтобы ты женилась!

– Да ни в жизнь! – заартачилась Лида. Но так только она сама этот процесс называла. Как по мнению Гусмана, так дочка просто выебывалась. Но кто его когда спрашивал? Однако, она стояла на своё. И стянув губки, заявила. – Мне и тут хорошо!

– Молчать, дурында, – первым вылез из служебной машины Гусман, но пока машину ту обходил, чтобы дверь дочери открыть, та первой к подъезду. – Такого морячка там себе найдёшь, закачаешься! – крикнул он вслед, быстро настигая широкими шагами.

Пока она делает раз-два-три, он делает раз-два. И потом всегда нагонит. Родитель настороже.

– Папа, остыньте! – открыла дверь домофона Лида и шмыгнула к лифту.

– Балтийцы знаешь какие? – не унимался отец и единственный родитель. От того прославленный в последние девятнадцать лет гиперопекой и гастритом. – Они никогда не ошибаются. А если ошибаются, то не обижаются, а сразу мстят! – тут он хмыкнул и лифт вызвав, добавил украдкой. – Не путать с прибалтами. Прибалты всё по жизни проебалты. Кроме гонора и самомнения. Но кто о них вспомнит через сорок лет? Вымрут или растворятся, как кельты. Как там это… ассимилируются!

– Лё папа! – снова возмутилась дочь, хотя вроде бы давно могла принять отцовскую градацию, где были «наши» и «не наши». – Вот вам всё вам шуточки, а мне жизнь надо строить!

– А чего не строишь? – изобразил удивление Гусман. – Как не загляну, ревёшь только.

– Ну, во-первых, книга была хорошая. Ее каждый день я Тургенева перечитываю, да и семь мне было, – припомнила Лида. – А, во-вторых, не ваше дело, папенька! Я уже взрослая и сама решаю где и когда мне плакать. А жить – тем более. Оставьте меня в покое. Вы отец или деспот, в конце концов и наконец-то конец?

Лифт остановился на их этаже. Гусман едва выпустил первой девушку по этикету, как тут же настиг и за спину себе подвинул.

Дверь была открыта!

– Тихо, Лидок… – прошептал он и шапку ей вручил. – Кажись, грабят. Щас я им по ебальничкам то и отвешаю с апперкота. Без сдачи.

– Папа… – только и прошептала дочь.

– Цыц!

Зачем-то принявшись широко шагать и перекатываясь с пятки на носок, что было довольно нелегко в служебно-обмундировочных сапогах, Гусман ремень с пояса стянул и на правой руке обмотал бляшкой наружу.

За кастет если и не сойдёт, то вмятин на лице прибавит. Судить его всё равно только военным судом будут. Так что если кого в расход и пустит, то только в целях самообороны. Ну или для профилактики. Не умные совсем, раз на служебную квартиру полезли. Зря он что ли на неё ипотеку берёт и ремонт уже сделал?

Зашёл Гусман в зал, а там мужик с ведром стоит и ссыт в него. От удивления майор даже очки протёр. Не с мороза не очень-то контраста прибавляют.

Оказалось, что не ссыт, а струю ловит. Потолочную. А сам с задумчивым видом на люстру сползающую пялится. Отключать, мол свет, или уже по боку?

– Боря! – вдруг раздалось за спиной отца майора. – Ты чего тут делаешь?

Сантехник повернулся, едва ведро не перевернув от удивления. Обронил сухо:

– Да вот… спасаю. Как могу.

– Ты как сюда попал?! – воскликнул Гусман сразу строго.

Боря нос почесал, плечами развёл. Ну терять то уже нечего, ответил:

– Соседка впустила.

– Ленка что ли? – добавила Лида и папу за руку подхватив, протараторила. – Ну что ты стоишь? Неси вёдра, тазик, помогай. Не видишь, что ли, человек квартиру спасает? Мы же с ней выручаем друг друга. То она мне собаку оставит, то я ей… цветы поливаю.

– Ага, – добавил Глобальный тускло и без особого желания продолжать выяснения отношений. - Батарею на верхнем этаже оторвало. Сейчас приварю. Но там-то уже не живёт никто. Я стояк перекрыл, но думаю, ваша квартира больше всего пострадает. Вот и… сюда.

Гусман хмыкнул, бушлат скинул, но ведро подхватил и в туалет понёс смывать. А затем в ванной завис, глядя на тазик в упор, но без подсказки его не замечая.

Лида только к Боре приблизилась, ногтями в руку впилась и на шёпот перешла:

– Боря, чёрт бы тебя побрал! Ты что тут забыл? Я не давала никогда Ленке ключей!

Он кивнул, не зная ответа. Устал врать и выкручиваться. В первую очередь, конечно, окно на место поставил. Если открывать до зимы не будут, то не заметят, что запорный механизм с корнями вырвало. При случае заменит, конечно.

– Я… просто хочу всё сделать правильно, – устало ответил сантехник, поставил перед ней второе ведро и в глаза заглянул. – Можно я тебе контейнеры занесу и обо всём поговорим вечером?

– Ага… поговорим, – ответила она, отвернувшись к струе. – Поговорили уже… Убирайся, пока полицию не вызвала.

В проёме отец возник. С тазиком и озадаченным видом. Застыл, глядя на обоих.

– Всё нормально?

Дочь на потолок показала:

– Да какой там нормально? Не видишь, что ли? Ка-та-стро-фа!

– Ну… сделаем, – ответил тот. – Хотя… пускай уже другие делают, а?

Боря только рядом прошёл и по коридору удалился. Рад бы на закат уйти, да только на верхний этаж пока получается. Стасяна забрать.

Майор ему вслед задумчиво посмотрел, буркнул:

– Такое ощущение, что я где-то его уже видел.

Но додумать не дали. Вручив папе ведра и тазик поставив сторожить над потоком, Лида, однако, следом за Борей побежала. И даже по лестнице поднялась наполовину. А как на вторую половину начала подниматься, застыла.

Перед ней стояла блондинка на площадке. Мало того, что в пальто, так ещё и Борю за руку подхватила и давай ему выговаривать:

– Борис! Что случилось? Я так переживала!

И к руке, главное, прижимается, прижимается так. И акцент её лучше. Может так же и оргазмы не имитирует совсем. Но что больше всего добило девушку, так это то, что волосы у неё – мокрые. А раз в квартире выше никто не живёт. Значит… с собой привёл!

Женская интуиция сработала тут же мгновенно, за ревность зацепилась. Глаза разом намокли. Какая теперь разница, лазит по её квартире или нет? Может, сюрприз хотел сделать. Но бабу то зачем третьей приводить!

Так и не добежав до Глобального, Лида развернулась тихо и домой пошла.

Прав отец. Лучше в Питер податься. Пропади этот чёртов сибирский городок пропадом. Что она себе, сантехника питерского не найдёт что ли? А как найдёт, так служить отправит. На Балтику.

Глава 27 - Там, где все великие

Взволнованные реплики Кристины пришлось выслушать ещё на площадке, успокоить удалось уже в квартире, а реабилитировать – лишь на кухне. В частности, запарить ей чая из бабкиных запасов. И оставить досыхать в помещении с феном наедине в целом.

«Просушится как следует, а дальше хоть трава не расти», – прикинул внутренний голос: «Очень просто завести женщину, а что с ней дальше делать – инструкции не прилагаются».

Осознав, что электричество тоже можно жечь сколько влезет – всё равно до майнеров далеко! – Кристина вдруг повеселела. А как Стасян на кухню чемодан из ванной вернул, так заулыбалась даже.

Из недр его вдруг разом зарядки повылезали и гаджеты на стол рядом легли: полный набор от телефона до планшета, включая умные часы, кольцо с чипом и сережку с тревожным маячком, которая почему-то отказалась работать, едва пересекла границу ФРГ. Видимо, в остальной части мира, людям помощь особо и не требовалась.

Набор, однако, впечатлял. Но если раньше тот набор «яблочный» был, то теперь на андроид перешла семья Мергенштольцев. А яблоки пусть себе американцы покупают. Им ближе, пусть давно и не могут точно сказать, чем новая модель отличается от предыдущей по своей сути.

Ей бабушка рассказывала, что мир изменился, когда чёрно-белые телевизоры сменили цветные. Тогда хотя бы ясно было в чём различие. А потом всё как-то быстрее завертелось.

Мир не стоит на месте и меняется так быстро, что никто уже не замечает мельтешения. А вот чайник – стоит. Стоит и греется чайник. Радуется тому дева светловолосая, улыбается, глядя на него. А чему лыбится – не ясно мужикам.

Будь у Глобального побольше времени, он бы услышал, что впервые подмышки и ноги побрила за квартал. Перед ней жизнь другими красками заиграла. А если бы рано не дёрнули, то чего доброго бы, и интимную причёску сделала. Куст в стрелочку превратив или в треугольник обозначив. Хоть зеркальце запотело, хоть всё на ощупь, но может же!

Потому что – возможность есть.

Но Боря спешил и до деталей всех этих женско-блаженных не разменивался. Он больше думал над тем, где бы бантики взять на контейнеры разноцветные, шарики всякие красивые с принтами «прости», да и вообще размышлял сколько цветов в те контейнеры влезет, если хотя бы лепестками загрузить под завязку – то есть под самую крышку напихать, разом показав, что не жалко.

Всё-таки замирится и одним проникновением в квартиру может и меньше получиться. Им бы и из этой слинять, да как весь подъезд без отопления оставить? Доделывать надо, хоть и опасно.

«Да и Кристинка причём? Её не посадят. Не знает она ничего», – прикинул внутренний голос: «А пока не знает – хорошо даже. Позаботимся о ней. И лучше – пораньше начать, пока правда жёсткая не открылась».

Сантехник прекрасно помнил, что сколько бы не воевали с немцами, с немками-то всегда дружили. Последнее дело – обижать гостью.

Но как одну дома оставить?

«Но не с собой же её теперь брать на мороз сырую! Одежда у неё без зимних свойств теплозащиты», – разъяснил внутренний голос свой довод: «Поэтому проще на стуле на кухне оставить сидеть, чем уши отправить промораживать насквозь на ветру под мокрые волосы. Пусть себе сидит, сушится. Забрать успеем. Куда она отсюда денется без знаний местности?».

Шлёпая по мокрому полу на входе, Боря ещё раз заверил натуральную блондинку что вернётся через полчаса и всё-все исправит. Только крановщика с собой прихватит, чтобы баллон тащил. Одному не сподручно. А как вернутся, они обо всё и поговорят сразу до кучи.

Куда торопиться?

А она и рада, лишь – снова улыбается. Словно светится даже. Волосы уже не лоснятся салом в конском хвосте, а распущены и даже немного вьются. Самое время плойкой выпрямлять. Ну а что жопа больше не чешется, так за это отдельное спасибо. Но кто о том в слух говорить будет?

Боря присмотрелся даже. Вот другой человек теперь! Мокрый, но мягкий, подобревший. А самое приятное, что пальто на халат сменила. И пахнет от неё теперь шапмунькой с ванилью, а не застарелой шанелью неопределённого номера.

Чистому человеку духи не обязательны.

Вдохнув полной грудью приятный аромат пырея и чертополоха из запасов бабки на полке банной, Боря бочком-бочком на улицу двинул. Надо уходить, пока о телефоне не напомнили. Теперь зарядить может и позвонить Олафу. Да знать бы ещё где тот гад затихарился.

«Рано ещё мужу звонить. На том свете может дозвон не работает», – напомнил внутренний голос: «С одним бы делом земным разобраться напоследок. Начальник уже уволил, наверняка. Так что будем считать, что с последним официальным объектом под рукой заканчиваем и на покой следуем без уважительной».

Боря вздохнул. Тяжко, конечно, что уволили. Ну да ничего, справится. Не за горами повышение квалификации.

А дева продолжала улыбаться. Кристина и не думала напоминать ему о внешнем мире. Расслабилась дама. Блаженное тепло разливалось по её телу. Всё-таки хорошо, когда отопление в доме безлимитное, ещё и со эффектом турецкого хамама по комнатам, когда балкон открывают.

Открывали часто, пока к стеклу выбитому в деревянной раме примерялись, на лёд намёрзший, снова растаявший и снова подмёрзший, смотрели. Делов – выше крыши. Заметать ещё следы и заметать.

– Я скоро, – наконец, заявил снова Боря и дверь прикрыл.

Замков не слышно.

Закроешь, потом себе дороже будет. Да и кому она тут нужна?

Ещё сотни мыслей кружились в мужской голове, среди них куча нужных, нет-нет, да мелькали странные. Вроде зачем слону четыре колена или почему реперы считаются певцами, если читают, а не поют тексты? Пусть считаются читателями.

Но думать – это одно. Да действовать надо. Самый разгар дня, а не сделано и половина от задуманного.

Пробежавшись по лестнице, в джип Глобальный запрыгнул и за сварочным аппаратом поехал к микроавтобусу. А по пути в банк забежал и с паспортом уже как человек купюры сменял, пока Стасян в окно смотрел, да не на дорогу, а куда-то под небо.

С купюрами в кошельке жизнь сразу лучше стала, веселее. В магазин заскочили, набрали продуктов четыре пакета, чтобы отметить как следует прилёт немки.

Попутно Боря на кассе «котлету» Стасяну отгрузил, чтобы вёл себя увереннее. А то грустный какой-то.

Но – не сработало. Ходит, как в воду опущенный. А зима, заболеет же!

– Стасян, заебал. Что случилось? – не выдержал кореш напряжённого молчания.

Лучше сразу насчёт Дашки поговорить, разобраться по ходу, чем молчать и тянуть волыну.

– Боря, я же влюбился, – объяснил тот, пакеты в автомобиль пихая. На деньги он даже не взглянул, сразу сунув в карман. Что дали, что нет.

Крановщик в этот момент выше этих условностей был. Словно решил жить как птица – свободным от меркантильного, но с духовными расправленными крыльями.

«Сразу видно, раз ебало недовольное у рабочего человека при виде купюр в своей ладони, значит, душа болит», – объяснил внутренний голос Борису.

А тот и спорить не стал. Попёрло у Глобального!

Едва к микроавтобусу подъехали, как тот не только сигнализацией все двери открыл, но ещё и мотор завёл.

Сам!

Боря обошёл вокруг в удивлении даже. Всё на месте до последнего колеса и зеркала бокового. Как откопал, так и стоит. Отогрелся на солнце только, ещё и снега на нём почти нет. Новую порцию пурги – ветром сдуло.

Обрадовался Боря, Стасяна без опасений за руль усадил, подбодрил:

– Стаян, ты давай, хернёй не страдай. На Дашке свет клином не сошёлся. Сейчас тачку перегоним и в дурку твою рванём. Плюс-минус пятнадцать минут погоды не сделают. А там видно будет.

Вздохнул крановщик тяжко, да не стал ничего объяснять. Просто как глаза закроет, так чмоканье слышит. И в ушах одно и то же имя повсюду слышится. А на губах одно лишь имя – Глория.

Суть да дело, поехали мини-караваном в дальний гараж отцовский, чтобы на зиму рабочий автомобиль консервировать. Гораздо проще дорога до гаража стала. Раскатали грузовики у остановки, да уплотнили мужики на своих легковушках кто как.

Без машины в городе какая жизнь?

Пока перегоняли автомобиль, таймер сдвинулся. Боря рассчитывал вернуться в квартиру к Кристине уже не через полчаса, а через часик, но если ещё в дурку заезжать, то это ещё полчаса.

Ну да ничего не поделаешь. Стасян рядом опять грустный сидит. Молчит. Так в молчании до самого заведения для душевно больных и морально выздоравливающих и добрались.

«Может там и таблетку какую от души назначат», – прикинул Боря, на телефон свой внимания нисколько не обращая. Тот звонил без умолку, но большинство номером неизвестны.

Пока Стасян пошёл справку оплачивать и в очереди получать, Боря на лавочку присел в ожидании. Но его оттуда быстро попросили. Народу в коридоре – тьма. Пришлось в приёмное отделение пересесть. Там как раз тишина и благодать. Кроме уборщицы никого. А розетка – рядом, пожалуйста. Под пылесосы вывели после ремонта. Да пылесосом выдать забыли.

Под ритмичные взмахи тряпки Боря и отключил телефон подаренный, вставил зарядку в старый, а заодно туда и симку старую переставил. Теперь номер потеряют свою таинственность и во вполне понятные «Наташка», «Дашка», «Яна» и прочие «Ирина Олеговна» перейдут. Этой ещё вообще член нужно подарить. Да лучше побольше. А за ним ещё к бате стоит сгонять. Самого батю тоже неплохо бы услышать.

«Ладно, ладно, пакет провизию ему завезу, он и рад будет», – прикинул Боря.

И пока возился с телефонами, вдруг услышал речь немецкую вдалеке. Как будто порнуху рядом снимают в смежном с приёмным отделением. Проход туда открыт настежь по причине мытья полов. А уборщица удалилась с вёдрами воду менять.

Боря уши навострил, приблизился. А немецкий только громче. Сложно его с другим языком перепутать. Как будто лошадь с набитым ртом кашляет.

Глобальный осмотрелся и в отделение приёмного покоя шагнул. Помещение ближайшее вроде закрыто, а вроде и нет. После нового ремонта двери то старые оставили. Красили летом. А те зимой усохли и щель в палец. Не закрываются двери полностью.

Боря снова приблизился и в щель ту заглянул. А там мужик сидит в смирительной рубашке на кровати. Но ноги свободны. Колени под себя подгрёб и качается. То лбом в подушку тыкается с вопросом «баня или сауна? Баня или сауна?!». То головой качает из стороны в сторону, спрашивая на немецкий манер что-то вроде «быть или не быть?».

И мужик подозрительно знакомый, с лысинкой блестящей.

– Твою мать, Олаф! – воскликнул Боря и в палату без задней мысли вошёл. – Ты чё там забыл?

На него тут же шестеро с кроватей смотреть начали. Все в сонный час послеобеденный тихо сидели. Санитары и расслабились, на обед отойдя. Но с другой стороны, и предмета для обсуждения особо не было. А как новенький появился – загалдели сразу.

Один давай ему про контрнаступление и манёвры рассказывать при преимуществе в воздушных силах и атаку с космоса, если потребуется. Да только чем – не уточнил.

Другой кричит, что масоны доллар на юань меняют, и на крипту налегать нужно, как на самый надёжный инструмент влияния свободной мировой общественности.

Третий заявил пылко, что раньше лучше было, а как сейчас – не ясно, но точно хуже.

Четвёртый молчит, но покрывало над ним дёргается где-то в районе паха. И видно, что занят человек, но общественной движухе рад и одобряет разом.

Все что-то говорят или делают разом, отметил Боря, только Олаф продолжает качаться на кровати и с подушкой разговаривать.

Сантехник к нему поближе подошёл. Плеча коснулся даже.

Не узнал, может?

«Что руки связали, это ничего. Он и раньше то ими особо не работал. Главное, чтобы голова на месте осталась», - прикинул внутренний голос: «Ну или чем он там раньше думал, когда в Россию собирался на заработки?».

Боря хмыкнул, но внутренний голос добавить ничего не успел.

Рядом мужик подскочил, принялся раздеваться и кричать:

– Они же всё распыляют! С самолётов! Ночами. Мы все болеем же, кашляем. Аж устали. А они там себе сидят и радуются. А всё почему? Потому что вакцина – яд, а прививка – микро-чипирование. Нам же когда жидких терминаторов ввели всем, мы сразу от божественной сути обнулились. В рай нас больше не возьмут. Это уже как пить дать. А выпил я за свою жизнь не мало. А тут иду в магазин – белый снег. Иду обратно – жёлтый. Распыляют? А? Нет, ну распыляют же!

Боря от мужика отвернулся, теряя нить разговора и снова Олафа внимание попытался привлечь.

– Олаф, ты чего? Под лекарствами? Тебе вкололи что-то? Олаф! Очнись!

Пациент с видом блаженного лишь на миг повернулся к Боре, окинул невинными глазами, в которых мелькнула искра осознания, и сказал, а может быть даже спросил:

– Это что получается, хуй хуйни хуёвее? А как я это им переведу? – и попытался за нос себя лизнуть, да не вышло. Тогда он тут же добавил. – О, не-е-ет. Моя песенка спета. Но кем спета? Я, знаете ли, не заказывал. А вдруг ещё и диджакею платить придётся?

– Что ты несёшь, Олаф?

Напарник не ответил, засмотревшись на мужика, над которым покрывало дёргалось, дергалось, да перестало. А мужик только на бок повернулся и отрубился с видом знатока жизни.

«Кто понял жизнь, тот не спешит», – снова хмыкнул внутренний голос.

Едва Глобальный поборол желание подзатыльника Олафу отвесить, как из угла снова псих подскочил.

Он кинулся к Боре и снова давай кричать в стиле «нет, ну вы видели?»:

– Нет, ну разве это молоко? Да я его с огурцами жрать могу! А разве это огурцы? Да они даже в жопе не маринуются! ГМО и глютен вокруг. Ещё и смазаны козюлями, чтобы дольше хранились. А я чего? Я за правду. Я за народ!

Боря, стараясь не слушать психов, Олафа за плечи взял, встряхнул:

– Мергештольц, зассанные ты пассатижи! В себя приди!

Но Олаф словно загрустил, что покрывало больше не дёргается.

– К тебе там жена прилетела! – заявил Боря. – Как там её… Христина?.. Точно. Кристина! Делать то что дальше? Куда мне её теперь засунуть?

Олаф сморщил лицо, посмотрел в потолок и сказал:

– Нет, когда по тысяче за кубометр я ещё тянул, когда по две – прогорал, а как по три стал – заочно развёлся.

– Чё за бабйня?! – не понял Боря, начиная уставать от этого представления.

Олаф подскочил резко, едва с кровати не упав, и добавил речитативом, на распевках, как будто в хору упражнялся.

– Как не мер-е-е-й, не воро-о-очай, ху-у-у-й пизды-ы-ы всегда-а-а коро-о-оче!

Боря за ворот его подхватил тут же, чтобы в себя пришёл. Но тут в палату уборщица вошла. И морально-воспитательные процедуры пришлось свернуть.

– Эй, ты что тут забыл?

– Да мне этого дебила забрать! – ответил Боря. – Сидит тут прохлаждается, симулянт чёртов! А мы его всем городом ищем. На работу не хочет идти.

– Шпрехен зи дольч! – крикнул Олфаф. – Шпрехен? Нихт?

Уборщица ведро поставила, подошла, присмотрелась ис нарастанием спросила:

– Чего-о-о?

– А нахуя козе баян, спрашивается? – тут же ответил Олфа. – Найн боянен, фройлян давай. Фройлян зер гуд!

И без зазрения совести бабку в щеку поцеловал.

– Ах ты шляпа немецкая! – уже за шкирку подхватил его Боря. Симуляции симуляциям, а бабушек трудовых обижать – не позволительно.

Но бабка-божий одуванчик и сама не робкого десятка оказалась. Подхватив тряпку, Олафа по всем сусалам прописала. А тот только лыбится, как будто дюжина гурий его маслом мажет, и всё грудью обширной. Мужик ещё рядом снова повернулся к ним и давай дёргать под покрывалом.

«Вот же ненасытный», – невольно подумал Боря и сам добавил напарнику, но лишь словесно. Сложив дважды два, всё ведь просто получалось.

– Бабу на меня свою переложить хочешь?! – прикрикнул Глобальный. – Шкура ты продажная. Ну-ка поднялся быстро и домой дуй! Сам свою фройлян зер гуд там. Как можешь, конечно. Это твоя забота.

Но Олаф лишь с кровати скатился и рассмеялся в голос. А следом санитары в палату вошли, не зная кого первого растаскивать.

Задерживать не стали. Скорее на выход попросили. А затем Борю к доктору отвели. Пусть сам определяет кто псих, а кто нормальный.

С большим удивлением Глобальный на профессора посмотрел в кабинете. Это был тот же пожилой профессор, который выписывал его из отделения интенсивной терапии.

– А вы что здесь делаете, док? Помните меня?

Доктор Борю признал. И двух месяцев не прошло, всё-таки.

На стол указав, сказал:

– А вы, Борис, смотрю в психи решили податься? Или на богатый внутренний мир решили глянуть?

– А что, если так?

– Это вы бросьте, – отмахнулся доктор, очки толстые поправив. – Сейчас немало туристов к нам через больничку в гражданство примазаться желают. Некоторые гастербайтеры даже в тюрьмы присаживаются, лишь бы зиму в тепле пережить. Со сколькими я такими имел беседу, уже и не счесть. Но вы-то, вижу, здоровы.

Боря голову обхватил, пытаясь справиться с мигренью и гневом разом.

– Да какой здоров? Нервы ни чёрту. Того и гляди скоро снова в обморок упаду с такой работой. Напарник-придурок. Шеф-гондон. А женщины… с этими вообще не ясно.

– Поверьте моему опыту, молодой человек. Когда мужик о бабах и работе рассказывает, то жив-здоров, – усмехнулся профессор. – Вы бы к дочери моей на приём сходили.

– Да сходил уже! – ответил Боря резко.

– И… как? – даже снял на миг очки профессор.

– Как-как… замуж хочет, – буркнул Глобальный. – Вот телефон подарила. Можете ей вернуть? Ну, чтобы не встречаться?

Но Профессор не мог. Он застыл, глядя перед собой. А когда информация дозагрузилась, вспылил:

– Как? За вас?!

– Ну а за кого…

Доктор подскочил разом. Голос ещё на порядок возвысился, словно ручку громкости подкрутили:

– КАК ЭТО ЗА ВАС?!

А вот тут уже обидно стало.

– А что я, говном измазан? – не понял Боря. – Или что?

– Нет, ну… нет… но… – залепетал профессор и обратно сел, за сердце чуть придерживаясь.

Невралгия же.

– Док, вы бы сильно не напрягались. Чёрт с ним. Жизнь, – попытался успокоить уже Боря профессора. – Но вы мне одно скажите. У этого болезненного с собой вещей при себе не было?

– Что вам нужно конкретно?

– Ключи от квартиры… Нашей… рабочей. Мои дома остались. А он со своими потерялся. Не мог без ключей потеряться?

Доктор к столу порылся, вытащив на столешницу вдруг два десятка разнообразных ключей.

– Ну если так, то тест прост. Признаете свои – берите.

Боря усмехнулся. Лучшая защита от мошенников. Наугад не схватить. Да и доказывать ничего не надо.

Приглядевшись, признал брелок с парой ключей и совой с глазами-бусинками. Металлический брелок, надёжный. Редкий. Не перепутать.

– Вот – мои.

Доктор безразлично пожал плечами. Твои, так забирай. Боря подхватил брелок, кивнул и распрощавшись одной фразой, вышел.

– Ну… бывай, отец.

Доктор почему-то побледнел, потом покраснел щеками, но Боря покинул кабинет чуть раньше, чем последовал взрыв.

В родню к профессуре он не набивался.

Стасян ждал в коридоре, глядя в потолок. Что дело плохо, можно было понять по тому простому моменту, что даже имея вдоволь свободных минут, он ни разу не попытался стрельнуть у людей сигарету.

– Стасян, ты либо в себя приди, либо к Олафу тебя определю.

Крановщик кивнул и поплёлся за ним. Шаги его были широки, но безрадостны.

Глава 28 - Мокрые и мрачные

Чайник вскоре закипел. На газе дольше, чем на свете греется, но обстоятельнее. Кристина налила в кружку чая, взяла в руку быстро теплеющую ёмкость и нюхая чёрный байховый, блаженно откинула голову.

Хорошо!

Окна запотели сначала, а теперь оттаивают. Не похоже, что хозяева каждый градус просчитывают и с термометрами внутренними сверяются. Оно и понятно – рабочая квартира.

Но уютно. Потому что всё есть: газ, свет, вода обоих типов без бойлера.

Глядя в зеркальце, принялась расчёсываться. Волосы мягкие, послушные. Как оказалось, если толком не мыть, не завивать и не красить полгода, то идёт самовосстановление.

Осмотрелась, с сомнением глядя на старый с энергосбережением класса «я сожру свет у всего района». Гудит, главное, работает. А сколько наматывает – никому нет дела.

Да, пусть и квартира с особыми условиями, но за окном задувает так, что деревья гнутся. А внутри – тихо. Балкон всё-таки закрыли. А что ей ещё надо? Разве что на кровать прилечь, вытянув ноги. Но не всё сразу… чай ещё не допит. Планшет только встал на зарядку.

Как давно она играла в любимые офлайн-игры? Лишний раз гаджеты давно не зарядишь. Говорят, гулять полезнее. Но уточняют, что не позже шести вечера, так как в сумерках в городе становится не безопасно. А фонари давно зажигают лишь на пару часов в темноте, затем каждый час уменьшают интенсивность подсветки на четверть процентов, пока в ночи даже напротив ранее подсвечиваемых культурных и просветительских объектов ты предоставлен сам себе.

Но с этим ещё можно было жить в Европе, а вот когда безлимитный интернет на лимитированный в тарифе добровольно-принудительно сменился у всех операторов и поставщиков цифровых услуг, совсем не до обновлений стало. А тут планшет поймал чью-то сеть на бесплатной раздаче с названием «Avtor_mertvih_dush». Конечно, она знала ответ. Ввела латиницей и теперь сёрфила на халяву. А нырнув в сеть, с удивлением обнаружила, что не работает Фэйсбук, Инстаграм, Твиттер и Ю-туб.

Ну да чёрт с ними, главное, что все приложения, игры и прошивки разом обновились на отличной скорости. А вместо популярного видео-хостинга и социальных сетей контентная реклама постоянно предлагала поставить аналоги.

Займётся на досуге обязательно.

Хорошо, всё-таки, в России. И даже на этой странной квартире – неплохо. Да, вокруг – сырой палас. Линолеум в воде сначала на два пальца стоял, теперь подсохло и на палец всего, но с этим можно бороться, когда ты в резиновых сланцах. Сидя на одном стуле и на другой ноги возложив, даже жить можно. Ведь рядом с кружкой стоит сахарница, полный заварник, хоть залейся, и что немаловажно – чайник когда остынет, то снова можно подогреть. Никакого чаепития по графику на всю семью и – тьфу-тьфу-тьфу! – друзей!

Сколько миллионов немецких семей отказались от совместных посиделок в домах или в ресторанах, статистики не было, но теперь встречей считалась даже если махнуть человеку, перебегая светофор и бросить «как дела?». А светофоры не видно стало почти. Им подсветку убавили сразу на треть даже в светлое время суток. А здесь она видела, как бесцельно горят некоторые фонари средь бела дня.

«Вот транжиры».

Тепло, сытно, есть чем заняться. Даже голод отдалился, и не доставал. Всё-таки даже при перелёте из столицы в Новосибирск кормили достойно. Летели, конечно, не на передовом самолёте, но как стюардесса с каменным лицом объяснила, что щель в двери, залепленная пластилином – это нормально, так и перестала переживать. Ну а что двигатель дымит, так это птица не в том месте не в то время попались. Не горит же. А лететь в воздушных ямах, вместо того, чтобы летать над ними – это вовсе повседневность.

А кроме неё никто и не спрашивал.

Кристина, вспоминая с какой интенсивностью хлопала пилотам вместе со всеми пассажирами, когда приземлились, вдруг поняла, что русские смерти не боятся. Но когда удаётся ещё пожить, тоже не против.

Ныне же от всех приятных ощущений в теле, она могла признаться Боре хоть тотчас, что готова смотреть на горящий синий цветок на конфорке если и не бесконечно, то снова и снова. Как и на льющуюся воду из всех кранов. Но он оказался слишком занят, чтобы услышать о простом человеческом счастье. И видимо даже не подозревал, что есть энергосберегающие лампочки, которые тут почему-то не мигали.

«Россия что, совсем не знает веерных отключений электричества? И вода у них обоих типов без бойлеров течёт. Мусор на улицах вывозят, но перед зданием правительства не складывают. Счастливый народ!» – подумала дева белокурая и сахара побольше в кружку положила, раз все ушли и можно позволить себе больше.

Мелькнула мысль порно включить и руку между ног опустить, всё-таки квартал почти без мужа и секса. То он бегал документы оформлял, то готовился, то собирался. А после – вообще улетел. Хорошо хоть, к себе позвал. А то на стену готова была лезть.

Засунув руку в трусики, ощутила влагу. Готова к продолжительному интенсивному сексу даже без эпиляции в интимной зоне. Но лучше мужа дождаться. Может, хватит трёх минут для того, чтобы кончить. Мастурбация градус хоть и сбавит, но ощущения не те будут. А они всё-таки киндера собрались сделать. Олаф старше тридцати, ей почти тридцать – пора по европейским меркам и первенца заводить.

Но убрать руку не успела. Организм вдруг решил взять своё. Одного прикосновения и нежного поглаживания светлых волосиков хватило, чтобы соски затвердели, по низу лобка тепло разлилось и мышцы начали сокращаться без разгона.

Вот она – сладкая жизнь начинается на чужбине!

Теперь точно все-все зарядки побыстрее по розеткам распихать, пока есть возможность. Неизвестно куда следом забросит.

Это год назад они в Германии подумывали с Олафом о втором семейном автомобиле для путешествий и покупке загородного дома, устав от таунхауса в спальном районе с арабами и квартиры в центре у площади, где в последнее время африканцев западные украинцы теснили так интенсивно, что полиция предпочитала выговоры и штрафы, чем решать проблемы в той области и встречаться с ними нос к носу.

Новый тип беженцев в отличие от нищих, но трудолюбивых африканцев и религиозных, целеустремлённых арабов, хотел сразу всё и бесплатно, но даже получив преференции, не помышлял о работе.

Отчасти благодаря им её всё больше интересовала математика. Так Кристина задавалась вопросом – сколько булочек за два евро теперь может себе позволить в месяц, при том, что год назад они стоили четвертак.

Ныне типичный немец кормил себя и трёх беженцев с их семьями, и при этом не мог взять в толк, почему политики ещё сотни процентов добавочной стоимости к этому накидывают на его головы в угоду западным партнёрам через океан. В то время, как те как не отказывали ни в чём, так и не собирались меняться.

Но кто об этом думает, когда в руках горячий сладкий чай, а чистое тело благоговеет после горячей воды и лёгкого оргазма?

И Кристина растворилась в часах, расчёсывая волосы на стуле и чайовничая, а политику оставив мужу. Попутно уже не себя, но корову дёргала за соски в эко-игре «немцы и природа» на планшете.

Видимо, что-то в стране не так, раз высокоразвитая индустриально страна, что совсем недавно строила космические спутники, задавала тон в автомобилестроении и интересовалась атомными исследованиями, вдруг решила, что можно и без детей прожить. А жить могут все со всеми вне зависимости от пола и возраста. Количество гендеров от 53 выросло до 278, а детям в детских садах уже преподавали не только основы сексуального воспитания, но и задавали на дом практические задания.

Бабушка не пережила подобных нововведений. И видимо часть её крови играла и в Кристине. Она с ужасом ожидала будущего, где её возможный ребёнок вынужден будет адаптироваться в этот глобализированный покорёженный социум, что когда-то звался европейской семьёй с особыми ценностями, а затем стал цирком моральных уродов без какого-либо будущего.

Но корова кричала «О, я! Я! Я!» и пальцы без устали скользили по нарисованных соскам. За этими занятиями Кристина никак не ожидала стука в дверь. Сначала решила его игнорировать, всё-таки сосков всё больше становилось, добавляя уровень сложности, а корова латексную маску надела и давай кричать «шнеля! Шнеля, май либе!».

Но проблема не решается игнорированием. И стук в свдерь становился всё требовательнее и требовательнее. Перерос в настойчивый даже. Поделать она с этим ничего не могла, так как ключей у неё не было. Но Боря на всякий случай оставил дверь открытой. И в какой-то момент ручка просто дёрнулась.

Дверь открылась.

Кристина подскочила, поправляя халат и рассчитывая увидеть сантехника красивого, чернявого, с роскошной улыбкой. А может сразу и мужа лысенького, потёртого, но своего. Всё-таки привёз её в страну хоть с какой-то перспективой. Правда саму перспективу русские почему-то заменяли на другое слово – «скрепы». И немка никак не могла понять этого перевода. В её-то католической, да и протестантской церквях давно трансгендеры презервативы на входе раздавали, предпочитая мирское, а не духовное.

Но через порог только мужчина в зимней форме с забавной шапкой-ушанкой без ушей перешагнул. Уши почему-то были завернуты на голову, что по мнению немки было верхом непрактичности. Ясно-понятно, что теплее будет, если вниз их опустить. Иначе какой смысл?

– Гражданочка, – обратился к ней старший лейтенант Кишинидзе строго, но без агрессии. – Что вы здесь делаете?

– Чаю пью, – ответила Кристина и на чайник кивнула. – Вы чай будете? Я сейчас снова подогрею.

Не то, чтобы немцы привыкли незнакомых людей чаем почивать. Ещё и в квартиру вторгшихся без разрешения. Но бабушка научила её основам гостеприимства. И говорила даже незадолго перед смертью, что лет тридцать назад в Европе тоже помнили, что это такое. Да потом советы ушли, а НАТО пришло, и на дверях вдруг замки стали вешать. А сами двери предпочитали с тех пор как можно надёжнее ставить, желательно близкие к сейфовым. Стоит ли говорить, что количество сейфов в дома преумножилось?

Старлей от такой наглости ошалел. Вот домушники пошли. Ходят по дому в халатах, чаи распевают. Ещё и полы замочили зачем-то.

«А-а-а!» – тут же подумал Кишинидзе: «Это чтобы следы замести. Хитрый план!».

Обиженная корова, которую перестали дёргать за соски, сняла маску и трагически покачала головой. Надпись на планшете высветилась «эко-капут, вы провалили зелёную повестку!».

Кишинизде хмыкнул. Вот до чего техника дошла. Присел за стол даже. Воровка в халате от него никуда не убежит. От планшета же не убежала. Отвлёк гаджет.

А девушка всё-таки видная. Когда ему ещё с девушками знакомиться, как не на службе? Бегает весь день по району, списки пострадавших от действий сектантов сверяет, даже жениться некогда.

Вот и жена говорила, что на работе своей женат. Потом ушла к айтишнику. Те всегда пашут на удалёнке. Ну а что не радует её как мужик, то дело десятое. Главное, что радует, как муж. И дома полная чаша. Захотят, электриков позовут и проводку всю на раз сделают, а не по комнатам копят. Захотят, стены выровняют и обои новые поклеят. А то и сантехнику «под ключ» во всей квартире справят на раз. А самое обидное, что ролы с доставкой хоть каждый день себе позволить заказывать могут, а в гости не зовут. Жлобы.

Вздохнул Кишинидзе. Ролы он любил. Но больше люля-кебаб предпочитал.

Угощения из мяса никто не предложил, увы. Зато чай тут как тут на столе возник, и сахара уже подсыпают в кружку. С видом довольным и улыбчивым. Доброжелательным даже.

«Ага!» – снова подумал служивый: «клофелина мне в чай хочет насыпать, бдительность мою усыпить!».

Но доброжелательность блондинки никуда не дела. Она даже рядом присела и тоже себе чая обновила.

А между тем спросила:

– А вы не знаете, что это за система вентиляции такая, что стихами говорит? Я сама обладательница умного дома, но с таким ещё не сталкивалась.

Кишинидзе тут же все теории и рабочие версии позабыл. Хлебанул кипятка только, кашлянул, переспросил:

– Что, простите?

– Ну, вентиляция… умная, – повторила блондинка и на решетку кивнула.

Затихли оба, прислушались. Ничего не происходило примерно минуту. Старший лейтенант уже хотел новую версию придумать насчёт психологических расстройств подозреваемой, но тут в возникшей тишине действительно откуда-то снизу приглушённо донеслось:

Там чудеса, там леший бродит!

Русалка на ветвях сидит.

И давай Пушкина разгонять Александра Сергеевича. Бойко так, с выражением. Голос молодой, женский, но с надрывом. Как будто плакала девушка полчаса к ряду. А потом и водички попить не дали. Сразу на табуретку поставили и отрабатывать за поэзию заставили. Теперь по всей вентиляции и транслирует для всех желающих.

А много ли тех желающих стихи ныне послушать?

Кишинидзе был не дурак, потому сразу смекнул, что соседи литературно-озабоченные попались. Но ему-то до них какое дело? Ему домушницу раскалывать надо, следы в лужах искать на линолеуме и если бог сыска милостив окажется, то и банду глори-хольщиков накрыть удастся. В паре работают. Женской. Могли быть жёнами кому-то, а они – чудят.

Едва он об этом подумал, как в дверь снова постучали.

– О, это, наверное, Боря, – прикинула Кристина, снова подскочив, но тут же сама добавила. – Но у него же ключи есть!

– Боря, ключи… – сначала растерялся старлей, а затем сопоставил пазл из четырёх кусочков (Боря, сантехник, ключи, вода под ногами) в одну небольшую картинку. – Сантехник что ли? Борис Глобальный?

Это понятно, что Сомов ему ключи отдал. А тот и рад людям помогать от потопов избавляться. Словно напасть какая-то на улице Ленина. Батареи нынче не те пошли, протекают одна за другой. Или водяной какой свой появился? Да кто ж его зимой ждёт!

Много ещё чего сразу старлей подумал.

– Да, именно он. Он за батареей отправился, – добавила немка и губу прикусила. – Но зачем стучит? Он же открытой дверь оставил. Забыл?

– А сейчас и проверим, – прошептал Кишинидзе и мигом за стенкой спрятался. – Засаду устроим!

С прятками оказалось весьма своевременна процедура, так как дверь после очередного стука открылась. И Кристина с недоумением на двух мужчин в строгих одеждах уставилась.

– А вы верите в бога? – заявил один из них, улыбаясь фарфоровой улыбкой.

Неестественной такой, натянутой словно на манекен. В коридор глянув украдкой, он дальше к ней пошёл без всякого приглашения.

Кристина неопределённо покачала головой.

А напарник его дверь плотно прикрыл и добавил:

– А мы верим. Иначе как объяснить тот факт, что он перед нами дважды двери открывает? А ещё говорят, что снаряд дважды в одну воронку не падает!

– Что? – не поняла ничего Кристина. – Кто вы?

Оба с одобрением посмотрели на стол, где играла лёгкая фоновая музыка из планшета, а рядом телефон валялся новый. И зарядки есть к обоим. Удобно. Искать не надо.

– Джоб, я комнату проверю, а ты кухню бери, – даже не стал скрывать человек в чёрном своих намерений.

– Идёт, Блоб, – добавил второй, ухмыляясь. И к Кристине руку протянул. – Как таких грешниц и не проверить. Все в геенне огненной гореть будут, но… попозже.

– Не подходите! – шагнула от неясной угрозы за стол немка, вжимаясь в холодильник спиной.

Кишинидзе статью супергероя не обладал, но с тех пор, как кровь начала играть и с гормонами перемешиваться, чётко для себя определил, что пиздюлей по жизни намерен получать только ради женского пола. А ещё он очень не любил, когда грязные руки к чистым, вкусно пахнущим шампунькой девушкам в халате, тянут. Потому действовал быстро и без долгих рассусоливай, как люди в трусах поверх колготок.

Едва старлей заметил макушку в шапке-гандонке в зоне поражения, как тут же подхватил подогреваемый чайник с плиты и без всякого обозначения крестика на мишени по макушке той огрел.

Чайник был тяжёлый, на четыре с половиной литра. Стальной. Из того периода времени, когда любили гостей и большие семьи были не в тягость, а качество не страдало в угоду коммерческой перспективе. Потому Блоб рухнул щекой в мокрый линолеум как подкошенный.

Джоб рванул к двери по коридору, включив инстинкт самосохранения на полную при первом же звуке «шмяк». Перепрыгнув тело без сознания в проходе, Кишинидзе тут же рванул за ним. Но количество люля-кебаба на прошлой неделе явно превышало количество зарядки. И все даже не разогретые на разминке калории осели на боках. Как следствие подгрузили старлею ноги.

Проскользив ботинком по мокрому полу как на горке, старлей понял, что колено дало слабину и подломилось. А сам он летит лбом в уже распахнутую сектантом дверь.

Их встреча была неминуема, как девственность и первый секс. Пропечатавшись лицом между парой замков и почти на уровне ручки, Кишинидзе рухнул следом на мокрый пол, укладываясь валетом в проходе с предыдущим пострадавшим.

Как Кристина, так и Джоб застыли друг напротив друга по разную сторону двери и кухни. Затем у немки включился голосовой рефлекс, и она выдала самую высокую ноту, на которую была способна.

Блондинка закричала, и сектант-ворюга рванул с низкого старта!

Глава 29 - Все точки над заточками

В лифте подъезда строители возили цемент. Рядом с дверьми на первом этаже стояли и мешки с песком. Ещё не скоро попасть. Ремонт – дело такое, обстоятельное. Суеты не любит.

Не желая терять времени даром, Боря проверял дыхалку при восхождении. Он тащил сварочный аппарат на девятый этаж, а поверх него ехал пакетик с контейнерами, закрывая обзор. Сравнить можно с кипой книг, что возвышается над головой, когда хочешь унести много и сразу.

«Занести надо контейнеры, извиниться, объясниться, а дальше – будь, как будь», – подсказывал внутренний голос Борису.

За ним по пятам следовал крановщик, всего тащив на правом плече баллон с аргоном, как бревно. А в левой руке сжимая порцию из трёх пакетов с продуктами. Один пакет отцу отвезут на участок потом, в машине остался. А эти три сразу в ход пустят. Обед уже прошёл, но покушать надо основательно и гостью покормить. А может и сама что-то сделает, пока батарею приварят.

Стасяна не радовала справка о психическом здоровье и эмоциональной устойчивости. Не веселили и деньги, что лишь отсрочили необходимость ехать на вахту на месяц. Он загрузился по полной, бормоча под ноги только «Глори! Глория!». Вспоминал он с теплом и про её подругу, что так удачно работала с ней в паре.

Партия – Глори-Хол! Вот, что ему было нужно. Извёлся весь внутренне, сокрушаясь на тему «почему в стране запрещено двоежёнство? Он ведь может справиться с обеими!», – такая мысль посетила его, заходя в подъезд.

Отношения, когда тебя ласкают четыре руки, определённо крепче.

«А может, на одной жениться, а другую в любовницу сразу взять?» – даже подумал Стасян, когда поднялся со второго на третий.

«Нет, ну удобно же!» – всё ещё был уверен он, когда поднимался на пятый.

Но уже ближе к седьмому сошёлся на том, что подругу постарше можно и в гости иногда звать, а жить с ней вовсе не обязательно.

«Глори и одна справится!», – всё ещё был уверен Стасян, когда поднимался на восьмой.

«Да кому вообще нужны эти женщины?» – думал он же, отсчитывая последний этаж.

Это был тот краткий отрезок слабости во времени, когда баллон на плече стал весить как небо, а ноги дрожали мелкой дрожью и она быстро перерастала в крупную. Левой руки же он давно не чувствовал. А ещё хотелось кашлять, но он понимал, что это чревато, ведь клапан напрягся и одно даже самое мелкое дополнительное движение грозило стравить воздух.

Ох и не стоило у бабки старый чай пить! Вроде глоток-другой всего сделать успел, пока кипяток был, но это как раз пол-литровая кружка и вышла.

Или то всё от сердечных переживаний?

Боря же едва достиг восьмого этажа, едва не остановился. Вот же она, позвони в звонок, протяни руку, отдай. Но на лбу пот. Сам дышит как рыба, а если конкретно, то и матерится как карась, выброшенный не берег. Тихо, беззвучно, но показательно.

Стоит ли в таком виде говорить «прости?». Нет, конечно! Что за глупости? Вот поднимется сейчас на девятый, сгрузит сварочный аппарат, отдышится, умоется и спустится, приведя себя в порядок.

Но у судьбы были свои планы. И когда оба уже поднимались на девятый этаж, наверху вдруг резко закричало. И в открытую дверь рвануло что-то тёмное с низкого старта. Что это, Боря не видел из-за контейнеров. Но голос признал. Кричала немка. Они так на концертах рок-групп кричат или убегая от штыковой атаки русских.

Сантехник и рад бы мимо это чёрное пропустить на лестнице, но то с перепугу решило, что кратчайший путь – через него. И сверху налетело.

Боря вдруг понял, что падает. Назад. Так как вперёд падать с лестницы не получалось. Физика работает вне зависимости от его хотелок. А ноги слишком перегружены, чтобы противостоять таранящим невзгодам.

Стасян прекрасно видел всё перед собой. Только пот заливал глаза. Но когда он вдруг понял, что к пакетам и баллону вот-вот прибавится вес почти в восемьдесят килограмм товарища Глобального со сварочным аппаратом, организм не выдержал и рефлекторно попытался сказать своё решительное «нет!».

Тогда Стасян загодя начал поворачиваться боком и с оглушительным звуком (словно штаны порвались) оповестил о своих намереньях. Человек в чёрном, который уже толкнул Борю, вбок рванул как от выстрела, но лестница оказалась слишком коротка, чтобы четверо разошлись.

Каждый в этот момент привлёк к себе что поближе. Стасян Борю поймал двумя руками. Боря сварочный аппарат подхватил, подброшенный и вновь падающий в руки. А незнакомец в чёрном с баллоном взасос поцеловался на неожиданно узком пространстве. И до того к нему баллон любовью пылкой воспылал, что восемь зубов снежинками белёсыми на лестницу посыпались. А любовник неожиданной атаки рядом на ступеньку лёг и уснул крепким сном. Как и полагается при тесных отношениях, отдал все силы без остатка.

Стасян поставил Борю на лесенку, Боря поставил на лесенку сварочный аппарат, оба посмотрели на баллон, который по паре ступенек погромыхал и сверху на человека в чёрном свалился. Тот как подкошенный впереди ступенек ранее улетел. А как приземлился, так баллон летящий следом и обнял. И глубину их любви мог оценить только рентгенолог. Ну а что не взорвало весь этаж, так за это даже спасибо.

Боря носом шмыгнул и глядя на разбросанные по лестнице контейнеры, хмыкнул:

– Ну и чего теперь делать?

Стасян следом на пакеты словно распотрошённые посмотрел. Пожал плечами. Ну, махнул рукой, ну шмякнулись о стену. Банки, склянки и хлебушек, конечно в дребезги и мелкую крошку, но кое-что уцелело. Если новый пакет обнаружить или хотя бы авоську, то на ужин на троих хватит. А этого, спешащего, звать не будут.

Оба, не сговариваясь, глаза на верхнюю лестничную площадку подняли. А там блондинка стоит в халате. И не мучает её чай старый, не тревожит поясок распущенный. Только зрачки по пять копеек и с тревогой сверху-вниз смотрит. В направлении человека в чёрном, да обеззубленном.

Стасян рассусоливать долго не стал. Баллон подхватил и выше поднялся. Даже сварочный аппарат по пути поднял. Всё-таки прервался, дали отдохнуть, отдышаться.

– Ну ты это… извини, – добавил Боря мужику, что лестнице растянулся и принялся контейнеры и провизию собирать, пока правило пяти минут не закончилось. За пять секунд-то точно поднять не успеет.

В это же время на восьмом этаже на звуки громкие майор с дочкой и вышли.

– Что случилось?! – скорее рявкнул, чем спросил Гусман.

Боря о баллоне вспомнил, содрогнулся. Авария могла приключить! Да не приключилась и хер с ней. Лишь с сочувствием посмотрел на мужика в чёрном и буркнул:

– Пиздюлина приключилась. Как оклемается – сам во всём признается.

Гусман от удивления шею вытянул, видимо на лебедя желая быть похожим. А очки протерев, как в первый раз Глобального увидел.

Обронил задорно:

– Боря, ты что ли? Сантехник! А? Стройбат!

Боря кивнул:

– Всю жизнь – стройбат!

Повеселел майор даже. Но дочка, напротив, расстроилась. Глядя на контейнеры в левой руке и на остатки пакета с едой в правой, руки в боки сложила.

Контейнеры грязные вернуть хочет! А ещё мымру какую-то в ванной поласкает. Вон так и стоит на верхней площадке в халатике, даже не подвяжется как следует. Стерва бесстыжая!

Боря уже толком и не знал, контейнеры ему собирать, еду спасать или объясняться с девушкой поэтичной насчёт погоды, но тут все точки над i расставил старший лейтенант Кишинидзе. Первым придя в себя и надев наручники на оглушенного и ошпаренного чайником, он вышел на площадку с прихваченной на кухне колотушкой, чтобы добить уцелевшего. Так как вторых наручников ему никто в комплекте не выдал.

Но оценив объём физического воздействия на человека в чёрном, Кишинидзе остался доволен. Даже присвистнул, и глядя на Борю, спросил:

– Кто это его так?

Боря, вспомнив, что грусть с ебала Стасяна никуда не делась, а значит, в тюрьме он не выживет, на себя сразу всю вину взял. Всё равно за взломы с проникновением сидеть. Ну а если ещё и тяжкие телесные припишут, то хуже уже не будет, а вот авторитета прибавится. А там кого-нибудь ложкой заточенной пырнёт и ничего, освоится.

«Везде жить можно. Главное, приспособиться», – кивнул внутренний голос.

Но Кишинизде почему-то, арестовывать не стал. Во-первых, наручников не было. Во-вторых, начальнику участка Хромову позвонил. А тот, как про ситуацию услышал, даже Сомова с выходных дёрнуть решил. Нечего там в семейниках перед компом сидеть. Но капитан оказался хитрее и сделал вид, что не слышит звонка.

Вскоре в подъезде и полиция была и врачи. Немка сидела за столом с вываленными на него уцелевшими продуктами и всем подряд чай предлагала, готовая наливать, кипятить или просто подогревать чайник хоть по сто раз на дню. А попутно показания давала. Стасян, очень по этому поводу переживая, свои показания давал поближе к туалету. А Борю все на десерт оставили. Он молча приваривал батарею, сразу заявив, что если в течение получаса не возобновит подачу отопления, то до весны тепла в подъезде можно не сдать. Перемёрзшие трубы могут и не выдержать наплыва кипятка. А если рванут, то плохо будет всем. А ему даже – стыдно.

Попивая чаёк на диване к комнате, начальник седьмого участка Хромов и майор Андрей Валентинович в одном лице по совместительству, все показания за день пытался в единую картину составить. Картина в целом хорошая получалась, двух из четырёх злостных рецидивистов поймали сразу, а Кишинидзе хоть сразу капитана давай. Но если взять в расчёт батарею, то детали не сходились. В частности, он не понимал, как Боря в квартиру попал.

Но разобраться с этим процессом ему майор Гусман мешал.

– Слушай, ну чего ты до него прикопался? Парень нам хату от потопа спас, а ты его душишь. Ему же медаль за помощь надо дать, а не протокол составлять! Ну а что помял немного задержанного, так упал. С кем не бывает?

– Так он серьёзно упал, – буркнул Боря, накидывая последний сварочный шов. – Хорошо, что без серьёзных последствий для подъезда.

– Медаль-то неплохо, – ответил Хромов, всё тщательно записывая. – Я даже не против, что в квартиру без разрешения казённую зашёл, чтобы спасти от потопа, но гражданку Германии то зачем поселил?

– А куда мне её деть? – возмутился Боря. – Муж ёбу дал. А обратно не берёт.

Лида, что рядом стояла, тут же папу локтем ткнула, а на лице губы не в тонкую линию, а вообще в знак «минуса» превратились.

– Боря, блядь! – тут же возмутился отец семейства. – Если каждой обиженной мужьями женщине по квартире казённой раздавать, то никакой жилплощади не хватит, – тут же встал на место майора внутренний войск майор войск сухопутных и с укором на Борю посмотрел. – Всё-таки она не из наших!

– Во-во, – поддержал Хромов вроде и не коллегу, а вроде тоже служивого, а значит, двоюродного коллегу как минимум. – К тому же, на твоей работе сказали, что ты у них уже не работаешь. Как же ты узнал о прорыве, если диспетчер не докладывал?

Боря сварочный аппарат отключил, на баллон с тоской посмотрел. Может, плохо даже, что не рванул? Так бы все проблемы разом решились. А теперь гадать, почему Леся не прикрыла. Нет, это понятно, что обещал к Антону на зону свозить, да замотался. С кем не бывает? Понятно даже, почему директор без двухнедельных отработок за дверь выставил – обиделся, залупа такая. Но задним числом-то зачем увольнять?

– Так чего мне теперь, из-за каждого обиженного идиота людей в зиму без отопления оставлять? – возмутился Боря и словесно закусился. Всё равно уже ничего не теряет. Кроме дружбы, работы, любви в перспективе. Ну и источника заработка. – Ну уволили и уволили. Какая разница, с сегодня или с завтра? Диспетчер на телефоне у меня, кинула заявку. Пока мотался за техникой, Кристину оставил на объекте. Что теперь, человеку после перелёта помыться нельзя? И вообще я Сомову звонил по части этой квартиры. Он подтвердит.

– Зачем звонил?

И тут Боря последний козырь выложил:

– Да я эту квартиру покупать буду! – и следом ещё пару тузов накинул. – Вот решил, раз Лида рядом, толк выйдет. Ну и папа рядом… сами понимаете, семья должна держаться вместе.

С этими словами он на Гусмана посмотрел. А тот за поддержкой на дочь. А та уже не злится не разу, а глаза счастьем наполнены. На шею бросилась даже! папа тут же подобрел и давай майору говорить-выговаривать.

– Слушай, ну ты его слышал. Раз его хата, то какая разница? Нет ни у кого претензий, благодарности одни. Что ж вы все к человеку-то прицепились! Давайте лучше на свадьбу все приходите, что ли.

Боря застыл, лоб на лбу проступил. От работы или волнения – поди разбери. Стасян на миг срать в туалете прекратил, уже и не понимая любовь его так сильно пробрала или всё же чай бабкин. Хромов резко писать закончил, поставив последнюю точку в том протоколе, что устраивал всех. Прислушалась к разговору и Кристина с Кишинидзе на кухне, чай тот допивая без всяких позывов.

А Боря только сварочный аппарат на плечо водрузил и сказал:

– Свадьба – это хорошо, конечно. Но мой рабочий день сегодня ещё не закончен. Вы если тут всё, то я пойду. Мне ещё дел этих разгребать без меры от этого часа до конца месяца. И это только вчерашних.

– Как поэтично, – улыбнулась Лида.

– Рабочий человек в семье пригодится, – кивнул Гусман и тут же по полу потопал. – Но ремонт там внизу сам делать будешь.

Хромов кивнул, но ручку приподнял:

– Ладно, работай до выяснения обстоятельств, а на твою работу я ещё зайду и спрошу почему они там не работают, - и тут майор Хромов голос понизил до шёпота. - Но с гражданочкой немецкой сам уж как-нибудь решай.

– Ага, решай, – добавила Лида, вновь руки на груди сложив. У неё-то тоже козырь есть. Всегда может вспомнить, что не давала соседке Ленке никаких ключей никогда. А папа подтвердит. Так что никуда не денется, влюбится и женится!

Тут послышался звук смываемой воды и из туалета показался Стасян. Сделав ещё более недовольную рожу, он решительно заявил:

– Свадьба, работа, а как же… Глори-Холл!

Майоры глаза округлили, Лида папе в руки в обморок почти показательно упала.

– Что, простите? – повторил Хромов.

– Ну, этих двоих то вы поймали. А ещё две ходят по району несловленные.

Лида едва глаза открыла, как вновь закатила, от фаталити литературного. Добавила только почти сурово:

– Не пойманные!

– Во-во, – кивнул Стасян и майору Хромову вдруг по-свойски руку на плечо положил. – Слушай, Хромов, а может… в засаду, а? Давай я первым пойду. На живца.

– Да иди ты в ж… – тут же скинул его руку майор, но оборвал себя на полуслове.

Припадка ещё женского рядом не хватало от его разговорного. С женщинами вообще всё не ясно выходит. Кишинидзе языком за одну на кухне зацепился и про бюргеров поведение расспрашивает. А зачем расспрашивает, если за границу его ту ещё лет двадцать не пустят? Эти тут вообще свадьбу играть собрались. Хотя, только что в Питер собирались. А у самого из женского пола только проститутки задержанные перед глазами на работе и цыганки у подъезда вьются. Бывшая почему-то не очень оценила повышения и возвращаться не намерена. О каких-то загубленных годах всё талдычит. Потерпеть что ли не могла пятнашку, пока всё наладится?

И среди этой картины только Боря с невозмутимым видом стоит.

– Вы это… это самое… короче, я пойду. А там – созвонимся.

Всё-таки в кармане ключи от другой квартиры есть. Не хотят немку на этой оставлять, в съемную до конца месяца поселит. Не даром уплатили. Хоть какие-то бонусы от бывшей работы. А с голода первое время не пропадёт. В автомобиле ещё пакет с продуктами целый остался.

Как-нибудь выживут. Как-нибудь рассосётся. Главное – не падать духом. А там и обязательно всё наладится… Но это не точно.

Продолжение следует…

Г. Биробиджан, 2022 год.


Оглавление

  • Глава 1 - S.O.S.
  • Глава 2 - Разговор у лифта
  • Глава 3 - Жилищный вопрос
  • Глава 4 - Собачья направленность
  • Глава 5 - Лидок...аин
  • Глава 6 - Гусь - птица вольная
  • Глава 7 - Медные трубы
  • Глава 8 - Двое из бобика
  • Глава 9 - Жить так жить
  • Глава 10 - Психануть так психануть: начало
  • Глава 11 - Психануть так психануть: начало начал
  • Глава 12 - Психануть так психануть: прода
  • Глава 13 - Психануть так психануть: финал
  • Глава 14 - Фрейд головного мозга
  • Глава 15 - Сенсей Степаныч
  • Глава 16 - Звезда пленительного, щас я!
  • Глава 17 - Ближе к обеду
  • Глава 18 - Гаражных дел мастер
  • Глава 19 - Гость из прошлого
  • Глава 20 - На прорыв!
  • Глава 21 - В делах-заботах
  • Глава 22 - Внедрение без смазки
  • Глава 23 - Не свисти - денег не будет
  • Глава 24 - Обе две как бобер
  • Глава 25 - Христина
  • Глава 26 - Наболело, нарывает
  • Глава 27 - Там, где все великие
  • Глава 28 - Мокрые и мрачные
  • Глава 29 - Все точки над заточками