Переводные картинки [Марк Григорьевич Давыдов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Марк Давыдов Переводные картинки


Лирическое повествование в 1370 стихах.







Марк Давыдов родился в 1946 г., живет в Москве. Выпускник отделения структурной и прикладной лингвистики филологического факультета МГУ. «Переводные картинки» — его первая книга, увидевшая свет. Другую (сборник стихов «Сторожевые облака»), написанную ранее, автор передал в издательство «Советский писатель», где она должна выйти в скором времени.

Воитель клеток

Роман в стихах… Роман мистический, философский, лирический. Марк Давыдов создал такое произведение. Как Лохнесский монстр появляется среди людей некое морское Чудовище. Оно по-своему прекрасно. Пришелец из глубин вселяется в этот мир, его влечет любовь; он приходит к нам из расслоенных пространств другого мира, «где каждый должен быть — один». Может быть, он и не чудовище вообще; тут главное — взгляд, ракурс. Может — он просто человек. Впрочем, в глубине души каждый человек — Чудовище. Возможно — с маленькой буквы. Все зависит от того, полюбит ли он этот мир: чтобы жить в этом мире — надо его любить, научиться любить. Только при этом условии можно попытаться преодолеть унизительный тягостный тотальный детерминизм бытия.

Сквозь все повествование проходят образы того, что может предложить мир «вольноотпущеннику-глазу» — вся причудливость «переводных картинок» так называемой реальности и вся иллюзорная достоверность оптических игр, обманов.

Нет необходимости включать сейчас произведение Марка Давыдова в литературно-предшественнические контексты (хотя влияние на него, структурного лингвиста, специалиста в области классификации информации, авангардистской эстетики — несомненно): слишком многое менялось в мире и душе за те почти двадцать лет, в течение которых (правда, с большими перерывами) он создавал свое повествование. Бесспорно же важной и плодотворной представляется эстетическая установка автора на то, что в эпоху, когда человечество впервые и всерьез начинает осознавать себя именно таковым, т. е. человечеством — лирика, как атрибут индивидуального «корпускулярного» создания все больше уступает мощной «волновой» энергии эпических пространств. Пространства эти — огромны, и только они «сродни и впору» планетарному сознанию. Но дабы не затеряться, не пропасть в них, не сгинуть — не обойтись все же отдельной душе без «малой», автономной среды обитания. Лирический эпос, эпическая лирика, итог совмещения технологического опыта поэзии и прозы — вот, к чему стремился автор «Переводных картинок». Первый его опыт — перед нами. Мне кажется, что эта попытка и изрядна, и основательна.

Конст. Кедров.

Часть первая Вирве — («веревочка»)

1

1. в одну из колокольных весен
2. на свежесть мокрого песка
невыразимая тоска
чудовище выносит
3. оно чешуйчато и влажно
его движения протяжны
4. в нем изумрудные зрачки
как бы повторенные дважды
сквозь запотевшие очки
5. вокруг плескались птичьи стаи
кипел взволнованный галдеж
и юный воздух вырастая
6. был
7. на свист пронзительный похож
8. чудовище стояло молча
9. его
пронизывало торжество
от расширяющего чуда
10. огромный воздух был игольчат
и многострельчат многоствольчат
одним из тысячей чудес
11. раскачивался лес
12. чудовище пришло оттуда
из тех немыслимых глубин
где каждый должен быть
13. один
14. но в это утро
все прошлое осталось там, в иной…
15. как море за спиной
16. как эта глыба голубого перламутра…
17. воспитанное глубиной
в иную жизнь идя из тьмы периферии
(на всякий случай, если бы пришлось…)
чудовище разумно запаслось
умением тотальной мимикрии
18. к кому же присоединиться
какое братство предпочесть?
19. быть может влиться в стаю птицей?
с ромашками осесть?
20. имеет ли теперь значенье
с кем именно неодиноким быть…
21. а братства продолжали жить:
22. блистали облаков громады
столбом дрожала мошкара
цикад стозвонных мириады
качались славили
23. «пора!..
24. пожалуй, птицы —
как галдят!
и сколько их! и как свободны!
25. все вместе — но летят куда хотят
26. ну, с богом, что ли, гад подводный!..»
27. и решенью улыбнувшись
его душа
уже взмахнув сребристыми крюками
28. прочувствовала первый новый шаг
преображаться стало естество
29. как из-за камня
30. вдруг
31. возникло
32. существо

2

33. как бы квадратно-синих два
продуманных серьезных глаза
34. вкруг шейки в три или четыре раза
уложенные зерна янтаря
и на губах
35. какой-то песни легкие слова
36. остановилась
37. «Я — Вирве…
38. мне уже шесть лет
я там живу… вон там…
ну — здравствуй…»
39. густой и теплый свет лежал на всем
40. как будто спал еще
41. и вдруг сквозь полусон
там где был крупной вязки сарафанчик ярко-красный
надумал приоткрыть глаза
42. все смолкло словно было главным
вот это здесь
43. сверкнула бирюза
44. возникла бабочка
45. две рядом
46. то крылья сложат
то повернувшись плавно
разложат снова пестро-голубые…
47. «скажи… а все такие?..»
48. так просыпался день
окидывая взглядом
чудовище и девочку —
а те
49. стояли, улыбаясь, и смотрели
как рядышком
на близкой высоте
50. две бабочки летели
во всей своей разнеженной красе
51. и тут сорвался полукруглый ветер
пополз песок, задвигались кусты
52. она свои два синих подняла
53. «я что-то твой вопрос не поняла,
какие — все? как бабочки?»
54. «как ты.»
55. и лучик промелькнул в ответе:
56. «как я… ну, что ты,
ну, конечно все…»

3

57. по выцветшей белесой каменистой
дорожке
поднялись они на склон
58. и сразу потеплело
59. был воздух напоен
чем-то таким томительным душистым
стрекочущим дрожащим —
60. что тело
не чувствовало тяжести своей
и медленно летело
61. «идем, идем скорей!
62. как жаль, что
ты не пришел вчера —
вчера, ведь, был мой день рожденья
63. я выучила стихотворенье
сама себе в подарок
64. мне папа подарил альбом для марок
потом еще от мамы — одна игра…
мы кушали тартинки
(ну, это как печенье)
а бабушка прислала
переводные — ужасно странные! — картинки
65. еще я получила новые качели…
66. ты знаешь какое
я выучила стихотворенье…»
67. она остановилась
68. движение простое
руки
69. убрало прядку со щеки
70. и, теребя кармашек сарафана,
прочла
71. «день приходит рано-рано
чтобы длиться целый день
из граненого стакана
за ночь выросла сирень
по янтарному паркету
от двери и до окна
босиком как будто летом
мягко шлепает с рассвета
золотая тишина
ну и что ж что мы послушны
мир огромен и высок
в каждом кубике воздушном
должен плыть наш голосок
значит — к делу к солнцу к саду
прыгать бегать петь играть
нам еще построить надо
замок — только без ограды
нам еще успеть бы рядом
целый мир нарисовать
молоко из теплой кружки
разговор про то про сё
батюшки! уже в кукушке
отстучало семь часов
значит — вечер значит — близко
сказка на ночь… тишина
тихо-тихо низко-низко
ходит плавная луна
в черном небе тянут звезды
сна серебряную нить
день уходит поздно-поздно
чтоб почти не уходить…»
72. перевела дыханье
73. затем, немного наклонясь,
легонько всей ладошкой оперлась
(еще желтее стало стрекотанье)
на чешую
74. чтоб вытряхнуть сандальку
75. (все сжалось в нем
в дрожащую и сладкую волну)
76. босою ножкою потрогала одну
лежавшую отдельно гальку
77. и, может быть, навечно продлевая
доверчивую теплоту руки, спросила
78. «а зачем тебе очки?
ты плохо видишь?»
79. «да… пока — с трудом…»
80. взглянула на него
и как подарок
преподнесла:
81. «где дым — там дом… мой дом!»

4

82. вошли во двор
83. и сразу вдруг запахло
смолою йодом дымом
копченой рыбой разогретым камнем
84. здесь каждый запах был необходимым
чтоб вместе с домом с тенью
от облака
с самими облаками
85. мир был вполне и прочно сам собой.
86. дымок пригнулся над трубой.
87. кругом висели
весело болтаясь
рубашки простыни платки
88. от незаметного движения руки
задвигались скрипучие
качели покачиваясь на цепях.
89. в распахнутой прохладной глубине
большого дома
кукушка гукнула в часах.
90. и тут из-за угла
91. возник — весь сразу —
возник — весь сразу —
92. большой размашистый и крепкий
большой размашистый и крепкий
Хозяин.
93. оборвалась приветственная фраза;
94. короткий легкий стук —
трубка выпала из рук
95. он замер
и тут же восторженно и удивленно
закричал
96. «Ну и дела!
Она опять кого-то привела!..
97. Ты — что такое?
Воздушное? подземное? морское?
98. Откуда выполз, выплыл, аль упал?…
99. Ну, Вирве, расскажи мне, кто — сегодня…»
100. «Но, папочка, Русал, Ру-сал…»
101. «Русал… гм… может быть
ты еще скажешь,
что он тоже умеет говорить…
102. эй, Кнырр, к тебе — друзья!
да вылезай…»
103. в ответ
из дырки под стеною
послышалась возня
104. и выползло на свет
нечто топырчато-кудлато-шерстяное
105. чихнуло гавкнуло мяукнуло
лениво землю лапой поскребло
и замерло
106. «Тебе, брат, повезло.
107. Я тут хозяйствую, вот, видишь,
мусор жгу,
гостей не жду —
не при параде
108. а тут вам — нате! —
к нам гости,
да не кто-нибудь —
Русал!..
109. эй, Кнырр, ты что-то там сказал?
все спишь… нет, так нельзя…»
110. Кнырр поднял голову
и посмотрел Чудовищу в глаза
111. и впервые
112. за этот день возникла
тревога (откуда? что — она?)
113. печальные живые
как две звезды со дна
смотрели на него…
114. «Что, Кнырр, не скажешь ничего?
ну, чудеса… опять полез туда…
смотри-ка, а для нас он никогда
и уха не поднимет…
115. оказывается
он голубоглазый…»
116. Хозяин круто повернулся
117. «Ну, отвечай мне
быстро, сразу
ты — кто?»
118. «Я — гость из глубины
пришел быть человеком.
Я расскажу Вам все,
все, что хочу и знаю…»
119. Хозяин улыбнулся широко
120. «Я Вирве доверяю.
Веревочка сюда не приведет
плохого.
Так что — добро пожаловать в наш дом…»
121. и, нагнувшись
с трудом,
122. он поднял трубку,
остановил качели
123. «Пожалуй, смажу, чтобы не скрипели…»

5

124 «…………………………………………………
………………………………………………………
………………………………………………………»
125. Чудовище давно уже молчало
126. Но казалось
что мир его рассказа —
он целиком еще — аукающий! — здесь
127. не штуками подробностей
но — весь
128. не в образах, приемлемых для глаза,
но в чем-то сходном с
зарницами летучих снов…
129. молчали вещи из своих углов
за стенкой булькала вода
130. на столе торчала
пышная баба для заварки чая
и радостно смотрела никуда
131. широким жестом приглашая
кого?… любого, всех, да, все равно!…
132. но вняли
133. через окно
на маленькой сверкающей каталке
бесшумно
134. вкатили сумерки
135. с чуть сыроватым ароматом
фиалки
136. на диванчик в нише
вечер присел
подумал немного
вышел
137. и вкатил прохладу
138. тут все как бы очнулись
139. Хозяйка встала
свет зажгла —
140. (Кнырр под столом пробормотал
невнятную руладу
как будто всхлипнул
141. пришлец сидел ссутулясь
и за очками — глаз не разобрать)
142. «я уберу сейчас все со стола…
или потом?…»
143. они переглянулись
с Хозяином
144. «Верешка!.. марш в кровать!..
вы пока тут посидите
поговорите,
я дочку уложу и к вам спущусь…»
145. ушли
146. Хозяин тоже встал
и начал крупно взад-вперед ходить
ожесточенно выпуская дым
потом остановился
147. «я боюсь…»
пробормотал он
повернулся
148. «ты, значит, можешь быть любым?..
да… я боюсь, что…
как ты намерен жить?»
149. «как все со всеми это что — нельзя?
найду работу, дом,
появятся друзья…»
150. Хозяин медленно
как бы с трудом
проговорил
151. «имеются моменты…
152. такие, скажем, например, как
документы…
то, да сё…»
153. «но я же буду… как человек!
что — разве это мало,
еще не все?..»
154. и тихо, будто эхо, прозвучало
«еще не все…»

6

155. «Послушай странные слова —
не исповедь, не весть…
поверь, мне самому едва
понятно, что в них есть.
Я б никогда их никому
не смел произнести.
Но ты спешишь…
из тьмы во тьму,
так кажется… прости.
Ты, как ночные облака,
что ж, бог с тобой, лети…
А я начну издалека,
ты — слушай и… прости!
Читал ли ты Жан-Поль Грода,
творца «Ночных сивилл»? —
не вспоминай… он никогда
не жил и не творил.
Ты видел рабскую траву?
оскаленный бокал? —
я ни во сне, ни наяву
такого не видал.
Ты ползал зябнущей пчелой
по кронам витражей?
ты… да? не вижу!.. боже мой,
ведь, ты — не из людей!
Ты мог бы, мог бы, черт возьми!
Где твой предел, где — край…
И ты решаешься с людьми! —
нет, не перебивай!..
Есть подлый скаредный закон
подобия творцу —
он существует испокон,
и, значит, мне к лицу
жрать распорядок бытия,
постылый, может быть —
но он подогнан под меня,
я обречен в нем жить.
Увы, есть только то, что есть,
проклятье детерьма:
по ручке — хап, по месту — честь —
привольная тюрьма.
Но, может быть, страшнее нет
того, что я сейчас
скажу: есть миллионы лет,
впрессованные в нас,
как этот ровный рафинад —
заподлицо, под край —
вся эта жизнь, весь этот ад,
весь этот — слышишь? — рай…
Да-да, я именно сказал
словечко, что хотел.
Черт побери, дым ест глаза —
вишь, сколько напыхтел…
сейчас… сейчас… Жан-Поль Грода
лови полет… мечту…
дай книгу мне — во эту — да!..
послушай… я — прочту:

Вот ключ к разгадке (для меня!)
вот сущность без прикрас
того — пусть краткого! — огня,
что вспыхивает в нас.
Я мог остаться ни при чем,
не видеть этот свет,
я мог бы быть не извлечен
из косной бездны лет
ни как зола, ни как звезда,
ни как чужак в ночи —
не быть ничем и никогда
вот ужас… нет! — молчи,
дослушай странные слова,
прими уж этот груз,
а дальше — думай голова
и выбирай картуз.
Я говорю, что есть на всем
подобия печать.
Создатель — мир. Но что есть он —
вот славно бы понять.
Тогда б мы проскочили тьму,
тиранящий вираж.
Как? а представь себе одну
фантазийку… мираж…
………………………………………………………
………………………………………………………
Представь себе громадный шар —
не залитый огнем,
но словно мреющий пожар
перемещают в нем.
Зеленоватое стекло,
мразящая броня —
живет, тая в себе тепло
угрюмого огня…
Как все в нем зыблется, дрожит!..
Но различает взгляд
как будто полки, стеллажи,
как бы гигантский склад.
Видна ячеистая мгла —
по сводчатым углам
как будто тени и тела,
какой-то мрачный хлам.
Огонь — а холоден, как лед…
Копилка бытия.
Там время — спит, пространство — ждет.
Там где-то ты и я…
Ну, как она тебе пока
фантазийка, мираж?
Сундук — владелец сундука!
Чудовищный пассаж.
Ничем не сокрушимый сон,
безвременья река,
какой-то смутный эмбрион,
заснувший на века…
Но скучно, скучно, боже мой,
как скучно быть вот так —
в себе самом, самим собой
и более — никак.
Навскидку пробегать с азов
до ижиц бытия
ни слез, ни гроз, ни слов, ни снов
в нем не благодаря.
Ничто не может исцелить
мертвящий все застой,
бесхозный фокусный цилиндр,
набитый, но… пустой —
ни свет, ни ласка, ни вино,
ни боли белизна —
проклятый мир, где все — равно
от купола до дна.
О! — в каждом равенстве есть зло,
как в смерти — решето…
Но нам с тобою повезло,
случилось кое-что…
Что это было? — произвол?
шептание крови?
внезапный точечный прокол
блуждающей любви?
подпольный ток, подмывший грунт?
изюминка? изъян?
мгновенный капиллярный бунт? —
теперь, поди, узнай…
Но совершилось!.. вдруг — живой —
в угрюмое стекло
втянуло зайчик световой
и — началось… пошло!..
О, этот удивленный вздох
и первый взгляд окрест,
веселых звезд переполох,
как при разборе мест.
О, этот праздничный раскат
всемирного ковра
и любованье наугад
всем, что спало вчера.
О, это расправленье мышц,
божественный нарзан,
развязка тьмы и — вдруг! — из тьмы ж
свет, бьющий по глазам.
Как все рванулось к ней, к любви —
лететь, цвести, ползти,
танцуя проходить свои
великие пути,
пленяться каждою игрой,
томиться, смаковать,
купаться в пене огневой,
петь, помнить, узнавать…
И — умирать…
Да-да!.. и умирать!..

Так развивается дитя,
так яблоня растет
из семечка, что сдул, шутя,
по ветру, на восход…
Ничто бесследно не уйдет
и жизнь — бесспорный шанс
на повторение, на взлет,
на то, что — воскрешат…
О да, я — движитель костей,
да, я мешок кишок,
пузырь дерьма, бурдюк страстей —
но я не одинок,
не потому, что не один —
гори оно огнем! —
а потому что мир един,
тот мир, где мы живем.
Ты хочешь большего — изволь:
покуда мир стоит,
есть смерть, страдание и боль,
но и они — мои.
И пусть в конце нас ждут гробы —
чту трепетный обряд:
любить подробности судьбы,
весь событийный ряд.
А ты, свободный, из глубин
вдруг вырванный наверх
в разреженность такой любви?
и быть — как человек?
Иди, попробуй, привяжись,
дай бог тебе найти
любовь и… все, что заполняет жизнь.
Я все сказал… Прости…»

7

156. …сквозь свет
и казался вживленным
в огромный цельнотвердый
но как бы дышащий
кристалл —
157. не враг движенью, нет —
в нем все качалось —
158. но было столько мощи голубой и гордой
что он, казалось, —
159. всего лишь пьедестал
160. на котором
угадывались иного света глыбы, гул, колонны…
161. через стекло
от пестрых теней кралось
чуть холодящее тепло
162. а сверху, сбоку
снова и снова пробивалось
гибкое тончайшее сверло
163. извилистый прокладывая
путь посверкивая алмазным опереньем,
что было —
164. птичьим пеньем
165. а все вместе —
утром, пробужденьем
166. на следующий день…
167. «ну, как, дружок,
удалось ли
тебе немного отдохнуть?
ты, уж, прости, что я тебя замучил…
168. но, ведь, опять же, если посмотреть —
неординарный случай,
169. да и говорил я
не столько для тебя,
сколь про свое,
170. ну, и занесло на вираже…»
171. «как странно… у меня как будто крылья…
что, ночью не было дождя? —
так все умыто… какое утро!..»
172. «заполдень уже»
173. «нет — нет, ну, что ты
я нисколько не устал,
ты не привык —
а я смотрюсь угрюмо…»
174. «а я, вот, брат, не спал;
все думал, думал,
как тебе помочь —
175. да нет, чего, там, врать!
не думал, а — решался.
По чести говоря, ты мне и задал ночь…
176. но, бог с ним, с этим всем… ты умывался?
Тогда — давай…
и поднимайся на второй этаж,
мы пообедаем
винца махнем по чарке…
177. ты смотришь на витраж?
да… его сделал Крылка…
а день и вправду жаркий —
178. ну — жду тебя.»
179. «как странно,
значит — не было дождя?..»

8

180. «Так слушай же… да… у меня есть брат —
а, может — был, теперь уже не чаю…
181. на десять лет меня моложе
182. недели две назад
он вдруг приехал в один из дней
183. в похожий…
184. нет, было чуть прохладней и
светлей…
185. в последние года я редко его видел но любил
люблю
186. но, бог ты мой, как все же мало знаю…
187. да ты налей… налей»
188. он говорил
и странная иная
росла Судьба
189. начавшаяся детством
таким огромным праздничным и полным
190. как если бы вдруг — солнечная взвесь
горячий летний полдень
и — на качелях — и — запрокинуть
191. голову…
192. весь мир принадлежал ребенку весь
193. все было по соседству
и облака и море и песок
194. деревья камни…
195. голосок
какой-то очень чистый и
высокий
196. все проникает,
197. мир — неисчислим —
его с лихвой хватает
на каждое движение души
198. а сколько их всех было!
199. цепочка беспрерывных самых важных дел:
200. он рисовал, читал,
чего-то мастерил,
лепил, пел,
спешил
201. к друзьям
202. в нем прямо-таки парила
какая-то то восторженная сила
203. ну, точно, про которых говорят, что
родственник огня —
204. особенно это было
заметно по глазам
до страшности — блестящим,
«как будто — нет, ты веришь? — ненастоящим…»
205. еще казалось — в нем
всегда дрожит какая-то предельно натянутая,
основа,
206. не струна, а — нить…
207. «не знаю,
сумею ли я объяснить…»
208. «теперь уж —
пойму… сумеешь —
я видел Вирве!»
209. «да, пожалуй, что-то есть,
но не совсем…
210. но вот три слова,
в которых все — о нем:
211. «он был свободным»
212. а вот еще три:
213. «он был равным» —
214. чему? — всему… и — всем;
215. (здесь три, тут — три,
как будто щелкнул счеты,
забавно…)
216. конечно, у меня есть фото,
но это — после…
217. ты чувствуешь хоть что-то?»
218. «Что именно?»
219. «Ну, какой он… был,
Валерий Крыыл,
«вольерка»… «крылка»?
220. да, конечно, я кружусь
все около, да возле,
221. как, вроде бы, боюсь…
222. а!.. алягер ком алягер!
223. …возьми, попробуй… самый ранний лук…
224. пожалуй, надобен пример,
я расскажу тебе про нашу
игру
225. «ку-кук»…»

9

226. «У нас есть кресло,
оно сейчас в той комнате, где Вирве.
227. Работы стариннейшей, прелестной,
резная спинка…»
228. «Мир — вам!
я — не помешаю?»
229. «А, Кнырр, ты тоже к нам,
располагайся, зверинка…
что, не хочешь чаю?
230. нет?… постой,
зачем же под диван,
когда удобней — на?
231. вот здесь… прекрасно… у окна…
232. что за пристрастие к темным углам!
ты, ведь, пришел к нам —
так и будь с нами,
233. а то ты, вроде, есть,
а, вроде — нету!..»
234. «Там слишком много свету,
мне удобней здесь…
причуды… бывает со стариками.»
235. «Со стариками? сколько ж тебе лет?
Ну, ладно. Нет — так нет,
236. сиди, где хочешь,
лезь под диван, коли не тесно —
237. да… так вот… у нас есть кресло,
мы называем его «лебединым»,
238. подлокотники
в виде лаковых лебединых шей,
точеные головки,
полуоткрыты клювы,
239. в общем, любо —
дорого смотреть,
240. и для детей
интересней не придумаешь предмета,
241. и, собственно, от этого установилась
традиция, примета —
242. среди родных, друзей —
как исполняется кому-то из детей
четыре года —
243. устраивать «судьбовый» день рожденья.
244. рассылают приглашенья
всем родственникам, друзьям,
«виновника» привозят к нам —
245. веселье, тарарам, дым коромыслом…
246. полно народа…
247. и в этом, знаешь ли, довольно много смысла —
чтобы не только на похоронах,
чтобы повылезали
из берлог,
чтоб — хоть когда — не в четырех своих стенах,
чтобы для танца — руки на плечи друг другу и —
в кружок —
и плавно, важно,
248. как в огромной зале,
как будто начиная жить…
249. «чтобы взаимные решеточки печалей
переплетались в витражи» —
250. как Крылка мне сказал однажды.
251. но я отвлекся — почему «судьбовый»?
252. мы ставим кресло
всегда на одно и то же место
253. в столовой
254. торжественно вводим ребенка
(все стоят в сторонке)
и смотрим,
255. что он придумает,
как назовет, распорядится,
как станет играть —
256. а после начинаем серьезно обсуждать,
пытаемся предугадать
характер, судьбу,
что может с ним случиться —
257. ну, чушь, конечно,
баловство, игра, дурилка…
258. и даже, как стал я понимать,
небезопасная,
как и любая наша,
и — есть изъян…
259. вот ты спросил вчера,
что значат прозвища «вольер» и «крылка» —
260. ответствую:
261. что я — не пьян,
а человек — воистину — копилка,
262. разбрыленное рыночное рыло
с отменной прорезью в затылке,
263. и никогда нам не узнать,
чего туда природа накидала,
накидывает, может накидать…
264. о чем, бишь, я?… о Крылке —
как можно знать, что может повлиять,

265. какие тени, отсветы
ничтожнейших чинов и званий…
266. а клички, прозвища, прозванья,
фамилии и имена —
267. тут целая механика
страданья,
пружины смыслов,
стержни упований,
268. крючки, зацепочки, оскомин семена…
269. живем-то, ведь, в Культуре,
в Языке! —
270. в отечески, любовно
попридушившем кулаке — восславим же — для
пользы вящей
неутомимый пресс давящий!..
271. я б этой дуре…
точно б, придушил
за такие штуки…
272. ну, что уставились?..
вон, аж из-под дивана вылез,
тоже… зайчик…
273. я говорю об этой суке,
иностранке —
274. «какой кароши мальтчик,
как тебья зовут?»
275. «Валера…»
276. «вольер?… но это — клетка!..
смотри, не попадай в ней, дьетка!»
277. а! чтоб ее разорвало!
она свела вольеру и крыло,
клетку и птицу —
278. и то, что наконец произошло,
теперь уже должно было случиться…»

10

279. «но я отвлекся
от „ку-кук“…»
280. вдруг
он сник
большой рукою совершил
бессмысленное круглое движенье
281. словно за пазуху укутывая звук
и — тот — затих…
282. и тут —
283. (уж кто из них троих
случайно всех их вовлек в свое воображенье —
сие есть тайна…)
284. — но тут возник
как бы физически водвинулся
(весь — вырастая замедляясь)
285. как надвигающийся к остановке поезд —
286. вкруг них,
сидящих в хрустальном мареве
по пояс —
287. оптик,
выпукло-вогнутый обман
288. какой-то цепенящий ракурс
289. и солнечная тишина
медленно поднимая
гигантское сверкающее забрало
290. в себя вобрала:
291. пейзажа за окном крупно-лиловый план
292. куб комнаты, квадрат окна,
поджарый, чуть ржавый мускулистый кактус,
остывший многогранник чая,
объемлющий его стакан,
293. часы с хронической кукушкою внутри,
294. собеседников некую двоякость —
295. как будто кто-то, надлежащий, прошептал: замри…
296. и — замер мир…
297. Чудовище, Хозяин, Кнырр —
у этой мощной панорамы на пороге
застыли как суровые итоги
298. (угадываются водяные знаки флейты,
архангельской трубы тугие инвективы)
299. как на гравюрах в астрологических трактатах
фигуроликое явление комет —
300. от них, от каждого из них троих,
уничтожаясь, сходя на нет
в трехкратной переспективе,
301. как шлейфы,
утекали, теряясь в трех закатах,
великие зернистые пути,
вобравшие в себя когда-то
302. их, только их, неповторимо собственные их
живые сонмы
303. пристанищ прозвищ плачей пуповин
привычек песен полночей приятельств
прощаний празднеств похорон подполий
поцелуев предков
304. и над всем —
недоуменно увенчивая круг —
воздушно-трехопорная виньетка
с словами
305.

11

306. «…так что придумал Крылка:
серьезен, молчалив, солиден
он это кресло огибает
307. и — прячется за спинкой;
видна коленка, верхушечка затылка,
кисти рук —
мы его видим,
он —
прекрасно понимает,
что мы его видим (со всех сторон!) —
308. стартует незабвенное „ку-кук“.
309. мы — словно в панике:
вопросы, восклицанья: „Слышь, друг,
где Крылка? ты не видел Крылку?“
310. (а из — за кресла снова:
311. „ку-кук…“)
312. „…он только что был здесь —
и — нет!“ —
313. в ответ
(подыгрывая, с радостной ухмылкой):
„Да сам ищу, куда он мог деваться,
не без колдовских тут штук…“
314. …а из-за кресла продолжает раздаваться:
„ку-кук…“
315. и внезапно — выпрыгивает:
„Вот он — я!“
316. глаза сверкают, раскраснелся,
ну, ясно вся семья
бросается к нему,
317. все „ох“, да „ах“,
„ура!“, „нашелся“, „вот он“,
„оказывается, он был тут!..“
318. „Не тут — я улетал на лебедях!“ —
и — такой довольный…
319. а я… тогда еще не понимая, почему…
но в эти несколько минут —
мне стало… щемяще… больно…
тоска и страх…
и жалость —
к себе! — и сердце сжалось,
и всякий раз сейчас, как — вспоминаю —
320. уничтожающее пониманье
того, тогда и —
всегда огромно, разом, грозно,
321. что только он, мой младший братик,
вот эта дышащая малость,
322. она — серьезна,
323. а наши впопыхи, невпровороты,
мельтешенья —
все это
324. такие маленькие копошенья…
325. мы упираемся… но вот они, последние,
медленно-тяжелые ворота,
и — каменно — как будто пустоглазый,
гигантский, равнодушный стражник…
326. …в неумолимом леденящем круге света —
мгновенный бледный бражник,
подслеповатое крыло,
два — три судорожных взмаха
и — опять — во мрак…
327. оно проходит
довольно скоро,
это наважденье,
эта тоска и чувство страха,
и понимаю, что все далеко не так,
328. но в тот момент я вижу
лишь эту светящуюся колбочку дыханья…
прозрачный, крутолобый,
весь — проницаемый,
едва
оформленный в мгновенном совершенстве
реснитчатый мигающий проклевыш —
на мощно взборожденных пашнях
под озирающейся кованою тьмой
пред рыкающим грозно мирозданьем —
329. как он играл!.. непобедимо,
не желая ведать ни о чем, кроме игры,
а то, что мимо,
330. теснясь, сшибаясь,
втягиваясь в чудовищные поры,
прокатывали целые миры —
331. что ж…
он был им вполне сродни и впору
и продолжал играть,
332. как будто был один на целом свете.
333. легко сказать:
„Будьте, как дети!..“
334. а если дети — не люди,
335. иномиряне,
что называется, благовест о чуде…
336. о, как мы жаждем чуда!
337. и вы — русалы, кнырры, младенцы,
приходите, нивесть откуда,
чтоб мы, перерожденцы,
338. отщепенцы
от некогда единого ствола
339. в сием, как бы доступном мире
на вашем баснословном пире
хотя бы крохами от вашего стола
довольствовались
340. и втуне —
вовлечены безвольно в вашем хороводе —
мечтаем все ж о небывалом счастье,
341. и наши страждущие чрева, пасти
судорога сводит,
завистливо глотаем слюни,
342. мы как бы заодно и вместе,
мы вас выхаживаем, льстим вам, вас растим
и беспрерывно — мстим,
и тут же беспрерывно салютуем
ненаступающему чаемому чуду,
343. и тут же вдребезги, как бойную посуду
(блюдя свой осторожненький баланс),
под тысячами молотилок
крушим нежнейшие субстанции копилок —
344. за невозможный шанс,
за неизбежность исчезанья… в ритме вальса…
345. обман — все, и провал — все:
полный, как говорится, со — кру — шанс!
весь этот опыт
весь этот подставной одноколейный околейный мир…»
346. «врешь, батюшка, ты — зарапортовался», —
вдруг кротко вставил Кнырр
(нивесть каким образом представ старушкой
театральной в гороховом платке
с вязанием в руке),
347. «ты — что, уже совсем, что ли, простак,
не знаешь, откуда появляются младенцы
и — как?»

12

348. «Однако, кажется, и правду перебрал…
что тут происходит… не пойму»
349. он встал
с каким-то грузным изумленьем
уперся в Кнырра с подозреньем:
350. «Сие есть что за лицедейство?
ты это — что?… ты это — почему?»
351. «Ты замечательно рассказывал… я тоже вспомнил детство,»
улыбнулся Кнырр, обратно превращаясь, —
«я в детстве так играл…»
352. «Ну, ты… потешный вид…
гляди!.. опять собака!..
353. ну, молодец! на — выпей, угощаю…
не хочешь?..
а который час?..
354. однако!..
355. пора нам байки завершать
и — приступать.
356. итак, короче —
мой брат всегда хотел уметь летать.
357. известно,
почти любой ребенок хочет
чего-нибудь в этом роде —
358. волшебной палочки, волшебного кольца,
ну — ничего, это в детской природе.
но то, что уместно
в ребенке — диковато
во взрослом человеке —
359. у моего несчастного брата
желаньям не было конца
360. о, господи!
кем только и чем только
не хотел он стать:
361. подводным жителем, царем, вороной, гномом,
толпою, вездесущим невидимкой,
гигантом, женщиной, светилом, богом, чертом,
вселенским странником —
362. да что перечислять!
363. короче — всем…
364. но больше всего
ему хотелось уметь летать…
365. нет-нет, он был вполне нормален,
красивый, здоровенный, статный парень,
366. а вот — не выходила эта блажь!
367. я каждый раз
втолковывал ему: „ведь ты нашей породы,
ты — наш,
368. что за причуды?
какой и от кого ты требуешь свободы?
369. ведь ты сгоришь
или сойдешь с ума!
сидит в тебе какая-то… чума!
370. нельзя,
ты понимаешь, что — нельзя
выпестовать в себе такие страсти —
371. ведь ты — прекрасный
художник, мастер…
372. ну есть же у тебя друзья?
есть девушка, которую ты любишь?
есть силы, здравый ум, —
родные, дом, работа,
373. скажи мне,
это — что-то?
374. чего б еще твоя душа желала?..“
375. а он… он, долго так, молчал
и бесконечно устало
сказал
376. „мне — мало…“
377. и вдруг вскочил, побагровел,
глаза сверкают:
378. „он мне надоел!
я не желаю
379. быть благодарным принудительному раю,
где самому мне —
ничего нельзя.
380. что славит хор?… очетливей! не слышу!
прекрасный дар? великая стезя?
381. что новенького насчет высочайшего указа?
ну, этого, где есть еще такая замечательная фраза —
рожать, мол, в муках
зарабатывать в поту…
382. что-что?… опять не слышу…
383. а вот мой друг стал инвалидом, заработав грыжу —
384. ночами подшабашивал в порту,
чтоб поддержать ту жизнь,
ради которой
он заработал грыжу…
385. я — болен, так выписывай лекарства
(болезни сходны и лекарства — сходны
для всех…
с примерно равным шансом на успех)
386. я голоден — так я обязан есть,
387. устал? — ищу, где можно
прилечь, присесть…
известное томление во членах —
пора жениться, трепетать в изменах —
388. все всё прекрасно понимают,
все соглашаются гуртом,
389. что
390. щелкни кобылу в нос —
она махнет хвостом,
цыплят по осени считают,
и т. д.,
но при всем при том
кричат:
391. „я — человек! венец творенья!
я не какая-то, там, вошка-блошка-мошка!“
392. а что моя свобода?
пропустят ток — и дрыгнет ножка!
393. о, подлая лягушечья порода!..
394. вот вся она тут — на кюветке — жизнь…»
395. примолк… и очень тихо добавил:
396. „а витражи…
397. цветные стеклышки, свинцовые оплетки… —
398. ну, что ж, еще один самообман:
как бы искусство, красота… а, в сущности, —
решетки.
399. вода в стакане
400. не замечает, что вокруг нее — стакан
и мыслит, что она — свободна,
401. многогранна…
402. идет самозабвенная игра
с забвением ловчащего себя
с успешным привлечением „болвана“
с эффектом подставного игрока,
который есть ты сам…
403. пора, пора, пора!
кончать толочь
тупую воду в ступе —
404. для меня, такого, как я есть,
живого, настоящего,
405. мир невозможного —
он — беспределен, недоступен
и —
равен смерти,
406. как ночь — для спящего…»
407. вот так,
такими в точности словами
он говорил…» —
408. Хозяин всхлипнул
и со слезами
продолжал:
409. «Все шло к развязке,
и под липой…» —
410. голос задрожал,
он вытер глаза
платком
и вдруг заторопился
каким-то говорком:
411. «недели две назад
он вдруг приехал…

13

412. …ну, мы, конечно, были очень рады.
особенно, Веревочка — она
любит его ужасно…
413. в тот вечер мы засиделись допоздна.
414. Веревочка стояла у окна,
прижавшись
к стеклу,
ладошки — шалашом,
415. Крылка сидел в углу,
слушал ее „горигориясно“,
нас — и на салфетке
вырисовывал какие-то виньетки
416. (он был такой —
всегда с карандашом,
все время рисовал свои узоры
на всем, что было под рукой…
417. вокруг — шумят, едят, пьют, гомон, споры,
разговоры,
а он — рисует свои узоры)
418. и вдруг Веревочка
взволнованно так закричала:
«Ой!.. смотрите — звездочка погасла!
как жалко…
всегда ужасная жалость,
когда звездочка гаснет так рано,
ведь правда, мама,
она могла светить всю ночь…»
419. „Но, может, тучка набежала…“
420. и тут мой Крылка
произнес, хотя и очень тихо
(и как бы безучастно)
но отчетливо и ясно:
„ничем нельзя помочь…
она — погасла…“
421. потом так улыбнулся странно
и, пристально рассматривая салфетку,
на которой уже был готов
с большим количеством листочков и цветов
его любимый «ветковый» орнамент,
неожиданно меня спросил:
422. „брат — а между нами —
ты помнишь иностранку?
ну, ту… которая про клетку…
как думаешь — она была права?“
423. и я не выдержал, я — раскричался,
что у него — дурная голова,
что ему пора лечиться,
424. что безнравственно так изводить
всех, кто его так любит,
что, в конце концов, мы — только люди,
и что пора не мерехлюндичать, а — жить,
что выносить все это уже нет сил…
425. он — рассмеялся,
и говорит:
426. „не надо сердиться,
я просто так спросил“
427. но тут же посерьезнел
(жена уже, конечно, дочку увела
укладывать):
428. «Я думаю, наверно, поздно,
и — невозможно, и — не нужно
пытаться предугадывать,
какая — цель,
и что там, на другом конце,
и то, что есть уже — из памяти не вырвать,
429. и все же
не надо, чтобы Вирве
была „веревочкой“…
430. хотя… веревочка — не цепь…
не знаю…“

431. «Да что с тобою, Крылка?»
432. „Не „крылка“, а „вольер“…“
433. „Но ты во власти химер!“
434. и дальше он сказал мне,
те, в сущности, последние слова,
которые до смерти не забуду,
435. он сказал мне,
он — с потухшими! — глазами:
436. „а мне все ваши игры, ритуалы, свободы воли,
веры —
вольеры…“»
437. Хозяин замолчал
438. невидяще смотря в раскрытое окно
стал машинально
выбивать пустую трубку
почему-то снаружи
439. о карниз
440. «…ну, мы разошлись нормально,
я засыпаю, просыпаюсь, еще — темно.
но, чувствую, разбужен.
чем? — показалось, что от скрипа…
441. как будто, точно, кто-то ходит, шарит…
442. спускаюсь вниз,
смотрю — мой Крылка одет…
443. „Ты — куда?“
444. „Пошел встречать рассвет —
наведаться, как там моя липа,
не разрушил ли кто гнезда,
обновить липарий…“
445. ну, я успокоился,
этот, знаете ли, червячок тревоги —
затих.
446. он, действительно, всегда
в каждый свой приезд
спешил в одно из своих
447. заветных мест…
448. их было несколько,
но главной была — бесспорно —
липа.

449. вон, Кнырр ее знает
и ты увидишь — завтра сходим вместе…
450. нет слов, грандиозное творенье,
какого-то реликтового типа,
ей, наверно, лет двести,
или триста,
451. мощнейшим образом укоренена
она —
на возвышеньи,
как бы на платформе, слегка наклонной,
452. сама немного наклонена
и всею исполинской кроной
висит уже прямо над водой
453. едва не касаясь ее отдельными ветвями.
454. Крылка мог там бывать целыми днями
там — располагался его форпост
там он пропадал с восхода и —
до звезд.
455. срисовывал цветы, листы, узоры веток
456. (как он говаривал —
«копил липарий»)
457. приятельствовал с воронами,
подкармливал их деток
458. сам соорудил себе
нечто
вроде огромного гнезда.
459. у него там была своя лодка,
своя свирелька, своя звезда —
да много чего было,

460. и липа эта легендарна…
но, бог с ней, ведь, всего — не рассказать.
461. ну — он ушел,
462. а я — лег спать…
я все проспал бездарно!
463. когда проснулся —
какой-то лучезарный,
пронзительный рассвет,
464. нечеловеческий, огромный, беспощадный
и соответствующий
мгновенному ужасу во мне
465. что — всё…
произошло…
466. а в голове стучит:
„крылокрылокрыло…“
467. я почему-то закричал жене:
„не смей со мной… рассвет…“
468. бежать не могу —
но как-то вдруг я уже там,
у липы…
469. гнезда — нет, свирельки — нет,
лодки — нет, Крылки — нет,
ничего — нет…»
470. «так что он — утонул?»
471. Хозяин тяжело на Чудовище взглянул:
472. «Ответ.
Я — повторяю:
473. Я сказал только, что Крылки — нет,
а где он, что — он,
в какой, там, юдоли, и — неба ли, земли —
безмолвствует, сиротствует, тоскует,
или — счастлив —
474. не знаю…
475. а лодку через пару дней нашли…
476. пустую…»
477. он залпом выпил свой остывший чай,
пробормотал:
478. «выпо… подождите… я сейчас…»
479. почти уже вышел
в прилестничный маленький коридор
но вдруг повернулся:
480. «чтоб уж закончить этот разговор…
я тогда, когда вернулся —
был, как заведенный…
не могу остановиться:
хожу, хожу, хожу…
481. и вдруг какой-то — стоп!
482. оказывается глаз поймал, что
к витражу —
вон в той ячейке… не в той,
в зеленой… —
483. прилажен краешком бумажный листок:
484. записка — не записка, объясненье?..
а, впрочем, бог с нею… нет!.. покажу —
485. я ее приклеил сзади к портрету…»
486. он исчез — и вернулся почти тотчас:
487. «Нету!..»
488. его руки
начали мелко-мелко дрожать…
489. «она была здесь — точно!
да кто ж ее мог взять?
вот — портрет…
490. выходит — записки тоже нет?
491. нет, но кому, я не могу понять,
понадобилось…
кому она мешала?..
492. «Не надо так переживать», —
Кнырр поднял лапу
в успокоительном жесте,
493. мгновенно став похожим
на льва парапетного — без шара —
494. включил и выключил зачем-то лампу, —
495. «найдется она…
в каком-нибудь другом месте», —
496. и вдруг сказал, как бы безразлично, но в упор:
497. «а, может, подытожим?
какой-то бесконечный разговор —
не сидеть же дотемна,
опять — всю ночь.
498. хотел помочь —
так — помогай, решайся
в конце концов…»
499. и Кнырр с какой-то снова грустью
обратил к Чудовищу лицо.
500. Хозяин, словно сжался,
потом медленно поднял
голову и, глядя на портрет,
сказал каким-то голосом другим:
501. «Ты будешь — им.
Ты — понял?
Ты будешь им.
502. Спасибо, Кнырр… да не включай ты свет!»
503. Он подался в сторону Чудовища:
504. «Ты, уж, пожалуйста, не мешкай,
делай побыстрей…»
505. и снова — будто сжался,
потом поспешно
со, что ли, виноватою усмешкой
сказал, вставая из-за стола:
506. «Да не смущайся ты, чудак…
тебя, ведь,
Веревочка привела,
507. а это — не просто так…»
508. подвинул стул к окну
и отвернулся,
509. тем обозначив отчетливую тишину,
воздушной паузы петлистое начало
510. (под лапой Кнырра снова щелкнул выключатель)
511. тишина…
512. (казалось, у окна
сидит себе один печально
513. давно и глубоко
задумавшийся созерцатель
514. то ли забывшийся,
то ли забытый,
515. окно раскрыто,
видно — далеко…
запах дыма — чуть сладковатый, острый,
земляной —
листья где-то жгут…)
516. прошло, наверно, несколько минут
517. за стеной
послышались босые быстрые шаги
518. (Кнырр отслоил еще один щелчок…)
519. возник мгновенный легкий сквознячок
(Хозяин начал медленно вставать со стула,
еще сильнее потянуло
из сада)
520. и все заполнил многослойный детский голос:
521. «Ой, Крылка!..
Ты приехал!.. Как я ужасно рада!
522. Я и не знала… папочка, ты знал?
ой, папочка, а где же мой Русал?
523. Крылка, ты его еще не видел?
524. да что с тобою, папа…
его кто-нибудь обидел?
он — ушел?..»
525. Кнырр поднял лапу:
526. «Ты уронила гребешок…
никто его не обижал,
он, чуть проснулся, —
ты еще спала —
даже не позавтракав, убежал.
527. какие-то страшно срочные дела,
передавал тебе — и всем! — привет,
а на вопрос, когда вернется,
сказал в ответ,
что
528. обязательно вернется,
но когда — сейчас не может знать…»
529. «Ну что же, будем ждать…
ой, Крылка, он был такой смешной —
530. ты будешь играть со мной?…»

14

531. «…ну, вот, папа с мамой
уехали,
а я забыла попросить бумагу…
532. на чем же нам переводить?
533. смотри, какую мы нашли недавно
большую чагу,
правда, красивая?
534. но как же все-таки нам быть?…», —
535. она задвинула тяжелый ящик
стола
и вопросительно посмотрела на дядю.
536. тот, почему-то на нее не глядя,
встал из своего угла,
где он сидел, скатил с ладони мячик,
подошел к буфету,
537. привстал на цыпочки,
потом ловко подпрыгнул
538. (Вирве захлопала в ладоши:
«прямо, как в цирке, эвиклибрист!..»)
539. «А ты говоришь — нету…
вот вам, прошу,
распрекрасный огромный лист!»
540. «Да нет нельзя, ведь это —
твой набросок.
541. мне папа не разрешает
трогать твои эскизы.»
542. «Но если… автор — здесь…
сейчас мы взглянем,
что тут есть…
543. ага! какая-то пометка:
«NB — широкие карнизы!..»
544. не разберу —
витраж? решетка? клетка?
545. когда ж и для чего я это рисовал?..»
546. эскиз собою представлял
изображение окна
547. высоким сводом замыкавшегося кверху —
548. поверхность
предполагаемого стекла была испещрена
мелким пристальным узором
напоминающим переплетенные подковки,
549. и в котором
определенно был монотонный восходящий ритм;
550. из-за изысканной, отчетливой штриховки
весь рисунок, казалось —
парил
551. среди тут же намеченных
контуров облаков…
552. но что-то и тянуло вниз —
553. быть может, это был карниз,
угрюмой, нарочито туповатой
фактуры,
554. а, может из-за толстоконтурных, каких-то телесных,
чуть чересчур тяжеловесных
головок цветков
555. поддерживающей все арматуры…
556. во всяком случае,
какой-то тоскливой волей
тянуло от этого окна,
557. но более
всего в нем поражала
его объемность, глубина —
558. казалось, что оно потом пробито
сквозь безнадежный сумрак монолита
в неимоверной толще каменной стены…
559. тождественно, но как-то безучастно
узор витражной решетки —
такой же четкий,
из тех же линий, но только —
синий
повторялся (видимою частью)
560. и с внешней стороны…
561. «какой-то он царапистый, корёжный…», —
поежилась Вирве, —
«ну, что?..»
562. «Я думаю, что можно…
и даже будет очень интересно —
мы сделаем его цветным:
563. вот видишь? в чашечках довольно много места,
мы сделаем, чтоб каждый цветок не был пустым,
как раз заполним серединки,
564. ну, где они,
твои ужасно странные картинки
565. Вирве широко раскрыла глаза:
«А ты откуда знаешь?»
566. «Что?»
567. «ну, что они —
ужасно странные?..»
568. «Мне папа твой сказал…
так, говоришь, их бабушка прислала?
однако, где она их раскопала —
569. да, тут есть на что взглянуть…»
570. во-первых, очень странным был комплект,
подбор, то есть, сама номенклатура —
он был незаурядно бессистемен,
так, скажем,
друг за другом шли:
пизанская башня; пышнотелая фигура
«заварочной» бабы; просто огнями опоясанная темень
с зигзагом молнии вдали;
собачий кот (или кошачая собака?)
с печальными — за лохмами — глазами,
чуть ли не со слезами;
лесенка-стремянка в полупрофиль; воздушный шар;
забавный зверь в очках, чешуйчатый и вроде панголина;
потом, прости господи, отчетливая и большая вша
в старательной обводке микроскопа;
перечеркнутый солдатик на фоне схемы окопа;
картина,
где из гротового мрака
выплывал лебедь по серебряной воде;
вороненок в гнезде;
гроза ли? буря ли? — короче — непогода;
не очень внятное дерево — липа? вяз? —
было повторено четырежды — в четырех временах года;
еще были рисунки отдельно глаз,
внимательно-попарных друг ко другу;
часовая кукушка из породы рьяных —
но всё как бы с испугу;
ложка, лежащая на двух стаканах;
кое — какая утварь;
еще одна картина изображала утро
и поражала правдоподобием росы на листиках растений —
571. во всех изображеньях
отсутствовали тени
и ощущались едва уловимые искаженья,
572. как бы изъян печати.
573. но так казалось лишь вначале.
574. Чем больше их ложилось на листе,
освобождаясь
от мутноватых глянцевитых пленок,
575. тем чаще — взрослый и ребенок
смотрели друг на друга,
улыбаясь,
576. в какой-то изумленной немоте —
577. и, наконец, когда последняя легла
(с изображеньем птичьего полета)
Вирве достала откуда-то из угла
578. реечки — две длинных, покороче —
другие две,
гвоздочки, молоточек
и — готова работа —
579. приладили к стене,
отошли —
Крылка прошептал:
580. «Да, Вирве, это — карнавал…»
581. витраж — пылал
могучим светоносным перебором,
в котором
цвет тянулся к цвету
582. и находил его…
583. цвета прозрачнели, росли,
и становились детским хором,
и звуки плыли к лету
над темными туманами земли…
584. «Смотри, — прошептала Вирве, —
краски мерцают:
то нарастают, то — тают…»
585. «И все же здесь, как будто,
чего-то не хватает» —
586. задумчиво ответил Крылка, —
587. «скажи, а ты мне все дала?»
588. Веревочка перешуршала ворох…
«Мне кажется, что все…
ой, нет! смотри! еще тут есть пчела!..»
589. «и надпись: «ДЕБОРА»…
ну, вот он, как говорится, последний штрих,
сиречь — акцент!»
590. и Крылка ловко
последнюю картинку приладил в центр.
591. …у пчелы была прелестная женская головка,
обращенное к зрителю лицо
с добрейшими глубокими глазами
и на правом крылышке — кольцо…
592. непостижимым образом она
смягчила мир
витража
своим чуть ржавым
мерцающим дрожаньем,
593. она все примирила…
594. и тут шаги раздались за стеной,
дверь распахнулась,
вошли Хозяин с женой,
Кнырр
595. и — замерли.
596. «Вот это — сила…», —
только и нашел Хозяин слов.
597. Кнырр, не сводя с рисунка взора,
сделал несколько медленных шагов,
прошептал «дебора…»
и упал,
598. как будто в обморок упал…

15

599. «Ну, что ж, счастливого тебе пути,
дай бог тебе удачи,
все может статься — так или иначе —
не знаю, сумеешь ли найти,
что ищешь…
а я еще раз говорю тебе: „Удачи!..“
она, порою, больше значит,
чем все другое,
и больше всего нужна
разочарованным и мудрым…»
Конец первой части

Часть вторая Елена — («лесенка»)

16


600. …и вот чудесным майским утром
601. он вдруг — еще заполненный прощаньем —
как бы очнулся
602. и —
603. нашел себя —
604. в огромном Городе
605. под брызгами мельчайшего дождя,
наполнившего шепчущим молчаньем
606. стремглавый воздух белые дворы
бегущие воздушные деревья…
607. струился люд на стрекозиных крыльях,
и радужные робкие шары
теснились от зрачка до горизонта.
608. случайно вынырнул беззвучный детский зонтик
и сразу следом — картавый выпуклый
ну, прямо, глянцевый стишок
отчетливые слоги, как леденцы рассыпал из кулька…
609. «но как здесь хорошо!
какие переливчатые лица,
и каждый взгляд —
610. как бы отдельный — длится,
611. как темненькая впадинка цветка,
612. нет, лица не таят следы обид…»
613. (конечно, он еще не ведал,
что видит не совсем, не собственно людей,
а их особый
подвид
614. названьем «хомо сапиенс весенний»
615. в действительности — родственный растеньям,
выбившимся из-под плит…)
616. как было весело ему ступать
по плоскому удобному асфальту
617. и продолжать
(изрядно — все как бы вскользь — и жадно)
618. разглядывать людей,
и — медленно, и — моментально читать
названья улиц, площадей
одновременно
619. прокручивая забавную головоломку
620. мысленно укладывая как бы кусочки смальты
по секторам на образ, запомненной на раз,
мгновенно
621. так приглашающе шуршавшей,
клеенчато-блестевшей,
отменно-пестрой карты…
622. среди всего, что предлагалось глазу
(а он — вольноотпущенный — был главным)
сперва выпячивалось сразу
все то, что было — плавным:
623. пролеты, дуги, арки,
проходы во дворы,
отдельные деревья в парке —
с округлой формой крон
и
624. с такыровидными лепешками коры;
625. затем, конечно, выпирал то там, то — здесь балкон
с облупленными
где — шкафчиком, где — ящиками для цветов,
а — чаще
626. с ленивыми прогибами белья;
627. под внешне безразличным
приглядом ворон —
628. поспешное шуршанье голубья
шарнирным вышагом, упорно
неукротимо рыщущего корма;
629. (…сквозные абрисы мостов…)
630. окидывая, как бы ненароком,
всю диспозицию мгновенным цепким оком
(но — погруженные и, видя в ней свое, свое, свое)
слегка замедленные женщины попарно
катили легкие колясок кузовки
631. (…в колясках было лучезарно…)
632. полувнимательно, синхронно,
чредуя монологи, позы,
то — с паузой, то — с вопрошающим движением руки
почти в канонах
античной прозы
они вели
античную же, в сущности, беседу —
по глубине, по простоте, по содержанью —
о
633. присыпках промываниях потничках
порвавшихся презервативах
подгузниках пюре приготовленьи пищи
покупках
продуктах простудах и прививках
634. (…в колясках спал
мирный человеческий материал…)
635. вступали паузы, тогда включался слух,
воздушным образом работая за двух —
как будто кто-то извлекал
(большая мягкая рука)
из бело-голубого сундука
звуки:
свистки и стуки, музыки, выкрики, гудки…
636. тогда отчетливее становились старики,
и было в их глазах непередаваемое
знанье,
637. в неуловимом, но обдуманном порядке
на лицах их и на руках
638. располагались складки
и казалось —
639. укладку губ, отполированные одеянья
(мореный дуб!)
сработала усталость…;
640. как правило, без сумок, налегке,
с дымящей сигареткою в руке
еще торчали кой-какие люди,
уставившись друг в друга зорко,
как бы ведя бескомпромиссный разговор,
но
641. разделенные фанерной переборкой,
по обе стороны газетных стендов —
и друга друг — воистину
не зря в упор;
642. (…выцапаранные надписи на скамьях, простенках…)
643. он с долгою улыбкой наблюдал
(«Ты подожди меня здесь, Ганнибал!»)
как лениво и вольготно
(«Ах, бесстыдница, Матрена!»)
разминалась кошка ввиду великолепнейшего кавалера
перед привязанным напротив магазина
огромным черным плотным
терзавшимся терьером —
644. вот так, брат, Ганнибал…;
645. (…над маковкой внезапно-белой церковки
вспыхнула солнечная корона…)
646. все ослепительней текли машины,
автобусы, нарастал
дурящий аромат бензина;
647. …как бы скользнув по намагниченной оси,
всех притянув, кто мог добраться взглядом
(казалось, он и вдалеке и — рядом!)
стремительно возник и сел в такси
высокий человек в безумном алом фраке…
648. исчез… как будто кувырком…;
649. …заметил стоящие рядком
пустые мусорные баки,
угрюмо-ржавые, тяжелые, стальные,
с смердящею прохладою внутри…
650. «однако, должны быть и золотари»
вдруг не к селу подумалось ему;
651. примостившись
поближе ко стеклу,
в кафешке —
с бутербродом и стаканом сока
652. он неотрывно продолжал смотреть окрест:
653. положительно, любезной глазу была разновысокость,
654. а также то, что зияли воздухи, лакуны,
разлеты пустых мест
655. (…вдали — высоки горделивы юны
висели белоснежные дома…)
656. чудесным, славным
было небо —
огромным круглым влажным
и — облачка витиеватый локон…;
657. но самым главным, важным
было — что там, в домах,
что укрывалось в охранительных стенах,
за ослепительным молчаньем стекол, окон,
за дымкой занавесок,
658. самым волнующим и интересным
был
659. многочисленный посланник этих комнат,
660. и казалось —
к любому подойди
(из тех к кому б хотелось —
и даже не нужна была особенная смелость)
661. и — он
пригласит тебя в крахмальный светлый дом
усадит за стол
с прохладной белой скатертью на нем
и будет,
все понимая, влюбленно
внимать
твоей значительности,
окрыленно
понимать
тебя, считать —
тебя — за дар, за чудо,
и, бог весть, до каких нежнейших, сокровенных
додумаетесь — вместе — вы глубин,
и третьим будет при беседе
счастливый шестикрылый серафим
с огромными кипящими глазами
и в них — сиянье доброго участья
и — отсвет скатерти и — комнаты простор
и длился б, длился б этот разговор,
и это-то и все-то было б счастьем…
662. он как-то вдруг решил, что он устал,
663. но тут же оказалось,
что — вот он —
нужный ему квартал
и — напрямик —
наверно, его дом…
664. к витрине магазина за углом
прижалось
порядочно галдящей ребятни:
665. приник —
оказывается, за стеклом, внутри,
работал крупнопанорамный телевизор,
а в нем —
на бледно-синем отчетлив, маслянист,
666. блестя рельефным бронзовым огнем,
работал культурист:
667. он демонстрировал то группу мышц груди,
то волнами пускал их книзу,
выпячивал то — голень, то — плечо…
668. в нем было вдохновенье,
он так старался, напряженно-гордо,
и — снова поза, и — еще…
669. Крыыл улыбнулся
подлаживающейся возможности сравненья
сего и —
670. Города…
671. спеша добраться,
он быстро пролетел прохладный темный
подъезд,
замок легко подался под ключом —
блаженная истома,
ну, вот и — дома…
672. и тотчас он заметил на стене
два — черной туши — небольших плакатца,
673. на первом было:
674. «ХОМО ХОМИНИ ЛАПУ СЪЕСТ»
675. второй — оповещал:
676. «НА СЛУЖБАХ — В НАМОРДНИКАХ ДЕЛА
ВСЮ ЖИЗНЬ — НЕВОЛЬНИКИ ТЕЛА
ЗАЛОЖНИКИ СМЕРТНОГО СТРАХА
А В СУЩНОСТИ — ГОРСТОЧКА ПРАХА»
677. («ты подожди меня здесь, Ганнибал…»)

17

678. «жило племя мухобоев.
кровь осталась на обоях,
может, брызнуло вино,
очень было все давно.
можно: стены из пластмассы,
можно: пить из колебасы
комариное вино —
то ж на так и все — одно.
день да сон… у мухобоев
жизнь течет без перебоев…»
679. повсюду спали солнечные пятна…
680. Крыыл медленным движеньем, аккуратно
поднял адаптер,
681. вложил пластинку обратно
в конверт,
682. перечел названье,
отмеченное крупной красной точкой…
683. «все правильно, все — точно:
тут даже не характер,
тут — целое призванье,
во всем, до самых, до мельчайших черт —
684. а все-таки не — верю…»
685. он жил здесь уже почти неделю —
напряженно, буквально каждую минуту
присматриваясь, примеряясь,
готовясь исподволь к чему-то,
686. что он навряд ли б толком объяснил.
687. в квартирке он кой-что переменил
(в основном, чтоб сладить
с прямоугольной аскетичной пустотой,
чтоб как-то сгладить
намеренную эту пустоту)
688. когда он спал — в его крови был гул,
и он —
сообразно с ведомым ему
уверенным и точным чувством —
689. на девяносто градусов повернул
тахту,
690. и в этом варианте
он ею, узенькой, перечеркнул
назойливую ось,
и сразу стало не так пусто,
691. в прямоугольной доминанте
исчезла нищенская злость;
692. на кухоньке, такой же плоской, бедной,
он оживил пейзаж чудесной медной
джезвой
693. (прощай один обед!)
694. расставил кой-какие безделушки
(из тех, что прихватил с собой:
морские камешки, ракушки —
в них были блики, аромат, прибой,
розовая пена…)
695. на ложе уложил, освободив из плена
клетчато-красный плед
(«зачем мне одеяло?.. уже — тепло…»)
696. купил копеечную вазчонку —
пустяшное стекло —
но в ней теперь всегда торчало
несколько цветочков или мелких веток…
697. «ужо тебе, крылан, воитель клеток!
ты славный был чудак,
а мы, вот, будем жить чуток иначе,
слегка — не так,
698. и именно начнем сегодня!
699. (ты так, Крылуш, наверно, улыбался,
когда твой демон на минутку отлетал…)
итак: на старт.
итак: что нам угодно
надеть сегодня,
поскольку час — настал?»
700. но, собственно, де-факто,
в виду имелся только галстук,
701. поскольку земнокрылый вариант,
включавший, как-то:
702. пиджак навытяжку (в зачаточную клетку),
рубашку неукротимой белизны
и с редким перламутровым пунктиром
(опять же руки —
по швам),
беззвучные услужливые брюки —
703. уже давно томился вдоль стены
(как плоский новоиспеченный адъютант
с мороза — в теплую квариру
на цыпочках во фрунт —
пока что без лица, но уже весь глазами пожирая генерала)
704. …пространство грохотало,
чередовалась мгла;
705. из темно-карей маслянистой глубины
подземного вагонного стекла,
из-за чужой спины,
не исчезая, неотступно проступало
своими главными чертами
его помолодевшее лицо
с глубокими слиянными глазами;
706. вагон качало,
и ему,
707. протягивавшемуся вместе с ним сквозь тьму,
отчетливо и вдруг припомнилось начало
708. звучащего стишка
с той самой крыыловской единственной пластинки,
с горошинами алых точек
среди зеленых, желтых, синих, прочих
(как влажно ожили они, освободившись из-под пыли)
709. стишка с той самой крыыловской пластинки
с каким-то окончательным названьем «Жили-были…»
710. «жил на свете Рупьшестнадцатъ —
человек и гражданин
кто, вы спросите, такое
имя мог ему привлечь?
он свистал в метрах с вагоном
в черный грохался туннель
отбивал полупоклоны
словно к танцу ритурнель
современник миллионов
обреченных умереть
он имел в карманах темных
только нищенскую медь
если б он внезапно умер
этот тоже человек
то нашли б в его карманах
рупь шестнадцать итого.
рупь шестнадцать итого,
ну, и больше — ничего…»
711. …он мягко вышел в солнечную площадь,
на волю —
712. но весь еще как бы свернувшийся в клубочек,
вкатившийся в нежнейший золотистый ворох
невредной пыли,
713. на запнувшуюся долю —
лишь ощущая слабый внешний шорох —
прижмурясь, предвкушая, придержав
пружинку спуска,
серебряный ударный молоточек
714. и, избавив,
как бы персты разжав —
715. распался
широким треском веерного жеста,
716. раскрыл себя, всего себя подставив
717. под хлынувший полдень времени и места.
718. и почти что тотчас, справа…
719. (вобрав в одном моменте
другой, сканирующей, потайной сетчаткой
чредующийся, но стремглавый
летящий образ площади и дня —
с витушками фонтана…
лепнину лиц, скамеек,
клюющих голубей,
живую бронзу грузного коня
на взгроможденном постаменте;
разгоряченный торопливый полупрофиль
с испуганной ущербностью бровей
и с прядками волос, вроде прилипших змеек,
витрин обманчиво-прохладный полумрак,
квадратные застывшие часы, дорожный знак,
значок на лацкане, мускулистость сумок —
720. и тут же запах кофе,
721. прорезавший, открывший новый шлюз:
как бы теснящего, толпящегося шума,
который перепутал
весь свой воздушный груз —
шуршащий, шаркающий, шелестящий,
местами — как вкрапления — блестящий,
по ярусам влезающий под купол…)
722. …и почти что тотчас, справа, там,
где приземлился, воздух озирая,
и удивляясь собственным цветам,
курчавый низкий клумбовый ландшафт,
723. он увидал ее, идущей не спеша
вдоль края
зубчатой многобабочковой тени…
724. (миры качнулись, медленно поплыли,
как бы на двух сверкающих осях,
сводя две бездны к точке узнаванья,
в мгновенный страшный сокровенный фокус,
в разящий, молниевый, плавящий восторг
и ужас…
725. …Кнырр, закрывая
потухшие глаза,
в изнеможеньи
роняет голову на лапы…
засыпает…)
726. …вдоль края —
зубчатой многобабочковай тени,
727. в «шотландской» юбочке короткой,
со всей свободной легкою походкой,
728. со свежей ссадинкою на колене,
с почти невидимой пушинкой в волосах,
с браслетиком на узеньком запястье,
729. и с самым главным тем, конечно,
что нет в ее глазах
730. окаменевшей
неукротимой жалкой женской жажды счастья —
731. и вот они уже друг перед другом…
732. «Как вас зовут?» — Крыыл
вдруг почему-то шепотом спросил.
733. и она, упруго
привстав на цыпочки, почти щекой прильнув
к его щеке и весело
зачем-то рукой махнув,
и как бы по-прежнему не отрывая глаз,
шепнула:
734. «Я — Лесенка… а вас?..»

18

735. «нет, но я серьезно —»
736. «и я — серьезно —»
737. «но почему же „лесенка“, а не,
ну, например, „стрекозка“,
или „закатвокне“? —»
738. «все очень просто,
но сначала — вы… как вас зовут?»
739. «что ж, я тогда — «крыло»».
740. она захлопала в ладоши:
«прелестно!.. тут как тут,
мне повезло:
как раз крыла и именно сегодня мне не хватало».
741. «но я еще „вольер“!..—"
742. «вольер, крыло… не слишком ли манерно?»
743. «что ж, может быть… наверно…
итак — начнем сначала: как вас зовут?» — «Елена».
744. «Елена».
………………………………………………………
………………………………………………………
745. «…о, жизнь, ты — есть, и будь благословенна
за то, что есть, за нежный произвол,
за хрупкий дар, за то, что я — хранящий…
746. нашел… нашел… нашел…» —
747. так Крыыл почти молитвенно шептал
в потьмы участливо внимавшей
склонившейся защитной тишины
748. «как сладко спит…
какие, наверно, видит сны,
вся — в них, вся — там,
а я сейчас
749. один
750. один… один… Крыыл! опасность! осторожно!..»
751. внезапно остро и тревожно
запахла черная сирень,
и как бы ее же вскинулась тень —
752. блеснул стакан и —
канул,
753. но в этой искре лунного стакана
мелькнуло то…
754. Крыыл похолодел…
755. он слишком ведал, что есть такие —
заклятые, иные
значенья светов, слов:
756. однажды это было…
он, возомнивший ся, поддавшийся гордыне,
посмел
757. и сделал гулких несколько шагов
по их железной сумрачной пустыне,
и — счастье то, что он тогда успел
почуять, взрогнуть, оглянуться,
затравленно попятиться наощупь
и путь найти обратный…
758. он начал уговаривать себя: «ты — дома…» —
но это слово было незнакомо, —
«все — не так, все — проще,
вот, например, сирень на прикроватной
на тумбочке, еленины колечко и браслет,
ты — не один, и страха — нет…»
759. но был он, наступал,
здесь, там, вокруг, повсюду, близко,
не сокрушая, но страшно быстро
изъязвляя, тонча преграду,
за которой
все — поздно
за которой — вопль, провал
760. в безносое туда…
761. в стакане вдруг оскалилась вода,
сирень вдруг стала увеличиваться грозно
762. и внутри нее
как будто кто-то маленький, промозглый
пытался выбраться
и, словно спичку за спичкой чиркал и ломал…
763. «один да плюс один — их будет два —
не вдумываться, слышишь?.. не хочу… не надо…
один… один…
должна быть пустая голова:
один — ушел из стада
и начал странствовать как паладин —
764. один…»
765. Крыыл замер в страшном напряженьи,
беззвучно шевеля губами, вжался в кровать
и, понимая уже, что бесполезно,
766. что неотвратимо приближенье
и что ему не избежать, не вжаться,
и что — мгновенье — и он, теряя волю,
начнет завороженно приближаться
к несмеющей,
но тускло следящей —
и как бы не за ним,
а чуть косящей —
цепенящей цели,
767. к ожившей присмыкающейся щели,
и — всего лишь шаг —
он, леденея, вступит
в
768. беззвучный нарастающий сквозняк,
в уничтожающую скважинную тягу
из-за еще стены, но за которой
как за вздуваемой вздувающейся шторой,
что, надвигаясь, набухает…
но и она, — не ужас,
а ужас то, что вот, сейчас, она
с мгновенным ухающим звуком
обрушится…
769. Крыыл сдался. И нежно, осторожно
погружаясь в Еленин сон,
оправдывал себя, шептал слова прощенья,
но то, другое — было невозможно,
а он
боролся до конца.
770. он сделал все, что мог.
771. он погружался в еленин сон.
772. сейчас пока что
он был
773. спасен.

19

774. …он погружался в еленин сон:
775. отец сидит вполоборота
глядит в окно
776. там за окном
неясный и коричневатый фон
как бы в вирированном фото
размытые скопленья облаков
777. на кухоньке полутемно
и как-то зябко хмуро
778. отец встает (решительно встает)
включает свет
779. от резкой лампочки (без абажура)
мгновенно возникают в помещеньи
большие быстрые изломанные тени
780. и ощущенье
что все здесь временно и наспех не свое
и что они кого-то в оголенном этом свете ждут
но не тревожно а даже
скорей привычно
781. в тазу на табурете
неряшливо горбатится белье
782. тут же громоздятся
кастрюли сковороды чугунки
все запорошенные бархатною сажей
783. отец уже сидит напротив
снимает круглые железные очки
и странно приближаясь глазами
таинственно протяжно повторяет
784. «елесенька»
785. «я лесенка» кокетничает дочь
и тоненькими быстрыми руками
вверх вниз как бы углы их обтекая
рисует в воздухе ступени
786. они играют
787. шарахаются тени
то съеживаясь то как-то кособоко вырастая
788. уже по-видимому ночь
789. подходят к двери
вперед он пропускает дочь
790. сам почему-то медлит не идет
791. захлопывается с леденящим сердце лязгом тишина
она одна нет двери есть стена
большая чопорная зала
и острый привкус счастья и потери
792. какой-то бесконечно длинный стол
сверкает чинной и прохладной белизной
793. за стеной
морозное бренчанье пианино
794. стол очень очень длинный
и пустой
и по нему ей надо пробежать
и непременно не расплескать
зажатого в руке бокала
и все непоправимо
когда хотя бы капля упадет
795. там на другом конце (и это страшно далеко)
тот кто ее ждет
лицо застывшее как будто восковое
и с очень черными и ровными бровями
796. чудовищная люстра слепит огнями
неистовый хрусталь
она бежит легко
но впереди и это ей известно
есть место
роковое
скопленье почему-то складок
и там бы там бы проскочить и все в порядке
797. вот замер зал и тот уже привстал
протягивает руки
798. (а за кулисами все разудалей звуки)
799. и просто надо пробежать по ним
но эти складки
они как гипсовый рельеф лица
800. застывшие черты отца
801. огромные рубиновые капли
802. наползает тяжелый белесый дым…
803…………………………………………………
………………………………………………………
804. казалось, утро пробивалось отовсюду,
чтоб тоже
приластиться в объятья…
805. Крыыл улыбался тому, что почему-то выяснил
из сна —
806. она — его Елесенька — она
(что так сейчас спала в его руках)
807. любила сверкающую чистотой посуду,
воздушную полупрозрачность платья,
подробные прогулки в лес,
мужчин в очках
и детские хоры
808. (а также то, что «восковой» —
отныне навсегда исчез…)

20

809. …тут было нечто
сродни игре.
810. всего-то надо было безупречно
обеспечивать автоматизм
811. и маленькие удовольствия поштучно
давала каждая маленькая победа.
812. обряд был прост:
813. старательно, беззвучно
высвободить руку,
814. затем осуществить
с расчетливой протяжностью движений
чреду перемещений,
включавших:
815. выскальзывание из-под пледа
(по зимам — из-под одеяла);
пружинно-крупные беззвучные шаги;
почти что на подлете к стуку —
обрыв размаха прикрываемой двери
(с форсированным минованьем скрипа);
816………………………………………………….
……………………………………………………….
817. «…и вот уже мы чувствуем себя свободней,
вот — походя
мы в зеркале.
818. по-видимому, мы.
но не по-слышимому, и не
по ощущенью желанья кашлянуть —
(да кто там — в нашем теле
взглянул на нас в прилежной тишине
в сием как бы окне?..
но, впрочем, об этом после, не теперь,
тут важно, что ежесекундно мы при деле)
819. …проходим в кухоньку
и прикрываем
уже другую дверь,
820. включаем, наливаем, зажигаем,
ставим на огонь,
открываем, размышляем, смотрим,
решаем,
достаем,
негромочко включаем,
тихонько подпеваем (иногда!),
идем…
821. …как виноградна и свежа вода,
уложенная каплями на торсе,
катящаяся с щек,
вдоль шеи, плеч,
822. и пропадающая нежно в толстом ворсе…
823. как начинает розово мерцать
и жечь
босой, немедленно-отзывчивый огонь
по струйкам кожи
в подопечном теле…
824. …однако мы опять-таки успели —
до свиста — только начал закипать…»
825. обычно в будни Крылка завтракал легко —
не в смысле количества калорий —
а в отношении того,
что называют состояньем духа:
826. каким бы не был вечер накануне,
в каких бы ссорах, вздоре…
каких обид, тоски не стоила бы ночь —
с нашептывающим на ухо
велеречивым демоном ревнивца —
827. и, если не болела поясница
(итог их мебельной с Еленой эпопеи), —
828. все утром исчезало прочь
среди уверенно обставленной вселенной,
незамечаемой, с окном, четырехстенной,
829. в которой каждый жест,
производимый без усилья и идеи,
830. был сладостно-функционально прост.
831. «тут — наш форпост.
832. тут — здравое число известных мест
для банки с кофе,
сырницы,
варенья,
833. для хлеба в хлебнице,
для хлебницы в удобном углубленьи
(изъянчик в планировочном решеньи!),
834. для этой нишки в ракурсе стены…»
835. к сему ж была и виртуозность в достиженьи
умелой небудящей тишины
836. копимой в сложным образом неясный
837. моральный
актив
838. в каких-то внутренних его
защитно-страстных счетах
839. с Еленой — Лесенькой — Прекрасной…
840. знакоменький мотив
его вдруг неприятно зацепил,
как бы развязно и вприсядку приглашая
то действо совершить…
841. но утренний Крыыл
был не чета вечерним:
842. во-первых, он — спешил,
привычно предвкушая
свой выбег из дому (рассвет, велосипед,
прохладная дорога на работу…),
843. во-вторых, конечно,
он понимал, что
случай был не то, что б клиника, но как бы и врачебный,
844. и распускать себя не след;
845. затем, сегодня (он подавил зевоту
и —
лениво оглядел ландшафт стола,
оценил, как падал свет)
846. пред ним был «nature morte»[1]
а не «still life»[2]

847. а значит
он был сегодня
во «французском» настроенья;
848. и, наконец, —
(венчающий аккорд
в любом перечисленьи) —
849. он был на кухоньке один.
850. вот, если б ненавидимые гости…
851. как часто, сидя меж брадатых бардов,
их подруг,
подруг Елены с их любовниками и мужьями,
средь скромных экстрасенсов,
туристов, кришнаитов, рукоделов
(один из коих оным был
в буквальном смысле —
бывший физик-скалолаз,
который как-то раз
куда-то лез,
сорвался,
в результате — остался
без руки, но
сработал сам столь потрясающий протез,
и так, действительно, уверенно и ловко
им навострился, скажем, спички зажигать,
что стал — курящий…)
852. как часто вечерами, сидя с ними,
насупленный, молчащий,
с бокалом ненавистного вина
853. он подпадал под это,
854. обычно начинавшееся так:
855. сначала, как сигнальный знак
как бы включалась резко тишина
856. (нам хочется сказать английское «abruptly[3]»
есть в этом слове звук срывающейся капли…)
857. «да, это точно:
включалась тишина.
858. затем — отчетливое впечатленье,
что мы непрочно
сидим на возвышеньи
среди круглоголовых обрубков и отростков,
859. о чем-то почему-то говорящих;
860. нам представляется большой стеклянный ящик;
861. а дальше — неудержимое влеченье,
как ведомая нам дурная склонность
у мальчиков-подростков,
862. мы тоже понимаем: дурно, нет, не надо б,
мы — рады б
863. — но вот мы уже в правом
верхнем углу:
864. под нами — приземленные к столу,
865. укоротившиеся, как короткопалой
становится ладонь в воде
при исподлобном взгляде на нее
вдоль вдруг обособившегося тела,—
сидят мелкоподвижные фигуры.
вся панорамка изрядно потускнела;
тут — осыпи, здесь — крокелюры;
но что-то постоянно в ней —
хотя беззвучно и малозаметно —
меняют:
866. то — парами, то — вразнобой, то — хором —
867. тут поворачивается голова,
здесь чуть сдвигается рука,
тут губы раздвигаются ответно
(мы видим кончик языка,
он — не раздвоен…)
там свет ползет по шторам,
меняя профили теней…

868. они не знают,
что я, сидящий рядом с ними
Крыыл, уже — отплыл,
869. я — в правом верхнем
углу, в котором —
с каким-то стыдным наслажденьем
слежу за панорамным представленьем —»
870. детали, в сущности, всегда одни и те ж:
871. плита;
на ней — кастрюли;
кактус в окне;
чуть скособоченный пиджак на стуле;
прикнопленный рисунок на стене
(шарж на Крыыла в виде волка
и с надписью: «А ну, попробуй, съешь!»);
разбросанная на столе уже без толка
подутварь, как-то:
стаканы, блюдца, пепельница, вилки,
салатница, салфетки, нож, бутылки
(одна сейчас прилажена в руке),
свежий потек на потолке —
872. но все это лишь в нижней части куба
(кроме потека) —
873. куда гораздо больше впечатляет
подсвеченный оптико-наполнитель
сего террариума бытия.
874. для всех участников он кажется — сугубо
обычным
табачным дымом.
875. не то для Крыыла:
876. его око
вдруг начинает зрить, как темный свет лия,
как будто грузно дышит, натекает,
проходит по ходам незримым
и — истекает сквозь невидимые щели
как бы и — время, и — живая плазма,
877. и зорко вглядывающаяся тьма.
878. он выпадает из обычного ума.
879. он видит эти тусклые личинки
для бедной одноразовой начинки,
он силится понять все — для какой же цели?..
880. и он глядит, глядит на них
до жалости, до спазма…
881. как правило, тут начинает «падать снег».
беззвучные огромнейшие хлопья
оказываются то — фразой,
то — реплик обрывками, то — частью слова —
всего того, что здесь сегодня говорилось,
882. и Крылка чувствует усталокрылость,
садится на любую из «снежинок»,
«и вот мы снова —
883. цельный человек,
884. сидим без опасений
с гостями, с Лесенкой, со всеми,
885. и только одинокая какая-то в нас струнка
зудит надрывно,
886. что эта жизнь —
887. не непрерывна…»

21

888. «ты любишь праздность,
мой левнивец», —
889. говаривала Лесенка ему
и часто, —
890. «мой бог, но почему
такое наказанье —
891. любить ленивого ревнивца!..»
892. «давай освоим вычитанье», —
он как-то ей сказал, —
893. «и ты поймешь, что я люблю не лень,
но паузу, зиянье,
сквозной пролет, лакуну, интервал,
894. не благостные А и Б — но расстоянье
между исчерпанными ними…»
895. «тогда отдайся схиме…» —
рассеянно Елена отвечала,
считая петли сложного вязанья
и —
не подозревая, что кладет начало
роковой не стежки, но межи…
896. «и что еще за вычитанье?»
897. «скажи,
898. ты думаешь, что ваша жизнь,
она — вся ваша жизнь?»
899. «что значит эта „ваша“?»
900. «ну, ваша, наша,
тут — серьезно, не цепляйся,
не в этом суть…
901. и попытайся,
902. ну, что ли вычесть из неё
чудовищный автоматизм…
903. он все высасывает этот вурдалак —
но с уважительным прозваньем:
904. „организм“…
905. не так?
ты думаешь, что это все конфетки?
„А ну-ка, отними“?
906. а он, шутя, их отнимает?
умильно смотрит и хвостом виляет
и ждет, когда пожалуют ему?
907. пойми —»
908. «я не пойму —"
909. «так отними!..
хотя бы раз, но — выползи из клетки
и — отними
910. хотя бы раз
решись, попробуй, вычти…»
911. «да что? и из чего?»
912. «сон, добыванье пищи,
хомут, болезнь, тупые дни, привычки,
913. простейшее из так
упорно называемого Жизнью,
из Чуда, Дара, Таинства, Огня —
914. ты не найдешь и дня…
обманутый и нищий
ты проползаешь сквозь животный мрак…
915. ты почему так смотришь на меня?»
916. «когда ты рядом спишь
(ты говорил про сон)
когда я рядом сплю —
917. я все равно тебя люблю…
918. нет, ты пойми
я в самом деле,
со всех сторон,
как бы в любовно сторожимой колыбели,
я засыпаю
с непобедимой верой —
919. а что уж там во мне
живет в тобой хранимой тишине —
бог с этим, важно ли названье…
920. а разве можно вычесть ожиданья?..
921. ты это тоже назовешь химерой?
животным заполненьем пустоты?—
какой же ты…»
922. «а что бывает, когда я жду тебя?»
923. «…о, да, я покупаю, я готовлю,
но — для тебя,
я это делаю с любовью…
924. мой милый, прости, но
ты здесь что-то спутал:
не клетка,
925. но огромной высоты
защитный купол,
926. хрустальный, чистый, голубой
для нас с тобой…»
927. «ага… и для, простите, тошноты,
и для-с метеоризмов звука…
какая, к черту, разница
что — клетка, купол,
предел — поставлен!
928. и итог, ответ, он однозначен по условью!..»
929. «но я все делаю с любовью…»
930. «…изысканно обставлен
до похорон, до гроба,
до могилки…»
931. «не узнаю сегодня Крылки…
не знаю, что ты здесь такое говоришь,
и с такою злобой…
но что-то ты сейчас бесповоротно губишь…
932. скажи: ты меня любишь?
933. нет-нет! не отвечай!
не отводи глаза… смотри в упор!
беда… беда…»
934. так завершился этот странный разговор
тогда.

22

935. и тем не менее Крыыл
не мог быть назван праздным.
936. да, он жил
слегка однообразно,
937. свое занятье, то есть, службу
влачил,
938. но — установил себе за факт,
что жизнь — дискретна,
939. и, методично вычленяя в ней свой праздник,
приучил себя любить
не эту предлагаемую пьесу,
но каждый в ней антракт.
940. работая в отделе
технической эстетики, в НИИ,
941. Крыыл частенько вспоминал
далекие уже те дни,
ту беззаботную заботу,
когда подыскивал себе работу —
942. сюда сначала тоже не хотели
943. (о, проницательный начальник кадров —
он за версту их чуял, этих гадов,
подводных, крыловетренных, двойных, сквозных…)
944. и неизвестно, чтобы сталось дальше,
не «поднажми» там Секретарша,
одна из лучших Лениных подруг…
945. в работе Крылка разобрался
не сразу,
как говорят, не — вдруг,
946. но потом — поднаторел,
хотя так и не полюбив…
947. тут главным было в этой нелюбови,
в ее первооснове,
что был он тайно и по-детски
нетерпелив,
948. а в мелкой сволочи упорно мелких дел
никак не вычленялся срок,
949. не вытанцовывался громовой итог —
950. сравнимый просветляющий вселенский…
951. в паршивой будничной текучке,
средь византин учрежденской —
точьба карандашей,
согласования, «летучки»,
какие-то генсхемы,
иерархемы
нюансов резолюций, директив,
сторонние заботы,
полеты
под надлежащим ведомственным небом…
952. о, нет — он не был
ни безусерден, ни ленив,
953. он тоже делал дело,
954. но в нем все время зрело
зерно обиды:
955. «где хоть какой-то срок?
где чудный смысл? сверкающий итог?
956. что за мучительный оброк —
радеть строительством гигантской пирамиды,
одной-единственной,
957. да, правда, грандиозной,
но — одной,
все под себя подмявшей,
958. „стержневой“…
959. все ладят бесконечную ее,
под смету подгоняя бытие!
960. и — нет, чтоб заглянуть
в обширный исторический загашник —
961. такой уж назидательный, что — жуть…
962. вот он лежит, родимый, не тускнеет,
такой уж взрачный,
уж столь прозрачный
бесценный опыт вавилонской башни,
963. как бриллиант средь бархатного мрака…
964. казалось бы, бери, используй —
965. однако
966. из этой провалившейся затеи
был сделан филистерский вывод,
извлечена домашняя мораль:
967. „противный, вон, какую красоту расстроил…
конечно, жаль… но ничего,
мы новую построим“ —
968. и вся печаль!
969. а то, что это было
последнею, быть может,
отчаянной попыткой
нам подсказать
великий путь отказа
от поисков всеобщего, для всех,
от титанической тоски универсалий…
970. нет! нас не наказали,
нас — спасали…
нам предлагали
другой, живой, многоветвистый путь,
971. но слишком въевшейся уже была зараза
и это согревающее чувство,
что человек и человечество —
одно ж;
972. стихийного стандартизатора Прокруста
самого хоть и под нож —
но все же, все мы —
973. одной биологической системы,
едина суть,
единый вид мы, мы — разумный хомо,
а коли вид — един,
то и един резон,
974. чтоб мыслить так:
975. огромный, солнцем залитый газон,
на нем — громада циклопического дома —
внутри продуманный, уютный, милый —
подобье некой многомиллиардно-
квартирной поствавилонской виллы
со массой коммунальнейших удобств,
с отсутствием тиранства, страха, злобств…
976. а наша здесь любимая работа?
да это, ведь, апофеоз.
как в ней нуждается наш чаемый колосс.
что, там
жалкенькие
Александр, Цезарь, Бонапарт —
977. грядет Его Величество Стандарт!
978. днесь мы творим его
и нет у нас печали…
979. рассчитываем допуски, нормали,
стандартизуем
параметры, процессы, измеренья,
системы технологий управленья,
по бедности все ищем типовых —
сиречь — незамедлительных решений,
укладывая гвалт столпотворений
в стандартну тару, на тираж —
и все затем, чтоб этот гвалт притих,
чтобы вавилонский наш мираж
все рос бы, рос…
980. я повторяю: здесь — апофеоз!..
981. не могучи постичь разнообразий,
всю эту бродящую массу,
и относя ее к чураемому классу
назойливых и неудобных безобразий,
мы создаем унификат:
982. подклассы: рай, чистилище и ад;
983. во всеухватность диалектики поверя,
стреножим
984. четырехногого в действительности зверя —
оно удобней так;
985. стандартизован каждый шаг;
986. над этим же работаем и мы,
еще стандарты множим…
987. из необузданной, но плодородной тьмы
возможностей, залогов, вариантов
вылавливаем маленькихгарантов
посильненьких удобненьких удач —
988. какой итог?
и есть ли он — итог?
тот, что Прокруст — палач?..»
989. ах, если б Крылка мог
найти свою
в необозримом Своде Персоналий,
990. извлечь сей небывалый
чудовищный Кадастр,
991. сего
сверхэнциклопедического монстра,
992. тот циклопический, гигантский
Событийник,
993. непостижимый свой
Древосудьбовник
994. (что только в старых липах
разросшихся, отдельных, одиноких,
с мощной кроной —
себя выказывают тайно
бедным нам созданьям
в тревожащих игрушечных модельках
да и то невнятно, случайно, лунными ночами,
между снами…)
995. он прочел бы
(вместе с нами),
996. что
997. «…весной такого-то умышленного года
Чудовище, вид „мимикре тоталис“…»
998. (опускаем…)
999. «…принявший облик
таинственно исчезнувшего В. Крыыла (см.),
среди немногочисленных знакомых
известного под кличкой
1000. „кукукнутный“ —"
1001. (однако, любопытно!)
1002. «…где встретил Елену К. (см.), экономиста,
26…»
1003. (дальше, дальше… ага! вот, кажется, добрались,
есть!..)
1004. «…не понимал
ни сладости, ни смысла,
ни — обоснованья
достойнейшего званья:
1005. „стандартизатора“ — „скрепителя игры“…
1006. принадлежа —
фактически случайно,
косвенно, едва —
1007. к всевластному избранничеству цеха,
к сей гильдии „не-лижущих-с-ножа“,
к „оснастчикам ургентных своеволий“
1008. (приводим только два
из более,
чем тьмы их эвфемических названий —
интересующийся — см. „Классификатор…“
изд-ства „Хтоник и Пантократор“…),
1009. но не бывший ни разу приглашенным
на их пиры —
1010. В.К. не чувствовал, что в этом всем есть тайна
(жизнь мыслилась ему
нечаянно проснувшимся во тьму
едва успевшим выбиться побегом —
но уже запорошенным
пресыщенным и моложавым снегом…
1011. подобный трепетный и, в общем-то, достойный
нежной души В.К. подход —
был, разумеется изрядно фитоморфен:
1012. по сути ж, это был наркотик, морфий
лениво-поэтической душе,
не выдержавшей мужеством поход
по сумрачным долинам одиночеств —
плюс — отягченной им в сегодняшней попытке…)
1013. «не мощный корабельный лес —
но, суть, собранья древоточеств,
не виноградный чудный лист, зубчатый, вечный,
но кружевная ветхость, старость —
вот, что осталось
от всласть здесь поработавшей улитки» —
1014. писал он торопливо в дневнике,
любуясь
своими легкими перстами…
1015. оставим это на запнувшейся строке
1016. (желающим и в этом разобраться
см. в подразделе 37–12…).
1017. …что в посвятительном уставе
сего сознательного братства
есть тайнописный пункт —
1018. для в нем дерзнувших разобраться —
уничтожающий постыдно-мелкий бунт;
1019. краеугольная основа,
смысл, оплот —
1020. (приводим в извлечениях дословно):
1021. «…………………….. — признает,
что все, что есть на свете,
все, вовлеченное в круговорот,
все сущее и могущее статься —
имеет стратегические цели;
— что сей
означенный круговорот,
на самом деле,
есть путь к иному совершенству,
чем вначале;
— что
в нем ничто не может потеряться…
чтоб что-то в нем пропало,
кто-то сгинул…;
— что ряд этапов
минул;
— что титанические силы,
которые все это раскачали,
дабы исторгнуть надлежащий хаос
с тем, чтобы можно было приступить
к осмысленному перевоссозданью —
еще присутствуют в какой-то мере;
— что неизвестно,
какая часть пути еще осталась;
— что
каждому воздастся по вере;
— что извлеченье,
осмысленье, созиданье
простейших элементов, их конструкций,
их комбинированье, лепка, сочетанье,
использованье типовых инструкций…
их повсеместная и ладная подгонка,
их сопряженность, сочленяемость, входимость —
вся эта ненавязчиво и тонко
подсказанная нам необходимость —
наглядно и доступно, напоказ —
так, чтобы
мы, дети,
потихоньку научались,
что это есть
какой-то средний класс
учебы;
— что таковой
еще есть и начальный;
………………………………………………………
………………………………………………………
— что в нашем случае
все это есть не цель,
но способ, средство, смысл высвобожденья,
лишь птичья школа, нудная натаска,
подпорки дела,
дабы беспомощно душа не костенела
пред неуклюжим неуменьем;
чтоб краска
ложилась там, где должно,
и становилась властно
светом или тенью;
чтобы соборно,
всей властью — полнозвучно и бесспорно —
вели свой равногласный диалог
гигантов
со мирозданьем мощные аккорды,
не сокрушаясь раболепным отягченьем
негибких пальцев;
чтобы, не тратя силы на просчет
учебно-укрощенных вариантов,
гроссмейстер мог
пронзительным летучим озареньем
объять мгновенно сумрачный ландшафт
и выстроить далекую победу…;
………………………………………………………
………………………………………………………
— чтоб человечество,
пытая калибровочным огнем,
через мучительные грохоты и сита,
распределяя профиля по судьбам
слепых тяжелодышащих машин,
впрягаясь вместе с ними
в набычившиеся орбиты,
ценою собственных трещащих позвоночин
и лопающихся жил,
чредуя повелительные тавра —
творило б в муках новую породу,
которой грезило в младенчестве своем —
могучего вселенского кентавра,
о нем — благая весть…“»
1022. …к сожаленью,
В.К. сей пункт не осилил
прочесть…

23

1023. в один из благосклонных дней
Елесенька и Крылка
определили,
что их «квадратный» юбилей
1024. (он выпадал как раз в конце недели)
1025. им хорошо бы сотворить не дома,
1026. а — забраться
куда-нибудь подальше,
ну, например, на дачку к Секретарше…
1027. и складывалось, вправду, хорошо:
1028. сидели —
под ленивое поварчиванье грома
на маленькой терраске
вчетвером
1029. и все кругом —
какой-то живой и влажный шорх
в веселых потемневших листьях,
1030. громадные и сложные маневры
угрюмо-быстрых
оттягивающихся облаков;
1031. мокроволосый —
(то нет его, то — вот он!
как юный расшалившийся ныряльщик,
такой веселый белозубый мальчик…)
мокроволосый запах свежей краски
от осторожно снова всех раскрытых окон;
1032. бессмысленно-уютная возня
в связи с добротно-старым
гвардейски-натюрмортным самоваром
(грудь — колесом; здесь — блик,
тут — тень нежнейшей вмятинки у горла…) —
1033. с Подкладываньем щепочек да шишек,
1034. с ревнивым
чередованьем Подмастерьях Прав —
как, например, «раздуть мехи у горна»
(и всякий раз шум, искры, едкий дым,
свалившийся сапог…);
1035. с Разнюхиваньем Трав,
с впаданием в безудержный излишек
бузливо-дегустаторских затей
(как в детстве, или после долгих трудных дней…
со смешиваньем липтона и липы,
а к бергамоту — мята и жасмин);
1036. и с Пальцев Обжиганьем
о вентиль краника
(«Ну, здравствуй, Буратино, —
а где ключа другая половина?..»)
с Хватаньем
за мочку уха и сладостно-мгновенным в нее
Переливаньем
из подушечек пальцев — глянцевого жара;
1037. вся — повторим,
вся эта сложная возня у самовара,
весь этот антураж, флер, аромат и дым,
свернувшийся в калачик дом,
влажный свет сквозь дебри вечереющей сирени —
все это вдруг, расширившись, исчезло
1038. и оказалось, что на сцене
уже давно идет прогон
с каким-то важным, нервно-радостным, сквозным,
приподнято-широким разговором,
который (как и любой из наших —
с середины)
нечаянно открыл
1039. благожелательный и разомлевший Крыыл:
1040. «…вот это — избранное из жизни,
из рутины —
чудесно…
живешь для нескольких минут,
для, в сущности, мгновений…»
1041. «давай, давай», — лениво отозвался Марабуш,
— «давай, дерзни, попробуй, поднимись
до мертвых философских обобщений…»
1042. «нет, правда, здесь сегодня — чудно, славно,
1043. но вы, как вас хватает
на полное собранье сочинений?
на ежедневное, поглавно,
со сносками, с петитом примечаний…
1044. что, надо быть особой породы?
иной закваски?»
1045. «так называемые малые привязки», —
1046. покуривая, уточняет Марабуш
(невозмутимый Секретаршин муж,
так именуемый благодаря
одной прелестной
случайно-точной Лениной ошибке,
всех так ужасно насмешившей
потом —
она считала марабу и птицу-секретаря
за одно и то ж…
но оказалось, что, действительно, похож
на сей гибрид, на этот вот фантом…)

1047. «так называемые малые привязки», —
покуривая,
уточняет Марабуш, —
1048. «и именно: „с петитом примечаний“».
1049. «большие радости и малые печали…
я понимаю…
тут нужна сноровка;
но любить их можно только
от — безнадежности,
и слово „малые“ — подгонка, подтасовка,
оптический самообман,
они — не малые,
они —
1050. ничтожные, ничто… их нет!
нет, правда, я не понимаю,
какой-то бред…
1051. считается, что, коли взять, ну, например, экран
не пятьдесят один,
а уж шестьдесят семь в диагонали —
то это — верх! отпад! и мы — в финале!
а в телевизоре все тотженький сюжет:
мир увлечений, жизнь растений,
стодвадцатьтысячношестой чемпионат
по фут-ганд-баскет-волейболу,
или о том, как вырастить салат,
а также, почему подросток бросил школу,
как следует теплить, солить, селить…»
1052. «тут надобно любить», —
заметил Марабуш негромко и серьезно.
1053. «ты это любишь?»
1054. «что-то я люблю…»
1055. «ну да, конечно, ведь, другого не дано!»
1056. «а я, вот, тоже не люблю кино», —
вдруг неожиданно включилась Секретарша,
1057. которая до этой минуты
как бы не замечала разговор
вся — погруженная
в какой-то свой таинственно-опрятный перебор,
но вот —
1058. обревизованный захлопнут сундучок,
она берет стакан,
глядит на Крыыла сквозь стакан
1059. (тот видит циклопический зрачок) —

1060. «порою чувствуешь себя так неуютно…
особенно, когда там крупный план —
красивые актеры,
огромные их лица и фигуры,
огромны страсти, слезы, разговоры,
все, все — от глаз и… до мускулатуры —
торжественно, значительно, громадно…
а ты, козявка, съежившись, сидишь,
как недочеловек
пред сверхчеловеком…
это — беспощадно…»
1061. «ну, ладно…
ну, будет тебе страхи нагонять на малых нас,
мы», — посерьезнел Марабуш, — «мы не о том, малыш», —
и повернулся к Крылке:
1062. «однако — ты уже не первый раз
об этом говоришь…
то — так, то — эдак,
здесь что-то кроется — так скинем одеяло,
как образно говаривал, бывало,
своим сожительницам мой покойный предок,
1063. что мучит, жжет тебя, что за дела?»
1064. «проблема правого энд верхнего угла», —
внезапно отвечает Крыыл,
1065. и тут же
без паузы, размеренно, бесстрастно,
как бы не глядя ни на кого, но, отмечая,
как делается красным,
а дальше застывает, каменеет,
превращаясь в маску — лицо Елены,
он излагает суть проблемы…
1066. внимательнейший Марабуш
как бы рассеян — он
как будто бы всецело погружен
в ритм легкого труда:
покачивает прикрепленный к черной нитке
пакетик одноразового чая;
1067. на этот маятничек безотрывно,
вытарчивая из своей накидки,
растерянными жалкими глазами
глядит его жена…
1068. но нитка — освобождена,
квадратик розовый становится бордовым,
и произносит Марабуш решительное: «М-да!»
1069. с фанерным треском
отодвигает стул, встает, потягивается
и — приглашенным консультантом начинает:
1070. «Ну-с, что же, господа!
Нам случай представляется не новым.
1071. В начале века
некий французский доктор — с блеском —
практиковал
один бесспорно любопытный метод
лечения подростков от дурных привычек:
он — на воздушном шаре поднимал
(как можно выше!)
сих несчастных деток,
и там, на высоте, средь облаков и птичек
их заставлял —
— да, мастурбировать… вы — правы…
и ласково так говорил (средь беспредельной
синевы):
«Смотрите, дети,
как внизу — налево и направо —
как там огромен, незапятнан и прекрасен мир,
и, сколь ничтожно, маленько —
чем, до сегодня, занимались вы…»
1072. так стопроцентно их вылечивал ученый,
и, стало быть, в каком-то смысле, ты, Крыыл,
из их когорты, ты — леченый,
но — как бы слишком радикально?..»
1073. «Нормально!..» — с нервным восхищеньем
Крыыл оценил и шутку и рассказ, —
«так, значит, это вот что,
немножечко перелечил…
а как теперь спускаться с облаков?..»
1074. «Тебе б, мой милый, забивать быков!» —
с такою кроткой яростью шепнула Секретарша,
что Марабуш ужался…
«лечил, перелечил… а вот другой ученый», —
1075. она вдруг встала, —

1076. «ты слышишь, Крыыл,
а вот другой ученый
учил,
как надо
охотиться на крокодила:
идешь на берег Нила,
с собой берешь пинцет,
скучный роман, подзорную трубу,
пустую спичечную коробку.
Располагаешься на берегу.
Читаешь.
Засыпаешь.
Тут вылезает крокодил.
Идет к тебе (вы представляете себе
его походку?).
Берет роман. Читает.
Ну, разумеется, он тоже засыпает.
Однако вы заснули раньше
и — раньше проснетесь.
Вы смотрите — есть рядом крокодил,
спит со скучающим лицом.
Берете подзорную трубу другим концом
и снова видите: спит крокодил,
он очень мал, и очень мил,
и выхода у вас другого нет,
как взять пинцет
и очень осторожно
вложить его в коробочку — и — всё!..»

1077. «Ну, просто потрясающий сюжет!
нет, это невозможно…
ты понял, Крыыл,
вот наш ответ
на правый верхний угол…»
1078. «Но не на твой, будь трижды проклят, шар!»
1079. «Я думаю, что ты надумал пугал», —
уже серьезно отвечает Марабуш.
1080. «Надумал, не надумал…», —
перебивает Крыыл, —
«но факт, что я — таков…
1081. спускаться с облаков,
и биться, хлопотать, и всюду натыкаться
на стены, ставни, шторки, дверки —
1082. ах эти обязательные танцы!..
1083. скользим, как водомерки,
над недоступной глубиной пруда…
ничто не мучит, не тревожит —
1084. но иногда…
прикинешь, вспомнишь ли, представишь
и — мурашки вдоль спины…»
1085. «А, может», —
и в глазах у Марабуша
зажегся маленький фонариковый свет, —
«а, может, ее вовсе нет,
я, разумею — глубины!»
1086. «Вопрос, не стоящий известного гроша!»
1087. «И все же, все же…
нет, разумеется, не то, чтоб нет,
но — как взглянуть…
чудак, у каждого есть свой воздушный шар…»
1088. «И у тебя?»
1089. «Конечно!.. ежегодно, с мая…
И завтра же я, сэр, вас изымаю
в свой ежедневный ракурсный полет,
сиречь — в „доставку“,
1090. дабы подзорную трубу перевернуть,
как нам напела сладкая сирена…
1091. не возражаешь, Лесенка!..
1092. что с тобою, Лена?..»

24

1093. …уж лучше бы он этого не делал
1094. «подопытная, подлая неделя…
проклятый толстокожий Марабуш!
1095. ему-то что! привычная работа —
слупил очередной недельный куш:
1096. ах, временный агент — доставка на дом —
ах, железнодорожные билеты —
три штуки наварю за лето…
1097. король наварский!
1098. так мне и надо,
хлюпику, треплу…
1099. „Извольте-с выступить. Есть роль. Для идиота.“
1100. „всегда готов-с…“ —
1101. сидел же, ведь в своем углу,
ну и сидел бы,
1102. нет, вылез!:
1103. у нас проблемы, у нас — понос,
у нас тоска навынос…
1104. но что же, что же делать?
как он меня просек,
и как — подсек!..»
1105. Крыыл — пил.
1106. и в этом — невозможном — было все,
сводимое к словечку «приравняли».
1107. он повторял его и повторял;
он ждал Елену;
на лбу его сверкали
капли пота;
он наливал; опорожнял;
и снова
твердил одно-единственное слово;
и видел видел видел эти
им с лишком триста осчастливленных квартир,
1108. где в каждой были, или —
подразумевались, или —
могли быть
1109. пол — потолок — (паркет — потеки) — в передней
половик — плащи — пальто — плафон — пыль —
пианино — плита — посуда — пластик полок —
плитка — просушивающиеся пеленки — приготовленье
пищи — постирушка — пирог (позавчерашний) —
псы — попугаи — пушисто-полосатые питомцы
(пираты, паиньки, проныры) — пробор — прическа —
проседь — похмелье — перегар — на пальце
перстенек — подмокший пластырь — прыщи — пупырышки —
порезы — пот — присаживаться просьба — привычный
постоянный перифраз: «поедем…» —
1110. похожесть подоплек — подобье подноготных —
простейшая причинность процедур —…
1111. «се — Пассажир!
1112. однообразно и уныло-торопливо
твоя (его моя) проходит жизнь
1113. простые варианты режиссур:
в командировку, в свадебный вояж,
на похороны, в отпуска —
1114. тоска…
1115. ты мнишь неповторимым — трагическим или счастливым
свой индивидуальный макияж
1116. („полтинничек“ на чай, „подкова“ на двери,
„панно“ на стенке…) —
1117. умело подзабыв, что все — поточно,
1118. что так же точно
«полтинничек» мне сунет и другой,
1119. что тут же рядом, за такою же стеной
висит такое же — чеканное! — „панно“,
1120. что сотни таких же вот „подков“
(на то же, видовое! счастье)
1121. прилажены на сотнях косяков…
1122. есть то, что есть,
иного — не дано:
хоть разорви себя на части —
все то же воспроизведешь!
1123. есть все, что здесь,
а остальное где-то там все…
1124. и я такой же…
1125. ВРЕШЬ! НЕ ВОЗЬМЕШЬ! НЕ ДАМСЯ!
1126…и ты, сирень, со мною заодно…»
1127. все емкости: тазы, кастрюли, вазы, банки, бутыли —
все было заполонено:
1128. торжественные гроздья плыли
сквозь сумрак комнаты:
1129. как тихо было в доме
1130. Крыыл нежно погружал
в трепещущий, чуть влажный матерьял
тяжелые горячие ладони.
1131. и растравлял
себя
1132. «там тоже тишина… дурманный аромат,
и влажный трепет кожи…
и вся она…
1133. и кто-то всю ее…
1134. (и неотвязно возникал —
да что ж это, за что же… —
тот образ туфельки, та, недоступная затаптыванью
розовенькая часть ее подошвы,
аккуратно-чистенькое, непристойно-доступное
укромное местечко…)
1135. …за что мне вечно
весь этот ад?
1136. Крыыл, ты — напился… мокро на щеке…»
1137. ………………………………………
…………………………………………………
1138. звук ключа, поворачивающегося в замке.

25

1139. «Ну, что сидишь,
как жаба на смотринах?»
1140. «Ты почему так поздно?»
1141. «Ты почему так грозно?»
1142. «Елена, что произошло?»
1143. «Как может спрашивать крыло?
Оно — не орган говоренья,
оно есть средство горнего полета,
паренья,
лебединых,
высших сфер…»
1144. «Ты — пьяна?»
1145. «Что в голосе у нас — тревога? страх? забота?
участие относится ко мне?
к той, у кого
1146. пищеваренье?
наборчик жестов и манер?
да физиологическая глубина,
да — не забыть бы! —
1147. не очень чистое дыханье?
1148. ну, что — портрет мне удался? вполне?»
1149. «Елена! Прекрати кривлянье!..
1150. послушай… сними свой плащ и сядь…
смотри — твое любимое вино…»
1151. «Итак, что происходит? — и давно! —
ты это хочешь знать?
1152. изволь, скажу,
поскольку — ухожу…
1153. нет, уж, не смей меня перебивать!..
1154. вина?.. ну, что же, наливай…
махнем на посошок за все, что было.
1155. …ах, Крылка-Крыл,
я так тебя любила;
1156. …ты знаешь, почему
в тот самый первый
наш раз
я так тебе отозвалась?
казалось, ты летишь из тьмы во тьму…
такое выраженье глаз — как весть…
в них целый мир был, понимаешь, весь!
не твой, особый, а — весь,
мир, полный живого разноцветного огня,
в нем было — все,
как в дебрях карнавала,
и не хватало
всего, лишь, одного: меня!
1157. а после радужный туман
исчез бесследно,
и оказалось, что —
1158. оптический обман:
1159. не Я была тебе нужна,
а ИЗБРАННОЕ из меня;
1160. как ты любил говаривать — „дискретно“…
1161. не я — любимая, любовница, жена,
всего лишь женщина, стремящаяся к счастью —
1162. а „резонансный кейф“ —
прелестный оборот!
1163. но вот беда! — я, видишь ли, живая.
а такая —
я не могу быть „некой ипостасью“;
1164. за мной — как справедливо
и досконально ты высмотрел из своего угла —
неустранимый шлейф
1165. привычек, страхов, мелочей, забот,
обычные паршивые дела
„продуманной системы издевательств“!..
1166. которые, суть, что? —
1167. мои манеры: тщательно вникать
в слова, в детали, в спектры обстоятельств,
подробно говорить по телефону
о вроде бы неважных пустяках,
не выносить шуршания газет,
не идеально вымытой посуды,
пытаться от всего — и даже от простуды —
лечить при помощи диет,
обсуждать
гостей, знакомых, кинофильмы, книги,
предпочитать
несчастный пиркофен пирамидону
и за ним
просить тебя сходить в тот, правда, страшный ливень,
заставлять
вести тебя же твой же дневник —
скажи, какие тут вериги?
1168. чем заслужила
я ту истерику, тот безобразный крик:
1169. „ТЫ ВОЗОМНИЛА
ЧТО ТЫ —
ПРИЧАСТНА К ОБРЕТЕНЬЮ ВЫСОТЫ!
ТЫ УНИЧТОЖИЛА МЕНЯ, ПРИБИЛА, ОПУСТИЛА
В ПОДВАЛ, В ПОДПОЛЬЕ, В ОБРЕЧЕННЫЙ АД…
ТЫ МНЕ ОТРЕЗАЛА ПУТИ НАЗАД,
ОБРАТНО,
ПОДРЕЗАЛА МНЕ КРЫЛЬЯ АККУРАТНО…
КТО Я ТЕПЕРЬ? — ОБЫЧНЕНЬКИЙ ЖИЛЕЦ
ВНУТРИ ОБЫЧНЫХ СТЕН…“
1170. ну, что ж, я отпускаю из вольера
заманенного бедного тебя,
1171. с меня довольно
1172. и этой слежки, и этих сцен —
1173. живи привольно…
нет ни стен, ни плена… где моя бутылка?»
1174. «Какое избранное? что ты тут несешь?
Елена…»
1175. «Спариваться, Крылка,
еще не означает жить любя…
1176. вживи себе, как крысам, электродик
и лапкой жми, жми, жми, жми…
1177. и лови свой смак…
1178. а мы, простые, мы живем чуть-чуть иначе,
слегка — не так,
1179. хотя и прозябаем в организме…“
1180. «Елена… Лесенька… какой-то бред,
мы просто напились… в каком-то диком сне…
иди сюда… ко мне —
все хорошо, все будет хорошо…
моя любовь… ты — лесенка… опора
и никакого
нет верхнего угла…»
1181. «Поезд — ушел.
1182. я себе нашла
другого
1183. СПАРРИНГ-ПАРТНЕРА!»

Конец второй части

Часть третья Кныр — («смерть кнырра»)

26

1184. …тяжелый медленный дредноут —
из радужной периферийной дали —
вдруг — близ! — огромный — и уже едва ли ни —
внутрь — в зрачок втекает —
литою тьмой… твоей — вместительной —
не хватит — будешь
расколот —
1185. …Крыыл смаргивает —
муха отлетает…
1186. и снова — надвигаясь — вырастает
тяжелый…
1187. так, иначе, в оцепененьи, машинально
Крыыл прожил до конца
как будто сентября
1188. (к примеру — ни к чему — но в зеркало смотря,
он отмечал лишь феномен лица
абстрактно-чужеродное наличье…)
1189. покуда
1190. жизнь вообще вдруг
не решила — персонально —
окликнуть Крылку:
1191. он получил посылку;
1192. (так и запомнится зачем-то навсегда:
рождественская синяя звезда,
венчающая лапчатую елку,
обычных звезд — на синем же — морозное сиянье,
льняноволосое — под чепчиком — созданье,
что во главе ватаги
серьезничающих — с котомками да посохами — гномов
(один — паршивец! — строит «нос» ей втихомолку)
легко и как бы робко
ступает сквозь родственное белоснежье…
…прохладный глянец желтоватой крафт-бумаги,
ожог впивающих шелковых шнуров…)
1193. коробка
из-под елочных шаров
1194. («и вовсе не от Лесенки, а с некоего Побережья…»);
1195. пустых ячеек было две;
1196. еще одно их отделеньиц
хранило сложенный — в виньеточках да звездах —
конверт
1197. (он видел этот ритм рисунка
когда-то…)
1198. остальные гнезда —
слежавшимся распластанным куском —
сплошь покрывала вата
1199. (…и отслоилась тоже целиком…)
1200. — внутри покоились,
по одному в ячейке,
1201. цветные стеклышки
1202. (от желтого, примерно с три копейки,
в мгновенных перекрестных искрах,
и — до какой-то первобытной
по интенсивности и силе —
синевы
в стремительном осколке,
который едва вместили
раздавшиеся переборки…)
1203. «…нашли его мы в ворохе листвы,
под липой, ну, той самой,
нашей…
накануне ночью
произошла страшнейшая гроза
(Кнырр, между прочим, ее утром напророчил,
так и сказал:
„закройте поплотнее окна, сегодня ночью
случится, чую, небывалая гроза…») —
и это в сентябре! —
а сам — ну, ни в какую —
остался у себя, под домом, в конуре,
и еще сказал:
«не беспокойтесь, я ее так долго ждал,
поверьте, что ничем я не рискую…“;
так и сталось;
мы с мужем всю ночь не спали;
а молнии — таких мы сроду не видали;
ну, ладно;
короче — Кнырра утром не оказалось
ни на всегдашнем месте, ни поблизости вокруг;
тут Вирве стала плакать
(она уже, конечно, большая,
но Кнырр — он был ей самый настоящий друг,
а тут — ситуация такая…);
вот, успокоили мы дочку, как могли
(и — в школу, и — на работу пора);
выходим со двора,
и тут она и говорит: „так ночью гроза ужасная была?
а липа-то цела?..“ —
вообразите наше изумленье,
когда мы подошли…
такое странное явленье:
все дерево — от кроны до земли —
вдоль, словно кто-то разделил посередине
на жизнь и смерть, на цвет и черноту;
оставив все, как было, в правой половине —
и вороньи гнезда, и кору, и листья,
а слева — будто черной кистью
прошли…
ни гнезд, ни листьев нет,
пугающий обугленный скелет…
и хлопья сажи лежат
на коре, на капах…
там мертвым-то мы Кнырра и нашли;
в передних лапах
был почему-то у него зажат
осколок синего стекла;
под липой же мы Кнырра закопали;
такие вот печальные дела —
что делать…
а вечером муж начал шебуршить
в его — под домом — конуре
и обнаружил там — пропавшую когда-то
прощальную записку брата,
еще с десяток стеклышек цветных —
он тоже отдал Вирве их;
с тем, синим-то — набралось ровно девять;
а утром следующего дня
(я — дома, моих уроков в школе нет)
дочь будит, теребит меня,
подсовывает стеклышки и — чуть ли не в крик:
„скорее, мама, посмотри на свет,
скорей скажи, какой это язык!..“
я встала напротив окна,
смотрю, действительно, как будто письмена,
но, уж, конечно, никакой там не язык…
узоры, знаки, но — похоже…
а Вирве чуть не плачет:
„я точно знаю — здесь записано,
но что же, что же?
ты, мама, ничего не понимаешь!
он — значит! значит!..
ах, если бы Русал мой не пропал —
он смог бы, он бы — прочитал…“
ну, вот мы с мужем и решили,
как знать — а может, впрямь — Веревочка права?
ну — вдруг?
Вы, если что, нам отпишите…
а дочке мы сказали,
что стеклышки послали
специалистам в Академию наук…
всего хорошего, Русал!
P. S. Да, чуть не забыла —
там муж переписал
для Вас прощальную записку В. Крыыла».

27

1204. «мне только волшебной и надо свободы — и
только такой, любая другая — наградой, итогом,
уступкой, усладой — мне все-таки будет оградой,
предельной межой роковой.
мы пасынки тайны, уроды.
прекрасны высокие своды, просторен родной каземат…
но должен быть, должен быть где-то (иначе —
зачем же все это?) простой беспредельной
свободы тот, длящийся в вечности сад… или ад…
но — нет!.. так и будешь мучиться здесь всю
богом забытую жизнь, об камень законные когти
точить, сухие горбушки мочить.
ни тело твое, ни дело твое, ни клятое имя твое
тебе не дадут тех — только минут, которых ради —
живут.
о, где же тот вдруг — разрывающий круг —
единственнейший недуг свободы — неважно: добра ли,
зла в которой, быть может, и нет тепла, но
нет и постыдного ремесла названием: так живут,
но те же плиты над головою, но те же стены
встают стеною, — где хоть какое-нибудь иное,
чтобы начать, посметь…
я — вот он! — слышишь? обои… обои…
одни и те ж каждый день обои.
мы все смогли б одолеть с тобою, а их нам —
не одолеть»
Конец третьей части

Часть четвертая Валерий Крыыл («вольер», «крыло»)

28

1205. «подписано В. Крыыл… а я-то кто же?..
Кнырр, и Вирве — эта девочка —…Русал…
1206. Русал — бесспорно — я!
1207. но это — потом,
а что до этого?
1208. фу… аж мороз по коже…
1209. ну, да… пустынный берег, утро, вдали какой-то
дом…
две бабочки, „я — Вирве“, двор, ее семья,
нет-нет… сначала Кнырр, «веревочка», качели…
1210. а дальше — вечер, нудноватый монолог
с бесспорным умыслом какой-то важной цели
(меня предупредить?)
о чем он был?.. что надобно любить
(там что-то было с оптикой, со светом,
какой-то шар, огонь, „мешок кишок“…)
1211. и Кнырр — он тоже — точно! — был при этом…
1212. Русал, Русал…
1213. как странно — я все помню хорошо,
как я прощался,
марево заката…
1214. как утром оказался
в городе
1215. (рассказ какой-то про чьего-то брата…),
1216. а перед этим — как провал!
1217. …тут Вирве, что-то делали мы с ней,
вот именно —
и это-то всего важней,
1218. но что же?..
1219. (и Кнырр, он так смотрел… что значил этот
взгляд)»
1220. Крыыл машинально взял осколок наугад
(желто-крапливый)
поднес к глазам, вгляделся против света —
1221. и вновь мурашки холодок повел по коже:
1222. этот
1223. язык он знал!
1224…еще не вычленяя
отдельных смыслов и их гибких переливов,
еще
с расхожей точностью не зная,
что можно здесь, а что — нельзя,
но уже влеком… ступая
как лунатик,
по озаренным
подпоркам, поперечинам, карнизам
словарный свод скрепляющих грамматик;
еще — предвосхищающе — скользя
готовым к пониманью взглядом
по скрупулезнейше отделанным сюрпризам
(и — мимолетно — по особому дрожанью
отмечая,
что есть отдельные слова,
и оптика их такова,
что вот оно — вдали, а вот уже и — рядом,
резвящийся двусмысленный двойник…
1225. еще не вникнув толком в содержанье,
он достоверно распознал язык…
1226. о! как он изощрился различать —
чрез все метаморфозы —
и строй его, и правила, и нормы,
учуять — независимо от формы! —
основу и уток —
1227. сквозь вязь тончайших терпеливых строк
изысканных стихов и несравненной прозы;
в узорных дебрях нежных арабесок;
в согласности оттенков колеров
мерцающих полотен мастеров;
в зернистом ритме мозаичных фресок;
в миниатюрах, буквицах, заставках;
в черновиках; в их кропотливых правках;
во всем,
1228. что так и тщательно и тщетно
растит в себе зародыши пророчеств —
1229. той самою Адамовою глиной —
везде, во всем —
основой был единый
1230. язык неуязвимых одиночеств…
1231. …и неважно, что конкретно,
здесь, в стеклышках таинственного Кнырра
царила
1232. (доступна для детей,
бессмысленна для взрослого слепца)
1233. скань кристаллографических затей
1234. (быть может, родственнейших языку Творца,
перебирающего мыслящие четки
в Самим с Собойпристрастном диалоге…) —
1235. пространственные зижделись решетки,
теснились узловатые ряды…
там, сям — умышленны и строги
вкраплялись стройные чертоги
плотнейших упаковок
(кубических, гексагональных…)
сквозь паузы и чредованья
пустот,
фигур травленья,
скелетных форм —
повсюду и упорно —
просматривалось преобладанье
структурного мотива «подковок»
каким-то образом завязанный со счастьем —
всего живого —
хранительный «кольчужный» переплет…)
1236……………………………………………….
………………………………………………………
1237. Крыыл наслаждался формой,
1238. вертел осколки,
ежечасно
гонял покорный
двупреломленный луч по радужным скрижалям…
1239. оцепененье кончилось, поскольку
1240. Крыыл занялся
(и, может быть, впервые в жизни — страстно)
1241. не внешним, а чужим, и — содержаньем…

29

1242. (…и даже
не впечатленью, а, пожалуй, потрясенью, еще когда Крыыл внедрялся в институт;
1243. но реставрационные работы
начавшиеся тут
практически тогда же
(ну, может быть,
неделей позже),
1244. теперь, похоже,
1245. приближались к завершенью;
1246. и скоро
из-под замызганных строительных лесов
был снова должен вплыть
(но непременно радостно и разом!)
1247. в пространство обрамленного обзора
(два терпеливых — по бокам — патриархальных вяза,
как будто стерегущих этот сон…) —
1248…был снова должен вплыть —
1249. с остроугольно-плавными цветками,
с волнистой, женственною пластикой декора,
с — почти бисквитного фарфора —
доступной выпуклостью медальонов —
1250. изгибчатый каскад особняка…
1251. (как если б некто вдруг решил — в стекле и камне
отобразить
идею сочетанья
сквозняка
и детского стихающего хора);
1252. …так, или иначе —
дом устоял средь всех перипетий;
1253. но кто-то все же порезвился всласть:
1254. к пленительной игре
текучих форм и силуэтов «либерти»
1255. добротно присобачил
1256. казенную надстроечную часть,
ее ж еще и увенчав
(что было вовсе непонятно)
торчком поставленной коробкой, «голубятней»,
1257. (чтоб ныне там ютились на отшибе
«эстеты», Крыыловская группа…)
1258. …наверх, вздымаясь круто,
чугунная к ним лестница вела
пожарно-пароходного пошиба
(с перильцами, в заклепках вся; сверкал
до блеска вытертый металл
подрагивавших вафельных ступенек,
когда курсировали грузные тела);
1259. под этим трапом — закуток с окном;
1260. стул колченогий; урна; куцый веник;
дощатый щит: огнетушитель,
багор, топор, ведро — кульком и лом;
железный — с кривою кипой пыльных папок —
— шкаф —
1261. — формировали этот интерьер,
типичный для эпохи ИТР
1262. (недавно здесь же были
ранний ашель, мустьер…
но — сплыли…).
1263. …ах, как хорош был вид из этого окна:
1264. два смежных дворика посольств двух небольших держав
беззвучно разделяла
1265. двускатная, увитая плющом кирпичная стена;
1266. почти близнечные особнячки
(из коих тот, что слева,
солярием был оснащен,
и часто солнечными вешними утрами там на шезлонге
леживала дева
— или дива? —
и Крыыла
иногда, игриво,
слепили световой пращой
зеркально-антрацитные очки…);
1267. — у стены
(узорным центром шелковистой тишины)
парило
(вытягиваясь, утончаясь, длясь…)
как бы объемно-вытканное древо
1268. (по-видимому, тоже — вяз,
родной, но ныне — в эмигранстве — брат
тем двум, что подрядились
стеречь фасад…);
1269. на всем покоился умиротворенный воздух:
1270. на клумбах; на подстриженной траве;
на чуть сгущающих листву вороньих гнездах;
на — в кучки — тщательно сгребаемой листве;
на темно-влажном гравии дорожек;
на мокнущих (когда…) лопатке и ведре
(по красному — жестяно-белый медленный горошек);
на ветках, к вечеру особенно подробных;
на сизых — в крестиках следов — сугробах…
1271. …хотя зима и лето, осень и весна
друг друга так отчетливо сменяли —
1272. во всем, что видел созерцатель из окна
была непринадлежность, нереальность…
1273. (вороны,
презрев экстерриториальность,
то из страны в страну перелетали,
то отбывали вообще куда-то…).
1274. …опорная координата
была неуловимо смещена,
1275. и, всматриваясь так однажды в заоконье —
как бы поту- (посю-?) сторонним взглядом —
1276. Крыыл вдруг внезапно и тоскливо понял
(он раньше это чувствовал, но — смутно):
1277. «все может стать твоим, все — существует рядом,
1278. но почему-то это „рядом“ — недоступно…»;

30

1279. …но вот теперь его не покидало чувство,
что он — в преддверьи, что — напал на след
1280. какой-то важной, жизненной разгадки;
1281. все эти дни (когда в «курилке» было пусто)
он обихаживал стеклянные «посланья» —
1282. (без предпочтенья; брал их — наугад…)
1283. смотрел на свет,
вникал, сопоставлял, записывал в тетрадке,
1284. и очень скоро его старанья —
благодаря терпенью, страсти и неожиданной сноровке —
1285. вознаградил желанный результат:
1286. все, кроме одного, поддались расшифровке;
1287. однако молния не расколола тьму:
1288. «посланья» были не к нему,
как он все время почему-то полагал;
1289. ну, что, на самом деле, он узнал?..
1290. фрагменты, сны чужого существа,
иной судьбы невнятная канва —
навряд ли стоили таких его усилий…
1291. но дело — сделалось; они вошли в него
(так капля примеси меняет вещество —
химизм и сумму свойств),
1292. а — сверх того —
1293. не поддавался расшифровке «синий»…
1294. (вот как их навсегда запомнил Крыыл):

№ 1 («зеленый» осколок)

1295. № 1 («зеленый» осколок)

«откуда ж тогда эта тьма при прочтеньи названием: „хронос“
и с белыми точками — теми что тихо звенели
когда мы очнувшись и медленным небом наполнясь
качнулись туда привлеченные звуком свирели
смотри — раздвоился на рокот и хвост изумительной лепки
объявленный полдень бесспорно бессмертного звука
тот ветер затих — но опять на чужом наши ветки
сложились и требуют — о безъязыкости мука!
цвели словари на облепленных негой площадках
под светлой пыльцою — терпение — все постепенно —
но тьма нарастала — сначала в муравчатых складках
в каких-то тревожных — а чем — не понять — неполадках
и темная бабочка села к тебе на колено…»

№ 2 («желтый» осколок)

1296. № 2 («желтый» осколок)

«дабы этот мир веселый
научиться полюбить,
надо в школу,
просто в школу,
в птичью школу поступить!
вот твой класс… умыт росою
стебель каждого цветка,
ждут наглядные пособья —
воздух, дерево, река…
полный курс большого лета
это, в сущности, азы
неба, неги, ветра, света,
неожиданной грозы.
…очень скоро уясняешь
связи следствий и причин;
если осень — улетаешь,
если пойман — замолкаешь
(или же — не улетаешь,
или же — не замолкаешь,
если — вдруг — тебе назначен
соответствующий чин…),
тучный год сменяет тощий,
день — светло, а ночь — темно…
помнишь — проще,
любишь — проще,
и летаешь заодно…»

№ 3 («розовый» осколок)

1297. № 3 («розовый» осколок)

«давай, хоть на день, но — сбежим…
по берегу реки побродим,
с утра, в разнеженной природе,
в лениво-солнечной свободе —
забудем про устав, режим,
и двум, себе, гулякам праздным,
под небом — тоже небесстрастным! —
все, что угодно разрешим…
что с нами станется потом —
уж так ли важно, в самом деле?
нас слишком долго двигли к цели
под указующим перстом!..
что нам, прогульщикам судьбы,
ее гарцующих уроков —
каких-то ожиданье сроков,
когда так нынче голубы
окрестности… так безотчетны
движенья света и воды,
к нам льнущие без порицанья…
а все расчеты и просчеты
по мере разрастанья ночи
вберут в себя — средь стольких прочих —
для пущей важности мерцанья
сплошные лунные столбы…
ах, если бы…»

№ 4 («бордовый» осколок)

1298. № 4 («бордовый» осколок)

«эта невидимая птица
все повторялась тоже и то же
остановиться остановиться
не исчезайте восплывшие лица
так больше длиться не может
что происходит в горячем воскинутом синем
дрогнув качнувшись всеми чертами тая
что вы творите с покинутым как я просил вас
не удержать — о Господи — улетает…
ведь только я плакучая пряная бездна
с темным букетом копимаго сладких отдатий
губ ли слагавших все что так бессмертно исчезло
спим ли под липой под летней забытой»

№ 5 («дымчатый» осколок)

1299. № 5 («дымчатый» осколок)

«. . . . . . . . . . . там,
в их еще ничем не омрачаемом начале,
когда курсивная сияла позолота
и жизнь заучивалась наизусть!
. . . . . . . . . . .
когда раскиданный в сверкающих границах
как бы
для дальнозоркого полета
(а то вдруг вспыхивавший тут же, на ресницах)
весь мир,
принадлежавший только им — ему и ей
(и, чем неуловимей, тем — верней!..)
казалось, весь был схвачен, словно сеткой,
ажурной симпатической разметкой
и стягиваться мог по мановенью
к дрожащему сладчайшему мгновенью…
как это было шелковисто-просто!
как предвкушалось, как беспечно зналось,
что будет все… и снова получаться,
как засыпалось!..
как было просыпаться… —
о, тихий Вседержитель наших дней!
ответь, скажи, открой и мне, и ей,
где это все теперь, где все хранится,
где этот наш последний разговор
в таком далеком марте, нет… апреле?..
ведь, был же, был же он на самом деле,
и комнатка, и вымытые окна в кипевший светом двор…
где, где, прикосновенные, мои
обличья подлинности жизни — где они?
с их драгоценным, с их мгновенным стажем?
«…я полагаю все хранится там же,
где продолжают, скажем,
жить движенья…»
«так что, — я возражал, — все где-то длится вечно?
лепной вселенский зал —
кунсткамера — витрины — формалин…?»
«не надо человеческих картин…
выходит и бессмысленно, и желчно —»
«но, если только — человек… так, значит,
только — пораженье?..»
«ты сказал…
но впрочем между „быть“ и „длиться“
есть щель, сквозняк… попробуй… —»

№ 6 («радужный» осколок «павлиний глаз»)

1300. № 6 («радужный» осколок «павлиний глаз»)

«однажды некто в долгожданном марте проснулся и застыл
как бы на старте заранее объявленного дня. но что-то
сбилось в безусловном сроке: он медлил, длил, и
складывались строки, как некогда на пире письмена:
„пунцовые розы все те же и те же цветут на восточном
ковре, я каждое утро живу на земле и вижу небо в
окне, вот легкое небо… и облачка дым. я мог бы
родиться другим…“
(— а беззаконной паузы зиянье росло, как заоконное
сиянье, как сон во сне, что снится наяву —)
…и, тихо дрогнув, сдвинулась основа случайного
опального земного, и несомненный сквознячок иного
повел мурашки: „это я живу?…“
его сознанье медлило с ответом…
как там, в уже не страшном первом гробе, в транзитной
тьме, в преддверии, в утробе — он съеживался (маленький!)
под пледом, он бормотал, дрожа: „пустяк… сквозняк…
не будешь спать под форточкой раздетым...“;
он бормотал, но чувствовал при этом, что нечто
непонятное со светом, неладное, не должное никак — имеет
место быть — и это — знак!..
предмет терял шероховатость свойства: стакан с водой —
простейшее устройство — одно из миллионов малых сих,
опорных, подтверждающих наличье, не смеющих
терять свое обличье — вдруг стал меняться в световой
воронке: вода жила в граненом вороненке, и тот — на
соглядатая в сторонке — уже смотрел и действовал
по-птичьи: взлетел, присел, взмахнул... и вновь затих…
режим и ритм устава был нарушен, был отменен откуда-то
снаружи хлеставшим светоносным сквозняком, который
деформировал предметы, сводил на нет их тени и приметы,
и гнал — в ничто — уже порожняком»

№ 7 («лиловый» осколок)

1301. № 7 («лиловый» осколок)

«я долго смотрел на рисунок дыма,
на ломкие проволочные клубы…
(ах, если бы знать, что так ранима
и невозможно избечъ судьбы…)
…как беззаботен и как рассчитан
каждый выпад карандаша…
(нет ничего, ничего беззащитней,
чем начинающаяся душа…)
…крылья не сомкнуты — так и надо,
и как огромны глаза у той,
что — выше дома и — больше сада,
что — держит солнце одной рукой —
и пусть лекарства осадок горький,
но как же — веря! — душа поет…
нежнее брызг мандаринной корки,
в больное утро, под Новый год…»

№ 8 («голубой» осколок)

1302. № 8 («голубой» осколок)

«когда дремлешь, или спишь,
или в дудочку свистишь,
или облачком в тумане, незаметно так, летишь —
что проходит, происходит,
окружает и растет,
и, качая колыбельку,
забывает — что качает…
но струной увещеванья,
машинально продолжая
все баюкать да баюкать
то ли плачет, то ль — поет?..»

31

1303. …мучительная темная зима —
когда уже казалось,
что невозможно длить существованье,
а радио бубнило,
что сегодня — вьюга,
а завтра — наоборот — пурга,
и дни сменяли не друг друга,
а враг — врага,
и не было уже душевного запаса,
чтоб эту стужу…
и каждый выход из тепла наружу
был репетицией смертного часа —
1304. как вдруг все это сгинуло бесследно,
1305. в тартарары…
1306. обвалом светового ливня,
на жмурящиеся дворы,
победно
1307. нахлынул март —
всей неуемной прорвой, всласть, горячий —
1308. …давно проснувшийся Крыыл
лежал и безотрывно
1309. смотрел, как чуть подрагивает «зайчик»
на радужном стекле его любимой вазы…
1310. «а день-то, в точности, как тот,
«павлиньеглазый»…
сейчас начнется фокус с вороненком,
что будет очень мило…»,
1311. но ничего, однако, не происходило;
1312. и Крылка продолжал лежать,
бог весть, где мыслями блуждая…
1313. «…послушай, птица… я хочу понять…
мне иногда так страшно,
мне кажется, что я тебе совсем-совсем чужая —
твой взгляд… он иногда такой тяжелый…
ой, Крыыл, смотри!.. ну, совершенно арапчонский желудь…
такими
бывают детки в зимних шапочках и
на ум приходит
таинственное слово «замумулить»…
ах, Крылка, Крылка…
ну, почему ты так не хочешь,
ну, почему у нас не может быть
родного, маленького, своего…
а?.. был бы у моей
нахохлившейся сумрачной вороны
смешной веселый «карый» вороненок…
почти такой — смотри! какая прелесть!..»
1314. «…любовь… любовь… все о любви…
скажи, пожалуйста, какая ценность!
ловушечка для продолженья рода —
какая — к черту! — тут свобода,
коль бросили тебе, и ты — лови!..»
1315. «…Кнырр… что такое этот странный Кнырр?
что он имел в виду под школой „птичьей“?
любил какую-то Дебору — кто такая?
потом — расстались…
умерла? ушла?
этимология — „пчела“…
ПОСТОЙ, постой…
какая-то пчела
была
в том страшно длинном спиче…
а где еще?..
Кнырр… он, ведь, неспроста,
какой-то был расчет —
и он всегда присутствовал при всем…
не понимаю ни черта!
а что я делал там на Побережье?
откуда
мне вся эта компания известна?
я разве знал их прежде?
я разве с ними был знаком?..
отец „Веревочки“… изрядная зануда —
рассказывал про кресло…
а Кнырр… он что-то странное там сотворил,
но почему-то меня это тогда не поразило,
и в памяти — нет впечатленья
удивленья…
1316. ну, вот… будильник зазвонил…
пора опять на службишку лететь…»
1317. «…из клетки комнаты,
чрез лифтовую клеть —
„опять меня влечет неведомая сила“
в обширный городской вольер…
в подземной „переносочке“ вагона
и — до функционального загона
родной конторы —
и ни тебе инкогнит здесь, ни терр,
все — „когнито“, наверняка…»
1318……………………………………………….
………………………………………………………
1319. …но утро… утро было так напоено,
и небеса,
и запахи, и лица — так незлобивы,
и Крылка — когда увидел, понял, что с особняка
снимают
леса —
1320. вдруг ощутил себя бессмысленно-счастливым;
1321. …он решил
от хлама разгрести свой стол,
извлек из шкафа пару мусорных корзин,
и стал просматривать и быстро рвать бумаги,
и непонятно было, почему он так спешил,
и что его так веселило…
1322. вдруг он сообразил,
что в комнате уже давно нет ни души…
1323. «однако, где же все, на самом деле?
собранье, что ли? или скопом заболели?»
1324. нет, кто-то топает сюда…»
1325. открылась дверь
и на пороге появился… Марабуш!
1326. «Вот это — да!
а ты откуда, зверь?»
1327. «Я?.. был тут рядом, приносил билеты.»
1328. «но ты же только летом…
1329. «наш гуж — не дюж!
мы часто и под празднички шабашим…
а ты… ты что же здесь один торчишь на башне?»
1330. «да нет, я не торчу…
но все куда-то смылись
что, впрочем, не беда.»
1331. «фантастика!..
и ты не знаешь — куда?
пойдем, я отведу тебя в народ…»
1332. ……………………………………………………….
1333. «…и вот тогда-то,
когда не удалось добиться
разрешения снести,
ребята —
наоборот —
решили нарастить,
гармонизировать фасад…
над проектом
работал, говорят,
талантливейший архитектор
(который, кажется, трагически погиб,
как будто — утонул… сейчас не помню точно…) —
ну, в общем трансформировать этаж,
а это, ведь, не шутки,
тут, прости,
стиль „либерти“, модерн…
тут каждый выгиб, да изгиб —
все, вплоть до труб до водосточных…
событие, короче,
ну, и — как всегда —
ажиотаж…
ведь было столько шума, споров, стычек —
1334. нам в эту дверь… сюда!..»
1335. еще там что-то Марабуш талдычил,
но Крыыл уже не слышал…
1336. под полукуполом стеклянной крыши
нивесть откуда взявшийся здесь зал
был пуст, высок, по-солнечному тих
1337. и весь — от переплетов купола до дна —
плыл — в радужное мренье погружен;
1338. прозрачная стена
была сплошным огромным витражом,
плелись узоры… в них
1339. он узнавал, мгновенно узнавал:
1340. …вот Вирве — вся в янтаре;
вот липа с вечной кроной;
вот юный Крыыл на дудочке играет
перед танцующей вороной;
вот дева ткет на свадебном ковре
пунцовые проснувшиеся розы;
вон — лебедь улетает…
1341. он узнавал фигуры, лица, позы;
1342. и тот давнишний, странный и наивный
набор переводных картинок — весь! —
был
1343. здесь…
1344. …вся жизнь, весь этот карнавал,
переплетающийся, непрерывный…
1345. теперь он — знал,
почти наверняка;
и оставалась —
лишь малость;
1346. он медленно приблизился к стеклу,
холодною ладонью, замирая,
как бы наощупь огладил контуры центрального цветка,
но почему-то избегая
задеть
прильнувшую к нему пчелу,
и снова — замер…
казалось, тысячи серебряных иголок…
огромными безмерными глазами
с любовью, нежностью и состраданьем
смотрела на него Дебора…
1347. он осторожно достал
и приложил осколок…
тот точно лег
в как будто ждущий этого цветок,
и тотчас завершенный облик мира
зажегся синим пламенем сапфира,
стал наливаться, набухать…
и уже можно было прочитать:

№ 9 — («синий» осколок)

1348. № 9 — («синий» осколок)

«…в одну из колокольных весен
на свежесть мокрого песка
невыразимая тоска… нет, не успеть…
уже густеет воздух,
и до грозы не больше получаса…
сам все поймет…
а что же я?.. прощаюсь…
………………………………………………………
…эта хитрая выдумка стекла… стекло, которое
невидимо отгораживает нас от мира и ранит, когда
мы хотим соединиться с ним, с этим нашим миром;
которое, будучи посеребренным, вообще не дает видеть мира, а
разрешает любоваться только собой —
это зеркало; стекло… которое дает воде в стакане
ощущение того, что она, вода — свободна… стоят ли
прекрасные стеклянные безделушки обожженных легких
Стеклодува?…
………………………………………………………
гроза начинается…»
1349. ……………………………………………
………………………………………………………
1350. «ну, что ж, спасибо, Кнырр,
ты подсказал мне выход и решенье…»
1351. еще раз взглядом он окинул
стеклянный рукотворный мир —
1352. через мгновенье
он снова появился в зале,
неся пожарный лом
1353. (…внизу, преображенные цветным стеклом
стояли,
двигались, смотрели вверх уже — вотще —
показывали что-то…
там Лесенка застыла в своем кипейно-белом —
сейчас — оранжевом — плаще…
здесь Марабуш — вперед подавшийся всем телом —
весь — изумленье рук и губ…)
1354. — еще мгновенье —
1355. и он, найдя свое изображенье, —
ударил по нему, что было сил…
1356. «Крыыл! Что ты натворил!..» —
последнее, что он услышал…
1357. …он сделал круг,
потом рванулся — выше,
в прохладный, голубой, огромный…
1358. …так он улетал вороной;
1359. под ним плыл Город,
дольний мир,
1360. не очень злой, не очень старый…
1361. «вы помните, он говорил,
что цвет ворон бывает — карый», —
сказала тихо Секретарша, —
1362. «а мы все недоумевали — ну, что за цвет такой,
смотрите, вот он, этот цвет…»
1363. и так они стояли
1364. и не было им страшно
1365. но рос озноб и
1366. тени лиловели
1367. и все проникая расширяясь
нахлынывал огромный и почему-то горячий свет
1368. был март
1369. одна из колокольных весен…



Часть пятая Эпилог — («пролог»)

1370. ……………………………………………
………………………………………………………
он проснулся в гулком зданьи
в перекрестке шепотков.
небо шло по нарастанью
переливов облаков.
сквозь чудовищные линзы
бронированных окон
мощным отсветом пронизан
мир зеленовато-сизый
падал сверху рвался снизу
вихрем стлался по карнизу
нависал со всех сторон.
тысячи пизанских башен,
свистовой предельный звук.
что за мир?
и как он страшен —
дом, приблизившийся вдруг
будто черная больница —
и за стеклами бойниц
лица лица лица лица
сотни искаженных лиц…
что должно сейчас случиться?
сколько минуло веков?
что таится в этих лицах
в белых радужках зрачков?
что он видит что он значит
этот напряженный взгляд?
плачут, что ли? нет, не плачут
но на что они глядят —
все в одну как будто точку
«неужели на меня?…»
он шагнул к окну — и тотчас
будто молния сверкнула
в недрах сумрачного дня
мощных оптик бычья сила
захватила вовлекла
все приблизилось — поплыла
мгла клейменного стекла
и уже круша опоры
криком собственным давясь
холодея каждой порой
все поняв прозрев молясь
презирая проклиная —
как падучая звезда
он рванулся обмирая
всем собой — в разлет — туда
где один — из всех силенок
тщась сквозь прах и бурелом
в хаосе камней воронок
бился карый вороненок
припадая упираясь
вздыбленной земли касаясь
растопыренным крылом…
конец

март 1988 г., Москва



Выходные данные

Ордена Трудового Красного Знамени издательство

«Художественная литература». 107 882, ГСП, Москва, Б-78,

Ново-Басманная, 19.


Печать с готовых диапозитивов. Подписано к печати 15.05.89. Формат 60X88 1/16.

Гарнитура «Таймс». Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 11,25.

Усл. кр. — отт. 11, 74. Уч. — изд. л. 7,94. Тираж 5000 экз. Цена 4 р.

Московская типография № 4 при Государственном комитете СССР по печати.

129 041, Москва, Б. Переяславская ул., 46.

Приложение

Вариант «синего осколка» (№ 9), не вошедший в книгу «Переводные Картинки»

«не тень над озером качалась…»
(«…откуда? что? как всё случилось?
несостыковка? сбой? дефект?
чуть дольше пауза продлилась?
запнувшийся промедлил свет?
Запечатлитель, Друг мой, Враг мой,
ошибся ли Ты с диафрагмой,
был ли Твой умысел таков
впервые от начал сроков?.. —
сквозь тьмы сдвигавшиеся створы
все прекращающего сна
(тотальный ужас, за которым
„возлюбленная тишина“),
плеща прощальными крылами,
сгибавшая ко мне дугой
воронку света между нами —
меж разлучаемыми нами —
противясь воле роковой,
но — уступая… уступая…
как облако, чертами тая,
иной уже покорна власти,
в последнем зримом далеке,
всё глуше и — уже отчасти
на недоступном языке —
моя душа пыталась мне
в двойной опальной тишине…»)
«…не тень над озером качалась
над потрясенной глубиной;
земное странствие кончалось;
кричала, билась и прощалась
душа, отпущенная мной;
ей предстояло возвратиться…»
(«…сколь нищ язык! словарь подобий,
сиротство варварских надгробий —
помёт словес на их торцах…
как имена и даты лживы,
как скуден букв сусальный прах
над цельным и непостижимым
(теперь уже — непостижимым…),
что пело некогда, что — жило,
что вне убогого ранжира
на равных с Богом говорило,
не погрязая в именах,
что нашим быть могло (и было,
когда-то несомненно было,
иначе бы нам не сквозило
мучительным обетованьем
в пророчески-невнятных снах…»)
«…ей предстояло возвратиться
в угрюмо-отчие края,
где=время=сумрачно=резвится:
то=дёгтем=по=стеклу=струится=
то=зрячей=липою=ветвится=
то=словно=черный=снег=ложится=
густыми хлопьям и как сажа
на= черепичные= поля…»[4]
____________________

(«…я быть не мог здесь никогда
но чует сердце зов беды:
я виж у вдруг мои следы —
из ниоткуда в — никуда…»)
«…вся в бородавчатых наростах
каких-то каплевидных блёстках
в медузных дышащих нашлёпках
в противуборствующих им —
бугристым воинством сплошным —
тяжелокованых заклёпках —
неимоверной толщины
обшивка=вздыбленной=стены
………………………………………………………
………………………………………………………
…здесь — средоточие=Проекта=
отстойник=завязник=коллектор=
бродильный чан=родильный дом
в=увязке=с=камерой=обскурой
что подтверждается окном
— пробитой словно бы потом
туннелевидной амбразурой…»

Авторские комментарии и пояснения к тексту «Переводных картинок» («ПК») (Amazon, Mark Davidov, Decals)

1. Название (в частности, и для англоязычного поиска)

Ср. у О. Мандельштама:

«Сегодня можно снять декалькомани,

Мизинец окунув в Москву-реку…»

Википедия:

«ДЕКАЛЬКОМАНИЯ (от французского «décalcomanie»); по-английски часто называется «Letraset» — изготовление печатных оттисков для последующего … переноса на какую-нибудь поверхность… используется для… детских переводных картинок…»

2. Аннотация

«Сторожевые Облака» так никогда и не были опубликованы.

Книжка переходила из года в год в Планы издательства «Советский Писатель» (сперва редактором был В. С. Фогельсон, затем — И. А. Колли). Был контракт, был выплачен мне весь гонорар (под стандартный тираж 10 000 экземпляров). Дело дошло до того, что книга, наконец, была подписана в печать и отправлена в типографию. Но «перестройка» уже бушевала вовсю. За всё надо было платить, и отдел поэзии Совписа уже не мог этого сделать. Мой отец (я уже уехал в США) добрался до типографии (где-то в Туле), и ему удалось спасти оригинал верстки. К сожалению, замечательное художественное оформление Димы Шевионкова-Кисмелова было утеряно.

3. Художник

Андрей Бондаренко, один из лучших графиков и книжных дизайнеров в России, близкий друг.

Когда в издательстве «Художественная Литература» (оно тогда возглавлялось легендарным (см. например историю с Анатолием Кузнецовым) Гогой (Георгием Андреевичем) Анджапаридзе (я хорошо знал его по филфаку МГУ и это по его распоряжению «ПК» были немедленно отправлены в производство) мне предложили на выбор трех художников-оформителей, Андрей был последним в списке, и был где-то в кратковременном отъезде. Я уже почти согласился на второго (не помню сейчас его имени, а первый — мне не «пришелся») — вернулся Андрей, я передал ему рукопись, и ночью того же дня (вот странное словосочетание?) он позвонил мне, сообщив, что он будет ее делать, а, если я не соглашусь, то он сейчас же приедет и топором зарубит меня, а книжку будет оформлять в тюрьме, на зоне…

Ну, конечно, я тут же согласился; и потому мы и имеем сегодня этот шедевр книжного дизайна (входит в 25 лучших книжно-дизайнерских работ в России конца ХХ века по версии журнала «КАК», кажется, этот список в одном из номеров за 1990 год).

Общая концепция оформления была, всё же, в основном, моя. «Переводные картинки» в начале (общим, согласованным, числом 18), и они же, «модифицированные», в конце — потому что по окончании, по завершении чтения — изменяются и книга, и читатель, и мир… Все вместе они и образуют витраж В. Крыыла. Каждую часть — предваряет рисунок этого витража с «зачернением» главных мотивов этой части — с последующей детализацией/вариациями и «эпиграфным» размещением их специфических составляющих элементов перед каждой «главкой».

Абсолютно гениальными и полностью только Андрюшиными (как идеи) были — превращение в 3-х составную композицию сцены из «Короля Лира», строфы №№ 305, 347, 598 (беременная Дебора), разницы между «Nature Morte» и «Still Life» а также все его вставки в текстовые пространства потрясающе графически точных, ёмких миниатюр.

4. «Набор и вёрстка»

Фантастическая по филигранности работа по создании верстки была проделана моим стариннейшим дорогим другом Игорем Дмитриевичем Ошаниным.

Он тогда только недавно уехал из СССР в родную Францию и, помимо переводческой деятельности, начал заниматься «гутенбергщиной». «ПК» — это его шедевр в этом плане. Из-ство «Художественная Литература» — в смысле подготовки к печати — не сделало ничего, что и отражено в выходных данных: «отпечатано с готовых диапозитивов».

5. Нумерация, пунктуация

Идея нумерации «стихов» (как отдельных деталей и «целиковых» переводных картинок-образов) — конечно, из «герменевтики» и Библии.

С самого начала мне было ясно, что я строю свою книгу как текст, насыщенный и скрепленный множественными перекрестными отсылками. Я иногда развлекал себя, воображая как некий критик-читатель в будущем будет находить удовольствие в поисках кросс-референций… ну, скажем, № 156 и №№ 1233–1235, или предпоследняя строчка на стр.119 (№ 1017) и № 1296, или предпоследняя строчка в № 1313 и № 1361… и т. п.

В отношении знаков пунктуации. Мой текст — это на 90 % не собрание слов, но собрание образов, «переводных картинок». Поэтому практически повсеместно «разделителями» являются не знаки препинания, а паузы, лакуны, формально — двойные интервалы. И еще, по касательной — «… как он дышит, так и пишет…». Мне хотелось «разметить» глубокое «внимательное» дыхание — для внутреннего и — для желающих делать это вслух — чтения.

6. Реалии

Все реалии (сеттинг) ПК — это условные Прибалтика и Москва.

«Прибалтика», в основном, латвийская (хотя также и литовская, и эстонская), по пейзажу, общему ощущению, имени Вирве (так действительно звали девочку лет шести, дочку рыбака на хуторе на побережьи где мы семьей снимали комнату летом на отдыхе).

По именам:

Вирве — «…родственно лит. virvė, лтш. Vìrve — «веревка»…» (Макс Фасмер, Этимологический словарь русского языка.)

Собственно, «эстонского» в ПК это, наверно, только имена — Крыыл и, отчасти, Кнырр.

(Вот — забавно (в отношении Кнырра и Крыыла)):

«Кныр» — фамилия. Известные носители:

Андрей Иванович Кныр (род. 5 июля 1968 года) — заслуженный тренер России (санный спорт, натурбан).

Калиничи (белор. Калінічы) (до 30 июля 1964 года КНЫРОВКА) — деревня в Наровлянском сельсовете Наровлянского района Гомельской области Беларуси.»

А также:

«— Дорогие хрнмырнцы! В последнеевремя нам с вами жилось ойкнрыкнвл, а потому непросто. Усугубились хрркнл, к ним добавились фырркнл и хнырркнл, мы пережили мырр, пырр, и даже кнырр.» (Евгений Зубарев, 2012. Хроники Смутного Времени, стр.50).

Если когда-нибудь появятся лишние 100 долларов — закажу себе vanity plate KRYYL…

В «Москве», в главке 22 и дальше — довольно точная «прототипическая» отсылка к месту работы Крыыла (и в течение 10 лет — автора). Это (тогда) ВНИИКИ Госстандарта на Улице Щусева, 4 (ныне — Гранатный переулок).

Там, действительно, была довольно уродливая надстройка в центре «зубовско-леонтьевского» особняка, с металлической лестницей, ведущей наверх, где помещались плановый отдел и отдел технической эстетики ВНИИКИ; был и железный шкаф, и доска с противопожарным оборудованием, и «курилка» с небольшим окном, выходящим на два посольства, и два огромных вяза — в точности как в тексте, один — сзади особняка, слева от разделяющей территории посольств кирпичной стены, и один — при входе с улицы в главное здание.

Но никакого витража, разумеется, не было…


По номерам, частям, главам…

№ 1

«в одну из колокольных весен…» — отсылка к картине М. Чюрлениса «Колокольня» (см. например — https://otvet.mail.ru/question/66530500).

№ 26.

«… гад подводный…» — ну, разумеется, отсылка к пушкинскому «Пророку».

№ 100

«Но, папочка, Русал, Ру-сал…» — Вирве воспринимает пришельца не как какого-то «панголина» (о котором она ничего, думаю, не знает — если только ей не читали стихотворение Р. Киплинга «На далекой Амазонке…», кстати, очень популярного в качестве детского чтения) — но, очевидно, как кого-то родственного русалке (чешуйчатость) и мгновенно находит грамматическую форму для мужского рода — Русал (Дерипаски в то время еще и в помине не было, равно как и всяких гендерных гештальтов…).

№ 133–137

«на маленькой сверкающей каталке вкатили сумерки… и вкатил прохладу» аллюзия к различным набоковским «сумеркам» (в частности, в «Приглашении на казнь») и стихотворению чешского поэта Иржи Тауфера «Тишина и грамофонная пластинка» с финальной строчкой: «И опять тишина. Длинная, голубовато-серая, будто ключ в нестерпимо блестящем замке».

№ 155

В монологе Хозяина, помимо вполне очевидной наивно-«поэтической» космологии (и тогдашнего увлечения автора теорией «Большого Взрыва»), присутствует и еще нечто очень важное, что много позже частично проявилось в — вызванный ошеломляющим мистическим (случайно ли?) опытом — моем Трактате «The Layered Universe and The Quest of Resurrection» («Слоистая Вселенная и Квест Воскрешения»).

Это — неотвязная попытка ответить на вопрос (см. комментарии к Тракатату) о том «куда деваются мои движения?» (см. также Осколок № 5).

Центральной здесь явлется замечательная «картинка» Андрюши цитаты из «Короля Лира».

Не случайной, также, является и «картинка» человеческого эмбриона. В процессе работы над Трактатом я неоднократно обращался к аналогиям — растущего дерева (и кольцам годов на срезе), и развивающегося в материнском лоне будущего человека — как иллюстрирующим процесс развития «слоистой» вселенной, в которой всё сохраняется…

«детерьма» — детерминированного дерьма

№ 225.

«ку-кук» — так иногда любила переиначивать «ку-ку» моя дочь Вероника.

№ 226

Кресло такое было. Только не помню сейчас в каком из мест моего обитания.

№ 268

Тут, разумеется, не без гипотезы Сэпира-Уорфа…

№ 271–278

Тут видно, что Хозяин уже несколько перебрал с выпивкой…

№ 326

«в неумолимом круге света…»

тут дальние отголоски одной из ранних повестей О. Ларионовой — «В Круге Света».

№ 369–370

Подсознательная связь между словами «чума» и «выпестовать», где моя обостренная страсть к словокопательству выделяет французское «pest», чума — в глаголе «выпестовать».

№ 538

«эвиклибрист» — не опечатка, это то как Вирве запомнила и произносит странное сложное слово «эквилибрист»…

№ 546–559

На всё это описание проливает «обратный» свет концовка Приложения.

№ 640–641

В Москве было полно подобных газетно-информационных стендов, чтобы народ был в курсе…

№ 643

Ганнибал… Прототип — ужасная собака по имени Латин (породы черный терьер) моего друга Володи (Владимира Романовича) Молотникова (1947–2021), автора титанического труда «Борис Пастернак, или Торжество Халтуры».

№ 661

Ну, разумеется, где «серафим» — там Пушкин…

№ 674

Я думаю, что у меня приоритет в таком переиначивании этой латинской фразы — Homo homini lupus est.

№ 678

«пить из калебасы»

У меня, в моей очень большой коллекции народных сказок, был сборник африканских сказок «Волшебная Калебаса». Мне, почему-то очень нравилось это слово.

№ 694

«розовая пена»

Ср. с моим стихотворением «Status Vivendi».

№ 695

«клетчато-красный плед»

Он и по сей день у меня.

№ 705

«помолодевшее лицо»

Удивительный эффект отражающего темного стекла во всех туннельных «метрАх»…

№ 710

Странно, — но факт: это, в действительности, та сумма моих наличностей, которую я неоднократно обнаруживал в своих карманах, когда надо было понять сколько у меня денег дабы что-то купить…

№ 711

Советская (короткое время — Скобелевская, ныне — Тверская) площадь в Москве.

№№ 734, 784–785

У Вероники на левой руке — татуировка «Лесенка» по «медальонам» 5 а) и 5 б) для крыыловского витража.

№ 757

Здесь продолжается мотив «сирени»…

«по их железной сумрачной пустыне…» — отголосок и смутная память о рассказе (не помню как он назывался) Коли Бокова (Николай Константинович Боков, 1945–2019, см. Википедию), который он читал на одном из «сборищ» у Эдмунда Иодковского в его знаменитом лито «Знамя Строителя» (тогда же, по-моему, он читал и другой рассказ, сильный, «Бра», реализованную расширенную метафору-притчу о том, что «стены имеют уши»).

Одновременно, как мне кажется, образ результата выкладывания превращенных в металлические диски людей в огромные поля «совешенства» в НФ рассказе (очень возможно, что С. Лема).

№ 833

«для хлебницы в удобном углубленьи» — так было в кухне нашей квартиры на улице Берзарина.

№ 977–986

ВНИИКИ Госстандарта СССР (где я проработал 10 лет).

№ 1023

«квадратный юбилей» — не очень удачно и очевидно, но в виду имеется число 4… ну, наверное, потому, что очень привязано к «два в квадрате» (хотя — ну и что?..)

№ 1046

Марабуш

Во время писания этих заметок вдруг случайно наткнулся на это:

Арабу — ш (Арабу-ш, ау!) умерская птица недобрых предзнаменований, вестник плохих новостей.

А также, заинтересовавшись, обнаружил эту «поэму»:

О БЕЛОЙ ВОРОНЕ или о судьбе вестников плохих новостей, Ирина Батый, новгородская поэтесса…

№ 1071

Мне кажется иногда, что я об этом где-то прочел, но не уверен; скорее всего — придумал…

№ 1076

Утверждается, что эту историю придумал и любил рассказывать Александр фон Гумбольдт.

№ 1089 — и вся последующая главка

Отражают память о совершенно уникальной для тех времен институции — доставке на дом и по месту работы ж/д билетов на поезда дальнего следования по предварительным телефонным заказам.

Наверно, года четыре, до 1980-го, я работал в этой конторе (попасть туда, в это очень «блатное» место было почти невозможно, но моя мамочка со своими «железнодорожными» связями смогла это сделать (для справки: она работала в Министерстве («мини-стервстве», как она говорила, а потом добавляла «макси-…») Ж/Д Транспорта, окончила МИИТ, посещала, между прочим, лекции академика В. Н. Образцова — регулярно, как она рассказывала, жаловавшегося, что, вот, у него два сына, один — нормальный, а второй ничего не делает, только целыми днями играет с куклами…).

Платили мало, но это было не важно. Основным заработком были чаевые.

Служба доставки гарантировала лишь только то, что заказчик уедет — но не категорию билета (или поезда). Гарантировался также день доставки, но не время. Люди ждали, бывало, с утра до ночи (если — доставлялось на дом).

Естественно, что, если «доставщик» (официально: агент по доставке ж/д билетов) приносил то, что было заказано — чаевые могли быть очень хорошими. Если же вместо нижней полки в купе фирменного поезда приносился плацкарт (или даже общий вагон) на верхней полке рядом с туалетом — то нужно было очень постараться получить хоть что-то, если не по шее…

Основная работа была, конечно, летом, когда весь СССР отправлялся в отпуска.

Агенты по доставке — о, это были колоритнейшие типажи, во главе с бригадиром Юрой Цвалем. Знали все они Москву, что называется, вслепую. Москва была разделена на территориальные зоны, например «Чертаново», «Сокольники», «Мещанские» и т. п. Некоторые (совсем немного) можно было «покрыть» только на машине.

Остальные все — пешком или на велосипеде, как в случае моего друга с тех дней, Миши Булгакова (которого я познакомил и «женил» на Миле Ахматовой…).

Заработанного за три летних месяца обычно могло хватить на целый год, до следующего лета.

Много чего было в «доставке». Это целый огромный мир, требующий отдельного описания…

№ 1235

Академик Н. В. Белов, «Структурная кристаллография» и еще несколько его трудов, которые я с огромным удовольствием проштудировал для написания этого пассажа…

№ 1251

Ср. № 583

Стр. 155

Ср. рисунок со стр. 42

Осколок № 2

Здесь важнейшей является «птичья школа».

Осколок № 6

Важнейший по концентрации мотивов.

№ 1313

Важнейшие — вороны, вороненок и «карый».

№ 1317 «в… „переносочке“ вагона»

Был у Вероники (у нас) волнистый попугайчик Рокки, болел, возили мы его к ветеринару в купленной для этого специальной «переноске»…


Приложение —

написано еще в процессе работы над книгой. Добавлено при напечатании ПК на Amazon (эта публикация — помощь и заслуга Олега Казанцева, моего бывшего студента, весьма неординарного человека и писателя).

Марк Давыдов, 03 Июня 2022 года, Аллентаун, Нью Джерси, США


+ 2 письма

«Читательской судьбы» у Переводных картинок практически не было. Из 5 тысяч отпечатанных экземпляров — по разным причинам уцелело лишь около 500. Примерно половина из этого числа «добралась» до каких-то неведомых мне точек продажи. Остальные — громоздились у меня дома. Разумеется, что-то я подарил своим родным и друзьям. А также — разным, больше или меньше, знакомым мне «знаменитостям», чьё мнение мне было не безразлично. Мне льстит, что высокую оценку моего труда я получил от Тимура Кибирова, Веры Павловой, Аркадия Штейнберга, о. Александра Меня, Владимира Молчанова, Дьюлы Урбана, Джона Глада, Карена Свасьяна, Татьяны Замировской, понятно, что от Константина Кедрова — ну, были еще и другие. Иннокентий Смоктуновский хотел целиком записать ПК как аудио-книгу, но — не успел…

А кроме того, как оказалось, у меня были и «тайные» (и ничего не знавщие друг о друге) почитатели, о которых я позже совершено случайно узнал и, на удивление, сумел (почти детективным образом) разыскать.

Не могу отказать себе в удовольствии и помещаю здесь два читательских письма. Они — совершенно особенные… но, впрочем, судите сами.


Среда, 26 декабря 2012,

Здравствуйте, Марк!

Вам пишут Ваши читатели, Кирилл Ф-ов, и его спутница Настасья П-ва.

Нам по двадцать лет, мы оба живем в Москве, на разных ее концах.

Оба будущие архитекторы… делаем проекты и макеты, учеба необычная… Мы уже успели сделать один реальный проект…

--

Кирилл:

У меня есть экземпляр «Переводных картинок» 1989 года, его когда-то купила моя мама чуть ли не на Украине, на книжном развале, впрочем, я не помню точно. Она не смогла ее читать, и экземпляр долго простоял на полке.

Книгу я заметил, потому что она выделялась корешком. Просто набранное гротеском заглавие и все. Ни автора, ни издательства.

Я был еще совсем маленький и, конечно, подумал, что это сборник этих самых картинок, которые кто-то по чудовищному недоразумению еще никуда не перевел. Открыв ее, я увидел столбики стихов. Может быть, тогда я о ней и забыл бы, если бы не заметил на одной из страниц иллюстрацию. Это, кажется, был один из осколков. Я пересмотрел все картинки в книге, и они меня поразили, я такого еще никогда не видел. Теперь я могу сказать, что тысячи иллюстраций сотен авторов смешались в моей голове в двумерную кашу, но тогда я знал только рисунки из книг со сказками, и загадочная графика вашей книги показала, что может быть и что-то другое, удивительное. Эти странные чарующие пиктограммы не сотрутся из моей памяти никогда. Спасибо Андрею Бондаренко. А Вам нравятся эти иллюстрации? Они, по-Вашему, соответствуют настроению книги?

Тот же эффект оказали стихи. Это было что-то невиданное. Казалось, будто в мою голову стучится какое-то ощущение или мысль, какое-то настроение, атмосфера, и я не могу провалился куда-то, не могу раствориться в этих «глыбах света» лишь потому, что на самом деле читаю книгу. Мне было предельно ясно, что говорится в каждой строчке, будто книга сама знает меня лучше меня самого. Часто люди говорят, что произведение их «зацепило», когда там написано то, о чем они думают. Вы же смогли написать, обращаясь к подсознанию, как бы к субмысли, о том, что люди воспринимают и не понимают, или не осознают, о том, что иногда удается схватить за хвост в моменты эйфории или катарсиса, о переливающейся и мерцающей обратной стороне алмаза жизни, вид которого преломился тысячу раз, и никто не может угадать ее форму, о том, как человек воспринимает миллионом органов чувств все колебания мира и пытается продолжить, предсказать это волнение, но никогда не может выразить это — вот о чем вы написали, в моем понимании.

Я хранил ее и не знал — с кем поделится этими чарующими стихами, пока не влюбился. Только своей избраннице я мог доверить эту тайну, я был уверен, что она поймет! В тот же день, когда она получила книгу, на асфальте у подъезда моего дома появились меловые рисунки в круглой рамке. Впечатлению ее не было границ…

--

Настасья:

Меня зовут Настасья, все выше про меня — сущая правда. Но, если по окончании учебы из меня не выйдет дельный архитектор, я хотела бы заняться типографским делом.

Я очень рада, что Вы написали Киру. После сообщения из издательства о Ваших поправках (здесь речь идет о моей двуязычной книжечке стихов Сторожевые Облака/The Guardian Clouds (ISBN 80-86811-09-3) вышедшей в Праге в 2004 г. в «Библиотечке Русской Традиции» — которую ребята раскопали в интернете) я только разочек подумала: «Как бы было здорово, если бы он написал сам…» — и вот! Извините, что ответ немного затянулся. Лично я очень волновалась и боялась показаться глупой и восторженной девицей. Извините, если я действительно покажусь вам восторженной девицей. Но, может, в 20 лет можно не стесняться этого?

Если честно — я впервые пишу автору одной из нежно любимых мною книг. Чувствую себя, как юный Холден Колфилд с телефонной трубкой и Томасом Харди на другом конце провода.

Все началось с того, что Кирилл стал подкармливать меня стихами из какой-то окутанной тайной (специально для меня) книжки. Они были так хороши, что я извелась, пытаясь выведать, откуда он их берет. Потом, спустя порядочный срок, в одну из колокольных весен, мне неожиданно и торжественно вручилась тоненькая книжка.

На следующий день я решила прогулять и съездить из Москвы домой в Сергиев Посад. Лучше всего мне читается в дороге в рейсовых автобусах с ВДНХ. Там тихо, уютно, и в окошко можно смотреть. Помню, был отличный весенний день, теплый и солнечный.

Ну и все закончилось тем, что я рыдала около двух с половиной часов пути. Бедный мой сосед сидел рядом — ни жив, ни мертв — всю дорогу. Вы не подумайте, что я всегда так книги читаю. Но Переводные Картинки настолько чудовищно красивы и печальны, что вот так все и получилось…

Кирилл и Настасья


Примечания

1

Nature morte (франц.) — букв. — Мертвая природа.

(обратно)

2

Still life (англ.) — букв. — Приостановленная жизнь.

(обратно)

3

Abruptly — внезапно, обрывисто (англ.).

(обратно)

4

«=» — так у Кнырра; очевидно, это не подлинные, и даже не понятые смыслы, а отдаленные эхо слепых подобий… (В.К.)

(обратно)

Оглавление

  • Воитель клеток
  • Часть первая Вирве — («веревочка»)
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  •   8
  •   9
  •   10
  •   11
  •   12
  •   13
  •   14
  •   15
  • Часть вторая Елена — («лесенка»)
  •   16
  •   17
  •   18
  •   19
  •   20
  •   21
  •   22
  •   23
  •   24
  •   25
  • Часть третья Кныр — («смерть кнырра»)
  •   26
  •   27
  • Часть четвертая Валерий Крыыл («вольер», «крыло»)
  •   28
  •   29
  •   30
  •   № 1 («зеленый» осколок)
  •   № 2 («желтый» осколок)
  •   № 3 («розовый» осколок)
  •   № 4 («бордовый» осколок)
  •   № 5 («дымчатый» осколок)
  •   № 6 («радужный» осколок «павлиний глаз»)
  •   № 7 («лиловый» осколок)
  •   № 8 («голубой» осколок)
  •   31
  •   № 9 — («синий» осколок)
  • Часть пятая Эпилог — («пролог»)
  • Выходные данные
  • Приложение
  • Авторские комментарии и пояснения к тексту «Переводных картинок» («ПК») (Amazon, Mark Davidov, Decals)
  • *** Примечания ***