Карабах в Ненецком автономном округе [Денис Викторович Прохор] (fb2) читать онлайн

Денис Прохор Карабах в Ненецком автономном округе

Бесячая корона сдавила пылающим обручем голову крановщика Шлеменко 8 ноября 2020 года. Дата важна. Data тем более. Big Data для тех кто в тренде. Буровой мастер Струмкин, как человек трезвый и северный, должен был сложить Д и D. Но не случилось. А ведь на Севере мелочей нет. 67-я параллель — государственная граница между "авось" и "неморозь". Особые существа и сущности там ходят наравне с российским рублем. Автохтоны. Ягель, лемминги, треть государственного бюджета и Струмкин Евгений Аркадьевич. Сын бурового мастера и отец бурового мастера. А как же. Степке 5 лет всего и он не в курсе, но батя порешает. Иначе тундрец полный! Папа, папик, пахан — это для слабых южных городов. Батя и тундра. Органично. Причинно-следственно. Как нефть и босоножки Gucci за Сечин знает какую тучу долларов. Но есть проблема. Тяжело батей стать, еще тяжелее остаться. Вот с крановщиком Шлеменко ситуация. На побывку в вахтенный поселок к поварихе Тамаре его батя отпустил, а последствия должен был разгребать Струмкин Евгений Аркадьевич. Рулевой экипажа КРС (капитального ремонта скаважин). Затемпературил Шлеменко на следующий день, после того как вернулся. 37 и 3. А к вечеру после 10 часов смены 38 и 5. Кашель, сопли, арбидол. Наконец пружинная койка в натопленной вахтовой балке. Два одеяла. Холостое дыхание и стеклянный блеск испуганных глаз.

— Прости, бать. Лучше бы гонорею привез. 1-й степени.

— Гонорею еще заслужить надо, Толик. — Струмкин не боялся. Маску не одел и делил со Шлеменко один спитой, как позавчерашний чай, воздух. Его антител хватило бы на Люксембург и половину Лихтенштейна. Свой ковид перенес на ногах и дерзко. Чихал метко. Не по сторонам, а прямо в яблочко этой мировой чепухе под простым и милым названием SARS-CoV-2.

— Гамлет! — крикнул Струмкин в приоткрытые, обитые пожившими ватниками, двери. — Ключи давай!

Помбур Еприкян, напротив, по всему видно было, что не автохтон. Где-то под 50, из Армавира. Ну нос там понятно. Акцент как родинка. Это все дело переживное, Главное, две маски на лице и социальная дистанция в квадрате. Остановился Гамлет точно на пороге. Вытянул перед собой руку. В двупалой варежке связка батиных ключей и круглый брелок. Желтое пушистое солнышко. Подарок бате от батенка. Струмкин ключи забрал. Сквозь маски звучал хриплый простецкий голос Еприкяна.

— Я пошурую в печке. Тепло надо.

— Пошуруй. — согласился Струмкин. — Смотри, из нормы не выходи. Мазут береги. Не знаю сколько нам здесь торчать, пока нового кранового пришлют.

В металлическом одежном длинном ящике хранил Струмкин самые важные вещи: аптеку, Сайгу с двумя рожками, документацию и две бутылки "Полярных Зорь". Одну распечатал. Бахнул грамм 100 в кружку, протянул Шлеменко.

— Пей. Сейчас компресс соорудим. Может, правда, грипп и Тамарка твоя, не совсем бляхен-мухен с низкой карантинной ответственностью.

На следующее утро Струмкин связался по рации с поселком.

— Денис Ромуальдыч. Слышишь?

— На приеме. Что у тебя, Струмкин?

— Крановой Шлеменко. Вроде ковид у него.

— Струмкин, ты это… Может грипп?

— Чуйка пропала. Водку не чувствует и дышит, как будто не в легкие, а сразу в пол. В больничку ему надо. В поселок.

— У тебя ж сроки, Струмкин. К 25-му КРС 12 скважин. Твоя сделка, Струмкин. Моя премия. А теперь что? Жопа общая. Так получается, Струмкин?

— Крановой мне нужен.

— Не поверишь. Мне тоже.

— Что если в Приозерной пошукать? Или у Чибатулина?

— Или в Яндексе? — подхватил Денис Ромуальдыч. — Алиса точно найдет. Ладно, Струмкин. Будем решать. По реагентам чего?

— Вроде норм.

— Две бочки есть и Чебатулин не в курсе.

— Беру.

— Завтра ГТС-ку лови.

— А крановой?

— Мамедова пришлю.

— Мамедов? — переспросил Струмкин. — Это который?

— Который Мамед. — пояснил Денис Ромуальдович. — Струмкин?

— На приеме.

— Премия, Струмкин.

— Помню. Я сам женаторожденный.

— А я дважды женаторожденный. Если премию не сделаешь, испепелят меня мои драконы-заи. Давай, Струмкин, не подводи под цугундер.

— Денис Ромуальдович.

— Ау

— А как оно вообще. Международная обстановка.

— Интернет не фурычит. К вечеру обещали наладить. Тебе зачем?

— Мне незачем. Еприкян интересуется. Там же в Карабахе войнушка.

— Не о том думаете, Струмкин. Делать нечего, ключ переберите. Войнушка. У нас такая войнища будет, если в срок не уложимся. Давай. Ариведерчи, воины Аликпера.

Ноябрь в ненецкой тундре месяц котопёс. И мурчит и лается. Снег тонкий, мороз звонкий. В Карском море не набрали силу ледяные ветра. Переносимо. Струмкин с Еприкяном растелили брезент на технической площадке. В этой скважине успели пройти немного. Вытащили всего метров 300 труб, а скважина 2-й категории. Струмкин сел за рычаги крана, ослабил тросы. Вместе с Еприкяном сняли с тросов ключ. Стимпанковскую такую приблуду красного цвета. Она зажимала скважинную трубу. Кран поднимал ее вверх до того момента как покажется на свет божий полунощный место соединения с другой трубой. Тогда снизу трубу подхватывали рычагом РСУ. Давали давление в шланги (один на выход, другой на вход), соединенные с ключом. 150 атмосфер. Такой себе циклопический гаечный ключ. Освобожденную трубу по специальным салазкам спускали вниз с технической площадки и складывали рядами. Вот, собственно, и весь КРС. Сердцевина процесса. Его тяжелая работящая сущность. Труд мерный, но не скучный. Мозги тоже нужны. Не такие, знаете, европейские, где можно все знать про молоток и ничего про гвозди. Евразийский охват, под стать географии и климату, требуется. Иной раз тундра такое выкинет, что и гвоздём придется молоток забивать. Струмкин помог Еприкяну с ротором. Себе взял челюсть, а Еприкян начал чистить втулку.

— Думаю, сегодня на обед консервами обойдемся. — сказал Струмкин. — Шлеменко. ГТС-ка придет с новым крановым. На ужин чего-нибудь горячее сообразим.

— Тжвжик хочешь? — спросил Еприкян. Он удобно устроился на брезенте. Положил на скрещенные ноги тяжелую втулку с черными рабочими плашками. Серенький медленный ветер разбивала на два тягучих потока его маленькая, жарко одетая фигурка.

— Может и хочу. — ответил Струмкин. — А ты умеешь?

Гамлет даже голову в толстом капюшоне поднял. Кроме маски Струмкин увидел выпуклые карие глаза под пушистыми с инеем бровями.

— Мне не веришь? Моему тжвжику поверишь, ахпер Струмкин!

Струмкин уже знал, что "ахпер" это респектно. Не "я зарэжу твой кадык", а напротив. На армянском это значит брат. Но каждый раз Струмкин инстинктивно вздрагивал. В полярной тишине и основательности такой темперамент выглядел также странно, как оленевод Бельдыев под синим небом Зангезура. Гамлет еще ничего. Вахтовик многолетний. Шумит нечасто, зато часто по делу. Нормально работает. Дом у себя в Армавире построил. Фотки показывал. Ничего себе. В 2 этажа и стены в гроздьях винограда. Рационально по жизни шагает. Со всех сторон дельный мужик.

— Ты чего, ахпер?

— Ничего. — ответил Струмкин. — Вроде как по плечу тебя похлопал. И это… С зубцами на плашках повнимательней. Ромуальдыч на все про все четыре пары выделил. Жила складская.

Они успели собрать ключ, подвесить его на тросы и скатать брезент. Шлеменко пылал и цвел горячечным бредом. По мокрой от пота подушке кружила голова с пересохшими, треснувшими губами. Еще с вечера Струмкин отгородил койку кранового простынями на бельевых веревках. Гамлет не поверил в силу ивановского текстиля. Ночевал в сенях. Рядом с печкой. И сейчас не верил. Пришлось Струмкину самому одевать кранового в теплый бараний кожух. Деда Струмкина кожух.

— Как я бать? Я бать как, да? — тяжело с одышкой и влажным с одышкой хрипом почти прошептал крановой.

— Отлично, Леха. Камеди Клаб показываешь, значит живой.

— Холодно.

— А мы вот сейчас оденемся и в больничку поедем. Там тепло и Тамарка будет приходить. С мандаринами.

— Какие мандарины, батя. Там такие два арбуза.

Струмкин аккуратно положил голову Шлеменко на подушку. застегнул кожух и спеленал его ноги одеялами. ГТС-ка пришла на самом краю настоявшегося ветром и влажностью дня. Гамлет врубил прожектора над технической площадкой. Рассеянный, жалкий свет вырезал круг в сливочных сумерках. ГТС-ка легко пробила круг своими желтыми фарами, гусеницами-проходимцами и железным рубленным носом. В покатом боку машины открылась дверца. На подкрашенный прожекторами снег упала клетчатая сумка. Через секунду рядом встал широкоплечий и плотный человек в желто-черном фирменном комбинезоне.

— Мамедов Мамед.

Струмкин пожал протянутую руку.

— Мамед, помощь твоя нужна. Сменщика твоего на борт закинуть.

— О чем разговор. — Мамедов говорил без акцента. Как Струмкин. А так вылитый Еприкян. Только толще и моложе. Пока шли к вахтовой балке Струмкин коротко расспросил Мамедова.

— Сам откуда, Мамед?

— Почти местный. Из Нижневартовска.

— Так сразу не скажешь.

— С 7 лет на Северах. Батя крановой ну и я тоже.

— Это хорошо, Мамед. Это правильно. Так и надо. У Чувилихина работал?

— Ага.

У высоких ступенек балки их ждал Гамлет.

— Гамлет. Помбур. — представил Струмкин. — Это Мамед. Новый крановой.

— Здравствуй, дорогой. — Гамлет вытащил из кармана бушлата руку и протянул ее Мамеду.

— Гамлет.

— Мамед.

— Откуда, Мамед?

— Ходжалы, Гамлет.

Эти двое мгновенно поняли друг друга. Первый удар колокола прозвучал, а Струмкин его не услышал.

— Вот и хорошо.

Не видел Струмкин каким орлом смотрел на Гамлета новый крановой и как поменялось настроение маленького и доброго помбура.

— Сейчас больного отправим и перекусим. Гамлет вжик приготовил.

— Тжвжик.

— Как скажешь. Пойдем, Мамед, поможешь. Ковида не боишься?

— Болел уже.

— Это хорошо…Плохо, конечно. Ну, ты понял. Гамлет тоже болел. И до сих пор не переболел. — улыбнулся Струмкин.

В балке Струмкин снял с веревок простыни. Растянул их на полу. Сверху положили спящего Шлеменко. Закрутили жгутами концы и понесли через ступеньки и раскатанные ветром осенние сугробы. Втащить в ГТС-ку Шлеменко помог водитель.

— Не растряси по дороге. — сказал ему Струмкин.

— Вас бы тоже. Хорошо на изоляцию. — крикнул водитель через шум дизельного движка. — Вообще на народ плевать. Работай, пока не сдохнешь.

Струмкин махнул рукой.

— Ромуальдычу привет.

Водитель хлопнул дверцей и ГТС-ка выползла из светового круга прожекторов. Они остались одни. Вернее это Струмкин остался один. У Гамлета и Мамеда была древняя, кровная связь. Они были родственниками. Им не грозило смысловое одиночество как Струмкину. Человеку русскому. Человеку крайнему. В балке, в кухонном закутке на самодельном столе под пестрой скатертью их ожидал тжвжик в круглой чугунной сковороде. Оказалось, что это жареная оленья печень, сдобренная чабрецом и солью с перцем. Но вкусная-я! Струмкин наворачивал, не скромничал.

— Чего сидим? Гамлет, Мамед. Налетай, я ведь миг-истребитель. Миг и истребил.

Никто Струмкина не поддержал. Гамлет ковырялся вилкой в жарком, а Мамед сложил на груди руки и смотрел перед собой. Прямая спина и даже щёки твердые.

— Ладно. — Струмкин поднялся. Открыл шкаф, поколдовал немного, достал бутылку и сдвинул в центр стола три кружки. Разлил, подождал пока Гамлет и Мамед поднимут свои кружки.

— За все хорошее.

— Точно. — сказал Мамед. — За Шушу.

— Врёшь, турок! Шуши наш.

Яростный Еприкян. Это звучало также нелепо, как агрессивный пень, но Струмкин видел то, что видел Шекспир. Обезумевшего Гамлета. Мамед вслед за помбуром выскочил из-за стола.

— 8 ноября аскеры прогнали ваших баранов от стен Гавхар-аги. За это выпью, пока Аллах не видит. потому что радуется.

Мамед торжественно опрокинул в себя водку из алюминиевой кружки и не поморщился. Гамлет зарычал, а потом забился в невыносимом крике раненой полярной куропатки. Струмкин среагировал верно. Отгородил широкой спиной электрическую плитку, закопченный казан и три ножа. Широкий охотничий, простой кухонный и складной на 16 функций с штопором и зубочисткой.

— Тихо! Ша! — крикнул Струмкин. — Сели! Все сели, я сказал! Гамлет!

Еприкян продолжал стоять. Шептал какие-то, наверное, очень страшные армянские слова. Струмкину пришлось садить его силой.

— Меня слушаем. — Струмкин взялся за ручку сковородки. Грохнул криворожским чугуном по столу. Куски и капли тжвжика полетели во все стороны и немного на Мамеда.

— Первое. — сказал Струмкин, благоразумно убрав сковороду за спину и на плитку.

— Первое и последнее. Здесь не ваши горы. Здесь моя равнина. Ровно все решаем. По мере поступления проблемы. Сначала мой КРС. Потом ваш ИОЖ.

— Какой-такой ёж? — спросил Мамед.

— Окончательный и бесповоротный. Идите Оба Жигиты. Куда хотите. Жигайтесь где хотите. Но не здесь. Не в мою смену. Погуляли. Хватит.

Струмкин отвернулся. Хотел собрать ножи. Убрать от греха подальше. Не успел, но был готов. Как один из вариантов просчитывал, что Мамед чего-нибудь отчебучит. Поэтому когда почувствовал тяжесть на плечах и локоть сдавивший шею, действовал осознанно. Развернулся, прижал Мамеда к стене, чтобы ослабить хватку и прокусил до кости то, что было в районе досягаемости его крепкой челюсти. Прям замечательно кусательное место между большим и указательными пальцами. Дальше Мамед должен был заорать (это случилось), ослабить хватку (так и было). Потом затылок Струмкина ломал ему нос, а железный носок ботинка надежно и бесповоротно выбивал последние остатки дури из поехавшей от непонятной эйфории головы Мамедова. Дальше Струмкин укладывал разошедшегося кранового баиньки, а на утро все как полагается, в рабочем порядке. В такой убедительной манере Струмкин много кого настраивал на правильный вахтовый лад. Само собой алкашей, наркоманов-гашишников и закоренелых сидельцев. Однажды, на острове Круглый на гильотину пришлось брать годовалого белого медведя. Для его же пользы. Или так или картечь в толстую лобовую кость. С Мамедом фаталити-ботинок не случилось. Ситуация развернулась в другой, не логичной плоскости. Гамлет бросился на помощь Мамеду, а не Струмкину. Он схватил своего бурового мастера за ноги и вместе с Мамедом завалил его на пол.

— Ты что такое творишь, Гамлет. — сипел Струмкин, пытаясь выбраться из двойного захвата.

— Мешаешь нам. — отвечал Гамлет, затягивая на ногах Струмкина ремень, который он выдернул из собственных штанов.

— Чего ты мешаешь, Струмкин? Сами справимся. — Гамлет почти плакал, но делал свое черное, предательское дело. Ремнем Мамеда связали Струмкину руки и примотали своего прямого руководителя к стулу веревкой.

— Не обижайся. — сказал Мамедов. Он морщился от боли и тряс покусанной рукой. — Армян правду говорит.

— Объясни.

— Чего объяснять. Тут понимать надо.

— Ты же местный. Каким боком тебе этот Карабах?

— Почти местный, Струмкин. До 7 лет в Ходжалы жил. Его родичи нас оттуда выгнали. Детей, женщин. В чем были. Босиком по льду и стреляли и убили. Маму мою, например.

— Это вам за Сумгаит отлилось. — ответил Еприкян. — Дядю моего прямо в квартире сожгли. Ваши из Карабаха.

— Как они там оказались? В Сумгаите. Кто их из Агдама и других мест выгнал?

— Потому что Карабах наша земля. Не ваши там церкви. Это Советы вам Карабах отдали.

— Карабах всегда тюркским был. Это все знают. Это русские, когда с персами воевали вас сюда переселили. Никогда вас там не было.

И Гамлет и Мамед, не сговариваясь, посмотрели на Струмкина. Мгновения оставались до армяно-азербайджанского перемирия в отдельно взятой вахтовой балке. От расправы Струмкина спасла несомненная древность обоих народов и общая эрудиция бурового мастера.

— Не…Не… — замотал головой Струмкин. — Мы туда только в 19 веке пришли. Дальше без нас. Сами-сами.

И они продолжили. Добрались до княжества Урарту и Кавказской Албании. Здесь у Гамлета появилось явное преимущество и Мамед был первым, кто сказал.

— Выбирай нож и пошли.

Гамлет выбрал охотничий. Мамедов не возражал. Взял себе кухонный.

— Идешь? — спросил Мамед.

— Идем. — сказал Гамлет. — Покончим с этим навсегда.

Струмкин освободился быстро. Батя должен быть запасливым. Вытащил складной нож из кармана. Перерезал веревки. Открыл шкаф. Достал "Сайгу". Вставил рожок. Встал у окна. Посмотрел на часы и выглянул наружу. Местом вендетты выбрали световой круг рядом с технической площадкой. Две неподвижные, отливающие синим, фигуры стояли друг против друга. Струмкин поднял "Сайгу". Раз. Два. Наверное, лучший, оптимальный вариант. Раз. Два. Самооборона. Пашем дальше. Дело делаем. Струмкин опустил карабин. Не смог. К тому же как всегда имелся другой путь. Хороший батя эмоции, где положено держит. В сердце, а не в голове. Фигуры начали кружиться. Клинков видно не было, но Струмкин знал, что они есть. Мамед сделал выпад. Гамлет отступил. Неумно действовал. Без маневра. Просто отходил назад. Туго пришлось бы помбуру Еприкяну в этом раунде бесконечной войны, но вдруг Мамед остановился, как будто напоролся со всей силы на бетонный северный воздух. Начал валиться в снег, перемешанный с электрическим светом. Еприкян не успел осознать, какая удача вдруг образовалась у его ног. Раздавшийся выстрел посадил Гамлета на колени, а второй заставил прижать руки к ушам. Струмкин бросил карабин на плечо. Спустился вниз по ступенькам. Вошел в круг света.

— Все. Отмирай, Гамлет. Э-э. Нет. Нож на землю.

Еприкян осторожно тронул неподвижного Мамедова. Поднялся. Выглядел подавленным и расстроенным.

— Видел, бать. Чудо. Бог покарал турка.

— Водка с феназипамом его покарали. Ты, кстати, на очереди. Давай, тащи его в балку, пока рядом не лёг.

На следующее утро Струмкин по рации связался с вахтенным поселком.

— Шлеменко как, Денис Ромуальдович? Что врачи говорят?

— На ИВЛе. Обязан выздороветь. Нам еще Лебядку вскрывать. У тебя как?

— Не скучно.

— Слушай я чего подумал. У тебя ж Еприкян армянин, а Мамедов?

— Вышло, что азербайджанец.

— Ты смотри как же это я…

— Да нормально. Он почти местный. Из Нижневартовска.

— Сколько прошли?

— Почти 1500.

— Ого.

— Нормально. Работаем.

— До 25-го справитесь?

— С такой бригадой…

— Струмкин?

Ромуальдыч был из тех воробьев, кто сам стреляет.

— Чики-пуки всё?

— Даже лучше. Все пуки-чики.

— Надеюсь на тебя, Струмкин.

— Само собой. На кого еще.

Ромуальдыч отключился. Струмкин посмотрел в окно. Кран поднял из скважины трубу. Еприкян обнял ее ключом. Теперь, пока не закончат, с "Сайгой" спать придется. Паспорта у этих жигитов Струмкин забрал. Хотя склонялся к тому, чтобы попросить у Ромуальдыча группу быстрого реагирования. Пусть в мордовских лагерях дальше воюют. Но батеринское сердце… Такая заноза. Но батин ход мыслей: " А я? Чтобы делал я со своим высшим техническим и льготной ипотекой, когда бы это был не далекий и призрачный Карабах, а родной и близкий Лабытнанги?"