Netflix from you (СИ) [Pocket Astronaut] (fb2) читать онлайн

Жизнь — удивительная штука. Интересная и прекрасная в своём многообразии. Тысячи моментов и событий переплетаются в увлекательную, пленительно-красивую паутину реальности каждого из нас. Каждый человек на планете принимает несколько сотен решений в день, важных и не очень, но любое из них — если эффект бабочки всё-таки реален — влияет на его собственную реальность и реальности сотен тысяч других людей.

Красивая девушка улыбнулась в кафе бариста, его это зацепило, по дороге домой он был слишком невнимательным, погрузившись в свои мысли, и столкнулся с мальчиком, который ехал на велосипеде, тот упал, разбил коленки, расстроился, но где-то неподалёку не случилось страшной аварии, быть может, как раз потому, что не менее невнимательный, чем бариста, мальчишка опоздал к моменту, когда барышня за рулём синей хонды отвлеклась на сотовый и пролетела светофор на красный.

Это удивительные закономерности, поразительные стечения обстоятельств, каждое решение — маленькая искра в огромном пожаре мироздания, каждое событие — капля кислорода, помогающая пожару разгораться сильнее. Случайности. Потрясающие случайности, порождающие множество интересных эпизодов в жизнях людей. Без них невозможно представить чьё-либо существование, ведь у каждого человека есть в сердце история, которая началась именно с неё. Со случайности.

И совершенно случайно Чонгук этим вечером решил прогуляться по мосту вдоль реки Хан, просто потому что в парке, куда он изначально направлялся, было слишком уж людно. Шёл второй месяц после его переезда, всё даётся ужасно тяжело, язык на практике не так прост, как казался в теории, тренировки в танцевальной студии выматывают, маленькая съёмная квартира на окраине Сондон-гу холодная и неприветливая, брат совсем не уделяет времени, наказал отписываться родителям, что они видятся стабильно три раза в неделю, на деле же бросив его одного в квартире сразу после приезда из аэропорта, и теперь Чонгуку приходится самому разбираться в новой стране.

Ему всего восемнадцать. В этой стране он несовершеннолетний, но он и не гражданин Южной Кореи, а всего лишь иностранный студент, приехавший учиться танцам в одной из хороших студий, что открыли партнеры отца в Сеуле. В своей стране — в Китае¹ — Чонгук вполне себе совершеннолетний молодой человек, окончивший школу в этом году.

На ногах совсем не подходящие под прохладные ночи сентября тоненькие вансы, чёрные джинсы с прорезями на коленях, сверху объёмная белая худи и наушники в ушах. Если бы не прохлада, это мог бы быть потрясающий вечер. Впрочем, у него всё ещё есть шансы таковым стать… хотя нет. Надо же, как сюжет второсортной дорамы.

— А… нихао, здравствуйте, кэн ю хэлп ми, ну, то есть, не могли бы вы мне помочь?

Парень, уверенно подтянувшийся руками за перила, опускается, снова касаясь подошвами кроссовок тротуара. Машины пролетают рядом по автостраде, а на пешеходной зоне как назло ни души. Даром, что ли, последние осенние деньки погодкой радуют? Хотя сегодня прохладно, может, в этом дело.

— Нет, я не могу помочь, иди куда шёл.

Чонгук окидывает взглядом незнакомца. Не похож он на самоубийцу. Растрепанные тёмные волосы, достаточно длинные, чтобы почти доставать кудряшками до скул, немного опухшие глаза, странного вида одежда (грязная что ли?). И больше в целом ничего необычного. Чонгук допускает мысль, что парень просто гулял тут, как и он сам, но тут же гонит её от себя. Потому как во всех южнокорейских дорамах на мост через реку Хан приходят лишь для того, чтобы с него же в воду и сигануть. Ну или прогуляться. Этот же явно не гуляет тут. А значит, Чонгук не зря подошёл.

— Плиз, ай нид э хелп, — смотрит глазами умоляющими.

— Говори по-корейски.

— Мой корейский не очень хорош.

— Я же вижу, что ты кореец, хватит заливать.

— Я студент из Китая. И я… не нашёл место, как это… потерял, хм…

— Потерялся что ли?

— Ес! Да, всё верно, мне холодно. Пожалуйста, не могли бы вы мне проводить до места, где пьют что-то… хот, горячее, м? — Чонгук чувствует прилив неожиданной смелости и подходит ближе.

Парень напротив выглядит откровенно раздражённым. Он одёргивает руки от холодных перил и прячет их в рукавах. Между ними остаётся полметра, не больше. Чонгуку немного боязно, вот же дёрнуло его вмешаться.

— Послушай, ребёнок, иди, куда шёл, тут негде теряться, ты пришёл оттуда? — кивает ему за спину.

— Угу.

— Ну так шуруй прямо, это мост, тут некуда свернуть даже, кроме как… Ай, не важно. Иди прямо и там кофеен дохрена, давай, вперёд, не трать моё время.

— Пожалуйста, уделите мне немного вашего времени, вы вроде бы ничем серьёзным не заняты, помогите, я потерялся, — просит внезапно до боли искренне и по-детски так совершенно пальцами за рукав бомбера хватается.

Что-то было в открытом и чистом взгляде этого мальчишки, что заставило Тэхёна на секунду выпасть из реальности и забыть обо всём, что предшествовало его приходу на чёртов мост. Видимо, Земля на секунду с орбиты сошла, раз уж этот пацан потерялся и подошёл просить помощи именно к нему, именно в этот момент, иначе эту случайность и не объяснишь никак. Тот факт, что последняя фраза была произнесена пареньком на довольно чистом корейском, без глупых «хот» и «ай донт ноу хау ту сэй», Тэхён, потерявшийся в переизбытке эмоций, упустил. А ведь несколько минут назад он уже готов был сделать последний шаг, чтобы это закончить.

— Айщ, ладно, боже, до ближайшей кофейни, а потом звони родителям, пусть тебя забирают, я не собираюсь с тобой таскаться.

— Спасибо! — просиял буквально.

Парень кивает ему в сторону, куда следует идти, и, пропустив вперёд себя, идёт следом. Чонгук нервничает. А когда Чонгук нервничает, он начинает бесконтрольно много говорить. Буквально без умолку. Мост заканчивается быстро, прохладная осенняя ночь ласкает свежим ветром лицо и волнует волосы, развевая локоны, в воздухе тот самый аромат пожухлой листвы, наступающих холодов, первых заморозков, словом, чего-то нового и в то же время хорошо забытого старого.

Они шаг в шаг идут по тротуару. Один немного позади нервно теребит пальцами рукава своего перепачканного бомбера, поражаясь тому, что страх от того, что он собирался сделать, накатил только сейчас, когда последний рубеж за спиной остался, а не тогда, когда он начал забираться на перила. В тот момент всё отчего-то казалось простым до жути. А второй без устали пересказывает весь свой маршрут от остановки до этого места, болтает о своём любимом парке по ту сторону моста, сокрушается о том, что не успеет на общественном транспорте вернуться и придётся ехать домой на такси, а денег мол и так мало, сетует на противного брата, на ноющие мышцы, на тик-ток, что подкидывает последнее время кучу крутых треков, которые он не успевает слушать, болтает о погоде, немного о Китае, о корейской еде, вкусной, но к которой он ещё не успел привыкнуть.

Тэхён не понимает, что происходит, просто плетётся рядом, наблюдая за странным пареньком. И когда перед глазами загорается вывеска «Старбакса» до него доходит. Прекрасная кофейня. До которой Тэхён его не провожал, тот заболтал его и привёл сюда сам. Потерялся говоришь?

— Эй, эй, стой! Что за хрень? — тормозит.

— М?

— Потерялся, значит? Ты меня сам сюда буквально привёл! И что-то быстро твой корейский подтянулся, тебе так не кажется?

— О, и правда, уже дошли, как здорово! Пойдём скорее внутрь! — и тащит наглец за собой уверенно.

А Тэхён почему-то идёт. Один шаг. Два. Пять. Тринадцать, и тёплый воздух Старбакса, пропитанный кофе и корицей, окутывает с головы до ног. А ведь ему оставался всего один шаг. Последний. И не было бы уже ничего сейчас.

***

— Да, спасибо, — Чонгук улыбается официанту, который водружает на стол два больших стакана с капучино с корицей. — Вот, держи, вот ещё сахар, я не знаю, пьёшь ли ты с сахаром, ты молчал, ничего заказывать не хотел, я и взял на свой вкус, а у тебя нет аллергии? А к корице нормально относишься? — тараторит, пододвигая к парню напротив ароматно дымящуюся кружку.

— Что тебе надо? — бросает Тэхён отстранённо, напиток брать не спешит.

— Мне-то? Мне ничего не надо, я просто хотел тебя угостить, так что насчёт корицы? Не против?

Чонгук бегло оглядывает своего собеседника. Там в полутьме он показался ему пугающе красивым. И надо же… при свете он даже лучше. Растрепанные тёмные волосы, смуглая кожа, пухлые губы, проницательный карий взгляд, точёные черты лица. Вид портит лишь грязь на одежде. Интересно, что с ним произошло? Что он забыл на том мосту?

— С меня хватит, я ухожу, ты меня отвлёк, — порывается встать.

— Нет, пожалуйста! — вскрикивает достаточно громко, хватает за рукав бомбера, что оказывается неожиданно влажным.

Парень оборачивается и шикает на него:

— Да не ори ты, и так все пялятся!

— Никто не пялится. Куда ты уходишь?

— Туда, откуда пришёл.

— Останься.

— Ты поехавший? Отпусти, ты меня знать не знаешь, чего ты прицепился?

— Так давай познакомимся.

— Да ты совсем ненормальный, отпусти говорю! — дёргает рукав, вырывая его из чужой хватки. Грубая мокрая ткань неприятно проезжается по чужим пальцам, отчего незнакомец морщится и трясёт рукой, очевидно почувствовав боль. Тэхёна внезапно колет совесть.

— Прости, просто не люблю, когда хватают.

— Я пытался нормально, ты же не слушаешь, — дует губы, бросает взгляд исподлобья.

Тэхёна подкупает его манера разговаривать. Парнишка сразу видно не местный, совсем забыл про чувство приличия, уважительные суффиксы и всё остальное, сразу на «ты» перешёл, даже возраст не узнав, хотя заметно, что он младше. Совсем ребёнок ещё. Тэ неожиданно становится стыдно. Хотя бы в этот день стоит побыть нормальным. Хотя бы для кого-то. Парень, сам того не подозревая, хотя скорее прекрасно осознавая, что происходит, тянет его время. А чем больше времени на раздумья, тем выше шанс передумать. Видит Бог, Тэхён передумывал уже очень много раз. И сегодня он всё закончит. Но, окей, немного позже.

— Прости, не хотел грубить, я сегодня не в самом хорошем расположении духа, — присаживается обратно.

— Выпьешь со мной кофе? — улыбается, вмиг забыв о чужой грубости, и придвигает кружку ближе.

— Ладно уж, давай, — бурчит недовольно и принимается рвать пакетик с сахаром, чтобы подсластить напиток. — Как тебя зовут то хоть, китаец?

— А, точно! Нихао, во дзяо Чон Чонгук, — тянет для рукопожатия ладошку через стол и улыбается так широко и искренне, что у Тэхёна в голове коротить начинает.

«Ну точно ненормальный».

— Чего? — руку тем не менее принимает, быстро жмёт её тёплую и стыдливо прячет свою с грязными ногтями, покрытую синяками и ссадинами обратно под стол.

— Я говорю, меня зовут Чон Чонгук. Это было на китайском.

— Значит, ты и правда из Китая?

— Да, учиться приехал.

— Корейский тут учил?

— Нет, моя мама кореянка, а папа китаец, я с детства два языка учил.

— Значит, получается, ты у нас золотая молодёжь?

— Напомни, что это? Боюсь, я тебя неправильно понял.

— Сынок богатеньких родителей и всё такое, — бросает небрежно Тэхён, отпивая горячий кофе из кружки. Ароматная жидкость приятно горчит, разнося по организму тепло.

— А… нет, не то чтобы. Мой папа держит парочку магазинов с профессиональными товарами для всяких там танцоров, гимнастов и всё такое, понимаешь?

— Ну… угу, — «не понимаю, правда, зачем я тут сижу и всё это слушаю».

— Его партнеры недавно открыли здесь студию при университете, и я после школы принял решение поступать сюда, в Корею. В следующем году буду подавать документы на хореографа, если всё будет хорошо.

— А сейчас ты что тут делаешь?

— Сейчас у меня якобы языковой год, я специально тесты по языку хуже сдал, когда первый раз документы подавал, чтобы год просто тут пожить и освоиться, а в следующем году уже полноценно поступить, ну и хожу сейчас несколько раз в неделю в студию на пары и на уроки языка немного, тренируюсь ещё, мне много чего сдавать при поступлении в следующем году.

От того, каким интересным и многообещающим выглядит по рассказам будущее этого паренька, Тэхёну невольно выть хочется. Ну почему кому-то всё? А кому-то ничего? Хочется уйти, но обижать ребёнка желания нет, поэтому Тэхён решает дослушать его для начала.

— Ну, и вот я приехал, брат вечно работает, у него там свои какие-то дела постоянно, а я один тусуюсь, думал поискать подработку, да не берут особо нигде, так что живу на то, что родители отправляют.

— Не берут?

— Неа, маленький вроде как пока, ещё и иностранец, у вас тут с этим сложно как-то, но вообще мне обещали через три месяца обучения в студии на полставки взять, буду растяжку вести для детских групп. Два месяца осталось поучиться.

— Маленький? Тебе сколько лет, чудо?

— Мне восемнадцать.

Тэхён хмыкает в кружку с кофе. И правда, совсем ещё ребёнок. Разница в возрасте вкупе с образом этого парнишки начинает казаться ну просто пропастью бездонной.

— И как тебя родители отпустили только, ты же тут несовершеннолетний ведь ещё.

— Ну да, но алкоголь я не пью, так что ничего страшного, а для всего остального — главное, что я в своей стране совершеннолетний.

— Ммм, вон оно как… интересно. Но ты это, не шарахайся один по ночам, тем более по мосту вдоль автострады, странно это как-то.

— Шарахайся? — хмурит брови, думает о чём-то в головёнке своей лохматой.

— Не лазь, не ходи, не броди, не шляйся, — начинает перечислять Тэхён.

— А, всё-всё, я понял.

— Ну вот и отлично, а я пойду уже, пожалуй.

— Нет, подожди, ты ещё о себе не рассказал. Как же я тебя могу сейчас отпустить?

— Ты то ли странный, то ли…

— Я очень избалованный. И вредный. Особенно, когда не получаю то, чего хочу, — совсем не по-детски внезапно ведёт бровью вызывающе.

— Оу.

— Да, так как тебя зовут? Что ты де… — осекается, понимая что не стоит пожалуй спрашивать, что тот забыл на мосту посреди ночи и почему висел на перилах, — …лаешь в свободное время? Сколько тебе лет?

«Я Тэхён и прямо сейчас я собирался сдохнуть».

— Эм… Меня зовут Ким Тэхён, мне двадцать два, про свободное время предпочту ничего не рассказывать, ибо нечего. Раньше учился в университете на логиста.

— Раньше, а сейчас что же? Давно не учишься?

«Уж неделю как».

— А сейчас мне уже ничего этого не нужно, слушай, я пойду, ладно?

— Нет, подожди.

— Ну что ещё?

— Я могу называть тебя «хён», правильно? Так обращаются к старшим в Корее?

Тэхён снова замирает на полпути к тому, чтобы подняться со своего места. Потрясающая наглость.

— Ну, не ко всем старшим, конечно… к близким. Да и вообще, зачем тебе меня так называть?

— Я хочу с тобой дружить.

— Э, нет, идея плохая, очень плохая.

— А я хочу.

— Ну а мне какое дело до того, что ты хочешь?

— Я кажусь тебе плохим человеком? Может, ты не любишь китайцев? Ты нацист?

— Господи, это то тут при чём? — Тэхён прикрикивает на него, поражаясь его манере вести диалог, не даёт и слова вставить. Внезапно его слова о собственной избалованности начинают обретать смысл. Действительно, маленький капризный манипулятор.

— Почему твоя одежда мокрая? Попал под дождь?

— Сегодня в Сеуле был дождь? — одному Ким Тэхёну явно нужно что-то от нервов, чтобы продолжить с ним диалог спокойно.

— Нет.

— Тогда где я по-твоему мог под него попасть?

— Не знаю, в больших городах такое бывает, когда в одной части города дождя нет, в другой он может быть, ну знаешь, облака…

— Тормози. Я не попадал под дождь, и облака тут ни при чём.

— Тогда почему она мокрая?

Если бы у Ким Тэхена сейчас спросили, почему он вообще продолжает этот странный диалог. Он бы навряд ли ответил. Стоя там, на мосту, он думал, что сейчас ему достаточно любого толчка. Напавших скопом воспоминаний, брошенного оскорбления или полного безразличия или брезгливости взгляда от любого незнакомца. И он бы прыгнул. Он стоял там на мосту не первый раз и думал, что ждёт этого толчка. Но на самом деле, точно так же, как любой человек, глядя с высоты вниз, испытывает краем сознания пугающее, безумное, почти безотчетное желание прыгнуть вниз,

он какой-то частичкой своей души ждал, что кто-то подойдёт, протянет руку, уведёт оттуда и сможет помочь. Всего лишь немного внимания, чтобы просто передумать.

— Эй, чего завис, хён, отвечать не собираешься? Хён? Хён? Хйооон?

— Ай, боже, перестань ты это повторять!

— Раздражаю?

— Меня немного поваляли по земле, там были лужи, вот и мокрая, ясно?

— Тебя избили? Нам нужно обратиться в полицию?

— Нет, не нужно.

— Почему?

— Это тебя не касается.

— Но я хочу знать.

— Знать хочешь… — Тэхён усмехается и без зазрения совести решает вывалить всё на этого маленького светлого придурка, который решил испортить себе вечер, подойдя к нему. То ли для того, чтобы проверить, останется ли после этого. То ли для того, чтобы напугать, чтобы отстал поскорее.

— Потому что меня, правда, немного избили и выгнали из дома. Ничего страшного, не делай такие большие глаза, это не первый раз, но, кажется, последний. Меня избил мой отец, поэтому я не пойду в полицию. Опережая твои вопросы: избил, потому что я грязный и отвратительный, никому нет дела до того, что я ушёл в никуда, бросил учебу и не собираюсь всё это продолжать. Не нужно никому звонить, никого искать и никуда заявлять. Я совершеннолетний, поэтому помощи мне ждать неоткуда.

— Почему?

— Ни почему, Чонгук. Я устал, можно я уже уйду?

— Куда ты уйдёшь? Тебя ведь выгнали, — смотрит обеспокоенно.

«В мир, блять, иной, господи, что непонятного», — хочется крикнуть. А может, и не хочется уже. И в мир иной не хочется. В кафе ходить и иметь возможность платить за себя и понравившегося человека — хочется. Учиться, сдавать экзамены, переживать нервные сессии и сажать печень кофе и энергетиками — хочется. Выбираться погулять посреди ночи по паркам и мостам осенью, просто подышать морозно-свежим воздухом — хочется. Изменить уже, наконец, свою жизнь хочется. А умирать не хочется. Правда ведь?

— Блять…

— О, я знаю это слово!

— Поздравляю.

— Пойдём ко мне? Ты сможешь принять там душ и постирать вещи, у меня пустует диван и есть два набора посуды. Я дам тебе переодеться. Ты можешь оставаться сколько захочешь, пока не разберёшься с родителями и не сможешь вернуться домой. М?

— Я не собираюсь туда больше никогда возвращаться.

— Но…

— Не утруждайся, ребёнок, не нужно таскать домой бомжей.

— Ты ведь не бомж.

— Но я почти.

— Серьезно, пойдём ко мне? Без шуток. Я живу один, мне скучно. Я один в чужой стране, брату на меня плевать, а мне страшно иногда поздно вечером одному из студии возвращаться. Ты бы мог меня встречать иногда.

— Ты всегда говоришь всё, что у тебя в голове творится?

— Ну да.

— Поразительно. Но от твоего предложения я вынужден отказаться. Я взрослый и не могу принять помощь от ребёнка, мне не нужны подачки. Мы едва знакомы, ты бы хоть немного думал о собственной безопасности.

— Но, хён…

— Послушай, я тебе не хён, и я гей.

— О.. эээ, я за тебя рад, и что?

— Не боишься, что притащишь меня домой, а я начну к тебе приставать, залезу в трусы и грязно изнасилую, м?

— Фу, какой ты мерзкий.

— Да, я именно такой. Сам не рад, теперь позвольте откланяться, — Тэхён в последний, контрольный раз за сегодня пытается подняться с диванчика, не совсем, на самом деле, понимая, хочет ли он возвращаться на мост или уже не хочет, но цепкие пальцы снова ловят его рукав и тянут, разворачивая.

— Пойдём ко мне, а? Поспишь, а там дальше уже думать будем. Я не говорю, что оставлю тебя просто так у себя. Но ты можешь вернуться на учебу и найти подработку, будешь покупать иногда продукты, а вечером после пар и моих тренировок учить меня языку, я ещё много слов не знаю. Потом подкопишь и съедешь, а у меня хоть друг появится.

— Ты вообще слушал, что я тебе говорил?

— Слушал, но без обид, мне многое сложно переводить и когда ты начал нести какую-то чушь, я частично пропускал что-то мимо ушей.

— Охренеть…

— Пойдём, м? Я такси поймаю. У меня ещё месяц бесплатной подписки на «Нетфликс» подключён, можно будет посмотреть что-нибудь.

— Ну…

— И «принглс» дома есть.

— Нет.

— Это лучше, чем вернуться на мост, — и это первый раз, когда знакомец намекнул, что прекрасно понял, чем Тэхён там на мосту занимался. Глаза серьёзные, а хватка на рукаве слабеет, Чонгук перехватывает его за холодную ладонь и крепко её сжимает. Тэхёну кажется, что рука начинает гореть.

— Смотри, не пожалей.

— Ура! — просиял и тащит за собой на выход. — Можно звать тебя «хён»?

— Зови как хочешь.

— Ес!

— Уже уходите? — бросает в догонку официант.

— Да! Мы с хёном идём шарахаться, до свидания.

— Боже, Чонгук…

Чонгук уверенным шагом с довольной улыбкой тащит нового друга, который, к слову, уже давно не сопротивляется, за собой, осталось только найти такси.

— Ух, блять, вот это мы шарахаемся… — тянет мечтательно.

— Чонгук, еп твою мать, нельзя вот так просто болтать такие слова налево и направо, ты с ума сошёл?

— Почему нельзя? — оборачивается недоуменно через плечо.

— Ты сказал, что знаешь смысл слова «блять».

— Блять? Нууу… я примерно.

Тэхён мученически стонет, понимая во что ввязался.

— Это матершиное слово. Не вздумай болтать его где попало.

— А ой, — смешно прикрывает ладонью рот, снова поворачиваясь к дороге. — О, такси!

Белая машина с оракалом медленно тормозит у тротуара.

— Еп твою мать… — бормочет себе под нос Чон, Тэхён, которого буквально затолкали на энтузиазме в салон, уже собирается наорать на него за то, что он снова повторяет маты, — по-китайски будет «во цао ни ма»! — выдаёт радостный, и Тэ хочется сквозь землю провалиться.

Но может он только наблюдать за этими искрящимися радостью глазами нового друга и ловить в зеркале заднего вида насмешливый взгляд таксиста.

Тэхён не хотел жалости.

***

Чонгук всегда был очень дружелюбным. В Китае у него осталось достаточно много друзей. Ему было жалко с ними расставаться. Но помимо всего прочего, Чонгук очень любит перемены. И здесь, в Корее, ему нравилось безумно. Он, знаете, хотел сюда давно очень. С детства мечтал тут жить. Тут эта вся интересная кухня, более развитая что ли жизнь, чем в том же Китае, тут чисто на улицах безумно и все эти группы классные, в подтанцовку к которым можно попытаться пробиться. Тут меньше народу и возможностей развиваться как-то, кажется, больше что ли. Друзей только тут не хватало, конечно, а одинокому парнишке, который только-только осваивается в чужом менталитете, искать их не то чтобы просто.

А Тэхён вроде бы классный. Ершистый падлюка, но точно уж не плохой и ничего дурного не сделает. Слишком уж очевидно, что парень он нормальный. А ещё ему только предстоит узнать Чонгука поближе. Тот ведь тоже не подарок, но достаточно умный, чтобы это понимать. Знать свои слабые стороны, понимать, где его характер бывает сложнотерпимым, и уметь это вовремя прятать подальше. Недаром ведь брата он раздражал всегда, а родители его, шебутного, отпустили спокойно. Знают прекрасно, что он правдами-неправдами, но своего всегда добьётся.

— О, ты уже всё? Ну, как, получше? — встречает того из душа.

— Мне и так было нормально.

Чонгук окидывает его взглядом. В чонгуковых вещах он выглядит совсем уж забавно, ему немного большая в плечах футболка, а треники на коленках вытянутые. Волосы мокрые, кожа там, где нет ссадин, без грязи, чистая и красивая.

— У тебя царапины на руках, наверное, нужно обработать?

Тэхён на это заявление зябко ёжится и видно, что испытывает ну просто сильнейшее желание прикрыться, но рукава на футболке короткие, а потому от пытливого взгляда мелкого китайца спрятаться не получается.

— Ничего не надо.

— Расслабься.

— Что?

— Я говорю, расслабься, я не буду тебя обижать.

— Ещё бы ты меня обижал. Так говоришь, будто я домашнее животное.

— Я, правда, хочу помочь.

— Я не просил помощи.

— Ай, вотсхао, куджи… — поднимается с постели и принимается рыться в комоде.

— Чего ты там бормочешь?

— Говорю, какой же ты, блять, упрямый.

— Эй, мелкий, хватит материться!

— А, ты, хватит препираться со мной, сказал, давай обработаем, чтобы шрамов не осталось! — выкрикивает в ответ, смотрит на него с полминуты и внезапно чувствует внутри острое желание рассмеяться, ну что за ситуация глупая?

Тэхён очевидно думает о том же, потому что их переглядки нарушаются его тихим смешком, который моментально перерастает в общий хохот. Ребята смеются несколько минут и успокаиваются, когда у Тэ уже начинают слёзы от смеха наворачиваться.

— Господи, как это тупо.

— Согласен, — приподнимает в руках заживляющую мазь, — м?

— Ладно, давай.

Чонгук резво плюхается рядом с ним на диван и принимается разглядывать покрытое ссадинами предплечье. Тэхён другой рукой по-хозяйски нащупывает пульт, включает телевизор и начинает щёлкать клавишами на пульте, просматривая меню на главной странице, чтобы понять, что Чонгук смотреть предпочитает.

— Это… сними верх.

— Зачем?

— Ну там, мне кажется, тоже есть, что помазать.

— Нет, там нормально всё.

— Ай, ну тебя, сам сниму, — и действительно цепляется за полы футболки, тянет её вверх.

— Ты извращенец, — бросает, хмыкая, но футболку с себя снять ему помогает.

— А ты педик, — отбивает, не подумав, замирает на месте, испуганно на парня глядит — всё-таки переборщил, наверное, с шутками.

Но Тэхён, как ни странно, реагирует нормально и, тихонько хихикнув на это, улыбается.

— Один-один, карапуз, засчитано.

— Карапуз?

— Ну… ребёночек.

— Эй! Вот треснул бы тебе сейчас, если бы не боялся в синяк какой-нибудь попасть.

— Конечно, давай, отпизди ещё и ты меня, мне же мало.

— Отпиз…

— Не смей повторять!

И Тэхён снова смеётся, а Чонгук осознаёт, что ему давно не было так весело с кем-то. Да, это определенно было полезное знакомство.

Впрочем, Тэ думает примерно так же, когда Чонгук осторожно помогает распределить заживляющую мазь по всем синякам, закрывает пластырями царапины, молча мажет огромные синяки на боках, старательно не обращая внимания на длинные, тонкие белёсые поперечные полосы шрамов на предплечьях, лепит пластырь на ссадину на виске и, оглядев нового друга полностью, удовлетворённо кивает головой.

— Ноги?

— Там нормально всё.

— Точно?

— Да точно-точно.

— Расскажешь ещё немного о себе или на потом оставим?

Тэхён снова надевает футболку. Сейчас, когда тело расслабленное и распаренное в душе, а шок, наконец, прошёл, каждый синяк и ссадина начинают отдаваться болью, а по телу разливается слабость, вся скопившаяся за несколько дней усталость внезапно наваливается со всей силы. Тэхён впервые за долгое время чувствует себя в безопасности. Парадоксально, но с человеком едва знакомым.

— Ну… я не знаю, что я тут делаю. Мне, правда, неудобно, что я тебя стесняю. Нужно что-то с этим решить, я уйду завтра.

— Конкретно сейчас ты просиживаешь костлявой задницей диван какой-то тётушки, что сдала мне квартиру. А завтра ты никуда не пойдёшь.

— О, ты знаешь слово «задница».

— Я много слов знаю, засранец.

— Э, притормози, малой, — толкает легонько в плечо с улыбкой.

— Скажи, почему пришёл на мост, и я больше никогда не коснусь этой темы, м? — внезапно становится серьёзным.

— Гулял.

— Ну эй…

— Я гей.

— Я помню.

— Меня не приняли мои родители.

Чонгук подбирает ноги под себя и, облокотившись о спинку дивана, смотрит в глаза прямо, давая понять, что готов внимать, а после заинтересованно слушает.

Тэхёна подкупает его внимание. Его сегодня вообще многое в этом парне подкупило. Внимание, забота, болтливость, настойчивость.

Какой-то он странный.

— Ой, ну почему я должен это рассказывать, — хнычет, натыкается взглядом на удивлённо приподнятые брови и, выдохнув, решает выложить всё, как на духу. В конце концов, он ему ещё одним днём жизни обязан. Этот парень сегодня спас его от самого себя. — Я не собирался им рассказывать. Мои родители достаточно небогатые люди, мы жили в одном из спальных районов далеко отсюда и вообще в целом от центра, у нас было домашнее кафе на первом этаже, я часто там помогал родителям с уборкой и подрабатывал у них после учёбы официантом. Они оплачивали моё обучение и всё классно было. До поры, до времени. Мой отец он… ну выпить иногда любит. Он иногда там мог меня поколотить несильно, ну было несколько раз. По лицу никогда особо не бьёт, чтобы никто не заявил на него, а руки и тело, ну, ты видел. Но обычно не так сильно было, тем более, когда я вырос и научился прикрываться от этого всего. Проблемы начались вообще давно на самом деле. Всё как-то странно закрутилось, я не знаю даже, как начать…

— Начни всё с самого начала?

— С начала… Ну если прям с начала, то это было в выпускном классе. Около трёх лет назад. К нам тогда парень перевёлся в школу. Мин Юнги. Мы с ним очень подружились, он жил недалеко от нас. И ну… я свою ориентацию благодаря ему осознал. Осознал и спалился с ним, когда мы целовались у него дома. Это было уже… под конец года, на нас было огромное давление из-за экзаменов, а его родители были прям жуткими католиками. Мне тогда его папа нехило так ввалил, а его мама позвонила домой моим родителям и моему отцу рассказала. Отец до этого момента с выпивкой уже полгода как завязал, но, услышав, что единственный сын — гей, естественно напился ужасно, я пришёл домой, он избил меня сильно, мне кажется, он мне даже ребро сломал, у меня весь живот синий был. И с того момента всё по пизде пошло…

— По пизде?

— Эээ, нет, забудь, забудь сейчас же это слово!

— Почему?

— Забудь, сказал.

— Ладно, забыл. Дальше расскажешь? Где теперь этот Юнги?

— А дальше нечего рассказывать. Меня лупили постоянно и из дома выгоняли, отец снова начал уходить в запои, по пьяной лавочке растрындел всем о моей проблеме, меня начали гнобить родственники, мол я опять отца к алкоголизму подтолкнул и из-за меня все опять страдают, наступил момент сдачи экзаменов, я, несмотря ни на что, сдал их хорошо и, чтобы успокоить всех на тему моей ориентации, привёл домой подругу, чтобы она представилась моей якобы девушкой. Родители обрадовались, мол нормальным стал, все дела. Стало проще. Я поступил. И весь первый курс всё было больше чем классно. Я уже начал потихоньку это всё забывать, Юнги не захотел со мной, к слову, после всего этого общаться, может, ему запретили, не знаю, всё, что мне про него известно, это то, что он поступил в полицейское в Ансане, больше я его ни видел, ни слышал, он мне только на следующий день написал, чтобы я не беспокоил его больше, мы даже на экзаменах особо не пересекались.

— Вот засранец.

Тэхён едва себя сдерживает, чтобы по губам ему не хлопнуть.

— Чтобы ты понимал, на первом курсе всё реально было круто. Я тратил деньги на походы в клубы и бары, находил себе кого-то в тиндере, забыл о Юнги и о том, что у меня какие-то проблемы из-за этого всего были, за год полностью. Второй курс пролетел, как один день, мне так круто и весело никогда в школе не было, как было классно в универе. У меня были пару раз даже не просто случайные связи, а полноценные отношения. Со свиданиями, прогулками в парках, мороженным, какао по вечерам и бля… А недели три назад отец увидел ту самую подругу, которая по моим рассказам была моей девушкой вот уже второй год, с другим парнем. Для справки: мы с этой подругой почти уже не общались. Он налетел на них, оскорблял её, угрожал родителям позвонить, называл шлюхой, её парень естественно в шоке был, а она психанула и рассказала отцу всё. И её можно понять. Потом ещё мне позвонила и сказала, что парень бросил её из-за меня, кричала, что ненавидит, пришёл отец домой, вломил мне по полной, тоже орал, что ненавидит, у меня ещё сестра есть и мама, но они тоже отвернулись, сказали, что за учебу платить не будут, в общем, много всего было за эти пару недель, но каждого из этих людей, наверное, понять можно, я им и правда жизнь испортил. Это всё продолжалось каждый день, и знаешь, сложно существовать, когда тебе каждый день напоминают, какое ты ничтожество. Мне… и так всегда немного сложно было, — инстинктивно поглаживает шрамы на руках. — Я тяжело в детстве неудачи переносил, — кивает на руки, понимая, что Чонгуку хочется знать откуда это всё. — Но семье видимо плевать было на последствия. Это кстати не то, что ты подумал, я не конченый суицидник, это просто порезы, неглубокие, просто тут кожа тонкая и такие шрамы стрёмные остались. Короче, это всё меня доконало. Я растерял все свои связи и людей. Вот и пришёл на мост. Я не один раз приходил. Сегодня прям как-то очень жестко мы с отцом поговорили, и я решил, что уже не смогу обратно вернуться посреди ночи и пробираться в комнату как обычно, а утром убегать и опять пропадать весь день, лишь бы на глаза не попадаться. Просто такое развитие событий мне ничего, кроме бомжевания, в будущем не сулит, а я не хочу знать, что это такое. А мне придётся, потому что доучиться они мне не дадут.

— Но это ведь родители, рано или поздно они поймут. Хотя бы мама. И нет, я считаю, что никого из этих людей нельзя понять. Ничто не может оправдать насилия. Они должны были тебя в первую очередь поддержать и вообще оградить изначально от отца, который распускает руки. Это немыслимо и кошмарно. Мне правда жаль, что тебе пришлось это пережить, — тараторит горячечно, заботливо поправляет пластырь на чужой руке. Тэхён видит, что его разрывает от желания сказать ещё многое, но он себя сдерживает. И спасибо ему за это.

— Для меня, Чонгук, уже слишком поздно. Я не смогу вернуться туда. Никогда и ни за что.

— Хм… а у тебя учеба за семестр оплачена за этот?

— За два.

— Так можно же дальше учиться, у тебя второй курс?

— Третий, мне скоро двадцать три.

— Так а зачем бросать если всего год остался?

— Мне нечем оплачивать учёбу, я работал на родителей и жить…

— Живи тут.

— Нет, я не думаю, что это хорошая идея.

— А я думаю хорошая. Смотри, мне квартиру мама с папой оплачивают. Мне нужен репетитор по корейскому. Ты можешь работать и ходить на учебу. Деньги откладывать и копить на следующий год на учебу, когда накопишь на два семестра, можешь откладывать начинать на квартиру, так, мне кажется, ты постепенно со всем этим разберёшься.

— Тебе от этого какой прок?

— А ты думал, я тебя всего на ночь притащил, а потом отпущу восвояси? Я же говорю, репетитор нужен и встречать меня надо после студии, когда поздно возвращаюсь. А ещё одному смотреть Сеул скучно, а я мало где был, да и…

— А в кофейне орал, что ничего от меня тебе не нужно, — тянет с улыбкой.

— Это взаимовыгодное сотрудничество, соглашайся.

— Подожди, а твой брат? Он что же, совсем с тобой время не проводит?

— Он модель, у него нет времени. А я надоедаю ему быстро.

— Всё-таки в голове не укладывается, как тебя родители одного отпустили.

— Технически… меня отпускали под его присмотр. Просто на деле по-другому вышло немного.

— А, понял.

— Ну что, не меняй тему, согласен? Будем вместе жить? Но только с условием, что ты вернёшься в университет и найдёшь работу.

— Зачем мне это?

— Потому что я решил, что мне этого хочется.

— Я что тебе, собачка бездомная, хочется ему?

— Значит, ты согласен, отлично, пойдём смотреть «Бумажный дом», го на кровать, отсюда неудобно.

Тэхён зависает на пару минут. Чонгук странный. Притащил домой незнакомого оборванца. Выслушал всё его нытьё. Предложил остаться до лучших времён. Прямо миротворец какой-то. И сидит довольный.

— Только чур не приставать, я не из этих, — предостерегающе грозит пальцем Тэхёну, осторожно опустившемуся таки на край его небольшой, но уютной кровати.

— Меня не заводят сладкие мальчики.

— То есть я по-твоему сладкий? — косится пакостно.

— Ой, заткнись.

— Заткнись?

— Это значит «замолчи», как «шат ап» по-английски, — объясняет уже на автомате.

— Ооо, тогда заткнись и смотрим сериал.

— Боже…

— Заткнись.

— Ты офигел?

— Две серии и спать.

— Ладно.

— Ууу, мне так нравится наш с тобой конверсейшен.

— Разговор?

— Я знаю, как это будет по-корейски, мне просто захотелось повыпендриваться.

— Выпендрежник.

— Засранец.

— Господи…

— Ты такой набожный…

И Тэхён смеётся, впервые за последние несколько месяцев он смеётся так много рядом с кем-то, и всматриваясь в экран плазменного телевизора, где мелькают красные комбинезоны и маски Сальвадора Дали, он понимает, что если задуматься, то выход есть из любой ситуации, и не всегда он в ближайшем окне, в реке или в крови, пущенной из вен. Собственные проблемы внезапно начинают казаться не такими уж беспросветными. Всё видится решаемым. Стоило только получить капельку помощи и понемногу становится легче. Тэхён ведь обычный парнишка. Нестабильный немного, но раз уж никто его не в силах поддержать, надо учиться вытаскивать себя самостоятельно, а не искать лёгких путей, правильно? Просто, пока существуют такие люди, как милый Чонгук из Китая, стоит не опускать руки и не сдаваться. Хотя бы из уважения к подобным людям. Тэхён обещает себе заботиться о младшем и оберегать его. С этого дня, он не забудет, что этот мальчишка подарил ему ещё один вздох, который оказался решающим.

Тэ бросает беглый взгляд на кусающего губу Чонгука. Такой смешной ребёнок. Он что, правда, ему сегодня жизнь спас? Такой весь в белом, словно ангел из-под земли на мосту вырос со своим «а, нихао».

— Сколько не пялься, я тебе не дам.

— Сколько повторять, что ты не в моем вкусе?

А потом Тэхён снова смеётся. Снова препирается с Чонгуком. Снова ворчит на него, чтобы он не матерился. Обсуждает с ним сюжет сериала и совершенно случайно засыпает в чужой постели, а новый знакомый накрывает его пледом и бережно убирает со лба чёлку. И пойди разберись, что у него в голове происходит. У милого Чонгука из Китая.

Так у Тэхёна появляется новый друг. Лучший друг Чонгук. Новый сосед по комнате. Человек, который однажды спас ему жизнь, но они об этом никогда не говорят, ведь лучшим друзьям не пристало обсуждать старые проблемы.

Комментарий к my

С последним днём зимы всех!

1. Вдохновлено словом 중국 (jung-gug), сами понимаете, с чьим именем немного созвучно:)

========== life ==========

Полгода жизни вместе пролетели удивительно быстро. Чонгук больше не удивляется, когда слышит какое-то ругательство на корейском, уже, кажется, не осталось слов, которые бы он не знал в этом языке. Тэхён оказался прекрасным учителем и научил не только матам, но и полезным словам. С приходом этого парня в чонгукову жизнь всё не то чтобы круто изменилось. Но жить стало весело и уютно.

Когда он въезжал в эту квартиру-студию, она была полупустой, только голая мебель, голые стены, голые окна даже без штор. Денег, что отправляли родители хватало на еду, на «Нетфликс» — удовольствие недешёвое, на погулять иногда, а на всякие предметы уюта по обыкновению денег не оставалось. Но хотелось. Когда начинаешь хотеть купить в квартиру красивые безделушки для уюта — это признак взрослой жизни, Тэхён так однажды сказал.

Начиная жить вместе, они очень долго притирались. Тэхён не хотел жалости, а Чонгук её и не давал. Но их шутки сталкивались буквально острыми краями, неудобные темы ещё только предстояло научиться обходить стороной, негласно было решено одно — никогда не упоминать о том, что произошло на мосту. Они просто так познакомились, вот и все события того вечера.

Тэхён не ушёл всебя, не ударился в депрессию, наоборот на следующий же день вернулся в университет отрабатывать пропуски, потом быстро нашёл подработку бариста в кафе, а после ещё и стал заниматься репетиторством по вышмату с первокурсниками. Каждый день, когда Чонгука нужно было встречать со студии поздно вечером, он брал одну смену в кафе или два занятия со студентами, когда не нужно было встречать, Тэхён оставался в кафе на двойную смену или занимался с несколькими учениками нон-стопом. Один-два выходных у них стабильно совпадали, и так уж получилось, что они постоянно проводили их вместе. Ходили гулять и смотреть окрестности, зависали дома, готовили что-то вместе, ходили в компьютерные клубы и играли в овервотч друг с другом, иногда в книжные, иногда в библиотеки, набрать домой чего-нибудь интересного. Делали всё, на что хватало каких-никаких денег, которые у Чонгука оставались из отправленных родителями, или у Тэхёна с чаевых в кафе.

Тэхён не угадал, когда говорил, что родителям будет плевать, если он пропадёт. Мама в слезах позвонила ему через три недели и умоляла прийти домой, взять хотя бы денег на первое время. Тэхён тогда распсиховался, бросил трубку и долго сидел молча на диване, смотря в одну точку. Чонгук внутри закипал — он очень злился на всех близких людей Тэхёна за то, что они его до ручки довели. Но так уж завелось у них с первого дня знакомства — младший никогда больше не лез с расспросами в этом плане или с попытками как-то помочь, встрять в семейные распри или что-то посоветовать. В этот же раз он молча подошёл, улёгся к нему на колени и принялся читать какую-то книжку про бумажные города¹, как гласила обложка, или про то, как сложно иногда быть собой в этом странном мире и на какие порой приходится идти поступки, чтобы узнать человека чуть больше, чем может показать его внешняя оболочка, как удалось выяснить Тэхёну позже, когда Чонгук не понял какое-то слово и попросил разъяснить. Тэхён к тому моменту сидел молча, инстинктивно перебирая пальцами чонгуковы каштановые локоны, уже минут тридцать, а потому выдернутый из размышлений не разозлился, а посмотрел с благодарностью на нового друга за то, что тот отвлекает от мыслей невесёлых, и принялся объяснять сложности корейской морфологии, Чонгук быстро пересказал ему сюжет книги до момента, до которого успел дочитать, Тэ моментально заинтересовался книжкой, и они начали её заново вместе. Чонгук читал вслух, а Тэхён наблюдал за ним и поправлял, если какое-то слово было произнесено неверно. Кажется, тогда был достигнут максимальный уровень взаимопонимания. Тэхёну было так спокойно и хорошо в этот вечер. Он почувствовал себя полезным и действительно нужным, когда младший, приподнимая голову с колен, придвигал ему книжку поближе, смотрел своими огромными оленьими глазами и бормотал своё «вот тут не понимаю».

А на следующий день Тэхёну пришло два сообщения: в первом был адрес камеры хранения и номер ячейки, в которой находились его нехитрые пожитки, в виде нескольких пар кроссовок, коробки с вещами и второй с учебниками и тетрадками и довольно старый, но исправно работающий ноутбук, где были все материалы по учебе. Второе сообщение пришло из мобильного банка, оповещающее о том, что старшая сестра перевела Тэхёну внушительную сумму денег. Её бы уже тогда хватило на оплату одного семестра в универе, на второй Тэ за три месяца уже накопил, а значит, скоро можно было съезжать от Чонгука. Но Тэхён скрипнул зубами и, извинившись за неудобства, заявил, что намерен заработать на учёбу сам и деньги эти тратить не будет, а собирается вернуть. Ему, по правде говоря, уезжать от Чонгука совсем не хотелось. А Чонгук и не намекал никогда, что ему старший чем-то мешает. Ким тогда пару дней чувствовал себя неловко, заявив, что хочет остаться в чужой квартире и дальше, ему казалось, что он ведёт себя слишком нагло, но Чонгук заверил, что беспокоиться не о чем и вообще можно никогда не переезжать, Тэхён посмеялся с его смелого заявления, поблагодарил и не заметил, как младший выдохнул с облегчением.

С того момента, как Тэхён понял, что деньги у него какие-никакие есть, есть накопленное подспорье в качестве подушки безопасности, есть деньги сестры, которые он отправил ей обратно, но моментально получил их снова и понял, что спорить с этим бесполезно, у ребят начали водиться лишние финансы. И Тэхён начал отрываться по полной. Он таскал Чонгука на все премьеры в кино, ради языковой практики разумеется, через день радовал его пончиками, чурос и другими сладостями, стал чаще покупать книжки, а не приносить из библиотеки, таскал его в «Икею» то за светильниками, то за занавесками, то за половиками, то за большими кружками для какао. А Чонгук, почувствовав, что вдвоём всё-таки легче, тоже стал проще относиться к деньгам и меньше экономить. Через пару месяцев Чона, и правда, взяли в студию детским тренером по растяжке, в конце первой недели он получил первую зарплату, и ребята затеяли на радостях небольшой ремонт, на что долго уговаривали хозяйку. Серая студия обрела бирюзовую стену, на которой висел телевизор, персиковую у изголовья кровати, парочку фикусов, светодиодную ленту по периметру потолка, во время поклейки которой Тэхён пару раз серьезно так навернулся со стремянки; кухонную зону и барную стойку заполнили милые атрибуты для готовки, Чонгук выглядел словно маленький ребёнок, когда притаскивал домой очередную лопатку с ручкой в виде головы единорога, а Тэхён ему потакал, покупая что-то в цвет. Окружать себя уютом — важно. И старший очень часто об этом говорил, а Чонгук с каждым днём всё больше и больше был с этим утверждением согласен. На стенах поселились плакаты корейских групп, китайских актеров, супергероев из «Марвел» и парочка милых карандашных набросков, в виде портретов Чонгука с Тэхёном, полученных на одной из прогулок у уличного художника за копейки.

Чонгуку было уютно и тепло. Каким бы плохим ни был день, он моментально обретал позитивные краски стоило увидеть Тэхёна у дверей студии, что терпеливо ждал его в мороз со стаканом капучино из «Старбакса», иногда Тэхён дожидался его в студии, когда Чон задерживался на тренировках (в такие моменты Тэхёну позволялось одним глазком взглянуть на младшего, который скользил в зале по паркету, и наслаждаться, потому что Чонгук в танцах и правда был великолепен, независимо от того, что он исполнял, будь то современный танец, на котором он в основном специализировался, или классика, один раз Тэхёну даже довелось увидеть балетные па, или же дома, куда он заваливался иногда просто катастрофически уставшим. Что бы не происходило, день считался спасённым, если по возвращении домой его уже ждал Тэхён, такой же уставший со своим «не обессудь, мелкий, я так заебался, что меня хватило только на рамён».

Чонгук научился готовить, потому что в те дни, когда Тэ возвращался позже него, ему нравилось встречать его с нормальной едой и вместе ужинать. Тэхён хвалил любую его еду, будь то отлично удавшиеся блинчики или разваренные и невкусные токпокки.

Научился предупреждать если задерживается, научился отвечать на сообщения вовремя, научился благодарить в ответ за заботу.

Это были очень хорошие полгода. Очень счастливые и веселые. Чонгуку ещё ни с кем не было так комфортно. У него впервые в жизни появилось ощущение, что у него действительно есть лучший друг.

До сегодняшнего дня.

***

— Тэхён-а, я устал… я просто умираю, донеси меня до кровати, — кричит с порога, едва войдя в квартиру.

Тэ появляется сразу же, с улыбкой складывает руки на груди.

— Какой я тебе Тэхён-а? Совсем страх потерял?

— Прости, хён, я пытаюсь вывести наши отношения на новый уровень. А что мы сегодня кушаем?

— Пойдём, — кивает головой в сторону спальной зоны и исчезает внутри студии.

Чонгук заходит следом. По всей квартире приглушённый свет, горят лишь жёлтые гирлянды, заботливо повешенные поверх плотных штор на окнах, да экран телевизора. У Чонгука теплеет внутри. На полу несколько коробок с пиццей, две бутылки колы и тарелка с чипсами.

— Ого, милый, это что, романтический ужин?

— Можешь считать и так, давай, пошли хавать, — усмехается Тэ и падает на пол, облокачиваясь спиной о диван.

Чонгук устраивается рядом и вечер протекает привычным чередом. Какой-то фильм по книге Джона Грина², что так полюбились им с Тэхёном; ребятам нравилось смотреть экранизации, хотя бы для того, чтобы позже порассуждать о том, что книга всё равно всегда лучше. Чонгук жалуется на усталость, на детей, на студию и глупых преподавателей в языковом центре. Тэхён неспешно рассказывает о том, как прошли сегодня пары и какой остолоп к нему ходит на занятия математикой. Всё как обычно, только у Чонгука снова как-то странно внутри. Он несколько дней уже пытается понять, что это за ощущение, словно желудок куда-то тянет вниз по поводу и без, а внутри щемит постоянно.

— Так, а в честь чего праздничный ужин? — роняет на родное уже, тёплое плечо голову Чонгук.

— Хм, повод и правда есть.

— Да? Какой? Наконец решил признаться мне? Имей в виду, ты, конечно, лучший мужчина в моей жизни, но мне придётся тебе отказать, сам понимаешь…

Тэхён смеётся, звук его низкого, бархатного голоса обволакивает, и Чонгук прикрывает глаза.

— Это прощальный ужин, Чонгука, — говорит он ему тихонько куда-то в макушку.

Чонгук уже хочет по привычке сморщить нос от приятных ощущений, когда Тэ дышит ему куда-то в волосы, но до него доходит смысл сказанных слов и сонливость как рукой снимает, он отстраняется.

— Что? Почему это?

— Ну… мелкий, это всё. Я достаточно накопил и теперь могу со спокойной душой слезать с твоей шеи, но ты не беспокойся, я буду часто приходить в гости, я нашёл квартиру неподалёку, я могу и дальше встречать тебя после студии, ничего не заканчивается, ты по-прежнему мой лучший друг и…

— Ты что же, вот так просто меня бросаешь и говоришь мне об этому уже по факту, когда нашёл квартиру? А обсудить заранее?

— Я не бросаю тебя, ты чего, — пытается взять чужие ладони в свои, но в моменты, когда Чонгук начинает злиться, он в полной мере показывает весь свой характер, а он у него не сахар, а потому руки тут же одёргивает и смотрит на Тэхёна враждебно максимально. — Малой, ну что такое? Мы ведь изначально договаривались, что я останусь до того момента, пока не смогу накопить, а потом съеду. Момент настал. Я и так у тебя загостился.

— Почему нам не продолжить жить вместе? Всё же хорошо, тебе не нужно уходить…

— Я ценю твою заботу и очень многим тебе обязан, ты самый близкий человек, который у меня сейчас есть, но не может же это продолжаться вечно. Квартиру оплачивают твои родители, и я себя стрёмно чувствую, живя тут бесплатно. Я не хочу быть нахлебником, понимаешь?

«Почему не может продолжаться вечно?»

— Нет, забей на это, не нужно никуда переезжать, ладно? — начинает сбивчиво и торопливо.

— Малой, я уже внёс залог за квартиру, — обрывает безжалостно абсолютно.

— Какого хрена, Тэхён?! Ты считаешь это нормальным? Ты даже не посоветовался со мной!

— Прости, я… Мы оба взрослые люди, нам нужно налаживать личную жизнь. Но я обещаю, что буду рядом, слышишь?

— Хах, личную жизнь, говоришь…

Чонгук волнует зубами нижнюю губу, пытается сдерживать рвущиеся наружу ругательства, с Тэхёном хочется рассориться за такое в пух и прах, как он мог? А ещё почему-то больно очень…

— Да… да, ты прав, личная жизнь, всё такое, ладно, раз ты решил, я не буду препятствовать, я… спать пойду, устал, спокойной ночи.

— Малой, — грустно тянет Тэхён, очевидно он рассчитывал на другое завершение вечера, но Чонгук на дружеские беседы и ностальгическую болтовню не настроен, а потому резко поднимается на ноги, игнорируя протянутую к нему руку, и скрывается в ванной комнате.

К моменту, когда Гук заканчивает мыться, Тэ уже убрал весь оставшийся ужин и сидит на диване, обеспокоено глядя на погрустневшего друга. И только в этот момент Чонгук замечает коробки. Две небольшие, видно, что взял только свои учебники и одежду. Внутри снова щемит неприятно, и Чонгук молча ныряет под одеяло. Он изначально знал, что так будет, но забыл об этом совершенно. Ещё пару дней назад они с Тэхёном шутливо дрались, споря кто будет мыть посуду. А сегодня Тэхён решил его бросить.

С ориентацией Тэхёна никогда не было проблем. Напротив, он часто вёл себя слишком мягко и нежно для парня, когда позволял засыпать на коленях или плече, когда на просьбу поспать вместе, если мучают кошмары, всегда отвечал согласием, когда перебирал аккуратно волосы, задумавшись о своём. И Чонгуку это нравилось. Может, поэтому он так привязался. Тэхён дарил очень много тепла. Словно в благодарность. Каким образом теперь без этого тепла жить — непонятно совершенно. Одно ясно точно. В этой квартире теперь будет так же чуждо и холодно, как и везде, где Чонгук последнее время обитает. Чужая страна, чужой город, чужие люди. Теперь ещё и квартира тотально чужая будет. Как бы не задохнуться в этом всём.

Утром Чонгук прекрасно слышит, как Тэ выносит коробки в прихожую, надевает куртку и чувствует, как его ласково треплют по волосам и осторожно чмокают в макушку, но настойчиво притворяется спящим. Не сейчас, не в этот раз, не сможет он с ним попрощаться. Не нужно вставать, только расстроится из-за этого всего ещё больше.

— Спасибо, мелкий, не пропадай, пожалуйста, я оставлю себе вторую связку ключей на всякий, а ты звони мне, ладно? Я знаю, что ты не спишь и слышишь меня сейчас. Давай, до скорого, и в гости приходи.

А потом он уходит так же неожиданно и тихо, как когда-то пришёл. Уносит с собой аромат прохладных осенних ночей, атмосферу уютных вечеров с сериалами, чипсами и какао, забирает запах лёгкого парфюма и воспоминания, которые они так тщательно вместе создавали, а ещё — как Чонгук выяснит потом — карандашный набросок с его, Чонгука, портретом со стены.

Сначала Чонгук не понимает, что он чувствует. Больно, наверное. Ощущение, что бросили и предали. Он сто лет уже, кажется, не ощущал настолько негативных эмоций. Ему становится так чертовски холодно под этим дурацким одеялом, когда он окончательно понимает, что Тэхён больше не придёт вечером с работы уставший и не разбудит нытьём: «Малой, намути похавать». Словно и не было этих шести месяцев. Словно он не ушёл тогда с ним с моста.

Чонгук не понимает, что он чувствует. Внутри какая-то буря бушует. А снаружи дождь? Хотя откуда дождь под одеялом? Тогда почему щеки мокрые? Медленно накатывает осознание. Ушёл. Точно ушёл. Хоть и ушёл недалеко, всего то куда-то в соседний дом или на соседнюю улицу, но Чонгуку почему-то так больно, словно тот навсегда ушёл и больше никогда не появится. Чонгук плачет. Всхлипывает несдержанно, зовёт его зачем-то на пробу и начинает рыдать, окончательно осознав, что в квартире остался один. Кто знал, что так будет? Как нужно было просить его, чтобы он остался? Что же, Чонгук ему теперь не нужен стал? Снова одному в этом грёбаном Сеуле выживать?

Не «наверное». Охренеть, сука, как больно.

***

Изначально Тэхён не был уверен в правильности своей идеи. Нужно ли вообще было переезжать? Однозначно без мелкого эмоционально тяжело. Тэхён скучать начал жутко стоило только выйти за порог. На плечи ответственность за странную реакцию друга давит. Но он уверен, что поступил по совести. Хотя были и другие варианты. Они могли переехать и жить вместе, оплачивая другую квартиру и не напрягая родителей младшего, или просто начать платить за эту квартиру самостоятельно, чтобы не терять тот уют, который они так тщательно вместе создавали. Но было бы всё так просто. Уют…

Во всей этой затее с переездом Тэхёном управляла лишь одна вещь. Совесть. И если негласную помощь родителей Чонгука, скрипя зубами, можно было принять. То тот факт, что Чонгука обманывать стало совсем уж невмоготу, игнорировать было сложно.

Дело в том, что Тэхён был безумно рад стать для Чонгука лучшим другом. Опорой. Надёжным дружеским плечом. Единственным человеком, которому можно доверять в чужой стране. Поначалу. Ровно до того момента, пока Тэ не осознал, что как ни старался с собой бороться, а Чонгука лучшим другом он никогда не считал.

Сначала была благодарность. Сложно объяснить, что чувствует человек по отношению к другому человеку, который с порога смерти его за руку уводит. Сложно. Просто однажды это случилось и в тёмном тоннеле, куда одного Ким Тэхёна загнали определённые люди и обстоятельства, появился большой и сильный луч света. Не лучик, не искра, а настоящий прожектор. И звали его Чон Чонгук. Восемнадцать лет. Студент из Китая. Который «”еп твою мать” по-китайски будет — “вотсхаонима”». Тэхён с трудом потом восстановит в памяти события той сентябрьской ночи, но одно запомнит точно: в ту ночь он неустанно беззвучно благодарил этого ребёнка. Если бы не он… да что уже толку рассуждать? Все сложилось, как сложилось, а тэхёновой искренней благодарности хватило на то, чтобы дружить крепко три месяца и не позволять себе смотреть на младшего ни в каком другом свете. Или заставлять себя верить, что дружишь, если уж быть до конца честным.

А потом пришла зима. Пришли первые лишние деньги, появились первые возможности водить Чонгука гулять и оплачивать ему развлечения. Это было странно, не похоже на то, как зарождалась симпатия у Тэхёна к людям раньше. Но это было удивительно. Сначала он заслушивался его забавной болтовней, из которой стремительно пропадал его жуткий акцент, а болтал Чонгук много и это не раздражало, как ни странно, потом залипал на его благодарные улыбки, а Чонгук умеет благодарить как никто другой, столько света и неподдельной радости элементарным вещам Тэхён не видел даже в детях, которым наконец покупают сладости, что они отчаянно выпрашивают. Дальше появился уют. «Икея». Коврики, половички, гирлянды, крашеные стены, его измазанное в краске лицо, которое Тэхён с трепетом и осторожностью оттирал полвечера, пара ночей с навязчивым запахом эмульсии от стен, десятки просмотренных сериалов по «Нетфликсу» и не одна оплаченная подписка, коллекция банок от «принглс», прогулки от студии до дома бок о бок по вечерам, ленивый рамён и планирование финансов, «— Мам, пап, это Тэхён, он мой лучший друг, поздоровайтесь! — А, нихао, ни ши во дэ пьхеньё³, — Тэхён, твой китайский ужасен, — Простите».

Чусок, Рождество, Новый год и Лунный Новый год с блюдами из доставки, потому что готовка это сложно и долго, а хочется потратить время на развлечения всё-таки, безалкогольные вечеринки, потому что Тэхён строго-настрого запретил ему думать об алкоголе в Корее до двадцати лет, массаж от Чонгука на уставшие мышцы плеч после работы в кафе — точный и почти профессиональный, а потом от Тэхёна ему — неумелый, но с заботой, болтовня о работе и танцах, об учёбе и перспективах на будущее, о мечтах и целях, о планах, о прошедшей и предстоящих прогулках, иногда — о грустном, никогда — о самоубийстве и тэхёновом прошлом.

Это было потрясающее время. Полное эмоций, и — теперь Тэхён прекрасно понимает, что происходило, — крепких чувств.

Со временем Чонгук из милого ребёнка, который только учится материться по-корейски, в глазах Тэхёна превратился в человека, к которому всё ещё была благодарность, ведь её невозможно в этом случае отпустить и забыть, но рядом с которым теперь появилось ещё и стойкое желание оставаться рядом. Которого встречать с работы теперь было нужно, не потому что он когда-то об этом попросил, а потому что иначе никак, к которому хотелось прикасаться, но удавалось это редко, лишь к волосам иногда, в моменты, когда он на колени сам укладывался или мимолетно как-нибудь касаться невзначай, чтобы ничего дурного не подумал.

Внутри Тэхёна постепенно копилась нежность по отношению к нему. Со временем её стало невозможно много. Его поражали родители Чонгука, как они могли его отпустить одного в чужую страну? Тэхёна этот вопрос не отпускает по сей день. Поражает брат Чонгука, который, судя по всему, прознав про нового соседа, родителям ничего не сказал, но пропал со всех радаров, перестав объявляться совершенно, за полгода Тэхён не видел его ни разу. Хотя родителям младший продолжал упорно врать, мол видимся стабильно несколько раз в неделю. На вопрос «зачем обманываешь?» отвечал просто «я ему просто надоедаю и заставлять с собой общаться через родителей я не хочу, поэтому так лучше». В этой связи возникает закономерный вопрос: как Чонгук мог ему надоесть? По мнению Тэхёна, это было невозможно, потому что для него Чонгук… золото? Как он может кому-то надоесть?

Первые звоночки к неизбежному переезду появились, когда Чонгук впервые попросил поспать вместе с ним, разбудив посреди ночи, потому что приснился кошмар. Чонгук, может, уже и не вспомнит этот момент, но Тэхён запомнил в деталях, как крепко его тогда ночью обнимал и мечтал, стыдясь своих мыслей, чтобы это не заканчивалось. Чтобы обнимать не только со спины, чтобы гладить по волосам не только безотчетно и изредка, чтобы на губы не только смотреть, обливаясь изнутри кровью, а целовать их, нежить его, делать его счастливым.

Но Тэхён, о чём бы он там по ночам не мечтал, давно был научен горьким опытом. Он прекрасно знает, как легко своей ориентацией и чувствами умеет делать людям больно и портить жизни. И свою и чужие. А потому себя зарыть ещё раз в это всё ему не позволит совесть, не зря же его Чонгук вытаскивал из этой ямы. А младшего вот так замарать своей слабостью он не позволит себе сам, ибо ещё в самом начале, тогда, в далеком сентябре, обещал себе его от всего оберегать. И от себя и своей симпатии не дружеской ни разу — тоже.

Закрывая за собой дверь полупустой, похожей на чонгукову студии в соседнем доме, Тэхён искренне надеется, что поступил правильно, отпустив малыша, позволив ему двигаться дальше, выбирать как ему жить и с кем. Не привязывая его к себе. Главное сейчас — не потерять с ним связь. Этого Тэхён не может себе позволить ну совсем никак.

***

Однако связь Чонгук обрубает сам. Месяц. Именно столько Тэхён изводил себя беспокойством и желанием встретиться. Писал ему, звонил, предлагал прийти в гости или погулять, но Чонгук его тактично сливал каждый раз.

Создавалось стойкое впечатление, что Чонгук уверенно двери в свою жизнь для одного Ким Тэхена закрывает. И это, сука, чертовски больно. Полгода младший был для него всем. Его стимулом вставать и двигаться дальше. Его мотивацией. А сейчас он показательно его игнорирует.

Тэхён ожидал подобной реакции. Но не думал, что это затянется так надолго. Чонгук, каким бы врединой не был, всегда его старался понять. И сейчас, уж за месяц тщетных попыток поддерживать общение, должен был сообразить, что всё делалось для его же блага. Тэхён уже забыл, когда у него последний раз было хорошее настроение. Явно ещё до этого злополучного переезда.

Сегодня у Тэхёна выходной на работе. Он уныло ковыряет катышки на старом пледе на диване, не зная чем себя занять. Да уж, раньше таких проблем не было. Телефон загорается входящим сообщением. От Чонгука. Тэхён судорожно хватает трубку и вглядывается в набор непонятных цифр и букв. Пара минут уходит на то, чтобы понять, что это адрес. С буквами понятно, но цифры… Вдогонку прилетает ещё одно сообщение уже только с цифрами. Тэхён сопоставляет всё и вызывает такси. Что бы там ни было, ехать нужно срочно. С чего бы Чонгуку ему что-то отправлять? По спине ползут противные мурашки.

Чонгук не отвечает на звонки, ни когда Тэ выбегает из подъезда, отмечая, что уже час ночи, ни когда едет в такси и неустанно его набирает, ни когда выходит у назначенного адреса. И сердце ухает в пятки. Адрес изначально показался ему знакомым. И как же, сука, он не рад, что прав.

Гей-клуб.

Когда-то Тэхён зависал в таких местах, когда-то очень давно, ещё до Чонгука и всего остального.

— Блять, блять, блять…

На звонки и сообщения негодник не отвечает по-прежнему, фейс-контроль Тэхён проходит легко, даже не смотря на то, что одет в спортивные вещи и кроссовки, да, в начале второго ночи всем становится плевать, внутри стоит терпкий запах алкоголя, сигаретного дыма и пота, Чонгук выбрал одно из самых отвратительных мест, как его вообще могло сюда занести? Тэхён пробегается, оглядываясь, мимо столов, не видит за ними знакомого лица, окидывает взглядом барную стойку, глаза привыкают к темноте и лица начинают выглядеть отчетливее, и нигде среди них нет его. Судя по сообщению, Чонгук пьян. И сильно. Искать его в толпе качающихся, разгоряченных тел на танцполе — идея плохая, но Тэхён всё равно пытается — и тщетно, по пути приходится отбиваться от назойливых, пьяных незнакомцев и никогда ему ещё не было так мерзко в подобной атмосфере. Хвала богам, клуб оказывается маленьким, остаётся лишь одно место, где он ещё не посмотрел, Тэхён протискивается в сторону туалетов.

Вваливается буквально в контрастно светлое помещение, глазам больно, Тэхён промаргивается и бежит между кабинок, отчетливо ощущая, как от страха за младшего начинает сводить желудок. А потом находит его.

В слезах, полуголым, в одной из кабинок.

— Нет, господи, малой, какого хрена ты тут делаешь? — только и остаётся что пролепетать упавшим голосом и рухнуть перед ним на колени, хватая за руки.

— Н..н…не трожь меня, сказал! — кричит, вырывается.

— Тихо, слышишь, это я, Тэхён, Чонгука, посмотри на хёна, — борется с его слабыми руками, понимая, что он не просто пьян, ловит в ладони заплаканное лицо, заставляет посмотреть на себя, без конца повторяя его имя. — Малой, слышишь, я тут, успокойся, Чонгука, смотри на меня, слышишь?

И он слышит. Узнаёт. Лицо искажает болезненная гримаса, Чонгук дышит загнанно, хватаясь слабыми пальцами за лацканы тэхёновой куртки.

— Забери, Тэ, забери меня отсюда, хён, пожалуйста… — захлёбывается слезами и смотрит своими глазами огромными и до жути испуганными.

А у Тэхёна мир на осколки разбивается. Не уберёг.

Комментарий к life

1. «Бумажные города» — роман Джона Грина опубликованный в 2008 году. Это потрясающий подростковый роман, дебютировавший пятым в списке лучших книг в «New York Times» и награждённый в последствии премией Эдгара По в категории young adult. Этого сухого примечания вряд ли достаточно, чтобы сподвигнуть кого-то пойти его читать. Но, поверьте, это один из лучших подростковых романов, которые мне доводилось найти. А потому — очень рекомендую.

2. Собственно — Джон Грин. Американский писатель и один из самых популярных авторов романов для подростков. Таких как: «Виноваты звёзды» (я больше, чем уверена, что вы хотя бы смотрели экранизацию), «В поисках Аляски», «Бумажные города», «Многочисленные Катерины». Эти истории — 💔

Я читала каждую из его книг и именно они отложились в моей памяти очень крепко и наряду с Джоди Пиколт формировали моё внутреннее «я».

3. «Нихао, ни ши во дэ пьхеньё» — корявая русская транслитерация «Здравствуйте, будем друзьями».

Надеюсь тут нет китаистов, иначе они точно закидают тапками.

========== is ==========

Тэхён постоянно переживал за Чонгука. По-доброму, без какого-либо собственнического подтекста. Если бы Тэхёна попросили назвать топ причин, из-за чего, по его мнению, может пострадать Чонгук — изнасилование в гей-клубе в этот топ бы не вошло точно, а если бы и вошло, то оказалось бы где-нибудь на последнем месте, сразу за нападением инопланетян.

Не потому что Тэхён считал Чонгука святым, ханжой, думал, что тот никогда не захочет пойти в подобное место, или что-то в этом плане. А, во-первых, потому что Чонгук прямым текстом повторял ему не реже, чем пару раз в неделю, что он гетеро. Такой уверенный в себе гетеро, что даже интересно никогда не было, каково там, по другую сторону баррикад. Во-вторых, Чонгук — несовершеннолетний пацан, его не то что в гей-клубы, его в обычные то ещё как минимум года полтора не должны пускать. И в-третьих, если у Тэхёна и было что-то железное в арсенале, так это не нервы, а уверенность в том, что у младшего голова на плечах имеется.

И дело не в том, что Тэ углядел в Чонгуке своего спасителя, и в благодарной неге приписал ему самые лучшие душевные качества, напрочь отметя все плохие, потому что посчитал его идеальным. Нет. Дело в том, что Тэхён — как ему всё это время казалось — Чонгука знал. Вот только теперь — знал ли? Однозначно знал, что тот привык к нему и ему было сложно отпускать Тэ жить отдельно, потому что младший — тот ещё собственник. Знал, что ему будет больно какое-то время, когда они разъедутся, но также и знал, что он этой ситуацией переболеет и выйдет на связь. Знал, что тот рано или поздно поймёт, что Тэ делал это всё во благо. И себе, и ему. Чонгуку восемнадцать, в восемнадцать лет парни хотят встречаться, целоваться, трахаться, пробовать разные вещи и отбирать то, что более приемлемо. Да и ему самому, если честно, уже было тяжко. С одной стороны, молодой организм, который требует внимания, с другой стороны, Чонгук, который безумно симпатичен и всё вот это вот внимание вкупе со свободным временем забирает себе, не встретив впрочем сопротивления в процессе этого действа.

Однако если бы Тэхён знал, что Чонгук, стоит только одного его оставить, решит искать приключения в прямом смысле слова на задницу и отправится в гей-клуб, а потом налакается там неизвестно чего, Тэ бы за порог не вышел. Глаз бы с него не спускал. Наплевал бы на любые неудобства, на совесть и всё остальное.

Однако Тэхён не знал, но, как он сам по итогу решил, это нисколько не освобождает его от ответственности, которую он сам на себя и возложил, за произошедшее.

А потому руки трясутся, когда он прижимает затихшего Чонгука к себе в такси. Трясутся, когда он ведёт его запинающегося до двери подъезда, трясутся, когда он не с первого раза попадает в скважину ключом, связку которых, слава богу, в прошлый раз прихватил и не выкладывал из кармана куртки.

— Вот так, обопрись о раковину и держись. Держишься?

Чонгук в ответ издаёт булькающий соглашающийся звук.

— Я сейчас сниму штаны, ты не бойся, всё хорошо, я просто осмотрю тебя, ладно?

«А потом, если, не дай бог, увижу, что тебя покалечили, я пойду в этот ночной клуб, потребую записи с камер, найду этого мудака и убью его нахуй; если записи мне не дадут, я предъявлю им доказательства того, что у них в клубе был несовершеннолетний, и буду угрожать полицией, а потом найду этого мудака и убью его нахуй; если же они мне не поверят, я пойду в полицию, потом по всем инспекциям, натравлю на них всё, что угодно, но получу эти ебучие записи, а потом всё равно найду этого мудака и убью его нахуй».

Чонгук, пошатываясь, стоит и послушно держится за раковину, пока Тэхён осторожно расстёгивает ширинку его штанов, которую совсем недавно в туалете клуба своими же руками застёгивал. Чонгук не сопротивляется, когда Тэхён осторожно стягивает его штаны до колен, а за ними и бельё. А Тэхён в этот момент не ощущает того самого трепета, который обычно присутствует, когда любимый человек позволяет раздеть себя полностью, потрогать везде и соприкоснуться всем, чем только можно. Он чувствует себя паршиво, ему страшно и больно одновременно. Да, глупо отрицать, где-то в своих фантазиях, которые он всегда считал грязными, он уже проделывал это с Чонгуком сотни раз. Так же медленно его раздевал, так же осторожно, только в фантазиях это было ради того, чтобы подогреть напряжение, чтобы подольше его поласкать и раздразнить, а сейчас он медлит просто потому что банально страшно.

Тэхён, затаив дыхание, спускает чужие боксеры вниз к джинсам, Чонгук икает там сверху и опасно покачивается, но удерживает равновесие. Парадокс: был настолько пьяный, что не смог сопротивляться какому-то пидорасу из клуба, но не настолько, чтобы не признать Тэхёна, и, признав, ни капли не сопротивляется и доверяет безоговорочно, даже едва находясь в сознании.

Тэхён в последний раз даёт себе ментальную затрещину, заставляя себя прекратить своей трусостью мучить и себя, и его и закончить уже с этим. Он осторожно, стараясь не сделать в случае чего больно, разводит в стороны его упругие, натренированные в танцевальном зале половинки. И… выдыхает с таким облегчением, что начинает кружиться голова. Его не трахнули. По крайней мере, не вошли, не порвали вход, не заразили, возможно, чем-то. Словом, самые ужасные опасения Тэхёна не оправдываются. Наверное, младший отбивался.

Или — о чём свидетельствуют белёсые подсохшие подтёки на его ляжках и краснеющие внутренние стороны бёдер — был настолько пьян, что мудак, который его чем-то накачал, просто не решился внутрь или не смог, потому что тот был совсем уж безвольным, и ограничился межбедренным.

Тэхён снова закипает. Да, окей, Чонгуку никто физически не навредил, но психику ему пошатнули сто процентов, и неизвестно, чем его вообще накачали. Его, сука, трогали, его, возможно, насильно целовали, а потом тыкались своим грязным членом меж его ног. Это как вообще? Тэхён не может взять в толк, каким таким образом вообще должно было всё сложиться, чтобы этот ребёнок оказался в этом блядском месте.

«Ребёнок, ребёнок, ребёнок ещё совсем», — набатом в голове.

Он бы и дальше сидел вот так перед чужой задницей и размышлял, занимался бы самобичеванием, может, даже заплакал бы от бессилия, если бы не тихий всхлип сверху и вполне себе осознанное:

— Я не хотел, чтобы так получилось, честно… Два коктейля, клянусь, всего два выпил и не смог больше стоять, он мне один купил, я пытался его оттолкнуть, но он что-то сделал, да? Скажи, Тэхён? Он что-то сделал? У меня теперь будет СПИД? Почему у меня всё перед глазами так сильно кружится, я, что, под наркотиками? Я теперь стану наркоманом?

Тэхён почти явственно чувствует, как на него выливается огромное озеро холодной воды откуда-то из котла мироздания. Как можно было уйти в свои мысли, когда он перед ним вот в таком состоянии стоит?

— Господи, — вскакивает быстро, хватает за плечи и утягивает в объятия, — тихо, не плачь. Чонгука, с тобой поступили очень плохо, тебя чем-то, возможно, накачали, но не бойся, ты поспишь, выпьешь сейчас гидрогель¹ и завтра от этого всего внутри тебя ничего не останется. Тебя… ты сейчас помоешься, послушай меня внимательно, все последствия того, что с тобой сделали, можно смыть, ничего не произошло, тебя никто не насиловал… в классическом смысле. Всё будет хорошо, ты будешь здоров, слышишь? А я пойду в полицию, мы заявим на него, ладно? Найдём мудака и накажем за то, что надругался?

— Нет, нет, не надо полицию, я виноват, что пил там то, что он мне давал, сам, он же меня не заставлял, если бы я только туда не попёрся… — комкает в ладонях Тэхёнову кофту на спине, — я тут несовершеннолетний, хён, родители узнают, меня депортируют, это разрушит мою жизнь, не надо…

И на этом членораздельная речь заканчивается. Тэхён понимает прекрасно его беспокойство по поводу этого всего. Понимает, что полиция сделает хуже и, если нет никаких телесных повреждений, заявлять, наверное, не стоит, чтобы не создавать младшему нерешаемых проблем. Но всё равно внутри закипает злость. За такое нужно наказывать. Такое нельзя спускать на тормозах. Но Чонгук снова начинает плакать и шептать своё «пожалуйста, не надо полицию», и Тэ решает оставить расспросы и выяснения, как это всё прорабатывать, на потом.

Чонгук плачет недолго, расслабляется и затихает в родных объятиях спустя пару минут. Ещё через пять уже оказывается усаженным на крышку унитаза, а Тэхён, оставшись в одной футболке, начинает набирать ему ванну. Через двадцать минут Чонгук уже сидит в ванне, а Тэхён прохладной водой смывает ему мыло с волос, осторожно убирая их со лба.

И странно на душе. Надругался кто-то другой. А каждое собственное касание его такой виной в сердце колет, что дышать сложно.

— Ну, как ты? Полегчало?

Чонгук шмыгает носом и неловко неслушающимися руками пену с щеки смахивает. На минуту воцаряется молчание, нарушаемое лишь тихим бормотанием стиральной машины, куда Тэхён закинул все чонгуковы вещи разом.

— Я… у меня проблемы, кажется, — выдаёт совсем тихо, но вполне осмысленно. — Когда ты ушёл, я не хотел тебя видеть, Тэхён, потому что ты меня бросил, — Тэ хочется возразить и вообще много чего ему сказать, но он выбирает молчать и слушать. — Ты бросил меня, я остался один. Один на один со своей растущей с каждым днём всё больше проблемой. Ты говорил, что я могу на тебя положиться, но в самые трудные для меня минуты тебя рядом не оказалось. И не надо говорить, что это, потому что я тебе об этом не рассказал раньше. Если бы ты был со мной рядом, ты бы точно всё знал. Я не хотел ходить с тобой гулять и видеться, потому что мне было больно и обидно, что ты вот так просто всё забыл и ушёл. Тэхён… — замолкает и ждёт ответа.

— М?

— Поцелуй меня, а?

— Чонгук…

— Нет, серьёзно, поцелуй, что тебе, сложно что ли?! — порывается подняться, скользит по ванной и не ухает под воду лишь усилиями Тэхёна, удерживающего его за плечи в сидячем положении, но на достаточном расстоянии от своего лица. Предложение, конечно, заманчивое. Но… не так. Нет.

— Нет.

— А я знал, знал, что я тебе не нравлюсь ни капельки. Но почему, а? — хватается мокрыми руками за его предплечья. — Почему, Тэхён, чем я хуже… кого угодно? Почему? Давай переспим, в конце концов! Неужели тебе никогда не хотелось? Серьёзно, у меня проблема, я не могу сам разобраться, переспи со мной, хён, а! Говорил просить о любой помощи, так помоги с этим, чтобы я не попадал больше в…

— Успокойся, — Тэхёну становится тошно и неприятно. Пьяная поволока в глазах Чонгука это ощущение только усиливает. Слышать из его уст подобный бред отвратительно.

— Хён…

— Что ты делал в этом клубе?

— Решал свою проблему.

— Какую проблему? Какую, мать твою, проблему можно решить случайным перепихоном?

— А вот не скажу.

— Хорошо, как ты туда попал? Поддельные документы? Где взял? Говори, где они лежат, я выброшу это дерьмо прям сейчас в унитаз.

— Воу, какие мы грозные и злые, — хихикает пьяно. — Расслабься, хён, я просто скачал «тиндер» и каждому, с кем был матч, писал, что мне мол восемнадцать, надо провести в гей-клуб. Все отказывались, у вас такая законопослушная страна, — снова хихикает, Тэхёну хочется окатить его холодной водой. — Но один согласился вроде как, сказал не доставлять проблем, и в случае чего мы мол незнакомы. И провёл, представляешь? Потом правда по своим делам ушёл. А я сидел пил, ко мне сразу же подошёл какой-то чувак, типа угостить. Я согласился, ведь за этим же и пришёл. Мне хотелось просто поцеловаться с кем-нибудь. Ну знаешь… пососаться в туалете, подрочить, может, друг другу где-нибудь да поехать домой, решив свою проблему, но я выпил это дерьмо, что он мне купил, всё начало плыть, я помню, что упал со стула, идти вообще не мог, он меня в туалет отвёл, а дальше помню вообще смутно, он что-то там барахтался, тыкал своим членом куда-то… надеюсь, что ты не обманываешь, и он это делал не внутрь меня, иначе конец мне точно…

— Чонгук, — перебивает его Тэхён, устав слушать его пьяные откровения, в целом картина и так ясна. Он чувствует себя последней скотиной из-за того, что собирается это спросить, но часть мозга ответственная за эгоизм требует нещадно. — Он целовал тебя? — приподнимает пальцами его подбородок, усаживаясь на краю ванны поближе, в глаза заглядывает.

— М-м, — мычит отрицательно, — я просил поцеловать, но он меня вряд ли слушал, штаны только стягивал.

Не целовал. Не касался этих губ нежных. Не сминал их своими, не проникал в рот языком, не прикусывал нижнюю, не нежил родинку под губой. Это огромное облегчение, с одной стороны. Чонгук так и остался ни одним парнем не целованным. Но всё равно Тэхёну больно. Так, сука, чертовски больно, что выть хочется.

«Просил поцеловать».

«Зачем тебе вообще просить об этом кого-то?!»

— Я повторюсь, что у тебя за проблема, Чонгук?

— Деликатная.

— Говори.

— Мне показалось что я, ну, знаешь… гей, — краснеет щеками впервые за этот вечер. В другой ситуации Тэ бы счёл это очаровательным.

— Показалось, значит?

— Показалось.

— И ты решил это проверить, отправившись в гей-клуб и потрахавшись с кем-то? — впервые за этот вечер, да и за всё время их знакомства, Тэхён смотрит на него обвиняюще, впервые делает ему больно, надавив пальцем на подбородок.

— Да не хотел я ни с кем там трахаться! Просто хотел поцеловаться и понять, показалось мне или нет, да больно мне! — дёргает лицо в сторону, вырываясь из твёрдой хватки.

Кажется, его рассудок начинает окончательно проясняться.

— То есть ты, зная, что я гей, зная, что можешь мне безоговорочно доверять, зная, что я никогда тебя не обижу и всегда буду переживать и стараться помочь, вместо того, чтобы поговорить со мной, ответить на мои сообщения и попросить совета, пошёл искать помощь у первых попавшихся извращенцев?

— Что?..

— Почему ты не пришёл за помощью ко мне, Чонгук? Почему кинул в игнор стоило мне переехать?!

— Ты меня бросил!

— Я хотел как лучше! Почему ты не попросил помощи у меня?!

— Откуда я знал, что ты можешь мне помочь?!

— В смысле откуда?! Я прямым текстом тебе это всегда говорил, Чонгук! «Обращайся по любому поводу». Так почему…

— Ты со своей жизнью давно разобрался? И как бы ты мне помог, а?! Чем мне вообще может помочь несостоявшийся суицидник?!

И это первый раз, когда Чонгук называет вещи своимиименами. Первый раз, когда он говорит это вслух. Первый раз ставит ему это в упрёк. И это… слишком. Тэхён дёргается от него, как от пощечины, и дело не в том, что Чонгук, раскричавшись, начал расплёскивать воду повсюду и давно уже облил Тэхёну все джинсы.

— Бля, Тэхён, я не это имел…

— Это уже перебор, Чонгук, — бормочет ему Тэхён упавшим голосом и больше не смотрит в глаза.

Ни когда ныряет рукой в тёплую воду, выдергивая пробку и начиная её спускать, ни когда аккуратно, но ни разу не нежно, вытаскивает его из ванны, принимаясь вытирать полотенцем. Чонгук лепечет какие-то извинения, пытается ухватиться слабыми до сих пор руками за тэхёновы, но тот, уверенно отнимая их каждый раз, заканчивает вытирать его, быстро сушит ему волосы полотенцем, надевает на него просторную футболку и подталкивает к выходу из ванной комнаты.

Чонгук снова протестует, мол не пойду, пока ты не скажешь, что простил меня за то, что я сказал. На что Тэхён, так же молча и не глядя, подхватывает его на руки, доносит брыкающуюся тушку до кровати и бросает на одеяло, пригвоздив наконец взглядом.

— Просто ляг сейчас молча спать, я пока не хочу разговаривать, прекрати кричать. Да, я тот, кем ты меня назвал, но дай мне время свыкнуться с мыслью, что для тебя я был всё это время лишь…

— Тэ…

— Мы разберёмся с этим позже, правда, сейчас просто ляг спать.

И Чонгук подчиняется, обессилено падая на подушки и тяжело выдыхая.

— Только не уходи, пожалуйста, а вдруг я утром ничего не вспомню?

Тэхён молча достаёт из шкафа первую попавшуюся футболку, раздевается, кидает на диван плед, падает сверху и укрывается ещё одним с головой.

Хочется, чтобы этот день наконец закончился. На пары он завтра не пойдёт, на работу ему только вечером. Нужно поскорее уснуть, несмотря на то, что хочется орать.

— Хён, я так не могу, пожалуйста, поговори со мной.

Тишина.

— Прости меня, хён, я не думаю так, ты же знаешь. Ты очень много для меня значишь.

Тишина.

— Хён…

Тишина.

Тэхён стойко держится и не поддаётся на уговоры, пока неожиданно не вспоминает, что так и не дал ему гель от отравления. Ему и так завтра будет плохо, а без лекарства так он вообще на стену полезет. Так и рушится весь план по успешному игнорированию. Тэхён, вздохнув, поднимается с дивана, плетётся к кухонным шкафам, несколько минут перебирает аптечку, которую они с Чонгуком знатно забили лекарствами после того, как младший заболел в конце декабря, а дома не оказалось ни одной таблетки, находит пакетик с прозрачным гелем от отравления, наливает в стакан воду и подходит к затихшему на кровати парню.

— Вставай, я забыл дать тебе лекарство, завтра будет плохо без него, надо выпить.

Чонгук возится пару минут, переворачиваясь, Тэ оставляет всё на тумбочке, помогает ему подняться, придерживая за шею, даёт с ложки гель и дожидается пока тот запьёт все водой.

Какой бы ужасной ни была ситуация, как бы хреново самому Тэхёну сейчас ни было из-за всего произошедшего и из-за чонгуковых слов в том числе, злиться на него долго не получается. В конце концов, он всё ещё пьяный, все ещё не особо себя контролирует и обвинять его в чём-то если можно, то явно не сейчас.

Опухшие глаза, мокрые дорожки по щекам, красный нос.

Тэхён в тысячный раз задаётся вопросом: как родители отпустили этого ребёнка одного в чужую страну?

Мучает и другой вопрос: не мог ли он сам своим «дурным» примером подтолкнуть младшего к подобным действиям?

Да навряд ли. Тэхён не заводил отношений, а если и встречался с кем-то ради секса на стороне, то всегда скрытно, чтобы лишний раз не тащить в их с Чонгуком взаимоотношения то, что касалось его личной жизни. Если задуматься, Чонгук, будь бы ему неприятны тэхёновы иногда не дружеские прикосновения, давно бы ему об этом сказал. Свою позицию относительно ориентации он изначально определил чётко. Но любую ласку всегда принимал спокойно и часто с благодарностью.

Сейчас же невозможно уже разобраться, что вообще творится в голове у младшего, но однозначно какой-то пиздец: он устроил драму из-за переезда, прекратив общение, ввязался в какую-то ерунду, попёрся по клубам, его внезапно понесло в какие-то голубые дали, сразу и ориентация стала не то чтобы гетеро, и Тэхён уже не милый, надёжный хён, а несостоявшийся суицидник…

— Ложись, спать, Гук-а, поговорим завтра, ладно?

— Вот скажи… — продолжает упрямо, Тэхён садится к нему в пол-оборота и вглядывается в полутьму, шторы не закрыты и света от уличных фонарей хватает на то, чтобы увидеть очертания тёмной макушки на светлой наволочке и блики в чернеющих угольках глаз. В голосе опять слёзы, и, господи, когда это закончится? Он слишком много хнычет, и последняя нервная клетка Тэхёна носится сейчас по всему организму в истерике, пытаясь сообразить, что же ей теперь с этим всем делать. — А, пофиг, ничего не говори, но я не виноват.

— В чём ты не виноват?

— Я не виноват, что я вот такой. Конечно, всем проще меня просто от себя оттолкнуть, когда хотя бы немного становится сложно. Вы со мной все рядом только пока я удобный. Одни меня турнули в другую страну, не спорю, сам просился, но даже в гости не приехали ни разу. Второй от меня открестится тут и хрен забил. Друзья, нахрена, вот скажи, я с ними столько общался? Тратил время на них, деньги на подарки им на дни рождения, эмоции какие-то, если сейчас мне полторы калеки раз в месяц если напишут, и то хорошо? Давай ещё ты меня брось теперь после этого…

— Никто не собирается тебя бросать.

— Ну я же всё испортил. Я же плохой. Ещё и порченный теперь. Ещё и гей, наверное. Не противно со мной рядом сидеть?

— Чонгук, я гей и что-то я не заметил, чтобы тебе хоть раз за полгода было противно со мной рядом сидеть, лежать, обниматься, спать на одной кровати в обнимку и всё прочее. Давай уже не строй из себя королеву драмы и просто ложись спать. В тебе это уже просто алкоголь говорит. Ты начинаешь трезветь, и это хуёво на тебя влияет. Проспись и будешь потом претензии кидать. Не знаю, как остальные, но я тебя не бросал и не собираюсь. Успокойся и спи.

Чонгук молчит, переваривая его слова очевидно.

— Не уходи, пожалуйста.

— Я не ухожу, я здесь.

Чонгук неожиданно проворными пальцами хватает чужое запястье и устраивает тэхёнову ладонь на своей щеке. Его кожа горячая и влажная, а то, как доверчиво он льнёт к нему, пытаясь спрятать в тепле всю свою многострадальную мордашку, рвёт Тэхёна на части.

Чонгук отнюдь не плохой человек и никогда им не был, он просто маленький манипулятор, который запутался, потерялся, натворил делов, но всё равно из любой ситуации пытается выйти если не победителем, то хотя бы не основательно проигравшим. Сегодня Тэхён решает поддаться ему в последний раз, а потом взять себя в руки и заставить его перестать собой вертеть. Это уже не «хён, с тебя чипсы» и не «ну сходи в магазин, я такой уставший и так хочу мороженое».

Что бы там Тэхён про него не думал, а у Чонгука нет в голове сейчас и мысли о том, что он каким-то образом обижает Тэхёна, он вообще сейчас мало о чём думает. Мыслей мало и одновременно почему-то так много. Они скачут от одной к другой, ещё плюсом немного тошно, а гель от отравления оставил на языке привкус земли, голова ноет, кажется большой и горячей, а навязчивые мысли, смысл которых Чонгук не может ухватить за хвост ну совсем никак, одолевают просто невозможно. Хорошо хоть хён рядом. Чон его, кажется, обидел чем-то, но уже и забыл чем. Как же хорошо, что он рядом. Чонгук бы встал и полез обниматься, потому что ну просто непонятно, какими способами сейчас налаживать общение, но голова такая тяжелая. Чёртов алкоголь, что ж ты делаешь?

И к слову об алкоголе, несмотря на переодическую ясность мыслей и способность говорить, не заплетаясь языком, конечности Чонгука всё равно не слушаются. Резко все стало тяжелым и неподъёмным. И веки в том числе. Последнее, о чём Чонгук успевает подумать перед сном: ему явно что-то подмешали, чистый алкоголь, судя по рассказам Тэхёна, работает по-другому, а Тэхён всё-таки лучший парень на земле, и его ладонь такая невыносимо тёплая и так потрясающе нежно оглаживает его скулу, пока младший проваливается в царство Морфея…

***

Утро наступает катастрофически быстро. Когда Тэхён наконец смог оторваться от Чонгука с уверенностью, что тот наконец уснул, часы показывали уже почти четыре утра. Думать ни о чем не хотелось, хотя бы потому что это, блять, вредно, особенно ночью. Слишком много всего произошло за несколько часов. В масштабе полугода этого было бы много. А в масштабе четырёх сраных часов это просто овердохуя. Просто, мать его, слишком для одного Ким Тэхёна. Ему и так с Чонгуком было катастрофически тяжело иногда, когда тот смотрел на него иной раз своими глазами маленького оленёнка и что-то спрашивал, а Тэхён просто молчал, потому что ничего не слышал, залипал и не слышал. Господи, он был таким очевидным последнее время, неужели Чонгук ничего не заметил?

Чонгук…

Думать о том, что вообще с ним творится, Тэхён себе запрещает и заставляет себя заснуть.

Но просыпается впрочем тут же, кажется, с тяжёлой головой осознав, что проспал без малого восемь часов.

Кровать Чонгука пустая, не заправлена, шторы по-прежнему открыты и обеденное солнце пускает по пыльному полу зайчиков. Когда в этой квартире последний раз убирались?

Деликатный кашель со стороны кухонной зоны извещает о том, что Чонгук увидел, что старший проснулся. В голове пусто, на душе гадко, Тэхён молча плетётся в ванную на поиски своей зубной щётки, которую в прошлый раз забирать не стал, Чонгук её, слава богу, не выкинул.

Когда Тэхён заканчивает умываться и выползает из ванной, Чонгук уже сидит и ждёт его за столом, на котором ароматно дымятся две тарелки с каким-то супом и пара кружек кофе. Чонгук опухший после вчерашнего невозможно, волосы влажные после душа, на лице взволнованно-виноватое выражение.

— Привет, хён.

— Привет.

— Давай завтракать? Я сварил рыбные пельмешки с бульоном.

— Оу… да, спасибо за кофе. Давно проснулся?

— Нет, где-то за час до тебя.

Тэхён усаживается напротив и принимается за еду.

— Как ты себя чувствуешь?

— Не очень, если честно, ну… слегка мутит.

— Ну, это меньшее из зол, покушай, отлежишься сегодня и пройдёт.

— Хён, прости меня, пожалуйста.

— За что?

— Ну… за всё?

— Хорошо.

— Вот так вот просто?

— А чего ты от меня ещё хочешь?

— Хён, ну я же вижу, что ты обижаешься. Я облажался, да, я накосячил. Я понимаю, что я всё испортил своими глупыми обидами и вот этой вот выходкой. Но я не думал… я вообще вчера ни о чём не думал. Я просто, ну, ты на меня теперь даже не смотришь, неужели я что-то ужасное сделал? — голос подводит его и, возможно, сейчас это единственная причина, по которой Тэ поднимает голову от тарелки и смотрит ему прямо в глаза.

— Я смотрю.

— Простишь?

— Ты… лично передо мной ты ни в чем не виноват. Я просто такого не ожидал, мне было больно и неприятно это всё наблюдать, не скрою, но я рад, что ты хотя бы сообразил мне написать, чтобы я тебя забрал, я боюсь думать, что было бы если бы я не приехал и не увёз тебя оттуда…

— Насчёт этого, хён, со мной и правда?..

— Ничего с тобой не сделали, наверное, ты не мог двигаться особо или наоборот сильно отбивался, поэтому тебя просто поимели между бёдрами, ничего серьёзного…

Чонгук давится кофе и смотрит с какой-то очень сильной, но непонятной эмоцией во взгляде. Тэхёну становится жалко младшего. Что-то он, и правда, сорвался на него с утра.

— Прости, я не хотел так жёстко…

— Да ладно. Я переживу.

— Я настаиваю на обращении в полицию. Я понимаю, какие для тебя будут последствия, но на такое нельзя закрывать глаза…

— Я не хочу, чтобы моя семья знала, что я такой.

— Ты нормальный, — смотрит строго, — со всеми бывает, не нужно думать, что с тобой что-то не так.

А потом воцаряется молчание. За всё время, пока они жили вместе, между ними были самые разные разговоры и самые разные молчания. Но вот такой гнетущей, напряжённой тишины ещё ни разу не висело. Тэхён быстро доедает приготовленный младшим завтрак и залпом выпивает кофе, намереваясь поскорее уйти и остыть немного, но почему-то, вопреки самому же себе, открывает свой рот и продолжает эту дискуссию, которая к добру не ведёт однозначно.

— Ты мне только повтори ещё раз, чтобы я уж точно раз и навсегда запомнил, — Чонгук отрывается от разглядывания кофе в кружке, — почему, когда ты почувствовал, что у тебя есть проблема, ты не пришёл за помощью ко мне?

— Я был обижен.

— Только поэтому? Больше ничего добавить не хочешь? Ну, например, что-нибудь про суицид?

— Хён, я плохо помню в каком контексте я это тебе сказал, но, клянусь, я никогда бы не стал таким попрекать. У меня и в мыслях не было…

— Хорошо, тогда раз с этим разобрались, я помогу тебе с твоей проблемой.

— Правда? — вскидывается младший, а в глазах загорается… что это? Надежда?

— Правда, сейчас я домой, завтра-послезавтра скину время и место, окей?

— О, да! Хорошо!

— Я правильно понял, тебе нужен сексуальный партнёр, чтобы разобраться в себе? Или ты хочешь просто любой близости не важно какой?

Чонгука вопрос немного вводит в ступор, видно, что он сомневается правильно ли понял Тэхёна изначально.

— Ну, чисто технически… любая близость. Но и секс в будущем я тоже рассматриваю.

— Понял.

***

Чонгук впервые за этот месяц принимается наводить уборку в квартире, размышляя о том, что же всё-таки Тэхён ему предложит? Свидание? Поцелует его? Переспит с ним? Он вообще правильно его понял? Но в любом случае, у него в процессе переваривания ситуации в голове всплывали самые странные и неожиданные мысли. Как-то по-новому ныло в животе и хотелось отчего-то поскорее получить заветное смс. Чонгук решает природу своих эмоций пока что не выяснять и просто гоняет в голове эти мысли весь день, чтобы вечером заснуть со сладкой негой ожидания, совершенно забыв о том, какие ужасные вещи с ним накануне произошли.

А Тэхён этим вечером долго сидел и смотрел на свой телефон, постукивая пальцем по нижней губе. Честно — хуйня идея. Хреново уже заранее. Ну, просто, потому что… эх, ладно, окей, раз он этого хочет. Тэхён, в конце концов, обещал помогать ему во всем.

А потому он находит нужный номер в списке контактов и нажимает на кнопку вызова.

Комментарий к is

1. Есть научное название, какой-то там полиметилсилоксана полигидрат, аналог нашего русского, всесильного «Энтеросгеля». Может показаться странным, зачем я это пишу в примечаниях, но я просто хочу шепнуть вам на ушко, что это лучшее средство от похмелья😅

========== going ==========

Чонгук не ожидал от этой встречи многого, учитывая, что адрес, который хён скинул, был адресом какого-то кафе, а там какую угодно близость представить было сложно.

Однако, войдя в уютное помещение со спокойный дизайном и пастельными тонами повсюду, он был достаточно удивлён, увидев хёна рядом с каким-то парнем за столиком. Старший призывно машет ему рукой.

— Привет!

— Эм, привет, — Чонгук осторожно опускается на диван рядом с Тэхёном.

Парень напротив — миниатюрный, красивый, с пухлейшими губами, светло-русыми волосами и добрым прищуром глаз ангел. Именно такое впечатление он производит, и Чонгуку становится неуютно от понимания того, какие красивые у хёна друзья. Если у него все друзья такие… не так уж и сложно для него, наверное, быть геем.

Что это? Ревность?

— Знакомься, это мой хороший знакомый, Пак Чимин. Чимин, это Чонгук, о котором я тебе рассказывал.

Чон неуверенно пожимает протянутую миниатюрную ладонь с аккуратным маникюром.

— Привет, Чимин.

— Привет, Чонгука, я постарше тебя, не возражаешь, если я буду тебя так называть?

— Нет, что Вы, конечно, не возражаю.

— Можно сразу на «ты».

— О… Окей.

— А ты, и правда, очень милый, мне даже немного обидно, что Тэхён мне рассказал о тебе только сейчас, хренов собственник.

Чонгук краснеет ушами и растерянно смотрит на Тэ. Почему он вообще должен был кому-то про него рассказывать? Что тут происходит?

— А что тут собственно происходит? Я не совсем понимаю, хён… — озвучивает свою последнюю мысль.

— Мы с Чимином долгое время, хммм, как тебе сказать, ну, знаешь, были сексуальными партнерами.

— О, да, золотое было время.

— Я за вас рад, но при чём здесь я?

— Дослушай. Потом этот засранец начал с кем-то встречаться и разумеется ушёл весь в отношения…

— Эй! Мне же нужно было налаживать свою личную жизнь! Не мог же я, как ты, вечно скитаться и ныть, что всё не то и все не те.

— Чимин, опустим это.

— Вы были друзьями?

— Ну, хм…

— Нет, скорее, просто трахались.

— Да, пожалуй, просто трахались. Я даже не знаю, в каком университете твой хён учится, если честно.

— Этот диалог какой-то абсурд.

— В общем, — прерывает всех Тэхён, — сейчас он свободен и… — Тэ на секунду заминается, словно споткнувшись о чонгуков удивленный, немигающий взгляд, кажется, младший забыл, как моргать. — Я в нем уверен на сто процентов, я лично видел все его справки, кроме того, я и так знаю, что он регулярно проверяется, поэтому он абсолютно чист, а ещё он очень заботливый. Он может побыть как в роли актива, так и пассива, он одинаково хорош во всём, да, Чимин?

— Ну, засмущал…

— Хён, я не понял, это в смысле?..

— Судя по характеру твоей просьбы, да я и прямым текстом потом уточнил, тебе нужен сексуальный партнёр, верно?

— Это ужасно звучит, спасибо, что болтаешь о моих проблемах налево и направо, всё прекрасно, но при чём здесь он?

— Он и есть решение твоей проблемы. Я нашёл тебе проверенного сексуального партнёра, он позаботится о тебе, и ты сможешь окончательно с собой разобраться.

Чонгук молчит, его хватает только на то, чтобы открывать и закрывать рот, словно рыба, выброшенная волной на берег. Нашёл сексуального партнёра, это как вообще?

«Ким Тэхён, ты совсем долбаёб?»

И пока Чонгук шокировано перебирает в голове весь набор доступных ему матерных слов в корейском языке, нещадно путая с китайскими от переизбытка эмоций, Тэхён уже поднимается с дивана и выскальзывает из-за стола с другой стороны.

— Так, ну я свою часть выполнил. Теперь… оставлю вас. Приятно вам время провести, — и улепётывает так быстро, что чонгуково «уёбок» полушёпотом повисает над столом, так и не долетев до адресата.

— Прости? — улыбается Чимин и, судя по его мимике и позе, чувствует он себя достаточно неуютно.

— Это…

— Можем познакомиться поближе, если ты заинтересован. Я немного, признаться, растерялся, Тэхён так неожиданно позвонил, лепетал что-то, я толком разобрался, чего он хочет, уже только придя сюда. Странная, конечно, просьба, но мы с ним и правда не друзья, так что я могу его за это только поблагодарить. Отношения в прошлом… и мне даже, наверное, это будет всё очень вовремя.

— Мне это, мне не нужно ничего от Вас!

— В каком смысле?

— Ну в таком… ни в каком, то есть, простите, что отнял Ваше время, я пойду домой. Это недоразумение, Тэхён неправильно понял.

— Оу… хорошо, никаких проблем.

— До свидания, — поднимается из-за стола.

— Чудной ты, но помягче с ним, ладно? Мы с ним мало разговаривали, но даже я знаю, что он иногда бывает туповат.

— В смысле?

— Дай угадаю, ты засомневался в своей ориентации из-за того, что эта вертихвостка по имени Тэхён постоянно ошивалась под носом, намекнул ему на это, а он, придурок, пошёл помощи на стороне искать?

— Я убью его, наверное… но отчасти вы правы, я сам ничего не понимаю сейчас, а он… он только хуже делает.

— Сильно не бей, тебе же его потом жалеть, — улыбается совсем по-доброму. Чонгук отмечает в голове, что в какой-нибудь параллельной вселенной он бы мог ему понравиться.

— Сам себя пусть жалеет, ладно, я пойду, извините ещё раз, — бросает уже на ходу, уверенно направляясь к выходу из кафе.

Нет, сделать всё странным между ними — это одно. С этим можно сообща разобраться. А вот подкладывать Чонгука под незнакомых мужиков — это уже просто все границы переходит.

Ким Тэхён, ты в себе вообще?

Гукки:

Парк возле дома

Через пятнадцать минут

И вызови себе заранее скорую

Прочитано.

Чонгук срывается в сторону дома.

«Ну, сука, не дай бог тебя там сейчас не окажется».

***

Серо. На улице серо. Под подошвами черных найков чавкает смесь из талого снега и грязи с водой. Конец февраля необычайно тёплый днём, всё тает, будто бы уже весна. Но тепло разумеется обманчиво. К вечеру лужи снова покрываются льдом, снежно-грязная каша превращается в наледь и торчащие отовсюду ледяные куски.

Тэхён зябко ёжится и тянется к молнии на пуховике, чтобы застегнуться, но в спину прилетает ощутимый толчок.

— Ты охренел, Ким Тэхён?!

— Чон…

— Я спрашиваю, ты, мать твою, совсем уже охренел?

Тэхён оборачивается, делая шаг назад, и инстинктивно вскидывает руки к груди, защищаясь от сыплющихся на него ни разу не нежных толчков и ударов кулаками.

— Тише ты, тише, — пытается перехватить чужие руки.

Чонгук весь раскрасневшийся, изо рта вырывается облачками пар, когда он выкрикивает обвинения и ругательства в сторону Тэ, пуховик расстёгнут, на висках блестят капельки пота — видимо нёсся сюда со всех ног.

— Ты совсем уже головой тронулся?

— Да успокойся ты, хватит меня лупить! — Тэхён отбивает пару ударов, чем вызывает ещё больший гнев младшего.

— Под мужиков меня решил подкладывать? Такая у нас теперь дружба, да, Тэхён?! — Тэхён перехватывает его за руки чуть выше локтей, стараясь удержать и успокоить. — Я, что, по-твоему шлюха какая-то? Вот она, твоя помощь! «Приходи ко мне за любой помощью, Чонгук»! — кричит, передразнивая, снова вырывается и принимается лупить друга по плечам.

— Да я не понимаю, что ты хочешь вообще! Я чем угодно помог бы, если бы ты прямо говорил, что тебе, блять, надо!

— Ты настоящий придурок, Тэхён, понятно?! Грёбаный дебил!

В какой-то момент возня между ними начинает происходить в одной плоскости, взбешённый уже до предела Тэхён прижимает младшего за талию одной рукой к себе, второй пытается ловить его кулаки с острыми костяшками.

— Успокойся, хватит…

— Я тебя ненавижу! — внезапно подаётся вперёд, и Тэхёну за себя становится обидно. Он просто хотел как лучше. Каждый раз хотел как лучше. Но последний месяц только и происходит, что все его стремления вылезают боком и перерастают в скандал с младшим. Возможно, только его вина в том, что между ними всё стало странным. Но себя винить за то, что младший в душу совсем не как друг запал, можно бесконечно, однако это тоже сейчас не особо ситуацию спасёт.

Всё стало настолько тупо и безнадёжно, настолько противно и неприятно, что уже не понятно, как на дружеской ноте это разруливать.

А потому Тэхён, осознавая далеко уже не в первый раз, что ведёт себя по-скотски, внезапно подаётся вперёд и впечатывается ртом в холодные и влажные губы младшего. Хватает его за затылок, тянет на себя и грубо сжимает его губы своими.

Он просил его о поцелуе. В пьяном бреду, но всё же. Если Чонгуку хочется попробовать близость с парнем, пускай этим парнем будет Тэхён.

Тэхён перестаёт слышать, что происходит вокруг, потому что в ушах поселяется белый шум, перестаёт чувствовать холод на улице, потому что всё тело идёт мурашками и горит там, где его губы соприкасаются с чонгуковыми, а кожу от дыхания младшего, словно высоковольтными ударами тока прошивает.

И это всё странно. Не так, как он это себе представлял в своих фантазиях. Не нежно, долго, с оттяжкой и разнообразными касаниями и ласками. Странно и то, что Чонгук внезапно пылко отвечает, словно набрасываясь на его губы своими, сталкивается с ним зубами, больно вцепляется пальцами в шею и продолжает кидаться, мокро соприкасаясь губами.

Это их первый поцелуй. Так нельзя.

Тэхён осторожно, но настойчиво отстраняет от себя младшего, на что тот — удивительно — но протестующе мычит и тянется вслед за губами.

И Кима внезапно прибивает осознанием. Чонгуку действительно хотелось, чтобы его поцеловал он. Не важно почему и зачем. Возможно, просто в качестве эксперимента. Но хотелось. А Чонгук становится достаточно капризным, когда дело касается чего-то, что ему очень хочется, но получить это сразу не получается.

Это их первый поцелуй. Так нельзя.

— Тшш, — отцепляет его руки от своей шеи, заставляет расслабить и укладывает их обратно себе на плечи.

— Пожалуйста, давай продолжим, хён.

— Я и не собирался прекращать, — говорит ему тихонько, в губы самые. — Но не набрасывайся на меня так, словно съесть меня собираешься. Дыши спокойно и повторяй движения за мной. Так будет намного приятнее, — Чонгук бегает глазами по лицу старшего, силясь разобраться шутят с ним или нет и что вообще Тэхён собирается делать. — Иди ко мне, — Тэхён максимально нежно и медленно обнимает его поперёк талии, второй рукой легко и трепетно обводит кончиками пальцев его щёку, зарывается ими в мягкие влажные от испарины волосы на его затылке и приближается к его нежным розовым губам своими. Так, как всегда хотел. Нарочито медленно, нежно-нежно, сладко выдыхая ему в губы. Дыхание Чонгука замедляется, становясь совсем неслышным. Тэхёну хочется посмотреть ему в глаза, но они уже слишком близко. — Не торопись, это твой первый поцелуй с мужчиной, я хочу, чтобы он тебе запомнился.

— Когда своего трахателя звал, чтобы он меня всему научил, что-то ты об этом не думал.

— Потом поговорим, — и снова, но в этот раз очень нежно, вкладывая в это действо все свои накопленные чувства, все то тепло, что он так тщательно копил для младшего, всю свою благодарность, всё своё желание показать, что «вот он — твой хён, рядом, доверься мне», накрывает его губы своими, проводит по нижней языком, легонько её посасывая, сам задыхается от избытка нахлынувших чувств, перебирается на верхнюю губу, слегка склоняет голову вбок и притягивает его к себе ближе, шумно выдохнув через нос, сердце заходится в груди до боли сильно.

У Тэхёна начинает кружиться голова, он отрывается на миллисекунду, глотая воздух, которого почему-то не хватает, снова впивается в его губы. Эмоций слишком много. И Чонгук это, кажется, чувствует, так же нежно и сладко отвечая, попеременно то перетягивая инициативу на себя, то сдаваясь в плен чужих губ и подставляясь под чужие ласки, он не отдаёт себе в этом отчёта, но уже спустя пару минут он сплетает свои руки, перекинутые через плечи Тэ, между собой, обнимая его за шею совсем уж крепко, теряется в ощущених, в пространстве, задыхается, вновь учится заново дышать, когда старший отстраняется, выдыхая ему в губы, делит с ним один воздух на двоих и приходит в себя лишь тогда, когда слышит странный звук и осознаёт, что это он сам всхлипнул в поцелуй от переизбытка эмоций. Тэхён это тоже чувствует, ослабляет напор, постепенно переходя в легкие нежные поцелуи поверх распухших губ и завершает всё трогательным поцелуем куда-то в подбородок, туда, где прячется под чонгуковой нижней губой маленькая очаровательная родинка.

А потом обнимает. Крепко. Надёжно. Так, как он один умеет. Укутывает в полы своего пуховика, чтобы не замёрз, и пытается восстановить дыхание.

Чонгуку плохо. Его буквально укачало как будто бы. Ещё никогда целоваться не было так сладко, приятно и волнительно. Ему хочется дрожать, как лист на ветру, но одновременно с этим ему так жарко в чужих объятиях, что он едва не задыхается, ему хочется уснуть сейчас в этом тепле невероятном, но одновременно с этим внутри него всё колотится ну просто сумасшедше: сердце ломает грудную клетку, нервная система сдаёт, хочется всплакнуть и засмеяться.

Понемногу, шаг за шагом восемнадцатилетний Чонгук осознаёт, что становится всё ближе и ближе к пониманию собственного тела. Ему хорошо от того, насколько сильно сейчас действия хёна привели его организм ко всякого рода сбоям. И хочется попробовать всё сейчас. И Чонгуку давно понятно, кто ему с этим должен помочь.

— Хён, давай переспим?

— Какого хрена, малой? — Тэхён порывается отстраниться, но Чонгук не просто так танцует полжизни, руки у него сильные и выносливые, а потому отстраниться он хёну не даёт.

— Нет, стой, подожди, я серьёзно. Мне нужно это сделать. Я хочу это сделать. И никому, кроме тебя, я не могу довериться.

— А ты не подумал каково мне потом будет? — его голос срывается. Потому что больно. Больно и обидно, что такой волшебный момент этот ребёнок портит своими капризами.

— Ты мог бы и догадаться, что я хочу, чтобы это был именно ты. Я до сих пор на тебя обижен за твою выходку с Чимином.

— Ну как я должен был догадаться?

— Ну как-нибудь, хён!

— Ты мог сказать прямо.

— Вот так вот просто подойти и сказать «хён, а как насчёт того, чтобы со мной поцеловаться, у меня ощущение, что я тебя хочу»?

— Ну… хотя бы так.

— Ну точно, ага. Так что? Я обещаю не влюбляться в тебя, хён, и не надоедать тебе после этого всего. Больше не буду приставать даже если очень понравится. Пожалуйста, хён, мне нужно.

Тэхён молчит и лишь устало роняет свою голову ему на плечо.

«Обещаю не влюбляться»…

— Ты обещал помогать мне во всём, — и это явно запрещённый приём.

— Мы целовались посреди парка, на нас отвратительно косо сейчас подглядывают, кстати говоря.

— Тэхён, пожалуйста.

— Мы в любом случае не сможем этого сделать прямо сейчас. Тебя нужно подготовить.

— Это значит, ты согласен?! — хватает за плечи отстраняет от себя, продолжая удерживать, радостно в лицо заглядывает.

И в этот момент Тэхён окончательно отдаёт себе отчёт в том, что у младшего нет чувств конкретно к нему. У него есть к нему неограниченный лимит доверия, он легко забывает что свои косяки, что тэхёновы (и как он мог додуматься до Чимина, господи), а еще он хочет попробовать секс и уверен, что Тэхён сможет ему в этом деле помочь как никто другой. Но о чувствах тут речи не идёт.

— Ты манипулятор, ужасный манипулятор, ты знал об этом, Чонгук?

— Ну, манипулятор и ладно, мне это не мешает.

— Это ранит периодически.

— Что? Я… прост…

— У меня два условия: первое — ты не торопишь меня и даёшь мне время и возможность тебя хорошо подготовить. Второе — ты слушаешься меня, каким бы ужасным ужасом не казались бы мои слова, и делаешь то, что я говорю.

— Пытаешься доминировать, хён?

Тэхён как-то очень тяжело выдыхает, заставляя Чонгука нахмуриться. Смотрит исподлобья и молчит.

— Ладно, — начинает, сглаживая неловкость, — но у меня тоже есть условие. Правда всего одно.

Тэхён хмыкает. Ну никто и не сомневался.

— Да что ты? И какое?

— Всё это время ты живешь со мной.

— Эм… и с какой целью?

— Просто я так хочу.

— Мы слишком много делаем, просто потому что ты хочешь, тебе так не кажется?

— Ну, уж прости меня эгоиста.

— Ладно, пойдём.

— Куда? — вскидывается радостно.

— Ну, домой к тебе.

«К нам, хён. Я заставлю тебя снова говорить «к нам», сколько ты не сопротивляйся».

***

Чонгук за свою жизнь пересмотрел десятки сериалов. Персонажи в них бывают самые разные. То шаблонные ребята, действия и характер которых легко предугадать, потому что сам персонаж — клише на клише. То необычные интересные герои, которые оставляют след на душе огромный и западают в сознание основательно. Есть гениальные персонажи. Такие, которых никто и никогда не сможет повторить. Как Джокер Хита Леджера в «Бэтмен: Тёмный рыцарь», созданный двенадцать лет назад.

Персонажей тысячи. Тысячи историй. Тысячи характеров.

Но ни в одном фильме или сериале Чонгук не встречал прототипа самому же себе. Это, наверное, хорошо, ведь это лишний раз доказывает, что за свои восемнадцать лет Чонгук потребил терабайты контента, но никому никогда не подражал и всегда развивался обособленно, не испытывая на себе побочных эффектов культуры потребления.

Он с детства считал себя очень упрямым. И отдавал себе отчет в том, что он таковым и является. Он никогда не отрицал, что бывает вредным, капризным, чересчур настойчивым. Но это лишь помогало ему всегда добиваться своих целей. Он никогда не был плохим. По крайней мере, ему никто не говорил, что он плохой. Ни девочки, с которыми он встречался ещё там, в Китае, когда они расставались. Ни друзья, с которым они общались долгое время, а потом теряли связь. Однако сам он себя иногда чувствовал каким-то не таким. Как со всеми подростками бывает, когда недополучаешь внимания. Жизнь в другой стране, запланированная учеба там же, практика языка, любимое хобби, ставшее делом жизни. Но всё это пустое, пока радость не с кем делить. Было пустым.

А потом появился Тэхён. Смешной, иногда грубый, чаще нежный, заботливый, взрослый хён. Как Чонгук мог его отпустить? И кто же знал, что в погоне за вниманием хёна выяснится, что ему есть ещё, что о своём теле разузнать. Сейчас хён рядом. И рядом он, связанный обещанием помочь и выполняющий просьбу познакомить Чонгука с увлекательным миром нетрадиционного секса.

И выполняет он своё обещание с чувством и толком, надо отметить.

Он перестал злиться и называть манипулятором. Он снова стал мягким и добрым. Снова начались долгие дни в разлуке из-за учёбы и работы, но тёплые вечера, теперь наполненные не только сериально-чипсенными делами, но и чем-то поинтимнее, чем-то, чем они, нацеловавшись, стабильно заканчивали у Чонгука в постели.

Младший в эти моменты сладко всхлипывал, пока Тэхён выцеловывал его шею, покусывал плечи и ставил засосы под ключицами, заставляя прогибаться в спине навстречу. А старший часто затыкал его рот сначала нежными, а потом всё более и более развязными поцелуями. Дни летели быстро и спустя неделю Чонгук начал ловить себя на постоянных мыслях о предстоящих вечерних ласках. А ещё в самые неподходящие моменты — на стояках. Самых что ни на есть несвоевременных, например, в студии или в языковом центре. А дома ждал Тэхён.

Тэхён, с которым они когда-то вместе ушли с моста. Тэхен, с которым они уютно отмечали Новый год и Рождество. Тэхён, с которым они разбавляли одиночество друг друга, грели вниманием совместные вечера, учили корейский, готовили какао. Тэхён, который в первый же серьёзный разговор о предстоящем сексе предупредил, что будет сверху, потому что если сверху будет Чонгук, то смысла в затее нет, ибо этот секс не особо будет отличаться от традиционного по ощущениям. Тэхён, который зацеловывал его до состояния, когда Чонгук ловил себя на постыдных стонах, не сумев сдержаться, а потом пачкал себе домашние шорты. Тэхён, который дня четыре назад впервые начал подготовку.

Сначала это был один палец на полфаланги и Чонгук тогда задохнулся от неоднозначных ощущений. Не особо то было и приятно. Но в комплекте с зацелованной шеей и полностью расслабленным телом, успокоенным нежным шёпотом старшего о том, что всё обязательно будет хорошо, палец вошёл полностью и даже в какой-то момент начал дарить ощущения, сродни боли вперемешку с зачатками удовольствия.

В тот вечер они дошли до двух пальцев и немного порастягивали вход. Чонгук метался, хныкал, но Тэхён, оглаживая и разминая горячие стенки изнутри, словно точно знал, куда надо давить, возбудил очень сильно и по итогу ещё и впервые коснулся его там, где больше всего было нужно, а потом насухо, быстро довёл младшего до первого оргазма от мужских рук.

Чонгук тогда долго пялился в потолок, пока Тэхён не выгнал его в душ. Потом долго стоял в душе. А потом долго лежал у Тэхёна на животе и вслух размышлял о своих ощущениях. Старший слушал внимательно и всё подмечал, поощряя рассказывать подробнее, чтобы понимать, куда двигаться дальше.

На следующий день вход тянуло, и Тэхён лишь немного поцеловал его вечером, дальше решив не заходить.

Через пару дней было уже три пальца и чёткое ощущение растянутости снизу, а ещё начала ощущаться пустота, когда этих пальцев лишали, и острое желание её чем-нибудь заполнить. В тот вечер Тэхён впервые довёл его до разрядки ртом. Младший тогда кричал от удовольствия. Кончив, было стыдно за то, каким громким он может быть, но Тэхён заботливо гладил по пояснице и приговаривал, что так и надо, и ничего в этом стыдного нет. Позже ночью, наблюдая за лицом спящего Тэ, Чонгук впервые ощутил сильнейшее давление в груди. Внутри все защемило. Пальцы стало колоть от ощущения необходимости протянуть руку и погладить его скулы, обвести нежно подушечкой пальца мягкие губы. Тэ сквозь сон чмокнул его в раскрытую ладонь и прижался теснее. От этого стало ещё труднее дышать. И Чонгук осознал. Подсознательные попытки развести старшего на близость — не что иное, как какое-то тёплое чувство конкретно к нему. А не к мужскому полу в принципе. У него легко и быстро раньше вставал на девушек, иногда он хотел кого-то до зубного скрежета и ломоты в костях, часто возбуждался от фантазий, в которых мелькали чьи-то упругие, отнюдь не мужские тела. Это не могло просто взять и пропасть. Это было. А значит дело не в тотально другой ориентации. Она ведь не могла измениться. Гетеро значит гетеро. Гомо значит гомо. Би значит би. Пан значит пан. И далее по списку. Верно?

Тут суть не в ориентации, а в желании быть нужным, быть любимым, получать ласку, заботу и сексуальное удовлетворение от одного единственного человека.

Это грёбаная влюблённость. Начавшаяся странно. Явно ни с того, с чего обычно подобное начинается. Явно слишком быстро дошедшая до сексуальной близости. Но влюбленность. Возможно, такая же странная и капризная, как и сам Чонгук. Но именно она.

И младший импульсивно и быстро подбирается к чужому лицу и впивается в припухшие и очень тёплые губы хёна в порыве безотчётной нежности. Во сне тот не то чтобы отвечает, но в эту ночь Чонгук засыпает, прижавшись к нему крепко всем телом, продолжая иногда чмокать в губы сквозь сон и с чёткой уверенностью дело своё до конца довести. А потом привязать его к себе так крепко, чтобы все борцы за здоровые отношения с должной долей свободы в них взвыли от возмущения.

Чонгук решил. Хён только его. И никуда он его не отпустит.

========== on ==========

Комментарий к on

👩🏻‍🚀Залетайте на огонёк: https://t.me/pocketastro

— Как ты?

— Ну, пока не понятно…

— Малыш, до того, как мы уже перейдём к основному, пожалуйста, запомни, если будет сильно больно, если почувствуешь, что тебе неприятно и лучше не становится, если будет слишком глубоко и всё прочее — не молчи, не сдерживайся, расслабься, я постараюсь сделать так, чтобы тебе было очень хорошо, но без твоей помощи это будет сложно. Помогай мне, ладно?

Если бы у Чонгука поинтересовались бы синонимом какого слова для него стал Тэхён — он бы не задумываясь ответил «забота».

Забота во всём: в его нежном обеспокоенном взгляде, когда он вот так нависает сверху, в каждом его слове, в каждой попытке поддержать и настроить, несмотря на то, что Чонгук старшего на секс буквально развёл и уломал. Тэхён ведь не просто подготовил к сексу и долг сейчас исполняет. Он ведь, и правда, погрузил младшего на все эти дни в уютную, приятную атмосферу, словно и не было разногласий, закрыл глаза на все свои обиды, сфокусировался на том, чтобы просьбу Чонгука выполнить и больше ни разу с момента разговора в парке не заикнулся о том, что младший манипулирует им, не напомнил о неосторожно брошенных после клуба словах, хотя Чонгук понимает — обидно было очень и безумно хочет извиниться перед ним за это достойным образом.

— Ты… уф, иногда ты бываешь прям гипер-заботливым.

— Ну, надо оно мне, чтобы ты потом ныл, что тебе больно было.

— Я ведь всё равно буду ныть, знаешь же, ох, да… — слегка прогибаясь навстречу растягивающим его пальцам.

— Уже не терпится? — бросает Тэхён с ухмылкой, губами собирая мурашки с чужой кожи.

— Мне кажется, туда уже полпланеты поместится, может, начнём уже?

Тэхён хмыкает довольно, внезапно отнимает пальцы, заставив захныкать от ощущения неприятной пустоты внутри, нависает сверху, глубоко целуя в губы, у Чонгука мутнеет в голове, конечности расслабляются настолько, что слушаются с трудом. Так всегда происходит, когда хён целует его вот так вот властно, моментально пробираясь в рот языком, сплетаясь с ним,целуя так, что, если очень постараться, можно, наверное, от одних только таких поцелуев кончить.

— Много болтаешь, давай на живот.

— Но… — Чонгук ловит ртом воздух, сжимая голыми коленками чужие мягкие бока. Поразительно быстро он перестал стесняться наготы, всех этих разговорчиков в постели и абсолютно любых прикосновений. Наверное, потому что это хён. Его хён. — Я лицом к лицу это… хотел сделать.

— А мы ещё не начинаем, давай, бери подушку и под живот её.

— Уф, хорошо, — Чонгук возится, устраиваясь как ему сказали. Хёну он доверяет процентов на двести, и раз тот говорит на живот, значит, на живот. В любом случае, больно ему не сделают, а понять, что же там хён хочет такого, интересно очень.

Тэхён с трепетом наблюдает за тем, как младший копошится на кровати. Такой открытый перед ним сейчас, абсолютно голый, до талого уязвимый, красивый и очень растрёпанный. Хочется сделать так, как в фантазиях было. Хочется всё и сразу. И чтобы он обязательно кончил. Тэхён планирует всё закончить сегодня. Все эти непонятки и прочее. Он был бы в тысячу раз более радостным, если бы это всё происходило сейчас на почве взаимной сильной симпатии, а не в рамках чонгуковых экспериментов. Но… хотя бы так. Несмотря на то, что присутствует твёрдая уверенность, — после секса он больше не сможет смотреть на Чонгука спокойно, это было понятно уже в момент первого поцелуя.

И что хуже всего… как смотреть потом на кого-то другого — непонятно вдвойне.

— А что ты собрался делать? —выглядывает из-за плеча глазёнками своими блестящими.

Тэхён почти благоговейно осматривает оттопыренные к верху ягодицы.

«Господи, какие же они сочные».

— Кое-что новенькое сейчас будет, сильно не дёргайся.

— Мхм?

— Ццц, господи, какой ты…

— Какой?

— Ты очень горячий, у тебя невероятное тело, это не задница, это…

— Хён, смущает! — краснеет немного.

— А зачем спрашивал тогда? — хмыкает старший.

Тэхён опускает ладони на мягкие, упругие половинки, сначала нежно гладит тёплую, слегка влажную от пота и попавшей на них смазки кожу, начинает сминать её, Чонгук заинтересованно подается слегка назад, Тэ закусывает губу, сдерживая порыв впиться в нежную кожу зубами, и продолжает наминать чужие ягодицы. Они аппетитно краснеют, вход блестит от смазки, и Тэ осторожно разводит половинки в стороны и начинает осторожно массировать слегка опухшее колечко мышц.

Чонгуку становится трудно дышать, кожа на заднице приятно саднит размятая, тэхёновы тонкие пальцы снова кружат вокруг входа, осторожно надавливая, заставляя хотеть их внутри. А потом его выбрасывает из собственного тела, и вопреки предостережению Тэ он дёргается, ощутимо вскинув бёдра вверх. Колени — спасибо идеальной растяжке — едут в стороны всё сильнее, а изо рта вырывается сдавленный полустон.

Тэхён тем временем широко лижет пульсирующую дырочку, проходится круговыми движениями языком по сфинктеру, удерживая руками задрожавшие в истоме бёдра.

— Хен… что… что, а господи боже, хммм, что ты там…?

Тэ усмехается и давит кончиком языка в серединку приоткрытого входа, осторожно проникая внутрь. Ненавязчивый привкус смазки совсем не портит впечатление. Чонгук всхлипывает, лицо и уши даже в приглушённом свете комнаты горят, пожалуй, не всего он пока научился не стесняться.

— Что ты делаешь? Ах, почему такие ощущения странные? — хнычет он снова и опять подается назад, силясь насадиться сильнее.

— Не нравится? — отрывается, слегка пососав нежную кожу.

— Это.. это просто, это нормально? — дышит через рот, глаза блестят.

— Ты хорошо себя вымыл и подготовился, это так же чисто, как если бы я делал тебе минет. А я уже делал, поэтому нечего стесняться, расслабься ещё немного и я смогу хорошенько вылизать тебя изнутри, хочешь, м?

— У тебя талант говорить смущающие фразочки таким тоном, будто это само собой разумеющиеся вещи?

— Я старше тебя на четыре года, мне по статусу положено, давай, расслабь попку, сладкий, я обещаю, тебе понравится.

— Ох, боже, как смущает, — Чонгук прячет лицо в изгибе локтя, прогибаясь в спине ещё сильнее.

Но, несмотря на смущение, он расслабляется, раскрываясь сильнее, давая полную свободу действий.

Тэхён не мучает его слишком долго, обхватывает его член, просунув руку меж его горячим телом и подушкой, второй рукой оттягивает ягодицу вбок и, упираясь щекой в другую, толкается языком внутрь, щедро смачивает всё слюной. У Тэхёна, к счастью, опыт в подобных вещах имеется. Это не то, чем стоит гордиться, но зато сейчас он с лёгкостью заставляет любимого человека задыхаться, постанывать, всхлипывать, подмахивать дрожащими от напряжения и возбуждения бёдрами, вторгаясь в него языком. Чонгук стонет, пока Тэхён настойчиво массирует языком его упругие стенки изнутри, хнычет, когда он вынимает язык и принимается дразнить круговыми движениями сжимающееся кольцо мышц, и почти кричит, когда Тэ добавляет к языку палец и, не прекращая его вылизывать, толкается внутрь, надавливая подушечкой на пульсирующий узелок нервов внутри.

— Ссс, какой ты мокрый уже, — тянет, оторвавшись от мокрой и растраханной языком задницы, давит большим пальцем другой руки на головку прижатого к подушке, крепко стоящего члена и размазывает по ней липкий предъэякулят.

— Ах, ах, ах, господи, да, пожалуйста, хён, ещё, да там…

Если бы не подушка, Чонгук бы уже растянулся по кровати в шпагат, дрожа и сокращаясь мышцами при каждом толчке проворного пальца внутрь.

— Давай, малыш, обратно на спинку, — шепчет спустя пару минут ему в загривок Тэхён, зацеловывая заднюю сторону шеи и вытаскивая осторожно подушку из-под живота. Чонгук переворачивается, шипя от неприятных ощущений в возбужденном члене, и тут же тянется к лицу за поцелуями. — Тихо, тихо, целоваться потом будем, когда я зубы почищу.

— Но, хён…

— Целуй шею, малыш, — наклоняется к нему ниже и снова вводит внутрь два пальца. Чонгук закидывает ему ногу на поясницу и прикусывает кожу на его шее, когда Тэ разводит внутри него пальцы ножницами. — Сейчас, сейчас…

— Хён, господи, пожалуйста, я хочу уже попробовать, хочу тебя внутри, ладно? Хён, — и на этом моменте Тэхён понимает, что в своём стремлении показать ему все прелести секса между мужчинами разом почти довёл его до оргазма, так и не вставив ни разу, и тот уже хнычет и просит этого, как заправский мальчик лёгкого поведения.

— Так сильно хочешь?

— Пожалуйста, хён… — и настолько пьяного и затуманенного взгляда Тэхён у него ещё не видел. И столько напора, как в момент, когда тот, сильно притянув за шею, развязно целует в губы, тоже у него ещё не встречал.

— Вот упрямый…

— Ты сам говорил, что я чистый и всё нормально.

— Ну дело твоё, — Тэхён, если честно, сам уже готов кончить, стоит только расслабиться и пару раз по члену ладонью провести, настолько образ младшего, распаляющегося от каждого движения, был горяч, что стояк буквально каменный. Тэхён быстро хватает приготовленный заранее презерватив и раскатывает по эрекции.

— Уже?

— Ещё растянуть?

— Нет!

— Ты такой милый, Чонгука. Сам просишь быстрее и тут же пугаешься, а ещё говоришь, что не ребёнок, — нежно гладит его по щеке.

Ещё немного смазки по своему члену, немного на кольцо мышц, немного пальцами внутрь, чтобы совсем уж легко вошёл, Чонгук шипит и морщится — смазка холодная, сфинктер припух с непривычки. Тэхён сцеловывает морщинку меж его бровей и осторожно устраивает головку у входа.

Чонгук внезапно начинает задыхаться, зажмуривает глаза.

— Что такое? Мне остановиться? Тебе больно?

— Нет, нет, просто я… боюсь немного.

Тэхён снова нежит его лицо и шею поцелуями, где-то ставит засос, заставляя задышать чаще, дразнит языком ямку за ухом, прикусывает мочку, вырывая из груди звучные выдохи.

— Не бойся, ты очень хорошо подготовлен, сейчас доверься мне, да, малыш? Расслабься и поверь мне, хён сделает тебе очень приятно. Ладно?

— Хорошо, давай, хён, я хочу этого. Я готов, хочу почувствовать тебя, — открывает глаза, смотрит внезапно честно-честно. У Тэхёна внутри что-то взрывается, низ живота тянет нещадно. На секунду он снова верит, что это не желание сейчас устами младшего говорит, а искренние чувства. Но запрещает себе лишний раз надеяться, перехватывает одной рукой его руку, заводит ему за голову и сплетает пальцы, второй рукой помогает себе, надавливая на вход.

Чонгук снова напрягается.

— Тшш, расслабься, маленький, я о тебе позабочусь, слышишь? — поцелуй в висок. — Ты самый красивый, самый сексуальный и горячий на свете, — языком по ушной раковине, Чонгук потихоньку расслабляется, Тэхён проталкивает внутрь головку. Пока что неприятно и узковато.

— Чёрт, хён…

— Расслабься, Чонгук, я не сделаю больно, — в уголок губ, в лоб, в щеку, — и никогда тебя не обижу, — ещё немного внутрь, Чонгук расслабляется ещё немного, — знаешь, я так сильно люблю тебя, солнышко, — и эти слова действуют, как заклинание, Чонгук закидывает свободную руку ему на шею, пальцы второй сильнее сжимает, и откидывается головой на подушку, кажется, перестав вообще напрягаться, искреннее стараясь расслабиться, Тэхён целует его грудь, посасывая темнеющие ареолы, пока не входит до самого конца, Чонгук периодически дышит прерывисто, сжимает его внутри пару раз, теряется в ощущениях и кусает собственное плечо, силясь понять на каком чувстве ему сейчас концентрироваться.

— Как ощущения? Не сильно больно?

— Х..хорошо всё вроде бы, — замолкает, начав перебирать тэхёновы волосы на затылке, успокаивая собственное дыхание.

А Тэхён… а ему после сорвавшихся до этого с языка слов сложно придумать, что ещё сказать, и вообще как-то боязно, поэтому он занимает рот тем, что отчаянно дразнит и сосёт его соски, выходит ненадолго, кусает кожу у пупка, ставит засосы на животе и легонько, по сантиметру снова внутрь толкается, выжидая, пока тот привыкнет к размеру, и, постепенно ускоряясь и увеличивая амплитуду, совершает первые полноценные фрикции. Спустя несколько минут хриплое дыхание Чонгука превращается в постанывания, он снова поглядывает на старшего периодически, слегка подмахивает бёдрами, когда тот толкается.

— Как ты? Не больно?

— Не.. ах, вот, вот, вот, дааа… не больно уже почти, вот сейчас… ах, приятно очень, хён, правда, — выгибается в спине, Тэхён шипит, сжимая его бок, сдерживая сильнейшее желание начать вдалбливать его в матрас так, чтобы искры из глаз посыпались. Потому что нельзя. Пока нельзя.

— Приятно? Вот так нравится? — Тэхён сильнее толкается, по комнате разлетается пошлый хлюпающий звук. Член младшего дёргается, а он, инстинктивно снова выгнувшись, подмахивает, смазано что-то бормочет.

— Да, да, вот тут… — его крепчающие стоны и всхлипы, хрипы и то, как он цепляется за его руку, второй рукой царапая его спину, распаляют желание Тэхёна всё сильнее. Он долго держит себя, толкаясь медленно и осторожно, сцеловывая стоны с губ, цепляя соски, очарованно прослеживая каждый изгиб тела ладонью, помогает ему, лаская немного член рукой, но не давая кончить раньше времени. И когда Чонгук на каждый толчок начинает отзываться стонами и хрипами, Тэхён чувствует, что пора, закидывает его ноги себе на предплечья, мокро поцеловав в коленки, ловит его удивлённый взгляд…

— Хоть немного хорошо?

— Угум, — глаза блестят лихорадочно, — ещё, ещё, пожалуйста.

— Будет больно, говори.

А потом отпускает себя и начинает входить размашисто, под его стоны, что становятся ощутимо громче отнюдь не от боли, комната наполняется звуками влажных, пошлых шлепков, смазка чавкает внутри горячего тела, Чонгук комкает руками простыни, порывается завалиться набок, хрипит что-то, вскрикивает и хнычет, сипит своё «да, хён, да, пожалуйста», а Тэхён, раззадоренный его отзывчивостью, продолжает вдалбливаться в него, каждый раз наращивая давление и силу, через пару минут он осознает, что уже не трахает его осторожно и нежно, как собирался, а буквально дерёт, закусив его кожу на плече, а тот цепляется и стонет, стонет, стонет так сладко и протяжно, словно это не первый их секс, словно они проделывали это уже сотни раз.

Краем сознания Тэхён радуется, что тот не стесняется с ним и позволяет себе быть громким. Возможно, дело в том, что, не имея в этом плане опыта с мужчинами, он своего тела просто ещё не научился стесняться и это классно. Сейчас главное — не дать ему научиться.

Классно настолько, что в какой-то момент Тэхён обнаруживает себя в кольце его ног, чонгуково лицо спрятано у него в ложбинке между шеей и плечом, кожей чувствуется влага — скорее всего, слёзы побежали от новых непривычных ощущений, а сам Чонгук трясётся, как осиновый лист, содрогается, пачкая тэхёнов живот своей спермой, звучно выдыхая куда-то в плечо и прикусывая кожу зубами.

— Боже, малыш, какой же ты горячий, ну вот за что мне это, — хрипит Тэхён ему в макушку последний раз и в пару фрикций догоняет его, размашисто вдолбившись по самые яйца, тягучее наслаждение, что копилось внизу живота и сдерживалось, чтобы успеть сначала дать кончить младшему, наконец разливается по всему телу, сводит конечности и тянет за нервные окончания, застилая всё перед глазами каким-то неясным узором из чёрных и белых пятен; Тэхён ловит себя на том, что сжимает его в объятиях так сильно, что самому становится больно, и натужно стонет куда-то во взмокшие каштановые волосы, получая один из лучших оргазмов в своей жизни. А потом он просто обмякает рядом с ним, так и лёжа с переплетенными конечностями. У него банально не осталось сил ни на что, кроме судорожных поглаживаний по его волосам и нескольких успокаивающих поцелуев дрожащими губами тому в закрытые веки, в щёку и в макушку.

— Молодец, ты молодец, — на выдохе.

На то, чтобы снова научиться говорить и мало-мальски шевелиться, уходит минут пять.

— Сейчас вытащу… — выходит из него, болезненно морщась и приподнимаясь, чтобы потом было удобнее избавиться от резинки.

— Уху… тссс, ай, — силится свести коленки, рукой зачем-то пытается прикрыться.

«Ну, нет уж, со мной ты не будешь прикрываться», — Тэхён ловит его руку, тянет к губам и целует внутреннюю сторону ладони, прикрывая глаза.

— Где больно?

— Не… не понимаю ещё…

— Не прикрывайся, сейчас ты потрясающе красивый, — Тэхён осторожно стягивает с себя презерватив, завязав, кидает его на пол, стирает с живота чужую сперму пододеяльником, — иди ко мне, малыш, — и помогает ему перелечь к себе на грудь.

Чонгук всё это время пытается отдышаться, но у него безумно кружится голова, кровь стучит в висках и дерёт от сушняка горло.

— Как ты? Прости меня, я в какой-то момент увлёкся, покусал тебя…

— Хён, это было круто, я понятия не имею, что должен сейчас чувствовать… пока что мне пусто и странно внутри, но у меня было ощущение, что я горел заживо, и это почему-то было так хорошо… Я только и слышал, как сам кричу. Хён, это действительно больно периодически, но так хорошо.

— Правда?

— Я в какой-то момент подумал, что отключился. Я опять голосил, да? Как…

— Как самый нежный и чувствительный мальчик на свете. Так и нужно. Ты не представляешь даже, насколько это горячо, — оставляет поцелуй у него на макушке, — чёрт, я никогда себе не прощу, что мы не подождали до твоего совершеннолетия.

— Я совершеннолетний.

— Вот упрямый китаец.

Тэхён проводит рукой по его щеке и, ощущая на ней влагу, пугается.

— Вот чёрт…

— Хён, просто обними меня, я сдохну сейчас, кажется…

И Тэхён замечает. Младшего, и правда, до сих пор колотит. Он дёргается от каждого прикосновения, наверняка ещё очень чувствительный после оргазма. Дышит прерывисто. Ну точно, самое время для расспросов. Кто-то тут девственности только что лишился не самым деликатным способом. И Тэхён обнимает. Так, как никого и никогда не обнимал. Бережно прижимает к себе отнюдь не маленькое и щуплое тельце, Чонгук ведь только в глазах Тэхёна ментально ещё малыш, а так из ребяческого у него только щеки да большие глаза оленьи. Но несмотря на то, что по габаритом они с Тэ примерно одинаковые, младший очень уютно устраивается в объятиях, очень удобно и, кажется, так правильно.

— Ноги дрожат? — спустя пять минут на помолчать и перевести дыхание.

— Фиг знает, вроде бы…

— Это нормально, не пугайся. Хочешь сейчас помыться? Я наберу тебе ванну и помогу дойти.

— Дай мне десять минут.

— Как скажешь.

И Тэхён даст ему десять минут и проводит до ванной позже, поможет помыться и поменяет постельное бельё, пока Чонгук будет рыться в шкафу в поисках футболки, в которой лечь спать. А потом без лишних слов, сходив в душ сам, скользнёт к нему под одеяло и крепко прижмёт его к себе. Чонгук снова полезет целоваться, сквозь поцелуи бормоча что-то о том, как классно было бы иногда такое повторять, а Тэхён в полудреме просто будет надеяться на то, что, проснувшись, младший будет думать в похожем ключе, потому что по-хорошему Тэхён собрался уходить утром, так как выполнил всё, о чём его просили. И хорошо бы его кто-нибудь остановил.

***

Солнечный свет ласкает тэхёновы растрёпанные по подушке волосы, он крепко спит, просунув одну руку под подушку, а второй обнимает младшего за талию. Чонгук не может не залипать. Хён красивый. Положить бы в копилку самых прекрасных воспоминаний этот момент, когда солнечные блики окрашивают его кожу в тёплые тона, делая её уж совсем медовой, густые ресницы отбрасывают тени на щёки, а губы припухшие и красные после того, что тут творилось ночью.

От воспоминаний Чонгука бросает в жар, а внутренности волнительно скручиваются.

«Чёрт».

Вчера было… хорошо. Так хорошо, что Чонгук чувствует, как горло дерёт, потому что связки он тут вчера надрывал знатно. Он осторожно касается себя сквозь ткань боксеров, надавливает на вход и тихонько шипит. Вот это неприятно, саднит. При попытке пошевелиться спина отдаётся болью, и Чонгук понимает, что пару дней в студии придётся пропустить. Последствия… не такие уж и страшные. Особенно если учитывать то, как он вчера себя ощущал.

Чонгук прикрывает глаза, оживляя в памяти прошлую ночь. Сладкое, дразнящее напряжение копилось внутри и копилось, губы Тэхёна блуждали по всему телу и дарили невероятные ощущения, Чонгук легонько ведёт по своей шее, гадая остались ли засосы, хочется, чтобы остались. Он вспоминает, как накрывало удовольствие горячими волнами, как приятно ощущался чужой объём внутри, какие горячие и пошлые сопутствовали этому всему звуки и чувствует, что щёки заливает краской, а низ живота тяжелеет.

Чонгук никогда не испытывал того, что с ним произошло прошлой ночью. Ему безусловно было приятно раньше, он хорошо кончал, когда спал со своей девушкой Лунан, которая училась с ним в школе в одном классе. У них были хорошие отношения, те самые, которые начинаются с постоянных переписок, прогулок летними вечерами, зажиманий на автобусных остановках или у кого-то дома, когда родителей нет, они сидели вместе за партой, а на переменах учились друг на друге целоваться, прячась по тёмным уголкам школы, и периодически получая нагоняи. Их первый секс был спустя полтора года отношений, у него дома, в его комнате. Было немного странно, Лунан было больно, и в конечном итоге Чонгук спустил достаточно быстро и месяц они больше до этого не доходили. А потом снова дошли, и секс стал их постоянным времяпрепровождением. Чонгук старался, трахал её хорошо и по возможности долго, но удовольствие, как бы они не старались оба разнообразить секс, было однобоким. Но разумеется сильным. Чонгук кончал со стонами иногда. Скорее тихими и осторожными, чтобы не растерять в её глазах всю брутальность.

Отношения закончились вместе с последним звонком в школе. Все разъехались поступать, а Чонгук начал собирать документы в Корею. Расставаться было не больно, неприятно, конечно, но дело уже давно было не в чувствах, а скорее в привычке. Лунан быстро нашла себе нового парня, Чонгука это могло бы обидеть, если бы через три дня после расставания он бы не проснулся в кровати с… как её звали? Донтье? Сяо Ю? Как-то так, не важно, они шли одна за другой и обе делали хорошо. Очень хорошо.

Но никто и никогда не заставлял Чонгука чувствовать себя так, как вчера его заставил себя ощутить Тэхён. Господи, это было невероятно. Он стонал, плакал, всхлипывал и хрипел от удовольствия. Смущаясь своих звуков, потому что никогда не замечал за собой раньше желания быть громким.

С Тэхёном хотелось кричать, во-первых, из-за специфики ощущений, его язык, пальцы, а потом и член внутри ощущались сначала непонятно, странно, а что-то и довольно больно, но вскоре перемежалось с таким тягучим и глубоким удовольствием, что заставить себя замолчать было невозможно. Тэхён толкался в него, и от каждого стона Чонгука его взгляд будто темнее становился, а руки всё крепче и властнее сжимали его тело. И Чонгук терялся. Терял себя и разум в этих ощущениях. Это было невозможно хорошо. Запредельно. Даже больно от того, насколько хорошо. И Чонгук даже смог продержаться и не кончить слишком быстро. За что был себе благодарен. Потому что его в конечном итоге оттрахали так, что слёзы из глаз потекли от удовольствия, и это лучшее из возможных ощущений. Лучшее из всего, что он мог представить. По правде, он ожидал, что будет просто больно. Но, наверное, дело в хорошей подготовке и умении хёна сделать приятно.

Чонгук замечает, что, уйдя в размышления, инстинктивно устроил руку у себя на паху, а там тяжело достаточно уже. И дело даже не в утреннем стояке.

— Да, ладно, серьёзно? — шипит, обращаясь к собственному обнаглевшему организму.

Тэхён рядом начинает шевелиться и сонно мычит, потягиваясь.

— Привет, — притягивая для обнимашек, бормочет ото сна хрипло.

Чонгук оказавшийся в плену чужого тёплого сонного тела, забывает про свою стоящую проблему и прижимается в ответ.

— Привет.

— У тебя что…

— Молчи, хён, умоляю.

— Иди помогу, — и накрывает наглец пах горячей ладонью, легонько сжимая твердеющий член.

— Не надо, — хнычет Чонгук ему в шею, вопреки своим словам тазом вперёд подаваясь.

— Не хочешь разве?

— Хочу…

— Такой развязный…

Тэхён устраивается поудобнее, просовывает руку Чонгуку под шею, придерживая его осторожно, второй рукой резво пробирается под резинку его боксеров и дразнит большим пальцем сочащуюся головку.

— Уже мокренький…

— Ну, хён, смущает.

— Прости, — чмокает его куда-то за ухо и, сладко выдохнув, быстро проводит горячей ладонью от головки до основания, обхватывает посильнее, оттягивает крайнюю плоть и принимается быстро надрачивать.

Чонгук чувствует, что тело реагирует быстро, внутри собирается тепло, живот тянет и крутит, а по венам разливается ток, когда хён шумно дышит ему в шею и ухо, Чонгук всхлипывает и принимается толкаться в доводящий его до истомы кулак. Тэхён тихонько хмыкает и снова ускоряется, так сильно сжав, что у Чонгука внезапно быстро срывает чеку, тело напрягается и он начинает дрожать, изливаясь в чужую ладонь.

— О, ты быстро.

— Чёрт, прости меня, что я тут с утра…

— Доброе утро, ребёнок, тебе кофе или какао? — внезапно елейным голосом поёт старший, игнорируя его извинения глупые.

— Что? Ка… кофе давай.

— Хорошо, — Тэхён отстраняется, присаживаясь на пятки, поправляет чужое бельё, смотрит то на свою испачканную руку, то на Чонгука, и в момент, когда Чонгук уже начинает стыдливо краснеть под его взглядом, внезапно лижет свой палец и подмигивает.

— Какого хрена, ты долбаный извращенец, — только и может что задохнуться гневно Чонгук и, покраснев так, что на его лице, кажется, можно готовить утреннюю яичницу, прячет лицо в ладонях.

Тэхён смеётся довольный собой и, спрыгивая с кровати, направляется в ванную. Хорошее утро — отличное начало для серьёзного разговора.

***

— Как ты себя чувствуешь? — усаживается рядом на кровать. Чонгук уже сходил (доковылял, если честно) почистить зубы, сейчас он сидит в постели, опираясь спиной на подушку.

— Спину тянет немного. Ну, и там слегка… ну, неприятно немного.

— Это нормально, вот держи, — передаёт небольшой резиновый предмет, который принёс откуда-то из ванной.

Чонгук отставляет кружку с кофе на тумбу.

— А что это?

— Это грелка, там горячая вода, положи её под поясницу и неприятных ощущений будет меньше.

— Но у меня же не застужена спина.

— Малой, я знаю, что говорю, давай, проверено. Ты надорвал немного поясницу помимо всего остального, потому что перенапрягся. Давай, — Чонгук находит этот момент трогательным, когда хён придвигается ближе, приподняв за плечи, тянет его на себя, устраивает грелку в районе поясницы и облокачивает его спиной обратно. Резиновый сосуд приятно согревает кожу и тянущая боль действительно отходит на второй план. — Лучше же?

— Пока не понятно…

— Так, ладно, мне уже собираться надо и бежать…

— Куда ты? — хмурится.

— Ну, домой.

— Зачем? Тебе сегодня куда-то нужно?

— У меня смена в пять в кафе.

— Сейчас только утро!

— Но…

— Хён, давай снова жить вместе? Я бегаю за тобой уже чёрт знает сколько, уже и игнором пытался внимание вернуть, но всё бестолку, почему ты не хочешь со мной жить? Я тебя как-то обижаю? Скажи, и я исправлюсь обязательно.

— Чонгука, я надеюсь, то, что вчера тут произошло, было не для того, чтобы начать меня уговаривать вернуться, шантажируя?

— Я по-твоему совсем осел?

— Нет, просто ты так сказал…

— Хён, давай снова жить вместе.

— Я не могу, Чонгук, — Тэхён опускает глаза в пол. — По правде говоря, я собирался сегодня наши с тобой взаимоотношения поставить… ну, на паузу, да, что-то типа того, — виновато бросает взгляд на загруженное лицо младшего.

— Что? Почему это? — хватает за запястье.

— Я не смогу спокойно делить с тобой одну квартиру, ничего уже не будет как раньше, как минимум, из-за меня, окей?

— Значит, трахнул меня, а теперь бросаешь?! А если я забеременею?

— Чонгук, прекрати нести чушь, — Тэхён бросает недовольный взгляд на младшего и, вздрогнув, понимает, что у того опасно краснеют глаза. Тэхён ни разу не видел его всерьёз плачущим, по крайней мере, на трезвую голову, то, что было после клуба, не считается. И сейчас Тэхён его слёзы точно не хочет видеть. — Это, что с тобой?

— Почему ты бежишь от меня, хён? Ну что я тебе сделал? Я просто хочу, чтобы ты и дальше оставался рядом, хочу жить вместе, как мы с тобой жили, ну почему ты не хочешь то?! — выкрикивает, приподнимаясь, и тут же морщится.

— Чонгук, ну не дёргайся ты, — придвигается ближе и давит на плечи, укладывая его обратно на подушку, с болью осознаёт, что у младшего в глазах действительно стоят слёзы. — Давай на чистоту. Мы оба взрослые люди. Нам нужно строить отношения. Ты попробовал с мужчиной. Сейчас только тебе решать какими будут твои дальнейшие действия. Вернёшься ли ты к девушкам и продолжишь свой путь с одной из них, начнёшь отношения с парнем или просто не будешь заморачиваться и обращать внимание на пол, влюбляясь в людей. Но одно я тебе могу сказать точно, ты ещё молодой и тебе нужно встречаться, заниматься сексом, кончать, это нормальные потребности организма. Живя со мной, ты себя ограничиваешь так же, как и я себя. И в моём случае дело не только в том, что мы живём вместе и я не могу встречаться в этой квартире с кем-то… — замолкает, окончательно решаясь произнести то, что в голове держит уже очень долго, вслух.

— Ну и в чем же ещё?

— Я уже очень давно не хочу никого другого, кроме тебя, Чонгук. Я понимаю, что это грязно и плохо, что я строил из себя твоего друга, в то время как на протяжении трёх месяцев хотел с тобой по вечерам не только «Безумный азарт» и «Чёрное зеркало» обсуждать.

— Чего? Хён? Я не понимаю…

— Дослушай и поймёшь, — и нежно по голове его гладит, чувствуя, что внутри всё на части рвётся. Хочется и сказать ему уже, наконец, всё и замолчать тут же. Хочется, чтобы оттолкнул так сильно, чтобы добить себя окончательно, и в то же время, чтобы остановил, обнял, попросил не глупить и пообещал, что всё наладится. — Знаешь, как сложно, когда смотришь на человека, хочешь ему улыбнуться, а потом понимаешь, что этим губам не улыбаться, а целоваться нужно¹? Это безумно сложно, Чонгук. Я вчера тебя не обманывал. Я, правда, люблю тебя. И давно уже не как друга. Просто запрещал себе любые поползновения в твою сторону. Ты для меня вроде как… ответственностью стал, я заботился о тебе, как о младшем, старался стать хорошим другом, старшим братом, близким человеком без какого-либо романтического подтекста. Хотел просто оставаться рядом. Но не думал, что однажды это станет настолько сложно. Я ведь был в состоянии давно уже съехать, ты же знаешь? Просто не мог. Вот и оставался до тех пор, пока не понял, что больше не смогу. А сейчас я уже знаю, — гладит кончиками пальцев его лицо, надавливает легонько большим пальцем на пухлую нижнюю, — какие эти губы на вкус, я попробовал тебя целиком и полностью, был в тебе, и все те ощущения, все те дни вместе — это лучшее, что дарила мне жизнь. Я ещё долго не смогу ни на кого посмотреть, после того как смог коснуться тебя. И чем раньше мы с тобой это всё закончим… тем больше у меня шансов оправиться, а у тебя наладить личную жизнь. Понимаешь? — гладит по щеке, Чонгук закусывает губу и от руки его отдёргивается резко.

— Значит, всего попробовал, а теперь и бросать можно?

— Нет, ты не так понял…

— Всё я так понял! Почему ты не можешь тогда быть со мной, если тебе так хочется? Я тебе хоть раз сказал, что не хотел бы попробовать? Хоть раз оттолкнул тебя от себя?

— Ты ещё ребёнок.

— Да в каком месте я ребёнок? Сексом заниматься — я не ребёнок, а отношения строить ребёнок, значит? Тэхён, это ты вбил себе в голову, что мне двенадцать, а я совершеннолетний, нас просто по-разному воспитывали, пойми ты уже наконец. В Китае возраст согласия — четырнадцать лет, совершеннолетие в восемнадцать. Мне девятнадцать в следующем месяце, почему, если в Корее вас до двадцати лет воспитывают, как тепличных детей, я сейчас должен страдать и слушать от тебя оправдания нашим проблемам, основанные на моём возрасте?

— Да я не оправдываюсь! Чонгук, помимо всего прочего, ты с первого дня твердил, что ты не гей…

— Да я в душе не ебу, кто я! Зачем вообще усложнять всё? Зачем называть вещи своими именами, зачем в чём-то разбираться, если мне и так нормально?! Я не знаю, что я чувствую, Тэхён, у меня секса не было с моего отъезда из Китая, я тогда за четыре дня четыре раза переспал с двумя девчонками, как только со своей расстался. А потом появился ты. И я не знаю… может, у меня такая ориентация, из-за которой я всегда хотел просто, чтобы ты рядом был? Есть название у такой ориентации? Давай найдём его, раз тебе так хочется навесить ярлыки и точно знать гей я или не гей. Мне просто нравилось, когда ты гладил меня по голове, нравилось садиться поближе и касаться друг друга, нравилось засыпать в твоих объятиях; ты знал, что я симулировал иногда и врал, что мне снятся кошмары, на самом деле в восьми случаях из десяти, мне просто было холодно и одиноко? Может, это моя ориентация? Может, она меня определяет, как человека? Почему ты не можешь перестать усложнять и просто сейчас обнять меня и не отпускать больше, я прямым текстом тебя об этом прошу.

И да, младший плачет. По щекам бегут влажные дорожки, и Тэхёну хочется кинуться собирать их поцелуями.

— Ты понимаешь чего ты просишь? Тебе, может быть, и плевать на самоопределение. Но я не хочу делать тебе больно.

— Так не делай, мать твою!

— Я лично никогда не причиню тебе боли умышленно. Но за меня это сделают другие люди. Ты не представляешь, что на тебя может обрушиться, когда кто-то из твоего окружения узнает о том, что ты встречаешься с парнем. Я через это проходил, я не хочу тебя втягивать во что-то подобное. Твоя семья…

— Моя семья, это моя семья, и я в состоянии разобраться с этим сам. И да, я прекрасно осознаю на что пытаюсь пойти. Не переноси свой негативный опыт на меня и нашу ситуацию. Это неправильно. Господи, как я устал… — Чонгук снова всхлипывает и растирает по щекам горячие слёзы.

— Ну, не плачь, пожалуйста, Чонгук.

— Так не заставляй меня плакать! Перестань устраивать драму на пустом месте. Я хочу, чтобы ты встречал меня со студии, как всегда, хочу, чтобы покупал кофе и готовил вечером какао, хочу есть твой рамён хотя бы раз в неделю, хочу ходить гулять и засыпать с тобой всегда в одной постели, не придумывая для этого никаких причин, хочу целоваться с тобой, мне так это понравилось, хочу, чтобы мы делали вместе всякие непристойности, как вчера, почему ты этого не понимаешь?

— Чонгук, но…

— Ну, что «но»? Останься ты, пожалуйста, ты меня уже достал ломаться, ты самый близкий мой человек на данный момент, ты говоришь, что любишь меня, ну так давай будем вместе, зачем усложнять, вот он я, что тебе ещё нужно? — продолжает размазывать по щекам слёзы злобно, силясь успокоиться.

— Чонгука, — даёт слабину и нежно целует в солёную щёку, потом в другую, собирает слезинки большими пальцами и крепко обнимает младшего. Он хотел, чтобы младший его остановил, но даже предположить не мог, что он сделает это так. Это же какой-то подарок судьбы, получается.

У Тэхёна сердце разрывается. Все собственные слова и действия кажутся глупыми и пустыми. Ситуации и сложности видятся надуманными. А перед Чонгуком внезапно становится до жути стыдно. И правда, ну что ему ещё нужно?

— Ты хочешь со мной быть в ответ на моё признание в симпатии или это твоё собственное желание? — тихонько спрашивает, выдыхая в его тёплые волосы.

— Ты такой тупой, хён, я выпрашиваю у тебя близость и внимание, а ты продолжаешь меня мучить и задавать свои тупые совершенно вопросы.

— Чонгука, я очень за тебя переживаю и просто стараюсь сейчас всё переварить. В том числе и свои возможности. Мне нужно понимать, что такой, как я, несостоявшийся суицидник, может тебе дать.

— Вечно мне это припоминать будешь?

— Нет, ты был прав, это факт. Знаешь, ты долго был единственной моей причиной просыпаться по утрам. Сейчас я очень дорожу своей жизнью, но ты по-прежнему самое дорогое, что у меня в принципе есть. Ты же знаешь об этом?

— Ты пытался бросить меня несколько минут назад, двуличный козел! — всхлипывает младший и лупит его кулаками по спине. А Тэхён морщится и терпит. Заслужил.

Но и его понять можно. Никто ради него никогда не делал даже элементарных вещей. Те деньги, что отправила сестра в самом начале, были единственной весточкой от семьи, даже мама перестала выходить на связь. Он ни разу не состоял в настоящих серьёзных отношениях, а все его партнеры были поверхностными и недолговечными. Откуда ему знать, что бывает вот так? Что на что угодно человек может пойти лишь бы рядом быть. Откуда ему вообще было знать, что бывают ситуации, когда ты по-настоящему и без подвоха — нужен?

— Прости меня…

Чонгук чувствует, что старший окончательно сдаётся и, решив напомнить ему, кто в этом доме капризная королева драмы, отстраняется и откидывается на подушку, отворачиваясь.

— Прости, пожалуйста, я должен был раньше с тобой всё обсудить. Я так сильно тебя обидел своим уходом, — гладит его по бокам. Чонгук упрямо отворачивается.

Тэхён забирается на кровать с другой стороны и укладывается ему на живот, обнимая поперёк.

— Ну прости, ребёнок, я всё неправильно сделал как обычно.

— Иди в задницу, хён, ты истратил все мои нервы.

— Прости, малыш, прости, пожалуйста, — Тэ подползает выше и принимается осыпать лицо младшего нежными поцелуями, шепча извинения с каждым касанием, Чонгук прячет улыбку.

— Чтоб твои вещи завтра же были дома, а ключи от той квартиры чтоб я в глаза больше не видел. Большая банка «Баскин Робинса» с солёной карамелью и орехом пекан. Месяц моешь посуду. Каждый день встречаешь со студии и обязательно с кофе. И Нетфликс с тебя. У меня подписка закончилась. И тогда ты прощён, — возвращает старшему взгляд, глядит припухшими глазами строго.

— Нетфликс, значит, с меня?

— С тебя.

— Хорошо, маленький. Только я это… хотел предупредить, я могу быть только сверху.

— Переживу как-нибудь, у меня в любом случае всё ещё есть твой рот.

— Когда ты успел стать таким похабником?

— С тобой станешь… А ещё, кстати об этом, хён, я хочу, ну, — краснеет щеками, несмотря на предыдущую браваду, — ну, ртом.

— Отсос что ли?

— Угу, — отводит взгляд стыдливо.

— Хорошо, — старший с готовностью сползает ниже, но получает шлепок по плечу и полный негодования взгляд.

— Дурак что ли? Не сейчас ведь, ещё же утро!

— Так утром же самое то?

— Я только проснулся, извращенец! Вечером можно?

— Как угодно, — ехидно улыбается ему Тэхён, возвращается к младшему головой на живот и крепко обнимает, зарываясь лицом в футболку.

— Только я тебе тоже.

— Не ребёнок, а чудо какое-то…

***

Ежедневно между людьми происходит множество недопониманий. Но ни одно из них ещё не повело к глобальным катаклизмам. Каждый человек однажды, да сталкивался с ситуацией, когда одно слово неверно и уже конфликт. Но в результате этих недопониманий Антарктика не тает, течения не меняют своего направления, глобальное потепление не ускоряется, а землетрясения не рушат всё до основания.

Другое дело случайности.

Чонгук часто раньше задумывался, как бы сложилась его корейская жизнь дальше, не встреть он тем вечером Тэхёна. Остался бы он в Корее? Продолжил бы обучение? Начал бы встречаться когда-нибудь с мужчиной вообще? Познал бы любовь? Такую, как познал с Тэхёном: когда о тебе постоянно заботятся, а ты внезапно загораешься желанием заботиться в ответ, когда всегда угадывают с подарками, когда заставляют таять в руках от прикосновений, когда просыпаешься и засыпаешь с мыслями об одном-единственном человеке, а он в эти моменты на соседней подушке. Встретил бы он хоть когда-нибудь что-то подобное, такое же по-взрослому здоровое и надёжное? Что было бы, если бы они не встретились? Был бы вообще Ким Тэхён сейчас хоть где-нибудь на свете?

Раньше Чонгук часто об этом думал. Потом всё реже и реже. Пока в конечном итоге не посмотрел на свою жизнь. На то, какой полной и счастливой её сделал тот самый Ким Тэхён. И окончательно пришёл к соглашению с мнением, что история не терпит сослагательного наклонения.²

Здесь о важных случайностях, сериалах по «Нетфликсу» и очень капризной любви.

Что такое «капризная любовь»? Спросите у Чонгука, который понял, что путал её с привязанностью и дружбой долгих полгода, прежде чем понял в чём дело. Он вам расскажет, он в этом эксперт.