Холод 2 [Amazerak] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Холод 2

Часть III


Глава 20

Погода стояла ясная и тёплая. Солнце грело не по-зимнему, снег начал подтаивать, пахло весной. Сейчас было перовое число месяца пустоты — месяца, когда, в соответствии со стефанианской мифологией, блаженная Эсфирь просыпалась, и Сон на некоторое время прекращал своё существование. Пробуждение выпадало на разные дни, но обычно оно случалось с первого по третье число и очень редко — на день или два позже. Именно день пробуждения считался началом нового года. Судя по длине светового дня, месяц этот соответствовал декабрю или январю в моём мире.

По щиколотку в снегу я шагал к бреши, что находилась близ деревни Глебово. Вместе со мной шли три боярина Малютиных и пятнадцать дружинников.

Отряд был вооружён до зубов. Дружинники несли мушкеты, а на поясах болтались короткие сабли, похожие на мою. Среди охотников на мор такие клинки пользовалось большой популярностью. Предназначались они в основном для колющих ударов, что хорошо подходило для схватки с монстрами. Когда на тебя мчится разъярённый зверь, много не пофехтуешь: либо успеешь воткнуть саблю, куда следует, либо она тебе больше не понадобится.

Бояре ружей при себе не имели — только пистолеты и палаши.

Шли вереницей. Впереди шагал Игорь Изяславич Малютин — тот самый господин с усами и клинообразной бородкой, который явился во флигель вместе с епископом и помещиком. Выглядел он старше всех: лет пятьдесят, не меньше. Я шёл следом. За мной месил сапогами снег высокий худой мужчина с длинной светлой шевелюрой, стянутой в хвостик на затылке чёрным бантом. За ним двигался боярин с выступающим подбородком. Он имел похожую причёску и глаза навыкате, из-за которых лицо выглядело быковатым. Звали его Владимир Дмитриевич, а длинного — Ярослав Дмитриевич. Они были родными братьями.

Одежда всех троих отличалась не сильно: жюстокоры ультрамаринового цвета с серебристой вышивкой, короткие штаны и высокие сапоги. Владимир носил меховую шапку, остальные двое — треуголки, украшенные перьями.

Дружина была облачена в наряды такого же оттенка, только без узоров. Как я понял, у каждого боярского рода имелись свои цвета, которые его представители надевали по торжественным случаям, в том числе и на военные мероприятия. Так у князей Верхнепольских родовыми цветами являлись чёрный и золотой, а у Малютиных, видимо — ультрамарин и серебро.

На фоне этой пышно разодетой компании я выглядел настоящим бичом. Мой кафтан после всех передряг смотрелся так, словно его из помойки достали. Даже постирать его пока не выдалось возможности. Однако, несмотря на мой не самый презентабельный внешний вид, бояре обращались ко мне уважительно, как с равным.

Игорь Изяславич узнал меня сразу, как только увидел. Узнал и епископ, приехавший вместе с делегацией. Похоже, бояре Малютины часто виделись с князьями Верхнепольскими, раз так хорошо помнили в лицо его отпрысков. Теперь я даже не сомневался, что весть о моём появлении разнесётся по всему княжеству — разнесётся столь же быстро, как и слухи об исчезновении.

Вначале я думал, меня начнут донимать вопросами, но Игорь Изяславич лишь порадовался тому, что разговоры о моём исчезновении оказались пустыми, и деликатно поинтересовался, как меня занесло так далеко от дома. Пришлось объяснить, что, устав от дворцовых интриг, я ушёл из семьи, веду жизнь вольного странника, и не желаю, чтобы род знал о моём местонахождении. Глубже совать нос в мою личную жизнь Малютины не стали, а перешли сразу к делу. Дело же оказалось до банальности простым: рассказать о том, что я видел в окрестностях, и показать, где находится брешь.

Я согласился. Отказать в такой пустяковой просьбе выглядело бы странным в моём положении, да и занятие это — на полдня. Мои лошади, правда, до сих пор не оклемались, но проблема эта решилась без труда: мне предоставили скакуна одного из дружинников.

До Глебова ехали верхом в сопровождении трёх саней с вещами и провиантом. Как я понял, Игорь Изяславич планировал обустроить в деревне лагерь и оттуда делать вылазки.

Бояре не рассчитывали встретить много существ между Высоким и Глебово, но реальность обманула их ожидания.

По пути моры попадались несколько раз. Мы видели их в полях и на дороге. Каждый раз приходилось останавливаться и давать по ним залп из мушкетов. Привлечённые монстры бежали к нам, и когда оказывались достаточно близко, светлейшие уничтожали их магией.

Чары у Малютиных оказались своеобразными — таких я прежде не видел. Это были сгустки мутно-фиолетового света. Когда они попадали в живую плоть, кожа слезала, а кости плавились, словно от сильной кислоты. Зрелище не из приятных, но зато действовали чары безотказно.

После убийства мор следовал сбор пепла. Ярослав и трое дружинников надевали свои кожаные противогазы и шли к тлеющим телам, чтобы наполнить ёмкости, похожие по форме на пороховницы, которые везли притороченными к седлу.

Таким образом, пока добрались до Глебово, бояре с дружиной перебили штук двадцать существ. В основном попадалась всякая мелочь: по большей части — «собаки», изредка — человекоподобные моры.

В Глебово мы спешились, дальше предстояло двигаться пешком. Почему так, я мог лишь догадываться. То ли из-за того, что лошади нервничали, завидев мор, то ли потому что обороняться, сидя верхом, было не очень удобно. Так же в Глебово остались пятеро дружинников и оба возницы с санями.

И вот мы шагали по открытому полю, держать подальше от перелесков и зарослей, закрывающих обзор. Эффективнее и безопаснее было расстреливать мор издалека. Радиус обнаружения у них маленький: можно пройти в пятидесяти метрах от существа, а оно в твою сторону даже не взглянет, но если рядом деревья и кусты, легко попасть в ситуацию, когда забредшие туда твари заметят тебя раньше, нежели ты их. А в ближнем бою у обычного человека против моры шансов мало: те и быстрее, и сильнее.

Игорь Изяславич остановился и, достав из сумки позолоченную миниатюрную подзорную трубу, оглядел окрестности. На заснеженном поле виднелись чёрные точки.

— Семь — по правую руку, — боярин сложил трубу и убрал в сумку, — шесть — по левую, четыре — впереди. Три «собаки», кажется, крупнее остальных. С ними аккуратнее.

— Кишмя кишат, — проговорил негромко Ярослав. — Словно их гонит оттуда кто-то.

— Как крысы с корабля бегут, — процедил Владимир. — Чувствуют, гады, что Сон скоро исчезнет. Но что-то их слишком много нынче развелось. Когда я последний раз видел брешь, такой прорвы в окрестностях не наблюдалось. Боюсь представить, сколько тварей по округе бегает, и как долго их отлавливать придётся.

— Выследим и перебьём, — уверенно и спокойно произнёс Игорь Изяславич. — С этой мелочью трудностей не возникнет. Вот ежели выродки покрупнее встретятся, тогда уже надо держать ухо востро, — боярин зашагал дальше, и мы тоже продолжили путь. — Вы, Даниил, говорили, — он обернулся ко мне, — будто видели хворого, жнеца и ещё какую-то неведомую тварь, которая мёртвых поднимает? Вот это уже интереснее. Я бы и сам не отказался с такими сразиться. Давненько ничего стоящего не встречалось. Помните ведь осеннюю вылазку? Мелочь сплошная. Много их тогда было, но ведь мелочь же, согласитесь?

Я не помнил осеннюю охоту, но подтвердил, что так всё и было. Теперь понятно, откуда Малютины меня знали. Видимо, у бояр и князей имелась традиция: собираться вместе и ходить в Сон истреблять монстров.

— А тут вон какие повылазили, — продолжал Игорь Изяславич, оглядываясь по сторонам. — Давненько не попадалось подобное. Стоп! — скомандовал он. — Дружина! Мушкеты наизготовку!

Повторилось то же, что и прежде. Вначале — ружейный залп. Несколько мор упали убитыми, другие ринулись к нам и были сожжены фиолетовым свечением. Я стрелял вместе со всеми из ружья. Чары свои я не демонстрировал. Меня считали бесталанным, то есть не владеющим магией, и разубеждать в этом я никого не собирался. Пепел на этот раз собирать не стали — сразу двинулись дальше.

Когда приблизились к зарослям, где находилась брешь, дружинники несколько раз пальнули в воздух, чтобы выманить забредших в лес мор. Навстречу нам выскочили пять «собак», и тут же были уничтожены чарами.

Подождав некоторое время и убедившись, что в лесу тихо, мы двинулись к бреши. Игорь Изяславич внимательно осматривали сухие деревья: его весьма заинтересовал этот феномен. Я объяснил, что такой эффект наблюдается везде, где прошло существо с птичьими лапами, и умирали рядом с ним, похоже, не только деревья, но и вообще всё живое.

Добрались к бреши. Воздух дрожал и немного искрил, как и раньше. Я смотрел на это явление, и меня словно что-то тянуло туда. Когда я покидал Сон, готов был поклясться, что никогда не больше пойду в это ужасное место, а теперь испытывал странное чувство: будто забыл там нечто важное. Чувство это не поддавалось рациональному объяснению. Какая-то часть меня испытывала страх и отвращение при одной мысли о Сне, и желание бежать отсюда без оглядки, а другая — почему-то хотела вернуться.

— Глухое место, — Игорь Изяславич огляделся по сторонам. — Дальше, похоже, чаща. А за лесом что у нас?

— Деревня Грязи, Игорь Изяславич, — пробасил здоровый усатый дружинник, — владение помещика Тихонова. Дорога — западнее отсюда, она ведёт в обход вон того холма.

— Хорошо, Федя, — боярин обернулся к родственникам. — Первым делом следует очистить пути сообщения между Грязями, Глебово и Высоким, а потом можно выдвигаться к Перепутью.

— Лес кругом, — проговорил Ярослав, — непросто придётся.

— Выманивать будем, — сказал Игорь Изяславич. — Скоро брешь закроется, тогда проще станет.

Вдруг в чаще раздался вой. Его подхватили несколько глоток.

— Не может быть, мы же выманили всех, — Ярослав вопросительно поглядел на родственников. — Да сколько их там?

В чаще затрещали ветви, между деревьями показались силуэты, которые стремительно двигались к нам. Никто не ожидал такого и не понимал, почему существа среагировали именно сейчас, а не когда мы стреляли, находясь в поле.

— Мушкеты к бою! — гаркнул Игорь Изяславич. — Беглый огонь!

Дружинники направили стволы ружей в сторону, откуда пёрли существа, загрохотали выстрелы, дымок окутал заросли, запахло горелым порохом. Я постарался поймать в прицел ломящуюся сквозь ветви «собаку» и тоже выстрелил. В монстров полетели тусклые фиолетовые сгустки света, они попадали в стволы деревьев, сжигая кору, срубали ветви, но целей не достигали.

Огромная чёрная туша показалась в чаще, она неслась на нас быстрее остальных, вытаптывая кусты и ломая тонкие деревца. Я бросил ружьё, достал пистолеты и прицелился в эту громаду. Рядом раздался лязг извлекаемых сабель, но я уже не смотрел на тех, кто находился подле меня, моё внимание было приковано к здоровому монстру.

Голова с толстым вороньим клювом и глаза, горящие тьмой — вот всё, что моё сознание успело запечатлеть прежде, чем существо вылетело из зарослей.

Я разрядил оба пистолета. В следующий миг огромная чёрная туша пронеслась рядом. Слева от меня, где стояла дружина, раздались душераздирающие вопли. А передо мной возникла зубастая пасть. Я хотел выхватить саблю, но не успел: получил сильнейший удар в грудь и в следующий миг обнаружил себя на снегу. Поднялся на четвереньки. Сбивший меня монстр, по инерции пролетел вперёд и собиралось напасть вновь. Его лысая морда, напоминающая свиное рыло, оскалилась мелкими острыми зубами.

Но я не успел ничего предпринять. Кто-то налетел сзади, спина и шея покрылись ледяной коркой. Что-то тяжёлое навалилось на меня, и я оказался лицом в снегу. На какой-то миг я перестал понимать, что происходит. Уши наполнили вопли растерзанных людей и рычание, перед глазами всё завертелось.

Крепкие челюсти тормошили меня, рвали кафтан, пытаясь добраться до плоти, которую защищала ледяная оболочка. Но я понимал, что это не будет продолжаться вечно. Рано или поздно устану, магическая броня пропадёт, и меня разорвут на части. Будь я один, сразу заморозил бы существ, чтобы не дать им напасть, но сейчас поосторожничал, не желая раскрывать свои способности, и оказался в непростой ситуации.

Существо с зубастым свиным рылом перевернуло меня на спину, я протянул руку: бок и передние лапы монстра покрыла корка из ледяных кристаллов. Тот издал пронзительный крик и свалился в снег. Я же выставил вторую руку и заморозил морду другой «собаки», которая попыталась схватить меня за горло. Перекатился, вскочил на ноги, выхватывая саблю, на которую тут же напоролось ещё одно существо. От четвёртого я закрылся рукой. Зубы хрустнули, ударившись об лёд, тварь, взвизгнув, отскочила, и я проткнул её насквозь.

Обернулся. Снег был насквозь пропитан кровь. Повсюду чернели тела, раздавленные гигантскими лапами, кого-то грызли «собаки», а огромная чёрная туша на шести лапах металась меж деревьев. В клюве она держало половину человека, нижняя часть которого валялась на красном снегу, запутавшись кишками в ближайшем кустарнике.

В это время несколько светящихся фиолетовых сгустков попало в бок монстра, кожа слезла с рёбер, и существо, выпустив откушенную половину человека, издало протяжный хриплый крик.

На меня же снова летели «собаки» — уродливые лысые твари на длинных худых лапах пёрли со всех сторон.

Выставив руку, я заморозил подбежавшую мору, и воткнул саблю в непокрытый льдом бок. Одновременно с этим заморозил в прыжке ещё одну тварь и всадил клинок в глотку третьей, после чего перерубил хребет второй «собаке». На меня наскочило какое-то серое сморщенное тело, напоминающее человеческое, но получив удар саблей в живот, заорало кривой оскаленной пастью и рухнуло рядом с остальными.

В живых остались только бояре. Возле Игоря Изяславича и Владимира на залитом чёрной кровью снегу полукругом валялись мёртвые твари с облезшей кожей и вывалившимися внутренностями. Местность была буквально завалена трупами мор. Ярослав тоже лежал в окружении убитых существ, я не успел разглядеть, что с ним.

Оба оставшихся на ногах боярина перенесли «огонь» на клювомордого монстра, которые метался, втаптывая в землю окровавленные человеческие останки и мелких мор, не успевших отбежать с дороги. Но магия очень быстро остепенила его. Существо орало, мотало головой, с которой под ударами фиолетовых вспышек слезала кожа, а потом, издав предсмертный хрип, рухнуло в снег среди растерзанных тел.

Я же в это время успел заморозить и прирезать ещё двух собакоподобных, которые, расправившись с дружинниками, ринулись на меня. Теперь я чувствовал ментальную усталость. Бой меня немного вымотал.

Вопли замолкли, в лесу воцарилась тишина. Мы втроём остались стоять посреди лесной прогалины, залитой чёрной и красной кровью, заваленной изуродованными трупами и поломанными деревьями.

Ярослав поднялся и сел: он был ещё жив, держался за левую руку. Правый сапог его порвался, и нога кровоточила. Из лежащего рядом тела, похожего на человеческое, торчал палаш.

— Надеть маски! — скомандовал Игорь Изяславич. — Отходим в поле.

Оба боярина извлекли из сумок кожаные противогазы и надели их. Затем Владимир надел противогаз на брата, помог подняться и, закинув его здоровую руку себе за шею, медленно повёл прочь. Ярослав хромал, а зубы его были стиснуты от боли. У меня маска тоже была — взял у Томаша, думал продать — но она осталась дома. Я настолько привык обходиться без противогаза, что даже мысли не возникло взять его.

Трупы существ уже тлели, и пепел от десятков тел потянулся к безоблачному небу, затянув воздух серой пеленой. Я нашёл оба пистолета и спрятал в кобуры. Ружьё оказалось втоптано в землю, цевьё треснуло, замок покорёжило — теперь проку от него не было.

Когда мы выбрались в поле и отошли на некоторое расстояние от леса, Владимир посадил на снег своего брата, достал из внутреннего кармана железную коробочку с гравировкой, напоминающую портсигар, извлёк из неё шприц и небольшую стальную капсулу, проткнул крышку и наполнил шприц прозрачной жидкостью, которую вколол себе между костяшек пальцев. Глаза его на несколько секунд засветились. Игорь Изяславич проделал то же самое, а потом помог вколоть раствор раненому Ярославу.

Тот чувствовал себя паршиво: его рукав был залит кровью, сапог — тоже. Похоже, магии не хватило, чтобы отбить атаку.

— Проклятье, — повторял Ярослав, словно в бреду, — всю дружину перебило. Как так-то... Как же так. Пятнадцать человек... твою ж мать...

— Возвращаемся в Глебово, — Игорь Изяславич снял маску и положил её обратно в сумку. — Там будем решать, что делать дальше.

Но не успел он это произнести, как в чаще снова раздался треск ветвей, сопровождаемый жутким воем. На нас мчала вторая волна.

— Не может быть, — пробормотал ошарашено Владимир, поднимаясь и создавая в руках фиолетовые сгустки света. — Откуда здесь столько тварей?

— К бою готовсь! — приказал Игорь Изяславич, хотя приказа нам не требовалось.

Мы выстроились в ряд. Я вытащил саблю и встал между двумя Малютиными. Ярослав поднялся на ноги и теперь стоял позади нас, легонько опираясь на повреждённую ногу.

Я сосредоточился. Я не знал, хватит ли мне оставшихся сил... Хватит ли сил нам всем.

Глава 21

Существа ломились сквозь чащу. Казалось, лес кишел ими. Каких тут только не было: двух— и четырёхногие, похожие на собак со свиными рылами, похожие на людей с собачьими пастями, не похожие ни на кого из приходящих на ум животных. Твари с воплями и воем неслись к нам на своих тонких костлявых конечностях, и тьма горела в их глазницах.

На этот раз мы имели преимущество. Мы находились в поле, и чтобы добраться до нас, существам требовалось пересечь открытое пространство, где их легко достанет магия. Игорь Изяславич стоял справа от меня, Владимир — слева, чуть позади находился Ярослав. Он тоже собирался драться вопреки ранению. Затянутые в перчатки руки бояр светились мутным фиолетовым огнём. Мы ждали.

Когда первые существа выскочили на открытое пространство, в них полетел большой световой сгусток, он разорвался над головами монстров, обдав, словно шрапнелью, кислотным градом. Раздались дикие вопли, несколько опалённых тварей покатились по снегу, но других это не остановило.

Светлейшие метали фиолетовые сгустки, сшибая «собак» одну за другой. Те кувыркались в снегу, вопя и корчась, и заливали чистую белую гладь чёрным содержимым своего нутра. Остальные продолжали бежать на нас, влекомые безумной яростью.

Ко мне мчали несколько четырёхлапых монстров. Я воткнул саблю в снег, сосредоточил силу в обеих руках, надеясь повторить то, что сделал в селе, и направил в стаю морозный поток. Получилось. От меня протянулась дорожка из чёрных ледяных кристаллов, торчащих в разные стороны, и бегущие монстры вмёрзли в ней всеми конечностями.

Но за ними бежали другие. Они петляли между замёрзшими тварями, острые кристаллы драли их лапы, но монстров это не останавливало. Я схватил саблю и вонзил в разинутую пасть добравшейся до меня «собаки». За ней бежало нечто человекоподобное с тремя руками, но фиолетовая вспышка прожгла насквозь его тощий живот, образовав кровоточащую рваную дыру, и существо плюхнулось на острые кристаллы льда. Та же участь постигла и следующего за ним обезьяноподобного монстра с собачьей головой, которую опалил ещё один сгусток фиолетового света.

Ко мне прорвалась «собака» со свиным рылом. Я заморозил переднюю часть тела монстра. А затем наступил сапогом на тушу существа с саблей в глотке и вытащил застрявший клинок. Вонзил его меж рёбер довольно крупной «собаки», которую тоже предварительно заморозил, не дав ей вцепиться в меня зубами. Уже приходилось напрягаться, чтобы создавать чары: силы были на пределе. Но и волна монстров иссякла. Несколько запоздалых мор притормозили, не решаясь бежать дальше, и одна за другой были сожжены магией Малютиных. Я же зарезал оставшихся вмороженных в лёд существ, не дав им освободиться.

Меж деревьев стояли три человекоподобные моры. Разглядеть их отсюда было сложно. Они не нападали, просто наблюдали, ожидая, чем закончится стычка. Увидев, что атака захлебнулась, все трое развернулись и поплелись обратно в дебри.

Пространство между нами и опушкой леса было завалено телами существ и забрызгано чёрной слизью. От некоторых тел уже начал подниматься пепел.

— Это всё? Или ещё будут? — задал риторический вопрос Владимир.

— Уходить надо, — проговорил сквозь сжатые от боли зубы Ярослав, он держался на ногах из последних сил. — Чует моё сердце, это ещё не конец.

— Надо проверить, выжил ли кто из дружины, — объявил Игорь Изяславич, — забрать клинки и запас пуль. Ты, Ярослав, оставайся здесь. Остальные — надеваем маски и за мной.

Бояре потянулись к сумкам, доставая противогазы, но тут их внимание привлекла высокая фигура в чёрном балахоне, что вышла из леса и направилась к нам. В руке существо сжимало длинную, больше своего роста, клюку, расширяющуюся кверху, а вместо головы у него был лошадиный череп. Я сразу узнал монстра. Видел его дважды: один раз во Сне, другой — во сне. Но тогда оно не несло угрозы.

— Приготовиться! — скомандовал Игорь Изяславич.

Я был вымотан, даже слабые чары сейчас давались с трудом. Существо двигалось к нам, переставляя своей длиной клюкой и птичьими лапами. Это был он! Тот самый жуткий монстр, который умерщвлял всё живое вокруг себя.

В руках у бояр снова зажглись мутно-фиолетовые сгустки света, которые с шипением полетели в птицелапого. Мне же оставалось только стоять и ждать: ружья не было, пистолеты разряжены, а чары мои действовали метров на пять максимум, а сейчас, когда я устал — и того меньше.

Но птицелапого ничего не брало. Фиолетовые сгустки, которые выжигали всё на своём пути, просто исчезали, соприкасаясь с ним. Фигура в чёрных одеяниях шагала к нам сквозь пелену пепла, что поднималась в небо от убитых мор, и я чувствовал, как ужас овладевает мной. К нам приближался сам кошмар во плоти — то, что нельзя ни остановить, ни уничтожить.

У Владимира подкосились ноги, и он рухнул в снег. Та же участь постигла и Игоря Изяславича. А я продолжал стоять. Существо приблизилось ко мне вплотную. Оно было высоким, больше двух метров. Лошадиный череп смотрел на меня безднами глазниц, и тьма, что жила там, пожирала мою душу, оставляя только ужас, что сковал меня, не давая пошевелиться. Существо буквально источало эманации страха, которые лишали рассудка любого, кто взглянет на него.

Не знаю, сколько мы так стояли. Время перестало существовать. Меня загипнотизировал мрак в глазах монстра, которые затягивал в себя, лишая воли. А потом монстр обошёл меня и двинулся дальше через поле.

Я стоял и смотрел ему вслед, в голове было пусто. Понимал, что, кажется, ещё жив — больше ничего. Но по мере удаления птицелапого, сознание стало постепенно возвращаться. И вдруг возникла отчётливая мысль: «существо направляется к деревне». А в деревне остались люди. Теперь они все — покойники.

— Стой! — крикнул я удаляющемуся монстру, но тот не обратил на меня внимание. Тогда я пошёл за ним, забыв о страхе и едва понимая, что делаю. Потом побежал. Мне стоило немалых усилий, чтобы нагнать монстра.

— Стой, — повторял я, задыхаясь от бега, — не ходи туда, подожди... да остановись же ты... — я сам не понимал, что несу, в голове была какая-то каша, в которой бултыхалась единственная мысль: надо остановить существо. Из последних сил я выпустил в спину птицелапому морозный поток, но толку от этого не было. Монстр даже не обернулся — так и продолжал идти.

Силы оставили меня, я шлёпнулся на колени в снег и долго так сидел посреди залитого солнцем белого поля, глядя, как чёрная фигура удаляется прочь, неся смерть всему живому.

Из ступора меня вывели голоса за спиной. Я поднялся и обернулся. Бояре очнулись и теперь снова метали в кого-то фиолетовые сгустки. Я побрёл обратно. Когда добрался до своих, увидел, наконец, кого они бьют: из леса выползали трупы.

Окровавленные, поломанные тела дружинников в синих нарядах один за другим выбирались из чащи, некоторые даже умудрялись идти, волоча раздробленные конечности. Фиолетовые вспышки прожигали их тела и головы, расплавленная жижа выливалась наружу, а трупы продолжали идти и ползти, пока не превращались в кусок мяса, барахтающийся в луже собственных внутренностей.

Лишь восемь мертвецов покинули лес — и все восемь были уничтожены. Остальные, видимо, находились в таком состоянии, что даже двигаться не могли. Опять наступила тишина, только из чащи доносился лёгкий хруст ветвей, словно там кто-то бродил, ожидая нашего возвращения.

— Что это было? Ожившие покойники? — пробормотал Ярослав, сидя на снегу и держась за покусанную руку. — Такого я ещё не видел.

— Если это продолжится, у меня скоро мозги спекутся, — проговорил Владимир, вкалывая меж пальцев очередную дозу прозрачной жидкости. — Убираться надо отсюда. Этот лес проклят.

— Куда оно пошло? — спросил меня Игорь Изяславич.

— В деревню, — я кивнул в сторону, куда вели следы. — Надо остановить его.

— Выдвигаемся к Глебово, господа, — скомандовал Игорь Изяславич. — Даниил прав. Надо задержать монстра. Оружие соберём, когда вернёмся в следующий раз. А живых тут, кажется... уже нет.

Владимир поднял Ярослава, закинул его руку себе на шею, и мы двинулись по следам птицелапого.

— Что за тварь такая? — спросил я.

— Я мало о них знаю, — ответил Игорь Изяславич. — Похоже, мы имеем дело с тем, кого обычно кличут некрархом или повелителем мёртвых. Старобожцы считают, что это — Мара, богиня смерти. Не думал, что они настолько опасны.

— У меня в голове помутилось, когда эта тварь подошла, — процедил сквозь боль Ярослав. — Думал: смерть.

— У меня — тоже, — рассудительно произнёс Игорь Изяславич, он казался слишком спокойным для данных обстоятельств, — мы потеряли сознание, а дружина наша превратилась в ходячие трупы. Но гораздо больше меня волнует то, что на эту тварь не подействовали наши чары.

— И что с ним теперь делать? — поинтересовался Владимир.

— Посмотрим, — Игорь Изяславич поджал губы и устремил вдаль взгляд, полный решимости.

— Откуда их столько? — проговорил Ярослав после некоторой паузы. — Как будто ждали, гады, когда мы придём. Притаились и ждали...

— А им по лесу трудно ходить, — объяснил Владимир. Он остановился, отдышался, затем поудобнее перехватил руку Ярослава, и они поковыляли дальше. — В ветках застревают. Они же бестолковые: упрутся в дерево или пень какой — и ни туда, ни сюда. Но то, что много их — это верно ты сказал, брат, — он задумчиво поглядел на две чёрные точки, бредущие вдали по полю. — Что-то дурное происходит. И почему они сразу не выбежали, непонятно. Мы же выманивали их.

— Думаю, манипуляторы виноваты, — проговорил Игорь Изяславич. — Видели тех троих, которые остались в лесу?

— Ага. Видели! Надо было догнать и спалить паскуд! — воскликнул Владимир.

Про мои чары никто и слова не сказал. Я уж подумал, что бояре восприняли их, как само собой разумеющееся. Но Игорь Изяславич всё же завёл о них речь.

— Батюшка ваш всегда верил, что в вас откроется талант, — обратился он ко мне. — Замечательно, что это, наконец, случилось. Если б не ваша помощь, мы бы не отбились. Вы храбро сражались.

— Любой на моём месте стоял бы до конца, — ответил я и, подумав, добавил. — Любой светлейший.

— Отец гордился бы вами, Даниил, — сказал Игорь Изяславич.

— Мы даже вчетвером еле устояли, — напомнил Владимир. — Мор очень много. Мы потеряли пятнадцать дружинников. Нужна подмога, соседей надо звать или князя просить прислать войско.

— Да, без помощи нам не обойтись, — согласился Игорь Изяславич. — Я напишу письмо моему брату: пускай весь клан собирает. А к князю... Какому князю предлагаешь писать, Ярослав? Их же теперь у нас два. И скорее всего, обоим сейчас не до нас.

— А что случилось? — спросил я. — Почему два князя? Что произошло в моё отсутствие?

— Братья ваши поссорились, — объяснил Игорь Изяславич. — Вячеслав обвинил Гостомысла в том, что тот Святополка отравил. Требует казнить Гостомысла, а сам хочет стать главой клана. Уехал в свои владения и пытается бояр склонить на свою сторону. Так что, Даниил, ваши братья междоусобицей заняты в столь трудный час, и нам только на себя остаётся теперь полагаться.

— Мой брат убил отца? — удивился я.

— Этого никто не знает. Может быть, и не убивал он. Надо бы царю челобитную писать, просить разобраться, а то и до войны дойти может. Мы и сами в трудной ситуации. Ведь как получается? Одному присягнёшь, а он — убийцей окажется, другому — а тот клеветник... И попробуй пойми, — печально закончил Игорь Изяславич.

Происходящее в княжестве вызывало у меня всё больше недоумения. Оно никак не стыковалось с теми обрывками информации, которыми я обладал. В последнем сне-воспоминании слуга говорил Даниилу о какой-то встрече. Якобы, Гостомысл заподозрил, что кто-то хочет отца убить и созывает братьев, чтобы сообщить им об измене. А теперь оказывается, что он сам батю порешил? Или средний его всё же оклеветал?

— Ну а вы, Даниил, доколе думаете скитаться? — спросил Игорь Изяславич после паузы. — Кому свои владения оставите, которые вам батюшка завещал?

— Я про смерть батюшки недавно узнал, — ответил я. — Сюда новости долго доходят. Подумаю, как быть.

Мысль показалась интересной. Если мне действительно завещали какие-то владения, можно попробовать их получить. Вопрос лишь в том, захотят ли братья делиться со мной? Если именно они меня пытались убить, попытаются снова, когда вернусь. Как я понял, они считали меня незаконнорожденным, и в их глазах я не имел прав на наследство. И всё же я отметил эту цель на будущее. Почему бы и не попытаться?

Тем более меня раскрыли, как раскрыли и чары, которыми я теперь владел. И ведь Малютины даже не удивились моим способностям: как будто, так и должно быть. Может, всё-таки в ледяных чарах нет ничего особенного, и они тут распространены так же, как и все остальные? Что ж, это было мне даже на руку. А вот то, каким образом, у меня эти чары появились, следовало держать в тайне.

Но сейчас у меня были более актуальные проблемы, чем наследство покойного князя. Прежде всего, следовало дождаться Фросю и помочь ей добраться до безопасного места, а потом решить, куда ехать самому. А ещё хорошо бы остановить жуткое существо, которое опять выбралось из Сна, чтобы умерщвлять всё живое и оживлять мёртвое. Оно никак не выходило у меня из головы. Его ведь даже чары не брали! Как далеко оно зайдёт? Каких бед натворит?

Следы вели прямиком в деревню. Завидев на склоне холма избы, мы остановились.

— В Глебово пошла, тварь, — процедил Ярослав. — Значит, теперь там покойники одни. И Алёшка мой тоже сгинул, поди.

— Сын? — спросил я.

— Ублюдок мой. Эх, а ведь толковый малый был.

— Надо проверить, — Игорь Изяславич, не отрываясь, смотрел на избы, и на его обычно спокойном лице читались тревога и страх.

Вошли в деревню. Посреди улицы стояла телега. Рядом — два человека в синих кафтанах и один — в тулупе. Когда мы приблизились, они повернулись к нам и зашагали навстречу. Все трое были мертвы. И скорее всего, стальных постигла такая же участь.

Владимир опустил Ярослава на дорогу и встал рядом с Игорем Изяславичем. Я достал саблю и тоже приготовился к бою. Я до сих пор чувствовал усталость. Пока мы шли, силы начали возвращаться, но для серьёзной стычки их всё равно не хватило бы.

Фиолетовые сгустки полетели в мёртвых дружинников, сжигая их кожу и кости, и вскоре два окровавленных тела, превращённые в мясной фарш, барахтались в снегу. Я отвернулся, когда мы проходили мимо: слишком отвратительным было зрелище.

— Надо найти остальных, — проговорил Игорь Изяславич, — пока те не разбрелись по соседним деревням.

— Не разбредутся, — успокоил его я. — Они недолго будут в таком состоянии. Через два-три дня умрут окончательно. Если они сейчас в избах, лучше просто подождать.

Боярин ничего не ответил, мы двинулись дальше по улице.

Вдали показался всадник, едущий со стороны Высокого. Мы остановились и стали ждать. Вскоре я узнал белую лошадь и красный кафтан с золотой вышивкой: сюда ехала Дарья. Видимо она решила присоединиться к охоте.

Подъехав к нам, девушка спешилась, подошла и, прикоснувшись затянутой в кожаную перчатку рукой к своей меховой шапке, слегка кивнула.

— Приветствую вас, господа, — проговорила она своим звонким задорным голосом. — Позвольте представиться: Дарья Мирославна Белогорская. К сожалению, не застала вас у Черемских. Я собираюсь участвовать в охоте на мор. Надеюсь, помощь вам не помешает?

Все три боярина тоже прикоснулись к своим головным уборам и представились.

— Разумеется, мы рады помощи каждого светлейшего, — произнёс Игорь Изяславич. — Но сюда вы напрасно приехали, Дарья Мирославна. Тут не осталось никого. Мертвецы одни, да мы четверо. Сейчас возвращаемся в Высокое, будем думать, что делать дальше. Из Сна выбрались очень опасные твари, и наших сил, боюсь, не хватит. Лучше скачите обратно к Черемским и предупредите их, чтобы до нашего возвращения людей своих никуда не отправляли. В округе сейчас недоброе творится, так что пускай поместье охраняют.

— Погодите, я что-то слышу, — вдруг произнёс Владимир, обернувшись назад. — Это в той избе.

Мы тоже прислушались: из ближайшего дома доносился женский плач.

— Здесь остались живые, — решил Игорь Изяславич. — Это женщина. Надо проверить. Всем быть предельно внимательными. Мы не знаем, в какую западню исчадия Сна могут заманить нас, — он вытащил из ножен палаш, остальные, кроме Ярослава — тоже обнажили клинки, и мы вошли в калитку, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь. Не обнаружив во дворе опасности, мы поднялись на крыльцо.

Когда вошли в избу, перед нами предстала следующая картина. В чистой, светлой горнице на полу, поджав ноги под себя, сидела девушка в чёрном платье. Она плакала, закрыв лицо руками, а длинные белые волосы спадали на пол. Меня взяла оторопь. Это была она — моя спасительница, которая уже два раза являлась мне во Сне, чтобы помочь. Теперь она оказалась в Яви.

— Кто такая? — строго проговорил Игорь Изяславич.

Девушка подняла на него своё прекрасное лицо и одарила долгим, пустым взглядом.

— Я не хотела это делать, — проговорила она, — простите меня.

— Кто такая, отвечай! — грозно повторил боярин.

— Погодите, — остановил я его, — девушка напугана. Лучше я попробую. — Что здесь произошло? — обратился я к своей спасительнице. — И где то существо, которое было здесь?

— Я не хотела, — девушка устремила на меня пустой взгляд. — Она убила их, и я бессильна что-то изменить, она приходит, и я не в состоянии ей помешать. Я бы хотела спасти этих несчастных, но они вынуждены умирать снова и снова. Они умирают, а я оплакиваю их.

— Довольно загадок! — разозлился Владимир. — Говори яснее. Ты знаешь, что это за существо, которое убило тут всех? Отвечай.

— Это Мара.

— Ты поклоняешься старым богам?

— Богов нет. Есть только Бытие, — произнесла девушка, уставив взгляд в пол.

— Но ты назвала имя богини смерти, в которую верят старобожцы, — Владимир подошёл ближе, клинок его палаша угрожающе поблёскивал в солнечных лучах, что врывались в избу сквозь маленькое мутное окошко.

— Мара — третья ипостась Бытия, — произнесла девушка.

— Ты чего мелешь? — гневно гремел голос Владимира. — Либо ты расскажешь всё, как есть, либо не сносить тебе головы. Ты разговариваешь с боярами Малютиными. Встань и представься!

— Хаос грядёт, — проговорила девушка, не обращая ни малейшего внимания на грозный тон. — Я не в силах остановить его. Мне больно. Ваша святая не проснётся, она давно умерла. Я несу смерть, но не могу ничего с этим сделать. Я в ней, а она — во мне. Я убила их, и я оплакиваю их. Хаос грядёт. Его не остановить.

Мы переглянулись. Никто из нас не понимал, что городит девица.

— Отвечай, кто ты? — Владимир приставил остриё палаша к её горлу.

— Вторая ипостась Бытия, — отстранённо произнесла девушка.

— Хватит мозги нам пудрить, — боярин не на шутку разозлился. Я хотел подойти, но Игорь Изяславич жестом остановил меня.

Девушка молчала.

— Говори! — процедил Владимир, остриё клинка впивалось в нежную белую шею, и из пореза потекла тонкая чёрная струйка. Владимир надавил сильнее, и палаш пронзил насквозь шею девушки. Чёрная кровь потоком хлынула из раны. Девушка упала на спину, уставившись своим безучастным взором в потолок.

— Это мора, — обернулся к нам Владимир. — Мозги запутать нам хотела.

— Довольно, уходим, — тихо проговорил Игорь Изяславич.

Мы вышли на улицу и замерли. Девушка с длинными белыми волосами теперь стояла тут, перед нами живая и невредимая, словно ничего и не произошло. Она не плакала — лишь смотрела мимо нас невидящим пустым взором и молчала.

— Да сколько же вас здесь? — пробормотал Владимир. — Мерзкие отродья Сна! Хотите с ума нас свести? — он направился к ней.

— Стой, — проговорила девушка. — Ты ничего не добьёшься, пытаясь убить то, что убить нельзя. Меня скоро не станет, я растворюсь во тьме. Я боюсь. Мне очень страшно. И больно. Мне больно за всех вас.

— Хорошо, — выступил я вперёд, схватив Владимира за рукав. — Не бойся. Мы... мы тебя выслушаем. Обещаю. Расскажи всё по порядку.

— Я расскажу, — повторила она.

Глава 22

Все мы стояли и внимательно смотрели на девушку.

— Вы породили смерть, — произнесла она, — породили то, что убьёт вас всех. Мара здесь. Её призвали посвящённые. Она — ваше отражение, третья ипостась Бытия: смерть, энтропия, разрушение. Она предшествует Хаосу. Грядут тёмные века, всё повторится.

— Что за загадки? — нахмурился Владимир. — Говори яснее!

— Подождите, — осадил я его. — Она не договорила. Давайте просто послушаем.

Незнакомка замолчала.

— Допустим, — сказал я, обращаясь к ней. — Ничего хорошего нас не ждёт — это понятно. Но, пожалуйста, объясни поподробнее. Почему так произошло? И как звать тебя?

— Я — Ноэма, — ответила девушка. — Меня так назвали, когда я появилась на свет. Меня создал Мастер — творец, первая ипостась Бытия. Это случилось две тысячи триста пятьдесят два года назад, через триста сорок лет после того, как Стефан открыл первую брешь.

— Это ложь! — воскликнул Владимир, но я снова попросил его молчать.

— Пожалуйста, продолжай, — сказал я Ноэме. — Мы слушаем.

— В стремлении к совершенной красоте и гармонии Мастер создал меня. Я — вторая ипостась Бытия. В то время Сон ещё не был столь ужасен. В нём ещё не было Чёрного Бога, тогда он ещё не стал квинтэссенцией боли и страха. Он был всего лишь отражением... Вашим отражением. А потом меня прокляли... — Ноэма замолчала.

— Кто это сделал? — спросил я.

— Посвящённые. Они сделали меня олицетворением всего порочного и греховного. Для них красота — грех. Они жаждут спасти этот мир от греха, но тем самым порождают тьму. Их разум создал Безликого Бога, и тогда во Сне появился Чёрный Бог, как воплощение жестокой карающей сущности их творения. Теперь Чёрный Бог — в каждой сущности Сна. Тьма в глазах их — это Чёрный Бог, который овладел зеркальным миром. А когда посвящённые возненавидели красоту и гармонию, родилось проклятие. Проклятие — и есть Мара. Оно сильнее меня, оно поглощает меня, и я не могу ничего сделать. Сознание посвящённых довлеет надо мной.

— Ты говоришь ересь, — грозно произнёс Владимир. — Что за нелепые верования ты исповедуешь?

— Для нас твои слова весьма необычны, — обратился я к девушке. — Но почему Мара вышла из Сна? Такое бывало когда-нибудь? Разве так должно быть?

— Что-то произошло, — произнесла Ноэма, — я не знаю, что именно, но чувствую это. Чувствую, как мрак сгущается. Что-то нарушило равновесие и порядок. Посвящённых стало слишком много. Тёмные века наступят вновь, пробуждения не будет. Этот Сон продлится очень долго. Он исторгнет из себя всю грязь и боль, ибо не в силах больше копить их в себе. Грядёт Хаос. Я чувствую это, это давит меня, уничтожает, — в глазах девушки заблестели слёзы.

— Но почему? — я всё пытался получить ответ. — Что именно произошло?

— Я не знаю, простите... Кровь Чёрного Бога. Она может уничтожить и может очистить, она порождает ужас и порождает покой. Каждый, в ком она течёт, обладает большой силой, — тут она посмотрела на меня, да так пронзительно, что у меня внутри всё похолодело. — Простите, — Ноэма потупила взгляд, — я не могу долго говорить, я не могу тут оставаться. Я чувствую её, она уже близко, скоро она опять поглотит меня, — теперь в глазах девушки читался страх.

Она попятилась.

— Погоди, — попытался я остановить её. — Что-то можно сделать? Как-то это исправить?

— Посвящённые. Их сущность очень сильна, их много, творения их разума овладели этим миром. Мара исчезнет вместе с проклятием, проклятие — вместе с посвящёнными. Чем их больше, тем страшнее. Они привлекли её. Если можете, остановите это. Я не в силах, я больше не могу тут находиться.

Слова моей спасительницы казались бредом душевнобольной, но я почему-то был уверен, что в них есть смысл, надо просто понять, надо сложить в голове целостную картину, которую пока составить никак не получалось.

— Мара здесь, потому что много посвящённых? — уточнил я. — Значит, она уйдёт обратно в Сон, если посвящённых станет меньше?

— Ты её ещё слушаешь? — возмутился Владимир. — Разве не понимаешь, кто она? Её послал Враг, чтобы искусить нас. Она клевещет на святую церковь, на Господа и служителей Его!

— Простите, я больше не могу говорить, — пробормотала Ноэма и, развернувшись, и пошла прочь.

Мы стояли, как поражённые громом и глядели вслед удаляющейся фигуре в чёрном платье. Девушка бежала по занесённой снегом дороге к восточной окраине деревни, а потом просто растворилась в воздухе. Буквально через пару секунд в той же стороне из зарослей вышла Мара. Некоторое время существо смотрело на нас, а мы — на неё. Никто не мог вымолвить ни слова. А потом оно развернулось и пошло куда-то на север.

Первой заговорила Дарья.

— Твою ж мать... — произнесла она. — Это что такое было вообще?

Наверное, у нас у всех вертелся сейчас в голове этот вопрос.

— Враг во плоти, — произнёс мрачно Владимир. — Явился, чтобы умы людские смущать.

— Надо уходить, — сказал Игорь Изяславич, стараясь сохранить хладнокровие. — Нехорошее здесь место. Увиденное обсудим потом. А сейчас нам нужны лошадь и сани, чтобы довезти раненого. Сани есть, а лошади, скорее всего, уже мертвы, — тут он посмотрел на Дарью. — У вас есть лошадь. Не окажете нам услугу?

* * *
Вскоре мы уже двигались в сторону Высокого. Белая лошадь Дарьи тащила сани, которые пришлосьосновательно разгрузить, дабы непривыкшее к упряжи животное не сорвало спину. В санях лежал Ярослав, накрытый плащом. Ему было совсем дурно. Казалось, вот-вот сознание потеряет.

Мы шли пешком. Дарья вела лошадь под узды, я и Малютины шагали по обе стороны от саней. Среди обозных вещей нашлись плащи, и я позаимствовал один, чтобы надеть поверх изодранного в лохмотья кафтана. В руке я держал саблю. Остальные тоже находились в состоянии боевой готовности. Мы двигались по дороге вдоль перелеска, откуда в любой момент могли выскочить существа. Шли молча.

Никто не знал, куда направилась Мара. На дороге следов её видно не было, и это обнадёживало. Впрочем, все мы понимали: куда бы существо ни пошло, рано или поздно оно доберётся до какой-нибудь деревни, села или даже города. Смерть шагала по моравской земле, и с этим ничего нельзя было сделать.

Всю дорогу я раздумывал над словами Ноэмы. Картина в голове складывалась туманная. Оставалось очень много неопределённого и загадочного. Бытие, насколько я мог догадываться — некая философская категория, описывающая состояние существования этого мира. Но что за ипостаси и почему они появляются — этого я не понимал. Слишком мало информации. Если верить Ноэме, многие ужасы, порождённые Сном, продуцировались коллективным сознанием неких посвящённых. Кто такие эти посвящённые, я тоже не знал. Для других это являлось чем-то очевидным, так что спрашивать напрямую я не рискнул. Однозначно, они как-то связаны со стефанианской церковью, и я надеялся сам постепенно всё выяснить, внимательно слушая разговоры людей вокруг.

А ещё Ноэма говорила о тёмных веках, которые скоро вернутся. Чтобы понимать, о чём речь, надо было знать историю этого мира, а я не знал (хотя, наверное, должен был). И если верить словам белокурой девицы,чтобы не допустить возвращения тёмных веков и остановить Мару, надо то ли уменьшить количество посвящённых, то ли уничтожить их всех. Бояре решили, что это — ересь и козни Врага. А я не мог уразуметь, как относиться к услышанному. Конечно, беловолосая девушка два раза спасла меня, но можно ли ей верить? Кто она? Она точно — не человек. Складывалось ощущение, что это какая-то метафизическая сущность. Но в какие игры она с нами играет? И что за такая особая сила, которой обладают те, в ком течёт кровь Чёрного Бога?

Дорога свернула в поле. До села оставалась пара вёрст. По пути нам попалась крупная «собака», которую Малютины очень быстро сожгли.

— Это так странно, — нарушила молчание Дарья. — Я раньше не слышала ничего подобного.

— Лучше бы нам и не слышать этого никогда, — угрюмо произнёс Владимир. — Это козни врага.

— Смею заметить, что ни девку, ни тварь с лошадиным черепом мы так и не смогли убить, — произнёс слабым голосом Ярослав, — они бессмертны. Это не просто моры, это что-то другое. Что-то... большее. Тёмные века возвращаются. Мне тоже так кажется: слишком многое говорит об этом в окружающем нас мире. Если блаженная не проснётся... Я даже не знаю, что будет.

— Побереги силы, брат, — грозно покосился на него Владимир, — и не думай о таких вещах. Сомнения — вот что жаждет породить Враг в умах наших.

Игорь Изяславич шёл с задумчивым видом и как будто не обращал внимания на нашу болтовню, но вдруг он обернулся и окинул всех серьёзным взором.

— Господа... и вы, Дарья, — произнёс он. — Послушайте меня внимательно. Мы очутились в крайне щекотливом положении. Без сомнения всё увиденное и услышанное произвело на нас сильное впечатление. Но сейчас есть масса насущных проблем, которые требуют решения, так что давайте не будем занимать свой разум отвлечёнными рассуждениями.

— Одна из этих проблем — существо, которое невозможно убить, — с сарказмом заметил Ярослав и слабо улыбнулся.

— Я это знаю, — спокойно проговорил Игорь Изяславич. — И потому хотел бы попросить всех здесь присутствующих об одной вещи. Мы никому и никогда не расскажем о встрече с этой странной женщиной и о том, что слышали от неё. Если об этом узнают следователи, они без сомнения заинтересуются сим событием и всеми нами. А у кого из вас есть желание беседовать со следственным отделом? И потому моя к вам просьба: просто забудьте всё, что слышали, и никогда не вспоминайте. Согласны?

— Хотелось бы мне просто забыть всё, что я видел, — ответил Владимир, — Я согласен. Незачем болтать об этом.

— У меня нет желания общаться со следственным отделом, — проговорил Ярослав. — Вы правы, дядя.

Мы с Дарьей тоже обещали, что будем держать язык за зубами.

Впереди показались обозы беженцев. После визита хворого люди и лошади, которым не повезло попасться ему на пути, превратились в высохшие закоченевшие тела. Они лежали в снегу между кибиток и телег, и убрать их было некому.

Игорь Изяславич настоял на том, чтобы я отужинал вместе со всеми у Черемских. Отказывать было бы неприлично. Не помогла даже отговорка, что у меня нет подходящей одежды (мой кафтан и камзол и раньше выглядели не лучшим образом, а теперь и вообще оказались изодраны в клочья), но боярин уверил, что это не проблема. Я немного волновался, что может раскрыться моя «тёмная» сущность, но пока, кажется, никто ни очём не догадался, и я надеялся, не догадаются и впредь.

Когда мы добрались до особняка, Малютины отнесли Ярослава в дом. Мы с Дарьей остались вдвоём на улице. Она наблюдала, как слуги распрягают лошадь. Я хотел пойти следом за боярами, но Дарья окликнула меня.

— Так значит, ты соврал насчёт своего настоящего имени? — спросила она. — Я почему-то так и подумала.

— Просто не хотел раскрывать свою личность, — пожал я плечами.

— Так кто же ты? — Дарья посмотрела на меня с прищуром. — Обращаются с тобой, как с равным, значит, ты тоже из боярского рода. И лицо твоё я помню. Видела где-то... Хотя постой, ты не из боярского рода, так ведь? Из княжеского. Ты — Даниил Верхнепольский, младший сын ныне покойного князя.

— Эх, нигде мне не скрыться, — посмеялся я. — Везде узнают.

— Ещё бы не узнать! Моя семья каждый год на приёмы да ассамблеи к вам ездит. Я и запомнила. Ты, правда, тогда был... несколько моложе. Но у меня хорошая память на лица. Так что ты здесь делаешь?

— Можно сказать, бежал из дома. Надоело там. Теперь я тоже — вольный странник.

— Похоже, у нас много общего, — улыбнулась Дарья и, взяв под узды распряжённую лошадь, повела в конюшню. Я невольно засмотрелся вслед девушке, но быстро одёрнул себя и пошёл в дом.

Игорь Изяславич, как и полагается, представил меня помещику и его сыну. Те, конечно же, удивились такому повороту событий, долго извинялись за то, что не признали меня и за неучтивое обращение, какое могло иметь место с их стороны по вышеназванной причине. Как я понял, Черемские, хоть и повелевали кристаллами, в здешней иерархии стояли ниже боярских родов.

Василий Васильевич тоже настоял, чтобы я остался на ужин а, узнав, в сколь бедственном положении я нахожусь, распорядился выделить мне необходимую одежду.

Спустя примерно часа два, я, одетый в простой, но зато чистый камзол, рубаху и кюлоты сидел за столом в компании Черемских, двух Малютиных (Ярослав чувствовал себя плохо и к ужину не вышел), Дарьей и епископом Адрианом с его помощником — молодым человеком в коричневой рясе, которые выглядел не менее уродливо, чем сам епископ. Ботинки по размеру тоже нашлись, как и зимние штиблеты. Ботфорты мои после стычки пришли в негодности. Лёгкая ментальная усталость до сих пор не отпускала меня. Хотелось спать.

За ужином речь шла, главным образом, о том, что случилось в лесу. О встрече с Ноэмой Игорь Изяславич умолчал, зато рассказал о стычке с морами и о некрархе, который вышел из Сна и теперь бродит по окрестностям, неся смерть всему живому.

— Он может быть где угодно, — подытожил боярин. — Чары тёмной луны на него не действуют. Сомневаюсь, что подействуют какие-либо другие. Пули и клинки, полагаю, столь же бесполезны. Нам остаётся одно: молиться, чтобы некрарх не явился сюда, и чтобы путь его лежал вдали от городов.

— Я буду молиться за это, — произнёс епископ, смиренно потупив взор. — Я буду молиться, дабы Господь отвратил кару от этих земель, и о душах тех несчастных, кто всё же не избежит сей страшной участи.

Я мельком взглянул на епископа и тут же отвёл взор. От одного его вида у меня пропадал аппетит. Мои глаза встретились с глазами Дарьи, что сидела напротив. Она смотрела на меня изучающим взором и слегка улыбнулась. Волосы девушки были коротко подстрижены и стянуты чёрной лентой в небольшой хвостик. Мне почему-то вспомнилась супруга в молодости. Когда мы познакомились, она носила похожую причёску. Дарья чем-то напомнила её. Но не столько внешне, сколько своими прямотой и непосредственностью, что были свойственны её характеру. На какой-то миг накатили грусть и ностальгия, но их тут же вытеснила тревога, которая не отпускала меня весь вечер. Было не по себе от присутствия епископа. Почему-то казалось, что он может узнать мою страшную тайну.

— На данный момент у нас есть два возможных варианта, — продолжал Игорь Изяславич. — Первый: всем отправиться в Ярск и обождать там, пока не соберётся достаточное количество светлейших, чтобы очистить окрестности. Я напишу письмо главе рода и сообщу, в сколь бедственном положении наши владения.

— Покинуть поместье — непростое решение, — вздохнул Василий Васильевич, — тяжело бросать землю на произвол судьбы.

— Понимаю, — кивнул Игорь Изяславич, — но обстоятельства складываются, увы, не в нашу пользу. Впрочем, есть и второй вариант: остаться в особняке и оборонять его. Здесь мор не так много, и наших сил должно хватить. Этот вопрос мы ещё обсудим. Ну а вы, Василий Васильевич, лучше расскажите, что происходило в поместье в наше отсутствие. Сколько мор уничтожили ваши люди?

Оказалось, немного: всего восемь существ. Два отряда проехались вдоль дорог и постреляли мор, какие попадались на пути. Но произошёл сегодня и ещё один инцидент, о котором Василий Васильевич не смог промолчать.

— Сбежала одна из крестьянок, — сказал он. — Та самая, которую вы, Игорь Изяславич во флигеле видели. И дети её тоже пропали. Один остался. Помер. Остальные ушли.

— Они же болели, — удивился Игорь Изяславич. — От хвори той ведь нет лекарства? — он вопросительно посмотрел на епископа.

— Люди эти предались пороку, — строго произнёс епископ и сокрушённо покачал головой. — Они приняли пепельную смолу. Двоих она исцелила, одного убила. Когда я слышу о подобном, я ещё больше понимаю, почему Господь наслал кару на эти земли.

— Да, похоже на то, — Василий Васильевич сделал печальное лицо. — Пепельная смола. Крестьянка та дала своим детям сыворотку. И один Господь знает, где она её нашла.

Я почувствовал себя так, словно надо мной на тонкой верёвочке подвесили здоровый булыжник, который вот-вот рухнет мне на голову. Внешне я хранил самообладание, но внутри была паника. Все они видели меня вместе с Фросей, и могли догадаться, что это я дал сыворотку. Фрося сбежала из поместья — и это хорошо. Значит, сегодня ночью мы и уедем. Теперь, главное, не вызвать к себе подозрений и миром разойтись со своими новыми «друзьями».

Я посмотрел на Петра, а тот — на меня. Он-то точно догадался, кто дал Фросе сыворотку, ведь кроме нас двоих было некому. У меня в тарелке лежал кусок курицы, и я принялся ковырять его ножом и вилкой, чтобы хоть чем-то заняться в столь напряжённый момент.

— Людей отправили на поиски? — спросил Игорь Изяславич. — Вряд ли беглецы далеко ушли.

— Я не могу отрывать от дела слуг, чтобы те гонялись за беглой крестьянкой, — ответил помещик. — Нас мало, а в округе бродят моры. В свою избу они не возвращалась — на двери замок, значит ушли из села. Если Господь карает прегрешения наши, так надеюсь, не оставит без внимания и этот случай. А у меня сейчас других проблем хватает.

— Даниил, — обратился ко мне Игорь Изяславич, и я от неожиданности чуть нож с вилкой не выронил. — Разговор есть. Полагаю, момент сейчас как нельзя более подходящий. Имеется у меня к вам одна просьба, и думаю, просьбу эту поддержат все присутствующие здесь.

— Слушаю, — я спешно проглотил кусок курицы и уставился на боярина.

— Как видите, ситуация сложилась непростая, — продолжал Игорь Изяславич. — Почти всех дружинников, которые приехали с нами, мы потеряли, один из племянников моих ранен, а вокруг бродят полчища жутких тварей. Каждый человек сейчас на счету, особенно светлейший. Вы храбро сражались, Даниил, и ваш талант и смелость могли бы послужить благому делу. Вот и хочу попросить вас участвовать в охоте. Это займёт недели две. Надеюсь, не больше. Разумеется, помощь ваша будет щедро вознаграждена.

— Мы с сыном присоединяемся к просьбе, — проговорил Василий Васильевич, — мы будем очень благодарны, если вы, Даниил Святополкович, останетесь и окажете нам посильную помощь.

— Тем более, что защищать Явь от порождений Сна — есть священный долг каждого светлейшего, — добавил епископ.

Все выжидающе смотрели на меня, и я даже растерялся. Мысли мои были заняты совершенно другими вещами. Я ещё не знал куда податься, но в поместье оставаться точно не планировал. Вот только каковы иные варианты? Уехать куда-нибудь далеко-далеко и сидеть там тише воды ниже травы? Стать вечным беглецом или странником? После того, как мою личность раскрыли, меня всё меньше прельщало такое будущее. При ином раскладе мне следовало обзаводиться знакомствами и зарекомендовать себя с лучшей стороны в глазах местной аристократии. А значит, участие в охоте, мне только на руку. Это не говоря уже о возможности подзаработать. Если же я откажусь, это будет выглядеть, как минимум, невежливо, а то и вообще воспринято, как оскорбление. Чёрт их знает, этих бояр, какие у них тут нравы и обычаи.

Была лишь проблема: сыворотка. Я боялся, что моя тайна раскроется и все узнают, что я принимаю пепельную смолу. И тогда... Тогда ничего хорошего мне точно не светит.

Да и вообще, первым делом следовало помочь Фросе выбраться из села. По окрестностям бродят моры, и ехать ей без сопровождения слишком опасно.

— На данный момент я не могу принять ваше предложение, — ответил я. — Есть обязательства, которые связывают меня, и дела, требующие личного участия. Я бы мог присоединиться к охоте через несколько дней, когда улажу все вопросы в городе, куда должен отправиться в самое ближайшее время.

— Что ж, охота, как я сказал, продлится не менее двух недель, — ответил Игорь Изяславич. — Можете присоединиться к нам, когда уладите дела.

Мысленно я вздохнул с облегчением. Теперь я мог сопроводить Фросю до безопасного места, спокойно всё обдумать и решить, стоит ли связываться с боярами или всё же лучше скрыть в неизвестности.

Ужин закончился, мы встали из-за стола. Василий Васильевич предложил мне комнату для ночлега, но я отказался, сказал, что не желаю никого стеснять, а потому переночую в селе. Поблагодарив хозяев за вкусный ужин, я собрался уходить.

— Даниил, — произнёс епископ с елейной улыбкой на устах, — я бы хотел поговорить с тобой с глазу на глаз. Не уделишь ли немного времени скромному служителю Господа?

Глава 23

Мы прошли в спальню, в которой поселился епископ. Он уселся в кресло, а я — на стул напротив. Мне стоило больших усилий, чтобы не отводить взгляда и не морщится при виде этого уродливого перекошенного лица, которое, тем не менее, сейчас источало благодушие. Впрочем, я не был уверен в том, правильно ли интерпретирую мимику этой физиономии: слишком уж непривычно выглядели черты.

— Итак, Даниил, рад, что нам довелось встретиться,— начал епископ. — Я слышал, что ты ушёл из семьи и странствовал некоторое время в этих глухих местах, охотясь на порождения Сна?

— Вы всё правильно слышали, — кивнул я.

— Очень жаль, что ты покинул семью, тем более в столь трудный час... но я не собираюсь судить тебя. Пусть Господь судит, я же просто хочу узнать, каких существ ты видел в окрестностях во время своих странствий?

Пришлось повторить всё то же, что я рассказывал Черемским и Малютиным. Я почувствовал облегчение.: епископ всего лишь интересовался существами, а не мной.

Он слушал, кивал, а когда я закончил, сказал:

— Ужасна кара Господня. Великие грехи сотворили люди, раз Он попустил такое. Ну а теперь долг каждого светлейшего встать на пути сил тьмы. Ты ведь знаешь это, Даниил?

Мне показалась странной его логика. Ведь если это кара Господня, зачем ей препятствовать? Но спорить я не стал.

— У каждого светлейшего есть талант, — продолжал епископ, — и я слышал, ты тоже недавно овладел чарами. Значит, Святополк не ошибся: у тебя всё-таки появились силы, хоть и позже, чем у остальных.

— Я рад, что отец был прав, — кивнул я. Разговор снова начал вызывать беспокойство.

— А ещё я слышал, будто чары твои несколько необычны и отличаются от фамильных. Это правда? Какой талант даровал тебе Господь?

— Ледяные чары, — ответил я. — Я умею замораживать предметы.

— Интересно, очень интересно... Не думал, что сейчас кто-то владеет такими чарами. Странно, что они появились у тебя. Но... — епископ улыбнулся, — что дано Господом, не должно хулиться человеком. Не продемонстрируешь?

Деваться было не куда. Придётся показывать. Теперь епископ наверняка догадается о том, что я — «тёмный». А дальше что? Отправят на костёр или испепелят на месте? Я судорожно начал придумывать план побега.

А пока придумывал, закрыл глаза, поднял руку и материализовал над ладонью кусок льда неправильной формы.

— Интересно, — повторил епископ. — Вижу, талант твой действительно необычный. Что ж, значит такова воля Господа. Одна проблема: я не знаю никого, кто бы мог обучить тебя чарам льда. Освоить сие искусство будет непросто.

— Значит, придётся самому, — пожал я плечами. — Будем постигать методом проб и ошибок.

— Но меня беспокоит другое, — тут епископ стал очень серьёзным, — я вижу черноту в сотворённом тобой явлении. И это вызывает у меня тревогу.

У меня сердце в пятки ушло. Догадался-таки, гад!

— В чём причина, Даниил? — спросил епископ, глядя мне в глаза. — Ты начал принимать сыворотку? Ты смешал свою кровь со смолой пепла? Только не лги мне. Обман вскроется.

— Да это так, — я был напряжён, как натянутая струна, на лбу выступил пот. — Но, скажем так, не по своей воле.

Епископ понимающе закивал:

— Знаю, сын мой. Несчастья и душевные тяготы многих подталкивают ко греху. Люди ищут спасения не в Господе, а в помыслах и деяниях нечистых, надеясь, что те останутся безнаказанным. К сожалению, это не так. Всякий, кто принимает сыворотку, сам готовит себе наказание. Ты ведь знаешь, к каким последствиям это ведёт?

— Видел, — коротко ответил я.

— И это хорошо. Ты знаешь, что становится с теми несчастными. Церковь лишь облегчает их муки, предавая смерти более лёгкой по сравнению с той, которая их ждёт, и очищая души их. Конечно, для светлейшего последствия пепельной смолы в земной жизни не столь плачевны, как для простого человека, но принимать сыворотку всё равно есть — великий грех. Жаль, что ты встал на сей скользкий путь в таком раннем возрасте. Я вынужден настоять на том, чтобы ты, когда закончится охота, немедля отправился в монастырь святого Рафаила, что находится близ Друцка. Там есть лечебница, где помогут избавиться от недуга. И отнесись к этому крайне серьёзно, сын мой, — епископ напустил на себя строгий вид, — коли не хочешь, чтобы Господь отвернулся от тебя. Твой организм ещё можно очистить. Но если пренебрежёшь этим, не доживёшь и до тридцати, а душа твоя канет в Бездну. Ты осознаёшь это?

Я смотрел на епископа непонимающим взглядом. Я-то ждал, что меня испепелят на месте, а теперь оказалось, мне грозит всего лишь... лечебница? Простолюдина за сыворотку на костре сжигают, а я должен просто поехать в какой-то монастырь, когда будет свободное время? И всё?! Я поверить не мог.

— Конечно, — проговорил я, изобразив смирение и раскаяние. — Обязательно, Ваше Преосвященство. Я сделаю всё возможное, чтобы исцелиться и... не отвращать сердце от Господа.

— Я очень рад, сын мой, и надеюсь, что ты действительно это сделаешь... добровольно. Кстати, не знаешь ли ты, кто мог дать сыворотку той несчастной беглянке?

Я снова напрягся. Допрос ещё не окончился.

— Ты ведь осознаёшь, сколь велик грех и сколь тяжко сие преступление? — продолжал епископ. — Если в поместье кто-то продаёт людям сыворотку, это необходимо пресечь. Следственный отдел узнает об этом. Ты был с той крестьянкой и её детьми вчера вечером. Может, ты что-то слышал или видел? Может, она сама что-то говорила? Откуда ты знаешь эту женщину?

Надо было срочно дать ответ... убедительный ответ. «Думай же...» — подгонял я себя.

— Я арендовал у неё комнату, — начал я, — но мы почти не знакомы. Да... она говорила, что хочет напоить детей сывороткой, — я делал паузы, словно вспоминая вчерашний день. — Я отговаривал её. Она сказала, что знает, где достать пепельную смолу, но я не стал расспрашивать. Просто посоветовал не делать этого, и... мне показалось, она вняла моим увещеваниям. Но, к сожалению... — я развёл руками, — вразумить не удалось.

Кажется, получилось достаточно убедительно.

— Жаль, очень жаль, — покачал головой епископ. — Следовало сразу сообщить мне. Что ж, Даниил, я не буду тебя больше задерживать. Надеюсь, это не последний наш разговор.

«А я надеюсь, последний», — я встал и слегка поклонился:

— До встречи, Ваше Преосвященство.

Покинув особняк Черемских, я вздохнул с облегчением. Во время разговора с епископом чувствовал себя так, словно иду по канату над пропастью. А теперь опасность осталась позади. Получается, ничего страшного в том, что светлейший принимает сыворотку, нет. Конечно, перспектива не дожить до тридцати не радовала, но сейчас главным было то, что костёр и прочие кары мне не грозят.

Убедившись в отсутствии слежки я отправился в избу сельской целительницы в надежде, что Фрося ждёт меня там. Было уже довольно поздно, когда я добрался до назначенного места. Прислушался: вокруг ни звука. Калитка оказалась заперта: значит, внутри кто-то был. Постучался в ставни. Никто не ответил. Я подождал немного и постучался снова. Прошёлся взад-вперёд под окнами, забарабанил в третий раз.

— Кто? — спросил за забором знакомый голос.

— Егор, открывая, это я, Дан... Александр, — ответил я, чуть не запутавшись в своих именах.

Калитка со скрипом отворилась.

Когда я вошёл в горницу, освещённую одинокой лучиной, Фрося тут же бросилась мне на шею и расплакалась.

— Слава Богу, — повторяла она. — Ты вернулся. Не бросил. Я боялась, что ты не придёшь. Алёша умер.

— Маня как? — спросил я.

— Кажется, нормально. У неё с Егором какие-то чёрные прожилки появились. Я как увидела, испугалась, ну и убежала. Думала, погонятся за нами. Не заметили.

Я осмотрел Егора и Маню, которая лежала на печи и испуганно таращилась на меня глазами-блюдцами. На коже её больше не было черноты.

— Так, слушайте сюда, — сказал я Фросе и Егору. — Самое главное вы сделали: из поместья бежали. Теперь всё будет хорошо. Погоню за вами никто не отправит: людей у помещика мало. Единственная опасность сейчас — это моры, которых полным-полно в окрестностях. Ночью опасно в двойне, но ждать до утра мы не можем. Да и пока я рядом, вам бояться нечего. Лошади живы. Осталось запрячь сани, погрузить вещи и выдвигаться в путь. Надеюсь, до первых петухов мы это сделаем. Как и договаривались, я провожу вас до Ярска, и там наши пути, скорее всего, разойдутся.

— Мы не поедем в Ярск, — проговорила Фрося. — Боюсь, что там нас найдут. Мы отправимся в Одолянское или Златолужское княжество. Там, говорят, много вольных. Я скажу, что мы — тоже из вольных. Переселенцы.

— Тебе виднее, — согласился я. — А сейчас нельзя терять ни минуты.

Мы с Егором пошли собираться, а Фрося осталась в доме целительницы. Лошади чувствовали себя хорошо, гораздо лучше, чем утром. Значит, проблем возникнуть не должно. В сани мы загрузили мешки с зерном, поверх которых Егор пристроил прялку и ткацкий станок. Из утвари взяли по минимуму. Я отдал пацану одно из трофейных ружей, пороховницу и пули. Если поедут к вольным, оружие пригодится. Егор не умел стрелять, но обещал, что научится.

Мы не успели собраться, когда я услышал, как кто-то барабанит в калитку. Я велел парню сидеть тихо, а сам вышел во двор, гадая, кто мог наведаться в столь поздний час. Неужели помещик решил ещё раз проверить избу?

Я открыл калитку. Передо мной стояла Дарья. Она держала под узды свою белую лошадь и улыбалась.

— Так вот, значит, где ты обосновался, — произнесла девушка. Судя по голосу, она была слегка под градусом.

— Давно здесь живу, а что ты тут делаешь? Не спится? — спросил я.

— Да так... решила прогуляться. Вот, подумала, может, в гости заглянуть? Не против?

Вопрос этот привёл меня в замешательство.

— Нет... Э... Я просто немного занят, — ответил я, думая о том, как же я сейчас встрял.

У меня на пороге стояла симпатичная девушка с, как мне казалось, весьма конкретными намерениями, а я не мог её пустить, иначе весь мой план полетит в трубу. Тогда она, а потом и все остальные узнают, что именно я помог Фросе сбежать. Значит, мне предстояло отшить Дарью и как можно скорее.

— Да неужели? — Дарья посмотрела на меня с ехидной улыбкой. — И чем же таким важным ты занят в столь поздний час?

— Сборами. Завтра утром надо ехать в город.

— Да? Покидаешь, значит, нас?

— Я же сказал, что возможно, вернусь. Не знаю, сколько времени займут дела.

— Что же это за дела загадочные? Да ладно, не хочешь — не отвечай. Мне всё равно. Но я же не помешаю твоим сборам? — Дарья уже хотела войти, но я стоял в калитке и не двигался с места.

— Если честно, то... помешаешь, — проговорил я. Я снова балансировал на канате над пропастью. — Я действительно очень занят... А тебе лучше идти спать. Ты, кажется, выпила? Возвращайся в поместье. Тут опасно.

— Да неужели? Опасно? А я и не знала, — Дарья улыбнулась пьяной ехидной улыбкой. — И что же? Ты скажешь, что не подобает благородной девице пить спиртное? А я-то думала, за стенами отчего дома больше не услышу этой чуши.

— Нет, я не это хотел сказать. Мне без разницы. Я просто немного занят... давай в другой раз поговорим.

— Ладно, как хочешь, — Дарья вдруг нахмурилась и поджала губы. — Хорошо. Я уеду. Пойду спать. Извини, что помешала твоим важным делам, — проговорила она недовольным тоном, кое-как забралась на лошадь, и та медленно зашагала по улице в направлении поместья. Я закрыл калитку, прислонился спиной к забору и вздохнул с облегчением: пронесло, не спалился, хотя всё висело на волоске. Дарья, наверное, обиделась, но сейчас это не имело никакого значения. Надо было скорее сваливать.

Когда Егор собрал всё необходимое, я снова выбрался на улицу и осмотрелся. Поблизости никого не было. Я открыл ворота, и лошадь вышла со двора, волоча тяжёлые сани. Затем я вывел Черныша, к седлу которого было приторочено ружьё. На широкой перевязи в нагрудных кобурах у меня, как и прежде лежали два пистолета, колесцовый я заткнул за пояс. Теперь на мне был тёмно-зелёный жюстокор, который отдали мне Черемские — довольно простой, без изысков, и явно поношенный. Но дарёному коню, как говорится, в зубы не смотрят. Поверх я надел плащ.

Мы подъехали к избе целительницы. Фрося с дочкой уже оделись и, как только сани остановились под окнами, выбежали из калитки, залезли на мешки с зерном, и мы двинулись в путь. Я поехал впереди, следом тащились сани, которыми правил Егор.

От Высокого вело две дороги: одна — в Ярск, вторая — по окрестным деревням. По ней можно было добраться, как до Ярска, так и до Зорянска — городка, что находился западнее на землях другого боярского рода — Заозёрных. Туда-то и держали путь Фрося с дочкой и Егор. Я обещал, что довезу их до развилки. Потом собирался вернуться обратно. В избе у Фроси остались второй скакун и некоторые вещи, в том числе трофейные ружья кочевников. Я пока не решил, что делать дальше, надо было тщательно взвесить все «за» и «против». Впрочем, я всё больше склонялся к тому, чтобы помочь Малютиным.

Мой фонарь, прицепленный к застёжке плаща, освещал путь. Узкий луч фонаря освещал снежные ухабы перед нами. На дороге виднелись следы лошадей: наверное, люди Черемских ездили здесь днём, отстреливая мор. Я постоянно вертелся по сторонам, освещая местность вокруг: твари могли быть где угодно.

Едва отъехали от деревни, в поле показались две чёрные фигуры. Они брели куда-то по снежному покрывалу, не обращая на нас ни малейшего внимания. Зрелище это ещё раз напомнило о том, сколь осторожным надо сейчас быть. Со мной — девушка, парень-подросток и трёхгодовалый ребёнок. Они не могли за себя постоять. Случись что — вся оборона на мне. Сам-то отобьюсь. А вот за них боялся. Вдруг не получится защитить?

Особенно было страшно, когда дорога пошла через лес. Я взял фонарь в руку и непрестанно светил по сторонам, вздрагивая каждый раз, как замечал средь деревьев какое-то непонятное движение.

К счастью, мои опасения оказались напрасны: лес мы миновали без проблем. Теперь по левую руку простиралось поле, а по правую — тянулись редкие заросли. Туда-то я и светил.

— Что там? — спросил Егор, указывая во тьму. Я обернулся, и холодный пот прошиб меня. Слева, в поле, показались две красные точки.

— Гони! — я обернулся к Егору. — Гони, что есть мочи.

Я пропустил сани вперёд. Егор начал активно стегать поводьями лошадь, которая с трудом тянула по рыхлому снегу гружёную телегу. Я же прицепил фонарь к пуговице и поехал следом. На всякий случай достал пистолет. Две красные точки приковали мой взгляд. Было непонятно, приближаются они или нет. Единственное, что я хотел — так это припустить коня галопом и ускакать как можно дальше. Но не мог: впереди тащились сани.

Мы ехали и ехали, а красные точки мерцали во тьме. Жнец не отставал. В ночи раздался заунывный вой: бродящих поблизости существ что-то встревожило.

Впереди показались крыши изб, и вскоре мы оказались в деревне. Я велел останавливаться и найти дом, где можно переждать ночь. Ехать дальше в темноте я не собирался: риск слишком велик.

Деревня оказалась заброшенной. Непохоже было, что она пережила нашествие: трупов на улице я не видел. Скорее всего, жители просто испугались и уехали.

Изба нашлась быстро. Внутри было холодно, но топить мы не стали. До рассвета оставалось часов пять, надеялись: перетерпим. Егор и Маня забрались на печь. Мы с Фросей уселись за стол. Оба ружья заряженными стояли у стены. Так мы и сидели в холодной горнице при свете фонаря. Фрося дрожала от страха.

— Всё хорошо будет, — я взял её за руку. — Тут нас не достанут. А утром продолжим путь.

— Мне страшно, — тихо проговорила она. — Порой мне кажется, я зря это затеяла. Вдруг Господь накажет? Я боюсь. Эти твари повсюду. Когда шли от поместья, я видела одну. Думала: нам конец. Да и что теперь с нами будет? У нас есть хоть один шанс? У Машеньки есть будущее? У Егора есть? А у меня?

— Если бы ты осталась в поместье, у вас точно не было бы будущего, — проговорил я. — А так: всё возможно. Мне кажется, вам повезёт. Знаешь ведь, сколько народу померло? А вы живы всем смертям назло. Судьбы благоволит вам. Как знать, вдруг за чередой бед ждёт что-то хорошее?

— Ты правда в это веришь?

Что я мог ответить? Да не особо. Но надеялся я всей душой. Может, хотя бы у них всё сложится в этом поганом мире? Фрося и так настрадалась за свою короткую жизнь. Должно же ей однажды повезти? Тогда мои труды не напрасны. А может, это бегство от неизбежного не имело никакого смысла? Ведь всех нас ждёт одно. Рано или поздно. А для Егора и Машеньки — скорее рано. Сыворотка надолго не продлит жизнь.

— Я... верю, — произнёс я. — У вас всё будет хорошо.

Ночную тишину нарушил треск ломающейся доски во дворе. Я вскочил, нацепил фонарь, схватил пистолеты и выбежал на крыльцо. Ворота были распахнуты, существо с красными глазами парило над землёй. Оно пришло за нами.

Кожа моя тут же покрылась льдом. Жнец как-то воздействовал на меня, и моя магическая защита сопротивлялась этому эффекту. Глаза тоже заледенели, и картинка помутнела. Я выстрелил. Но жнец не упал, он продолжал медленно двигаться ко мне.

Я вытащил саблю и пошёл навстречу. Лёд на коже становился толще. Он трескался. Своими красными глазами жнец выжигал мою броню. Я выставил вперёд руку, направил в него потоки холода, но они не подействовали. Существо приближалась. В вытянутой руке я ощутил боль.

Я видел лишь красные глаза, испепелявшие меня смертоносными лучами. Я сосредоточился на защите, но та не выдерживала, и кожу словно жгло огнём. А я шёл навстречу жнецу, сжимая саблю. Я должен был убить его, но боль разливалась по телу, скручивая меня в бараний рог. Силы были на исходе.

Глава 24

Я лежал лицом в снегу. Лицо горело огнём, но ещё сильнее болели руки. Их словно держали на раскалённой сковороде. Я всё-таки вонзил клинок в красноглазое существо. Вот только что произошло потом, я не помнил. Слышал выстрел, потом голоса...

Меня перевернули на спину.

— О, Господи! Что с тобой случилось? Ты жив? — причитала Фрося. — Пожалуйста, не умирай! Ответь что-нибудь.

— Надо в избу отнести, — предложил стоявший рядом Егор.

Меня потащили. Заволокли на крыльцо, как мешок с картошкой, потом — в горницу.

— Как же больно, — пробормотал я. Моё тело разрывало на куски. Боль была знакомой: именно так я чувствовал себя, когда первый раз получил сыворотку и тогда, когда проснулся среди ночи в Перепутье.

— Как тебе помочь? Мы можем что-то сделать? — проговорила взволнованно Фрося.

— Сыворотка, — пробормотал я. — Во внутреннем кармане. Одну каплю на язык.

Фрося сделала всё, как я сказал. После того, как раствор пепельной смолы попал в мой организм, я почувствовал облегчение, а потом и вовсе отключился.

Когда я проснулся, было уже светло. Первым делом я увидел Фросю, которая сидела рядом на кровати. Егор тоже был тут. Он расположился на лавке у стены.

Я поднялся и сел. Чувствовал себя прекрасно, силы вернулись, энергия вновь переполняла меня, боли как не было.

— Уже рассвело, — я поглядел в окно. — Надо ехать. Я долго спал?

— Слава Богу, с тобой всё в порядке, — Фрося обняла меня. — Мы боялись за тебя, очень боялись.

— Всё хорошо, — произнёс я. — Что со мной случится? Но задерживаться нам тут не стоит. Лошади готовы?

Я посмотрел на свои кисти рук. Они были покрыты рубцами, как после ожога. Я ощупали лицо: на левой скуле тоже бугрились шрамы. Схватка со жнецом не прошла бесследно.

— Всё готово, — ответил Егор. — Мы ждали, когда ты очнёшься.

Только теперь я обратил внимание на то, что пацан какой-то загруженный. Таким серьёзным я его прежде не видел.

— Что произошло? — спросил я. — Жнец убит? Я ничего не помню.

— Не совсем, — произнёс Егор. — Когда я вышел, ты лежал покрытый льдом. Я испугался и выстрелил в этого урода, а он даже не пошевелился. И тогда... я не знаю, что случилось, — парень покачал головой. — Я крикнул, чтобы он свалил... и он ушёл.

— Просто взял и ушёл? — переспросил я. — Он послушался тебя?

— Я не знаю, — растерянно пробормотал Егор. — Кажется... да. Я почувствовал в себе что-то... — он замолк, словно не был уверен, стоит ли говорить.

— Что почувствовал?

— Что-то... я не знаю, как сказать. Что-то необычное.

Жнец послушался простого деревенского паренька? Странно... Тут одно из двух: либо ту тварь что-то отвлекло, либо... сыворотка дала Егору некую способность. Я слышал, что у тех, кто принимает пепельную смолу, иногда прорезаются магические таланты, кто-то даже специально её пьёт, чтобы обрести особую силу. Вот только случалось это редко. Значит, Егору повезло и он научился повелевать существами из Сна? Или жнец ушёл по другой причине, никак с нами не связанной? Похоже, это так и останется загадкой.

* * *
Во второй половине дня мы добрались до поворота на Зорянск. Тут наши пути разошлись. Егор и Фрося с дочкой поехали на запад, а я — обратно. На прощанье дал им несколько кристаллов, которые собрал во Сне. Этого должно хватить на первое время. Больше я ничем помочь не мог.

До утра, правда, пришлось остаться в одной из деревень по пути. Коню требовался отдых, мне — тоже, да и ночных путешествий хватило сполна. Зато на следующее утро мой Черныш шёл довольно бодро и к полудню преодолел расстояние, на которое вчера мы потратили почти день. Оставалось добраться до Высокого, собрать вещи и... А вот что делать дальше, я пока не решил, хоть и склонялся к тому, чтобы пока держаться со «своими» и поучаствовать в охоте.

Я миновал пустую деревню и оказался на лесной дороге, на которой вчера пришлось понервничать. Здесь имелся прямой путь в поместье. Через лес в сторону реки тянулись следы саней, но перейти реку можно было только зимой по льду. В любое другое время года оставалась лишь одна переправа — по мосту в Высоком, к которому я и держал путь.

Выехал из леса. Дорога шла в горку. Оттуда можно было уже увидеть левобережную часть села. Оставалось совсем немного. И тут из-за пригорка показалась группа всадников. Вначале я подумал, что это — люди помещика, но очень скоро понял, что нет. На них были кожаные доспехи и шлемы, отороченные мехом. Я натянул поводья, а всадники наоборот припустили коней мне навстречу. Это оказалась группа чешуйчатых кочевников. Далеко же они заехали...

Я вытащил из седельного крепления ружьё и прицелился. Всадники остановились и тоже достали ружья. Я спустил курок, но расстояние было слишком большое, и я ни в кого не попал. В ответ один за другим грохнули семь выстрелов. Мне в грудь что-то ударило, и я еле удержался в седле, кожа под одеждой на секунду заледенела. Какой-то гад оказался чересчур метким.

Всадники же, убрав ружья, вновь поскакали ко мне. В руках их заблестели сабли. Бежать было поздно, да я и не собирался. Я чувствовал, как сила наполняет меня: семь чешуйчатых кочевников не должны стать проблемой. Я достал пистолеты.

Противники мчали на меня с гиканьем и устрашающими криками, из-под копыт летел снег, а я ждал. И вот первый оказался в считанных метрах от меня. Я разрядил оба пистолета. Всадник вывалился из седла, и лошадь его проскакала мимо меня, волоча за собой убитого ездока.

Я убрал пистолеты и, выставив вперёд руки, заморозил ещё двух, которые уже замахнулись саблями. Они тоже не удержались и рухнули в снег. Ещё один оказался приморожен к седлу. Он заорал, лошадь от испуга метнулась в сторону, споткнулась и упала. Остальные, увидев, с кем имеют дело, резко натянули поводья и остановились метрах в пяти от меня. Я сосредоточил в руках силу и выпустил морозные потоки ещё в двух чешуйчатых, и они тоже с головы до ног покрылись ледяными кристаллами.

Остался один. Я попытался его заморозить, но поток холодного воздуха столкнулся со сгустком пламени. В следующий миг всадник преобразился. Широкая, покрытая чешуёй морда прорезалась огненными прожилками, а кожа стала напоминать застывшую лаву. То же самое произошло и с руками.

В меня полетел ещё один огненный сгусток, от которого я успел увернуться, пригнувшись к шее лошади. Мой конь испуганно заржал, и я еле удержал его на месте. В ответ я выпустил морозный поток, но противник тоже уклонился и опять выстрелил в меня горящим шаром. Мне удалось сбить его холодом.

Мой огненный противник пустил лошадь рысью, описывая вокруг меня дугу и кидаясь на ходу небольшими пламенными сгустками. Мне же приходилось кружиться на месте и отбивать его атаки, либо уклоняться от них. Несколько раз я сшибал огненные снаряды своими чарами, потом удалось создать что-то вроде ледяного щита, который образовался примерно в метре от меня, однако он тут же исчез, когда в него ударился очередной комок пламени. Я выпустил в противника струю морозного воздуха, лёд охватил его тело, но тут же растрескался и отвалился, а чешуйчатый снова атаковал меня огнём.

Я понимал, что эта магическая схватка надолго не затянется. Рано или поздно я устану и не смогу отбивать огненные атаки. Я уже уставал. Вся надежда на то, что у противника силы закончатся быстрее.

Похоже, это и произошло, потому что чешуйчатый, выпустив последний огненный сгусток, выхватил саблю и ринулся на меня врукопашную. Я сбил пламя и тоже обнажил клинок.

Наши сабли зазвенели, лошади кружили впритирку друг к другу. Я парировал несколько ударов, и рубанул противника по голове, но сабля соскользнула по толстой коже шлема. Я еле успел уклониться, вражеский клинок прошёл надо мной, чуть не сбив треуголку, а я ткнул чешуйчатого в лицо. Остриё будто в камень ударилось.

Противник замахнулся, я отпустил поводья и схватил его клинок, а саблей снова ткнул в лицо. Результата это не дало. Но тут Черныш подался назад, я потянул на себя саблю противника, и тот, не успев выпустить её из рук, свалился с лошади.

Я тоже слез с коня. Противник пытался встать, а я выпускал в него потоки холода. Поначалу заморозить его не получалось: лёд трескался и отваливался. Но раз на пятый мне удалось-таки сковать врага. Тот сопротивлялся, но силы его были на исходе, огненные прожилки погасли, и лицо стало вновь обычным, если можно назвать обычным лицо, покрытое чешуёй.

Я вонзил ему в горло саблю. Доспех моего противника тоже оказался не совсем обычным. Это была бригандина. На груди её блестел позолоченный круг с кристаллом в центре. Однако не похоже, что он использовался для освещения.

В это время поднялся недомороженный чешуйчатый. Он ринулся на меня с саблей, я парировал два его удара и рубанул по шее. Остальные лежали неподвижно. Ледяная оболочка исчезла, но времени в морозном плену хватило, чтобы противники задохнулись.

Долго разглядывать поверженных врагов я не стал. Оружие и всё ценное можно собрать потом, а сейчас надо было понять, что творится в селе. Я залез на лошадь и поскакал на холм, с которого виднелись избы. После магической схватки я чувствовал себя выжатым, как лимон. Силы возвращались, но довольно медленно. Оказывается, у драконов тоже есть свои светлейшие. И это мне совсем не нравилось. А ещё не нравилось, что они забрели так далеко вглубь княжества. Теперь не только с морами, но и с кочевниками воевать придётся.

Схватка эта заставила меня понервничать, но сейчас я ощущал что-то вроде душевного подъёма от победы над противником. Во время боя адреналин бил ключом, и я внезапно понял, что мне это даже нравится. В прежней жизни ничего подобного я не ощущал: привык к мирному существованию, и в драки меня не тянуло. А теперь риск и сражения воспринимались совсем иначе. Впервые я почувствовал это во время драки в Ветряках, но тогда ещё не столь ярко. Подумалось, что это тоже влияние нового тела: какие-то рефлексы нервной системы, гормоны и прочее. Видимо, Даниил в прежние времена любил подраться. Не зря же он считал себя таким крутым фехтовальщиком. Или это сыворотка так действует? Чтоесли она влияет на поведение и личность человека?

Остановившись на холме, я стал рассматривать избы вдали. Очень скоро заметил среди них движение, потом увидел, как со стороны Глебово скачет большая группа всадников. Значит, драконы уже заняли село. Их тут было слишком много, чтобы вступать с ними в драку, тем более в моём состоянии. К тому же встреча с ещё одним магом могла закончиться для меня плачевно. Пожалуй, стоило ехать обратно и свернуть на дорогу, ведущую в поместье, чтобы предупредить его обитателей о нашествии, если те, конечно, ещё не в курсе.

Так и сделал. Вернулся к перекрёстку и по санным следам, что вели через лес, двинулся к реке. Было жаль оставленные ружья и лошадь. Теперь они попадут в руки чешуйчатых. Самое ценное — кристаллы и банку с пеплом — я, разумеется, таскал с собой, но оружие, скакуна и сбрую тоже можно было продать. А теперь мои трофеи безвозвратно утеряны. Впрочем, сейчас имелись проблемы и посерьёзнее.

Вдруг я увидел человеческую фигуру. Заросли закрывали обзор, мешая заметить её раньше. Это был бородатый мужчина, одетый в порты и длинную рубаху. Он брёл между деревьями совсем близко к дороге. То, что передо мной — не человек, я сразу понял по его неестественно резким движениям.

Я пришпорил коня. Лес скоро заканчивался, дорога спускалась к реке, а потому я надеялся, что успею удрать, прежде чем существо обнаружит меня. Вот только было поздно. Оно меня заметило, и за спиной я услышал протяжный вой, а потом рычание: монстр ринулся следом.

Я соскочил с седла, выхватил саблю и вонзил её в живот существа, которое чуть не сбило меня с ног. Я еле устоял под его бешеным напором. Однако получив удар, тело быстро обмякло, и я, вытащив саблю, вскочил в седло и принялся со всей силы лупить коня каблуками. А в чаще уже раздавался вой. Захрустели ветви под ногами и лапами. Меня преследовали.

Дорога вышла из леса, конь сбежал вниз к реке, и мы оказались на покрытом снегом льду. Черныш поскакал резвее: снег был глубоким лишь около берега, где нанесло целый сугроб, а дальше шла ровная белая гладь.

Я направлял Черныша по санному следу, надеясь, что на пути не образовалось полыньи, и что лёд не подтаял во время вчерашней оттепели. А позади слышались вой и рычание: твари не отставали.

Когда мы были на середине реки, я обернулся. Из леса выскочила огромная, величиной с дом, туша на четырёх коротких лапах. Я разглядел три оскаленные пасти, что торчали из серого бесформенного куска плоти. Понятия не имел, как эта тварь тут оказалась, зато ясно осознал, что дела плохи. Туша бежала очень быстро, быстрее моего Черныша, а я не был уверен, хватит ли у меня сил заморозить эту громаду.

Я принялся ещё сильнее погонять Черныша, и вскоре мы оказались на другом берегу, теперь предстояло подниматься в гору. Позади я услышал треск. Обернулся. Огромное существо барахталось в реке. Лёд не выдержал такой массы.

Следующий раз я оглянулся, когда мы с Чернышом преодолели подъём. Здоровая мора так и бултыхалась в полынье, а бежавшие за ней «собаки» либо тоже провалились, либо остановились на том берегу. Меня больше не преследовали, но я всё равно поспешил прочь.

Когда подъезжал к поместью, услышал выстрелы. Похоже, опоздал: кочевники уже напали на особняк. Вскоре я увидел берёзовую рощу, озеро и зелёную крышу летнего дома. Дом этот, как и основное жилище помещика, находился на берегу, но вдали от других построек. Именно сюда Василий Васильевич и поселил крестьян, успевших убежать из села в ту страшную ночь, когда в Высокое явился хворый.

Возле летнего дома царила суета. Там находились нескольких чешуйчатых. Двое — верхом, ещё трое вытаскивали на улицу людей. Пятеро. А могло оказаться и больше. И кто знает, нет ли среди них магов? Но это была единственная дорога в поместье, иного пути я не видел.

Я вытащил саблю и ринулся на врагов. Решил попробовать одолеть врукопашную, а чары применить только в самом крайнем случае. В преддверии очередной схватки я снова ощутил адреналиновый всплеск. Страх, волнение — всё куда-то ушло.

Пистолеты мои были заряжены, но я решил не тратить сейчас пули с порошком кристалла, которых и так уже оставалось немного, а поберечь для мор.

Драконы заметили меня слишком поздно. Двое конных выхватили сабли и ринулись навстречу. Остальные трое побежали к лошадям.

Первым на меня налетел полный малый с широкой змеиной физиономией. Я отбил его саблю и полоснул по лицу. От клинка второго увернулся, и со всей силы ударил остриём в шею. Всадник рухнул в снег. Толстый малый держался за лицо. Доспехов на нём не было, кроме стёганки и я вонзил саблю ему в живот. Со стороны дома загрохотали выстрелы: остальные трое уже сидели верхом и палили в меня из ружей и пистолетов. Пуля ударила в плечо, но вреда не причинила: ледяная защита по-прежнему действовала. Я погнал Черныша на врага. Черныш оказался не из трусливых. Не обращая внимания на выстрелы, он ломился вперёд, словно и сам желал растерзать противника.

Я вклинился между врагов и принялся рубить направо и налево. Одному попал по плечу. Второй замахнулся длинной изогнутой саблей, я отбил её и ударил в ответ. Клинок мой звякнул о полукруглый железный шлем противника. Я увернулся от сабли третьего. Колющий удар — и у чешуйчатого из горла брызнула кровь.

Фехтовальщик из меня оказался отменный. Моё новое тело имело хорошую реакцию и двигалось чётко и быстро. Одну только странность заметил: махать этой саблей было несколько некомфортно — словно я привык к какому-то другому оружию. Но им и не полагалось махать. Да и наверняка княжеский отпрыск чаще упражнялся со шпагой или палашом.

Я скрестил сабли с остальными двумя воинами. Парировал удары то одного, то другого. Они кружили вокруг, пытаясь достать длинными изогнутыми клинками. Меня подмывало применить чары, но я решил пока силы не тратить (кто знает, со сколькими врагами ещё придётся столкнуться?), да и левая рука была занята удержанием поводьев.

Наконец я вырвался из окружения. Парировав очередной удар, я рубанул врага в ключицу, а потом воткнул клинок ему в горло. Второй под моим натиском упал с лошади и я, спрыгнув на землю, добил его.

Возле крыльца лежали шесть порубленных саблями человеческих тел. Повсюду виднелись кровавые следы. Теперь картина дополнилась трупами пяти чешуйчатых. Оставшиеся крестьяне убежали обратно в дом.

Я убрал в ножны свой короткий клинок и взял саблю одного из кочевников, вскочил в седло и погнал к особняку. Судя по звукам, там по-прежнему шёл бой. Меня полностью захватил азарт битвы, и я не желал останавливаться.

Возле конюшни встретился ещё один чешуйчатый, я его тоже зарубил и помчал дальше. Обогнул флигель и остановился. Враг отступал: по аллее, что вела к дому, улепётывала группа всадников. Неподалёку расхаживали или стояли над телами убитых с десяток лошадей. Две лошади лежали в снегу раненые. Не белом полотне чернели тела. Бояре достойно встретили драконов, но и те нанесли кое-какой ущерб: женский флигель дымился. Наверное, огневики тут тоже побывали.

— Даниил! — крикнул Игорь Изяславич из открытого окна на втором этаже. — Рад приветствовать вас снова. Вы подъехали как раз вовремя.

— Добрый день! — ответил я. — Боюсь, я опоздал. Смотрю, вы и сами справились, пока я возился с чешуйчатыми возле летнего дома.

— В любом случае, мы рады вашему возвращению. Заходите в дом, пока атака не повторилась.

На первом этаже было много народу, в воздухе висела сизая дымка, пахло горелым порохом. Тут собрались наёмники и слуги, которые защищали особняк с оружием в руках. Несколько человек оказались ранены. В гостиной я заметил Дарью, но она даже не взглянула на меня. Да и я не успел подойти поздороваться. Игорь Изяславич спустился мне навстречу и сказал, что есть разговор. Мы оправились на второй этаж.

— Как видишь, Даниил, мы попали в очень скверную ситуацию, — сказал боярин, когда мы вошли в спальню. Он приблизился к окну и уставился вдаль. — Присаживайтесь. Наверное, устали с дороги. Прошу прощения, что позвал вас вот так вот сразу, но разговор не терпит отлагательств. Как видите, произошло нападение. Чешуйчатые вторглись в княжество. Беда не приходит одна. Я должен точно знать, какими силами мы располагаем. Вы обдумали моё предложение, Даниил? — боярин повернулся ко мне и пристально посмотрел в глаза.

— Ваше предложение весьма заманчиво, — проговорил я. — Но при всём уважении, я считаю, что оставаться в поместье не самая хорошая идея.

— Мы здесь и не останемся, — боярин сел в кресло за чайным столиком. — В ближайшее время мы все отправимся в Ярск. Это уже решено.

— Значит, нам по пути, — я устроился в кресле напротив. — Тоже намереваюсь ехать в Ярск, и если могу чем-то помочь, я к вашим услугам.

— Рад это слышать, Даниил. Тогда хотел бы обсудить с вами вот какой вопрос, — Игорь Изяславич заговорил тише. — В ваше отсутствие в поместье произошёл казус, и я подумал, что вы должны об этом знать, как и все те, кто стал невольным участником недавних событий в Глебово. Случай этот весьма прискорбный, и он не только бросает тень на всю нашу семью, но и может навлечь некоторые подозрения на всех в этом доме и особенно на тех, кто позавчера был в той деревне. А потому я взял обещание со всех жильцов дома, что до поры до времени они не станут распространяться о том, что случилось здесь.

— Что бы это ни было, я обещаю не разглашать... ваши тайны, — серьёзно проговорил я, недоумевая, что такого ужасно могло произойти в моё отсутствие.

— Хорошо, я очень надеюсь на ваше благоразумие. Видите ли, сегодня были убиты епископ Адриан и его помощник, — проговорил Игорь Изяславич.

Я удивился. Убит епископ? Но кто мог это сделать.

— Обоих убил мой племянник, Владимир, — закончил фразу боярин.

Глава 25

Новость про убийство епископа меня несколько шокировала.

— Зачем? — спросил я.

— На него сильно подействовали слова той девушки, — спокойно произнёс Игорь Изяславич.

— Но мне показалось, он наоборот...

— Никто из нас не думал, что мой племянник пойдёт на такое, — прервал меня боярин, — но что случилось, то случилось. Ещё раз повторяю: и в наших, и в ваших интересах пока не говорить никому о произошедшем.

— Как я и обещал, язык мой останется за зубами столько, сколько потребуется. Но что вы намерены делать дальше? Об этом рано или поздно всем станет известно. И где сейчас Владимир Дмитриевич?

— Здесь, в поместье. Он заперся во флигеле. Разумеется, по возвращении Владимир отправится под суд. Проблема вот в чём: никто, особенно следственный отдел, не должен знать о том, что мы слышали и видели в деревне. Нас всех будут допрашивать, будут интересоваться, почему Владимир сделал это, где мы были и чем занимались в день перед убийством. Что мы ответим? Что нам явилось бессмертное существо и велело убивать посвящённых? Нас всех тут же заподозрят в ереси и в сговоре.

— И как тогда быть?

— Я подумаю над этим вопросом по дороге в Ярск.

Даже само по себе убийство священнослужителя являлось ситуацией из ряда вон выходящей, но больше всего меня удивило то, что сделал это именно Владимир — человек, который сильнее всех возмущался сказанным Ноэмой. Наверное, так он пытался заглушить собственные сомнения. И ему не удалось...

Зато теперь я, кажется, догадался, кто такие посвящённые. Епископ был посвящённым, его помощник — тоже. На службе церкви стояла целая когорта уродцев, и их почему-то называли посвящёнными. И если верить словам Ноэмы, сокращение их поголовья спасёт Явь от Мары и следующего за ней Хаоса, а их полное уничтожение и вовсе устранит третью ипостась Бытия. Но что это значило для нас — тех, кому открылось знание? Нам требовалось взять в руки оружие и резать уродливых священнослужителей? Кажется, я был не готов к такой миссии. Но что, если это, и правда, спасёт мир людей от грядущего кошмара?

— Вы тоже сомневаетесь? — спросил я боярина. — То, что мы все видели и слышали...

— Я бы предпочёл воздержаться от обсуждения данной темы, — сухо и даже как-то резко проговорил Игорь Изяславич.

Я кивнул. Оно и понятно: никому не охота вести еретические речи, да и мне не стоило это делать.

— Сейчас есть более актуальные вопросы, — продолжал боярин своим обычным спокойным тоном. — Завтра мы должны покинуть поместье, отправиться в Ярск и там дождаться подкрепления. Не думаю, что чешуйчатые рискнут снова напасть после понесённых потерь. Им проще обойти поместье, чем заваливать его трупами своих воинов. Но есть и другая проблема: мы отрезаны от остального княжества. Дорога к Ярску ведёт через Высокое, а Высокое занято кочевниками. Да и кто знает, как далеко на север они продвинулись и сколько деревень захватили? Возможно, придётся прорываться с боем, а сил у нас немного.

— Тогда почему бы не поехать другим маршрутом? — предложил я. — Есть дорога, ведущая к ледовой переправе западнее отсюда. Дорога эта выходит на тракт, по которому тоже можно добраться до Ярска. Это дольше, придётся делать большой крюк по деревням, зато не надо прорываться через Высокое.

Игорь Изяславич задумался, а потом проговорил:

— Что ж, пожалуй, у нас нет иного выхода. Сможете показать маршрут?

— Могу, но есть проблема: старая переправа разрушена. Сегодня там провалилось под лёд огромное существо. Но, я уверен, поблизости можно найти другое место.

— Значит, будем искать, — спокойно проговорил боярин. — Возьмётесь?

— Почему бы и нет?

— Тогда, раз уж мы всё равно завели об этом разговор, давайте обсудим условия нашего дальнейшего сотрудничества.

Игорь Изяславич снова толкнул речь о том, что сражаться с порождениями Сна есть свящённые долг для каждого светлейшего, и предложил тридцать рублей за месяц службы. Деньги по местным меркам очень неплохие. При этом я мог в любой момент уйти, получив расчёт за отработанные дни.

Никогда бы не подумал, что пойду в наёмники. Воевать за деньги? В прошлой жизни ни за что бы на такое не согласился. Я был обычным компьютерным мастером, которому однажды стукнуло в голову открыть собственную фирму и кому повезло не прогореть в первые три года. Я никогда не задумывался о своём предназначении или цели, просто жил, как живётся, и брался за всё, что попадается под руку. Одним словом, выживал. И так — изо дня в день, год за годом. Примерно тем же пришлось заниматься и здесь, только иначе. И по старой привычке я, естественно, схватился за первую же возможность, чтобы подзаработать. Поначалу, когда только выбрался из Сна, я подумывал тоже открыть какой-нибудь бизнес. Или на худой конец, таскаться в Сон, добывать кристаллы. Но судьба распорядилась иначе: мне предстояло стать наёмником у какого-то знатного рода. И самое интересное, я был совершенно не против этого. У меня есть определённые навыки и способности. Почему бы не зарабатывать ими?

Одна вещь всё же могла стать камнем преткновения, и я не мог об этом умолчать, ведь лучше сразу расставить все точки над «и».

— Боюсь, есть то, что может помешать нашему сотрудничеству, — сказал я. — Вы знаете, какой природы мои чары? Епископ Адриан поставил вас в известность?

— Советую поменьше об этом распространяться, — сухо ответил Игорь Изяславич и пристально посмотрел мне в глаза.

— Понял, — кивнул я. — Тогда мне не остаётся ничего другого, кроме как согласиться на ваши условия.

* * *
Сборы шли остаток дня и всю ночь, а утром, едва начало светать, нас с Дарьей отправили на разведку. Мы должны были найти новую переправу и выяснить обстановку в деревне Бережки — той самой деревне, где я встретился со жнецом.

Бояре остались с обозом. Ярослав чувствовал себя гораздо лучше, и даже мог самостоятельно передвигаться. То ли у светлейших раны заживали быстрее, чем у обычных людей, то ли у Малютиных с собой имели какие-то особые средства. Владимир же пребывал в подавленном состоянии. Я увидел его лишь утром. До этого он сидел, запершись в комнате.

Дарья теперь общалась со мной сухо и официально. Пока мы ехали, девушка ни разу не заговорила первой, а на все мои вопросы отвечала односложными фразами. Мне казалось, что сейчас не лучшее время выяснять отношения, но на душе всё равно кошки скреблись. Тяжело находиться рядом с человеком, который на тебя обижен.

Добрались до переправы. На белоснежной глади виднелась огромная полынья. Она тянулась от середины реки до нашего берега. Следы существа вели к лесу на горизонте.

— Эта тварь бродит где-то поблизости, — проговорил я, осматривая на следы, — надо быть очень осторожными. Она огромна.

— Хорошо, как скажете, — произнесла Дарья и направила лошадь вдоль берега.

Я двинулся следом и поравнялся с девушкой. Так мы и ехали молча. Я глядел то на берег, ища подходящий спуск (берег был довольно обрывистым), то в поле, высматривая здоровенного монстра. Местность была ровной, растительности немного, и лошади спокойно ступали по торчащей из снега сухой траве.

Наконец, мне надоело играть в молчанку. Эта обида на пустом месте начинала злить, особенно сейчас, когда в любой момент могло понадобиться прикрыть друг другу спину.

— Может, хватит дуться? — спросил я. — Сейчас не самое подходящее время.

— Как скажете, — ответила Дарья с подчёркнуто холодной вежливостью.

— И хватит обращаться ко мне так, словно мы на официальном приёме, — проговорил я. — Честно сказать, у меня нет ни малейшего желания выяснять отношения, но ты ведёшь себя глупо. У меня были дела, и я не мог долго беседовать. Я совсем не хотел тебя обидеть или оскорбить. В любой другой день с радостью пригласил бы тебя в гости, но тогда был, наверное, самый неподходящий момент из всех возможных. Извини, если что не так, и... прекращай уже обижаться.

— Я не обижаюсь, — вздохнула Дарья. Теперь в её голосе не чувствовалось прежней холодности. — Просто всё так... по-дурацки получилось. Я немного выпила и... не знаю, что на меня нашло. Извини. Со мной постоянно так, — она вдруг натянула поводья и указала куда-то вдаль: — Смотри: там — две.

Я тоже остановился и пригляделся: по полю шли «собаки».

— Надо уничтожать, — сказал я.

Подъехали поближе. Когда до «собак» оставалось шагов тридцать-сорок, Дарья метнула в них светящиеся каменные осколки, которые продырявили насквозь обоих существ. Дело сделано, можно было двигаться дальше.

— Жаль, мои чары не обладают такой дальностью, — посетовал я. — Шагов на десять бьют, не больше.

— Этому надо учиться, — ответила Дарья. — У меня тоже не сразу стало получаться.

— Я не знаю, у кого учиться ледяным чарам. Мой талант, как говорят, довольно необычен.

— А что ты умеешь? — девушка с интересом посмотрела на меня. — Какая у тебя способность?

Я продемонстрировал: создал несколько ледяных фигур. Дарья с интересом наблюдала за процессом.

— Действительно необычно, — согласилась она. — Даже не знаю, кто бы мог тебя научить управляться с такими чарами. Они немного похожи на чары солнечного камня — тоже твёрдая материя. Может быть, помогут упражнения, которые делаю я?

–Научишь?

— Если хочешь, покажу, как время будет.

Мы снова ехали молча. Берег всё ещё был слишком крутым для того, чтобы спустить к реке лошадей и сани. На пути возник небольшой овражек, пришлось искать место, где его пересечь. Вдоль него росли деревья и кустарник, где могли прятаться моры, и нам было не до разговоров.

Но вот овраг мы миновали и снова оказались в поле.

— Тебя тоже Малютины наняли? — заговорила первой Дарья. — За тридцать рублей?

— Да, теперь я стал наёмником. А тебе, наверное, не впервой?

— Прежде я не нанималась к другим кланам. Предпочитаю ходить в Сон, добывать кристаллы. Бывало водила группы сноходцев. Но поскольку последние полгода я вообще ничего не делала, и средства мои подходят к концу, это тоже неплохой вариант.

— Почему ты ушла из дома? — поинтересовался я.

Дарья некоторое время молчала, и я уже подумал, что я спросил что-то очень личное.

— Просто не захотела идти путём, предначертанным дочери знатного рода, — проговорила она.

— Не самая ужасная участь, — заметил я.

Дарья усмехнулась:

— Моя душа требовала другого.

— И чего же?

— Мне нравилось фехтовать, стрелять из ружья, тренировать чары, ездить верхом. А от этих корсетов, платьев, и ханжеских манер меня, признаться, порядком тошнило.

— Другие знатные дамы не очень страдают, — улыбнулся я, подумав, что подобные взгляды больше характерны для эпохи, в которой я жил прежде.

— Я — не другие, — отрезала Дарья. — Там хороший спуск, — указала она на пологий берег далеко впереди, где река делала изгиб. — Надо проверить лёд.

Снова повисло молчание, которое Дарья опять нарушила первой:

— Во времена тёмных веков все женщины из знатных родов развивали таланты, а многие ещё и владели оружием. А сейчас надо вести себя так, будто ты — кукла, а не человек вовсе.

— Тогда жизнь была другой, — сказал я. — Жалеешь, что не в тёмные века родилась? Кто знает, вдруг они скоро вернутся?

— Ты про слова той девки с белыми волосами?

— Да тут и без слов понятно: когда столько мор выходило из Сна?

— Может быть, ты и прав... — задумчиво произнесла Дарья.

— Точнее, она права,— поправил я. — Что вообще думаешь по поводу сказанного Ноэмой? — я почему-то решил, что Дарья охотнее, чем остальные, поделится своими мыслями, и я узнаю что-нибудь новое.

— Даже не знаю, что и думать, — произнесла Дарья и, помолчав, добавила. — Знаешь, я и сама никогда не любила посвящённых. Мало того, что уроды жуткие, так ещё и нравоучения их терпеть не могу. Но то, что говорила та девка — чушь какая-то. Она как будто бредила.

— Уроды, это точно, — согласился я. — Почему они такие?

— А ты не знаешь? — усмехнулась Дарья. — Я думала, все давно уже знают. По закону все семьи священников должны отдавать церкви своего первенца. Младенцев с детства накачивают пепельной смолой, и те, кто выживает, становятся посвящёнными. Именно смола их так уродует. Вот только выживает в лучшем случае один из десяти детей.

Информация показалась мне любопытной. Получается, в самой церкви полно «тёмных». А что если они действительно своим коллективным разумом негативно влияют на некое инфополе, порождая ужасы Сна? Не зря же Ноэма сказала, что тот, в ком пепельная смола, обладает особой силой.

— Ну вот, теперь и я знаю, — произнёс я. — А зачем они это делают? Разве церковь не считает пепельную смолу злом?

— Даже не спрашивай, — поморщилась Дарья. — Я в их теологии ни в зуб ногой. Кажется, они считают, что таким образом подчиняют тьму или что-то вроде того... Но скорее всего, они это делают, желая получить силу.

— И какая у них сила?

— Да разная. Некоторые могут исцелять или создавать артефакты. Другие — подавлять волю. Таких в следственный отдел обычно назначают. Не слышал что ли?

— Не интересовался, — ответил я.

Мы подъехали к пологому склону и спустились к реке. Спешились и медленно двинулись по льду. Левее на противоположном берегу виднелись домики — деревня Бережки. Туда-то мы и направлялись. Больше всего я опасался встретить жнеца. Конечно, я слышал, что они только ночами бродят, но мало ли, что этому взбредёт в голову? Кочевников я не боялся. Их, по крайней мере, можно убить. Однако, обследовав деревню, мы не встретили ни мор, ни чешуйчатых, и поехали обратно.

— Ну а ты расскажешь что-нибудь о себе? — спросила Дарья. — Почему ушёл из дома?

— Ну... меня все ненавидели, презирали, да и вообще пытались убить. Устал от этой нездоровой атмосферы.

— За что же тебя хотели убить? — удивилась Дарья.

— Я же был бесталанным. Или ты никогда об этом не слышала? Я не владел чарами, и меня считали незаконнорожденным.

— Может, и слышала. Забыла. Как-то не вникала в личную жизнью княжеской семьи. Но теперь-то ты владеешь чарами, значит, ты — светлейший.

— Только они какие-то странные.

— Твои чары — тёмные.

— Ты тоже это заметила?

— Конечно! У тебя в глазах появляется темнота. Если хоть раз такое увидишь, ни с чем не спутаешь. А я видела. Мой дед тоже на старости лет начал принимать сыворотку. И сколько бы епископ не стращал погибелью души и вечной Бездной, дед слал его в эту саму Бездну и говорил, что вертел все эти угрозы на... в общем, ты понял

— Так и говорил? — удивился я. — Епископу? Смелый у тебя был дед. Вот в кого ты такая, оказывается.

— Он научил меня почти всему, что умею, — печально вздохнула Дарья. — Вот только быстро сошёл с ума и последний год жизни валялся в кровати, ходил под себя, и выл ночами на весь дом.

— Ну если уж им следственный отдел не заинтересовался, то мной и подавно не будет заниматься, — рассудил я.

— Не знаю, не знаю... Я бы советовала тебе быть осторожнее с этим, — девушка серьёзно посмотрела на меня. — Раньше всё было совсем иначе. После того, как Марцелл XIII стал первосвященником, следственный отдел лютовать шибко начал. Постоянно кого-то казнят. Я слышала, в Монтверне и Венцборке были суды над светлейшими. У нас, в Моравии, до такого ещё не дошло, но кто знает? Я предпочитаю от следаков держаться подальше. Они к чему угодно могут прицепиться. А тебе и подавно не стоит им попадаться. Не знаю, насколько это правда, но говорят, лет двести церковь так не лютовала, как последние три года.

— Лет двести?

— Ну да, с тех пор, как началась эра Процветания.

— Так вот что случилось, оказывается, — пробормотал я.

— Ты про что?

— Да так, не бери в голову.

Всё сходится. Церковь усилила репрессии, и если посвящённые действительно как-то влияют на происходящее во Сне, их активная деятельность могла явиться причиной появления брешей. А ещё Ноэма говорила, что посвящённых стало слишком много...

Я до сих пор не понимал, как это работает, зато понял, что тут нельзя рассуждать привычными мне категориями. В мире этом действовали совершенно иные причинно-следственные связи. Вот только объяснил бы мне их кто. А то ведь, кажется, даже местные не знают, что и почему происходит в их мире.

Больше мы с Дарьей почти не разговаривали. Я скакал впереди, внимательно глядя по сторонам. Девушка ехала сзади. Лошади бежали рысью. Надо было торопиться. Чешуйчатые могли добраться до Бережков раньше нашего обоза, и тогда этот путь тоже окажется закрыт.

Так мы и доехали до особняка. Караван уже собирался выдвигаться в путь.

А где-то через пару часов мы снова были возле переправы. Никто не знал, насколько прочный тут лёд и выдержит ли он гружёные сани, а потому приходилось действовать на свой страх и риск. Все спешились и цепочкой перевели лошадей на другую сторону, затем медленно, по одному, двинулись сани. Вначале — возок епископа, в котором лежали два мёртвых тела, потом — сани с провиантом и вещами.

Я, Василий Васильевич и Игорь Изяславич стояли на берегу, наблюдая за ходом переправы. Дело было почти закончено. Остались лишь трое саней, под завязку гружёные мешками с зерном. Первые выехали на лёд, мужик в тулупе медленно вёл под узды лошадь, которая шагала по утоптанной дороге.

Лёд держал, и казалось, всё будет в порядке. Но вдруг следующий возница, не дожидаясь, пока впередиидущие сани пересекут реку, погнал лошадь вперёд. Да так погнал, что начал стремительно догонять первого. За ним сорвались с места последние сани.

— Э, вы чего творите! — гаркнул во всё горло Василий Васильевич и замахал руками. — А ну назад, дурни! Куда всей гурьбой попёрли?

Но мужики не останавливались. Они тоже что-то кричали нам, но мы не могли разобрать. И тут мы поняли, что стало причиной суматохи: на противоположном берегу показалась огромное существо. Оно гналось за телегами.

Лошади ускорили бег, все три телеги одновременно оказались на середине реки. А в это время жуткий монстр с тремя пастями сбежал вниз и тоже оказался на льду. С громогласным рычанием он рвался вперёд, и лёд затрещал под его лапами.

Глава 26

Огромный монстр лежал в снегу. На его лапах до сих пор бугрился лёд. Кожа со всех трёх голов слезла, обнажая черепа, покрытые чёрной вязкой жижей из расплавившихся мышц и сухожилий, а в левом боку зияла дыра, сквозь которую проглядывали обломки рёбер. Тьма больше не пылала в глазницах — существо было мертво.

Монстр провалился сразу, едва оказавшись на льду. Провалились и телеги вместе с лошадьми, возницами и грузом. Холодная вода поглотила всё и всех. Вот только для моры река не стала помехой: существо пробежало по дну и выскочил прямо на нас. Однако мы уже были готовы к встрече, и едва три уродливые пасти показались на поверхности, на них обрушились наши чары. Монстр всё же добрался до берега, но тут ему и пришёл конец.

Расправившись с уродливой громадой, Игорь Изяславич, Ярослав и Дарья вскочили на лошадей и поехали вслед за обозом, я же ещё некоторое время стоял и смотрел на полынью, думая о тех, кто только что погиб в холодной воде. Их постигла та же участь, что и меня не так давно. В ушах до сих пор стояли вопли проваливающихся под лёд возниц и испуганное ржание лошадей. Вот только мы ничем не могли им помочь. Надо было защитить от монстра тех, кто уже успел переправиться. И мы это сделали. А теперь предстояло продолжить путь.

Я залез в седло и поехал за обозом. Мы торопились. Драконы сюда ещё не пришли, но могли появиться в любую минуту, и никто не хотел новой стычки.

Путь до Ярска по окольному тракту был не близок: вёрст пятьдесят, не меньше. Но главное, что мы покинули поместье и оказались в безопасности. Разумеется, очень скоро, как только подойдёт подкрепление, мы планировали вернуться, чтобы очистить местность от чудовищ, топчущих моравскую землю.

* * *
Ярск оказался небольшим городком, раскинувшимся на берегу полноводной реки. Серые домики толпились на прибрежном склоне, а над ними возвышались шпили колоколен, увенчанные глазом в треугольнике — символом стефанианской религии.

Местность была холмистая. Дорога, по которой мы ехали, вела по высокому обрывистому берегу. Ещё на подъездах к городу мы увидели длинный каменный мост через реку и вдали, на вершине одного из холмов — большое серое здание. Как мне объяснили, это — монастырь. Однако монастырь тот был непростым: монахи, проживающие там, все, как один, являлись посвящёнными. Считалось, что близость подобного заведения есть великое благословение для города, рядом с которым оно находится.

На подъездах к Ярску нам стали попадаться кибитки, повозки и сани, расположившиеся на склоне холма вдоль дороги. Повсюду горели костры, вокруг огня грелись крестьяне, одетые в тулупы, валенки и тёплые меховые шапки — беженцы, искавшие защиту в городе. В Ярске имелась каменная крепость с небольшим гарнизоном, но беженцев, кажется, пока туда не пускали, и им приходилось мёрзнуть под открытым небом.

А погода сегодня стояла особенно морозная. Я этого почти не ощущал, если не считать противного холодка внутри, а вот спутники мои все, как один, кутались в плащи, закрыв высокими воротниками лица от промозглого ветра.

Миновав пригород, мы достигли окраины Ярска. Дорогу нам преградили четыре солдата. Поверх мундиров они носили длинные епанчи, подбитые мехом, треуголки же были надеты прямо на тёплые колпаки. Выглядело это забавно, но бойцов, вынужденных торчать целый день на морозе, это мало заботило. Даже унтер-офицер напялил под треуголку шапку, а мундир, судя по раздувшейся фигуре, надел поверх тулупа.

— Назовитесь! — приказал унтер-офицер осипшим голосом. — По какому делу в Ярске?

— Бояре Малютины, — представился Игорь Изаславич, натягивая поводья. — Отойдите прочь с дороги.

— Прошу прощения, господин, — поклонился унтер-офицер, — не признали. Эти люди с вами? — он кивнул на обоз из саней, на которых сидели слуги и те немногие крестьяне, кому повезло остаться в живых после всех бедствий, обрушившихся на Высокое.

— С нами. А в чём дело? — спросил боярин.

— Ещё раз прошу прощения, господа, — проговорил унтер-офицер. — Очень много беженцев в округе. Приказано не пускать их без особо важного дела. Так же на улице запрещено разводить костры, — добавил он, хотя это, казалось бы, и так очевидно. — Можете проезжать, но я обязан предостеречь вас от посещения кварталов к северу от базарной площади.

— А что случилось? — нахмурился Игорь Изяславич.

— Произошёл инцидент, — отрапортовал унтер-офицер, — в нескольких кварталах в северной части Ярска исчезли все люди.

— Что значит, исчезли? — грозно проговорил Василий Васильевич, который ехал за Игорем Изяславичем. — Что за ерунду ты несёшь?

— Милостивые господа, — не дрогнувшим голосом произнёс унтер-офицер. — Это никак не является ерундой. Происшествие случилось вчера днём. Кварталы опустели, и все жители пропали. Сейчас эта часть города оцеплена.

— Как это понимать? — в голосе Василия Васильевича чувствовался страх. — Что значит, исчезли? Не могли же люди просто взять и исчезнуть?

— Никак не могу знать, — ответил унтер-офицер.

— Но там... мой дом, — голос пожилого помещика дрожал. — Жена, дочери. Как так исчезли?

— Не стоит волноваться раньше времени, — обернулся к нему Игорь Изяславич. — Мы сами сходим и всё выясним. Уверен, это просто недоразумение.

— Сон станет Явью, — вдруг проговорил себе под нос Владимир.

— Что вы имеете ввиду? — повернулся я к нему.

— Сон станет Явью, — проговорил он громче. — Так сказано в писании.

— В апокрифе, — поправил Игорь Изяславич. — В писании такого нет.

— Какая разница... — пробормотал Владимир. — Если исполнилось, какая разница?

— Поехали! — скомандовал Игорь Изяславич, не ответив на реплику племянника.

Город нас встретил узкими улочками, напоминающими средневековые, зажатыми между грубыми каменными стенами домишек с маленькими окошками. Всё это я уже видел во Сне. Однако тут, в отличие от Сна, кипела жизнь. По улицам ходили люди, иногда проезжали повозка или всадник, а из печных труб в серое пасмурное небо поднимался дым. Горожане расступались и жались к стенам, пропуская нашу делегацию, которая заняла всю улицу.

Особняк Малютиных находился в восточной части Ярска на окраине. Это было длинное двухэтажное здание П-образной планировки, окружённое решётчатой оградой. Главный фасад украшали скульптуры, колонны и арки, по второму этажу тянулся балкон с витыми периллами. По сравнению со скромным жилищем Черемских, дом Малютиных выглядел настоящим дворцом.

Клан бояр Малютиных, как я понял из разговоров, владел обширными землями вокруг Ярска и Городца — относительно крупного города в двадцати пяти вёрстах к северо-западу отсюда. Земли в окрестностях Ярска и южнее принадлежали Игорю Изяславичу, а севернее находились владения двух его братьев, старший из которых, Добрыня Изяславич, являлся главой рода Малютиных. Ярослав и Владимир же были сыновьями второго брата, который в настоящий момент был в отъезде.

Так же благодаря разговорам, я, наконец, стал немного разбираться, как устроено местное общество.

У каждого крупного боярского клана был свой глава — им становился старший наследник прежнего главы. Глава этот являлся правителем земель, принадлежащих роду, а его братья и прочие родственники считались по отношению к нему кем-то вроде вассалов. Княжеский род имел такую же иерархию, но с одним отличием: князь являлся главой не только собственной семьи, ему присягали на верность ещё и главы всех боярских кланов на территории кнжества. Как я понял, такая система была призвана удержать вотчины от дробления, ведь несмотря на постоянное деление земель между многочисленными наследниками, они всё равно оставались единой формацией, управляемой одним лицом. Не знаю, насколько это практично и удобно, но исторически тут сложилось именно так.

А сейчас в княжеской семье наметился раскол. Средний брат обвинил старшего в убийстве отца, и вот уже неделю, а то и больше Великохолмское княжество находилось в подвешенном состоянии. Сторонники имелись как у Гостомысла, так и у Вячеслава.

Но Малютиным сейчас было не до княжеских разборок. Несколько дней назад, когда они только приехали в поместье близ Высокого, никто не знал, сколь велика опасность. Бояре рассчитывали уничтожить мор за неделю, максимум, за две. После похода к бреши и гибели дружинников стало ясно, что силами трёх (или даже пяти, если считать нас с Дарьей) светлейших тут не обойтись. А потом и вовсе пришли кочевники. Теперь без армии делать тут было нечего.

Особенно нас всех шокировал инцидент в Ярске. Сомнений ни у кого не оставалось: в Яви творится что-то ужасное, и очень скоро это коснётся всех. Поэтому по приезде домой, Игорь Изяславич незамедлительно отправил гонца к главе рода в Городец с письмом, в котором подробно описал ситуацию и просил призвать на помощь соседей.

Меня разместили в одной из гостевых комнат в западном крыле на втором этаже. Спальня имела отдельную уборную. Не знаю, как в больших городах, а тут ни водопровода, ни канализации не наблюдалось. Но даже в таких условиях мне удалось-таки привести себя в порядок.

Напротив кровати с балдахином стояло ростовое зеркало. Помня опыт общения с собственным отражением, я попросил слугу закрыть это окно в потусторонний мир. Возможно, конечно, здесь, в Яви прежний жилец моего тела не будет мне надоедать, но точно ли это, я не знал, да и вообще зеркала меня теперь нервировали.

Смыв с себя пот и грязь, я почувствовал невероятное облегчение. Плюхнулся в мягкие перины и лежал так, наслаждаясь долгожданным покоем. В комнате было чисто и уютно, на стенах висели подсвечники (возможно, они назывались иначе, но я окрестил их так за внешнее сходство) с кристаллами, которые наполняли помещение мягким успокаивающим светом. На стене напротив висела большая картина в рамке с облупившейся позолотой. На картине был изображён летний лес. Я смотрел на полотно, и мне хотелось сейчас оказаться там, где зелено и солнечно. Я хоть и не мёрз при низкой температуре, а всё равно душа просила тепла.

Снова вспомнились слова Ноэмы. Она говорила, что близятся тёмные века и Хаос. А вдруг загадочное исчезновение горожан — и есть предвестие грядущего кошмара? «Сон станет Явью», — озвучил Владимир какое-то древнее пророчество. Никогда я всерьёз не относился к пророчествам, но происходящее ясно давало понять: в мире этом что-то не так. Я подумал о монастыре на холме. Неужели посвящённые наколдовали?

За этими мыслями я не заметил, как задремал. Вот только поспать не дали: постучался слуга, позвал ужинать. Я надел камзол, повязал платок на шею и вышел.

Просторная столовая была залита ярким, но приятным светом кристаллов. На потолке висела хрустальная люстра, на длинном столе стояли подсвечники, посуда блестела серебром.

За столом расположились Игоря Изяславич с семьёй, Василий Васильевич с сыном, Дарья и два незнакомый господина. Один был одет в строгий чёрный жюстокор, застёгнутый почти на все пуговицы, кроме верхних, второй — облачён в синий военный мундир с красными обшлагами и лацканами. Разумеется, нас представили. Господин в чёрном оказался городским главой, человек в мундире — комендантом крепости. Оба были немолоды. Военный носил усы и длинные волосы, стянутые синей лентой, чиновник же был гладко выбрит, а на голове его блестела лысина.

Свою семью Игорь Изяславич тоже представил. Тут присутствовали его супруга — женщина лет сорока с немного надменным, но всё же, как мне показалось, добрым взглядом, сын Иван — парень лет двадцати пяти, и младшая дочь, Катерина.

Бархатный, изумрудного цвета, кафтан Игоря Изяславича был застёгнут на несколько пуговиц на животе. Под ним виднелся парчовый камзол, на шее красовался пышный кружевной платок, а из-под обшлагов высовывались кружевные манжеты рубахи. Кружева тут любили, причём мужчины носили их едва ли не больше, чем женщины. Правда, только знатные мужчины. Незнатные и полузнатные одевались гораздо скромнее. Наверняка у них тут даже предписания какие-то имелись, кому как можно наряжаться, а как — нельзя.

Дарья тоже принарядилась. Она откуда-то достала платье. Не столь пышное, как у остальных барышень, но тоже довольно презентабельное. Платье подчёркивало её стройную фигуру, тонкую талию и высокую грудь — всё, что прежде так хорошо маскировала широкая мужская одежда.

А вот мой наряд выбивался из общей картины: он выглядел слишком бедным не только для княжеского отпрыска, но даже для человека полузнатного происхождения. Впрочем, меня это не смущало, наоборот, в простой одежде я чувствовал себя довольно комфортно.

Ярослава и Владимира за столом не было. Ярослав плохо чувствовал себя после дороги. Он два дня ехал верхом, и я не переставал удивляться: как это возможно с такими ранениями. Владимир же после совершённого им убийства замкнулся в себе и молчал всю дорогу. То ли раскаяние его грызло, то ли близость собственной казни. Вот только бежать он, кажется, не собирался. Покорно принял судьбу.

За столом нам прислуживали два лакея. Они приносили блюда, наливали вино, уносили пустую посуду. Я чувствовал себя немного некомфортно, когда мне прислуживали, но остальные воспринимали это, как само собой разумеющееся.

Пока ужинали, я чувствовал на себе постоянные взгляды дочери Игоря Изяславича. Её можно было понять: не считая брата, в этой компании я оказался единственным молодым человеком. Вот только девица эта меня не интересовала. Я то и дело посматривал на Дарью: в платье она казалась ещё красивее. За два дня пока мы ехали, и я вдруг понял, что привык к ней, и когда наши пути разойдутся, буду скучать. Странное чувство. Давно не испытывал ничего подобного.

Но теперь Дарья вела со мной, как мне казалось, слишком сдержанно, да и общались мы в дороге мало — разве что по делу. А сейчас, за ужином, она даже не смотрела на меня.

Игорь Изяславич рассказал о ситуации в округе, но без лишних подробностей. Потом зашла речь обо мне и о княжеской семье. Игорь Изяславич поинтересовался у сына, нет ли новостей из Великохолмска. Но Иван знал мало. Сказал только, что несколько боярских кланов на север готовы поддержать Гостомысла. Впрочем, большинство родов пока сохраняли нейтралитет и ждали вмешательства царя.

Когда основные блюда были съедены, Игорь Изяславич отослал жену и дочь, завтра им следовало отправиться в Великохолмск, а так же слуг, велев им закрыть двери. А мы заговорили о проблеме, которая волновала нас больше всего: о вчерашнем инциденте.

Городской глава рассказал всё, что знал. По его словам, пропали не только простые горожане, но и три семейства отроков боярских: Воронцовы, Земские и Черемские. Они жили близ базарной площади, и трагическая участь их не миновала. Так же, со слов чиновника, мы узнали, что в опустевших кварталах вместо горожан появились человекоподобные существа с чёрнотой в глазах и без ртов. Вели они себя не агрессивно, но всё равно никто не решался заходить в ту часть города. Теперь её оцепилисолдаты.

— Сноходцы называют их тихонями, — объяснила Дарья. — Они мирные. Нападать не нападают, но если рядом с ними долго находиться, можно сойти с ума. Пусть солдаты не подпускают их близко.

— Для этого нужны пули с порошком сонных кристаллов, — сказал комендант, — а у нас их нет. Я направил запрос в Великохолмск, но пройдёт много времени прежде, чем мы получим всё необходимое. Ну а если твари в город попрут, даже не знаю, как быть. Мы не готовы к встрече с ними.

— Я распоряжусь выдать сонный порошок из имеющихся у нас запасов, — ответил Игорь Изяславич. — Много не дам, но наплавить некоторое количество пуль хватит. Сабли тоже дам: пока штук пять-шесть. Думаю, стоит заказать оружие ещё у кузнецов. Мои люди займутся. Вы правы Давыд Иванович, гарнизон не готов к подобной ситуации. Хотя должен быть готов.

Затем разговор зашёл о чешуйчатых. Давыд Иванович сообщил, что драконов видели совсем близко: вчера они разграбили деревню в пяти вёрстах к югу от города, многих убили, кого-то увели в плен. Однако на сам Ярск кочевники пока не нападали, и комендант был уверен, что не нападут и впредь. Но зато вылезла другая проблема: по дорогам передвигаться становилось всё опаснее.

Под конец мы принялись рассуждать о том, почему исчезли люди. Игорь Изяславич предположил, что произошло замещение. Некоторые области Сна полностью копировали участки Яви, и было похоже, что часть Яви оказалась во Сне, а Сон — в Яви.

— Так значит, они могут быть живы? — спросил Василий Васильевич, который за весь вечер не проронили ни слова. Старик был убит горем из-за исчезновения семьи.

— Маловероятно, что Сон в данный момент существует, — произнёс Игорь Изяславич, — но если пробуждения не наступило, это не исключено.

— Их можно вывести обратно? — поинтересовался Пётр. — Если так, необходимо сделать это и поскорее.

— Я очень сочувствую вашему горю, — проговорил Игорь Изяславич, — но пока мы не можем утверждать что-то конкретное. Дай-то Бог, если это так, но нам следует воздержаться от поспешных выводов и поступков.

— Но если они живы, мы должны им помочь, — принялся настаивать Пётр.

— Не торопите события. В первую очередь следует произвести разведку в опустевших кварталах, — объявил боярин. — Предлагаю завтра же утром отправиться в северную часть Ярска и осмотреться там. Пойдём я, Иван, Дарья и Даниил. Возможно, к нам присоединится Владимир. Вам же советую остаться дома.

— Мы с отцом не станем бездействовать, — ответил Пётр. — У нас имеются защитные артефакты.

— Что ж, я не буду вам мешать. Можете идти, если хотите, — согласился Игорь Изяславич.

После ужина я отправился к себе в комнату. Подумывал лечь спать, но одна мысль никак не давала покоя. Я хотел найти дом Томаша. Неизвестно, когда ещё выдастся свободная минутка и что вообще произойдёт в ближайшие дни, так что я решил не терять время даром.

Было уже поздно, когда я покинул особняк Малютиных. Воспользовался чёрным ходом, чтобы мой уход не заметили.

До базарной площади было не далеко. Мы проезжали её по пути сюда. Она считалась центром города. А где-то поблизости находилась площадь святого Иоанна Пахаря, рядом с которой Томаш приобрёл себе жильё.

На улице горели масляные фонари, но света они давали мало. Люди встречались редко. Едва я отошёл от дома Малютиных, как впереди показалась группа всадников. Лошади скакали быстро, десятки копыт грохотали по мостовой. Пришлось прижаться к стене, чтобы меня не сбили.

Всадники были в плащах. Лица скрывали высокие воротники и широкополые шляпы. У двух скачущих впереди мужчин на пуговицах висели кристаллические фонарики. Когда компания промчалась мимо меня, на пелеринах плащей с левой стороны я заметил символы в виде белой восьмиконечной звезды в круге. За всадниками ехал возок, запряжённый двумя лошадьми. Группа двигалась в направлении монастыря.

Проводив взглядом всадников, я пошёл дальше.

Жилище Томаша, вопреки моим ожиданиям, нашлось быстро. Конечно, пришлось поплутать, но я думал, что проблем возникнет больше. Томаш говорил, что дом его — единственный на улице, у которого мансарда с круглым окном. По этому признаку я его и отыскал. Он находился в тесной улочке совсем близко от опустевших кварталов. Ключи у меня были, а потому я спокойно открыл замок и вошёл.

На первом этаже находилась кухня-столовая. Лестница отсюда вела на второй в подобие гостиной с диваном и столиком. Из гостиной две двери вели в остальные комнаты.

Держа в руке свой пуговичный фонарик, я осмотрел помещения. В одной из комнат нашёл старое фитильное ружьё и кучу барахла, рассованного по ящикам и комодам, которое, по всей видимости, предназначалось для работы: сумки, походные котелки, несколько сосудов для пепла, какие-то стеклянные колбы и много чего ещё. В спальне же возле кровати стоял массивный сундук. Он был заперт, но я, найдя в связке подходящий ключ, открыл его.

Вдруг на лестнице послышались шаги. Я вздрогнул. В доме не могло быть никого, кроме меня. Входную дверь я запер. Оставалась, правда ещё одна — во двор. Но кто там мог находиться?

Я достал пистолет и вышел в гостиную. Передо мной стоял человек. Я узнал его: старик невысокого роста со всклокоченной седеющей бородой и закрытым левым глазом, перечёркнутым тремя шрамами. Это был Томаш. Фонарь освещал его лицо, и я отчётливо видел чёрный дымок в правой глазнице. Старик целился в меня из длинного колёсцевого пистолета.

— Какого хрена? — пробормотал я.

Грохнул выстрел. Боль пронзила живот, я схватился за него и рухнул на колени.

— Ну и что теперь будешь делать? — проговорил своим усталым рассудительным тоном Томаш. — Теперь ты беззащитен передо мной. Что ж, добро пожаловать в гости.

Ударом сапога старик опрокинул меня на пол.

Глава 27

Я очнулся в кромешной тьме. Поднялся. Боли не чувствовал. Рядом на полу лежал фонарик, я зажёг его. На мне не было никаких повреждений, как не было пулевого отверстия и крови на одежде. Но ведь сюда явился Томаш, он стрелял в меня! Я видел его, я ощутил, как пуля попала в живот, и это не походило на галлюцинацию. И всё же реальность говорила об обратном. Конечно, раны мои быстро затягивались, но вот дыра в кафтане затянуться не могла никак. Значит, почудилось.

Когда я покинул дом, была глубокая ночь. Башенные часы на площади показывали полтретьего. Я поспешил в особняк Малютиных. Рано утром мы планировали отправиться на разведку в опустевшие кварталы, но перед этим хотелось немного поспать. Тщательнее осмотреть дом старого сноходца решил потом. Не знаю, когда именно, но ночью я сюда больше ни ногой.

На улице было пусто. Навстречу прошли два городских стражника с бердышами и кованым масляным фонарём. Они подозрительно покосились на меня, но ничего не сказали: не захотели, видимо, беспокоить знатного человека. Моё происхождение выдавал осветительный девайс с кристаллом, который я повесил на застёжку плаща.

Когда подходил к крыльцу малютинского дворца, из-за угла выехал всадник и направился к воротам. Я лишь мельком взглянул на него, не сбавляя шага, но всадник остановился и окликнул меня. Это был Владимир.

— Доброй ночи, Владимир Дмитриевич, — поздоровался я. — На прогулку собрались?

— Не совсем... — буркнул он. — Знаешь, хотел с тобой поговорить. Только давай не здесь. На улице.

Владимир спешился, и мы вышли за ворота. Неподалёку горел фонарь на чугунном узорчатом столбе, мы отошли в тень. Боярин огляделся по сторонам. Вид у него был хмурый и настороженный.

— Ты ведь знаешь, что случилось в Высоком, так? — спросил он.

— Это ты сейчас про смерть епископа?

— Да.

— Зачем ты это сделал?

— А ты не слышал, что сказала та девица? Они несут погибель.

— Мне показалось, ты не поверил ей. Да и мне непонятно, зачем ей так безоговорочно доверять?

— А у тебя глаз нет? — недовольно проговорил Владимир. — Я сам воткнул клинок ей в горло. Сам! А она стояла как ни в чём не бывало. Её невозможно убить, как и эту... Мару. Это не люди и не моры. Это что-то другое.

— И что же это такое? У тебя есть догадки?

— Слушай, Даниил, я был слеп. Я верил в россказни посвящённых — вранью, которое они нам внушали столетиями. По пути сюда я о многом думал и многое понял. Они ведь тёмные, они впустили в себя тьму и завладели нашими умами. Девица права. Это они всему виной. И не говори, что ты сам не усомнился. Посмотри, что стало с городом, — Владимир сделал резкий жест рукой. — Думаешь, это просто так? Тут поблизости живёт целая братия уродов. Совпадение?

— Кто знает... — пожал я плечами.

— И после этого ты веришь байкам священников?

— Если честно, я не верю никому, — спокойно ответил я. — Я и сам пытаюсь разобраться, но пока информации слишком мало. А ты как считаешь? Кто это был?

— Боги. Старые боги, которых мы забыли, — Владимир вновь опасливо оглянулся. — Они вернулись, чтобы напомнить о себе.

— Те, в которых верят старобожцы?

— Нет! Ты меня не слушаешь. Старобожцы тоже поклоняются ложным богам. А это... те, о ком сейчас никто не помнит. Церковь наверняка уничтожила все упоминания о них. Но теперь они пришли снова — пришли, чтобы предупредить нас. Мир летит в бездну, повсюду — хаос и тьма. Мы должны опомниться, мы должны свергнуть тех, кто опутал нас сетями лжи, — Владимир говорил тихо, но с ненавистью в голосе.

— И что ты намерен делать?

— Остановить то, что грядёт.

— Один?

— Я постараюсь убедить других. Но это нужно остановить! Иначе Сон станет Явью. Хаос грядёт.

— Да-да, это я знаю, — вздохнул я.

— Вот. Пошли со мной. Ты тоже знаешь истину. Ты поможешь прекратить кошмар.

Я вскинул брови. Такого предложения я ожидал меньше всего.

— Понимаешь... — я задумался на секунду. — Не уверен, что всё именно так. Церкви я тоже не верю, но заниматься подобным я пока не готов. Не буду препятствовать или разубеждать тебя. Это твой выбор, но...

— Что «но»? Ты сам видел! — Владимир горячился. — Мир гибнет! Какие ещё тебе нужны подтверждения?

— И всё же я не могу просто так сорваться с места и пойти резать клириков. Надо всё обдумать.

— Так и знал, — процедил боярин. — Ну и хрен с тобой. Только когда мир развалится на куски, не говори, что я не предупреждал, — он вскочил в седло и погнал лошадь по ночной улице.

Я же вернулся в спальню. Слова Владимира выбили меня из колеи и, несмотря на усталость, я ещё долго ворочался на мягких перинах, не в силах уснуть. Какая-то смутная тревога мешала. Постоянно вертелась мысль: «Что если это правда? Что если посвящённые виноваты в странных происшествиях вокруг?». Тогда есть лишь два выхода: наблюдать, как мир летит в тартарары или взять саблю и пойти на холм в монастырь. Вот только поможет ли? Сколько надо убить посвящённых, чтобы Мара остановилась, Сон прекратился, а в Яви перестала происходить неведомая дичь?

Всё же я уснул, но вскоре меня разбудил стук в дверь. Пора было завтракать и идти на разведку.

Мы выдвинулись к базарной площади, едва рассвело. На улице мело, ветер обмораживал щёки, в лицо летели хлопья снега. Мои спутники натягивали на глаза треуголки и шапки, кутались в плащи.

Нас было одиннадцать. Первым скакал Игорь Изяславич, за ним — Дарья и Иван, за завтраком и всю дорогу эти двое держались вместе и чём-то болтали, потом — Черемские и я, а за мной — пять дружинников. Они должны были остаться с лошадьми перед аномальным районом.

На площади дежурили солдаты, охраняя улицу, ведущую в опустевшие кварталы. Тут мы оставили дружинников и лошадей, а сами двинулись дальше.

Когда вошли в район, где исчезли люди, я понял, что мир изменился. Улица, дома, деревья были прежними, но что-то стало другим — что-то такое, что возможно только почувствовать, но не передать словами. Я снова находился во Сне — в этом не было сомнений.

— Мы как будто во Сне, — проговорила Дарья. Она тоже ощутила это.

— Да, это Сон, — подтвердил Игорь Изяславич. — Значит, как я и предполагал, произошло замещение.

— И часто такое случается? — спросил я.

— За последние три века — ни разу не слышал о таких случаях, — ответил боярин.

На улице стоял человек, а точнее, существо, напоминающее человека. Оно было низкорослым, мне по грудь, на голове и лице его растительность отсутствовала, как отсутствовало и ротовое отверстие. В глазницах жила тьма. Существо было одето в грязный балахон из мешковины, из прорезей которого торчали рахитичные бледные ручонки с тонкими пальцами. Оно не бросилось на нас. Наоборот, отошло в сторону, уступая дорогу, да так и осталось стоять, провожая нас взглядом.

Вскоре попалась ещё одна такая же мора, потом — ещё. Они стояли на улице, замерев, будто статуи, и оживали лишь при нашем приближении, да и то только для того, чтобы отойти в сторону и снова погрузиться в дрёму.

Пустые кварталы мы обошли быстро — «сонная» часть города оказалась небольшой. Затем наведались в дом Черемских и жилища двух других полузнатных семейств. В последнем доме — доме Воронцовых, в гостиной на первом этаже мы обнаружили ещё одного «тихоню». Он сидел на стуле и смотрел на нас. Игорь Изялавич достал палаш и проткнул мору насквозь, после чего мы вышли на улицу.

— Надо очистить это место, — заявил боярин. — Разделимся. Обыскивайте открытые дома и уничтожайте любую тварь, какую встретите. Не нужны нам такие соседи.

Мы управились быстро: за час или даже меньше. На улицах существ было мало, а в зданиях — и подавно. К тому же многие дома оказались заперты. Безротые твари не сопротивлялись. Я подходил и всаживал саблю в живот одному за другим. А те, которые это видели, даже бежать не пытались — просто стояли, смиренно ожидая своей участи.

По возвращении домой все, кто участвовал в вылазке, собрались в комнате на втором этаже рядом с кабинетом Игоря Изяславича. В украшенном вычурной лепниной камине горел огонь, по обе стороны от него стояли две статуи. Сквозь открытые двери виднелись массивный стол с позолотой и огромный книжный шкаф в боярском кабинете.

Игорь Изяславич уселся в кресле возле камина. Рядом сел Ярослав, которые тоже решил поучаствовать. Он передвигался с помощью трости, а левая рука его находилась в перевязи. Я, Дарья и оба Черемских устроились на двух диванах напротив. Иван стоял у окна, скрестив на груди руки. Пётр выглядел задумчивым и обеспокоенным, а вот на помещике лица не было. Пустой дом ещё сильнее его расстроил.

На повестке дня стоял вопрос, что делать дальше.

— Не знаю, как вы, Игорь Изяславич, — первым заговорил Пётр после того, как боярин озвучил проблему, — а я пойду в Сон и найду моих мать и сестёр.

— Тоже пойду, — глухо проговорил Василий Васильевич.

— Господа, — обратился к ним Игорь Изяславич, — даже если Сон пока не пропал, он может исчезнуть в любой миг. Кроме того, мы не знаем, что именно встретим там. Перед пробуждением во Сне тварей особенно много. Подумайте хорошо.

— Я не вижу иного выхода, — покачал головой Пётр. — Я не могу спокойно сидеть, зная, что мои родные, возможно, ещё живы, и им требуется помощь. И я прошу вас оказать нам её. Речь идёт о жизнях отроков боярских и их семей — тех, кто служил или служит вам верой и правдой.

— Что ж, ваша правда, Пётр. И я ни в коем случае не собираюсь бросать их на произвол судьбы, — согласился боярин. — Разумеется, мы попытаемся зайти в Сон. Но есть одна проблема: необходимо найти правильную точку перемещения и подобрать верную комбинацию, чтобы оказаться именно там, где нужно. И пока я не знаю, как это сделать. Подобными вещами всегда занимался епископ Адриан, а он... его с нами больше нет. Обращаться же в монастырь я не намерен. Сомневаюсь, что церковь одобрит поход в Сон и поможет нам открыть брешь. Если же я сам стану подбирать нужную комбинацию, это затянется надолго.

Повисло молчание.

— Допустим, я найду тех, кто откроет нам брешь в нужную область Сна, — заявил Пётр.

— Кого? — удивился Игорь Изяславич. — Сноходцев?

— Почему бы и нет?

— Вы уверены, что они захотят с нами работать?

— Я ни в чём не уверен, Игорь Изяславич, но попытаться следует. Если вы гарантируете им безопасность...

— Они занимаются незаконной деятельностью, — лениво заметил Иван.

— Другого выхода у нас нет, — возразил Пётр.

— Погоди, сын, — произнёс Игорь Изяславич. — Да, сноходчество запрещено, всё верно. Но я думаю, можно сделать исключение. В конце концов, мы и сами идём в Сон без дозволения духовных лиц. Так что да, я гарантирую полную безопасность тем, кто поможет нам в этом деле. Даю слово. Думаю, помощь эту даже следует вознаградить. Заплачу пять рублей тому, кто откроет брешь в правильно месте.

— Благодарю вас, — кивнул Пётр. — Я подниму кое-какие связи.

— И поторопитесь. Я бы хотел выдвинуться завтра утром. Пойдём в прежнем составе. Вы говорили, у вас есть артефакты? Отлично, они пригодятся. Даже если Сон не исчез, мы не знаем, с чем придётся столкнуться. Но я сразу предупреждаю: если риск окажется слишком велик, мы тут же возвращаемся обратно. Это всем понятно?

Пётр и остальные согласились.

— Хорошо, — продолжил боярин, — с этим решили. Но есть у меня одна просьба весьма деликатного характера, — он выдержал паузу. — Речь пойдёт о происшествии с епископом Адрианом. Ситуация несколько изменилась. Сегодня ночью Владимир без чьего-либо ведома покинул дом. Он собирался добровольно предстать перед судом, но по какой-то причине передумал. Так вот, я бы хотел, чтобы происшествие в Высоком не получило огласки.

— Предлагаете скрыть от следственного комитета убийство епископа? — нахмурился Василий Васильевич.

— Я не собираюсь скрывать убийство епископа, — проговорил боярин. — На поместье напали кочевники. Мы оборонялись, как могли. К сожалению, епископ со своим помощников в это время прогуливались в саду и не успели добраться до дома.

Повисло молчание. Игорь Изяславич по очереди смотрел на каждого из нас, давя взглядом.

— Рискованное это дело, — вздохнул помещик.

— А вы хотите, чтобы вас допрашивал следственный комитет? — спросил боярин. — Кто знает, чем они будут интересоваться. Например, могут спросить, почему мы отправились в Сон без ведома церкви, или почему ваш сын знаком со сноходцами. А может быть, выяснятся ещё какие-нибудь интересные факты? — он посмотрел на Петра, а тот опустил глаза в пол.

— Я сомневаюсь, что среди присутствующих здесь, — продолжал Игорь Изяславич, — найдутся те, кому хочется общаться со следователями. И я предлагаю вам простое решение. Если епископа убили кочевники, вопросов к вам не возникнет.

Я не имел никакого желания общаться с местной инквизицией, и потому идея Игоря Изяславича пришлась мне по душе. И причины избегать следственного отдела имелись не только у меня, так что остальные тоже согласились хранить молчание.

Черемские сразу же ушли. У Петра в городе имелся дом — туда-то они с отцом и направились. Петру сегодня предстояло найти сноходцев, которые согласятся сотрудничать с нами. Я же с Малютиными и Дарьей остались, чтобы обсудить детали завтрашней операции. Но нас прервали: вскоре постучался слуга и сообщил, что к Игорю Изяславичу с визитом явился приор из следственного комитета.

— Когда они успели приехать? — удивился Иван, но ответа на этот вопрос не знал никто из нас.

— Что ж, значит, прервёмся, — произнёс Игорь Изяславич тоном слишком спокойным для человека, который намеревался скрыть от следственного комитета убийство священнослужителя. — Продолжим после ужина.

Покинув приёмную, мы столкнулись нас к носу с двумя господами в невзрачных одеждах. Один был низкорослый и сгорбленный. Подбородок его сливался с худощавой шеей, а глаза так сильно выпирали вперёд, что казалось, вот-вот вывалятся. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: это посвящённый. Наряд его состоял из коричневой сутаны, плаща и чёрной широкополой шляпы.

Второй оказался статным мужчиной с бородкой, он был облачён в простой серый кафтан, застёгнутый до самой шеи на все пуговицы. Он тоже носил широкополую шляпу. На пелеринах плащей у обоих белел знак: восьмиконечная звезда в круге. Вот, значит, кого я видел вчера вечером.

Мы с Иваном, Ярославом и Дарьей переместились в одну из гостиных на первом этаже. Это была небольшая комната с диванами, двумя столиками и небольшим книжным шкафом. Иван достал из бара бутыль виски, стаканы и налил всем. Дарья уселась на диван и залпом опрокинула стакан. Иван расположился рядом с ней, а мы с Ярославом устроились на креслах.

— Завидую вам, — улыбнулся Ярослав. — Идёте завтра в Сон, а мне придётся тут отлёживаться, пока не заживут мои раны. Ну что ж, удачи, — он поднял стакан. — За успех компании, и чтобы ни одна живая душа не сгинула в проклятом Сне.

— Знала бы, что в Сон придётся лезть, потребовала бы больше денег, — Дарья наполнила опустевший стакан. — Сейчас риск очень велик. Никто не ходит в Сон перед пробуждением. Так что если пойдём, затребую с вашего отца, Иван Игоревич, минимум пять рублей сверху.

— Думаю, мы не в силах будем вам отказать, — Иван повернулся к Дарье, положив локоть на спинку кресла. — Но скажите, неужели вы ни капли не боитесь пускаться на столь рискованное дело?

— Мне скорее любопытно, что мы там найдём, — усмехнулась девушка.

— Признаться, поражаюсь вам, Дарья Мирославна, — проговорил Иван. — В вас удивительным образом совмещаются красота и отчаянная храбрость.

От меня не укрылось то, как боярич смотрел на Дарью. А я глядел на этих двоих, и внутри просыпалась ревность. Иван был видным парнем с благородными чертами лица и галантными манерами. И на девушку он явно имел какие-то виды.

— Ну, последние пять лет я только и занимаюсь тем, что хожу в Сон, — расплылась в улыбке Дарья. — На самом деле Сон не такое уж и опасное место, если не лезть туда в месяцы перед пробуждением и соблюдать меры предосторожности. Порой драться с кочевниками куда опаснее.

— А вы, Даниил Святополкович, — обратился ко мне Иван, — полагаю, не имеете такого большого опыта вылазок в Сон? Я помню, вы ходили с семьёй на охоту. Это было... один или два раза? Должен сказать, поход в Сон малой группой отличается от княжеской охоты, особенно сейчас.

«И это ты это будешь рассказывать мне — человеку, проведшему во Сне подряд десять дней?» — усмехнулся я про себя, но ответил сдержанно:

— К сожалению, мой опыт действительно не столь велик. Но в компании такого бывалого сноходца, как вы, Иван Игоревич, думаю, не пропаду, — конечно же, я съязвил, понимая, что у Ивана тоже вряд ли имеется большой стаж. Кажется, я попал в точку: парень слегка нахмурился.

— Ещё бы! — усмехнулся Ярослав. — Я видел, как Даниил дрался в лесу, где меня погрызли эти твари. Если бы он тогда не оказался с нами, боюсь, мы не вышли бы оттуда живыми.

— Отец рассказывал о схватке в лесу, — сказал Иван. — Сожалею, что не смог поехать с вами и принять участие в битве, — затем он снова обратился к девушке. — Ну а вы, Дарья Мирославна, может быть, расскажете о ваших приключениях? Наверное, вы много повидали за пять лет странствий?

— Боюсь, рассказ может получиться долгим, — кокетливо ответила Дарья.

Тут Ярослав поднялся, опираясь на трость.

— Прошу прощения, но я вынужден вас покинуть, — проговорил он. — Поболтал бы ещё, но надо на процедуры идти.

Он удалился, и я вдруг почувствовал себя лишним. Наверное, лучше всего было просто уйти и заняться своими делами. Но внутри всё восстало против такого исхода. Я с поля боя не бегал, а тут...

Дарья тем временем уже опрокинула третий стакан. Она о чём-то мило беседовали с Иваном.

— Послушай, Даш, — прервал я их разговор, — ты, кажется, обещала показать какие-то упражнения с чарами. Думаю, сейчас как раз есть время для этого.

Девушка посмотрела на меня, словно только что заметила моё присутствие, и мне показалось, она сейчас откажется. Скажет: в другой раз или ещё что-нибудь в этом роде.

— Ах, да, точно, — вспомнила она. — Обещала. Я могу показать, чему меня обучали, но не знаю, поможет ли тебе.

— Посмотрим. Попытка — не пытка. Ну так что, идём?

Дарья обернулась к бояричу:

— Простите, Иван Игоревич, но придётся отложить разговор о моих приключениях на потом.

Вскоре мы с Дарьей покинули особняк Малютиных. На улице по-прежнему мело. Даже, как будто, стало холоднее. Девушка подняла воротник своего плаща с меховым подбоем и застегнула все застёжки.

У подъезда стоял возок, который я видел вчера вечером. Приор всё ещё гостил у Игоря Изяславича.

— Проклятые следаки, — Дарья с неприязнью посмотрела на возок. — Не думала, что так быстро приедут. Теперь без их ведома чихнуть невозможно будет.

— Ну, тебе бояться нечего, — пожал я плечами. — Это я тут — тёмный.

— Мне тоже могут предъявить претензии. Например, за то, что одеваюсь по-мужски или что развиваю боевые чары на неприемлемом для женщины уровне.

— И тебя за это сожгут на костре? — улыбнулся я.

Дарья рассмеялась:

— Нет, конечно. Просто оштрафуют. В худшем случае отправят домой. А если отец меня снова увидит, точно в монастырь упрячет. Я же — позор для семьи.

— Печально, — вздохнул я.

Мы шали по улице по направлению к базарной площади. Решили, что лучше всего будет потренироваться в пустых кварталах. За город ехать не хотелось: нужно было снова седлать лошадей. А до аномального района — пятнадцать минут ходьбы.

— Что у тебя с руками и лицом? — спросила Дарья.

— Ты про рубцы? Да так, инцидент один произошёл. Остановился на ночь в пустой деревне, а туда явился жнец.

— И? Ты убил его? — удивилась Дарья.

— Как видишь, я — жив, — уклончиво ответил я. — Только ожоги остались.

— Как они так быстро зажили?

— Регенерация. У меня все раны затягиваются в считанные минуты.

— Повезло.

— А ещё я мороз не чувствую, — улыбнулся я.

— Скоро я твоим способностям обзавидуюсь, — Дарья ещё плотнее запахнула плащ. — Проклятый холод. Никогда у нас в княжестве таких температур не было. Как на севере.

Я слышал это уже не первый раз. Кажется, зима в этом году выдалась аномально холодной.

Мы уже подходили к площади, когда Дарья остановилась и уставилась куда-то вдаль. Я тоже остановился и стал смотреть туда же, пытаясь понять, что такого необычного заметила девушка.

— Гляди, — Дарья указала на фигуру в чёрном плаще и треуголке, — у нас что, зараза какая в городе?

— А что такое?

— Это же доктор. Ну? Не видишь? Он в маске с клювом.

— Не заметил, — признался я.

— Не нравится мне это, — произнесла Дарья. — Хочу посмотреть, куда он пойдёт.

Я не понимал, в чём смысл этой затеи, но всё же согласился, и мы двинулись за доктором, держась на расстоянии.

Он зашёл вначале в один дом, потом свернул в глухой переулок и зашёл в следующий. Когда он покинул здание, мы уже ждали его на улице. Он хотел пройти мимо, даже не обратив на нас внимания, но Дарья преградила ему путь.

— Стой! — приказала она. — Кто ты таков, и что за болезнь в городе?

Человек остановился и молча уставился на нас круглыми «глазами» своей маски.

— Назови своё имя! — велела Дарья, напустив на себя грозный вид. — Ты разговариваешь со светлейшими. Или ослушаться хочешь?

Человек молчал. Затянутая в кожаную перчатку рука девушки легла на рукоять палаша:

— Последний раз повторяю.

— Погоди, — жестом отстранив Дарью, я вплотную подошёл к замершей фигуре доктора. Протянул руку и схватил за «нос» маски, но человек даже не пошевелился. Тогда я резким движением сорвал маску.

— Твою ж мать... — я отпрянул, увидев то, что скрывалось под ней.

Глава 28

Передо мной предстало тошнотворное зрелище: лицо, покрытое гнойными язвами и вздувшимися чёрными пузырями. Некоторые язвы были столь глубоки, что виднелись кости черепа. В глазах существа жила тьма.

— Это мора! — воскликнула Дарья и выхватила из ножен палаш.

Я достал саблю и вонзил монстру в живот.

— Какого хрена? — Дарья негодовала. — Почему мора свободно разгуливает по городу? Куда смотрит стража?

Мы отошли на безопасное расстояние и стали наблюдать, как тело обращается в прах.

— Ты сразу догадалась, что это не человек? — спросил я.

— Нет... Не знаю. Я слышала... Рассказывали, будто в тёмные века из Сна выходили доктора и приносили болезни. Да и ты, наверное, знаешь. Лейдэнская хворь, серая язва... Говорят, когда три года бушевала лейдэнская хворь, на материке погиб каждый третий. Болезнь не пощадила ни простых людей, ни светлейших.

— Это когда было-то? — спросил я, решив расспросить поподробнее о событиях, о которых тоже должен был знать.

— Почти шестьсот лет назад, две тысячи сто... первый, кажется. Точно не помню. Она появилась в королевстве Лейдэн на побережье. Тебе что, историю не преподавали?

— Да-да, точно, забыл просто. Страшные времена были.

— Когда я увидела этого «доктора», я вспомнила слова девушки с белыми волосами: якобы возвращаются тёмные века. Ну вот и подумала: а вдруг?

— К сожалению, ты не ошиблась.

— И что теперь делать? Он разнёс заразу по всему городу. Мы не знаем, сколько домов эта тварь обошла.

— Прежде всего, надо поставить в известность Игорья Изяславича и городские власти, — я зашагал в направлении особняка. — Если всё так серьёзно, надо оцепить Ярск, установить карантин, никого не впускать и не выпускать.

— Думаешь, это возможно? — Дарья последовала за мной.

— Я не знаю, — вздохнул я. — Другого выхода нет.

Когда мы добрались до дома Малютиных, возок посвящённого по-прежнему стоял у крыльца. На широкой мраморной лестнице мы опять встретились с двумя представителями следственного отдела. К счастью, они уже уходили.

Услышав о появлении в Ярске мор в образе докторов, которые разносят по домам неизвестную болезнь, Игорь Изяславич изменился в лице. Он не смог скрыть тревогу. Боярин тут же послал слуг с новостями к городскому главе и коменданту, а потом позвал сына и велел нам троим прочесать город и окрестности на случай, если из Сна выбрались другие твари.

Мы поделили город меж собой и отправились каждый в свою часть. Мне достался заречный район, и я до позднего вечера бродил по улицам, ища докторов в «носатых» масках и прочих подозрительных личностей, которые могли оказаться порождениями Сна.

Но труды мои оказались напрасны: ни одной моры я так и не встретил. Вернувшись домой, я вначале хотел отправиться к себе, но вспомнил про книги в гостиной и подумал, что могу найти там что-то, что поможет лучше узнать этот мир и его историю.

Дарья была уже тут. Она сидел на диване. На низком столике перед ней находились наполовину пустая гранёная бутыль и открытая книжка. Похоже, не я один тянулся к знаниям.

— Вот нашла, — сказала Дарья, увидев меня. — Это история поздних тёмных веков, с шестнадцатого по двадцать третий, — Девушка была пьяна, и язык её немного заплетался, — тут написано... блин, сейчас... а вот... В общем, три случая было. В тысяча шестьсот восьмом — северная лихорадка, тысяча семьсот пятьдесят пятый — серая язва, две тысячи сто третий — лейдэнская хворь. Это те болезни, которые, как считается, принесены из Сна. Почти шестьсот лет ничего такого не было. А может, и было... хрен знает.

— Нашла других существ? — я плюхнулся рядом на диван и, взяв увесистый том, стал листать его.

— Нет, а ты?

Я отрицательно покачал головой. Книга меня заинтересовала. Теперь бы найти время почитать её. К тому же в особняке наверняка имелась литература, освещающая, как ранние тёмные века, так и другие периоды мировой истории.

— И что теперь будет? — спросила Дарья.

— Ничего хорошего, — я со вздохом отложил книгу.

Дарья отпила прямо из горла.

— Мне кажется, тебе уже хватит, — я отобрал у неё бутыль и поставил на стол. — Завтра идти в Сон и, скорее всего, нам придётся драться. Надо быть в форме.

Девушка посмотрела на меня и нахмурилась:

— Опять будешь мне это... наставления читать? Тебе надо было преподавать хорошие манеры для благородных девиц, — с издёвкой произнесла она. — Я буду в форме. Как всегда.

— Не собираюсь я тебе читать мораль, — я откинулся на спинку дивана и вытянул уставшие ноги. — Просто дружеский совет.

— Ага... Совет... Ты, наверное, мало ещё пожил тут, за пределами своего дворца. Знаешь, сколько я всего повидала за пять лет? Только одно помогает забыться. Однажды и ты поймёшь. Может быть, очень скоро.

— Ну да, ну да, мне-то не понять, — хмыкнул я. — Тоже повидал достаточно. Я десять дней во Сне провёл. На моих глазах сошли с ума и померли десяток человек, а ещё пятнадцать разорвало на куски грёбаное чудище величиной с дом. После всего этого единственное, чего хочется сделать — это стереть на хрен память, чтобы даже следа не осталось.

— Десять дней?! — Дарья как будто даже протрезвела и повернулась ко мне. — Что ты делал во Сне десять дней?

— Искал, как попасть обратно.

— Я однажды была там три дня. Нашла одно хорошее место с кристаллами... в общем, не хотела уходить, пока всё не соберу. Знаешь, как потом хреново было? А ты провёл во Сне десять дней? Как ты вообще там оказался?

— Меня бросили, и я не знал, как выбраться. Бродил пару дней, встретил сноходцев. А потом Сон утратил стабильность, начались смещения... в общем, в живых остался только я. Да и то выбрался в Явь чисто случайно. Возле Глебова образовалась брешь, через неё и вышел.

— А что сноходцы делали во Сне в месяц пробуждения? Их сейчас туда палками не загонишь.

Пришлось рассказать про жертвоприношение и про всё остальное. Умолчал я лишь о беловолосой девице и о том, как она вколола мне сыворотку.

— И кто же тебя бросил? — поинтересовалась Дарья, когда я закончил.

— Не знаю... Точнее, не помню, — признался я. — Как будто память отшибло. Самому хотелось бы знать. Меня кто-то пытался убить... Подозреваю братьев. Поэтому теперь, после смерти отца, мне даже в семью опасно возвращаться.

— Паршиво, — вздохнула девушка. — Тяжело без семьи. Плохо, когда ты никому не нужен, когда нет опоры, защиты, поддержки.

Дарья замолчала и уставилась в стену.

— Скучаешь по своим? — спросил я. — Думал, тебе нравится странствовать в одиночку.

— Наверное, — Дарья пододвинулась ближе и положила голову мне на плечо. — И всё равно грустно, когда понимаешь, что тебе некуда вернуться, что тебя никто не ждёт, что твоя семья тебя ненавидит.

— Хочешь вернуться? — я обнял её за плечи. Сердце забилось чаще о того, что она сейчас была так близко.

— Иногда хочется... Представляю выражение лица моего батюшки, — хмыкнула Дарья, — если заявлюсь домой. Он же знать меня больше не желает... Кстати, уже поздно. Кажется, мы тут засиделись, — девушка зевнула. — Надо идти в спальню. Только... — тут посмотрела на меня, — как бы мне не заблудиться в этом доме? Видишь, я немного выпила... Не хочется шастать тут среди ночи и искать дорогу.

— Тебя проводить? — спросил я.

— Да уж будьте любезны, — улыбнулась девушка, и в голосе её зазвучали игривые нотки, — если, конечно, вы сегодня не сильно заняты.

— С радостью помогу в столь нелёгком деле, — улыбнулся я в ответ. — Сегодня вечером я весь в вашем распоряжении.

Тут в гостиницу вошёл Иван.

— А, Даниил Святополкович, вот вы где, оказывается, — сказал он. — За вами батюшка слугу послал. Просит вас срочно явиться в кабинет. Говорит, это очень важно.

Меня взяла досада. Ну как так-то? Что за дело на ночь глядя? Меня опять объяла ревность. Ведь теперь Иван останется с ней, доведёт куда надо и... Но пока я шагал по пустым анфиладам, направляясь к боярскому кабинету, чувства эти сменились тревогой. А ведь действительно: какое у Игоря Изяславича может быть ко мне срочное дело? Это как-то связано со следственным отделом?

Когда я вошёл в комнату для переговоров, где проходило утреннее собрание, все посторонние мысли тут же вылетели из головы. Я встал как вкопанный.

Игорь Изяславич сидел у камина, а на одном из диванов расположились двое мужчин, облачённые в чёрные костюмы с позолотой. «Родовые цвета Верхнепольских», — вспомнил я. Один — здоровый лысый бугай — был одет попроще. Его жюстокор украшала золотистая выпушка. На груди он носил горжет с гравировкой и кристаллом. Наряд второго выглядел роскошнее: золотые галуны шли вдоль бортов от ворота до самого низа, клапаны карманов, обшлага и ворот были расшиты золотыми нитями, золотом блестели крупные шарообразные пуговицы.

При виде второго у меня сердце замерло. Это был невысокий мужчина средних лет с проседью во вьющихся волосах. Над его переносицей пролегала глубокая морщина, из-за которой физиономия имела постоянно сердитое выражение. Я узнал его: в одном из снов-воспоминаний. Звали его Андрей, он трубил в рог во время охоты.

Встреча с родственниками шокировала меня: я был готов к чему угодно, только не к этому. В душе царило смятение: что делать, как вести себя? В конце концов, здесь могли находиться мои убийцы или те, кто причастен к покушению.

— Даниил, — оба гостя кивками поприветствовали меня.

— Здравствуйте, — я тоже кивнул. — Не ожидал вас здесь увидеть.

— Признаться, мы — тоже, — проговорил Андрей. Тон его был отрывист и резок, — Семья очень удивилась твоему внезапному исчезновению. Какие только слухи ни ходят во дворце. А ты вот где, оказывается. Впрочем, этот вопрос обсудим позже, сейчас есть более важные дела... Да ты присаживайся, — Андрей кивнул на второй диван, — не стой, как истукан.

Похоже, родственник не привык церемониться со мной. Зато его слова вывели меня из ступора. Я прошёл и сел на диван.

— Андрей Святославич с дружиной явился сюда, как только узнал о нашем бедственном положении, — объяснил мне Игорь Изяславич. — Когда я рассказал о нашей с вами встрече, он захотел видеть вас.

— Всё верно, — подтвердил Андрей, — хочу, чтобы ты, Даниил, присутствовал при разговоре.

Я начал догадываться, кто передо мной. Видимо, это брат покойного князя, Святополка Святославича, то есть — мой дядя. А вот лысого бугая Игорь Изяславич отдельно упомянуть не удосужился, и я сделал вывод, что, скорее всего, это какой-то дружинник полузнатного происхождения.

— Итак, господа, теперь вы знаете, в какой ситуации мы оказались, — проговорил боярин Малютин. — В довершение ко всем нашим несчастьям сегодня Даниил обнаружил на улицах города мору, одетую в костюм доктора. Мора разносила по домам заразу, в Ярске вот-вот вспыхнет эпидемия. Наши владения первыми попали под удар, но очень скоро проблема перестанет касаться только нас и затронет все соседние земли, как боярские, так и княжеские. Насколько мне известно, другие княжества уже столкнулись со стихийно открывающимися брешами. Я рад, что вы откликнулись на просьбу нашего клана. Своими силами нам не справиться.

— Вы верно заметили, Игорь Изяславич, — подтвердил Андрей, — нужно действовать сообща. Только есть ещё одна проблема. Великохолмское княжество разделилось. И разделилось по воле отцеубийцы, занявшего престол. Пока Гостомысл сидит на троне и пока есть те, кто поддерживают этого преступника, объединение усилий невозможно, — слова его звучали, как и прежде, резко и очень категорично.

— Прошу прощения, Андрей Святославич, но боюсь, сейчас не та ситуация, чтобы заниматься междоусобными распрями, — возразил Малютин. — Мы стоим перед серьёзной угрозой, идущей извне нашего мира. Вопросы, кто прав, кто виноват можно отложить на потом.

— Речь идёт об измене! — Андрей свёл брови, и лицо его стало ещё более сердитым и грозным. — На троне сидит убийца, и всяк, кто поддержит его, поддержит, по сути, злодеяние, кое совершил он по отношению к собственному отцу и всему роду Верхнепольских. Я не намерен оказывать помощь тем, кто вступил в сговор с убийцей, а потому должен убедиться, что вы верны истинному наследнику.

— Снова извиняюсь, Андрей Святославич, но я не могу принимать такие решения, — Игорь Изяславич говорил, как и прежде спокойно, но в тоне его ощущалась непреклонность. — Я не являюсь главой рода и приму ту сторону, на чью встанет мой брат, Добрыня Изяславич. Если вы прибыли из Городца, полагаю, вы уже обсудили с ним этот вопрос? Насколько я знаю, пока что глава рода намерен сохранять нейтралитет. Нам неизвестно, что произошло в вашей семье, и мы не собираемся принимать ничью сторону до тех пор, пока государь не вынесет вердикт. Род Малютиных не желает участвовать в междоусобицах других семей. Полагаю, от Добрыни вы услышали то же самое.

— Нейтралитет? — возмутился Андрей. — На троне — убийца, а вы говорите о нейтралитете? То, что Гостомысл убил Святополка — это очевидный факт. И подтвердит каждый в нашей семье — тут он повернулся ко мне. — Ты, Даниил, знал, что задумал твой брат. Скажи ему, подтверди мои слова.

Я был в замешательстве. Ведь я не мог подтвердить слова Андрея. Даниил, видимо, что-то знал, а я — нет. Только смутные догадки обитали в моей голове. Более того, именно Гостомысла я меньше всего подозревал в убийстве Святополка. Он же сам раскрыл заговор, так зачем ему это делать?

— Когда мой отец умер, меня уже не было во дворце, — напомнил я. — Я не знаю, виновен ли мой брат.

— Не знаешь?! — воскликнул Андрей. — Ты не знаешь? Так знай, что если бы не твой побег из семьи, ничего этого не произошло бы, и мой брат до сих пор был бы жив.

— Любопытно... И как же смерть моего батюшки связана с моим отъездом? — не растерялся я. Картина вот-вот могла проясниться.

— Он ещё спрашивает... — горько усмехнулся Андрей. — Твой отец думал, что тебя убили. Он решил, что сделали это твои братья, и больше всего подозревал Гостомысла. А тот переметнулся на сторону твоей матери, о кознях которой ты и сам прекрасно знаешь. А что же оказалось? Я приезжаю сюда и узнаю, что ты просто свалил из дома и бродишь непонятно где! Неужели тебе настолько плевать, что творится в твоей семье? Неужели тебе плевать на отца — человека, который тебя любил, который был готов на всё ради тебя?

Андрей говорил горячо и искренне. Гневный упрёк сквозил в его словах. Вряд ли такую речь мог произнести человек, желавший моей смерти. Кажется, он действительно не знал о причине моего исчезновения. К тому же Святополк подозревал, что Даниила убил Гостомысл. Значит, убить меня хотел старший брат? Или тут какая-то ошибка?

— Как бы я ни любил своего отца, — ответил я спокойно, — я не могу знать, что произошло во дворце, когда меня там не было.

— А голова у тебя есть на плечах, чтобы сообразить? — уже спокойнее, но всё так же сердито, проговорил Андрей.

— Господа, — прервал спор Игорь Изяславич. — Возможно, вам стоит наедине решить ваши разногласия, а потом вернуться к обсуждению общей проблемы?

— Потом с тобой поговорим, Даниил, — сказал мне Андрей.

Собрание продолжилось. Закончилось оно, когда стрелки показывали четвёртый час. Игорь Изяславич ещё долго ругался с Андреем, который настаивал на том, чтобы Малютины приняли сторону Вячеслава — среднего брата. Тот засел в своих владениях в городе Острино и собирал бояр и дружину,готовых поддержать его и свергнуть старшего брата. Дошло до того, что некоторые боярские семьи разделились. Впрочем, спор закончился ничем: Игорь Изяславич был непреклонен.

Наконец во втором часу ночи бояре всё же вернулись к ситуации в Ярске. Игорь Изяславич рассказал о спасательной операции, которая должна состояться сегодня утром. Андрей считал риск не оправданным, говорил, что не стоит соваться в Сон в ближайшие дни, но в конце концов заявил, что он и сотник Гордей — здоровый лысый дружинник, который всё это время молча сидел на диване — тоже присоединятся к вылазке.

Когда я вернулся в спальню, голову переполняли мысли и догадки. Появление Верхнепольского вывело меня из равновесия. Слишком внезапно меня настигли семейные дела, я был к такому не готов. В душе царило смятение. Непонятно, кому можно доверять, кому нет. Не похоже, что Андрей причастен к покушению на меня, но с ним всё равно следовало держать ухо в остро и не поворачиваться спиной, особенно завтра, когда мы отправимся в Сон.

Я долго расхаживал возле закрытого драпом зеркала, а потом сдёрнул его. На меня смотрел всё тот же светловолосый юноша. Теперь, правда, лицо его слегка попортили ожоги на левой скуле и брови — последствия встречи со Жнецом.

— Ну и где ты? — спросил я у отражения. — Выходи и рассказывай, что произошло. Я должен всё знать. Хватит ерундой маяться.

Но отражение оставалось отражением, сколько бы я ни распинался перед ним. Наверное, в Яви этот фокус не работал. Лишь во Сне можно было увидеть в зеркалах души умерших.

Разочарованный неудачной попыткой призвать прежнего владельца своего тела, я снова набросил на зеркало драп (мне всё равно было не по себе рядом с зеркалом) и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. До вылазки в Сон оставалось менее четырёх часов. Я вспомнил десять дней, проведённых во Сне, вспомнил погибших там сноходцев. Страх и тревога овладели мной. «Но ведь теперь всё будет иначе, — успокаивал я себя. — Я иду в Сон в компании светлейших — людей опытных, владеющих магией. Это совсем другое».

Часть IV


Глава 29

Небо на востоке едва начало светлеть, когда наш отряд выехал из высоких кованых ворот на заметённую снегом улицу.

К утру ветер стих. Тучи уползали на север, предвещая ясную погоду, но мороз крепчал. Сегодня было особенно холодно, даже я это чувствовал, не говоря о моих спутниках, закутанных в плащи по самые глаза. Зима сковала мир морозными цепями, город застыл в суровом снежном плену, и только пар изо ртов людей и лошадей, да дым из труб напоминали о том, что в этом белом царстве ещё теплится жизнь.

Мы ехали за город — туда, где нанятые Петром сноходцы откроют для нас брешь. Они и сам Пётр ждали нас на склоне холма к востоку от Ярска, в месте, скрытом от посторонних глаз.

Состав наш был почти тот же, что и вчера во время разведки: я, Дарья, Иван, Игорь Изяславич и оба Черемских. Но теперь к нам присоединились мой дядя Андрей Святославич и здоровый лысый сотник Гордей. Дружины у нас тоже стало побольше: десять бойцов из клана Малютиных и пятнадцать людей Верхнепольских. Но, как и вчера, простые дружинники должны были остаться в Яви.

Вооружились мы, как обычно: светлейшие — пистолетами и палашами, остальных при себе имели ещё и ружья. У каждого, кто намеревался идти в Сон, с собой через плечо висела кожаная сумка, где лежали не только бумажные патроны, но и продовольствие на два дня — это максимальный срок, который мы планировали находиться во Сне. От нас всего лишь требовалось добраться до северной части города, найти уцелевших людей и отвести их обратно к бреши — дело плёвое, если бы не одного «но»: мы не знали, что нас ожидает на улицах и хватит ли у нас сил пробиться сквозь существ, заполнивших Сон.

Ехали молча, только Игорь Изяславич и Андрей, которые возглавляли колонну, порой о чём-то переговаривались. Остальным было не до болтовни. Дарья на этот раз скакала рядом со мной, но пока не добрались до городской окраины, мы даже словом не обмолвились.

Но вот мы проехали под аркой над главной улицей, оставили позади ещё несколько каменных домиков и оказались за пределами города. Теперь вдоль дороги толпились избы, а за высокими деревянными воротами надрывались собаки, почуяв посторонних. А я смотрел на дома, на людей, которые жались к обочине, пропуская знатных господ, и кланялись нам, и меня одолевала тревога. Я словно прощаюсь с этим местом. Больше всего сейчас хотелось одного: чтобы наш поход поскорее закончился, и мы вернулись в тёплый уютный особняк.

— Как спалось? — спросил я у Дарьи, чтобы хоть немного отвлечься от тревожных мыслей.

— Хорошо. Только голова болит после вчерашнего, — ответила девушка.

— Говорил тебе, пить надо меньше. Полагаю, Иван Игоревич показал тебе дорогу до комнаты?

Дарья хмыкнула:

— Сама нашла. Дело оказалось нехитрым.

После этих слов у меня камень с души упал. Если б не гнетущая тревога из-за грядущего похода в Сон, я бы даже обрадовался.

— А ты куда опять пропал вчера? — спросила Дарья. — С родственниками общался?

— Ага, дядя приехал. Свалился как снег на голову. Мы вчера часов до трёх сидели, обсуждали разные вопросы.

— Что за вопросы?

— Да так... Дядя хочет, чтобы Малютины поддержали моего среднего брата. Часа два об этом спорили, а я сидел и слушал.

Миновав избы, мы выехали на небольшую площадь, на которой стояли каменный дом с колоннами и часовня. Свернули налево, дорога пошла в гору.

— Кажется, вечером я наговорила много лишнего, — сказала Дарья. — Обычно стараюсь держать язык за зубами, даже когда выпью. Не знаю, что на меня вчера нашло...

— Не вижу ничего зазорного в том, чтобы иногда высказаться и поделиться своими переживаниями, — ответил я.

— Просто я ерунду наговорила. На самом деле я не хочу возвращаться в семью. Даже не собираюсь. Они мне никто. Как можно вообще называть семьёй людей, которые плюнули в тебя только за то, что ты выбрала свой путь?

— И всё же тебе чего-то не хватает в жизни.

Дарья помолчала немного.

— Не думаю, — мотнула она головой.

Крестьянин в тулупе, попавшийся на дороге, спешно отошёл в сторону, едва завидев наш отряд. Мой взгляд случайно упал на лицо этого человека, и я вздрогнул: на обочине стоял Томаш и глядел на меня тьмой единственного глаза. Томаш ухмылялся.

— Ты чего там увидел? — спросила Дарья.

Я опомнился и оторвался, наконец, от созерцания крестьянина.

— Мерещится всякое, — ответил я.

Стало ещё тревожнее. Подумалось, что видение это предвещает беду.

В лагере беженцев, что находился на опушке ближайшего леса на склоне холма, горели костры. Крестьяне соорудили из веток шалаши, кто-то сделал палатку. Грелись, как могли. От лагеря наперерез нам двигалась делегация: группа мужиков и баб, закутанные по самые глаза в тулупы и платки. Люди подошли к дороге и поклонились боярам в пояс.

— Что надо? — строго спросил Игорь Изяславич, натянув поводья.

— Милостивые господа, — пробасил здоровый бородач, — смилуйтесь над нами. Прошу позволения слово молвить.

— Говори! — приказал Игорь Изяславич. — Только быстро.

— Милостивые господа, замерзаем. Нет мочи уже терпеть. Холода ударили, каких не бывало. Что теперь с нами станется? Пальцы на ногах чернеют, ребятишки малые мёрзнут. Того и гляди помирать начнём. Сжальтесь над нами во имя спасителя нашего Стефана, позвольте в крепость пойти. А то ведь не ровен час, окоченеем совсем.

Игорь Изяславич окинул суровым взором крестьян, что переминались с ноги на ногу то ли от холода, то ли от неуверенности.

— Подумаю, — кинул он им, и мы поскакали дальше.

— Их бы, и правда, в крепость, — сказала Дарья, оглянувшись на толпу закутанных людей. — Замёрзнут.

— Нельзя им в город, — ответил я. — Вот-вот разразится эпидемия. Лучше тут переждать. Может, потеплеет на днях. А я бы на их месте собрал пожитки и свалил бы подальше отсюда, пока не стало слишком поздно.

Мы обогнули лесистый холм и свернули с дороги. За деревьями на поляне нас ждали Пётр и два сноходца. Мужики сидели на поваленном дереве, Пётр расхаживал взад-вперёд. Его лошадь была привязана к ближайшей берёзе. У всех троих имелись при себе ружья, а у сноходцев — ещё и сумки с какими-то приборами. Город отсюда виден не был, зато открывался прекрасный вид на поля и леса на склонах других холмов и деревеньку, притаившуюся вдали среди деревьев.

Когда наш отряд выехал на поляну, оба мужика вскочили с места, а когда мы подъехали ближе, поклонились в пояс. Они смотрели на нас то ли враждебно, то ли испуганно.

— Вам нечего бояться, — сразу же напомнил Игорь Изяславич. — Я дал слово, что не стану преследовать вас за вашу деятельность и не отдам под суд. Если всё сделаете правильно, и мы окажемся, где нужно, вы оба получите по пять рублей. Мы хотим попасть в область Сна, которая воссоздаёт Ярск. Сможете это устроить?

— Да, господин, — ответил сноходец постарше с проседью в бороде, — вы попадёте в Ярск, если во Сне ничего не поменялось за последний месяц.

— Неужели Сон ещё существует? — спросил Андрей. — Блаженная должна была проснуться несколько дней назад.

— К сожалению, пробуждение задерживается, — ответил старший сноходец.

— Или его вообще не будет, — буркнул второй, молодой и коренастый.

— Почему ты так решил? — спросил Андрей.

— Не знаю, господин. Болтают, — пожал он плечами и помялся с ноги на ногу, потупив взгляд.

— Кто болтает? Кто такое сказал?

— Да в кабаках болтают, мужики, — вступился старший. — Не ведают ничего, а болтают. Что с дурней взять? Да и откуда нам знать-то, господин? Всегда блаженная просыпалась. А теперича восьмой день — а не просыпается. Неясно, что и думать, — он развёл руками и осклабился.

— Ладно, занимайся, — махнул рукой Андрей. — Нечего болтать попусту.

Сноходцы принялись за дело. Они достали из сумок четыре столбика со полукруглыми шкалами и кристаллами, измерительные приборы и большой порт. Нашли ровную площадку. Тот, что помоложе, начал устанавливать столбы, а тот, который постарше — крутить кольца порта.

— Восьмой день месяца пустоты, — задумчиво проговорил Андрей. — Либо пробуждение задерживается, либо и вовсе не наступит. Не помню на своём веку, чтобы пробуждение случалось так поздно.

— В две тысячи пятьсот шестьдесят втором году пробуждение выпало на пятый день, — сказал Игорь Изяславич, — а в две тысячи шестьсот втором — и того позже, на шестой. В двадцать пятом веке были три подобных случаях. Дай-то Бог, чтобы и в этот раз оно всего лишь задерживалось, и чтобы мы успели вывести людей, пока блаженная не проснулась.

— Риски есть, — согласился Андрей. — Посмотрим, насколько ярко загорятся кристаллы.

Как я узнал из ночного разговора, перед пробуждением кристаллы на приборах светятся очень тускло. И это знак, что Сон может в любой момент схлопнуться. А чем ярче свет, тем Сон стабильнее.

Сноходцы возились с приспособлениями, а мы ждали. Уже совсем рассвело, и холодный яркий шар лез вверх по небосклону. День обещал быть солнечным.

И вот брешь, наконец, открылась. Между четырьмя столбами задрожал и заискрил воздух. Кристаллы на столбах и на порте горели ярко — значит, Сон был стабилен, чему удивились даже сноходцы, ибо ещё месяц назад такого не наблюдалось.

Мы спешились и уже собирались войти в брешь, как вдруг на дороге показались шесть всадников, за которыми ехал возок, запряжённый двумя лошадьми. Я сразу понял, кто это такие. Достаточно было взглянуть на широкие шляпы и на пелерины плащей, на которых белели восьмиконечные звезды. Всадники имели при себе оружие.

— Принесла нечистая, — буркнул Игорь Изяславич.

— И не говорите, — произнёс вполголоса Андрей. — Что они здесь забыли, вы не знаете, часом?

Возок остановился, и из него вышел уродливый человек в плаще с рукавами и широкополой шляпе — приор, которого я видел вчера в доме Малютиных.

— Приветствую вас, господа... и дамы, — произнёс он, взглянув на Дарью. — Прошу прощения за моё столь внезапное появление, но я узнал о вашем намерении посетить Сон и подумал, что хоть и не служу в ритуальном отделе, а всё равно обязан присутствовать при открытии бреши. Однако странно, что узнал я об этом не от вас, Игорь Изяславич, а от стороннего источника. За время нашей беседы вы и словом не обмолвились о своих намерениях.

— Господин приор, — с деланным равнодушием произнёс Игорь Изяславич, — не думал, что вас заинтересует данное мероприятие.

— Ну как же? Меня интересует всё, — ответил уродливый человек с лёгкой улыбкой, — особенно то, что делается в обход церкви.

— Как вы знаете, епископ, который заведовал ритуалами, погиб, — так же спокойно проговорил боярин Малютин, — и я оказался в непростой ситуации. Мне требуется как можно скорее отправиться в Сон и вытащить тех несчастных, что попали туда не по своей воле. Ждать ритуальный отдел или вызывать епископа из Городца, боюсь, нет времени. Если угодно, я покаюсь в содеянном, и мы обсудим этот вопрос позже, а сейчас, позвольте, продолжим.

Приор понимающе закивал.

— Что ж, разумеется, тех несчастных надо спасти. Вы заняты благородным делом. Я подумал, что вам потребуется помощь, а потому два наших брата — Саул и Марк — отправятся с вами.

Два человека в плащах и серых кафтанах спешились. Один был длинный и худой с горбатым носом, другой — крепкий, широкоплечий с массивным приплюснутым лицом. Этот второй напоминал скорее бандита с большой дороги или вышибалу, чем монаха. В руках оба держали кремневые мушкеты, под плащами я заметил эфесы сабель, а за поясами — пистолеты.

— Не думаю, что стоит подвергать ваших людей такому риску, — возразил Игорь Изяславич.

Боярин не выказал недовольства, но кажется, ему, как и всем нам, затея пришлась не по вкусу. Никому не хотелось оказаться под надзором следственного отдела. Но больше всего, конечно, испугались сноходцы — они топтались, потупив взоры с таким видом, словно их застукали на месте преступления, что, впрочем, было недалеко от истины. Я тоже переживал. Ведь если мы столкнёмся с морами, и я применю ледяные чары, следственный отдел узнает о моих способностях. Значит, опять придётся скрывать свою силу. Надеюсь, остальные поймут...

— Об этом не волнуйтесь, Игорь Изяславич, — проговорил приор. — И Марк, и Саул имеют при себе артефакты и обладают способностями управлять ими. Не думаю, что помощь будет для вас лишней, особенно сейчас, когда никто не знает, что творится во Сне.

Приор был прав: два бойца нам не помешают. Но только не из следственного отдела.

— Благодарю вас, — проговорил Игорь Изяславич, — подмога лишней не будет, — он обратился ко всем нам: — Итак, господа, сейчас мы заходим в Сон. Держимся все вместе, слушаем мои команды. И будьте предельно осторожными!

* * *
Снова тишина — гулкая, неестественная, давящая на мозг своей всепоглощающей пустотой. За время нахождения в Яви я отвык от этого.

Мы выбрались из леса и обогнули холм. Внизу виднелась скованная льдом река, а на склонах прибрежных холмов — городок, куда мы и держали путь. Утоптанной дороги тут не оказалось, и мы лезли по колено в снегу, что отнимало много сил.

Пока шли, не встретили ни одной моры ни в лесу, ни на открытой местности. Мы ждали увидеть полчище монстров, от которых отбоя не будет, а на деле тут оказалось пусто. Иван предположил, что пробуждение уже наступило, а теперь блаженная снова уснула, но Игорь Изяславич предупредил, что мы не знаем, с чем столкнёмся в дальнейшем, а потому расслабляться не стоит.

А вскоре все мы увидели, сколь ошибочны были суждения Ивана. Из-за холма на противоположном берегу показались два огромных человекоподобных существа. Серые худые тела с дистрофичными костлявыми конечностями были ростом с двадцатиэтажный дом. Они вяло, словно в замедленной съёмке, брели вдоль линии горизонта.

— Вот это махины, — вполголоса восхитился Андрей (мы если и разговаривали, то тихо, не желая наделать лишнего шума). — Впервые таких вижу. Даже перед пробуждением ничего подобного не встречал. Каких же ещё жутких тварей породил Сон?

— Будем молиться, чтобы Господь уберёг нас от встречи со столь мерзкими и опасными существами, — вкрадчиво произнёс высокий монах, которого звали Саул.

— Молитесь, — буркнул Андрей себя под нос. Хотел ещё что-то добавить, но передумал. В присутствии представителей следственного отдела не стоило распускать язык.

Город, который был перед нами, сильно походил на Ярск, однако имелись и отличия. К востоку от него виднелись дома и шпили колоколен, которые отсутствовали в Яви. На холме же вместо монастыря стоял огромный дворец, устремив в небо острые пики многочисленных башен. В остальном всё было плюс-минус также, но даже эти отличия заставили нас усомниться, в правильное ли место мы попали. Однако гадать смысла не было, теперь путь один: добраться до северной части Ярска и посмотреть, здесь ли оказались пропавшие люди.

Первых мор мы встретили на улице, как только вошли в пригород. Две мелкие «собаки» вяло брели среди домов и были тут же уничтожены чарами Игоря Изяславича. А вот на площади с часовней и двухэтажным каменным зданием существ оказалось гораздо больше.

— Многовато, — тихо проговорил Игорь Изяславич, когда мы остановились посреди улицы, глядя на замерших впереди мор.

— Многовато? — ухмыльнулся Андрей. — Да они тут кишмя кишат. Толпами бродят. Даже в рог можно не трубить.

— И всё же, попробуем пробиться, — решил Игорь Изяславич. — Будем двигаться вперёд, выжигая всех, кто попадётся на пути.

— Долго же придётся этим заниматься, — заметил Андрей.

— Пока я не вижу серьёзных причин отступать. Если не поднимать шума, мы справимся. Если пойдёт волна, займём часовню или тот каменный дом и будем отбиваться. Ничего сложно.

— Как хотите, — скривился Андрей. — Руководите вы. Главное, чтоб не напрасно всё это оказалось.

Мы встали поперёк улицы, построившись заранее обговорённым образом. В авангарде были Андрей, Игорь Изяславич, Иван и Дарья. За ними — те, кто светлейшими не являлся. Я — в арьергарде на случай, если моры нападут с тыла. Так и пошли. Фиолетовые сгустки полетели в существ, потом — светящиеся каменные осколки. Несколько раз грохнули бордовые сферы, созданные Андреем. Из переулка на меня выскочила небольшая «собака» со свиным рылом, но я зарезал её саблей, не прибегая к магии. Такая же участь постигла и вторую.

Уничтожив монстров на площади, мы двинулись к Ярску, но больше такие крупные скопления нам не попадались. Только когда подходили к черте города, из придорожных зарослей выскочили три человекоподобные существа и с десяток «собак». Но они были уничтожены прежде, чем добрались до нас.

Мы опасались, что в самом Ярске мор окажется многократно больше, чем в окрестностях, но реальность обманула нас: в городе было пусто.

Мы шли, оглядываясь по сторонам, по непонятно кем расчищенной от снега улице. Хоть вокруг было спокойно, бдительности мы не теряли. Нехорошая стояла тишина, гнетущая. Так и чудилось, что среди домов таится нечто ужасное. Тревога давила всё сильнее. Сражаться с морами было не страшно, страшно — бродить в неизвестности, не зная, что тебя ждёт за следующим углом.

Вдруг до нас донёсся звук, похожий на хлопанье больших крыльев. Мы замерли, и вскоре в небе показалось существо. Оно сделало над нами круг и уселось на карниз дома метрах в пятидесяти от нас.

Мора эта напоминала человек с крыльями. Её нижние конечности представляли собой когтистые птичьи лапы, а верхние — обычные человеческие руки. Белые крылья существо сложило за спиной. Оно обладало длинной шеей, на которой крепилась небольшая лысая голова с сильно вытянутым вперёд лицом и огромным горбатым носом, из-за чего монстр напоминал грифа. Одето же он был в серый балахон, похожий на мешок, в котором прорезали дыры для рук, головы и крыльев. Усевшись на карниз, мора повернула свою мерзкую рожу и уставилась на нас наполненными тьмой глазницами.

— Что это такое , мать его? — поморщился Иван.

— Крылатый, — сказал Андрей. — Слышал про таких. Но, признаться, вижу впервые.

— Сноходцы считают, что крылатые — это легендарные существа, — сказал Дарья.

— Не-е, — протянул Андрей. — Чушь! Это не легенда. Просто они обитают в таких глубоких областях Сна, куда люди и не заходят вовсе. Похоже, эти твари истребили остальных мор. Поэтому тут так пусто.

— Значит, во Сне происходит что-то совсем нехорошее, — проговорил Игорь Изяславич. — Что ж, будем бить. До площади осталось недалеко. Глупо сейчас отступать.

Он создал фиолетовый сгусток и приготовился метнуть в крылатого монстра, но тот поднял свою вытянутую голову в небо и заорал. Так мог вопить человек, которому разрывают плоть, но, кажется, существо всего лишь звало своих.

Фиолетовый сгусток молнией метнулся в него, но тварь внезапно поднялась в небо, и магический снаряд пролетел мимо. А в это время десятки огромных крыльев зашумели повсюду, и над нами в небесной синеве закружились большие чёрные силуэты. Оба Малютиных снова швырнули сгустки в существо. От одного оно увернулось, а второй прожёг до кости лапу. Монстр взвыл и ринулся на нас. Остальные последовали его примеру.

На нас пикировало сразу несколько тварей. Кажется, битва предстояла серьёзная.

Глава 30

Крылатые налетели со всех сторон. Они орали так, что от одного этого крика можно сойти с ума. Некоторые были безоружны, у других в руках я заметил топорики, сабли и даже у кого-то — алебарду. Вся эта свора ринулась на нас.

Игорь Изяславич что-то кричал — видимо, приказывал строиться. Мы не слышали его слов за воплями тварей, но и так всё поняли. Светлейшие, в том числе и я, образовали круг, в центре которого встали Василий Васильевич, его сын, два монаха и сотник.

Грохнул залп пяти мушкетов, в небо полетели фиолетовые сгустки и град светящихся каменных осколков, над крышами образовалась бордовая сфера и, как только одно из существ приблизилось к ней, взорвалась с гулким хлопком, оторвав монстру крыло и руку. Тот с жалобным воем завертелся в воздухе и шлёпнулся в снег неподалёку от нас. Упали ещё несколько тварей, сбитых магическими снарядами.

Но крылатых это не останавливало. С каждой секундой количество существ в небе увеличивалось, и очень скоро крылья их затмили солнечный свет. Я не хотел использовать магию, но при таком скопище врагов без неё, казалось, не обойтись. И всё же я решил попробовать.

Один из крылатых спикировал на меня. Он дико орал, разинув пасть, полную мелких зубов, а в руках сжимал алебарду. Я выхватил оба пистолета, выстрелил и отскочил в сторону. Существо со всего разгона врезалось в землю. А на меня уже летело второе. Я достал саблю и ударил монстра по когтистой птичьей лапе, которой тот хотел схватить меня. Монстр завыл и взмыл вверх.

Я едва успел обернуться, чтобы парировать топорик третьего существа, атаковавшего со спины. Существо потянуло ко мне лапу, но тоже получило саблей по когтистому пальцу. Второе опять ринулось в атаку, но я рубанул его по руке, а затем вогнал клинок в живот — неглубоко, но этого хватило, чтобы монстр упал в снег, воя и корчась от боли. Но тут же на его месте оказался ещё один и попытался достать меня длинной саблей. А сзади снова налетел монстр с топориком.

Существа нападали с двух сторон, огромные крылья постоянно задевали меня. Треуголка слетела, а сам я едва держался на ногах, продолжая парировать удары. А в небе кружили другие моры, готовясь занять место поверженных соратников, и от истошных их воплей болели уши. Вопли давили на психику, деморализуя и рассеивая концентрацию. Я пропустил несколько ударов. К счастью, ледяная оболочка сдержала их.

Очередная атака. Я отбил топорик существа, а когда оно хотело вцепиться лапой, схватил его за здоровый когтистый палец, покрытый грубой пупырчатой кожей, и воткнул клинок под рёбра, а затем с разворота рубанул второго. Попал по лицу, из-под лезвия брызнула кровь. Существо не успело отпрянуть, и следующий удар пришёлся ему в крыло. Тварь упала в снег и затрепыхалась, шлёпая здоровым крылом по дороге. Хотел его добить, но в этот момент три монстра камнем ринулись вниз с небесных высей. Один держал в руках алебарду, целясь мне в грудь остриём пики. Я не успел среагировать.

Чудовищной силы удар снёс меня с ног, существо с алебардой взмыло ввысь. Но тут же налетели другие. Их массивные лапы с длинными когтями схватили меня и подняли в небо. Всё вокруг завертелось, я понял, что падаю и сосредоточился на защите. В следующий момент я стукнулся обо что-то твёрдое, а ещё через секунду очутился в снегу: я приземлился, ударившись по пути о край крыши. Перед глазами всё плыло.

Я поднялся на четвереньки, огляделся. Я находился на пустой улице, звуки боя доносились из-за дома на ближайшем перекрёстке, а тут никого из наших не было. Сабля моя валялась в снегу неподалёку. Вскочив на ноги, я побежал к ней.

Заметив, что я ещё жив, моры снова ринулись в атаку. Но теперь монахи меня не видели, а значит, можно использовать чары. Я выставил вперёд обе руки, первое существо замёрзло на лету, и я едва успел пригнуться, чтобы огромная ледышка, в которую превратилась тварь, не сбила меня. У второго заледенело крыло, и монстр шлёпнулся рядом. Я схватил саблю и вонзил её в спину скованного холодом противника.

Налетел ещё один крылатый, но и он получил порцию холода и шлёпнулся недалеко от меня. Я услышал за спиной хлопанье крыльев. Обернулся. В нескольких метрах от меня оказался четвёртый. Еле успел его заморозить. Существо упало на дорогу, и я добил его, найдя участок тела без морозной корки.

Очередной крылатый взмыл надо мной, желая пронзить копьём, но холод остановил и его, и вскоре ещё одно заледеневшее существо барахталось лапами в снегу. Я хотел добить, но на меня с высоты ринулся вооружённый топором монстр.

Я не успел даже ладонь вытянуть в его сторону. Над моей головой прожужжали светящиеся осколки, в воздухе мелькнули несколько огненных линий. Магические снаряды прошили существо насквозь, оторвав ему руку по локоть. Монстр шлёпнулся на дорогу, орошая снег чёрной жижей, бьющей фонтаном из ран.

Я обернулся. На перекрёстке стояла Дарья. Только теперь я заметил, что звуки боя стихли, а существа больше не надрывались в неистовом крике. Лишь высоко в небе раздавались редкие вопли. Похоже, схватка закончилась.

— Ты как? — спросила меня Дарья, подойдя к одному из заледеневших монстров.

— Кажется, в порядке, — ответил я.

После падения до сих пор всё плыло перед глазами, да и голова заболела, но это мелочи по сравнению с тем, что могло бы случиться, не обладай я ледяной защитой.

— Неплохо ты их, — Дарья толкнула одного сапогом, переворачивая на спину. — У тебя сильные чары.

— Радиус маловат, — произнёс я. — А тебе, гляжу, тоже досталось?

Плащ Дарьи был разодран на плече.

— Ерунда, — поморщилась она. — Со спины, гад, подлетел.

Добив уцелевших тварей, мы вышли на главную улицу.

Дорога была завалена трупами мор. Они лежали кучами друг на друге, раскинув крылья и истекая кровью. Некоторые из поверженных тварей ещё шевелились, одно существо сидело, прислонившись к стене, и тянуло вперёд культи рук, из которых торчали обломки костей. Повсюду валялись оторванные конечности, а снег был чёрен от крови.

Среди трупов крылатых тварей лежал Василий Васильевич. Пётр сидел на корточках рядом. Остальные не пострадали, хоть у многих, особенно тех, кто не владел чарами, наблюдались порванные когтями плащи.

— Отходим! Все прочь! — приказал Игорь Изяславич. — Маски!

Мы с Дарьей стояли на перекрёстке вне зоны досягаемости пепла, но девушка всё равно надела «противогаз». Мне, понятное дело, надевать было нечего: моя маска осталась в Высоком вместе со всеми трофеями.

— Где твоя маска? — спросила Дарья, уставившись на меня круглыми стёклами своего «противогаза».

— Мне она не требуется, — ответил я. — Пепел мне не вредит.

— Везёт же, — хмыкнула девушка.

А трупы тлели, и в воздухе повисла непроглядная серая пелена. Продолжалось это несколько минут, а когда пепел полностью испарился, на улице осталось штук пять недобитых тварей и чёрный снег, насквозь пропитанный кровь мор.

Василия Васильевича тоже оттащили в сторону. Когда мы подошли, он лежал неподвижно с открытыми глазами, устремлёнными в небо. Его седые волосы слиплись от крови, а через всю голову тянулась длинная рана, сквозь которую виднелись мозги. Василий Васильевич ещё дышал, но все мы понимали, что жить ему осталось недолго.

— Ты сказал, у вас есть артефакты, — хмурился Игорь Изяславич.

Он тоже присел на корточки возле раненого, расстегнул ворот его камзола и осмотрел массивный серебряный медальон с кристаллом по центру. Кристалл не светился.

— Не знаю, что случилось, — Пётр был мрачнее тучи. — Артефакт не сработал. Не понимаю, почему так.

— Кристалл разрядился, — строго проговорил стоявший рядом Андрей. — Вы хотя бы проверяли артефакты прежде, чем идти в Сон? Заряжали?

— Отец уверял, что медальон заряжен, — Пётр повернулся к Андрею. — Откуда я мог знать?

Брат Саул тоже присел на корточки и осмотрел артефакт. Ничего не сказав, он отошёл к Марку, который стоял в стороне, заряжая мушкет.

— Раненого оставим в одном из домов, — распорядился Игорь Изяславич. — В Явь отнесём на обратном пути.

— Мы бросим его здесь? — Пётр с удивлением посмотрел на боярина. — Я не оставлю отца, я сам отнесу его обратно.

— Нет! Нельзя сейчас распылять силы, — возразил Игорь Изяславич. — Если на тебя нападут моры, ты не отобьёшься, а отправить с тобой людей я не могу. В пятнадцати минутах ходьбы отсюда твои мать и сёстры ждут помощи, а ты повернёшь обратно? Даже если притащишь отца в Явь, шансов у него мало.

Пётр всё-таки поддался уговорам. Мы нашли открытый дом, отнесли туда Василия Васильевича и оставили на кровати на втором этаже. После чего двинулись дальше. До базарной площади было совсем близко.

Мы ждали повторной атаки. Оставшиеся в живых крылатые моры теперь кружили в небе на расстоянии, недосягаемом для нашей магии, тварям хватало ума не приближаться к нам, и мы без проблем добрались до рыночной площади.

И тут мы увидели, что случилось с жителями. Всё произошло именно так, как и предполагал Игорь Изяславич. Несколько кварталов каким-то образом переместились в Сон, а аналогичный участок Сна оказался в Яви. Люди, находившиеся в тот момент на улицах и в своих домах, тоже попали сюда.

Мы шли по мощёной дороге, повсюду валялись припорошенные снегом трупы, двери домов были распахнуты настежь или выломаны. Мы осмотрели несколько тел: они имели колотые или рубленые раны. Всё выглядело так, словно бойню устроили люди, а не моры. Заметили это и остальные.

— Любопытно, — задумчиво проговорил Андрей, переворачивая сапогом закоченевший труп женщины, проткнутой насквозь копьём. — Больше похоже на нашествие вражеской армии. Спланированное, организованное нападение, а не стихийный налёт диких тварей.

— Это сделали крылатые? — спросил Пётр, смахивая снег с трупа, лежащего рядом. Он искал своих.

— Возможно, — ответил Андрей, разглядывая мёртвое тело. — Но не похоже. Судя по ране, удар копьём нанесён снизу вверх, а не сверху вниз. Значит, били не с воздуха. Что-то мне подсказывает, нас ждут сюрпризы.

Дверь дома Воронцовых была выломана, а окна — разбиты. На первом этаже — несколько убитых: две женщины, один мужчина и один мальчик-подросток. Судя по одежде — слуги. В кабинете на втором этаже на пропитанном кровью ковре лежал мужчина, одетый в бархатный кафтан. Игорь Изяславич узнал покойного: это был отец семейства. Других Воронцовых мы не обнаружили. Мебель и прочие вещи налётчики почти не тронули, словно грабёж их не интересовал.

Дом Черемских находился неподалёку. Это был двухэтажный особняк с мезонином. Крыльцо выходило на улицу, над ним свешивался балкончик с витыми перилами. У входа нас встретили два гранитных льва. За особняком имелся сад, огороженный решётчатым забором. В отличие от большинства соседних домов, дверь жилища Черемских была закрыта, а окна — заколочены изнутри.

— Они забаррикадировались, — догадался Андрей. — Там кто-то есть.

Мы поднялись на крыльцо, и Игорь Изяславич постучал в дверь. Нам никто не ответил, и боярин повторил попытку.

— Странно, — он отошёл и стал осматривать окна второго этажа. — Бьюсь об заклад, что там есть люди. Не померли же они за два дня?

— Могли сойти с ума, — предположил Андрей. — Сон — место губительное.

— Не верю, что они погибли, — проговорил Пётр. — Они не могли погибнуть. Наверняка живы. Просто боятся.

— Пётр Васильевич, — с упрёком посмотрел на него Андрей. — Я сочувствую вашему горю, но во Сне может быть всё, что угодно. Советую вам приготовиться к худшему.

В это время ворота, ведущие в сад, скрипнули, и на улицу вышли трое, одетые, как простые горожане. Они целились в нас из старых пищалей.

— Кто такие? — тихо, почти шёпотом спросил крупный бородатый мужик, не спуская с нас ствол ружья.

— Спокойно, — проговорил Игорь Изяславич, — мы не моры. Мы — люди. Я — боярин Малютин, со мной боярин Верхнепольский. Опустите оружие.

— Вы не моры? — переспросил другой, щуплый горожанин. Его взгляд блуждал, а губы дрожали. Это походило на первые признаки безумия.

— Нет, мы не моры, — повторил Игорь Изяславич, — опустите оружие.

Не дожидаясь ответной реакции, он направился к воротам, не обращая внимания на вооружённых людей. Мы двинулись следом. Даже если бы обезумевшие горожане открыли огонь, пули для нас опасности не представляли. А три мужика, наконец, сообразили, кто перед ними, и опустили ружья.

— Прошу прощения, господин, — пробормотал здоровый бородач и поплёлся за Малютиными. — Мы думали, вы моры. Моры приходили сюда. Они увели их. И убили. Кого-то убили, кого-то увели. Два дня назад. И вчера тоже. Мы оказались тут два дня назад. Спрятались в доме. Мы не знаем, что делать, — речь его была спутанной и сбивчивой, чувствовалось влияние Сна. Во Сне даже светлейшим нелегко находиться три дня, что уж говорить об обычных людях.

Эти трое оказались не единственными, кто укрылся в особняке Черемских. Внутри мы нашли почти две дюжины мужчин и женщин всех возрастов, и даже несколько детей. И у всех наблюдались одни и те же симптомы: спутанная речь и блуждающий взгляд. Один старик говорил сам с собой и, когда увидел нас, закричал, тыча в боярина Малютина костлявым пальцем: «Моры! Они пришли». Мужчины, ещё не утратившие рассудок, схватили его, отвели в другую комнату и заперли.

Пётр не нашёл тут своих сестёр и мать, зато тут был слуга — пожилой человек в коричневом кафтане. Увидев молодого господина, он расплакался, как малое дитя, и стал бормотать что-то невразумительное. С трудом удалось успокоить его. С ещё большим трудом удалось добиться внятного рассказа о произошедшем.

Мы устроились в гостиной на втором этаже и принялись по очереди вызывать выживших и опрашивать их. Собрав все рассказы, мы, наконец, поняли, что случилось.

После того, как эта часть города попала в Сон, на людей начали нападать моры. Вначале — летающие. Они убили нескольких человек, оказавшихся на улице, но большинство горожан заперлись в домах. Однако на следующий день явились солдаты в доспехах и стали вламываться в людские жилища. Кому-то удалось спастись, спрятаться, как например, слуге Черемских, который укрылся в каретнике, но таких случаев было меньшинство.

Однако, как ни странно, моры убили не всех, кого нашли. Некоторые из выживших уверяли, что своими глазами видели, как солдаты куда-то уводили схваченных людей. А слуга Черемских заявил, что когда моры ушли, он не обнаружил в доме ни госпожи, ни её дочерей ни в живом, ни в мёртвом виде, несмотря на то, что перед вторжением они были тут.

Затем спасшиеся горожане перебрались в особняк и заперлись тут, заколотив окна и входную дверь. Оставили открытым только чёрный ход. Но была и ещё одна группа выживших. Они обустроились в часовне в пяти кварталах к северу отсюда.

Выслушав спутанные речи горожан, мы закрыли двери гостиной и стали держать совет.

Пётр с угрюмым видом сидел в кресле в углу, он погрузился в свои мысли и даже не смотрел на нас. Игорь Изяславич стоял за занавеской у окна и наблюдал за улицей. Остальные расположились за овальным столом, накрытым бархатной зелёной скатертью, в центре которого красовался позолоченный подсвечник с тремя кристаллами.

— Выводить их надо и побыстрее, — проговорил Игорь Изяславич, не отрывая взгляд от окна. — Вытащим тех, кто заперся в церкви, и отправим всех к бреши.

— А как же мои мать и сёстры? — поинтересовался Пётр.

— Мы не знаем, где они, — повернулся к нему Игорь Изяславич.

— Их увели. Наверняка они ещё живы, — Пётр посмотрел в глаза боярину. — Если бы их хотели убить, убили бы сразу.

— Пётр Васильевич, — со вздохом произнёс Андрей, — никто не знает, чего хотят моры, и могут ли они вообще что-нибудь хотеть. Как мы найдём ваших родственников? Нам придётся перерыть весь город. Сколько дней это займёт?

— Пётр прав, — сказал Игорь Изяславич. — Возможно, это покажется абсурдом, но я тоже полагаю, что у мор имеется цель. И даже более того: есть те, кто управляет ими. Прежде мы ни с чем подобным не сталкивались, но сейчас Сон изменился, изменились и существа, обитающие в нём.

— И в чём же заключается их... цель? — скептически поинтересовался Андрей.

— Мы не можем это знать, но пока есть шанс, что семьи моих отроков живы, я продолжу поиски. Что-то мне подсказывает, они могут находиться во дворце на холме. Не знаю, так ли это, но нам следует туда сходить, а по пути осмотреть крепость и наш особняк. Но займёмся этим завтра. А сегодня надо вывести тех, кого мы уже нашли. Улицы очищены, летающие твари поняли, что с нами опасно связываться. Если отправить с горожанами хотя бы трёх светлейших, уверен, проблем не возникнет.

— Что ж, — пожал плечами Андрей, — будь по-вашему. Но если завтра никого не найдём, мы возвращаемся в Явь, как и условились. Задерживаться более чем на два дня — неоправданный риск.

— Я это понимаю, — кивнул Игорь Изяславич. — И уговор нарушать не собираюсь. Послезавтра поиски утратят смысл. А потому, чтобы ни случилось, завтра вечером мы все вернёмся в Явь.

Идти к церкви, где пряталась вторая группа выживших, Игорь Изяславич поручил Ивану, Дарье и мне. Сам он вместе с Андреем собирался обыскать дом Земских, до которого мы ещё не добрались. А те, кто чарами не владел, должны были остаться здесь и в случае опасности защищать мирных жителей.

Однако брат Саул выразил несогласие с этим планом.

— Мы тоже пойдём, — заявил он. — Я — с группой, что направляется к храму, брат Марк — с вами.

— Это опасно, — возразил Игорь Изяславич. — Вам лучше остаться под защитой стен.

— Мы не боимся и не станем отсиживаться в доме, — брат Саул был непреклонен. — Мы можем за себя постоять.

Думаю, все мы догадались, почему монахи не захотели оставаться в особняке: приор велел им следить за нами. Но ни Игорь Изяславич, ни Андрей не могли найти доводов против, как не могли и отдавать монахам приказы.

Сказать, что такой надзор мне не нравился — не сказать ничего. Даже Дарья поморщилась, когда поняла, что от «помощи» брата Саула нам не отвертеться. Впрочем, ей и Ивану от этого было ни горячо, ни холодно, а вот на меня присутствие монаха накладывало серьёзные ограничения: использовать чары на виду у представителя следственного отдела было не желательно.

Но деваться некуда. Оставалось надеяться, что драться больше не придётся.

Наш отряд из четырёх человек двигался по улице в сторону церкви, по пути обыскивая дома. В городе по-прежнему было пустынно, лишь в безоблачном небе, на расстоянии, недосягаемом ни для магии, ни для мушкетов кружили крылатые твари, ведя за нами наблюдение. Они не нападали, но присутствие их давило на психику. А разбросанные по улице трупы постоянно напоминали о случившейся трагедии и о том, что нас ничего хорошего здесь не ждёт.

Мы приближались к церкви, когда из-за угла навстречу вышел отряд из десятка существ. Моры эти походили на людей, но имели серую кожу и худые, неестественно длинные лица и конечности. Девять существ были облачены в стальные кирасы, широкие штаты до колен и сапоги с подвёрнутыми голенищами, у некоторых имелись шлемы, а в руках моры держали кто топор, кто бердыш или алебарду, а кто — меч. Похоже, это и были солдаты, про которых говорили спасшиеся горожане.

Десятый же отличался от остальных. Монстр этот обладал высоким ростом и невероятной худобой, а потому казалось, что он вот-вот переломится пополам. Он был облачён в длинный, до земли, балахон и не имел лица: глаза, нос, уши отсутствовали. Только небольшое ротовое отверстие чернело на гладкой лицевой части его черепа.

Увидев нас, моры-солдаты ринулись в атаку. Безликий же остался на месте.

Брат Саул вскинул мушкет и выстрелил. Одна из мор свалилась в снег, а монах отошёл за наши спины и принялся перезаряжать ружьё. Дарья выпустила град светящихся осколков. Они трассерами пронзили воздух и продырявили насквозь ещё двух солдат. Иван метнул один за другим два фиолетовых сгустка. Один прожёг кирасу существа, второй попал ему в лицо. Существо закричало, схватилось за оплавившуюся физиономию и повалилось в снег.

Я ждал, пока моры подбегут ближе, чтобы выстрелить из пистолетов, но Дарья и Иван выкосили их так быстро, что я и глазом моргнуть не успел.

В это время вокруг безликого существа образовались чёрные дымчатые сгустки, и как только последний солдат упал, сражённый магией, сгустки эти пулей устремились к нам. Никто даже среагировать не успел.

Глава 31

Никто не успел среагировать. Никто, кроме меня.

Дарья стояла рядом, и в тот момент, когда чёрные сгустки полетели в нас, я испугался, что она не сможет защититься. Мысленно поставил барьер на пути магических снарядов, и тут же примерно в метре от нас возникло полупрозрачное ледяное полотно с неровными краями. В следующий миг чёрные сгустки ударили в этот «щит», и он разлетелся на осколки. Не все снаряды он заблокировал. Несколько пролетело над нами, один мелькнул возле моего лица.

Я и сам не понимал, как удалось поставить щит. Обычно чары направлялись руками, но сейчас моё сознание создало лёд без помощи жестов.

Слева — фиолетовые вспышки: Иван отбил магию противника своими чарами.

Ледяное полотно пропало, и Дарья выпустила в противника каменными осколками. Но те не причинили существу вреда.

— Ставь защиту! — крикнула мне Дарья.

Я убрал пистолеты и создал щит, направив магические потоки руками — так было проще. Едва я это сделал, как чёрные сгустки обрушились на стену льда, разнеся её на куски. Дарья же снова выстрелилаградом осколков в безликого монстра.

Иван подбежал ближе ко мне, чтобы тоже находиться под защитой ледяного полотна, и метнул в существо фиолетовый сгусток, который на этот раз был больше обычного.

— Защита! — крикнула Дарья, но я и без её напоминания уже выставил щит, закрыв нас от очередного залпа. Едва полотно пропало, Дарья и Иван ударили монстра магией.

Тактика оказалась удачной. Я создавал стену льда, которая принимая на себя удар, тем самым избавляя Дарью и Ивана от необходимости тратить силы на защиту, а мои спутники использовали атакующие чары.

Существо оказалось очень сильным. Оно двигалось вперёд, поглощая выпущенную в него магию, и продолжало осыпать нас дымчатыми сгустками. Лишь после пятой нашей атаки монстр остановился. В теле его зияла дыра: Ивана всё же пробил его защиту. Но помирать безликий не спешил. В нас снова полетели чёрные сгустки. И опять я создал на пути их ледяное полотно.

А силы мои уходили. Такое количество льда генерировать было непросто, и я начал ощущать слабость.

Во время следующей атаки Иван промахнулся. Точно метать сферы на большом расстоянии получалось далеко не всегда. А вот светящиеся осколки, выпущенные Дарьей, пробили тело монстра насквозь. Безликий захрипел, но продолжил движение, а вокруг него снова образовались чёрные сгустки.

Грохнул выстрел, сгустки исчезли, и существо упало на дорогу. Позади нас стоял брат Саул с дымящимся мушкетом.

— Не думал я, что моры могут быть столь сильны, — проговорил я, глядя на пепел, поднимающийся над тлеющими трупами.

— Никто не думал, — проговорил Иван. — Это из-за того, что Сон вовремя не прекратился... Проклятье, в меня, кажется, попали, — он держался за рёбра.

— Всё в порядке? — повернулась к нему Дарья.

— Пустяки. Защита сработала.

Лазурный жюстокор Ивана был прожжён на груди с правой стороны. Парень запахнул плащ, чтобы прикрыть дыру. Дождавшись, когда пепел улетучится, мы двинулись к церкви.

В небольшой часовне рядом с кладбищем схоронились десять человек. Существа не смогли высадить толстую дубовую дверь, обитую железом, и группе горожан удалось переждать нашествие. Но от тлетворного влияния Сна тут было не спастись, и люди постепенно теряли рассудок. Один парень постоянно что-то бормотал, а убитый горем священник твердил об умершей супруге. Адекватнее всех вела себя невысокая полноватая женщина средних лет, одетая в оливковое платье.

— Его супруга скончалась пять лет назад, — сказала она, кивнув на священника. — Бедняга сходит с ума. Мы все сходим с ума. Спасибо, что пришли. Я знала, что Игорь Изяславич не оставит нас в беде.

— Мы тоже рады, что нашли вас, Софья Васильевна, — проговорил Иван, который, как оказалось, знал женщину. — Как только мы вернулись в Ярск и узнали о несчастье, постигшем город, тут же отправились вам на помощь. Но где ваш муж? И где остальные?

Женщина оказалась из семьи Земских, поэтому-то Иван и был с ней знаком. К сожалению, она знала ещё меньше, чем те, кто укрылся в доме Черемских. Группа спряталась в церкви в первый же день, и с тех пор люди носа наружу не казали.

Когда мы вернулись в особняк Черемских, выживших стали готовить к отправке домой. Путь до бреши должен был занять не более часа. Сопровождать людей назначили меня, Дарью и Ивана. Брат Саул и Пётр, естественно, вознамерились идти с нами. Однако Андрей внёс некоторые коррективы в состав отряда.

— Даниил останется, — заявил он. — Нам с ним надо многое обсудить.

— Может быть, потом? — спросил я. — Сейчас не самое подходящее время...

— Очень даже подходящее. Мы останемся и будем держать дом. Остальные могут отправляться к бреши.

Вряд ли Игорю Изяславичу понравилась эта идея, но возражать он не стал. Он лично пошёл в числе сопровождающих, а в особняке, кроме нас с Андреем остались брат Марк и сотник Гордей.

Когда все ушли, и дом опустел, я и Андрей поднялись на второй этаж и устроились в гостиной за столом, накрытым бархатной зелёной скатертью. Андрей затворил двери. В залитой ярким солнечным светом комнате было тихо, здесь царила атмосфера уюта и покоя, и на какой-то миг я даже забыл, что нахожусь во Сне. Я откинулся на высокую резную спинку стула и приготовился слушать. После схватки я до сих пор ощущал слабость.

— Я узнал о чарах, которыми ты владеешь, — Андрей говорил тихо, опасаясь, что нас могут подслушивать. — Игорь рассказал о стычке в лесу и о том, что благодаря тебе Малютины выбрались оттуда живыми. Признаюсь честно: никогда не верил, что у тебя появится талант. А вот отец твой даже не сомневался в этом. Получается, он был прав, а я ошибался... всем мы ошибались. Жаль, Святополк не дожил до сегодняшнего дня.

— Мне тоже жаль, — произнёс я. — Отец бы порадовался.

— Но скажи: почему лёд? Об этих чарах лет двести никто ничего не слышал. Почему именно они у тебя появились?

Я тихо рассмеялся:

— Думаешь, я знаю? Нашёл, у кого спросить.

К Андрею я обращался на «ты». Один раз по незнанию обратился на «вы», но он посмотрел на меня, как на инопланетянина, и поинтересовался, давно ли я со своим дядей любезничать начал?

— У тебя должны были появиться чары багрового заката или огненного ветра. Другими Верхнепольские никогда не владели. Да и твоя мать, кажется — тоже. Она вообще не имела таланта. Впрочем, про её семью я знаю мало. Святополк говорил,чтоб я не совал свой нос в их дела. Из уважения к нему я послушался и обещал молчать... — последние слова Андрей произнёс задумчиво. Он свёл брови, от чего сердитая морщина над переносицей стала ещё глубже.

— Извини... — осторожно спросил я, думая, как бы не ляпнуть, чего не следует, — но ты о чём сейчас? О чём ты обещал молчать?

— О чём? — Андрей поднял на меня взгляд. — О твоём происхождении.

— Интересно... Полагаю, ты знаешь то, чего не знаю я?

— Удивительно, как ты догадался? — с угрюмым сарказмом проговорил дядя. — Но, кажется, тебе тоже пора узнать. Поэтому я и позвал тебя на разговор, — он поднялся со стула, тихо ступая, прошёл к двери и распахнув её, выглянул из комнаты, а затем закрыл и вернулся за стол. — Святополк мёртв, а ты обрёл талант. Смысла хранить секреты больше нет.

— Я слушаю.

— Как ты знаешь, девятнадцать лет назад наш род участвовал в третьем северном походе. Около года длилась кампания, трудные были времена, много славных дружинников погибло в боях с племенами, но и вернулись мы не с пустыми руками. И надо сказать, земли, которые царь даровал нашему роду, оказались довольно богатыми. Вряд ли ты об этом слышал, но возможно, в будущем пригодится. Последние пять лет основная часть серебра поступает из области Эйрен, а в земле Рос два года назад началась добыча ртути. Ну и пушнина, само собой. Так вот, о чём я говорил... через год после нашего возвращения случилось одно событие: из северных владений приехала карета. А в карете той привезли младенца. Спустя две недели у Ирины родился сын. Однако мальчик оказался уродом. А это значило только одно: он был рождён от человека, принимавшего сыворотку.

— Она изменяла отцу?

— Совершенно верно. И Святополк был в ярости, когда узнал об этом. Поначалу он думал предать Ирину публичному суду, но потом у него родилась идея получше. Он решил не разглашать факт измены. Ирина для всех осталась чиста, но отныне ей пришлось считать своим сыном ребёнка, рождённого от другой женщины. Вот так и появился на свет Даниил Святополкович Верхнепольский.

— То есть, младенцем в карете был я? Это меня привезли из северных земель и мной заменили уродца?

— Ага, — коротко ответил Андрей.

Воцарилось молчание.

— А зачем? — спросил я. — Зачем отец это сделал? И кто моя настоящая мать?

— Его возлюбленная, дочь одного из северных князей, которые заключили с нами тогда союзы. Святополк хотел воспитывать тебя, как своего ублюдка, чтобы ты вырос полузнатным человеком, поступил на службу в его дружину и получил землю. А когда случилось то, что случилось, он почему-то решил даровать тебе лучшую судьбу. Ты ведь знаешь, какие земли он тебе завещал?

«А должен?» — подумал я и решил рискнуть:

— Если честно, нет.

— Ну как же так? Север! Ты должен править севером. Земля Эйрен отходит тебе. Это твоя доля в общем наследстве. Святополк подумал, что так будет справедливо и по отношению к тебе, и по отношению к твоей матери, которую он очень любил.

— Хм, любопытно... — потёр я подбородок. — Получается, я должен править на своей родине.

— Я пытался отговорить его от этой авантюры, но ты знаешь своего отца: если он вбил себе что-то в голову, все доводы бесполезны. Пришлось поклясться сохранить тайну твоего происхождения. Ирина тоже согласилась молчать. Сам понимаешь, если бы этот факт стал известен, последствия для неё были бы не очень приятные.

— Вот значит, почему она хотела убить моего отца? Он убил её ребёнка и подменил своим ублюдком, решив выдать за родного сына. И она не простила ему этого.

— Ага.

— Занимательная история.

— Ещё бы, — буркнул Андрей. — А теперь Гостомысл сговорился с Ириной, убил Святополка и воссел на трон. А наши северные земли приберёт к рукам клан Добрянских, даже если они формально останутся в составе Великохолмского княжества. И сие печально. Надеюсь, теперь ты понимаешь, что стоит на кону? Если отцеубийца возглавит рода, княжество развалится.

— Меня хотели убить, — сказал я, подумав, что больше нет смысла скрывать данный факт.

— Убить?

— Да. Выманили в Сон и зарезали. Когда я пришёл в себя, рана чудесным образом затянулась, а у меня появились способности. Благодаря этому я и не сгинул во Сне.

— Вот как... — Андрей нахмурился и побарабанил пальцами по столу. — Значит, Святополк был прав. Признаться, я тоже удивился, когда увидел тебя здесь. Никогда бы не подумал, что ты можешь так просто всё бросить и уйти пёс знает куда. Теперь всё встало на свои места... И надо сказать, это хорошо. Хорошо, что ты объявился, и хорошо, что ты обладаешь талантом. Знаешь... — тут Андрей многозначительно посмотрел на меня, — твоя история может убедить многих встать на нашу сторону. Есть те, кто не верит, что Гостомысл — убийца. Они хотят соблюдать нейтралитет. Глупцы! А на деле вся эта кодла побежит за Гостомыслом, стоит ему только свиснуть. За ним и так почти весь север. Да ещё Добрянские его поддержат — попомни мои слова. Но когда ты расскажешь о покушении, многое изменится.

Я промолчал. Андрей втягивал меня в клановые разборки Верхнепольских, а я не знал, как этому препятствовать. Да и стоит ли? Ведь только семья могла обеспечить мне достойное место в этом мире. Конечно, был и другой путь: скитаться по свету, промышлять походами в Сон, как Дарья и прочие сноходцы. А что потом? Даша, если продолжит вести такой образ жизни, сопьётся через несколько лет. Да и судя по рассказам, мало кто из сноходцев доживает до пятидесяти. В общем, выбор непрост. Но я решил пока ничего не отвечать. Требовалось всё обдумать, да и проблема сейчас перед нами стояла посерьёзнее, чем междоусобные распри.

— Сейчас меня гораздо больше тревожит то, что творится в этих землях, — сказал я честно. — Моры лезут в Явь толпами, исчезают города с людьми, а по округе бродит смерть, которую не может остановить никто и ничто. Грядёт хаос. По сравнению с этим хаосом наши клановые проблемы — мелочь.

— Не говори ерунды, Даниил, — поморщился Андрей. — Всё это закончится. А семья останется. Ты не хочешь возвращаться? Или в чём проблема?

— Возможно, ты не видел того, что видел я. А ещё, — тут я перешёл почти на шёпот, — меня беспокоит следственный отдел. Мои чары несколько необычны...

— Знаю, — кивнул Андрей. — Меня, если честно — тоже. Попробую завтра решить эту проблему.

— Завтра? — удивился я, понимая, куда он клонит.

— Ага.

Андрей ушёл, а я остался в гостиной. Ходил взад-вперёд по комнате, размышляя над словами дяди. Затем встал у окна и принялся наблюдать за улицей. Там было пусто, даже крылатые пропали. Солнце клонилось к закату.

Вскоре вернулся наш отряд. Проблем на пути они не встретили, и горожане в целости и сохранности перешли сквозь брешь. Игорь Изяславич уговорил Петра остаться в Яви присматривать за раненым отцом. Боярин посчитал, что для парня поиск семьи носит слишком личный характер, и на эмоциях Пётр может наделать ошибок.

Вечером, после того, как мы ещё раз обсудили план завтрашнего дня, я набрал кипу книг из шкафа в гостиной и, закрывшись в одной из спален, принялся изучать их.

Я сидел за столиком возле кровати, в подсвечнике горел кристалл, наполняя комнату мягким успокаивающим светом, а в камине потрескивали дрова: хоть я и мёрз, а в натопленной комнате находиться было приятнее. Передо мной лежал раскрытый том мировой истории. Я прочитал только первую страницу, где рассказывалось о сотворении мира и людей три тысячи пятьсот лет назад. Если учесть, что сейчас шёл две тысячи шестьсот девяносто второй год от рождения Стефана-спасителя, официальный возраст человечества был не столь уж велик.

Но дальше первой страницы я так и не продвинулся. В голове копошились мысли, которые не давали сосредоточиться на чтении. Вся жизнь Даниила в моих глазах была сплошной загадкой, а смерть — и подавно. Я снова подумывал найти зеркало и попытаться выведать у прежнего владельца этого тела хоть какую-нибудь информацию. Может, парень сменит, наконец, гнев на милость и расскажет, что произошло? В доме Черемских не осталось ни одного зеркала: их разбили, а осколки выкинули на улицу. Зато я видел ростовое зеркало в особняке Воронцовых.

Дверь тихо приоткрылась. Я обернулся: на пороге стояла Дарья. Она вошла и затворила за собой дверь.

— Опять дела? — спросила она, скрестив руки на груди.

— Да нет, я так... Читаю, — вздохнул я. — Да и раздумья мучают.

— Может быть, в другой раз помучаешься раздумьями, а то мне надоела уже эта канитель.

Вначале я не понял, о чём она, но потом, когда увидел её взгляд, всё стало ясно.

Я поднялся и подошёл к ней:

— Честно говоря, мне — тоже.

Я наклонился и поцеловал её в губы. Даша обвила мою шею руками и крепко прижалась ко мне, мы слились в поцелуе. Кровать была рядом. На неё мы и переместились.

* * *
Чёрный прямоугольник окна был завешан тонкими атласными шторами. В особняке стояла тишина. Все спали. Не спал только часовой в мансарде, который наблюдал за улицей через круглое окно. Сейчас, кажется, дежурил один из монахов.

Мы с Дашей тоже бодрствовали: жались друг к другу под двумя толстыми шерстяными одеялами, пытаясь не замёрзнуть. Я обнял её сзади, мой нос уткнулся в её волосы, ладонь моя лежала на её полной, мягкой груди. С тех пор, как я оказался в этом мире, мне ещё ни разу не было так же хорошо, как сейчас, и потому хотелось подольше растянуть этот счастливый момент.

Только одно омрачало моё счастье: тот факт, что мы находимся в Сне, а через несколько часов предстояло идти на холм к загадочному замку в надежде найти пойманных морами горожан. Я не хотел туда идти. Я хотел вернуться в Явь. Эта каменная громада на холме выглядела мрачно и навевала нехорошие мысли. Даже подумалось, что нас пытаются заманить в ловушку. Моры стали слишком умны, они вполне могли догадаться это сделать. Похоже, чем дольше существовал Сон, тем разумнее становились обитающие в нём твари. И всё же Игорь Изяславич жаждал отправиться туда, и мы с Дашей были вынуждены идти с ним.

— О чём думаешь? — спросил я Дашу.

— О том, что потребую доплату за всё это дерьмо, — усмехнулась девушка.

— А я думаю, как здорово было бы утром вернуться в Явь. Нехорошие у меня предчувствия.

— Да, — согласился Даша. — У меня тоже. Подраться ещё придётся — это однозначно, — она повернулась ко мне лицом. Наши губы почти соприкасались, я чувствовал её дыхание.

— Ты боишься? — спросил я.

— Немного, — ответила Даша. — Как-то тут всё... не так.

— Во Сне всегда всё не так. Это ужасное место. Когда я покидал Сон, готов был поклясться, что не вернусь сюда больше никогда. Но вот я снова здесь.

— Так всегда бывает. Каждый раз ты выходишь из Сна и решаешь, что это последний раз. Но потом приходится идти снова, и снова... Поначалу я думала: привыкну. Но прошло пять лет, а так и не получилось. Каждый раз, как первый. Никогда не знаешь, что тебя тут ждёт, — Даша замолчала, а потом улыбнулась. — Опять я лишнего, кажется, наболтала.

— Какой смысл держать всё в себе? — удивился я. — В этом нет ничего предосудительного. Вот только, зачем? Деньги? Да, я понимаю, ради денег люди идут на многое. Делают то, что противно им самим и их натуре. Терпят страх, боль, унижения... много чего терпят. Изо дня в день, из года в год. Всю свою долбаную жизнь. Но... неужели ты не можешь прекратить это? Скопить состояние, заняться чем-то ещё? Почему именно Сон? Неужели хочешь остаток дней своих скитаться, невесть где, рискуя жизнью? Мне кажется, ты достойна большего.

— Не знаю. Может быть, однажды... Давай лучше спать, — Даша снова улыбнулась и поцеловала меня в губы, — я не хочу сейчас об этом думать, — она уткнулась носом в мою шею и закрыла глаза.

Даша уснула быстро, а я так и лежал, таращась в стену, и думал. Ждал, пока она уснёт, чтобы сделать то, что намеревался. Когда Даша отключилась, я аккуратно выбрался из её объятий, оделся, стараясь не шуметь, взял висящую на спинке стула перевязь с саблей, положил в кобуры оба пистолета и на цыпочках прокрался к выходу. Ботинки и штиблеты надел уже за пределами комнаты.

Вышел из дома, огляделся, прислушался — никого. Направился к особняку Воронцовых.

Дверь была открыта. Я поднялся на второй этаж и остановился перед огромным ростовым зеркалом в одной из спален. В нём отражались стены, кровать и прочая мебель, но моего отражения там не было.

— И как это понимать? — спросил я вслух. — Куда ты пропал? Мы не закончили наш разговор.

В отражении появились люди. Вначале это были лишь смутные силуэта, но потом они приобретали чёткость, и вот передо мной стояла целая толпа мужчин и женщин, одетые в роскошные наряды. И вдруг я почувствовал, как меня тянет туда неудержимая сила. Зеркало засасывало меня, и я ничего не мог с этим сделать.

Глава 32

Огромную залу заливал свет хрустальных люстр, стены и потолок блестели позолотой, а на полу мозаикой были выложены диковинные узоры. Роскошь интерьера ослепляла своим великолепием и давила вычурным величием форм.

Людей тут было столько, что шага некуда ступить. Мужчины и женщины в дорогих одеждах кружили в старинном танце, и от обилия парчи, шёлка и бархата рябило в глазах.

Я шёл между танцующими парами, стараясь ни с кем не столкнуться или не наступить на стелющиеся по полу платья. Я оглядывался по сторонам, пытаясь найти выход, но видел лишь маски, скрывающие лица публики. Маски были разные: белые, золотистые или разноцветные, грустные и улыбающиеся. И все они провожали меня пустыми прорезями глаз, за которыми, казалось, не было ничего.

Неведомая сила затянула меня сюда. Зеркало поглотило мою душу. Я не понимал, где оказался и как отсюда выбраться, я не знал, вернусь ли обратно или останусь тут навечно. Но надо было куда-то идти, и я шёл сквозь эту праздничную толпу, сквозь разноцветные лица масок, провожающие меня надменным равнодушием.

Наконец, впереди показались высокие двери, и я направился к ним, лавируя между танцующими парами. Следующая зала была украшена не менее пышно. Здесь стояли столы и богато одетые мужчины и женщины в масках сидели за ними, ведя меж собой светские беседы. Голоса их сливались в единый гул, и я не мог разобрать ни слова. На столах стояли различные яства, но собравшиеся даже не притрагивались к ним.

Когда я вошёл залу, глазные прорези масок устремились на меня. Я шагал мимо длинного стола и буквально кожей ощущал их взгляды. Они влекли к себе, но я не хотел становиться частью их общества, пустой оболочкой, лишённой всего человеческого. Я шёл вперёд, желая лишь одного: избавиться от липких взоров этих безличных масок.

За обеденной залой следовала ещё одна, а потом — ещё и ещё. Но вот я вышел к мраморной лестнице с массивными перилами. Возможно, стоило спуститься вниз, но в голове моей словно кто-то шептал: «Иди наверх». И я послушался, зашагал наверх по широким сверкающим ступеням.

Дворец был огромен. Я миновал шесть этажей, прежде чем достигнуть последнего. А когда поднялся на самый верх, понял, что не знаю, куда идти. В три стороны вели бесконечные анфилады, и я остановился в замешательстве. Я не ведал, что тут делаю, и как выбраться отсюда, но внутри было стойкое ощущение, что я пришёл туда, куда надо, словно некая цель, к которой я стремился очень и очень давно, находилась где-то совсем близко.

Навстречу вышел мужчина в зелёной ливрее. Лицо его было закрыто серебристой маской, в прорезях которой я, как ни пытался, не смог разглядеть глаз, а на голове его белел парик с буклями. Несмотря на то, что одежда в этом мире напоминала наряды восемнадцатого века, парик я увидел впервые.

— Вам туда, Александр, — мужчина поклонился и показал рукой в направлении, откуда пришёл. — Мастер ждёт вас.

Я почему-то ни капли не удивился, что меня назвали прежним именем. Поблагодарил мужчину и двинулся в указанном направлении сквозь большие пустые залы, украшенные картинами, скульптурами и вездесущей позолотой, от которой рябило в глазах.

Но вот я подошёл к закрытым дверям высотой в два человеческих роста. Двери открылись сами, и я очутился в просторном светлом помещении, заполненном мраморными и гипсовыми статуями. Передо мной предстали девушки и юноши с правильными чертами лица и совершенными телами. Лица были одно другого прекраснее, многие девушки напоминали Ноэму, некоторые же отличались от неё, но всё равно были удивительно красивы. Казалось, они тоже наблюдают за мной, и хоть скульптуры не двигались, от этого ощущения никак не удавалось избавиться.

Миновав залу со скульптурами, я оказался в ещё одной. Она напоминала мастерскую. Тут повсюду стояли гранитные заготовки для статуй, недолепленные фигуры, огромные полотна картин с подмалёвками и куча разных инструментов.

Здесь никого не было. Я увидел приоткрытую дверь и, войдя в неё, оказался в комнате поменьше. В центре стоял круглый столик с самоваром. За столиком сидел мужчина и попивал чай.

— Присаживайся, Александр, — предложил незнакомец, указывая на стул напротив.

Мужичина улыбался, глаза его светились добротой и отеческой заботой.

От чая в фарфоровой чашке шёл пар, в тарелках лежали баранки, пряники и всевозможная выпечка, в блюдцах были варенье и мёд.

— Угощайся, — незнакомец жестом указал на стол. — Наверное, устал по замку-то бегать? Проголодался?

Мужчина говорил по-простому, без церемоний, да и внешность его была простовата: добродушное лицо с короткой седеющей бородкой, закатанные до локтей рукава рубахи из грубого сукна, потёртый бежевый камзол.

— Спасибо, — ответил я, но к пище не притронулся. — Я вас знаю?

— Уверен, ты слышал обо мне, — незнакомец обмакнул в варенье кусок белого хлеба, откусил и запил чаем. Когда прожевал, заговорил снова. — Извини, не представился сразу. Просто мне показалось, ты в курсе, кто я.

— Мастер?

— Верно. Он самый, — мужчина промокнул рот заткнутой за воротник салфеткой.

— Ноэма рассказывала, — проговорил я.

— Да, конечно. Я знаю. Ноэма... Бедная девочка. Она так страдает, так переживает за всех вас. Мне порой тяжело от того, что я создал столь ранимое и беззащитное перед болью этого мира существо. Но таков удел красоты.

— Страдать?

Мастер кивнул с печальным видом, а потом вытащил из-за воротника салфетку, положил на стол и, поднявшись, проговорил:

— Пойдём.

Я последовал за ним.

Через застеклённые двери мы вышли на балкон с мраморной балюстрадой. Дворец находился на высокой горе, а внизу, от подножья до самого горизонта, насколько хватает глаз раскинулся город. Я догадался, где мы: на той самой скале, которую я увидел в свой первый день во Сне и до которой, по словам сноходцев, невозможно добраться.

— Кто это создал? — спросил я. — Вы?

— Вы, — ответил Мастер. — Люди. Это создали люди.

— Вас тоже создали люди?

— Нет, меня не создал никто. Я появляюсь сам в начале каждого цикла. Я — лишь одно из выражений Бытия, как и вы все, как Явь, как Сон. Всё есть Бытие, а Бытие — есть пустота. Оно берёт начало в пустоте и уходит в пустоту. Таков цикл. Вначале — творение. Я олицетворяю его. Потом — гармония и красота, порядок, если хочешь. Ибо гармония — есть порядок. Это вторая ипостась.

— Ноэма?

— Да, она есть воплощение красоты и гармонии.

— У всех разное понимание красоты.

— Верно, а потому каждый видит её по-своему. Она не одна. Как и я не один. Но все мы — одно. А вместе с порядком появляется энтропия. Вы сражаетесь с ней, пытаетесь победить, пытаетесь продлить своё существование, оставить после себя что-то, что увековечит ваши имена, не понимая, что это бесполезно и бессмысленно. Всё разрушается, всё идёт к своей конечно точке — Хаосу. Хаос тоже ипостась Бытия, но после Хаоса Бытия нет — а есть пустота, из которой однажды снова возникнет всё сущее. И процесс этот не остановить.

— Какой в этом смысл? — спросил я.

— Никакого. Смысла нет. Смысл вы создали сами в своей голове. Бытие бессмысленно, пустота бессмысленна, даже творение бессмысленно. Оно есть, потому что есть, потому что не может не быть.

— Ладно, допустим... — я решил зайти с другой стороны, ибо в словах Мастера не было ответа на интересующие меня вопросы. — Что я должен делать?

Мастер посмотрел на меня удивлённым взглядом.

— Что мне делать? — повторил я вопрос. — Ноэма просила уничтожать посвящённых. Она сказала, что они виноваты в появлении Мары. Я должен убивать посвящённых? Я должен остановить Хаос? Как остановить то, что грядёт? Как уничтожить то, что уничтожить невозможно?

— Сознание посвящённых стало чёрной дырой, которая исторгает мрак, — Мастер облокотился на перила и уставился вдаль. — Не знаю, когда это началось и как долго продолжалось, но сейчас мир находится на грани. Порядок нарушается, красота гибнет, энтропия растёт. Хаос близится.

— Значит, надо избавить мир от посвящённых?

— Надо? Кто сказал, что надо?

— Но если они — зло?

— А что такое зло? Разрушение? Нет, это не зло, это естественный процесс. Он неизбежен. Ничто не может существовать вечно.

— Но они же...

— Ускоряют распад, приближают Хаоса, — перебил меня Мастер. — Да это так.

— И я про то же, — сказал я. — Ускоряют. А оно надо?

— Знаешь, я много думал насчёт тебя. Вначале мне казалось, в твоём появлении здесь нет смысла. Всё придёт к своему финалу, и мир этот однажды закончит своё существование. Так какая разница, когда? Но вы, люди, хотите продлить свой век, хотите отсрочить конец. Видимо, поэтому ты и появился. Процесс ускорился сильнее, чем нужно. И ты его замедлишь.

— Меня сюда кто-то отправил?

— Нет, — замотал головой Мастер. — Твоё появление — лишь следствие естественных причин. Не более.

Слова Мастера были загадочны, но я всё понял. Я осознал свой путь и то, что должен сделать в этом мире. Рано или поздно судьба столкнёт меня с ситуацией, в которой не окажется иного выбора, кроме как принять свою роль. Таков естественный ход вещей, которому ничто не может препятствовать.

— Как мне выйти отсюда? — спросил я, но Мастера уже не было рядом.

Я вернулся в комнату, но и тут его не оказалось, как не оказалось и столика с самоваром. Зато напротив меня стоял парень в чёрном жюстокоре, расшитом золотом. Это был Даниил.

— Вот мы и встретились, — проговорил я. — Мне уже давно надо с тобой поговорить. Ты ещё злишься?

— Ты ответишь за всё, — процедил парень, выхватил шпагу и ринулся на меня.

Я достал саблю. Наши клинки скрестились, началась схватка. Мы кружили по залу, отбивая удары друг друга, звон железа эхом разносился под потолком. Мы нападали и защищались, но чем дольше продолжался поединок, тем больше я понимал, что мой противник владеет шпагой не хуже и не лучше меня. Он был моим отражением, и сколько бы я ни пытался сделать обманный манёвр, провести стремительную атаку или взять натиском, у Даниила всегда находилось, чем ответить. Как и мне — на все его приёмы. Он угадывал мои движения, я — его. Мы бились на равных. Он был моим отражением, он был мной. Я бы воспользовался чарами, но не чувствовал в себе магической силы. Она тут не действовала, и полагаться оставалось только на клинок.

Но вот я начал уставать, движения мои стали медленнее, реакция хуже. Но Даниил тоже выбился из сил. Он продолжал махать шпагой, но давалось ему это всё труднее и труднее. Однако, несмотря на усталость, ни он меня не мог достать, ни я его.

Остановились тоже одновременно. Опустив клинки, мы стояли и смотрели друг на друга, и тяжело дышали. Мы оба поняли: драться дальше смысла нет. Никто из нас не выйдет победителем из этой схватки, пусть даже она продлится целый день.

Даниил глядел на меня исподлобья. Глаза его сверкали ненавистью. Бессильная злоба обуревала парня. Я же не чувствовал к нему ненависти. Его злость казалась мне смешной и глупой.

— Быть может, стоит посмотреть правде в глаза? — заговорил я, немного отдышавшись. — К тому, что с тобой случилось, я не имею никакого отношения. Я не виноват в твоих несчастьях. Я сам жертва обстоятельств. Сколько раз тебе это надо повторить, чтобы ты понял?

Я думал, Даниил продолжит упираться.

— Тогда кто? — спросил он с вызовом. — Кто виноват в том, что ты забрал моё тело?

— А я знаю?

Мы снова уставились друг на друга. Прошла минута...

— Кто тебя хотел убить? — спросил я. — Братья? Гостомысл? Мне надо это знать. Надо понять, что делать дальше, понять, кто друг, кто враг. Всё слишком запутанно. На некоторые вопросы только ты можешь дать ответ. Помоги мне.

— Зачем? — Даниил всё ещё глядел на меня исподлобья, но злоба его утихла. — Какой мне в этом прок?

— Для всех в этом мире ты жив. За мной они видят тебя. В моих делах твои дела. Тебе всё равно, что твои родственники о тебе думают? Всё равно, кем ты станешь в их глазах? Теперь я — это ты, а мои поражения и победы — твои поражения и победы. И чтобы я не облажался, тебе придётся мне помочь.

— Допустим, — буркнул Даниил. — Что ты хочешь узнать?

— Кто тебя убил?

— Не знаю, — парень нахмурился и отвёл взгляд. — Я не знаю этих людей. В тот день я получил записку от Насти. Она хотела встретиться во Сне. Я пришёл в условленное место, и тут... — он не договорил, на лице его отразилась глубокая внутренняя боль — боль от предательства.

— Письмо от Насти? Это девушка, с которой ты был помолвлен? — спросил я.

— Она самая. Она написала, что готова и назначила место встречи.

— И зачем ей было нужно свидание во Сне?

— Настя хотела узнать, что такое Сон. Хотела, чтобы я показал ей. Не могу поверить... До сих пор не могу поверить. Мы же любили друг друга.

— Как думаешь, зачем она это сделала?

— Не знаю! — воскликнул парень. — Хватит задавать глупые вопросы! Я ничего не знаю.

— А ты подумай. Вспомни. Какие могут быть причины? Ты же рос при дворе. Слышал многое.

Даниил поморщил лоб:

— Много чего я слышал. Говорили, будто кто-то из её семьи не хотел, чтобы мы женились. Но какое Настя имеет к этому отношение? Она не могла на такое пойти.

— Придётся это выяснить, — проговорил я, убирая в ножны саблю, — если, конечно, я выберусь из этого странного места.

— Послушай, — Даниил устремил на меня пристальный взгляд. — Я скучаю по ней. Я хочу, чтобы она была со мной. Если ты отнимешь её у меня, я не знаю, что с тобой сделаю. Я достану тебя из-под земли. Я тебя уничтожу!

— Ты хочешь, чтобы она оказалась здесь, с тобой? — уточнил я. — Ты хочешь... чтобы я её убил?

Даниил молчал, продолжая таращиться на меня, словно хотел загипнотизировать.

— Твою ж мать... — я был слегка ошарашен такой просьбой.

— Пожалуйста, — тихо произнёс Даниил. — Тогда я прощу тебя. Буду тебе помогать. Сделаю, что скажешь.

— Это слишком... — я задумчиво скривил рот. — Не знаю. Я подумаю. Мне надо идти. Рад был пообщаться. Наверное, свидимся ещё. Удачи.

Развернувшись, я зашагал прочь. Хотелось поскорее покинуть это место. Даниил больше не сказал ни слова, лишь сверлил меня взглядом, пока я ни вышел из комнаты. Его просьба была странной. Конечно, если Анастасия замешана в покушении, это нельзя оставить безнаказанным. Вот только непонятно, действительно ли она причастна к убийству, или девушка сама не знала, что стала виной гибели возлюбленного?

Миновав мастерскую, я снова оказался в огромной зале. Но теперь тут не было скульптур прекрасных юношей и девушек — помещение наполняли уродливые карлики. Эти омерзительные существа с большими животами и головами, деформированными лицами и гипертрофированными половыми органами совокуплялись на полу, залитом густой липкой жижей. Из ртов уродцев лилась слюна и вырывались сладострастные стоны. Эта картина была настолько тошнотворной, что я не сразу решился зайти в залу. Я содрогался от одной мысли о том, что мне надо пересечь это огромное пространство. Вот только иного способа добраться до лестницы не было.

Подавляя рвотные позывы, я быстро зашагал сквозь залу, а карлики, увидев меня, бросили своё занятие и ринулись ко мне со всех сторон.

Я выхватил саблю и принялся махать направо и налево. Я рубил и колол уродцев, кровь брызгала во все стороны, кровью покрылись мои одежды, руки, лицо, а крики боли заполнили залу. Но карлики не отступали, а я продолжал кромсать этих мерзких существ, которых становилось всё больше и больше.

И мне стало страшно...

— Смотри на меня, — раздался женский голос.

Я поглядел в ту сторону, откуда он донёсся, и увидел Ноэму. Она стояла возле двери. Страх отступил, и карлики перестали тянуть ко мне свои кривые ручонки.

— Не смотри на них, — произнесла девушка, — смотри на меня. Иди за мной, я выведу тебя.

Я двинулся к Ноэме. Казалось, существа исчезли. Но я-то знал, что стоит отвести от неё взгляд, как они возникнут вновь, схватят меня и разорвут на куски.

Когда мы покинули залу, я больше не смог сдерживаться. Меня стошнило на узорчатый кафельный пол.

— Следуй за мной, — повторила Ноэма.

Мы спустились по лестнице и оказались на первом этаже. Ноэма исчезла за высокой двустворчатой дверью, которая захлопнулась перед самым моим носом. А когда я открыл её, увидел лишь пустоту. Я почувствовал, как меня что-то схватило и потянуло туда.

* * *
Я очнулся на полу среди осколков зеркала. В комнате было темно, и только луч кристаллического фонарика разгонял мрак. Даша сидела рядом на коленях. Сейчас она казалась ангелом небесным, вытащившим меня из преисподней. Я приподнялся и оглядел комнату.

— Жив, — Даша обняла меня так крепко, что мне дышать стало тяжело. — Зачем? — бормотала она. — Зачем ты пошёл сюда? Глупенький... Ты не знаешь, чем опасны зеркала? Ты мог навсегда остаться там. Зачем? Если бы я не пошла за тобой...

— Я видел их, — проговорил я. — Я видел Мастера и Ноэму. Теперь я знаю, что делать.

— Какого Мастера? Погоди... ты говоришь про... — Даша недоверчиво посмотрела на меня.

— Я был во дворце на вершине горы. Ты же знаешь про дворец? Я попал туда. Я видел Мастера — первую ипостась Бытия. Я говорил с ним. Теперь я всё понял.

— Ты бредишь, — Даша обхватила руками моё лицо и пристально взглянула мне в глаза, пытаясь понять, не спятил ли я. — Тебе просто привиделось.

— Ты сама всё слышала, — возразил я. — Мы все это слышали. Мы должны остановить посвящённых. Проредить их ряды. Такова судьба... моя судьба, — я взял её ладонь. — Я не сошёл с ума, не волнуйся. Пока не сошёл...

— Ладно, — грустно проговорила Даша. — Только не поступай так больше. Не надо смотреть в зеркало. Я очень, очень испугалась. Я не хочу тебя потерять.

Я обнял её:

— Не буду. Мне больше нечего там делать. Я узнал всё, что хотел.

* * *
Утром Ивану нездоровилось. Он ощущал лёгкое недомогание, а на щеке его, в том месте, куда попал чёрный сгусток, образовалось серое пятно. Такое же появилось на груди. Брат Саул осмотрел следы, но сказал лишь, что будет молиться за здоровье Ивана.

Тем не менее, боярич отправился с нами. Он не настолько плохо себя чувствовал, чтобы оставаться в особняке.

Пройдя весь город и не найдя никого, кроме крылатых тварей, что по-прежнему кружили в небе, мы поднялись на холм и оказались у ворот дворца. Ворота были открыты, перед нами простирался занесённый снегом сад с подстриженным кустарником, большими клумбами и фонтанами с причудливой лепниной.

В саду не было никого. Даже крылатые здесь не летали, они не решились следовать за нами за пределы города.

Во дворце тоже царила пустота. Пройдя в одну из парадных дверей, мы оказались в просторном помещении, стены и потолок которого были украшены росписью и лепниной. Повсюду блестела позолота, почти как во дворце из зазеркалья.

Мы обошли несколько залов на первом этаже, но никого не обнаружили. Затем поднялись на второй этаж. Нас сильно удивили порядок и чистота во всём дворце, словно недавно здесь провели генеральную уборку.

Мы двигались по анфиладе вдоль ряда окон. Из каждой залы вели ходы в другие помещения — такие же пустые и стерильные.

— Пусто, — заявил Андрей.

— Нет, — возразил Игорь Изяславич. — Сердцем чую, что мы тут не одни. Вы как хотите, а я уверен, что горожане где-то здесь. Куда ещё их могли увести?

— Да куда угодно, — хмыкнул Андрей. — Логово этих тварей может быть в десятках вёрст отсюда. Или под землёй, например. Пёс их знает.

— Под землёй... А ведь, возможно, вы, Андрей Святославич, правы. Во дворце должны быть подземелья. Что если людей держать там?

— Вы удивительно упёртый человек, Игорь Изяславич, — вздохнул Андрей. — Полагаю, переубеждать вас бесполезно? Ну так давайте найдём вход в подвалы и посмотрим на пустоту, царящую там, и ещё раз убедимся, что мы с вами занимаемся совершенно бессмысленным делом. Если во Сне что-то пропало, это уже не найти. Не мне вам объяснять.

— Прошу прощения, Андрей Святославич, — спокойно проговорил Игорь Изяславич, — но речь идёт о моих подданных. Я поклялся защищать их, и я сделаю для этого всё возможное.

— Разумеется, — кивнул Андрей. — Что ж, давайте сделаем, что должно. Ведите! У нас с вами впереди ещё полдня. Кто знает, вдруг вы окажетесь правы?

Спуск в подвал нашёлся быстро. Одна из лестниц вела прямиком в подземелье. Здесь оказались такие же комнаты, как и наверху, украшенные столь же изысканно и пышно, разве что окон не было. Зато были люстры с кристаллами, которые мы усилием воли заставили светиться.

— Ну так что, Игорь Изяславич, — спросил ехидно Андрей. — Нашли своих подданных? Тут так же пусто, как и наверху.

— Погодите, — Игорь Изяславич прислушался. — Всем тихо! Слышите?

Мы замерли, и в воцарившейся тишине услышали звук: это были крики, доносившиеся откуда-то из-под пола. Крики боли и отчаяния множества людей. У нас под ногами находился ад, где мучают души грешников — именно такое возникло ощущение.

— Они там, — объявил Игорь Изяславич. — Их схватили и пытают. Мы должны вытащить их.

Но не успел он это договорить, как со стороны лестницы раздался шум: топот множества ног и бряцание железа, словно к нам бежала целая толпа.

Вскоре мы увидели их. Моры-солдаты, вооружённые алебардами и другим холодным оружием, неслись по тёмной анфиладе, грохоча сапогами и гремя доспехами. Как я и предчувствовал, мы попали в ловушку. Путь назад оказался отрезан.

— К бою! — приказал Игорь Изяславич, и мы приготовились отражать атаку.

Грохнули мушкеты, фиолетовые сгустки полетели в существ, бордовая сфера разорвалась в передних рядах, разметав на куски нескольких тварей. Но другие продолжали напирать, топча тела убитых соратников, и конца края не было видно этой орде.

— В проход! — крикнул Игорь Изяславич. — Отступаем в проход. Будем сдерживать их там.

Мы попятились к двери, ведущей в следующую залу. Дверной проём был воронкой, в которую ринутся моры и где их легче всего сдержать. Вот только, видя количество тварей, я понимал, что даже сил пяти светлейших не хватит, чтобы победить такую толпу.

А толпа стремительно приближалась, и ни фиолетовые сгустки, ни взрывающиеся бордовые сферы, ни даже град осколков не могли остановить столь неистовую атаку.

Одна из дверей позади нас с грохотом распахнулась, и оттуда тоже выскочили моры. Нас окружили. Теперь точно не отбиться. Оставалось лишь одно: прощаться с жизнью.

Глава 33

Шансов у нас не было. Но у меня появилась идея, как остановить ораву. Хватило бы только сил...

— Держите тыл! — крикнул я, выходя вперёд.

Моры-солдаты были уже в дверном проёме. Я сосредоточил в руках энергию и выпустил её в них. Тут же всю толпу, которая ломилась в дверь, сковали чёрные ледяные кристаллы. Замёрзшие моры образовали стену на пути остальных, и тем пришлось лезть через головы своих застывших соратников.

Применив чары ещё раз, я остановил вторую волну. Стена из замороженных существ выросла, и следующим стало совсем непросто добраться до нас. Я выпустил поток холода в третий раз. Всё. Больше с этой стороны до нас не достать. Вот только стены этой хватит минут на пять-десять, а потом лёд начнёт пропадать.

А мои спутники в это время отбивались от мор, лезших с тыла. Четырём светлейшим и троим полузнатным пока удавалось сдерживать их. Я же чувствовал невероятное истощение сил. Таких сильных чар прежде я не создавал, и теперь требовался отдых: час-два, а лучше день. Вот только не было ни часа, ни тем более дня: подвалы дворца кишели морами.

Я выхватил саблю. Теперь оставалось надеяться на свои навыки фехтования и остатки силы, которая ещё какое-то время сможет защищать меня от ударов.

Уклонившись от алебарды, я вонзил саблю в глотку напавшему существу. Другое, облачённое в кирасу и шлем, атаковало меня мечом, я парировал, рубанул по лицу, а потом в подмышку, которую не защищала броня.

Рядом сражалась Даша. У ног её уже валялись четыре трупа. Она вонзила палаш в шею пятому, а шестого «солдата» продырявила вместе с кирасой крупным каменным осколком. Я рубанул по открытой голове седьмого, подбежавшего к ней.

— Отступаем! — крикнул Игорь Изяславич. — Туда!

Мы ринулись к двери в дальнем конце залы, откуда не пёрли твари.

Мы забежали в другое помещение, Даша выпустила град осколков, который скосил троих самых проворных преследователей. Мы закрыли двери. Гордей, Иван и оба монаха подпёрли створки спинами, а с противоположной стороны уже налегали моры-солдаты.

— Отойдите! — крикнул я, а сам упёр руки в обе створки. Собрал последние силы, и дверь покрылась чёрным льдом, створки примёрзли друг к другу. Мы выиграли ещё несколько минут.

Освещая пуговичными фонариками путь, мы ринулись прочь и вскоре оказались возле узкой каменной лестницы, ведущей вниз. Другого пути не было.Позади моры вот-вот выломают дверь, если уже не выломали. Оставалось спускаться глубже в подземелья.

— Мы идём в ловушку, — сказала Даша. — Не думаю, что там есть выход.

— У вас есть предложение получше, Дарья Мирославна? — спросил Игорь Изяславич. — Может, хотите прорываться с боем обратно? У вас ещё остались силы?

Даша не ответила. Наверное, в этот момент все понимали, что нас загнали в тупик, но сражаться с толпой мор мы были не в состоянии. Приходилось идти туда, где был открыт путь.

Спустившись по каменной лестнице, мы оказались в самых настоящих замковых подвалах. В недрах подземелий раздавались крики пытаемых людей, попавших в лапы существ. Это ещё раз подтверждало, что у существ не было иной цели, кроме как убивать и уничтожать. Вот только способы убийства стали изощрённее, чем прежде.

Мы вошли в небольшое помещение. Тут были несколько дверей и низкие сводчатые потолки из необработанного камня. Звуков погони мы не слышали, а значит, можно передохнуть и восполнить силы. Светлейшие достали из внутренних карманов уже знакомые мне стальные «портсигары» со шприцами и принялись колоть себе меж пальцев кристаллическую эссенцию, как они её называли.

Не только у меня пропадали силы после активного использования чар — у всех это происходило примерно одинаково. Тот, кто сильнее, мог создать больше чар, кто слабее — меньше. Но у всех силы рано или поздно иссякали. На восстановление их требовалось время. Эссенция же позволяла восполнить магическую энергию очень быстро, вот только частое употребление этой жидкости было чревато негативными последствиями для организма. Более того, как я случайно узнал (хотя секретом это не являлось), все светлейшие сидят на эссенции с малых лет. А вот почему так, я пока не понимал. Никто эти вопросы специально не обсуждал и мне не объяснял: я и так должен был знать это.

У меня же такая же зависимость образовалось от пепельной сыворотки. Мне требовалось употреблять её раз в несколько дней. И я подумал, что и по аналогии с эссенцией, она тоже восполнит силы. Одна была проблема: монахи не должны видеть, как я употребляю сыворотку. Они доложат обо всём, что здесь произошло, и следственный отдел заинтересуется мной. Но сейчас мне было всё равно. Подыхать из-за того, что закончились силы, я не собирался. Да и вообще, Андрей обещал «уладить вопрос» с монахами. И если надо, я ему с радостью помогу. А пока следовало подумать о том, как выбраться живыми из этого дрянного места.

Я достал мини-фляжку и пипетку, и капнул на язык сыворотку. Я встретился глазами с братом Саулом. Брат Марк тоже с любопытством смотрел на меня. Но они ничего не сказали. Да и остальные промолчали: не до разговоров было.

Восполнив силы, мы двинулись туда, где кричали люди, и вскоре вышли в просторное помещение с низкими потолками. Оно было разделено стенами на несколько секций, каждую тускло освещали масляные фонари.

К потолку за руки была подвешена женщина. Она была либо без сознания, либо мертва. Кожи на ней почти не осталось — та лоскутами валялась в кучке у её ног. Рядом стояло уродливое существо с огромным пузом, покатом лбом и какой-то обезьяньей мордой. Пузо обтягивал забрызганный кровью фартук, а узловатая рука сжимала раскалённые щипцы.

Увидев монстра, оба Малютина швырнули в него фиолетовые сгустки. Те прожгли пузо урода, и наружу вывалились расплавленные внутренности. Навстречу нам выбежали ещё несколько существ в заляпанных кровью фартуках. Некоторые были похожи на пузатого, другие — нет, но выглядели все они одинаково отвратительно. Все они тут же пали жертвами чар светлейших.

В каждом отсеке, отгороженном грубой каменной стеной, мы находили людей, подвешенных к потолку. Никого из них Игорь Изяславич не узнал. Скорее всего, это были пленные горожане. Всех их жутко пытали: сдирали кожу, жгли ноги на огне, отрезали пальцы и другие части тела. От представшей перед нами картины кровь в жилах стыла, а к горлу подкатывал ком тошноты.

Всего нашли десять человек. Среди них только двое мужчин оставались в сознании. А где-то в недрах подземелий до сих пор раздавались крики: там пытали остальных.

— Зачем они это делают? — спросила Дарья, осматривая одно особенно изуродованное тело, подвешенное за руки на крючья. — Какой смысл? Почему они сразу не убили их?

— Если б мы могли спросить их... — Игорь Изяславич вытер окровавленный палаш о найденную тряпку. Он только что добил оставшихся в живых пленников, дабы прекратить их страдания. — Тварей уже не удовлетворяет простое убийство. Они жаждут наших мучений. Зачем? Просто так, как и всё, что моры делали прежде. Такова их сущность.

— Наших отроков здесь нет, — сказа Иван. — Их держат где-то ещё. Надо их найти.

— Если только для того, чтобы прекратить их мучения, — пробурчал Андрей. — Признаться, вы были правы, Игорь Изяславич. Кто бы мог подумать, что твари способны на такое? Они стали слишком разумны. Быстрые убийства их уже не удовлетворяют.

На Андрея пыточная не произвела большого впечатления. Скорее он был удивлён тем, как сильно развился интеллект мор.

— Отражение, — сказал я. — Всё это наше отражение. Отражение человеческой натуры, — не знаю, почему у меня всплыла в голове эта мысль. Вспомнились слова Ноэмы.

— Это ересь, — перебил меня молчавший всю дорогу брат Саул. — В соответствии с учением церкви, Сон — это боль и страдание блаженной Эсфирь по ушедшему спасителю и греху, царствующему в наших сердцах.

— В соответствии с учением церкви? — горько усмехнулся я. — Да в жопу ваше учение. Сколько следственный отдел запытал и замучил народу за последний год? И вот результат. Сон отражает то, что делаем мы там, в Яви, — меня почему-то разозлили слова монаха. Я-то теперь знал, в чём истинная причина такого положения вещей, а брат Саул рассказывал сказки о какой-то спящей святой — сказки, на которых зиждилась власть посвящённых — виновников творящегося во Сне и наяву ужаса.

— Тихо! — гаркнул на нас Андрей. — Потом поспорите. Они идут

Мы замолчали и услышали, как в коридоре грохочут сапоги и бряцают доспехи. Моры настигали нас.

— Даниил, заморозь дверь, — скомандовал Игорь Изяславич. — Все туда, — он указал на тоннель в дальней части пыточной.

Я заморозил дверь и побежал вслед за остальными. Но тут нас встретили. По узкому коридору, где едва могли разойтись два человека, ломилась ещё одна толпа мор-солдат.

В тоннели засверкали фиолетовые, жёлтые и бардовые вспышки. Грохот стоял такой, что закладывало уши. А существа вопили в предсмертной агонии. Потом всё прекратилось. Мы двинулись дальше. Шли по разорванным трупам тварей, заваливших проход. Существ здесь было немного, и мы, пробившись сквозь них, оказались в просторном помещении с высокими потолками. Вдоль стен тянулись решётчатые двери в два этажа. Помещение походило на темницу, но кажется, тут никого не держали: слишком уж тихо было.

Мы остановились, оглядываясь по сторонам.

— Слышите? — прошептал Игорь Изяславич. — Это впереди, — он указал на дыру идущего дальше тоннеля, откуда доносился невнятный шорох.

Вначале мы ничего не видели, даже при свете фонарей, но вдруг в тоннеле появилось длинное безликое существо — такое же, как и то, что встретилось нам возле церкви. Оно вышло из какого-то бокового ответвления. В руках его чернели дымчатые сгустки. Они полетели в нас. Игорь Изяславич принял удар на себя. Мелькнули фиолетовые вспышки — сработала защита. А существо не останавливалось. Оно двигалось на нас, продолжая метать свои магические снаряды. Даже бордовая сфера не остановила его. Зато значительно ослабила. И вскоре тварь испустила дух под ударами чар светлейших. Я почти не участвовал в схватке. Только два раза успел поставить ледяной щит на пути тёмных сфер. Остальные принимал на себя Игорь Изяславич.

— Сильная тварь, — процедил Андрей, когда существо с разорванной головой упало на пол и начало тлеть. — Три сферы понадобилось.

Игорь Изяславич покачнулся, и мы едва успели подхватить его, чтобы он не упал. Кожа боярина на лице и руках посерела, одежда была прожжена в нескольких местах. В щеке чернела дыра, и плоть вокруг неё медленно тлела. Мы думали, Игорь Изяславич парировал атаки безликого своими чарами, а потому все весьма удивились такому исходу.

— Уходите, — прохрипел он. — Они близко. Уходите... — последнее слово он произнёс шёпотом, после чего потерял сознание.

— Отец, очнись, — Иван принялся тормошить его и щупать пульс. — Как так? Он же ставил защиту. Почему чары поразили его?

— Вопросы потом, — отрезал Андрей. — Сейчас не время. Твари вот-вот нагонят нас. Уходим! Саул, Марк, берите тело. Остальные — будьте начеку. Даниил, ты ставишь защиту. Идём с тобой первыми. Иван — замыкающий. Вперёд!

Тон Андрея не допускал возражений. Даже монахи послушались. Они подхватили Игоря Изяславича, и мы двинулись по тёмному тоннелю прочь от преследующей нас толпы монстров.

Вскоре мы обнаружили очередную лестницу, ведущую вниз. Делать было нечего: возвращаться назад нельзя, пришлось спускаться ещё глубже. А там нас снова ждали тоннели, буравящие земную твердь. Они уходили в неизвестность, и мы двигались во тьму — в пустую каменную тьму без надежды вновь увидеть солнечный свет. Узкие коридоры петляли во мраке, разветвлялись или приводили в помещения с дверьми, решётками и смежными комнатами. Страшно было подумать, сколь огромны эти подземелья и как далеко и глубоко они уходили.

Коридор казался бесконечным. Лучи фонарей растворялись во тьме. Если бы эти тоннели строились людьми, можно было бы не сомневаться, что рано или поздно они выведут нас наружу. Но тоннели эти создал Сон, а значит, на благополучный исход рассчитывать не следовало.

* * *
Стена, в которую мы упёрлись, казалось, лишь в очередной раз подтвердила мысль, что выхода из подземелья нет. Мы не знали, сколько времени находились тут. Несчётное число раз забредали в тупики, возвращались, и снова упирались в какую-нибудь стену или оказывались в помещении, откуда не было выхода. В одном из помещений даже заночевали. Все очень устали. Хотелось спать. Да ещё и Иван чувствовал себя отвратительно, еле на ногах стоял. Впрочем, немного выспавшись, он пошёл дальше. И всё же парень был плох. Еда у нас закончилась, впереди маячил призрак голодной смерти. Только моры не попадались нам больше. Лабиринты оказались пусты.

Андрей ощупал кладку, пошевелил один из кирпичей — тот держался плохо.

— Всем назад, — велел боярин.

Мы отошли шагов на двадцать, а Андрей создал возле тупика сферу.

От грохота заложило уши. Пыль наполнила узкий коридор. Мы закашлялись, и на какой-то момент из-за пыли даже перестали видеть друг друга. Но когда пыль рассеялась, лучи фонарей снова устремились во тьму: за стеной тоннель продолжался. И нам снова предстояло идти в неизвестность. Если бы кто-то вспомнил обратный путь, мы без сомнения вернулись бы и попытались прорваться наверх сквозь полчище мор. Пусть не удастся, но погибнуть в бою лучше, чем — от голода во тьме каменных лабиринтов. В этом сейчас мы были единодушны.

Когда впереди забрезжил свет, не поверили глазам. Думали, мерещится. Но оказалось, это и правда выход. Каким-то чудом мы выбрались из подземелья.

Вышли у подножья холма, вокруг был лес. Подземелья пощадили нас, отпустив на свободу. Мы устали, еле держались на ногах, а желудки урчали от голода. Но мы были счастливы. Наверное, так ощущает себя приговорённый к смерти, который получает внезапное помилование. Даже Иван улыбался. Пятно на щеке его стало совсем чёрным, лицо побледнело, слабость разливалась по телу, но каким-то неведомым образом парень держался. Остальные тоже чувствовали себя неважно.

Требовалось как можно скорее добраться если не до бреши, то хотя бы до города. Солнце катилось к горизонту, а сколько идти, никто не знал. Следовало поторопиться. Андрей не преминул напомнить нам том, сколь опасно ночевать в лесу.

Когда добрались до города, уже стемнело. Оказалось, выход из подземелий находился недалеко от дворцовых ворот, и обогнув холм, мы выбраться на дорогу, ведущую в Ярск. Вот только глубокий снег затруднял движение, и потому мы ползли, как черепахи. Да ещё и Ивану требовалось постоянно останавливаться и отдыхать.

Когда мы проходили мимо особняка Малютиных (а точнее, его аналога), Иван предложил заночевать в нём, но Андрей настоял на том, что следует переждать ночь в доме Черемских, поскольку он лучше укреплён и его легче оборонять, благодаря не столь большим размерам.

Мы двинулись дальше по тёмной улице, и вскоре заметили, что в воздухе висит чёрный туман. Это было похоже на туман, который убил всех селян в Высоком. Свет кристаллов разгонял его.

А в городе было тихо. Даже моры больше не летали над нами, не нарушали молчание ночных улиц шумом крыльев. Но от этого город казался ещё более зловещим. Пока мы шли, меня ни на миг не покидало ощущение, что в этой плотной дымчатой тьме таится нечто жуткое. Таится и ждёт своего часа, чтобы напасть и уничтожить всех нас.

Когда подходили к базарной площади, впереди увидели что-то огромное, чёрное и бесформенное, заполнившее собой всё пространство между домами. Улица, ведущая из города, была перекрыта этим странным объектом.

— Сосредоточие тьмы, — тихо проговорил Андрей. — Никто из тех, кого я знаю, не видел его, но по описаниям из трактатов тёмных веков, очень похоже. Это оно напустило туман.

— И что делать? — спросил я. — Его можно убить?

— Насколько знаю, нет. И дым этот вдыхать нельзя. Кристаллы отгоняют его. Фонари никому не гасить. Всё, пошли в дом. Завтра утром обойдём эту тварь и вернёмся к бреши. Надеюсь, нас ещё ждут. А сейчас нам всем надо отдохнуть.

Особняк Черемских был уже совсем близко. Когда мы добрались до него, Иван валился с ног. Я помог ему подняться на второй этаж, положил на диван в гостиной. Он потрогал почерневшую щёку.

— Болит? — спросил я?

— Ничего не чувствую, — пробормотал Иван, еле шевеля онемевшим языком. — Вообще ничего.

— Держись. Завтра утром отправимся в Явь, там тебя вылечат.

— Да, нормально...

Иван не закончил фразу и закрыл глаза. Он ещё долго что-то бормотал в бессознательном состоянии. Судя по его состоянию, было сомнительно, что завтра он сможет самостоятельно продолжить путь.

Тело боярина мы оставили на первом этаже, а сами уселись в гостиной за столом, накрытым зелёной бархатной скатертью. Все окна зашторили, зажгли все кристаллы, какие были в комнате, чтобы те не позволяли чёрному туману проникнуть сюда.

За ужином зашёл разговор о том, почему чары Малютиных не защитили от магии безликого существа.

— Тёмные чары стали очень сильны, — сообщил брат Саул. — Настолько сильны, что чары светлейших не способны им противостоять. Сон должен был прекратиться, но он лишь крепнет, и скоро ни один человек, даже светлейший не сможет бороться с его порождениями. Нам остаётся молиться, чтобы блаженная Эсфирь проснулась, и Сон не превратился в кошмар.

— Иван выживет? — спросил Андрей.

— На всё воля Божья, — с показным смирением ответил брат Саул. — Завтра мы выйдем в Явь, монахи попытаются исцелить его.

Я подумал о сыворотке. Если она помогла брату Фроси, могла помочь и Ивану. Конечно, случай этот совсем другой, но, как я понял, пепельная смола активизировала некие скрытые возможности организма. Однако я не стал поднимать этот вопрос. Монахи не позволят дать больному сыворотку, даже если тот будет при смерти.

А вот когда их не станет... Я посмотрел на Андрея. Он сидел с мрачным видом и постукивал пальцами по столу. Он о чём-то думал, и мысли его были невеселы. Думал ли он, как убрать монахов и когда это сделать? Явно не сейчас. Мы не знали, что случится ночью, и каждый человек был на вес золота, особенно после понесённых потерь.

Тем не менее, завтра надо решить этот вопрос. Монахи не должны покинуть Сон и рассказать обо всём приору. Впрочем, вряд ли это будет сложно: оба брата не владели чарами, а защищали их лишь артефакты.

— Нам всем надо отдохнуть, — проговорил Андрей. — Будем дежурить по очереди. Вначале я, Гордей один из вас, — он посмотрел на монахов, — потом: Даниил, Дарьй и второй из вас. Так что, можете идти спать. Я разбужу, когда придёт ваша очередь. Главное, не гасите кристаллы.

Мы с Дашей отправились в спальню. Скинув кафтаны, мы залезли под одеяло. Вокруг кровати мы поставили подсвечники с кристаллами. Свет их успокаивал и не позволял чёрному туману окутать нас. Я крепко прижал к себе Дашу. Я думал о том, что никогда и никому не отдам её, не позволю этому миру причинить ей боль. Сейчас она для меня была самым близким человеком на всём белом свете.

— Как же башка раскалывается, — пробормотала Даша. — Поскорее бы наступило завтра, и мы выбрались отсюда. Три дня во Сне — это... уже слишком.

— Спи, — сказал я. — Всё будет хорошо. Мы уже почти дома.

Я чувствовал себя нормально. Сон не оказывал на меня никакого влияния.

Даша уснула, а я какое-то время ещё бодрствовал, глядя на милое личико, на котором застыло выражение покоя. И вдруг я заметил у неё на шее под воротом рубахи что-то странное. Осторожно, чтобы не разбудить, я отогнул ворот: на коже вздулись три маленьких чёрных пузыря. У меня внутри всё похолодело. Это была болезнь — та хворь, которую разносила по Ярску мора, одетая в костюм доктора. Даша подцепила заразу, как, возможно, и все мы.

Будить её я не стал. Решил сказать утром. Да и сам скоро уснул: сколь ни велика была тревога, а усталость навалилась такая, что глаза закрывались сами собой. На отдых у нас оставалось часа три. Потом — сидеть и охранять особняк.

Проснулся я от выстрела. Мы с Дашей вскочили одновременно и удивлённо переглянулись.

— Кто стрелял? — пробормотала Даша. — Что-то случилось?

— Сейчас выясним, — я надел башмаки, кафтан и накинул через плечо перевязь.

Подумалось о монахах. Неужели Андрей уже разобрался с ними?

Мы вышли из комнаты и направились в гостиную, откуда предположительно донёсся выстрел. Войдя в туда, увидели Андрея. Он лежал на полу с пулевым отверстием в голове, а на ковре вокруг расплывалось красное пятно. Сотник Гордей сидел в кресле, брат Марк наставил на него два пистолета. Брат Саул стоял рядом с телом боярина, в одной руке он держал дымящийся пистолет, в другой — серебряный шар с несколькими кристалликами, светящимися красноватым светом.

Глава 34

— Поднять руку на слугу Божьего — грех великий, — проговорил брат Саул вкрадчивым голосом. — Боярин убийство коварное замыслил. И поплатился. Поплатитесь и вы за деяния ваши гнусные.

Я смотрел на монаха и не мог понять, в здравом ли он уме? Я знал, что Андрей собирался убить обоих представителей следственного отдела, но не ожидал, что попытается сделать это столь скоро. Да и как так получилось, что владея чарами, он не сумел справиться с двумя монахами?

— Что тут произошло? — спросил я, понимая, что дела плохи.

— Вы! — Саул ткнул в нас пистолетом, его вкрадчивый тон сменился гневным. — Греховодцы и прелюбодеи! Доколе земля будет носить таких? Вы принесли проклятие в мир, из-за вас он страдает под гнётом ужасных тварей. Люди вопрошают: «Почему обрушились на нас несчастья сии? За что Господь прогневался на нас?» Вот за что! За беззаконие и распутство ваше, за грязь и мерзость вашу! Грех поглотил эти земли, тьма поглотила ваши сердца, вы отвернулись от милости Его!

Пока монах говорил, красные кристаллы на загадочной серебряной сфере продолжали светиться. Даша поморщилась и схватилась за виски, она застонала, словно от нестерпимой боли. Я до сих пор не понимал, что происходит, но начал догадываться, что шар каким-то образом влияет на светлейших. Вот только я почему-то не чувствовал этого влияния.

— Светлейшие погрязли в пороке, — Саула продолжало распирать от праведного гнева. — Вы погрязли в пороке, — он снова ткнул в меня пистолетом. — Ты! Ты вкушаешь смолу пепла, ты отвернулся от Господа, а ты — он метнул гневный взгляд в Дашу, которая чуть не плакала от боли, — впала в блуд и гордыню, отреклась от семьи, попрала добродетель, предалась разврату. Дед твой отвернулся от церкви и согрешил. И вот к чему это привело! Но скоро, очень скоро мы положим конец сему беззаконию, церковь очистит Явь от скверны.

— Хватит! — я повысил голос. Мне надоел его трёп. — Ты обезумел!

— Покайтесь! — прогремел монах. — Покайтесь в прегрешениях своих, и молитесь прощении! Иначе кара неизбежна.

— Нет, приятель, — я шагнул к нему. — Не там ты причину ищешь. И не нас кара небесная настигнет. Много ты наговорил лишнего. А отвечать за свои слова кто будет?

— Сидеть! — рявкнул брат Марк на Гордея, которые хотел подняться с кресла. — Пристрелю.

Саул протянул в мою сторону сферу, и Даша, застонав ещё сильнее, бухнулась на колени, сжимая руками голову.

— Убери это, — пробормотала девушка, — пожалуйста...

Но на меня артефакт по-прежнему не действовал, я подошёл к Саулу вплотную, и его взгляд наполнился ужасом. Монах думал, что контролирует нас, но тут он понял, что ошибается: сфера не могла меня остановить.

Брат Марк тоже заметил неладное. Он обернулся, хотел выстелить в меня, но я его опередил, наслал морозные чары, и монах оказался в плену чёрных кристаллов льда, сковавших его. Я схватил за горло брата Саула, тот выронил пистолет и попытался освободиться. Сферу он так и не выпустил из пальцев, продолжая надеяться, что она всё же подействует. Но надежды его оказались тщетны. Тело монаха начало холодеть и чернеть, он превращался в ледышку. Саул завопил, но вопль его очень быстро смолк.

Когда я отпустил его, передо мной стояла ледяная статуя с раскрытым в немом крике ртом и перекошенной от боли и ужаса физиономией. Сфера по-прежнему была зажата в его пальцах, но красные кристаллы перестали светиться.

Даша сидела на корточках и тяжело дышала. Я подбежал к ней.

— Что случилось? С тобой всё в порядке?

Девушка подняла на меня измученный взгляд:

— Кажется, да, проходит. Я думала, башка сейчас взорвётся. Как ты это сделал?

Я прижал её к себе и погладил по волосам:

— Эта сволочь чуть не убила всех нас. Но ничего, всё позади. Что это за артефакт?

— Подавитель, — раздался за спиной бас сотника Гордея. — Вы, Даниил Святополкович, первый раз слышите о таком?

— Нет... — я обернулся. — Э... не совсем. Я, кажется, не видел раньше. А может, и видел, но забыл.

— Церковь постоянно пользуется такими, если надо блокировать чьи-то чары, «смирить», как они говорят, — сотник поднял артефакт. — Этот очень сильный, сильнее обычных.

Я помог Даше встать, а сам подошёл к Гордею, взял из его рук сферу и стал осматривать. Я чувствовал связь с этими кристаллами, мог их активировать, но пока это было ни к чему.

— Твою силу артефакт не блокировал, — заметил Гордей. — На тебя не влияют красные кристаллы?

— Да, странно... Может быть, из-за сыворотки?

— Они не влияют только на посвящённых, — сказала Гордей. — Я не слышал, чтобы красные кристаллы не могли «усмирить» человека, принявшего сыворотку.

— Очередная загадка, — пожал я плечами. — Что здесь случилось? Почему монахи убили моего дядю?

Я убрал сферу в карман камзола. Полезный шарик. Если придётся сражаться со светлейшими, данный артефакт мог сослужить хорошую службу.

Сотник подошёл к трупу Андрея, оттащил к дивану и, присев рядом, сложил его руки на груди и закрыл лицо треуголкой. Мы все прекрасно понимали, что не сможем вынести отсюда покойников. Они останутся здесь, хоть подобное положение вещей и противоречит обычаю.

В этом время брат Марк оттаял и замертво грохнулся на пол. Его глаза были выпучены, он задохнулся в ледяном плену.

— Монахи сошли с ума, — проговорил Гордей, не отрывая взгляда от убитого господина. — Андрей Святославич вступил с ним в спор. Мы не знали, что у них есть подавитель. Хотя следовало догадаться.

— Ты доложишь о том, что здесь произошло? — спросил я.

Гордей поднялся:

— Кому?

— Ну я не знаю... Церкви, моим родственникам.

— Я скажу то, что вы прикажете, Даниил Святополкович. Пока мы не прибудем домой, я обязан слушаться ваших приказов. Однако есть воля покойного, которую я должен исполнить. Она заключается в том, чтобы я сопроводил вас в Острино, дабы вы примкнули к войску Вячеслава.

— А если я откажусь?

— Это ваше право. Но если вы примкнёте к убийце вашего отца, и мы с вами встретимся на поле боя, я убью вас, если понадобится.

— Что ж, разумно... Но я бы предпочёл обсудить вопрос моего возвращения позже, когда выйдем из Сна. Сейчас нам следует подумать о более насущных вещах.

— Разумеется, — кивнул Гордей, — как скажете.

— Итак, нас осталось... — я посмотрел на лежавшего на диване Ивана, — трое?

На щеке парня расплылось чёрное пятно, лицо посинело.

— Иван Игоревич умер сегодня ночью, — подтвердил Гордей. — Нас осталось трое.

— Это плохо. Троим будет сложно отбиться, если на нас нападут. Дальнобойными чарами владеешь только ты, — я повернулся к Даше. — Мои чары работают на близком расстоянии, а у тебя, Гордей, огнестрел. Не лучший расклад.

— Надо попытаться, — сказала Даша. — У нас есть силы. Я готова биться.

Я кивнул:

— Надо, да. Выступаем, как рассветёт. Ждать смысла нет. Но есть одна проблема: скорее всего, мы заражены той странной болезнью, которую разносила по Ярску мора.

— Почему ты так решил? — спросила обеспокоенно Даша.

Я подошёл к ней и показал место на шее, покрытое чёрными пузырями. Она провела по ним пальцами и помрачнела.

— Что это? — удивилась она.

— Пузыри, — сказал я. — У нас образуются чёрные пузыри, которые, скорее всего, превратятся в язвы, как у доктора, которого мы видели. Как будет протекать болезнь и закончится ли она летальным исходом — неизвестно. Ясно одно: когда выйдем из Сна, в городе будет полно заболевших, и нам придётся провести некоторое время в карантине. Покинуть Ярск мы сможем только после того, как переболеем. Если, конечно... — я не закончил, но все и так поняли, что я хотел сказать.

— Что это за болезнь? — спросил Гордей, осматривая свои руки и ощупывая шею на предмет пузырей. — Врачи знают о ней?

— Полагаю, да. Думаю, уже есть первые заболевшие, и городские власти делают всё возможное, чтобы остановить заразу. Как у вас, кстати, самочувствие?

У Гордея и у Дарьи оказались одинаковые симптомы: головная боль, спутанность мыслей, жар, но такой эффект появлялся и от просто длительного пребывания во Сне, так что нельзя было точно сказать, даёт ли о себе знать болезнь, или это — всего лишь влияние Сна.

Меня опечалил тот факт, что Даша заразилась. Конечно, оставалась надежда, что болезнь не приводит к летальному исходу (что вряд ли) или что у светлейших усиленный иммунитет (это более вероятно, хотя источники говорили, что даже светлейшие умирали во время эпидемий), но я всё равно переживал. Мы с Дашей сблизились за эти дни, и мне становилось тяжело от мысли, что она умрёт на моих руках.

— И что нам делать? — спросила Даша.

— Посмотрим, — ответил я. — Полагаю, сыворотка из пепельной смолы может спасти наши жизни, если станет совсем плохо, но не уверен. Она помогла при той загадочной болезни в Высоком, но поможет ли сейчас... — я развёл руками.

— Вы хотите, чтобы мы приняли сыворотку? — нахмурился Гордей.

— Возможно, у вас не будет иного выбора. Или смерть или сыворотка. Я не знаю. Давайте просто выберемся из Сна, а потом уже решим, что делать дальше. Хорошо?

Даша и Гордей согласились.

Теперь экспедицией командовал я. Гордей официально принял моё лидерство, а Даша — негласно, а значит, вся ответственность за жизни этих двоих лежала на мне. А я не знал, что предпринять. Оставалось полагаться на удачу.

Но дела наши оказались даже хуже, чем мы надеялись. Едва начало светать, как с улицы стали доноситься вопли, похожие на человеческие. Выглянув из окна, мы обнаружили, что у крыльца собралась небольшая толпа мор-солдат, вооружённых алебардами, мечами, копьями. Существа бродили взад-вперёд, их было слишком много, чтобы справиться с ними втроём. Да ещё и чёрный туман не исчезал.

А вскоре моры собрались на крыльце и принялись высаживать дверь. Тогда я велел брать всё необходимое и спускаться в подвал.

Подвал оказался большим и холодным с тесными помещениями, заставленными ящиками и бочками, и низкими потолками. Стены покрывал иней. Наверх вела узкая каменная лестница, и в случае нападения, мы смогли бы долго держать оборону. Имелся здесь и второй выход — во двор. Туда вела железная дверь, запертая на ключ, выглядела она весьма надёжно.

Мы устроились в помещении, заваленном старой мебелью. Тут были столы, стулья, шкаф и несколько скамеек, а так же какой-то садовый инвентарь. Разложив на столе и полу кристаллы, мы принялись ждать в надежде, что моры уйдут. Гордей достал приспособление, напоминающее электроплитку: в центре находился кристалл в оправе из какого-то металла, а от этой оправы шла спираль. Данное приспособление предназначалось для приготовления пищи в походных условиях, но сейчас мы его использовали, чтобы греться. Сами по себе кристаллы тепло не выделяли — только при взаимодействии с некоторыми видами металлов. Эта их особенность, как я понял, широко применялось, начиная от оружейных замков, заканчивая двигателями для телег. Сейчас эта плитка оказалась единственным обогревателем в холодном подвале.

Гордей и Даша, закутавшись в плащи, грели озябшие пальцы над спиралью. Даша всё смотрела на меня с завистью и повторяла, как повезло мне, что не мёрзну. Могу представить, как им было холодно.

Моры всё же выбили входную дверь особняка и теперь бродили по дому, а мы, замерев, слушали их тяжёлые шаги и ждали, что вот-вот твари начнут ломиться в подвал.

К радости нашей, до этого не дошло, а вскоре и шаги стихли.

Подождав ещё немного, я выбрался в дом, чтобы разведать обстановку. Внутри я существ не обнаружил, а вот на улице их было полно. Жуткие солдаты ковыляли по дороге туда-сюда, бряцая оружием и доспехами. Выходить было всё ещё опасно: толпа слишком велика для нас троих. Оставалось ждать. Стараясь не шуметь, я взял кое-какую еду, чайник, несколько одеял и спустился вниз.

Даша улеглась на скамье и укрылась одеялами. Она старалась держаться, не жаловалась, делала вид, что всё в порядке, но я-то видел, что состояние её ухудшается. Гордей был молчалив и угрюм, впрочем, как всегда.

— Когда вы начали принимать сыворотку, Даниил Святополкович? — спросил он.

Я подумал, что скрывать нет смысла, и рассказал обо всём, что со мной произошло во Сне, начиная с того момента, когда я открыл глаза и увидел перед собой беловолосую девицу.

— Ты мне не рассказывал, что видел эту девку раньше, — проговорила Даша.

— Тогда это было ни к чему, — ответил я.

— Кто она? — спросил Гордей.

— Ноэма, вторая ипостась Бытия.

— Что это значит?

— Долго объяснять... но я попробую.

Пришлось рассказывать о происшествии в Глебово, а потом — о моих приключениях в зазеркалье в ночь перед отправкой во дворец и о том, как я встретил Мастера в замке на горе. Гордей молча слушал и то и дело морщил лоб.

— Такие дела, — подытожил я. — Картина мира, какой её представляют посвящённые — ошибка, ложь, заблуждение. Называй это, как хочешь. Всё устроено совсем не так, как учит церковь. Мир живёт по другим законам, а виновниками всего происходящего являются, как это ни странно — сами же посвящённые. Возможно, тебе, Гордей, трудно осознать всё это. Ты не видел, что видел я. Но поверь, это так.

Сотник снова поморщил лоб, помолчал, обдумывая мои слова, а потом выдал:

— Похоже на ересь.

— Похоже, — кивнул я. — Но вы так слепо привыкли верить учению церкви, что даже мысли не допускаете о том, что оно может быть ошибочным. А если всё же это так?

— Я не могу рассуждать о таких вещах, — покачал головой Гордей.

— Я тоже сомневаюсь, — пробормотала слабым голосом Даша. — Но я видела собственными глазами ту девку... И как её убили, видела. А она была жива потом. Кто знает, может, она сказала правду...

— Все эти ужасы прекратятся, — продолжил я, — когда посвящённых станет меньше. А лучше, чтоб они исчезли совсем. Нужно запретить их мерзкие обряды, необходимо избавить церковь от их влияния.

— Посвящённые — один из столпов общества, — проговорил Гордей. — Они создают артефакты. Они подчиняют себе тьму.

— Да нихрена подобного. Чушь это, придуманная ими самими. А мы просто привыкли верить им на слово.

— Артефакты много кто умеет делать, — добавила в поддержку моих слов Даша.

— Это не законно, — напомнил Гордей.

— Да какая разница? — усмехнулся я. — Чем больше появится посвящённых, тем больше несчастий обрушивается на нас. Поначалу я тоже сомневался, но теперь точно это знаю. То, что я видел в зазеркалье — реальность.

— Как вы выбрались из мира мёртвых? — недоверчиво поинтересовался Гордей. — Оттуда не возвращаются.

— Кто знает, — пожал я плечами. — Ноэма вывела меня обратно. Возможно, моё время ещё не пришло.

Больше мы не разговаривали на эту тему. Я разогрел чайник на кристалло-плитке и мы принялись пить горячую воду.

Я снова поднялся наверх, осмотрел улицу со второго этажа, взял ещё кое-что из еды. Солдаты до сих пор бродили по дороге перед крыльцом, меньше их не становилось, но и в дом почему-то больше не лезли.

Начинало смеркаться. Ещё один день мы провели во Сне, ещё один бессмысленный день, который приближал нас к смерти.

— Ничего не поменялось, — сказал я, спустившись вниз. — Мор полно. Думаю, завтра надо прорываться с боем. Будь, что будет, а если останемся здесь, замёрзнете или сойдёте с ума, а так — хоть какой-то шанс. Даша, ты сможешь идти? Как чувствуешь себя?

— Нормально, — девушка поднялась и села. — Я справлюсь, всё хорошо. Я готова. Тоже думаю: сколько можно тут торчать?

Даша была бледна, под глазами появились синяки. Осмотрев её шею и плечи, я обнаружил новые пузыри. Гордей нашёл у себя такие же на предплечьях. Утром их ещё не было. Только у меня ничего подобного пока не наблюдалось. Да и чувствовал я себя превосходно.

— Тебе плохо, я же вижу, — сказал я. — Ты уверена?

— Если что, выпью твою сыворотку, — Даша слабо улыбнулась.

Я кивнул. Главное, чтоб помогло. Светлейшему, как я понял, нетрудно избавиться от зависимости. Так что не фатально. В данном случае, сыворотка — меньшее зло.

— Может, сейчас выпьешь? — предложил я.

— Пока нет, попробую без неё выздороветь. Всё нормально, правда.

Когда Даша и Гордей, ослабленные болезнью и длительным пребыванием во Сне, уснули, я снова вышел из подвала. Стемнело. Освещая путь фонариком, я пробрался на второй этаж и осмотрел из окна улицу. Мор видно не было. Вскоре послышались шаги, и я еле успел спрятаться и прикрыть светящийся кристалл. Бряцая ржавыми доспехами, мимо прошла группа солдат, а потом снова всё стихло.

И тут возникла мысль: а что если попытаться прорваться под покровом тьмы? Да, считалось, что ночью Сон становится опаснее, но ведь сейчас мор на улице меньше, чем при свете дня. Что, если утром снова набегут? Идея безумная, но другого шанса могло не оказаться. Я не был уверен, что мои спутники протянут ещё сутки, а если даже и протянут, завтра вечером вряд ли смогут куда-то идти. А если придётся ждать день, два, три... Со мной-то ничего не случится, я не замерзал, не болел, не сходил с ума, а вот для Гордея и Даши промедление могло оказаться фатальным.

Я спустился в подвал, разбудил их и поделился своими мыслями. План мой им не понравился, но я убедил их в том, что другого выхода нет. Мы собрались, зарядили оружие, я опять разведал обстановку и, улучив момент, когда на улице никого нет, покинули убежище и поспешили в сторону окраины. За спиной раздавались вопли тварей. Моры заметили фонарики, которые мы ни на миг не гасили из-за чёрного тумана, и подняли тревогу. А мы бежали. Валили прочь отсюда, петляя узкими улочками, зажатыми меж корявых каменных стен, а те разевали пасти своих зловещих подворотен и провожали мутными окнами, за которыми таилась пустота.

Из-за угла выскочили моры, но нам понадобилось несколько секунд, чтобы расправиться с ними. Вскоре на пути попались ещё трое. Но эти были не опасны, они не могли причинить нам вреда.

Параллельно нам за домами ползло что-то чёрное. Средоточие Тьмы преследовало нас, растекалось по дорогам, желая нагнать и поглотить. Чёрный туман сгущался, и свет фонарей и кристаллов едва просачивался сквозь него. Туман хотел нас сковать, задушить и похоронить, тьма, что безраздельно царствовала тут, не желала отпускать своих пленников.

Я то бежал, то переходил на быстрый шаг, прислушиваясь к тому, что творится вокруг, и постоянно оборачивался, чтобы убедиться, что спутники мои не отстали. Гордей пыхтел, кряхтел, но всё же держал темп. Даша плелась последней, и я всё боялся, что она потеряется и пропадёт.

— Держитесь, — постоянно подбадривал я своих спутников. — Немного осталось.

Хотя откуда мне было знать, сколько осталось? Не знал я ничерта, просто бежал, куда глаза глядят, а голову мою занимала одна мысль: как бы ни нарваться на кого-нибудь, с кем мы не справимся, и не заблудиться.

И вот городские кварталы остались позади, а вместе с ними — и чёрная дымка. Мы пробрались сквозь яблоневый сад, деревья которого давно засохли, и оказались возле загородного дома. Мои спутники, особенно Даша, выбились из сил, и я понял, что дальше мы сейчас не продвинемся. Да и не знали мы, куда идти: сориентироваться в темноте было почти невозможно. Не хотелось заплутать и наткнуться на какую-нибудь жуткую тварь, вроде жнеца.

Я долго стоял, прислушиваясь и вглядываясь во тьму. Ждал, что оттуда выползет источающая туман чёрная масса или моры гурьбой повалят за нами. Но было тихо. Давящая густая тишина заволокла этот мир. Даже ветви не дрожали на ветру. И только тяжёлое дыхание моих спутников нарушало бесконечный покой этого аномального места.

Заночевали в соседнем доме, в него оказалось легче забраться. А едва серое небо над пустым городом начало светлеть, побрели дальше. Солдат больше не встречали, зато над нашими головами снова послышалось хлопанье огромных крыльев, и среди серых туч показались фигуры летающих тварей. Но эти по-прежнему не решались атаковать.

На местности я сориентировался быстро. Вокруг Ярска возвышалось несколько холмов, и я сразу определил, куда именно надо держать курс.

Когда мы вышли на утоптанную десятками ног дорогу, ведущую к бреши, у нас открылось второе дыхание. Оставшийся путь, часть которого надо было переть в гору, мы преодолели на энтузиазме. На лужайке бреши не оказалось, но Гордей достал из сумки порт и принялся крутить кольца, настраивая на нужный лад.

Даша сидела прямо в снегу — дорога отняла у неё остаток сил. Чувствовала себя девушка, как будто, не хуже, чем вчера, но пузырей на шее стало больше. А я стоял и с замиранием сердца наблюдал за Гордеем, думая о том, что если брешь не откроется, мы застрянем тут навсегда.

Но брешь открылась. Воздух привычно задрожал и заискрил, и все вздохнули с облегчением: мы выбрались, мы были спасены. Одно омрачало нашу радость: ощущение того, что все жертвы, в том числе гибель трёх светлейших, оказались напрасны. Ради чего всё? Те, за кем отправлялась экспедиция, так и остались во Сне. А люди, которых удалось спасти, вернулись в город, где бушует болезнь. Они обречены. Впрочем, умереть на родной земле лучше, чем во Сне — так скажет любой здесь.

Несколько дружинников Малютиных и Верхнепольских ещё дежурили по ту сторону. Они ждали нас, но, как признался один из десятников, уже не надеялись на наше возвращение.

Горели костры, мы уселись рядом с одним из них и стали греться. Два дружинника отправились в особняк за лошадьми, чтобы мы могли уехать. Новости были нерадостные: дружинники болели. Первые симптомы появились вчера, а сегодня несколько человек уже слегли. Остальные пока держались. Да ещё и конь мой сдох. Никто не знал, что с ним случилось. На следующий день после нашего ухода он начал метаться и дико ржать, словно его живьём резали, потом слёг, а вчера отбросил копыта. Но я, конечно же, понял, в чём причина такой внезапной кончины.

Я обрадовался, услышав топот копыт приближающихся лошадей, но когда разглядел широкополые шляпы на всадниках, испытал не столько разочарование, сколько злость. Я уже предвкушал отдых в поместье, а появление монахов ничего хорошего не предвещало.

Двое спешились, подошли к нам и поприветствовали.

— Приор Игнатий приглашает вас к себе, — проговорил здоровый монах.

— Мы бы хотели вначале отправиться домой и привести себя в порядок, — сказала я. — Кроме того, некоторые из нас плохо чувствуют себя из-за болезни и вряд ли в состоянии нанести официальный визит.

— Приор Игнатий настаивает на том, чтобы вы первым делом посетили его, — невозмутимо повторил бугай.

Гордей нахмурился и положил ладонь на рукоять пистолета, но я жестом остановил его. Что-что, а перестрелка сейчас ни к чему. К тому же у меня возникла одна весьма интересная идея...

— Что ж, если господин приор настаивает, мы поедем с вами, — сказал я.

Глава 35

Тут была небольшая полуподвальная комнатушка с узким окном под сводчатым потолком. Передо мной за столом сидел приор Игнатий — уродливый сгорбленный человек в коричневой сутане. Не первый раз я уже сталкивался с этим типом, но общаться с ним пришлось впервые. Я сидел на деревянном кресле с подлокотниками, на моём запястье красовался браслет с красным кристаллом — артефакт, который, по мнению монахов, должен подавить мою силу. Каждому из нас надели такой, прежде чем ввести в ворота монастыря, куда привезли для допроса. Оружия при мне не было. И саблю, и пистолеты пришлось отдать, как и моим спутникам. Даша возмутилась такому произволу, ведь никто не имеет права отнимать оружие у светлейшего, но я убедил её, чтобы не упрямилась.

Затем Дашу и Гордея повели в одну из подвальных комнат, а меня — прямиком к приору Игнатию. Допрашивать нас он намеревался поодиночке.

Я давно догадывался, что по выходу из Сна мы попадём в следственный отдел, а потому, сидя во Сне в подвале особняка, мы с Дашей и Гордеем договорились о том, что скажем, а что — нет. Гордей пока не разделял мои взгляды на учение церкви, но он был предан роду, и потому обещал говорить то, что я велю.

После ночного путешествия я был вымотан и голоден как собака. Веки висели свинцовыми гирями, хотелось поскорее добраться до кровати и как следует выспаться. Но вместо этого я торчал в подвале монастыря и отвечал на вопросы урода в коричневой рясе.

И ладно — я, Даша так и вообще еле на ногах держалась, ей требовались покой и отдых, а её тоже привели сюда и надели на руку браслет с красным кристаллом, который в лучшем случае причинял светлейшему дискомфорт, а в худшем — жуткие головные боли. Гордей — мужиккрепкий, и я за него переживал меньше, но он тоже чувствовал себя плохо. Сегодня это было особенно заметно.

И вот я сидел перед приором из следственного отдела и смотрел то на чернильницу, то на перо и открытую книгу, лежащие на столе, то на прикреплённый к стенке колокольчик. Самого приора созерцать не хотелось.

Я рассказал ему «всё, как было», а именно, как мы пошли во дворец на холме, поскольку решили, что моры отвели туда горожан, как нарвались на полчища тварей, как те убили Малютиных, моего дядю и обоих монахов, а нам троим повезло: мы выбрались из дворца через подземные тоннели.

Приор внимательно слушал, кивал, что-то записывал, то и дело задавал уточняющие вопросы. Особенно его заинтересовали интеллектуальное развитие встреченных нами мор-солдат, их способность действовать в группах и подчиняться, по всей видимости, единому центру.

— Жаль, очень жаль, что так вышло, — проговорил он, когда я закончил рассказа. — Я буду молиться за упокоение душ тех несчастных, что остались во Сне.

— Мне тоже жаль, что поход так закончился, — согласился я.

— Возможно, вы уже знаете новости, — сменил тему приор. — В Ярске началась эпидемия. Три дня назад был запрещён въезд и выезд из города. Градоначальник просил светлейших придерживаться данных мер и не покидать Ярск.

Информация эта не стала для меня новой. Я и сам заметил некоторые изменения, когда мы въезжали в Ярск. Теперь блокпосты располагались в пригородах, стража была усилена, а жилые кварталы по периметру обнесли деревянной стеной, особенно в тех местах, где люди могли выбраться на свободу, обойдя солдат.

— Значит, будем пережидать здесь, — пожал я равнодушно плечами.

— К сожалению, — проговорил приор. — Полагаю, вы хотите вернуться домой, к собственному клану?

— Я пока не решил, — ответил я.

— А почему, кстати, вы покинули семью? Весть о пропаже младшего княжеского сына далеко разнеслась за пределы Великохолмска.

Мне не понравилось, что приор начал расспрашивать меня о таких вещах. Он не собирался прекращать допрос, но теперь его интересовали мои личные дела.

— Личные причины, — так и ответил я.

— Личные, значить, — приор едва заметно улыбнулся. — У каждого есть личные причины. А в чём именно они заключаются? Это касается вашего таланта, а точнее, его отсутствия?

«Вот же пёс, — подумал я. — Куда нос свой суёт?»

— Всё, что касается моих взаимоотношений с семьёй — это личные дела, и я не считаю нужным говорить о них, — произнёс я тоном, не допускающим возражений.

— Вот как? Что же, ваше право, — согласился приор. — Простите, Даниил Святополкович, коли затрагиваю столь личные и болезненные для вас темы. Тогда ответьте, пожалуйста, вот на какой вопрос. Надеюсь, он не слишком... личный. Ваша лошадь, Даниил Святополкович, погибла весьма загадочной смертью, а в крови её была найдена пепельная смола. Можете это как-то объяснить?

— Я увёл коня у чешуйчатых, — пожал я плечами. — Кто знает, чем они его накачали?

— Когда это произошло?

— Несколько дней назад, перед тем, как мы приехали сюда.

— Что ж, пусть так. Позволите взять кровь и у вас?

— Зачем? — поинтересовался я.

— Дабы убедиться, что в нет отсутствует пепельная смола.

— А вы считаете, она там есть?

— Нет, что вы, я ничего не утверждаю, в суждениях я опираюсь только на факты. Мне поручена миссия, и проверка светлейших — одна из моих обязанностей. Ещё раз извиняюсь, за доставленные неудобства, но это — необходимая процедура.

— А если я откажусь?

— А зачем? — приор насторожился. — Вам есть что скрывать, Даниил Святополкович?

— Нет, мне нечего скрывать.

— Прекрасно! Тогда монах возьмёт у вас кровь, и вы будете вне подозрений.

— Чтобы узнать, принимаю я сыворотку или нет, вам не обязательно брать кровь. Вы можете спросить об этом напрямую, — сказал я.

— И что же вы ответите? — тонкие прямые губы приора растянулись в скептической улыбке.

— Что я принимаю сыворотку.

— Действительно? Хм. Что ж, честность — достойное качество. Значит, у нас с вами не возникнет недопонимания. К сожалению, до окончания карантина, вам, Даниил Сятополкович, придётся побыть в крепостной тюрьме, а потом вы отправитесь в один из монастырей, где вас излечат от недуга. Ну а ваши друзья тоже вкусили пепельную смолу?

— Вы ошибаетесь, господин приор, — ответил я спокойно. — Я не пойду в тюрьму, и в монастырь не поеду. По крайней мере, пока сам не захочу это сделать. Сейчас я просто отправлюсь к себе домой. Хватит с меня ваших допросов, — я поднялся со стула.

— Думаете, вы можете так просто уйти? — тон приора стал строже. — Я не позволю такому, как вы, разгуливать на свободе.

Приор позвонил в колокольчик.

В комнату вошли два монаха в серых кафтанах и широкополых шляпах.

— Уведите его и заприте в камере, — сухо приказал приор.

Я обернулся к этим двоим, вытянул в их сторону руки, и в тот же миг монахи покрылись чёрными ледяными кристаллами. Я посмотрел на приора, его глаза наполнились ужасом. Он едва дар речи не потерял.

— Как... Этого не может быть... — бормотал он, ошарашенный тем, что артефакт не остановил меня.

— Меня не остановить, — спокойно проговорил я. В моей руке оказался длинный острый осколок льда, похожий на сосульку. Я схватил Игнатия за волосы и воткнул осколок ему в шею, кровь брызнула не коричневую рясу и на стол, заливая книгу, в которой он записывал показания.

На поясе приора висели ключи. С их помощью я снял браслет. И ключи, и браслет я прихватил с собой — такие вещи лишними не бывают.

Теперь надо было действовать решительно. С того самого момента, как за нами приехали монахи из следственного отдела, у меня начала зреть идея. И если во время допроса я колебался, стоит ли задуманное претворять в жизнь именно сейчас, то последнее требование приора рассеяло все сомнения. Теперь я точно знал: никто не должен покинуть монастырь на горе. Все обитатели этого логова уродов сегодня погибнут. Первым делом важно позаботиться о том, чтобы разбежаться не успели, а потом уже делать дело.

Узкий пустой коридор был слабо освещён масляными светильниками на стенах. Я принялся дёргать за ручки дверей, но те оказывались либо заперты, либо за ними находились помещения со всевозможной утварью, инвентарём или продовольствием.

Даша и десятник Гордей расположились за грубо сколоченным столом в просторной комнате с двумя окошками под потолком. Два монаха из следственного отдела сидели на скамьях возле стен. Когда я вошёл, они вскочили, схватившись за сабли, что висели у них на поясах, и один за другим оказались заморожены.

Мои спутники даже понять не успели, что произошло, они сидели и в недоумении таращились на меня.

— Так, слушайте внимательно, — сказал я им, не давая опомниться. — Сейчас мы вырежем под корень всю эту проклятую обитель. Здесь не должно остаться никого. Никто не уйдёт живым.

— Вы желаете войны с церковью? — нахмурился Гордей.

— Она уже развязана, — я показал рукой на одного из замороженных монахов. — У меня не было выбора, иначе они узнали бы о том, что я принимаю сыворотку. А теперь пути назад нет. Полумеры сейчас не допустимы. Да и вообще: я отдал приказ.

— Я сделаю то, что вы велите, — мрачно проговорил Гордей.

Я снял со своих спутников браслеты и тоже забрал себе.

— Ты, Гордей, контролируй двор, — приказал я. — Посмотри, нет ли тут заднего хода, через который могут удрать монахи. А ты, Даша, держи главные ворота. Всех, кого увидишь, убивай без сожаления. Я зачищу здания.

Оружие и прочие наши вещи лежали в смежной комнате. Вооружившись, мы вышли в коридор и двинулись к выходу.

На лестнице столкнулись лицом к лицу с уродливым человеком в серой рясе. Он покосился на клинки у нас в руках, но продолжил идти навстречу. Поравнявшись с ним, я воткнул ему саблю в живот.

На первом этаже мы разошлись в разные стороны. Даша — к уличным воротам, Гордей — во внутренний дворик, я отправился по этажу, открывая все попавшиеся двери.

Но монахов я не находил. Их тут не было.

— Простите, вы кого-то ищете? — спросил длинный сгорбленный человек с деформированным лицом.

— Да, ищу, — я подошёл к нему. — А где все?

— Так в храме служение началось только что. Вестимо, братия вся на служение отправилась. А кто именно вам нужен?

Он не сразу обратил внимание на саблю в моей руке, а когда заметил её, попятился.

— О как! Спасибо, — я рубанул ошарашенного монаха. Тот закрыл лицо рукой, и удар пришёлся по предплечью. Монах вскрикнул. Следующий удар рассёк ему шею.

Покинув жилую часть, я направился в храм — небольшое каменное здание с двускатной крышей и квадратной в основании колокольней.

Когда я вошёл, за трибуной перед алтарём стоял человек в фиолетовой сутане и читал нараспев текст из толстой книги, лежащей перед ним. Остальные сидели на скамьях и внимали словам проповедника — они были одеты либо в серые рясы, либо в серые кафтаны. Всего — человек сорок.

Я вошёл и закрыл за собой дверь на засов.

— Эй, прекращайте проповедь, — крикнул я. — Молитесь своему богу, чтоб он принял ваши души.

Монахи повскакивали с мест и уставились на меня. Настоящее сборище уродов! Каких только тут не было: очень низкие и распухшие, как на дрожжах, длинные и неестественно худые, сгорбленные, кривые. А физиономии такие, что от одного вида их тошнило: непропорциональные, скособоченные. Словно неумелый скульптор пытался слепить человеческое лицо, но у него никак не получалось, и он бросал свои поделки, так и не довершив начатое. Но были среди них и нормальные: монахи из следственного отдела, которые тоже тут присутствовали, не имели уродств.

Прежде чем братия опомнилась, я ринулся на них. Одних я замораживал, других рубил и колол. Старался чаще орудовать клинком, чтобы не тратить магические силы. Кровавые брызги летели во все стороны, орошали скамьи. Украшенный мозаикой пол быстро покрылся красными кляксами. Я чувствовал кровь на лице и руках, а в ушах моих стояли вопли. Кто-то вопил от боли, кто-то исторгал проклятия, кто-то взывал к Господу.

А я рубил и колол, распаляясь от вида крови. Я их резал, словно беззащитных овец, словно жертв на заклании. Ни капли сожаления — лишь азарт и ярость наполняли мою душу, превращая в дикое животное.

Несколько человек бросились к выходу, но наткнулись в закрытую дверь, которую я на всякий случай ещё и заморозил. Пока они пытались совладать с засовом, я подошёл сзади. Всадил одному клинок в спину, отпихнул в сторону, второго рубанул по голове, и так до тех пор, пока возле двери не образовалась куча из десяти окровавленных трупов.

Ещё одного я нашёл в углу. Юноша примерно моего возраста с уродливым лицом пытался спрятаться. В итоге мой клинок и его настиг.

Человек в фиолетовой сутане и трое монахов выскочили на улицу через другой выход и побежали к воротам. Я вышел вслед за ними. Я не торопился, у ворот беглецов поджидала Даша. Всех четверых прошили каменные осколки.

Когда всё закончилось, я тщательно обследовал главное здание с хозяйственными пристройками, но никого не нашёл.

Жилище настоятеля располагалось в одной из пристроек. Я поднялся на второй этаж, где находились спальня и кабинет. Убранство смотрелось простовато, но элементы роскоши тут тоже присутствовали: ковёр на полу, гобелен на стене, украшенный резьбой массивный стол и шкаф во всю стену, забитый книгами в дорогих тиснёных переплётах.

Я чувствовал себя уставшим. Резня отняла много сил, как физических, так и ментальных. Хотелось спать. Кровавый азарт отпустил меня, уступив место ужасу от осознания содеянного. Во мне как будто находилось два человека: один — продукт современной мне эпохи, пропитанной гуманизмом, второй — жестокий убийца, не ведающий жалости входящий в состояние боевого транса от вида крови.

«А что если это бессмысленно? — подумал я. — Что если убийства эти не остановят Мару и не прекратят произвольное появление брешей?» Я не знал, сработает ли это — просто доверился тем странным сущностям. Я не знал, где правда, истина, где реальность.

Я посмотрел на окровавленный клинок и руки, а когда поднял взгляд, увидел за столом одноглазого старика Томаша. Он сидел на стуле с высокой резной спинкой и посмеивался.

— Какого хрена? — пробормотал я. — Что ты здесь делаешь?

Но старик не отвечал — он смеялся всё громче и громче, и меня объял ужас. Я попятился и выскочил из кабинета.Опять видения. Уже третий раз я его встречал. Третий раз покойник являлся мне.

Я спустился и направился к своим. Одно сейчас понимал: нельзя собственные сомнения показывать Гордею и Даше. Они ради меня пошли на чудовищный с их точки зрения поступок, и я должен был поддерживать в них уверенность, что мы совершили это ради благого дела. И плевать, если это ошибка. Обратного пути нет.

Даша еле стояла на ногах.

— Что мы наделали, — пробормотала она, глядя на убитых возле ворот монахов. — Нам не будет прощения.

— Нам не нужно прощение, — возразил я. — Мы очищаем этот мир, избавляем его от страшной участи. Однажды нам скажут спасибо.

Сотник молчал, но по лицу было видно, что его гложут не менее мрачные мысли.

— То, что мы сделали, — проговорил я уверенным тоном, — шаг на пути к спасению мира. Судьба его в наших руках, и я не отступлю, я пойду до конца, я буду истреблять посвящённых до тех пор, пока бреши не закроются, а Мара не вернётся в Сон. Вы со мной?

— А у нас есть выбор? — спросила Даша.

— Боюсь, нет, — ответил я.

— Вы забываете, Даниил Святополкович, — мрачно пробасил Гордей, — есть дела, касающиеся вашей семьи. Вы хотите бросить семью, которой так нужны, и заняться... вот этим?

— Пока у меня не появился дар, что-то никто не разглагольствовал о том, как я нужен семье, — заметил я.

— Тогда ситуация не была столь критичной. Поймите...

— Я понимаю, — перебил я. — Я подумаю над этим вопросом и приму решение. Сейчас нам надо доделать начатое и сжечь тут всё.

Мы сложили тела в трапезной и развели огонь в разных частях здания. После чего покинули монастырь.

Хоть здание и находилось на вершине холма вёрстах в пяти от Ярска, по утоптанной дороге мы быстро добрались до города. Когда подъезжали к особняку Малютиных, монастырь уже пылал вовсю, даже отсюда было видно.

* * *
После обеда мы с Ярославом сидели в кабинете Игоря Изяславича и разговаривали. Я был одет в чистый новенький кафтан светло-зелёного оттенка, голубой камзол с вышивкой и бежевые кюлоты. После трапезы я вздремнул пару часиков, и теперь чувствовал себя вменяемо.

Я рассказал Ярославу обо всём, что случилось во Сне, а тот поведал о событиях в городе. Впрочем, почти ничего нового я не узнал: загадочная хворь вспыхнула одновременно в нескольких частях Ярска, власти ввели карантин, и теперь нам оставалось лишь сидеть и ждать, пока не выздоровеем или не сдохнем.

У Ярослава тоже начали появляться пузыри, а некоторые из слуг и дружинников уже слегли. Их разместили во флигеле.

— Жаль, очень жаль, — сказал Ярослав, когда услышал о смерти родственника. — Мой брат в бегах, дядя погиб. Остался я один, — он вздохнул. — А ещё и эта проклятая болезнь... Худые дела нынче творятся. Словно наказаны мы за что-то.

Он поинтересовался, как так вышло, что монастырь сгорел сразу после нашего визита туда?

— Да без понятия, — пожал я плечами. — Наверное, монахи замёрзли, развели огонь, где не следует... Почём мне знать?

Ярослав пристально посмотрел на меня. Кажется, он всё понял.

— Похоже, следственный отдел теперь нам не грозит, — проговорил он. — Что ж, может и к лучшему. Хорошо бы сходить в Сон, забрать тела наших родственников и похоронить по обычаю. Нельзя их там остались.

— А кто займётся-то? — спросил я. — Светлейших в городе по пальцам пересчитать, а мор во Сне — прорва. Не пробиться. Людей посылать — только гробить.

— Даст Бог, поправлюсь, сам схожу. Послушай, Даниил, а ты уверен, что... не ошибся?

— Что ты имеешь ввиду?

Ярослав не ответил, но я и так прекрасно понял, о чём он.

— Уверен, — произнёс я. — Я был в замке на горе. Встретил Мастера. Всё, что сказала Ноэма — правда.

— Мастера?

— Да, ты разве не помнишь, что мы слышали в Глебово? Я встретил его в мире, что по ту сторону зеркала, я говорил с ним.

— Ты побывал в мире мёртвых? Никто не возвращался оттуда.

— Значит, я исключение.

— Ладно, не важно. Возможно, скоро мы все там будем, — вздохнул Ярослав. — Ты-то может, и не окажешься, а вот остальные...

— Не стоит терять надежду, — я поднялся с кресла. — Пойду посмотрю, как там Даша. Беспокоюсь за неё. Совсем плохо себя чувствует сегодня. Что доктор сказал?

— А что он скажет? Он знает не больше нашего. Болезнь напоминает Лейденскую хворь. Обычно два или три дня с началом образования пузырей человек чувствует недомогание, а потом самочувствие значительно ухудшается, и в течение недели пациент либо выздоравливает, либо умирает. Это тогда так было. Как сейчас — пока непонятно. Пока никто не умер, всё ещё только впереди.

— Кажется, я знаю лекарство, — сказал я. — Я ведь не болею.

Ярослав посмотрел на меня то ли с осуждением, то ли с сожалением.

— Лекарство твоё хуже болезни, — грустно усмехнулся он.

Вечер я провёл возле постели Даши. Она спала, а я сидел в кресле и читал книгу. На её лице тоже начали образовываться пузыри, а те, что были на шее, сильно вздулись, и некоторые даже лопнули. На их месте открылись глубокие язвы. Снова пришёл доктор в носатой маске, смазал язвы какой-то мазью и наложил повязку. Я спросил, есть ли шанс, что Даша выживет? Доктор расплывчато ответил, что у светлейших шансов больше, чем у простого народа.

Он ушёл, и Даша опять заснула. Сон её был тревожный, как и моё состояние. Иногда я отрывался от книги и подолгу смотрел на неё, думая, что с ней станет. Когда Даша проснулась снова, я спросил, не дать ли ей сыворотку, но девушка лишь слабо улыбнулась:

— Я пока не думаю умирать. Погоди, может, завтра оклемаюсь. Кажется, я уже лучше себя чувствую.

Я видел, что это не так, но возражать не стал:

— Да, конечно. Посмотрим, что завтра будет.

Она попросила воды и чтобы я не оставлял её тут одну.

— Я тебя не брошу, — я сел рядом на кровать и взял её за руку. — Выкарабкаешься. Всё нормально будет.

— Ага, тебе-то хорошо говорить... — произнесла она слабым голосом.

Я смотрел на бледное лицо девушки, покрытое испариной и небольшими чёрными пузырьками, и мне было больно видеть её в таком состоянии. Я обещал себе, что не дам ей умереть. Если завтра самочувствие Даши ухудшится, я заставлю её принять сыворотку.

Утром Даша почувствовала себя лучше, но что-то подсказывало, что это лишь временное облегчение. Пузырей на коже поприбавилось. Она хотела встать с кровати, не желая, как она выразилась, изображать больную, но я не позволил.

Снова пришёл доктор, сменил повязки. Язвы на шее за ночь разрослись. Мазь не помогала. Когда доктор закончил процедуры, я проводил его до выхода, а заодно спросил, как дела в городе и много ли смертей?

— О смертях пока не слышно, — сказал доктор, — но те, кто заболел первыми, в очень плохом состоянии.

Я кивнул и уже собирался идти обратно, как вдруг в вестибюль ворвался запыхавшийся и напуганный юноша из городских.

— Э парень, в чём дело? — спросил я.

— Господин, несчастье случилось, — выпалил юноша. — Моры в городе. Они напали на дом одного господина в южной части.

— Разберёмся, не тараторь так, — попытался успокоить его я. — А что за дом? Куда идти?

— Дом господина Черемского. Их там видели. Говорят, солдат на въезде задрали и самого господина Черемского. Их много! Помощи просим.

Глава 36

Дружинники в чёрных и синих мундирах, выстроившись в три линии, шагали по улице к дому Петра Черемского. Я и сотник Гордей держались позади отряда, готовые в любую минуту выйти вперёд и принять удар на себя после того как бойцы дадут залп из мушкетов. Рядом с нами на лошади ехал Ярослав. Я собрал всех, кто мог стоять на ногах и сражаться — двадцать два человека из обеих дружин. В Ярске появились моры, и кому-то следовало с ними разобраться.

Внезапно выяснилось, что кроме меня и Ярослава в городе нет ни одного светлейшего, способного вступить в бой с существами, да и Ярослав ещё не оправился после ранения, а потому был вынужден ехать верхом, несмотря на то, что с морами желательно сражаться в пешем строю.

Меня мучило любопытство: почему моры напали на этот дом? В Ярске было полно домов, а в районе, где проживал Пётр Черемской, обитали ещё несколько богатых горожан, но моры выбрали именно его. Как будто кто-то целенаправленно напустил их сюда. И это выглядело чертовски странно.

Особняк Петра Черемского находился близ рыночной площади. Здание имело два этажа, длинный балкон, тянущийся вдоль второго этажа по главному фасаду, высокие окна и тесный внутренний дворик. Размерами оно могло поспорить с городским особняком Василия Васильевича. Видимо, шахта, которой владел Пётр, приносила хорошую прибыль, и не только шахта...

Перед главным входом торчали одно— и двухголовые твари на четырёх и шести ногах. Паренёк, принёсший весть, не соврал: мор, и правда, оказалось много — я насчитал одиннадцать штук. Людей поблизости, разумеется, не было. Горожане попрятались, и моры вяло бродили взад-вперёд, едва переставляя своими длинными костлявыми конечностями.

Мы остановились достаточно далеко, чтобы существа не среагировали на нас. Я велел подойти поближе и дать залп. Непосредственно дружине команды отдавал Гордей.

Семь дружинников прицелились. Грохот выстрелов пронёсся над улочками Ярска. Несколько мор упали. Вперёд вышли следующие семь дружинников и дали ещё один залп. Третья семёрка добила оставшихся существ, которые уже направились к нам.

Мы подошли к дому со стороны главного крыльца. Дружинники надели «противогазы», и два человека принялись собирать пепел в специальные резервуары. Остальные, держа в руках короткие сабли с широкими лезвиями, стояли настороже.

Мы с Ярославом ждали в стороне.

— Откуда они тут? — Ярослав сидел в седле и вертел головой по сторонам, выискивая взглядом других тварей. От трупов уже начинал подниматься пепел, мешая обзору. — Похоже, из замещённых кварталов набежали. Больше неоткуда.

— Парень ясно сказал, что они явились с запада и напали на кордон, — возразил я. — Выглядит так, словно их кто-то специально послал сюда. Существа прошли полгорода и вломились именно в этот дом. Не кажется странным?

— Я бы сказал иначе: невероятно. Как такое возможно? Да и кому понадобилось натравливать мор на отрока боярского?

— Разве ты не слышал, что некоторые умеют контролировать существ? — спросил я. — Иногда после принятия сыворотки открывается такая способность. А недоброжелателей у Петра в городе могло быть много.

Мне вспомнился Егор и его заверения в том, что жнец «послушался» его. А ещё паренёк недолюбливал Петра Черемского, и причины на то у него имелись веские. Вот только откуда ему тут взяться? Вероятнее всего, были и другие люди, обладающие похожим талантом.

— Впервые слышу, — Ярослав покосился на меня. — Откуда ты об этом знаешь?

— Не помню, где слышал, — соврал я. — Слухи какие-то. А у помещиков и заводчиков среди народа врагов полно. Может, из шахты кто или конкуренты. Он же сывороткой торговал. Дело это грязное.

— Хм, — Ярослав задумался. — Я не в курсе местных проблем. Всякое возможно, конечно... Ну так что, тела истлели. Идём осматривать здание?

— Один пойду. Ты лучше тут останься. Если тут есть ещё моры, они сбегутся на выстрелы. Нужно, чтоб кто-то остался.

— Возьми хотя бы своего десятника, — посоветовал Ярослав. — Мало ли чего там?

— Справлюсь, — я вытащил из ножен саблю. — Людей у меня не так много осталось, чтобы подставлять их лишний раз.

Сказав это, я двинулся к главному входу.

В холе наткнулся на двух мор, заморозил и прирезал их, потом обследовал первый этаж. Проверил конюшню. Две лошади спокойно стояли в стойле — значит, мор поблизости нет. Поднялся на второй. Тут тоже никого не встретил. Зато в дверях между спальней и кабинетом обнаружил Петра. Он был мёртв. Из уродливой рваной раны на шее натекло море крови, которая запачкала всю одежду и залила узорчатый пол вокруг. Укушенные раны виднелись так же и на руках, кафтан был разодран. Рядом валялась шпага.

Больше существ я не обнаружил, как и других убитых. Но не мог же Черемской жить один? У него наверняка были слуги. Либо они убежали, либо...

Я спустился в подвал, зажёг фонарик и почти сразу же нашёл двоих в винном погребе: девушку в фартуке поверх простецкого невзрачного платья и бородатого мужика средних лет. Девушка выглядела подавленной, мужик — тоже, но увидев меня, повеселел.

— Молодой господин, спасибо вам, — заговорил он. — Избавитель вы наш! Мы уж думали, не придёт никто, думали, моры повсюду. Еле спрятались. А что с господином нашим, Петром Васильевичем? Где он?

— Помер, — равнодушно ответил я. — А вы кто такие?

— Ай-ай-ай, горе-то какое, — запричитал мужик. — А мы... Мы того самого... Слуги. Я — конюхом при господине служу, она — горничной. А чудища эти... они ушли что ли? — опасливо спросил он.

— Ушли. Но вы не расслабляйтесь: в городе могут быть другие. Бегите по домам, запритесь и нос на улицу не показывайте. Вы сами-то мор видели?

— А как же! Она видела, — мужчина ткнул пальцем в девушку, которая тут же закивала:

— Да-да видела, ужасти такие видела, упаси Господь такое ещё увидеть! На кухне была, а тут — стоит тварь жуткая и смотрит на меня. Я аж кастрюлю выронила и бегом в подвал.

— И тварь тебя не тронула? — я удивился.

Девушка замотала головой.

— Убежала, — пояснил мужик. — Я тоже успел, слава Богу. Не знаю, каким чудом спаслись. Прямо в дом ведь пришли!

Других слуг, по словам конюха, у Петра Черемского не было. Я вывел этих двоих из дома и ещё раз предупредил, чтобы сидели дома.

— Бери всех, — приказал я Гордею, — прочеши восточные кварталы до площади и тот берег. Надо убедиться, что в городе существ не осталось. А я осмотрю западную часть, попытаюсь разузнать, откуда они пришли. Может, видел кто.

— Тоже поеду, — вызвался Ярослав.

— Лучше домой езжай. У тебя лошадь. Если испугается — понесёт или сбросит. Не рискуй, — предостерёг я.

— А как иначе-то? Я — светлейший или кто?

— Ладно, твоё дело, — махнул я рукой.

Я отправился бродить по западной части Ярска в поисках мор. Допросил нескольких горожан, чьи жилища находились на главной улице. Особенно меня интересовало, что видели жители пригорода. Ведь именно с этой стороны, по словам очевидцев, и пришли моры. А возле кордона до сих пор валялись два солдата с перегрызенным горлом.

Когда я поспрашивал народ из ближайших домов, выяснилась любопытная деталь. Несколько человек видели из окон, как моры брели по дороге, но прохожих, которые в тот момент оказались на улице, они не трогали. Количество существ выяснить не удалось. Перепуганные горожане сообщали о десятках и сотнях, но это, разумеется, была неправда. Иначе улицы до сих пор кишели бы тварями из Сна.

Теперь я окончательно утвердился в мысли: существами кто-то управлял, и этот кто-то преследовал конкретную цель, а именно, убить Петра Черемского.

Снова вспомнился Егор, хотя очевидно, это — не он. Егор и Фрося давно покинули здешние края, и я не мог придумать причины, зачем им ехать обратно в Ярск. Поэтому я склонялся к мысли, что за убийством стоит кто-то из местных, кому Пётр перешёл дорогу.

Когда я вышел за город, взор мой упал на пологий склон ближайшего холма. У вершины, на опушке леса стояли сани, шалаши и палатки, горели костры, вокруг которых сгрудились люди. Оттуда доносились человеческий голоса. Женский плач разносился над заснеженными холмами и лесами, скованными морозным пленом, и от надрывных завываний этих в душе поселялась томительная неизбывная печаль. Плач напоминал о смерти, которая бродила среди бескрайних белых просторов и собирала гнилой урожай человеческих судеб. Многоликая, упрямая она присутствовала, казалось, повсюду и постепенно, шаг за шагом внедряла собственный порядок, вытесняя всё разумное, доброе, вечное, напоминая, что вечна здесь только она, и остальное по сравнению с ней — ничто.

Я подумал, что беженцы вряд ли не заметили десяток существ, что проходили по дороге, которая хорошо просматривалась с холма. Возможно, они видели и того, кто монстрами руководил.

Натянув на нос шейный платок (я мог быть носителем болезни и не хотел никого заразить), я двинулся вверх по склону холма к кострам.

Первое, что бросилось в глаза, когда я подошёл ближе — это покрытые снегом длинные свёртки, лежащие на некотором удалении от лагеря. Рядом со свёртками я заметил двух закутанных в тулупы и платки женщин. Одна сидела молча и неподвижно, а вторая орала и выла на всю округу, будто её жгли раскалёнными щипцами. И тут я понял, что за свёртки там лежат — то были покойники.

Я удивился этому факту. В городе болезнь ещё не начала уносить жизни, а тут уже откинулись минимум десяток человек. Но когда я подошёл ещё ближе, сообразил, в чём причина столь бедственного положения.

Завидев меня, люди повскакивали с мест и поковыляли в мою сторону.

Какой же вой тут поднялся! На меня напирала толпа, их голоса сливались в нечленораздельный гул, а я смотрел в их лица и мной овладевал ужас, смешанный с отвращением. У одного мужика нос был чёрный, у женщины почернела губа. Ещё у кого-то вообще носа не было, у многих на лицах виднелись белые пятна. Можно представить, что у них творилось с руками и ногами. Я попятился. Теперь понятно, откуда столько покойников. Беженцы же насмерть замерзают.

— Не приближайтесь! — крикнул я. — Я могу быть заразен!

Но меня никто не слушал, толпа пёрла на меня, мужики и бабы бухались в ноги, и наперебой о чём-то галдели. Женщины держали в руках младенцев и тянули ко мне. Я даже не сразу расслышал, что хотят все эти люди. А хотели они в город, в крепость, где тепло и безопасно. Вот только я ничем не мог им помочь. В городе бушевала эпидемия, и привести туда беженцев значило подвергнуть их угрозе заболеть. А с другой стороны, тут им тоже — смерть.

Да и не зря же городские власти не пускали их. Размещать беженцев негде. Большинство будет околачиваться на улицах, жечь костры. А это в свою очередь может привести к пожарам и прочим неприятным инцидентам. Я не в праве был принимать какие-то решения. Но беженцы-то не понимали этого. Перед ними был знатный человек, и они видели во мне спасителя.

Спрашивать их о чём-то казалось бесполезным. Достав пистолет, я пальнул в воздух. Толпа отшатнулась и испуганно загудела.

— Я не могу вам помочь, — крикнул я. — Я тут не власть. В городе хворь. Вы там помрёте. Езжайте на юг, где теплее.

— Есть нечего, замерзаем, лошадей съели, — донеслись со всех сторон крики. — Сжалься над нами, не дай сгинуть, детей хотя бы возьми. Тут моры по дороге бродят.

— Сделаю, что смогу, — я кое-как перекричал этот гвалт. — Откуда здесь моры? Кто видел мор?

— Все видели, господин! — крикнул мужик с чёрным носом. — По дороге ходили утром. Страшно нам, есть нечего, замерзаем. Пальцы чернеют. Дети замерзают. Мрём мы тут.

— Откуда они шли? — спросил я, но больше ничего путного из беженцев выжать не получилось.

— Я сделаю, что смогу, — обещал я. — Назад, все назад! — я достал второй пистолет и снова пальнул в воздух, отгоняя толпу, а затем развернулся и быстро зашагал прочь.

Люди некоторое время брели следом за мной, держась на расстоянии, а потом вернулись к кострам, которые не могли уберечь их от жестоких морозов, обрушившихся в этом году на Великохолмское княжество.

* * *
Ужинали мы втроём: я, Гордей и Ярослав. Даша чувствовала себя сегодня так плохо, что даже не смогла выйти из спальни. Да и Гордея с Ярославом болезнь не щадила: на лицах обоих уже виднелись мелкие чёрные пузырьки. Впрочем, сотник и боярин ещё держались, несмотря на жар и дурное самочувствие.

Сегодня нам прислуживал только один слуга. Он тоже ощущал слабость и озноб, но пока что больным не выглядел, и сыпи не было. Остальные же слегли. Из всей челяди могли выполнять свои обязанность лишь человек десять, да и те, скорее всего, долго не продержатся.

Дом опустел. Тут и прежде народу было немного, но тогда хотя бы чувствовалась жизнь, а теперь особняк словно вымер. И только мы трое сидели в столовой посреди огромного пустого дома и ужинали — возможно, последний раз вместе.

Ярослав и Гордей с дружиной весь день шатались по городу, но других существ так и не нашли. В Ярске было спокойно. Я же рассказал об увиденном в лагере беженцев.

— Надо их разместить в городе, — сказал я. — Люди замёрзнут насмерть. Бесчеловечно держать их там.

— В Ярске неизвестная хворь, — напомнил Ярослав. — Ничего хорошего им тут не светит. Да и зачем рисковать понапрасну? Толпа крестьян не добавит спокойствия на улицах.

— Да они будут рады от болезни помереть, лишь бы в тепле, — грустно усмехнулся я. — Просто я видел, что творится там — ужасное зрелище.

— Нам важнее подумать о том, как обезопасить границы города. Если моры пришли один раз, могут явиться и второй. Кордон на западной дороге усилили, но если нагрянет новая партия, солдаты с ружьями не остановят их.

— Ну а что мы можем сделать? Остаётся только ждать, — рассудил я.

— Твоя правда, — Ярослав налил себе вина в бокал, — остаётся ждать. Похоже, скоро ты будешь единственным, кто сможет защищать Ярск от мор.

«А может быть, и защищать скоро станет некого», — подумал я.

Повисла пауза. Ярослав пил вино, глядя на бутыль каким-то философским взором. Кожа его была бледной, щёки впали, а глазницы потемнели, и боярин напоминал живого мертвеца. Не лучшим образом выглядел и Гордей.

— Чешуйчатые шастают по округе, — проговорил Ярослав. — Пока вы ходили в Сон, они разорили все окрестные деревни.

Гордей яростно засопел и свёл брови, но ничего не сказал. А я спросил:

— В город-то не совались?

Ярослав покачал головой:

— Нет, но это дело времени. Когда поймут, что мы слабы, они придут сюда.

Мы опять замолчали. Каждый из нас понимал, что появление кочевников в городе нечего хорошего не сулит. Светлейших тут почти нет, гарнизон и дружина постепенно утрачивают боеспособность из-за болезни, и через два-три дня в строю может не остаться ни одного человека.

Гордей прокашлялся:

— Прошу прощения. В городе есть крепость. Стены выдержат осаду. Не лучше ли переместиться туда?

— Не торопи события, — произнёс Ярослав. — Крепость маленькая, запасов продовольствия там мало. Вот как прискачут супостаты, так и переедем. Без артиллерии им крепость не взять. Но попав туда, мы окажемся в ловушке. Раньше весны нам никто не придёт на помощь. Царь пошлёт войско только когда растает снег. А до тех пор кочевники будут грабить и разорять эти земли.

— И разносить болезнь, — добавил я. — Сомневаюсь, что они будут соблюдать изоляцию.

— В крепости не хватит продовольствия до весны? — спросил Гордей.

— Всё зависит от того, сколько народу там будет. Если соберутся все горожане, еды и на неделю не хватит, — допив вино, Ярослав встал из-за стола. — Пойду я. Худо мне что-то. Полежать надобно.

И ушёл, опираясь на трость и пошатываясь. А мы с Гордеем посмотрели ему вслед и тоже разошлись по комнатам.

Пройдя по освещённому кристаллами коридору, я оказался в маленькой зале, в убранстве которой преобладали зелёные тона. Тут было несколько дверей. Одна из них вела в спальню Даши. Я собирался открыть дверь, когда услышал за спиной тихий смех. Обернулся. В самом дальнем и тёмном углу стоял одноглазый старик и ухмылялся. Страх овладел мной. Опять Томаш был здесь. Опять его неупокойный дух явился ко мне.

— Пошёл прочь, — рявкнул я на него, пытаясь вытеснить гневом накатывающий ужас. — Какого хрена тебе надо? Хватит меня преследовать!

Но старик не отвечал — лишь продолжал тихо посмеиваться. И тут в голову ударило: с Дашей беда. И поэтому Томаш так злорадно смеётся. Забыв о обо всём на свете, я ринулся в комнату.

Даша лежала, не шевелясь. В спальне было темно, и я не мог разглядеть её лица. Я зажёг кристалл на подсвечнике, что стоял на столике рядом. Приложил пальцы к шее девушки, нащупывая пульс. Даша встрепенулась, открыла глаза и уставилась на меня мутным ничего не понимающим взором. Я вздохнул с облегчением.

— Даниил, — прошептала она. — Даниил, это ты? Это хорошо. Посиди рядом. Не знаю, что со мной. Паршиво. Умираю, что ли? — она растянула рот в улыбке. Кажется, шутила, но мне было не до смеха.

— Я не позволю тебе умереть, — обещал я.

Сомнений больше не было. Не позволю — и точка. Пусть болезнь идёт ко всем чертям, а Даша останется здесь, со мной. Я взял её руку и крепко сжал, сказал, что всё будет хорошо.

— Конечно, ерунда. Только что ж паршиво так, — она сделала попытку подняться, которую я пресёк.

— Нет-нет, тебе надо лежать, — я поправил подушки и помог улечься поудобнее. Мне было не менее паршиво, когда я видел её в таком состоянии.

— Да я тут уже целый день валяюсь, — почти шёпотом произнесла Даша, но сопротивляться не стала. — Не уходи. Ты же не уйдёшь?

— Я не брошу тебя, — я достал флягу с сывороткой и пипетку.

— Что это? — произнесла девушка, будто первый раз видела эту флягу. Кажется, в голове у неё помутилось.

— То, что излечит тебя, — я набрал в пипетку каплю чёрной жидкости.

— Я поправлюсь, — Даша смотрела на меня мутным и пустым взором. — Не волнуйся.

— Открой рот, — велел я.

Даша послушалась. Не знаю, насколько она понимала, что происходит, и если нет, простит ли она меня, когда разум её прояснится. Но сейчас это было неважно — важно, чтобы она жила.

Я капнул ей на язык сыворотку. Некоторое время ничего не происходило, а потом Даша снова погрузилась в сон, а лицо и руки её покрылись сетью чёрных прожилок.

Я пощупал пульс: сердце билось, но очень слабо. И тут я подумал, что точно не знаю, как подействует сыворотка. Хорошо, если Даша выздоровеет, а что если пепельная смола убьёт её? По спине пробежал холодок. Что я наделал? Если эта гадость станет причиной её смерти, никогда себе не прощу. Одно утешение: возможно, сыворотка сделает это быстрее, чем болезнь, которая уже начинала разъедать её милое личико.

Оставалось ждать. Но находиться тут мне было невыносимо, и я решил прогуляться.

Накинув плащ поверх тонкого домашнего жюстокора, я вышел на улицу. Промозглый ветер, задувая под плащ, доставлял крайне неприятные ощущения. Даже нечувствительность к холоду не спасала. Я сильнее запахнул полы и пошёл куда глаза глядят.

Меня почему-то потянуло к дому Петра Черемского. Я подумал, что там можно разместить много беженцев и изолировать их от остальных горожан. Тогда беженцы не заразятся и не замёрзнут. Завтра же я решил идти к городскому главе и предложить идею, которая мне показалась блестящей.

В доме всё осталось так же, как было днём. Никто стал запирать двери или прибираться тут. Даже труп не вынесли. Его сложили на кровать, да так и оставили. И теперь в этом большом пустом доме не было никого, кроме одинокого покойника с разорванным горлом, что лежал на заляпанных кровью перинах, ожидая собственных похорон.

Войдя через главный вход, я включил фонарь и стал осматриваться. Но едва я двинулся по лестнице, ведущей на второй этаж, как сверху донёсся грохот, словно что-то упало на пол. В доме кто-то был. Хоть я и насмотрелся на оживших покойников, вряд ли в данном случае имело место воскрешение. Скорее всего, сюда пробрались мародёры, чтобы забрать ценные вещи.

Вытащив пистолет, я метнулся на второй этаж.

— Кто здесь? — крикнул я. — Выходи!

Заглянул в одну из комнат, осмотрелся, водя фонариком по сторонам. Позади открылась дверь. Я резко обернулся. На меня смотрело ружьё, которое держал в руках подросток, одетый в тулуп. Мой фонарь осветил его лицо, и я узнал парня.

— Егор? — я глядел на него, не понимая, как он мог тут оказаться.

Глава 37

Егор опустил ружьё и уставился на меня испуганным взглядом. Я тоже опустил пистолет.

— Это я, Даниил. Точнее, Александр. Не узнал?

— Это ты?! — в голосе Егора было столько удивления, как будто перед ним стоял не я, а восставший из мёртвых Черемской.

— Да, я. Что ты тут делаешь?

Егор смотрел на меня, разинув рот:

— А ты что тут делаешь?

— Я первый спросил. Как ты оказался в Ярске? И где Фрося?

— Она умерла.

— А Маня где?

— Тоже умерла.

— Как это случилось? Вы же поехали в этот...

— В Зорянск. А нас туда не пустили. Ударили морозы, мы не могли дальше ехать, — недовольно произнёс Егор, словно жалуясь на кого-то. — Маня умерла. А сестра, когда увидела это, повесилась. А я поехал сюда. Я хотел убить эту сволочь, Черемского. Это из-за него всё.

— Как повесилась? — у меня словно что-то оборвалось внутри. Я не верил ушам. Слова эти были сказаны слишком обыденно. Казалось, парень говорит то ли не всерьёз, то или о ком-то постороннем, но никак не о родной сестре.

— На дереве. Верёвку на шею надела и повесилась, — простодушно ответил Егор. — Я ушёл в лес за хворостом, а когда пришёл, она висит.

Перед моим мысленным взором всплыла картина: белый простор, поле, занесённое снегом, одинокое дерево и покачивающееся на ветке худенькое тельце девушки, тоже почему-то запорошенное снегом. Я даже поскрипывание верёвки как будто слышал — настолько живо предстал передо мной образ.

За эти дни я успел позабыть и о Фросе, и о Егоре. Даже не думал о том, как у них сложилась жизнь после нашего расставания. Почему-то верил, что у них всё хорошо. А тут — на тебе! Я был расстроен и шокирован. Все усилия оказались напрасны, я не смог её спасти. Все мы находились в руках какой-то неведомой силы, и как бы ни барахтались в бурном потоке жизни, стремясь к своим целям и уворачиваясь от вездесущих невзгод, которые острыми камнями вставали на пути, нас несло к обрыву, куда рано или поздно сорвёмся. Можно оттянуть сей роковой момент, но избежать его — никак.

С другой стороны, Егор до сих пор был жив, а значит, мои потуги оказались не совсем бесполезными.

— Ладно, — я тяжело вздохнул. — Сожалею. Очень жаль, честно. Твоя сестра была хорошим человеком. Но надо как-то жить дальше... Так значит, это ты наслал существ на особняк?

— Я, — Егор насупился и уставился в пол.

— Значит, ты действительно умеешь управлять морами?

— Умею, я же говорил.

— И где ты их нашёл в таком количестве?

— Там, — парень кивнул в сторону. — Там брешь. Рядом с дорогой. Как от перекрёстка на Зорянск ехать, вёрст через пять. Там их много бродит.

— А где твои лошадь, телега, все вещи?

— Телегу в лесу спрятал. Лошадь продал. Мне её кормить нечем.

— И что собираешься дальше делать? Как жить? Ты же понимаешь, что скоро сюда придут люди, они найдут тебя.

— Не знаю, — произнёс Егор тихо. Он стоял свиноватым видом, словно нашкодивший сорванец.

— И что мне с тобой делать?

— Не знаю, — повторил он.

Я задумался. В голове мелькнула мысль — вполне неплохая, как мне показалось.

— Ладно, придумаем что-нибудь. Пошли со мной, — сказал я.

— Куда это? — Егор поднял взгляд и недоверчиво уставился на меня.

— Тебе ведь всё равно податься некуда, так? Лошади у тебя нет, чтобы уехать. Тут тебя найдут и повесят за убийство. Какие ещё варианты? В общем, я подумал, что могу взять тебя на службу.

— К тебе? — протянул Егор недоверчиво, почесал под шапкой лохматую шевелюру, долго думал, переминаясь с ноги на ногу, а потом ответил. — Я не хочу слугой быть.

— А ты не будешь слугой. Ты будешь дружинником, когда немного подрастёшь.

— Да ну! Правда что ли?

— Ну да. Знаешь, кто я? Сын одного знатного человека. Моё настоящее имя Даниил Верхнепольский. И я хочу взять тебя в свою дружину. Как тебе такая идея?

— Да ну! — повторил Егор ещё более удивлённым тоном. — Враки! Не может такого быть.

— Да плевать: не веришь — не верь. Хочешь, оставайся тут один. Или можешь пойти со мной. Выбирай.

Егор снова задумался, морща лоб от мысленного напряжения.

— С тобой пойду, — сказал он.

— То-то же!

Мы вышли из особняка и по узкой заснеженной улице двинулись к жилищу Малютиных. Егор поднял воротник тулупа и втянул шею в плечи, а я закутался в плащ, защищаясь от ветра, что пробирал до костей.

* * *
— Знаешь, в чём твоя проблема? — спросила Даша.

— Ну. Открой же мне тайну, — улыбнулся я.

— Ты пытаешься управлять крупными осколками, а надо начинать с мелких. Создай осколок размером с пулю и сдвинь его с места.

Перед Дашей оказался мелкий светящийся камешек.

— Вначале медленно, — она силой мысли отодвинула камешек от себя, — потом всё быстрее и быстрее, — осколок ускорился и ударился в стену дома. — Когда научишься управляться с мелочью, увеличивай расстояние, скорость, размер предмета. Потом пробуй метать несколько снарядов. Я училась пять лет тому, что умею сейчас. И это не предел. Говорят, можно создавать и метать булыжники величиной с человеческую голову. Но мне до этого далеко. Твои чары работают примерно так же, как и мои, только стихия другая. А потому, думаю, у тебя через некоторое время тоже начнёт получаться. Попробуй.

— Сейчас попробуем, — я сосредоточился и создал над своей ладонью крошечный кристаллик тёмного льда.

— Сдвинь его, — велела Даша.

Я передал кристаллику мысленный импульс. Некоторое время ничего не получалось, а потом я увидел, как объект начал медленно двигаться.

— Вот видишь! У тебя получается. Ничего сложного, — сказала Даша. — Ну а дальше — тренировки, тренировки и ещё раз тренировки.

Мы находились в заброшенной, а если точнее, замещённой части города, которая по-прежнему пустовала. Позавчера Даше стало лучше, а сегодня она чувствовала себя абсолютно здоровой. Цвет лица, правда, оставался бледным, на коже виднелись следы от лопнувших пузырей, а на шее рубцевались несколько шрамов, которые сейчас прикрывал чёрный шейный платок.

Я был рад, что сыворотка не убила Дашу. Но не всем, выпившим пепельную смолу, повезло. Принять её согласились четверо: Гордей и три наших дружинника. Гордей и два бойца сегодня уже были на ногах, а вот третий ночью скончался. Никто не знал причину, почему одних сыворотка исцеляла, других — убивала. Но факт оставался фактом.

А вот Ярослав наотрез отказался принимать пепельную смолу. Он рассчитывал побороть болезнь самостоятельно, и надо сказать, пока держался неплохо. Некоторые люди переносили неведомую хворь легче остальных, и Ярослав оказался в их числе.

Впрочем, перспективы пока выглядели туманно. Врач, что раньше приходил к нам, тоже слёг, и больных теперь лечить было некому. Посылать же в другой город за целителями, рискуя разнести болезнь по княжеству, никто не решался.

— У нас впереди месяц безделья, — сказал я. — Так что, тренировки — не вопрос. А из тебя получится неплохой учитель. Будешь наставлять?

— Да пожалуйста, — произнесла беззаботно Даша и вдруг помрачнела ни с того ни с сего. — Месяц... За месяц весь город вымрет. Останемся только мы, да трое твоих дружинников.

— Не торопись с выводами, — возразил я. — Мы пока не знаем, насколько болезнь летальна и много ли будет смертей. Даже среди простонародья некоторые переносят её легко.

Даша вздохнула. За последние два дня уже не первый раз замечал, как её обычная жизнерадостность резко сменяется подавленностью и тоскливым задумчивым настроением, которое прежде Даше было несвойственно.

— Что-то случилось? — поинтересовался я. — Ты последнее время сама не своя. Как будто тебя что-то грызёт. Это из-за эпидемии?

Даша покачала головой:

— Нет, это другое.

— А из-за чего? — я заглянул ей в глаза. — Скажи, не держи всё в себе. Иногда надо выговориться.

— Я постоянно думаю о том, что мы сделали, — Даша поджала губы и отвела взор. — Не уверена, что мы поступили правильно. Что если это ошибка? Что если Враг привёл нас на ложный путь? Посвящённые, конечно — те ещё уроды, но убивать их — преступление. Нас за это... даже не знаю, что сделают. Четвертуют, наверное.

— Если узнают, — напомнил я.

— Они докопаются до правды. Когда снимут ограничения на въезд, сюда прикатят другие следаки, они пойдут на руины и всё поймут. Они будут допрашивать всех подряд и, в конце концов, догадаются, кто это сделал.

— Не догадаются, — успокоил я её. — А если догадаются, отправимся в бега и продолжим наше дело.

Даша посмотрела на меня с кривой усмешкой:

— Наше дело? Ты действительно считаешь, что убийство посвящённых как-то поможет этому миру?

— Я видел, и ты видела...

— Знаю-знаю, — перебила меня Даша. — Только всё это ужасно странно. Я не поверю, пока не смогу убедиться лично... Ладно, пошли. Дома много дел. Слуги же все захворали — забыл? Мне, конечно, не привыкать, а вот тебе, — ехидная усмешка озарила лицо Даши.

— Да уж справлюсь как-нибудь, — я тоже улыбнулся.

Едва мы покинули замещённый район, как встретили двух человек, которые везли телегу. В ней — три трупа, накрытые ветхим тряпьём. Мы с Дашей проводили их взглядом.

— Началось, — сказал я. — Люди уже умирают.

До сегодняшнего дня я не слышал о летальных исходах.

Даша долго смотрела вслед телеге с трупами.

— Пойдём быстрее, — тихо сказала она. — У меня уже в желудке урчит.

Сидели за столом. Прислуживал всё тот же слуга, которого болезнь так и не скосила. Сегодня нам подали постную похлёбку и ржаной хлеб. Со вчерашнего дня трапезы стали напоминать обед простых горожан, и как минимум, ближайший месяц питаться нам предстояло именно так. Всё ради экономии. Никто не знал, когда вновь наладятся торговля и поставки продовольствия, так что приходилось затягивать пояса.

Мы сидели за столом вчетвером: Ярослав, Гордей, Даша и я. Егор трапезничал во флигеле вместе с дружинниками. Я никому не сказал о том, что парень умеет управлять морами, посчитал, что предавать такое огласке пока ни к чему. Горожане взвинчены, напуганы, и если поползут слухи, будто по соседству живёт малец, повелевающий существами из Сна, кто знает, во что это выльется?

Гордею я сообщил, что Егор должен будет вступить в ряды моих дружинников, когда достигнет положенного возраста. Сотник возражать не стал, и обещал, что прикажет обучать парня: дружиннику требовались не только строевая подготовка, умение стрелять и драться на саблях, но ещё и грамота, так что Егору предстояло многому научиться. А ему я строжайше наказал, чтобы держал свою способность в тайне. Однажды это, конечно, откроется, но главное, что — не сейчас.

— Так ты разговаривал с Федосеевым? — спросил Ярослав. — Как он отнёсся к твоей идее?

— Я общался с городским главой, да, — ответил я. — Он обещал подумать.

— После вчерашнего инцидента вряд ли его ответ будет положительным, — Ярослав промокнул салфеткой рот и вытер руки. — Теперь беженцев и за версту к Ярску не подпустят.

— Они поступили крайне глупо, — вклинилась Даша. — Это же надо было!

— Люди боятся, они в отчаянии, — объяснил я. — Они в таком состоянии, в котором человек пойдёт на что угодно.

— И всё же лезть на солдат — дело крайне неразумное.

Слова Даши стали меня раздражать. Она явно не понимала, о чём говорит.

— Ты видела их? — возмутился я. — Видела, что там творится? У них носы и пальцы отваливаются. Люди насмерть замерзают. Им некуда деваться. Помереть от обморожения или от пули — вот у них какой выбор, — я горячился сильнее, чем следовало, поскольку перед глазами стоял вид мужиков и баб с чёрными носами, губами, щеками. Я не мог выкинуть из головы эту картину.

Вчера толпа отчаявшихся беженцев пыталась прорваться в город, в них, разумеется, начали стрелять, но беженцы не остановились. Тогда солдаты стали колоть их багинетами. Сам я не видел — рассказывали.

— Но это не повод ломиться в город, — возразила Даша. — Пусть едут на юг. Уже потеплело.

— На чём? Они лошадей съели, — ответил я раздражённо.

— Значит, они глупцы, раз сидели тут и ждали, пока станет нечего есть.

— Нет, глупцы те, кто допустил подобное.

— Они пытались прорваться в город, поскольку испугались чешуйчатых, — сказал Ярослав. — Драконы вчера подъехали совсем близко. Их видели на западном и южном кордонах.

— Мы можем отправить разъезд и прогнать их, — пробасил Гордей, который крайне редко что-то говорил, особенно за столом.

— Людей недостаточно, — покачал головой Ярослав. — Сколько мы выставим дружинников? Человек десять? В армии тоже дела обстоят не лучшим образом. Вчера я разговаривал с Давыдом Ивановичем. У половины солдат уже появились симптомы. Многие уже лежат. Да и гоняться пешими за конными — занятие бессмысленное. Нам бы себя защитить, когда придут драконы. А они придут и очень скоро.

Мы ещё долго сидели за столом, обсуждали разные дела, в том числе вопрос переезда в крепость. Я настаивал на том, что надо поторопиться и уже начинать перевозить больных. Гордей поддержал меня. А вот Ярослав беспокоился о том, что наш переезд вызовет массу негодования у городского населения, и негодование это может перерасти в бунт.

За окном начало темнеть, но никто не хотел расходиться. В столовой было тепло, а в компании — веселее, чем в одиночестве, особенно в столь трудный и скорбный час.

Нас отвлекли крики на улице. Послышалась стрельба, топот копыт. Мы вскочили с мест и подбежали к окнам. В это время по дороге мимо особняка проскакала группа всадников с факелами. Было сложно их разглядеть, но все поняли: в городе хозяйничают кочевники.

— Игнат! — крикнул Ярослав слуге. — Живо за конюхом.

— Так ведь захворал конюх, — запыхавшийся Игнат вбежал в столовую.

— Тогда иди к дружине. Скажи десятникам, чтобы собрали всех, кто может держать оружие в руках. И слуги пусть телеги готовят. Едем в крепость.

— Велите поднимать дружину, Даниил Святополкович? — пробасил Гордей.

— Да. Всех собирай. И пусть лошадей седлают.

Я и Даша побежали вниз, накинули плащи и вышли из здания, Ярослав ковылял за нами, опираясь на трость. Ворота были закрыты, и противник не мог прорваться внутрь. Всадники с гиканьем скакали по улице и рубили всех, кто попадался на пути. Судя по звукам, кто-то бил окна в доме напротив.

Город мы потеряли — в этом уже никто не сомневался. Теперь главное — успеть перебраться под защиту крепостных стен, прежде чем враг займёт улицы. Нас было слишком мало, чтобы оказать значительное сопротивление.

Распахнув ворота, мы наткнулись на отряд всадников. Их чешуйчатые лица в свете факелов выглядели ещё более зловещими, нежели днём. Противников оказалось немного — всего лишь шестеро.

В темноте замелькали вспышки магических снарядов. Пятеро чешуйчатых рухнули на дорогу, лошади истерично ржали, три из них упали в снег и стали брыкаться, две ускакали без седоков. Последний «дракон» блокировал фиолетовую сферу Ярослава огненной вспышкой и послал в нас сгусток пламени. Я выставил на пути ледяной барьер. Даша метнула град каменных осколков, и противник оказался на снегу под убитой лошадью. Выбраться не успел — получил очередной заряд осколков и фиолетовую сферу. Сфера попала ему в лицо, кожа мгновенно оплавилась, и чешуйчатый, испустив предсмертный хрип, умер.

Тут подоспел Гордей с отрядом дружинников. Набралось человек десять — не так много, но сейчас каждый был на счету.

Сборы заняли час или даже больше, и всё это время мы караулили ворота — единственный въезд, не позволяя противнику напасть на особняк. Специально не стали закрывать, чтобы убить как можно больше врагов, которые, конечно же, ломанутся внутрь.

Прискакал ещё один отряд — человек десять. Дружинники, расположившиеся на первом этаже возле окон, дали залп, затем на врага обрушились магические снаряды. Отряд выкосило в считанные секунды. Нескольким чешуйчатым всё же удалось бежать, и вскоре явилась группа побольше.

Новоприбывшие ринулись в ворота, стреляя на скаку, но и эти попали под мушкетный огонь и чары. Несколько чешуйчатых повалились в воротах, ещё пяток прорвался на территорию. Среди них оказались два пироманта. В нас полетели огненные сгустки, но все они попадали в стены. Когда один из пиромантов пал под магическими ударами, а остальные кочевники были обстрелян с ближней дистанции из пистолетов, второй пиромант развернулись и пустились наутёк, а вместе с ним отступила и вся орда. Наверное, подумали, что не стоит лишний раз рисковать головой, когда вокруг полно всего.

Наконец телеги были готовы, а в них погружены лежачие больные и самые необходимые вещи. Теперь предстояла, как мне думалось, наиболее сложная часть операции: путь в крепость.

Мы с Дашей и Ярославом поскакали первыми. На ближайшем перекрёстке разогнали группу чешуйчатых грабителей. Двинулись дальше, но на обоз напали. Мы втроём отправились отбивать атаку. Оказалось, кочевники выскочили с боковой улицы. Выхватив саблю, я на всём скаку налетел на первого подвернувшегося под руку вражеского бойца. Завязалась драка. Двух противников я заморозил, третьего зарубил. Оставшиеся бежали.

Мы продолжили наш путь во тьме, который казался бесконечным, хотя расстояние было невелико. Более десятка телег петляли по узким ночным улицам, и я то и дело оборачивался, чтобы проверить, всё ли в порядке. Постоянно чудилось, что противник где-то рядом и вот-вот нападёт.

Дорога выходила на обрывистый берег, впереди показались ворота равелина и приземистые бастионы форта, тускло освещённые редкими фонарями. Крепость от города отделял заполненный водой ров. Через ров к равелину вёл каменный мост.

Улица перед мостом была забита людьми. Толпа рвалась к воротам, но их сдерживал отряд солдат, не давая пройти. Стоял невероятный гвалт; человеческий поток, ограниченный с двух сторон стенами домов, бурлил и голосил. Все хотели в убежище, но туда почему-то никого не пускали. А люди кричали: «Пустите! Пустите внутрь, изверги!» А солдаты кричали, чтобы не напирали, отошли подальше. В общем, все что-то кричали.

Наша троица вклинилась в толпу. Ярослав ехал впереди, мы с Дашей — следом. Народ не желал расходиться, толкался, не давая проехать. Лошади наши нервничали, оказавшись посреди народного моря. Я еле сдерживал гнедого скакуна, который начал ржать и дёргаться во все стороны.

Но всё же мы, пусть и медленно, но продвигались вперёд.

— Разойдись! — кричал Ярослав, добравшись до моста. — Боярин Малютин. Пропустить!

Солдаты разошлись, пропуская Ярослава.

— А мы? — крикнул кто-то. — Пустите и нас! Мы подыхать тут должны?

Кто-то схватил под узды моего коня. Тот взбрыкнул, раздался пронзительный крик. Кто-то повалился на дорогу. Я почти ничего не видел во тьме.

— Пошли прочь! — крикнул я, испугавшись, что сейчас меня вместе с конём опрокинут на землю.

Даша тоже крикнула, чтобы расходились. Она достала пистолет и пальнула в воздух. Но это только озлобило народ.

— Стаскивай их! — заревели из толпы.

Ко мне потянутся руки. Они хватали меня за полы кафтана, за башмаки и штиблеты, я не смог удержаться и шлёпнулся на дорогу под ноги разгневанных и напуганных людей. Лошадь заржала и встала на дыбы, несколько человек упали, снова — пронзительный душераздирающий крик.

— Задавили! — вопила женщина.

Кто-то споткнулся об меня, тоже упал. Отпихнув какого-то здорового мужика, я поднялся и схватил под узды коня. Перед глазами всё мелькало, я на миг растерялся, оказался совершенно дезориентирован. Меня толкали и пихали, а в ушах стоял рёв голосов: негодующих, напуганных, жалостливых.

В это время Даша создала горсть светящихся камней и швырнула в окружающих с небольшим ускорением, чтобы никого не убить. Это подействовало: люди в панике расступились, тесня друг друга.

Одной рукой я держал под узды своего коня, второй схватил лошадь Даши и повёл к мосту. Группа горожан, распихав солдат, бежала к воротам равелина. Мы тоже вышли на мост, где нас уже ждал Ярослав.

— Вытащите телеги! — крикнул он.

Я обернулся: телеги завязли в человеческом болоте. Надо было вывозить их.

Вдруг позади загрохотала стрельба, и огненные вспышки озарили ночной мрак. Люди заволновались ещё сильнее. «Чешуйчатые!» — крикнул кто-то.

— Надо вернуться! — Даша спрыгнула с лошади. — На обозы напали.

Но это я и сам уже понял. Надо было протискиваться обратно — туда, где вражеские пироманты жгли наш обоз.

Глава 38

Рыжее зарево стояло над ночной улицей. Толкучка быстро рассосалась, народу существенно поубавилось. Те, кто остались, жались к домам. На мостовой валялись несколько задавленных человек.

— Проезжай, проезжай! — крикнул я вознице передней телеги, махая рукой в сторону ворот равелина. Мужик еле удерживал взволнованную лошадь, но когда увидел, что путь свободен, стегнул её вожжами, и она побежала на мост.

— На нас напали! — кричал кто-то. — Драконы телеги жгут!

Я схватил за рукав одного из слуг, который испуганно таращился в ту сторону, откуда доносились крики, и вручил ему поводья наших с Дашей лошадей. Сами же мы побежали вдоль повозок, расталкивая растерянных людей, которые запрудили всю улицу, а точнее небольшой проход между колонной телег и сплошной стеной домов.

На перекрёстке царила сутолока. Дружинники схлестнулись в ожесточённом бою с группой кочевников. Всадники рубили друг друга саблями, то и дело в гуще схватки вспыхивало пламя. Несколько человек и лошадей лежали обугленные на мостовой. Ржали кони, вопили раненые. Воняло палёным мясом. Картину эту освещали пылающие телеги.

Когда мы подбежали, в одного из наших прилетел огненный шар. Дружинник мгновенно воспламенился и свалился замертво под копыта своей лошади, которая испуганно заржала и принялась метаться между дерущимися.

— Отступайте! — крикнул я своим.

Но в шуме схватки меня никто не услышал.

Увидев чешуйчатого с огнём в руках, я выпустил морозные потоки. Они ненадолго сковали его.

Передо мной оказался всадник. Он замахнулся саблей, я увернулся и, выхватив свой клинок, попытался воткнуть ему в бок. Не получилось. Опять та же ерунда: клинок словно в камень упёрся. Но теперь я знал, в чём причина подобного явления. Виной тому — защитные артефакты. В народе из-за этого сложилось поверье, будто у кочевников — непробиваемая чешуя. Чешуя же их хоть и являлась прочнее человеческой кожи, но не настолько, чтобы защитить от удара саблей.

Впрочем, я не растерялся, заморозил противнику голову, и тот свалился на мостовую.

Краем глаза я заметил, как Даша стащила с лошади ещё одного кочевника и проткнула его палашом, а в следующий миг выпущенный ей каменный осколок срезал голову второму «дракону». Взгляд мой упал на Гордея. Он стоял в обгоревшем кафтане посреди перекрёстка и отбивался палашом от окруживших его всадников. На горжете сотника ярко горел кристалл. Рядом лежал обугленный труп лошади.

Один из кочевников-пиромантов хотел метнуть в Гордея пламя, но я сбил сгусток морозным потоком, а следующий поток направил в голову. Затем я принялся примораживать к дороге ноги лошадей противников, лишая тех подвижности. Лошади буквально вопили от ужаса.

Вскоре большинство чешуйчатых оказались на земле, как и оба пироманта. Немногим удалось уйти. Но и мы понесли серьёзные потери. В живых осталось шесть дружинников. Почти все они имели ранения и ожоги разной степени тяжести. Гордей тоже выстоял, он дрался, как лев. Кафтан и плащ его превратились в обгорелые лохмотья, но самому сотнику огонь вреда не причинил.

Так же мы потеряли четыре телеги, в которых находились, в том числе, больные. Вражеские пироманты всех сожгли.

Егор, как оказалось, тоже принял участие в схватке. Он стоял рядом с одной из телег и перезаряжал длинный мушкет, что для паренька с его небольшим ростом было занятием не из простых.

Враг мог вернуться с подкреплением, и мы стали поторапливать возниц. Многие разбежались, когда началась схватка, так что пришлось за вожжи браться дружинникам. Началась суета.

Когда ворота равелина поднялись, вместе с обозом внутрь вломилась толпа горожан, сгрудившаяся на мосту. Их встретили солдаты, стали выгонять, но некоторым, кажется, всё равно удалось в суматохе просочиться в крепость. Я сам видел нескольких затесавшихся меж телегами мужчин и женщин, которые точно были не из наших.

Снаружи крепость выглядела весьма внушительным строением, внутри же оказалась маленькой и тесной. Она имела четыре бастиона, а во дворике буквой «П» стояли три двухэтажных здания, между которыми располагался плац, и часовня.

В крепости было пусто. Позже я узнал, что почти всех солдат отправили в город на вылазку. Они вернулись под утро.

Нас встретил лично комендант Давыд Иванович. На его лице виднелись пузыри — хворь добралась и до него. Да и гарнизон из-за болезни стремительно утрачивал боеспособность. Почти до самого рассвета мы занимались размещением больных и раненых. Слуги распрягали лошадей, переносили хозяйские вещи, которые успели прихватить из поместья.

Когда рассвело, я, Давыд Иванович и Ярослав поднялись на северо-западный бастион, откуда просматривался почти весь город. Каменные домики толпились вдоль берега и карабкались серой массой на прибрежные холмы, от многих построек валил дым, над местностью висело плотное сизое марево. Оно сливалось с пеленой распухших туч, которые ползли так низко, что, казалось, ещё немного, и зацепятся за вершины холмов. Дым щипал глаза и нос. Начавшийся ночью пожар уничтожил центральные районы Ярска. Не пострадали только кварталы на другом берегу — туда огонь не добрался.

Давыд Иванович осмотрел северный берег в подзорную трубу. За мостом наблюдались группы чёрных фигурок — горожане по-прежнему ждали, что их пустят в крепость.

— Нападение мы, конечно, отбили, — Давыд Иванович сложил подзорную трубу и убрал в чехол на поясе. — Но кочевники вернутся. Я более чем уверен в этом.

— Что им искать на пепелище? — спросил Ярослав.

— Тут остались люди. Их можно увести в рабство, а в особняках по-прежнему есть чем поживиться. Насколько я знаю, ваш дом не пострадал. Мы сделаем всё возможное, чтобы защитить ваше имущество, но людей в гарнизоне осталось мало. Вчера мы потеряли одиннадцать человек убитыми. Шестеро ранены. За сегодняшнее утро уже двое слегли с болезнию.

Давыду Ивановичу и самому было трудно стоять на ногах. Он облокотился о бруствер, достал из кармана кисет и трубку, и принялся набивать её табаком.

— Почему бы не пустить горожан в крепость? — спросил я. — На сколько человек рассчитаны казармы? Больше ведь, чем на сотню? Мужчин можно вооружить. У некоторых есть свои пищали и мушкеты. Они помогут в случае нового нападения.

— Понимаете, Даниил Святополкович... — комендант замялся и, закурив трубку, продолжил. — Никак невозможно. — Запасы продовольствия скудны. Если мы пустим сюда весь город, то и до лета не протянем. А раньше лета помощи ждать смысла нет. И я не хочу, чтобы вдобавок к этой треклятой хвори, тут развелись холера и лихорадка. Простой люд — не армия. Они недисциплинированны и не соблюдают гигиену.

— Но тогда они разбредутся по окрестностям, разнесут болезнь, — напомнил я. — Люди не будут сидеть на пепелище и ждать, пока их угонят в рабство, они пойдут в столицу, в другие города. Этого нельзя допустить.

— Так-то оно так, — Давыд Иванович выпустил клуб дыма изо рта. — Но мы не можем обречь себя на голодную смерть.

— Я тоже думаю, что людей нужно впустить, — встал на мою сторону Ярослав. — Нельзя позволить хвори разойтись по княжеству. Сейчас это — наш первоочередной долг. Насчёт еды не беспокойтесь. Когда снег сойдёт, будем устраивать вылазки в поля, если, конечно, кочевники не покинут эти земли раньше. Ну а вы, Давыд Иванович, займитесь дисциплиной и поддержанием гигиены.

— Но помилуйте, Ярослав Дмитриевич! Вам-то хорошо говорить, вам многие болезни не страшны. Хоть представляете, что тут начнётся, когда вся эта чернь заполонит крепость? Там три тысячи человек. Они сожрут все запасы за неделю!

— Тогда отберите тех, кто в состоянии держать оружие в руках и защищать крепость. Или вы намереваетесь ждать, пока весь гарнизон вымрет? А не пустите, так я сам поеду и соберу всех, кто готов драться с кочевниками. Или вы посмеете преградить путь людям, состоящих на службе моего рода?

— Воля ваша, Ярослав Дмитриевич, — вздохнул комендант. — Но потом не говорите, что я не предупреждал. Гарнизон мертвецов соберёте, Ярослав Дмитриевич, гарнизон мертвецов!

Пошёл снег. Вначале мелкие хлопья кружились в задымлённом воздухе, но вскоре снег повалил обильнее, укрывая белым одеялом стены и крепостной двор. Нам предстояла долгая, тяжёлая зимовка.

Часть V


Глава 39

Последние несколько дней погода стояла тёплая, солнечная. Снег начал таять, и по крепостному двору потекли ручьи. Зима закончилась.

Мы провели в форте больше месяца. За это время гарнизон сократился втрое, да и многие горожане, которых мы пустили внутрь, тоже отдали душу небесам. Болезнь лютовала чуть больше двух недель с той ночи, когда мы заперлись в крепости, и каждый день смерть бродила среди нас, выискивая новые жертвы. Люди покрывались жуткими язвами, обнажающими мясо и кости, язвы гнили. Лечить было нечем, и потому больных просто сносили в отведённый для них каземат, где они помирали. Хоронить тоже было негде, и покойников скидывали со стены прямо на лёд.

Были и такие, кто, дойдя до крайней стадии, выживал. На телах их оставались уродливые шрамы, у некоторых переболевшие терялась подвижность разных частей тела, ибо хворь добиралась и до сухожилий. Но большинство всё же гибли — то ли от самой болезни, то от царившей в «чумном» каземате антисанитарии.

Больше повезло тем, у кого болезнь протекала не столь тяжело. Некоторые отделывались лёгкой сыпью и недомоганием, в совсем редких случаях даже сыпи не было. Ярослав Малютин и комендант выздоровели без тяжёлых последствий, а вот глава города, который в ту страшную ночь тоже успел перебраться в крепость, скончался.

Много жизней унесли и стычки с кочевниками, наведывавшимися в сожжённый Ярск. Гарнизон делал вылазки, постоянно случались столкновения. Я и сам в них регулярно участвовал. Но однажды набеги прекратились. Уже дней десять мы ничего не слышали о чешуйчатых. Они просто исчезли.

Вчера мы с Гордеем посоветовались и решили, что больше нет смысла сидеть в Ярске, а сегодня уже покинули крепость. Егор, разумеется, поехал со мной, Даша — тоже. Ещё было четыре дружинника — все, кто остался от первоначального отряда. С нами тащились сани, на них сидели три мужика — крепостные Верхнепольских. В санях лежали сено и зерно для лошадей на несколько дней пути.

Звеня цепями подъёмного механизма, опустился мост, и мы выехали из ворот. Во рву возле северо-западного бастиона чернели свёртки — трупы, сброшенные со стены. Скоро лёд тронется, и они поплывут, отравляя реку гнилью. Солдаты уже начали их вывозить за город и сжигать, но работы тут был непочатый край.

Гордей и я были одеты в военные мундиры — ничего лучше в крепости не нашлось. Поверх — плащи. Я ехал на Буране — гнедом скакуне дяди Андрея. Последний месяц я постоянно на нём ездил, и мы, надо сказать, неплохо сработались. Егору тоже нашли лошадь. Он сидел на поджарой лошади в яблоках. Сам же подросток был одет в добротный жюстокор из тёплого сукна с меховым подбоем. Кое-какие вещи и одежду мы всё же вывезли из особняка Малютиных. Тот хоть и подвергся разграблению, но почти не пострадал, и Ярослав сегодня-завтра намеревался вернуться домой.

Солнце добродушно светило на нас, подтаявший снег блестел в его лучах, а на берегу высились обугленные стены сгоревших построек, напоминающих об ужасах, творившихся здесь совсем недавно.

Мы направлялись в Острино. Я пока не был уверен, присоединяться ли к среднему брату, но Гордей взял с меня слово, что я хотя бы встречусь и поговорю с ним.

Что происходит в Острино, никто не знал, как не знали мы и что творится в княжестве. Родственники за нами не посылали, а если и посылали, то гонцы до Ярска не добрались. Последний месяц мы провели в полной изоляции, оторванные от мира, и теперь ехали наугад. Никто не мог гарантировать, что в Острино или Великохолмске не произошло замещений, не образовалось брешей, и что там не бушует страшная хворь, сжирающая людей заживо.

Но даже если остальные города не постигли кары сии, ничего хорошего ждать не следовало. Деревни опустели, убирать озимые и засевать яровые будет некому, а это значит, грядёт голод, который ударит по всему княжеству.

Ярск провожал нас пронзительным, одичалым взглядом закопчённых оконных проёмов. Большая часть города превратилась в руины. То там, то здесь лежали трупы, утонувшие в снегу, который давно никто не чистил. Дороги занесло, к тому же подтаявший снег был тяжёлый и липкий, и лошади с трудом переставляли по нему ноги. По утоптанным дорогам до Острино было шесть дней пути, а сейчас пусть мог занять две недели. В любом случае, мы решили не торопиться, чтобы не загнать лошадей.

С главного тракта были хорошо видны обугленные стены монастыря на холме. Теперь, после нашествия чешуйчатых все решат, что убийство монахов и пожар в обители — дело рук кочевников. Вряд ли кто-то заподозрит меня, Гордея и Дашу в происшествии — и это хорошо. Плохо другое: я до сих пор не знал, имело ли это хоть какой-то смысл, или все мои потуги напрасны? Весь месяц я ломал голову, думая над тем, стоит ли продолжать выбранный путь.

Дорога поползла на перевал, а когда мы преодолели его, наткнулись на сожжённую деревню. Через три версты попалась ещё одна в таком же состоянии. Чешуйчатые побывали здесь, оставив после себя пепелище. Но это мы давно знали, поскольку уже ездили сюда, а вот что ждёт дальше, никто не мог сказать. Мы надеялись, что кочевники вернулись в степь, а не отправились вглубь княжества. После понесённых ими потерь и награбленной добычи, было не очень разумно с их стороны продолжать вторжение.

Гораздо большую опасность представляли для нас моры. Если где-то поблизости есть бреши или замещения, твари могли разбрестись по всей округе, а встреча с ними в лесу чревата не самыми приятными последствиями. Впрочем, я не сильно волновался, ведь с нами был Егор, а он даже жнецу мог приказать уйти. Об этом, правда, никто, кроме меня, до сих пор не знал.

Мы с Дашей скакали первыми, остальные вместе с телегой плелись на некотором расстоянии позади. Уже насколько часов так ехали и почти не разговаривали, если только по делу. Каждый пребывал в собственных мыслях. Я пытался представить, как пройдёт встреча с роднёй, которую я знать не знал, Даша, наверное, тоже думала о чём-то личном.

Я был рад, что она поехала со мной. Даже уговаривать не пришлось. Даше оказалось некуда податься, да и привыкли мы друг к другу за это время. Я часто говорил ей, как она дорога мне, и что мне хотелось бы и дальше оставаться вместе. К тому же теперь нас связывала страшная тайна, и хоть Даша сомневалась в правильности нашего поступка, я уверял её, что именно в этом и есть наше предназначение.

— Надо же, ты возвращаешься к семье, — первой нарушила молчание Даша. Сказала она это как-то задумчиво и грустно.

— Печально, да, — согласился я и снова погрузился в раздумья.

— Да нет же, наоборот! Думала, ты рад.

— Чему? — поморщился я.

— Встрече с братьями. Это же ведь только старший тебя хотел убить, так?

— Да непонятно. Для меня самого это большая загадка. В покушении могут быть замешаны другие люди. Вряд ли мои братья причастны.

— Тогда тем более. Какие бы они ни были — это твой род, твои корни. Кстати, ты почти ничего не рассказывал о своей семье, о том, как раньше жил. Я тебе много чего рассказала, а от тебя слова не добьёшься.

Это действительно было так, я ведь ничего не знал про своих родственников из этого мира, и из прежней жизни Даниила почти ничего не помнил, если не считать коротких снов. А про то, что я узнал от Даниила в зазеркалье, как и о наших с Андреем беседах, я предпочитал не распространяться. Прежде всего, хотелось самому понять, что да как.

— Да, наверное, — ответил я. — У меня не самые тёплые воспоминания. Не хочется касаться этой темы.

— Понимаю, — вздохнула Даша.

Я невольно засмотрелся на неё. Казалось, я мог вечно любоваться её милым личиком. Небольшие шрамы, оставленные болезнью, почти не испортили её красоту. На мой взгляд Даша ответила кокетливой улыбкой.

— По сторонам смотри, — насмешливо сказал она.

— А я что делаю? — притворно удивился я.

Нам было хорошо вместе. А последний месяц мы находились вместе почти всё время. И мне казалось чертовски странным, что среди боли, смерти и страданий, окружающих нас, может жить такое светлое и нежное чувство, которое я испытывал к этой девушке.

— Да ты и сама о семье заговариваешь, только когда напьёшься, — напомнил я.

— А ты, даже когда напьёшься, не говоришь.

— Так я и не напиваюсь.

— Ага! А четвёртого дня что было?

— Э... да, признаю, перебрал немного. Но это ведь было-то два раза всего.

Дорога вела под гору по лесистому склону. Впереди заросли сгущались, и мы вновь замолчали, и стали усиленно вглядываться в чащу в поисках какой-нибудь затерявшейся моры.

Но вот спуск закончился, и мы оказались в долине. По обе стороны занесённой снегом дороги простирались поля, впереди чернели домики очередной деревушки, гряда холмов высилась вдали.

— Как думаешь, тоже сожжена? — спросила Даша, глядя на деревню.

Я пожал плечами:

— Поедем посмотрим.

Мы продолжили путь.

— Я тебе рассказывал, что меня в семье не очень любили? — возобновил я тему.

— Разумеется, — ответила Даша.

— И почему не любили, тоже рассказывал?

— Тебя считали незаконнорожденным. Знаю.

— Вот! Собственно, я и есть незаконнорожденный. Отец всем врал.

— Но зачем ему это понадобилось?

— У него были свои заскоки. Зато благодаря ему я имею долю в общем наследстве. Братья этим, разумеется, недовольны.

— Думаешь, тебе что-то угрожает?

— Сейчас у них есть более важные дела, поэтому вряд ли, но надо быть готовым ко всему. Я это к тому говорю, что по-настоящему у меня нет семьи. Всегда ощущал себя чужим среди них. Поэтому и не рассказываю ничего. Не о ком рассказывать.

— Печально, — произнесла Даша.

— С отцом у меня были хорошие отношения, но он умер. А братьев мне даже видеть не хочется. Зато наследство получить я был бы не против.

— Это хорошее дело! — воскликнула Даша. — Я бы тоже не отказалась от наследства. Жаль девушкам оно не полагается, если в семье есть сыновья. Ужасная несправедливость, как по мне. И много тебе завещано?

— Да без понятия. Земля где-то на севере.

— Далековато. Значит, на север уедешь, да?

— Мне бы вначале получить её, — рассмеялся я, — а то что-то мне подсказывает, братья не очень-то захотят делиться. В общем, пока рано говорить. Но если дело выгорит, поедешь со мной?

— Хм... надо подумать, — проговорила Даша с иронично наигранным сомнением. — Там холодно. Это ты ведь у нас не мёрзнешь. А я предпочитаю края потеплее.

— Вот как? Ну не переживай, я тебя буду греть, — обещал я, — особенно по ночам.

— Ну если так... тогда другой разговор.

Так мы и болтали ни о чём, пока не добрались до деревни. Близился вечер, солнце уже почти закатилось за холмы — следовало подумывать о ночлеге.

К нашей радости дома оказались не сожжены. Скорее всего, сюда кочевники не добрались. Но дым из труб не шёл, значит, деревня пустовала. Когда въехали, обнаружили на дороге два занесённых снегом трупа. Я осмотрел их: оба имели укушенные раны.

Первой оказалась женщина, второй — мужик с щуплой бородёнкой. Его шея и лицо были фактически разорваны острыми длинными зубами. Когда я смахнул снег, на меня смотрела чернеющее задеревеневшее месиво с обломками лицевых костей. Я сидел на корточках и осматривал следы. Не похоже, что дикие звери постарались.

— Моры, — я обернулся к Даше, которая находилась в седле. — Надо быть внимательными. Они могут быть где угодно.

— Следов нет, — Даша вглядывалась вдаль. — Наверное, ушли.

— Не факт. Могли где-нибудь застыть. Нападут в самый неподходящий момент. Надо осмотреть деревню и дворы.

Тут и дружинники нагнали нас. Я высказал Гордею свои опасения. Ехать дальше сегодня уже смысла не было, и потому решили заночевать здесь.

Осмотрели деревню. Она была небольшой — одиннадцать дворов. Мор не нашли, зато наткнулись ещё на пять изуродованных трупов. Они очень долго тут лежали, но благодаря крепким морозам, неплохо сохранились.

Заночевал наш отряд в двух избах. Мы с Дашей — в одной, остальные — в соседней, которая была побольше. В сараях нашли хворост, дрова, даже корм для лошадей имелся. Жители бросили свои дома, оставив почти всё имущество.

Пока мужики и дружинники занимались кормёжкой лошадей, я тоже без дела не сидел. Растопил печь и отправился к ближайшему колодцу, чтобы натаскать воды.

На улице темнело. Солнце закатилось за холмы, но его прощальные отблески ещё освещали вечернее небо. Я дотащился до колодца по протоптанной нашими тропинке. Стал опускать вниз ведро, и тут взгляд мой упал на чёрную фигуру, которая стояла в конце улицы возле зарослей. В сумерках она почти сливалась с деревьями, и я не сразу разглядел её.

Некоторое время я всматривался в вечерние тени, пытаясь понять, кто это, а потом вытащил оба пистолета и зашагал по глубокому снегу, чтобы посмотреть поближе.

Когда подошёл, понял, кто это. Передо мной стояла Ноэма.

— Ты что тут делаешь? — крикнул я, остановившись на некотором расстоянии. — Тебе нужен я?

— Следуй за мной, Даниил, ты должен сам увидеть... Ты должен знать, — произнесла Ноэма и, развернувшись, пошла сквозь заросли, за которыми простиралось поле. Я двинулся следом.

Глава 40

Ноэма шла через поле столь легко и непринуждённо, словно она и не шла вовсе, а плыла, не касаясь ногами снежного покрова. А я из последних сил лез по сугробам, стараясь поспеть за ней. Вспотел, запыхался, но догнать Ноэму никак не получалось — наоборот, она с каждой минутой удалялась от меня.

— Стой! — я остановился, пытаясь отдышаться. — Да не торопись ты так.

Ноэма обернулась и в следующий миг оказалась рядом. Она протянула мне ладонь, отстранённая улыбка не от мира сего озарила лицо девушки. Я подал ей руку, и мы вместе поплыли над белым полем.

На другой стороне поля находилось длинное одноэтажное здание с мезонином, выкрашенное в жёлтый цвет — дом какого-то помещика. Несколько окон были разбиты, крышу и подоконники занесло снегом. Дом окружала осиновая роща, тонущая в сгущающихся сумерках.

Мы опустились в снег, и я снова оказался по колено в сугробах.

— Что мы здесь делаем? — спросил я. — Что это за место?

— Ты сам всё увидишь, — проговорила Ноэма.

Я оглянулся по сторонам, но ничего не увидел. Впереди послышался зловещий хруст ветвей, а вскоре раздался нечеловеческий вопль. Ему вторил вой из нескольких глоток. Теперь всё стало понятно: в роще притаились моры.

Я ещё больше занервничал, стал вглядываться во мрак вечернего леса. Ноэма словно почувствовала мою тревогу. Она обернулась с застывшей на устах блаженной улыбкой и произнесла:

— О, не бойся. Они не тронут. Они больше никого не потревожат. Но ты должен увидеть, ты должен знать... Иди за мной.

Девушка зашагала вперёд, и мне не оставалось ничего иного, как последовать за ней. Вскоре среди деревьев показались существа. Они направлялись к нам. Собакоподобные твари с разным количеством голов и конечностей брели по снегу, скаля свои жуткие пасти. Среди них шли несколько человекоподобных, а из-за дома выбрался огромный монстр на двух ногах и с большим пузом.

Ноэму ни капли не беспокоило появление мор. Она даже шаг не замедлила — беззаботно шла навстречу тварям. Я же приготовился драться. Однако существ было так много, что вряд ли смог бы отбиться. В голове завертелась мысль: не хочет ли Ноэма сгубить меня?

Вдруг существа стали рассыпаться. Тела их обращались в пепел, но пепел этот не растворялся и не улетучивался в небо, а падал в снег горстями чёрной пыли. Последним рассыпался большой монстр: его руки, ноги, голова, туловище начали тлеть, и вскоре от великана остался лишь прах.

А Ноэма продолжала идти, не обращая внимания на истлевших мор, углубляясь в осиновую рощу. Я, естественно, плёлся за ней. Впереди, среди деревьев, белела ледяная гладь пруда. Пройдя ещё немного, мы оказались возле небольшого пятачка, вокруг которого были поломаны кусты и повалены тонкие деревца.

— Их здесь больше нет, — произнесла Ноэма. — Раньше были, а теперь — нет. Брешь пропала.

— Брешь? — переспросил я, осматривая место. — Что ты имеешь ввиду? Хочешь сказать, тут была брешь, а теперь она закрылась?

— Они пропадают, мир очищается, Сон возвращается в своё логово. Ты сделал, что должно. Ты на верном пути. Не сворачивай, не отступай. Их ещё много. Безумие не закончилось, страдания не закончились.

Я вопросительно посмотрел на Ноэму:

— Ты хочешь сказать, бреши закрылись благодаря тому, что я убил посвящённых?

— Она ушла, — произнесла Ноэма вместо ответа.

— Кто?

— Мара — она покинула этот мир.

— Ты уверена?

Ноэма ничего не ответила, лишь посмотрела мне в глаза, блаженно улыбаясь, и растворилась, словно её тут и не было. А я остался один посреди осиновой рощи. Включив фонарик, я стал оглядываться по сторонам. Что, если не все моры пропали, и кто-то до сих пор таится в зарослях, готовясь напасть на меня? Но вокруг было тихо. Без сомнения, Ноэма принесла хорошую новость. Вот только правду ли она сказала?

Я побрёл обратно — туда, где желтели стены покинутого особняка. Надо было срочно возвращатьсядомой. В животе урчало от голода, а мои спутники, наверное, уже сбились с ног, разыскивая меня.

Но не успел я и пяти шагов сделать, как позади кто-то захлопал в ладоши — медленно, издевательски. Я обернулся. На месте, где когда-то находилась брешь, стоял старик Томаш — стоял и зачем-то аплодировал мне. Пуговичный фонарик освещал его ухмыляющуюся физиономию, которая сейчас выглядела даже более зловещей, чем прежде.

— Поздравляю, — проскрипел старик, — ты убил чудовище. Разве не этого хотел? Радуйся!

— Почему ты преследуешь меня? — спросил я. — Ты умер. Почему я тебя вижу?

— А ты умишком пораскинь. Кто я, как думаешь?

— Ты — безумный старик, который хотел убить меня.

— Э нет, — рассмеялся Томаш. — Того уже давно нет среди нас.

— Некогда мне с тобой болтать и загадки твои отгадывать, — я развернулся и пошёл сквозь заросли.

— Зато теперь в этом мире появилось ещё одно чудовище, — крикнул мне вслед старик.

Я обернулся, не сбавляя шаг.

— Да, Александр, появилось, — сказал он. — Это ты. Посмотри в кого ты превращаешься. Кем становишься? Убивай их всех, слышишь? Никого не щади!

— Заткнись, — буркнул я под нос и ускорил шаг.

* * *
Даша и Гордей сидели за столом, а я расхаживал взад-вперёд по скрипучему деревянному полу. На столе лежали краюха хлеба и нарезанная ветчина, стоял пустой походный чугунок, в котором ещё совсем недавно дымилась отваренная картошка — наш ужин.

Когда я вернулся в деревню, уже стемнело. После ужина, я сходил за Гордеем, позвал к нам в избу. Я должен был сообщить ему и Даше о том, что видел. Теперь они сидели и внимательно смотрели на меня. Даша с самого моего прихода пыталась выведать, где я был. Сказала, что услышала вопли мор и очень испугалась за меня. Дружинники обыскали всю деревню, нашли следы, ведущие в поле. Хотели уже идти по следу, когда увидели вдали мой фонарик. Я объяснил, что опять видел Ноэму, но подробности расскажу после ужина, заставив Дашу тем самым страдать от любопытства. Теперь она сидела и слушала, скрестив руки на груди.

— Мне встретилась Ноэма, — сказал я. — Увидел её, когда пошёл за водой. Она отвела меня к усадьбе, тут неподалёку, и показала место, где раньше была брешь. Так вот, брешь закрылась. Там были моры. Их вопли вы и слышали. Но когда мы приблизились, твари исчезли, развеялись в прах.

— Так просто взяли и исчезли? — скептически скривилась Даша. — Сами собой? И почему ты решил, что там действительно была брешь? Может, та девка нас вокруг пальца водит?

— Не похоже, — возразил я. — Вокруг кусты все поломаны, будто стадо коров прошло. Да и моры откуда-то же появились?

Даша молча пожала плечами.

— И ещё, — продолжил я. — Ноэма говорит, будто Мара ушла обратно в Сон, и случилось это благодаря нам. Не знаю, правда или нет.

— Она так сказала? — взгляд Даши был полон скепсиса.

— Да. И надеюсь, сказал правду. Если это так, надо продолжать наше дело.

— Почему ты веришь этой странной девке? — спросила Даша с неприязнью. — Я не верю. Она могла наплести, что угодно, чтобы запудрить нам разум. Да она вообще непонятно кто.

— Я же уже объяснял тысячу раз, — произнёс я, слегка раздражённый тем, что приходилось повторяться. — Она меня спасла, вывела из Сна, вывела из мира мёртвых. В конце концов, я видел...

— ...Мастера, ага, ты рассказывал, — закончила фразу Даша. — Но всё это как-то...

— Ты просто боишься, — сказал я. — Верно? Боишься идти против церкви? Даже если судьба всего мира от этого зависит?

Гордей слушал меня сосредоточено и серьёзно. Вопросов он не задавал, но тут он всё же вмешался и медленно произнёс:

— Замысел ваш, Даниил Святополкович — неразумен.

— Вот именно! — подтвердила Даша. — Если продолжим заниматься подобным, нас рано или поздно схватят. Нам повезло: пожар в монастыре и убийство монахов спишут на «драконов». Но однажды следаки всё узнают. Да и зачем дальше убивать посвящённых? Сам говоришь, Мара ушла, бреши закрываются.

— Мы точно ничего не знаем, — сказал я.

— Тогда тем более!

— Мой долг — служить, — произнёс Гордей. — Я подчиняюсь воеводе, а воевода — главе клана. Если он прикажет убивать посвящённых, я буду это делать. При всём уважении, Даниил Святополкович, я не стану помогать вам без приказа воеводы.

— Я понимаю, — сказал я. — Значит, нам придётся просто забыть об этом.

— Согласна, лучше забыть, — проговорила Даша.

— Я бы тоже, — вздохнул я. — Вот только не получится.

После того, как Гордей ушёл, мы с Дашей залезли на печь, готовясь ко сну. Даша была задумчивой и серьёзной, словно её что-то грызло изнутри, но все мои попытки узнать, в чём причина её дурного настроения, обернулись провалом — она молчала как партизан. Я решил, что её мучает страх попасть в лапы следственного отдела. Уснули быстро: дорога утомила нас обоих.

В следующие дни мы общались мало. Иногда болтали ни о чём, но в основном ехали молча, поскольку темы для разговоров, кажется, закончились. Мне хотелось поведать о прежней жизни в другом мире, но сделать это я не мог. Я прекрасно понимал, что свою тайну придётся унести в могилу. Даша тоже предпочитала помалкивать о своих приключениях. Как-то раз я спросил, почему она с такой неохотой рассказывает о походах в Сон. Она ответила, что многие вещи, увиденные там, вспоминать не хочется, как не хочется снова переживать те события даже в мыслях.

Юго-восточная часть княжества не могла похвастаться большим количеством населённых пунктов. Мы часами тащились по белым просторам, пробирались через перевалы и леса, и на пути не попадалось ни одной деревушки. Люди начали встречаться лишь к концу второго дня, а на третий, как мы и рассчитывали, доехали до городка Уницы. Вот только хворь пришла сюда раньше нас. Вероятнее всего, её принесли беженцы, а может быть — моры-доктора. Так или иначе, город оказался закрыт, и мы объехали его стороной.

За Уницами деревеньки стали попадаться чаще, они были раскиданы по склонам холмов через каждые три-четыре версты. Начинались густонаселённые земли. Хворь пока не добралась сюда, но весть о ней сильно пугала местных жителей.

Узнав, что мы приехали из Ярска, люди смотрели на нас со страхом и опасением. Только наше знатное происхождение не позволяло им прогнать нас. О том, что творится, на юге ходило великое множество слухов. И про болезнь народ болтал, и про мор, и про восставших мертвецов, которые заполонили деревни и сёла. Говорили, что новая хворь вначале убивает человека, а потом поднимает из мёртвых. Про вторжение «драконов» тоже все знали. Говорили, что они сжигали всё на своём пути. Последнее, кстати, было недалеко от истины.

Но были и другого рода слухи. Например, мы узнали о следственных отделах, которые ездят по городам, выискивая и казня тёмных и еретиков. Узнали и о том, что бреши появляются не только на юге, но и по всему княжеству. Местные уверяли, что рядом с Ольшанском и Великохолмском образовались несколько брешей, и теперь моры разгуливают по улицам городов, как у себя дома. Скорее всего, народная молва преувеличила масштаб бедствий, но доля правды в них определённо имелась.

Но больше всего народ болтал о раздоре в княжеской семье, о том, что средний сын поссорился со старшим, что оба собирают армию и, как только снег растает и дороги подсохнут, они пойдут друг на друга войной.

На шестой день мы остановились в помещичьей усадьбе. Помещик — человек полузнатного происхождения, вассал одного из крупных боярских семейств, радушно принял нас, сытно накормил, предоставил ночлег. Боярин, под которым он ходил, примкнул к войску Вячеслава — среднего сына, поэтому, он обрадовался нашему появлению, особенно моему, и многое рассказал.

От помещика мы узнали о том, какие семьи встали на сторону Вячеслава. Вступить в войну против отцеубийцы решились пять крупных кланов и ещё несколько родов помельче. Среди крупных оказались и бояре Заозёрные. Помещик знал, что я помолвлен с представительницей этого рода. К счастью, я тоже об этом знал, а ещё знал, что кто-то из Заозёрных хочет убить меня. По словам Даниила, Анастасия была причастна к покушению: именно она выманила его в Сон. Теперь мне предстояло разобраться с этой проблемой.

Не верилось мне, что молоденькая девчонка, которая, кажется, была по уши влюблена в своего жениха, пошла на такой шаг. Вероятнее всего, тут замешан её род. Возможно, её заставили, возможно, она даже не знала о произошедшем. Очевидно одно: Даниил чем-то насолил Заозёрным, причём настолько, что те захотели от него избавиться.

Рассказал помещик и другие новости, которые показались мне любопытными. Неделю назад в городке Махново, неподалёку отсюда, были убиты трое посвящённых: епископ и два его помощника. Столь вопиющее злодеяние шокировало всю округу, к расследованию подключился следственный отдел. А я, как услышал об этом, сразу подумал, про Владимира Малютина. Во время последней нашей встречи он имел довольно серьёзный настрой. Впрочем, Ноэма могла передать свою весть кому-то ещё.

Девятую ночь мы провели на постоялом дворе. Это был длинный дом, построенный на склоне холма прямо у дороги. До Острино оставалось рукой подать — вёрст пятнадцать, но мы торопиться не стали. Лошади, весь день тащившиеся по грязи и талому снегу, вымотались, да и заявляться во дворец серди ночи — не слишком-то вежливо. А потому мы решили закончить путь завтра.

Крепостные мужики расположились на первом этаже в самом дешёвом «номере» — зале с соломенными матрасами, где останавливались путники победнее, мы же с Дашей обосновались в просторной комнате в мансарде. Она не отличалась богатым убранством, зато тут проходила одна из двух печных труб, поэтому в помещении было тепло.

Сегодня Даша выглядела особенно подавленно, но когда я попытался завести об этом разговор, она только отмахнулась и сказала, что лучше бы я принёс бутылочку вина из трактира. Оно хоть и гадость, как во всех подобных заведениях, но зато скрасит вечер в этой унылой дыре.

Так я и сделал. Мы немного выпили, потом занялись любовью, а перед тем как заснуть, долго лежали в кровати, мечтая о спокойной жизни на севере в землях, завещанных мне отцом.

Не знаю, насколько я или она всерьёз верили в такой исход, но, кажется, нам обоим хотелось, чтобы всё сложилось именно так. В моём затуманенном алкоголем мозгу действительно зрела идея уехать куда-нибудь подальше от княжеских разборок и постигших эти земли несчастий, прихватить с собой Дашу и зажить с ней спокойной размеренной жизнью. Ей была нужна семья, да и я тоже хотел, чтобы под боком находилась родная душа, с которой мы понимаем друг друга. Сейчас верх взяла та часть меня, которая тяготела не к дракам и крови, а к покою и стабильности. Это был прежний я — человек из другого мира, казавшегося теперь всего лишь сном. Но что-то ещё оставалось от того человека, оно не умерло, оно теплилось в душе негасимой искрой, не давая превратиться в того, кем назвал меня призрак старика Томаша.

А вот о завтрашней встрече с братьями даже думать не хотелось... я и не думал.

Вскоре заснули. А когда я проснулся, Даши не было. Спросонья ощупал кровать — пусто. Поднялся и осмотрелся. Темно. Я дотянулся до фонарика, лежащего на столе рядом. Включил. Оказалось, не только Даши нет, но и её вещи пропали. Пока спал, девушка собралась и куда-то свалила. Я был крайне озадачен таким её поступком и тем, что она не сказал мне ни слова об отъезде.

Наспех одевшись, я выскочил на улицу. У крыльца попался заспанный мужик — местный конюх. Он, зевая, шёл домой.

— Девушку в красном кафтане не видел? — спросил я.

— Да вон, — протянул мужик, — на конюшню пошла. Лошадь барыне понадобилось запрячь среди ночи.

Я побежали туда, куда указал конюх, и столкнулся с Дашей, которая выводила из ворот конюшни осёдланную лошадь.

— Ты куда собралась? — спросил я.

Даша опустила взгляд и вздохнула:

— Проснулся всё-таки. Думала, крепко спишь. От этих прощаний только хуже.

— Ты уезжаешь?! Но... зачем? — я был ошарашен. Ещё недавно у нас, казалось, было всё хорошо, а теперь она решила покинуть меня без какой-либо видимой причины.

— Поэтому я и не хотела, чтобы ты проснулся раньше времени, — вздохнула печально Даша. — Я тебе записку оставила. А теперь вот объяснять придётся...

— Не, серьёзно, какая собака тебя укусила?

— Понимаешь... — ещё один вздох. — Пока мы ехали, я многое обдумала. Это не мой путь. Я не хочу ввязываться в ваши семейные разборки, и война эта мне не нужна. Ты возвращаешься в свой клан, а мне там делать нечего. Прости, если сможешь, но я не хочу так.

— Кто тебе сказал, что я возвращаюсь в свой клан? Я приеду, переговорю с братьями...

— ...и останешься, — перебила Даша. — Хватит обманывать себя. Конечно же ты останешься. У тебя там всё: родня, дом... невеста.

— А, так ты об этом...

— Нет, — замотала головой Даша. — Ты не понимаешь. Просто я не для того уехала из родительского дома, чтобы оказаться снова в каком-то дворце среди всех этих придворных лицемеров в роли... я даже не знаю кого. И это твоё стремление истреблять посвящённых мне совершенно не нравится. Не хотелось бы закончить свои дни на костре. Так что давай просто разойдёмся, без обид. У тебя своя дорога, у меня — своя.

Я стоял и молчал, пытаясь подобрать слова. Вот только на ум приходили одни банальности. Отъезд Даши меня шокировал. Вот о чём она размышляла всё это время! А я, дурак, даже не понял. Но как теперь её переубедить? Что сказать, чтобы она поверила мне, ведь я не собирался оставаться во дворце... Или собирался? Я вдруг понял, что и сам не знаю, как поступлю, и что буду делать, когда приеду в Острино.

— Вряд ли мне найдётся место во дворце, — проговорил я, наконец. — Я — тёмный. И ты — тоже. Нам там будут не рады.

— Знаю, — Даша резко приблизилась ко мне и, обняв, прижалась всем телом, а потом так же резко оторвалась и отвернулась. — Извини.

— Стой, — я взял её за рукав. — Может, подумаешь ещё раз? Давай вернёмся и спокойно поговорим.

Даша бросила на меня быстрый взгляд, в глазах её блестели слёзы, которые она пыталась скрыть. Она покачала головой и высвободила руку. Вскочила на лошадь и погнала её прочь.

А я смотрел в след, и сердце моё щемила тоска. Я никак не мог отойти от случившегося. Почему-то казалось, что это просто дурацкая шутка и Даша сейчас развернёт лошадь и поскачет обратно. Я не верил, что наши отношения так внезапно закончились и больше мы никогда не увидимся. А ведь мы столько прошли вместе!

Но что я мог сделать? Догнать и наобещать с три короба? Да я ведь и сам не знал, как повернётся моя жизнь, что случится завтра или послезавтра. Я мотался в этом мире, как говно в проруби без какой либо цели и смысла. Плыл по течению, куда вынесет. Получить наследство? Да, это было бы неплохо, но если не выгорит — плевать. А вот истреблять посвящённых я собирался продолжить. Почему-то верил в важность этого дела и в свою миссию. Надо было во что-то верить, вот и верил.

Снедаемый тоской, я медленно побрёл в дом. Завтра предстояло ехать в Острино, где ждал разговор с братьями.

Глава 41

— Ну здравствуй, братец! В солдаты записался? А мы думали: куда же младший наш пропал? — такова была первая фраза, которой Вячеслав встретил меня. Надетый на мне военный мундир вызвал у него ехидную усмешку.

Как только мы прибыли во дворец, слуга отвёл меня в просторную светлую комнату с высокими окнами, росписью на потолке и обильно украшенными позолотой стенами. Посередине комнаты стоял письменный столик на изогнутых ножках, на нём располагались чернильница, колокольчик, подсвечник с кристаллом и бронзовая статуэтка. За столом напротив стояли кресло и стул. Ещё несколько мягких стульев с красной обшивкой и резными ножками и спинками находились вдоль стен. Сложно было понять назначение комнаты — вероятно, что-то вроде кабинета или приёмной.

Отсюда вело несколько дверей в смежные помещения, а снаружи стояли два стражника в чёрных расшитых позолотой кафтанах.

Особняк этот был не столь огромен, как дворец из Сна, но всё равно поражал воображение своими габаритами. Дом Малютиных в Ярске с ним даже близко не стоял. Тут имелось много комнат, коридоров, галерей, и все они кишели людьми в пёстрых одеждах. По крайней мере, так было в той части дворца, которую мы проходили по пути в приёмную.

Однако приглядевшись, я заметил одну интересную вещь: вся эта вычурная, крикливая роскошь порядком изветшала: лепнина местами отбилась, позолота отслоилась, рамки картин потрескались. Дворец был стар, и бюджета на реставрацию явно не хватало.

Я разглядывал огромную картину с сюжетом из какой-то местной мифологии, когда входная дверь распахнулась, и комнату ворвался полноватый, коротко стриженый малый с щекастым лицом и глазами навыкате. На нём был бордовый жюстокор, расшитый серебряными нитями и застёгнутый на несколько пуговиц на животе. Из-под обшлагов торчали накрахмаленные кружевные манжеты, на шее красовался кружевной платок.

Этот-то щёголь и был моим средним братом, Вячеславом, который нынче метил в главы рода.

— Тоже рад тебя видеть, — ответил я сдержанно на его приветственную реплику, и Вячеслав удивлённо хмыкнул. Видимо, Даниил общался с ним как-то иначе. К сожалению, я этого не знал.

— Да ты присаживайся, что стоишь, как не родной? — брат указал на стул возле письменного стола.

Я уселся. Вячеслав открыл бар и спросил, что налить? Я ответил: на его усмотрение. Тогда он налил какое-то незнакомое мне пойло и устроился в кресле напротив.

— Ну рассказывай, откуда прибыл... — начал он и тут же оборвал себя. — Не-не, прежде скажи, какого рожна ты удрал из дома, да ещё в такое время? Ты хоть знаешь, что тут случилось без тебя?

— Знаю, — ответил я. — Дядя Андрей рассказал. Я скорблю по отцу.

— Все мы скорбим. И Гостомысл, подонок эдакий, поплатится за содеянное. Но ты не ответил на вопрос.

— Были причины, — пожал я плечами. — Долго рассказывать.

— Были причины... — передразнил Вячеслав. — Ладно, расскажешь как-нибудь потом. Но отчебучил ты знатно. Мы думали, тебя и в живых-то нет уже, невеста твоя вон слёзы льёт, а он, значит, в солдаты подался. Ну кто б знал, что такая блажь в голову взбредёт!

— Не в солдаты, а в вольные странники, — поправил я. — А это так, надеть в дорогу было нечего. Заозёрные, значит, на твою сторону встали? Они в городе?

— Само собой! Тут неподалёку поселились. Ох, и зла же на тебя будет Анастасия твоя. Да и папаша её — тоже. Лучше придумай объяснение поубедительнее, прежде чем соваться к ним с визитом.

«Нет уж, — подумал я, — это им придётся убедительно объяснить, почему я оказался во Сне проткнутым насквозь шпагой». Впрочем, с визитом к Заозёрным я не торопился. Другой был план.

— Надеюсь, радость от моего возвращения пересилит недовольство по поводу моего исчезновения, — ответил я ровным тоном.

— Так ты, говоришь, из Ярска прибыл? — сменил тему Вячеслав. — Эк тебя занесло! На юг потянуло, в степь? Много оттуда вестей до нас доходит, и одна хуже другой. Так что там у вас случилось? И что произошло с дядей Андреем? Как он погиб? Я посылал гонца в Ярск, но мой человек не вернулся. Вот и сидим в неведении. А теперь ты с Гордеем заявляешься спустя два месяца.

— Если начну рассказывать, это надолго. А у вас-то как дела? — спросил я. — Люди разное говорят. Якобы, война скоро. И моры по улицам бродят.

— Брешут! — поморщился Вячеслав. — Ну что с них, черни неграмотной, взять? Напридумывают всякого... Нет, это я не про войну. Война-то как раз не за горами. Думали, подождать, пока снег стает, но Гостомыслу, гадине подколодной, неймётся. Разведчики сообщают, что он уже вовсю к походу готовится. Ну ничего, он у нас попляшет, верно же? А что моры бродят по улицам — так это брехня. В конце прошлого месяца появилась брешь в пяти вёрстах от города, так её ритуалисты закрыли. Правда, три дня назад ещё одна образовалась возле северного пригорода. Её пока не закрыли, но думаю, скоро разберутся. Но в Острино их нет, не видели пока, — помотал он головой, отпил из бокала и добавил насмешливо. — Так что не бойся.

— А что бояться? — пожал я плечами. — Я много чего видел, даже такое, с чем не каждый светлейший справится. И если всё это к нам из Сна полезет, всем плохо будет. Хворь ведь тоже оттуда пришла. Моры принесли. Так что советовал бы вам побыстрее закрыть эту брешь.

— А вот тут поподробнее. Что же это ты такое видел? И откуда знаешь, что хворь — из Сна? Конечно, разное болтают, но чернь на выдумки горазда — слухам я не верю.

Пришлось вкратце рассказать про замещение, про поход в Сон и про «доктора», который бродил по Ярску, распространяя болезнь. Вячеслава удивило моё участие в походе.

— Так ты, братец, теперь опытный сноходец, — насмешливо произнёс он.

— Есть кое-какие навыки уже, да, — кивнул я.

Я не хвастался тем, сколько существ убил, но по моему рассказу становилось понятно, что я принял активное участие в тех событиях и выжил там, где погибли дядя Андрей и ещё двое светлейших.

— А ты всё это время, гляжу, не пальцем в носу ковырялся — дело делал, — одобрительно, хоть и не без сарказма произнёс Вячеслав. — Удивлён твоей прыти, особенно учитывая, что ты, как это сказать-то помягче... — тут на его устах заиграла ехидная усмешка. По одному этому я понял, что Вячеслав даже рад напомнить мне о моей «ущербности».

— Бесталанный, ты хотел сказать? — я тоже улыбнулся. — Оказалось, не совсем.

— Да неужели?! Выходит, отец прав был? Да ладно! И что у тебе за чары: багровый закат или огненный ветер?

— Не всё так просто...

— Да ну? Выкладывай не томи.

— Есть одна особенность, о которой, думаю, ты должен знать.

Я не собирался скрывать, что принимаю сыворотку. Если нам с Вячеславом доведётся сражаться на одной стороне, он должен быть в курсе моих способностей. А ещё этот факт мог стать хорошим поводом, чтобы смыться из Острино. Вряд ли брат захочет связываться со мной после того, как я признаюсь в своём «пороке».

— Я принимаю смолу пепла, — объявил я. — Не спрашивай, почему. Так получилось. Поэтому мои чары несколько... специфичны.

— Ты меня всё больше удивляешь, братец. Ну и что же за чары таки? Хватит уже ходить вокруг да около, — с уст Вячеслава не сходила издевательская усмешка, и мне всё меньше это нравилось. Понятно теперь, почему Даниил недолюбливал этого придурка.

Я положил ладони на столешницу и сосредоточился. За одну секунду стол покрылся коркой чёрного льда с торчащими во все стороны кристаллами.

— Ух ты! — воскликнул Вячеслав с искренним удивлением. — Любопытная способность. Я и не видел раньше такие чары. Как они у тебя появились?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Проблема в другом. Я — тёмный, и следственный отдел таких сейчас усердно разыскивает. Поэтому я к вам — ненадолго. Дяде обещал встретиться с тобой. Скоро уеду.

— Да ты что такое говоришь? — возмутился Вячеслав. — Это куда же ты собрался? А как же семья? Не хочешь за отца отомстить?

— Хочу, но...

— Никаких «но». Мы вместе должны держаться. А со следаками я вопрос улажу — это ты не бери в голову.

«Эх, — подумал я, — знал бы, как непросто с ними улаживать вопросы. Может быть, скоро поймёшь, только, надеюсь, меня в тот момент рядом не будет».

— В общем, так, — продолжал Вячеслав, даже слова не дав мне вставить. — Сейчас иди переоденься во что-нибудь поприличнее — и на ужин. Пускай все увидят, что ты жив-здоров, а заодно расскажешь, что на юге творится. Оттуда уже месяц как ни одной весточки не приходит. А про свои ледяные чары молчи пока. Понял? Есть у меня одна мысль. Поедем завтра к бреши: я, ты и Мстислав. Мор в округе полно, надо бы с ними что-то делать, а заодно покажешь, как умеешь драться. Очень уж мне любопытно глянуть. А пока отдыхай, — он поднялся с кресла и потянулся к колокольчику, который лежал на столе рядом со статуэткой.

Но позвонить он не успел, поскольку в этот момент в комнату вошёл крупный парень с длинными волосами, забранными в хвост, что выбивался из-под треуголки. Лицо его было круглым, гладко выбритым, а над глазами нависали широкие брови, придававшие молодому человеку особенно солидный вид. Молодой человек этот оказался вторым моим братом — Мстиславом.

Он искренне обрадовался мне и, узнав, что меня надо проводить в комнату, взялся сделать это вместо слуги. Мы отправились в другую часть дворца, по пути брат рассказывал, что и где находится.

Мстислав произвёл на меня более благоприятное впечатление, нежели средний. Он был всего на год или два старше меня, но в нём уже чувствовались некая серьёзность и степенность — этим он напоминал отца. К тому же я не видел в поведении Мстислава того ехидства, которое постоянно сквозило в тоне среднего брата.

На ужин явилось много народу. За длинным столом сидели знатные господа и дамы и с интересом смотрели на меня. А я, оказавшись в центре всеобщего внимания, чувствовал себя не в своей тарелке. Они все меня знали, а я не знал никого. Скорее всего, я даже что-то напутал в обращении или приветствии, и от этой мысли, становилось ещё больше не по себе.

Весь последний месяц я готовился к встрече с роднёй. В одной из вылазок, когда мы наведались в особняк Малютиных, я отыскал книги по этикету и изучал их всё свободное время, чем постоянно удивлял Дашу, которая полагала, что всё это отпрыск знатного рода и так должен знать. А я узнавал это лишь сейчас. Вот только когда дошло до дела, я засомневался, всё ли запомнил правильно и не упустил ли что-нибудь важное: слишком много тонкостей имелось в дворцовом этикете. Как с кем здороваться, как общаться, как садиться на стул, как вести себя на ассамблее, ужине, приёме, что и когда надевать, когда доставать монокль или табакерку (которых у меня, кстати, даже не было) — всё строго регламентировалось.

А сейчас половина прочитанного совершенно вылетела из головы. И ладно если б сидел где-нибудь в углу, так нет же, я, как назло, оказался гвоздём программы. Впрочем, постепенно я стал чувствовать себя свободнее и даже начал приглядываться к публике.

От пышных, расшитых серебром и золотом кафтанов и платьев знатных гостей у меня рябило в глазах. Но я сразу заметил двух посвящённых, выделяющихся на общем фоне. Один был одет в зелёную сутану, второй — в серую рясу со знаком следственного отдела. Присутствие этого типа меня больше всего напрягло. Разумеется, я не рассказывал о своей силе, но представитель следственного отдела мог вызвать меня на личную беседу и по каким-нибудь признакам, ведомым лишь ему одному, догадаться о том, что я употребляю сыворотку.

Какое же облегчение я испытал, когда ужин закончился, и я вернулся в отведённую мне спальню. Казалось, я мог, наконец, отдохнуть душой и телом на мягких перинах. Дальняя дорога и встреча с роднёй меня не на шутку утомили. Но не тут-то было! Вначале Кузьма (слуга Даниила тоже находился тут, и его приставили ко мне) суетился рядом, пока я его не отослал, сказав, что всё, что нужно, сделаю сам, а потом, когда я остался-таки один, меня накрыло...

Я подумал о Даше, и пронзительная тоска, от которой хотелось головой об стену биться, снова схватила меня за горло. Я вспоминал проведённые вместе часы, вспоминал нашу последнюю ночь, прокручивал в голове наши разговоры, представлял её лицо, которое больше никогда не увижу.

Я убеждал себя, что тоска пройдёт. Неделя-две — и образ Даши потускнеет в моей памяти, забудутся черты лица, останутся лишь смутные воспоминания о девушке, которая подарила мне столько приятных моментов в этом уродливом отвратительном мире, полном смерти, боли и страданий. «Всё равно мы разошлись бы, — твердил я себе, — у нас разные пути, разные цели». Но доводы разума почти никогда не помогают подавить свербящую тоску, и я уснул, так и не сумев прогнать печаль.

Следующее утро я начал с того, что написал письмо своей суженой и назначил встречу на завтрашний вечер. Хотел потолковать с глазу на глаз. Подумал, что по поведению Насти и её реакции на письмо пойму, знала ли она о покушении и принимала ли в этом какое-то участие. Чтобы определиться с местом встречи, пришлось расспросить Кузьму о том, где поблизости можно погулять. Ему же я приказал доставить письмо и принести ответ.

А как только Кузьма убежал исполнять поручение, я принялся одеваться. Человеку моего статуса полагалось делать это с помощью слуги, но я чуть ли не насильно выпер Кузьму, сказав, что сам разберусь, и тем самым вызвав его недоумение. Возможно, скоро придётся привыкать к местным обычаям, ибо не хотелось своим «странным» поведением провоцировать косые взгляды и кривотолки всего двора, но я лелеял мечту в побыстрее уехать отсюда. Меня, как и Дашу, свобода прельщала больше, чем жизнь во дворце с его строгим этикетом, чопорностью и ханжеством. Одного вечера, проведённого тут, хватило, чтобы понять это.

Покопавшись в рубашках, штанах, застёжках и прочих аксессуарах, я нашёл то, что подходило для завтрака, который, к моей досаде, тоже состоится в кругу семьи.

Я надел чулки, кюлоты, парчовый камзол и подошёл к большому овальному зеркалу, чтобы завязать шейный платок. Неожиданно отражение замерло. Внутри у меня всё похолодело. Секунд пять мы молча смотрели друг на друга.

— Помнишь договор? — произнесло отражение. — Только попробуй забрать её у меня!

Сказав это, отражение снова стало нормальным. Я же сорвал с кровати покрывало и накинул на зеркало. Как? Откуда он тут? Я думал, что мёртвые обитают только в зеркалах Сна. Никто не говорил, что в Яви тоже возможна такая же ерунда. Тем не менее дух Даниила достал меня и здесь. Разумеется, я помнил о нашей договорённости, а точнее о требовании Даниила. Он хотел, чтобы я убил Настю. Сказал, что не простит, если я заберу у него невесту. Для меня просьба звучала дико. Я не мог убить человека, к которому не питал ненависти. Если она причастна к покушению на меня, тогда, конечно — не вопрос. А если нет? Просто так я не собирался это делать.

Я завязал на скорую руку платок, накинул жюстокор, застегнув его, как требовала мода, на несколько пуговиц на животе, и быстрым шагом вышел из комнаты, подумав, что вечером порошу Кузьму убрать это чёртово зеркало.

После завтрака мы с братьями отправились за город. С нами поехали четверо дружинников.

Острино был гораздо крупнее Ярска. Он располагался в долине, по которой протекала небольшая речушка. В центре находились дворец Верхнепольских, пара дворцов поменьше и кварталы, застроенные на современный для этого мира манер четырех-пяти этажными домами в классическом и барочном стилях. А окружал это архитектурное великолепие самый настоящий средневековый город с тесными домиками из грубого камня, налепленными друг к другу вдоль узких вонючих улочек.

Больше всего меня здесь удивили кареты, работающие на паровой тяге — недавнее изобретение, как выяснилось. Я уже видел что-то подобное во сне-воспоминании, но там были грузовые экипажи, похожие на телеги, а тут я встретил пассажирские вариации этого вида техники. В основе местного парового двигателя лежала способность кристаллов, соединённых с каким-то неизвестным мне металлом, разогреваться и кипятить воду. Нечто подобное так же применялось для отопления домов. На окраинах княжеств эта система ещё не вошла в обиход, а вот в крупных городах применялась уже достаточно широко. У такого мотора имелась лишь одна проблема: включить его мог только человек, умеющий повелевать кристаллами, что накладывало ограничения на использование данных механизмов.

Брешь находилась на холме близ северного пригорода. Сейчас он пустовал, а дорогу преграждали деревянные заслоны и вооружённые до зубов дружинники.

Возле кордона мы спешились, оставили с лошадьми двоих слуг, а сами в сопровождении наших дружинников отправились дальше по улице, которая вела в гору.

Мы втроём шли впереди, дружинники держались позади на расстоянии.

— На прошлой неделе я отправил на разведку в Сон четырёх человек, — сказал Вячеслав совершенно серьёзно, без капли ехидства, — никто не вернулся. А теперь ты приезжаешь и рассказываешь про летающих тварей, про войско мор во главе с сосредоточием тьмы и пёс знает, что ещё. Паршиво. Скоро нужно идти на охоту, а там такое. Значит, пробуждение не наступило? Это точно известно?

— А если бы наступило, всё это появилось бы? — спросил я.

— А почём мне знать? Тёмные века давно закончились. Уже много поколений мы не сталкивались с таким явлением.

— Жопа происходит, — ответил я. — Полная жопа.

— И не говори, — хмыкнул Вячеслав. — Что делать-то теперь с этим всем? Если деревни на юге разорены, туго нам придётся.

— Надо поскорее объединить княжество, — рассудил Мстислав. — Возможно, придётся просить помощи у государя.

Я с ним согласился. Действительно, против надвигающейся угрозы можно устоять, только сплотившись всем вместе. А тут фактически гражданская война идёт — ещё одно бедствие в бесконечной череде несчастий, ударивших по княжеству.

Пригород оказался небольшим, и вскоре мы вышли на просёлочную дорогу, оставив позади грустные серые домики. Выше по склону находился лес, ниже — редкий кустарник. Снежный покров ещё устилал землю, но из-за тёплой погоды он значительно истончился в последнее время. Мы шлёпали по грязи и лужам, внимательно вглядываясь в заросли. По словам Вячеслава, брешь была где-то там, но её точное местонахождение он не знал.

Вскоре обнаружили мору. Двуногое существо с длинными когтистыми лапами брело среди деревьев, не обращая на нас внимания. Вячеслав жестом приказал идущим позади дружинникам остановиться и приготовиться к бою.

— Гляди, — шепнул он мне, — один урод попался. Наверняка и другие бродят поблизости. Справишься с ним?

— Если подойдёт ближе, справлюсь, — шёпотом ответил я. — Дальнобойным чарам я только учусь.

— Ладно. Сейчас привлеку его внимание.

В руке Вячеслава образовалась бордовый сгусток энергии размером с яблоко, который он направил в дерево рядом с монстром. Звонкий хлопок и треск разлетающихся вокруг веток возвестил о попадании точно в цель.

Мора обернулась и поковыляла к нам на своих кривых костлявых ногах.

— Твой выход, — с ухмылкой сказал мне Вячеслав. — Не бойся. Прикроем, если что.

Я достал саблю и приготовился к встрече. Существо ускорило шаг, а потом и вовсе перешло на бег. Оно выскочило на дорогу и тут же застыло, скованное кристаллами чёрного льда. Я подошёл и воткнул клинок в спину твари.

— Браво! — воскликнул Вячеслав, увидев, как ловко я расправился с морой. — Гляжу, путешествие пошло тебе на пользу, да?

— Удивительно, — проговорил Мстислав. — Ни за что бы не подумал, что у тебя появится талант.

— Никто бы не подумал, — добавил Вячеслав, — но бывают, значит, в жизни чудеса.

В это время в чаще показались три четвероногие моры. Они спешили к нам.

— Вот и друзья его пожаловали, — произнёс Вячеслав. — А с этими справишься?

— Не вопрос, — ответил я.

Вскоре существа одно за другим начали выбегать на дорогу, а я замораживал их и резал без особого труда.

— Неплохо, неплохо, — Вячеслав по-прежнему ехидно улыбался, но я по глазам его видел, что парень впечатлён. — Ты, братец — способный малый. Ну, кажется, всё? Больше не бегут?

Он и Мстислав сняли треуголки и натянули на головы «противогазы», а дружинникам, которые сделали то же самое, велели собирать пепел.

Когда дело было сделано, дружинники пошли обратно, а мы остались.

— Да уж, — сказал серьёзно Вячеслав, — не думали мы, что у тебя откроется талант.

— Почему же, — спросил я настороженно, почувствовав что-то неладное в тоне брата.

— Давай только не будем делать вид, что никто ничего не знает, а? Всем известно, что ты — незаконнорожденный. Из уважения к отцу никто не трепался, но отец иногда совершал странные поступки, прямо скажем. Взять хотя бы тебя... Зачем он пытался выдать тебя за своего? Ну да не важно. Он уже нам ничего не расскажет. Но теперь ты здесь, и надо с этим что-то делать.

Глава 42

Слова Вячеслава звучали угрожающе, и я приготовился активировать блокиратор, который лежал в моей патронной сумке. Я посмотрел на Мстислава, но тот даже в лице не изменился — спокойно стоял рядом.

— И что же мы собираемся с этим делать? — спросил я.

— Да я вот думал-думал, — произнёс Вячеслав, — и решил, что тебе следует остаться в семье, — и увидев моё напряжённое лицо, он рассмеялся, — да не бойся так. Никто тебя не обидит.

— Да неужели? — нарочито скептически проговорил я. — Моя благодарность не знает границ.

— Хватит паясничать, — осадил меня Вячеслав. Когда надо, он умел откинуть ребячество и говорить серьёзно. Хотя чья б корова мычала. — Решается наше будущее. Ты, поди, всё дуешься на меня с братом, только вот, Даня, сейчас обиды наши надо отложить.

— Понимаю, — сказал я.

— То-то же! — Вячеслав медленно зашагал в сторону города, и мы с Мстиславом последовали за ним. — Знаю, почему ты вернулся. Отец завещал тебе кое-какие земли, и ты рассчитываешь их получить, так?

— Не отказался бы, — ответил я прямо.

— Я всегда с уважением относился к отцу, уважу его волю и сейчас. Ты получишь, что тебе причитается. Но есть условие.

Я вопросительно посмотрел на брата.

— Ты будешь сражаться за нас, — объявил он. — Знаю, ты хочешь свалить и отсидеться где-нибудь, пока не закончится эта заварушка, но я тебе скажу без обиняков: так не годится. Либо ты дерёшься на нашей стороне, либо ты не получаешь ни гроша из отцовского наследства. Если победит Гостомысл, тебе тоже ничего не достанется — думаю, ты и сам прекрасно понимаешь. Так что в наших общих интересах сделать всё, чтобы этого не случилось.

— Где гарантия, что ты исполнишь обещание? — спросил я.

— Да брось, Даня! — поморщился Вячеслав. — Мне и самому нужен человек, который будет управлять северными землями. А ты, хоть и ублюдок, но одной крови с нами, не чужой. Почему бы и нет? Вот победим, поедешь на север и делай там, что хочешь. Главное, подать исправно плати, да не мелькай шибко в столице. Тем более, ты — тёмный, тебе здесь не резон лишний раз околачиваться. Ну так что, согласен?

Я задумался. Предложение казалось разумным. У меня будут свои владения, и мне не придётся торчать при дворе — неплохой вариант. Я не очень доверял Вячеславу, но что ещё оставалось? Конечно, можно уехать и навсегда распрощаться с семьёй, ведь после этого со мной никто не захочет иметь дел, но неужели скитаться, невесть где, и постоянно ходить в Сон, чтобы заработать копейку на существование — лучше, чем владеть собственным куском земли? Я ответил утвердительно.

— Знал, что ты согласишься, — хмыкнул Вячеслав. — Значит, по рукам. Ах да, тут следаки хотят с тобой пообщаться. Ихний приор завтра желает встретиться. Не вздумай им проболтаться про свой талант. Понял?

— Можешь не напоминать, — проворчал я с досадой.

Когда я услышал про следственный отдел, настроение тут же испортилось. От следователей ничего хорошего ждать не стоит, особенно мне. А брат говорил об этом так, словно речь шла о какой-то мелкой неприятности. Он до сих пор не осознавал всей серьёзности проблемы.

* * *
Вечером, когда я отдыхал, листая учебник по дворцовому этикету, прибежал слуга, сказал, что Вячеслав ждёт меня у себя в кабинете.

Кабинетом оказалась комната смежная с той, где мы с Вячеславом вчера разговаривали. По стенам висели портреты родни, а у камина стоял стол. Сейчас на нём лежала большая карта.

Вокруг стола толпился десяток человек в богатых одеждах, среди них были и мои братья. Остальных я не знал, но очень скоро начал понимать, кто есть кто. Пузатый увалень с сединой в широкой бороде был нашим воеводой. Звали его Ростислав Данилович. Сухопарый мужчина средних лет с лысиной, усами и острой бородкой, одетый в малиновый кафтан оказался главой рода Заозёрных и, возможно, моим будущим тестем. Остальные господа тоже являлись главами родов, выступивших на стороне Вячеслава.

Когда я вошёл, собравшиеся спорили. Как оказалось, сегодня поступило донесение, что вражеская армия выйдет из Великохолмска буквально на днях, и теперь главы родов спешно решали, что делать. Некоторые были взволнованы, и не удивительно: никто не предполагал, что Гостомысл начнёт поход раньше, чем высохнет грязь на дорогах, никто не собирался воевать в ближайший месяц.

Я уселся на стул у стены и стал слушать.

Больше всего споров шло о том, какую тактику избрать: наступательную или оборонительную, вывести войска навстречу и принять бой или засесть в крепости неподалёку.

Главное, на что напирали сторонники обороны — это численный перевес сил противника. Если у нас в расположении имелось около трёх тысяч дружинников, то у Гостомысла — четыре или даже пять. Соответственно, больше и светлейших. При таком раскладе, нам будет сложно выиграть этот бой.

Однако сторонники открытого столкновения, среди которых был и Вячеслав, тоже имели разумные доводы. Вячеслав утверждал, что засесть в крепости — значит добровольно загнать себя в угол. Противник отрежет все пути сообщения и просто подождёт, пока наша армия не перемрёт с голода. Так не лучше ли ударить и нанести врагу хоть какой-то урон, а в случае поражения отступить на юг, на оперативный простор, заставив Гостомысла гоняться за нами?

На это возражали, что главное для нас — продержаться до момента, пока царь вмешается и прекратит конфликт, рассудив обе стороны. Но Вячеслав не верил в справедливое решение монарха, хотя некоторые бояре уповали именно не наго.

— Что, если предатели оклевещут нас? — спрашивал Вячеслав. — Что если государь прислушается к их лживым речам? Тогда нас объявят мятежниками и разбойниками и пошлют против нас регулярные войска. Нельзя полагаться на волю случая. Мы должны сами, своими силами покарать отцеубийцу. Он решил наступать? Хорошо. Мы выйдем и сразимся. Я не собираюсь сидеть и ждать, пока нас заморят голодом, я не допущу, чтобы Гостомысл разгуливал по нашим землям и переманивал на свою сторону бояр и сынов их. Он скажет: «Смотрите, эти трусы нос боятся высунуть из крепости. Значит, правда не на их стороне». И за кем тогда пойдут бояре и сыны их? К чьему войску примкнут? Я не допущу этого.

Спор шёл долго, но в конце концов, Вячеславу удалось убедить глав родов последовать его стратегии. В итоге уже поздно ночью было решено выводить армию из города и встретить Гостомысла на полпути к Острино. Вячеслав намеревался навязать брату сражение на склоне холма, расположив свои войска на вершине и заставив Гостомысла идти на штурм.

Эта идея понравилась многим. Теперь оставалось ждать пока Гостомысл начнёт наступление.

* * *
Я стоял, облокотившись на чугунные перила, и смотрел на мутную воду, что текла по узкому каменному каналу. Вечерело, на улице было слякотно и сыро. Обглоданный снег лежал вдоль дороги, разлагаясь под серой зябкой моросью, что временами исторгала из себя простёршаясянад городом сизая рвань облаков. По другую сторону улицы толпились домики, понуро глядя мне в спину мутными окнами. Мимо то и дело проходили горожане в заляпанных грязью плащах, и нет-нет, да пробегала упряжь лошадей, таща по лужам карету или телегу. Вечерело.

Анастасия согласилась встретиться здесь, на набережной, в старых кварталах. Я приехал пораньше и теперь задумчиво таращился на воду, ожидая свою невесту.

Мысли мои крутились вокруг состоявшегося сегодня днём разговора с представителем следственного отдела. Представитель этот был не менее уродлив, чем приор, с которым я столкнулся в Ярске. Задаваемые им вопросы касались в основном происшествий в Ярске, пожара в монастыре и появления болезни. Кажется, следователь меня ни в чём дурном не заподозрил, но всё же намекнул, что надо ещё как-нибудь встретиться и пообщаться. Вячеслав уверял, что беспокоиться по этому поводу не стоит, но я-то знал, что угрозу, исходящую от следственного отдела, нельзя сбрасывать со счетов. Братья до сих пор жили в старых реалиях, когда церковь редко совала нос в дела светлейших. Теперь всё изменилось.

Но у меня уже созрела идея, как решить проблему. Я намеревался избавить город от следственного отдела, но, разумеется, не своими руками, а с помощью существ из Сна. Егор умел ими управлять, и у него имелся опыт их боевого применения. Почему бы снова не провернуть нечто похожее? Я знал, где проживали приор и монахи, осталось только вывести мор из Сна и отправить их по нужному адресу. А для этого мне понадобятся Егор и Гордей. Я им назначил встречу сегодня после разговора с Настей. Гордей знал, как и где открыть брешь, и я надеялся, что он поможет мне.

Позади раздалось пыхтение и на дороге остановился паровой экипаж. На облучке сидели двое мрачных мужиков в плащах и треуголках. Дверь открылась, и из кареты вышла миниатюрная девушка. Поверх синего платья был накинут плащ, который она зябко запахнула, когда оказалась на улице. На голове красовалась шляпка, кокетливо сдвинутая на бок. Я сразу узнал это почти детское личико с пухлыми губками, хоть и видел лишь раз, да и то во сне-воспоминании.

Настя оглянулась по сторонам и, подошла ко мне.

— Ну привет, — первым поздоровался я.

— Даниил? Неужели это, и правда, ты? — Настя глядела на меня своим ясным взором. Она была взволнована и рада одновременно, и даже не пыталась скрывать эмоций. — Все думали, ты пропал, а потом ещё слухи пошли, будто тебя убил твой старший брат. Я ужасно расстроилась. Почему ты никому не сказал, что уезжаешь?

— Пройдёмся, — предложил я, и мы медленно побрели по набережной. — Были причины. Сама-то как?

Мрачный тип, что сидел рядом с шофёром, слез с облучка и последовал за нами, держась на почтительном расстоянии. Видимо, телохранитель.

Один тот факт, что Настя явилась, уже говорил о том, что она вряд ли замешана в покушении и не знает о произошедшем. Если б было, что скрывать, она, скорее всего, попыталась бы избежать встречи с воскресшим Даниилом, у которого имелись все основания подозревать её. Да и говорила она очень искренне — то ли роль так хорошо играла, то ли действительно девушка была не в курсе.

Она немного рассказала о суматохе, начавшейся в Великохолмске после смерти Святополка и о том, как её отец вместе с ещё несколькими родственниками решили поддержать Вячеслава.

— Твой старший брат поступил подло, — сказала Настя, — он должен поплатиться. Мой отец уверен в этом, и я — тоже. Надеюсь, Вячеслав и Мстислав отомстят.

— Много чего интересного без меня произошло, — заключил я.

— Так почему ты уехал, никого не предупредив? — вернулась к первоначальному вопросу Настя.

— Потому что меня пытались убить, — ответил я.

— Убить?! Но кто? — глаза девушки округлились от удивления. — Гостомысл?

— Вот я и хочу, чтобы ты мне ответила на этот вопрос. Я получил от тебя письмо, в котором ты назначила встречу во Сне. Было такое?

Настя часто захлопала глазами.

— Нет... Нет, я не отправляла тебе письмо, — проговорила она испуганно. — Клянусь! Я не делала этого. Я хотела, да, но не перед пробуждением же. Перед пробуждением никто не ходит в Сон. Ты же не думаешь, что я могла так поступить? Я бы никогда...

— Да успокойся ты, — прервал я её. — Я в курсе. Просто кто-то узнал о наших планах и воспользовался ими. И этот кто-то, скорее всего, из твоей семьи. Вот я и хочу, чтобы ты сказала, кто это мог быть.

— Но я не знаю, — растерянно пробормотала Настя. — Моя семья не могла так поступить. Это ужасно.

— А ты подумай хорошенько. Ты ведь знаешь, как ко мне относятся твои родственники. Возможно, кому-то не по нраву пришёлся я или наш брак. Может, кто-то обо мне плохо говорил. Важна любая мелочь. Если убийца здесь, в Острино, мне снова угрожает опасность. Хочешь, чтобы они добились своего?

Настя задумалась. Она закусила нижнюю губу и наморщила лоб.

— Может быть это... — проговорила она, — но я не знаю точно. Я не могу быть уверена.

— Говори давай, — настоял я. — Любая зацепка важна.

— Мой дядя, Олег Игоревич, не очень доволен тем, что меня выдают замуж за человека, не имеющего таланта, — проговорила она. — Но я не верю, что он мог пойти на столь низкий поступок.

— Что ж, уже что-то. Ещё есть недовольные нашей помолвкой?

— Не знаю, я ни от кого не слышала ничего подобного, только от Олега Игоревича.

— Ладно. Где он сейчас. В Острино?

— Его здесь нет. Он в Мирне. Он не захотел принимать участия в войне.

— Понятно, — вздохнул я.

Проку от моих расспросов оказалось мало. Даже если этот дядя и замыслил меня убить, я ничего не сделаю с ним, пока нахожусь тут. А если кто-то другой — я это не узнаю. Так или иначе, к Заозёрным лучше спиной не поворачиваться. В их семье существуют разногласия на счёт меня, и покушение могло повториться.

— Ты тоже будешь воевать? — спросила Настя.

— Да, я выступлю вместе с моими братьями против Гостомысла, — ответил я. — Поход уже скоро.

Настя сжала мою руку и заглянула своими грустными глазами, казалось, прямо мне в душу:

— Будь осторожен, пожалуйста.

— Постараюсь, — ответил я, высвобождая свою ладонь, — мне пора. Свидимся ещё.

Попрощавшись, я пошёл в сторону дома. На душе было пасмурно. Даниил обещал, что будет преследовать меня, если я заберу у него Настю. Пока я не собирался на ней жениться, да и вообще считал, что связывать себя с кем-то узами брака ещё рано. Но если моя дальнейшая жизнь будет протекать в лоне семьи, и если родственники настоят... Да и не правильно это. Мёртвые не имеют права вторгаться в человеческий мир и забирать к себе живых из-за собственной прихоти. Живые должны жить, сколько им отпущено, а те, чьё время прошло, должны забыть о земных делах и упокоиться с миром.

Размышляя об этом, я брёл по краю дороги, когда меня окликнули по имени. Я обернулся. За мной шёл мужчина в плаще и треуголке, почти ничем не отличающийся от обычных горожан, которые то и дело попадались на пути. Разве что на ногах его были кавалерийские ботфорты — в таких мало, кто расхаживал по улицам. Лицо, поросшее светлой бородой, показалось мне знакомым, но узнал я мужчину не сразу.

— Не узнал, поди? — сказал Владимир Малютин.

— Узнал, узнал, — ответил я. — Просто удивлён твоему появлению. Ты следил за мной?

— По городу поползли слухи, будто молодой Верхнепольский пожаловал во дворец. Я хотел найти тебя и узнать, что в Ярске творится. Вестей оттуда нет. Не обессудь уж, — говорил Малютин грубым брюзжащим тоном и дело покашливал, словно от простуды.

— Ничего хорошего там не произошло, — сказал я. — Игорь Изяславич погиб во время вылазки в Сон. Его убили монахи. Ярослав жив. Болезнь перенёс без осложнений. Ты же знаешь, про хворь, которая там началась?

— Вот же сволочи, — процедил Владимир.

Мы пошли дальше по улице.

— Можешь считать, что твой дядя отмщён, — сказал я.

— Ярослав поквитался с убийцами?

— Нет, это сделал я. Ярослава с нами не было. А ты, смотрю, уже вовсю занялся посвящёнными? Слухи ходят, будто в каком-то городе, тут неподалёку, убили епископа и его помощников. Твоих рук дело?

— Это только начало, — проговорил Владимир. — Я освобожу мир от уродов, ведущих его к погибели. Таков мой долг. Спасибо, что отомстил за дядю.

— Кстати, если тебе будет спокойнее, ярский монастырь сгорел вместе со всей братией и представителем следственного отдела. Говорят, кочевники постарались.

— Это хорошо, — сказал Владимир, кажется, не поняв намёка.

— Кажется, теперь это наше общее дело, — намекнул я более конкретно.

Владимир посмотрел на меня исподлобья и кивнул:

— Хорошо, что ты прислушался к голосу разума.

— По дороге сюда мне явилась Ноэма, сказала, что Мара вернулась в Сон. Не знаю, правда ли...

— Она направляет тебя. Она направила меня... всех нас. Нас избрали и дали выбор: спасти этот мир или смотреть, как он погружается в пучину хаоса.

— Надеюсь, что так, — сказал я.

— Ещё сомневаешься? После всего, что видел? А я — нет. Я не стану бездействовать, глядя, как гибнет цивилизация и возвращаются тёмные века.

— Понимаю.

— Если захочешь поговорить, найдёшь меня на Банной. В мясной лавке и спросишь Александра Иванова. Мясник подскажет. Мне кажется, нам есть, что обсудить.

— Думаю, ты прав, — согласился я. — На днях заскочу.

Владимир кивнул и свернул на следующем перекрёстке, а я пошёл прямо.

На следующий день поступили сведения о том, что армия Гостомысла покинула Великохолмск. Надо было поторопиться, чтобы встретить его в запланированном месте. Княжеская и боярские дружины начали спешно готовится к походу.

Глава 43

Солнце лениво выползало на затянутое рваными облаками небо, а мы с братьями стояли на вершине холма и наблюдали за тем, как вдали через перевал скачет колонна вражеской дружины. Вячеслав осматривал место грядущей битвы в подзорную трубу. Было прохладно, и из наших ртов шёл пар.

Весь день и всю ночь дружины находились в пути. Мы все были измотаны столь длительным марш броском, но зато удалось занять выгодную позицию на холме. Теперь оставалось развернуть войска в боевой порядок и ждать.

Я ощущал волнение перед грядущей битвой, всё утро меня бил мандраж, а внутри боролись две сущности: одна желала драки, другая была бы рада свалить подальше отсюда. Но уехать я уже не мог, а потому старался заглушить голос, требовавший избежать боя. Впрочем, я знал, что как только начнётся резня, он и сам умолкнет, а наружу вылезет нечто другое.

Склон холма, на котором мы планировали сражаться, местами был достаточно пологим, а местами — труднопроходим из-за кустарника и скоплений деревьев. Открытые же участки поросли высокой травой, которая обильно торчала из-под истончённого снежного покрова.

Сегодня ночью ударили весенние заморозки, грязь на дорогах застыла, лужи покрылись корочкой льда, а снег — тонким настом. Внезапное похолодание оказалось нам на руку. Благодаря этому артиллерия не застряла на полпути, и дружинники успели до начала сражения затащить пушки на гору и укрепить позиции. Сейчас шести— и двенадцатифунтовые орудия устанавливались на вершине холма, недалеко от нас, чтобы, когда начнётся бой, вести огонь через головы нашей пехоты.

Мимо маршировала дружина Верхнепольских. Солдаты в чёрных, отороченных золотом мундирах, под барабанный бой шагали по заросшему травой склону и разворачивались в боевой порядок — линию, состоящую из трёх шеренг. Знамёна с гербами рода трепыхались над их головами большими красочными полотнами. Следом в тёмно-малиновых мундирах шла дружина Заозёрных. Воевода и несколько бояр наблюдали за манёврами.

Войско противника было не менее пёстрым, но и на их стороне имелось несколько чёрно-золотых отрядов. Вражеские дружинники верхом преодолевали перевал, а затем спешивались и строились колоннами. Наше войско, разумеется, тоже приехало верхом, но все лошади и обозы мы оставили на обратном склоне в недосягаемости от глаз противника. Дружинники обучались воевать, как в конном, так и в пешем строю, но как оказалось, в большинстве случаев они играли роль линейной пехоты.

— Что если Гостомысл не пойдёт в атаку? — спросил Мстислав, наблюдавший вместе с нами за противником. — Они не торопятся.

— Пойдёт, — проговорил Вячеслав, не отрывая глаза от подзорной трубы. — Куда денется-то? Что, зря он ехал сюда что ли? Гостомысл хочет уничтожить нас. А мы — тут. Мы подождём — не к спеху. Готов, Даниил? — он убрал трубу и обернулся ко мне. — Ты же ещё со светлейшими не дрался?

— С «драконами» если только, — ответил я.

— Значит, опыт есть. Хорошо. Думаю, они вначале отправят дружину, попытаются прорвать нашу пехотную линию, а потом пойдут их светлейшие, и тогда-то мы по ним и ударим. А когда они сдадутся, я не оставлю в живых никого из тех, кто присягнул этой сволочи, которую я когда-то называл своим братом.

— Не уверен, что это разумно, — возразил я. — Бояре не считают Гостомысла убийцей, для них, мы — виновники раздора. Лучше не убивать их, а постараться убедить в обратном. Сейчас такое время, когда не стоит заводить новых врагов.

— Вы посмотрите на него! — рассмеялся Вячеслав. — И почему это в тебе вдруг проснулось милосердие? Они пришли убить нас. А я убью их, чтобы остальные боялись. Нет, я не всех казню — только глав родов, примкнувших к отцеубийце. Они не достойны жалости. И если честно, Даня, не узнаю тебя в последнее время. Неужели два месяца, проведённые в каком-то захолустье, так повлияли на тебя?

— А между прочим, Даниил дело говорит, — встал на мою сторону Мстислав. — Ты слишком горяч, брат. Если казнишь бояр, их родня не простят нам этого. Они наверняка пожелают отомстить.

— Ага, — добавил я, — а если учесть, в какой жопе сейчас княжество, до добра это не доведёт.

— Да плевать. Нашлись советчики тут, — огрызнулся Вячеслав. — Глава рода — я; сам решу, что делать.

Солнце вышло из-за холмов, и тут же скрылось за облаками, что лениво плелись по небесной глади и с тоской наблюдали за приготовлениями к очередной драке, в которой мелкие существа в разноцветных одёжках снова будут убивать и калечить друг друга.

Но Гостомысл медлил, его дружина развернулась в боевой порядок и стояла на противоположном склоне. Тревога и напряжение нарастали. Вячеслав стал каким-то нервным. Он носился взад вперёд, отдавал приказы, а потом о чём-то долго толковал с главами родов.

Пехота выстроилась сплошной линией чуть ниже артиллерийских позиций. От полевых кухонь, расположенных на обратном склоне доносился запах готовящейся еды, от которого обильно выделялась слюна и сводило пустые желудки. Поскольку враг атаковать не спешил, было решено позавтракать. Умирать голодным никому не хотелось.

Мы с братьями и главами родов, поев, собрались вокруг костра, разведённого между двумя шатрами. За время ожидания здесь успели не только развернуть походные кухни, но и поставили лагерь. С неба падала редкая снежная крупа. Если прежде солнце нет-нет, да выглядывало сквозь пелену облаков, то теперь оно окончательно спряталось в серой непроглядной выси, и пасмурная хмарь нависла над холмами и долинами.

В основном обсуждали вопрос, кому сражаться в первом ряду, когда дело дойдёт до схватки светлейших. Воевода, настаивал на том, чтобы все братья Верхнепольские шли во второй линии, а в первую чтоб встали бойцы старшего поколения. Расчёт был прост: чем старше воин, тем обычно мощнее у него чары, а значит, именно самые старшие должны идти первыми, чтобы прикрыть молодёжь. А уже когда магические силы у всех иссякнут и начнётся рукопашная схватка, тогда можно дать волю и юнцам вроде нас.

Но Вячеслав наотрез отказался от этого плана. Он считал, что должен лично вести светлейших на битву, и как ни старались главы родов уговорить его идти во второй или третьей шеренге, Вячеслав был непреклонен.

Спор прервал связной, который сообщил, что наблюдатели засекли новые отряды противника. Мы все тут же побежали на вершину.

Подкрепление действительно подходило. Через перевал двигалась ещё одна колонна всадников. Над их головами реяли знамёна с гербами, которые, по словам воеводы, принадлежали роду из соседнего княжества. Бояре предположили, что княгиня обратилась за помощью к своим родственникам.

Теперь у противника был серьёзный численный перевес, гораздо больший, нежели тот, на который мы рассчитывали. Бояре зароптали, Заозёрный предложил отступить, его поддержали ещё два главы рода. Однако у Вячеслава эти разговоры вызвали лишь негодование.

— Я не для того тащил сюда свою задницу, чтобы бежать, поджав хвост, — возмутился он. — Мы дадим бой. У нас преимущество. Они долго будут лезть на эту треклятую гору. Неужели вас так просто напугать?

— Но их больше в два раза! — развёл руками Заозёрный. — Каким чудом мы хотим победить их? А сколько у них светлейших? Представляете?

— Сергей Всеславич, — с холодной злобой в голосе произнёс Вячеслав, — вы собираетесь уйти? Так уходите. Можете идти к Гостомыслу. Берите своих людей и валите на все четыре стороны, а я останусь и буду сражаться. Но подумайте, что потомки скажут про меня, а что — про вас. Это и вас касается, господа, — он окинул гневным взглядом остальных глав родов. — И не смейте потом возвращаться. Хоть на коленях приползёте — не будет вам прощения.

Не знаю, напугало ли это бояр, или в них заговорило чувство долга, но все сомневающиеся затихли.

— Напрасно вы так, Вячеслав Святополкович, — посмотрел укоризненно боярин Заозёрный. — Мы присягнули вам на верность и, если прикажете, будем сражаться до конца. О вас же беспокоимся, и о нашем общем деле.

— Мы одолеем их, — произнёс Вячеслав, устремив взор вдаль. — На нашей стороне правда, на нашей стороне Бог. И мы не отступим. Я ценю вашу верность, и она будет вознаграждена, клянусь добрым именем своего отца.

Новоприбывшие отряды противника спешились и выстроились второй линией. Однако бой по-прежнему не начиналась. Гостомысл медлил. Похоже, он хотел, чтобы мы атаковали первыми, но Вячеслав намеревался ждать столько, сколько потребуется. «Понадобится стоять неделю — будем стоять неделю», — так он говорил. Чего-чего, а упрямства Вячеславу было не занимать.

Но Гостомысл не стал долго испытывать наше терпение. Он всё же атаковал первым. Загудели трубы, застучали барабаны, и две разноцветные линии вражеской пехоты двинулись вперёд. Наши тоже оживились. Дружины приготовились принимать удар.

С того места, откуда мы наблюдали за полем боя, я видел лишь часть нашего войска. Обзору мешали растительность и выступы рельефа. Когда армия противника спустилась в долину, её тоже стало плохо видно. Но в целом картина была ясна.

Я смотрел, как эта орава прёт на нас, и снова засомневался: а не зря ли ввязался? Ради чего тут погибать? Но другая часть меня уже радовалась грядущей драке. Ей не терпелось поскорее ринуться в бой, круша всех на своём пути. Рядом стоял Томаш и ухмылялся.

— Иди туда, режь и руби всех, — говорил он. — Ты же для этого здесь! В этом твоя сущность.

Я посмотрел на него с неприязнью. Это ведь он во всём виноват. Не будь его, я даже в Острино не поехал бы и уж точно не согласился бы ни за кого воевать. Томаш был воплощением той тёмной сущности, что теперь таилась во мне зловещей тенью — то ли последствие сыворотки, то ли остатки разума прежнего Даниила.

Загрохотали пушки, артиллерийские позиции окутало дымом. Ядра полетели во вражеских солдат, которые начали взбираться на наш холм. Я видел небольшие фонтанчики земли, образующиеся при попадании чугунных снарядов. Но у нас имелось в наличии всего тридцать стволов, и этого было явно недостаточно, чтобы подавить противника огнём. А с такого расстояния даже попасть в кого-то — большая проблема. Если только случайно.

Раздался вопль — в кого-то всё же попали, вскоре, немного правее — ещё один крик, затем — ещё. Я увидел, как одно ядро упало за первой линией вражеской пехоты, отрикошетило от земли и влетело во вторую линию, состоящую из трёх шеренг. Несколько солдат скосило, оттуда донеслись крики раненых. Но остальные продолжали идти, как ни в чём не бывало, не обращая внимания на обстрел.

Впрочем, несмотря на плотный строй, ядра не наносили противнику большого урона. Они то не долетали, то перелетали, а если и попадали, то убивали и калечили не достаточно много солдат, чтобы враг прекратил наступление.

А потом вражескую пехоту и вовсе скрыла растительность, и я перестал видеть, что творится внизу. Зато я видел артиллерию, которую противник тащил следом. Впрочем, пушек у Гостомысла оказалось не больше нашего.

Вскоре к грохоту артиллерии присоединились ружейные залпы. Линию пехоты окутало белое облако. Залпы прокатывались с одного края на другой. Они гремели на удивление часто, с перерывом секунд в десять.

И тут я осознал, что всего три шеренги пехотинцев отделяет меня от противника, который уверенно прёт в гору, невзирая на шквальный огонь. Скоро придёт и наша очередь сразиться, только мы будем стрелять не пулями, а магическими снарядами, а те, кто выживут после этого, схлестнутся с врагом в рукопашной.

У меня с собой не было ни ружья, ни пистолетов — только палаш. Но палаш не простой — магический: на широкой чашке гарды, что закрывала всю кисть руки, красовались два кристалла. А ещё в сумке, что висела через плечо, лежал блокиратор — сфера с красными кристаллами, отобранная у монаха из следственного отдела. Действовал он, как я понял, на расстоянии максимум метров в четыре-пять, но зато полностью лишал светлейших их способностей, да вдобавок вызывал адскую головную боль. Никто не знал, что у меня есть такая штука, это был мой козырь в рукаве.

Вячеслав тоже понял, что наш час близок и велел собирать отряд светлейших.

Мы построились на небольшой ровной площадке на обратном склоне холма. Обычно бояре шли в бой со своими дружинами, но сейчас было решено применить иную тактику: собрать всех светлейших в единый кулак и нанести массированный удар.

Ну и пёстрая же толпа получилась! Все были одеты в цвета своих родов, а родов тут было более десяти. И каждый род владел своей техникой. В первой линии встали старшие, умудрённые опытом воины, а молодёжь, в том числе, и мы с Мстиславом, шли во второй и третьей шеренгах. Поскольку дальними атакам я не владел, основной моей задачей являлось — создавать барьеры на пути вражеских снарядов.

Стараясь перекричать грохот выстрелов, Вячеслав произнёс короткую воодушевляющую речь. Но в атаку мы пока не пошли. Требовалось выждать нужный момент. Вокруг всё гремело, стелющийся над холмом дым щипал глаза, а сердце моё учащённо билось в предвкушении драки. Ожидание это казалось невыносимым. Поскорее бы вступить в бой, поскорее бы закончилась эта тягомотина. Но пока было рано.

Началась какая-то нездоровая суматоха, а вскоре прибежал связной и доложил Вячеславу:

— Господин, враг прорвался на правом фланге. Наступают светлейшие. Их много!

Оставив на холме два десятка воинов на случай, если будет прорыв на других направлениях, мы отправились на правый фланг,

В отличие от обычных дружинников, мы двигались разреженным строем. Передо мной маячила широкая спина воеводы — одного из опытнейших бойцов рода и ещё пары старших членов семьи. По левую и правую руку от меня шли молодые парни примерно моего возраста или немного постарше. Мы шагали по примятой траве вниз по склону, туда, где сквозь завесу дыма виднелись люди в светло-зелёных мундирах. Они добивали наших дружинников, которые все до одного полегли под натиском врага.

Завидев нас, бойцы выстроились в шеренгу и приготовили фузеи. Грянул залп, засвистели пули, но никто из наших даже не пошатнулся. Раздался второй залп — и снова никакого эффекта. Третий — тот же результат.

— Огонь! — громогласно крикнул воевода, и в следующий миг во врага полетели всевозможные магические снаряды. В воздухе замелькали разноцветные сгустки: фиолетовые, огненные, бордовые.

Противник находился на расстоянии метров ста от нас, и я отчётливо видел, как магия выкашивала вражеских солдат. Сопровождалось это звонкими хлопками, вспышками, нечеловеческими воплями и разлетающимися вокруг кусками тел.

Несколько секунд, и отряд из сотни бойцов просто перестал существовать. Мы двинулись дальше. Место, где они находились, теперь было завалено частями тел и внутренностями, смешанными с землёй, словно после бомбёжки. У меня на пути лежали два изуродованных тела: одно — с прожжённой насквозь грудной клеткой, из которой торчали рёбра, второе — с оторванной головой и рукой выдранной вместе с лопаткой.

Я пока не сделал ничего, но меня уже переполнял азарт. Я забыл о страхе и сомнениях и полностью отдался боевому безумию. Даже разочарование пришло от того, как быстро мы покончили с вражескими дружинниками.

Но на самом деле, всё только начиналось.

— Отряд, на месте стой! — заорал воевода.

Мы остановились. На нас рассыпным строем шёл ещё один отряд противника. Я сразу понял — это светлейшие. Нам предстояло серьёзное испытание. Сердце билось всё сильнее, я, кажется, даже улыбался, в предвкушении грядущей мясорубки.

С обеих сторон полетели разноцветные энергетические сгустки и осколки светящегося камня. А сверху нас время от времени осыпало огненным градом. Я делал то, что полагалось: ставил защиту на пути летящих в нас снарядов. Иногда это получалось, иногда реакции не хватало, и какой-нибудь сгусток пролетал рядом со мной. Остальные воины тоже сбивали вражеские атаки и посылали в ответ собственную магию.

Я пропустил бордовую сферу величиной с грейпфрут. Раздался звонкий хлопок, от которого чуть не лопнули барабанные перепонки, на миг меня ослепила яркая вспышка, а тело покрылось ледяной коркой. Взрывной волной сдуло треуголку и порваломой чёрный кафтан с золотыми нашивками. Следом летела вторая такая же сфера, но я успел поставить ледяной щит, и сфера разорвалась перед строем.

Передняя шеренга стойко выдерживала основную часть ударов. Вячеслав дрался вместе со старшими, он создавал бордовые сферы и посылал их в противника.

Но продолжалась эта разноцветная магическая вакханалия недолго: скоро силы светлейших стали заканчиваться. Я видел, как воины падали, кричали раненые. Парня, что стоял рядом, разорвало на куски, и меня обрызгало кровью. Ещё одного, который находился впереди левее, буквально порубило на куски осколками светящегося камня. Светлейшие выдыхались: силы их пропадали, и они становились обычными людьми. Впрочем, то же самое наблюдалось и у противника. Он тоже нёс потери.

Видимо, Вячеслав тоже понял, что надо сокращать дистанцию. Он выхватил палаш и закричал:

— За мной!

Вячеслав и шага не успел ступить. Бордовая сфера попала в его плечо — он сдержал удар, но следом прилетела россыпь ярко-красных искр. Половина его головы превратилась в пепел, рука с палашом отлетела в строну, а в теле образовалась сквозная дыра. Вячеслав, а точнее то, что от него осталось, рухнул на землю.

Я и сам не мог сказать, о чём думал в тот момент. Кажется лишь о том, что надо продолжать сражаться, надо уничтожать противника, который шёл навстречу. Ещё подумал, что сейчас все бояре побегут прочь, ведь молодой князь погиб. Действовал я интуитивно, даже не задумываясь о смысле и последствиях.

Сил оставалось всё меньше. Я отразил несколько атак, и ощутил энергетическое истощение. Ещё немного, и придёт немощь. Достав из сумки свою крошечную фляжку, я отвинтил крышку и, поскольку возиться с пипеткой было некогда, плеснул сыворотку на язык прямо из горла.

Поняв, что выпил слишком много, стал отплёвываться, но было поздно. В голове словно бомба взорвалась. Перед глазами всё вспыхнуло, а потом потемнело, и я чуть не потерял сознание. Руки мои покрылись сетью чёрных прожилок.

— Отходим! — раздался крик где-то неподалёку. — Их слишком много!

Кажется, битва была проиграна, но я уже ничего соображал. В руке моей оказался палаш, я выскочил вперёд, обернулся и крикнул:

— В атаку!!!

И побежал с поднятым клинком на врага, даже не удостоверившись, последовал ли кто-нибудь за мной или нет.

Теперь все магические снаряды устремились в меня. Некоторые я отбивал морозными потоками, другие достигали цели, превращая в клочья мой кафтан. Я не видел себя со стороны, видели только свои руки — они поросли ледяными кристаллами.

Вражеские воины, обнажив клинки, ринулись навстречу. И тогда я сосредоточился на блокираторе.

Подбежали двое. В руке одного светлейшего горело фиолетовое пламя. Оно погасло, как только воин оказался в зоне действия блокиратора. Оба противника были фактически выведены из строя. Я с лёгкостью отбил палаш одного и воткнул клинок ему в горло, а второй схватился за голову, выронив при этом шпагу. Его я тоже заколол.

Ко мне спешили другие, ещё не поняв, какая опасность их подстерегает. Подбежавшего слева светлейшего сковал лёд. Боец, подскочивший справа, замахнулся палашом, но я отбил его и рубанул по горлу. Кровь брызнула фонтаном. Следующий противник тоже был заморожен, а четвёртого я насадил на остриё клинка. Потом заморозил ещё двух, и ещё одному воткнул палаш меж рёбер.

И тут я понял, что вокруг идёт бой. Я сражался не один. Остальные бояре всё же последовали за мной. Звенело железо, то тут, то там вспыхивали сгустки разных цветов. Я перестал фокусироваться на блокираторе, поскольку рядом — свои.

Передо мной оказался воин в синем мундире, и я уклонился от удара его шпаги. Завязался короткий поединок. Закончил я его тем, что чуть не снёс противнику голову ударом в шею.

Краем глаза заметил, как Мстислав схлестнулся со могучим детиной в чёрно-золотом кафтане. Пока я разбирался с последним противником, Мстислав дрался со здоровяком. И в тот момент, когда мой противник упал, истекая кровью, Мстислав тоже получил палашом по шее, схватился за горло и рухнул в траву.

Я ринулся на помощь, но Мстислава было уже не спасти. Здоровяк увидел меня, взгляды наши встретились. В его глазах читалась ярость. Он с рычанием метнулся навстречу и чуть не снёс меня с ног. Я успел отскочить в сторону. Здоровяк повторил атаку, но я парировал удар. Здоровяк продолжил наступать. С необузданной яростью он рубил и рубил палашом, и я, отбивая его атаки, невольно пятился. Даже времени не было, чтобы сосредоточиться на чарах, да и сил оставалось немного — стоило поберечь.

Противник продолжал меня теснить. Его удары я отбивал, а он парировал мои. Схватка затягивалась. Наконец, увернувшись от очередного рубящего удара, я поднырнул под его руку и ткнул палашом в живот. Вспышка — и палаш сломался. В моей руке остался обломок клинка, кристаллы на гарде погасли. Я снова увернулся и, вытянув обе ладони, направил во врага морозные потоки. Тело громилы покрылось льдом, но тут же засветилось бордовым светом, и лёд растрескался. Я понял: ещё мгновение — и враг освободится. Тогда я создал в руке длинный и острый кристалл льда и воткнул воину в горло. Тот захрипел, схватился за шею, изо рта и из раны обильно потекла кровь. Он упал на колени, а я вонзил кристалл ему в глаз. Здоровяк замертво повалился в траву рядом с Мстиславом, что лежал с распоротой шеей и выпученными глазами.

И тут я заметил странную вещь. Противники, что находились рядом, почему-то переставали драться. Кто-то крикнул: «Хватит! Сдаёмся! Прекратить бой!», кто-то бросил оружие. Очень скоро резня закончилась, и все взгляды устремились на меня.

Склон был завален трупами. От наших семидесяти светлейших осталось, дай бог, половина. Противник тоже понёс потери. Люди тяжело дышали, а я в недоумении смотрел по сторонам, пытаясь понять, что случилось.

Воевода стоял неподалёку, окружённый телами поверженных врагов. Бок о бок с ним сражался боярин Заозёрный. Одежда обоих превратилась в лохмотья, руки и лицо были забрызганы кровью.

— Гостомысл повержен! — гаркнул воевода. — Сдавайтесь! Отцеубийца мёртв!

И тут я понял, что произошло. Детина, которого я только что заколол, был ни кем иным, как Гостомыслом, моим старшим братом.

Воевода подошёл ко мне.

— Вячеслав и Мстислав погибли, — сказал он. — Похоже, Даниил, отныне ты являешься нашим новым князем. Только что ты одержал великую победу. Ты убил Гостомысла, и все, кто следовал за ним, сдаются на твою милость. Что прикажешь делать?

Я растерянно смотрел то на воеводу, то на других бояр. Я словно внезапно протрезвел, вышел из боевого транса, застилавшая разум пелена спала. Слова воеводы, казалось, противоречили здравому смыслу. Какой из меня князь? Я не мог быть князем, я не собирался им становиться, я не хотел этого. Но все мои братья погибли, и я оказался единственным живым наследником, а значит...

Не знаю, как долго я приходил к такой мысли. Всё это время бояре стояли и смотрели на меня, а где-то совсем рядом до сих пор шёл бой, грохотали выстрелы.

— Хорошо, — произнёс я, наконец. — Тогда скажите им, чтобы прекратили сражение и отозвали свои дружины. Хватит этой бессмысленной бойни.

Эпилог

Лошадь медленно шагала по мёрзлой грязи, что начала размягчаться под лучами солнца, которое наконец-то соизволило выбраться из-за туч, возвращая в этот мир ушедшее тепло. Морозы закончились, в эти края окончательно и бесповоротно пришла весна.

На мне был новый кафтан, ибо старый превратился в лохмотья, и плащ. Мои руки, облачённые в перчатки с широкими крагами, держали поводья, а на поясе висел трофейный палаш. Рядом ехал воевода, за нами — родственники, следом — представители других кланов, остатки дружины и обозы. Вся эта процессия растянулась на две или три версты, а то и больше.

Мы ехали в Великохолмск. Я так решил, посоветовавшись с воеводой. Нельзя дать противнику оклематься. Их осталось мало: княгиня Ирина, её родственники и около десятка бояр, которые бежали с поля боя. Они не окажут серьёзного сопротивления, а скорее всего, просто свалят куда подальше. Моя дружина хоть и поредела, но зато к нам примкнули бояре, которые прежде воевали за Гостомысла. Они покаялись и присягнули мне. Не все, но большинство. Были несколько человек, которые отказался это сделать, и по приезде в столицу, их следовало казнить, как предателей.

И всё же война закончилась. По крайней мере, я на это надеялся. Все на это надеялись. Бессмысленная бойня, разразившаяся из-за вражды братьев, унесла жизни сотен дружинников и десятков светлейших, нанеся тем самым огромны ущерб каждому роду, принявшему участие в войне, и в первую очередь нам — клану князей Верхнепольских. Много вдов осталось, много будет слёз по погибшим, и много времени понадобится, чтобы собрать дружину заново.

Но всё это потом, а пока мы ехали в столицу, чтобы отпраздновать возведение на престол нового князя.

— Даниил Святополкович, — проговорил воевода, оторвав меня от мыслей, — меня не тревожит вопрос вашего происхождения. В конец концов, формально вы законный наследник, и никто не сможет это опровергнуть. Так что и вы не волнуйтесь на этот счёт.

Я кивнул. Мы с Ростиславом Даниловичем уже обсуждали этот вопрос. Воевода тоже был в курсе моего сомнительного происхождения, но заверил, что это погоды не сделает.

— Больше всего меня тревожит ваше пагубное пристрастие, — продолжал Ростислав Данилович. — Церковь против употребления сыворотки. Могут возникнуть проблемы.

— Попробую решить этот вопрос, — ответил я. — Мне кажется, церковь в последнее время слишком глубоко начинает совать свой нос в наши дела. Надо прекратить это.

— Ох, недоброе это дело, — покачал головой воевода, — опасное. С церковью ссориться — себе дороже.

— Но ещё больше меня беспокоит судьба княжества, — продолжал я. — На юге разорены многие деревни, земли пустуют, хворь уносит жизни тысяч людей и неизвестно, когда она доберётся до столицы, а она доберётся, я уверен. Повсюду открываются бреши, моры бродят по княжеству. Грядёт голод, болезни, смерть. Вот что меня по-настоящему беспокоит.

— Думаете, угроза столь сильна?

— Поговаривают о возвращении Тёмных веков. Пробуждения в этом году не было — это недобрый знак.

Ростислав Данилович нахмурился и закивал:

— Недобрый знак, это верно, Даниил Святополкович. И что предлагаете?

— Собрать глав родов и рассказать всё, как есть. Чем раньше все поймут масштаб грядущей катастрофы, тем лучше мы подготовимся. И обязательно следует послать весть царю. Возможно, сам же я и отправлюсь. Кто лучше очевидца расскажет о тех ужасах, которые тут происходят? А я повидал сполна.

— Разумно, — кивнул воевода. — После присяги соберём совет.

Я снова погрузился в мысли. А были они невесёлыми. Я оказался правителем княжества, которому грозят бесчисленные беды, стал капитаном тонущего судна, и в этом не было ничего хорошего. Присягнувшие мне бояре возлагали на меня надежды, и кто знает, что они сделают, когда решат, что я этих надежд не оправдываю? Мой род ослаб, три наследника погибли, дружина понесла чудовищные потери, а во главе оказался семнадцатилетний паренёк с сознанием человека из совершенно другого мира — человека, который ни черта не смыслит в здешней политике. Ещё и с церковью будут проблемы. Нашествия существ из потустороннего мира и страшная болезнь, уносящая жизни тысяч людей — тоже не добавляли оптимизма. Ноша, что легла на мои плечи, казалась неподъёмной. Этот мир погружался во тьму, я и сам погружался во тьму, и надо было что-то со всем этим делать. Но что?

Я посмотрел на солнце, которое дружелюбно светило на нас. Весна — время новой жизни, но я-то знал, что эта весна принесёт нечто другое. Я постарался отогнать тяжёлые мысли и погрузился в ностальгические воспоминания о своём старом мире. А лошадь мерно шагала по дороге, в седле предстояло трястись ещё целых два дня.


Оглавление

  • Часть III
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Часть IV
  • Глава 29
  • Глава 30
  • Глава 31
  • Глава 32
  • Глава 33
  • Глава 34
  • Глава 35
  • Глава 36
  • Глава 37
  • Глава 38
  • Часть V
  • Глава 39
  • Глава 40
  • Глава 41
  • Глава 42
  • Глава 43
  • Эпилог