Чапаев. Мятеж [Дмитрий Андреевич Фурманов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (252) »
Дмитрий Андреевич Фурманов Чапаев. Мятеж
Чапаев
I. Рабочий отряд
На вокзале давка. Народу – темная темь. Красноармейская цепочка по перрону чуть держит оживленную, гудящую толпу. Сегодня в полночь уходит на Колчака собранный Фрунзе рабочий отряд. Со всех иваново-вознесенских фабрик, с заводов собрались рабочие проводить товарищей, братьев, отцов, сыновей… Эти новые «солдаты» как-то смешны и неловкостью и наивностью: многие только впервые надели солдатскую шинель; сидит она нескладно, кругом топорщится, подымается, как тесто в квашне. Но что ж до того – это хлопцам не мешает оставаться бравыми ребятами! Посмотри, как этот «в рюмку» стянулся ремнем, чуть дышит, сердешный, а лихо отстукивает звонкими каблуками; или этот – с молодцеватой небрежностью, с видом старого вояки опустил руку на эфес неуклюже подвязанной шашки и важно-важно о чем-то спорит с соседом; третий подвесил с левого боку револьвер, на правом – пару бутылочных бомб, как змеей, окрутился лентой патронов и мечется от конца до конца по площадке, желая хвальнуться друзьям, родным и знакомым в этаком грозном виде. С гордостью, любовью, с раскрытым восторгом смотрела на них и говорила про них могутная черная рабочая толпа. – Научатся, браток, научатся… На фронт приедут – там живо сенькину мать куснут… – А што думал – на фронте тебе не в лукошке кататься… И все заерзали, засмеялись, шеями потянулись вперед. – Вон Терентия не узнаешь, – в заварке-то мазаный был, как фитиль, а тут поди тебе… Козырь-мозырь… – Фертом ходит, што говорить… Сабля-то – словно генеральская, ишь таскается. – Тереш, – окликнул кто-то смешливо, – саблю-то сунь в карман – казаки отымут. Все, что стояли ближе, грохнули хохотной россыпью. – Мать возьмет капусту рубить… – Запнешься, Терешка, переломишь… – Пальчик обрежешь… Генерал всмятку! – Ага-га… го-го-го. Ха-ха-ха-ха-ха… Терентий Бочкин, – ткач, парень лет двадцати восьми, веснушчатый, рыжеватый, – оглянулся на шутки добрым, ласковым взором, чуть застыдился и торопливо ухватил съехавшую шашку… – Я… те дам, – погрозил он смущенно в толпу, не найдясь, что ответить, как отозваться на страстный поток насмешек и острот. – Чего дашь, Тереша, чего?.. – хохотали неуемные остряки. – На-ко семечек, пожуй, солдатик божий. Тебе шинель-то, надо быть, с теленка дали… Ага-га… Ого-го… Терентий улыбчиво зашагал к вагонам и исчез в серую суетную гущу красноармейцев. И каждый раз, как попадал в глаза нескладный, – его вздымали на смех, поливали дождем ядовитых насмешек, густо просоленных острот… А потом опять ползли деловые, серьезные разговоры. Настроение и темы менялись с быстротой, – дрожала нервная, торжественная, чуткая тревога. В толпе гнездились пересуды: – Понадобится – черта вытащим из аду… Скулили все – обуться не во что, шинелей нету, стрелять не знаю чем… А вон она – ишь ты… – И говоривший тыкал пальцем в сторону вагонов, указуя, что речь ведет про красноармейцев. – Почитай, тыщу целую одели… – Сколько, говоришь? – Да, надо быть, тыща, а там и еще собирается – и тем все нашли. Захочешь, найдешь, брат, чесаться тут некогда – подошло время-то он какое… – Время сурьезное – кто говорит, – скрепляла хриплая октава. – Ну как же не сурьезное. Колчак-то, он прет почем зря. Вишь, и на Урале-то нелады пошли… – Эхе-хе, – вздохнул старина – маленький, щупленький старичок в кацавейке, зазябший, уморщенный, как гриб. – Да… Как-то и дела наши ныне пойдут, больно уж плохо все стало, – пожалобился скучный, печальный голосок. Ему отвечали серьезно и строго: – Кто ж их знать может: дела сами не ходют, водить их надо. А и вот тебе первое слово – тыща-то молодцов!.. Это, брат, дело – и большое дело, бо-ольшое!.. Слышно в газетах вон – рабочих мало по армии, а надо… Рабочий человек – он толковее будет другого-прочего… К примеру, недалеко ходить – Павлушку возьмем, Лопаря, – каменный, можно сказать, человек… и голову имеет – не пропадет небось! – Кто говорит, известно… – Да не то что мужики, – ты, вон она, на Марфушку на «Кожаную» глянь, тоже не селедка-баба. Другому, пожалуй, и мужику пить даст. Марфа, ткачиха, проходя неподалеку и услышав, что речь идет про нее, быстро обернулась и подошла к говорившим. Широкая в плечах, широкая лицом, с широко открытыми голубыми глазами, чуть рябоватая, – она выглядела значительно моложе своих тридцати пяти лет. Одета в новый солдатский костюм: штаны, сапоги, гимнастерка, волосы стрижены, шапка сбита на самый затылок. – Ты меня что тревожишь? – подошла она. – Чего тебя тревожить, Марфуша, – сама придешь. Говорю, мол, не баба у нас «Кожаная», а кобыла бесседельная… – То есть я-то кобыла? – Ну, а то кто? – И вдруг переменил шутливый тон. – Говорю, что на воина ты крепко подошла… Вот что! – Подошла – не подошла: надо… – Ясное дело, что надо… – Он минутку смолчал и добавил: – Ну, а там-то – как? – Чего –- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (252) »
Последние комментарии
46 минут 26 секунд назад
9 часов 38 минут назад
9 часов 41 минут назад
2 дней 16 часов назад
2 дней 20 часов назад
2 дней 22 часов назад