Последний вздох перед закатом [CareS] (fb2) читать постранично, страница - 2

схватившись за талию, резко потянул девушку к себе. Девушка стучала по спине Павла лёгкими от бессилия ударами, а Павел замечал в тот момент лишь то, что обнимает её. Павел чувствовал тепло, которое он не знал до этого. Это тепло заставило его забыть обо всех своих проблемах, и девушка с каждой секундой слабела, переставала наносить удары, а потом и вовсе повисла в руках Павла тихо зарыдав.

— Я не хочу жить — шептала Вера.

— Я тоже — отвечал Павел, подняв голову к небу — А хочешь, я тебя кофе угощу? — Девушка кивнула. Она долго рассказывала ему обо всём, а он лишь слушал. Она была словно брошена на произвол судьбы, и решила, что жизнь пришла к её логическому завершению. Детдом, долги, работа за копейки на стройке, где она вдоволь надышавшись краской, падала голодной и обессиленной в холодную кровать в старом общежитии. Да, в Краснароссии не баловали хорошей работой и зарплатой людей с улицы, без каких-либо связей. Павел с тех пор во всём её поддерживал, и никогда не расставался с ней, он начинал видеть смысл жизни, он радовал её каждый день пусть самыми незначительными знаками внимания, но как она это любила! Но на этот раз Павел решил, что эта ссора переросла во что-то большее, и хоть мосты пока не сожжены, нужно уехать ненадолго, чтобы отдохнуть друг от друга, ведь потерять Веру для Павла значило потерять всё. Его терзали смутные ощущения своей неправоты. Угольки любви всё угасали, но не потухли в нём. Интересно, а в Вере? Павел взял также свой наградной карабин «Сайга» с начатой пачкой патронов, бумажник, и уже казалось можно было выдвигаться. Павел снова посмотрел на портрет, справа от него висела фотография его родителей, ныне покойных, что и завещали ему один дом в безлюдной деревенской глуши. Павел взял фотографию со стены, сложил пополам, приложил к сердцу, постоял так около минуты, после чего убрал её в карман. Сколько всего ужасного раздирало его душу на данный момент! Какая-то непонятная смесь горечи, ностальгии по родителям, недобитой любви к своей семье, и, наверное, грусти за прошедшую жизнь легли на его голову. Да, ведь грёзы не материальны. Павел, перекрестившись, открыл дверь комнаты и прошёлся по коридору квартиры. Переложив ключи от автомобиля в карман куртки, он, под звуки всхлипывания, начал надевать чёрные, тяжёлые ботинки.

— Анну дай напоследок, Анечку то… — полупьяным голосом и в приказном тоне тихо молвил Павел.

— Хренов тебе, урод, псину свою вон забирай, а Анечке я скажу, что ты помер уж давно от пьянки, и что не было в нашей жизни и семье такого человека — шмыгая носом почти после каждого слова, дрожащим голосом молвила Вера. Она сидела на кухне неподвижно, опустив голову вниз, и держа в правой руке сигарету, с которой постоянно падал пепел, так как в этот момент рука её сильно дрожала. Павел не отвечал ей агрессией. Никогда. Быть может угля в нём было более чем достаточно. Он кинул грустный взгляд на завязанные ботинки, и дойдя в них до кухни, прислонился ко спящей двухгодовалой дочке и поцеловал её, ему даже показалось, что она улыбнулась в этот момент. В этом поцелуе он почувствовал некий уход энергии из своего тела, словно что-то окутывало его, не отпуская вовсе. Пелена? Он последний раз посмотрел на неё, повернул голову в сторону Веры, и постояв словно вкопанным ещё немного, положил правую руку на плечо супруги, которая, не поворачиваясь, шмыгнула носом, и лишь стряхнула его прикосновение с себя, словно грязь с тела. Гордость ли, безысходность ли, не позволяли ему извиниться, обнять её, и жить дальше. Павел покинул кухню, окинул взглядом квартиру, и вздохнув, окликнул своего друга, который, прижав лапки, всё это время лёжа наблюдал за хозяевами, и наверное не мог понять, отчего они кричат друг на друга? Еда то есть, а чего им ещё нужно? Крон, так его звали, годовалый, уже не щенок немецкой овчарки, завиляв хвостом, побежал в сторону Павла. Вроде всё готово, можно выходить.

— Пока — и в ответ тишина. И из-за этого прощания в воздухе нависла ещё более ужасающая атмосфера, словно закончилась эпоха. Маленькая, но эпоха. Павел захлопнул дверь квартиры, но постояв немного на лестничной площадке, вернулся, и забрал тот самый портрет, убрав его в сумку. Веры уже не было. Ни на кухне, ни в прихожей, ни в душе.

1. Начало конца

На лестничной площадке витал ужасный запах кислой рыбы, который въедался в ноздри, и не позволял насладиться свежим осенним воздухом, что доносился из открытой форточки около лестницы. Исписанные стены лифта были чем-то вроде особенного дополнения в каждом подъезде жилых домов Смутевска, это были не какие-то непонятные граффити, а настоящие произведения искусства так называемых местных «уличных художников». Павел разглядывал их, пока лифт вёз его и Крона на первый этаж, но не понимал точного смысла, который хотел передать автор. «Возвращение стоит разлуки» — ярким, красным цветом над кнопками расстилалась надпись над женщиной с мечом в правой руке и весами в левой. Она, кажется, была нарисована по