Идеальный рецепт [Марина Орлова] (fb2) читать онлайн

Марина Орлова Идеальный рецепт

С тех пор, как три месяца назад началась эта вампирская эпидемия, никакой жизни не стало! В учебке каждую неделю гоняют на сдачу крови. Границы закрыли. Поезда не ходят, в Данбург к родителям не съездить. Более того, командование постановило на Новый год вообще никого не выпускать с территории учебной части, чтобы по «скоплениям народа» не шлялись. И вот только сиди безвылазно в казарме и слушай тупые домыслы.

Как же они достали! Я раньше был лучшего мнения об однокурсниках — хотя ясно, что у нас тут пехота, а не физмат, — но теперь они каждый день читают новости и бесконечно обсасывают эту хрень! Как только заканчиваются занятия — всё, привет, в общей спальне время вампиров. Всей толпой смотрят допотопные чёрно-белые фильмы и спорят, похожи тамошние уродцы на настоящих или нет. Джефферсон буквально каждый день рассказывает тот случай, как он пошёл ночью в сортир, а в коридоре мелькнула настолько ужасающая тень, что он со страху вернулся в спальню и поссал в окно, но, как назло, попал на голову коменданту, который дозорил вокруг общаги. Были предположения, что комендант и есть вампир, так что Джефферсону ещё повезло, что тот не куснул его за высунутые в окошко причиндалы — видать, они столь незначительного размера, что и не ухватиться.

Но всегда — всегда! — разговоры переходят на обсуждение, как выглядят эти самые вампиры. Бледные красавцы, старающиеся не привлекать внимания? Или, наоборот, яркие и харизматичные аристократы духа? Скрюченные уродцы из канализации? Психи на всю голову — из тех, что на улице разговаривают со светофорами? У каждой теории есть сторонники, вооруженные примерами из игр, фильмов и книжек.

Единственное место, куда я могу сбежать от этой однообразной болтовни, — кофейня «У Фрэнка». Она дальше от учебки, чем другие заведения, так что наши сюда не ходят. А, и ещё здесь в основном работают парни, что значительно уменьшает привлекательность этой кофейни в глазах кадетов, ведь мужицкие морды мы и так ежедневно видим.

Спрашивается, что же тогда здесь забыл я? Сейчас, выдержу интригующую паузу…

Особый сервис. Секретный. В бар-то кадетам нельзя, а «У Фрэнка», если знать верный подход и кодовые подмигивания, то добавят тебе в кофе пару ложек вишнёвого бренди, а в «Вечер на пляже» вместо сиропа нальют настоящий апельсиновый ликёр. Получается сладко и крепко, м-м, просто идеально.

Вот поэтому я делаю заказ только у проверенных официантов. В последнее время из-за эпидемии сильная текучка, и из старых-знакомых остались двое — сам Фрэнк и Эрик.

Фрэнк изначально первый спросил, не хочу ли я добавить в кофе «дополнительные ингредиенты», — и подмигнул настолько пакостно, что я даже засомневался, соглашаться ли, потому что за таким подмигиванием могло последовать что угодно, вплоть до клофелина в моей чашке. Оказалось, он всего лишь подразумевал алкоголь. И, естественно, заинтересован держать это в тайне. Однако, несмотря на надёжность, заказывать у Фрэнка мне не нравится. Типичный торгаш, наглый и беспринципный. Например, если зазеваться, то он всегда добавит дополнительный сироп, соус, булочку, а то и две. Ещё и улыбается — мол, «комплимент от заведения». Народ тает, а потом как в чек посмотрят, как увидят стоимость этого «комплимента»… Некоторые и не замечают, что им подсунули кучу левого. Многим неловко отказаться. Иногда бывают скандалы, но Фрэнку что в лоб, что по лбу. Учитывая, что я пошёл в армию ради того, чтобы помогать людям — то есть ради крупного калибра тоже, но не только, — мне не нравится такое отношение к посетителям.

В этом плане Эрик гораздо лучше. Нормальный. Всегда уточняет: «Как обычно?». Если появляются новинки, то предлагает, но не подсовывает без спроса, как Фрэнк. Вежливый, внимательный. По поведению — очень взрослый, хотя выглядит не старше меня. Нет, понятно, что если работает полную смену, то совершеннолетний, но вот его внешность… Действительно странная.

Во-первых, он бледный. Очень. Вообще белый — и кожа, и волосы, и даже ресницы. Глаза тоже светло-светло-серые. Но, несмотря на всё это, очень смазливый, всегда в зале кто-нибудь из девчонок пялится на него и с подружками хихикает. Во-вторых — ну, как я уже сказал, Эрик кажется странно-взрослым для своего возраста. Точнее, возраст именно что не понятен. На лицо и за школьника сойдёт. Но странного: ростом с меня — а это, на минуточку, метр девяносто — и с внезапно низким голосом, что естественно для высокого роста, но неожиданно для такой миленькой внешности. В общем, ходячий диссонанс, потому и не ясно, сколько же ему лет. И вот в дополнение к этому всему он ещё и ведёт себя, будто средневековый аристократ. Никакого сленга, подростковых хиханек, подкатывания к девочкам… Да если бы я работал в таком месте, то менял бы подружек ежедневно! Одной подмигнул, другой улыбнулся, третьей — салфеточку с номером… А Эрик — как ледяная статуя, я специально наблюдал. Они, значит, ему хихикают и глазки строят, а он в ответ улыбается так же вежливо, как и всем прочим клиентам, как и мне: слегка поднимет уголки губ, а глаза равнодушные. Или уставшие. Или… слишком взрослые?

Ведь вампиры стареют очень-очень медленно. Это один из немногих симптомов, который официально подтверждён, наравне с потребностью в свежей крови. Но разве в заведениях общепита не проводят регулярные медосмотры для сотрудников? Хотя Фрэнк настолько жадный, что может и не тратиться на подобную роскошь.

Дальше. Когда Эрик остался одним из немногих официантов, у кого можно безбоязненно заказать коктейль «с добавками», я невольно стал отслеживать его расписание и заметил, что работает он только в вечерние смены, то есть когда солнце уже уходит на другую сторону и не светит в окна кофейни. А ведь непереносимость солнечного света — тоже один из вариантов, как опознать заражённого вампиризмом.

Выяснив, что вечерняя смена начинается в четыре, я несколько раз проследил за приходом сотрудников. Эрик всегда был в чёрном, капюшон куртки глубоко надвинут, руки в карманах, солнечные очки по любой погоде. Или наркоман, или рок-звезда. Или вампир.

И держится отстранённо. Приходит один, уходит один — тут я тоже проследил, хоть и рисковал получить по шее за позднее возвращение в общагу. С коллегами не болтает. В целом ведёт себя как человек, который никому не доверяет. А значит, на то есть причины.

Поразмыслив об этом, я решил, что, даже если — теоретически — Эрик вампир, парень он нормальный. Доносить я бы точно не стал. Ведь он не бросается на людей, не какой-то психопат, просто работает и всё. Всегда здоровается, когда я прихожу, быстро приносит заказ. И даже не ехидничает по поводу моих вкусов, что тоже много значит, а то некоторые придурки считают, что любить сладкое — как-то не мужественно.

Дальше я заметил ещё кое-что. Все официанты носят такие длинные чёрные фартуки с карманом для блокнота, чтоб заказы записывать. И вот у всех блокноты электронные, а у Эрика — БУМАЖНЫЙ. И ручка с пером. Я как увидел — чуть со стула не рухнул. Ну точно же! Кто сейчас пользуется такими, кроме старых дедов? А какой у него почерк? Ровный, аккуратный, я бы при всём желании не смог так написать. И буквы с завитками. Будто это не заказ из кофейни, а рукопись какого-нибудь Чарльза Диккенса — это такой древний писатель, ещё из тех, что писали перьями на бумаге.

На этом моменте я окончательно убедился, что Эрик вампир. Всё складывается! Вот только это значит, что ему угрожает опасность, ведь сейчас на вампиров фактически открыта охота.

Несколько дней я не ходил в кофейню, всё думал, как бы намекнуть Эрику, что я в курсе его ситуации и готов помочь, если нужно. А вдруг он скажет, что ему нужна кровь для питания? Кусать в шею, как в фильмах? Это как-то… Нет, нужно обдумать заранее.

На третий день захожу в спальню, а там сокурсники какой-то свальный грех устраивают. Оказалось, Джефферсон изображает спящего в гробу вампира, а остальные тренируются его убивать. Нарисовали на груди мишень и с размаху тычут туда, но только не шприцем, как в известном фильме, а колом — настоящим, деревянным!

Вот тут я решился. Пошёл в кофейню.

А Эрика нет.

И на следующий вечер.

И через один тоже.

Я слегка запаниковал. Уже почувствовал за него ответственность, решил помогать, а он исчез! Наверняка что-то случилось. Может, пока я тянул, его уже колом проткнули — а всё из-за моей нерешительности!

Спросил эту новенькую официантку, Клер. Такое глупое имя, похоже на «эклер». Да и сама она не то чтобы умная оказалась — хотя, конечно, очень вкусная блондиночка, этого не отнять, но сейчас-то мне нужен не секс, а информация! А этого она предоставить не смогла. То есть секса тоже не было — ну, потому что я и не хотел. Если б захотел, так другое дело, но сейчас не до того.

Спросил её, значит. Пироженка полчаса думала, чтобы в итоге ответить, что ничего не знает о других сотрудниках. Ещё настучала Фрэнку, тот прибежал выяснять, с чего я интересуюсь Эриком, — он что, меня обсчитал? Фрэнка очень волнует, чтобы финансы не шли мимо его кассы. В общем, так я ничего и не выяснил.

Зато глупенькая Эклер не заметила, как я позаимствовал её ключ. Вообще, я воровать не умею, только в фильмах видел этот приём. Но сработало. В зимних потёмках, когда Пироженка закрыла заднюю дверь, я налетел на неё, якобы поскользнувшись, — по-моему, она так испугалась, что даже не спросила, откуда я тут взялся — и дёрнул её сумку, которая упала и крайне удачно рассыпалась на снегу мелочёвкой. Дальше я извинился и вежливо помог собрать вещи, попутно присвоив ключи. Честно говоря, я был уверен, что она заметила, потому что ключ лежал прямо в центре и блестел в свете фонаря, невозможно было не увидеть, что я протянул руку и взял его. Но она ничего не сказала, собрала оставшееся, поднялась и ушла. Наверное, и правда люди в упор не видят то, чего не ожидают увидеть.

Попав внутрь кофейни, офис с компом я нашёл быстро. Понадеялся, что Фрэнк использовал очевидный пароль, однако нет, пару вариантов система не приняла, в третий раз рисковать не стал. И правильно, как оказалось, потому что на полке сверху, буквально у меня перед носом, нашлась папка с бумажными копиями документов всех сотрудников.

А вот и он. Эрик Сантьяго?.. Фамилия южная, но ведь он совершенно не похож на южанина — я-то знаю, потому что сам оттуда. Фотография от копирования вылиняла, и бледный Эрик на белом фоне кажется полупрозрачным призраком. Девятнадцать лет. Фактический адрес проживания — улица Солнечная, дом 211, квартира 76. Телефонный номер тоже есть. Хм, но если позвонить, что я ему скажу? «Привет, видел тебя в кофейне. Не хочешь укусить меня за шею?». Херня какая-то. Лучше съезжу лично.

И только я собрался выключить свет в офисе, как зацепился взглядом за листок в мусорной корзине под столом. Знакомые завитушки. Ну-ка…

Аккуратно достав и расправив бумажку, я обнаружил, что это часть какого-то списка. Наверху посередине — «Лекарство», ровно выведенное чёрными чернилами. Дальше перечень. Малина, ромашка, масло эвкалипта, корни одуванчика… Возле каждого пункта стоит аккуратная галочка. Кроме последнего, уходящего за границу оборванного листа, — «кро». Кровь? Что это за «лекарство», состоящее из травы и крови? Какое-то колдовское варево, позволяющее вампирам находиться на солнце? Ведь Эрик всё же выходит на улицу днём. Или… Вдруг это лекарство от вампиризма?!

Забрав список с собой, я закрыл дверь кафе и ненавязчиво уронил ключ на ступени. В учебку тоже повезло пробраться без приключений, так что заснул я быстро и крепко, с приятным чувством выполненного гражданского долга. Завтра ещё доберусь до Эрика, чтобы предложить помощь, и будет вообще отлично.

Назавтра я прикинулся больным — очень старался! — и медбрат хоть и хмурился недоверчиво, но освобождение от занятий выписал. Дождавшись, когда спальня опустела, я спустился из окна, пробрался через дыру в заборе, которую комендант ещё не успел обнаружить, и отправился в самоволку.

***

Улица Солнечная — почти на другом конце города, но по такой прекрасной погоде даже приятно проехаться на автобусе, разглядывая город. В этой части я ещё не был. Не люблю местную зиму, для человека из пустыни она слишком влажная, однако нельзя отрицать, что красивая. Особенно сейчас, когда чисто-белый снег искрит на солнце и забавно хрустит под ногами. Я даже специально потоптался по дорожке, чтобы послушать этот звук, а потом свернул на обочину, чтобы поворошить свежие сугробы.

Вот и дом 211, ветхая семиэтажка. Замок на двери подъезда простой, но всё же он есть. Пока я молодецки топочу у входа, стряхивая снег с ботинок, штанов и даже куртки — с деревьев, что ли, насыпался? — подходит старушка с псом, и я, обаятельно улыбнувшись, захожу за компанию.

В подъезде пахнет старьём, но чисто. Пятый этаж, квартира 76. Звоню.

Ничего. Прижимаюсь ухом к простой деревянной двери, но внутри ни звука.

Блин, и что теперь делать? Вдруг его реально убили? А я просижу весь день на лестнице и уйду ни с чем. Однако ломать дверь в квартиру едва знакомого официанта как-то странно. Вскрыть замок? Наверняка в сети есть советы на такой случай, но вроде это делается шпилькой или скрепкой, а у меня только нож.

Ладно, подожду.

Время от времени мимо ходят люди, смотрят с подозрением, но я спокойно сижу на подоконнике, делая вид, что так и нужно, да и вообще погружён в телефон и никого не замечаю.

Через час, когда я уже всерьёз прикидываю, смогу ли вынести дверь с одного удара и не проломить в ней дыру при этом — чтобы быстренько заскочить внутрь и поставить дверь на место, — внизу в очередной раз хлопает. В везение уже даже не верится.

Поэтому, когда на лестнице показывается высокая фигура в чёрной куртке, с солнечными очками в небрежно растрёпанной белой шевелюре — говорю же, та ещё рок-звезда, — в первое мгновение даже подвисаю, не веря своим глазам.

Во второе — подрываюсь с подоконника и налетаю на прифигевшего Эрика.

— Ты куда пропал?! — стараюсь шипеть тише, но из-за скакнувшего адреналина получается не очень. — Тебе кто-то угрожал?!

Молчит, только перекосился в полном ахренении — впрочем, с его внешностью любая гримаса выглядит так, что хоть сейчас на модную обложку, — и глазами хлопает. Хочется аж встряхнуть его, чтобы начал соображать! Пару секунд подождав ответа, рыкаю и, схватив Эрика за рукав, тащу вверх по лестнице, к двери квартиры. Киваю на замок — открывай, мол.

Смерив меня взглядом и подумав пару секунд, всё же открывает. Я впихиваюсь следом. Ой блин, нужно было разрешения спросить? Но теперь поздно, мы уже стоим в коридоре, тёмном и неуютно пахнущем съёмной квартирой. Не дом, а одноразовая халупа, до состояния которой никому нет дела.

Эрик снимает куртку, и я, поглядев на него, тоже раздеваюсь.

Проходим в маленькую комнату. Немногочисленная мебель потрёпана жизнью, пожелтевшие обои в тёмных пятнах. На фоне всеобщей дряхлости бросается в глаза яркое, ещё не успевшее вылинять, бело-синее бельё на неубранной кровати. Словно глоток свежего воздуха в этой затхлой атмосфере. Хотя сама разворошённая постель по нервам царапает, конечно, у нас комендант за такой бардак прибил бы.

Остановившись посреди комнаты, Эрик суёт руки в карманы модно-узких джинсов и молча разглядывает меня. Очевидно, ждёт объяснений. Непривычно видеть его без униформы, в светлом, ещё и в футболке вместо строгой чёрной рубашки.

Подойдя ближе, заговорщицки понижаю голос:

— Я всё знаю! Что ты… Ну… И что тебе нужен ингредиент. Так что решил помочь. Вот. — Протягиваю запястье. Эрик смотрит на мою руку. На меня. — Или надо именно шею?

Поколебавшись, наклоняюсь к нему и отвожу голову в сторону, чтобы открыть доступ к шее — там, где обычно кусают вампиры, судя по фильмам. Удобно, что я не в кителе, а в футболке, даже не нужно воротник расстёгивать.

Но Эрик никак не показывает голода или хоть какого-то интереса: опускает равнодушно-серьёзный взгляд на мою шею и, осмотрев, вновь переводит на лицо.

Всё же тянется ко мне — но не к шее, а кладёт прохладные пальцы на лоб. Подержав, убирает.

— Температуры нет. Странно, — тон у него ровный. — Честно говоря, я даже не знаю, как реагировать. В последнее время мне казалось, что ты… словно бы следишь за мной?

Киваю уверенно. Чего стесняться, я ж не хотел ничего плохого.

— Ага, то есть не казалось. Угу. А теперь ты выяснил, где я живу, вломился ко мне домой и несёшь какой-то бред. Ты болен?

— Я?! Это ты болен!

— Ну… Немного. Но уже лучше.

— Ага! Значит, эта твоя медицина работает! И что, тебе не нужен последний ингредиент?

— Какой? — смотрит настороженно.

— Ну, кровь. Очевидно же, что лечение от вампиризма должно включать кровь.

— Угу, — Эрик обводит взглядом комнату. — И почему ты решил, что я вампир?

— Ой ладно, это ж очевидно. Ты прям такой, как говорят, — не стареешь, подозрительно красивый…

Белые брови Эрика удивлённо ползут на лоб.

— И ещё бледный. Прям по классике.

— Я альбинос, если ты не заметил.

— Одно другому не мешает.

— Но это разные вещи. Ладно, — он поднимает ладонь, словно отгораживаясь. — А почему не старею-то? Мне как бы девятнадцать.

— «Как бы», — повторяю многозначительно. — Но тебя выдаёт почерк. Такой весь… С завитушками. Будто двести лет назад.

Молчит. Затем осторожно спрашивает:

— Заболевших теперь угадывают по почерку? Это позиция официальной медицины или твоё личное научное открытие? Откуда ты вообще знаешь мой почерк?

Мнусь, лихорадочно сочиняя приемлемый ответ. Решаю ограничиться лаконичным:

— Видел.

— Где? Когда?

— У тебя есть блокнот для заказов.

— Я редко им пользуюсь. С тобой — никогда, потому что ты заказываешь одно и то же.

— Ну… Иногда пользуешься.

Есть подозрение, что я медленно краснею. Ладно, деваться некуда. Вытаскиваю из кармана его список.

— Вот.

— Откуда он у тебя?! — вот тут Эрик впервые проявляет эмоции. Выхватывает у меня листок и, смяв его, прячет руку за спину. — Это личное.

— И что это за такое секретное лекарство? С травой и корнями? Кто вообще в наше время так говорит — «лекарство»?

— Я говорю! Это преступление? Ты кто вообще такой, чтобы устраивать мне допрос?!

Стоп. Эрик опустил голову, пряча взгляд, а на щеках — бледно-розовый румянец. Ничего себе, он, такой холодный и отстранённый, умеет смущаться? Или расстроился? Я не очень-то разбираюсь в таком. Но ясно, что тон нужно понизить.

— Извини. Просто мне показалось, что всё так складывается, — твоя внешность, и исчезновение, и потом этот непонятный рецепт… Я такого раньше не видел.

Эрик тоже отвечает спокойнее, хотя и неохотно:

— Это лекарство от простуды. Я заболел. Взял больничный. Если ходить на работу, то могут быть осложнения, свалюсь надолго, а мне супчик носить никто не будет. Так что нужно разумно следить за собой. Лечиться.

— Одуванчиками?

Он агрессивно повышает голос:

— Это нормальное проверенное средство, без химии и побочек. Да, я знаю, что это выглядит странно. Поэтому не афиширую. Такое вот хобби.

— Колдовство?.. — увидев, что Эрик недовольно поджал губы, я тороплюсь примирительно поднять ладони: — Никакого осуждения. Просто хочу понять.

— Выживание в дикой природе. В лесу. Чем питаться, чем лечиться.

— О, так это классная штука! И как, работает?

— Рецепт? Ну… да. Особенно если собрать все ингредиенты.

— Так а что там за «кровь»? — тяну шею, стараясь заглянуть ему за спину.

Помявшись, Эрик вытаскивает руку. Расправляет бумажку, читает, хмурясь.

— А! Это «крапива».

— Где?!

Выхватив у него листок, приглядываюсь. Гипотетически это может быть и «кра», из-за обрыва неясно.

— Ладно, надеюсь, мы разобрались с этим вопросом. И ещё я надеюсь, — он подчёркивает слова тоном, — что ты не будешь обсуждать меня со своими приятелями.

— Даже не думал.

Возвращаю список. Эрик кивает.

— Также хотелось бы прекратить эту слежку за мной. Честно говоря, она слегка… — он демонстративно останавливает взгляд на моём ремне. — Это у тебя нож?

— Ага, — на автомате провожу пальцами по привычному рельефу рукояти. — Всегда при мне. Но я-то думал, тебе помощь нужна!

— Что ж. Спасибо.

Эрик ещё раз смеряет меня взглядом — как будто с тщательно скрываемой опаской. Считает психом? Теперь, когда оказалось, что никакой он не вампир, мой визит с предложением укусить за шею и правда выглядит не очень.

— Пожалуйста, — ворчу смущённо. И тороплюсь пояснить: — Просто сейчас такая истерия, у нас в учебке обсуждают, что нужно вампирам кол в сердце и голову рубить, а ты такой дрыщ…

Осекаюсь при виде выражения лица Эрика. Похоже на утомление от общения с идиотами.

— Если я не жру стероиды пачками, это не значит, что я «дрыщ».

— Я тоже не жру!

— М-м. От природы такой красивый?

Подвисаю, не зная, что ответить. Всегда теряюсь от сарказма. Так и не придумав умного ответа, бросаю:

— Короче! Раз помощь не нужна, я пошёл.

И разворачиваюсь к коридору. Но Эрик перехватывает меня за плечо.

— Стой. Кажется, я должен тебя отблагодарить. То есть помощь-то не нужна, но ты же пёрся через весь город. Тут недалеко есть кафе с нормальными коктейлями.

Вид у него вполне серьёзный, так что я киваю.

— Но при условии, что заказывать будешь ты. Не хочу светить военник.

— Ясно.

Приняв решение, мы обуваемся обратно. На лестничной площадке топчемся слегка неловко, мешая друг другу, — ох уж эти старые дома, не рассчитанные на двух габаритных мужиков за раз. На улице Эрик сразу надевает очки и натягивает капюшон.

— Вот, и ещё от солнца прячешься.

Чёрные линзы поворачиваются ко мне, и пару секунд я разглядываю себя в искажённом отражении.

— Кожа чувствительная. Легко обгорает.

— Даже зимой?

— Зимой ещё хуже, потому что снег отражает лучи. Для глаз вообще пиздец. Я как-то словил ожог роговицы, больше не хочу.

— Фига. Не, у меня такого нет.

— С карими глазами вообще жить проще.

И что он хочет этим сказать?..

***

— Классное место, — оглядываю большое светлое помещение с тёмно-красными кожаными диванами. — Зачем ты мотаешься к Фрэнку, если такое есть у дома?

— Здесь берут только девушек. Парней вообще мало где, это именно у Фрэнка такое условие — потому что военная часть рядом, боится, что официантки будут сразу в декрет уходить. Потому и зарплата у него более-менее.

— Но сам он придурок.

— О, — Эрик закатывает глаза, — ты не представляешь, сколько в мире придурков.

— Как раз представляю. У нас в казарме тоже не кружок интеллектуалов.

Он усмехается.

— Ты, вообще, сам из этой казармы.

Так же улыбаюсь в ответ.

— Но я-то лучше.

Он кивает на ряд столов вдоль солнечных окон, но я, игнорируя их, направляюсь к скромному столику у дальней стены. Сняв куртку, бросаю на тот диван, который лицом к окну. Хотя наша часть на другом конце города и мала вероятность, что именно сейчас именно сюда припрётся какой-нибудь офицер, но подходы стоит контролировать.

Эрик, раздевшись, занимает диван напротив, а я тем временем выглядываю официантку. Времени не так много, некогда ждать, пока они оторвутся от видосиков с котятами.

Ага, вон она! Идёт к нам. Интересная: высокая, худая, длинные волосы, что-то среднее между блондинкой и рыжей. Лет двадцать пять, может, даже старше — уф, люблю опытных женщин! Впрочем, неопытных тоже. Вообще всех люблю.

Вблизи первым делом смотрю на бейдж с именем.

— Подскажите, милая Лана, что там есть интересного, кроме вас? — беру у неё ламинированный буклет меню. — И кстати, вы на какой странице? Раздел «горячие блюда»?

— Попробуйте блюдо дня, тёплый салат с говядиной. Вот.

Она указывает длинным оранжевым ногтем на строчку и улыбается дежурно, однако интерес в глазах всё же заметен — уж такое я сразу чувствую, так что напираю:

— Нет, я серьёзно. Вы свободны вечером?

— У меня есть парень.

Ага, вот только в тоне проскальзывают нотки флирта.

— Это ничего, он может поспать на диване.

Эрик перебивает:

— Мне, пожалуйста, два «Дженнета», два «Секса на пляже», двойных, и одну апельсиновую «Маргариту», — он протягивает девушке раскрытый паспорт, и она, заглянув туда, кивает. — А моему другу — чай со льдом. Чёрный.

Ворчу недовольно:

— Я не люблю холодный чай.

— Любишь, — заявляет Эрик веско, и до меня доходит, что это ему.

Как только официантка отходит, наклоняюсь через стол и заговорщицки бормочу:

— Ну ты точно вампир! Кто зимой пьёт чай со льдом?! И с ней как отмороженный, хоть бы улыбнулся.

— Зачем?

— Что значит «зачем»? Зачем вообще знакомятся?

— Ради отношений. Но мне нечего им предложить. Так что нет смысла знакомиться.

— Сколько, говоришь, тебе лет? Рассуждаешь, как столетний пердун. Что предложить! Себя, такого классного, — я повожу плечами, пританцовывая под тихую музыку из динамика неподалёку. — Ты ж красавчик.

Эрик приближает лицо к моему и пристально вглядывается на уровне глаз.

— Ты линзы дома забыл?

— Нет. С чего ты взял?

— Ты вообще меня видишь? — он машет ладонью перед моим лицом. — Какой я «красавчик»?

Я фыркаю оскорблённо.

— Модельный. Как эти всякие… С обложек. Ну, такие, — изображаю модельную позу, повернув голову боком и художественно приложив руку ко лбу.

— Не понял, о ком ты, но… — он морщится. — Ладно, проехали.

— Хочешь сказать, у тебя нет подружки?

— Я утром учусь, вечером работаю. Дома только сплю.

— Вот и спал бы с милашкой какой-нибудь, проблема ещё!

— Пф, — Эрик закатывает глаза в той самой оскорбительной манере, будто разговаривает с тупым малолеткой.

И спасает его только то, что к нашему столу уже приближается Лана с подносом, полным бокалов, — от поплывшего по залу апельсинового запаха настроение поднимается само собой. По очереди выставляет разнообразие напитков. Три прямых высоких стакана: один с чаем, два с густо-оранжевым коктейлем, в каждом трубочка и красный бумажный зонтик. Два увесистых низких стакана, тоже ярко-оранжевые, с забавными короткими трубочками. И широкий коктейльный бокал на тонкой ножке — судя по всему, «Маргарита». Этот напиток более бледный, и в нём единственном нет кубиков льда. На всех бокалах, выстроившихся шеренгой на столе, по краю идёт кайма белых кристалликов. Наверное, сахар.

Довольно осмотрев это изобилие, переключаюсь на Лану. Вдруг всё же повезёт?

— Так что, вы обдумали моё предложение?

На этот раз она улыбается охотнее и, я уверен, более заинтересованно.

— Приходите к нам ещё, и я обещаю подумать.

— Непременно! Только ради вас.

Провожаю взглядом её удаляющуюся фигуру. Бёдра на мой вкус худоваты, но в целом очень даже…

Тем временем Эрик уже взял высокий бокал с чаем.

— Ты же сюда больше не придёшь.

— И что?

Воровато оглянувшись, подтягиваю ближе оранжевый стакан с красным зонтиком и, вытянув шею, дотягиваюсь губами до трубочки. Говорят, если пить через трубочку, то потом алкоголем меньше воняет. М-м, да это же как у Фрэнка «Вечер на пляже» — конечно, тот вариант, который по спецобслуживанию, с апельсиновым ликёром, — только ещё лучше. Более сладкий, более крепкий, более идеальный. И название какое, «Секс на пляже»! Всё, отныне это мой любимый коктейль.

— А если она поверила и будет ждать? А ты не придёшь «только ради неё». Как-то неприятно, тебе не кажется?

Я фыркаю легкомысленно.

— Да она поняла, что это шутка.

— А если нет?

— Ну, тогда это её проблемы, — я снова увлечённо присасываюсь к коктейлю. Вытащить этот бумажный зонтик или оставить?

Эрик хмурится, разглядывая меня так, словно изучает подопытного.

— Ты вообще не думаешь о других людях?

— Что значит «не думаю»?! Я вообще-то в армию ради этого пошёл. Если сейчас сюда вломится мужик с чулком на голове, я её спасу. А так-то что, с ней всё в порядке. — Всё же вытащив из стакана зонтик, тычу им в сторону Эрика, подчёркивая свои слова: — И я не отвечаю за то, что кто-то где-то подумал.

Помолчав, Эрик выдаёт странное:

— Не завидую я твоей девушке.

— А с чегой-то ты должен ей завидовать?

— То есть у вас хорошие отношения?

— Ну… да. Нет! То есть… Ладно, подловил. Нет у меня девушки. В смысле, у меня разные, всякие, а не то что одна и всё.

— В это верю, — он отпивает чай.

— Так, я не понял, — добавляю в тон быковатого наезда. — Ты на что-то намекаешь?

— Да я прямо говорю, что у тебя с эмпатией не очень. Но это нормально для такого возраста.

— Какого ещё «возраста»?! Ты сам такой же! Или всё-таки врёшь? — я щурюсь с подозрением. — А, вампирёныш?

Эрик пьёт чай долго, до конца. Отставив бокал — подтаявшие кубики льда звякают, — пододвигает к себе «Секс на пляже».

— Честно говоря, я подозревал, что ты можешь быть вампиром.

— Почему?

— Во-первых, зубы.

— М-м, есть такое.

Непроизвольно ощупываю челюсть. Да, клыки у меня острые и длиннее прочих зубов. Раньше, в детстве, это было забавно, но на фоне текущей ситуации в мире — уже не очень. Однокурсники поначалу шутили насчёт моих зубов, но я это дело быстренько пресёк.

— А ещё… — Эрик смешливо прищуривается, закусывает губы, чтобы остановить расползающуюся улыбку, но в итоге сдаётся и сквозь смех выдавливает: — Ты светишься.

— Чо?..

— Блестишь на свету. Как в том фильме.

— Чего?!

В шоке оглядываю руки. Ничего нет. Шутник хренов!

— Лицо.

— Да ты пиздишь!

На всякий случай всё же озираюсь в поисках зеркальной поверхности. Самое близкое к этому — застеклённая картинка рядом на стене, но там вместо лица отражается лишь расплывчатое светлое пятно.

Однако Эрик кивает убеждённо:

— Клянусь. Иди в зеркало глянь.

Сорвавшись из-за стола, несусь в интимно-тёмный закоулок с туалетными дверями. А зеркала-то и нет! Ну да, как положено в суровом мужском сортире. Выскользнув обратно в коридор и оглядевшись воровато, просовываю голову в женский. Отлично, никого.

Ну точно подловил меня, мудила! Обычное лицо. Нормальное. Как всегда. Хотя… Это что за искорка?! Догадавшись покрутить головой, обнаруживаю, что тут и там на лице и вправду сверкают мелкие блестяшки. Что за нахрен?!

Стоит поскрести ногтем, как искорка с виска перемещается на палец. Крем! Долбаный крем Берт. Я её убью!

За дверью приближаются женские голоса, и я выскакиваю из туалета с уверенным: «Извините, ошибся дверью». Компания девушек возмущённо шумит, но я уже прорвался обратно в зал. Возвращаюсь к столику, где Эрик невозмутимо тянет «Секс» через трубочку. При виде моего разъярённого вида усмехается углом рта.

Но мне не до шуточек! Меряя шагами пространство от нашего столика до витрины, набираю дом. После пятого гудка отвечает мама.

— Где Берт?!

«Привет, сынок, я тоже рада тебя слышать. Берт, конечно, в школе. Вопрос в том, почему ты не на занятиях».

— Эм… Приболел слегка.

«А кричишь на удивление бодро. Что случилось?»

Поразмыслив, всё же не могу придумать адекватную формулировку для моих претензий.

— Да так.

«Син, не тяни кота за причиндалы. Что?»

— Помнишь, когда в последний раз ты приезжала… И передала от неё крем.

«Тот, про который ты полдня ныл, что банка розовая? Конечно, помню, такое не забудешь. Но ты ж той зимой сам жаловался, что снег, ветер, лицо шелушится».

— Во-первых, я не жаловался! Ты спросила про погоду, я ответил. А во-вторых… Ты видела, что он с блёстками?

Молчание в трубке.

«Крем?»

— Именно! Я думал, подвох только в банке, но ладно, я послушал тебя и не стал «обижать сестрёнку, которая хотела меня порадовать». Но теперь у меня вся морда блестит! Это пиздец!

«Синхард!»

— Прости. Но!.. Но блин! Она это специально!

На этот раз трубка молчит дольше.

«Милый, я не думаю, что она специально. У них сейчас всё с этими пони. И у неё такой же крем, и у девочек из её класса. Ей десять, она просто не подумала, что тебе, такому взрослому и крутому мужчине, нужно выбрать что-то другое. Но теперь я ей скажу, что тебе нужен крем с запахом дёгтя и шампунь с соляркой. Подойдёт?»

Возмущённо помолчав, цежу:

— Ладно. Давай.

«Целую. Пока».

Нажав отбой, издаю возмущённый рык, призванный выразить всё моё негодование, и валюсь на диван.

Эрик отрывается от коктейля.

— Иногда я думаю, что сиротой быть замечательно.

— Иногда и я так думаю.

За один приём высасываю оставшийся «Секс» и дополнительно закидываю в рот подтаявшую ледышку. Когда я в бешенстве, то реально закипаю, нужно охладиться.

Тем временем из туалета возвращается та девичья компания, проходят мимо нас. Их столик на другом конце зала, но посетителей мало, тихо, так что щебетание и сюда доносится.

— Эти точно в тебе заинтересованы, — понизив голос, Эрик бросает взгляд в сторону девушек.

Я тоже кошусь в том направлении. И в самом деле, смотрят на нас. Вот только у меня уже настроения нет.

— Слишком просто. Неинтересно, — я подвигаю к себе низкий стакан с «Дженнетом» и очень сосредоточенно пью.

Хотя, если честно, всё дело в дурацких блёстках. Зеркала нет, просить Эрика убрать их с меня как-то неловко: будем сидеть как два придурка, один другому морду салфетками вытирает, люди не поймут. А весь такой из себя брутальный кадет в милитари — и с блестяшками на физиономии… Нет, это не тот образ, к которому я стремлюсь.

Поэтому мы сидим и пьём. «Дженнет» тоже вкусный, хотя кажется крепче «Секса». Я рассеянно прислушиваюсь к женским голосам, но тема их разговора мне совершенно не известна. Вроде бы новый фильм их любимого актёра. Вот, тем более, они заняты, и нет повода подкатывать. Так что вместо этого решаю организовать беседу за нашим столиком.

— Ты, вообще, местный?

— Из Палотона. Здесь недалеко.

— Ясно. А я из Данбурга. — Эрик качает головой, так что я поясняю: — На юге. За пустыней. Кстати, что у тебя за фамилия? Ни разу не выглядишь как «Сантьяго».

— О, он уже и фамилию мою знает!.. Адрес, любимый чай… Надеюсь, дома не стырил мои грязные носки?

Кошусь под стол, на его ботинки. Размер похож на мой.

— Не догадался. Теперь буду надеяться, что пригласишь ещё раз, а то носки мне всегда нужны, рвутся часто. Так что?

— Это в приюте придумали. Контора религиозная, так что фамилии сплошь про святых. Но хоть с именем повезло, выбирают из десятка самых распространённых.

Приют? До меня плавно доходит, что насчёт сироты он не шутил.

— Эм… То есть ты… Совсем не знаешь, кто твои родители?

— Нет.

— А найти их не хочешь?

— Зачем? Ну накосячили они двадцать лет назад. Зачем напоминать об этом.

И он так спокойно об этом говорит? Мне не понять. Я всегда был в семье, даже не могу вообразить себя без них. В том числе без Берт с её розовыми кремами и поняшками. На фоне мысли о том, что её могло бы не быть, сразу и блёстки перестали бесить. Так-то если подумать, это была забота — купить крем специально для меня. Даже мило. Внутри вдруг просыпается желание позвонить домой ещё раз и поблагодарить.

Наверное, эти мысли отображаются на лице, когда я бормочу:

— Жаль.

— Ой, давай без этого. Я живу нормально и в твоей жалости не нуждаюсь.

Вот, ещё одна странность в личности Эрика. Со стороны он всегда казался мне вежливым и… как сказать, мягким? Очень мягким и уступчивым. Ну, у него внешность такая. Почерк этот культурный. Казалось, что, если к нему вломятся охотники на вампиров с кольями, он будет лишь испуганно дрожать и, может, даже плакать. Но сейчас мне уже так не кажется. При ближайшем общении в нём чувствуется внутренний стержень, а то и вовсе внезапная жёсткость, он словно самодельный нож с грубо отёсанной, сугубо функциональной рукояткой и лезвием, заточенным до предела не ради красоты, а по необходимости. Это вызывает уважение. И добавляет ему ещё больше необычности.

— Кстати! Я ведь не говорил тебе своё имя?

Эрик отпивает глоток «Секса» — он так медленно пьёт, только до половины стакана дошёл — и качает головой.

— Но мне вообще-то пофиг. Это не самое важное в человеке. Тем более, что сейчас мы разойдёмся, ты прекратишь сталкинг, я перестану чувствовать себя азиатским певцом, конец истории.

— Интересно, у тебя друзья вообще есть, с таким-то подходом?

— А ты хочешь быть моим другом?

Лицо такое безэмоциональное, что не понять, какой ответ он бы предпочёл. Решаю всё же рискнуть.

— По крайней мере, ты нормальнее многих наших. Кстати, меня Син зовут.

— Впервые слышу такое имя.

— Синхард. Древнегерманское. Родители у меня умные, любят такое всякое.

— Германское? Это как… — Эрик рявкает басом: — «Дэр Синхард!», — и со всей дури грохает кулаком по столу.

На подпрыгнувшей столешнице бокалы жалобно звякают, моя «Маргарита» расплёскивает несколько капель, и я пододвигаю её к себе в целях безопасности.

— Ага.

— Тебе подходит. Такой цельный образ. Как будто не человек, а персонаж из армейских агиток, — прищурив один глаз, Эрик делает рамку из пальцев, словно вписывает меня в кадр на виртуальном экране. — Идеальный военный, ничего лишнего.

— Это как-то… — не зная, что возразить, только хмурюсь обиженно. — Неприятно.

— Хм, тогда удиви меня, — отодвинув наконец-то опустевший высокий стакан, берёт свой «Дженнет» и откидывается на спинку дивана. — Что в тебе есть необычного? Выбивающегося из образа.

— Эм…

Мысли скачут туда-сюда, вот только всё, что приходит в голову, — как и сказал Эрик, в узких рамках. Боевики, тяжёлая музыка, даже стрижка, классическая канадка, — наверное, всё предсказуемо для словосочетания «парень из армейки». Я в самом деле настолько банальный?

С другого конца зала доносится взрыв смеха, и я непроизвольно смотрю в сторону девчонок. Заметив мой взгляд, Эрик комментирует:

— Подкатывать ко всему, что шевелится, — как раз очень в рамках.

Покривившись, в конце концов позорно сдаюсь. Даже плечи опускаются.

Смилостивившись, он подсказывает:

— Ты любишь всё апельсиновое, — и салютует стаканом с оранжевым напитком.

Только тут до меня доходит, что он заказал все коктейли именно такие, какие выбрал бы я сам, — если бы разбирался, конечно. Чёрт, я даже не обратил внимания.

— И сладкое.

Кому другому я бы не признался вот так обыденно, но Эрику можно, я почему-то уверен в этом. Он и в самом деле в ответ не ржёт, а кивает спокойно, так что я, воодушевившись хорошо идущим диалогом, подхватываю со стола последний бокал и — уже смело, не скрываясь, — делаю большой глоток.

Фу, ну и мерзость! Хочется выплюнуть, так что я даже зажимаю рот ладонью и, кое-как справившись с отвращением, глотаю.

— Что?

Во взгляде Эрика под внешней насмешкой заметно беспокойство.

— Соль… — бормочу, морщась. Хочется аж язык высунуть и отплёвываться. — Я думал, это сахар.

— Ну да, — его лицо становится более настороженным, словно мне и правда грозит опасность. — Это же «Маргарита». У неё всегда окантовка из соли.

— А эти тоже? — наклонив голову, приглядываюсь к пустым бокалам. — Вроде ж сахар…

— Там — сахар, — подтверждает Эрик.

Недолго думая, тяну один в рот и присасываюсь к сладкому краю. Мне необходимо перебить эту гадость чем-то вкусным!

Над головой вдруг раздаётся недоумевающий голос Ланы:

— Я могу забрать?

Чёрт, как она незаметно подкралась!

Эрик вежливо отвечает:

— Конечно, — и, выдрав у меня стакан, протягивает ей. — Извините, просто он любит всё облизывать.

Лана, собирая пустые стаканы, хихикает — вроде бы игриво, но вдруг нет? Двусмысленно получилось, и я не уверен, как реагировать. Поэтому молчу и всё, только провожаю тоскливым взглядом обсахаренные стаканы. Жестокая официантка оставляет мне лишь солёный бокал с «Маргаритой».

— Вытри, — Эрик протягивает салфетку. — Просто здесь делают именно апельсиновую, я, наоборот, решил, что тебе понравится.

Аккуратно протираю край бокала, стараясь стряхивать соль наружу, а не в напиток.

Эрик продолжает, словно оправдываясь:

— Я, конечно, заметил, что ты всегда заказываешь сладкое, но не думал, что до такой степени.

— Просто у нас в столовке с этим плохо. Ни десертов, ни шоколада, вообще ничего. Небось, тоже считают, что это не мужественно. Так что если бы я у вас в кофейне не перехватывал дозу сахара, то вообще бы уже с цепи сорвался.

— Ясно.

Он откидывается на спинку дивана, скрещивает руки на груди и сосредоточенно тянет «Дженнет», не глядя на меня. Закрылся. Чёрт, ведь только разговор хорошо пошёл! Так, о чём мы говорили? Вспомнив, продолжаю с энтузиазмом:

— О! Мне в школе нравился курс по мировому искусству.

— М-м, — удивлённо мычит Эрик, подняв взгляд от бокала.

Я киваю, довольный тем, что наконец-то нашёл свою необычную черту. Вот это точно не банально. Общий курс по МИ парни в основном прогуливали как не особенно важный, а уж на углублённый записался я один. Сидел там под взглядами двадцати девчонок как главное произведение искусства.

— Прям очень нравился. Я даже выбрал его продолжить, хотя, по-хорошему, нужно было брать дополнительную геометрию. Итоговую работу писал по Рубенсу.

— Это у которого такие?.. — Эрик обрисовывает ладонями сочную женскую фигуру.

— Вот, кстати, я тоже так думал, а оказалось, что у него много разного, не только такие. Я в итоге и про пейзаж написал, и про всяких собак-попугаев, которые там на картинах. Раскрыл искусство в полной мере.

— Ладно, ты реабилитируешься в моих глазах, — Эрик вновь ставит локти на стол, словно возвращаясь к диалогу, ура. — Дальше?

— Ну… Что… — стараюсь припомнить ещё что-нибудь, но запас, кажется, исчерпан.

— Ты чихаешь от кофе.

— Да прям!

Это глупое чихание — совершенно не та черта, которую я бы хотел, чтоб замечали окружающие. Но Эрик кивает:

— Прям, — и усмехается снисходительно. — Почти каждый раз.

— И ты запомнил? Кто ещё за кем следит… Ну да, я чувствительный к запахам, от некоторых цветов тоже чихаю.

Что уж скрывать. Хотя всё равно неловко. Да и вообще, хватит уже меня обсуждать, так что, как только я замечаю, что из-за витрины с пирожными показалась голова Ланы, повышаю голос:

— Ланочка, повторите нам, пожалуйста. Особенно чай.

— Уверен? — Эрик показывает мне свой стакан «Дженнета», ещё наполовину полный. — Мне больше не хочется.

В предвестии новой партии допиваю «Маргариту» одним глотком.

— А мне хочется! Завтра как-никак Новый год. А нас приказано с территории не выпускать. Представь? Три дня сидеть в казарме и слушать этих долбодятлов с вампирскими разговорчиками. Поэтому сейчас я намерен отдохнуть впрок.

— Дело твоё.

Как только вспоминаю о предстоящем типа-празднике, выпить хочется с новой силой. Когда уже принесут?!

— Блин, я ни разу не пропускал Новый год дома! Мама готовит апельсиновый пирог, мы с отцом лезем на крышу вешатьгирлянду… Ой. Извини.

— Мне-то что? — Эрик усмехается. — Я не особо люблю сладкое. Да и гирлянды. Пофиг на эти праздники. Только если на работе двойная премия, тогда хорошо.

Наконец-то Лана приносит новую партию коктейлей, выставляет на стол, собирает пустые бокалы. Я по-хозяйски сгребаю один из высоких стаканов и поднимаю в её честь.

— Вы настолько горячая, что мне необходимо охладиться.

На автомате отпиваю — и только ощутив мерзкий горький чай вместо апельсинового алкоголя, вспоминаю, что это не мой бокал. То есть формально мой, но пить не надо было, перестарался. Ладно, деваться некуда, приходится проглотить. Но, как только Лана отходит от нашего стола, я отпихиваю бокал в сторону Эрика, на что тот отвечает укоризненным взглядом.

— Допивай теперь. Мне твоих слюней не надо.

— У меня, кстати, слюни почище твоих. Каждую неделю проверяют.

— Это ещё не повод всюду их разбрасывать.

Но я всё равно — медленно и стыдливо — отодвигаю чай к стеночке, подальше от себя, а затем — уже с энтузиазмом — хватаю бокал с «Сексом». Офигенная штука.

— Так вот! Я ни разу не пропускал. А теперь, из-за этих вампиров, чтоб им всем сгореть на солнце, я не могу поехать домой. Какой это праздник?! В учебке завтра бал, но это тоже, скорее, издевательство: сладкого нет, шампанского нет, девочек нет, потому что карантин. Будет одна только ёлка — на подарок опять, небось, дадут устав с золотым обрезом — и командование. Парторг будет рассказывать, как родину любить, а комендант — статистику нарушений за год. Нормально?!

Представив этот ужас, я с горя выхлёбываю весь «Секс» за один присест. Хотя бы так, больше-то никакого секса не предвидится, если не считать предстоящий интим коменданта с моим мозгом, потому что у меня тоже есть пара залётов в этом году. Отставляю пустой бокал, беру следующий. Эрик, допив «Дженнет» из предыдущей партии, берёт один из двух новых и чокается с моим «Сексом».

— Тогда за Новый год.

— За Новый.

Глянув на часы, обнаруживаю, что уже три. А ведь мне ещё обратно ехать! Следовательно, нужно ускориться. Второй высокий стакан залпом уже не очень лезет, но куда деваться. Я сильный, я справлюсь!

— Не знаю, чего бы загадать себе. Может, девушку? — В голове ощутимо шумит, и меня уже понесло на болтовню. Сам понимаю, что тупую, но… Ой, да пофиг! — Вот ты как думаешь? Что лучше — постоянная или так? У тебя был кто-нибудь?

— Ты бы притормозил.

Эрик всё ещё потягивает «Дженнет», а я уже взялся за бокал с «Маргаритой».

— Не-е, ты с темы не спрыгивай! — Блин, язык заплетается. Почему я такой пьяный? — Если не было, так я пойму. Я вообще… всё понимаю.

В подтверждение своих слов взмахиваю бокалом, и содержимое проливается на стол. Дурацкие эти широкие бокалы, очень неудобные, такими темпами я скоро всё разолью. Значит, нужно поскорее выпить. Соль вытирать уже лень, и так сойдёт.

Отставив опустевшую посуду, вновь наседаю на Эрика:

— Признавайся. Не отстану, пока не скажешь.

Над столом повисает пауза, но я терпеливо жду.

— Постоянной не было. Было несколько одноразовых встреч, но я понял, что мне это не интересно.

— Как это? — я целеустремлённо тяну руку за последним «Дженнетом».

Главное, не промахнуться мимо стакана и не разлить, пока подношу ко рту. Победа уже близко, после этого можно будет собираться.

— Если я ничего не чувствую к человеку, то жалко тратить на него время. Ехать куда-то, слушать скучную болтовню… Ради чего? Пять минут потыкать? Оно того не стоит.

— Гы-гы, ну пять минут точно не стоят!

— Да и час, и два не стоят. Какая разница сколько, если при этом ничего не чувствуешь?

С недоумением пытаюсь сфокусироваться на лице Эрика.

— У тебя какие-то проблемы?

— Нет. Кажется, — он поднимает взгляд в раздумьях.

— Тогда почему не чувствуешь? — вторую половину фразы я неразборчиво договариваю в бокал.

— В смысле, интереса. Физически-то да, нормально. Но на человека вообще пофиг. Не знаю, мне так не нравится. Да проще и быстрей купить резиновую бабу, будет то же самое.

Задумываюсь.

— Нормальные силиконовые стоят дофига.

— Дело не в цене.

— Да я понял. Не, не знаю. Мне нормально. Точно лучше, чем с резиновой.

— Рад за тебя.

— Ну что, тогда желаю, чтоб в новом году ты нашёл ту, с которой что-то почувствуешь, — за неимением других вариантов поднимаю бокал с чаем.

— Не уверен, что хочу этого, но спасибо, — Эрик тычет кулаком в мой стакан. — Тебе тоже чего-нибудь хорошего.

— Будем! — провозглашаю я и отпиваю глоток. О, уже и чай с растаявшим льдом нормально пошёл.

Так, напитки закончились, пора в обратный путь. Дыхнув в ладонь, принюхиваюсь. Естественно, ничего не чувствую. Впрочем, и так ясно, что пасёт от меня за километр.

— Блин, комендант меня сожрёт.

— Ты живёшь на территории части?

— Ну да. А где ж ещё?

— Откуда я знаю. Может, снимаешь в городе и только на занятия ходишь. То есть тебе сейчас нужно пройти КПП?

— Не, — я наклоняюсь к нему и заговорщицки понижаю голос: — Дыру в ограде. И в окно залезть.

Эрик скептически оглядывает строй пустых бокалов между нами.

— Какой этаж?

Шмыгаю носом.

— Третий.

Белые брови ползут всё выше.

— А нахрена ты так нажрался?

— Да ладно, тут в основном сок.

— Ага. А ещё водка, текила, ром, снова текила… — Эрик поднимает глаза, вспоминая. — И твой любимый апельсиновый ликёр, конечно.

— Вау. Это всё там было? — оглядываю стаканы. — То-то я думаю…

Трясу головой, но от движения становится ещё хуже. С трудом сконцентрировав поплывший взгляд, случайно перевожу его на окно за спиной Эрика — и вот тут мои мозги выныривают из алкогольного тумана настолько, чтобы осознать, что и мне, и моей учёбе конец. На улице двое патрульных. Приближаются к двери кафе — прогулочным шагом, однако неотвратимо.

Вскакиваю из-за стола, чуть не опрокинув. Бокалы звякают, один на краю, пошатавшись, всё же падает на пол, и громкий хряп толстого стекла предательски разносится по помещению.

— Всё в порядке, — Эрик уверенно повышает голос в сторону витрины с пирожными. — Я оплачу.

Коридор с туалетами — за моей спиной. Недалеко. Вот только почему ноги заплетаются так, что я бухаюсь на ближайшую стену?! Ну, хоть не на пол.

— Ты чего? Тошнит?

Озабоченное лицо Эрика маячит в поле зрения, но я не могу ответить: язык слишком медленный и непослушный, а полицаи приближаются с каждой секундой. Я бы хотел объяснить внятно, подробно и красочно, множеством сложноподчинённых, сочинённых и всяких иных предложений, но в итоге могу выговорить только:

— Мне пизда.

На моё счастье Эрик верно понимает посыл: хватает меня за рёбра и оперативно волочёт в сторону туалета. Я стараюсь помочь, но подлые ноги лишь цепляются за окружающую мебель — почему её так много на нашем пути?

В туалете воздух прохладный, потому что с прошлого раза открыли окно — горизонтально-узкое, под потолком, — и сейчас это идеально. Сразу понимаю, насколько в зале было душно. Не останавливаясь, Эрик тащит меня к кабинке, заталкивает внутрь, а я, вцепившись в его плечо и футболку, чтобы не упасть, тяну за собой. Он поддаётся, то ли на автомате, то ли от неожиданности, и я, не глядя махнув рукой, умудряюсь захлопнуть за нами дверь.

И вот мы стоим в пахнущей дезинфекцией тесноте — я, Эрик и унитаз.

— Дверь закрой.

Даже сам слышу, что часть звуков не выговариваю, — со стороны, небось, звучит ещё хуже. Но Эрик, видимо, понимает, потому что поворачивает задвижку. Кивает на унитаз.

— Так что, будешь?

— Не, — мотаю головой, от чего перед глазами вновь плывёт. — Там полицаи. Меня отчислят.

— За что? За самоволку через окно?

— Непобо… До… По-до-бающее поведение.

— Какое?.. — Эрик в недоумении. Ну да, откуда ему знать наши правила, в гражданских вузах такого нет.

— Позорящее воинскую честь, — выговариваю медленно и тщательно. Да, я даже в таком состоянии помню формулировки, не зря зубрил.

— Ничего не понял, но запереться вдвоём в туалете кажется не лучшим решением для твоей чести. А если они зайдут? А тут ноги видно, — он указывает на широкую щель внизу двери. — Две пары.

— Точно! — хоть соображаю я плохо, но тон получается уверенный. — Лезь на унитаз.

— Сам лезь! Из нас двоих у тебя ботинки армейские. Или давай я выйду, — Эрик берётся за задвижку, но я сжимаю его пальцы, останавливая.

— Точно засекут ботинки, — от осознания этого факта я делаю просительно-несчастные глаза, как у того кота из мультфильма. — Что делать? У меня башка не варит…

— Ладно, давай, — Эрик подставляет мне плечо. — Потом решим.

Унитаз выглядит таким хлипким и невинно-белым, когда я бухаю на него грязно-мокрую подошву. Бортик скользкий, так что приходится вцепиться в Эрика покрепче. Он недовольно шипит. Карабкаюсь, одновременно балансируя, борясь с головокружением и молясь, чтобы унитаз не развалился под моим весом. Дело идёт, отлично! Только вдруг обнаруживаю, что теперь моя голова торчит выше уровня двери. Проклятье! Иногда быть высоким неудобно. Нужно присесть. Продолжая цепляться за Эрика и осторожно балансировать на несчастном маленьком унитазе, опускаюсь на корточки, сложившись пополам. Поза неудобная, скрюченная, так что содержимое желудка подступило к горлу. Зато от сосредоточенной физической активности голова чуть прочистилась.

— А теперь объясняй, — шепчет Эрик, придерживая меня за плечи, чтоб не качался. — Что ещё за «честь»? Это же ваши армейские загоны, полицаи таким не занимаются. Другая юрисдикция. Они к нам иногда заходят, но кадетов вообще не трогают, даже не смотрят. Ну да, ты бухой…

— Я стакан разбил. Это «хулиганство».

— Не-не-не. Это я знаю. «Хулиганство» — это другое. А ты случайно разбил. Нет, ну даже если подойдут, спросят паспорт. И что? Покажешь. Но ты ничего не нарушал.

— У меня нет паспорта, — шепчу в ответ, на отдельных звуках булькая и давясь, потому что уровень жидкости очевидно превышает уровень моего желудка.

— Почему? Забыл?

— Нет.

— Потерял?

— Да нет! Его нет!

— Как «нет»? — глаза Эрика округляются по мере осознания. — Тебе сколько лет?!

— Семна…

Эрик вдруг сильно зажимает мне рот ладонью. Прохладная. От неожиданности к горлу подкатывает алкогольный чай, и я с трудом сглатываю, загоняя эту гадость на место. Пялюсь на Эрика пьяно остановившимся взглядом, пытаясь понять, что за лютую пантомиму он изображает. А, вот в чём дело: за дверью кабинки шум, кто-то зашёл в туалет. Ну и ничего. Моих ног не видно, мы молодцы. Единственное, что от меня требуется, — не свалиться с насеста.

По помещению, мимо нашей двери, проходят шаги. Звук расстёгиваемых штанов. Смачное журчание и стон облегчения. Эрик беззвучно шевелит губами: «Я тебя убью». Вроде. Я плохо читаю по губам. Но вряд ли он сказал «Я тебя люблю», да? Ситуация не располагает. Точно, в следующую секунду по его губам явственно читается «мудак» — значит, до этого определённо было «убью».

Ишь, накопилось у этого неведомого посетителя. Надеюсь, после этого он свалит, а не оккупирует соседнюю кабинку, чтоб позалипать в новости, а то у меня уже левая нога затекла. Аккуратно переношу вес на правую, но из-за этого с трудом обретённое равновесие исчезает, и я валюсь вправо — бухаю ладонь в стенку, чтобы не свалиться. Чёрт, слишком громко!

Мы с Эриком пялимся друг на друга огромными глазами, а за дверью — тишина. И кажется, что неизвестный посетитель прислушивается. Эрик кашляет басовито. По такому звуку точно не заподозришь, что в кабинке скрываются двое двадцатилетних парней, солидный кашель лет эдак на сорок. Ждём.

Шуршание. Шаги. Слава богам, мимо нас! Хлопает дверь, и всё затихает.

Я шевелюсь, пытаясь размять затёкшие ноги, но Эрик жестом останавливает. Повернувшись боком, аккуратно, чтобы вписаться в габариты узкой кабинки, наклоняется и, вывернув голову, выглядывает снизу двери. Тем же осторожным манером разгибается обратно.

— Слезай, — говорит громче, уже спокойно.

Ура! Держась за стены и сосредоточив взгляд на унитазе, чтобы не поскользнуться, наконец-то перебираюсь на твёрдую поверхность пола…

…Как вдруг в челюсть прилетает удар такой силы, что боль пробивается в мозг даже сквозь алкогольную анестезию, а моё тело, растеряв остатки равновесия, бухается на заднюю стену кабинки. Это что, Эрик так умеет?!

— Ты чо… — кое-как собрав расползающиеся ноги, я поднимаюсь и потираю щёку. — Синяк останется…

— Вот и отлично. Скажешь командованию, что в подворотне отбивал девушку от хулиганов. Они тебя отмудохали, облили водкой… Может, даже обоссали, — Эрик оглядывает меня так, словно уже примеряется.

— Я те щас — ик! — дам.

— Давать мне не надо, я на первом свидании так далеко не захожу. Ну как? — неожиданно и цепко зажав пальцами мои веки, он светит прямо в глаз ярко-белым фонариком телефона. — В голове прояснилось?

— Э… — я вырываюсь, отпихивая его руки вместе с источником мерзко-белого света. — Да. Спасибо.

И в самом деле сработало.

— Сейчас план такой. Ты блюёшь. — В ответ на мою скривившуюся морду Эрик повторяет авторитетнее: — Ты, гад несовершеннолетний, блюёшь! Иначе не протрезвеешь до завтрашнего утра. А я иду в зал, плачу много денег за всё, чем ты тут блюёшь, и смотрю по ситуации.

— А если они зайдут? Если то были не они, а сейчас зайдут?

Он сгребает мою футболку и шипит в лицо:

— Значит, сидишь тут и не дышишь. Потому что если из-за тебя меня загребут, уволят или отчислят — лучше сразу утопись в этом унитазе!

Рванув задвижку, Эрик выскакивает из кабинки и хлопает дверью так, что она отскакивает. Кое-как поймав её, закрываюсь.

Хм, и как это делается? Вроде нужно сунуть пальцы поглубже и нажать на основание языка. А если не получится?

Но получается отлично: последние два или три бокала явно превысили объём моего желудка, так что стоит только начать — он понимает намёк и охотно избавляется от содержимого. И в самом деле, зачем я столько залил в себя?

Отплевавшись и отдышавшись, опускаю крышку унитаза, сажусь. Жду.

Кто-то заходит в помещение. Идёт к писсуарам, отливает. Очень хочется снова полезть наверх, чтобы не светить ботинками, но понимаю, что без поддержки Эрика я скорее всего навернусь. Может, выглянуть снизу, проверить, кто там? Нет, вдруг заметит, как я зенками хлопаю из-под двери, стрёмно.

Входная дверь снова открывается. А это кто? Прислушиваюсь к звукам снаружи, но по ним ничего не понять. Включается кран, кто-то моет руки. Да что там происходит?! И где Эрик? И что мне делать?

Снова дверь. Это ушли или пришли? Снаружи тишина, но спустя пару секунд раздаётся стук в мою кабинку. Голос Эрика:

— Это я.

Приоткрыв дверь, выглядываю.

— Короче, они сидят. Недалеко от нас. Ты сможешь пройти не шатаясь?

Прислушиваюсь к своему телу. Самочувствие уже лучше, но насчёт координации я совсем не уверен. Не говоря уж про шлейф алкоголя. Не стоит рисковать.

— Лучше через окно.

Эрик оглядывается на узкую щель под потолком. Да, мне тоже вариант кажется сомнительным, но стоит попытаться. Представлю, что это тренировка.

— И как ты туда залезешь? Подтянуться не вариант, ты бухой — впилишься башкой или в раму, или в стекло.

— М-м, — изучаю окно, прикидывая. Как бы ни хотелось считать себя крутым парнем, но Эрик прав. — Подсадишь?

— О, теперь я уже не «дрыщ»?

— Иди сюда, — выскакиваю из кабинки. Чёрт, и правда всё ещё шатаюсь. — Становись.

Эрик не сразу соображает, что от него требуется, но в итоге встаёт боком у стены и наклоняется, уперев ладони над коленями, я же отхожу к противоположной стене, глубоко дышу, стараясь прочистить голову и сконцентрироваться на задаче… Давай, Син, ты это умеешь…

Разгоняюсь к Эрику, запрыгиваю ему на спину — она проседает под ботинком, снизу раздаётся сдавленное «с-сука…», — и вот уже торчу по пояс снаружи, а вскоре и спрыгиваю в снег по ту сторону стены. Идеально! Я же говорил, что молодец.

Оглядываюсь на предмет угрозы. Стена глухая, полиции не видно, прохожие поодаль заняты своими делами, в мою сторону никто не смотрит. Отлично. Осталось дождаться Эрика.

Адреналин и морозный воздух немного прочищают мозги. Из-за опьянения кажется, что прошло уже много времени с тех пор, как мы зашли в кафе, но на улице, как ни странно, всё тот же солнечный день. Хотя уже не такой яркий, через час закат. Вот это мне не нравится в местной зиме, — что темнеет рано. Солнца слишком мало.

А вот и Эрик с тюком моей куртки. Одеваюсь.

— Так, теперь мне бы автобус найти.

— Какой автобус? Пошли, — Эрик кивает в сторону домов через дорогу. — Сначала приведём тебя в порядок.

***

Не уточняю, но вроде бы мы идём к его дому.

— Бля, ну Фрэнк и пидарас! Он что, не проверял у тебя документы?

— Нет. Предложил добавить в кофе «дополнительный ингредиент», я согласился.

— То есть просто так? Налил бренди в кофе несовершеннолетнему? Урод. Он сказал тебе добавлять, я и… Блядь, я и подумать не мог! — Эрик оглядывает меня искоса. — Не выглядишь на семнадцать. Двадцать минимум.

Я молчу. Что тут скажешь?

Спустя десяток метров Эрик продолжает свой сердитый монолог:

— Повезло, что свалили. Фрэнк бы, может, и не уволил, а из института точно бы отчислили. Бля, но ты вот тоже! Сказал бы хоть что-нибудь! А то… — он передразнивает: — «Не хочу светить военник». Блядь, и вот я сижу спаиваю несовершеннолетнего! А потом мы заперлись в туалете, заебись! Ты хоть понимаешь, как это выглядит?! Для меня. Тебе-то нихрена, ты жертва.

— Я не жертва!

— В суде расскажешь! Что всё было по обоюдному согласию.

— Что тебя так пришибло-то?! Какой суд, ты чего?

Эрик останавливается и дёргает меня за куртку, тормозя тоже. В тёмных линзах напротив отражается моё лицо, и, хотя я не вижу его взгляда, почему-то возникает уверенность, что Эрик жаждет двинуть мне в челюсть ещё раз. Однако озирается по сторонам — есть свидетели — и сдаётся, выдыхает раздражённо.

— Спорим, ты вообще не знаешь, что такое жить одному после приюта? По статистике большинство в первый же год в тюрячку заезжает. Вот и отношение соответствующее, только и ждут малейшего косяка, чтобы всех собак повесить. А у меня — ни папы-мамы, ни доброго дяди-адвоката. Мне нельзя косячить! Я столько готовился, чтобы поступить, чтобы стипендию получить, еле работу нашёл, чтобы график подходил под учёбу. Я не могу всё потерять из-за того, что какой-то… — он снова повышает голос, закипая: — Какой-то… Ты! Решил прибухнуть за мой счёт.

Резко развернувшись, шагает к дому, и я срываюсь следом.

— Не надо мне твоего счёта. Я всё отдам.

— Нихрена! — Эрик не смотрит на меня. — Если я сказал, что угощаю, значит, угощаю. Просто нужно вести себя по-человечески, а не как дерьмо.

— Извини. Я думал — так, немного выпью, незаметно. А потом что-то понесло… А потом — эти… И всё в кучу.

Он не отвечает. Так, молча, мы и добираемся до его квартиры. Раздеваемся в прихожей. Здесь уже совсем темно.

Эрик, всё так же молча, проходит в комнату. Стягивает футболку. Такой ярко-белый на фоне зимних сумерек, ветхой тёмно-деревянной мебели и пожелтевших обоев. Замечает мой взгляд.

— Что? — звучит с наездом.

— Ничего.

— Ты по мне потоптался.

— Да. Точно.

Открыв шкаф, достаёт тёмно-серую рубашку, сноровисто застёгивает пуговицы. Одёргивает ворот.

Уходит на кухню. Приносит активированный уголь. Вскоре — крепкий кофе. Не успел я допить, как по комнате уже поплыл аппетитный запах яичницы. Какой приятный сервис! Мой желудок тоже оценил, слюни так и потекли.

Эрик приносит две суповые тарелки, доверху нагруженные едой. Принимается есть, а я разглядываю содержимое тарелки. Какая-то жареная мешанина. В первую очередь яйца, ещё зелень, помидоры, вроде бы лук… Поковыряв вилкой, пробую. Обдумываю вкусовые ощущения, пытаясь понять, что ещё в составе.

— Там что, хлеб?

— Угу, — Эрик жуёт.

— Странно.

Он отрывается от еды, уставив мне в лицо немигающий взгляд. Опа, кажется, я снова сказал не то. Торопливо поясняю:

— Не, всё нормально! Вкусно. Просто впервые сталкиваюсь с таким рецептом.

— Рецепт называется «Жри, что дают». Очень полезен в условиях ограниченных финансов.

— Понял. Вопросов нет.

С показным энтузиазмом наворачиваю яичницу. В принципе, какая разница, как есть, — вприкуску с хлебом или когда он уже входит в состав. Зато сытно. Так можно и другие ингредиенты сразу добавлять. Супа сверху налить. Котлету покрошить. Кстати, шутки шутками, а я слышал, будто раньше в армии так и кормили, чтоб побыстрее и посуды меньше тратить.

Алкоголь уже почти отпустил, так что от жевания активизировалась боль в челюсти.

— Рука у тебя… — я осторожно глажу щёку. Ну точно, припухла. — Прям тяжёлая. А по виду не скажешь.

— У нас в приюте не любили тех, кто отличается. Нет, против толпы армейских с кольями я, конечно, не боец, но…

Смотрю на него в недоумении, и Эрик усмехается:

— Ты уже забыл, что я вампир?

— То-очно… И правда забыл. Блин, так классно посидели, без этого всего. Хоть отдохнули пару часов! А теперь опять возвращаться… — я драматично хмурю брови. — Три дня это слушать… Они же меня тоже подозревали, ага, из-за зубов.

— Ну так иди и покусай кого-нибудь среди ночи. Интересно, что будет? Просыпается там, а ты стоишь такой над ним, — Эрик изображает перекошенную физиономию с распахнутым ртом.

Мы смеёмся.

— Смотря кто. Если Джефферсон, так он и заорать может. А если Юхас, то, наверное, в морду даст, зубов не соберёшь. А тебя в кофейне прям вообще не подозревают?

Эрик, шкрябая вилкой, собирает остатки яичницы.

— Не знаю. Некоторые пялятся. Иногда, если заказ принимал кто другой, а принёс я, то морду корчат и не едят — типа, брезгуют, — но тут не понять, из-за вампиризма или как. Это и раньше было. Думают, что это болезнь какая-то, заразная, — он указывает пальцем на своё лицо.

— Придурки!

Он хмыкает легкомысленно — так, словно ему и в самом деле всё равно. Но ясно же, что приятного мало. Так что я тороплюсь сменить тему.

— Интересно, а если на самом деле окажется вампир, как это всё? Вот ты, допустим, работаешь, а тут — маски-шоу, влетают через окна, всех мордами в пол, тебя грузят в чёрный фургон… Или просто зайдут и вежливо попросят пройти? Или вообще бумажку пришлют: мол, просим явиться в районную поликлинику по подозрению в вампиризме?

— Не знаю. Я не видел никого. Может, вообще этих вампиров не существует? Ну, есть пара человек, но весь этот психоз специально нагнетается? Вот ты знаешь кого-нибудь?

Я задумываюсь, припоминая.

— Не-а. Слышал, что… Хотя нет, это тоже на уровне «знакомый знакомого сказал». Так чтоб точно — я никого не знаю.

Эрик многозначительно указывает на меня вилкой.

Тем временем в комнате совсем стемнело. Оказывается, за окном уже зажглись фонари, и в холодно-белом свете кружат редкие снежинки.

Торопливо доедаю.

— Пора идти.

— Ты как?

Прислушиваюсь к себе.

— Нормально. Гораздо лучше.

Он забирает у меня тарелку, уходит на кухню. Однако, когда в прихожей я начинаю одеваться, Эрик присоединяется.

На улице накидываю капюшон: днём было терпимо, но в потёмках мороз ощутимо кусает за уши. А Эрик не надевает. Наоборот, запрокидывает голову, подставив лицо снегу. Я тоже смотрю на висящее над нами облако. По краям небо чистое, а здесь сыпется.

Автобусная остановка. Ждём.

Мой номер. Поворачиваюсь к Эрику, чтобы попрощаться, однако он заходит внутрь. Может, на работу? Больничный закрыть или что. Занимаем места друг напротив друга, в конце почти пустого автобуса.

Дорога долгая. Эрик залипает в телефоне, я смотрю в окно. От частой смены скорости — автобус то тормозит на остановках, то ускоряется — опьянение снова даёт о себе знать, подташнивает и виски давит.

Когда подъезжаем, Эрик поднимает голову от экрана телефона.

— Запиши мой номер.

Моя физиономия сама собой расплывается в довольной улыбке — ага, он всё же решил дружить! Круто!

— Чего? Должен же я убедиться, что ты не навернёшься из окна.

— Я миллион раз там лазал.

Он снисходительно закатывает глаза.

— Всегда можно убиться в миллион первый. Вас в армии не учат, что ли?

— Будешь моим персональным инструктором, как лезть в окно, которое я знаю вдоль и поперёк?

— Как хочешь, — он возвращается к экрану.

— Ладно-ладно! Уж пошутить нельзя. Вот, сам запиши, — протягиваю телефон с пустым полем «новый контакт».

— Не нашутился ещё за сегодня?

Я слежу, как он набирает цифры.

— Да, денёк выдался насыщенный. Но классный.

Эрик не отвечает. Нажимает «звонок», смотрит на экран своего. Звонок проходит. Эрик возвращает мой телефон.

Выходим из автобуса. Я смотрю выжидающе, но он и не думает прощаться. Делает пару шагов в направлении нашей части, оглядывается.

— Идёшь?

— А ты меня провожаешь?

— Естественно! — он агрессивно повышает голос. — Что ты будешь делать, если хряпнешься оттуда? Сломаешь ногу? Шею? Всегда должен кто-то страховать. Если есть такая возможность.

Скептически покривившись, всё же иду за ним. Но не выдерживаю:

— По-моему, ты слишком драматизируешь.

Эрик отзывается быстро и уверенно:

— По-моему, ты жизни не видел. Первое правило — бери всё, что дают. Особенно помощь и еду.

— А второе?

— Не жалей о том, чего не дают.

— Да ты прям философ. Третье есть?

Поколебавшись, говорит:

— Никому не верь.

— И мне?

— Естественно. Я тебя не знаю. Как и ты меня.

— А чего тут знать? По-моему, ты нормальный.

— Я ж говорю, жизни не видел. Нельзя судить о человеке вот так сразу.

— Хочешь сказать, ты на самом деле маньяк? Сейчас вотрёшься ко мне в доверие и…

— Так-то это ты здесь… втираешься. — После паузы продолжает: — Ты уверен, что я не вампир? Откуда ты знаешь? Я вот усыпил бдительность, увёл тебя подальше от своего дома, сейчас заведу в тёмный угол…

Внутри на долю секунды шевелится тревога. Чёрт, слишком много ужастиков смотрел!

— Даже если вампир, шею я тебе сверну на раз.

— Уверен? — Эрик усмехается с таким искренним весельем, будто и впрямь контролирует ситуацию, обманув меня, наивного.

Ворчу:

— Уверен.

— Вот поэтому я должен проследить. Ты слишком самонадеянный. А нужно всегда сомневаться в себе. Исходить из того, что проиграешь. Тогда будет шанс.

— И как это должно помочь? Если не верить в победу?

— Блин, ты тупой? — Эрик даже останавливается и, дёрнув меня за куртку, чтобы остановить тоже, возмущённо толкает в грудь. — Если заранее уверен в победе, ты расслабляешься. Не смотришь по сторонам. Стоишь красивый и уже мысленно празднуешь, а в реальности в этот момент тебя любой хлюпик может вынести.

— Хм. Разумно. Ещё правила есть?

Пауза.

— Пока не придумал.

Он продолжает путь, и я припускаю следом. Уже дошли до ограды учебки.

— Сюда, — киваю Эрику на дальнюю сторону ограды. Но при виде компашки, отирающейся в тени неподалёку от нелегального входа, замедляю шаг и тяну недовольное: — Блин…

— Что?

Понижаю громкость:

— Надеялся, свидетелей не будет. Ну ладно, давай тогда, — останавливаюсь, намекая, что Эрику пора прощаться и валить.

Он хмыкает с презрением, демонстративно разглядывая компанию: трое кадетов, вроде старшекурсников, и цветник девушек вокруг них. Те тоже повернули головы к нам.

— Не хочешь знакомить меня с друзьями? Ясно.

Тон у него настолько ядовитый, что аж бесит.

— Что тебе «ясно»?

— Что только что тебя всё устраивало, а теперь — «всё, пока». Как ты сказал, я «нормальнее ваших»? Или это была очередная шутка? А то я не понял, где смеяться.

Фигасе предъявы! У меня, конечно, есть недостатки — у кого их нет? — но лицемерие к их числу не относится! И то, что Эрик подумал так обо мне, — особенно то, что он вроде даже имеет для этого основания, — настолько выводит из себя, что, когда со стороны компании доносится что-то неразборчивое, но очевидно ехидное — и смешочки следом, — я срываюсь к ним. Всё равно ведь стоят рядом с проходом, без конфликта не обойдётся, поэтому можно начинать уже сейчас.

К сожалению, эффект от моего смелого и угрожающего приближения несколько портит грязное месиво снега под ногами. Окраина города, со стороны учебки сплошь глухие стены хозпостроек, так что территорию убирают спустя рукава. Добравшись до компании — вблизи понимаю, что и правда старшекурсники, видел их в коридорах, — направляюсь к паре качков в центре. Трудно с ходу понять, кто из них двоих главный.

— Что сказали?

— Что? — один из парней внаглую ухмыляется. — Ты кто вообще такой?

— Тот, кто сломает тебе нос, — бросаю я сверху вниз.

Круто быть высоким: даже если сантиметров на пять выше противника, то всё равно превосходство.

— Хрена! — тянет старшекурсник, оглядывая свою компанию с деланым удивлением. — Стоим себе с дамами, культурно отдыхаем, а тут нате вам, «нос».

— Мужики, давайте успокоимся, — раздаётся голос откуда-то сбоку, из-за девичьих спин.

О, этого мелкого я знаю, он из оргкомитета и ещё стенгазетой заведует. Оказывается, кадетов четверо. Это хуже.

— Погоди, Новак, — не спеша цедит второй качок. Ага, судя по тону, это главарь. — Если господин Блэйк желает разобраться в ситуации, так нужно помочь. Я сказал, что ты вампир. Гляжу вот, и подружку такую же нашёл.

И смотрит — мол, что делать будешь? Девушки вокруг хихикают с издёвкой. Неудачникам в меньшинстве никто сочувствовать не будет.

Тот факт, что они меня знают, хотя я их нет, колет неприятно. Будто у них преимущество. Ещё и предъявы кидают! Только какие-то несуразные. Я, конечно, привык к болтовне про вампиров, да и шутки про мои клыки звучали, но то ведь было в узком кругу однокурсников, неофициально, а когда незнакомые старшекурсники выдают это на полном серьёзе — неожиданно. Так что я искренне удивляюсь:

— Какой «вампир»? Ты что, больной? Всё это херня.

Новак из оргкомитета с энтузиазмом подхватывает:

— Вот я и говорю, не имеет научных доказательств!

Главарь хмыкает высокомерно и делает шаг ко мне, выходя один на один. Настолько близко, что чувствуется шлейф алкоголя.

— А давай спросим у твоей группы?

— И что же они тебе скажут? — я со своей стороны тоже наклоняюсь ближе к его наглой морде.

— Уже сказали. Никто не будет против, если мы тебе клыки повыдергаем. И подружке твоей заодно.

Бросает короткий взгляд мне за спину, и я, вдруг вспомнив про Эрика, оглядываюсь. Блин, я психанул и как-то забыл про него, а он, оказывается, не ушёл! Более того, приближается к нам, меся ботинками грязно-снежную кашу. Неясно, с чего он решил вписаться, но это неожиданное подкрепление втихаря радует: Новак явно не боец, четвёртый из их компашки тоже стоит смирно, по-прежнему обнимает свою девчонку и в разговор не лезет, а против двух борзых мы с Эриком выступим вполне симметрично. Отлично, это ускорит процесс! Не то чтобы я не любил хорошие разборки, но именно сейчас уже хочется отдохнуть, завалиться в спальне с киношкой или, может, подрочить.

Однако сначала нужно прояснить ситуацию, не хватало Эрика втягивать. Так что я поворачиваюсь обратно к главарю и ловлю его взгляд.

— Он тут ни при чём и вообще гражданский.

Тот порывается ответить, однако разговор перебивает непонятный шум справа. На автомате поворачиваю голову и вдруг вижу, что второй качок, с перекосившейся челюстью и удивленно распахнутыми глазами, валится на девицу рядом, она вскрикивает, отскакивая с траектории падающего тела… Следующие несколько секунд сливаются в хаос. Вокруг нарастают женский визг и причитания Новака: «Мужики, мужики…», — а я хватаю Эрика поперёк груди, удерживая и попутно выпихивая за границы компании.

— Эй, стопэ, ты чего?!

Он не сопротивляется, но я на всякий случай всё же продолжаю держать — чтобы показать народу, что всё под контролем, драка остановлена. Оглядываюсь на них. Главного держит молчаливый парень, Новак помогает подняться упавшему. Вроде спокойно. Так что я, отпустив Эрика, быстро разворачиваюсь к кадетам, теперь загораживая его спиной.

— Так, мужики, простите. Это недопонимание.

— Нормально, — уверенно повышает голос Новак, одной ладонью упираясь в грудь сокурсника, вторую выставив по направлению к нам, будто рефери на ринге. — Никто не хочет проблем.

Прыгаю настороженным взглядом по старшекурсникам. Новак очевидно настроен прекратить нарушение порядка. Молчаливый парень, судя по всему, тоже не хочет драки. Качки, ясное дело, кипят тестостероном, но в итоге всё же отводят глаза, главарь раздражённо сплёвывает. Минута переглядок — и Новак кивает мне, ставя точку в конфликте.

Оперативно тяну Эрика прочь, в густую тень соседнего промышленного здания. Понятно, что безопаснее было бы пролезть на территорию учебки сейчас, шум могли услышать, но мне необходимо прояснить ситуацию.

Шиплю:

— Ты зачем полез?

Но он молчит, через моё плечо внимательно наблюдая за тем, как компания расходится: кадеты к проходу в ограде, девушки прочь. Однако я всё же заглядываю Эрику в лицо, ожидая комментариев к произошедшему. Наконец он переводит взгляд на меня.

— Не люблю, когда толпой на одного.

— Блин, спасибо, конечно, но мог бы просто рядом постоять. Типа… — я двигаю шеей как в том клипе, показывая, насколько круто мы бы выглядели вдвоём. Как настоящие супер-напарники.

— Что это значит? — Эрик передразнивает моё движение, и в его варианте это выглядит глупо.

— Ну. Поговорили там… — я продолжаю изображать крутые танцевальные движения. У меня-то лучше получается. — И всё.

Он кривится то ли недоумённо, то ли презрительно.

— Танцевальная битва?

— Что?..

— Я говорю, вы не собирались драться?

— Нет, конечно! У нас с этим строго. То есть бывает, иногда, но редко. Обычно так, побычили, померились, у кого яйца больше…

— Холодновато для этого, — Эрик усмехается снисходительно, будто речь про развлечения детсадовцев. — В общем, ясно.

— Что опять тебе «ясно»?

— У нас нужно было бить сразу, на опережение и никогда не просить прощения. Тогда был шанс, что тебя воспримут серьёзно.

— Это где, в религиозном приюте? Кхм. Не, у нас цивилизованные правила. Если хочешь прям мордобоя — можно пойти в спортзал, разобраться. Но обычно без этого.

— Ну-ну. А я-то решил, что помощь нужна. Намекнул бы хоть, что это друзьяшки твои, — помахал там, поулыбался. Откуда я знаю.

Ну вот, в дополнение ко всему он решил, что я настолько слабак?!

— Да я сам кому хочешь помогу! — однако, подумав, всё же добавляю: — Но спасибо.

— Ладно, — бросает Эрик и разворачивается уходить.

Но теперь я хватаю его за плечо. Нет уж, я не отпущу его в таком, очевидно недовольном и разочарованном, настроении. Зря, что ли, весь день наводил мосты дружбы.

— Подожди. Извини, если что. Я, вообще, серьёзно говорил.

Он мыкает неопределённо. Блин, что сказать-то? Я же извинился, что ещё? Поискав варианты, добавляю:

— Так что, подождёшь? А то вдруг навернусь.

Эрик смотрит на экран телефона.

— Автобус скоро.

— Да. Тогда напишу. Ну, когда залезу. Да?

— Ага.

Тяну его рукав, заставляя посмотреть на меня. И, дождавшись этого, говорю со всей доступной убедительностью:

— Спасибо.

Кивнув, Эрик уходит в направлении проспекта, а я топаю к ограде учебки. И вот что странно: мысль о том, что кто-то ждёт, пока я проберусь на территорию, дойду до здания казармы, заберусь по стене, отковыряю примёрзшую щеколду окна и напишу сообщение, что всё в порядке, неожиданно греет. Я бы даже сказал, по-семейному. Конечно, я уже давно вырос и не нуждаюсь в снисходительном контроле, но именно накануне Нового года он не раздражает, а вызывает тёплые чувства — как напоминание о прошлом, детстве, праздниках и семейной заботе.

***

На следующий день, 31-го, нас уже не выпускали с территории. Больше всего об этом пожалели мои однокурсники — потому что я, само собой, взялся выяснять, что за херню они болтают, почему неведомо кто кидает мне предъявы от их лица, и с какой стати мои клыки, оказывается, так широко известны среди контингента нашей части.

Вот поэтому, когда после обеда комендант засёк меня в коридоре и, естественно, намётанным взглядом обнаружил синяк на морде, никто из однокурсников не решился стучать ему про окно и мои отлучки. Единственное, чего комендант добился в процессе расследования, — что вчера все занимались своими делами и моей незначительной персоной не интересовались. По поводу мордобоя тоже доноса не поступило, а я, глядя коменданту в глаза, честно сказал, что ни с кем не дрался — мысленно добавив «на территории части», — а упал в туалете. Правда же! В общем, комендант знатно поорал, но самоволку или нарушение порядка доказать не смог. Отправил меня побегать по плацу — вообще не проблема — и лишил ёлки, этого сомнительного «праздника» в компании однокурсников и нравоучительных речей парторга, чему я даже обрадовался.

Стычка со старшекурсниками последствий не имела, кроме одной приятной мелочи — болтовня про вампиров в нашей спальне поутихла. То есть именно притихла, а не исчезла, в моём присутствии однокурсники стали вести себя тише. Спрячутся компанией в уголке и шу-шу-шу. Но в лицо мне никто больше не предъявлял — ни в группе, ни в коридорах. Сами те старшекурсники, когда мы как-то раз пересеклись, сделали вид, что меня не знают, только Новак осмотрел придирчиво — мол, не создаю ли проблем, все ли пуговицы на кителе застёгнуты, — но он со всеми так.

***

Третьего января — наконец-то, свобода! — к началу вечерней смены уже сижу за столиком в кофейне «У Фрэнка».

Эрик при виде меня не показывает никаких эмоций. Будто мы и не знакомы вовсе. Подходит, демонстративно достаёт бумажный блокнот и перьевую ручку.

— Добрый вечер. Что будете заказывать?

— Эспрессо, пожалуйста.

— Дополнительных ингредиентов нет.

— Я понял.

Пауза. Чуть склоняется ко мне и понижает громкость:

— Если хочешь, есть апельсиновый пирог. Правда, не совсем свежий.

— Отлично! — я оживляюсь. — Дайте два!

Он качает головой.

— Только один. Второй я съел на обед.

Народу в зале почти нет — естественно, на праздники многие уехали, — так что мой заказ Эрик приносит быстро. На подносе — белая чайная пара и свёрток в пергаментной бумаге. Внутри оказывается пирог с бисквитом и оранжевой прослойкой желе, почему-то мятый, но и в самом деле вкусный.

«Вечер на пляже» без дополнительных ингредиентов — в самый раз. От одной только мысли про алкоголь подташнивает.

С сожалением обнаружив, что уже половина девятого — теперь придётся возвращаться в часть до девяти, комендант взялся следить за моей дисциплиной, — прошу счёт.

Демонстративно кладу на поднос пачку купюр и смотрю на Эрика, ожидая реакции. Не собираюсь я быть ему должным за то, что перепился. К тому же мне и родители помогают, и жильё бесплатное, ему деньги нужнее.

— Ваши чаевые.

В итоге он всё же кивает.

— Благодарю. Приходите к нам ещё.

Ненавязчиво интересуюсь:

— А когда рецепты коктейлей вернутся к прежнему состоянию?

Эрик тихо отвечает:

— Когда дорастёшь. А пока пей молочные, — он опускает взгляд на пачку денег, словно раздумывая. — Кстати, завтра будет новинка, шоколадно-апельсиновый.

— Сладкий? — я расплываюсь в предвкушающей улыбке. Это и впрямь отличная новость, компенсирующая исчезновение алкоголя из моего персонального меню.

— Для постоянных клиентов — с двойным сиропом.

— Круто! Я приду. А пирог ещё будет? Только хотелось бы не такой жёваный.

Эрик нервно зыркает через плечо, на прилавок в противоположном углу, и я, проследив за его взглядом, замечаю, что там Фрэнк за кассой навострил уши. Что всё это значит? Чёрт, у меня плохо с намёками, интригами и всяким таким. Погодите-ка… Наклонившись к подносу, который всё ещё держит Эрик, бегаю взглядом по строчкам в чеке. Кофе, коктейли… Пирога нет. И он такой мятый, словно… Словно Эрик привёз его с собой на работу.

— Очень вкусный кофе! — повышаю голос в сторону Фрэнка и показательно улыбаюсь. — Просто офигенный! Спасибо вам!

Фрэнк улыбается в ответ, кивает. Отворачивается. Уф, пронесло!

Шепчу Эрику:

— Извини. Я не допетрил. Спасибо.

— Пожалуйста, — он тоже шепчет. — Ты же говорил. Про праздничный пирог. И что три дня. Я сегодня увидел его в магазине и вспомнил, что ты придёшь, наверное.

— А можешь завтра ещё купить? — Заметив, что Фрэнк опять пялится на нас, я вновь улыбаюсь ему и показываю большой палец, продолжая бормотать сквозь зубы: — Я здесь таких не видел, он прям классный.

— Хорошо. Ну, иди уже, а то поздно. Малышам пора спать.

— Ха-ха. Не будь тут Фрэнка, я бы тебе…

— Давай, угрожака. Паспорт получи для начала, тогда поговорим, кто кому чего.

— В мае получу! Вот приду сюда, и ты сам мне сделаешь «Секс на пляже»!

Он фыркает от смеха.

— Фига запросы. Где я пляж возьму?

— Чо сказал?..

— Говорю, «Секс на пляже» не умею. Но за полгода постараюсь научиться. Там рецепт несложный.

— Отлично. Ну, я пошёл. Но завтра приду!

— Буду ждать с нетерпением, — Эрик усмехается иронично.

Звякнув колокольчиком на двери, выхожу на тёмную улицу. Полной грудью вдыхаю приятно-морозный воздух. Всё-таки хороший получился Новый год, хоть и непривычный. Я не попал домой и даже на ёлку не попал, зато познакомился с Эриком, мы нормально посидели, можно сказать, отметили по-взрослому, а теперь, глядишь, он наладит мне поставку апельсиновых пирогов… Чего ещё хотеть от жизни? Разве что девушку. Красивую и непременно блондинку. Вот в предстоящем году этим и займусь.

КОНЕЦ

Примечания

Особенности вампирских типажей — в первую очередь отсылка к кланам из Vampire: The Masquerade — Bloodlines.

Сантьяго — фамилия в честь апостола Иакова. В Европе есть El Camino de Santiago — паломнический путь к предполагаемой могиле апостола Иакова в испанском городе Сантьяго-де-Компостела (входит в число памятников всемирного наследия ЮНЕСКО)