Чингисхан. Пядь земли [Нариман Ерболулы Ибрагим RedDetonator] (fb2) читать онлайн

RedDetonator Чингисхан. Пядь земли

Глава первая. Почтенные побоища

/23 мая 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония/

Зал заседаний Сената готского народа был полон людей. Сотни сенаторов, бывших старейшин деревень, сидели на деревянных трибунах и слушали одного человека.

Эйрих стоял посреди большого зала и продолжал свою речь.

Он готовился тщательно, подолгу взвешивая все аргументы и распределяя их в соответствии с одному ему понятной структурой. Кто-то, разбирающийся в риторике, быстро бы понял, что Эйрих следует строгому воспроизведению всех цицероновских шагов построения речи, но на готском языке. Все части его речи были безупречны с точки зрения классической риторики, поэтому имели максимально возможное воздействие на слушателей. Дальше только хлопать стариков по щекам и вдалбливать свои идеи с помощью кулаков.

– … вам сегодня предстоит решить на будущее: жить в мнимой безопасности, тщетно рассчитывая, что гунны стерпят удар или же, напротив, решиться на опасный исход в неизведанные дали, в поисках лучшей доли!

Старики молчали и пристально смотрели на мальчика, который говорит так, как не умеют говорить даже умудрённые годами мужи. Дело в том, что он инициировал это заседание своим докладом, пользуясь полномочиями должности претора.

Некоторые из сенаторов задумчивы, а некоторые не скрывают пренебрежения на своих лицах. Тем не менее, всем фракциям сенаторов предстоит определиться с позицией, учитывая слова этого мальчика.

– Земли римлян богаты и плодородны, – продолжал Эйрих своим хорошо поставленным голосом, – они усеяны большими городами и бесчисленными деревнями.

Сенаторы всколыхнулись, услышав, безусловно, приятные слова.

– Предлагаю поставить этот вопрос на голосование, – Эйрих сделал паузу. – Не лишним считаю напомнить, что в результате заседания обязательно должен быть издан сенатусконсульт.^[1]

Ожидаемая проблема Сената – старики подолгу спорят и не могут договориться, поэтому протокол заседаний зачастую нарушается и по итогам не формулируется сенатусконсульт. У Эйриха даже были некоторые сомнения в успехе его затеи, потому что, несмотря на всю подготовку, старики опять устроят ругань и массовую драку. Сам он в таких свалках со стариками не участвовал, но свидетелем был не один раз.

Два дня назад, при прослушивании доклада консула Зевты, отца Эйриха, члены Чёрной фракции закусились с Зелёной фракцией, после чего началась массовая драка, к которой присоединились члены Красной фракции.

Фракции Сената – это естественное стремление людей объединяться против остальных.

В Зелёной фракции состояло уже шестьдесят три сенатора, а главным среди них были Куруфин со своим шурином, Осгаром. Весомыми людьми в этой фракции считались сенаторы Бартмир, Гундиульф, Бадухард, Визивин, Грэмахард, Гарвульф и Мит, но все они опирались при голосовании на мнение Куруфина. Эта фракция образовалась только потому, что её члены не разделяли или не полностью разделяли позиции двух самых первых по происхождению фракций – Чёрной и Красной.

В Чёрной фракции лидером был Сигумир Беззубый, а весомыми персонами можно было назвать Альбвина, Хродхажана, Фридомуда, Отгера и Альдамира Седоголового. Численность их – сорок сенаторов. У этих наблюдается строгая централизация вокруг Сигумира, который, может и без зубов, но очень уважаем остальными сенаторами даже вне своей фракции. Сигумир не только беззуб, но ещё и стар, поэтому не хочет ничего менять в укладе жизни племени и уж точно против того, чтобы куда-то там долго идти, на ранних заседаниях Сената он слишком громко выражал своё мнение, поэтому вокруг него начали собираться сторонники такой позиции.

В Красной фракции за главного Дропаней, тот самый, что судил поединок Эйриха с Вульфой. Значимыми членами фракции можно назвать сенаторов Одилу, Берканана, Дурисаза, Вунжо Старого, Ваза и Грэма. Тридцать пять сенаторов – таково их число, что неудивительно, так как недавно небольшая группа откололась и присоединилась к Зелёной фракции. Красные хотят, по крайней мере сейчас, чтобы остготы отбросили дрязги и собрались в единый кулак, чтобы вторгнуться в Италию и отнять богатые земли у римлян. Больше в программе сенатора Дропанея, на данный момент, ничего нет.

А есть ещё Белая, последняя и самая малочисленная фракция – всего пятнадцать сенаторов. Там за главного сенатор Торисмуд, можно сказать, человек Зевты, а на правах консилария во фракции заседает отец Григорий – Торисмуд снюхался с арианским священником на почве сходства интересов и общего друга, Зевты, сына Байргана. Белая фракция никогда не поднимает вопросов на обсуждение, не вступает в полемику, но служит этаким последним камнем на чаше весов – страшно представить, насколько бы затянулись заседания по поводу рядовых вопросов, не будь Торисмуда со своей фракцией.

Сенат готского народа – это глиняный кувшин с разъярёнными бородатыми стариками, в особо ожесточённых полемиках готовых убивать своих оппонентов. Старейшины и раньше ругались между собой, даже устраивали кулачные бои деревня на деревню, но до учреждения Сената они были отделены друг от друга расстоянием между деревнями. Теперь массовые схватки с привлечением односельчан устраивать запрещено, поэтому старички справляются своими силами – клюки тяжелы, а праведный гнев придаёт дополнительных сил для битвы против политических оппонентов. И регламент заседаний не сильно-то помогает, потому что вооружённых людей, охрану и деревенскую стражу запускать в Сенат запрещено. И вокруг здания находится область, куда нельзя заходить вооружённым людям – стража не пропустит.

– Ты многого хочешь, Эйрих Щедрый, – заговорил Сигумир Беззубый. – Набеги – это одно дело, а большое переселение – другое. Нужно всё взвесить и тщательно обдумать…

Как всегда, призывает к умеренности и предлагает тянуть время.

– Нечего тут думать! – воскликнул сенатор Дропаней. – Эйрих говорит дело – у римлян земля сочнее, а города…

– Тебе не давали слова, тупорылый ты… – начал вставать сенатор Сигумир.

– То же о тебе скажу, плешивый мерин! – выкрикнул Дропаней, вскакивая с лавки.

– А ну иди сюда, сопляк… – перехватил Сигумир клюку.

Члены фракций начали подниматься с лавок и готовиться к ожесточённой схватке. Уже не нужно политических причин, все знают позиции оппонентов и идут на заседания как на бой.

– Прекратить!!! – ударил по полу посохом сенатор Торисмуд. – Ведёте себя как несмышлёные дети, даром что бороды белые отрастили!

Слова никак не повлияли на намерения чёрных и красных.

– Почтенные старцы! – громко заговорил Эйрих, предчувствующий, что если не вмешаться, то и это слушание будет безнадёжно провалено. – Услышьте меня!

Сигумир, полностью проигнорировавший слова Торисмуда, посмотрел на Эйриха и дал знак своим людям. Дропаней тоже придержал своих, желая послушать.

– Дракой дело не решить! – увидел шанс Эйрих. – Предлагаю отложить голосование по нынешнему вопросу и разработать методику решения острых конфликтов между фракциями!

Сигумир Беззубый почесал бороду и задумчиво уставился в потолок. Эйрих уже знал, что может предложить этот старик – судебные поединки. Он озвучивал эту идею заседание назад, после того, как получил чьей-то клюкой по голове. Плохая идея, потому что тогда законы готов будут приниматься на крови. Тенгри будет гневаться.

– В этом что-то есть, – сказал Дропаней. – Лучше придумать что-то более мирное, а то кости уже не те, что в молодости…

– Прошу вас, почтенные, – не стал терять инициативу Эйрих. – Вернитесь на свои места и мы завершим заседание переносом!

– Так и быть, – решил Сигумир, после чего посмотрел на своих сторонников. – На этот раз.

Дропаней тоже что-то шепнул своим и сенаторы вернулись на свои места.

Эйрих думал, что здесь старики как у него на Родине – мудрые и почтенные, предпочитающие разрешать свои и чужие конфликты словами, а не кулаками. Увы, его ожидания и чаяния не оправдались, потому что эти старики, все, без исключения, родились в пути, видели десятки сражений не на жизнь, а на смерть. Суровая жизнь превратила их в суровых людей. Если спорить – то до драки. Если драться – то до последнего стоящего на ногах. Без альтернативы.

«Отец так делал, так готы делают», – вспомнил Эйрих слова своего отца, Зевты.

Даже в худшие годы в степях не было таких бедствий, которые переживали готы, идущие в неизвестность в поисках лучшей доли. И Эйрих прекрасно понимал Сигумира, не желающего подвергать себя и остальных тем лишениям, которые переживал в детстве, юности и зрелости.

«Но сейчас всё иначе», – подумал Эйрих, наблюдая за тем, как сенаторы перешёптываются между собой. – «Мы точно знаем, что римляне слабы, потому что Аларих подточил их силы. Надо бить до того, как они восстановятся».

– Заседание отложено до завтра! – объявил Барман, народный трибун, выбранный общим голосованием свободных селян всего готского народа.

Каждое село, указом Сената, объявлено трибой,^[2] где каждый свободный мужчина участвует в выборах народных трибунов, представляющих интересы народа.

В Сенате трибуны не заседают, но могут выступать с предложениями или интерцессиями^[3] против действий зарвавшихся магистров. И если решения Эйриха могут остановить и аннулировать только вышестоящие магистраты, то народные трибуны вне этой системы и могут остановить даже консула.

Делиться властью было дискомфортно, откровенно неприятно, но необходимо. То, что у римлян происходило постепенно и стихийно, ему приходится вводить быстро и решительно. Такова цена, ради высшей цели – мощного и долговечного государства.

– В следующий раз… – тихо произнёс Эйрих, покидая здание Сената.

Здание построено из качественного дерева, являлось самым высоким сооружением в их безымянной деревне. Выбор названия деревни – это повестка отложенного заседания, которое, возможно, состоится сильно позже, а может и не состоится вовсе.

– Эйрих, – заулыбался Альвомир, ожидающий своего попечителя у входа. – Кончилось?

– Да-да, всё закончилось, – по-отечески улыбнулся ему Эйрих. – На этот раз никто не подрался.

– Ха-ха, драка! – рассмеялся Альвомир. – Домой? Кушать?

– Да, конечно, – кивнул Эйрих. – Надеюсь, уже приготовили что-нибудь…

– Мясо… – мечтательно произнёс гигант.

Вместе они направились по главной улице деревни, к отцовскому дому.

– Эйрих! Здоровья тебе! – помахал ему рукой сосед, Бальдомир Рыбак.

– И ты будь здоров, уважаемый! – приветливо помахал ему в ответ Эйрих.

Поддерживать добрососедские отношения и иметь хорошую репутацию среди свободных граждан – этому он научился у Гая Юлия Цезаря, который не жалел денег на то, чтобы его никогда не забывали и всегда говорили о нём только хорошее.

– Сегодня открываю римское вино! – сообщил сосед. – Приходи вечером! И Альвомира захвати!

– Обязательно! – ответил Эйрих. – Отца пригласишь?

Без отца, пока он живёт в его доме, ходить на званые попойки нельзя – это неуважение, достойное порицания.

– Уже пригласил! – хохотнул Бальдомир.

– Тогда жди после заката солнца! – ответил ему Эйрих и продолжил свой путь.

Сосед хочет повыгоднее сбыть своих дочерей, которые уже практически на выданье. Пусть пытает удачу. Эйрих собирался брать жён с боем, самых знатных дев, из самых богатых родов враждебных племён. Так больше почёта, больше славы да и детишки от таких жён получаются красивее и здоровее. А если и брать жён по договору, то только императорских кровей – на меньшее Эйрих не согласен.

У дома он учуял запах жареного мяса.

– Мясо! – обрадовался Альвомир и побежал к дому. – Мясо!

– Ещё не готово! – преградила ему путь Тиудигото. – Ждите на улице! Дома совсем места нет!

Альвомир озадаченно почесал затылок и остановился у порога.

– Подождём, – улыбнулся ему Эйрих. – Еда уже никуда не убежит.

– Ног же больше нету у неё, гы! – успокоенный собственной догадкой Альвомир сел прямо на траву у дома. – Не убижыт!

Эйрих посмотрел на своего подопечного и вспомнил о кузнечном заказе.

От идеи сделать Альвомира неубиваемым поединщиком, предназначенным для разрешения конфликтов на политической почве, Эйрих не отказался. Но чтобы гигант стал действительно неубиваемым, нужны были особые броня и оружие.

В их деревню начали съезжаться мастера по железу, прослышавшие о том, что Эйрих собирается собирать вокруг себя большую дружину, которая, неслыханное дело, будет получать некую «зарплату» за каждый день службы и снаряжение за счёт Эйриха. Именно последнее обстоятельство привлекло самых предприимчивых кузнецов, ожидающих больших прибылей.

Следственно, деревня постепенно разрасталась, потому что кузнецы едут не в одиночестве, а ещё, просто благодаря начатому движению и наличию здания Сената, прибывают торговцы, вдовы, кандидаты в дружину и прочие, прочие…

Южная часть деревни непомерно разрослась шатрами и хибарами из свежесрубленного леса. Деревню ещё нельзя назвать городом, но она к этому званию стремится.

– Не убижыт, гы, – вновь заулыбался Альвомир.

«При взгляде на него не захочешь даже намёком проявлять угрозу, лишь бы не пришиб», – подумал Эйрих. – «А внутри он просто маленький мальчик, которому нужно не так уж и много для счастья».

Некоторое время спустя, Тиудигото дала знак входить в дом.

– Вкусно, мясо, много! – уселся Альвомир за стол, а затем посмотрел на Эйриха. – Эйрих, еда!

Эйрих сел рядом и взял первый кусок мяса из серебряного блюда. Оленя пристрелили сегодня утром, причём сам Эйрих к этому не имел никакого отношения – это работа Зевты со своими дружинниками.

Тщательно пережёвывая хорошо прожаренное и перчённое мясо, Эйрих думал о ситуации вокруг собственного отца.

Зевта стал большим человеком, консулом при Сенате, хотя в народе ходит молва, что власть его равна рейксовой, а сам он без пяти минут рейкс. На самом деле всё намного сложнее, потому что у консула есть ограничения власти, накладываемые народными трибунами и вторым консулом. Должность второго консула вакантна, потому что Сенат хочет использовать её для приманивания кого-нибудь особо ценного и могущественного. Но пока нет второго консула, обязанности его выполняет Зевта, к которому приставили проконсула Хротмара.

Хротмар – это уважаемый старец, некогда бывший старейшиной одной из деревень, но ушедший на покой, с передачей должности в пользу своего сына. Не пожелав входить в Сенат, хотя его туда активно звали, он согласился стать проконсулом, чтобы регулировать деятельность Зевты, считавшимся молодым для столь ответственного поста. Старики меряют мир по себе и все, кто младше, кажутся им глупыми и наивными.

«Если отец кажется им слишком юным и требующим контроля от кого-то из „взрослых“, то каким им кажусь я?» – подумал Эйрих, откусывая от бедра оленя.

Вопросы по поводу возрастного ценза пока поднимать рано, потому что это не в интересах самого Эйриха, но старики в Сенате уже начинают потихоньку бурчать.

– Ты не задумывался об отдельном доме, сын? – вдруг спросила Тиудигото.

Это не было неожиданностью, потому что он стал дружинником, а ещё замещает должность претора, что делает его, в глазах общества, полноценным взрослым мужчиной и всем, кроме сенаторов, плевать, что идёт его тринадцатая зима. Скоро пойдут слухи, дескать, Эйрих – это сопляк, не желающий отрываться от материнской сиськи. Надо разбираться с этим.

– Задумывался, – кивнул Эйрих. – На днях переселюсь в бражный дом.

Кормёжка там похуже, чем в доме родителей, потому что готовят на большое количество мужей, но жить там можно и это позволит избежать неудобных вопросов.

– Если неудобно, то можешь пожить у нас ещё! – почему-то спохватилась Тиудигото.

– Нет, давно надо было, – покачал головой Эйрих. – Как тронемся в путь, это будет неважно.

Почему-то у него была уверенность, что сенаторы примут верное решение. На стороне воззваний Эйриха стояла аристотелевская логика, а против стоит лишь трусливое нежелание что-то менять. Эйрих говорит об угрозе от гуннов, а старики не хотят поднимать свои дряхлые задницы и двигаться дальше на запад.

Дополнительным козырем Эйриха был отец Григорий, который поддерживает идею переселения в Италию, а также его паства, которая многочисленна, если считать по всем деревням. Священников у готов много, они признают быстрый взлёт отца Григория, но иерархия санов ещё не до конца определилась. Впрочем, на новом месте надо будет построить хорошую церковь, ответственным за которую назначить отца Григория, чтобы никто не усомнился, что в духовной среде главный именно он.

«Ведь это так у римлян работает?» – попытался припомнить Эйрих, запивая мясо разбавленным вином. – «У кого больше церковь, тот и важнее?»

Альвомир глотал мясо почти не пережёвывая, стремясь съесть всё, что ему положили здесь и сейчас. Еда – это главная его радость, которой Эйрих, по возможности, потакал. Всё-таки, он жалел этого гиганта, обделённого умом…

«Вопросы с верой надо решить», – вдруг подумал Эйрих. – «Отец Григорий, как наиболее лояльный человек веры, будет назначен главным, как Папа у римлян, а остальные в соответствующей иерархии, но с этим они пусть сами разбираются. Надо будет написать доклад и выставить его на обсуждение в Сенате. Старики опять подерутся, потому что там половина выросла во язычестве, а не при Христе…»

Надо было что-то делать с насилием в Сенате, где почтенные старцы дерутся словно дети. У Эйриха было мало надежды на повестку следующего заседания, но, со временем, проблема должна решиться.

«Ведь древние римляне были не менее суровы, чем готы», – подумал Эйрих. – «Хотя кто сказал, что они не дрались на заседаниях?»

С другой стороны, каждый старик в Сенате считает, что влияет на судьбу всего готского племени, и это действительно так, на самом деле, поэтому неудивительно, что каждый сенатор борется, используя все доступные аргументы.

Эйрих не знал, как решать эту проблему. Опыт прошлого в этом нисколько не помогал, потому что монголы, собираясь на курултаи,^[4] вели себя сдержанно, потому что курултай – это знаковое событие, случающееся в особых случаях, с сотнями уважаемых людей вокруг. А готские старейшины друг друга, в большинстве своём, не уважают, у них старые счёты, старые обиды и оскорбления, а ещё заседания Сената происходят на регулярной основе, потому что готам сильно не хватает законов. Законов, можно сказать, нет.

«Я уже вошёл в историю тем, что с моей подачи принимаются первые письменные законы остготов», – подумал Эйрих. – «Но я обязательно сделаю больше».

– Ты чего такой задумчивый? – спросила Тиудигото, докладывая ему дополнительные куски мяса.

– Думаю о Сенате, мать, – ответил Эйрих.

– Ох уж эти старики… – вздохнула она. – Слухи ходят…

– Что люди говорят? – заинтересовался Эйрих.

– Говорят, что старики нашли себе новое развлечение – послушают твои слова или Зевты, а затем драку устраивают, – ответила Тиудигото. – Не к добру это.

– Вот об этом и думаю, – Эйрих увидел пустую тарелку Альвомира и выделил ему три куска мяса из своей.

Здоровяк заулыбался и благодарно похлопал Эйриха по плечу. Капли жира замазали недешёвую красную тунику, но Эйриху было плевать, потому что у него туник будет много, а Альвомир один и ценность его сложно переоценить.

– Знаешь, что скажу? – заговорила Тиудигото. – Надо тебе пристыдить стариков. Какой пример они дают молодым? Уважение к сединам у готов в крови, но как можно уважать седых детей?

– Обдумаю это, – пообещал Эйрих. – Что ещё люди говорят о Сенате?

– Ещё говорят, что не видно никаких результатов, – сказала Тиудигото. – Старики сидят, ругаются, дерутся, а вот если бы был один рейкс, то…

– Рейкса у нас не будет, – прервал её Эйрих. – А сделали мы уже много. Что-то ещё говорят?

– Сам дальше выясняй, – усмехнулась мать. – Я своё уже сказала.

Править в отрыве от простых людей – это путь к смерти. Надо знать, о чём люди говорят, знать, что их беспокоит и гложет, какие нужды они испытывают, потом надо помогать им, развеивать беспокойства и удовлетворять нужды, а там и народная любовь прибавиться, а с нею станет крепче власть. Темучжин жил достаточно долго, чтобы это понимать.

«Если меня будет любить народ, то я всегда могу рассчитывать на должность претора», – подумал Эйрих. – «А то и консула, чем Эрлик^[5] не шутит?»

– Идём, Альвомир, – произнёс Эйрих, когда мясо закончилось. – Надо к кузнецу, справиться о нашем заказе, а потом будем переселяться в бражный дом.

– Брага… – мечтательно произнёс Альвомир.

– Нет, тебя нельзя, ты и сам знаешь, – покачал головой Эйрих. – Мясо – сколько хочешь, медовые лепёшки – тоже сколько хочешь, но брага – нет.

– Да, брага – нет, – с неохотой согласился Альвомир.

– То-то же, – улыбнулся Эйрих. – Идём, у нас много дел.

Глава вторая. Войны начинаются коллективно, заканчиваются так же

/24 мая 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония/

Бражный дом сейчас выглядел необычно. Большая его часть выглядела как всегда, то есть столы, воины, еда и брага, а меньшая часть пустовала. И в этой пустующей части, огороженной плетёными ширмами, находились сейчас Эйрих и Виссарион.

– Вот здесь будете заседать, – указал Эйрих на круглый стол в углу. – Пока так, а потом посмотрим.

– Но что я буду делать? – недоуменно спросил Виссарион.

– Читать письма, – ответил Эйрих, положив на стол кипу пергаментов. – Вот сообщения от визиготского вельможи, прослышавшего о том, что у братьев по крови произошли какие-то заметные изменения в политике.

– И я должен… – начал раб.

– Ты должен будешь, вместе со своей женой и Татием, формировать мой личный табуларий,^[6] – усмехнулся Эйрих. – О пергаментах не переживай, всё будет, но документы должны быть в трёх доподлинных копиях, а не в списках.^[7]

– Если беспокоишься о сохранности, господин, то храни эти копии в трёх разных местах, – посоветовал Виссарион.

– И за это тоже отвечаешь ты, – кивнул Эйрих. – У меня в табуларии должно быть не хуже, чем у Гая Юлия Цезаря.

– Будет, господин, – заверил его Виссарион.

Эйрих, с недавних пор, живёт в бражном доме, до той поры, пока не пожелает построить свой дом, но спешить с этим он не будет. Если старики в Сенате не будут мешать голосованию драками и руганью, то принципиальное решение о великом походе в Италию будет принято и ни о каком жилье здесь не может идти и речи.

– Ещё кое-что, – вспомнил Эйрих. – До вечера обойди всех воинов, изъявивших желание вступить в мою дружину – скажи, чтобы с утра собрались перед моим домом – будем выбирать лучших.

– Слушаюсь, господин, – кивнул Виссарион.

– Ещё раз проверь склады – отчитайся мне, сколько осталось броней, оружия, конских сбруй, – продолжил Эйрих. – Скоро я поеду кое-куда, поэтому следует ожидать пополнения наших запасов.

– Куда едешь, господин? – поинтересовался раб.

– В Константинополь, – ответил Эйрих. – Но это сильно зависит от того, как сложатся дела в Сенате. Если великий поход будет отложен на неопределённое время, то выехать не удастся, а вот если он станет решённым делом, то отправимся по первой возможности.

В столицу Восточной Римской империи Эйрих хотел попасть уже очень давно. Императорская библиотека Константинополя – это место, где он мог бы остаться жить, если слухи о количестве трудов окажутся правдой. И пусть Эйриха интересовали труды прикладного характера, больше связанные с войной и экономикой, в этой библиотеке всё же стоит задержаться, только ради возможности найти что-нибудь полезное среди десятков тысяч пергаментов.

Также там точно есть коллекции поскромнее, что не умаляет ценности книг.

Сейчас Эйрих сильно жалел о том, что упустил такую кладезь сверхценных знаний в прошлой жизни. Сколько ошибок он бы не совершил, прочти в детстве Марцеллина или Октавиана? Ладно, «Тактика» Флавия Арриана была бы малополезна, когда основа твоего войска – кавалерия, но зато она позволила бы увидеть поле брани с противоположной стороны и лучше понимать своего противника.

Только потому, что Темучжин когда-то пренебрёг грамотой, было допущено столько ошибок, значительных и не очень, из-за чего он не успел. Не успел до конца покорить китайцев, своими глазами увидеть, что там, у последнего моря…

Теперь он сам тут, очень близок к последнему морю, восток его не особо интересует, а вот запад – это то, что достойно покорения. Сначала Италия, дальше всё, что за Альпами, а там Иберия, Африка… Амбициозная цель, чтобы положить на это жизнь.

Снова почувствовать это…

– Решено, – произнёс Эйрих. – Надо подстегнуть сенаторов к принятию правильного решения, а потом отправляться в Константинополь.

– Как скажете, господин.

/26 мая 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония/

Эйрих сидел на берегу реки и сосредоточенно ловил рыбу. Удочка – это вещь, которую он никогда не встречал в прошлой жизни. Они ловили рыбу сетью из конского волоса или из ивы, закалывали самых глупых рыб гарпунами, но об удочках Эйрих как-то даже никогда и не слышал. А здесь готы знают удочки, но они не то чтобы сильно распространены.

Если бы он побольше общался с селянами, может, узнал бы об удочке не из трактата принцепса Октавиана Августа.

Хумул, прослышав об интересе Эйриха, решил подарить ему свою старую удочку и даже дать пару уроков рыбной ловли. Мальчик понял основу, даже сумел выудить несколько рыбёшек на берег, но сейчас дело застопорилось – рыба решительно не клевала.

Впрочем, это не слишком-то и заботило Эйриха, потому что в рыбной ловле он нашёл для себя время и место для размышлений. Вот так сидишь в тишине, размышляешь о великом, а все думают, что ты занят делом, потому что у тебя в руках удочка.

– Я присоединюсь? – раздался голос за спиной.

– Тихо говори, – потребовал Эйрих. – Рыбу распугаешь.

Это оказался Иоанн Феомах, ныне уважаемый человек среди готов, потому что дружит с Зевтой и терпим Эйрихом, что значит многое.

– Садись, – разрешил Эйрих. – Удочка есть?

– Есть, – кивнул Иоанн.

Крючок с наживкой тихо нырнул в спокойную реку, оставив болтаться на поверхности лишь пробковый поплавок, украшенный красной шёлковой лентой.

«Простые вещи гениальны в своей простоте», – подумал Эйрих. – «Теперь я понимаю тебя, Марцеллин: Простота – это признак истины».^[8]

В прошлой жизни он всегда считал, что главное – не усложнять. Надёжно работают только простые вещи, а всё сложное рушится, рано или поздно. Весь быт кочевников прост и скромен, но именно кочевники способны сокрушать даже самые могущественные державы землепашцев. Китайцы, со своим хвалёным дворцовым протоколом – где они? Мавераннахр, со сложной структурой хорезмшахского двора – где он? Они пали под копытами монгольских коней.

Но в законах римлян Эйрих увидел знакомую простоту. Они кажутся сложными, но только если не разбираться внимательно. Когда разберёшься, они откроют тебе свою простоту и ты поймёшь, что ничего сложного в них нет. К этому Темучжин стремился всю свою жизнь, затеял создание своей Ясы – он создал её, гордился ею, но теперь отчётливо осознавал, что она несовершенна. Римские законы тоже не совершенны, но они к этому стремятся.

«Как народ, породивший такие великолепные законы, мог превратиться в такое?» – Эйрих невольно бросил взгляд на Феомаха.

Они сидели молча, Эйрих думал о своём, а Феомах о своём. Тут у Эйриха заклевало, он подсёк и вытащил на берег хорошего сазана.

– Поздравляю, – улыбнулся Иоанн.

Освободив рыбу от крючка, Эйрих швырнул её в небольшой залитый водой котлован, вырытый специально для хранения улова. Он мог сидеть тут часами, поэтому смысл в строительстве был – так рыба дольше будет свежей.

– Я хотел поговорить по поводу Сената, – начал завязывать разговор Феомах.

Эйрих же нанизал червяка на крючок и снова закинул удочку в реку.

– Что тебе за дело до Сената? – поинтересовался Эйрих.

– Слышал я, что у вас проблемы с беспорядками на заседаниях, – произнёс римлянин. – У меня есть одно решение.

– Я готов тебя выслушать, – кивнул Эйрих.

– А что если штрафовать всех, кто дерётся? – спросил Иоанн, улыбнувшись.

– Это как? – не понял его Эйрих.

– Налагать денежное взыскание за драки во время заседаний, – пояснил римлянин. – Если сенаторы не берегут лица, то надо бить по их кошелям. Деньги терять не любит никто, поэтому многие крепко задумаются, прежде чем готовить кулаки и лезть в драку.

Его слова заставили Эйриха задуматься. В таком направлении он даже не думал. Он размышлял лишь в ключе «вопреки основополагающим законам ввести стражу в зал заседаний» или «огородить фракции деревянными решётками», но ещё не пришёл к такому простому и действенному решению.

«Римляне – они ведь даже думают иначе, чем мы», – мысленно восхитился Эйрих. – «Это не значит, что они умнее. Просто они дольше живут в своём обществе».

Иоанн Феомах улыбался, глядя на Эйриха.

– Что-то в этом есть, – произнёс мальчик. – Мне как раз нужно внести предложение по устранению драк в Сенате. Благодарю тебя, Иоанн, ты помог мне.

– Всегда рад помочь, – изобразил поклон римлянин, после чего схватился за удочку. – Ох, клюёт!

/1 июня 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония/

В зале собраний было тихо. Сотни сенаторов сидели и слушали, как мальчик десяти лет, избранный голосованием всех окрестных сёл, считал камушки. Щёлк, шурх – голос засчитан. Щёлк, шурх – голос засчитан. Щёлк, шурх – голос засчитан.

Эйрих ликовал в душе, потому что он сумел довести сенатусконсульт до этапа формулирования решения и голосования по решению.

Урегулирование проблемы драк в Сенате прошло блестяще – после принятия системы штрафов и назначения взыскателей, случилось следующее заседание Сената, в ходе которого завязалась драка. Обсуждался вопрос раздела земли между деревнями, поэтому потасовка была попросту неизбежна.

Схватку начали члены Чёрной фракции, напав на Зелёную фракцию. Эйрих наблюдал за всем этим с загадочной улыбкой. Никто ничего не понял, но так вышло даже лучше…

После заседания, прекращённого ввиду беспорядка, Эйрих взял с собой ликторов, то есть воинов постоянного гарнизона, временно наделённых функциями ликторов, после чего прошёлся по домам участников драки. Действуя в рамках принятого недавно закона «О порядке заседаний Сената», о чём неустанно твердили ликторы, он лично изымал ценности и деньги на сумму штрафа. Сенаторы кричали и возмущались, но Эйрих не ленился растолковывать свои действия и объяснять, почему именно он сейчас буквально вынужден изымать у сенаторов ценности и деньги в пользу казны – таков закон.

Следующее заседание проходило чинно и благородно. Сенаторы противоборствующих фракций хмуро смотрели друг на друга, перебрасываясь замысловатыми матерными конструкциями и скверными проклятьями, но не смея больше нападать друг на друга. Даже бросание табул каралось законом, это усвоили все.

Эйрих жалел только об одном – не предусмотрел в законе штрафа за сквернословие и оскорбление других сенаторов. Но возможность упущена, потому что второй такой закон сенаторы ни за что не пропустят. Старики не знакомы со многими вещами, обыденными у римлян, но их нельзя назвать глупцами, неспособными учиться на собственных ошибках. Поэтому ругань Сенат покинет ещё нескоро.

Благо, это не сильно-то мешает процессу принятия новых законов, а заодно ещё и обогащает Эйриху запас отборных ругательств – кто, как не старики, знает больше всех самых изысканных ругательств? Везде можно чему-то научиться, поэтому Эйрих возможностью не пренебрегал.

– Это тебе Феомах подсказал, да? – тихо спросил у него Зевта.

– Он, – не стал скрывать Эйрих.

– Я же говорил, что этот римлянин будет полезен? – усмехнулся отец.

– Ты прав, в чём-то он оказался полезным, – согласился Эйрих. – Но это не значит, что ему нужно начинать доверять. Он всё ещё римлянин, причём худший из всех римлян – дворцовый.

Мальчик продолжал считать камешки и делать пометки на пергаменте.

Каждый сенатор, допущенный до голосования, получал два камешка – белый и чёрный. Белый означал «за», а чёрный значил «против». Голосование проводилось открыто, чтобы устранить риск подтасовок – каждый выходил в центр зала заседаний и демонстративно кидал выбранный камешек в урну. Многие сенаторы уже знали результат, так как посчитали количество голосов «за», но все ждали результатов подсчёта. Иногда соотношение камешков было примерно равным, поэтому интрига держалась до конца.

– Восемьдесят шесть – «за», – провозгласил мальчик. – Шестьдесят семь – «против».

– Я требую повторного голосования! – вскочил Сигумир Беззубый. – Результат неочевиден, перевес недостаточен! Не признаю результат голосования! Долой красных!

Эйрих сидел спокойно, никак не реагируя на слова Сигумира. Этот мир таков, что не всегда будет так, как хочешь ты, но признавать это неприятно что старикам, что юношам.

«Вот она демократия, воспетая эллинами», – мысленно усмехнулся Эйрих. – «Большинство решило, что надо идти в большой поход, за золотом и плодородными землями – теперь так и будет».

Объективные препятствия к исполнению принятого решения будут отныне проблемой всего готского общества, а не только правителя и пары ответственных людей. И Эйрих сейчас наслаждался самым смаком всей ситуации: даже если великий поход провалится, по каким-либо причинам, Сенат не сможет назначить его единственным виновником. Идея его, убеждал громче всех он, но итоговое решение принимали вот эти вот старики. А Эйрих – это просто один из людей магистратуры, балка в крыше державного дома, верный служитель готского народа…

– Итоги голосования неоспоримы, все наблюдали за ходом голосования и подсчётом голосов, – взял слово старейшина Торисмуд. – Несогласные могут сложить с себя полномочия сенаторов и покинуть этот зал навсегда.

Дураков, готовых пожертвовать своим положением ради собственной политической позиции, тут не нашлось, поэтому все остались на своих местах. Эйриху было немного жаль, что таких не нашлось – образовалась бы подпольная внеправительственная оппозиция, совсем как у римлян.

Старики пока не до конца освоили всю терминологию, почерпнутую Эйрихом у римлян. Например, они не знали, что за каждым бывшим сенатором, за исключением тех, кто освобождён от статуса после обвинения в государственном преступлении, сохраняется «ius sententiae dicendae» – право присутствовать на заседаниях сената и даже выступать с речью. Пока твоё имя не вымарано из «album senatorium», то есть из списка действующих сенаторов и граждан с правом выступления в Сенате, ты имеешь право присутствовать на заседаниях. Это важная привилегия, обозначающая особый статус даже бывших сенаторов, что должно поддерживать престиж любого избранного в Сенат человека.

– Походу быть! – обрадованно воскликнул сенатор Дропаней. – Возрадуемся, братья!

Его поддержали члены фракции, но сдержанно. Каждый ведь понимает, что сегодня было достигнуто только принципиальное согласие на поход, а самое тяжёлое ещё впереди.

– Много радости… – пробурчал Сигумир Беззубый. – Сколько мужей умрёт, сколько жён овдовеет, сколько детей осиротеет…

Он уставился своим колючим взглядом прямо на Эйриха.

«Пусть смотрит», – подумал мальчик. – «Это всё, что он сейчас может».

Протокол заседания был дописан и скреплён печатью, после чего сенаторы начали расходиться. Этот пергамент отправится в табуларий, устроенный в пристройке здания Сената, где будет храниться и переписываться всё время, сколько будет существовать их держава.

«Возможно, к этим протоколам будут возвращаться далёкие потомки, чтобы постичь мудрость предков», – подумал Эйрих. – «Изысканные ругательства и грубые оскорбления – вот что они найдут вместе с мудростью…»

– Нужно поговорить, – шепнул Эйриху отец. – Идём в бражный дом.

Когда они вышли из Сената, за ними сразу увязались отец Григорий и сенатор Торисмуд, а где-то в конце священной территории к их группе присоединился Иоанн Феомах. И этой тихой компанией они вошли в бражный дом, где уже торопливо устраивали банкет в честь успешного заседания – это Эйрих распорядился заранее, потому что предчувствовал, что именно сегодня всё пройдёт успешно. Сенаторы уведомлены, но собираться начнут через несколько часов. Это время нужно использовать с максимальной пользой.

– Теперь нам нужно очень много железа, – поставил на стол бутылку браги Зевта. – Эйрих, ты не мог не начинать подготовку, я тебя знаю. Выкладывай.

Феомах быстро нашёл кубки и расставил их по столу.

– Мне нужен будет этот римлянин, – сказал Эйрих, указав на Иоанна. – Мы поедем в Константинополь, славящийся тем, что там можно купить всё, что угодно. И Иоанн поможет мне купить оружие с доспехами.

– Не рискованно ли выпускать волка в лес? – поинтересовался сенатор Торисмуд.

– Рискованно, – согласился Эйрих. – Но Иоанн вхож в императорский дворец, а у меня есть план, как нам сделать так, чтобы император, ну, или Флавий Антемий, сам захотел снабдить нас оружием, бронями, щитами и даже приплатил сверху.

Отец Григорий разлил брагу по кубкам – священник всегда был человеком действия, а не разговоров, хотя от таких, как он, ждёшь другого.

– Объяснись, – потребовал Зевта, глаза которого вспыхнули неподдельным интересом.

– Насколько я смог понять, Восточная империя не ладит с Западной, – начал Эйрих, отодвинув от себя кубок с брагой. – И консулу Флавию Антемию было бы интересно, создай мы проблемы в Италии. Аларих, судя по всему, провалился, поэтому новая «орда варваров» прямо в вотчине недружественного западного императора – это то, что нужно Флавию Антемию. Он может рассчитывать, что мы, в конце концов, будем разбиты комитатскими легионами из Иберии или даже западной Африки, но пусть рассчитывает на что хочет. Если удастся захватить Италию, дальше не будет проблемой взять и Альпы, а потом Иберию…

По мере того, как Эйрих произносил слова своей речи, лицо Иоанна Феомаха вытягивалось.

– Мой сын всегда любил смотреть далеко вперёд, – несколько виновато произнёс Зевта. – Эйрих, надо смотреть на мир более приземлённо. Ты – не орёл, у тебя нет крыльев, чтобы взлетать к небесам и видеть настолько далеко.

Но Эйрих знал, что орлы, несмотря на всю свою высь полёта, не очень далёкие птицы, поэтому точно не им смотреть далеко. А вот видеть на пару десятков шагов вперёд – это Эйрих умел ещё в прошлой жизни.

– Я знаю, как побеждать римлян, – вздохнул он. – Я знаю, что сегодня они слабы как никогда, а мы завтра не станем сильнее, чем сегодня. У нас одна дорога – в Италию, одна цель – земля.

– Что скажешь, отец Григорий? – поинтересовался сенатор Торисмуд.

– Я скажу, что зерно истины в словах юноши есть, – осторожно высказался священник. – Его слова должны быть тщательно обдуманы. И если окажется, что у него уже есть план…

– План есть, – ответил на это Эйрих. – Просто выпейте браги, запаситесь терпением и приготовьтесь слушать…

/5 июня 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония/

В деревне шум и неразбериха. Четыреста воинов, половина из которых была набрана в дружину Эйриха не так давно, а вторая половина Эйрихом не набиралась, так как это опытные воины, пожелавшие уйти под руку славного вождя, готовились выдвигаться в путь. Телеги уже загружены провиантом и снаряжением, лошади впряжены в новые сбруи, но всегда остаются разные мелочи, о которых забыли или отложили, но не уложили на место. Можно сказать, что сейчас идут последние приготовления.

Эйрих тоже готовился, проверяя поклажу на своём верном Инцитате.

– Я поеду с тобой, – твёрдым тоном заявила подошедшая к нему сестра.

Эйрих поднял на неё взгляд и оценивающе прищурился.

– Не вижу твоего лука, – произнёс он.

– Уже уложен, – ответила Эрелиева. – Копьё тоже в обозе, как и кольчуга, как и щит.

Топор был при ней, на поясе.

– Это не просто набег, – вздохнул Эйрих. – Земли римлян – это очень опасное место, если едешь туда надолго…

– Не пугай – пуганая уже, – перебила его сестрёнка. – Отец дал мне двух коней, сказал, что если вернусь с воинской славой, то могу оставить их себе. И я хочу оставить этих коней при себе. Твоё дело – не мешать мне. И ты обещал.

Зевта, в отличие от Эйриха, уже окончательно смирился с тем, что его дочь стала девой щита и уверенно пошла по воинской стезе. Как известно, дева щита в роду – это не только снятие проблем с замужеством, но ещё и некоторый престиж, напрямую зависящий от ратных успехов девы. Умом Эйрих всё это понимал, но душа его и опыт предыдущей жизни, говорили, что это не очень однозначная затея. Впрочем, он сам виноват, сам хотел этого и теперь нет места сомнениям и колебаниям – ещё он действительно обещал ей.

Просто теперь, когда она действительно готова вступить в бой против взрослых и сильных мужчин, Эйрих не был так уверен в том, что идея являлась хорошей.

«Надо держать её на дистанции от боя, пусть бьёт из лука», – решил Эйрих. – «Заматереет – буду пускать в стычки на топорах и копьях».

– Не забудь положить в обоз набор тренировочных мечей, топоров и щитов, – тяжело выдохнул Эйрих. – Будешь тренироваться не меньше, чем я.

Эрелиева радостно заулыбалась и побежала к дому.

У дома стояли два брата – Валамир и Видимир, мать – Тиудигото, отец – Зевта, вторая жена отца – Фульгинс, а также два приёмных брата – Афанарик и Мунто. Его большая семья.

Эйрих улыбнулся и помахал им.

Валамир и Видимир заулыбались и помахали в ответ, как и Афанарик с Мунто, Тиудигото с улыбкой кивнула ему, отец кивнул сдержанно, изобразив одними глазами что-то вроде «Сенат и народ готов полагается на тебя, сын», а Фульгинс не отреагировала на его жест вообще никак.

Его ждёт дорога в Константинополь, где будут свои испытания, свои вызовы и свои враги.

– Пойдём? – спросил Эйриха Ниман Наус.

– Пойдём. – ответил Эйрих.

Глава третья. Агнцы в волчьем логове

/22 июня 408 года нашей эры, Восточная Римская империя,провинция Мёзия/

Длинная римская дорога вела прямиком в Константинополь, если никуда не сворачивать, конечно же, и Эйрих никак не мог уложить в голову мысль, что этот длинный каменный путь построили люди. Слегка выпуклая линза дороги была удобна для передвижения пешком или на коне, поэтому они двигались необычайно быстро, как для крупного отряда из четырёхсот воинов и двадцати телег.

Эйрих рассчитывал выручить хорошие деньги за ценные шкуры, собранные с готских деревень – он выкупил всё, поэтому рядовые готы уже неплохо наварились на его поездке. Римляне любят соболиные шкуры, а соболя в Паннонии полно…^[9]

– Разъезд возвращается! – донёсся окрик от головы походной колонны.

– Прекратить движение! – сразу же приказал Эйрих.

Колонна остановилась и начала стремительно перестраиваться в оборонительную формацию.

– Оружие к бою! – распорядился Эйрих, спешиваясь и извлекая топор из перевязи.

Пусть нет свидетельств о существовании врага, пусть разъезд ещё не успел передать ценные сведения, но это могут быть сведения о приближении противника, поэтому лучше быть готовым к отражению атаки, чем встречать врага в походном порядке.

Даже если это кажется напрасной тревога, она не будет таковой – можно посчитать за очередную тренировку.

– Претор, впереди римская деревня, – подъехал к нему командир разъезда.

– Это всё? – поинтересовался Эйрих, бросив взгляд на стену готских щитов.

– Сил обороны не замечено, – продолжил доклад командир разъезда. – Мирные жители начали разбегаться по лесам, едва завидели нас.

– Признаки противника? – уточнил Эйрих.

– Никаких признаков противника, претор, – покачал головой дозорный. – Засад нет, на ловушку не похоже.

– Отмена боевой тревоги! – приказал Эйрих. – В походную колонну!

Они уже миновали Сингидунум,^[10] Бононию^[11] и несколько деревень, имеющих крупные гарнизоны. Связываться с римлянами во время мирного визита в их столицу – это глупо, поэтому Эйрих старался действовать подчёркнуто миролюбиво. Но передовые разъезды выглядели как эталонные варвары-поработители, поэтому римлян было очень трудно убедить в том, что Эйрих обязательно заплатит за постой и никто никого не будет грабить. Вот и сейчас первое впечатление безнадёжно испорчено, поэтому придётся ночевать в лесу…

Когда они пришли, деревня уже была пуста.

– Может, того? – подошёл к Эйриху Хумул.

Эйрих сидел на коне и смотрел на деревню.

– Предлагаешь ограбить деревню, чтобы тащить потом в Константинополь зерно и деревенскую рухлядь? – уточнил он.

– Ну… Тут может быть и серебро… – неуверенно произнёс Хумул.

– Не будем тратить на это время, – покачал головой Эйрих. – Продолжаем путь, а на закате разобьём лагерь в лесу.

– Эх, понятно… – вздохнул бывший охотник.

Учинять обиды римлянам, без веской на то причины, Эйрих не хотел. Будь в этом смысл – он бы первым ворвался в деревню с пылающим факелом в руках, но сейчас это лишено логики и потому бессмысленно.

«Грабёж ради грабежа – удел скорбных умом», – подумал он. – «Принципы поступков – это то, ради чего они совершаются».

И Эйрих считал себя принципиальным человеком, а ещё он не любил тратить время понапрасну.

/12 июля 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, диоцез Фракия/

– Что это за город? – спросил Эйрих.

– Это Филиппополь, – ответил ему Татий.

Римлянин был отправлен вперёд каравана, чтобы узнавать обстановку в поселениях. Отношения с горожанами и селянами никак не складываются, потому что они боятся варваров и, в принципе, не напрасно.

– Как там? Всё спокойно? – поинтересовался мальчик, спрыгивая с Инцитата.

– Нет, – покачал головой Татий. – На рынке беспокоятся о варварской угрозе.

Это было интересно. Неужели их слава бежит на день пути впереди?

– Они прослышали о нас? – напрягся Эйрих.

– Я им рассказал, – ответил на это Татий. – Но обеспокоены они не нами, а племенем асдингов,^[12] проходящих по северному берегу Дуная.

– Зачем ты рассказал им о нас? Чтобы они лучше подготовились? – возмущённо спросил Хумул.

– Затем, что я договорился о приёме тебя, Эйрих, викарием диоцеза Фракия – Соломоном Атратином Приском, – сообщил Татий. – Он расположен к нам дружелюбно, потому что я поручился за всех нас.

– Кто ты такой, чтобы твоей поруке верил целый викарий? – усмехнулся Иоанн Феомах.

Высокомерие этого римлянина когда-нибудь его погубит, но не сегодня. Впрочем, Эйрих отметил, что Татию не понравилось подобное пренебрежительное отношение и он обязательно это запомнит.

– Мой двоюродный брат служит примипилом в городской когорте, – ответил бывший раб, ненавязчиво поправив перевязь гладия. – Я встретился с ним и получил аудиенцию у викария.

– Надо же, – хмыкнул Феомах. – Не ожидал такого.

– Нужно встретиться с этим Соломоном Атратином Приском, но перед этим подумать, чем он будет полезен нам, а мы ему, – произнёс Эйрих задумчиво.

Проблема наступающих с севера варваров ничуть не беспокоила императора, хотя это прямой удар по его деньгам – налоги, собираемые с диоцезов и провинций, питают имперскую казну, а грабежи буквально гарантируют недобор в отчётный период. Но больше всего важен ущерб не материальный, а репутационный. Если провинция платит налоги, но правители взамен не защищают её от варваров, то тем ли правителям она платит налоги?

– Как там дела с обороной? – осведомился Эйрих.

– С этим у них всё неплохо, потому что недавно, где-то около трёх месяцев назад, сюда направили одну когорту из V-го легиона «Македоника», – ответил Татий. – Это ветераны, присланные викарию во временное распоряжение, до тех пор, пока не пройдут особо крупные племена варваров.

Эйрих знал, что римляне внимательно следят за тем, что происходит за Дунаем, но он не думал, что они осведомлены настолько подробно, чтобы прогнозировать ослабление напряжённости так далеко за имперскими границами. Теперь он понял, почему провинции и диоцезы продолжают платить налоги – империя всё ещё заботится о них, в меру своих возможностей.

«С другой стороны, кому ещё платить? Нам?» – подумал Эйрих с мысленной усмешкой, а затем посерьёзнел. – «Не будь гуннов, я бы всерьёз рассмотрел такую возможность. Земля тут хорошая…»

Правда, он прекрасно понимал, что если бы не гунны, ему бы мешали жить другие племена, а также другие римляне. Это сейчас у готов нечего взять, кроме топора в зубы или копья в брюхо, но стоит им по-настоящему осесть и начать жить мирной жизнью, как они быстро обрастут жирком, который обязательно захотят срезать голодные и бедные соседи. А ещё римские козни нельзя списывать со счетов…

– Ладно, выдвигаемся в город, – вздохнул он, решив, что обдумает предмет переговоров с викарием по дороге.

Чего мог хотеть викарий? Денег у него много, связываться с крупным отрядом воинов он не захочет. Скорее всего, его интересуют гарантии безопасности. Эйрих может их дать, ведь у этого их похода нет военных целей.

Караван двинулся по мощёной дороге, пожалуй, самому выдающемуся достижению римлян, позволяющему доставлять войска и товары в любую точку империи в кратчайшие сроки. Они двигались по особенной дороге, называемой римлянами via militaris,^[13] в направлении Филиппополя, где их уже должны ждать, если верить Татию. И Эйрих сильно надеялся, что их не ждёт там готовый к бою комитатский легион. Это посещение города послужит проверкой лояльности Татия.

К счастью, в пригородах их не ждали легионеры в боевом построении, но кое-кто, всё же, их ожидал.

Крупная делегация, прикрываемая небольшим отрядом кавалерии и одной когортой легионеров. Городская когорта, как ей и полагалось, находилась в городе, на крепостных стенах.

Легионеры стояли расслабленно, но в зримой готовности быстро принять боевой порядок и ударить по готам. Это римляне умеют, несмотря на то, что среди легионеров хватает бородачей – ещё Марцеллин жаловался на постепенную варваризацию легионов, но это не отменяет того факта, что это, всё ещё, легион.

– Здравствуй, викарий Соломон, – радушно расставив руки, будто собираясь крепко обнимать хозяина города, пошёл вперёд Эйрих.

– Здравствуй, Эйрих, сын Зевты, – степенно кивнул ему викарий.

Этот мужчина, как видно из остаточных признаков на теле, знавал времена могущественной стати, возможно, был выдающимся воином. Сейчас, правда, он постарел и одряхлел, а также заплыл жиром. Чёрные прямые волосы его были коротко острижены, как оно обычно и заведено у римлян, серые глаза имели под собой синие мешки, свидетельствующие либо о недосыпе, либо о какой-то хронической болезни. Ростом он был где-то на полголовы ниже Альвомира, чего достаточно, чтобы смотреть на готских воинов свысока. Прямой римский нос имел шрам от перелома, а на подбородке имелось несколько некрасивых отметин от чего-то маленького и колющего. Несмотря на суровый вид, на Эйриха викарий Соломон смотрел доброжелательно.

– Что привело тебя в наш город? – поинтересовался он.

– Держу путь в Константинополь, с торговыми целями, – честно ответил Эйрих. – Планировал останавливаться на ночлег во встречных селениях, но жители разбегаются, едва нас завидев.

– Времена нынче тяжелые и пугающие, – с сожалением вздохнул Соломон. – Сразу не поймёшь, кто друг, а кто враг. Кто ты нам, Эйрих, сын Зевты?

– У меня нет намерений как-либо вредить вам, – ответил на это Эйрих. – Но другом я могу назваться только после того, как буду уверен, что вы друзья мне.

– Не сомневайся даже: война сейчас – это последнее, чего мы хотим, – заулыбался викарий, после чего подошёл и протянул Эйриху руку.

Эйрих руку пожал, символизировав, тем самым, свои мирные намерения.

– Думаю, необходимо разместить твоих воинов в приличествующих местах, – заговорил чуть расслабившийся Соломон, – а тебя встречать как дорогого гостя у меня дома.

Лёд первой встречи треснул, поэтому чуть расслабился и Эйрих. Не все римляне враги, ведь, большей частью, они хотят того же, чего и готы – мирной жизни.

«Увы, мирная жизнь – это то, чего на всех не хватит, поэтому за неё приходится драться», – подумал Эйрих, следуя за викарием.

Три десятка кавалеристов, подчиняясь сигналу викария, поехали в город, а когорта легионеров отправилась в свой лагерь, расположенный в пригороде. Организованность действий римлян заставила Эйриха крепко задуматься.

Готы способны действовать столь же организованно только в бою, но и то далеко не всегда. Дисциплина римлян – это их главное и победоносное оружие, которым Эйрих очень хотел бы завладеть. Но чтобы внедрить что-то подобное среди своих воинов он будет вынужден ломать, если смотреть правде в глаза – варварские дружины, через колено. Как же решить эту проблему?

В городе их встретили обеспокоенные жители. Это обычные римляне, подобных которым Эйрих видел во множестве на разграбляемых виллах и в Афинах. Женщин они начали прятать, едва завидев движущихся по главной городской улице варваров.

– Если хоть один дружинник бросит тень на нас в глазах римлян – накажу всех, – предупредил Эйрих Нимана Науса.

– Мы же не дураки, – чуть обиженно ответил ему старший дружинник. – Римлян заведомо больше, у них кавалерия – будем вести себя как агнцы в волчьем логове.

Последнее – это точно не его слова. Наус является простым человеком, пусть и имеет репутацию опасного воина.

– Отец Григорий плохо на тебя влияет, – произнёс Эйрих.

– Послушать умного и мудрого мужа – уму прибыток, – пожал плечами Ниман Наус.

Прежде чем идти в резиденцию Соломона Приска, Эйрих позаботился о том, чтобы его воины надлежаще разместились. Для этого уже было найдено устраивающее всех решение – две соседствующих стабулы получили от Эйриха оплату и освободили все помещения для готских воинов. Горожане, ночевавшие в стабулах до этого, с готовностью покинули свои номера, потому что соседствовать с готами – это, на их взгляд, не очень безопасно.

– У меня как раз есть несколько бутылок фалернского, – произнёс Соломон, когда они разлеглись на лектусах в триклинии.

Триклиний, то есть пиршественный зал резиденции, был украшен роскошными фресками, устелен белым мрамором, также имеющим некий сюжет, изучению которого Эйрих не мог уделить достаточно времени. На стенах был изображён пир олимпийских богов, празднующих что-то прямо на облаках. Обнажённые мужские торсы, будто напоказ выставленные женские груди и ягодицы – эта фреска языческих времён и такое, насколько знал Эйрих, в приличных римских домах не одобряется. Но, судя по всему, Соломон Приск плевать хотел на мнение христианских проповедников и ценил эту фреску за изысканную красоту.

– Когда я купил эту резиденцию, пришлось долго ругаться с женой, чтобы отстоять фреску, – усмехнулся викарий, увидев, что Эйрих внимательно изучает произведение искусства. – В конце концов, хуже кушать Юлия от этого не станет, а я могу насладиться древней красотой.

– Прекрасная фреска, – кивнул Эйрих. – Хорошо, что ты её сохранил.

Рабы, с особой помпой, принесли старую глиняную амфору, покрытую пылью. Сняв восковую заглушку, один из рабов поставил амфору на специальный пьедестал.

– Надо дать вину подышать, – прокомментировал Соломон его действия. – Так можно насладиться всей палитрой его вкуса и аромата.

Видимо, озадаченность Эйриха была видна на его лице. Он пообещал себе старательнее работать над мимикой. С пластикой у него всё отлично, потому что его учил ей давно мёртвый человек, через книгу. А вот отдельного учебника по мимике у Эйриха ещё не было, лишь короткие обрывки сведений и упоминания, поэтому он был готов решительно сложить голову, но найти хорошие учебники в Константинополе.

– Этот здоровяк… – Соломон едва заметно указал взглядом на с восхищением любующегося фреской Альвомира.

– Это мой ближник, – сказал Эйрих. – Его зовут Альвомиром.

– Да, деда? – услышал своё имя скорбный умом гигант.

– Если не трудно, дайте ему побольше жареного мяса – это его порадует, – попросил Эйрих.

– Мясо… – заулыбался гигант.

– Афр, позаботься, – приказал викарий одному из рабов.

Смуглокожий и кудрявый раб поклонился, после чего мигом умчался исполнять приказ.

– Скоро придёт Лузий Публикола Русс, – сообщил Соломон Эйриху. – Он, как выяснилось, двоюродный брат твоего человека, Татия.

– Да, он сказал, – кивнул Эйрих. – Примипил в городской когорте? Часто приходится поднимать войска или это только я удостоился подобной чести?

– Хотелось бы мне, чтобы это было оказание чести достойному воину, – вздохнул Соломон с сожалением. – Варвары, увы, всё чаще перебираются через Дунай, а у меня ограниченные силы…

– Так сразу переходим к делам? – слегка удивился Эйрих.

– Времена сейчас тяжёлые и пугающие, – повторился Соломон. – Мне бы хотелось точно знать, кто друг, а кто враг.

– Пока что я тебе не враг, – повторил свой ответ Эйрих. – Но и не друг, потому что хочу быть уверен, что за дружбу не получу кинжал в спину.

– Вот поэтому я и позвал Русса, – Соломон прикрыл глаза. – У меня есть выгодное предложение для тебя, Эйрих, сын Зевты.

– Я весь внимание, – чуть напрягся уже было расслабившийся Эйрих.

Римляне никогда не предлагают ничего просто так и резкий переход к делу – это не в их обычаях. Тут что-то не так.

– Дождёмся примипила, – попросил викарий.

Но Русс не заставил себя ждать, явившись будто по сигналу. А возможно, что и по незаметному сигналу.

Лузий Публикола Русс был низкорослым, но коренастым римлянином. Широкоплечий, внешне неуловимо похожий на Татия, с серией шрамов на руках, с характерными потёртостями на правой кисти, остающимися в результате многолетних тренировок с гладием – это точно легионер, причём очень опытный. Коротко остриженный, черноволосый, карие глаза смотрят с холодом, причём не делают разницы в выражении между Эйрихом и Соломоном.

– Здоровья тебе, Эйрих, сын Зевты, – стукнул он себя по кирасе кулаком.

– И тебе здоровья, Лузий Публикола Русс, – Эйрих встал с лектуса и поклонился.

– Можешь звать меня просто Руссом, – разрешил легионер.

Разрешение обращаться по прозвищу – это недвусмысленное выражение расположения. Видимо, Русс не знает, что Татий, его двоюродный брат, был у Эйриха в рабстве. Ну или уже знает, но ценит тот факт, что Эйрих освободил Татия и приблизил к себе. Скорее первое, чем второе.

– Располагайтесь, – разрешил Соломон. – Непор, разливай вино.

– Мне разбавить, – попросил Эйрих.

Все присутствующие посмотрели на него с непонятными выражениями. Рабы были удивлены, хоть и старались это скрыть, а Соломон то ли усмехался, то ли умилялся – будто малолетний ребёнок сказал глупость.

Но спустя минуту Эйрих понял, что допустил оплошность. Здесь разбавляют вино всем.

– Благодарю за радушный приём, – счёл он нужным прервать неловкую паузу словами благодарности.

– Не стоит, – вновь прикрыл глаза и приподнял правую руку в останавливающем жесте Соломон. – Римское гостеприимство – это то, чем мы славимся далеко за пределами империи. Предлагаю раззадорить аппетит вином, пока мой повар готовит особенный деликатес.

В триклиний вошёл Иоанн Феомах, до этого занимавшийся обеспечением безопасности походной казны.

– Где я тебя видел? – посмотрел на него Соломон.

– Возможно, в Константинополе, – пожал плечами тот. – Хотя, я проезжал через Филиппополь некоторое время назад.

– Да, возможно… – кивнул Соломон.

– Иоанн Феомах, – представил своего полуневольного соратника Эйрих.

Римлянин, за прошедшие месяцы, слегка похудел, потому что богатый ежедневный стол остался в прошлом, но набрал мышечной массы, потому что не пренебрегал совместными тренировками с консулом Зевтой. Скромная еда и физические упражнения хорошо сказались на цвете лица, налившегося здоровьем. Если положение Феомаха сильно проиграло от произошедших событий, то здоровье только выиграло.

– Сам комит священных конюшен? – с притворным удивлением спросил викарий. – Это большая честь для меня.

Эйрих понимал, что Соломон Приск сейчас играет, потому что Татий вкратце рассказал суть и ход их аудиенции. Викарий точно заранее знал, что Феомах с Эйрихом, поэтому цель игры не до конца очевидна. Возможно, он так развлекает себя.

А ещё было понятно, что Феомах лично знаком с Соломоном, потому что возникло подспудное ощущение, что это два знакомых человека делают вид, будто видятся впервые. Да и не мог проезжавший Филиппополь вельможа не посетить резиденцию викария…

– Пейте, друзья, – дал знак рабам Соломон Приск.

Рабы разнесли кубки с разбавленным вином.

– Приятно поражён щедрым угощением, – понюхал содержимое кубка Иоанн Феомах.

– Гостеприимство – честь хозяина, – улыбнулся Соломон.

Римляне наслаждались вином, а Эйрих был не самым большим любителем. Даже более того – вино он терпел, от безальтернативности.

«Хороший айраг – вот ради чего стоит убивать и умирать», – подумал Эйрих, без особой радости отпивая из кубка.

Доить кобыл Эйрих умел, жизнь научила, но не стал заниматься странными для готов делами на глазах соплеменников. К тому же, пришлось бы изготавливать приспособления, долго и муторно возиться с ними, взбивая айраг часы подряд…

«Лучше я совершу набег на гуннов, похитив у них пару-тройку десятков женщин и несколько табунов лошадей», – подумал он. – «Эх, надо бы начать возвращать в свою жизнь привычные вещи…»

Идея дерзкого налёта на гуннов – это, конечно, авантюра, но Эйрих скучал по привычным вещам из прошлой жизни. Ещё ему хотелось попробовать гуннского айрага, который просто не мог не существовать. Пусть эти кочевники во многом уступают монголам, но кое-что общее с ними у них есть. И вообще, скоро придёт время как следует изучить гуннов, чтобы найти их слабые места.

– Хорошее вино, – произнёс Русс. – Но ты ведь позвал меня и этих уважаемых людей не просто так, Соломон?

– До меня дошли слухи, что асдинги планируют крупный набег, – отставил кубок на столик викарий. – Кто-то, присутствующий здесь, убил короля гуннов, поэтому за Дунаем стало очень неспокойно. Гунны борются за власть – это хорошо, но покорённые ими племена почувствовали запах свободы – это плохо. И прямым следствием этого ощущения свободы стало появление на северном берегу небольших отрядов асдингов.

– Надеюсь, ты не ставишь мне это в укор? – усмехнулся Эйрих.

– Кто я такой, чтобы ставить тебе что-то в укор? – вопросил Соломон. – Я вижу в тебе умелого и осторожного воина, который знает, как надо обращаться с гуннами. Мы уже слышали о тебе, Эйрих, сын Зевты. А ещё мы слышали историю о том, как именно у тебя оказался Иоанн Феомах.

Повисло напряжение, но Эйрих отметил, что бывший комит священных конюшен напрягся даже сильнее, чем он сам.

– Это всё дело прошлое, – прервал тишину Соломон. – У нас есть актуальная проблема – асдинги, замышляющие зло против Филиппополя. И есть у меня очень выгодное предложение для тебя, Эйрих, сын Зевты…

Глава четвёртая. Когда ты в Риме, поступай как римляне

/13 июля 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, диоцез Фракия, г. Филиппополь/

– Талант серебра?^[14] – переспросил Эйрих.

– А вы треплете боевые отряды асдингов, – покивал Соломон. – Но на той стороне Дуная.

– Меньше чем за три таланта я даже обдумывать это не буду, – ответил на это Эйрих. – Слишком опасная затея и похоже, что ты хочешь решить свои проблемы чужими руками.

– Побойся бога, мальчишка! – возмутился викарий. – Я не увидел среди твоих воинов Ахиллеса с Аяксом! Два таланта и это моё последнее предложение – дальнейший торг начнёт портить наши отношения.

– За Дунай мы не пойдём, – произнёс Эйрих, – но асдинги не нападут на город и его окрестности.

– Как ты это осуществишь? – спросил Русс.

– Это моя проблема, – не стал ничего объяснять Эйрих. – Один талант предоплата, остальное через два-три месяца, когда станет ясно, что асдинги больше не пересекут Дунай.

– Как мы можем быть уверены, что ты не обманешь и не уйдёшь восвояси с дармовым талантом серебра? – поинтересовался Соломон.

– Мы оставим тут некоторое количество людей, – ответил Эйрих, – а вы отправите с нами своих наблюдателей, которые будут смотреть и не мешать мне.

Соломон пригубил вина из серебряного кубка.

Делая вид, что смакует вкус дорогостоящего вина, он создавал себе паузу на раздумье. Эйрих сделал зарубку на память, что нужно выработать нечто подобное. В прошлой жизни он сам, когда надо было выиграть время на размышление, внимательно изучал лезвие кинжала на предмет ржавчины или гладил бороду. Тут жест с кинжалом могут неправильно понять, а бороды у него ещё нет. Поэтому нужно продумать несколько десятков приёмов, достаточно веских, чтобы отвлекаться на них во время переговоров или важных бесед.

– Похоже, что с тобой можно иметь дело, Эйрих, сын Зевты, – произнёс викарий. – Русс – ты возьмёшь три контуберния^[15] и окажешь поддержку нашему другу.

– Сделаю, – стукнул себя по груди Лузий Публикола Русс.

– Если потребуется подмога – шлите гонца, – продолжил Соломон. – Но если наши войска потребуются для уничтожения налётчиков, то остаток оплаты сократится вдвое. Тебя устраивает такое?

– Устраивает, – кивнул Эйрих, ожидавший чего-то подобного.

Два таланта серебром – это очень хорошие деньги. Римляне знают, что варвары предпочитают драгоценные металлы по весу, а не монеты, поэтому с этой стороны Эйрих подвоха не ожидал. С другой стороны, если готских воинов достаточно потреплют, то велик соблазн совсем им не платить…

– Я думаю, не надо говорить о том, что будет, если вы нас обманете? – поинтересовался мальчик.

Эйрих сегодня же отправит несколько групп гонцов с информацией о совершении сделки, поэтому отец обязательно узнает и если отряд не вернётся домой, то будут серьёзные последствия. И даже если их разобьют асдинги, кто-то из воинов обязательно выживет и расскажет, что же происходило тут на самом деле.

– Ты просто не знаешь меня, а я имею репутацию честного человека, – сказал Соломон. – Я не обманываю.

– Вот и проверим, можно ли иметь с тобой дело, – улыбнулся Эйрих.

– Когда ты будешь готов выступать? – поинтересовался викарий.

– Нам нужно подготовиться, – сказал на это Эйрих. – Некоторые мои воины имеют только паршивые топоры и щиты. У вас торгуют оружием и бронёй?

– Торгуют, – кивнул Соломон после короткого обмена взглядами с Руссом. – Лузий, ты можешь позаботиться о том, чтобы нашим друзьям продали достаточно броней и оружия?

– Сделаю, – снова стукнул себя по груди примипил.

– Я очень признателен за столь щедрый жест, – кивнул Эйрих викарию.

Ещё в Афинах он столкнулся с тем, что очень сложно купить военное снаряжение, потому что всё идёт в легионы, которые всегда нуждаются в броне и оружии. Деньги у Эйриха были, но не всё в этом мире можно купить.

Рабы начали заносить блюда. Альвомир не сумел сдержать восторга, выраженного чем-то вроде восклицательного междометия. Соломон посмотрел на гиганта недоуменным взглядом и хмыкнул что-то неразборчивое.

– Рекомендую отведать фаршированных сонь, – произнёс хозяин резиденции. – Мой личный повар достиг истинного мастерства в их готовке, поэтому будет преступлением не отведать его творений.

Эйрих только слышал, что римляне любят есть грызунов, но видел впервые.

Сони чем-то напоминали белок, освобождённых от шкуры и фаршированных чем-то. Выглядели они слегка подгоревшими, будто пережаренными, но Эйрих догадывался, что так дело обстоит лишь снаружи, потому что такова цена за достаточную прожаренность фарша, что внутри.

Альвомир, получивший в руки глиняную тарелку с грызунами, с осторожностью понюхал предлагаемую еду, после чего, впервые на памяти Эйриха, отставил тарелку с едой на столик, вернувшись к ранее принесённому жареному мясу.

Эйрих тоже не стал есть сомнительное блюдо, приняв у раба тарелку с говядиной, запечённой с овощами.

А вот Русс с Соломоном с большим удовольствием приступили к поеданию мяса мелких грызунов, не забывая запивать всё это вином. На трапезу принесли не фалернское, а некое вино с душистыми травами.

– Какие новости в Константинополе? – решил завязать полезную беседу Эйрих.

– Разве не слышал? – удивился викарий. – В столице голод.

– Не слышал, – признался Эйрих. – А почему там голод?

– Египетские зерновые дельцы задирают цены, – ответил Соломон. – Поставки постоянно срываются, а императору и консулу, кажется, нет до этого никакого дела.

– Неужели никто не может наладить поставок? – удивился Эйрих. – Должны же быть излишки зерна, чтобы отправить часть в Константинополь с сильным прибытком?

– В столице живёт что-то около пятисот-шестисот тысяч человек, а может и существенно больше – никто и никогда не считал, но оценивают так, – сказал на это Соломон. – Как думаешь, сколько нужно зерна, чтобы прокормить их хотя бы день?

– На бедную семью нужно не меньше пяти модиев^[16] в месяц, – начал вспоминать Эйрих сведения из биографии Октавиана Августа. – Но этого хватит, чтобы плохо прожить этот месяц.

– Как у тебя с арифметикой? – поинтересовался Соломон.

Эйрих увидел в этом возможность применить свои навыки на практике, ведь задачку можно считать очень сложной.

– Хорошо у меня всё с арифметикой, – ответил он. – Только нужна табула и стилус.

– Афр, позаботься! – приказал викарий.

Раб умчался исполнять, а Эйрих готовился к математическим расчётам. Табула и стилус были принесены в кратчайшие сроки, поэтому мальчик тут же приступил к упражнению.

– Если верно, что в Константинополе, предположим, пятьсот пятьдесят тысяч жителей, – заговорил он, начав царапать глину стилусом. – То… Выходит, что нужно два миллиона семьсот пятьдесят тысяч модиев зерна, чтобы не дать всем жителям города умереть к концу месяца.

– Теперь ты понимаешь, – усмехнулся Соломон.

– Но сколько-то ведь можно привезти и заработать на этом денег? – спросил Эйрих.

– Лучше не суйся в торговлю зерном, – предупредил его викарий. – Самые свирепые и кровожадные варвары, худшие люди, которых ты только мог повстречать, покажутся тебе святыми апостолами, по сравнению с теми дельцами, которые занимаются зерном. Ты и твои люди просто исчезнете, в следующую же ночь после того, как успешно расторгуетесь на рынке. И все в городе будут знать, что так вам и надо.

Это не походило на шутку, поэтому Эйрих воспринял его слова всерьёз и крепко задумался над ними.

– И никто не везёт зерно посуху? – уточнил Эйрих.

– Везут, – покачал головой Соломон Атратин Приск. – Но если нет разрешения от зерновой коллегии, то с наивными глупцами случаются несчастья.

– Что нужно, чтобы получить разрешение от коллегии? – спросил Эйрих.

Он хотел заработать на зерне, потому что знал, где его взять – готы, обрабатывая землю, создают некоторый излишек, который запасается на случай неурожая. Если выкупить часть запасов по фиксированной цене, то можно очень хорошо заработать.

– Разрешения бывают разовые и постоянные, но мало денег, чтобы их получить, – вздохнул Соломон. – Вижу, что ты хочешь заработать на этом, но даже не пытайся – всю прибыль сожрут поборы от различных магистров, а ещё кто-нибудь, вызнав, что ты заработал какие-то деньги, обязательно попытается тебя ограбить или обворовать, что создаст проблемы с властями.

– Я могу защитить себя, – сказал на это Эйрих.

– В трущобах Константинополя обитают крупные банды, достаточно многочисленные, чтобы твоих воинов было недостаточно для защиты, – Соломон взял новую соню с подноса. – А ещё они хорошо знают город и имеют связи в среде вигилов и легионеров городских когорт, что сделает твоё сопротивление бесполезным, потому что ты чужак, ещё и гот.

– А что не так с тем, что я гот? – слегка удивился Эйрих.

– Ты вообще ничего не знаешь о Константинополе, да? – поинтересовался Русс с усмешкой.

– Я живу в глухой деревне, – признался Эйрих.

– Тогда это неудивительно, – произнёс Соломон и начал есть соню. – Русс.

– Гайна, – произнёс примипил. – Был такой гот, не знаю, твоего ли племени, но он очень хорошо возвысился лет восемь назад. Рос в чинах, продвигал своих людей на высокие должности и полностью погряз в интригах императорского дворца. Очень влиятельный человек, некогда. Но затем он начал интриговать по-крупному, решив, совместно с Требигильдом, другим готом, захватить власть в Константинополе. Правда, куда ему до настоящих интриганов? Его перехитрили и переиграли, он пытался спастись за Дунаем, но его схватил и обезглавил небезызвестный тебе гунн Улдин, ныне покойный, твоими стараниями. Голову Гайны доставили в Константинополь, в бочке с солёной водой.

А Эйрих даже не подозревал о существовании Гайны. Нужно срочно побольше узнавать о жизни римлян и их политике.

– Я видел голову Гайны, – вдруг заговорил молчавший до этого Иоанн Феомах. – Император был очень рад, что всё закончилось именно так. И я тебе скажу, Эйрих, у Гайны почти получилось захватить власть, но лишь почти. После того, как стало ясно, что Гайна предал императора, в городе начались погромы. Говорят, убили не меньше тысячи готов.

– Это значит, что к готам в Константинополе относятся не очень хорошо, помня о Гайне и Требигильде, так? – уточнил Эйрих.

– Поэтому лучше не распространяться о том, что вы готы, – покивал Соломон. – Была пролита кровь, много обиженных ходит по городу – пусть думают, что вы какие-нибудь германцы.

– Буду разбираться с этим только после того, как асдинги перестанут вам досаждать, – решил Эйрих. – Кстати, отличные мясо и вино.

– Благодарю, – степенно кивнул Соломон. – Скоро принесут сладости с юга, а также фруктовое вино – это в честь успешного заключения сделки. Тебе не понравились фаршированные сони?

– Слишком уж необычное блюдо, – ответил Эйрих. – Попробую как-нибудь в другой раз.

В прошлом, в бытность нищим бедолагой Темучжином, ему доводилось есть барсуков и, иногда, сурков, но это точно не от хорошей жизни. А тут, когда есть нормальная еда, есть что-то, похожее на белку – это не то, к чему он хотел бы стремиться.

«Оставлю крыс римлянам», – мысленно усмехнулся он.

– Многое теряешь, – произнёс Соломон. – Раз уж мы договорились, может, поделишься, как ты собрался уничтожать асдингов?

– Лучше я покажу это в деле, а Русс расскажет вам подробно, со стороны опытного воина, – улыбнулся Эйрих.

– Что ж, тогда буду ждать новостей, – ответил ему Соломон улыбкой.

/14 июля 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, диоцез Фракия, г. Филиппополь/

– Сорок серебряных монет за вот эту кольчугу?! – возмущённо воскликнул Иоанн. – Да ей красная цена тридцать, если не меньше!

Кольчуга, на взгляд Эйриха, была хороша: юбка её доходила до середины бедра,

– Либо бери, либо иди искать, где продадут дешевле, – устало произнёс торговец, представившийся Афением.

Лысый и морщинистый, он символизировал вселенскую усталость от необходимости каждый день слышать одно и то же от приходящих людей. Возможно, Феомах даже не десятитысячный возмущённый ценами в этой лавке.

– Мы берём, – вступил в разговор Эйрих. – Это хорошая кольчуга.

– Вот и хорошо, – кивнул Афений. – Сколько надо?

– Всё, что есть, – ответил Эйрих.

– В табуле написано, что я могу продать тебе не больше четырёхсот комплектов, – поднял со стола дощечку торговец. – И четыреста комплектов придётся собирать целую декаду.

– Давай все четыреста, если они такие же, как эта, – решил Эйрих. – Шлемы, щиты, топоры и копья?

– Шлемы – всё, что видишь за моей спиной, – махнул рукой Афений. – Щиты, топоры и копья – ищи у других торговцев, я занимаюсь только бронёй.

– Четыреста шлемов, вот таких, – Эйрих указал на висящий на стене стальной шлем, – возможно?

Шлем блестел полированной сталью, имел два больших нащёчника, полностью закрывающих голову сбоку, а спереди имелся глубокий наносник с дугами над глазницами. Сталь скреплялась бронзовыми заклёпками, держащими каркас единым куском. Выглядит шлем просто и надёжно, что и требуется.

– Возможно, – кивнул торговец. – В табуле так и написано. Займёт ту же декаду.

– Будут точно такими же? – уточнил Эйрих.

– Будут, – едва улыбнулся торговец. – Через декаду заберёте. Половина суммы вперёд.

– Годится, – согласился Эйрих. – Давай скрепим всё это письменным договором.

– Но ты же варвар! – удивился Афений.

– Варвар варвару рознь, – усмехнулся Эйрих. – Есть знакомые юристы?

– Я кликну Пробуса, – ответил отошедший от удивления торговец.

Спустя полчаса, после скрепления письменного договора, обязывающего Эйриха оставить предоплату в виде восьми тысяч силикв, что являлось четвертью его походной казны, а Афения поставить по четыреста шлемов и доспехов указанного качества, Эйрих покинул лавку и направился искать торговцев оружием.

Римские доспехи, как ни крути, лучше готских. Деревенские кузнецы, даже именитые мастера, прибывшие в деревню в поисках больших заказов, нехотя признавали, что лучше римских доспехов в этом мире не сыщешь. Римские кольчуги прочнее, шлемы крепче, а мечи дольше держат заточку. Именно поэтому Эйрих решил не пожалеть денег и снабдить всех своих воинов римскими доспехами, щитами и оружием – так будет надёжнее.

Иоанн Феомах отлучился по каким-то своим надобностям, но Эйрих отправил с ним Альвомира, «охранять дорогого друга».

Дальше Эйрих пошёл искать оружие и щиты.

Филиппополь примечателен тем, что тут есть ипподром, термы и даже до сих пор действующий театр – Эйрих доподлинно знал, от Марцеллина, что это признак успешного города. Ещё здесь имеются мануфактуры, обрабатывающие поступающее из окрестностей сырьё. В городе тянут проволоку для кольчуг, делают кольчуги, куют мечи и наконечники для копий, а ещё есть мастерская, производящая аркобаллисты, которые варварам продавать никак нельзя. Эйрих, будь он на месте императора Флавия Аркадия, обязательно защитил бы этот город, хотя бы ради сохранения производства высококачественных кольчуг и оружия. А вот об аркобаллистах ещё предстоит подробно разузнать…

– А мне кольчугу дадут? – Эрелиева догнала неспешно идущего по улице Эйриха.

– Дадут, – ответил он. – Вечером.

Сестра жаждала вступить в свой первый бой, потому что шуму вокруг её персоны очень много, ведь она первая, за несколько десятков лет, дева щита в их деревне. И этот шум следовало веско и громко оправдать, к чему Эрелиева и стремилась, навязываясь в поход. Пусть поход имеет мирные цели, но сестра даже не сомневалась, что без боёв не обойдётся.

«В чём-то она права», – подумал Эйрих. – «Время неспокойное».

– А сейчас что? – спросила она с нетерпением. – Когда мы пойдём бить асдингов?

Асдинги – это крупный вандальский род, ушедший под руку гуннского рейкса. Никто не знает точно, что творится за Дунаем, в безраздельных владениях гуннов, но какие-то сведения всё же известны. Например, Эйрих знал, что род асдингов имеет не меньше пяти тысяч воинов, что означает их слабость – остготов существенно больше, даже несмотря на понесённые в прошлом потери. Но асдинги славятся боевыми успехами в схватках с покоряемыми племенами, поэтому находятся на особом счету у гуннов – пришельцы с востока ценят тех, кто хорошо убивает их врагов и сохраняет верность. Правда, после смерти Улдина верность встала под большой вопрос, раз асдинги решились на дерзкий поход.

Эйриху не нравилась мысль, что победа над асдингами сыграет на руку гуннам, но ему нравилось серебро, которое поможет купить больше товаров в Филиппополе и Константинополе. Два таланта – это безумные деньги, если смотреть с позиции обычного воина, но Эйриху этого уже мало. Впрочем, он только начал…

– Пойдём тогда, когда придёт время, – ответил Эйрих, осматривая вывески на встречаемых зданиях. – Напрасно и бездумно торопиться – давать врагу дополнительные шансы на победу.

– Чего ты так пялишься на эти таблички? – недоуменно спросила Эрелиева.

– Что написано там? – указал Эйрих на стоящее с левой стороны улицы здание.

– П-е-к-а… пека… р-н-я… С-т-а-б-и-я, – напряжённо вглядываясь в вывеску, прочитала сестра, а затем довольно заулыбалась. – Пекарня Стабия! Значит, здесь что-то печёт какой-то Стабий!

– Здесь пекут римский хлеб, а Стабий – это имя владельца или основателя, – поощрительно улыбнулся ей Эйрих. – А следующая вывеска?

– Сук… Суко… валь-ня… Ве-тт-и-я… – прочитала Эрелиева. – Не знаю, что такое «суковальная», но написано, что она Веттия.

– Сукновальня, – поправил её Эйрих. – Неужели ты не знаешь, что такое сукно?

– А-а-а, так сукно делают здесь?! – удивилась сестра. – А как?

– Идавада знаешь? – спросил Эйрих.

– Знаю, живёт рядом с сухим дубом, – кивнула Эрелиева.

– Он сукновал, – сказал ей Эйрих. – Думаю, у них тут тоже есть чаны для мочи, где днями топчут шерсть.

– Так поэтому от Идавада всегда так воняет?! – выпучила глаза сестрёнка.

– А ты думала? – усмехнулся Эйрих.

– Я думала, что это он просто человек такой… – призналась Эрелиева. – Не знала…

– Работа грязная, вонючая, но без неё у нас не было бы своего сукна, – сказал на это Эйрих. – Все работы нужны.

Идавад не единственный сукновал у них в деревне, есть и другие, но они прибыли недавно, по причине роста деревни. А вообще, кое-кто до сих пор самостоятельно валяет шерсть в домашних условиях, не желая платить Идаваду и его коллегам по промыслу. Поэтому, когда приходит пора изготовить сукна, из некоторых готских домов несёт так, что даже просто пройти тяжело – таков их быт.

И это сукно, изготавливаемое из шерсти, роднит готов с монголами. В прошлой жизни, когда он ещё не стал непобедимым ханом ханов, ему приходилось иметь дело с этим промыслом. Родных нужно было во что-то одевать, поэтому они запасали всю производимую мочу, после чего занимались очень неприятным действом. Деваться было некуда, потому что иного способа получить тёплую ткань просто нет.

«Надо будет что-то менять в этом укладе», – подумал Эйрих, с недовольством вспоминая запах «ещё не готового сукна».

– Тут нет запаха, – произнесла Эрелиева.

– Скорее всего, мастерская в другом месте, а здесь сидит лавочник, принимающий заказы, – предположил Эйрих. – Ладно, идём дальше.

Торговцы оружием обнаружились на смежной улице, упирающейся в реку. Здесь было несколько представительств от мастерских, расположенных за городом – Эйрих уже видел подобное в Афинах. Римская жизнь потрясала воображение не тем, что производила, а как она это делала.

В прошлой жизни Эйрих никогда не видел, чтобы кузнецы делали что-то одно и больше ничего. В римских мастерских же целые группы мастеров сосредотачивались, например, на протягивании проволоки для кольчужных колец, другие группы сосредотачивались на изготовлении самих колец, а третьи – на сборке готовых доспехов. Именно так достигается единообразие готовых кольчужных доспехов, чего невозможно достичь готским кузнецам.

Как делают кольчугу готы? А у них всё просто: один кузнец с помощниками перерабатывают руду в железо, тянут из него проволоку, делают кольца и собирают из них доспех. Эйрих интуитивно чувствовал, что это дольше и сложнее, чем если бы группы кузнецов делали отдельные детали и только их. Но это можно будет проверить позже.

Они вошли в лавку, где, если верить надписи, закупаются легионеры. Внутри было полно стоек с однотипным оружием, преимущественно короткими мечами, а также особые стойки с копьями различной длины. Оружие мог купить любой свободный гражданин, только вот, насколько знал Эйрих, большинству горожан это не нужно – все они надеются на несокрушимые легионы, которые защитят их, если возникнет такая надобность.

Ещё тут есть боевые топоры и кинжалы. Последние Эйриха не интересовали, но сильно заинтересовали первые, ведь за ними он и пришёл.

– Можно мне меч? – спросила Эрелиева.

– А ты умеешь им пользоваться? – поинтересовался у неё Эйрих.

– Нет… – ответила сестра.

– Тогда купим тебе новый топор, – покачал головой Эйрих. – Мечом надо уметь пользоваться, иначе это будет очень дорогая безделушка на поясе.

– Чем могу помочь? – спросил торговец за прилавком, успевшийоценить платежеспособность Эйриха по дороговизне одеяния.

Судя по всему, однозначного вывода он не сделал, потому что Эйрих был очень молод и одет не сказать, чтобы богато, но и не бедно.

– Меня зовут Эйрихом, сыном Зевты, – представился Эйрих.

– Валентин… сын Геты, – на его манер представился торговец, а затем обвёл рукой стойки с оружием. – Интересует что-то?

– Мне нужно четыреста вот таких копий, – указал мальчик на копьё, примерно на пару голов длиннее, чем Альвомир.

– Это ланцея, – сказал торговец. – В таких количествах продать не могу, потому что…

– Вот разрешение, – Эйрих показал ему табулу от Соломона.

Римлянин принял табулу и прочитал текст, после чего скрупулёзно рассмотрел печать викария.

– Четыреста ланцей продать могу, – кивнул он, оторвав взгляд от табулы. – По пятнадцать силикв за единицу. Что-то ещё?

– Четыреста топоров, вот таких, – Эйрих указал на образец.

– Такие мы не производим, – покачал головой Валентин. – Это…

Римлянин ещё раз, но уже с некоторой настороженностью, оглядел Эйриха.

– … это товар из другого города, – сказал он.

Эйрих понял, что это приведённые в порядок боевые трофеи. Скорее всего, то, что теоретически можно продать хоть за какие-то деньги.

– Сколько возьмёшь за все топоры? – спросил Эйрих.

– Это считать надо… – почесал затылок римлянин.

– Считай, – потребовал Эйрих, беглым взглядом пробежавшись по стоящим на стойках топорам.

Есть несколько топоров, типичных для вандалов, есть пара-тройка из готских, если верить характерным особенностям, имеется несколько образчиков гуннского ремесла, но основную массу трудно как-то чётко определить – инструменты войны стремятся к простоте и скромности.

– Всего восемьдесят четыре единицы, каждая по пять силикв, – насчитал Валентин. – Это значит, что итоговая сумма…

– Четыреста двадцать силикв, – произнёс Эйрих.

– А ты хорошо считаешь, – похвалил его торговец. – Да, четыреста двадцать силикв.

Шесть тысяч четыреста двадцать силикв – столько Эйрих оставит в этой лавке. Цены неважны, ведь сталь – это сталь. Сталь помогает получать больше денег, чтобы купить ещё больше стали. Так работает варварская экономика.

Щиты нашлись в соседней лавке, у мастера Клавдия Седула. В лавке, очень кстати, присутствовал сам мастер, поэтому обсуждать сделку пришлось с ним.

– Я, обычно, с варварами не торгую, но раз у тебя разрешение… – произнёс гладко выбритый русоволосый римлянин зим сорока. – По двенадцать силикв за скутум, но это я прямо от груди отрываю.

Скутумом римляне называли овальный щит,^[17] хотя Эйрих читал, что раньше они были другими. На представленном образце в лавке жёлтой краской была нанесена хризма, что не противоречило арианству, а напротив, подчёркивало связь готского арианства с другими направлениями христианства. Ну и воины Эйриха являются благочестивыми христианами-арианами. Официально, конечно же.

– Четыреста единиц, – произнёс Эйрих, которому не понравилась надменность римлянина, но ему с ним не брагу пить, а торговать. – Когда будет готово?

– А у меня уже есть четыреста щитов, – усмехнулся Клавдий Седул. – А у тебя есть деньги?

– Деньги есть.

Вечером этого же дня Эйрих заседал в стабуле и считал приобретённые товары военного назначения. Пусть у римлян не в ходу боевые топоры, в лавку попали отменные образцы, всяко лучшие, чем у многих воинов в отряде Эйриха. Это была хорошая покупка, о которой он ничуть не жалел.

Теперь осталось дождаться изготовления или доставки брони, копий и прочей экипировки, заказанной Иоанном Феомахом, после чего можно отправляться в путь – защищать диоцез Фракия от поползновений асдингов.

«Быть „хорошим варваром“ у римлян – это не очень почётно, но очень выгодно», – подумал Эйрих, откладывая в сторону очередной овальный щит. – «Когда бы ещё римляне, без принуждения, продали мне столько всего?»

Глава пятая. Дождь и тьма

/25 июля 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, диоцез Фракия, окрестности города Нова/

– Скоро повеселимся!!! – восторженно воскликнул Хумул, воздев в небо топор.

Поводом для его радости послужили вернувшиеся с берега Дуная разведчики, ведущие с собой троих связанных пленников.

Восторженный вопль поддержали другие воины, но не все. Молодёжь, набранная перед походом, кричала громче всех, с нетерпением ожидая начала боевых действий, а более опытные воины были равнодушны, потому что знали, что в бою нет ничего хорошего. И Эйрих это знал, опыта в этом у него предостаточно, но люди таковы и он таков, что без боёв никак не получается.

Пленники были биты, о чём свидетельствовали многочисленные синяки, успевшие налиться тёмной синевой. Их выстроили перед Эйрихом, чтобы он посмотрел на них внимательнее и выбрал подходящего кандидата для «беседы».

Все трое пленных асдингов были бородаты и физически крепки, видно, что уверенно стоят на воинской стезе, но им просто не повезло оказаться на этом берегу Дуная как раз тогда, когда Эйрих приказал выставить скрытные дозоры, чтобы отловить пару-тройку пленных. И эти трое, освобождённые от пут, но безоружные, стояли перед Эйрихом, ожидая своей судьбы.

Минуты три он просто смотрел на них.

– Альвомир, – Эйрих указал на самого высокого и старого из пленных.

Гигант понял всё правильно, подошёл к указанному человеку и резко схватил его за шею обеими руками. Жертва начала дёргаться, схватилась за необъятные ручищи Альвомира, но тот равнодушно смотрел ей в глаза, ожидая, пока нехватка воздуха убивает крепкого воина. Спустя некоторое время, лицо вандала посинело, после чего он прекратил сопротивление и умер.

Присутствующий Лузий Публикола Русс неопределённо хмыкнул.

– Достаточно, – сказал Эйрих.

Труп упал на траву, а Альвомир вернулся на своё место по правую руку от Эйриха. Двое вандалов-асдингов стояли и ждали своей участи, но один из них, зим двадцати, с нескрываемым ужасом смотрел на тело товарища. Другой же воин пристально смотрел на Эйриха, в глазах его была решимость.

– Альвомир, – произнёс Эйрих и указал на храбреца.

И снова повторилось удушение жертвы руками гиганта. Когда бездыханное тело упало на траву, Эйрих перевёл взгляд на последнего вандала и молча смотрел на него.

– Ты остался совсем один, в окружении безжалостных врагов, – тихим голосом заговорил он, спустя некоторое время. – Как же тебе спастись?

Он знал, что вандальский язык очень близок к готскому, поэтому пленник должен его понять.

– Я лучше умру, чем опозорюсь, – не очень уверенно ответил асдинг.

Язык звучал несколько иначе, нежели готский, но недостаточно иначе, чтобы ничего не понимать. И пусть Эйрих впервые слышал вандальскую речь, он прекрасно всё понял, как и вандал понял его. Видимо, не зря говорят, что вандалы родственны готам и когда-то были с ними одним народом.

– Единственное, что я могу тебе обещать, если не заговоришь: ты опозоришься и умрёшь, – произнёс Эйрих.

Вандал молчал. Минута, две, три.

– Альво… – потерял терпение Эйрих.

– Стой, я заговорю! – дёрнулся вандал. – Я заговорю!

Это значило, что Эйрих ещё не разучился разбираться в людях. Двое убитых вандалов были опытными воинами, об этом говорили их руки и даже лица, а этот встал на воинскую стезю не очень давно, поэтому был не очень крепок волей и не привык к незримому присутствию смерти, всегда ходящей рядом с убийцами.

– Как тебя зовут? – спросил Эйрих.

– Гайзарих, – представился пленный.

– Расскажи мне свою историю, Гайзарих, – попросил его мальчик.

История не была длинной, потому что прожил Гайзарих всего девятнадцать зим, воином стал всего две зимы назад, пройдя испытание в дружину вождя Муритты. Его отправили за Дунай, вместе с десятью воинами, под командованием десятника Дразы, того самого, которого Альвомир задушил первым. Но сразу после пересечения реки на них напали, большую часть побили насмерть, а троих захватили живьём.

Целью отряда Дразы была разведка, проверка мест для развёртывания лагеря всего войска, а также прояснения осведомлённости римлян о готовящемся набеге на окрестные города и Филиппополь. Эйрих знал, что для римлян их планы секретом не были, но вандал искренне верил, что римляне ничего не знали, поэтому считал, что эта вылазка должна была быть лёгкой и безопасной прогулкой.

– Сколько воинов будет участвовать в набеге? – спросил Эйрих.

– Я не знаю, – ответил Гайзарих.

– Это неправильный ответ, – разочарованно вздохнул Эйрих.

– Это правда, я не знаю! – воскликнул вандал. – Мне никто не говорил!

– Хотя бы примерно, – Эйрих вытащил из ножен кинжал, тот самый, от которого умер гунн Улдин. – Это очень важно для тебя.

– Десятник Драза подчинялся сотнику Армогасу… – вандал начал соображать. – Я только слышал, что набег вождь обсуждал со всеми своими сотниками.

– Сколько сотников участвовало в этом обсуждении? – уточнил Эйрих.

Вандал крепко задумался. Он очень хочет жить, а его жизнь сейчас напрямую связана с точностью сведений, которые он передаст остготам. Эйрих точно знал, что предпочёл бы мучительно подохнуть, чем дать на заклание врагам своих соплеменников, но простые и слабовольные люди ценят свою жизнь превыше остального. Приспособленцев, готовых подставлять задницу всем, кто сильнее, среди людей полно и Гайзарих уже сделал свой выбор – ради собственной шкуры он готов пожертвовать чем угодно.

– Сорок или пятьдесят, – сообщил вандал. – Но я не знаю точно.

Эти сведения соответствовали всему, что слышал Эйрих от римлян, а также укладывались в аристотелевскую логику: меньшим числом крупный город можно и не взять, а это чревато полным провалом уже объявленных целей, что плохо для репутации вождя – люди могут и не знать о логике, но интуитивно следуют её законам. Некоторые из них, конечно же…

«Интересно наблюдать за тем, как тесно логика переплетается с нашей жизнью», – подумал Эйрих. – «Можно сказать, что это законы, по которым живёт всё сущее. И тот, кто знает эти законы, имеет преимущество перед всеми остальными. Греки когда-то были мудры».

Пятьдесят сотников – это около пяти тысяч воинов. У Эйриха их четыреста тридцать, но зато все облачены в римскую броню и вооружены римским оружием. Достаточно ли этого для отражения набега? Недостаточно, если атаковать в лоб.

– Ниман, пошли разведчикам весточку, чтобы они отходили от берега, – приказал Эйрих старшему дружиннику.

– Сделаю, – кивнул Ниман Наус и пошёл искать подходящих людей.

– Что ты задумал? – спросил Эйриха Иоанн Феомах.

О планах Эйриха было интересно услышать и наблюдателям от Соломона, поэтому Русс заинтересованно приблизился.

– Нужно сделать вид, что отряд разведчиков где-то затерялся или ушёл грабить римлян, – ответил Эйрих. – Пусть новые разведчики удостоверятся, что на этом берегу безопасно и можно начинать переправу. А дальше мы посмотрим.

– А с этим что? – спросил Хумул, указав на пленного вандала.

– Альвомир.

/27 июля 408 года нашей эры, земли римлян, на северном берегу реки Донав/

Дружина вождя Муритты, сына Аммата, спустила плот на неспешно текущие воды Донава. Вождь не знал, как эту реку называют римляне, возможно, что-то с окончанием «ум» или «ус», но это было неважно – сегодня асдинги пересекут эту реку и пройдут по землям нежных римлян раскалённым мечом.

Высокий и физически крепкий вождь, обладатель длинных светлых волос, пронзительных голубых глаз и окладистой бородки, по бокам заплетённой его женой в тонкие косы, стоял на берегу и с философским выражением лица смотрел на удаляющиеся плоты. Он был облачён в клёпанную римскую кольчугу, с которой убрали наплечники, вооружён гуннским мечом и держал за спиной круглый вандальский щит. Шлем его, берущий происхождение в восточных лесах и принадлежавший его покойному отцу, висел на поясе.

Если его затея завершится полным успехом, то он вернётся за Донав с богатой добычей, которая позволит купить расположение остальных вождей, причём не только вандальских. Над асдингами власть он уже получил, потому что остальные асдингские вожди и слова не смеют сказать поперёк его, но теперь предстояло пересечь границы мыслимого.

Улдин подох, говорят, от рук какого-то мальчишки, поэтому гунны сейчас делят владения и конца этой дрязге, пока что, не видится.^[18]

Рано или поздно, конечно же, кто-то положит этой сваре конец, вновь объединив все земли под одной крепкой рукой, но сейчас, пока гуннам не до этого, пробил час Муритты.

– Узнали, что стало с Дразой? – спросил Муритта у сотника Армогаса.

Армогас – это уже поживший воин, начинавший во времена юности отца Муритты. Ростом сотник на полголовы ниже Муритты, но шире в плечах на полторы ладони – говорят, он был очень силён в свою молодость. Сейчас же этот седовласый воин должен задумываться о том, что пора уходить на покой, чтобы дело его продолжили старшие сыновья.

– Следов его отряда не обнаружили, – сообщил сотник. – Возможно, потерялись.

– Ты за него ручался, – вождь был крайне недоволен этой накладкой с разведчиками и не скрывал этого.

– Драза – надёжный воин, – вступился за своего подчинённого Армогас. – Я сам воспитывал его и точно знаю, что он не способен заблудиться меж трёх клёнов.

– Тогда где он? – вождь задал вопрос, на который нельзя дать правильный ответ. – А если его поймали римляне и на том берегу нас ждёт готовый к бою легион?

– Брунжо, родной брат Дразы, всё проверил – два дня они шерстили тот берег и не обнаружили никаких признаков римлян, – произнёс Армогас. – Отряд Дразы не оставлял следов, как ему и было велено, но Брунжо нашёл свежие остатки спрятанного костра недалеко от римского городка. И нет рядом никаких легионов, а за два дня кого-то пригнать римляне просто не успели бы.

– Думаешь, они пошли в город? – спросил Муритта.

– Не похоже на Дразу, – покачал головой сотник.

Новый плот, гружённый пятьюдесятью воинами, оторвался от берега.

– Тогда как это объяснить? – спросил вождь. – Армогас, я всё поставил на кон – если мы потерпим неудачу, то нас сожрут. Гелимер набирается уверенности и скоро бросит мне вызов.

Гелимер – вождь лакрингов, соседнего рода, считающий, что он годится на роль неофициального рикса вандалов. Он тупой, но хороший воин. А туп он потому, что считает, что гунны ничего не заметят. Он хочет просто объединить все вандальские роды под своей властью, но добровольно под него мало кто пойдёт, что означает затягивание объединения, а это означает, что у гуннов будет достаточно времени, чтобы это увидеть и отправить к праотцам всех, кто проявляет непокорство. Нужно неопровержимое свидетельство успеха. Что может быть лучше удачного набега на богатый римский город, чтобы доказать свой успех? Золото и серебро, роскошь римлян – это объединит все роды под рукой того, кто добыл всё это. Это должен быть Муритта, а не тупой Гелимер.

– Я понимаю, – кивнул сотник. – Но говорю тебе, что это не похоже на Дразу. И заблудиться он не мог…

– Как он относится к браге? – поинтересовался вождь.

– Как все: не дурак выпить, но не ставит её выше остального, – пожал плечами Армогас.

– Мы можем полагаться на Брунжо? – спросил Муритта.

– Он хороший разведчик, – ответил сотник. – Но Драза намного лучше.

Вождь не знал, как быть. Два дня они выжидали, что скажет Брунжо, отправленный на тот берег Донава. Десятник сказал, что там не было никого, никаких крупных сил римлян. Но римляне славятся своим коварством и хитростью.

Отец говорил ему, что с римлянами надо держать ухо востро, потому что если тебе кажется, что ты заключил с ними выгодную для себя сделку, знай – тебя в чём-то обманули. Многие считают, что римляне стали слабыми, но Муритта, бывавший в Константинополе, прекрасно осознавал, что они сильны. Сила, сложенная с коварством – это то, благодаря чему римляне владеют немыслимых размеров землёй и производят чудесные товары, кои часто прибывают на этот берег Донава с торговцами.

Спросил бы кто-то: «Почему тогда римляне не могут защитить свои города?» Муритта бы ответил, что гунны сильны, но сейчас заняты междоусобными дрязгами. Просто у римлян эти дрязги идут не первое столетие, но они всё ещё сильны. Сильнее, чем любое племя. Даже сильнее, чем гунны.

Был ли вождь восхищён достижениями римлян? Нет. Он считал, что у них слишком много изнеженных мужчин, слишком много мужеложцев, изобилие женщин, порочащих имена своих отцов, слишком много незаслуженной роскоши, а ещё от них не пахнет ничем, кроме благовоний. И ещё вера у них какая-то неправильная.

Муритта считал, что раз римляне обнажили свои границы, то кто он такой, чтобы не пересечь их?

Назад дороги уже нет. Утром была, но он уже дал приказ на переправу. Раньше надо было думать, а теперь отмена приказа будет воспринята как трусость, а это хуже смерти.

– Спускайте плот, – приказал вождь своим ближникам.

/29 июля 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, диоцез Фракия, окрестности города Нова/

– Насчитали тысячи две, – сообщил Ниман Наус, сгоняя со своей лысины приземлившуюся туда муху. – Они ждут беды, поэтому сразу выставили усиленные дозоры.

– И правильно сделали, – усмехнулся Хумул. – Беда таится в лесах…

– Дозоры близко к лагерю? – спросил Эйрих.

– Недалеко, – кивнул бывший охотник. – Легко и тихо порежем их, если погода будет оставаться такой же.

– Переправу уже прекратили? – уточнил Эйрих.

– Прекратили, – кивнул Наус. – Но две тысячи – это всё равно слишком много, чтобы атаковать в лоб.

– Атаковать в лоб придётся, – ответил на это Эйрих. – Но мы будем делать это по-умному, а не как всегда. Аравиг!

К скрытному костру, заставленному со всех сторон плотными щитами из еловых веток, приблизился один из дружинников Эйриха.

– Да, претор? – приложил кулак к груди дружинник.

– Вы всё приготовили? – спросил у него Эйрих.

– Да, претор, – ответил он. – Ветер постоянно дует с юга.

– Хорошо, – кивнул ему Эйрих. – Иди к месту и предупреди всех, я пошлю гонца, когда придёт время.

– Слушаюсь, претор, – снова приложил кулак к груди дружинник.

Солнце ещё не зашло, слишком светло, чтобы начинать, поэтому Эйрих решил, что следует выждать погружения мира в непроглядную тьму. Погода помогала ему сегодня, потому что небо затянуто густыми облаками, окрашенными сейчас практически в фиолетовый цвет. Скоро Солнце погрузится в землю и настанет то, ради чего Эйрих гонял своих воинов днями и ночами.

Ночной бой – это особое искусство, которому нельзя научиться при солнечном свете. Выдающиеся полководцы, одерживающие блистательные победы под Солнцем, зачастую мало что могут под Луной. Темучжин был из тех, кто предпочитает видеть поле боя и потому избегает ночных боёв. Это не значило, что он не умеет сражаться ночью, но также не значило, что он это любит.

«Во тьме очень много непредсказуемого», – подумал Эйрих. – «Но иногда это можно обернуть в свою пользу».

– Альвомир, ты где? – позвал он своего верного подопечного.

– Я здеся, деда, – ответил гигант, вышедший из-за щита из веток.

– Надел броню? – спросил Эйрих, разворачиваясь к нему.

– Да, деда, – подошёл к нему Альвомир.

Броню ему делали долго, потому что заказ Эйриха был нетипичным для готских кузнецов, но зато результат был на загляденье. Вместо обычной кольчуги, использование которой сильно упростило бы эту затею, кузнецы были вынуждены применить толстые стальные пластины, скрепляемые между собой не менее толстыми кольцами. Кое-где пришлось применять кольчужные элементы, но эти элементы были двухслойными и из самого качественного материала. Броня закрывала Альвомира с шеи до ног, а на голову ему надевался толстый каркасный шлем со стальной личиной. Его и до этого было тяжело убить, потому что он сильный и достаточно умелый воин, но в этой броне он был практически неуязвим, ведь даже сапоги ему сделали из сегментов крепкой стали.

В руках Альвомир держал тяжёлую секиру, лезвие которой было надлежаще закалено, чтобы иметь способность разбивать мечи и броню.

Всё это обошлось Эйриху очень дорого, но он не жалел ни об одной затраченной монете.

– Ленты все повязали? – спросил он у Нимана Науса.

– Все, кому дорога голова, – усмехнулся тот.

Красные ленты на правых плечах воинов – это то, что поможет Альвомиру отличать своих от чужих. Если ленты нет, значит Альвомир может стукать этого человека секирой по башке, что безальтернативно летально. Эйрих предупредил гиганта, чтобы тот думал, прежде чем бить, но когда Альвомир увлекается, думать – это последнее, что он делает. Эйрих надеялся, что гигант не будет убивать своих.

– Красная лента вот здесь, – Эйрих указал на своё правое плечо, – это свой, бить нельзя. Понял меня?

– Ты уже гаварил, Эрик, – пробубнил Альвомир. – Не тупой я, панимаю.

– Если не убьёшь никого из наших, можешь не сомневаться – куплю тебе тридцать самых вкусных лепёшек и горшок самого лучшего мёда, – пообещал Эйрих.

– Ы-ы-ы, хы! – обрадовался гигант. – Мёд! Лепёшки!

– Поэтому в твоих интересах не убивать людей с красными лентами, – произнёс Эйрих. – Пока садись у костра, посидим, подождём.

Альвомир сел рядом с дремлющей Эрелиевой. Хумул примостился у костра и достал из котомки вяленое мясо.

Эйрих посмотрел в небеса. Судя по облакам, ночью будет дождь. Скорее всего, с грозой. В прошлой жизни, благодаря паре сломанных костей, он узнавал об изменении погоды сильно заранее, а теперь приходится полагаться на приметы. И видит Тенгри, он хотел бы быть вынужденным всю оставшуюся жизнь в этом вопросе полагаться только на приметы…

– Расскажи какую-нибудь историю, Эйрих, – попросил бывший охотник.

– О чём именно ты хочешь услышать? – уточнил мальчик.

– Ну, в тот раз ты рассказывал о этом… – Хумул покрутил кусочком вяленого мяса перед своим лицом. – Который будто бы не император, но с властью императора. Как же его?..

– Принцепс Октавиан Август, – напомнил Эйрих.

– Да-да, о нём! – заулыбался бывший охотник.

– Ты упоминал о невероятной броне, которую делали римские мастера, – произнёс Ниман Наус. – Будто бы её нельзя было пробить ни копьём, ни мечом, но что-то я не заметил ничего такого на тех римлянах, которых мы, без обид Иоанн, побили в бражном доме.

– Да ничего, – махнул рукой сидящий на бревне Иоанн Феомах. – Я виноват в их гибели больше всех.

– У Вегеция в «Эпитоме военного дела» написано, что легионеры сейчас идут в бой без панцирей и шлемов, но мы видели, что у них есть шлемы и кольчуги, что означает, что раньше брони их были лучше, – сказал Эйрих, решивший увести беседу с небезопасной тропы взаимных упрёков и обид. – У принцепса Октавиана Августа я читал, что он позаботился о своих верных легионах, принудив всех римских бронных мастеров делать латные панцири, дабы оснастить ими каждого легионера и преторианца.

– Преторианцы – это кто? – поинтересовался Хумул.

– Это тема для отдельного рассказа, – усмехнулся Эйрих.

– И что, легионеры прямо неуязвимые были? – с недоверием спросил Ниман Наус.

– Говорят, что их броню не могли пробить ничем, – пожал плечами Эйрих. – Но даже такие легионы, с воинами в латных панцирях, разбили германцы в Тевтобургском лесу. Поэтому главный урок, который мы должны усвоить: превосходство в качестве и количестве воинов не даёт тебе абсолютного преимущество и если у тебя задница вместо головы, то ты погубишь всех своих воинов и себя.

– Как римляне в том ущелье, – нашёл аналогию Хумул. – Они были сильнее и в большем количестве, но мы их победили.

– Потому что Эйрих перехитрил их командира, – констатировал Ниман Наус, а затем посмотрел на мальчика. – Теперь я верю, что от твоих книжек есть толк. Эх, жаль, что мне уже поздно учиться читать…

В прошлой жизни Темучжин тоже так считал. Если бы он не был убеждён в этой глупости, то, быть может, успел бы достичь куда большего.

– Зря ты так, – покачал головой Эйрих. – Учиться не поздно никогда. И уж поверь мне: чем больше ты не узнаешь, тем хуже потом будет тебе же. Всегда надо узнавать новое, особенно, когда речь идёт о твоих врагах – этому учат римляне.

– Это чему они научились? – недоуменно спросил Хумул. – Как лучше жрать фаршированных белок?

– Они всегда учились у своих врагов, – вздохнул Эйрих. – Германцы использовали топоры, не видящие особой преграды в кольчуге, ранее позаимствованной римлянами у галлов – римляне делают латный панцирь. Даки используют отрубающие руки косы – римляне делают наручи из стальных колец. Встретившись с парфянами, римляне переняли у них тяжёлую конницу, закованную в броню. Проблему лучников они решить не могли, потому что в легионе им не нашлось подходящего места, из-за чего они придумали плюмбаты, позволяющие быстро проредить строй атакующей конницы или не покрытой бронёй пехоты.

– А мы учимся? – спросил Ниман.

– Пока что нет, – вздохнул Эйрих. – Я слышал слова стариков, слышавших слова своих стариков: готы сейчас воюют так, как воевали при рейксе Остроготе. Это нужно изменить. И мы это изменим.

– Как? – спросил Ниман.

– Нужно перенимать воинские умения древних, – ответил на это Эйрих. – Нынешние римские легионы – блеклая тень тех, что были при принципсе Октавиане Августе. Вегеций, в своей книге, пишет о том, какими были древние легионы и как именно это было достигнуто. Если мы сможем создать что-то подобное из готского воинства – мы станем непобедимыми. Это потребует много денег, затратит много наших сил, но цель оправдывает любые средства. Выстоим и выстроим – мир будет у наших ног.

– Как всегда у Эйриха – нужны деньги, – разочарованно вздохнул Хумул. – Если бы можно было просто достать много денег, мы бы и здесь неплохо устроились. Когда есть много денег, везде хорошо.

– Деньги сами по себе ничего не значат, – произнёс Эйрих. – Важнее то, что на них можно купить.

– Так в чём была сила древних легионов? – заинтересованно спросил Ниман. – В неуязвимой броне? Может, в числе воинов?

– Расскажу после того, как закончим с налётчиками асдингов, – улыбнулся Эйрих. – Уже достаточно стемнело. Хумул, отправь гонцов к Аравигу, скажи, чтобы начинали. Всем проверить снаряжение и строиться!

/27 июля 408 года нашей эры, земли римлян, на южном берегу реки Донав/

– Чувствуешь запах? – обеспокоенно спросил Муритта у своего телохранителя, Обада.

– Дымом воняет, – принюхался телохранитель. – Не к добру это…

Выйдя из шатра, Муритта огляделся.

Вокруг непроглядная ночь, небо закрыто облаками, моросит мелкий дождик, грозящий перерасти в ливень. В воздухе пахнет свежестью и грозой. Мелкие капли воды падали на лицо смотрящего в небо вождя. Вспыхивает молния, а затем раздаётся раскат грома. Вспышка позволила увидеть, что воздух вокруг заволочен туманом. Нет, не туманом, а дымом. Весь лагерь в дыму и во тьме.

– Что-то горит в лесу, – Муритта непроизвольно схватился за меч.

– Может, молния подожгла? – предположил Обад. – Такое бывает.

– Не вижу зарева пожара, – покачал головой вождь. – Это римляне что-то задумали… Я так и знал, что не могло быть просто!!! К оружию! Сотники, строить воинов в центре лагеря!

Поднялась суета в темноте. Вспышки молний позволяли видеть бегающих туда-сюда людей, а также очертания походных шатров.

– Доставайте факелы!!! – громогласно скомандовал Муритта. – Я хочу, чтобы весь лагерь был освещён как днём!!! Где дозоры?!

– Отсырел, сукин… – зачиркал кресалом по кремню один из воинов.

– Жаровня в шатре, тупица! – крикнул ему начавший злиться вождь. – Быстрее!

Факелы загорались в десятках рук, мокрый мрак рассеивался по всему лагерю, что придавало Муритте уверенности. Правда, всё в едком дыму, поэтому видно недалеко.

А затем из темноты начали прилетать одиночные стрелы.

Вот воин из ближников, только что поджигавший факел в жаровне, поймал стрелу в грудь. Кольчуга выдержала попадание, но воин уронил факел.

– В укрытия! – распорядился Муритта.

Он никому бы не признался, что не готов к такому. Ночью он никогда не воевал, предпочитая лить кровь при свете дня. Отец предупреждал его, что бывают враги, использующие всё, что даёт природа: местность, погоду, даже смену дня и ночи, но Муритта, как-то пробовавший тренировать своё воинство ночью, потерпел сокрушительное поражение как учитель и полководец. И сегодня это слабое место может послужить причиной его погибели, потому что видно было, что римский командир, явно, знает, что делает.

Стрелы прилетали нечасто, но всегда в носителей факелов. Муритта понял, что из-за дыма враг тоже не видит происходящего в лагере, поэтому стреляет по свету. И стрельба эта была результативной – ранено уже трое.

– Кха-кха! Вождь! – подбежал к нему кашляющий от дыма Армогас. – Что будем делать?!

– Занимаем оборону! – выкрикнул вождь. – Строиться в центре лагеря! Стена щитов!

Стрелы продолжали прилетать, поражая воинов с факелами. Ущерба от этого мало, потому что вождь быстро понял, что стреляет либо один, либо двое лучников, судя по частоте прилёта стрел.

– Держи факел подальше от меня! – предупредил Муритта примчавшегося к его шатру воина.

Но его слова были напрасны, потому что невидимый лучник прислал стрелу прямо в лицо воина. Настоящий мастер, способный прицельно стрелять сквозь дым.

Пока воины собирались в стену щитов, Муритта сбегал в шатёр за своим мечом и щитом.

Когда он вышел из шатра, дым снаружи стал ещё гуще, отчего было тяжело дышать и практически ничего не было видно.

Увидев сквозь дым силуэт построения, а также множество факелов, вождь направился туда и споткнулся о что-то мягкое, лежащее на земле. Упав в грязь, он чуть не порезал лицо о свой меч. Встав на ноги, Муритт перешагнул через труп, стёр с лица грязь, после чего продолжил идти к своим.

Римляне, как оказалось, готовы драться во тьме, но это их единственная надежда – легионов поблизости нет, поэтому воинов у них, максимум, тысяча, а этого недостаточно, чтобы штурмовать лагерь, полный готовых к бою воинов.

– Зубы обломаете… – процедил Муритта, становясь в строй.

/29 июля 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, диоцез Фракия, окрестности города Нова/

Эйрих выпустил последнюю стрелу, после чего удовлетворённо пронаблюдал, как факел падает на землю, вместе с носителем.

Кольчуг у асдингов мало, большая часть воинов имеет в собственную защиту только щиты и шлемы, поэтому стрелы, в большинстве своём, поражали незащищённую плоть. У Эрелиевы дела обстояли чуть похуже: она стреляла не так метко, как Эйрих, но даже при недостатке навыка она иногда попадала в кого-то. Пусть два лучника не могут повлиять на исход предстоящей битвы, но их достаточно, чтобы попортить кровь.

– Потушили? – спросил Эйрих, увидев подходящего Хумула.

– Кое-как, – недовольно ответил тот, после чего похлопал по рукавам поддоспешника. – Весь дымом провонял…

Способ, которым Эйрих решил покарать асдингов сегодня ночью, был недешёвым, но эффективным. Он закупил у римлян дёготь, целых десять амфор. Как известно, дёготь разгорается плохо и сильно дымит. Эйрих знал об этом ещё в прошлой жизни, поэтому решил использовать дымовые свойства дёгтя в бою – на это его натолкнул способ, которым он одолел сотню элитных римских воинов из палатинской ауксилии. Он подумал тогда: а что если сделать больше дыма, чтобы можно было использовать его даже в открытом поле? Идея с дёгтем – ответ на этот хороший вопрос.

Дождь почти ни на что не повлиял, потому что свежее сено, облитое дёгтем, было прикрыто навесами. Телеги, подведённые поближе к лагерю асдингов, сгорят, но Эйрих считал это малой ценой за победу. Лучше телеги, чем лишние воины.

– Наверное, им очень паршиво там находиться, – произнёс Хумул с усмешкой. – Когда атакуем?

– Когда станет чуть менее дымно, – ответил Эйрих, а затем перевёл взгляд на Науса. – Воины на местах?

– Да, ждут, – ответил тот. – Мы всерьёз будем атаковать две тысячи воинов четырьмя сотнями?

– Всерьёз, – улыбнулся Эйрих. – Атака по сигналу.

Инцитата использовать нельзя, лошади плохо годятся для ночных боёв, поэтому Эйрих сегодня сражается пешим.

– Вперёд, – приказал он, вытащив топор из перевязи.

Назначенный для этого воин сдёрнул пропитанную дёгтем ткань с костра, расположенного на вершине деревянной башенки. Факел поджёг сухую древесину, облитую маслом. Со вспышкой пламя взметнулось к небу. Сигнал к атаке подан.

Эйрих присоединился к сотне воинов, готовых к штурму.

Четыре группы, по две с севера и юга, двинулись вперёд, на асдингов, большая часть из которых ещё не успела прийти в себя.

– Тревога! Римляне!!! – заорал кто-то.

Дозоры вырезаны тихо, судя по тому, что вандалы поняли о совершаемом нападении только когда запахло дымом.

Но готы уже были слишком близко, поэтому раздался слитный воинский клич и в лагерь ворвались сотни готовых убивать воинов.

– Держись у меня за спиной, сестра! – бросил Эйрих через плечо.

Эрелиева, вооружённая луком, нервно кивнула, но брат этого не увидел.

– Ломи! Бей! – завопил Хумул, после чего первый отряд, возглавляемый лично Эйрихом, врезался в слишком поздно начавших перестроение вандалов.

Ограниченный в манёврах строем, Эйрих принял на щит не очень умелый удар топором, после чего дёрнул своим топором вражеский щит. Опытный воин бы знал, что делать в таком случае, но вандальский воин упустил шанс на выживание и получил в грудь копьём.

Враги не успели поставить нормальный строй, поэтому в первые минуты схватки потеряли очень много людей, оказавшихся не готовыми к столь решительной и молниеносной атаке.

Натиск оказался чрезвычайно успешен, потому что атака проводилась совсем не с той стороны, с которой ожидали вандалы, а если точнее, то не с тех сторон.

Пахло кровью и дымом.

Резервов Эйрих не оставлял, потому что сейчас происходит не тот тип войны, к которому здесь все привыкли. Ведь он даже не ставил целью абсолютную победу над вандалами.

– Бей! Режь! Руби! – доносились восторженные выкрики Хумула.

– Ут! Ут! Ут! Ут! – доносился со всех сторон древний боевой клич.

Даже Эйриху стало слегка не по себе от этого замогильного звука, словно доносящегося прямиком из Хельхейма… Как бы громко не кричали проповедники о том, что готы, все как один, благочестивые ариане, прошлое из головы не выкинешь.

Задачей воинов было нанесение максимума потерь, чем они и занимались, а Эйрих не отставал. Покалечить так, чтобы враг не смог стоять на ногах, ранить так, чтобы он не мог продолжать бой – убивать необязательно, но обязательно, чтобы после боя у вандалов осталось очень много раненых и калек.

– Ублюдок… Сука… – процедил бородатый вандал, правое плечо которого разрубил Эйрих.

Вынув топор из раны, мальчик принял на щит ослабленный удар от своей жертвы, после чего завершил всё горизонтальным ударом в шею, над опущенным щитом.

Противники никак не могли собраться и начать отражать атаку, их командир утратил бразды управления своим войском, что вело к катастрофическим последствиям.

Да, их около двух тысяч, было до атаки. Теперь же численность асдингского войска стремительно сокращается, причём так быстро, что Эйрих даже начал задумываться об окончательной победе…

Кашель, звон металла, рёв и предсмертные крики.

Топор Эйриха стал скользким от крови, а кровавая корка на лице уже начала засыхать и облупляться.

В отличие от вандалов, готы действовали с конкретной целью, делящейся на задачи – Эйрих подсмотрел это у принцепса Октавиана Августа, любившего и умевшего делить цель большую и недостижимую на множество малых, но достижимых задач.

И вот они прорвались к центру лагеря, не позволив вандалам вновь собрать строй воедино и начать отражать атаку. Останавливаться нельзя, потому что каждая минута передышки для вандалов – это сокращение шанса на успех для готов.

Разделив лагерь на две части, остготы встретились в центре, после чего разошлись налево и направо, рассекая хаотичные скопления вандалов уже на четыре части. Всё это сопровождалось непрерывном убийством всех встреченных противников, не имеющих на правом плече красной повязки.

Эйрих уже не знал, скольких убил, может, человек двадцать, это если не считать тех, кого он подстрелил из лука.

Тут сквозь дым стало видно силуэт относительно ровного построения.

– Наус, два десятка вправо! – скомандовал Эйрих. – Хумул, два десятка влево! Остальные – за мной!

Указанные подразделения, ведомые старшими дружинниками, начали обход, а Эйрих повёл остальных в лобовую атаку. По левую руку от него шёл Альвомир, очень результативно разрубающий врагов своей тяжёлой секирой, а по правую Аравиг, подающий надежды дружинник.

Вандалы предупреждающе заорали, увидев вал покрытых металлом вооружённых тел, стремительно приближающихся к их стене щитов.

Альвомир, обогнав остальных, подлетел к стене щитов и нанёс вертикальный рубящий удар, разрубая понравившийся щит яркой расцветки и руку владельца этого щита. Душераздирающий вопль, а затем гигант, проигнорировавший нанесённый откуда-то слева тычок копьём, начал ускоренную рубку, нанося выверенные и быстрые удары по всем врагам, что оказались у него в ближайшем доступе.

Натиск гиганта был поддержан остальными готами, а спустя несколько десятков секунд после столкновения во фланги стены щитов врезались отряды Науса и Хумула.

Эйрих успел убить лишь двоих, когда построение вандалов перестало существовать и уцелевшие вражеские воины бежали, бросив оружие.

Дым ещё не осел, хотя телеги уже давно потушили. Дегтярная вонь раздражала глотку, Эйрих уже чувствовал лёгкое головокружение, но что тогда ощущают вандалы? И в этот момент, когда покашливающий Эйрих наносил удары по лежащему вандальскому воину, пытающемуся укрыться за сжимаемым обеими руками щитом, его посетила идея. Нет, не идея, а ИДЕЯ.

Но эту идею он отложил на время после боя, как бы ему ни хотелось начать обдумывать её сейчас, после чего полностью погрузился в сражение.

Вандалы выступили позорно, сумев создать лишь несколько очагов сопротивления, после чего бросившись в повальное бегство.

Эйрих даже не рассчитывал на то, что удастся так легко сломить их боевой дух, но был искренне этому рад.

Задымление постепенно сходило на нет, вместе с сопротивлением асдингских воинов. В один момент, Эйрих обнаружил, что спереди нет врагов и видно краешек рассветного солнца, восходящего из-за пихт и буков.

– Надо выпить, – произнёс подошедший Ниман Наус.

– Сначала выставить охранение, посчитать и обобрать трупы, собрать оружие и доспехи, а также вычистить лагерь от всех ценностей, – распорядился Эйрих. – Потом мы уходим в Филиппополь, а там уже можно выпивать. На враждебной земле никакой браги.

– Да понял я, понял, – разочарованно махнул рукой старший дружинник. – Пить нельзя, баб нельзя – что за жизнь вообще? Успокаивает только одно – платят хорошо…

– О, слышу звон монет! – пришёл Хумул.

Броня его была покрыта кровью, в руке окровавленный топор, а щит обзавёлся десятком пробоин от копий и топоров.

– Объяви всем, что в честь славной победы выплачу каждому воину по пять силикв единовременно, – решил Эйрих соответствовать своему прозвищу. – И это не считая ежедневной оплаты.

– А вот так мне нравится! – заулыбался Ниман Наус. – Эйрих Щедрый! Эйрих Щедрый! Эйрих Щедрый!

– Эйрих Щедрый! Эйрих Щедрый! Эйрих Щедрый! – поддержали окружающие воины.

Над задымлённым лагерем, усеянным трупами, разносились славословия в честь Эйриха, а выжившие вандалы стремительно бежали к Дунаю, чтобы сообщить о полном уничтожении первого переправившегося отряда и легионе римлян, поджидавшем наивных асдингов в засаде.

Глава шестая. Деньги и целесообразность

/5 августа 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, диоцез Фракия, г. Филиппополь/

Телеги, гружённые добычей, стояли во дворе стабулы, вновь освобождённого специально для воинства готов.

– Всё это наше, – ещё раз повторил Эйрих. – Но пойдёт в пользу готского народа.

– Вот сейчас не понял, – признался Хумул.

– Я тоже не понял, – поддержал его Наус.

– Это значит, что кольчуги и оружие пойдут новым воинам, – вздохнул Эйрих. – А всякие ценности мы продадим, превратив их в серебро и золото, чтобы закупить побольше полезных вещей, которые понадобятся обычным готским селянам.

– Но зачем? – недоуменно спросил Хумул.

– Затем, что так мы станем сильнее, – прикрыл глаза Эйрих. – Ты сам участвовал в бою против вандалов. Мы бы не достигли и половины, не будь на вас качественных римских кольчуг и шлемов. А на что, по-твоему, я покупал эти брони?

– На серебро, – пожал плечами бывший охотник.

– А откуда серебро? – усмехнулся Эйрих.

– Мы взяли его в прошлых набегах, – ответил Хумул.

– Что было бы, раздай я всё серебро воинам? – задал вопрос Эйрих.

Хумул задумался, представляя себе эту картину.

– Хрен бы я дал серебро, чтобы покупать всем кольчуги вскладчину, – произнёс он. – И тогда мы пошли бы на вандалов в том, что есть.

– И потеряли бы много воинов, – добавил Ниман, тряпкой стерев с лысины пот. – Нет, так-то ты прав, Эйрих, но что с бою взято – то свято.

– Больше так не будет, – мальчик покачал головой. – Не нравится – отдавайте выданные броню и оружие, после чего идите на все четыре стороны.

– Вообще-то, мы же договорились, как бы, – встрял в разговор дружинник Аравиг. – Эйрих платит деньги за каждый день, а мы не разеваем роток на добычу с боя…

– Ты вообще за нас или как?! – резко развернулся к нему Хумул. – А я тебя ещё от дротика щитом прикрывал…

– И я благодарен тебе за это, – приложил руку к груди дружинник, – но мы ведь дали клятву…

– Я не помню в клятве слов, что я не имею права подходить к Эйриху и ворчать, – усмехнулся Хумул.

– Вот это было упущение… – посетовал Эйрих.

– Хах! – хохотнул Ниман Наус. – Ладно, не получилось, но мы попробовали. А я уже понадеялся, что вернёмся с похода обеспеченными людьми…

– Ладно, пойдём, старик, – позвал его Хумул. – Молодёжь нынче упёртая и жадная, а ещё его щедрым прозвали…

Старшие дружинники вошли в стабуларий, где уже накрывали стол.

– Ты не обижайся на них, – попросил Аравиг. – Просто, они привыкли, что…

– Знаю, – сказал на это Эйрих. – Привыкли к щедрым трофеям, привыкли воеватьпо-старому, привыкли, что вождь должен прислушиваться ко мнению дружины…

– А не должен? – поинтересовался Аравиг.

– У римлян плохо пошли дела именно в тот момент, когда от мнения простых легионеров стало зависеть слишком многое, – произнёс Эйрих. – Так рухнула республика, так возвысилась империя.

– Я в этих делах не разбираюсь, – признался дружинник.

– Вот именно, – усмехнулся Эйрих, после чего бросил свой потрёпанный щит на телегу и пошёл к выходу из стабулы.

В резиденции Соломона тоже была своеобразная неразбериха. Рабы бегали с подносами и амфорами, ходили какие-то важные люди.

– Кто ты, легионер и что забыл здесь? – придержал уверенно идущего к триклинию Эйриха какой-то римлянин в нарядной тоге.

– Я не легионер, – ответил Эйрих. – Мне назначено у Соломона Приска.

– Негоже случайным людям входить в дом уважаемого человека без приглашения, – римлянин проигнорировал его слова и дал знак охране.

– Альвомир, – произнёс Эйрих. – Не убивай их.

Гигант, ступающий следом за мальчиком, повернулся к охране дома и недобро улыбнулся. Римские охранники опустили руки к ножнам с мечами.

– Прекратить! – вбежал в коридор Соломон. – Что здесь происходит? Эйрих, друг мой!

– Рад видеть тебя, Соломон, – кивнул мальчик знатному римлянину. – Этот человек хотел, чтобы мы ушли.

Викарий перевёл взгляд на притихшего мужчину в нарядной белой тоге.

– Я… я не знал… – заговорил тот.

– Это претор Эйрих, сын Зевты, также известный по прозвищу Ларг, – представил Эйриха Соломон. – А это – Вергилий Кунктатор Мозон, прокуратор диоцеза Фракия,^[19] очень уважаемый человек.

Ларг – это «щедрый», если переводить с латыни. Римляне склонны переводить на свой манер даже прозвища. В этом они все – перенять и адаптировать под себя, чтобы было просто, понятно и привычно.

– Приятно познакомиться, уважаемый прокуратор, – изобразил полупоклон Эйрих.

– Взаимно, – ответил слегка нервный Вергилий Кунктатор. – Так это ты тот самый гот, что разбил вандальских налётчиков?

– Остгот, – кивнул Эйрих.

– Да-да, конечно, остгот, – вильнул правой рукой перед своим лицом прокуратор. – Прошу простить меня за то, что я обознался.

– Не стоит внимания, – ответил Эйрих. – Мы не были представлены, а одет я просто – можно принять за обычного воина.

– Качество истинного римлянина: когда все утопают в роскоши, одеваться просто и аскетично, – произнесла подошедшая к ним женщина.

Пожилая и чуть полноватая женщина, одетая в шёлковую стулу, дружелюбно улыбнулась Эйриху. Каштановые волосы её уложены в сложную причёску, увенчанную золотой диадемой. На шее её висела прекрасная золотая диадема с прозрачными драгоценными камнями.

«Алмазы», – идентифицировал камни Эйрих. – «У китайцев они были в ходу, но для надёжной драгоценности они слишком хорошо горят…»^[20]

– Это моя жена, Юлия, – представил женщину Соломон Приск, после чего посмотрел на неё. – А это претор Эйрих Ларг.

– Ещё и щедрый, – окинула Эйриха оценивающим взглядом Юлия. – Мне начинает казаться, что передо мной истинный римлянин.

– Я остгот, – сказал на это Эйрих. – Но культура Рима мне близка.

Жена викария посмотрела на него с удивлением. Причины удивления предельно ясны: чистый, безбородый, облачён в образцовый римский доспех, говорит на чистейшей высокой латыни – совершенно не похож на обычного варвара.

– Люди есть люди, откуда бы они ни пришли… – философски произнёс прокуратор.

– Ты сумел удивить меня, Эйрих, – покивала Юлия. – Не ожидала от… от иноземца такой чистоты латыни и такой…

– Пройдём в мой кабинет, – решил прервать неловкость Соломон. – Нам есть о чём поговорить.

Гости собирались, кто-то уже начал есть, лёжа на лектусах и принимая от рабов яства, но Эйрих никогда не был ценителем вкусной еды, чего нельзя сказать об Альвомире.

– Мой человек может отведать угощений? – спросил Эйрих у викария.

– Конечно же! – заулыбался тот, после чего посмотрел на ближайшего раба. – Афр, позаботься об этом великане! Сразу видно, что он славный воин!

– Слушаюсь, господин…

Альвомир, после сигнала от Эйриха, направился вслед за рабом. Он подпрыгивал в нетерпении, потому что уже понял, что скоро можно будет наесться вдоволь и не абы чем, а изысканной пищей римлян.

Минуты спустя, после коротких остановок рядом с уважаемыми людьми города, они оказались в кабинете Соломона.

Западная часть стены кабинета была посвящена стеллажам с пергаментами. Эйрих упустил этот момент – можно ведь купить что-то полезное и у Соломона. И вообще, он слишком сильно зациклился на Константинополе, упуская из виду возможность того, что сокровища знаний могут таиться и в маленьких городах. Просто в столице их будет гораздо легче найти.

– Альвомир действительно славный воин, – произнёс Эйрих, садясь на резной табурет без спинки. – Вооружившись секирой, он отправил к праотцам многие десятки вандалов. И после него даже не пришлось никого добивать…

– Так вы добивали раненых? – удивлённо спросил Соломон.

– Да, – ответил Эйрих.

– В следующий раз, а такой точно будет, – викарий дал знак рабу и тот начал разливать вино, – собирайте раненых врагов и везите сюда. Мы заплатим за потенциальных рабов хорошие деньги. Я думал, ты знаешь, что мы всегда испытываем потребность в рабочей силе…

– Как-то даже не подумал о таком, – признался Эйрих.

Вот ещё одна ошибка из-за узости мышления. Можно было заработать хорошие деньги на вандалах, но Эйрих не пожелал тратить время на пленных, которые ему совсем не нужны, поэтому приказал добить всех вандалов, кто имел несчастье пережить ту ночь. Эйрих чувствовал, что ему нужен хороший учитель, кто-то вроде Аристотеля или Платона…

– У вас продают рабов-учителей? – поинтересовался он.

– Да, продают, – кивнул викарий.

– А, если не секрет, где вы используете рабов из пленных? – спросил Эйрих.

– На латифундиях и в шахтах, – пожал плечами Соломон. – Не сомневайся – денег выручишь много, это стократно перекроет сложности и расходы в доставке.

– Буду иметь в виду, – Эйрих принял кубок с вином. – Теперь касательно оплаты…

– Даже не беспокойся! – замахал руками Соломон. – В честь столь блистательной победы над кровожадным варварами я решил увеличить награду до двух с половиной талантов!

– Но… – Эйрих чувствовал, что есть какое-то «но».

– Никаких «но»! – заулыбался викарий. – Мы заинтересованы в дружеских отношениях с остготами и видим в вас отличных союзников Рима. Хотя кое-что есть…

Эйрих так и знал.

– До нас дошли слухи, что вы собираетесь исходить из своих поселений и двигаться на запад, в Италию… – заговорил Соломон.

– Если это создаёт какое-то напряжение… – начал Эйрих.

– Ты сначала дослушай, а потом говори, – попросил его викарий.

Эйрих замолк.

– Пока ты занимался проблемой асдингов, к нам прибыл особо важный гонец из Константинополя, от самого консула Флавия Антемия, – продолжил Соломон. – Консул хочет устроить аудиенцию с полномочным лицом, представляющим остготов.

– Цель аудиенции? – заинтересовался и одновременно напрягся Эйрих.

Определённо, запахло жареным. Слишком уж большая фигура этот Флавий Антемий, чтобы устраивать аудиенцию с представителем остготов. И это совершенно точно не в характере римлян – приглашать варварского представителя в Константинополь на официальную аудиенцию. Аудиенции у самого консула – удел цивилизованных и влиятельных народов, а для варваров сойдёт какой-нибудь уполномоченный военный трибун…

И то, что поступило приглашение – это верный знак того, что в Константинополе заметили Эйриха и он там кого-то заинтересовал. Более того, гонец точно знал, где можно найти полномочного представителя остготского племени, претора Эйриха Щедрого.

Непонятно, какие последствия всё это принесёт, но игнорировать столь высокое приглашение будет глупо и опасно.

– Не имею представления, чем ты заинтересовал консула, но даже не думай игнорировать это приглашение, – произнёс викарий. – Больно уж чревато.

– Я это прекрасно понимаю, – вздохнул Эйрих. – Это приглашение ведь как-то связано с повышением награды, ведь так?

Соломон Приск молчал. Он смотрел на Эйриха пристально, будто пытаясь что-то понять на его счёт. Эйрих сидел с непроницаемым лицом – в пути он практиковался в контроле эмоций, часами держа мышцы лица в напряжении, чтобы обрести контроль над каждой из них. Успехи есть, но впереди ещё много работы.

– Да, ты догадлив, – вздохнул викарий, не распознав, что за каменным лицом Эйрих прячет полное непонимание. – На самом деле, он сказал удвоить награду, но у меня в казне не так много серебра, чтобы позволить такой щедрый жест. Ты ведь прощаешь меня?

Эйрих ненадолго задумался. Как минимум, остатки совести у Соломона Приска есть – он мог «зажать» вообще всю надбавку, но выделил целых полталанта.

– Прощу только после того, как ты выпишешь разрешение на покупку восьми сотен кольчуг, такого же количества шлемов и двух сотен аркобаллист, – нашёл он приемлемое решение.

– Ты выкручиваешь мне… – начал викарий. – А, знаешь, так и быть! Будет тебе разрешение! Так серебро хотя бы останется в городе.

– Видишь, получилось даже лучше, чем ты ожидал, – заулыбался Эйрих. – Два с половиной таланта, так?

– Да, так, – погрустнел викарий. – Это всё, что может позволить казна диоцеза.

– Не сделай я свою работу, город мог сгореть дотла, – напомнил Эйрих.

– Это уже ничуть не важно, работа сделана – об оплате мы уже договорились, – произнёс Соломон. – Думаю, минуту назад ты не ожидал удвоения оплаты, рассчитывая на два таланта. Я был бы рад, дай мне кто-нибудь половину таланта серебром.

– Я рад, – улыбнулся Эйрих. – Хороший ты человек, Соломон Приск. Для римлянина.

– Не знаю, это комплимент или оскорбление, – произнёс викарий. – Буду считать, что комплимент. О чём ещё мы должны были поговорить?

– Мне бы не помешало несколько десятков хороших центурионов и деканов, – сказал Эйрих.

– Это невозможно, – сразу же ответил викарий. – Я потеряю должность, если устрою такое – Константинополь не простит.

– Что ж, не буду настаивать, – вздохнул Эйрих.

– Слышал, что твоя сестра участвовала в бою, – Соломон дал знак и ему обновили кубок.

– Участвовала, – подтвердил Эйрих. – Даже убила нескольких вандалов.

– Даже так? – удивлённо спросил Соломон. – Поразительно.

– Эрелиева – это редкость даже для готов, – усмехнулся Эйрих. – Девы щита – это почётно для семьи, но очень опасно для женщины, потому что в походе и в бою никто не будет снисходителен. Берёшь топор и щит – будь готов убить или умереть.

– Ваши нравы… – Соломон приложился к кубку. – У римлян такое считается недопустимым и позорным для семьи. Я даже не могу представить свою дочь в рядах легионеров!

– Она так захотела – кто я такой, чтобы останавливать её? – развёл руками Эйрих.

– А что об этом думает ваш отец? – поинтересовался викарий.

– Он поддержал её, – ответил мальчик. – Я уже говорил, что дева щита в роду – это почётно?

– Да, говорил, – кивнул Соломон. – А знаешь… слышал о гладиаторских боях?

– Конечно, – усмехнулся Эйрих.

– В Константинополе они до сих пор проводятся, даже у нас, иногда, дают гладиаторские бои в амфитеатре, – продолжил викарий. – На западе их запретили где-то четыре года назад, из-за монаха Телемаха, выбежавшего на арену, чтобы остановить бой гладиаторов. Его забила камнями толпа или зарезали гладиаторы – не помню точно, но император Флавий Гонорий решил, под впечатлением от увиденного, что гладиаторские бои надо прекращать.

– К чему ты это вспомнил? – поинтересовался Эйрих.

– К тому, что были, когда-то давно, женские гладиаторские бои, – ответил Соломон. – Но свободным женщинам до двадцати лет было запрещено выступать на арене. А император Септимий Север вообще запретил участие женщин в гладиаторских боях. Это должно показать тебе, как у нас относятся к женщинам с оружием.

– Полезная информация, – кивнул Эйрих. – И раз уж мы заговорили о гладиаторах. Слышал что-нибудь о гладиаторах-крупеллариях?

– Конечно, слышал! Ха-ха! – хохотнул викарий и залпом выпил остатки вина в кубке. – Закованные в броню с ног до головы, они были практически неубиваемыми! Я искренне жалею о том, что больше никогда не смогу увидеть боёв с участием крупеллариев и ретиариев…

– Почему? – поинтересовался Эйрих.

В кабинет вошёл раб с подносом и расставил на столике у лектусов блюдца с деликатесами.

– Потому что доспехи для крупеллариев больше не делают, – вздохнул Соломон с сожалением. – В юности я, как горячий поклонник гладиаторских боёв, пытался вызнать, почему больше не проводят бои с мурмиллонами, фракийцами, скиссорами и крупеллариями… Ответ был в том, что утрачено мастерство изготовления цельных шлемов и панцирных лат – ты мог видеть, что шлемы сейчас делают из кусков металла на каркасах, а из нательной брони есть только чешуя или кольчуга.

Скрипнула дверь и в кабинет вошла жена Соломона. Она улыбнулась мужу и Эйриху, после чего прошла к свободному лектусу и привычно разлеглась на нём.

– Поэтому многие виды гладиаторов просто исчезли, – продолжил викарий. – Сейчас это некогда изысканное развлечение превратилось в нечто безвкусное, вульгарное и бессмысленное: плохо обученных рабов кидают на арену, где они должны убивать друг друга как умеют. Никаких тебе красивых серий ударов, никакой драмы, ничего личного – зачем на это вообще смотреть? А где кровь? Где страшные и зрелищные раны, вопреки которым гладиатор продолжает мужественно сражаться?

– Да, культура гладиаторских боёв безвозвратно утрачена… – с наигранным сожалением вздохнула Юлия, дабы поддержать разговор.

– А кто может возродить мастерство изготовления прочных доспехов? – поинтересовался Эйрих.

– Думаешь, можно просто задать правильные вопросы и всё само собой наладится? – усмехнулся викарий. – Пробовали и до тебя, причём влиятельные и могущественные люди.

– Но что помешало? – заинтересованно спросил Эйрих.

– Деньги и целесообразность, – ответил Соломон. – Это всё очень дорого, а ради не особо-то популярных гладиаторских боёв разводить эту деятельность бессмысленно.

Эйрих уже знал, что сердца римлян давно и надёжно завоевали гонки, поэтому да, удорожать и без того не самые дешёвые гладиаторские бои никто не будет.

– А легионы? – спросил Эйрих. – Неужели никто не пытался воссоздать броню времён принцепса Октавиана Августа?

– Деньги и целесообразность, – повторил Соломон. – Больше никто не умеет делать такую хорошую броню, а потребности легионеров отлично закрывают чешуя и кольчуга. Ты мог видеть, что у большинства варваров нет даже кольчуг, не говоря уже о чешуе, а если и есть, то почти всегда худшего качества. Если острой необходимости в очень хорошей броне нет, то зачем тратить на неё много денег?

Эйрих уже смирился с тем, что готские кольчуги уступают римским, но тычок в это со стороны римлянина всё равно был неприятен. Тем не менее, нужно будет, когда позволит обстановка, провести проверку лучшей готской кольчуги против лучшей римской. Лучшую римскую кольчугу он собирался взять в Константинополе, где такие точно есть.

– Логично, – согласился Эйрих. – Но если мне нужна броня как у древних легионеров?

– Тут тебе никто не поможет, – произнёс Соломон. – В юности я спрашивал у лучших мастеров в Риме, справлялся у лучших мастеров в Медиолануме и в Константинополе – кто-то говорил, что на такую ерунду нет времени, а кто-то признавался, что просто не может сделать ничего подобного. Увы, это невозможно.

Неприятная новость. Мечты Эйриха о создании железного легиона старого Рима придётся оставить.

Это его не сильно расстроило, потому что он рациональный человек и понимает, что просто так римляне от качественных броней бы не отказались. Значит, были объективные причины. Собственно, он их и услышал только что.

Но есть ведь ещё и чешуйчатая броня, известная Эйриху ещё в прошлой жизни.

Худесуту хуяг^[21] – доспех из относительно крупных стальных пластин, скреплённых кожаными ремнями. Делали его со сплошной юбкой до колен, но с разрезом между ног, чтобы можно было ездить на коне. Так он давал надёжную защиту тела со всех сторон, включая спину и плечи. Сам Темучжин обзавёлся таким сразу же, как стал богатым и влиятельным полководцем, потому что было бы очень глупо, умри он от случайной стрелы или подобравшегося слишком близко врага…

Что-то наподобие есть у римлян, правда, доминирующее положение у них занимает простая кольчуга, потому что Соломон прав – если её хватает для надёжной защиты воина, то зачем делать что-то более сложное и дорогое?

А Эйрих хотел себе не достаточное, а лучшее. И он не пожалеет денег, чтобы получить это для себя и своих воинов.

– Жаль слышать такое, – произнёс Эйрих с искренним сожалением, а затем посмотрел на стеллажи с пергаментами. – Я вижу, что ты не чужд постижению сокровенных знаний древних.

– А, это… – посмотрел на стеллажи викарий. – Тут больше о налогах и долгах, нежели о ценных знаниях. Выходит, что ты умеешь и любишь читать?

– Да, есть такой грех, – с улыбкой признал Эйрих.

– Постигать знания – это не грех, а добродетель, – сказала Юлия. – Я слушаю тебя, вижу тебя и всё больше убеждаюсь, что в тебе гораздо больше черт истинного римлянина, чем во многих обитателях этого города…

– Приятно слышать столь изысканную лесть, – кивнул ей Эйрих. – Но я не римлянин.

– У меня есть «Записки о Галльской войне», – сообщил Соломон. – Ты, наверное, слышал о них?

– «Образец лаконичности и достойный пример аттической прозы», – процитировал Эйрих Аммиана Марцеллина. – Я готов купить этот труд у тебя, ты только назови цену.

– Муж мой, негоже требовать плату за знания, – сразу же вмешалась Юлия, не успел Соломон и открыть рта. – Пусть это будет подарком от нас.

Викарий задумчиво пожевал губу, затем приложился к кубку.

– Хорошо, подарок, – решил он. – У меня, как раз, есть законченная копия.

– А греческим языком ты владеешь? – поинтересовалась Юлия.

– К сожалению, ещё не успел в должной мере освоить язык Сократа и Аристотеля, – ответил Эйрих. – Мне нужен учитель и я, если появится возможность, куплю себе такого.

Виссарион, конечно, пытался учить его греческому, но сам знал он его не в совершенстве, поэтому Эйрих прекратил занятия до появления хорошего учителя.

– Надо помочь ему, Соломон! – обратилась к мужу Юлия. – Отличный стратег, победитель варваров, говорящий на чистой латыни, читающий труды древних – будет преступлением не помочь ему!

– Да-да, ты, безусловно, права, – не стал спорить Соломон. – Поможем.

– Буду безмерно благодарен, – кивнул ему Эйрих.

– Но тебе нужно отправляться в Константинополь, дабы не заставлять консула ждать, – викарий вновь залпом выпил вино. – Флавий Антемий – это очень опасный человек, Эйрих. Не знаю, чего он хочет от тебя, но будь предельно осторожен.

– Я буду, – пообещал Эйрих.

Глава седьмая. Пол, устеленный золотом

/3 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, диоцез Фракия, среди полей/

– Разбивайте лагерь, – приказал Эйрих, – мы не успели.

До Константинополя осталось часов восемь пути, но Солнце уже зашло за горизонт, а идти по темноте небезопасно и неудобно. Эйрих думал, что если ускориться, то можно добраться до столицы к закату, но они смогли только устать и не успеть.

Когда окончательно опустилась ночная тьма, они уже сидели перед кострами, ужиная вяленым мясом и римским хлебом.

– Ну-ка, подвинься, вождь, – пришёл к костру Эйриха Ниман Наус.

От вспотевшей лысины его отражались блики костра, лицо его было уставшим – все дружинники и воины участвуют в разбитии лагеря, а Наус уже не так молод. Возможно, Эйриху следует рассмотреть возможность введения иммунов,^[22] на манер старых римских легионов. От воинских тренировок, которые ввёл Эйрих, это их не освободит, но зато подчеркнёт особый статус в воинстве. Пока что приходится мириться с дружинной вольницей, но, рано или поздно, надо будет с этим кончать.

Эйрих подвинулся.

– Я тут с Феомахом болтал по дороге, – произнёс старший дружинник.

– И что говорит наш римлянин? – поинтересовался Эйрих.

– Спрашивал я его о преторианцах и вообще устройстве римских легионов, – сообщил Ниман. – Иоанн говорит, что с преторианцами покончили что-то около до жопы зим назад, при каком-то Константине, прозванном Великим.

– Так, – кивнул Эйрих.

– И этот Константин заменил их на дворцовую ауксилию,^[23] набираемую из таких, как мы, – продолжил старший дружинник.

– Это правда, – подтвердил Эйрих.

– А мы, считай недавно, побили всамделишных дворцовых ауксилариев, ну, тогда, когда Брета ушёл в Валхолл, – Наус снял с пояса маленький бурдючок с креплёным вином.

Это ещё одно послабление для старших дружинников – остальным нельзя, а им можно. Эйрих не собирался отдавать приказы, которые не будут исполнены, поэтому закрыл глаза на такое нарушение установленных им правил, а старшие дружинники, взамен за это, не надираются вусмерть. Тоже вещь, которую надо будет менять.

– Ты к чему это всё? – спросил Эйрих.

– Я это к тому… – Наус отпил из бурдюка. – … что мы, выходит, лучше, чем эти изнеженные дворцовые ауксиларии.

– Столкнись мы с ними в чистом поле, думаю, всё сложилось бы несколько иначе, – вздохнул Эйрих.

– Но мы победили их, ведь так? – спросил Наус.

– Да, – кивнул Эйрих.

– Может, наймёмся к восточному императору в дворцовую ауксилию? – Ниман Наус повернулся к нему и посмотрел прямо в лицо.

– Да, там же платят много денег! – вдруг вышел из тьмы Хумул.

– Слушайте римлянина побольше, – произнёс Эйрих. – Вы не знаете о том, что творится в Константинополе, но золото застилает вам глаза…

– Думаю, надо узнать, что там да как, а уже потом делать выводы, – выдал неожиданно рациональную позицию сидящий с противоположной стороны костра Бадвин.

Бадвин – это один из опытных воинов, пожелавших присоединиться к новой дружине. Сам он родом из деревни Вунжо Старого, родичей у него не осталось – брата и отца убили римляне, во время памятного Кровавого пира. Он носит короткую бороду, которая успела поседеть, на лице есть несколько ожогов – до того, как бросил всё и ушёл в воины, он пробовал себя помощником кузнеца. На войне он обзавёлся серией шрамов на лице и на теле, а также пару раз ломал правую руку, поэтому отлично разбирается в изменениях погоды. Жену и детей он так и не завёл, единственное, что имеет для него смысл – война. Таких, как он, много, но мало кто решился бы пойти за Эйрихом. Уж больно молод он как предводитель, чтобы по-настоящему опытные воины посчитали его достойным командовать собой. За таких, как Бадвин, как Ниман Наус, как Хумул, надо держаться. Но и терпеть их своеволие тоже неприятно. Эйрих знал, как надо поступать в таких случаях, но не хотел терять хороших воинов.

– Я под руку римлян не пойду и вас не поведу, – отрезал Эйрих. – Хоть пол передо мной пусть золотом устилают, моя цель – благополучие готского народа, а не какие-то там деньги.

Истинная цель Эйриха заключается в собственном величии, в создании такого, о чём будут говорить следующую тысячу лет. Достижение того, чего ещё никто не достигал и больше не достигнет. Правда, говорить такое дружинникам бессмысленно.

«Умный и дурак не могут беседовать, верблюд и коза не могут бодаться», – вспомнил он поговорку, услышанную когда-то от своей первой матери, Оэлун.

– Ладно, пока говорить не о чем, – вздохнул Ниман Наус. – Завтра посмотрим на Константинополь, вдруг тебе там понравится?

/4 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

Великий город.

Эйрих смотрел на него с холма в восхищении, потому что не видел доселе настолько больших городов. Афины казались маленькими, если сравнивать их с этим городом-гигантом. Самые крупные города Мавераннахра казались теперь захолустными деревеньками… даже стольный град, жемчужина хорезмшахов, Кёнеургенч.

Крыши бесчисленных домов, практически все из красной черепицы, большая круглая площадь с некой колонной, мощёная белым камнем, выглядящая чужеродно посреди сплошной застройки, большой ипподром, знакомый Эйриху лишь из описаний – ему было трудно поверить, что всё это построили люди.

Вдыхаемый им воздух пах солью и рыбой, а со стороны города доносился оживлённый гомон. И в этот улей, где вместо муравьёв люди, предстояло войти Эйриху.

– Нам точно надо туда? – обеспокоенно спросила стоящая рядом Эрелиева. – Он меня пугает… А что если я потеряюсь?

– Не потеряешься, если будешь держаться рядом, – обнадёжил её Эйрих. – Идём.

В седельной сумке Инцитата лежит приглашение от консула, поэтому со входом в город проблем быть не должно. Только бы не потеряться…

Они добрались до некой длинной стройки. Эйрих догадался, что тут начали закладывать новую городскую стену. Город уже слишком разросся, чтобы его могли защитить старые стены, видимые вдали.

Странно, но на границе города их никто не остановил. Эйрих до последнего думал, что их задержат, спросят, кто такие и откуда прибыли, однако на границе городской черты даже не стояло никаких постов – настолько римляне были уверены в собственной безопасности.

То, что за ними следят – это факт. Эйрих видел городских стражников, которые внимательно смотрят за движением группы вооружённых мужей, поражённо озирающихся по сторонам. Возможно, их узнали и имеется особое распоряжение от консула, чтобы их пропустили.

Их колонна вышла на некую большую и широкую улицу, вдоль которой расположились многочисленные торговцы, многоголосо предлагающие свой товар. Улица была вымощена серым камнем, ровным и аккуратным. Вдоль улицы расположены канализационные стоки, позволяющие уводить нечистоты в реку.

– Будь здоров, уважаемый! – обратился Эйрих к одному из торговцев, в отличие от остальных, не кричащего о своём товаре.

Торговал он какими-то древностями, вроде старых медных лампад и потрёпанной бронзовой посуды.

– И тебе здоровья с долгими годами, – без особой радости пожелал торговец. – Меня зовут Максимом, по прозванию Палеолог, торгую антиквариатом. Что-то интересует?

– Меня зовут Эйрихом, сыном Зевты, прозваным Щедрым, – представился Эйрих.

– Хорошее прозвище, – похвалил его Максим. – Надеюсь, прозвали тебя так не за щедрость в пролитии крови… Хочешь что-то купить? Что-то древнее?

– Древности меня не интересуют, – честно ответил Эйрих. – Мне бы узнать, где мы сейчас находимся и как пройти к Большому дворцу.

– Находимся мы на Месе, главной улице столицы, – сообщил торговец. – А чтобы пройти к Большому императорскому дворцу, надо идти по Месе, повернув налево у форума императора Феодосия. Может, тебя заинтересует эта великолепная лампада?

Торговец достал из-под прилавка очень старую бронзовую лампаду.

– Говаривают, что она хранилась в гробнице египетского фараона… – начал продавать товар Максим Палеолог.

– Она хотя бы работает? – поинтересовался Эйрих.

– Работает! – заверил его торговец. – Сейчас покажу!

Торговец налил в лампаду масло, наклонил её носиком вниз, после чего поработал кресалом с огнивом, разжёг трут и подпалил от него небольшой фитиль на носике лампадки. Фитилёк загорелся ровным и достаточно ярким огнём.

– Сколько хочешь за неё? – спросил Эйрих.

– Пять силикв, – назвал цену торговец, а затем увидел потерю интереса на его лице. – Три силиквы! Учти, что это, возможно, хранилось в гробнице целого фараона!

– Что-то мне так не кажется, – покачал Эйрих головой. – Четверть силиквы, но даже так я переплачиваю.

– Идёт, – нехотя согласился Максим.

Эйрих вытащил из кошелька монету указанного номинала и передал торговцу. Потушенная лампада же перекочевала в торбу Альвомира, заинтересованно разглядывавшего древности на переносном прилавке.

– Благодарю тебя за подсказку и за лампаду, – кивнул торговцу Эйрих. – Всего хорошего тебе, Максим Палеолог.

– И тебе всего хорошего, Эйрих Щедрый, – грустно улыбнулся торговец.

Лампады римлян Эйриху нравились, ведь если зажечь сразу несколько, то на столе становится светло, почти как днём. Разожги хоть десять лучин, так ярко светить они не смогут. Это была полезная вещь, которую надо обязательно покупать, как и оливковое масло, служащее им топливом. Книжки хочется читать и ночью, хоть Виссарион и предупреждает о вреде для зрения, что очень небезопасно для лучника.

Эйрих на остроту зрения никогда не жаловался, но не злоупотреблял чтением при свете лампад, боясь испортить глаза. Время само всё испортит, не надо торопиться.

Размышляя о масляных лампах, используемых римлянами, Эйрих миновал форум Феодосия, затем форум Константина и дошёл до Большого императорского дворца.

Чувствовалось, что с городом не всё в порядке. На форумах было много людей, но видно, что почти все они переживают не лучшие времена: некоторые нездорово худы, некоторые стоят на коленях и вымаливают подаяние, а на высоких тумбах, рассеянных по всему форуму, стоят тощие и ослабленные проповедники, вещающие что-то о тяжёлых временах и необходимости крепиться. В Афинах Эйрих тоже видел таких святых отцов, проповедующих перед паствой, но риторика у афинских священниках была несколько иной.

Еды не хватает, раздачи бесплатного хлеба, как заведено в Риме, здесь нет, поэтому голод выглядит гораздо опаснее. Нерациональное распределение зерна – вот причина нынешнего положения.

Пока они шли в Константинополь, Эйрих размышлял над перспективой Египта. Кто контролирует еду – тот истинный правитель. В Египте контроль над зерном находится в руках магнатов-латифундистов, диктующих свою волю остальным зерновым дельцам. В дела императоров они не лезут, им и так хорошо в Египте, но имеют на них значительное влияние. Поэтому императоры вынуждены учитывать интересы магнатов, когда проводят свою политику.

Может ли Эйрих захватить Египет?

Захватить – это меньшая из проблем, пусть и серьёзная. Удержать – вот это неразрешимая проблема. Стоит Эйриху совершить блестящую военную кампанию, на манер италийского похода Ганнибала, и утвердить свою власть над Египтом, как за его головой направят все доступные римские легионы, против которых ему не выстоять. Ещё следует не забывать о Йездегерде I, шахиншахе державы Сасанидов. Этот точно раньше остальных поймёт, что римляне не удержали Египет и захочет забрать этот лакомый кусочек себе.

Тогда Эйрих будет вынужден либо бежать из Египта, либо умереть, пытаясь удержать слишком большой кусок, а конфликт перерастёт в схватку двух гигантов – Константинополя и Ктесифона.

«Когда трутся друг о друга два вола, муха между ними погибает», – подумал Эйрих. – «Так отец говорил».

Рано думать ему о таких серьёзных вещах. О Египте можно будет начинать задумываться, когда он сам станет одним из «волов».

– Претор Эйрих Ларг? – встретил Эйриха у входа во дворец некий римлянин в белоснежной тоге.

С ним была свита из бородатых и безбородых мужчин, одетых роскошно, с золотыми цепями и иными украшениями – Эйрих спиной почувствовал, как его воины заинтересованно напряглись.

– Я, – кивнул он. – С кем говорю?

– Феофил Вирий Лигариан, магистр оффиций,^[24] – представился и похвастался человек.

– Я – претор Эйрих, сын Зевты, иногда меня называют Щедрым, – изобразил полупоклон Эйрих. – Рад знакомству.

– Император ценит защитников римских земель, – Лигариан улыбнулся самой благожелательной из улыбок, виденных Эйрихом когда-либо. – С тобой твои воины? Их разместят в комитатских казармах.

– Буду благодарен, если о них позаботятся подобающе, – кивнул Эйрих.

– Даже не сомневайся, – заверил его магистр оффиций. – Мой человек проведёт твоих людей к казармам.

– Ниман, проследи, чтобы всё было спокойно и без происшествий, – приказал Эйрих старшему дружиннику. – Эрелиева, Татий, ждите меня там. В город не выходите, по рынку походим завтра.

– Сделаю, – кивнул Ниман. – Буду следить, чтобы Хумул не порезал кого-нибудь из этих жирных петухов…

– Когда тебя ждать? – обеспокоенно спросила Эрелиева.

– Как закончится аудиенция у консула, – ответил ей Эйрих. – Уважаемый магистр, я готов идти.

– Следуй за нами, консул ждёт тебя, – произнёс Лигариан и направился ко входным вратам дворца.

Если консул отправил встречать Эйриха целого магистра оффиций, то ясно, кто в Константинополе всем заправляет. Флавий Антемий уже имеет абсолютную власть над востоком империи, поэтому Эйрих искренне удивлён, почему он до сих пор не исправил формальное недоразумение.^[25]

Величие города поражало воображение Эйриха, но Большой императорский дворец чуть не выбил из него дыхание. Даже Альвомир, следующий за ним в качестве личного охранника, задрал голову и с выпученными глазами смотрел на витражные окна и лепнину с позолотой. Потом гигант, опустив взгляд, увидел своё отражение в полированном мраморе пола и чуть не споткнулся.

Они ступали по мраморному полу, меж колонн, к большим двустворчатым вратам, ведущим, судя по всему, куда-то в тронный зал.

Но во врата они не вошли, свернув в широкий коридор. Часть свиты незаметно исчезла, оставив их вчетвером – претора Эйриха, Альвомира, комита Иоанна и магистра Лигариана.

– Впечатляющий дворец, – поделился Эйрих впечатлениями.

– Думаешь? – без особого интереса спросил Лигариан. – Ты просто ещё не видел тронный зал.

Они дошли до обычной и ничем не примечательной двери. Магистр вошёл в неё и вышел, спустя десяток секунд.

– Консул заканчивает аудиенцию, поэтому придётся подождать, – сообщил он. – Я слышал, что ты одолел асдингов, угрожавших Филиппополю?

– Да, – кивнул Эйрих. – Они не доставили мне слишком много хлопот.

Когда знаешь, куда и зачем идут налётчики, очень легко сделать налёт неудачным. Римляне не понимают, как думают такие, как Эйрих, это одна из их основных проблем.

– Отрадно слышать, – улыбнулся магистр. – Талантливые полководцы у нас на особом счету. Если консул будет тебе что-то предлагать – лучше соглашайся.

– Мой народ тоже ценит талантливых полководцев, – ответил на это Эйрих.

– Ты не понимаешь, о чём говоришь, – вздохнул Лигариан. – Когда я говорю об «особом счёте», имею в виду очень большие деньги, овации или, чем бесы не шутят, триумфы! Знаешь, сколько варварских полководцев возвысились до небес в Константинополе?

– У нас больше говорят о тех, кто отправился отсюда прямо на небеса, – усмехнулся Эйрих.

– Жить во дворце опасно, – не стал спорить магистр. – Но если держаться правильных людей, которые защитят и помогут…

Дверь открылась. В проёме был виден человек в белой тоге.

– … этот разговор был последним, Марк. Ты понял меня? – донеслось из помещения.

– Да, консул, – поклонился вышедший человек и засеменил прочь направо по коридору.

– Входите! – последовала команда из помещения.

Войдя в помещение, оказавшееся кабинетом, полным стеллажей с бесчисленными пергаментами, Эйрих удивился отсутствию характерных для римлян запахов. Не пахло ладаном, ароматическими травами и едой. У римлян в домах и даже в кабинетах всегда пахнет едой – здесь же пахнет лишь старыми пергаментами.

– Претор Эйрих Ларг? – встал из-за письменного стола довольно худой мужчина в простой белой тоге, имеющей пурпурную кайму.

На вид ему лет сорок, видно, что руки его не знали ни сохи, ни меча – будь обстоятельства иными, Эйрих бы тоже предпочёл управлять своей державой пером, а не оружием.

В целом, худоба этого черноволосого и кареглазого мужчины выглядит не болезненной, а кожа лица имеет здоровый румянец, но он был бледнее, чем тот же Эйрих или, особенно, Альвомир.

Гигант ведь проводит большую часть дня под солнцем, предпочитая, когда не надо никого убивать или стоять за спиной Эйриха грозной скалой, наблюдать за облаками или сидеть у ближайшей речки, кидая камешки в воду или ловя рыбу удочкой – Эйрих иногда завидовал ему.

– Я, – кивнул Эйрих. – Рад приветствовать тебя, консул Флавий Антемий.

Иоанн Феомах поклонился ему и встал у двери. Альвомир не знал, как себя вести в такой нетипичной ситуации, но увидел, что римлянин встал у двери, поэтому неловко обойдя его, примостился рядом.

– Ты бы только знал, как я рад, – сдержанно улыбнулся ему консул. – Как добрался?

– После Филиппополя путь был спокойным, – ответил Эйрих. – Благодарю за беспокойство.

– Садись, – указал Флавий Антемий на бронзовую табуретку напротив стола.

Эйрих сел, оценив, что декоративные заклёпки неприятно впивались в задницу. Видимо, консул не очень любит, когда у него засиживаются посетители.

– Наверное, всю дорогу сюда ты думал: «Зачем он меня позвал?» – с полуулыбкой поинтересовался консул.

– Будет неправдой, если я скажу, что не думал об этом, – подтвердил Эйрих.

– А твоя латынь довольно… довольно неплоха, – оценил его произношение консул. – Значит, слухи не врали.

– Если не секрет, какие слухи? – спросил Эйрих.

– До столицы доходит много слухов, – начал Флавий Антемий. – Не все из них удостаиваются моего внимания, но тот, который сообщал, что среди остготов появился мальчик, в набегах на римские поселения предпочитающий золоту пергаменты, заинтересовал меня. Я думал, что это просто какой-то римлянин или грек затесался в нестройные ряды варваров, но оказалось, что ты настоящий остгот.

– Даже сородичи считают, что со мной что-то не так, – улыбнулся Эйрих. – Я же просто стремлюсь к знаниям. В них сокрыта истинная сила.

– Меня также удивило то, что, помимо тяги к знаниям, ты не чужд войне, – продолжил консул. – Твой успех против гуннов – это знаковое событие. Ведь все знают, что гуннов невозможно победить, а ты победил.

– Я просто знаю, как они думают, – пожал Эйрих плечами. – Аристотель учит, что у всего есть причины. Узнав причины, можно предсказать следствия.

– Впрочем, меня поразило не сочетание двух этих качеств, а то, что ты силён в политике, – закончил Флавий Антемий.

– Это ты о Сенате готского народа? – уточнил Эйрих.

– Именно, – слабо улыбнулся консул. – Полагаю, ты вычитал об устройстве старого Рима в книгах, а затем подумал: «Почему бы не попробовать создать что-то похожее? У римлян же работало, так чем мы хуже?»

Примерно так Эйрих и думал, когда искал способы быстрого объединения остготов.

– Признаюсь, ты в точности озвучил мои, заданные самому себе, вопросы, – медленно кивнул Эйрих.

– Как я понимаю, ты поставил своей целью быстрое объединение готов под единым началом, но ты не жадный, о чём говорит твоё прозвище, поэтому с готовностью и лёгкостью поделился властью с кучей стариков, – консул машинально разгладил пергамент на столе перед собой. – И у тебя получилось, но ты столкнулся с неожиданной для тебя проблемой: старики очень плохо ладят между собой.

– Истинно так, – улыбнулся Эйрих. – Некоторое время драки между сенатскими фракциями были в порядке вещей.

– Уж поверь мне, это не ново, – произнёс консул. – Но цель свою ты выполнил – остготы едины, как никогда.

– В целом, да, – согласился Эйрих.

– Знаешь, как мне не хватает людей вроде тебя, Ларг? – спросил консул.

– Можно просто Эйрих, – мальчик решил, что с таким человеком надо дружить. – И нет, не знаю.

– Это был риторический вопрос, – Флавий Антемий открыл дверцу стола и вытащил оттуда стеклянную бутылку, запечатанную воском. – Пьёшь вино?

– Только разбавленное, – ответил Эйрих.

Консул выставил на стол две небольшие чашки и разлил по ним вино.

– Я тоже предпочитаю разбавленное, хотя ныне завелась мода на греческий способ, – произнёс консул, двигая одну чашку к Эйриху.

«Греческий способ» – это пить вино неразбавленным, что римлянами считалось варварством. Марцеллин, например, писал, что старые римляне хулили галлов за то, что они варвары, а как подтверждение этому говорили, что они даже вино пьют неразбавленным.

– Слышал я… – консул пригубил вино. – … что в готском Сенате принято решение на исход с земель Паннонии и переселение в Италию…

– Если об этом знают в Константинополе, то знают и в Равенне, – вздохнул Эйрих.

– Сложно утаить такие бурные обсуждения от наших куриоси, – снисходительно усмехнулся Флавий Антемий. – Не знаешь, кто такие куриоси?

– Не имею представления, – признался Эйрих.

– Куриоси – это особые люди, занимающиеся выведыванием любопытных фактов, – объяснил консул. – У меня существует целая служба таких людей, неустанно бороздящих просторы империи и даже заходя за ближние рубежи. Так мы знаем о положении вещей у гуннов, так мы знаем, что происходит у остготов.

– Это интересная информация, – кивнул Эйрих. – Буду знать, что такие люди существуют. И тебя беспокоит наша угроза Равенне?

– Боже упаси! Ха-ха! – рассмеялся консул. – Чтобы я волновался о том, какие беды грозят Стилихону и Гонорию? Ха-ха-ха!

– Так в чём же причина этой аудиенции? – недоуменно спросил Эйрих.

– А вот это самое интересное, Эйрих, – резко посерьёзнел Флавий Антемий.

– Я весь внимание, – произнёс Эйрих.

– Мне нужно, чтобы ваше переселение обязательно состоялось, – консул вновь разгладил непокорный пергамент. – Я готов оказать этому полное содействие. Более того, у меня есть для тебя интересный план, чтобы все подготовленные Стилихоном меры противодействия пропали втуне. Ты готов меня слушать?

Глава восьмая. Цена знаний

/4 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

– Какова твоя выгода? – спросил Эйрих после длительной паузы.

– Моя выгода тебя не касается, Эйрих, – покачал головой консул. – Ты всё равно идёшь в Италию, твоё племя идёт за тобой и твоим отцом – этого уже не изменить. Единственное, что в твоей власти сейчас – принимать или не принимать мою помощь.

Это следовало обдумать. Если заключаешь с римлянином выгодную сделку, будь уверен – тебя уже обманули. Тут что-то было нечисто, но Эйрих не мог понять, что именно.

На первый взгляд, всё понятно. Флавий Антемий, у которого нелады с Флавием Стилихоном, хочетдополнительно усугубить положение своего оппонента, наслав на него сильных и свирепых варваров, коими выступят объединённые под властью Сената остготы. Выгода Антемия очевидна: ослабление «друзей с Запада» – это всегда хорошо. Даже в худшем случае, если Эйрих сумеет быстро взять власть над всеми западными землями, что видится не очень-то реальным, угроза для Востока от него возникнет ещё очень нескоро, а если учесть, что Эйрих будет обязан своими успехами лично консулу Флавию Антемию…

– В чём именно будет заключаться твоя помощь? – поинтересовался Эйрих деланно равнодушно.

Это равнодушие не обманет такого прожжённого политика, как Антемий, но совсем в открытую свою заинтересованность проявлять, всё же, нельзя.

– Что тебе нужно для успеха вашего похода? – вместо ответа спросил консул.

– Оружие, броня, опытные воины из легиона, способные научить наши войска дисциплине и римской войне, – без задержек ответил Эйрих. – Десять тысяч кольчуг, столько же топоров или мечей, столько же копий и щитов. Воинов нужно что-то около тысячи.

– Твои запросы непомерны, – покачал головой Флавий Антемий. – Думаю, тебе нужно быть более приземлённым.

– Половина? – спросил Эйрих.

– Тысячу опытных воинов, давно тренирующих легионеров, так и быть, я тебе дам, – произнёс консул. – Кольчуг будет только две с половиной тысячи, боевые топоры, в таких количествах, у нас не делают, но я готов выделить тебе тысячу мечей – это будет достаточно щедро. Копий будет четыре тысячи, как и щитов. Тебе хватит этого, чтобы спокойно готовиться к походу?

Это, даже несмотря на существенное урезание, всё ещё щедро. Но не всё, что ему нужно.

– Ещё мне нужны боевые лошади, много, – выдвинул требование Эйрих. – Тысячи три, думаю, хватит. Также мне нужны хорошие римские телеги, не меньше пятисот единиц. Также не помешает сотня мастеров по дереву, полсотни хороших кузнецов, пара десятков архитекторов и врачеватели, не меньше пятидесяти.

– Лошадей дам тысячу, но расценивай это как непомерную щедрость, – произнёс консул. – Деньги на телеги тебе выделят, но покупать их будешь сам. А вот со специалистами помочь не могу. Ищи и нанимай их сам, время у тебя есть. Денег на специалистов не дам, поэтому рассчитывай на себя.

– Я благодарен тебе за проявленную щедрость, – улыбнулся ему Эйрих. – После получения такого подспорья переселение начнётся даже раньше, чем все ожидали.

Повисла пауза. Видно, что консул не очень рад так серьёзно раскошеливаться, но он прекрасно понимает, что Эйрих просит только то, что поможет остготам побыстрее убраться из Паннонии. И Эйрих будет совсем не удивлён, если сразу после их ухода на западноримские земли Паннонии придут восточные римляне. Природа не терпит пустоты.

– Тебе бы не хотелось, чтобы Стилихон знал о том, что ты снабжаешь варваров на его голову? – спросил Эйрих.

– Мне всё равно, – ответил Флавий Антемий. – Ты ведь слышал об Аларихе?

– Как не слышать? – усмехнулся Эйрих. – Настоящий рейкс визиготов, сумевший собрать их под своей пятой. Наша знаменитость…

– Тогда ты мог слышать о том, что он делает в Италии, – кивнул консул.

– Честно признаюсь, что слухи доходят неоднозначные, – сказал на это Эйрих.

– Мы щедро заплатили ему, чтобы он, вместе со своим племенем, в итоге оказался в Италии,^[26] – пошёл на откровенность Антемий. – Но он, судя по всему, не оправдает наших ожиданий.

– Почему? – поинтересовался Эйрих.

Скорее всего, консул остаётся в курсе актуальных событий благодаря своим куриоси, по его словам, шастающим повсюду.

– Алариха разбили при Полленции, – сообщил Флавий Антемий. – Это было шесть лет назад.

– Об этом я слышал, – сказал Эйрих. – Но там всё было не так однозначно.

– Однозначно, – покачал головой консул. – Стилихон захватил лагерь визиготов, со всей добычей, и даже семью Алариха. Если это не победа, то что?

– Только когда войско врага окончательно сокрушено и рассеяно, а хоругви его попраны – только тогда можно объявлять о том, что ты его разбил, – ответил на это Эйрих. – Но Аларих…

– … был вынужден заключить договор со Стилихоном, – прервал его консул, – принуждающий Алариха покинуть Италию и вернуться на наши земли.

– Об этом я тоже слышал, – кивнул Эйрих. – Но затем случилась битва при Вероне.

– И Алариха снова разбили, – усмехнулся Флавий Антемий. – И снова он заключил договор, но уже на более строгих условиях: он должен был вторгнуться на наши земли, вместе с войсками Стилихона, чтобы забрать у нас Восточный Иллирик. Но их «блестящий план» разрушил Радагайс, о котором ты тоже мог слышать.

– Этот человек известен в наших краях, – произнёс Эйрих. – И чем всё закончилось?

– Пока что не закончилось, но скоро завершится, – ответил консул. – Положение Стилихона при дворе Флавия Гонория ухудшилось, его подозревают в измене, ходят слухи, что он хочет усадить на императорский трон своего сына. Император Флавий Аркадий обеспокоен,^[27] он не хочет, чтобы создавались новые прецеденты узурпации императорской власти…

– Что сейчас делает Аларих? – спросил Эйрих.

– По самым свежим сведениям с запада, он занял провинцию Норик, подвергнув её разграблению, – ответил консул, задумчиво погладив чисто выбритый подбородок. – А ещё он выставил условие Гонорию: если ему не выплатят четыре тысячи фунтов золота, он вторгнется в Италию, предав её огню и мечу.

– Как думаешь, согласится? – поинтересовался Эйрих.

– Не знаю, – пожал плечами Флавий Антемий. – Я, окажись на месте Стилихона, был бы склонен согласиться. Хотя… Зная вероломство Алариха, всё же, крепко бы задумался.

– Понимаю, – усмехнулся Эйрих. – У Стилихона, как я понимаю, есть некая связь с Аларихом, ведь не просто же так он раз за разом пытается с ним договориться?

– Может быть, – произнёс консул. – Но тебе не надо об этом думать. А следует тебе думать о том, чтобы разбить Алариха, Стилихона, а затем пройтись по Италии огнём и мечом.

«Видимо, ему очень нравится эта фраза „огнём и мечом“, раз он уже дважды её произнёс», – посетила Эйриха отвлечённая мысль. – «Но как же быть? Слишком уж сомнительно всё это выглядит…»

Альвомир, уставший стоять, заскрипел кольчугой и расселся прямо на полу. Но два собеседника никак не отреагировали на довольно резкие звуки.

– А если я не захочу сжигать Италию? – спросил Эйрих вслух.

– Решать тебе, – равнодушно ответил Антемий. – Мне важны только две вещи: чтобы Аларих не вернулся в Иллирик, и чтобы Стилихона с Гонорием больше не существовало. Но если вас хватит только на то, чтобы доставить им лишние хлопоты, я удовольствуюсь и этим.

Позиция консула была прояснена до конца и Эйрих принял её. Не такая уж он крупная персона, если смотреть из глаз Флавия Антемия, чтобы что-то скрывать от него или как-то хитрить. У Эйриха и остготского народа появилась конкретная функция, которую они должны исполнить, а затем пусть делают, что хотят. Опрометчиво так сразу списывать их с абака,^[28] потому что Антемий не знает, кто такой Эйрих и на что он способен. Впрочем, время покажет.

– Я принимаю твоё предложение, консул Флавий Антемий, – решился Эйрих. – При условии исполнения обязательств с твоей стороны.

– Тогда решено, претор Эйрих Ларг, – медленно покивал консул. – Я напишу указ, всё необходимое и всех необходимых будут собирать в течение двух декад, которые предлагаю тебе провести в этом дворце.

– Благодарю, – кивнул Эйрих.

– На этом закончим эту аудиенцию, – сказал Флавий Антемий. – Лигариан проведёт тебя к твоим покоям. Завтра пришлю к тебе своего человека, можешь спрашивать у него, если тебе что-то нужно. Больше не задерживаю.

Эйрих покинул кабинет первого человека Восточной империи и направился вслед за магистром оффиций. Было сложно представить себе, что такой высокий сановник будет у кого-то на побегушках. В прошлой жизни Темучжин никогда не позволял себе напрасно унижать людей. Ведь неоправданное унижение – это достаточно веская причина, чтобы предать. А предателей он терпеть не мог, поэтому старался их не создавать.

Впрочем, может быть, что у римлян так принято, поэтому магистр оффиций даже не воспринимает исполнение поручения для слуг или рабов как унижение, а наоборот, испытывает ощущение собственной важности от того, что фактически первый человек в империи ему что-то поручил. Или сейчас особый случай, который можно использовать для заведения полезной связи с перспективным варваром…

– Иоанн, я думал, что ты уже мёртв, – произнёс Лигариан, когда они шли по длинному и абсолютно пустому коридору.

– На этот раз миновало, – усмехнулся комит священных конюшен.

– Дошли до меня слухи, что ты потерял целую центурию дворцовых ауксилариев, – Лигариан бросил на него снисходительный взгляд. – Наши германские и франкские друзья недовольны этим – ведь в той центурии служили их друзья и родичи.

– Так он выиграл для Константинополя несколько месяцев спокойствия, – вмешался Эйрих. – И для этого не пришлось выделять легионы.

Иоанн Феомах был удивлён тем, что Эйрих за него вступился.

– Пусть погибли мои сородичи, – продолжил мальчик, – но я не могу не оценить красоту хода – обезглавливание нашего войска было выполнено почти безукоризненно. И план был отличным, он даже мог сработать до конца, не относись я с подозрением к такой ничем не обоснованной щедрости.

– Неожиданно слышать такое от варвара, – хмыкнул Лигариан. – Значит, действительно, ты хорошо послужил империи, Иоанн. Кстати, Ларг, как ты относишься к гонкам?

– Пока что никак, – ответил Эйрих. – Ни разу не видел.

– Послезавтра будут большие гонки, у меня есть доступ на лучшие места, поэтому приглашаю тебя и несколько твоих спутников составить компанию мне и консулу, – предложил магистр оффиций.

– Я принимаю это предложение, – кивнул Эйрих.

– Ещё, через три дня, у меня в резиденции состоится приём, – продолжил Лигариан. – Там будут самые важные люди этого города, поэтому тебя я тоже приглашаю, и тебя, Иоанн.

Эйрих и Иоанн кивнули.

– Вот здесь можешь располагаться, – привёл их Лигариан в роскошные покои. – Это Идей, он будет служить вам всё время, пока вы здесь находитесь.

Черноволосый и безбородый парень лет двадцати, слишком жеманный и слабый для тяжело работающего человека, глубоко поклонился. Видимо, дворцовых рабов не сильно нагружают или используют на необременительных работах.

– Иоанн, думаю, ты сам справишься с собственным размещением, ведь, насколько я знаю, твои покои ещё никто не занял, – произнёс магистр оффиций. – На этом у меня всё.

– Благодарю тебя, магистр Лигариан, – поблагодарил его Эйрих.

Они вошли в покои.

Мрамор, дорогое дерево, на стенах мозаики и фрески с христианскими сюжетами, есть несколько бронзовых статуй, изображающих древних римских императоров. Всего здесь три комнаты, одна – самая дорогая и роскошная, а две попроще, для менее значимых членов свиты.

– Альвомир, теперь это твоя комната, – указал Эйрих на одну из простых спален.

– Да, деда, – кивнул гигант. – А кушать?

– Позже, – ответил ему Эйрих.

– Да, деда… – грустно изрёк Альвомир.

Нужно будет поселить во второй комнате Эрелиеву, чтобы держалась рядом с ним.

Вообще, судя по её настроению, девочка сама не рада, что впуталась в такое неправедное дело, как война. До своего первого похода она лишь слышала интересные воинские истории, видела, как воины возвращаются с богатой добычей и овеянные славой. А то, что в результате битвы получаются окровавленные трупы, она упустила. Эйрих видел её глаза, когда они собирали своих раненых, добивали недобитых врагов и считали трофеи. Лужи крови, отрубленные топорами пальцы, раскроенные головы и жалобно скулящие недобитки, прокалываемые копьями и зарубаемые топорами – это то, чего было очень много в тот день.

Уверенность Эрелиевы в выбранной стезе, после этого, ослабла, поэтому она ходит, последнее время, в смятении и неуверенности. В ближайшие декады станет ясно, будет ли она девой щита или вернётся в родительский дом, ждать жениха.

Эйрих посмотрел на ожидающего команды раба.

– Ты знаешь, как пройти к лавке, торгующей знаниями?

/5 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

Стойкий запах старых пергаментов, лёгкая прохлада каменного здания – этим Эйриха встретила книжная лавка грека Борисфена. Лавка эта находится на форуме Константина, в не самой оживлённой его части, но, тем не менее, на первом этаже благообразного вида инсулы, не имеющий признаков ветшания.

– «О назначении частей человеческого тела»? – переспросил Эйрих. – О чём это?

– Вряд ли это может заинтересовать видного воина, – произнёс книготорговец, протягивая первый пергамент. – Врачевание – тонкое искусство, но большинству не совсем понятное. К тому же Клавдий Гален изъясняется так, словно читатель уже опытный врачеватель. Здесь четыре свитка…

– Сколько хочешь за них? – спросил Эйрих, принимая и раскрывая книгу.

– Сто пятьдесят силикв, – ответил Борисфен.

– Готов дать семьдесят пять, – сделал контрпредложение мальчик.

– Сто сорок.

– Сто и это моё последнее предложение, – вздохнул Эйрих, вчитываясь в содержимое первого пергамента. – Я понимаю твоё желание хорошо заработать, но надо знать меру.

Эйрих знал, что никогда не станет врачевателем, но был решительно готов читать всё, что имеет даже крошечный шанс оказаться полезным. Знания не отягощают торбу, а ты никогда не знаешь, когда и как они могут пригодиться.

– Хм… – задумчиво почесал подбородок книготорговец. – Ладно, сто силикв.

– Эрелиева, докажи мне, что я не зря трачу время на твоё обучение, – произнёс Эйрих.

Сестрёнка открыла торбу и начала старательно отсчитывать монеты. Когда она закончила, Эйрих пробежался по расставленным по столу серебряным монетам и удовлетворённо кивнул.

– Молодец, – похвалил он её.

– Есть ещё «Пуниец» Плавта, – заговорил торговец, после того как упаковал пергаменты в тряпку. – Великолепная комедия о…

– Поэмы и комедии меня не интересуют, – покачал головой Эйрих. – Есть ли у тебя что-то по военному делу, по истории Рима, может, искусство осады?

– Полиен, «Стратегемы», – уверенно ответил Борисфен. – Все восемь книг, триста двадцать силикв – торговаться не буду, но могу пожелать удачи в поисках полного собрания где-то ещё.

Константинополь – это столица, поэтому цены здесь необоснованно выше, чем в провинциальных городах.

– Ладно, тогда воспользуюсь твоим пожеланием и поищу полное собрание где-то ещё… – произнёс Эйрих, направляясь к выходу.

– Двести семьдесят! – догнал его выкрик торговца.

Нельзя забывать, что времена нынче тяжёлые и в городе развернулся настоящий голод.

– Двести силикв и ни монетой больше, – сказал Эйрих.

– Сделка, – вздохнул торговец.

Он и так неплохо нагревается на эйриховской тяге к знаниям, поэтому внакладе от торга не останется, а у Эйриха не так много денег, чтобы разбрасываться ими направо и налево.

– Ещё что-то? – спросил торговец, с трудом скрывая довольство от пересчёта переданных Эрелиевой монет.

– Есть труды об ораторском искусстве? – поинтересовался Эйрих.

– У меня ничего подобного нет, – с сожалением произнёс Борисфен, а затем заулыбался, – но я знаю человека, который имеет почти половину томов труда Марка Фабия Квинтилиана – «О воспитании оратора». Он не торгует, поэтому можешь даже не рассчитывать на то, чтобы поискать по лавкам. Продам тебе сведения о нём за десять силикв.

Торгаш точно сумел считать живейшую заинтересованность Эйриха в трудах об ораторском искусстве, поэтому выстроил свою аргументацию так, будто бы нет другого выхода, кроме как заплатить за информацию. И Эйрих заплатит.

– Его дом находится рядом с церковью Святой Ирины, что на первом холме, – сообщил довольный книготорговец, принимая монеты. – Спрашивай Арсакиоса, друга безвременно почившего Иоанна Златоуста, царствие ему небесное…

Грек перекрестился и прошептал короткую молитву.

– Благодарю, прощай, – коротко произнёс Эйрих и направился на выход.

Ценнейшие пергаменты были помещены в торбу Альвомира, до этого ожидавшего на улице – гигант подкармливал куском хлеба некую тощую шавку, которую даже на мясо не пустить, настолько она исхудала. Чёрная с белыми пятнами псина пожирала подкидываемые кусочки хлеба, возбуждённо размахивая хвостом. Альвомир же довольно хохотал, отламывая всё новые и новые кусочки от круглой булки. За этим наблюдала пара малолетних оборванцев, выглядывающих из-за угла здания.

– Вы, двое! – позвал их Эйрих. – Идите сюда!

Один из них тут же сорвался в бег, а второй задержался в неуверенности. Эйрих говорил громко, но в его голосе не было угрозы. В конце концов, решив что-то для себя, оборванец подошёл поближе, но сохраняя безопасную дистанцию.

Псина, судя по всему, была знакома с этим оборвышем и расценивала его как конкурента за еду. Проглотив кусок, она резко развернулась к мальчугану и грозно зарычала.

– Купи себе и своему другу хлеба, – велел Эйрих и бросил оборванцу целую силикву. – И не говори потом никому, что в Константинополе нет щедрых людей.

– Спасибо, господин! – поймал тот монету. – Храни вас Господь!

– Беги уже, – отмахнулся Эйрих.

Оборванец скрылся за углом.

Дальше они покинули форум Константина и пошли по Месе, к церкви Святой Ирины. Было непонятно, за что именно Ирину назначили святой, но Эйрих решил, что просто так и кого попало канонизировать не будут, поэтому, когда они пришли к храму, он благочестиво перекрестился и поцеловал нательный крест.

– Где мне найти дом Арсакиоса, друга безвременно почившего Иоанна Златоуста? – спросил Эйрих у просящего милостыню старика. – Царствие ему, Иоанну Златоусту, небесное, разумеется.

Старик не отвечал, держа руку протянутой. Эйрих понял всё правильно и положил на руку четверть силиквы. Бронзой одарять тут не принято, не столичный уровень, поэтому приходилось расставаться с серебром…

– Вон та инсула, что у тебя за спиной, – произнёс старик. – Скорее всего, заседает у Павла в таберне.

– Благодарю, – кивнул ему Эйрих.

– Бог в помощь, – ответил старик и резко потерял к нему всякий интерес.

– Идём, – сказал Эйрих своим спутникам.

Таберна Павла была почти что пуста, из восьми столов занято было лишь два.

– Кушать, деда? – унюхал запах еды Альвомир.

– И кушать тоже, – усмехнулся Эйрих. – Заходим.

Заняв пустующий стол, они дождались молодого светловолосого парня в фартуке и дали заказ на шесть порций мясной похлёбки. Через два стола сидела группа каких-то варваров, заинтересованно посмотревших на них.

– Подскажи мне, уважаемый, – обратился Эйрих к парню. – Где мне найти Арсакиоса, друга Иоанна Златоуста, безвременно почившего. Царствие ему небесное, Иоанну.

– Да вон он, – указал парень на конце зала, где сидели трое благообразного вида мужчин, одетых в белоснежные тоги. – Сидит рядом с Калистом. Заказ будет готов совсем скоро, прошу подождать.

В принесённой похлёбке было мало мяса, зато плавали хлеб и морковь с тыквой. Дорого, но относительно сытно. Вдобавок было неплохое вино.

– А ты, видать, тот самый Эйрих Щедрый, да? – подошёл к столу один из варваров.

Неопрятный, в кожаных штанах и льняной тунике, но со спатой на поясе – значит, свободный и, скорее всего, воин. Держит руку близко к мечу, что не делают люди с мирными намерениями.

– Я, – ответил Эйрих. – С кем говорю?

– Трасамунд, сын Дагоберта, – представился варвар. – Беру род из тубантов. Слышал о таких?

– Не слышал, – признался Эйрих.

– Услышишь ещё, – пообещал Трасамунд.

– Чего подошёл-то? – поинтересовался Эйрих.

– Познакомиться с нашей новой знаменитостью, – усмехнулся тубант. – Вижу, слухи не врут: у тебя ещё сопли под носом не высохли.

– Ты хочешь испытать себя в поединке? – напрямик спросил его Эйрих. – Просто скажи «да» или «нет».

– А если да? – с вызовом спросил Трасамунд.

– Альвомир, – произнёс Эйрих.

Гигант встал с лавки и подошёл поближе к Трасамунду. Тубант напрягся и невольно отступил на шаг. Но затем он взял себя в руки и вернулся на прежнее место.

– Я твою мамку за деревню в лес сводил и там на уд свой насадил, – доверительно сообщил гигант тубанту.

– Чего? – удивился тот.

– Потом сестру твою на лугу довелось встретить, её тоже пришлось на уд насадить, – продолжил откровенничать Альвомир.

Слова были разучены в течение трёх недель упорных тренировок. Заходили они неохотно, потому что Альвомир их не понимал, ведь, всё-таки, вульгарная латынь, но затем Эйрих догадался их зарифмовать, поэтому дело пошло легче и быстрее.

– Чего?! – начал кипятиться Трасамунд.

– А как-то шёл по дороге, вижу, жена твоя идёт, – продолжил Альвомир. – Говорит, о чём толкую: дашь бронзовую монету – уд твой языком отполирую. Что поделать? Монетку было сперва жалко, но во рту твоей жены моему уду оказалось уж больно сладко.

– Ах, ты, мразь! – окончательно вскипел тубант, схватившись за меч. – Ну всё…

До стишка об отце Трасамунда сегодня дойти не удалось. В следующий раз.

– Ты вызываешь моего человека на поединок? – деловито осведомился Эйрих.

– Вызываю, ублюдок! – прокричал Трасамунд. – Убью его, а потом тебя! Откладывай деньги на поминки!

– Через час, на арене, – с усмешкой произнёс Эйрих. – Когда встретишь Петра, скажи ему, что ты сам виноват в своей смерти.

– Я вырву твой длинный язык, сопляк! И затолкаю его тебе в задницу! – тубант убрал руку с меча и вернулся к своим соратникам, вставшим из-за стола.

Долго задерживаться в таберне они не стали, быстро доев и допив нехитрую снедь и отправившись готовиться к поединку.

Эйрих, в который раз, пообещал себе продавить в Сенате закон, запрещающий судебные поединки. Мужи в тогах, до этого сидевшие тихо, тоже куда-то засобирались.

– Уважаемый Арсакиос! – позвал он искомого грека. – Угостись едой с нашего стола, в обмен на небольшую толику твоего времени, чтобы выслушать меня!

– Я, на самом деле, тороплюсь… – начал отнекиваться Арсакиос.

– Это не отнимет у тебя слишком много времени, – сказал на это Эйрих. – Меня интересует труд Квинтилиана «О воспитании оратора», готов купить его за звонкую монету.

Грек переборол страх перед варварами и сел на лавку напротив Эйриха. Одна из порций мясной похлёбки, на которую уже зарился Альвомир, перекочевала к Арсакиосу, как и кусок свежего пшеничного хлеба. От вина он отказался.

– Я ценю свою копию, – произнёс грек, отведав похлёбки и закусив её хлебом. – Меньше чем за пять солидов её у меня не купить.

– Идёт, – не стал Эйрих торговаться. – У тебя же полное собрание?

– Полное, – ответил Арсакиос. – Свежая копия, в отличном состоянии. Мне даже немного жаль расставаться с этим бесценным источником древних наставлений, но времена тяжёлые, желудок вопиет громче разума…

– Говорят, что ты был другом Иоанна Златоуста, царствие ему небесное, – произнёс Эйрих. – Каков он был?

– Да, покуда жив был, Иоанн называл меня другом, – ответил грек. – А каков он был? Речью и помыслами чист, богоугоден… Но правдорубом прослыл, за что и пострадал… Эх, жаль Иоанна, хороший был человек…

– Да, жаль, что не смог с ним побеседовать… – покивал Эйрих.

– Скоро побеседуешь, сучёныш! – донеслось с улицы.

– Хотя бы перед смертью веди себя достойно! – ответил Эйрих тубанту. – И лучше тщательнее готовься к поединку!

Пять солидов и человеческая жизнь – такова сегодняшняя цена знаний об ораторском искусстве.

Глава девятая. Титаны и квадриги

/5 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

На трибунах арены было мало людей. Представлений на сегодня не было, поэтому вход был бесплатным, но не было торговцев едой. Фактически здесь только те, кто случайно услышал о разборках среди варваров.

Распорядитель арены, за полсиликвы, разрешил использовать небольшой участок песка для варварских разборок, но с условием, что они сами уберут труп и засыплют кровь. Можно было, конечно, оплатить услуги уборщика, но это будет стоить ещё четверть силиквы. Эйрих купил услуги уборщика, который ещё за четверть силиквы обязался доставить любой труп в ближайшую церковь.

Эйрих оглядел зрителей, с вялым любопытством разглядывающих вооружённых варваров, ожидающих прибытия бойцов. Мужчины и женщины, есть несколько детей, пара-тройка стариков – все одеты просто, видно, что не самые богатые жители Константинополя.

– Оружие своё? – спросил Эйрих у наиболее вменяемого тубанта, представившегося Савариком.

– Трасамунд сказал, чтобы здоровяк выходил хоть с оглоблей, – ответил Саварик. – Где твой чемпион?

– Скоро будет, – едва улыбнулся Эйрих.

Эрелиева, дабы дополнительно оправдать своё существование в войске Эйриха, сейчас помогала Альвомиру облачаться в его броню. Гигант никак не мог запомнить порядок закрепления деталей брони, поэтому был совершенно беспомощен в деле собственного облачения.

Трасамунд тоже не появлялся, готовясь к поединку в ветхом подвале для гладиаторов. Поддерживать в хорошем состоянии или, упаси бог, ремонтировать арену при Ипподроме никто не собирался, поэтому Эйрих с искренним огорчением видел постепенно рассыпающиеся колонны, некачественно заделанные досками провалы в настиле арены, потрёпанные трибуны, где сидят скучающие зрители – лучшие годы этой небольшой арены уже позади и положительных изменений не предвидится.

Наконец, Альвомир был готов. Он поднялся по ступеням, громыхая доспехами, а за спиной его шла Эрелиева, с трудом неся однолезвийную секиру. Даже сильному воину придётся использовать обе руки, чтобы махать такой тяжёлой секирой, но Альвомир легко управлялся одной – он был аномально силён, это известно всем.

Кольчужные элементы в броне гиганта имелись, но лишь там, где без них нельзя обойтись, а всё остальное было закрыто крупными стальными пластинами, скреплёнными стальной проволокой. На голове Альвомира был сплошной шлем со стальной личиной, которую очень тяжело пробить даже топором – пробную версию Эйрих бил лично.

Кузнецы постарались на славу, поэтому Альвомир был защищён буквально со всех сторон. И пусть броня крайне тяжела, но гигант не только силён, а ещё и вынослив. Тубанту конец.

Альвомир прошёл через арену, вызвав удивлённые возгласы от малочисленных зрителей, после чего встал рядом с Эйрихом. Эрелиева дотащила тяжеленную секиру и встала справа от гиганта, положив руки на длинную рукоять, пришедшуюся ей по пояс.

Так как секирой гигант орудовал одной рукой, во вторую руку ему полагался щит. Это был римский скутум белого цвета, с золочённой хризмой на железном умбоне. В руке Альвомира щит смотрелся миниатюрным и несерьёзным.

– Где ваш Трасамунд? – спросил Эйрих.

– Скоро будет, – заверил его Саварик.

И тубант явился.

– Это неожиданно, – произнёс Эйрих, увидев, во что одет и чем вооружён Трасамунд.

Одет он был в римскую пластинчатую броню, на голове его был римский шлем, а в руках он держал аркобаллисту.

– Что за… – разглядел Трасамунд Альвомира.

– Неожиданность на неожиданность, – усмехнулся Эйрих. – Давайте покончим со всем побыстрее.

Тубант явно рассчитывал убить Альвомира из аркобаллисты, после чего вызвать Эйриха и пристрелить уже его. Видимо, он не ожидал, что броня гиганта может оказаться неуязвимой для стрел.

– В ином случае, я бы посчитал использование лука или аркобаллисты наглостью и не позволил состояться этому поединку, – поделился Эйрих мнением с Савариком. – Но сегодня мне самому интересно, что из этого получится.

– Разойдитесь по местам, – произнёс Иоанн Феомах.

Римлянина они решили использовать как дешёвую замену деревенского старейшины. Обычно за правильностью проведения судебных поединков следит старейшина, причём той деревни, где проходит поединок, но в Константинополе родовых старейшин остготов и тубантов точно нет, поэтому приходится исполнять формальности с тем, что есть.

Эйрих провёл Альвомира к его месту.

– Знаешь, что делать дальше? – спросил он у гиганта.

– Да, деда, – кивнул тот. – Стукать, пока не ляжет умирать.

– Постарайся побыстрее приблизиться к нему, – сказал Эйрих. – Он будет стрелять в тебя, поэтому берегись.

– Буду, деда, – ответил Альвомир.

Эйрих отошёл к остальным наблюдателям.

– Начинайте! – воскликнул Феомах и отбежал подальше.

Гигант сразу же побежал на Трасамунда, а тубант вскинул уже взведённую аркобаллисту. Выстрел – короткая стрела врезалась в пластинчатый нагрудник Альвомира, после чего отскочила на песок. Альвомир взревел, как разъярённый медведь, и побежал ещё быстрее.

Удивлённый тубант начал лихорадочно перезаряжать аркобаллисту, но гигант был уже слишком близко.

Бросив бесполезный сейчас механизм, Трасамунд едва-едва уклонился от размашистого удара секирой, после чего побежал прочь.

Альвомир слегка удивился действиям противника, это было видно по небольшой заминке, но затем верно всё понял и начал преследование.

Тубант вытащил из ножен свой меч, наверное, собираясь вступить с Альвомиром в ближний бой, но затем оглянулся через плечо и передумал. Эйрих бы тоже передумал, потому что махина из стали, вооружённая здоровенной секирой – это не то, против чего хочется драться.

Альвомиру быстро надоело бегать, поэтому он перехватил щит и бросил его в спину Трасамунда, на манер греческих атлетов, метающих диски.

Щит был плохо приспособлен для метания, поэтому Альвомир не попал, но потеря противником щита добавила решимости Трасамунду, который развернулся и побежал в атаку.

Удар мечом был встречен левым предплечьем Альвомира, а затем Трасамунд получил сногсшибательный удар кулаком, сжимающим секиру, в шлем.

«Добегался», – подумал Эйрих.

Альвомир занёс секиру и ударил куда-то в область груди оппонента. Тубант выставил себе в защиту меч, но жалобно звякнул металл, после чего меч был прижат к кольчуге, а часть лезвия секиры вошла в грудь неудачливого аркобаллистиария.

– А-а-а!!! – закричал Трасамунд. – Прошу пощады!!! Пожалуйста!!! Пощади!!!

Альвомир глух к таким мольбам, поэтому последовал второй удар, разрубивший тубанту правую руку.

– Он же просит пощады, – произнёс Саварик.

– Ну так иди и останови Альвомира, – предложил ему Эйрих.

Третий удар положил конец воплям, потому что секира прорубила кольчугу, кожу, плоть и грудную клетку, после чего добралась до сердца.

– Такая глупая смерть, – произнёс Эйрих.

– Что? – недоуменно спросил Саварик.

– На потеху публике, – обвёл Эйрих руками трибуны. – А ещё и совершенно бессмысленно.

Саварик ничего не ответил, а пошёл к телу своего соратника.

– Помоги Альвомиру, – приказал Эйрих Эрелиеве. – Мы здесь закончили.

Надо было забрать оружие покойного Трасамунда, потому что теперь это собственность Альвомира – таков закон.

«Зарабатывать на этом, увы, не получится», – подумал Эйрих, шагая к лежащей в песке аркобаллисте. – «После сегодняшнего никто не захочет бросать вызов Альвомиру».

Вопрос заработка денег скоро станет для Эйриха самым важным. Ведь да, консул осыпает остготов щедро, словно из рога Амалфеи,^[29] но этого всё равно мало. Слишком мало, чтобы подготовиться даже к захвату соседних земель, а им идти на Рим…

– Молодец, хорошо сработал, – похвалил Эйрих своего протеже. – После того, как отдохнём в палатах, сходим на рынок, купим любую еду, которую ты захочешь.

– Любую? – не сразу поверил ему Альвомир.

– Да, что захочешь, – по-отечески улыбнулся ему Эйрих.

– Аха! Гы-гы! – обрадовался гигант. – Любую, деда!

– Да-да, любую, – покивал Эйрих. – Теперь иди с Эрелиевой, сними доспехи.

Радостно улюлюкнув, Альвомир помчался к подвалу для гладиаторов, а Эрелиева побежала за ним.

– И этот человек только что убил нашего десятника? – с неодобрением спросил Саварик.

– Как называется ваше племя? – поинтересовался Эйрих.

– Франками нас кличут, – ответил Саварик. – Если не слышал никогда, то мы на Рейне живём.

– Слышал, – произнёс Эйрих. – А в Константинополе чего делаете?

На Рейне ситуация та же, что и на Дунае: варвары пересекают реку и устраивают набеги на деревни и городки, чиня разруху и бедствие. И у франков сейчас ситуация та же, что и у остготов до учреждения Сената готского народа, то есть каждый род сам по себе и если есть единство, то нигде и никем неписаное, по родству крови. Но вот что точно знал Эйрих – гунны давят на франков и окружающие их племена, что буквально обрекает на прорыв через Рейн и освоение римских земель.

– Хотели наняться в дружину императора, – ответил франк-тубант. – Но тут таких, как мы, полно, а те, что уже в дружине, чужих не пускают, зазывая только своих.

– И что, хорошо платят? – поинтересовался Эйрих.

– О, даже такой богач как ты удивится тому, сколько можно заработать в дружине императора, – усмехнулся Саварик. – Если сможешь войти в неё с сотней-двумя воинов, то каждый рядовой воин будет получать по полторы силиквы в день, десятник по три силиквы, а сотник целых шесть! Император не жалеет денег на свою охрану и это правильно!

Это не те деньги, к которым уже начал привыкать Эйрих. За должность претора он получает из казны по десять силикв в день лично, а ещё, пользуясь полномочиями магистрата, он может изымать в месяц до пятидесяти тысяч силикв на нужды войска и торговлю с римлянами. Правда, изъятие должно быть санкционировано Сенатом, но всё равно это фактически его деньги, ведь он и сам бы не стал тратить их на себя.

– Неплохо, – всё равно согласился с франком Эйрих.

– Только не видать нам их, – вздохнул Саварик. – Придётся уходить обратно, вербоваться в дружину к какому-нибудь вождю…

– Вы ведь не держите обиды за Трасамунда? – деланно равнодушно спросил Эйрих.

– Он сам себя убил, – пожал плечами Саварик. – Я бы десяток раз подумал, прежде чем бросать вызов такому верзиле.

– Тогда предлагаю вам войти в мою дружину, – сделал предложение Эйрих. – Почти как у римского императора, правда, плачу меньше, чем он. Требования строгие, но зато даю хорошие броню и оружие с правом выкупа. Подписываешь договор – должен будешь отслужить всё в срок.

– А что у тебя за дружина? Сколько сотен? – заинтересовался Саварик.

– Когда выходили, было четыре сотни, не считая обозников, – ответил Эйрих. – Сейчас двести семьдесят два человека, опять же, не считая обозников.

Во время отражения набега асдингов они потеряли сто двадцать восемь человек, что считалось бы большими потерями, если забыть о том, скольких они тогда убили. Соотношение потерь вышло потрясающим, но это стало возможным лишь благодаря тому, что Эйрих развил свою идею с дымом.

– А что случилось? – с недоверием спросил франк.

– Нанялись к одному городу, Филиппополю, – ответил Эйрих. – Асдинги, что из вандалов, замыслили набег, а у римлян нечем было его отражать. Вот и предложили нам щедрую награду за то, чтобы асдинги потерпели неудачу.

– Что-то такое я уже слышал… – произнёс Саварик. – А, так это ты тот самый Эйрих, которого привечают в императорском дворце?!

– Я, – кивнул Эйрих. – Как я понимаю, Трасамунд знал, кто я такой и поэтому решил довести дело до поединка?

– В его дела мы не лезли, – пожал плечами Саварик. – Рисковый он был, за что платил не раз. И сегодня цена оказалась слишком высокой.

– А эта аркобаллиста откуда? – спросил Эйрих, отряхнув песок с ложи.

– Он выиграл её в кости у одного южного наёмника, – объяснил франк.

– У меня в дружине воинам положено по силикве в день, по две силиквы десятникам и по четыре силиквы сотникам, – сообщил Эйрих. – Но доли с боевых трофеев нет ни для кого, как у римлян заведено. Поговори с остальными – если кто-то захочет вступить, то мы будем рады принять.

– А если их больше, чем десяток? – уточнил Саварик.

– Мы готовы принять не более пяти десятков, – ответил Эйрих.

– Как тебя найти? – спросил франк.

– Придёшь во дворец, скажешь, что пришёл к гостю консула, Эйриху Щедрому, – сообщил Эйрих. – Но хорошо подумай и своим скажи – у меня не будет дружинной вольницы, но плачу хорошо и без задержек.

– Будем думать, – пообещал Саварик. – Ладно, пойдём мы тогда, а то Трасамунда надо в церковь…

– Я уже заплатил носильщику, – сказал ему Эйрих. – Просто скажите ему, в какой церкви хотите его отпевать.

– И правда, не зря щедрым прозвали, – усмехнувшись, произнёс Саварик.

Уборщик на арене уже засыпал кровь свежим песком, а зрители, настроившиеся на долгий и захватывающий поединок, начали расходиться. Здесь больше нечего делать, ведь всё, что могло случиться, уже случилось.

Спустя ещё час, потребовавшийся, чтобы уладить все дела во дворце, Эйрих, Альвомир и Эрелиева уже были на форуме Феодосия.

– Вот эта! – ткнул Альвомир на круги сыра.

– Ты вообще знаешь, что это такое? – спросил у него Эйрих.

Альвомир отрицательно покачал головой, но затем снова ткнул пальцем в сторону сыра:

– Вот эта!

– Как знаешь, – пожал Эйрих плечами. – Уважаемый, заверните один круг.

Заплатив за товар дорого, потому что четверть силиквы за круг сыра в две либры – это непомерно дорого, они продолжили обход торговых прилавков.

– Мёд! – увидел Альвомир характерные глиняные горшочки на одном прилавке, а затем посмотрел на соседнюю. – Лепёшки!

Вот в таком духе, от прилавка к прилавку, они и путешествовали. Очень скоро пришлось раскошелиться на корзину, потому что заказы Альвомира уже нельзя было перенести в одной его котомке.

– Хватит… – неуверенно произнёс гигант, посмотрев на забитую доверху корзину.

– Тогда идём во дворец, – сказал Эйрих.

Сам он, как и Эрелиева, тоже кое-чего прикупил: три расписные масляные лампы из бронзы, обошедшиеся по четверти силиквы каждая, пять новых бронзовых перьев для письма, а также два квартария^[30] первосортных чернил. Вдобавок ко всему этому он обзавёлся десятью песами^[31] свежего пергамента в двух готовых к использованию свитках.

Эрелиева купила себе четыре новые тетивы, качество плетения которых было выше, чем у изделий лучших остготских мастеров, а также пять десятков первоклассных стрел. Впереди её ждёт долгий процесс приноравливания к чужим стрелам, что, в принципе, обычное дело. У Эйриха дома хранится девяносто запасных стрел, в качестве которых он не сомневается, поэтому покупать себе новую головную боль он не стал.

Ещё сестрёнка купила себе и матери несколько десятков бронзовых украшений с янтарём, а также два серебряных браслета с зелёными драгоценными камнями. Нерациональная трата, но Эйрих не стал выступать. Деньги на подобную ерунду будут всегда, а чего-то по-настоящему дорогого Эрелиева не брала.

Во дворце Альвомир сразу же уселся за обеденный стол в палатах и начал с усердием есть. Ему хотелось всего и сразу, но рот у него был один, поэтому он тратил время на мучительные размышления о том, что есть первым, а что отложить на чуть позже.

Эрелиева ушла в свою комнату, примерять украшения, а Эйрих сел за письменный стол, приготовил писчие принадлежности и задумался. Он никогда не пробовал писать монументальные труды, поэтому решил израсходовать немного пергамента на продумывание плана произведения. Ему хотелось написать о тактике кочевых племён, чтобы структурировать свои знания и лучше понять, что он забыл или упустил.

Поняв, что перед написанием нужно хорошо всё обдумать, Эйрих решил начать писать путевые заметки, с датами и происходившими тогда событиями. Концепцию путевых заметок он «подсмотрел» у Гая Юлия Цезаря, который писал свои «Записки о Галльской войне» по мере возможности, когда обстановка позволяет.

Эйриху была приятна мысль, что через десятки поколений, когда мир станет совершенно иным, какой-нибудь будущий великий полководец купит пергамент с мыслями Эйриха и извлечёт из них его мудрость. Но это потом, когда он научится кратко и красиво излагать свои мысли, а пока пусть будут путевые заметки…

«Ante diem XI Kalendas Junius MCLXI a.u.c., dies Solis^[32] – выехали из Деревни, держа свой путь к Константинополю. В этот день, недалеко от деревни старейшины Уруза, сломалось левое заднее колесо телеги в обозе, оставил двадцать воинов с телегой, поручил починить и догонять нас. В деревню велел не заходить, дабы не создавать промедления и избежать распития браги. Послал с ними надёжного десятника, Бидвана, чтоб проследил. По пути и во время привала беседовал с Ниманом Наусом и Хумулом о римских патрициях. Сестра, Эрелиева, попросила помочь с конской сбруей, ибо не освоила она надлежаще уход за конём. Наказал ей, каждый привал, рассёдлывать и засёдлывать коня по три раза – будет наукой. Поел жареную куропатку, запил разбавленным вином. Вино разбавляю так: одну часть вина к трём частям воды – охмелеть с такого вина сложно, зато никогда не маешься животом. После заката ничего не происходило, поэтому лёг спать».

/6 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

Ипподром даже снаружи выглядел величественно, а внутри вообще выбивал дыхание: огромное пространство, кажущееся бесконечным число людей, Эйрих, в этой жизни, ещё не видел столько людей разом. Гомон толпы, нетерпеливо ожидающей начала гонок на колесницах, громкие выкрики торговцев разнообразной снедью, рёв труб, возглашающих выход партий колесничих, а также гром барабанов, зачем-то отбивающих ритм.

В прошлой жизни, сидя на своей башне из телег, позволяющей наблюдать за ходом сражения с высоты, Темучжин видел и побольше людей, но это были сражения и он больше внимания уделял передвижению своих и чужих войск, чем оценке количества людей, собравшихся в одном месте. И, если честно, Темучжин даже как-то не воспринимал всю эту толпу как людей, потому что он воспринимал знамёна, то есть боевые единицы, участвующие в сражении, а не каждого отдельного воина. И сегодня такая толпа людей на Ипподроме невольно вызвала в нём воспоминания о битве на реке Инд, где он нанёс поражение Джелал ад-Дину. Там было гораздо больше людей, чем здесь, на Ипподроме, но тут они сидят так плотно, так хаотично, что создаётся ложное впечатление об их бесчисленности…

– Ставить будешь? – спросил Феофил Лигариан, магистроффиций. – Я бы рекомендовал ставить на партию «голубых» – император благоволит им и щедро одаряет серебром, поэтому у них лучшие колесницы, кони и колесничие. Могу позвать человека, он поставит за тебя на «голубых».

– Нет, я воздержусь, – отказался Эйрих.

Он терпеть не мог разного рода ставки, потому что считал, что глупо участвовать в разного рода играх, где исход нисколько не зависит от тебя. Зачем понапрасну испытывать Тенгри, надеясь на незаслуженный прибыток?

– Как знаешь, – равнодушно ответил Лигариан. – А я поставлю на «голубых».

Как понял Эйрих по цветам команд колесничих, тут есть «зелёные», «голубые», «белые» и «красные» партии. Причём, толпа громче всего кричала при вхождении на Ипподром партии «белых». Эйрих читал о партиях Большого Цирка в Риме, но Марцеллин упоминал о них вскользь, потому что считал себя, о чём неоднократно говорил в своих «Деяниях», серьёзным человеком, не желающим тратить время на глупые развлечения.

– «Зелёные» – это прасины, «голубые» – это венеты, – заметил любопытство Эйриха магистр оффиций. – «Белые» – это левки, а «красные» – это русии. Ещё тут выступают «жёлтые», инеги – от коллегии кораблестроителей и «чёрные», протомы – от коллегии юристов. О «жёлтых» и «чёрных» можешь даже не думать слишком много, не победят.

– Буду иметь в виду, – пообещал Эйрих.

– В отличие от гладиаторских игр, которые ты, ха-ха, уже попробовал на вкус, – продолжил Лигариан, – быть колесничим и состоять в партии почётно и прибыльно. Успешные колесничие зарабатывают баснословные, по меркам плебеев и пролетариев, деньги, поэтому в партии мечтают попасть практически все юноши.

Во дворце к Эйриху уже подходило несколько человек, желавших осведомиться о странном гладиаторе, закованном в железо. Слухи извратили суть произошедшего судебного поединка, поэтому теперь это не просто бытовая разборка двух варваров, а захватывающая история о встрече двух старых гладиаторов, решивших свести между собой счёты – люди склонны приукрашивать, поэтому, когда история проходит через пару десятков ушей, становится трудно отличить изначальную истину от наметённой лжи.

Кто-то подумал, что скоро вновь начнут давать поединки гладиаторов-крупеллариев, как в старые добрые времена, причём это доминирующий слух, поэтому, наверное, распорядитель арены с самого утра упорно просится на аудиенцию к Эйриху. Действия распорядителя логичны, ведь готового гладиатора-крупеллария в такие короткие сроки не найти, а общую атмосферу ожидания необычного не оправдывать никак нельзя. Мальчик решил, что хорошенько обдумает возможное предложение.

– И, наконец-то, – тихо произнёс магистр оффиций, увидев свиту консула. – Имей в виду, скоро, возможно, эту ложу посетит сам император. Постарайся вести себя прилично.

Эйрих ничего не ответил. Императора за какую-то особо важную фигуру он не считал, потому что ему доподлинно известно, что в тысячу раз важнее тут консул Флавий Антемий, а он нормальный человек, без волшебных запросов.

– Здравствуй, претор Эйрих Ларг, – кивнул подошедший Флавий Антемий.

– Здравствуй, консул Флавий Антемий, – встал Эйрих.

– Что ж, думаю, нельзя заставлять народ ждать? – усмехнулся консул и поднял со столика белый платок. – Да начнётся гонка!

Он уронил платок, что послужило сигналом для распорядителя. Рухнул противовес, резко отворив карцеры, в которых томились экипажи колесниц.

Квадриги сходу рванули на песок ипподрома и быстро набрали предельную скоростью. Эйрих смотрел на это удивлёнными глазами, думая о том, что каждый конь в каждой колеснице лучше, чем его Инцитат. Сейчас с трудом верилось, что Инцитат, не так давно, сам выступал на этом ипподроме, даже занимая какие-то призовые места…

Тут, колесничий «красных» прижал колесничего «белого» к поворотному столбу. Всё это происходило на большой скорости, поэтому Эйрих упустил момент, когда колесница «белого» врезалась в один из столбов и колесничий отправился в свободный полёт, закончившийся в каменной стене. Не жилец.

Больше этого несчастного идиота Эйриху было жаль лошадей, которых избило дышлом и поперечинами до крови и переломов. Сама колесница превратилась в деревянные обломки, но гонка продолжалась.

«Эти кони могли бы служить верой и правдой в римском легионе, участвуя в сражениях против бесчисленных варваров», – подумал Эйрих. – «А тут их бессмысленно убили на потеху толпе».

Толпа азартно ревела, били барабаны, ржали стегаемые лошади и тонули во всей этой какофонии выкрики торговцев едой.

Альвомиру, стоящему рядом с креслом Эйриха, происходящее нравилось, хотя видно, что он не понимал сути.

Второй круг тоже не обошёлся без происшествий, потому что «зелёного» колесничего буквально размазало по стене разделительного барьера по центру ипподрома. Эйрих прямо видел шлейф из крови и внутренностей, оставшийся после колесничего.

«Хотя бы лошади уцелели», – подумал он, увидев, как специальная команда всадников уводит четвёрку без колесницы.

Тут за спиной началось какое-то оживление, Эйрих обернулся и увидел богато одетого римлянина, всего в золоте и шелках. На голове его возвышалась обильно инкрустированная самоцветами золотая корона. Император Флавий Аркадий собственной персоной.

Все упали на колени, Эйрих последовал местному обычаю, потому что за оскорбление императора могут и зарезать. Если даже не зарежут, ни о каких делах с восточными римлянами не будет идти и речи, а у Эйриха большие планы на Константинополь.

Хоть как-то оправдав в своих глазах унизительное коленопреклонение, он коснулся головой чистого пола ложи, после чего, поняв, что остальные встают, поднялся на ноги.

– Я не сильно опоздал? – осведомился император, садясь в роскошное кресло, принесённое слугами.

– Рады видеть вас, доминус… – ещё раз глубоко поклонился Феофил Вирий Лигариан.

– Третий круг начинается, доминус, – ответил консул Флавий Антемий, после чего счёл нужным представить Эйриха и Альвомира. – Это…

– Не волнует, – перебил его император. – Не знаю, зачем я вообще сюда пришёл…

Поняв, что Флавий Аркадий вообще не заинтересован в его персоне, Эйрих вернулся к гонке.

– И вновь… – прошептал он, увидев, как столкнулись две квадриги, «жёлтых» и «чёрных».

Колесничие начали стегать друг друга хлыстами, а затем одна из лошадей «чёрного» споткнулась об обломок колесницы «белого». Корзина колесницы подбросила «чёрного» вверх, после чего он приземлился лицом в песок, даже начал вставать, но тут его растоптала квадрига «красного».

Но «жёлтый» проехал ненамного дальше, потому что не сумел разглядеть впереди бегущего назад коня. Столкновение и бедолага-колесничий улетел в пыль, где, скорее всего, попал под копыта собственных лошадей. Из облака пыли выскочили две уцелевшие лошади, после пустая колесница, а за ней волочащийся по песку окровавленный труп колесничего. Рука его продолжала сжимать вожжи, хотя с первого взгляда было ясно, что он точно покойник.

– Кровь, жестокость… – проворчал император. – А это кто? Южные актёры?

Эйрих обернулся и увидел четверых смуглых мужчин, одетых так, что невольно хочется проверить полы их халатов на предмет оружия.

– Альвомир, враги! – выкрикнул он, после чего начал искать подручные средства для отражения атаки. – Четверо в халатах!

– Что? – повернулся консул.

Он увидел четвёрку явных убийц, вскочил и отступил к ограждению ложи.

Альвомир перестал смотреть увлекательное зрелище, опустил взгляд на кресло Эйриха, взял это кресло в руки и бросил его в убийц. Кресло зацепило двоих, но не тех, что были уже очень близко к императору.

Один из убийц уже успел ткнуть в спину императору кинжалом.

– Где охрана?! – воскликнул Флавий Антемий.

Эйрих схватил столик с закусками, с усилием отломил от него бронзовую ножку, крепившуюся на одной заклёпке, после чего пошёл на сближение с противником.

Убийцы были опытны, грамотно распределили между собой цели и выделили приоритетным устранение Альвомира. Император уже получил три удара кинжалом в спину, он, скорее всего, не жилец, а убийцы ещё не ушли. Это значит, что император не единственная цель.

– Давай! – призвал Эйриха убийца.

Но Эйрих не торопился атаковать, зная, что бронзовая ножка от столика – это несерьёзное оружие. Пара ложных выпадов, позволившая оценить реакцию убийцы, но и только.

Альвомир же был более успешен – он сумел ухватить одного убийцу за рукав халата, после чего молниеносно перехватил свою жертву за туловище и одним движением гигантской ладони открутил ей голову. Эйрих видел всё это лишь мельком, но ему показалось, что он реально увидел, как лицо убийцы начало смотреть на собственную задницу.

Что-то явно пошло не по плану душегубов, поэтому они решили ускориться. Двое начали наседать на Альвомира, но тот теперь был вооружён – бездыханный труп в его руках тоже является оружием, а противник Эйриха перешёл в атаку.

– Р-а-а-а!!! – проревел Альвомир и взмахнул трупом, цепляя его ногами голову левого убийцы.

Сокрушительный удар сбил противника с ног, после чего Альвомир подставил тело своей первой жертвы под кинжальный укол и наступил на голову второй жертве. Череп хрустнул как яичная скорлупа.

Эйрих парировал колющий удар, нанеся в ответ короткий удар прямо в лицо нападающего. Несмертельно, но больно.

Развивая успех, он нанёс град ударов по голове прикрывшегося левой рукой убийцы. Один из ударов вызвал особо громкий вскрик, потому что на ножке сохранились остатки заклёпки, острой частью попавшие в глаз убийце.

Альвомир, в это время, держал свою третью жертву за горло и за руку, сжимающую кинжал. Иногда, когда в нём пробуждается кровожадность, а она пробуждается сразу же, стоит ему только начать убивать, гигант проявляет неожиданную изощрённость в убийстве своих врагов. Он донёс убийцу до ограды ложи и вытянул его над пропастью. Хрустнула рука, кинжал упал на песок ипподрома, а затем гигант отпустил убийцу. Со вскриком, бедолага рухнул, переломав себе ноги.

– Деда, давай, – прибодрил гигант Эйриха.

Полуслепой убийца отчаянно размахивал кинжалом, но теперь он уже не был уверен в исходе схватки, поэтому действовал опрометчиво. Ему и так не жить, он уже это понимал, поэтому единственным выходом было забрать с собой хоть чью-то жизнь.

Отчаянный бросок на Эйриха, удар ножкой стола, отводящий кинжал в сторону, после чего убийца получает пинок в грудь и валится на спину, роняя оружие.

– Этого берём живьём, – произнёс Эйрих, подойдя к лежащему убийце и с усилием вонзив острие ножки тому в правую ладонь.

– М-м-м, шармута… – сдавленно процедил убийца, а Эйрих вдруг понял, что услышал знакомое слово.

Спустя секунды, будто ждали, когда их помощь больше не понадобится, появились охранники из дворцовой ауксилии.

– Что здесь происходит?! – на хорошей латыни воскликнул бородатый варвар в пластинчатой броне.

– Весь Константинополь видел, что здесь происходит!!! – заорал на него отделавшийся лёгким испугом консул Флавий Антемий. – Окажите помощь императору! Живо!!!

Глава десятая. Битва при Чёрных вратах

/6 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

– Где вы были всё это время? – спросил магистр оффиций, высунувшийся из-за колонны.

– Мы… – поднял на него взгляд один из дворцовых ауксилариев. – Ну, мы…

Всё стало предельно ясно.

– Альвомир, – произнёс Эйрих.

Гигант схватил опрокинутый бронзовый стол без одной ножки, подскочил к склонившимся над уже безнадёжно мёртвым императором ауксилариям, после чего начал наносить сокрушительные удары – они даже опомниться не успели. Каждый удар деформировал столик, но приносил впечатляющие результаты, потому что двойка императорских стражей либо погибла, либо потеряла сознание. Но Альвомир не собирался прекращать: он подхватил меч и щит одной из жертв, после чего нанёс два добивающих колющих удара.

Он поднял взгляд на замерших в потрясении ауксилариев, оказавшихся слишком медленными для того, чтобы успеть к телу императора. Их четверо, но сейчас количество едва ли способно перерасти в качество.

– Этих тоже, Альвомир, – произнёс Эйрих.

Дворцовые ауксиларии очухались и заняли оборонительные стойки, но Эйрих сильно сомневался в том, что у них есть какие-то шансы против Альвомира. Пусть гигант не так хорош в бою с мечом, но его аномальная физическая сила полностью нивелирует этот досадный недостаток.

Эйрих, чтобы дополнительно увеличить шансы слабоумного гиганта, вооружился вторым комплектом из меча и щита, после чего присоединился к сражению.

Ничего толкового он не сделал, лишь связал боем двоих ауксилариев, но Альвомир уже вошёл в раж, поэтому все его удары были неотразимы – он бил мечом быстро и сильно, делая любые попытки парирования губительными, а ещё не забывал о щите, сбивая равновесие своих противников.

Эйрих же сражался аккуратно, понимая, что каждая ошибка будет оплачена его личной кровью, ведь на нём нет ни кольчуги, ни шлема.

– Зачем вы это делаете?! – вопросил из-за спины магистр оффиций.

Но Эйрих не отвечал, принимая на щит удары и нанося удары в ответ.

Альвомир развалил шею правого противника, а затем выставил щит ровно перед собой и сделал рывок на ближайшего ауксилария. Столкновение щитов – ауксиларий со вскриком отлетел, а Альвомир нанёс рубящий удар по не ожидавшему такого резкого изменения обстановки оппоненту Эйриха. Пластинчатую броню нельзя пробить спатой, это все знают, но сегодня Альвомир преподал Эйриху урок – пробивать её необязательно, если ты обладаешь дурью вола.

Бедолага, получивший удар в левое плечо, с криком опал на чистый ковёр и показал тем свою полную неготовность продолжать бой. Вероятно, удар затупившимся мечом сломал ему кости плеча, что даже врагу не пожелаешь – вряд ли правильно срастётся, поэтому секунду назад полезный воин превратился в никому не нужного иждивенца.

Последний стоящий на ногах ауксиларий, верно взвесив свои шансы, бросился вправо и перескочил через ограждение ложи, рухнув в песок.

Альвомир, склонный доводить дело до конца, пинком откинул от своей жертвы меч, после чего с усилием вдавил острие спаты прямо в грудь противника. Высококачественные пластины разошлись и пропустили сталь к грудине задыхающегося от давления на грудь ауксилария. Хруст и сдавленный всхлип.

– Хорошие мечи у вас делают, – произнёс Эйрих.

– Как это понимать?! – воскликнул Лигариан, магистр оффиций.

– Измена, – ответил Эйрих. – Когда здесь появились убийцы, не было ни единого палатинского ауксилария. Очень удачно, не находишь?

– Да, но… – начал Лигариан.

– Но это меньшая из наших проблем, – перебил его консул. – Смотрите!

Эйрих развернулся и посмотрел в указываемом направлении.

Консул указывал на арену, где происходило нечто непонятное и тревожное.

Люди высыпали на песок и начали массовую драку, кто-то уже применял ножи и кинжалы, а кто-то удачно взял с собой дубинки и камни.

Бедолагу, которого Альвомир уронил с балкона ложи, уже раздавили, а кто-то в толпе уже размахивал его кинжалом.

– Что же делать? Толпа вновь хочет крови! Что же нам делать? – начал верещать Лигариан.

Лицо его было бледным, а глаза лихорадочно бегали – ему очень страшно, а это значит, что либо он знает о происходящем гораздо больше, чем Эйрих, либо он обычный трус.

– Вновь хочет крови? – переспросил он.

– Да, – ответил за магистра Флавий Антемий. – Вслед за восстанием в Антиохии, где-то двадцать лет назад, восстали и Константинополь, и Александрия, и Фессалоники. Пролетарии были недовольны новыми налогами, но сейчас… Давай поговорим об этом в другой раз, а сейчас придумаем, как нам выпутаться из этой беды.

В такой ситуации с пленными возиться никак нельзя. Эйрих подошёл к смуглому в халате, всё так же лежащему на полу ложи, после чего резко погрузил меч в его грудь.

– Идите за мной, – произнёс он, а затем указал на покойного Флавия Аркадия. – Альвомир, возьми тело императора.

Гигант уронил щит и положил труп себе на левое плечо. Его не смущало то, что из покойника на его плечо потекла тёмная кровь.

Эйрих перехватил меч поудобнее и направился на выход.

Народные мятежи – он только читал о таком у принцепса Октавиана Августа. Умозрительно он мог представить себе, когда десятки тысяч людей вдруг перестают жить своей обычной жизнью и идут свергать императора, но сейчас ощущения от осознания невольного участия в чём-то подобном мерцали новыми красками.

И это очень плохо для его планов. Если город погрузится в хаос, то начнётся разбой, грабёж, насилие, а также прекращение производства доспехов с оружием. С последним мириться было нельзя.

– Я остановлю этот произвол, – с уверенностью произнёс Эйрих, спускаясь по каменной лестнице к выходным вратам.

А у ворот было семь человек, из обычных жителей Константинополя, вооружённые ножами и дубинками. Некоторые из них в варварских туниках, а кто-то одет совсем бедно.

– Взять их, они за «белых»! – воскликнул какой-то гладко выбритый грек с хрипловатым голосом.

Эйрих зарубил двоих, а Альвомир нанизал на спату лишь одного, когда остальные бросились в бегство. Тем и отличаются мирные жители от воинов – коленки начинают трястись слишком быстро.

Вытерев кровь о серую тунику последней жертвы, смотрящей в потолок неверящим и испуганным взглядом карих глаз, он, под удаляющийся топот, приоткрыл ворота и оценил обстановку снаружи.

Судя по всему, мятеж сейчас ограничен Ипподромом, поэтому есть шанс вовремя добраться до казарм и собрать войско, чтобы удержать мятежников внутри.

– Нужно спешить, – произнёс Эйрих и побежал в направлении казарм.

Расстояние неблизкое, потому что тут одно здание Ипподрома устанешь оббегать, но делать нечего, ведь что счёт идёт на минуты.

Когда Эйрих выбежал на Месу и добрался до Милиария,^[33] стало ясно, что они уже опоздали с реакцией – толпа повалила из главных ворот Ипподрома, именуемых «Чёрными воротами», а это значило, что беспорядки скоро распространятся по всему городу.

Преодолев врата на территорию Большого дворца и добежав до палатинских казарм, что располагались за пустырём, где римляне собирались что-то строить, Эйрих наткнулся на праздно шатающихся дружинников, не вооружённых и даже не одетых в казённые кольчуги.

– К оружию! – выкрикнул Эйрих. – Нимана и Хумула ко мне! Альвомир, отнеси тело в казарму!

На шум вышла Эрелиева.

– Что происходит? – спросила она.

– Помоги Альвомиру, все вопросы потом, – ответил ей Эйрих. – Остальные – живее вооружайтесь!

– Мне нужно раздать указания схолариям, – вмешался Флавий Антемий.

– Только под сопровождением моих воинов, – ответил на это Эйрих. – Будет глупо, если тебя забьют камнями и дубинками по пути к казармам схолариев.

Началось нездоровое оживление и из казарм посыпали остготские воины, поправляющие экипировку.

Когда все дружинники выстроились в неровный строй перед казармой, к Эйриху подошли Ниман и Хумул.

– Что случилось? Чего кровью измазался? – заинтересованно спросил Хумул.

– В городе беспорядки, простолюдины учинили мятеж, – ответил Эйрих. – Это плохо для наших дел тут, поэтому нам придётся расколоть пару сотен голов, пока всё не наладится.

– Будем убивать мятежников? – оживился бывший охотник.

– Да, – кивнул Эйрих.

Его ответ взбудоражил воинов, начавших тихо и возбуждённо переговариваться.

– Грабёж запрещён, – произнёс Эйрих. – Найду у кого-нибудь лишнее серебро или чужие украшения – накажу.

Остготские воины резко погрустнели.

– О чём ты говоришь с ними? – поинтересовался консул Флавий Антемий.

– Я запретил им грабёж, – ответил Эйрих. – Но должен дать им что-то взамен.

– Каждый твой воин, участвовавший в подавлении мятежа, получит по десять солидов, – расщедрился консул.

– Консул Флавий Антемий только что обещал, что каждый из вас, кто будет участвовать в подавлении мятежа, получит по десять солидов, – перевёл Эйрих на готский язык.

– О-о-о! – обрадовался Хумул.

– А это сколько серебром? – спросил Альдагер, один из молодых воинов, рыжеволосый и безбородый.

Многие из них в глаза не видели золотых монет, потому что у готов в ходу серебро и то по весу, а не монетами, поэтому обычные жители знают только, что золото – это баснословно дорого.

– Двести сорок силикв, – ответил Эйрих. – Будто бы ты за один день отработал у меня полные двести сорок дней.

– Ого… – протянул Альдагер.

– Это намного больше, чем вы могли бы награбить в городе, если бы я вам позволил, – усмехнулся Эйрих.

– По делу, – кивнул Ниман Наус. – Быть добрым, оказывается, выгодно!

«Быть добрым» – это у него означает отправиться на улицы Константинополя и азартно вырезать его буйствующих жителей.

– Ждите здесь, – сказал Эйрих и пошёл экипироваться.

Он надел свои доспехи, кольчугу с пластинчатым нагрудником, водрузил на голову римский шлем, вооружился своим топором и взял в левую руку свой щит, красный с позолоченной хризмой.

Хризма – это верный признак того, что щит римский, ведь варвары предпочитают рисовать на щитах что угодно, начиная от зверей, заканчивая отрубленными головами людей, но христианских символов он у них никогда не видел. Вандалы, хоть и ариане официально, носили на щитах знак рода асдингов, а готы предпочитают орнамент и изображение Хродвитнира.^[34]

Теперь, когда у готов появится много римских щитов, следует ожидать некоторого изменения сюжетов нащитной живописи.

Верный лук занял своё место за спиной, как и два колчана с отборными стрелами. Пусть не нужна особая точность, ведь враг будет ходить большими и плотными толпами, но заведомо плохих стрел у Эйриха нет, поэтому придётся тратить хорошие.

Обозники и двадцать воинов остаются на охрану, как услышал Эйрих, Ниман уже распорядился.

– Выдвигаемся! – приказал Эйрих, выйдя из казармы. – В плотный строй, щиты наизготовку!

Альвомир, покрытый своей несокрушимой бронёй, буквально выбежал из казармы, с готовностью взмахнув своей здоровенной секирой. Вслед за ним выскользнула Эрелиева, на ходу подтягивающая ремешок шлема.

– Щит забыла! – крикнул ей Эйрих. – Бегом за ним!

Будут камни, много камней, поэтому лучше быть готовыми быстро выставить стену щитов.

Сестрёнка молнией сбегала в казарму и вышла оттуда уже со щитом, зелёного окраса, с красной хризмой и блестящим на солнце стальным умбоном.

– За мной! – дал следующий приказ Эйрих.

Они вышли через Бронзовые ворота, у которых уже начала занимать оборону оставленная охрана, а затем пошли к медному рынку, за которым находились казармы схолариев.

Рядом с Эйрихом шёл Флавий Антемий, время от времени нервно одёргивающий тогу. Эйрих бы тоже нервничал, окажись в подобной ситуации и будь на месте консула.

Город легко можно потерять на неопределённое время, если не действовать быстро.

Когда они достигли Милиария, слева от него уже выползала людская толпа. Тысячи людей, разношёрстных, одетых не очень богато, но вооружённых камнями и дубинками.

– Налево! – скомандовал Эйрих. – Стена щитов!

Горожане уже увидели покрытых бронёй и ощетинившихся копьями воинов, поэтому многие предпочли продраться через толпу и уйти подальше от места предстоящего кровопролития, но заводила толпы прокричал что-то гневно-восторженное и указал на спешно строящихся остготов.

Толпа подалась вперёд и начала кидать камни.

Расстояние было приличным, поэтому большая часть камней банально не долетела. Долетевшие же камни задели нескольких воинов, но, в основном, бессмысленно постучали об их щиты.

– Бросай! – приказал Эйрих.

Пятьдесят воинов, укрывавшихся до этого за щитами соратников, бросили дротики.

Тяжёлые дротики, имеющие длину около полутора градусов,^[35] бесследно пропали в наступающей толпе, вызвав испуганные вскрики. Внешне это почти ни на что не повлияло, но Эйрих понимал, что сейчас у них стало на сорок-пятьдесят противников меньше.

На копья нанизались тела, по щитам затарабанили дубинки и руки. Эйрих стоял в переднем ряду, а рядом с ним возвышался Альвомир, уже пустивший в ход свою секиру.

Благодаря своей высоте гигант успешно доставал до голов мятежников, оттесняя слишком близко подобравшихся щитом. Аномальная сила его успешно сдерживала хаотичный натиск граждан и позволяла убивать с некоторым комфортом, в то время как другие готы с трудом уличали моменты для взмахов своими топорами и тычков копьями.

Эйрих старался не отставать от других, нанося вертикальные удары боевым топором, доставая, в основном, по воздетым рукам и буйным головам.

Очень быстро действия остготов начали приносить издалека видный результат – трупов гражданских становилось всё больше, под ногами живых мятежников не осталось твёрдой земли и осознание причин этого создало правильные и полезные мысли в их головах.

Непонятно как, возможно, что по необъяснимо ощутимому изменению атмосферы, а может и по смене интонаций в воплях мятежников, Эйрих понял, что уже одержал победу в этом уличном столкновении. И в подтверждение этой его мысли мятежники сначала ослабили натиск, а затем стихийно побежали.

– В атаку! – почувствовал лучший момент для контратаки Эйрих. – Убивайте всех, пленных не брать!!!

Стена щитов, сильно деформированная неорганизованным натиском мятежников, прекратила своё существование и строй смешался.

Теперь воины получили больше пространства для замахов, что позволило им ещё быстрее убивать пытающихся спастись мятежников.

Будь у граждан хотя бы какая-то воинская подготовка, а также надлежащего качества оружие, это столкновение затянулось бы надолго, но ничего этого не было, поэтому остготские воины легко зарубают и закалывают мятежников, уверенно продвигаясь к нужному перекрёстку.

Эйрих, держащийся ближе к правой части улицы, оглянулся назад. Улица за спинами его воинов была завалена трупами, под которыми растекалась одна большая лужа крови.

– Прекратить преследование! – приказал Эйрих, когда они добрались до перекрёстка. – Общий сбор!

С явной неохотой, стараясь прикончить хотя бы пару-тройку дополнительных мятежников, остготы собрались в некое подобие строя.

– Направо! – скомандовал Эйрих. – Вперёд!

Они оставили за собой много мертвецов, но это только начало.

– Остановитесь! – крикнул дозорный с башенки на крыше казармы схолариев.

– Пропусти нас, воин! – крикнул ему в ответ консул. – Я консул Флавий Антемий, а со мной отряд претора Эйриха Ларга, верного императору!

Император мёртв, что досадно, но сообщать такое воинам было бы очень преждевременно, это понимал Флавий Антемий, это понял Эйрих.

– Что там опять?! – открыл окошко в воротах некий бородатый мужчина в шлеме. – Консул?..

– Открывай поживее! – приказал ему Флавий Антемий. – Город погружается в пучину хаоса! Но мы всё ещё можем прекратить мятеж!

– Мы идём к Ипподрому, – сообщил ему Эйрих. – Дальше тут сами разбирайтесь.

– Идите! – разрешил консул. – Сможешь удержать их внутри до нашего прихода – выплачу лично тебе сто солидов!

Экстренная ситуация, как понял Эйрих, положительно сказалась на щедрости Флавия Антемия, раз он готов заплатить целое состояние за эту вполне выполнимую задачу.

Кивнув, Эйрих вернулся к своему отряду и повёл его к Ипподрому, который располагался примерно в тысяче или в тысяче двухстах шагов от казарм схолариев.

А на дигиппии, открытом пространстве перед Ипподромом, их встречала многотысячная толпа горожан.

– Убить всех! – приказал Эйрих. – Эрелиева, переходи на лук!

Относительно слаженный рывок, лишь мягко нарушивший строй, после чего они врезаются в не спешивших бросаться в атаку мятежников.

Видимо, слухи о том, что недавно была резня у Милиария, уже начали распространяться по городу, что не могло не сказаться на боевом духе практически только начавших мятеж горожан.

Эта резня была… рутинной. Достойного сопротивления мятежники оказать не смогли, поэтому отряд Эйриха очень легко прошёл к Чёрным вратам Ипподрома, после чего занял там оборону, посреди трупов константинопольских простолюдинов.

Выходов с Ипподрома много, но такой большой, чтобы позволить быстро вывести десятки тысяч людей, всего один. И Эйрих только что его заблокировал.

Признаки организации были, небольшая группа вооружённых мечами мятежников попыталась отбить врата, но их легко удалось отпугнуть дротиками.

«Слабаки», – подумал Эйрих с презрением. – «Не воины».

Повисла неловкая, но очень шумная, пауза. Вызвана она была тем, что мятежники больше не могли выходить на грабёж города, а воины Эйриха не собирались наступать, потому что задача была удержать Чёрные врата.

– За кого вы сражаетесь?! – раздался выкрик из толпы.

Этот выкрик заставил испуганно гомонящих мятежников замолкнуть.

– Кто ты такой, чтобы спрашивать это у нас? – спросил Эйрих в ответ.

– Я – Фока, димарх партии «зелёных»! – сообщил вышедший из толпы мужчина примерно тридцати-сорока зим.

– Эрелиева, – тихо произнёс Эйрих.

Из-за стены щитов вылетела стрела, попавшая точно в центр груди этого Фоки.

– Фоку убили! Убили! Фоку убили, душегубы! Убить их! Навалимся!

Ожидаемо, что остальным мятежникам не понравилось убийство их димарха. Это буквально не оставило им выбора, кроме как атаковать сравнительно немногочисленный отряд остготов прямо сейчас.

Эйрих же получал немного отдалённую выгоду – димарха нет, а значит кто-то обязательно должен занять его место. А ещё уже покойный димарх хотя бы как-то представлял план дальнейших действий. У нового димарха точно не будет сколько-нибудь проработанного плана, что облегчит задачу полного уничтожения восставших.

Но, к некоторому удивлению Эйриха, дальше призывов к убийству варваров дело не пошло. Как стояли мятежники, так и продолжили стоять. Возможно, молниеносное убийство димарха «зелёных» послужило не причиной для ярости, толкающей разорвать и уничтожить вероломных дикарей, а дополнительным напоминанием для каждого, что всякий смертен, даже такой важный человек, как димарх Фока.

Так и стояли. Эйрих и его воины ждали, когда же мятежники бросятся в узкий проход Чёрных врат, а мятежники ждали непонятно чего, топчась в нерешительности. Но стояли и ждали далеко не все – кое-кто уже пробирался в сторону ближайших помещений, откуда можно слинять с Ипподрома и сохранить свою жизнь.

И дождались.

Схоларии, охранное войско императора, что-то отдалённо напоминающее кешиктенов Темучжина, пробились через помещения Ипподрома и начали строиться на песке.

Обернувшись, Эйрих увидел отряд из двух сотен ауксилариев, подошедший к Чёрным вратам.

– Перестроиться, – приказал Эйрих. – Приготовиться к отходу.

Мятежники совсем пали духом, поэтому атаку на Чёрные врата стоит ждать лишь тогда, когда до них дойдёт, что в этих вратах единственный их шанс на спасение.

– Претор Эйрих Ларг? – спросил центурион в шлеме с пурпурным гребнем.

Ауксилия держалась на дистанции. Это выглядело, как минимум, странно.

– Я, – ответил Эйрих, посмотрев на едва приблизившегося центуриона. – Пришли нас заменить?

– Консул приказал позаботиться о том, чтобы мятежники не сумели пройти сквозь Чёрные врата, – сообщил центурион.

– Тогда мы уступаем вам это место, – сказал на это Эйрих.

– Стоять, мятежник! – вдруг возбудился центурион. – За учинение мятежа…

– Эрелиева! – крикнул Эйрих. – К бою, стена щитов!

Сестрёнка не растерялась и пустила стрелу в не ожидавшего такого стремительного развития событий центуриона. Трёхгранный наконечник вошёл глубоко в левое бедро центуриона, не прикрытое ничем, кроме кожаных птериг с бронзовыми набойками. Выкрикнув что-то болезненное и неразборчивое, центурион упал, а отряд его ощетинился мечами.

«Немного неожиданно», – подумал Эйрих, отступая к спешно создаваемой стене щитов. – "Если вероломство в Константинополе в порядке вещей, то мы вообще правильно поступаем, когда хотим попасть в Рим?"

Глава одиннадцатая. Кровь и золото

/6 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

– Бросай! – приказал Эйрих.

Пятьдесят дротиков улетели в направлении враждебных ауксилариев, а в ответ на остготов обрушился шквал плюмбат.

Короткие дротики, имеющие длину чуть меньше одного песа, снабжённые свинцовыми грузилами, пусть и убили несколько остготских воинов, всё же большей частью завязли в щитах, но в этом тоже заключается их задача: чтобы вражеские щиты стали тяжелее и неудобнее. Когда у врага нет сил вовремя поднять щит, убить его гораздо легче.

– В атаку! – донеслось со стороны ауксилариев.

– Держать строй! – скомандовал Эйрих.

Противник ещё раз метнул плюмбаты, почти перед самым столкновением, после чего вступил в ближний бой.

Соприкосновение двух противоборствующих отрядов ознаменовалось металлическим звоном и звуком ударов по дереву. Началась рубка – мечи и копья против копий и топоров.

Эйрих, стоящий во второй линии, за спиной Аравига, попытался выдернуть из щита застрявший дротик, но потерпел неудачу – из-за загнутых шипов без инструментов эту плюмбату из щита не вытащить. А ещё её не обломать, как ту же стрелу, ведь деревянная часть плюмбаты – это самая лёгкая её часть. И таких плюмбат в щите три штуки.^[36]

Бросив щит, мальчик поместил топор в перевязь и взялся за лук.

Остготам в этой схватке помогали две вещи: пассивность мятежников и узость Чёрных врат. «Римляне» были вынуждены атаковать в лоб, что нивелировало максимальную ширину построения и позволяло Эйриху свободно использовать воинов с дротиками. Правда, дротиков осталось на пять бросков…

Тем не менее, прорвать строй ауксилариям не удалось, что обещало всем участникам тяжёлую затяжную схватку.

– Альвомир, держись рядом! – приказал Эйрих гиганту.

Вскинув лук, мальчик выбрал цель, после чего пустил стрелу. Преодолев короткое расстояние, стрела вошла в лицо не ожидавшего такого декуриона.

Следующую стрелу он направил уже в рядового ауксилария, слишком низко державшего щит. Эйрих буквально увидел, что стрела вошла прямо в левый глаз.

Приходилось держаться у стены, чтобы уличать момент для выстрела, ведь перед ним стояли его воины, активно дёргающие щитами.

Третья стрела бессмысленно отскочила от стального шлема, но зато четвёртая вошла в лицо того же ауксилария, не извлёкшего никакого урока из произошедшего.

Шла ожесточённая рубка, оборачивающаяся не в пользу остготов, но Эйрих ещё сильно беспокоился о мятежниках, которые могут побежать в сторону Чёрных врат и разрушить их строй.

Ситуация выглядела безвыходной, но у Эйриха в голове родилась идея.

– Альвомир!

Спустя десяток секунд, мальчик уже держал в руках отяжелевший щит и следовал за гигантом, продравшимся через остготских воинов на правом фланге.

Взмахи тяжёлой и длинной секиры были практически неотразимы, но в ответ по гиганту били плюмбатами и пытались проколоть его копьями. Дротики не наносили никакого ущерба его тяжёлой пластинчатой броне, впрочем, как и копья. Кузнецы старались воспроизвести броню точно такой, какой её видел Эйрих, то есть неуязвимой для простых смертных.

Зато удары Альвомира собирали щедрый урожай: щиты раскалывались, как и стальные шлемы, словно ореховая скорлупа.

Очень быстро на правом фланге ауксилариев возникла неожиданная ими уязвимость, которую их командир попытался закрыть двумя десятками, стоявшими в своеобразном резерве. Впрочем, в условиях ограничения в манёврах, накладываемого Чёрным вратами, он мог направить на Альвомира хоть пятьдесят воинов – всё равно не прорвутся.

На такой близкой дистанции отлично было слышно громкие команды вражеского лидера, поэтому Эйрих ставился в курс его действий одновременно с рядовыми ауксилариями. А вот готского вражеский лидер не понимал…

Альвомир, по задумке Эйриха, должен создать пробоину в строе ауксилариев, после чего этот прорыв должны будут развить воины с правого фланга. В голове это выглядело работоспособно.

Звон металла и крики достигли особой громкости, Эйрих видел, что теряет воинов, а его ход с Альвомиром не приносит достаточно значимого результата. Пусть почти каждый удар отнимал жизнь вражеского воина, остготы гибли быстрее.

Эйрих уже почти смирился с тем, что этот удар судьбы уже не перенесёт…

– Бэ-э-э-эр-р-р-о!!! – раздалось вдруг из-за спин вероломных ауксилариев.

Кто-то атаковал их в тыл, но было неясно, кто именно. Похожий боевой клич Эйрих слышал и у готов, но также он распространён и среди соседних племён.

В спину не успевших среагировать дворцовых ауксилариев ударила группа неизвестных воинов, после чего римский строй был разрушен.

– Усилить натиск! – выкрикнул Эйрих. – Альвомир, руби и уничтожай!

Гигант продолжил действовать прежним образом, нанося вертикальные удары по головам, калеча и убивая.

Сам Эйрих тоже взялся за топор, а также поднял свой потяжелевший щит.

Дальше происходило массовое и почти безнаказанное убийство.

Как бы ни была хороша подготовка дворцовых ауксилариев, а она была очень хороша,^[37] но удар в тыл и молниеносное разделение боевого порядка на две части – это верная гибель для воинов какой угодно подготовки. Кроме Альвомира, который сам себе боевое подразделение и строем ни с кем не ходит.

«Зря я недооценил плюмбаты…» – промелькнула у Эйриха мысль.

Он, в это время, разрубал затылок черноволосого ауксилария, неудачно споткнувшегося о труп соратника.

«Надо заставить своих усердно заниматься метанием плюмбат», – сделал мальчик зарубку на память. – «Но сперва нужно купить их в достаточном количестве. У Вегеция написано, что у римлян строго запрещено пропускать упражнения с мартиобарбулами – это важный момент, который я упустил».

Истребление окончательно павших духом ауксилариев не заняло сколько-нибудь продолжительного времени.

Когда всё было кончено, Эйрих, отвлёкшийся на несвоевременные мысли о будущем, спохватился и оглянулся на Ипподром.

Но там всё было в полном порядке: схоларии зажали испуганную толпу к разделительному барьеру – мятежники не смогли заставить себя оказать достойное сопротивление, поэтому позволяли опытным воинам в тяжёлых доспехах делать свою кровавую работу. Консул, по всей видимости, дал приказ не жалеть никого, потому что схоларии резали даже тех, кто шёл к ним с поднятыми руками.

«Единственный верный подход», – подумал Эйрих, глядя на то, как режут мятежников. – «Измену нужно выпалывать до конца».

Отрядом спасителей оказались, судя по всему, франки.

– Саварик, какая неожиданная встреча! – вышел Эйрих к тубанту.

– Эйрих! – обрадовался тот.

Эйрих подошёл и обнял франка.

– Какими судьбами? – спросил мальчик.

– Прослышали о мятеже, начатом прямо на Ипподроме, – ответил Саварик. – А мы, как раз, уже обо всём перетолковали и решили идти под твою руку – ходит молва, что ты удачливый вождь, ну и, что немаловажно, прозван Щедрым не за просто так.

– И прямо так пошли сюда? – немного удивлённо поинтересовался Эйрих.

– Сначала я пришёл к казарме, где стоят твои люди, но мне сказали, что ты взял почти всех воинов и пошёл, вместе с консулом, к казармам схолариев, – ответил на это франк. – Я сразу смекнул, что просто так ты бы не стал брать всех воинов, поэтому решил, что помощь тебе не помешает. Ну и сразу послал гонца к своим, чтобы подготовились.

– Интересно, – кивнул Эйрих. – Слухи о моей щедрости хотят не напрасно, поэтому будь уверен, за подмогу вознагражу. По десять силикв каждому из твоих воинов.

– О-о-о, – заулыбался Саварик, а затем обернулся к своим воинам. – Кто там что-то говорил?

– Так ты избран сотником? – спросил Эйрих.

– Да нет, как-то не было времени, – покачал головой франк. – Мы же собрались разными десятками, но уговаривались все со мной, что через меня будем к тебе под руку идти.

– Разберёмся, когда будет время, – решил Эйрих. – А сейчас, после того как мои люди соберут трофеи, пойдём искать консула.

/6 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

Консулу, как оказалось, было совсем не до встреч с Эйрихом, потому что буквально несколько часов назад вскрылся истинный масштаб заговора.

В «нежных и заботливых» руках карнифексов, в кои попали выжившие воины из дворцовой ауксилии, нужные языки были быстро развязаны. И поведали эти языки много интересной информации, которая требовала незамедлительных действий со стороны консула Флавия Антемия.

Заказчиком убийства императора был, судя по независимым показаниям целых четверых центурионов дворцовой ауксилии и одного из заместителей префекта претория Кассия Арбециона, консул Флавий Стилихон. Самого Кассия Арбециона живьём взять не удалось, потому что он залпом выпил некоего яда из припрятанного флакона, но уже полученных данных было достаточно, чтобы судить о глубине проникновения Стилихона в дела Востока.

Так было выяснено, что схолариев императора переманить на свою сторону куриоси^[38] Стилихона не смогли, но зато потерпели тотальный успех с дворцовой ауксилией, полностью перешедшей на сторону Стилихона и ожидавшей за это огромных преференций.

«Человеческая жадность не знает никаких пределов», – подумал Эйрих.

К счастью для Восточной Римской империи, аравийским наёмникам не удалось убить Флавия Антемия, который сумел справиться с паникой и задействовать верных схолариев для уничтожения практически всей дворцовой ауксилии, запятнавшей себя участием в заговоре, а также для захвата множества функционеров, решивших, что без императора и консула всем будет лучше.

– Когда я смогу увидеться с консулом? – спросил Эйрих у Главка, препозита священной опочивальни.

Так получилось, что многие высшие чины сейчас подвергаются пыткам в застенках дворцового подземелья, поэтому у Флавия Антемия возникли сложности с управлением имперской бюрократией. В связи с этим, он пишет указы об экстраординарном назначении новых функционеров из лояльных людей.

Главк, евнух и препозит священной опочивальни, то есть ответственный за всех кубикулариев,^[39] сейчас являетсявременным квестором при консуле, с перспективой остаться на этой должности постоянно. Это понижение, ведь препозит священной опочивальни был самым близким к императору лицом, но при новом императоре удержаться на прежней должности у Главка шансов нет, во всяком случае, так говорит Иоанн Феомах, поэтому квестор при консуле – это отличная перспектива.

– Нескоро, – ответил на это Главк. – У него очень и очень много дел.

– Скажи ему, что я заходил, – попросил Эйрих.

– Я передам, – кивнул евнух.

Уже вечер, никаких дел больше не было, поэтому мальчик, позвав Альвомира, отвлёкшегося на мраморный бюст Елены Троянской, пошёл в казармы.

В городе затишье, вызванное кровожадной резнёй, учинённой схолариями, истребившими за сегодня на Ипподроме что-то около двадцати тысяч взрослых мужчин. Точные цифры обещают привести в течение следующей декады, потому что трупов слишком много и они рассеяны по всему Ипподрому, а не только на самой гоночной арене.

А вот свои потери Эйрих посчитал очень быстро. Каждый сотник принял отчёт у каждого десятника, а Татий получил конечную цифру и передал её Эйриху.

В бой против мятежников они вступали числом в двести шестьдесят четыре бронных воина. Потерь, не считая десятка-полутора легко раненых, не было.

В бой против двух сотен воинов дворцовой ауксилии они вступали тем же числом, но потеряли, безвозвратно, сто двадцать девять воинов, а ещё двадцать семь больше никогда не смогут быть воинами, а ещё двенадцать, к нынешнему моменту, умерли от ран. И судьба ещё девятерых непонятна – может и выживут…

Итог неутешителен – в распоряжении Эйриха восемьдесят семь воинов, но половина из них имеют лёгкие ранения.

«Мы бились всего ничего, а я потерял больше половины воинов», – с искренней печалью подумал Эйрих. – «Но повезло, что вообще выжили».

Как остготы резали мятежников, так дворцовые ауксиларии резали остготов – это вывод, который лишь укрепил решимость Эйриха кое-что радикально менять в организации остготского воинства, как минимум, своей дружины.

В казармах было пустовато. Мертвецы в соседнем здании, ставшем временной покойницкой. Вопрос с похоронами проясняется сейчас Иоанном Феомахом, который должен действовать максимально быстро и выбить нужное количество мест для могил на городском кладбище. Уже очень скоро мест не будет, когда трупы мятежников начнут выдавать родным.

– Саварик, – кивнул Эйрих франку, сидящему за длинным столом.

Франки держались обособленно, хотя Хумул уже начал потихоньку налаживать контакт с троицей седовласых воителей – в бывшем охотнике, стоило ему вернуться в дружину, проснулась некая нездоровая жизнерадостность и склонность к деятельности. Эйриху следует разузнать у него, почему он покинул стезю воина в прошлый раз.

– Претор Эйрих, – изобразил поклон тубант. – Уже уладил дела с консулом?

– У него слишком много проблем, чтобы отвлекаться на дела, терпящие до завтра, – покачал головой мальчик.

– Да уж, потрепали вас… – посмотрел Саварик на немногочисленных остготских воинов, бродящих по казарме.

– Просто не повезло, – вздохнул Эйрих. – Зато можно рассчитывать на щедрую награду для выживших.

– Это да, – покивал франк. – Слышал я о Флавии Антемии, якобы он не жалеет денег, если речь о полезных людях. Но будь осторожнее: если он предложит воинам заменить дворцовую ауксилию, то я даже за своих не могу ничего обещать. Поставит, скажем, три силиквы в день для рядовых воинов, сможешь перебить большей монетой?

– Посмотрим, что будет делать консул, – пожал плечами Эйрих. – Когда будете давать клятву?

– Завтра или послезавтра, – ответил Саварик. – Надо дать раненым оклематься и вообще прийти в себя после такого. Злые воины у императора…

– Предатели, но да, злые… – согласился Эйрих, дотронувшись до левого бока.

Как-то он сам не заметил, но его зацепило плюмбатой, что прошло незамеченным в горячке боя, а сейчас там синяк.

– Так, говоришь, две силиквы каждому рядовому дружиннику у тебя? – поинтересовался Саварик, решивший поддержать разговор.

– Так и сказал, – кивнул Эйрих. – Условия ты уже слышал.

– А какие последствия? Что мы получим помимо денег? – спросил франк.

– Битвы, – усмехнулся Эйрих. – И тяжёлые тренировки. В моей дружине воины будут обречены научиться сражаться лучше, чем дворцовые ауксиларии, и даже лучше, чем самые опытные схоларии. Потому что сегодня я понял одну вещь – мы были недостаточно хороши.

– Хочешь научить нас сражаться как римляне? – уточнил Саварик.

– Нет, – покачал головой Эйрих. – Я хочу научить вас сражаться как римляне времён принцепса Октавиана Августа. И у меня есть для этого подходящие книги.

– Мы будем учиться читать и потом постигать военную науку по книгам? – скептически усмехнулся один из франкских воинов, сидящий в паре столов от них.

– Книги читать буду я, – ответил на это Эйрих. – Вы же будете делать то, что я говорю.

/7 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

– Вот твоё золото, Эйрих, – подвинул консул поднос с монетами.

Эйрих бегло посчитал деньги и с некоторым удивлением насчитал что-то около двухсот солидов.

– Это вдвое больше, чем мы уговаривались, – произнёс он.

– За уничтожение двух центурий предателей, – сказал на это Флавий Антемий. – Я умею быть щедрым с людьми, приносящими пользу.

– Это красит человека, – усмехнулся Эйрих, доставая пустой кошель и сгребая в него часть монет. – Альвомир, возьми кошель и дай мне пару новых.

Двести солидов – это чуть меньше двух мин,^[40] поэтому пусть их тащит Альвомир, которому не в тягость.

Переместив монеты в кожаные кошельки, Эйрих поднял взгляд на консула.

– Хочешь служить мне? – спросил тот.

Это был очень хороший вопрос.

С одной стороны, можно достичь небывалых высот в политике, а также получить, со временем, под командование лучших воинов Римской империи.

Но с другой стороны, будет предел, всегда будет император, который имеет больше прав на престол, а попытки узурпации, если смотреть на жизнь реалистично, зачастую обречены на провал. В племени остготов Эйрих уже имеет довольно высокое положение с возможностью, когда наступит правильное время, забраться на самую вершину.

– У меня есть долг перед Сенатом и народом остготов, – ответил Эйрих.

– Жаль, – с искренним сожалением произнёс консул Флавий Антемий. – Но я ведь могу рассчитывать на твою дружбу?

– Мы сделали слишком много хороших поступков друг для друга, – улыбнулся Эйрих. – Не сомневайся даже, что я твой друг.

– Знаешь, признаюсь… – консул достал из ящика в столе бутылку вина в глиняной амфоре. – … в ложе на Ипподроме, мне на миг показалось, что это ты всё это устроил.

– Заговор? – усмехнулся Эйрих. – Я очень недолго в Константинополе, как бы я мог столько успеть?

– Нет, я понимаю сейчас, что это ерунда, – слабо улыбнулся Флавий Антемий. – Но тогда мне показалось, что такой человек, как ты, мог бы устроить что-то подобное.

– Мог бы, – не стал кривить душой Эйрих.

– Возможно, это даже хорошо, что ты отказался от службы мне, ха-ха! – рассмеялся консул и начал разливать вино по чашкам.

– Может и так, – пожал плечами мальчик, после чего принял чашку, полную разбавленного фалернского.

– У меня есть для тебя пять сотен рабов, – сообщил консул, пригубив чашку.

– Зачем мне рабы? – слегка удивился Эйрих.

Среди остготов их будет сложно продать, потому что достойную цену дадут только за женщин, да и то только молодых. А тащить пятьсот человек так долго и так далеко – это занятие для горящих идеей работорговли.

– Ты же говорил, что тебе нужны мастера? – поинтересовался Флавий Антемий. – Цех каменщиков почти полностью присоединился к заговору, ну и пара-тройка других цехов частично тоже. Можно было бы их жестоко казнить, но в этом городе пролилось уже достаточно крови. И, тем не менее, терпеть предателей так близко к себе я не могу. В ином случае, я бы просто отправил их на каторгу, чтобы они добывали свинец или ртуть, но так совпало, что я могу тебе помочь.

– Кто они? Насколько компетентны? – не стал скрывать заинтересованность Эйрих.

– Есть, вроде бы… – консул отставил чашку и взял пергамент с правого угла стола. – Да, восемь мастеров, с сыновьями и учениками, ну и почти все с иждивенцами.

– А не будет ли у вас нехватки мастеров? – решил проявить беспокойство Эйрих.

– Не переживай, – махнул рукой консул. – Константинополь притягивает не только воинов, но и мастеров – завтра на место убывших прибудут десятки и даже будут драться за освободившиеся места.

– Тогда я беру всех, – произнёс Эйрих.

– Делай с ними, что хочешь, они преступили самый главный закон, изменили императору, царствие ему небесное, – Флавий Антемий перекрестился. – Поэтому отправка в рабство к варварам – это ещё милосердие с моей стороны.

– А вообще, много поймали изменников? – поинтересовался Эйрих.

– Большую часть мы уже отправили на рудники и в латифундии, – ответил на это консул. – А чего ты от них хотел?

– Нужен учитель греческого, а мне всё никак недосуг сходить и купить себе обученного грека, – пожаловался Эйрих.

– Сегодня к вечеру получишь такого, какого нельзя купить за деньги, – пообещал Флавий Антемий.

– С чего такие щедроты? – удивился Эйрих.

– Ты спас мне жизнь, – ответил консул. – Всё это – меньшее, что я могу. Ты просил тысячу опытных легионеров, чтобы могли обучить твоих воинов? Я выберу лучших. Всё, что ты просил, будет передано тебе в лучшем исполнении, чем мы договаривались.

– У меня есть вопрос, – произнёс Эйрих.

– Спрашивай, – разрешил консул.

– Ты ведь собираешься формировать новую гвардию, взамен дворцовых ауксилариев? – спросил Эйрих.

– Да, а также взамен некоторых не оправдавших доверия дворцовых схолариев, – кивнул Флавий Антемий. – И об этом я сам хотел с тобой поговорить. Но только завтра, потому что у меня на сегодня запланировано очень много работы.

– Я понимаю, – кивнул Эйрих, после чего залпом выпил вино из чашки.

Он встал из-за стола.

– Твоих рабов, пока ты в городе, будут содержать за счёт казны, – произнёс консул. – Единственное условие – их больше никогда не должны увидеть в пределах империи.

– Рад был поговорить, – улыбнулся Эйрих. – Пожалуй, пойду проверю своих людей.

Он прошёл к двери и открыл её.

– И, Эйрих… – обратился к нему консул Флавий Антемий. – Касательно рабов…

– Да? – повернулся мальчик.

– Чтобы тихо было, – произнёс теперь уже точно самый влиятельный человек в Восточной Римской империи.

Глава двенадцатая. Илд

/7 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

Ниман Наус сидел за столом и пьяно пошатывался.

– Нас чуть не убили, Эйрих! – поднял он взгляд на своего вождя.

История о том, что "сопляк не слушает опытных людей" и "это привело к вот таким вот последствиям", до Эйриха дошла уже сегодня утром. Он медленно, но верно отнимал права у старых дружинников, которые к такому обращению не привыкли, поэтому неудивительно, что они с удовольствием подхватили его первую ощутимую неудачу и начали раздувать из неё эпическую греческую трагедию.

Но Ниман Наус, слишком сильно нажравшийся вина с брагой, начал болтать раньше, чем выжившие дружинники прониклись опасением за свою судьбу под началом такого неосмотрительного и неудачливого вождя. Впрочем, это ни на что не влияет, потому что Эйрих уже всё знает.

– Брага расклеила тебя, Ниман, – недобро усмехнулся он. – Взяв топор в руки, ты знал, на что шёл. И ты лучше меня знаешь, что воин смертен.

– При Брете никогда такого не было! – взмахнул кружкой старший дружинник. – Мы сражались, убивали, теряли друзей, но не сотню человек за неполный час! Почему ты так спокоен, Эйрих?! Что с тобой не так?!

– Со мной всё в порядке, а ты пьян, – произнёс Эйрих. – Иди отоспись.

Ниман открыл рот, чтобы сказать что-то, но одумался. Видимо, хмель больше наигран, нежели действительно воздействует на него в такой степени.

– Но он же в чём-то прав, – вдруг заговорил сидящий чуть в стороне Хумул. – Нас чуть не прикончили там.

Это атака. Выбрали подходящий день и начали шатать авторитет вождя похода. Будь у Эйриха сегодня настроение чуть хуже, эти двое бы доигрались до смерти.

– Риск оплачен золотом, – парировал он, играя на врождённой рациональности, присутствующей почти у каждого человека.

– Я это к тому, что нас загнали в ловушку, – Хумул взял со стола кружку с брагой. – И чуть не перебили как цыплят.

Несчастная случайность, но теперь её будут выставлять как личный провал Эйриха.

– Если тебе есть, что мне предъявить, то я внимательно тебя слушаю, – недобрым тоном произнёс Эйрих.

– Нечего мне тебе предъявлять, – не стал обострять конфликт Хумул. – Но задумайся о том, к чему ты нас ведёшь. Ещё один такой бой – с тобой останется десяток-два воинов, если сильно повезёт, конечно же.

Идти в прямую конфронтацию против него им ещё рано, но если так будет продолжаться и дальше, то эти двое долго не проживут. Не с Эйрихом играть в такие игры. Не им.

– Я знаю, что делаю, – сказал Эйрих. – А вы, в следующий раз, во хмеле ли, в трезвом уме ли, осторожнее выбирайте слова, когда говорите со мной. Старые времена закончились, поэтому больше никакой дружинной вольницы.

Всем стало ясно, что любые следующие ответы на его слова могут привести к тяжёлым для говорящего последствиям. Поэтому сохранилось молчание.

/8 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь, форум Феодосия/

– … лучшие, только самые лучшие! – вещал торговец. – Ваши поделки покажутся тебе ерундой, когда ты проверишь этот меч в деле!

– Хулить наше оружие – верный способ оказаться в сырой могиле, – недовольно предупредил его Эйрих.

– Я не хотел обидеть тебя и твоё оружие, уважаемый господин! – сразу же зашепелявил торговец, называющий себя Леонидом. – Но ты только посмотри на красоту этого клинка! Ни единой зазубрины, металл монотонный, без каких-либо признаков повреждений!

В меру толстоватый, с большой залысиной на макушке, где держали стойкую оборону кудрявые чёрные волосы, одет просто – аккуратная красная туника с парой заплаток, кожаные штаны, пережившие не один год носки, а также простенькие калиги, но что-то подсказывало Эйриху, что этот человек гораздо богаче, чем хочет казаться. С торговцами всегда так.

– Как можно очень громко хвалить меч, ни разу не бывавший в бою? – усмехнулся Эйрих. – Но меня не интересуют готовые мечи. Мне нужен человек, который сможет сделать такой меч, какой я хочу.

– Это, увы, уважаемый господин, не ко мне, – развёл руками торговец. – Я беру товар у мастера Бирхама, а он не занимается одиночными заказами.

– Тогда мне нужен кто-то, кто занимается, – произнёс Эйрих. – Заплачу тебе силикву за информацию о лучшем мастере в этом городе.

Мальчик достал серебряную монету и начал крутить её между пальцами.

– Гектор Авл Калид, – без промедления сообщил Леонид.

– Он точно лучший? – уточнил Эйрих. – Я ведь могу вернуться сюда, если буду разочарован.

– Не могу обещать, что он вообще станет слушать тебя, – усмехнулся торговец оружием. – Но то, что он лучший, знает каждая собака. Правда, берёт очень дорого.

– Посмотрим, насколько дорого, – сказал на это Эйрих, после чего передал торговцу монету. – Где мне его найти?

– На форуме Константина, за торговыми рядами, посреди ремесленных промыслов, – ответил Леонид. – Спроси любого, но если умеешь читать, то найдёшь там здание с синей вывеской, на которой красным написано «Кузня Калида».

– Не болей, – попрощался Эйрих.

– Тебе тоже жить без чирьев и горячек, – пожелал ему торговец на прощанье.

– Альвомир, Эрелиева, идём, – позвал спутников Эйрих.

Жизнь города продолжалась, несмотря на недавние события.

Вчера были похоронены павшие воины, церковные обряды, немного не такие, как у ариан, прошли без накладок и быстро, после чего хорошие бойцы ушли в землю.

Они успели похоронить своих как раз вовремя, потому что прямо сейчас идёт процесс массовых похорон по всему городу. За кем-то не пришли, поэтому их хоронили в простых могилах, на худших местах, а имевшие состоятельных близких сейчас невольно посещали церкви и часовни, отпевались и тоже отправлялись в могилы.

Плач слышен почти из каждого двора, потому что каждый убитый на Ипподроме был чьим-то родственником и близким.

– А что ты хочешь от кузнеца, Эйрих? – поинтересовалась Эрелиева.

Город плохо на неё влиял: в длинных и светлых волосах её сверкали начищенные серебряные украшения, на топорище появились две ленточки – белая и синяя, а на шее висит цепочка с синим самоцветом, под цвет глаз.

Она всё ещё слишком худа, чтобы полноценно биться против умелых воинов, возможно, она никогда не сможет стать достаточно сильной для этого, но у неё есть лук, который, к слову, тоже обзавёлся белой и синей ленточками на рукояти.

– Хочу получить нормальный меч, который меня устроит, – ответил ей Эйрих.

– А чем тебе не нравится топор? – не поняла Эрелиева. – Мечи – это для римлян, ведь лучше топора оружия не найти.

Это она так говорит лишь потому, что не умеет владеть мечом. Хотя в схватке против дворцовых ауксилариев она могла увидеть, насколько могут быть опасны мечи в умелых руках.

«Неважно, как хороша у тебя кольчуга, если враг бьёт именно туда, где её нет…» – создал разум Эйриха мысль, которую ему обязательно нужно записать.

Ещё одна процессия с подгнившим мертвецом, усыпанным цветами и воняющим благовониями и гнилью, прошла мимо Эйриха.

– Меч, который мне нужен, будет лучше топора, – ответил он сестрёнке. – И надо найти хорошего мастера по лукам – твой лук никуда не годится.

– Почему?! – возмутилась Эрелиева.

– Потому что я знаю, что есть гораздо лучше, – ответил Эйрих. – Если найдём то, что нам нужно, ты сама захочешь избавиться от этой палки.

Лук Эрелиевы был обычным готским поделием, не хватающим звёзд с небес, но являющимся неплохим инструментом воина, достаточным, чтобы убивать.

Гуннский лук, украденный кем-то во время неразберихи при сражении против людей Иоанна Феомаха, до сих пор не давал покоя Эйриху. Очень качественная вещь, не каждый мастер сможет создать что-то хоть отдалённо похожее. Эйрих не стрелял из него, но даже на глаз видел весь потенциал того оружия. И этот лук был украден кем-то.

– Посмотрим, – скептически поморщилась сестрёнка.

Эйрих потерял интерес к этой беседе и начал смотреть вокруг и под ноги – в этом городе легко можно споткнуться и напороться на кинжал, если не глядеть в оба.

– Эйрих! – окликнул его знакомый голос.

Обернувшись, он увидел спешащего к нему Иоанна Феомаха, одоспешенного и вооружённого.

– Что случилось? – слегка напрягся Эйрих.

– Ничего, – ответил римлянин. – Просто, надоело сидеть во дворце, поэтому решил прогуляться, а тут ты.

– Присоединяйся, – вздохнул Эйрих.

– Куда путь держите? – спросил Иоанн.

– К мастеру Гектору Авлу Калиду, – ответил Эйрих. – Слышал что-нибудь о нём?

– Как-то не доводилось, – признался римлянин. – Хотя… Да, точно, делает отличные мечи.

– Тогда он точно тот, кто мне нужен, – удовлетворённо кивнул Эйрих. – Знаешь, где его кузня?

– Если бы знал, то сразу бы сказал, но я его в глаза не видел, – покачал головой Иоанн Феомах.

– Что ж, пойдём.

До форума Константина им встретилось целых четырнадцать похоронных процессий.

Торговля на форумах, по понятным причинам, ещё не развернулась в былую ширь, но нельзя сказать, что торговые ряды и лавки пустуют.

«Люди всегда будут хотеть есть», – подумал Эйрих, проходя мимо прилавков с копчёной рыбой.

– Рыба… – пробормотал Альвомир.

– Не сейчас, – вздохнул Эйрих. – Когда пойдём обратно – тогда и купим.

Гигант понурил голову, но покорно принял его решение.

За торговыми рядами, как и сказал торговец Леонид, начался район ремесленников. Пахло свежей древесиной, дымом, копчёностями, а также десятками незнакомых Эйриху запахов.

Синяя вывеска с красной надписью «Кузня Калида» находилась рядом с работающей мастерской фуллона.^[41] Вонь стояла жуткая, потому что через забор было видно большие чаны, в которых активно топали ногами мужчины: в чанах моча, глина и шерсть – как прекрасно знал Эйрих, фуллоны смесью глины с мочой очищают шерсть от грязи, после чего окуривают чистую шерсть серой, а затем сушат и ворсят. Дальше идут другие процессы обработки, в подробности которых Эйрих никогда не углублялся.

– Приветствую, – вышел из кузни гладко выбритый лысый мужчина лет сорока. – Чем могу помочь?

Выглядел он доброжелательно, приветливо улыбался и вообще производил впечатление позитивного человека. На руках и лице его имеются ожоговые шрамы, волос на бровях нет, что напрямую связано с профессией.

Из памяти о прошлой жизни выползли прямо на глаза образы кузницы в ауле Таргутай-Кирилтуха: звон металла на наковальне, жар, запах горящего угля, раскалённый металл… Кузнец Джарчиудай, отец будущих самых верных сподвижников Темучжина, Джэлмэ и Субэдея, был суров нравом, но в душе являлся хорошим человеком. Там Темучжин узнал очень много о кузнечном деле, о том, как правильно делать наконечники стрел и хорошие мечи. И пусть освоил он мало, ведь из аула Таргутай-Кирилтуха удалось очень удачно сбежать, но, тем не менее, он больше не считал себя профаном в кузнечном ремесле и в будущем всегда интересовался новшествами, появляющимися в степях и городах его державы.

– Приветствую, – кивнул кузнецу Эйрих. – У меня есть заказ на особенный меч.

– У меня полно особенных мечей, поэтому прошу идти за мной, – кузнец указал на здание рядом с кузницей.

В самой кузнице работали помощники, мерно раздувающие меха, отколачивающие раскалённые заготовки и затачивающие почти готовые мечи и наконечники для копий. Работало тут девять человек, не считая мастера Калида, никто не стоял без дела, у каждого какая-то своя роль.

Лавка встретила запахом дублёной кожи, дерева и смолянистого лака. На настенных стендах висели десятки образцов спат, ланцей разных типов, а также гладиев, которые могли бы купить какие-нибудь состоятельные граждане, чтобы выглядеть опаснее.

Выбор богатый, но, на взгляд Эйриха, всё не то.

Набивать руку на спату он не хотел, потому что его прошлые навыки практически глухи к этому типу оружия. Спата достаточно удобна для боя с седла, но то, что нужно Эйриху, позволит гораздо эффективнее реализовывать рубящие и колющие удары. Ему нужен илд,^[42] чтобы биться против бронных врагов, а также сабля, чтобы убивать бездоспешных.

– Мне нужно что-то другое, – вздохнул Эйрих, оглядев лавку.

– Что именно? – кузнец оглядел экипировку мальчика и не увидел ничего необычного. – Тебе нужен топор? Топоры я не делаю.

– Мне нужен меч, но не спата, – начал Эйрих. – Вообще, я не встречал у вас ничего, что было бы на него похоже.

– Так расскажи мне подробнее, может, меня это заинтересует, – предложил Калид.

– У меня с собой пергамент с примерным рисунком формы, – вытащил Эйрих свиток из котомки.

Кузнец принял свиток и развернул его. Эйрих нарисовал это вчера, по памяти повторив натурные размеры своего собственного илда, изготовленного когда-то лучшими мастерами горы Бурхан-Халдун.

– Это… – кузнец поднял взгляд на Эйриха. – Это какая-то ерунда! Зачем тебе такое оружие? Ты знаешь, сколько будет весить такой меч?

– Примерно четыре с половиной мины, если ты будешь использовать хороший металл, – ответил на это Эйрих. – Зачем он мне? Чтобы без опасений бить по кольчуге и разбивать её. А когда надо, чтобы этот меч мог пройти человека насквозь и не сломаться. Тебе по силам сделать такое оружие?

Кузнец крепко задумался, начав тереть свой затылок не очень чистой ветошью.

– То есть ты хочешь сказать, что им надо будет бить по металлу? – переспросил он.

– Да, – кивнул Эйрих. – Так и говорю.

– И вот эта борозда – это не дол, а наоборот, ребро? – поинтересовался Калид, ткнув пальцем в центр нарисованного клинка.

– Усиление клинка, защита от разлома, – подтвердил Эйрих. – Сам понимаешь, зачем это нужно.

– Кто-то уже делал что-то подобное? – зачем-то спросил кузнец.

– Делали, – уверенно ответил Эйрих.

Не здесь, возможно, очень и очень далеко отсюда. Настолько далеко, что о державе Чингисхана здесь никто даже не слышал, но много кто слышал о Китае.

– Значит, нужно сделать очень прочную сердцевину, затем слой чуть более мягкой стали, а потом снова сталь очень крепкой закалки, – начал размышлять Гектор Авл Калид. – У нас такое никогда не делали и не будут делать, потому что уж очень дорогая затея, скажу я тебе. Возьму очень много денег, сразу предупреждаю.

– О деньгах поговорим чуть позже, после того, как я покажу всё, что мне нужно, – произнёс Эйрих, после чего достал ещё один свиток. – Посмотри на вот это оружие.

На рисунке была привычная для Темучжина сабля, не родная для его степей, а прибывшая с запада, от тюркских кочевников. Лезвие слегка загнуто, чтобы рубить сильнее, но с сохранением возможности колоть. Лёгкое оружие, быстрое и предназначенное для рубки незащищённых людей.

– Как этим пользоваться? – недоуменно спросил кузнец. – Тут ошибка – острие должно располагаться иначе, потому что…

Калид замолк, после чего начал озадаченно чесать лысину.

– Сначала я подумал, что это некий необычный вид одноручной ромфеи,^[43] но это что-то другое… – произнёс он. – Но выглядит сомнительно.

– Этот меч нужен, чтобы резать людей без брони, – пояснил Эйрих. – Из этого исходят другие требования к металлу.

– Понимаю, – задумчиво изрёк Калид. – Лёгкая должна получиться, да?

– Да, не более двух мин, – подтвердил Эйрих. – Сможешь?

– Надо смотреть, – не стал давать никаких гарантий кузнец. – Ты, надо сказать, сумел меня удивить и заинтересовать. Не буду ничего обещать, но попробую сделать эти мечи.

– Когда я могу увидеть промежуточные результаты? – поинтересовался Эйрих.

– Декада, при условии, что не будет происходить никаких неприятностей, – сказал кузнец. – За каждый меч я возьму по два солида – дорого, да, но это необычные заказы, которые потребуют напряжения всех моих сил и навыков.

– Согласен, – усмехнулся Эйрих. – Но я жду лучшего результата. И мне нужно по два меча каждого вида.

– Тогда времени потребуется в два раза больше, – вздохнул Калид.

– Приемлемо, – кивнул Эйрих. – Я могу быть уверен в том, что ты всё сделаешь?

– Если это вообще осуществимо, то я, скорее всего, сделаю, – ответил на это кузнец. – Но если у меня будет время на пробные попытки, то шансов больше.

– Сколько времени тебе нужно? – спросил Эйрих.

– Четыре декады на всё, но всё это время я не буду заниматься другими заказами, поэтому… – начал Калид.

– Я заплачу тебе за каждый меч по три солида, если они точно будут качественными и такими, какие я хочу, – Эйрих уставился прямо в глаза кузнецу. – Я думаю, что нужно заключить письменный договор. Ты знаешь надёжных юристов?

/8 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

Вместе с посыльным, Эйрих прибыл в Большой императорский дворец и поднялся на третий этаж, где расположен новый кабинет консула Флавия Антемия.

Новый кабинет был гораздо богаче, чем предыдущий, но не переступая черту, после которой его можно называть роскошным: мебель поудобнее, на стенах появились мозаики и фрески, пол из белого мрамора, а не из серого камня, письменный стол побольше, ну и стеллажи для пергаментов стали повыше и пошире.

– Можешь быть свободен, Данакт, – отпустил посыльного консул. – Проходи, Эйрих, присаживайся.

Эйрих сел в кресло перед столом и ожидающе уставился на Флавия Антемия.

– Новая гвардия… – произнёс консул задумчиво.

Эйрих обдумывал это весь вчерашний вечер. Пользы лично ему от этого никакой, но почему бы не помочь человеку, который не забывает добро?

– У меня есть несколько идей, которые помогут тебе в решении этой задачи, – произнёс мальчик.

– Тогда можешь начинать делиться ими, – с улыбкой кивнул консул.

– Изучая «О своей жизни» принцепса Октавиана, а также «Эпитому военного дела», – начал Эйрих. – Я, на мой взгляд, понял, что было не так с преторианцами и что стало не так с дворцовыми ауксилариями и остальными гвардейскими подразделениями.

– И что с ними не так? – не стал скрывать заинтересованность Флавий Антемий.

– Они слишком долго сидят в мире, – произнёс Эйрих. – Обрастают жиром, порочными связями, начинают иметь слишком много дел с горожанами – где есть всё это, есть место предательству. Иными словами, они как оставленный без присмотра пёс – у такого, обычно, много «хозяев».

– Не совсем понял метафору о беспризорном псе, – признался консул.

– Кто бросит кость пожирнее – тот и хозяин, – пояснил Эйрих.

– А-а-а, теперь понятно, – улыбнулся Флавий Антемий. – Хорошая метафора, глубокая. Но что ты предлагаешь?

– Новая гвардия не должна долго засиживаться в Константинополе и в других городах, – продолжил Эйрих озвучивать своё видение концепции безопасности. – Полгода в городе – полтора в полевой армии. Деньгами не обижать, но взамен жестоко карать за проступки. Гораздо жёстче, чем обычных легионеров. Железная дисциплина, строжайший отбор только самых лучших, частая ротация гвардейцев в беспокойные провинции, которых у вас хватает – это залог надёжности гвардии.

У Темучжина была такая гвардия – кешиктены. Это было постоянное войско, которое воевало всегда, никогда подолгу не засиживаясь на безопасной территории. Войн в ту пору всегда хватало, поэтому кешиктены часто гибли в ожесточённых схватках, но такая гибель считалась почётной. Когда воин слишком долго не сражается, он неизбежно превращается в трусливую бабу.

– В этом что-то есть, – произнёс консул после недолгой паузы. – А ведь действительно… У императора Константина I Великого дворцовые войска участвовали в битвах, показывая свои самые лучшие качества, а у нас… Да, ты, безусловно, прав. Но это лишь часть решения.

– Далее, – продолжил Эйрих. – Важно сделать так, чтобы туда не набирали по родственному признаку. Имел беседу с франкскими воинами, пытавшими счастье устроиться в дворцовую ауксилию, но там предпочитают продвигать на должности своих соплеменников. Это должно быть прекращено. Лучше набирать новобранцев в отдалённых имперских провинциях, причём совсем необязательно варваров. Тренировать их качественно и неуклонно взращивать в них верность. Набором должны заниматься надёжные люди, чтобы у них не возникло соблазна продвигать кого-то за деньги.

– Это разумно, – согласился консул. – Правда, потребует очень больших вложений.

– Насколько я понял, денег у вас так много, что такие траты не окажут слишком тяжёлого влияния на положение имперских дел, – произнёс Эйрих. – Тем более, что это не какая-то блажь, а жизненная необходимость – речь идёт о безопасности нового императора. Кстати, как он?

– Мальчик тяжело переживает утрату отца, – с горечью произнёс консул. – Волей Сената я назначен регентом – никто не оспорил это, ведь все боятся брать ответственность в такое непростое время.

«А те, кто не боялся бы, скорее всего, сейчас уже на дне Золотого рога», – подумал Эйрих.

– Впереди у меня много работы и новая гвардия – это лишь одна из задач, – продолжил Флавий Антемий. – И мне бы не помешал такой человек, как ты, рядом – если бы ты взялся за обучение новых гвардейцев, точно так, как ты это видишь, это бы облегчило мне работу.

– Я всё ещё склонен отказаться, – вздохнул Эйрих. – У тебя ответственность перед твоей империей, а у меня ответственность перед моим народом.

– Я уважаю твои принципы, – кивнул консул. – Любой другой на твоём месте давно бы согласился и был бы рад своей удаче, но не ты.

– Есть вещи гораздо важнее, чем сытый желудок и ломящийся от роскоши дворец, – сказал на это мальчик. – Величие и то, что останется после тебя – вот что по-настоящему важно.

– Не ожидаешь услышать такое от настолько молодого человека, – улыбнулся Флавий Антемий. – Брони, оружие и прочее, в соответствии с твоим запросом, уже начали готовить – всё будет через несколько декад. Во дворце ходят слухи, что я собираюсь идти на кого-то войной…

– Фактически, так и есть, – сказал Эйрих. – Не своими руками, конечно, но войной.

– Кстати, твой новый учитель скоро прибудет, – вспомнил консул. – Я потребовал купить лучшего учителя-грека, звать его Ликургом, он имеет десятилетний опыт преподавания философии в Коринфе – очень хороший учитель, ты будешь им доволен.

– Я признателен тебе за это, консул, – кивнул Эйрих с благодарностью.

– Ерунда, – махнул рукой Флавий Антемий. – Теперь поговорим об одном важном деле. Касательно твоих действий, когда вы окажетесь в Италии…

/15 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

Эйрих сидел в покоях и писал свои мысли в дневник.

В Константинополе всё окончательно успокоилось. Мертвецов уже захоронили, порядок на улицах навели, но Ипподром всё ещё закрыт, а гонки запретили, по официально версии, в связи с трауром по погибшим, до весны.

Дружина почти зализала раны, кто должен был умереть от ран, уже умер, а остальные привели в порядок экипировку и были, более или менее, боеспособны. Ну и новичков прибавилось…

«Ante diem XVIII Kalendas Septembres MCLXI a.u.c., dies Lunae.^[44] Прибыло ещё два десятка желающих присоединиться к моей дружине. Один десяток прибыл в Константинополь с покорённых гуннами земель, откуда-то с северо-востока. На латыни говорит, очень плохо, только один, он говорит, что племя их зовётся ваграми. Семеро из них являются хорошими лучниками, без тех троих они в мою дружину вступать отказались, поэтому взял всех. Второй десяток – визиготы, под началом десятника Валии. Хорошие воины, прошли испытание и вступили в мою дружину. О моих условиях Константинополь слухами полнится, потому кандидаты уже заранее знают, куда идут…»

Эйрих сделал паузу на несколько глотков разбавленного вина.

«… Альвомир утром повалил впавшего в безумие коня, понёсшегося по форуму Феодосия. Удар по морде таким кулачищем выбил всё безумие и конь, после того как оклемался, успокоился. Проверил ход дела у кузнеца Гектора Авла Калида: жалуется на то, что запорол одну заготовку – он подумал, что саблю будет сковать будет легче всего, но сейчас признался мне, что пока оставит это дело и перейдёт к ковке илда. Я предупреждал его, но он не послушал. Мой возраст заставляет окружающих относиться к моим словам недостаточно серьёзно – это давно уже меня раздражает, но мне остаётся лишь терпеть и ждать. Но, с другой стороны, цена за уважение слишком высока – платить за него приходится молодостью…»

– Может, всё-таки, я буду писать? – нарушил тишину раб Ликург.

Этот пожилой грек, могущий похвастаться не только седыми волосами, но и мудростью философа, чувствовал себя неловко, сидя и бездействуя, когда его господин утруждается письмом.

– Я сам, – покачал головой Эйрих. – Допишу записи на сегодняшний день – вернёмся к обсуждению Эпикура. Мне до сих пор не совсем понятна его философия.

– Мы разбираем его всего неделю, потому неудивительно, – прикрыл глаза раб-философ.

Хмыкнув, Эйрих продолжил писать в свой дневник.

«Беспокоит меня активность, что разводят Ниман Наус и Хумул. Надёжные люди в дружине сообщают мне, якобы они сеют смуту среди старых дружинников – пока неизвестны детали, но я уже предпринял несколько подготовительных действий, чтобы пресечь мятеж, ежели он случится. В этом может быть замешан Иоанн Феомах, как доносят слухи. Никогда не доверял этому римлянину, поэтому буду ничуть не удивлён, окажись он главным смутьяном. Эрелиева познакомилась с некой девой щита, что из лангобардов. Обещает познакомить завтра, нахваливает, говорит, что эта Альбоина уже снискала славу достойной воительницы. Если докажет, что стоит слов, говоримых о ней, то, скорее всего, возьму в дружину».

Сделав паузу и размяв правую кисть, Эйрих прикрыл глаза и попытался вспомнить, что ещё было сегодня.

«Размышлял об „О назначении частей человеческого тела“ Клавдия Галена. Труд действительно более пригож тому, кто уже сведущ во врачевании, но кое-что я оттуда почерпнул. На примере вскрытых животных, Гален полагает наличие у человека примерно такого же назначения кровеносных сосудов, питающих внутренние органы. Как человек, опытный в военном деле, подтверждаю некоторые утверждения Клавдия Галена, касающиеся расположения главных сосудов. Ещё узнал, что лёгкие дают внутренним органам воздух, необходимый им для жизни, а сердце взамен питает сами лёгкие необходимыми соками – это свидетельствует об очень глубоком понимании Клавдием Галеном устройства человеческого тела. Я раньше даже и не думал ни о чём подобном».

Вздохнув, Эйрих задумался о том, чтобы найти опытного врачевателя, дать ему условия для работы, предоставить нужное количество трупов, и создать с его помощью фундаментальный трактат, раскрывающий всё о человеческом теле, без догадок и домыслов. Но это всё потом, когда будет время и будут возможности.

«Больше за сегодня ничего не происходило, скоро пойду поужинаю, посещу императорскую часовню и пойду спать».

Глава тринадцатая. Чтобы не убить

/19 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

Отразив рубящий удар щитом, Эйрих отвёл оружие оппонента, захватил щит бородкой своего топора и нанёс прямой удар ногой. Пусть и кратковременная, но рискованная потеря устойчивости была вознаграждена падением оппонента на землю.

– Чего хотел? – увидел он Нимана Науса.

– Нам есть о чём поговорить, Эйрих, – произнёс старший дружинник.

– Альбоина, благодарю за поединок, – помог Эйрих деве щита встать на ноги.

Знакомство с ней произошло декаду назад, как раз во время тренировок на площадке за казармами.

– И я тебя благодарю, претор, – отряхнулась от пыли дева щита.

– Не знаю, кто тебя учил этому, но ты слишком крепко держишься за щит, – произнёс Эйрих. – Подумай об этом до следующего поединка.

– Благодарю за науку, претор, – поклонилась Альбоина.

Ростом она была чуть выше Эйриха, крепкой телосложением, с не очень красивым лицом, испорченным шрамом через весь лоб. Рыжие волосы заплетены в короткие и узкие косы, схваченные на затылке кожаным ремешком. Лицо очень светлое, отчего отлично видна общая неумытость Альбоины. Подбородок острый, челюсти квадратные, форма её болотисто-зелёных глаз с чуть островатым изгибом, что придаёт взгляду некоторую хитрость и хищность.

Для женщины она достаточно сильна, но недостаточно для мужчины, впрочем, как уже понял Эйрих, Альбоина старается брать своё мастерством владения копьём и топором, чего не всегда достаточно – этот поединок наглядно продемонстрировал, что иногда без силы вообще никак.

Одевается она как мужчина, на ногах высокие сапоги, обязательно в кожаных штанах, а на туловище у неё всегда можно увидеть тунику и кольчужную рубашку с рукавами до середины плеча.

В отличие от других добровольцев в эйрихову дружину, Альбоина пришла с качественными оружием и бронёй, отказавшись почти ото всей выдаваемой каждому новому дружиннику экипировки, за исключением копья и щита.

Первый же день знакомства ознаменовался испытательным поединком против Хумула. Естественно, Хумул её одолел, но это далось ему нелегко, а ещё он расплатился за победу вывихнутой правой кистью. Далее следовали испытания её умений в метании дротика, стрельбе из лука, верховой езде и в кулачном бою. Во всём она показала высокий уровень, кроме последнего – Ниман Наус, решивший испытать её лично, без труда свалил изрядно уставшую деву щита серией быстрых ударов и подсечкой.

После успеха на испытаниях Эйрих провёл беседу и узнал её биографию.

Эта дева берёт род из вандальского племени силингов, являясь старшей дочерью дружинника Аммата. Сейчас ей двадцать четыре зимы, она с семнадцати зим участвует в набегах и имеет пять трофеев с поединков – у неё есть мешочек с сушёными удами побеждённых противников.

Из рода она ушла одну зиму назад, потому что ей не понравилось, как в племени всем заправляют гунны. Вместе с сотней воинов некого Арифрида она добралась до римских пределов на Дунае, поучаствовала в битве против небольшого отряда конных наёмников из аллеманов, где сотня Арифрида потерпела сокрушительное поражение, но Альбоина сумела скрыться от преследования. После такого неудачного начала, она, тем не менее, продолжила движение на юг и даже подвизалась охранять важного патриция в Фессалониках. Патриция, к сожалению для неё, уличили в продаже варварам римского оружия и казнили, поэтому она вновь осталась без работы. Постепенно судьба завела её в Константинополь, где, как говорили ей в Фессалониках, всегда много денег. Но тут был голод, люди отказывались просто так расставаться с деньгами, поэтому она уже думала, что придётся вернуться домой несолоно хлебавши, но в один из последних дней на форуме Константина она услышала о странном варваре, вхожем аж к самому консулу, после чего поняла для себя, что это шанс, выпадающий раз в жизни. Дальше она познакомилась с Эрелиевой, начав с того, что она тоже дева щита, после чего представление Эйриху стало решённым делом.

Эйрих остался довольным результатами и с радостью принял Альбоину в свою дружину, указав помогать ей обучать свою сестру воинским премудростям. Его подкупила искренность этой девы, не ставшей скрывать даже собственные неудачи, уделяя им внимания равно успехам.

Ниман Наус терпеливо ожидал ответа.

– Пойдём, – указал Эйрих на врытую в землю лавку у стены казармы.

Сев на лавку, он принял у Ликурга глиняный кувшин с разбавленным вином.

– Крепкая баба, эта Альбоина, – произнёс севший рядом Ниман Наус. – Жаль, что в девы щита пошла – хорошая жена бы вышла.

– Ты со мной о бабах будешь говорить или перейдёшь к сути? – поинтересовался Эйрих, сделавший несколько глотков из глиняной чашки.

– Я по делу, – покачал головой Ниман. – Мы тут с ребятами поговорили.

По всей видимости, ему неловко говорить о том, что он хочет сказатьдальше, поэтому он замолк и начал рассматривать свои грязные ногти на правой руке.

– Спасибо тебе, Ликург, – передал Эйрих чашку рабу. – Как Эрелиева закончит с тренировкой, займись её латынью.

– Да, господин, – поклонился раб-учитель.

– Итак? – посмотрел Эйрих на старшего дружинника.

– Уходим мы, – выпалил тот. – Я, Хумул, Ансивульф, Храбнс, Вихрабан, Бадвин, а также ещё двадцать три человека из новеньких.

– Куда вы уходите? – сохраняя спокойствие, поинтересовался Эйрих.

– Под руку консула, – уже без промедления ответил Наус. – Он же, если ты не знал, собирает свою дружину, гвардию. Там нужны надёжные люди, знающие, с какой стороны браться за копьё. Обещает по две силиквы в день для обычных воинов и по три для десятников, но взамен будет учить нас римскому воинскому мастерству.

– Интересно, – хмыкнул Эйрих. – И вы согласились на такое?

– Я поговорил с Иоанном, тот разъяснил мне, что это будет, – честно признался Ниман. – Те, кто первыми начнут в новой гвардии, в будущем могут рассчитывать на рост в званиях, ну, если хорошо себя покажут.

– Ты ведь понимаешь, что той дружинной вольницы, даже такой слабой, как при мне, у римлян вообще не будет? – спросил у него Эйрих.

– Зато платят гораздо больше и вообще, мне нравится в Городе, – ответил на это старший дружинник, теперь уже бывший.

Ниман Наус, Хумул, Ансивульф, Храбнс, Вихрабан, Бадвин – это почти все «старички», те самые, которые были больше всех недовольны «военными реформами» Эйриха в отдельно взятой личной дружине.

Это было неожиданно и неприятно, потому что все они стоящие воины, на которых, отчасти, держалась вся дружина. Не стой они в Чёрных вратах посреди дружины, ауксиларии могли бы справиться с дружиной гораздо быстрее. К тому же, как бы ни было Эйриху неприятно это признавать, много кто пришёл в его дружину не из-за него, а из-за наличия в дружине таких славных воев как Ниман Наус, Бадвин и Хумул.

Удар оказался гораздо подлее, чем можно было ожидать.

– Вы свободные люди, – решил Эйрих. – Насилу держать не буду. Но брони и оружие сдадите Аравигу, под запись.

– Ты хороший парень, Эйрих, возможно, в будущем станешь могущественным вождём, но нам больше не по пути, – вздохнул Ниман Наус.

– Ступай, – твёрдо произнёс Эйрих. – Чтобы завтра с утра вашего духу здесь не было.

Бывший старший дружинник встал и пошёл к группе ожидающих его воинов.

– Отгер! – позвал Эйрих своего дружинника.

Этот из молодых и, судя по всему, не повёлся на обещания Науса и Хумула.

– Претор, – на римский манер приложил кулак к груди подошедший дружинник.

Отгер приходился братом Аравигу, старшему дружиннику, ответственному за вещевое довольствие дружины. Эйрих собирался передать Аравигу и денежное довольствие, но в будущем, когда дружина станет очень большой и Эйриху станет слишком маятно возиться с выплатой зарплат.

– Найди мне Иоанна Феомаха, скажи, чтобы приходил в казарму, я буду ждать его тут, – распорядился Эйрих.

– Да, претор, – вновь приложил кулак к груди дружинник и направился искать Феомаха.

Эйрих же оправил защитную экипировку и вновь взял деревянный топор.

– Альбоина, готова?

Через два тренировочных поединка, в которых Эйрих вновь пробовал одолеть деву щита через тот же приём, причём один раз успешно, явился Иоанн Феомах.

– Звал, претор? – спросил он.

– Альбоина, крепко подумай, что именно не так ты делаешь со щитом, – вздохнул Эйрих. – Хродегер, покажи ей!

Оставшийся верным старший дружинник кивнул Эйриху и пошёл к стойке с защитным снаряжением.

Защитное снаряжение – это новшество, внедрённое Эйрихом. У римлян для защиты от ударов тренировочным оружием надевали по две-три туники или одежду из толстой воловьей кожи, но, на взгляд Эйриха, всё это было неэффективными полумерами, почти не защищающими от по-настоящему сильных ударов.

Воины Темучжина надевали под кольчуги толстые куртки, сшитые из десятков слоёв ткани, между которыми набивался конский волос. Такие куртки превосходно глушили удары, причём даже без кольчуги, поэтому в них можно было удобно тренироваться, не ходя потом с лишними синяками по всему телу.

Константинополь предоставлял швейные услуги всякому желающему, поэтому Эйрих не пожалел денег и купил нужные материалы, после чего нанял несколько десятков швей, которые сшили ему тысячу толстых курток. Правда, конского волоса в таких количествах тут не было, поэтому пришлось отступить от традиции и набивать куртки конопляной паклей.^[45] И то, очень повезло, что продавец слишком дорогого даже для Эйриха индийского хлопка посоветовал сходить на верфи и поспрашивать там – Эйрих о пакле до этого никогда не слышал.

Куртки представляли собой халаты до колен, с вырезами по бокам, для удобства езды, застёгиваемые на большие деревянные пуговицы с запашным бортом,^[46] создающим на груди двойную толщину защиты.

Получилась привычная Эйриху и удобная экипировка, защищающая от синяков и служащая дополнительной защитой от преодолевших кольчугу топоров и стрел. Просто, понятно, но такого нет даже у римлян.^[47]

Эйрих расстегнул деревянные пуговицы и указал Иоанну Феомаху на лавку у стены.

– Если ты о Нимане и других дружинниках… – начал римлянин.

– Ты надоумил их уходить под руку консула, – прервал его Эйрих. – Тебе придётся объяснить мне это.

– Я сделал это, чтобы ты не убил их, – ответил Иоанн.

– Продолжай.

– Все видели, к чему идёт их с тобой противостояние, – продолжил римлянин. – Ты не из тех, кто прощает дерзость, поэтому такое могло закончиться только их смертью, а они хорошие люди.

– И чего ты добился? – с усмешкой спросил Эйрих.

– Я уговорил всех недовольных не бросать тебе вызов, в тщетной попытке вернуть былые привилегии, а уйти в новую гвардию, – ответил Иоанн, – в которой их может ждать отличное будущее. Таким образом, они перестают баламутить остальных дружинников, а ты больше не будешь вынужден бороться с недовольством.

– Хочешь сказать, что все оставшиеся довольны? – поинтересовался Эйрих.

– Я говорил со всеми, – сказал на это римлянин. – Те, кого что-то не устраивает, уходят с Наусом и Хумулом.

– Ты делал это у меня за спиной, – произнёс Эйрих.

– Я хотел показать тебе, что могу быть полезен, – ответил Иоанн. – Знаю, что ты мне не доверяешь, но я не давал тебе оснований для недоверия.

– Своими действиями ты не прибавил к себе доверия, – вздохнул Эйрих. – Впредь никаких действий с дружиной без моего разрешения. Узнаю – тебя ждёт смерть.

– Полностью в твоей власти, – доброжелательно улыбнулся римлянин.

Феомах действительно, пусть и несколько своеобразно, решил надвигающуюся проблему со старыми дружинниками. Эйрих собирался казнить пару-тройку из них, как только они бросят ему вызов, чтобы остальные больше не смели даже задумываться, но теперь выходило, что возможный мятеж пресечён на корню, пусть и с ощутимой потерей хороших воинов.

«Римляне думают по-другому», – в очередной раз напомнил себе Эйрих, которому подобный способ решения проблемы даже не приходил в голову.

/19 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

Вечером Эйрих сидел в своих палатах, пил разбавленное вино и писал.

На этот раз не путевые заметки, а монументальный труд по тактике.

Озаглавлен сей труд был надписью EURICUS LARGUS «STRATEGEMATA».

Да, ему не пришло в голову назвать своё будущее произведение как-то оригинально, поэтому последовал примеру Секста Юлия Фронтина и назвал свой труд «Стратегемами».

Первую книгу он решил посвятить военным хитростям, начав сразу с седьмой главы, где речь идёт о применении дымов. Вторая книга будет о военной тактике кочевников из далёких земель, о которой он знает лучше всех, но её он запланировал дополнять фактами о гуннской тактике, ежели она окажется отличной от той, которую в прошлой жизни применял он.

«Начиная с подготовки кочевого войска к войне в мирное время, продолжая организационной структурой и заканчивая дележом завоёванных пастбищ», – размышлял Эйрих, думая о второй книге. – «Кочевники обязательно станут большой проблемой для остготов, поэтому будет полезно, если полководцы будущего будут знать о таких важных особенностях кочевого войска».

Макнув бронзовое перо в чернильницу, он продолжил писать.

«… помня о событиях, произошедших в деревне во время вероломного нападения римлян, я счёл возможным переосмыслить значение дыма на поле боя и разработал новую стратегему для ночной атаки на неукреплённый лагерь. И после этой атаки мне в голову пришла замечательная идея доработки новшества на основе полученного опыта. Я заметил, что из-за дёгтя, коим было щедро полито подожжённое сено, асдингские воины ослабели в дыму и не смогли оказать достойного сопротивления моим воинам. Мы победили не только внезапностью, не только беззащитностью мгновения назад спавших врагов, но ещё их ослаблением травящим дымом. И вот на основе этого я предлагаю своему читателю рассмотреть новшество, ради которого я несколько дней ходил по рынку и искал особенные товары…»

Эйрих гордился тем, что изобрёл. Он действительно ходил по рынку, расспрашивал людей и сумел обнаружить несколько вещей, которые окажутся залогом его военных побед, если его стратегема окажется работоспособной.

Первое вещество, найденное им на рынке, называлось иудейской смолой^[48], а в прошлой жизни Эйриха он видел такое же вещество, но называемое земляной смолой – китайцы использовали его для лечения старческих кожных заболеваний, нагревая на жаровнях и намазывая старикам больные места. И от китайцев Темучжин доподлинно знал, что дышать дымами земляной смолы ни в коем случае нельзя, потому что быстро подурнеет, а если продолжишь дышать ими, то сляжешь с болезнью, а может и помрёшь.

Второе вещество, обнаруженное в той же лавке, называлось серой, в прошлой жизни Эйриха называемом эрликовым хурутом,^[49] за жуткую вонь при горении и плохие последствия от вдыхания её дыма. Кочевникам эта сера была без надобности, а вот китайцы считали её очень важной и ценной. В их верованиях ей уделялось какое-то место, а ещё они делали из неё ярко взрывающиеся в небе штуки.

«Бесполезное баловство, но красиво – этого не отнять». – с улыбкой припомнил Эйрих визит в его улус китайских послов, пытавшихся выпросить для себя мир.

Смешав иудейскую смолу с серой можно получить отличный источник ядовитого дыма, который не просто снизит видимость на поле боя, но ещё и потравит вражеское войско, если поджечь достаточно этой смеси в правильном месте. А какие перспективы открываются при осадах городов…

У Эйриха захватило дух от осознания всего губительного потенциала его нового оружия.

Можно нанять умных людей, чтобы искали другие отравляющие смолы и камни, более ядовитые и более дымные. В прошлой жизни он слышал, что есть у мусульман некие учёные мужи, пытающиеся проникнуть в суть вещей, в суть металлов, камней и жидкостей…

Тут такие тоже есть, вот их Эйриху и нужно искать. Но это дело будущего, а сейчас у него уже есть два вещества, подходящие для изготовления сокрушающего воинства и города оружия.

«Иудейская смола и сера».

Он написал это, а потом остановился. Лучше такие сведения держать в голове, не доверяя их пергаменту. Мало ли как жизнь повернётся? Если такие сведения попадут в руки к врагам…

И это направление – это ведь далеко не всё, что можно придумать! Дым необязательно пускать кострами, ведь можно использовать камнемёты из книг – прикрепить к метателю прочный кувшин со смесью, поджечь и запустить в город или в войско врага. Много кувшинов – много губительного дыма.

– Это ведь лежит на поверхности! – изумлённо воскликнул Эйрих. – Как же я раньше не додумался до такого?!

Со стороны резной лавки, на которой Эйрих иногда дремал, раздалось деликатное покашливание. Это Ликург.

– Господин, может, всё-таки заменить вас? – предложил он.

Эйрих уже настолько привык к этому тихому рабу-учителю, что забыл о его присутствии в палатах.

Ликург, названный в честь Ликурга Спартанского, о котором они уже вдоволь поговорили, был кротким человеком, что не слишком-то нравилось Эйриху, но зато грек был очень образован и эрудирован. Достаточно образован и эрудирован, чтобы Эйрих получал ответы на большую часть интересующих его вопросов. Раб-учитель читал все книги, какие только есть у Эйриха, а также знал на память несколько десятков трудов, выученных в Афинском Атенее, где он проходил углубленное изучение философии. Крайне полезный человек в кругу Эйриха. Тысячекратно более полезный, нежели Виссарион и Татий вместе взятые.

Последний вообще будто бы не особо горел желанием становиться тем, кем его видит Эйрих. Пара-тройка заданий, некоторые важные поручения по пути в Константинополь – Татий выполнял всё, но как-то без огонька. Он много времени проводит среди воинов дружины, даже завёл там несколько приятелей, поэтому Эйрих в нём разочаровался. Скорее всего, уделом Татия будет обычная жизнь рядового члена остготского племени или свобода и изгнание в римские земли.

Эйрих увидел в нём волю, когда не смог сломать его рабским ярмом, но, похоже, что он неправильно смотрел.

– Нет, некоторые вещи я должен писать самостоятельно, – тяжело вздохнул мальчик. – Хотя знаешь… Давай-ка, бери пергамент и готовься записывать.

Старик сел напротив Эйриха, взял второй комплект писчих принадлежностей и чистый пергамент, после чего стал ждать слов.

– Эйрих Ларг, «Стратегемы», книга вторая, – произнёс Эйрих. – Основываясь на личном опыте и знаниях других уважаемых учёных мужей, хочу поделиться с читающим это своей мудростью об устройстве далёкого племени могущественных кочевников…

/19 сентября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

– Нет, ты послушай, Альв… – пьяно вещал Ниман Наус. – Мы завтра уходим, да? И ты можешь с нами! Консул будет рад встретить тебя среди своих воинов! Тем более, я слышал, что он уже тебе такое предлагал!

– Брага воняет, – поморщился гигант.

– И брага там будет, сколько хошь! – обратился к нему Хумул. – И бабы! Самые лучшие римлянки сочтут за честь, если их будет тискать сам Альвомир Стальной Великан!

– Чо? – слегка заинтересовался Альвомир.

– Ты что, не знаешь, как тебя прозвали в Городе? – деланно удивился бывший охотник. – О тебе только и слухи ходят! Даже об императоре вспоминают реже, чем о тебе! Тот самый покрытый бронёй гладиатор, убивший франка с аркобаллистой!

– А потом истребивший убийц императора! – вторил ему Ниман. – Особенно горячо обсуждают последнего убийцу, которого ты выкинул из ложи! Ты УЖЕ великий воитель в глазах римлян! А Эйрих… Он так, рядом ходит, сопливый молокосос…

Бывший старший дружинник не успел увидеть руку Альвомира, но вместе со всеми услышал звук, с которым ладонь гиганта коснулась его левой щеки. Ниман слетел с лавки и рухнул на каменный пол казармы. Гигант встал и грозным взглядом посмотрел на резко ставшего маленьким Хумула.

– Ой, полегче! Спокойно! – поднял руки тот. – Всё хорошо, никто Эйриха не обижает!

Альвомир вышел из-за стола, потом посмотрел на тарелку с недоеденной куриной ножкой, взял ножку, в два укуса очистил кость от мяса и пошёл на выход.

У двустворчатой двери он обернулся и посмотрел на Хумула:

– Скажешь раз ещё такое – спать будешь. Совсем спать.

В повисшей тишине он вышел из помещения.

Ниман лежал под лавкой и не подавал признаков жизни.

– Ниман, ты как? – потормошил его спохватившийся Хумул.

– М-м-м, крепко бьёт… – очнулся Ниман Наус. – Он ушёл?

– Зря ты язык распустил, – огорчённо произнёс Хумул. – Видел же – на браге и бабах он заинтересовался! Пережали, эх…

– Да уд с ним, с Альвомиром, – зло отмахнулся Ниман. – И без него хорошо всё будет!

– Ага… – не очень уверенно кивнул бывший охотник и бывший старший дружинник.

Консул обещал по сто золотых каждому, если они смогут убедить Альвомира переметнуться к нему. Хумул думал, что гигант слишком тупой, чтобы это было проблемой, но даже в такой простой задаче можно очень сильно налажать.

– Неси ещё браги, последний раз тут гуляем! – крикнул Ниман одному из молодых дружинников.

Глава четырнадцатая. Консул и куриоси

/30 октября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

Похоронная процессия двигалась по Месе. Эйрих шёл по левую руку от консула Флавия Антемия, с мрачным выражением лица, потому что пришлось во всём этом участвовать. А вот по правую руку от консула шёл довольный Альвомир, который временно исполнял роль «избранного телохранителя» – ему вручили некий церемониальный скутум увеличенного размера, отдалённо напоминающий дверь.

«Избранный телохранитель», как объяснил Эйриху Иоанн Феомах, это почётная обязанность, даруемая далеко не каждому – консул хочет показать своё особое расположение, выбрав для этой роли Альвомира. В связи с этим гигант был в своей знаменитой на весь город броне, весело звякающей в такт его шагам.

Гигант даже не представлял, какую честь ему оказали, но он был рад тому, что удалось увидеть так много людей и такую красивую церемонию.

«Наверное думает, что праздник какой-то…» – подумал Эйрих, глядя на него. – «Хотя для кого-то, действительно, праздник…»

Похороны императора – это небыстрый процесс.

Декаду назад Эйрих думал, что его уже давно похоронили, но оказалось, что всё это время он лежал в благовониях и медленно гнил, потому что надо было начинать многомесячные траурные процедуры. Дело было также в том, что архиепископ Константинопольский Аттик, был на пути в Ипподром в тот день и его забили дубинками вышедшие в город мятежники, те самые, которые успели пройти через Чёрные врата до прихода Эйриха.

Без архиепископа Константинопольского, как оказалось, начинать хоронить императора никак нельзя, а архиепископский престол оказался вдовым, поэтому возникла уникальная ситуация, когда для начала церемоний похорон императора надо по-быстрому избрать архиепископа.

И священнослужителя чином пониже на это отряжать нельзя, потому что императору Феодосию II сейчас семь лет и он запомнит любой урон чести усопшему отцу – никому не нужно было проблем в будущем, отчего ситуация долгое время не двигалась с мёртвой точки.

«Трусы предпочли дать телу императора сгнить в благовониях, лишь бы не принимать решений, опасных в будущем», – подумал Эйрих, бросив короткий взгляд на нового архиепископа, Маврикия I, следующего рядом с гробом.

Подробностями биографии нового архиепископа Эйрих не интересовался, потому что проку от этого святоши для него вообще никакого. Не арианин, на вид невзрачный, слушается Антемия как отца родного – человек, не представляющий в политике самого себя. Он точно не ожидал, что архиепископом изберут именно его, поэтому до сих пор пребывал в некотором изумлении, что видно по глазам.

«Как же долго они хоронят своих правителей…» – подумал Эйрих. – «Уже чересчур стало во время этих бесконечных тасканий гроба по Большому дворцу».

Императора несли в закрытом гробу, потому что никто не в силах привести в приличное состояние гниющий труп. Промедление, вызванное отсутствием архиепископа, не позволило вовремя начать бальзамирование, поэтому последнее целование мертвеца из программы церемоний убрали.

Огромную толпу пожелавших попрощаться с императором сопровождало оцепление из надлежаще проверенных схолариев.^[50] Перед официальной процессией из сановников, диаконов и прислужников с восковыми свечами, шли простые горожане с факелами.

Вокруг, вдоль улицы, множество не участвующих в шествии горожан, решивших так выразить скорбь по безвременно почившему императору.

Священники нараспев читают псалмы, у всех тут, кроме даже внешне довольного Альвомира, либо скорбные, либо равнодушные лица. Эйрих был равнодушен к происходящему, потому что отбывал повинность – консул посчитал, что будет правильным, если рядом с ним будут его спасители.

Флавий Антемий, как заметил Эйрих, что-то говорит переводчику с латыни на готский, а переводчик передаёт это что-то Альвомиру. Видимо, пытается уговорить гиганта перейти на службу к римлянам, но с этим можно быть спокойным – Альвомир из тех людей, которые сами никого не бросают и не предают. И теперь было ясно, зачем консул настоял на присутствии тут гиганта: других случаев побеседовать без участия Эйриха не будет.

Справа от гроба идёт девятилетняя Элия Пульхерия, старшая дочь покойного императора, а рядом с ней идёт Флавий Феодосий II, семилетний император огромной империи. Девочка ступает твёрдо и решительно, а вот мальчик находится у неё в ведомом положении, что многое о нём говорит – по детям, обычно, сразу видно, что за человек будет. И Эйрих чувствовал, что Феодосий II будет не лучше собственного отца.

Наконец, процессия достигла храма Святой Софии.

Тело, покоящееся в свинцовом гробу, помещённом в короб из индийской красной древесины, занесли в храм, где поставили перед алтарём, после чего архиепископ начал читать проповедь на погребение.

– Это не должно занять много времени… – тихо произнёс консул.

Альвомир стоял по правую руку от него и слушал шепчущего переводчика.

Священник читал Евангелие, нудным и скрипучим голосом. Эйрих терпел и старался относиться к этому философски – проповедь конечна, а потом можно заняться полезным делом.

После проповеди последовал вынос тела из храма и они снова пошли, но уже к Храму Святых Апостолов, где заведено хоронить римских императоров.

Шли к храму долго, до него было целых две мили – император Константин I строил собственный храм и усыпальницу подальше от дворца, видимо, чтобы не напоминать себе лишний раз о неизбежном.

Торговцы, как и всегда, не упустили такой редкой возможности, поэтому продавали еду и напитки участникам шествия. Ходить по Месе туда-сюда – это утомительно, поэтому подкрепиться чем-нибудь бывает не лишним. Люди ели и пили со скорбными лицами, чтобы подчеркнуть траурность этого фарса.

Наконец, Храм Святых Апостолов.

Надеждам Эйриха вопреки, архиепископ встал пред вратами храма и начал читать молитву.

Больше всего в этой ситуации не повезло носильщикам императорского гроба: свинцовый короб и сам по себе тяжёл, так ещё и индийское дерево весит немало. Эйрих видел, как трясутся ноги у этих, на вид крепких, мужчин.

«Я читал, что у римлян гроб должны нести родственники усопшего», – припомнил Эйрих. – «Но все живые родственники Флавия Аркадия ростом не дотягивают до колеса арбы. Кто же такие эти шестеро?»

Идти и выяснять маловажную подробность ему было лень да и неуместно это сейчас.

Когда очередное повторение псалмов, уже неоднократно озвученных дьяконами по пути к храму, было закончено, гроб занесли внутрь и настало время погребальной молитвы.

Эйриху показалось, что они тут слишком много внимания уделяют разного рода молитвам. Отец Григорий, являющийся фактически главным священнослужителем остготов, предпочитал больше не толковать Евангелие, а узнавать, что гложет и беспокоит прихожан – с ним всегда есть о чём поговорить, а иногда он даже мог дать дельный житейский совет. Тут же…

После погребальной молитвы начался процесс погребения.

В склеп пустили только особо важных персон: консула Флавия Антемия, Альвомира, претора Эйриха, магистра оффиций Лигариана, архиепископа Маврикия I и детей покойного. Ещё вошли четверо носильщиков, но они быстро покинули склеп, сразу после того, как аккуратно извлекли свинцовый гроб из индийского короба и поместили его в углубление.

Остальные скорбящие остались в средней части храма, где специально назначенные люди уже начали петь энкомии, то есть хвалебные песни в честь усопшего императора.

– Эпитафию, слава Богу, уже приготовили… – тихо произнёс консул. – Архиепископ…

– Да-да, – опомнился задумавшийся священнослужитель. – Лучше ходить в дом плача об умершем, нежели ходить в дом пира, ибо таков конец всякого человека, и живой приложит это к своему сердцу…

И снова молитвы. Только сейчас всё осложнялось тем, что в усыпальнице было душно от жаровен и до одури воняло сжигаемыми в них благовониями. Ладан, мирра, стиракс – римляне измельчают и смешивают всё это, после чего добавляют в свечи или сжигают в кадилах и жаровнях. Эйриху не был неприятен этот запах, но он уже десяток минут стоит в этой гробнице, потеет и вдыхает этот дым.

В глазах его постепенно мутнело, нос уже потёк – хотелось выйти отсюда поскорее, но привычный к подобной обстановке архиепископ продолжал нудно читать молитву. И тут действующий император начал падать без сознания.

Эйрих протянул руки и поймал мальчика. Архиепископ прервал очередную молитву и недоуменно уставился на отключившегося императора.

– Что… – начал он.

– Император потерял сознание… – едва стоя на ногах, произнёс Эйрих. – Нужно… на воздух…

– Эйрих, вынеси его, – распорядился консул Флавий Антемий. – Архиепископ, продолжайте.

Выходов из крипты было два, Эйрих перехватил императора поудобнее и воспользовался тем, который ведёт в бытовые помещения. По узкому коридору, затем по ступенькам – впереди деревянная дверь.

– Ты же тот гот, который был, когда папу убили, да? – спросил детский голос у Эйриха за спиной.

Эйрих развернулся и увидел Элию Пульхерию, сестру действующего императора. Это пухленькая девочка с длинными волосами каштанового цвета, одетая в чёрный траурный наряд. Голову её накрывал чёрный платок, являющийся продолжением мафория, то есть накидки, именуемой у готов покровом. Никаких украшений, как того требует похоронный регламент.

Самого Эйриха тоже заставили одеться по регламенту, в чёрную тунику, чёрные же штаны и лишь сапоги оставили на его усмотрение, но обязательно не слишком ярких цветов.

– Да, – кивнул он. – А ты, как я понимаю, Элия Пульхерия?

– Это все знают, – сказала на это девочка.

Эйрих открыл дверь и прошёл в келью с четырьмя спальными местами и письменным столом.

– А тот великан – это тот, кто убил всех душегубов? – продолжила опрос Элия Пульхерия.

– Его зовут Альвомиром, – произнёс Эйрих, укладывая Флавия Феодосия II на одну из грубых кроватей.

– Странное имя, – хмыкнула сестра императора. – Что ты забыл у нас в городе?

– Меня пригласили, – ответил Эйрих. – Ради пары дел, связанных с Западом.

– Феодосий – слабак, – произнесла вдруг Пульхерия. – Плохой император.

– Ты ещё не знаешь этого наверняка, – покачал головой Эйрих.

Сам он уже знал наверняка, что этот мальчик вряд ли будет когда-нибудь править самостоятельно, но говорить или подтверждать такое сейчас крайне неуместно, чтобы ни говорила Элия Пульхерия.

– Уже знаю, – она села на соседнюю кровать и достала из кармана небольшой кошелёк.

В кошельке обнаружились сушёные финики в меду. В прошлой жизни Эйрих никогда не ел ничего подобного, но здесь распробовал и посчитал, что это хорошее угощение.

– Ты надолго у нас? – спросила девочка.

– Мои дела почти завершены, поэтому скоро поеду домой, – ответил Эйрих.

– Мне нужны верные люди, – заявила Элия Пульхерия. – Вот этот твой великан – сколько ты хочешь за него?

– Альвомир не продаётся, – вздохнул Эйрих. – Да и что вы все от него хотите? Воин он отличный, но соображает очень туго и почти бесполезен как порученец.

– Когда у тебя за спиной такой могущественный воин – твои слова имеют куда больший вес, – сказала очень разумную вещь девочка, – как бы ты мала ни была.

– Ищи себе другого великана за спину, – усмехнулся Эйрих. – Но мыслишь ты здраво.

Тут зашевелился Флавий Феодосий II.

Вид он имел болезненный, каштановые волосы его были коротко острижены, а карие глаза смотрели на мир удивлённо. Вообще не похож на своего отца внешне, но, как говорят, полная копия его по характеру. Это плохо для любой державы – такой правитель.

– Где я? – спросил он ослабленным голоском.

– Я вынес тебя из крипты, ты потерял сознание, – сообщил ему Эйрих. – Вот Элия Пульхерия, а я – Эйрих Ларг.

– Я видел тебя рядом с дядей Антемием… – припомнил мальчик. – Что мы здесь делаем?

– Ждём, пока похоронный обряд будет закончен, – ответил Эйрих.

По каменной лестнице забухали тяжёлые шаги. Это точно Альвомир. Возможно, тоже начал терять сознание от духоты, хотя в такое верится с трудом.

– Эйрих, тебя завёт косул, – произнёс гигант.

– Побудь с ними, охраняй их, – приказал ему Эйрих.

Тяжело вздохнув, он спустился в крипту и присоединился к Флавию Антемию, с неопределённым выражением лица смотрящим на свинцовый гроб, наполовину накрытый каменной плитой. Больше никого тут не было, все уже ушли.

– Звал? – поинтересовался Эйрих.

– Звал, – кивнул консул. – Есть новости от моих куриоси в Риме.

– Ты решил сообщить мне об этом здесь? – слегка удивился Эйрих.

– Мёртвые лучше всех хранят тайны, – улыбнулся Флавий Антемий. – Стилихона больше нет.

– Я не удивлён, – пожал плечами Эйрих. – Никто не любит тех, кто кусает больше, чем может проглотить.

– Как оказалось, его казнил Флавий Гонорий, – продолжил консул. – На следующий день после покушения и бунта я отправил пятерых гонцов, чтобы хотя бы один из них добрался до западного императора. В письме я сообщил все обстоятельства произошедшего и Гонорий прислал ответ – за такое Стилихон должен быть наказан. И вот, сегодня ночью, прибыл гонец, сообщивший мне, что западный консул схвачен, а затем ослеплён, оскоплён и казнён отрубанием головы.

– Зачем ты рассказываешь мне об этом? – не понял Эйрих.

– Это наука тебе, – ответил Флавий Антемий. – Иногда необязательно применять грубую силу – достаточно сообщить правильные слова правильным людям. Я знаю Гонория: он, скорее всего, испугался подобной судьбы для себя и решил показать всем, что будет с убийцами императоров.

Эйрих начал думать. Давать ему уроки – консул не нанимался учителем. Тут должно быть что-то ещё.

– Этот разговор будет связан с нашим делом по поводу Запада? – предположил Эйрих.

– Всё ещё удивляюсь твоей прозорливости, – довольно покивал Флавий Антемий. – Да, это касается всех наших планов по поводу Запада. Отменять что-то поздно, но коррективы внести мы можем. Теперь твоей целью станет Аларих и другие племена.

– Какие другие племена? – поинтересовался Эйрих.

– Рухнула оборона на Рейне, – сообщил консул. – Лимитаны бегут, не вступая в бой с варварами, а комитатские легионы сидят на позициях, потому что Гонорий не знает, как действовать. Стилихон был занят другими делами, а теперь мёртв и нет больше людей среди императорских комитов, кто может обуздать легионы и заставить их отражать вторжение.

– Ты ведь не обижаешься за своих дружинников? – поинтересовался Флавий Антемий.

– Они свободные люди, – пожал плечами Эйрих.

Ниман Наус и Хумул – люди, сумевшие его нешуточно удивить. Хотя это его вина. Ждал удара не из того места, ждал не такого удара.

– Значит, есть шанс, что нам не придётся выступать против легионов? – уточнил он. – Ты это хочешь сказать?

– Такой шанс может выпасть, но я бы сильно на него не надеялся, – вздохнул Флавий Антемий. – Впрочем, если сможешь правильно использовать тысячу моих ветеранов и подготовить своё войско, разрозненные легионы Гонория не окажутся большой угрозой.

– Будем надеяться, что смогу, – кивнул Эйрих.

/30 октября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

Вечером того же дня Флавий Антемий сидел в своём новом кабинете, где стало тесно от пергаментных свитков с годовыми отчётами от провинций и диоцезов.

Как всегда, воруют на местах, а в столицу шлют красивые циферки.

Применять казни? А смысл?

Отправлять проверяющих – набивать проверяющим карманы. Приставлять куриоси к проверяющим – набивать карманы куриоси за счёт проверяющих и проверяемых.

«Нельзя отдавать приказы, которые никто не будет выполнять – отец, Царствие ему небесное, как всегда отвратительно прав», – подумал консул Римской империи Флавий Антемий.

Коррупцию он ненавидел всей душой, потому что понимал её особую губительность в нынешние скудные времена. Рвачи готовы продать всё, что угодно, лишь бы набить собственные карманы, даже если из-за этого будут умирать десятки и тысячи, да хоть десятки тысяч.

Они чуть не потеряли южные пределы Египта из-за таких вот рвачей.

Люди слабы, жадны и недальновидны – с этим приходится мириться. Слишком уж много среди них обывателей, возомнивших себя личностями.

Вот Эйрих – он не обыватель, Антемий сразу понял, что перед ним настоящая личность. Человек, который знает, чего именно хочет, знает, как именно это получить и поэтому неуклонно следующий к своей цели.

Будь у Антемия хотя бы один такой человек, ему можно было бы доверить ответственные участки на юго-востоке, потому что пока неясно, как будут обстоять дела с шахиншахом Йездигердом I – опасный и хитрый противник, который может рискнуть использовать период временной нестабильности, свойственный смене власти.

– Господин… – появился в кабинете Климент, старший пятёрки куриоси.

– Запри дверь и садись, – распорядился Антемий.

Куриоси, обряженный в свой таинственный тёмно-красный плащ с капюшоном, закрыл дверь на засов и уселся в кресло напротив консула.

– Посмотрели? – без промедления спросил консул.

– Посмотрели, – ответил Климент. – Пишет путевые заметки, ничего такого – просто всё, что происходило в ходе путешествия в Константинополь, а также краткое описание событий в Городе.

Антемий давно замечал, что столичные жители склонны называть Константинополь Городом, как делают жители Лация в отношении Рима. Хотя слышал он, что истинного названия Рима никто не знает, потому что язычники боялись наведения на город порчи.

«Раз Город всё ещё стоит, то это как минимум было не вредно», – усмехнулся своим мыслям консул.

– И ещё пишет что-то о каких-то дымах, – продолжил старший куриоси. – Мои люди работали быстро, поэтому не успели внимательно изучить все пергаменты. У них сложилось впечатление, что они имеют дело с каким-то учёным, а не воином. Судя по набору книг, он интересуется астрономией, механикой, врачеванием, риторикой, пластикой, философией, историей, тактикой, стратегией, фортификацией и прочими науками, полезными не только воину, но и учёному мужу.

«Готовится», – с удовлетворением подумал консул. – «В Италии много укреплённых городов, которые нельзя взять с наскока. И воевать против легионов – не то же самое, что воевать против других варваров».

Куриоси снял с пояса мешочек и положил его на стол.

– Это к делу о сенаторе Гае Эбуции Барбуле, – сообщил он.

– Что там? – поинтересовался Флавий Аэций.

– Ты просил родовую печать в качестве доказательства, но пришлось отрезать палец, потому что печать никак не слезала – больно уж он заплыл жиром, – ответил куриоси.

– Покажи.

Агент ин ребус достал из мешочка окровавленный палец, на котором была родовая печать Эбуциев.

– Убери это подальше, чтобы больше никто не нашёл, – с некоторой брезгливостью потребовал консул. – Но благодарю за работу.

Куриоси кивнул.

– Переписка у Эйриха есть? – спросил консул.

– Нашли пергаменты с записями на готском языке, – ответил на это Климент. – Но это не было похоже на переписку, скорее, обычные записи. Возможно, тоже путевые заметки. Увы, но владеющих готским письмом среди моих людей нет.

– Это большое упущение, – отметил Флавий Антемий. – Я бы постарался устранить это скорейшим образом.

– В чём смысл проверок этого варвара? – недоуменно спросил куриоси.

– С каких пор у тебя появилось право задавать мне вопросы? – недобро усмехнулся консул. – Ладно, так и быть, на этот раз прощаю. Претор Эйрих Ларг. Варвар – да. Живёт в примитивном племени – да. Выдающийся предводитель – да. Тупица, как остальные варвары – нет. Он очень умён и опасен, Климент. Будь другие времена, я бы постарался его уничтожить, всеми доступными способами или приложил все усилия, чтобы. Но сейчас он мне нужен.

– Понимаю, – кивнул куриоси. – По Египту пока никаких действий?

– Слишком рано, – покачал головой Флавий Антемий. – Пусть всё успокоится и уляжется. И мы ещё не знаем, что об этом скажут Курции. Как только поступит ответ от них – начнём ворошить это осиное гнездо самой длинной палкой из доступных.

Нужно было выбить у основных оптовых торговцев зерном почву из-под ног. Пока есть Рим – будут перебои с зерном. Нужно искать альтернативы, но их, пока что, не видится.

Сасаниды слишком настороженно относятся к римлянам, поэтому настоящая торговля будет возможна только после заключения надёжного мирного договора. Сейчас торговцы с обеих сторон опасаются заходить слишком глубоко в чужие земли, ведь в любой момент может начаться активная фаза этой всё никак не затухающей и вялотекущей войны, что будет означать крах любого торгового предприятия.

Но зерно нужно. Очень нужно.

«Где ещё можно получить такие же объёмы зерна?» – в который раз задал себе вопрос консул. – «Да нигде больше. Надо слать к Йезигерду Iпослов с щедрыми дарами и поручить им всеми силами намекать на необходимость мирного договора».

– А что с этим мальцом? – поинтересовался Климент.

– Никаких активных действий, но выбери надёжного агента, пусть приглядывает за ним, – решил консул. – Свободен.

Куриоси отворил дверь, после чего пошёл к тайной нише за занавеской.

– И последнее… – произнёс Флавий Антемий ему в спину.

– Да? – повернул к нему голову Климент.

– Чтобы тихо было, – предупредил его консул.

Глава пятнадцатая. Мечи и копья

/3 ноября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

На Халкопратии, медном рынке, где сейчас торгуют не только медью, но и различными ингредиентами, начиная северным янтарём, заканчивая ртутью.

– А с какой целью ты покупаешь это, юноша? – спросил Эйриха неизвестный человек в плаще с капюшоном.

Эйрих держал в руках иудейскую смолу.

– А с какой целью ты спрашиваешь у меня это, старче? – вместо ответа спросил Эйрих. – И кто ты такой?

– Меня зовут Агафоном, – представился старик. – Я изучаю суть вещей в коллегии философов Востока.

Эйрих скупил уже три таланта иудейской смолы и четыре таланта чистой серы. Возможно, эти покупки привлекли чьё-то внимание. Возможно, что не один Эйрих догадался применять смесь серы и иудейской смолы для смертельного оружия. Правда, он ни разу не слышал и не читал о применении дыма римскими легионами – ни старыми, ни новыми.

– Ты всё ещё не сказал, зачем ты спрашиваешь у меня причину покупки иудейской смолы, – нахмурил брови Эйрих.

– Мне просто интересно, – ответил Агафон.

– Интересуйся в другом месте, старик, у меня нет времени отвечать на вопросы праздно любопытствующих, – отмахнулся от него Эйрих, после чего обратил взгляд на торговца. – Уважаемый, мне нужно очень много иудейской смолы, точнее – всё, что у тебя есть.

– Всё же, я вынужден настаивать, – не отставал Агафон.

– Кто наделил тебя правом настаивать в чём-то предо мной? – резко развернулся к нему Эйрих.

– Прошу тебя, юноша, отойдём ненадолго и недалеко, – попросил старик.

– Альвомир, за мной, – скомандовал Эйрих.

Они отошли от лавки и встали у небольшого фонтана, где местные жители обычно берут воду.

– Я хочу знать, зачем ты тратишь моё время, – требовательно произнёс Эйрих. – Зачем?

– Иудейская смола – это важный ингредиент одного тайного оружия, – ответил Агафон. – Но ты это, как я понимаю, прекрасно знаешь.

– Допустим, – Эйрих начал напрягаться. – Ну и что?

– А то, что ты задеваешь интересы империи… – загадочным тоном произнёс Агафон.

– Покупать иудейскую смолу и серу запрещено? – уточнил Эйрих.

– Нет, но… – начал отвечать Агафон.

– Тогда какие у тебя претензии ко мне? – перебил его Эйрих вопросом.

– Никаких, – развёл руками Агафон. – Но я мог бы тебе помочь.

– Всё, что мне нужно, я могу получить и сам, – отмахнулся Эйрих.

– У тебя есть поставщики громового камня? – сильно удивился Агафон.

– Тебе до этого какое дело? – недовольно спросил Эйрих, в душе не представляющий, что такое «громовой камень».

– Готов покупать унцию громового камня по четыре унции серебра, – сразу сделал предложение «изучающий суть вещей».

Что за «громовой камень», почему он так важен для «тайного оружия»? На этот вопрос у Эйриха ответа нет, но лицо держать он будет.

– Делаю тебе встречное предложение – шесть унций серебра за унцию громового камня, – сделал контрпредложение Эйрих.

– Значит, у тебя нет поставщика, – констатировал Агафон.

– Громового камня много не бывает, – усмехнулся Эйрих.

– Истина, – слабо улыбнулся грек. – Мы вернёмся к этому разговору позже. Где я могу найти тебя?

– Ищи Эйриха Щедрого в Большом императорском дворце, – ответил ему Эйрих.

– До встречи, Эйрих Щедрый, – изобразил поклон Агафон и пошёл прочь.

Странная встреча, странный разговор. Эйрих пожал плечами и пошёл дальше, искать иудейскую смолу, которой тоже не бывает слишком много.

/6 ноября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

– Ну, как тебе? – Эйрих проверил баланс сабли и взмахнул ею несколько раз.

– Очень лёгкая, я полагаю? – предположила Эрелиева.

– Верно, но это не всё, – улыбнулся довольный Эйрих, продолжая вспоминать старые комбинации ударов. – Что ещё?

Сабля жужжала, рассекая воздух. Привычной к топору руке было легко размахивать таким лёгким и сбалансированным оружием.

– По кольчуге бить – только портить лезвие, – уверенно произнесла сестрёнка. – Значит, она нужна только чтобы рубить безбронных.

– Верно, – кивнул Эйрих.

– Но как тогда убивать ею воина в кольчуге? – недоуменно спросила Эрелиева.

– Никак, – ответил Эйрих, после чего прекратил упражнение. – Для этого есть илд.

– Илд? – переспросила сестрёнка. – Что это такое?

– Вот это, – Эйрих закатал тряпицу и открыл вид на новый меч.

– Ого… – выдохнула Эрелиева. – Выглядит… тяжеловатым.

– Он такой и есть, – усмехнулся Эйрих. – Даже если не пробьёт кольчугу, врагу всё равно будет очень больно. Им можноломать кости, но лучше всего использовать его для колющих ударов. При достаточно сильном уколе ни одна кольчуга не защитит.

– Ты сам это придумал? – спросила Альбоина, отдыхающая после усердной тренировки сидя на утоптанной земле.

– Читал о чём-то таком, – туманно ответил Эйрих. – Но я точно знаю, что конному воину подобный меч нужнее спаты.

Кузнец Гектор Авл Калид, оказавшийся настоящим мастером, всё-таки сумел сделать четыре меча – два илда и две сабли. Качество их примерно соответствует ожиданиям Эйриха, хотя они сделаны совсем не по тем методам, к которым он привык – кузнецы тут работают иначе, решая задачи своими способами.

Римлянин отказался делиться своими секретами, но Эйрих судил по результатам: мечи достаточно прочны, чтобы хорошо выполнять возложенные на них задачи.

– Зачем ты сделал четыре меча? – спросила Эрелиева.

– Два мне, а два тому, кто покажет себя достойным, – ответил Эйрих. – Надо как следует испытать новое оружие, прежде чем делать большие заказы для всего войска.

Альбоина взглядом попросила разрешение, получила в ответ кивок от Эйриха, после чего взяла лежащий на столе илд. Отойдя на песок тренировочной площадки, она начала делать взмахи, будто орудует римской спатой.

Для её кисти меч оказался тяжеловатым, что было видно по скованности взмахов.

– Можно кисть сломать, – пожаловалась дева щита.

– Поэтому нужна подготовка, – усмехнулся Эйрих. – Завтра привезут заказ с деревянными мечами нового образца.

– Ты так уверен в своей придумке? – поинтересовалась Альбоина.

– Абсолютно уверен, – кивнул Эйрих. – Ладно, мне пора идти встречать наших новых соратников.

/6 ноября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

Час спустя, у Храма Святой Софии, Эйрих принимал клятву верности легионеров-инструкторов.

Ситуация получилась интересная и даже в чём-то обидная.

Во-первых, всех будущих инструкторов повыдёргивали из столичных гарнизонов, буквально опустошив их от примипилов, центурионов, опционов, тессерариев и деканов.^[51] Большая часть из них, как успел выяснить Эйрих, стояли в гарнизонах, кто-то в столичном, а кто-то в городах диоцеза Фракия.

Во-вторых, поедут эти римляне вместе с семьями, коими многие из них обзавелись – это не радовало ни их, ни Эйриха.

В-третьих, согласия у них никто не спрашивал, они подневольные люди, но довольства это им не добавляло.

Логику в действиях консула Эйрих видел: обезглавив гарнизоны, он заменил засидевшихся командиров на новых, вызванных из «горячих» провинций и диоцезов. Обычно в зонах боевых действий служат те, кто не имел достаточно влияния или хитрости, чтобы перебраться в безопасные земли, где точно не будет налётов варваров.

Это не значит, что перед Эйрихом сейчас плохие воины, но не значит также, что лучшие.

Впрочем, от этих римлян всё же будет толк, потому что службу свою они знают крепко и в состоянии обучить остготских воинов римской военной науке.

Груз оплаты жалования и кормления этой тысячи с завтрашнего дня ложится на плечи Эйриха, что очень дорого.

«Хитрый жук, этот консул», – подумал Эйрих, глядя на покрытых бронёй римлян, стоящих в идеально ровном строю. – «Вроде сделал так, как договаривались, а одновременно избавился от засидевшихся старичков».

Легионеры ждали.

– Примипил Лузий Публикола Русс! – позвал Эйрих.

Да, знакомца из Филиппополя, которого Эйрих рассчитывал встретить на обратном пути, тоже сдёрнули с насиженного места в городской когорте и пригласили в Константинополь. Естественно, сразу с семьёй и пожитками. Вчера с ним была проведена беседа, в ходе которой Русс озвучил требования, свои и знакомых ветеранов: консул не озвучил срок службы, поэтому Эйрих должен его установить, причём в разумных пределах, ещё они отказываются воевать за остготов, поэтому будут только готовить из новобранцев некое подобие легионеров. Зарплаты он должен платить вовремя, ещё предоставить условия для жизни им и семьям.

– Я! – вышел из строя Русс.

– Готовы ли твои люди принести мне клятву? – громко спросил Эйрих.

– Готовы, претор! – стукнул себя по груди примипил.

– Приступайте! – приказал Эйрих.

Письменный договор на двух пасах пергамента, где большую часть места занимают имена инструкторов и их подписи, уже заполнен в двух экземплярах, один из которых теперь хранится у примипила Русса, которого избрали старшим над инструкторами – он оказался самым опытным из всех легионеров, ведь остальные раньше служили преимущественно в городских когортах и в гарнизонах, а Русс отвоевал своё в V-ом легионе «Македоника».

Выдвинутые условия Эйриха устроили, потому что ему не нужны римские легионеры. Ему нужны остготские воины, сражающиеся не хуже римских легионеров.

Единственное, что расстраивало его, так это то, что Русс и остальные, услышав, чего именно хочет Эйрих, отказались тренировать уже состоявшихся воинов.

«Переучивать – только портить», – припомнил Эйрих слова примипила.

В прошлой жизни он с таким никогда не сталкивался.

«Как я готовил свои войска?» – начал вспоминать подробности мальчик.

Система подготовки была простой и даже бытовой. С младых ногтей каждый кочевник учился ездить на лошади и стрелять из лука. Каждый мужчина, ко времени, когда пора брать жену, уже ездил на коне лучше, чем бегал, и стрелял из лука на приемлемом уровне. Если он делал что-то из этого плохо, жить ему приходилось очень тяжко, ведь без этих базовых навыков в степи совсем никуда.

Войско делилось на десятки, именуемые арбанами, сотни, именуемые джагунами, тысячи, именуемые минганами, и десятки тысяч, именуемые туменами, но Темучжин обеспечил смешение разноплеменных воинов в единые подразделения, чтобы стереть разницу между ними – для этого он приказал формировать тысячи и десятки тысяч из разных племён.

Ещё его главным достижением, недоступным и непознаваемым для остальных кочевников, было централизованное командование над всей армией – учреждение юртчи.^[52] Эти избранные люди отвечали не только за размещение воинов, но и рациональное распределение кочевий, разведку, а также планирование будущих кампаний против встречающихся по пути к последнему морю врагов.

Увы, римляне продемонстрировали, что некий аналог юртчи у них есть уже очень давно, ведь боевые действия против варваров тщательно планируются, потому что снабжение легионов, вступающих в противостояние варварам – это истощающая нервотрёпка. У Вегеция в его «Стратегемах» описано, как можно сделать снабжение сражающихся легионов менее напряжённым. Впрочем, современные полководцы зачастую пренебрегают мудростью предков и воюют как варвары. Не потому что беспросветные дураки, а потому что способы Вегеция обходятся очень дорого в серебре и золоте.

Эйрих же обрёл решимость не жалеть денег и выстроить остготский легион по образцу старых римлян, чтобы пусть и дорого, но зато максимально эффективно на поле боя.

Но где же взять деньги?

Война – это ерунда. То что до войны и после неё – вот что по-настоящему важно.

Размышляя над этой проблемой, Эйрих нашёл несколько способов, чтобы получать стабильные притоки денег, которых хватит на снабжение легионов и даже что-то будет оставаться на рост остготских городов.

Есть первый способ – это грабёж и завладение рабами. Нестабильно, но зато очень просто.

Восточных римлян грабить нельзя, они – это источник качественного оружия и крепкой брони, а также породистых коней. Западные римляне – этих грабить можно, но не так, как привыкли варвары.

Вот отсюда исходит второй способ – захват западноримских земель и их освоение. Стабильно, но сложновато. Нужно понять, на чём именно эти римляне зарабатывают деньги, чем торгуют и что куда продают. Заставив их работать на себя, можно заменить магистраты своими людьми, гарнизоны своими воинами, а в итоге собирать с них налоги так, будто ничего не изменилось и в Равенне, как и прежде, сидит император, только новый.

Но есть и третий способ – чистая торговля. В перспективе очень стабильно, но крайне сложно. Залезть в зерновое дело, но не так, как хотелось изначально, а по-умному. Захват Египта – это нежизнеспособная идея, влекущая конец остготского племени и самого Эйриха. Нужно найти альтернативные источники зерна, после чего начинать поставки непосредственно в Рим. Конкретных мест, где можно брать зерно у него нет, но такие места точно есть, не может не быть.

Смертельно опасно влезать в зерновое дело, речь о еде для многих сотен тысяч римлян, а это безумные деньги, коих хватит на строительство нового Рима хоть каждые пять зим по одному, но Эйрих и не собирался лезть туда прямо сейчас. Надо встать на ноги, обзавестись, пусть и небольшой, но крепкой армией, а затем уже рисковать, вмешиваясь в интересы зерновых магнатов. Это будет настоящая война, которая потребует тщательнейшего планирования…

Отвлекшись от мыслей о будущем, Эйрих вернулся к слушанию легионерских клятв.

– … да будут тому свидетелями мои соратники!

Клятва будет действовать, как и договор, десять лет с сего дня, после чего каждый легионер-инструктор будет волен уйти или продлить договор снова.

Теперь у Эйриха начинается новый этап жизни – где он буквально ответственен за жизнь тысячи легионеров и их семей.

Забавным было то, сколько проблем с этими инструкторами пережил сам консул Флавий Антемий: прибывающие в Константинополь легионеры, узнавая, куда именно их собираются отправить, бежали из города и скрывались с семьями в отдалённых провинциях юга или даже уходили на запад. Многие, мягко говоря, не захотели жить среди варваров, поэтому, если верить консулу, суммарно он вызвал две тысячи с лишним легионеров, чтобы набрать оговоренную тысячу.

Но ему это тоже было в плюс, потому что он смог очистить от «засидевшихся» даже прилегающие к столичной провинции, а также некоторые гарнизоны Верхней и Нижней Ливии.

Для Эйриха все эти процессы почти не имели никакого значения, потому что с восточными римлянами он воевать, в ближней перспективе, не собирался. Он был рад, что консул нашёл для себя решение давних проблем с погрязанием низших и средних командиров легионов в провинциальной коррупции и вездесущем кумовстве. Правда, это никак не решало проблему высшего командования, которую Флавий Антемий затрагивать не решился, ведь рыба гниёт с головы, как говаривал Плутарх. Проблем у консула много, а ещё у него недавно подчистую разворовали второй транш средств на строительство городской стены Константинополя…

«Могу лишь пожелать ему удачи», – подумал Эйрих, медленно кивая легионерам-инструкторам. – «От всего сердца».

Клятвы были даны, поэтому полагалось закатить большой пир.

Пир Эйриху влетел в серьёзную копеечку: в городе, вообще-то, голод, поэтому зерно на выпечку хлеба пришлось покупать втридорога, а виноторговцев Эйрих больше не называл иначе, кроме как наглыми вымогателями. Но мелочиться было нельзя, ведь пир – это показатель успешности командующего, что у римлян, что у остготов.

Около четырёх часов спустя он уже сидел во главе большого п-образного стола и пил разбавленное вино.

Под пир пришлось арендовать южную часть форума Константина, щедро заплатив городским землевладельцам, а также взяв внаём целых восемь стабул, чтобы было куда положить совсем упившихся.

Рядом с Эйрихом, по правую руку, сидел Лигариан, магистр оффиций, а по левую руку сидел примипил Русс – это наиболее уважаемые люди среди собравшихся, так как консул сослался на занятость и отказался посещать этот пир.

– … лична прослидил, чтобы тибе отправляли самые лучшии кольчуги! – пьяно вещал, заплетающимся языком, магистр оффиций. – Ты наших знаишь же? Пытались втюхать какую-то ржавчину, но я пригрозил! Взял за шею этаго ублюдка, как его… Павл, да… Я взял его за шею, этаго Павла, после чего встряхнул и сказал ему прямо в лицо: «Это важнейши заказ за паследние двацать лет, сукин ты выкормыш! И если вот это павторится ищё раз, я лична пазабочусь о том, чтоб ты стал галерным рабом! И дети тваи! И даже жина!»

– Ну, это ты, конечно, погорячился, – произнёс Эйрих.

– А ты дажи не представляш сибе, какие эти сучьи… – всплеснул руками изрядно перепивший Лигариан. – Я атвичаю тебе за качиство кольчуг! И мичи, и копьи – всё самое лучшае!

– Такое рвение не должно остаться без награды, – улыбнулся Эйрих. – Альвомир, дай мне большой кошель!

Гигант передал ему тяжёлый кошель с золотом. Эйрих вытащил пять золотых монет и вручил их магистру оффиций.

– Да не стоило, я же от чистого… – начал скромничать и смущаться Лигариан, но деньги принял.

– В будущем, когда у меня получится выполнить взятые обязательства, – произнёс Эйрих, – мне потребуется гораздо больше кольчуг и мечей с копьями. Надеюсь, ты откликнешься на мой зов.

– Да я… – выпучил глаза Лигариан и начал задыхаться от прилива чувств. – Да в любой мамент!

– Ты хороший человек, Лигариан, – покивал ему Эйрих.

– Зови меня Феофилом! – махнул рукой магистр оффиций. – Не чужие люди ведь, ха-ха!

– Это большая честь, – серьёзно произнёс Эйрих. – Соратники, поднимем же кубки в честь Феофила Вирия Лигариана!

Празднество шло своим ходом, уносили перепивших, приносили новые блюда, открывали новые бочки и укатывали уже пустые, появились гулящие женщины, какие-то посторонние мужчины – принимали всех, ведь за всё платит Эйрих.

И люди, пользуясь уникальной возможностью бесплатно поесть и напиться, отдыхали словно в последний раз.

– Русс, – позвал Эйрих старого легионера.

– Да, претор? – прожевал куриное мясо тот.

– Завтра начинаем приготовления к отправке, – произнёс Эйрих. – Как оклемаешься, проведай гавань Феодосия и начинай распределять места на кораблях. Мой раб, Ликург, заключил договор с крупным владельцем торговых кораблей – отправляемся конвоем из двадцати кораблей, в Салону.

– Я думал, что пойдём посуху, – удивился Русс. – А как же Филиппополь?

Эйрих тоже сначала думал, что пойдёт посуху, но потом понял, что мыслит слишком узко, привычно для кочевника и варвара, но неприемлемо для человека его уровня. Он простил себе эту узость, но с обещанием больше такого не допускать.

На кораблях придётся преодолеть вдвое большее расстояние, чем если бы они шли пешком, но зато многократно быстрее. После беседы с мастером Марком, не последним человеком в коллегии морских перевозчиков, Эйрих понял, что они доберутся до Салоны за шесть суток, а там можно будет погрузить пожитки и товары на купленные на месте телеги и дойти до родных земель ещё за столько же суток. В итоге они сэкономят почти два месяца, что очень ценно, ведь это путешествие в Константинополь и так изрядно затянулось…

– В Филиппополь мы не идём, – произнёс мальчик, разрезав кусок говядины на бронзовой тарелке. – Мы потеряем слишком много времени, если пойдём по дороге.

– Ясно… – вздохнул примипил Русс.

– Ты закончил все свои дела там? – поинтересовался Эйрих.

– Да, закончил, но хотелось ещё разок взглянуть на свой дом… – неохотно ответил римлянин.

Скорее всего, причина была в чём-то другом, но Эйриха это не волновало, потому что на ближайшие десять лет эти римляне обоснуются в остготском племени и будут делать свою тяжёлую работу.

– Как-нибудь в другой раз, – произнёс Эйрих. – Каков настрой твоих людей?

– Не очень рады, но готовы, – вздохнул Русс. – Но завтра я ободрю их тем, что не придётся несколько месяцев топтать дорогу.

Фрахт кораблей, как оказалось, дорогое занятие, но Эйриху хотелось поскорее вернуться домой, а ещё у него есть деньги. Ещё очень повезло, что они не задержались тут до зимы – зимой никто, кроме рыбаков, в море не выходит. Да и посуху зимой путешествовать мало радости и много проблем.

Был ещё вариант идти по Дунаю, формально он судоходен, но беда в том, что никто не соглашался идти таким количеством кораблей по такой реке – северный берег полностью под контролем варваров, на южном берегу есть лишь следовые признаки лимитанов и береговой охраны, поэтому риск нарваться очень велик, особенно во время ночных остановок.

«Увы, по Дунаю нам ходить не суждено», – подумал Эйрих. – «Не очень-то и хотелось».

– За претора Эйриха! – поднял старший дружинник Аравиг, всё ещё крепко стоящий на ногах, в отличие от своего младшего брата.

Отгер валялся лицом в блюде с жареной рыбой, мерно похрапывая.

– За претора Эйриха, славного вождя! – поддержали тост остальные дружинники.

Римляне тоже выпили, хоть и не поняли слов.

Продолжался пир до глубокой ночи, пока не кончилось вино в подвалах арендованных стабул. В городе давненько не было столь масштабных мероприятий, поэтому владельцы винных лавок оказались не готовы.

Альвомир, сидевший через два места справа, с вселенской грустью смотрел на недоеденный свиной окорок. Рот гиганта был измазан жиром, он тяжело дышал и искренне страдал: судя по тому, как выпирало его брюхо под кольчугой, он объелся и даже чуть-чуть сверх того, но принципиальная позиция безответного воздыхателя еды не позволяла ему просто так прекратить есть проперченную свинину и отправиться на боковую.

– Идём, Альвомир, пора спать, – позвал Эйрих гиганта.

– Да, деда.

В ближайшие дни они покинут Константинополь и вернутся на земли племени.

«Интересно, как там Сенат и отец?» – подумал Эйрих, покидая форум Константина.

Глава пятнадцатая. Мечи и копья

/3 ноября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

На Халкопратии, медном рынке, сейчас торгуют не только медью, но и различными ингредиентами, начиная северным янтарём, заканчивая ртутью.

– А с какой целью ты покупаешь это, юноша? – спросил Эйриха неизвестный человек в плаще с капюшоном.

Эйрих держал в руках иудейскую смолу.

– А с какой целью ты спрашиваешь у меня это, старче? – вместо ответа спросил Эйрих. – И кто ты такой?

– Меня зовут Агафоном, – представился старик. – Я изучаю суть вещей в коллегии философов Востока.

Эйрих скупил уже три таланта иудейской смолы и четыре таланта чистой серы. Возможно, эти покупки привлекли чьё-то внимание. Возможно, что не один Эйрих догадался применять смесь серы и иудейской смолы для смертельного оружия. Правда, он ни разу не слышал и не читал о применении дыма римскими легионами – ни старыми, ни новыми.

– Ты всё ещё не сказал, зачем ты спрашиваешь у меня причину покупки иудейской смолы, – нахмурил брови Эйрих.

– Мне просто интересно, – ответил Агафон.

– Интересуйся в другом месте, старик, у меня нет времени отвечать на вопросы праздно любопытствующих, – отмахнулся от него Эйрих, после чего обратил взгляд на торговца. – Уважаемый, мне нужно очень много иудейской смолы, точнее – всё, что у тебя есть.

– Всё же, я вынужден настаивать, – не отставал Агафон.

– Кто наделил тебя правом настаивать на чём-то предо мной? – резко развернулся к нему Эйрих.

– Прошу тебя, юноша, отойдём ненадолго и недалеко, – попросил старик.

– Альвомир, за мной, – скомандовал Эйрих.

Они отошли от лавки и встали у небольшого фонтана, где местные жители, обычно, берут воду.

– Я хочу знать, зачем ты тратишь моё время, – требовательно произнёс Эйрих. – Зачем?

– Иудейская смола – это важный ингредиент одного тайного оружия, – ответил Агафон. – Но ты это, как я понимаю, прекрасно знаешь.

– Допустим, – Эйрих начал напрягаться. – Ну и что?

– А то, что ты задеваешь интересы империи… – загадочным тоном произнёс Агафон.

– Покупать иудейскую смолу и серу запрещено? – уточнил Эйрих.

– Нет, но… – начал отвечать Агафон.

– Тогда какие у тебя претензии ко мне? – перебил его Эйрих вопросом.

– Никаких, – развёл руками Агафон. – Но я мог бы тебе помочь.

– Всё, что мне нужно, я могу получить и сам, – отмахнулся Эйрих.

– У тебя есть поставщики громового камня? – сильно удивился Агафон.

– Тебе до этого какое дело? – недовольно спросил Эйрих, в душе не представляющий, что такое «громовой камень».

– Готов покупать унцию громового камня по четыре унции серебра, – сразу сделал предложение «изучающий суть вещей».

Что за «громовой камень», почему он так важен для «тайного оружия»? На эти вопросы у Эйриха ответа нет, но лицо держать он будет.

– Делаю тебе встречное предложение – покупаю у тебя громовой камень, но по шесть унций серебра за унцию громового камня, – сделал контрпредложение Эйрих.

– Значит, у тебя нет поставщика, – констатировал Агафон.

– Громового камня много не бывает, – усмехнулся Эйрих.

– Истина, – слабо улыбнулся грек. – Мы вернёмся к этому разговору позже. Где я могу найти тебя?

– Ищи Эйриха Щедрого в Большом императорском дворце, – ответил ему Эйрих.

– До встречи, Эйрих Щедрый, – изобразил поклон Агафон и пошёл прочь.

Странная встреча, странный разговор. Эйрих пожал плечами и пошёл дальше, искать иудейскую смолу, которой тоже не бывает слишком много.

/6 ноября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

– Ну, как тебе? – Эйрих проверил баланс сабли и взмахнул ею несколько раз.

– Очень лёгкая, я полагаю? – предположила Эрелиева.

– Верно, но это не всё, – улыбнулся довольный Эйрих, продолжая вспоминать старые комбинации ударов. – Что ещё?

Сабля жужжала, рассекая воздух. Привычной к топору руке было легко размахивать таким лёгким и сбалансированным оружием.

– По кольчуге бить – только портить лезвие, – уверенно произнесла сестрёнка. – Значит, она нужна только, чтобы рубить безбронных.

– Верно, – кивнул Эйрих.

– Но как тогда убивать ею воина в кольчуге? – недоуменно спросила Эрелиева.

– Никак, – ответил Эйрих, после чего прекратил упражнение. – Для этого есть илд.

– Илд? – переспросила сестрёнка. – Что это такое?

– Вот это, – Эйрих закатал тряпицу и открыл вид на новый меч.

– Ого… – выдохнула Эрелиева. – Выглядит… тяжеловатым.

– Он такой и есть, – усмехнулся Эйрих. – Даже если не пробьёт кольчугу, врагу всё равно будет очень больно. Им можно ломать кости, но лучше всего использовать его для колющих ударов. При достаточно сильном уколе ни одна кольчуга не защитит.

– Ты сам это придумал? – спросила Альбоина, отдыхающая после усердной тренировки, сидя на утоптанной земле.

– Читал о чём-то таком, – туманно ответил Эйрих. – Но я точно знаю, что конному воину подобный меч нужнее спаты.

Кузнец Гектор Авл Калид, оказавшийся настоящим мастером, всё-таки сумел сделать четыре меча – два илда и две сабли. Качество их, примерно, соответствует ожиданиям Эйриха, хотя они сделаны совсем не по тем методам, к которым он привык – кузнецы тут работают иначе, решая задачи своими способами.

Римлянин отказался делиться своими секретами, но Эйрих судил по результатам: мечи достаточно прочны, чтобы хорошо выполнять возложенные на них задачи.

– Зачем ты сделал четыре меча? – спросила Эрелиева.

– Два мне, а два тому, кто покажет себя достойным, – ответил Эйрих. – Надо как следует испытать новое оружие, прежде чем делать большие заказы для всего войска.

Альбоина взглядом попросила разрешение, получила в ответ кивок от Эйриха, после чего взяла лежащий на столе илд. Отойдя на песок тренировочной площадки, она начала делать взмахи, будто орудует римской спатой.

Для её кисти меч оказался тяжеловатым, что было видно по скованности взмахов.

– Можно кисть сломать, – пожаловалась дева щита.

– Поэтому нужна подготовка, – усмехнулся Эйрих. – Завтра привезут заказ с деревянными мечами нового образца.

– Ты так уверен в своей придумке? – поинтересовалась Альбоина.

– Абсолютно уверен, – кивнул Эйрих. – Ладно, мне пора идти встречать наших новых соратников.

/6 ноября 408 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь/

Час спустя, у Храма Святой Софии, Эйрих принимал клятву верности легионеров-инструкторов.

Ситуация получилась интересная и даже в чём-то обидная.

Во-первых, всех будущих инструкторов повыдёргивали из столичных гарнизонов, буквально опустошив их от примипилов, центурионов, опционов, тессерариев и деканов.^[53] Большая часть из них, как успел выяснить Эйрих, стояли в гарнизонах, кто-то в столичном, а кто-то в городах диоцеза Фракия.

Во-вторых, поедут эти римляне вместе с семьями, коими многие из них обзавелись – это не радовало ни их, ни Эйриха.

В-третьих, согласия у них никто не спрашивал, они подневольные люди, но довольства это им не добавляло.

Логику в действиях консула Эйрих видел: обезглавив гарнизоны, он заменил засидевшихся командиров на новых, вызванных из «горячих» провинций и диоцезов. Обычно в зонах боевых действий служат те, кто не имел достаточно влияния или хитрости, чтобы перебраться в безопасные земли, где точно не будет налётов варваров.

Это не значит, что перед Эйрихом сейчас плохие воины, но не значит также, что лучшие.

Впрочем, от этих римлян, всё же, будет толк, потому что службу свою они знают крепко и в состоянии обучить остготских воинов римской военной науке.

Груз оплаты жалования и кормления этой тысячи с завтрашнего дня ложится на плечи Эйриха, что очень дорого.

«Хитрый жук, этот консул», – подумал Эйрих, глядя на покрытых бронёй римлян, стоящих в идеально ровном строю. – «Вроде сделал так, как договаривались, а одновременно избавился от засидевшихся старичков».

Легионеры ждали.

– Примипил Лузий Публикола Русс! – позвал Эйрих.

Да, знакомца из Филиппополя, которого Эйрих рассчитывал встретить на обратном пути, тоже сдёрнули с насиженного места в городской когорте и пригласили в Константинополь. Естественно, сразу с семьёй и пожитками. Вчера с ним была проведена беседа, в ходе которой Русс озвучил требования, свои и знакомых ветеранов: консул не озвучил срок службы, поэтому Эйрих должен его установить, причём в разумных пределах, ещё они отказываются воевать за остготов, поэтому будут только готовить из новобранцев некое подобие легионеров. Зарплаты он должен платить вовремя, ещё предоставить условия для жизни им и семьям.

– Я! – вышел из строя Русс.

– Готовы ли твои люди принести мне клятву? – громко спросил Эйрих.

– Готовы, претор! – стукнул себя по груди примипил.

– Приступайте! – приказал Эйрих.

Письменный договор на двух пасах пергамента, где большую часть места занимают имена инструкторов и их подписи, уже заполнен в двух экземплярах, один из которых теперь хранится у примипила Русса, которого избрали старшим над инструкторами – он оказался самым опытным из всех легионеров, ведь остальные раньше служили, преимущественно, в городских когортах и в гарнизонах, а Русс отвоевал своё в V-ом легионе «Македоника».

Выдвинутые условия Эйриха устроили, потому что ему не нужны римские легионеры. Ему нужны остготские воины, сражающиеся не хуже римских легионеров.

Единственное, что расстраивало его, так это то, что Русс и остальные, услышав, чего именно хочет Эйрих, отказались тренировать уже состоявшихся воинов.

«Переучивать – только портить», – припомнил Эйрих слова примипила.

В прошлой жизни он с таким никогда не сталкивался.

«Как я готовил свои войска?» – начал вспоминать подробности мальчик.

Система подготовки была простой и даже бытовой. С младых ногтей каждый кочевник учился ездить на лошади и стрелять из лука. Каждый мужчина, ко времени, когда пора брать жену, уже ездил на коне лучше, чем бегал, и стрелял из лука на приемлемом уровне. Если он делал что-то из этого плохо, жить ему приходилось очень тяжко, ведь без этих базовых навыков в степи совсем никуда.

Войско делилось на десятки, именуемые арбанами, сотни, именуемые джагунами, тысячи, именуемые минганами, и десятки тысяч, именуемые туменами, но Темучжин обеспечил смешение разноплеменных воинов в единые подразделения, чтобы стереть разницу между ними – для этого он приказал формировать тысячи и десятки тысяч из разных племён.

Ещё его главным достижением, недоступным и непознаваемым для остальных кочевников, было централизованное командование над всей армией – учреждение юртчи.^[54] Эти избранные люди отвечали не только за размещение воинов, но и рациональное распределение кочевий, разведку, а также планирование будущих кампаний против встречающихся по пути к последнему морю врагов.

Увы, римляне продемонстрировали, что некий аналог юртчи у них есть уже очень давно, ведь боевые действия против варваров тщательно планируются, потому что снабжение легионов, вступающих в противостояние с варварами – это истощающая нервотрёпка. У Вегеция в его «Стратегемах» описано, как можно сделать снабжение сражающихся легионов менее напряжённым. Впрочем, современные полководцы зачастую пренебрегают мудростью предков и воюют как варвары. Не потому что беспросветные дураки, а потому что способы Вегеция обходятся очень дорого в серебре и золоте.

Эйрих же обрёл решимость не жалеть денег и выстроить остготский легион по образцу старых римлян, чтобы пусть и дорого, но зато максимально эффективно на поле боя.

Но где же взять деньги?

Война – это ерунда. То, что до войны и после неё – вот что по-настоящему важно.

Размышляя над этой проблемой, Эйрих нашёл несколько способов, чтобы получать стабильные притоки денег, которых хватит на снабжение легионов и даже что-то будет оставаться на рост остготских городов.

Есть первый способ – это грабёж и завладение рабами. Нестабильно, но зато очень просто.

Восточных римлян грабить нельзя, они – это источник качественного оружия и крепкой брони, а также породистых коней. Западные римляне – этих грабить можно, но не так, как привыкли варвары.

Вот отсюда исходит второй способ – захват западноримских земель и их освоение. Стабильно, но сложновато. Нужно понять, на чём именно эти римляне зарабатывают деньги, чем торгуют и что куда продают. Заставив их работать на себя, можно заменить магистраты своими людьми, гарнизоны своими воинами, а в итоге собирать с них налоги так, будто ничего не изменилось и в Равенне, как и прежде, сидит император, только новый.

Но есть и третий способ – чистая торговля. В перспективе очень стабильно, но крайне сложно. Залезть в зерновое дело, но не так, как хотелось изначально, а по-умному. Захват Египта – это нежизнеспособная идея, влекущая конец остготского племени и самого Эйриха. Нужно найти альтернативные источники зерна, после чего начинать поставки непосредственно в Рим. Конкретных мест, где можно брать зерно, у него нет, но такие места точно есть, не может не быть.

Смертельно опасно влезать в зерновое дело, речь о еде для многих сотен тысяч римлян, а это безумные деньги, коих хватит на строительство нового Рима хоть каждые пять зим по одному, но Эйрих и не собирался лезть туда прямо сейчас. Надо встать на ноги, обзавестись, пусть и небольшой, но крепкой армией, а затем уже рисковать, вмешиваясь в интересы зерновых магнатов. Это будет настоящая война, которая потребует тщательнейшего планирования…

Отвлекшись от мыслей о будущем, Эйрих вернулся к слушанию легионерских клятв.

– … да будут тому свидетелями мои соратники!

Клятва будет действовать, как и договор, десять лет с сего дня, после чего каждый легионер-инструктор будет волен уйти или продлить договор снова.

Теперь у Эйриха начинается новый этап жизни – где он буквально ответственен за жизнь тысячи легионеров и их семей.

Забавным было то, сколько проблем с этими инструкторами пережил сам консул Флавий Антемий: прибывающие в Константинополь легионеры, узнавая, куда именно их собираются отправить, бежали из города и скрывались с семьями в отдалённых провинциях юга или даже уходили на запад. Многие, мягко говоря, не захотели жить среди варваров, поэтому, если верить консулу, суммарно он вызвал две тысячи с лишним легионеров, чтобы набрать оговоренную тысячу.

Но ему это тоже было в плюс, потому что он смог очистить от «засидевшихся» даже прилегающие к столичной провинции, а также некоторые гарнизоны Верхней и Нижней Ливии.

Для Эйриха все эти процессы почти не имели никакого значения, потому что с восточными римлянами он воевать, в ближней перспективе, не собирался. Он был рад, что консул нашёл для себя решение давних проблем с погрязанием низших и средних командиров легионов в провинциальной коррупции и вездесущем кумовстве. Правда, это никак не решало проблему высшего командования, которую Флавий Антемий затрагивать не решился, ведь рыба гниёт с головы, как говаривал Плутарх. Проблем у консула много, а ещё у него недавно подчистую разворовали второй транш средств на строительство городской стены Константинополя…

«Могу лишь пожелать ему удачи», – подумал Эйрих, медленно кивая легионерам-инструкторам. – «От всего сердца».

Клятвы были даны, поэтому полагалось закатить большой пир.

Пир Эйриху влетел в серьёзную копеечку: в городе, вообще-то, голод, поэтому зерно на выпечку хлеба пришлось покупать втридорога, а виноторговцев Эйрих больше не называл иначе, кроме как наглыми вымогателями. Но мелочиться было нельзя, ведь пир – это показатель успешности командующего, что у римлян, что у остготов.

Около четырёх часов спустя, он уже сидел во главе большого п-образного стола и пил разбавленное вино.

Под пир пришлось арендовать южную часть форума Константина, щедро заплатив городским землевладельцам, а также взяв внаём целых восемь стабул, чтобы было куда положить совсем упившихся.

Рядом с Эйрихом, по правую руку, сидел Лигариан, магистр оффиций, а по левую руку сидел примипил Русс – это наиболее уважаемые люди среди собравшихся, так как консул сослался на занятость и отказался посещать этот пир.

– … лична прослидил, чтобы тибе отправляли самые лучшии кольчуги! – пьяно вещал, заплетающимся языком, магистр оффиций. – Ты наших знаишь же? Пытались втюхать какую-то ржавчину, но я пригрозил! Взял за шею этаго ублюдка, как его… Павл, да… Я взял его за шею, этаго Павла, после чего встряхнул и сказал ему прямо в лицо: «Это важнейши заказ за паследние двацать лет, сукин ты выкормыш! И если вот это павторится ищё раз, я лична пазабочусь о том, чтоб ты стал галерным рабом! И дети тваи! И даже жина!»

– Ну, это ты, конечно, погорячился, – произнёс Эйрих.

– А ты дажи не представляш сибе, какие эти сучьи… – всплеснул руками изрядно перепивший Лигариан. – Я атвичаю тебе за качиство кольчуг! И мичи, и копьи – всё самое лучшае!

– Такое рвение не должно остаться без награды, – улыбнулся Эйрих. – Альвомир, дай мне большой кошель!

Гигант передал ему тяжёлый кошель с золотом. Эйрих вытащил пять золотых монет и вручил их магистру оффиций.

– Да не стоило, я же от чистого… – начал скромничать и смущаться Лигариан, но деньги принял.

– В будущем, когда у меня получится выполнить взятые обязательства, – произнёс Эйрих, – мне потребуется гораздо больше кольчуг и мечей с копьями. Надеюсь, ты откликнешься на мой зов.

– Да я… – выпучил глаза Лигариан и начал задыхаться от прилива чувств. – Да в любой мамент!

– Ты хороший человек, Лигариан, – покивал ему Эйрих.

– Зови меня Феофилом! – махнул рукой магистр оффиций. – Не чужие люди ведь, ха-ха!

– Это большая честь, – серьёзно произнёс Эйрих. – Соратники, поднимем же кубки в честь Феофила Вирия Лигариана!

Празднество шло своим ходом, уносили перепивших, приносили новые блюда, открывали новые бочки и укатывали уже пустые, появились гулящие женщины, какие-то посторонние мужчины – принимали всех, ведь за всё платит Эйрих.

И люди, пользуясь уникальной возможностью бесплатно поесть и напиться, отдыхали, словно в последний раз.

– Русс, – позвал Эйрих старого легионера.

– Да, претор? – прожевал куриное мясо тот.

– Завтра начинаем приготовления к отправке, – произнёс Эйрих. – Как оклемаешься, проведай гавань Феодосия и начинай распределять места на кораблях. Мой раб, Ликург, заключил договор с крупным владельцем торговых кораблей – отправляемся конвоем из двадцати кораблей, в Салону.

– Я думал, что пойдём посуху, – удивился Русс. – А как же Филиппополь?

Эйрих тоже сначала думал, что пойдёт посуху, но потом понял, что мыслит слишком узко, привычно для кочевника и варвара, но неприемлемо для человека его уровня. Он простил себе эту узость, но с обещанием больше такого не допускать.

На кораблях придётся преодолеть вдвое большее расстояние, чем если бы они шли пешком, но зато многократно быстрее. После беседы с мастером Марком, не последним человеком в коллегии морских перевозчиков, Эйрих понял, что они доберутся до Салоны за шесть суток, а там можно будет погрузить пожитки и товары на купленные на месте телеги и дойти до родных земель ещё за столько же суток. В итоге, они сэкономят почти два месяца, что очень ценно, ведь это путешествие в Константинополь и так изрядно затянулось…

– В Филиппополь мы не идём, – произнёс мальчик, разрезав кусок говядины на бронзовой тарелке. – Мы потеряем слишком много времени, если пойдём по дороге.

– Ясно… – вздохнул примипил Русс.

– Ты закончил все свои дела там? – поинтересовался Эйрих.

– Да, закончил, но хотелось ещё разок взглянуть на свой дом… – неохотно ответил римлянин.

Скорее всего, причина была в чём-то другом, но Эйриха это не волновало, потому что на ближайшие десять лет эти римляне обоснуются в остготском племени и будут делать свою тяжёлую работу.

– Как-нибудь в другой раз, – произнёс Эйрих. – Каков настрой твоих людей?

– Не очень рады, но готовы, – вздохнул Русс. – Но завтра я ободрю их тем, что не придётся несколько месяцев топтать дорогу.

Фрахт кораблей, как оказалось, дорогое занятие, но Эйриху хотелось поскорее вернуться домой, а ещё у него есть деньги. Ещё очень повезло, что они не задержались тут до зимы – зимой никто, кроме рыбаков, в море не выходит. Да и посуху зимой путешествовать мало радости и много проблем.

Был ещё вариант идти по Дунаю, формально он судоходен, но беда в том, что никто не соглашался идти таким количеством кораблей по такой реке – северный берег полностью под контролем варваров, на южном берегу есть лишь следовые признаки лимитанов и береговой охраны, поэтому риск нарваться очень велик, особенно во время ночных остановок.

«Увы, по Дунаю нам ходить не суждено», – подумал Эйрих. – «Не очень-то и хотелось».

– За претора Эйриха! – провозгласил старший дружинник Аравиг, всё ещё крепко стоящий на ногах, в отличие от своего младшего брата.

Отгер валялся лицом в блюде с жареной рыбой, мерно похрапывая.

– За претора Эйриха, славного вождя! – поддержали тост остальные дружинники.

Римляне тоже выпили, хоть и не поняли слов.

Продолжался пир до глубокой ночи, пока не кончилось вино в подвалах арендованных стабул. В городе давненько не было столь масштабных мероприятий, поэтому владельцы винных лавок оказались не готовы.

Альвомир, сидевший через два места справа, с вселенской грустью смотрел на недоеденный свиной окорок. Рот гиганта был измазан жиром, он тяжело дышал и искренне страдал: судя по тому, как выпирало его брюхо под кольчугой, он объелся и даже чуть-чуть сверх того, но принципиальная позиция безответного воздыхателя еды не позволяла ему просто так прекратить есть проперченную свинину и отправиться на боковую.

– Идём, Альвомир, пора спать, – позвал Эйрих гиганта.

– Да, деда.

В ближайшие дни они покинут Константинополь и вернутся на земли племени.

«Интересно, как там Сенат и отец?» – подумал Эйрих, покидая форум Константина.

Глава шестнадцатая. Дорога домой

/8 ноября 408 года нашей эры, г. Константинополь/

Странный знакомец с Халкопратии, Агафон, прибыл через два дня, причём визит его был осуществлён без каких-либо предупреждений, он просто пришёл к палатам Эйриха. Вероятно, этот «изучающий суть вещей» тоже живёт в гостевых палатах Большого императорского дворца и свободно по нему перемещается. Это значило, что секрет «громового камня» действительно касается тайн империи.

– Вот здесь тридцать шесть унций громового камня, – сказал Агафон, поставив на стол деревянную шкатулку. – Мы договорились по шесть унций серебра за одну унцию громового камня, если я правильно помню.

– Договорились, – кивнул Эйрих.

Он вытащил из-под стола тяжёлый ящик со сбережениями, после чего начал отсчитывать и взвешивать на весах монеты.

– Десять мин серебра золотом, можешь перепроверить, – подвинул Эйрих монеты к Агафону. – И девять унций серебром.

– С тобой приятно иметь дело, – усмехнулся философ. – Следующая поставка будет только через полгода, как только прибудут купцы с юга.

Эйрих, через Феомаха и Лигариана, узнал всю подноготную этого так называемого «громового камня». Оказалось, что единственным его источником является Индия, где, как говорят слухи, его тоже мало, но достаточно, чтобы продавать в другие страны.

Пришлось купить дорогостоящий трактат «Узоры» авторства Секста Юлия Африкана, доступный в императорской библиотеке, причём в списке, где были лишь обрывочные сведения о применении громового камня. Горячо заинтересованный Эйрих узнал оттуда, что громовой камень входит в состав некоего «мидийского водного огня», куда входят сера, чистая зола, горная соль, пирит и иудейская смола. Этот «водный огонь» использовали в войне, чтобы поджигать вражеские корабли. Не совсем то, что нужно Эйриху, но тоже полезные сведения.

Также удалось узнать, из труда египетского жреца Манефона, именуемого «О природе», что громовой камень неплохо взрывается, если быть недостаточно осторожным и допустить его поджиг.

Из «Узоров», Эйрих выяснил, как именно мидийцы применяли свой «водный огонь» – они помещали смесь в тонкостенные глиняные горшочки, поджигали их и метали во вражеские корабли, а пламя от них продолжало гореть даже на воде, поэтому корабли уничтожались надёжнейшим образом.

Эйрих посчитал, что его идея применения иудейской смолы намного надёжнее и эффективнее, потому что на море он воевать не планировал, но, тем не менее, можно было что-то придумать с поджиганием городов…

Покупка баснословно дорогого громового камня же была обусловлена необходимостью экспериментов. Возможно, что он придаст неких новых свойств иудейской смоле и позволит полностью раскрыть её сокрушительный потенциал, но это выяснять он будет уже дома, в спокойной обстановке.

– Может, тебя заинтересует горная соль? – спросилдовольный Агафон.

– Едва ли, – покачал головой Эйрих. – Значит, ты хочешь сказать, что вы уже давно производите «мидийский водный огонь»?

– Я ничего не хочу сказать, – усмехнулся грек. – И нет, «мидийский водный огонь» у нас считается наследием старины. Выходит, что ты следуешь старому рецепту?

– У меня свой рецепт, – произнёс Эйрих. – Но было бы интересно узнать, чего добились вы.

– Не в моей власти раскрывать подобные тайны… – развёл руками Агафон. – Скажу лишь, что если твой рецепт подобен мидийскому, то ты напрасно разбазариваешь громовой камень. Есть, скажем так, лучшие способы его применения в рецепте.

– Понимаю, – вздохнул Эйрих. – Что ж. Был рад увидеться и заключить выгодную сделку.

– Взаимно, – поклонился Агафон. – Слышал я, что ты скоро покидаешь город?

На зафрахтованных^[55] кораблях уже несколько дней размещаются грузы и люди, что было непростым делом, ведь судовладелец занимался зерном и его трюмы не были приспособлены к транспортировке живых людей и их пожитков.

Удалось неплохо сэкономить тем, что переданных консулом рабов и табун лошадей отправили по суше, в сопровождении сотни легионеров-инструкторов и тридцати дружинников Эйриха. Вели их старший дружинник Хродегер и надёжный человек Русса – центурион Тит Скавр. Эйрих разрешил им использовать коней из стада для верховой езды, чтобы легче было отлавливать пытающихся сбежать или отражать возможные атаки снующих по южному берегу отрядов варваров. Для этого пришлось купить сбруи и сёдла, но это не напрасная покупка, хотя в племени можно было купить намного дешевле.

– Да, – не стал отрицать очевидный факт Эйрих.

– Когда-нибудь мы с тобой увидимся, – уверенно произнёс грек. – Возможно, даже обменяемся рецептурами «огней».

– Возможно.

Грек покинул палаты Эйриха, а мальчик вернулся к прерванным размышлениям: он с нетерпением ждал возможности отправиться в первое в его этой и прошлой жизни морское путешествие. Оно обещало быть интересным и запоминающимся.

/10 ноября 408 года нашей эры, Адриатическое море/

Ни на миг не прекращающаяся качка корабля, резкий и вездесущий запах морской соли, вонючая смола, ляпающая руки, стоит только опереться не на то место, противно кричащие чайки, тошнота, головокружение и медленно ползущее вперёд время – это вещи, от которых невозможно избавиться во время плавания на корабле.

– Проклятое море… – прохрипел Эйрих, вытирая рот рукавом. – Альвомир, дай мне выпить…

Гигант, прекрасно чувствующий себя на палубе, более того, наслаждающийся необычным и необременительным путешествием, передал ему бурдюк с разбавленным вином. Эйрих сделал несколько глотков, прополоснул рот, после чего вернул бурдюк Альвомиру.

Всего три дня в море, а Эйриху уже очень сильно хочется на берег, чтобы под ногами ничего не качалось, чтобы не мутило, ну и вынужденное бездействие, наконец-то, прекратилось.

Изначально он планировал, что будет писать свою книгу, но из-за кинетоза,^[56] как назвал эту болезнь раб Ликург, тяжело даже держать в руках перо, но ещё тяжелее связывать мысли между собой.

Всё, что Эйрих напланировал на это время вынужденного бездействия, теперь пошло псу под хвост, поэтому ему только и оставалось спать и страдать.

Болезнь, по заверениям Ликурга, несмертельна и пройдёт в течение пары дней после возвращения на земную твердь.

Один из моряков вылил блевотину Эйриха за борт, после чего начал драить палубу тряпкой и морской водой из второго ведра – мальчик опрометчиво позавтракал сразу после подъёма, поэтому рвать ему было чем.

Вернулся на корму, где располагался балкон с местом для судоводителя и знатных пассажиров – Эйрих, как раз, такой. На лежаках, приколоченных к палубе, валялись Эрелиева, Альбоина, Феомах, а также Татий – их тоже скосил кинетоз, беспощадный к новеньким на море.

«Но как с этим справляются остальные?» – задался вопросом Эйрих. – «Альвомир – этот ладно, его даже не каждый удар топором по шлему выводит из равновесия, но моряки и кормчий…»

У Галена о кинетозе нет ничего, врачеватель, видимо, если и освещал этот вопрос, то точно не в трактате «О назначении частей человеческого тела».

Рухнув на мягкий лежак, Эйрих закрыл глаза – это немного помогает.

«Как напиться?» – подумал он. – «Жара, рвота, головная боль – лучше бы пошли посуху».

От прямого жара спасал навес над балконом. Судоводитель и главный человек на корабле, Нумерий Панса, лежал на самом удобном ложе из доступных и с ленцой поедал засушенные фрукты, запивая их разбавленным вином.

– Всё ещё не полегчало? – с той же ленцой осведомился Панса, бросив взгляд на Эйриха.

– Нет… – ответил тот.

– Значит, пройдёт после того, как сойдёшь на землю, – пожал плечами судоводитель. – Эй, Спартак, освежи курс!

Эйриху сейчас было не до любопытства, поэтому он даже не стал открывать глаза, чтобы посмотреть на то, как навигатор будет делать свою работу. Потому что Эйрих уже решил для себя, что больше он на корабль, без веских причин, не взойдёт. Отправлять других – сколько угодно, но сам – ни ногой.

«Три-четыре дня и мы на суше…» – подумал Эйрих.

Волевым усилием заставив себя не думать, мальчик постепенно заснул.

/14 ноября 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Далмация, г. Салона/

Бледный Эйрих, потерявший за последние дни несколько фунтов веса, сел на земную твердь и довольно улыбнулся. Рядом с ним рухнула Эрелиева, а за ней и Татий.

Альвомир смотрел на них с искренним сочувствием во взгляде – грозный снаружи, гигант был очень добрым и сентиментальным внутри, поэтому сострадал Эйриху и остальным, мучимым кинетозом.

– Наконец-то… – прошептал Эйрих, после чего понял, что это было опрометчивым действием.

Опрометчивым потому, что после этого он испытал очередной приступ рвоты, сложился пополам и извергнул разбавленное вино на мощёный причал. Это послужило условным сигналом для Эрелиевы и Татия, последовавшим его примеру. Феомах продержался целых две минуты, но, увидев, как Татий извергнул из себя плохо пережёванный горох напополам с мясной кашицей серого цвета, тоже сложился и начал блевать ранним завтраком.

Выгружающиеся на причал остготские воины, некоторые из которых тоже были мучимы неожиданной болезнью, присоединились к стихийному порыву и мощёный причал «украсился» дополнительными пищевыми пятнами.

– Чё, город настолько хреново выглядит? – усмехнулся некий светловолосый легионер, стоявший у ящиков.

Говорить Эйриху не хотелось, поэтому он лишь вяло отмахнулся, с утробной отрыжкой выплеснул ещё одну порцию разбавленного вина, вытер рот рукавом и разогнулся.

– Грузы… взять под охрану, – приказал он неестественно бледному Аравигу. – Все ждите здесь, я всё улажу… Инцитата вывести, дать погулять…

Как бы ни было тяжело, у Эйриха ответственность, поэтому слабость была подавлена волевым усилием, он окончательно взял себя в руки и превратился в храброго и мудрого вождя, каким ему пристало быть.

– Раз ты здесь стоишь и тебе, явно, нечем заняться, – посмотрел Эйрих на легионера, откинувшегося на большой товарный ящик. – Не подскажешь, где в этом городе можно разместить две тысячи четыреста с лишним человек?

– Это не ко мне, – произнёс тот. – Я человек маленький, охраняю грузы.

– Ясно, – Эйрих потерял к нему интерес.

– Но ты бы поспрашивал в термах – я тебе отвечаю, что владелец терм, господин Фауст Кавдекс, заправляет всеми стабулами и кумпонами города, – нашёлся легионер.

– Тебя как зовут? – спросил Эйрих.

– Сервием папка прозвал, – ответил легионер.

Светловолосый, кудрявый, на вид где-то двадцать зим, облачён в кольчугу и шлем, щита нет, зато на поясе висит гладий. Выглядит как типичный римлянин-простолюдин, с постным лицом, не обременённым тяжкими и глубокими размышлениями. Ростом он лишь чуть выше Эйриха, значит, в комитатском легионе Сервию точно не служить, потому что вряд ли он в ближайшее время вырастет ещё на полголовы. Да и конституцией тела он тоже не вышел: его предел городской гарнизон, даже не городская когорта.

– Претор Эйрих Ларг, – представился Эйрих. – Так как мне пройти к термам?

– Акведук видал? – спросил Сервий.

– Вижу, – кивнул Эйрих, посмотрев на юго-восток.

Акведук брал начало в местной реке, откуда разветвлялся на два направления: одно шло на юго-запад, к большому дворцу, а одно шло на север, к большому двухэтажному комплексу, который, судя по всему, являлся термами.

– Он ведёт к большой цистерне, рядом с которой большие термы, – продолжил Сервий. – Вот тебе не туда, значится.

– А куда? – недоуменно вопросил Эйрих.

– Тебе к малым термам, что у форума, – ответил Сервий. – Это недалеко, вон там, где колонна торчит.

– Благодарю за информацию, – Эйрих передал легионеру полсиликвы.

– Так я за всегда, в любой момент обращайся! – обрадовался Сервий. – Расскажу и покажу всё, что надо!

– Буду иметь в виду, – кивнул Эйрих. – Прощай, Сервий.

– Доброго здоровья тебе, претор Эйрих! – стукнул себя по груди кулаком гарнизонный легионер.

Пока шла их беседа, к причалу пришвартовалась очередная корбита^[57]

Салона была… колоритной. Пусть Эйриху сейчас было не до любования красотами, как бы желудок ненароком не опорожнить, но всё же он сумел оценить свежую брусчатку в портовой зоне, а также красоту зданий на безымянной улице, идущей вдоль морского берега: тут и пытающийся быть незаметным лупанарий,^[58] к которому вели указатели, в виде фаллических символов, выбитые на брусчатке и даже стенах зданий, тут и трёхэтажные инсулы, сильно отличающиеся от тех, что Эйрих видел в Константинополе – в столице инсулы жались друг к другу и выглядели ветхо, а тут они строились капитально и выглядели опрятно, но главное, что бросалось в глаза своей яркостью и привлекательностью – это таберны, встроенные в инсулы и иные здания. Торговые лавки Салоны явно переживают хорошие времена, потому что товара в них много, как и покупателей.

До малых терм идти было действительно недалеко. За небольшим форумом, даже близко не походящим на тот же форум Феодосия, находилось компактное здание терм, возле которых ходили чистые и довольно улыбающиеся горожане.

Эйрих, несмотря на открытые трудами Клавдия Галена сведения, термами пренебрегал. Виной всему были эйриховские убеждения из прошлой жизни: для него было форменным безумием загрязнять речную или озёрную воду грязью с волос и тела – духи разгневаются и причинят тебе, в отместку, такие страдания, что впредь будешь обходить реки седьмой дорогой. Но это не значило, что он ходил и вонял.

Для гигиены Эйрих использовал оливковое масло, за неимением избытка животного жира. Намазываясь маслом с ног до головы, он брал чистый речной песок и оттирался им до полного исчезновения грязи. И вот после этого он брал немного воды из реки, читал охранительный заговор и быстро смывал с себя остатки масла и песка. Дальше он надевал чистое бельё и ходил посвежевшим до следующей помывки.

Римлян же, рискующих здоровьем в термах, он искренне не понимал. То есть теперь, после чтения трудов Галена, понимал, но позицию их не принимал. Это мало того, что неуважительно к речным духам, так ещё и очень опасно. Впрочем, навязываться и учить их жизни он не собирался – если что-то вдруг, то сами виноваты.

– Доброго здоровья тебе, уважаемый, – обратился Эйрих к упитанному римлянину, сидящему на лавке и оттирающемуся полотенцем.

– И тебе того же, юноша, – благосклонно кивнул ему римлянин.

– Где я могу найти владельца этих терм, Фауста Кавдекса? – поинтересовался Эйрих.

– Вон он сидит, со святым отцом Македонием, – указал римлянин на двух почтенных мужей, сидящих через три лавки.

– Премного благодарен, – с признательностью кивнул ему Эйрих.

Владелец малых терм и священник о чём-то горячо спорили, поэтому мальчику пришлось подождать паузы в диалоге, набирающем обороты.

Спорили они о язычниках. Точнее о конкретном язычнике, клиенте Фауста Кавдекса, уличённом в посещении храма Юноны. Клиента зовут Авл, он почти в открытую проводит запрещённые ритуалы, что сильно не нравится святому отцу Македонию, ссылающемуся на запретительный закон императора Флавия Аркадия, ставящий целью прекратить всякие языческие ритуалы.

Как патрон, Кавдекс отвечает за поступки и проступки своего клиента, поэтому сейчас пытается отрицать причастность Авла к язычеству, заверяя, что бедолагу, скорее всего, заманили в храм Юноны какие-то злые люди и сам бы он точно никак и никогда.

– Ты чего хотел, сын мой? – священник вдруг обратил внимание на Эйриха.

– Претор Эйрих Ларг, – представился мальчик. – У меня дело к уважаемому Фаусту Кавдексу, касательно размещения моих людей в его стабулах и кумпонах.

– Прямо-таки во множественном числе? Именно в стабулАХ и кумпонАХ? – удивился владелец малых терм. – Сколько у тебя людей?

– Две тысячи четыреста тридцать семь, – ответил Эйрих.

– Ты сейчас не шутишь? – недоверчиво уточнил Кавдекс.

– Мы только прибыли в Салону на двадцати кораблях, легионер Сервий посоветовал обратиться к тебе, так как только ты можешь разрешить эту задачу, – пожал плечами Эйрих. – Итак?

– Святой отец, я вынужден отложить наш спор на вечер, – посмотрел Кавдекс на отца Македония. – Дело вынуждает.

Священник был недоволен таким развитием событий, он с неприкрытой неприязнью посмотрел на Эйриха, но затем кивнул.

– Так и быть, до вечера, – встал отец Македоний с лавки. – Но мы должны разобраться в этом сегодня же.

– Непременно, – кивнул Кавдекс.

Религиозный деятель ушёл в сторону издалека видимой базилики, а владелец малых терм перевёл испытующий взгляд на Эйриха:

– Ты точно не шутишь?

– Моё прозвище Щедрый, а не Обманщик, – произнёс Эйрих. – Нам срочно нужно размещаться на ночь, поэтому я бы хотел сразу перейти к делу.

Видимо, таких крупных заказов у Кавдекса ещё не было, раз он не может поверить в свалившуюся удачу с первого раза.

– У меня как раз есть свободное время, – произнёс римлянин. – Пойдём в порт.

Когда Фауст Кавдекс удостоверился, что Эйрих действительно не обманывает его, началась процедура размещения всей этой прорвы людей в стабулах и кумпонах, не рассчитанных на такое количество людей – пришлось договариваться с другими дельцами, дабы они тоже предоставили свои дворы.

Уже после заката, проблема была решена и всех легионеров с семьями разместили по всему городу, а Эйрих начал переходить рамки приличий: ночью никто дел не ведёт, но постой обходится слишком дорого, поэтому он вынужден беспокоить отдыхающих людей, которые могут продать телеги и лошадей.

Так дела никто не ведёт, даже сам Эйрих, в иной ситуации, предпочёл бы отложить это до утра, но каждый день постоя будет обходиться ему очень дорого, поэтому надо уложиться хотя бы в два-три дня, после чего отправляться домой.

Нужно очень много телег, много лошадей и ослов, но это тоже не напрасные траты – потом всё это будет продано остготам, а прибыль занесена в казну.

Беседуя с недовольными торговцами, которые были очень не рады тому, что в их дома стучится какой-то варвар, желающий что-то срочно купить, Эйрих окончательно выбился из сил.

С другой стороны, ощущение земной тверди быстро вернуло ему силы и избавило от тошноты и головокружения, но не от головной боли.

Когда стало совсем неприлично, Эйрих завалился спать в домусе Фауста Кавдекса, который просто не мог не принять на ночь такого важного покупателя. Он даже настаивал на том, чтобы Эйрих остановился в его гостевых покоях, потому что иной исход означал для него урон чести как хозяину.

Утром Эйрих продолжил кипучую деятельность.

Выкупив, за неприличные деньги, всё, что может ездить и возить груз, он вывел часть легионеров из города, поставив их полевым лагерем, охранять телеги с грузами.

Провозившись с этим до самой ночи, он снова лёг спать поздно, а утром вновь проснулся рано и продолжил интенсивную работу. И так до победного конца.

/17 ноября 408 года нашей эры, провинция Далмация/

Кавдекс был не рад уходу такого числа постояльцев, хотя понимал, что вечно такое счастье длиться не может. Золотые дни закончились, поэтому Салона, взбудораженная внезапно прибывшей прорвой людей, вновь успокоилась.

Но солидно обогатился не только владелец малых терм, а ещё и различные торговцы.

Эйрих уличил момент и нашёл возможность купить дополнительные две сотни комплектов кольчужной брони, проданные ему из-под полы, а также сотню щитов, два десятка мечей и полторы тысячи плюмбат. Всё это покупалось у начальника городского гарнизона, Нумерия Ланата – человека жадного, но осторожного. Коррупция глубоко проникла в общество римлян, поэтому Эйрих, имей он хотя бы пару-тройку недель, сумел бы договориться о куда большем закупе оружия и броней, но он такого количества времени не имел, хотя, на всякий случай, обнадёжил Ланата перспективами дальнейшего сотрудничества.

Сейчас они шли по римской дороге на город Сисцию, от которой нужно повернуть на запад, дойти до Эмоны, а от неё уже следовать на северо-восток, чтобы добраться до остготских земель.

Эйрих отправил конных гонцов, чтобы сообщить отцу и Сенату, что они уже очень близко и скоро будут дома.

«Несмотря на то, что морем идти плохо, это было очень быстро», – вынужден был признать Эйрих, восседающий сейчас на Инцитате.

Конь тоже был доволен тем, что ужасающее морское путешествие было закончено, но не понимал, что избежал такой ценой двухмесячного путешествия по суше.

– Интересно, как там сейчас, дома? – спросила едущая рядом Эрелиева.

– Скоро узнаем, – произнёс Эйрих.

Глава семнадцатая. Пир

/24 ноября 408 года нашей эры, провинция Паннония/

«Наконец-то дом…»

Эйрих спешился и окинул взглядом заметно разросшуюся деревню. Родная хибара прибавила несколько комнат, обзавелась оградой и стала выглядеть гораздо приличнее. И ещё она теперь находилась в центре, а не на окраине – прибавилось новых хибар, причём существенно.

На окраине, где прибывших встречали радостными возгласами, появились некие мастерские, где шла усердная и громкая работа, а ещё, у дома старика Берканана, появилось нетипичное для готов здание – что-то наподобие маленького крытого форума, где под навесами стояли прилавки с товарами. Внутри шла торговля, что-то покупалось и продавалось, внешне напоминая картину с римских форумов. Необычно и удивительно, потому что раньше, во всяком случае, до отъезда Эйриха, ничего подобного и близко не было.

«Они что, действительно собираются тут обосновываться?» – с недоумением подумал Эйрих. – «Что же такого произошло?»

– Эйрих! Сын! – вышел из бражного дома Зевта.

Об их прибытии было известно заранее, потому что Эйрих отправил конного гонца. Поэтому соплеменники встречали их большими толпами вдоль деревенских улиц, а в центре деревне были видны признаки больших приготовлений к предстоящему пиру.

Зевта, за прошедшие пять месяцев неплохо прибавил в весе, примерно десять-пятнадцать фунтов минимум, но видно, что вместе с жиром пришли и мышцы – занятиями он пренебрегать не мог, потому что дружина всё видит и физически слабый вождь, несмотря на все его консульские полномочия, которые простым людям не совсем понятны, долго во власти не продержится.

Одет отец был в пластинчатую броню с крупными пластинами и богато украшенный римский шлем, примечательный мастерской гравировкой и позолотой. От топора он, судя по всему, уже отказался, поэтому на поясе его висит римская спата.

Борода аккуратно подстрижена, скорее всего, похлопотала Тиудигото или Фульгинс, вторая жена Зевты. Стрижен он коротко, видимо, внял Эйриху, когда-то вычитавшему, что римляне стригутся коротко не просто так, а чтобы противник не мог схватить тебя за копну грязных волос и перерезать твою беззащитную глотку.

Консул остготского народа был искренне рад увидеть сына, который покинул родные края почти полгода назад и вернулся, судя по всему, безумно богатым человеком.

– Отец, рад тебя видеть, – обнял Эйрих Зевту.

– А ты возмужал! – крепко стиснул его в объятиях отец. – Чувствую крепость в твоём теле! Ох, молодец! Посмотрите на него! Это мой сын!

К ним подошла Эрелиева.

– Эрелиева, девочка моя!!! – разомкнул объятия Зевта и кинулся обнимать дочь. – Иди ко мне, дай обниму тебя!

Начала собираться большая толпа, выжившие дружинники начали расходиться к родичам и близким, а легионеры-инструкторы, возглавляемые Лузием Публиколой Руссом, не знали, куда себя деть.

– Отец, мне нужно разместить наших новых соратников, – сказал Эйрих отцу. – Поговорим сразу же, как я решу эту проблему.

– Конечно, Эйрих! – похлопал его по плечу Зевта. – Дело – прежде всего!

– Русс, войско в походную колонну и за мной, – приказал Эйрих.

Уже выделено место к северу от деревни, неплохая поляна, ранее мысленно определённая Эйрихом под распашку, где будет настоящий каструм, как у старых римлян.

Вот туда-то они и направились.

– Как там должно быть дальше? – тихо спросил Эйрих у Русса, когда они прибыли на место.

– Надо дать приказ на разбитие каструма, – так же тихо ответил примипил. – «К разбитию лагеря приступить!» – громко и чётко. Потом «Центурионы – ко мне!» – после чего назначаешь ответственных за караулы и распределяешь дежурства между центуриями. И лучше начни по старшинству.

«Старшинство» – это порядковый номер центурии, обозначающий привилегированность центурии и боевые качества легионеров, служащих в них. В тысяче инструкторов тоже было деление центурий по старшинству, причём ценность легионеров определял лично Русс, с докладом Эйриху, чтобы он знал, что за люди у него в подчинении.

– К разбитию лагеря приступить! – громко скомандовал Эйрих. – Центурионы – ко мне!

Легионеры уже сами прекрасно знали, что нужно делать, поэтому начали разбирать сложенные шатры с телег, чтобы по команде начать разбитие лагеря. Здесь своя дружественная территория, поэтому вооружённых центурий, осуществляющих боевое охранение, выделено не было, но в будущем таковые будут выделяться неукоснительно.

– Распределить караулы, – заговорил Эйрих, когда центурионы выстроились перед ним. – Караульную службу первыми начинают легионеры первой когорты.

Дежурить раз в девять дней – это, как сказал Русс, что-то вроде послабления, а в древности, старые легионы, всегда находили, чем «увлечь» личный состав. Естественно, в современных легионов ничего такого нет, дисциплина мягкая и слабая, поэтому нынешние римские легионы лишь жалкая тень былого.

«Мы всё исправим», – с уверенностью подумал Эйрих. – «Остготские легионы будут лучше римских, вровень с октавиановскими или даже сильнее».

– Претор, касательно устройства лагеря… – с некоторой неловкостью заговорил Русс. – Надо назначить ответственного…

– Примипил Секст Северус! – выбрал Эйрих одного из самых опытных легионеров.

Крепкий черноволосый мужчина зим пятидесяти, с серией шрамов на лице и руках, сделал шаг из строя и ударил себя кулаком по груди. Карие глаза смотрят холодно, а по лицу его видно, что он уже слишком далеко ушёл по воинской стезе и больше не мыслит иной жизни. У Северуса, в отличие от других примипилов, нет ни жены, ни известных ему детей, он буквально образцовый легионер. Правда, он всю свою службу максимум отражал набеги задунайских варваров на диоцез Фракия, поэтому не может похвастаться участием в крупных кампаниях.

– Назначаю тебя ответственным за обустройство лагеря, – дал приказ Эйрих. – Распредели обязанности между остальными и приступай.

Никто так не формирует новые легионы. У Октавиана и Вегеция написано, что новые легионы формировали, забирая из старого легиона минимально необходимое количество центурионов, которые должны будут вырастить деканов, тессерариев и прочих легионных специалистов в подготовительный этап, после чего новый легион можно будет называть легионом. И даже так учреждение легиона происходило не каждое столетие, а главным рекордсменом по количеству сформированных легионов был Гай Юлий Цезарь, создавший тринадцать легионов, а после него идёт принцепс Октавиан Август, создавший двенадцать легионов. Впрочем, в итоге больше всех легионов создал именно Октавиан Август, потому что он снова сформировывал некоторые легионы своего двоюродного деда, разогнанные после убийства ставшего ненадолго пожизненным диктатором Цезаря.

Формирование или воссоздание легиона – это небыстрое дело, требующее больших денег и ресурсов. Римляне подходили к такому делу основательно и только при совпадении всех условий.

У Эйриха же получалось, что тысяча инструкторов будут работать над подготовкой одного легиона, что чрезмерно и нерационально. Было бы чрезмерно и нерационально, не будь остготы в особой ситуации, когда новый легион нужен срочно, буквально в следующем году.

– Родных и близких разместить в отдельных шатрах, шатров хватит на всех, – продолжил Эйрих. – Примипил Русс, выдели центурию для добычи леса – нам разрешено использовать для своих нужд лес к западу. Ожидаю начала строительства образцового каструма через три дня.

– Будет сделано, претор, – заверил его Русс.

– Выполняйте, – кивнул Эйрих и направился обратно в деревню.

Пока он занимался организационными вопросами, в деревне уже начался праздник.

– Отец, – Эйрих вошёл в бражный дом, где было почти не протолкнуться.

– Сын! – помахал ему рукой Зевта. – Проходи, садись рядом!

Мальчик сел по правую руку от отца и принял рог с вином. Есть хотелось, поэтому он не отказался от предложенной запечённой со специями куропатки.

Окружающие соплеменники были одеты гораздо богаче и красивее, чем раньше: либо очень успешные набеги, либо их, наконец-то, заметили римские купцы.

– Рассказывай, сын! – весело воскликнул уже подвыпивший Зевта. – Всем тихо!

В кратчайший миг возникла тишина.

– Начать следует с того, что мы спокойно дошли до Филиппополя, что в диоцезе Фракия, – заговорил Эйрих. – По пути нас никто не беспокоил, но было сложно найти ночлег, потому что римляне предпочитали разбегаться перед нашим приходом…

Его слова вызвали весёлый смех.

– … на месте, при помощи римлянина Татия, я сразу же познакомился с Соломоном Атратином Приском, викарием диоцеза, – продолжил Эйрих. – Он предложил мне два таланта серебра за отражение набега вандальского рода асдингов.

– И ты согласился? – с горячим интересом спросил отец.

– Два таланта серебра же! – усмехнулся Эйрих. – И ты бы согласился!

Снова волна смеха всех присутствующих – люди и так любят истории о богатстве, воинской доблести и победах, но больше всего ценимы такие истории, поданные в юмористической форме.

– Дальше рассказывай, не томи! – поторопил его Зевта.

– Асдингов, как оказалось, было пять тысяч, а у меня всего четыреста воинов, могущественных, умелых, но четыреста, – продолжил свой рассказ Эйрих. – Пришлось прогуляться на север, к Дунаю, чтобы прояснить, что происходит на южном берегу и выставить тайные дозоры. И действительно, вандалы уже готовились к пересечению реки и большому набегу. Мы поймали одного разведчика, звали его Гайзарихом, он рассказал нам всё.

– Я же всегда говорил! – воскликнул уже изрядно пьяный Торисмуд, сенатор из белой фракции. – Эйрих – умный муж, думающий неро… нео… как там?

– Неординарно, – подсказал Эйрих.

– Ха! Что я говорю! – всплеснул руками старик.

– Мы позволили двум с половиной тысячам вандалов перебраться через Дунай и встать лагерем, – Эйрих сделал паузу на глоток вина из рога тура. – Напали мы ночью…

– Четырьмя сотнями на две с половиной тысячи?! – поражённо воскликнул отец Григорий. – Не может быть такого!

– Так всё и было, – улыбнулся Эйрих. – Я использовал купленные в Филиппополе амфоры с дёгтем, чтобы создать дым, которым, как и в тот раз, с римскими ауксилариями, удушить врагов и снизить им видимость, пока мои воины подбираются поближе. Когда дым рассеялся, мы атаковали и разбили асдингов, убив их вождя и вынудив немногочисленных выживших тонуть в Дунае.

На этот раз повисла тишина. Все знали, что Эйрих очень редко шутит, поэтому никто не мог понять, шутит он сейчас или нет. Но история звучала слишком фантастически, чтобы поверить в неё сразу.

– Я был там, – произнёс Иоанн Феомах. – И есть ещё пять десятков доблестных воинов, которые были там.

Сам римлянин в бою не участвовал, но действительно всё видел. Издалека.

– Это не шутка, мы действительно разбили асдингов и получили два таланта серебра в награду, – продолжил Эйрих. – Но это было ещё не всё, потому что в Филиппополь, пока мы занимались асдингами, прибыл гонец от консула Флавия Антемия, это второй человек в Восточной империи. А дальше…

С этого момента его никто больше не перебивал, все слушали, а некоторые даже приоткрыли рты в изумлении. Эйрих во всю использовал подтянутые за прошедшее время ораторские навыки, а также поймал себя на мысли, что очень хорошо и красиво описывает произошедшие события – навык написания собственной книги, где требуется чётко и понятно излагать свои мысли, при этом сохраняя хоть какую-то красоту слога, этому неплохо способствовал.

История о схватке Альвомира с франком Трасамундом, ныне покойным, вызвала восхищение и повышенное внимание к, полностью погружённому в поедание кабанятины, гиганту. А когда Эйрих рассказал о том, как Альвомир истребил убийц римского императора, с коим Эйрих даже не успел познакомиться, гигант попал в центр обсуждения, а отец, пребывая в умилении и гордости за своего соплеменника, проявил невиданную щедрость и подарил золотое ожерелье с собственной шеи.

– … и тогда я решил, что надо идти морем, но горько пожалел об этом, – подошёл Эйрих к финалу истории об их путешествии. – Меня поразила болезнь, о причинах которой никто и ничего не знает, кроме того, что она начинается в ходе плавания на корабле. Зато сэкономили почти два месяца.

В бражном доме было душно, хотя все ставни уже давно открыли. Народу много, воняет брагой, которую никто не переставал пить, но сильнее всего тут пахло жареным мясом.

Не ускользнуло от внимания Эйриха присутствие явных кочевников, скорее всего, гуннов, празднующих прибытие путешественников вместе со всеми. Этот вопрос следовало прояснить чуть позже. Если это очередные «торговцы», то надо будет как-то проверить на вменяемость отца и сенаторов.

– Да уж… – произнёс отец Григорий. – Отрадно, что всё закончилось благополучно. Не иначе, как с божьей помощью.

– Без этого не обошлось, – вздохнул Эйрих. – Но расскажите, что у вас происходило, почему я не узнаю деревню?

– Об этом лучше поговори с отцом и сенаторами, – снисходительно улыбнулся Торисмуд, – но сейчас мы будем праздновать! Налейте новый рог славному воителю!

/24 ноября 408 года нашей эры, провинция Паннония/

Пока в центре деревни происходил громкий пир, в лачуге раба Виссариона происходила беседа. Жена его, Агафья, помогала другим женщинам разносить еду и напитки в бражном доме, поэтому в лачуге было темно и тихо.

Виссарион взял тлеющую ветку из печи и зажёг масляную лампу.

– Господин сказал, что ты отвечаешь за его деньги, – произнёс новый в деревне человек, раб Ликург.

Они уже успели познакомиться, оставив друг другу неопределённые впечатления.

– Да, я отвечаю за выплаты мастерам, работающим на господина, а также поддерживаю иные его дела в порядке, – кивнул Виссарион. – А чем будешь заниматься ты?

– Я учу господина эллинскому языку, а также помогаю разобраться в непонятных ему философских концепциях, – ответил Ликург, а потом оглядел помещение. – Здесь всё оказалось совсем не так, как я ожидал…

– Думал, что здесь будут грязь, вонь, уныние и разруха? – усмехнулся Виссарион.

– Не так плохо, но я ожидал истинного варварства, – покачал головой Ликург. – Но теперь я вижу, что остготы – это перспективное племя.

Сам Виссарион уже давно понял, что остготы, если при них будет его хозяин, придут к величию. Уже сейчас, по слышимым иногда разговорам приходящих торговцев, ясно, что с остготами уже начали серьёзно считаться. Ни у кого из варваров нет такого большого числа воинов, объединённых под командованием одного вождя. Консул Зевта фактически руководит единой остготской армией и все понимают, что лишь вопрос времени, когда он поведёт её в поход. Но главный вопрос: против кого?

– Как ты попал в рабство к претору Эйриху? – решил спросил Виссарион.

– Меня купили на рынке рабов, специально в дар господину Эйриху Ларгу, – пожал плечами Ликург. – Я философ, хороший учитель эллинского и эрудит.

– Хозяин давал тебе инструкции? – спросил Виссарион.

– В пути он однажды наказал мне, чтобы я помогал тебе вести его дела, а также научился у тебя некоему счёту, – вторую часть слов Ликург говорил уже без особого энтузиазма. – Не понимаю, чем ему не нравятся наши цифры…

– Скоро поймёшь, – усмехнулся Виссарион.

– Дружище, у тебя не завалялось кувшинчика вина? – заглянул в лачугу Хрисанф.

– Есть, – кивнул Виссарион. – Присоединяйся к нам.

– Мы с Татием отмечаем его возвращение, так что… – Хрисанф задумался. – Вообще-то, вы можете присоединиться к нам, если хотите, конечно.

– Вот это главное отличие остготов от римлян, – посмотрел Виссарион на Ликурга. – У них нет такого строгого разделения между соплеменниками.

– Не понял, – удивлённо посмотрел на него Хрисанф.

– Я толкую о том, что остготу даже не пришлось бы спрашивать, – усмехнулся Виссарион. – У них истинная община, где все действуют сообща, а не переживая только о своих интересах. В тяжёлые годы все стоят за всех, потому что все свои, без разделения на Антониев, Марциев, Клавдиев и Валериев. Семьи формально разделены, но в случае беды остгот посчитает уроном собственной чести и чести предков, если не поможет собрату посильно…

– Ты, это… – Хрисанф опёрся о дверной косяк. – Голову мне не морочь, вино давай!

– Думаю, мы возьмём вино и откликнемся на твоё любезное предложение, Хрисанф, – Виссарион залез в подвальчик и вытащил небольшой кувшин, запечатанный воском. – Идём, сегодня ведь, как ни крути, праздник!

/25 ноября 408 года нашей эры, провинция Паннония/

Вечером и ночью ни с кем серьёзно поговорить не удалось. Зевта где-то к полуночи стал мертвецки пьян, отец Григорий тоже, как и старейшина Торисмуд.

Эйрих хотел поговорить с Тулием Венноном Гамалой, тем самым примипилом городской когорты, который пытался уничтожить отряд Эйриха в ущелье. Римлянин стал совсем своим среди остготов, раз его допустили до попойки в бражном доме и даже наливали как равному.

Ни одного трезвого человека, кроме разносящих выпивку и снедь женщин, но с них нечего брать и узнавать.

Поэтому сегодня, с полудня, Эйрих посадил за стол страдающего похмельем отца и начал разговор.

– Что происходит в деревне? – спросил он у Зевты. – Почему я вижу крепкие здания, будто мы остаёмся тут навсегда?

– Не обращай внимания… – махнул рукой страдающий отец. – Это римские торговцы из Сирмия, приехали сразу же, когда узнали о миролюбии нашего племени…

«Миролюбие остготов?» – удивлённо подумал Эйрих. – «Поверю, что человек может измениться за полгода, но не племя…»

– К нам же римские послы приезжали, где-то через месяц после твоего ухода… – припомнил Зевта, приложив ко лбу прохладный серебряный кубок. – То есть не послы, а… как их там?.. «Торговые представители», да… Человек патриция Децима Валерия Паката прибыл с щедрыми дарами и договорился со мной о торговле…

– Чем торгуют? – поинтересовался Эйрих.

– Покупают золотые и серебряные украшения, ценные шкуры, уголь… – поморщившись, припомнил отец. – Взамен предлагают железо в слитках, но это я поставил условие, ещё платят серебром, ну и вино везут, много…

– Оружие? – уточнил Эйрих.

– Разводят руками… – вздохнул Зевта. – Но оно нам и не надо, у нас своих кузнецов в достатке…

– Еда, – принесла Тиудигото серебряный поднос с нехитрой снедью.

Для Эйриха, за это время уже привыкшего к красивым резным столам Большого императорского дворца, было несколько удивительно видеть дорогое серебро на таком обшарпанном и потемневшем от старости столе.

– Вина налей мне, женщина… – потребовал отец.

– Вчера мало было? – недовольно спросила Тиудигото.

– Поговори мне тут! – раздражённо прикрикнул на неё Зевта. – Где Фульгинс?

– Стирает на реке, – ответила мать.

– Неси вино, у меня голова трещит… – повторил приказ консул и вождь.

Тиудигото поджала губы, но пошла за вином.

– Ты говаривал когда-то, что консулом быть сложно… – произнёс Зевта. – Я тогда ещё подумал: «Да что ты можешь об этом знать?» Оказалось, что ты был прав… Простым дружинником быть легко – маши топором, принимай удары на щит, пей, сколько влезет, приноси домой добычу… А тут это старичьё… А тут они задумали расширять дружину… Кого можно поставить ответственным? Зевту, сына Байргана…

– Бремя повелителя, – едва усмехнулся Эйрих. – Ты сам этого захотел.

– Так и есть… – вздохнул отец. – Так и есть… Женщина, где моё вино?!

Эйрих взял жирную ножку куропатки и откусил от неё кусок.

– Ты там римлян привёл… – припомнил вчерашние события Зевта. – Слышал от тебя вчера… или не от тебя?.. Слышал вчера, что ты собираешься создавать новое воинство, помимо дружины.

– Это я тебе говорил, – кивнул Эйрих. – Но ты не очень-то меня слушал.

– Вчера были другие дела… – прикрыл глаза отец. – Не до того было…

Пир удался на славу: четыре покойника, семнадцать раненых. Под самый конец подрались две семьи, по восемь человек с каждой стороны, а дальше присоединились остальные. Эйрих тогда предусмотрительно ушёл, чтобы не зашибли ненароком…

– Буду собирать новиков, – произнёс мальчик. – Инструкторы говорят, что уже готовых воинов учить – только портить, поэтому нужны юноши не державшие в руках копья. Вот из них сделаем настоящих легионеров, но это потребует денег. Много денег.

– Это ты сам, с Сенатом… – вновь, словно от зубной боли, поморщился отец. – Если сумеешь убедить их, то выделят деньги… Денег у нас много…

Насколько знал Эйрих, введение налогов обещало пройти тяжело и кроваво, поэтому едва ли Сенат успел принять закон за какие-то там пять месяцев. Значит, деньги появились откуда-то ещё.

– Откуда? – спросил мальчик.

– А, ты же не знаешь… – Зевта увидел недовольную Тиудигото, несущую малый кувшин. – Благодарю тебя, любовь моя…

Мать бросила на него насмешливо-скептический взгляд и пошла по своим делам.

– Чего я не знаю? – спросил Эйрих.

Зевта налил в пустой кубок живительной влаги и начал пить вино, как воду.

– Видел гуннов на вчерашнем пире? – поставив кубок на стол, спросил он.

– Видел, – кивнул Эйрих, отставивший обглоданную ножку куропатки.

– Это ведь не проезжие и не простые люди, – произнёс отец, наливая в кубок новую порцию.

Самочувствие его резко улучшилось, он как-то повеселел.

– Так кто эти непроезжие и непростые люди? – спросил Эйрих.

– Руа, сын Улдина, – произнёс Зевта. – Приехал с младшим братом – Мундзуком, а также двумя его сыновьями – Аттилой и Бледой.

Глава восемнадцатая. Мнение сенаторов

/25 ноября 408 года нашей эры, провинция Паннония/

Зевта довольно улыбался, видя на лице сына нешуточное удивление.

– Зачем они тебе? – не понял Эйрих.

– А вот теперь закрой рот и цепко внимай, – Зевта навалился на стол, сдвинув поднос с куропатками и приблизился к Эйриху.

Говорил он тихо, даже огляделся по сторонам, опасаясь, что кто-то услышит.

– Мундзук и Руа – это претенденты на титул рейкса гуннов, – Зевта ещё раз огляделся, будто они находятся не дома, а в чужом месте. – Есть ещё Октар и Оэбарс, тоже сыновья Улдина, но эти двое воздержались от притязаний и сидят тихо в своих уделах. И без них хватает желающих стать гуннским рейксом. Причём эти люди настолько могущественны, что Руа и Мундзуку с ними не тягаться. Как говорит Руа, сейчас ближе всех к власти подобрался Дариураш, сын Грода.

Отец сделал паузу на отстранение от стола и залповое выпивание вина из кубка.

– Кхэм… – Зевта вытер губы левым рукавом, после чего взял ножку куропатки. – Этот Дариураш оказался хватким, умеющим договариваться и хорошо обещать, поэтому под него уже ушли несколько родов визиготов, пара-тройка родов вандалов, включая битых тобою асдингов, один крупный род сарматов, ещё какие-то сабиры к нему присоединились…

– То есть очень вероятно, что рейксом гуннов станет он? – уточнил Эйрих.

– Кое-кто уже даже не сомневается в этом, – усмехнулся Зевта.

– И ты приютил этих четверых, чтобы попробовать поставить рейксом гуннов кого-то из них? – предположил Эйрих.

– Ты не дурак, всё понимаешь, – похвалил его отец. – За Руа стоят таифалы из остготов, родственнички наши, ещё аланы сказали, что за него.

– Кто из аланов? – уточнил Эйрих.

– Аорсы, ещё пару родов сираков, – ответил Зевта. – Я точно не знаю, потому что Руа не очень охотно делится сведениями о заключённых союзах. Но это не особо-то и важно, потому что решающее значение имеют наши топоры.

– Ты ведь понимаешь, что гуннов нам не победить? – поинтересовался Эйрих.

– Ты уже побеждал их, убил Улдина… – покачал головой отец.

– Вот это, скорее всего, станет проблемой, – вздохнул Эйрих. – Я бы, окажись на месте Руа и Мундзука, не стал бы иметь никаких дел с убийцами собственного отца.

Зевта задумался, сделав паузу на новый кубок вина.

– Твоя правда, я бы тоже не хотел иметь дела с такими людьми, – согласился он. – Но Сенат уже решил, что мы будем участвовать в гуннской междоусобной войне.

– Когда следующее заседание? – спросил Эйрих.

– Уже должно идти, – ответил Зевта. – Старики должны были обсуждать распределение зерна на зиму из общего склада, чтобы помочь тем родам, которые не сумели накопить достаточно. Если сумеешь пролезть между руганью и проклятьями, которыми осыпают друг друга сенаторы, можешь попытаться высказать свою позицию по поводу помощи Руа и Мундзуку. Но знай – этот вопрос уже решённый и следующей весной, как сойдут снега, я поведу войско на север.

Это очень неудачный сценарий для Эйриха. У него обязательства перед ФлавиемАнтемием, который ждёт, что в Западную Римскую империю вторгнутся остготы, чтобы нанести ей непоправимый урон, а тут оказывается, что остготы впутываются в гуннские дрязги, с непонятными выгодами и исходами.

Просто невероятно, что самые опытные представители племени, не ожидающие от окружающего мира ничего хорошего, вдруг безоговорочно верят приехавшим гуннам и готовы дать им свою армию.

Должно быть что-то ещё.

– Тогда я пойду в Сенат, – встал Эйрих из-за стола. – Альвомир, ты где?!

Эйрих вышел во двор и увидел гиганта, сидящего на лавке. Альвомир вырезал что-то из деревяшки, орудуя немаленьким охотничьим ножом.

– Что делаешь, внучок? – с отеческой улыбкой спросил Эйрих.

– Эрик! – показал гигант результат своей работы.

Эйрих вгляделся в деревяшку и с удивлением опознал собственное лицо. Не без огрехов, нос слишком мелковат и с горбинкой, но черты отлично узнаваемы.

– Как ты это сделал? – удивлённо спросил мальчик.

– Э-э-э… – Альвомир крепко задумался. – Резал…

– Тенгри отобрал у тебя разум, но взамен щедро вознаградил, – хмыкнул Эйрих.

Резьба по дереву – это отличное увлечение. Сам Эйрих, в прошлой жизни, тоже некоторое время увлекался резьбой, делая игрушки своим подрастающим детям.

«Джучи, помнится, всегда особенно любил статуэтки волков…» – подумал он.

– А кто это – Тенгри, деда? – спросил Альвомир.

– Это бог, – ответил Эйрих.

– Он хороший? – спросил Альвомир.

– Хороший, – улыбнулся Эйрих. – Но строгий. Живёшь достойно – он вознаграждает. Живёшь как сволочь – жди наказания.

– А как достойно, деда? – спросил гигант.

– Как ты живёшь, – похлопал его по предплечью Эйрих. – Ты – хороший человек, Альвомир, поэтому всё у тебя будет хорошо.

– Спасибо, деда… – заулыбался Альвомир, а потом спохватился. – Ты тоже хороший, Эрик!

– Спасибо, Альвомир, – покивал Эйрих. – Пойдём, нам нужно в Сенат. Вечером закончишь резьбу.

– Ох… – с сожалением вздохнул гигант. – Пойдём…

Полдень, но Солнце сокрыто облаками, а с небес моросит мелкий дождик. Под ногами грязь, воздух сырой, всё идёт к крупному дождю и грозе.

У здания Сената было безлюдно, но изнутри доносились крики и ругань.

Сооружение получило некоторые обновления: главный вход обзавёлся массивной дубовой дверью с двумя створками, а немногочисленные окна получили стекло.^[59]

«Красиво зажили…» – подумал Эйрих с неодобрением.

С другой стороны, если Сенат будет выглядеть сборищем бедных и больных стариков, то что подумают другие об остготском племени?

«Главное, не переступать черту между статусностью и роскошью», – пришла Эйриху в голову мысль. – «Римляне зажрались – к чему их это привело?»

То, что римляне зажрались – это очевидный всем факт. Император тратил на личный дворцовый театр не менее пятисот солидов в месяц, когда город голодал. Император тратил не менее двух тысяч солидов на ни за что отвечающих людей в своей свите, когда легионы содрогались под ударами бесчисленных варваров. Вроде мелочь, если оценивать масштаб империи, но показательная мелочь.

«Как можно верить в императора, свита которого бесится с жиру и выкидывает недоеденное, когда в городе простой люд ест не каждый день?» – задал себе риторический вопрос Эйрих. – «Мои подданные всегда были довольны своим куском жирного мяса, даруемого им мною. Никто не может сказать, что Чингисхан был с кем-то несправедлив. В этом таилась моя мощь – никто не мог подбить сытых людей на мятеж и бросить мне вызов».

Могущество и стабильность его державы держалась не только на этом, а ещё и на богатых трофеях и дани, непрерывно привозимых из покорённых держав, но это лишь подкрепляло его подход – когда все довольны тем, что имеют, никто не восстаёт.

Именно поэтому Эйрих не жадничал, выплачивая зарплату своей дружине: за место в его дружине держатся руками и ногами, отчаянно кусая всех, кто пытается подобраться поближе. Ушедшие в Константинополь дружинники вернулись обеспеченными людьми, но уходить и жить спокойно не желают, терпеливо ожидая следующего похода.

«Мы легко могли умереть, но выжили, пусть и не все», – внутренне усмехаясь, подумал Эйрих.

Он открыл дубовую дверь, украшенную изысканной резьбой с сюжетом из Троянской войны, где Ахиллес бился с Гектором.

– … а щас выйдем, я тебе клюкой по башке настучу, глиста ты седомудая!!! – сразу же услышал он голос сенатора Дропанея.

Угроза была направлена, как всегда, в адрес сенатора Сигумира Беззубого, имеющего сейчас настолько озлобленный взгляд, что имей он материальное воплощение, Дропаней бы умер на месте.

– Хренов ты старый пердун, а сейчас и выйдем, имей тебя три коня!!! – вскочил сенатор Сигумир. – Я тебе твою клюку в гузно затолкаю, и изо рта твоего вытащу!!!

– Эйрих Щедрый прибыл!!! – заметил нового человека сенатор Торисмуд, решивший, что этим объявлением можно сбавить накал двух непримиримых противников. – Напоминаю, драки в зале заседаний и на священной территории запрещены! Штраф – десять солидов!

Когда Эйрих уходил, штраф равнялся двадцати силиквам, но, видимо, этого было недостаточно, чтобы усмирить норов старейшин, которые всегда были обеспеченными людьми.

– Долгих лет здоровья вам, почтенные! – поднял руку в знак приветствия Эйрих.

Ему начали отвечать в разнобой, создав громкий и неразборчивый гул.

– Расскажи нам, как всё прошло? – когда ответные приветствия стихли, спросил Торисмуд. – Слухи ходят разные, один краше другого, поэтому нам бы хотелось послушать историю из первых уст, а не из пересказов.

Эйрих прошёл в центр зала и оглядел стариков.

Все одеты весьма прилично, кто-то, в подражание римским сенаторам, начал носить тоги, дабы подчеркнуть преемственность этого законодательного учреждения, пусть остготы и не имеют никакого отношения к Сенату Рима и даже Константинополя. Но были и члены Чёрной фракции, одевающиеся в традиционные для остготов наряды, пусть и украшенные золотом с серебром – в пику новомодным веяниям, в знак приверженности старой жизни.

– Начну, как всегда, с начала, – заговорил Эйрих. – Мы выехали из деревни рано утром…

Рассказ его, в точности повторяющий тот, что был рассказан вчера, в бражном доме, был завершён за тридцать с лишним минут. Он не упустил ничего, осветив все важные события и их последствия. Также он рассказал о договоре с консулом Флавием Антемием, предусматривающим определённые обязательства со стороны Эйриха и Сената остготского народа.

– Скажи-ка, а то я упустил в ходе твоего рассказа, сколько точно ты кольчуг и шлемов получил? – спросил Куруфин, лидер Зелёной фракции.

– С асдингов получил триста восемьдесят три кольчуги и девятьсот десять шлемов, многие были побиты, но мы их починили у римлян, – начал считать Эйрих. – Четыреста кольчуг и шлемов, римских, я купил в первые дни в Филиппополе. Ещё восемьсот кольчуг и шлемов, тоже римских, купили после того, как мы вернулись с разгрома асдингов. Две с половиной тысячи кольчуг и шлемов, римских, нам передал консул Флавий Антемий. Потом я не ходил без дела и покупал кольчуги со шлемами там, где вообще готовы были продавать – вышло двести сорок семь. В сумме выходит четыре тысячи триста тридцать кольчуг и четыре тысячи восемьсот пятьдесят семь шлемов.

Раздался слитный вздох удивления. Это личный успех Эйриха, потому что, когда ему выдавали деньги, рассчитывали на вдвое меньшее количество брони.

– Та-а-ак… – произнёс Куруфин. – А топоров, копий и мечей со щитами?

Эйрих начал считать.

– Тысяча спат от консула, – произнёс он. – Восемьдесят четыре штуки боевых топоров я купил у римлян в Филиппополе, ещё двести девять боевых топоров я купил в Константинополе – такое оружие у них не в ходу, они больше предпочитают мечи. Четыреста копий купил в Филиппополе, а ещё четыре тысячи передал нам консул Флавий Антемий. Ну и я прикупил по случаю ещё сто тридцать штук. Щитов я купил четыреста в Филиппополе, ещё четыре тысячи передал римский консул, а также я приобрёл у других римлян девяносто штук. В итоге топоров двести девяносто три, мечей тысяча, а также четыре тысячи пятьсот тридцать копий, называемых римлянами ланцеями, четыре тысячи четыреста девяносто щитов, а также двести аркобаллист, купленных от особого расположения викария Соломона Атратина Приска из Филиппополя.

– Что за аркобаллисты? – поинтересовался сенатор Сигумир Беззубый.

– Это такой лук, из которого очень легко пробить кольчугу, – ответил Эйрих. – Нужно будет обучить две центурии, а также подумать о том, где взять ещё аркобаллист или всерьёз озаботиться собственным производством – мы испытывали их во время похода и я уверяю вас, почтенные сенаторы, что кольчуга не держит стрелу из аркобаллисты на расстоянии до ста шагов.

На это римское изобретение Эйрих возлагал некоторые надежды. Главное – кольчуги, даже римские, являлись недостаточно надёжным препятствием для аркобаллист, что делало их крайне ценными против римлян. А ещё, как самостоятельно убедился Эйрих, стрелять из аркобаллисты стократно легче, чем из лука. Не надо учить стрелка годами, нет сильной зависимости от личных характеристик, таких как глазомер, острота зрения, выносливость и точность мелких действий руками.

Обучить можно было хоть тысячу аркобаллистиариев, но вот вооружить каждого из них – это очень дорогое удовольствие. Каждая аркобаллиста, купленная Эйрихом в Филиппополе, обошлась ему в триста пятьдесят силикв, за которые можно было снабдить троих легионеров оружием и бронёй.

Но была причина, по которой Эйрих пошёл на эти излишние траты. А заключалась она в тангутах.

Во времена их покорения, войско Темучжина столкнулось с особым видом метательного оружия, представлявшего собой необычную аркобаллисту, выпускающую множество стрел подряд, пока не исчерпается их запас в коробке над механизмом.

Истинный дождь из стрел – вот чем осыпалось монгольское войско с крепостных стен города Сучжоу. Сопротивление было ожесточённым, но город пал, после чего Темучжин приказал вырезать всех жителей. Гора из отрубленных голов была оставлена в назидание остальным.

Причиной вырезания жителей было не ожесточённое сопротивление, а то, что Темучжин был зол на тангутов, посмевших оскорблять его, но сейчас он понимал, что сильно погорячился тогда. Гораздо полезнее было бы сначала забрать всех мастеров и учёных, а уже потом вырезать остальных, но очень легко рассуждать потом, как надо было бы действовать…

– Пусть об этом болит голова у консула, – махнул рукой сенатор Осгар из Зелёной фракции. – Ты лучше нам подробнее расскажи о тысяче римлян, что сейчас копошатся под деревней.

– Люди это надёжные, – вздохнул Эйрих. – Каждый из них – опытный легионер, десятки зим служивший в римском войске. Они лучшие, по заверению консула, поэтому лучше всего подойдут для обучения наших юношей римскому военному делу. Я хочу создать легион, состоящий из наших людей, чтобы они знали римскую воинскую науку не хуже самих римлян и представляли собой полноценную силу, способную сокрушить любого врага. И вот об этом я и хотел поговорить…

– Денег хочешь? – сразу же понял, о чём ведёт речь Эйрих, сенатор Сигумир Беззубый.

– Оружие и брони мы уже получили… – начал Эйрих.

– Денег нет, – перебил его Сигумир Беззубый. – За свой счёт это делай, мы и так выделили тебе достаточно денег на твою затею.

– Опять за всех говорит, старый хрыч! – возмутился сенатор Дропаней. – Нет, я точно тебе башку клюкой проломлю!

– Прекратить! – воскликнул сенатор Торисмуд. – Ты уверен в том, что эта затея завершится успехом, претор Эйрих?

– Уверен, – ответил мальчик. – Здесь ведь нет людей, сомневающихся в моих способностях?

Повисла тишина, сенаторы начали переглядываться и перешёптываться.

– Я знаю, как сделать несокрушимый легион, способный уничтожать римских комитатов и даже побеждать гуннов! – заявил Эйрих. – Но для этого мне нужны средства и ваша поддержка. Помните, почтенные старцы: на кону величие остготского племени. Будет легион – будем непобедимыми. Не будет легиона…

– Это мы поняли, претор Эйрих… – прервал его Торисмуд, знавший, что Эйрих умеет заражать сенаторов идеями за счёт ораторского мастерства.

– Нет, мы послушаем, – не согласился с ним сидящий рядом отец Григорий. – Продолжай, сын мой!

И Эйрих продолжил.

Он сгущал краски, разбавлял их, стращал сенаторов могуществом римских легионов, мечтательно разглагольствовал о былом величии предков римлян, раскрывал перспективы создания из остготов легиона старого порядка, впечатлял примерами успехов легионов Октавиана и Цезаря, сожалел о том, что у остготов воюют по-старому, не перенимая новое и полезное…

Сенаторы прониклись его идеей, потому что он не лгал, но намеренно долго не переходил к стоимости всей этой затеи.

– Сколько воинов будет в твоём легионе? – задал главный вопрос сенатор Альбвин из Чёрной фракции. – Во сколько это будет нам обходиться?

Эйрих уже давно всё тщательно просчитывал, поэтому имел готовые ответы. Каждый легионер-инструктор получает по две силиквы в день, за исключением старших центурионов, коих триста шестьдесят один человек – эти получают по четыре. Но удалось договориться, что кормление и снабжение будут за счёт остготов, поэтому зарплаты урезаются вдвое, пока что. Это тысяча триста шестьдесят одна силиква в день только на инструкторов – бесплатно никто работать не хочет. Строить тренировочный каструм и жильё будут новобранцы, но они будут обходиться, примерно, в полсиликвы в три дня, так как зарплаты им, пока идёт обучение, не положены, но в будущем они будут получать не меньше, чем заведено в римских легионах. А так, пока что, примерно три тысячи силикв в три дня, потому что еда стоит денег и пусть выделять её будет Сенат, напрямую из складов продовольствия, минуя денежную фазу, это всё равно расход.

Часть времени новобранцы будут заняты выращиванием зерна, ради чего они срубят и выкорчуют большое пространство леса рядом с будущим каструмом, заодно так будет создан строительный материал для самого тренировочного каструма.

Оружие и броня для большей части новобранцев уже есть, но надо будет докупить или изготовить ещё – это уже работа непосредственно для Эйриха.

– Шесть тысяч легионеров, – после небольшой паузы ответил Эйрих. – И обходиться это будет в две тысячи девятьсот пятьдесят один солид в месяц. Но тысячу двести пятьдесят солидов из них будут выдаваться напрямую со складов, в виде еды и материалов. В итоге чисто серебром нужно будет каждый месяц давать тысячу семьсот один солид.

– Это безумные деньги, претор! – возмутился сенатор Сигумир Беззубый. – В месяц! Это невозможно! И что дадут нам эти траты?! Шесть тысяч воинов?! Да у нас УЖЕ есть почти двадцать тысяч воинов!

– Эти двадцать тысяч уступят будущему легиону, – уверенно ответил Эйрих. – Да, траты, на первый взгляд, нерациональны, но в итоге мы получим…

– И слушать нечего! – перебил его Сигумир Беззубый.

– Не перебивай меня, старик, – предупредил его Эйрих. – Я слушаю всё, что ты говоришь, а ты не позволяешь мне даже договорить.

– Ты… – начал вскипать лидер Чёрной фракции.

– … тот человек, который сделал для остготов больше, чем твоё жалкое гузно! – перебил его сенатор Дропаней, лидер Красной фракции. – А мне нравится затея Эйриха! Я этого юношу знаю уже давно и он склонен отвечать за свои слова и вождь успешный! Деньги у нас есть, гунны привезли достаточно золота, чтобы содержать этих легионеров хоть следующие два года.

Теперь стало ясно, как Руа и Мундзук растопили сердца сенаторов.

«Осел, груженный золотом, возьмёт любую крепость», – припомнил Эйрих слова Филиппа II Македонского, отца Александра.

Впрочем, Эйрих и без этого догадывался, что тайна расположения Сената к гуннам находится где-то в этой области.

– Уход от традиций – путь к погибели!!! – заорал Сигумир Беззубый. – Мы потратим деньги и останемся ни с чем, слабые и уязвимые!!! Эйрих ведёт нас к смерти!!!

Поднялся гвалт, начатый членами Чёрной фракции. Утопить инициативу в крике и ругани – это излюбленная практика всех, без исключения, фракций сенаторов. Даже Торисмуд, со своей Белой фракцией, позиционирующей себя нейтральной, ещё при Эйрихе разводил крик и гвалт, когда предлагались невыгодные ему инициативы.

«Я понимаю, почему у римлян появились люди, захотевшие прекратить этот бардак», – подумал Эйрих.

– А ну тихо всем! – вошёл в зал Зевта.

Лицо у него покрасневшее, взгляд строгий и величественный, ступает тяжело и с достоинством.

– Начинаем голосование по вопросу формирования остготского легиона, – произнёс консул и вождь. – Фритхельм, объявляй начало!

Сенаторы были недовольны, это видно по их лицам, но перечить консулу, к тому же призывающему их к порядку, никто не посмел.

– Начинаем голосование по вопросу, выдвинутому по инициативе претора Эйриха Щедрого, касающемуся формирования и финансирования, за счёт народной казны, остготского легиона, численностью шесть тысяч воинов, – нудным тоном продекларировал сенатор Фритхельм. – Голосование открытое, производится подсчётом поднятых рук. Поднятая рука – голос «за». Кто голосует «за»?

Под впечатлением после речи Эйриха, сенаторы большинством проголосовали «за». Как всегда, Чёрная фракция голосовала «против», потому что Сигумир Беззубый был ярым противником всяких новшеств и выступал за традиционный жизненный уклад, в котором уж точно нет места всяким непонятным легионам…

– Решение принято большинством голосов, – констатировал Фритхельм. – Скриптор, запротоколируй решение в сенатусконсульте.

Удовлетворённый формулировкой мнения Сената, Эйрих решил, что теперь надо разобраться с гуннским вопросом. Ему сильно не нравилась перспектива влезания в степные дела, хотя он уже понимал, что деньги Сенатом приняты и участие в междоусобной войне гуннов попросту неизбежно.

– Касательно гуннского вопроса… – заговорил мальчик.

– Сенатконсульт по этому вопросу уже принят и запротоколирован, – с нескрываемым злорадством сообщил ему Сигумир Беззубый. – Мы выступим на стороне уважаемого рейкса Руа и поддержим его притязания. Консул Зевта, сын Байргана, выступит с войском через три месяца.

С одной стороны, Эйриху не нравилось происходящее, но с другой стороны, благодаря гуннскому золоту очень легко решился вопрос с его легионом.

«Я доволен и недоволен», – заключил он. – «Значит, будем воевать с гуннами раньше, чем я ожидал».

Глава девятнадцатая. Их нравы

/25 ноября 408 года нашей эры, провинция Паннония/

Консул Зевта, решивший потренироваться, застал на площадке Эйриха, дубасящего обитый войлоком столб тяжёлым стальным мечом.

– И что это за меч? – поинтересовался отец. – Никогда такие не видел.

– Это оружие называется илд, – опустил меч Эйрих. – Сегодня я хочу испытать его, как следует. На кольчуге.

– Меч, предназначенный для боя против бронированных воинов? – спросил Зевта. – Не думаю, что из этого выйдет какой-то толк…

– Альвомир! – позвал Эйрих своего протеже. – Долго ты там?

– Иду, деда, – отозвался гигант и принёс из-за сарая готовые мишени с кольчугами.

Испытывать Эйрих решил на римской и готской кольчугах, чтобы, хотя бы примерно, установить разницу в их качестве. Разница, конечно, уже давно известна, римские, как ни крути, лучше, но никто ещё не испытывал прочность этих кольчуг илдом.

Каждая мишень представляла собой набитый мокрой глиной тонкий мешок, примерно повторяющий формой человеческий торс. Поверх мешков надеты кольчуги, тщательно подогнанные. Через шейное отверстие каждой кольчуги продета верёвка, за которую и держал эти мишени Альвомир.

– Вешай на столб ту, что у тебя в правой руке, – попросил его Эйрих.

Гигант подошёл к столбу, до этого избиваемому Эйрихом. Он повесил петлю на столб и отошёл, без особого интереса ожидая дальнейшего развития событий. До этого он помогал мальчику на речке, где они набивали мешки глиной и лепили из полученного что-то отдалённо напоминающее человеческое туловище. Работа была маркой, но предусмотрительный Эйрих взял с собой ведро, поэтому они сейчас выглядели чище, чем были до этого.

Эйрих принял боевую стойку, после нанёс рубящий удар по покачивающейся мишени.

Звякнул металл, мальчик опустил илд и всмотрелся в место удара. Кольца были смяты, а некоторые раскололись, обнажив ткань мешка – Эйрих бил со знанием дела, потому что уже неплохо попрактиковался с мечом. Разум всё помнит, но вот руки пришлось научить…

Из-под кольчуги сыпались клочки мокрой глины, что свидетельствовало о поражении условного человеческого туловища.

Далее был осмотр меча.

Кузнец Гектор Авл Калид потрудился на славу, качественно закалив и без того отличную сталь, придав мечу достаточную прочность, чтобы разрушение кольчуги оставило на нём лишь несколько неглубоких царапин. Достойное оружие.

Удовлетворённый результатом, Эйрих отступил на шаг, после чего нанёс колющий удар в неповреждённый участок кольчуги.

Узкое лезвие пробило броню и вошло внутрь где-то на ладонь, после чего энергия удара окончательно иссякла.

– Всё так, как и должно быть, – усмехнулся Эйрих. – Я доволен.

– Думаешь, такой меч сможет заменить топор? – спросил отец.

– Для всадника, – пояснил Эйрих. – С коня рубить топором неудобно, а вот илдом – совсем другое дело. Но дорого выходит, что уж греха таить. Подобный меч так и останется уделом богатых и успешных воинов, а остальные будут ходить со спатами и гладиями.

– У тебя же есть ещё один, – увидел отец вторую рукоять в ножнах на поясе Эйриха.

– Это сабля, – Эйрих поместил илд в ножны, после чего вытащил саблю. – Для рубки безбронных врагов.

Ножны у него были двойными, тяжёлыми, но это лучше, чем таскать двое ножен. Такие больше подойдут для конного воина, которому не нужно особо шевелить ногами, но Эйрих, пока что, вынужден сражаться пешим. Впрочем, в большой дружине, собираемой на подмогу Руа, будет достаточно всадников. Если ему дадут под командование полноценный конный отряд…

– Дай-ка посмотрю, – взял саблю Зевта. – Лёгкая и кривоватая ещё… Так никто не делает.

– Сейчас покажу, как она действует, – сказал Эйрих и задрал кольчугу на мешке, закрепив её на вершине столба.

Рубящий удар – мешок был вскрыт ровной полосой. Глина начала сыпаться на утоптанную землю. Второй удар – ровная полоса разреза возникла чуть ниже. Ещё удар – третья полоса. Глина быстро высыпалась из мешка.

– Нужно уметь правильно ударить, а дальше сабля всё сделает за тебя, – улыбнулся Эйрих. – Но по кольчуге бить бесполезно.

– Это и так понятно, – кивнул отец. – Вижу, что недооценил это оружие. Но так никто не делает.

– Значит, мы будем первыми, – Эйрих вытер лезвие сабли о мешок. – Для всадника лучше оружия всё равно нет. Надо сшибиться с бронным – используешь илд, надо порубить простых воинов – берёшься за саблю.

– У римлян купил? – уточнил Зевта.

– Пришлось озадачить их лучшего кузнеца, – ответил на это Эйрих. – Римляне такое оружие тоже не знают.

– Откуда тогда его знаешь ты? – задал неудобный вопрос Зевта.

– В книге вычитал, – нашёлся Эйрих.

Он никогда и никому не расскажет о своей прошлой жизни. Никто этого не узнает, потому что Эйрих не видел никаких выгод от того, чтобы это кто-то знал. Нет выгод – незачем рассказывать.

– Надо бы мне тоже книжки твои почитать… – почесал бороду Зевта. – Но сперва надо научиться читать. Эх, где бы время найти?

Эйрих знал своё место, поэтому никогда не заводил с отцом разговора об обучении грамоте. В прошлой жизни он сам вполне неплохо и успешно жил без книг, но сейчас понимал, что упустил столько полезного, что волосы на голове рвать хочется. И было бы гораздо удобнее, умей отец читать, хотя бы на готском…

Потому что готской грамотой ведутся протоколы заседаний Сената, благо, в деревне нашлось некоторое количество людей, владеющих готским письмом. Это всё организовал отец Григорий, вычленивший из своей паствы способных юношей, дабы они помогали ему переписывать Библию и иные священные тексты.

Сам Эйрих готскую письменность освоил уже давно, благо, базировалась она на латинских и греческих буквах, а готский язык для него родной. Образованному человеку такое нетрудно, а Эйрих считал себя образованным человеком.

«Греческую философию вот подтянуть немного», – подумал он. – «А дальше, как уверяет Ликург, всё как по накатанной пойдёт».

Альвомир, уставший держать не самый лёгкий груз, снял опустевший мешок предыдущей мишени и повесил на столб новую мишень.

– Дай-ка, попробую, – протянул к Эйриху руку отец.

Мальчик расстегнул пояс и передал ему.

Опоясавшись ножнами с мечами, Зевта прошёлся туда-сюда, неопределённо хмыкнул, после чего выхватил илд.

– Тяжёлый, зараза такая… – произнёс он и нанёс могучий удар по остготской кольчуге.

Звон металла, несколько колечек разлетелись в разные стороны, а илд глубоко зашёл в мягкую глину.

– Но крепкий, как топор! – заулыбался Зевта. – Привыкать к нему надо, но я вижу, что умники в книжках писали не зря. Молодец, сын, что нашёл такую хорошую придумку.

– Благодарю за похвалу, отец, – поклонился Эйрих. – И, раз тебе понравилось это оружие, то у меня есть для тебя подарок.

– Я не могу принять твоё оружие, сын, – покачал головой отец. – Сам знаешь, личное оружие – это святое.

– У меня есть второй комплект из илда и сабли, – сообщил ему Эйрих. – Я только проверял его на качество и не использовал, поэтому он будет подарком тебе.

Зевта молчал. Лицо его не выражало ничего, он смотрел на Эйриха около двадцати секунд, а затем крепко обнял его, уронив илд.

– Настоящий сын, достойный своего отца, – раздалось откуда-то со стороны.

Эйрих повернул голову и увидел некоего старика. Потребовалось немного времени, чтобы узнать его – Зигибода, жрец старых богов. Одет, как всегда, в старое и потрёпанное рубище, на шее его многочисленные ожерелья с рунами на камешках, на голове венец из чёрной бронзы, а на руках старые и позеленевшие медные перстни. Опирался он на ивовый посох, увенчанный витым бронзовым наконечником, превращающим посох в опасное оружие.

Жрец живёт вне деревни, а там где лес – там не всегда безопасно, особенно ночью.

– Чего ты забыл здесь, старик? – недружелюбно спросил Зевта, отстранившийся от сына.

– Ничего обременительного для вас, славные воины… – произнёс Зигибода. – Я приходил к Григорию, потолковать о верованиях… Потолковал и решил, что надо обсудить что-то толковое с вами…

– Я разрешил тебе жить в деревне, но это не значит, что готов слушать твои россказни, – сказал ему Зевта.

Об этом разрешении Эйрих не знал, поэтому был не на шутку удивлён. Либо отец Григорий не видит в дряхлом жреце угрозы, либо уверился в крепости веры своей паствы.

– На этот раз это не просто, как ты говоришь, россказни, а кое-что интересное и выгодное для всех нас, – старик погладил свою длинную и седую бороду.

– Тогда говори быстрее, – потребовал Зевта.

– Мы, жрецы старых богов, иногда встречаемся… – начал Зигибода. – Делимся новостями и слухами, жалуемся на жизнь, ты знаешь… Накануне приходил Осмундс Плешивый… Ты, возможно, видел и знаешь его?

– Знаю такого, – неохотно ответил отец. – Где он живёт?

– В деревне Визивина, что на северо-востоке, – старик, почувствовав толику интереса, взбодрился. – И он поведал мне что-то тревожное…

– Старче, не томи, – попросил его Зевта.

– Якобы видел он в лесах разъезды конные, в которых на мелких конях всадники сидели ликами ужасные, – произнёс Зигибода. – Осмундс живёт в лесу, не пущают его в деревню более, поэтому он увидел тех всадников ужасноликих, а сами всадники явно пришли с Дуная…

– Ужасноликие – это точно гунны, – вздохнул Эйрих. – И это точно не могут быть люди Руы и Мундзука?

Когда речь идёт «ужасноликих всадниках» – это, с высокой вероятностью, о гуннах. Эйрих видел их, бился против них, поэтому знал, о чём говорил.

Нет, внешне они люди как люди, но их склонность наносить шрамы на свои лица, а ещё часто встречающееся удлинение черепов^[60] – это, даже на взгляд Темучжина, видавшего всяких людей, выглядело не очень аппетитно.

Впрочем, людей с длинными черепами он видел и раньше. Во времена покорения Мавераннахра Темучжин встречал людей с нездорово длинными черепами. Зачем, почему – он не спрашивал, потому что это было неважно. И сейчас тоже неважно, но любопытно.

– Точно не могут, – покачал головой отец. – Ох, час от часу не легче. Идём домой, надо звать наших новых друзей. Благодарствую, старче, вот тебе в дар за весть.

Он снял с руки серебряный перстень и вручил его жрецу. Зигибода благодарно кивнул, после чего поплёлся восвояси.

– Я тоже кое-чему учусь у тебя, сынок, – усмехнулся вождь, проводив жреца взглядом. – Если дар тебе почти ничего не стоит, то дари, а люди запомнят.

Необязательно говорить, чтобы окружающие начали делать выводы о тебе. Поступки – вот что важно.

Главное, что усвоил Темучжин из собственного опыта воспитания многочисленных отпрысков: «Говорить ты можешь тысячу хороших и мудрых вещей, но дети твои будут учиться по твоим поступкам, а не по словам». Простая истина, доступная любому, кто может связать две мысли воедино.

«Это работает со всеми, не только с детьми», – подумал Эйрих.

Дома пахло жареным мясом, специями и душистыми травами – Тиудигото с Фульгинс готовили еду на вечер. Эрелиева сидела в углу и методично поправляла лезвие спаты.

«Запамятовал купить ей новый лук…» – с сожалением вспомнил Эйрих. – «Хотя какие луки могут быть у римлян?»

– Виссарион, сходи в гостевой дом и пригласи Руу и Мундзука, – приказал Зевта. – Скажи, что приглашаю их разделить мясо у очага.

– Слушаюсь, господин, – поклонился раб и покинул дом.

Эйрих прошёл к своему спальному месту и вытащил из-под лавки сундук с пергаментами.

– Нет времени на книги, Эйрих, – обратил на это внимание Зевта. – Садись у очага, нам надо основательно переговорить с гуннами.

Сундук был задвинут обратно под лавку, а Эйрих сел у очага, достал свой бытовой нож и правильный камень.

Гунны явились спустя полчаса и причиной их задержки было приобретение свежего мяса. Как и у всех кочевников, гунны считали плохим тоном являться к кому-то домой с пустыми руками.

– Зевта, сын Байргана, – произнёс самый высокий и крепкий из визитёров. – А это Эйрих, сын Зевты.

– Руа, сын Улдина, – встал отец. – И Мундзук, сын Улдина. Проходите, садитесь у моего очага, еда уже готова.

Руа был безбород, но со свисающими чёрными усами, желтоватая кожа лица шрамирована, лоб покатый, а роста он на полголовы выше Зевты. Волосы на голове его почти полностью обриты, оставлен лишь чуб на макушке, откуда свисает четыре косички. В косички вплетены золотые кольца, отлитые старательно, но не очень аккуратно. Глаза тёмно-карие, губы тонкие, нос большой, но приплюснутый. По комплекции видно, что он силён и здоров. Ноги его кривы, как и пристало настоящему кочевнику, большую часть жизни проводящему в седле. Одеяния из качественно обработанной коровьей кожи, на поясе прямой меч, римская спата, а рядом с ножнами висит связка костяных амулетов из птичьих черепов.

– Мы не сядем у одного очага с убийцей нашего отца, – твёрдо ответил Руа.

– Я одолел его в поединке один на один, это была честная победа и славная смерть для истинного воина, – произнёс Эйрих, а затем показал шрам на губе. – Он сражался как воин и я победил только по воле Тенгри…

– Тенгри? – зацепился Мундзук. – Ты почитаешь нашего бога?

Этот тоже был безбород, но ещё и безус, лицо без шрамов, но зато покрыто многочисленными рубцами от оспы. Волосы на голове Мундзука, в отличие от старшего брата, густы и длинны, что не совсем в обычае гуннов. Комплекцией он точно не вышел, потому что на животе его имелся пласт жира, что видно даже сквозь одежду, а руки его были пусть и не тощими, но не такими большими, как у того же Зевты. На руках отчётливо видны следы частой работы с мечом и луком, а на левом предплечье надет толстый кожаный наруч – похоже, что он забыл снять его после тренировок. Одет Мундзук в льняную рубаху, кожаные штаны с широким поясом. На поясе висел меч, но не римский, а гуннский, отличающийся от спаты только длиной и формой рукояти, а также качеством применённого металла. На большом пальце правой руки покоится бронзовое кольцо лучника – у Эйриха тоже есть примерно такое же, но в мешочке на поясе.

– Ты убил моего отца, – проигнорировал слова брата Руа, с ненавистью глядящий на Эйриха. – Я не сяду за один очаг с тобой.

– Вы пришли к нам с просьбами о помощи, – вмешался Зевта. – Если хотите помощи – проявите уважение. Неуважение к моему сыну равнозначно неуважению ко мне. Выбирай, что тебе важнее, Руа.

Гунн открыл рот, чтобы что-то сказать, но затем закрыл его и молча сел у очага. Его примеру последовал и младший брат.

– Тиудигото, неси мясо! – распорядился Зевта.

Получив щедро сдобренную специями оленину, они начали есть: отец, как хозяин в доме, нарезал мясо и передавал куски гостям, в строгом порядке старшинства.

– Тенгри, – напомнил Мундзук. – Ты, Эйрих, назвал имя нашего бога.

– Он и наш бог тоже, – ответил на это мальчик.

– Поясни, – потребовал насторожившийся Зевта.

– Я считал и считаю, что все мы поклоняемся одному и тому же богу, – произнёс Эйрих. – Православные, ариане, тенгрианцы, даже огнепоклонники с юга – все они видели проявление одного бога, но оказались неспособны понять то, что увидели. И все поклоняются ему, но считают, что разным богам.

– С чего ты вообще это взял? – задал вопрос отец. – Ну-ка объяснись.

Руа смотрел на Эйриха с озлобленностью, а вот Мундзук с интересом. Видимо, Руа любил своего отца гораздо сильнее, чем младший брат. Ну или Мундзук более зрелый человек и понимает, что война жестока и пожирает жизни воинов. И никто не знает, кто будет убит следующим. Но Эйрих это лишь предполагал, вполне готовый к тому, что Мундзук точно так же ненавидит его и готов вонзить топор в затылок при первом удобном случае.

– У греков появилось такое учение – логика, – начал объяснение Эйрих. – Александр Афродисийский как-то написал в одной из своих работ, что незачем множить вещи там, где это можно объяснить одной. Там, где может справиться один всемогущий бог, незачем существовать трём или четырём. Это против логики, а значит неразумно.

– Не совсем понял, – признался Зевта.

– «Логика»? – спросил Мундзук. – Эти греки… Пф-ф-ф…

– Учения нужны только дуракам, которые не знают, на что потратить своё время, – неодобрительно произнёс Руа. – У нас есть более важные дела, чем эти бесполезные умствования. Тенгри – это наш бог, а у вас свой, как там его зовут?

– Просто Бог, – ответил за Эйриха Зевта. – Но ты прав, незачем спорить об этом, потому что мы собрались здесь не за этим.

– А зачем тогда? – спросил Руа. – Мы же уже договорились обо всём. Ты собираешь своё войско, мы разбиваем Дариураша, берём то, что принадлежит нам по праву и дальше живём в мире.

Эйрих ни на секунду не допускал мысли, что всё будет именно так, как говорит Руа. Он знал кочевников, потому что сам был кочевником в прошлой жизни. Даже если Руа будет держать своё слово, а такое вполне может быть, война остготов против гуннов всё равно неизбежна. Не при Руа, так при следующем гуннском рейксе. Но выиграть хотя бы десяток лет безусловного мира – это дорогого стоит. Правда, платить за этот мир придётся жизнями остготских воинов, которых можно было использовать более полезно.

Ввязывание в гуннские междоусобицы остготам было не нужно, потому что уход вглубь Италии позволил бы держаться от них на дистанции, но это уже свершившийся факт, поэтому Эйриху оставалось лишь работать с тем, что есть.

– Я собрал вас затем, чтобы обсудить тревожные вести, доносящиеся с северо-восточных пределов нашей державы, – произнёс Зевта. – Говорят, что гуннских всадников видели в лесах рядом с деревней старейшины Визивина. Ты знаешь об этом что-нибудь, Руа?

– Это точно не наши люди, – уверенно ответил потенциальный рейкс гуннов. – Наши люди кочуют к северо-западу от Донава, ближе к землям, занимаемым римлянами. На востоке же кочуют люди Дариураша, а это значит, что он уже собрался с силами и готовится к закреплению своей власти большим и успешным набегом.

– Тогда нужно торопиться с походом, – решил Зевта. – Ох, опять в Сенат…

– Да зачем вы вообще слушаете этих бесполезных стариков? – недоуменно спросил Руа. – Что толкового они могут сказать? Как у них болят кости? Как правильно ворчать?

– У нас свои причины, – не стал вдаваться в подробности Зевта, который, как точно знал Эйрих, и сам не до конца понимал все обстоятельства и причины существования Сената. – Он нужен, поэтому будет.

– Вы это у римлян взяли? – спросил более спокойный Мундзук.

– У римлян надо брать только золото и сталь, – сказал Руа. – Остальное либо не нужно, либо вредно.

– У нас свой путь, – произнёс Зевта, передавая гунну кусок щедро проперченного мяса.

Как только жизнь семьи начала налаживаться и появились драгоценные специи от римских торговцев и с трофеев, Тиудигото начала сыпать чёрный перец практически во все приготавливаемые блюда.

Вчера, во время вечерней трапезы, мать рассказала забавную историю с вином, куда она однажды сдуру сыпанула молотого перца. Осознание собственной дурости к ней пришло сразу, ведь острота – это не то, чего хочешь ощущать в вине, это интуитивно понятно, но переведённых недешёвых продуктов было жалко, поэтому она решила выпить испорченное вино и поняла, что такое вино пить можно, но нужно добавлять чуть меньше перца.

Эйрих, заинтересовавшись идеей, сегодня с утра добавил немного перца в разведённое 3 к 1 вино и понял, что мать права и вкус вина становится необычным. И с сегодняшнего дня в поясной котомке Эйриха разместился мешочек с чёрным перцем. Сейчас он тоже запивал мясо разбавленным вином с перцем, что, несмотря на избыточное содержание перца в мясе, было приемлемо.

Отец, дабы не смущать гостей молчанием, рассказал историю из своего славного прошлого в дружине выдающегося вождя Бреты. Эйрих эту историю уже слышал и не раз: дружина вождя Бреты пошла на охоту, за оленем, но наткнулась на стадо свирепых кабанов. Там Брета потерял своего коня, а также одного дружинника – старый кабан, распорол бедного Бадканана «от мудей до глотки». Стадо перебили, не дав ни одной свинье уйти, поэтому вместо оленины на ужин была свинина. Эта история учит, что надо хорошо разведывать охотничьи угодья и не шарить по ним так, словно ты у себя дома.

Когда трапеза была закончена, гунны вытерли руки хлопковой тряпкой,^[61] поданной Тиудигото, что являлось гуннской традицией – так у них намекают гостям, что пора уже и восвояси. И чем дороже материал тряпки, тем больше уважения к гостям от хозяина. Хлопковая тряпка свидетельствовала, что Зевта проявляет неподдельное уважение к Руа и Мундзуку, потому что хлопок – это товар из державы Сасанидов, поэтому в такой глуши его встретишь не каждый день и уж точно не подашь его прохожим каликам на вытирание рук.

Руа благосклонно кивнул Тиудигото, показывая, что оценил выказанное уважение, после чего передал тряпку хозяину дома. Зевта вытер руки, после чего передал тряпку Мундзуку, а тот, обтерев руки от жира, передал её Эйриху. В иерархии важности в доме Эйрих, в любом случае, получил бы тряпку последним, потому что это дом отца, а он просто сын, даже не старший, пусть и давно уже ставший взрослым мужем.

– Если Дариураш уже решил идти в набег на вас, Зевта, то в ваших же интересах поскорее идти встречать его, – уже во дворе дома произнёс Руа.

– Не беспокойся об этом, – заверил его отец.

– А я и не беспокоюсь, – ответил на это Руа. – Идём, Мундзук, надо завершить тренировку.

Гунны направились к центру деревни, а Эйрих и Зевта стояли у крыльца и провожали их взглядами.

– Я им не доверяю, – произнёс Эйрих.

– Руа – хитрый и подлый ублюдок… – глядя в спину удаляющегося кандидата в рейксы гуннов, произнёс Зевта. – Но обязательства на себя мы уже взяли, поэтому придётся выполнять. Завтра же начинаем ускоренную подготовку к походу.

А Эйрих планировал начинать завтра набор новобранцев в уже получивший право на существование легион…

Глава двадцатая. Не победить

/27 ноября 408 года нашей эры, провинция Паннония/

Отец Григорий, как оказалось, теперь проповедовал в новом храме, построенном у южной части деревенской площади, вместо дома старика Мундилы, умершего в конце лета от удушающих грудных болей. Дом разобрали, а на месте его поставили хорошего качества деревянный храм, с алтарём, стоящим под резным ореховым киворием.^[62] Выглядит всё это не так богато, как у римлян в Константинополе, но всё равно красиво.

Священник, уже заметивший появление Эйриха, продолжал что-то читать с недешёвого оформления пергамента.

– Святой отец, у меня не так много времени, как мне бы хотелось, поэтому прошу тебя поторопиться, – попросил Эйрих. – Зачем ты меня позвал?

Отец Григорий позвал его сам, дабы побеседовать о неких «мирских делах».

– А, ты уже пришёл… – священник оторвал взгляд от пергамента и поднял его на Эйриха. – Рад видеть тебя в добром здравии, сын мой.

– И я рад, что у тебя всё хорошо, святой отец, – ответил на любезность Эйрих. – Как ты знаешь, у нас происходят сборы войска на поход против гуннов, поэтому у меня полно дел.

– Я не займу много времени, – произнёс отец Григорий. – Пройдёмся?

Они вышли из храма и направились к площади.

– Так что за вопрос? – спросил Эйрих.

– У меня стало очень много паствы с той памятной бойни, учинённой римлянами, – произнёс священник.

– Это правда, – кивнул Эйрих.

По-настоящему действенным толчком к истинному обращению жителей деревни в арианство послужило именно то событие, когда паства отца Григория выступила в защиту деревни, оказав Эйриху поддержку в реализации его стратегемы с блокированием римлян Феомаха в бражном доме. Раньше к потугам священника обыватели относились если не снисходительно, то уж точно без должной серьёзности, а теперь вот отстроили настоящий храм, жертвуют, как доносят слухи, большие деньги на богоугодные дела – косвенно это заслуга Эйриха в том числе.

– Твою роль в этом принижатьнельзя, ведь благодаря тебе мы спаслись от уготованной нам погибели, – продолжал отец Григорий.

– Благодарности за это я уже слышал, – сказал на это Эйрих. – К чему весь этот разговор?

Отец Григорий покивал каким-то своим мыслям.

– Мне нужна твоя помощь, сын мой, – заговорил он. – У нас есть некоторое непонимание в Сенате. Я ратую за введение церковного налога, но остальные сенаторы бойкотируют слушание и мы ещё не добрались даже до голосования.

– Чем я могу помочь тебе в делах Сената? – поинтересовался Эйрих. – Я претор, а не сенатор, я могу лишь выносить предложения на слушания, а у тебя уже есть такой человек, как я понимаю.

– Да, твой отец, – кивнул отец Григорий. – Но он никак не может объяснить важность церковного налога для всего остготского племени, а ты можешь.

– А какова его важность? – спросил Эйрих. – Что он даст, кроме наполнения деньгами казны твоей церкви?

– Нам будет легче оказывать помощь страждущим, – сказал священник. – Также мы сможем покупать больше пергаментов для священных текстов и учредить постоянных дияконов, которые будут помогать священникам в богослужении. И мы, наконец-то, построим настоящие церкви. А ещё мы можем выделять необходимые суммы на твои нужды.

Это был ничем не прикрытый подкуп. Эйриху были нужны деньги, но перспектива введения церковного налога выглядела несколько небезопасно. Средства, получаемые отцом Григорием независимо от Сената – это гарантия высокой самостоятельности. Создавать ещё одну власть, но уже духовную, Эйриху бы не хотелось. И так властей развелось больше, чем он привык…

«Сам виноват – сам создал Сенат», – подумал Эйрих. – «Теперь другие думают, что им тоже так можно».

Нужны были другие идеи. Арианской церкви действительно нужны деньги, чтобы ставить побольше храмов, а в будущем, если всё сложится удачно, возводить величественные соборы, не хуже, чем у римлян.

– У меня есть предложение получше, – произнёс Эйрих, обдумав проблему.

– И какое же? – спросил, несколько разочарованный его ответом, отец Григорий.

– Я могу предложить закон о финансировании арианской церкви, – сказал Эйрих. – Мы назначим уполномоченного человека, ответственного за распределение выделяемых денег между приходами, а также отдельно будем выделять деньги на строительство храмов.

– Это не то, чего бы я хотел, – признался отец Григорий. – Дела божьи не должны пересекаться с мирскими…

– Поэтому ты будешь заниматься сугубо божьими делами, – слабо улыбнулся Эйрих. – А уполномоченный человек займётся мирскими. Зачем тебе утруждать себя взиманием денег с прихожан, когда деньги к тебе будут идти от державных налогов? Причём не только от твоих прихожан, а вообще от всех соплеменников, платящих налоги. Так выгоднее и проще.

– Да, но… – отец Григорий не нашёлся с контраргументами.

– Так будет лучше для всех, – улыбнулся Эйрих. – Я сегодня же, нет, сейчас же пойду формулировать предложение! Дело, безусловно, богоугодное, поэтому лучше не откладывать! Благодарю тебя, отец Григорий, за хорошее предложение!

С этими словами он помчал обратно домой, не желая слушать возражения.

– Ты подожди, Эйрих… – попытался остановить его священник. – А… Ладно… Эх…

/28 ноября 408 года нашей эры, провинция Паннония/

На площадке для конных тренировок было людно. Воины отрабатывали приёмы: на скаку били по соломенным мишеням дротиками, стреляли из луков, кололи мишени копьями и наносили удары мечами по деревянным столбам, к которым были закреплены ветки для срезания.

А дружинники Эйриха падали с коней и вызывали смех зрителей. Причина была в новых сёдлах, которые вообще никому не понравились, а также в стременах, назначения которых никто не понимал и не принимал.

– В гузно эту дрянь! – прорычал Аравиг, отряхиваясь от грязи. – Эйрих, я больше не вдену ноги в эти кольца! Как ты вообще с ними ездишь?!

Собственная кавалерия, мобильная и опасная – это то, что не помешает любому полководцу. Эйрих не исключение, поэтому к ним сейчас идут купленные у римлян лошади, которые станут основой для развития остготской кавалерии.

У остготов и так есть лошади, гуннские и неопределённых пород, причём немало, но переданные консулом Флавием Антемием лошади иного толка: это парфянская порода, также известная под названием нисейской, высокорослая, крепкая и резвая. С такими лошадями можно получить преимущество перед остальными племенами, ведь у кого лучше кавалерия – тот и победил. Эйрих знал это по прошлой жизни, так как ни один земледельческий народ не смог превзойти его всадников, ездивших на низкорослых и неприхотливых лошадях.

«Будь у меня кони, подобные нисейской породе сразу, с самого начала…» – мысленно посетовал Эйрих.

Потом были разные породы лошадей, китайские его не заинтересовали, хотя его позабавила порода гуоксия – это такие маленькие лошадки, высотой по пояс взрослому мужу, но полезными показались лошади Мавераннахра, очень похожие на парфянскую породу.

Впрочем, гуннские лошади тоже хороши, хотя бы тем, что они схожи по свойствам породы с теми, к которым привык Темучжин. Он будет последним человеком, кто скажет, что монгольские лошади были плохими и бесполезными.

– Как-то езжу, – пожал плечами Эйрих. – И вам тоже следует научиться.

– Да зачем? – стряхнув комья грязи со штанов, раздражённо спросил Аравиг. – Я привык ездить с нормальным седлом, а не с вот этим вот… И уж точно без этих железяк!

Эйриху, привыкшему ездить со стременами, потому что он так ездил всю свою прошлую жизнь, несколько удивительно возмущение местных воинов.

С остготскими и римскими сёдлами, действительно, стремена выглядят излишними, но Эйрих-то внедрил в сбрую своего коня не только стремена, но ещё и новую сбрую, знаменательную иной подпругой и седлом.

Если римляне и остготы ездили на четырёхрогих сёдлах, то Эйрих, ещё до похода в Константинополь, занялся изготовлением удобного для себя седла.

Классическое седло, снабжённое двумя луками, заднее выше переднего, оснащённое надлежащей сбруей, с двумя местами крепления подпруги, было освоено седельным мастером Хагалазом, который, к возвращению Эйриха, выполнил заказ на двести сёдел. Делал он их не один, а сообща с другими мастерами, сдавая готовые изделия Виссариону, получившему точные инструкции о том, каким должно быть качество сёдел.

– Эх… – вздохнул Эйрих. – А теперь посмотри, что я могу. Если сможешь так же на обычном седле, то я заплачу тебе двести солидов в награду.

– Не шутишь?! – сразу возбудился Аравиг. – Да с радостью!

– Не шучу, – ответил Эйрих.

Он быстро и без каких-либо подставок запрыгнул на нетерпеливо ожидающего действия Инцитата, пустил его в рысь и на скаку вынул из ножен саблю.

Приблизив коня к столбу с ветками, Эйрих склонился в седле под невозможным для остготских всадников углом и нанёс вертикальный рубящий удар, срезав вообще все ветки с одной стороны за раз. Второй заход – срезаны ветки на другой стороне.

Вернув саблю в ножны, Эйрих развернул коня, пустил его в рысь и склонился на правую сторону.

Когда конь достиг столба, мальчик схватил с земли одну из веток, вернулся в нормальное положение и подъехал к ошалевшему от увиденного Аравигу.

Это была лишь крошечная часть того, что мог Эйрих в седле, но и этого оказалось достаточно, чтобы понять, что в обычном четырёхрогом седле такого выполнить нельзя.

– Дайте ему коня с обычным седлом, – произнёс мальчик, а затем посмотрел на Аравига. – Повторяй.

– Я не смогу, – ответил на это старший дружинник.

– Повторяй, – нахмурив брови, потребовал Эйрих. – И с радостью.

Иногда надо ставить подчинённых на место, это как раз такой случай.

Естественно, Аравиг не сумел повторить манёвры Эйриха даже частично, провалив даже обрубание веток со столба. Потому что Эйрих имел возможность приподняться в седле и был более свободен в выборе позиции для удара. На этапе подхватывания ветки с земли Аравиг вновь рухнул в грязь.

– Вот за этим, – произнёс Эйрих, когда окончательно заляпанный грязью и позором старший дружинник вернулся.

– И что, прикажешь, чтобы все пересаживались на новые сёдла? – недовольно спросил Атавульф, не одобряющий такую показательную порку уважаемого воина.

– Приказывать такого не буду, – покачал головой Эйрих. – Вы сами захотите сменить сёдла, очень скоро.

– Будешь казнить каждого десятого, пока все не пересядут? – с саркастической усмешкой спросил Аравиг, вновь вынужденный отряхиваться от грязи. – У римлян ведь так заведено, да?

– Принуждать никого не буду, – пожал плечами Эйрих. – Но будь уверен, вы сами захотите. Но это будет после похода.

/1 декабря 408 года нашей эры, провинция Паннония/

– … был удивлён, изучив протокол принятия закона «О полномочиях консулов», – выступал Эйрих перед Сенатом.

За время его отсутствия сенаторы назначили второго консула – Балдвина, вождя крупного остготского рода Ормов. Это род, насчитывающий целых двенадцать деревень, расположенных вокруг руин римского города Аквинка, заброшенного несколько десятилетий назад.

Род этот живёт обособленно, Зевта сообщил Эйриху, что они всегда были сами по себе, но теперь, когда обстановка накалилась, а остальные роды собрались вокруг Сената, им пришлось принимать непростое решение. И разумеется, просто так отдавать свою независимость они не хотели, затребовав многого. Сенат не был расположен проявлять излишнюю щедрость, но использовал давно приберегаемый козырь и назначил Балдвина вторым консулом, а также пообещал незначительно расширить консульские полномочия одним из ближайших законов.

И когда Эйрих ознакомился с протоколом заседания, он понял, что сенаторы обманули Балдвина, проведя заседание ради заседания и не дав обещанного, бросив ему полномочия надзора над службой снабжения общеплеменного войска.

Это больше походило на издевательство, нежели на реальное расширение полномочий. Так они плюнули в лицо не только Балдвину, но и Зевте, который тоже ожидал чего-то существенного. Но ни первый, ни второй, не пошли прояснять у сенаторов этот вопрос, стерпев или не поняв.

«Стариков надо держать в узде», – подумал Эйрих. – «Сегодня они накричат на тебя, завтра плюнут тебе в лицо, а послезавтра ты будешь сносить удары кулаками».

Конфликты Сената и Магистрата были заложены в саму суть римской системы, в этом не было ничего плохого, скорее наоборот, в этой борьбе, как в споре, рождается истина. Но всё может рухнуть, если магистратура, с самой верхушки, будет подмята Сенатом.

– Чем ты был удивлён? – поинтересовался Торисмуд. – Мы провели дебаты, учли и без того большую ответственность, возложенную на консулов, после чего приняли решение.

– Я бы принял твои слова, – вздохнул Эйрих, – если бы вы за месяц до этого не назначили второго консула. Мы уславливались, что полномочия первого консула ограничиваются лишь до тех пор, пока не будет назначен второй. А в протоколе я вижу, что вы вообще не собираетесь расширять консульские полномочия, что неоспоримо мешает работе магистратуры.

– Мы лучше тебя знаем, какие полномочия нужны консулу, – с желчью в голосе прокряхтел Сигумир Беззубый. – Зевта не проявлял недовольства, как и Балдвин, поэтому нечего спорить. Друзья, предлагаю отменить предложение претора Эйриха и перейти к обсуждению правок к закону «О свободах вольных людей»…

Старик пошёл против регламента заседаний, потому что взял на себя функцию распорядителя заседания, исполняемую одним из народных трибунов.

– Протестую! – встал со своего места народный трибун Барман.

Это стало закономерным итогом действий зарвавшегося Сигумира, давно уже метившего на место принцепса.^[63] Много это почётное звание не даёт, но старики грызутся за него так, словно за ним стоит какая-то реальная власть. На самом деле, звание принцепса просто утвердит превосходство конкретного лидера фракции над остальными, что очень важно для стариков, поэтому высок риск того, что принцепса не изберут вообще никогда.

– Слушаем тебя, народный трибун, – вздохнул Торисмуд.

Удара отсюда сенаторы точно не ожидали. Народные трибуны, как слышал Эйрих, уже успели несколько раз придержать сенаторов от некоторых необдуманных решений, но прямой конфронтации ещё не случалось. И сегодня особенный день.

– Рассмотрение предложения претора Эйриха Щедрого будет продолжено, – заявил Барман. – Я, как народный трибун, вижу его правоту и мои соратники меня поддержат.

– Поддерживаю, – произнёс народный трибун Людомар.

– Поддерживаю, – произнёс народный трибун Вульфсиг.

– Народные трибуны едины во мнении, – удовлетворённо заключил Эйрих. – Думаю, надо пересмотреть закон, не доводя до трибунского вето.

Пусть время упущено, потому что Зевта не сразу вспомнил, а Балдвин даже не знал, что можно поговорить с трибунами и уговорить их наложить вето, после чего созвать новое заседание Сената. А если сенаторы не поймут со второго раза, «глушить» их вето снова и снова. Это похоже на уязвимость, но на самом деле сенаторы могут переформулировать мнение или призвать разрешать спор народных трибунов. А если уж народные трибуны не смогут разобраться, то всё решит референдум, то есть голосование всех свободных мужчин племени. Вот это-то и восхищало Эйриха в римском праве – всё сбалансировано и не бывает такого случая, когда решение не имеет способов быть выработанным. Пусть с задержкой на длительные и многочисленные заседания, но решение будет выработано. Это в тысячу раз лучше, чем если будут приняты быстрые, но ошибочные решения кем-то одним.

«И всё это придумали многие сотни зим назад», – подумал Эйрих. – «Во времена, когда римляне были мудры…»

– Друзья, голосуем о пересмотре закона «О полномочиях консулов», – произнёс Торисмуд, тоже, как известно Эйриху, метящий в принцепсы.

Подспудно ощущая, к чему всё идёт, а может и по каким-то другим причинам, сенаторы проголосовали положительно. Это значит, что у Эйриха только что прибавилось работы, потому что отец не сможет не то что написать новое предложение, а даже прочитать его с пергамента.

«В будущем надо будет внести новый пункт в ценз на должности: все магистраты должны уметь читать и писать», – сделал себе зарубку на память Эйрих.

/8 декабря 408 года нашей эры, провинция Паннония/

Суета приготовлений к походу позади. В кратчайшие сроки удалось собрать двенадцать тысяч воинов, а ещё десять тысяч ещё собираются, но они нагонят основное войско позднее.

Не успел Эйрих даже нормально прилечь отдохнуть и закрыть глаза, как он вновь в седле, едет куда-то, чтобы убить кого-то.

Без крови такой поход точно не обойдётся и боёв не избежать, потому что три дня назад прибыли гонцы из деревни Визивина – разведчики гуннов, почти не скрываясь, поехали куда-то вглубь территории остготов. Ловить всадников на быстрых конях по лесам и холмам было трудно и малорезультативно, поэтому разведчики спокойно выведали всё, что им было нужно и ушли иными тропами.

«Значит, чувствуют за собой силу, раз так уверенно шастают по нашей земле», – подумал Эйрих, едущий рядом с двумя девами щита – Эрелиевой и Альбоиной.

Гунны плохи тем, что склонны устраивать засады и внезапные атаки, причём не брезгуя атаками сходу, без подготовки. Последнее весьма губительно, но когда это могло остановить настоящего кочевника? Поэтому остготское воинство перемещается не снимая доспехов и ночует точно так же. Неудобно, кому-то даже тяжело, но жизнь дороже, ведь нет никаких гарантий, что очень быстрые гунны не обхитрят усиленные разъезды.

Эйрих почесал запястье правой руки, держащей копьё. Копьё упирается в ток,^[64] вшитый в седло. Можно было, конечно, закрепить копьё в держателе или вообще сдать в обоз, но с гуннами нужно держаться настороже. Уж Эйрих-то знал, как можно правильно встретить армию противника на марше…

Тут из лесу слева выехал гонец из передового дозора.

– Консул Зевта!!! – крикнул он, не успев доехать. – Гунны грабят деревню старейшины Визивина!

Ожидаемо для Эйриха, но всё равно неприятно. Он-то лучше остальных знал, что появление разведчиков практически гарантировало последующее разграбление ближайшей деревни. Потому что кочевники просто так не ходят. Особенно зимой.

– Сколько их?! – спросил у гонца Зевта.

– Не больше тысячи! – ответил тот.

– Эйрих, бери свой отряд и атакуй их! – приказал Зевта. – Мы догоним!

Эйриху дали под командование, как зарекомендовавшему себя командиру, тысячу всадников. Рискованно, конечно, врываться без разведки…

… поэтому Эйрих сначала всё тщательно разведает, а потом уже подумает о том, стоит ли бездумно врываться в деревню или лучше поступить умнее.

– Хродегер, дай команду! – приказал Эйрих и пришпорил коня. – За мной!

– Можно мне тоже? – сразу же спросила Эрелиева.

– Нет, оставайся с войском! – ответил Эйрих.

Ей ещё слишком рано участвовать в таких непредсказуемых схватках, где Эйрих не уверен не только в численности врагов, но ещё и в собственных подчинённых воинах, которых сам-то увидел впервые во время сбора похода.

До деревни они добирались около часа, после чего встретили передовой разъезд, запрятавшийся в кустах.

– Претор, – кивнул Эйриху командир разъезда. – Я – десятник Ардина.

Эйрих кивнул в ответ.

– Сколько их точно? – поинтересовался он. – Что делают в деревне?

– Точно не знаю, но не больше тысячи, как я передавал с гонцом, – ответил Ардина. – Что делают? Грабят и убивают.

– Мне нужно увидеть всё собственными глазами, – произнёс Эйрих. – Хродегер, строй тысячу вон там, за кустарником, но в боевом порядке.

Пусть кустарник и деревья давно уже лишились листвы, полностью сокрытой под слоем выпавшего сегодня снега, они позволят скрыть войско от возможных наблюдателей.

– Сделаю, – ответил старший дружинник.

Эйрих выехал вместе с Ардиной поближе к деревне.

А деревня уже горела, из неё доносились крики ужаса и предсмертные вопли. Знакомые звуки.

Никаких отрядов охранения не видно, потому что все гунны были заняты увлекательным времяпровождением. Это было бы хорошим знаком для кого-то ещё, но не для Эйриха. Он бы не позволил своим войскам заниматься беспечным грабежом без охранения. Но это он, а тут другие люди…

Осмотр места предстоящего сражения, называемый римлянами рекогносцировкой, показал Эйриху, находящемуся сейчас на небольшом всхолмье, что атаковать лучше будет с двух въездов в деревню одновременно, с западного и южного, потому что с севера поселение прикрыто местной речушкой, а с востока густой лес. Следы на снегу показывают, что вышли гунны из того самого леса, совершили бросок по заснеженному полю и ворвались в деревню.

Большей части селян уже не помочь, потому что их трупы лежат то тут, то там, но женщин и детей кочевники собирают на деревенской площади – точно собираются уводить с собой.

Вокруг следов других противников не наблюдается, гуннов, на вид, где-то около тысячи, как и сообщалось разъездными, поэтому можно атаковать согласно незамысловатому, но действенному плану.

– Тунгстам, бери пять сотен и начинай атаку с южного въезда, – приказал Эйрих одному из самых толковых своих дружинников. – Остальные – за мной!

Действовали быстро, перемещались галопом, поэтому войска оказались на исходных позициях в кратчайшие сроки. Правда, они создали шум, который гунны верно интерпретировали и начали собираться для отражения атаки. Но это у них началось слишком поздно…

– В атаку!

Эйрих ехал на острие атаки, выставив копьё перед собой.

Гунны, сумевшие отвлечься от затягивающего грабежа, успели построиться и броситься навстречу.

– А-а-а!!! Хур!!! А!!! – доносились боевые кличи гуннов, прорывающиеся сквозь топот копыт.

– А-а-а!!! Хлп!.. – издал заколотый копьём гунн, обладающий двумя большими косами на затылке.

Копьё надёжно засело в груди врага, поэтому Эйрих отпустил древко и извлёк из ножен саблю. Сегодня именно тот день, когда она себя покажет.

На южном въезде также вступили в бой пять сотен Тунгстама, причём чуть более успешно, чем пять сотен Эйриха. Видимо, в южной части деревни гунны подготовились к встрече хуже.

И пошла рубка. Эйрих получил в грудь стрелу, но она не пробила чешую и даже почти ничего не передала простёганному поддоспешнику.

Копейные удары он принимал на щит, а сам рубил саблей, рассекающей незащищённую плоть как скорняжный нож мягкую кожу.

Прорыв к центру деревни произошёл как-то сам собой, потому что Эйрих упустил момент, в котором его отряд разорвал встречавших его гуннов на куски и вышел на не успевших ничего понять грабителей.

– Умри! – врезался в вовремя подставленный щит Эйриха дротик.

Вражеский всадник подъехал слишком близко, за что последовала расплата: Эйрих провёл эталонный удар с оттягом и почти отрубил голову бедолаги, не знавшем, что так вообще можно с седла. Голова уже мёртвого врага отклонилась вправо, заливая плечи, грудь и спину своего владельца тёмной кровью. Это был не гунн, но это и неважно.

Остготские всадники гибли, но гуннов, рассредоточенных по деревне, гибло гораздо больше.

Удар, принятие ответа на щит, снова удар.

Кровь наполнила воздух своим терпким запахом, а бойня всё продолжалась…

Наконец, неопределённое время спустя, на площади не осталось никого, кроме воинов Эйриха и мирных селян.

– Добейте выживших, – распорядился Эйрих. – Оружие и брони собрать и…

И вот тогда он понял, что зря недооценил противника. Из леса выдвигалось настоящее войско, даже на первый взгляд составляющее численность не меньше пяти-шести тысяч.

– Не было печали… – прошептал себе под нос Эйрих.

– Ты что-то сказал, претор? – спросил Хродегер, стоящий рядом.

– Отходим из села, говорю… – произнёс Эйрих. – Нам тут не победить.

Глава двадцать первая. Снежное побоище

/8 декабря 408 года нашей эры, провинция Паннония/

Эйрих пристально рассматривал выходящих из леса вражеских воинов. Его воины уходили из деревни, на ходу перехватывая поводья гуннских лошадей, оставшихся без хозяев.

Численность гуннов составила, на глаз, около десяти тысяч, причём ¾ пешие. Много конных лучников, где-то тысяча или чуть меньше. Есть ещё три сотни тяжелобронированных всадников. Битва будет тяжёлой, но начнётся не сейчас.

Эйрих вернулся за своим копьём. Оно сломалось в паре ладоней от наконечника, превратившись в неудобный посох.

Оглядевшись, Эйрих обнаружил копьё, лежащее у тлеющего стога сена.

– Уходим быстрее! – крикнул ему Аравиг. – Они скоро будут здесь!

– Не будут, – ответил Эйрих. – Я сейчас.

Подъехав к стогу, он подхватил копьё и сразу понял, что это оружие не для всадника: пехотная ланцея, взятая боем или купленная у римлян, скорее всего, кем-то из жителей деревни Визивина…

Длинное копьё несколько менее удобно использовать в седле, но можно. Эйриху было без разницы. Вставив основание копья в ток, он поехал вслед за своими воинами.

В трёх милях от деревни были встречены передовые дозоры остготского воинства. Эйрих остановил свой отряд и выстроил его для смотра.

– Докладывай, – приказал Эйрих Хродегеру.

– Потеряли убитыми сто человек с лишним, точнее узнаю позже, – доложил старший дружинник. – Тяжелораненых тридцать один, ещё двести с порезами и царапинами.

– Оказать помощь, тяжелораненых подлатать и передать в обоз, – распорядился Эйрих. – Остальным проверить снаряжение, заменить испорченное оружие и готовиться к схватке. Я к консулу, Хродегер, ты за старшего.

Консул Зевта занимался раздачей команд и размахиванием руками. Полководец из него выходил далеко не самый лучший, это знали все. Поэтому, когда настанет время, дальше действовать будет Эйрих.

– Разобрался с налётчиками, – сообщил он отцу. – Но, как я понимаю, ты уже знаешь о том, что за деревней собирается большое войско гуннов…

– Проклятье им на головы… – прошипел Зевта. – Никогда не участвовал в больших битвах…

– Мы справимся, – заверил его Эйрих. – Пусть такое количество гуннов я ещё не побеждал, но что-то мне подсказывает, что они не сильнее лучших воинов Улдина, а может даже и слабее в своём большинстве.

Вряд ли, конечно, эти гунны будут слабее, но Эйрих видел, что отец сильно волнуется и сомневается. Как он только что сказал, у него впервые в жизни настолько большая битва, а это веская причина волноваться и сомневаться.

Да и сам Эйрих не сказать, чтобы был предельно спокоен. Меньше часа назад он рубил людей саблей, на щеке до сих пор горит стёртая гуннская кровь, веером брызнувшая из распоротой глотки неудачника, промахнувшегося с ударом. Но горячка боя прошла, а глубоко в груди, взамен ей, пришёл холодок предвкушения грядущей большой битвы. Эйрих волновался, но не сомневался – он уже давно на войне, дольше, чем кто-либо другой из здесь присутствующих, поэтому сомнений нет.

«Либо умрём, либо победим», – подумал Эйрих.

Тысячниками в остготском воинстве выступали военные трибуны, коими полгода назад объявили всех вождей, имеющих в подчинении не меньше пятисот воинов. Это значит, как минимум, что небольшими подразделениями они управлять умеют, а это то, что было нужно Эйриху. На более высоком уровне будет думать он.

Организационная волокита продлилась до вечера: сначала Эйрих осмотрел подходящее для боя место, затем около часа доводил план битвы отцу, а тот спускал его тысячникам, ну а те сотникам и десятникам.

Как выбирают подходящие места для сражений?

На самом деле, подходящих мест не так уж и много, как может показаться сначала.

Рядом с деревней Визивина были пашни, где выращивалась рожь. Открытое пространство, ровное, как стол, поэтому оно отлично подходит для того, чтобы гунны согласились сражаться и остготы не начали в бой в ущерб себе. И Эйрих ещё с прошлой жизни знал, что чем больше на поле сражения кустов, деревьев и оврагов, тем сложнее планировать перемещения и атаки подразделений. Битва – это само по себе сложно, поэтому лучше не преумножать себе сложности…

А вечером, когда были выставленные усиленные дозоры и поставлена на часы дежурная тысяча, всегда боеготовая, прибыли переговорщики от гуннов.

На встречу поехали Зевта, Эйрих и три отцовских старших дружинника: Бодвин, Аламир и Киндла. Со стороны гуннов тоже было пятеро и особо выделялся рослый гунн в римских пластинчатых доспехах. Такие доспехи сами по себе ни разу не дёшевы, а ведь они ещё и позолочены.

– Я – Зевта, сын Байргана! С кем говорю?! – окликнул консул переговорщиков.

– Я – Дариураш, правитель всех гуннов! – выехал вперёд рослый гунн. – Ты тот самый Зевта, что считает себя консулом остготов?!

– Да! – ответил отец. – А ты тот самый Дариураш, который считает себя правителем всех гуннов?!

– Угадал! – крикнул ему претендент на гуннский рейкстат. – Мы приехали, чтобы сделать тебе предложение, так называемый консул остготов! Выдай нам Руу и Мундзука с его гнилыми отродьями, а мы за это вас не убьём!

– Вон на том поле будет битва! – протянул руку Зевта к заснеженной пашне. – Вот там и посмотрим, кто кого убьёт!

– А я думал, что ты умный человек, Зевта, сын Байргана! – ответил на это Дариураш. – Но ты оказался достаточно тупым, а ещё очень отважным, раз посмел мне дерзить! Тогда встретимся завтра!

«Вот обрадуются выжившие жители деревни…» – подумал Эйрих. – «Старые римляне говорят, что на полях особо кровопролитных сражений, обычно, вырастает самая сочная пшеница…»

Обратно они ехали в молчании, под хруст снега под копытами лошадей.

Зима окончательно вступила в свои права и осыпала холодную землю снегом. Хотя в этом году была странная погода: весь ноябрь было пусть и холодно, но вообще без снега.

– Замени копьё, – произнёс Зевта. – У меня есть несколько.

– Хорошее же копьё, – покачал головой Эйрих. – Римская ланцея – качественная и надёжная.

– Она больше подходит для пешего боя, – вздохнул консул.

– Всё равно на один раз, – ответил на это Эйрих.

– Как знаешь, – махнул рукой Зевта. – Ночевать где будешь?

– Со своими, – ответил Эйрих. – Завтра с утра надо обсудить последние детали будущей битвы, поэтому лучше не пей сегодня.

– Поучи меня ещё, что делать, – недовольно произнёс Зевта. – Но да, в чём-то ты прав. Налегать не буду.

Эйрих не одобрял вообще питьё алкоголя само по себе, потому что вино и брага делают человека слабым и тупым. На отца повлиять он не мог, но никогда не переставал пытаться.

Придя в уже разбитый шатёр, где размещались, помимо него, Эрелиева, Альвомир и Альбоина, мальчик снял броню и прилёг на лежанку. Феомах и Татий ночуют в шатре в пяти шагах справа, вместе с Савариком и Руссом. Последние двое прибыли чтобы посмотреть на отражение набега. Саварику было просто любопытно, а Руссу интересно, как варвары воюют между собой.

Саварика Эйрих пока держал подле, чтобы лучше посмотреть, что он за человек. Опыт общения показывал, что франк – хороший воин, ответственный и опытный, но это общие представления, а вот каков он в серьёзном деле ещё предстоит выяснить. В тот раз, на Ипподроме, он его сильно выручил, что дало основание считать франка очень полезным человеком, но это далеко не всё, что Эйрих хотел узнать о нём. Вот завтрашний бой всё покажет…

Эрелиева лежала по соседству от Эйриха и, видимо, спала. Почти у костра на шкурах лежал Альвомир, но этот точно в царстве Морфея.

«Наверное, видит сны о жареных кабанчиках, которых даже не надо разделывать, ведь куски мяса сами прилетают ему в рот», – с тёплой улыбкой посмотрев на свернувшегося калачиком гиганта, подумал Эйрих.

Альбоина сидела перед очагом и с задумчивой полуулыбкой рассматривала некую деревянную фигурку. При внимательном рассмотрении это оказалось её лицо, искусно вырезанное Альвомиром.

– Как тебе? – спросила дева щита, протягивая Эйриху фигурку.

Мальчик принял её и рассмотрел со всех сторон.

– С каждым днём у него получается всё лучше и лучше, – произнёс Эйрих.

– Здесь я даже красивее, чем в жизни, – усмехнулась Альбоина. – Альвомир – хороший мужик. Будь у него ума побольше, попросилась бы ему в жёны.

– И бросила свою стезю? – не поверил Эйрих.

Насколько он знал, девы щита бывают либо воюющие, либо мёртвые. Даже отец не смог припомнить, чтобы у этих девиц всё заканчивалось как-то иначе. Потому что у женщин всяко меньше дури, чем у мужчин, поэтому им легче встретить на поле боя кого-то сильнее себя. А дальше и так ясно, что будет, если подобное случится… Но зато каждый раз, когда на деву щита смотрят другие воины, она видит в их глазах некую толику уважения – больше, чем то, на что может рассчитывать какая-нибудь другая женщина. Эйрих считал, что девы щита продолжают отчаянно бросаться в гущу схватки, где никто не даёт никаких поблажек, именно ради этого. Ради уважения, ради признания равной. Во всяком случае, насчёт Альбоины Эйрих точно знал, что она это делает не только ради денег.

– Бросила бы, – уверенно ответила дева щита. – За таким мужиком, как за каменной стеной. Всех убьёт ради меня, всех победит… Ему ведь даже оружия не надо… Руками может сворачивать шеи сильным воинам, как цыплятам… Эх, вот будь он хоть чуть-чуть умнее…

Вообще-то, Эйрих уже не раз задумывался о том, что надо бы Альвомира подженить. Найти самую рослую бабу из остготов, чтобы порода не мельчала, ну и наложниц тоже самых высоких и крепких. Такая скорбность умом редко передаётся отпрыскам, поэтому есть шансы на то, что дети Альвомира будут сильными и с неплохим соображением, ну, нормальным соображением.

Другое дело, что сам Альвомир не проявлял интереса к женщинам.

«По утрам у него, как и у всех», – подумал Эйрих. – «Но что-то я вообще не замечал, чтобы он проявлял похоть хоть к кому-то. Ребёнок умом же…»

Трескали поленья в костре, пахло жареным мясом, уже приговорённым Альвомиром к приходу Эйриха. Ещё стоял запах пота, основным источником которого были сапоги гиганта, стоящие у входа в шатёр.

– Завтра же я смогу участвовать в бою? – вдруг спросила Эрелиева, либо проснувшаяся, либо не спавшая.

– Придётся, – ответил ей Эйрих. – Будешь держаться рядом со мной, как и Альбоина.

– А Альвомир? – спросила последняя.

– Его я поставлю с отцом, – произнёс Эйрих. – Будет держать большой щит, на случай, если гунны решат избавиться от командования, как они очень любят делать.

Тактика гуннов местами несколько отличалась от той, к которой привык сам Эйрих. Он слышал о применяемой некоторыми гуннами стратегеме, заключающейся в создании внезапного прорыва к командованию: создаётся специальный ударный отряд всадников, пробивающий боевой порядок и открывающий путь особому подразделению метких лучников. Они буквально засыпают ставку стрелами, убивая если не самого полководца, то хотя бы его помощников. И даже если затея оканчивается провалом, вражеский полководец ненадолго теряет управление войском и занимается собственным выживанием, а это лучший момент для хитрых ударов и фланговых обходов.

Другое дело, что сам Эйрих лично ничего такого не видел, поэтому стратегема может оказаться никакой не стратегемой, а досужей болтовнёй. Воины любят сочинять и приукрашивать истории, поэтому иногда из частных случаев раздувают целый тактический приём, применяемый постоянно.

«Тенгри защищает того, кто сам себя защищает», – подумал Эйрих. – «Поэтому пусть Альвомир побудет с отцом».

Да и сам Эйрих будет там же, поэтому без присмотра гигант точно не останется.

– Сегодня ночью, как окончательно опустится тьма, сходим на поле, – произнёс Эйрих. – Надо будет кое-что сделать. Сейчас спите – времени на сон будет немного.

/9 декабря 408 года нашей эры, провинция Паннония/

Войска строились в чистом поле. Никто не пытался прятать подразделения в ближайшем лесу, потому что он слишком далеко, никто не хитрил и не юлил. Никто, кроме Эйриха.

– Аравиг, как у нас дела?! – окликнул Эйрих, ведущего тысячу, старшего дружинника.

– Сейчас подъеду! – ответил тот.

Эйрих дождался прибытия своего дружинника.

– Сделали всё так, как ты сказал, – сообщил Аравиг, глубоко вдохнув и выдохнув пар изо рта. – Ух! Свежо сегодня!

– Гунны не увидели? – уточнил Эйрих.

– Не должны, – пожал плечами Аравиг. – Да нет, точно не увидели! Мы же заслон из плотного строя выставляли каждый раз.

Мальчик перевёл взгляд на боевые порядки гуннов. Уже почти построились, доходят до исходных позиций, чтобы оттуда броситься на остготов и разбить их в кровавую щепу.

План битвы не представлял собой ничего нового для Эйриха, впрочем, как и для римских стратегов прошлого: остготы будут стоять, полностью передав инициативу гуннам. Эйрих хотел, чтобы Дариураш думал, что план остготов нацелен на нанесение максимума потерь гуннам, чтобы они не могли продвинуться дальше – в нынешней ситуации, у какого-то другого полководца, так бы оно и было, потому что в лобовой схватке у остготов нет и шанса, но Эйрих – это не какой-то другой полководец. Но пусть Дариураш считает, что встретился с обычным варварским полководцем, рассчитывающим на следующую битву, следующим собранным ополчением. И пусть вносит коррективы в планы битвы исходя из этого.

Лично участвовать в битве, в первых рядах, Эйрих не стал. В пылу сражения очень мало видно и ничего нельзя изменить, поэтому столкновения с врагом надо оставить обычным вождям, а самому, вместе с отцом, управлять подразделениями на выгодной позиции, с хорошим обзором.

На месте уже несуществующей лесной рощи, полностью вырубленной жителями деревни Визивина, увы, хорошего места не было, поэтому Эйрих был вынужден создать такое.

И он создал башню из повозок, достигающую высотой три человеческих роста, чего вполне достаточно, чтобы обозревать поле боя и своевременно отдавать команды. Скрипучее нечто выглядело небезопасно, но только выглядело, потому что поставленные друг на друга телеги были крепко связаны тросами, а опорная телега вообще лишена колёс и частично врыта в землю, чтобы ненароком не поехала куда-нибудь.

Эйрих ловко взобрался на вершину, устеленную войлоком и шерстяными одеялами. А там уже, с видом, излучающим мудрость, сидел консул Зевта, сосредоточенно глядящий на копошение гуннов.

– Будет тяжело победить сегодня, – произнёс он.

– Будет, – не стал спорить Эйрих. – Но если все будут действовать согласно плану, то мы победим.

– Коней бы держать поближе… – Зевта медленно оглянулся.

– Нельзя, – покачал головой Эйрих. – Воины воспримут это как неуверенность в исходе. Если ты собрался побеждать, зачем тебе кони так близко к башне? А если надобность возникнет, всегда можно приказать пригнать лошадей.

– Так-то ты прав, но поспокойнее было бы если… – начал отец.

– Началось, – перебил его Эйрих.

Гунны начали движение.

Первыми шли, если воины распознали верно, войска визиготов, из тех, что не перешли Дунай и остались под гуннской властью. Вместе с ними идут вандалы, большая часть стягов которых свидетельствует о том, что среди них преобладает род асдингов, имеющих счёты лично к Эйриху.

«Во все времена легче всего на свете заводить врагов», – философски подумал Эйрих.

Кавалерия по флангам, правый фланг – гунны, а левый фланг – сабиры и прочие сарматы. Тяжёлая бронная кавалерия стоит в резерве, почти у леса. Если наметится переломный момент в битве, нужно будет ждать именно их атаки. Впрочем, это не сильно-то и важно.

Визиготы с вандалами и малыми количествами степняков среди них начали сближение.

– Ждать! – крикнул Зевта.

Но план сражения уже был согласован и поэтому никто даже не пытался бежать врагам навстречу.

Сегодня ночью, очень облачной и холодной, Эйрих неплохо поработал топором и других воинов из своей тысячи неслабо напряг, но чем больше они устали, тем сильнее будет удовлетворение от плодов их тяжёлой работы.

Боевой порядок остготов обозначал крепкую защиту флангов, но выглядел сейчас так, будто при достаточном количестве кавалерии фланги можно пробить и завершить битву намного раньше, чем казалось изначально.

Соображающие в тактике остготские вожди сильно занервничали, когда Эйрих предлагал такое, поэтому ему пришлось вдаться в подробности и всё объяснить.

– Мы так и простоим тут? – донёсся снизу недовольный вопрос Эрелиевы. – Можно же было хотя бы к лучникам пойти!

– Стой там! – крикнул ей Эйрих. – Ты особой роли там не сыграешь, а пристрелить могут вполне!

Наконец, противники достигли отмеченной ночью линии, специально высчитанной по шагам лично Эйрихом, после чего открыли стрельбу лучники. Точность посредственная, но они берут массированностью залпов.

Вандалы и визиготы подняли щиты, но стрелы продолжали собирать свой неожиданно щедрый зимний урожай. За боевыми порядками наступающих воинов начали оставаться раненые и убитые, но слишком мало, чтобы на что-то повлиять. Впрочем, эти воины больше никого не убьют, а это очень хорошо.

На дистанции чуть больше шестидесяти шагов произошёл обмен дротиками и даже плюмбатами, завалявшимися в котомке далеко не у одного воина. Много кто рухнул в заснеженную грязь, но это тоже почти ни на что не влияло, потому что воинов тут собралось по десять-двенадцать тысяч с каждой стороны.

А дальше случилось соприкосновение двух боевых порядков, вылившееся во взаимное перетыкивание копьями и перекидывание оставшимися дротиками. Потом противник начал давление и между строями стало очень тесно.

Лучники стреляли по всё ещё идущим к месту встречи противникам, а Эйрих ждал.

«Да-да-да, это всё, что я на сегодня приготовил!» – думал он, глядя на ставку гуннского командования. – «Действуй!»

Ждал, пока Дариураш прекратит недоумевать от тупости остготской тактики, перестанет искать подвох, придёт к мысли, что это просто остготы такие тупые, что с них взять, а затем начнёт обращаться с ними как с тупыми.

Потребовалось десять с лишним минут, прежде чем гуннский полководец выработал какое-то мнение о ситуации. И, к детскому восторгу Эйриха, Дариураш посчитал, что имеет дело с тупыми варварами, которые даже тупее тех варваров, что пытались договориться с гуннами о мире.

Все гуннские и сарматские всадники, исключая конных лучников, одновременно тронулись по дуге, на фланговый обход.

Но чутьё на опасность у гунна было, поэтому он отправил в лобовую атаку дополнительных воинов из резерва.

Массы людей обменивались тычками копий, перестреливались из луков, вопили и рычали. Там, почти в двухстах шагах впереди, идёт настоящая схватка, но кульминация произойдёт не там.

Всадники на обоих флангах выстроились в ударный порядок, причём почти одновременно друг с другом, после чего, после сигнала рога, тронулись в атаку. А войска из гуннского резерва уже приблизились к зоне поражения лучников.

– Ветер?! – крикнул Эйрих вниз.

– Всё так же дует на восток! – ответил Альбоина.

– Точно?! – переспросил Эйрих.

– Точно-точно! – ответила дева щита. – Четыре человека проверяют!

– Тогда начнём… – вздохнул Эйрих, встал и вскинул заранее приготовленный лук.

Из кувшинчика с угольком он поджёг паклю на стреле, прицелился и произвёл выстрел.

Стрела взметнулась в небеса, после чего рухнула в поле где-то за войсками из гуннского резерва. Это был сигнал к действию.

Около пятисот лучников выпустили огненные стрелы по известным им местам. Кое-где сразу же полыхнуло, а где-то потребовались дополнительные залпы.

Громовой камень, смешанный с серой, углём и иудейской смолой, загорался со вспышкой и хлопком, раскидывая вокруг куски взявшейся огнём пропитанной особым маслом, на основе громового камня, ткани.

И всё больше мест поджига, всё больше дыма…

Спустя минуты, когда вражеские всадники уже вот-вот должны были ударить по неподвижным остготским флангам, собственные воины стали невидимыми для Дариураша. Он не видел, что происходит, поэтому от его команд теперь будет больше вреда, чем пользы. И возникающие проблемы будут вынуждены решать тысячники на местах. А это уже нечестно, потому что они, даже все вместе взятые, не ровня Эйриху.

А вот с кавалерией получилось не так зрелищно, но зато предельно эффективно.

Эйрих вычитал этот приём у Вегеция, который вспоминал о нём как о чём-то сомнительном и неоднозначном, а также очень ситуативном.

Вся тактическая хитрость заключалась в поднимаемых острых кольях. До этого они были спрятаны в снегу, но теперь оказалисьподнятыми и готовыми встречать новых гостей.

Также фланги подняли из-под снега ланцеи и похожие на них копья, ощетинившись колючим ежом. И это значило, что фланги теперь непреодолимы, а бить надо было в лоб, там хоть какие-то шансы.

С хрустом и конским ржанием всадники врезались в выставленные колья и копья, оставив на них все передние ряды.

– Всё идёт по плану, – с удовлетворением произнёс Эйрих.

Дым, как и рассчитывал Эйрих, пошёл в сторону востока, то есть к гуннам.

«Даже такие мелочи надо учитывать», – подумал мальчик. – «Дым – яд, который не разбирает своих и чужих».

Единственным минусом наведения плохого обзора противнику было наведение плохого обзора и Эйриху тоже.

А потом в ход вступили две сотни спрятанных в снежных укрытиях людей, вышедших прямо в тыл атакующих всадников. В руках тайных воинов были острые топоры, а сами эти воины являлись самыми отбитыми представителями остготов. Их задача разделить кавалерию на две части, а затем смотреть, как остальные будут спокойно колоть её копьями и баграми.

И у них всё получилось! В продавленный разрыв влились другие остготские воины и начали расширять его и стремительно понижать шансы на объединение подразделения воедино.

Кашля слышно не было, но Эйрих был уверен, что, как только дым дойдёт до резерва, то сразу начнёт выводить воинов из строя.

– Лихо ты! – одобрительно усмехнулся Зевта, видящий то же, что и Эйрих.

Кто-то из вандалов и визиготов увидел, что что-то идёт не так и не видно собственного войска, но поделать с этим ничего было нельзя.

Кавалерию, изрядно попортившую себе кровь столкновением с подъёмными кольями, уже добивали, одинаково безжалостно рубя и лошадей, и наездников.

– После того, как дым рассеется, нам останется уповать лишь на собственные силы, без хитростей и уловок, – предупредил отца Эйрих. – Пока же наслаждайся зрелищем убийства твоих врагов…

Глава двадцать вторая. Остготская удача

/9 декабря 408 года нашей эры, провинция Паннония/

– … а потайные сотни потеряли половину воинов! – продолжал доклад Аравиг. – Общие потери войска пока не установили, но мы посчитаем!

Бой не закончен, ведь у гуннов ещё остались резервы, но возникла небольшая пауза, связанная с завесой отравляющего дыма, преградившая путь и видимость. Дариураш не знает, что происходит за завесой и как дела у Эйриха, впрочем, это верно и для Эйриха.

Пока шёл бой, у Эйриха в голове с треском рвался очередной шаблон. Создание локальных завес, чтобы дым закрывал только нужные участки, а не всё поле целиком – вот что послужило причиной озарения.

В предыдущих случаях применения дыма всё было несколько иначе. Римлян Феомаха они буквально выкуривали из бражного дома, дым там играл роль удушителя, в случае с асдингами у Дуная дым был использован как комбинация удушения и попутного сокрытия подхода войск Эйриха, а здесь, в битве у деревни Визивина, он применил нечто новое, что сам осознал далеко не сразу.

Кто-то из наблюдающих за ходом боя точно понял то же, что понял Эйрих, даже неудивительно будет, если гуннские военачальники тоже что-то поняли, но рецепт дымовой смеси узнать не так уж и просто.

– Сколько гуннов уже пленили? – спросил Эйрих, глядя на всё ещё существующие очаги сопротивления.

Это отряды, всё ещё не добитые остготами, этакие полуостровки из воинов, стойко отражающие вражеский натиск. Но им скоро настанет конец, потому что консул Зевта отправил две тысячи на фланговый обход и удар в тыл. Скоро с этой частью врагов будет покончено.

А из дымовой завесы, тем временем, выезжали жутко кашляющие конные разведчики. Кони под ними храпели и задыхались, но ездоки и сами испытывали худшие ощущения в жизни. Иудейская смола, смешанная с громовым камнем и серой, работает даже лучше, чем исходный эйрихов рецепт, потому что громовой камень, смешанный с серой, очень сильно дымит, создавая непроницаемый для глаза густой дым, пахнущий очень неприятно. Испытания, проведённые Эйрихом в деревне, показали, что он не прогадал, когда платил за громовой камень безумные деньги. Результат налицо, а значит он сделал всё правильно.

– Уже что-то около двух тысяч с лишним! – ответил, всё так же возбуждённый от накала битвы, Аравиг. – Хомутаем и под охрану!

– Тяжело раненых сразу добивать, они вряд ли дойдут, – вздохнул Эйрих. – За остальными следите особо тщательно, они нам очень нужны.

– Сделаем! – радостно воскликнул Аравиг. – Ох, вот это бой! Вот это бой!

– Он ещё не закончился, – сказал на это Эйрих. – Возвращайся к своим и ускоряй захват пленных!

– Всё сделаю! – заверил его Аравиг.

Воодушевление от такой необычной победы охватило не только тысячников, но и обычных воинов. Даже стоящие в резерве элитные воины разных дружин испытывали необычайное вдохновение, хотя их заслуги в этом исходе не было. Всё дело в том, что делёж трофеев с битвы будет проходить по-старому обычаю, то есть больше всех выигрывают вожди и дружинники, а обычным воинам достанется не так уж и много, если сравнивать.

Один из гуннских разведчиков выехал из дыма, слезящимися глазами оглядел ужасающую картину уничтожения вандалов и визиготов, развернул коня, после чего схлопотал три стрелы в спину – по нему ударило три десятка лучников.

– Надо было поставить наблюдателей в отдалении от поля боя… – тихо произнёс Эйрих, подходя к тележной башне.

Новое средство для сокрытия передвижений войск требовало новых способов управления.

«Почему я не додумался о таком раньше?»^[65] – разочарованно подумал Эйрих. – «Хотя я слышал и даже разок применял поджигание степной травы, но никогда не думал, что источники дыма можно носить с собой и использовать их только тогда, когда выгодно».

Мимо ставки командования начали вести пленных. Обезоруженные и лишённые брони, связанные верёвками, они плелись в неизвестность, надеясь на милость победителей.

Наконец, из дыма вышло некоторое количество гуннских воинов. Шли они по правому краю, но даже там им пришлось подышать отвратительной и ядовитой вонью. Нужно было срочно возвращаться на тележную башню, где уже с волнением оглядывался в поисках Эйриха отец.

Зевте действительно неоткуда было взять навыки управления большой армией. Кажется, что там много ума не надо, но это далеко не так. Нет, если на противоположной части поля брани стоит точно такой же неумеха, то шансы будут примерно равны и исход станет напрямую зависеть от могущества армии, но если там находится продуманный стратег, то дела очень плохи.

Понимающих тактику и стратегию вождей очень мало, а вот у римлян их учат. Даже Эйрих, изучавший стратегемы по книгам, узнал много что нового, а также дополнительно подтвердил то, что и так знал. Это неоспоримое преимущество, потому что варварские вожди имеют возможность учиться только у сказителей и по опыту отцов и дедов. Но сказания искажают правду, а память отцов и дедов, со временем, ухудшается. На пергаментах же сведения сохраняются десятки, а то и сотни зим. Мудрость предков буквально проносится сквозь века.

Вскарабкавшись на башню, Эйрих увидел облегчение на лице отца.

– Что будем делать? – спросил консул.

– Тысячи Варабана и Алдавульфа по левому флангу, тысячи Браны и Мита по правому флангу, – ответил Эйрих. – Тысячи Грунара, Хродариха, Бертаза и Совилы в центре, но чтобы взяли пики и поставили сплошную стену щитов.

– А-а-а, хочешь связать гуннов спереди, а затем зайти по флангам? – догадался отец.

– Да, – ответил Эйрих. – Дариураш почти не видит поля боя, поэтому будем уповать, что его тысячники ещё тупее, чем наши.

– А что он может сейчас? – обеспокоенно спросил Зевта.

– Раздай приказы, – попросил его Эйрих.

Зевта опустил взгляд на ожидающих его слов гонцов. Он быстро раздал команды и поручил доставить их указанным тысячникам.

В будущем легионе Эйрих будет использовать сигналы флагами, как привык. Тут команды отдавались сигнальным рогом, как у народов запада из прошлой жизни. Но Эйриху такое показалось неприемлемым, ведь враг узнаёт о твоих решениях одновременно с тобой. Пришлось пожертвовать скоростью передачи, отправляя конных гонцов к тысячам. Не так надёжно, как рогом, зато тайна замыслов раскрывается слишком поздно для врага.

– Так что он может сейчас? – повторил свой вопрос отец.

– Здесь и сейчас? – уточнил Эйрих, на что получил утвердительный кивок. – Если бы он всё видел, то применил бы против наших воинов, заходящих в тыл его войску, стоящих в резерве всадников. И это стало бы смертельно опасно для нас, если бы я не стал ничего предпринимать.

– И что бы ты сделал в ответ? – поинтересовался Зевта.

– Я бы отправил на перехват его коннице нашу конницу, – пожал плечами Эйрих. – Причём с тем расчётом, что перехват будет недалеко от наших пеших воинов.

Гонцы поскакали к закреплённым за ними тысячам.

– И всё? – не понял отец.

– Не всё, – покачал головой Эйрих. – Ещё я отправил бы пару тысяч из резерва на подмогу тем тысячам, что отправились добивать завязших вандалов и визиготов. Но помогать добивать они бы задачу не получили, а встали бы стеной щитов и копий, чтобы предохранить добивающих от удара вражеской конницы, если та вдруг победит.

Он не питал иллюзий о своей кавалерии. Лучше гуннской сейчас просто нет и опасно считать иначе. Римляне, как бы ни кичились выучкой своих всадников, признают, что конница кочевников слишком сильна, чтобы вступать с ней в лобовое противостояние.

– Но он не видит поле брани, – произнёс Зевта. – Что он может, учитывая, что не видит происходящего?

– Я бы, окажись на его месте, затрубил отход, – ответил Эйрих. – Но у него ещё остались конные лучники, поэтому он может рискнуть продолжать нападение.

Эйрих опустил упоминание того, что он затрубил бы отход только в том случае, если бы знал, что полководцем противника является кто-то вроде него. Дариураш точно знал, что из Зевты стратег никакой, поэтому мог посчитать, что всё произошедшее – колдовство и незаслуженная остготская удача.

Потери, нанесённые пешими вандалами и визиготами, очень высокие, это видно по тому, сколько мертвецов лежит на поле. Даже если больше половины из них принадлежат врагам, половина насчитывает около трёх-четырёх тысяч.

«Как быстро и незаметно умирают люди…» – подумал Эйрих с выражением философской отрешённости на лице. – «И мы убьём сегодня ещё больше».

Задумка со скрытыми кольями – это не его личная придумка, но она была поистине хороша. Он подсмотрел её в «Комментариях к Тактике Флавия Арриана» – труд за авторством Анонима был куплен в Константинополе, практически за копейки. Там был написан этот изобретательный приём, применённый против конницы Сасанидов во время похода шахиншаха Шапура I на римскую Сирию. Ничего сложного, но зато эффективно. Главное было хорошо замаскировать опущенные колья. Тогда римляне применили песок под ногами, а Эйрих использовал снег. Наверное, воины чувствовали себя глупо, когда носили снег на кожаных волокушах. А теперь они так точно не считают, особенно поглядывая на гуннов, мирно лежащих на этом снегу вместе со своими конями…

Можно было и просто оставить колья в выставленном положении под снегом, но тогда гунны могли что-то заподозрить, а так нехитрая конструкция лежала под снегом и стала смертельно опасной только когда на то была воля Эйриха.

«Лучше, конечно, вкапывать колья глубоко в землю…» – мимолётно подумал он. – «Но не в такой же холод рыть ледяную землю? Нет, я всё хорошо придумал».

– Посмотрим, что будет, – решил Зевта.

Тем временем, обходящие с флангов отряды добрались до места и начали атаку. Без традиционного броска дротиков, потому что за врагами стоят свои, но быстро и яростно. Вандалы и визиготы все эти передвижения видели, но всё, на что хватило их тысячников – выставить примерно половину своих сил навстречу новым врагам. Естественно, ценой натиска на главное направление.

С той стороны поля затрубил рог и Эйрих понял, что Дариураш не стал испытывать Тенгри и решил отходить. Разумное решение.

Вопль отчаяния донёсся со стороны недобитых врагов. Отступить они уже не могли, поэтому можно сказать, что их оставили на заклание остготам.

Дух врагов упал и двухстороннее добивание ускорилось. Спустя какие-то десятки минут, всё было кончено.

Много кого взяли в плен, потому что Эйрих обещал платить по полсиликвы за каждого пленника – вот такой он щедрый человек.

Битва подошла к своему финалу и итог её показал триумф остготского оружия.

– Хорошая работа, сынок, – похвалил Эйриха Зевта.

– Благодарю тебя, отец, – поклонился тот.

Всё прошло гораздо лучше, чем Эйрих ожидал. Он думал, что Дариураш точно имеет какие-то свои приёмы, позволяющие ему побеждать, но руки его оказались пусты.

«Может, поэтому я о нём никогда не слышал?» – подумал Эйрих. – «Даже об Улдине ходили разные слухи. Говорили, что он изощрённый тактик, хорошо знал римлян, поэтому почти всегда одолевал их, а о соседних племенах и речи не шло – он побеждал в каждом сражении с другими варварами, куда только вступал. А Дариураш – новичок, возомнивший себя великим полководцем. Будет ему наукой».

Безобразная куча грязи, в которую превратилось поле брани, всасывала ноги живых, но не мёртвых. Мертвецы, казалось, не интересовали эту грязь, лёжа тут и там.

Они потеряли много, гунны потеряли меньше, но каждый потерянный всадник был дороже простых остготских воинов, вынесших на себе всю тяжесть битвы, а вот покорённые гуннами племена… Возможно, что вандальские и визиготские воины среди гуннских подданных остались лишь в призрачных количествах.

На фоне серое небо, в такой сезон грозящее холодными и сильными ветрами, вокруг поля белым-бело, падает мелкий снежок, воздух стылый и солнце близится к горизонту.

Ещё пара часов и станет совсем темно, поэтому нужно торопиться.

– Аравиг, доклад! – громко позвал Эйрих.

/10 декабря 408 года нашей эры, провинция Паннония/

Вряд ли гунны решатся заходить в деревню Визивина ещё раз, но жителей Зевта решил увезти. Большая часть домов уже сгорела дотла, ведь почти никто их не тушил. Не тушили потому, что большей частью те, кто успел, сбежали в ближайшие леса, а оставшиеся в деревне были истреблены гуннскими налётчиками. Вот выживших, коих осталось восемьсот девяносто семь душ, остготское воинство забрало с собой, вместе с пожитками и честно взятыми с гуннов трофеями.

Гунны ушли за Дунай. Был соблазн броситься в погоню, растоптать их в прах, но Эйрих оценил риски как неприемлемые.

Даже те потери, что они уже понесли, являлись серьёзными, потому что вандалы и визиготы какие угодно, но не плохие воины. Кавалерия гуннов и сарматов, к слову, несмотря на эффективное заграждение, всё же нанесла ощутимый урон. Без потерь не бывает, но преследование гуннов сулило ещё большие потери, потому что у них остались боеспособные подразделения конных лучников, которые, как очень хорошо знал Эйрих, могут отступать очень долго и кроваво для преследователей. Пришлось оставить амбициозные планы по тотальному уничтожению гуннского войска и остановиться на достигнутом.

– Что вы будете с ними делать? – Русс указал на пленных, бредущих под конвоем.

– Продам, – пожал плечами едущий рядом с ним Эйрих. – Не подскажешь, сколько стоят такие рабы?

– Крепкие, из воинов… – задумался римский примипил. – Думаю, пятьсот-шестьсот силикв. Но ты же везёшь сразу много…

– Две тысячи восемьсот сорок семь, – назвал точную численность Эйрих.

– Тогда цена на рынке резко упадёт, – вздохнул Русс. – Ожидай, что втрое или даже впятеро. Лучше бы тебе договориться с оптовым закупщиком на твёрдую цену, потому что продажа в одном городе неизбежно скажется на ценах в других городах, а быстрее слухов ты их возить не сможешь.

– Но можно ведь отправить сразу десяток отрядов с малым количеством рабов, – не согласился Эйрих.

– Ты знаешь, как они мрут? – усмехнулся римлянин. – А ещё они воины, поэтому склонны к побегу, что влечёт потери, снижающие твой итоговый доход. Нет, надо продавать их сразу, ну или в двух-трёх городах. Также учитывай, что их надо хотя бы как-то кормить всю дорогу, чтобы они сохранили товарный вид. За голодных рабов оплата сильно ниже.

– Резоны в твоих словах есть, – согласился Эйрих. – Не то, чтобы мне было это важно, но просто любопытно: куда дальше отправятся проданные рабы?

– Сначала их разделят на покорных и непокорных, – начал объяснять Русс. – Это быстро определяется в школах для рабов. Кого-то из них обязательно купят ланисты, но это будут самые крупные и умелые, а купят их не больше сотни в общем, потому что достаточно богатых ланист в наши времена не так уж и много. Ещё самых молодых, смекалистых и покладистых, но тут таких мало или вовсе нет, купят для обучения в мастеровые или в услужение. Нет, последнее очень вряд ли. Остальные же, без каких-либо альтернатив, пойдут в шахты и латифундии. Если их купит крупный и влиятельный магнат, то им доведётся поработать и там, и там. Тяжкая судьба их ждёт, конечно…

– Почему тяжкая? – не понял Эйрих.

Он вдруг понял, что только слышал о шахтах и латифундиях, совершенно не представляя себе, как там всё устроено. Не пришлось к случаю спросить у знающих людей, но это дело поправимое.

– Потому что из шахты возврата к свободе нет, как и с латифундии, – ответил Русс. – Раб там будет работать до тех пор, пока не умрёт. Продыху давать не будут, плохо просыпаешься – плетей, не работаешь – плетей, медленно работаешь – плетей, долго ешь – плетей. Поранился – первый раз подлечат, но взамен, как поправишься, увеличат время работы на несколько недель, чтобы окупить визит лекаря, второй раз поранился – сильно подумают о том, чтобы не лечить тебя, а снова погнать на работы, но может повезти и всё же подлечат. Третье ранение – это гарантированная смерть. Там нравы жестокие, потому что работают люди, которые рабов за людей не считают. Сбежать почти невозможно, всё отлажено так, что за каждым шагом каждого раба кто-то наблюдает. А даже если ухитришься сбежать, очень быстро найдут и загонят с псами. Потом наказания и работа до тех пор, пока не сдохнешь. Я вообще никогда не слышал, чтобы с шахт или латифундий кто-то сбегал… Участь хуже смерти.

– А ради чего такие суровые условия? – поинтересовался Эйрих, не сильно впечатлённый грядущей страшной участью гуннов и их прихлебателей.

– Как ради чего? – удивлённо переспросил Русс. – Ради денег, конечно же!

– И много денег зарабатывает, скажем, латифундист, с одного раба? – спросил Эйрих.

– Очень много, – усмехнулся римлянин. – Десять или двенадцать стоимостей – это минимум. Обычно двадцать или тридцать. Если бы латифундии не были таким прибыльным делом, этим бы никто не занимался.

– Хуже смерти, говоришь? – с усмешкой спросил Эйрих. – Значит, надо довести до ваших земель каждого.

/23 декабря 408 года нашей эры, провинция Паннония/

Пир в честь победы прошёл мимо Эйриха. По пути он подхватил какую-то заразу и свалился с жаром. Его наскоро привезли в ближайшую деревню, оказавшуюся деревней сенатора Дурисаза, и Эйрих отлёживался почти одну декаду, под попечительством Эрелиевы, Альбоины и Альвомира. Потом болезнь сбила с ног Альбоину, но Альвомир и Эрелиева чувствовали себя отлично.

Воевать зимой – это плохо.

Когда все выздоровели, они приехали в родную деревню и увидели, что попойка, начатая в честь блестящей победы неожиданно прорезавшегося стратегического гения консула Зевты, продолжалась до сих пор.

Сам консул почти безвылазно находился в бражном доме, где не прекращали произносить тосты, а жители деревни ходили весёлыми, ведь наливали всем и сколько угодно.

Из позитивных новостей было то, что римские инструкторы, по инициативе Виссариона, набрали шесть сотен добровольцев из остготской молодёжи.

«Наверное, очень качественно тренируют, раз там на каждого новобранца больше, чем один инструктор», – подумал Эйрих, решивший наведаться в тренировочный лагерь завтра. – «И надо будет сегодня уговорить кого-то из молодых воинов, участвовавших в походе».

Он вышел из дома, где отогревался у каминуса после зимней рыбалки: Саварик, во время праздной беседы, подсказал ему, что зимой рыба гораздо жирнее, а добывать её можно той же удочкой, но через лунку. Эйрих о таком способе не знал, поэтому решил испытать.

Домой он вернулся с шестью жирными окунями, клюнувшими на дармовую еду с небес. Было холодно сидеть на деревянной чурке, поэтому на следующую рыбалку он оденется теплее и прихватит бурдюк с вином.

«Ещё костёр на берегу не помешает, но надо будет брать кого-то, кто проследит за огнём», – сделал себе мысленную заметку Эйрих. – «А то ходить туда-сюда с берега на лёд – это никакой не отдых».

Мать, конечно, обрадовалась рыбе, но её явно больше радовал тот факт, что с Эйрихом всё обошлось. Как рассказали Валамир и Видимир, она места себе не находила, узнав, что её любимчик слёг с какой-то хворью неизвестно где, неизвестно у кого. Почему-то это беспокойство вызвало неожиданное чувство теплоты в душе Эйриха – он не один в этом мире, о нём кто-то думает и беспокоится. Отец, конечно, тоже беспокоился, по-своему, ведь его дружина три дня искала по окрестным лесам хоть какого-нибудь знахаря, но отец был подчёркнуто спокоен и не проявлял эмоций, как это пристало достойному мужу.

Умом Эйрих понимал, что мать беспокоилась только потому, что она мать и не может иначе, но в душе ему всё равно было приятно.

«Не ожидал я, что меня, после стольких прожитых зим, так просто растрогать…» – подумал он с усмешкой.

Теперь, когда пределы остготского улуса в безопасности, зима пройдёт спокойно.

Вообще, традиционно зимой особо-то нечего делать. Но не Эйриху.

У него полно забот в любое время года: надо следить за подготовкой будущих остготских легионеров, разбираться с аркобаллистами, которые следует освоить в производстве и внедрении в будущий легион, надо освежать знания в новых и старых стратегемах, написанных в книгах, надо разрабатывать и пробовать новые – дел много и остатка зимы может оказаться мало…

Глава двадцать третья. Состязание

/16 января 409 года нашей эры, провинция Паннония/

– Зачем ты выдернул нас на эту холодину? – ёжась и потирая руки, поинтересовался Аравиг. – В такую погоду даже волки по норам прячутся…

Он, разумеется, преувеличивал, потому что на улице было не так уж и холодно. Мороз, конечно, стоял, но далеко не самый худший.

– Скоро вам всем будет очень тепло, – усмехнулся Эйрих.

Посреди чистого поля, в одной миле от деревни, собралось сорок всадников, которые понятия не имели, зачем Эйрих собрал их всех с утра пораньше. Причины сбора были неочевидны, потому что очень сложно связать и объяснить нахождение на одном поле всадников и козла.

А замыслил Эйрих одну старинную игру, имевшую вечную популярность среди всех известных ему кочевников его прошлой жизни. В эту игру играли все встреченные им когда-либо кочевники, причём правила отличались лишь незначительно.

Игру эту называли «кок бору»,^[66] она была небезопасной, но крайне увлекательной, потому что бросала вызов всем навыкам всадника и победа в этой игре ценилась лишь чуть ниже, чем победа в битве, а в больших играх, проводимых во время курултая, победители заслуживали память и славу как самые могучие багатуры. Часто бывало, что победу одерживали именно багатуры, как правило, имеющие все необходимые для этого качества, а также лучших коней. Но так бывало не всегда и шансы на победу имелись даже у простых степняков, достаточно ловких и смелых.

– Наверное, думаете: «зачем он собрал нас здесь?» – громко спросил Эйрих. – Сейчас узнаете!

– Ух, сейчас бы браги хлебнуть… Эйрих-Эйрих, вечно что-то придумывает… Холодно, сука… – забурчали будущие участники самой важной игры в их дальнейшей жизни.

– Я собрал вас всех здесь только потому, что о вас ходит слава как о хороших всадниках, – начал толкать речь мальчик. – И сегодня будет настоящее испытание для вас. Вот этот козёл…

Эйрих вытащил саблю и указал на животное, привязанное к колышку, вбитому в расчищенную от снега землю.

– … сейчас умрёт! – продолжал он. – После чего, пока вытекает кровь, вы должны разбиться на две равные команды, а потом мы сыграем в одну игру!

Далее он объяснил нехитрые правила игры. Всадникам нужно будет завладеть тушей козла и доставить её в помеченные флагами места. Команде с красными повязками нужно будет привезти козла к красным флагам, а команде с синими повязками, соответственно, к синим флагам. Расстояния равные, способы отъёма туши ограничены только неприменением оружия, за исключением нагайки. Нагайками стегать противников и их коней можно и даже нужно, если хочешь победить, конечно же. Но основной упор, всё же, нужно делать на вырывании туши голыми руками, потому что так эффективнее.

– А ради чего вообще эта затея? – прервал повисшую паузу Вульфсиг, народный трибун.

Этот русоволосый и голубоглазый мужчина с короткой бородой и длинными волосами, снискавший популярность среди остготских триб, являлся, по словам Аравига, также отличным наездником, хотя Эйрих до сегодняшнего дня ничего такого о Вульфсиге не слышал. Но сейчас он видел, как трибун держится в новом для себя седле и понимал, что Аравиг не ошибся.

– Как ради чего? – удивился Эйрих. – Ради денег, конечно же! Я выплачу двадцать четыре силиквы той команде, которая сумеет одержать верх в сегодняшнем состязании.

– А сам участвовать будешь? – усмехнулся Аравиг.

– Покажу, что да как, а дальше вы сами, – покачал головой Эйрих. – Поверьте, скоро вы будете играть в эту игру не только ради денег…

За этой показной щедростью, а силиква каждому за победу в игре – это очень щедро, таился холодный эйриховский расчёт.

Пересадить остготских всадников с четырёхрогих сёдел^[67] в нормальные сёдла со стременами – это очень тяжёлая задача. Всем и так нормально, они с самого начала ездили на таких сёдлах и горя не знали, поэтому веских причин принимать новшество у них не было. Показательная порка Аравига на тренировочной площадке не принесла желаемого результата, поэтому в голове у Эйриха сформировался этот хитрый план, который, он в этом не сомневался, сработает безотказно.

Деньги нужны всем, а тут речь об очень хороших деньгах, но побеждать будут только те, кто ездит на правильных сёдлах.

«А остальные пусть падают», – мысленно усмехнулся Эйрих.

Он пустил Инцитата в рысь, подъехал к ничего не подозревающему козлу, склонился с опорой на правое стремя и срубил бедному животному голову. Брызнула кровь, рогатая голова, вывалившая язык, упала в снег, под которым секунду назад искала пропитание.

Эйрих взмахом сбросил с сабли кровь, после чего вытер лезвие о рукав стёганки.

– Распределяйтесь в команды, по собственному усмотрению! – крикнул он недоумевающим всадникам.

Остготы начали споро распределяться, стараясь сколачивать команды из наиболее знакомых или из самых хороших наездников – естественно, самых хороших по их личному мнению.

Кровь перестала вытекать из козлиной туши, образовав вокруг горла животного интенсивно парящую на морозе лужу.

– Показываю один раз, как это делается! – крикнул Эйрих. – Смотрите и не говорите потом, что вы не видели, как это делается!

Далее он развернул Инцитата и, вспоминая никогда не использованные в этой жизни навыки, нагнулся на правую сторону, после чего схватил тушу козла за ногу и закинул на седло. Конь его уже давно привычен и равнодушен к запаху крови, поэтому даже не сбился с шага, когда на холку потекли остатки тёплой козлиной крови.

– Вот так надо подбирать тушу! – сообщил Эйрих внимательно наблюдающим за ним всадникам. – Но во время игры забор туши делается двумя наездниками одновременно, в борьбе! Аравиг, покажи себя!

Он выбрал старшего дружинника неслучайно, потому что он, Аравиг, оказался одним из немногих, кто уже использует новое седло. Вообще, Эйрих рекомендовал каждому всаднику сходить к Аравигу и обучиться правильному седланию и даже получить урок езды со стременами, но воспользовались рекомендацией далеко не все.

Эйрих бросил тушу в снег, после его дождался, пока подъедет старший дружинник.

– Начали!

Аравиг действовал не очень уверенно, ожидая подвохов, которых не могло не быть, ведь это Эйрих, у него иначе не бывает. Но это учебная игра, поэтому Эйрих не применял никаких хитростей, хотя знал несколько приёмов, практически гарантирующих захват туши.

Началась борьба, кони тёрлись боками и толкались крупами, Эйрих правил Инцитатом гораздо умелее, чем Аравиг, но это объяснялось богатым опытом игры в кок бару.

В итоге, Эйрих уверенно оттеснил дружинника от туши, улучил момент и подхватил обезглавленного козла.

– Не опускай руки! – крикнул он не спешащему вступать в противостояние Аравигу. – Это даже не начало игры!

Дружинник бросил коня на Эйриха, тот отвернул и чуть не упустил добычу – Аравиг уже начал работать головой и использовал обманный агрессивный манёвр.

Несколько провальных попыток спустя, Аравиг отъехал.

– С тобой бесполезно бодаться! – возмутился он. – Я всё понял! Давайте уже играть по-серьёзному!

Но проблемой было то, что у большей части всадников четырёхрогие сёдла, поэтому ни о каких подхватах козлиных туш с земли речи не идёт.

– Если хотите поучаствовать в игре, езжайте в деревню, ищите там моего раба Виссариона, он выдаст вам новые сёдла и поможет правильно снарядить коня! – воскликнул Эйрих. – Все, кто прислушался к моим вчерашним словам – ко мне! Начнём учебное противоборство!

Быстро нашлись желающие на первый захват туши, в числе которых оказались Аравиг и Вульфсиг. Не последние люди в деревне, поэтому воины решили, что будет честно, если начнут эти двое.

Эйрих держался в стороне, наблюдая за тем, как два всадника кружат вокруг козлиной туши и пытаются её захватить. Остальные нетерпеливо ждали завершения этого индивидуального поединка.

Наконец, Аравиг допустил ошибку, выбрав слишком неудачный момент для попытки захвата туши. Вульфсиг пришпорил коня и ударил его грудью в круп коня Аравига, в результате чего дружинник вылетел из седла, рухнув в снег. Туша оказалась на холке, после чего Вульфсиг рванул к синим флагам.

– За ним!!! – заорал Аравиг своей команде.

И началось противоборство.

Эйрих следовал за скоплением всадников, внимательно наблюдая за тем, кто как движется, какие пути выбирает для обхода соперников и что делает, чтобы помочь команде.

Синяя команда неплохо продвинулась к своим флагам, но затем Аравиг снова проявил смекалку и организовал фланговый обход шестью наездниками, позволивший задержать противников и навязать им борьбу.

Эйрих не успел разглядеть момент, когда отцовский дружинник и тысячник Савила прыгнул со своего коня и сбил Вульфсига с коня, позволив Аравигу завладеть тушей и вырваться из общей свалки. Наездники синих бросились в погоню, с переменным успехом прорывая неожиданно скоординированную блокаду со стороны красных наездников.

Теперь стало очень интересно, Эйрих держался очень близко, чтобы не упустить ни единого момента противоборства.

Много кто падал в снег и грязь, но серьёзных травм не было, а ушибы – это ерунда для настоящего воина. К тому же, все здесь были в стёганках, пришедшихся остготам по душе. В них ведь очень тепло и они действительно очень хорошо гасят удары, приходящиеся по кольчуге, а ещё сами по себе служат неплохой защитой, ведь прорубить пятнадцать-двадцать слоёв ткани с наполнителем из пеньковой пакли или конского волоса очень сложно.

«Вот все бы новшества так легко принимались, как стёганки…» – с сожалением подумал Эйрих.

Чтобы внедрить стремена даже не в быт, а в среду военных всадников, он будет вынужден тратить собственные деньги на организацию щедрых призов, чтобы молодые и старые наездники рассматривали кок бору как реальный способ заработка, то есть у использования стремян был какой-то смысл. И Эйрих надеялся, что он будет не единственным, кто захочет на свои деньги организовывать турниры. Если состоятельные соплеменники будут устраивать состязания по праздникам – это практически гарантирует, что кок бору приживётся в племени и станет важным видом развлечения.

«Римляне тратят тысячи солидов на свои гонки на колесницах», – подумал он. – «Так пусть же у нас будет что-то своё, выгодно отличающее остготов от остальных. А там, глядишь, через сотни зим будут построены большие арены, где начнут проводиться масштабные турниры по кок бору».

Мечтателем он не был, предпочитая больше делать, чем говорить, но всегда, в этой и в прошлой жизни, умел глядеть на перспективу. И если его затея завершится успехом, то арены по кок бору выглядят не так уж нереалистично…

«Борьба», – вспомнил Эйрих.

Остготы больше любили кулачные схватки, один на один, двое на двое, а ещё стенка на стенку, но проводились такие состязания во время сезонных ярмарок и на знаковых событиях. Борьбы, как таковой, не было, что Эйрих считал большим упущением.

«Было бы неплохо ввести борьбу в обязательную подготовку легионеров», – пришла ему в голову идея. – «Умение устоять на ногах во время боя, опрокинуть врага – это любому воину полезно. К тому же, борцовская подготовка увеличивает скорость, силу и выносливость бойца. Самые могущественные багатуры моего войска зачастую были и успешными борцами».

Идея настолько завладела им, что он пропустил момент, когда Аравиг снова слетел с коня, потому что его буквально вырвал из седла Тиркеназ – крепкий парень из простых воинов. Сам Тиркеназ тоже не удержался в седле, потому что не имел опыта подобных схваток, но зато его команда вновь овладела козлиной тушей и начала прорываться к своим флагам.

Азарт на лицах наездников, настоящая состязательность, от толпы всадников в небеса валит густой пар – кони и люди как следует разгорячились, чтобы им больше не было холодно.

В итоге, туша переходила от команды к команде ещё три раза, а потом вернулись уезжавшие за сёдлами наездники и всё началось заново.

Состязание длилось до самого вечера, победителем вышла синяя команда, после чего Эйрих дождался, пока всадники дадут коням остыть и начал церемонию вручения приза.

– Победителем объявляется команда Аравига! – воскликнул он, после чего подъехал к старшему дружиннику и вручил ему малый кошель с монетами. – Раздай монеты своим людям!

– Ха-ха, силиква лишней не бывает… – удовлетворённо улыбнулся тот. – Эх, давно так не веселился! Правильно говорю, парни?!

– Да-да, правильно говоришь! Вот это веселье! Давайте завтра повторим! – заголосили наездники. – Эйрих, давай завтра ещё разок!

– Завтра можете, но только если сами, – ответил на это Эйрих. – Я на весь день иду в каструм, но выделю призовые деньги.

– А если завтра будет участвовать больше всадников? – задал резонный вопрос трибун Вульфсиг, нежно потирающий ушибленную левую руку. – Это сегодня никто не знал, что за состязание и что за него есть щедрая награда, а завтра будет намного больше желающих поучаствовать.

Это потому, что сегодняшние участники не будут загадочно молчать на расспросы селян, а расскажут всё в подробностях. На это, собственно, Эйрих и рассчитывал. Состязание должно войти в молву, стать чем-то особенным и интересным, только тогда можно рассчитывать на присоединение к играм всё новых и новых всадников.

– Я увеличу приз на количество членов команды, – пообещал Эйрих.

– Вот это отличная новость!!! – обрадовался Аравиг. – А сейчас что? Домой?

– Стемнело, – вздохнул Эйрих. – Домой.

Когда они вернулись в деревню, Эйрих, первым делом, позаботился об Инцитате, вдоволь побегавшему сегодня: распряг его, вычистил шерсть щёткой, поставил в стойло, дал корм, напоил и пожелал спокойной ночи.

После этого он пошёл в бражный дом, где уже началась заинтересованная суета. Женщины носили дружинникам вечернюю снедь, а за угловым столом, в компании пятнадцати слушателей, сидел Аравиг, с важным видом рассказывающий о том, чем они весь день занимались. В основном, вокруг него собрался молодняк, с восторгом слушающий детали жёсткой гонки. Среди них также были сыновья Мундзука – Аттила и Бледа.

– А вот и Эйрих! – увидел мальчика старший дружинник. – Садись и выпей с нами! И поведай, где же ты узнал об этом состязании!

Эйрих пригубил браги, которую, честно сказать, терпеть не мог, после чего рассказал легенду о том, что эта игра испокон веку известна среди кочевников далёкого востока.

– У нас тоже в такое играют, – сообщил вдруг Аттила. – Но только самые лучшие наездники, потому что не каждый достаточно ловок, чтобы схватить овцу из седла.

Умозрительно представив, как можно поднять овцу из седла без стремени, Эйрих посчитал, что это вполне возможно, но крайне непросто. Нужно будет взяться за один из рогов седла, свеситься на бок и схватить овцу свободной рукой, после чего осуществить могучее усилие и вернуться в исходное положение. Ничего нереального, но, действительно, на такое способны только очень сильные всадники. А вот если тебе кто-то будет мешать…

Со стременами же поднять тушу легче, причём ещё и менее опасно, так как с опорой ниже риск сверзиться под копыта лошадей соперников.

«Падать в общей свалке – падать в объятия смерти», – подумал Эйрих.

– Завтра повторим обязательно! – радостно провозгласил Аравиг. – Но лучше обзавестись новым седлом, с этими… как ты их назвал, Эйрих?

– Стременами, – ответил мальчик. – Наши седельщики умеют делать правильные сёдла, можно заказать хоть завтра.

Его слова вызвали живейший интерес и в этот момент он понял, что его затея полностью оправдалась. Сегодня о кок бору узнают сотни, а уже завтра тысячи. Люди захотят посмотреть на состязание, увидев его, многие захотят поучаствовать, что вызовет спрос на новые сёдла, а там почти все поймут, что эйриховские сёдла намного удобнее не только в состязании, но и в повседневности.

«Возможно, следует также уделить внимание земледелию», – вдруг пришла в голову Эйриха мысль. – «Да, кони с новыми хомутами пашут почти в пять раз быстрее, чем волы, но волы дешевле, поэтому распространения моя идея не получила. Может, раскрыть мошну и постепенно покупать селянам лошадей?»

– Покупайте, вещь полезная, точно вам говорю! – поддержал слова Эйриха Аравиг. – Я сам хулил это седло, думал, что Эйрих мается блажью, но теперь, пободавшись с остальными в состязании, понимаю, что на старом седле быстро бы переломал себе все кости!

«Не каждая лошадь годится для распашки, поэтому нужно также озаботиться покупкой крупных пород, кои есть у римлян, но они предпочитают использовать их в шахтах и на производствах, потому что нового хомута не знают», – продолжил размышлять Эйрих. – «Вообще, надо будет, как закончу с тактикой, написать трактат о земледелии, чтобы потомки ничего не забыли».

Кто владеет зерном – тот владеет Римом. Эйрих накрепко запомнил это умозаключение, выведенное из разговоров с Соломоном Атратином Приском. Вчетверо или впятеро большее количество распаханных земель – это вчетверо или впятеро больший урожай. Убрать зерно, при таком количестве племенных жителей, нетрудно, но труднее всего вспахать землю.

Когда они придут в Италию, там будет много латифундий, которые надо будет не разрушать, а захватывать. Можно будет внедрить новые хомуты, уменьшив потребное количество рабочих рук, что несомненно увеличит количество получаемого зерна.

«Кто кормит – тот и правит», – подумал Эйрих. – «Без зерна не устоит ни один император, потому что голодные люди за ним не пойдут».

Вот так, постепенно, вырабатывался его план по надёжному овладению Римом.

Побыв ещё часок в бражном доме и послушав восторженные рассказы собирающихся наездников, Эйрих отправился домой.

/17 января 409 года нашей эры, провинция Паннония/

На улице стучали деревяшки, скрипел снег и хрипело несколько уставших людей. Тренировки тяжелы, но благодарны. Но тренировался не Эйрих. Эйрих спал.

– Ну-ка, расскажи мне, что за состязание, о котором только и говорят в деревне? – разбудил валяющегося на шкурах у каминуса Эйриха отец.

Зевта, вместе с Руа, Мундзуком и самыми ближними дружинниками, ездили вчера на охоту, поэтому Эйрих уснул гораздо раньше их возвращения. Естественно, консул увидел изменения, произошедшие за время его отсутствия.

– Кок бору называется, – ответил Эйрих, после чего сел и от души зевнул. – Это когда всадники делятся на две команды и борются за тушу обезглавленного козла…

– Звучит как ерунда какая-то, – усмехнулся Зевта. – И как это могло понравиться такому количеству людей?

– А что, прямо все говорят? – поинтересовался Эйрих.

– Вообще все, кого я только встречал сегодня, – ответил отец. – А Аравиг примчался с утра, предлагал мне поучаствовать. Уверяет, что я не пожалею.

– Это опасное развлечение… – произнёс Эйрих.

– Не опаснее, чем охота на вепря, – выдал веский контраргумент Зевта. – А вепря я вчера заколол.

– Твоя правда, – согласился Эйрих.

– Поэтому давай, собирайся, поедем за деревню, – встал отец с римского табурета. – Расскажешь и покажешь мне, что да как в этой игре. Буду участвовать, поэтому нельзя ударить в грязь лицом.

– Тогда возьми сразу пять-шесть своих ближников, – посоветовал Эйрих. – Игра командная, поэтому очень многое зависит от того, насколько согласованно действуют наездники.

– Валамир, ты где там?! – позвал отец. – Позови ко мне Варабана, Брана, Хродариха, Грунара, Бертраза и Мита!

– И Савилу ещё, – попросил Эйрих. – Он участвовал вчера и неплохо себя показал.

– И Савилу тоже! – крикнул отец.

– Да, отец! – после того, как прекратился стук деревяшек, донеслось с улицы.

Валамир и Видимир сейчас готовились к испытанию в отцовскую дружину, причём послаблений или иного особого отношения Зевта для них не делал – люди будут болтать всякое, что похоронит всю возможную репутацию сыновей. Он такого, впрочем, как и Эйрих, для Валамира и Видимира не хотел, поэтому заставлял каждое утро начинать с интенсивных воинских тренировок.

Желание стать полноценными и уважаемыми дружинниками у братьев было истовое, поэтому тренировались они добросовестно. Возможно, было бы лучше им пойти в легионеры, чтобы стать будущим остготского народа, но они не захотели да и сам отец хотел бы видеть их в собственной дружине.

«Через пару лет, когда легион покажет себя, им ещё будет не поздно вступить в него», – подумал Эйрих.

– Эта твоя "кокбара" – настоящая новость, – усмехнулся Зевта. – Никогда не видел, чтобы все так возбуждались от чего-то кроме внезапного налёта или сборов на войну.

– То ли ещё будет, – ответил на это Эйрих. – Ещё хочу устроить соревнование по борьбе, но это в будущем.

У римлян гонки на колесницах и борьба, а у остготов будет кок бору и борьба – так решил Эйрих.

– Что будешь делать с пленными? – спросил вдруг отец.

– Хочу продать их римлянам, – пожал плечами Эйрих. – Гонцы уже поехали в Сирмий с моим предложением. Желающих купить такую прорву рабов достаточно, поэтому мы выручим с этого очень много денег. Сенат будет доволен…

– У меня вчера был разговор с Руа, – вздохнул Зевта. – Он хочет освободить пленных, чтобы они пошли под его руку.

– Мы и так слишком щедры с этими гуннами, – покачал головой Эйрих. – Нам выгоднее продать пленных, а не отдавать их Руа просто так.

– Я пообещал обдумать его просьбу, – отец почесал бороду. – Надо дать ему хоть кого-то.

– У нас там, в основном, визиготы и вандалы, – задумался Эйрих. – Гуннов всего человек восемьсот… Нет, всё равно невыгодно.

Посмотрев на отца, он увидел, что Зевта недоволен.

– Ладно, четыреста человек, если изъявят желание идти под руку Руа, – произнёс Эйрих. – Но не больше.

– За сколько ты хочешь продать их? – спросил отец.

– Если продавать по чуть-чуть, то пятьсот-шестьсот силикв за воина, – ответил Эйрих. – Но мы будем продавать массой, поэтому цена за каждого упадёт до ста-двухсот силикв.

Ответ сильно удивил отца. Он, наверное, никогда не задумывался о том, за какие деньги римляне продают и покупают своих рабов.

– У нас две тысячи восемьсот рабов… – произнёс он, после чего начал мучительно считать.

– Если продавать по сто пятьдесят силикв, то выйдет четыреста двадцать семь тысяч пятьдесят силикв, – Эйрих уже давно всё посчитал. – То есть семнадцать тысяч семьсот девяносто три солида. Ну или три таланта и сорок одна мина золота.

– Сколько?! – выпучил глаза отец. – А четыреста рабов сколько стоят?

Тут пришлось посчитать, но Эйрих справился довольно быстро. Счёт – это та вещь, которой он неплохо владел и в прошлой жизни.

– Ровно шестьдесят тысяч силикв, если считать по сто пятьдесят силикв за раба, – ответил он. – Две с половиной тысячи солидов.

– Безумие… – прошептал отец. – Но почему так дорого?!

– Мне сказали, что латифундисты и владельцы шахт окупят стоимость раба двадцатикратно или даже выше, – ответил Эйрих. – Но, думаю, мы продадим рабов дешевле, чем сто пятьдесят силикв за голову, потому что с римлянами всегда непросто. Зная, что у нас есть избыточное количество рабов, они откажутся покупать слишком дорого. Будет сговор магнатов, которые срежут нам цену во всём диоцезе и окрестностях.

– Шестьдесят тысяч силикв за четыреста пленников… – Зевта явно был поражён. – А что если я предложу Руа выкупить всех гуннов?

– Дело твоё, – пожал плечами Эйрих. – Но у меня расценка такова: сто пятьдесят силикв за голову, независимо от того, что за человек этот пленник.

– Двести силикв за каждого, – усмехнулся отец. – Надо же и мне что-то поиметь, ведь так?

– Если сам договоришься – во имя бога, – ответил Эйрих.

– Ладно, это после того, как покажешь, что да как в кукабори или как её там… – махнул рукой отец.

Глава двадцать четвёртая. Скутум

/20 января 409 года нашей эры, провинция Паннония, тренировочный каструм/

Весь состав, тысяча двести двадцать девять новобранцев, был выстроен на платее,^[68] расположенном в юго-восточной части каструма, обросшего временным частоколом и наполнившегося многочисленными шатрами. По сравнению с остготской деревней каструм выглядел более основательно и безопасно.

Эйрих, когда подъезжал к каструму, с удивлением для себя обнаружил, что новобранцы всё ещё прибывают вербоваться, потому что слухи о бесплатной кормёжке и даже каких-то деньгах в будущем, в обмен на почётную воинскую службу, почти как у римлян, ходили и продолжают ходить.

Житьё в племени, с учётом того, что в деревню Зевты прибывает много разных людей, части которых просто нет места для достойного устройства, нелёгкое, поэтому желающих получить кормёжку и неплохие перспективы на будущее хватает.

С целью усиления слухов Русс предложил Эйриху отпускать отличившихся новобранцев в увольнительные, с выделением некоторой суммы на достойный отдых – это работало чуть ли не лучше, чем агитация самого Эйриха, которую он, время от времени, проводил среди молодых воинов.

Семьи новобранцев, прибывших из других деревень, устраивались в каструме за счёт Эйриха, до тех пор, пока легионеры не начнут получать жалование – такой ход дополнительно стимулировал бедствующий молодняк идти в легионеры. Потом, когда служба в легионе станет частью их жизни, они уже не соскочат со ставшей привычной стези.

– Приветствие претору Эйриху! – скомандовал примипил Русс.

– Долгих лет и славы претору Эйриху Ларгу! – синхронно выкрикнули будущие легионеры.

Все, как один, они облачены в стёганки, которые шились почти всеми женщинами деревни. Эйрих платил хорошие деньги, но придирчиво изучал каждый экземпляр.

Деньги, выделенные Сенатом, уже расходуются, но их ещё полно. А вот когда легионеры освоятся с бытом, будут выделены рабочие центурии, которые займутся материальным обеспечением всего легиона. Шитьё стёганок, ковка и сборка плюмбат, изготовление щитов, мечей и даже кольчуг – будет создана полноценная автономность легиона, чтобы снабжение в меньшей степени зависело от наличия рядом города или большой деревни. Что можно, они будут производить сами, а что произвести силами легиона невозможно, будет закупаться впрок. Старые римские легионы жили так, а новые… Новые даже легионами сложно назвать, особенно лимитанов.

Новобранцы приветствовали Эйриха, после чего повисла тишина.

– Каково состояние легиона? – спросил мальчик.

– Нарушений и происшествий замечено не было, – начал рапортовать Русс. – Личный состав находится в здравии, боеспособен и выполняет поставленные задачи.

– Нужно позаботиться об источнике воды, – произнёс Эйрих. – Возить воду в бочках – это не очень продуктивно, поэтому мне нужны готовые решения. В течение следующей недели жду, минимум, три новые идеи.

– Будет сделано, претор Эйрих, – стукнул себя по нагруднику примипил.

– Превосходно, – улыбнулся Эйрих. – Как идёт подготовка?

– До недавних пор на каждого новобранца приходилось по одному инструктору, – ответил Русс. – Нянчились с этой тысячей как с родными детьми, поэтому вбивание легионерской науки шло впечатляющими темпами.

Даже если они быстро наберут полную численность новобранцев, на одного инструктора придётся по шесть новобранцев, что крайне избыточно – в нормальном легионе на одного центуриона приходится, примерно, сто легионеров.

«В современных легионах римлян тоже что-то около того, если верить Руссу», – припомнил Эйрих. – «Но у лимитанов центурионы не сильно-то отличаются от обычных легионеров, а обычные легионеры не сильно отличаются от варварских воинов».

Качество основного состава римской армии сильно просело за последние столетия, но не обошлось без исключений. Существуют комитатские легионы, где дисциплина на должном уровне, снабжение и экипировка выше всяких похвал, но их мало и они малочисленны. Эйрих слышал от примипила Секста Северуса, что комитатские легионы обходятся очень дорого, поэтому они редко насчитывают более тысячи легионеров.

Но важным моментом, который Эйрих всегда держал в голове, когда размышлял о современных римских легионах, было то, что основную надежду римляне возлагают на кавалерию, которой в легионах стало существенно больше, чем было раньше. В комитатских легионах до трети состава занимают всадники, что вообще никак не похоже на старые легионы.

В принципе, Эйрих поддерживал эту позицию, потому что высокая мобильность войск на поле боя – это ключевой ингредиент победы. Быстрее лошади человек бегать никогда не будет, поэтому единственно верным решением является увеличение роли кавалерии. Но в будущий остготский легион кавалерия включена не будет, потому что древние военные теоретики правы – в структуру старых легионов кавалерия никак не втискивается.

Но те же древние придумали такое понятие как «ауксилия», в которой можно держать как отдельные подразделения лучников, так и отдельные подразделения всадников. Это как-то работало в течение столетий, поэтому Эйрих был уверен, что у него всё получится.

У других варваров, например, германских, с кавалерией всё относительно неплохо, но воины больше предпочитают воевать на своих двоих, поэтому новый легион, если уж ему доведётся столкнуться с кем-то вроде франков, будет иметь невиданное преимущество. А вот когда начнутся столкновения с кем-то вроде гуннов…

«Будет всё одно лучше, чем сейчас», – сделал вывод Эйрих. – «Войско последнего остготского рейкса Витимира было разбито гуннами, а сейчас мы слабее, чем тогда…»

Остготский легион – это решительный шаг вперёд, как бы к этому не относились некоторые старейшины. Эйрих поклялся себе, что наладит достойную дисциплину, не хуже, чем среди собственного кешиктена, который он учредил и натренировал в прошлой жизни.

Это будет дорого, поэтому их племя с трудом потянет хотя бы один легион, но затраты окупятся блестящими победами, которые нужно будет одержать Эйриху.

Эффект, поначалу, будет смазан его былыми достижениями: он побеждал и побеждает тем, что есть, но, рано или поздно, в головы даже самых тугих сенаторов проникнет понимание, что потери воинов в легионе будут меньше, а битвы редко будут длиться днями.

Ауксилариев придётся содержать за какие-то другие деньги, потому что Сенат и так душераздирающе скрипит, когда Эйрих выбивает из него дополнительные средства…

– А сейчас как дела? – поинтересовался он у примипила Русса.

– Сейчас тоже неплохо, – усмехнулся тот. – Честно, я опасался, что твои соплеменники окажутся такими же нытиками и неженками, как…

От западных ворот донёсся скрип. Эйрих повернул к ним голову и увидел въезжающего на территорию всадника. Одет он был в серую стёганку, а на голове носил римский шлем. Гонец, скорее всего.

– Претор Эйрих, тебя зовут в деревню! – подъехал гонец. – Пришли какие-то богатые римляне, хотят обсуждать с тобой торговлю!

/20 января 409 года нашей эры, провинция Паннония, деревня Зевты/

Эйрих принимал представителей римских магнатов-латифундистов в бражном доме, специально освобождённом от праздных заседателей в честь особого случая.

– Триста силикв за голову, – произнёс Эйрих.

– Это всего в два раза ниже, чем средняя рыночная цена, – вздохнул глава торговой делегации, Луций Катий.

На вид ему что-то около сорока зим, голова с залысиной, глаза какие-то безразличные, а сам он болезненно тощий. Взгляд у него неприятный, будто хочет обмануть. На самом деле, Эйрих знал, что не «будто».

– Не нравится – ищите себе других поставщиков, наверное, их у вас полно, – усмехнулся Эйрих.

– Так дела не делаются, – покачал головой Катий. – Ты ведь понимаешь, что я представляю очень уважаемого человека, патриция Корнелия Ацилия Александра, владеющего почти половиной всех пахотных земель города Сирмия?

Любому остготу в этих землях плевать на какого-то там Корнелия Ацилия Александра, потому что до сего дня никто о нём слыхом не слыхивал. Эйриху тоже плевать, что за уважаемый человек этот патриций. Потому что это Западная Римская империя, никаких обязательств ненападения на её города Эйрих на себя не возлагал, поэтому благополучие и безопасность Сирмия настолько эфемерные понятия, что кто-то другой бы уже перестал морочить себе голову торгом. Кто-то другой, но не Эйрих.

– Двести пятьдесят, – назвал новую цену Эйрих.

Он понимал, что лучше избавляться от рабов как можно быстрее, потому что зима нынче суровая, пленных приходится хорошо кормить и заботиться об их крове. Расходы это солидные, поэтому лучше не передерживать эту толпу зазря. Но и цену сильно снижать не стоит.

– Сейчас ещё и сезон не тот, – продолжил торговаться Катий. – Вот было бы дело весной, когда посевная, тогда другое дело…

– Ты принимаешь меня за какого-то тупого варвара? – спросил Эйрих. – Посевная будет в начале весны, а до неё остались жалкие два месяца, к которым у вас УЖЕ должны быть рабочие руки. Сейчас самое лучшее время, чтобы купить рабов дёшево. Не принимаю твой аргумент.

Катий недовольно поморщился, будто ему в тарелку вместо фасоли положили овечье дерьмо.

– Ладно, – вздохнул римлянин. – Тут ты меня уел.

– Давай сойдёмся на том, что я получаю двести силикв за голову, но дальше мы не торгуемся? – предложил Эйрих. – Я не люблю торговлю и сейчас занимаюсь этим только потому, что сдуру взял в плен много людей. Если бы не разговор с одним римлянином, я бы не задумываясь пустил всех пленников под нож.

– С каким римлянином ты говорил? – проявил интерес Катий.

– Викарий Соломон Атратин Приск, – не стал скрывать Эйрих. – У нас были совместные дела не так давно. Я разбил налётчиков асдингов, угрожающих Филиппополю, но даже не думал, что пленных можно взять в плен и выгодно продать.

– Так ты знаком с Приском? – удивился римлянин. – Удивительно, как тесен этот мир…

– Имеешь с ним какие-то дела? – поинтересовался Эйрих.

– Когда-то давно, – махнул рукой Катий. – Но это неважно. Двести силикв за раба, говоришь?

Эйрих точно знал, что это очень и очень выгодно, но римлянин не был бы римлянином, не попытайся ещё хоть как-то сбить цену.

– Доставка за ваш счёт и вашими силами, – заулыбался римский работорговец.

– Идёт, – тяжело вздохнул Эйрих и подвинул к себе чистый пергамент. – Тогда давай заключим договор.

– Не только хорошо говоришь, но и владеешь грамотой? – приподнял левую бровь Луций Катий. – Удивительно для…

– Я – очень необычный варвар, – усмехнулся Эйрих. – Со мной можно договориться.

– Что ж, рад нашему знакомству, претор Эйрих Ларг, – довольно произнёс Катий.

– Сегодня, в честь прибытия важных гостей, будет устроен пир, – сообщил Эйрих. – Как уладим наши дела, вас проводят в выделенные покои, а затем, вечером, ожидаю вас всех здесь.

– Непременно будем, – заверил его Катий.

/8 февраля 409 года нашей эры, провинция Паннония, деревня Зевты/

Рабы были благополучно доставлены в Сирмий и Эйрих о них тут же забыл, потому что казна утяжелилась на двадцать три тысячи солидов, что было, безусловно, впечатляющей суммой, даже несмотря на то, что пришлось снаряжать охранный отряд и заботиться о доставке рабов к римлянам.

И факт успешного закрытия сделки с римлянами неизбежно вызвал горячую полемику в Сенате.

Сенаторы, пощупавшие своими нетвёрдыми пальцами золотые монеты, испытали настоящее откровение, потому что до этого вообще никто из них не рассматривал возможности захватывать рабов на продажу. Вот об этом сейчас неистово ругались сенаторы.

Красная фракция стояла за покорение Италии, что радовало Эйриха. Сенатор Дропаней, как теперь казалось Эйриху, завидует римлянам чёрной завистью и хочет жить не хуже, чем они. Единственный способ, который он видит – занять их место. И он в этом мнении не один, раз вокруг него собралась немаленькая фракция, насчитывающая уже сорок девять сенаторов.

Чёрная фракция стояла за отказ от идеи захвата Италии и ратовало против торговли с римлянами. Сенатор Сигумир Беззубый тихо возмущался, что продали визиготов, считай, родственных людей, но аргумент был слабоватым, ведь нормальные визиготы давно ушли на запад, а те, что остались, залезли под пяту гуннов и вообще-то пришли грабить остготов. Тут Сигумиру ничего не светит, он это понимает, поэтому лишь ворчит и вставляет осуждающие реплики.

Зелёная фракция крепко стояла за работорговлю, потому что она решала острую проблему нехватки денег. Денег не хватало всегда, но теперь, когда Сенат проводит централизованную политику по усилению остготского племени, денег вообще будто бы нет. Сенатор Осгар, сильно переживающий за состояние дел казны, ухватился за эту возможность, как за подзабытую титьку матери вскормившей, он-то громче всех и орёт на заседаниях.

Белая фракция, во главе с сенатором Торисмудом, обратилась за советом к Эйриху. Беседа дома у Зевты, состоявшаяся полторы декады назад, определила линию поведения сенаторов: поддерживать Красных до последнего, а если окажется, что они не сумели продавить свою позицию, то сразу же переключаться на поддержку Зелёных.

С политикой всегда было сложно, это обыденное её свойство, но они планомерно выправляли Сенат в нужное русло, к нужному Эйриху решению, поэтому всё будет хорошо.

Правда, оставалось решение гуннских проблем…

Но с этими проблемами можно справиться только весной.

Эйрих и без того был крайне удивлён действиями Дариураша, который повёл своё войско на остготов зимой. Нет, ему было понятно, что другого выхода у претендента не имелось, ведь закрепление статуса единственного правителя гуннов не могло ждать до весны, но, тем не менее, с точки зрения Эйриха, это была настоящая авантюра. Кочевники не воюют зимой – это непреложный факт.

Скорее всего, Дариураш собирался разбить их в генеральном сражении, а затем брать деревню за деревней, вплоть до полного покорения остготов. Если бы он победил в той битве при деревне Визивина, да, примерно так всё бы и было, но он проиграл. И отступление его было обусловлено не тем, что он убоялся невиданного могущества остготов с их «колдовством» или чего-то ещё, а потому что победа с наскока не удалась и вся затея потеряла какой-либо смысл.

Полной победы над гуннами не произошло, конечно, но Дариураш уже точно не сможет претендовать на титул рейкса всех гуннов, поэтому для Руа Эйрих сделал прямо-таки очень много, а дальше всё в его руках.

Впрочем, договорённости в силе, поэтому Зевта и Эйрих поведут весной остготские войска в земли гуннов, чтобы «уговаривать» роды присоединяться к наследникам Улдина. Политика – это сложная штука, принуждающая иметь дело с людьми, которые тебе неприятны, совершать поступки, которые тебе не нравятся и мириться с последствиями, которым ты не рад.

Размышляя над комплексом проблем, которые надо решать, Эйрих сидел на крыльце хибары и правил саблю.

– Эй, Эйрих! – донеслось из дома воззвание Эрелиевы. – Еда готова!

В доме воняло потом – это Видимир и Валамир вернулись с тренировки, но этот запах перебивался разящим наповал запахом календулы, валерианы и зверобоя.

Так тут воняет уже почти месяц, потому что две декады назад приболел Валамир, после чего Тиудигото решила, что Эйрих с Эрелиевой привлекли к дому злого духа. Не лишённая смысла догадка, по мнению Эйриха, поэтому он терпел всю эту вонь, мешающую спать.

Целебные растения, как известно, отпугивают злых духов, поэтому мать заварила самые действенные травы, засушенные ещё прошлой весной. Это обнадёжило Эйриха, потому что ему не хотелось ещё неопределённое время лежать в горячке.

Эрелиева сидела у очага и прыскала отваром на раскалённые камни, а Валамир и Видимир сидели у каминуса и сушили пропотевшую одежду.

Сев за стол, Эйрих вытащил свой нож и начал выжидать свою порцию мяса.

«Хорошо, всё-таки, когда не надо самому уходить в лес и охотиться ради пропитания…» – подумал он.

Мясо им поставляют деревенские охотники, за деньгу малую, которая теперь у них водится. В целом, их качество жизни, с тех пор, как Эйрих взялся за серьёзные дела, резко улучшилось. Но чего-то всё равно не хватало. Пусть еды вдоволь, пусть мясо каждый день, в каких угодно количествах, пусть специй столько, что уже задница горит в отхожем месте, но не хватает всего этого. Точнее, не этого, а чего-то ещё.

«Может, я просто стал слишком цивилизованным?» – посетила его мысль. – «Всё чаще вспоминаю о дворцовых палатах Константинополя… Тепло, уютно, кровать мягкая, трапезничаешь когда только желание возникнет – императорские кухни работают непрерывно…»

Ещё там было водоснабжение, которое, по заверениям разбирающихся людей, не связано напрямую с рекой. Будь иначе, Эйрих бы ни за что не стал бы там мыться. Обидишь духов воды – можешь сразу идти топиться. А так, раз духи воды не касаются водопровода то…

«А может, та хворь – это обида духов воды?» – посетила Эйриха пугающая мысль. – «Э, нет. Задень я духов воды, уже давно был бы мёртв или смертельно болен. Слишком много времени с тех прошло. А ещё я был в их стихии, в море, поквитались бы уже со мной».

Значит, пользование водопроводной водой не задевает духов. Эйриху бы следовало проверять это не на себе, но раз уж так получилось…

Оленина, традиционно щедро проперченная, теперь имела привкус целебных трав, которые Тиудигото тоже добавляет во всю еду, дабы злой дух не сумел осквернить её. Тоже правильные действия, по мнению Эйриха, уважающего эту мудрую женщину…

– Что сегодня будешь делать? – потный и вонючий Валамир уселся напротив и принял из рук матери серебряную миску с мясом и фасолью.

– В каструм пойду, если дел новых не появится, – ответил Эйрих, отрезав кусок от своей порции мяса и передав его брату. – Ешь больше мяса, станешь ещё сильнее.

– Спасибо тебе, брат, – кивнул Валамир. – Так ты всё ещё всерьёз думаешь, что затея с римскими воинами стоящая?

– Всё, что я хотел сказать об этом, я уже сказал, – вздохнул Эйрих. – Вам решать, хотите ли вы пойти в будущее или остаться в прошлом. Легион – это будущее.

– Сегодня будет состязание по кок бору, – сообщил присоединившийся к ним Видимир. – Пойдёшь?

– Чего я там не видел? – усмехнулся Эйрих. – Нет, я весь день буду в каструме.

– Слово такое ещё «каструм», – неодобрительно произнесла Тиудигото. – Не доверяю я римлянам…

– Это нужно, мама, – ответил на это Эйрих. – Чтобы побеждать их, нужно хорошо знать, с кем воюешь. Книжки не дают и четверти представления о военном деле римлян, поэтому мне нужно увидеть всё своими глазами. И если увиденное окажется тем, что я ожидаю, то мы сокрушим любого врага. Хоть гуннов, хоть самих римлян…

Как опытнейший стратег, он уже знал преимущества и недостатки старых римских легионов, а также придумал способы, чтобы обострить первое и нивелировать второе. Нового ничего он не придумывал, лишь переосмысливал идеи военных теоретиков прошлого и настоящего. И он был уверен, что всё получится.

/8 февраля 409 года нашей эры, провинция Паннония, тренировочный каструм/

– Она должна двигаться, – повторил Эйрих.

Перед ним стояла знаменитая «черепаха», то есть построение, способное защитить легионеров даже от самого интенсивного обстрела.

Щиты, конечно, не те. На рисунках в трактатах изображались прямоугольные скутумы, но мастера-щитовики ещё бьются над заказом и боятся давать конкретные сроки. Технология изготовления скутумов для остготов нова, потому что у них испокон веку в ходу овальные и круглые щиты, впрочем, как и у римлян, но ничего сложного в скутуме нет, главное знать, что ты делаешь.

Для изготовления правильного скутума нужно собрать и склеить друг с другом два ряда дощечек, последовательно, от центра к краю, уменьшая толщину дощечек, то есть технология та же, что и с другими щитами, но надо ещё использовать стягивающие ремни, чтобы придать нужную форму. В центре пропиливается круглое отверстие для умбона, а ещё крепится рукоять непривычной для остготских воинов формы. Ну и окантовка из бронзы или железа – в этом ничего необычного для мастеров нет.

Пробные образцы уже испытаны и показали отличные результаты по удержанию стрел и дротиков. Правда, они очень посредственно удерживают стрелы аркобаллист, но обычные остготские щиты против них тоже выступают не очень хорошо. Уж слишком глубоко проникают эти стрелы сквозь щиты…

– Не может она двигаться! – воскликнул раздражённый Русс.

– В древности двигалась, – пожал плечами Эйрих. – Вы что, хуже древних?

– Не хуже! – Русс начинал закипать. – Слушай, Эйрих, при всём уважении… Но не мог бы ты не лезть в подготовку легионеров?

– Увы, но я буду продолжать лезть, – покачал головой Эйрих. – Потому что мне не нужен какой-то там современный римский легион, хоть комитатский. Мне нужен старый легион, а в старом легионе «черепаха» могла перемещаться.

– Но как?! – вопросил Русс. – Она же посыплется!

– Я не говорю тебе ни о чём невозможном, – усмехнулся Эйрих. – В старых легионах «черепахи» приближались, под мощным обстрелом, к крепостным стенам. Как можно приблизиться к крепостным стенам, если «черепаха» неспособна двигаться?

Контраргумента у примипила не нашлось. Он лишь стиснул зубы и посмотрел на «черепаху» из остготских новобранцев.

Это уже выглядело красиво: ровные ряды щитов, закрывающие всю формацию с трёх сторон. Инструкторы постарались на совесть, ведь «черепахи» построились прямо на глазах у Эйриха, причём очень быстро. Вот чего достигает воин, если его индивидуально учит воинской науке один опытный инструктор.

– Найдите способ, – вздохнул Эйрих. – Если тебе это поможет, то могу одолжить «Эпитому военного дела». Может, найдёшь там какие-нибудь подсказки. Мне нужно, чтобы мои легионеры не уступали старым римским легионам, с этой задачей я нанимал вас. Нынешние легионы мне не нужны.

– Хорошо, я что-нибудь придумаю, – ответил на это Русс. – Придётся соображать…

– Полагаю, дело в дисциплине и выучке, – предположил Эйрих. – Главное, помни: это возможно, потому что это уже делали. Кстати, как успехи с плюмбатами?

– Большую часть дня занимаемся, – произнёс задумавшийся примипил. – Уже есть какие-то успехи, но времени прошло мало. Чтобы легионер хорошо метал плюмбаты нужно три-четыре года, но обещаю, что через два года эти будут метать их неплохо.

– Приемлемо, – кивнул Эйрих. – А что с тактическими учениями?

– Как я и говорил в тот раз, скоро начнём обучать будущих центурионов из наиболее способных, – пожал плечами Русс. – Будут знать всё, что мы сами знаем. Обычному легионеру разбираться в тактике необязательно, но центурион должен знать тактику подразделения на ранг выше своего. Ты, Эйрих, об этом даже не переживай, мы своё дело сделаем. Легион точно будет, правда, новобранцев пока недостаточно…

– Наберём ещё… – вздохнул Эйрих.

Повисла пауза. Новобранцы стояли в формации неколебимо, потому что знали, что за наказание будет, если они нарушат боевой порядок. В бою – смерть, а в учении – плети. Первое будет один раз, а вот последних много.

– Эйрих! – донеслось со стороны ворот.

– Да что вашу… – прошипел Эйрих, поворачиваясь к прибывшему из деревни гонцу. – Дадите мне хоть раз нормально провести смотр?!

– Там прибыли послы! – воскликнул гонец.

– Послы?! – удивился Эйрих. – От кого?!

– От рейкса Алариха! – ответил гонец. – Тебя отец зовёт, говорит, очень срочно!

Глава двадцать пятая. Кровь войны

/8 февраля 409 года нашей эры, провинция Паннония, бражный дом/

– Уд ему, а не войско! – выкрикнул Зевта прямо в лицо послу.

Посла звали Валией Среброгласым. Он считается уважаемым среди своих визиготом, не последним человеком в свите рейкса Алариха. А тут ему предлагают передать рейксу, что ему дадут уд, а не войско.

Эйрих с интересом смотрел на этого визигота. Ему где-то пятьдесят с лишним зим, сложением он крепок, хорошо выглядит для своего возраста, а значит, не оставил воинскую стезю. Волосы чёрные, с проседью, глаза серые, борода густая, заплетённая в косички, а на лице есть несколько неглубоких шрамов. Одет богато: в пурпурную тунику с золотым шитьём, чёрные штаны, тоже расшитые золотом, на шее у него золотая цепь с рубином, на руках парные золотые браслеты с языческим орнаментом – успешный человек, с какой стороны ни посмотри.

– Ты как вообще разговариваешь с консулом?! – вторил Зевте Варабан, человек из ближней дружины.

Валия молчал, глядя Зевте прямо в глаза.

Ситуация складывалась напряжённой, потому что Аларих, судя по всему, наказал своему послу требовать, а не просить. Наверное, рейксу было трудно поверить слухам о том, что у остготов всё настолько сильно изменилось.

– Я представляю здесь рейкса, а ты ведёшь себя как… – начал Валия.

– Как я себя веду? – перебил его Зевта.

– Слушай… – Валия сделал паузу. – Рейкс Аларих делает предложение…

– А, теперь это уже предложение?! – перебил его Зевта. – Брана, напомни-ка мне, как звучало его «предложение».

– «Рейкс Аларих требует дать воинство племени остготов для кампании против римлян», – процитировал старший дружинник. – «Остготы должны дать не менее пятнадцати тысяч воинов, из которых не менее трети должны быть в кольчужных бронях».

– Эйрих, как считаешь, это предложение? – посмотрел консул на сына.

– Не очень-то похоже на предложение, – произнёс Эйрих. – Но это и не ультиматум, потому что нет угрозы последствий в случае неисполнения. Скорее, это указание собственному племени.

– Валия, скажи мне, почему Аларих обращается с нами как с собственным племенем? – перевёл взгляд на визигота Зевта.

– У нас сейчас очень тяжёлая обстановка, мы нуждаемся в новых воинах, – произнёс тот. – Римляне сопротивляются, поэтому было бы неплохо, если бы вы поддержали нас.

– Вот с этого и нужно было начинать… – усмехнулся Зевта, а затем посерьёзнел, вперившись в визигота тяжёлым взглядом. – Какое у тебя есть предложение для нас, Валия?

Эйрих не сомневался, что Аларих дал надлежащие инструкции своему послу и наделил его полномочиями принимать решения. Не сомневался в этом и Зевта, поэтому сейчас он будет выжимать из Валии максимум, после чего передаст итог Сенату, который будет принимать решение.

– Мы слышали о том, что вы и так собираетесь в Италию, – произнёс Валия. – Поэтому рейкс Аларих предлагает присоединиться к его походу и взять с римлян всё, что нам причитается.

– Видимо, Аларих совсем забылся и охамел там, среди римлян, раз посчитал, что можно начинать переговоры с нами с повелений, – произнёс Зевта. – Ты уже не нравишься мне, Валия. Но ты новый человек у нас, много чего не знаешь, поэтому мы спустим тебе твою наглость, один раз. А теперь я хочу услышать достойное остготского народа предложение.

– Равное право раздела добычи, – произнёс Валия. – Половина визиготам, половина остроготам. Совместное командование – рейкс будет учитывать мнение вашего консула при принятии решений…

– Совместное командование – это не учёт мнения при принятии решений, – вмешался Эйрих.

– Валия, ты начинаешь нравиться мне ещё меньше, – вздохнул Зевта. – Я даже не могу вычленить из твоих слов ничего полезного, что могло бы понравиться Сенату.

– Так слухи не врут? – удивился посол. – У вас действительно есть Сенат и он что-то решает?

Валия, столько лет живя в Италии, не мог не знать, что у римлян есть Сенат, правда, ни на что не способный и не влияющий даже на собственное содержание.

– Он у нас решает всё, – усмехнулся Зевта. – А мы, магистратура, лишь проводим его решения в жизнь…

Ему очень импонировала эта формальная подчинённость Сенату и мнимое бессилие в решении вопросов, которые он не хотел решать. Эйриха, наоборот, коробила эта неприятная часть, где он вынужден был подтверждать своё бессилие в некоторых вопросах, что подчёркивало его ограниченность в возможностях, а отец с неожиданным умением использовал это, чтобы отказывать людям в просьбах и требованиях. Это имело свой резон, но Эйрих понимал, что сам он не такой человек, чтобы ему было удобно ссылаться на высшую инстанцию при отказах.

– Мы так никогда не жили, – вздохнул Валия. – Деды так не жили…

– У нас буквально седобродые деды сидят в Сенате и решают, как нам жить, – парировал Зевта. – Если они неправы, то кто тогда вообще прав? Или ты хочешь сказать, что Аларих умнее и мудрее почтенных мужей, заставших самого великого Германариха?^[69]

– Я никогда не утверждал такого, – осторожно произнёс посол. – Но и Аларих – это достойный представитель рода Балтов и он выдающийся вождь. За ним удача и божья милость.

– Что-то не похоже, раз он вынужден просить помощи у сирых и убогих отщепенцев от основного племени остготов, – скептически хмыкнул Зевта. – Ведь так вы нас называете, правда же?

– Мы не считаем вас сирыми и убогими отщепенцами, – Валия тяжело вздохнул. – Но о помощи правда твоя – с дополнительными воинами наши дела пойдут гораздо лучше.

– А чего ж вы не обратились к Сигеру? – спросил Эйрих.

Сигер – это правитель остготов, находящихся под гуннским гнётом.^[70] Он называет себя рейксом, но это не соответствует действительности, так как нельзя называть себя рейксом, когда сверху есть ещё минимум один человек, который говорит тебе, что надо делать и чего делать нельзя.

– Обращались… – признался Валия, а потом посмотрел на консула. – Зевта, а почему ты позволяешь своему сосунку разговаривать с взрослыми мужами как с равными?

– Эйрих не равен тебе… – вздохнул консул и покачал головой.

– Тогда почему он сидит за столом и смеет задавать мне вопросы? – спросил посол. – Ходят смешные слухи о нём, но верить всему, что говорят люди…

– Он выше тебя, – перебил его Зевта. – Эйрих возглавил войско и отразил налёт гуннов. В этой битве он встретил гуннского рейкса Улдина, прямо на поле боя и одолел его в честном поединке. Затем он, во время путешествия в Константинополь, разбил пятитысячное войско асдингов лишь четырьмя сотнями воинов, неплохо на этом заработав! А недавно мы разбили гуннское войско Дариураша, заставив его отступить и это тоже во многом заслуга Эйриха!

Касательно пяти тысяч асдингов он, конечно же, приукрасил. Формально их было пять тысяч, но две с половиной тысячи находились на другом берегу Дуная и в битву не вступали, поэтому Эйрих разбил лишь половину от заявленного числа. А вообще, так эти мифы с преувеличениями и возникают: сегодня их было две с половиной тысячи, завтра к этому прибавят ещё две с половиной тысячи, что были рядом, а послезавтра их окажется уже девять тысяч, потому что Эйрих ведь бился с асдингами, а всё их войско тогда насчитывало примерно девять тысяч воинов и никто не знает, где находились оставшиеся четыре тысячи, может, как раз были на подходе…

– Это ведь слухи, никто не подтвер… – засомневался Валия, который точно отнёс поступающие сведения с востока мистификацией и откровенной ложью.

– Я был там! – стукнул по столу кулаком Зевта. – И воины, одолевавшие полчища асдингов находятся здесь! Спроси любого! И здесь же есть воины, что видели поединок Эйриха против Улдина!

– Ох, что за славный это был поединок… – донеслось со стороны стола, где сидели дружинники Эйриха.

– Так что это Эйрих может спросить сейчас, что это за визигот пришёл и сел с ним за один стол, выдвигая какие-то требования от Алариха! – припечатал Зевта.

Повисла тишина, которую нарушал лишь Альвомир, сидящий в конце длинного стола и азартно жующий жареную курицу. Гиганту нет дела до политики. В его мире не существует никакой политики.

– Я… – заговорил, наконец, Валия. – Я прошу прощения у столь славного воителя.

Эйрих кивнул ему, показывая, что он не обижается. Не обижался он во многом потому, что Валия здесь никто. Должен ли обижаться медведь, если о нём непочтительно отзывается суслик?

«Обижаешься – значит признаёшь равным», – подумал Эйрих.

– Итогом нашего разговора считаю ничто, – произнёс Зевта. – Ты был недостаточно убедительным, чтобы уговорить меня ратовать за твоё предложение в Сенате, поэтому я лишь озвучу им твоё предложение, но и только.

Эйрих бы, на месте Валии, не рассчитывал на многое. Генеральная повестка Сената сейчас вертится вокруг соблазнительной работорговли, крайне прибыльной и не столь обременительной, как война против римлян. И это тоже проблема, потому что от гуннов нужно убираться как можно дальше, ведь они ещё даже не начинали…

«Их больше, они сильнее», – размышлял он. – «Нам сказочно повезло, что Дариураш поторопился. Будь его подход более вдумчивым и осторожным, мы бы утонули в крови».

Эта эйфория от одержанной победы над гуннами, охватившая весь остготский народ, здорово напрягала Эйриха. Он иллюзий не питал и понимал, что в нынешнем своём состоянии остготское воинство против объединённых полчищ гуннов не выстоит. Можно победить их хоть пять раз подряд, но стоит проиграть лишь раз… Тогда их ничто не спасёт.

Может, возвышение Руы с Мундзуком и даст чуть более дружелюбные взаимоотношения остготов с гуннами, но на ситуацию в целом коренным образом не повлияет. Гунны пойдут дальше, будут покорять соседей, убивать и грабить всех, кого встретят, потому что иначе и быть не может. При этом остготы, как ближайшие соседи, будут смотреться соблазнительной целью, даже несмотря на договорённости с Руа. Если бы гуннами правил Эйрих, так всё бы и было. И он остался бы здесь надолго, сокрушая всех, кто посмеет не покориться его воле. Римлянам и окружающим племенам сильно повезло, что он родился среди отщепенцев от остготов, а не на гуннском стойбище…

– То, что ваш Сенат начнёт обсуждать наше предложение – это уже хорошо, – сбил ход размышлений Эйриха Валия.

– Если тебя устроит такое, то ради Господа Бога нашего, – усмехнулся Зевта.

Все присутствующие, кроме визиготов, понятия не имеют о том, как работает Сенат остготского народа. Факт выставления инициативы на обсуждение ещё не гарантирует положительного по ней решения. Это даже не начало пути.

/19 февраля 409 года нашей эры, провинция Паннония, зал заседаний Сената/

Сенаторы, в изобилии сидящие на трибунах, тихо переговаривались между собой, а Эйрих стоял в центре зала и ожидал начала дебатов.

Изначально он не хотел продвигать идею помощи Алариху, потому что его план заключался в самостоятельном остготском вторжении в Италию, без чьего-либо приглашения, но потом Валия нашёл к нему свой подход. Подход был бесхитростным, но очень действенным.

Валия пришёл к консулу, так как считал, что тот может склонить чашу весов в пользу помощи Алариху. Пять тысяч солидов перекочевали в консульскую казну, а отец, не слишком мудрствуя, извлёк оттуда три тысячи и вручил их Эйриху, дав задание поспособствовать Валии.

Деньги Эйриху нужны всегда, а три тысячи солидов – это очень серьёзный ресурс, позволяющий прямо в этом месяце начать формировать конную ауксилию. Без неё его затея с легионом будет неполноценной, поэтому очень хорошо, что денежки сами приехали в деревню, пусть и не просто так, а за очередное обязательство. Правда, это новое обязательство совпадало с обязательством перед Флавием Антемием, поэтому сильно против косвенной помощи Алариху Эйрих не был. Более того, он собирался извлечь из этого пользу для будущего переселения.

Раньше масштабная разведка была в составе плана подготовки к вторжению, но теперь можно начать эти процедуры гораздо раньше.

«Разведка боем», – подумал Эйрих, разглядывая перешептывающихся сенаторов. – «Проверю боевые качества западных римлян, выведаю важные узлы снабжений…»

– Время дебатов! – возвестил сенатор Торисмуд. – Повестка: выработка решения по инициативе претора Эйриха Ларга! Кто хочет высказаться первым?

– Я хочу высказаться, – подал голос Куруфин из Зелёной фракции.

– Тебе слово, – разрешил Торисмуд.

– Мы посовещались и выработали мнение, что помочь братскому народу можно… – заговорил Куруфин. – Но при условии, что мы не будем отправлять большую часть воинства. Это стержень древа нашего мнения, вокруг него можно сооружать почти любые дополнения и улучшения.

Завладевшая Зелёной фракцией идея работорговли не терпела отвлечения всех сил для больших вторжений, поэтому Куруфин и его люди заинтересованы в том, чтобы выдать чуть-чуть воинов, а остальных направить в набеги на соседние племена. Эйрих уже беседовал с членами Зелёной фракции, которые изначально не хотели выдавать на помощь Алариху вообще никого, но после уговоров они остановились на выделении ограниченного количества добровольцев.

– Ваше мнение услышано и запротоколировано, – кивнул ему сенатор Торисмуд. – Кто ещё уже готов высказаться?

– У меня есть мнение, – произнёс Сигумир Беззубый.

– Мы готовы выслушать, – кивнул ему Торисмуд.

– Сейчас опасные времена, – начал сенатор Сигумир. – Нельзя выделять воинов на какие-то нелепые надобности этого высокомерного недоноска, именующего себя рейксом. Когда он шёл на римлян, неужели не предвидел, что воинов может оказаться недостаточно? Поделом ему.

Ничего нового, потому что он говорит те же слова при любом удобным случае. Позиция Чёрной фракции не изменилась ни на пядь.

– Твоё мнение услышано, – произнёс Торисмуд. – Кто-то ещё?

– Я выскажусь, – поднял руку Дропаней из Красной фракции.

– Так говори же, – разрешил Торисмуд.

– У нас более развёрнутое мнение, чем у остальных, – начал Дропаней. – Как и все остальные, мы предварительно побеседовали с претором Эйрихом, обсудив наше положение в окружающем мире и создали устраивающий нас выход из ситуации, наиболее выгодный для остготского народа.

Он сделал паузу, чтобы оглядеть всех сенаторов.

– Посол Валия, которого, к сожалению, не пригласили на это заседание, предлагает нам некие равные права в походе, при разделе добычи, а также учёт нашего мнения при принятии решений – этого нам решительно недостаточно, – продолжил сенатор Дропаней. – Поэтому мы предлагаем принять предложение рейкса Алариха, но с существенным пересмотром условий. Нам нужна плодородная и безопасная земля. И наши условия будут, так или иначе, связаны с римской землёй.

Снова пауза, чтобы оценить реакцию других сенаторов.

– Какие земли? Чего вы так зацепились за эти проклятые земли?! – возмутился Сигумир Беззубый. – Чем вас эти не устраивают? Мы тут собираем хороший урожай и бороду не чешем!

– Я не закончил, – раздражённо произнёс Дропаней.

– Продолжай, почтенный, – покивал Торисмуд.

– Сначала мы хотели затребовать только земли Апулии и Калабрии, – продолжил сенатор Дропаней, – но потом поняли, что нам нужно больше земель и решили расширить наше требование до Сицилии. Вот на этом мы будем стоять.

– Ваше мнение услышано, – произнёс Торисмуд. – Теперь начинаем полемику.Сенатор Куруфин, так как ты говорил первым, тебе первому и защищаться. Почтенные, готовьте вопросы!

Эйрих всё так же стоял посреди зала, потому что регламент. Седалище сюда не поставили по двум причинам: почтение инициатора обсуждения к заседающим сенаторам, а также несколько наивный способ избавления инициатора от соблазна затянуть процесс. В будущем может быть всякое, поэтому лучше пусть магистры стоят, когда решается вопрос их инициатив…

– Не более полутора тысяч воинов! – аж привстал Сигумир Беззубый.

– Мы за двенадцать тысяч! – вскочил Дропаней.

Сразу начался гвалт, в котором члены фракций пытались перекричать друг друга. Торисмуд устало потёр лицо. Эйрих же сохранял спокойствие, потому что обсуждение находится в заведомо выгодном ему русле: сам факт отправки войск не обсуждается, но обсуждается их количество.

Около часа ругани и взаимных оскорблений, два сенатора, в запале ярости, схватили друг друга за грудки, но их оштрафовали и временно вывели из зала заседания. Раз деньги за драку уже заплачены, то пусть дерутся в своё удовольствие, но не здесь.

– Если предложение почтенного сенатора Куруфина будет принято, то с правкой, что высылаемое остготское воинство будет составлять шесть тысяч воинов, – заключил Торисмуд. – Кандидатуру военного трибуна выберем и назначим только в случае принятия предложения.

Никто в этом зале не сомневался, кто именно будет избран военным трибуном для этого похода.

– Теперь полемизируем о предложении почтенного сенатора Сигумира Беззубого, – продолжил Торисмуд заседание.

– Воинство выделить надо! – воскликнул Дропаней.

– Поддерживаем сенатора Дропанея, но при условии соблюдения лимита на численность, – произнёс Куруфин.

Это работа Эйриха – сближение Красной и Зелёной фракций. В обмен на уступки Красные будут вынуждены учитывать интересы Зелёных, а ещё Эйрих, когда будет находиться в римских землях, должен позаботиться о налаживании связей с неитальянскими магнатами-латифундистами. Африка, Галия и Иберия нуждаются в рабах, это несомненно, поэтому также несомненно то, что они будут готовы покупать товарные количества рабов.

Дальше снова началась перепалка, но менее содержательная, чем предыдущая, ведь Сигумир выступал за полный запрет, не приводя никаких новых аргументов. Большинство победило, поэтому попытка запрета выделения войск полностью провалилась.

– Аргумент почтенного сенатора Сигумира Беззубого не принят, – констатировал Торисмуд. – А теперь полемика по…

– Мы снимаем своё предложение в пользу предложения сенатора Куруфина, – сразу же сказал сенатор Дропаней. – Но с нашим дополнением о затребовании территорий Апулии и Калабрии, а также Сицилии.

– Сенатор Куруфин, вы принимаете дополнение сенатора Дропанея? – спросил Торисмуд.

– Принимаю, – медленно кивнул лидер Зелёной фракции.

– Тогда проведём голосование… – вздохнул Торисмуд.

Голосование показало, что 67 % сенаторов за предложение Куруфина, 22 % за предложение Сигумира Беззубого, а 11 % воздержались.

– Тогда проведём составление списка кандидатов в экстраординарные военные трибуны, – продолжил действовать по регламенту Торисмуд. – Претор Эйрих, по всем понятным причинам, тебе следует покинуть зал заседаний.

– Слушаюсь, почтенный, – поклонился Эйрих и, наконец-то, пошёл в сторону выхода.

А на улице свежесть, резко контрастирующая с духотой наполненного сенаторами зала заседаний.

– Альвомир! – позвал Эйрих.

Гигант обнаружился за зданием Сената. Он, вместе с деревенскими детишками, самозабвенно лепил снежную бабу.

Дети весело перекидывались между собой снежками, а некоторые помогали не на шутку увлечённому Альвомиру.

«Обычно снег к этому времени совсем сходит…» – подумал Эйрих. – «А вчера что-то снова выпал…»

Сезонная погода в провинции изменялась, этого не заметил только тупой, потому что даже слепой чувствовал более долгий зимний холод последние четыре-пять лет.

Протяжённые зимы – это более поздняя посевная, а значит и меньший урожай. Меньше хлеба в закромах – больше риск голода.

«Позаботиться о дополнительном закупе зерна этой осенью», – принял решение Эйрих. – «Легионеры будут хотеть есть всегда, а желудок глух к объяснениям о силе непреодолимых причин отсутствия пропитания».

Но поздняя посевная – это не только вероятные проблемы с зерном, но ещё и возможность. Новые хомуты покупают с неохотой, но когда начнутся проблемы с вспашкой, когда селяне начнут не успевать вспахивать всё выделенное пространство, появится Эйрих, с новым хомутом, не удушающим лошадей.

«Не получилось через благо, получится через беду», – подумал он философски.

– Да, деда? – отвлёкся Альвомир от лепки снежной бабы. – Уже идти?

Снежная баба получалась очень детализированной, почти точно копирующей фигуру человека.

– Ничего, Альвомир, – покачал головой Эйрих. – Долепи её.

Гигант радостно улыбнулся и продолжил лепку.

Эйрих прошёл к дереву, торчащему посреди свободной площадки у Сената. Опёршись плечом в ствол, он ждал, пока Альвомир закончит своё развлечение. Получалось у него недурственно, даже жаль, что это творение скоро растает.

Но просто подождать не получилось, потому что к ожидающему своего протеже мальчику подошла группа детей.

– Дядя Эйрих… – обратился к нему «делегат».

Гундихельм, также известный как просто Гунди – так звали «делегата». Он внук старейшины Идабада, принадлежащего к Белой фракции. Сенатор, насколько успел узнать его Эйрих, благочестивый арианин и любящий отец, обеспечивший своих детей задолго до того, как вошёл в Сенат. Уважаемый человек, к мнению которого прислушиваются.

– Да? Чего хотели? – поинтересовался Эйрих.

– А правда, что ты видел в Константинополе настоящего императора? – спросил ребёнок.

– Правда, – кивнул Эйрих с улыбкой.

– И он действительно ростом на две головы выше Альвомира? – задал следующий вопрос Гунди.

– Ну… – Эйрих замялся.

– И правда, что он ходит в доспехе из золотой чешуи? – не дал ему ответить ребёнок. – А на голове его есть золотой венок?

– Да наврала тебе всё Аудо! – непочтительно выкрикнула низкорослая девочка с рыжей косой.

– Ничего не наврала! – возмутился Гунди. – Дружинники говорят, что римский император был зело могуч, но его убили злые и подлые вороги!

– Враньё! Ха-ха-ха! – рассмеялась рыжая.

Гунди толкнул девочку, та ударила его кулаком в лицо, после чего началась потасовка. Эйрих, некоторое время, без особого интереса наблюдал за происходящим.

– Хватит, – произнёс он, когда у него закончилось терпение.

Дети расцепились. Гунди утёр юшку с носа, а рыжая девочка поправила косу.

– Золотые доспехи его я лично не видел, но слышал, что у него такие есть, – заговорил Эйрих. – Ростом он был не выше, а на две головы ниже, чем Альвомир. И да, его убили наёмники консула Флавия Стилихона, во время гонок на Ипподроме. Я был там, мне пришлось убить нескольких из наёмников, но остальных убил Альвомир.

Гунди и остальные дети перевели взгляды на гиганта, со счастливым выражением лица доводящего снежную бабу до совершенства. Трудно поверить, что такой дружелюбный человек может просто взять и хладнокровно убить группу вооружённых людей, которые специально обучались убийству важных персон.

«Арабы…» – припомнил Эйрих. – «Шармута – так сказал один из них, когда я раздавил ему руку. Жаль, что не удалось взять их живьём и, как следует, допросить».

– А правда, что в Константинополе у римлян избы выше, чем наше здание Сената? – продолжил опрос Гунди.

Откуда им иметь представление о по-настоящему грандиозных зданиях? Как дети могут умозрительно нарисовать перед собой Большой императорский дворец, если самое большое здание, которое они видели в жизни – двухэтажное здание Сената, построенное из брёвен?

– Правда, – кивнул Эйрих. – Если, когда вырастете, станете воинами, может, доведётся увидеть величественные здания Рима.

– Я стану девой щита и обязательно увижу и Рим, и Константинополь! – уверенно заявила рыжеволосая девочка.

– Как тебя зовут? – спросил у неё Эйрих.

– Вальдамерка, дочь Людомара, – представилась рыжая.

На вид ей зим девять, что чуть поздновато для лучника, но приемлемо для всадника.

– О, дочь самого народного трибуна, – улыбнулся Эйрих. – Скажу тебе одно: прежде, чем принимать решение о становлении девой щита, следует спросить разрешение отца. Если он не против, то приходи к Эрелиеве, она подскажет чего дельного.

Девы щита – это почёт не только для семьи, но и для дружины. Их, в целом, мало, среди них ещё меньше выдающихся воительниц, поэтому последние всегда уважаемы. Эйриху не помешает ещё одна воительница на перспективу.

– Я приду к ней, дядя Эйрих, – почтительно поклонилась Вальдамерка.

– Дети, – обратился Эйрих к остальным. – Мне нужны хорошие легионеры, поэтому, когда переживёте рубеж пятнадцати зим, жду юношей в своём легионе. Воинскую славу обещаю, как и достойный заработок. Но требования будут строгими, поэтому готовиться надо как к испытанию в дружину. Держите это в голове, когда задумаете праздно потратить время на бесполезные развлечения.

– Деда, я сделяль, – донеслось со стороны Альвомира.

Эйрих обернулся и увидел завершённое творение гиганта. При детальном рассмотрении стало ясно, что Альвомир повторил в снегу образ Альбоины, правда, в домашней тунике, но с мечом, направленным в землю.

«Красиво, но жаль, что недолговечно», – подумал Эйрих.

Он полюбовался на снежную статую и посмотрел на гиганта.

– Молодец, Альвомир, – похвалил он его. – Мастерская работа.

– Спасибо, деда, – довольно улыбнулся Альвомир, отряхнув руки от снега. – Идём?

– Идём, – кивнул Эйрих.

Они двинулись по заснеженной улице, сопровождаемые взглядами детворы, переставшей играть.

– Деда…

– Да?

– Когда уходим?

– Куда уходим?

– Уходим ваивать.

– Скоро.

Отношения Альвомира к боевым действиям Эйрих до сих пор не понял. Упиваться смертью он может только когда распалится в бою, вкусив крови, но в обычной жизни агрессии он не проявляет. Очень странный человек. В чём-то простой, но в чём-то загадочный.

«Что же происходит внутри твоей головы?» – подумал Эйрих.

Они добрались до хибары Зевты. Эйрих коснулся оберега, мысленно попросил хранителя дома о благословении, после чего вошёл внутрь.

У каминуса, на шкурах, сидели отец, Руа, Мундзук и сыновья последнего. Они грели руки у огня и о чём-то тихо беседовали.

– Эйрих, сын, – Зевта увидел вошедшего. – Садись с нами, согрейся и выпей вина. Альвомир, ты тоже давай, не стой столбом.

Мальчик и гигант уселись на шкуры и приняли от Фульгинс, второй жены Зевты, кубки с подогретым вином.

– Мы только что были на состязании, – сообщил отец. – Всё-таки, хорошая это вещь… Показывает настоящий воинский дух.

– Кто победил на этот раз? – поинтересовался Эйрих.

– Аравиг и Синяя команда, – ответил Зевта. – Правда, Эйнгар упал в свалке и получил копытом в грудь. Лекарь говорит, что если не умрёт до утра, то выживет.

– Жаль слышать, – вздохнул Эйрих. – Это опасное состязание.

– Тем ценнее победа, – усмехнулся консул. – Кстати о победах.

– Что-то случилось? – спросил Эйрих.

– Прибыл гонец от Ултзиндура, – сообщил Зевта. – Но Мундзук объяснит всё лучше.

Гунн почесал подбородок, после чего поднял взгляд на Эйриха. Взгляд его не выражал ничего, будто он находится где-то не здесь.

– Ултзиндур – это верховный шаман всего гуннского народа, – сообщил Мундзук. – С самого начала он не принимал ничью сторону, желая посмотреть, кто покажет себя лучше других, но теперь, когда воинство Руа стало сильнейшим в степи, всем понятно, кто возьмёт верх в борьбе за титул и лишнюю кровь лить не имеет смысла. Верховный шаман потребовал у Дариураша прекратить борьбу, а Руа призвал прибыть в отцовскую ставку, дабы принять титул царя.

– Значит, обязательства готского народа перед тобой, Руа, выполнены? – уточнил Эйрих, посмотрев на фактически состоявшегося рейкса гуннов.

– Да, – кивнул тот. – Я думал, что мне придётся вести вас в степь и сражаться против войск недружественных кланов, но в этом больше нет необходимости.

– Это хорошие новости, – усмехнулся Эйрих.

– Я хотел бы предложить тебе, Эйрих Ларг, поехать с нами, – произнёс Руа.

– Зачем? – спросил Эйрих.

– Ты показал себя отличным полководцем, – ответил Руа. – Да, между нами не всё гладко, трудно забыть, что ты убил моего отца, но я буду глупцом, если это станет причиной отказа от воителя, способного нас побеждать.

– С чего ты решил, что я умею побеждать вас? – усмехнулся Эйрих.

– Я видел бой, – Руа перевёл взгляд на пламя в каминусе. – Мундзук считает, что это случайность, но я разглядел в твоих действиях точный расчёт. Ты будто знал, как будет действовать Дариураш, но мне известно, что ты сходился с гуннами в бою лишь дважды в жизни. А выглядело всё так, будто ты думаешь и действуешь как кочевник. Как мы.

Руа сделал паузу. Иронично, но поступи такое предложение два года назад, когда Эйрих был никем, он бы без раздумий согласился. В гуннах видится потенциал, они, как чувствуется, способны сокрушать всех встречных врагов, при правильном обращении.

Но сейчас, когда Эйрих узнал слишком многое о римлянах и переоценил собственную прошлую жизнь, это предложение не выглядело таким уж соблазнительным. Сокрушать империи легко, но построить вместо них что-то своё, более долговечное – вот задача, которая высосет из тебя все жизненные силы. У него есть свой рецепт создания устойчивой державы, способной выдерживать даже самые ужасные удары судьбы.

– Мне лестна такая оценка, – с благодарностью кивнул Эйрих. – Но я вынужден отказаться от твоего предложения.

– Жаль… – вздохнул Руа. – Но у тебя есть достаточно времени, чтобы подумать.

– У меня есть просьба к тебе, Руа, – произнёс Эйрих.

– Ну так проси, – усмехнулся гунн.

– Я хотел бы нанять около полутора тысяч ваших конных лучников, на очень долгий срок, – озвучил свою просьбу Эйрих. – Плачу по три силиквы в день. Воевать придётся против римлян, как ты понимаешь.

– Мне какая выгода от этого? – поинтересовался Руа.

– Тысяча солидов, – ответил Эйрих.

– Это предложение мне следует обдумать, – произнёс гунн.

/23 февраля 409 года нашей эры, провинция Паннония, зал заседаний Сената/

– … сим поведёшь их к победе и славе, – закончил торжественную речь сенатор Торисмуд и надел на шею Эйриха бронзовую цепочку.

Военный трибун – это важная, но не самая важнейшая должность в остготском войске. Ведь существовала должность легата, которую не давали ещё никому, так как она пусть и учреждена, но не вписана ни в одну из существующих воинских структур.

Сделано это было намеренно, с подачи Эйриха, который собирался использовать должность легата в своём легионе, легатом которого собирался стать сразу же, как будет завершена подготовка новобранцев.

А касательно военных трибунов – тут ситуация несколько иная. Изначально Сенат назначил военными трибунами всех мало-мальски значимых вождей, с ограниченным сроком службы, чтобы постепенно низвести их власть до минимума, а затем и полностью устранить.

Вожди, к счастью для всех, оказались неспособны объединиться и противостоять такому произволу, творимому сенаторами, поэтому лишение полномочий прошло почти без эксцессов, хотя Эйрих только слышал смутные слухи о том, что кто-то в какой-то деревне громко возмущался и всё.

Теперь же военный трибун имеет то у же форму, что и раньше, но с совершенно иной формой. Нет никакой роли дружины, потому что уже состоявшихся вождей больше на эту должность назначать не будут, а в будущем, когда Сенат примет соответствующий закон, военному трибуну вообще будет запрещено иметь собственную дружину и как-либо участвовать в денежном содержании легионов. Потому что кто платит воинам зарплату, тот и есть военачальник. И платить должен только Сенат, в ином случае войско – это готовое топливо для смуты и вооружённых смен власти, а там и до деспотии можно докатиться.

Эйрих внимательно изучил историю римлян и прекрасно понимает, что именно разрушило республику, а также всегда шатало империю почти с самого момента её появления. Личная верность легионов легатам. Эту ошибку повторять нельзя вообще никогда, потому что она неизбежно ведёт к краху государства. Ну или к весьма жалкому существованию, как можно увидеть на примере Западной Римской империи.

А ещё Эйрих очень внимательно читал о временах после падения Северов, когда императоры едва успевали сесть на трон, как их смещали новые императоры, зачастую избранные легионерами их легионов.

– … военному трибуну предстоит отправиться в Италию и помочь нашему собрату, рейксу Алариху, одолеть римлян! – продолжал вещать Торисмуд.

– Да пребудет с ним Господь Бог наш! – вторил ему отец Григорий. – И благодать Его! И воинство Его!

Священник сегодня с утра огорошил Эйриха новостью, что вместе с ним в поход идут божьи воины, то есть отряд из верной паствы, собранный за счёт средств прихода. Их пять сотен, не каждый из них оснащён кольчугой, но зато среди них много кто имеет опыт набегов и даже участия в боевых действиях. Это не стоило Эйриху и Сенату ничего, поэтому он был рад такому бесплатному подспорью.

«Отец Григорий хочет получить больше влияния», – продумал Эйрих. – «Участие его божьего воинства в походе – это серьёзное повышение его весомости. Но и отказаться я не мог, мы ведь не противники. Пусть будет».

Полдекады спустя, когда последние приготовления будут закончены, они отправятся на запад, прорываться к Алариху. Идти предстоит через провинцию Венетия и Истрия. Римлян там много, правда, не все из них будут готовы выступить против готов. Тем не менее, Эйрих ожидал сопротивления.

Визиготы, когда проходили там в прошлом году, разорили всё, что не было огорожено крепостными стенами, но города и форты остались в целости. Сил Эйриха заведомо недостаточно, чтобы брать крепости, поэтому надо будет проскочить по-быстрому и присоединиться к Алариху.

– Я не посрамлю чести остготов и выполню возложенные на меня обязанности, – поклялся Эйрих. – В том клянусь Сенату и остготскому народу.

– Аминь! – перекрестил его отец Григорий.

После торжественного назначения Эйриха военным трибуном, началось празднование. Приурочили успех с гуннскими делами к вручению бронзовой цепи военного трибуна, поэтому гунны задержались в деревне.

В бражном доме, где вновь собралась почти половина деревни, Эйрих заседал за длинным столом, а рядом сидели его соратники, которым, вместе с ним, скоро в поход.

Брагу разливали щедро, будто в последний раз, но вместе с обыденной брагой сейчас активно разливали и некий особый сорт римского вина, отличающийся повышенной крепостью. Эйриху даже пришлось отправлять Виссариона домой, чтобы он принёс нормального разбавленного вина, потому что в бражном доме больше не было другого.

– Сын, иди ко мне! – позвал Эйриха, задумчиво жевавшего кусок луканской колбасы, отец.

Эйрих встал с лавки и прошёл к началу стола, где отец культурно отдыхал в окружении своих ближников из дружины.

– Сынок, – заговорил Зевта. – Вот чувствовал я, что ты дома не усидишь, поэтому заблаговременно позаботился о том, чтобы тебе было чем прикрыться от стрел… Тиудигото!

Мать вышла из-за занавесок, ограждающих пиршественный зал от кухни. В руках её был красного цвета овальный щит, называемый римлянами клипеусом. Щит был сработан качественно, из деревянных планок, обтянутых сыромятной кожей. Изображён на нём была золотого цвета хризма.

– Носи его достойно, – наставила Эйриха мать. – И пусть он защитит тебя от недругов.

– Аминь! – воскликнул изрядно подвыпивший отец Григорий.

– Аминь! – поддержали его все присутствующие. – Вот это подарок! Аминь! Аминь! Носи достойно, Эйрих! Да! Аминь!

– Я тебе очень признателен, отец… – заговорил Эйрих.

– Но это ещё не всё, – Зевта остановил слова благодарности. – Одного щита для защиты недостаточно, поэтому я заказал у римлян отличнейшие доспехи и великолепный шлем. Валамир, Видимир! Где вы там?!

Братья вышли из-за занавески и вытащили доспех со шлемом.

Доспех представлял собой кольчугу, поверх которой надевалась пластинчатая жилетка, пластины которой лежали внахлёст. Причём нахлёст шёл не сверху вниз, как обычно, а снизу вверх, что идеально подходило для всадника – при ударе снизу невозможно будет загнать копьё между пластин. Выглядела эта броня так, словно весила очень много, но Валамир нёс её без особого напряжения, а значит, что на теле она пусть и будет чувствоваться, но не неподъёмной.

Шлем был римским, с продольным гребнем и характерными широкими нащёчниками, но отличительной особенностью его было наличие кольчужной бармицы. Зевта, по-видимому, внимательно слушал Эйриха и насоветовал неизвестному мастеру на целую бармицу, которая не была в особом почёте как у римлян, так и у готов. Без стёганого подшлемника будет очень опасно принимать на бармицу сильные удары, но у Эйриха такой уже есть.

– Пусть тебя не смущает его обыденный вид, – произнёс Зевта, увидевший особое внимание Эйриха к шлему. – Мастер, изготовивший этот шлем, использовал южную сталь, стоящую дороже золота. И пластины, использованные в нагруднике, тоже из этой стали.

– Южная сталь? – переспросил Эйрих. – Из Индии?

– Я не знаю, – признался отец. – Мастер уверял, что у него были сложности с добычей этой стали и он очень много отдал за неё. Проверяли всё, не переживай – стрелу держит, даже из аркобаллисты.

– Я благодарю тебя, отец, за такой роскошный подарок, – поклонился Эйрих.

– Но это тоже ещё не всё, – усмехнулся Зевта. – Заносите!

В пиршественный зал вошло шестеро воинов, несущих броню… для коня.

– Вот это работа наших мастеров-бронников, – сообщил Зевта. – Чешуя из стали похуже качеством, но стрелу держит отлично и копьём проткнуть её не так уж и просто. Надёжная защита для твоего коня, поэтому можешь не опасаться за Инцитата.

Броня была чешуйчатой, из полукруглых пластинок, а на морду полагалась бронзовый намордник с сетчатыми окулярами. Даже защита ушей была предусмотрена – делали на совесть.

– Тут я даже не знаю, что и сказать… – Эйрих был не на шутку растроган отцовским подарком.

Он подошёл к Зевте и крепко обнял его.

– Ох, полегче, сынок…

– Что за славные подарки! – поднял рог с брагой отец Григорий. – За это надо выпить!!!

Все присутствующие, даже Эйрих, залпом выпили содержимое своих кубков и рогов.

– Я слышал, что ты умелый лучник, – вдруг встал гунн Руа. – У меня есть для тебя подарок, Эйрих. – Аттила!

Сын уже почти состоявшегося рейкса гуннов вошёл в пиршественный зал с великолепным составным луком в руках. Помимо лука был саадак, колчан и набор стрел.

– Этот лук я хотел оставить себе, уж больно хорош, но будет преступно, если такой славный воитель продолжит пользоваться тем недоразумением… – проехался Руа по луку Эйриха. – Пользуйся с честью, потому что второго такого лука тебе не найти.

Эйрих принял лук и бегло оценил его. Натяг тяжёлый, к нему нужно будет привыкнуть, но он свидетельствует о силе лука, которая, по ощущениям Эйриха, была аномально высокой. Надо будет проверить его в деле, но уже видно, что это действительно выдающаяся работа.

– Это очень щедрый дар, рейкс, – поблагодарил Руа Эйрих.

– Вижу, что ты уже его оценил, – улыбнулся Руа. – А испытай его.

– Да! – загорелся идеей уже слегка поплывший Зевта. – Кто-нибудь, принесите мишень!

Соломенная мишень была доставлена, а Эйрих приготовился стрелять.

Пусть стрелы чужие и не проверенные, пусть лук совершенно новый, но расстояние от одного конца зала до другого не более ста пятидесяти шагов, поэтому попасть будет несложно.

Первый выстрел.

Стрела пошла чуть левее, но всё равно попала в мишень, пусть и не в центр. Восторженный многоголосый рёв сопроводил этот выстрел.

Второй выстрел.

Стрела воткнулась гораздо ближе к центру. Снова восторженный рёв.

Третий выстрел.

Стрела вошла ровно в центр, но тут Эйриху больше повезло, потому что после спуска тетивы он был почти уверен, что промахнётся. Видимо, стрелу вёл сам Тенгри.

– Великолепный лук, рейкс, – произнёс Эйрих.

– К такому луку нужен стрелок не хуже, – усмехнулся Руа. – Я рад, что отдал его в умелые руки, а то было бы обидно.

– Ещё раз благодарю тебя, – кивнул ему Эйрих. – Альвомир, подойди ко мне.

Гигант встал из-за стола, где его остался ждать почти полностью уничтоженный перепел, после чего подошёл к Эйриху.

– Такие щедрые дары не должны остаться без ответных даров, – произнёс мальчик.

Альвомир был у него ходячим хранилищем ценностей, потому что все знают, что гигант очень ответственный и не теряет порученных вещей.

Эйрих вытащил из переданной ему котомки шкатулку с особыми ценностями, нажитыми в ходе грабежей и обменов. Внутри лежали по-настоящему дорогие украшения, которыми не стыдно одарить даже римского императора.

– Менее ценно, чем твой дар, Руа, – сказал Эйрих, вытаскивая золотую диадему с бриллиантами. – Но оценщик сказал, что всего его состояния не хватит, чтобы покрыть половину стоимости этой диадемы.

Оценщик был не самым богатым человеком в Константинополе, это было видно по одежде, но Эйрих упомянул его слова лишь для красного словца.

– Красиво… – провёл Руа рукой по драгоценным камням на диадеме, после чего покрутил украшение на факельном свету. – Подарю своей старшей жене. Благодарю тебя, Эйрих, который действительно Щедрый, ха-ха!

Далее Эйрих подошёл к отцу и вручил ему всю шкатулку. Там были перстни с бриллиантами и рубинами, несколько золотых цепочек мастерской работы ювелира, с каменьями и без, а также пара статуэток из нефрита, с изумрудной инкрустацией.

– Даже близко не равно тому, что ты мне подарил, отец, – произнёс мальчик. – Но прими как дар.

Зевта лишь кивнул с улыбкой.

– Раз уж мы закончили с дарами, то давайте уже продолжать празднование! – вновь выступил отец Григорий. – Сигумир, Торисмуд, Курфин, Дропаней, остальные почтенные сенаторы, не давайте своим кубкам слишком долго мокнуть! Молодёжь, налегай!

Веселье приняло новый оборот, но Эйрих не налегал на вино, предпочитая больше слушать.

И его тактика воздалась щедрыми плодами, потому что он сумел, кивая в такт словам почти невменяемого от браги отца, услышать интересный разговор.

Дропаней, с раскрасневшимся от крепкого вина лицом, толковал с Сигумиром, как всегда, о политике.

Разговор этот касался племени гепидов, точнее четырёх небольших родов, чувствующих себя неуютно под пятой визиготов, в свою очередь находящихся под властью гуннов. Формально они подчинялись гуннам, но фактически ими заведовали визиготы, много потерявшие в битве против остготов. И речь не только о людских потерях, но и потерях репутационных.

Вот, собственно, эти гепидские роды хотят уйти из-под власти визиготов, но уходить в пустоту страшно, поэтому к Дропанею поступило их совместное предложение влиться в Улус остготов, с представительством в Сенате, разумеется.

Дропаней собирается, через второго консула Балдвина, заявить инициативу, касающуюся этого самого присоединения гепидских родов. Эйриха это уже не коснётся, он скоро в поход, но знать о таких вещах полезно. Это свидетельство того, что их строй приемлем не только для самих остготов, но и для соседних племён.

«Возможно, в будущем будут новые роды, желающие присоединиться – необязательно воевать, чтобы стать больше и сильнее», – извлёк из этого диалога мысль Эйрих.

/6 марта 409 года нашей эры, провинция Венетия и Истрия, близ города Аквилея/

Почти полторы декады они движутся по территории Италии. Римляне почти не оказывают сопротивления, их хватает лишь на мелкие стычки, потому что лимитанские легионы ещё не восстановились после прошлогоднего вторжения визиготов, а федераты давно уже бежали или присоединились к Алариху.

«Защищаешь свою землю чужими воинами – не защищаешь никак», – подумал Эйрих, стоящий на холме с видом на город.

Передовые разъезды постоянно сообщают о спешно покинутых селениях и городках, где нет ничего ценного. Римские власти эвакуируют всех, кого могут, заблаговременно, потому никаких успешных налётов почти не случается. Лишь несколько раз передовым дозорам удавалось наткнуться на уже эвакуируемые поселения, что принесло некоторый доход, но, пока что, Эйрих действовал себе в убыток.

«Одно хорошо – большей части воинов не нужно платить», – мысленно вздохнул Эйрих.

Дружина, конечно, пожирает серебро, но она малочисленна, если сравнивать с основной массой выделенных ему воинов. Простые воины могут рассчитывать лишь на пятую часть от трофеев, что облегчало нагрузку на отнюдь не бесконечную казну военного трибуна.

Сегодня они достигли пределов Аквилеи, богатого торгового города. Римляне тут всё, как следует, укрепили, поэтому взять его Эйриху не удастся. Да и нет у него в этом походе цели брать города.

Войско Эйриха собирало лагерь после ночного привала. Погода здесь такая же, как в Паннонии, зима с неохотой отпускает этот регион из своих ледяных объятий, но уже чувствуется, что скоро станет теплее.

Отсюда, от Аквилеи, рукой подать до Равенны, где находится ставка императора Флавия Аркадия – сто пятьдесят четыре римские мили, если идти по сухопутному торговому маршруту.

Император уже давно сидит в своей столице почти безвылазно, потому что визиготы безнаказанно шатаются по всей Италии и чинят грабёж. При Стилихоне, как говорят отловленные местные, визиготов не раз побеждали в крупных сражениях, но сейчас власть расписалась в собственном бессилии и простолюдинам остаётся лишь надеяться, что тяжёлое время когда-нибудь закончится само по себе.

Иронично, но в передвижении по Италии сильно помогали римские дороги. Эйрих и раньше с удовольствием пользовался такими дорогами, в Восточной Римской империи, но только сейчас, ведя крупную армию, понял всю прелесть этих дорог.

Аларих сейчас находился в Лации, у стен Рима, поэтому путь предстоял неблизкий, примерно месяц ходу. У него какие-то переговоры с римлянами, касающиеся снабжения визиготского воинства провизией, но, как сообщил Валия, беседовавший с гонцом от рейкса, дело пахнет горелым мясом и, скорее всего, Рим будут брать штурмом. Ну или будет долгая осада, грозящая Эйриху и его небольшому войску бессмысленным прозябанием под стенами Рима.

Перспективы смутные, отсюда, с пределов Аквилеи, не совсем понятно, что предпримет Аларих, поэтому Эйрих стремился присоединиться к нему и выяснить всю подноготную кампании.

Будущее обещает моря крови, десятки тысяч растоптанных судеб и пир стервятников над всем этим. Но ещё оно обещало быть очень интересным.

– Отправить передовые разъезды, пусть прошерстят путь на половину дневного перехода, – приказал Эйрих, поправляя ножны. – И прикажи, чтобы остальные пошевеливались, нам нужно быстрее тронуться в путь.

– Сделаю, военный трибун, – ответил старший дружинник Атавульф.

«Будет интересно», – подумал Эйрих, запрыгивая в седло своего верного Инцитата.

Конец второй книги.

Продолжение следует согласно дорожной карте.

Примечания

1

Сенатусконсульт – от лат. senatus consultum – формулированное мнение сенаторов, изначально не имеющее обязательности закона, но, по мере течения времени, обретавшее такое значение. Формулировался сенатусконсульт после доклада одного из рукопожатных очередного или чрезвычайного магистрата (очередные – плебейский трибун (только с IV, когда уже не особо-то важно), консул и претор, чрезвычайные – военный трибун с консульской властью, децимвир, диктатор, префект эквитов, интеррекс, префект города). Конкретно в повествовании готы опираются на позднее римское право, поэтому сенатусконсульт имеет силу закона.

(обратно)

2

Триба – лат. tribus – территориальный и избирательный округ Древнего Рима. Как и всегда, когда речь идёт о демократических выборах, там были свои нюансы и использование в своих интересах, как и сейчас, в принципе. Но готы – это простые люди, поэтому разделили всё просто, чтобы легче было считать голоса.

(обратно)

3

Интерцессия – лат. intercessio – вмешательство трибуна, можно сказать, вето, на действия какого-либо магистрата. В том числе сами функционеры магистратуры могли применять интерцессию против функционеров своего ранга или нижестоящих. Считается, что интерцессия – это средство против злоупотреблений, поэтому магистраты были парными должностями, где один консул мог наложить интерцессию на решение другого консула и так далее по нисходящей. Простая, в чём-то примитивная система сдержек и противовесов, позволила республике просуществовать почти пятьсот лет, прежде чем её сломали через колено алчущие власти патриции.

(обратно)

4

Курултай – съезд монгольских или тюркских князей и прочей знати, по особо важным случаям, чтобы решить особо важные проблемы или задать общий курс до следующего курултая. Чем-то напоминает съезды КПСС, которые тоже были нерегулярными и иногда проводились раз в десятилетие, но собирались по особо важным вопросам.

(обратно)

5

Эрлик – в тюркской и монгольской мифологии это владыка подземного мира и царства мёртвых. Мрачный тип, который одевается в семь медвежьих шкур, носит с собой зелёный меч и чашу из человеческого черепа, а гоняет он на чёрном быке. Но, в отличие от авраамических религий, где бог – это хороший, а дьявол – это плохой, у тюрков и монголов очень лояльное отношения ко всему пантеону и Эрлик не выступает как абсолютное зло. Но всё равно, если случается какое-то дерьмо, то это Эрлик накапал, а не Тенгри.

(обратно)

6

Табуларий – лат. tabularium – государственный архив в Древнем Риме. Хранились в табулариях различные нормативно-правовые акты, те же сенатусконсульты или плебсициты, читай референдумы. Хранить свои законы древние римляне предпочитали в священных местах, в самых значимых храмах, потому что законы у римлян считались священными.

(обратно)

7

Список – списанный откуда-либо текст, а также документ, содержащий этот текст. В отличие от копии, список – это не точное воспроизведение текста, поэтому, когда идут десятилетия и столетия, переписчики добавляют что-то своё или удаляют что-то, не соответствующее актуальной на тот момент политической или религиозной повестке. Поэтому для историографии ценны копии, а не списки, хотя списки – это тоже мясо, правда, требующее более придирчивого исследования на предмет внесённых изменений и искажений. Вот, например, знаменитая «Повесть временных лет», дошла до нас в виде списков, но зато целых пяти, что даёт широкое поле для сличений и изобличений отсебятины от переписчиков. Считаю своим долгом сказать то, о чём не устаю говорить при каждом удобном случае: обмануть историков крайне сложно, а все эти фразы «историю пишут победители» и так далее – это лютый бред. Почему историков крайне сложно обмануть? Потому что это учёные, работающие с материалом поколение за поколением, скрупулёзно изучая и актуализируя доступную информацию по выбранной теме и докапываясь до такого, что аж волосы на жопе дыбом встают. Кажется кому-то, что это просто бородатые дядьки сели и сидят, размышляют под водочку и делают какие-то выводы, но это очень опасная ошибка. Фальсификаторов в прошлом и настоящем навалом, как псин нестреляных, но они довольно легко изобличаются, потому что если тебе удастся спрятать что-то за источниками, на тебя выйдут источниковеды, а если их ты как-то всё-таки обманул, то тебя нащупает археология. Просто посмотрите, какое небо, Багдад… на вспомогательные дисциплины истории – их же дофига! Их специально разработали, в силу насущной необходимости, чтобы открывать ранее скрытые факты и лучше понимать, как работает этот диалог прошлого с настоящим, называемый историей. Не надо принимать учёных за идиотов и они не будут считать идиотом тебя и лезть драться. Из людей, которые считают, что историки маются фигнёй и их может легко обмануть какой-то средневековый монах или авантюрист, потом образуются последователи Фоменко и иже с ним, вещающие о невозможности построить пирамиды, о внеземных контактах с НЛО, стрельбе лазерами по лягушкам с летающей тарелки и так далее. Уважайте историю.

(обратно)

8

Простота – это признак истины – в переводе на латынь звучит как «simplex sigillum veri». Эйрих заблуждается, думая, что автор цитаты Аммиан Марцеллин, но ему простительно, потому что кроме как у Марцеллина он этот афоризм не больше нигде не встречал. В настоящее время автор афоризма неизвестен и, скорее всего, таковым останется.

(обратно)

9

Соболь в Европе – известно, что до XVII века этот пушной зверёк обитал в Финляндии, а до XIX века в Прибалтике, Карелии и даже в Западной Польше. Естественно, что в V веке он обитал в более широком ареале, потому что человеческого населения на планете было меньше, чем сейчас, спрос на ценные меха был, соответственно, ниже. Сведений о том, что соболя там не было, нет, так как всем было на него плевать и его никто не считал. Иронично, что рост Римской империи и массовая вырубка лесов привела к тому, что ареал обитания соболей и прочих лесных зверей сокращался, но падение Рима привело к тому, что лес вырубать перестали и всё вернулось на круги своя. У римлян спрос на ценный мех точно был, о чём свидетельствуют сведения от археологов.

(обратно)

10

Сингидунум – поселение, берущее начало с III века до н. э., ставшее городом где-то в I веке н. э., после того как туда пришёл IV-й Счастливый Флавиев легион. Ныне этот город известен под названием Белград.

(обратно)

11

Бонония – есть некая связь этого города с предыдущим, потому что расцвет этой провинциальной дыры тоже начался в I веке н. э., когда сюда пришли римские вооружённые силы, основавшие укреплённый военный лагерь. Время шло, люди, обслуживающие легионеров, богатели, поэтому место не было заброшено сразу же, как исчез легион – известно, что в VI веке город отстраивал Юстиниан I, потом в этом городе жили всякие князья, а затем его брали османы, потом брал Вермахт и освобождала Красная Армия, в общем-то, богатая история у этого древнеримского военного лагеря… Ныне Бонония более известна под названием Видин.

(обратно)

12

Асдинги – это одно из вандальских племён, о котором точно известно, что это были вандалы. В нашей с вами истории асдинги пришли на территорию современных Румынии и Венгрии во II веке н. э., начав чинить проблемы римлянам, любившим в те времена повоевать в гражданские войны. Примечательно, что в боях за Дакию асдинги были под рукой Остроготы, готского короля, упорно пытавшегося отжать Дакию в пользование готов, тогда ещё единых. Но Римская империя, несмотря на нарастающие симптомы кризиса III века, имела высокий запас прочности, поэтому варварам тогда, несмотря на первоначальные успехи, ничего не светило. В общем-то, как и все в те времена, асдинги просто ждали своего часа…

(обратно)

13

Via Militaris – мы не знаем, как называли эту дорогу сами римляне, а названия «via militaris» и «via diagonalis» – это придумки XIX века н. э., чтобы хоть как-то называть эту конкретную дорогу, причём второе название придумано, чтобы не путать эту дорогу с военными дорогами (как и переводится «via militaris») в общем смысле. Известно точно, что построили эту дорогу при Нероне, она была важным связующим звеном между востоком и западом империи. В более поздние времена эту дорогу использовали варвары для своих миграций, крестоносцы для захвата Константинополя, а затем и турки-османы, для экспансии на запад – минимум дважды они применяли её для переброски крупных сил в направлении австрийской Вены. Рядом с этой дорогой сейчас располагается две современных трассы, ведущие туда же, куда и две тысячи лет назад, потому что римляне не были дураками и тянули свои дорожки к светлому и вечному, то есть туда, где всегда будет торговля. Я решил, что буду называть эту дорогу via militaris, так как мы не знаем, как её называли римляне.

(обратно)

14

Талант – лат. – talentum – мера веса, примерно равнявшаяся 26,2 кг. Если разделить два таланта на четыреста воинов Эйриха, то выйдет по 131 грамму серебра на штык, что очень дорого, как для разовой оплаты «труда» наёмника. С другой стороны, Эйриху предлагают переправиться через Дунай и замочить неизвестное количество жаждущих крови варваров, не менее свирепых, чем остготы, поэтому 131 грамм серебра – это даже как-то маловато за столь рискованное и сомнительное мероприятие. Для сравнения, обычный легионер во времена Октавиана Августа зарабатывал за год службы что-то около 225 «нормальных» денариев, суммарно весивших килограмм (это потом, после Августа, доля серебра в денарии начала стремительно падать, поэтому при императоре Каракалле (IIIвек н. э.) легионер получал уже 600 денариев, потому что римляне интуитивно понимали, что такое индексация зарплат и почему она важна, когда речь идёт об оплате труда вооружённых мужчин).

(обратно)

15

Контуберний – от лат. contubernium, букв. «сопалатники» – мельчайшая тактическая единица в вооружённых силах Древнего Рима, состоящая из восьми или десяти легионеров. Командир контуберния – декан, то есть десятник. Общей полевой кухни тогда не было, поэтому питались легионеры по контуберниям, готовя пищу сообразно очерёдности или дедовщине. Можно сказать, что это некий античный аналог современного отделения. Видимо, есть какие-то естественные причины, обуславливающие именно такую численность, но современное мотострелковое отделение в разных армиях мира составляет девять человек.

(обратно) class='book'> 16 Модий – древнеримская единица объёма, составляющая 8,7 литров, а если речь о зерне, то в одном модии 6,73 кг зерна. Пять модиев – это 33,65 кг зерна. Маловато, чтобы питаться нормально, но достаточно, чтобы не сдохнуть. Эйрих же вспомнил некоторые моменты из биографии принцепса Октавиана Августа, который был известен бесплатным или льготным снабжением зерном двухсот тысяч беднейших мужчин-граждан, обитавших в городе Риме. Но он был не первым, потому что сильно до Октавиана некто Гай Гракх предложил закон «Cura Annonae», установивший потолок цен на зерно для отдельных категорий граждан – и эти попадающие под льготы граждане имели право купить не более пяти модиев зерна по ценам ниже рыночных, что считалось тогда аттракционом невиданной щедрости. Потом правительство Рима стало заложником бедноты, так как однажды введённую льготу было очень сложно отменить, потому что это было чревато народным восстанием. Тем не менее, Г.Ю. Цезарь каким-то образом сумел сократить численность льготников с трёхсот двадцати тысяч до ста пятидесяти тысяч, но Октавиан потом вновь повысил их число до двухсот тысяч и эта льгота так и оставалась стабильной до самого конца Западной Римской империи. По оценкам различных учёных-историков, доля «халявного зерна» в обороте Рима эпохи ранней империи была где-то в интервале от 15 до 33 %. Но это Рим, а в Константинополе дело обстояло чуточку иначе: единственной имперской житницей был Египет, где имелся сельскохозяйственный чит-код, Нилом именуемый, основная масса зерна из которого шла именно в Рим, а Константинополь снабжался с пониженным приоритетом. И эта ситуация привела к тому, что в восточной столице эпизодически случался голод, сопровождаемый голодными бунтами, так что ничего необычного Соломон не описывает.

(обратно)

17

Скутум – изначально прямоугольный и выпуклый, к III-му веку н. э. скутум был заменён в легионах плоским овальным щитом, который присвоил себе старое название. Поэтому, уважаемый читатель, читая о скутуме в V-м веке н. э., представляй не классический древнеримский скутум, а плоский овальный щит, совсем как на обложке первой книги.

(обратно)

18

О преемственности власти у гуннов – исторических сведений о устройстве общества гуннов до нас не дошло, ещё раз напоминаю, что даже с их языком большие проблемы – из словаря гуннского языка мы знаем только три слова, одно из которых, вероятно, приписано из праславянского языка, поэтому я могу лишь предполагать, что и как там было, базируясь на сомнительных и обрывочных нарративных источниках, а также на здравом смысле. Есть противоречивые сведения о том, что было после того, как Улдин сыграл в курган: по одной версии власть получили три его сына, Октар, Руа и Мундзук, а четвёртый его сын, Оэбарс, сходил нахрен, а по другой версии власть получил некий Харатон и только после него к власти пришли Октар и Руа, а нахрен сходили Мундзук и Оэбарс, что противоречит известным нам сведениям, ведь Мундзук – это отец Аттилы и Бледы. Если придерживаться версии, что это был Харатон, то надо включать ещё и Доната, который мог быть его соправителем или верховным царём гуннов, что означает подчинённое положение Доната. В общем-то, существование Харатона и Доната засвидетельствовано лишь одним нарративным источником, короткой записи в «Истории» авторства римского посла Олимпиодора Фиванского, отправленного к гуннам в 412 году н. э. Больше нигде существование Доната не освещается. С одной стороны, Олимпиодора во лжи не уличишь, ведь ему не было смысла писать в своей «Истории» фэнтези, но с другой стороны я прекрасно помню прочитанную мною «Историю готского народа» Иордана Готского, где геты, читай готы, испокон веку воевали против древнеегипетского фараона, фигурировали в основании царства амазонок, а ещё именно гетская царица Томира, читай Томирис, прикончила персидского царя Кира, после чего наплевала на всё и рванула со своим народом в Мёзию, где и основала город Томы, которые ныне румынская Констанца. И вообще, практически во всех знаковых исторических событиях до времён базилевса Юстиниана I, участвовали готы, даже противостояли Гаю Юлию Цезарю, который пытался-пытался их захватить, но так и не сумел. Возможно, та знаменитая галльская деревня с волшебным эликсиром – это никакая не галльская деревня, а всамделишная готская деревня. Как он там писал? «Цезарь не смог, тем не менее, покорить готов, несмотря на частые попытки». Ещё Иордан популяризовал сомнительные сведения о том, что консул Флавий Стилихон пригласил вандалов в Галлию, потому что был вандалом по отцу. Это, возможно, была часть политической интриги, затеянной противниками Стилихона, никак не способными забыть, что тот не вышел происхождением, но Иордан выдаёт это за непреложный факт. Именно поэтому к нарративным источникам историки относятся крайне осторожно. Конкретно Иордан Готский был политизированным историком, писавшим свой опус магнум с одной конкретной целью – убедить окружающих в том, что готы не просто из лесу вышли, а древний народ, чуть ли не старше древних греков. Нам тоже надо критически относиться к сведениям из нарративных источников. И лучше бы так поступать нашим потомкам, потому что может сложиться так, лет через 1500, археологи выкопают тысячи раз переписанную на пергаменты книжку RedDetonator’a, «очень древнего и авторитетного историка периода, предшествующего первой ядерной войне» и, на основании единственного нарративного источника, свидетельствующего о существовании готского претора Эйриха Щедрого, напишут несколько сотен научных монографий…

(обратно)

19

Прокуратор диоцеза Фракия – прокураторов в Римской империи назначали на провинцию, что отражалось в полном наименовании их должности. Важно понимать, что прокураторы в Древнем Риме – это, изначально, назначаемые принцепсом госслужащие, имеющие происхождение из рабов или вольноотпущенников. Но время шло, значение прокураторов росло, поэтому рабов назначать императоры перестали, взамен них назначая людей из класса эквитов, читай всадников. Отвечали они, опять же, изначально, за казну принцепса, но затем полномочия расширялись и прокураторам передали в ведение сбор различных налогов в казну (fiscus), читай в федеральный бюджет, а затем и судебные функции. К V веку н. э. полномочия прокураторов были очень широкими и они активно участвовали в цветущей коррупции, так как были приближёнными к провинциальной или диоцезной казне. Любопытный факт: Понтий Пилат, принявший решение казнить некоего И. Христа, не мог быть прокуратором Иудеи, а был её префектом, вопреки данным, приводимым аж самими Тацитом, на основании которых Булгаков написал свой роман «Мастер и Маргарита». Обнаруженный в 1961 году в Кесарии кусок камня сообщил нам о том, что Пилат существовал не только в нарративных источниках, плотно аффилированных с христианством, но и являлся важным должностным лицом в Иудее, причём не прокуратором, как все говорили, а целым префектом. Булгаков об этом знать не мог, ибо камень обнаружили слишком поздно, но это ничуть не умаляет ценности его гениального произведения. Видите? Рано или поздно, но правда всё равно всплывает – не мытьём, так катаньем. В этом случае на помощь историкам пришла археология, но могло быть что-то ещё. Также это говорит нам о важности осторожного обращения с нарративными источниками. Тацит назвал Пилата прокуратором, мы не знаем, почему, Иосиф Флавий называл его то прокуратором, то претором, видимо, сам точно не знал, а Филон нарёк Пилата наместником Иудеи. Последнее, в случае если Пилат всё-таки префект, большей частью правда. Но тут вылез камень, который и поставил точку в этом непонятном споре. И смотри, уважаемый читатель, какая штука. Историки иногда склонны приводить сведения из множества нарративных источников к общему знаменателю, но в данном случае это было бы ошибкой, потому что отчасти прав оказался бы Филон, находящийся в этом споре в меньшинстве.

(обратно)

20

Алмазы и огонь – если кто-то не знал, то алмаз можно сжечь на хорошем огне. Углерод – он такой. Естественно, в костре его полностью не сжечь, но зато можно очень легко превратить в нечто обугленное и малоценное.

(обратно)

21

Худесуту хуяг – это общее название ламеллярных (пластинчатых) доспехов, применяемых монголами. В 00-е годы был анекдот: Вчера на президента Монголии было совершено покушение, но стрела киллера не сумела пробить бронежилет из бараньей шкуры. Так вот, это, конечно, прикол, намекающий на техническую отсталость Монголии, но надо знать, что в вопросе экипировки воинов монголы были как минимум не отстающими вплоть до появления первых массовых регулярных армий. Вот так выглядел этот хуяг, упомянутый в тексте:

(обратно)

22

Иммун – от лат. immunis – освобождённый от обычной лагерной службы легионер. Иммуном, по славным традициям классической дедовщины, мог стать легионер, уже отслуживший пару-тройку лет рядовым милитом, но не просто топтавший плац, а получивший какой-нибудь полезный навык. Полезными считались архитекти, то есть строители, капсарии, то есть санитары, фабрии, то есть ремесленники, феррарии, то есть кузнецы по железу, лапидарии, то есть каменщики, либрарии, то есть писари, наупеги, то есть корабелы, менсоры, то есть землемеры и так далее. Чтобы квалифицированные дедушки сильно не уставали в милитской рутине, им давали статус иммуна и копать рвы, строить дороги и патрулировать лагерь им больше не приходилось. Но, важно знать, что никаких руководящих функций статус иммуна не давал, поэтому они были выше рядовых милитов, но ниже принципалов, то есть младшего офицерского состава легиона.

(обратно)

23

Дворцовая ауксилия – от лат. auxilia palatina – это элитные пехотные и конные подразделения позднеримской армии, учреждённые императором Константином I Великим, где-то в 325 году н. э. Константин разогнал преторианцев, совершенно охамевших и, так или иначе, участвовавших практически в каждом дворцовом перевороте. Римлянам император доверять не мог, а варвары, вроде как, были не при делах, поэтому дворцовую ауксилию набирали из бывших членов подразделений ауксилариев, преимущественно германцев и галлов. Реформа Константина напрочь уничтожила преторианцев, а остальным формированиям выкрутила яйца, увеличив роль варваров в позднеримской армии. Важно не путать дворцовую ауксилию с палатинами, то есть гвардейскими отрядами, набранными из легионеров – это две большие разницы. Тем не менее, варваризация армии шла полным ходом, поэтому чисто римские подразделения, с течением времени, стали практически неотличимы от дворцовых ауксилий и подразделений палатинов. Примечательно, что палатины подвергались варваризации даже быстрее, чем комитатские легионы полевой армии.

(обратно)

24

Магистр оффиций – один из высших гражданских чиновников в поздней Римской империи. В его полномочия входило управление дворцовой администрацией, в том числе судебные функции над дворцовыми служащими. Также этот магистр отвечал за имперскую канцелярию, разбирал поступающие к императору жалобы, принимал иностранные посольства, и руководил секретными службами, не говоря уже о личной охране императора. Ещё у этой трудолюбивой пчёлки была ответственность за фабрики по производству оружия. Швец, жнец и на дуде игрец. Такие должности не дают кому попало, поэтому императоры ставили магистрами оффиций только максимально надёжных людей, даже в ущерб качеству выполнения возложенных обязанностей.

(обратно)

25

Флавий Антемий – крайне высокопоставленный человек в Восточной Римской империи, фактически, её правитель всё время своей деятельности консулом. Родился он в римской провинции Египет, где-то во второй половине IV века, но точных дат нет. Активно орудовать на политическом поприще начал в 383 году н. э., отправившись к Сасанидам в составе посольства. Элия Евдоксия, жена императора Флавия Аркадия, покровительствовала Антемию и продвигала его по ступеням дворцовой иерархии: в 400 году н. э. он стал комитом священных щедрот, а в 404 году н. э. магистром оффиций. В 405 году н. э., после подавления бунта последователей низвергнутого Иоанна Златоуста (архиепископ Константинопольский неустанно катил бочку на Элию Евдоксию, за её порочный образ жизни и за то, что она слишком сильно влияет на императора), «внезапно» взлетел аж сразу на должность консула, потому что поддержал императрицу в тяжкую пору и вообще, показал себя верным до омерзения. Надо сказать, что при императоре Флавии Аркадии участвовал в жизнедеятельности обеих частей империи, но потом сфокусировался исключительно на Востоке, потому что консул Флавий Стилихон, орудовавший на Западе, начал против него политическую борьбу. Останется только один! В итоге Стилихон сдох (по причинам, не связанным с Антемием), а Антемий без Востока уже не мог, поэтому даже не пробовал лезть на Запад. Когда жена императора сыграла в усыпальницу, Антемий не растерялся и показал себя полезным. Главным программным тезисом консул обозначил борьбу с коррупцией и злоупотреблениями со стороны чиновников, что пришлось по душе скорбящему императору и позволило втереться к нему в доверие. Время шло, борьба была результативной, а потом, по всей видимости, эта борьба вошла Антемию в привычку. Когда в усыпальницу сыграл император, было золотое время для госпереворота, но консул этим не воспользовался. Я не верю в то, что Флавий Аркадий сумел создать надёжную систему сдержек и противовесов, поэтому склоняюсь к мысли, что Антемий действительно был верен, поэтому подписался под регентство и начал орудовать на все деньги, без каких-либо ограничений. Он достроил стену, потом названную Феодосиевой (а это была инициатива Антемия, ибо начал он её в 408 году), заключил новый мирный договор с Сасанидами, разобрался с проблемой египетского зерна и, когда империя стабилизировалась, тихо исчез с политической арены. Феодосиева стена, при тесном взаимодействии с византийским флотом, жестоко встречала аваров, Сасанидов, арабов, славян, потом, из-за ослабшего флота и идиотской политики, уступала крестоносцам, а затем неоднократно обламывала зубы османам. В 1453 году старушка дала слабину, в последний раз. И это стена, которую построил Флавий Антемий.

(обратно)

26

Гот Аларих и поход в Италию – письменных доказательств, что Константинополь подговорил визиготского рейкса идти на своих формальных союзников, до нас не дошло. Но уж больно удачно всё складывалось: больше всех от этого выигрывал именно Константинополь, потому что имелись его интересы, с лихвой удовлетворяемые этим походом. Первое – консул Стилихон, сильно влияющий на императора, планировал отжать у Востока часть балканских провинций, но всё обломал уже знакомый тебе, уважаемый читатель, Радагайс, прибывший на север Италии вместе со сборным варварским войском. Планы захвата балканских земель Западом точно были известны в Константинополе, и такое не забывается с годами. Второе – консул Антемий, сильно влияющий на императора, планировал отжать у Запада часть африканских провинций, но всё обломал Стилихон, административными методами не позволивший присвоить жирные провинции. Это настолько обидно, что тоже трудно забыть. Третье – Аларих сидел в Эпире, а это территория Восточной Римской империи, что здоровски напрягало людей в Константинополе. И им очень соблазнительно было перекинуть проблему с больной головы на здоровую. Что терял Константинополь, подговаривая Алариха идти на Запад и устраивать там анал-карнавал? Да ничего! Наоборот, Константинополь подкладывал Риму жирную и грязную свинью, в роли которой выступал визигот Аларих, одновременно освобождая Эпир из-под варварского гнёта. Вещественных доказательств нет, но если отвечать на вопрос «cui prodest?», можно увидеть, что выгодно это было только Константинополю, ведь даже Аларих, в ходе этих событий, получал только шанс заработать кучу денег, но гарантированно терял кучу воинов, а восточные римляне только приобретали, ничего не теряя.

(обратно)

27

О статусе императора Флавия Аркадия – в нашей истории, на тот момент, он ничем не обеспокоен, а уже успешно мёртв (1 мая 408 года сыграл в усыпальницу), но обстоятельства его смерти до нас не дошли, поэтому это может быть что угодно. Если бы была какая-нибудь хроническая болезнь, хоть что-то бы просочилось сквозь завесу веков, но история загадочно молчит на этот счёт. Ему, на момент смерти, шёл 32 год, поэтому естественные причины весьма маловероятны. Мог, конечно, простудиться, мог споткнуться и сломать шею, мог насмерть подавиться оливкой или поймать апоплектический удар масляной лампой в затылок и удушиться шёлковым шарфом – мы не знаем. Но, не имея доказательств заговора против августейшей персоны и свидетельств тяжёлой хронической болезни, будем считать, что это была простуда или несчастный случай, а это события с очень колеблющимися вероятностями, поэтому Эйрих, самим своим существованием и деятельностью, мог случайно спасти императора.

(обратно)

28

Абак – лат. abacus – счётная доска, вероятно появившаяся где-то в III-м тысячелетии до нашей эры, то есть в Древнем Вавилоне, после чего распространившийся по всей Евразии. Возможно, что разные культуры «открывали» его независимо, но более вероятно, что абак распространялся с ветром торговли, уж больно давно он появился. Десятичный абак или русские десятичные счёты, могли быть засвидетельствованы всеми, кто учился в школе до появления электронных калькуляторов, а ещё теми, кто видел олдскульных бухгалтеров, не доверявших ненадёжной электронике. У меня тётя, до того, как вышла на пенсию, использовала счёты, потому что ей, за десятилетия практики, было быстрее и удобнее считать на них. Эх… Электроника безальтернативно уничтожила культуру применения абаков, существовавшую около пяти тысяч лет – подумать только. Впрочем, для абака ещё не всё потеряно, ведь мы имеем ненулевые шансы утратить технологии и вынужденно вернуться к дедовским способам счёта.

(обратно)

29

Рог Амалфеи – легендарный артефакт, дарующий изобильное благосостояние. Впервые появился в мифологии очень древних греков (первое свидетельство как поговорки в VI веке до н. э.), но непрерывно развивался и в христианстве мутировал в Святой Грааль, который может дать обладателю всё, начиная от вечной жизни (что никак не бьётся с самой концепцией христианской религии, так как в каноничных алгоритмах чётко прописано, что вечная жизнь возможна только после смерти. Если только Грааль не…) заканчивая чем-нибудь вроде поесть и попить. Амалфея – это, к слову, коза, вскормившая крошку Зевса на острове Крит, в ту пору когда Кронос хотел его сожрать. Когда коза подохла, Зевс смастерил из её шкуры щит «Эгиду», который был использован им в битвах против титанов. Хотя нет информации, что коза подохла своей смертью, поэтому возможно, что Зевс прикончил её ради лута – как известно, он тот ещё затейник.

(обратно)

30

Квартарий – четверть секстария, то есть шестой части конгия, то есть кувшина объёмом 3,28 литра, равное 0,14 литра. Если с самого начала не вводить строгие регламенты и нормативы мер и весов, то будет случаться вот такая вот хренотень, приключившаяся с древними римлянами. Это ещё один веский аргумент в пользу того, что если что-то возникло естественным путём, то не значит автоматически, что это хорошо и правильно. Человечество сэкономило себе сотни тысяч километров нервных волокон, когда, через кровь и пот, перешло на метрическую систему. Есть, конечно, отдельные извращенцы…

(обратно)

31

Пес – лат. pes – ступня – мера длины, равная 29,62 сантиметров (приводятся разные значения, видел сведения, что пес – это 29,67 сантиметров). Также эту меру называют римским футом. Родственно этому слову греческое «пед» – тоже ступня, отсюда же происходит «педаль». Происхождение слова «пендель», в значение удар ногой под жопу, от греческого «пед», сомнительно. Есть ещё «пас» – это двойной шаг, равный пяти песам, то есть что-то около 1,48 метров. В общем-то, неудивительно, что отдельные извращенцы предпочитают мерить расстояния и площади в дорожках для боулинга и футбольных полях.

(обратно)

32

Ante diem XI Kalendas JuniusMCLXI a.u.c., dies Solis – 11 календы июня (21 июня) 1161 года от основания Рима (408 год), день – воскресенье. В те времена разница между нашим григорианским и их юлианским календарём составляла лишь один день, поэтому Эйрих пишет 21 июня, хотя в третьей главе, где он выезжал из своей деревушки, писалось о 22 июне 408 года. Проблема юлианского календаря, если кто не знает, в том, что юлианский год на 11 минут и 14 секунд длиннее, чем тропический год, поэтому каждые 128 лет в юлианском календаре накапливался один лишний день. Чесать жопу Европа начала только в XVI веке, когда разница между юлианским календарём и реальным тропическим годом составила уже десять суток. Да-да, мы оперативные и быстрые, такие мы – люди.

(обратно)

33

Милиарий – это мильный камень, стоявший к северо-востоку от Ипподрома. От этого камня, как и от Милиария Ауреума в Риме, отсчитывалась протяжённость всех дорог в империи. Милиарий представлял собой мраморную колонну, стоявшую посреди квадратного здания с пирамидальной крышей. Стоял этот камешек со времён основания Константинополя в IV веке, вплоть до века XVI. Двенадцать веков, мать его, а потом пришли турки-османы и снесли здание. Стены милиария украшались изображениями Вселенских соборов, но Константин V, прослывший иконоборцем, заменил их сценами с ипподрома – и это был отличный если не маркетинговый, то тематический ход, потому что ипподром стоял прямо рядом с милиарием и непонятно было, нахрена изображать на здании с милиарием какие-то там Вселенские соборы.

(обратно)

34

Хродвитнир – также известен как Фенрир или Фенрисульфр, то есть Ужасный волк, который, когда наступит Рагнарёк, должен вырваться из оков (созданных гномами из шума кошачьих шагов, женской бороды, корней гор, медвежьих жил, рыбьего дыхания и птичьей слюны), после чего убить Одина. Хродвитнир – это второй сын Локи, замутившего шуры-муры с великаншей Ангрбодой. Вообще, воспитание играет огромную роль в жизни не только человека, но и аса: Один тоже питал слабость к великаншам, поэтому великанша, имя которой осталось неизвестным, родила ему Тюра, ещё одна великанша, по имени Грид, родила ему Видара, очередная великанша, Ёрд, родила ему Мейли и Тора, а ещё одна, Ринд, родила Вали. В общем, Один был серийным великаншефилом, поэтому Локи пошёл по уже проторенной тропе. Скандинавские сказители, по всей видимости, питали слабость к по-настоящему большим женщинам…

(обратно)

35

Градус – лат. gradus – это значит шаг, примерно равный 0,74 метра. Как известно из сноски к предыдущей главе, «двойной шаг», то есть «пас», равен 1,48 метра, но надо понимать, что мы не знаем точных значений, которые могли сильно колебаться от провинции к провинции, от столетия к столетию. И да, если принять, что наша оценка древнеримских мер длины верна, то полтора градуса – это 1,11 метра.

(обратно)

36

Кое-что о плюмбатах – напоминаю тебе, уважаемый читатель, что археология обнаружила около пятидесяти плюмбат, вес которых варьируется в интервале 98-350 грамм. Даже если на щите плотно повиснет всего одна плюмбата массой 350 грамм, она, как минимум, плохо скажется на его балансе, а ещё это, всё-таки, 350 грамм, добавляемые к и без того немалому весу щита.

(обратно)

37

О боевом качестве дворцовых ауксилариев – кто-то может подумать, что раз варвары, значит, воюют плохо и вообще деградация (Октавиан, мы всё пролюбили!), но надо понимать, что туда набирали лучших из варваров, там была нешуточная конкуренция между самими варварами, потому что Константинополь не просто так ассоциировался у людей с безумными бабками. Положительный отбор, обусловленный возможностью выбора из собирающихся со всего света лучших варварских воинов, которые совсем необязательно только что из лесу вышли, практически гарантировал формирование элитных подразделений, способных размотать кого угодно. Даже не смотря на действительную деградацию римской военной науки, качественный исходный материал, самостоятельно прибывающий в Константинополь, позволял получить лучших воинов, которых только можно купить за деньги. Это соблазнительно лёгкое решение проблемы подготовки отличных воинов предопределило дальнейшую судьбу Византии, увы. В иерархии позднеримской армии дворцовые ауксиларии (auxilia palatina) стояли выше полевой армии, то есть комитатских легионов, ибо эти ауксиларии не кукурузу охраняют, а целого императора. Вообще, думаю, в следующей главе будет отдельная сноска, которая до конца разъяснит всю ситуацию в этом борделе, именуемом позднеримской армией.

(обратно)

38

Куриоси – от лат. curiosus, что значит «любопытный» – тайная служба, также известная как «agentesin rebus», что переводится как «те, кто активно участвует в вопросах». Информации о них до нас дошло мало, что неудивительно, иначе их нельзя было назвать тайной службой. Можно сказать, что это был ранний аналог политического сыска, а также курьерская служба по доставке особо важных и секретных посылок. Достоверно известны случаи, когда куриоси сопровождали особо важных персон в ссылку, чтобы ничего не случилось, ни дай бох, а также назначались на должности в региональных аппаратах власти, чтобы тоже ничего не случилось, ни дай бох. В общем, далёкие идеологические предки КГБ, Штази, ЦРУ и Секуритате. Скорее всего, куриоси их называли в повседневности, а в официальных документах обозначали таинственным и ничего не объясняющим участием в неких вопросах.

(обратно)

39

Кубикуларии – во множественном числе называемые кубикули, это постельничие, то есть ответственные за то, чтобы императорская чета не заморачивалась с заправкой кроватей и не напрягала лишний раз жопу, когда надо попить или отлить в ночной горшок. Набирали кубикулариев, преимущественно, из евнухов, но это не было обязательным требованием.

(обратно)

40

Древнеримская мина – лат. mina – мера веса, равная 543,3 грамм. В Википедии по поводу мины написана неверная информация, потому что проверка по ссылке показывает, что непонятное «1 мина = 2/3 подия» в источнике отсутствует. Мина не может быть легче подия, потому что 1 центумподий – это 60 мин, а 60 мин – это 100 подиев. А один подий весит 326 грамм, что вводит алчущего знаний читателя, копающегося зачем-то в Википедии, в заблуждение, ведь дело обстоит наоборот – подий = 2/3 мины. Ах да, если консул Флавий Антемий не жулил с монетами, то 200 солидов – это 910 грамм.

(обратно)

41

Фуллон – лат. fullon – сукновал и прачка в одном лице. Помимо изготовления сукна, ценимого древними римлянами, фуллон мог взять потрёпанную одежду и вернуть ей почти что первозданный облик, за неплохие деньги, разумеется. Фуллон – это человек, который был готов покупать мочу за деньги, потому что она являлась важнейшим ингредиентом для его работы. А ещё у фуллонов были конкуренты, кожевенники, которым тоже была нужна моча. Всё дело в аммиаке, единственным источником которого, для античных бизнесменов, являлась именно моча. И до открытия Габером своего процесса по дешёвому и безотходному синтезу аммиака, дело не сдвинется и на сантиметр. В Ренессанс станет только хуже, потому что у сукновалов и кожевенников появится новый конкурент – производитель чёрного пороха, которому тоже нужен аммиак. Если пороховики потом начали импортировать селитру из Индии, а затем из Чили, что вывело их из конкуренции за мочу, то сукновалы и кожевенники продолжали бороться за сверхценный продукт до появления нормальной химической промышленности, давшей относительно дешёвый и чистый аммиак.

(обратно)

42

Илд – прямой обоюдоострый меч повышенного веса, в котором некоторые идиоты видят заимствование каролингского или славянского меча, но на деле это «аутентичная степная разработка» (с высокой степенью вероятности когда-то заимствованная у китайцев и переосмысленная в нечто иное), отличительной особенностью которой является наличие ребра жёсткости посреди клинка, тогда как у иных европейских мечей сходной формы посередине делали долы, чтобы уменьшить вес. Ребро жёсткости нужно, чтобы эта железяка не разломилась на две части, после того как ею, на полном скаку, съездят по бронированной башке вражеского всадника. Всякие каролингские мечи и прочие поделки нужны были, чтобы резать незащищённую плоть, не встречая ничего твёрже сухожилий и иногда костей, а илд – это оружие другого назначения. Проткнуть кольчугу, чувака за ней, а затем второй слой кольчуги, но если ничего не получилось, то рубануть так, чтобы с чувака посыпались колечки, как в Сонике на Сеге – вот для чего делали это оружие.

(обратно)

43

Ромфея – лат. rhomphaea – древнефракийское оружие с серповидным клинком и длинной рукоятью для двух рук. Учёные до сих пор спорят, меч это или коса, но так как применялось это оружие в бою, совершенно неважна терминология – штука была достаточно эффективна, чтобы римляне начали выдавать легионерам, сражающимся в Дакии и Фракии, маники – стальные наручи, защищающие руки. Родственником ромфеи был фалькс, более изогнутый девайс, по сведениям очевидцев, способный разрубать легионеров в полных доспехах.

(обратно)

44

Ante diem XVIII Kalendas Septembres MCLXI a.u.c., dies Lunae – четырнадцатое сентября 408 года, понедельник.

(обратно)

45

Пакля – отход от первичной обработки конопли или льна. Это спутанное волокно, чем-то напоминающее конские волосы, жёсткое и непригодное для прядения из-за богатого содержания кострицы, то есть одеревеневших частей стебля. В хозяйстве пакля не пропадала зря, потому что ею затыкали дыры и отверстия в избах и срубах, а также набивали чучела разные интересные личности. На флоте паклю использовали для конопатки различных непредусмотренных конструкцией щелей в лодках и кораблях. Коноплю древние и поздние римляне знали и применяли, ведь ещё в 80-е годы I века н. э. Диоскорид писал, что коноплю используют для изготовления прочнейших канатов. И до самого XX века лучше пеньковой верёвки для изготовления тросов человечество не знало, а потом пошла всякая химия и синтетика, превосходящая пеньку по всем характеристикам – ну, там пара-арамиды, полиамиды, полиэстеры всякие…

(обратно)

46

Запашный борт – не гуглите это, потому что ничего, кроме цирковых братьев, один из которых убил свою жену, не найдёте. Здесь имеется в виду что-то вроде двубортного мундира, только без второго ряда пуговиц, с запахиванием одного борта поверх другого.

(обратно)

47

Об отсутствии набитых стёганых поддоспешников у римлян – классическая экипировка римского легионера включает шлем, кольчугу, тунику, калиги, щит, меч и пилум, а если зима, то две туники. У Цезаря в его «Записках о Галльской войне» пишется, что его подопечные сами мастерили себе из войлока, тряпок или кожи некую защиту от стрел, но там нет прояснения по поводу того, надевалось всё это дело под доспех или поверх доспеха. Археологических данных о поддоспешниках у римлян нет, потому что такие вещи имеют крайне низкий шанс на прохождение испытания временем. Аноним V века н. э., написавший труд «О военных делах», упоминает некий торакомах, но там нет подробностей, это просто шерстяная поддевка или реально что-то наподобие набитой стёганки. И вообще, аноним V века н. э. – это не очень надёжный мужик, я читал его «О военных делах» и чувствуется в этом опусе мнение диванного эксперта, который где-то что-то почитал, с какими-то компетентными людьми пообщался, а потом, в сердечной боли о состоянии войск, решил написать ответственным людям свою докладную с ценными указаниями, как им именно делать свою работу. Аноним VII века писал «Житие Феодора Сикеота», что надо надевать доспехи поверх гиматия, то есть куска ткани 1,7×4 метра, используемого как верхняя одежда древними и не очень греками. Тогда как раз были Тёмные века, поэтому византийские солдаты реально могли не догадаться надеть гиматий под доспехи, чтобы когда бьют, было мягче… Возможно, этот аноним взял идею из следующего произведения. В «Стратегиконе» Маврикия написано (я проверил, действительно написано), что рекомендуется облачать воинов в гиматии, также именуемые им зостариями, «изготовленные по аварскому образцу либо из льна, либо из козьей шерсти, либо из другой грубой шерстяной ткани». Если судить по косвенным признакам, то возможно, что поддоспешники знакомого нам типа, то есть стёганые и набитые ватой или конским волосом, начали свой эволюционный путь с прибытием в Европу аваров. Следует сказать, что я не считаю древних римлян идиотами, которые не понимают важности амортизации поступающих извне ударов (об истирании плеч кольчугой, на что часто жалуются реконструкторы, аргументы не принимаются, потому что речь о профессиональных солдатах, а не людях, выбирающихся чудить на природу пусть хоть пять раз в год), поэтому надо искать объективные причины отсутствия тяжёлых и очень жарких поддоспешников. Уже смекнул, да? Расцвет древнеримской цивилизации пришёлся на климатический оптимум, когда в Британии и Германии успешно выращивали виноград, а тут легионеры в ватных куртках – представляешь, уважаемый читатель? По сорок километров в день, с тяжёлым грузом на плечах, в ватной куртке, при температуре тридцать градусов – так жить нельзя. Скорее всего, на туники, в районе плеч, куда приходится основная нагрузка кольчуги, могли нашивать дополнительные слои ткани, но это моя личная гипотеза, не подтверждаемая археологически. Ну и вообще, с истирающей плечи кольчугой дело могло обстоять как с современными солдатскими берцами – это не они должны принимать форму ноги, а нога должна принимать их форму. Сначала тяжело, а потом ты привыкаешь. Касательно же того, почему в Средневековье всё же начали применять поддоспешники: стало ощутимо холоднее, зимы стали суровее, а ещё средневековые армии почти никогда не ходили так далеко и так часто, как это делали римские легионеры, истоптавшие свои калиги от Сахары до Крыма.

(обратно)

48

Иудейская смола – это так раньше называли битум, который добывали в Мёртвом море, которое древние греки называли Асфальтитовым морем. Чтобы ты знал, уважаемый читатель, битум – это безопасная штука, но только лишь до тех пор, пока его не подожгли. Пары битума канцерогенны и в больших концентрациях способны вызвать острое отравление, которое тяжеловато поддаётся лечению даже в XXI веке н. э., не говоря уже о необратимых последствиях для почек и лёгких. А если замешать это «счастье» с серой…

(обратно)

49

Хурут – сухой кисломолочный продукт, распространённый у тюркских, персидских и монгольских народов. Делают его из сузьмы, лепя шарики или цилиндрики и засушивая их. Храниться может очень долго, как и очень многие вещи у кочевников.

(обратно)

50

О позднеримских войсках – Настало время прояснить непонятные моменты со структурой римской армии, которая делилась на гвардию, мобильную армию и пограничные войска – так повелось с реформ Диоклетиана и Константина I. Начнём с гвардии. Схоларии – это члены позднеримского охранного подразделения, которых можно назвать гвардейцами, то есть лучшими по качествам вооружёнными формированиями. Схолариев называют лучшими войсками Поздней Римской империи, потому что снабжали их по высшему классу, высококачественным оружием, стальной пластинчатой или чешуйчатой бронёй, биться они обязаны были уметь и пешим, и верховым, и в строю, и в поединках – то есть каждый схоларий должен был быть не просто отличным строевым солдатом, но и умелым индивидуальным бойцом. Ещё пишут, что схоларии отличались крепкой дисциплиной, что подразумевает некрепкую дисциплину в остальных войсках, раз это выделяют. Дворцовое войско, как ещё называли схолу, учредил Константин I Великий, как замену преторианцам. Он тогда ещё учредил дворцовую ауксилию и протекторов с доместиками. Дворцовая ауксилия изначально набиралась из варваров, но ты это и так знаешь, уважаемый читатель, а протекторами и доместиками назначали высокородных функционеров, с прицелом на дальнейший карьерный рост. Доместиков набирали из выслужившихся центурионов полевой армии, а протекторами становились всякие шишки и их детишки, включая даже военную знать из германских и прочих варварских племён. Вот отсюда, с самой верхушки, начиналась варваризация римских легионов и падение их общего качества. Важно знать, что схоларии были по статусу выше дворцовой ауксилии, примерно на равных с дворцовой стражей, то есть протекторами и доместиками. Какой смысл был городить бюрократию мне не особо понятно, но император Константин I Великий так видел. Только предполагаю, учитывая факт того, что схолариев уже начинал потихоньку учреждать при императоре Диоклетиане, что Константину захотелось чего-то ещё и он замутил, в дополнение к схоле, дворцовое войско, дворцовую стражу и дворцовую ауксилию. Примечательно, что есть документ «Notitia dignitatum», где описаны названия должностей и подразделений в Римской империи, на Востоке и на Западе. И исходя из этого документа становится ясно, что ауксилии имели свои личные названия, типа «Батавы Старшие», подразумевая из какого племени служащие в той ауксилии. То есть, например, я пишу «расхреначили две центурии дворцовой ауксилии», а на деле «было уничтожено две центурии дворцовых ауксилариев Англоваров» – так было бы правильнее, конечно, но нахрена, а главное – зачем? И откуда бы Эйриху разбираться в этих сортах говна? Не хватало тут разводить карнавал в стиле орденов космодесантников образца Вахи40к… И ещё в «Notitia dignitatum» есть некоторое количество расцветок щитов конкретных подразделений, с намёком, что каждое подразделение имело свой уникальный лейбл. Пояснений в этом документе никаких, видно, что писали для человека, который знает, о чём речь, поэтому много чего не понято и много чего, скорее всего, понято неправильно. Самое главное, что мы знаем из этого документа: у поздних римлян была несколько тысяч должностей и в документе указаны только самые важные из них. Бюрократия мощнейшая. Продолжим мы полевой армией. Тут много белых пятен, насчёт некоторых моментов мы не очень уверены, а в чём-то откровенно сомневаемся, поэтому буду краток и ёмок. Основной состав мобильной армии – это легионеры, которых мы будем называть комитатскими легионерами, хотя фактически комитаты, или комитатенсес, если поверить Аммиану Марцеллину, являлись императорскими гвардейцами и выделялись из всей кодлы обычных легионеров в отдельную категорию, типа вообще не подразделения, а свита императора. «Notitia dignitatum» нихрена в этом вопросе не проясняет, но указывает список комитатских легионов, а дальше понимайте как хотите. И я решил это понимать как наличие комитатских легионов, которые не просто свита императора, а полноценные легионы. Вот тут желающие могут приводить пруфы, что я не прав – буду только рад ознакомиться с «секретными документами, проливающими свет истины на организацию позднеримских легионов». Если найдёте реальные пруфы, а не домыслы альтернативщиков, пишите быстро, решительно. Но что-то мне подсказывает, что кроме «Notitia dignitatum» и трудов Марцеллина с Вегецием вы ничего толкового не найдёте. Также к участникам мобильной армии можно отнести дворцовое войско, то есть схолариев, которые участвовали в боевых действиях в её составе. Закончим пограничными войсками, представленными лимитанами, осуществлявщими защиту сухопутных и водных границ империи. Лимитаны должны оборонять лимес, то есть укреплённый рубеж на границе империи. Комплектовали пограничников из варваров, что, на мой взгляд, просто гениально, ведь они точно не будут расположены помогать своим сородичам перебираться через границу маленькими группами по 10 000 человек. Максимальная численность легиона лимитанов составляла тысячу хреново обученных воинов, экипировка и подготовка были в полном дерьме, поэтому единственное, на что рассчитывало командование – это что лимитаны хоть ненадолго придержат атакующего врага и пошлют весточку мобильной армии, чтобы она пришла и порядок навела. Отдельно стоят легионы береговой обороны, входящие в пограничные войска. Как вы понимаете, в Рим варвары хотели попасть не только посуху, но и через речки, для чего ими строились баржи с плотами, что принудило империю реагировать. Реакция вызвала создание легионов береговой обороны. У этих была особенная и уникальная организационная структура, которую можно назвать инфернальным бардаком из сводных подразделений. От кого-то давали варварских всадников, от кого-то каботажные кораблики, а от кого-то выделяли пехотные когорты. Кто главный, кто ответит за косяки – непонятно, потому варвары неплохо так переправлялись через речки, особенно через Дунай и устраивали резню с грабежом в пограничных провинциях. Можно назвать легионы береговой обороны сводными подразделениями для решения комплексных задач, но на деле варвары ходили и через Рейн, и через Дунай, свободно доходя аж до Рима.Вероятно, причина такого бардака была в том, что ворон ворону глаз не выклюет. Собственно, это всё, что нужно знать о позднеримской армии для лучшего понимания произведения «Чингисхан. Пядь земли».

(обратно)

51

О воинских званиях – Примипил (Primus Pilus) – высшее центурионское звание, таких ставили командовать первой сдвоенной центурией. Если натягивать сову на глобус, то в нашей современности это что-то вроде подполковника. Иногда их ставили командовать не только первой центурией, а целыми когортами. Центурион (Centurio) – категория (в которую входит также и примипил) командиров в легионе, в рамках которой мог развивать карьеру обычный легионер, преодолевший барьер принципалов, о которых чуть ниже. Важность определяется номером когорты, в которой служит конкретный центурион. Из современности аналог подобрать сложно, но все виды центурионов попадают в интервал от лейтенанта до подполковника. Опцион (Optio) – помощник и зам центуриона, что-то вроде современного старшего сержанта или мамлея. Тессерарий (Tesserarius) – это ответственный за караульную службу и пароли, подчиняющийся центуриону. Типа вечный начальник караула и перманентный разводящий. Декан (Decanus) – что-то вроде современного комотда, функционал примерно тот же. В этом списке нет ни одного звания, на которое обычно назначают их благородий всадников, патрициев и сенаторов, потому что эта золотая молодёжь начинает сразу с трибуна.

(обратно)

52

Юртчи – они действительно выполняли функцию генерального штаба, отвечающего за планирование военных кампаний, а также материально-техническое оснащение войск. Позже они мутировали в придворных сановников, больше времени уделявших выбору лучших стоянок для ханских дворов, но во времена Чингисхана это был полноценный генштаб, которому во многом обязаны успехом все его войны против могущественных соседей. Никто в степи, до него, так тщательно не планировал военные кампании, не прорабатывал все возможные варианты неудач и успехов, а также не думал о том, что будут есть воины, если кампания будет продвигаться не по плану. Когда всё это деградировало до базового уровня, Монгольская империя начала сыпаться и дошла до закономерного исхода, единственного и потому так часто повторяемого всеми империями в истории.

(обратно)

53

О воинских званиях – Примипил (Primus Pilus) – высшее центурионское звание, таких ставили командовать первой сдвоенной центурией. Если натягивать сову на глобус, то в нашей современности это что-то вроде подполковника. Иногда их ставили командовать не только первой центурией, а целыми когортами. Центурион (Centurio) – категория (в которую входит также и примипил) командиров в легионе, в рамках которой мог развивать карьеру обычный легионер, преодолевший барьер принципалов, о которых чуть ниже. Важность определяется номером когорты, в которой служит конкретный центурион. Из современности аналог подобрать сложно, но все виды центурионов попадают в интервал от лейтенанта до подполковника. Опцион (Optio) – помощник и зам центуриона, что-то вроде современного старшего сержанта или мамлея. Тессерарий (Tesserarius) – это ответственный за караульную службу и пароли, подчиняющийся центуриону. Типа вечный начальник караула и перманентный разводящий. Декан (Decanus) – что-то вроде современного комотда, функционал примерно тот же. В этом списке нет ни одного звания, на которое обычно назначают их благородий всадников, патрициев и сенаторов, потому что эта золотая молодёжь начинает сразу с трибуна.

(обратно)

54

Юртчи – они действительно выполняли функцию генерального штаба, отвечающего за планирование военных кампаний, а также материально-техническое оснащение войск. Позже они мутировали в придворных сановников, больше времени уделявших выбору лучших стоянок для ханских дворов, но во времена Чингисхана это был полноценный генштаб, которому во многом обязаны успехом все его войны против могущественных соседей. Никто в степи, до него, так тщательно не планировал военные кампании, не прорабатывал все возможные варианты неудач и успехов, а также не думал о том, что будут есть воины, если кампания будет продвигаться не по плану. Когда всё это деградировало до базового уровня, Монгольская империя начала сыпаться и дошла до закономерного исхода, единственного и потому так часто повторяемого всеми империями в истории.

(обратно)

55

Фрахт в Древнем Риме – уважаемые дамы и господа, я знаю, что «фрахт» – это слово из языка презренных германских варваров, но латинский аналог я считаю применять нежелательным. Явление фрахта древние римляне прекрасно знали и широко применяли, называя это «feugiat». Но это слово скажет вам не больше, чем любой другой редко употребляемый термин на латыни, поэтому условимся, что речь идёт о самом явлении фрахта, а не о терминологии.

(обратно)

56

Кинетоз – морская болезнь, укачивание или болезнь движения – тошнота, головная боль, рвота, головокружение, одышка, сонливость и бледность, вызываемые монотонными колебаниями окружающего пространства, например, на корабле. Доподлинных причин возникновения этого синдрома не установлено, но есть основная теория, авторства В.И. Воячека. И она гласит, что симптомы морской болезни вызываются раздражением отолитового аппарата, читай – рецепторов положения. Это я тут в паре-тройке слов описываю, но на самом деле там всё гораздо сложнее и непонятнее. Статистика говорит нам, что больше всех морской болезнью страдают дети от 2 до 12 лет, но надёжных точных цифр нет, потому что я их забыл и не могу найти.

(обратно)

57

Корбита – лат. сorbita – римский торговый корабль, имеющий полное название navis corbita. Основным предназначением корбит была перевозка товаров общего назначения. В длину корбиты имели 25–30 метров, а в ширину 8-10 метров, за что такие корабли были прозваны «круглыми кораблями» (naves rotundae), в отличие от длинных военных кораблей (naves longae). Но были ещё специализированные торговые корабли: навес гранарии – для перевозки зерна, навес гиппагины – для перевозки лошадей, навес винарии, – для перевозки вина и жидкостей, а также навес лапидарии – для перевозки камней. Грузоподъёмность римского торгового корабля в среднем составляла 100–150 тонн, но бывали и корабли с грузоподъёмностью в 300 тонн. Впрочем, имелись навес гранарии, способные вместить в трюмы 1228 тонн – это корабли стратегического значения, снабжающие зерном столичные провинции. Шпайш машт флоу, как говорится… Важно знать, что торговые суда не снабжались вёслами, потому что гребная палуба занимает непозволительно дохрена полезного пространства, которое можно было бы использовать для размещения грузов. Такой фигнёй у римлян маялись только военные, у которых грузоподъёмность далеко не на первом месте. Поэтому корбиты ходили исключительно под парусами, впрочем, как и специализированные торговые корабли. А ещё это неслабая экономия на команде гребцов, которые тоже стоят денег.

(обратно)

58

Лупанарий – лат. lupаnаrium – древнеримский бордель. Судя по археологическим находкам в Помпеях, продажную любовь общество порицало, потому что лупанарии оборудовались неприметными дверями и найти их можно было по указателям в виде мужских половых органов, чтобы даже самые тупые моряки и торговцы всё правильно поняли. Внешне здание лупанария ничем не отличалось от обычных зданий, никаких тебе красных фонарей и прочих атрибутов, причём так было даже за три века до становления христианства официальной религией – это значит, что у христианства нет монополии на пуританские нравы и высокую нравственность, потому что язычники считали бордели чем-то неприличным, раз так стыдливо не афишировали их существование. А вот если почитать средневековых христианских богословов, обличающих язычников, то там у римлян свальный грех чуть ли не в общественных местах, человеческие жертвоприношения и так далее.

(обратно)

59

Стекло в Древнем Риме – для всех тех, кто, прочитав об оконном стекле в V-ом веке н. э., подумал «нимошетбытьэтагопростанимошетбыть», поясняю. Археологические находки в Помпеях, безвременно почивших, предположительно 24 октября, но точно 79 года н. э., свидетельствуют, что в богатых домах этого важного, но не важнейшего города Кампании были оконные стёкла из хренового качества стекла. Стекло это было мутным, с включениями, точно не соответствующим современным нам стандартам, но листовым и находящимся в оконных проёмах. И у меня есть доказательство для вас.

Вот оно:

О, курва, не то! Вот оно:

(обратно)

60

О гуннских черепах – в культуре гуннов, согласно археологическим находкам, обнаруженным в гуннских курганах, была, в некоторой степени, распространена искусственная деформация черепа, направленная на его удлинение. Видимо, считали, что это красиво, модно и молодёжно. Достигалось это, вероятно, обматыванием черепа младенца верёвкой, чтобы направить формирование черепа в нужное русло. Такой же ерундой любили заниматься сарматы и аланы, поэтому неясно, кто начал первый и кто у кого позаимствовал. Зато доподлинно известно, что остготы, герулы, бургундцы, гепиды и ругии, покорённые гуннами, переняли этот нездоровый обычай и практиковали его очень долго. Насчёт вреда для здоровья однозначного ответа нет, объём мозга не изменялся, но происходило изменение угла турецкого седла, где находится гипофиз, что могло иметь последствия в виде лёгкой эпилепсии. Отсюда можно потеоретизировать и предположить, что это нужно было для налаживания неустойчивой связи с «духами предков®», тогда эти действия обусловлены религиозными мотивами. Учёные не знают наверняка, поэтому есть куча недоказуемых версий, начиная от эстетической, заканчивая повышением агрессии индивида, читай – воинственности, что якобы доказывается эмпирически, но всё это пресловутое доказательство базируется на том, что находки в курганах показывают повышенный травматизм среди тех же сарматов. Только вот проблема такого доказательства в том, что в курганы просто так людей не помещают и мы не знаем критерии отбора достойных кургана людей. Кто ответит, если окажется, что сарматы, широко практиковавшие искусственную деформацию черепа, хоронили в уважаемых могилах только погибших вследствие непроизводственного травматизма, то есть тех, кто поломан и переломан в бою? Вот то-то и оно… А вообще, гунны – это далеко не первые и не последние, кто баловался такой ерундой. Самые ранние находки показывают, что деформации были известны ещё в III-ем тысячелетии до н. э. А во Франции, вплоть до ХХ века, тоже практиковали подобную ерунду, чисто в рамках традиции и самобытной культуры, даже есть такая штука как «тулузская деформация», придающая черепу особую форму, по которой легко можно было отличить коренного жителя Тулузы. Странно, но культуру искусственной деформации черепа можно обнаружить во всех уголках Земли: в Индии, в Юго-Восточной Азии, в Америке, в Европе, в Африке – если бы в Антарктике испокон веку жили люди, там бы тоже обязательно нашлось место для деформации черепов. Ах да, Чингисхан дело говорит – в Хорезме тоже умели и практиковали. Ну и, чтобы наглядно продемонстрировать, как это выглядело, у меня есть фотодоказательство.

Вот оно:

Тьфу ты, опять! Вот оно (экзальтированным и слабонервным лучше зажмурить глаза, хотя черепа тут аккуратные и чистые):

(обратно)

61

О бытовых ритуалах гуннов – то, что я пишу об их обычаях не базируются ни на чём, потому что не дошло до нас никаких сведений о культуре и быте гуннов. Ещё разок повторю, для сомневающихся: мы НИХРЕНА не знаем об обычаях и культуре гуннов и большей части союзных им народов. Добавлю также, что мы НИХРЕНА не знаем об обычаях и культуре остготов, вестготов и иных народов, потому что это было очень и очень давно, а между нами ещё, как будто полутора тысяч лет было мало, находятся так называемые «Тёмные века», длившиеся с VI по X век н. э. Нарративные источники, которые точно были в V веке н. э., имели самые высокие шансы утратиться именно в Тёмные века, потому что некоторые монастырские ухари, переписывающие ветшающие пергаменты, иногда, с целью «оптимизации убытков» соскабливали старые пергаменты, сохранившие товарный вид и кондицию, после чего писали на них более актуальные для них сведения, например, молитвы, папские буллы и прочее. Даже придумали отдельные термины – «палимпсест», когда б/у пергамент очищают и пишут на нём свою нетленку, а также «гиперпалимпсест», когда б/у пергамент скоблят десятки и даже сотни раз. И эта практика никуда не девалась даже после Тёмных веков, потому что пергамент – это очень дорогая тема. Возможно, какие-то римляне отправлялись в научно-этнографические экспедиции куда-то в степные районы, возможно, записывали что-то о быте и нравах гуннов, но все эти гипотетические труды до нас, увы, не дошли. Учитывая последующую церковную повесточку, направленную на демонизацию Аттилы a.k.a. Бича Божьего в частности и гуннов в целом, веских причин сохранять контент с подробностями жизни гуннов у святош не было. Вотака херня, малята…

(обратно)

62

Киворий – от лат. ciborium– стручок египетского боба – балдахин над алтарём. В русской православной традиции киворий называют сенью.

(обратно)

63

Принцепс – от лат. princeps – первый – первый в списке сенаторов, зачастую назначаемый из самых старых цензоров в отставке. В Древнем Риме республиканского периода единственной привилегией принцепса было первым высказывать своё мнение по запросу консулов, но в период империи принцепсами назначались императоры, поэтому должность очень быстро стала важным атрибутом императорской власти. Это автоматически делало императора самым главным сенатором, что знаменовало слияние законодательной и исполнительной власти, что никогда не приводит ни к чему хорошему, как показывает история.

(обратно)

64

Ток – это рукав, прикреплённый к седлу, куда можно вставить копьё и не держать его на весу всю дорогу.

(обратно)

65

О дымовых завесах у монголов – нет никаких свидетельств, что монголы применяли специализированные средства, позволяющие ставить дымовые завесы, но, в то же время, ничто не мешало им поджигать сухую траву на поле боя, с целью получения некоторых тактических преимуществ. Я полагаю, что достаточно организованные монгольские нойоны неоднократно проворачивали подобные фокусы, чтобы не снижать градус неадеквата во время битвы. Степная трава под конец весны горит с выделением особенно большого количества дыма, поэтому кто-то мог рассмотреть в этом тактический потенциал. Некоторые учёные считают, что монголы применили дымовую завесу во время битвы при Легнице, что состоялась в 1241 году, где вступили в столкновение поляки и монголы. Судя по дошедшему до нас описанию хода битвы, поляки начали её с лобовой атаки рыцарской кавалерией, сильной и мощной. Монголы начали обстреливать их и отступать. Поляки почувствовали успех и продолжили наступление, но лобового столкновения всё не происходило, потому что это не входило в планы монголов, использовавших этот дистанционный расстрел как основной метод. Разведённые как кролики поляки кинулись в отступление, под непрерывным обстрелом. После ухода первых бедолаг под прикрытие арбалетчиков, поляки решили атаковать основными силами, которые сумели навязать монголам сражение в ближнем бою. Монголы сразу как-то ослабели, начали потихоньку сдавать назад, поляки снова почувствовали успех и продолжили наступать, но… увы, это снова был жестокий развод с целью дистанционного расстрела вражеских войск. Рыцари из основных сил дрогнули и бежали. Нарративные источники доносят до нас сведения, что какой-то провокатор закричал «Бегите! Бегите!», после чего храбрые и отважные поляки восприняли это как сигнал к отступлению. Ну, да, чего только потом не расскажешь, лишь бы оправдать собственную трусость… Впрочем, это мой личный домысел, поэтому будем считать, что это монголы оказались такими хитро продуманными. И вот, когда основные силы бежали и тем самым подтвердили неизбежность поражения, князь-принцепс Польши пустил в ход резерв, с собой во главе. Азартный человек был, по-видимому. И вот, когда тяжёлый конный резерв поляков столкнулся с тяжёлым конным резервом монголов, началась мистика. Из кустов, стоя на рояле, выехал попаданец с АКМ наперевес и, распевая песни Высоцкого, начал крошить монголов. Шучу. Мистика началась в нарративном источнике, в котором написано, что полякам вот прямо чуть-чуть не хватило до победы над монголами, но один монгол начал размахивать бунчуком, из которого пошёл ядовитый дым, ослабивший воинство польское, выбив из него силы для сражения. Да-да, если бы не этот монгол, они бы точно победили. Современные историки полагают, что монголы просто подожгли поле боя, создав дымовую завесу, из-за которой поднялась паника среди уцелевших поляков и разгром был официально завершён. В 1817 году чешский поэт и филолог Вацлав Ганка сочинил победоносную для храбрых и отважных чехов битву при Оломоуце (с мощнейшим посылом на то, что пока все сосали писю, чехи, вопреки Сталину, побеждали монголов в одну харю), которой в реальности не было, но фальсификация оказалась настолько мощной, что даже попала в третье издание Большой советской энциклопедию. Но чехи были не единственными, кто, во имя собственной национальной важности сочиняли себе победы над монголами. Была ещё битва на Гробникском поле, где храбрые и отважные хорваты наносят сокрушительное поражение монголам, но ни о чём подобном нет даже нарративных источников того времени, не говоря уже об археологических находках.

(обратно)

66

Кок бору – также известная как «козлодрание», «улак тартыш», «кокпар», «кук буре» или «кёк-бёрю» – командная конноспортивная игра, целью которой является завладение тушей обезглавленного козла. В современном виде эта игра обзавелась регламентом, двумя казанами, куда надо закидывать тушу, чтобы команда зарабатывала очки, но в традиционном виде кочевники не заморачивались сложными правилами и единственной целью была доставка туши в условленное место, в то время как противоборствующая команда должна была этому помешать и доставить в своё условленное место. Обычно условленным местом являлся родной аул участников. Наградой за победу в древности служила сама туша козла, которая, вообще-то, состоит из мяса, но в современности обычно назначают весьма щедрые призы. Игра эта даже сейчас крайне небезопасная, а в былые времена была чем-то сродни экстриму. Конное поло, если сравнивать его с кок бору – это развлечение для английских полупокеров. Даже сейчас, при регламенте и ограничивающих беспредел правилах, летальность этого спорта далеко не нулевая, а травмы коней и всадников вообще в порядке вещей. У киргизов до сих пор популярна своя самобытная версия этой игры – «аламан улак», где задачей является захват туши козла или телёнка массой около пятидесяти килограмм и прибытие в условленное место, только не в команде, а в режиме «deathmatch», где каждый сам за себя и победитель только тот, кто смог забросить тушу в нужное место. Обычно киргизы устраивают «аламан улак» в честь дня рождения/свадьбы особо уважаемого человека, или дня рождения/свадьбы ребёнка особо уважаемого человека, важного праздника, вроде 9 мая, ну или какой-нибудь денежный бизнесмен хочет попиариться и стать особо уважаемым человеком. В этой версии может участвовать хоть тысяча всадников, поэтому на поле может происходить настоящее безумие. Нередко победители получают квартиры, машины, неслабые количества голов скота или очень хорошие деньги, поэтому желающих поучаствовать всегда очень много. Напоследок скажу, что голову козлу отрезают не потому, что кочевники безумные маньяки, а потому что рога козла и вообще его череп – это травмоопасная тема, легко способная поднять летальность и травматизм среди участников на запредельный уровень. В общем, кок бору – это жестокий спорт, где требуется сидеть в седле как болтами прикрученный и обладать недюжинной силой, чтобы вырывать из рук соперников не самую лёгкую тушу.

(обратно)

67

Четырёхрогое седло – это то самое решение, позволяющее осуществлять полноценные атаки не только копьём, но и даже мечом. Сабельные удары с такого седла получатся туберкулёзными, без реализации всего кинетического потенциала, поэтому такие удары позднеантичные всадники не применяли. Ещё такое седло, из-за практически полного отсутствия боковых нагрузок от всадника, предпочитающего сидеть на жопе ровно, не нуждалось в сложной сбруе, ограничиваясь одним подбрюшником, тогда как у монгольского седла их два или даже три, в зависимости от конструкции. Как видно из изображения, рога фиксируют положение всадника, предохраняют его от сползания вперёд или назад, но не вправо и влево, в чём, собственно, преимущество монгольского седла со стременами.

(обратно)

68

Платея – лат. platea – открытая площадь в позднеримском каструме, чисто технически исполняющая роль плаца, который есть мутация немецкого «Platz», через французское «place», а, как мы знаем, французский – это нечестивое порождение и, кхм-кхм, дальнейшее развитие вульгарной латыни, в котором благородная «aqua» выродилась в жалкий «eau». В республиканский и ранний имперский период вместо платеи в каструме был форум, где проводились совещания командующего состава, а потом что-то изменилось и эта площадка была переименована в платею.

(обратно)

69

Германарих – первый король остготов, в готском оригинале его имя выглядит как «Aírmanareiks», а все эти германизации были образованы в ходе записи его имени римлянами. Только предполагаю, что его изначально звали «Aírmana», а «reiks» – это титул, прибавленный к имени при воцарении, но, прошу тебя, уважаемый читатель, отнесись к этому весьма скептически, потому что я в душе не подозреваю, как оно было на самом деле. Может, как только он родился, уже заведомо стало ясно, что он станет королём остготов. Хотя с «Alareiks» же прокатило, но мы, опять же, слишком мало знаем об этом. Может Алариха тоже изначально звали «Ala», что переводится как «могущественный» и это вполне себе готское имя. В общем, прошу относиться к этим моим умствованиям насчёт готских имён с подозрением и не воспринимать их всерьёз. Но возвращаемся к виновнику сноски. Этот Германарих a.k.a AirJordan I орудовал в IV веке, стал первым реальным, а не легендарным королём остготов и брал свой род из Амалов. До этого были всякие Гауты, Аталы, Остроготы, но историческими хрониками подтверждается только Германарих. При нём были покорены соседствовавшие с остготами племена, большая часть названий которых ничего не говорит даже учёным-историкам, которые могут лишь строить догадки. В «О происхождении и деяниях гетов», авторства выдающегося писателя-фантаста Иордана (того самого, который писал, что готы бились против египетского фараона), присутствует список покорённых племён, где присутствуют некие «Меренсы» и «Мордены». Историки лишь предполагают, что это были меря и мордва, которые, согласно археологическим находкам, вполне себе жили в тех краях, аккурат по соседству с остготами. Могли этими меренсами и морденами оказаться и они, но это не точно. В общем, орудовал этот Германарих активно, но где-то в 70-е годы IV века остготы столкнулись с неведомым врагом, имя которому гунны. Гунны надавали очередному встречающему их народу по щам (сами щи появились в IX веке н. э., у потомков антов, склавинов и венедов, но надавать или получить по щам можно было в любой исторический и доисторический период), в 376 году прикончив самого Германариха, о чём есть записи у историка Аммиана Марцеллина и писателя-фантаста Иордана. А дальше часть остготов легла под новых правителей, а другие бежали за речку.

(обратно)

70

О готах, оставшихся под гуннами – мы не знаем, что происходило и кто правил покорёнными остготами после того, как кроху Видириха, последнего остготского короля до 440 года н. э., прикончили на берегу Дуная. Возможно, не правил никто, возможно, было некое подобие собственного короля, хотя последнее вряд ли. Точно известно, что некоторую автономность гунны им давали, потому что институт вождей у покорённых остготов сохранился. Был потом ещё король Вандалар (готск. Wandalahari), сын неустановленного Винитария. Неустановленный Винитарий, к слову, королём не был, потому что в хрониках это бы обязательно как-то отразили. У Вандалара, тихо орудовавшего под пятой гуннов, было три сына (Билли, Вилли и Дилли Теодемир, Валамир и Видимир), ставших вождями и освободивших готов от гуннского ига вследствие битвы при Недао. Вандалар родился где-то в начале V века н. э., а умер в 459 году н. э., то есть его деятельность имеет мало отношения к времени действия данного романа. Уведомляю тебя, уважаемый читатель, что до Вандалара лидер подпятных остготов неизвестен, поэтому в романе он вымышлен.

(обратно)

Оглавление

Глава первая. Почтенные побоища

Глава вторая. Войны начинаются коллективно, заканчиваются так же

Глава третья. Агнцы в волчьем логове

Глава четвёртая. Когда ты в Риме, поступай как римляне

Глава пятая. Дождь и тьма

Глава шестая. Деньги и целесообразность

Глава седьмая. Пол, устеленный золотом

Глава восьмая. Цена знаний

Глава девятая. Титаны и квадриги

Глава десятая. Битва при Чёрных вратах

Глава одиннадцатая. Кровь и золото

Глава двенадцатая. Илд

Глава тринадцатая. Чтобы не убить

Глава четырнадцатая. Консул и куриоси

Глава пятнадцатая. Мечи и копья

Глава пятнадцатая. Мечи и копья

Глава шестнадцатая. Дорога домой

Глава семнадцатая. Пир

Глава восемнадцатая. Мнение сенаторов

Глава девятнадцатая. Их нравы

Глава двадцатая. Не победить

Глава двадцать первая. Снежное побоище

Глава двадцать вторая. Остготская удача

Глава двадцать третья. Состязание

Глава двадцать четвёртая. Скутум

Глава двадцать пятая. Кровь войны

*** Примечания ***