Призрак, осыпанный снегом 3 [Светлана Хорошилова] (fb2) читать онлайн

Светлана Хорошилова Призрак, осыпанный снегом 3

Железный конь

Это случилось в марте 2015 года, задолго до того, когда Кирилл впервые увидел Призрака. Инга тогда прибыла в город. В некоторых окнах уже горел свет. Поначалу она не решалась войти в подъезд одного совершенно незнакомого ей дома, но стало темнеть, и она, собравшись с духом, вышла из Нивы, затем поднялась на второй этаж. Заиграл звонок.

Дверь открыла женщина средних лет, вытирающая руки о полотенце, вопросительно уставилась, спросила: «Вам кого?». Инга, взволнованно поглядывая ей за спину, произнесла:

— Иконников Владимир Фёдорович здесь живёт?

— Здесь… — Женщина кивнула, но не двинулась с места и продолжала заинтересованно чего-то ждать.

— Он сейчас дома?

Та оглянулась через плечо, крикнула:

— Володя, Володь, к тебе пришли!

Из комнаты вышел мужчина, одетый не по-домашнему, будто собравшийся уходить и настороженно уставился на незнакомого ему человека.

— У меня есть для вас очень важная информация… — обратилась к нему Инга.

Тот замешкался: пригласить её войти или выйти с ней?

— Давайте лучше выйдем… — опередила его Инга.

Мужчина накинул куртку, прихватил головной убор, ключи от машины, обулся и под внимательные взгляды хозяйки вышел на площадку. Кажется, он был рад, что незнакомка вела его дальше: по лестнице, затем на улицу, что удаляло от дома всяческие разговоры, явно нежелательные для членов его семейства. Инга молча направилась к безлюдной детской площадке, где стояло несколько скамеек. Правда, сидеть на них при морозе никто не собирался, и они просто встали у борта пластиковой горки.

— Я не задержу вас надолго, — заверила Инга. — Это касается вашего отца, Фёдора Алексеевича. — Судя по всему, он готов был к какой угодно теме, но совершенно не ожидал, что будет произнесено имя его давно умершего отца. — Только я настоятельно прошу оставить наш разговор в тайне от всех — сами поймёте почему.

— Давайте ближе к делу, — начал он её поторапливать и для достоверности глянул на часы, будто куда-то опаздывает.

— Сейчас я не скажу вам ничего — словам вы не поверите. Любой бы не поверил. Вы должны сами приехать и это увидеть…

— Приехать куда?

— Знаете село Никольское? Наверняка знаете, оно неподалёку от Студёных Выселок. — Услышав название «Студёные выселки» мужчина напрягся. — Приезжайте, вот вам адрес. — Она протянула клочок бумаги.

— Я никуда не поеду, пока не буду знать в чём обстоит дело! — Иконников стал держать оборону, видно предположив, что его хотят втянуть в сомнительное предприятие.

Вспыхнувшее в нём раздражение отчасти поутихло, когда он увидел, что эта странная женщина прислонилась к горке, будто ей нехорошо и трудно стоять. Волнительное поведение Инги не вызывало сомнений в серьёзности вопроса, только она наотрез отказывалась говорить здесь и сейчас.

— Можете хотя бы намекнуть? — допытывался он. Владимир Фёдорович был явно не из трусливых, его съедало обычное человеческое любопытство.

— Я уже намекнула: это касается вашего отца. Какие бы вы сейчас не строили предположения — все они будут очень далеки от происходящего. Вы не поверите мне на слово, поэтому прошу вас, приезжайте и убедитесь сами.

В договорённый день Иконников оказался у Ингиных ворот. Он оглядел местность, вышел на дорогу, откуда лучше видны были окна, изучил Ингин дом, вытянув шею, и не увидев ничего примечательного, кроме света в одном из них, нажал на звонок.

Инга уже уловила звук подъехавшей машины. Она стояла перед дверью в напряжении с ключами в руке, взволнованно ожидала звонка, который почему-то запаздывал. Но прозвонив он не облегчил ей состояние, её взбудоражило вдвойне, и всё же она поспешила открыть затвор.

Владимир Фёдорович чувствовал себя не легче. Ему стоило огромного труда шагнуть в неизвестное, где ему было обещано раскрытие какой-то немыслимой тайны, и эта тайна, что было особенно странным, касалась его отца, умершего… сколько же лет миновало: тридцать, тридцать пять? Воспоминания о нём тревожили.

Очутившись в просторной кухне, где витал аромат ягодного компота, Иконников начал озираться по сторонам, он вслушивался: нет ли здесь кого-то ещё и не спешил садиться на стул, да хозяйка не предлагала. В ней была заметна всё та же взволнованность, женщина не сводила с гостя чересчур пристального взгляда. Перед ней стоял плотно сбитый мужчина среднего роста со строгим видом — не исключено, что таким он был у него в зависимости от ситуации, возможно это лицо становилось добрым, когда он имел дело с приятными людьми, и если дело касалось не страшной тайны. Он был шатеном, но имел к своим годам небольшую залысину, ограниченную с боков подседевшими висками, надбровные дуги слегка нависли на глаза, что придавало хмурость, подбородок был широк и чётко не выделялся среди скул и шеи — на лице Иконникова не было острых и выразительных линий. На нём была одета приличная куртка в классическом варианте, придающая солидность, не застёгнутая, под ней видна была рубашка тёмного цвета, обтягивающая живот и заправленная в ремень.

Инга толкнула дверь в кабинет, зажгла в нём свет. Ей бросился в глаза Нунэ, сидящий сгорбившись на полу возле радиатора, повернувшийся к двери спиной и никак не реагирующий. Его морда утонула в коленях, и торчал один затылок.

Мужчина стоял через стену от него, не понимая: собственно, на кого там уставилась эта странная женщина? Однако он ждал приглашения и не бросался всё тут оглядывать, а сначала хотел всё-таки добиться разъяснений: что же должна она ему сообщить? А может она сумасшедшая? Стоило ли из-за неё откладывать дела, да мчаться куда-то в область?

Инга приступила к делу:

— Прежде, чем вы загляните сюда, я должна рассказать вам о своих изучениях в сфере, принятой считать обывателями паранормальной. Я… проводила кое-какие исследования и выяснила, что наше сознание не умирает — оно продолжает существовать и находится в недосягаемом для нас месте. При определённых условиях может вернуться, но тогда оно будет пребывать в другом теле, весьма необычном, даже пугающем в нашем с вами представлении. При этом оно помнит предыдущую жизнь, помнит ту жизнь в предыдущем теле, даже имеет те же наклонности, привычки, увлечения… Потусторонний мир существует, как бы ни дико это звучало — обычно мы сталкиваемся с ним редко и принимаем обитателей того мира за разного рода демонов.

В лице мужчины постепенно появлялось недоверие и что-то похожее на усмешку. Он попытался открыть рот, явно намереваясь прервать её бредни.

— Взгляните на это существо. — Инга отошла назад, чтобы Иконников мог подойти к двери. — Только предупреждаю: вам понадобится всё ваше самообладание. Если вас хватит удар, боюсь я не справлюсь…

Он, собравшийся было заглянуть, вдруг притормозил на последних её словах, помедлил, затем решительно двинулся к проёму. Его лицо вдруг стало бледным, мускулы дрогнули, губы приоткрылись и затряслись. Иконников уставился на существо, сидящее на полу, в состоянии шока. Сейчас он не видел ничего вокруг, он смотрел и смотрел не в силах отвести глаз. Дёрнулся, будто намеревался бежать. Наконец к нему вернулась ясность рассудка, он отошёл и воскликнул:

— Что это за зверь? Какая мерзость! Чем вы вообще тут занимаетесь?

— Это — не зверь, — прохладно ответила Инга.

— Вы что, колдунья? Просто чертовщина какая-то! — Иконников отвернулся, в порыве потрясения вытерев ладонями вспотевшее лицо, глубоко задышал.

— Вы верите в колдовство? — Инга продолжала разговор. — Я — нет. Лично я верю в науку. Всему можно найти научное объяснение.

— Так причём здесь мой отец?! — воскликнул Владимир Фёдорович трясясь от увиденного. Нервы его не выдерживали.

— Это и есть ваш отец. Новое его тело… Пусть оно… непривычное для нас, но, судя по его поведению, он прекрасно осознаёт — кто вы такой.

— Вы в своём уме?! — вскричал Иконников-младший. — Что вы тут мне устроили?.. Вы знаете где я работаю? Я привлеку вас к ответственности за мошенничество! И моральный ущерб — надругательство над моими чувствами!

Терпение Инги так же подошло к концу, и она в свою очередь набросилась на Призрака:

— Нунэ! А ты что сидишь, будто тебя не касается? Сначала ты меня изводишь своими головоломками… этими чёртовыми! то имя мне подсунет, то адрес! То… Я мчусь туда, как оголтелая, побросав все дела!.. А теперь ты показываешь свою полную безучастность! Типа ты тут ни при чём. Сделай же что-нибудь! Не сиди так! Объясни ему сам! Я распинаюсь тут, как дура, про все эти… перемещения, а ты…

Её тираду оборвало тихое подвывание, отчего люди замерли — оно было в точности как у волка. Владимир Фёдорович, услышав, весь напрягся. Волчий вой разлился по дому. Призрак запрокидывал голову назад, когда переходил на протяжные высокие ноты: У-у-у-у-у, у-у-у-у-у… А-а-у-у-у-у… Мужчина, не веря своим ушам, приблизился к кабинету, чтобы убедиться: откуда исходит этот вой, а убеждаясь всё больше приходил в ужас. Это его взбудоражило, и Инга забеспокоилась за его психическое состояние. Выражение его лица было несравнимо с тем первым моментом, когда он увидел Призрака — сейчас оно казалось полным изумления, страха и паники, будто вот-вот он лишится чувств.

Иконников-младший отрешённо побрёл к столу; ноги его еле слушались. Он опустился на стул свалившись. Облокотился о край столешницы, затем улёгся на неё, упёрся в неё лбом, закрыв руками голову. Долго скрёб по голове, а Призрак всё выл и выл. Инга нервно воскликнула:

— Хватит выть, Нунэ! Сколько можно… Разошёлся!

Вой по её приказу резко оборвался. Там, где сидел Нунэ, послышалась возня, затем заклацали по полу когти. Когда Владимир слегка приподнял голову Нунэ уже сидел в проёме во всей красе, не сводя заинтересованного взгляда со своего, выходит, что сына. Длинные миндаливидные глаза его редко моргали, кривые пальцы теребили шерсть на коленях. Иконников-младший смотрел на это творение не смыкая рта, он застыл в одном положении, словно стал изваянием.

— Владимир… — Инга тронула гостя за плечо, понимая, что того как-то нужно поддержать. — Разве вы не скучали все эти годы по своему отцу? — Он перевёл на неё вялый безжизненный взгляд, но то было признаком понимания её слов — рассудка он, к счастью, не лишился. — Поймите, Нунэ — не какое-то там жалкое чудовище, или мерзость… Он — само совершенство. Вы не найдёте никого, кто бы так же, как он, мог перемещаться со скоростью ветра, проноситься сквозь стены, словно их не существует, да ещё обладать хитростью и смекалкой.

Она склонилась и произнесла еле слышно:

— Ваш отец — настоящий джинн, обладающий волшебной силой.

Иконников-младший молча её слушал, иногда поглядывал на того, кого она сейчас так расписывала и восхваляла. Гость ещё долго пребывал на том же месте, правда сменил позицию: он упёр кулаком в щёку и сочувственно разглядывал Призрака, который так же за пройденное время не сильно изменился в поведении, разве что прекратил щекотать свои колени.

С того дня прошли годы. Владимир Фёдорович периодически наведывался к Инге, как только выкраивал время. К Призраку он привыкал постепенно, но убеждался с каждым разом, что тот ни что иное, как новая сущность его отца, Иконникова Фёдора Алексеевича, претерпевшего реинкарнацию. Он мало что понимал в Ингиных обоснованиях: каким образом происходит выселение сущности из одного тела и заселение в безжизненный набор костей, но подмечал в Призраке манеры отца, иной раз находил у себя в карманах или машине предметы детства, подброшенные отцом — тот потаскивал их не из полуразрушенного старого дома, так как Владимир побывал в нём вместе с Ингой, убедившись, что ничего в нём нет, а откуда-то извне.

Так же вместе с Ингой они посетили кладбище: портрет отца немного выцвел, но других его фотографий у Владимира не осталось, так как его, пятнадцатилетнего и убитого горем, увозили из Студёных Выселок спешно, толком ничего не позволив взять. Но Владимир помнил, что в родительском доме после его отъезда много чего оставалось. Где все эти вещи теперь? Там были альбомы, а в них фотографии: и матери, и отца, стоящего возле лошадей, и его маленького, либо подростка… Может они до сих пор хранятся у кого-то… Пока Владимир взрослел и поднимался по карьерной лестнице, всегда избегал разговоров об отце, не пытался найти мать, не искал родительских вещей, старался выкинуть из головы события тех, давно прошедших, дней… Единственным напоминанием были сны: образ отца появлялся в них всякий раз, когда Володя пытался принять важное для себя решение — и этот образ давал ему подсказку. Выходит, что верил он в жизнь после смерти давно, где-то на уровне подсознания, просто отказывался это принять, принимая сбывшийся сон за случайное совпадение.

В июле 2020-го Иконников-младший вновь навестил Ингу. Она собрала обед. Гость нахваливал суп из маслят, он запросил ещё одну порцию и продолжал черпать, позвякивая ложкой. Сегодня Владимир Фёдорович был на редкость разговорчив, в приподнятом настроении, Ингу он тоже расспрашивал о делах:

— Что там у вас с этим Водолазом из Каменки? Разобрались надеюсь?

Инга ответила утвердительно.

— А Кирилл успокоился?

— Вряд ли. Мне кажется, что его кроме Нунэ ничего в этой жизни не интересует.

Владимир Фёдорович придвинул ближе очередную тарелку.

— А что ему! парень молодой, любознательный… — продолжал гость. — Другие… либо лодыри — ничем не интересуются, либо интересы у них криминального характера: игры азартные… Ну ты знаешь. Чем попадать под влияние всяких… уже забыл фамилию его директора, того, покойника, который чуть не втянул его чёрт знает во что. Уж лучше пускай… — Некоторое время он жевал, затем окончил мысль: — Пускай гоняется за призраками, за водяными, за лешими!

Инга выставила перед ним чай и компот, что было в её духе, так как сама она пила во время обеда и то, и это. Сахар предложила добавлять самому, а то могла ошибиться.

— В понедельник приедет электрик, я договорился, и займётся курятниками, заодно розетку ему покажешь. Только отцу скажи, чтобы он во время его приезда сидел в дальней спальне тихо и не высовывался!

Скучавший на полу Нунэ делал вид, будто обсуждают не его. Владимир Фёдорович старался избегать к нему прямых обращений, делал всё через Ингу, как через переводчика. Нунэ счёл, что ему пора вставать, у него возникло внезапное желание переместиться в кабинет. Однако Инга с Владимиром догадались — куда его переместило: через секунду с улицы донеслись звуки, что говорило о его появлении в вольере: куры громко раскудахтались, будто на них что-то обрушилось, затем успокоились.

Инга воспользовалась его отсутствием, чтобы поведать кое о чём:

— Кажется он собирает коня.

Услышав странность, Владимир перестал помешивать чай.

— Почему коня? В смысле собирает?

Инга придвинулась ближе, постоянно озираясь на приоткрытую дверь кабинета, наклонилась, стала объяснять:

— Он откуда-то таскает разные железяки — хлам всякий, металлолом. А затем из них лепит какую-то… поделку что ли… Там, за сараями. Пообедаешь, я тебя свожу показать. На мой взгляд это конь.

Владимир подумал в растерянности, удивлённо пожал плечами, произнёс:

— Зачем ему конь?..

Тут он вспомнил:

— Ну да, он же работал на конюшне! Лошадью управлял словно циркач. И всё равно не пойму… — Снова пожал плечами. — Зачем ему конь, да ещё из металлолома?.. Ностальгия что ли разыгралась по лошадям? Наверно не нашёл — из чего ещё соорудить фигурку лошадки. Захотел себя потешить.

— Фигурку? — Инга выкатила глаза. — Да это не фигурка!.. Это конь в реальных его масштабах! Там одни его ноги сколько места заняли… у меня под яблонями…

Как и обещала она повела его показать. Проследовав мимо первого вольера, в котором по обыкновению рассиживал Нунэ, они сделали вид, что заняты своими делами и невозмутимо прошествовали не глядя на него. Позади всех сараев их вниманию открылось незаконченное изделие из разных многочисленных деталек, преимущественно покрытых ржавчиной. Там лежали ноги коня, соединённые между собой частями брюшины — всё было собрано из бесхозного металлолома.

Владимир Фёдорович присел, взялся за одну железную ногу.

— Посмотри, как искусно он сделал копыто, — произнёс он, восхищаясь увиденным. — Почти как настоящее — не каждый скульптор такое повторит. Я бы сказал: ни один человек такое не повторит. Глянь на мускулы: каждый тщательно проработан — я знаю лошадей, всё детство провёл в их компании. — Он поднялся и подбоченился. — Знаешь что!.. Когда приедет электрик, накрой-ка ты это… нерукотворное творение, к примеру… чёрным полиэтиленом, а то у того могут возникнуть вопросы.

К приезду электрика конь увеличился на целое туловище. Инга, разглядывая его дутые бока и такие же наливные части бёдер, прикинула — сколько он может весить и поняла, что без манипулятора его с места не сдвинуть — и это в отсутствие головы и шеи. Ей понадобился не только полиэтилен, потому как того не хватило, но ещё пришлось волочить из хозблока всякий рубероид, да старый тэн, чтобы изделие нигде не выглядывало, потому как электрик будет влезать на стремянку, да просверливать под крышей — и всё это в непосредственной близости. Пусть думает, что здесь хранят навоз, либо кучу чернозёма. В душе она злилась на Призрака: от безделья тот затевал всякие такие заморочки, которые впоследствии надо будет как-то исправлять, и заморачиваться придётся ей. Примером тому могла послужить история с заложницей Яной, запертой в старом доме — Инга не один день наводила порядок после её пребывания, чинила и исправляла.

Ещё через неделю конь обрёл другие недостающие части: шея его была так же внушительна, но самой впечатляющей оказалась голова. Иконников-младший специально вырвался, чтобы взглянуть собственными глазами на завершённое изделие и узнать, чему поражалась Инга.

Конь был собран, он уже не лежал, а стоял, как и подобает коню, но Инга с Владимиром терялись в догадках: как такую тушу смог перевернуть дохлявый Нунэ? Голова не просто соответствовала лошадиной — у этой лошади был совершенно живой взгляд. В какой-то момент им показалось, будто конь повёл на них зрачком — Инга в испуге отпрянула.

От Нунэ было бесполезно ждать объяснений, он как всегда отмалчивался. Владимир Фёдорович пребывал в состоянии, готовый призвать кого-нибудь в помощь для понимания всех этих действий, он так и говорил Инге: «Давай поищем специалиста, расскажем ему всё, попросим совета». Инга и слышать не хотела, это было опасно.

И тогда она решила позвонить Кириллу — может тот найдёт во всём этом смысл. Он уже не раз успешно проводил расследование, энергично, с энтузиазмом. И «наводил порядок» в обоих её домах: убежавших отлавливал, лишних изгонял.

— Кирилл… — начала она разговор. — Он что-то затевает.

— Дохляк? — отреагировал тот. — А чё тут удивительного? У него профессия такая — что-то затевать.

— Ты же видел памятники на площадях, где стоят кони на пьедесталах?

— И?

— Нунэ смастерил такого же… Теперь у меня в огороде стоит свой собственный памятник.

— Ты здорова? — забеспокоился Кирилл, отчего Инга произвела усталый вздох.

— Короче, приезжай и смотри сам! Чего я, собственно, распинаюсь…

Этой же ночью Инга, проснувшись где-то в полпервого, собралась опять взглянуть на произведение авторства Нунэ — конь волновал её всё больше и больше, моментами Инга считала, будто ей всё привиделось, и коня на самом деле не существует. Может она тронулась умом, да и совместный с Владимиром осмотр мог так же быть плодом её больного воображения. А с утра должен был подъехать Кирилл и стоило ещё раз убедиться в существовании ржавого изделия: уж очень не хотелось выставлять себя перед парнем умалишённой.

Ночь была безлунной, наполненная звуками ночных насекомых и птиц: трещала трава и пела листва. Живность в сараях обеспокоенно подквохтывала, слышны были взмахи крыльев — почему-то её пернатым сегодня не спалось. Инга прошла все постройки, прислушиваясь напряжённо, повернула за угол, остановилась в полнейшем стопоре — коня на месте не оказалось.

Начались поиски. Она обошла вокруг построек, сунулась в сад — там совершила несколько кругов между деревьями, обошла весь периметр, затем вернулась к дому, проискала вокруг него. Видимость была неразборчивой, но на светлом фоне забора и белых построек всё прекрасно различалось, тем более настолько крупный предмет, как лошадь, она бы точно не пропустила.

Инга вернулась в дом, зажгла свет в части комнат, глянула под кровать, где чаще всего по ночам обитал Призрак, только его там не оказалось. Она проискала везде и сделала вывод, что Нунэ куда-то смылся. Позлилась, произнося вслух недовольства. От безвыходности легла спать.

Кирилл прибыл в одиннадцать утра, лениво вышел из машины, будто приехал на отдых — погода сегодня была просто чудной. Он странно посмотрел на Ингу, открывшую ему калитку — та, не ответив на его приветствие, озиралась недовольно по сторонам.

— Ну? И где твой памятник? — размашисто спросил Кирилл. — Давай, показывай!

Инга не двинулась с места. Он спросил ещё раз:

— Где он, памятник лошадям?

Когда не дождался ответной реакции, бросил недовольно: «Я так и думал!».

— Пойдём, — произнесла она.

Кирилл посеменил за ней. Она привела его на то место. Начиная с полпервого ночи Инга возвращалась сюда не раз, надеясь, что конь всё-таки появится, и каждый раз разочарованно пялилась на пустоту. Её она Кириллу и предъявила — пустоту.

— Вот здесь он стоял, — со всей серьёзностью сказала она, указав рукой. — Весь из старого металла, из разных деталей: крупных и мелких, ржавых и просто потемневших… Он был точной копией настоящего, в нём повторялся каждый элемент. От него исходило ощущение не какой-то там заводной игрушки, а, как бы тебе сказать… чего-то живого! — Инга сделала паузу. — Но мёртвого.

Кирилл поражался — как невозмутимо она об этом рассказывает. Он где-то сомневался в её помешательстве и начинал верить её словам, но по-прежнему кивал так, будто ему хотят задурить голову. Он нагнулся, пытаясь разглядеть траву, что-то заметил, присел, стал ощупывать. Под рукой в земле отчётливо читалась вмятина — в точности такая, которую оставило бы копыто. Пройдясь дальше в согнутом положении Кирилл обнаружил остальные три вмятины. Значит Инга не сочиняла — здесь действительно стояло нечто тяжёлое. Затем он поискал дальше: подобные следы обнаружились ещё, с большим интервалом. На паханной земле они вообще были, как на ладони — здесь точно пронёсся конь. За несколько метров до бокового забора, за которым начинался бурьян и разные лесные деревья, следы обрывались — последними двумя, а дальше Кирилл провёл взглядом траекторию: с земли на забор, затем взгляд его улетел далеко за забор и увяз где-то в лесу.

Когда он ощупывал первые вмятины у сараев, его подмывало устроить Инге разбирательство, будто у неё в огороде погуляла обычная лошадь… Так зачем причислять это к деятельности Призрака? Зачем выдумывать какой-то металлолом? Но когда Кирилл проследил за перемещением животного, окончившимся полётом Пегаса, понял: про законы природы снова придётся забыть.

В калитку кто-то долбил — они услышали не сразу. Отворять отправилась Инга, Кирилл блуждал по участку, продолжая выискивать новые следы, надеялся найти самого коня. Блуждание привело его к лицевой части дома с противоположной стороны, где он увидел Его…

Возле ворот стоял сын Иконникова — Кирилл не мог шевельнуться, он смотрел на него завороженно — так же он реагировал на Ингиных потусторонних существ. Он не застал разговор Инги с гостем, когда тот говорил ей, что не мог спокойно сидеть узнав о пропаже коня. Владимир Фёдорович заметил парня, остановил на нём взгляд, умолк.

Юноша вынужден был подойти, даже поздоровался. Инга представила их друг другу поближе, официально, парня назвав просто Кириллом, сына Иконникова — просто Владимиром Фёдоровичем. Больше никаких пояснений. Кирилл покрутил головой по сторонам, придумывая — что бы такое сочинить: какова причина его пребывания здесь? Он же не скажет, что приехал осматривать памятник коню.

Мужчина вдруг заговорил:

— Ладно. Не будем ходить вокруг да около. Давайте начистоту. Мы собрались здесь, чтобы выяснить: куда мог пропасть полуторатонный конь — по крайней мере такой он на вид.

Кирилл открыл от изумления рот.

— Вы тоже его видели? — поразился он.

— Как тебя сейчас.

Парень витал в размышлениях, когда Инга вела Иконникова показывать следы, а сам он семенил за ними. Он задумчиво наблюдал, как те двое лазают по огороду. Инга жаловалась:

— Смотрите, помидоры мне затоптал! И вон там куст картофеля. Нунэ так не скачет.

Владимир Фёдорович задержался там, где следы обрывались: их глубина в мягкой земле подтверждала, насколько тяжеловесным было изделие.

— Через забор перемахнул, — остановившись рядом озвучил своё предположение Кирилл.

— Да-а… — Иконников стоял подбоченившись, изучая следы. — А где сейчас… — спросил он у хозяйки, не договорив слово «отец» в присутствии парня.

— Со вчерашнего дня его не видела. — Та сообразила о ком он.

Владимир Фёдорович вскинул руку и взглянул на часы.

— Я уже должен быть… — начал он сожалеющим тоном.

— Да вы езжайте, езжайте! — сказал ему Кирилл. — У меня выходные, так что я пока… присмотрю тут… И помогу поискать! Всё-таки не иголка в стоге сена.

— В этом-то и беда! что не иголка, — сказал шагая через грядки Иконников. — Ещё не хватало, чтобы его заметили… скачущим по полям.

Он попрощался, пообещав быть на связи, и скрылся за калиткой, оставив Кирилла провожающим его так же зачарованно, как и при встрече. Послышался звук загудевшего мотора, и машина газуя двинулась в путь. Звуки рассеялись вдалеке.

— По полям… — задумчиво произнёс парень. — По полям…

Он резво повернулся к Инге.

— А ведь это… — Кирилл снова задумался, а затем обрадовался собственной сообразительности. — Кажется я догадываюсь — где искать коня! — Инга внимательно приготовилась слушать.

— Раз эта хрень так носится, значит ей нужен немалый простор… Значит, она должна носится по полям. Не по лесу и не по деревням — Нунэ тоже не дурачок, чтоб так палиться, чтобы потом показывали во всех новостях… А значит, конь скачет по полям. И вот что я думаю… — Кирилл сложил руки по-деловому. — Скорее всего он выгуливается ночью в каких-нибудь полях… А в каких? — Он вопросительно уставился на Ингу, будто та должна была знать ответ.

Кирилл открыл рот и медленно поднял палец, давая понять, что на него нашло ещё одно озарение. Какое-то время он водил зрачками, а Инга, боясь спугнуть поток его мыслей, не шевелилась в ожидании выводов.

— Ты знаешь где находятся конюшни, в которых работал… ну этот… прототип твой… Иконников Нунэ Алексеич?

Инга встрепенулась.

— В Студёных Выселках? Так от этих конюшен давно ничего не осталось.

— От его избы тоже ничего не осталось! — эмоционально воскликнул парень. — Однако он там посиживает… Сам видел. Должны же остаться хоть какие-то развалины… Какие-то камни, может стены… И вообще где их местонахождение конкретно?

Последний вопрос поставил её в тупик.

— Ну не знаю я, не знаю! где конкретно они находятся… Никогда не была там. Я к той бабушке приезжала нечасто. Ну гуляла по окрестностям… А где конюшни эти… Слышала от людей, что были конюшни, где — не имею понятия!

— Пф! Ха! — воскликнул Кирилл. — Если ты никогда не была там, тогда откуда тебе известно, что от них ничего не осталось?

— Я логически рассуждаю. Это раньше в Студёных Выселках были и фермы, и конюшни, и школа была… Теперь магазин один остался. Давно всё позаброшено.

— Ладно. — Кирилл остыл. — Кроме тебя найду у кого спросить. Этого Владимира Фёдоровича не будем дёргать — человек как-никак едет сейчас за рулём, торопится. Позвоню-ка я Ивану Ивановичу.

Парень достал телефон, набрал старика, но прежде, чем задать вопрос, ради которого он решил его побеспокоить, начал интересоваться обстановкой в Студёных Выселках, всё ли там тихо. Тот ответил: без происшествий. К вопросам Кирилла: не выл ли по ночам волк, а может лошади ржали, дед отнёсся с юмором. Затем Кирилл перешёл к делу и поинтересовался Иконниковым, спросил о конюшнях, на которых тот работал. Старик переварил вопрос, припомнил некоторые детали. Местоположение конюшен он, конечно, знал: стояли они по другую сторону села.

За Студёными Выселками, как только заканчивались пустующие дома, шла дубрава, а рядом поле, где «Николаич пасёт баранье стадо, голов на шестьдесят, а может семьдесят», затем посадки, а за ними уже конюшни, за конюшнями поля, пруды и лес.

Со слов Ивана Ивановича на месте конюшен остались одни развалины, правда, сам он туда давно не ходил за ненадобностью. Припомнил, какой там растёт очиток вокруг развален в виде ярко-жёлтых пышных островов на склонах камней — цветение должно быть ещё не завершилось.

— Я предлагаю сразу выдвигаться… — сказал Кирилл обращаясь к Инге. — Осмотрим местность… Переждём в том твоём доме, пока солнце зайдёт, затем вернёмся к конюшням, притаимся где-нибудь и послушаем, что там творится.

— Ты на полном серьёзе считаешь, что там в полях разгуливает груда металлолома? — спросила Инга с иронией.

— Ну как хочешь… — Кирилл отмахнулся. — А я поеду! — Он собрался на выход.

— Стой! — крикнула Инга. Парень притормозил. — И что мне с тобою делать… Предлагаю такой вариант: сначала я закончу дела, раздам птице корма, и ещё по светлому, перед закатом, поедем вместе. В том доме просиживать нет смысла — сразу организуем засаду и будем ждать.

Кирилл уломал себя не торопиться с выездом: присутствие рядом такого напарника, как Инга, было куда важнее. В течении дня она возилась в огороде — парню казалось, что она слишком медленно пропалывает грядки. Он принёс ещё одну тяпку и с жаром перевыполнил план. Так же он помог ей перенести кое-какие тяжести — свои действия он сопровождал ворчанием, дескать, у неё есть другой помощник, поднимающий полторы тонны за раз, который где-то сейчас прохлаждается. Затем он ходил и бурчал, что в такую жару не помешал бы бассейн и начал навязывать Инге, чтобы она непременно им обзавелась. Она наблюдала за ним с сочувствием, понимая, что всё его раздражение вызвано нетерпеливостью: он горел желанием скорее начать охоту за всякого рода аномалиями.

Разделавшись Инга дала команду, и Кирилл не мешкая забрался в свою машину. Каждая минута, а таких было двадцать, пока Инга копошилась в доме, потому как на самом деле оказалась не собрана, он нервно стучал по рулю. Наконец она замкнула калитку и подсела в Хонду с чёрным пакетом.

— Что ты там набрала? — заинтересовался парень, но с какой-то претензией в голосе.

К этому моменту Инга стала вести себя обеспокоенно.

— Я тут подумала: а вдруг ты прав? Вдруг Нунэ что-то учудил? Он как-то подозрительно пропал… — Она завернула края пакета и прижала его к себе. — Кирилл догадался, что там лежат предметы изгнания.

Они добрались до Студёных Выселок за полчаса, внутренними путями. Инга сказала, что надо брать левее и объезжать село, пока не выедут на основную дорогу, затем по главной надо двигаться к остановочному павильону, затем она покажет.

Павильон и магазин остались позади. Хонда медленно пробиралась по улице, где Кирилл никогда прежде не бывал — это был левый фланг Студёных Выселок, здесь располагались обычные жилые дома, возле которых возились приехавшие на лето отдыхающие, бегали дети разных возрастов. За поворотом началась другая, менее оживлённая улица, где люди почти не встречались, зато куры лезли под колёса — Кирилл иной раз останавливался и выжидал, пока курица надумает — куда её всё-таки надо. С правой стороны открылся маленький прудок, вероятно выкопанный в месте, где били ключи — там обосновалась стая гусей.

Наконец пошли дома явно нежилые, ветхие, они находились на большом отдалении от автобусной остановки, что создавало неудобство, поэтому отдалённая часть села со временем стала невостребованной. Дорога здесь была со спуском, да ещё песчаная в колеях и с грубыми берегами по выступам. Лучше бы они приехали сюда на Ниве: после дождей и в другую непогоду Хонда бы здесь не прошла; июль и август были единственными месяцами, когда дорога позволяла сюда заехать «не на тракторе».

В конце улицы перед ними развернулись красо́ты — с возвышения вид открывался на поле, на котором паслось стадо баранов и на дубовый лесок, а за полем блистали пруды. Дорога, идущая вдоль дубравы, оставляла желать лучшего, поэтому Кирилл закончил автомобильное путешествие и припарковался, завернув в сухостой из рослых трав, наивно полагая, будто здесь ещё кто-нибудь поедет и надо оставить проезд свободным.

Они направились вдоль леса. Стадо постепенно перемещалось перпендикулярно им и скоро должно было столкнуться с ними на дороге, овцами управлял крупный полный мужчина с посохом, при нём кружилась собака овчароподобной масти. Собака, завидев незнакомцев, гавкнула один раз — для порядка, больше не стала, так как сочла, что угрозы нет. Пастух внимательно изучал приближающуюся пару с чёрным пакетом, вероятно ломал голову: что им тут понадобилось на ночь глядя? За эти минуты ходьбы Кирилл уже придумал — что.

— Здрасте! — поприветствовал парень. — А вы, должно быть, Николаич?

От мужчины исходила приятная энергетика, он смотрел с теплотой. Пастух поздоровался в ответ, подтвердил, что все зовут его Николаичем. Собака подбежала и обнюхала обоих с некоторого расстояния, качая хвостом, затем вернулась к овцам. Сами овцы встали, как вкопанные, все как один, уставившись на два незнакомых объекта — у них были умилительно-смешные морды с этими торчащими в разные стороны свёрнутыми ушами. Кирилл не стал дожидаться расспросов.

— А не подскажете как пройти к старым конюшням? Хотим пофотографировать интересные ракурсы.

Мужчина остановился, приподнял руку, выставив её в нужном направлении.

— Пройдёте дальше вдоль леса, затем сворачивайте налево, к прудам, и идите сначала прямо, затем направо — как ведёт дорога. В заросли по прямой не идите — туда рыбаки ходят на пруд, а вам направо надо. — Кирилл кивал. — Пройдёте ещё немного, и там вы их увидите.

Стадо двинулось дальше к дубовому лесу — сквозь него вела другая дорога к селу. Кирилл прикинул, что знать бы раньше эту дорогу, то лучше они приехали бы по ней: отсюда путь до конюшен был короче, да и сама дорога казалась ровнее, учитывая, что дважды в день её утаптывали многочисленные бараньи копыта. С обеих сторон над той дорогой нависли кроны массивных дубов, создавая дивный туннель, какие бывают в сказках.

Тропа привела их к степной местности, посреди которой стояли две полуразрушенные постройки. По правде говоря, постройками их сложно было назвать, так как от крыш ничего не осталось — скорее это были фрагменты стен с отколупанными углами, с осыпавшимся кирпичом по верху, в результате чего рельеф верхней части напоминал стены старой крепости. Из щелей северных стен торчал мох. И действительно, облака ярко-жёлтого очитка, разбросанного по камням и лысым прогалинам, напоминающим глинистую корку, бросались в глаза, можно сказать, слепили.

Ловцы сбежавших сверхъестественных существ оглядели развалины со всех сторон. Кирилл первым ступил внутрь, его захлёстывало чувство погружения в тайну, отчего просто дух захватывало. Он медленно переступал с замиранием сердца по разному хламу — это были заржавелые обрывки обода, торчащие из зарослей доски, бесформенные кирпичи… Здесь когда-то стояли лошади Иконникова, здесь Фёдор Алексеевич ходил по проходу, останавливался и похлопывал ладонью по любопытной морде, кормил сеном, овсом, разговаривал, а животные его слушали. Лошади были разные, у каждой своя кличка, свой норов… Кирилл остановился в самом конце конюшни.

Инга заметила, что он наклонился и вглядывается во что-то на земле. Она начала пробираться за ним следом. Подошла, склонилась рядом.

— Видишь, здесь всё будто надломлено, — сказал Кирилл. — Вот в этом углу, посмотри! Там везде всё заросло, а здесь растительность примята.

— Ну скажи, что это стойло для коня из семидесятых, душа которого переселилась в фигуру из металлолома! — раздражённо выпалила Инга.

— А кто бы говорил! — возмутился парень. — Ладно другой бы кто мне это сказал, а то сама занимается всяким там переселением душ, и говорит так, будто это бредовые фантазии Кирюши-дурачка!

— Да, я занимаюсь переселением!.. Ну не коня же! Я собираю материал разумных существ, а ты мне сидишь втираешь, будто животные у нас с душой и интеллектом! Может мне парнокопытных прикажешь начать переселять? Вон, смотри сколько овец! — Он показала рукой в направлении откуда они пришли. — Давай начнём оживлять всех съеденных овец! Во пастух обрадуется!

Кирилл смотрел на неё неодобрительным взглядом, пока слушал, затем решил поискать дальше и в полусогнутом положении направился к выходу. Выйдя на улицу склонился ещё ниже.

— Смотри! — воскликнул он. — След! — Кирилл прижал к земле траву, раскрыл его.

Инга подошла и увидела на земле явный след от лошадиного копыта, оставленный в месте, где земля была мягче и плохо просыхала после дождей, так как находилась в постоянной тени.

— А вот ещё! — Он перешёл дальше. — И вот! Не чёткий, но след!

Парень поднял голову, уставился на Ингу — та стояла обомлевшая с разинутым ртом. Но, взглянув растерянно по сторонам, она нашла чем объяснить происхождение данных следов.

— Ты сейчас пытаешься представить всё так, будто в этом месте… ну совсем не ходят копытные! Прямо аномалия какая-то, что… — она театрально подняла руки, — следы от копыт видите ли! Какое диво! — Покачала головой. — На окраине села и копыта! — Она невольно оглянулась на дорогу, по которой они пришли, туда, где они встретились с Николаичем, и Кирилл поймал её мысли.

— Да что ты привязалась к этим овцам!

Инга не стала про них ничего говорить, а только вздохнула и начала объяснять свою точку зрения:

— Да, я беру определенную, скажем, энергию, взятую с семидесятых, восьмидесятых, или других лет давности, которая проникает в биологическую субстанцию, пусть для нас до конца необъяснимую, но всё же эта субстанция — материя, созданная для жизни. А тут ты меня склоняешь к версии, будто в основе некой энергии исходным материалом послужила душа и кого — коня! Так она ещё вселилась не в биологическое тело, а в предмет, в поделку, что самое ужасное!

— Это ещё не самое ужасное… — Кирилл отмахнулся. — Самое ужасное, если бы лошадь переселилась не в предмет, а в субстанцию человека, в какого-нибудь Недумающего!

— Ты перегрелся на солнце.

Инга направилась вдоль постройки, как бы прогуливаясь, смахнула ногою камешек, сорвала травинку, раскрошила соцветие, похлопала ладонью о ладонь. Всё это время Кирилл размышлял.

— Не удивлюсь, если Нунэ уже дома, — долетел до парня её голос.

— Ладно. — Кирилл поднялся. — Давай я отвезу тебя в Никольское и вернусь сюда пока совсем не стемнело. — В нём вскипала обида, в голосе чувствовалось разочарование.

— А я никуда не рвусь, — отреагировала она. — Я и мешок вон приволокла… Просто я тебе объясняю, что твоё фантазирование перешло уже границы возможного и невозможного. — Она подошла ближе. — Нунэ таскает всякие предметы… Помнишь автомобиль Яны? Сколько он весит? Перетащил же, засунул в дом. А теперь он утащил куда-то своего дурацкого коня… Кстати, зря мы туда не заехали, в заброшенный дом. Наверняка конь там. Я повелась на твою версию — про поля и напрасно. Может доедем глянем?

— Послушать тебя, так у Иконникова не дом, а склад какой-то!

Солнце уже садилось, на западе небо светилось красно-оранжевым — красивое зрелище. Холодные дневные: голубые и зелёные тона сменились вечерними тёплыми. Заводилась по нарастающей трель ночных насекомых. Ещё немного и станет совсем темно.

— Максимум на что я согласен, так это дойти до машины и принести из неё воды, ну и что-нибудь накинуть…

Через пол часа они уже сидели в засаде. Место выбрали у подножия стены, откуда открывался вид на равнину и заросли, тянущиеся по левую сторону, за которыми начинались пруды. Кирилл подстелил себе куртку, Инга расположилась на сложенном спальнике. От нечего делать они потягивали воду из пластиковых стаканов. У Инги в кармане нашлись семечки. Она сложила опустевшие стаканы в чёрный пакет.

Фантазия у Кирилла вновь разыгралась — он предложил повесить на Нунэ датчик слежения, чтобы всегда знать о его местонахождении. Та ответила, что Нунэ не станет ничего носить. Тогда Кирилл придумал другой способ: проколоть Призраку ухо и вставить клипсу, как у бездомной собаки.

— Мы сейчас о ком вообще говорим? — Инга усмирила его затеи.

На протяжении нескольких часов ничего не происходило, лишь наползали клочья низко стелющегося тумана — влага в воздухе присутствовала вероятно из-за соседства с многочисленными прудами. Постепенно молочной пеленой заволокло всю поверхность поля. Молодые люди уже сидели накинув на себя вещи: ночью становилось прохладно. Кирилл был полон энтузиазма, но Инга не понимала, что они здесь делают, периодически зевала и намекала на ранний утренний подъём. Во время ожидания парень не прекращал философствовать:

— Вот почему запускается сердце у зародыша? Какая энергия заставляет его биться? — Он сам придумал ответ: — Хотя знаю почему — его запускает организм матери: зародыш — такой же орган, который толкает к работе другой орган.

— А яйцо? — Инга своим вопросом разрушила его версию. — Яйцо никак не связано с организмом матери, оно лежит отдельно в гнезде, но в нём точно так же начинает работать сердце. Нужна лишь определённая температура, и организм сам себя запустит.

Он посмотрел на неё разочарованно. Тут он решил докопаться, воскликнув:

— Так откуда берётся эта энергия? Она же появляется из ничего!

— Наконец ты стал понимать, что из ничего ничего не появляется. Мы имеем энергию, которая вселяется в организмы… Она необъятна, как воздух, она будто всегда присутствует где-то рядом и ждёт, когда для неё появится новый резервуар, куда она закинет свою энергетическую частицу. В любой момент она может забрать частицу обратно — что-то её не устроило: либо резервуар слабый и нежизнеспособный, либо на то есть другие причины… Иногда мы сами не понимаем, почему, казалось бы, вполне здоровое тело вдруг умирает ни с того ни с сего — это выпорхнула энергия. Но никогда ещё я не видела, чтобы машина сама завелась и поехала, чтобы самвключился телевизор, отсоединённый от питания…

— Постой! — оборвал её парень, услышав важное для себя. — Ты сейчас сама сказала: отсоединённый от питания… А если оно есть, питание, если не! отсоединённый — розетка отключена, но воздействие есть — такой телевизор вполне может включиться. Ты со мною согласна?

И тут он задал следующий вопрос тихо и вкрадчиво, будто боялся чужих ушей:

— А если у железного коня есть источник питания?.. — Кирилл опасливо оглянулся, убеждаясь — нет ли кого поблизости и снова уставился на собеседницу.

— Какой источник? — прошептала она.

— Неужели не врубаешься? — Кирилл наклонился ближе и процедил сквозь зубы: — Нунэ — вот какой источник! И раз уж мы начали сравнивать с бытовой техникой, то тогда я тебе скажу: не обязательно от прибора должен тянуться провод к источнику питания — посмотри сколько дистанционного изобрели! И конь такой же… — заключительное слово парень произнёс еле слышно: — дистанционный.

Вдруг они притихли от какого-то звука, похожего на фырчание. Замерли. Всё вроде казалось спокойным. Инга что-то сказала шёпотом, снова утихла, так как теперь они различили ржание лошади. Оба уставились друг на друга, затем начали медленно подниматься. Даже в ночи было видно насколько сейчас оба обескуражены, их охватил страх. Послышался топот, который приближался откуда-то издали. Проще было поверить в собственное сумасшествие, одновременно постигшее обоих, чем поверить, будто этот звук производят лошадиные копыта — мерная глухая дробь, отбиваемая по земле, становившаяся всё громче и громче.

Вдалеке, на млечно-чернеющем фоне зарябило тёмное пятно, размытое, идущее прямо на конюшни. Слышались не только удары, отбиваемые о землю, ещё и скрежет, будто потиралось друг о друга множество механизмов, лишённых смазки. Вместе со скрежетом раздавался звон, будто кто-то бросал в ведро горсть гвоздей, а может метла с длинными металлическими прутьями со взмаха хлестала по такому же звонкому и стальному. Топот не прекращался и отбивал равномерный такт.

Он проявился в ночной мгле, разогнал невесомые клубы тумана — тёмная масса, похожая на мозаику в мрачных тонах, собранная из множества деталей всевозможного размера и формы, уверенно неслась прямо на затаившихся. Детали, соединённые между собой невидимыми элементами, покачивались в движении — словно стальные мускулы они играли на теле могучей лошади, мчащейся наперекор ветру. Его грива и хвост — то были кручёные пряди из ржавых гвоздей, проводов, мелкого крепежа и невесть ещё чего. Грива взлетала и вновь осыпалась, издавая звенящий грохот о шею, хвост топорщился горизонтально, каким он бывает у лошади, несущейся с задором. С приближением этого нереального существа охотники за паранормальным, повидавшие на своём веку немало разной жути, утратили всякую смелость, они потеряли возможность шевелиться, невзирая на то, что эта грозная масса неслась прямо на них. На лицах их был ужас.

Конь остановился совсем близко. Раздувающиеся чёрные ноздри, из которых валил пар, приводили к такому изумлению, поражавшему больше, чем первое явление Нунэ. Сила, создавшая Призрака, значительно уступала той, что слепила этого коня — он был невероятным творением, мастерски отточенным и явно не корявыми руками Призрака, а силой мысли и воображения, талантливой силой, способной создать произведение искусства из ничего.

Он смотрел прямо на них, он их видел, даже бил передним правым копытом в ожидании, и от этого вздымалась пыль, а Инга с Кириллом стояли парализованные, не в силах сделать вдох. Конь вздёрнул стальной головой и заржал: бойко, с вызовом; ржание раскатилось по равнине, заставило притихнуть всё в округе. Лишь теперь охотники вышли из ступора. «Прячемся!» — запаниковал Кирилл. Оба рванули в конюшню. «Пакет!» — крикнула Инга. Парень вернулся, схватил пакет, спальник и куртку, и они понеслись ко входу постройки, внутри которой глупо было искать укрытие. С громким хрустом забежали внутрь, пробрались к стене по бурьяну, присели возле неё, затаились.

В этом месте стена сильно раскрошилась по верху, стала ниже человеческого роста — то же касалось маленького окна, его так же разрушали годы — в эту оконную выемку и просунулась лошадиная морда, повисла над их головами, всхрапывающая, потряхивающая гривой. Из чёрных стальных ноздрей вылетало шумное фырканье, хлопали губы, оголялись мощные стальные зубы, что просто поражало. Конь издавал характерный лошадиный храп, и выбрасывал из ноздрей пар. Он будто искал их, но люди замерли, прижавшись к стене. Они поднимали обезумевшие от ужаса глаза, прикрывая их в моменты, когда железная шея, скребущая о край стены при движении, осыпала кирпичную пыль; крошились куски кирпича и падали вниз.

Затем голова исчезла. Кирилл сразу выглянул следом: конь похоже отправился в обход. Через минуту он возник вдалеке в дверном проёме, но заходить не спешил. На светлом фоне ночного неба виднелись очертания его острых ушей, стоящих торчком. Как только он сделал шаг, они рванули к противоположному выходу.

Единственным местом для укрытия могла послужить дубрава, только до неё ещё надо было добраться. Любому коню не сложно скакануть в несколько прыжков, и он бы достиг дубового леса, он мог нагнать их играючи, но на обдумывание других вариантов времени не оставалось. Они помчались, что называется, во всю прыть, без оглядки. Позади раздавались удары копыт: хруст засохших стеблей говорил, что пробирается он по длинному коридору конюшни, однако, затем топот стал глухим, что говорило о его перемещении по мягкому травяному покрову открытой местности.

Инга с Кириллом неслись вперёд. Они уже достигли дубравы — сначала собирались нырнуть в неё — к толстоствольным дубам, но обернувшись поняли, что конь исчез. Позади совсем стало тихо: не слышался топот, не раздавалось ржание, и всё же они не замедляли бега, взяв курс на машину. Они боялись, что конь их перехитрит и появится перед носом, прямо у них на пути.

Впереди показалась Хонда. Оба запрыгнули в неё в спешке — страху они натерпелись. Трясущимися руками Кирилл включил фары и завёл двигатель. Фары осветили дорогу, по которой они прибежали — дорога была пуста, лишь ночные белые мотыльки, да скопища мелких мошек роились над травами. Хонда сдала задом, развернулась на кочках, с визгом рванула по грунтовке; колёса пробуксовывали в песке. В горку машина набирала обороты и ревела. По обеим сторонам их сопровождали безжизненные дома, затем начались обжитые, но такие же тёмные, потому как сельчане спали. Рёв скорее всего перебудил их всех.

Всю дорогу они ехали молча, рассекая ночную мглу. Каждый переваривал увиденное — произошедшие события в голове не укладывались. И только оказавшись в безопасности, когда Хонда въехала во двор, и за ней ворота закрылись, а Инга с Кириллом вбежали в дом, заперев за собой все двери, они облегчённо выдохнули — пришло время поговорить.

— Так с ума можно сойти! — выпалил парень, рухнув на диван и подперев лоб ладонью. — Натерпелись же мы страху… Ничего себе! — Он эмоционально вскинул голову. — Этот барабашка вдохнул жизнь в груду ржавого железа! Может у нас, благодаря ему, скоро новые конезаводы появятся, и вместо того, чтобы выбрасывать стиральную машину на помойку, из них будут делать коней? А в плане экономии-то как хорошо — ни бензина не надо, ни овса… Конь тебе и распашет, и телегу попрёт… А какой из него может получиться тотализатор!..

— Я смотрю тебе весело… — отозвалась Инга. — А мне сейчас не до смеха. Не представляю что теперь делать…

— Почему это мне весело? Кому сейчас весело, так это твоему квартиранту — любителю розыгрышей! Совсем оборзел! Повеселился на славу, натравив на нас дикого жеребца.

— Я изгоню его. — Инга произнесла слова непонятного смысла, причём на полном серьёзе, чем озадачила парня. — Я изгоню Нунэ. Всё зашло слишком далеко.

Какое-то время Кирилл на неё удивлённо пялился, надолго смолкнув, что было странно — в его взгляде улавливался испуг, и тот нарастал вместе с осмысливанием её слов. Затем он начал говорить растерянно:

— Чё прям изгоню сразу?.. Зачем изгонять? Если при всякой ерунде его изгонять, то так яйца́ не высидишь. Надо набраться терпения, попробовать поискать другое решение… В конце концов вытурить этого коня взбесившегося, а не такого славного парня, как Нунэ. Он просто запутался… Хотел нас порадовать, да не вышло.

Оба продолжительно молчали и думали. Инга начала ходить по дому. Кирилл по звукам понял, что она не просто ходит, а зажигая свет заглядывает в каждую «нору». Войдя в кабинет она подошла к окну, долго в него смотрела, прислонив к стеклу правую щёку и разглядывая двор. Многие признаки ей подсказали, что Нунэ до сих пор не появлялся.

Кирилл остаток ночи кемарил на диване. Под утро заснул глубоко, даже не слышал, как встала Инга и шуршала возле стола. Она отправилась к вольерам — только тогда юноша приоткрыл один глаз пытаясь понять: что же его разбудило.

Инга приготовила чай. А потом выслушивала на протяжении всего чаепития требования, чтобы она пообещала Нунэ не трогать, дескать, всё образуется. Надо читать знаки, говорил Кирилл — Призрак по-человечьи не умеет изъясняться, поэтому прибегает ко всяким фокусам.

Уезжал он с неспокойным сердцем, взяв с неё обещание — держать его в курсе любых изменений. Кирилл неоднократно упомянул, чтобы она ему позвонила как только Нунэ объявится. Но по приезду домой парень понял, что звонить придётся ему самому, потому что Призрак оставил свой след в городе. И не просто в городе, а в его квартире, в его комнате — недавний след.

Кирилл обнаружил его не сразу, где-то ближе к вечеру он заметил у себя в бумагах знакомый почерк — некоторые слоги были подчёркнуты ручкой, встречались цифры. Было место, где оказался подчёркнут дефис, примыкающий к букве «А». Парня ждала очередная головоломка.

— Ма! — обратился он к Екатерине Алексеевне. — Ты ведь любишь кроссворды разгадывать и ребусы разные… На, собери что-нибудь из этих обрывков. — Он кинул ей на стол четыре листа.

Екатерина Алексеевна поспешила надеть очки. Взяла листы в руки, ознакомилась.

— А что это? — Она оторвала от них взгляд.

— Да ребята с работы решили приколоться… Ждут, разгадаю я или нет. Даже не знаю, что они тут зашифровали.

Мать заинтересованно стала перебирать бумаги, опустилась на стул, положила рядом чистый листок, взяла ручку. Что-то написала, зачеркнула, сделала пометку… Кирилл не стал ей мешать и занялся другими делами. Через полчаса она его позвала.

— Карина Дроздова — это во-первых.

— Чего-о? — не понял Кирилл.

— По всей вероятности они зашифровали имя и адрес. Имя: Карина Дроздова, адрес: переулок Смирнова 37-А.

Юноша озадаченно принял из её рук листок, многократно исчёрканный, внизу которого был крупно написан итог.

— Ты в этом уверена? — спросил Кирилл.

— Да тут по-другому вряд ли чего соберёшь. Ну что тут ещё соберёшь? Я посмотрела: есть такой переулок и 37-А есть. А переулка Дроздова, если Карина — Смирнова, не существует.

Парень посеменил в свою комнату, уставившись в лист. «Спасибо, ма!» — запоздало вылетело из комнаты.

Кто такая эта Карина Дроздова, думал Кирилл, заложив под голову руки. При чём тут она? Надо спросить у Инги, может та о ней знает. Но Инга, как оказалось, впервые слышала это имя и адрес, и понятия не имела, что этой выходкой хотел донести Нунэ. «Заколебал…» — проворчал Кирилл адресованное Призраку, когда закончил беседовать с Ингой.

В понедельник Кирилл отработал, беспрестанно думая о наводке Призрака, и выдвинулся на загадочный адрес. Навигатор привёл его в частный сектор. Дом с приставкой «А» нашёлся — это была вторая половина дома 37. В машине он думал, что скажет когда откроют дверь. Говорить особо было нечего. Разумеется, демонстрировать ребусы на листах у него и в мыслях не было — в таком случае дверь перед ним захлопнется ещё не открывшись.

На звонок, устроенный возле калитки, отреагировала девушка, совсем юная, лет восемнадцати, она появилась на пороге, удивлённо вытянув шею. Девушка была худенькой, можно сказать, миниатюрной, с вытянутым бледным овалом лица и прямыми короткими тёмными волосами, с чёлкой, под которой прятались брови. Вид у неё казался болезненным, будто она давно не выходила на улицу и давно не появлялась на солнце.

— Вам кого? — спросила она.

— Мне нужна Карина Дроздова.

Девушка не двинулась с места, однако согласилась, что она и есть Карина. Кирилл в душе обрадовался: значит мать всё-таки верно истолковала шифр, состряпанный Призраком, и значит тому что-то нужно по этому адресу. Правда, впускать незнакомого парня девушка явно не собиралась, даже к калитке не подошла, ведя беседу на расстоянии.

— Вам знаком Иконников Фёдор Алексеевич? — приступил Кирилл к более тщательным расспросам. Карина задумалась, затем помотала головой ответив, что впервые слышит эту фамилию.

— Вообще не знаете никого с такой фамилией?

— Нет, — подтвердила девушка.

Вопросы закончились. Этот шкодник Нунэ поставил парня в неловкое положение. Он хотя бы черканул ещё каких-нибудь подсказок, к примеру: что может быть общего у этого ангела Карины с костлявым чёртом Нунэ?

— Вам ни о чём не говорит село Никольское? — поинтересовался Кирилл.

— Нет.

— А Студёные Выселки? — На этом вопросе она застопорилась. Слово «нет» Кирилл больше не услышал.

— А почему вы задаёте все эти вопросы? — В её голосе появилось волнение.

Кирилл сообразил, что ответить:

— Я разыскиваю одного пропавшего человека.

Дроздова подошла и открыла калитку, молча постояла, изучая парня, посторонилась.

— Заходите.

Повела она его не в дом, а в беседку с крышей из синего поликарбоната, стоящую перед окнами. Предложила пройти внутрь. В центре беседки был вмонтирован круглый стол, а вокруг — скамейки в форме пятиугольника. На столе стояла ваза с букетом из разных садовых цветов, растущих и на земле в том числе вокруг беседки.

— А кого вы ищете? — спросила она. — А сами вы кто?

— Я — детектив на добровольных началах. А кого ищу… Давайте по порядку. Значит вам знакома деревня Студёные Выселки?

Девушка начала изучать свои пальцы с очень короткими ногтями и обкусывать губы. Она немного насупилась. Вблизи она казалась более бледной, видно почти не ела.

— Я теперь совершеннолетняя и могу сама решать: где мне жить и с кем мне жить.

Кирилл от неожиданности открыл рот.

— Рад за вас. Только какое это имеет отношение к… к… — Парень запнулся.

— Пусть отец вас больше не присылает. Я уже всё решила. И менять ничего не собираюсь!

«Ну Призрак… — подумал Кирилл, — как мне хочется тебе врезать! Зря я отговорил Ингу от изгнания, надо было тебя отправить обратно. Вовлёк меня в какие-то… семейные драмы, а мне теперь расхлёбывай. Ладно бы знать суть дела, а то… сижу тут, как осёл, не знаю, что говорить».

— Кто ваш отец? Как его зовут?

Девушка резко подняла глаза, прервав своё занятие.

— Дроздов Валентин Ильич… — произнесла она с сомнением.

— Он проживает в Студёных Выселках?

— Сейчас — нет, дед проживает. — Она отвечала теряясь.

— А есть фотография отца или деда? — Кирилл подумал: может он видел кого-то из них, когда приезжал в Студёные Выселки.

— Альбом целый есть. — Карина, не дожидаясь просьбы, сама пошла в дом и притащила старый коричневый фотоальбом, в котором фотографии были вставлены в уголки, как делали раньше. На первой же странице открылись чёрно-белые пожелтевшие фото, а совсем маленькие со скошенным уголком, просто заложенные в альбом, чуть не высыпались на стол.

— Здесь начинается со старых… — Она взяла толстую пачку страниц и хотела сразу отмотать пол альбома. — Сейчас я покажу посвежее.

— Не, не, не! — Кирилл остановил её руку. — Я хочу всё посмотреть.

Первые фото ни о чём не говорили: люди на них были совершенно ему не знакомы, одетые в стиле семидесятых, либо восьмидесятых, но дальше парень отклонился несколько назад распознав на фотографиях знакомые ему места Студёных Выселок. Он узнал магазин, за годы почти не изменившийся, разве что дверь поставили другую, узнал перекрёсток с домом Ивана Ивановича — пристройки у него тогда не было. Пригляделся к людям возле колясочного мотоцикла.

— Иван Иваныч! — вырвался у него радостный вопль. В лице одного юноши лет двадцати пяти он усмотрел знакомые черты, тот позировал вместе с парнями, одетыми в простые рубашки с закатанными рукавами. Их лица были настолько светящимися в отличии от лиц нынешних людей, загруженных мыслями об эпидемии вируса.

Дальше пошли фотографии на фоне конюшен, и Кирилл посерьёзнел. Затаив дыхание он разглядывал знакомые вне всяких сомнений продолговатые постройки, целые и невредимые. Кругом вместо зарослей была сплошная гладь, как на футбольном поле — никакой беспорядочно растущей травы, только копны сена, заготовленные на корм. На переднем плане он видел двух подростков, держащих под узду лошадей.

— Вот мой отец! — Девушка ткнула в одного из них пальцем.

Кирилл на нём сосредоточился, но его веснушчатое лицо никого не напоминало. Он перевёл взгляд на друга, стоящего рядом, по коже пронеслась дрожь — это был юный Владимир Фёдорович, сын Призрака. Дальше были ещё фотографии, больше всего Кирилла интересовали те, где мелькали лошади. На одной из них он увидел мужчину, оседлавшего коня — а вот и ты, Фёдор Алексеевич, человек-волк, легенда Студёных Выселок.

Девушка наблюдала за реакцией Кирилла взволнованно, предложила чаю — гость не отказался. Когда она выставляла на столик чашки, заглянула в альбом, чтобы узнать — кто интересует гостя в данный момент, ткнула пальцем ещё в одну фотографию.

— А это дед. — На снимке стояла семья: женщина обнимала за шею того же веснушчатого парня, рядом с ними щурился мужчина в пиджаке и кепке.

Кирилл перелистнул несколько страниц обратно, отыскал фотографию Иконникова на лошади.

— А этот человек кто такой?

Карина пожала плечами, сказала, что кроме отца, матери, дедов и бабушек в этом альбоме никого не знает. «Мама умерла в прошлом году, осенью», — добавила она. Кирилл на неё уставился, затем спохватился и принёс свои соболезнования.

— А похоронили её где?

— В Выселках. Мама тоже оттуда родом.

«Та-ак, клубок всё запутаннее… — подумал парень, продолжительно выдохнув. — Разрази тебя гром, Призрак, с твоими головоломками! Будто мне больше заняться нечем, как сидеть и гадать: что же за всем этим скрывается? А в арсенале один фотоальбом, да адрес, где живёт какая-то сирота».

— Так что ты там говорила про совершеннолетие? — Он незаметно перешёл на «ты».

— Я сначала подумала, что вас подослал отец. Мои родители развелись восемь лет назад и всё это время меня делили. Отец даже похищал меня, а полиция возвращала. В последний раз он меня с температурой тащил по морозу, и я надолго слегла с пневмонией. Мама его ненавидела — все говорили, что между ними кошка пробежала, как отворот сделали — насколько внезапно она его вычеркнула из жизни.

— И не сказала — почему?

— Я у неё спрашивала: за что она так невзлюбила отца, а она отвечала, что узнала кое-что о нём плохое, но не скажет. Обещала рассказать когда-нибудь в будущем и не успела — теперь эта тайна похоронена вместе с ней. — Карина нервно переминала свои фаланги, отчего те становились пунцовыми. — После маминых похорон отец стал наведываться сюда. Но если бы он просто в гости ходил, а то требует, чтобы я к нему переехала, будто я маленькая и не могу о себе позаботиться… Но я не хочу. За восемь лет я так привыкла к этому дому, мне здесь нравится. Скоро мой парень вернётся из армии… Какой смысл мне переезжать?

Воцарилось молчание, которое сопровождалось тихим перелистыванием страниц. Девушка вернулась к проблемам гостя:

— А кто у вас пропал, вы так и не сказали?

Кириллу надо было что-то придумать. Назадавать вопросов и уйти так ничего и не объяснив было в высшей степени неучтиво, особенно по отношению к несчастной сироте, и без того обеспокоенной его визитом.

— А вот который… который на коне! Правда, он сейчас по-другому выглядит: исхудал, скрючился… Появились заскоки. — Кирилл покрутил у виска указательным пальцем. — К лошадям снова почувствовал тягу — он раньше конюхом работал и теперь пытается завести себе личного коня.

— А-а, тогда понятно. Может у него болезнь Альцгеймера?

— И не только! Он может начать выть по-волчьи — спрячется под окнами и завывает, может подкрасться ночью в темноте, когда ты спишь, напугать до полусмерти… Нависнет прямо над тобой, а у тебя душа в пятки уходит…

Девушка внимательно слушала с серьёзным видом.

— И давно он пропал?

— Дня три… — Парень прижал к шее плечи, будто сомневался. — Или около того.

— Давайте сделаем так: вы оставьте мне свой номер, вдруг я что узнаю.

На том и порешали.

Кирилл вернулся домой не в себе, сразу доложил обо всём Инге. Он переслал ей несколько снимков, что ему удалось нащёлкать. Екатерина Алексеевна была на работе, поэтому он разговаривал смело, моментами эмоционально и достаточно долго. Ингу удивляло, что отец этой девочки, на которую указал Нунэ, дружил с Иконниковым-младшим, с которым её теперь многое связывало. Решено было поставить того в известность.

Но результата разговора Инги с Владимиром Кирилл так и не дождался, что сильно его расстроило. «Я делюсь каждый раз всякой информацией, — думал он, — а они постоянно от меня что-то скрывают и шепчутся».

При первой возможности он высказал Инге своё недовольство, однако та ему сообщила, что Владимир Фёдорович не захотел вообще ничего обсуждать и сразу замкнулся. Сначала Кирилл ей не верил, зная, что с «изобретением» призраков она научилась врать профессионально, ради дела, только в разговоре чувствовалось, что для самой Инги появление семьи Дроздовых добавляло лишних проблем, история и без них была слишком запутанной. К концу разговора он начал ей верить.

После встречи с Кариной прошло четыре дня. Она неожиданно позвонила сама. Кирилл не ожидал услышать от неё что-то дельное, так как наплёл ей с три короба про какого-то беглеца с болезнью Альцгеймера, который на самом деле такой болезнью не страдал, и одна часть которого давно лежала в могиле, а другая писала шифры. Первым делом девушка поинтересовалась, не объявился ли тот «старичок», затем ошарашила:

— Я поговорила о нём со своим отцом… И после этого у отца случился приступ. Его увезла скорая.

Ничего не понимающий Кирилл потерял дар речи, а когда пришёл в себя попросил её рассказать подробно об этом разговоре. Карина начала с конца — о том, как отец побледнел после её слов, затем отцу стало плохо, и девушка вызвала скорую.

— Что ты ему сказала?

— Я достала из альбома фотку. Говорю: этого дядьку у нас разыскивал детектив. Рассказала про то, что пропавший работал конюхом. Что он убежал из Студёных Выселок, что воет по-волчьи, а по ночам может тихо подкрасться к спящему, схватить за руку и у того душа в пятки… А зовут его… — она заговорила вполголоса, — Иконников Фёдор Алексеевич.

«Что я наделал! — подумал парень. — Я перепугал её отца сам того не желая. Зачем я ей наплёл про сбежавшего сумасшедшего? Каким впечатлительным оказался её отец… Но я же не знал, во что это выльется, я только поддерживал беседу. А вдруг он не выкарабкается?»

— У твоего отца слабое здоровье? — продолжал допытываться Кирилл.

— У моего отца всегда было крепкое здоровье, непрошибаемое.

Все последующие дни Кирилл ходил сам не свой, его терзали угрызения совести. Но одна хорошая новость порадовала: Призрак объявился. Инга позвонила сама, рассказала, что Нунэ появился в курином вольере и сидит швыряет зерно как ни в чём не бывало. Вернулся один, без коня. На претензии со стороны Инги никак не реагирует, даже не поворачивает головы.

У Кирилла в компьютере появилась схема из квадратов, которые он заполнял словами, а некоторые соединял между собою линиями. Слово «Призрак» соединялось со словом «Конь», слово «Конь» соединялось со «Студёными Выселками», «Выселки» соединялись с «Кариной», над «Кариной» висел квадрат со словом «Дроздов», к «Дроздову» примыкал «Владимир», «Владимир» соединялся по кругу с «Призраком». Схема превратилась в паучью сеть. Кирилл распсиховался и свернул окно. Он мог бы обратиться к своему детективу, что он обычно делал в запутанных случаях, но тогда он должен будет поведать Корнееву и про железного коня. Он даже представил тот взгляд, с которым Корнеев на него уставится. Нет, детектив отпадал.

В субботу Кирилл отправился на место предполагаемых событий, в Студёные Выселки. Он решил опросить всякий разный народ, может кто чего знает, где-то слышал… С Корнеевым он не смог бы говорить о слухах мистического характера — подобные разговоры не вписались бы в механизмы расследования детектива, находящегося в здравом рассудке, а деревенский народ с удовольствием перетрёт байки на потустороннюю тему, и кто знает, среди них могут оказаться такие байки, которые возникли на основе не домыслов, а реальных событий.

В летние месяцы деревня оживлялась. У недостроенного дома рабочие крутили оранжевую бетономешалку, шлёпали цемент лопатой, тащили вёдра. Пацаньё оседлало велик, тот наворачивал восьмёрки, еле передвигаясь. Возле некоторых домов пестрили цветы, увивающие арки, беседки, заборы… Кирилл держал курс на конюшни. Для того, чтобы добраться туда другой дорогой, ведущей через дубраву, он катился по центральной улице, выглядывая повороты. Один такой поворот привлёк его внимание: в глубине уже виднелся лес. Юноша свернул и поехал по лесному туннелю. Он не ошибся: вскоре перед ним открылось баранье стадо, пасущееся на равнине. Парень припарковался. Днём здесь было совсем не страшно, а поначалу он думал, что больше ни за что сюда не вернётся. Он хлопнул дверцей машины — Николаич его заметил. В руках у Кирилла не было ничего, и отмазка про съёмку пейзажей сейчас бы не прокатила. Но Николаич был одним из тех, кто ежедневно отирался в месте возможных событий и его обязательно надо было допросить. Мужчина был пожилым, наверняка заставшим то время.

— Здрасьте!

Кирилл начал не спеша пробираться к стаду по колючим обглоданным стеблям. На него уставились все: пастух, собака и каждая баранья особь. Собака совершила несколько кругов, разнюхивая и принюхиваясь. Парень остановился неподалёку, откуда можно было бы нормально вести разговор.

— Жарковато сегодня…

Начало беседы было положено — Николаич согласился, что жарковато, ещё добавил: «Парит обычно к дождю».

— Вы — коренной студенец, в смысле высельчанин? — Кирилл увяз в терминах. Но мужчина прекрасно его понял.

— Коренной. Всю жизнь здесь живу, сколько себя помню.

Парень ломал голову: что бы такое придумать. Он уже отметился в этом селе айтишником, побывал производителем надгробий — здесь он припомнил бабку с кладбища и подумал: не дай бог её встретить. Всё это сейчас не годилось. Зоотехник из него бы вышел тоже никудышный — какой зоотехник будет шарахаться от овец и держаться на расстоянии? О! Придумал! Мистический фольклор!

— Я собираю восточно-европейский мистический фольклор, делаю фотографии старых мест, где люди сталкивались с привидениями, или что-то слышали… Я веду блог, а тема блога… э-э-э… «Призраки деревень»! Говорят, в ваших местах тоже много чего происходило… — Интерес во взгляде Николаича возрос. — А вы что-нибудь можете рассказать интересного?

— Про привидения? — Мужчина потупился.

Кирилл уже решил, что рассказать тому нечего, но тут Николаич ошеломил:

— Я уже настолько привык к ним… Даже не знаю с какого случая начать!

— Подождите! — Парень засуетился. — Я буду записывать. — Он достал телефон. Хотел включить диктофон, но понял, что, учитывая расстояние, записи толком не получится, а через овец он к Николаичу протискиваться не собирался. Тогда он решил делать заметки.

Николаич обнялся с посохом, приготовившись к повествованию.

— По нашей деревне ходят разные слухи… Вот, например, про девчонку эту, Оксан Михалнину дочь…

— Про эту я слышал.

— А, ну тогда про-о… конюха, Федьку Иконникова!

— Во-во-во! Про него давайте!

— Ну что тебе рассказать… Появляется шельмец то там, то сям. Его давно схоронили, и с тех пор люди повидали всякого, что указывало бы на присутствие его неупокоенного духа. Было дело… на его могиле сидела какая-то чертовщина — люди видели. — По идее Кирилл услышав такое должен был выпучить от страха глаза, а он надулся от злости.

— Про дом его без окон и дверей вообще можно говорить нескончаемо! — продолжал пастух. — Люди бояться к нему приближаться — говорят и среди бела дня что-то видели, возле дома этого. А ночью слышно, как он там подвывает… — Пастух почесался. — Меня предупреждают, мол, Николаич, ты поменьше крутись у конюшен, паси своё стадо где-нибудь в другом месте!..

— А что на конюшнях? Видели чего?

— Я ничего не видел и не слышал… Но люди говорят, будто по ночам тут призрак коня его ошивается… Был у него конь — матёрый такой, гнедой, по кличке Марс. А какой конь может тут бегать, если ночью они все стоят в стойле? Однако несколько человек божились, что от конюшен доносилось ржание и слышался топот. Я молодым был, но хорошо помню, когда с ним случилась трагедия, с Иконниковым, — вот конь его и убил.

Собиратель восточно-европейского фольклора призадумался. Получалось, что Нунэ спроектировал собственного убийцу, только почему-то наделил его такими способностями, которые его прототипу и не снились.

— А семья Дрозовых? Какое она имеет к нему отношение? — Кирилл посчитал нужным добавить к расспросам семью, вызывающую у него интерес — вдруг что-то выяснится.

— А-а-а, вон ты о ком вспомнил! Они с Дроздом, со стариком — во-о-он там он живёт за этим лесом, — показал на лес, — были лютыми врагами, а вот сыновья их наоборот дружили не разлей вода. Дрозд злился по страшному, как только он не пытался отвадить своего Вальку от Иконниковского Володьки, но тот ни в какую — уж такая крепкая дружба была у ребят.

— А потом?

— Потом… Потом Иконников с лошади упал. И что самое интересное… Дрозды, сын с отцом, позвали людей на помощь. Правда, было уже поздно — насмерть зашибся.

Кирилл перестал записывать. Николаич прикрикнул на пса, который пытался приставить пыльные лапы к модной одежде горожанина; пёс по приказу отбежал подальше. Овцы заблеяли, видимо приняли ор хозяина на свой счёт. Кирилл думал о том, что по приезду ему придётся рисовать новые квадраты, и связующие линии между ними придётся выкладывать ещё и ещё, иными словами, каждое имя имело связь с каждым другим именем.

— А про Людочку чего не интересуешься? — вдруг спросил Николаич.

— Про какую Людочку?

— А-а… Шерше ля фам! Была у нас на деревне такая Людочка, первая красавица. Какая у них с Володькой Иконниковым любовь разыгралась! А после того, как Володьку увезли в город, после смерти его отца, она стала встречаться с Дроздовым Валькой. Встречались, расставались, в конце концов поженились. Дочь родилась, хоть и поздняя. А не так давно Людочка умерла, и говорят… возле её могилы тоже неспокойно — привидение бродит. — Николаич вылупил глаза и пояснил: — Людочкино привидение.

Пастух порассказал ещё кучу небылиц, но они были далеки от интересующей Кирилла темы: про какого-то рыбака-утопленника, про местную ведьму, давно уехавшую в неизвестном направлении и про лешего, заблудившего в лесу его деверя. Затем собиратель мистических историй отправился на развалины конюшней, осмотрелся — с того момента ничего не изменилось. Он вернулся к машине. Объехал село и припарковался у ветхого дома Иконниковых. С опаской зашёл внутрь. Автомобиль, отобранный у Яны, куда-то исчез. Железного коня Призрак тоже хранил не здесь, и никакого склада тут не было. Кирилл собирался и Ивана Ивановича навестить, а заодно порасспросить: не случалось ли новых странностей в Студёных Выселках, но вдруг позвонила Карина и сообщила, что отца уже выписали. А часа через два отец приедет к ней, и она не знает как себя с ним вести: отец снова начал выдвигать требования, чтобы она переехала к нему. Девушка боялась вступать с ним в спор после приступа, а тот начал манипулировать дочерью, при случае упоминая свою хворь и полагая, что уж теперь-то Карина уступит. В завершении она расплакалась.

— Успокойся, — сказал Кирилл. — Я скоро приеду и сам с ним поговорю. — Девушка обрадовалась проявленному участию. Похоже после смерти матери защитить её стало некому.

В этот раз они не стали размещаться в беседке, потому что поднялся шквалистый ветер и влил дождь — Карина предложила пройти в дом. Принадлежащая ей половина дома высотой в один этаж имела всего два окна со стороны проезжей части, но изнутри дом оказался куда просторнее, так как в глубину был больше. Он начинался с двух прихожих, затем шла просторная кухня, а из неё две комнаты. Правда стиль интерьера был сплошной эклектикой: в доме стояла мебель из разных поколений, начиная от облезлого трельяжа советских времён, заканчивая великолепным кожаным креслом для работы за компьютером. Кирилл всё время о чём-то думал, погружаясь глубоко в мысли. Девушка несколько раз его одёргивала, так как он с первого раза не слышал её вопросов.

Наконец прибыл Валентин Ильич — на пороге кухни, в которой молодые люди пили чай, возник человек с рыжими волосами и конопатыми щеками. Он недобро покосился на незнакомого парня, не подходящего дочери по возрасту. Сурово посмотрел на неё, взгляд его говорил: зачем впускаешь в дом посторонних? И будто начал ждать объяснений — что делает этот тип в доме дочери. Кирилл не стал затягивать с разъяснениями. К большому удивлению Карины он заговорил вовсе не о её свободе и совершеннолетии, а о других, причём очень странных вещах:

— Я знаю, что сделал ваш отец. Потому как всё тайное становится явным, и не важно, сколько миновало лет. — В лице Дроздова не возникло ни капли удивления, хотя Кирилл говорил загадками. Зато испуг появился.

Валентин Ильич произнёс только одно:

— Выйди, Карина!

Девушка растерялась, но послушалась и удалилась в свою комнату, закрыв за собою дверь. Дроздов молчал, пристально и хмуро пялясь на незнакомца. Кирилл продолжал:

— Ваш отец и Фёдор Иконников враждовали, а ваша дружба с его сыном не давала ему покоя. Не знаю — это ли стало причиной, но он пошёл на преступление — решил навсегда от него избавиться. Это не Иконников ударился головою о камень… А камень ударил его голову.

Кирилл рисковал выдвигая подобные обвинения, но именно таким, жёстким образом он собрался выудить информацию о старшем Дроздове. Он был уверен, что тут не обошлось без преступления — неспроста же Призрак его сюда привёл. Вспомнив про Нунэ, Кирилл предположил, что тот наверняка успел побеспокоить семью своего недруга и хорошенько напугать своими фокусами, тогда парень заговорил так, будто ему известно и об этих излюбленных методах воздействия на людей:

— Вы же его видели, мертвеца?.. Наверняка слышали ржание его дьявольского коня… А я даже видел этого коня, он гнался за мной — нет более жуткого зрелища. Эти призраки не дадут вам покоя, пока вы не сознаетесь. Сколько можно носить в себе эту тайну? Вот и здоровье поэтому ухудшилось… Сознайтесь, и вам полегчает.

Валентин Ильич выслушал, не спеша пересёк кухню и присел на стул. Он молчал, а Кирилл больше не торопил и не подгонял к каким-либо действиям. Вдруг мужчина уронил руки на колени, сожмурил глаза, и тряхнул головой. Он запищал, расплакался, как пацанёнок, при этом он что-то забормотал несуразное. В процессе накатившей на него истерики он отмахивался, утирал лицо, выдыхал тяжко, глядя в окно и покачивал головой, словно бычок. Когда тот успокоился, Кирилл смог разобрать следующее:

— Я не хотел… не хотел этого делать… Он говорит мне: кинь в него камень! А я, дурак, взял и кинул. Я не хотел… Мне было всего шестнадцать, молодой был, глупый, мы рассорились с Володькой из-за Людки, нравилась она мне… А я взял и швырнул. Послушал, дурак, отца. И зачем я это сделал, не понимаю… Не понимаю, как меня угораздило… Затмение какое-то на меня нашло.

Кирилл взял перевёрнутый стакан, налил воды из крана и поставил на стол перед Валентином Ильичом.

— Вас отец подговорил? — доверительно спросил юноша.

— Мы услышали, как он скачет, зашли в кусты… Отец дал камень, говорит: кинь! А я, дурак, кинул в него сзади. И тот свалился с лошади.

Валентин Ильич прикрыл ладонью веки, вдавил в глазницы пальцами, покачивая головой. Затем схватил стакан, жадно выпил до дна, вытер губы и продолжал:

— Отец к нему подошёл, склонился, подправил всё так, будто тот сам о камень ударился при падении, будто конь его сбросил. А потом мы сказали, что видели, как было дело, сказали, что конь его скинул. — Он всхлипнул, прикрыл рот и глухо заговорил: — Отец приказал мне помалкивать строго настрого, сказал, что не думал будто я попаду.

Оба продолжительно молчали. Мужчина смотрел на пустой стакан потерянно, расстроенно, Кирилл уставился в стол и долго думал. Карина не появлялась — может нашла себе занятие, а может не хотела прерывать важную для неё тему: обещание, данное Кириллом, что тот убедит отца оставить её в покое.

Валентин Ильич тяжело вздохнул.

— Вот я и исповедовался, снял, так сказать, камень с души.

— Вы правильно сделали.

— Только Карине об этом лучше не знать, ей и так досталось… Рассказал как-то пьяный Людмиле, уж очень хотелось выговориться, а она, когда услышала, прокляла меня — и за камень, и за то, что я их с Володькой разбил. Она сказала, что за Володьку замуж собиралась, а не за меня. Вот мы с ней и разошлись… Устроили на глазах ребёнка чёрт знает что.

— Я не стану говорить Карине, — пообещал Кирилл. — Но только при условии, что вы перестанете на неё наседать со своим переездом. Ей лучше одной, спокойнее.

Валентин Ильич покачал головой соглашаясь. Теперь он изучал Кирилла более тщательно. Изучив отвернулся к окну, начал рассматривать ливневые потоки, стекающие по стеклу, произнёс мысли вслух:

— Детектив, значит…

После очередного молчания, сопровождавшегося шумом дождя, мужчина решил выяснить:

— И что со мною будет? Посадите?

Кирилл развёл руками, давая понять, что это не в его юрисдикции. Затем подумал и изложил новую мысль:

— Теперь очередь за вашим отцом. Ведь он уже стар? Как умирать собирается? Не исповедовавшись?

— Что правда, то правда…

— Поедемте к нему? — Кирилл сказал, а сам подумал: зачем предложил, только что приехал оттуда и опять туда ехать. Тут он прикинул: всё равно первостепенным убийцей остаётся Дроздов-старший, ведь и идея принадлежала ему, да ещё сыну руки в крови вымарал… Надо ехать. Призрак не успокоится, пока эта история не разрешится до конца. Парень изучил его характер — на пол дороги тот не останавливался.

Карина недоумевала: куда вдруг засобирались эти двое? Отец её успокоил, сказал, что в деревню, ненадолго, по делам. Решили добираться по-отдельности: Кирилл не доверял этому типу, а тип заявил, что привык ездить на своей машине. Оба завели двигатели и тронулись в путь.

Кирилл всё время тревожился. Посчитал, что Карине и вправду лучше не отравлять жизнь такой информацией об отце и деде, а вот Иконников-младший всю жизнь жил в неведении и боролся со своими «призраками» — эму-то как раз стоит знать правду. Он набрал Инге. Она не отвечала, что было неудивительно. Тогда он наговорил голосовое сообщение: «Позвони Владимиру Фёдоровичу, скажи, что, если он сейчас приедет в Студёные Выселки в дом Дроздовых, то узнает правду о смерти своего отца». Немного подумав он вспомнил о собственной безопасности, о том, что он по сути был единственным носителем тайны, не считая убийц и покойников, тогда он наговорил ещё одно голосовое сообщение, акцентировав внимание, что оно предназначено только для неё, где пересказал весь разговор с Дроздовым-младшим.

Ниссан Валентина Ильича уже стоял возле дома — белого кирпичного дома с выцветшей голубой крышей, который тот подробно обрисовал, но Кирилл всё равно плутал по деревне — по этой причине и припозднился. Начинались сумерки. Дождя уже не было — в Выселках он видимо прошёл не сильно, потому что не скопилось луж, лишь сырая земля чернела повсюду. Кирилл не успел выйти из машины, как услышал звонок — Инга звонила не первый раз: парень в пути не слышал. Та сразу набросилась на него: «Во что ты ввязался?» Но Кирилл был непреклонен, он сказал, что доведёт дело Призрака до конца, и что Инга с Иконниковым-младшим сами виноваты: к происходящим событиям привела их скрытность и безучастность. Инга сказала, что Владимир давно туда выехал.

Кирилл оглядывал дом, стоя у калитки и не решался войти. В дверях появился Валентин Ильич, всё такой же расстроенный, уставился на него, спросил: почему не заходит.

— Вы ему рассказали? — Кирилл открыл калитку.

— Отца дома нет. Должен скоро прийти.

В доме было неуютно — старик Дроздов здесь жил один. Свою бабку он похоронил вот уже лет как шесть. На плите стояли пригорелые сковороды и кастрюли, пол был затоптан следами от сапог, на подоконнике — вялый цветок, бальзамин, политый в последний раз может с месяца два назад. Кругом одна пыль, занавески давно не стирались. Покапывал неисправный смеситель. Воняло мышиным помётом и разным старьём.

— Подождём… — устало произнёс Валентин Ильич, присаживаясь на скамью. Он и здесь начал смотреть в окно.

Послышались шаги, ударяющие о порог, и в дом вошёл старик с выставленным вперёд щетинистым подбородком. На нём было странное одеяние: малиновый свитер, поверх него серый халат из категории спецодежды, на халат была надета куртка с отрезанными наполовину рукавами. Обут он был в резиновые сапоги болотного цвета, тоже прошедшие своеобразную модификацию — верхняя часть голенищ у них была срезана, а по кругу в районе щиколоток в них были продеты стягивающие бельевые верёвки, завязанные спереди бантами: сапоги ему были явно велики и не сваливались только благодаря ей.

Старик зыркнул на незнакомца, а увидев сына завопил:

— Приехал? Мог бы вообще не приезжать! Профукал домкрат?! Говорил: не давай — не вернёт! — Он начал стягивать с себя куртку с растрепавшимися срезами. — Говорил тебе: не давай Кулибину разбирать мотоблок, говорил: доломает! Э-эх, дурында! Тебя бы этим мотоблоком да по твоей безмозглой башке!

Сын стоял, как оплёванный, но отчитывали его при посторонних видно не впервой.

— А это кого ты привёл?! Хо-одют тут всякие… — Старик склонился над кастрюлей, стоящей на подоконнике, зачерпнул кружкой, испил, жадно глотая и издавая громкое глыканье.

— Бать! — Валентин Ильич не решался начать. — Бать, тут хотят, чтобы ты покаялся…

— Чего?! — Старик резко обернулся. — Кому это я тут должен каяться?! — Он подошёл, вглядываясь Кириллу в лицо. — Ему? И какого кляпа я должен каяться?! Мне не в чем каяться!

— Бать!

— Я попробую сам, — вмешался Кирилл. — Илья… как вас по отчеству?

— Лукич! — Дроздовы ответили разом.

— Илья Лукич… пришло время… — Кирилл поискал в голове мысли. — Он часто вас посещает? Призрак Иконникова. — Дроздов-старший сразу побледнел, но сместил взгляд на сына будто не понимает.

— Бать, Волк к тебе часто ходит? — перевёл слова парня Валентин Ильич. Затем он понял, что от отца ничего не добьёшься, так как при упоминании о Волке у того, по всей видимости, немел язык.

— Завывал тут под окнами… — начал выкладывать Валентин Ильич. — Раз пять или шесть, как отец говорит… Было дело, в окне голова поднялась на фоне ночного неба, чёрная, и лицо всё чёрное. В кладовке вон в той гремел, у сараев двери срывал с петель, закрыл один раз отца в погребе, но он сумел выбраться. А ещё… мы были в шоке… картошка, недавно выкопанная, за одну ночь вся проросла. Из каждого глазка вылез вот такенный росток! — Он показал разведя два указательных пальца.

— Захлопни варежку!!! — разозлился отец.

— Илья Лукич! — Кирилл решил брать быка за рога. — Это он мстит вам за свою гибель, за то, что вы его убили, пусть руками сына, но это вы его убили.

— Бать, я рассказал как было дело… — Валентин Ильич свесил голову.

Дроздов-старший кинул на сына взбешённый взгляд, оторвал от стены жердь, служившую опорой для полки с утварью — та перекосилась, и утварь по ней дружно поехала, с грохотом ссыпаясь в раковину. Отец начал его лупить, покрикивая поучительные наставления. Валентин Ильич закрылся руками, было видно насколько он боится отца, иначе вырвал бы палку из его дряхлых ручонок без промедления, поэтому удары на него рушились и рушились. Когда на помощь пришёл Кирилл, попытавшийся отобрать палку, старик переключился на него и начал колотить парня, выкрикивая в ярости нелепые ругательства. Он замахнулся в очередной раз, но кто-то крепко схватил за палку. Дроздов-старший поднял глаза: на пороге стоял Владимир.

В заварушке никто не заметил, как он вошел, никто не услышал подъехавшей машины. Невзирая на пройденные десятилетия, старик признал его: возмужалого, состоявшегося и солидного. Владимир смотрел на врага сурово — по этому взгляду Кирилл догадался, что Инга всё ему рассказала. Может это и к лучшему, не придётся самому тратить время на объяснения.

От этого ненавидящего взгляда Илья Лукич заметно просел, он больше не размахивал кулаками, не выкрикивал оскорбления, он вдруг стал ничтожным и суетным. Подленькое выражение куда-то исчезло, он стыдливо отвёл глаза, отошедши в сторону, обернулся через плечо в ожидании неминуемого наказания.

Владимир не двинулся с места, продолжая внимательно следить за стариком. Тот не нашёл, что сказать, высокомерные реплики себя исчерпали. Зато заговорил Валентин Ильич:

— Здравствуй, Володь! — Он вышел из мрачного угла, чем перевёл внимание на себя. — Давненько не виделись…

Иконников-младший будто забыл о главном злодее, под шумок громыхавшем у плиты, якобы у него появились дела, теперь нежданный гость встретился взглядом, таким же пытливым, с другом детства. Старые товарищи, гордившиеся когда-то крепкой дружбой, верящие, что ничто на свете не может её разорвать, не сводили друг с друга глаз. Валентин Ильич подошёл ещё ближе переминаясь, держась за пострадавшее плечо. Он выставил себя ответственным за обоих — за себя и своего отца.

— Готов понести любое наказание… — промямлил он, опустив глаза в пол. — Видит бог, я не хотел. Клянусь, не хотел! — Вошедший молчал. — Мне бы только Каринке набрать, сказать, чтоб вещи привезла… Я напишу чистосердечное. Всё напишу!

Владимир внимательно выслушал, похлопал по плечу давнего друга и развернулся к выходу.

— Поехали, Кирилл! — сдержанно сказал он и направился к двери. Юноша двинулся следом, не сводя внимательного взгляда с остающихся. Он так же потирал зашибленные места.

Иконников уже вышел на улицу, когда Валентин Ильич вдруг крикнул вслед:

— А Людмилка-то умерла! Слышал? Людмилка-то умерла! — Тот остановился. Оборачиваться не стал. Подумал и пошёл дальше к калитке.

За ограждением выстроились три автомобиля, что для деревни было многовато и непривычно. На другой стороне улицы собрались местные бабки — вытянув шеи и поглядывая на владения Дрозда, они обсуждали варианты повышенной активности возле дома «выжившего из ума ирода, по которому тюрьма плачет», как долетело до ушей двоих покидавших эти странные места, где без сомнений удастся собрать отменный материал на тему мистического фольклора.