Отделённые [Нико Кнави] (fb2) читать онлайн

Нико Кнави Во имя рода людского. Отделённые Книга 1

Беги!

По узкой тропинке гнедой конь тащил тележку с тюками. На них сидела черноволосая девочка с жёлтым свёртком в руках, а рядом с телегой шли ещё несколько человек. Все были похожи: черноволосые, черноглазые, рослые как на подбор. Семья.

Девочка развлекалась, сдувая летавшие в воздухе паутинки на голову мужчины, ведшего коня. Потом вдруг сморщилась и протянула свёрток высокой женщине, которая шла позади.

— Фу, мама, он напрудил в пелёнки.

Мать рассмеялась, глядя на гримасничающую дочь.

— Найди чистые, Фарха́ния, — сказала она, откидывая тяжёлые чёрные косы и забирая младенца.

Внезапно их маленький отряд накрыла волна воды и тут же ощерилась ледяными лезвиями. Коню снесло голову, телегу опрокинуло. Девочка оказалась на земле, чудом не сломав себе шею.

Миг — и всё смешалось: огонь и лёд, пыль и кровь, вопли и проклятия.

Фархания сидела, уставившись на труп перед собой: мужчину, который вёл коня, неожиданным ударом рассекло пополам.

— Папа… — беззвучно повторяла она.

— Фархания, беги! Забирай брата и уходи!

— Мама… — только и прошептала девочка.

Кровь… Столько крови…

— Беги!

Мать сунула ей в руки орущий свёрток. От него несло мочой.

Перед девочкой взметнулись чёрные косы, и через мгновение на месте матери оказалась огромная волчица. Она рыкнула и встряхнула дочь, схватив её зубами за плечо.

Та, наконец, очнулась. И сама превратилась в зверя. Не такого, как её мать, а гораздо меньше, с несуразно длинными ногами подросшего волчонка. Схватив зубами свёрток с братом, она помчалась в лес.

— Лови девчонку! — раздался крик, и за Фарханией кинулся один из нападавших.

Чёрная волчица бросилась ему наперерез. Прыжок — и клыки разорвали плохо защищённое горло. В тот же миг мохнатый бок матери пронзила сталь. Она уже не увидела, как дочь споткнулась — в неё попала стрела. Но малышка тут же вскочила и помчалась дальше.

Фархания бежала без оглядки. Ей слышались звуки погони и крики матери: «Беги, Фархания!». И она бежала. Ей было больно, но она бежала. До тех пор, пока силы не иссякли, а свёрток, что болтался в зубах, не стал мучительно тяжёлым. И только тогда маленькая волчица упала на землю.

* * *

Высокий мужчина осматривал место схватки. В лучах закатного солнца заклёпки на его доспехах, покрытых чёрной кожей, казались золотыми. На острие меча, опущенного к земле, застыла тёмная капля.

— Мастер!

Мастер бросил взгляд на небо и прищурился — ещё полчаса и солнце сядет. Девчонку уже не взять. Ей спрятаться в лесу легко, а найти её по запаху люди не смогут. Хотя, может, получится по следам крови или крику младенца? Но кому идти за ними?

— Мастер!

Он посмотрел на землю. Рядом лежал ещё живой солдат. Волчьи зубы разодрали ему руку до самой шеи, из распоротого живота чуть не вываливались внутренности. Нет, этого не спасти… Меч, минуту назад кромсавший волков, пронзил умиравшего.

— Мастер!

— Да, Шэ́квет, — отозвался наконец он.

— Что дальше?

Мастер не ответил. Сначала подошёл к Шэквету — юному пареньку, совсем мальчишке — и осмотрел его. Почти не ранен. Волчьи когти пропороли грубую куртку и оставили царапину от локтя до запястья. Глубокую, но всё же царапину. Пустяк. Мастер даже порадовался — мальчишка способный, было бы обидно потерять и его. Хороший парень.

Вокруг лежали чёрные волки вперемешку с трупами солдат. Мастер снова огляделся. Столько смертей… С кого теперь за это спросят? Нет сомнений — с него. Но он не будет молчать: надо лучше снаряжать отряды, которые отправляются за оборотнями. Ведь всем прекрасно известно, что те дерутся как дикие звери. Да они и есть звери.

Мастер посмотрел ещё раз на небо, отмахнулся от летящей паутинки.

— Давай сюда бинты, Шэквет. А потом осмотрим всех.

Часть I Что-то не так

Глава 1 Орочьи проблемы

Конец 1 месяца 524 года новой эпохи

Эйсге́йр Снежная Длань, рыцарь воды первого ранга, великий лорд Северных земель, читал доклад, сидя в своём кабинете. На большом столе из чёрного дерева лежала куча бумаг, но сейчас рыцарю было не до них.

Он читал доклад разведчиков и хмурился.

Командир группы, посланной под видом торговцев в орочьи земли, сообщал, что там неспокойно — три мелких тана с запада пришли в Драакзáн, орочью столицу. И не воинскими дружинами. А притащили с собой жён, детей, ценности, скарб… Словом, всё. Один из разведчиков слышал, как орки говорили о Тварях на западе. Но ведь Твари и должны быть на западе…

Эйсгейр отложил бумаги и в задумчивости постучал пальцами по столу.

Что-то явно не так.

Если Твари не совсем на правильном западе, то с чего вдруг выползли из Тёмных Чащ? Если это действительно они. Надо бы проверить. Но осторожно и не подвергая людей риску. Ладно бы лишь из-за Тварей, так ведь и орки могут добавить. Идти самому? Рыцарю первого ранга, даже если он будет совсем один, Твари вне Чащ не страшны. Орки тоже. Однако имелось маленькое «но»: согласно Драакзанскому пакту, заключённому около четырёхсот лет назад, Эйсгейр не имел права находиться в землях орков и оборотней.

Рыцарь вздохнул, пригладил светлую бороду, заплетённую в две косички, и снова беспокойно забарабанил по столу, глядя в огромное, во всю стену окно справа от него.

День выдался погожий, солнечный, какие редко бывают на севере в конце первого месяца весны. По ярко-голубому небу носились птицы — совсем недавно они вернулись с тёплого юга и теперь вовсю обустраивались в родных местах.

Эйсгейр смотрел в окно, но ничего не замечал, погружённый в раздумья.

Стоит ли вообще беспокоиться? Разве это его проблемы? Пусть орки сами разбираются. Но опыт восьмисот с лишним лет жизни говорил ему, что это странно. И оставлять без внимания — опасно.

«О́дрин, Ви́ркнуда ко мне», — послал Эйсгейр мысль одной из самых сильных рыцарей-стихийников, которые служили ему.

Да что уж говорить, самой сильной. Второй после Снежной Длани.

«Я сегодня отдыхаю, отец», — прилетело ему в ответ.

Будто куском льда по голове ударило. Эйсгейр одновременно улыбнулся и поморщился. Ох уж эта штормовая девочка!

«Совсем расплескались, медузьи дети! — полушутя обругал он всех своих рыцарей. — Мне совершенно неважно, кто сегодня отдыхает, а кто нет. Чтобы Виркнуд сидел передо мной через пять минут!»

«Мне вот интересно, — захихикал один из рыцарей третьего ранга, — если Одрин и У́тред зовут милорда отцом, то это сам милорд — медуза, или же он с ней согрешил?»

«Ро́тьоф, — пророкотал Эйсгейр, посмеиваясь, — сейчас сам поплывёшь с медузами грешить! Виркнуда ко мне, иначе всех от воды отлучу на неделю!»

Через пару минут в кабинете словно из ниоткуда возник холодный вихрь. По плавному движению воды и снега рыцарь понял, что приказ выполнил его приёмный сын Утред. В вихре, например, Одрин был и снег, и лёд. А у Ротьофа — лишь снег, и выглядело всё так, будто вертится лохматый ком ваты.

Сам Утред появляться не стал. Просто оставил вместо вихря невысокого мужчину, которого требовал к себе владыка. Виркнуд откашлялся, приглаживая рыжие вихры.

— Милорд?

Он таким переносам никогда не удивлялся. Эйсгейр даже не знал, могло ли хоть что-то удивить главного разведчика Северных земель. Хотя нет, знал. Когда жена Виркнуда родила мужу за один раз трёх дочерей, он неделю ходил ошеломлённый.

— Они прям совсем одинаковые! — восклицал тогда новоиспечённый отец, если кто-то спрашивал его о детях.

Но удивлялся ли Виркнуд чему-то ещё, кроме собственных тройняшек, Эйсгейр не помнил. Даже назначение на такой высокий пост его, безродного сироты-оборотня, а значит, убийцы, пусть и неумышленного, вызвало у Виркнуда лишь хмыканье и кивок.

— Донесения об орках. Что скажешь?

— Странные дела там творятся. Хотите послать людей, милорд?

Эйсгейр хотел. Но с этим тоже имелись некоторые сложности и всё из-за того же Драакзанского пакта: по орочьим землям могли ходить лишь торговые караваны. А их пути чётко обозначены: от двух северных портов через Драакзан и ещё три самых крупных орочьих поселения до Э́йсстурма. От этих маршрутов и шагу в сторону ступить было невозможно. Орки бдят.

— Если добрые соседи поймают наших людей, им несдобровать.

— Да, милорд, — согласился Виркнуд, — но там, вероятно, сейчас никого нет. Если уж орки снялись с места. Наверное, даже вы сами сможете туда вихрем обернуться, и никто не узнает.

— Насчёт этого я бы не был так уверен… — задумчиво протянул Эйсгейр и по привычке потарабанил пальцами по столу.

Перелиться самому — заманчивая мысль. И если в тех краях сейчас действительно никого нет — наилучший вариант. Но орки могли оставить военные отряды. Которые быстро обнаружат вторжение рыцаря первого ранга: след силы Эйсгейра невозможно спрятать. А он единственный стихийник такой мощи в королевстве. Если не на всём Иало́не. Проверять, каким количеством топоров и мечей орки отреагируют на нарушение Драакзанского пакта, не хотелось.

— Может, кого-то из других рыцарей послать, милорд?

— Так далеко перелиться смогу только я или Одрин. А она тоже слишком заметна. Если отправлять третий ранг, то им потребуется недели две, а может, и больше, ведь восстанавливать силы придётся. Это здесь, около меня и моря, они быстро восстанавливаются. За пределами Эйсстурма так не получится. Да и… Они постоянно нужны здесь. К тому же, нет смысла отправлять их просто посмотреть. Я хочу подробную, насколько возможно, информацию. Действительно ли это Твари, как их много, как далеко они забрались.

Виркнуд лишь хмыкнул.

— А если отправить отряд с севера, от моря? — спросил Эйсгейр, глядя на карту, что занимала всю стену напротив окна. — Доставить по воде в самое начало Узкого залива, а оттуда пусть идут пешком.

Узкий залив трещиной прорезал северную часть материка Иалон почти по середине, отделяя Тёмные Чащи от земель орков и оборотней. Воды залива считались принадлежащими вторым — даже их соседи-орки не могли плавать по нему.

— А как доставить? — Главный разведчик тоже смотрел на карту. — Оборотни ещё лучше следят за своими границами, а уж тем более за заливом, — сказал он, запустив пальцы в рыжие вихры, как всегда делал, думая о чём-то. — Сдаётся мне, милорд, они даже перемещение по берегу Чащ заметят.

— Но опять же, если там никого нет…

— Если из-за Тварей там не осталось даже оборотней, милорд, тогда маленький отряд не пройдёт. Да и большой тоже. Но если местные до сих пор там, и потому вы не можете идти туда сами, я думаю, лучше отправить людей через Зандерáт.

Да, через провинцию Зандерат можно было добраться до северо-западных границ с орочьими землями. В обычное время Эйсгейр не стал бы рассматривать этот вариант. Но раз западные таны ушли, значит, у маленькой группы получится прошмыгнуть незаметно, даже если там остались орочьи военные отряды.

— Только есть одна проблема, милорд.

— Всего одна?

— Зато большая. Если там Твари, у нас нет подходящих людей.

Эйсгейр ругнулся. Действительно, большая проблема. И его, правителя, упущение. Нет среди эйсстурмских солдат и разведчиков тех, у кого есть опыт борьбы с Тварями. Досадно… Впрочем, неудивительно ведь: Северные земли слишком далеко от Тёмных Чащ — нет необходимости посылать туда солдат или защищать мирных жителей от немирных гостей.

— Наёмники, милорд? — предложил Виркнуд, как раз когда Эйсгейр подумал о том же самом.

Вот уж в Гильдии наёмников людей, опытных в стычках с Тварями и хождении по Тёмным Чащам, всегда с лихвой! Стоить, конечно, будет дорого, но и заказчик-то не какой-нибудь простолюдин — уж маленький-то отряд великий лорд Северных земель может себе позволить? Идеально бы племянничка послать: он как раз и в Гильдии наёмников состоит, и по Чащам шастает. Потому-то его сейчас в Эйсстурме и нет. Один только кракен знает, когда этот опивок соизволит вернуться… Да и в одиночку его всё равно не отправишь. Нужен отряд.

— Мяу!

На стол запрыгнул огромный — размером с крупную рысь — белоснежный кот.

— Вот и его пушистость согласен, — хмыкнул Виркнуд.

— Если бы мы слушали советы его пушистости, — вздохнул Эйсгейр, погладив кота, — боюсь, весь Север уже либо ловил рыбу, либо разводил ортхирских фазанов. Наёмники, значит? А как мы объясним цель контракта? Не хотелось бы, чтобы кто-то ещё знал. Пока.

Виркнуд призадумался.

— На западе орочьих земель есть древние оборотничьи дольмены, милорд. Орки их не трогают. Ценностей там нет, только погребальные урны с прахом. Но ведь люди этого не знают. Можно отправить за сокровищами. От кого попало Гильдия наёмников такой заказ не примет, а вот от кого-то важного, и даже не обязательно от вас, — запросто. Оформят как исследовательскую экспедицию или что-то такое. За время, которое потребуется на дорогу до первого дольмена, опытные наёмники, думаю, сумеют понять, что там происходит. Если это Твари, конечно.

— Неплохая идея… Надо как следует обдумать, — пробормотал рыцарь и крикнул слугам: — Подайте завтрак Ярлу Мурмярлу!

Глава 2 Неприлично огромное количество зверюг

Фа́ргрен вздрогнул и проснулся. Потом с облегчением вздохнул — сон. Яркий солнечный свет, заливавший маленькую комнату, быстро выдавил из головы остатки ночных видений.

Полжизни потребовалось Фару, чтобы научиться справляться с этими кошмарами. Теперь они снились редко. Но каждый раз, оказываясь в новом месте, Фар видел эти сны. Словно напоминание о том, кто он есть, и почему вообще оказался в этом, да и в любом другом, месте.

Желудок заурчал, будто намекая, что предаваться мрачным размышлениям, может, и полезно, но голод не тётка, от кошмаров в лес не убежит. Фаргрен спал долго, время завтрака давно прошло. И вчера после дороги поужинать не получилось… Где-нибудь в полях он точно умыкнул бы барашка, а пастух, решив, что в стадо наведался волк, был бы прав. Почти.

Спустившись вниз и наскоро проглотив завтрак-обед, Фаргрен вышел на улицу.

Шумный Всесвет, третий по величине город Королевства людей, кипел жизнью: туда-сюда сновали торговцы, горожане торопились по своим делам, слышались задорные кричалки — зазывалы приглашали прохожих в ресторанчики и лавки.

Фаргрен потянул носом воздух. Запахи городов никогда ему не нравились: чуткое обоняние улавливало дух отбросов и канализации. Каждый раз после дороги приходилось привыкать заново. Хотя сейчас, конечно, значительно легче, чем когда он впервые попал в человеческий город.

Оглядевшись и подумав, Фар решил узнать у кого-нибудь дорогу.

Маленькая торговка выпечкой вздрогнула, увидев подошедшего к ней широкоплечего черноволосого верзилу почти бандитской наружности, но тут же улыбнулась:

— Желаете чего-нибудь, господин?

— Не подскажете ли, прекрасная леди, как дойти до Гильдии наёмников?

Девчонка расплылась в улыбке ещё больше, забавно морща веснушчатый нос.

— Первый раз во Всесвете, господин? Идите по этой улице, никуда не сворачивая, — она махнула рукой, указывая направление. — Не хотите вкусных булочек? — девчушка приподняла полотенце, под которым прятались румяные колобки с белой глазурью. — Перекусите по дороге.

Булочки пахли очень аппетитно, и Фаргрен решил, что парочка-другая ему не повредит. Он расплатился, поблагодарил булочницу и пошёл по указанной улице, прикусывая сладкий колобок.

Миновав несколько домов, Фар замер — почуял волчий запах. Совсем недавно здесь прошёл оборотень из Да-Раата, одного из северных племён. Интересно… С чего чистокровный вылез из логова? Не то, чтобы они так вообще не делали… Но всё же — редкость.

Запах казался знакомым, хотя чей он, Фаргрен не мог вспомнить. Он жил в Да-Раате немного, но почти десять лет назад ушёл оттуда и больше не возвращался. Некоторых раатанцев он, наверное, и сейчас смог бы определить по запаху. Тот, кто оставил этот след, видимо, не из их числа.

Фаргрен шёл по улице, погрузившись в раздумья. Идти по следу? Неизвестный оборотень, судя по всему, проходил здесь не меньше двух часов назад — направление движения уже определялось с трудом. Может, вернуться немного и как следует раз…

— От же ты, дерьмо жнецовье! — рыкнул столкнувшийся с Фаргреном человек, и ящик, который он тащил, с треском грохнулся на мостовую.

Деревянная крышка отлетела, тяжёлый запах лилий, смешанный с едкой вонью мочи, забил Фаргрену нос. На камни просыпался крупный песок.

— Куда прёшь, выродок тварий, зеркалы тебе на что!

— Сам по сторонам гляди! — огрызнулся Фаргрен. — Гремучку тащишь — держи крепче!

Да, он натолкнулся на этого мужика. И извинился бы, не начни тот лаять.

К тому же, толчок был не очень сильный — грузчик, судя по его крепкому виду, не выронил бы ящик, если бы хорошо его держал. Скорее всего, он потерял равновесие ещё до того, как на него налетел задумавшийся Фаргрен. Кто так в здравом уме с гремучей солью обращается-то? Взрывчатка! Она, конечно, не взрывается от малейшего удара, и вообще, её часто в удобрениях используют, но всё равно небезопасна. А уж воняет как…

— Ты, ублюдок, повяка…

— Оставь его! — раздался властный мужской голос.

Фаргрен посмотрел в ту сторону. В переулке, у телеги, к которой, по-видимому тащили гремучую соль, стоял невысокий черноволосый мужчина. Лицо у него было пухлое, но строгое.

— Время! Собирай соль! И вы там, чего прохлаждаетесь? Тащите остальное!

Фар не стал смотреть, сколько ещё человек грузило гремучку, и быстро слинял куда подальше. Не хватало ещё, чтобы его как-то привлекли или вину какую вменили. И вообще — у него работа, не время глазеть на всякое.

Вот точно — работа! Сдался ему этот волчий след? Сначала надо получить в гильдии контракт, а потом уже искать неизвестного оборотня, если время будет. Да и зачем его искать? Вылазят же молодые волки из родного логова мир посмотреть, хоть мир и не жалует оборотничьи племена.

На одном из перекрёстков след окончательно пропал.

Фаргрен всё также шёл прямо по улице, и вскоре она привела к большой площади. В её центре возвышались гигантские водяные часы, богато украшенные бронзовыми цветами и листьями. Несколько прозрачных колб из хрусталя, наполненные водой, сверкали на солнце, отбрасывая блики на площадь и здания вокруг. Выглядело роскошно. Даже столичнее, чем в столице. И неудивительно: Всесвет моложе Эвенрата, а поэтому не такой за…житый.

Судя по отметкам-листикам на часах, до полудня — а именно в полдень наёмники приходят в гильдейские залы за контрактами — оставалось не очень много времени. Но оглядеть площадь хватит!

На её северной стороне возвышалось помпезное здание с высоким шпилем и королевскими стягами — магистрат Всесвета. Фаргрену он показался мрачноватым. Что, впрочем, даже сочеталось с эльфийским посольством справа — огромное дерево, ещё не обросшее листвой, стояло посреди большого, по-весеннему голого парка. Но, наверное, летом, посольство смотрится гораздо живее.

Восточную сторону площади занимали здание суда и зал Гильдии торговцев. На первом тоже красовались королевские знамёна, а второе было неожиданно простым, зато ярко-красным, с золотыми колоннами по углам. Когда солнечный свет падал прямо на них, эффект получался вырвиглазно-ослепительный.

Напротив этой вырвиглазности и находился главный зал Гильдии наёмников — высокое и широкое строение со статуями по фасаду и входами-арками венчал большой дракон с распростёртыми крыльями.

Второго дракона Фар увидел, едва войдя внутрь.

На огромной картине напротив входа исполинский дракон в ярости поливал пламенем развалины и камни вокруг. Казалось, рядом с полотном должно быть жарко. У полуразрушенной колонны в правом углу стояли две крохотные фигурки. Вот-вот — и ринутся в самоубийственную атаку!

Эта картина считалась чуть ли не главной достопримечательностью Всесвета. И была не просто красивой мазнёй: сто тринадцать лет назад на Всесвет — тогда ещё небольшой городок — действительно напал дракон. И почти уничтожил. Его остановили два наёмника, эльфийка и человек.

«Как же они вдвоём сделали это?» — подумал Фар, рассматривая огромные крылья и бока, покрытые синей чешуёй.

Этот секрет жаждали узнать все наёмники королевства. И не только они. Теорий, конечно, за сто с лишним лет придумали немало. Да вот беда — проверить никак не удавалось. С тех пор драконы в королевство не заявлялись. Ни разу.

И ещё интересно, какого, простите, хррккла понадобилось дракону в тогдашней всесветской дыре? Спросить, конечно, было не у кого. Быть может, родичи крылатого гостя знали, но идти к ним за ответом — так себе идея: гостя-то прибили. Прибили и — Фар достал свой значок — сделали символом Гильдии наёмников. И как он никогда не обращал внимания, что дракон на значке синий?

Был почти полдень. Внутри собралось немало людей: кто-то пришёл за наградой, кто-то — за очередным контрактом. Многие сбились в кучки, обсуждая новое дело. Гул внутри здания стоял такой, что ему позавидовал бы любой рынок.

Фаргрен поднялся по лестнице, разглядывая балюстраду. А балясины-то с драконами! Декоратор зала явно был помешан на крылатых бестиях — такое количество свирепых зверюг в одном не самом большом строении казалось даже неприличным. И это не считая значков у наёмников. И самих наёмников.

На втором этаже оказалось много дверей. Поспрашивав, Фар нашёл регистратора по имени У́вин.

— Ладно, ждём остальных, — сказал тот после проверки значка и скрылся во внутренней комнате.

В кабинете, кроме стола и нескольких стульев, больше ничего не было. Даже окна. Зато на стенах красовалось множество трофеев: рога жнеца, длиннющий скелет змееклюва, хвост мантикоры… Даже страшно милое чучелко рогосплюшки имелось.

Выходит, Увин отвечает за контракты в Тёмные Чащи? Конечно, такой регистратор в главном гильдейском зале, скорее всего, не один, но это странно: в задании, которое Фару предложили, ни слова о Тварях не было. Исследовательская экспедиция в орочьи земли, как сказал регистратор в столице. Фар согласился именно из-за этой невыносимо забавной формулировки. Какие такие исследования в Ишдракйо́рде? Методом научного тюканья топором? Теперь ещё и Твари. Ну дела…

В ожидании напарников Фаргрен вышел обратно к балюстраде над лестницей. Взгляд его снова упал на картины — ещё два крупных полотна висели по обе стороны от входа. Мужчина и женщина, а точнее — человек и эльфийка. Догадаться кто это не составило труда — драконоборцы. Молчун и Синеглазка. Может, не всем были известны их настоящие имена, но наёмничьи прозвища знали все.

Значит, вот так они выглядели? Или не стоит верить художнику?

Эльфийка на портрете справа смеялась. И с первого взгляда становилось ясно, почему её прозвали Синеглазкой — глаза резко выделялись на фоне… общей бледности. Белая кожа, светлые серебристые волосы. И если бы не яркий цвет глаз, в которых, казалось, плясали озорные искорки, эльфийка выглядела бы белой молью. У неё даже дрекожа — грубые, похожие на кору дерева полосы на скулах, лбу — была очень светлой, а она у детей Леса гораздо темнее обычной кожи. Полосы тянулись вверх, утолщались, а там, где у людей начинаются волосы, сливались в крупные гребни и постепенно переходили в волосы, которые у эльфов больше похожи на тонкие стебельки или травинки.

С полотна слева на Фара смотрел черноволосый мужчина лет тридцати пяти. Внешность его можно было назвать обычной, если бы не глаза — жёлто-зелёные, странные, будто звериные. А в целом он выглядел как противоположность своей напарнице — хмурый, даже сердитый, в отороченном чёрным мехом тёмном плаще, из-под которого выглядывала одежда не менее мрачных оттенков.

Синеглазка показалась Фару симпатичной, несмотря на нечеловеческие черты лица. Её по-детски пухлые щёчки хотелось ущипнуть. И за такое Молчун навалял бы, наверное, — ух, какой у него взгляд!

Фаргрен постоял, поразглядывал картины, а потом вернулся в кабинет Увина.

Там уже был какой-то коротышка. От него исходил едва уловимый запах дыма, и Фар понял, что перед ним генáс. Точнее, маагенас или мааген. Ну, или огневик, если уж совсем по-простецки.

— Ге́ррет, — представился коротышка.

— Фаргрен, — ответил Фар и подумал уже не в первый раз: — «Они сами-то не чувствуют, что слегка копчённые?»

Потом спросил, хотя знал ответ:

— Ты генас?

Геррет показал огонёк над кулаком. Значит, генас. Был бы стихийником — сам кулак стал бы огнём. Потому что стихийники именно так отвечали на подобные вопросы: показывали, что не просто управляют стихией, а могут превращать в неё собственное тело. В отличие от генасов.

Впрочем, стихийник — зверь редкий. Фаргрен бы очень удивился, если бы Геррет им оказался.

— А ты? — тоже спросил тот, и Фар отрицательно мотнул головой. — Первый раз в главном зале?

— Угу…

— Ты картины рассматривал как впервые, — ответил маагéн на невысказанный вопрос. — Откуда ты?

— Пришёл из Эвенрата. Обычно работал там и в окрестностях.

Дверь открылась.

— Долго в Ги…

Договорить Геррет не успел: его сграбастал в охапку светловолосый здоровяк.

— Ну надо же! Гери, ты ли это?

Следом за здоровяком в кабинет вошла его почти точная копия.

— Сраный пепел! — прохрипел коротышка, вырываясь из медвежьих объятий. — Опять вы!

— И мы тебя любим, Гери! — второй здоровяк хлопнул Геррета по плечу так, будто хотел вколотить его в пол. — Я Рейт, а это Ло́рин.

Лорин кивнул в знак приветствия. У него от правой брови через висок тянулся рваный, бугристый шрам. Заканчивался он за ухом, и коротко стриженные волосы никак его не скрывали. Так что вопроса, как не путать близнецов, даже не возникало. К тому же Рейт был лохмат, как сам Фаргрен.

Близнецы оказались почти одного роста с ним, уступая на самую малость. На фоне их троих Геррет выглядел забавно мелким — его макушка едва-едва доставала Рейту до подбородка. На поясах под расстёгнутыми куртками у братьев красовались одинаковые кинжалы. Пахли близнецы тоже почти одинаково.

Регистратор выглянул из своей комнатки.

— Не пришла ещё? — спросил он, кинув взгляд на часы. — Давайте сюда значки. — И снова скрылся.

Все переглянулись: пятым напарником будет женщина. К наёмницам в гильдии относились, можно сказать, настороженно. Потому что это часто оказывалось сюрпризом: то характер капризный, то выпендриваются, то любви ищут или ещё чего. А иногда и всё сразу. Таких не переносили даже сами женщины, даже те из них, которые «всё сразу». Сам Фар не имел ничего против представительниц не совсем слабого пола. Но вот эта их пока неизвестная напарница опаздывала. Не очень хорошо, и неважно какие у тебя причиндалы.

Через несколько минут, в течение которых Рейт без умолку болтал, дверь открылась. В кабинет вошла высокая, закутанная в поношенный тёмно-синий плащ фигура, и Фар почуял слабый запах лесных трав. Когда фигура сняла капюшон, у всех отвисли челюсти — под плащом оказалась эльфийка.

Вот тебе на! Эльфов-наёмников было немного, а уж эльфиек среди них — тем более. Своих женщин Дети Леса берегли — Фаргрен нечасто видел, чтобы они появлялись в одиночку… Хотя нет. Вообще не видел. Чтобы эльфийка. Шлялась. Сама по себе. И не он один это замечал. Среди наёмников уже давно ходили шутки: увидишь где-то одинокую эльфийку — тикай оттуда сразу же. Ибо конец близок. Какой именно, до конца не определились, и варианты появлялись всякие, вплоть до похабных. Были ещё версии, будто эту самую эльфийку надо с собой прихватить. Но это уж совсем из разряда «детям до двенадцати лет слушать не положено». Детям до сорока лучше тоже.

Эльфийка медленно всех оглядела. Губы её чуть сжались, брови — в крутой эльфийский разлёт, из-за которого все дети Леса выглядели слегка удивлёнными, — немного нахмурились. В бирюзовых глазах плескалась холодная настороженность.

Не успел никто ничего сказать, как послышался голос Увина:

— Ну, все в сборе. Теперь о вашем задании. — Регистратор подошёл к столу, потёр руки и достал карту. — Вы должны дойти вот досюда.

Палец Увина ткнул в бумагу, а попал Фаргрену в сердце. Оборотень внутренне взвыл: ехать отряду придётся через места, в которых он решил больше никогда не появляться.

«Дерьмо кошачье! — мысленно выругался Фар. — Надо было наниматься в трактовый караван!»

— Предположительно, здесь могильник или дольмен, что-то такое, — продолжал регистратор. — Вам надо будет его обыскать. Весь, насколько возможно. Цель — генáсские артефакты. Если их окажется слишком много, брать наиболее ценное, — Увин кивнул эльфийке, — с этим разберётся Ми́льхэ. Деньги, украшения, всё, что не имеет исторической или научной ценности, можете оставить себе. Ненужное внимание постарайтесь не привлекать и не болтайте о том, куда идёте.

— Что именно хочет заказчик? — спросил Рейт.

— Он не сказал конкретно, но…

— Нас посылают неизвестно куда и неизвестно зачем? — нахмурился Лорин.

— Это исследовательская экспедиция. Ли…

— Так теперь называют грабёж древних захоронений? — съязвил Геррет.

— Всё законно. В Гильдии…

— Не предлагают незаконную работу, да-да, мы знаем, — хохотнул Рейт.

Увин замолчал. В глазах его будто затанцевали огоньки.

— Увин, брат, ну ты чего? Ты ведь у нас самый любимый ре-ги-сра-тор, — последнее слово Рейт произнёс в растяжку, по слогам.

— Регис-т-ратор, — прошипел Увин.

— Ну а я как сказал? — ехидно улыбаясь, произнёс Рейт.

— Я вас троих когда-нибудь отсюда вышвырну! Каждого во все четыре стороны.

— Не отвлекаемся, господа, — прозвенел льдом женский голос.

— Так вот, — сказал Увин, зло зыркнув на лыбящуюся троицу. — Лишних исполнителей не нанимать. Отправиться не позже чем через неделю. Хотите отказаться — отказывайтесь сейчас, у нас будет время найти замену.

Именно это хотелось сделать Фаргрену. Отказаться. Он не был в тех местах лет пятнадцать и предпочёл бы не появляться там ещё столько же, а лучше всю жизнь. И смерть. Напарники, конечно же, выберут самый быстрый путь, а это значит, что если Фар в деле, ему придётся проехать буквально через все селения, видеть которые он не хотел.

Но никто не возражал, и оборотень тоже промолчал.

— Вот эти деревни — последние перед границей, — Увин ткнул в хорошо известные Фаргрену точки на карте, — после них осторожнее надо. На орочьи земли полезете как-никак. Заказчик отправил вам снаряжение, — регистратор кивнул эльфийке, — Мильхэ уже забрала. Если будет необходимо что-то ещё, сообщите мне.

— Как скоро выдвинемся? — спросил Рейт, когда все они оказались на площади. — Даже не терпится отправиться в путь. — Он пихнул брата локтем в бок. — Новое задание, новая компания, а?

— Очень новая, — буркнул Геррет. — Неделю назад в Чащи ходили…

— Если можно, я бы предпочла отправиться завтра утром или позже, — ледяным голосом сказала Мильхэ. — У меня есть ещё пара дел в городе.

— Мы не против, — сказал Рейт, посмотрев на Лорина.

Внутренний голос отчаянно скулил Фаргрену обратное, но он снова промолчал.

— Надо же ещё снаряжение посмотреть, — напомнил Геррет.

— Тогда увидимся после вечернего обхода, — полувопросительно проледенила Мильхэ и пошла прочь.

— А где ты остановилась? — вдогонку ей крикнул Рейт.

Не оборачиваясь, та махнула в сторону здания, расположившегося через дорогу от главного зала Гильдии наёмников. Ну конечно, в Таверне, где же ещё.

Глава 3 Отделённая

Тихий звук… Едва слышный шелест… Ветер?

Я открыла глаза. Небо? А это… облака? Что со мной? Почему всё так… странно.

На меня уставились глазки-бусинки. Птица? Да, кажется, птица. У неё… чёрный… чёрные глаза на… белой голове. На белых крыльях есть… серые перья, ещё у неё серый… хвост? И сидит птица на ветке дерева…

Что со мной? Я пошевелилась. Сердце замерло. Кажется, на мне… путы? Меня держат в плену? Так, надо сесть… Получилось. Множество тонких светлых нитей окутывали моё тело и, казалось, мерцали. Я пригляделась. Предки, это корни?! Они переплетались между собой, спускались с ложа, утолщались и превращались в серебристый ковёр на земле. Я попыталась снять корни с руки, но они сами распались, стоило чуть коснуться их. На коже остались едва заметные светлые полосы. Будто прожилки. Я теперь как лист какого-нибудь растения.

А кто я?

Сердце оглушительно застучало.

Кто я? И где?

Так, надо осмотреться.

Ложе на ощупь шероховатое, тёплое. Из земли? Оно находилось в центре небольшой поляны, окружённой высокими деревьями. Красивые… И тоже светятся, как корни вокруг. Я видела эти деревья раньше. Как же они называются…

Живой ковёр из корней был густо усыпан крупными белоснежными цветами. В их чашечках притаились тычинки с ярко-синими бусинками на концах. К этим крохотным капелькам так и хотелось прикоснуться… Эти цветы я тоже знаю, но…

Кто я?

И цветы, и деревья, и корни — всё мерцало, пульсировало мягким светом. Вся поляна будто дышала…

Я хотела встать, но поняла: что-то не так. Что-то тянется за мной, тяжёлое и… Я обернулась. Это мои волосы?! Тонкие стебли волос спускались с ложа и растекались по всей поляне. Предки, я думала, это всё корни, а это… У меня ведь не было таких волос! Или были? Да нет, как бы я тогда ходила. Как долго я лежала здесь, если они так отросли? И кажется, будто кто-то их аккуратно укладывал. Сколько же лет… мне?

Взгляд упал на птицу. Чёрные бусинки внимательно следили за мной.

— Ну, что мне делать? — зачем-то спросила я. — Даже ходить не могу.

Звук собственного голоса показался слишком громким и неприятным, будто чужим. Птица чирикнула и улетела. Ну вот, теперь никого рядом нет.

Я снова легла и почувствовала, как меня опять обвивают тонкие корни. Накатило ощущение тепла и покоя. Свечение будто усилилось. Я поднесла руку к глазам. Корни не отпускали её, словно врастая в кожу. Они… питают меня? Поэтому я так долго была без сознания и не умерла? Кто это сделал? Как?

Раздалось звонкое чириканье, и через секунду надо мной зависла та же птичка. Или другая? В коготках она держала маленький… нож?!

— Откуда у тебя это? Постой… Ты поняла меня?

Летунья снова чирикнула, будто отвечая. Я взяла нож. Освободившись от тяжёлой для неё ноши, птичка довольно пискнула и уселась рядом. Так, если она раздобыла нож, значит, поблизости кто-то живёт?

Собрав волосы в руку на уровне пояса, я кое-как их обрезала. Теперь можно ходить.

Надо посмотреть, что там за деревьями. Птичка полетела следом. Корни расползались передо мной, и я шла по собственным волосам. Странное ощущение…

Листья у деревьев казались бархатными. От них исходил нежный, чуть пряный аромат. Как же они называются? Пробравшись сквозь густые ветви, я увидела ещё одну поляну. Здесь почти ничего не было. Только ковёр из корней и белых цветов, среди которых пробивалась нежная зелёная травка. И небольшой холм в самой середине. Как только я приблизилась к нему, корни с тихим шуршанием расползлись.

Сумка и одежда. Это мои вещи?

Сев на землю, я принялась осматривать находки. Штаны, блузка… А что в рюкзаке? Какой-то он странный… Такое ощущение, будто в нём лежит гораздо больше, чем должно. Я вытащила небольшой серый мешочек, и из него высыпались… Деньги. Эльфийские. Птичке блестящие штуковины, кажется, понравились. Она прыгала, тыкала в них клювиком и звонко чирикала. Среди монет нашёлся металлический кружок с изображением синего дракона. Тоже монета? Нет, слишком большая для неё…

В рюкзаке оказалось немало интересных вещей. Правда, для чего нужны некоторые из них, я не поняла. Самой замечательной находкой была маленькая книжица — на деле целая библиотечка. Это унат-хаарская книга. Как их вообще придумали? Потрясающе… Каждая страничка — отдельная книга: по медицине, истории и другим наукам. Жаль, нет никакого дневника.

Зато есть карты. Но как понять, где я нахожусь? На первой карте, которую я развернула, красовалась надпись «Светлый Лес». Эльфийское государство. Хм… Я покосилась на птицу, весело скачущую среди монет и безделушек. Ну, чем лес не шутит…

— А ты, случайно, не знаешь, мы не в Светлом Лесу?

Птичка чирикнула, перелетела поближе и села на карту. С уморительно важным видом попрыгала по ней, а потом уставилась на меня глазками-бусинками.

— Это Светлый Лес?

Птица смешно дёрнула головой. Чирик.

— Это не Светлый Лес?

Чирик. Кажется, нам не хватает переводчика с птичьего.

— Ладно, посмотрим, есть ли здесь карта мира.

Когда я нашла и развернула её, моя звонкоголосая спутница принялась прыгать по землям и океанам. Она, что, умеет читать?

Та-ак… Небольшой материк Катаа́р и Уна́т-Хаа́р, самый крупный город на нём. Город мастеров, как ещё про него говорят. Материк Иалон, Э́йсстурм в Северных землях, королевство Зандерат, королевство Алина́с… Светлый Лес и Тал-Гила́с, его столица…

Птичка ткнула клювом в карту и сделала в ней дырку. Получается, я где-то в Тёмных Чащах, почти в центре. Огромное тёмно-зелёное пятно раскинулось чуть ли не на четвёртую часть Иалона.

А вот и карта самого материка. Посмот… Что? Среди множества маленьких деревьев, обозначавших лес, не было названий. Получается, здесь нет ни одного города и поселения? Как мне отсюда выбираться?

Птичка вдруг пронзительно закричала, вспорхнула и улетела за спину. Что такое? Я обернулась, и сердце застыло.

На поляну вышел волк. Большой волк. Нет — огромный! Таких ведь не бывает…

Раздался негромкий скрипучий голос.

— Приветствую, — сказал зверь, и, помолчав, продолжил: — Меня попросили встретить тебя, когда ты проснёшься. Как мне тебя называть?

К-как он говорит? Ладони стали неприятно липкими, а тело словно окаменело.

— Не бойся. Я тебя не трону, честное слово.

Тут ему на голову села моя крылатая подружка и что-то защебетала прямо волку в ухо. Он послушал и тихо тявкнул. Птичка вспорхнула и пропала.

— Успокойся, тебе ничего не грозит, — опять обратился ко мне волк. — Как мне тебя называть?

Я сглотнула комок в горле.

— Ты можешь идти сразу к своим или к людям в их города, наш Старейшина проводит тебя. Или можешь остаться у нас на время.

У кого «у них»? Что за Старейшина?

— К-кто ты?

Непослушный язык ворочался с трудом.

— Твой народ когда-то называл нас мар-даан-лаид.

Волк разумный. Полумифическое животное… То есть нет, мар-дан-лаид существовали, но выходит, не существовали, а существуют до сих пор. А… почему я это знаю?

— Что за Старейшина?

— Глава нашего племени. — Волк отошёл от меня и сел неподалёку. — Успокойся, я тебя не съем. Во-первых, ты разумна, во-вторых, на тебе мяса нет. Сначала пойдём в наше логово. А там скажешь Старейшине своё решение.

При слове «логово» всё внутри сжалось в комок. Соваться в логово к чудовищам ведь не очень хорошая идея?

— Собирай вещи, я подожду. Вы же, двуногие, носите одежду, так? Может, в ней тебе будет спокойнее?

Ох, сижу, понимаете ли, голым кустиком… Одевшись, я принялась собирать вещи. Спокойнее не стало — никакая одежда не спасёт от волка размером с рослого коня.

— Садись, — сказал он, увидев, что я готова, и лёг на землю.

Предки…

— Н-на тебя?

— Конечно. Ты на свои лапы посмотри, на таких далеко не уйдёшь.

Кажется, мои ноги обругали… Пришлось сесть. У волка оказался жёсткий мех — шерсть даже через ткань колола кожу. Шуба была бы не очень… Ой! Волк резко поднялся и двинулся сквозь чащу.

Какое-то время прошло в молчании — я приноравливалась к движениям зверя, да и шли мы через такой густой лес, что постоянно приходилось уворачиваться от ветвей. В конце концов я распласталась на волчьей спине, обхватив руками мощную шею. Страх прошёл. Точнее, теперь я боялась не столько волка, сколько упасть с него.

— Не больно, что я вцепилась в шерсть?

— Нет, я тебя почти не чувствую. Ты лёгкая, как щенок.

— Ладно…

— Если бы ты шла сама, мы бы шли долго.

— Далеко ваше логово?

— Не очень. Солнце не пройдёт и головы, как будем на месте.

— Чьей головы?

Волк издал странный кряхтящий звук.

— Скорее, моей, чем твоей.

Это была шутка? И вообще, какое солнце? Деревья росли очень густо, и внизу царили вековой полумрак и сырость.

От волка веяло теплом. Мне даже захотелось глубже зарыться в густую шерсть, которая пахла хвоей и землёй. Интересно, а какое сейчас время года?

Страх постепенно уходил. Кажется, волк, и правда, настроен дружелюбно и есть меня не собирается.

— Что ты помнишь? — вдруг сказал он.

— Почему ты спрашиваешь?

— А почему ты спрашиваешь в ответ?

— А сам-то!

Волк опять странно закряхтел. Это смех?

— Ладно. Меня зовут…

Гортанные звуки, смешанные с тявканьем и рычанием.

— Э-э-э…

Волк повторил.

— Да я в жизни не выговорю.

— На твоём языке это значит что-то вроде «крепкие когти, чёрная шерсть, длинный хвост».

— Но ты не чёрный, а серый.

— Я не сам себе имя выбирал.

— Можно я буду звать тебя Крепкие Когти?

— Ладно. А как называть тебя?

— Я… Не знаю.

— Всё-таки не помнишь. Мы зовём тебя…

Смесь тявканья и подвывания.

— И что это означает?

— Ну, примерно «отделённая, спящая среди цветов».

Хм, вторая часть вполне понятна, а вот первая…

— А долго я там спала?

— Дай-ка подумать… В моей семье несколько поколений щенков с тех пор было.

— Это сколько в годах?

— Не знаю, я не совсем понимаю, как двуногие считают время. Но это очень много лун назад. Когда я родился, ты уже давно там лежала. Старейшина, наверное, знает сколько. Почти дошли. Сейчас выйдем на пригорок, оттуда видно наше логово.

Вскоре мы оказались на холме в узком пролеске, и я снова увидела солнце. Внизу пролесок переходил в небольшую лощину, почти полностью укрытую густыми ветвями. Никакого логова я пока не заметила, но мне ведь неизвестно, как оно должно выглядеть.

Сознание внезапно убежало… к воде. Сердце подпрыгнуло. Рядом ручей! И я — его основа, его поток. Прохладные струйки бережно омывают каждую мысль. «Утекай с нами», — говорят они. И я делаю это. Но всё же я здесь, на тёплой пушистой спине. Странное ощущение… Вода успокаивает и даёт силу. Я могу взять её, могу подвинуть поток, создать другой из силы вокруг.

— Так ты… — вдруг сказал волк, и сразу же перевёл своё тявканье, — из Порождающих. Генас, так говорят твои сородичи.

Да, я — генас, точнее, иллигена́с. Но как Крепкие Когти догадался? Японяла, что вокруг меня кружатся крохотные бисеринки воды. Их создаю я, и это… приятно.

Вскоре мы спустились, и нас окружила свора волчат. Они смешно взвизгивали, бегали вокруг и подпрыгивали, пытаясь меня рассмотреть.

— Ну всё, мы пришли.

Глава 4 Новшества

9 день 2 месяца 524 года новой эпохи

Эйсгейр шёл через парк по мощёной синим камнем дорожке.

Кругом по-весеннему журчали ручьи. Весело пробегая между деревьями и кустами, они стремились к скалам, где находился главный храм воды. Единственный на Иалоне осенённый силой своего Покровителя. Весь год здесь был и лёд, и снег, и звенящие потоки, словом — вода в любом её проявлении.

И по мнению рыцаря, для главного храма воды не существовало места лучше. Конечно, на юге тоже имелись храмы, посвящённые Воде. Но им не хватало прохлады севера, его льдов и снегов, чтобы в полной мере олицетворять мощь и силу Отца-океана.

Теперь так говорил лишь Эйсгейр. Люди же давно называли Покровителя воды как Дети Леса — И́ллитаром. Хотя это означало то же самое: «илла» — вода, «тар» — владыка.

Синяя дорожка привела рыцаря к высокому обрыву, туда же, куда текли ручьи и откуда они хрустальным бисером падали в вечно неспокойное море.

Храм, вырубленный прямо в скале, находился чуть ниже. К нему вели древние белые ступени, которые — как и храм — не брало ни время, ни ветра, ни бури. Из чего их сделали, никто не знал. Кто вообще построил храмы стихий, разбросанные по всему Иалону? Эйсгейр всегда считал, что Дети Леса — среди их самых древних зданий были похожие. Но в эльфийских летописях сведений о строительстве храмов не нашлось, а потому никто не мог сказать наверняка.

Рыцарь спустился к храму. Двадцать семь безупречно белых колонн в три полукруга поддерживали потолок большой высеченной в камне ниши. В её центре находилось святилище — тоже полукруглое — открытое морю с одной стороны. И пол, и стены, и потолок покрывал всё тот же белый материал.

В глубине святилища стояли девять безликих фигур, как и везде в храмах стихий: восемь статуй в два ряда и одна позади них, возвышающаяся над остальными. Считалось, что меньшие олицетворяют четырёх Покровителей стихий — по две на каждого, ведь они могут быть и мужчинами, и женщинами. А большая статуя — это Богиня жизни, повелевающая всем.

Вера в неё и Покровителей существовала везде. Отличались названия, обряды, но суть была одинакова. Богиню жизни и её сыновей-дочерей, которым она дала власть над воздухом, водой, землёй и огнём, чтили на всём Иалоне. И не только люди.

Даже значение статуй объясняли похоже. И оно всегда казалось Эйсгейру надуманным: фигуры не выглядели явно мужскими или женскими. Хотя лично ему — всё равно. Пройдя к внешнему краю святилища, рыцарь опустился на колени, сев спиной к статуям, и устремив взгляд в море.

Зачем нужна странная фигура без лица, если можно прийти к самому Покровителю? Чаще всего Эйсгейр так и делал. Ему, сильнейшему стихийнику на Иалоне, не было нужды находиться даже рядом с водой. Он мог дотянуться до океана почти отовсюду. В храм же приходил раз в год, следуя личной традиции. Именно здесь Океан-отец назвал его своим сыном. Здесь Эйсгейр стал рыцарем воды.

При виде мужчины с длинными светлыми волосами и бородой, заплетённой в две косички, посетители храма на миг застывали от удивления. Потом кланялись, поняв, что это не кто иной, как владыка Эйсстурма. Взгляд его синих глаз показался бы странным тому, кто видел Эйсгейра впервые. Такими синими бывают вековые льды в далёких северных морях. У людей не встречается этот цвет, хотя и у них можно встретить глаза разных оттенков синего или голубого.

Рыцарь долго сидел на краю святилища, то глядя вдаль на горизонт, то опуская глаза вниз, где под храмом бились волны в вечной борьбе с неприступным камнем.

Эйсгейр вспоминал. Свою жизнь. Конечно, он не помнил всё — долгие века изгладили из памяти немало событий. Он не стремился забывать. Так получалось само собой. Но каждый год в один и тот же день рыцарь приходил сюда, вспоминал минувшее, думал над тем, что случилось и не случилось. Говорил с Покровителем. Правда, общение было односторонним — Океан слушал, но молчал.

Не всегда Эйсгейру удавалось посвятить этому столько времени, сколько хотелось. Например, сегодня. В Эвенрате, столице королевства, устраивали пышное торжество, и великому лорду Северных земель полагалось быть там.

У рыцаря получилось урвать для себя лишь пару часов.

«Отец, — в его сознание осторожной струйкой влилась мысль от Утреда, — ты просил напомнить о времени».

Эйсгейр вздохнул и поднялся, не без раздражения отметив, как снова склонились люди вокруг. Уж нельзя ли хотя бы здесь ненадолго забыть о статусах и рангах? Вернувшись к входу в храм, он призвал стихию и в снежном вихре перенёсся в собственную спальню. Никто не мешал сделать это прямо из святилища, но в храме и парке при нём рыцарь привык ходить как обычные люди.

Ярл Мурмярл, царственно возлежавший на кровати, совсем нецарственно зашипел, когда на него попали снежинки и капли воды из вихря Эйсгейра. Сыну диких полярных котов не к усам незапланированно мочить драгоценную шерсть! Его пушистость встряхнулся и снова улёгся.

Камердинер как раз занимался одеждой для столичного торжества. Глянув на приготовленные вещи, Эйсгейр подумал, что с радостью надел бы какое-нибудь ярко-красное облачение. Но блюстители родов, гербов и традиций не вынесут подобного непотребства на официальном приёме. Красный — не цвет Северных земель. Будто где-то есть такая земля. И вообще, почему, например, герцогу Мира́ра можно иметь на своих гербах мантикор, хоть они и близко от его дома не пролетали, а вздумай Снежная Длань надеть красное — караул, святое попираем?

Облачившись в светло-синий наряд, расшитый серебряными снежными узорами, Эйсгейр дал камердинеру придирчиво осмотреть себя и, дождавшись одобрительного кивка, призвал вихрь. А через несколько мгновений уже оказался в столице, за многие тысячи лиг от Эйсстурма.

В последний раз рыцарь был в Эвенрате чуть меньше года назад на коронации. После новоиспечённый правитель принялся за ремонтные работы во дворце. Поэтому до начала мероприятия, пока собирались благородные господа и дамы, Эйсгейру хотелось посмотреть, чего там напеределывали.

Снаружи дворец выглядел по-прежнему, только новые штандарты повесили. А вот внутри молодой король разошёлся.

Эйсгейр гулял по преобразившимся чертогам — в них поменяли и перестроили почти всё что можно.

Новшества рыцарю нравились. Собственный Ледяной дворец даже показался ему немного жалким: королевский был в несколько раз больше, а уж какие здесь богатства… Самому рыцарю такие не то чтобы не снились — он попросту не стал бы тратить столько золота на украшения. Хотя, разглядывая новые резные балюстрады и перила, Эйсгейр подумывал, а не сделать ли ему подобное у себя. Но уж точно не из рака́тского хрусталя. В океан такие траты…

Оказавшись в большом холле, Эйсгейр улыбнулся. За огромными, богато украшенными резьбой дверями скрывался внутренний сад. Там, чуть больше трёхсот лет назад, рыцарь убеждал предка нынешнего короля отказаться от строительства Тёмного Тракта. Задумка прорубить путь сквозь Тёмные Чащи выглядела слишком безумной и жутко дорогостоящей для того, чтобы в ней оставался смысл: соединить восток и запад Иалона. Но… Вот уже два с половиной века Тёмный Тракт доказывал — и пятисотлетние мужи могут ошибаться. Хотя насчёт стоимости Эйсгейр не ошибся.

Рыцарь прошёл вдоль стены, на которой между изящными драпировками висели полотна разных художников. Картины его не заинтересовали, а вот проход, обнаружившийся между ними, — очень даже.

В устланном коврами коридоре не было слышно никаких шагов. Эйсгейр нахмурился. Слишком удобно для убийц и шпионов. Политические водовороты опасны, и молодому королю стоило бы соблюдать осторожность.

— Или ты просто древний дурак, — сказал рыцарь самому себе.

В королевстве уже лет восемьдесят царил мир и покой… Но держать ухо востро всё равно надо! Политика, она такая — с виду всё спокойно, а потом как начинается…

Эйсгейр надеялся, что король это понимает. Хотя постоянно быть начеку тому было трудновато, и вовсе не из-за молодости. Просто, взойдя на престол, он почти сразу женился и весьма удачно — слухи о счастливом браке венценосной четы разносились далеко за пределы дворца. Даже в Эйсстурме Эйсгейр слышал немало сплетен среди знати. Как все подозревали, молодая королева ждала первенца и на сегодняшнем торжестве об этом объявят во всеуслышание.

Рыцарь медленно шёл по коридору, осматривая роскошную драпировку. Точно из Унат-Хаара: такие затейливые узоры ткут лишь в Городе мастеров. Стоит чудовищно дорого, как и ракатский хрусталь.

— Нет, всё-таки ковры слишком мягкие и толстые, — пробормотал себе под нос Эйсгейр. — Надо намекнуть об этом ко…

До него донеслись голоса. Рыцарь замер и прислушался. Слышно было всё равно плохо, поэтому он снова медленно пошёл вперёд.

— Мне самому лично сказали, что их король безумен.

Эйсгейр, наконец, смог разобрать речь.

«Чей король?» — подумал он, весь обращаясь в слух.

Говорили за стеной, в одной из комнат отдыха для знати, как догадался рыцарь..

— У них есть информаторы в самом Лесу. — Этот голос, как и первый, был Эйсгейру незнаком. — И они могут попасть во дворец.

«Океан-отец, — изумился рыцарь, — это об эльфийском короле?!»

Он почти не дышал, слушая разговор за стеной.

— Вот когда грохнут этого остроухого, тогда и посмотрим. — Третий, хорошо поставленный голос определённо принадлежал Ше́лану, герцогу Мира́ра.

— Вполне возможно, тогда будет уже поздно решать, — ответил первый голос.

— А по мне, сейчас слишком рано решать, — возразил герцог. — Периамский император когда-то тоже бахвалился, что у него есть оружие, беспроигрышный план, и он захватит Лес. А в итоге? И к тому же…

Послышался звук открывшейся двери.

— Господа, пора в тронный зал.

Эйсгейр спешно перенёсся стихией к комнатам отдыха, надеясь увидеть, с кем будет герцог. Не получилось — пришлось обмениваться приветствиями и словесными приятностями с разными благородными господами. Когда рыцарь нашёл герцога Мирара, статного мужчину в накидке с золотыми мантикорами, рядом с ним была только его супруга. Низенькая и пышнотелая герцогиня выглядела совершенно неподходящей своему мужу-красавцу.

— Великий лорд Эйсгейр, — сказал Шелан и поклонился: статус обязывал его поздороваться с правителем Северных земель первым.

«Точно его голос», — подумал рыцарь.

Обмениваясь любезностями, он размышлял: не вывести ли разговор на эльфов? Но вопрос решился сам собой.

— Вы ведь бывали в эльфийской столице, милорд? — вдруг поинтересовалась герцогиня, и Эйсгейр увидел, как Шелан едва заметно прищурился и зачем-то одёрнул накидку.

— Да, миледи, но больше века назад.

— Говорят, тронный зал теперь похож на зал во дворце эльфийского короля в Тал-Гилас. Это правда?

— Простите, после ремонта я здесь впервые, — сказал Эйсгейр, с улыбкой глядя то на Шелана, то на его жену, — не успел всё осмотреть. Не могу ничего сказать.

— О, жаль…

— А вы видели эльфийского короля? — спросил Шелан, пока у его супруги разочарованно колыхался второй подбородок.

— Видел, конечно, и говорил с ним.

Герцог хотел было сказать что-то, но жена его перебила:

— И какой он? Слышала, эльфы и слова против не могут сказать своему королю, такой он суровый.

— А я бы сказал, они его любят… — ответил Эйсгейр, мельком глянув на Шелана: тот чуть нахмурился и поджал губы. — По крайней мере, такое у меня сложилось впечатление. И он показался мне добрым.

Шелан вдруг чуть наклонился к рыцарю, будто на самом деле хотел шептать:

— Но если прошло больше века, то не мог ли он измениться?

— Кто знает. Всё может случиться.

Рядом с ними будто из ниоткуда возник церемониймейстер.

— Милорды, нижайше прошу поторопиться. Милорд Эйсгейр, позвольте проводить вас к вашему месту.

Рыцарь сдержал вздох и последовал за ним, хотя и сам отлично знал, где должен быть. Он хотел побеседовать с Шеланом чуть больше, тем более об эльфийском короле. Может, герцог сболтнул бы чего ненароком? Или как-нибудь не так себя повёл. Подслушанное Эйсгейру, мягко говоря, не нравилось, хотя в голове не укладывалось совершенно. Убийство эльфийского короля… Это вообще возможно? Кто эти «они», утверждающие, что владыка Светлого Леса безумен?

Эйсгейр наконец увидел обновлённый тронный зал. Его расширили, витражи в высоких стрельчатых окнах отреставрировали, а некоторые даже полностью поменяли. Теперь внутри огромного помещения стало гораздо светлее и радостнее, чем было при старом короле.

«И правда, напоминает дворец в Тал-Гилас, — подумал рыцарь. — Или то, как он выглядел сто тридцать лет назад».

По пути к своему месту рядом с троном Эйсгейру снова пришлось раскланиваться и всячески любезничать. Это немало его раздражало. И мысли о подслушанном разговоре радости тоже не добавляли.

Видимо, выражение лица рыцаря выдало его испортившееся настроение — король заговорил с ним:

— Милорд чем-то недоволен?

В его тёмных волосах блистала украшенная крупными изумрудами корона. Одной рукой молодой монарх держал скипетр, а второй сжимал ладонь жены, протянутую ему поверх обитого золотом подлокотника.

— Всё в порядке, ваше величество, задумался о всяком, — ответил Эйсгейр. — Куча дел, расширяем Эйсстурм.

— Да, я слышал об этом.

Король улыбнулся и хотел сказать что-то ещё, но его супруга потребовала внимания мужа.

Эйсгейр пробежался взглядом по гостям дворца, нашёл герцога Мирара. Его окружали люди, которых рыцарь не знал. Кто-то из них участвовал в том разговоре? Любопытство и подозрения обуревали Эйсгейра. А возможное безумие эльфийского владыки ему очень хотелось обсудить с послом Светлого Леса в Эйсстурме, но тот уехал по каким-то делам в Тал-Гилас.

«Ладно, пощупаем пока его светлость», — подумал рыцарь и решил после приёма побольше походить среди всех этих голубокровных особ.

Кто знает, вдруг найдутся двое неизвестных собеседников Шелана.

Глава 5 Таверна

Знакомство и новый контракт никак нельзя было не отметить. Поэтому все решили разобраться с последними делами в городе и вечером — раз уж всё равно придётся смотреть снаряжение — собраться в Таверне. У Фаргрена никаких дел не имелось, и он просто отправился гулять.

Во Всесвете Фар оказался в третий раз. Если считать пару ночёвок здесь, где-то на окраине. И времени тогда ни на какие прогулки не нашлось. А уж погулять здесь много где можно: роскошный город, почти такой же большой, как столица… Всесвет кочевряжился как мог, пытаясь отобрать у Эвенрата второе место, но пока, увы, не получалось. Вдвоём они дружно завидовали Эйсстурму — тот был и старше, и больше них, вместе взятых.

Но кое-чем молодой город мог перещеголять и столицу, и древнего гиганта. А именно — правильной застройкой. Кто бывал в старых городах с их как попало натыканными вокруг замков строениями — поймёт. Фаргрен вот понимал. В Эвенрате, казалось, и рыцарь земли первого ранга заблудится. Точнее, просто сойдёт с ума и снесёт столицу к Тварям. Или в землю поглубже закатает.

Во Всесвете улицы были правильными и ровными. Постарался, как это ни смешно или, скорее, грустно, всё тот же дракон: после его нападения город отстроили заново по строгому плану. Впрочем, разрастаясь во все стороны, улицы постепенно искривлялись, и ориентироваться на окраинах становилось непросто. Но это ни в какое сравнение не шло с хаосом столицы.

Прогулкой Фаргрен пытался выгнать из головы мрачные мысли. Помогло плохо. Точнее — не помогло вообще. Ему придётся вернуться в родные места. Более того — в деревню, где он вырос, где жила его семья. Жила… Сейчас никого уже нет. А Фар мучится от воспоминаний о ночи, которая заставила его покинуть дом пятнадцать лет назад. И от кошмаров, в которых он видел кровь, мёртвое лицо матери и полный ужаса взгляд сестрёнки.

Пару раз Фар порывался вернуться в гильдию. Если им дали неделю на сборы, ему успеют найти замену. Регистратор сам так говорил. В самом деле, чего стоит прийти и сказать: «А идите-ка вы на свой законный грабёж сами»? Выбитого зуба, и то вряд ли. А такие смешные потери никак не помешают Фару взять новый контракт. На Тёмный Тракт, например.

«Да что ты скулишь, как щенок, — обругал он себя в мыслях. — Не сказал ничего — значит, едешь!»

И пусть решение соответствовало его собственному кодексу наёмника, настроение от этого не улучшилось. Ни на шерстинку. Вот и бродил Фаргрен по городу, пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями.

«А тут даже чище, чем в Эвенрáте», — подумал он, идя по главной улице обратно к центральной площади.

Приятно ходить по городу, не опасаясь вляпаться в дерьмо или помои. Фар не был брезгливым: в деревне рос. Но одно дело — отхожее место, которому вонять, в общем-то, можно, хоть и не обязательно, и совсем другое — лошадиная куча на улице, которой полагается быть приличной.

Во Всесвете свободы от конского дерьма добились просто — запретом на лошадей в пределах городских стен. Своего Горбушку Фаргрену пришлось оставить в конюшнях за ними. Такое требование касалось всех, кроме караванов Гильдии торговцев: эти за право проводить повозки в город платили налог на чистоту.

Проходя мимо такого готовящегося к отправке каравана, Фаргрен увидел и суть этого самого налога — за лошадьми наблюдали специальные люди и убирали за ними, едва те наваливали кучки. Почему-то вид уборщиков, резво спешащих к дерьму, Фара повеселил, и на встречу с напарниками он отправился уже не таким мрачным.

Таверна немного терялась на фоне Гильдии наёмников и других помпезных зданий рядом, но всё равно оставалась заметной из-за красной крыши с затейливо украшенными коньками. Над входом висела незамысловатая вывеска без всяких красивостей.

Таверна.

Именно так. Просто Таверна, просто с большой буквы. Во Всесвете она была первой и долгое время — единственной, поэтому не получила другого названия. Что не мешало ей быть самой известной в королевстве. Благодаря — вот ведь неожиданность! — дракону, который её немного недоразрушил.

Владела Таверной одна и та же семья на протяжении нескольких поколений. Древний хозяин уверял, будто боковая стена и часть фасада пережили нападение дракона. И может, не врал, ведь был очевидцем тех событий. Говорят, даже видел драконоборцев. Сам хозяин таверны тоже считался своего рода знаменитостью — в свой сто двадцать один год он самым старым человеком королевства (которого чуть не убил дракон). Конечно, генасы и стихийники могли жить дольше, но старик не относился ни к тем ни к другим.

Внутри Таверны царил знатный шум, а ароматы, которые Фар учуял ещё на площади, казались почти одуряющими. Но в этой обонятельной какофонии Фаргрен умудрился почувствовать запах близнецов. Рейт и Лорин уже сидели за столом и гоготали над байкой какого-то наёмника, горланившего на стуле у стойки.

— Я говорю: «Ты куда шары свои дел?». А он: «Спрятал в мешок». И глазами хлопает.

От хохота даже стены задрожали. Над чем надо смеяться, Фаргрен не понял, ведь начало истории он не слышал. Но ему тоже стало смешно. Сложно оставаться серьёзным, когда все вокруг хохочут.

Оборотень пробрался к столу, за которым сидели близнецы.

— Ну, где шрам получил? — спросил его Рейт, отхлёбывая из огромной кружки с пушистой шапкой пены.

— Стулом в драке саданули, — ответил Фаргрен, потерев рваный рубец на правой скуле, — ничего особенного.

Если бы… Но о том, кто, когда и при каких обстоятельствах огрел его тяжёлым деревянным стулом, он старался не вспоминать. Да и рассказать об этом значило рассказать, что он — оборотень. А делать это Фаргрен не собирался. Никогда. Никому.

— А твой откуда? — спросил Фар у Лорина.

— Змееклюв угостил на Тракте, — довольно улыбнулся тот. — Жаль, раньше не пришёл, тут такое представление было. Тра́ф байки травит ого-го. Гер!

Фаргрен обернулся. Мааген пробирался через ряды столов, огибая сновавших туда-сюда девушек-прислужниц в беленьких передниках.

— Смотри, куда прёшь, мелюзга! — рыкнул громила, поднявшийся из-за стола, как раз когда мимо проходил Геррет.

— Себе глаза протри, жнецовья задница! — выпалил коротышка, и над его кулаком полыхнул огненный шар.

Ближайшие посетители поспешили, если не исчезнуть, то слинять куда подальше.

— Эй-эй, Геррет, выбери на жаркое что-то повкуснее, а? — крикнул Рейт во внезапно повисшей тишине.

Громила разом сник.

— Дай пройти, — пробурчал он.

Геррет гордо вскинул голову и протопал мимо него, не убирая шара.

— Совсем спятил? — сказал Рейт, с ухмылкой глядя, как мааген садится за стол рядом с оборотнем.

Фаргрен заметил клеймо на проушине герретовского топора и чуть не заскулил от зависти: работа айсенского кузнеца! И не обычная, какую хоть и задорого, но можно купить на рынке. На заказ! Оружие из Северных земель славилось на весь Иалон.

«Тоже хочу! — подумал Фар и решил вознаградить себя за сложное и морально неприятное задание. — Съезжу потом в Айсен!»

— Упекут тебя в тюрягу недели на две, — продолжал распекать коротышку Рейт, — а у нас дело!

— Две недели? — удивился Фаргрен.

— А то! Историческое здание, центр города, ещё и магистрат рядом.

— Даже в Эвенрате за драку у дворца самое большее неделю втюхивают!

— Ты просто не знаешь, что бывает, когда он с последних угольков слетает, — осклабился Рейт. — Знакомься, местная знаменитость — мааген Геррет, фамилии не знаю. Пару лет назад он таки спалил тут всё, сидел потом… Сколько, Гер?

— Месяц, — ответил вместо коротышки Лорин.

— Когда уже вы языки свои сожрёте, а? — пробурчал мааген.

— Даже маму-у-уля приезжала, — подразнил его Рейт, и Геррет зло зыркнул на него.

К ним подскочила девушка, чтобы принять заказ, поэтому он не стал ничего говорить.

— Эй, Траф, — послышалось из зала, — болтают, будто ваша кодла недавно хвостатых отлавливала.

Наёмник у стойки оживился:

— Ага! Взяли банду в Южных Клыках. Три отряда наших ходило и ещё из столицы солдаты. Весь притон раскурочили!

У Фара похолодело сердце: он знал этот «банду». Ему захотелось раскурочить рассказчика. Притоном маленькое селение в горах не было. Или было, но тогда любой город можно так назвать за то, что в нём бывают убийцы, воры и прочий преступный сброд.

— И я вам точно скажу — Крэй Чёрный Хвост повешен. Окончательно!

Крэя пытались изловить и казнить уже лет десять. За грабежи, убийства, изнасилования… Иногда появлялись слухи, будто его таки поймали, но через месяц-другой Чёрный Хвост снова где-нибудь объявлялся.

Фар считал, что если Крэй сдох, то так ему и надо. Но не все оборотни были как этот негодяй, хоть людям и нет разницы. А Южные Клыки… Туда приходили такие, как Фаргрен — осиротевшие, выросшие среди людей волки. Пытались жить нормально, устав от скитаний, преследований или скрытного существования. Да, убежище всё равно оставалось тайным. Но там принимали всех волчьих братьев. Там даже чистокровные оборотни из племён останавливались иногда. Там даже были дети…

— Может, кто и сбежал, — продолжал Траф, — но поймали немало. Большую часть повесили сразу, некоторых увезли в столицу на суд. Видали бы вы это. Несколько десятков столбов!

Присутствующие одобрительно гудели, но Фаргрен старался не слушать. Зачем слушать про убийство невинных детей? Даже если всех таких оборотней, как Фар, можно считать убийцами, те, кто родился в Южных Клыках, ими точно не были.

— Так что жечь заразу эту на корню, вместе со всеми их выродками! — подытожил Траф рассказ своеобразным тостом и выпил.

— А ведь у него свои дети есть… — хмуро пробормотал Геррет.

— Ну у тебя и рожа, — хохотнул Рейт, глянув на Фаргрена. — Впечатляет, да? Умеет Траф рассказывать, хоть и гад порядочный.

Фар криво усмехнулся. Если он и впечатлился, то не ораторскому искусству этого гада.

Когда четвёрка новоявленных напарников уже почти расправилась с ужином, раздался неожиданный грохот. Взвизгнула женщина, послышался чей-то рёв:

— Ах ты, дерьмо жнецовье!

Диковатого вида мужик вмазал в лицо своему собеседнику, и тот грохнулся на пол. Только вышибалы, стоявшие у дверей, двинулись к нарушителям спокойствия, как два водяных щупальца сграбастали драчунов и вышвырнули их вон.

Мильхэ, которая, как оказалось, была за дверью, едва успела отскочить. От порыва воздуха с неё сдёрнуло капюшон, и Фар даже со своего места заметил, как расширились её глаза. Чуть пригнувшись, эльфийка перешагнула через порог, поглядывая по сторонам — не летит ли кто-то или что-то ещё.

— Извиняй, — весело сказал генас, который так быстро расправился с драчунами, — не подумал, что за дверью кто-то есть.

Мильхэ слегка кивнула, посмотрев на него, и Фаргрен чуть не поёжился — такой холодный был этот взгляд.

Увидев своих теперь уже напарников, эльфийка на миг замерла ледяной статуей, но всё же подошла и села рядом с близнецами. Еду ей принесли сразу же, хотя она не успела ничего заказать.

«Значит, тут её хорошо знают», — подумал Фар, с интересом глядя на напарницу.

Завсегдатаями Таверны были в основном те, кто часто получал заказы от главного зала Гильдии наёмников, то есть лучшие гильдейские бойцы. А Мильхэ не так уж и проста, даже если не брать в расчёт остроухость.

Но какого хррккла она так одета? Фар никогда не видел, чтобы наёмники красного ранга и выше, или те же эльфы, носили настолько старые плащи. Обтрёпанные уголки он заметил ещё у регистратора. «Почините нас!» — кричали они всем своим видом. А ещё лучше снимите и никогда больше не надевайте!

Впрочем, под плащом оказалась вполне нормальная блузка. Фаргрен не знал, призваны ли лёгкие складки на пройме добавить приятных объёмов, но если да, то попытка провалилась. Выглядело всё равно плосковато. Неудивительно: эльфийка была настолько худой, что её запястья казались прозрачными. Хотелось бы накормить, будь она не такой холодной.

А так она выглядела вполне обычно для эльфа. Невзрачно даже. Без украшений — не считать же им почти невидимое кольцо и тонкую цепочку на шее. Волосы серебристые с зеленоватым отливом, глаза бирюзовые, кожа светлая, а гребни дрекожи на голове потемнее и тоже с зелёным оттенком.

Словом, самая непримечательная дочь Леса. Но она — наёмница немаленького ранга.

«Красный ранг? Или коричневый?» — думал Фаргрен, прикидывая в уме возможную крутость напарницы.

По виду она не тянула не то что на оранжевый — с этого ранга ходят в Чащи, — но даже на белый, начальный. Могут ли такие тростиночки вообще быть наёмниками? О фиолетовом или чёрном ранге даже думать не стоило — слишком невероятно. Хотя… Фар ни с кем из настолько крутых наёмников дружбы не водил. Вдруг они тоже выглядят совсем обычно? Можно, конечно, спросить Мильхэ о ранге, но среди наёмников это считалось самой страшной бестактностью.

— Мы так и не познакомились толком, — прервал молчание Рейт. — Я Рейт, это Лорин. Это Геррет, мы с ним давно знакомы. Это Фаргрен, первый раз работаем, как и с тобой.

— Мильхэ, — коротко ответила эльфийка.

Бирюзовые глаза излучали холод всех льдов Драакзана.

— И откуда ты будешь?

— Из Светлого Леса, видимо.

Правая бровь эльфийки дёрнулась вверх, голос будто понизил температуру на пару градусов. Рейт хихикнул. Фар подумал, что либо тот болван, либо… толстокожий, как змееклюв.

— Ну да, тупой вопрос. Что умеешь?

Мильхэ молча заморозила эль Рейта. Шапка пены теперь была скорее снегом, чем пеной. Маленький сугробик в кружке.

«Иллиген, — подумал Фар. — Будет здорово, если умеет лечить, а не только морозить».

И кажется, вместо путешествия к возможной горячей точке их ждала холодная прогулка. Хорошо, если не смертельно холодная.

— Здорово! — воодушевился Рейт и отгрыз от сугроба кусочек. — Люблю, когда в компании и водник, и огневик. И поесть, и попить, и помыться можно нормально!

— Ма́атар меня сожги, — пробурчал Геррет. — Почему мне постоянно выпадает таскаться с этими болтунами невесть где?

— Да ладно тебе, Гер, за такие деньги можно потерпеть даже Трафа.

Коротышка насупился и уткнулся в тарелку. Чем так отличился гад-сказитель с репертуаром из похабного наёмничьего фольклора, осталось тайной.

— Ну, выходим завтра утром? — спросил Лорин, покончив со своим ужином.

— Так-так! — Рейт весело хлопнул по столу. — Надо же выпить за знакомство!

— Пейте, — сказала Мильхэ, подавая знак прислуге.

Лица мужчин вытянулись.

— Как? Традиция же! — воскликнул Рейт, а вот Лорин, как и Фар с Герретом, промолчал.

На стол перед эльфийкой ловкий слуга поставил кружку.

— Молоко? — удивился Фаргрен. — Ты о гильдейской традиции не знаешь?

От взгляда цвета бирюзы ему захотелось, чтобы Геррет поджёг Таверну. Для тепла.

Но всё же, как не выпить? Традиция эта была, наверное, единственной, распространившейся на всю Гильдию наёмников, где бы ни находились её залы: в Периаме, Зандерате, или Северных землях. С новыми напарниками всегда пили по кружке гильдейского эля. На самом деле это был не эль, а смешанная с ягодным соком особая настойка. Ядрёная, как яд мантикоры: никто не мог выпить больше девяти-десяти глотков и не грохнуться потом под стол минут через пятнадцать. Двадцать для особо крепких. Поэтому настойку пили только разбавленной. Хорошо разбавленной.

Слуга поставил им на стол четыре кружки этого самого гильдейского эля.

— Пейте, угощаю, — сказала эльфийка с таким выражением, будто желала им отравиться. — А теперь прошу извинить, мне надо ещё поработать.

Она встала и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж Таверны, на ходу прихлёбывая молоко.

— Чудна́я, да? — улыбаясь, сказал Рейт.

Фаргрен силился оценить ум напарника. Пока выходило не в пользу Рейта. Это вот эту ледяную ведьму он назвал «чудно́й»?

— Снаряжение! — вспомнил Геррет.

— Точно! Мильхэ, — окликнул её Лорин, — чего там нам прислали?

Та со вздохом закатила глаза и знаком предложила идти с ней.

— Ну, за знакомство и удачное дело! — Рейт весело поднял кружку.

Фар взялся за свою с мыслью, что с таким набором напарничков удача им понадобится точно. Возможно, не раз. Хотя бы для того, чтобы Геррету не пришлось размораживать чью-то внезапно заледеневшую тушку.

Глава 6 Общество Знающих

22 день 2 месяца 524 года новой эпохи

Огонь весело трещал в камине, перед которым в глубоком, мягком кресле расположился Эйсгейр. На его коленях лежали донесения, переданные Виркнудом. Например, сведения о том, с кем встречался за месяц до и неделю после приёма в королевском дворце его светлость Шелан, герцог Мирарский.

Найти его собеседников у рыцаря не получилось. Но в тот коридор, где он подслушал разговор об убийстве эльфийского короля, Эйсгейр вернулся ещё раз после официальной части торжества. Потоптался по коврам, оглядел стены и пол под плотными тканями, потом покрутился в комнатах отдыха.

Так рыцарь и обнаружил, что пол в них и стены, смежные с тем коридором, сделаны из каменного дуба: древесины не просто очень крепкой, но и отвергающей любое генасское воздействие. Круг тишины не затронет пол из этого дерева. И если это доски из Унат-Хаара — в чём Эйсгейр не сомневался, — то их хитрая конструкция хорошо проводит звуки.

Неизвестная троица, скорее всего, считала, будто приняла достаточные меры предосторожности. Хотя, по мнению рыцаря, болтать об убийстве владыки Светлого Леса в королевском дворце всё равно сказочно глупо — там ведь и эльфы находились. А услышь они такое, план, кому бы он ни принадлежал, точно провалится.

Но просто забыть о подслушанном — тоже феерически сказочная глупость. Поэтому Эйсгейр, вернувшись из столицы, сразу вызвал Виркнуда и приказал отправить к герцогу соглядатаев.

За две недели разведчики Эйсгейра в Мираре умудрились разузнать о море самых разных грехов: взятках, подлогах, долгах… Даже уличили Шелана в неверности супруге — в докладе значились имена нескольких знатных дам. Но это всё были мелочи. Эйсгейр не стал особенно вникать в порочные связи герцога. Больше его заинтересовало другое: какого кракена понадобилось Гилра́у Лаэрдэ́ту, ректору Королевской академии, встречаться с Шеланом в Мираре?

Знать, конечно, имела связи с главным учебным заведением страны, да и ректор не простолюдин какой-нибудь. Но зачем тащиться по весеннему холоду и грязи из Эвенрата в Мирар? Если герцог захотел выразить благосклонность учёным или впихнуть своего отпрыска в академию, то сам поехал бы в столицу. Виркнуд не зря отметил ректора. Надо послать людей и к нему.

Рыцарь скользил взглядом по списку лиц, посещавших Шелана в последнее время. И одно из имён привлекло его внимание больше других: Дайе́н, граф Маки́тура.

«Кажется, раньше я занимался Макитуром», — подумал Эйсгейр, не без труда вспомнив лицо графа: нежное, как у женщины, с вечным отпечатком благородной презрительности.

Стук в дверь прервал размышления владыки Северных земель.

— Милорд, — обратился к нему камердинер, — вас ждут гости.

— Гости?

— Общество Знающих, милорд.

— А, эти. Совсем из головы вылетело.

Эйсгейр поднялся и позволил камердинеру заняться его внешним видом. Тот, бормоча себе под нос, оправил одеяние, добавил поверх накидку и повязал роскошный пояс. Потом придирчиво осмотрел рыцаря и кивнул.

«А ведь раньше всё было гораздо проще, — не без досады думал Эйсгейр, направляясь в тронный зал. — Нет же, надо каждый раз приглаживать плавники».

Накидка была, по его мнению, лишней. Кто вообще раскопал это трёхвековое старьё? Причём во второй раз! Рыцарь с удовольствием послал бы всё это к кракену, но он хорошо знал — для правителя внешний вид, к сожалению, не мелочь. Всех судят по одёжке, а великих лордов и королей — тем более.

В тронном зале Эйсгейра ждала кучка людей. По случаю аудиенции у самого правителя Северных земель они надели строгие чёрные одежды с вышитой на спине и воротниках эмблемой Общества Знающих — глаз со свечой вместо зрачка.

Посетителей, конечно же, предупредили, что в Ледяном дворце церемониал не похож на привычный дворцовый. То есть он почти отсутствовал. Уж в собственном-то доме Эйсгейр мог вести себя, как ему заблагорассудится! И всё равно учёные мужи сильно удивились, когда Снежная Длань собственными руками распахнул двери, украшенные морозным узором, и вошёл в зал с противоположной от трона стороны. Как обычный человек.

Гости нервничали. Все они были генасами, а генасы около легендарного рыцаря первого ранга чувствовали себя прозрачными мальками рядом с тысячелетним кракеном. Так однажды описал свои ощущения Миррин, друг Эйсгейра и посол Светлого Леса в Эйсстурме.

«Это вы ещё меня призывающим стихию не видели! — подумал рыцарь, глядя на гостей. — И хорошо, что чесотки у вас нет».

От последнего страдал его любимый племянник. На самом деле племянником он не являлся — потомок в каком-то там колене. Бедный юноша, будучи чрезвычайно одарённым маагеном, начинал чесаться рядом с сильным иллигеном или стихийником-водорождённым. Из-за Эйсгейра он чесался от макушки до пят. И рыцарь не помнил, была ли у кого-то ещё подобная реакция.

— Господа, прошу отужинать со мной, — сказал Эйсгейр, приглашая всех следовать за ним.

Любые аудиенции, выпадавшие на полдень или вечер, рыцарь совмещал с едой, чтобы не тратить лишнее время зря. Уж цену времени он понял за восемьсот семь лет жизни.

Учёные мужи переглядывались и неуверенно топтались на месте, и приглашение пришлось повторить. Увидев, как стража без зазрения совести разулыбалась — они-то привыкли к тому, что их владыка делает всё не так, — Эйсгейр в шутку нахмурился.

Когда все прошли в трапезную и расселись, гости после утомительно долгих проявлений вежливости и раздражающе обязательных словесных расшаркиваний высказали свою просьбу.

Как и предполагал Эйсгейр, они хотели попросить у него отдельное место для своей ложи в Эйсстурме. И сам этот факт ему очень нравился. Общество Знающих начало своё существование именно здесь, но в силу разных причин на Севере больше двадцати лет не было его официальных представителей. Приятно, что самый уважаемый на Иалоне союз учёных возвращается, так сказать, на родину.

Генасам хотелось здание в Северной академии или рядом с ней, но Эйсгейр, обдумав всё заранее, решил предложить им кое-что получше. И не просто получше, а имеющее особое значение.

Дом, выбранный рыцарем, принадлежал его последней жене, а Общество Знающих основала именно она. Не без некоторой грусти Эйсгейр подумал, что его милая Эльве́йг, занимавшаяся исключительно делами наук, обрадовалась бы такому решению. Тем более после её смерти около тридцати лет назад дом до сих пор пустовал.

Увидев несколько кислые выражения на лицах гостей, рыцарь удивился.

«Что не так-то?! Я же вам подарок сделал!» — возмутился он в мыслях.

Ему стало неприятно. Не за себя, а за жену. Неужели ни она сама, ни место, где она трудилась для Общества Знающих, ничего не значат для её последователей? Удобство им важнее? Но ведь особняк хорош! Просторный, красивый. Да, не в самой академии, не так близко, как хотелось просителям, но не так уж и далеко. И расположение в городе просто прекрасное: рядом парк, имеются всякие лавки в пешей доступности.

— Как вы, несомненно, знаете, моя драгоценная Эльве́йг Вторая, леди Эйсстурма, именно там подписала бумаги об основании Общества Знающих. — Эйсгейр сделал небольшую паузу для пущей драматичности. — Она была бы счастлива знать, что её детище и дело, которому она посвятила всю жизнь, унаследуют этот дом.

Главный из делегации учёных поспешил изобразить благодарность, а его спутники подобострастно закивали.

— Особняк внутри можно перестроить так, как сочтёте нужным. И место в городе весьма хорошее. Мне кажется, варианта лучше не сыскать, особенно если учесть его значение в истории Общества Знающих.

«Ещё бы глаза промокнуть платочком», — подумал Эйсгейр, а вслух сказал:

— Одно ваше слово — и я предоставлю людей и всё необходимое.

— Конечно, милорд, мы весьма благодарны за вашу щедрость, — глава учёных улыбнулся, но это вышло у него наигранно. — И мы более не станем тревожить милорда по этому вопросу.

«Хотят переделывать всё сами, — понял Эйсгейр и усмехнулся про себя. — В моём Эйсстурме у вас это не выйдет».

— Бросьте, какие тревоги, — произнёс он. — Поддерживать науку и продолжать дело жены — это для меня честь.

Дальше потянулась неторопливая беседа между генасами и знатными людьми, которые сегодня тоже ужинали с великим лордом. Эйсгейр почти не слушал их, мысленно вернувшись к докладам разведчиков.

«Что же не так с графом Макитурским?» — думал он, и в его голове крутились смутные воспоминания.

Учёные обсуждали свои планы и будущие исследования, не упуская возможности привлечь внимание аристократов, — это сулило дополнительные средства на эти самые исследования.

«А не королевский ли он потомок?» — ахнул про себя рыцарь.

От этой мысли аппетит сразу пропал — Эйсгейру отчаянно захотелось перелиться в Главный архив, который находился во дворце этажом ниже, и полистать родословные королевских и не очень родов Иалона. Но великосветская вежливость этого не позволила. Пришлось рыцарю ковырять вилкой в тарелке, улыбаться и поддерживать беседу короткими, ничего не значащими фразами.

Но слова одного из учёных всё-таки привлекли его внимание:

— Они просто не хотят делиться секретами. Уверен, эльфы давно придумали то, что может уничтожить людей и королевство, просто ждут подходящего момента.

«Э нет, дружок, если заимеешь такое оружие, не будешь ты ничего ждать. Жахнешь сразу же», — подумал рыцарь, а вслух сказал, добавив в голос как можно больше небрежности и легкомыслия:

— Если давно придумали, то давно бы уничтожили.

Недобрые разговоры об эльфах он слышал всю жизнь. И не один, не два, а тысячи раз. Они так и оставались разговорами, может, полными зависти, злобы или недоверия, но пустыми и бессмысленными. Лишь дважды за долгий век рыцаря за словами последовали действия, но ни к чему, кроме многочисленных смертей и падения империй, не привели.

Эйсгейру вспомнился разговор в королевском дворце.

«Всё же стоит быть настороже», — подумал он.

После ужина рыцарь решил посмотреть в архиве ещё и записи бесед. Его писцы слушали все официальные разговоры и приёмы и переносили на бумагу всё, что было сказано или сделано. Отмечали даже, кто и когда высморкался, поперхнулся или чихнул.

Одна фраза резанула рыцарю глаза. Слова эти принадлежали генасу, который говорил об эльфах и их оружии, способном уничтожить людей. Рыцарь подозвал писца, сделавшего эту запись.

— Он сказал именно так?

— Д-да, милорд. Именно т-так.

Юноша чуть ли не дрожал — видимо, боялся, что сделал какую-то ошибку.

— Уверен?

— Ув-верен, мил-лорд, точно т-так и сказал.

— Можешь идти. Хорошая работа, — кинул вслед Эйсгейр, с улыбкой глядя, как парень выпрямился и, окрылённый похвалой, полетел по узкому проходу между столов.

Рыцарь снова посмотрел на фразу. «Во имя рода людского». Заинтересовала не патетичность — кто, пытаясь привлечь внимание и деньги, не бросается громкими словами? Но именно эти были расхожими в Периаме, точнее, в проповедях Ордена Жизни. А Периам и Светлый Лес враждовали. Давно.

Всё началось с чудовищной ошибки и страха. Первая встреча предков нынешних периамцев и Детей Леса обернулась резнёй. Люди привыкли, что из Тёмных Чащ появляются лишь кровожадные Твари, поэтому без долгих раздумий перебили вышедших оттуда эльфов, обессиленных схватками с лесными созданиями. Второй отряд Детей Леса, обнаружив это, в отместку зачистил близлежащие селения людей.

Спустя столетия отголоски конфликта угасли, но до конца так и не изгладились. А примерно полтора века назад предпоследний периамский император начал войну против эльфов. Славы покорителя непобедимых Детей Леса ему захотелось. Славы и богатств. Сколько солдат погибло в Тёмных Чащах, пытаясь добраться до эльфийских границ, никто не знал. И погибли они зря — своего император не добился. А обескровленная им самим империя вскоре и вовсе перестала существовать.

Вражда же никуда не ушла. И проповедиОрдена Жизни только подогревали её. В лучшем случае эльфы в них описывались как чуждые людям, а их влияние — как нежелательное. Доходило и до насилия. Пусть солнцелобых — самых яростных фанатиков, рисовавших на лбах знак Богини жизни, — Орден вроде как чурался, почему-то меньше их не становилось.

Но всё это происходило в Периаме — по другую сторону Тёмных Чащ и чуть ли не за половину материка от Северных земель. Почему учёный родом из А́йсена, города к северо-востоку от Эйсстурма, выразился именно так? Красного словца ради?

Рыцарь подумал, что надо было лучше следить за ужином.

— Океан-отец, — вздохнул он, отложив записи. — Мерещится, будто везде что-то не так.

Эйсгейр решительно придвинул к себе пухлую книгу с родословными, намереваясь разыскать и изучить семейное древо Дайена, графа Макитурского.

Глава 7 Логово

Крепкие Когти лёг на землю, давая понять, что пора слезать с него. Так я и сделала. Малыши сразу же облепили меня, но волк рявкнул, и они отбежали в сторонку. Фух, вовремя! Свора щенков вполне могла повалить меня на землю. Оправив одежду, я огляделась.

Так вот какое у них логово. Норы, прорытые в склонах лощины, были прикрыты кустами и ветками. Издалека совсем незаметно, что здесь кто-то живёт. Кое-где лежали или сидели взрослые волки — многие размером с Крепкие Когти, а некоторые даже больше. Их жёлтые глаза пристально рассматривали меня. Надеюсь, это просто от интереса, а не от голода.

На северо-западном склоне лощины росло гигантское дерево. Да это же древо-предок! Без сомнения, листья невозможно спутать ни с какими другими. Откуда оно здесь?! Разве древа-предки, хранящие память рода и служащие местом для погребения членов семьи, растут вне Светлого Леса? Или здесь когда-то жили эльфы? А может, мне просто кажется, что так не должно быть?..

Тень от исполинской кроны покрывала почти всю лощину. Странно, как я не заметила его раньше… На нижних толстых ветвях почти не было листьев, зато был дом. Дом?!

— Крепкие Когти, откуда здесь это?!

Посреди дремучего леса дом выглядел по меньшей мере странно.

— Ваше древо? Не знаю, оно всегда здесь росло.

— Нет, я не про него. То есть и про него, но… Там дом!

— А-а-а, он для тебя.

— Это вы построили?

— Нет, конечно, мы так не можем. Это сделал Хозяин.

Невольно представилось, как человек кидает палку, и Крепкие Когти со всех лап несётся за ней.

— Хозяин? У вас есть хозяин?

— Хозяин леса.

— Кто?

— Эк тебе мозги отшибло. Ладно, идём к Старейшине. Его и спросишь.

Крепкие Когти направился прямо к дереву-великану, и я пошла за ним. Волчата следовали за нами. Их маленькие хвостики так вертелись, что, казалось, ещё немного — и они отвалятся. Стало даже смешно.

Подойдя ближе, я увидела среди гигантских корней не менее гигантскую нору. И каких же размеров волк здесь живёт?!

— Нам сюда, — сказал Крепкие Когти и прошёл внутрь.

Я оглянулась — пушистые малыши, поскуливая и попискивая, остановились поодаль. Видимо, подходить ближе им запрещено. Ладно, надеюсь, мы с вами ещё повеселимся…

Пройдя немного вглубь, я остановилась — свет в нору проникал очень плохо. Может, волкам нормально, но мне — нет. Стало страшно неуютно.

— Крепкие Когти?

— Иди сюда, — донеслось откуда-то спереди, — ход только один.

— Ничего не видно, — пожаловалась я, пытаясь идти на ощупь.

Послышалось тихое тявканье, и лаз осветился тусклыми, зеленоватыми огоньками, которые закружились под земляным потолком. Это Крепкие Когти генас? Или Старейшина?

Запах, что чувствовался уже у входа, становился почти невыносимым, чуть ли не вышибая слезу. Нет, нечистотами не воняло, просто никогда в жизни я не чувствовала настолько сильного звериного запаха, смешанного с ароматами земли и растений. Никогда в жизни? Хм…

Не очень длинный ход вёл в большую пещеру. По её стенам вились гигантские корни древа-предка. Насколько мне удалось разглядеть, у норы имелось ещё два хода. Посреди неё лежал огромный зверь, намного больше Крепкие Когти или других волков. В полутьме было не очень понятно, какого цвета его шерсть, но явно светлее, чем у моего проводника.

Старейшина поднял голову. Раздался низкий хриплый голос:

— Полной луны тебе, Отделённая.

По телу пошли мурашки, а ноги сделались ватными. Ладони снова стали липкими.

— И вам тоже…

— Не бойся, здесь тебе не причинят вреда. Хозяин леса просил позаботиться о тебе, когда ты проснёшься.

— Кто он такой?

— Хозяин леса, он… Хозяин леса, — ответил Старейшина и закряхтел, как раньше Крепкие Когти. Кажется, это всё-таки смех. — Такие вопросы задают обычно только щенки.

— Как король?

Где-то я должна была слышать о Хозяине леса…

— Не совсем. Он не правит, скорее, заботится о лесе, защищает его. И пользуется всей его силой, — сказал Старейшина и, помолчав, добавил: — Можно сказать, он воплощение силы леса. Как Покровители стихий.

— Ясно.

На самом деле, ничего не ясно, но…

— Как я здесь оказалась?

— Тебя принёс Хозяин. — Старейшина задумался. — Я не могу сказать точно когда, это было очень давно, и прежний Старейшина тогда сам был учеником. Но прошло примерно сто лет или чуть меньше.

Интересно, на сколько меньше?.. Ну, за такое время волосы, оставшиеся на поляне, вполне могли стать настолько длинными. А как я могу ходить и вообще двигаться, если лежала чуть ли не целый век?

— Зачем я Хозяину леса?

— Этого никто не знает, кроме него. Он приготовил дом, ведь вряд ли тебе будет удобно жить в наших норах, если ты захочешь остаться. Здесь тебя никто не тронет. Можешь побыть у нас или пойти сразу в Светлый Лес. Или к людям.

— Но что со мной случилось? Вам известно что-то ещё?

— Нет. Только то, о чём я уже говорил. Крепкие Когти сказал: ты ничего не помнишь.

— Не совсем ничего, но… — Я вздохнула. — Что со мной не так? Почему я помню, как разговаривать, ходить? Не помню, кто я, но знаю, кто такие мар-даан-лаид, и что дерево над нами — это древо-предок. Откуда оно здесь?

— Это нам не известно. Но наше племя всегда жило рядом с ним. Оно очень древнее. Может, у тебя получится пробудить его, и оно поведает свою историю. Было бы интересно.

— А как вы можете разговаривать?

— Это дар Хозяина. Иначе мы бы не поняли друг друга.

Я вспомнила, как они меня называли.

— Почему «отделённая»?

— Хозяин отделил тебя от леса.

— Что это значит?

— Я не могу объяснить. Сам не понимаю. Просто мы чувствуем некую отдельность. Ты не отрезана от леса полностью, только какая-то черта или часть тебя… Может, это было нужно для твоего спасения?

— Спасения?

— Твой сон. Разве не такой ваш народ называет «последним сном»?

— Я… не знаю.

Волк хмыкнул почти как двуногий.

— Когда вас смертельно ранят, вы сначала как бы глубоко засыпаете. Впрочем, это всего лишь моя догадка. Только Хозяин может объяснить, что именно он сделал с тобой.

Да уж… Понятно, что ничего не понятно. Кажется, я забыла очень много. Но может, нужно просто подождать?

— Можно остаться? — спросила я. — Ненадолго.

Старейшина кивнул.

— Пойдём, — сказал Крепкие Когти и поднялся, — посмотришь свой дом.

Глава 8 Что-то не так

В маленькой, но вполне уютной комнатке царил хаос. На полузастеленной кровати лежала одежда, на столике — ворох бумаг и стопки книг, небольшой шкафчик у двери был забит полностью: дверца не закрывалась, наружу вылезали тряпки. На тумбочке у кровати стояло множество маленьких склянок — от мешанины их запахов Фар чихнул.

— Простите за беспорядок, — Мильхэ прошла к столу и прикрыла книги. — Придётся, наверное, вам устроиться на полу.

Твари чащобные, как у неё получается извиняться и приглашать сесть с такими морозящими интонациями? Проходите, замерзайте, подыхайте и катитесь отсюда в Чащи!

Покопавшись в своём рюкзаке, Мильхэ достала синий свёрток и протянула его Фаргрену. Внутри обнаружился невзрачного вида мешок, и напарники принялись вытаскивать на свет содержимое. Его получилось много — мешок оказался с сюрпризом! Очень приятным. Унат-хаарские поделки высоко ценились, особенно сумки-рюкзаки: в них можно было положить больше, чем они должны вмещать.

— Ого! — воскликнул Рейт. — Смотри!

Он передал брату большой фиолетовый кисет, и тот, заглянув внутрь, присвистнул:

— Паралички! Раскошелились для нас… А там, должно быть, отравки. — Лорин потянулся к тёмно-зелёному мешку и встряхнул его в руке. — На вес не меньше сотни.

Таких кисетов с наконечниками для стрел нашлось не по одному. Хмурый Геррет повертел в руках небольшие цилиндры.

— Дымовухи, — хмыкнул он и снова заглянул в мешок, — много.

Рейт и Лорин веселились, как скорпикошки, нажравшиеся жгучелиста: кроме всего прочего, их обеспечили запасом тетив и древков. Геррет с невнятным возгласом сцапал полупрозрачный кисет с несколькими оранжевыми шариками внутри. Мильхэ взяла себе мешочек с бело-голубыми, и на секунду ледышка дала трещину: на её лице мелькнуло явное удовольствие.

«И тебя растопить можно, да?» — подумал Фар и спросил:

— Что это?

— Драконья атака, — ответил Геррет.

— Серьёзно?

О «драконьей атаке» слышали все, но мало кто видел вживую эти генасские снаряды. Они скрывали в себе огромную мощь: даже самый слабый приём — воды, огня, воздуха, или земли — превращал маленькую фигульку в поток стихии, сравнимый по силе с драконьим. Стоили эти крошки очень дорого.

Многое из снаряжения предназначалось для защиты и лечения: охранки, средства для перевязок, разные снадобья. Приделать оторванную голову или выдранное сердце на место они, конечно, не могли. А жаль: Фара уже одолевали догадки о том, что их ждёт.

— Маатар меня сожги, если это не для того, о чём я думаю, — пробурчал Геррет.

— Для Тварей, — выразила общую мысль ледяная статуя в форме эльфийки.

Точнее не скажешь. Именно такое снаряжение было в ходу на Тёмном Тракте и в Чащах. Сталкиваясь с Тварями, никто не пытался справиться с ними чисто в лоб. Обездвижить, ослабить и только потом убить. А лучше слинять, если можно.

— Исследовательская экспедиция, да? — Голос Геррета сочился ядом. — А не наши ли кишки предполагаются в качестве объекта исследования?

Действительно… Вопрос только, кто будет исследователем? Твари? Или всё-таки орки?

Фаргрену ещё подумалось, что заказчик очень богат: так много снаряжения прислал. Слишком много — на Тракт столько не берут. Или кто-то не очень разбирается в чащобных походах, или… кому-то и правда выпадет шанс как следует изучить свежие наёмничьи потрошки.

Но ведь их посылают на север, в орочьи земли!

— Очень вдохновляет, — буркнул Геррет, глядя на доставшиеся им сокровища.

* * *

Выйдя следующим утром на пока ещё тихую улицу, Фар поёжился — дул не слишком приятный ветер, и в волчьей шкуре было бы гораздо теплее.

У Таверны его ждали напарники. Сегодня все выглядели по-другому. Геррет и близнецы — и сам Фар — облачились в любимый всеми чащобниками доспех: из стальных пластин, нашитых на кожу и покрытых ею же. Вот только у всех доспехи были, хоть добротные и подогнанные по фигуре, но обычные, а у коротышки на каждой заклёпке красовался крохотный символ Айсена. И выглядело всё новёхоньким!

Остальное облачение припрятали в дорожные мешки — достанут, когда до границы станет совсем близко.

— Кольчуги брали? — спросил Геррет, когда они уже шли к конюшням. — Весь вечер мучился, взять или нет. Но взял.

— Мы тоже, — ответил Лорин. — Мало ли.

И Фаргрен взял, но сомнения Геррета он понимал: на Тёмный Тракт вооружались как следует, а вот на другие походы в Чащи кольчуги не брали. Слишком уж они шумные, а шуметь в Чащах — смерти подобно. Но если придётся с орками столкнуться… И хотя таскать зря лишние тяжести приятного мало, Фар решил, что лучше уж так, чем пасть смертью глупых из-за недостатка защиты.

— Переложите потом в мешок от заказчика, — проледенила Мильхэ.

Увидеть, что надела она, не получалось из-за плаща, но Фару показалось, будто эльфийка стала чуть толще.

Пока они шли, Всесвет, окутанный утренней дымкой, потихоньку просыпался. Появлялись первые прохожие, открывались ставни на окнах. Сейчас город выглядел совсем по-другому, не так, как днём. Жаль, и в этот раз Фару не удалось задержаться подольше. А может, после задания провести здесь недельку? И потом — в Айсен!

Внезапно он почуял волчий запах. Тот же, что вчера, совсем свежий… И ведущий в ту же сторону, куда они шли.

После очередного поворота по улице Фаргрен обрадовался — след не пропал. Знакомый запах будоражил память — кто это может быть? Фар даже подумывал сказать напарникам, чтобы те подождали его у конюшен, а самому пойти по следу — очень уж хотелось увидеть, какой такой неожиданный гость пожаловал с севера.

Но ничего не понадобилось. Когда отряд снова свернул, впереди оказался высокий светловолосый мужчина. Запах тянулся именно за ним. Едва Фаргрен понял это, как незнакомец обернулся, смерил его взглядом, осмотрел остальных. И снова уставился на Фара. Потом кивнул в сторону небольшого переулка и направился туда.

— Я вас догоню, — сказал Фар напарникам, последовал за оборотнем, и только когда они отошли подальше, заговорил: — Не ожидал встретить раатанца здесь.

— Я, кажется, знаю тебя. Фаргрен, да?

Фар удивился — его ещё помнят.

— Ага. А ты?

— Маррак.

Теперь и Фар вспомнил. Да уж, тут и мать родная не признала бы: широкоплечий рослый мужчина прежде был тщедушным мальчишкой, чуть ли не заморышем.

— И зачем ты так далеко от Да-Раата?

Фаргрен и не надеялся, что Маррак станет откровенничать. Оборотни всегда жили отдельно, обособленно чуть ли не от всего Иалона. И с такими, как Фар — волками без племени, выросшими среди людей, — дел не обсуждали. Да что там: им и жить в племенах не позволяли. Да-Раат на какое-то время разрешил Фару остаться, но только до тех пор, пока он не научился владеть собой. А когда пришлый волчонок достаточно вырос, его отослали прочь. Ни одно племя не принимало чужих волков. Потому таких, как Фар, и называли ар-вахану: «отделённые».

Но Маррак ответил:

— На севере лес… неспокоен. Что-то не так. Меня послали на юг, посмотреть, как там. И порыскать среди людей, может, есть какие слухи. Ничего необычного о Тварях, Чащах не слышал?

— Нет, — ответил Фаргрен и тут же подумал о своём задании.

Их ведь посылают на север к оркам, снарядив на Тварей. Совпадение?

Приказы

В тесной, провонявшей дымом землянке звенит тихая трель.

— Мастер! — восклицает черноволосый паренёк, смешно дёргая головой.

— Я не глухой, Шэквет, — говоришь ты. — Собираемся.

Ты надеваешь доспехи, хотя они не очень нужны. Это больше для того, чтобы юный Шэквет не разленился и не отвык совсем от дисциплины. И так вы очень долго сидите здесь, в этой забытой Богиней глуши.

Если прозвенела охранка, значит, на юг пробежало животное больше лисицы. Возможно, лошадь, а значит, и человек, ведь диких лошадей здесь не водится. Следует проверить. Ваша задача предельно ясна — не позволить никому покинуть север.

Шэквет… Паренёк даже не догадывается, что у вас одинаковые имена. Потому про себя ты всегда называешь его «юный Шэквет». Хороший мальчишка. Способный. Интересно, какое имя носил твой Мастер?

Выбравшись к дороге из рощи, где выкопана землянка, ты, как всегда, осматриваешься. Эти места тебе знакомы. Недалеко отсюда ваш с Мастером отряд расправился с семьёй оборотней.

Было это почти тридцать лет назад. Но до сих пор тебе снятся чёрные волки. Особенно волчица-мать — огромная, разъярённая, рвавшая всем глотки за своих детей. Это от её когтей на твоей левой руке уродливый шрам. Знак. Напоминание о дне, когда в твоём детском мозгу вдруг проснулись сомнения. А после того как ты узнал, для чего всё это было… Почему же до сих пор следуешь приказам? Потому что сам стал Мастером?

Вскоре показались всадники. Всего двое. И тебе вспоминается другой раз, когда пришлось проверять охранку.

Случилось это ночью, и ты ходил один — юный Шэквет приболел от холода. Дойдя до дороги, ты увидел: можно ничего и не делать — на коня и повозку кинулась большая крылатая тень, потом вторая. Мантикоры. Можно было не вмешиваться, но два маленьких комка воды в кибитке… С Тварями ты расправился быстро. Оттащил туши подальше, чтобы потом Шэквет никак не мог их увидеть. А после смотрел, как мальчишка не старше твоего юного напарника, согнувшись под тяжестью второго ребёнка, наглухо замотанного в тряпки, мелкими шажками бежит по заснеженной, залитой лунным светом дороге. Точнее, пытается бежать. Добрались ли они до дома?..

В этот раз перед вами взрослые.

— Шэквет, — говоришь ты вслух, — иди.

С деревенскими увальнями он точно справится в одиночку.

— Да, Мастер!

Ты с трудом сдерживаешь горькую усмешку: с какой лёгкостью он соглашается на убийство… Вот ведь не варит умишко в четырнадцать лет! Или как раз таки варит? Нравится это ему?

Но ты сам ничем не лучше. Ты тоже убивал. И убиваешь. Думал ли о таком твой Мастер, когда отдавал приказы юному тебе и другим мальчишкам? Смотрел ли на них так же, как сейчас ты, взрослый Шэквет, глядишь на юного?

Ты смотришь на него. Он стоит на дороге, опустив голову и глядя вниз. Некстати тебе приходит мысль, что вы оба уже порядком обросли — уже можно чуть ли не косы плести.

Вокруг ног Шэквета клубится дорожная пыль — его сознание в земле, он готов атаковать. Эх, хорошо ферагенам — стихия всегда рядом…

Всадники замечают вас, замедляются, но они обречены. Полотно дороги внезапно раскалывается, и их вместе с лошадьми слизывает волна земли. Через несколько мгновений дорога разглаживается, будто ничего и не случилось. Юный Шэквет силён и быстр. Быстрее тебя. От этой мысли даже становится досадно.

— Молодец, — хвалишь ты парнишку и видишь, как он странно улыбается: то ли грустно, то ли смущённо.

«Твари задери весь этот орден», — внезапно для самого себя ругаешься ты.

Часть II Непрошеные гости

Глава 1 Старые знакомые

Через три дня отряд доехал до крупной деревни со смешным названием Жжёные Пеньки. Почему она так называлась, уже никто и не помнил. В детстве Фаргрен слышал разные истории. Согласно самой вероятной, селение возникло на месте лесного пожара. Правдоподобно скучно. Куда интереснее казалась байка о том, что всесветский дракон по пути покутил и здесь.

Дорога от Всесвета до Пеньков была, конечно, сказочно удобной. Везде трактиры, постоялые дворы, лавки со всякой дорожной всячиной. Западный тракт, как ни крути. Главный в государстве. Потому-то отряд и добрался сюда так быстро — на этом тракте не страшна весенняя распутица.

После Пеньков следовало повернуть на север, и вот там, скорее всего, придётся помучиться. Но если ничего не стрясётся, то через недели полторы отряд уже будет у границы.

Жизнь в Жжёных Пеньках горела и кипела. Селяне готовили поля к севу, корячились в садах и огородах. Кое-где старики — слишком старые, чтобы корячиться вместе со всеми, — сидели на завалинках, радуясь первому теплу. Или, скорее, тому, что не корячились.

Отряд остановился у колодца: пополнить запасы воды да размять ноги. Селяне, проходя мимо, с опаской поглядывали на них: кто знает, зачем здесь эти вооружённые до клыков хмыри с бандитскими рожами? Тем более что один из них зачем-то топором крутит. Но это просто Фар попросил-таки у Геррета посмотреть его оружие.

Красота! Конечно, оценить топор в полной мере Фар не мог: рукоять для него была коротковата, а потому не очень удобна. Но сделано-то для Геррета! Тонкая работа мастера впечатляла: ни единого ненужного зазора, всё на своих местах, прекрасная балансировка. Особенно Фару нравился молоток на обухе: не гладкий или конусом, как делали чаще всего, а четырёхлепестковый. И об украшательствах мастер не забыл: на топорище красовался кракен, топящий корабль.

— У тебя же другой раньше был, — сказал Лорин. — И ты до сих пор не поведал нам, почему поменял.

— Захотел и поменял, — буркнул Геррет. — Увидел в малкировском караване у одного мужика такой обух.

Выходит, коротышка имел дела с Малкиром — торговцем с не очень хорошей репутацией. Мягко говоря. Если верить байкам, тот ещё убийца и садюга. Ортхирский Мясник, как называли его за учинённую однажды резню. Фар никогда не нанимался в его караваны. Не хотел оказаться причастным к неприглядным делам — незачем отягощать и без того не самую чистую совесть.

— Слышал, Малкир абы кого в свои караваны не берёт, — заметил Фаргрен, отдавая Геррету топор.

— Так я и не абы кто, — запальчиво заявил тот, забирая оружие. — Но я с ними только на Тракт ходил. В охрану к Малкиру наниматься — себе дороже. Как окажешься причастным к дерьму какому-нибудь.

— Болтают, «Звёздная поляна» — тоже его рук дело, — сказал Лорин.

Происшествие случилось в окрестностях Эвенрата около двух лет назад. В лесу рядом со столицей обнаружили тринадцать трупов. Всех повесили на столбах, расположенных в форме шестиконечной звезды. Говорили, будто в её центре обнаружился какой-то шибко знатный и голубокровный господин. Из-за него-то дело и стало громким. А на этой господской тушке зеленела метка Малкира. Поодаль от столбов ещё красовалась куча сожжённых тел.

Сколько в этих байках было правды — никто не знал. Так или иначе, печально знаменитый торговец преспокойно разъезжал по королевству. Хотя… Если его не вздёрнули за Ортхирскую резню, то что такое тринадцать висельников и кучка горелых трупов? Как болтали люди, Малкир просто откупился. И за «поляну», и за Ортхир, и вообще за всё. Сколько надо дать на лапу властям за выжженный залив с несколькими сотнями тел, Фаргрен даже не представлял. Но, видимо, у одного из самых богатых купцов Гильдии торговцев такие средства имелись.

— Да толку-то? — фыркнул Геррет. — Про Малкира чего только не болтают, но он до сих пор на свободе.

Тем временем Рейт выторговал у кого-то пару караваев свежего хлеба, и все с удовольствием вгрызлись во вкусные ароматные краюхи. Даже Горбушка вовсю тянулся губами за хлебом. Но Фаргрен, конечно, ему ничего не дал.

— Эй, ешь, пока совсем не остыло, — сказал Рейт, протягивая кусок Мильхэ.

Та, закутавшись наглухо в плащ и натянув капюшон по самый нос, наполняла фляги. Впрочем, это не помешало ей взять хлеб и захрустеть корочкой — воду эльфийка тянула силой. Заметив лёгкую улыбку, все остальные переглянулись.

Ледяная ведьма оказалась — вот так сюрприз! — на редкость нелюдимой. Или правильнее неэльфимой? Уж себя-то Фаргрен считал не самым общительным, но по сравнению с напарницей он прямо рубаха-парень-свой-в-шкуру.

Сколько раз Мильхэ говорила за эти три дня — хватило бы и пальцев пересчитать. На постоялых дворах она каждый раз ночевала отдельно. Это понятно — женщина всё же. Но она почти не сидела с ними. Только когда ела, и то — сразу поднималась в комнату. Впрочем, так было даже лучше. От взгляда эльфийки, казалось, всё вокруг собиралось замёрзнуть и впасть в спячку. Всё, кроме Рейта. Фар решил, что тот, пожалуй, толстокожий. Ведь иметь напарника-идиота в деле, где предполагаются Твари, опасно для жизни.

— Фаргрен? — вдруг послышалось откуда-то со стороны. — Ты, что ли?

Оборотень прикрыл глаза и выругался про себя. На щеках его на мгновение вздулись желваки. Вот оно — то, чего ему не хотелось больше всего: столкнуться с кем-то из прошлого. Но он готовился встретить знакомых дальше на север, а не в Пеньках.

Фар повернулся к окликнувшему его человеку. И удивился.

— Та́лек?!

Сходство невысокого рыжего мужчины с неугомонным мальчишкой, с которым они часто проказничали в детстве, не оставляло никаких сомнений.

«Неужели и меня так легко узнать?» — подумал Фар, глядя на старого друга.

Плохо. Не стоит тогда и появляться в родной деревне. И как теперь быть? Предложить всем не заезжать туда? Но ведь придётся объяснять почему… А сказать напарникам, что он оборотень, равносильно смертному приговору. Мильхэ-то вряд ли присоединится к близнецам и коротышке — эльфы людскую ненависть никогда не разделяли. Но станет ли помогать практически незнакомцу?

Талек подошёл ближе.

— И правда ты, — сказал он, нервно сглотнув. — Давненько-то не видались. С тех пор…

— А ты что здесь делаешь? — поспешно перебил его Фаргрен, пока тот не сказал, с каких именно пор.

А потом понял, что от Талека прямо-таки несёт страхом.

«Значит, и он знает, кто я…» — подумал Фар.

Сердце почему-то кольнуло. Хотя Талек не мог не знать, что его друг детства оказался оборотнем. И даже если пятнадцать лет назад он не видел Фара в волчьей шкуре, в их родной деревне были те, кто видел. И они точно не могли не рассказать всем.

— Да жена моя тутошняя, пожили у нас и сюда перебрались. А ты тут как? — Талек посмотрел на попутчиков Фара. — Едешь куда?

— Отойдём-ка.

Фаргрен, глянув на своих напарников, отвёл собеседника подальше.

— И не думал, что ты жив ещё, — промямлил Талек. — Все-то считали…

— Что считали?

— Ну… Всякое, — невнятно выдавил Талек и отвёл глаза.

Фар заметил, как тот дрожит, и решил, что говорить о прошлом не стоит. Иначе старый друг умрёт от страха.

«Зачем подошёл? — недоумевал про себя оборотень. — Так трясётся… Но шум не стал поднимать…»

— Как семья?

— Помнишь тестя нашего кузнеца? — Талек говорил, вперив взгляд в землю. — Вот, на племяннице его женился. На сносях, третьенького ждём. — Он поднял глаза и тут же опустил. — А ты никак в наёмники подался?

— Ага. Рад, что у тебя всё хорошо.

— Ирма-то совсем выросла.

Фар остолбенел, услышав о младшей сестре. Сердце его будто треснуло пополам.

— И хорошенькая такая… Была бы красавицей, кабы не шрамы.

— Она жива? — переспросил оборотень, едва понимая, о чём говорит Талек.

— Жива… Травница наша её вы́ходила. Ирма у ней и стала жить, сироткою-то.

В последнем слове Фару почудилось осуждение. Сиротка…

— Слушай, тогда… — Талек облизал пересохшие губы, — говаривали-то всякое, да… Вестей от наших давно нету, — вдруг выпалил он.

Фар плохо соображал из-за свалившейся на него новости. Захотелось отрезвляюще холодного взгляда эльфийки. А Талек внезапно затараторил:

— Северные-то тут редко бывают, сам знаешь, да только слухи плохие там ходят, но досюда вроде не дошли ещё… — он запнулся, сглотнул. — О Тварях болтают, — прошептал будто невпопад Талек.

— О чащобных Тварях?

Фаргрен нахмурился. Не надо ледяной ведьмы. Достаточно слова, на которое все наёмники тут же делают стойку, даже если не ходят в Чащи.

— Мои-то обещались сестру прислать до пахоты, жене помогать. И до сих пор никого. Твари, не Твари, я боюсь, кабы с нею по дороге что не стряслось. — Талек поднял взгляд и уже не отвёл. — А если Твари там на севере или что… — Он часто задышал. — Не знаю, что у тебя за дело и где, но не мог бы ты глянуть, как дома? Тебе ведь не страшно, ты же сам почти…

«…Тварь», — закончил про себя Фар.

— Я бы сам поехал, — тараторил Талек, — сидеть уж невмоготу, нутром беду чую, да только как жену оставить-то? Детей?

Он замолк. От его взгляда Фару стало не по себе.

— Посмотрим, что можно сделать.

— А возвращаться ты через Пеньки будешь, а? Ты, если можешь, вернись, я… Не скажу никому, я…

— Я не знаю, Талек, как будет. Но что смогу — сделаю.

Лицо Талека исказилось до ужаса странной и болезненной гримасой — он, кажется, пытался улыбнуться.

— Л-ладно, спасибо, пойду я, забот невпроворот, удачи, — скомкано бросил Талек и ушёл.

Фаргрен постоял, поглядел ему вслед и вернулся к напарникам.

— Едем? — спросил Лорин.

Все уже сидели верхом. Фар молча кивнул и вскочил в седло.

— Кто это был? — полюбопытствовал Рейт, когда они выехали из селения.

— Старый знакомый, — хмуро ответил Фаргрен. — Слушайте, он сказал, с самых северных деревень нет никаких вестей. И дальше на север болтают вроде как о Тварях.

— Как давно?

— Не знаю. До сева к нему должна приехать сестра. Но ещё не приехала.

— Хорошо знаешь эти места?

— Да, — коротко ответил Фаргрен, не желая вдаваться в подробности.

И почему он не умеет морозить голосом, как Мильхэ?

Фар ехал и думал. Не о задании, не о семье Талека, не о Тварях. А совсем о другом.

«Ирма, Ирма… — повторял он в мыслях имя сестры, и сердце будто начинало биться сильнее. — Увидеть бы её. Хоть одним глазком».

Вскоре после того, как отряд выехал из Пеньков, дорожная земля размякла, развязла, стала цепляться за лошадиные ноги, плевать грязью и словно тянуть назад.

«Дальше дорога, наверное, совсем испортится», — подумал Фаргрен.

Мысль его резко скакнула к сестре, и он ужаснулся: Ирма теперь порченая. Жива, но вряд ли счастлива.

Ведь порченых — тех, с кем случилась страшная беда в детстве, — считают приносящими несчастье. Порченых не любят. Не так, конечно, как оборотней, но… От снасильничанных детей отказываются, от украденных, проданных в рабство и потом каким-то чудом вернувшихся домой — отказываются. От осиротевших в малолетстве, от получивших страшное увечье, от почти растерзанных зверями… Отказываются. Отказываются и прогоняют. Ведь раз в самом начале жизни случилась такая беда, то нет на них божьего благословения. И все, с кем они будут близки, тоже этого благословения лишатся. А кто хочет быть несчастным?

Раньше Фар никогда особенно не думал о порченых. Хватало своих горестей. Но теперь…

Как же жила Ирма всё это время?

«Талек сказал, травница её вы́ходила, — вспомнил он, — значит, ей помогли, не прогнали».

Может, у неё всё не так плохо?

Глава 2 Дополнения и поправки

1 день 3 месяца 524 года

Эйсгейр сидел в своей любимой комнате. На его коленях лежала толстая книга, но смотрел он на стену перед собой. С портрета, окаймлённого серебряными ветвями, на рыцаря глядела женщина с золотыми волосами. Её изумительно синие глаза казались живыми. Лучшие художники Севера создали этот образ по описанию Эйсгейра. Взгляд его задержался на ложбинке между ключицами. Он так любил целовать её…

Порой Эйсгейр думал, что в жизни Эльвейг, скорее всего, не была настолько красивой. Но такой он её помнил: свою первую любовь, первую женщину, первую жену. За неё он поставил на колени половину древних орочьих кланов. За любовь всей своей жизни, как он думал когда-то, ещё не зная, насколько далёкой от него окажется смерть.

Иногда рыцарю чудилось, будто всё это ему лишь приснилось: он и его нежная Эльвейг. Сон, случившийся наяву так давно, что уже и кости её обратились в прах. Как и кости её детей, внуков и даже правнуков. А он сам всё ещё здесь, в Ледяном дворце, в Эйсстурме, городе, который строил вместе с ней. Для неё.

Часто Эйсгейр чувствовал себя словно внутри какого-то пузыря, отделённым ото всех. Люди вокруг жили, старились и умирали, а рыцарь так и оставался неизменным, застыв в возрасте сорока — сорока пяти лет. Ему нравилось жить, но не раз он спрашивал себя: что его держит? Близкие связи с семьями детей, внуков, правнуков исчезали через пять-шесть поколений. Для своих потомков он — живая легенда и владыка, которому они служат. Не поэтому ли ему так нравится проводить время с Детьми Леса? Да и дети Океана есть. Хотя никто из последних не прожил столько. Но это пока.

У ног рыцаря шевельнулся Ярл Мурмярл, видевший одним котам известные сны, и Эйсгейр вынырнул из своих мыслей. Что-то он отвлёкся…

Рыцарь кинул последний взгляд на Эльвейг и сосредоточился на родословной графа Дайена. Её он хотел внимательно изучить несколько дней назад, но волна разных дел смыла эти планы в океан. Ему удалось лишь бегло просмотреть родовое древо графа, и оно показалось рыцарю восхитительно скучным. Потом его отвлекли разные вопросы, решить которые требовалось, как можно скорее, а желательно ещё вчера.

Но что-то в этой благородной семье не давало рыцарю покоя. Поэтому, как только нашёлся свободный час, Эйсгейр решил просмотреть родословную снова. И вот теперь он понял, почему скучный перечень макитурских графов не выходил у него из головы. Всё из-за одной нескучной детали: прапрадед Дайена был из другого рода. Но вписали его в семью жены, а не наоборот. С чего бы это? Найдя генеалогические записи того самого рода, рыцарь наконец вспомнил, почему вообще занимался этими господами.

Как раз-таки из-за прапрадеда Дайена: начиная с него все графы Макитура являлись прямыми потомками последнего короля Таэри́ма. Когда около ста тридцати лет назад это небольшое южное королевство было завоёвано соседним, всех наследников и родственников таэримской короны казнили. Так считалось. Но один, точнее, одна смогла спастись. Помощь от сочувствующих аристократов, небольшие фокусы с родословными, и вот — королевские отпрыски уже не принцы, а графы. Зато в безопасности.

«Выходит, у Дайена кровь голубее, чем казалось, — подумал Эйсгейр. — Таэримский наследник, надо же…»

Но как это может быть связано с эльфийским королём?

— Милорд, — послышался из-за двери голос камердинера, — ярл Эамонд уже в вашем кабинете.

Рыцарь захлопнул красочно расписанную книгу. Не стоит заставлять Эамонда ждать. Сегодня после обеда наместник через посыльного попросил о внеочередной встрече. Такое бывало редко, и Эйсгейр сразу же дал согласие.

Когда он перелился в кабинет, там уже сидел пожилой господин в тёмно-синем плаще, подбитом серым мехом. Серебряный кракен, щупальцами оплетавший голову мужчины, почти сливался с седыми волосами и вторил цвету плаща своими сапфировыми глазами.

— Эамонд, — приветствовал Эйсгейр.

Наместник встал и поклонился.

— Милорд, вы пришли так скоро, благодарю.

Рыцарь вдруг подумал, что не будь он тем, кем является, великим лордом, скорее всего, называли бы старика перед ним. Эамонд был потомком второго сына Эльвейг Первой. Ветвь её первенца рассеялась среди благородных домов Северных земель. Сколько поколений разделяет Эамонда и самого рыцаря, Эйсгейр и не помнил. Не очень это и нужно. Такие мелочи за него помнили историки и писцы.

— Не знаю, милорд, удалось ли вам уже посмотреть дополнения и поправки к законам, которые предложила Младшая палата, — сказал наместник, снова усаживаясь. — Я ознакомился с ними сегодня утром. И кое-какие вещи мне не понравились. Решительно не понравились.

— Настолько, что это стоило срочной встречи?

Эамонд кивнул и придвинул к своему владыке стопку бумаг, лежавшую на столе. Рядом была ещё пара листов. Рыцарь опустил глаза, и взгляд его сразу зацепился за место, выделенное красным цветом:

«Нелюди, в том числе эльфы, орки, оборотни, а также другие двуногие и недвуногие разумные существа не могут быть подданными Королевства Людей».

— Океан-отец, — прошептал Эйсгейр, — это же…

Поправка выглядела безобидно. Просто очевидный факт, описать который следовало для стройности закона: раз в нём говорится о подданных, надо определить, кого ими считать. И, в общем-то, лишь люди ими и считались. Орки, кроме развесёлых наёмников, обычно не лезли дальше своих южных границ, оборотни тоже редко шли к людям. Да и другие двуногие и не двуногие были не очень заметны.

Больше всех по землям людей путешествовали эльфы. И чаще всех долго жили среди людей. Вели торговлю, занимались целительством, научными изысканиями, порой даже заключали браки с людьми. Но всегда оставались подданными Светлого Леса.

Казалось бы, зачем вообще нужна эта поправка, блажь дотошных законотворцев? Вот только около шестидесяти лет назад похожий закон приняли в Периаме. И тогда никто и подумать не мог, чем это обернётся.

Эйсгейр начал бегло просматривать бумаги. Среди общего количества поправок красные пометки встречались редко.

— Кракен меня сожри! — воскликнул рыцарь, прочитав ещё одну отмеченную поправку. — Это ведь похоже на… как там… «Уложение о целительстве». А что в других?

— Повторяют «Закон о периамском подданстве» и «Закон о восстановлении благородных родов и рангов». Практически полностью.

Именно с таких законов и началось всё в Периаме. Тогда никто не удивился, что права считаться периамскими подданными нелюдям не дали. Человеческое же государство. Эльфы, например, тоже никогда не назовут сыном Леса никого из людей, орков или кого-то ещё. Но вслед за законами о подданстве периамцы стали уточнять, какие вообще права есть у нелюдей. И до того доуточнялись…

Всё, конечно, происходило постепенно. Преподносилось как законодательное упрочение традиций, желание развивать и укреплять людскую культуру.

Предписано нелюдям жить в строго определённых местах? А что такого — и без законов все селятся поближе к своим. Во всех крупных городах есть, например, эльфийские районы. И сами люди так делают: «северные» кварталы в Эвенрате, мирарские общины во Всесвете и прочие подобные явления. Архитектура государственных зданий не должна иметь «нелюдских» элементов? Нельзя продавать слишком много эльфийских книг? Так ведь это для того, чтобы возвысить, увековечить произведения людей, развить у них вкус и научить ценить своё наследие.

Всё во имя рода людского.

Эйсгейр посмотрел ещё несколько выделенных красным поправок. В груди его разливалось неприятное чувство. Ведь не может всё это быть случайным… Рыцарю вспомнился подслушанный разговор, и тревога взметнулась в нём штормовой волной.

— И всё в разные места распихали… — пробормотал рыцарь, перебирая бумаги.

— Видимо, чтобы не бросалось в глаза. Есть ещё поправки, в которых нелюди прямо не упоминаются, но… Я выписал всё показавшееся мне сомнительным сюда, милорд.

Наместник подвинул Эйсгейру исписанные листки.

Читая их, рыцарь не впервые подумал, что прапрадед нынешнего короля зря оставил периамцам самоуправление. Впрочем, Периам ведь не завоёвывали — расположенная почти в центре Иалона страна была прекрасно защищена со всех сторон горами и Тёмными Чащами. Периам, наряду с Северными землями, вошёл в состав Королевства людей добровольно. И теперь существовал как его часть в рамках унии: один правитель, но государства как бы разные. И законы в них могли отличаться. Собственно, они и отличались.

— Известно, кто в Младшей палате предложил эти поправки?

— Откуда, милорд? Я только сегодня это увидел. Можно, конечно, разузнать…

— Не можно, Эамонд, а нужно!

Старик кивнул. И почему-то Эйсгейр не сомневался, что разведчики расплылись куда надо ещё до этого разговора — Эамонд, несмотря на возраст, дела делал быстро.

— Опивки тухлые, я должен был уже прочитать это! — произнёс рыцарь, барабаня пальцами по стопке листов.

Изменения закона обсуждались в государственном совете прошлой осенью, а полгода назад Младшая палата представила подготовленный список поправок и дополнений. Полгода! А Эйсгейр до сих пор не нашёл времени выяснить, что же там напридумывали благородные господа. Хотя, как он подозревал, никто не нашёл: следующий совет состоится лишь в первый месяц осени.

«Эамонд, Эамонд, — подумал рыцарь, — что бы я без тебя делал…»

— Позвольте спросить, милорд. По какому вопросу приглашена магистр Нирия?

— Нирия?

— Видел её выходящей из зала с порталом. Её просили подождать, пока милорд не закончит встречу с наместником.

— Я её не приглашал, — ответил Эйсгейр, удивлённо хмурясь.

Глава 3 Перемены

Лёгкий снег пушистой пенкой укрывал и лощину, и всё вокруг. Близилась настоящая зима.

Сидя на камне у ручья, я закручивала потоки в водяные вихри. В них попадались аксольки и умильно там барахтались, дёргая лапками и выбулькивая воздух с водой сквозь тонкие жабры, ярко-красным чепчиком окружавшие голову. Скоро совсем похолодает, и они уснут до самой весны.

Я выловила крупную аксольку, и она, почувствовав тепло, мгновенно прильнула к руке. Четыре перепончатые лапки охватили пальцы и ладонь, хвост обвился вокруг запястья. Аксолька сложила прозрачные спинные плавники, которых в воде было совсем невидно, и надулась от удовольствия. Если прислушаться, слышно, как шуршат чешуйки от дыхания.

— Вот попадёшься зубастому, и останутся от тебя одни твои плавники.

Уму непостижимо, но мар-даан-лаид ели аксолек. Точнее, щенки. Когда молодняк не мышковал, то совершал набеги на ручьи. Ловить рыбу у них не всегда получалось, но аксольку-то поймать проще простого. Как можно есть таких премилых созданий? Но у волков другие представления о красоте и милоте. Я вот для них странное неуклюжее существо без капли изящества.

— Лизни его!

Я чуть не улетела в ручей к аксолькам. Полностью оправдывая своё имя, ко мне подкралась Бесшумные Лапки и перепугала до смерти.

— Предки великие, Лапки!

— Сначала лизни, а потом ешь.

— Не хочу я есть аксольку. Посмотри, она же такая милая.

— Это он. Зачем тогда поймала?

— Ну, просто… Полюбоваться.

Волчица дёрнула ушами, выражая крайнее удивление.

— Любоваться надо мной. Или Старейшиной. Лизни на всякий случай!

Шутница-затейница…

— Зачем?

— Ой, бесшёрстная, ничего ты не понимаешь!

Широкий с чёрными пятнами язык скользнул по улыбающейся мордочке аксольки, и та удивлённо заморгала: что это такое сейчас случилось?

— Ну вот. Не превратился. Значит, можно есть.

— Не превратился в кого?

Я присмотрелась к моргающей аксольке. Неужели она, точнее, он, с подвохом?

— В Хррккла.

— Кого?

— Ну это… Переводится как «дивный волк», наверное. Легенда такая. Жил-был на свете волк, мамочки, какой распрекрасный. И шерсть-то у него самая густая, и когти самые острые, и хвост самый красивый, и лапы самые мощные, и клыки самые крепкие. Ну и всякое такое. Вот только был он гордый и жестокий. Закон не соблюдал, Старейшин не слушал, щенков калечил. В наказание Небесный волк превратил его вот в это недоразумение, сказав, что булькать ему в реках, пока он не смирит свою гордыню и какая-нибудь волчица не полюбит его. — Тут Лапки закряхтела. — Ну, или пока кто-то его не сожрёт.

Последнее уж точно отсебятина, а не часть легенды.

— И поэтому вы облизываете аксолек перед едой?

Ой, смехота…

— Только девочки. Ну чего ты хрюкаешь! Детская забава же. Взрослые-то аксолек не едят. Мяса на клычок и плавники несъедобные. Начинай с головы. Хвост самый вкусный.

— Не собираюсь я его есть!

Волчица пожала плечами почти как двуногий. У меня научилась, проказница.

— Отпусти тогда. Всё равно, думаю, если Хрркклсуществовал, его давно сожрали. Старейшина, кстати, говорил, что легенда вроде как ушла к оборотням. Постой-ка… Ты глянь, у этого хррккла недоделанного след есть!

Лапки была генасом. Таких немного среди мар-даан-лаид. Её, дочь Крепкие Когти, прочили в преемницы Старейшине.

— Пджжи, држи его, я за Стршной! — И умчалась прочь.

Когда она торопилась, то в речи начинала проглатывать гласные.

Со следом, значит? Я обратилась к силе и поискала его. И правда… Надо же, аксолька-Тварь. Звучит почти как «живой труп».

— Ну, станешь ужасным и опасным теперь, да?

Зверёк булькнул, будто ответил. Невольно представились аксольки, нападающие на Тракт. Настоящее секретное оружие! Все просто сдохнут от умиления. Но если серьёзно, разве аксольки могут быть Тварями? Мар-даан-лаид, видимо, такого тоже не знали, раз Лапки кинулась за Старейшиной.

Я с ними точно сталкивалась раньше. С Тварями. Иначе почему их описания из библиотечки так знакомы? Хотя, может, просто не впервые читала…

Аксольки на звание Тварей не претендовали никак: слишком мирные, они даже не всегда понимали, что можно закончить свои беззаботные дни в чьей-нибудь пасти. А Твари… Наводили страх на большинство нормальных двуногих. Ненормальные ездили по Тёмному Тракту, где дрались с Тварями, зарабатывая деньги собственной кровью и делая обитателей Чащ ещё страшнее и сильнее.

Интересно, как быстро аксольки превратятся в настоящих Тварей, которые впадают в ярость от одного только запаха двуногих?

Не прошло и минуты, как Бесшумные Лапки вернулась. Вместе с ней к ручью пришёл исполинский белый волк чуть ли не в три раза больше неё. Но Лапки ещё росла, хоть и сокрушалась, что такой большой не станет. Зато будет такой же белой. Вожди мар-даан-лаид всегда белые и с голубыми глазами, даже если появлялись на свет с другим окрасом. Как рассказывал Крепкие Когти, Лапки при рождении была чернее него, а сейчас её шерсть самая светлая среди учеников Старейшины.

— Дай посмотреть, Отделённая.

От низкого голоса белого волка по телу пробежали мурашки. Помнится, когда я впервые увидела его при свете дня, то сильно оробела. Взрослые мар-даан-лаид огромные, но Старейшина выше всех.

Я вытянула руку с аксолькой. Старейшина долго рассматривал её, нюхал. Потом вдруг лизнул.

— Это только девочкам можно! — возмутилась Лапки.

Белый волк шикнул на неё и продолжил одному ему известным образом исследовать аксольку. На Лапки шиканье никогда не действовало как надо: волчица, упав на землю, теперь лежала и похрюкивала, прикрыв нос лапой.

— Встань!

И мы обе подскочили.

— Ты можешь сидеть, Отделённая. Это я ей.

Дальше началась волчья речь, которую я не понимала. Кое-что, конечно, различать научилась. Например, своё прозвище, которым меня называли волки. Могла понять простые фразы и сигналы для щенков. Я сама была в стае как несмышлёная двухлетка: со мной общались если не на эльфийском, то вот этими элементарными сигналами. Иногда я пыталась отвечать по-звериному, но больше забавы ради. Волки ухрюкивались от моих усилий говорить на их языке.

Старейшина что-то обсудил с Лапки и разрешил отпустить аксольку в ручей. Хрустальные плавники на миг сверкнули и исчезли. Зверюшка разом сдулась в холодной воде и, булькнув, резво поплыла против течения по своим аксолькиным делам.

— Листочек, — сказала Лапки, провожая несостоявшегося «хррккла» взглядом, — папа звал тебя на охоту.

Называть меня Листочком начала именно она. Из-за следов от корней.

Старейшина закряхтел. Да, звучало смешно: тщедушная эльфийка — и на охоту. На самом деле меня приглашали на учебную вылазку для щенков. Когда Крепкие Когти не ходил на настоящую охоту, он занимался воспитанием волчат, к которым без раздумий отнёс и меня, находившуюся на его попечении. Охотничьи способности сто лет проспавшей эльфийки, конечно, не могли быть выдающимися. Как иногда добродушно подшучивал мой воспитатель, я была самым безнадёжным щенком за всю историю их племени.

Но «охота» приносила пользу: я окрепла, стала выносливее, научилась быстро передвигаться по дремучему лесу. Хотя, конечно, даже самый неуклюжий и медленный волчонок бегал куда быстрее. После таких прогулок я обычно валилась с ног, и Крепкие Когти иногда разрешал мне ехать домой на нём, чему пушистые карапузы страшно завидовали: им такое не позволялось никогда.

На охоту так на охоту. Лучше, чем ходить на Тварей. Я поёжилась — волки как-то раз брали меня уничтожать гнездо гигантских богомолов, чтобы те не расплодились. Как вспомню летящие в разные стороны хитиновые ошмётки, так тошно становится.

Но Старейшина, покряхтев, вдруг остановил меня.

— Нет, Отделённая. Мне надо поговорить с тобой. И показать кое-что.

Белый волк отослал Лапки, которая явно не хотела уходить.

Мы покинули лощину и шли, пока не очутились на холме, где часто мышковали щенки и молодые волки. Воздух вокруг Старейшины замерцал — так было всегда, когда он использовал свою силу, — и перед нами оказалось шесть многоножек-Тварей. Склизких, огромных, мерзких… Таких мне один раз показывал Крепкие Когти. И зачем вытаскивать их из-под земли?

— Смотри. Что ты видишь?

Предки, ещё и разглядывать? Бе-е… Ладно. Вроде две многоножки… другие? Они крупнее, ножек, кажется, у них больше, с обоих концов — понятия не имею, где голова, — длинные парные наросты с маленькими коготками. Да и в целом выглядят более мерзко… Фу-у! Сила Старейшины перевернула их брюшками кверху, и снизу Твари оказались ещё противнее. Ага, вот здесь у них голова. Брюшки у всех одинаковые… А, нет, у этих двух какая-то полоса по центру.

— Это видимые изменения, — сказал волк, выслушав моё описание.

А есть ещё и невидимые? Я поискала силу. Точно!

— След стал сильнее. Что с ними происходит?

— Они меняются. Предполагаю, из-за тебя.

— Меня? Я их видела всего-то раз и вот сейчас.

— Как оказалось, им этого достаточно. — Старейшина уничтожил многоножек одному ему известным способом. — В случае с ними, может, и не страшно. Станут, как ты говоришь, противнее, и всё. А может, превратятся в более опасных, чем сейчас. Никто не знает.

— Это плохо?

— Некоторым изменениям лучше не начинаться.

— Вы ведь брали меня на богомолов. Это сильно повлияет на лес?

— Не знаю. Если честно, я не знаю, действительно ли ты — причина этих изменений. Но если так, то непонятно, ты влияешь на Тварей непосредственно или каким-то образом через хмарь.

Хмарь… Дымка, похожая на туман и едва заметная при свете солнца, а в сумерках и темноте её и вовсе не видно. Она покрывала всю землю от гор на западе до Тёмной реки, восточной границы Чащ. Там, где есть хмарь, есть и Твари.

— Но если через хмарь, получается, богомолы тоже могут измениться? Да кто угодно может!

— Если так, надеюсь, твоё влияние не слишком велико.

— А аксолька? Тоже из-за меня стала Тварью?

— Вот этого я совсем не знаю. Да и вообще, может, ты ни при чём, но…

Я помолчала, глядя на то место, где только что извивались многоножки.

— Это значит, мне нужно уходить?

Старейшина вздохнул и встал, направляясь обратно к логову. Я пошла следом.

— Пойми, я тебя не выгоняю. Ты нам нравишься. И если хочешь остаться — оставайся. Но больше ты не должна покидать лощину.

* * *

Через несколько дней сидеть за книжками стало невыносимо. От безделья в голову снова полезли вопросы, о которых я почти позабыла из-за вольготной жизни в лесу. Кто я? Где моя семья?

Отправляясь на охоту, Бесшумные Лапки каждый раз крадучись проползала мимо домика. Даже заметала свои следы в снегу — ей было неловко, что все, кроме меня, могут уходить и приходить. Запрет я не нарушала. Вдруг Твари и правда меняются из-за меня? Если они станут сильнее, легко ли будет мар-даан-лаид жить в Чащах? Это двуногие могут вооружиться от макушки до пят и напридумывать всего. А у волков есть только зубы и когти.

И вообще, я ведь собиралась остаться здесь ненадолго: прийти в себя, вспомнить, кто я, и уйти. А прошло уже четыре с половиной месяца. «Ненадолго» слишком затянулось. И вспомнилось очень мало. Иногда, читая книги, я понимала, что уже знаю написанное. И все эти знания были не обо мне…

Некоторые воспоминания вернулись снами или просто как-то вдруг. Но это лишь обрывки, и их слишком мало — собрать целое не получится. Всё, что мне известно о себе: я эльф, детство провела в Светлом Лесу. Но это можно сказать о любом моём сородиче. Ещё я знаю, как выглядит мой отец. И больше ничего.

В библиотечке никаких дневников так и не нашлось. Зато там, кроме книг, были записи на разные темы. О животных, но больше о растениях и их свойствах. Судя по ним, я всё же иллиген-целитель. И не только для людей. По крайней мере, как лечить волков я представляла. Этим и занималась всё это время.

Но почему целая тетрадка посвящена легендам и обычаям оборотней? И что это за черноволосый мужчина на рисунках, которых в библиотечке тоже много? Точно не эльф. Друг? Любовник? Муж? Мужчины у меня были. А вот детей не было. Никогда. Чувство тела не врёт — это может определить любая эльфийка. А я ещё и целитель. Как я им стала? Почему?

Почему я вообще оказалась в Чащах? И где этот Хозяин леса? Вот бы с ним пообщаться. Старейшина говорил, будто он как оборотень. Может быть и человеком, и волком. Но мар-даан-лаид давно не видели загадочного хранителя лесов. Последний раз он приходил к ним почти век назад, через какое-то время, после того как принёс меня.

Вопросов — океан, а ответов больше не становится. И не станет. Страшно, но…

— Я хочу идти в Светлый Лес, — сказала я Старейшине в один из вечеров.

Волк, казалось, погрустнел.

— Можем пойти когда угодно, только скажи.

— Тогда завтра утром.

На ночь я забралась в нору к семье Крепкие Когти. Тот дёрнул ушами, но ничего не сказал, а просто молча смотрел, как я, распихивая волчат, устраиваюсь между ним и Бесшумные Лапки.

Мне приснилось огромное высокое дерево со светлой, почти белой корой. Листья на нём настолько большие, что один из них может полностью закрыть моё лицо.

Я смотрю на дерево, разглядывая удивительно яркие синие цветы, которые мелькают среди зелени. Мне хочется сорвать цветок, и тонкая струйка воды тянется вверх. Но мои руки накрывают большие тёплые ладони, струйка падает на траву и рассыпается сверкающими капельками.

— Милая, что ты хочешь сделать?

Это папа. Он сзади, и я не вижу его лица. Только слышу голос и чувствую тепло его тела и рук.

— Хочу цветок.

— Зачем же рвать? — Его мягкий голос окутывает всё моё сознание. — Ведь можно попросить.

Большая ладонь отца касается белой коры, и к моим ногам падает синий цветок. Я поднимаю его, вдыхаю аромат и поворачиваюсь, чтобы улыбнуться отцу, но он уже идёт в дом. По спине и плечам в светло-синей свободной мантии рассыпаются длинные иссиня-чёрные волосы.

— Не хочешь поставить цветок в воду? — говорит отец, останавливается и поворачивается ко мне.

Я бегу к нему, но спотыкаюсь, падаю и… Просыпаюсь.

Никакого дерева, никакого дома. Вокруг меня сырая земляная нора и тёплые пушистые волки.

Почему-то вдруг потекли слёзы.

Глава 4 Неожиданный союз

Сизый Дол, как и все селения, встретившиеся по дороге, вовсю готовился к севу. Холода отступали, но здесь чувствовался холод другого рода — в сердца людей вгрызался страх. Но пока тревожные вести о Тварях не отвлекали селян от дел насущных.

Как выяснилось, с началом холодов жители северных деревень бывали в Доле несколько раз в последнем осеннем месяце: кто к родственникам на свадьбу наведывался, кто на ярмарки в Жжёных Пеньках направлялся. Потом ездить перестали, но никто не обеспокоился — в самые холодные месяцы гостей и так бывает мало, а в этом году зима выдалась на редкость суровая. Из Сизого Дола люди тоже уезжали несколько раз, но обратно их не ждали: то были загостившиеся северяне.

Ближе к весне, как потеплело, один местный парнишка, что ездил на зиму к родне, приехал обратно. Точнее, приполз. А на себе из последних сил притащил маленькую девочку, свою двоюродную сестру. Герой…

Перепуганный и замёрзший до ледяных соплей парень рассказал, как ночью на пути между Долом и ближайшей деревней на них напали Твари. Тётке с мужем не повезло. Но повезло детям — они спали в кибитке, и когда та перевернулась, чудовища то ли их не заметили, то ли погнушались такой мелочью.

Вот это было очень странно. Твари чуют двуногих отлично и всегда пытаются убить. Чем объяснить такую бескорыстно преданную ненависть, не знали и эльфы, но Твари нападали даже сытыми.

Мальчишка не видел самих Тварей, но сказал, что они урчали, как кошки. Мантикоры. По словам маленького героя, мантикоры же стали ночами наведываться в его родную деревню.

Жители Сизого Дола, конечно же, не поехали ни на какую разведку. Поохали, поахали, и всё. Скоро пахота ведь, работать надо. А точнее, просто страшно. Но стоит ли осуждать деревенских мужиков, вооружённых только вилами да топорами? Так или иначе, разведку они отложили, надеясь, будто всё образуется само собой. Наивные.

Ничего не образовалось, но и на нечто из ряда вон выходящее — кроме чудесного спасения детей — пока не тянуло. Мантикоры порой вылезали из Чащ. Пугали до усрачки селения, ближайшие к Тёмной реке, таскали скот. И людей, если кто-то не спал, да ещё и на улице шатался. В Гильдии наёмников нередко появлялись заказы на крылатых кошек. Фаргрен сам не раз брал такие контракты.

Но почему никто не приезжает с севера?

Переночевав у старосты деревни, наёмники готовились к встрече с Тварями: перепаковывали вещи, распихивали по перемётным сумам гранаты, как следует облачались в доспехи. Шлема, наручи, поножи — теперь уже было неразумно пренебрегать защитой. Не ожидали они, конечно, что это произойдёт так скоро — до орочьей границы ещё переть и переть. Хотя после недолгих совещаний надевать кольчуги не стали.

Ещё раздумывали, оставить ли лошадей в деревне, но всё же решили ехать верхом.

— Странно, если Твари здесь, — сказала Мильхэ, когда они покинули Сизый Дол.

Фаргрен сомневался, что селяне разглядели в одном из наёмников эльфийку. Для этого её надо было вытряхнуть из плаща, но кто бы осмелился на такое? За подготовкой отряда никто не наблюдал, поэтому местные не увидели ни серебристых волос, ни дрекожи, ни эльфийской чешуи, при взгляде на которую даже Геррет завистливо вздохнул. Если на айсенские доспехи достаточно было найти кучу денег, то чтобы иметь броню Детей Леса, требовалось быть одним из них.

— Даже если это мантикоры, это странно, — задумчиво повторила Мильхэ.

— Чащи близко, — беззаботно ответил Рейт и пожал плечами.

Его легкомыслие рядом с этой ледяной ведьмой казалось почти смертельным.

— Не настолько они близко, — возразила она. — Я бы сказала, даже далеко. Тварей не должно быть здесь. Они не выходят из леса просто так.

Ух, как бы от такой длинной речи снег не пошёл!

До следующей крупной деревни было не очень далеко, но распутица сделала своё дело: за день отряд одолел только половину пути. Оказалось, между Пеньками и Сизым Долом дорога-то была ещё ничего! После Дола же стала как дерьмо жнеца после льняных подштанников зазевавшегося наёмника. Так шутили сами наёмники. На деле никому, конечно, не приходило в голову выяснять, как влияет на пищеварение жнеца не совсем натуральный рацион.

В конце концов Горбушка проявил чудеса строптивости и благоразумия и отказался идти дальше. Отряд подумал и решил остановиться на ночлег. В рощице недалеко от дороги Мильхэ возвела для них ледяной купол и тут же улеглась у одной его стенок. Будто приморозилась. Приморозилась и оставила все заботы по обустройству лагеря на четверых напарников.

Вечер они скоротали, поедая нехитрый ужин и болтая о разных наёмничьих делах.

— А может она такая, потому что некому её растопить? — высказал очередное предположение Рейт.

Фаргрен надеялся, что Мильхэ этого не слышала.

— Хочешь рискнуть? — спросил Геррет, хмуро поглядывая на ледяное убежище, в котором им предстояло ночевать.

И огненных дел мастеру это явно не нравилось.

Сегодня он ел как два Рейта. Фар даже удивлялся, что в Геррета столько влезает. Но очень может быть, завтра им придётся драться. А откуда огневику брать силы для своих фокусов?

— М-да, Гер, в походе оборотня прокормить проще, чем тебя, — хохотнул Лорин, глядя на жующего коротышку.

И знать не зная, что рядом сидит живое опровержение этой глупой байки — Фаргрен ел как обычные люди. Ладно, планируя четырёхлапный переход на несколько дней, оборотни могли наесться впрок, как волки, и не тратить потом время на поиск еды. И редко кто так делал. Если бежать несколько дней по дремучим лесам, где нет людей, то да, это того стоило. Но даже из Эвенрата Фаргрен приехал верхом, а не волком прибежал. С людьми жить — по-людски и вы… всё делать.

— Завтрак съешь сам, обедом поделись с маагеном, и ужин отдай ему же, — изрёк Рейт известную чащобно-наёмничью мудрость и приторно-ласковым голоском спросил: — Добавочки, Гери?

Тот сердито зыркнул на него, сосредоточенно жуя.

— Ведьме бы тоже поесть, — тихо сказал он, протягивая чашку.

— Ну, ей-то не так надо, как тебе. — Рейт заботливо подлил Геррету похлёбки, выловив кусок мяса пожирнее. — И ей надо беречь свои, э-э-э, плоскости.

Все тихонько посмеялись.

— Да ладно вам. Может, её эльф любит нежиться на ледяных равнинах? — предположил Фаргрен.

— Думаешь, найдётся такой любитель? У такой-то ведьмы? — скривился Геррет. — Она, наверное, нестабильник. Они всегда худющие, будто год голодали.

Было похоже на правду. Хотя разницу между маагенами и нестабильными генасами многие не до конца понимали. И те и другие способны брать силу из собственного тела. Из-за этого ели много. Но маагены могли обойтись без этого. А нестабильники поддерживать постоянный уровень силы по-другому не умели. Поэтому встретить жирного огневика хоть и редко, но можно было, а нестабильника — нет. А вот у стабильных иллигенов, ферагенов и аирогенов так дополнять силу почти не получалось, сколько бы они ни ели.

— Почему нестабильники всегда худые-то? — решил воспользоваться случаем Фар и спросить у единственного «учёного» среди них четверых.

— Себя жгут, — прочавкал Геррет.

— Ну, так и ты тоже, потому и ешь. Не могут они, что ли, есть побольше?

— Это сложные процессы. Так просто не объяснить. Я могу использовать то, что не успело стать частью моего тела навсегда. А для нестабильников таких ограничений нет. Могут жечь всё. И жгут.

— Проще говоря, — с умным видом произнёс Рейт, — нестабильник жжёт жир, а мааген — дерьмо!

От такого жутко научного объяснения Геррет скривился, а все остальные было расхохотались, но тут же притихли. Не хватало ещё призвать ледяную ведьму.

Вопреки опасениям, ночь прошла спокойно. Для всех, кроме Фаргрена — ему опять приснился старый кошмар, вырвав из сна и бросив в холодный пот. Фар снова увидел изувеченное тело матери, под которым лежала младшая сестрёнка с широко раскрытыми глазами. Будто мёртвый котёнок под придушенной кошкой. И кровь повсюду.

«А где был брат? — подумал Фаргрен. — Кажется, в сенях…»

И тут же опомнился, не давая себе увязнуть в кошмарных образах.

Но как он не понял, что котёнок не погиб? Ей было четыре года тогда. Такая кроха — и выжила. Ну не чудо ли? Какая она сейчас?

Попытавшись заснуть ещё раз, Фаргрен снова увидел тот же сон, но теперь сестра смотрела на него, и в глазах её застыло осуждение, разодравшее сердце будто когтями. Он бросил её. Маленькую, израненную… Одну. И никак не помог.

Больше заснуть у Фара не получилось, а потому он сменил Лорина, стоявшего на страже. И даже не стал будить Рейта, который был следующим на часах. Утром тот поворчал, но, кажется, только для приличия — уж таким довольным он выглядел.

Наскоро позавтракав, отряд снова двинулся в путь. Когда по прикидкам Фаргрена до селения оставалось часов пять, они наткнулись на громадный труп, загородивший собой половину дороги. Его неприятно кисловатый запах Фаргрен почуял ещё до того, как увидел Тварь.

Горбушка беспокойно топтался на месте и фыркал.

— Ни фига себе размерчик! — то ли восхитился, то ли ужаснулся Рейт, глядя на бездыханное чудовище.

Чем-то Тварь напоминала огромного богомола. То есть, это и был богомол. Омерзительный, крылатый, размером с Горбушку, но вряд ли такой добрый.

— Никогда не видал подобных Тварей. — Рейт спешился и разглядывал чудище. — А вы?

Мильхэ тоже слезла со своего жеребца и подошла ближе.

— Он… Странный.

Богомол величиной с лошадь — странный? Да неужели?

Фаргрену спешиваться не очень-то хотелось, а уж разглядывать эту мерзость — тем более. И с коня он понял, что таких Тварей не видел. Не змееклюв, не жнец, не древесник, не мантикора, какие чаще всего встречаются на Тракте. Иногда там шастали и жгучеиглы, и рогосплюшки пролетали, но редко: эти Твари ночные, а ночью по Тракту никто не ездит. И в Чащи не ходит.

«Фу, и с ними придётся драться?!» — думал Фар, с отвращением представляя, как из размозжённой головы насекомого брызжет вонючая лимфа.

И почему не бывает аксолек-Тварей?

Мильхэ бормотала что-то на своём языке, ходя вокруг богомола. Потом достала кинжал и воткнула под глаз насекомого.

— Ты, что, хочешь вырезать его? — скривился Рейт.

— Именно.

Через пару минут эльфийка спрятала глаз и склянку с лимфой себе в мешок, предварительно хорошенько их заморозив. Как ни странно, делая всё это, она превратилась в ведьмочку, немножко растаяв.

Если ей нравятся драконьи атаки и вырезание глаз у Тварей, то… не чащобная ли маньячка им досталась в отряд? Так называли наёмников, которые как полубезумные постоянно ходили в Чащи. Нравилось им резать чудовищ. Ну и, видимо, подыхать от них.

— Много имела дел с Тварями? — спросил Геррет у Мильхэ, когда их маленький отряд продолжил путь.

Та кивнула.

— Тёмный Тракт?

Снова просто кивок.

— Много раз ходила? — услышав их жутко интересный разговор, спросил Рейт. — Видала таких?

— В книжках читала, — ответила Мильхэ с ледяной мрачностью, и все глупые вопросы замёрзли на корню.

И неглупые.

Чем дальше они продвигались, тем больше вокруг становилось тварьих следов. Многие были оставлены мантикорами — отметины огромных кошачьих лап на земле, деревья со рваными бороздами от когтей. Некоторые следы выглядели странно. Например, большие вырытые ямы.

«Там наверняка остался запах», — с досадой думал Фаргрен.

Определить бы, кто оставил эти следы. Или, по крайней мере, запомнить носом и быть готовым, если встретится то же самое. Но отъехать он не мог. Это было бы слишком странно.

Пока же ничего, кроме кислого «аромата» богомолов, Фар не чувствовал — их трупы встретились ещё несколько раз. И это ему очень не нравилось. Очень. Среди обычных насекомых богомолы — настоящие чудовища. На что способен такой, если он размером с лошадь? А если их несколько? Чем больше Фар об этом думал, тем сильнее ощущал себя маленькой букашкой.

Когда отряд доехал до деревни, солнце уже клонилось к горизонту. На просёлочной дороге — никого. Везде сплошь ямы, обломки. Разруха. Большая часть домов превратилась в бесформенные груды. Ближе к центру деревни строения были целее, но выглядеть стали странно: вокруг каждого — высокий частокол, крышах — куча всякого хлама, ломаных веток, кольев и… Какого хррккла там делают вилы?

Лорин остановился, пытаясь разглядеть что-то за забором. Внезапно кони заржали и нервно заплясали. В следующий миг Лорин оказался на земле — Фаргрен нечеловеческим прыжком сбил его с жеребца, которого через миг унесла крылатая Тварь. Похожая на ту, чей глаз сейчас лежал в походном рюкзаке Мильхэ.

Вторая Тварь с размаху врезалась в мерцающий купол — Геррет поставил щит. Или ледяная ведьма.

— Не должно быть здесь Тварей? — возмутился Рейт, тоже поднимаясь с земли, — его скинул обезумевший жеребец. — А они так не думают!

Будто в ответ на его слова, на крышу ближайшего дома села огромная крылатая кошка с хвостом скорпиона.

— Маатар меня сожги! Мантикоры же одиночки!

Геррет спрыгнул со своей беснующейся лошади сам.

— Надо успокоить лошадей! — сказал Фар, уворачиваясь от коня Рейта.

Испуганные скакуны метались внутри купола, заставляя прижиматься к мерцающим стенам. Такое же мерцание, но гораздо слабее, окутало каждого члена отряда. А через несколько мгновений кони затихли, мотая головами будто оглушённые, упали на передние ноги и, в конце концов, повалились на землю.

Геррет изумился, посмотрел на Мильхэ и хотел было что-то сказать, но с неба на отряд обрушилась вторая мантикора. Щит выдержал, коротышка даже не поморщился. Он определённо неплох.

Несколько богомолов взлетали и резко пики́ровали на купол. Потом будто отпрыгивали в сторону. И снова взлетали. Фаргрен даже удивился, что успел спасти Лорина, — такие быстрые они были.

— Как их бить? — спросил Рейт, глядя на Мильхэ. — Паралички и яд действуют?

— Действуют. Бить в основание головы или между верхней парой лап. Туда вернее всего. Но они живучие. В лапы не попадайтесь — режут почти всё, а не разрежут — раздавят.

— Ладно, их не так много. — Рейт, как и Лорин, менял колчаны, приготовленные ещё в Доле. — Но мантикоры…

— Их беру на себя, и оглушу всех немного, — проледенила Мильхэ. Потом снова что-то сделала. — Геррет, давай! — скомандовала она, чуть выждав.

Мааген убрал щит. Мимо будто прошла волна воздуха, Твари странно дёрнулись. Свистнули стрелы, и два богомола задёргались уже от них. В тот же момент хвост мантикоры на крыше окутала вода и превратилась в лёд. Он затрещал, громко хрустнул. Кошка завизжала.

Твари двигались медленнее, чем раньше.

Снова свистнули стрелы — близнецы времени зря не теряли. Фаргрен кинулся к ближайшим Тварям — два первых богомола, уже парализованные, рухнули вниз — и отрубил им головы.

— Не уходи далеко, — крикнул Геррет, выкидывая в богомола над собой огненный шар.

Через миг он с шумом взорвался, и сверху посыпались хитиновые ошмётки.

— Кошка! — крикнул Лорин.

Перед ними взметнулась ледяная стена, и в неё тут же вонзились колючки — вторая мантикора выпустила ядовитые шипы. Геррет метнул в неё огненный шар, но Тварь увернулась. Коротышка, выругавшись, снова поставил щит, и Фаргрен, бросившийся к очередному богомолу, едва не врезался в мерцающую стену.

— Я не добил вон того жука!

— Поваляется ещё немного, — отозвался Рейт.

В воздухе осталось два богомола. Выше над ними кружила мантикора со сломанным хвостом. Вторую нигде не было видно.

— Хитрые тварюги. — Лорин, прищурившись, глядел в небо. — Близко не подлетают.

— Ладно, с этими справимся быстро, — сказал Геррет, а над его кулаком разрастался огненный шар. — Делаем точно так же? — спросил он у Мильхэ.

Та кивнула. Через миг защитный купол исчез. Свистнули стрелы и вонзились в богомолов. Когда они рухнули вниз, Фаргрен добил их, а огненный шар Геррета прикончил того, что остался от предыдущей атаки и уже приходил в себя — его жуткие лапы начали дёргаться.

— Мне кажется, — сказал Рейт, хмурясь, — или действие параличек слишком быстро заканчивается?

— Я тоже так подумал, — ответил Лорин, снова меняя местами колчаны: и парализующие, и ядовитые стрелы были бесполезны против мантикор. Потом посмотрел вверх. — Что делаем с кошкой? Где вторая вообще?

— Она скоро атакует, — Фар так же наблюдал за мантикорой.

— Как только она подлетит совсем близко, Геррет, снимешь щит, и я кое-что сделаю, — сказала ледяная ведьма. — А вы либо ослепите её, либо попытайтесь сразу убить. Будет всего несколько секунд.

— Ладно… — проворчал Рейт, берясь за тетиву.

Мантикора, заложив с десяток крутых виражей, снова устремилась вниз, и Фаргрен переместился туда, куда метила Тварь. Как только она оказалась совсем близко, щит исчез. Свистнули стрелы, трёхгранные наконечники вонзились мантикоре в глаза, но ещё до этого, Фар рассёк ей шею. Кошка рухнула на землю, дёргаясь в предсмертных конвульсиях.

— Я даже ничего не успела. — И без того большие глаза Мильхэ стали ещё больше.

Рейт только присвистнул, глядя на Фаргрена.

— Осталась ещё одна, — напомнил тот, жалея, что выдал свою нечеловеческую сноровку.

Надо было оставить кошку близнецам. Фар хоть и не двигался так быстро, как мог на самом деле, но… Люди обычно и того медленнее. Эльфы тоже. Вдруг напарники, в конце концов, поймут, кто у них в отряде?

А вот Геррет почти не обратил на это внимания. Больше всего его заинтересовало другое. И даже не союз мантикор с богомолами.

— Как ты оглушаешь их? — спросил он Мильхэ.

— Будем по очереди держать щиты, Геррет, — проледенила та, — вторая мантикора вряд ли просто улетела.

Коротышка насупился. Потом, кажется, хотел сказать что-то ещё, но передумал.

— Надо определиться хоть с какой-нибудь тактикой, — в итоге пробурчал он через полминуты. — То сними щит, то поставь… Не очень-то весело.

— Устал, что ли? — усмехнулся Лорин.

Фар кинул взгляд на небо. Солнце почти село, близилась ночь.

Глава 5 Просьба

1 день 3 месяца 524 года новой эпохи

— Милорд!

Миниатюрная темноволосая женщина вскочила с дивана и присела в реверансе.

— Магистр Нирия, — приветствовал её Эйсгейр и невольно скользнул взглядом в глубокое декольте. — Чем Эйсстурм обязан вашему столь внезапному визиту?

Посетительница выпрямилась. Чёрные волосы и глаза оттеняли невероятно светлую кожу, и Нирия казалась сделанной из мрамора. Но не холодной статуей, а тёплой и живой. Светло-коричневое платье из мягкой ткани только усиливало это впечатление.

— Милорд, как-то раз вы говорили, что в случае необходимости я могу обратиться к вам по любому вопросу. Я, конечно, понимаю, то была лишь дань вежливости, не более, — Нирия улыбнулась, — поэтому прошу, простите вашей покорной слуге эту наглость прийти к милорду, да ещё и без приглашения. В моём распорядке нашлась свободная минутка, какие бывают весьма редко, и я решила попытать счастья.

Рыцарь вдруг подумал, что с главой Всесвета дела вести куда приятнее, чем с большинством знатных особ. И вовсе не из-за декольте!

— Магистр Нирия, — сказал Эйсгейр, тоже улыбаясь, — прошу, пройдёмте в более удобное место. А если вы перестанете говорить столь витиевато и длинно, то мы успеем обсудить гораздо больше.

— Вы слишком добры, милорд, — ответила Нирия и снова присела в реверансе.

Рыцарь подал ей руку и повёл в кабинет.

Об этой женщине Эйсгейр знал многое, хотя лично с ней общался мало. Но разведчики в Эйсстурме не зря свой хлеб жевали. Впрочем, порочащих Нирию сведений не удалось нацедить ни капли. Знать могла сколько угодно обсуждать, что она простолюдинка, что трудилась в юности на полях, работала когда-то служанкой в трактирах и у богачей, но всё это — не преступление. Никаких грязных дел за ней не водилось. Либо она так хорошо их прятала, что не пронюхали бы и скорпикошки. Эйсгейру приятнее было думать первое.

Он любезно пропустил её вперёд в кабинет и закрыл дверь.

— Теперь прекрасная госпожа может, нисколько не стесняясь, изложить свою просьбу, — сказал рыцарь и не удержался от улыбки: просил говорить проще, а сам продолжает сыпать цветистыми фразами.

— Как милорд наверняка знает, — начала Нирия, усаживаясь за стол — я веду небольшое дело.

«Небольшое? — хмыкнул про себя Эйсгейр. — Чуть ли не захватила весь рынок косметики и женских штучек в Зандерате».

— Мне бы хотелось расширить его и на Северные земли. Да, знаю, на юге ваших владений мои товары уже продаются и весьма неплохо, но не позволите ли вы, так сказать, начать прямо с Эйсстурма?

«Я уж решил, будто что-то серьёзное…» — с облегчением подумал рыцарь.

— И какая же помощь требуется столь умной женщине?

Нирия чуть покраснела. Но это была даже не похвала или лесть, а факт. Можно сказать, общеизвестный. Не будь у неё ума, стала бы она главой Всесвета? Нирия добилась многого, причём без связей и денег. Откуда взяться им у дочери деревенского пивовара? Но она умудрилась заработать на обучение в Королевской академии, а её талант и упорство открыли ей дорогу туда, где она сейчас находилась.

Именно Нирия добилась самоуправления Всесвета. Сразу после этого она снизила многие пошлины, и торговля, которая и без того процветала в этом богатом городе, пошла ещё лучше. Так что неприлично огромный доход от важнейшего торгового пункта на Западном тракте, идущий прямо в королевскую казну, — её ума дело. На радость короне и не в радость Тунору, великому лорду Зандерата, на территории которого и находился Всесвет.

— Не разрешит ли милорд воспользоваться порталом для доставки пробной партии? Точнее, самых нежных ингредиентов.

— Вот в чём дело, — сказал Эйсгейр, побарабанив пальцами по столу.

— Остальное я повезу, как полагается, — поспешила добавить магистр. — Но, кроме обычных кремов и духов, я хочу попробовать продавать здесь «Белую птицу». А её ингредиенты, как и готовый товар, не выдержат длинной дороги. Слишком много проверок, грузы подолгу стоят в очереди. Прежде чем думать, как перевозить всё обычным путём, хотелось бы знать, стоит ли овчинка выделки.

— Разве вы уже не выяснили это? — с улыбкой сказал Эйсгейр.

Даже он, чуравшийся будуарных сплетен и разговоров, знал о «Белой птице». Прошлым летом её небольшая партия наделала шуму среди женщин в одной из южных провинций. Да и на севере светские львицы и модные кокетки прожужжали все уши своим отцам, мужьям, женихам и друг другу о новом «пуховом» креме.

— Сам Снежная Длань слышал о моём небольшом успехе? — Нирия чуть улыбнулась, опустив взгляд. — Разумеется, это ни в коем случае не значит, будто я хочу обойти проверки, — добавила она, взглянув Эйсгейру прямо в глаза.

«Какая же она… умелая», — не без удовольствие подумал рыцарь.

Нирия, конечно, тщательно готовилась: что и как говорить. В этом Эйсгейр не сомневался. Даже платье — строгого «дневного» цвета, но с декольте, радующим мужской взгляд, — подобрано с расчётом. Но всё это Нирия использовала так естественно, так идеально, что можно было только восхищаться. Да и разве это плохо — уметь вести себя должным образом? Рыцарю редко встречались люди, одинаково хорошо использовавшие и ум, и внешность, и собственное обаяние. В этом Нирии не было равных.

— Всё ясно, госпожа магистр. Но вы знаете, решать такое единолично я не могу.

— Да, конечно, милорд, я понимаю. Буду ждать вашего ответа.

Разговор вроде бы завершился, но Нирия не поднималась, ожидая, когда Эйсгейр сделает это первым. Он кинул взгляд на часы.

— Не желает ли госпожа поужинать во дворце?

Нирия слегка покраснела.

«Притворяется? Но ведь никто не умеет краснеть по желанию…» — с улыбкой подумал рыцарь, а вслух произнёс:

— Вы, конечно, можете отказаться. Я не заставляю. Не бойтесь, на решении это никак не скажется.

— Прошу простить меня, милорд, но вынуждена отклонить столь любезное приглашение. У меня ещё много дел в магистрате. Но если снова удостоюсь такой чести, то обязательно приму приглашение милорда.

Эйсгейр поднялся и проводил Нирию к порталу. Когда она, шурша платьем, поднималась по ступенькам к кругу света, обрамлённому горным хрусталём, рыцарь вдруг подумал, что её дело не относится к срочным. Вопрос о доставке ингредиентов, пусть и требовавших деликатного обращения, вполне можно было решить, попросив официальную аудиенцию.

«Зачем же она спешит?» — подумал рыцарь.

— Виркнуда ко мне, — сказал он слуге рядом.

Пока Эйсгейр шёл обратно в кабинет, мысли его снова закрутились вокруг разговора в королевском дворце: связан ли он с этими поправками к закону?

Виркнуд явился очень быстро. Рыцарю даже подумалось, будто разведчик волком обернулся и примчался на четырёх лапах. Но сделать так в городе он, конечно, не мог. Рискованно. Отношение к оборотням в народе, мягко говоря, недоброе: увидят — убьют. Или постараются. А разбираться, что это за волк, будут уже после.

Так или иначе, Эйсгейр порадовался расторопности Виркнуда: они успеют поговорить до ужина-аудиенции. Подумав о трапезе, разделить которую предстояло с несколькими ярлами, рыцарь простонал. Древние вожди, что когда-то быстро решали вопросы, не разливаясь пустыми речами, весьма разочаровались бы при виде своих потомков. Впрочем, времена-то сейчас совсем не те. И тем более в землях под защитой рыцаря первого ранга.

Вид свеженькой стопки донесений и Ярла Мурмярла оторвал Эйсгейра от скучных мыслей. Его пушистость по своему обыкновению явился в кабинет вместе с оборотнем. Объяснить любовь белого кота к рыжему разведчику волчьих кровей не мог никто, но когда Виркнуд был во дворце, Мурмярл всегда вертелся рядом.

Первым делом Эйсгейр решил спросить разведчика, что тот думает о графе, герцоге и ректоре. Его пушистость вдруг мяукнул, и рыцарь вспомнил о круге тишины.

«Будто напомнил», — усмехнулся он про себя, ставя защиту.

Но вредный кот, конечно, просто требовал внимания.

— Значит, граф Дайен королевской крови… — пробормотал Виркнуд, запуская пальцы в рыжие вихры. — Так ведь и Шелан Мирарский — не просто герцог.

Эйсгейр кивнул: Шелан был прямым потомком последнего короля Мирара.

— Принц Мирара, принц Таэрима и какой-то ректор? — думал вслух разведчик. — Лаэрдэты ведь из алинасской знати… Не слишком богаты, но всё же. Побочная ветвь какого-нибудь алинасского короля? Это если все трое должны быть наследниками чего-то там.

Насколько помнил Эйсгейр, у правителей бывшего королевства Алинас имелось две младших ветви. Но это было слишком давно, чтобы их потомки могли возомнить себя имеющими право на престол. Хотя чего только не случается… Рыцарь решил проверить и родословную ректора в ближайшее время.

— Но вообще, почему бы ему и просто ректором не быть? — сказал Виркнуд. — В Королевской академии куча знатных отпрысков учится, а Гилрау сам от носа до хвоста благородный. Связей у него много. И брать его в какое бы то ни было дело — выгодно.

— Сколько ты к нему парней отправил?

— Пока одного, милорд, там ведь ещё по приказу ярла Эамонда наши шныряют. Сейчас на ректоре достаточно людей.

— Отлично. Отправь парней попереливаться вокруг Нирии.

С тех пор как эта женщина стала главой Всесвета, она уже дважды или трижды попадала в поле зрения Эйсгейра. Разведчики каждый раз с особым тщанием обрыскивали всё вокруг, но ничего не находили. Кроме, может быть, слухов о том, с кем спит магистр или с кем не в ладах. Последних было не много, но и не мало: торговцы, недовольные налогами или штрафами, уволенные по серьёзным причинам служители магистрата или бывшие магистры. Нирия управляла Всесветом железной рукой.

— Она зачем-то торопится со своими штучками, хотя это не очень срочное дело.

Виркнуд просто кивнул. А Эйсгейр вдруг с большим неудовольствием подумал, что ничего не делает сам. Лишь приказы раздаёт. Разведчики всегда рискуют, наёмники за него могут сложить головы, а он сидит и протирает кресла в своём дворце. Хоть и сильнейший рыцарь, а ничтожество. Ничтожество первого ранга.

Глава 6 Время для прикладного языковедения

Они чуть ли не крадучись шли по дороге, покрытой рытвинами. То и дело озирались по сторонам: не появится ли где ещё какая-нибудь Тварь.

Селение ничем не напоминало Вешки, которые Фаргрен помнил с детства. Последний раз он приезжал сюда лет двадцать назад. Мать, беременная тогда Ирмой, хотела навестить свою тётку, пока ещё могла ездить далеко. Саму тётку Фаргрен почти не помнил. В его памяти она осталась как Тётя Не: тут не сиди, там не лежи, это ведро не туда, тот котелок не сюда. Не гости Талек тогда же у бабки, Фар превратился бы в Племянника Да — «Да пошли вы». Для мальчишки восьми лет не самое хорошее прозвище с волнующим запахом порки. Но с Талеком они вместе развлекались и немножко проказничали, так что падение репутации прекратилось на уровне «немного непослушный».

Тогда это было весёлое, шумное даже после заката селение. Северяне редко ездили в Жжёные Пеньки. Зачем, когда есть Вешки? Были. Теперь здесь мрачное скопище полуразрушенных домов, безобразных крыш и колючих частоколов.

Размышления Фара прервал запах. Он чувствовался уже давно. Кислый и будто липкий, он исходил от богомолов, но сейчас усилился, и к нему примешался другой — сыроватый, плотный…

— Пахнет как в Чащах, — произнёс Рейт, опередив Фаргрена, который хотел сказать то же самое.

Да, это был запах Чащ. Мало кто мог определить, чем он отличался от запаха обычного леса, но любой, кто побывал на Тракте, не перепутал бы их никогда. В Чащах смешивались ароматы деревьев, трав, земли, цветов, животных и чего-то ещё. Даже Фаргрен, различавший гораздо больше запахов и ароматов, чем люди, не встречал ничего похожего. Так пахли только Тёмные Чащи.

Фар выругался про себя: ему, вообще-то, следовало заметить это гораздо раньше. Надо быть бдительнее. Хотя, если бы запах был здесь постоянно, он давно бы учуял его. Видимо, пусть это и звучит странно, источник запаха появился не сразу.

Вскоре наёмники увидели колодец. От него осталась только каменная шахта — ни крыши, ни во́рота. До сих пор не встретился ни один живой человек. Впрочем, трупов тоже не заметили. Ни людей, ни животных.

— Эй, посветите-ка сюда, — сказал Рейт, заглядывая в колодец, и Геррет направил к нему огонёк. — Там внизу настил или что-то вроде.

Фаргрен тоже подошёл посмотреть. На глубине примерно в два человеческих роста узкую шахту перекрывали деревянные доски. У верхнего края между камнями торчал железный крюк.

— Сдаётся мне, — сказал Фар, — это самое безопасное место, какое мы сможем найти.

— Да мы же туда не влезем, — хмыкнул Рейт. — Разве что вдвоём.

Втроём, если посередине втиснуть Мильхэ. Или половину коротышки. Вертикально разрезанного.

— А доски-то нас выдержат? — спросил Лорин, тоже заглянув в гулкую темноту.

— Не найдём ничего лучше — заночуем рядом. В крайнем случае в колодце можно укрыться. — Фаргрен подёргал крюк. — Повесим верёвку на всякий случай.

Запах Чащ чуть усилился. Его спутники вряд ли это заметили, а сказать ничего он не мог: не может человек чувствовать такое. Что ж, хотя бы мантикоры поблизости нет. Но её, как и богомолов, будет сложно учуять, если она постоянно перемещается.

— Жук! — тихо предупредил Лорин, быстро натягивая тетиву.

С северной стороныпоказалась крылатая Тварь. Летела она медленно и была далеко, поэтому не заметила набор деликатесов у колодца. Мясистые близнецы, копчёный мааген, шерстяная голова и хрустяще-ледяная тростиночка на закуску. Пир для Твари! Летун сел где-то между домами. Через несколько мгновений он снова поднялся и направился дальше, в другую от наёмников сторону.

— Солнце село. — Рейт кинул взгляд на горизонт. — Надо поискать подходящее убежище и вернуться за лошадьми. Можно пройти вперёд, не найдём ничего, как-нибудь расположимся тут.

Компания пошла дальше на север по основной улице. В сумерках углубляться в проулки не хотелось, как и разделяться — поодиночке они тоже неплохой обед. Или ужин. Поэтому отряд просто двигался вперёд, оглядывая ближайшие дома. Фаргрену казалось, будто разрушений снова стало больше, даже больше, чем было на южной стороне. Запах богомолов почти обжигал нос.

— Где-то впереди, наверное, логово Тварей, — сказал Фар напарникам, немного подумав.

— Логово вне Чащ… — пробормотала ледяная ведьма.

— Может, не логово, но какое-то их скопление. Раз все они появляются с севера, значит, там что-то есть.

Объяснение получилось не ахти, но не предупредить напарников Фар не мог.

Быстро темнело. С темнотой будто наступала и тишина, которую иногда нарушали смутные шорохи. Вот где-то что-то скрипнуло, что-то треснуло — и снова ни звука в вечерних сумерках.

Фару было не по себе. И не ему одному — все напряглись, подобрались, не говорили. Даже в Тёмных Чащах, где Твари всегда рядом, так себя не чувствуешь. Чащи хоть и враждебны, но привычны, а это… Это совсем другое. Чего можно ожидать после первой встречи со странными Тварями в мёртвой деревне?

Через несколько минут стал слышен какой-то гул. Уже все морщили носы — не одному же Фаргрену страдать от кислой богомоловой вони.

— Это где-то впереди, — прошептала Мильхэ.

«А я что говорил?» — почти по-коротышковски съязвил Фар, но про себя.

Наёмники замедлились, пробираясь через развалины настолько тихо, насколько могли. У Лорина, первым преодолевшим брёвна, которые преграждали им путь, отвисла челюсть. Вслед за ним и остальные лишились дара речи — впереди на расстоянии нескольких домов, которых уже не было, копошились десятки Тварей-насекомых в огромном рву. Его, скорее всего, вырыли сами богомолы.

Стараясь не шуметь, наёмники медленно пошли, или, скорее, поползли, обратно. Уже почти стемнело, а драться в темноте — сущее самоубийство. Да даже днём у пятёрки бойцов нет и шанса против стольких Тварей!

Тишину вспорол неожиданно близкий рёв мантикоры. Стрекот крыльев на мгновение прекратился. И через секунду разразился с новой силой.

— Маатар, бежим! — И все, что было духу, помчались к колодцу.

Рейт хотел схватить Мильхэ за руку и потащить за собой, но оказалось, она бегает едва ли не быстрее всех. Кроме Фаргрена. Землю прошили колючки: мантикора, наконец, атаковала. Несколько шипов попали в Лорина и Геррета, но отскочили от щитов.

Первым у колодца оказался, конечно, Фар.

«Вот как знал!» — подумал он, помогая Лорину забраться в шахту.

Следующим был Геррет. Он на мгновение остановился и оглянулся на Мильхэ.

— Лезь, будешь ставить щит! — проорала та, и Геррет юркнул в узкий тоннель.

Эльфийка на бегу создала защитный купол. Очень вовремя — десятки богомолов обрушились на них сверху.

— Давай залезай! — крикнул ей Рейт — они уже были у колодца.

— Нет, я должна видеть купол!

Здоровяк исчез в темноте каменной шахты.

— Я пойду последним, успею, — прокричал Фаргрен сквозь шум ударов и крыльев.

И чуть ли не руками запихнул Мильхэ в колодец. Потом залез туда сам, почти заехав ей в лицо сапогами. Хитиновая лапища воткнулась в камень там, где миг назад была рука оборотня.

Геррет накинул щит, и Мильхэ облегчённо выдохнула.

— Сраная срань, — охнул Рейт, на плечах которого оказался Фар. — Не думал, что ты такой тяжёлый…

Богомолы бились о щит. Но, кажется, коротышка даже не напрягался, удерживая его, — небольшой ведь.

Под перетаптывавшимися наёмниками жалобно скрипели доски, и Мильхэ укрепила их льдом, притянув воду снизу. Насколько видел Фаргрен, несколько секунд поддержания защитного купола против роя Тварей вытянули у неё много сил. Белокожая эльфийка, казалось, стала ещё белее и постоянно закусывала дрожащие губы.

— Вы так и будете у нас на плечах стоять? — спросил Рейт. — Можно сделать что-нибудь? Я долго этого медведя не продержу.

«Сам ты медведь», — подумал не-медведь.

Мильхэ навела ледяные жёрдочки. Кое-как они с Фаргреном разместились на них, не без труда разобравшись, куда деть ноги. Эльфийка потихоньку приходила в себя, и оборотню уже казалось, что лучше коротать ночь на вершине Драакзана, чем вот так переплетать с ведьмой лапки.

— Гораздо лучше, — сказал Рейт, с облегчением вздохнув. — Только ногами сильно не болтайте, а то саданёте мне или Лорину по лицу.

— Обуглительно… — пробурчал Геррет, зажатый между близнецами. — Надо было прыгать последним.

— Даже не знаю, Гер, что лучше: стоять в тепле или сидеть и морозить яй… задницу.

— У Фара неплохая компания, а мне терпеть двух вонючих бугаёв.

— Яйзадница, — хмыкнул Лорин. — Яйница. А ничего так. Слово для всего сразу.

Смешки. Эта троица минуту назад чуть не подохла, а теперь занимается прикладным языковедением! Да-да, Ледяная Ведьма Самая-неплохая-компания-в-мире, закатывай свои бирюзовые глаза.

Посмеиваясь, Фаргрен думал ещё и о другом: им повезло. Кроме того, что они живы и могут шутить шуточки, у них сохранилась большая часть снаряжения. Почти всё важное было в его и Геррета мешках, медицинские припасы и присланное заказчиком — у Мильхэ. В мешки близнецов и перемётные сумы сложили запасную одежду, личные вещи и спальные принадлежности. Теперь всего этого нет. Не самая большая беда, но придётся поблагоухать: весной голышом стирать подштанники в реке — так себе занятие. Хотя, может, эту проблему сумеет решить Мильхэ? Иллиген, как-никак. Ещё пропала еда, но её-то можно раздобыть в лесу. А согреет их Геррет.

А вот с чем не повезло, так это с лошадьми. О них, наверное, уже и вспоминать не стоит. Только жалеть. Особенно Фару. Со скакунами у него всегда были сложные отношения. Умные животные не реагировали на него так, как на обычных волков, но и человека в нём не признавали, чуя звериную натуру. Жалко Горбушку. Очень жалко. Его Фаргрен долго приучал к себе. Жеребец даже мог спать и бежать рядом, пока хозяин был волком.

— А это, — подал голос Лорин, — как нужду справлять, если что?

Повисло молчание.

— Прости, Гер, — похрюкивая от смеха, начал Рейт, — но…

— Я убью вас обоих! Сраный пепел, это нелепейшая ситуация из всех, в которые я попадал!

— Разве? А когда я тебя во Всесвете вытаскивал из…

— Заткнись, Рейт, иначе выпущу тебе киш…

Раздался звук, и все замолкли — снизу постучали.

Глава 7 Дом, милый дом

Крепкие Когти вызвался пойти вместе со мной и Старейшиной. Вся стая собралась рано утром и проводила меня грустным воем. Бесшумные Лапки пробежала с нами до ближайшего оврага и на прощание лизнула мне нос, отчего сразу защипало глаза.

Старейшина провёл нас особыми тропами мар-даан-лаид, и к границе Светлого Леса мы вышли всего через два дня, неведомым образом миновав земли южных оборотней. На небе давно сияли звёзды, и волки решили, что в городок, приютившийся в небольшой долине, я пойду утром.

А поутру на камне рядышком обнаружилась тушка кролика. Вот это да! Неужели Крепкие Когти помышковал для меня? Ведь не Старейшина же этим занимался, и кролик не сам собой придушился.

Готовя завтрак, я думала, что делать дальше. Дойду до городка, это понятно, перейду границу и… Как попросить стражей Леса сказать мне, кто я? А если встречу кого-то знакомого или родственника и не пойму этого? Что случилось с моей семьёй за сто лет? Ладони сделались неприятно липкими. Я ведь потому и не спешила сюда…

Страшно. Особенно при взгляде на эльфийскую заставу. В обе стороны от белых башен уходил ряд огромных деревьев. Древа-защитники. Граница Светлого Леса. Как же красиво… Они узнают меня. Даже если я пойду не через заставу. Древа пропустят меня в любом месте, но это не скроется от стражей Леса: они всегда знают, кто, когда и где перешёл. Но, может, это и не так плохо? Ведь если родные ищут или искали меня, им сразу же сообщат. Не надо будет самой разбираться во всём.

Старейшина и Крепкие Когти молча глядели на давно голые холмы и деревья внизу. Здесь ещё не выпал снег.

По широкой дороге, лентой пролегавшей через городок, двигались разные двуногие. Кто верхом, кто в повозках, кто пешком. Как их много… Интересно, видно ли нас оттуда? Хотя вряд ли. Слишком высоко, да и переполох бы тогда поднялся при виде гигантских волков.

Старейшина что-то сказал, и Крепкие Когти ответил коротким тявканьем. Я разобрала только имя: Бесшумные Лапки. Серому волку, кажется, было неуютно: он находился вне Чащ впервые, а мир здесь совсем не такой, как в дремучем лесу, где мар-даан-лаид проводят всю жизнь. Да, Крепкие Когти, мне тоже неуютно, но…

— Кажется, пора, — вздохнула я.

— Иди, не бойся. Здесь уже недалеко, — сказал Крепкие Когти и рассмеялся волчьим кряхтящим смехом. — Если что, беги обратно.

— Мне страшно.

Я прижалась к серой груди волка, и тот неуклюже обнял меня лапой. Он ведь заботился обо мне всё это время, как о собственном щенке.

— Но не можешь же ты вечно сидеть в лесу?

— Строго говоря, я до сих пор в лесу, — улыбнулась я.

— Да разве это лес?! — засмеялся Когти. — Иди, — сказал он после некоторого молчания.

— Спасибо вам.

В последний раз зарывшись в мех волка, я обняла его, а потом, подумав, обняла и Старейшину.

— Прощай, Листочек, — сказал Крепкие Когти. — Если повезёт, увидимся ещё.

— Полной луны тебе, Отделённая, — промолвил Старейшина и потёрся носом о мою щёку.

Спускаясь с холма, я обернулась — волки наблюдали за мной. Потом обернулась опять, и Крепкие Когти махнул лапой вперёд, подбадривая идти дальше. Но в третий раз на пригорке уже было пусто. Внутри всё сжалось. Увидимся ли мы снова?.. Но теперь точно некуда деваться. Надо идти в Лес.

До первых домов я добралась только к полудню — сначала шла быстро, но потом замедлилась. Даже сама не заметила. С другой стороны — куда мне торопиться?

В Эйраде — я посмотрела это название на карте ещё вчера и поняла, что и раньше его знала, — оказалось шумно. Вроде маленький городок, даже деревенька, а такая громкая — крику на десяток селений хватит. Кругом купцы и путешественники самой разной наружности, караваны и лошади всех мастей. Множество лавок, складов, таверн и постоялых дворов. Впрочем, каким ещё может быть приграничный город?

Башни эльфийской заставы вблизи впечатляли ещё больше. Высокие, белые, гордые… Нет, не пойду сразу. Сначала осмотрюсь. Может, здесь мне вспомнится ещё что-то?

— Дорогу!

Я, как и все, поспешила прижаться к краю улицы, и мимо пронеслись всадники. Ой, это ведь не по-эльфийски прокричали! Я знаю другой язык? Надо послушать разговоры вокруг… Драные хвосты, и правда! Эльфы и люди общались между собой на понятном мне языке. Один из человеческих? Но здесь много людей явно из разных мест. У них всех один язык? Возможно. Упоминают какое-то Королевство людей…

А ведь моим картам около ста лет. Может, купить новые? Да нет, не стоит пока сильно тратить деньги. Если у меня есть семья, мне всё расскажут.

Выбрав таверну поменьше, я зашла внутрь. Там было тепло и вкусно пахло. Ух ты! Рядом со стойкой хозяина — темноволосым эльфом — висела большая красивая карта. Посмотрим-ка… Да уж, всё совсем не так, как на моих. За сто лет всё настолько изменилось?

Периамской империи на западе больше нет, а её провинции Крегиад и Ракат стали независимыми. А на востоке Иалона теперь всего три государства: Светлый Лес, Ишдракйорд и Королевство людей. Земли оборотней, конечно, тоже обозначены, но они не считаются государствами. На моей карте вместо Королевства людей десять стран. И как они объединились?.. Даже Периам присоединили! Нашёлся безумец, перебросивший войска через Тёмные Чащи? Сколько же людей тогда погибло… Хм, а если сейчас столица — Эвенрат, значит, это Великая долина всех завоевала? И что стало с прежними королями? Интересно, Алинас вроде был очень сильным государством…

Ой, так долго разглядывать карту — это, наверное, подозрительно!

Я выпрямилась и осмотрелась.

Уютно. Все столики заняты, но, кажется, в маленьком приграничном городке другого и быть не может. Останусь здесь, если есть свободная комната. Тем более, держит таверну мой сородич, поэтому, наверное, мне тут будет безопаснее, чем в других.

Снять комнату оказалось не очень дорого. Несколько дней я могла себе позволить. Хозяин странно взглянул на меня и дал ключ. А вдруг это из-за денег он так посмотрел? Может, они очень старые? О! Человек рядом со мной попросил обед и кинул на стойку монеты. Да вроде такие же… Видимо, эльфийские деньги за сто лет не сильно изменились.

Ладно, погуляю денёк-другой и пойду на заставу.

* * *

Сидя вечером в таверне у камина, я разглядывала посетителей, их одежду, прислушивалась к звучащей речи. Людской язык мне, правда, понятен, хоть, кажется, изменился за сто лет. Некоторые слова я не знаю. А вот эльфийский всё такой же.

Хозяин таверны искоса глянул на меня. Может, это странно — эльф остановился в приграничном городе и не идёт в Лес? Надо уже собраться с духом и… Вот попасть бы туда тайком и посмотреть сначала, что и как. Жаль, это невозможно. Что там будет? Кто мои родственники и друзья? Кто я? А может, я и не должна была вернуться в Лес? Как же хорошо жилось у волков…

Я поймала на себе очередной взгляд хозяина. Да уж, прошла почти неделя, а эта странная эльфийка в одёжке не по погоде до сих пор торчит здесь. Внутри-то, конечно, хорошо, но снаружи уже два раза шёл снег. Можно, конечно, купить вещи потеплее, но тратить деньги не хочется. Вдруг у меня нет семьи, и никто мне не поможет? Следует всё выяснить, прежде чем что-то покупать. И так раскошелилась на гостиницу.

Надо идти. Сидя здесь, я ничего не пойму. Если посчитать, то… Предки, прошло пять месяцев! А завтра начнётся шестой. И я до сих пор ничего о себе не знаю, и даже в Светлом Лесу не нахожусь. Всё, завтра же иду на заставу!

Я поднялась в комнату. Уже поздно, можно ложиться спать, а завтра с самого утра сделать то, на что не хватало духу целую неделю.

Собрав в рюкзак скудные пожитки, я улеглась в постель, но сон никак не шёл. Завтра я узнаю, как меня зовут, узнаю о семье, где жила… За окошком мелькнула тень. Птица, наверное, пролетела…

Внезапно все звуки словно отрезало. Я села в кровати. Нет, свои движения или себя я слышу, но не слышу ничего, что происходит вне комнаты. Круг тишины? Что про…

В следующую секунду окно разбилось. Я почти инстинктивно набросила на себя щит. Успела в самый последний момент — в него тут же ударила воздушная волна. Сразу после этого в комнате появилась тень.

— Проклятье! — выругался по-эльфийски непрошеный гость.

На меня напал сородич! Он ринулся ко мне, и я пустила веер ледяных кинжалов. Неизвестный увернулся, прижал меня к кровати. Ну нет! Так легко я не дамся! Щит превратился в ледяные ножи, противник тут же отскочил, но торжество моё было недолгим: вокруг шеи обвились путы. Сдавив горло, они проломили защиту, и мир уплыл в темноту.

* * *

Тихий звук… Шаги? Что-то не так… Будто чего-то не хватает…

Я открыла глаза. Взгляд упёрся в серый каменный потолок. Где я? Приподнявшись, я обнаружила себя на кровати в комнате без окон. На полу валялись мои вещи. Больше ничего, кроме ведра в углу, здесь не было. Тюрьма?

Надо встать… Сердце замерло. На шее какое-то гладкое кольцо, прохладное на ощупь. Предки, это же… Атал! Я не могу пользоваться силой, вот что не так. Эти ошейники подавляют любого генаса.

Сердце заколотилось, как бешеное. Кому я нужна и зачем? Они знают, кто я? Или просто схватили подозрительную эльфийку, слонявшуюся в приграничном городке? Это было вчера? Может, уже прошло больше времени, чем кажется… И где я, в конце концов? В Эйраде, Светлом Лесу или вообще где-то в другом месте? Вернулась, называется, домой…

Что теперь делать?!

Послышался глухой звук, и я вздрогнула. Кто-то идёт? Через несколько мгновений камни одной из стен разлетелись, и в камеру вошли двое. Оба в масках на всё лицо, но это, без сомнения, эльфы: такими высокими могут быть только мои сородичи.

— И правда она! — воскликнул один из них.

Он — судя по одежде и тому, что второй эльф почтительно остановился позади — главный. И точно знает, кто я.

— Любопытно. И где же ты была эти сто лет?

Отвечать? Если они меня знают, то почему так схватили?

Прежде чем я сообразила, что сказать, главный заговорил сам:

— Молчишь… Зря. Я так или иначе всё узнаю, а потом… Послужишь великому делу, дорогая. Спасению всех нас. Помни это. Забери её вещи, — сказал он второму и вышел, когда камни вновь разлетелись.

Помощник подобрал мой рюкзак и плащ, и тоже покинул комнату. Камни быстро встали на место, но мне удалось разглядеть за ними узкий пустой коридор.

Что делать? Теперь у меня ни вещей, ни силы, ни памяти… Какое великое дело? От чего нужно спасать эльфов?

Глава 8 И всё-таки она тёплая

— Эй, — раздался из-под настила громкий мужской голос, — есть кто живой?

Все переглянулись.

— Ну, вроде как, — ответил Рейт.

— Кто такие будете-то?

— Наёмники. А вы?

— Тутошние мы, ясен пень. Сколько вас?

— Пятеро.

— От лорда Зандератского?

— От Гильдии наёмников. На север идём.

Послышался шёпот и шорохи. Потом наступила тишина.

— М-да-а… — протянул Геррет. — «Здравствуйте, гости дорогие, будьте как дома». Нормально, да?

— Боятся просто они, — ответил Рейт. — Совещаются, наверное. Гер, сдвинь свой топор куда-нибудь.

Через несколько минут снова послышались шорохи.

— Вы, это, давайте-ка вниз, — сказал тот же мужской голос. — У нас лестница есть. Крышку-то как-нибудь поднимите. Она складывается.

— Обуглительно, — буркнул Геррет.

— Хватайся за верёвку и лезь вверх, Гер, — сказал Лорин.

— Да куда? — Коротышка посмотрел на болтающиеся ноги Фаргрена и Мильхэ. — Давайте просто сделаем дырку посередине? Эй, можно крышку сломать? Мы её не поднимем.

Послышались совещательные шепотки.

— Ну, ломайте, ежели по-другому ни…

Огненный шар пробил хрупкое дерево.

— …как.

— Ты бы хоть предупреждал, а? — дружно рявкнули близнецы.

— Мильхэ, щит держи, — сказал Геррет, не обращая внимания на их возмущение.

За верёвку он ухватился ещё до того, как селяне разрешили боевые действия против крышки. Которая, скорее всего, пострадала бы и без этого разрешения. Всё потому, что на верёвке Геррет не висел. Это было невозможно. Могучие тела близнецов держали его надёжнее каких-то там верёвок. А разве это дело, трём мужикам так прижиматься друг к другу?

— Эй, где там ваша лестница?

В дыре показалась деревянная перекладина, и вскоре Геррет исчез внизу, явив чудеса акробатики и проскользнув змеёй между близнецами. Рейт не преминул отпустить похабную шутку, попросив сделать это нежно.

— Ты не мог пробить дырку пошире? — пожаловался он потом, протискиваясь через дыру.

— А ты не мог расти не таким большим? — огрызнулся мааген.

— Твоя очередь, — сказал Фаргрен Мильхэ, когда спустился Лорин: вот он-то уже смог повиснуть на верёвке и поднять безвинно убиенную крышку.

— Нет, — проледенила эльфийка, взглядом показав на щит.

Ну да…

Внизу Фар увидел второй, чудом не пострадавший деревянный настил. В стене колодезной шахты красовалась дыра, из которой выглядывал Лорин. И его брат. И Геррет. Сейчас они чем-то напоминали крыс в канализации Эвенрата. Огромных, любопытных и постоянно скалящих клыки. Хотя на огромного Геррет никак не тянул.

В тоннеле висел огонёк, освещая пространство вокруг. Отверстие и лаз сразу за ним были достаточно широкими, но не очень высокими — придётся идти, согнувшись в три погибели, или ползти.

— Мильхэ, спускайся, — громко сказал Лорин.

— Да-да, сейчас, — донёсся до них слабый голос.

Фаргрен выглянул в колодезную шахту. Мильхэ застыла на полпути между ним и оставшимся от крышки ободом и будто задыхалась. Её запах всё так же наполнял страх. Да, так было у всех — шутка ли, делать лапы от целой стаи Тварей, — но у остальных уже стало как обычно.

Дав знак Лорину оставаться на месте, Фар вылез обратно в тоннель и, поднявшись на ноги, чуть потеребил плащ эльфийки. Ледяная ведьма дрожала будто от холода.

— Н-нет, — пробормотала она, — лучше останусь здесь.

— Что?

— Не люблю подземелья… Идите, со мной ничего не случится!

— Разделяться не очень хорошо.

— Здесь уже безопасно, иначе селяне не вылезли бы.

— Сможешь сидеть одна тут?

— Смогу, — звякнули льдинки, но как-то жалобно.

Фаргрен подумал, что её бледность вызвана, видимо, не истощением. Озадаченный, он вернулся к остальным.

— Наёмник, который боится подземелий?! — удивлялся Рейт вслух, пробираясь по тоннелю вслед за Герретом.

Контракты редко подразумевали лазание под землёй, но… Эльфийка теперь казалась Фару ещё более странной. Вечно серьёзная, холодная, молчаливая. Складывалось впечатление, будто до напарников ей дела нет. Так, временная неприятность. Но ведь мало какие задания бывают одиночными. В Тёмные Чащи вообще таких нет. Поэтому для наёмника, тем более высокорангового, её поведение необычно. И вот ещё подземелий боится…

Тоннель привёл их к небольшой пещере с ровными деревянными стенами с одной стороны — видимо, бывший погреб, сейчас значительно расширенный. И напрочь прокопчённый дымом от очага в яме посередине. Кроме наёмников, здесь оказалось девять человек. В самом пожилом из них Фаргрен узнал старосту деревни, очень постаревшего со времён Тёти Не. Остальных Фар вспомнить не мог. Впрочем, в Вешках у него никогда не было много знакомых.

— Так вас Гильдия наёмников послала? — спросил староста.

— У нас дело на севере, — ответил Рейт. — И давно вы здесь так?

Оказалось, первые нападения богомолов случились в конце осени, уже после жатвы. И хотя происшествия встревожили всех, никто и подумать не мог, что через полтора месяца Вешкам придётся зарыться в землю.

Сначала Твари появлялись только по ночам, а со временем выходить на улицы стало опасно и днём. Погибло очень много людей — сейчас в погребах жило не больше четверти прежнего населения. Богомолы оказались первоклассными громилами: чуя двуногих в деревянных коробках, они разрушали дома. Селяне спустились в погреба. Тогда Твари перестали уничтожать людские жилища, но принимались за старое, если люди слишком близко подбирались к поверхности. Замеченные наёмниками экзотические архитектурные решения — вилы и колья на крышах — имели практическую цель: уберегать дома от полного разрушения. И доставлять некоторые неприятности богомолам. Есть на обед острое им, как ни странно, не нравилось.

С едой проблем у селян пока ещё не возникло. Кому-то даже удалось сохранить молочных коров и коз. Содержать их в подземельях было нелегко и негде пасти, но животинку пока не пустили на мясо. Проблемой стала только вода. Иллигенов в Вешках не имелось, поэтому пришлось прокопать ходы к колодцам. И между погребами, но не очень много — селяне боялись обрушения.

— Мы трижды посылали людей к лорду Зандерата и во Всесвет, но… — староста развёл руками.

— Видимо, никуда они не доехали. В Сизый Дол никто отсюда не приезжал. — Выходило вполне естественно, что все разговоры вёл языкастый Рейт. — Когда вы отправили людей в первый раз?

— В начале зимы, к тому времени-то уже десятка два человек погибло.

— Ясно. От северных деревень слышно что-нибудь?

— Нет, уже давно вестей не было.

— И даже беженцев никаких?

Старик снова развёл руками.

— Вам бы, наверное, отдохнуть? — спохватился он. — Тут у нас есть всё, что надо, тесно только.

— С нами женщина.

— Ну, можно её к бабам-то нашим свести, — сказал староста, почесав в затылке, — ежели ей там сподобнее будет.

— Если она спустится… — покачал головой оборотень.

Пока Рейт договаривался со старостой о еде и ночлеге, Фар погрузился в невесёлые размышления.

С одной стороны, эти люди им никто, да и контракт не обязывал оказывать кому-то помощь. С другой стороны, напарники могли решить, что помочь надо. Несмотря на все перепалки между собой, они, вроде как, не бессердечные. Хотя насчёт Геррета Фар ещё бы посомневался.

Мучило его другое: дальше на север, скорее всего, будет хуже. Если Ирма была жива до прихода Тварей, то жива ли сейчас? Жив ли кто-то ещё из их деревни? Если да, то Фару не обрадуются. Это его не волновало — к Тварям их всех. Но что скажет Ирма? Она… Тоже вряд ли обнимет при встрече. А увидеть её очень хотелось.

— Посмотрю, как там наша ведьма, — сказал Фар напарникам и пошёл обратно к колодцу.

Мильхэ снова сидела на ледяной жёрдочке наверху колодезной шахты. Видимо, там чувствовала себя спокойнее. Вместо щита она навела ледяную крышку и, кажется, даже не подкрепляла её силой. Да и Твари уже не атаковали колодец, потеряв из виду добычу.

— Ты там как?

— Неплохо, — отозвалась ледяная статуя и попросила рассказать всё, что они узнали.

— Точно не будешь спускаться? — спросил Фаргрен, выполнив просьбу. — Нам принесут ужин, и, если хочешь, переночуешь среди женщин.

— Как выглядит тоннель и погреб?

Фаргрен описал всё увиденное им. Мильхэ внимательно его выслушала.

— Ладно, — вздохнула она, — я попробую.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем эльфийка добралась до Фаргрена. На полпути она остановилась и уткнулась лбом в деревянную перекладину лестницы, что-то тихонько бормоча. Запах страха окутывал её всю. Когда они наконец пошли по тоннелю, Фар почувствовал, как Мильхэ ухватилась за его одежду, и взял её за руку, надеясь успокоить. Тонкие пальцы тут же сжали его ладонь, да так, что Фар удивился силе хрупкой с виду руки.

«И всё-таки она тёплая», — усмехнулся он про себя неожиданному открытию.

В погребе Мильхэ выпрямилась и огляделась. Хватка её ослабла, дыхание стало успокаиваться, и она отпустила руку Фара.

Селяне удивлённо таращились на неё. Они ещё не поняли, кто перед ними — она не сняла капюшон, — но явно никогда не видели настолько высоких женщин. В отряде Мильхэ была самой высокой, на половину ладони выше даже Фаргрена. Причём по эльфийским меркам она, наоборот, считалась ниже среднего роста… В один из вечеров в дороге Геррет пробурчал, что не хотел бы оказаться в стране великанов, имея в виду Светлый Лес. Кстати, близнецы никогда не шутили над ростом маагена. Берегли-таки свои шкурки.

Мильхэ сняла капюшон, и у селян отвалились челюсти, а дар речи пропал вместе с дыханием. Деревня, что с них взять. Наёмница настороженно глядела на всех и будто понижала температуру в подземелье одним своим видом.

— Ну, устраиваемся на ночлег? — беззаботно и весело спросил Рейт.

«Не замёрзнуть бы», — подумал Фар.

Указание свыше

Ты просыпаешься от кипения в мозгу. Именно так это ощущается. Неприятно. Неприятно даже не само кипение, а осознание, что тебя всегда держат на поводке.

Думал ли так же твой Мастер?

Магистры твердят, будто мастера получают благословение Богини жизни, и она говорит с ними напрямую. От этой мысли ты усмехаешься. Как бы не так. Кто бы ни придумал это, до Богини ему как до солнца.

Кипение оформляется в приказ. Ты медленно, нехотя встаёшь и будишь парнишку:

— Шэквет, поднимайся. У нас новое задание.

Вы неспешно собираетесь. Вещей не так много, да и торопиться некуда.

Каким будет этот приказ, ты догадывался. Но всё же магистры долго ждали. Те наёмники… Вы не ставили охранок на северное направление, и заметил ты их случайно, когда вышел до ветру. «Богиня благословила, не иначе!» — позволяешь ты себе богохульство в мыслях, и снова усмехаешься.

Если бы Дарительница жизни могла говорить с тобой напрямую, то знала бы, о чём ты сейчас думаешь. И наверное, тут же покарала бы. Шутка ли — сравнивать грязную, пусть и естественную, потребность, с её благословением? Но нет. Богиней в твоей голове и не пахнет. Только гнилым Орденом.

Юный Шэквет собирает скудные пожитки и встаёт, вытянувшись в струнку, как на плацу. Эх, напоминает тебя самого когда-то… И зовут вас одинаково. Интересно, как так вышло? Жаль, твой Мастер не говорил, как его звали. Вот ведь знатная была бы хохма, если его тоже звали Шэквет.

А скоро вас ждёт встреча с другим мастером. Из другой крепости, не той, где ты вырос. И не той, где вырос юный Шэквет. Крепостей у Ордена несколько, хоть тебе и не известно, где находятся другие. Во всех живут спасённые магистрами полукровки.

Спасённые… Враньё. Вас всех вывел Орден. Вывел от тех, кого клеймит презренными предателями Дарительницы жизни. Но как же лихо врут они об очищении от скверны, которую дали вам нечистые матери.

Половину ужасной правды — о том, что эльфийские женщины не бросали никого из вас, и вообще рожали вас против воли — ты прочитал в дневнике, оставшемся после гибели твоего Мастера. Вторую половину узнал сам — вашими отцами были вовсе не люди. А оборотни. Это до того невероятно, что никто не поверит — в союзах эльфов и оборотней не рождается детей. Никогда.

Но все вы — такие дети. Хотя ты немного лукавишь, называя ваших отцов оборотнями — они не обращались в волков. Так как были неполнокровными. Но и людьми они были только на четверть или того меньше. Но благодаря этой четверти эльфийка могла родить дитя от подобного мужчины. Так магистры смешивали то, что не смешивалось. Людская кровь делала невозможное возможным.

И дети чаще всего рождались сильными генасами.

Как такое узнали, тебе не хочется и думать. Достаточно знать, что делают с неудавшимися. Тех, кто родился без силы, убивали в младенчестве. Большую часть детей-оборотней — девочек или тех мальчиков, которые обратились в волка, — тоже убивали. А их было много — чем больше волчьей крови, тем вероятнее превращение в зверя. В живых оставляли только самых сильных. Девочки становились новыми матерями. Тех, кто по какой-то причине на это не годился, и мальчиков ждала другая участь. Участь цепных псов. Ведь для выведения полукровок-генасов они бесполезны.

Что сказал бы твой Мастер, узнав об этом? О том, что на каждого живого полукровку приходится по десятку мёртвых младенцев… Но есть кое-что похуже такого знания — непонимание, зачем это всё нужно. Объяснение «во имя рода людского» тебя давно не устраивает.

— Мастер! — слышишь ты и понимаешь: юный Шэквет уже не в первый раз окликает тебя. — Вы получили указание, да? Куда нас отправили?

— Найти тех, кто посмел пойти в проклятую землю. И убрать их.

Надо было прибавить ещё фразу вроде «свершить кару, определённую им Богиней», но ты не смог. Говорить всякие бредни выше твоих сил. Это именно бредни. Неужели Шэквет не понимает? Ведь и у детей есть мозги! Пусть лет в пять они верят всему, но потом…

А потом они боятся. Ты это прекрасно знаешь — ты сам боишься. Хотя, наверное, есть и те, кто продолжает верить. Какая разница, если магистрам и то и другое на руку. Они пользуются всеми вами. Пользуются, а потом убирают, выкидывают. Как твоего Мастера.

Внезапно ты осознаёшь, что уже старше него. Он погиб в тридцать шесть. Тебе же чуть больше сорока, и ты один из самых старших мастеров. И среди вас нет никого старше пятидесяти лет.

А мгновением позже ты понимаешь — юный Шэквет выразился не так, как обычно. Он должен был сказать «указание свыше». Но не сказал.

Часть III Открытия и неожиданности

Глава 1 Тыканье пальцами

Рано утром Рейт и Геррет ушли вместе с селянами: оказалось, имелись и другие безопасные выходы на поверхность, откуда можно было оценить обстановку. Мильхэ уже второй час сидела в тоннеле у колодезной шахты. Чем она там занималась, никто не знал, но когда Рейт заикнулся о стирке грязных вещей, молча затянула проход льдом. Через полчаса эльфийка пришла к Фаргрену и Лорину.

— Пойдёмте, покажу кое-что.

— Я останусь, вдруг они вернутся, — сказал Лорин, и Фаргрен пошёл один.

«Уже не боится?» — подумал он, идя следом за Мильхэ.

Но она боялась: в тоннеле и по всей колодезной шахте ледяная ведьма развесила огоньки — холодные, белые, в отличие от весёло-жёлтых у Геррета. Было светло чуть ли не до рези в глазах. Фар даже видел, где начинается вода. Но чего именно боится эльфийка: подземелья или темноты в подземелье? Или и того и другого?

Мильхэ села на перевёрнутое ведро, которым доставали воду.

— Я уберу огоньки. Смотри вниз.

Свет погас, и наступила ослепляющая тьма.

— Я ничего не вижу.

— Смотри, — проледенила ведьма.

Дыхание её участилось.

«До чего же ей не нравится быть тут, — подумал Фаргрен, всматриваясь в черноту. — И как надо в такой тьме уви…»

Ему почудилось слабое красноватое мерцание в непроглядной глубине.

— Мне мерещится, или там что-то светится?

Огоньки снова разлетелись в разные стороны.

— Кажется, это под водой, но я не уверена.

— И что это?

— Откуда мне знать, — ответила Мильхэ, — но вряд ли такое свойственно деревенским колодцам в заднице мира.

— Это ещё не самая задница. — Фаргрен слегка улыбнулся: надо же, и от неё можно услышать грубые словечки. — Надо проверить.

Когда все собрались вместе, Фар рассказал о странном мерцании. Некоторое время они обсуждали, кто же пойдёт вниз, и как это сделать. Возникла проблема: Мильхэ не хотела лезть в каменный колодец, Геррет отказывался спускаться под воду.

— Одному из вас точно придётся это сделать, — произнёс Фаргрен, глядя на насупившихся генасов.

— И сдаётся мне, это должна быть ты. Кто у нас иллиген? — Рейт ходил по краю жизни и смерти, наседая на ледяную ведьму. — Как дети, честное слово. Не хочу, не буду. Вы на задании, Твари вас задери, или где? — ворчал он почти как Геррет.

— Это может оказаться… — проледенила Мильхэ, — довольно медленно.

— Да мы и не торопимся никуда.

— Я сначала спущусь один, — вызвался Фаргрен, опасаясь, что, если Рейт скажет ещё хоть слово, их станет на одного меньше.

Не стоить взвинчивать и без того взвинченную женщину, к тому же эльфийку, ледяную ведьму и чащобную маньячку в одном лице.

— Но, если это правда ниже уровня воды, — всё же добавил Фар, — тебе тоже придётся спуститься.

Шахта оказалась глубокой. Фар не припоминал, чтобы в его родной деревне были такие. О колодцах он знал многое: отец был колодезником. И, кстати, рыл этот вместе с вешкинским мастером. Тогда Фаргрен щенком слюнявым по дому ползал. А вот когда в Вешках рыли другой колодец, Фар уже подрос и его взяли в помощники. Та шахта тоже получилась очень длинной.

«А вдруг и там есть это… нечто?» — думал он, спускаясь по ледяной лестнице, от которой неприятно холодило руки.

Шахта расширялась книзу, именно потому они и не могли толком рассмотреть её. Вскоре выяснилось, что Мильхэ всё же придётся спуститься — стены колодца вплоть до самой воды оставались сплошными и гладкими. Не считая дыры, из которой сейчас выглядывал Рейт, наблюдая за Фаром.

— Мильхэ, давай сюда.

Эльфийка вырастила из воды ещё одну ледяную лестницу и стала спускаться. Делала она это медленнее, чем могла бы, но уже быстрее, чем накануне.

«Почему она не спустится просто на воде?» — удивился Фаргрен.

Ладно, не ему указывать генасу как генасничать.

Поравнявшись с ним, Мильхэ замерла. Уровень воды начал понижаться.

— Что ты делаешь? — спросил Фар: он ожидал столбов движущейся воды или чего-то такого.

— Утекаю воду в землю под нами.

В круглой стене шахты на приличном расстоянии от прокопанного селянами тоннеля обнаружилась дыра. В неё можно было просунуть руку или даже голову.

— Не трогай ничего! — предупредила Мильхэ.

— Я на идиота похож?

Привычки совать куда попало разные части тела у Фаргрена не имелось. Чтобы неведомое что-то или кто-то оттяпал пальцы или вообще всё до локтя, а то и по плечо? Даже безбашенный Рейт так не сделает. По крайней мере, пока существует возможность решить вопрос по-другому.

Дыру закрывал генасский щит. За мерцающей преградой была чернота, и Фар видел только кусочек земли, выхваченный из тьмы огоньком. Мильхэ, казалось, ничего не делала, потом протянула руку и ткнула прямо в зияющий провал. Палец прошёл сквозь щит. Ничего не случилось.

— Водонепроницаемый. Я чувствую силу, но не могу понять, что она делает, — сказала ледяная ведьма. — Огонёк туда тоже не пролетит.

По просьбе Фаргрена она убрала свет. В кромешной темноте стало ясно — источник мерцания, чем бы он ни был, находится внутри.

— Геррет, спускайся, — проледенила Мильхэ, вновь развешивая огни.

— Там тесно для троих, — недовольно буркнул тот.

Фаргрен полез наверх, и вскоре мааген оказался на его месте. Пару минут они с Мильхэ обсуждали вопросы, понятные только генасам. Обсуждали бурно. Точнее, бурно говорил Геррет, а эльфийка оставалась ледяной статуей. Основным поводом для раздора послужил вопрос, можно ли обшарить дыру на ощупь, и насколько это безопасно.

— Это обычный водонепроницаемый щит! — горячился коротышка. — Но мощный! Даже если там и есть что, мы никак не узнаем!

Разговор уже грозил перерасти в спор и чью-то ледяную тушку, как Геррет сунул руку в дыру и вытащил обратно, показывая оторопевшей Мильхэ невредимую конечность. И добычу: крупную пирамидку тёмно-серого цвета. На её гладкой матовой поверхности не было никаких узоров или знаков.

— Дай посмотреть! — Рейт выхватил у вскарабкавшегося обратно в тоннель Геррета странную штуку.

Так что там про безбашенность?

Фаргрен увидел, как Мильхэ, поднимавшаяся следом, закатила глаза. Да, беспечность в обращении с незнакомым предметом, конечно, не была разумной, но Геррет-то, судя по всему, не какой-нибудь затлёныш. Ведьма всё же промолчала. А коротышка поспешил убраться от неё подальше так, чтобы между ними стояли все три напарника. Хитрюга.

— Думаю, — сказал он и покосился на Мильхэ, хранившую ледяное молчание, — это и есть причина, по которой Твари пришли сюда.

* * *

Наблюдатели сообщили, что роя на севере нет. Почему эти самые наблюдатели пронаблюдали прибытие их отряда, осталось тайной. Показались бы сразу, и тогда, возможно, лошади могли бы уцелеть…

Большая часть деревни относительно безопасно просматривалась из четырёх мест. Благодаря этому вынужденным подземельцам удалось наладить подобие нормальной жизни. Таская оставшееся с зимы сено, они кормили уцелевших бурёнок и коз, мародёрствуя в домах не столь везучих земляков, пополняли свои запасы. Даже умудрились посадить кое-какие овощи в огородах, не рискуя при этом попасть в загребущие лапы Тварей. То есть, рискуя, но не слишком.

Но сколько они так протянут? Фаргрен, знавший деревенскую жизнь не понаслышке, понимал: не очень долго. Сколько-то проживут, но что будет, когда прошлогодний хлеб кончится, а новый не посадят?

Фар и Мильхэ пошли ко второму колодцу проверить, нет ли и там странных предметов. Времени на это ушло больше, чем хотелось: мешала неожиданная особенность эльфийки. И повышенное внимание селян.

Эльфа они, скорее всего, никогда в жизни не видели. И Фар их понимал. Он сам долго таращился на остроухую компанию, которую впервые увидел в Зандерате. Высокие, тонкие Дети Леса казались ему невероятно сказочными. Но ровно до тех пор, пока один из них не обругал служку, пролившего ему на ноги эль. Да ещё в таких выражениях… Это сейчас Фар ко всему привычен, а тогда его уши оказались не готовы к подобному насилию. И очарование сразу пропало.

После, уже поработав и с эльфами, и на них, Фар пришёл к выводу, что они просто сказочно несказочные. Хотя сталкиваться по делу с ними ему приходилось нечасто. Нет, эльфы не считались прямо редкостью в людских городах, но и много их тоже не было. Говорили, лет сто назад они чаще вылезали из своего Светлого Леса, но утверждать такое могли, наверное, только какие-нибудь книжные черви.

Вешкинцы одаривали Мильхэ восхищённо-удивлёнными взглядами, не замечая холод, который ледяная ведьма чуть ли буквально источала вокруг себя. Фаргрен снова принялся рассматривать напарницу. Украдкой, конечно.

Блёклая. Блёклая и ледяная. Даже цвет глаз не мог исправить первое — к бирюзе примешивался серый агат. Но волосы были красивые. Будто множество серебряных тонких травинок. Интересно, как они выглядят распущенными? Мильхэ заплетала волосы, украшая шестью резными кольцами из непонятного материала. Получалась толстая и длинная — до пояса — коса.

«Как у матери». — Фар внезапно ощутил ледяной укол в сердце.

Она тоже носила длинную и толстую косу, которую отказывалась стричь, даже обзаведясь четырьмя детьми. Конечно же, волосы у матери были не цвета серебра, а чёрные.

Фаргрен помнил, как мать позволяла маленькому ему заплетать тяжёлые пряди. Иногда он украшал их цветами, а отец прятал в усы улыбку, заставая их за этим занятием.

«На кого похожа Ирма?» — подумал Фар, забыв, что загадочное нашествие Тварей оставляло слишком мало надежд.

Если поход до колодца показался долгим, то от обратного пути Фар чуть ли не выл. Ему давно хотелось есть, и даже не есть, а жрать. Но ведьме приспичило всех лечить. Причём делала она это всё с тем же ледяным выражением лица, которое, вообще-то, лекарю не подходит по характеру профессии. Ведьма слегка оттаяла, только когда осматривала беременную женщину. С ней она провозилась дольше всех.

«И в ледяных равнинах скрывается доброе сердце», — подумал Фаргрен, слегка удивляясь своим литературным талантам.

Вчетвером они втихаря напридумывали для эльфийки кучу разных сравнений — от литературных до не очень. Не от злобы. Просто были не в состоянии удержаться от шуток. Особенно, близнецы. Хотя понимали, напарнице эти шутки могут показаться не очень-то и добрыми, даже обидными, поэтому старались, чтобы она их не слышала.

Когда Фар и Мильхэ, наконец, добрались до своего убежища, он уже был готов сожрать хоть богомола. Селяне принесли им нехитрую похлёбку и хлеб. Делиться они не сильно торопились, но Рейт смог их уболтать — его таланты, кажется, не действовали только на Тварей. И ледяную ведьму.

— Давай выкладывай всё об этих жуках, — сказал Рейт, жуя не самую свежуюкраюху.

Мильхэ ответила не сразу. Она сидела и теребила в руках уголок плаща, что слегка портило безупречность ледяной статуи. Нет, всё же находиться под землёй ей по-прежнему не нравилось.

— Опасны они больше ройностью. Где-то рядом должна быть матка. Скорее всего, вчера она с роем прилетела на закате. Днём здесь, наверное, только Твари-разведчики. Думаю, они готовят новое гнездо, хотят отделиться от старого роя.

Последние слова, кажется, ошеломили даже краюху, которая вывалилась из пальцев Рейта.

— Хочешь сказать, где-то есть рой больше этого? — переспросил Лорин.

— Думаю, да. Надо убить матку, тогда они не станут искать новое гнездо, — продолжила Мильхэ, глядя на потрясённых напарников. — Впрочем, я уже ни в чём не уверена. Гнездо Тварей вне Чащ — это просто невероятно.

— И как её убить, матку эту… — сказал Фаргрен и покачал головой. — А в старом рое, получается, тоже есть матка. И ещё больше богомолов, надо полагать.

— Я думаю, — подал голос Геррет, — стоит проверить, правда ли эта штука привлекает Тварей. Можно окружить её щитом, чтобы ограничить действие, и посмотреть, прилетят ли богомолы.

— А мантикоры? — напомнил Лорин. — С чего они вместе с этими жуками?

— Видимо, тоже из-за этого. — Геррет посмотрел на пирамидку, в убогом подземелье казавшуюся чужеродной.

Чужой, странной и зловещей. Мерцание её было совсем незаметным при свете.

— И вы оба не почувствовали этого, когда мы пришли в деревню? — спросил Рейт.

— Некоторые вещи можно найти, только когда знаешь, что искать, — буркнул Геррет, сердито сверкнув глазами.

— Ладно, ладно. — Рейт примирительно поднял руки. — Значит, ждём и смотрим, будет ли рой здесь вечером.

На том и порешили.

После обеда они сделали вылазку на поверхность. Наёмничья память, будто девичья — о том, как чуть не сдохли, забывают почти сразу. А в их случае это было очень давно, аж вчера.

Как докладывали наблюдатели, в деревне ползало всего семь-восемь богомолов. Разделались с ними, как с утками — отстреляли, после того как Твари взлетели. Это сравнение выдал Рейт: для такого требовался особый склад ума.

Первым делом разведали место, где вчера сидел рой. При свете дня масштабы бедствия стали видны лучше некуда: богомолы старательно перекопали всю северную часть деревни. И зачем они занимаются сельским хозяйством? На дне рва копошилось всего несколько Тварей, и их быстро прикончили. Тоже по-утиному. После во рву покопошилась ледяная ведьма. Она что-то шептала по-эльфийски, разглядывала мёртвых жуков, хотя никаких их частей не собирала. Но всё равно немножечко оттаяла.

«Может ли быть от них хоть какая-то польза?» — подумал Фаргрен, с отвращением стряхивая с сапог хитиновые ошмётки.

С древесников цедили смолу, змееклювам вырезали печёнку, у жнецов снимали рога. Со скорпикошек и мантикор добывали яд. Жгучеиглам отрывали, понятное дело, иглы. А что можно оторвать богомолу, кроме башки, чтобы убить?

За пару-тройку часов отряд прочесал и зачистил деревню, и больше Тварей в ней не было. По крайней мере, пока. Многие селяне, даже женщины, осмелились вылезти наружу. Правда, далеко от домов не отходили, готовые в любую минуту кинуться обратно в погреба.

Близнецы отправились посмотреть лошадей, то есть место их гибели. Вернулись, как и ожидалось, ни с чем. Всё-таки придётся обирать пустующие развалины. Мародёрство — это, конечно, не очень хорошо, но замерзать без спального мешка и тёплой одежды во второй месяц весны… И они ведь не собираются хапать кучу добра, чтобы разбогатеть. Возьмут только самое необходимое. Да и с деревенского барахла не разбогатеешь.

Вечером отряд занял западный колодец. Из него наблюдать за деревней, особенно её северной частью, было удобнее, чем из центра. Шли минуты, часы… Солнце медленно опускалось к горизонту, пока совсем не исчезло за ним. Но ни одна Тварь так и не появилась.

Глава 2 Третий наследник чего-то там

4 день 3 месяца 524 года новой эпохи

— С ума сойти! — вырвалось у Эйсгейра.

Главный архивариус бросил на своего господина заинтересованный взгляд, но тот даже не заметил этого. А вот пожилой глава писцов обратил внимание, что за последний месяц владыка Эйсстурма уже не первый раз смотрит родословные старых королевских семей. Чем они его так заинтересовали?

Рыцарь сидел за одним из столов, за которыми работали писцы. Те то и дело благоговейно поглядывали на живую легенду, отвлекаясь от свитков и важных документов. Главный архивариус сердился — ошибок ведь наделают! Но попросить владыку уйти не решался.

Эйсгейр между тем обнаружил весьма любопытный факт. По нему выходило, что ректор — алинасский наследник с правами на престол погуще, чем у нынешнего великого лорда.

Гилрау, бессменного в течение пятнадцати лет главу Королевской академии, знали под фамилией Лаэрдэт. Это был не очень большой и совсем небогатый дворянский род с юга Алинаса. Но к Лаэрдэтам принадлежала мать ректора. Папаша маститого учёного оказался знатнее некуда.

«И как я это пропустил! — недоумевал рыцарь. — Скандал-то наверняка случился ого-го! И вообще, власть передали не по порядку наследования, почему я не обратил на это внимания? И случилось-то не так давно!»

Согласно по родословным, великим лордом Алинаса сейчас должен быть отец Гилрау. А до него — дед ректора. Но последний набедокурил так, что попал в опалу у собственного отца и получил титул всего лишь герцога Бе́ргнеса. Великим лордом должен был стать отец ректора, в ту пору уже взрослый и способный править, но его почему-то оставили в стороне.

«А великие лорды Алинаса — прямые наследники последнего короля Алинаса. И тогда, выходит, Гилрау Лаэрдэт — принц! — подумал рыцарь, поднимаясь из-за стола. — И что же замышляют три королевских наследничка?»

Ему вдруг пришло в голову, что среди нынешней знати слишком много тех, кто мог бы вспомнить, будто им полагается аж целая корона и трон в придачу. Все провинции раньше были королевствами. Все великие лорды — наследники прежних правящих домов. Предок нынешнего короля, завоевавший их, дальновидно заботился об укреплении всяческих связей и союзов, но… Такие дела за несколько десятков лет не изглаживаются.

Можно ли считать подозрительным общение трёх человек, которые являются наследными принцами завоёванных королевств, причём эти королевства находятся рядом друг с другом? Конечно, можно. Даже нужно. Особенно если учесть, что у графа происхождение скрыто, да и у ректора не на самом видном месте. Вот только как это связано с тем разговором об убийстве эльфийского владыки?

Да, ректор и граф вполне могли оказаться двумя неизвестными собеседниками герцога Шелана. В день торжества в Эвенрате все они точно находились там. Но ни с Гилрау, ни с графом Дайеном рыцарь не встречался настолько часто, чтобы помнить их голоса. Да и… Как запомнить голоса всех благородных господ?

Рыцарь подошёл к главному архивариусу и положил перед ним два тома, раскрытых на просмотренных родословных.

— Вот здесь требуются исправления и ссылка на семьи Лаэрдэтов, герцогов Бергнеса и лордов Алинаса.

Старик, найдя лупу, взглянул на место, куда тыкал палец Эйсгейра. Потом посмотрел две другие родословные.

— О! — вырвался у него возглас понимания. — Да-да, милорд, будет сделано в лучшем виде.

На выходе из архива рыцарь столкнулся со слугой. Тот чуть не упал, начал извиняться и, похоже, забыл, с чем пришёл.

— Успокойся, парень, — сказал Эйсгейр, ставя его ровно. — Тебя послали ко мне или в архив?

— В-в архив, м-милорд, к в-вам, — выдавил тот. — Велено сообщить, что посол Светлого Леса вернулся, милорд.

— Да это же отличная новость! — воскликнул рыцарь и по-свойски хлопнул служку по плечу. — Благодарю!

Эйсгейр заспешил по коридору, усмехаясь про себя, — сегодня парнишка будет хвастаться всем, как сам лорд-рыцарь одарил его столь дружеским жестом. Ох уж эти новички! Ничего, через месяц привыкнет к тому, что мимо может пройти сам Снежная Длань.

Увидеться с послом не получилось: едва тот прошёл через портал, как тут же уплыл по делам со скоростью разъярённого кракена. Зато аудиенции-обеда ждал наместник. В этот раз Эамонд пришёл в обычное время их встреч, но передал через камердинера просьбу о личной беседе.

За обедом наместник терпеливо ждал своего времени и был совершенно спокоен. Впрочем, он всегда такой: спокойный, рассудительный, ответственный. В последнее время Эйсгейр всё чаще жалел, что Эамонд — просто человек. Даже не генас. Здоровье у него крепкое, но семьдесят лет — это уже много.

За столом они успели решить несколько вопросов о расширении южной части Эйсстурма. И лишь оказавшись в кабинете Эйсгейра и дождавшись, когда рыцарь поставит круг тишины, Эамонд заговорил о том, что не предназначалось для слуха других.

— О тех подозрительных «периамских» поправках, милорд. Много подробностей пока не удалось узнать. Но если говорить обо всех поправках, а не только о касающихся нелюдей, то большая часть предложена Югом, милорд. Дополнения к «Основному закону о труде» и «Закону о правах и обязанностях в Королевстве людей» написаны Высшей коллегией учёных. Они же оформляли общий свод поправок и дополнений.

— И никого не насторожили формулировки, слитые с периамского «Закона о восстановлении благородных родов и рангов»? — хмыкнул Эйсгейр. — Куда смотрели господа-учёные?

— Кто-то мог внести их и после, милорд, — предположил Эамонд.

— Я пока прочитал лишь то, что ты выписал, но у меня чувство, будто кто-то хочет одним махом пройти пару десятков лет принятия этих законов в Периаме.

Наместник лишь кивнул.

— И что потом? «Закон о крови и о роде людском»? — Эйсгейр побарабанил пальцами по столу. — Не нравится мне это, Эамонд.

— Видна рука Периама, милорд, либо кому-то по душе их политика.

— Юг и Высшая коллегия учёных, говоришь? А я как раз слежу за Мираром, Таэримом и ректором Лаэрдэтом.

— Таэримом? — переспросил Эамонд.

— Дайен Макитурский — принц Таэрима, представь себе. А отец Гилрау Лаэрдэта должен быть великим лордом Алинаса.

Эамонд хмыкнул.

— Тогда и Гилрау — принц. Алинас, Мирар и Таэрим находятся на юге, а Гилрау Лаэрдэт — ещё и глава Высшей коллегии… Могу я узнать, милорд, почему вы следите за ними?

Своему наместнику и потомку Эйсгейр доверял больше, чем самому себе, поэтому решил, что тот может узнать о подслушанном разговоре.

— Ясно… — Эамонд призадумался, а потом сказал: — Помнится, год назад Шелан ездил в Периам.

Эйсгейр удивлённо поднял брови.

— Да это Ормунд! — В голосе старика послышалось раздражение. — Всё ищет племяннице жены партию повыгоднее. «Не хочу с кем попало в родстве быть!» Какое там родство-то! — Эамонд даже фыркнул, и стало ясно, как сильно его достали выкрутасы сына. — В общем, договаривался Ормунд о визитах к южанам и сокрушался, что знакомство придётся отложить, так как Шелан навострился в Периам.

— А не тогда ли нашего герцога-принца взяли на заметку…

— Всё может быть, — согласился Эамонд. — А ещё я вот только вчера услышал, милорд, будто в Бергнесе появился дом солнца.

Эйсгейр хмыкнул. Дома солнца строил Орден Жизни.

И рыцарь его недолюбливал. Потому что насилие над нелюдями в Периаме разбушевалось именно тогда, когда к законам добавились учения этого ордена и право смешалось с религией. Как всегда подозревал Эйсгейр, Орден Жизни и стоял за принятием этих законов, хотя периамский двор всё отрицал.

А как появился Орден Жизни, наверное, никто не мог точно сказать. Корни его, понятное дело, крылись в вере в Богиню жизни. Как и Покровителей стихий её почитали везде на Иалоне, хотя называли по-разному: Матерь зимы у орков, Лунная волчица у оборотней, Владычица небес в Алинасе и Мираре, Матерь равнин у народов Великой долины. В Периаме когда-то насчитывались десятки верований, в каждом из которых Богиня жизни называлась по-своему. В какой-то момент их начал вытеснять культ Ордена Жизни. И чем сильнее он становился, тем яростнее оказывались нападки на эльфов. Сначала Детей Леса призвали объединиться и вместе нести свет Богини жизни в мир. Те, понятное дело, отказались. Тогда их объявили заблудшим скотом, а потом и вовсе богомерзкой нечистью, развращающей род людской.

Точнее, это сделали солнцелобые. А вот Орден Жизни, хоть и описывал влияние эльфов на людей как нежелательное, настолько резкими заявлениями не кидался. Утверждал, что он против насилия. Фанатиков-солнцелобых осуждали, иногда даже арестовывали и казнили. Но буря убийств и погромов прекратилась только тогда, когда эльфы, а вместе с ними и другие нелюди, покинули Периам.

Больше всего Эйсгейра удивляло, что в не касающихся эльфов делах Орден Жизни проявлял себя, в общем-то, с хорошей стороны. Например, боролся с жестоким, дурным поверьем о порченых. Дома милости, которые сейчас есть во многих городах, начал строить именно Орден Жизни. Прежде всего — для несчастных детей, от которых отреклись семьи. В домах милости о порченых заботились, обучали ремёслам, помогали встать на ноги. Постепенно туда стали приходить не только порченые, но и бездомные, увечные, словом, разный несчастный люд. Никому там не отказывали в помощи. Со временем это благородное начинание распространилось по всему королевству. Дома милости имелись и в Эйсстурме, хотя порченых на Севере почти не было.

А вот домов солнца, где магистры читали проповеди о благочестии и добрых делах, вне Периама встречалось очень мало. Все они находились на юге королевства и располагались в арендованных помещениях, даже комнатушках, деля с лавками, трактирами и другими заведениями одно здание. Но Эйсгейр предпочёл бы, чтобы их и вовсе не было.

— И сколько их всего теперь? Последний раз, когда мы их считали, было не больше пятнадцати.

— Боюсь, вы не поняли, милорд. В Бергнесе отдельное здание, построенное специально для дома солнца.

— Опивки тухлые…

Первый настоящий дом солнца — и как раз тогда, когда некто предлагает законы, подозрительно похожие на периамские? Когда замышляется убийство эльфийского короля?

Взгляд рыцаря упал на карту в кабинете.

— Постой, в Бергнесе?

— Да, милорд.

Эйсгейр уставился на Иалон, хотя и так знал: Бергнес, по названию которого титуловался отец Гилрау Лаэрдэта, находился на юге Алинаса. По какой бы причине ни скрывал ректор своё происхождение, не он ли повлиял на появление дома солнца во владениях своего отца?

«И ведь я только сегодня утром смотрел родословную герцогов Бергнеса, — усмехнулся про себя Эйсгейр. — Символично…»

— На кого мне направить людей, милорд? — спросил Эамонд.

— Пусть попереливаются около учёных из Высшей коллегии. И пошли разведчиков в Бергнес разузнать о доме солнца.

Глава 3 Почти

Ничего почти не происходило. Каждый день мне приносили еду. Каждый день приходил эльф в маске — здесь все в масках — и выводил меня в недлинный коридор, который заканчивался деревянными дверьми. Их украшала красивая резьба: девять деревьев, кроны которых сливались в одну, а ствол в центре был больше остальных. Двери выглядели очень мощными и тяжёлыми, но стражники открывали их нисколько не напрягаясь.

За дверями коридор расходился в три стороны под прямым углом. Меня уводили направо в хорошо освещённый зал: лабораторию с кучей склянок, приборов и разных инструментов.

Стены подземелья — мне казалось, мы находимся в подземелье, — были ужасно скучны. Камень и ничего больше. А вот лаборатория великолепна, и не будь я подопытной мышкой, она меня бы порадовала. Но разглядывать разные инструменты не очень интересно, когда их могут применить к тебе…

Других пленников я не видела, но знала — они есть. Точнее, есть другие камеры: один раз из стены слева вышел эльф, и камни за ним тут же встали на место. Ещё я заметила интересную деталь — «двери» не смыкались, пока между ними что-нибудь находилось. Мой тюремщик однажды перекинулся парой слов с другим, и всё то время, пока он стоял «в дверях», они не закрывались.

Из темницы меня выводили только в лабораторию, где препоручали эльфам-генасам. Чаще всего их было трое, иногда двое. В самую первую встречу с ними я спросила, что им нужно.

— Пробуем выяснить, как ты про… — начал отвечать один из эльфов, но коллега тут же его одёрнул.

Больше со мной никто не разговаривал, о чём бы я ни спрашивала. Один раз я попыталась сказать, что ничего не помню, но мне резко велели замолчать. Тогда я стала внимательнее слушать их разговоры.

Беседовали они, к сожалению, не так много. Но кое о чём мне всё же удалось узнать. Например, сколько времени я провела не в Светлом Лесу и о некоем Чёрном дне:

«Она действительно не была дома с самого Чёрного дня? — Ага, представь себе, девяносто семь лет! Может, даже больше, никто не знает, была ли она в Светлом Лесу в Чёрный день».

И никто не знает, в Тёмных Чащах я провела все эти годы или нет…

Ещё выяснилось, что в Периам эльфам по какой-то причине путь заказан:

«Кажется, этот трактат сохранился только в библиотеке Имперской академии. — Да, жаль… Нам же теперь лучше даже не соваться в Периам».

Хотя не очень понятно: всем эльфам или только вот этим?

В целом, болтали генасы больше о разных безделицах, вроде обеда. Кроме того, они убедились, что я совершенно нормальна. Особенно их интересовали следы от корней, покрывавшие моё тело едва заметным узором, но об этом у меня ничего не спрашивали.

И всё же, почему их так волнует то, что я не была в Лесу сто лет? Это не характерно для меня или эльфов в целом? Выходит, я и о себе ничего не помню, и о своём народе знаю не всё. Плохо…

Главный за эти три дня появился только один раз. Осведомился, как идут исследования, и ушёл, едва бросив на меня взгляд. И его голос отличался от того, каким он говорил со мной в первый раз. Может, это кто-то другой? Мало ли, вдруг у них здесь несколько главных. А если нет, тогда, видимо, эти маски не просто маски. Проклятый ошейник! Из-за него я не только не могу пользоваться силой, я даже чувствовать её не могу.

На четвёртый день заключения, когда тюремщик вёл меня в лабораторию, я увидела, как какой-то эльф вышел из дверей, которыми заканчивался коридор налево от темницы. Разглядеть, что находится за ними, я не успела, но заметила голубоватое свечение. Такое бывает у эльфийских порталов. Значит, хозяин этого подземелья или богат, или обладает большой властью. Скорее последнее, но, впрочем, это означает и первое.

Портал… Если там и правда он, через него можно попробовать сбежать. Или не стоит? Может, здесь получится узнать что-то ещё? Но вдруг меня убьют? Хотя главный говорил, будто я должна послужить великой цели, а делать это мёртвой затруднительно. Или им неважно, живая я или нет? Да уж, выбор у меня, конечно… Надо либо действовать, либо ждать. Только вот чего?

А чего такого придумать без силы? Хм, я ведь всё время вела себя смирно, значит, можно сыграть на неожиданности. У моей камеры стоят двое стражников, ещё парочка — у двери, ведущей к порталу. Маловато как-то… Уверены, будто ничего не случится? Или просто очень сильные? Есть ли стражники у самого портала? Снаряжение у солдат обычное: мечи, щиты, короткие кинжалы, доспехи. Надеюсь, у них не припрятано где-нибудь метательных клинков или ещё чего похуже. А если они генасы? В лаборатории мной занимаются точно генасы. А те, кто водит меня к ним и приносит в камеру еду, — непонятно. Зато они обычно в простой одежде, не в доспехах.

И вообще, может за теми дверьми вовсе не портал? А если всё-таки да, куда он ведёт? Ни того ни другого мне никак не узнать…

* * *

Когда тюремщик в очередной раз вёл меня обратно в камеру, я развернулась и двинула коленом ему в пах. Среагировать он не успел, и, получив хороший удар, согнулся пополам. Я со всех сил приложила его головой о каменную стену и бросилась к дверям. Стражники уже забега́ли в коридор. Но они не ожидали, что и я окажусь у самых дверей. Хвала волчьим тренировкам! Удалось проскочить.

Вылетев в двери, я чудом смогла повернуть налево. Навстречу неслась вторая пара стражей. В последний момент я кинулась вниз и проехала на штанине по гладкому каменному полу между ними — кто бы знал, как я три дня каталась в камере, отрабатывая этот трюк. Одного я толкнула, но, кажется, получилось слабо. Хорошо бы они сами грохнулись. Я вскочила на ноги и влетела в последние двери. Да, портал! Я ринулась в круг голубоватого света.

По другую сторону оказалась небольшая комната, но рассмотреть её не удалось: меня обвило мощное водяное щупальце. В открытых дверях стояли эльфы в масках. Кто из них генас?

— Далеко собралась, моя дорогая?

Главный?

Через несколько минут я лежала на кровати в своей камере. Вода спеленала меня как младенца, да так туго, что даже пальцем пошевелить не получалось. Да что там шевелиться — дышать было тяжело.

Слушая, как главному рассказывали о моём побеге, я не удержалась от злорадного смешка — первый тюремщик таки потерял сознание, а вторая пара стражников всё же грохнулась, помешав первым двум поймать меня. А генасы в лаборатории вообще ничего не сообразили и вышли из неё когда, я уже проскочила в портал.

— Да уж, хотел бы я сам на это посмотреть, — заговорил со мной главный. — Такая сила и скорость! По виду-то и не скажешь! И надо признаться, у тебя почти получилось. Если бы портал не вёл прямо в мой дом… — Он поцокал языком. В пустых каменных стенах звук показался насмешливо звонким. — Ну, расскажешь, где ты провела сто лет? А главное, как прожила так долго, не возвращаясь в Лес?

Предки, я ведь знаю! Знаю! Мы не можем жить долго вдали от Светлого Леса и силы короля. Раз в несколько лет каждый эльф, где бы ни находился, должен возвращаться домой. Как же у меня получилось? Хозяин леса? Его рук дело?

— А ещё я бы не отказался послушать историю про дракона… Как вам удалось убить его вдвоём?

Какого ещё дракона? С кем вдвоём?

— Я не помню ничего.

— Знаешь, дорогая, мне почему-то не верится… И теперь всё будет по-другому. Одежду забрать, — сказал он стоявшим рядом стражникам. — Всю.

Вода исчезла, но я не успела увидеть, к кому она вернулась — к главному или кому-то другому. Один из солдат приблизился ко мне, остановился и оглянулся на своего господина. Ни разу не раздевал женщин против их воли, да?

— Я сама, — сказала я, садясь на кровати.

— Ишь, какая послушная. Давай быстрее.

Под взглядами мужчин я встала и сняла с себя одежду, оставшись в одном белье.

— Я. Сказал. Всю.

Великие силы… Пришлось снять и бельё.

— Умница.

Я стояла, стараясь не двигаться и ни на кого не смотреть. Лицо горело, сердце оглушительно колотилось в рёбра. Крепкие Когти, спаси меня…

— Заберите всё, — услышала я приказ и вскоре осталась одна.

Ноги мгновенно стали ватными. Тело задрожало. Так, спокойно, спокойно. Ничего страш-ного ещё… н-не случилось…

Слёзы сами побежали ручьём. Кто эти подонки?

Глава 4 Одним махом

К великой «радости» жителей Вешек наёмники задержались в гостях. Всё из-за Геррета: он настоял подождать ещё пару дней, а потом убрать щит с пирамидки. Не прошло и часа после этого, как вдалеке показалось несколько тёмных точек, передвигавшихся длинными перелётами-прыжками. Богомолы. Сомнений не осталось: пирамидка притягивала их. Непонятно только как. И какого хррккла её запихали в деревенский колодец.

Мильхэ предложила проверить каждую деревню по пути — вдруг найдутся ещё такие пирамидки. Все дружно согласились. Но в поселения к западу и востоку от основного маршрута решили пока не соваться и подумать об этом после дольмена, который в контракте значился целью похода. Какое-то время отряд даже размышлял, не вернуться ли во Всесвет. Где-то имелся неприятно огромный рой омерзительных треугольных рож. И может быть, не один. Это сулило возможность не вернуться вообще. Нездраво здравую мысль благополучно отвергли, и наёмники двинулись на север. Жаль только, что пешком.

Пирамидку они забрали, решив, что оставлять её в деревне неразумно — ещё бы! — и опасно. Селянам наказали не вылезать несколько дней. Понаблюдать за небом, и только потом, если Твари не появятся хотя бы в течение недели, послать за помощью во Всесвет.

В следующей деревне отряд оказался через двое суток. Распутица, к жнецам её… Ко всему прочему хлопот добавил невежливо разлившийся от талой воды ручей. Точнее, целых два. Без иллигена в отряде пришлось бы мочить лапки. И сушиться потом. Конечно, Мильхэ могла бы сделать что-то и с дорогой, но это отнимало бы у неё силы. А зачем им уставший генас, когда летают тут всякие?

Несколько раз от этих всяких пришлось отбиваться, но после столкновения с роем одиночный жук или несколько особей уже не казались ужасными. Ха! Да их теперь давили почти как тараканов. Если так можно выразиться об убийстве крылатой Твари-богомола размером с лошадь.

Следующее селение оказалось разорено полностью. Гораздо меньшее, чем Вешки, и представляло собой, скорее, хутор из нескольких дворов. Фаргрен не помнил его — видимо, появилось уже после того, как он покинул родные места. Если бы не Твари, через несколько лет здесь, наверное, выросла бы настоящая деревня.

Зрелище было совершенно удручающим. В Вешках не встретилось ни одного трупа или кости. Даже в домах, куда они залезли в поисках необходимых вещей. Здесь же у первой избы наткнулись на человеческий череп. Кричаще-белый и совсем небольшой… Трупного запаха Фаргрен не чуял, да и пахнуть давно уже нечему: то, что не сожрали или не утащили Твари, объели другие животные. А с приходом весны и тёплых дней дело завершили ранние насекомые. Насекомые, к хрркклу их…

Мильхэ и Геррет сразу же поискали силу пирамидки.

— Я не чувствую ничего. — Мааген, как всегда, хмурился. Он оглянулся на эльфийку. — А ты?

Та покачала головой. Ледяная статуя стояла между разрушенных домов и сосредоточенно глядела вниз.

— Под землёй, кажется, никого нет, — наконец, сказала она.

— Думаю, проверить всё же стоит, — произнёс Рейт, направляясь к останкам избы рядом.

Фаргрен хмыкнул. Если ледяная ведьма может чувствовать воду до глубины погреба, то…

— Не думал, что она настолько сильная, — пробормотал Геррет. — Не могу хоть приблизительно прикинуть уровень её силы…

— Гер, а от чего зависит сила нестабильника?

— Ты сейчас задал вопрос, на который даже остроухие точного ответа не знают, — осклабился коротышка. — Вероятнее всего, от настроения и общего самочувствия.

Хм… Ледяная ведьма сегодня в отличном расположении духа? Но если в хорошем настроении она сурова как Драакзан, то какая тогда в плохом?

Твари своим присутствием не радовали, и за четверть часа наёмники обыскали все постройки. Да и было их не так много. Погреба оказались пусты, как и разрушенные конюшни, загоны и птичники. То тут, то там белели кости. Может быть, животных, а может, и человеческие.

Колодец оказался целым. Если в нём когда-то и лежали чуждые деревенскому быту предметы, то либо их уже забрали, либо спрятали гораздо лучше. Но только кто это сделал?

— Идём дальше? — спросил Рейт, глядя в небо: солнце стояло ещё высоко, но полдень уже давно миновал. — Всё равно, я так понимаю, тут делать нечего.

Далеко они не ушли. Через пару часов ветер сменился на северный и принёс с собой кислый запах богомолов. А ещё через час перед ними красовался ров, полный стрекочущих Тварей.

* * *

Прикинувшись камушками под снегом, они думали, что делать. Вариантов имелось немного: обогнуть рой по большой дуге с востока, вернуться во Всесвет или придумать, как расправиться с богомолами. Первое отмели сразу же — такой путь займёт несколько дней. К тому же Твари всё равно могли найти обнаглевших двуногих: от роя в разные стороны то и дело улетали разведчики.

По предположению Мильхэ, это был рой из Вешек — не мог ведь он исчезнуть бесследно. Пирамидка больше не тянула их в Вешки, но гнездо, видимо, всё равно требовалось. Возможно, родительское находилось слишком близко, и Тварям не хватало еды.

«Сколько же жрёт такая орава?» — мелькнуло в мыслях у Фаргрена.

Судя по хитиновым останкам, богомолы уже ели собственных братьев, слабых или больных.

Самым разумным представлялось вернуться во Всесвет, убедить заказчика набрать больше людей и снова пойти на север. Ага. Этот вариант опять отвергли именно потому, что он был слишком разумным. Наёмники они или погулять вышли?

Вся наёмничья братия уже начатое задание прекращала только в крайнем случае. И очень часто понимание, что вот сейчас и есть этот самый крайний случай, приходило немного поздно — за мгновение до смерти. Или вообще не успевало прийти. Наёмничий азарт — убийственно весёлая штука. Особенно если дело касалось Тварей. Как далеко ты сможешь зайти в этот раз? Сколько монстров удастся прикончить, прежде чем придётся отступить? Никто ведь не думает, будто сдохнет. Кто-то, конечно, сдохнет, но точно не ты.

Ну, а ходящих в Чащи, тем более чащобных маньяков, без зазрения совести можно считать самоубийцами. А их отряд собрался как раз из таких. Из немножечко безумных немножечко самоубийц. И маньячка у них имелась. Но для приличия они нашли доводы крепче каменного дуба.

Во-первых, возвращение будет долгим. Даже если в Сизом Доле удастся раздобыть лошадей, пеший путь туда займёт больше времени, чем ушло на то, чтобы оказаться здесь. Ведь ещё и приходилось добывать пропитание. Жители Вешек дали им хлеба. Но совсем немного с учётом маагена в отряде.

Во-вторых, пока они будут ползти обратно, рой может снова долететь до Вешек. Какая тогда разница, где бить богомолов?

В-третьих, солидная оплата. В-четвёртых… Да какое там «в-четвёртых», достаточно и трёх причин.

Поэтому теперь они раздумывали, как укокошить этих Тварей. И лучше — одним махом всех до единой.

— А как выглядит матка? — спросил Геррет.

— Так же, как и все, но у неё брюхо длиннее, и она чуть крупнее. Видите богомолов в центре роя? Почти не двигаются и не летают. Это защитники, а значит, матка там. Они никогда не оставляют её. Если справиться с летунами, то разделаться с ними и маткой не очень трудно. Особенно с расстояния.

Не в первый раз Фаргрен подумал, как им повезло с эльфом в отряде — о лесе, в том числе Тёмных Чащах и Тварях, остроухие знали гораздо больше. Знания Мильхэ были неоценимы, она же и предложила тактику, на которую все согласились.

Её безумно-разумный план предполагал накрыть ров огромным щитом, который не позволит Тварям быстро разлететься. На вопрос, сможет ли Геррет создать такой щит, тот ответил утвердительно, ни секунды не раздумывая. Фаргрен даже удивился. Да, коротышка силён, но всем известно, что для такого щита недостаточно одной только силы. Требовалось и немалое мастерство.

«Может, наверное, даже потягаться со стихийниками, — подумал Фаргрен, поглядывая на Геррета. — И точно, выше всех нас рангом. На один, а может, и на два».

Как только коротышка поставит щит, Мильхэ должна будет оглушить богомолов. Этот момент удивлял сильнее всего, Геррета особенно. Как она собралась оглушать, но не глыбой льда по башке? Это ведь обычно аирогены так делают! Не будь ведьма такой ледяной, они бы её спросили. Точнее, Геррет уже спрашивал, ещё в Вешках, но в ответ получил промороженное ничего. Приходилось удивление держать при себе.

Значит, богомолы будут оглушены, или, как утверждала неправильная ледяная ведьма, всего лишь сбиты с толку. Поэтому первые секунды Твари не смогут быстро двигаться, и Геррет сожжёт их драконьей атакой. Жуки, которые спасутся от огня, станут задачей близнецов. А те, кто всё-таки сумеет добраться до отряда, предназначались Фаргрену. Он не сомневался: таких будет достаточно. С ними ему должна помочь Мильхэ, но прежде всего на ней лежала защита. Причинять боль богомолам во рву у неё не получится — после драконьей атаки там не останется ни капли влаги. В самом конце предполагалось уйти в рощу рядом, чтобы богомолам было труднее нападать с воздуха.

Отряд подобрался ко рву поближе. Геррет поставил щит, через несколько мгновений раздалась команда Мильхэ, и коротышка, отойдя чуть в сторону, кинул драконью атаку. Твари затрепыхались, зашевелили чудовищными лапами, маленький огонёк Геррета ударил в генасский снаряд… И волна огня пошла по рву, выжигая всё на своём пути.

Драконья атака поражала мощью — на мгновение все даже забыли, что должны делать.

Фаргрен кинул взгляд на Геррета и застыл от удивления — на его вечно хмуром лице играла безумная улыбка. Такими же безумными были глаза. В них отражалось бушующее пламя.

От огня отделилась огромная плеть и потянулась к маагену, постепенно утолщаясь и сворачиваясь в кольцо.

— Твари чащобные! — выругался Рейт. — Лорин!

Но тот сам уже спешил ближе к Мильхэ и Фаргрену. Вихрь огня угрожающе завивался вокруг Геррета, который, казалось, не стоял, а парил среди языков пламени.

— Щит! — прокричал Рейт: пламя ревело, заглушая всё.

В следующее мгновение вихрь Геррета разорвался, и огонь понёсся во все стороны. Мильхэ охнула, когда их накрыл раскалённый поток. Рейт глянул на неё и заставил всех прижаться друг к другу. Купол вокруг тут же уменьшился — такой проще держать.

— Башню снесло тупице! — зло выдавил Рейт, оглядываясь на Геррета, но в огненном урагане ничего нельзя было увидеть.

С обезумевшими генасами Фаргрен не сталкивался. Но, как и все, знал — любой генас мог полностью утратить контроль над собой вблизи больших источников силы. Ощущение невероятной мощи ударяло в голову и сносило её напрочь. Опытные генасы справлялись с этим. Но ведь и Геррет не новичок! Почему он потерял рассудок?

— Сколько он будет бушевать? — спросил Фар, глядя на Мильхэ, закусившую губу.

— Пока действует атака, — ответил Рейт, тоже не спуская глаз с эльфийки. — Может, на несколько секунд дольше.

Ледяная ведьма, всхлипывая, таяла от безумного огня. Воздух внутри купола начал нагреваться — щит становился слабее. Выстоит ли он против Геррета, да ещё и усиленного драконьей атакой?

— Дерьмо жнецовье! — выругался Лорин: у Мильхэ носом пошла кровь.

Капли не падали на землю, а взлетали вверх, растворяясь в мерцающем куполе. Ледяная ведьма уже не всхлипывала, а почти выла.

— Доставайте мешки и одеяла, — сказал Фар. — Ляжем, укроемся ими, хоть пару секунд выиграем, если щита не хватит.

Они распластались на земле. Фаргрен помог лечь Мильхэ и следил за ней, чтобы укрыть сразу, как исчезнет щит.

И щит исчез.

Глава 5 Теоретические беседы

8 день 3 месяца 524 года новой эпохи

— Пригласите господина Миррина Тавеллана ко мне, пожалуйста, — сказал Эйсгейр стоявшему у дверей слуге и подчеркнул: — Настоятельно пригласите.

Рыцарю не удалось увидеть посла ни в день его возвращения, ни на следующий, ни даже на третий… Видимо, за время отсутствия Миррина дел накапало океан и маленькая лужа: он задержался в Светлом Лесу почти на две недели — должен был вернуться в восемнадцатый день второго месяца, а оказался в Эйсстурме только в четвёртый день третьего.

Миррин долго не появлялся, и Эйсгейр уже начал сердиться. Он не стал тревожить посла по возвращении, понимая его занятость, но в конце-то концов — за пять дней можно было вспомнить если не о правителе Северных земель, то о друге?!

Наконец, когда колокола пробили вечерний обход, в трапезную вошёл слишком высокий для человека мужчина.

Как знал Эйсгейр, среди эльфов Миррин не слыл красавцем: гребни дрекожи у него были грубыми, несимметричными и будто иссечёнными. А вот их угольно-чёрный цвет — как и волос — считался привлекательным, особенно, в сочетании с бледной кожей. Миррин же носил ещё и белую одежду.

Он ходил в трауре уже не первый год. Какая-то мутная история произошла с его братом, который служил хранителем портала и был убит. Тогда Миррин поклялся, что не снимет белых одежд, пока не узнает всё и не призовёт к ответу всех причастных. Прошло уже восемь лет, а он ни разу не надел даже цветов дома Тавеллан. И даже родовые эмблемы на одежде — колосья и листья, напоминавшие китовые хвосты, — были вышиты серебристо-белой нитью.

— Я возился с бумагами, — коротко объяснился Миррин. — Что хотел?

Он, как всегда, безошибочно определил форму обращения. Эйсгейр иногда даже думал, будто это умение досталось Миррину по наследству — раньше в Эйсстурме послом Светлого Леса служил отец Миррина, Тирдалл Тавеллан. Тот тоже всегда верно угадывал, когда нужно обратиться, как подобает к великому лорду, а когда — как к другу. Сто пять лет назад, уехав на главный эльфийский праздник Лат-а-лландер, Тирдалл так и не вернулся. Через несколько месяцев послом в Ледяном дворце стал его сын, который ограничился сухим коротким объяснением: «Погиб». Как? Когда? При каких обстоятельствах? Эйсгейру не сообщили.

Но обиды рыцарь не таил: в обычаях эльфов скрывать важное о Светлом Лесе. Значит, смерть Тирдалла Тавеллана оказалась связана с делами государственной значимости. Иначе Миррин, который не понаслышке знал о дружбе отца с великим лордом Северных земель, всё бы рассказал.

Эйсгейр не раз думал, что же случилось тогда в Светлом Лесу. Ведь и другие короли — тогда ещё короли — тоже столкнулись с подобным. Все посольства уехали в Светлый Лес на праздник, и несколько месяцев от них не было никаких известий. А потом как минимум половину послов заменили. Ещё в трёх случаях, кроме Тирдалла, причиной стала внезапная смерть, а в остальных даже никаких разъяснений не дали. «Так надо», и всё.

— Садись, Миррин, — кивнул другу рыцарь, — поужинай со мной.

Высокий и стройный, словно берёза, сын Леса прошёл к столу. По пути он успел легонько шлёпнуть водяным щупальцем Ярла Мурмярла, без которого не обходился ни один приём пищи во дворце. Белоснежная шерсть сразу же намокла, и кот, обиженно засопев, начал приводить себя в порядок.

Эйсгейр усмехнулся. При виде пушистого ярла полномочный посол благороднейших эльфийских кровей шестисот лет от роду превращался в пятилетнего проказника. Судя по всему, Миррин был в отличном настроении. Поняв это, рыцарь вздохнул — сейчас он будет это самое настроение портить.

— До меня дошли слухи, будто король безумен, — как бы невзначай бросил Эйсгейр посреди разговора и еды и поставил круг тишины.

Рыцарь не стал говорить, какой именно король, желая увидеть реакцию Миррина.

Тот поперхнулся. На лице его мелькнули тревога и удивление, но он быстро справился с ними, притворившись, что вытирает рот салфеткой.

«Океан-отец, неужели правда?» — подумал рыцарь, сам чуть не поперхнувшись.

— Сегодняшнее жаркое великолепно, передай твоему повару, — сказал Миррин и продолжил орудовать вилкой как ни в чём не бывало. — Какой король?

— Который правит Лесом, — ответил Эйсгейр, чуть помедлив.

Миррин застыл, глаза его сузились. Рыцарь смотрел на посла. Тот молчал, но глядел куда-то в сторону его пушистости.

— Кракен сожри твои уши, Миррин! Мне ты можешь сказать?!

— О чём?

Рыцарь фыркнул. Ох уж эта эльфийская скрытность!

— Милихэн безумен?

Вместо ответа Миррин начал ставить круг тишины, хотя точно знал: Эйсгейр это уже сделал. Посол не обошёл вниманием даже самую маленькую вилочку. Цыплёнок — и тот удостоился защиты. Рыцарь терпеливо ждал, думая, что круг тишины у Миррина никогда не бывает кругом. И даже сферой.

— Допустим, я отвечу утвердительно, — сказал, наконец, посол. — И что же, теоретически, это нам даёт?

Эйсгейр закатил глаза. На его памяти Миррин всегда говорил о делах Леса «теоретически». Как и его отец.

— Допустим, я слышал, как некие люди говорили об убийстве эльфийского короля, — ответил рыцарь и, помолчав, добавил: — Теоретически.

Миррин не отвечал и, кажется, совсем забыл о еде.

— Кракен тебя сожри… Можем мы поговорить не теоретически? Я сам слышал это. Некто утверждает, будто король Светлого Леса безумен. Они говорили, что имеют доступ во дворец и у них есть шпионы в Лесу.

— Те, кто говорили, или те, о ком говорили? — уточнил Миррин.

— Те, о ком говорили.

— А кто говорил?

— Я не видел лиц, — ответил Эйсгейр, и совесть в нём всплеснулась.

Но он заранее решил не упоминать о герцоге Мирара. Эльфы вполне могли устроить закулисную резню и устранить всех, хоть на каплю причастных. Даже тех, кто просто мимо проходил. А Эйсгейру меньше всего хотелось, чтобы все эти люди умерли прежде, чем ему удастся узнать хоть что-нибудь. И вообще, он действительно не видел лиц.

— То есть, ты слышал, как некие люди во дворце людского короля говорили о том, будто кто-то хочет убить эльфийского короля, располагает шпионами в Лесу и может проникнуть во дворец в Тал-Гилас. Я правильно понял?

Рыцарь кивнул. Миррин в задумчивости откинулся на спинку резного стула, взяв в руки бокал с вином. Внезапно спокойствие оставило его. Посол выругался.

— Ты что-нибудь делаешь? — спросил он, чуть подавшись вперёд и впившись взглядом на рыцаря.

— Конечно. Слежу за важными рыбками.

— За кем?

— Миррин, объясни хоть немного… — сказал рыцарь, уклоняясь от ответа.

— Во дворце в Тал-Гилас случилось нечто. Не могу рассказать подробностей, да и, если честно, этого не должен говорить. Но что-то там произошло. Через неделю после того приёма в Эвенрате, на котором ты был. Потому я и задержался в Лесу.

— Нечто?

— Нечто.

Миррин замолчал, на лице его вздулись желваки.

— Милихэн… Жив? — спросил Эйсгейр.

— Жив, иначе я бы не вернулся так быстро. Если бы вообще вернулся.

— В каком он состоянии?

Миррин бросил на рыцаря странный взгляд.

— Знать не знаю.

— Ты безумец! Как я могу помочь, если ты не даёшь мне ничего понять!

— Безумец! — Миррин вдруг усмехнулся. — Каков король, таков народ…

Более прямого подтверждения и ждать нельзя было.

Все беседы с Миррином о Лесе оказывались до ужаса путанными и туманными. Посол никогда не врал, но либо не отвечал вовсе, либо говорил такими загадками и экивоками, что Эйсгейру хотелось утопиться. Потому-то он редко затевал подобные беседы, зная об их бесполезности. Выцедить хоть капельку сведений было невероятным успехом.

— Эйс, я столько раз обсуждал с Первым советником вопрос о тебе… Совет против. Два голоса против одного и подавляющее большинство голосов в Младшем совете. Эмиэль ничего не может сделать с этим. Мы часто в меньшинстве.

Рыцарь замер, глядя на друга. Чтобы Миррин вот так сказал о результатах голосования в эльфийском совете? Тот вздохнул, апотом взял вилку и продолжил есть. Точнее, делать вид. Эйсгейру стало ясно: больше ничего, касающегося Светлого Леса посол не скажет.

Потянулось молчание. Миррин с отстранённым видом ковырялся в тарелке, а рыцарь думал.

Выходило, Милихэн действительно безумен. Что это за безумие и каковы его причины, наверное, не так важно. Но он недееспособен. Это можно утверждать наверняка: иначе эльфийский совет не обсуждал бы вмешательство Снежной Длани в дела Светлого Леса. Да подобного вопроса даже не стояло бы!

Значит, проблемы у эльфов серьёзные. Очень.

«А наследники? — подумал рыцарь. — Должны же быть у Милихэна наследники…»

Когда около ста тридцати лет назад Эйсгейр был в Светлом Лесу, он видел монаршую семью. Сам король ему запомнился, а вот его жена и дети… Словно стёрлись из памяти.

Кроме короля, Эйсгейр помнил и членов Старшего совета. Может, тоже не так хорошо, как хотелось бы, но он знал, что всего их четверо с бесхитростно простыми титулами — Первый советник, Второй, Третий… Они считались равными, а порядок счёта — всего лишь древняя традиция. Так объяснял Тирдалл.

Почему же Миррин сказал «два голоса против одного», если в Старшем совете — четверо? Куда делся один из них? И который?

Рыцарь напряжённо думал. Миррин свои слова не объяснит, на это даже надеяться не стоило. Он и так сказал много. Например, упомянув Эмиэля, назвал его и Первым советником, и по имени. Зачем, если Эйсгейру и так известно, что Эмиэль занял место своего отца в Старшем совете? Миррин хотел подчеркнуть, что Первый никуда не делся?

Рыцарю вспомнился Эмиэль. Высокий, ещё выше Миррина, он был таким же черноволосым, но зеленоглазым. Эмиэль много смеялся и шутил, чем, наверное, привёл бы в полнейшее недоумение маститых учёных из людей — разве такой легкомысленный весельчак может быть светилом науки? А Эмиэля считали именно таким, и в придачу малость нахальным.

Эта репутация ещё больше утвердилась, когда около ста тридцати лет назад Эмиэль, решив отмежеваться от семьи, выбрал для своего нового дома острова около побережья Светлого Леса. Вне Леса! Притом, что никто из эльфов не может жить далеко от силы короля слишком долго. Планы Эмиэля вызвали множество обсуждений и слухов, но он не обращал на это ни капельки внимания. Скорее, даже радовался этому. Удалось ли ему осуществить задуманное?

А ещё Эмиэль, как самый младший сын своего отца, не должен был стать Первым советником. Но стал. Значит, не только его отца больше нет в живых, но и его братьев…

Мысли и воспоминания сцепились между собой как кусочки мозаики. Многого в ней ещё не хватало, но некоторые выводы Эйсгейр уже мог сделать. И от этих выводов он сам расхотел есть великолепное жаркое.

— Миррин, лишь один вопрос, — попросил рыцарь, и посол медленно кивнул.

— Это связано с событиями столетней давности?

— Сто пятилетней давности.

Эйсгейр, прекрасно зная друга, счёл это утвердительным ответом.

— Я просто подумаю вслух, — произнёс рыцарь, глядя в глаза Миррину, и тот снова отложил вилку. — Сто пять лет назад случилось что-то, из-за чего ваш король обезумел, погибли твой отец, Первый советник и все наследники короля. В Старшем совете осталось только трое советников.

Миррин ничего не ответил, лишь прищурил глаза.

— По какой-то причине вы не имеете доступа к Милихэну, но можете за ним следить. Частично.

— Интересные мысли, — пробормотал посол, вновь принимаясь за ужин.

«Больше от него ничего не добиться, — со вздохом подумал Эйсгейр и тоже продолжил есть. — Как узнать, какого советника не хватает? И ведь у любого из них должны быть наследники… Неужели какой-то из Старших домов полностью погиб?»

От этой мысли Эйсгейру сделалось не по себе, хоть он и не был сыном Леса. Это как если бы разом погибли и он сам, и все его потомки.

«Ладно, значит, Милихэн безумен и его пытаются убить, — сам для себя подытожил рыцарь. — Пока это главное».

Глава 6 Приятный процесс

— Нет, ну что за ноги… — донеслось от дверей коридора.

Меня вели обратно в камеру. Спина болела. Сегодня в неё втыкали иглы. Одну прямо в позвоночник. Обезболить не сочли нужным, хотя это можно было сделать.

— Породистая же, — отозвался кто-то, и послышались смешки.

— И норовистая. Такой сунешь, она отгрызёт!

— Так а ты суй куда положено.

Снова смех. Предки… Щёки запылали, по телу прошла дрожь.

— Вы бы потише, а то леди смущается, — крикнул мой провожатый.

Сколько же яда в голосе. Весело тебе, да?

— А разве не про неё говорили, будто таскалась с мелкотравчатыми? Уж привыкла поди к тому, что суют и куда.

Мой тюремщик, посмеиваясь, втолкнул меня внутрь. Не успела я шмыгнуть к доскам, теперь заменявшим мне кровать, как он схватил меня за плечо и развернул к себе.

— Не так быстро, мышка. Я ещё не проверил, не припрятала ли ты чего.

Глаза его довольно щурились, пока он облапывал грудь. Один из стражей у дверей заглянул внутрь.

— Ты, по-моему, не там проверяешь, — хохотнул он. — Да и сверху довольно-таки плоско.

— Эй, не задерживайся в камере, — раздался ровный голос от дверей коридора. — Не положено.

Этот стражник единственный не отпускал пошлостей при виде голой женщины. По крайней мере, сегодня. Позавчера, впервые увидев меня без одежды, они все улюлюкали. Но, может, среди них его не было?

— Да разве узнают?

— Узнают, когда она тебе нос откусит или в глаз пальцем ткнёт. А он тогда ещё сверху добавит.

Он — это их главный?

Когда меня наконец оставили в покое, я скорчилась на досках. Слёзы текли сами собой. Предки, что делать? По телу бегали мурашки и никак не хотели останавливаться. Не от холода, хоть на мне и ничего не было. Но вот эти взгляды, разговоры, непристойности били почище мороза. Лучше голышом на Драакзан. Мелкотравчатые, да? А сами-то чем лучше?

Камни разлетелись. Стражник поставил еду у порога и ушёл. В камеру они не заходили. Почти. Приказ Главного Гада.

Еда в горло лезла с трудом. Еда… Кусок хлеба, клубень медовки и стакан воды. Медовка, вопреки названию, была почти безвкусной. Впрочем, всё равно какая она. Будь передо мной изысканный обед от королевского повара, разве меня это спасёт?

У камеры теперь стоят двое солдат, ещё пара — перед дверями из темницы. Третья пара стражников — сразу за ними. И вне тюрьмы сейчас тоже у каждой двери по паре бойцов: у лаборатории, у комнаты с порталом и у дверей напротив темницы. В лаборатории всё время рядом находится ещё один солдат.

Так просто не сбежать. Вообще не сбежать. Что я могу противопоставить четырнадцати здоровякам в доспехах и при оружии? Да ещё трое генасов-учёных: со мной в ошейнике справится любой из них…

Через пару минут двери снова разлетелись. Я не успела и половины медовки съесть.

— Поднимайся.

Что ещё придумал Главный Гад?

Стражник вывел меня из темницы, но мы пошли не направо в лабораторию, как обычно, а в двери напротив. За ними оказался очень длинный коридор. Сюда меня ещё не водили. А подземелье-то большое…

В этом коридоре было несколько обычных дверей. Меня втолкнули в первую и закрыли снаружи. Здесь ничего не было кроме стула и стола. А на нём… Внутри всё скрутилось в комок, лёгкие отказались дышать. Щипцы, ножи, какие-то крючья.

Я попятилась и, наткнувшись на стену, сползла на пол. Потекли слёзы. Нет, не надо, не плачь, ещё ничего не случилось, это всё просто для вида, просто чтобы напугать. Пытки же запрещены в Светлом Лесу.

Через некоторое время послышались шаги. Я вскочила и отошла подальше от двери. И подальше от стола. В комнату вошёл…

— Ты должна была сесть, дорогая.

Главный Гад.

Он указал на стул. Нет… Я не буду садиться. Не надо.

— Ну же, дорогая. Мне не хотелось бы заставлять тебя.

Но через несколько секунд он грубо усадил меня на стул.

— Вот что, дорогая, — Гад нарочито медленно взял щипцы и стал разглядывать их, — ты знаешь, чего я хочу. Столько времени вне Леса — как? Где — не так важно, но я бы не отказался услышать и это тоже. Любопытства ради.

— Я не знаю. Ничего не помню.

Я старалась не смотреть на орудия пыток. Меня пугают. Просто пугают.

— С трудом верится, — сказал Главный Гад и поцокал языком.

Медленно, даже вальяжно, он прошёлся вокруг стола, обошёл меня и встал позади.

— Как тебе эти милые игрушки? — раздался вкрадчивый голос над ухом.

Щипцы сдавили кожу на спине, и я едва не закричала.

— Думаешь, ты сильная?

Снова боль. Больно стало даже глазам, полезшим из орбит, набежали слёзы. Но закусив губу, я сдержала крик. Великие силы…

Мерзавец отошёл и положил щипцы на стол.

— Что ж, может, и сильная… Проверим насколько. Ты ведь понимаешь, всё это, — говорил он, поглаживая то один, то другой инструмент, — мне не нужно?

Главный Гад снова подошёл ко мне. Рукой сдавил горло, не давая дышать.

— Это так, милое дополнение.

Когда лёгкие начали гореть, Гад ослабил нажим.

— Вы же сказали, вам не нужны мои ответы, — прохрипела я, чуть отдышавшись.

Его пальцы снова сжались, и в глазах потемнело. Крепкие Когти, спаси меня…

— Не очень нужны, но процесс их получения довольно приятен, не так ли?

* * *

— Слишком уж они усердствуют, — хмыкнул фераген, укладывая меня на стол и закрепляя каменными оковами. — Пусть позовут кого-нибудь убраться там.

Это предназначалось стражнику рядом.

Я едва дышала от боли. Сегодня ему пришлось забирать меня — ноги отказывались двигаться. Мне сломали руки. Кажется, уже в третий или четвёртый раз. Мысли разлетались. Не могу вспомнить, сколько дней прошло с первой пытки. Двадцать? Или двадцать два? Вода окутала меня, и стало легче.

— Её так калекой сделают, — сказал кто-то второй. — Как вообще выдерживает…

— Не выдерживает, — откликнулся фераген. — Сегодня вот обмочилась.

Безразличие в голосах. Я… просто объект для исследования. И пыток.

Чего хочет Главный Гад? Сам ведь больше не приходил. Как там он сказал после первого раза? «Жаль, моя дорогая, не смогу навещать тебя так часто, как хотелось бы». И пообещал прислать замену. Обещание он сдержал.

Зачем вообще ему это? На допросах я уже наговорила всё, что только смогла придумать. Говорила даже правду. Но как они отличат её ото лжи? И всё продолжалось… Сколько я выдержу? Как бежать? Не могу придумать хоть сколько-нибудь подходящего варианта: без силы я не выйду даже из камеры.

Позже, скорчившись на досках и теребя ошейник, я в очередной раз пыталась придумать, что делать. В теле засела боль. В пальцах, запястьях, по рукам, спине… Ну не так это лечат. Не так. Но им, видимо, всё равно.

Зачем я вообще пошла в Эйрад?! Мне никак не сбежать. Никак. Крепкие Когти, забери меня…

Это что?

Пальцы на ошейнике остановились. Скол? Я медленно ощупала атал снова. Раньше этого точно не было. Его можно сломать? Вроде нет, но вот же, скол и… трещинка! Как такое… О, предки, если он треснет совсем, у меня будет сила! Как же… Они сами его ломают? Часто ведь душат — камнем, водой. Такими приёмами можно разбить защиту. Или шею свернуть. В лаборатории тоже этим не брезгуют. Неужели они, сами того не зная, портят ошейник?

Следующим утром — определить время я, конечно, не могла, поэтому считала, что в пыточную меня отводят утром, — камни стены разлетелись, и в камеру вошёл стражник. Кажется, его снова сменили. У прежнего глаза были зелёные, у этого карие. Главный Гад часто меняет солдат — пусть не привыкают и не теряют бдительность.

Может, как-то проверить свою вчерашнюю теорию? Устроить что-то в пыточной, пусть побольше применят удушающих приёмов? Или…

Я ринулась из камеры наружу. Далеко не убежала — меня догнала земляная плеть, схватила за шею и повалила на пол. Затылок со звуком спелой медовки треснулся о камни. Перед глазами вспыхнули молнии. И кто из этих стражников фераген?

Убирать плеть он не спешил. Воздуха уже не хватало. Лоза сдавливала горло, руки сами собой вцепились в неё, а ноги задёргались. Послышался мерзкий смешок.

— Решила начать пораньше?

— Месяц прошёл, а она до сих пор норов показывает.

Мир уплывал прочь, голоса доносились будто издалека. Внезапно плеть ослабла, и я скорчилась на полу, хватая ртом воздух.

Солдат запустил руку мне между ног и сильно сдавил бедро с внутренней стороны слишком близко к промежности, чтобы это было только больно. Унижение и стыд — это им нужно. Пока. Но скоро они возьмут и остальное.

— Придёт время, и мы с тобой повеселимся, правда, детка?

Я харкнула мерзавцу в лицо. Удар кулака раздробил свет на осколки и бросил меня во тьму.

В себя я пришла в пыточной. Там уже находился ещё один мучитель. Этого я запомнила по кольцам на руках. Значит, будут пытать водой. Очень остроумно: иллиген топит иллигена в воде. Вторым сегодня оказался тот, что привёл, а точнее, притащил меня плетью. Когда я рухнула на пол, он хотел было пнуть меня, но иллиген остановил его.

— В живот нельзя.

Почему это…

— А-а-а!

На ладонь опустился кованый сапог, и от боли на глазах выступили слёзы. Потом шею обвило щупальце и протащило меня от двери в центр. Началось.

* * *

Калечат и лечат… Я снова лежала в лаборатории под присмотром генасов. Они занялись мной, бурча, как им не нравится моё состояние.

Так, фераген здесь. Его я тоже знаю. Запомнился по вечно одинаковой причёске и низкому росту. Надо подождать. Пусть подлечат, потом ведь опять побьют. Я оглядывала лабораторию. Это почти стало привычкой: осматривать и пытаться вспомнить, что здесь было вчера, а что нет. Сегодня появились какие-то коробки. На одной из них сохранились остатки почти стёртой эмблемы. Глаз со свечой вместо зрачка. Понятия не имею, что это за знак. Ладно. Начинаю.

Я пошевелилась, застонала, и фераген подошёл ко мне — хотел осмотреть ещё раз. Резко выбросив руку вперёд, я ткнула пальцами ему в глаза. И больше ничего сделать не смогла. Каменными оковами шею сдавило так, что я потеряла сознание за каких-то пару секунд.

Очнулась я в камере… с кандалами на руках и ногах. Допрыгалась. Теперь не побегать, пальцем в глаз никому не ткнуть. Кандалы не слишком тяжёлые. Можно ходить и есть. Но сделать что-то быстро — вряд ли. Но мне и без них далеко не убежать… Сейчас меня больше интересует другое.

Я стала ощупывать ошейник. В последний сеанс пыток удушение использовали гораздо чаще, чем обычно, не считая плети в коридоре и каменных оков в лаборатории. Любят душить, изверги… Так, вот скол. Кажется, он стал чуть больше, трещинка тоже, но… Или просто кажется? Или нет? Предки, пусть он и правда ломается…

Теперь почти всё время в камере я пыталась ускорить этот процесс. Место скола прятала под косу.

Руки и ноги болели: кандалы быстро натёрли кожу, превратившись в ещё одну пытку. Выводить своих палачей из себя больше не пробовала. Страшно и больно. Так или иначе, в пыточной всё равно используют удушающие приёмы. Фантазии у них нет… Хотя я могу это понять: просто, не требует много сил, эффективно. Особенно против негенасов. Кстати, ферагена, который получил пальцем в глаз, я больше не видела. Вместо него теперь был кто-то другой. Голубоглазый и высокий.

* * *

Боль будто стирала память. Боль. Лечение. Боль. Снова лечение. И так день за днём.

Звон миски привёл меня в чувство — стражник швырнул в камеру ужин. Уже давно мне давали склизкую вонючую кашу. Никаких медовок. Даже понять невозможно, из чего эта бурда приготовлена. И вряд ли я хочу это знать. Порой в ней попадались белёсые черви. Стражники чуть ли не в полный голос удивлялись, как я могу такое есть. Но это лучше, чем ничего.

А ничего мне уже перепадало. Несколько раз в течение двух-трёх — однажды даже четырёх — дней мне не давали еды. Я слышала шаги стражников, иногда чувствовала запахи и слышала журчание воды, когда им приносили перекусы, но ко мне никто не заходил…

Так что даже эта каша — это хорошо. А когда она два раза в день — ещё лучше.

На четвереньках, так как вставать не хотелось, я поползла к миске. О нет, слишком далеко! Я тянула руки, как могла, но еда оставалась в недосягаемости — кандалы, прикреплённые к стене напротив двери, не позволяли достать до миски даже мизинцем. Видимо, сегодня ужина не будет.

Я заплакала, лёжа ничком на каменном полу. Сколько ещё всё это терпеть…

Руки по привычке потянулись к аталу на шее.

Как долго я здесь? Полтора месяца? Два? Или боль…

Я села, судорожно ощупывая ошейник в месте трещины. Кажется… Предки! Атал полностью треснул? Я снова тщательно ощупала ошейник. Так и есть — сломан. Теперь можно немного сдвинуть один конец относительно другого, но сделать это оказалось очень тяжело. И силы всё равно нет. Неужели всё зря? Может, именно поэтому эти гады не боятся, что атал сломается? От разочарования слёзы хлынули с новой силой.

Я умру здесь…

Послышались шаги, и камни разлетелись. Стражник пришёл забрать чашку. Остановившись в дверях, он, кажется, усмехнулся, поняв, что поесть я не смогла. Подняв миску, солдат швырнул её содержимое в меня и ушёл. Комья каши расползлись по животу и рукам, разлетелись по полу.

Собирая склизкую бурду, я тут же запихивала её в рот и думала.

Двери не смыкаются, когда между ними что-то есть. Может, действие атала прекратится, если в трещину вставить что-нибудь? Но у меня ничего нет…

Снова донёсся звук шагов, и я вздрогнула. Вскоре в мою камеру вошло двое.

— Приятного аппетита, дорогая. Давно не виделись, правда?

Главный Гад. Комок каши, который я отлепила от живота и засунула в рот, застрял в горле.

— Извини, у меня были важные дела. Вот, выдалась свободная минутка.

Вокруг второго эльфа закружились водяные капли, и через мгновение щупальце подняло меня на ноги, а волна воды окутала тело, и я стала чистой. Своего подчинённого Главный Гад отослал прочь.

Камни сомкнулись, и мы остались одни. Внутри всё заскулило.

— Как думаешь, нам хватит минутки, чтобы познакомиться чуточку поближе?

Лицо его оказалось совсем рядом с моим. Сердце будто прижалось к позвоночнику. Началась дрожь.

— Ну-ну, не стоит бояться. Разве это так ужасно? Некоторым очень даже нравится.

Когда Гад коснулся живота, я ударила его по руке. Точнее, попыталась. Что я могла сделать против мужчины гораздо сильнее меня? Через пару мгновений он прижал меня к каменной стене.

— Дорогая моя, разве ты ещё не поняла? — прошептал Главный Гад, и его губы его касались моего уха. — Я могу делать всё, что захочу.

Внезапно камни разлетелись.

— Господин, требуется ваше присутствие в лаборатории. Это касается объекта номер пятьсот шестнадцать.

Гад вздохнул.

— Продолжим наш разговор в другой раз, дорогая. Надеюсь, ты будешь ждать. И кстати, — сказал он уже в дверях, — если хочешь знать, ты — объект номер тысяча семьсот тридцать один. Но самый ценный.

Глава 7 Причины для спешки

10 день 3 месяца 524 года новой эпохи

Утро десятого дня третьего месяца Эйсгейр провёл в Эвенрате — король решал вопросы, касавшиеся договоров с заморским Унат-Хааром. После пришлось нанести визит вежливости королеве.

Покинув её, рыцарь уже собирался призвать вихрь и вернуться домой, как заметил в коридоре темноволосого мужчину. И без труда догадался кто это, хоть и видел только спину, — на плаще, подбитой серым мехом, красовались серебряные мантикоры.

Эйсгейр решил задержаться на самую чуточку и догнал Шелана. Тот, услышав шаги, обернулся:

— О, великий лорд Эйсгейр!

— Ваша светлость, какая неожиданность.

— Был в Королевской академии. Решил поинтересоваться, как там у них дела.

— Присматриваете, куда отправить детей? Насколько мне известно, на юге предпочитают частных учителей.

— И я бы предпочёл такой вариант… — герцог препечально вздохнул, — да только лучше оторвать их от материной юбки. Слишком уж сильно в неё вцепились… Вот, приехал посмотреть на всё, с ректором поговорить.

— И что советует ректор?

— О, Гилрау, конечно, рекомендует отдать детей учиться к ним, — сказал Шелан и усмехнулся. — Дескать, лучшее образование и всё такое. Человеческое образование… — он помолчал, а потом, едва Эйсгейр успел удивиться этому уточнению, спросил: — Скажите, милорд, как вы думаете, действительно ли мы, люди, слишком зависим от эльфов?

От этого вопроса рыцарь удивился ещё больше.

— Не знаю, что и ответить, ваша светлость. Не буду отрицать влияние Детей Леса, но зависимость?.. К тому же здесь важны и другие вопросы, которые идут следом.

— Какие же?

— Если эта зависимость есть, то что с нею делать? Бороться? Искоренять? Как определить, что подверглось эльфийскому влиянию, а что нет?

— Я вообще никогда не думал об этом, — признался Шелан, останавливаясь посреди коридора. — Просто во всяких этих беседах о будущем детей вдруг проскользнуло, вот и…

— Такие разговоры об эльфах не редкость, ваша светлость. Но когда люди от слов переходили к делу, это ни разу не приводило к чему-то хорошему. Но хоть случалось такое редко. Всего дважды при моей жизни. Или даже трижды.

— Вы имеете в виду войны Периамской и Алинасской империй со Светлым Лесом?

Эйсгейр кивнул.

— Периамский император Лекарт ещё до войны с Лесом сказал мне: «Эльфы слишком сильно влияют на людей». А потом как началось… Чем закончилось, вам известно.

— Да, конечно, — задумчиво проговорил Шелан. — Ну а третий раз?

— Периамские законы, ваша светлость, — спросил в ответ Эйсгейр и увидел, как герцог явно смутился. — Не буду критиковать Периам, в чужой пруд со своей водицей, сами знаете… Но подумайте, что-то хорошее из этого получилось?

— Да ничего… Но что, если эльфы используют своё влияние, чтобы подмять под себя людей?

— О, ваша светлость, мне вспомнился недавний разговор с Обществом Знающих, — сказал Эйсгейр, и его внимания не ускользнуло, как Шелан чуть вздрогнул. — Был среди них генас, убеждённый, будто эльфы придумали какое-то оружие и только ждут подходящего момента уничтожить людей… Вы, ваша светлость, например, стали бы ждать, имея мощное оружие, которое гарантированно поможет вам скинуть ярмо Алинаса?

Шелан будто разом и растерялся, и рассердился. Насупился, нахмурился, но открыв рот — явно собираясь сказать что-то гневное, — тут же закрыл его.

Эйсгейр намеренно ткнул в самое больное место всех мирарских герцогов: власть Алинаса. Когда Алинас и Мирар были завоёваны Великой Долиной, малолетний алинасский принц стал великим лордом, а мирарский — его вассалом. Вопиющая несправедливость!

Тычок этот, судя по виду Шелана, вполне удался.

— О, простите, ваша светлость, — поспешно извинился рыцарь. — Я не имею в виду, будто вы хотите войны или чего-то такого. Всего лишь привёл пример, простите, получилось неудачно.

— Полноте, я не в обиде, — пробурчал герцог, всё так же хмурясь, — но смею заметить, я предпочёл бы другой способ решения этого вопроса.

«А не предлагают ли ему такой способ? — подумал Эйсгейр. — Опивки тухлые, Виркнуда бы сюда. Он бы смог лучше пощупать Шелана».

Вместе они дошли до порталов, разговаривая уже о разных пустяках, и там расстались. Шелан отправился в свой город, а рыцарь перенёсся стихией в Ледяной дворец.

«Итак, у нас имеются три принца, один из которых явно недоволен своим текущим положением, — размышлял Эйсгейр уже вечером, готовясь ко сну. — Предположим, тогда на королевском приёме Гилрау уговаривал Шелана присоединиться к заговору. Получается, сам Гилрау уже участвует в нём. А если его купили титулом великого лорда или, может, короной Алинаса, то не обещает ли он теперь похожее Шелану?»

Герцог произвёл на рыцаря приятное впечатление. Даже удивительно: слаб на передок, жену не любит и не уважает, злоупотребляет мирарской казной… Так чем же он понравился рыцарю? Тем, что хоть немного, но задумался над сложными вопросами? Судя по сегодняшнему и подслушанному разговорам он пока ни в чём не участвует. Сомневается, размышляет и…

Раздался стук.

— Милорд? — Слуга тихонько открыл дверь и заглянул в комнату. — Господин Виркнуд послал узнать, не спите ли вы.

— Пусть идёт в мой кабинет.

Эйсгейр сначала хотел переодеться, но потом решил, что Виркнуд простит своему владыке появление в халате.

— Тебя, как всегда, встретил его пушистость, — сказал рыцарь, войдя в кабинет.

Там уже сидел и Виркнуд, и Ярл Мурмярл.

— Ну, с чем пожаловал?

— По Нирии всё чисто. Боится уступить первенство, потому и торопится. Слух прошёл, будто «Утренняя заря» собирается продавать новый набор из нежной мази на основе пустынника, масла для умывания и питательного молочка для чувствительной кожи.

Рыцарь улыбнулся — слышать такое от тёртого разведчика неожиданно и даже забавно. Не к лицу суровому Виркнуду говорить о кремах и коже.

Оборотень продолжил отчёт, кратко описав слухи и рассказав об «Утренней заре» — главных соперниках Нирии на Севере. Те, вроде как, собирались порадовать женщин новыми штучками через месяц. Это и взволновало главу Всесвета, вынудив её поспешить со своими планами.

— Ладно, отзывай ребят от неё. Зря напрягались.

— Никогда не мешает перестраховаться, — возразил Виркнуд, и Эйсгейр согласно кивнул.

«Раз всё в порядке, пусть везёт свои штучки через портал, — подумал рыцарь. — Заждалась, наверное, моего ответа».

Говоря Нирии, что решение о портале он не может выносить единолично, Эйсгейр несколько покривил душой. Согласно указу, изданному лет тридцать назад, лордам действительно не позволялось распоряжаться порталами, как заблагорассудится. Ввели всякие правила, расписания… И рыцарь следовал им, если дело касалось порталов, появившихся в Ледяном дворце уже после того, как Северные земли вошли в состав Королевства людей. Но у Эйсгейра имелась парочка других. И вот ими он распоряжался как хотел.

— Что ещё? Или так не терпелось рассказать мне об этих чудесных кремах, что пришёл аж на ночь глядя?

Виркнуд фыркнул, отпихивая от себя надоедливого Мурмярла.

— Мне хватает того, что дочери присели на хвост с ними.

«Хочешь не хочешь, а запомнишь, как их штучки называются, да?» — со смешком подумал Эйсгейр.

Он знал: фыркнул Виркнуд, скорее всего, притворства ради. Своих дочерей рыжий оборотень любил до последней шерстинки и даже не раз злоупотреблял положением: выведывал подноготную некоторых слишком настырных ухажёров — хотел защитить своих кровиночек. Но делал он так прежде всего потому, что был ар-вахану. Натерпелся в юности всякого. И пусть его дочери, рождённые от обычной женщины, волчицами не стали, тайну своей семьи рыжий разведчик хранил как зеницу ока. Не хотел, чтобы дети хоть как-то из-за неё пострадали.

Эйсгейру вдруг вспомнилась недавняя поимка знаменитого Чёрного Хвоста. Молодой король наконец решил эту проблему — разбойник-ар-вахану сидел в печёнках у всего королевства едва ли не глубже Ортхирского Мясника.

— Кстати, что там было в Южных Клыках?

Виркнуд ведь мотался туда — хотел посмотреть на всё это, и Эйсгейр отпустил его.

Разведчик поморщился.

— Вешали почти без разбору. Чёрный Хвост ведь последний месяц в Южных Клыках и сидел. Запугал там всех. И всех за укрывательство осудили.

Рыцарь знал о планах поймать Чёрного Хвоста и даже обсуждал их с королём, когда тот серьёзно взялся за этот вопрос. Тогда Эйсгейр решил, что молодому правителю нужно делать всё самому, и не стал вмешиваться. А теперь пожалел. Понадеялся, что король будет щепетильнее — не допустит произвола, не прибегнет к помощи наёмников. Ведь все прекрасно знают о проблеме «отделённых». Да, если Чёрного Хвоста поймали и повесили, дело можно считать закрытым. Но не будет ли в будущем от этого ещё больше бед? Появятся новые Хвосты из выживших. И будут мстить за учинённую властями резню.

А проблема ар-вахану всегда влекла за собой другую, не менее серьёзную, — порченые. Ведь их значительная часть — это те, кто в детстве подвергся нападению подраставших оборотней. Как искоренить ненависть к оборотням, если люди ненавидят людей?

— Но Чёрного Хвоста точно повесили?

— Точно. Сам видел. И, милорд, я… — Виркнуд замялся, но, прокашлявшись, продолжил: — Когда вытаскивал там некоторых, двух наёмников и одного солдата того… прирезал.

— Океан-отец, кого ты вытаскивал?!

— Успел вывести пару семей до облавы, и потом ещё трёх щенков и женщину. Они непреступники, милорд, я их лично знаю. Но справедливого суда они бы не дождались. А эти… женщину и девочку изнасиловали.

Эйсгейр вздохнул. За насилие полагалась смертная казнь. Тем более над детьми. Деяние Виркнуда можно было расценить как справедливую кару за преступление, но и сама кара вышли за рамки закона.

— Тебя видели?

— Волком только, может. Не узнают, милорд, если вы об этом. Но я просто… не смог остаться в стороне.

Рыцарь подумал, что и сам бы не смог. Нет, всё-таки стоило заявиться в Южные Клыки…

— Где спасённые сейчас?

— Осиротевших и одну семью увёл в Топи. Остальные не захотели.

В Айсенских Топях жили оборотни-ар-вахану — рыцарь сам выделил им это место подальше от людей. И старался не трогать. Топи жили отдельно ото всех и даже никаких податей не платили. Но при этом за несколько десятков лет селение почти не выросло. Почему-то среди ар-вахану было мало тех, кто хотел подчиняться законам Северных земель и жить мирно.

Рыцарь догадывался почему: многие оборотни выбирали путь мщения людям. И не доверяли никому. Так и крутился этот круговорот: «отделённые» мстили людям за себя и близких, люди делали то же самое. Каждая смерть становилась ещё одной каплей, которых уже накапал океан. Океан ненависти. И как его осушить, никто не знал.

Виркнуд вернулся к тому, с чем пришёл:

— Граф Дайен встречался с Гилрау Лаэрдэтом в Бергнесе.

— Так далеко от Макитура?

— Далеко, — согласился Виркнуд. — По словам слуг, он ни с того ни с сего стал раздражительным, нервным, ходил так чуть ли не неделю и, в конце концов, поехал в Бергнес. Разведчик пробрался туда, где граф встречался с ректором и слышал, как Дайен возмущался. Мол, некие «они» не дают никаких гарантий и кормят обещаниями вот уже целый год.

«Год… — Рыцарю вспомнилась недавняя беседа с наместником. — Эамонд говорил, что год назад Шелан ездил в Периам».

— Гилрау просил Дайена проявить терпение, утверждал, будто спешить нельзя, да и нет никаких причин для спешки. Тем более, ещё не все согласились участвовать, а некоторым мероприятиям требуется тщательная подготовка и несколько попыток.

Эйсгейр решил, что одно из мероприятий — убийство владыки Светлого Леса. Но как собираются устранять Милихэна, если сами эльфы не могут попасть к своему королю?

Океан с ними, с эльфийскими загадками. Тут людские бы разгадать…

Глава 8 Затлёныш

Им повезло. Мильхэ потеряла сознание всего на пару мгновений раньше Геррета. Одеяла слизнуло огнём, но в целом все остались невредимыми, если не считать подпалённых волос и одежды.

Близнецы и Фаргрен тут же вскочили. Раскалённый воздух на пепелище грозил убить всех, дышать было почти невозможно — горло обжигало от малейшего вдоха. Фар взвалил Мильхэ на плечи и побежал к роще. Рейт и Лорин метнулись к Геррету, и взяв его под руки, потащили туда же. В отличие от эльфийки, коротышка еле-еле, но мог переставлять ноги.

Рощица встретила их спасительной, успокаивающей прохладой — убийственный огненный шторм её не коснулся. Фаргрен осторожно опустил бесчувственную Мильхэ на землю. Хорошо бы принести ей воды. Теперь им всем нужна вода — все запасы ушли на защиту от огня.

Ледяная ведьма их спасла. Сам Фаргрен смог бы уйти от потерявшего мозги маагена. Не без ранений, конечно, но смог бы — волчьи ноги быстры. А вот близнецы… Вряд ли бы пережили эту бурю. Пусть она и длилась всего ничего, но Геррет выпустил огонь ужасающей силы. Даже если бы хоть кто-то ещё дышал после того, как драконья атака исчерпала свой запас, он умер бы от ожогов и очень скоро.

Злющий Рейт чуть ли не швырнул коротышку на землю.

— Ах ты, дерьмо жнецовье!

Упавший на колени Геррет опрокинулся на спину от пинка и скорчился будто оплавленный.

— Твари чащобные, Рейт! — воскликнул Лорин, пытаясь унять разъярённого брата, который успел ещё и вмазать коротышке по лицу. — Прекрати!

— Да он нас чуть не убил! — выкрикнул тот, но мутузить Геррета больше не стал. — Как она? — спросил он Фаргрена уже чуть спокойнее.

— Без сознания.

Мильхэ лежала на земле не шевелясь. И было неизвестно, сколько она так проваляется. А вот взгляд Геррета через несколько минут стал осмысленным.

— Вода есть? — прохрипел он, облизывая пересохшие губы.

— Нет, гадский ты затлёныш, — процедил сквозь зубы Рейт.

Геррет оглянулся на сожжённый ров. Потом сглотнул, потёр уже наливающуюся красным скулу.

— Как долго ты не запускал атаку, тупица?

Коротышка молчал, уткнувшись взглядом в землю.

— Отвечай, иначе отделаю — мало не покажется!

— Год, — буркнул Геррет.

— Год?! — Рейт взревел и снова ринулся на него. — И ты не сказал?

Между ними замерцал щит. Рейт сумел остановиться и с досадой пнул купол. Тот раскололся от удара — оказался слишком слабым. Впрочем, сердитый здоровяк не стал развивать успех.

— Ты нас чуть не убил, Гер!

— Почему ты вообще с углей-то слетел? — спросил Фаргрен. — Не новичок же.

— Одержимый он, — ответил вместо Геррета Рейт, и всё стало ясно.

Одержимые. Слишком чувствительные к силе генасы. Да, благодаря этому они сильнее, но и риск впасть в безумие у них намного выше. А безумные, они представляли куда большую угрозу, чем обычные генасы, за что цивилизованное общество их чуть недолюбливало.

Одержимых старались приучать к силе постепенно. Но долгое время вдали от стихии могло свести всю выдержку на нет. Больше всего проблем доставляли как раз огневики. Где брать постоянный и мощный источник огня? Одержимые маагены, бывало, теряли голову от пожаров — не помогали справиться с бедствием, а причиняли ещё больше вреда. С другими одержимыми генасами было гораздо проще.

— Так почему сразу не сказал? — возмутился Фаргрен.

Геррет молчал, вперив угрюмый взгляд в неподвижную эльфийку.

— Думал, справлюсь, — наконец пробурчал он. — Стали бы вы тогда использовать драконью атаку?

— Да мы бы послали туда тебя одного! — съязвил почти успокоившийся Рейт. — Ты бы всё сжёг, и мы преспокойненько пошли бы дальше. Дерьмо жнецовье, Гер, надо было сказать ещё во Всесвете!

— Может, воду поищем? — сменил тему коротышка.

— Иди ты, Гер! Воду получишь самым последним.

— Она быстрее придёт в себя с водой.

— Так и скажи, что тебе хочется пить.

Безумие истощало генасов, отнимая не только силу: маагенов, например, мучила жажда, как сейчас Геррета, иллигены переохлаждались и нуждались в тепле.

— Я схожу, — сказал Фаргрен, — здесь дальше на запад должен быть ручей.

Вода была ближе, чем он помнил. Но тогда ему — сопливому волчонку — всё казалось больше, чем на самом деле. Лет в семь он стал убегать по ночам из дома порыскать в ближайших полях и лесах. Интересно же! Зачем сидеть в одном месте, когда вокруг столько всего? Иногда мать замечала ночное отсутствие сына, и Фару попадало. Но он не слушался. Ускользнуть из дома было нетрудно, и каждый раз он уходил всё дальше и дальше.

Однажды Фар отсутствовал дома целую ночь и день — заплутал, не успел вернуться вовремя. Мать тогда страшно перепугалась. Отец же устроил ему знатную взбучку. А потом заплаканная мама долго объясняла, как они боятся, что Фар где-нибудь попадётся охотникам. На какое-то время он перестал бегать по ночам, не желая огорчать родителей, но, когда подрос, принялся за старое. Будучи уже гораздо сильнее, он за ночь мог сделать переход раза в два или три больше, чем раньше. Так юный Фар успел разведать не только окрестности деревни, но и всю местность почти до Вешек. А потом — после страшной ночи, когда погибла его семья, — ему пришлось покинуть дом.

Наполнив фляги, Фаргрен вернулся к напарникам.

— Просто напоите её, — сказал Геррет, который лучше всех знал, как обращаться с истощёнными генасами. — И дайте ей… — коротышка пошарил в своём мешке и вытащил склянку с голубым колпачком, — вот это.

После Вешек они стали по-другому хранить снаряжение, присланное заказчиком: разделили всё поровну — если Твари утащат одного, отряд не останется ни с чем.

Мильхэ, как только Фаргрен поднёс фляжку к её рту, вцепилась в неё так, будто это была последняя на свете вода. И прямо-таки начала розоветь. Но только опустошив флягу, она открыла глаза.

— Все живы? — сразу же спросила Мильхэ.

— Все. Всё в порядке, — ответил Фаргрен, подавая ей снадобье.

— А ты, жнеца кусок, воды попросил первым делом! — прошипел Рейт, отвесив коротышке лёгкий подзатыльник.

— Что у Геррета с лицом? — в голосе Мильхэ зазвенел лёд.

Все четверо сконфузились, как дети перед строгой учительницей. Зачем сконфузился Фар, он и сам не понял. Видимо, за компанию.

— Вы, что, били его? — Брови у эльфийки уползли на лоб, замедляя явление ледяной ведьмы.

— Это он, — буркнул Геррет, показывая на своего обидчика.

— Гери, какой же ты всё-таки гов… — Рейт смолк под взглядом Мильхэ.

Кое-как она поднялась и направилась к краю рощи посмотреть на ров.

— Матку убили?

— Кажется, да, — ответил Фаргрен, считая богомолов.

Их осталось больше, чем хотелось бы. Твари ползали вокруг пепелища, изредка перелетая с места на место, будто что-то искали. Но матки с защитниками нигде не было.

— Тогда можно идти дальше.

— А эти? — спросил Рейт, глядя на оставшихся жуков.

— Они улетят в старое гнездо. Без матки им делать нечего. — Мильхэ опустошила вторую фляжку. — Их не очень много, справимся, если нападут. Геррет, извини, я сейчас не смогу тебе помочь, — проледенила она, проходя мимо коротышки к своим вещам.

— А ты, затлёныш, всех чуть не убил, но даже не извинился! — возмущённо громко прошептал Рейт.

Часть IV Цивилизованные отношения

Глава 1 Обстоятельства непреодолимой силы

15 день 3 месяца 524 года новой эпохи

Эйсгейр, подумав немного, собрался лично сообщить Нирии о своём решении. Ему хотелось заявиться внезапно, но делать этого не стоило: из-за его силы разные генасские устройства могли сломаться. И появись рыцарь во Всесвете без предупреждения, полгорода будет проклинать его почём зря. Не просто так вокруг Ледяного дворца всё занято парками. Северная академия вообще сразу строилась на другом конце Эйсстурма, подальше от помехи первого ранга.

Конечно, Эйсгейр мог просто послать слугу, но мысль посетить Всесвет оказалась неожиданно заманчивой. Последний раз рыцарь был там вместе с Эльвейг Второй до того, как та угасла от паучьей болезни. Город наверняка изменился до неузнаваемости за сорок с лишним лет.

А ещё рыцарю страх как захотелось поддеть великого лорда Тунора, своего давнего недруга.

Когда-то Тунор Зандератский сватался к сестре Эамонда, видимо, надеясь породниться с самим Эйсгейром. Но та не захотела идти замуж, как она сказала по секрету своему брату, за лорда-хорька. Несостоявшийся жених обиделся, но стерпел. Когда же и внучку Эамонда не отдали за младшего сына Тунора, он ужасно разозлился. И сочтя Эйсгейра ответственным за эдакое безобразие, запретил ему без разрешения находиться в Зандерате. Причём чуть ли не слово в слово содрав текст указа с той части Драакзанского пакта, согласно которой Эйсгейр не мог посещать Ишдракйорд.

Но Всесвет, получив самоуправление, указам великого хорька уже не подчинялся, хоть и находился на территории Зандерата. Поэтому, обнаружив капельку свободного времени, рыцарь решил прогуляться по городу.

Вчера он отправил слугу предупредить Нирию, что Снежная Длань изволит прибыть пополудни пятнадцатого дня третьего месяца, то есть сегодня. Из вежливости рыцарь не стал переливаться, куда заблагорассудится, а самым цивилизованным образом появился в портальном зале магистрата.

— Милорд, — приветствовала его Нирия, присев в реверансе.

На ней было закрытое, строгое платье. Куда скромнее, чем в прошлый раз. Эйсгейр улыбнулся: наряд неслучаен, ведь у Нирии имелось достаточно времени подумать, как одеться. Хочет подчеркнуть, что не собирается пускать в ход красоту тела? Показывает, что работает, а не прохлаждается?

Когда рыцарь обменялся любезностями со всеми встречавшими его магистрами, Нирия пригласила его в свой кабинет — светлый, просторный, и даже больше кабинета Эйсгейра, как ему показалось. Правда, окошко шириной с длину руки он счёл маловатым. Но даже такое окно стоило очень дорого: мало того, что настолько большие листы стекла делали только в Унат-Хааре, так ещё из этого Унат-Хаара их требовалось привезти в целости и сохранности. Эйсгейру вспомнилось его окно в собственном кабинете… Заполучить такое Нирии даже не снилось, наверное.

— Не позволит ли госпожа сначала взглянуть на город?

— Конечно, милорд, — ответила Нирия, закрывая дверь.

Всесвет, как и ожидал Эйсгейр, уже ничем не был похож на тот город, который он помнил. Красивые здания, аккуратные улицы. Главный зал Гильдии наёмников впечатлял. Когда они с Эльвейг посещали город, на его месте находилась совсем неказистая постройка.

«Хотя дракон на крыше — это, по-моему, чересчур», — подумал рыцарь, оглядывая открывшийся ему вид.

Водяные часы ему понравились. Раньше на площади располагался шумный рынок, по мнению Эйсгейра, жутко безобразный.

— Кому пришло в голову убрать торговцев и поставить часы? — спросил он, отворачиваясь от окна.

— Мне, милорд, — ответила Нирия, теребя край рукава. — Из-за шума работать было невозможно. Рынок сейчас на Птичьей площади.

Нирия просто кивнула.

— Что ж, не буду томить прекрасную госпожу. Можете воспользоваться порталом. Если продажи пойдут хорошо, то и Эйсстурму от этого будет польза.

На лице магистра отразилось облегчение, но теребить рукав она не перестала.

— Благодарю, милорд, не могу выразить, как признательна вам за вашу доброту и любезность, — сказала Нирия и замялась.

— Что-то не так?

— Милорд, простите мне мою грубость, но ведь вы могли сообщить об этом ещё вчера и не утруждать себя личной встречей. Уверена, у милорда полно других дел.

— Я пока ещё вправе распоряжаться собственным временем. Давно не был во Всесвете, захотелось посмотреть, как тут теперь.

— Да, милорд, конечно, мы с удовольствием показали бы вам город…

— Но?

ГолосНирии упал до шуршания чешуек на шкурке аксольки.

— У нас могут быть трудности с лордом Тунором из-за вашего визита.

Эйсгейр выругался про себя. Ну конечно! По-детски желая досадить зандератскому хорьку, он даже не подумал, какими проблемами это может обернуться для Нирии. Пусть она и не подчиняется Тунору, ей крайне желательно поддерживать с ним ровные отношения, чтобы не бегать к королю — другую управу на великого лорда-то не найти — из-за каждого конфликта.

— Прошу прощения, миледи. Я не удосужился хорошенько подумать.

— Нет, милорд, вашей вины здесь нет, просто… Просто обстоятельства такие.

— Тогда, наверное, мне следует покинуть вас, — со вздохом проговорил рыцарь. — А так хотелось хоть полчаса здесь прогуляться.

Нирия на секунду задумалась.

— Думаю, если полчаса, то большой беды не будет, — сказала она и улыбнулась. — Подождите, пожалуйста, немного, я распоряжусь о сопровождении.

— Бросьте, миледи, сопровождение? Мне? — Эйсгейр улыбнулся в ответ, отмечая про себя, что ему очень нравится, как Нирия реагирует на такое обращение: глаза её чуть распахивались, брови приподнимались, будто она удивлялась.

Бывшую деревенскую простолюдинку вряд ли часто называли «миледи». Особенно знать. Хотя в некотором роде Нирия была равна великим лордам и герцогам. О делах Всесвета она отчитывалась, как и все рыбки первого ранга, перед королём и государственным советом. Но в глазах высокородных снобов ни это положение, ни богатство не ставили Нирию на одну волну с ними. И даже знатные дамы, с визгом и нарасхват раскупавшие её косметику и другие женские нужности, не спешили пускать бывшую селянку в свой круг.

— Если у вас есть время, я не отказался бы от вашей компании, — добавил Эйсгейр. — Кто сможет показать мне город лучше вас?

Вот так, без всякой охраны, вызывая чуть ли не обмороки у горожан, узнававших в рослом, дорого одетом северянине с необычно синими глазами легендарного владыку Северных земель, они вдвоём прошлись по центру Всесвета.

«Ах, Эльвейг, тебе бы здесь понравилось», — подумал Эйсгейр, проходя мимо гигантских водяных часов.

— Теперь даже сложно представить площадь без них, — сказал он вслух. — Смотрится так, будто часы всегда здесь были.

— Когда милорд посещал Всесвет последний раз?

— Сорок пять лет назад вместе с Эльвейг Второй.

— О, простите, милорд.

— О чём вы? — удивился Эйсгейр.

— О вашей жене.

— Не переживайте, миледи, это случилось слишком давно, чтобы я до сих пор не мог говорить об этом, — с улыбкой ответил рыцарь.

Нирия подумала о его чувствах, и это ему понравилось. Такого Эйсгейр давно не замечал. Для людей его умершие жёны и дети — всего лишь исторические фигуры, о которых иногда пишется в книгах и учебниках. Никто не боялся упоминать их при рыцаре, и никто не извинялся за это. Да и ему самому плохо от этого не делалось. Прошедшие десятилетия вымыли боль. Хотя об Эльвейг Первой Эйсгейр по-прежнему говорил с неохотой, сам того не замечая. И это притом, что со дня её смерти прошло почти семьсот лет.

Прогулка показалась рыцарю слишком короткой. Но добавлять Нирии лишних неприятностей не хотелось, поэтому сразу же, как истекли полчаса, он перенёс стихией их обоих обратно в магистрат.

— Когда миледи хочет воспользоваться порталом?

— Двадцать второго дня этого месяца, милорд, если расписание позволит.

— Позволит, — ответил рыцарь улыбнувшись. — Что ж, миледи, скоро увидимся.

Холодный вихрь перенёс его в Ледяной дворец, где он почти сразу же наткнулся на Миррина.

— Я искал тебя. — Брови посла вдруг взлетели вверх, чуть ли не до самой дрекожи. — Ты откуда такой, будто в океане торчал?

— Был во Всесвете по делам.

Миррин внезапно ухмыльнулся.

— Нирия — красивая женщина, да?

— Миррин… — Эйсгейр укоризненно взглянул на друга. — Что хотел?

— Да так, формальность. Дом Валиссин требует высочайшего указа Снежной Длани об охране Арделор Валиссин, — сказал Миррин, ехидно улыбаясь. — Она должна приехать через три дня. Бумажку мне подпиши и припечатай.

Миррин помахал перед носом рыцаря уже готовым приказом. Без этой бумаги с подписью и печатью самого Эйсгейра Светлый Лес не выпускал высокородную эльфийскую леди, которую Северной академии удалось заполучить в преподаватели. Вышло это, собственно, лишь после того, как владыка Эйсстурма лично заверил эльфийский совет и дом Валиссин, что предпримет все возможные и невозможные меры безопасности. И требовал от Миррина лично заниматься всеми формальностями.

— Эх, ваша деревянность, почему вы до сих пор не подделали мою печать? — притворно вздохнул Эйсгейр.

— Считать это разрешением, ваша отмороженность? Как подделаю, да как припечатаю ею брачный договор с одной красивенькой магистрессой.

— Океан-отец, тебе шестьсот семь лет, а как пятнадцатилетний дурак ведёшь себя!

— А тебе восемьсот тринадцать, но стоило этим глазкам похлопать, и вот — ты несёшься в вихре во Всесвет! Или не в глазках дело? Говорят, на ней тогда платье было, м-м-м…

— Кракен сожри твои уши, ты посол или глупая фрейлина?

Миррин лишь усмехнулся в ответ.

— Интересно, она не из того типа женщин, который ты предпочитаешь.

В кабинете Эйсгейр подписал, припечатал приказ и отдал его Миррину, который до сих пор смотрел на него с ехидной улыбочкой. Получив бумагу его деревянность ушёл, громко насвистывая мотив популярной любовной песенки.

Тем не менее рыцарю пришлось признать, что ушастый шельмец заметил очевидное даже раньше него самого: Нирия чем-то его привлекла.

— Да почему бы и нет? — громко сказал он вслух, будто отвечая другу.

Через несколько минут в дверь постучали.

— Милорд, — обратился к рыцарю один из подчинённых Миррина, — посол Тавеллан попросил отдать эти бумаги вам и сказать: если Ледяному дворцу необходимо сделать копии для архива, надо это сделать в течение недели.

— Благодарю, — сказал Эйсгейр, рукой показав положить всё на стол.

Мельком он отметил, что стопка документов маловата. Сведений, которые становились известны людям в рамках цивилизованных отношений, как всегда, было с аксолькин нос. Рыцарь решил оторваться от донесений разведчиков и посмотреть, какие-такие документы эльфы милостиво разрешили скопировать.

— Ну конечно, — фыркнул он, увидев протокольно-скучные записи о том, кто, что и когда являлось через портал из Светлого Леса в течение последних шестидесяти лет. И не только через портал.

Рыцарь вернулся к донесениям Виркнуда, но вдруг подумал: бумаги принесли ему. Ему. А не в архив, как обычно. И почему-то за такой большой срок. А ведь «теоретический» разговор с послом был всего несколько дней назад…

— Кракен сожри твои уши, Миррин, — пробормотал рыцарь, снова берясь за эльфийские документы.

И опять ничего особенного не нашёл. Да, видно, что в Эйсстурм приезжает всё меньше и меньше Детей Леса. Но это Эйсгейр и так знает. Зачем тогда ему дали всё это?

Последняя страница заканчивалась записью о самом Миррине: посол отбыл из Эйсстурма такого-то числа второго месяца и вернулся на две недели позже запланированного ввиду обстоятельств непреодолимой силы. Эта формулировка позабавила Эйсгейра, а потом его осенило.

«Океан-отец, а были ли ещё такие обстоятельства?!» — подумал он и принялся просматривать документы в третий раз, но теперь уже настолько придирчиво, насколько мог.

— Восемь раз, включая последний, — наконец сказал рыцарь самому себе и затарабанил пальцами по столу.

Восемь раз за примерно шестьдесят лет. Трижды Миррин задерживался в Лесу дольше запланированного, и пять раз его срочно вызывали в Тал-Гилас. Тогда посол бросал все дела и мчался домой. В разговоре несколько дней назад он упомянул «нечто», некое происшествие во дворце эльфийского короля, а теперь просит обратить внимание на «обстоятельства непреодолимой силы»… Утверждать можно наверняка — это одно и то же. Хотя… Один раз, восемь лет назад, Миррина вызвали в эльфийскую столицу, когда убили его младшего брата. В таком случае к «нечто» это не относится. Значит, семь раз.

Семь покушений на эльфийского короля? Если так, то кто-то начал эту игру очень давно. Как минимум, когда в Периаме приняли «Закон о периамском подданстве».

— Океан-отец, мы пробулькали всё на свете… — пробормотал рыцарь.

Эльфийские документы он отдал в архив с наказом сделать всё за неделю, но переписывать лишь сведения последних десяти лет. А сам отправился к Миррину.

— Бумаги вернём в срок, если, конечно, не возникнет обстоятельств непреодолимой силы, — сказал рыцарь и увидел, как посол еле заметно улыбнулся.

Глава 2 Жизнеутверждающая философия и чувство меры

На восстановление Мильхэ и Геррету понадобилась почти целая неделя. Пару дней они вообще не могли ничего делать. Геррет не мог призвать даже малюсенький огонёчек. Только пару искорок, поэтому коротышку успешно использовали в качестве огнива. Воду тоже приходилось добывать самыми примитивными способами — лёд у ведьмы остался только в голосе.

Поэтому три дня они, можно сказать, ползли по буеракам, прячась в кустах и рощах: с двумя истощёнными генасами приходилось осторожничать сверх меры.

Миновав несколько хуторов — мёртвых и растерзанных, — наёмники добрались до большой деревни Дубки. И дубки здесь, надо сказать, росли отменные — целый лес каменного дуба, до которого ещё не добралась загребущая лапища цивилизации. Местное недружелюбное дерево шло только на малюсенькие нужды селян: поставить крепкий ворот для колодца, сработать надёжные оглобли, да срубить новый дом травнику. Последнее почти не требовалось — строения из каменного дуба могли стоять века, — а потому дубы в Дубках почти не валили.

Дом травника, стоявший по обычаю поодаль от деревни, был невредим и заброшен. Его хозяин, вероятнее всего, давно погиб.

После прятательно-ползательной дороги отряд целый день наслаждался валянием. На второй день безделья Мильхэ, уже не знавшей, чем ей заняться, пришла в голову новая безумно-разумная идея: использовать пирамидку, приманивающую Тварей. Точнее, в этом случае — отманивающую.

Всё дело в том, что в Дубках, засел огромный рой. Оценить его на глаз, конечно, ещё не могли — в деревню пока не совались. Но судя по тому, в каком количестве постоянно летали богомолы, а их гул и стрёкот слышались даже у дома травника, компания там собралась презнатная.

Мильхэ предложила эту компанию разделить с помощью пирамидки. Но опробовать план ледяной ведьмы сразу же не смогли. Пришлось ждать.

Пока же все изнывали от скуки, Мильхэ занималась непонятными вещами. В её рюкзаке нашлись странные и жутко интересные инструменты, которыми она мучила несчастный жучиный глаз. После Вешек она доставала его пару раз, внимательно разглядывала и убирала обратно. Теперь же от него остался только рисунок — сам глаз стал кучей хитиновых кусочков.

— Он нормальный, — вынесла Мильхэ вердикт на третий день издевательств над останками павшего врага.

— В каком смысле? — Геррет тут же оживился.

Фаргрен и близнецы спрашивали у него, чем занимается ледяная ведьма, но тот не мог ничего объяснить.

— Я думала, глаза у богомолов побелели от какого-то воздействия. Но они, кажется, сами по себе такие.

— И?

— У богомолов не бывает таких глаз. Глаза всегда такого же цвета, как тело. А даже если не такого, то не бывает резкого контраста. Ни у одного из видов.

— Где ты вообще их видела? — пробурчал Геррет.

— В Чащах.

Фар даже не знал, в какие такие Чащи лазила ведьма, что нашла не просто богомолов, а их разные виды. Он мог поклясться: среди знакомых ему наёмников никто таких Тварей не встречал. Неужели эльфы — известные скрытники и тихушники — не делятся полностью даже сведениями о Чащах?

— А из-за чего может измениться цвет глаз? — спросил Рейт.

— Пища, некоторые болезни могут повлиять… Но у животных в их естественной среде вряд ли.

— И? — Геррет ждал какого-то вывода.

— Их вывели.

Повисла тишина.

— У них признаки нескольких видов, странная окраска. В природе они охотятся из засады, им нужна маскировка. А окраска всё портит. Слишком пёстрая.

— И только поэтому ты решила, будто их вывели? — Голос Геррета был полон язвительного недоверия.

— По какой причине изменяются Твари? — вместо ответа спросила Мильхэ.

— Из-за двуногих, — не задумываясь брякнул Рейт.

— Вот именно! Богомолы живут внутри Чащ, их никто не видит, в отличие от других Тварей, которых часто встречают на Тракте и окраинах Чащ. — Ведьма внезапно разговорилась. — Чтобы богомолы настолько изменились, нужно внешнее воздействие. А раз они летят к пирамидке, здесь явно замешан кто-то разумный.

Все замолчали. Мильхэ была права — кто-то разумный точно тут поразумничал. Не могла же пирамидка самозародиться в вешкинском колодце…

Ещё через пару дней, когда к генасам силы вернулись почти полностью, они решили опробовать план Мильхэ. Ей и Геррету генасничать уже было можно, если осторожно.

Пирамидку закопали на дне ручья в овраге подальше от дома травника. К сожалению, там не водились аксольки. А ведь они сгодились бы на обед. Кощунство, но что поделать: на безрыбье и аксолька — прекрасное жаркое.

На следующий день в овраге обнаружились огромные пёстрые змеи с длинными узкими клювами, похожими на птичьи. Никто не удивился. Фаргрен в порыве северного ветра учуял ползучих Тварей ещё в дороге, но сказала о них Мильхэ, умудрившаяся разглядеть в грязи голубоватые камешки. Были это вовсе не камешки, а старый помёт змееклювов.

На деревьях, росших с южной стороны оврага, только начали набухать почки, поэтому зелёно-жёлтая чешуя казалась неприлично яркой среди бурых красок ранней весны. А кроваво-красные прорези на шеях, напоминавшие рыбьи жабры, так вообще выглядели как мрачное пророчество.

С помощью безумно-разумного плана уничтожить копошащихся в овраге змей оказалось просто. Мильхэ окружила змееклювов щитом как стеной, но не стала замыкать её, а оставила прореху. Через неё Геррет сжёг Тварей.

— Ну это совсем просто, — по-герретовски буркнул Рейт: он прикончил всего несколько змей, умудрившихся прорваться сквозь огонь. — И неинтересно.

— Оригинально, — сказал коротышка, с уважением глядя на Мильхэ. — Защитные приёмы как атакующие. Необычно.

— У меня был прекрасный учитель.

— Всех бы так учили… — усмехнулся Геррет. — Ты ведь нестабильница, да?

Ледяная статуя в форме эльфийки просто кивнула.

Да, они догадывались. А теперь получили окончательное подтверждение, что в один распрекрасный день сил у ведьмы окажется на донышке. И тогда им грозит весьма вероятная хана. Какая-то капелюшка у Мильхэ, конечно, останется, но ведь с таким количеством Тварей нужна не капелюшка, а целое море!

— Какой у тебя минимум? — спросил Геррет, и молчание стало ему ответом.

Пришлось коротышке хмыкнуть, чтобы логично завершить невероятно долгий разговор.

Мильхэ водяными плетями подтащила несколько змеиных тел.

— Опять будешь вырезать глаза, да? — поинтересовался Рейт.

— Это наша еда.

Все ошарашенно выпучились на неё.

— Охотиться опасно, — отледенила она, разглядывая голову змееклюва и немножко тая при этом. — Их мясо вполне съедобно.

— Улепётывал от богомолов, обжимался с Гери, жрал змееклювов, — скривился Рейт, — так и напишу в своих мемуарах.

К их удивлению, жареное змеиное мясо оказалось вполне ничего. Им они теперь и питались: скудные запасы, выпрошенные в Вешках, давно кончились, кролики и зайцы встречались редко. Да и ловить их было сложно, особенно учитывая, что наёмник для Твари — тоже кролик. В один из дней Лорин внезапно проявил кулинарный талант, сдобрив мясо травами из запасов травника. Получилось вкусно. Правда, всех мучил вопрос: как Мильхэ узнала, что змееклювов можно есть?

— А я думаю, имеется в этом жизнеутверждающая справедливость, — как-то раз прочавкал Рейт с набитым ртом. — Наконец-то наёмник жрёт Тварь, а не наоборот.

У Рейта была очень своеобразная философия, в этом Фаргрен убедился быстро. Жизнеутверждающая философия безбашенности и похабных шуточек.

К десятому дню пребывания в Дубках отряд наведался в овраг уже четырежды. Два раза жгли змееклювов, и близнецы жаловались, что стреляют мало. Ещё два раза — богомолов, и близнецы жаловались, что стреляют… мало.

Рейт, ужасно расстраивавшийся из-за этого, даже не обрадовался возвращению Лорина и Геррета с очередной разведки.

— Рой улетел, — сказал Лорин, и всё засобирались.

Это получалась уже пятая вылазка на третий рой.

Всё прошло до скучного идеально: отработанная почти до совершенства тактика не подвела. Как и чувство меры у близнецов: мало.

— Времени до заката много. Проверим материнский рой? — предложил Фаргрен, пока ледяная ведьма доставала пирамидку из ручья. — Решим, какой план лучше.

— И посмотрим, есть ли ещё змееклювы, — напомнил Рейт Любитель-жрать-змей.

Планов за это время они придумали много, но всё упиралось в количество богомолов и их маток. Кроме того, нельзя было забывать и о змееклювах, гнездившихся где-то отдельно. Они могли быстро приползти и добавить люлей дерзким двуногим.

Фаргрен мучился от невозможности провести четырёхлапную разведку. Так было бы безопаснее. Волком он мог проскользнуть там, где не мог человек. Узнать, где сидят змеи, хотя бы.

Вымазавшись вонючей лимфой богомолов, которую Мильхэ заготовила заранее, наёмники двинулись в деревню. Фаргрену это далось нелегко, но он старался не показывать виду. Запах забивал нос, и, казалось, разъедал его изнутри, как и глаза. Теперь ничего, кроме тошнотворно кислого запаха гигантских жуков, Фар не чуял.

«Волк в жучиной шкуре, — думал он, идя в голове отряда. — Жизнеутверждающе омерзительно».

Философия Рейта оказалась довольно-таки заразной.

Нехитрая маскировка принесла пользу — отряд пробирался по деревне быстрее. Богомолы иногда замечали движение, прилетали посмотреть, что это за клопы там шевелятся, но, не чуя двуногих, притаившихся в развалинах, улетали восвояси.

Долго идти отряду не пришлось. От Дубков осталась только оболочка: внутренняя часть деревни теперь была одним огромным рвом с десятками богомолов. Будто труп, пожираемый червями изнутри.

— Чтоб их всех, — тихо ругнулся Геррет, оглядывая ров, — всё равно много!

Они спрятались под рухнувшей наземь деревянной крышей. Когда-то она была синей: кое-где виднелись остатки краски. Фаргрен помнил эту крышу: под ней жил весёлый пузатый пивовар с не менее весёлой пивоварихой. Дом их находился там, где сейчас копались богомолы. Там же, скорее всего, покоились их кости, останки их детей, родственников, и вообще всех жителей Дубков. Может, конечно, кому-то удалось уйти, да только куда? В ближайшие деревни?

— Запустим Геррета с драконьей атакой?

В ответ на слова Рейта коротышка одарил его испепеляющим взглядом.

— Нельзя, — отрезала Мильхэ.

Это они уже обсуждали. Для Геррета благоприятное время сбрендить пока не пришло. Следовало подождать ещё самое меньшее неделю. В противном случае, если коротышка снова не справится с драконьей атакой, он может сойти с ума. Сумасшедший одержимый маагенас. Таких убивают сразу.

— Раз есть вода на дне рва, думаю, план с водяной сетью лучше всего, — прошептал Геррет, — но потом придётся использовать ледяную атаку. Иначе не получится, их слишком много.

Как и предполагала Мильхэ, богомолы докопались до водоносного слоя земли. Полчище Тварей срыло всё — колодец, дома, деревья, камни. Если люди и прятались в погребах, то это их не спасло. Второй колодец рядом с домом травника оказался цел, и в его шахте не имелось ни дыр, ни странных штук.

Вода прямо во рву сильно расширяла их возможности, точнее, возможности ведьмы. Идея водяной сети, превращающейся в ледяные копья, Фаргрену нравилась. А следующая часть плана — не очень: чтобы использовать драконью атаку, Мильхэ придётся выйти на край рва. Это казалось слишком рискованным: уцелевшие Твари заметят её. Но ледяная ведьма сама предложила это.

— А потом? — спросила она.

— Потом либо улепётываем, либо прячемся, — ухмыльнулся Рейт.

Жизнеутверждающая философия проявлялась во всей красе или в совершенной безбашенности, или в полном идиотизме. А это почти одно и то же. Как сейчас. Но Рейт был прав — даже с драконьей атакой разом уничтожить весь рой не получится. Дочерние рои, с которыми они уже расправились, насчитывали несколько десятков Тварей. В этом же богомолов больше раза в два, если не в три.

— Тогда я начинаю готовить водяную сеть.

— Будем атаковать сейчас? — Кажется, один только Геррет сопротивлялся влиянию жизнеутверждающей философии. — Может, завтра?

— Не стоит, — проледенила Мильхэ. — Налетит кто-нибудь, и опять всё заново.

— Сил у тебя хватит? — уточнил мааген.

А, нет, Геррет просто хотел убедиться, что он не один такой. Такой жизнеутверждающий.

Глава 3 Тайное членство

18 день 3 месяца 524 года новой эпохи

Арделор Валиссин прибыла рано утром восемнадцатого дня третьего месяца.

Встречали её все эльфы эйсстурмского посольства, сам Эйсгейр и его люди из придворных высших рангов. Перед этим рыцарь, как всегда, лично, отобрал тридцать человек из своей гвардии для охраны эльфийской леди. Ни для кого другого Светлый Лес не требовал такой защиты, хотя в Эйсстурме проживало достаточно эльфов разной степени благородности.

Мало того что Арделор охраняли люди рыцаря, так вместе с ней каждый раз прибывал отряд из пятидесяти вооружённых до кончиков ушей солдат. На одну женщину! Благо, не все они находились с ней постоянно. Но десяток высоченных бойцов, никогда не покидавших свою леди, поначалу не на шутку пугал окружающих. Они были рядом, даже когда Арделор работала. Каково это — слушать разные научные теории под звяканье отборно-острой стали? Потом, конечно, все привыкли. Но на занятиях у Арделор лишний раз никто ни пикнуть, ни шелохнуться не смел. А сама леди Валиссин с грустной улыбкой шутила, что ей даже в туалет нельзя сходить до того, как храбрые сыны Леса не проверят там каждую пядь.

Как сначала думал Эйсгейр, это всё из-за того, что дом Валиссин входит в число Виркай-тал или Служащих домов — благородных эльфийских семей статусом чуть ниже четырёх Старших домов и, естественно, королевского. Главы этих домов, титуловавшиеся виркаями, образовывали Младший совет. Но даже для Миррина, который, кстати, являлся виркаем дома Тавеллан, настолько большой охраны не требовали. Было бы понятно, если бы её требовал только дом Валиссин. Но такое условие ставило правительство Светлого Леса, будто Арделор являлась королевской особой.

«Почему её так оберегают?» — в очередной раз думал Эйсгейр, глядя на эльфийских солдат, прибывавших из портала.

Они всегда появлялись первыми. Арделор приходила после того, как глава её охраны давал своё разрешение. И всегда вызывала вздох восхищения. После пяти десятков широкоплечих, могучих солдат в доспехах, прибытие утончённой женщины воспринималось чуть ли не как явление самой Богини жизни.

Вот и сейчас Эйсгейр будто услышал, как при виде эльфийской красавицы замерли сердца и отнялись языки у доброй половины зала. Человеческой половины. Эльфы, наоборот, еле слышно зашуршали, зашептались.

Внешности леди Валиссин могла позавидовать любая женщина. Дочери Леса — да и сыны тоже — в первую очередь завидовали дрекоже: девять идеально симметричных гребней, да ещё и угольно-чёрного цвета. При всей своей твёрдости они выглядели нежными, будто мягкими. По мнению многих людей, дрекожа делала облик эльфов грубоватым, несколько диким, но сказать такое об Арделор ни у кого язык бы не повернулся. Человеческие женщины же завидовали обычной коже, белой и гладкой. И конечно, тонкой фигуре. А какие пересуды вызывали наряды леди Валиссин! От них колыхался весь высший свет и в Эйсстурме, и там, до куда доходили слухи. Причём Арделор старалась — это Эйсгейру поведал Миррин — не слишком смущать род людской.

В этот раз на ней была тёплая бархатная накидка, подбитая светлым мехом, и сиреневое платье из нескольких слоёв тонкого шёлка. На юбке под полупрозрачным верхним слоем красовались крохотные белые цветочки, собранные в гирлянды. И ведь могло статься, что цветы настоящие! Из чего сделаны изящные сапожки, рыцарь не мог и предположить, но мог поклясться — через месяц-два похожей обувкой будут хвастаться все красавицы Эйсстурма. Если, конечно, решатся надеть такое короткое — чуть ниже колен — платье.

Арделор нежной бабочкой спорхнула с портального пьедестала. Среднего роста по эльфийским меркам, она была почти на голову выше рыцаря. Но при этом оставалась ниже посла Тавеллана. Внешне бабочка очень ему подходила. Когда-то Миррин был страстно влюблён в неё, и отец еле-еле уговорил его получше присмотреться к черноволосой красавице. После присматриваний любовь куда-то исчезла.

— Пусть Сердце Леса укроет тебя, сын моего народа, — сказала Арделор по-эльфийски, обращаясь к Миррину. — Рин, рада встрече.

Эйсгейр посмеялся про себя, бросив взгляд на друга. От приветственных слов тот на мгновение прищурился: он терпеть не мог, когда его называли неполным именем, имея на этот счёт довольно забавное, на взгляд рыцаря, мнение.

— Пусть жена в постели так меня называет, — объяснил однажды Миррин после обильного возлияния. — Какой Твари я должен принимать это от посторонних?!

Так что Арделор, не успев ещё толком прибыть в Эйсстурм, умудрилась позлить посла. Оставалось лишь гадать: нарочно или нет.

— Ваше высочество, — приветствовала она рыцаря, приседая в реверансе по человеческому обычаю.

После необходимых формальностей и любезностей гостей проводили до выхода из дворца. Глядя, как охрана Арделор проверяет повозки и лошадей, которые должны были доставить леди Валиссин, её слуг и восемьдесят солдат в Северную академию, Эйсгейр терпеливо ждал: правила этикета не позволяли уйти. Знаки дома Валиссин на эльфийских доспехах — пятиконечные листья, похожие на кленовые, — внезапно напомнили рыцарю о другом доме Светлого Леса. И о другой женщине: Ирдис Налидаар, дочь Четвёртого советника.

С ней Эйсгейр познакомился в Эйсстурме. Будучи иллигеном, Ирдис захотела учиться в Северной академии, и ей тоже организовали проход через портал. Правда, всего один раз — когда она должна была прибыть в Эйсстурм впервые.

Все тогда долго ждали высокородную леди, уже даже хотели идти на ту сторону и выяснять, почему её нет, но появился сам Четвёртый советник. Со смущённой улыбкой он сообщил, что леди изволила отправиться в Эйсстурм обычным путём. Её записку передала одна из служанок прямо перед открытием портала. Эйсстурмские эльфы предложили связаться с посольством в Эвенрате, найти Ирдис и организовать должный эскорт. Но Четвёртый советник отказался и попросил принять вещи дочери, которые она не взяла с собой. Больше для неё таких встреч не устраивали — Ирдис предпочитала путешествовать сама.

Миррин, работавший в то время преподавателем в Северной академии, успел намучиться со взбалмошной «девчонкой» семидесяти семи лет от роду. А перед самым окончанием учёбы она, к удивлению даже отца, записалась в Гильдию наёмников и покинула Эйсстурм. И Эйсгейр знал почему.

«Можно спросить об Ирдис! — осенило его, и он уже недоумевал, как это не пришло ему в голову раньше. — О членах Старшего совета Миррин напрямую не скажет, но… Начну с неё, перейду на других. Может, сумею понять ещё что-то…»

Рыцарь покосился на друга — тот стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу, — и будто невзначай спросил:

— Помнишь, как все ждали Ирдис Налидаар? — Эйсгейр улыбнулся. — Самому Четвёртому пришлось извиняться за неё! Или тогда тебя там не было?

— Был, — коротко ответил Миррин, глядя, как повозка Арделор, сопровождаемая всадниками, удаляется от дворца.

Потом пристально посмотрел на Эйсгейра и поставил круг тишины:

— Прости, у меня сейчас нет ни настроения, ни времени вспоминать о мёртвых, — сказал он и ушёл.

А рыцарь так и остался стоять, потрясённый, оглушённый последней фразой.

Вот, значит, кого не хватает в эльфийском Старшем совете — Четвёртого советника. Миррин не стал бы ставить круг тишины, если бы речь шла не о важных для Светлого Леса мёртвых. Но не это ошеломило рыцаря.

«Мёртвых» — значит, Ирдис тоже мертва? Её Эйсгейр знал достаточно близко. Всегда думал, что они ещё увидятся. Да, с последней встречи прошло столько времени, но… Океан-отец…

— Милорд, — услышал Эйсгейр голос Эамонда и опомнился: действительно, не время вспоминать мёртвых, когда нужно решать дела живых.

Вместе с Эамондом рыцарь прошёл в кабинет, и там наместник сразу заговорил о «периамских» законах.

— Боюсь, милорд, выяснить, кто какие поправки предлагал, уже не получится. Но так как их оформляла Высшая коллегия учёных, я решил заняться её составом. Так вот, из двадцати семи учёных восемнадцать состоят в Обществе Знающих, милорд. В том числе — Гилрау Лаэрдэт.

— Разве не «знающие» у нас твердят, будто наука не должна зависеть от политики? — пробормотал Эйсгейр и помрачнел: вспомнил, как месяц назад «знающие» кривились, узнав, что Снежная Длань дарит им особняк Эльвейг.

За жену стало ещё обиднее — именно она, основывая общество, хотела, чтобы его учёные не занимались политикой и не зависели от неё. Может быть, её идеалы были несколько наивны, может быть, причастность или непричастность к делам правления можно трактовать сколь угодно вольно, но… Вмешательство в закон — явное предательство идей Эльвейг.

— Оставшиеся девять генасов состоят в нём тайно, — добавил Эамонд, чем окончательно испортил настроение рыцарю.

— Это что же, вся наука у нас в руках тех, кто забыл, что у них в уставе первой строчкой написано?! — Эйсгейр разозлился сильнее, чем даже сам ожидал. — Тайное членство, ну надо же! Слизь медузья!

— Это ещё не всё, милорд. Мои парни достали списки членов общества. Вряд ли стоит считать их полностью достоверными, но по ним выходит, две трети этих учёных — из Периама.

— Значит, точно оттуда плавники растут, — рыцарь вздохнул и подумал, что это очевидно и без всякого шпионажа. — Кстати, а сам что думаешь? Поправки, «знающие», Периам…

— «Знающих» гнать поганой метлой, милорд, зря им дали здесь место.

— Сам уже жалею, — снова вздохнул рыцарь, ничуть не обижаясь на слова старика.

За это он и любил своего наместника — тот всегда мог прямо указать правителю на ошибки. Но ведь тогда они оба ничего не знали. Да и Общество вполне могло существовать в Эйсстурме и без всякого особняка, ведь его члены — пусть их насчитывалось не очень много — и так жили здесь.

А вот за жену рыцарю было уже не просто обидно, а больно. Эльвейг так старалась, так усердно работала, всю себя посвящала Обществу Знающих, своему детищу. Причём, можно сказать, единственному: иметь детей последняя жена Эйсгейра не могла. И вот, какие-то подонки испохабили весь её труд. Да ещё ради чего? Во имя рода людского?

— Но может, это и к лучшему, милорд, — продолжал Эамонд. — Будут, так сказать, на виду. А законы… Подозрительно, конечно, но странно. Если они вступят в силу, эльфы долго ждать не будут, помня о Периаме. Уйдут сразу, торговлю прекратят. Светлому Лесу от этого ни холодно ни жарко. Королевство, впрочем, тоже проживёт, но разве кто-то хочет терять немаленький доход? Ради чего? Ладно, Периам со своим солнцелобым культом, но южные лорды? Они-то больше всех получают от торговли с эльфами. — Старик покачал головой. — Вводить такие законы имеет смысл только, если сделать Светлый Лес частью королевства. И в таком случае эльфы окажутся в плачевном положении. И не только они.

Вот и Эамонд сказал то, что думал сам Эйсгейр. Все эти поправки имели смысл, только если Светлый Лес будет завоёван. Сделать это можно, лишь убив Милихэна. Рыцарь не знал подробностей, но ему было известно, что мощная защита, не пропускающая непрошеных гостей в эльфийское государство, напрямую связана с королём. Именно из-за неё у императора Лекарт ничего не вышло. А без своего короля Светлый Лес может и не устоять. Но кому ещё известна эта эльфийская тайна первостепенной важности? И как об этом узнали?

— А о завоевании Леса что думаешь?

— Да как его завоевать-то, милорд? Ни Алинас, ни Периам не смогли. — Эамонд помолчал немного. — И не дело это, милорд. Королевство не выдержит такой встряски. Слишком большой кусок, чтобы его проглотить. И если по чести, — добавил старик уже совсем тихо, — то подлое это дело. Злое. Зариться на чужое — низко.

Словам Эамонда рыцарь лишь порадовался: у его наместника и голова на месте, и совесть ещё на плаву. Но вот надеяться, будто у других благородных господ с этим всё в порядке, — не стоило. Тем более с учётом уже известного.

«Надо бы наведаться в особняк Эльвейг…» — подумал рыцарь, глядя, как Эамонд подвигает к нему план южной части города.

Наместник уже перешёл к обсуждению других вопросов, и на время пришлось забыть о проблемах Светлого Леса.

* * *

Вечером, уже после ужина, пришёл Виркнуд, не запинаясь о Ярла Мурмярла лишь благодаря волчьей сноровке. Вопреки обыкновению, Эйсгейр принял его в своей любимой комнате, где висел портрет Эльвейг.

— Пока всё тихо, милорд, — отчитался Виркнуд. — Шелан и Дайен сидят в своих замках.

Рыцарь предложил главному разведчику вина. Если всё тихо, почему бы не расслабиться немного? Мурмярл потребовал показать, что там налили его любимому оборотню, но не дали ему, и недовольно отпрянул, когда Виркнуд сунул чашу ему под нос.

— Гилрау — в Бергнесе, — продолжил разведчик, глотнув золотистого вина.

Эйсгейр вдруг подумал, что в последний месяц Ротьоф — он отвечал за быстрые перемещения эйсстурмских разведчиков — работает особенно много.

«Надо дать ему в помощь кого-нибудь», — решил Эйсгейр.

Ротьоф стал рыцарем третьего ранга не очень давно и в полную силу ещё не вошёл. Но перемещения стихией был способен, ещё будучи только в четвёртом. Месяца три назад Ротьоф проснулся и понял — сил прибавилось. Но когда именно и как это произошло, он и сам не знал.

Да и никто не знал. Ни почему и как рыцари переходят с ранга на ранг, ни каким образом обычные стихийники становятся рыцарями. Почему они — люди, способные превращать собственное тело в воду, огонь или другую стихию, — вообще рождаются. Почему рыцари могут общаться мыслями, а обычные стихийники — нет? Как генасы перерождаются в стихийников? Почему стихийники рождаются только среди людей? Ответ на море подобных вопросов всегда был один: воля Покровителей.

Называть рыцарей рыцарями и обозначать их ранги придумали, конечно, люди. Эйсгейр подозревал, что его первый ранг, возможно, не первый, и можно стать ещё сильнее. Хотя куда уже сильнее… Да и зачем? Он и так от своей силы сунуться никуда не может, чтобы об этом тут же не узнали. Одни неудобства. Потому и приходится почти всегда быть отдельно. Ну ладно, не всегда. Но гораздо чаще, чем того хотелось бы…

Виркнуд позволил Ярлу Мурмярлу запрыгнуть ему на колени. Стало казаться, будто разведчик утонул в белом облаке.

— Да, милорд, — проговорило облако, — может, вы это уже знаете, но в Эйсстурм заявился Малкир Ортхирский Мясник.

— Вот как? — нахмурился Эйсгейр и, вздохнув, сказал: — Этот-то мерзавец что у нас тут забыл?

— Один из разведчиков случайно заметил его на пропускном пункте, а потом другой парень видел в Гильдии торговцев не далее как шестнадцатого дня этого месяца.

— Значит, как минимум два дня уже здесь. Ясно. К нему, надеюсь, приставили людей? Не хватало и нам «Звёздной поляны», или того хуже, Ортхирской резни.

— Конечно, милорд.

Малкир иногда бывал в Эйсстурме. А если появляется он — жди беды. К счастью, в Северных землях пока случилось всего одно громкое происшествие, за которым, как все были уверены, стоял этот негодяй.

Три года назад Ортхирский Мясник и его банда вырезали чуть ли не половину поместья к югу от Эйсстурма. Среди жертв оказалось даже несколько женщин. И при этом — ни одного очевидца. Доказать причастность Малкира не смогли.

А вот в других местах, особенно на побережье и в южных провинциях, таких событий происходило гораздо больше. Стоило приехать этому торговцу, как через месяц-другой обнаруживались пропавшие и убитые. В основном такие же, как сам Малкир — так он устранял соперников и врагов. Жалеть о тех людях, конечно, незачем — сплошь контрабандисты, грабители, работорговцы, нечестные на руку купцы, но тем не менее…

Эйсгейр думал, после «Звёздной поляны» Малкира хотя бы упрячут в тюрьму — одной из жертв оказался родственник королевской семьи! Не слишком близкий, но всё же. С чего вдруг тот оказался среди людей, одна половина которых была работорговцами, а вторая — контрабандистами, интересный, конечно, вопрос… В любом случае просто так оставить это не могли. Старый король приказал доставить Малкира к себе, и тот — удивительно! — явился. О чём его там допрашивали или что сказал ему король — никто не знал. Но бандита-торговца отпустили. Эйсгейр всегда удивлялся, как с таким хвостом подозрений и не только этому прохиндею удаётся оставаться живым и на свободе.

Обычно Малкир приезжал в Эйсстурм ближе к осени, а не весной. Почему же сейчас изменил своим привычкам?

— Пусть ребята будут поосторожнее. Хотя они и так знают, да? — сказал Эйсгейр, а сам вдруг подумал, что для одного месяца странностей до странного много.

А чего ещё они не заметили?

Глава 4 Ректор

20 день 3 месяца 524 года новой эпохи

— Эйс!

Он поднял голову и улыбнулся. В сад вышла женщина, которая для него была прекраснейшей на свете.

— Слышала, приехал ярл Айсена.

Рыцарь фыркнул. Этого типа он терпел с трудом — Игнир Драконья Погибель сватался к Эльвейг, прекрасно зная, что она уже дала согласие Снежной Длани.

— Ты пришла испортить мне настроение, женщина? — спросил он хмурясь.

Это, конечно, было просто притворство. Эйсгейр никогда не сердился на свою Эльвейг, и она знала это.

— Я пришла его поднять, — сказала она, смеясь, и села рядом с рыцарем на траву.

Летний ветер всколыхнул сверкнувшее на солнце золото. Дома Эльвейг никогда не заплетала волосы. Эйсгейр так любил эти длинные густые волны, свободно спадавшие ниже пояса. Тяжёлые золотые косы ему, конечно, тоже нравились. Уложенные короной вокруг головы, они делали Эльвейг царственнее, подчёркивая изящные и благородные черты лица. Но такой её видели все. А простые волосы принадлежали ему. Ему одному.

— Вот как? — произнёс Эйсгейр, беря её маленькие узкие ладони в свои большие, огрубевшие от оружия руки.

Эльвейг улыбнулась.

— Какое имя ты выберешь сыну?

Сердце его будто остановилось.

— Океан-отец… — прошептал он.

Внезапно подул сильный ветер. Эльвейг поднялась и сделала несколько шагов вперёд, к морю, куда она смотрела с Мраморного утёса, который он выбрал, чтобы построить ей дом.

Когда она снова повернулась, облик её будто дрожал. Лицо становилось старше, покрываясь морщинами, золотые волосы поблёкли и превратились в серебро.

— Эльвейг, нет… — прошептал Эйсгейр.

Фигура её начала вытягиваться, стала тоньше, выше, даже выше рыцаря, который так и сидел на траве, не в силах шевельнуться. Волосы засверкали серебром, но другим. Морщины исчезли, вместо них появились полосы дрекожи, и лицо изменилось, став молодым и нечеловеческим. Лишь глаза остались всё теми же, пронзительно синими, напоминающими о луговых цветах, которые так любила Эльвейг.

— Чем я привлекла внимание великого лорда Эйсгейра? — строго, почти недовольно спросила женщина.

— Ирдис…

Эльфийка поникла, погрустнела и отвела взгляд.

— Глаза, — прошептал он, — у тебя такие же глаза.

Так он ответил ей тогда. И это была правда. Но эта правда ранила её.

— Я не хочу быть тенью Эльвейг, — сказала она и шагнула вниз с обрыва.

Эйсгейр бросился к ней и проснулся, выдыхая беззвучный крик.

— Океан-отец, приснится же… — прошептал он, потирая глаза и садясь в постели.

Слова Миррина потревожили рыцаря сильнее, чем ему казалось. Нет, Ирдис, конечно, не бросалась с Мраморного утёса. Но она ушла после того разговора. Ушла и больше не появлялась в Эйсстурме. Почти. Всего один раз после этого она пришла к Эйсгейру, чтобы спросить, как он справляется со страхом неизбежной смерти тех, кого любит. Тех, кому отведён человеческий срок жизни.

В отличие от Эльвейг, Ирдис никогда не приходила к рыцарю во сне. По крайней мере, он такого не помнил. Она не оставила в его жизни настолько глубокий след, как первая жена. Хотя, наверное, могла бы.

— Значит, и ты мертва, — с горечью сказал Эйсгейр в тишину.

Сон больше не шёл к нему. Со вздохом рыцарь встал и, надев халат, отправился в кабинет.

Проходя по галерее на восточной стороне дворца, Эйсгейр кинул взгляд на залив.

Тёмное море бесновалось от сильного ветра, серые облака плотно занавешивали рассветное небо. Погода сегодня будет не из приятных. Но в середине весны она всегда такая.

«А Эльвейг нравились такие дни», — подумал рыцарь.

Тогда она выходила на утёс, а он любил наблюдать за ней с этой самой галереи: Эльвейг стояла там, почти у самого края, ветер трепал её золотые волосы, играл с платьем… Эйсгейр взглянул на утёс под ним, и ему снова вспомнился сон. Нет уж, память о месте, где Эльвейг сказала, что носит их первенца, не должна омрачаться ничем. Рыцарь постарался выкинуть из головы момент, когда Ирдис бросилась вниз.

А потом вдруг осознал, как давно не был в море. Очень давно. Призвав стихию, Эйсгейр перелился в бурные воды, подальше от берегов. Пусть Океан-отец смоет всю грусть… Рыцарь наслаждался волнами, спускался вниз почти на самое дно и с неудовольствием отозвался на журчание Утреда в голове: тот напоминал ему о времени. Пришлось вернуться во дворец.

Сегодня Эйсгейру, впрочем, как и всегда, предстояло переделать кучу всего. Но прежде следовало выполнить задачу особой важности.

Рыцарь переоделся и, взяв с собой несколько человек, отправился в город. По пути его свита дополнилась ещё несколькими людьми — раз уж наносить официальный визит, пусть и внезапный, делать это надо как подобает. Поэтому к «прогулке» присоединился глава Градостроительного совета со своими помощниками.

Оказавшись на широкой, мощёной серым камнем улице, Эйсгейр понял, что много лет небывал в этой части города, хотя она находилась не так далеко от Ледяного дворца.

«Уж не со смерти ли Эльвейг?» — подумал он, скользя взглядом по строениям вокруг.

Всё очень преобразилось и почти ничем не напоминало место, которое помнил Эйсгейр. Прежде это был тихий район, за что и любила его последняя леди Эйсстурма. Эльвейг Вторая, как её прозвали за одинаковое с первой женой рыцаря имя, не жаловала суету дворца, мешавшую ей заниматься своими делами. И делами Общества Знающих.

Теперь же здесь стало людно и шумно. Доносился гомон с небольшого рынка в квартале отсюда, да и на этой улице имелось много лавок со всякой всячиной.

Люди расступались перед Эйсгейром и с трепетом склоняли головы перед владыкой Северных земель. Он вдруг подумал, что идёт будто в коридоре, а между ним и людьми — стена. Незримая, но несокрушимая.

«Разве так было семьсот лет назад?.. — подумал рыцарь. — Я же не всегда был таким… Отделённым».

В особняке его не ждали. Что сюда идёт Снежная Длань, генасы, конечно, поняли, когда Эйсгейр ещё даже не ступил на эту улицу. Его сила накрывала три квартала вокруг. Рыцарь мог бы перелиться прямо в особняк, но решил дать всем возможность пригладить чешуйки.

Получилось это у нынешних обитателей дома не очень. Перед домом лихорадочно суетились люди, пытаясь убрать разбросанные инструменты, разные обломки и мусор.

— Всю улицу изгадили, — пробормотал рыцарь себе под нос, но глава Градостроительного совета услышал и поспешил заверить владыку, что не оставит это без внимания.

Впрочем, то были просто мелочи, а вот остальное… За три недели участок около особняка успели переделать. Как с неудовольствием Эйсгейр отметил, зелени вблизи стен стало значительно меньше. Хорошо хоть учёным не позволили наложить лапу на сад, разбитый здесь ещё при жизни Эльвейг и превращённый в парк после её смерти. В пользование «знающим» передали только особняк с небольшим клочком земли при нём.

Изменять наружный вид дома, особенно, фасад, тоже категорически запретили. Разрешили только сделать необходимые вывески и эмблемы, да ещё поставить перед входом пару статуй, которые должны были гармонировать со стилем всего квартала.

Вывеску уже сделали: на чёрном поле раскрытый глаз со свечой вместо зрачка — эмблема Общества.

«И давно они её изменили? — недовольствовал Эйсгейр. — Эльвейг ведь делала белое с золотом!»

На ступеньках стоял черноволосый, невысокого роста человечек. Его пухлое лицо казалось одутловатым, будто отёкшим от дурного сна, и придавало простоватый вид. Но дорогая одежда, твёрдый взгляд и полная достоинства осанка давали понять — это не простолюдин. Эйсгейр знал, кто это.

— Милорд, ваш неожиданный визит — честь для нас, — произнёс Гилрау Лаэрдэт и склонился перед высоким рыцарем.

Рыцарь поразился даже не тому, что ректор оказался в Эйсстурме, хотя должен сидеть далеко на юге в Бергнесе, а его голосу. Точнее, голосу одного из собеседников Шелана в королевском дворце. Того самого, кто рассказал о шпионах в Светлом Лесу. Эйсгейр догадывался, но всё же…

«Зачем он приехал сюда? — недоумевал рыцарь. — Когда успел порталом воспользоваться?»

— Обществу Знающих чрезвычайно лестно внимание Снежной Длани, — продолжил Гилрау выпрямляясь. — К сожалению, сейчас мы не можем принять милорда достойно.

— Не беспокойтесь, — как можно добродушнее отмахнулся Эйсгейр. — Хотел проверить, как идут дела и не нуждаетесь ли вы в чём-либо.

Не дожидаясь приглашения, он прошёл внутрь и сразу же подумал, что не зря приказал вывезти из особняка всё прежнее убранство и мебель. В холле, прежде светлом и просторном, висели тёмные драпировки.

«Вот как обошлось твоё общество с твоим же гнёздышком, Эльвейг, — подумал он и внутренне усмехнулся: — Учёные тут собрались или могильщики?»

Люди прекращали работу и застывали в поклонах перед ним. Гилрау шёл на шаг позади, нервно потирая пухлые руки и извиняясь за царившие вокруг мусор, пыль и беспорядок. Почти нигде не было мебели. Но во многих комнатах в коробках лежали новые тигли, колбы, разные приборы, о назначении которых рыцарь, если и догадывался, то только смутно.

Из двух гостевых спален сделали три комнаты поменьше. Ещё четыре похожих помещения располагались на другой стороне особняка.

— Всего семь спален? — спросил Эйсгейр у ректора. — Я думал, «знающих» в Эйсстурме больше.

— О, у многих есть собственное жильё в городе, кое-кто живёт в академии. Но мы планируем сделать ещё комнаты. В общей сложности получится двадцать, по десять в каждом крыле. Они будут предназначаться для приезжих и тех, кто не имеет домов в Эйсстурме. Особенно для молодых учёных.

— Похвально, — сказал Эйсгейр, топя желание утопить ректора.

Это ему хотелось сделать по двум причинам: за изуродованный особняк и за заговор против Светлого Леса. Но исправить первое смерть главы Королевской академии уже никак не могла, а второе и подавно — вряд ли Гилрау являлся главной фигурой в игре с убийством эльфийского короля.

— Прошу прощения, милорд, — снова заизвинялся ректор, заметив, как Эйсгейр чуть нахмурился при виде больших коробок с генасскими приспособлениями, — если бы вы сообщили заранее, мы бы лучше подготовились.

— Не стоит так переживать, — сказал Эйсгейр, заставив себя улыбнуться. — Вижу, работы успешно продвигаются. О…

Рыцарь остановился. Главная спальня, в которой он провёл немало приятных часов с женой, превратилась в библиотеку. Дверь убрали, проём превратили в арку. Внутри уже стояли шкафы, на их полках ещё не было книг, но, судя по всему, библиотека должна получиться внушительной.

— Занятное решение, — пробормотал Эйсгейр.

— Это вторая по величине комната, — начал объяснять Гилрау. — Мы подумали, лучше отдать её под более практичные цели. Так легче и разумнее, чем делать из неё меньшие комнаты, а потом искать для библиотеки другое помещение.

— Понятно, — произнёс рыцарь. — «Лучше бы послушал Эамонда, восьмисотлетний ты болван, — мысленно обругал он себя, — и дал им какой-нибудь новый дом в Хрустальном городе. Ну ничего, выведу всех на чистую воду — заберу особняк обратно!»

Много времени осмотр не занял — «знающие» мало что успели сделать. Среди рабочих рыцарь заметил двух знакомых ему разведчиков, перемазанных извёсткой.

«По крайней мере, нужные люди на месте», — удовлетворённо подумал он.

Оставив Гилрау на растерзание главе Градостроительного совета, Эйсгейр покинул особняк. И заметил знакомую фигуру.

«Что она здесь делает?» — удивился он про себя и окликнул женщину, которая торопливо шла вниз по улице:

— Магистр Нирия!

Та тотчас обернулась и присела в реверансе. Четверо вооружённых мужчин остановились чуть позади.

— Милорд!

— Не знал, что вы в Эйсстурме, — сказал рыцарь, а сам подумал: — «Разве она не видела меня? Хотела избежать встречи?»

— О, я здесь уже два дня, милорд. Воспользовалась порталом по расписанию. Простите мою невежливость, милорд, не хотела отвлекать вас от дел.

— Что привело сюда миледи? — Рыцарь улыбнулся, заметив, как чёрные глаза Нирии чуть распахнулись на последнем слове. — Доставка, насколько помню, только через два дня?

— Я осматриваю здания, подходящие для открытия лавки в Эйсстурме, милорд. Мне предложили места в Хрустальном городе — один в этом квартале и несколько неподалёку отсюда. А ещё — в Южном городе.

— Южный город, боюсь, слишком далеко, да и вашей лавке там не место. Хрустальный, думаю, лучше подходит вашим планам.

— Да, милорд, — сказала Нирия, и на лице её расцвела улыбка. — Благодарю за помощь.

— Уже придумали, как доставлять ингредиенты без порталов?

— Кое-какие идеи есть, хотя до идеала пока далеко.

— Что ж, миледи, и я не буду отвлекать вас от дел, — сказал рыцарь, а потом неожиданно для самого себя добавил: — Раз уж вы в Эйсстурме, не желаете ли завтра украсить своим присутствием ужин в Ледяном дворце?

Нирия немного подумала.

— Помнится, я обещала принять приглашение, если снова получу его, — всё так же улыбаясь, сказала она. — Не смею отказывать, милорд. Благодарю за оказанную честь. — И опять присела в реверансе.

«Почему бы и нет? — аргументировал рыцарь самому себе спонтанный поступок. — Разбавит эту несносную компанию знатных снобов. Тем более ничего на неё парни Виркнуда не нашли. В очередной раз».

Работа над ошибками

Советник сидел и рассматривал рисунки. А ведь, можно сказать, талант…

Он раздражённо поморщился. Твари чащобные, как же всё неудачно вышло! Ир… Советник оборвал себя: нельзя даже в мыслях называть её по имени. А то привыкнешь, забудешься и ляпнешь при ком-нибудь. Выкручивайся потом… Лучше звать её просто девчонкой.

И она действительно потеряла память. И была в Тёмных Чащах. Может, не все эти годы — чего-то девчонка явно не договаривала. И точно не сразу пришла в Эйрад. Хозяин таверны не замечал её за рисованием. Могла, конечно, и в комнате своей это делать, но на такое количество рисунков требуется время гораздо больше одной недели.

Потерю памяти подтвердили, конечно, не рисунки, а дневник. Сложно, правда, его так назвать. «День первый. Я иллиген». Ну кто так дневники ведёт? Девчонка перестала отмечать дни после двадцатого, просто писала, что вспомнила. Поэтому определить, сколько дней прошло с первой записи до её прибытия в Эйрад, невозможно. Да и помнила она всё равно мало. Не вспомнила даже матери.

Но, Твари чащобные, как она столько прожила без силы короля?! Последний раз она переходила границу сто десять лет назад. И при этом такая, будто всё это время провела в Лесу. Ни малейших признаков увядания!

А Советник знал, когда оно начинается. Часть своих исследований он посвятил тому, сколько эльфы могут прожить вне Леса. Ведь глупо думать, будто Безумный король будет жить вечно. Тем более во дворце что-то с ним происходит. А наследника нет. Надо быть готовыми, надо знать, сколько времени будет у Детей Леса, когда короля не станет.

Для этого Советник собрал группу эльфов — кто-то согласился добровольно, кто-то нет — в тайном месте за пределами Леса. Примерно через сорок пять лет умер первый из них. Сейчас в живых оставалось только двенадцать эльфов, все на последней стадии увядания: они даже не двигаются и не едят. И голода не ощущают. Просто лежат, уставившись в никуда. И не спят. Хотя, может быть, это и есть сон? Или даже смерть? Смерть сознания… Их кормили через медицинские трубки, иначе все они умерли бы за недели две без пищи, а так ещё годились для других опытов.

Чем старше был эльф, тем раньше начиналось увядание. В среднем же оно наступало после шестидесяти лет без силы короля. И длилось не больше десяти лет.

Жалкие семьдесят лет останутся всему народу, если короля не станет.

Поэтому приходится вести эти исследования. И не только эти. Многие назвали бы их зверскими, жестокими, но… Да, пришлось пойти на преступления! Да, приходится красть собственных сородичей. Но что ещё делать?

Поэтому девчонку изучили вдоль и поперёк. Она, наверное, даже не поняла, что некоторые пытки были вовсе не пытками. Несколько раз приходилось погружать её в «последний сон», нужный для кое-каких процедур. Но девчонка оказалась вполне обычной, без каких-либо отклонений. В чём же секрет её способности жить без короля?

Хорошо, что её поймали до того, как она прошла границу! Иначе весь Лес бы узнал, что дочь Четвёртого вернулась домой живой и невредимой после ста десяти лет отсутствия, и Советник не смог бы этим воспользоваться.

Но теперь она в его руках. Она символом надежды для всего Светлого Леса, для всего народа. Это даже лучше, чем Арделор Валиссин, которая рожает детей из года в год, как глупая матка. Нет, девчонка тоже может рожать, это проверили в первую очередь, и она будет это делать, но не только! Она же наследует Четвёртому советнику. Из-за сложных законов это место пустует вот уже почти сто лет. Все, конечно, привыкли. И сам Советник тоже привык: к новым правилам игры, к тому, что в он часто в меньшинстве. Но тут появился такой шанс…

Из неё получится инструмент потрясающей силы! Осталось только её подчинить.

Советник отложил рисунки и вздохнул. Всё действительно вышло неудачно. Её ловили как опытную наёмницу чёрного ранга, завалившую дракона. Все страшно удивились тогда: в Эйрад послали полноценную группу захвата, а хватило всего одного солдата! Оказывается, надо было ловить напуганную потерянную девочку. Нежно, осторожно, деликатно. Якобы случайно встретить её в Эйраде, наплести чего-нибудь, прикинуться спасителями и добрыми друзьями, и вот — беспамятное дитя уже верит всему, что нужно.

А в итоге… Она сильно напугалась, боялась говорить при первой встрече. А он-то думал, будто она не хочет говорить!

Ладно, такое никто не мог предугадать. Теперь надо подумать, как всё исправить. Использовать девчонку просто как подопытную мышь нельзя. Она слишком ценна для этого. Нужно превратить её в послушную куколку.

Советнику вспомнился её взгляд: он иногда наблюдал за тем, что с ней делали по его приказу. Так смотрит крыса из угла — боится, дрожит от страха, но кидается при первой возможности. И девчонка кинется. Пусть памяти у неё нет, на интеллекте это не отразилось. Она умна: вон какой побег просчитала!

И она не сломается. Точнее, сломается, но не так, как надо… А Советник знал, как это происходит. Он даже мог сказать, когда пленник станет безвольным, на всё согласным. Девчонка не станет. Быстрее сойдёт с ума.

Советник зацепился за собственную мысль: прикинуться спасителями. А ведь после пережитых зверств девчонка должна легко довериться тем, кто её спасёт. И если всё правильно разыграть… Возможно, придётся устроить показательные смерти виновных, а ещё лучше — и виновных, и спасителей.

Ему вспомнился один солдат, который никогда не унижал девчонку вопреки приказу. Советник усмехнулся. Многие жаловались на этот приказ. Все прекрасно знают, каких опытов требуют исследования, и согласны с ними мириться — всё ради спасения Леса. Но унижать словами и говорить непристойности им не по душе… Ну не странно ли?

Солдат, о котором он вспомнил, хоть и не жаловался, приказу не следовал. Это заметила даже девчонка. Другие говорили, что на него она смотрит чаще, чем на остальных. Все в масках, но его она как-то отличает. А если именно он поможет ей сбежать и погибнет при этом? Неповинующиеся солдаты Советнику ни к чему, но бесполезно пускать их в расход — непростительное расточительство. Но если этот умрёт, спасая девчонку… Она будет чувствовать вину, а это тоже можно использовать. Неплохой вариант.

Советник отложил бумаги и рисунки в сторону. Он знает, чем займётся сейчас. Надо продумать несколько вариантов, выбрать лучший и начать тщательную подготовку. Нажим пытками следует ослабить, иначе девчонка свихнётся раньше времени. На неё, кроме прочего, ещё давит атал: генасам долго выдерживать отсутствие силы очень сложно.

Взгляд Советника снова упал на искусный рисунок. Интересно, почему она рисовала волков?

Глава 5 Везение

Подготовка заняла целый час. Мильхэ сплела огромную водяную паутину, которая растянулась по дну рва. Серебристой сети хватило чуть больше, чем на ближайшую его половину. Богомолы дёргались, замечая движение воды, но своим насекомьим умом не могли понять, что происходит.

— Всё, — вздохнула Мильхэ, — больше не получится. Начинаем.

В следующую секунду водяная паутина превратилась в ледяные копья. Не все поразили Тварей, но почти четверть богомолов осталась лежать во рве мёртвыми, а ещё треть не могла больше летать. В воздух поднялось десятков пять-шесть жуков, даже матка со своими защитниками.

— Подожди, — Фаргрен придержал эльфийку, — пусть успокоятся.

Богомолы трещали крыльями изо всех сил, решительно отказываясь успокаиваться.

— Ладно, вылезай, — сказал Геррет, поняв, что ждать бесполезно. — Я накину на тебя щит.

Мильхэ юркой змейкой выползла из-под крыши, вскочила и подбежала к краю рва. Когда она кинула драконью атаку, Фаргрен не заметил, но перед ними словно из ниоткуда возникла лавина льда. Хищно ощерившиеся ледяные копья стремительно вырастали будто из земли. Они пронзали, сминали и так увечных богомолов, попавшихся им на пути. Повеяло зимним холодом.

— Змееклювы! — воскликнул Лорин.

На противоположной стороне рва показались клювастые головы. Геррет накинул щит на Мильхэ, чтобы богомолы не разорвали её на части. Туча Тварей ринулась к ведьме и… сдвинула крышу.

Геррет едва успел поставить щит, как на него обрушилась лавина ударов.

Что с Мильхэ? Успела ли защититься?

Внезапно Рейт вскрикнул от боли: хитиновая лапа вонзилась ему в плечо, пробив и щит, и наплечник. Только Лорин отсёк её — как щит пробила другая и чуть не проткнула ногу Фаргрена.

— Проклятье, — выругался Геррет. — Я долго не продержусь. Надо спрятаться!

И тут их щит окутало покрывало воды. Оно превращалось в сверкающие копья, пронзая Тварей на каждом их ударе. Громыхнуло — и всё над щитом заволокло чёрной пеленой.

Удары богомолов постепенно слабели — дым делал своё дело. А может, Твари просто убрались подальше.

— Сюда! — донёсся крик Мильхэ. — Бегите на голос!

Геррет поднял щит и расширил купол — можно было бежать и видеть, куда ставить ноги.

«Сколько там ещё жуков?» — подумал Фаргрен вскакивая.

Через мгновение они вырвались из чёрного облака.

Мильхэ стояла под мощным навесом изо льда. Кажется, она использовала вторую атаку.

— Быстрее! Дым плохо действует на них!

— Поставь щит! — прокричал Геррет. — На всех, кроме меня!

Коротышка развернулся, пустил волну огня на богомолов в дыму и помчался вслед за напарниками. Как только все оказались подо льдом, Мильхэ запечатала убежище со всех сторон.

По её лицу текла кровь. Плащ был порван в нескольких местах.

— Ты как? — спросил её Геррет.

— Просто ударилась головой об лёд. Пустяки.

— Я уж подумал… — Рейт недоговорил из-за бирюзово-ледяного взгляда.

— Успела поставить щит, — отрезала эльфийка. — Повезло.

Фаргрену её слова показались не очень убедительными — Геррет не справлялся со щитами, а она вроде слабее. При этом не ранена. Не считать же ранением мелкую, хоть и кровавую ссадину на лбу.

— Матка если и сядет, то нескоро, — проледенила Мильхэ.

— Может, ну их? — Геррет не горел желанием продолжать бой. — Ну, налетит за ночь сколько-то, но не такой же рой! Оставим снова пирамидку где-нибудь и разделаемся с Тварями, как раньше.

— А отсюда как выберемся? — Рейт, морщась, ощупывал раненое плечо.

Его левая рука повисла плетью. Теперь, если он и мог драться, то только мечом.

— Подо льдом пройдём, — сказал Лорин. — Мильхэ же может его передвинуть.

— Далеко я не уйду, — возразила ледяная ведьма, занявшись раной Рейта. — Начну использовать воду для восстановления, и лёд истает. Мы доберёмся, разве что, до окраины деревни.

— Да всё равно придётся драться, — сказал Рейт, ёжась под руками Мильхэ, отчего той пришлось шикнуть. — Мы тут давно, маскировка почти выветрилась. Змееклювы учуют нас и пойдут следом.

«И нападут сразу, как кончится лёд, — подумал Фаргрен. — А потом и богомолы налетят».

— Вряд ли просто уйти — хорошая идея, — проледенила Мильхэ, накладывая Рейту повязку. — Здесь у меня есть вода, чтобы хоть как-то восстанавливаться. Уйдём — захваченный лёд кончится, и всё. А драться надо будет.

— Змееклювов закидаем дымом, помедленнее станут, — сказал Фар, радуясь, что заказчик оказался на редкость щедрым.

Они потеряли часть гранат с лошадьми, но оставалось достаточно.

— Богомолов бы тоже… О! — Лорина, кажется, посетила, какая-то мысль. — Сколько дымовух надо, чтобы покрыть дымом весь ров? Штук десять?

— Я бы сказал, не меньше двенадцати… — проговорил Рейт.

— Можно поднять их водой на высоту? — продолжил его брат. — Поставить щит, чтобы богомолы не разлетелись быстро, и взорвать гранаты в воздухе. Они не понимают, в чём дело, если движется вода. А дым, может, хуже действует, но действует же. Пусть побольше надышатся.

— И надо тогда внизу одновременно, — сказала Мильхэ. — Змееклювы быстро не расползутся, тем более дым будет оседать вниз. А богомолов замедлит, некоторые даже попадают.

— И потом уже пострелять, — сказал Лорин, и Рейт заметно погрустнел, — и покрошить. Огонь, вода, всё что угодно.

— Есть одно но! — возразил Геррет. — Я уже не смогу поставить такой большой купол. И мы сами ничего не увидим.

— Не надо полный купол, — ответила Мильхэ. — Только сверху. А убежище передвинем выше. Думаю, попробовать стоит.

— Нет, не надо пытаться прикончить всех сразу. — Геррету план явно не нравился. — Сначала змей, потом — богомолов. Они всё равно в воздухе. А змееклювы близко, найдут нас даже в дыму. Убрать часть этого льда, метнуть гранаты и спокойно посносить все головы, что сюда сунутся. Даже богомольи, если они спустятся.

— Гер прав, — сказал Фаргрен. — Незачем рисковать больше чем нужно. Сначала змей, а потом богомолов, как предложил Лорин.

Так и решили.

Близнецы достали мечи. Рейт после помощи Мильхэ хоть и мог двигать левой рукой, но стрелять — нет. Эльфийка убрала часть ледяной стены, но оставила на его месте тонкий слой воды, чтобы дым не проник внутрь.

Геррет с Фаргреном выкинули несколько гранат в змееклювов. Те, завидев добычу, тотчас ринулись к наёмникам. Некоторые успели проскочить дым, и он не подействовал на них.

Рубили только змей. Иногда слышался стрекот крыльев, но богомолы не совались вниз. Умные.

— Разойдись!

Геррет шагнул за слой воды и пустил мощную волну огня. Потом сделал шаг назад, и они вчетвером снова принялись рубить змеиные головы.

Через некоторое время Фаргрен почувствовал, что устал кромсать Тварей. Геррет уже три раза пускал огонь в чёрный дым, а те всё не кончались.

Наконец змееклювов стало меньше. А когда они совсем перестали соваться к ним, Мильхэ закрыла льдом вход в их убежище. В шинковании змей она не участвовала — берегла силы, поэтому только оттаскивала тела плетями.

— Дерьмо жнецовье! — Рейт сел прямо на землю. — Да я за все походы по Тёмному Тракту столько Тварей не убил. О, спасибо!

Фаргрен почувствовал, как усталость уменьшается — это Мильхэ что-то делала для них всех. Сама она прижалась ко льду, и под её руками он быстро исчезал — так она восстанавливалась.

— Идёмте, — сказала она.

Ледяные глыбы вокруг стали водой, перетекая вслед за ними. Вскоре они оказались на краю рва. Вода вновь стала льдом, но через него было видно убитых Тварей.

— Да у нас куча жратвы, господа, — воодушевился Рейт. — И дама.

Дама сидела на земле, приморозившись ко льду, и ни на что не реагировала. Через несколько минут она, наконец, пошевелилась.

— Я начинаю, — проледенила ведьма и достала дымовые гранаты.

Их окутала вода и утащила куда-то наружу. Часть ледяного убежища стала совсем прозрачной. Фаргрен огляделся и понял, что льда осталось уже не так много.

Вскоре они увидели, как вверх потянулись тонкие водяные столбы. На их концах чернели шары с дымовыми шашками внутри.

— Не намокнут? — забеспокоился Геррет.

Ледяная ведьма никак не ответила. Она стояла и не отрывала взгляда от воды.

Богомолы дёргались от странного движения, один раз какой-то жук задел крылом водяной столб, и граната чуть не упала. Мильхэ смогла поймать её.

— Геррет, я убираю часть льда, ты ставишь щит и поджигаешь гранаты. Готов?

Коротышка кивнул.

Часть ледяного купола над ними сдвинулась, и через мгновение вверху замерцала тонкая пелена, растягиваясь всё больше и дальше от них.

— Сраный пепел, с самой академии не ставил щиты так далеко.

Фар думал, будет просто большой плоский щит. А Геррет сделал широкую, выпуклую вверх крышу. Края её уходили вниз.

— Всё, больше никак, — проговорил мааген через минуту.

Рейт одобрительно присвистнул, а Фаргрен глядел вверх и не мог поверить своим глазам. Пусть Геррет и не сделал полный купол, но размер щита впечатлял. Ещё и на таком расстоянии. Кажется, способности коротышки обратно пропорциональны его росту.

— Начинаем! — негромкое звяканье льдинок сменилось взрывами гранат.

Богомолы дёрнулись вверх, но наткнулись на щит. Метнулись в стороны — но и там была невидимая преграда. Чёрное облако в одно мгновение поглотило Тварей.

Как только показались первые одурманенные дымом богомолы, глупо дёргавшиеся в воздухе, запел лук Лорина. Рейт цветисто выругался от досады: на расстоянии он ничего делать не мог.

Дым хоть и медленно, но одолевал богомолов. Геррет перестал держать щит и тут же запустил несколько огненных шаров, а потом несколько волн.

«Кажется, всё отлично, — подумал Фаргрен. — Всю деревню зачистим!»

Внезапный мощный удар снёс остатки убежища.

Фаргрен еле увернулся от кусков льда и оттолкнул Рейта от Твари. Геррет усел поставить защитный купол, но одно из чудовищ оказалось внутри. Фару удалось прикончить его прежде, чем оно искромсало кого-то.

Богомолы коварно напали с земли. От их ударов щиты Геррета раскалывались. Он ставил новые, но с каждым разом под куполом оказывалось всё больше Тварей.

И человеческих сил не хватало, чтобы их одолеть.

Фар выругался. Но решение принял мгновенно. Какая разница, кто как относится к оборотням — сейчас Твари порешат всех!

Лопнули ремни его доспеха. Разорвалась одежда. На месте светлой кожи появилась чёрная шерсть. Ещё не превратившись полностью, оборотень кинулся на ближайшего богомола.

Да! Вот оно — скорость и сила!

Фар прокусил шею Твари, и пасть ему чуть ожгло кислой лимфой. Сразу кинулся на богомола рядом — тот уже замахнулся лапой-копьём — и оторвал ему голову.

Щит опять раскололся, но нового не появилось — Геррет набросил защиту на каждого в отдельности. Его самого атаковали сразу три Твари. Он проломил голову одной, пустил два огненных шара в других, и во все стороны полетели хитиновые ошмётки.

В хаосе Фаргрен мало что замечал. Всюду мельтешили крылья… Вспороть брюхо, оторвать голову, прокусить шею, сломать лапы… Краем глаза он увидел, как упал на колено Лорин — богомол проткнул ему бедро вместе с доспехом. Фар рванулся к напарнику и разодрал атаковавшую того Тварь напополам.

Геррет снова накинул на всех щиты. На нём самом он тут же раскололся от удара. Коротышка пошатнулся, устоял, и его топор снёс Твари перед ним полголовы.

Фар, увернувшись от одного богомола, чуть не попал в захват к другому, но успел оторвать ему голову и оттащить третью Тварь от Рейта.

Несколько богомолов вдруг упали и не поднялись, но на их месте уже были другие. Фар ринулся к очередной Твари, прокусил ей шею и тут же бросился на следующую.

А потом увидел, как хитиновая лапа, пробив щит и доспех, вонзилась в Геррету живот. Фаргрен метнулся к коротышке, зубами проломил богомолу шею, когтями разодрал тварьи глаза.

Он рвал и кусал, кромсал и раздирал. Ещё и ещё, ещё и ещё…

Внезапно жуткая боль прорезала всё его тело.

Падая во тьму, Фар увидел, как ледяная ведьма встала прямо между ним и Тварью.

Глава 6 Чёрный день

20 день 3 месяца 524 года новой эпохи

Ближе к вечеру новые обстоятельства непреодолимой силы — жалобы Арделор на всё и вся — заставили Миррина искать убежища в любимой комнате Эйсгейра.

— Может, ты ей просто нравишься? — с улыбкой предположил рыцарь, глядя, как эльф пытается уложить огромного Мурмярла себе на колени.

Кот сопротивлялся и шипел самым нецивилизованным образом. Его пушистость на симпатии его деревянности взаимностью не отвечал, безраздельно любя рыжего Виркнуда. И Эйсгейра, разумеется.

— И поэтому она полощет мне мозги? — фыркнул Миррин, одной рукой сжимая кота, а второй гладя пушистое пузо.

Пузо дёргалось и подставляло вместо себя когтистые лапы.

— Ну вот тебе Ярл Мурмярл нравится, а ты его мучишь.

Миррин тут же отдёрнул руки от кота, и тот в одно мгновение оказался у кресла рыцаря. Он бы, наверное, и под кресло залез, но, увы, не мог — рысьи размеры не позволяли таких фокусов.

— Ты меня с его котячеством сравниваешь?

— Не тебя, а ситуацию.

Миррин закатил глаза, но спорить не стал.

— Я сегодня, знаешь, на что потратил целый час? На стирку занавесок! Стирку, ты представляешь? Я, полномочный посол Светлого Леса, глава благородного дома, стираю ей занавески!

Вряд ли, конечно, Миррин делал это собственными руками. Он ведь иллиген. Как, между прочим, и Арделор. Она и сама могла постирать пол-академии до нужной степени.

— Ну, так послал бы её… в океан. Как-то это совсем уже.

— Не могу. Политика, к Тварям её. Вот кто бы знал, что политика в Светлом Лесу зависит от стирки занавесок!

— Океан-отец, с какой стати?

— А с такой, что дом Валиссин! Арделор должна быть всем довольна, ведь как отреагирует её дядя Оронаэл Валиссин, если до него дойдут жалобы, не знает никто. Вот и приходится, чуть ли не ушки ей целовать.

— По-моему, всё равно абсурд…

Миррин только вздохнул.

— У нас уже лет сто как абсурд. Все эти политические игры… Хорошо, никто не подталкивает меня к браку с ней.

— А вдруг она решит, будто ты это всё делаешь не просто ради политики и нежелания портить отношения с её кланом?

От этих слов Миррин, кажется, пришёл в совершеннейший ужас. И даже поёжился в кресле.

— Но она же не дура…

Эйсгейр улыбнулся.

— Ну, если учитывать ваше прошлое…

— Да какое там было наше прошлое! — возмутился его деревянность. — А вообще, с домом Валиссин всё настолько неясно… Это очень сильный клан. Все хотят заполучить его в союзники. Но чем руководствуется Оронаэл, вступая в одни соглашения и отвергая другие, неизвестно.

— Может, просто идёт туда, где выгоднее?

— Не знаю… Он ведь вроде не из тех, кто только о выгоде думает. По крайней мере, раньше не был таким. Впрочем, многое изменилось после Чёрного дня.

Это название Эйсгейр слышал впервые. Но догадаться, что именно в этот день сто пять лет назад и погиб прежний посол, было несложно. Миррин долго молчал, видимо, погрузившись в печальные воспоминания.

— А знаешь, — сказал он вдруг, — ведь она бы нам не помешала.

— Кто?

— Ирдис Налидаар. Можешь думать, будто я ужасен и циничен, но она нам пригодилась бы, как наследница Четвёртого советника. И почему они оба погибли…

— Пригодилась бы как?

Эйсгейр встрепенулся, предвкушая неожиданные откровения. Миррин это заметил, усмехнулся и поставил круг тишины. Чудеса какие-то, неужели собрался рассказывать какие-то тайны?

— В совете. Она наследовала место своего отца, а голос Старшего советника значит многое.

— С чего ты взял, что она приняла бы вашу сторону? — спросил Эйсгейр, мысленно восклицая: — «Океан-отец, ещё бы знать, какие у них там стороны!»

— Папенькина дочка же! Четвёртый очень любил её. Она была его, не знаю, единомышленницей, вторым воплощением, разделяла все его взгляды.

— А если бы взгляды Четвёртого на происходящее сейчас не совпали со взглядами Эмиэля? — спросил рыцарь, чуть ли не вопя в душе: — «Что там происходит, что?!»

— Не знаю, мне кажется, совпали бы, да и… Думаю, Первый смог бы убедить её. Иллитар, нам она даже в качестве марионетки сгодилась бы!

— А вот из-за такого я как раз и могу подумать, что ты ужасен. И вообще, Ирдис — марионетка? — усмехнулся Эйсгейр. — Думаю, она послала бы в океан и совет, и весь Тал-Гилас.

Миррин даже фыркнул.

— Да уж, наверное, даже короля бы послала, если бы решила, что тот неправ…

— Думаю, Дис начала бы гнуть свою линию, — рыцарь снова усмехнулся, но уже печально, — ей не нравился этот вариант имени…

Эйсгейр замолк от взгляда Миррина.

— Дис?!

От того, как брови посла лихо прыгнули вверх, рыцарь даже смутился.

— Ты не знал?

— Предки великие, о чём?

Но по виду Миррина было ясно: он всё прекрасно понял.

— Я думал, ты в курсе. Тирдалл же знал.

— А Четвёртый знал, что его дочь крутит шашни со Снежной Дланью?!

Эйсгейр поморщился. Слова Миррина показались слишком неприличными для описания отношений с Ирдис.

— Да не крутила она шашни. Это я…

— Ты крутил?

— Никто ничего не крутил! — огрызнулся Эйсгейр. Воспоминания о встречах с Ирдис отозвались грустью. — Она мне понравилась. Я сам к ней подошёл. А потом…

Рыцарь заметил, что выражение лица у Миррина сменилось на серьёзное и внимательное. Вот как его деревянность так мгновенно улавливает смену настроения?

— Да ничего особого не было, — вздохнул Эйсгейр. — Так, приятные встречи, прогулки…

— И почему всё закончилось?

— Она спросила, чем привлекла моё внимание. Я и ответил. У неё глаза как у…

Эйсгейр недоговорил, но Миррин и так знал. И не раз говорил, что все женщины рыцаря, так или иначе, напоминают его первую любовь. Последнюю даже звали так же.

— А она?

— Ушла, — рыцарь вспомнил недавний сон, где Ирдис бросилась с Мраморного утёса, — записалась в Гильдию наёмников и ушла.

— Предки, я-то ломал голову почему!

— М-да… Может, если бы всё вышло по-другому, она могла быть жива.

— Каким образом?

— Ну, кто знает. Вышла бы замуж за меня, жила бы здесь и не погибла. Я, кстати, так и не знаю отчего.

— Не думаю… — Миррин вздохнул. — Скорее всего, ты бы приехал на Лат-а-лландер вместе с ней и вместе с ней погиб. Мало кто в столице пережил Чёрный день.

— И даже рыцарь первого ранга не спасся бы?

— Ну, если где-нибудь на окраине, то может… Но если бы ты был в доме её клана в Тал-Гилас, то нет. От короля не ушёл никто, — быстро сказал Миррин и залпом допил вино. — Почти.

Они молчали. Эйсгейр пытался осмыслить только что сказанное, а Миррин просто смотрел на огонь в камине.

— Значит, ей не нравилось короткое имя? — усмехнулся посол.

Эйсгейр просто кивнул размышляя.

Чёрный день. Так эльфы назвали день, когда Владыка Милихэн уничтожил Тал-Гилас. Безумный король…

— Знаешь, даже жаль её, — продолжил Миррин со вздохом. — Она, конечно, тоже мозги полоскала, будь здоров, но не занавесками, как Арделор. Доканывала вопросами этики и обоснованности некоторых традиционных практик. Медовками её не корми, дай подвергнуть сомнению устои цивилизации!

— Но разве только Ирдис наследовала Четвёртому? Кроме неё, нет других наследников?

— Есть, но… Всё сложно. Ирдис считается без вести пропавшей. Её отец точно находился в центре Тал-Гилас в Чёрный день. А о ней мы достоверно ничего не знаем. Поэтому по нашим законам следует ждать пятнадцать лландеров, чтобы право наследования перешло к следующему в очереди.

Эльфы считали время девятилетними циклами-лландерами, и Эйсгейру не составило труда понять, что следующему наследнику нужно ждать ещё тридцать лет до вступления в свои права.

— Вообще никаких сведений о ней? Даже о том, переходила она границу или нет?

— Как дочь Светлого Леса она могла перейти границу где угодно. Предки, Эйс, это сложная система, я не могу тебе рассказывать о ней. Но достоверно неизвестно, вернулась Ирдис в Лес или нет… Но я бы не надеялся.

— Но, может, всё же есть шанс? Тела же не нашли.

— Тело моего отца тоже не нашли, Эйс. Четвёртого советника, Первого советника, королевы, принцессы… Никого из тех, кто оказался в центре Тал-Гилас в Чёрный день, не хоронили. Потому что ничего не осталось. А если и осталось, то опознать нельзя было.

— Но, может, Ирдис не находилась в тот день в столице? Ведь она почти не жила в Лесу. Путешествовала с тем наёмником черноволосым.

— Для «ничего особого не было» ты слишком много знаешь.

— Так, наводил справки… — Эйсгейр снова смутился. — Они постоянно брали контракты в Зандерате, когда я узнавал о ней в Гильдии наёмников.

— Но где она столько времени? За сто пять лет она не пересекала границу, значит, если жива, то в Лесу. Почему не объявилась после Чёрного дня? Ирдис ведь любила отца, да и… Лес ей был не безразличен, хоть она и решила поиграть в наёмника.

— Поиграть? Они с тем её напарником дракона укокошили!

— Ну да… Но где она, если жива?

— Может, с ней случилось что-то, не знаю, память, может, потеряла.

Миррин фыркнул.

— Какой вариант вероятнее: Ирдис погибла в Тал-Гилас с двумя сотнями тысяч других перед самым Лат-а-лландер, или в это же время находилась в другом месте, и с ней случилось что-то такое, из-за чего о ней целый век нет никаких известий, но она жива?

Эйсгейр только вздохнул. А потом понял — ему выдали масштабы эльфийского бедствия столетней давности. Двести тысяч…

Глава 7 Цивилизованные отношения

Фаргрен открыл глаза и увидел чёрную изрытую землю. Всюду хитиновые ошмётки, оторванные лапы, изломанные крылья. Мерзкое месиво. И кислая вонь.

— Он очухался.

Фар повернул голову на звук: справа от него, прислонившись к большому камню, сидел Рейт. К его прежнему ранению добавилась голова, левую руку, как и правую ногу, теперь целиком покрывали бинты. Чуть дальше красовался Лорин с полностью забинтованными руками и ногами. Перевязанные и… связанные. По ногам и рукам, причём так, что локти прижаты к телу.

Какого хррккла?!

Фаргрен попытался подняться. Всё ужасно болело. От рёбер и до задних лап его покрывала плотная повязка, и судя по ощущениям, он чуть не потерял половину кишок. Но подняться не получалось не поэтому, а из-за стреноженных лап. Счетверолапленных. Основательно и надёжно.

Ну и ладно. Перекинуться просто и…

— Мильхэ сказала, тебе нельзя перекидываться, — послышался слабый голос Геррета.

Фар нашёл взглядом коротышку. Тот валялся, распластавшись на земле звездой. Связанным он не был, но и без этого двигаться вряд ли мог: тело его покрывали пропитанные кровью бинты. Ранен и очень тяжело.

Фаргрен призадумался. Нет, вот так лежать он не будет. Если ещё не умер, то, перекинувшись, тоже не умрёт. Чего ждать? Он ведь даже говорить не может.

— Сказала же, не дёргаться! — проледенила откуда-то сзади Мильхэ. — Я тебе час кишки вправляла, не порти результат моих мучений.

Ледяная ведьма показалась в поле его зрения. На рваной одежде местами проглядывали чистые пятна, эльфийская чешуя заляпана всем, чем можно. Фаргрен подумал, что новая багрово-коричневая расцветка плаща и неприглядный узор на великолепных доспехах — плод стараний не только Мильхэ, а их всех. Точнее, плод страданий. А старались богомолы.

В руках ведьмы была пирамидка, один в один вешкинская.

Мильхэ пристально оглядела всех холодной бирюзой.

— Никто. Не пытается. Никого. Убить. Запомнили? Исключение только для Тварей.

— Чего творишь, полоумная? — набычился Рейт.

— Обеспечиваю себе завершение задания и плату за него. По крайней мере, повышаю вероятность. Если вы будете тут за оборотней или людей глотки друг другу рвать, я вам сама их все порву. Ясно? Если нет, то я схожу погуляю пока, а вы подумайте.

— А почему Гер не связан? — спросил Лорин.

— Да он и так не пошевелится. — Ледяная ведьма подошла к маагену и присела рядом. — И в отличие от вас, он с образованием.

— Думаешь, учёность такое выжигает? — тихо спросил её Геррет.

— Надеюсь. — Мильхэ отрезала кусок бинта. — Лежать и не двигаться, пока я не разрешу, — сказала она, сменив ему уж совсем мокрую повязку. — Мне спасать вас больше нечем.

— А нас-то зачем связывать? — пробормотал Рейт, косясь на Фаргрена.

Зло и недовольно. Можно предположить, будто злость у него от пут и сбрендившей ведьмы, но Фар знал — как минимум половина предназначалась ему.

— Ничто не сближает так, как общие проблемы, — донеслось из-за их спин.

Она снова куда-то пошла.

— Ведьма ледяная, чтоб её кто-нибудь…

— Меня так не растопить, Рейт, — злым кинжалом долетело до них.

Ну да. Она слушала все их разговоры. Фаргрен вспомнил свои сравнения с ледяными равнинами. Риск стать холоднее сосулек возрос до драакзанских высот.

— Нам, что, терпеть эту полоумную и вшивого пса?

Фар ударил по земле хвостом и зарычал. Сейчас перекидываться нельзя, но ещё полчаса, и…

— Уймись, Рейт. — Голос Геррета был всё так же тих и слаб. — Лично вам с Лорином оборотни ничего не сделали.

— Это пока. Давить этих тварей…

Рычание. Он, вообще-то, прямо тут.

— Лучше бы тебе мозги давили куда следует! Он нас спас.

— Ведьма спасла.

— Но сначала он, и ты это знаешь. Кстати, он сейчас мог бы перегрызть верёвки.

«Да ни за что! — одновременно с таким же возгласом Рейта подумал Фар. — Скорее горло перегрызу».

— Скорее горло перегрызёт.

Геррет внезапно захихикал.

— Вот ты, Фар, тоже про горло подумал сейчас, да?

За спинами их слышались шаги и шорохи.

— Ты-то с чего добренький такой, Гер? — подал голос Лорин.

— А с того, что я немного знаю про оборотней, — ответил Геррет и добавил совсем тихо: — И ар-вахану.

Фаргрен вздрогнул. Не ожидал он услышать это слово от человека.

— И что?

— Ну, вы ведь вроде умные, хоть и отожжённые напрочь… Вот люди-грабители есть? Есть. Насильники есть? Есть. Воры? Убийцы? Так чего же, скажем, эльфы, не вырезают всех людей без разбору?

Дальше Фар слушал и с удивлением, и с возрастающей благодарностью. Слышали бы Геррета сейчас женщины-ар-вахану — забрали бы себе. Предварительно передравшись за то, кому будет принадлежать такое хмурое сокровище. И плевать, что коротышка.

Минут пять Геррет вёл язвительно-просветительскую деятельность. Поначалу Рейт и Лорин возражали, но его аргументы были несокрушимыми, как Белые башни в Тёмных Чащах.

— Ладно, Гер, — вздохнул Рейт, — но откуда нам знать, что вот именно он не бандюга, по которому виселица плачет?

— А откуда ты знаешь, что новые напарники-люди не такие? Вот я, например. Спалил Таверну, много людей пострадало, ты сам ожоги такие получил, хоть плачь. Но ко мне у тебя претензий нет, а к Фару, который, заметь, нас спас, есть.

— Я тебя рожей потом по помойным улицам елозил, помнишь?

— Вот и его поелозишь, если понадобится. Так в цивилизованном мире делают, — сказал Геррет и тут же исправился: — В полуцивилизованном.

«Полу» — это мягко сказано. Цивилизация коснулась наёмничьей братии осторожно и с опаской, выдала требуемый минимум и спешно умчалась прочь. Чтобы не наваляли.

Рейт покосился на Фаргрена. Тот порычал. Немножко.

— И вот чего он сейчас рычит-то, а?

— А вот чего ты сейчас рычишь-то, а? — Кажется, Геррета от передразниваний не могла остановить даже смерть. — Он говорить не может. Без него твоя башкадосталась бы тварьей матке. А ведь если бы он просто слинял, был бы целее.

Опять пришла Мильхэ и бросила на землю охапку наручей и поножей. Потом снова ушла и притащила доспехи Фаргрена. Аккуратно всё разложила, причём по комплектам — где чьё.

— У вас есть чем чинить-то? — Мильхэ придирчиво осматривала принесённое. — Ладно, застёжки, а верх доспехов как поправить? А пластины? — удручалась она.

Фаргрен, следивший за ней, не мог не согласиться. Да и все бы тут согласились. На наплечнике Рейта зияла дыра от лапы богомола — пара пластин от удара отлетели, кожаная основа прорвана. Похожая дыра была и на герретовском доспехе, только больше. Да и в целом снаряжение хорошо пострадало от богомоловых лап — немало погнутых пластин, изрезанное покрытие, повреждённые ремни… Нет, каждый наёмник, конечно, имеет кое-что в запасе для любимых доспехов, но… Например, доспехам Фаргрена досталось меньше всех — только застёжки лопнули. Но все до единой, а у него не найдётся столько ремешков на починку.

— У нас целая деревня, найдём что-нибудь подходящее, — еле слышно прошелестел Геррет.

— Вместо доспешных пластин? — скептически спросила Мильхэ и поднялась. — Фар, у тебя ещё сменная обувь и одежда есть? А, говорить же не можешь, голова шерстяная. Пойду твои ботинки поищу.

— Эй, а развязать? — возмутился Рейт.

— А вы до другого способа не додумались? — Голос Мильхэ взвился ледяной стужей.

Геррет мерзко хихикнул. И Фаргрен понял почему: из острого в их распоряжении сейчас были только его зубы с когтями и язык маагена. Вот же чащобная маньячка! От возмущения он взрыкнул.

— Нет, он же точно мне горло перегрызёт, — сказал Рейт. — Смотри, как рычит.

Геррет хихикал, чуть ойкая от боли.

— Да поговорите с ним.

— Как?

— Ну вы же умные, сообразите как.

Повисло молчание. Ещё минуту они сидели-лежали и переглядывались. Фар подумал, может, лучше не перегрызать верёвки, а разорвать их когтями? Он попробовал шевельнуть лапами — тело ответило жуткой болью. Нет, всё-таки придётся грызть…

— Ладно. — Рейт сдался первым. — Если я приползу, освободишь мне руки?

Фаргрен вильнул хвостом.

— Эй, стоп, — вмешался Лорин. — Давай так, волчара, один раз хвостом — да, два раза — нет.

— Да что ему стоит вильнуть «да», а потом оттяпать мне что-нибудь? — проворчал Рейт и снова спросил: — Освободишь мне руки?

Фара так и подмывало вильнуть дважды. Но он сдержался. Ведьма их точно не развяжет. И с такими ранами никто с ней не справится.

Через минуту руки Рейта оказались свободны. Из остальных верёвок он выпутался уже сам и кое-как пополз к Лорину. Потом выругался и вернулся к Фаргрену. Ещё немного — и оборотень наконец смог положить лапы поудобнее.

Бледный Геррет всё так же посмеивался.

Мильхэ вернулась, уже когда все трое избавились от пут, и близнецы отползли подальше от Фаргрена. Эльфийка подошла осмотреть его, и он успел заметить её даже не ехидную улыбку, но через секунду перед ним уже была привычная ледяная ведьма.

Но Фар знал: она начала оттаивать.

* * *

— Она сказала, это была главная матка со своими защитниками. Дым на них действует совсем плохо, видимо, — рассказывал Лорин: после схватки он пришёл в себя раньше всех. — Ещё она говорила, что нас не хватило на самую малость. К тому моменту, как она осталась одна, Тварей было совсем немного, несколько штук и те — уже подранки. Вы, кстати, заметили: некоторые богомолы падали будто сами? — Лорин шевельнулся и тут же поморщился. — Хорошо, жуки неядовитые…

— Я заметил, — отозвался Геррет. — Это точно Мильхэ что-то делала.

«Повезло, — думал Фаргрен, — нам повезло».

Образование у эльфийки, судя по всему, очень обширное: знает, как лечить людей, животных, разбирается в Тварях, владеет странными фокусами. И воспитанием дикарей занимается. Универсал такой, куда бы деться.

«Может, и синий ранг…» — сказал себе Фар.

Не-совсем-ледяная ведьма опять где-то шастала. Лагерь ей пришлось обустраивать самой — прямо посреди хитиновых ошмётков и змеиных трупов. Тащить напарников в дом знахаря она отказалась и просто возвела ледяной купол.

Фаргрен рассчитывал перебраться в надёжный дом из каменного дуба через пару дней. Сам он выздоровеет, конечно, быстрее всех. Оборотень же, да и ведьма творила чудеса.

У Геррета было очень много вопросов к эльфийке, но она их морозила, стоило тому только рот открыть. Ответила всего на один: почему в Вешках щит маагена не исчез, когда она кидала на всех свою защиту, чтобы оглушить коней. Оказалось, она просто-напросто поставила половинчатые щиты: только на голову и тело до пояса. После этого Геррет весь день ходил задумчивым и хмурым. И не язвил близнецам в ответ на их шуточки. И даже не спросил, как так иллиген оглушает на манер воздушников.

— А раз она нестабильница, — вдруг ухмыльнулся Рейт, которого не расстраивала даже перебинтованная голова, — то получается, тратит сиськи на свои ледяные приёмы?

— При ней такое не сказани, — буркнул Геррет.

— Ну я же не совсем идиот.

— Может статься, сиськи, точнее, их отсутствие, тебя сегодня и спасло, — сказал коротышка. — Непростая она. Я таких генасов, даже нестабильников, не встречал.

«Непростая, — мысленно согласился Фаргрен. — Вот откуда у неё в рюкзаке мужские штаны?»

Если бы не запасливая ведьма, пришлось бы ему сверкать причиндалами или оставаться волком без голоса. По крайней мере, до того, как удалось бы опять помародёрствовать в развалинах. А так — штаны есть, тёплая одежда — её притащила Мильхэ из знахарского домика — есть.

— Если бы она не была эльфийкой, я бы думал, раз она нестабильница, то явный кандидат на перерождение в стихийника.

— Это разве связано? — удивился Рейт.

— Эльфы не перерождаются в стихийников.

— Идиот, это все знают. Я про другое.

— А, ну, когда я учился ещё, остроухим вздумалось посчитать, сколько стихийников переродилось из нестабильников, а сколько — из обычных генасов…

Геррет покосился на Мильхэ, которая зашла в их убежище. Что она делала где-то там, они не знали. А спрашивать было бесполезно.

— Так вот, — продолжил Геррет, глядя, как эльфийка достала котелок и бухнула туда льда, — первых получилось больше чуть ли не в три раза, поэто… Ты что сейчас сделала?! — Геррет аж затрепыхался несмотря на ранения.

Вода закипела. Без огня.

— Воду нагрела. Есть же хотите?

— Да, но…

— Геррет, ты же знаешь, как иллигены управляют водой. Забирают из неё тепло и эту силу используют для перемещения.

— Да, но…

— Так почему я не могу отдать тепло воде?

— Но… — Геррет от потрясения ничего не мог сказать. — Но так ведь не делают! — выпалил он наконец.

Мильхэ пожала плечами.

— Я делаю.

— Откуда ты взяла столько тепла?

— Да котелок-то маленький, много не надо, — сказала Мильхэ. — Из тела.

— Стало быть, благодаря силе сисек мы ещё и сыты будем, — философски изрёк Рейт.

Философски неосмотрительно говорить такое при ведьме.

— С равнинами, кстати, несогласна, — прозвенели льдинки, и все четверо дружно выпучили глаза. — Ледяные холмы ближе к правде. И вообще, будто у вас в штанах целый Драакзан. Скорее Таавин, Шайнмане, Сумера и Денаари.

— Ты-то откуда знаешь? — прищурился Рейт.

— Первоклассному целителю-иллигену известно о своих пациентах всё, — процедила ледяная статуя. — Мне даже в штаны заглядывать для этого не нужно. — И ушла, сверкнув бирюзой.

Вот так разом наградив мужское «я» напарников чувством неполноценности: названные горы были меньше Драакзана вполовину. Как минимум. Все начали оценивающе переглядываться. Причём Геррет очень уж мерзко хихикал. Фаргрен подумал, что язва-коротышка, учившийся во всяких там академиях, лучше понял смысл этого словесного выпада.

Ну, с учётом близнецов, две горы должны быть одинаковой высоты, но какие именно?

«Да и ладно. Сумеру, между прочим, видно со всех трёх… Ах же ты, ледышка плоская!» — мысленно возмутился оборотень.

Горная вершина, находившаяся на территориях северных волчьих племён, скорее всего, предназначалась ему. Фаргрену внезапно захотелось почитать какую-нибудь энциклопедию о горах.

Кажется, оттаивая, ведьма начинала реагировать на шутки. И мстить за ледяные равнины.

Глава 8 Маскарад

22 день 3 месяца 524 года новой эпохи

Отчёты Виркнуда были до того скучны, что Эйсгейр даже засомневался, стоит ли вообще переживать. Мало ли, подумали неведомые игроки, подумали, и пришли к выводу, что убить Милихэна они не смогут. Но надеяться на такое глупо. Зато, видимо, есть время разобраться.

С рассказом Миррину Эйсгейр решил подождать. Да и сам посол ни о чём не спрашивал, словно позабыл об их «теоретических» беседах. Помимо обычных обязанностей, его завалило запросами Арделор. Со всеми проблемами высокородная леди обращалась к послу лично, и Миррин уже не знал, куда деться от жалоб на качество обеда или освещение в комнате.

— У неё пять служанок, вся академия под боком, какой Твари она предъявляет это мне? — возмущался он за завтраком, изрядно не выспавшись из-за капризной Арделор.

— А когда-то ты жениться на ней хотел, — поддел друга Эйсгейр.

— И не напоминай! Носился бы сейчас с цветочными горшками по дому.

— Ну, ты и так носишься, — посмеялся рыцарь.

— Мне напомнить кое-кому о всесветских глазках?

Эйсгейр чуть не поперхнулся от смеха.

— Эти глазки, между прочим, не жалуются мне на вид из окна и пыль в углах.

— Так ещё всё впереди! — парировал его деревянность. — Кстати, когда Нирия везёт эти свои мази?

— Назначено на сегодня после обеда.

— Я надеюсь, у тебя всё же не опивки вместо мозгов. — Миррин вдруг стал серьёзным. — Будь осмотрительнее.

— Ты что-то знаешь?

— Да нет, не больше твоего. Вроде достойная женщина. Но мало ли. Кристально чистая репутация — это даже подозрительно.

— Я бы не сказал, будто у неё именно такая репутация.

Миррин фыркнул.

— С кем она крутила шашни, когда училась в Королевской академии, или как недоплатила две монеты уволенному магистру, не в счёт. Не сто лет живёшь, знаешь, какими бывают люди. Наговаривать на неё я, конечно, не собираюсь. Но, Иллитар милостивый, ей же всего тридцать с хвостиком! Сущий младенец!

— Предлагаешь мне охмурять столетних бабушек?

— Забирай Арделор! Ей всего четыреста.

— Нет, спасибо, таскать цветочные горшки — это по твоей части. И о чём я буду с ней говорить? — Эйсгейр притворно вздохнул. — Она падения Алинасской империи не видела!

Миррин расхохотался.

— Так а Нирия даже объединения Королевства людей не застала. И пускала ручьи в пелёнки, когда ты строил Северное Кольцо.

Рыцарь улыбнулся, вспомнив, сколько нервотрёпки было с этими оборонительными сооружениями к северо-западу от Эйсстурма. Граница с Ишдракйордом проходила по горному хребту, который в одном месте прерывался, пропуская реку Исельву на юг. Эйсстурм находился не очень далеко от этого места. Поэтому там построили внушительный форт, который закрывал природную брешь в горной цепи, оставляя лишь необходимое для передвижения торговых караванов пространство. Без захвата этого форта провести большие войска с севера на юг не удастся. Строительство длилось около сорока лет и закончилось примерно тогда, когда Нирия стала главой Всесвета.

— Почему-то она кажется интересной. Интереснее твоей Арделор.

— Просто будь осторожнее.

— Не думал, что ты слишком мнителен?

— Вот потому я ни разу не был женат, а ты уже вон сколько раз побывал в этом дурдоме, — ухмыльнулся Миррин и поднялся. — Пойду таскать горшки, — скривился он и, вздыхая, покинул трапезную.

Посмеиваясь, рыцарь тоже покончил с завтраком и перелился к порталам — напомнить Утреду и его подчинённым тщательно проверить груз Нирии. Шутки шутками, но Миррин прав: осторожность никогда не бывает лишней.

Сам встречать главу Всесвета рыцарь и не думал. У него просто-напросто не было времени. В трапезной уже собиралась приличная компания — Эамонд, казначеи, главный сборщик податей и другие люди, имевшие отношение к подсчёту богатств Северных земель. В кабинете рыцаря от такой стаи шибко важных рыбок становилось тесновато, а от ворохов бумаг стол казался маленьким, потому-то собирались они в трапезной.

После этого Эйсгейр хотел принять несколько просителей.

Но всё пошло не так, как планировалось: в Ледяной дворец заявился человек, которого вообще никак не ждали. Ни в этот день, ни в следующем столетии.

— М-милорд, — в трапезную вошёл отчего-то побледневший дворецкий, как раз когда казначей возмущался беспорядком в части бумаг, — там…

Его прервал визг:

— Где там ваш снежный хрен?!

У Эйсгейра отвисла челюсть. Этот голос он знал и весьма хорошо.

Рука в шёлковой перчатке бесцеремонно оттолкнула дворецкого, и в дверях показался согбенный старик в богато отделанном мехом плаще. Бледное с острым подбородком лицо перекосило от злости. Голова тряслась, руки тоже. Прошаркав по каменному полу тонкими ногами, обтянутыми бархатными чулками по моде полувековой давности, он прошёл внутрь вопя:

— А ну, пшли все вон!

Эйсгейр кивнул своим людям, разрешая уйти, пока лорд Зандерата не пустил в ход внушительного вида трость.

— Какой Твари тебе понадобилось во Всесвете? — ругался Тунор.

Первое удивление уже прошло, и рыцарь начинал злиться: заявляется, как к себе домой, орёт почём зря на людей, опивок дряхлый!

Эйсгейр попросил Эамонда закрыть дверь и поставил круг тишины, чтобы за пределами трапезной не слышали безобразных воплей Тунора.

Тот, едва все ушли, плюхнулся на стул, на котором пару минут назад сидел наместник.

— Ну, даже тебе сиськи мозги вышибают, да? — сказал старик почти ровным голосом. — Ты смотри осторожнее с этой бабой. Окрутит, ничего не даст, зато себе отхапает сполна. Хотя тебе, может, и даст.

— Какого кракена… — начал Эйсгейр.

Крылья его носа раздулись, руки сжались в кулаки. Этот хорёк посмел вот так заявиться, нарушив расписание портала, позволяет себе невесть что, да ещё оскорбляет Нирию и смеет ему советы раздавать!

— Ты не кипятись, не кипятись, остынь, давай, маленько, — спокойно сказал Тунор, наливая себе из графина воды. — Вынужденный маскарад, уж прости.

Эйсгейр заметил, что тремор, из-за которого Тунора высмеивали и передразнивали у него за спиной, пропал. И голос не дребезжал. Маскарад? От удивления вся злость рыцаря испарилась.

— За снежного хрена извиняться не буду, — заявил старик. — Это тебе за хорька. А вообще, я к тебе по другому делу. Твари с ним, с этим Всесветом.

— Какого…

— Кракена, да-да, — вздохнул Тунор. — Слишком долго мы враждовали, да? Не можешь вот так сразу влиться в происходящее? Ну, и какая у нас с тобой вражда? Если по правде?

По правде? Эйсгейр всегда считал неприязнь Тунора истерикой самовлюблённого гордеца, считающего себя ужасно благородным и со всех сторон блистательным. Единственная причина вражды — отказ выдать женщин из рода рыцаря замуж за зандератских лордов.

— Обзываем мы друг друга про себя и на людях, — продолжил старик, — но скажи, кроме этого, было что-то?

Эйсгейр хмыкнул. Если подумать, Тунор оказывался прав, хоть рыцарю страшно не хотелось с ним соглашаться. Их так называемая вражда никогда дальше слов не заходила. Никаких действий ни против Эйсгейра лично, ни по отношению к его людям. Ничего, кроме оскорблений и невежливого обращения, причём исключительно от Тунора. А подданные Зандерата всегда вели себя как подобает. Никаких препятствий торговле или передвижениям, если не считать запрета рыцарю посещать Зандерат без разрешения хорька. Но Тунор и сам не появлялся в Северных землях. На памяти Эйсгейра он заявился в Эйсстурм впервые после неудачного сватовства его сына к внучке Эамонда.

Неожиданно получалось, что у них вполне себе цивилизованные отношения.

— Долго думал, как бы к тебе припереться и своему маскараду не навредить. Удружил со Всесветом, удружил, — усмехнувшись, сказал лорд Зандерата.

Эйсгейр вдруг заметил, что Тунор вовсе не сгорбленный.

— Но я тебе не друг, древний ты хрен. Не друг. Сигнир я тебе не забуду. — Старый лорд на мгновение замолк. — Но я и не дурак упускать возможного сильного союзника.

Рыцарь закатил глаза. Во всём этом он пока понял лишь одно: Тунор на самом деле не страдает тремором, не сгорбился от старости, ему плевать на посещение рыцарем Всесвета, но до сих пор не всё равно, что в руке Сигнир, сестры Эамонда, ему отказали.

— Вот скажи, чего ты там накопал на нашего славного ректора?

Рыцарь хмыкнул. С какой стати он должен показывать свой улов? И откуда Тунор знает о слежке за Гилрау?

— Правильно, ничего не говори, — закивал хорёк. — А вот я тебе скажу, самую малость. За последний год ректор наш стал часто мотаться в Мирар, а в Бергнес так вообще, да? Суёт свои пухлые ручонки везде, куда может. И в Обществе Знающих деятельный до ужаса стал. Тебе же не надо рассказывать, кто там числится в их «знающих» рядах?

Эйсгейр молча смотрел на Тунора.

— Ну, конечно, разнюхал уже, — усмехнулся старик. — И знаешь, что они задумали.

— Кто «они»?

— Периам или солнцелобые, кто же ещё.

Действительно…

— Какой тебе с этого всего интерес?

— Да они зло творят! — театрально возопил Тунор и снова усмехнулся. — Ну да, мы же власть имущие, какое нам дело до зла. Эти идиоты качают лодку не туда. Всё развалится, если они хоть наполовину добьются цели. Как хапнут, так и подавятся. Пообщайся-ка со своим остроухим дружком, спроси у него: если бы не было Светлого Леса, кто бы жил на его месте? Твари или люди? Зандерат и Периам ближе всех к Чащам. Не знаю, чем там думают периамские шишки, но нам первым достанется. А я, хоть и старый, помирать прежде времени не хочу. Тем более в тварьей пасти.

— Старый Периам тоже граничит с Чащами, — напомнил Тунору Эйсгейр.

— Ну вот сам им и занимайся. Что там за Великим Перевалом мне плевать. Хватает и без этого проблем. Вошкаются тут у нас все кому не лень.

— Ты ещё что-то знаешь?

Хорёк заулыбался.

— Зависит от того, что именно известно тебе. А вообще… Будто у тебя есть выбор по части союзников.

— Я, быть может, могу и без них обойтись.

— Возможно, — протянул Тунор, — но вместе всё же лучше, правда?

— А ты эльфам говорил что-нибудь? Кто там у тебя служит в Зандерате?

— Не говорил я им ничего, — фыркнул старик. — Они как прирежут всех, и ищи потом новых пешек периамских. Уж лучше знать, в какой руке нож, чем гадать, куда его спрятали.

— И ты заявился набиться мне в союзники?

— Я заявился обозначить возможность сотрудничества. На мой взгляд, это единственный вариант, который может обеспечить хорошее будущее. На остальных рассчитывать вряд ли стоит. Полетят, как мухи на сладкое. Ну, к нам мог бы ещё Арнау Алинасский присоединиться, он ведь из высокоморальных. Прям как ты. Но трон под ним что-то шатается… Я бы сказал, наш милый ректор его и шатает.

— Считаешь, Гилрау пообещали корону Алинаса за участие?

— Может, и корону. А может, и титул великого лорда. Всё же лучше герцога. Или ректора там какого-то. Но из великих лордов никто пока не при делах. Либо ещё не знают, либо думают.

Рыцарю вспомнились разговоры с герцогом.

— Как Шелан Мирарский.

— Значит, и его уже обрабатывают? Удивлюсь, если он не согласится. Ему-то свобода от Алинаса лакомее любых эльфийских сокровищ. Хотя, если честно, не понимаю я его. Пришёл бы к Арнау, попросил бы больше прав, меньше налогов, Арнау ведь добрый. Но нет, мы же гордые такие.

Эйсгейр усмехнулся — кто бы говорил о гордости… Но Тунор подозревал в отношении герцога Шелана то же самое, что и рыцарь.

Из завоёванных южных королевств Мирар пострадал больше всех. Попытавшись захватить богатого соседа, он не рассчитал силёнок. В итоге Алинас успел отчекрыжить у него чуть ли не четверть земель, пока не пришёл прапрадед нынешнего короля и не пригрёб к рукам оба королевства. А после уцелевшего мирарского принца, кроме того, что унизили до герцога-вассала, ещё и обложили немаленьким налогом. Герцоги до Шелана пытались исправить ситуацию — то мечами, то дипломатией, — но не вышло. Теперь два бывших королевских дома были заклятыми врагами.

Даже если Шелан не желает зла лично Арнау, великому лорду Алинаса, избавиться от его власти он точно хочет. А уж если ему при этом ещё и земли вернут…

Тунор поднялся.

— Всё, засиделся я, надо идти, а то конец маскараду.

— Зачем он тебе вообще нужен?

— Знаешь, оказывается, можно очень много вещей выяснить, если люди думают, будто ты малость выжил из ума. Или если недооценивают тебя.

Эйсгейр только фыркнул.

— Кстати, а ты поправки в закон от Младшей палаты смотрел?

Старик, кажется, удивился.

— Нет ещё.

— Посмотри-посмотри, там тоже много интересного. — Эйсгейр решил не оставаться в долгу. — Как давно ты… в этом всём?

— Да где-то с год.

«Как же я так пробулькал целый год… — упрекнул себя рыцарь, вспоминая и о годе, упомянутом Эамондом, и о годе, про который говорил Виркнуд. — Даже Тунор пронырливее меня оказался».

Великий хорёк пошевелил плечами, покряхтел, прокашлялся. Потом сгорбился, руки его снова задёргались, подбородок затрясся.

— Кстати, Гилрау был в столичной тюрьме после той кутерьмы в Южных Клыках. Мне-то всё равно, но ты вроде к псам неравнодушен. И насчёт Нирии я серьёзно. — Голос его стал привычно дребезжащим и противным. — Будет обидно, если из-за какой-то бабы, пусть и умной, древний снежный хрен растает.

— Тварья задница ты, Тунор!

— Так, я пошёл. Придумай потом какую-нибудь безделицу меня задобрить за появление во Всесвете.

— Хрен тебе, а не безделица! Всесвет не в твоём подчинении.

— Ты, давай, круг тишины-то снимай и продолжай орать.

Когда лорд Зандерата вышаркал из трапезной, вслед ему неслась возмущённая брань Эйсгейра. Тунор, бешено размахивая тростью и трясясь, обещал припомнить отмороженному лорду и Всесвет, и вообще все обиды до тысячного колена. Дворцовый распорядитель, то бледневший, то красневший от виртуозных ругательств, пошёл проводить старика, следуя за ним на безопасном расстоянии.

А Эйсгейр, оставшись один, расхохотался во весь голос. Под кругом тишины, конечно, чтобы никто не услышал.

Часть V То, что определяет будущее

Глава 1 Бумажка

— Господин приказал заняться и этим тоже.

Что там принёс посыльный? Я повернула голову. Библиотечка! Самое ценное из моих вещей.

Один из генасов заметил мой взгляд.

— Да, это твоё. Её, конечно, быстро вскрыли, — он продемонстрировал открытую книжку, — но там нашли вот это… — с этими словами генас показал мне другую книгу под названием «Лекарственные растения». — И она запечатана гораздо лучше, чем вся библиотека.

Генас приблизился и приложил мою ладонь к книге. Ничего не случилось.

— Это было, конечно, маловероятно, но попробовать стоило, — пробормотал он и, отложив обе книжки в сторону, занялся своими склянками.

А вот фиг вам! Через секунду я даже удивилась, что у меня нашлись силы позлорадствовать. Хотя мне тоже не известно, как открыть эту книгу. Вспомнились записи и рисунки, сделанные в лощине. Их ещё, наверное, не нашли, иначе они бы знали про Тёмные Чащи. Но может, уже просмотрели мои бумажки и просто не подают виду?

Бумажки! Можно попробовать вставить в трещину бумагу… В лаборатории её полно, надо только стащить. Но как? Спрятать-то некуда. Хотя… Мне ведь нужен маленький кусочек. Сунуть в рот? А потом подождать, когда высохнет…

Один из генасов окунул в склянку с жидкостью полоску бумаги, и та покраснела. Красный, кажется, означает кислоту… Предки, они же часто так делают! Я осмотрела пол, насколько мне позволял ошейник, и увидела ещё несколько таких полосок, уже использованных. А чистые лежали на столе, совсем на краю. Мимо него меня поведут к выходу, а ноги нередко меня не держат…

Когда стоящему рядом стражнику сказали, что со мной на сегодня закончено, тот сдёрнул меня со стола и повёл прочь из лаборатории. Я сделала вид, будто запнулась и, падая, смогла смахнуть бумажки на пол. Белые клочки разлетелись словно снег. Но схватить хотя бы один мне не удалось: водяное щупальце дёрнуло меня вверх и поставило на ноги.

— Держи её крепче, — пробурчал иллиген стражнику и замахал руками. — Всё, всё, уводи.

Проклятье! Они так быстро реагируют… Всё равно — завтра попытаюсь снова!

Через пару минут я оказалась в своей камере, но вскоре камни разлетелись, и стражник швырнул мне очередную миску. Сегодня ужин без чер… О! В камнях двери белело крохотное пятнышко. Как бумажка оказалась здесь? Наверное, прилипла к сапогам стражника или зацепилась за ткань. Предки! Если бы не кандалы, я могла бы прямо сейчас проверить, будет ли атал действовать с бумажкой в трещине…

* * *

Меня разрешили забрать. Ноги дрожали так сильно, что я почти не притворялась, когда падала на пол. Стоило лишь чуть согнуть колени, как мышцы отказались держать тело, и я рухнула вниз. Рядом оказалась только одна использованная бумажка, но… Вода вздёрнула меня вверх, до боли сжимая шею. Вы поднять меня хотите, или задушить? Я закашлялась. Опять всё зря. Надеюсь, получится с той бумажкой в дверях. Пусть она до сих пор лежит там…

Как только камни в камеру разлетелись, я снова упала. Стражник с рычанием запинал меня внутрь и ушёл. Двери сомкнулись. Бумажки там не было. Великие силы, я больше не могу. Ничего не выходит, хоть волком вой…

Через мгновение камни разлетелись — солдат забыл пристегнуть кандалы к стене и вернулся. Ругаясь, он оттащил меня к кровати, защёлкнул замок и направился к выходу. На уголке плаща белел заветный кусочек. Великие силы! Как сумасшедшая, я кинулась к стражнику, пока тот не ушёл слишком далеко.

— Предки! — воскликнул солдат и пнул меня. — Чего творишь?!

Скорчившись от удара, я успела незаметно сунуть бумажку в рот. Страж осмотрел плащ, потом меня и мои руки, но ничего не нашёл. Пристегнув наконец кандалы к стене, он покинул камеру.

Предки, ну хоть что-то у меня получилось! Губы даже расползлись в улыбке, хотя рёбрам до сих пор было больно. Я вытащила бумажку изо рта. Надо высушить. Драгоценная полоска очутилась под досками — там её никто не найдёт. А от неё может зависеть моё будущее.

Пока же она сохнет, стоит подумать. Допустим, из-за бумажки атал перестанет действовать. Что дальше? Я не знаю, где находится подземелье, подземелье ли это вообще, насколько оно большое, насколько запутаны коридоры. Даже генасы из лаборатории не в курсе, где находятся. Я слышала, как они говорили об этом. Снова идти в портал? В первый побег стража охраняла именно проход туда. Значит, бежать в сторону пыточной правда не стоит? К тому же не хочется снова оказаться неизвестно где. Как и соваться в дом Главного Гада. Но ведь дом, а не военная крепость! Надеюсь…

Так, кажется, полоска совсем сухая. Попробуем… Великие предки, хоть бы получилось! Не без труда, но бумага всё же проталкивалась в зазор. Тем не менее понадобилось ещё полминуты, прежде чем поток силы наполнил меня.

Вот оно! Наконец-то! Надо попробовать какой-нибудь простенький приём… О, предки, нет. Успокойся! Не стоит. Пусть они не знают, что атал сломался и я могу использовать силу, вдруг они как-то почувствуют даже простой приём?

Я снова села и вытащила бумажку из ошейника. Сила есть. Что дальше?

Бежать прямо из лаборатории — не вариант: три генаса и куча солдат — это слишком много. Лучше дождаться, когда генасы уйдут. Обычно они уходят почти сразу, как восстановят меня после пыток. Это мне тоже известно из разговоров. Кроме того, уходит и стражник, дежурящий в лаборатории, пока там нахожусь я. Значит, в моём «распоряжении» остаётся тринадцать солдат: четверо в темнице, восемь в коридорах снаружи и приносящий мне еду. Много, но… Если быстро вывести из строя первых пять, у меня будет небольшая передышка перед выходом из темницы. Нужно оглушить их и не остаться при этом запертой в камере. Если это случится, ко мне снова придёт Главный Гад, и… Нет, не думай об этом.

А ещё… Что первое придёт в голову, когда надо найти сбежавшего генаса? Отслеживающие силу приёмы. Даже если я смогу спрятаться от простых солдат, Главный Гад быстро найдёт меня по следу. Как же быть?

Пальцы по привычке теребили ошейник. О! Атал не даёт мне использовать силу, и с ним никаких следов у меня нет. Посмотрим-ка… Я попробовала подвигать бумажку в трещине. Внезапно сила исчезла. Так-так-так… Как только драгоценный клочок сдвинулся обратно, сила опять разлилась по телу успокаивающей волной. Надо же, этот проклятый ошейник может быть полезен. Если с умом им воспользоваться.

* * *

Шаги. Сегодня они долгожданны. Уже прошло несколько дней, после того как я хватанула солдата за плащ, и стража вела себя бдительнее некуда. Поэтому пришлось ждать.

Камни разлетелись — мне принесли ужин. К нему я почти не прикоснулась: пригодится любая капля, поэтому вся вода из мерзотной каши отправилась в туалетное ведро. Его давно не выносили и зря. Само ведро я передвинула ближе к двери, затем вытащила из-под кроватной ножки бумажку и вставила в ошейник.

Волны силы тут же разлились по телу, придав уверенности. Проморозив льдом замки кандалов, я смогла сломать ставший хрупким металл ударом о кровать, а круг тишины скрыл все звуки. Когда опять послышались шаги, на полу уже лежали три куска льда мутно-жёлтого цвета: один точно посередине входа, два ровно напротив солдат и как можно ближе к ним.

Как только камни начали разлетаться, я расширила круг тишины и на коридор.

Тюремщик не успел сделать даже шага внутрь камеры, как три ледяных шара ударили под доспехи прямо в пах ему и солдатам у дверей. Вот вам всем… Стражи у выхода из темницы, увидев, как скорчились их товарищи, ринулись ко мне. Так! Быстрее удавки на первых трёх! И две глыбы побольше следующим!

Пока щупальца из моей собственной мочи душили солдат, я подпустила поближе спешивших им на помощь товарищей: и чтобы они не смогли увернуться, и чтобы удар получился сильнее. Убить-то не убьёт, но… Сила удара опрокинула их, а каменный пол чуть добавил. Водные удавки лишили сознания и этих стражников.

Я бросилась к дверям в конце коридора, на бегу собирая всю жидкость над входом. Медлить нельзя — тюремщик, приносящий ужин, уже должен выходить из темницы. Сняв не нужный круг тишины, я притаилась справа от дверей. Как раз вовремя.

— Проверьте, — донеслось до меня, и двери открылись.

— Что за…

Договорить стражники не успели: на них обрушились ледяные глыбы и сразу же метнулись в следующих солдат.

Раздались удары и звон осколков. Успели прикрыться щитами? Проклятье! Так, надо придушить хотя бы вот этих…

— Сообщите господину!

Кажется, мой план катится к Тварям. Сколько осталось солдат? Пять? И теперь я не знаю, где именно они стоят. И в темницу уже вряд ли зайдут. А ждать нельзя…

По лбу сбежала капля пота.

Пот! Я могу почувствовать их пот!.. Да, пятеро, стоят в левом проходе, на пути к порталу. Как и тогда! Значит, не боятся, если я побегу в другую сторону. Получается, надо всё-таки идти в портал?

Сосредоточившись на бисеринках пота, я превратила их в маленькие горошинки и начала катать их по коже солдат. Как легко управлять такими каплями!

— Что это? — послышался нервный возглас.

Бегающие шарики должны ощущаться, как насекомые. В любом случае надо было только отвлечь стражей. Они не заметили, как под ногами их оказалась лужа жидкости.

Раздались вскрики боли — подошвы солдатских сапог пробили ледяные лезвия и иглы. Так, всем удавки! Вскоре они попадали без сознания. Умница, Листочек!

Лаборатория! Стремглав я помчалась направо. Надеюсь, не пожалею об этом. Моя библиотечка и вторая книга лежали где обычно. Недолго думая, я запихнула в библиотечку и записи с журналами, какие попались под руку. Потом разберёмся!

Теперь — в портал!

В перекрестье коридоров я задержалась и метнула всю жидкость в сторону пыточной. Потом пустила туда же ледяную снежинку — оставить след силы. Это должно сбить всех с толку, хоть ненадолго. Поколебавшись, я сдвинула бумажку в атале так, чтобы получилось быстро запихнуть её обратно.

Добежав до портала, я спряталась позади него в темноте. Как только примчится Гад, прошмыгну туда за его спиной.

Я сидела уже вечность, но ничего не происходило. Проклятье! Неужели меня ждут по другую сторону? Как тогда бы…

Свет замерцал. Появился Главный Гад, а вместе с ним несколько воинов в доспехах.

— Откуда у неё сила? — донёсся до меня изумлённый возглас.

Значит, всё-таки не знали… О нет! Двое остались у портала.

Часть солдат вместе с Гадом пошла по следу снежинки — уловка сработала. Другие отправились в темницу. Надо торопиться, но как быть с двумя прямо передо мной? Так близко… Как раз настолько, чтобы оглушить!

Я задвинула бумажку обратно. И как только вернулись силы, пустила волну оглушения. Один солдат начал оседать на пол. Второй замотал головой. Я бросилась в портал, пока он не сообразил, что происходит.

Этот солдат оказался крепче своего напарника и попытался поймать меня. На другую сторону я буквально вывалилась — он схватил меня за лодыжку. Удержать не сумел, да и я хорошо его лягнула.

Падение даже помогло. Как только я прошла портал, над головой просвистели стрелы. Они точно попали бы мне в бёдра, если бы я не упала.

Я перекатилась под защиту стен. Лучники, видимо, стоят в коридоре, ведущем из этой комнаты.

Тело дрожало, колени и ладони сильно саднило. Библиотечку я не удержала, она отлетела к другой стене. Далеко… И сил мало. Я совсем ослабла. К тому же воды у меня нет. Как и времени…

Сосредоточься!

Ага, прямо напротив выхода стоят двое. Видимо, они и стреляли. Дальше ничего не чувствую.

Собрав капельки пота под доспехами в шарики — предки, как тяжело управлять ими с такого расстояния! — я вонзила ледяные иглы в спины солдат. Послышались стоны. Надеюсь, попала в позвоночник. Маленькие иголки, а кажется, будто пустила целую волну льда. Но по крайней мере, у меня хватит сил на защиту.

Даже если в коридоре есть ещё кто-то, выбора у меня нет: идти обратно не могу, трюк с порталом больше не сработает. И оглушённые скоро очухаются.

Я набросила на себя защиту и ринулась в коридор.

Первые стрелы попали разбили щит и отскочили. Третья пронзила лодыжку. Я оказалась на полу. Четвёртая вошла в плечо. В глазах потемнело. Чудовищно больно…

Ну давайте же, пристрелите меня!

— Позови господина, — сквозь слёзы расслышала я.

Да, иди позови своего хозяина, и пусть он прикончит меня прямо здесь.

Всхлипывая, я кое-как огляделась. Их четверо! Два тела рядом со мной. Вряд ли мертвы, но иглы в позвоночник — это серьёзно. Как и раздроблённая лодыжка. Один из лучников убежал к порталу.

Последний стоит прямо у дверей в конце коридора. Держит лук так, чтобы можно быстро выстрелить. Но он не убьёт меня. Главный Гад не велел. Ему же хуже.

Щит на себя. Иглы лучнику в позвоночник. Щит рассеивается — сил почти нет. Предки, как же больно… Пытаюсь встать. Бесполезно. Не могу. Ползу.

Как же далеко эта проклятая дверь…

Очередной коридор. Шторы, ковры. Справа опять дверь. Свет из-под неё. Снова портал? Ползу в ту сторону. Терять мне нечего. Я уже никуда не убегу.

Ползу. Ползу. Давай же, ещё немного.

Добираюсь до двери. Главный Гад — или самоуверенный идиот, или не торопится, зная, что бежать мне некуда.

Наваливаюсь всем телом на дверь, открываю её и опять падаю на четвереньки.

— Великие предки! — Ко мне бросается мужчина в тяжёлом доспехе. — Ты, — говорит он кому-то, — зови целителя, быстро! Ты — найди командира или советника.

Я кое-как оглядываюсь.

И правда, в комнате портал. Мужчина снял свой плащ и укрыл меня, насколько смог — мешала стрела в плече. Хранитель портала? Он ещё что-то говорил, когда иглы из моей собственной крови вошли ему в шейные позвонки. Их он заметить не мог — капли я собирала прямо за ним. Мужчина со стоном обмяк и повалился на пол.

Из последних сил я доползла до портала и провалилась в круг света.

Глава 2 Надежда

— Фар, ты должен был отнести это деду ещё вчера.

— Пап, я забыл.

— А может, поленился?

Отцовские глаза глядели с укором. Фаргрену хотелось сказать, будто он и правда забыл, но ложь застряла в горле. Позапрошлой ночью Фар бегал к Тёмной реке. Чтобы успеть вернуться домой к рассвету, ему пришлось промчаться туда и обратно почти без передышек. Это того стоило — огромная река оказалась просто невероятной. Дух захватывало! Такая широкая — другого берега не видно… Но ночная прогулка вытянула все его силы. Поэтому он, еле успев вздремнуть часок до того, как отец его поднял, весь день был вялый, как аксолька перед зимней спячкой. Тащить тяжёлый свёрток шкур и скорнячье барахло к деду совсем не хотелось.

— Поленился, да? — переспросил отец. Его тёмные глаза сузились. — Ты опять бегал ночью?

Обида вдруг обожгла Фара яростным огнём. Как же надоело! Бегать в полях даже ночью, даже недалеко — нельзя! Быть волком при брате и сёстрах — нельзя! А ему так хочется покатать на себе Ирму. Фар знал, что сестричке понравится сидеть на его мягкой шёрстке. И это барахло… Можно подумать, дед помер, не получив свои шкуры вчера? И вообще, раз так нужно, сам бы пришёл!

— Выпорешь, да?

Отец нахмурился.

— Надоели ваши правила! — зло выкрикнул Фар, сжимая кулаки.

— Не смей кричать на меня, щенок!

Щенок?! Он волк, а не щенок!

Красная пелена заволокла глаза и… Он проснулся.

— Плохой сон? — донёсся до него шёпот Мильхэ: ледышка стояла на часах.

Фаргрен просто вильнул хвостом.

Это был один из его самых нелюбимых кошмаров. Он горько усмехнулся про себя. Нелюбимый кошмар… Будто бывают любимые. Ненавистный, тогда уж. Хуже только сон, в котором являлась растерзанная мать и сестра. И почему ему никогда не снилось хорошее? Вроде же немало случалось приятного, счастливого.

Отца он любил. Тот был строг и мог выпороть за серьёзную провинность, но делал это тем реже, чем старше становился сын. А та ссора… Глупость, в которой виноват сам Фар. Пусть отцу и не стоило называть его щенком, но всё же. Фаргрен попытался представить, каким бы мог сейчас быть отец. Как дед? А Ирма? Какая она сейчас? Он попробовал представить и её, но в голове возникал только образ матери. Фар старался увидеть её живой, а не мёртвой и растерзанной. Выходило плохо. Точнее, не получалось совсем.

Он положил голову под лапу. Твари чащобные, оказывается, всё это время безбашенные близнецы и язва-коротышка, сами того не зная, отвлекали его от… Всего. Дорога и напарники — лучшее лекарство для бродяги-ар-вахану. Путь сюда был долгим и почти смертельным, и он успел затолкать мысли о том, что снова окажется в родных местах, на самое дно сознания. А теперь они снова всплыли. Всплыли и топят его самого, разрывая сердце болью, не давая дышать.

Когда Талек сказал об Ирме, Фар захотел увидеть её, хотя и боялся этого больше смерти. Когда стало понятно, что все деревни будут как Вешки, если не хуже, он мучился от страха, что котёнок снова мёртв, и его желание никогда не исполнится. Жизнеутверждающая философия Рейта временно отогнала эти мысли. Теперь же они вернулись, смешались и ударили с новой силой. Под дых. В голову. В сердце. Одновременно.

Завтра к полудню они уже будут в Снежных Рощах. Родной деревне Фара. Там его дом. Отец построил его из каменного дуба, вопреки всем обычаям. Перед глазами встали светлые занавески, которые с любовью вышила мать. В следующий миг они потемнели от крови. Руки матери, пекущие хлеб. Руки матери в чёрной расползающейся луже. Сеструшка-хохотушка Ри. Мёртвая Ри. Братишка Альди с непослушными вечно торчащими вихрами. Спокойный, с добрыми глазами отец. Кровавое месиво вместо них обоих. Ирма, ласковая как котёнок. Мёртвый котёнок под растерзанной кошкой.

Его вдруг затошнило. Прямо как тогда, когда он всё это увидел. Почему видение котёнка с кошкой всегда ужасало его больше всего? Не потому ли, что он в глубине души, знал: котёнок остался жив?

Фара вывернуло наизнанку.

Внезапно он ощутил, как прохладные пальцы пробираются в шерсть до самой кожи.

— Такое лечить я не умею, — прошептала Мильхэ. — Никто не умеет.

Она села рядом и стала гладить его.

— Терпи, ар-вахану из Снежных Рощ, терпи.

Всё знает, понял он. Ледяная ведьма обо всём догадалась.

Наутро, когда Рейт поднял всех, у Фаргрена болела голова. Мильхэ без лишних слов приготовила ему какое-то горячее снадобье, после которого стало гораздо легче. Голове, по крайней мере.

Дорога была сносной, поэтому шли они достаточно быстро. Когда показались первые дома, Фаргрен, сам того не замечая, ускорился, труся чуть впереди напарников.

Почуяв запах Чащ, Фар насторожился. В Вешках и Дубках он почувствовался не сразу и, стоило убить богомоловых маток, пропал. Сейчас же Чащи чуются ещё до деревни, и сам запах гораздо сильнее. Что это значит? Ещё больше маток? Как в ответ, над деревней показался летун. От хитиновых рож тошнило уже не меньше, чем от воспоминаний.

Фаргрен перекинулся, и кожа сразу покрылась мурашками от холодного весеннего воздуха. В шкуре-то ему тепло.

— Запахло Чащами.

— Где дом знахаря? — спросила Мильхэ, оглядывая окрестности.

— С северной стороны.

— Давайте обойдём с востока и сразу туда, — сказала ледяная ведьма.

Предложение показалось разумным, и они сошли с дороги в поля.

«Это участок кузнеца», — вспомнил Фаргрен, чувствуя под лапами землю, чуть пригретую солнцем.

У них ушло много времени, чтобы добраться до Снежных Рощ. Почти две недели они сидели в Дубках — зализывали раны, чинили как придётся доспехи… Дороги уже давно просохли, поля — тоже. Вид голых пустошей нестерпимой горечью пролился на сердце и отозвался головной болью. Здесь должны быть люди. Ковыряться в земле, распахивать поля, а не… Не это. Да, Фара не слишком волновали селяне — именно от них ему пришлось спасаться полжизни назад. Но не стала ли их участь и участью Ирмы?

Оказавшись на дороге, которая шла из деревни на восток, наёмники всё же решили разведать селение. Богомолов летало совсем мало. Их Фар только видел, но не чуял. А вот запах Чащ уже ничем не отличался от витавшего на Тёмном Тракте.

По дороге к первым домам пришлось отстрелить нескольких летунов, но это не составило близнецам никакого труда. Когда отряд уже шёл подеревне, Фар заметил, что здесь неразрушенных построек больше, чем в Дубках. Внушало надежду. Неизвестно только, что эта надежда значила для него.

Перемещаясь от дома к дому, они медленно продвигались к центру. Фаргрен наконец почуял и богомолов. Вскоре разрушенные избы стали встречаться чаще, земля и дороги были завалены брёвнами, обломками. Кое-где белели кости. Задерживаться и выяснять, чьи — животных или человека — не стали.

Фаргрен дёрнул носом — в запахе Чащ почуялся новый. Точнее, старый, хорошо знакомый.

«Только этого не хватало…» — подумал он и перекинулся в человека.

— Здесь жнецы, — сообщил Фар напарникам.

Близнецы ругнулись вполголоса. Да уж, как бы ни пришлось столкнуться со стадом — небольшого хватит, чтобы умереть всем и очень быстро. Пока разделаешься с одной Тварью, другая цапнет рогами, и поминай как звали.

«Хотя с такими генасами, — пронеслось в голове у Фара, пока он превращался обратно в волка, — десяток-другой не должен стать серьёзной проблемой. Наверное».

Наёмничье-боевая рутина вытесняла боль из сердца. Или приглушала. Во всяком случае, дышать Фар мог.

Мёртвую тишину нарушали только их шаги да шёпот ветра. Порой слышалось поскрипывание и шелест. Иногда кричали птицы. С закрытыми глазами могло показаться, будто идёшь где-то в лесу…

Через некоторое время послышался далёкий гул. Богомолы.

— Кажется, на севере, — почему-то прошептал Геррет.

Мильхэ вдруг остановилась. Потом жестом показала идти назад, махнув второй рукой куда-то влево. Все посмотрели туда — в переулок, заваленный обломками и разным хламом. Заканчивался он, на первый взгляд, густыми кустами. Всё бы ничего, вот только листьев на ветках было слишком много для середины весны. Древесник. А где один, там всегда будет и второй, и третий… Надо уходить, и как можно тише.

«Как мы пробрались так близко?» — подумал Фар.

Древесников он нежно ненавидел. Да что там. Все наёмники питали к ним именно такие чувства. Ненавидели, любя. Или наоборот.

Причин для ненависти имелось много: по запаху почти не отличить — дерево и дерево, куда атаковать, чтобы убить наповал — непонятно, а драться — сложно. Маагены — и те не любили древесников: горели Твари не так хорошо, как хотелось бы. Двигались они сами не слишком быстро, но вот с их плетями-лозами даже оборотню нелегко справиться. Кроме того, древесники чувствовали любые вибрации воздуха и земли. И если с первым генасы справлялись на раз — круг тишины и всё, то со вторым дело обстояло хуже: Твари улавливали даже топоток аксолек, что уж говорить о двуногих.

Причина для любви существовала одна: смола. Основа самых сильных известных миру лекарств. Естественно, дорогая — добывалась кровью наёмников, которые и делали на ней деньги. Если выживали. А ещё смолу пили Твари, временно теряя интерес к двуногим, если поблизости оказывался поверженный древесник или хотя бы его часть.

Отряду повезло. Лозы-плети не вырвались из-под земли, не понеслись вслед за ними, и наёмники выбрались из деревни, решив, не играть со смертью и обогнуть селение с востока, как делали с самого начала. Чем дальше они уходили на север, тем мельче становились куски домов.

— Это там знахарь жил? — послышался шёпот Лорина.

Все посмотрели, куда он показывал. У Фаргрена внутри всё заскулило.

Над останками строений возвышался большой тёмный дом. От двора, кажется, почти ничего не осталось, сараи и хлева — разрушены, чудом уцелели сени, хотя их построили не из каменного дуба. Заколоченные ставни ржавыми гвоздями впились в съёжившееся от боли сердце.

Фар отрицательно мотнул головой, когда все посмотрели на него, ожидая ответа.

— Попробуем пробраться туда? — предложил Рейт. — Он ближе, но не так близко к центру.

— Не стоит, — проледенила Мильхэ. — Вдруг тут ещё древесники есть.

Глава 3 Утекать как придётся

Шорох…

Я подскочила. Где я?! Почему не чувствую силы? Что это за…

— Тише, тише, — зашептал кто-то, укладывая меня обратно. — Не бойся, всё хорошо, ты в безопасности.

Меня успокаивала женщина. Человек.

— Помнишь, что с тобой случилось?

Что случилось? Главный Гад… По телу прошла дрожь. Где я? И это… кровать?

Большая кровать с мягкими пуховыми одеялами. Красиво обставленная просторная комната. Резные шкафы и тумбы. Справа от кровати два кресла и столик с графином воды на нём. Слева — дверь. Из-за плотных штор напротив меня пробивался свет.

— Хочешь, открою окно?

Я кивнула. Пожилая, немного полная женщина в жёлтом платье встала, раздвинула шторы, и яркий свет залил всё пространство.

— Площадь, правда, с другой стороны, но отсюда тоже неплохой вид. Хотя прямо сейчас полюбоваться на него ты не сможешь, тебе лучше пока не ходить.

Женщина улыбнулась, взгляд её казался добрым, сочувствующим.

— Где я?

— В магистрате Всесвета. Меня попросили ухаживать за тобой, но мне почти ничего не известно. Лечил тебя самый хороший во Всесвете целитель, хотя, наверное, твои сородичи могли бы лучше.

Мои сородичи… Они всё это со мной и сделали.

Рука метнулась к шее — атал, конечно, на месте, но бумажки в нём нет. Что случилось после того, как я прошла через портал? Кажется, бумажку я вытащила сама, чтобы никто не догадался про сломанный ошейник. Но вспоминается всё очень плохо.

Значит, Всесвет?

— Сколько я уже здесь?

— Не знаю, — сиделка подала стакан воды, — меня вызвали вчера вечером.

Пить хотелось жутко, и я залпом выпила всё. Чувствовалась страшная слабость. Я прислушалась к телу — все раны мне залечили, даже лодыжку, но в ней ощущалась какая-то неправильность. Не все осколки костей встали на место. Чтобы вылечить такое без последствий, нужны эльфийские целители и пациент в сознании. А ещё время — ничего не проходит мгновенно. Ладно, с этим я потом сама разберусь…

Взгляд упал на кресло рядом с кроватью. На нём лежал тёмно-синий плащ, расшитый серебряными колосьями и листьями, напоминавшими формой утиные лапки. Или хвост какой-нибудь рыбы.

Горло сжало от внезапной горечи… Хранитель портала, кажется, хотел помочь. Надеюсь, его вылечат.

И… хотят ли мне помочь здесь? Правда ли эта женщина ничего не знает? Почему меня не вернули Главному Гаду?

— Ну-ну, дорогая, всё хорошо, — успокаивающе ворковала сиделка, — всё позади.

«Ну-ну, дорогая». Главный Гад тоже так говорил.

Кто же он и насколько влиятелен? Хранитель сказал «позови советника»… Значит ли это, что портал находился в доме какого-то советника?

Я снова посмотрела на плащ. Скорее всего, эти колосья и листья — знаки рода, к которому принадлежал хранитель. В хранители порталов обычно выбирают членов Служащих домов. А главы этих домов — как раз входят в Младший совет. Предки, а ведь это может быть даже советник из Старшего дома…

Впрочем, для меня особой разницы нет — в любом случае Главный Гад очень и очень влиятелен. Он найдёт меня и здесь. И даже если эти люди не желают мне зла… Как они поступят, когда Гад придёт и потребует выдать меня? Почему он не забрал меня сразу? Мне даже неизвестно, сколько времени прошло с побега. Кажется, не очень много, но…

Желудок внезапно заурчал.

— Ну вот, уже и аппетит проснулся, — сказала сиделка улыбнувшись. — Я принесу тебе еды. Как раз пора обедать. — И ушла, шурша своим жёлтым платьем.

Свесив ноги с кровати, я осторожно встала. Прошлась. Теперь я хромая… И действительно, с такой лодыжкой лучше не ходить два-три дня точно. Ладно, обшарить комнату это не помешает — надо раздобыть новую бумажку для атала!

Тихо подойдя к двери, я прислушалась. Никого?.. Вдруг звякнула сталь. Всё-таки меня и здесь охраняют? Что случится, если открыть дверь? Духу на это не хватило, и я вернулась к поискам «ключа» для ошейника.

В тумбе около окна оказалось множество склянок. Настойка жгучелиста, порошок из семян сон-травы, калиановый цвет… Ничего такого мне не нужно, а вот этикетки — это хорошо! Я отодрала этикетку побольше. Потом подумав, ещё одну на всякий случай. Только я начала запихивать её в трещину, как послышались шаги. Пришлось быстро возвращаться на кровать и прятать бумажки под одеяло.

Вскоре на пороге комнаты показалась сиделка с подносом. В проёме я увидела солдата в доспехах, который открыл ей дверь. Человек. Он один?

— Не переживай, тебя не побеспокоят, — сказала женщина, заметив мой взгляд. — Вот и твой обед, — прощебетала она.

От запаха еды потекли слюнки. Великие силы, как же хочется есть!

Сиделка поставила поднос прямо на мягкое одеяло, прикрывавшее мои ноги. Суп! А как пахнет… В бульоне плавали кусочки овощей и мяса, рядом с чашкой — свежий хлеб. После того дерьма, которым кормил меня Гад, — поистине королевский ужин. Стоп, не время расслабляться. Там может быть что-то не то. Но… Гаду, вроде как, я нужна живой, так что… М-м-м, вкусно!

Я съела всё до последней капельки. Сиделка, устроившись рядом в кресле, то и дело с улыбкой поглядывала на меня. Её приятное пухлое лицо напоминало аксольку, а оборка на чепце только усиливала сходство. В самый раз для работы, где требуется проявлять заботу и внимание. Всем нравятся милые аксольки.

Откуда-то женщина выудила вязание, и теперь спицы бойко позвякивали в её руках. Иногда она бросала хмурый взгляд в сторону двери. Не нравится присутствие солдат?

Через какое-то время послышался шум стали.

— Опять?! Каждый час меняют, — пробормотала она нахмурившись.

Аксолька выдала ценные сведения. Наверное, она, и правда, ни при чём.

Значит, у меня будет час, чтобы сбежать, прежде чем стража поднимет тревогу. А может, здесь какой-то подвох? Но… проверить это я никак не могу, значит, буду утекать как придётся.

Я улеглась обратно под одеяло, нашарила раздобытые бумажки и сжала их в кулаке. Нельзя потерять!

— Поспи, поспи, дорогая, — опять заворковала сиделка, подскакивая ко мне поправить постель и убрать посуду, — это полезно.

Ну нет. Спать я не хочу. Мне просто надо подождать, когда она отлучится. А может, усыпить её? Есть ли в той тумбе снотворное? Или масло зверушника? Если смешать его с сон-травой, получится убойное снадобье.

Женщина снова сидела и вязала, иногда бросая на меня взгляд. Из-под её рук уже выполз внушительный кусок полотна. Рыбки и лисички. Наверное, вяжет что-то для ребёнка. Как же быстро стучат спицы…

Отдалённый гул заставил меня вздрогнуть. Колокола? Великие силы, неужели я заснула?! Вот только же… Яркий полуденный свет в окне сменился тёплыми лучами закатного солнца. Да не может быть!

— Ты пропустила ужин, дорогая.

Улыбающаяся аксолька всё так же сидела в кресле, будто не двигалась с места.

— Часы уже пробили вечерний обход, — сказала она, продолжая стучать спицами. — Принести тебе поесть?

Я просто кивнула, и она поднялась, складывая вязание на кресло. Ну же, давай, уходи побыстрее! Как только добрая женщина скрылась за дверью, я вскочила с кровати и подбежала к тумбе. Масла зверушника нет. Снотворного тоже. Ладно, обойдусь. Всё равно это слишком долго. Да и как я заставлю её съесть или выпить снадобье? Хотя на будущее, может, пригодится. Например, продать где-нибудь. Нужны же будут мне деньги.

И сила! Я кое-как пропихнула одну из бумажек в ошейник, и по телу разлилась ободряющая волна силы. Атал снова провернула трещиной назад так, чтобы никто ничего не заметил.

Теперь надо найти других людей. Я сосредоточилась, ища воду. Россыпи капель подо мной слишком рассеянные и нечёткие, не могу точно определить, что или кто это. А вот за дверью четыре потных кокона. Жарко, видимо, солдатам в доспехах. Дальше за ними шар жидкости. Графин?

В следующий миг я почувствовала слева от комнаты движущуюся воду. Небольшой сгусток по форме… тарелки? И россыпь капель чуть выше и сбоку. Пот? Это моя сиделка несёт суп? Жидкость двигалась прямо, а потом свернула под прямым углом и стала приближаться к комнате.

Вскоре дверь открылась, и я увидела сиделку с подносом. Так, она повернула и прошла по коридору к комнате. Другой воды я не обнаружила. Значит, в коридоре, кроме четырёх солдат, больше никого нет? Тогда, решив проблему стражи у дверей, я могу выйти из спальни, и никто меня не увидит.

Запах еды оторвал от размышлений. Снова суп и хлеб.

— Целитель не рекомендовал много есть. Завтра он придёт осмотреть тебя.

Нет, спасибо, встречи с вашим целителем я дожидаться не буду.

Пока я ела, в коридоре забряцала сталь. Смена пришла? Я чувствовала пот солдат под доспехами: четыре кокона из капелек поменялись местами с вновь прибывшими — не такими плотными. Затем первые ушли.

Пора начинать.

Когда сиделка встала, чтобы убрать поднос с одеяла, я вытянула из графина, который оказался позади неё, тонкую плеть воды. Бедная женщина ничего не подозревала, пока удавка не очутилась на её шее. Одновременно я поставила круг тишины.

— Простите, — сказала я испуганной аксольке, — это не причинит вам большого вреда. Мне нельзя здесь оставаться.

Для чего я вообще это говорю?

У сиделки закатились глаза, и она осела на мягкие одеяла. Я подняла её ноги на кровать, уложив поудобнее. Зачем? Ладно, пусть так.

Я накинула на себя плащ хранителя и подошла к двери. Прислушалась. Всё тихо, спокойно… Водяная плеть подползла ближе и разделилась на четыре поменьше. Когда я резко открыла дверь, одновременно ставя круг тишины на коридор, удавки взвились вверх.

* * *

Город оглушил меня разными звуками и тысячами голосов. Это Всесвет?! Разве это не маленький городок на пути к Тёмному Тракту? Уже поздно, а на улицах так много людей. Страшно… С другой стороны, чем больше народу, тем легче скрыться.

Мешок в руках будто обжигал их — уходя из магистрата, я стащила кое-что, кроме штанов и сапог, которые напялила на себя. Хозяин кабинета напротив спальни не обнаружит кошелька, когда возвратится. Там же я позаимствовала тёплый плащ с роскошной меховой оторочкой. Сейчас он, вывернутый наизнанку, висел на мне, едва доставая до середины бедра. Смотрится, скорее всего, убого… Хорошо, что уже темнеет. Иначе эти нелепые тряпки с чужого плеча точно привлекут внимание.

Плащ хранителя тоже спрятала в мешок — он был бы ещё заметнее, чем то, в чём я сейчас.

Не понимаю, почему мне так просто удалось покинуть магистрат. Просто взяла и ушла. Показываться на глаза стражникам, проходившим по коридорам с мягкими коврами, я не стала, но… Так легко. Подозрительно… Особенно если вспомнить, что творилось при побеге от Главного Гада. Так, об этом не надо вспоминать сейчас. Вообще лучше не вспоминать.

Повернув голову направо, я увидела… Предки, это… Эльфийское посольство?! Так, быстрее, надо быстрее уходить, куда только, великие силы, меня схватят…

Стоп! Успокойся! Дыши. Не надо метаться.

Но времени мало. Следует поторопиться. Я вышла через кухню, и не ровён час, кто-нибудь тоже выйдет из них и увидит меня на крыльце.

Поколебавшись, я сдвинула бумажку в трещине ошейника. Так будет сложнее меня найти. Посильнее закутавшись в плащ, я перешла на другую сторону улицы и повернула налево. Предки, надеюсь, меня никто не увидел из окон.

Не успела я пройти и квартала, как позади послышалась какая-то суматоха. Я тут же свернула в первую подворотню, не смея оглядываться. Проклятье, это просто тупик, и даже не тупик, а впадина в стене. Хоть бы у них не было псов! А с помощью силы меня пока не выследить.

Люди отходили ближе к краям улицы, уступая кому-то дорогу. Страже, наверное. Уф, несколько человек загородили меня. Я пригнулась, чтобы совсем спрятаться за ними. Шестеро солдат быстро прошагали мимо, оглядывая всё вокруг. Сколько людей отправили на поиски меня?

Прохожие вновь заторопились по своим делам. На улицах было много людей, но ни одного эльфа. Мой рост выдаст меня с головой. В буквальном смысле. Как же быть? А может… Может, фигура эльфа рядом с эльфийским же посольством — или что это? — не вызовет подозрений…

Так, стражников вроде больше нет. Выскользнув из тени, я пошла обратно к магистрату, изо всех сил стараясь не сорваться на бег.

Улица упиралась в ограду, увитую голым плющом. Я остановилась. Куда дальше? В какую сторону идти? Предки, я же ничего не знаю! Меня точно поймают…

Дура, не стой так долго!

Я повернула налево и, дойдя до угла, снова остановилась. Великие силы, куда идти? В голову не пришло ничего лучше, чем свернуть направо и по-прежнему идти вдоль ограды. Взгляд то и дело обращался к эльфийскому посольству. Вокруг него был большой парк, укрытый снегом. Вдруг там где-нибудь ходит стража или ещё кто-то? Но вроде никого, ворота заперты. Я торопливо прошла мимо. Потом пересекла дорогу и опять повернула направо.

Уже совсем стемнело, но фонарей ещё не зажигали. Я снова оказалась на углу, почти обойдя парк по периметру. Как глупо…

Всю улицу впереди заполонили крытые повозки и телеги, запряжённые лошадьми. До меня донёсся звучный голос:

— Эй-эй, пошевеливайтесь, и так полдня потеряли, а ну как опоздаем в Восточный форт!

Торговый караван? Что за сумасшедший выводит свой обоз на ночь гля… Восточный форт? Значит, это караван в Периам? Можно поехать в ту сторону! Эльфы туда не ездят, я ведь сама это слышала. Тогда вряд ли меня будут искать среди тех, кто отправляется в Периам. Удастся ли пролезть в какую-нибудь повозку?..

Я шла, держась теней. Обоз ещё не выстраивали в колонну, телеги и повозки стояли вперемешку с лошадьми, некоторые даже не запряжены. Неподалёку, то тут, то там были группки вооружённых людей. Наёмники? Занятые разговорами и ожиданием, они, казалось, совсем не смотрели на повозки. Но некоторые прохаживались туда-сюда.

Перейдя дорогу, я увидела, какие повозки заперты, а какие нет. Сердце бешено колотилось. Спокойно, спокойно! Никому до меня дела нет — просто горожанка просто идёт по своим делам… Так, в эту повозку вроде можно влезть. Надеюсь, в неё больше не будут складывать товар. Почему вообще положили так мало?

Посмотрев по сторонам, я шмыгнула к деревянным дверцам. Лошадь рядом фыркнула, дёрнула ухом, но, к счастью, не шелохнулась и не заржала. Предки, хоть бы меня никто не заметил! Я пробралась внутрь, сдвинув мешки, пахнущие калиановым цветом. Вот почему так мало груза — чтобы нежные листья не помялись при перевозке. Стараясь не шуметь, я развернулась лицом к входу и… Проклятье! Один из мешков свесился через край. Надо быстрее втянуть внутрь, пока не…

— Так-так, что это у нас?

Чья-то рука подхватила мешок, а потом распахнула дверцы повозки.

— Кто-то хочет проехать зайцем. — Голос темноволосого мужчины прозвучал недобро.

Он сунул фонарь в повозку, и яркий свет резанул по глазам.

— Это караван в Периам, дорогуша, — сказал человек, видимо, разглядев меня.

— Известно мне это, господин, но… Обладаю некоторыми средствами и могу…

— Малкир!

— Чего? — откликнулся мужчина, не сводя с меня глаз.

Послышалось бряцанье стали. Стража?!

— Ищут эльфийку, серебристые волосы, глаза синие, худая, высокая.

— Да в любую эльфийку пальцем ткни, она такая и будет, — ответил Малкир, окинув меня взглядом.

— Умоляю… — прошептала я одними губами.

Предки, пожалуйста, скажи, что ты никого…

— Не видал я никаких эльфиек, не до того мне сейчас, — заявил Малкир, закрывая повозку.

— Надо обыскать караван! — прозвучал другой, требовательный голос.

— Вы, ребята, сдурели? Меня полдня шмонали, мама не горюй. Я еду в Периам, в Пе-ри-ам! Кто из остроухих туда сунется?

По дверцам чиркнул засов.

— Вон те, кажется, в Эйрад едут, их и обыскивайте!

Через несколько минут повозка со скрипом дёрнулась, а потом покатилась, слегка подскакивая.

Великие силы, неужели мне удастся покинуть город?

Глава 4 Никто не уйдёт

Они шли по небольшой берёзовой рощице, которая прилипала к восточной границе Снежных Рощ. Вскоре снова послышался знакомый жучиный гул. Отряд замедлился.

— Фар, пробегись-ка вперёд, — сказал Рейт, и оборотень потрусил дальше, оставив позади своих спутников.

Разумно. Пусть деревья и служили некоторой защитой, а ветра, способного выдать их запах, не было, надо проявлять осторожность.

Фар направился вперёд, не забывая поглядывать в небо. Вскоре почувствовал в воздухе омерзительно-знакомую кислинку. Пробежал ещё немного, а когда стало видно, что роща заканчивается, начал пробираться ползком. И в конце концов очутился на небольшом пригорке, откуда было видно северную часть деревни.

Всё оказалось разрушено.

Сердце Фаргрена похолодело. На дне вырытого Тварями рва лежал тёмный, почти чёрный сруб. Слегка перекошенный, лишившийся сеней и всех пристроек, он когда-то был знахарским домом. Разрушить его Твари не смогли, но вот разрыть землю под ним им ничего не помешало.

Ирма, Ирма, Ирма!

Талек сказал, что сестра стала жить у знахарки. Где теперь она? От отчаяния и злости хотелось кинуться на Тварей, копошившихся вокруг останков дома. Здесь Фар надеялся найти младшую сестру. Да, он хотел её увидеть! Хотел, несмотря ни на что!

Упавший набок сруб напоминал сломанный ящик без крышки. В нём сидел богомол, а вокруг — ещё десятка два особей. Матка, к хрркклу её. Рой оказался крупным, но не больше встретившегося после Вешек.

— Можно спокойно дойти до края рощи, — сказал Фар, когда вернулся к напарникам и сообщил обо всём увиденном.

Узнав, что постоялый двор высшего класса облюбовала богомолья королева, все помрачнели. Они-то надеялись спать сегодня не на земле под ледяным куполом.

Через полчаса отряд прикидывался камнями на пригорке, куда их привёл Фаргрен.

— И где нам ночевать? — прошептал Рейт.

— Надо уходить подальше, — пробурчал Геррет.

— Там пирамидка…

Фар посмотрел туда, куда показывала Мильхэ, и диву дался: как она с такого расстояния разглядела тёмный предмет на тёмной же земле? Глазастая. Хотя, скорее всего, знала, куда смотреть, раз они с Герретом чувствуют силу пирамидки.

— Я попробую притянуть, — сказала эльфийка. — На дне рва есть вода…

Богомолы встревожились, застрекотали, и часть их поднялась в воздух.

— Эй, прикрытия-то нет, — прошипел Геррет.

Переливавшаяся плеть потащила пирамидку по земле. Ледяная ведьма старалась делать это как можно медленнее, но Твари, понаблюдав с полминуты, набросились на движущийся предмет.

— Проклятье! — прошипела Мильхэ.

— Ты почувствовала? — почти воскликнул Геррет. — Силы больше нет! Они её сломали?

Если так, то неудивительно — богомолы за несколько секунд нанесли, наверное, сотню, а то и больше, ударов своими хитиновыми лапами-копьями. И били они с чудовищной силой.

— И что теперь? — спросил Лорин. — Твари уйдут?

— Может, хоть часть уничтожим? — предложил Рейт. — Пусть не всех, но не хочется потом иметь дело с огромным роем.

— У нас тут древесники, — напомнил его брат. — Это их не привлечёт?

— Не должно, — сказала Мильхэ после недолгих раздумий. — С этой стороны их нет. Во рву тоже. Но даже если шум богомолов их привлечёт, мы успеем уйти. Да и не бывает у них настолько длинных плетей.

— Они сами тут не должны бывать! — съязвил Геррет. — Используем ата… — предложил было он, но близнецы сразу же перебили его:

— Нет!

— Я справлюсь! — В голосе коротышки, кажется, прозвучала обида. — Мильхэ кинет щит, чтобы богомолы не разлетались, а я их сожгу. И пойдём дальше.

Ведьма, как ни странно, согласилась.

— Вон там справа есть яма, — проледенила она, — засядем в ней на всякий случай.

Мильхэ притянула воду изо рва и создала большой ледяной навес — будет фора на несколько секунд, прежде чем придётся ставить щит.

— Ладно, Геррет, давай.

Мильхэ растянула надо рвом мерцающее покрывало. Не такое впечатляющее, какое сделал коротышка в Дубках, но его было вполне достаточно, пусть некоторых Тварей он и не накрыл. Геррет вскочил и сделал пару шагов вперёд. Яркой стрелой сверкнул маленький снаряд, мааген пустил ему вслед огонёк, и тот разорвался драконьим пламенем.

Огонь заполонил всё впереди. Фаргрен с опаской ждал появления вихря, как в прошлый раз, — близнецы поведали, что именно с вихря начинается сумасшествие коротышки. Но нет — Геррет держал всё под контролем. Глаза его безумными не становились, он твёрдо стоял на земле.

Рейт и Лорин, поняв, что им ничего не угрожает, выбрались из укрытия и начали отстреливать успевших разлететься богомолов. Фаргрен подошёл ближе к Геррету, чтобы защитить того, если понадобится.

Через минуту огонь иссяк. Во рву было сухо и горячо как в печке, сильный жар чувствовался даже на его краю, где находился отряд. Внизу остался только сруб из каменного дерева и пепел. Вода, поднимаясь из подземных слоёв, пропитывала раскалённую землю, и всё очень быстро заволокло паром.

Рейт похлопал Геррета по плечу.

— Всё ждал, когда тебе крышу снесёт, — подразнил он маагена, но в голосе не слышалось насмешки, как обычно.

— Неплохо, — пробормотала Мильхэ, считая богомолов: тех осталось совсем немного.

В этот раз мало было Фару. Он вообще никого не загрыз и ни одной башки не оторвал. А вот близнецы настрелялись от души.

Эльфийка притянула водяной плетью пирамидку. Она действительно сломалась — треснула по ребру. Но трещина была всего одна. Отряд счёл своим моральным долгом сломать её окончательно. Не вышло. Из чего бы ни сделали эти тварьи приманки, они оказались очень крепкими. И хотя сила пирамидки исчезла, Геррет всё равно решил накрыть её щитом.

Мильхэ вдруг нахмурилась.

— Кто-то тянет воду… В ту сторону. — Она махнула рукой, указывая направление.

Фарг принялся вспоминать, но не вспомнил никого, кто мог бы управлять водой в Снежных Рощах. Пара несильных иллигенов была в Дубках, в Вешках жил воздушник, но в его родной деревне не водилось генасов. Раньше, по крайней мере. Приезжий? Или кто-то из тех, кто был ещё ребёнком, когда он покинул дом?

— Будем проверять деревню? — спросил Геррет.

Фаргрен предполагал, что напарники откажутся от этой затеи. Рой сожгли, пирамидку забрали — делать в разрушенном селении больше нечего. И разведывать опасно из-за древесников. А Фару очень хотелось этого — надо узнать, где сестра, и помочь ей.

«Жива! Она жива!» — убеждал себя он.

— А если Фар разнюхает? — предложил Рейт. — Древесники не успеют понять, что он не просто волк, а от жнецов можно слинять. Наверное, — уже не так уверенно добавил он.

Фар согласно вильнул хвостом и был готов бежать, но Геррет возразил:

— А смысл? Ну, узнаем мы, что кто-то жив, а дальше? Помочь-то не получится. Проще подождать, когда чащобный туман исчезнет, и Твари уйдут. Но тогда выжившие сами себе помогут.

— Они не уйдут, — тихо сказала Мильхэ.

Все удивлённо уставились на неё. Не столько из-за слов, сколько из-за отсутствия льда в голосе.

— Твари не уйдут, — повторила она. — Здесь теперь Чащи.

— В Вешках и Дубках мы убили маток, и чащобный туман исчез, — сказал Геррет. — Почему здесь не будет так же?

— Древесники. Они никогда не выходят за пределы Чащ.

— Мы и богомолов никогда не видели, — напомнил коротышка.

— Да, но… Почему тогда чащобного тумана на порядок больше, чем в Дубках, а матка была всего одна? — В голосе Мильхэ снова начал звенеть лёд. — Там-то целых четыре матки было. Я, может, и ошибаюсь, но думаю, Твари не уйдут. Отсюда — уже нет.

Фар устал ждать, когда его напарники примут решение.

— Я проверю деревню, — сказал он, превратившись в человека, и, увидев, как Геррет с Мильхэ собираются возразить, добавил: — Там может быть моя сестра.

Не обращая внимания на три отвисшие челюсти, Фаргрен снова стал волком и потрусил по краю оврага.

Да, древесники не сразу поймут, кто он. В этом Рейт был прав. Тварям всегда требовалось чуть больше времени, чтобы распознать в оборотне разновидность двуногого. Это не раз спасало его в безумных походах за смолой. Дважды весь его отряд погибал в Чащах, а он — нет. У него получится проверить селение. Хоть это и опасно.

О том, что, рискуя своей шкурой, он рискует и подвести напарников — его гибель могла сделать выполнение задания невозможным, — Фаргрен даже не подумал. Он не уйдёт. В этот раз он не бросит котёнка.

Глава 5 Каждую склянку

22 день 3 месяца 524 года новой эпохи

После неожиданного гостя Эйсгейр напрочь позабыл и о казначеях, и о посетителях. Над тем, что сообщил ему зандератский хорёк, следовало поразмыслить. Рыцарь послал за Виркнудом: надо разузнать, какого кракена забыл Гилрау в эвенратской тюрьме. И если верить словам Тунора, ни один из великих лордов провинций, которые раньше были королевствами, пока ещё не в игре. Выжидают? Ведь и Шелан высказывал сомнения по поводу убийства Милихэна.

— Милорд.

Виркнуд, сопровождаемый Ярлом Мурмярлом, выглядел рассерженным и потирал ободранные костяшки пальцев.

— В чём дело?

— Семейное, милорд.

Эйсгейр подумал, что Виркнуд, перед тем как прийти во дворец, разъяснял нормы приличия какому-нибудь зарвавшемуся нахалу.

— Ты смотри, — усмехнулся рыцарь, — переведутся у твоих красавиц женихи.

— Да всё никак не переведутся, — буркнул глава разведчиков.

— Есть новости?

Рыцарь поставил круг тишины. Виркнуд положил на стол очередную кипу донесений. Ярл Мурмярл мяукнул.

«Хоть что-то у нас, как всегда, без изменений», — подумал с улыбкой Эйсгейр.

— Вот, но вроде ничего подозрительного мои парни не отмечали. Гилрау вернулся в Бергнес. Все остальные кролики по своим норкам.

— Ладно. Слушай, мне одна рыбка набулькала, будто наш дражайший ректор наведывался в эвенратскую тюрьму, как раз когда там сидели оборотни из Южных Клыков.

Виркнуд нахмурился.

— Я пошлю парней.

Эйсгейр явно почувствовал, как рыжий разведчик встревожился. И рыцарю вдруг подумалось, что если Светлый Лес падёт, то оборотням придётся несладко. Даже хуже, чем эльфам. Волчий народ ненавидят, и неважно, ар-вахану они или оборотни из племён. Поднять людей против них легче, чем против Детей Леса. Северным племенам, может, ничего не станется — чтобы их достать, надо сначала орков подвинуть, а эти не подвинутся, хоть утопись. А вот южные… Их именно из-за Светлого Леса никто и не трогает.

— Только пусть будут аккуратнее. Особенно если пошлёшь волков.

Среди разведчиков Эйсстурма имелось несколько хвостатых парней. Нашёл их сам Виркнуд, и поначалу лично за ними присматривал, чтобы не случилось чего. Но эти ар-вахану верно служили Снежной Длани и проблем не создавали. Виркнуд знал, каких людей и нелюдей надо выбирать.

— И Гилрау не должен понять, что кто-то разнюхивал о его делишках в тюрьме. Кстати, как там Малкир?

— А, этот… — Виркнуд раздражённо махнул рукой. — Так и сидит в зале Гильдии торговцев, зарывшись в бумаги. Это уже не просто подозрительно — это уже не к добру! Как высидит нам чего-нибудь. Он даже ни в одну таверну не зашёл. Еду ему приносят, а ночует, видимо, в комнатах гильдейского зала.

— Не к добру, — согласился Эйсгейр.

— Зато его люди шныряют везде! Я приставил к ним парней, но зачем они ходят туда, куда ходят, непонятно.

— Просто ходят?

— Именно. Не продают, не покупают, разговаривают только иногда с разными людьми.

— Много с ним человек-то?

— Десять всего.

— Следи за ними, Виркнуд, следи. А по бумагам понять, что ему нужно, нельзя?

— Он просматривает их, показывает своим прихвостням, и те уходят. Ничего не записывает. Мне удалось посмотреть несколько листов в одной из стопок после него. Их я на всякий случай переписал, — рыжий разведчик кивнул на отчёты, которые принёс Эйсгейру, — и ещё по паре перед и после каждого. Мог сбиться со счёта, пока Малкир листал их.

Эйсгейр удивился — Виркнуд сам следил за ушлым торговцем. А вот то, как он это делал, удивления не вызывало. Оборотень мелочей не упускал и перестраховывался, чтобы не упустить.

— Кстати, никто из парней не замечал за собой слежки?

— Они бы доложили мне, милорд.

— Пусть будут внимательнее. В общем, слушай: по пятеро парней к каждому великому лорду и великому герцогу, к герцогу Мирара, графу Макитура. За их молодняком тоже приглядывать, особенно ближайшими наследниками. Самое важное: военные приготовления, связи со «знающими» и Периамом, болтовня обо всём, что связано с эльфами. Ну и разные подозрительные случаи.

Разведчик нахмурился, прикидывая, сколько придётся его парням работать.

— Не великоват ли охват слежки?

Мурмярл опять мяукнул, будто поддакивая. И Эйсгейр, и Виркнуд кинули взгляд на кота, но тот, оказывается, заинтересовался чем-то невидимым на полу.

— У нас до этого вообще никакого охвата не было, — напомнил рыцарь. — Столько бесполезного перелопатили уже. Хватит же людей?

Эйсгейр и сам знал, что хватит.

— Людей достаточно. Вопрос в том, куда посылать лучших? Малкир ведь ещё.

— Это я оставляю на твоё усмотрение. И отряди шестерых парней последить за Ледяным дворцом. Из того, что мне рыбка набулькала, получается, она знала о нашей слежке за Гилрау. И пусть ещё трое проверят, нет ли хвостов на Эамонде и его сыне.

— А надёжна ли эта ваша рыбка? — спросил помрачневший Виркнуд.

— Не очень, будем и за ней присматривать.

— Думаете, за нами следят, милорд?

— Сожри меня кракен, если это не так, — усмехнулся Эйсгейр. — Не удивлюсь, если все следят за всеми. Даже за коро…

Рыцарь замер. Сердце его похолодело.

— Океан-отец… — только и смог прошептать он, поняв, к кому должен во что бы то ни стало послать разведчиков.

К Анмару III, год назад взошедшему на трон Королевства людей.

* * *

Из трапезной в кабинет Эйсгейр шёл, погрузившись в раздумья и почти не замечая ничего вокруг. Как он так опростоволосился? Не подумал о короле?! Болван первого ранга!

Ведь если предположить, что всё это ради сокровищ и земель, то кому как не Анмару перепадёт больше всех от завоевания Светлого Леса? Просто потому, что он король. А что уж говорить о славе того, кто наконец покорил непобедимых Детей Леса?

«Но ведь Анмар не такой, — убеждал себя Эйсгейр. — Не может он участвовать в этой игре!»

Эйсгейр знал короля. Анмар несколько лет жил в семье Ормунда как воспитанник. Юный принц охотно учился и вникал в то, как ведутся дела на Севере, обнаруживая недюжинный для своих лет ум и рассудительность. Вёл он себя не заносчиво, не задирал детей Ормунда, уважительно обращался с прислугой и всеми, кто был ниже по статусу. Пусть Эйсгейр сам не занимался воспитанием и обучением Анмара, приглядеться к нему он успел. Весёлый, живой мальчишка ему очень понравился.

«Возможно, те, кто начал эту игру, — думал рыцарь, — решили, что неопытным правителем будет легче манипулировать. А может, Анмар вообще не при делах».

Эта мысль приободрила Эйсгейра.

— Милорд, осторожнее!

Паренёк, в котором Эйсгейр узнал новичка, который сообщал ему о прибытии Миррина пару недель назад, отдёрнул с пути владыки тяжёлую тележку. Рыцарь, погружённый в раздумья, чуть не наткнулся на неё.

— Да что за обозы-то во дворце?! — в сердцах воскликнул он.

Слуга застыл, открыв рот и не зная, как ответить.

— Груз из Всесвета, по распоряжению милорда, — послышался голос Утреда: он, в отличие от недавно работавшего во дворце паренька, знал, как следует говорить с владыкой Эйсстурма. — Смотри себе под ноги, отец.

А вот так говорить имели право лишь он и Одрин, его жена. Эйсгейр нашёл Утреда около трёхсот лет назад младенцем среди обломков корабля, вынесенных после шторма на берег Айсена. Море не могло причинить водорождённому никакого вреда, но ребёнок был истощён от голода и умер бы, если бы не рыцарь. Теперь приёмный сын Снежной Длани служил хранителем порталов. Рыцарю третьего ранга подчинялись все, кто составлял расписание, открывал порталы и проверял проходящих через них людей и не только.

Эйсгейр разглядел наконец тележки: даже не тележки, а телеги, да ещё и заставлены сверху донизу небольшими флаконами. Рыцарь хлопнул себя по лбу. У него из головы совсем вылетело, что Нирия сегодня везла свои кремы и прочие штуки.

— Извини, парень, — сказал он и хлопнул по плечу служку, который никак не мог освоиться во дворце. — Всё в порядке? — спросил рыцарь, оглядываясь в поисках Нирии.

Она, по-видимому, ещё не прибыла.

— Да вроде, — сказал Утред, махнув в сторону проверяющих.

Те усердно закивали, шлёпая на тележки пропускные метки — синие ленточки. Несколько служащих откручивали жёлтые крышечки у флаконов и смотрели, что внутри.

— Проверять каждую склянку, — напомнил всем Эйсгейр. — Каждую! Будто от этого зависит наше будущее.

Сказав это, рыцарь тут же пожалел своих людей. От количества флаконов рябило в глазах. И тележки были не самыми маленькими. Сколько же Нирия собирается продавать этого своего крема?

— Приветствую в Эйсстурме, магистр, — сказал Утред, и Эйсгейр обернулся к порталу.

Выглядела Нирия расстроенной, но, увидев рыцарей, постаралась улыбнуться. Вышло не очень.

— Миледи? — обратился к ней Эйсгейр и заметил, как Утред поднял брови, с ехидцей улыбаясь. — «Отлучу от воды на неделю, если ты, медузий сын, будешь мне шутки шутить».

«Медузий сын» мгновенно посерьёзнел.

— Милорд, — Нирия присела в реверансе, — это слишком большая честь, что вы встречаете меня лично.

Голос её был тихим и грустным.

— Я случайно мимо проходил. Случилось что-то? — спросил её рыцарь и вдруг понял: — Тунор и у вас побывал, да?

— Всё в порядке, милорд, такой пустяк не стоит разговоров.

— Он и сюда утром заявился, орал всякое. Не берите в голову, миледи. А будет слишком докучать, скажите мне, я найду на него управу.

«Ради маскарада своего спустил на женщину акул, слизняк», — недовольно подумал рыцарь.

Нирия чуть улыбнулась.

— Миледи, это весь ваш груз? — спросил Утред, последовав примеру отца и сменив обращение.

Она кивнула.

— Вам придётся подождать, пока мы не закончим проверку, — сказал он, но взгляд его, обращённый на Эйсгейра, был капельку вопросительным.

В зале порталов появился слегка запыхавшийся посыльный.

— Милорд, прибыл господин Сигсон.

Эйсгейр с сожалением посмотрел на Нирию:

— Простите, миледи, составить вам компанию я не смогу.

— Что вы, милорд, не стоит извинений, — сказала она, снова приседая в реверансе.

Эйсгейр не удержался от того, чтобы взять её за руку и поцеловать тонкие пальцы. С удовольствием заметив, как Нирия слегка покраснела, он улыбнулся ей ещё раз, послал Утреду мысль: «Каждую склянку!» — и перелился в кабинет.

Там уже находился грузный пожилой человек.

— Сиди, Сигсон, — бросил Эйсгейр толстяку, который собирался встать и поприветствовать своего владыку.

— Милорд, — пробормотал тот в ответ.

«Даже оторваться от стула не успел», — с недовольством подумал рыцарь.

Глава торговых дел любил поесть. Даже слишком. Хотя это не помешало ему успешно дослужиться до высокого поста, несмотря на то что он был простолюдином. Своим необъятным животом Сигсон здорово выделялся из окружения владыки Северных земель. Его жена даже иногда ругалась, говоря: будь они моложе, давно бы уже ушла от такого борова. Впрочем, Снежная Длань выбирал людей не за внешность.

Сигсон отчитался владыке о делах, предоставил бумаги, которые требовал главный казначей, попутно отметив, что доходы из горняцкого Айсена почему-то упали за последние два месяца, но пока беспокоиться рано.

— Ладно, Сигсон, спасибо. А скажи, можно ли проверить, чего там Малкир в гильдии смотрит?

Эйсгейр успел прочитать переписанные Виркнудом листы. Это оказались накладные. Всего их было семь. Общего в них рыцарь не заметил. Адреса разные, имена получателей — тоже. Как и указанные товары. Почти. В четырёх, помимо прочего, значилась гремучая соль. Но лишь в четырёх. Если добавить к ним листы, переписанные на всякий случай, то вообще какая-то муть получалась.

Глава торговых дел фыркнул.

— Он затребовал гильдейские бумаги за последние четыре месяца. Все мои люди только об этом и судачат.

— Как думаешь, зачем ему это?

— Не знаю, милорд, — сказал Сигсон, качая головой. — Он попросил не определённого торговца, не определённый товар, а просто сразу все бумаги: и сводки по месяцам, и накладные.

— У него есть такое право?

— Он один из самых крупных торговцев. Может требовать многое.

— Вот что, Сигсон. Затребуй-ка и ты эти бумаги.

— Требовать сводки нет надобности, милорд. У нас хранятся копии за год.

— Значит, затребуй накладные. И посмотри всё хорошенько.

Сигсон аж крякнул.

— Мне самому всё делать, милорд? — Вопрос прозвучал жалобно. — Там тысячи бумаг. Могу я поручить кому-нибудь?

— Только надёжным людям, Сигсон. И сделать это нужно как можно быстрее.

Глава 6 Будущее с точностью в пять смертей

Вылазка Фаргрена прошла успешно. Если считать, что никто на него не напал. А вот обнаруженные почти полторы сотни жнецов и больше десятка древесников сводили этот успех на нет.

Выживших Фаргрен не чуял. Никаких следов людей на поверхности, никаких запахов, кроме тех, что наполняли Тёмные Чащи. Если здесь и были населённые подземелья, как в Вешках, то проверить это надлежащим образом он не мог. Но количество древесников не позволяло питать радужных надежд: эти Твари пускали свои лозы-плети и глубоко, и широко, насколько хватало — могли и обнаружить людей под землёй.

— Наконец-то! — сказал Рейт, когда Фар вернулся к напарникам. — Мы уже говорили о том, как быть, если ты не того… Выкладывай давай.

Фаргрен и выложил.

— Полторы сотни жнецов? — У Геррета даже глаза на лоб полезли. — Ты точно уверена, что воду тянули? — спросил он у Мильхэ.

В ответ получил только ледяной взгляд.

— Зуб даю, если там кто из людей остался, — произнёс Лорин, — то под тем домом из каменного дуба.

— Нарвёмся на стадо, ты и яйницу свою отдашь, — буркнул Геррет. — Полторы сотни!

— Если не столкнёмся со жнецами, — Фаргрен нашёл острую ветку и начал выцарапывать на земле план деревни, — то, может, и получится проскользнуть. Древесники от того дома далеко, тихо пройдём — они вряд ли сдвинутся. Все они сидят вот здесь, — сказал Фаргрен, тыкая в нужные места. — Плети же не такие длинные, их там точно не должно быть.

— Как бы Тварей, знаете, там тоже точно не должно быть, — съязвил коротышка.

Идея сунуться в деревню ему явно не нравилась.

— Нас как минимум трое за то, чтобы пойти, Гер, — сказал Рейт.

— Угли на ваши дурьи головы, — буркнул Геррет. — Повезло тебе, Фар, что у этих отожжённых тоже есть сестра, и они занеё всех готовы порвать.

Рейт весело подмигнул Фару, отчего тот даже удивился.

Он, честно говоря, до сих пор удивлялся близнецам. То есть их отношению к напарнику-оборотню.

Если бы не Мильхэ и Геррет, Рейт и Лорин прибили бы его ещё в Дубках. Это Фаргрен знал точно. Тем не менее новую идею о том, что не всех оборотней надо убивать, они приняли очень быстро, можно сказать, мгновенно. С чем связана такая широта взглядов у безбашенных наёмников, с лёгкостью хватающихся за оружие, Фар не представлял. Хотя… С безбашенностью, наверное, и связана.

А теперь они ещё и… понимают его, его отношение к сестре. И согласны пойти на риск ради волчьего выродка.

Три голоса против одного определили их ближайшее будущее с точностью в плюс-минус пять смертей. Мильхэ так и не сказала ничего. В ответ на вопрос, что она думает, ледяная ведьма выразительно и подробно промолчала.

Около часа ушло на то, чтобы сообразить какой-никакой план, и его первая часть — разобраться с оставшимися богомолами — решилась сама собой: Твари улетели от скуки и обиды. Поэтому, когда они наконец направились в деревню, Фаргрена беспокоил только поднявшийся северный ветер, из-за которого не получалось чуять, что впереди. А враги, кем бы они ни были, наоборот, получали преимущество.

Добравшись по краю рва до разрушенных изб, наёмники осторожно двинулись вглубь деревни. Отсюда до дома Фара получалось даже ближе, чем с восточной стороны.

Двигался отряд невообразимо медленно — идти приходилось как можно мягче и бесшумнее. У ледяной ведьмы получалось вполне сносно — дочь Леса, как-никак. Два с половиной медведя позади неё грозили испортить всё на свете. Пусть и шли они в круге тишины. Который тоже, кстати, замедлял: внутри круга ведь нельзя было услышать ничего снаружи. А значит, приходилось постоянно бдить, не появится ли кто сзади.

Мильхэ руководила передвижением. И Фаргрен уже почти не сомневался в синеватости её ранга: ведьма выкинула новый фокус — она умела видеть следы, которые оставляли Твари. Геррету фокус не понравился, ведь на этот, пусть и простой, как утверждала Мильхэ, приём уходили силы. Немного, но всё же уходили. А сила могла потребоваться им в любой момент без остатка. Тем более хранилища ледяных равнин опустели давным-давно, а на змеином рационе пополнять их не очень-то получалось. Но, как втихаря шепнул Лорин, Геррету просто-напросто стало обидно потому, что ему такой приём не был известен.

Трижды отряд менял направление, несколько раз все прятались в развалинах. Но потихоньку приближались к центру, и Фаргрен подумал, что у них, кажется, всё получается. Впрочем, тут же решил — зря он такое вообще думает: всё получается очень редко, а запас удачи они исчерпали ещё в Дубках.

Будто в ответ на неосторожную мысль, впереди из-за полуразрушенного дома показались рога. В следующий миг морду жнеца покрыло мерцание, и Тварь рухнула, а никто даже сделать ничего не успел. Фар уже почти услышал треск и скрип проснувшегося древесника, но осознал, что жнец будто висит в воздухе: Мильхэ подхватила уже мёртвую тушу на щит. Правда, порадоваться расторопности ледяной статуи тоже никто не успел. Через секунду с другой стороны улицы появился ещё один рогач, а потом и ещё один.

— Геррет, сделай щиты, как я! — прошипела Мильхэ, окутывая силой страшные морды.

Через пару мгновений Геррет осторожно опустил тела, и все облегчённо расслабились — Твари мертвы, древесники не проснулись. Фар подумал, что коротышка всё же неприлично талантлив: да, ледяная ведьма вытворяла странные вещи, но Геррет мгновенно соображал, как и что надо делать. А может, у него тоже синий ранг?

Проходя мимо жнецов, Фаргрен удивился — огромные! Даже на Тракте такие нечасто встречаются. У одного он насчитал одиннадцать пар рогов-лезвий, уродливым ожерельем опоясавших шею. А верхние рога выходили из такого мощного костяного нароста на лбу Твари, что прорубить голову, наверное, не вышло бы.

Фаргрен заметил заинтересованно-хмурый взгляд Геррета — тот внимательно осматривал убитых Тварей. Мильхэ, без сомнения, уложила их своей странной атакой, которую все заприметили ещё в Дубках. Бросив взгляд на морду жнеца, Фар отметил, как из узких дыхательных щелей на носу-топоре течёт тёмная кровь. У других было так же. Как же Мильхэ валит Тварей? Набрасывает щит, это точно, но отчего они умирают?

— А ведь они какие-то странные, — сказал Геррет. — Я никогда не видел у жнецов такой шкуры. Разве на ней бывали шипы?

Фаргрену даже стало немного стыдно: он заметил это только после слов коротышки. Чешуйчатая шкура убитых Тварей бугрилась отвратительного вида наростами с мелкими шипами. И Фар тоже никогда не встречалтакой.

— Знаете, я вообще думаю, что этот поход становится всё чудесатее и чудесатее, — сказал Рейт. — Богомолы, которые никогда не вылазили из Чащ, люди, живущие под землёй, новые жнецы и… — тут он замолчал и махнул рукой на Мильхэ: та шла впереди и не могла этого видеть.

Геррет ухмыльнулся, Лорин расплылся в улыбке. Фаргрен тоже бы улыбнулся, но мог только оскалиться.

Отряд шёл дальше, двигаясь теперь ещё медленнее. Северный ветер сменился хаотичными порывами с разных сторон, и Фару это тоже не нравилось.

— Тихо спит в лесу древесник, сплюшки спя-а-а-т, — вдруг пропел Лорин известный всем наёмникам мотив.

Ну да, самое время петь чащобную колыбельную. Сейчас этот образчик наёмничьего фольклора вспоминался как недоброе предзнаменование.

Которое быстро сбылось.

Когда Рейт, следивший за тылом, вдруг воскликнул: «Жнец!» — Мильхэ резко развернулась и убила Тварь. Но было поздно — копыта успели простучать по земле, хотя они этого не услышали. Тварь выскочила из далёкого переулка, где ледяная ведьма уже не могла чувствовать следы.

Пара оглушающих мгновений — и… Задрожала земля. Геррет снял ненужный круг тишины. Все услышали треск ломающегося дерева. Проснулся древесник, а значит, им надо бежать. Позади, из переулков выскочили ещё жнецы, отрезая путь к отступлению. Впрочем, отряд уже давно прошёл «точку невозврата» — до неё они могли бежать назад. А вот после…

Все помчались к дому из каменного дуба.

Мильхэ сумела убить половину жнецов, но остальные догнали отряд. Близнецы выпустили стрелы Тварям по ногам, и четыре упали. Огненные шары разворотили грудины ещё двум.

А три оказались совсем рядом. Фаргрен нырнул под одного жнеца и вспорол когтями мягкое подбрюшье. Монстр по инерции пролетел вперёд и рухнул.

Рейт, увернувшись от другого жнеца, с размаху рубанул ему по шее. Лорин ударил с другой стороны, и Тварь, пробежав ещё немного, повалилась на землю. Последнему жнецу Геррет умудрился перерубить передние ноги топором.

Отряд помчался дальше.

Земля задрожала, вспучилась и разорвалась чёрными комьями. В воздух взвились лозы-плети и со свистом опустились обратно.

Сам древесник ещё не появился. Зато впереди показались жнецы. И уже гораздо больше. Под рёв-треск древесника они сорвались в галоп, склонив головы и раскрыв рога-лезвия.

Несколько упали. Но Мильхэ не могла убить сразу всех.

Отряд бросился в развалины домов. Геррет задержался: мелькнула яркая точка — и стадо встретила волна огня. Сам мааген тут же поспешил следом за напарниками, чтобы не попасть под копыта горящих жнецов.

Ближайшие улицы закидали дымовыми гранатами. Когда стадо развернётся, дым успеет ослабить Тварей.

Всё тряслось от плетей древесника в земле. Пробираться по развалинам было трудно. Выбравшись на свободное пространство, пятёрка безумцев снова ринулась к дому.

— Там! — крикнул Геррет, метнул вправо огненный шар и поставил защитный купол.

К ним приближалась куча веток, палок и листьев. Она возвышалась над развалинами на половину человеческого роста.

Древесник был уже близко.

Он поднял узловатые, перевитые лозами конечности. Взметнулись плети и со свистом обрушились на отряд, но щит Геррета выдержал удар.

Оставалось совсем немного. До убежища всего пара домов и перекрёсток…

Оттуда, с обеих сторон, выскочили жнецы.

Фар нырнул под вставшую на дыбы Тварь и разорвал ей брюхо. Уходя из-под падающей туши, он увидел, как Рейт, вонзив меч прямо в пасть другой Твари, развернулся и рубанул жнеца рядом.

А в следующий миг плети древесника накрыли их всех.

Лоза свистнула прямо у Фаргрена перед носом. От её удара вздыбилась земля, взрываясь чёрными комьями и размозжёнными тушами жнецов.

Фара откинуло в сторону. Вскочив, он угодил в захват рогов, но успел разорвать горло жнецу до того, как сомкнулись рога.

Что с Рейтом?!

Ударив очередную Тварь по глазам, Фар бросился туда, где только что был Рейт. Прискакавший туда же жнец как раз опускал рога. Фаргрен вцепился ему в глотку, одновременно оттаскивая от напарника.

Рядом оказались Лорин и Геррет. Они подхватили Рейта и потащили его к дому.

За ними ринулся было жнец, но Фаргрен бросился на него и вспорол Твари брюхо.

По улице позади пронеслась волна воды, превращаясь в ледяные копья. Они пронзили нескольких жнецов, пригвоздили древесника к земле.

Но это не мешало ему хлестать плетьми.

Одна взвилась вверх, и если бы не щит Мильхэ, укреплённый льдом… Фара осыпало холодным крошевом, но он остался цел.

Мильхэ и сама уже была рядом. Драконья атака, запущенная ею, почти исчерпала свой запас, но льда оставалось достаточно, и ведьма на бегу метала в Тварей копья.

Оба помчались следом за напарниками к дому из каменного дуба.

Лорин пытался выбить дверь.

— Заперто! — проревел он.

— Отойди! — Мильхэ призвала воду и обернула ею кованые петли и замок.

Земля снова вспучилась и разорвалась. Второй древесник — низкий, ниже домов, но длинный и широкий — подобрался к ним с другой стороны.

Геррет поставил щит и охнул, когда по нему хлестнула плеть. Она снова взвилась в воздух и ударила. Геррет то ли рыкнул, то ли простонал, но щит удержал.

От следующего удара купол раскололся.

За несколько секунд — пока Мильхэ морозила железо — древесник ударил трижды, и Геррет трижды ставил щиты.

Четвёртый щит раскололся, как раз когда Фар и Лорин выбили дверь. Земля пошла ходуном, и Геррет не устоял на ногах. Лорин и Мильхэ занесли Рейта в дом, а Фаргрен сцапал коротышку за шиворот и втащил внутрь.

Эльфийка подняла льдом дверь на место и заморозила все щели. Стены из каменного дуба сотрясались от ударов, но стояли. А вот лёд трескался, и дверь грозила вылететь. Мильхэ приходилось возвращать воду на место и морозить заново.

«И на сколько её так хватит?» — пронеслось в голове у Фаргрена.

Вместе с Лорином они помогали Мильхэ держать дверь.

— Гер, найди погреб! — крикнул Лорин.

— В комнате справа вход в подклеть, — сказал Фар, превратившись в человека.

Геррет пополз в указанную сторону на четвереньках — так много сил потратил на щиты, что не сразу смог подняться.

— Заперто! — Геррет выполз обратно, шатаясь, встал на ноги и прохрипел: — Дайте-ка мне…

Фаргрен и Лорин, увидев ярко-оранжевый шарик у маагена в руке, поспешили убраться с порога. Мильхэ сняла лёд. Древесник хлестнул плетью по дому, и дверь с грохотом рухнула на пол. Геррет метнул драконью атаку и следом огонёк.

На Тварей хлынул поток пламени. Фар даже на секунду испугался, что огонь прорвётся внутрь.

— Надо уходить в погреб, — сказал Геррет, когда драконья атака кончилась.

Фар натягивал одежду и старался ни на кого не глядеть.

Теперь у них смертельно раненный напарник, и они сидят в доме. В его доме. Пока Твари не совались сюда из-за жара после драконьей атаки, но воздух быстро остынет.

Смотреть на Рейта было выше его сил — при виде него Фаргрену чудилась мёртвая мать и море крови. На том же самом месте. Сейчас крови почти не было, ещё не было, но… Как и тогда, всё снова по его вине — они не пошли бы сюда, не реши Фар отыскать Ирму.

Рейта перетащили к входу в подклеть. Мильхэ собрала оставшуюся воду и окутала ею крышку, превратила в лёд…

— Лорин, попробуй открыть, — сказала она через несколько секунд.

Тот со всей дури дёрнул за ручку, и крышка поддалась.

— Вода, — прошептала Мильхэ.

Из погреба высунулись колья и вилы.

— Мы люди, Твари вас задери! — заорал Лорин кому-то внизу. — У нас раненый! Так, давайте сюда его, — сказал он уже напарникам.

— Осторожнее! — вскрикнула Мильхэ, глядя, как он и Фаргрен перемещают Рейта.

Дом дрожал от ударов — по стенам не переставая бил древесник.

Лорин спустился первым, следом Мильхэ. Потом кое-как спустили Рейта. Фаргрен даже не видел, кто помогал им снизу — он нырнул в подклеть последним.

Там ледяная ведьма уже возилась с Рейтом.

Резаная рана у него, кажется, была всего одна — видимо, тот жнец всё-таки успел… Да ещё и так неудачно попал под полу доспеха… Но страшное было не это. А удар древесника. Осталась ли у Рейта хоть одна кость целой? Как он вообще не сразу умер? Фаргрен отчаянно надеялся, что Рейт не попал под прямой удар. Нет, точно не попал, иначе сейчас… вообще не было бы Рейта. Только кровавые ошмётки и смятые доспехи.

— Геррет, нужна «слеза»! — потребовала Мильхэ. — И свет! Больше света!

Разлетелись огоньки, и будто наступил день.

— Быть не может! — ахнул кто-то. — Фаргрен?

— Эй-эй-эй! — воскликнул Лорин — против них снова поднялись вилы.

— Ирма, стой!

От имени Фаргрен замер. А когда глянул на девушку — она шагнула было вперёд, но один из мужчин её удержал — сердце его разорвалось на куски: на него смотрели глаза матери.

— Точно он!

Острые палки придвинулись ещё ближе.

— А может, они все?.. — произнёс кто-то.

— Да что разбираться, вышвырнуть вон, и всё!

— Твари сраные, спокойно! — проревел Лорин. — Если из-за вас мой брат умрёт, я всех тут порешу.

Вперёд выдвинулся здоровенный мужик, такой же высокий, как близнецы, а руки его были даже толще.

— Ну, попробуй давай.

Внезапно сверкнули серебристые волосы, и Мильхэ встала между ними. У селян отвисли челюсти.

— Мне нужна вода, — раздался ледяной голос ледяной ведьмы. — Кто у вас здесь водник?

Фаргрен увидел, как Ирма медленно поднимает дрожащую руку.

Глава 7 Господин

Я проснулась, оттого что повозка остановилась. Где мы? Уже в Восточном форте? Нет, слишком быстро. Наверное, доехали до постоялого двора, каких много на Западном тракте. Сколько я спала? Выпустит ли меня этот Малкир? Или мне ехать в темноте и без еды до Восточного форта? Ладно, в крайнем случае смогу выбить дверцы и вылезти сама. И почему меня не сдали страже?

В хорошо сработанной повозке не нашлось ни единой щели, через которую можно было бы поглядеть наружу. Только тонюсенькая полоска света под дверцами говорила, что сейчас день. Или караван стоит в освещённом месте. Слышались голоса грузчиков, которые то переругивались, то шутили между собой. Им вторили наёмники. Фыркали лошади.

Сколько мы будем стоять?

Рядом послышались шаги, и кто-то, насвистывая весёлую мелодию, стал снимать засов. Яркий свет ослепил меня.

— Ну всё, дорогуша, приехали, — услышала я голос Малкира. — Вылезай.

Чего? Куда приехали? Решили высадить меня на дороге?

— Давай-давай.

Он потянул меня за лодыжку. Я дёрнула ногой. Нечего трогать меня. Сама вылезу.

— Осторожнее! — рявкнул торговец, и я вздрогнула. — Помнёшь товар!

Щурясь от яркого света, я огляделась. Так шумно вокруг. Снег, люди, обозы, башни… Сердце замерло. Белые башни эйрадской заставы. Мы ведь ехали в Пе… Бежать! Надо бежать!

Я рванула было прочь, но кто-то схватил меня за шиворот.

— Куда помчалась, дорогуша?!

Бумажка! Она до сих пор в трещине. Сила есть, надо только… Руки, метнувшиеся к шее, резко дёрнулись в сторону. Верёвка? Что? Великие силы, что происходит?!

Малкир, ростом едва достававший мне до груди, грубо потянул толстую верёвку и потащил меня за собой. Как же крепко держит… Ну нет! Не дамся! Я хотела пнуть мерзкого торговца, но два дюжих наёмника, оказавшиеся рядом, мигом скрутили меня.

Я пыталась упираться ногами, но это не помогало. Меня тащили к заставе. Нет, нет, не надо! Только не туда… Я зарыдала. Прохожие — люди и эльфы — останавливались, глядя на нас. Помогите, помогите хоть кто-нибудь…

У высоких белых ворот, над которыми развевались эльфийские стяги, нас уже ждали. Эльфы в масках. Один из них шагнул вперёд.

— Соскучилась, моя дорогая?

Главный Гад.

К горлу подступила тошнота. Предки, как же так… На руках и шее оказались каменные оковы. Верёвка больше не нужна.

— Как и договаривались, господин Малкир.

Увесистый мешок, позвякивая монетами, перешёл от Гада к торговцу. Ублюдок!

Малкир развернулся, подмигнул мне и пошёл к своему каравану, насвистывая всё ту же песенку.

Слёзы застили глаза. Больше я ничего не видела. Слышала только, как открываются тяжёлые ворота под дурацкую мелодию мерзавца, получившего деньги за мою голову.

Нет, вы не получите меня обратно! Я не буду снова терпеть всё это… Великие силы, не хотела этого делать, но… Это последнее средство. Но я не достанусь им. Я послала сердцу приказ остановиться.

Выкуси, Главный Гад.

Сердце замерло, но через мгновение упрямо застучало снова. Приказываю опять, но дурацкая песенка лезет в уши, мешая сосредоточиться. Великие силы, да заткните его кто-нибудь! Свист стал почти оглушающим, я вздрогнула…

И проснулась.

Рядом кто-то ходил, напевая весёлую мелодию.

Всё тело покрывал холодный пот, руки и ноги одеревенели и почти не слушались. Из-за неудобного положения или… Твари чащобные, я, правда, пыталась остановить сердце? Пусть и во сне, но…

Песенка слышалась совсем близко. Кто-то взялся за засов. Я быстро вытащила бумажку из ошейника. Что бы дальше ни произошло, у меня будет сила!

Дверцы распахнулись, и на меня взглянул Малкир.

— Ты не околела тут за ночь? Не хочешь погреться и поесть?

Что ответить? Где мы?

— Встали в Туманном Овраге у гильдейского постоялого двора, — сказал он, будто прочитав мои мысли, — меняем лошадей. Ноги у тебя не отмёрзли? — добавил мужчина, глядя на тонкие сапоги, которые я стащила в магистрате. — Давай вылезай, никому я тебя не сдам. Как тебя зовут?

Э-э-э… Листочек?

Моё молчание он истолковал по-своему:

— Не хочешь, не говори. Я Малкир, как вчера слышала. Уговаривать тебя я не собираюсь. Мы стоим здесь ещё часа два. Так что делай как знаешь.

Торговец ушёл. Никто не собирался грубо вытаскивать меня из повозки. Но вылезать надо. Вылезать и утекать. Мало ли что задумал этот прохиндей. Почему он не выдал меня?

У-ух, ноги и правда замёрзли.

Никакой эльфийской заставы и эльфов. Вокруг царил настоящий беспорядок. Куча повозок и телег разных размеров, фыркали лошади, наёмники и торговцы ходили туда-сюда, покрикивая на грузчиков и конюхов. Там и сям лежат тюки, стоят ящики. Над всем этим безобразием высился большой трёхэтажный дом с красной черепичной крышей.

Мимо прошёл лохматый наёмник и бросил в мою сторону хмурый взгляд. Видок у меня, должно быть, тот ещё. Я поспешила вывернуть плащ и надеть его как полагается.

Так, стоит купить немного еды.

Проскользнув между гружёных телег, я оказалась у трактира, но, не успев подняться на крыльцо, услышала знакомый голос:

— Неужели это плащ Нирии?

Со мной поравнялся улыбающийся Малкир, и на самом деле он был всего-то на пол-ладони ниже меня. Высокий для человека.

— Вылезла-таки. Пойдём, я знаю, какую стряпню здесь стоит поесть.

Малкир открыл двери и пропустил меня вперёд.

Внутри было шумно и жарко. Разномастный люд опустошал тарелки и голосил кто о чём. Между столиков сновали бойкие служанки в красных передниках, уворачиваясь от рук чересчур благодарных посетителей. Впрочем, мало кто желал слишком докучать девушкам — здоровенные вышибалы на входе следили за порядком. Трактирщик крутился за стойкой волчком, то выслушивая заказы, то выдавая ключи от комнат, то принимая деньги. Как же много людей…

К нам подскочила совсем молоденькая девушка и куда-то нас повела. Чудо, но свободный столик нашёлся. Далеко от выхода, почти у самой стойки, где вертелся хозяин. Я огляделась. Куда бежать, в случае чего? Дверь прямо за трактирщиком должна вести на кухню…

— За стойку, на кухню и там будет дверь, — хохотнул Малкир из-за моей спины. — В кладовку, но в ней есть чёрный вход на хозяйскую конюшню. Брать пегого жеребца не советую, норовистый.

Щёки будто запылали. Всё настолько очевидно?

— Садись, — сказал он и сел сам.

Служанка поставила на стол дымящиеся тарелки. Прежде чем она убежала, Малкир что-то ей шепнул.

— Принесёт нам дополнение к обычной еде, — пояснил торговец.

На вид ему было лет тридцать пять. Небольшая горбинка на носу выдавала старый перелом, а правую бровь пересекал тонкий шрам. Чёрные волосы и глаза. Волосы были длинные и собраны в хвост на затылке. В ушах — серьги, простые колечки, из материала тёмного цвета. Похоже на дерево.

— Гадаешь, наверное, почему я тебе помог? — спросил Малкир, откусывая хлеб. — Да сам не знаю. А вообще, давным-давно мне тоже так помогли, иначе я бы гнил сейчас в земле. Лет двадцать так точно, даже больше. После виселицы. Так что… Все, наверное, заслуживают второго шанса. И ещё я терпеть не могу всесветский магистрат. — Он широко ухмыльнулся. — А тебя они и искали.

Я понюхала еду. Пахло хорошо, какое-то жаркое и овощи.

— Цыплёнок, — пробубнил с набитым ртом Малкир и подмигнул. — Не отравлен.

Ладно. Желудок уже устраивал голодные протесты, и я сдалась, отправив ложку с овощами в рот.

— Ну, моя синеглазая молчунья, что ты говорила вчера насчёт оплаты?

— Обладаю я небольшим количеством настойки жгучелиста и порошка сон-стебля, господин. И денег.

Я ещё умыкнула калианов цвет, но этого добра у Малкира и так много.

— Ну вот, я уж думал, ты отморозила себе язык. Говоришь так… Забавно, — сказал он и прищурился. — Я вчера ещё про это подумал. Будто столетняя прабабка герцога какого-нибудь.

Точно… Их язык ведь изменился. Моя речь, видимо, звучит странно.

— Значит, у тебя есть настойка жгучелиста, — проговорил Малкир, выделив слова, которые я сказала не так, — и… Сон-стебель — это сонная трава, наверное. Если ты стащила их из магистрата, то они должны быть отменного качества, — усмехнулся торговец. — Но их оставь себе. Мне нужно кое-что другое, — сказал он и подмигнул.

Внутри всё похолодело. О чём это он? Малкир вдруг рассмеялся.

— Нет, не это, — сказал он улыбаясь. — Не то чтобы я против, но не в качестве оплаты. Ты, случайно, не генас?

Я кивнула.

— Отлично. Взглянешь кое на что, и будем в расчёте.

— Благодарна премного, — ответила я и смолкла от улыбки Малкира.

Настолько ужасно говорю на общем? Да и ладно, не детей ведь с ним растить.

— Нуждаюсь я в картах, господин.

— Да какой я тебе господин. Зови по имени, — улыбнулся Малкир. — Обладаю я картами, — передразнил он. — А ты не можешь рассортировать и упаковать калиановый цвет? Он обычно дороже, если прошёл через эльфийские руки.

— Нет, не умею я этого.

Или умею?

— Жаль.

Служанка принесла тарелку с булочками, покрытыми белым кремом.

— Вот оно! — Малкир довольно цокнул языком и махом слопал половину румяного колобка. — Лучше, чем во Всесвете.

Я взяла булочку и откусила кусочек. Невероятно мягкое сладкое тесто будто таяло на языке вместе с лёгким сливочным кремом. Как вкусно! По щекам вдруг сами собой побежали слёзы. Это вам не каша с червями…

* * *

Малкир махнул рукой и повёл меня к своей повозке.

Ого, целый дом на колёсах! Стены и крыша полностью деревянные, в отличие от других повозок в караване, да ещё и украшены затейливой резьбой. В таких домиках, только поменьше, кочуют яашраги.

— Есть свои преимущества в том, чтобы быть главным среди этих бездельников и головорезов, — с улыбкой сказал Малкир, заметив мой взгляд. — Заходи, только пригнись. Не бойся, — сказал он, увидев, как я остановилась, — ничего я тебе не сделаю. Даже дверь не буду закрывать, если хочешь.

Внутри было тепло — у двери слева находилась маленькая печка. Трубу от неё я увидела ещё снаружи. А внутри сразу же заметила большую кружку на столике, который крепился к стене слева. Если постараться, можно этой кружкой хорошо огреть по голове. Совсем внутрь я проходить не стала. Мало ли… Малкир не закрывал дверь, как и обещал, но спокойствия это не добавляло.

Пока он копался в одном из четырёх сундуков у правой стены, я разглядывала всё внутри. Самый последний сундук упирался в комод с выдвижными ящиками. От печки вдоль стены уходила вторая труба к большой кровати, которая примыкала к задней стене и занимала всё пространство от левого бока до правого. Под ней, кажется, сделан шкаф. Слева, между кроватью и столиком, — маленькая тумбочка.

Везде — богатая, даже вычурная резьба, причудливые узоры и инкрустации: на потолке, деревянных стенах, дверцах шкафов. Может, и на полу, но он скрывался под мягким пёстрым ковром.

Малкир встал со свёртком тёмной ткани в руках.

— Вот, взгляни на это.

Он подал плоский треугольник в палец толщиной. Матовая тёмно-серая поверхность была гладкой, а на краях под острым углом срезаны грани.

— Может, ты знаешь, что это? И есть ли на нём что-нибудь генасское? — спросил Малкир. — У меня есть дар воздуха, но не сильный.

— Нет, не ощущаю я ничего.

— М-да… Значит, я продешевил, — сказал он с усмешкой, — надо было брать жгучелист и сонную траву. Говорили же мне мои генасы, но я подумал, может, дитя Леса знает побольше нашего.

— Он странный весьма, — я повертела треугольник, — материал…

Рука против воли потянулась к ошейнику, и Малкир не мог не заметить движения.

— Да, похож на твоё украшение.

— Это… Не украшение.

— Это же не… — Торговец разом изменился в лице. — Аирос, Всесвет промышляет рабами?!

— Н-нет, тут Всесвет не замешанный, то есть, замешанный, но не…

— Да я упеку Нирию в самую тёмную клетку, какую найду на Иалоне!

— Нет, это… Я… Это…

Воспоминания о пыточной вспороли сознание, и горло обожгло болью. Внезапно в голову пришла гладкая, ничего не значащая фраза.

— Это дело Светлого Леса.

Малкир даже отшатнулся.

— Рабы в Светлом Лесу?

— Нет, не связано это с рабством.

Точно ли? Что я вообще знаю…

— По меньшей мере не в моём случае.

— Его можно снять?

Снять? А я ведь даже не думала об этом…

— Не известно мне. Разрушить его сложно весьма. Почти невозможно.

Мои мысли снова вернулись к треугольнику в руках.

— Думается мне, не очень хорошая идея испытывать это на прочность?

— А почему бы и нет? — Малкир не спускал с меня встревоженного взгляда. — Я всегда могу списать всё на убытки. По Тёмному Тракту же поедем.

Следующие полчаса мы пытались сломать треугольник разными способами. Малкир даже позвал иллигена по имени Капо. Светловолосый коротышка, увидев меня, нахмурился.

— Вчера ведь… — начал было он, но Малкир его перебил:

— Я тебя не для этого позвал. Попробуй-ка разломать.

Пока мы пытались сломать странную штуку, я поняла, что Капо очень сильный иллиген. Очень! А на треугольнике даже царапины не осталось.

— Кажется, с ним нельзя ничего сделать, — сказал, наконец, Малкир. — Ну, или мы плохо старались.

Похоже на атал. Мой ошейник много тоньше треугольника, но и ему потребовались сотни удушающих приёмов, чтобы сломаться. Откуда это в людском торговом караване?

— Не могу сказать, откуда это, мне не говорили, — угадал Малкир невысказанный вопрос. Взмахом руки он отослал Капо прочь. — Гильдия торговцев упаковала его как важную посылку и запечатала.

— Запечатала? Не видно никакой запечатанности.

— Я не мог не посмотреть. Это от магистрата. К тому же я знаю, как запечатать снова.

— Если это суть тот же материал… — Я поколебалась, но всё же продолжила: — Блокирует он силу. Любую.

— Для этого его надели на тебя, да?

Взгляд его стал вопросительным. Я молчала.

— Ладно, — кивнув, сказал он, — у всех свои секреты.

Малкир улыбнулся, подошёл к шкафу и, опустившись на колени, начал в нём рыться. Через полминуты у моих ног шлёпнулись мужские сапоги.

— Вот, примерь, вдруг подойдут. А, ты ещё карты просила. — И начал шарить в комоде.

Сапоги оказались почти впору. Немного жали, но думаю, чуть растянутся. Зато в них тепло. Потерплю, а потом куплю подходящие.

— Благодарна премного.

— Что ж, усвистывай, — Малкир и с улыбкой подмигнул, — пока я не передумал насчёт сон-стебля.

И почему он так добр ко мне? Я не удержалась и снова спросила.

— Кажется, уже говорил я тебе, — ответил он, и в его чёрных глазах, казалось, заплясали смешинки.

— Но…

— Так, иди-иди, — сказал Малкир и замахал руками. — Я торговец, знаешь ли, мне положено обдирать всех как липку, а я тебе сапоги дал и карты.

Я вылезла из дома на колёсах и остановилась. Куда теперь идти? Что делать?

— Вон тот караван едет в Птичий Утёс. — Малкир вышел следом и, стоя на подножке, показал рукой на повозки, покрытые серой в полоску материей. — Можешь пойти к главному, Толстый Рик его кличут. Скажи, ты от меня. Они возьмут, но заплатить, хоть и дешевле, всё равно придётся. Деньги есть?

— Благодарна премного, — сказала я и пошла в указанном направлении.

Малкир отправился проверять своих людей и караван. До меня донеслись его окрики, адресованные «ленивым задницам» и «дурьим башкам».

Птичий Утёс? Я развернула карту. Город к востоку от Всесвета. Ладно, попробую поехать туда. Ведь в Периам эльфам лучше не соваться. Интересно, почему?

Я быстро разыскала главного.

— От Малкира? — переспросил толстяк в коричневом камзоле и нахмурился. — Хорошо, место есть. Но лишних одеял нет. Сама думай, как греться. Заплатишь в Утёсе, раз уж от Малкира, — сказал торговец, увидев, как я полезла в свой мешок. — Выезжаем через три часа. Опоздаешь — пеняй на себя.

И что мне делать ещё целых три часа?

Закутавшись в плащ поплотнее и натянув капюшон ниже на голову, я примостилась на ограде у трактира. А может, ну его, этот караван? Пробраться куда-нибудь в поля и в лес уйти? Так долго ждать… За три часа может случиться всё что угодно.

Холод постепенно проникал под одежду. Погреться в трактире? Нет, вряд ли меня пустят в зал просто так. Народу много, лишнего места нет. А тратить деньги не хочется. Надо ведь ещё купить одеяло, а то замёрзну в дороге.

Наёмники, казалось, заняли все поверхности, где можно было сидеть. На некоторых красовались повязки. Раненые. Наверное, возвращаются с Тёмного Тракта. Торговцы сновали туда-сюда: кто-то только приехал и спешил погреться и набить желудок, кто-то сгружал товар — мясо, овощи, наверное, для трактира. А кто-то собирался уезжать, как Малкир. Его заметную вычурную повозку уже запрягли парой лошадей.

Вскоре караван моего спасителя — крытые повозки с зелёными метками в виде листьев — пришёл в движение, выстраиваясь в колонну. В её голове поехала группа наёмников, но бо́льшая часть всадников пока ещё шла по бокам от обоза, ведя коней в поводу. Вслед за ними покатилась нарядная повозка яашраги.

Кстати, кто такие яашраги? Знаю, это какой-то кочевой народ, но… Да уж, пробелов в памяти много. Как их восстанавливать? Что вообще я буду делать? Займусь целительством? Вроде это я умею, волков же лечила, например. Буду лечить зверей? Или не зверей? О, как там Бесшумные Лапки?..

Повозки вереницей потянулись на дорогу. Слышалось, как погонщики то и дело понукают лошадей. Те в ответ взмахивали длинными хвостами, но послушно тянули свой груз. И как они поедут по Тёмному Тракту со всем этим добром?

Интересно, насколько большой Птичий Утёс? Если там есть эльфы, то меня могут найти. Будет ли искать меня Главный Гад? Глупый вопрос, будет, конечно. Спрятаться в людском городе поменьше? Скорее всего, так и придётся сделать. В городе, где точно нет никаких порталов.

Портал… Из головы это никак не идёт. Допустим, Главный Гад — член Старшего совета, но даже тогда у него не может быть своего портала за пределы Светлого леса… Если только это не разрешил король. А если так, то Гад невероятно влиятелен. И способен отыскать меня где угодно. Ему даже всесветский магистрат помогал. Мне не скрыться в людских городах…

Решение пришло внезапно. Я соскочила с ограды и побежала: ещё можно догнать караван.

Оказалось, он успел уехать далеко, и я припустила изо всех сил.

— Малкир! — крикнула я наёмникам, замыкавшим отряд. — Где Малкир?

Повозки продолжали двигаться, никто и не думал останавливаться.

Видимо, главе каравана передали, или он сам услышал и быстро подъехал ко мне верхом на жеребце мышиной масти.

— Молчунья?

— Я… Во… — Дыхание сбилось после быстрого бега. — Возьми с собой меня!

— С ума сошла? Ты даже Восточный форт не пройдёшь. А если пройдёшь, то в Западном тебя не пропустят. В лучшем случае.

А в худшем?

— Не надо в Периам. — Я отдышалась и смогла нормально говорить. — Тракт покину до Западного форта.

У Малкира полезли брови на лоб.

— В Чащи? Я даже не знаю, что хуже. И то и другое — самоубийство.

— Они… Найдут они везде меня, — прошептала я.

Что мне делать, если он откажет? Ехать в этот Птичий Утёс?

— Ты сама понимаешь, о чём говоришь? Эльфы уже лет сорок не ездят в Периам. А про Чащи я даже объяснять не собираюсь. Спрячешься в каком-нибудь городишке, найдёшь себе занятие. Будешь осторожна, никто тебя не найдёт.

И всегда оглядываться? Но и он прав. Наверное. Я молчала, не зная, что сказать.

— А, чтоб тебя! Полезай, — Малкир протянул мне руку.

Повторять ему не пришлось — я тут же взлетела на коня позади него.

— Надеюсь, я об этом не пожалею, — сказал мой спаситель. — Учудишь что, оставлю прямо на дороге. Надеюсь, ты не успела заплатить Толстому Рику.

То, что не сделали для тебя

Вы оба читаете ежевечерние молитвы и оба притворяетесь. Наблюдая за юным Шэкветом, ты удивляешься собственной невнимательности. Паренёк слишком быстро заканчивает привычный обряд. Даже самым нерадивым требуется вдвое больше времени протараторить все нужные слова. А мальчишка не выдал себя только потому, что он твой подмастерье. А ты тоже не очень ревностен в молитвах, хотя осторожен и приучил себя выдерживать должное время, когда был не один.

И да, ты подозревал, что Шэквет не слишком «солнцелобый». Если подумать, многое можно было понять и раньше. Нет, ты замечал, но не думал. Замечал, что у Шэквета есть секреты, что он сторонится других братьев, что он — особенный. Но… вы никогда не разговаривали об этом.

— Слишком быстро, Шэквет, — с этими словами ты заворачиваешься в одеяло. — Слишком быстро.

— Мастер?

— Ты всё прекрасно понял, — отрезаешь ты, и паренёк укладывается спать.

А ведь если мальчишка умный — а он умный! — то уже должен был заметить очевидное: нигде в мире нет крепостей, населённых одними генасами. Нигде в мире нет детей, рождающихся почти сразу с бодрствующей силой. Ладно, про «нигде в мире» ты, может, и загнул, но путешествуя по Иалону, невозможно не понять — здесь что-то не так.

Интересно, а твой Мастер когда понял это? Он был сильным маагенасом. Ты сам — иллиген, юный Шэквет — фераген. Все Мастера, все полукровки, которых ты знаешь, — генасы.

Если Шэквет заметил это… Тебе вдруг стало его жалко. Жить в вопросах и сомнениях — врагу такого не пожелаешь.

Всё-таки жаль, что дневник Мастера попал тебе в руки слишком поздно — уже после его гибели, когда уже ты сам стал мастером. Тогда… Что тогда? Ты бы ушёл? Сбежал из Ордена? Тебя бы нашли — ты и сам не раз ходил с отрядами ищеек.

Следующая мысль обжигает стыдом — сейчас ты не уйдёшь, потому что боишься. Не хочешь умирать. Видел ведь, как погиб твой Мастер на глазах всей крепости — он якобы нарушил завет Богини, и его поразила божественная кара. А на самом деле… На самом деле, и в твоей крови теперь течёт тот же жидкий яд, который обратится в огонь, как только держащие поводок осудят тебя на смерть.

Но даже с таким коротким поводком можно кое-что утаить от магистров. Не многое, но можно. Иначе у тебя не получилось бы спасти тех детей.

Вот так всегда — приходится выбирать между собственной совестью и приказами «во имя рода людского». И страх заставляет тебя делать выбор в пользу последнего. И мучиться от этого. А с тех пор как в твоей жизни появился Шэквет — тогда ему было всего шесть лет, — ты боишься и за него.

Вдруг приходит неприятная мысль: будь твой Мастер чуть откровеннее, объясни он чуть больше, то, возможно, всё было бы по-другому. Хотя… как именно? Пошли бы против Ордена? Подняли сопротивление?

Но может, Орден и существует до сих пор потому, что такие, как ты и твой Мастер, слишком боятся и не доверяют никому? В одиночку притворяются. В одиночку умирают. За этот самый Орден.

— Как долго, Шэквет? — спрашиваешь ты, решившись на то, что не сделал для тебя твой Мастер.

— Я не понимаю, мастер, — говорит он, снова садясь.

— Как долго ты не читаешь должных молитв?

Юный Шэквет хлопает глазами.

— Я читаю, мастер. Честное слово.

— Конечно. Дарительница жизни, всеблагая, всеведущая, всемогущая, вселюбящая, прими благодарность слуги своего за день прошедший… И будь благословенна во имя твоё и во имя рода людского. — Ты лихо сокращаешь молитву, оставляя от неё начало и конец. — Это читаешь?

По глазам Шэквета ясно: ты попал в точку. Да и как не попасть, когда раньше ты сам так делал. Сейчас ты тоже молишься, но своими словами. От сердца.

— Давно?

Мальчишка опускает взгляд.

— Чудо, что не попался, дурья голова. Поставь круг тишины, — говоришь ты, и он опять удивлённо хлопает глазами. — Никогда не говори без защиты то, о чём не следует говорить, Шэквет. Будь осторожен с мастерами и магистрами.

— Мастер, какой приказ они дали?

— Убить всех.

— И мы это сделаем?

— А что нам ещё остаётся? Там будем не только мы, Шэквет. Послали ещё одного мастера с двумя учениками.

— Но разве это правильно, мастер? Ведь это всё ложь? Про нечисть, про… Богиню.

— Про Богиню, может, и не ложь, — отвечаешь ты и чувствуешь, что это правильный ответ.

Верить в Богиню или нет — Шэквет должен решить сам. Ты-то веришь, но не так, как тебя учили магистры. Если они и учат чему-то, то не вере в Богиню. А вере в Орден.

— А то, что Орден благословлён ею… — ты недоговариваешь, но видишь: это не нужно, Шэквет и так понимает.

— Они лгут про скверну, да? Про то, что остроухие хотят извести род людской. Зачем нас посылают убивать людей?!

— Тихо, Шэквет, — резко говоришь ты, чувствуя воду рядом.

Ты никогда не перестаёшь искать её, делаешь это почти неосознанно, на уровне инстинктов. Сейчас ты чувствуешь рядом одного взрослого и двух детей.

— Пришли наши напарники. — Ты смотришь на Шэквета и решаешь сделать для него ещё больше.

Достаёшь из мешка потрёпанный дневник — твой и твоего Мастера. По его глазам тебе вдруг становится ясно, что Шэквет давно уже знает о нём, просто никогда не спрашивал, молча храня твою тайну.

— Если что-то случится со мной, заберёшь его себе. Не показывай никому. И ещё. Ты слишком быстро делаешь вечерний обряд.

— Я понял, Мастер.

— Обычно я считаю до ста и очень медленно, — говоришь ты и поднимаешься, чтобы встретить братьев.

Часть VI Звери и не звери

Глава 1 Зверь

Фаргрен сидел в углу рядом с Рейтом.

Мильхэ что-то делала, спокойно, без суеты и лишних движений. Но по закушенной губе и хмурому взгляду было ясно — дело дрянь…

Но Фар почти не думал об умирающем напарнике. Он смотрел на черноволосую девушку чуть позади эльфийки. Ирма тянула воду, чтобы Мильхэ не отвлекалась от лечения и не тратила лишних сил.

Его сестра. Он помнил её четырёхлетней малышкой, а сейчас перед ним — взрослая женщина. И так похожа на мать… Те же волосы, те же глаза, вообще всё как у матери. От отца ей достался только прямой тонкий нос. Котёнок вырос очень красивым. Если не считать шрамов на правой половине лица и шеи.

Фаргрен смотрел и смотрел, не в силах оторвать взгляд.

Ирме сейчас девятнадцать. Не будь она порченой, могла бы быть уже замужем и с одним-двумя ребёнком. И овдоветь, учитывая всё происходящее. Потерять детей… Так может, даже лучше, что она одинока?

Мильхэ выругалась — у неё опять пошла кровь из носа.

— Геррет, «слезу».

— Вторая уже, — пробормотал тот, но всё же достал снадобье.

И сразу же занял прежнее место.

Он и Лорин стояли между остальными членами отряда и селянами. Те буравили наёмников взглядами, но держались подальше, насколько могли в тесном-то подземелье. Мильхэ одним своим видом удалось немного успокоить всех, но было ясно: неверное движение или слово — и быть беде. Поэтому Геррет держал щит.

В подклети находилось чуть больше двадцати человек, не считая наёмников. Мужчины, несколько женщин, пара детей. И никаких ходов или лазов, как в вешкинских подземельях. Кроме того, по которому Ирма притягивала воду.

— Когда у вас началось это? — спросил Геррет.

— Во втором месяце осени, — ответил всё тот же здоровенный мужик. — Даже жатва ещё не кончилась толком.

Несколькими минутами назад он был готов драться с Лорином, и сейчас тоже стоял перед ним и Герретом, чтобы защищать своих, если придётся.

— В Вешках сказали, с севера никто не приходил. Пробовали за помощью послать?

— Несколько раз. Вы от лорда Зандерата?

— От Гильдии наёмников, — ответил Геррет. — Ты кто? Староста?

— Кузнец я. И это мой дом. Ирма продала мне его, — сказал он, бросив взгляд на Фаргрена, но тот не обратил внимания на его слова. — Это рогатый его так? — спросил кузнец, посмотрев на Рейта.

— Ага, жнец.

— Почему вас так мало-то?

— Нас вообще по другому поводу на север послали.

— Стой, в Вешки никто не приходил? А как же Дубки? Да там ещё пара хуторов была…

— В Вешках осталась едва четверть людей, о Дубках вообще забыть можно.

Селяне заохали, зашептались. Одна из женщин заплакала.

— А другие деревни? — спросил кузнец, и голос его дрогнул.

— С основной дороги мы не сворачивали, не знаем.

— А он? — кузнец глянул на Фаргрена. — Его-то где выловили?

— Он с нами.

— Вы хоть знаете, кто он?

— Да.

Геррет решил не упоминать, что о волчьей сути напарника им стало известно чуть меньше двух недель назад. Мало ли. Может, речь не об этом.

— И всё равно с этим отродьем…

Об этом.

— Взрослые оборотни не опасны, — сказал Геррет и понизил голос. — Я так полагаю, он убил здеського-то?

— Кого-то?! — возмутился кузнец и мотнул головой в сторону Ирмы: — Её семью. Свою семью. Так что засунь куда подальше байки о том, что эти звери не опасны, — процедил он сквозь зубы.

Фаргрен вздрогнул, услышав последние слова. Зверь. Он — зверь. Он смотрел на Ирму и как наяву видел мать. Отца, братишку Альди, сестричку Ри. Видел то, что натворил. Он убил их всех. Сама Ирма только каким-то чудом выжила. Её шрамы — от его когтей. Лучше бы родители не нашли его тогда в лесу. Или пусть нашли бы мёртвым. Тогда всё было бы по-другому. Они остались бы живы. Как и их дети.

— Убил в детстве, да? — так же тихо спросил Геррет. — Ребёнком ещё?

— И? Какая разница?

— Понятно, — буркнул коротышка, но объяснять ничего не стал.

Лорин услышал вздох Мильхэ и дёрнулся к брату, но та удержала его.

— Жив. Пока. Я сделала всё, что могла… — сказала она и тихо добавила: — Лорин, я не знаю, выживет ли он. Фар, — Мильхэ впервые назвала его неполным именем. — Фар!

Он посмотрел на неё.

— Пойдём наверх. — Мильхэ протянула ему руку. — Нужна твоя помощь.

Когда они вылезли, дом уже не сотрясался от ударов. Древесники, упустив добычу, успокоились, хотя вряд ли ушли далеко. Было мертвенно тихо, даже жутко становилось.

— Надо поставить на место, — пробормотал Фар, глядя на выбитую дверь посреди холодного грязного дома.

— Я навела круг тишины, древесники не услышат нас.

Вот почему так тихо.

— Не хочешь рассказать? — спросила Мильхэ мягким, успокаивающим голосом.

Ледяная ведьма, да? Что за глупости…

— Да нечего рассказывать. Поссорился с отцом и…

Фаргрен почувствовал лёгкую ладонь на своём плече. Она… сочувствует ему?

— Ты не мог этого контролировать.

— Знаю. И? Всё равно я их убил. Убил.

— Мне кажется… — начала Мильхэ, но смолкла. — Где ты был потом? — спросила она после недолгого молчания.

— В Да-Раате. Ушёл оттуда лет десять назад, побродил, да подался в наёмники.

Да, так оно и было. Да-Раат обучил пришлого волчонка, но принять его не мог. Вот он и скитался. Без роду и племени. Без родного логова. Без семьи.

Внезапно ледяная ведьма обняла его. Нет, его, конечно, обнимали и прежде: женщины, немногие друзья и знакомые при встрече. Но чтобы так… Он давно позабыл, что такие объятия вообще существуют: крепкие, тесные, без любого намёка на желание или похоть, тёплые, утешающие, полные сочувствия и заботы. Последний раз так его обнимала мать.

Он обнял её в ответ. По его щекам вдруг покатились слёзы.

* * *

— Ты говорила, надо помочь.

Фаргрен отстранился, отвернулся и вытер слёзы. Ему стало неловко — почти тридцатилетний мужик, а разревелся как девчонка.

Мильхэ тихо подошла к дверному проёму и осторожно выглянула.

— Нужна смола. У меня она ещё в Дубках кончилась. Её можно достать там, где спали древесники. Найдёшь?

— Да.

— В таких местах обычно остаются капли. Вряд ли много, но и три-четыре, даже пары, будет достаточно. Постой. — Мильхэ остановила Фара, увидев, как он стягивает рубаху. — Подумай как следует. Сейчас не время рисковать жизнью ради чего-то. Если ты погибнешь, Рейт, скорее всего, тоже, и нас останется трое.

— Как обойти древесников?

— Они оба сидят перед входом. Под домом и вокруг лоз нет. Можно вылезти через окно на задний двор.

— Я пойду. Не обещаю, что принесу. Но попробую.

Мильхэ водой выдернула гвозди из досок, которыми заколотили ставни, и аккуратно положила их на пол. Пока она это делала, Фар разделся и обернулся волком. В холке он доставал ведьме до середины бедра. Мильхэ погладила его по чёрному загривку, и Фаргрен предупреждающе клацнул зубами — он не собачка какая-нибудь. Но эльфийка только улыбнулась.

— Я спущусь вниз. Поскребёшься по возвращении. Будь осторожен.

Фар вильнул хвостом в знак согласия и выпрыгнул в окно.

* * *

Через полчаса Геррет увидел, как люк снова открылся и спустилась Мильхэ. Хорошо. А то уже хотелось подняться и лезть проверить.

— Где Фар? — спросил Геррет, пытаясь почесать спину.

Сделать это было сложно — мешал доспех.

— Попробует достать смолу.

— Ты послала его на древесников? Одного?

— Нет, конечно. Проверит места, где они спали.

— Даже так опасно…

— Я велела ему не рисковать напрасно, — Мильхэ пристально смотрела Лорину в глаза, и тот медленно кивнул, поняв, что она хотела этим сказать.

— И вам всё равно?! — послышался женский голос.

Ирма смотрела на наёмников, и на лице её было написано возмущение.

— Всё равно — что?

— Что он… он убийца! Зверь!

— Не время говорить об этом, девочка, — вмешался кузнец.

— Я давно не девочка!

— И как мы, по-твоему, должны поступить? — проледенила Мильхэ. — Прогнать его? Убить? Он — наш напарник и единственная надежда для раненого.

— Он убил мою семью! Как вы… можете его защищать?

— Ты-то что помнишь? Тебе сколько? Двадцать? Или меньше? Когда всё это произошло, ты была совсем маленькой.

— Маатар, Мильхэ, помягче, — сказал Геррет, глядя на рассерженную девушку.

— Странно слышать это от тебя, Гери, — внезапно съязвила Мильхэ, смешав яд со льдом.

— Ей было четыре года, — подал голос кузнец. — Это пятнадцать лет назад случилось.

— Пятнадцать? — Мильхэ нахмурилась. — Но тогда Фаргрену…

— Должно было тринадцать или четырнадцать исполниться. Осенью.

— И они так долго ждали? Глупцы…

— Кто?! — обиженно воскликнула Ирма.

— Твои родители. Они знали, кто он.

— Врёте!

— Оборотни впервые превращаются в четыре-пять лет, самое позднее — в семь! — загремела ледяная ведьма. — Так что твои родители знали! Знали, кого растят. И если тебе сейчас так надо искать виноватых, вини неразумную родительскую любовь.

— Что? — опешила Ирма.

— А по какой ещё причине они оставили волчонка?

Повисла тишина.

— Илайна души в нём не чаяла, — тихо сказал кузнец. — Любила, как родного. Да и Кай тоже.

— Зачем они так долго ждали? — спросила Мильхэ. — Маленькие оборотни ведь нападают не со зла. В детстве они плохо контролируют себя, а уж как начинают взрослеть, и того хуже. Почему его родители не попросили помощи на севере, раз решились растить волчьего сироту?

— Да при чём здесь любовь-то? — выпалила Ирма.

— При том, что в лучшем случае его бы просто выгнали, в худшем — убили, и ты бы знать не знала о неродном брате, — проледенила Мильхэ. — Но нет: его любили и оставили.

— А мне никакой любви не досталось, — прошептала девушка, глядя в землю.

— Тебе жизнь досталась! Тебя саму могли убить! И не он, а вот эти же люди!

Ирма ошарашенно захлопала глазами.

— Не думала об этом? — Мильхэ хотела сказать что-то ещё, но дёрнулась к Рейту. — Проклятье, — выдохнула она. — Вода, нужна вода!

Ирма сидела не шевелясь.

— Вода! — ведьма открыла свою фляжку, потом фляжку Геррета, но жидкость быстро иссякла.

Лорин в бешенстве двинулся к Ирме, но кузнец его опередил.

— Делай, что говорят, девочка, — сказал он, встряхнув её за плечи.

Ирма вздохнула и послушно притянула воду. Несколько минут Мильхэ стояла на коленях, склонившись над Рейтом, будто ива над рекой. Лорин следил за ней, не отрывая глаз. Наконец, эльфийка выпрямилась и отодвинулась, устало вздохнув.

— Я не знаю, Лорин, сколько смогу держать его. Скорее бы Фаргрен вернулся.

Тот ничего не ответил, только крепче сжал кулаки.

«А ведь и Лорин не бесчувственный чурбан, — вдруг подумал Геррет, невольно ёжась от мурашек, бегавших по спине. — Если Рейт умрёт… Нет, пусть лучше не умирает».

Несмотря на все словесные стычки и взаимные обзывательства, он считал близнецов друзьями. Два соломенноголовых бесшабашных придурка не раз помогали ему. Хоть и периодически елозили мордой по разным поверхностям. Но за это он в долгу никогда не оставался.

— А она? — спросил Геррет, глянув на Ирму. — Не может помочь?

— Она и так помогает, — отрезала Мильхэ, прислоняясь к стене.

— Но…

— Она уже делает что может, Геррет.

Он вздохнул. Действительно. Мильхэ великолепно обучена, её мастерство впечатляет. Куда там деревенской травнице, пусть и очень сильной.

От присутствия Ирмы у Геррета чесались лопатки. Конечно, не как от дядьки, который сейчас находился далеко в Северных землях, но всё же. Раздражало. Чесотка у него начиналась только от очень сильных иллигенов и стихийников. Если бы не карие глаза, Геррет мог бы решить, что девушка из водорождённых. Нашли, называется, алмаз в дерьме. В Эйсстурме из него бы сделали потрясающий бриллиант.

— Это правда? — вдруг спросила Ирма у кузнеца. — Меня хотели убить?

Тот только вздохнул и погладил её по голове.

— Но почему? Все же знали, что он приёмыш!

— Потому, видимо, и не убили… — пробурчал Геррет.

— Это правда? — допытывалась девушка у кузнеца. — И ты тоже хотел?

— Он — нет, — ответила вместо него какая-то женщина. — Он всех и убедил.

Ирма замолкла и поникла, сжавшись в комочек.

Через несколько минут Мильхэ опять дёрнулась к Рейту и начала что-то делать. Потом достала очередную склянку и выпила залпом.

— Сраный пепел, так нельзя!

— Я не должна заснуть, Геррет! — сказала Мильхэ, проигнорировав его слова. — Геррет! — повторила она, и он нехотя кивнул.

Сейчас ей спать нельзя, но когда всё закончится, она свалится и будет в забытьи… сколько? На сколько теряют сознание после четырёх «слёз», выпитых в течение полутора часов? Он даже не слышал о таком.

— Что нельзя? — робко спросила Ирма.

— Нельзя пить четыре «слезы» подряд и сразу же тратить силу, — ответил ей Геррет, пытаясь почесаться.

— Что такое «слеза»? — снова задала вопрос причина его мучений.

В конце концов Гер не выдержал и снял видавший виды доспех. Сквозь прорехи в коже, изрезанной жнецами и богомолами, выглядывали стальные пластины. Там, где богомол пробил доспех насквозь, они вообще болтались на грубой заплатке из сложенной втрое холстины. И сами пластины пришлось переставлять с подола, и не приклёпывать, а просто пришивать абы как… Да уж, придётся раскошелиться на починку. Или вообще купить новый. А ведь месяц назад всё было в идеальном состоянии!

Геррет облегчённо вздохнул, почёсываясь, и наконец ответил:

— Это восстанавливающее снадобье для генасов.

— Кого?

— Водников, огневиков и остальных.

— Зачем оно?

— Пьют, когда силы кончаются.

— А разве так бывает? — удивилась Ирма.

Да уж. Деревенская простушка.

— Когда ты почувствовала воду? — проледенила Мильхэ, будто только сейчас поняла, что перед ней редчайший самородок.

— Лет в восемь.

Внезапно раздался звук: кто-то скрёб когтями.

— Наконец-то! — воскликнула Мильхэ и вскочила. — Фар? — она открыла люк и выглянула наружу. — Вот же шерстяная голова…

— Где он?

— Не знаю.

В руках Мильхэ была ветка, на которой застыли тёмно-коричневые, почти чёрные капли.

— Маатар, он достал её!

Лорин встрепенулся при виде смолы. Угасшая надежда в его глазах разгорелась с новой силой.

Мильхэ нашла тряпку и положила ветку на неё, а потом начала рыться в своём рюкзаке.

— Огонь поглощающий… — прошептал Геррет, глядя на склянку, появившуюся в её руках. — У тебя в сумке есть всё на свете?

Периамский пустынник, это он понял по янтарному цвету жидкости. Вытяжка высочайшего качества. Целебные снадобья из смолы древесников стоили дорого не только из-за самой смолы. Нужный для многих лекарств пустынник тоже был недёшев.

Ледяная ведьма молча готовила смесь. В воздухе закружился яркий шар жидкости, обернув собой маленькую каплю тёмной смолы, к которой Мильхэ добавила ещё что-то. Через несколько мгновений внутри шара появились красные разводы, а потом исчезли.

Геррет думал, что Мильхэ вольёт снадобье Рейту в рот, но она направила янтарные капли прямо в раны, сдвинув повязки. Потом смешала со смолой другую жидкость и покрыла этим рану, грудь, руки и перебитые ноги Рейта. И ещё некоторое время сидела, прикрыв глаза.

Геррет даже предположить не мог, что она делает. Он всё же не иллиген и не целитель. Но, нахватавшись всякого за годы наёмничества, он ясно понимал — Мильхэ целитель высшего уровня. Она могла бы работать при дворе любого лорда или даже короля. Почему она таскается по контрактам вместе с невежественными и полубезумными наёмниками?

— Если это не поможет, Лорин, — сказала Мильхэ, устало вздохнув, — то уже ничего не поможет.

Глава 2 Крхп-кел

— Малкир, приехали!

Я проснулась. Точнее, проснулась я раньше, а услышав крик, села на мягком ковре. Малкир перевернулся на кровати, потянулся, а потом вскочил, будто и не спал вовсе.

— Не хочешь посмотреть, на чём знаменитый Малкир сколотил состояние? — сказал он, натягивая тёплую одежду. — Заодно узнаешь, почему три повозки в моём караване пустые.

Кажется, настроение у торговца преотличное. Он знаменит?

Где мы остановились? Малкир говорил, караван будет останавливаться по делам только в Циенрате. Там я хотела купить одежду и, может, ещё что-то, если хватит денег. Но дотуда ещё далеко.

Вчера вечером мы проехали большое селение. На карте между ним и Циенратом почти ничего нет — пара-тройка деревень, и всё. В основном на Западном тракте располагались постоялые дворы Гильдии торговцев, где караваны меняли лошадей, чтобы ехать без днёвок, ночёвок и ненужных простоев. Доехали до такого двора? Не остановились же мы в чистом поле.

Я поднялась и выбралась наружу следом за Малкиром. Захотелось посмотреть, чего такого он ждёт, раз его лицо прямо светится от предвкушения.

Утро выдалось морозное. От лошадей густыми клубами валил пар и быстро исчезал в холодном воздухе. Кругом сверкающие снежные поля. Никаких дворов, никакого селения. Только широкая мощёная дорога, убегающая вдаль серой лентой. Почему на ней нет снега? Кто её чистит? Хотя… В любом трактовом караване есть генасы, а иллигену снег убрать — как глазом моргнуть.

Наёмники спешились, разминая ноги после езды, погонщики тоже слезли с повозок, не упуская возможности отдохнуть. Некоторые кидали на меня насмешливые взгляды. Вчера я слышала похабный разговор о том, какую плату взял Малкир за проезд в караване, если оставил меня в своей повозке.

— Эй, Рами, я потом хочу поесть, — крикнул Малкир мужику в затёртой до заплаток шубе. — Мы хотим.

Тот сразу же поспешил куда-то.

Колонна повозок растянулась до верхушки холма, и именно туда сейчас чуть ли не вприпрыжку торопился Малкир. Да что там такое? Я постаралась нагнать торговца. И увидела.

— Это же…

— Яашраги, — с ухмылкой сказал Малкир.

У меня даже рот открылся. И не у меня одной. Некоторые наёмники стояли, выпучив глаза на существ перед нами. Да, это яашраги, но…Предки, это же кролики!

Разные факты завертелись в голове. Конечно, яашраги не совсем кролики — где ж найдёшь копытных кроликов ростом в половину человека. Их мохнатые мордочки выглядели очень милыми и дружелюбными. И даже острые клыки длиной, наверное, с мой мизинец, никак не портили это впечатление. Висячие уши у яашраги были тоже очень длинными, у большинства примерно до груди, а у некоторых спускались ещё ниже.

Яашраги-воины в красивых резных доспехах стояли, выпрямившись в полный рост. От чёрных носов вверх уходила полоса без шерсти. Она превращалась в костяной гребень на спине и заканчивалась хвостом, который напоминал шипастую булаву. На задних лапах, или скорее ногах, у яашраги красовались копытца, похожие на оленьи. Тому, кто получит удар такой лапкой, не позавидуешь…

Воины держали копья, украшенные яркими лентами. У каждого племени свои цвета, вспомнилось мне.

Позади воинов кружком сидели женщины-яашраги в травяных плащиках, которые полностью скрывали тела. Даже копытцев не видно. Лысая полоска у них на голове была очень узкой и пряталась в густой шерсти, поэтому их мордочки выглядели гораздо привлекательнее. У многих женщин уши из-за нанизанных на них колец походили на косички. Кажется, это брачные кольца: их столько, сколько лет женщина замужем.

Чуть поодаль среди голых кустов стояло несколько повозок. Яркие и нарядные они резко выделялись на фоне белого снега. Глядя на них, я поняла, что дом Малкира не просто похож на них. Скорее всего, его повозку делали яашраги. Те же узоры и материал, только размером она больше. Как он уговорил их на такое? Хм, кажется, по узорам различают племена… И где снежные козы, которыми яашраги обычно запрягают свои повозки?

Малкир подбежал к яашраги в броне, украшенной синими ленточками, поклонился и опустился на колени. В ответ тот покровительственно похлопал его по плечу когтистой лапой. Торговец сложил руки в благодарственном жесте, повернулся и махнул кому-то.

Люди подкатили пустые повозки. Яашраги с копьями выстроились коридором, по которому проходили их женщины и складывали товар: травы, снадобья, но больше всего — ящиков и сундучков разных размеров. И всё из каменного дуба. Только яашраги умеют его так искусно обрабатывать.

Вот на чём Малкир сделал состояние. За сундук из каменного дуба надо выложить немалые деньги, зато он не сгорит, не утонет, не сломается.

Но разве яашраги торгуют с людьми?

Малкир тем временем говорил с главным. Несколько раз мохнатый воин по-отечески гладил его по голове и плечу. Торговец чему-то смеялся. На каком языке они говорят? Неужели на общем? Я подошла ближе послушать.

Внезапно все яашраги замерли, увидев меня. Женщины, переносившие в повозку товары, остановились, некоторые даже выронили из когтей свою ношу. Они, что, эльфов никогда не видели?

Главный отдал короткий приказ, и одна из женщин убежала в кусты к повозкам. Другие продолжили погрузку, но постоянно оглядывались на меня, умильно дёргали носиками и перешёптывались. Люди из каравана тоже стали пялиться на меня во все глаза.

Малкир — кажется, он был удивлён не меньше всех — о чём-то говорил с главным яашраги. И всё-таки на их языке. Странно, люди ведь не могут разговаривать на нём, как и яашраги — на общем или эльфийском: разное строение горла и связок. Некоторые слова и фразы, конечно, можно произнести, но…

Через несколько минут убежавшая женщина вернулась, сопровождая совсем старую яашраги. Уши её были настолько длинными, что волочились бы по земле, если бы молоденькая помощница не держала их в лапках. Белый травяной плащик украшали синие ленты. А ведь такой цвет у нас, эльфов, называется королевским синим, и носят его только члены правящей семьи.

Малкир махнул мне рукой, приглашая подойти.

— Крхп-кел хочет говорить с тобой, — сказал он.

Кто-кто?

— Опустись на колени, чтобы не быть выше.

Когда я так и сделала, старая яашраги коснулась моего лица и быстро заговорила на своём хрипящем, отрывистом языке.

— Она спрашивает, когда проснулась Отделённая, то есть, ты, — перевёл Малкир.

Откуда?.. Крхп-кел снова что-то сказала.

— Яашраги знают об Отделённой, так же как и… Даа-харзх, которые смотрели за ней. — Он помолчал и добавил: — Не знаю, кто такие даа-харзх.

Зато я знаю.

— Скажи, проснулась я в летнем месяце, но когда точно, неизвестно мне.

Крхп-кел вдруг задёргала ушами и носом, потом взяла меня за руку.

— Она говорит, в твоём теле боль и её нельзя оставлять.

Боль? Я прихрамывала, но боли вроде не чувствовала… Крхп-кел, видимо, начала что-то объяснять Малкиру. Тот слушал и кивал.

Предки, да как так? Откуда яашраги знают обо мне? Достало: все знают про меня, а я сама — нет!

Яашраги продолжила говорить.

— Когда ты видела… Шебрх-агхзтарит? — Малкир задумался. — Я первый раз слышу о таком, как и о даа-харзх. «Шебрх» означает «мастер», а второе слово — «деревья», много деревьев.

Понятно.

— Не известно мне. Не помню.

— Ты знаешь, как его найти?

— Нет.

— А король древ… эльфов? Может, он знает что-то? Следы Шебрха теряются в вашей части леса.

— Не известно мне.

Крхп-кел подёргала носом, поурчала, качая головой.

— Шебрха давно не видели, а в лесу, кажется, что-то происходит. Звери становятся… Тварями? — Малкир явно удивился.

А мне вспомнилась аксолька, которую я поймала в ручье у далёкой волчьей лощины.

— Известно мне. Это, наверное, из-за меня.

Старая яашраги зафыркала и затряслась, когда Малкир перевёл ей мой ответ.

— Нет, Отделённая, это началось несколько лет назад, когда ты ещё спала.

— Не говорили даа-харзх ничего мне.

Крхп-кел качала головой и бормотала, но Малкир просто слушал.

— Она сама не уверена, происходит ли что-то необычное, — сказал он наконец. — То есть, происходит, конечно, но изменений не очень много. Крхп-кел разных племён не знают, должно ли быть так из-за постоянного вторжения людей в Чащи, или это потому, что этот их Шебрх куда-то пропал.

— Кто он такой?

Яашраги уставилась на меня, смешно моргая.

— Ты не знаешь?

— Нет. Известно мне только то, что говорили даа-харзх.

Рассказанное крхп-кел в целом очень походило на объяснения Старейшины. Хозяин леса — хранитель Тёмных Чащ и вообще лесов, почти как Покровитель стихий, хотя оставалось неясным, равен ли он им по силе. Мне вдруг вспомнилось: у эльфов Хозяин леса — сказка, страшилка для маленьких детей: будто бы он насылает безумие. А для яашраги и мар-даан-лаид он реален.

— Если сто лет назад пропал Хозяин леса, почему не беспокоились они?

Малкир перевёл, и яашраги снова долго говорила. Мне даже пришлось подёргать торговца за рукав, чтобы он вспомнил обо мне.

— Сказала, будто Шебрха могли не встречать по многу лет. Иногда по возвращении он вмешивался в жизнь Чащ, если они изменялись как-то не так, иногда наоборот — укреплял новое. Но всё же настолько долго он не отсутс…

Малкир резко бросился ко мне и… вытащил из-под моего плаща со стороны спины пушистый белый комок. Я даже напугаться не успела. Ушастый малыш заверещал и засучил лапами, пытаясь заставить Малкира отпустить его, но тот крепко держал маленького яашраги за шкирку.

— Вот проказница! — засмеялся он. — Знает же, что я слышу воздух, и всё равно полезла.

Крхп-кел что-то сказала, и девочка очутилась у меня на коленях. Она будто посвистывала, почихивала, разглядывая меня, щупала руки, шею, лицо мягкими лапками.

— Ты ей нравишься, — сказал Малкир и взглянул мне в глаза. — Напугалась, что ли? — Он поправил мне меховой воротник. — Уззху вечно лезет куда не просят, уж мимо тебя никак не могла пройти, — Малкир улыбнулся. — Все дети здесь первый раз видят эльфа. Это племя кочует по Зандерату, до Светлого Леса не доезжает.

— Не заметила я, как пролезла она под плащ.

— О, незаметно лазить — это она мастерица!

Крхп-кел, кажется, тоже не сердилась на проказницу Уззху, и кроха осталась сидеть у меня на руках. Старая яашраги продолжила говорить.

— Она спрашивает, можешь ли ты встретиться с вашим королём или кем-то близким к нему. Яашраги хотели бы знать, заметил ли Владыка Леса изменения и не знает ли он, где Шебрх.

Вернуться в Светлый Лес? Встретиться с королём?!

— Нет.

— Почему? Думаешь, не сможешь дойти до него? Яашраги редко общаются с Детьми Леса, но им хочется узнать мнение вашего короля. Вдруг всё-таки стоит беспокоиться.

— Нет.

Ни за что. После того, что со мной делали. Я никому. Ничего. Не должна.

Крхп-кел заговорила снова. Наверное, не поняла, почему я отказываюсь.

— Скажи ей, та боль, о которой сказала она, из Светлого Леса, и ничего не даст желание мне вернуться туда.

Когда Малкир перевёл мой ответ, даже маленькая Уззху замерла. Крхп-кел покачала головой и совсем тихо произнесла что-то.

— Она желает тебе скорее излечить своё сердце, Отделённая.

— Благодарна премного.

Глава 3 Хорошие шансы

Фаргрен запрыгнул в окно и бросил взгляд на угол, где лежала Мильхэ.

После четырёх «слёз» она держалась до утра, пока не уверилась, что Рейт выживет. Потом дала указания, как за ним ухаживать, какие снадобья давать, и как быть с ней самой — положить наверху в доме на мокрое одеяло, накрыть таким же и постоянно держать оба одеяла влажными.

Пошёл четвёртый день, как она впала в забытье, и теперь все беспокоились за неё. Геррет постоянно вылазил наверх обновить щиты и подогреть воздух в доме. Фар же почти не спускался в подклеть — сидел рядом с Мильхэ, спал подле неё, чтобы она не замёрзла. Всё это время она лежала пластом, только порой тихо-тихо бормотала по-эльфийски.

Рейт же, хоть и был мертвенно бледен, уже через два дня после ранения стал ползать наверх. Туда его гнали естественно-небезобразные потребности: не хотелось ему делать дела в тесной клетушке с численностью населения близко к критической. Оказалось, что и ведро, занавешенное дырявой тряпкой, обладает любопытным целебным свойством.

Хотя постаралась, конечно, ледяная ведьма. Фар — да и никто другой — даже не знал, что после таких переломов, можно так быстро начать двигаться. Рейт, конечно, ползал не без помощи, но… Чудеса.

Фар осторожно поскрёб по крышке подклети. Снаружи сразу же послышалось скрипение и шелест веток — зашевелились древесники. Когда Геррет поднял крышку, звуки отрезало, замерцали щиты на окнах и дверном проёме.

— Фаргрен? — донёсся слабый голос. — Геррет?

— Очнулась наконец, — сказал коротышка, как показалось Фару, с облегчением.

Мильхэ пыталась подняться, но у неё это плохо получалось.

— Сколько я пролежала?

— Четвёртый день пошёл, — отозвался Геррет, — Фар, давай её вниз. Лорин!

Пока они помогали Мильхэ спуститься в подклеть, коротышка сидел в доме, держал щиты и круг тишины. Потом Фар вернулся за заячьими тушками, которые оставил за окном.

— Ты даже бледнее Рейта, — сказал Лорин, помогая Мильхэ устроиться на деревянном полу.

Жена кузнеца принесла ей чашку горячего бульона и поспешила убраться подальше. От Фаргрена. Если к его напарникам относились, пусть настороженно, но вполне мирно, оборотня кое-как терпели, не желая к нему приближаться. Да и терпели, как полагал он, только из-за зайцев и кроликов. Фар охотился для всех.

«Ар-вахану всегда ар-вахану, — подумал он, глядя на Ирму, которая, к его большому сожалению, совсем не смотрела на него, — даже для людей».

Вообще, Фаргрен ожидал, что Лорин будет зол — ведь это из-за него их отряд сунулся сюда и Рейт чуть не погиб. Ожидал елозенья рожей по разным поверхностям, как того требовали законы полуцивилизованного общества. Но жизнеутверждающая философия, выпалив очередное безбашенное «Ха!», решила, что это не в её правилах. Лорин стал относиться к Фару даже лучше, чем прежде. Как и его почти отбросивший лапки близнец.

— Ну где же наша ледяная ведьма? — спросил Рейт, рискуя призвать стужу и всё-таки распрощаться с неотброшенными лапками.

Обошлось.

— Весна пришла на ледяные равнины, — ответила Мильхэ, слегка улыбнувшись.

Невероятно. Неужели таяние достигло своего пика?

— А если серьёзно?

— А вы тоже сразу ко всем с душой нараспашку? — ответила она вопросом на вопрос.

Ну да, раскатали губу. Ледяная ведьма обернулась врединой. Впрочем, Фар подумал, что его догадки оказались верны — Мильхэ была ледяной для чужих. И, вполне возможно, не нарочно. По крайней мере, не всегда.

— Теперь, значит, нараспашку? — опасно доковыривался до вредины Рейт.

— Осталось чуть не сдохнуть ещё пару раз, — сказала Мильхэ и снова улыбнулась. — Сколько дней мы уже на задании? — вдруг спросила она.

Все задумались, подсчитывая время.

— Сорок три дня, если считать с дня выхода из Всесвета, — сказал Геррет. — Сегодня сорок четвёртый.

— Если бы не Твари, как быстро мы бы добрались до нужного места?

— Недели за две.

— Нет, дороги-то плохие были, — напомнил Рейт. — За три, думаю.

— Фаргрен, дай мне рюкзак, — попросила Мильхэ.

Она пошарила в нём и достала маленький светло-синий мешочек. Внутри оказалось три ярко-синих ромбика.

— Маатар! — сказал Геррет, выпучив глаза. — Это ведь не по правилам.

— Их дал регистратор, значит, заказчик заплатил за них.

— Да скажите, что это! — потребовали близнецы.

— Связные големы, — буркнул мааген.

Рейт присвистнул. Необычное им задание выпало, как ни крути, — отправили к оркам, снарядили на Тварей, теперь вот и это… А ведь в девяноста девяти случаях из ста, если заказчик не находится вместе с отрядом, наёмники даже не знают кто он. Все вопросы обычно решает гильдия, и нет нужды общаться с работодателем напрямую.

— В исследовательских экспедициях бывает, хотя тоже редко, — пояснила Мильхэ. — Наш заказчик просил сообщить, когда будем в том месте. Но мы идём слишком долго. Думаю, стоит сделать это сейчас.

— По мне, так ещё в Дубках надо было, — пробормотал Геррет.

— Возможно, — вздохнула Мильхэ и поджала губы. — Надо решить, что говорить.

— В смысле? — удивился Рейт. — Что есть, то и говорим.

— Геррет, круг тишины, пожалуйста.

Звуки пропали. Фаргрен покосился на селян и увидел, как те настороженно и недоумённо переглядываются, посматривая на них.

«А не лучше ли поговорить наверху?» — подумалось ему.

Он прекрасно знал: наёмники, обсуждая что-то, для посторонних выглядят так, будто сговариваются на нечистое дело. Тем более под кругом тишины и с оборотнем в своих негустых рядах. Когда Фар был внизу, селяне становились мрачнее и даже злее. Что, впрочем, не мешало им есть его кроликов.

— Пирамидки… Говорить про них? — сказала Мильхэ и, помолчав, добавила: — Не нравится мне всё это.

— Что именно? — Хмурый Геррет вертел в руках синий ромбик.

— Мы не знаем, кто заказчик, как бы не вышло ещё хуже. Эти пирамидки можно использовать, как оружие. Приманивать Тварей или что-то в этом роде.

— По контракту от нас требуется собрать все имеющие ценность генасские артефакты, — сказал Лорин.

— Да, но это относилось к находкам в дольмене, — возразила Мильхэ, — а не к артефактам в деревнях по пути туда.

— Хочешь утаить? — спросил Геррет.

— Не знаю, — повторила Мильхэ, тряхнув головой, в голосе снова звякнул лёд. — Но говорить о них точно не хочу. Пока. Дойдём до места, может, станет ясно, что к чему.

— О людях-то надо сообщить. — сказал Фаргрен. — У них ведь еда кончается.

Снежным Рощам приходилось туго. Гораздо хуже, чем Вешкам. Там-то могли пополнять запасы, даже свежие овощи и молоко имелись. А здесь… Прокопать ходы селяне не могли из-за древесников, и снаружи было опасно. Три-четыре месяца назад люди ещё обирали ближайшие дома, но последние несколько недель сидели под землёй.

Запасов еды выжившим хватало ещё на месяц. Всё благодаря кузнецу: с первым появлением Тварей он, почуяв неладное, начал складывать всё продовольствие в подклеть и погреб под ней. Даже то, что обычно там не хранилось. Жена его удивлялась, думала, муженёк тронулся слегка, но не перечила. Эта странная блажь и спасла их семью. И не только их.

Питались несчастные подземники крайне скудно — экономили пищу, как могли. Неудивительно, что не отказывались от кроликов, которых ловил Фар. Ни мяса, ни молока, ни яиц у них не было, как в вешкинских подземельях. Впрочем, с приходом древесников в Вешках началось бы то же самое.

— Ещё надо решить, идём дальше или нет, — сказала Мильхэ.

— А мы не идём? — вырвалось одновременно у близнецов и Геррета.

Фаргрен даже усмехнулся. Безумцы. Они все безумцы. «Отлично, мы чуть не сдохли. Давайте ещё раз чуть не сдохнем? Давайте». Вот и вся суть их планов.

— Теперь здесь Чащи, — напомнила вредина, но тоже улыбнулась. — Хоть и слабые. Вам же не надо объяснять, что такое Чащи?

— Фар может разведывать местность и вообще чуять Тварей, — сказал Рейт.

— Не древесников, — напомнил Фаргрен.

— Я даже жнеца не унюхаю, — возразил Рейт, — если только он кучу прямо передо мной не наложит. С Фаром у нас шансы хорошие, я думаю.

— У тебя один к пяти уже хорошие шансы, дубина, — пробурчал Геррет. — Я тут подумал вот что. Может, не будем заходить в последнюю деревню? — Он развернул карту. — До могильника можно добраться, даже если взять чуть восточнее. Пойдём вдоль границы новых Чащ до гор. А там посмотрим, как пройти.

— Так по горам и махнём, — сказал Лорин. — Они же не сильно высокие. Не Драакзан.

— В конце концов всё равно придётся заходить в Чащи, — задумчиво проговорила Мильхэ. — А деревня? Вдруг там остались люди?

— Если теперь везде Чащи, то что мы сделаем? — спросил Геррет. — А вот заказчик, наверное, смог бы помочь. Если согласится на это.

— Ладно, — сказала Мильхэ. — Но про штуки эти пока ни слова.

Глава 4 Нежданный доклад

24 день 3 месяца 524 года

Следующие два утра Эйсгейр встречался с казначеями и другими людьми, которые занимались до противного скучными и до скучного противными вопросами о доходах и расходах. Денежные проблемы, как всегда, за один день не решались. И возникали постоянно, будь то война, мир или кракен где-то в море шевельнулся.

За два дня рыцарю это порядком наскучило. Но вид сосредоточенного и внимательного Эамонда не давал расслабляться: уж если верный наместник терпит, то и владыке положено.

Тем не менее Эйсгейр слегка обрадовался, когда у него в голове будто звякнули льдинки: голем-связной подавал знак. Но радость тут же сменилась беспокойством: напрямую с рыцарем в чрезвычайной ситуации могли связаться разведчики, которых посылали на самые опасные или важные задания. Во всех остальных случаях они обращались к Ротьофу и через него к Виркнуду.

— Господа, прошу оставить меня ненадолго, — сказал Эйсгейр казначеям, глядя, как перед ним словно из ниоткуда возникают маленькие льдинки.

Пока все покидали кабинет, льдинки, тихонько и даже мелодично звеня, собирались в небольшую фигурку, напоминавшую человека. Обычно требовался и второй голем, но рыцарь сам был за него.

— Господин заказчик?

Наёмники! Со всеми этими заговорами и донесениями он почти позабыл о них. И о том, куда их отправил.

«Океан-отец, живы всё-таки!» — подумал рыцарь, ставя круг тишины, и сказал голему:

— Говори.

— Господин заказчик? — повторила ледяная голова.

Связные всегда искажали голоса, но этот был, несомненно, женский.

— Говорите, где вы сейчас?

— В деревне Снежные Рощи.

— Не в дольмене? — Рыцарь нахмурился, спешно ища карту. — Я просил связаться, когда будете в дольмене.

— Да, но возникли некоторые сложности.

— Какие?

Эйсгейр наконец нашёл карту Зандерата поподробнее: Снежные Рощи значились на ней предпоследней деревней на пути к цели.

«Почему так долго? — подумал он. — До дольмена ещё несколько дней».

— Твари, господин. Много Тварей.

«Уже в Снежных Рощах? — удивился про себя Эйсгейр. — Наверное, были ранены, отлёживались».

— Мы встретили их в Вешках.

— Что?!

Эйсгейр не мог поверить услышанному: Вешки ведь гораздо южнее.

— Трупы Тварей увидели в пути от Сизого Дола. Живых встретили в Вешках.

— Каких именно Тварей?

— В Вешках были две мантикоры и богомолы. На хуторе под Дубками только богомолы. А потом уже появились крупные виды, характерные для Тёмного Тракта: змееклювы, древесники и жнецы. Других пока не заметили.

— Что за богомолы?

Эйсгейр знал много разных Тварей. Но богомолов никогда не видел.

— Да. Почти такие же, как насекомые, только размером с крупного коня.

Рыцарь поёжился, представив настолько огромного жука.

— Они ройные. Мы уничтожили пять маток. Одну возле хутора под Дубками, четырёх в Дубках, и одну здесь, в Снежных Рощах.

— Много особей на матку? — спросил Эйсгейр, ища на карте хутор, но, конечно, ничего не нашёл.

Видимо, он появился там не очень давно.

— Несколько десятков, в одном рое было больше сотни.

Эйсгейр даже дар речи потерял. Как пятёрка наёмников справилась с таким количеством Тварей? Да, он запросил сильных, проверенных бойцов, но… По Тракту ходят большие вооружённые отряды и то несут потери.

— Вы… живы? — осторожно спросил рыцарь и подумал: — «А не врут ли ради денег?».

Но отмёл эту мысль: слишком густая ложь даже для самых ушлых наёмников. И всё же — сотня Тварей в рое…

— К счастью, да, — ответила женщина с ехидцей, как показалось рыцарю. — Мы шли так долго, потому что потеряли лошадей ещё в Вешках. Да и ранения были. И ещё… В Вешках мы сказали местным отправить за помощью во Всесвет. Вы говорили не привлекать внимания, но людей надо спасать. Мы попросили их идти в Гильдию наёмников. Так что, возможно, вы уже знаете.

— Нет, мне ещё ничего не сообщали. Но я разберусь.

— В Дубках выживших нет, но мы не проверяли деревни к западу и востоку от основной дороги. В Снежных Рощах выжило двадцать два человека. У них кончаются припасы, осталось недели на три или месяц при сильной экономии.

— Понятно.

— И… Тварей здесь уже… — наёмница на секунду замялась, но продолжила: — не перебить. Здесь теперь Чащи. Ещё не очень сильные, но Чащи.

Эйсгейр подумал, что, должно быть, говорит с эльфийкой, ведь утверждать, где есть Чащи, а где нет, могли только Дети Леса. В любом другом случае рыцарь бы удивился: эльфы уже давно редко становились наёмниками, а уж их женщины — тем более. Но с сообщением о Тёмных Чащах это и рядом не плавало. Чащи — в Зандерате?!

— Ещё один вопрос, господин. — Голос наёмницы вывел его из оцепенения. — Здесь есть иллигенас, из местных. Она бы могла нам помочь, но…

— Если согласна, берите с собой. Сколько вы ещё будете там?

— Один из нас серьёзно ранен, поэтому, может быть, неделю или чуть больше.

— Понятно. Есть ещё, что сообщить?

— Нет.

— Я подумаю, как прислать помощь. Если, по вашему мнению, добраться до дольмена из-за Чащ и Тварей невозможно, я не настаиваю на продолжении.

— Мы решили идти дальше. Попробуем пойти вдоль новой границы Чащ. Сообщим, если планы изменятся.

Голем рассыпался на льдинки и исчез, оставив после себя несколько капелек воды. Эйсгейр сидел в тишине, не зная, что и думать. О налогах он напрочь позабыл.

Тёмные Чащи в Зандерате — до невероятного невероятно. Рыцарь перелился в архив и попросил принести карты разных годов, в том числе самые старые, какие только были. Просто чтобы лишний раз убедиться — границы Чащ никогда не менялись. С этим согласятся даже эльфы. А у них найдутся карты гораздо древнее. Как Миррин отреагирует на такую новость? И что теперь с этим делать?

Нет, сначала, конечно, надо дождаться, когда наёмники достигнут места назначения, а потом принимать решения.

Да, следует организовать помощь. Поговорить с Тунором вряд ли удастся, даже несмотря на недавнюю встречу. Но можно попробовать через Нирию: прошло два дня, хорёк уже должен сменить гнев на милость и согласиться на встречу с главой Всесвета. И стоит сообщить о Чащах Миррину: дети Леса точно не останутся в стороне. Поэтому послать помощь — не самая большая проблема.

Но что дальше? И стоит ли вообще думать о странном нашествии Тварей, учитывая, какой вокруг Светлого Леса собирается шторм? А может, наоборот — следует забыть обо всём и выяснять, что происходит с Чащами?

Перелившись обратно в кабинет, Эйсгейр вспомнил, куда именно, согласно заданию, направлялись наёмники. Точнее, что место назначения-то выбрали малость липовое. Выходит, если они пойдут дальше, будут зря рисковать. Надо отозвать их! А впрочем… Надо удостовериться, что и орков с места согнали действительно Твари. К тому же разведывать границы новых Чащ всё-равно придётся, и лучше сделать это, пока они, как сказала наёмница, слабые.

Взгляд рыцаря упал на карту, и он вздохнул. Сколько, интересно, земель потерял Ишдракйорд? А ну как решат орки, что потерю надо заменить за счёт Севера! Или, увидев, как бурлят страсти вокруг Светлого Леса, не захотят ли они урвать себе под шумок что-нибудь? Айсен со своими богатыми рудниками всегда выглядел весьма привлекательно. Удержать его добрые соседи вряд ли смогут: для этого им потребуется или перебрасывать войска через горы, или захватывать Северное Кольцо. И то и другое — весьма непросто. Но вот небольшие силы вполне могут прийти, пограбить и уйти. А Эйсгейр, несмотря на всю мощь рыцаря первого ранга, не мог быть одновременно в нескольких местах.

— Милорд.

В дверях кабинета стояли Эамонд, Виркнуд и Ярл Мурмярл. Эйсгейр кивнул, приглашая их войти, и поставил круг тишины. Кот, как всегда, мяукнул на это в ответ.

— Эамонд, ты не против сперва послушать Виркнуда и быстро его отпустить?

— Нет, конечно, милорд, — сказал старик, степенно усаживаясь за стол.

— Да и докладывать почти нечего, милорд, — начал разведчик. — Некоторые парни говорят, вроде как среди знати больше стали болтать об эльфах, а так пока всё спокойно. — Виркнуд положил на стол новые донесения. — Самое важное здесь.

— И о чём болтают?

— Ну, кто-то о том, какие у остроухих богатства, кто-то — будто у них слишком много тайн, кто-то — о неприличном, вроде того, как неплохо бы эльфийку в постели попробовать.

Эйсгейр с наместником дружно хмыкнули. Казалось бы, пустые пересуды, даже если и неприличные, а дурных предчувствий добавляют. Особенно с учётом всего известного. Ещё ничего даже не случилось, а люди уже начинают вести себя как… Звери? Нет, звери себя так не ведут.

— Ещё один парень слышал, как ортхирский наследник болтал, что с остроухих будет хороший доход, жаль неизвестно когда.

Эамонд тихо ругнулся, а Эйсгейр помрачнел. Утверждать наверняка нельзя было, но история работорговли в Ортхире навевала вполне определённые мысли о роде ожидаемых «хороших доходов». Зато «неизвестно когда» радовало. Значит, ещё есть время постараться, чтобы никакие работорговцы никаких доходов никогда не получили.

— Кстати, — сказал Эамонд, — мой разведчик в Бергнесе буквально вчера прислал доклад. В этом доме солнца пока тихо. Ничего необычного не происходит, проповеди не слишком частые, эльфов в них не упоминают.

— Это пока, — хмыкнул Эйсгейр, — а потом как начнётся. И будут нам ещё одни Сэнгерийские ночи.

В Сэнгери, столице Периама, около сорока лет назад случились массовые погромы эльфийских кварталов, поместий и лавок. Из-за похищения и зверского убийства якобы эльфами детей из одной городской семьи. Солнцелобые уже тогда обвиняли Детей Леса в том, что те губят род людской ради неких нечистых обрядов. Стоило бросить слово, и… Начавшись в Сэнгери, насилие захлестнуло и другие города. Именно после этих печальных событий эльфы окончательно покинули Периам.

Эамонд кивнул, соглашаясь с рыцарем, и продолжил:

— Ещё разведчик доложил, что поздно ночью видел в доме солнцачеловека. Счёл его подозрительным, но разглядеть хорошо не смог, из-под капюшона виднелся только подбородок — круглый, как у полных людей. Ростом этот человек был невысокий, в не самой богатой одежде, но по осанке и манерам походил на аристократа. Разведчик уверен, тип этот — важная шишка, судя по тому, как с ним говорили магистры дома солнца.

— Невысокий и полный? — спросил Эйсгейр. — Уж не наш ли это ректор? Виркнуд, просмотришь этот доклад. А о чём болтали?

— Неизвестно, милорд. Говорили на периамском языке. Я уже послал туда парней, которые знают его.

— Виркнуд, а Гилрау знает периамский?

Разведчик покачал головой.

— Мне неизвестно, милорд. Но я узнаю.

Глава 5 Ночные гости

Малкир сидел на кровати и хмуро поглядывал на меня. Было видно, что ему хочется поговорить, но, кажется, он не знал, как начать.

— Послушай… — сказал мой спаситель и замолк, но только на секунду. — Я мало понял, о чём говорила крхп-кел, но…

— Что значит «крхп-кел»?

— Примерно «знающая» или «видящая». Крхп-кел вроде старейшин племени.

— Откуда известен тебе их язык?

— Какая разница?

— Приёмыш яашраги?

— Да, — сказал Малкир и смолк.

Вот кто он. Вот почему был так рад увидеть ушастое племя. Вот почему знает их язык. И узоры на его повозке такие же, как на домиках, стоявших в кустах. Эти яашраги — его приёмная семья. Такое нечасто случается, но случается.

— Я мало что понял, — повторил Малкир. — Этот мастер деревьев и всякие изменения… Но крхп-кел попросила меня позаботиться о тебе, и…

— Просто доставь в Чащи меня.

— Но может, всё-таки попыта…

— Если так, пусть пытаются сами увидеть короля.

Малкир набрал воздух и явно хотел продолжить говорить, но в итоге просто вздохнул и замолчал.

— Я не знаю, что с тобой случилось, — сказал он через полминуты, — но стоит ли из-за этого идти в Чащи на верную смерть?

— Не умру я.

А если умру, то всё лучше, чем орать от ледяных хлыстов и раскалённого железа. И рыдать, умоляя о том, чтобы всё это прекратилось. Нет, стоп. Я не хочу вспоминать.

Малкир тихо поднялся и достал из комода красивую резную коробочку.

— Кхрп-кел дала мне это и сказала мазать каждый день. Помочь?

Я покачала головой. Сама справлюсь. Не надо… Касаться меня.

Малкир вышел. Кажется, сел на подножке, прикрыв дверь.

На мне всё ещё оставалась завязывающаяся на спине безрукавка, из тех, что надевают целители на больных. Из-за длины её приходилось заправлять в украденные штаны. Смотрелось ужасно, но плащ какой-то Нирии всё прятал. Скорее бы Циенрат, или где там можно купить одежду. Не надо ничего особенного, только тёплое, и не это нелепое тряпьё для немощных.

От прохладной мази кожа на руках слегка немела. Странно, я совсем не замечала, как всё тело и правда немного болит. Проклятье, руки плохо гнутся после… Нет, не вспоминай. Так, намазать плечи и бока я ещё смогу, но вот полностью спину — вряд ли. Даже безрукавку с трудом получилось снять. Придётся попросить Малкира?

Я кое-как оделась, толкнула дверь и тихонько позвала его.

— Всё-таки нужна помощь мне.

Он забрался внутрь, сел рядом на полу и забрал снадобье.

— Аирос! — вырвалось у него, когда я развернулась к нему спиной и подняла одежду.

Видимо, выглядит страшно.

— Как говоришь ты на их языке? Известно мне, что не умеет никто такого, кроме отдельных слов.

— «Как ты говоришь на их языке?» — начал поправлять меня Малкир. — «Я знаю, что никто не может».

Да, порядок слов чуть изменился, некоторые слова, что-то стало попроще.

— На самом деле, я мухлюю, — наконец ответил он. — Я одарён воздухом, помнишь? Непроизносимые звуки языка яашраги я говорю с помощью силы. Много её для этого не требуется. Зато результат очень даже неплох. Ноги тоже надо?

Я кивнула, сняла сапоги и закатала штаны. Лучше, наверное, самой… Но пальцы Малкира уже осторожно, даже нежно, скользили по ногам, накладывая снадобье.

— Мне кажется, или у тебя на коже какой-то узор?

Я кивнула. Те цветы на поляне… Вспомнить бы их название.

— Выглядит красиво. Если бы… не шрамы. На спине… Там почти ничего не осталось.

Спина на месте осталась, уже хорошо… Нет, не вспоминай.

— Не иди к Западному форту, — снова начал Малкир. — Крхп-кел всё-таки беспокоится. Я её знаю: эти изменения и долгое отсутствие Шебрха ей не нравятся. Да, я многого не понимаю, но думаю, она считает, будто это всё может стать проблемой.

— Отпра… Я отправилась в Светлый Лес решить одну проблему. Был первый снег в Эйраде, когда пришла я туда. А сейчас? Какой день и месяц сейчас?

— Шестой день шестнадцатого месяца.

В голосе Малкира мне послышалась грусть. Интересно, а когда в Эйраде был пе…

— Первый снег в Эйраде выпал в четырнадцатый день двенадцатого месяца.

Он, что, всё на свете знает и помнит? Или был в Эйраде тогда?

— Знакомые торговцы проезжали Эйрад в тот день, вот и знаю, — с улыбкой сказал Малкир, разгадав моё удивление.

Он поднялся.

— Будешь пока спать на кровати.

— Что?

Сам ведь говорил: если женщина спит на его кровати, значит, согласна на…

— Я лягу на полу, — с лёгкой улыбкой сказал он.

Вдруг вспомнились его слова в трактире. «Не то, чтобы я против», да?

— Этой мази нужно хорошее тепло. А понизу дует, да и прогревается неравномерно, — объяснил он, видя моё замешательство. — Я не трону тебя. Если сама не захочешь. Кровать коротковата, но ты влезешь, всё равно же спишь клубком.

Клубком? Да, точно, в камере… Нет, не вспоминай.

Я долго не могла уснуть. Малкир, кажется, тоже. Яашраги ему доверяют? Можно ли мне доверять ему? И доверять яашраги? Впрочем, какая разница. Уйду подальше в леса, на самую границу Тёмных Чащ, где меня никто не найдёт. Вылечу себя, как надо. Если так нужно, ушастое племя само найдёт способ поговорить с королём. Но не через меня.

Хм, Малкир сказал, сейчас шестой день шестнадцатого месяца, а в Эйрад я пришла… Нет, я пришла чуть раньше того дня, когда падал первый снег. За день до этого. Или два? Не помню… Но получается, в застенках я провела примерно три с половиной месяца.

Ворочавшийся и вздыхавший приёмыш яашраги, наконец, затих, а я всё так и лежала с открытыми глазами. Под пуховым одеялом было очень тепло и уютно. Горячий воздух от печки, проходя внутри кровати по трубе, согревал постель. Гораздо лучше, чем на полу. И уж точно лучше, чем в той холодной повозке.

Караван скрипел, двигаясь на запад. Стены из каменного дуба приглушали звуки, но было слышно, как то и дело перекрикивались погонщики, фыркали кони.

Внезапно — я скорее почувствовала, чем услышала — дверь открылась. Кто это? Малкир запрещает своим людям даже трогать его драгоценную повозку. Мне почудилась чёрная тень. Может, это сон? Тень потянулась к спящему торговцу… Предки, надо разбудить…

В следующее мгновение Малкир с невнятным возгласом схватил тень, и началась борьба. Где-то громыхнуло, заржали лошади, раздались крики.

Что происходит?!

— Айнар! — проорал Малкир.

Надо помочь, что делать, ничего не видно.

Я повесила огонёк. На полу боролось двое. Короткий вскрик — кто кого ранил? Где Айнар? Это Главный Гад подослал? Ну же, дура, делай что-нибудь! Но тело словно застыло и не слушалось.

Это же за мной, за мной!

В двери появился ещё один человек в чёрной одежде. А может, это и не человек вовсе? Но сделать он ничего не успел — рослый мужчина схватил его за шиворот и скинул с подножки.

— Держи этого! — крикнул он в темноту кому-то, а сам помог Малкиру.

Против двоих у неизвестного не было и шанса, его быстро скрутили. Малкир поднялся, держась за бок. По пальцам его текла кровь, рубаха потемнела. Повозка остановилась. Торговец выглянул наружу.

— Сраный дым, Айнар, что случилось? — спросил он.

— Ударили в хвост, человек пятнадцать, наверное, может, чуть больше, — сказал наёмник и взглянул на меня, — но, видимо, чтобы отвлечь.

— А где Бородач? Он же сидел на козлах.

— Отлучился по нужде. Цел он.

— Малыш схватил почти всех, — послышался новый голос. — Несколько наших ранены, но Капо сказал ничего серьёзного.

— Дин, — выкрикнул Малкир в темноту, — займись обозом. Айнар, пусть мою повозку с этого момента всегда охраняют четверо. И не уходи. Поболтаем с этим.

Айнар спрыгнул с подножки раздать указания.

Малкир зажёг лампадки, и я убрала огонёк. Торговец бросил на меня странный взгляд, но я не поняла, что ему нужно. Он показал окровавленную ладонь.

— Поможешь? Или мне позвать Капо?

Предки, точно! Щёки полыхнули жаром. Дура… Я выползла из угла, куда, оказывается, забилась во время схватки. Рана у Малкира на боку была неглубокой, но болезненной — мой теперь уже дважды спаситель морщился, пока я останавливала кровь и накладывала повязку. Правая ладонь оказалась рассечена почти до кости. Видимо, он схватился прямо за лезвие. Хм, чтобы быстрее заживало, лучше вот так…

— Сдёрни с него капюшон, — сказал Малкир вернувшемуся Айнару.

Тот так и сделал, усадив пленника на колени. На нас смотрел светловолосый мужчина с голубыми глазами. Молодой, не старше двадцати пяти лет. Человек.

— Ну, и за какой Тварью вы полезли в мой караван? Ограбить решили? А тебе известно, кого вы вздумали ограбить?

О чём он вообще? Разве не ясно: эти люди пришли за мной?

Человек молчал. Малкир посверлил его глазами, а потом махнул рукой:

— Ладно, Айнар, ты знаешь, что делать, — сказал он, — Только недолго. И так опаздываем. И кинь потом подальше от тракта, а то после ребят иногда бывает грязновато.

На этих словах Малкир брезгливо поморщился. У меня по коже пробежали мурашки. «Кинь от тракта»… Предки, что за люди окружают меня? Айнар схватил неудачливого бойца за шиворот и дёрнул к двери.

— Я не грабитель, — послышался сдавленный вскрик.

— Так-так. — Малкир дал Айнару знак остановиться. — А кто же ты?

— Нас послали за ней. — Молодой наёмник глянул на меня.

— Так вы знали, в чей караван сунулись, а? Малкир не отдаёт своих женщин. Малкир ничего не отдаёт.

Лицо пленного разом посерело. От того, как он сильно напугался, мне самой стало страшно. Что за человек помогает мне, если одно его имя повергло наёмника в ужас?

— Значит, вы пришли за моей женщиной. А кто вас послал?

— М-магис-трат.

— Нирия?

— Не знаю. Я видел только мужика из магистрата.

— И какие указания были?

— Забрать её. Живой.

— И вы думали… Сколько там вас было? Пятнадцать человек? И решили сунуться в трактовый караван?

Малкир так хохотнул, что у меня по спине опять пробежали мурашки.

— Ладно, тебя я отпущу почти целым по двум причинам. Во-первых, ты заговорил, а во-вторых, ты передашь кое-что этой… этим тварьим ублюдкам.

Малкир махнул рукой Айнару, и тот выволок подосланного наружу.

— Они поостерегутся подсылать всяких недоумков, если будут думать, что ты моя, — сказал он, направляясь к двери. — Спи спокойно, Молчунья, тебя больше никто не потревожит. По крайней мере, сегодня.

* * *

Утром, выглянув в окошко, я увидела, как Малкир говорит с Айнаром. Через некоторое время тот направился в хвост колонны, а сам Малкир поехал вперёд. После полудня мы прибыли в Циенрат, и повозки остановились неподалёку от местного зала Гильдии торговцев. Здесь караван должен стоять часа четыре — есть время купить одежду и всё необходимое. Отпустят ли меня после ночного нападения?

Малкир как раз шёл ко мне, попутно раздавая указания своим людям. Взгляд его оказался неожиданно… тёплым.

— Рынок вниз по улице. С тобой пойдут Ганн и Вайли. — Малкир махнул наёмникам, стоявшим недалеко от повозки яашраги. — Но если ты решишь усвистать здесь, то предупреди их, чтобы мы не искали тебя напрасно.

Нет, я не хочу покидать караван до Западного форта. Хотя после ночи такие мысли возникали…

— Будь осторожна, — сказал Малкир и внезапно взял меня за руку.

Я вздрогнула, и он тотчас отпустил мои пальцы. Потом пошептался с Ганном. Тот кивнул, и мы втроём с Вайли пошли к рынку, звуки которого доносились до каравана.

Я оглянулась на своих спутников. Ганн был ниже меня почти на две головы, но чуть ли не в два раза шире. На рукоятях топоров покоились мощные руки, готовые в любой миг начать рубить направо и налево. Хмурый взгляд ощупывал всё вокруг. Его не настолько широкий товарищ был повыше, но не как Малкир. Вооружённый кинжалом и мечом, Вайли, в отличие от Ганна, не держался за них. Генас?

Сознание вдруг метнулось вперёд к столбу воды, и мне пришлось его вернуть. Но хорошо, что на рыночной площади есть колодец.

Разноголосый гомон, царивший там, почти оглушал. Всюду прилавки с одеждой, домашней утварью и предметами ремесла. Тут же выставляли овощи и фрукты, где-то блеяли козы, то и дело кудахтали куры. На рынке продавали, кажется, всё, что только можно продавать. Покупатели перекрикивались с торговцами, кое-где слышались угрозы и оскорбления. Ужас, какая толпа. Здесь легко стать жертвой вора или потерять Ганна и Вайли. Лучше держаться ближе к ним.

Взгляд выхватил высокие фигуры, возвышавшиеся над толпой, и я метнулась в переулок.

— Не делай так! — шикнул Ганн, оказавшись рядом. — Или хотя бы знак подавай.

— Те эльфы, что делают они? — спросила я, отпуская часть сознания в колодец: буду готова защищаться!

— Покупают, наверное, — сказал Вайли. — Стоят спиной к нам и вряд ли видели нас.

Это я и сама поняла. Но… Кто знает? Главный Гад попросил всесветский магистрат найти меня, но не будет же он просто ждать и ничего не делать. Следующими могут напасть и эльфы.

Высокие фигуры в плащах вскоре ушли с рынка. Других Детей Леса не было видно. Мы вылезли из переулка. Ладно, быстрее покупаем вещички и возвращаемся в караван! Разгуливать опасно.

Я хотела посмотреть одежду у ближайшего торговца, но Ганн вдруг взял меня под локоть.

— Не здесь, — сказал он и вместе с Вайли повёл меня куда-то.

Через минуту мы оказались у большого прилавка, заваленного разными тряпками.

— Кликни хозяина, — сказал Ганн женщине рядом с товаром.

На её окрик откуда-то вылез пузатый краснощёкий мужчина, больше похожий на трактирщика, чем на торговца одеждой.

— Леди отправляется в дальнюю дорогу, — заявил Ганн. — Ей нужно только необходимое.

Владелец лавки, едва глянув на него, тут же начал расшаркиваться. Видимо, хорошо знал, какие покупатели пожаловали.

Мы прошли внутрь. Словно из ниоткуда выпорхнула тройка девиц. Они с неодобрением глянули на моих сопровождающих и попросили их хотя бы отвернуться, пока «леди» будет одеваться. Девушки очень удивились, обнаружив под дорогим плащом убогие тряпки. Это, впрочем, не помешало им собрать мне пару наборов белья. А вот с одеждой возникли трудности — ничего на мой рост не оказалось. Но девицы не растерялись и предложили удлинить штаны и рукава. Сделали они это быстро и очень хорошо — получилось даже красиво. Так у меня оказалось по две смены тёплой и простой одежды. Верхнюю пришлось выбирать из мужской. Ну и ладно. Зато тепло. А будет не хватать — у меня есть ещё плащ хранителя портала.

Денег неожиданно хватило. Кажется, я стащила крупную сумму… Ганн хотел заплатить вместо меня, сказав, что так велел Малкир, но я отдала свои деньги. Не стоит быть обязанной человеку, имени которого наёмники пугаются чуть ли не до мокрых штанов. И так уже обязана больше, чем хотелось бы.

Ганн и Вайли здорово помогли мне с покупками. Видя моё замешательство перед прилавками с разной всячиной, они быстро выбирали нужное, а я только протягивала монеты. А ещё Ганн и Вайли знали, где цены приемлемые, а где ломят втридорога. Бывалые ребята.

Тем не менее денег хоть и хватило на всё, но осталась всего лишь пара медяков. Теперь даже булочку у той маленькой торговки не купить. Но жаль было не булочек. Идя обратно к каравану, мы наткнулись на книжную лавку. Книги!.. Библиотечка — единственный источник моих знаний, пусть и устаревший — осталась у Главного Гада. Может, всё-таки не стоило платить самой…

Вдруг Ганн схватил меня за локоть.

— Спокойно, — тихо сказал он. — Зайдём-ка сюда.

Мы оказались среди книг.

— Можешь осмотреться. — Сам Ганн остановился у двери, глядя в узкую щёлочку. — Только будь постоянно на виду.

Заметили кого-то? Вайли остался снаружи у двери, осматривая улицу.

Ох, сколько же книг! Самые разные, с обложками всевозможных цветов. Хотя выглядели они совсем просто, даже убого, по сравнению с теми, которые были в моей библиотечке.

— Госпожу интересует что-то определённое? — спросил лавочник, косясь на наёмника у дверей.

— Просто осматриваюсь, — ответила я, вторя словам Ганна.

Торговец разом потерял интерес и поспешил убраться подальше от хмурого головореза с топорами.

«Падение Алинасской империи», «Между Великой долиной и Ортхиром: история непокорного Междуречья», «Новейшая история Иалона»… Я открыла последнюю книгу. А ведь мне неизвестно, какой сейчас год.

Рядом со мной снова возник лавочник, не успела я даже на первую страницу посмотреть.

— Или платите, или не трогайте!

Я ничего не ответила, а Ганн кинул на прилавок горсть монет.

— Забирай, и идём, — сказал он.

Схватив книжку, я сунула её в свой новенький дорожный мешок.

— Возвращаемся, — процедил Ганн, когда мы вышли на улицу.

Мои спутники теперь казались собранными, напряжёнными, готовыми в любую минуту вступить в бой. За нами следят?

Да уж, так будет постоянно… По крайней мере, ещё какое-то время. Сначала Главный Гад будет пытаться поймать меня, а когда это ему не удастся, пошлёт убийц. Спрятаться можно только в Чащах. И лучше на периамской стороне, иначе с этого мерзавца станется послать отряды на восточный берег Тёмной реки. Спонтанное решение оказалось правильным. Если бы я поехала в Птичий Утёс, то кто знает… Попала бы уже в лапы Гада. Или во всесветский магистрат… А это, скорее всего, одно и то же.

Когда мы вернулись, Малкира нигде не было видно. Ганн долго говорил с Айнаром, и тот отправил меня к повозке яашраги, не разрешив ходить по каравану. Не очень-то и хотелось. Мне позволили только сидеть на резной подножке — так меня всё время могли видеть. От безделья я начала читать купленную книгу. Сам он стоял рядом.

— Кого-то заметили вы?

Ганн кивнул.

— Может, это были просто воры, — всё же заговорил он после недолгого молчания, — позарились на твой плащ.

Это вряд ли…

Но мысли разлетались, и никак не получалось сосредоточиться.

Среди кого я нахожусь? От кого сбежала? Может, зря бегу? И… что я вообще знаю? Почти ничего. А большую часть того, что знаю, узнала не меньше ста лет назад. Как полагаться на это?

Эти люди вокруг и их главарь: можно ли верить им? Да, связь Малкира с яашраги внушает доверие, ведь они не причиняют зла. Но последнее — тоже знание столетней давности. Может, уже всё изменилось?

Чем больше я думала, тем больше казалось, будто я барахтаюсь в бескрайнем море. Ухватиться не за что, дна не достать, и берегов не видно. Куда плыть и что делать?

Нет, если так думать, можно с ума сойти.

Мне точно известно следующее: я провела в Тёмных Чащах почти сто лет и осталась жива. По милости Хозяина леса, кем бы он ни был и зачем бы ему это ни понадобилось. И я уже решила спрятаться в Тёмных Чащах. Надеюсь, это не станет ошибкой.

Я подняла голову, обвела взглядом караван.

Морды лошадей, окутанные клубами пара, лица людей, раскрасневшиеся на морозе. Все занимались своими делами: кто-то менял лошадей, кто-то чинил упряжь или повозки, кто-то грузил товары.

Ладно. Пока они везут меня куда надо. Поэтому пока я буду с ними.

Доберусь до Чащ. А там посмотрим.

Глава 6 Неправильные уговоры

Вся родня Талека погибла. Его старый дом Твари разворотили полностью. Даже погреб раскопали. В начале зимы отца Талека утащила мантикора, когда он пытался достать еды из соседнего дома, ставшего бесхозным. Так сказал кузнец. Тогда жители Снежных Рощ ещё могли выходить на поверхность. Опасно, но что оставалось делать? Не у всех имелись запасы, как у кузнеца. Да тот и сам ходил наверх, чтобы эти самые запасы не кончились слишком быстро. Потом пришли древесники, и люди вылезать перестали, поэтому о судьбе других погребов ничего не знали. Но догадывались.

Фаргрен обрыскал деревню, как смог, полазил в развалинах. Живых не нашёл. В некоторых домах ему удалось залезть в погреба. В двух нашлись останки. Несчастные, кажется, скончались от голода — страх перед Тварями оказался сильнее. В одной подклети лежал трупик младенца, причём со сломанной шеей. Тел родителей рядом не было, но в разрушенной избе на чудом уцелевшей балке болталась обгрызенная, излохмаченная верёвка…

Найти в Снежных Рощах других выживших уже не приходилось надеться. Кто сообщит теперь страшную весть Талеку? И ведь повезло ему: перебрался с женой в Пеньки. Иначе тоже бы погиб.

Но котёнок выжил. Это Фар считал главным. Всё остальное — неважно.

Один раз он попытался заговорить с сестрой. Страшно не хотелось делать этого при других, но выбора-то не было — селяне не вылезали на поверхность. Ирма просто ушла к дальней стене, сверкнув глазами. Фар сделал шаг следом и увидел, как напряглись его бывшие земляки. Кузнец даже привстал.

Уже потом, выискивая кроличьи норы в лесу недалеко от Снежных Рощ, Фаргрен понял, как это было глупо. Что он сказал бы? «Извини, что убил наших родителей»? Ирма его ненавидит и не простит. Он ведь и сам себя не простил. Даже хорошо, что он думал, будто она умерла. Иначе точно навестил бы. А ей это было бы совсем ни к чему. Совсем.

Больше Фаргрен не пытался даже подойти поближе к сестре. А так хотелось… Она пахла почти так же, как мать. Этот аромат семьи и любви он никогда не забывал. И потому всё равно спускался в подклеть. Чаще, чем это нравилось селянам, но Фар не мог удержаться.

Ему хотелось смотреть на Ирму. Наблюдать за ней. За тем, как Мильхэ учит её генасским приёмам. Ирма так смешно, так по-детски радовалась, когда у неё получилось создать огонёк. А у Фара сжималось сердце — он видел улыбку матери, слышал её смех.

Ещё Ирма помогала ухаживать за Рейтом. Точнее, она и ухаживала — Мильхэ решила, что её высокое мастерство больше не требуется, и препоручила свои обязанности маленькой деревенской травнице. Только внимательно следила, иногда давая советы. Ирма же делала всё: меняла повязки, смешивала лекарства, помогала Рейту — на шестой день Мильхэ разрешила ему попробовать встать на ноги — ходить и разминать их. И забавно смущалась от его благодарностей.

С открытым ртом Ирма слушала объяснения ледяной ведьмы, почему нужно делать именно так, а не по-другому. Глаза её горели, когда близнецы рассказывали о разных местах, где побывали.

Фар наблюдал и жалел только об одном — на него она никогда не посмотрит с таким восторгом. А ещё — что не смог покатать её на себе, когда она была маленькой крохой.

— Тебе бы поехать в Эйсстурм, — сказала как-то Мильхэ, ответив Ирме на очередной вопрос, касавшийся силы.

Вредина говорила об этом не впервые. Вот чего не ожидал Фаргрен, так это того, что сестра окажется генасом. Очень сильным, по утверждениям Геррета, который день ото дня становился несноснее — язвил и грубил даже Мильхэ, чего раньше за ним не наблюдалось. Когда Рейт, наконец, расколол коротышку, стало ещё хуже — теперь близнецы не могли удержаться от шуточек по поводу постоянной чесотки. В конце концов, Геррет перебрался наверх, заявив, что лучше тратить силу на щиты и круги тишины, чем терпеть это всё. Бедняга. Зато у Фара появилась компания.

В один из вечеров они сидели напротив окна, через которое Фаргрен уходил на охоту. Закатное солнце раскрасило небо яркими полосами, и свет, заливавший дом, делал мрачные стены из каменного дуба будто… теплее.

Геррет возился с доспехами — в очередной раз ставил заплаты на верхний слой кожи, хотя, если честно, требовалась уже полная замена. Фар тоже без дела не сидел и чинил застёжки на доспехах. После Дубков все свои запасы кожаных ремешков он отдал напарникам — ведь им защита была куда важнее. Хотя даже сейчас Фар не представлял, зачем занимается починкой — в отряде он спокойно ходил волком. Да и с Тварями удобнее драться в шкуре.

Куски кожи и кое-какие инструменты он нашёл у деда-скорняка. Точнее, в развалинах дедовского дома. Как рассказал кузнец, тот помер несколько лет назад — после гибели старшего сына сдал и стал часто болеть. Бабку Фар не знал — она умерла до того, как его усыновили.

Деда ему сначала было жаль. Но узнав, что тот отказался от маленькой Ирмы — она понятия не имела, кто её дедушка, — Фар жалеть его перестал. Зато немыслимые запасы шкур и кожи, которые даже за несколько лет со смерти деда не успели закончиться, пришлись как нельзя кстати.

Сейчас они с Герретом обсуждали предстоящую часть похода.

— Я, конечно, всё понимаю, — сказал коротышка, орудуя шилом, — ты не хочешь подвергать её опасности.

Он потёр всё никак не заживающие — меньше надо чесаться! — царапины на загривке. Их оставили зубы Фара, когда он схватил его за шиворот и втащил в дом.

— Но лишний генас нам не помешает. И вообще, она сама вызвалась.

Фар только вздохнул. И зачем они сказали селянам, что шли в другое место? Ирма начала проситься пойти вместе с ними.

После смерти травницы, вырастившей сиротку, никого у Ирмы не осталось. Замуж она, конечно, не вышла: кто бы взял девушку из убитой оборотнем семьи? Порченую…

Но ей ещё повезло. Все знали, что Фар приёмыш. А если бы это Илайна его родила, всех выживших после той кровавой ночи детей, скорее всего, убили бы. Котёнка отстоял кузнец. Он — как друг отца Фаргрена — даже хотел растить Ирму, как собственную дочь, после того как травница выходит её. Но жена его воспротивилась. Как и вся родня с обеих сторон. Не волчий выродок, но порченая же!

Жизнь котёнку оставили, но и жить нормально не позволили. Дед — и тот отказался от родной внучки.

Селяне великодушно согласились сделать её ученицей и преемницей травницы. Нашли, называется, выход. Травники всегда нужны. А вот быть ими мало кто хочет.

Прежняя травница померла за год до прихода Тварей. Так Ирма стала самой молодой травницей в округе. И самой старой девушкой на выданье. Свои обязанности она исполняла исправно, но жить ей было тошно. Мягко говоря. Дом её стоял отдельно от деревни, общались с ней мало и только по делу.

Понятно, почему Ирма решила начать новую жизнь. Но какого хррклла ей приспичило начать это с похода в Тёмные Чащи?

— Вы с Мильхэ сами говорили, дальше будет хуже, — сказал Фаргрен. — Зачем нам зелёный генас?

Он хоть и попробовал переубедить Геррета, знал: это бесполезно. Ведь не будь Ирма его сестрой, он сам бы обрадовался пополнению рядов тех, кто хочет «чуть не сдохнуть». Ещё один генас, пусть необученный, зато очень сильный, им пригодится. Вот и сейчас Геррет просто хмыкнул, глядя на Фаргрена с язвительной укоризной. Мол, ты дурак совсем?

С присоединением Ирмы к отряду ему придётся смириться. И терпеть её ненавидящие взгляды. Зато он сможет узнать сестру получше. Хорошо ведь. А взгляды… Ну, кровь же не пускают, не жгут, и ладно. Можно потерпеть.

«Почему она так не хочет в Эйсстурм?» — думал Фар уже на следующий день, душа очередного зайца на полянке.

Косой надеялся сбежать, и, может быть, даже смог бы, но Фаргрен загнал его в нехитрую ловушку. Волчьи лапы и человеческие руки — это прекрасно! Но следовало поторопиться, пока его самого никто не придушил. Впрочем, охота нисколько не мешала размышлениям. Это вам не жнецов валить.

Теперь он думал, как же убедить Ирму. Мильхэ уговаривала её поехать в Северную академию — лучшее на Иалоне место обучения иллигенов. И Фар был всеми лапами и хвостом за. Да он весь свой заработок готов отдавать на обучение Ирмы! Но сестра отказывалась наотрез.

Фаргрен, надо сказать, догадывался почему: при общении с селянами ледяная ведьма возвращалась. Их она знала всего несколько дней, и никто из них не пытался умереть вместе с ней смертью безумных. Вот Мильхэ и спускала на совсем чужих ей людей все стужи Драакзана. А уговаривать сироту девятнадцати лет надо явно не этим.

Геррет тоже пытался повлиять, и тоже не так. Он становился злым и колючим, спускаясь в подклеть. Но спускался. Как он сам говорил — послушать Мильхэ. Да, та учила совсем простым приёмам, и большая их часть предназначалась иллигенам, но чем угли не шутят. Эльфийка-то попалась с изюминкой, пусть и жутко ледяной! Вдруг что-то да пригодится ему самому.

В общем, там, где следовало брать вниманием, заботой и мягкостью, язва-коротышка и ледяная ведьма брали… Да они вообще никак и ничем не брали.

Но дело не только в неправильных уговорах. Скорее всего, Ирма не соглашалась с Мильхэ и Герретом потому, что считала их и близнецов друзьями Фара. Друзьями убийцы её семьи… Не поэтому ли отвергает их предложения? Ирма никак не показывала своих мыслей, говорила со всеми вежливо, с Рейта, как с раненого, так вообще шерстинки сдувала, но…

Внезапная мысль поразила его. Друзья?

Не успел Фар обдумать это, как услышал неожиданный звук: где-то вдалеке раздалось ржание лошадей. Он потрусил обратно к дому, закинул заячьи тушки в окно и побежал на разведку. Вскоре он увидел, как недалеко от южной границы Снежных Рощ разворачивается лагерь со штандартами Зандерата.

Заказчик не подвёл.

Что ж… Тогда им пора продолжить своё дело. Ещё несколько дней пути — и они дойдут до дольмена, разберутся, что к чему, соберут требуемое по контракту, и можно возвращаться.

За это время Фаргрен надеялся придумать, как быть с Ирмой. Где бы она ни захотела жить, ей понадобится помощь. И пусть она не желает принимать помощь от брата-убийцы, он найдёт способ.

Он никогда не бросит котёнка.

Оглавление

Беги!

Часть I Что-то не так

  Глава 1 Орочьи проблемы

  Глава 2 Неприлично огромное количество зверюг

  Глава 3 Отделённая

  Глава 4 Новшества

  Глава 5 Таверна

  Глава 6 Общество Знающих

  Глава 7 Логово

  Глава 8 Что-то не так

  Приказы

Часть II Непрошеные гости

  Глава 1 Старые знакомые

  Глава 2 Дополнения и поправки

  Глава 3 Перемены

  Глава 4 Неожиданный союз

  Глава 5 Просьба

  Глава 6 Время для прикладного языковедения

  Глава 7 Дом, милый дом

  Глава 8 И всё-таки она тёплая

  Указание свыше

Часть III Открытия и неожиданности

  Глава 1 Тыканье пальцами

  Глава 2 Третий наследник чего-то там

  Глава 3 Почти

  Глава 4 Одним махом

  Глава 5 Теоретические беседы

  Глава 6 Приятный процесс

  Глава 7 Причины для спешки

  Глава 8 Затлёныш

Часть IV Цивилизованные отношения

  Глава 1 Обстоятельства непреодолимой силы

  Глава 2 Жизнеутверждающая философия и чувство меры

  Глава 3 Тайное членство

  Глава 4 Ректор

  Работа над ошибками

  Глава 5 Везение

  Глава 6 Чёрный день

  Глава 7 Цивилизованные отношения

  Глава 8 Маскарад

Часть V То, что определяет будущее

  Глава 1 Бумажка

  Глава 2 Надежда

  Глава 3 Утекать как придётся

  Глава 4 Никто не уйдёт

  Глава 5 Каждую склянку

  Глава 6 Будущее с точностью в пять смертей

  Глава 7 Господин

  То, что не сделали для тебя

Часть VI Звери и не звери

  Глава 1 Зверь

  Глава 2 Крхп-кел

  Глава 3 Хорошие шансы

  Глава 4 Нежданный доклад

  Глава 5 Ночные гости

  Глава 6 Неправильные уговоры