Великие духи Барабинской степи [Олеся Усольцева] (fb2) читать онлайн

Олеся Усольцева Великие духи Барабинской степи

Предисловие

Дорогие мои читатели! Я не знаю, сколько вам лет, и как далека от вас та эпоха, когда не было интернета и сотовых телефонов. Если вы еще помните, как пионерский галстук прилипает к утюгу, сколько стоит пломбир в бумажном стаканчике и газировка с сиропом, то, надеюсь, вы поностальгируете вместе с автором, читая эту книгу.

Если нет, то вам, возможно, будет интересно переместиться в те времена, и прожить один июньский месяц вместе с тогдашними подростками.

Хочу сказать несколько слов о том, как эта книга создавалась. Не была написана, а именно создавалась, так как я даже не считаю себя в полной мере автором этого произведения.

Начнем с того, что большая часть написанного здесь — правда. Это — реальные события, произошедшие с реальными школьниками. Место, где это происходило, существует и находится в Новосибирской области.

Правда про курган и духа, про волков, которых видел Олег. Глаз в раскопе, подделка подвески из клыка дикого кабана, суд (протокол и приговор приведены практически дословно), игры у костра, посвящение — все это было, и передано в книге максимально точно.

Вы спросите, как автор все это запомнил? Ведь описанные события происходили в 1989 году, а книга появилась спустя 30 лет. Дело в том, что все эти годы я хранила свои экспедиционные дневники — четыре тонкие желтые тетрадки. Я брала их с собой на наши встречи археологов, мы читали их, смеялись и плакали. И однажды, у меня мелькнула мысль, а не перепечатать ли эти записи?

И вот, благодаря (если так можно выразиться) карантину, который запер нас на месяц в четырех стенах, спасая от коронавируса, на свет появился черновик этой книги.

Очень прошу не судить меня строго. Ведь я не писатель и не археолог. Я не претендую на высокий стиль и научную точность. Описание позднеирменской культуры — целиком и полностью лишь моя фантазия.

И еще. Эта книга написана очень сильно от души. Надеюсь, вы это почувствуете.

2023 г

Чемякиной Марине Арсентьевне

посвящается

«Где бы мы были, если бы не вы…»

Пролог

Четверо подростков стояли на проселочной дороге, отделявшей палаточный лагерь от вспаханного поля. Ночь выдалась теплой, полная луна то освещала степь, то пряталась за облака.

— Ну, мы пошли, — сказала Любка.

— Не забудьте оставить там батарейку! А то нам отсюда не видно будет, дойдете вы или нет. Чтобы все по — честному было! — Сенька с Лёшкой провожали смелых девчонок на курган.

В тот момент, когда Люба с Алисой стали удаляться от лагеря по пахоте, лунный свет залил окрестности.

Чем ближе они подходили к своей цели, тем страшнее становилось. Они были одни, ночью, на пустынном поле, две тринадцатилетние девчонки, и, чтобы справиться со своим страхом, они запели любимые песни «Ласкового мая».

До цели оставалось несколько метров, когда девочки заметили вдруг белый силуэт. Он поднимался из кургана, вырос до огромных размеров и замер. В ночной тишине послышалось тихое свирепое рычание.

Глава 1

Солнце поднялось несколько часов назад. Оно до багрового цвета опалило шею угрюмому пареньку, сидевшему посреди лагеря. Нахмурив брови, подросток орудовал топором. Он не замечал пота, струившегося по лицу, мошек и безжалостного зноя. Он ваял. Сейчас это был не просто Стас Свединский, ученик восьмого класса, затравленный дворовой шпаной. Нет. Мастер, Скульптор — вот кто точными ударами топора превращал сейчас осиновое бревно в загадочную фигуру.

— Эй, тебе не надоело? Ты всю ночь, что ли, тюкал свою деревяшку? — Спросил Сеня Ветров, юноша невысокого роста со стрижкой «под ежика», который только что вылез из своей палатки. Не услышав ответа, он пошел к речке.

Этот кудлатый художник, Стас, вызывал у него смутную тревогу «И зачем его Ирина взяла?» — думал Сеня, занырнув в прохладную воду. «Ведь от него никакого толку. Бродит один, бормочет что — то. Пожалела она его, наверное…».

«А впрочем, — думал Сенька, — какая разница?» Он решил, что не надо забивать себе голову в такое утро! Когда щебечут птички, вода мерцает от солнечных бликов и приятно струится по телу. Ощущение полной свободы и блаженства. Он ждал этого момента почти год.

К воде спускались еще трое.

— Ну, как водичка? Кайф, да? — крикнул на бегу Костян Шилов, громогласый бугай, и тут же нырнул.

Сеньке показалось, что река на мгновенье вышла из берегов.

Геныч (он же Гена Мухин), брюнет с вечным румянцем на щеках, стоял у воды. Голова его гудела от затянувшегося ночного покера. До последнего он надеялся отыграться. Не вышло. Он был уверен, что Костя мухлевал, но подловить его так и не смог. Генка швырнул полотенце в траву, и с разбегу прыгнул в реку.

Щупленький невысокий юноша с тонким, писклявым, голоском, в воду заходить не торопился. Это был Лёша Курукин.

— Холодно, — сказал он сам себе, и остался стоять возле берега. Костян подплыл к нему и обдал салютом из брызг.

— Ты что делаешь, козел! — закричал Лёшка. К концу фразы голос его перешел на визг.

Костя загоготал.

Долговязый блондин, Олег, сидевший в стороне с травинкой в зубах, усмехнулся. За свою худобу, высокий рост и спокойствие в любых обстоятельствах, его прозвали Удавом. Молчаливый и отрешенный, он сидел на склоне, как в зрительном зале, и улыбался собственным мыслям. Купаться он не любил, но сегодняшняя жара не оставляла ему выбора. Напевая мелодию «Наутилуса», Олег тоже зашел в воду.

***

— Хорошо — то как! — сказал Костян, когда они возвращались в лагерь. — Еще бы похавать!

И он направился в сторону хозпалатки, в которой хранились продукты.

— Э, стой, ты куда? — крикнул Сенька. Он понял, что Костя задумал. Тот показался с банкой сгущенки в руках.

— Положи на место. — Сеня был старше всех и считался главным. Ирина Алексеевна, руководительница экспедиции, поручила ему поставить лагерь, вместе с ребятами. Он отвечал за каждого из них, и за сохранность лагерного имущества тоже. И позволить кому — то есть сгущенку банками не мог. Ее должно хватить на два месяца!

Костя прищурился и изобразил подобие улыбки.

— Ветров, ну ты чё? Мы ж не скажем… Подумаешь, одной банкой меньше, одной больше. А?

Сеня смотрел в упор. Голос его был твердым и спокойным.

— Костян. Положи на место.

Шилов изменился в лице. Его ноздри раздулись, а на шее проступили красные пятна. Сенька ему указывает! Ему! Да он легенда школы! Когда он идет по коридору, толпа школьников расступается. Да чего там, даже учителя сжимаются от страха, когда он заходит в класс. А тут этот, командир нашелся. В другой раз Костя уже дал бы ему затрещину. Но сейчас почему — то не мог.

Здоровяк сплюнул и отдал банку, ткнув ею Сене в живот.

— Да подавись ты!

Костя развернулся и пошел прочь, со злостью сбивая траву носками ботинок. Но тут он увидел Стаса, с мокрым полотенцем на шее, который шлифовал наждачкой свое творение. Осиновое бревно превратилось в сурового старика с бородой и нахмуренными бровями. Руки его были сложены на груди, как будто для молитвы.

— Ты кого тут выпилил, чудило? — спросил Костя, вглядываясь в деревянную фигуру. — Тебе говорили, что нельзя идолов делать?

Вдруг он схватил концы полотенца, и стал тянуть их в стороны, затягивая на шее Стаса.

— Тебе же говорили! Ты не понял? Нельзя идолов делать, псих!

Испуганный Стасик вытаращил глаза. Одной рукой он пытался оттолкнуть Костю, а другой прижимал к себе деревянного старичка. И тут что — то произошло. Громила отскочил в сторону, плюхнулся на землю и схватился за ногу.

— А, черт! Ты! Я… тебе… — Он застонал от боли.

На земле лежал деревянный старик, устремившись глазами в небо. Стас потирал шею и едва заметно улыбался. Сенька, Удав, Геныч и Лёшка окружили Костяна.

Многие потом говорили, что из-за этого идола всё и случилось.

***

До приезда Ирины со школьниками оставалось несколько часов.

Палатки уже стояли по периметру большой поляны, расположенной на высоком берегу реки Оми. Место для лагеря было идеальным. С одной стороны к нему примыкал будущий раскоп, с другой — пологий спуск к низине, куда стекались дождевые воды. Проселочная дорога, идущая вдоль лагеря, отделяла его от огромного поля. В тот год оно стояло распаханным. Земля отдыхала, выполнив свою миссию по урожаям, и чернела на протяжении нескольких километров. Лишь маленькие островки березовых рощиц скрашивали этот угрюмый пейзаж. И россыпь курганов. Невысокие земляные насыпи, усыпальницы древних вождей, напоминали о народах, которые осваивали Барабинскую степь много веков назад.

Костян лежал под тентом, рядом с потухшим костром, водрузив ушибленную ногу на деревянную чурку. Он отхлебывал чай из железной кружки, и с удовольствием наблюдал, как остальные ребята натягивают тент над костровищем. Иногда взгляд его останавливался на Стасе, и тогда в глазах вспыхивал злобный огонек. Ненадолго. Печенье, которое Костя вытребовал у Сеньки по случаю тяжелой травмы, все — таки действовало успокаивающе.

— Перекур! — скомандовал Ветров.

Он по — хозяйски оглядел территорию и понял, что сколотить обеденные столы и скамейки они сегодня не успеют. Один работник прохлаждался в теньке с распухшей ногой. От Стаса толку было мало — даже если услышит с третьего раза, все равно не поймет, что делать надо. Лёшка — дохляк. Он старается, видно. Да только силёнок у него не хватает. Еще и жара стоит страшная, пот в семь ручьев бежит и разъедает глаза.

Сенька вздохнул. Ирина расстроится, она ведь так рассчитывала на него. «Сеня, ты — моя правая рука. Сеня, на тебя можно положиться». Где там! Не надо было в карты до утра резаться, встали бы пораньше и всё успели. Паренек взял кружку и зачерпнул из фляги питьевой воды. Привкус у нее был гадкий.

***

Сначала на дороге появилось облако пыли, затем послышался гул мотора. А спустя десять минут в мирную тишину степи ворвался ураган. Школьники по очереди выпрыгивали из маленького автобуса, с шумом, смехом, размахивая рюкзаками. Как тараканы, дети сновали по лагерю, сталкивались и разбегались в разные стороны. Они впервые приехали в экспедицию, о которой имели смутное представление. Тут надо копать и добывать ценные находки для науки, шифровать керамику и зачищать могилки. Вот что они усвоили на занятиях археологического кружка. На самом же деле наука их мало интересовала. Это было приключение, которое началось сегодня утром с плацкартного вагона поезда, лимонада и ухабов деревенской дороги. И продолжается сейчас двумя большими битвами. Во — первых, за лучшую палатку, а во — вторых, с обезумевшими комарами, которые накинулись на «свежую кровь».

Вместе с шестиклассниками приехало двое ребят постарше: Серега — атлетического сложения брюнет, и коренастый Роман. Они, спрыгнув с подножки автобуса, направились к своим приятелям.

— Да вы тут загорели уже! — крикнул Рома.

— Обуглились, — хмыкнул Удав. — Ты привез?

— Да привез, привез. — Тот полез в рюкзак и протянул несколько батареек. У Олега загорелись глаза. — А кассеты?

— Тут твои кассеты, держи, — не успел договорить Рома, как тот уже схватил привезенное добро, и помчался в свою палатку. — А где спасибо?

Через минуту из палатки послышалась музыка.

— Ромка, вот нафига ты ему этого «Наутилуса» привез? — Костян ковылял к ребятам, волоча левую ногу по земле. — Лучше бы Розенбаума, а? «Гоп — стоп, мы подошли из-за угла…»

— А что с ногой, Шилов? — перебил его Серега.

— Да в капкан попал, — ответил Костя, не задумываясь, и хохотнул. Взгляд его скользнул в траву, куда убрали деревянного идола.

***

— Ребята, ну как вы тут? — Ирина Алексеевна подошла к старшеклассникам. Она улыбалась. Ее серые глаза лучились таким теплом, что у Сеньки сразу стало легче на сердце.

— Мы столовую поставить не успели, — ответил он. — А так все сделали.

— Молодцы! Отличная работа! Мы там продуктов привезли из деревни. Нужно выгрузить, — сказала Ирина, и несколько ребят сразу направились к автобусу.

Костик сделал шаг и застонал.

— Ирина Алексеевна, меня ваш Свединский покалечил! Смотрите!

— Что случилось? — Голос руководительницы стал встревоженным. Стопа у Костяна распухла и покраснела.

— Да он дикий какой — то… Бревно мне на ногу кинул… Я ему просто сказал, что нельзя делать идолов. Но ведь это правда, Ирина Алексеевна? Вы же нам говорили, что плохо это!

— Каких идолов, Костя? Ничего не понимаю… У тебя не перелом, надеюсь?.. Так. Сядь, посиди тут. Я мазь от ушибов поищу.

Ирина пошла за аптечкой. Скверное предчувствие кольнуло ее. Когда она набирала детей в экспедицию, то сомневалась только насчет двоих ребят. И эти двое уже успели сцепиться.

Глава 2

Во время ужина сидели на траве. Сеня все еще переживал, что они с парнями не успели поставить столы и скамейки.

— Завтра все сделаем! Обещаю! — несколько раз повторил он.

А новеньким, наоборот, нравилась такая необустроенность. Они ожидали от экспедиции суровых походных условий, и теперь радовались им. А что, сидишь на траве, с железной миской в руках, вдыхаешь запах гречки с тушенкой. На столешницах от школьных парт, положенных прямо на землю, — хлеб, яблочное повидло в банках, и кружки с горячим чаем. Романтика, одним словом.

Еда на природе всегда кажется особенной вкусной. Но, как ни странно, в этот вечер вновь прибывшие почти не ели. Шестиклассники, ошалев от новизны и свободы, вскакивали и снова садились, шептались и хихикали. Девчонки украдкой поглядывали на парней постарше и отводили глаза. Лишь одна рыженькая девица с двумя косичками, Анька, в первый же день стремилась подружиться с ребятами — закидывала их вопросами и просьбами.

Таня дернула Аньку за рукав.

— Дай людям поесть, чего привязалась, — шепотом сказала она.

Рыжая прищурилась, хотела что — то ответить, но промолчала, поймав на себе взгляд Олега. Он рассматривал ее, будто инфузорию — туфельку в микроскоп.

***

Ирина Алексеевна созвала всех на вечернее собрание.

— Итак, ребята, — начала она. — Вам нужно запомнить главное. Покидать территорию лагеря без моего разрешения запрещено. Если вы идете купаться, это я говорю страшим ребятам, вы также должны поставить меня в известность. Младшие школьники купаются только со мной! А сейчас давайте составим график дежурства.

Ребята притихли. По традиции, к опытному дежурному из старших, назначали в помощники новичков. Все переглядывались и, с волнением, ждали. Ирина не торопилась. Она посмотрела на всех по очереди. А потом сказала:

— Сеня, с тобой дежурят Аня и Ксюша. Девчонки, вот тетрадка, записывайте.

Сеня смотрел на Аньку и думал, что ее лицо ему знакомо. Да, они все жили в одном микрорайоне, и могли видеть друг друга. Но эту рыжую он точно откуда — то знал. И никак не мог вспомнить.

Кирилла и Брёму назначили помощниками Лёше. Он воспринял это с энтузиазмом и тут же начал запугивать мальчишек, что «от него еще никто живым не уходил». Люба с Алисой захихикали. Какой — то шпендик с голоском, как у первоклассницы, строит тут из себя крутого! Лёшка пристально посмотрел на них, и в ту же минуту занес в свой «черный список».

— Олег, ты будешь дежурить с Таней и Леной. Ромка с Сережкой. Ну, и последняя бригада у нас — Гена, Алиса и Люба.

— Вы кое — кого забыли, — сказал Костя.

— Ты на больничном, — ответила Ирина. — Надеюсь, ненадолго.

— Да я не про себя. Вы этого… чудика… забыли, — Костян показал на Стаса.

И тут все посмотрели на Свединского так, словно увидели его впервые. Это было странное чувство. Человек есть, и как будто его нет. Лицо, бледное и наполовину закрытое длинной челкой, не выражало никаких эмоций. Алиса поежилась.

— Стас, давай с Ромкой и Сережкой подежуришь, — сказала Ирина. Она еще не решила, относить ли его к старшим, ведь по возрасту он подходит, а в экспедиции первый раз.

И на этом обсуждение закончилось. Все стали расходиться.

Глава 3

Ксюшка в то утро так волновалась, что проснулась на час раньше будильника, и долго причесывалась, пытаясь собрать в хвостики непослушные кудри. Потом попробовала развести костер, но лишь перевела бумагу и обожгла пальцы. Сырые дрова загораться не хотели. У нее. Сенька — то за пять минут управился. У него, вообще, все так легко получалось. Сразу видно, что он уже не первый раз в экспедиции. И Ксюше очень хотелось, чтобы Сеня был ею доволен. А тот раздавал указания с важным видом, показывал, как засыпать манку в кипящую воду и как подсовывать поленья, чтобы огонь не потух.

Когда каша была готова, а вода для какао почти закипела, девчонки стали накрывать на стол. Нарезали хлеб, поставили банки с повидлом. Анька побежала будить народ.

У палатки мальчишек она замялась, а потом громко крикнула: «Подъем!».

— Чего так орать — то? — ответил ей чей — то сердитый голос.

— А я не ору, я просто громкая!

Лешка вылетел из своей палатки и подлетел к Аньке.

— Это, вообще, вредно для психики! — выговаривал он повизгивающим от раздражения голосом.

Аня молча разглядывала цветочки на клеенке, которой был обтянут стол.

— Я в свое дежурство тоже буду орать тебе в ухо, чтобы ты поняла! — Леха фыркнул, пробурчал что — то еще себе под нос, и пошел умываться.

***

За завтраком Ксюшка была на раздаче. Она стояла над котлом с поварешкой в руках, разливала дымящуюся манку по тарелкам, и предлагала добавку. Каша получилась отменная. Сгущенка, которую добавили вместо сухого молока, превратила детсадовское блюдо в кулинарный шедевр. По крайней мере, Ксюша так считала. И поэтому, ее очень расстраивало, если кто — то недоедал.

— О, манная кашка! Моя любимая! — сказал Костя, подойдя к столу. Ксюша расцвела.

— Тебе побольше?

— Ну конечно! Я потом еще добавки попрошу! — Костян протянул глубокую железную миску, а потом, слегка прихрамывая, направился к костру.

— Нога болит, — объяснил Шилов Сеньке, усаживаясь на бревно. — На земле не могу сидеть. Манка зачетная! Ты, что ли, готовил?

Сеня молчал. Он подкладывал поленья в костер, и будто не замечал Костиного присутствия.

В другой день Костяна бы это взбесило. Но сегодня он был в прекрасном настроении. Его освободили от дежурства и другой работы. О таком можно только мечтать. Он же сюда не батрачить приехал, а чтобы свалить от матери, которая достала уже со своими истериками. Костя даже почувствовал к Стасу что — то вроде благодарности, которая затмила желание отомстить. На минуту.

***

Ровно в девять кто — то крикнул: «На работу!», и народ стал собираться в центре лагеря.

Ирина Алексеевна раздала указания.

Старшие ребята займутся столовой. Девочки, кроме дежурных, будут разбирать камералку. А мальчишки — шестиклассники помогут разбить раскоп на квадраты. Занятие нашлось всем, за исключением Костика. Тот сначала спал за палаткой в теньке, но потом солнце переместилось, и стало жарко. От нечего делать, Костя, демонстративно хромая, бродил по лагерю.

Сеня и Олег вколачивали в землю бревна, чтобы потом прибить к ним столешницы. Остальные натягивали на П — образную стойку тент.

— Ребят, помощь нужна? — спросил Костян.

Ромка хохотнул. Удав с раздражением ответил:

— Ага. Солнце выключи.

День опять выдался жарким. Парни обливались потом.

Девчонки, которым поручили заниматься камеральной палаткой, уже не могли сидеть внутри, вынесли на улицу перья, чернила, зубные щетки и крафтовую бумагу, и стали раскладывать всё это по коробкам.

— Девчонки, а если мы золото найдем? — спросила Таня.

— Ты чего? Это бронзовый век, они еще не умели его делать, — ответила Люба.

— Жалко, — вздохнула Алиса. — А так бы нам премию дали, как в «Бриллиантовой руке».

— Ничего бы не дали. Это же наука, — сказала Любка. — Заберут сразу в музей, и все. Археологам зарплату платят за это.

— Ну чего ты такая приземленная, — сказала Алиса. — Представь, мы найдем что — нибудь уникальное, сенсацию сделаем! Да, нам премию не дадут, и зарплату тоже, но мы будем всю жизнь потом вспоминать, как прикоснулись к чему — то великому!

— К великому, говоришь? — раздался сверху голос Кости, который подслушал часть разговора. Здоровяк возвышался над сидящими девчонками. — Можешь прикоснуться к великой ноге Костяна Шилова, покалеченной в исторический момент! — сказал он, и сунул распухшую грязную ногу в лицо девчонкам.

— Ты совсем обнаглел? — вскочив, закричала Любка. — Иди отсюда!

— У меня есть еще кое — что, к чему можно прикоснуться! — Костян загоготал, и поковылял к раскопу.

«Козел», — прошипела Люба ему вслед. Но он, к счастью, не услышал.

***

На раскопе Ирина Алексеевна снимала метки. Боря Бармасов с гордостью переставлял длинную рейку на каждые десять сантиметров, а руководительница, взглянув на нее через нивелир, заносила что — то в план. Кирилл в это время раскладывал алюминиевые колышки и разматывал веревку. Он завидовал Борьке, хотя и понимал, почему Ирина Алексеевна выбрала в помощники именно его, — он ведь был самым умным в их классе. Бармасов (точнее, Брёма — так его все называли) хотел стать физиком — ядерщиком. Но, тем не менее, разбирался в истории и археологии, знал названия многих растений, и умел предсказывать погоду.

— Работать, салаги! Солнце еще высоко! — рявкнул Костян, когда подошел к раскопу и увидел, что Кирилл сидит на траве. Тот вздрогнул и часто заморгал — он страдал нервным тиком, который от испуга усилился.

— Костя, — сказала руководительница. — Неси сюда лопаты. Надо их наточить.

Шилов опешил.

— Кто? Я?.. Ирина Алексеевна, так ведь я же раненый! Я мазь хотел у вас попросить! Ногу смазать!

Брёма хихикнул, но тут же осекся под Костиным взглядом.

Молодая женщина нахмурилась. Она думала, как поступить. В каждом человеке, будь то взрослый или ребенок, ей всегда удавалось увидеть лучшие качества, самые светлые стороны. Сколько раз было — заядлые хулиганы, случайно попав в школьный музей на перемене, записывались в археологический кружок, ходили на каждое занятие, и становились потом верными её помощниками. Ирина Алексеевна обладала поистине чудесным даром. Она никогда не повышала голоса, не повторяла своих просьб много раз. А дети ее слушались. Заброшенные и недолюбленные, равно как заласканные родителями, дети, подростки или студенты, все одинаково отзывались и хотели стать лучше, когда к ним относились с уважением, и разговаривали на равных.

Сейчас же перед Ириной стоял неуправляемый и агрессивный подросток, гроза всей школы. Таким он хочет казаться. Таким его привыкли считать одноклассники, учителя, родители. Но что прячется за этой напускной отвязностью? Каким бы мог стать этот ребенок, если бы отец не бросил их, а мать не лупила бы за двойки шлангом от стиральной машины? Ирина Алексеевна смотрела на Костю, и пыталась разглядеть в нем лучшее. Но видела лишь толстую, непробиваемую броню.

— Отдохните, ребята, — сказала Ирина шестиклассникам. — Пойдем, Костик, я дам тебе мазь.

***

Время, насыщенное впечатлениями, может быть таким густым и сочным, что, кажется, можно есть его ложкой. Как мед, капля которого получена из пыльцы сотни, а то и тысячи, цветов. Таким был первый день экспедиции.

Каждая минута была наполнена новыми ощущениями. Особый вкус еды, приготовленной на огне, деревенский хлеб, вода с привкусом железа. Горячий ветер обжигает загорелые плечи. Мягкая прохлада речной воды нежно обволакивает каждую клеточку тела. Чистая футболка приятно соприкасается с кожей после купания. Пряный аромат степной травы. И запах костра. Он поднимает из глубин какой — то древней памяти странное ощущение — будто ты, наконец, дома.

Каждая минута растягивалась в сознании от избытка эмоций. Любое, самое крошечное, событие — случайный взгляд или улыбка, кто — то сел рядом за обедом, или обратился по имени — приобретало особое значение. Что говорить о происшествиях более ярких, таких как муха в тарелке с супом, воспаленная шишка от укуса паута, мыло, утонувшее в реке или мокрая от дождя палатка.

Но самыми масштабными были события, в которые вовлекался весь лагерь. Как правило, их устраивала Ирина Алексеевна и следила за тем, чтобы никто не остался в стороне. В этот вечер был комический футбол.

Где — то через час после ужина, когда жара спала, а Аня с Ксюшей домыли посуду и сдали дежурство следующей бригаде, руководительница кинула клич переодеваться.

Играли мальчики против девочек. Футбол назывался комическим, потому что команды поменялись одеждой, то есть мальчики перевоплощались в девочек, и наоборот. Старшие ребята взяли у девчонок платья, юбки, платки и панамки, а взамен отдали им свои брюки и рубахи.

Геныч играть отказался.

— Ты чего, Ген? Из тебя в прошлом году такая красавица вышла! — сказала Ирина Алексеевна.

— Надоело всё, — сказал он, глядя в сторону. Его время текло по — другому. Это был не мед. А серая липкая масса. Еще класса с шестого Гена заметил, что дни обесцветились, как будто с них смыли всю краску. Сначала он ждал, когда все вернется на свои места, но этого не происходило. Потом веселье других стало его раздражать. И он решил, что будет избегать таких событий, где все смеются и балдеют, а к нему пристают со своими дурацкими вопросами — почему он такой грустный. Больше всего на свете Генка ненавидел этот вопрос. Ведь ответа он и сам не знал.

А вечер выдался по — настоящему веселым. Парни подошли к задаче творчески. Они не просто надели платья и завязали косынки, а еще и нарастили грудь, напихав под одежду тряпок, сделали устрашающий макияж, и разрисовали себя татуировками: «Не забуду мать родную».

Девчонки утопали в мужских ботинках и брюках, которые приходилось держать руками, чтобы не свалились. Было очевидно, что передвигаться в таком обличье быстро не получится.

И вот, участники матча выстроились на поле, и сначала несколько минут ухахатывались, глядя друг на друга. Когда игра, наконец, началась, женщины в косынках сразу стали лидировать. Они умело передавали мяч, время от времени засовывая на место выпавшую грудь. Члены второй команды, мужчин, неловко наступали на свои штанины, а потеряв бдительность, и вовсе теряли брюки на ходу. Некоторым удавалось изредка попасть по мячу, и тогда вместе с ним, в воздух взлетал башмак, который был великоват размеров на пять.

Два гола мужчинам удалось забить стараниями Аньки — она вешалась на шею противникам, ставила подножки и использовала все возможные запрещенные приемы. Тем не менее, игра окончилась со счетом «семь — два» в пользу парней. Девчонки не расстроились.

***

Никто потом не мог вспомнить, чья это была идея. Она возникла стихийно, и возможно, у всех сразу. Кровь, разбежавшаяся по юному организму, не желала успокаиваться. Футбол закончился, парни принесли девчонкам их платья и платки, и собирались забрать свою одежду. Все шутили, обсуждали игру, которая была такой интенсивной, что ребята взмокли. Кажется, тогда — то и прозвучало: «А может нам искупаться?». Идея вызвала всеобщее одобрение и новую волну энтузиазма. В компанию ночных купальщиков вошли все старшие ребята (кроме Стаса — про него, как обычно, забыли), и девчонки, за исключением Аньки и Ксюшки. Рыжую единогласно не захотели звать после ее выкрутасов во время футбола, а Ксюша так боялась воды, что могла разбудить визгом не только Ирину Алексеевну, но и всю деревню.

Решили идти на реку в два часа ночи. Часть ребят разошлась по палаткам. Сеня, Геныч, Удав и Любка с Алиской играли в карты.

— Девчонки, что — то вы легко согласились пойти купаться ночью. Вы что, не боитесь? — спросил Удав, тасуя карты для очередной партии.

— А что, мы похожи на трусих? Чего там бояться — то? — возмутилась Любка.

— Ну, я не знаю, темнота, ночь, ни черта не видно…

— Они не боятся, потому что не знают, что их ждет, — сказал Геныч.

— Да ладно вам, пацаны. Мне кажется, Алису с Любкой ничем не испугаешь, правда же? — вмешался Сенька. — Девчонки, а вы, может, и на курган ночью сходить не побоитесь?

— Не побоимся, — ответила Алиска.

— Ночью, на курган, который в километре от лагеря — и не испугаетесь? Хорош заливать! Даже я бы не рискнул, — сказал Геныч.

— Спорим? — крикнула Любка.

— На что? — спросил Сеня. — Давай на рубль!

И они поспорили, что девчонки пойдут на курган в одну из ближайших ночей, и в доказательство оставят там по батарейке. На вопрос, а почему батарейки, а не что — то другое, Олег сказал, что у него старых батареек много, и ему не жалко.

После этого они продолжили игру.

— Что — то мне уже не нравится эта затея — идти купаться в два часа ночи, — сказал Сенька, бросая карту. — Бита.

— Две восьмерки. А чего так? — спросил Удав.

— Запрещено это. Ирина рассказывала, что в одной экспедиции парень чуть не утонул, когда ночью плавал. Еле откачали. — Сеня сгреб карты. — Возьму.

— А мы не будем говорить. И плавать не будем. Окунемся и все, — сказал Олег, глядя в свои карты.

— Можно ведь и не ходить, — предложил Геныч.

— Как это не пойдем? — возмутилась Любка. Она уже нарисовала в уме картину, где по поверхности воды струится лунный свет, а она в него ныряет, и вода такая теплая… Кроме того, она приехала сюда за приключениями! — Мы же договорились! Остальные ждут! Геныч, ты чего такой депрессивный?

— Слюшай, дэвущка, памальчи, а? — сказал он, и повеселел. — Да пойду я. Устал сегодня просто. Но Сенька прав. Ирина ругаться будет, если узнает.

— Если, — подчеркнула Люба, и бросила карту. — Отбивайся.

Алиса молчала. Ей, на самом деле, купаться не хотелось. Она получала удовольствие от того, что они играют сейчас в карты со старшими ребятами, и была не против провести так всю ночь. Идея пойти купаться вместе ей нравилась, потому что «вместе», а не потому что «купаться». Может быть, она даже в воду заходить не будет, но ни за что не пропустит такое событие.

— Алисочка, а ты что такая грустная сидишь? — обратился к ней Сенька, сделав акцент на «ты».

Девушка немного смутилась.

— Да нет. Задумалась просто, — ответила она.

— А о чем? — не отставал Сеня.

— О том, что кто — то у нас дурак! — сказала Алиса, выкладывая последние карты, и рассмеялась, но тут же осеклась.

Сеня посмотреть на поле карточной битвы, а потом молча собрал все карты в одну колоду, и стал тасовать.

«Господи, да это я тут полная дура», — думала Алиска. «Зачем я так сказала? Ну выиграла, и что? Могла бы промолчать!». Она злилась на себя, и до следующего утра не сказала ни слова.

***

Ночь была темной и прохладной. Группа любителей ночного плавания бесшумно прошла по лагерю, затем вдоль раскопа, и спустилась к воде. Лунной дорожки не было. Фыркая и тихонько повизгивая, ребята и девушки заходили в теплую приятную воду. А вот выходить из нее в ночную прохладу совсем не хотелось.

Алиса с Генычем сидели на берегу, каждый в своей грусти. Лёшка контролировал купающихся. Подгонял в воду, потом кричал, чтобы не заплывали далеко, пока Костян не выругался на него матом.

Глава 4

Алиса с Любой работали сегодня в камералке. Мыть и шифровать находки ставили только девочек, по двое. Алиса достала очередной сверток. В нем была, в основном, керамика и кости мелких животных, иногда попадались кусочки обожжённой глины. Все это девчонкам нужно было помыть в ведре зубной щеткой, и положить сушиться на лист фанеры. А на те находки, которые уже высохли, наносили чернилами специальный шифр — названия археологического памятника, квадрат, слой. Заниматься всем этим было не сложно, но скучно. Алиса могла сидеть и делать монотонную работу часами, а вот Любке это давалось большим трудом. Больше пятнадцати минут она не выдерживала, подскакивала и убегала по какому — нибудь срочному делу. Попить, переодеться, причесаться, спросить что — то у Ирины Алексеевны…

Алиса относилась к этому философски, и оставаясь одна, погружалась в свои мысли. Она думала о том, как не хочется возвращаться домой. Там снова будут скандалы, отец напьется и устроит погром. Мама, которая всегда казалась такой сильной, опять станет беспомощной и жалкой. А ей Алисе, как старшей сестре, придется защищать и успокаивать младших сестренок. Она каждый раз пыталась угомонить отца, просила его остановиться. Но он не слышал. Он не соображал, что делает.

Дома никому не было дела до нее. С нее много требовали, и ругали, если не выполняла своих обязанностей. Но никто не интересовался ею и тем, что творится у нее на душе.

А происходило в ней много чего. Весной, всего пару месяцев назад, все девочки класса сговорились и объявили ей бойкот. После уроков они собрались, чтобы высказать свои претензии. А на следующий день они прислали короткую записку, где было написано: «Мы тебя презираем», и ниже стояли подписи всех девочек класса. Всех. Да, всего два месяца назад Любка тоже от нее отвернулась.

Ей сложно было понять, почему это случилось. Она только знала, что раньше могла ладить с одноклассницами. Но когда отец снова пришел к ним жить, и мама перестала заниматься детьми, вот тогда что — то переменилось. Дома было страшно и одиноко. И подружки как будто стали семьей. И Алиса всячески пыталась добиться их внимания. Она очень хотела им нравиться. Слишком сильно.

И потом месяц с Алиской в классе никто не разговаривал. Она сидела одна на задней парте. Гуляла и ходила в кино тоже одна. Ни разу не заплакала, не стала унижаться и извиняться. И потом, в конце года, те самые цацы, которые утроили заговор, соизволили ее простить. И разрешили общаться с Алиской остальным девочкам.

Была ли она счастлива в тот момент? Ей стало легче. Но в душе за этот месяц как будто что — то умерло или застыло. И не оттаяло, даже когда они ее снисходительно «простили». Может быть, доверие к людям. Или вера в себя. С тех пор она стала считать себя плохим человеком. Ее не любили в семье. От нее отвернулись подружки. Надо быть очень плохим человеком, чтобы с тобой так поступали. По щеке девочки сползла одна маленькая, почти незаметная слеза. Алиска смахнула ее, и пошла менять воду.

Она выплеснула за камералку черную жижу, и собралась к реке. Но остановилась на минуту. После душной палатки так приятно было почувствовать на коже прохладный ветерок. Длинные темные волосы развевались на ветру и щекотали лицо. Это было так приятно, что Алиса закрыла глаза и улыбнулась. Стрекотали кузнечики в траве, с раскопа доносились голоса и смех. Как же ей здесь хорошо…

Сенька снимал дерн на новом квадрате, ближайшем к лагерю. Он заметил Алису, и перестал работать. Издалека ему были видны ее развивающиеся на ветру волосы, то, как она подставила лицо солнцу. Он подумал о том, как эта девчонка сочетается со степью, дикими цветами и травами, бездонным небом… Что — то в ней было такое, необъяснимое. Какая — то тайна. Алиса была не по годам взрослой, спокойной и рассудительной. Но иногда она могла сказать что — то резкое и грубое, а, в другой раз, по — настоящему обидеться из — за невинной шутки.

Он вдруг почувствовал на себе чей — то взгляд. На него смотрела Ирина Алексеевна, стоящая у соседнего квадрата с планами в руках. Сеньке показалось, что она едва заметно улыбается. Он взял лопату и продолжил копать.

***

Это был вечер, когда Алиса с Любой пошли на курган доказывать свою смелость. В тот момент, когда над курганом поднялся огромный белый призрак, девочки остолбенели. А через мгновенье бросились бежать с истошными воплями:

— Спасите! Помогите!

— Девчонки, вы чего? Что случилось? — стали расспрашивать их ребята, ожидавшие все это время их возвращения.

— Мы шли, пели песни… А потом… Из кургана… Такое белое пятно появилось… — Люба с Алисой, запыхавшись, рассказывали об увиденном.

— Он огромный был!

— Да, больше двух метров!

— И еще рычал!

— Я тоже слышала!

Ребята переглянусь.

— Вам показалось, наверное? Может, луна отсвечивала, или еще что?.. — спросил Сеня.

— Ну не могло же им двоим показаться? Они ведь одно и то же рассказывают, — сказал Лёшка. — Странно все это… А вы громко пели?

— Очень.

— Кажется, вы духов разбудили… — глядя куда — то вдаль, проговорил Сенька.

Лицо у его приятеля вдруг перекосилось, как от внезапной боли. Лёша закрыл ладонью глаза, и выдавил:

— Что… ж вы… Наделали? — голос его был прерывистым, будто от плача.

Девчонки застыли с вытаращенными глазами. Луна скрылась за тучами, и стало темно. Откуда — то со стороны реки донеслось уханье ночной птицы.

***

Ирина Алексеевна, прибежавшая на крик, увела Алису и Любу в палатку, дала им валерьянки, и пыталась успокоить.

У костра Леха с Сенькой умирали от смеха.

— Ну Олежка, во дает! Порычать придумал!

— А ты видел, как они по полю неслись? — сквозь смех сказал Сеня. — «Спасите! Помогите!» — передразнил он девчонок писклявым голосом.

Они ждали возвращения с кургана Олега и Геныча, своих приятелей и соучастников розыгрыша.

— Чего — то они долго, — сказал Сеня с тревогой.

— Реквизит, наверное, собирают, — ответил Лёша, все еще смеясь.

И тут к костру подбежал Удав.

— Пацаны, Геныч тут? — запыхавшись, спросил он. Глаза его лихорадочно блестели и всматривались в темноту.

— Олег, ты чего? Генка с тобой ушел, — ответил Сеня.

— Ушел, да. А потом исчез! Девчонки когда убежали, мы так смеялись, у меня живот аж заболел. А потом я поворачиваюсь — Геныча нет. А мимо кургана два таких здоровенных волка пробегают!

— Да ладно! Кончай заливать!

— Я тебе точно говорю. Белые такие… Может, они Геныча того?

— Так. Ясно. Вы разыграли девчонок, Генка решил разыграть тебя, а ты — нас — предположил Лёша.

— Что служилось, Олег? — к ним подошла Ирина.

— Да Геныч запропастился куда — то, — сказал Сеня. — Да вы не переживайте, Ириночка Алексеевна. Мы его найдем.

Но ни на кургане, ни в окрестностях лагеря Генки не было.

— Сквозь землю он провалился, что ли… — сказал Сенька, когда они вернулись и еще раз проверили Генкину палатку.

Сеня даже не догадывался, насколько был близок к истине.

***

Он очнулся и подумал, что ослеп. Такая была вокруг темнота. Спертый воздух с запахом сырости. И ничего не видно. Геныч потер глаза. На лице лежал слой не то пыли, не то грязи. Она скрипела на зубах. Паренек сплюнул и стал ощупывать пространство. Сырая влажная земля с проросшей кое — где травой и корнями растений. Рука его вдруг наткнулась на какой — то предмет, округлый и холодный на ощупь.

«Но где же я?» — думал Генка. Он пытался понять, как оказался в этом темном и сыром месте. Последнее, что он помнил — это, как он смеялся. Много и безудержно, до боли в животе. А потом — провал.

Но вот, глаза привыкли, и темнота перестала быть однородной. Кверху становилось как будто светлее. Гена поднял голову и увидел кусок звездного неба. Яма оказалась не такой уж глубокой. Генка подтянулся, ухватился руками за ковыль и выбрался, карабкаясь по внутренней стенке земляного колодца.

Встав на ноги, он вздохнул полной грудью и огляделся. Воздух был свеж, стояла умиротворяющая тишина. Гена обошел курган, за которым чернело вспаханное поле. А там, чуть дальше — вырисовывались треугольные контуры палаток. Паренек, с быстро бьющимся сердцем, побежал туда, сжимая в руках таинственную находку.

Глава 5

Дежурные готовили завтрак. Олег деловито раздавал указания девчонкам. Было видно, что роль начальника ему по душе.

— Ленка, неси молоко!

— Молоко? Какое?

— Сухое, какое еще! У нас другого нет!

— Ааа…

Лена восприняла дежурство, как проверку на хозяйственность, и очень боялась показаться неумехой. Поэтому она шла в хозпалатку будто с ответственной миссией. Молоко. Сухое молоко. Протиснувшись через фляги с водой, она увидела нужный мешок и нагнулась, чтобы зачерпнуть. И тут увидела спящего на коробках Геныча.

— Господи! — выдохнула девочка, на секунду замерла, а потом решила, что ей некогда с этим разбираться. Молоко. Сухое молоко. Она взяла то, за чем пришла, и побежала обратно к костру.

У костра довольный Олег, помешивая какао в ведре, желал всем доброго утра. Девчонки стояли рядом и учились готовить. «Вот видишь пенка на какаве, ты ее вот так убирай, ложечкой… А я пока за сахаром еще схожу, а то не сладко совсем», — Удав торжественно вручил Тане ложку и направился к хозпалатке.

— Там, кстати, это… Геныч спит… — выпалила Ленка.

— Геныч? — Олег был ошарашен. — Как Геныч? Ты что мне сразу не сказала?!

— Я забыла! — сказала Лена.

Удав влетел в хозпалатку и накинулся на Генку.

— Геныч, ты где был?! Где ты был, а?!

— Нигде, — холодно ответил тот.

— Мы тебя везде искали! Ты как сквозь землю провалился! — тут Геныч вдруг повернулся и прищурился.

— Может, и так… Искали они, как же…

— Ты чего? Всю ночь искали! Я уж подумал тебя волки….

— Чего?!

— Волки. Белые. Ты их не видел?

— Отвали.

— А что с лицом — то, ты чего такой грязный? — Олег оглядывал Геныча так, будто тот инопланетянин.

— Да какая разница…

Тут Удав вскочил и закричал на улицу: «Геныч нашелся!». В хозпалатку забежали Сеня, Лёша и Ирина Алексеевна.

— Я же вам говорил, что он найдется! Что никуда он денется! Вот, пришел как миленький! А вы… — брюзжал Лёшка.

Ирина Алексеевна начала расспрашивать:

— Гена, что случилось? Где ты был?

Геныча злило такое внимание. Тем более, что он им не верил. Не было вчера тут никого… Никто его тут не ждал. Спали себе спокойно. Генка даже в свою палатку не пошел, потому что ему противно было увидеть там сладко спящего Костяна. Ну, и есть захотелось. Неважно. Ему очень хотелось, чтобы все от него отстали. И тогда он сказал:

— Да не знаю я… Не помню…

— Ты что, память потерял? — предположил Сенька.

— Ага! — радостно ответил Геныч. — Точно! Я потерял память. Амнезия. — Он постучал по голове костяшками пальцев.

— Гена, мне надо тебя осмотреть, — сказала Ирина Алексеевна, — выйдем на свет.

У хозпалатки к этому моменту уже собралась толпа.

— А что, разве Геныч куда — то пропадал? — спросила Любка, обращаясь к подруге. — Я вчера видела, как он пошел спать в свою палатку…

— Да, я тоже помню… — отвечала ей Алиса.

— Люб, как ты думаешь, это связано со вчерашним, ну… ты поняла?

— А как? Думаешь, это он?..

— Тссс, — оборвала ее Алиска. К ним направлялась Анька.

— Чего это вы тут шушукаетесь? — спросила она в своей обычной, нагловатой манере. — Генку обсуждаете?

— А тебе какое дело? — Любка ответила со злобой в голосе.

— Что ты, что ты! Не трогаю я твоего Геныча, успокойся! — кривляясь, сказала Анька, и отошла.

Тем временем, у Гены оказалась кровь назатылке. Ирина Алексеевна, бледная, обрабатывала рану. Лёшка накинулся на собравшихся зрителей:

— Вы чего уставились? Завтракать идите!

И он пошел в столовую, где грустная Ленка с поварешкой стояла возле остывающей рисовой каши.

— Как он меня бесит, этот Лёша, — сказала Любка Алисе.

За столом ребята постарше были задумчивы, мальчишки помладше ни о чем не знали. Алиса с Любой перешептывались, поглядывая то в сторону, где занимались Генычем, то в сторону поля, на котором возвышался курган. Таня и Лена не понимали, что происходит. И, наконец, Танька не выдержала:

— Девочки, ну расскажите нам что — нибудь! Что случилось — то?

Алиса с Любой переглянулись.

— Да давай расскажем, — предложила Алиса, и Любка выпалила:

— Этой ночью мы видели духов!

Танька с Ленкой засмеялись.

— Ааааа, поняяятно… Духов….

— Не верите, да? — Любка завелась. — Ну и не верьте! Можете Ирину Алексеевну спросить, или Ветрова! Мы ночью на курган ходили и там… там…Дух такой двухметровый из кургана как вылез…

— Мы пока шли туда от лагеря, громко песни пели. Вот мы их и разбудили! — продолжала Алиса.

— А зачем вы туда пошли ночью? — спросила Ленка.

— На спор. Пацаны говорили, что мы испугаемся. Вот мы… и решили им доказать…

— Так может, это они вас и напугали? — Ленка была скептиком. Любка с Алиской уставились на нее, как на врага. Люба поджала губы:

— Не веришь — не надо.

— Пацаны спали. Нас ждали с кургана только Ветров и Лёшка. Да и ростом он был выше человеческого, дух… — Алиса говорила, глядя Ленке в глаза. Видно было, что ей задел Ленкин тон.

— Я хочу домой… — сказала Таня.

К столу подошел Костян и оглядел присутствующих.

— Вы чего такие кислые, а?

— Геныч память потерял, — серьезно сказал Брёма. — У него, возможно, сотрясение.

Все за столом притихли.

— Ааа. Ну ладно. Я ему быстро память верну, он у меня такое вспомнит! — Сказал Костя и загоготал.

Лёшка засмеялся вместе с ним, противным скрипучим смехом. Все знали, что он был Костиным подпевалой.

***

После завтрака все, кроме дежурных, пошли на раскоп, вооружившись, кто совковой лопатой, кто штыковой, а кто кисточкой с совочком.

— Ну что, девчонки, надо идти задабривать духов. Попросить у них прощения за то, что разбудили, — сказала Ирина Алексеевна. Ее глаза улыбались, хотя сегодня она была встревожена. Ее беспокоил Гена, который, сославшись на головокружение и слабость, пошел спать. Надо показать его врачу. Вдруг сотрясение. Любка с Алиской сегодня притихшие, настороженные. Надо их как — то успокоить.

— Возьмите из хозпалатки что — нибудь вкусное. Или, может, у вас что — то есть, что духам могло бы понравиться? Конфеты, печенье, можете даже что — нибудь из вещей отдать, что не жалко.

— Прямо сейчас? — спросила Алиса. — Мы только начали копать.

— Да. Это быстро.

Девочки вылезли из раскопа, положили инструменты на землю и пошли в свою палатку. Вещей, которые бы понравились духам, но не жалко было бы отдать, не оказалось. Поэтому они взяли в хозпалатке по сырому яйцу, горстке сухофруктов и немного печенья, и сложили это в миски. Оказалось, на курган идут не только они. А еще и Удав, Ветров и Лёша. Ирина Алексеевна объяснила, что они с Ветровым и Удавом осмотрят курган. А жертвоприношение духам им поможет сделать Лёшка.

— О, только не он, — простонала Любка.

До кургана расстояние было около километра.

— Девчонки, это, кажется ваши следы! — воскликнул Ветров. На пашне виднелись отпечатки кроссовок. — Да вы не бежали, вы летели! Смотрите, от одного следа до другого идти и идти!

Лёшка захрюкал от смеха.

На кургане группа разделилась. Люба и Алиса, с Лёхой во главе, пошли влево, делать подношение духам. Остальные же пошли на другую сторону.

— На колени! — скомандовал Лёша после того, как в вырытые ямки были положены дары. Девочки сели. Алису знобило — она снова здесь, рядом с этим жутким курганом. Любка с ненавистью смотрела на Лёшу. Похоже, духи ее в этот момент волновали мало.

— Итак, повторяйте за мной! О, великие духи Барабинской степи!

— О, великие духи Барабинской степи…

— Простите нас неразумных…

— Простите нас неразумных… — повторяли девочки.

— …глупых… — видно было, что Лёшка вошел в азарт. Он стоял, как на сцене и театрально вскидывал руки.

— …двоечниц…

Тут Любка не выдержала.

— Кто тут двоечник — то?

— Повторяй, глупая ты баба! Дво — еч — ниц! — Любка что — то пробормотала себе под нос. Вид у нее был свирепый. Алиска же, наоборот, была погружена в себя.

И тут Лёша добавил:

— …за наши тупые песни!

Люба вскочила с криком: «Ты заколебал! Тебя не об этом просили!», и бросилась на Лёшку. Он не ожидал, и от растерянности, побежал, приговаривая: «Люба, побойся духов! Ты плохо помолилась!». Любка бежала за ним: «Я сейчас из тебя духа сделаю!».

Алиса осталась у, так называемого алтаря, одна. Она слышала взволнованные голоса за курганом. Ирина Алексеевна шла навстречу гораздо более расслабленная, чем была утром. Сенька с Удавом что — то бурно обсуждали.

— Ну что, помолились духам? А где Лёша с Любой?

Алиса не успела ответить. Да это и не понадобилось. Лёшка бежал к лагерю, за ним гналась Любка с криками.

***

В тот день на раскопе произошли два события. Сначала Ксюша нашла глаз. Сегодня ей пришлось зачищать могилу, а точнее маленькую могилку ребенка. Не то, чтобы она боялась скелетов — ей было это как — то неприятно. Кисточкой и совочком ей нужно было почистить выступающие кости. Девочка заметила очертания какой — то находки, склонилась к земле, и махнула кистью. И вдруг, оттуда на нее уставился глаз! Настоящий, живой человеческий глаз! Ксюшка вскрикнула и подпрыгнула.

— Ксюш, ты чего? — все побежали к ней. — Что случилось?

Девочка сидела в углу квадрата с перекошенным от ужаса лицом.

— Там глаз! Глаз в земле! Она меня смотрел!

Кто — то хмыкнул. Алиска с Любкой переглянулись.

— Крайне любопытно, — сказал Брёма, поправляя очки. Он пошел осматривать Ксюшин квадрат. Разгадка оказалась проста — в земле лежало бронзовое зеркало! Ксюшка увидела отражение собственного глаза! Позвали Ирину Алексеевну, чтобы она занесла зеркало на план, как ценную находку. За нее полагалась целая банка сгущённого молока.

***

— Эх, сгущенки охота… — сказал Костя, обращаясь не то к самому себе, не то к Лёхе, с которым они работали на одном квадрате. Точнее, Лёшка работал. А Костян сидел рядом и руководил.

В археологической экспедиции 1989 года, надо отметить, сгущенка была деликатесом. На праздники — дни рождения и День Археолога, ее использовали для торта. Промазывали ею, как кремом, смоченное в кофе печенье. И, в особых случаях, награждали за ценные находки. Из других сладостей в отряде был сахар, сухофрукты и яблочное повидло. Всем быстро надоедало такое «разнообразие», да и разве может повидло сравниться со сгущенным молоком?..

Костя с Лёшей пошептались, после чего Лёшка убежал в свою палатку. Вернулся минут через пятнадцать, и с усердием стал копать. И тут все услышали Лёшкин возглас: «Находка! Ирина Алексеевна! Еще одна находка!». На план вскоре была занесена подвеска из клыка дикого кабана. Древние люди в клыке просверлили аккуратную дырочку, и какой — нибудь охотник носил его на шее.

Лёшка с Костяном сияли от счастья. Вечером, за ужином, их тоже наградят заветной сгущенкой. Надо же, как повезло!

***

Стас работал на своем квадрате и наблюдал за остальными. Он был уверен, что обязательно найдет что-то ценное. Да, точно, его находка будет сенсацией, и он, возможно, даже прославится. Когда Ксюша нашла зеркало, Стаса больно кольнуло внутри ощущение несправедливости. Но потом, когда Лёхе с Костей повезло, его стало разрывать на части. Свединскому сложно было понять в чем ценность какого-то клыка, но он видел, как радуется Ирина Алексеевна. Со всеми она общалась по-доброму, и только на него смотрела, как на ненормального. Ну почему? Чем он это заслужил? Он всегда хотел всем нравиться, но не понимал, что для этого нужно сделать. Он хотел иметь друга, но все от него шарахались, как от чумы. А бабушка всегда говорила — нужно быть добрым, нужно все прощать. Да сколько можно?! Стас вдруг бросил лопату и быстрым нервным шагом пошел в лагерь.

***

Геныч лежал в своей палатке. В ней было душно. Голова гудела, хотелось пить. Но выходить он не хотел. Он слышал, как дежурные варят обед. От мысли о еде его затошнило. Почему его никто не встретил в лагере? Ветров говорит, они его искали. Удав заладил со своими волками. Ирина Алексеевна сказала, что они пошли спать уже под утро, когда рассвело. Зачем они врут? Генке хотелось взять и уехать, ничего не объясняя. Да только дома его никто не ждал. Старший брат разозлится, что снова придется делить комнату. Родителям было не до него. Они работали. А в свободное время ругались. Нет, только не домой. Да и здесь есть кое — что, а точнее, кое — кто, ради кого стоило остаться. Он закрыл глаза и выдохнул. Ему стало легче.

Рубашка, в которой он был ночью, лежала у входа в палатку. Геныч поднял ее, чтобы убрать куда подальше. Округлый предмет вывалился на спальник. Гена взял свою находку в руки стал рассматривать. Она была древняя, похожая на отлитый в форме овал, пластина. На поверхности просматривались узоры, но сейчас они были забиты землей. Парнишка решил спуститься к реке, отмыть диковинку, и самому искупаться. Там более, что день выдался жарким. По пути к реке Гена увидел раскоп, где все столпились возле Ирины Алексеевна. На секунду у него возник импульс побежать к ним, но он не стал. Вот еще, будет он за ними бегать. Он сам по себе.

Паренек сел на мостки, и наклонившись к воде, стал отмывать загадочный предмет. Теперь на нем отчетливо виднелся орнамент в виде переплетённых линий. В центре овала был выдавлен знак. Желтый металл блестел на солнце. Геныч крутил бляшку и так, и так. И тут его осенило. Он попробовал его на зуб, как это делают в фильмах про сокровища. Никаких отпечатков. Металл был тверд. «Золото!» — подумал он, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Геныч сунул трофей в карман, а потом искупался.

***

Генка возвращался в лагерь, когда услышал крики возле столовой. Дежурные пытались остановить Стаса, который яростно махал топором и уничтожал своего идола, которого таким трудом сделал.

— Вот тебе! Ни черта ты мне не помогаешь! Чурбан безмозглый! На тебе!

Свединский как будто обезумел, и с топором в руках выглядел так устрашающе, что никто не решался к нему подойти.

— Слышь, Стасик, с идолами так нельзя, — попытался вставить Генка. — Беду накликаешь.

— А мне можно! Мне всё можно! Я тебя породил, я тебя и убью! — Кричал Стас.

И тут, неожиданно, топор отскочил, и обухом ударил Стаса по голове. Тот взвыл, схватился за голову, и сполз на колени с чурбана, на котором сидел. По лицу парня текла кровь.

***

Народ возвращался с раскопа. Стас сидел с перевязанной головой у костра, и выглядел, как ни странно, счастливым. Каждый подходил и спрашивал, что случилось, Ирина так вообще полчаса с ним возилась — сначала рану обрабатывала, а потом расспрашивала, что да почему. Он ей и про бабушку рассказал, что живут они вдвоем, а родители на Север на заработки уехали, и не вернулись. Ну, во всяком случае, бабуля ему так говорит. Он Ирине и про художку рассказал, что денег у них нет на краски… А она всё слушала, слушала, и глаза у нее были такие грустные.

***

— Геныч… А ты меня узнаешь, а? — Спросил Костян, когда ввалился в палатку. Они поселились вместе, о чем Гена пожалел в первый же день. — А то говорят, ты память потерял.

— Тебя забудешь! — ответил тот, и услышал Костин гогот.

— Не серьезно, ты все помнишь? А с чего тогда они решили?..

— Пусть думают. Ирина и Ветров, и Удав еще, знают, что нет у меня амнезии никакой. А остальные пусть думают… Да, Костян, ты не говори никому! Пусть все так считают!

Геныч был взволнован. Отличная идея! В первый раз она избавила его от расспросов. Ну, потом он рассказал, но только троим. Ирина Алексеевна слишком уж распереживалась. А сейчас можно прикрыться потерей памяти, чтобы не рассказывать правду.

— Да ладно, я никому не скажу… Купаться идешь?

— Нет. Я уже… — Генычу хотелось, чтобы сосед поскорее свалил. Тот схватил полотенце и вышел.

— Эй, это мое! — крикнул Генка, но было уже поздно.

Оставшись, наконец, в одиночестве, Геныч задремал.

Ему приснился странный сон.

Сон Геныча

Он увидел похороны вождя.

Ему самому было неясно, как он это понял. Просто знал и все. Вот он идет, рядом с ним — другие мужчины. Невысокого роста, косматые, с усами и бородами. Они одеты в грубую холщовую одежду. Идут по траве, босые. Геныч видел и свои босые ноги, а также натруженные руки. На нем была такая же, как у всех, серая рубаха в пол, подпоясанная полоской кожи. Мужчины шли медленно и молча. Местность вокруг была как будто знакома. Простирающаяся до горизонта степь, заросшая травой и мелким кустарником, с редкими островками березовых рощиц.

Группа людей подошла, по всей видимости, к месту. Это была большого диаметра яма, несколько метров в глубину. Возле нее стояли женщины и дети. Некоторые плакали. И тут несколько мужчин принесли на деревянных носилках тело мужчины. И аккуратно опустили их в яму. Старая седая женщина положила рядом с вождем копье, большой глиняный горшок, по — видимому, с зерном, удила, и тот самый золотой предмет, который Геныч нашел в кургане.

Тут к Генке обратились, он что — то ответил на совершенно незнакомом ему языке, и проснулся.

***

Жара стояла страшная. От этого не хотелось есть. Ленка стояла на раздаче и разливала суп в тарелки подходивших по очереди ребят. Таня бегала то за хлебом, то за солью, то кому — то понадобился чеснок. Олег же сидел за столом, со всеми. Его задача выполнена — обед сварен. Остальное — раздача и мытье посуды — на девчонках.

— А можно сразу второе, я суп не хочу… — Кирилл страдал нервным тиком, и сейчас, когда он обращался к Ленке, казалось, что он ей подмигивает. Очень часто, к тому же.

— Ну, начинается! — сказала Лена. Она была расстроена. Столько наварили, а никто не ест! То есть едят, конечно, но совсем мало. А у них еще компот! — Ешь суп сначала. А потом второе!

Кирилл уныло поплелся за стол с тарелкой ухи.

— И нечего мне тут подмигивать, — пробормотала Ленка ему вслед.

Ирина Алексеевна и Ветров сидели во главе стола и обсуждали план действий.

— Сеня, мы сейчас с Генычем и Стасом пойдем в деревню, в больницу. Ты останешься в отряде за главного.

— Ирина Алексеевна, по такой жаре? Четыре километра?! Да они ж не дойдут! Копыта отбросят где-нибудь по дороге! Свединский-то уж точно, он такой дохляк!

— А что ты предлагаешь? Если у них сотрясение, нужны лекарства. А может, и госпитализация.

— Надо в деревне кого — нибудь попросить, чтобы на машине свозили. Папандопалу, например? Он за бутылку с радостью согласится. Давайте я схожу и договорюсь.

— Да, хорошо. Так будет лучше. А где, кстати, Геныч?

— Он за палаткой в теньке лежит. Говорит, что есть не хочет, — откликнулся Костя. — А может, забыл, что есть надо! –

— Я ему компотика отнесу! — предложила Лена.

— Хозяюшка, — ласково сказала Ирина Алексеевна.

***

После обеда Танька с Ленкой тоже попросились в деревню, на телеграф. В итоге собралась целая делегация. Кириллу было поручено принести молока. Серега с Ромкой пошли в сельпо за сигаретами.

Алиска с Любкой сидели за палаткой на спальнике.

— Как ты думаешь, зачем сегодня Ирина с Ветровым и Удавом курган осматривали? Пока Лёша над нами измывался… — спросила Алиса.

— Духов искали! — ответила Любка, и подружки засмеялись. — А ты заметила, какие они довольные оттуда вышли?

— Что — то не так с этим курганом… А давай сейчас туда сходим! Как раз толпа в деревню свалила.

— А как мы? Нас же увидят…

— Надо в подходящий момент вернуться, чтобы Ирины на горизонте не было… Слушай, а может бинокль возьмем? У кого он есть, не помнишь?

— У Брёмы. Он с нами потащится… — от такой перспективы Любку перекосило. Но все — таки они решили спросить.

Одноклассник, как они и думали, бинокль без себя отдавать не соглашался. Он тоже хотел на курган, про который сегодня столько разговоров. Пришлось взять Брёму с собой.

— А вы, кстати, знаете, что эти курганы были разграблены? Там искали золото…

Брёма читал девчонкам лекцию по истории. Он так увлекся, что не замечал, как Алиска с наигранно умным лицом качает головой, а Любка хихикает время от времени.

— Ты в кого такой умный, Бармасов? — спросила она.

— Я перед отъездом в библиотеку ходил. И папа мне кое — какие книги принес из института.

— Ааа… Тебе уже пора диссертацию писать! — сказала Любка, и девчонки рассмеялись.

Тем не менее, думала Алиса, если отбросить манеру Брёмы умничать, то что он рассказал, — любопытно. Получается, курган по сути, это могила. И в ней может дух захороненного там человека? Тогда ночью на кладбище было бы полно духов. А может, оно так и есть? Кто ходит ночью на кладбище?

Изнемогая от жары, подростки, наконец, дошли до кургана и обошли его справа. И тут же увидели яму. Верхний край ее густо порос травой. А нижний был обсыпан так, что стал вровень с землей. Вокруг на полметра все было засыпано черноземом.

— Свежая, — констатировал Брёма, — носком ботинка указывая на разрытую часть ямы.

— Да и без тебя видим, — сказала Любка. — И что? Это дух так вылазил?

— Ну… Я бы, вообще, поставил бы под сомнение идею существования духов, призраков и тому подобных явлений. Современная наука…

— Ага! — перебила его Люба. — Ты бы с нами вчера пошел, сам бы все увидел! От твоих сомнений не осталось бы следа! И от твоей науки!

— Она не моя, — с обидой в голосе ответил Бармасов.

— Да хватим вам, — пробурчала Алиска. — Давайте в теньке посидим и подумаем.

Девчонки пожалели, что не взяли с собой воды. От жары, жажды и усталости думать не получалось.

— Сейчас бы искупаться… Какого черта мы сюда поперлись? — ворчала Любка. — Еще и от Ирины попадет…

Настроение у всей компании было паршивое. И тут вдруг они услышали какой — то шорох.

— Вы слышали? — Алиска вскочила первая. — Звук, кажется, идет из ямы.

Шорох усилился. Все застыли в паре метров от отверстия в земле. Глаза девочек расширились от ужаса, как будто они ожидали увидеть призрака, который вот — вот вылезет из кургана. Брёма направился было туда, но девчонки закричали:

— Что ты делаешь! Не надо! Бежим!

И они рванули в лагерь. В горле пересохло, соленый пот щипал глаза. Алиске хотелось плакать. Может, в кургане, действительно, живет дух? И даже днем дает о себе знать. У девочки помутнело в глазах и стало холодно в животе. Она потеряла сознание и упала.

Глава 6

Обеденный перерыв давно кончился, но на раскопе никто не работал. Сотрясение у Геныча, разбитая голова у Стаса, Алиска перегрелась на солнце… Ирина Алексеевна ходила от одного пострадавшего к другому, и проверяла их самочувствие. Ситуация усугублялась редкостной жарой, из — за чего сегодняшних больных некуда было даже пристроить. Кусочек тени за палаткой — это лучшее, что для них смогли придумать. «Надо натянуть тент, чтобы дети могли отдыхать от жары. И еще, напомнить им правила поведения в лагере,» — думала руководительница отряда. Ситуация вышла из-под ее контроля. Таня с Леной решили уехать домой. Они недавно вернулись из деревни. Сказали, что завтра приедут Танины родители, и заберут их обеих. Ночью Алиска с Любкой ходили на курган. Она, Ирина, могла об этом и не узнать. Просто засиделась допоздна над отчетом, и услышала их крики. Девочки всерьез напугались. А днем они снова туда пошли, по такой жаре. Слава богу, Алиска грохнулась недалеко от лагеря. А что, если бы это случилось на кургане? Ирина тряхнула головой. Так, хватит думать о плохом. Сегодня найдены две ценные находки. Скоро приедет машина, и мальчишек отвезут к врачу. Она справится. Она всегда справляется.

На дороге, ведущей в деревню, появилось облако пыли, и послышался рев мотора. Обитателя лагеря выбежали посмотреть. Мимо них редко кто проезжал. Приближающаяся машина оказалась «Москвичом» начала70—х годов, но в деревне Осинцево это был уважаемый автомобиль. Он остановился, немного не доехав до столовой. За рулем сидел Сенька, на соседнем сиденье спал какой — то мужчина. Это был Папандопуло, так его звала вся деревня за стриженые усики и любовь к тельняшкам, что придавало ему сходства с персонажем из «Свадьбы в Малиновке». Человеком он в деревне был важным, председательствовал в совхозе когда — то. К археологам относился трепетно, и помогал уже не первый год.

Ирина Алексеевна ахнула.

— Сеня, почему ты за рулем? Почему не Папандопуло? Он что, пьян?!

— Ириночка Алексеевна, вы не волнуйтесь. Он не много выпил, просто его на жаре разморило. Я к нему пришел, он уже был того. Говорит, ты садись за руль, а я рядом посижу, проконтролирую… Ну, я согласился. Батя меня научил водить малехо…

Сенька был горд собой. Миссию свою выполнил, еще и доехал сам!

— Сеня, срочно надо вытащить его из машины! Еще инсульта мне не хватало… — Ирина нервничала. Ей теперь за пьяного деревенского мужика отвечать!

— А как мы обратно его посадим? Нам же ехать надо… — с сомнением в голосе спросил Ветров.

— Холодной водой обольем, протрезвеет и сам сядет!

У Ирины Алексеевны был неплохой план. Но, к сожалению, он не сработал. Сначала его не могли вытащить. Кое — как, благодаря, в основном, усилиям Костика, удалось выдернуть спящего мужчину с сиденья. Оттащить подальше его уже не смогли, и оставили лежать рядом с машиной. Поливание холодной водой ничего не дало. Папандопуло был мертвецки пьян.

Медпункт в деревне работал до пяти. Времени до закрытия оставалось не так уж много.

— Ирина Алексеевна, а пущай он поспит. Мы пока съездим. Потом вернемся, и я его отвезу. А может, он и сам в состоянии будет.

Похоже, это был единственный вариант попасть к врачу. На этом и порешили. Сенька с Генкой и Стасом сели в «Москвич» и машина, не с первого раза, но все же тронулась с места. Стасик радостно махал всем на прощание. Ирина с ними не поехала. Оставлять пьяного мужика с детьми было бы безответственно.

Папандопуло спал на обочине дороги. Ребята соорудили над ним небольшой брезентовый тент, и положили под голову свернутый марлевый полог.

Большая часть ребят работала на раскопе. Алиса лежала за палаткой с холодной марлевой повязкой на голове, которую приходилось менять каждые пятнадцать минут. Ирина Алексеевна сидела в столовой, откуда ей было видно спящего Папандопуло. Она разложила на столе большие листы миллиметровки — планы раскопа с обозначением слоев и находок. Сосредоточиться на работе Ирине было трудно. Она сидела, задумавшись и глядя в одну точку.

Внезапный порыв ветра подхватил планы и снес со стола. Тлеющие угли из костра разметало на несколько метров. Захлопали брезентовые тенты. Погода на глазах менялась. Ирина скомандовала прекратить работу, собирать инструмент и находки. Скоро будет ливень.

Любка стояла в своем квадрате, застыв с совочком в руке, и смотрела в сторону кургана. Прямо за ним висела огромная черная туча, которая надвигалась на лагерь. Ей почудилось, что это громадное чудовище распластало по небу свои мохнатые лапы. По телу у Любы пробежали мурашки.

***

Ливень хлынул с такой силой, как будто на землю обрушилась стена воды. Ирина сидела в предбаннике своей палатки, откуда, через затянутое сеткой окошко, просматривался весь лагерь. Она думала о том, успел ли Сенька доехать до деревни, и как он поедет обратно. И еще размышляла, что ей делать с развалившимся напротив Папандопулой, которого удалось растормошить и привести сюда. Мужчина сидел с мутными глазами и не понимал, где находится, твердя о том, что Люська его убьет. Дааа, для полной картины не хватало еще Люськи со скалкой, дубасящей Ирину на почве ревности…

Столько всего за последние сутки. Бессонная ночь и сумасшедший день. Ирина почувствовала, как сильно устала. Но, как оказалось, это было еще не все. По лагерю кто-то бежал. Это были Сенька, Геныч и Стасик. Они направлялись к Ирине Алексеевне. Та машинально открыла молнию предбанника, чтобы впустить ребят.

— Ирина… Алексеевна… — начал Сенька. Он задыхался от бега, по лицу струями стекала вода. — Мы не будем заходить… Бензин кончился… На полпути… Мы сначала решили пешком пойти до деревни, а тут дождь…

— О, господи… — простонала Ирина. — Просто проклятье какое — то!

***

Стас лежал у себя в палатке и прокручивал события сегодняшнего дня. Он поставил идола на место и попросил у него прощения. А потом, потом всё как будто изменилось. Его, Стасика, все, наконец, заметили! Ирина Алексеевна первый раз поговорила по-человечески. Остальные все спрашивали, как он. Оказывается, им не все равно. А по дороге в деревню на Стаса что-то нашло и он всю дорогу рассказывал Сеньке с Генычем разные истории про НЛО и снежного человека. А они, почему-то, смеялись. Сенька даже сказал потом: «А ты ничего, Стас!». «Да, так и сказал, — вспоминал Стасик. — Что я ничего. Надо завтра идола поблагодарить. Отдам ему свой завтрак». И он заснул с улыбкой на лице.

***

Алиска и Любка лежали на спальниках и молчали. Дождь тарабанил по крыше палатки с такой силой, что, казалось порвет ее. Шум ливня был похож на монотонный рев.

— Ты видела тучу над курганом? — спросила Любка.

— Да… Жуткое зрелище…

— Вот интересно: Свединский идола своего порубил, и тут же гроза началась — это как, совпадение?

— Ой, Любка, не знаю… Я уже, вообще, ничего не знаю, — ответила ей подруга, и залезла с головой в спальник.

Глава 7

Странные сны стали преследовать Генку каждую ночь. Они были удивительно реальными и яркими, запоминалась каждая деталь. Как будто Генка смотрел многосерийный фильм, и одновременно, играл в нем роль.

На следующую ночь Геныч увидел себя в землянке.

Сон Геныча

Это был его дом. Примерно на метр стены жилища уходили в землю. Большая круглая яма, основание которой служило полом, изнутри была выложена бревнами. Из них же состояла крыша, замазанная глиной и присыпанная землей. Сейчас по ней глухо стучал дождь.

В центре находился очаг, огонь горел и сейчас, хотя пора была летняя. Огонь горел всегда. Он освещал, на нем готовили пищу и обжигали глиняную посуду. Гена видел себя сидящим у очага. Он обдирал кору с тонких ивовых веток, затем, с одной стороны, расщеплял конец остро заточенным ножом, и вставлял в прорезь отлитый из бронзы наконечник. Затем тонкой полоской кожи обматывал расщепленную ветку, так чтобы наконечник держался крепко. Он делал стрелы. Пока земля не укуталась белым одеялом, надо охотиться.

Молодая женщина сидела рядом. Каменным пестиком она растирала в горшке зерно, чтобы, добавив воды, замесить крутое тесто и сделать лепешки. Она разомнет их руками, выложит на дно большого круглого, с низкими стенками, сосуда, и испечет на огне.

И тут к Генке, а точнее, к мужчине, которым он себя видел, подошла маленькая девочка. Она была загорелой, с растрепанными волосами, закутанная в кусок холщовой материи, перехваченной кожаным пояском. Девчушке было лет пять, на шее у нее красовались бусы, сделанные мамой из малюсеньких глиняных шариков. Малышка протянула к нему руку. На раскрытой ладони лежала фигурка человека из глины, с обломанными ручками. Девочка была расстроена, она нахмурила бровки, и нижняя ее губа выдвинулась вперед.

Мужчина потрепал дочку по голове, успокаивая. Вышел на улицу, зачерпнул из вырытой небольшой ямки немного глины, которая хранилась здесь, залитая сверху водой. И вернулся в дом. Он сделает дочке новую куколку, еще лучше прежней.

***

Геныч проснулся, и не сразу понял, где он. Брезентовые своды палатки, посапывание спящего рядом Костяна, вернули его в реальность, археологическую экспедицию и 1989 год. Гена посмотрел на свои руки. Обычные руки пятнадцатилетнего парнишки, а не огрубевшие мозолистые ручищи взрослого мужчины, главы семейства. Тем не менее, ощущение от сна было настолько реальным, что Генычу хотелось стряхнуть его с себя, как наваждение. Он оделся и вышел на улицу. Как будто хотел убедиться, что снаружи стоит их лагерь, с палатками и тентами, а чуть дальше находится раскоп, размеченный на квадраты.

Июньское утро в степи прекрасно. Прохладный воздух, напитанный ароматами разнотравья, солнышко еще греет ласково, птички огалтело чирикают в кустах, и как будто вся природа радуется пробуждению после темной короткой ночи.

Дежурные уже суетились возле костра. Они удивлением посмотрели на Геныча, направляющегося к реке, и помахали ему. Паренек поднял руку в ответ. И от того, что он увидел сверстников, ему сразу полегчало. Он пошел к темной и тихой Омке. Эта узенькая извилистая речка всегда действовала на него успокаивающе. На мостках Гена сел на колени, клонился над водой и умылся. Прохладная мягкая вода смыла с него сонливость и освежила. Он увидел свое отражение и окончательно убедился, что он Гена Мухин, ученик, теперь уже девятого, класса.

***

Ирина решила сделать сегодня выходной. Раскоп размыло, в ямках стояли лужи, работать так нельзя. Утро было свежим и ясным. И вчерашний день, со всеми его происшествиями, казался страшным сном. Ливень вчера кончился уже около десяти. После этого дежурные разогрели остатки обеда и накормили отряд. Папандопуло, протрезвев и извинившись раз сто, ушел домой. Образ гневной Люськи не давал ему покоя. Сказал: «Москвич» пусть стоит. Завтра приду с канистрой бензина, заправлю, и заеду за вашим хлопцем». Генка стал отнекиваться, мол, он себя хорошо чувствует, не поедет к доктору. Ирина оборвала его на полуслове и сказала:

— Не поедешь — тогда пойдешь пешком. — видно было, что терпение ее иссякло. Гена промолчал и отвернулся.

Алиска тоже пришла в себя. Сидела за ужином бледная, но хотя бы поела.

Сегодня за завтраком отряд собрался в полном составе. Дежурили Лёха, Кирилл и Брёма. Алексей преобразился — сделал себе повязку на лоб, и все время махал палкой, раздавая указания. Кирилл с Брёмой дежурили первый раз. И, судя по всему, вообще готовили еду впервые в жизни. Не удивительно, что гречка оказалась сырой и подгорела, а от крепкости чая глаза лезли на лоб.

Тем не менее, даже такой завтрак не испортил настроения ребятам. Жара спала, выходной! Можно отоспаться и накупаться вдоволь!

Геныч со Стасом с Ириной Алексеевной пошли к доктору. «Москвича» на дороге не было. Папандопуло, со слов местных жителей, отогнал машину в деревню, и находился под домашним арестом у Люськи.

Врач измерил у ребят давление, температуру, проверил у глазное дно, ухо, горло и нос. Выяснилось, что у Геныча рана на затылке несерьезная, поцарапана кожа. У Стасика, возможно, легкое сотрясение возможно, поэтому предписан спокойный режим и обильное питьё.

— А вы археологи, да? — Спросил на прощанье доктор.

— Да, — ответила Ирина.

Доктор как-то странно посмотрел на неё, как будто прикидывая в уме, а не обратиться ли ему куда следует.

— Вы знаете, что — лучше лопаты им больше не давайте. А то мало ли…

***

Танька с Ленкой собирали вещи. Они были неразлучными подругами с первого класса и жили в одном подъезде. Для тех, кто их знал, они были одним целым. Поэтому, если Таня решила уехать, то Лена вместе с ней. Ирина Алексеевна отнеслась к этому, как к само собой разумеющемуся

Родители приехали в обед. Они вышли из Уазика и загадочно сообщили: «А мы приехали не одни!». Танин папа помог пассажирке выбраться с заднего сиденья, и тут все увидели пожилую полную женщину с ярко — красными волосами, собранными в «шишку». В руках она держала клетку с черной птицей. Приторным голосом дама протянула: «Здрааавствуйте, дети!», от чего те испуганно попятились назад.

— Танюха, это что, твоя бабушка? — спросила Анька.

— Ты с ума сошла! Я понятия не имею, кто это! — ответила та, и побежала к родителям.

Гость обратилась к Ирине Алексеевне, смотревшей на нее в полном недоумении:

— Вы, наверное, Ирина? Здравствуйте! Я — Октябрина Осиповна, директор Барабинского Краеведческого Музея. Я прочитала в местной газете заметку про ваши раскопки и решила приехать в гости. Так сказать, увидеть воочию, — сказала она, и глаза ее при этом сверкнули.

— Ааа…Здравствуйте, Октябрина… простите, ах да, Осиповна! Как неожиданно… А как же вы, с Таниными родителями… — Ирина была в растерянности.

— О, это большая удача! — перебила ее пожилая дама, размахивая клеткой. Птица при этом вскидывала крылья и крякала. — Я доехала до Осинцево на рейсовом автобусе. А дальше он меня не повез. Он, видите ли, на раскопки не возит! Я еще жалобу на него напишу! Да здесь надо сделать остановку общественного транспорта, чтобы все желающие могли утолить жажду познания истории! Вы согласны, Ирина? — спросила Октябрина Осиповна таким тоном, что Ирина поняла — выбора у нее нет.

— В общем, да… Интерес к истории… Это хорошо, конечно…

— Вот! — Октябрина вскинула указательный палец. — И тогда я пошла пешком. А эти милейшие люди остановились, и спросили меня, где тут археологи. И я им ответила: «Там!». Они любезно согласились меня подвезти. А то, знаете ли, идти четыре километра с моими сумками и Кирюшей… Кстати, познакомьтесь, Кирюша — это мой грач.

Костя, услышав имя птицы, гоготнул. Кирилл Елисеев заморгал чаще обычного. Обитатели лагеря с любопытством наблюдали за происходящим. Некоторые все же подумали, что эта гостья — Танина бабушка. Другие поняли, что она из какого — то музея. Никто не ожидал, что она у них останется.

— Я всего на денек. Ириночка, вы ведь не возражаете? — Октябрина тащила свою громадную сумку.

Ирина Алексеевна очень уважительно относилась к людям. А к старшим — тем более. Эта женщина, конечно, странновата. Но она директор Краеведческого музея! Ирина ведь тоже заведовала, пусть небольшим, школьным, но тоже музеем. Они, получается, были коллегами. К тому же палатка Тани и Лены освободилась, а значит, есть куда ее поселить.

— На денек? Нет, не возражаю.

— О, спасибо! — Октябрина махнула клеткой. Грач шмякнулся о прутья.

— Чтобы все тут посмотреть, много времени не нужно. Вы нам не помешаете.

На этот счет, как выяснилось, Ирина ошибалась.

***

Люба и Алиса, лежали недалеко от лагеря, под марлевым пологом. Так называлось это гениальное изобретение в виде прямоугольника с завязками. Крепился он на четыре штыковые лопаты по углам. Края полога заправлялись под спальник, так что комарам, оводам и прочему гнусу путь был отрезан.

Девчонки читали журналы. Это были свежие брошюрки, приложение к журналу «Наука и жизнь», которые Алиса взяла с собой из дома.

Тут они увидели, что к ним идёт Анька.

— Эй, хватит филонить. Ирина Алексеевна зовет, — сказала она.

Алиска с Любкой молчали. Они продолжали лежать, и не повернулись в Анькину сторону. Еще не хватало, чтобы эта рыжая нахалка думала, что они ее сразу послушаются. Но Сажина не уходила.

— Читаете? Что читаете? — спросила она с ехидцей.

— Чё надо, — буркнула Любка. — Ты это, давай, иди уже. Скажи Ирине, что мы идем… Что это за звук? Кто жужжит?

Действительно, рядом с пологом слышалось какое — то странное жужжание. И исходило оно, странным образом от Аньки. Та просияла:

— Это я бусики сделала! Из оводов, — Сажина улыбалась. Точнее, это была не улыбка, а кровожадный оскал. — Из живых! Хотите посмотреть, а?

Оводы были нанизаны на тонкую нить. Они барахтались и махали крылышками, упираясь друг в друга, от чего бусы на шее Аньки казались живыми.

— Фууу, какая гадость! Ты садистка! — закричала Любка. — Иди отсюда!

Сажина была в экстазе. Она знала, что эти две подружки ее терпеть не могут, и наслаждалась произведенным эффектом еще минуту. Потом развернулась и с гордо поднятой головой ушла.

Любка не могла успокоиться. Она очень любила живую природу по всех ее проявлениях — растения, насекомых, животных. Ее сердце разрывало от боли, когда она видела бездомных кошек и собак. Но родители согласились завести лишь хомячка. Это было еще в пятом классе. Питомец прожил у них два месяца, пока по неосторожности, папа не придавил его дверью. Люба рыдала без остановки несколько дней, даже в школу не ходила. И до сих пор, при воспоминании о хомячке, она шептала: «Кузю жалко…», и начинала плакать. Надругательство Сажиной над оводами вызвало у нее бурю негодования:

— Как так можно? Она что, вообще, безмозглая? Они же живые! Им больно!

— Люб, да ладно тебе! — Алиса пыталась, как могла, успокоить подругу. Она боялась, что скоро дело дойдет и до воспоминаний про Кузю. — Они же кусаются, еще как, и нам тоже больно… Идем, Ирина Алексеевна ждет.

Девочки вылезли из-под полога и пошли в лагерь.

***

Ирина Алексеевна любила порядок. И поэтому выходной, который обычно делался раз в неделю, был не совсем для отдыха. Послеобеденный перерыв, конечно, дело святое. А остальное время было для стирки, уборки территории и палаток, чистки посуды. Алиске с Любкой достались в этот раз железные кружки. Когда они пришли в лагерь, Ирина сказала:

— Берете золу от костра, тряпочки в хозпалатке. И не забывайте хорошенько полоскать, — сказала Ирина Алексеевна. Сегодня она была строже обычного.

Девчонки сняли все кружки с гвоздиков, вбитых в подпорку тента над столовой. Любка взяла ведро и пошла к реке. Навстречу ей шел Геныч:

— Ты куда?

— За водой…

— Тебе помочь?

— Ну, помоги, — Люба посмотрела на Гену с восхищением и благодарностью.

Они вместе спустились к речке.

Люба шла позади Геныча, притихшая и молчаливая, что было ей совсем не свойственно.

— Тебе полное набрать? — спросил Гена, загребая ведром воду.

— А? Да. Нет. Половину, — ответила Любка.

Ей хотелось, чтобы этот момент никогда не кончался. Чтобы она так и стояла тут, на ступеньках, вечно. А Геныч, такой хороший, отзывчивый, спрашивал бы ее: «Тебе помочь? Тебе помочь? Тебе помочь?». Никто раньше не предлагал ей помощь. Из мальчиков. Одноклассники делились на отморозков и ботаников. Даже вспоминать о них противно. А Геныч… Он другой.

Гена набрал воды, и обернулся. Он увидел, как Люба на него смотрит, и смутился. Его румяные от природы щеки, казалось, порозовели еще больше.

— Пошли, что ли, — буркнул он, глядя в сторону.

Любка вздохнула. Счастливый момент кончился. Они вернулись в лагерь.

Геныч поставил ведро рядом с костровищем и ушел, не взглянув на девчонок, и не ответив на их «спасибо». Любка молчала и была погружена в свои мысли.

— Что у вас там произошло? — спросила Алиса. Ей казалось странным поведение подруги, всегда без умолку болтающей.

— Ничего. С чего ты решила?

— Да ты странная какая — то. И Генка убежал… Поссорились, что ли? Ну скажи, — не успокаивалась Алиса.

— Мы просто сходили за водой. Он предложил помочь. А почему тебе так интересно? Ты что, на Геныча глаз положила? — спросила Люба с раздражением.

— Я? На Геныча? Меня он, вообще, не интересует, — ответила ей подруга. Это было правдой. Ей нравился другой.

***

Девочки управились с кружками, когда дело шло к вечеру. Они пошли за лагерь, чтобы забрать свои вещи. Еще издали они заметили, что под пологом кто — то есть. Там лежали Костя с Лёшей. Точнее, лежал, развалившись Костян. А его друг сидел, скрючившись в уголке.

— Гоп — стоп, мы подошли из — за угла, — затянул Костя, когда девчонки подошли к пологу. — Здорово, красавицы! Это ваши книжечки?

Лёшка хмыкнул.

— Уходите отсюда! Это наш полог! — сквозь зубы сказала Люба.

Алиса молча стала отвязывать завязки от черенков лопат, марля упала на парней.

— Вы чё делаете? — Взревел Костя. Он пытался стянуть с себя тряпку, но это не удавалось, так как края полога были заправлены под спальник. А на спальнике лежала его собственная, Костина, громадная туша.

Лёша же выскочил быстро и заверещал:

— Полог, между прочим, общественный! И мы тоже можем под ним лежать, сколько захотим!

— Вот берите, натягивайте сами и лежите сколько хотите! А этот — наш! И наши вещи нечего трогать! — Любка разошлась. Они с Алиской вытянули полог из-под Костяна. Взяли журналы. Оставалось забрать спальник.

Костя, по — прежнему, на нем лежал. Теперь уже из принципа. Скрестив на груди руки, он насвистывал мелодию «Гоп — стопа». Лёша ухмылялся.

Девчонки попытались столкнуть громилу со спальника, но это было им не под силу. Они решили позвать кого — нибудь на помощь и побежали в лагерь. Из старших ребят у костра был Серега. Он разводил костер. Рядом сидел Рома, и обдирал кору с березового полена. Эти ничем не помогут. Только посмеются. Удав, скорее всего, заступится, но Костя его не послушает. Повлиять на него смогут только Ирина, Ветров и Геныч. Ирину Алексеевну впутывать не хотелось, но пришлось, так как Генка с Сеней ушли в деревню.

И вот они, уже втроем, вернулись на место, так сказать, происшествия. Костян лежал, положив руки под голову, Лёша сидел на краешке спальника. Увидев Ирину, оба вскочили.

— Ребят, разве можно так с девчонками? — спросила их Ирина Алексеевна. — Не можно. Завтра дежурите. Вдвоём.

Лёша с ужасом посмотрел на Костю и издал тихий стон. Костян разбушевался:

— Ирина Алексеевна! За что? Почему вдвоем? Все по трое дежурят!

Та вздохнула. Она уже пожалела, что согласилась взять Костю в экспедицию. Рассчитывала, что такой здоровяк будет им полезен. А он и в кружок — то толком не ходил. А теперь вот отсиживается, ни черта не делая. Еще и девчонок вздумал обижать.

— Костя. Это не обсуждается. Не нравятся наши порядки — могу отправить тебя домой. Хоть завтра.

— Да ладно, чего вы сразу… Подежурим. Лёшка вот готовит хорошо, правда же? — сказал Костик, обращаясь к приятелю. Тот поежился и пролепетал что — то нечленораздельное. У него было тяжелое предчувствие.

Ирина ушла. Алиска свернула свой спальник. И девочки пошли в палатку с торжествующим видом.

***

За несколько часов, что прошли до ужина, Октябрина Осиповна успела посмотреть не только лагерь и раскоп. Она сходила на курган, побывала в хозпалатке и даже в погребе. Камералка, где мылись, шифровались и хранились находки, вызвала у нее особый интерес. Особенно ценные находки, найденные вчера. Ирина Алексеевна показала обе, сопроводив небольшим рассказом о культуре и быте позднеирменцев. Директор Барабинского Музея чуть не плакала, когда взяла реликвии в руки.

— Подумать только… Им почти три тысячи лет! Это зеркало, оно изумительно! Ведь вы передадите его в Эрмитаж, Ириночка?

— Ну… Я не уверена, что прямо в Эрмитаж. — ответила Ирина.

— Если в Эрмитаж не возьмут, имейте в виду — Барабинский Краеведческий Музей будет счастлив такомуэкспонату. Вы понимаете, у нас никакого финансирования, коллекции давно не пополнялись… — и они перешли к общей для них, злободневной теме содержания музея.

За ужином Ирина Алексеевна постаралась сесть от Октябрины подальше.

Когда дежурные закончили раздачу, и все сидели с тарелками тушеной картошки, Ирина встала и объявила:

— Ребята, вчера был особенный день! Благодаря вашей добросовестной работе, у нас есть две очень ценные находки. А, как вы знаете, за это полагается награда! Костя и Лёша — вот ваша сгущенка!

Все зааплодировали. Костя взял банку и приложил ее к груди.

— Вторая банка осталась ничья, так как Таня с Леной уехали. А вчера за ужином, как вы помните, было не до этого…, и я решила, что отдам ее тому… — над столом повисла тишина. — Кто завтра раньше всех встанет!

— О, нам опять повезло, что ли? — закричал Костя. — Мы же завтра дежурим!

— Кроме дежурных, — уточнила Ирина. — Вы уже получили свой приз.

— Так нечестно! А если бы я завтра я не дежурил, я бы мог еще одну банку заработать! — расстроился Костян.

— Кто? Ты? Рассказывай! — ребята покатились со смеху.

***

В эту ночь, засыпая, Геныч уже знал, что снова увидит тот странный сон. Ему казалось, что, стоит ему закрыть глаза, он неведомым образом перенесется в другую реальность и в другое тело. Но, в то же время, в этой новой, параллельной жизни, было как будто что — то знакомое. И оно манило, и пугало одновременно.

Еще один Сон Геныча

Теперь он уходил на охоту. За спиной у него был лук, кожаный мешочек со стрелами висел на поясе. В руке мужчина держал копье, с острым бронзовым наконечником. Девчушка, для которой он лепил куколок, подбежала и обняла его за ногу. Женщина подошла и что — то сказала на своем языке. Голос ее был ласковым. На руках у нее сидел годовалый малыш, и теребил мамины волосы.

Генычу показалось, мужчина, в теле которого он себя ощущал, сказал: «Мне пора», и вышел из дома. Снаружи уже собрались другие охотники. Они стояли кругом, но на расстоянии метра друг от друга. И тут, к ним подошла старая седая женщина, на голове которой была повязка с нарисованным охрой узором. В левой руке женщина держала глиняный сосуд. В него она окунала указательный и средний пальцы правой руки, и чертила на лбу каждого охотника какой — то символ. При этом она что — то тихонько приговаривала.

Получив благословение старой женщины, охотники двинулись в путь. Они шли довольно долго, пока не достигли леса. В степи нет дремучих лесов, чаще это березовые колки, да заросли кустов. Здесь охотники рассчитывали подстрелить куропатку, зайца или лису. А опасность встретить крупное хищное животного, была невелика. Мужчины бесшумно разошлись в разные стороны, так, чтобы видеть друг друга.

Геныч заметил на дереве птицу. Он сунул копье за спину, за пояс, осторожно взял в руки лук и стрелу, прицелился. Птица вспорхнула и перелетела на другое дерево. Мужчина сделал несколько шагов в ту сторону. Он натянул тетиву и хотел уже выпустить стрелу, как вдруг птица вспорхнула и улетела.

Плохой знак. Уходи отсюда, говорило ему предчувствие. И охотник хотел его послушаться, вернуться назад, найти соплеменников. Но куропатка вдруг села на дерево в пяти метрах впереди него. Охотник двинулся туда, и через несколько шагов его правая нога куда — то провалилась. С виду это было похоже на кучу сухого хвороста, засыпанного листьями и землей. Но охотник сразу понял — это волчья берлога. Мужчина вытащил ногу, и достал из-за спины копье. Он бывалый охотник и знает, что сейчас будет. Он ждал.

Но, разъяренное животное выскочило из своего жилища столь стремительно, что охотник не успел среагировать. Волк бросился на него, и впился острыми клыками в ногу. Мужчина упал. Но он был силен. Точным молниеносным ударом он вонзил копье в шею животного. Волк издал последний свой грозный рык, и рухнул на землю.

Охотник позвал на помощь. Из раны текла кровь.

***

Гена проснулся, тяжело дыша, лицо его было покрытой испариной. Правая нога ныла от боли. Неужели это было наяву, и он сейчас увидит рваную рану и кровь? Он вылез из спальника. Ничего не было. Ни царапины. Но боль была реальной.

Геныч сидел в растерянности. Он понимал, что видит не простые сны. Никогда раньше с ним такого не было. Он стал вспоминать, когда это началось. Сначала упал и ударился головой. После этого заснул в хозпалатке. А последние две ночи он видит эти сны. Две ночи… И тут его осенило. Две ночи у него под спальником лежит золотая штуковина, которую он подобрал в яме! Неужели, она так на него действует?

Геныч решил проверить свою гипотезу. Самым простым и очевидным решением было — подложить золото под подушку Косте. Гена так и сделал. Для начала он хотел убедиться, что именно находка, лежащая под головой, вызывает эти сны. А значит, этой ночью он должен спать спокойно. Это главное. Возвращаться в ТУ реальность, ему больше не хотелось.

А расскажет ли свой сон Костян, даже если запомнит, — это уже вопрос второстепенный.

Глава 8

Утро не задалось. Лёша проснулся вовремя, но разбудить Костяна не смог. Он залез к нему в палатку, тряс его и даже пнул. Только услышал сонное «Отвали», и всё. Сначала Курукин злился. Он знал, что так и будет. И что ему теперь делать? Пресмыкаться перед Костиком было противно. Он и так это делал. Весь учебный год. Потому что иначе ему было не выжить. В классе Лёшка был изгоем, над ним издевались, и даже побили два раза. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы Костя не стал за него, Лёшу, заступаться. Но там, в школе, все было понятно. Лёшка давал Шилову списывать, решал за него контрольные, и тот его защищал. Но сейчас, терпеть Костины выходки и дежурить одному… Нет, это уже слишком!

Курукин сел у костра и обхватил руками голову. Ладно, он приготовит завтрак. А Костян будет мыть посуду! Будет! Никуда не денется! Если надо, и Ирина ему скажет! Лёшка стал разводить костер. Ему казалось, он и впрямь верит в то, что только что придумал.

В столовой он заметил какое — то движение и рванул туда. «Неужели Костян проснулся?» — мелькнула мысль. Но там была Октябрина Осиповна. Она раскладывала на столе листики, одуванчики и какую — то траву.

«Вот кому сгущенка — то достанется», — подумал Лёшка и хмыкнул.

Октябрина повернулась и елейным голосом сказала:

— Здравствуй, мальчик! Ты сегодня дежурный, да? Я тебе помогу с завтраком! Я сделаю полезный, очень полезный салат!

Лёшка недоумевал. Уж не из этой ли растительности она собралась его делать?

— Неси скорее ведро с чистой водой и тарелки! — скомандовала Октябрина.

Этого ему еще не хватало! Что с ним не так, вообще? Почему над ним одни командиры? Он был мальчиком вежливым, но в этот раз со злостью ответил:

— Всё в хозпалатке, сами разберетесь. А мне кашу надо варить, — и побрел к потухшему костру.

Первым проснулся, как ни странно, Удав. Он точно знал, что встал раньше всех, и поэтому вместо «доброго утра» спросил у Лёшки: «Сгущенка моя?». Тот кивнул, а потом добавил: «Если эта мадам не в счет…». Мадам как раз в очередной раз метнулась из хозпалатки в столовую.

— Ты с ней, что — ли дежуришь? — Удав был шокирован.

— Да нет, с Костяном… — У Олега округлились глаза. Казалось, эта новость его поразила даже больше.

— Да уж… — протянул он и пошел умываться.

***

На столе двумя рядами стояли тарелки с деликатесом от Октябрины Осиповны, сама же она ушла, чтобы «одеться к завтраку». Дети с недоумением смотрели на траву и одуванчики в своих мисках. Сначала они подумали, что это шутка. И назвали благословенный салат подножным кормом.

— Лёшка, ты всю ночь собирал? — смеялся Сенька.

— А ты нас ни с кем не перепутал? Я не козел, я капусту не ееем! — кривляясь, сказал Рома. Кто — то попробовал на вкус и сказал, что есть можно, но не нужно. Удав же молча вытряхнул содержимое тарелки в траву, и пошел за кашей.

— Доброе утро, — сказала Ирина Алексеевна ребятам, подходя к столу.

За столом творилось что — то невообразимое. В тарелках лежала нарезанная трава. Дети блеяли, мычали и кидались одуванчиками. Удав ел кашу, не обращая ни на кого внимания. Дежурный Лёшка стоял во главе стола с отсутствующим видом. Кости не было.

— Что происходит? — спросила Ирина, придя в себя. Ребята стали говорить, что Лёшка над ними издевается.

Тут и сама Октябрина подошла.

— Доброе утро! — сказала она приторным голоском, который тут же сменился железным. — Дети! — над столом повисла тишина. — Вам нужны витамины!

— Октябрина Осиповна, спасибо вам большое. Но дети не привыкли к такой еде, — начала Ирина.

— Конечно, не привыкли! Городские дети — это жертвы цивилизации! Как далеко ушли они от природы! Питаются консервами, майонезом и чёрти чем! Ничего, я приучу их к простой и здоровой пище! Я уже решила — остаюсь у вас неделю! Я просто вынуждена, понимаете… — голос Октябрины дрожал.

— Вы не переживайте! Я обязательно попробую ваш салатик. А дети… Есть дети, — попыталась успокоить ее Ирина Алексеевна. — Вряд ли вы их переучите. Не стоит вам на это тратить свое время…

— Милочка, конечно, стоит! Я верю, что на самом деле, они лучше, чем мне показалось!

И тут откуда — то послышалось: «Ме — е—е — е». Это была последняя капля. Октябрина Осиповна выскочила из-за стола и побежала к себе в палатку.

Ирина Алексеевна строго посмотрела на сидящих за столом. Кирилл потупил глаза:

— Извините, у меня вырвалось… — сказал он.

— Он просто уже травы наелся, — добавил Брёма, чем вызвал новый приступ смеха за столом. Ирина тоже улыбалась. Она взяла маленький кусочек травы из своей тарелки, и положила в рот.

— Ребят, кто не хочет витаминов, вот ведро, — и она вытряхнула в него свой салат.

***

Костя объявился, когда все уже шли на раскоп. И накинулся на Лёшку:

— Леший! Ты чего меня не разбудил, а?

— Ага! Чего я только не делал! Ты спал, как труп! — ответил Лёша со злостью.

— А хавка — то есть? Ты сварил?

— Сварил! Куда мне было деваться! А ты посуду будешь мыть!

Костя загоготал.

— Я сказал. Ты. Будешь. Мыть. Посуду, — глядя в упор на Костяна, говорил Лёша, и чеканил слова. — Ты понял?

Костя замер на секунду, потом прищурился и ответил:

— Ты…Слышь… Ты как со мной разговариваешь? — голос его постепенно повышался. — Указывать мне будешь? Ты? Мне? Да я тебя по стенке размажу!

Лёшка стоял, сжав кулаки. Его трясло, на глаза наворачивались слезы. Он чувствовал себя беспомощным. И боялся. Костян не блефовал — он и правда мог его размазать, одним ударом. Их весовые категории были несопоставимы.

И тогда Лешка побежал. Он знал, что грязная посула будет стоять на столе, с присохшими остатками еды. А Костя пойдет спать, или купаться. Нет, такого унижения Лёша больше не допустит! Он лучше перейдет в другую школу после этого, давно уже были такие мысли… Он побежал к Ирине Алексеевне. И нажаловался на Костика. Умолял, чтобы она заставила его помыть посуду, а лучше — отправила домой. Та слушала молча, и качала головой. Ох уж этот Костян!

Лёшка сделал паузу, видимо, обдумывая — говорить или нет.

— И еще… Он вас обманул, тогда с находкой… Это был просто клык, мы… То есть он… проделали дырочку, как будто это подвеска…

— Вот это новость! — сказала Ирина. — Такого у нас еще не было!

И они пошли в столовую, где довольный Костян уплетал пятый бутерброд с повидлом.

— Костик. Если ты не станешь мыть посуду и дежурить сегодня, как положено, можешь собирать вещи. Я отправлю тебя домой. Сегодня. А насчет подделки на раскопе, — она уже обращалась к ним обоим, — ребята, так нельзя… Вечером соберем совет и решим, что с вами делать.

Глаза Ирины Алексеевны улыбались. Она была очень добрым человеком.

***

Октябрина Осиповна так и не выходила из своей палатки. У нее был солидный запас хлеба, сухарей и печенья, что позволило им с Кирюшей не покидать палатку до самого обеда. Пусть все поймут, как сильно ее обидели! «Они решат, что я устроила голодовку», — подумала Октябрина, и хихикнула, откусывая десятую по счету печенюшку. Она отламывала маленькие кусочки и давала их грачу, который сидел у нее на руке.

Грачонка она подобрала в парке, когда тот был крошечным птенчиком. И с тех пор не расставалась с ним даже на день. Октябрина была одинокой женщиной. Взрослый сын уехал в Москву, звонил редко. С мужем они давно развелись. В ее жизни были только музей и Кирюша, названный так в честь Кирилла Лаврова, ее любимого актера.

Но сейчас сидеть вдвоем с молчаливой птицей было скучно. Хозяйка, будучи невероятной общительной от природы, решила научить грача разговаривать и понимать команды. Сегодняшний сеанс дрессировки был, несомненно, не первым. Но затянулся он дольше обычного, потому что Октябрина располагала временем.

— Кирюша, скажи: «Ма — ма!» — попросила Октябрина. Но тот был явно не настроен на учебу. Он вертел головой и скреб когтистой лапку руку хозяйки.

— Кирилл! — строгим голосом повторила она. — Скажи: «Ма — ма!».

Грач вдруг замахал крыльями и стал метаться по палатке.

***

Кирилл Елисеев шел за кепкой. На самом деле, это был лишь предлог. Надоел ему уже эти раскопки. Ничего интересного в том, чтобы выковыривать из земли осколки древней посуды, а еще хуже — мышиные кости, Киря не видел. Он скучал по собакам, по своему Гранту и кинологическому клубу. А еще Елисееву до чертиков надоел Брёма, с его занудством. Поэтому, Кирилл шел по лагерю не спеша, если не сказать, слишком медленно.

Он проходил мимо палатки Октябрины Осиповны, когда услышал ее голос:

— Киря, Кирюшечка, иди ко мне!

Елисеев оторопел. Чего ей надо? Голос Октябрины был приторно — сладким. Так иногда разговаривают с малышами. Кирилл поежился. Интересно, зачем он ей понадобился.

— Иди ко мне, мой хороший! Иди ко мне, мой сладкий! — что — то в голосе Октябрины напомнило ему бабушку Машу… Он вспомнил ее дачу, пирожки с ревенем.

«Не, ну когда так уговаривают, уже неприлично пройти мимо», — подумал Кирилл. И решился зайти. Полы палатки были открыты, но когда парень просунул голову внутрь, то уткнулся в марлевый полог, натянутый от комаров. Октябрина Осиповна гостей не ждала, и была одета лишь в бюстгальтер и панталоны. От неожиданного и вероломного вторжения она истошно завопила, и треснула Кириллу кулаком по макушке.

Паренек шарахнулся, и налетел на металлическую сборную стойку, которая служила каркасом палатки, которая тут же рухнула, от чего бабуля завопила еще громче: «Что вы делаете, ироды?». Дальше последовала отборная брань. Кирилл бежал на раскоп с вытаращенными, быстро моргающими глазами. Его лицо передергивало — нервный тик усилился. Бедный парень со стороны выглядел ужасно. Ребята на раскопе смотрели с изумлением на Кирилла, и слышали крик Октябрины Осиповны из лагеря.

— Кирилл, что случилось? — спросила Ирина Алексеевна, но тот ничего внятного сказать не мог. Тогда она пошла в лагерь.

Картина, которую она Ирина увидела, на долгие годы запечатлелась в ее памяти. Палатка Октябрины лежала на земле, из нее торчала взъерошенная красная голова пожилой женщины. Лицо ее было перекошено от гнева и ужаса. Счастливый грач летал по лагерю.

Октябрина Осиповна, то ругала напавших на нее нахалов и извращенцев. То вдруг ее голос становился ласковым, и она звала назад своего питомца: «Птичка моя, вернись!», при этом театрально смахивая невидимую слезу.

Ирина Алексеевна, при всем уважении к возрасту гостьи, еле сдерживала смех. Из камералки выскочили Любка с Алиской. Ирина жестом показала им зайти обратно. Больше в лагере, к счастью, никого не было. Дежурные ушли купаться.

— Что случилось, Октябрина Осиповна? Вам плохо? — спросила Ирина как можно вежливее.

— Мне очень плохо! — завопила та. — Ваши воспитанники не просто отрицают здоровый образ жизни! Все гораздо печальнее! Они нападают на безвинных женщин!

— Что вы такое говорите? Кто на вас напал?

— Я не знаю! Но, конечно, это был мужчина! И он воспользовался моментом, когда я… Была к этому совершенно не готова! Ну то есть… Я была… Я и сейчас… — тут Октябрина понизила голос, и почти шепотом сказала: — В одном нижнем белье… А потом этот наглец порушил палатку, и пока я распутывалась, мой Кирюшечка улетел! Он, конечно, вернется к своей мамочке! Но я… Я уезжаю! Сегодня же!

Нельзя сказать, чтобы Ирину Алексеевну расстроила это новость. Скорее, наоборот. А, получается, таинственным извращенцем был кто? Кирилл Елисеев, который сам до ужаса напуган.

— Мы разберемся, — сказала Ирина Алексеевна. И помогла Октябрине поставить палатку.

***

На раскопе никто не работал. Ребята побросали инструмент, и окружили Кирилла. Они заливались от смеха, просили рассказать историю снова и снова. Старшие мальчишки задавали Елисееву вопросы с подковыркой, и после каждого ответа слышался взрыв хохота. Ирина Алексеевна выслушала Кирюхину историю, и с деланно — печальным видом сказала:

— Эх, Кирилл, что же ты наделал?.. Октябрина Осиповна — то уезжает…

Ребята, услышав эту новость, закричали: «Ура!», а Елисеев тут же обрел статус народного героя.

***

Вечером у костра собрался совет, чтобы решить, как наказать Лёшу и Костю, которые подделали находку. Ребята возмущались, кричали, что это недопустимо. Но на самом деле, всем было весело.

— Меня Лёша подговорил, — оправдывался Костя.

— Я пошутил! — кричал Лёшка. — Я просто ляпнул, а Костян говорит: «Давай, давай!»

Отряд шумел. Кто — то хихикал, кто — то предлагал назначить штраф или исправительные работы. Ирина Алексеевна с серьезным видом сказала:

— Что ж… Будем вас судить. Кто хочет быть адвокатом?

Повисла пауза.

— Ну давайте я, — предложил Удав.

— А я буду обвинителем, — вызвался Сенька. Он уже предчувствовал, что будет что — то интересное.

— Нам нужны свидетели. Кто работал на соседнем квадрате в тот день? — спросила Ирина.

— Мы, — ответили Брёма и Кирилл.

— Таак… И судмедэксперт…

— А это еще зачем? Мы ж не убили никого! — возмутился Костян.

— Чтобы проверить вас на вменяемость! — Ирина Алексеевна улыбалась.

— О, это я могу, — предложила Ксюшка. — У меня бабушка врач. — Аргумент был весомый. Ксюшу утвердили.

— Итак. Суд состоится завтра после ужина. Обвиняемым запрещено покидать лагерь! — констатировала руководительница отряда. После чего все стали играть в «Ситуации».

***

— Правила такие, — сказала Ирина Алексеевна, — один человек уходит, остальные загадывают ситуацию, в которую он попал. И потом задают наводящие вопросы. Задача водящего — отгадать эту ситуацию. При этом он только отвечает на вопросы, а сам их не задает.

Ребята с радостью согласились. Решили подождать Геныча и Любку. Алиса сидела на бревне. Ее не очень обрадовало, что рядом оказались Брёма и Кирилл, одноклассники — ботаники. Они за учебный год и так надоели.

Пришел Геныч. Он сразу же направился к Брёме, и попросил его пересесть. «Это чтоб поближе к Алиске», — сказал Генка непонятно кому. Алиса обрадовалась. Такая компания будет явно приятней. Наконец, подошла и Любка. Она посмотрела на Генку, который сидел рядом с Алиской, увидела его руку у нее на плече, и остановилась за кругом. Ее пытались уговорить сесть к костру поближе. Удав даже хотел уступить ей место. Но она не соглашалась. Вид у нее был серьезный, если не сказать печальный.

Алиса же увлеклась игрой, которая становилась с каждым раундом все увлекательнее и смешнее. Ребята придумывали разные ситуации: «застрял в лифте», «попал в капкан», «утопил трусы», «попал в плен». Под занавес, Сеньке досталось «нашел царевну — лягушку». Когда он вернулся в круг, его стали спрашивать:

— А как ты ее нашёл — то?

— Шел, шел и нашел…

— Она в воде хорошо плавает?

— Ну да, — Ветров подумал, что ситуация про утку.

— А какая у нее была шея?

— Сантиметров пятнадцать — двадцать… — отвечал Сеня, и все засмеялись: «Ого! Ничего себе шейка».

— А как она кричит? — ребята продолжали задавать провокационные вопросы.

— Кви, кви…

Народ просто умирал со смеху. Все, кроме Любы. Она стояла хмурая и задумчивая. Но этого никто не заметил.

Глава 9

Сон Кости

Косте приснилось, что он мальчик и сидит с отцом на берегу. Папа учит его гарпуном ловить рыбу. Чтобы сделать это орудие, нужно было сначала выточить из кости животного длинный острый крючок, а затем привязать его к палке. Стоя в воде, долго и неподвижно, отец ждал, когда к нему подплывет достаточно большая рыба. И отточенным движением метал в нее гарпун.

Костя стоял поодаль от отца, в воде, она была ему по пояс. Рыба обходила его стороной. Наверное, потому что он не мог не двигаться. Как ни старался. У него был свой гарпун, с палкой покороче. Когда он держал его в руке и рассматривал, заметил шрам, страшный и глубокий, который прорезал правую кисть.

Но тут отец сильным движением проткнул рыбину, а затем победоносно поднял гарпун вверх. Рыба была огромной. Отец сказал что — то на непонятном языке и обратился к сыну. По — видимому, с вопросом: «Как там у тебя получается?». Костя, в теле сына, что — то ответил, расстроенным или даже обиженным голосом. Отец рассмеялся. Это был крупный мужчина с копной волос, с усами и бородой. Волосы были странным образом подстрижены, точнее, казалось они просто обрезаны ножом. Отец подошел поближе к берегу, бросил рыбину, и вернулся к сыну. Он встал рядом с ним, похлопал его плечу. А потом стал объяснять, по всей видимости, как все сделать правильно. Голос его был спокойным, сильным и уверенным. Отец смотрел на сына с гордостью, как будто видел, каким сильным и крепким тот вырастет, каким будет хорошим охотником. Глаза мужчины светились особой, отцовской, любовью. В них читалось: мы с тобой одной крови, ты — продолжение меня. И Костя вдруг почувствовал ЭТО. Что — то, чего он не мог объяснить словами. Какое — то единство, большее, чем дружба, и даже большее, чем родство. Мальчика переполняло ощущение своей значимости в этот момент, он чувствовал себя большим, очень большим. И жизнь его вдруг показалось ему очень ясной. Как будто он точно знал, кто он теперь. И сердце в груди бешено стучало от неожиданного счастья…

***

Костян проснулся и пытался понять — что это за сон был? И точно ли сон? Ощущения были настолько реальными, что он до сих пор ощущал холод в ногах. И сердце билось часто. У Кости никогда не было отца. Тот бросил их, когда ему было три года, а брату пять. Мать не справлялась с ними. Она работала в двух местах, и сил у нее оставалось только на то, чтобы отлупить своих непутевых сорванцов за двойки и плохое поведение в школе. Мальчишки росли на улице. Там они поняли простой закон жизни: или ты, или тебя. А во сне… впервые в жизни кто — то смотрел на него так, как будто видел в нем что — то хорошее. Кто — то верил в него, и любил. Костя уткнулся в подушку и заплакал, как ребенок.

***

Когда Геныч проснулся, Кости в палатке уже не было. Первый раз тот встал раньше него. Гена быстро оделся и вышел. Дежурные будили отряд, и накрывали завтрак. Сонные обитатели лагеря шли умываться. Костяна нигде не было видно.

И тут все увидели, как он идет со стороны раскопа. Голый по пояс, в трико, с румяным лицом, он поприветствовал остальных:

— Доброе утро, народ!

Над лагерем повисла тишина. Девчонки застыли с зубными щетками во рту. Все уставились на Костяна, и ожидали подвоха. Геныч не верил своим глазам. Его разбирало любопытство.

— Доброе утро, — сказала, Ирина Алексеевна. — Ты уже искупался, Костя?

— Да! Я сегодня рано проснулся… ну, думаю, чего бы не искупаться!

— Молодец, — похвалила Ирина. — Хорошее начало дня.

— Хорошее начало хорошего дня! — с улыбкой ответил Костя и нырнул к себе в палатку.

Геныч пошел за ним.

— Костян, а ты чего сегодня такой?

— Какой? — Костя напрягся.

— Ну, веселый…

— Да настроение хорошее, понимаешь.

— А от чего? Тебе, может, приснилось что — то?

Костян бросил на него удивленный взгляд.

— Вообще — то, да. Приснилось. Такой хороший сон… Мы с отцом рыбу ловили!

— Аааа, — разочарованно произнес Геныч. — Я — то думал, тебе что — то необычное приснилось.

— А это и было необычно. Мы гарпуном ее ловили. Костяным, как в школьном музее у нас лежит… А отец, он такой древний был. Ну, как в древности — рубаха такая, знаешь, борода…

Геныч молчал, погрузившись в свои мысли.

— И, кстати, отца своего я с трех лет не видел… Считай никогда… — добавил Костя.

***

На раскопе Алиса расчищала кисточкой торчащие из земли кусочки глины. Оказалось, это фигурка человека. Обе руки у него были обломаны.

Алиса позвала Ирину Алексеевну. Каждая ценная находка, все захоронения зарисовывались на плане с максимальной точностью. А затем делались фотографии. Рядом с находкой выкладывался шифр из пластмассовых цифр и букв, в нем содержалась информация о месте и слое, где артефакт был найден.

Получалось, что пока Ирина Алексеевна будет фиксировать находки, Алиса не сможет продолжать работу на своем квадрате.

— Иди пока ребятам помоги, Генке с Олегом. Они ровняют стенки, а ты позачищай там развал сосуда, — предложила Ирина.

Алиса взяла инструменты и направилась к мальчишкам.

— Меня к вам на зачистку отправили, — сказала она. — Вы не против?

— А ты что на своем квадрате не работаешь? — спросил Геныч.

— Я зачистила погребение. Ирина Алексеевна будет сейчас заносить находки и на план, и фотографировать. Это надолго.

— А, понятно, — протянул Геныч.

Он держал штыковую лопату перпендикулярно земле, и с ювелирной точностью ровнял стенку бровки. С противоположной стороны, то же самое делал Олег. Ребята были мастерами в этом деле.

— Что там за погребенье? Есть что интересное? — спросил Удав, отходя от своей стенки чуть назад, и рассматривая ее, как художник — холст.

— Ребенок. Маленький совсем. Рядом с ним только горшочек небольшой и глиняная фигурка человечка. С обломанными руками. И все.

Геныч вдруг замер на секунду с лопатой в руке. Потом повернулся к Алисе и спросил:

— Глиняная фигурка с обломанными ручками? — в голосе его было волнение.

Алиска с Олегом удивленно переглянулись.

— Ну да… А что, это большая редкость? — спросила Алиса. Но Геныч уже выпрыгнул из квадрата, и ее не услышал.

Он подошел к захоронению, посмотрел на куколку из глины, и оторопел. Фигурка была в точности такая же, как в его сне.

***

Вечером настал судный день. Сразу после ужина, конвой — Рома и Серега с палками — автоматами, отвели подсудимых в погреб, где те должны были находиться до начала заседания. Середину лагеря оборудовали под зал Народного суда. В самом центре расположилась трибуна из нескольких спальников. Для свидетелей и зрителей принесли бревна, чтобы сидеть. Места для подсудимых отгородили импровизированным забором, справа от них было место адвоката, слева — обвинителя.

Подсудимых под конвоем доставили на соответствующие места в зале. Подошла Ксюшка с аптечкой. Заставила присесть три раза, высунуть язык и достать пальцем до кончика носа с закрытыми глазами. Потом спросила, какой сегодня день недели. Ребята не знали, что тут же поставило под сомнение их психическое здоровье. Но они смогли сказать какой сейчас год, и Ксения вынесла вердикт, что подсудимые, в принципе, вменяемые. После этого суд начался.

«Протокол суда

Судья (Ирина Алексеевна):

Здравствуйте, товарищи! Суд идет!

(все встают и снова садятся)

— Эти два человека, заметьте — пионера, совершили тяжкое преступление по отношению к советской науке, археологическому памятнику Омь—1, и руководителю экспедиции. Они подделали ценную находку, просверлив отверстие в клыке дикого животного. Сделали они это намеренно и с корытной целью — получить в награду банку сгущенки.

(из зала слышно: «Это недопустимо!», «На каторгу их!», «Мошенники!» и т. д.)

— Слово предоставляется обвинителю.

Обвинитель (Арсений Ветров):

— Курукин Алексей обвиняется в организации преступления. Константин Шилов — как сообщник. Читаю показания Курукина: «Я нашел в своем квадрате клык животного. Говорю Костяну, то есть Косте Шилову: «Давай дырочку просверлим, и сделаем вид, что нашли подвеску!». Показания Шилова: «Курукин нашел клык, и говорит мне: «Давай просверлим дырочку». Как видите, показания подсудимых совпадают. И говорят о том, что главарем является Курукин, и в лице Шилова он нашел себе сообщника!

Судья (Ирина Алексеевна):

— Слово предоставляется адвокату.

Адвокат (Олег Майбородов, Удав):

— Костя не виноват, товарищи. Он просто слабохарактерный и поддался влиянию Курукина. А Лёшка тоже не виноват…

(в зале слышатся возмущенные крики)

— Он же хотел подшутить. Он и сам не думал, что дело примет такой оборот и дойдет до сгущенки!

Судья (Ирина Алексеевна):

— Спасибо обвинителю и адвокату. А сейчас слово предоставляется свидетелю.

Свидетель (Елисеев Кирилл, от волнения дергает головой, часто моргает):

— Я…Я… (заикается)

Подсудимый (Костя, кричит с места):

— Вы нас на вменяемость проверяли! А почему свидетелей не проверили?

Судья (Ирина Алексеевна):

— Вам, подсудимый, слова не давали! Так что помолчите!

Свидетель (Елисеев Кирилл):

— Я… считаю, что Лёшка не виновен!

Судья (Ирина Алексеевна):

— Почему?

Свидетель (Елисеев Кирилл):

— Он… Он… Он просто не мог этого сделать!

Обвинитель (Арсений Ветров):

— Вот, видите, товарищи! Главарь уже и свидетелей подкупил!

Судья (Ирина Алексеевна):

— Суд удаляется на совещание! (Судья, обвинитель и адвокат уходят).

Приговор

Курукин Алексей обвиняется в организации преступной деятельности. И, в наказание, завтра он должен будить всех криками «Кукареку!». А также, в обед подсудимый обязан сварить кисель, разлить по кружкам, чокнуться с каждым и сказать: «Давайте братцы, зажуем и помиримся!».

Шилов АнаКостий обвиняется, как сообщник. Наказание: проползти по — пластунски до конца раскопа и обратно. При этом петь свою любимую песню.

Приговор привести в исполнение».

Тут же Рома и Серега погнали Костю в сторону раскопа, тыкая «автоматами». Все остальные побежали смотреть. Костян выглядел счастливым от того, что и наказание оказалось таким легким! Он полз не спеша, наслаждаясь моментом и всеобщим вниманием и выкрикивал «Гоп — стоп» так громко, что охрип.

Лёшка же, наоборот, был хмур. Наказание ему показалось не слишком суровым, но оскорбительным. Он сразу решил, что выполнять его не будет. К его радости, на следующий день все об этом быстро забыли.

***

К вечеру у Алисы поднялась температура. Сенька, когда узнал об этом, вскочил и побежал к ней в палатку.

— Алисочка, может, тебе чайку принести? — спросил Сеня, сидя у входа и не решаясь зайти.

— Спасибо, Сеня, не надо, — ответила Алиса.

— Может, водички принести, а?

— Не надо ничего, — голос у Алисы вдруг, стал грубым, и каким — то чужим. Паренек отшатнулся.

— Не надо, так не надо, — ответил он. Чего он, вообще, поперся сюда? Ясно же, что ей до него нет дела. Он видел, как недавно Геныч положил Алиске руку на плечо. А она не убрала и не отодвинулась. Ей было приятно. И она совсем не такая, как он себе придумал. Сенька вспомнил, как она стояла у камералки с развивающимися волосами… Точнее, он до этого совсем ее не знал. Теперь узнал.

Сеня вернулся к костру, когда ребята уже начали играть в «Личности». Настроения у него не было, поэтому он большую часть времени молчал. Суть игры состояла в том, что один человек загадывает кого — то, а остальные задают вопросы по типу ассоциаций: «Если бы этот человек был деревом, животным, или зданием, то каким?».

Брёма загадывал. «Если бы этот человек был деревом, то каким?» — спросили его. «Высокой березой», — ответил тот. И все сразу закричали: «Это Олег!», и угадали. Теперь была очередь Удава. Ему стали задавать вопросы: «Если бы этот человек был мебелью, то какой?» «Шкафом», — отвечает тот. «А, это Костян!».

Гене совсем уже неинтересна стала игра, захотелось побыть одному. Алиса заболела, он чувствовал свою вину перед ней. Надо рассказать правду, думал он. Давно уже надо. Только как? На душе скребли кошки. У него появилась идея. Он достал из-под Костиного спальника амулет, а потом пошел вдоль раскопа. И, не заметил, как ушел довольно далеко. Перед ним расстилалось поле. По траве рассыпались бутончики полевых цветов: желтые, синие, белые. Гена сорвал несколько веточек, и повернул к лагерю.

Еще не совсем стемнело, и поэтому он нес цветы за пазухой, чтобы никто не увидел. Гена завернул в столовую, взял кружку и зачерпнул питьевой воды. И с ней подошел к Алисиной палатке. Он не знал, что сказать. И просто зашел внутрь. Алиска спала.

Гена достал из-под куртки слегка примятые цветочки, и поставил их в кружку с водой. А затем он нащупал в кармане амулет, и сунул его под спальник, под голову спящей девочки. Конечно, она завтра найдет его, и отдаст Ирине. Ему все равно. Он больше не хотел видеть эти сны.

Гена шагнул наружу. Перед палаткой стояла Люба и смотрела на него с напряженным любопытством. Геныч не нашелся, что ей сказать, и ушел. Она тоже промолчала.

Глава 10

Сон Алисы

Алиса открыла глаза, и увидела перед собой брезентовый свод палатки, сквозь который пробивались лучи солнца. Несколько секунд девушка лежала, не двигаясь. Алиса вспоминала свой сон. Она, будто боялась расплескать его неосторожным движением.

Во сне у нее было другое тело. Тело взрослой, даже пожилой женщины. Седые волосы до пояса, жилистые усохшие руки, платье из грубой ткани, в пол.

Она сидела на улице, рядом с домом. Перед ней стояло несколько глиняных сосудов, в одном лежали сухие травы и цветы, в другом — застывший животный жир, который потихоньку таял на солнце. Женщина растирала траву пестиком, и при этом напевала. Монотонное пение было чем — то средним между колыбельной и молитвой, но голос… он лился, как ручеек, завораживающий, чистый и светлый.

Старая женщина сидела с закрытыми глазами. Время от времени, она то вскидывала голову, как будто обращаясь к нему, то впивалась взглядом в землю, продолжая свою песню — молитву.

«В нашем селении болеет ребенок. Ему нужно снадобье. Дай мне силы, небо! Как ты посылаешь потоки воды, бури и грозы! Так и мне пошли хоть каплю той силы, которая заставляет светить огненный шар днем, и белый шар — ночью. Там, где мы уже не можем видеть, там много, много силы! Мне нужна лишь малость, чтобы спасти невинного ребенка от злых духов, которые вселились в его тело, и разрушают постылой хворью!

Мать — земля, ты питаешь нас, и все живое! Ты даешь вырасти каждой травинке, сколь бесполезна бы она ни была, сколь ядовита. Дай же вырасти и этому малому человечку, и пошли мне капельку силы своей великой, чтобы я могла исцелить его!».

Затем, она добавила к порошку из трав немного жира, и руками стала растирать эту смесь.

Никто не беспокоил женщину все это время. Детишки обходили стороной, посматривая с любопытством. Несколько женщин молча стояли на расстоянии нескольких метров.

Наконец, мазь была готова. Женщина вытерла руки об подол платья, и понесла сосуд с целительной смесью в дом охотника. Она знала, что не всесильная. И злые духи могут победить. Но уповала на силы природы. И верила. Вера сильнее любых снадобий.

***

Алиса сидела, и с удивлением рассматривала свои руки. Понюхала. Ей казалось, она вдохнет сейчас аромат травяной смеси. Но руки лишь слегка пахли луком после дежурства.

«Какой необычный сон», — думала девушка. Ей как будто приоткрылась какая — то тайна. «Возможно, в прошлой жизни я лечила людей? Или буду делать это в будущем?». Алиса точно знала — женщина, в теле которой она себя видела — она сама. И не понимала, было ли в этом для нее какое — то послание, скрытый смысл, который надо расшифровать? Или, ей все это приснилось лишь потому, что она заболела еще в археологической экспедиции, переполнившись впечатлениями?

От вчерашнего недомогания осталась лишь небольшая слабость и легкое головокружение. Майка промокла и прилипла к спине. Температура спала. Девушка не знала, который час. Она слышала возню дежурных, и догадывалась, что скоро подъем. А, значит, можно еще немного полежать. Алиса повернулась, и увидела кружку с полевыми цветами. На мгновение у нее мелькнула мысль, что цветы принесли ей. И тут же возникла другая — не может быть. Наверное, Любка нарвала. Она у нас любительница…

— Любка, ты цветочков принесла? — спросила Алиса подругу, когда они одевались.

— Нет. Не я. Это тебе поклонник принес, — сказала Люба. В ее голосе слышались ехидные нотки. Она смотрела в сторону.

— Кто? Какой поклонник? Шутишь?.. — Алиса и вправду не понимала, о ком речь. Сеня вряд ли бы стал, после того, как она на него рявкнула. Он слишком гордый.

— А ты чего такая надутая, Люб? Что произошло?

— Ничего не произошло, — сказала Любка. Она смотрела на подругу с вызовом. — У меня все хорошо.

Алиса замолчала. Она видела, с Любкой что — то происходит, и расстраивалась из-за того, что та не хочет с ней делиться. Еще было ощущение, что она, Алиса в чем — то виновата. Только не понятно, в чем. Кроме того, она так хотела рассказать подруге свой сон. Но сейчас передумала.

За завтраком Люба села рядом с Ксюшкой и Анькой. А после они втроем ушли на раскоп.

***

Алиса мыла находки в камералке. Одна. Какое знакомое чувство, думала она. Также было и тогда, в школе, когда все девочки ее ненавидели и планировали бойкот, а она об этом даже не догадывалась. И после разборок у нее появилось тотальное чувство вины, и одновременно, непонимание, за что. Она не хотела никого обидеть.

Вот, и сейчас. Она снова чувствует себя виноватой. Кто — то принес ей цветы. В чем же ее вина? А Любка, и наверняка остальные девчонки, снова перестанут с ней общаться. Но что она сделала? В груди у девушки зажгло так, что она зажмурилась от боли. Она вспомнила, как резко вчера ответила Сеньке. Он обиделся. За утро ни разу не посмотрел на нее. А ведь она вчера нагрубила только потому, что не хотела, чтобы он ее жалел.

Невыносимое чувство вины и одиночества разрывало ее изнутри. Она положила голову на стол, закрылась руками и заплакала. Но всего на несколько минут, а потом вытерла слезы.

«Ну и пусть. Я сильная. Я справлюсь, как всегда это делаю. Проживу и без них», — говорила она себе. Это была ее привычная формула выживания. Она развернула пакет с керамикой, и высыпала содержимое в ведро с водой.

***

Генка наблюдал за Алисой все утро, за завтраком. Она была расстроена, и похоже, с Любкой они поссорились. Что ей снилось?

Дождавшись перерыва, он пошел в лагерь, попить. И, как будто невзначай, заглянул в камералку. Сел напротив Алисы, которая доставала из ведра фрагменты керамики и мыла их зубной щеткой.

— Тебя тоже сюда отправили? — удивилась Алиска.

— Да нет. У нас перерыв… Как ты себя чувствуешь? — спросил Геныч, немного смутившись.

— Нормально. То есть хорошо, — ответила девушка, не поднимая головы. Казалось, она целиком поглощена работой.

— А как спалось?

Алису удивил вопрос. Она оторвалась, наконец, от находок и посмотрела на Гену.

— Ничего необычного не снилось? — продолжать допытываться парень.

— Вообще — то, снилось… — ответила Алиса.

Геныч был взволнован.

— Мне надо поговорить с тобой. Сегодня ночью пойдем за лагерь?

Алиса согласилась.

Он решил, что расскажет ей всю правду. Пусть она думает о нем что угодно. Он больше не мог с этим жить.

Генка ушел. Алиса сидела и в задумчивости перебирала обломки сосуда, которые успели подсохнуть. На некоторых кусочках керамики был виден орнамент. Девушка попробовала соединить фрагменты по этому узору. По верхней части сосуда кто — то в далеком прошлом нарисовал тонкой палочкой: точка, полоски в одну сторону, затем в другую, снова точка… Алиса застыла. Сосуд был в точности как тот, в котором седая женщина из ее сна растирала травы…

***

Ночь была тихая и ясная. На небе можно было разглядеть каждую звездочку, даже самую далекую. Гена и Алиса пошли мимо зарослей кустов, мимо пшеничного поля, которое переливалось в лунном свете. Увидели дорогу и спуск к реке. А там оказалось местечко, где можно посидеть.

Они развели огонь, и грелись, вытянув над костром руки. Еле слышно журчала река, где — то в кустах слышалось уханье ночных птиц. И бездонное черное, усыпанное мерцающими пылинками, небо простиралось над горизонтом. Они были в степи. Только там можно лечь в поле, и окажешься под куполом. Куда бы ни посмотрел — увидишь небо. И, если смотреть долго, сам себе начинаешь казаться таким же бесконечным.

Кареглазый паренек и девушка с длинными волосами молчали, подбрасывая время от времени какую — нибудь веточку в костер.

— Ну, так что тебе снилось? — спросил, наконец, Гена. — Он много раз прокручивал в голове, как он все выложит Алиске. Но, когда, он сидел с ней рядом, было трудно на это решиться. Казалось, что слова, которые он произнесет, все разрушат. И тишину этой ночи, и мерцание звезд, и журчание реки, и… всё остальное.

— Знаешь, сон был такой яркий, как будто по — настоящему всё. Я видела себя седой старой женщиной, готовила снадобье, чтобы исцелить ребенка. Растирала травки с жиром в глиняном горшке… Знаешь, там были дома с низкими крышами, полуземлянки. И я пошла в один такой дом, к охотнику, относить мазь. Но самое странное, что во сне я думала мыслями этой женщины. Я как бы все знала — что мне надо вылечить ребенка, отнести лекарство … И еще я, то есть она, напевала. Так красиво… И мне показалось, это был не просто сон, а с каким — то смыслом. Может, это из прошлой жизни? — Алиса посмотрела на Геныча. Теперь была его очередь откровенничать.

— Я тоже видел сон из прошлого. Я был охотником…

И Гена рассказал свои сны. Алиса удивилась — какое совпадение! Такая же местность, постройки, одежда.

— Какая — то мистика, — сказала девушка. — Я думаю, это как — то связано с той ночью, когда мы ходили на курган, а на тебя напали. И, кстати, сегодня, когда я мыла керамику… Там был тот самый сосуд, в котором я, то есть та женщина… готовила смесь… Сосуд точь — в—точь такой же. Странно, правда?

— Эээ, я… — начал Генка, но Алиса его перебила.

— Я много думала про этих духов. Мне кажется, они хотят, чтобы мы с уважением относились к предкам. Может быть, во снах они напоминают о себе…О том, что это их земля, здесь когда — то был их дом. Они здесь рождались, умирали, строили дома, и много чего делали. Вот, представляешь, кто — то будет раскапывать наши квартиры через тысячи лет…

— Тогда уже все по — другому будет! После нас останется огромная свалка, вот и всё…

— Да, наверное… А всё потому, что у нас много вещей, и они почти у всех одинаковые… какая вних ценность? Школьная форма, тетради, даже посуда и мебель в каждом доме! А представляешь, если бы мы каждую тарелку лепили сами? И для каждого платья сами бы ткали материю? Ты бы дорожил наконечником копья, которое сам отлил из бронзы?

Геныч пробормотал в ответ что — то, вроде «ну да».

— Вот, и они дорожили, наши предки. Для них каждая вещь была одна единственная, и делалась не один день, а, может, не один месяц… А мы тут приехали и разворотили то, что осталось от их домов. Расчищаем могилы. Для нас это — находки, не более того. А мы с Любкой… — Алиса запнулась и замолчала, глядя на догорающую хворостину, которая она держала над костром.

Чем больше Гена слушал Алису, тем больше боялся начать говорить о том, ради чего он ее сюда позвал. Ему казалось все, что он хотел сказать — нелепо, и не может быть правдой. А на самом деле, он просто боялся. И, все же, глубоко вдохнув, он начал:

— Кстати, я хотел сказать…

Алиса повернулась. Она смотрела прямо в глаза. И ждала. Она знала, что это что — то важное. Она чувствовала.

— Я нашел одну штуку… Ну тогда, помнишь, когда голову разбил. Тогда… когда…

Пауза. Он ощутил в желудке холодный комок. Он смотрел Алисе в глаза, и не мог произнести ни слова.

— Ты чего, Саш? Тебе плохо? Можем не говорить об этом. Я понимаю, что тебе, наверное, неприятно вспоминать… Точнее, от того, что ты не помнишь…

Но Гена взял себя в руки и сказал:

— Да все нормально. Я хотел сказать, что нашел золотой амулет. Или вроде того. Древний. Ирине сразу не стал говорить, потому что… Ээээ… Ладно, не важно, почему. Ну так вот. Положил я эту штуку себе под подушку. И мне стали сниться сны, про которые я рассказывал… А потом, на раскопе, та глиняная кукла, которую ты нашла… Во сне я видел точно такую же…

— А мой сон? Он похож на твои?..

Гена не дал ей договорить, и перебил.

— Когда ты заболела, я заходил к тебе в палатку. Хотел… узнать, как твое состояние. — Он замялся. Алиса опустила глаза, щеки ее порозовели. Она поняла, кто принес ей цветы. — Я… в общем, положил его тебе под подушку, думал, он тебя вылечит…

— А сейчас он где? Все еще там?

— Да.

— Слушай, или эта штука какая — то… не знаю, магическая… Или это такие удивительные совпадения… А что ты собираешься с ней делать?

— Я не знаю.

Он и вправду не знал. Гена утаил, что сначала хотел продать трофей. Возможно, он до сих пор этого хотел. И зря проболтался. А, может, ему было бы приятно подарить его ей. Или отдать Ирине Алексеевне. Пусть потом лежит его золото в каком — нибудь музее… Его золото… В голове у парнишки все смешалось.

— Слушай, а давай его проверим! Может, мы все придумали. Ты ударился головой. Я заболела. Мы живем буквально на костях древних людей. Вот они нам и приснились, предки!

— Я уже проверил. На Косте. Он с отцом рыбу ловил…

— Ну вот, видишь… На нем не сработало…

— Ты подожди. Они гарпунами ее ловили. И отец был обросший, с бородой, и рубахе из грубой материи, как была на мне, и на других, в моих снах…

— И в моих…

— Понимаешь?

— Да… А все — таки, интересно, что, например, Любке приснится? Может, попробуем? Она, правда, на меня обиделась, даже не понятно, за что… Но потом все равно расскажет.

— Можно. Почему нет…

У Алисы поднялось настроение. До сих пор ее мысли были про духов, про предков и одноклассниц. И от них на душе было тягостно. А сейчас ей не терпелось увидеть и потрогать этот загадочный предмет. И, почему — то, в груди было легко, и как — то волнительно. Она смотрела на Генку, и ее переполняла благодарность. За то, что положил амулет ей под подушку, и она увидела чудесный сон. За необычную ночь, и разговор у костра. За цветы… Ей было так приятно и радостно, что он сделал что — то для нее. Кто — то что — то сделал для нее… Друг. У нее есть друг. От этой мысли перехватывало дыхание. Она подбирала слова, в которых можно было бы выразить то, что она чувствует. Но все они, как только она их мысленно произносила, становились картонными и рассыпались в пыль. И тогда, неожиданно для самой себя, она сказала:

— Может, пойдем?

***

В лагере все уже давно спали. Тишину нарушали только ночные птицы, крик которых походил на безумный хохот. Алисе было страшно. Она всегда боялась темноты, и даже не могла оставаться дома одна по вечерам. А, после кургана, сумерки стали вгонять ее в леденящий изнутри ужас. Девушка схватила Гену за руку.

Они уже подходили к лагерю, когда между палатками промелькнула какая — то белая фигура. Алиса с силой сжала Сашкину руку.

— Ты это видел? — прошептала она. Фигура снова метнулась, от столовой к палатке Любы и Алисы.

Гена с Алисой остановились. Она наблюдали, как призрак двигался вокруг палатки, слегка подпрыгивая. А затем исчез.

Геныч тут же рванул с места, подбежал к Лёшкиной палатке и силой раздвинул брезент. Потом включил фонарик и посветил на Лёшу. Тот спал, закутавшись в спальник. Тусклый свет маленькой лампочки не разбудил его.

— Ты что? Думал, это он? — спросила Алиса. Она бежала следом. — Это… наверное…

Когда они дошли до Алискиной палатки, Гена хотел было пожелать спокойной ночи и уйти, но девушка посмотрела на него умоляющим взглядом и сказала:

— А ты не можешь посидеть со мной немножко? Мне кажется, это… ну, то, что мы видели… оно где — то здесь…

Геныч прилег между спальниками девчонок, подперев руку локтем. Он дождался, когда Алиска заснула, и только потом пошел к себе.

Золотой амулет они переложили под Любкин спальник.

Глава 11

Сон Любки

Жители селения молча смотрели на вернувшихся охотников. Двое из них тащили волоком по земле тушу убитого волка. Двое других поддерживали за руки раненого охотника. Тряпка, которой ему наспех перевязали ногу, намокла от крови. Бледное лицо покрылось испариной. Когда они подошли ближе, встречавшие их сородичи заохали.

Русоволосая женщина, Ия, с длинной тугой косой, вышла вперед, и склонилась над мертвым животным. Она увидела, что это была волчица, соски ее разбухли, и, значит, что где — то без матери остались маленькие волчата. «Сегодня — день плохой охоты», — подумала женщина, и повернулась в сторону дома ведуньи. Туда отвели раненого. «Грубый охотник, неосторожный охотник», — приговаривала Ия.

Возле волчицы столпился народ. Дети разглядывали с любопытством и страхом. Взрослые негодовали — негласное соглашение между человеком и степью, был нарушено. А значит, жди беды.

Женщина встала, и направилась к дому старой седой знахарки, возле которого остальные охотники ждали товарища.

— Вы должны вернуться в лес, — сказала им русоволосая. Голос ее был тверд.

Мужчины переглянулись. Они не привыкли, чтобы женщина говорила им, что делать.

— Зачем?», — спросил один из них.

— Вы должны забрать волчат. Они будут жить с нами, — ответила Ия, и услышала дружный смех.

— Да мы близко не подойдем к той берлоге, — отвечали мужчины. — Еще не хватало познакомиться с их разъяренным папашей.

— Тогда… Я иду к вождю, — сказала русоволосая, и развернулась так резко, что коса ее метнулась в воздухе, как плеть.

Предводитель сидел на огромном пне, своеобразном троне, возле своего дома. Этого человека отличала от других мужчин лишь жилетка из стриженых шкур, и кожаная шапка, расшитая мелкими костяными бусинами. Лицо вождя было серьезным, пожалуй, даже более серьезным, чем следовало бы. Он уже знал про охоту. За время его недолгого правления впервые произошло что — то серьезное, что требовало его участия.

— Это опасно, — ответил он русоволосой, выслушав ее доводы. Женщина стояла перед ним, глядя прямо в глаза. И, похоже, не собиралась отступать.

— Мы вырастим их здесь. Я сама этим займусь. А в лесу они погибнут. И это будет на нашей совести. Вспомните закон степи. Мы не вредим ей. Она не вредит нам.

Это было дерзко. И упрямая женщина это понимала. Но старому вождю не пришлось бы этого говорить, он бы ее сразу понял.

Молодой предводитель прищурился. Пожалуй, она права. Да только кого он отправит туда? К тому же скоро начнет темнеть. И тогда риски возрастут. А ничего не предпринимать для общины означало — не попытаться восстановить нарушенное равновесие. Для нового вождя это могло стать непростительной ошибкой. И он пообещал.

Ия, не спеша, шла на окраину селения, чтобы подыскать подходящее место для загона. Она улыбалась.

***

Люба проснулась, и некоторое время не хотела открывать глаза. На душе было легко и радостно. Она чувствовала, что сделала что — то важное. И он ее послушал. Теперь и новый вождь будет прислушиваться к ней.

Новый вождь… Люба удивилась собственной мысли, и открыла глаза. Ей часто снились необычные сны. И она даже научилась ими управлять. Засыпая, она могла, например, загадать, что хочет увидеть, и ей это удавалось. Но любимыми были сны, в которых она летала. После них, на целый день, а то и на несколько дней, оставалось ощущение легкости и свободы.

Сегодняшний сон был другим. Он казался загадкой. Возможно, через несколько лет, или через много, она ее разгадает. Люба достала из рюкзака потрепанную тетрадку, и начала писать.

Алиса с удивлением смотрела на подругу, которая уже минут десять что — то строчила в своем дневнике. Она вспомнила ночной разговор с Генычем, амулет с загадочными символами и призрака. Ей просто необходимо рассказать все Любке. И спросить про сон. Может, она его и записывает? Алиска уже собралась спросить: «Любка, что делаешь?», как вспомнила вчерашние взгляды подруги, и поджатые губы. И желание говорить пропало. Хотя, причина Любкиных обид, кажется, стала понятна. Генка принес ей цветы. Значит, все из-за него. Но ведь это глупо. Алисе нравится Сенька. Когда она думает о нем, внутри поднимается теплая, трепещущая волна, которая рассыпается на миллионы брызг в груди, а потом поднимается снова. Только сейчас этот поток отдавал еще и болью. Она обидела его. И ей так жаль. И страшно, что больше ничего не будет.

Алиса села. Посмотрела на Любу, которая уже закончила писать, и взяла расческу.

— Ты все еще обижаешься на меня? — спросила Алиса. И сама удивилась — вопрос прозвучал, скорее, как обвинение или угроза.

— Больно надо! С чего ты взяла? — В словах подруги слышалась насмешка.

— Ну да. Наверное, показалось, — тем же тоном ответила Алиса. Разговор зашел в тупик. Обе девушки молча оделись, и пошли умываться, держась друг от друга на расстоянии.

Анька стояла возле своей палатки, подвязывая полы. Она видела, что девчонки идут по отдельности, и ликовала. Теперь ей будет намного проще.

***

День был пасмурный и душный, небо заволокло облаками. Удав, оценив общее настроение, включил кассету «Любэ», и из кассетника полились гораздо более жизнеутверждающие песни, чем «Костлявые дети пустыни». Но это не сработало.

Алису поставили на новый, самый дальний квадрат. Девушка с яростью втыкала штыковую лопату в слой дерна. Пот стекал со лба и разъедал глаза. Днем раньше, эта работа казалась бы ей тяжелой и неинтересной, но сегодня Алиска была ей рада. Она хотела устать до изнеможения, выплеснуть все, что накопилось у нее в душе.

В перерыве Любка побежала к Аньке с Ксюшкой в камералку. Оттуда доносился смех, слишком веселый и громкий. Сеня поздоровался с ней сегодня утром, не глядя в глаза, а за столом сел как можно дальше Подошел Геныч. Алиска напряглась. Он старался казаться расслабленным, но между ними чувствовалось напряжение. Разговор получился коротким. «Ну что, как спалось?». «Нормально». «А как там Любка?». «Мы не общаемся». «А ты забрала у нее эту штуковину?». «Ой, нет. Сейчас схожу».

И Алиса тут же побежала в лагерь. Возле палатки лежали Любкины спальники. Видимо, перед работой, она разложила их, чтобы просушить. У Алисы забилось сердце. Где амулет? Любка, скорее всего, свернула оба спальника, как они обычно делали, и вытащила их на улицу. Значит, он должен быть где — то здесь, в траве. Нет. В палатке тоже нет. Алиса изучила каждый сантиметр. Амулета не было.

Она вернулась на раскоп и спрыгнула к Любке в квадрат.

— Люб, ты ничего не находила? Когда спальники вытаскивала?

— Нет. А что я могла там найти? — спросила она.

— Да так. Ничего.

Через некоторое время пришел Геныч.

— Ну что, нашла?

— Его нигде нет…

— Эх ты, что ж ты сразу не вытащила? — сказал Геныч, покачал головой и ушел.

Алиса вытерла пот с лица. Глаза все равно щипало. От соли и от обиды.

***

Анька чувствовала, что сегодня ее день. Сенька на Алиску не смотрит, с подругой они поссорились. Но, главное, она нашла рядом с Любкиным спальником эту золотую штучку. А значит, девчонки скрывают находку от Ирины Алексеевны! Или Любка скрывает, но обычно они с Алиской заодно. Теперь у Сажиной в руках был козырь, которая она достанет в нужный момент. А пока, пусть полежит в надежном месте.

Сажина лежала за палаткой, хотя сегодня было так душно и жарко, что спасения не было нигде. Купание перед обедом освежило, но ненадолго. Ее волновало приятное, предчувствие, что скоро все разрешится. И тогда эта чертова цаца соберется свои монатки и свалит отсюда. Анька нутром чуяла, что ждать осталось недолго.

Она полежала еще полчаса, прежде чем дежурные позвали на полдник, и за это время успела обгрызть ногти на пальцах обеих рук.

Глава 12

Сон Аньки

Анька знала, что не заснет. Бессонница стала для нее неотъемлемой частью жизни. Не сразу, конечно. Спустя месяц после того, как отец бросил их с мамой и братом. Сначала Анька надеялась, что папа вернется, потом рыдала, а потом, в один момент — это был ее день рождения, слезы кончились. И началась новая жизнь, с книжками до рассвета, пересчитыванием баранов, и темными кругами под глазами. Это было особое состояние — Анька просто не хотела спать. И, после того, как она все — таки выключалась от усталости, сны ее не были приятными. Здесь, на свежем воздухе, спалось намного лучше. И иногда бессонница поднимала белый флаг уже через пятнадцать минут. Но, в какие — то ночи, все было по — прежнему. Сейчас Аня была даже рада этим, теперь уже редким, бессонным ночам. Иначе она проспала бы много чего интересного.

И сегодня, после насыщенного духотой, купанием и событиями дня, она снова глядела в брезентовый потолок палатки. Мысли и фантазии, как мухи, беспорядочно роились у нее в голове. Пока ее мозг окончательно не выдохся. Она уснула.

Первое, что она почувствовала, это — физическую силу. Много силы. Как будто внутри бушевал огонь, и хотел вырваться наружу. Во сне она была молодым мужчиной с крепкими горячими руками. Он оседлал коня и поскакал по степи, без всякой цели. Ему нравилось ощущать скорость, разрезать воздух своим голым до пояса, торсом. И еще он наслаждался властью. И свободой. Здесь ему никто не указывает. Вокруг — лишь бескрайняя степь, а он — ее хозяин. Точнее, когда — нибудь им станет.

Юноша вернулся в селение поздно вечером. Отец, мать и сестра сидели у очага. Они ужинали. По глиняным посудинам мать разливала горячую наваристую похлебку.

— Ты обещал вернуться до захода солнца, — сказал отец, не поворачивая головы.

— Я немного заблудился, — соврал сын. Почему, вообще, он должен перед ним отчитываться? И что он сделал такого, что отец опять недоволен? А в груди как будто дрогнула струна.

Молодой мужчина сел со всеми. Он ехал домой в прекрасном настроении, от которого сейчас не осталось и следа. Мать протянула ему сосуд с похлебкой и кусок лепешки.

— Завтра будет Совет, — сказал отец.

Сердце юноши забилось. Что, неужели отец решил? Он смотрел на крупного, широкоплечего мужчину перед собой, с гривой седых волос и цепким взглядом. Нет, он еще сто лет будет вождем. С такой — то силищей. Тогда что он задумал?

— А зачем я? Ведь я не участвую в Совете?

— Завтра будешь. Ты, Ной и Гай. Нам нужны ваши молодые умы.

— Да? — сын хмыкнул. Надо же, какая честь! Этих двоих еще там не хватало. — А что случилось? Это из-за засухи?

— Нет. Ведунья сказала, что на нас собираются напасть. Ей был знак.

— Отец, — юноша старался говорить, как можно мягче, — я объездил сегодня всю округу. Все тихо. Неужели ты веришь какой — то выжившей из ума старухе?

«Да ты и сам, похоже, спятил. Хотя нет, был такой всегда. Духи, знаки, закон степи. Смешно», — думал молодой мужчина.

Отец повернулся. И посмотрел долгим пристальным взглядом.

— Я знаю, ты думаешь, что умнее меня, — сказал он.

Сын вздрогнул. Как будто отец прочитал его мысли.

— Нет, я совсем не… — начал было юноша, и осекся. Он не просто думал, он знал. И придет день, он это докажет.

На следующий день собрался Совет. Причин для его созыва было две. Угроза нападения, действительно, беспокоила старейшин. Но ведунье был другой знак. Она предчувствовала скорую смерть старого вождя. Поэтому, вождь заодно решил проверить тех, кого рассматривал, как своих преемников. Ной, лучший охотник, молчаливый, упрямый, надежный. Гай, — его любимец, веселый, прыткий, ему можно было поручить любое дело, любые задачи. И сын. Самоуверенный, дерзкий и… что — то еще в нем было, пугающее, чуждое. Жесткость. С таким сердцем нельзя быть вождем. Но он умен, очень умен.

Совет собрали ровно в полдень, под деревянным навесом, крытым соломой. Как полагается, первыми сели старейшины, их было трое. Затем, пригласили молодых. Жена вождя принесла кувшин с прохладным травяным напитком, и удалилась.

— Мы слышали, что из далеких краев, где нет рек и озер, на нас надвигается кочевое племя. Они хотят наш скот и запасы зерна. И еще они хотят жить здесь, в наших домах, с нашими женами. — сказал вождь. — Что скажут наши молодые сородичи?

Повисла пауза. Юноши растерялись. Каждое слово, сказанное здесь, могло повлиять на их дальнейшую судьбу. Первым заговорил Гай.

— Нужно сделать укрепленное убежище, из которого можно будет отстреливаться. Там должны быть запасы еды и воды.

Старейшины одобрительно закачали головами.

— Построить наблюдательную вышку, на расстоянии от селения. Чтобы сторожевой, завидя неприятеля, мог вскочить на коня и предупредить об угрозе, — сказал сын вождя.

Седоголовые мужчины переглянулись, им понравилась эта идея.

— Нам нужно новое оружие. Луков и копий будет недостаточно, — сказа Ной.

— Хм… А что ты предлагаешь? — спросил его один из старцев, на глазу которого было большое белое пятно.

— Нам нужно что — то, что сбивало бы с ног их коней. Что — то покрупнее, — ответил Ной. И стал объяснять, как он видит устройство, метающее камни, или пропитанные смолой, горящие головешки.

Старцы оживились, глаза их горели. Они оживленно стали обсуждать возможность эту идею. Ной явно произвел на них впечатление. Глаза вождя светились восхищением и радостью. Все — таки, Ной.

Сын его, сидел в стороне. Он видел отцовский взгляд, обращенный на Ноя. И понимал, что этот взгляд означает. Юноша сжал кулаки, так, что ногти больно впились в ладонь. А в душе его кто — то неистово колотил по всем струнам, пока большая часть из них не лопнула.

Анька открыла глаза. Солнце пробивалось сквозь брезент палатки. Ксюшки не было. Пора вставать. Сажина вылезла из спальника, отталкиваясь пятками и лопатками, как змея выползает из своей шкуры. От сна осталось гадкое, разъедающее послевкусие.

***

Сажина пришла к столу, когда завтрак уже заканчивался. Ей не досталось каши. Дежурные засуетились, стали предлагать бутерброды. Похоже, они просто про Аньку забыли, потому что Костя доедал вторую добавку. Он даже предложил поделиться, но Анька отказалась.

В голове у нее было мутно. Хлеб с сыром не лез. Она молча выпила чаю, и пошла на раскоп.

Все ждали дождь. Небо сегодня затянуло, с раннего утра дул сильный ветер. Работать было приятнее, но в глаза попадала пыль и земля с отвала. Музыку из магнитофона не было слышно, ее сносило в другую сторону.

Лёшка с Генычем копали на соседних квадратах.

— Лёха, блин, ты можешь кидать землю в другу сторону? Всё на меня летит!

Лёша снимал третий слой. Землю со штыковой лопаты он кидал перед собой. Ветер сдувал ее на Генку. Тот работал на большей глубине, чем Лёша, и, получалось, что пыль попадает ему прямо в лицо.

Лёшка остановился на минутку, подумал. И сказал:

— А мне больше некуда кидать! Мне, что, на бровку складывать? — в его голосе слышался сарказм. Геныч был из враждебного ему лагеря одноклассников, и прогибаться перед ним Лёша не собирался. — Ты сам отойди, в другой угол квадрата встань и копай!

Гена промолчал, сплюнул, и немного отодвинулся с «горячей точки». Скандалить с Лёшкой ему хотелось меньше всего. Тот, как баба на базаре, в конце концов, начнет истерить, а Гене смотреть на это тошно.

Но история повторилась. Лёшка откинул землю, и она снова полетела Генке в лицо. Тот покраснел.

— Леший! — крикнул он, протирая глаза. — Ты не врубился?! Я тебе сказал, все летит на меня! Возьми тачку, и складывай в нее, если бросать некуда! Я так работать не могу!

Лёшка хмыкнул. Он, может, и сам хотел сходить за тачкой. Но, теперь, после того, как Геныч наорал на него и указал, что делать, он никуда не пойдет. У него тоже есть гордость. Лёша понимал, что провоцирует, но не мог остановиться. Он, как будто снова и снова оказывался в 205—м кабинете их школы, где одноклассники издеваются над ним и пинают его дипломат. А Геныч был там. Он стоял и смеялся.

И Лёшка, очень медленно, как будто на сцене, копнул и откинул землю. Получилось еще хуже, чем до этого. Сильный порыв ветра осыпал Геныча комьями грунта с ног до головы. Это была последняя капля. Гена выпрыгнул из своего квадрата, подлетел к Лёше и влепил ему затрещину.

Лёшка не ожидал, на секунду растерялся, а потом заорал:

— Ты, козел! Если ты меня… еще раз… хоть пальцем тронешь…

— Да? И что будет? — спросил Генка с насмешкой.

— Что будет? А вот узнаешь, что будет! — Лёшка бросил лопату, и с перекошенным от злости лицом, пошел в конец раскопа.

Тут Геныч сообразил, что Лёша хочет сделать.

— Лёх, ты это… Ты чего задумал? Не надо… Послушай…

— Ах, не надо? Испугался? А я все равно расскажу, понял! Убери руки! — Геныч пытался его остановить, но все было бесполезно.

Алиска в задумчивости снимала второй слой. Лёша подбежал к ней и выпалил:

— А ты знаешь, что никаких духов на самом деле нет? — Алиса застыла и посмотрела на Лёшу. Чего это он такой взбудораженный?

— Это Удав с Генычем вас тогда на кургане напугали! — Лёша сказал эту фразу прямо — таки с торжеством, и смотрел на Алиску, ожидая реакции.

— Очень смешно, — сказала та. Ее насторожил Лёшкин взгляд.

— Это правда.

И тут у Алиски перевернулось всё внутри. Ей даже показалось, что она знала всё с самого начала, но не хотела верить. Ведь тогда, получается, и сам Лёшка, и Сеня — соучастники. Они разыграли их, а потом поддерживали веру в духов? Генка, в котором она совсем недавно нашла друга… Сеня…

Алиске вдруг плохо. Ноги подкосились, она села на землю. Из глаз текли слезы. Она не хотела плакать. Она бы лучше спряталась сейчас ото всех. Но Лёша все еще стоял перед ней, и вид у него был злорадный.

— Уйди, Лёша… — сказала она.

К ней подошел Гена и попытался обнять.

— Алис, я все объясню…

Она сбросила его руку со своего плеча.

— Не надо. Я думала… Ты мне друг… — она побежала в сторону лагеря.

Лёша вернулся к работе. Остальные ребята на раскопе стали спрашивать, что случилось. Сажина не задавала вопросов. Она знала, что случилось. И была счастлива.

Ирина Алексеевна тоже все поняла, и, закончив план, пошла к Алисе в палатку.

***

В обед начался дождь. Все разбежались по своим палаткам.

Алиса все еще была грустная. Она вспоминала разговор с Ириной Алексеевной. «Все же, она — удивительная», думала девушка. «Говорила со мной, как со взрослой». Ирина убеждала простить мальчишек, ведь те думали, что это безобидная шутка. А потом побоялись признаться, боялись что «вы их разлюбите». Да, так она и сказала. И Алиса умом понимала, что никто не хотел им с Любкой сделать плохо. Ее больше всего расстраивало, что Геныч ничего ей не сказал тогда, ночью. И еще она чувствовала себя полной дурой, потому что искренне поверила в духов. И тут уже, парни вроде бы, были ни при чем. Злилась она больше на себя. Но ведь они заварили всю эту кашу…

В голове Алисы был сумбур. Она рассказала все Любке, когда они пришли в палатку после обеда. Хорошо, что Люба сидела, а так бы грохнулась от неожиданности. Она стала возмущаться, хотела тут же побежать, чтобы учинить расправу, но высунувшись на улицу, и увидев, какой там ливень, передумала. Она считала Олега главным виновником. А на Лёшу злилась из — за того, как он измывался над ними на кургане на следующий день. Этого она ему никогда не простит!

Когда эмоции улеглись, девчонки задумались над тем, что не всё здесь сходится. Во — первых, что было с Генычем той ночью? Да, он был на кургане с Удавом, но потом что — то произошло… Алиса рассказала Любке про белую тень между палаток. Если кто — то разыгрывал их в ту ночь, то это был не Геныч. Как — то не верилось, что это стал бы делать Олег. Да и по габаритам он не подходил. И уж совсем смешно приписывать Сеньке.

Девчонки сами не заметили, как помирились. И Алиса рассказала подруге про амулет, свой сон и сны Геныча. Они тут же забыли про духов, и стали обсуждать, странным образом совпадающие, детали их снов. Получалось, что они — разные части одной истории. Геныч видел себя охотником, убившим волка. Люба пыталась спасти волчат. Алиса готовила лечебную мазь для ребенка, и понесла ее в дом охотника.

Не было сомнений, что амулет обладал какой — то необъяснимой способностью переносить в прошлое. Причем, действие происходило на том же самом месте, где стоял сейчас их лагерь и раскоп. Конечно, тут кое — что изменилось за две с половиной тысячи лет. Река с тех пор измельчала и поменяла русло, но, в целом, это была та же степь, с бурной растительностью и точно таким небом.

Чтобы разгадать тайну этого золотого предмета, необходимо его сначала найти. И вот здесь девчонки зашли в тупик. Глупо было бы спрашивать у каждого, не находил ли он золотой амулет. Это вызвало бы кучу вопросов, в том числе и по поводу того, почему он сразу не перешел в народное достояние и откуда взялся. А ответов девчонки сами не знали.

***

Сильный дождь барабанил по палаткам и тентам. Капли с грохотом разбивались о пустые эмалированные ведра. Шум ливня напоминал глухой рев. И сквозь него, Ирине показалось, что кто — то ее зовет. У палатки стояла Анька, укрывшись куском полиэтиленовой пленки.

— Ирина Алексеевна, можно у вас перекись взять?

— Проходи в предбанник. Конечно, можно. А что случилось? — ответила руководительница.

Сажина молча показала свои пальцы с обгрызенными ногтями.

— Ого, — сказал Ирина и скрылась в палатке.

Анька сидела с видом ангела, спустившегося с небес. Ее брови были приподняты, отчего лицо стало казаться глуповатым, но более миловидным.

— Давай я тебе и зеленкой намажу, — предложила Ирина. Анька покорно кивнула головой.

— Ирина Алексеевна, — начала Анька. — А можно сегодня ночью пойти купаться? Говорят, ночью вода такая теплая…

— Не можно, — ответила та.

— Да? Я не знала… — Сажина вскинула брови еще выше. — Ребята вот ходили…

— Какие еще ребята? — Ирина нахмурилась.

— Да почти все… Ну, насчет, Брёмы и Стаса не уверена. И Ксюшка не ходила, она воды боится. А остальные все.

— Хм…Вот как?

— Ой, а я думала, вы знаете, — сказала Анька, все с тем же невинным лицом. — Ну нельзя, так нельзя! — Она поблагодарила Ирину Алексеевну, и ушла.

Ирина была расстроена. Час назад она успокаивала Алиску, так девчонка расстроилась из-за дурацкого розыгрыша. Да и она, Ирина, хороша. Пустила все на самотек, решила не вмешиваться. Теперь еще эта новость. Ее задело, что она доверяла своим воспитанникам. Она не стремилась контролировать каждый их шаг, и, по большому счету, никогда не наказывала. Ей казалось, они взрослые и ответственные люди. Она ошибалась? Купаться ночью опасно, все прекрасно знают, почему этого делать нельзя. Особенно те, кто в экспедиции уже не в первый раз. И все же пошли. Но, почему — то, особенно обидно было, что они не признались. Хотя, развешанные по лагерю купальники и плавки, однажды утром навели ее на кое — какие мысли, но она их тут же отогнала от себя.

«Наверное, я устала», — думала молодая женщина. «Раньше бы не стала расстраиваться из-за такой ерунды». Она любила детей. И своих воспитанников, особенно. Но, в последнее время Ирина все чаще задумывалась о собственной семье, которой у нее пока не было. О своем ребенке. Она представляла, какой была бы ее дочь, как они гуляли бы вместе по лесу, и собирали еловые шишечки. Ирина уже и имя придумала — Катерина. Ее любимый мужчина тоже настроен на серьезные отношения. И имя ему понравилось. Правда, он спросил, а что, если мальчик? Но Ирина точно знала — у них будет девочка.

Дождь продолжал. Его мерное постукивание успокаивало. Ирина прилегла на спальник и задремала.

***

А Анька в это время тоже уснула в своей палатке, убаюканная ливнем, и глубоко удовлетворенная событиями сегодняшнего дня.

Еще один сон Аньки

Ей снова приснился сон, где она была молодым и горячим юношей, сыном вождя. Старейшины одобрили сооружение смотровой башни. Сэй был назначен главным. Башню задумали довольно высокой, подходящих деревьев в степи не сыскать. Пришлось делать несколько ярусов. Лестницу соорудили параллельно опорам, она получилась отвесная. Для молодых проворных юношей взобраться по ней и слезть не составляло труда, но для людей постарше это было не так просто. Несмотря на все предупреждения, вождь захотел подняться на башню и осмотреть округу. Он любил степь всем сердцем, и с волнением думал, как она красива с высоты.

Старейшины тоже пытались отговорить вождя от рискованной затеи, но быстро сдались. Может, зная характер предводителя, понимали, что это бесполезно. А, возможно, посчитали что вождь благословит таким образом новое начинание.

Они стояли на самом верху. Вождь, его сын и Ной. Ветер трепал их густые волосы и бороды. А перед глазами, во все стороны, куда дотягивался взгляд, простирался зеленый, местами желтый, ковер степи. Узорами его стали колки и болота, изгиб речки, и заросли кустов по ее берегам. Издали их селение казалось маленьким и хрупким, все трое мужчин смотрели на него с трепетом в сердце. Там их семьи, друзья, дома с негаснущим никогда очагом. Они защитят своих близких. Теперь, глядя вдаль с высоты, они были в этом уверены.

Вождь потрепал сына по голове.

— Хорошая работа, сын, — сказал он.

Но Сэя похвала не тронула. Он видел, как отец смотрел на Ноя последние дни — с уважением и надеждой. На сына он не бросал таких взглядов никогда. Сэю было очевидно, что отец уже принял решение. На секунду у него промелькнула мысль, а не прыгнуть ли сейчас вниз? Пусть тогда поплачет его бессердечный отец, пусть до конца жизни винит себя в его смерти. Но нет, он не станет этого делать. Он будет бороться до конца. И так уж случилось, что конец этот наступил очень скоро.

Как рассказывал потом Ной, он стоял внизу и видел, как вождь осторожно начал спускаться вниз. В какой — то момент послышался крик вождя: «Сэй, помоги!». Что там произошло, Ной не разглядел. Кажется, одна из перекладин под ногой вождя надломилась, и руки соскользнули от неожиданности. Сэй в этот момент, был далеко, и помочь не смог бы.

Да, сын вождя стоял наверху. Он считал ступеньки: один, два, три… Когда спускался Ной, то на седьмой Сэй затаил дыхание. Но нет, ничего не случилось. Ной был легким и быстрым. Что ж, кому — то явно повезет меньше. И вот отец начал спуск: один, два, три…семь… Раздался треск, крик о помощи и, через секунду, глухой звук удара о землю.

Сэй был безутешен. Так казалось сородичам, и ему самому. Он на самом деле горевал. Потеряв отца, он неожиданно для себя, понял, как сильно его любил. Но темная часть его души ликовала. Отец не успел назначить преемника, а значит, по закону рода, власть перейдет к его сыну.

«Вот видишь, отец, я умнее тебя. Я жив. Я — новый вождь. Я все рассчитал правильно».

***

Дождь закончился к вечеру. Ирина Алексеевна собрала всех за столом и озвучила план работ на вечер. Люба с Алисой наведут порядок в камералке, Ксюша с Анькой — в хозпалатке. Старшие ребята займутся заготовкой дров, младшие — пойдут в деревню за молоком. Все уже собрались разойтись, как Ирина сказала:

— Подождите. Я хочу еще кое — что сказать, — вид у нее был непривычно серьезный, что насторожило ребят. — Я очень расстроена тем, что вы нарушили строгое правило не купаться ночью. Мне казалось, вы уже сознательные граждане, и сами все понимаете. надеюсь, этого больше не повторится… В любом случае, вот что решила. Вы просили тортик и лимонад. Пока все это отменяется. А там посмотрим.

Ирина посмотрела на ребят, на секунду остановившись на Сеньке, и ушла. За столом все молчали и поглядывали друг на друга. Брёма сказал:

— А что, кому — то в голову пришло ночью искупаться? Ведь ночью температура воздуха…

— Да помолчи ты! Иди в деревню уже, — сказала Любка, и направилась в сторону камералки. Алиска пошла за ней.

Анька, видя, что все собираются расходиться, встала и, как будто, самой себе, но довольно громко, сказала:

— Не знаю, зачем Алиска всё Ирине рассказала?..

Сенька, Геныч и Удав шли по полю в сторону ближайшего лесочка.

— Думаете, правда, Алиска сболтнула? — спросил Геныч.

— Они сегодня долго с Ириной разговаривали. Да, проговорилась, наверное, — ответил Удав.

— Может, она от обиды за розыгрыш? Решила нам отомстить? — предположил Гена.

— Да как — то не похоже на нее… — сказал Сеня.

— Эх, — вздохнул Удав. — Человеческая природа не постижима. У каждого из нас есть темная сторона, тень. Ты можешь думать о себе, какой ты хороший и правильный. А потом, в критической ситуации совершить нечто такое, от чего сам будешь в шоке… Так что, я ее понимаю.

Геныч молчал. Он вспомнил, как тогда, у реки, противный голосок внутри подбивал его не рассказывать правду. Как Гене хотелось тогда оставаться хорошим в ее, да и в собственных глазах. И этот же голос сейчас нашептывал ему: «смотри, да и она не идеальна? — сдала всех, и глазом не моргнула… из-за кого ты расстраиваешься?». От этих мыслей ему немного полегчало.

Сенька сомневался — он действительно не верит, что Алиска могла так поступить, или ему не хочется признавать, что она на такое способна? Он ведь ее совсем не знает. Она бывает грубой и резкой безо всякой причины, и образ ее хрупкости и нежности с этим совсем не сочетается. Если рассуждать логически, то да, так и есть — Алиса непредсказуема, и не такая, какой кажется. Значит, от нее можно ожидать чего угодно. И, в то же время, на уровне ощущений он чувствовал иное. Глубоко в душе он знал, что за всеми этими внешними декорациями спрятано большое чуткое сердце. Только, возможно, ему никогда туда не добраться. Она никого не пустит настолько близко. Сеня вздохнул. С грустью и смирением он подумал, что не будет больше стучаться в закрытые двери. Слишком больно, когда тебя вышвыривают вон.

***

После ужина у костра было непривычно тихо. В воздухе чувствовалось напряжение. Ирина Алексеевна ушла после ужина в свою палатку, ссылаясь на работу.

Сажина же была, напротив, в прекрасном настроении. Она распустила свои медного цвета волосы, которые до этого заплетала в тугие косы. И теперь они лежали мелкими ровными волнами. Надо признать, это выглядело красиво. Анька предлагала поиграть в какую — нибудь игру, но идея ни у кого энтузиазма не вызвала.

— Сеня, — начала она. — А расскажи про белого зверька! Помнишь, ты обещал.

— Да рассказывал уже… — сказал Сеня. Он держал над костром очередную ветку, и смотрел, как она вспыхивает и сгорает. — Лучше пусть Удав расскажет про змей.

Послышался смех.

— Да я так себе рассказчик, — ответил тот.

— У нас есть рассказчица, — сказал Лёша. — Правда, Алис?

Алиса слегка улыбнулась от неожиданности. Но вопроса она не поняла.

— Я не знаю. Что ты имеешь в виду?

— Да так. Слышал, ты секреты хранить не умеешь, — продолжал Лёша, явно наслаждаясь моментом. Костя хмыкнул. У Аньки горели глаза от предвкушения.

— Я? С чего ты взял? — Алиска недоумевала. Она смотрела на ребят, сидящих кружком. Брёма, Стасик и Кирилл о чем — то говорили между собой, происходящее их, похоже не интересовало. Остальные изучали свои ботинки, землю или созерцали пламя костра, и не смотрели в ее сторону. Сажина, правда, сверлила Алиску своими зелеными хищными глазами. Но она была не в счет.

— Что происходит? — спросила Алиса. Сердце ее застучало быстрее. — Лёша, давай уже, договаривай! Что за секреты я выдала?

— Ну… Ты с Ириной, так сказать, поделилась…

— Да она в курсе была! Она просто решила не вмешиваться, а потом сама пожалела. Она тоже не думала, что эта тема с духами так далеко зайдет! Так что никакой тайны в этом не было… — Никто не повернул головы.

— Не про духов речь, — сказал Лёша, после чего громко и наигранно зевнул.

— А про что?

— Ой, посмотрите на нее! Кончай уже из себя святошу строить, — сказала Сажина. Парни встрепенулась.

— Ты, это… рыжая… Помолчала бы, — буркнул Костя.

— А что вы все вокруг да около! А эта — дурочку из себя строит! Ну, рассказала Ирине про купание, что теперь… Призналась бы, а то «про что, про что»! — Анька разошлась. Ей уже было невыносимо ждать, когда кто — нибудь скажет прямо.

— Чего? — глаза Алиски округлились. — Я не рассказывала!

— Да ладно, Алиска, не переживай. Все мы не без греха, — сказал Удав. — Человек, вообще, существо непредсказуемое… — Олегу нравилось быть в образе циничного философа. Он чувствовал, что становится выше «всей этой бренной суеты».

— Да вы, что? — Алиса раскраснелась. Теперь ей стало понятно, почему ребята на нее не смотрят. — Вы подумали, что это я?

— Алисочка, хватит распыляться, — сказал Сеня, посмотрев на нее в упор. В голосе его слышалось раздражение. — Кто — то подумал, кто — то нет. Какая теперь разница. Не нервничай ты так.

— Кто подумал? Ты? — Сеня отвел глаза.

— Геныч, ты? — тот молчал, продолжая гипнотизировать шнурки.

— Любка, а ты, ты тоже подумала? — спросила Алиса. Она искала поддержки, и была уверена, что подруга на ее стороне. Но Любка растерялась. Она подумала, что упустила что — то. Может быть, Алиска опять за ее спиной общалась с кем — то из ребят, и вела активную жизнь, как тогда, ночью с Генычем. Старая обида была еще жива. И поэтому, Люба замялась с ответом:

— Я не знаю… Я, вообще, ничего не думаю…

Алиса почувствовала себя как ТОГДА. Когда она стояла у стены, в углу кабинета, двумя руками вцепившись в портфель, а одноклассницы по очереди высказывали ей свои претензии. Она что — то говорила в свое оправдание, но никто ее не слышал. И потом Любка, которую она считала своей подругой, убежала вместе со всеми, оставив ее одну. И сейчас, снова все против нее. Как будто вынесли ей приговор, без права его оспорить, без суда и следствия. И Люба, как в тот злополучный день, не поддержала ее. У Алиски зажгло в груди. Она чувствовала безысходность, и тотальное, космическое одиночество. Словно она с другой планеты, и никогда, никогда ей не быть принятой. В глазах у девушки поплыло, к горлу подступил комок. Она понимала, что это слезы, и не хотела, чтобы их кто — то увидел. Алиса встала и пошла прочь от костра.

Кто — то крикнул, кажется, Костя: «Да мы не в обиде!». Сенька сорвался было с места, а потом вспомнил про «закрытую дверь», горько усмехнулся и сел обратно. Любка вскочила, схватила подругу за руку: «Алиска, ты куда собралась, скоро стемнеет! Ты чего?». Та повернулась, посмотрела на нее глазами, полными слез, и сказала: «Отстань, поняла!», выдернула руку, и быстрым шагом пошла в сторону деревни.

Сажина тряхнула своими бесподобными волосами, и спросила:

— Так может, все — таки сыграем? — Глаза ее светились от счастья.

***

Сенька пошел к себе. Ему не хотелось ни во что играть, и на душе было погано.

— Тук, тук, — услышал он голос Аньки у палатки. — Можно войти? — Сенька ответил, что можно. К нему, как к старшему в отряде, часто обращались по каким — то вопросам.

Сажина была загадочной.

— Сень, мне нужен твой совет. Ты у нас главный, после Ирины Алексеевны. Поэтому я решила к тебе обратиться.

— Ну, выкладывай.

— Я тут нашла один предмет. Вчера. Он в траве валялся, за лагерем, — соврала она. — И я не знаю, что с ним делать. Вот, — Анька достала из кармана амулет.

— Ух ты, — сказал Сеня, рассматривая узоры. — Это не золото, сплав… Хотя, подожди, похоже.

У парня горели глаза. Анька ликовала. Она придвинулась к Ветрову, поправила волосы, так, чтобы они рассыпались по плечам, и сказала:

— Вот я и думаю, надо же Ирине Алексеевне отдать? Как ты считаешь?

Сеня повернулся, перед ним, почти вплотную, оказалось Анькино лицо, и он отпрянул назад.

— Да, конечно… — сказал Ветров, и протянул ей амулет.

— Нет, нет… Пусть останется у тебя. Отдай сам Ирине Алексеевне. Или, если хочешь, оставь себе, — ответила та. Глаза ее светились в темноте, как у кошки.

— Даже в мыслях такого нет! Все находки принадлежат институту, тем более, такие ценные! Хорошо, я сам передам. У тебя все?

Анька растерялась. В ее фантазиях этот разговор должен был закончиться по — другому. Ей казалось, он будет тронут ее отношением, тем, что она по собственной воле подарила ему кусок золота. А он… Что ж, надо идти до конца.

— Ну, у меня есть еще кое — что… — сказала Анька, и начала расстегивать пуговицы рубашки.

Сеня вытаращил глаза.

— Ты чего, совсем? Прекрати! Уходи отсюда!

Сеня отвернулся, Анька застыла в растерянности. У нее еще теплился последний уголек надежды.

— Сеня, я… — начала она.

И тут он неожиданно вспомнил, откуда ее знал. Это же младшая сестра Славки, парня из их футбольной команды. Она частенько приходила смотреть игру. Только этого ему еще хватало — разборок из-за нее.

— Аня, иди отсюда. И больше никогда так не делай. Поняла? — Голос его был очень жестким.

Сажина быстро застегнула рубашку, и ушла, бросив на прощание короткий взгляд. Глаза ее потухли.

Амулет остался лежать на спальнике. Сеня сунул его в карман, и вышел вдохнуть свежего воздуха. И тогда, узнав, что Алиса до сих пор не вернулась, он по — настоящему забеспокоился.

Глава 13

Алиса шла по песчаной дороге вперед. Слезы потоками лились из ее глаз. Она плохо понимала, куда идет. Ее не пугало, что скоро стемнеет, как это было бы в ее обычном состоянии. Ей хотелось идти так до бесконечности, пока ноги не подкосятся. Тогда она упадет без сил. И все. Как ни странно, эта была единственная мысль, которая крутилась у нее в голове. Это всё. Всё. Снова все разрушено, люди, которым она верила,которых любила, стали чужаками. Всё. Ей больше не за что ухватиться, она словно летит в бездну, на дне которой из костей выложено: «ВСЁ».

Сумерки становились плотнее, на землю опустилась прохлада. Тишину разбавляло лишь мерное стрекотание кузнечиков. Алиска перестала всхлипывать и огляделась. Она стояла посреди степи, на проселочной дороге. Одна. Девушка поежилась. Надо возвращаться, подумала она. И от этой мысли заныло внутри. Нет, только не сейчас. Даже темнота пугала ее сейчас меньше, чем встреча с ними. Еще не хватало, чтобы они увидели ее заплаканной, и начали жалеть. Алиса вздохнула и пошла вперед. Взгляд ее упал на заброшенный дом. В выбитых окнах сияла чернота. Дом поманил ее. Она чувствовала ужас, запах опасности, но сейчас ей это нравилось. Ей нечего терять, все разрушено. ВСЁ.

Внутри было темнее, чем на улице, но Алиса смогла разглядеть убогую обстановку. Разодранный диван с торчащими пружинами, старое трюмо с обломками зеркала, кривая полочка на стене. Девушка включила свет, и, к ее удивлению, загорелась тусклая лампочка. Над каменной печью она увидела полку с фарфоровой посудой. Белые тарелки и граненые стаканы были со сколами и со следами застарелого жира. Видимо, поэтому до сих пор никто ими не заинтересовался.

Алиса взяла одну тарелку и с силой швырнула ее в стену. Ей понравилось. Она бросила еще. Горячая волна жара пробежала по ее спине. В ход пошла остальная посуда. И от каждой разбитой тарелки или стакана, Алисе становилось легче. Посуда закончилась, но девушке было мало. В ней бурлили ярость и мощь, и ощущение собственной силы.

Девушка прошлась по малюсенькому домику, и увидела в углу метлу, точнее то, что когда — то ею было. «То, что нужно», — подумала Алиска, и стала размахивать палкой, колотить по стенам и мебели. От удара по трюмо дубина сломалась. Тогда Алиса пнула стол. Он опрокинулся набок. Она стала с силой обламывать ножки. Потом перевернула стол на столешницу. Пнула по торчащей ножке, потом по второй. Та не поддавалась, Алиса пнула сильней, не рассчитала, и упала на пол. Колено, голень и обе руки приземлились прямо на осколки. Алиска взвыла, аккуратно встала, и начала вытаскивать кусочки стекла и фарфора из ноги и ладоней. Ей было больно. Но только эта боль помогла ей прийти в себя.

Она снова плакала. Ей стало себя жалко.

***

— Ну что ты там возишься? Поехали уже! — кричал парень в косухе металлиста, плюхнувшись на переднее сиденье старенького Жигуля. Он был пьян, как и его друзья, один из которых сидел на заднем сиденье, а другой был за рулем и пытался вставить ключ зажигания.

— Слышь, Купец, батя машины не хватится? — спросил тот, что был на месте водителя, с хриплым голосом. — А то я с участковым виделся недавно, соскучиться не успел. — И он засмеялся над собственной шуткой.

— Не хватится, он тоже на грудь уже принял, за баян возьмется, — ответил Купец. Сегодня они отмечали его день рождения. Мать по этому поводу не пожалела самогона. А после него душа всегда просит праздника.

Машина стояла возле деревенского клуба. Дискотеки сегодня не было, что очень разочаровало пьяную компанию.

— Поехали в Осинцево! — предложил именинник.

— Да там и клуба — то нет, че там делать? — Возразил Вадик — парнишка в берете со значком «ВДВ». Он недавно вернулся из армии, и еще ни дня не был трезвым.

— Там зато бабы красивые! — Сказал Купец.

— Нинка, как картинка, с фраером гребет!.. — Затянул вэдэвэшник.

Машина завелась, и виляя, поехала по проселочной дороге. Мужчина за рулем был старше остальных. На руке его красовалась непонятная татуировка. Еще пара наколок, побольше, пряталась на спине и груди, под тельняшкой. Он был молчалив. В силу характера, или, может, причиной тому был его хриплый голос. Говорят, он в тюрьме голос потерял, во второй срок. Ребята звали его дядя Юра.

Жигуль ехал по Осинцево. Из машины раздавались крики и смех. Любопытные жители деревни выглядывали из окон, некоторые выходили на улицу, и возвращались домой. Дом Культуры второй год был закрыт.

— Ну что, девки — то попрятались, — прохрипел старший. — Может, остановимся, выпьем по рюмашке?

— Да, давайте! Тут за деревней дом заброшенный есть. Там и стаканы были, и диванчик! — сказал Купец.

— Ну ты аристохрат! Поехали! — заорал Вадик, и снова затянул песню про Нинку.

***

В лагере начали беспокоиться, что Алиса до сих пор не вернулась. Любка знала, что подруга боится темноты, и предположила, что та могла заблудиться. Сенька, Удав, Геныч, и Лёша с Костей решили пойти в сторону деревни, а там, на полпути, разделиться. Любка пошла с ними. Анька пыталась всех отговорить, убеждая, что человеку хочется побыть одному и не надо ему мешать. На что Костя сказал:

— А ты не хочешь, случайно, побыть одна?

Любка тоже хотела сказать Сажиной какую — нибудь гадость, но не придумала.

— Ну что, здесь, наверное, надо разделиться, — сказал Сенька, когда они прошли больше половину пути, и дошли до того места, где от наезженной дороги к деревне сворачивала еще одна, менее заметная.

— Согласен. Здесь два варианта: либо она пошла сюда, — ответил Удав и показал в сторону деревни, — либо сюда, к реке.

— Я могу пойти к реке, — предложил Геныч. — Я там был уже, ориентируюсь.

— И я, — быстро сказала Любка.

— Я с вами, — сказал Олег.

И ребята пошли в разные стороны.

— Сомневаюсь, что Алиска бы сюда свернула, — сказала Любка.

— Почему? — спросил Олег.

— Она темноты боится.

— А там что, светлее? — усмехнулся Геныч.

— Там место открытое, а тут заросли такие, что даже мне страшно, — ответила Любка.

— Ну вы и трусихи, оказывается, — сказал Гена. — Если б мы знали, не стали бы затевать этот розыгрыш на кургане…

Любка вспыхнула.

— Знаешь что, Геныч! Если бы вы нас просто напугали, а потом признались, это одно. А то, понимаешь, на следующее утро ты с разбитой головой… Потом еще призрак какой — то по лагерю ходит!.. Ну и, как — то розыгрыш ваш затянулся! — Люба разошлась. — Мы вот до сих пор не знаем, кто на тебя напал! Я лично, вообще не верю, что у тебя амнезия была! Мне кажется, ты просто не хотел нам рассказывать, чтобы побольше запугать!

— Тихо, тихо, Люб… Чего ты кипятишься? — успокаивал Геныч. — Никто на меня не нападал. Я в яму свалился, которая в кургане. Ее не видно вообще было. А когда упал, отключился. Ну и память маленько отшибло. Поначалу. Потом вспомнил, но меня уже никто и не спрашивал…

Любка промолчала.

Они дошли по дороге до спуска к реке. Это было как раз то место, где Генка рассказал Алиске про амулет. Спуск был глинистым, видимо его размыло недавним дождем. Ребята спускались боком, осторожно переставляя ноги.

— Ух, как скользко, — сказал Геныч.

— Зря мы сюда шли. Тут никого нет, — сказал Олег.

— Надо покричать, может она сидит где — нибудь, — предложила Любка.

— Алиска! Алиса!

Они стали подниматься наверх, и тут Любка поскользнулась, вскрикнула, и поехала вниз, пытаясь за что — нибудь ухватиться.

— Любка, держись! Держись за что — нибудь! — кричали ребята и стали спускаться к ней.

— Я не могу, — кричала Любка, медленно съезжая все ниже.

Генка, сделав два прыжка, подскочил к ней, крепко схватил за руку и помог встать. Кое — как это у нее получилось.

— Что ж ты сандалики такие красивые надела, Любань?.. — сказала Удав. — Дискотеки — то не будет…

Любка потупила взгляд.

— Ну что, пошли, — сказал Гена, держа Любу за руку.

— Ай, — вскрикнула та. — Больно наступать! Я ногу вывихнула, кажется…

Подошел Олег. Взял девушку с другой стороны. Подхватив ее под плечи, и аккуратно переступая, они поднялись наверх.

— Ты идти можешь? — спросили ребята.

— Нет, ай, не могу, — простонала Люба. — Больно… — На глазах у нее проступили слезы.

Олег с Геной переглянулись.

— В принципе, если вдоль берега, то до лагеря недалеко, — сказал Геныч, подхватил Любку на руки и понес.

— Гена, ты чего? Тяжело же, — растерялась девушка. — Давай я сама попробую.

— Ты уже пробовала, — буркнул Геныч.

Люба притихла. Ради того, чтобы он нес ее на руках, она готова вывихивать ноги хоть каждый день.

А Гена подумал, что ему очень нравится быть сильным, героем, спасать и помогать. И неожиданно проникся к Любке благодарностью. Пока он нес ее на руках, то ощущал, какая она на самом деле маленькая и хрупкая, несмотря на всю свою воинственность и упрямый характер.

***

Белые Жигули подъехали к заброшенному дому в тот момент, когда Алиска приняла решение вернуться в лагерь. Она как раз выходила из дома.

Из машины разом вывалились два бугая, и направились к ней.

— Куда это мы направляемся, мадам? — спросил Купец.

— Не торопитесь, мы еще даже не познакомились, — сказал Вадик.

Алиска растерялась, и от страха не могла произнести ни слова. Из машины вышел мужчина с наколками.

— Пойдем, выпьем с нами. Мы ребята безобидные, — прохрипел он. Купец захохотал.

— Да, ваще, мухи не обидим! — сказал вэдэвэшник.

— Мне надо идти, — выдавила из себя Алиска, и пошла к дороге. Вадик преградил ей путь.

Алиса сделала шаг вправо, пытаясь его обойти. Парень тоже шагнул, давая понять, что не пропустит. Потом он расставил руки и пошел на девушку тараном. Алиса от неожиданности попятилась назад.

— Пусти, отстань от меня! — кричала она.

Хриплый курил и наблюдал эту сцену.

— Вадик, потише, не надо так. Дама сама пойдет, правда же?

У Алиски мороз пробежал по коже от этих слов. Хриплый пугал ее до ужаса, и она, как заколдованная, а точнее сказать, замороженная пошла в дом, подталкиваемая сзади громилой.

— Ой — ой — ой, какой беспорядок, — сказал металлист. — Кто — то стаканчики разбил… Не вы ли, мадам, часом, тут надебоширили?

— Я, — ответила Алиса. Голос ее прозвучал глухо.

— А, вы, однако, разбойница!

Хриплый стоял в сторонке. Он что — то обдумывал. А потом начал первый акт задуманной им пьесы.

— Вадик, ты это, организуй нам тут место, где посидеть. А я за самогоном схожу, в машину.

— Стаканов нет, — металлист посмотрел на Алису. — Будем пить из горла!

— Я не буду, — сказала Алиса.

— Обижаете, мадам, — произнес Вадик и приложился к бутылке. — Ух, едреная! Жаль, закуси нет.

Потом выпили металлист и дядя Юра. Он протянул Алиску бутылку:

— На, попробуй.

Алиса покачала головой. Упрямая. «Мне это нравится», — подумал хриплый. Они вчетвером сидели на диване. Алиска вжалась в самую спинку. Она с ужасом понимала, что ей отсюда не выбраться.

***

Сеня, Костя и Лёша шли в сторону деревни. Костян первым заметил заброшенный дом.

— Ого, там свет горит, кажется!

Они ускорили шаг, и вскоре увидели машину.

— Может, не стоит туда заходить? — спросил Лёша. — Вряд ли Алиска там…

— Спросим. Может, они ее видели, — ответил Сеня. И они с Костей направились к входу.

Лёша повернул направо, за дом. Он решил сначала осмотреться, так он сказал. Он услышал мужские голоса, и заглянул в окно. От увиденного его обдало волной мурашек. В ту же минуту ноги сами понесли его в деревню.

Костя и Сенька шагнули из темной передней в слабо освещенную комнату.

— Добрый вечер, — сказали они, и застыли, уставившись на Алиску. Та вскочила и побежала к ним, но громила схватил ее за руку.

— Ааааа… Здрасте, здрасте! Ваша, что ли, красавица, а? — спросил Вадик. Он еле ворочал языком.

— Наша, — ответили ребята. Алиса смотрела на них умоляющим взглядом.

Костя подошел к Вадику, и сказал:

— Отпусти ее!

Тот потянул девушку к себе:

— Щас!

Костян схватил его за грудки:

— Ты, слышь, отпустил быстро!

— Ой, как страшно, — протянул вэдэвэшник, но руку убрал. Он был сильно пьян — казалось, сейчас упадет и отключится. Алиса рванула к своим, но тут дядя Юра вскочил, быстрым движением захватил девушку сзади за шею, и притянул к себе.

— Ребята, вы бы шли отсюда, — прохрипел он. — По — добру, по — здорову, а? Чё нам ссориться из-за какой — то бабы?

— Отпусти ее сейчас же, — крикнул Сенька, и сделал шаг вперед.

— Стоять, — прохрипел уголовник. В руке его блеснуло лезвие ножа, приставленного к шее Алисы. Дядя Юра не собирался прощаться со своей добычей. Он уже все придумал. И у него всё бы получилось, если бы не эти два придурка.

Сенька, увидев нож, шарахнулся назад. Ребята стояли в растерянности, вытаращив глаза. Алиска умоляла хриплого отпустить ее. Металлист бормотал что — то невнятное, типа: «Дядь Юр, ты это… Ну их…».

— Слушайте меня. Вы сейчас стоите здесь, а мы с мадмуазелью пойдем в машину. Если вы не будете делать резких движений, то все останутся живы — здоровы. И никаких проблем у нас с вами не будет. Договорились? — Сказал дядя Юра, и, продолжая крепко удерживать Алиску, прошел мимо ребят на улицу. Они рванули следом. Что было дальше, ни Сенька, ни Костя толком описать потом не могли. Все произошло быстро. Купец, понимая, что запахло жареным, вскочил с дивана и накинулся на Костю сзади. Тот отбивался, и ему это было нетрудно, так как парень в косухе еле держался на ногах. Но Сенька остался в это время остался один. Он стоял на крыльце, видел, как уголовник пытается запихнуть Алиску в машину и не знал, что делать. Хриплый все еще держал в руке нож, и Сенька боялся сделать неверное движение. Боялся не за себя — за Алису.

— Отстань от неё, слышишь, урод! — Закричал он.

Но это, похоже, только подзадорило хриплого.

— Это не я к вам пристаю. Это вы мне мешаете, — сказал он.

Сеня лихорадочно пытался что-нибудь придумать. «Вот бы мне хотя бы кастет какой-нибудь или ножик перочинный», — думал он, машинально ощупывая карманы. И вдруг закричал:

— Эй, ты! У меня золото есть! Отпусти её! — В поднятой руке Сенька держал амулет.

Дядя Юра резко обернулся. Он внимательно посмотрел на золотую бляшку и прищурился.

— Давай сюда, — прохрипел он.

— Нет. Сначала отпусти её.

— Да отпущу, отпущу. Кидай!

Сеня бросил амулет. Но так, чтобы хриплому пришлось отойти от машины. Дядя Юра сделал шаг вперед, наклонился и этого хватило, чтобы Алиска вырвалась.

— Ты куда? — Заорал ей дядя Юра и стал догонять. В этот момент Сенька кинулся на него и сбил с ног. Завязалась потасовка. Хриплый размахивал ножом, Сеня уворачивался и пытался ударить. И тут из дома выскочил Костя. Он заехал уголовнику по руке так, что нож отлетел в сторону. Тот пнул его в живот.

Алиса стояла и смотрела. Ее как будто парализовало Все происходящее казалось абсолютно нереальным и происходило, как во сне. Будто в замедленной съемке она видела, как из дома вывалился парень в косухе. Он схватил с земли камень и замахнулся им на Сеньку, который дрался, как мог, с хриплым врукопашную.

И тут с Алисой что-то произошло. Она даже не успела подумать, как кинулась на металлиста, издав при этом звук, похожий рев дикого животного. Металлист упал.

И тут Алиска услышала гул мотора. Со стороны деревни к ним ехала машина.

— Милиция! Милиция едет! — закричала Алиса.

Хриплый повернулся и увидел свет фар. Он тут же вскочил, побежал к Жигулям, и сел за руль. Купец, пошатываясь, тоже шел к машине. Ребята среагировали молниеносно. Пока хриплый вставлял ключ в зажигание, Сеня разбил стекло камнем, а Костя схватил колоду для рубки дров и с силой швырнул ее на лобовое стекло. Стекло разлетелось на кусочки, колода придавила дядю Юру.

В этот момент подъехала машина, и из нее выбежал Папандопуло с ружьем, участковый с пистолетом и Лёшка. Ребята закричали: «Они в машине!». А дальше все было, как в кино. «Выходите из машины», «Руки за голову», лязг наручников. Хриплый пытается бежать. Участковый стреляет в воздух, догоняет уголовника, ведет в милицейский Уазик. Туда же сажают Купца, который не в состоянии сопротивляться. Выводят из дома ничего не понимающего Вадика. Участковый вызывает подмогу. Вскоре приезжает еще одна машина. Вопросы, много вопросов. И, наконец, они уезжают, и просят ребят подойти завтра в участок.

Папандопуло остался. Он сказал, что они, кажется, только что поймали отъявленного рецидивиста, который давно находился в розыске за убийство. В деревне висели ориентировки на него.

Лёшка подбежал к ребятам, стал спрашивать, все ли сними в порядке. Ребята стояли ошарашенные, как будто до них постепенно доходил смысл происходящего. «Да, все хорошо, мы целы, невредимы», — отвечали они.

Алиска плакала. Напряжение последних часов ее, наконец, отпустило. И еще она чувствовала себя виноватой. Все трое могли пострадать… из-за неё…

Сеня подошел к ней, хотел что — то спросить, а потом молча обнял.

— Все хорошо, — говорил он. — Видишь, как нам повезло. Это, наверное, духи помогли. — В руке Сеня держал амулет. — Вот, видишь, какая штука? Анька нашла, принесла мне.

Алиса удивилась и обрадовалась. Неважно, как находка оказался у Сажиной. Главное — он нашелся! Алиска не стала рассказывать всего, что знала про амулет. Она хотела поскорее вернуться в лагерь. Она очень устала.

— Сень… — тихо сказала Алиса, когда они расходились по палаткам. — Прости меня…

— За что?

— За то, что заварила эту кашу. И еще… Я иногда говорю, сама не знаю, что…грубости, обидные слова… Я не хочу, оно как будто само получается… Сень, я на самом деле не такая…

— Да. Я знаю. …Ты тоже меня прости…

— За что?

— За то, что дал тебе уйти одной… И не поддержал там, у костра. И, вообще, вел себя как идиот… Думал… Я думал, что тебе никто не нужен…Что я тебе не нужен…

— Ты… Ты мне нужен… очень нужен, — сказала девушка, сквозь слезы. И в этот момент она почувствовала, как будто между ней и миром появился маленький хрупкий мостик. Можно сказать «прости», если кому-то сделала больно. Можно сказать, что другой тебе на самом деле нужен и важен. Можно просто сказать…

Они обнялись, и стояли так очень долго.

Глава 14

Сон Сеньки

Во сне его звали Гай. Он был крепким и ловким мужчиной, с загорелыми руками. У него были коротко стриженные борода и волосы. Он терпеть не мог космы.

Новый вождь, а в прошлом — друг детства, первый раз вызвал его к себе.

— Гай, ты же был сегодня на охоте? — спросил он.

— Да. Плохая охота вышла, — отвечал Гай.

— Я знаю. Запомнил ли ты то место, где Ной провалился в волчью берлогу?

— Да, я был неподалеку.

— Нам нужно вернуться туда, — сказал вождь.

Гай удивился, но промолчал. Сэй нервничал. Он снова сомневался. Какой еще закон степи? Если один из молодых сильных мужчин погибнет, община лишится охотника, строителя, защитника. Вот они, последствия. А, предположим, привезут они волчат сюда, рискуя своими жизнями, что изменится? Как связан закон степи с этими сосунками?

Но община, как и прежний ее предводитель, верила в этот чертов закон. А, значит, надо ехать. Или хотя бы сделать вид. Сэй повеселел.

— Да, нужно вернуться, повторил он. И забрать волчат. Так велит закон степи.

Гай пристально посмотрел на нового вождя. Он знал его всю жизнь, и не мог припомнить, чтобы тот когда — либо относился серьезно к таким вещам.

— Конечно. Когда?

— Поедем, когда солнце станет над рекой, — сказал Сэй. — А пока, отдохни немного.

Гай слегка поклонился и ушел. Его насторожило то, что сказал вождь. Ехать в лес ближе к вечеру — не лучшая затея, все охотники это знают. А ведь Сэй был лучшим из них.

Но через час новый вождь и охотник со стриженой бородой уже скакали, вооруженные копьями и луками.

Ведунья выскочила из дома с сосудом охры. Но было поздно. Мужчины уехали, не получив ее благословения.

Родное селение давно скрылось из глаз, когда Гай понял, что они едут не туда.

— Сэй! Сэй, постой! — кричал он вождю. — Мы не туда едем! Тот лес в другой стороне!

— Что? Я ничего не слышу, Гай! — отвечал юноша в кожаной шапке. Он ударил коня, и рванул вперед.

Гай был в растерянности. И, когда, они, наконец, остановились у небольшой березовой рощицы, повторил:

— Вождь, мы были не здесь. Мы приехали не туда.

— Не переживай, друг. Это ТОТ лес, — Сэй пристально смотрел Гаю в глаза. — Тот самый.

Гай понял. Он больше не задавал вопросов. Когда они не спеша объехали колок, Сэй сказал:

— Ты видишь, Гай. Здесь нет никаких волчат. Ты ЭТО видишь?

— Да, вождь. Здесь их НЕТ.

Сэй усмехнулся. Он чувствовал свою власть над этим простодушным охотником, которого так любил отец. Над общиной. И над призрачным «законом степи». Придет время, и он разрушит эту иллюзию. И тогда, он надеялся, его сородичи будут слушать голос разума, а не шелест ветра.

Всю дорогу назад, пока они ехали в закат, у Гая было скверно на душе. Он тосковал по прежнему вождю, сильному и мудрому наставнику, который по — отечески заботился о каждом жителе селения. Он не просто любил степь, он с ней считался, чувствовал ее дух. Что будет с ними теперь? Сердце его сжалось от мрачных предчувствий.

Гай сидел у очага, и смотрел на пламя в глубокой задумчивости. «Возможно, волк — отец перенес их в другое место». Так сказал Сэй своим сородичам. Молодой вождь был смелым и опытным охотником. Он не испугался бы встречи с волками. Зачем он устроил все это? Чтобы унизить его, Гая. Почувствовать свое превосходство. Сэй не верил в закон степи, он считал неразумным помочь волчатам выжить. Это опасные хищники, которые лишат добычи, и могут напасть на них самих. Он не стал спорить с Ией, чтобы показать себя с лучшей стороны и завоевать доверие общины. Но сделал по — своему. Он всегда будет поступать так, как посчитает нужным.

Жена предложила Гаю поесть, но он отказался. В глубине его сердца поднималось чувство, которого он прежде не знал. Это была ненависть.

Через несколько минут в его дом постучались. Это была Ия.

Она посмотрела на Гая. Это был взгляд соратника, который как будто говорил: «Я все понимаю».

— Гай. Степные волки нам этого не простят. Столько лет мы жили с ними в негласном уговоре. Мы не трогали их, они — нас.

Охотник повернулся к ней и сказал:

— Ты пришла, чтобы сказать мне об этом, Ия? Я знаю это.

— Мы не должны уступать, Гай. Ты понимаешь, о чем я?

Мужчина уставился на русоволосую женщину с упрямым лицом. Он нахмурился.

— Что ты задумала? — спросил он.

— Завтра на рассвете мы поедем туда, — сказала Ия.

— Мы? — удивился охотник.

— Да. Я поеду с тобой. Мы заберем волчат и выходим. А потом отпустим.

— О чем ты говоришь? — крикнул Гай. — Если вождь узнает…

— То что? Что он сделает? — спросила Ия. — Кроме того, он не узнает. Я все продумала.

— Где ты собираешься их поселить, Ия?

— Они будут жить у меня.

С первыми лучами солнца охотник взял под уздцы коня и бесшумно повел подальше от селения. За Гаем следовала женщина с тугой косой. В руках она держала небольшую плетеную корзину, которую сплела за минувшую ночь.

***

Сеня проснулся от гомона птиц за окном. Какой удивительный сон… Он оставил осадок печали и обреченности.

На следующее утро Ирина, послушав рассказы ребят о происшествии ночью, во всеуслышание объявила, что про купание ей сказала Сажина. Анька ходила мрачнее тучи. Ей казалось, что всем вокруг хорошо, кроме нее. Она видела, что Алиса и Сеня вместе, Любка с Генычем. Лёшка стал объектом всеобщего внимания, а на нее никто не обращал внимания. Да что там, ее стали избегать. Если бы они накричали на нее, или даже отлупили, ей было бы легче. Но никто не сказал ни слова.

***

Новость разнеслась по округе с фантастической скоростью. Местные газеты поместили заметки о потасовке в заброшенном доме на передние полосы. В Осинцево каждый день приезжали журналисты. Один раз нагрянули и в лагерь, но Ирина быстро от них избавилась, сказав, что к ним эта история не имеет отношения.

У Григория Степаныча несколько раз взяли интервью. Он стал народным героем. О подростках в прессе упоминали вскользь. Однажды, в вечернем выпуске новостей, их назвали архитекторами, а не археологами. Из Алиски сделали взрослую, уже разведенную, женщину, предположительно учительницу младших классов, и окрестили ее «Барабинской Жанной Д’Арк». Сама же она считала себя ответственной за всю заваруху, и избегала разговоров на эту тему.

***

— Пахан, слушай, а ты это, молодец, — Костя был в отличном настроении. — Я думал, ты свалил со страху. А ты к Папандопуле… Додумался же!

Лёшка смутился.

— Да ладно тебе…

— Как это да ладно? Еще бы чуть — чуть и кирдык мне, понимаешь? Ты получается, нам всем жизнь спас…

Лёшка был счастлив. Он не знал, что ответить, боялся неосторожным словом разрушить это бесценное ощущение внутри себя. Ему казалось, что с этого момента всё в его жизни пойдет по — другому.

***

— А что, если это мы сами себе снимся? — Сказал Сеня. Они с Алисой сидели в теньке за палаткой. — Мы с Генычем, получается, были охотниками. Ты — целителем. Любка убедила вождя съездить за волчатами. Она кем, ветеринаром была?

— Да нет, каким ветеринаром. Она любит природу. Растения, бабочки, зверушки — всё.

— Слушай, а давай мы еще кому — нибудь амулет дадим. А потом узнаем, что им снилось!

***

— То есть мы во сне увидим себя охотниками, или вождями, или еще кем — нибудь из древности? — спросил Олег, выслушав историю про амулет, улыбаясь. Видно было, что он ни капли не поверил.

— А может, кем — то другим! Шаманом каким — нибудь…Это — то и интересно! — сказала Алиса.

— И мы свои сны потом должны будем рассказать? — Продолжал тем же циничным тоном Удав.

— Можешь записать.

— А если я увижу себя кабаненком? Или удавом? — Спросил Олег, и засмеялся.

— Олег, ты, похоже, не веришь? — спросила Любка. — Давай тогда с тебя начнем. Сегодня амулет твой.

Сон Олега

Самое яркое впечатление, которое осталось после сна, это усталость. Олег увидел себя седым старцем. Ему было тяжело ходить, тяжело дышать, один глаз видел плохо, другой и вовсе ослеп. Его руки были сухими и жилистыми, ноги — слабыми, а спина согнулась под тяжестью лет. «Почему я до сих пор живу?» — думал старец. «Почему дух этих полей не заберет меня к себе?».

Он сидел возле своего дома. Услышав приближающийся топот коней, встал и пошел навстречу. Сэй слез с коня, и привязал его. Лицо вождя раскраснелось от ветра и быстрой езды. Старик смотрел на него, но видел не красивые черты, а темные тучи, сгустившиеся над ним. И виной тому было не плохое зрение. За свою долгую жизнь седовласый мужчина научился понимать зверей и птиц, он знал, когда будет дождь, и откуда завтра подует ветер. И в людях он стал видеть, за характером, нечто большее — движущую ими силу. Иной непутевый и убогий мог вызвать в нем сострадание и любовь, потому что мудрый старец видел свет, к которому шел этот несчастный. А в лучезарном и добродетельном человеке он, бывало, чувствовал холодное веяние тьмы.

Сердце молодого вождя было темным. Старец почувствовал это еще когда Сэю было десять. Он поймал змейку, и отрубил ей голову. Но не сам этот факт насторожил старца. А то, что он не увидел в этом ребенке ни капли жалости. Вот и сейчас, Сэй рассказывал сородичам, которые вышли его встречать, о том, что волчат нет в берлоге. Возможно, волк — отец перенес их в другое место, говорил он. Старец слушал его голос, и не разбирая слов, знал, что Сэй лжет. Он просто физически ощущал серый едкий дым, который разливался из уст молодого вождя вместе со словами.

Старец тяжело вздохнул и побрел домой, помогая себе посохом. На сердце его лежал тяжелый камень. Привкус едкого дыма был ему знаком… Где же он почувствовал то же самое? Укладываясь на свое ложе, покрытое соломой, он вспомнил — это было, когда Сэй рассказывал про то, как его отец сорвался с лестницы.

«Великие духи степи, заберите меня», — попросил старец, засыпая. «Я не хочу видеть того, что будет на моей земле дальше».

Сон Лёшки

Лёша отнесся к амулету серьезно. Ему казалось, он был почти уверен, что увидит себя вождем, или героем. Он предвкушал славные подвиги и победы. Но приснилось ему совсем не это.

Он мальчик, лет девяти, сидит с мамой у очага, греется. На улице зима. Они ждут папу с охоты. Хоть бы сегодня ему повезло, пусть он подстрелит куропатку или зайца. Тогда у них будет еда хотя бы на несколько дней.

В селении запасы пищи давно закончились. Все лето молодой вождь бездумно забивал баранов. Он целыми днями скакал на своем коне. Приглашал соседей в гости и устраивал для них пышные пиры. Некоторые сородичи, глядя на все это, перестали работать. Другие устали работать за себя, и за тех, кто ничего не делал. Дошло до того, что однажды охотники, собираясь в лес, не нашли в селении наконечников для новых стрел. Стали все чаще случаться драки и конфликты, и некому было рассудить их участников.

— Мама, а когда все станет, как прежде? — спросил мальчик.

Мать тяжело вздохнула.

— Не знаю, сынок. Наверное, когда у нас будет новый вождь…

— А расскажи легенду о Новом вожде!

— Сколько раз рассказывала…

— Мама, ну пожалуйста!

— Ну хорошо. Однажды нашей старой целительнице было виденье. Как-то среди ночи кто-то зашел к ней в дом. Ты знаешь, она старенькая и очень плохо видит. Она спрашивает: «Кто здесь?». А мужской голос ей отвечает: «Я — новый вождь». Конечно, ведунья удивилась — как новый? Ведь когда она ложилась спать, был еще прежний. А он ей говорит: «Я не скоро еще стану вождем. Пришел сказать вам, чтобы вы верили — настанут лучшие времена. Будьте сильными». Так он сказал и испарился.

— И что, она его совсем не разглядела?

— Плохо разглядела. Но запомнила, что на правой руке у него был глубокий шрам, от указательного пальца через всю кисть.

— Значит, мы его узнаем?

— Конечно, узнаем, сынок. Обязательно узнаем.

— А почему папу не сделали вождем? Ведь тот, старенький вождь, его так любил!

— Потому что есть такой порядок вещей, который человек понять не может. Или понимает, только спустя годы… И сколько бы, мы, люди не выстраивали свой порядок, мы должны всегда помнить, что он может рассыпаться в прах, став частью порядка более великого…

Мальчик слушал, и понимал, что мама говорит, что — то важное. Хотя до конца усвоить смысл ее слов не мог. «Есть наш порядок, а есть Великий порядок», — повторял он про себя. «Хоть бы папа кого — нибудь поймал…Человек должен что — то есть!». Это утверждение казалось ему правильным с точки зрения любого порядка.

Сон Ксюши

Маленькие детские ладошки зачерпнули из кувшина воды. Девочка умылась, и вытерла лицо рукавом рубахи из грубого сукна. Но слезы продолжали течь.

Ее братик заболел, он лежит очень горячий, и время от времени издает звук, похожий на собачий лай. Мама натерла его травяной мазью из барсучьего жира и трав, но снадобье не помогает. Ничего не помогает. Мама плачет и причитает, что это ее вина. Зачем оставила годовалого сына спать на улице, ветер был такой холодный. Она была с мужем, который потерял много крови тогда на охоте, и совсем забыла о ребенке. Это все её вина.

У отца такое лицо, что на него страшно смотреть — серое и угрюмое. Он молчит, но время от времени, вскрикивает, обращаясь к жене: «Перестань! Это я виноват! Я — плохой, неосторожный охотник!». И от этих слов женщина рыдает еще сильнее.

Девочка забилась в уголок, и села, уткнувшись лицом в колени. Мама с папой не должны видеть, как она плачет.

Ксюшка проснулась среди ночи, в слезах. «Что они мне подсунули?» — думала она. «Это не сон, а фильм ужасов!». Она достала из-под спальника амулет. Больше всего ей хотелось пойти, и прямо сейчас зашвырнуть его в реку. Потом она подумала, что можно бросить в огонь. Она глянула на часы. Четыре тридцать. Спать она больше не будет, по крайней мере, пока эта жуть в их палатке. Поразмыслив еще немного, Ксюша оделась и вышла.

***

По пути на раскоп, Ирина Алексеевна, как обычно, зашла в камералку, взять кое — какие инструменты. Она взяла нивелир, и, краем глаза, заметила на столе какой — то предмет.

— Ребята, что это? Кто это нашел? — спросила она у проходивших мимо Земы и Кирилла.

— Любопытно. Похоже на древнюю монету — сказал Бармасов. — Это не я нашел. К сожалению.

Подошла Алиса. Глаза ее расширились.

— Ирина Алексеевна, откуда это у вас?

— Это лежало на столе в камералке. Твое?

— Нет, что вы. Это из кургана, — Алиса была взволнована. — Мы вам всё объясним… Такое расскажем!

Ирина рассматривала амулет.

— Из кургана? Это интересно… Ведь они разграблены еще в средние века, как он там остался? И сплав необычный. Молодцы, ребята! Кто нашел?

— Геныч.

— Ааа, Геныч, — Ирина о чем — то задумалась. — Ну хорошо. Пошли на раскоп, а я у него всё узнаю.

Алиска хотела что — то еще сказать, но передумала.

***

— Да, это моё, ну то есть, это я. Нашел, когда в яму свалился, — сказал Геныч.

— Хм… А чего сразу не сказал? — спросила она.

— А я тогда обиделся на вас.

— Да ты что, Гена? Чем мы тебя обидели?

— Я когда пришел с кургана, меня в лагере никто не встречал, не ждал… Я подумал, что вам все равно… — сказал Геныч. Он старался не смотреть Ирине в глаза.

Ирина задумалась.

— Странно. Мы тебя искали пока не рассвело… Когда ты пришел? Примерно, в какое время?

— Я не знаю. Темно еще было.

— А! — воскликнула Ирина. — Я поняла! Мы, наверное, к деревне пошли, а ты как раз в это время вернулся. Разошлись, Гена! — Она улыбнулась и обняла паренька за плечи. — Что ты, мы тебя знаешь, как искали… Мы же тебя любим…

Геныч посмотрел на нее, как будто хотел убедиться, что она говорит правду. К горлу подступил ком. Иринины серые глаза светились таким теплом, что Генке стало не по себе. Как он мог так подумать? Он опустил глаза, и сказал:

— Я тоже… В общем… Ну да… — В душе его растаяла маленькая льдинка.

Ирина зафиксировала амулет, как ценную находку, и убрала в специальный ящик, который стоял у нее в палатке. Она заметила, что ребята весь день шушукаются между собой, не выдержала, и за ужином спросила:

— Ну, признавайтесь, что вы еще от меня скрываете?

— Нам нужно с вами поговорить, — сказала Любка.

Они сидели у костра и по очереди рассказывали свои сны. Последняя была Ксюшка. Рассказывая про маленькую девочку и ее братика, она снова начала плакать. Анька молчала.

Ирина слушала очень внимательно, и иногда вставляла комментарии. Ее удивило точное описание позднеирменской культуры.

— Ну, ребята, вы большие молодцы! Очень интересно придумали! Просто невероятно!

— Мне тоже понравилось, — сказал Брёма.

— И мне, — повторили Стасик с Кириллом.

Повисла странная тишина.

— А мы не придумали, — сказал Удав.

Ирина посмотрела на старших ребят, Алиску, Любку, Ксюшку. Лица их были серьезны.

— Ребят, вы меня, наверное, разыгрываете? — спросила она.

— Ирина Алексеевна, — сказал Геныч. — А давайте проверим? Положите амулет под подушку, ну, под спальник. А завтра расскажете нам, что вам приснилось?

— Ну хорошо. Можно, — ответила Ирина. — И вы думаете, что мне приснятся позднеирменцы? Если честно, они мне и так уже снятся! Я же по ним диссертацию пишу, — она рассмеялась. — Так что не знаю, будет ли мой сон считаться как действие амулета…

— А мы с вами завтра поговорим, — сказал Генка, тоже повеселев.

И они стали играть в жесты.

Ирина уже засыпала, когда неожиданно вспомнила про свое обещание. Улыбнувшись, она положила амулет под подушку.

Сон Ирины

Ей приснился большой зал со сценой. Он был полон людей. Их было много, разных возрастов. На сцене стоял стол со стопками книг. За ним сидела женщина средних лет, и говорила что — то в микрофон. Лица ее было не разглядеть. Сначала видение было, как будто не в фокусе. Но постепенно появлялась резкость и увеличивалась громкость, и Ирина услышала:

— А сейчас я предлагаю посмотреть, как это было!

И на огромном экране появилось изображение. Это был смонтированный из слайдов и черно — белых фотографий, фильм. «О, вот прошлогодние, с Сопки. А это уже свежие, сделанные совсем недавно. Как? Ведь я еще даже не проявляла пленку?» — думала во сне Ирина. Потом пошли уж совсем странные кадры, где были те же самые ребята, что прямо сейчас находятся в лагере, и выглядели они также, только вот событий этих не было. Ирина еще не сделала этих снимков!

Цветные снимки, похоже, относились к более позднему времени. Незнакомые места, часть лиц узнаваемы, но явно повзрослевшие. Да и сама она уже, как будто старше. Морщинки в уголках глаз. Вот она со своим научным руководителем, он уже совсем седой. Какие — то мужчины, похожие на иностранцев, держат в руках приборы, типа миноискателей. Вот она с ними, общее фото. Трое бородачей, один молоденький немец, в круглых очках.

Ирина не знала этих людей, не понимала, что могло объединить их вместе, и удивлялась. И еще, она никак не могла понять, где она в этом зале. Она видела все сверху, и как будто, из конца зала. «Возможно, я в операторской и транслирую оттуда этот фильм?», — думала она. Она приблизилась к окошку и увидела молодого мужчину с хвостиком на макушке.

И вдруг Ирина поняла, что она везде в этом зале. Ей казалось, что все эти люди здесь неслучайно, что они связаны какой — то общей идеей. Разглядеть сидящих ей не удавалось, в зале было темно. Но она чувствовала и свою связь с ними. Как будто в каждом из них была ее частичка, в ком — то большая, в других — маленькая капелька. Это не могли быть родственники, да и связь не ощущалась, как кровная.

На экране тем временем появилось изображение степи, затем кургана, того самого, на котором Удав с Генычем напугали девчонок. По крайней мере, очень похожего. Голос сказал: «А вот и тот самый курган, на котором, как вы помните, и произошло центральное событие…».

Неожиданно фото кургана исчезло, также, как и все звуки. Несколько мгновений было темно, а потом на экране возник седой мужчина, с косматой гривой и длинной бородой. Он стоял посреди степи.

Мужчина двигался. Это оказалась не фотография, а цветное видео хорошего качества. На старике была холщовая рубаха, перетянутая кожаным пояском. Он стоял на ветру, волосы его развивались. У мужчины были проницательные глаза. Он посмотрел на Ирину, как ей показалось, и сказал на незнакомом языке, но она непостижим образом, поняла смысл: «Мы — степной народ. Мы почитаем наших предков и уважаем землю, на которой строим свои дома. И подчиняемся только одному закону, который говорит, что все взаимосвязано и все возвращается. Мы зовет его Законом Степи… Не нарушай его. Оставь всё на своих местах». Мужчина замолчал, но видно было, что он хочет еще что — то сказать. «Я много видел на своем веку. Разных людей и судеб. Я знаю — ты обретешь бессмертие».

Ирина проснулась и села. По лицу ее текли слезы. И ей было не понятно, почему.

***

— Ирина Алексеевна, кстати, а что вам снилось? — спросила Алиса за завтраком.

— Ах да… Сон был необычный, — ответила Ирина.

Девчонки переглянулись.

— Но совсем не такой, как ваши. Я видела зал, полный людей. А на экране мелькали фотографии из экспедиций разных лет. А потом, седой мужчина с экрана сказал мне, чтобы я не нарушала закон степи… И оставила всё на своих местах…

Повисла пауза.

— Может, это про амулет? — спросила Любка. — Вы его заберете в Институт?

Ирина рассмеялась.

— Девчонки, я же ученый! Ваш амулет — очень ценная находка для науки. Конечно, заберу. Интересно посмотреть, что за сплав. Символы на нем тоже любопытные… Возможно, эта уникальная вещь позволит сделать нам великие открытия!

Ирина замолчала. Она, действительно, верила в то, что говорит. По крайней мере, ей так казалось.

Глава 15

Это был последний день первого сезона в экспедиции. Завтра за школьниками приедет машина и отвезет их на железнодорожную станцию.

С утра все были немного взбудоражены. Вечером планировался праздничный ужин, с традиционным тортиком из печенья и сгущенки. На раскопе было шумно, из магнитофона доносилась музыка, на этот раз «Blue system».

Костю и Сеньку, после долгих уговоров, посадили в камералку. Правда, судя по раздающимся возгласам, типа «Ты че? Пики — козыри!» или «Бейся давай!», можно было догадаться, что занимаются они там не мытьем керамики. Правда, через пару часов все стихло.

Геныч, Удав и Лёшка ушли с раскопа около одиннадцати. «Они пошли копать шурф», — сказала Ирина Алексеевна. А в полдень она подошла к девчонкам:

— Алис, пойдем отнесем мальчишкам молока с печеньем, им там на шурфе нужно подкрепиться.

Алиса с радостью согласилась.

Они шли через поле, на котором играли в футбол.

— Ирина Алексеевна, помните тот клык, который Лёша с Костей подделали… — начала Алиса.

— Да. А что? — спросила та.

— Я вот думаю, они его испортили, и куда его теперь? — спросила девушка.

— Да, пожалуй, никуда. Хочешь, тебе его подарю? — предложила Ирина.

— Хочу! Ух ты, здорово! Спасибо большое! Это будет мне на память об экспедиции!

Дорога шла мимо кустов, которые тянулись плотной стеной вдоль берега. Неожиданно, из зарослей выскочил призрак в белом саване, и зарычал. Алиса потеряла сознание.

***

В это время, на большой поляне, чуть дальше того места, где Ирина приводила в чувство впечатлительную девушку, полным ходом шли приготовления. Шурфа никакого не было. Парни готовились к посвящению. Они разбили палатку, и назначили Костю главным устрашателем. Перед ним стояло ведро с водой и железная кружка.

Лёша разделся до пояса, измазался углем и вооружился палкой. Сенька в тельняшке, с нарисованным сердцем на щеке, искал подходящую дубину. Геныч сидел на, неизвестно откуда взявшемся, коврике. Рядом лежал свиток и стоял котелок с напитком сомнительного бурого цвета. На голове парнишки была белая повязка, а грудь украшали две «татуировки» в виде солнышек.

Всё было готово. Они ждали своих жертв.

***

— Алиска, ты чего? — спросила Ирина Алексеевна, когда девушка пришла в себя. — Это же Олежка!

Удав стоял рядом, замотанный в белый вкладыш. Он вытащил изо рта ломоть картошки широкими вертикальными прорезями, и держал его в руке. В другой был посох.

— Я знаю, — ответила Алиса. — Я его сразу узнала, но почему — то все равно напугалась…

Девушка не понимала, что происходит. Они ведь шли с Ириной на шурф. Что Олег делает тут, в кустах, в таком костюме? Ирина, видя ее растерянность, сказала:

— Еще немного, и ты все увидишь.

И они втроем пошли на поляну.

Парни встретили их громкими возгласами. Лёшка, подталкивая Алиску палкой, сказал:

— О, несчастная! Становись на колени!

— Да! Да! На колени ее! Перед нашим великим богом Археологии!

До Алисы постепенно стало доходить, что всё это значит.

— Пей! Это божественный нектар — прекрасная амброзия! — сказал Геныч, и зачерпнул поварешкой зелье из котелка.

Алиса сделала глоток, и тут же выплюнула. Во рту остался жгучий вкус перца, кетчупа, и еще чего — то сладкого. С «прекрасной» Гена явно переборщил. Черт — Лёша тут же начал тыкать Алиску палкой за то, что та несмогла проглотить священный напиток.

— Повторяй молитву, о, несчастная! — сказа Сенька.

И бог начал зачитывать положения из своего свитка. Алиса повторяла.

— Громче! Громче! — кричал Лёшка, замахиваясь дубиной. Роль карателя явно пришлась ему по душе.

Наконец, ребята посчитали, что девушка прошла все испытания, и окрестили ее Богиней Археологии. Удав разрисовал лицо Алисы гуашью. Вложил в это дело всю душу. Родная мама бы не узнала свою дочь с таким макияжем. «Масть Робин Гуда», — констатировал Олег, когда закончил. После чего они с Ириной ушли.

Сенька сделал Алиске подобие юбки из веток. В руки новоиспеченной богине дали опахало, чтобы она обмахивала им Геныча, то есть Бога Археологии.

Вскоре послышался визг и смех. Ирина вела партию новых жертв, которые тоже верили, что идут на шурф. Удав во вкладыше их нисколько не напугал, только развеселил. Сопровождаемые «призраком» и Ириной Алексеевной, группа «несчастных» прибыла на поляну.

И началось посвящение в археологи.

Сначала, орудуя палками, Сенька с Лёшкой усадили всех на колени, и заставили повторять заповеди. Бог развернул свиток и прочитал:

— Заповедь первая: «Начальник всегда прав!». Повторяйте!

— Начальник всегда прав, — хором сказали дети.

— «Если начальник не прав — смотри пункт первый!»

Дети повторили все семь заповедей, каждому на щеку поставили печать с изображением лопаты. И начались новые испытания. Сначала всех, по одному, заводили в «палатку страха». Там грозный Костян обливал водой из кружки, и заставлял кричать свою жертву так, как будто ее пытают, или убивают изощренным способом. Что нагоняло ужас на тех, кто ожидал своей очереди.

Чёрт и Пират (Лёша и Сеня) глумились над школьниками, как могли. Тыкая и размахивая дубинами, они усаживали их на колени перед Богом, и требовали выпить нектара. Проглотить это отвратное зелье никто не мог. И только Кирилл, попробовав, сказал: «А что, мне даже нравится!», за что ему влили еще две поварешки. Анька все время пыталась вырваться, и чуть не сцепилась с Лёшкой врукопашную. Тогда Удав усмирил непокорную ласковым ударом посоха.

В конце, Геныч, торжественным голосом произнес, что отныне «археолухи становятся археологами». После чего с громкими криками «Ура!», все побежали в лагерь.

Там оставался один непосвященный. Ничего не подозревающий Брема варил суп. Пришлось устроить Бармасову сокращенный вариант. Сначала ему наставили печатей на всех открытых участках тела. Затем, подхватив за руки и за ноги, сбросили в реку. Когда Брёма, сплевывая, и убирая с лица прилипшие волосы, появился над водой, он узнал, что теперь носит гордое звание археолога. Но эта новость не вызвала, почему — то, у него восторга.

***

Вечером после того, как рюкзаки были собраны, территория лагеря прибрана, девчонки готовили торт. Они пропитывали растворимым кофе печенье и выкладывали его слоями. Затем промазывали каждый слой вареной сгущенкой, а сверху украсили какао — порошком.

После ужина была праздничная лотерея. Каждый участник должен был сдать что — нибудь, с чем не жалко расстаться, в призовой фонд. А взамен получал соответствующее количество лотерейных билетов. Вряд ли где — то еще можно было бы увидеть столь щедрые призы. Банка шпрот, лампочка для фонарика, газета за прошлый месяц, бальзам «Звездочка», тюбик зубной пасты «Пепсодент», и всё в том же духе. Тем не менее, все радовались выигрышам. Кроме, пожалуй, Геныча, который с удивлением обнаружил, что Стасику вручают его, Геныча, собственный складной ножик.

— Это мой! Я его не сдавал! — и повернулся к соседу по палатке. — Костян! Ты чего опять!?

— Ой, Геныч, извини, — сказа Костя, расплывшись в широкой улыбке. Он был доволен эффектом. — Перепутал.

Стас вернул ножик хозяину, а в качестве утешительного приза получил горсть карамелек.

Лотерея закончилась, когда было уже совсем темно. Ирина Алексеевна пожелала всем спокойной ночи и ушла. Остальным же спать совсем не хотелось. Анька с Ксюшкой пошли в палатку к Кириллу, Брёме и Стасику. Старшие ребята и Любка с Алиской остались сидеть у костра.

Сначала они пели.

— А давайте нашу! — предложила Алиска.

— Какую? «А в это время женщины копали»? — спросила Люба.

Все поддержали предложение, и затянули:

«Легенду слышал я в далеком детстве,

Не все я помню, честно говоря,

Как в древности стояли по соседству

Мужской и женский — два монастыря».

— А может, про ежиков? — спросил Лёшка. Все закричали: «Да, да!», и запели:

«А я ёжиков люблю,

Я от ёжиков торчу,

Я от ёжиков шизею

Будь они хоть три рубля».

Петь не получалось. Оказалось, что из каждой песни ребята знают слова только первого куплета.

— Кстати, а кто между палаток бегал? Ген, помнишь мы видели призрака? — спросила Алиска.

Никто не признавался.

— Наверное, кто — то из салаг, или Сажина? — предположил Геныч.

— А зачем ей это? Или ты думаешь, у нее крыша поехала? — ответила Любка. — Она, конечно, странная, но ей больше подходит животных мучать, чем такой ерундой заниматься!

— А может?.. — начала Алиска, и замолчала.

— Может, что? — спросил Сеня.

— Да так, ничего…

— Духи?

— Я просто подумала… Не всему есть объяснение. Белое пятно остается неразгаданным. И еще, мы ходили на курган, после того… И в яме кто — то шуршал, какие — то звуки оттуда исходили…

— Бурундук, наверное, — сказал Удав. — Но уж точно не духи.

— Да? Может быть… — Алиса задумалась. — Олег, раз уж у нас ночь откровений, что ты про волков говорил?

— Я их видел в ту ночь, когда мы на курган ходили. Гляжу — Геныча нет нигде, и мимо два таких здоровенных белых степных волка пробегают! Я, кстати, напугался похлеще вашего. Так что нас с Генычем бог — то наказал…

Алиса снова подумала про амулет, про закон степи. Интересно, если бы она была на Иринином месте, оставила бы она здесь, в степи, эту загадочную вещь? Сейчас, будучи собой, она думала, что так будет правильно поступить. Но она — всего лишь школьница, впечатлительная и романтичная. И, почему — то, ей казалось, что с возрастом это не пройдет.

— Как вы думаете, Ирина Алексеевна не передумает насчет амулета? — спросила Алиса.

— Нет, конечно, — ответил Удав. — Ты что, оставила бы его тут?

— Я — да.

— Ты так говоришь, потому что ты не ученый и не археолог. Если бы это была твоя работа, думала бы по — другому, — сказал Геныч.

— Сень, а ты? — спросила Алиса.

— Тоже забрал бы, исследовал. Может, польза была бы для науки, — ответил тот.

— Алиска, ну ты чего? Может, Ирине Нобелевскую премию дают? — вмешалась Любка.

— А я бы, знаете, почему увез с собой? — спросил Костя. — Я бы сдал в ломбард. Или переплавил бы на колечки какие — нибудь и продал. А че?

Все засмеялись.

— Костя, да это не золото, это сплав, — сказал Лёшка.

— А вдруг? — не унимался Костя.

— Слушай, да я смотрю, ты и Родину продашь! — сказал Геныч.

— Смотря сколько предложат, — ответил Костя.

***

Ребята посидели еще немного. Многие сходили за теплой одеждой. Сенька поставил на огонь котелок с водой, чтобы сделать чай. Ночь была холодная.

— А вы помните, что сегодня — самая короткая ночь в году? — спросила Любка.

— О, здорово! Так, значит, рассвет скоро! — сказал Геныч.

— Мне кажется, я до него не дотяну, — произнес Костя, и зевнул. — Я, пожалуй, пойду на боковую. Расскажете мне потом.

Лёшка с Олегом тоже ушли.

У костра остались четверо. Алиса положила голову на Сенькино плечо. Гена обнял Любу. Они смотрели, как танцуют и извиваются языки костра. Пили свежезаваренный чай с карамельками. Они почти не разговаривали, и молчать было приятно. Каждый думал о чем — то своем. Но всем им хотелось, чтобы эта ночь никогда не кончалась. И рассвет, каким бы красивым он не был, тоже никогда бы не наступил.

Но он наступил. Они отошли от лагеря, чтобы видеть, как встает солнце. Над полем висела дымка тумана. Сначала, в щели между ровной линией горизонта и, нависшей над ним, сине — серой полосой облаков, появился просвет. Затем солнце, поднимаясь выше, окрасило облака в желтый, оранжевый и сиреневый цвета. Золотой диск поднимался над степью, приветствуя новый день.

Они стояли в линию, Люба, Гена, Алиса и Сеня, и любовались самым прекрасным рассветом в их жизни. Люба с Генкой держались за руки, Сеня с Алисой тоже.

А потом стало понятно, что пора расходиться.

И тогда Гена взял Алискину ладонь, и сжал ее очень крепко.

Глава 16

«Два месяца пролетели очень быстро», — думала Ирина. Она смотрела на упакованные ящики с инструментом и кухонной утварью, скрученные спальники и тенты. Сенька с Генкой заканчивали складывать палатки, Олег обматывал скотчем последние коробки. До следующего лета всё это будет храниться на складе Дома пионеров, покрываясь пылью.

Все готово. Теперь осталось ждать машину.

Через два часа приедет 66—й и увезет их в город, который покажется им слишком шумным и суетливым. Первое время будет тесно в квартирах, они будут скучать по простору, по бескрайним полям и небу. А потом привыкнут. Так всегда бывает. Станут нормальными городскими жителями, которые толкутся в автобусах, а вместо закатов смотрят телевизор.

Ирина вздохнула.

Начальница экспедиции, молодой перспективный ученый, без пяти минут кандидат наук… Сейчас всё это казалось таким далеким и призрачным. А подлинным был воздух, пропитанный ароматом диких цветов, поле, простирающееся до горизонта, теплый ветер. Подростки, ее воспитанники — они тоже были настоящими. Искренними. Ирина вспомнила их рассказы про амулет. Странно, конечно. Ребята не изучали позднеирменцев, а так хорошо описывали… А этот седовласый старец в рубище из ее сна? Его лицо с проницательными глазами потом еще несколько всплывало у нее в памяти, отчего каждый раз пробегали мурашки по спине.

В голове Ирины крутилась одна и та же мысль. Она пыталась вспомнить, что сказал ей старик во сне. Это казалось важным, хотя она и не понимала, почему. Он говорил что — то про закон степи.

Ирина достала амулет из ящика. Она держала его в руках, и сон стал всплывать в памяти отчетливо и ясно.

«Оставь всё на своих местах», — вот что он сказал. Женщина посмотрела на курган, который издалека был едва различим. И услышала рев приближающейся машины.

Эпилог

В кабине электроплана сидела пожилая женщина с коротко стрижеными седыми волосами. Сухие жилистые руки, крепко сжимали Т — образный руль. На шее женщины висел кулон из зуба дикого животного.

На заднем сиденье мальчик и девочка, подростки лет тринадцати, прилипли каждый к своему окну. Они были одеты в одинаковые комбинезоны, с вшитыми светоотражающими полосками. На солнце костюмы становились белыми и тонкими, чтобы отражать свет и пропускать воздух. При низкой температуре ткань разбухала, с внутренней стороны покрывалась плотным слоем ворсинок, а цвет колебался в диапазоне от коричневого до серого.

— Баб Алиса, а мы скоро прилетим? — спросил мальчик. На самом деле, женщина за рулем приходилась ему прабабушкой, но для удобства он называл ее бабушкой, а иногда сокращал и вовсе до «ба». Ему уже наскучило глазеть по сторонам. Тем более, что ничего интересного внизу и не было. Они вылетели из города два часа назад. И, если поначалу, можно было порассматривать небоскребы, крытые стеклом парники и плантации солнечных батарей, то сейчас, кроме полей и болот, глазу нечему было зацепиться.

Женщина — штурман взглянула на дисплей. На нем отображалась карта, усыпанная цифрами и различными символами.

— Мы почти на месте, — сказала бабушка.

Дети переглянулись. Они были разочарованы. Это здесь происходила история, о которой она им столько раз рассказывала? Разве может быть что — то интересное на этом пустыре?

Женщина смотрела на местность, которая простиралась под ними, с интересом и грустью. Эти места когда — то были совсем другими. Здесь были бескрайние поля с островками березовых рощ, текли извилистые реки с нависшими над водой кустами по берегам. А сейчас — люди распахали курганы и сравняли с землей. Осушили болота.

Алиса выбрала место для посадки, но, оказалось, что здесь приземляться запрещено. На дисплее замигали красные огоньки. Что ж, придется лететь в ближайший населенный пункт, и оттуда идти пешком.

Небольшой город был тут же, неподалеку. На месте деревни Осинцево. От полузаброшенного поселка не осталось следа. Шикарные коттеджи выстроились по обеим сторонам главной улицы. Жители поселка разбогатели, когда в мире начался продовольственный кризис. Плодородная земля стала цениться на вес золота. Достояние степи нарезали на куски и продали. И бывшие деревенские забулдыги, сдавая свою землю в аренду, превратились в состоятельных и уважаемых граждан.

Кабина плавно спланировала на парковку, расположенную на крыше многоэтажного торгового центра. Через будку на крыше компания спустилась в здание. Несколько этажей в нем занимали аттракционы: кинотеатры виртуальной реальности, по сафари — паркам прогуливались животные — роботы, точь — в—точь как настоящие. Зоопарки во всем мире давно запретили. Для детей помладше были площадки, где в качестве нянь и аниматоров выступали герои компьютерных игр, тоже роботы. А подростки и взрослые могли развлечься в комнатах хоррора, о которых ходили ужасающие слухи.

Спускаясь в самый низ на стеклянном лифте, они проехали мимо еще нескольких этажей техники и электроники. И оказались в супермаркете.

— Бабушка, кушать хочется, давай зайдем? У тебя остался еще лимит на продукты?

— Думаю, да. Сейчас проверю, — ответила женщина. Она нажала крохотную кнопочку на браслете, и перед ней в воздухе повис небольшой дисплей. Бабушка поводила пальцем, нашла нужный раздел, и сказала:

— По сэндвичу и напитку можем себе позволить!

Они пошли вдоль рядов с продуктами. Огромные стеклянные витрины были похожи на шкафчики с множеством ячеек. В каждой из них лежал отдельный продукт. Ячейка открывалась отпечатком пальца, с которого считывались данные о покупателе и происходила оплата. На каждого человека полагалась определенная норма продуктов в месяц. Глобальная система, в которую были занесены все, без исключения жители страны, сразу определяла, сколько и по какой цене человек мог купить. Например, если фруктов и овощей разрешалось в месяц есть по килограмму, то, покупая их, сверх установленного лимита, человек платил десятикратную цену.

Бабушка подошла к витрине с газировкой. Она делалась из искусственных ингредиентов, стоила дешево, и продавалась без ограничений.

— Может, все — таки сок?

— Нет, кока — колу!

Дети съели свои бутерброды, выпили газировку и повеселели.

— Бабалис, а тебе сколько лет тогда было? — спросила девочка.

— Тринадцать. Как вам сейчас, — ответила та.

— А это было до вируса?

— Конечно. Задолго до него.

— Бабушка, а в твоей книге непонятно, Ирина Алексеевна оставила амулет или забрала для науки? — Спросила правнучка.

— В том — то и дело, что мы не знаем…

— Как? А вы что, потом не спрашивали у нее? — удивился мальчик.

— Я спросила, как — то раз… На что Ирина Алексеевна улыбнулась и сказала: «Алиска, а ты как думаешь?». Она дала мне понять, что не очень хочет говорить на эту тему.

— А ты не проверяла, может, он в музее каком — нибудь лежит? Или статьи про него написаны? — спросил мальчик.

— Ничего нет, никаких упоминаний, — ответила бабушка.

— Интерееесно, — протянул внук.

— Вот именно. Я много лет об этом думаю. Честно говоря, сначала мне хотелось верить, что она его оставила здесь. Мне казалось это правильным, что — ли. Потом, когда Ирины Алексеевны не стало, я задумалась — а может быть, ей стоило забрать амулет себе? Он придавал сил, многим из нас так казалось. Возможно, спас бы и ее? Она сделала бы множество великих открытий в науке, благодаря тем чудесным снам…

— Я бы точно себе оставил! — сказал мальчик. — А что, положил под подушку, смотришь сериал про предков, и утром встаешь такой бодренький!

— Не всё так просто, мой мальчик.

Немного помолчав, бабушка сказала:

— Вы, наверное, догадались — я хочу попробовать его найти. Я купила специальный прибор, — глаза Алисы загорелись. — Нажал кнопку, и вот, пожалуйста, на экране детальное изображение того, что там, в недрах земли запрятано!

— Наверное, сейчас и археологи не нужны, да, ба? — спросил мальчик.

— Что ты! Они всегда будут нужны! Просто сейчас они работают по — другому, намного быстрее и эффективнее. Да вы у дедушки спросите, он много знает.

Ребята переглянулись и засмеялись.

— Да, дедушка если начнет рассказывать, то это на неделю! — сказала девочка.

Алиса улыбнулась — она вспомнила лицо мужа, когда тот начинает разговор про экспедицию, и археологию. Как он преображается, и из седого старика превращается в того подростка, каким она его помнит.

— Ну так что, когда мы отправимся на поиски? — спросил мальчик, явно цитируя какой — то приключенческий фильм.

— Прямо сейчас, — сказала бабушка.

***

Они шли вдоль широкой асфальтированной дороги, по которой на сумасшедшей скорости проезжали плоские автомобили. «Где — то здесь стоял заброшенный дом», — подумала Алиса, и поежилась. Прошло столько лет, а воспоминания о том вечере до сих пор вызывали у нее мурашки. Там, впереди должна быть Омка, точнее, то, что от нее осталось. Алисе хотелось пройтись по тому месту, где стоял лагерь и был разбит раскоп, прогуляться вдоль берега. Но это потом. Сначала — курган. Найти его оказалось сложнее, чем ей казалось. За насыпью когда — то был лесок, он служил ориентиром. Но сейчас на много километров вокруг — лишь ровная вспаханная поверхность земли.

Женщина и ее правнуки ходили по полю уже больше двух часов, как вдруг картинка на экране прибора изменилась.

— Здесь толщина чернозёма больше! Это может быть здесь! — воскликнула бабушка. — Видите, здесь кое — какие косточки… Тааак, обломок керамики, еще один…

Сердце ее было готово выпрыгнуть из груди. Ребята тоже оживились.

— Это он! — закричала Алиса. — Я уверена!

Она достала из рюкзака компактную складную лопату, которую привезла в свое время из Японии.

— Бабуль, а можно я? — спросила девочка.

— Давай. А ты держи прибор, — сказала женщина, и передала правнуку небольшую прямоугольную коробочку. — Я пока посижу, устала что — то.

Она достала какой — то предмет, нажала кнопку, и через пару минут уже сидела на надувном кресле. Конечно, она устала. В ее годы мало кто может выдерживать большие нагрузки. Несмотря на все достижения науки и техники, тело сдает, и с этим надо считаться.

Лопата уперлась во что — то твердое.

— Нашли! — закричала девочка, и достала из земли небольшую овальную бляшку.

***

Ребята бросили на траву коврики, и улеглись. Они по очереди рассматривали загадочный амулет, о котором читали и столько слышали. И поглядывали на бабушку, которая ходила вдоль берега в глубокой задумчивости.

Алиса не узнавала эти места, поросшие высокой травой и репейником. Пожалуй, только растительность осталась та же. Река обмелела. Теперь, чтобы дойти до воды, нужно было преодолеть довольно крутой спуск. Но изгиб остался все тем же, и по нему женщина догадалась, где был раскоп. Вот здесь, едва уловимый склон, отличающийся от участка до и после него. За раскопом река поворачивает, сюда они ходили купаться.

Алиса повернула обратно, туда, где по ее ощущениям, стоял лагерь. Слева была палатка Ирины Алексеевны, чуть дальше справа — камералка. Женщина вспомнила вдруг с предельной ясностью расположение палаток, их цвет. Ей даже почудился запах дыма от костра. Она шла вдоль воображаемого палаточного лагеря. Здесь жили Анька и Ксюшкой. На мгновенье перед Алисой возникло Анькино лицо с нахальной улыбкой и бусики из живых оводов. После той экспедиции они больше не виделись. Сажина переехала в другой район, и связь с ней навсегда оборвалась.

Алиса вспомнила, как Анька тогда у костра, сказала, потупив глаза:

— Я — вождь.

И в этом не было гордости, хвастовства, а, скорее, наоборот, она как будто стеснялась говорить об этом. Что творилось у нее на душе? Тогда никто об этом не задумывался, а ведь ей, похоже, было плохо. И вдруг, Алиса с поразительной ясностью поняла, что белым призраком между палаток была Сажина! Как будто видение промелькнуло перед глазами — как Анька выходит, обмотанная вкладышем и останавливается возле их палатки, перед большим сетчатым окошком. Она была готова на всё, чтобы Алиса уехала, не стояла у нее на пути. Она бы пошла на что угодно ради своей любви.

***

Алиса взяла в руки амулет, бережно обтерла его и приложила к груди. Она закрыла глаза, как будто прислушиваясь к своим ощущениям. По груди разлилось приятное тепло. Чувствует ли она сейчас его силу? Или это воспоминания, с ним связанные, придают ей сил? Алиса вспомнила сон, где она была целительницей. Так случилось, что свою жизнь она помогала людям, избавляла от душевных ран. Сон был вещим, или благодаря ему Алиса выбрала свой путь в жизни?

Она вспомнила сны других ребят, и закон степи. «Как далеко нам до них, наших предков. Они чувствовали свою связь с природой, ощущали себя ее частью, а не хозяевами». Алиса посмотрела в ту сторону, где когда — то стоял курган. Может быть, великий вождь древнего народа, похороненный там, хотел донести до них что — то важное? И цепочка событий, произошедших тогда — совсем не случайна? Все взаимосвязано… «И какой бы порядок мы не выстраивали, он может разбиться в прах, став частью порядка более великого» …

***

— Ба, а ты положишь амулет обратно? Или хочешь себе забрать? — спросила девочка.

Алиса посмотрела на нее, слегка прищурившись, и улыбнулась:

— А ты как думаешь?

КОНЕЦ

Благодарности

Прежде всего я хочу поблагодарить прекрасного человека, ученого, педагога от бога, Чемякину Марину Арсентьевну, которой посвящена эта книга. Мне жаль, что я не могу выразить мою бесконечную благодарность ей лично, потому что ее с нами больше нет. Все, что я чувствую — невозможно описать двумя словами. Вся моя книга об этом.

Хочу поблагодарить Дом Пионеров, ныне — Центр Детского Творчества, и его директора в те годы, Наталью Александровну Вологодскую (к сожалению, ее уже нет тоже). На базе Дома Пионеров существовал тот археологический кружок, куда мы ходили в течение учебного года, организовывались детские экспедиции, хранились наши спальники и палатки.

Большое спасибо хочу сказать Наталье Владимировне Зениной, которая являлась и до сих пор является для меня проводником в мир таких людей, на которых я всегда стремилась быть похожей.

Я благодарна Юле Андросовой за то, что была моей подругой все эти годы, и вдохновила меня на писательство своим примером. Андрею Андросову — за то, что проявил самый искренний и живой интерес к моей идее создания книги. Это очень поддержало меня и помогло решиться.

Я от всего сердца благодарна тем, кто был со мной в той самой экспедиции, и во многих других.

А также хочу сказать спасибо тем, кто столько лет ценит, любит и бережет созданный Мариной Арсентьевной мир.

Оглавление

Предисловие

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Эпилог

Благодарности