Геополитическая экономия в России: от дискуссий о самобытности к глобальным моделям (XIX в. — первая треть XX в.) [Георгий Джемалович Гловели] (pdf) читать онлайн

Геополитическая
экономия в России

от дискуссии о самобытности
к глобальным моделям
-

--

----------

ИСТОРИЧЕСКАЯ
КНИГА

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
Институт экономики

Г. Д. Г л о в е л и

ГЕОПОЛИТИЧЕСКАЯ

ЭКОНОМИЯ
В РОССИИ
От д иску сси й о самобытнос ти
к глобальным моделям
(XIX в. — первая треть XX в.)

Санкт-Петербург
АЛЕТЕЙЯ
2009

УДК 330.83(47)
ББК 65.02(2)6
Г54

Рецензенты:

доктор эконом ических наук, проф ессор Ю. Я. Ольсевич,
доктор эконом ических наук, проф ессор С. Д. Валентей

Гловели Г. Д.
Г54

Г е о п о л и т и ч е с к а я эк о н о м и я в Р о с с и и : от д и с к у с с и й о с а м о ­
б ы тн о ст и к глобал ьн ы м м одел я м (X IX в. — п ер в ая т р еть X X в .) /
Г. Д . Г л о в ел и . — С П б. : А л е т е й я , 2 0 0 9 . — 2 0 4 с. : ил.
15В1Ч 978-5-91419-148-8
М онография предлагает новую ретроспективу отечественной эконо­
мической мысли: анализ структурны х и институциональны х осо б ен н о ­
стей национальной экономики и ее места в мировом хозяйстве, исходя
из геоэконом ических и геополитических факторов. От проблематики
экономического своеобразия России, обусловленного протяж енностью
и очертаниями границ страны, ландшафтными и почвенно-клим атиче­
скими условиями, и местом, занимаемом ею в систем е м еж дународного
разделения труда, различные направления российской экономической
мысли подош ли в начале X X в. к глобальным эконом ико-геополити­
ческим концепциям, представляющ им значительны й интерес для со­
врем ен ности .
УДК 330.83(47)
ББК 65.02(2)6

ISBN 978-5-914ИМ48-8

9785914191488
© Г. Д. Гловели, 2009
© И нститут экономики РА Н , 2 0 0 9
© И здател ь ств о «А летейя» (С П б.), 2009
© «А л ет ей я . И сторическая книга», 2009
9* 7 8 5 9 1 4

191488

Памяти Ларисы Литош

(1972-2007)

ВВЕДЕНИЕ
Канун и начало XXI века отмечены растущим использованием по­
нятий геополитики и геоэкопомики для осмысления ретроспектив и
перспектив глобальных трансформаций и хозяйственного строя России,
включая современный процесс глобализации российской экономики.
Однако, в их трактовке нет единства.
Бытующий около века термин «геополитика» отягощен «родимыми
пятнами» империализма первой половины XX века (pax Britannica,
«борьба за место под солнцем», Lebensraum) и военно-идеологического
противоборства сверхдержав (США — СССР). Не подлежит забвению
видное место германского геополитического доктринёрства в идеологии
немецкого фаш изма, а ключевые категории современных глобальных
геополитических моделей (H eartland, Rimland, the T rade-dependent M a­
ritime World versus the Eurasian Continental World) отобразили противо­
стояние западного «атлантизма» России-СССР как великой евразий­
ской державе. Российская партийно ангажированная геополитическая
риторика наших дней отмечена разбросом по идеологическому спектру
вплоть до крайних оттенков с неизбежными кривотолками и спекуля­
циями. За всем этим, тем не менее, просматривается немалый интерес
геополитической тематики для российского общественнонаучного дис­
курса вообще и историко-экономического в особенности. Во-первых,
в конце XIX — начале XX вв. российское «великодержавное» отечествоведение выдвинуло свою глобальную модель — причём с большим,
чем у западных концепций, эвристическим потенциалом. Речь идёт
о типологии «могущественного территориального владения», предло­
женной в 1915 г. Вениамином Петровичем Семеновым-Тян-Ш анским
(1870—1942), обобщившим изыскания «славных учёных и обществен­
ных деятелей, наиболее глубоко задумывавшихся над державным по­
ложением России» — Д.И. Менделеева, В.И. Ламанского, П.П. Семё-

6

Г.Д. Гловели. Геополитическая экономия в России: от дискуссий...

нова-Тян-Ш анского, А.И. Воейкова. Во-вторых, наиболее оригинальное
течение общественной мысли Русского зарубежья — евразийство — по­
зиционировало себя как русская геополитическая школа, приняв за
исходную данность уникальность евразийского месторазвития России.
На понятии евразийского месторазвития, введённом П.Н. Савицким
(1895—1968), основаны две наиболее масштабных в XX веке версии рус­
ской истории, разработанные Г.В. Вернадским (1887—1973) и Л.Н. Гу­
милевым (1913—1992). Наконец, делегитимация марксистского ф орма­
ционного подхода не привела к равномасштабной альтернативной схе­
ме стадийного экономического развития России-СССР, одновременно
стимулировав новое обращение к классической русской историографии
XIX в., а та уделяла пристальное внимание географическому фактору
в причинном объяснении особенностей государственности, народного
характера и экономического быта страны.
Неологизм «геоэкономика», вошедший в обиход в последнем деся­
тилетии XX в., обычно подразумевает приоритет умения сообразовать­
ся с глобальными экономическими изменениями над территориальным
владением и сферой военно-стратегической мощи, с другой стороны —
признание фактов размывания государственного суверенитета и под­
рыва успешности макроэкономического регулирования трансгранич­
ными потоками ресурсов, продуктов и коммуникаций (1дШ\уак 1990;
Ж ан, Савона 1997). Предтечей геоэкономики как особой научной дис­
циплины, избавленной от идеологической «дурной наследственности»
геополитики, была мощная французская историографическая традиция
«включения людей и экономики в пространство». Она достигла кульми­
национного пункта в творчестве Фернана Броделя (1902—1985), пред­
ложившего концепцию генезиса современного капитализма на основе
ключевого понятия «мир-экономики» как некоторой структурирован­
ной пространственно-сетевой целостности. В фундаментальном труде
«Материальная цивилизация, экономика и капитализм» (3 тт., 1979)
Бродель исследовал становление международного капитализма как си­
стемы концентрически расположенных зон с доминирующим центром
наверху. Прорыв в индустриальную цивилизацию был отмечен перехо­
дом от замкнутых миров-экономик имперского типа и «миров-экономик,
создаваемых и верховодимых городами» (последний из них — Амстердам,
столица Республики Соединенных Провинций Нидерландов), — к ми­
ровом экономике, верховодимой одним национальным государством,
ранее всех остальных сформировавшим национальный рынок, — Вели­
кобританией (Бродель 1993, с. 105). Представив в объёмной историко-

Введение

7

экономической- ретроспективе антитезу «приморский мир» — «конти­
нентальный мир», Бродель дал хрестоматийные картины торможения
динамики капитализма в наиболее устойчивых приморско-континен­
тальных державах Евразии — Китае и Франции (Бродель 1986, с. 433;
Бродель 1992, с. 24; Бродель 1993, с. 77, 107; Бродель 1994, с. 270).
Геоэкономика как «ключ к познанию мира на пороге XXI века»
(М оро-Дефарж 1995, с. 119—122):
1) отождествляет могущество с контролем не над территориями, а
над международными торговыми и информационными сетями, что по­
зволяет добиваться гегемонии более «мягкими», средствами, как пра­
вило, без применения военной силы;
2) изучает условия равновесия суверенитета с ростом экономи­
ческих потоков, которые ускользают от контроля государств, но в
тоже время испытывают на себе влияние государственного регули­
рования;
3) выделяет в качестве естественных пространственных (геоэкономических) зон не государства-нации, а регионы-государства, которые
накладываются на территории или отдельные части территорий не­
скольких стран.
Труды Броделя дали вдохновляющий импульс для наиболее мас­
штабного общественнонаучного синтеза во 2-й половине XX в. — миросистемного подхода, или миро-системного анализа (MCA). Наиболее
известный представитель MCA И. Валлерстайн реинтерпретировал по­
нятие миро-экономики, отождествив его с современной капиталисти­
ческой миро-системой, высвободившей из-под диктата политических
властей рыночные сети для расширенного воспроизводства, принявше­
го форму накопления капитала, и вытеснившей с исторической аре­
ны прежде господствовавшие миро-империи, основанные на данниче­
ско-перераспределительных отношениях. Капитализм структурировал
мировое хозяйство на 3 яруса: центр (стягивающий к себе товарные
цепочки), полупериферию и периферию. Включение миро-системного
проекта в российский общественнонаучный дискурс относится лишь к
рубежу XX—XXI вв., но наследие российской политэкономии начала
XX века имело непреходящее значение для разработки миро-системных
концепций исторического капитализма. Стартовой точкой для ана­
лиза «периферийного» развития стран, зависимых от мировых центров
накопления капитала, послужила теория империализма В.И. Ульяно­
ва-Ленина (Shannon 1989, р. 12); а инициированное MCA моделиро­
вание длительных циклов державной гегемонии опирается на теорию

Г.Д. Гловели. Геополитическая экономил в России: от дискуссий...

длинноволновой экономической динамики Н.Д. Кондратьева (Modelski
1987; Модельски, Томпсон 1992; Rasier, Thompson 1994).
Российский теоретик-геоэкономист А.И. Неклесса модифицировал
обоснованную MCA трехъярусную модель современной капиталисти­
ческой миро-системы в иерархическую модель мирового рынка как
гексагонального геоэкономического универсума, структурированного
на четыре локализуемых больших пространства (а) и два геоэкономических пространства (б), не имеющих жесткой географической лока­
лизации, а именно:
— связанный с производством высокотехнологичных товаров и
услуг североатлантический Запад (1 а) и генетически происходящий
из североатлантического региона транснациональный Квази-Север,
осуществляющий финансово-правовое регулирование глобальной эко­
номики посредством мировой резервной валюты, внешней задолжен­
ности, программ структурной адаптации и финансовой стабилизации,
«вашингтонского консенсуса» и т. д. (2 б);
— тихоокеанское кольцо Нового Востока, куда смещается центр
массового промышленного производства (3 а), и индоокеанская дуга
сырьевого Ю га (4 а);
— наименее определенное в геоэкономическом отношении про­
странство «сухопутного океана» северной Евразии (5 а); «мировой ан­
деграунд» Глубокого Юга (6 б).
Неклесса предлагает рассматривать «устойчивый хаос» геоэконо­
мического миропорядка как третью фазу динамики исторического
капитализма — после генезиса в XV—XVI11 вв. на европейском З а ­
паде (1) и интенсивной индустриализации с глобальным размахом в
XVIII—XX вв. (2), когда новая система открывала всё новые ниши
по производству промышленных товаров на основе радикальных ин­
новаций и долгосрочных капиталовложений. Другой российский теоретик-геоэкономист Э.Г. Кочетов, автор первого учебника по новой
дисциплине (1999), отождествляет геоэкономическое пространство с
экономическим измерением глобализации — модификацией мирового
хозяйства в «пульсирующий организм» с постоянно меняющими цен­
трами активности под воздействием интернационализированных «блуж­
дающих» воспроизводственных ядер (Кочетов 1999, с. 3). Растущая
транснационализация воспроизводственных процессов (межанклавное
разделение труда) бросает вызов внешнеэкономической стратегии го­
сударств. Чтобы избежать сведения национальной экономики к роли
вспомогательного хозяйства в мировом воспроизводственном цикле,

Введение

9

требуется перегруппировка сил для завоевания позиции в трансгра­
ничном геоэкономическом пространстве с выходом на возможно более
благоприятные условия участия в контроле над глобальными ресурсопотоками и в перераспределении мирового дохода.
Постановка вопроса о геоэкономической стратегии как технике ак­
тивного национального оперирования в глобальном воспроизводственном
процессе, рассредоточенном по разные стороны государственных границ
(Кочетов 1994, с. 49), сближается с «новой», или критической геопо­
литикой, понимаемой «скорее как активный процесс конституирования
миропорядка, чем как учёт непрерывных географических уз» (Agnew &
Corbridge 1992, р. 267). Такой подход вызывает возражения со стороны
российских экономико-географов, отрицающих правомерность форми­
рования национальной внешнеэкономической стратегии «без должной
опоры на территорию» (Гладкий, Никитина, Маруненко 2002, с. 6).
Дебаты о предмете геоэкономики отчасти возвращают нас к политэкономическим спорам первой половины XIX века: тогда Ж .-Б . Сэй
провозглашал, что «административные границы государств, которые
есть все в глазах политика, для политической экономии являются лишь
преходящими явлениями»; Ф. Лист, напротив, запальчиво критиковал
«космополитическую» экономию классической школы и настаивал на
«национальной ассоциации производительных сил» и «округлении гра­
ниц» ради индустриализации вдогонку странам-лидерам. Для россий­
ской политической экономии характерна традиция рассмотрения си­
стемы категорий производства, обмена, распределения и потребления
в пределах национально-государственного целого и особое внимание к
категории «национальные производительные силы». Эта традиция мо­
жет быть обозначена как геополитическая экономия — направление
исследований, анализирующее особенности национального воспроиз­
водственного процесса и хозяйственных институтов в зависимости от
протяженности и очертания границ страны, её ландшафтных и почвен­
но-климатических условий, а также места, занимаемого ею в иерархи­
ческой системе международного разделения труда. В современной но­
вой институциональной экономической теории обосновывается значе­
ние зависимости от предшествующего развития (path dependence) для
теории экономических систем (Нуреев, Латов 2006). Несомненно, что
траектория предшествующего развития, накладывающая подчас весьма
жесткий отпечаток на хозяйственные институты и экономический рост,
сама в немалой степени зависит от природных и геополитических ф ак­
торов, особенно в России (Милов 1998).

10

Г.Д. Гловели. Геополитическая экономия в России: от дискуссий...

В перспективе геополитическая экономия переходит в геоэкономику
как изучение условий реализации национальных интересов (включая
интересы будущих поколений) в глобальной системе «много госу­
дарств — один рынок». В ретроспективе геополитическая экономия
проливает свет на пространственные факторы экономического ли­
дерства разных стран в разные эпохи и на политико-географические
условия переходов к расширенному воспроизводству в его различных
вариантах (древнеимперском, раннеиндустриальном, переселенческом,
догоняющем индустриальном и т. д.). Наконец, геополитическая эко­
номия позволяет более конкретно говорить о социально-экономических
альтернативах, связанных с формированием и эволюцией специфиче­
ских систем интересов и ценностных ориентиров территориальных со­
обществ (Валентей, Нестеров 2003, с. 56).
Настоящая работа продолжает исследование, предпринятое авто­
ром в ходе дискуссии о российской экономической школе (Гловели
2000), по экспликации темы геополитической экономии в российской
экономической мысли. Первая часть книги посвящена освещению
российскими политэкономами XIX в. воздействия природных и геопо­
литических факторов на своеобразие хозяйства «пространнейшей из
держав» в контексте вызова со стороны западной индустриальной ци­
вилизаций. Во второй части рассматриваются выдвинутые российской
общественной мыслью первой трети XX в. концепции, которые могут
быть охарактеризованы как глобальные экономико-геополитические и
сохраняют большой эвристический интерес для современных концеп­
ций геоэкономики, циклов гегемонии, миро-системного анализа и для
уточнения стадиальных критериев экономического прогресса.
4

Часть 1. СВОЕОБРАЗИЕ ЭКОНОМИЧЕСКОГО
РАЗВИТИЯ «ПРОСТРАННЕЙШЕЙ ИЗ ДЕРЖАВ»:
ДИСКУССИИ XIX ВЕКА

Глава 1. Политическая экономия и вопрос о стадиях
и геополитических факторах хозяйственного прогресса:
от смитианства к Ф, Листу
Формирование политической экономии как особой науки, исследу­
ющей «естественный порядок» хозяйства и факторы богатства наций,
происходило в век утверждения Российского государства в системе
европейских держав. К концу эпохи Просвещения, по самодовольному
утверждению князя Безбородко, одного из столпов российской дип­
ломатии, «ни одна пушка в Европе без нашего позволения выпалить
не смела». Мощная военная поступь северной империи опиралась на
ужесточение крепостного права. Крепостнический порядок был весьма
далёк от «естественного» (в физиократически-смитианском смысле) и
не содержал предпосылок для участия российской общественной мысли
в категориальном оформлении европейской экономической науки. Она
стала предметом российского импорта — вслед за достижениями Зап а­
да в области военной и промышленной техники, администрирования и
шика. В начале XIX столетия специалистов по новой науке — немцев
Г. Ш торха и X. Ш лёцера — приглашают Петербургская Академия
наук и Московский университет, в которых создаются соответственно
разряд политической экономии и кафедра политической экономии и
дипломатики. Правительство Александра I финансирует издание рус­
ского перевода (1802—1806) «Богатства народов» Адама Смита; за­
тем следует издание целого ряда сочинений, излагающих «начальные
основания народного богатства и государственного хозяйства, следуя
теории Смита», «правила политической экономии по системе Адама
Смита» и т. п. «Моду» на смитианство фиксирует «Евгений Онегин»
А.С. Пушкина. В 1805—181 1 гг. осуществляется и русское издание
трактата французского историка, сотрудника знаменитой «Энцикло­
педии» Гийома-Томаса-Ф рансуа Рейналя (1713—1796) «Философская
и политическая история учреждений и торговли европейцев в обеих

12

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

Индиях». Насыщенная рассуждениями против деспотизма и в защиту
«свободы» и «естественного порядка», эта книга содержала очерк раз­
вития торговли от средиземноморской античности до открытия «обеих
Индий», положившего начало непрерывным переменам в «националь­
ном могуществе, промышленности и правлении всех народов».
Трактаты Смита и Рейналя, разные по стилю и значению для после­
дующих поколений1, в равной мере несли на себе отпечаток просвети­
тельской идеи прогресса, доведенной уже в «Рассуждениях о всеобщей
истории» (1750) Ж ака Тюрго до вывода о зависимости общественного
развития от последовательной смены «способов добывания средств к
жизни». Тюрго присоединился к школе экономистов-физиократов не
только как практик-интендант, но и как философ, подметивший связь
«более быстрого прогресса» с появлением избыточного продукта при
переходе от собирательства, охоты и скотоводства к земледелию и
дальнейшим ростом разделения труда, классового неравенства, горо­
дов, торговли и «всех искусств». Эта идея в изложении воспринявшего
её через лекции А. Смита в университете Глазго (в конце 1750-х гг.)
первого русского профессора-правоведа Семёна Десницкого («Ю ри­
дическое рассуждение о разных понятиях, какие имеют народы о соб­
ственности», 1781) приняла форму схемы четырёх состояний быта
народов: охотничье-собирательского, пастушеского, «хлебопашественного» и «коммерческого» (с «совершенством и размножением рукоде­
лий»). Аналогичную схему развивал и наиболее глубокий социальный
мыслитель из деятелей Французской революции Антуан Барнав. В сво­
ём «Введении во Французскую революцию» он объяснял переход от
одной общественной стадии к другой прежде всего ростом населения.
Но преимущество стран Западной Европы над прочими народами ви­
дел в развитии торгово-промышленных задатков, которым благопри­
ятствовали географические условия — выгоды для «коммерции и нави­
гации» (изобилие заливов, озёр и судоходных рек). Они содействовали
в приморских странах умеренного пояса Европы усилению городов как
центров движимого капитала. Напротив, во «внутренне-территориаль­
ных» государствах, лишенных прямого сообщения с морем, — южно­
германских княжествах и Польше — «трудолюбивый народ городов»
не смог укрепиться; вся власть сосредоточилась в руках аристократии,
1
Оценка сочинения Рейналя в конце XIX в.: «Теперь этой книги не читают —
слишком она странна и бессвязна: но в свое время она была не менее известна, чем
сочинения Вольтера» (К-ий 1899, с. 490).

Глава I. Политическая экономия и вопрос о стадиях...

13

опиравшейся на земельную недвижимость, закрепощавшей население
и ввергавшей его в ужасы войны.
Вследствие трагической судьбы Варнава, гильотинированного якобин­
цами в 1793 г., брошенное им «зерно исторического материализма» (По­
пов-Ленский, 1924, с. 121) не проросло: его книга была опубликована
лишь в 1843 г., большее внимание к ней привлёк Ж ан Ж орес уже в конце
XIX века. Но и без забытого предшественника мысль о существенном
различии в экономическом развитии приморских и континентальных стран
пробила себе дорогу и в политической экономии, и в историографии.
Особую роль здесь сыграл Фридрих Лист — ровесник Великой
Ф ранцузской революции, германский патриот, американский предпри­
ниматель и запальчивый критик английской «космополитической» эко­
номии. История политической экономии признаёт за Листом углублен­
ное понимание роли государства в «экономическом сцеплении» страны,
заслуги первопроходца в использовании исторических сравнений как
аргументов в экономической доктрине и в динамической концепции
благосостояния наций (Жид, Рист 1995, с. 225—227). Ключевой для
своей «национальной системы политической экономии» формуле «вос­
питательного протекционизма» Лист предпослал схему ступеней хозяй­
ства от дикости до «земледельческо-мануфактурно-коммерческого со­
стояния». Верхней ступени достигла лишь Англия, захватившая «ключи
ко всем морям». Именно в её экономической политике возобладало
восходящее к доктрине А. Смита фритредерское направление (манчестерство), нашедшее энергичных популяризаторов и в странах матери­
ковой Европы, особенно во Франции (школа Сэя). Лист призывал не
полагаться на «софизм фритредерства», указывая на то, как та же Ан­
глия постепенно накапливала торговое превосходство и «мануфактур­
ную силу» под охраной своей таможенной системы. Противопоставляя
смитианству как «космополитической экономии меновых ценностей»
своё учение о национальной ассоциации производительных сил, Лист
рекомендовал ограждение молодых побегов национальной промышлен­
ности таможенными барьерами, чтобы дорастить её до конкурентоспо­
собного состояния с иностранными фабричными товарами. Страна в
земледельческом состоянии может «заставить цвести фабрики» лишь
посредством таможенных ограничений и только по достижении высшей
ступени переходить к свободной конкуренции. Иначе — казус земле­
дельческой Польши, попавшей благодаря свободе обмена её хлеба на
иноземные мануфактурные товары в зависимость от чужестранцев и в
результате вычеркнутой из рядов национальных государств.

14

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

Лист, аналогично Барнаву, указывал на отсутствие соприкоснове­
ния с морями как на причину слабости городов и среднего сословия в
панской Польше2. Однако и преуспевавшие когда-то в морской тор­
говле североитальянские и голландские города стали для Листа предо­
стерегающим примером — они пренебрегли национальным единством
и внутренним рынком. Особое значение для германского патриота име­
ла судьба городов Ганзы, торговля которых не стала национальною,
«не была основана на равновесии и совершенном развитии внутренних
производительных сил и не имела опоры в достаточно развившемся
политическом могуществе». Ганзейцы наращивали товарооборота на
северных морях Европы, но не позаботились об усовершенствовании
сельского хозяйства и промышленности в своей стране, поощряя вме' сто этого земледелие Польши, овцеводство Англии, металлургию Ш ве­
ции и мануфактурное производство Бельгии.
' Из исторического опыта Лист заключил, что «воспитательный про­
текционизм» осуществим лишь в державе с достаточно обширной тер­
риторией с разнообразными ресурсами и значительным населением,
обладающей устьями своих рек (а, следовательно, выходами из сво/ их морей). Успешность такой политики требует восполнения «террито­
риальных недостатков» — «округления границ». «Национальная эконо­
мия» у Листа приобрела геополитическую окраску. Он не остановился
на темпераментной агитации за объединение германских земель, пер­
вым шагом к которому стал показавший свою действенность Таможен­
ный союз (Zollverein). Лист выдвинул идею Средней Европы от Север­
ного моря до Чёрного — от устья Рейна до устья Дуная. С расчётом,
с одной стороны, на присоединение к германскому политическому и
торговому союзу Голландии и Бельгии; с другой стороны, — на разви­
тие сношений с Востоком посредством максимально возможного облег­
чения транзитной перевозки товаров через Баварию, Австрию и Вен­
грию по Дунаю. Вслед за «Национальной системой политической эко­
номии» (1841) Лист выпускает книгу «Земельная система, мельчайшие
держания и эмиграция» (1842), в которой дополняет свою стадийную
схему экономического развития наций выделением аграрно-типологи­
ческих различий на европейском географическом пространстве. Зад а­
чу земельной реформы в германских землях, расположенных большей

2
Как пример крайней близорукости Лист приводил суждение А.Смита, чт
Северо-Американские Соединенные Штаты «подобно Польше» предназначены для
земледелия.

Глава 1. Политическая экономия и вопрос о стадиях...

15

частью на .территории к востоку от Эльбы с господством крупнопо­
местного сельского хозяйства на старой феодально-барщинной основе,
Лист формулировал как нахождение «золотой середины» между двумя
типами земельных отношений более позднего происхождения, сложив­
шимися к западу от Эльбы. Это английское крупнокапиталистическое
фермерское сельское хозяйство, расширенное «до масштабов ф абри­
ки», и характерные для Франции мелкособственнические отсталые
держания. Если первый вариант порождает массовую пролетаризацию
и пауперизацию и чреват социальным взрывом, то второй не обеспе­
чивает развития внутреннего рынка и готовит почву для бонапартиз­
ма3. Лист искал вариант, который наилучшим образом соответствовал
' бы формированию среднего класса как основы представительной по­
литической системы. А именно: земельная система коммерчески ори­
ентированных владений, освобожденная от феодальных и общинных
стеснений, но чтобы при этом средние и мелкие единоличные держания
оказались правилом, а крупные и мельчайшие — исключениями.
Обезземеление значительной части германских селян в результа­
те земельной реформы Лист полагал неизбежным. Поскольку герман­
ская промышленность, даже набрав силу, не сможет поглотить все
избыточные рабочие руки, встаёт проблема лишнего населения и ми­
грации. Её острота в передовой индустриальной Англии вызвала в
конце 1830—40-е гг. появление «современной теории колонизации»
Э.Г. Уэйкфилда4, организатора «Ассоциации Ю жной Австралии» и
консультанта администраций Канады и Новой Зеландии. Ф. Лист
подметил намерения Британии разрешить внутренние экономические
и социальные противоречия за счет создания самоподдерживающейся
колониальной системы и сделал вывод, что предстоящая отмена хлеб­
ных законов не облегчит доступ германскому хлебу на английский
рынок, препятствием станет рост импорта канадского зерна. Проблему
аграрного перенаселения в Германии Лист предлагал решать за счёт
3 Здесь Лист проявил завидную проницательность: масса мелких хозяев-собственников стала опорой бонапартистского переворота во Франции в 1851 г., уста­
новившего режим Второй империи.
4 «Современная теория колонизации», известная российскому читателю разве
что по необязательной последней главе 1-го тома «Капитала» К. Маркса, обеспе­
чила Э.Г. Уэйкфилду место среди «ста великих экономистов до Кейнса» (Блауг
2005, с. 310—312). В этой сотне присутствует и Ф. Лист (там же, с. 166—168), но
без упоминания о его работе по аграрному вопросу и колонизации.

16

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

имперской экспансии — сельскохозяйственной колонизации Среднего
и Нижнего Подунавья в рамках единого германо-венгерского государ­
ства, к которому должны отойти и придунайские колонии клонящейся
к упадку Османской империи. Видение проблемы аграрного перена­
селения в Германии в геополитическом контексте подтолкнуло Листа
не только к проектированию «Восточной империи немцев и мадьяр»
(вплоть до западных берегов Черного моря), но и к пересмотру преж­
ней жесткой антианглийской позиции. Поскольку главную угрозу германо-пандунайскому государству Лист усматривал в возможном альян­
се Франции и царской России на Балканах, он стал высказываться
за обеспечение германской защиты английского морского пути через
Средиземноморье на Восток.
«Походная» геополитическая окраска «национальной экономии»
Ф. Листа явно противоположна сентенции «Трактата политической
экономии» Ж .-Б . Сэя: «Административные границы государств, кото­
рые есть все в глазах политика, для политической экономии являют­
ся лишь преходящими явлениями». Однако, при обосновании своего
пандунайского проекта германский националист Лист вполне мог бы
процитировать А. Смита, критикуемого им за «космополитическую»
экономию. Вовсе не безразличный в отличие от эпигона-француза к
национальным границам, шотландский мудрец указывал на истори­
ческий опыт опережающего роста производительной деятельности в
местностях, обладающих преимуществом водного транспорта (по бере­
гам судоходных рек — от Нила и Ганга до Рейна и Мааса), и заклю ­
чал: «Судоходство по Дунаю приносит очень мало пользы различным
государствам, через которые он протекает, — Баварии, Австрии и
Венгрии — в сравнении с тем, что оно могло бы давать, если бы одно
из этих государств владело рекой на всем ее протяжении до впадения
в Черное море» (Смит 2007, с. 82).
Заметим, что в своих рассуждениях о преимуществах водных путей
сообщения Смит плыл по течению, давно указанному сторонниками
той самой «меркантильной системы», которую он раскритиковал как
противоположность собственной конструкции «естественного порядка
свободной торговли». Уже неаполитанец Антонио Серра объяснял «ве­
личайшую торговлю» Венеции «не только удобством местоположения
из Азии в Европу и наоборот, но и в самой Италии, поскольку боль­
шинство итальянских рек впадают в море близ Венеции» (Серра 2004,
с. 149). Британский доктринёр активного торгового баланса Томас
Ман (1579—1641) с удовлетворением отмечал в своей стране большое

Глава 1. Политическая экономия и вопрос о стадиях...

17

число морских портов и гаваней, «трудно доступных врагу, но легко
и с удобством служащих для вывоза» (цит. по Мотов 1924, р. 182).
Наконец, высокоучёный хорват Юрий Крижанич (1618—1683), тщ ет­
но пытавшийся в видах славянского единства склонить к католицизму
московского царя Алексея Тишайшего, сетовал в своих «Политичных
думах», что Русское государство, хотя и «безмерно велико», со всех
сторон закрыто для морской торговли. И не только пустынными зем­
лями и враждебными соседями, но и «Студеным морем», на котором
единственный порт — Архангельская пристань, с «неимоверно труд­
ным» путём до неё (Крижанич 1997, с. 33).
А.Смит писал свой главный труд веком позже Крижанича — в эпо­
ху, когда после сверхнапряжения петровских реформ Россия проби­
лась к балтийским берегам, а победами «екатерининских орлов» стала
закрепляться на берегах черноморских. Но для автора «Богатства
народов» северная империя все ещё «Татария и Сибирь», море ко­
торой — замерзаю щ ий океан, не допускающий судоходства; а про­
текающие по этой стране несколько величайших рек отстоят слишком
далеко друг от друга, чтобы по ним можно было вести значительную
торговлю. Отсюда вывод, что тамошние отдалённые от морей терри­
тории «веками, находились, по-видимому, в таком же варварском и
нецивилизованном состоянии, в каком они находятся и в настоящее
время» (Смит 2007, с. 82).
Превращение смитовской политэкономии в светскую моду пушкин­
ской эпохи примечательным образом совпало со временем активизации
работ по улучшению внутренней сети водных сообщений (Тихвинская
и Мариинская системы каналов) в Европейской России, а также с до­
вольно широкими планами налаживания торговли между Европой и
Азией через Россию. Торгово-транзитные проекты, связанные с дея­
тельностью первого (и единственного) министра коммерции Российской
империи и одновременно директора департамента водных коммуника­
ций графа Н.П. Румянцева подразумевали как меры по превращению
черноморской Одессы в важный перевалочный пункт между Западом
и Ближним Востоком, так и экономическое оживление «стороны, к
северному океану лежащей». Вынужденный признать, что «догмат
совершенной свободы торговой имеет ту важность, что первым его
провозвестил Адам Смит, которого учение, по справедливости при­
емлется руководством в созерцании государственных сил» (цит. по:
Покровский 1947, с. 160), Румянцев тем не менее считал необходи­
мым подкрепление русской торговли «разумом тарифа». Решение не в

18

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

пользу первого российского политэконома-академика Ш торха и других
фритредеров возникшего в России острого вопроса о протекционизме
приветствовал Ф. Лист. Но вслед за этим идеолог «воспитательного
протекционизма» перечислил ещё целый ряд задач, которые необхо­
димо решить императорскому правительству для экономических успе­
хов: отмена крепостного права; создание свободного крестьянства и
образованного среднего сословия; усовершенствование путей сообще­
ния для облегчения сношений с внутренней Азией. Лист пришёл к
двоякой оценке положения России. С одной стороны — преимущества
«прочности государственного единства»; с другой — историческое от­
ставание в поступательном движении к «земледельческо-мануфактур­
но-коммерческому состоянию». Захваченный идеей государственности,
Лист упустил из виду, что проводивший «рациональную протекцион­
ную политику» в России министр финансов Канкрин одновременно
был противником железнодорожного строительства — меры, особенно
горячо рекомендованной самим Листом для ускоренного создания на­
циональной ассоциации производительных сил и подъёма хозяйства с
чисто земледельческой ступени на стадию «земледельческо-мануфак­
турно-коммерческую».
Небольшой раздел «Русские» выпукло отражает характерную для
всей «Национальной системы политической экономии» тенденцию к
экспрессии за счёт чёткости, с преувеличениями до наивности. С та­
дийная схема Ф. Листа была слишком прямолинейной и не пережила
своего создателя, лишившего себя жизни после неудачи его «геополи­
тической» агитации в Австрии и Венгрии. Обе возникших вскоре после
смерти Листа традиции историзма в политэкономии — «гелертерская»
(Б. Гильдебранд, В. Рошер) и «пролетарская» (Ф. Энгельс и К. Маркс) —
отвергли доктрину «воспитательного протекционизма» и предложили соб­
ственные, оказавш иеся гораздо более долговечными, схемы поступа­
тельного экономического развития. Геополитическому фактору в этих
схемах не нашлось места. Фактография университетских экономистов
германской исторической школы смыкались с подходом Листа в акцен­
те на своеобразии национального хозяйства в зависимости не только
от обозримого опыта прошлого, но и от различий в географических
условиях; а формационный подход Маркса и Энгельса, как и система
Листа, базировался на категории производительных сил. Эти сближе­
ния оказались весьма существенными для российской экономической
мысли, которая вносила коррективы в импортированные западные док­
трины с неизбежной оглядкой на географические масштабы России и

Глава 2. Российское геоэкономическое пространство...

19

исторические особенности её хозяйственного строя, и развивалась в
значительной мере как полемика между приверженцами «линии Сми­
та» — фритредерами — и «линии Листа» — протекционистами. В не­
богатой российской политэкономической литературе первой половины
XIX века вопрос о национальном экономическом своеобразии ставился
прежде всего как вопрос о природных предпосылках преобладания того
или иного рода хозяйственной деятельности в стране и соответственно
места в международном товарообмене.

Глава 2. Российское геоэкономическое пространство
в оценке политэкономов первой половины XIX века
и периода падения крепостного права
Первый российский академик-политэконом А.К. Ш торх не видел
ничего предосудительного в том, если земледельческая Россия пре­
доставит «права рукоделия и торговли» более передовым и богатым
западным державам. Первый российский университетский профессор
политической экономии X. Ш лёцер уподоблял Россию Северо-Амери­
канским Соединённым Ш татам как обширную страну с плодоносны­
ми землями, которые «призывают труд земледельца и обещают ему
выгоду несравненно большую, чем прочие работы» (Ш лёцер 1821,
с. 8 9 )\ С начала XIX века (и до самого распада Российской империи)
зерно с чернозёмной полосы заняло первую позицию среди российских
статей экспорта. Растущий вывоз хлеба был результатом переселения
немецких колонистов в черноземное Поволжье и особенно освоения
Новороссийского края после присоединения Крыма. Бесперебойное
обеспечение хлебом столицы Империи было первоочередной целью
усовершенствования сети внутренних водных сообщений в европейс­
кой части страны.5
5
Первое издание учебника Шлёцера вышло при президенте Т. Джефферсоне,
когда казалось, отошла в прошлое «мануфактурная система» его политическо­
го противника — первого министра финансов США А. Гамильтона (насаждение
фабрик посредством протекционизма). Но покровительственные тарифы вскоре
вернулись в Америку, промышленный рост которой дал импульс для доктрины
«воспитательного протекционизма» Ф. Листа и опроверг выводы А. Смита и Шлё­
цера о неперспективности США как страны мануфактурной торговли.

20

Часть

/.

Своеобразие экономического развития...

Автор трехтомного «Опыта о народном богатстве, или О нача­
лах политической экономии» (1847) камер-юнкер А.И. Бутовский
(1817—1890) указывал на широкую полосу черноземных почв как на
«золотое дно» земледельческой России. Примыкая к позициям Сэя и
французского манчестерства (Дюнуайе, Бастиа), он, также как Ш лёцер и Ш торх, отвергал протекционное поощрение «мануфактурных
промыслов». В соответствии с формулой трех факторов производства
Бутовский довольно подробно остановился на характеристике произ­
водительных сил природы, но без конкретизирующей сводной оценки
применительно к России. Выделяя в первую очередь удобства сообще­
ния, он объяснял превосходство Европы над прочими частями све­
та прежде всего выгодами водного транспорта («иногда в приморском
положении кроется вся тайна богатства и могущества нации») при
расположении по течениям судоходных рек и особенно там, где море
«с любовью омывает материк», образуя большие заливы и притекая
вовнутрь земель (Бутовский 1847, т. 1, с. 82, 85). «Обеспечительные
выгоды природные» зависят также от климата и состава грунта — внеш­
него, почвенного и внутреннего, геологического, причём Бутовский
особо подчеркнул связь промышленного лидерства Англии и Бельгии
с изрядными запасами каменного угля в этих двух странах (там же,
с. 90). Называя железные дороги «удивительным изобретением, кото­
рому не видим подобного в летописях мира», сближающим «населен­
ности, разлученные пространством, быстрее и дешевле всякого другого
пути сообщения» (там же, с. 317, 319), отмечая данный ими импульс
«огромному движению промышленности» и «успехам в разделении за­
нятий», Бутовский, однако, остался чужд идее «национальной ассоци­
ации производительных сил» Листа. Признавая, что мануфактурная
промышленность «наиболее снискивает силы и могущества» в разделе­
нии труда и употреблении орудий и машин, он отрицал необходимость
покровительства ей и утверждал, что промышленные успехи отнюдь не
обязательны для высокой степени просвещения — её можно достичь и
на основе земледелия, как в Китае (!).
Представление о чисто земледельческих перспективах российско­
го хозяйства, выраженное авторами-фритредерами первых россий­
ских курсов политэкономии, не было единственным. Энергично воз­
ражал против него первый глава Департамента экономии Госсовета
(1810—1812) и многолетний президент Вольного экономического об­
щества (1823—1840) адмирал Н.С. Мордвинов (1754—1845), считав­
ший, что самой природой России предназначено быть народом «вме-

Глава 2. Российское геоэкономическое пространство...

21

сте и земледельческим и ремесленно-фабричным». С одной стороны,
«сия пространнейшая из держав» наделена «многоразличием угодий»
и великими судоходными реками; «в недрах земли богата, изобилуя
драгоценными, мало еще дознанными, большею же частью закрытыми
металлами»; расположена между просвещённой Европой и одарённой
«изящными растениями» Азией, «представляя внутри себя многочис­
ленным народам сих двух частей света для взаимных их обменов про­
странное торжище». С другой стороны, «оледенелая в течение почти
половины года», Россия «пространна землями по географическому ток­
мо исчислению; но скуднее она всех других государств по площадному
содержанию нив, вспахиваемых и засеваемых». Посевная земля в иных
губерниях может прокормить только половину, в иных не более трети,
а где и не более четверти жителей; «по числу же земледельцев наших
нет державы, где бы так мало зажинаемо было хлеба». В местах, где
отсутствуют водные сообщения, затруднителен сбыт сельских произве­
дений; потребность в дополнительных доходах и невольная праздность
ввиду краткого срока земледельческих работ вынуждают крестьянис­
кать на отхожих промыслах дополнительных доходов нередко вдали
от родных мест. «Некоторые соображения по предмету мануфактур в
России и о тарифе» (1815), в которых Мордвинов сформулировал для
России задачу перемены в системе «внутреннего хозяйства», т. е. «пе­
рехода из земледельческого хозяйства в рукодельное и промышленное»,
предвосхищают суждения Ф. Листа о необходимости национальной ас­
социации производительных сил и «воспитательного протекционизма».
«Народ, имеющий у себя в совокупности земледелие, мастерства, ф а- 1
брики, заводы и торговлю, — писал Мордвинов, — процветает, благо- 1
устраивается и обогащается вернее и скорее, нежели народ, имеющий
одних токмо земледельцев да купцов, покупающих необработанные
произведения». Само земледелие не может совершенствоваться без ре­
месел и фабрик, которые в свою очередь, требуют «продолжительной
опытности», поспособствовать которой можно тарифным ограничением
ввоза в пределы страны иноземных мануфактурных изделий. Порицая
стекание народных толп в П етербург и Москву для занятий мелким
услужением и подсобными работами, Мордвинов рекомендовал зани­
мать деревенский люд «достаточным введением рукоделий посредством
разводимых фабрик». Размножение «внутренних мануфактур» не толь­
ко обеспечивало бы земледельца одеждой, обувью, утварью, улучш ен­
ными орудиями, но и вознаграждало некоторым образом, притягивало
бы «с величайшим трудом добытые им земные произрастания» вместо

22

Часть I. Своеобразие экономического развития...

того, чтобы с невыгодою выменивать их на иноземные мануфактурные
изделия.
Описание Н.С. Мордвиновым геоэкономических условий . России
двойственно: не скупясь на велеречивое перечисление предпосылок
для народного благосостояния, он указал и на тот вызов, который на
значительной части пространства страны бросает природа основной
отрасли российского хозяйства — земледелию. Отсюда вывод о не­
обходимости сдвига в структуре хозяйства к увеличению доли-про­
мышленности.
Что касается торгового обмена, то российская сеть внутренних
вод в качестве природной предпосылки для него также давала осно­
вания для двойственной оценки, запечатлённой в специальном ис­
следовании младшего современника Н.С. М ордвинова, академика
К.И. А рсеньева (1789—1865)6, зачинателя экономического райо­
нирования России. Арсеньев начал «Гидрографическое обозрение
России» (1836) с риторики о «весьма счастливой естественной си­
стеме вод», благодетельной для внутренней торговли и народной
промышленности (Арсеньев 1836, с. 1—2); однако при конкретной
характеристике большинства рек («не судоходна», «судоходна толь­
ко в полую воду» и т. д.) указывал на их малополезность или вовсе
непригодность для сообщения. Это касается, напр., многочисленных
рек Днепровской системы, многие из которых, «дабы соделаться
судоходными, требуют содействия искусства». И даже в губерниях
примыкающего к Балтийскому морю Озёрного округа судоходство
сосредоточилось лишь там, где реки сопрягаются с тремя искус­
ственными водными системами (там же, с. 74). Сущ ественно, что
Арсеньев подчеркивал «необыкновенной важности мену» с Китаем
через Кяхтинский торг и то, что если бы Амур всем течением при­
надлежал России, судоходство и торговля Восточной Сибири сдела­
лись бы весьма прибыльными (там же, с. 390—391).
Н.С. Мордвинов на склоне лет издал в типографии своего бывшего
управляющего, поэта-самоучки из крестьян Егора Алипанова, «Пра­
вила для получения от земли изобильных урожаев». Одно из главных
правил представляло собой резюме опыта английского рационального
земледелия, которое Мордвинов в молодые годы наблюдал в Англии,
где получил определившее его служебную карьеру прекрасное обра-

6 Он был воспитателем цесаревича, будущего императора Александра И.

Глава 2. Российское геоэкономическое пространство...

23

зование в военно-морском деле: «Трехпольное разделение пахотной
земли не дозволяет ни травосеяния, ни корнеплодных растений, столь
нужных для прокормления скота, для пищи человека и для снабжения
фабрик, принуждает делать единые посевы хлебных зерен, изнуря­
ющих плодородие земли, без размещения между ними удобряющих
землю растений. Для сохранения плодородия в земле и очищения оной
от сорных трав, необходимо нужно после изнуряющего растения по­
мещать удобряющее; почему земля должна быть разделяема, по край­
ней мере, на 4 поля. Но чем более разделение сие умножается, тем
урожаи бывают изобильнее; ибо замечено, что чем более проходит
годов между посевом того же рода зерна, тем более дает оно плода»
(Мордвинов 1840).
Акцентировав эф ф ект перехода от традиционного экстенсивного
трёхполья, обеспечивавшего в лучшем случае лишь простое воспро­
изводство и истощавшего почву, к интенсивным многопольным и пло­
досменным системам производства, открывшим возможность наращ и­
вать урожаи, Мордвинов не зафиксировал, однако, взаимосвязи этого
эф ф екта с изменениями в животноводстве — переходом к стойловому
содержанию скота.
Эта взаимосвязь была отмечена в «Опыте» А.И. Бутовского, ко­
торый бегло коснулся вопроса об экономическом значении «сжатой
населенности земледельческой» — исторической основе европейской
образованности, спасенной Россией от монгольских орд. Номады, ве­
ками низвергаясь на образованные страны Европы и Азии, поражали
размерами войск, превращавших достояние множества народов в одно
необозримое пастбище, удобренное кровью жителей и пеплом городов,
которое конь мог бы проскакать не споткнувшись. Но кочующая на­
селённость «в отношении к пространству, какое необходимо для её
пропитания, всегда малочисленна», и перестала быть страшной, ког­
да осёдлая Европа возмужала и оградилась огнестрельным оружием.
Уплотнившаяся населенность европейских стран подтолкнула к соеди­
нению земледелия и скотоводства: «животные перестают блуждать по
выгонам; они остаются постоянно заключённые в просторных и к тому
приспособленных помещениях, чтобы ни малейшая частица их тука не
была потеряна для земли» (Бутовский 1847, с. 394-395). ВХ ермании и
во Франции уже начинают рассматривать рогатый скот, мызе или ф ер­
ме принадлежащий, как необходимую составную часть предприятия, и
«судить об искусстве и сметливости земледельца по тем стараниям, с
которым он содержит навозную кучу», — цитировал Бутовский «Сель-

24

Часть I ■ Своеобразие экономического развития...

скую экономию» знаменитого Буссенго7. В Англии и Голландии, где
трехполье ранее всего уступило возделыванию плодопеременному, «хлев
и пашня сливаются совершенно». Напротив, в странах пространных, как в
России, скотоводство в форме выгонов ещё рассматривается как предпри­
ятие, отдельное от земледелия (трехпольного), и «часто слышны жалобы
на недостаток в землеудобрительных средствах» (там же, с. 402).
Эти жалобы Бутовский, с восторгом писавший о достижениях ан­
глийских фермеров, относил всецело на счёт безалаберности русских
крестьян. «Они живут на авось», не заботятся ни об улучшении ору­
дий, ни о выборе семян, не сохраняют навоз в кучах, а в урожайные
годы жалуются на неизбежную дешевизну хлеба. Подчеркивая, что
«подобно торговцу и фабриканту, земледелец обязан вести правильные
4 счёты своим делам, держать книги в порядке», автор — приверженец
«официальной народности» — не задавался вопросом, как такое воз­
можно в условиях неграмотности основного большинства населения.
В том же году, что и курс политэкономии Бутовского, вышел 1-й
том «Исследования внутренних отношений, народной жизни и в осо­
бенности сельских учреждений России» А. фон Гакстгаузена — прус­
ского барона, совершившего в 1843 г. по приглашёнию царского пра­
вительства путешествие по центральным и южным областям России.
Именно в этом сочинении (на немецком языке, в Ганновере) появилась
метафора «житница Европы», отразившая факт растущего экспор­
та русского хлеба за счёт освоения чернозёмной полосы — освое­
ния, консервировавшего систему трёхполья. Но важнее была другая
формула — сельская община. Как обобщенная характеристика всего
хозяйственного и общественного строя России и национальной само­
бытности («хоровое чувство согласия» и т. д.) она легла в основу
оформившейся к середине XIX в. историософии и экономической про­
граммы славянофильства. Вслед за Гакстгаузеном славянофилы были
склонны видеть в сельской общине компактную социальную силу,
предохраняющую Россию от главного зла экономических отношений
Западной Европы — «язвы пролетариатства». Восторгаясь общинным
строем России, Гакстгаузен указал и такую его «самобытную» черту,
как кустарные промыслы, описывая их как продукт взаимопомощи и
разделения труда между большими крестьянскими семьями в пределах

7
Буссенго Жан Батист (1802—1887) — один из основоположников агрохимии,
исследовал питание растений.

Глава 2. Российское геоэкономическое пространство...

25

общин, посылающих в город и на рынок товары своего ремесла, не
знающего замкнутых цехов. Общий вывод об осуществлении в русской
общине «утопий европейских революционеров» дополнялся сравнением
кустарных промыслов с «ассоциациями сен-симонистов».
Кустарной промышленности придавал большое значение и автор
трактата «О производительных силах России», (вышедшего сначала пофранцузски в Париже, 1852—55) Л.В. Тенгоборский (1803—1857) — член
Госсовета Российской империи, статистик, дипломат, подготовивший
либерализацию в 1850 г. российского таможенного тарифа. Н астаи­
вая на нерезультативности протекционизма предыдущих десятилетий,
поддерживавшего прежде всего русское хлопчатобумажное фабричное
производство на дальнепривозных импортных полуфабрикатах (ан­
глийская пряжа), Тенгоборский считал целесообразным поощрение толь­
ко обрабатывающих отраслей, для которых «наша почва производит в
изобилии сырой материал» — вроде льнопеньковой промышленности8 — и
которые уже укоренились в сельских кустарных промыслах, являющих­
ся средством «против зол, гнетущих западноевропейское население» в
промышленных городах. Отрицая пользу от протекционизма, Тенго­
борский утверждал, что Россия, не. в состоянии «сравниться или пре­
взойти другие страны на поприще мануфактурной промышленности»;
зато «смешанное состояние наших работников, которые в то же время
и земледельцы, предохраняет нас от пролетариата, сделавшегося раной
многих стран, и от тех сильных переворотов, происходящих так часто
в мануфактурных странах, когда известное число бездомных работни­
ков лишается мест вследствие застоя промышленности» (Тенгоборский
1858, с. 17)9.
/

8 До начала XIX именно пенька и лён возглавляли список статей русского экс­
порта, и первые мануфактуры в России были основаны англичанами ещё в конце
XVI в. по переработке именно этих продуктов.
9 Бутовский, также рекомендовавший употреблять капиталы на устроение льно­
прядилен, для которых имеется «обильный первообразный материал, в самом от­
ечестве производимый», приводил широко известные факты распространения
кустарного ткачества на привозной английской пряже, но и перерастания во Вла­
димирской губ. отдельных промышленных сёл вроде Шуи и Иванова в фабричные
города. Но однако в другом месте Бутовский упоминал также о крушении многих
текстильных фабрик — «из-за недостатка хлопки, которой привоз затруднен 6-месячною зимою», или ввиду опрометчиво заказанных в Англии машин «по образцу
служащих для прядения руна длинношерстных овец, которых вовсе не имеется в
России» (Бутовский 1847, с. 338—339, 346).

26

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

Судьбы общинного землевладения, целесообразность промышлен­
ного протекционизма и перспективы национальных производительных
сил стали ключевыми темами политэкономической полемики, хлынув­
шей на страницы русской печати с гласностью-, дозволештой'Алёксандром II. Оформившийся тогда лагерь фритредеров-западников, крити­
ковавших в предреформенных дискуссиях общинное землевладение и
одобрявших резкую либерализацию русского таможенного тарифа в
1857 г., группировался вокруг журнала «Экономический указатель».
Его издавал переводчик трактата Л. Тенгоборского на русский язык и
автор первого российского «Очерка истории политической экономии»
(1858) рикардианец И.В. Вернадский (1821—1884). К этому направ­
лению примкнули А.И. Бутовский и автор нового русского учебника
«Начала политической экономии» (2 тт., 1859—1862), профессор П е­
тербургского университета И.Я. Горлов (1814—1890).
Горлов более систематично рассмотрел влияние особенностей- рос­
сийского пространства на хозяйственный быт страны. Он солидаризо­
вался с Тенгоборским в критике протекционизма и в указании на воз­
никшие без всякого тарифного покровительства кустарные промыслы
как на альтернативу крупным фабрикам, тарифная поддержка которых
ведёт к удорожанию изделий — продаваемых в Петербурге и Москве,
за некоторыми исключениями, на 60—100% дороже сравнительно с
Германией. Что касается основного занятия народа — сельского хо­
зяйства — то, в отличие от Бутовского, сводившего всё к отсутствию
«благоразумной расчётливости в нашем отечестве», Горлов отметил
ряд неблагоприятных естественных отличий России с её континенталь­
н ы м климатом от ЗападЙПЙ~ЕВр6пы: больший перепад температур с
крайностями стужи и тепла; сжатые сроки круга полевых работ10 с
многомесячным перерывом и нехватка дней для выпаса скотины, — в
противоположность Англии, где умеренность зимы и частые дожди
позволяют заниматься земледелием и животноводством круглогодич­
но. К причинам, долго замедлявшим экономическое развитие России,
Горлов отнёс также «топографическое влияние». Углубленность внутрь
10 «Кто живал в деревне, тот конечно, замечал, в каком затруднительном по­
ложении находится иногда наш сельский житель от скопляющихся работ: он нс
успел ещё кончить покоса на лугах, примыкающих к ржаному полю, как уже по­
спела рожь. А там подступают, среди неоконченных работ хлебной уборки, озимая
орьба, сев озимого хлеба, жнитво яровое и окончательная косьба лугов в яровом
поле» (Горлов 1859, с. 196).

Глава 2. Российское геоэкономпческое пространство...

27

материка; на востоке — соседство «всею длиною» с безлюдными или
'скудно заселенными азиатскими пустынями; на севере — единственное
удобное для судоходства Белое море «и то лишь на короткое время по
причине туманов, темных ночей, скоро начинающихся в этих гипербо­
рейских странах»; на реках, впадающих в юго-западные моря, — обилие
мелей и порогов. Горлов, конечно, оговорил, что было бы односторон­
не приписывать одним физико-географическим условиям отставание
России и прочих территорий Старого Света от Европы, но преиму­
щественному развитию последней несомненно способствовало её «вы­
годное очертание» с гораздо более высокой долей длины береговой
линии в пропорции к площади поверхности и со средиземными морями
на севере и юге, множеством заливов и островов, предоставляющих
удобные «станции для сношений».
Полагая неизбежно ограниченным «морское значение» России, Гор­
лов видел для неё более скорый способ сближения с Западом по желез­
ным дорогам с их быстрым и непрерывным движением. Однако вопрос
о железнодорожном строительстве, как и судьба общинного землевла­
дения, стал в эпоху реформ осёлком в разногласиях между западни­
ками и славянофилами. В официальной программе железнодорожного
строительства возобладала логика консервации положения России как
поставщика продовольствия и сырья с незначительным развитием про­
мышленности. Последовательный фритредер-западник М.Х. Рейтерн,
министр финансов в 1862—78 гг., был, убеждён как и Тенгоборский,
в отсутствии у России условий для превращения в мануфактурную
страну, и стремился направить развернувшееся в империи железно­
дорожное грюндерство на обеспечение дополнительной транспортной
сети для подвоза экспортного хлеба к балтийским и черноморским пор­
там ". Сверхприбыльные концессии на железнодорожное строительство
Рейтерн раздавал главным образом прибалтийским немцам и польским
евреям, имевшим хорошо налаженные связи с европейскими зерновыми
рынками.
Славянофилы, порицавшие министров николаевского времени за
упорное сопротивление строительству «чугунок», вызвавших на З а ­
паде «великие перемены» (Кошелев 1856, с. 148), выработали свой
взгляд на направление строительства железных дорог, приближаю- *
" Под предлогом получения недостающих средств на железнодорожное стро­
ительство Рейтерн стал одним из организаторов тайной продажи Аляски (Русской
Америки) правительству США в 1867 г.

28

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

щийся к логике рассуждений Ф. Листа12: национальная система путей
сообщения как ключ к подъёму национальных производительных сил
через расширение внутреннего рынка. Один из видных идеологов сла­
вянофильства И.С. Аксаков (1823--1886) отметил в 1856 г. единый
«гул требований эмансипации, железных дорог» по всей России, а в
исследовании «Украинские ярмарки» (1858) предлагал ориентировать
железнодорожное строительство на потребности внутреннего рынка
с центром в Москве и подвозом к ней ресурсов с богатых запасами
южных и восточных окраин империи. С начала 1860-х гг. Аксаков
становится виднейшим славянофильским публицистом, связанным с де­
ловыми кругами Москвы — купцами и текстильными фабрикантами.
В круг его единомышленников вошли первый в России глашатай идей
германской исторической школы в политэкономии профессор Москов­
ского университета И.К. Бабст и основатели Общества содействия
русской промышленности и торговле Ф.В. Чижов и А.П. Шипов.
А.П. Шипов (вместе с братом) был единственным русским по проис­
хождению владельцем крупного российского машиностроительного за­
вода и автором 2-томного обзора «Хлопчатобумажная промышленность
и важность ее значения для России» (1858). Шипов в своей книге о
хлопчатобумажной промышленности, подчеркивая её важность как от­
расли, наиболее способствующей созиданию новых капиталов в бедном
ими русском государстве, обратил внимание, что Англия — главный
конкурент России на рынках хлопчатобумажных тканей — начала в
своих колониях (Индия, Австралия) выращивать хлопчатник для осла­
бления зависимости от ввоза североамериканского сырца. Аналогично
и России следовало бы «употребить свои усилия чрез искусные ком­
мерческие или иные сношения к водворению и усовершенствованию...
возделывания хлопка в Средней Азии, ибо из того должны произойти
весьма важные для развития производительных сил России послед­
ствия» (Шипов, с. 49). Автор вышедшего тогда же объемистого обзора
«Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и
промышленности с половины XVII столетия по 1858 год» А.А. Семенов

12
Один из зачинателей славянофильства, поборник общинного землевладения
Ю.Ф. Самарин сожалел о неизвестности в России книги Листа, критикуя в жур­
нале «Сельское благоустройство» (1858) подход экономистов типа Бутовского и
Тенгоборского: «непреложные и общие законы, взятые из курсов политической
экономии, применённые к официальным сведениям о России без знакомства с су­
ществующим у нас на деле положением вещей» (Самарин 1878, с. 112).

Глава 2. Российское геоэкономическое пространство...

29

отметил резкое снижение российского экспорта текстильных и метал­
лических товаров с 1830-х гг. и указывал на Среднюю Азию как на
обширный рынок сбыта.
В первом же номере основанного Чижовым и Шиповым «Вестника
промышленности» была помещена статья лондонского корреспонден­
та, агента Министерства финансов Г.Д. Каменского под характерным
заглавием «Англия — страшный соперник России в торговле и про­
мышленности» и с упором именно на упадок некогда «цветущей» рос­
сийской торговли со Средней Азией ввиду конкуренции британских
текстильных и металлических товаров, успешно сбываемых благода­
рю владению Индией и Турцией. Вскоре на страницах журнала стали
раздаваться открытые призывы к превращению Средней Азии в «наш
улус», обеспечивающий для московских фабрик верные рынки сбыта
и поставку сырья — не только хлопка, но и красителей (марена), и
транзитного шёлка.
В последующие годы московские славянофилы с распростертыми
объятьями приняли в свой круг зачинателя военного покорения средне­
азиатских городов генерала Черняева и участника завоевания Самар­
канда генерала Терентьева, который в книге «Россия и Англия в борь­
бе за рынки» (1876) дал такое резюме присоединению Туркестанского
края к Российской империи: «вслед за штыком в Азию торжественно
вступает и наш шестнадцативершковый аршин». А Ф.В. Чижов (1811 —
1877), один из колоритнейших деятелей того времени, инициировал
сооружение первой «чисто русской» частной железной дороги — Мо­
сковско-Ярославской, затем хитроумной комбинацией добился пере­
хода в распоряжение «чисто русского капитала» М осковско-Курской
железной дороги — всё в интересах московских текстильных фабри­
кантов; а в конце жизни основал Ташкентское акционерное шелкомо­
тальное общество. Территориальные приобретения на Востоке в прав­
ление Александра 11 вполне логично завершились проектом Среднеази­
атской железной дороги, предназначенной для подвоза хлопка-сырца
к московским фабрикам. В конце 1870-х происходит и решительный
поворот российской таможенной политики в сторону протекциониз­
ма, становившегося всё более жёстким в правление следующего царя,
Александра 111, лекционным наставником которого по политэкономии
был И.К. Бабст.
Сторонником сочетания таможенного протекционизма с экспан­
сионистскими методами расширения и освоения геоэкономического
пространства для наращивания оборотов российской торговли и ману-

30

Часть 1. Своеобразие экономического развитии...

фактурной промышленности был и такой своеобразный представитель
позднего славянофильства, как Н.Я. Данилевский (1822—1885). Н еза­
долго до выхода своей знаменитой книги «Россия и Европа» (1869), он
опубликовал в «Торговом сборнике» цикл статей «Несколько мыслей
по поводу упадка ценности кредитного рубля, торгового баланса и
покровительства промышленности» (1867). Ратуя за большее промыш­
ленное развитие России как необходимое средство сохранения её са­
мобытности и независимости, Данилевский требовал тарифного ограж­
дения ещё слабых промышленных отраслей, и приводил в пользу про­
текционизма дополнительные аргументы, сочетавшие предвосхищение
некоторых понятий современной микроэкономики с географической
макромасштабностью. Необходимость «разнообразия промышленной
организации» России Данилевский аргументировал тем, что возмож­
ности расширения сбыта её сельскохозяйственных товаров на мировом
рынке ограничены — и не только потому, что другие страны имеют
лучшие условия для производства и продажи таких товаров (напри­
мер, Аргентина и Австралия для кож и шерсти). Главный предмет
экспорта — хлеб — продукт, рынки которого имеют «наименее рас­
тяжимости» (в современной терминологии — товар низкоэластичного
спроса), на потребление которого влияет рост народонаселения, но
не увеличение благосостояния. Спрос на другие предметы русского
экспорта — жирные вещества — неизбежно падает вследствие вы­
теснения их товарами тропического или минерального происхождения
(субститутами, по современной терминологии): русское сало и масла
оказались ненужными для освещения европейских городов, в которых
«что каменный уголь сделал для улиц, площадей и магазинов, то дела­
ет теперь петролеум для внутренности частных домов» (Данилевский
1890, с. 376). С другой стороны, сохранение исключительно сельскохо­
зяйственного характера Европейской России лишает будущности пло­
дородную юго-западную Сибирь, которой некуда будет сбывать свои
земледельческие произведения. Тягости, налагаемые на потребителей
покровительственным тарифом, необходимым для содействия велико­
русской промышленности, Данилевский уподоблял плате за «страхо­
вую премию, обеспечивающую нас в будущем» (там же, с. 377).
Таким образом, изначально западники-фритредеры почти не обра­
щали внимания на природно-пространственное своеобразие России, а
славянофилы выдвинули на первый план её институциональное свое­
образие — «первостепенный, самородный и бытовой» ф акт сельской
общины (Самарин 1878, с. 171), то к исходу второй трети XIX века

Глава 3. Пространственный аспект истории...

31

обе стороны признали влияние климатических и топографических осо­
бенностей государства на хозяйственный быт. Но выводы были раз­
ные. Западники либо не видели предпосылок к изменению аграрного
характера страны и её участия в сложившейся международной системе
разделения труда (Горлов, Рейтерн), либо полагали, что после отмены.,
крепостного права частная выгода при свободной конкуренции поведёт
предпринимателей к развитию необходимых стране отраслей промыш­
ленности (Вернадский). Славянофилы настаивали на протекционизме
как способе осуществления диктуемой самой географией необходимос­
ти, «чтобы Россия была вместе и земледельческим, и мануфактурным
государством» (Данилевский 1890, с. 377). В их рассуждениях просле­
живается линия, сходная (в том, что не касается аграрного вопроса)
с геополитической экономией Ф. Листа: подъём национальных произ­
водительных сил через «воспитательный протекционизм», железнодо­
рожное строительство при содействии геополитической экспансии го­
сударства. Откликаясь на злободневные проблемы и много рассуждая
о культурном несходстве и политическом противостоянии с Европой,
славянофильство не уделило должного внимания влиянию географи­
ческой среды на историко-экономические отличия российской ци­
вилизации от западной. Зачинателями такого сравнительного анализа
выступили крупнейшие русские историки 1860—70-х гг. С.М. Соловь­
ёв и А.П. Щ апов, а также исследователь кустарной промышленности
А.К. Корсак, которого можно считать первым русским экономистомкомпаративистом.

Глава 3. Пространственный аспект истории российской
цивилизации в исследованиях С.М. Соловьёва
и А.П. Щапова
Раскрепощение крестьянства, общественного мнения и экономической
мысли в России совпало по времени с научным взрывом конца 1850-хначала 1860-х гг. на Западе — утверждением материалистического и
эволюционного понимания природы, человеческой психики и обществен­
ных учреждений. Открытие спектрального анализа и успехи органической
химии установили единство элементного состава всего мироздания — не­
бесных светил и земной коры, Соединений неживой природы и живых
организмов. Открытие закона раздражительности Вебера — Фехнера и

32

Часть I. Своеобразие экономического развития...

двигательного центра речи в головном мозге обозначило вторжение есте­
ствознания в изучение человека, в философию и психологию. В одном и
том же 1859 г. вышли трактаты Ч. Дарвина «Происхождение видов путем
естественного отбора» и К. Маркса «К критике политической экономии».
На страницы русской печати хлынула не только политэкономическая полемика, но и струи «торжествующего естествознания» и ста­
диальных теорий общественного развития. Заимствование европейских
экономических доктрин переплелось с попытками установления законо­
сообразности в истории России в сопоставлении с развитием западной
цивилизации. Ш ирокую популярность в России снискал трактат Т.Г. Бокля «История цивилизации в Англии» (2 кн., 1858—1861) — памятник
грандиозной попытке обосновать историю человеческого духа на ма­
териале естествознания и политической экономии. Из «наук, которые
имеют предметом своим внешний мир», Бокль в особенности опирался
на географию, считая, что законы природы влияют на «устройство
общества и характер отдельных лиц» через климат, пищевые ресурсы,
почву и «общий вид природы». Природное влияние на общественные
учреждения и итоговое умственное и нравственное развитие человека
опосредуется ростом народонаселения, накоплением и распределением
богатства. Труд Бокля оказал воздействие на два крупнейших проекта
российской историографии второй половины XIX века — многотомную
«Историю России с древнейших времен» (1851 —1879) С.М. Соловье­
ва и «историю цивилизации в России»13 А.П. Щ апова, оставшуюся в
виде отдельных крупных статей и книги «Социально-педагогические
условия русского народа» (1870). Различные по исходным идейным
установкам, эти учёные пришли к сходной характеристике поведения
своего народа — «расходчивость», увязывая её с огромностью про­
странства страны и колонизационным размахом.
Сергей Михайлович Соловьёв (1821 —1879), знаменитый профессор
(а в 1860—1866 — ректор) Московского университета, считал, что
«история имеет дело с тем, что движется, видно, действует, и потому
для истории нет возможности иметь дело с массами» (цит. по: Ш апиро
1993, с. 417). Однако, отметив, что для народов Западной Европы при­
рода была матерью, а для народов Великой Русской равнины — маче­
хой, Соловьёв указал на такую обусловленную географией массовую
особенность русского народонаселения, как «привычка к расходке».
13
«Щапов теперь пишет историю цивилизации в России», — извещал Н.Ф. Да­
ниельсон К. Маркса в письме от 10 (22) мая 1873 г. (Даниельсон 1967, с. 291).

Глава 3. Пространственный аспект истории...

33

«На великой восточной равнине нет камня, все ровно... мужам негде
вить каменных гнезд, не живут они особо и самостоятельно, живут
дружинами около князя и вечно движутся по широкому беспредель­
ному пространству... Нет прочных жилищ, с которыми тяжело было
бы расставаться, в которых бы обжилось целыми поколениями; города
состоят из кучи деревянных изб, первая искра — и вместо них куча
пепла. Беда, впрочем, невелика, движимого так мало, что легко выне­
сти с собою, построить новый дом ничего не стоит по дешевизне мате­
риала; отсюда с такой легкостью старинный русский человек покидал
свой дом, свой родной город или село; уходил от татарина, от литвы,
"уходил от тяжкой подати, от дурного воеводы или подьячего; брести
розно было нипочем, ибо везде можно было найти одно и то же, везде
Русью пахло». Самодержавное правительство, преуспев в стремлении
«ловить, усаживать и прикреплять» непоседливое русское народонасе­
ление, создало на восточной половине Европы одно громадное государ­
ство — разительную противоположность западной половине. Соловьёв
описал испещрённость Западной Европы государственными границами,
оформление мощными замками феодальной раздробленности14 и воз­
никновение вольных городов-коммун, укрывших за свои стенами тор­
гово-ремесленные корпорации. «Камень, так называли у нас в старину
горы... разграничил на многие народности; в камне свили свои гнезда
западные мужи и владели оттуда мужиками, камень давал им неза­
висимость; но скоро и мужики огораживаются камнем, и приобретают
свободу, самостоятельность; все прочно, все определенно благодаря
камню; благодаря камню поднимаются рукотворные горы, громадные
вековечные здания» (Соловьёв 1991, с. 44—45).
Соловьёв возглавил западническую государственную школу рус­
ской историографии. Историю «деревянной» России он излагал с централизаторской точки зрения, обобщая факты в идее государственно­
сти, строго преследуя эту идею в последовательном порядке княжений
и царствований; восторгаясь великодержавной мощью Российской им­
перии и порицая славянофильское осуждение реформ Петра Великого,
порушившего, по словам К.С. Аксакова, исконные русские земскоустроительные, общинно-вечевые начала.
Иначе — «не с мыслями о государственности, не с идеей централи­
зации, а с идеей народности и областности» — подошёл к пониманию

14
Ср.: «Средние века для нас — это блистательная коллекция камней» (Ле Гофф
1990, с. 195-196).

34

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

исторического развития России Афанасий Прокофьевич Щапов (1831 —
1876). Он прославился магистерской диссертацией «Русский раскол
старообрядства» (1859) и оригинальным «Общим взглядом на историю
великорусского народа» (1860) — лекцией по случаю вступления на
профессорскую кафедру в Казанском университете. Щ апов охаракте­
ризовал ход русской истории как колонизационное земское саморазви­
тие областных сельских территорий: «до конца XVI, даже XVII столе­
тия всюду видим починочный характер культуры, видим энергическую
работу русского народа в лесах девственных и непроходимых с то­
пором, косой и сохой». С эпохи московской централизации первичная
земско-i »мастная форма общественной жизни великорусского народа
сменяется государственно-союзной формой, после Смутного времени
окончательно восторжествовавшей и развившейся в имперско-сослов­
ную. Вольное территориальное растекание по речным системам было
поглощено воеводским и приказным, а затем камеральным и губернским
управлением, при котором «вся провинция чинами исполнилась», как
с чувством довольства говорил Пётр I. Правительственная политика
привела к сословному рассортированию народа, резкому раздвоению
его на подлый-люд и высшую образованную касту, казённому монопо­
лизму. Разрозненные области не устояли перед натиском московской,
а затем петербургской централизации, но в них не погасла память о
старой воле и самобытности, таилось чувство неприязни, злобы, нен а­
висти к государственному тяглу, выплескиваемое время от времени в
«необузданном народном демократизме». С «земством» как «idee fixe»
Щ апов занял своеобразную позицию в спорах западников и славяно­
филов. Он не принимал ни западнических крайностей отрицания само­
стоятельного исторического народного характера, ни славянофильской
проповеди национальной исключительности и идеализации московского
периода. С почтением относясь к европейским просветительским иде­
ям, Щ апов, тем не менее, настаивал на таких русских «самобытных
задатках основных стихий социальной народной жизни», как община,
сельский сход, артельный раздел прибытка, защищал «инициативу и
самодеятельность сил народа в деле его социального саморазвития».
Это дало основание причислять в начале 1860-х гг. самого Щ апова
всё же к «партии славянофилов»15. Но с 1864 г. акценты исследований

15
Снискавший широкую известность своей книгой о расколе и вступительной
профессорской лекцией, А.П. Щапов был потрясён расправой над крестьянами в
селе Бездна Спасского уезда Казанской губернии. Тамошние и окрестные мужики

Глава 3. Пространственный аспект истории...

35

А.П Щ апова сущ ественно меняются под
воздействием идей Т.Г. Бокля и глаш атая
дарвинизма Д .И . Писарева.
В поисках «строго реальной и экономи­
ческой» истории российской цивилизации
Щ апов стремится опереться на идеи вид­
нейших западных географов и натуралис­
тов (А. Гумбольдт, К. Риттер, Ю . Либих и
др.), размышляет о взаимоотношении за­
конов человечества, создает такие работы,
как «И сторико-географическое распреде­
ление русского народонаселения» (1864),
«Естествознание и народная экономия»
(1865), «Реализм в применении к народной
экономии» (1866), «Общий взгляд на исто­
рию интеллектуального развития России»
А.П. Щапов
(1867), «Исторические условия интеллек­
(1 8 3 1 -1 8 7 6 )
туального развития России» (1868) и др.
Щ апов переосмысливает с точки зрения «нарушений в народных
хозяйствах закона социального равновесия и взаимодействия сил и
продуктов трёх царств природы«- историко-экономические особенности
земской Руси. При разреженности населения и слабом развитии го­
родов среди раскинутых по огромной территории сельских поселений
многочисленны промысловые деревни в местах бобровых гонов, бортв апреле 1861 г. стали стекаться к дому грамотея-старообрядца Антона Петрова,
провозгласившего, что в «Положении 19 февраля» по злому умыслу господ со­

крыта истинная царская воля об освобождении крестьян с землей. Собравшиеся в
Бездне крестьяне отказались разойтись по требованию присланных войск и были
расстреляны (около 200 человек), Антон Петров схвачен и спешно казнён. На па­
нихиде по погибшим Щапов произнёс яркую речь, завершив её словами: «Земля,
которую вы возделывали, плодами которой питали нас, которую теперь желали
приобрести в собственность и которая приняла вас мучениками в свои недра. — эта
земля воззовёт народ к восстанию и свободе. Мир праху вашему и вечная истори­
ческая память вашему самоотверженному подвигу! Да здравствует демократиче­
ская конституция!»
По распоряжению императора историк был доставлен в Петербург, где аре­
стован и затем прикреплён к Министерству внутренних дел, после чего прожил
в столице ещё два года, а в 1864 г был выслан в Иркутск, где прожил до конца
своей недолгой жизни.

36

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

ных ухожаев, рыбных ловель. Главная «причина медленности, неров­
ности и односторонности развития народов та, что они, устраиваясь
первоначально в области животного царства природы, потом в области
растительного царства или земледельческой экономии, позднее всего
познавали и открывали богатства минерального царства» (Щ апов 1907,
с. 264). Наиболее примитивны, по мнению Щ апова, те народы (север­
но-сибирские охотничьи и юго-восточные пастушеские), быт которых
почти целиком основан на использовании естественных произведений
животного царства. Наиболее развиты — те, кто дальше всего про­
двинулся в освоении минеральных богатств, использовал их (особенно
металлы) для взаимного торгового обмена жизненными продуктами и
выработки новых разнообразных средств и орудий для дальнейших це­
лей культуры (западные страны). Русский народ оказался в промежу­
точном состоянии.
Русский колонизационный размах был погоней на охотничьих лыжах
за пушным зверем, но также и «страдомой и богатырской земледельче­
ской разработкой». Прежде чем русская колонизация — соединившись
в предгорьях Урала, на рубеже Европы и Азии, в цельное движение
в союзе северо-поморских новгородских купцов Строгановых и волж­
ско-каспийского выходца Ермака — «прорубила и отворила вековую
широкую дверь в Сибирь» (там же, с. 194), народ довольствовался
богатыми источниками животной экономии: от беломорского припо­
лярного зверя до каспийского вместилища рыбы. Волга и другие реки,
а также многочисленные озёра предоставляли изобилие рыбы всякого
рода, и по берегам возникали двигавшие великорусскую колонизацию
рыболовные деревни и слободы; вдобавок посреди лесных угодий воз­
никали деревни бобровничьи и бортничьи, а позднее, уже по царской
прихоти — сокольничьи слободы и кречатьи волости. «Благодаря бобровничьим деревням имели много всякой рухляди, носили бобровые
шубы и сбывали множество бобров за границу. Благодаря бортничьим
деревням потребляли обильно мёд, торговали мёдом и воском и усер­
дно ставили в церкви восковые свечи. Благодаря рыболовлим деревням
ели вдоволь рыбу в частые и великие посты и не в посты, содержали
множество монастырей и за границу сбывали много рыбы и рыбьего
жира» (там же, с. 318). Самого драгоценного зверя, соболя, в велико­
русских областях в XVI в., уже почти не стало, и толпы торговых про­
мышленных людей — вологжане, устюжане, пинежане, холмогорцы,
усть-сылемцы, усть-сысольцы — устремились к низовьям Оби и Ени­
сея, невзирая на отталкивающую и леденящую суровость тундряного

Глава 3. Пространственный аспект истории...

37

холода и мрака. Соболь провёл русские колонии через всю Сибирь до
Камчатки, а обнаруженный там ещё более дорогой зверь — морской
(камчатский) бобр — повёл через ряд Алеутских островов до материка
Америки, до колонии Росс.
Говоря о «пушной экономии народа», об «эпохе мехового капитала»
(там же, с. 311), Щ апов отметил, что русский землепроходец, в отличие
от сибирских туземцев, не мог обойтись пищей только животного про­
исхождения. Потребность в хлебе стала сильным рычагом пашенного
освоения Сибири, куда целыми толпами переселялись жители Велико­
россии, где почва век от века истощалась и урожаи снижались16. Хотя
в описании русской колонизации Щ апов часто переходит на эпический
стиль, в итоге он оценивает её как причину экономической отстало­
сти страны: растянувшаяся на века напряжённая «мускулярная борь­
ба» и привычка к «непосредственно натуральному» присвоению даров
лесных и водных угодий обусловили элементарность экономического
процесса, неразвитость «индустриальной изобретательности» и науч­
но-рационального мышления. Щ апов, ссылаясь на самого вдумчивого и
масштабного аналитика жизни Московского царства Юрия Крижанича,
отмечает лучшее материальное положение народных низов в России17,
нежели на торгово-ремесленном Западе, он вслед за наблюдательным
хорватом переживает за вековую нечувствительность русского народа
к «настоятельной необходимости напрягать ум и изобретать индустри­
альные средства жизни» (там же, с. 293).
Добыча минеральных богатств долгое время ограничивалась со­
лью, которая была тоже не последним мотивом и магнитом ко­
лонизации. С упадком — вследствие истощения великорусских ди-

16
«Летописные цифры о неурожаях и ценах на хлеб с XI по XIV вв. столетия
служат красноречивыми цифрами постепенного упадка плодородия почвы. Цифры
хлебных цен начинаются 3 гривнами за кадь, переходят к 4, 5, 6, 8, 10 и доходят...
наконец, до 40 гривен за кадь. При этой последней цене пал Новгород Великий с
его тощими полями и участившимися голодовками: «задержка со стороны Москвы
низового подвоза хлеба окончательно рушила самобытное развитие Новгорода и
его колоний, и вечевой колокол на берегах Волхова замолк печально и навеки»
(Щапов 1907, с. 218, 219).
/ 17 Щапов цитирует «Политичны думы» Крижанича: «Хотя в богатых землях до­
статочные людиугоднее и обильнее живут, нежели на Руси, при всём этом, однако
ж, на Руси гораздо лучше и угоднее живут, нежели в других пребогатых землях»
(там же, с. 559).

38

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

колесных богатств — средневековых экономических основ поселений
Московское государство, «с сознанием необходимости радикальной
экономической реформы в России» стало настойчиво_приглашать за­
падных рудознатцев, немецких и голландских горнозаводчиков, и на­
чалась усердная разведка месторождений цветных металлов и железа.
С Петром Великим окончательно пришло понимание того, что «средс­
тва цивилизации» надо искать в значительной разработке сокрытых
богатств ископаемого царства. Петр сгонял много лет кряду десятки
тысяч работников ежегодно на строительство новой столицы. Целые
деревни он лишал «земледельства, такожде и рукодельства», о чём
в обличительной записке царю вопиял старообрядец Илларион Доку­
кин, колесованный в 1718 году. Появились обширные горнозаводские
'Ш Оселения11Ц^-~раэбросащые по громадной территории, они обосо­
бились отдельными округами от лежащих подле равнинных и степных
поселений и не устранили слабости внутриобластного и межобластного
обмена (там же, с. 268).
С.М. Соловьёв и А.П. Щапов заложили основы мощной историогра­
фической традиции изучения «колонизации как главного факта русской
истории» (В.О. Ключевский, П.Н. Милюков, М. К. Любавский, Г.В. Вер­
надский и др.). Своеобразным ответвлением такого исследования стала
идеология сибирского областничества (Ядринцев 1886, Потанин 1909).
Как веха в геополитической экономии работы Соловьёва и Щ апова
примечательны тем, что в них на внушительном фактическом, почерп­
нутом из летописей материале намечен подход к пониманию россий­
ских пространств как к месту размещения своеобразной экономической
структуры и институтов, отличных от Запада: сильное государство, с
одной стороны, община и промысловые артели, с другой.
Первое же специальное исследование того, как особенности рос­
сийского геоэкономического пространства, обусловив историческую 15

15 В работе «Русский раскол старообрядства» А.П. Щапов положил начало
изучению деловитости русских староверов, осветив хозяйственную деятельность
братьев Андрея и Семена Денисовых, основавших Выговскую (Выгорецкую) общи­
ну в Поморье — замечательный пример выхода религиозной аскезы на житейское
торжище, позднее специально рассмотренный выдающимся историком-экономистом П.Г. Любомировым. В конце XX в. уральский историк И.М. Шакинко пока­
зал, что Выговская община стала поставщиком отечественных кадров рудознатцев
и горнорабочих не только для близлежащих заводов Олонецкого края, но и метал­
лургической промышленности Урала.

Глава 4. А.К. Корсак — первый русский экономист-компаративист

39

неразвитость внутреннего обмела и ремесленного разделения труда,,
повлияли на общую экономическую отсталость страны, предпринял мо­
лодой экономист А.К. Корсак. Его работа «О формах промышленности
вообще и о значении домашнего производства (кустарной и домашней
промышленности) в Западной Европе и в России» (1861) стала отправ­
ным пунктом сравнительных исследований экономической эволюции
Запада и России.

Глава 4. А.К. Корсак — первый русский
экономист-компаративист
Александр Казимирович Корсак (1832—1874), как и А.П. Щ апов,
был связан с Казанским университетом, где защитил свой труд в ка­
честве магистерской диссертации. Корсак первым в русской экономи­
ческой литературе использовал понятие индустриальная революция,
заимствовав его у немецкого химика и социального прожектёра Марло
(псевдоним К.-Г. Винкельблеха, 1810—1865). Индустриальную рево­
люцию Корсак понимал как двоякий процесс, связанный во-первых, с
техническим прогрессом благодаря прежде всего механике и химии19,
и во-вторых, с расширением кредита. Её важнейшее социальное по­
следствие — скопление населения вокруг огромных фабрик в городах,
где бросаются в глаза тёмные стороны рабочего быта бескапитальной массы. Корсак взял на себя задачу проверки мнения о кустарной
промышленности как самобытной черте русского хозяйства, которая
может быть средством «против зол, гнетущих западноевропейское на­
селение».
Признавая, что каждый народ имеет свою историю, а поэтому
и судьбы промышленности у разных народов неодинаковы, Корсак
вместе с тем показал, что распространённость кустарной промыш­
ленности — следствие замедленного экономического развития России,
укоренённого в её географии и истории. Протяжённость и однообра19
Различие между «фабрикой» и «заводом» Корсак проводил по критерию
преобладания механической (фабрика) либо химической (завод) обработки матери­
алов. Ср. со словарём Даля: «фабриками зовут такие заводы, где огонь (накалка,
плавка, варка) не занимает первого места. Чугунный, поташный завод; полотня­
ная, суконная фабрика».

40

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

зие территории20; долгое отсутствие крепкой оседлости21 и затрудни­
тельность торговых сообщений затормозили развитие городской жиз­
ни с присущей ей традицией специализированного и объединённого в
цехи ремесленного мастерства, подготовившей на Западе соединение
наёмного труда в мануфактурах и на фабриках. Русские города возни­
кали преимущественно из административных и военных соображений;
они не стали, как на Западе, самоуправляемыми общинами с сослов­
но-корпоративным оформлением экономического значения ремеслен­
но-торговых классов и средоточиями богатеющего среднего сословия.
Русское ремесло не укрылось за городскими стенами, не оформилось в
цеховое мастерство, не стало достоянием отдельного класса населения
с монопольными правами и сословной гордостью; оно рассеивалось
среди поселян — без плотных союзов, без каких-либо привилегий и
цехового совершенствования навыков. Сжатый из-за суровых климати­
ческих условий период полевых работ обусловил поиски крестьянами
дополнительных — помимо земледелия — занятий на срок до 6—8
месяцев и дополнительных источников доходов. Такую возможность
предоставляла сельская домашняя промышленность, существовавшая
исстари (выделка грубых сукон, холстов, кож и т. д.) и ставшая замет­
нее в России развиваться в XVII в. Основная часть немногосложных изделий
находила только отдалённый сбыт, причем целые дерев™, лежавшие на
больших дорогах, превратились в центры оптовых ремёсел — т. е. жители
одной деревни целиком занимались кузнечным делом, другой — тележным,
третьей — ткацким, четвертой — красильным и т. д. вплоть до более
изощренных занятий, например, изготовление замков в с. Павлово на
Оке, выделка сафьянов в с. Ягодном на Волге и т. д.
Сопоставляя исследования А.К. Корсака и А.П. Щ апова, можно
сказать, что оптовые ремёсла исторически пришли на смену оптовым
лесным промыслам бобровничьих, бортничьих и т. п. деревень и стали
20 «Обширная страна с суровым климатом и непроходимыми лесами, на северовостоке прорезываемая реками и наполненная озерами и болотами, среди которых
блуждали звероловы; на юго-востоке — необозримая степь, населенная кочевни­
ками. Большие реки, разливаясь от таящего снега и льда, превращали во многих
местах поля в болота; дороги покрывались стоячей водой и глубокой грязью, не
просыхающей до следующей зимы... Человек почти везде находил одни и те же
удобства и неудобства со стороны природы» (Корсак 1861, с. 102-103).
21 «Леса горят, готовится богатая жатва, но поселенец недолго на ней оста­
ётся: чуть труд станет тяжелее, он идет искать нового места, ибо везде простор»
(Корсак 1861, с. 103).

Глава 4. А.К. Корсак

—

первый русский экономист-компаративист

41

запоздалым ответом на вызов оскудения даровых богатств «животной
экономии» — мехов, пчелиного воска и меда, птицы и т. д. Оба автора
упомянули и об ответе жителей некоторых великорусских областей на
другой вызов — худородной почвы. Щ апов ещё в «Русском расколе
старообрядства» обратил внимание на то, что «... худокачественность
почвы Вязниковского, Ковровского и частию Ш уйского уездов Вла­
димирской губернии и также некоторых уездов Ярославской губернии
была причиною происхождения в этом краю особенного класса тор­
говцев, издавна' известных-офеней, или ходебщиков» (Щ апов 1859,
с. 254). Корсак привёл пример тех же местностей как разновидность
оптового промысла, когда исключительным стало не ремесло, а тор­
говля — хождение по России с закупом всякой всячины и разноской по
дальним странам. Уже с XV в. офени из Вязниковского уезда Влади­
мирской губернии ходили из слободы Холуй и села Палех с иконками
вплоть до Польши, Сербии и Болгарии.
Щ апов отметил, что, начиная с воцарения Романовых, правитель­
ство уводило в Москву многих ремесленников с мест — каменщиков,
кирпичников, оружейников, портных, скорняков и т. д. (Щ апов 1907,
с. 514). Корсак указал, что царская власть сводила ремесленное на­
селение в казённые слободы и привлекала иностранцев для промыш­
ленных заведений, пока, наконец, Петр 1 не захотел разом перенести
на русскую неподготовленную почву почти все отрасли промышлен­
ности, существовавшие в то время на Западе. Искусственность многих
петровских фабрик с импровизированными фабрикантами и монопо­
лиями, достигшими ужасающих размеров при императрицах Анне и
Елизавете, получила у Корсака жёсткую оценку. «Одной из самых
несчастных мер» он назвал приписку крестьян к фабрикам, усугубив­
шую крепостные отношения — многие купцы строили фабрики только
для виду, а на самом деле для того, чтобы владеть крестьянами; на
Западе промышленные заведения стали начатками свободы — «у нас
они только усилили рабство». Петровское устройство обширных про­
мышленных заведений, игнорировавшее народные привычки и нормы
жизни, имело и другое последствие — утверждение в некоторых, в
основном, текстильных, отраслях, домашней системы производства.
Она поначалу благотворно повлияла на крестьянское довольство (село
Иваново Владимирской губ., село Вохны Богородского уезда Москов­
ской губ. и др.) и дала основание надеяться на «смешанное» ремеслен­
но-земледельческое состояние русских работников, предохраняющее
от «язвы пролетариатства».

42

Чисть 1. Своеобразие экономического развития...

Корсак выяснил, однако, что домашняя система производства не
является уникальной особенностью России. Эта форма и на Западе,
где процесс промышленного развития от цехового ремесла к ману­
фактуре и фабрике не был линейным, возникла из побочных занятий
сельских жителей, превратившись в исполнение мелкими производи­
телями работы по заказам капиталовладельцев-скупщиков. Отличие
между ремеслом и домашней системой производства состоит в том,
что для первого главное условие жизненности заключается в качестве
изделий, а для второй — в дешевизне. Для мануфактуры и фабрики
(которая отличается от мануфактуры тем, что соединяет многих взрос­
лых и малолетних рабочих вокруг единой системы механизмов, приво­
димых в действие центральной двигательной силой) обязательно и то, и
другое. Поэтому первые мануфактуры, которым трудно было произво­
дить недорогие изделия, возникали в странах с географически удобным
местоположением^для привоза заграничного сырья и выгодного экс­
порта (Италия и Фландрия) и ориентировались на отдалённый между­
народный сбыт предметов роскоши (прежде всего — тонких сукон и
шелков). Позднее, умножились отрасли «изысканной промышленности»
мануфактурного типа под покровительством монархов (особенно во
Франции и германских княжествах), а с другой стороны, — из занятий,
согласных с условиями сельской жизни, развилась домашняя система
производства наиболее употребляемых изделий из местных материа­
лов. Дешевизна её продукции обеспечивалась тем, что домашняя вы­
работка была побочным трудом земледельцев, работавших по заказу
скупщиков-предпринимателей. Так возникла, текстильная и металли­
ческая промышленность вокруг английских городов Лидса, Ш еффилда,
Галифакса, Бирмингема, Вулверхэмптона, о которой писал А.Смит в
«Богатстве народов».
Решающие преимущества фабричности для удешевления качествен­
ной продукции обеспечиваются масштабом производства и обширного
сбыта однородных произведений, включая непрерывность действия и
взаимодополнение большого количества разнообразного труда внутри
предприятия (от бухгалтеров до надзирателей) и применение новей­
ших машин и естественнонаучных открытий. В ходе индустриальной
революции на Западе фабрика более или менее вытеснила как старое
ремесло и мануфактуру, так и домашнюю систему (domestic-system,
по-английски). Русская домашняя система производства — кустарная
промышленность — оказалась более живучей и распространилась
«ничтожными в отдельности, но сильными в массе промыслами на-

Глава 4. А.К. Корсак

—

первый русский экономист-компаративист

43

ших крестьян» (Корсак 1861, с. 48). Причины этого: 1) частая недо­
стижимость дешевизны фабричной продукции; 2) отсутствие цеховых
стандартов качества и разнообразия сельских рукоделий, часто по­
крывающих иные потребности, чем товары, производимые фабричным
способом; 3) необходимость дополнения полевых работ с их укоро­
ченным периодом. Корсак отметил, что холодный и континентальный
российский климат является естественным препятствием для перехода
к тем улучшенным плодопеременным системам, которые делают не­
обходимым и выгодным специализацию работников исключительно на
земледелии. Отсутствие условий для распространения интенсивного
земледелия в стране одновременно создавало предпосылки для рас­
пространения домашней промышленности, ибо главному условию её
прочности — дешевизне изделий — ни один класс населения не может
удовлетворить так, как класс мелких землевладельцев, посвящающих
рукодельям время, свободное от обработки небольшого участка про­
странства земли (там же, с. 209).
Корсак считал такое преимущ ество домаш ней промыш ленно­
сти временным явлением — и указы вал на участивш иеся и в Рос­
сии ф акты подавления фабричностью кустарей. Корсак высмеивал
немца Гакстгаузена, вообразивш его, что русские сельские ремёсла
суть ...«ассоциации, которые напоминают собою учение сен-симонистов». Якобы община помогает своим членам и делает им ссуды
капиталов; крестьяне сообща покупают сырые материалы и таким
же образом продают готовые изделия, для этого они .учреждают в
городах складочные материалы и содержат аген то в /к о то р ы м по­
ручаю т продажу. «Как раз этого и недостает нашим крестьянам!»
(там же, с. 272—273).
Эта критика прусского барона — единственное место в книге Кор­
сака, где упоминается русская община! А ведь книга вышла в год от­
мены крепостного права. Автор, установивший, что домашняя система
производства «была везде в известную эпоху экономического разви­
тия», был явно чужд славянофильской идеализации экономического
строя сельской России. Но не торопился признать городскую ф абри­
ку единственно возможной формой промышленного прогресса, считал
обоснованными тревоги по поводу её «всепоглощающего могущ ест­
ва», воспроизводства «многочисленного класса беспомощных людей,
который мы называем пролетариатом» (там же, с. 68). Российский
экономист, подчеркивал насильственный характер образования без­
земельного пролетариата в крупных странах Запада (Англия, Герма-

44

Часть I. Своеобразие экономического развития...

ния22), с другой — предлагал искать условия обеспечения большего
простора развитию домашней формы производства, опять-таки приво­
дя примеры успешного развития таковой на Западе, преимущественно
в малых странах (Ш вейцария, Швеция). А.К. Корсак солидаризовался
с проектами таких западных авторов, как француз А. Одиганн (1814—
1875) и немец Ф. Ш ульце-Делич (1808—1883), полагавших возможной
эволюцию фабричного производства к «ассоциациям, чуждым корпо­
ративному духу средних веков и основанным на свободном участии
труда и капитала в выгодах новой формы промышленности, в слиянии
мелких сбережений». Необременительный кредит и ассоциация мелких
ремесленников для оптовой покупки материала и для сбыта произ­
ведений; устройство показательных общественных мастерских, чтобы
сдвинуть технику с унаследованной рутины. Это, по мнению Корсака,
возможные пути к созданию новой формы промышленности, которая
подтянула бы сельские промыслы к уровню фабричного производства.
Сохранив за кустарями права самостоятельных хозяев и избавив их
от двух главных зол — некультурности и паразитического диктата
монополистов-кулаков23 (из купцов или самих крестьян) над связью
22 Только в Англии, отмечал Корсак, power-loom полностью вытеснил hand-loom,
исчез самостоятельный крестьянский класс и образовалась масса рабочего сословия,
предоставленная самой себе, имевшая доступ к средствам существования только
лишь наёмную работу. Этот социальный переворот осуществился через несколько
этапов насильственного лишения селян земли, причем заключительный этап был
вызван переходом к интенсивной и рациональной системе сельского хозяйства, при
которой владение землей и пользование ею требует больших капиталов.
В Германии есть государства с обширными поместьями, есть и такие, где по­
земельная собственность и пользование землей раздроблены на мелкие участки.
Раздробление наиболее заметно на западе, а концентрация — на востоке. Поэтому
на западе народонаселение устремилось в промышленные округа (особенно в Сак­
сонии, где осталось 20—25% земледельцев), на востоке осталось преимуществен­
но земледельческим (65% в Баварии). Как образование крупных поместий, так
и чрезмерное дробление поземельной собственности равно лишают большинство
народонаселения возможности прокормиться за счёт земледельческого труда на
своём участке. В то же время развитие фабричного производства (а в германских
землях — ещё и вырождение цехов, уступавших в городах одну отрасль промыш­
ленности за другой, но в то же время препятствовавших её распространению в
сёлах) лишали эту массу народа ремесленных занятий, доступных для маленького
капитала, и вынуждали находить единственный приют на фабриках.
23 Готовое изделие доходит до потребителя через руки четырёх-пяти посред­
ников, в кармане которых и оседает основная часть заработка; материалы для

Глава 5. Геоэкономическое пространство России...

45

непосредственных производителей-кустарей с рынками сбыта своей
' продукции.
Трактат Корсака снискал автору репутацию «быть может, самого
'Крупного русского ученого-экономиста 1860-х гг.» (Туган-Барановский 1899, с. 851). Беспристрастное сравнительно-историческое иссле! дование форм промышленного производства стало этапным в полемике
1 о своеобразии хозяйственного строя России. Автор не примкнул ни к
славянофильскому противопоставлению идеализированных и часто на­
д у м а н н ы х «исконно русских» земско-общинных начал суровым реаль;; ностям западного экономического развития с неприглядной очевиднос­
т ь ю фабричного быта, ни к западническому согласию с неотвратимос­
тью пришествия этого самого быта в отсталую Россию. Трезвый взгляд
i на российскую экономическую отсталость — с выяснением обусловf ленности её характером геоэкономического пространства — сочетался
с рекомендациями поиска возможных лучших форм в западном опыте.
Это было предвосхищением центрального направления российской по­
литэкономии ближайших десятилетий — легального народничества.

Глава 5. Геоэкономическое пространство России в оценке
легального народничества и катедер-социализма
5.1. Народническая геополитическая экономия: В.П. Воронцов
и Н .Ф . Даниельсон
Комплекс идей, обобщаемых понятием «народничество», с одной
стороны, был отрицанием и одновременно продолжением и славяно­
фильства, и западничества; с другой стороны, вместил в себя как ра­
дикальные «три течения в революционном народничестве 1870-х гг.»,
так и легальное направление пореформенной общественной мысли и
журналистики, оказавш ее значительное влияние на университетскую
политэкономию. Пытаясь обосновать некапиталистический путь раз­
вития России, отыскивая эволюционные альтернативы как в отече-

обработки поставляют тс же кулаки (прасолы, барышники); кредит обращается в
грубую эксплуатацию, влечёт неизбежную кабалу.

46

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

ственных учреждениях, так и в «наиболее прогрессивных» («во всей
их общечеловеческой чистоте») идеях и элементах опыта Запада, л е­
гальное народничество подобно славянофильству возлагало надежды
на общинное землепользование русского крестьянства, подобно до­
реформенному западничеству — на мелкое кустарное производство; в
противоположность пореформенному фритредерству-западничеству
сугубо отрицательно относилось к европейскому капитализму, в про­
тивоположность пореформенному славянофильству отрицало протек­
ционное покровительство русской фабричной промышленности. Сфор­
мировавшись окончательно в годы «серого террора» после трагедии
1-го марта 1881 г., легальное народничество сделало политико-док­
тринальный зигзаг в сторону раннего славянофильства24, поставив под
сомнение целесообразность борьбы за политические свободы в стране,
но при этом проповедовало возможность «обхода» Россией антагони­
стических форм экономического прогресса, «коль скоро в понятиях ее
интеллигенции сложилось представление о формах, более идеальных»
(Воронцов 1883).
Аникапиталистическое кредо народничества восходило к наследию
основателей и редакторов популярнейшего журнала «Отечественные за­
писки» — поэта Н.А. Некрасова, публициста Г.З. Елисеева25, сатирика
М.Е. Салтыкова-Щ едрина, не жалевших красок для изобличения «плуто­
кратии» и «ликующего хищничества». Их преемник Н.К. Михайловский
(1842—1904) приветствовал на страницах журнала выход русского пере­
вода 1-го тома «Капитала» К. Маркса, найдя в «обстоятельной критике
доктрин школьной политической экономии» и «искусно обработанной
истории экономического развития Англии» материал для подкрепления
своих формул: о «приближении к целостной личности» как критерии
социального прогресса и о противоположности «народного богатства
и благосостояния масс». Описанные Марксом эксцессы экспроприации
сельских производителей и патологии «частичного рабочего» добавляли
впечатляющие краски к критике самим Михайловским — в программной
статье «Что такое прогресс?» — дегуманизирующих последствий капи­
талистического разделения труда и побуждали к развернутой аргумента24 «Русский народ есть народ негосударственный, не требующий для себя по­
литических прав», — провозглашал наиболее эмоциональный из зачинателей сла­
вянофильства. К.С. Аксаков.
25 Елисеев ещё до выхода русского перевода «Капитала» обильно цитировал
Маркса в своей известной статье «Плутократия и её основы» (1872).

Глава 5. Геоэкономическое пространство России...

47

ции в пользу «самобытных» общинных порядков пореформенной России,
при которых большинство состоит из самостоятельных хозяев, сочетаю­
щих земледелие с кустарными промыслами. Михайловского не смутило
категоричное обобщение автора «Капитала», что «страна, промышленно
более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее соб~ ственного будущего» (Маркс и Энгельс, т. 23, с. 7). Ссылаясь на другую
мысль Маркса — о возможности «сократить и смягчить муки родов»
нового общества — Михайловский нацеливал русскую общественную
мысль на «предотвращение неправильностей европейской цивилизации»,
на изыскание путей обхода «средних стадий» — то есть капиталистиче­
ского способа производства.
Русское издание 1-го тома «Капитала» нашло заинтересованную
читающую публику — вплоть до забайкальской тайги, где угасавший
А.П. Щапов, получив экземпляр от переводчика Г.А. Лопатина, сослался
на прочитанную книгу в одной из своих последних статей — «Что такое
рабочий народ в Сибири». Интеллигенция и студенчество быстро усво­
или категорию прибавочной стоимости, понятия об эксплуатации на­
ёмного труда и капиталистическом накоплении. Но не спешили делать
выводы о неизбежности капиталистической стадии в хозяйственной
эволюции России. Н.К. Михайловский поспешил указать на сельскую
общину как на «огромный зародыш» экономических начал, уступаю­
щих по ступени развития европейскому крупному производству, но
превосходящих его по типу (Михайловский 1875, с. 171). Политэкономическое наполнение этой мысли взял на себя приглашённый Ми­
хайловским в 1879 г. к постоянному сотрудничеству в «Отечественных
записках» Василий Павлович Воронцов (1847—1918), писавший под
псевдонимом «В.В.» и утвердивший в языковом обиходе русской обще­
ственности слово «капитализм» (редкое в экономическом лексиконе З а ­
пада вплоть до начала XX в.). Систему идей Воронцова, развернутую
в книге «Судьбы капитализма в России» (1882) — произведении, «бес­
спорно выдающемся» (Туган-Барановский 1899, с. 853), — можно оха­
рактеризовать как негативную политическую экономию капитализма.
Капитализм в трактовке Воронцова — частнопредарш Ш ательский
строй крупнопромышленного расширенного воспроизводства, сложив­
шийся в Западной Европе. Его «беспочвенность» для русского хозяй­
ства Воронцов выводил из двух ключевых предпосылок. Во-первых,
развив на Западе обобществление-труда и расширенное производство
богатства, капитализм осуществил это в форме, непригодной для ра­
бочей массы. Во-вторых, капиталистический строй утверждается тем

48

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

труднее, «чем позднее начнёт какая-либо страна развиваться в про­
мышленном отношении» (Воронцов 1882, с. 14), поскольку она стал­
кивается с непосильной теснотой рынков сбыта: внутренний рынок
слишком узок из-за бедности большинства населения, а внешние уже
захвачены передовыми странами. Особенно остра проблема реализации
товара рабочая сила с трагическими последствиями голодного перена­
селения, если только избыточной массе вытесняемых крупным капита­
листическим производством (с заимствованием передовых технологий)
местных рабочих рук не удастся эмигрировать. «Капиталистический
пессимизм» В.В. соединял отрицание перспектив расширенного капи­
талистического воспроизводства для отсталых стран с указанием на
неадекватность «чумазой» и политически инертной русской буржуазии
(«колупаевы, разуваевы, сладкопевцевы») культурно-историческому
шаблону западного либерализма.
Политэкономическая концепция В.П. Воронцова, или «народниче­
ская теория рынков» широко известна, но главным образом сквозь при­
зму критики её М.И. Туган-Барановским и В.И. Ульяновым-Лениным
(Вл. Ильиным). Критики, во-первых, теоретической, акцентировавшей
создание капиталистическим расширенным производством внутреннего
рынка за счёт опережающего роста «производительного потребления»,
во-вторых, эмпирической, относительно статистических подсчётов чис­
ленности (у Воронцова выходило — стационарной или даже сниж а­
ющ ейся) фабричных рабочих в пореформенной России. В целом,
взгляды Воронцова отнесены к разновидности «теории третьих лиц»
С. де Сисмонди, или «экономическому романтизму» и были остав­
лены без внимания его указания на осложнение воспроизводственных
процессов в России климатом «в союзе с огромными пространствами
нашего отечества» и всем известным русским бездорожьем.
Апеллируя к трудовой теории стоимости М аркса, Воронцов отме­
чал, что в России завышенными оказываются и затраты на воспроизводство
рабочей силы (более дорогие постройки, их зимнее отопление и освещение;
теплая одежда, обогрев жилья и т. д.), и чистые издержки обращения —
лишающие возможности постоянного скорого и дешевого перемещения
массовой продукции из одного конца страны в другой26. А крупное

26
Самые дешёвые пути — водные — закрыты для движения более половин
/года, и готовые громоздкие продукты лежат на заводах всё это время в ожидании
навигации, а сырье заводы могут получать только раз в год: из Москвы до Самары
привести товар втрое дороже, чем из Англии в Москву.

Глава 5. Геоэкономтеское пространство России...

49

производство требует удобства пу­
тей сообщения для массового сбы­
та; именно в организации перевозки
проявился более всего «промышлен­
но-капиталистический гений» запад­
ноевропейских наций27. Вследствие
этого на российском пространстве
«свободному полёту капитализма по­
ложены довольно тесные пределы»,
но при государственной поддержке
крупного производства и импорте
технологий укореняется монополизм.
Примерами гротескного характера
российского промышленного кап и та­
ла для В оронцова были узкогруппо­
вое «ж уирование» с вздуванием цен
В.П. Воронцов
на частных ж елезны х дорогах, з а ­
(1848— 1918)
долж авш их казне миллиард рублей,
и технический застой металлургии
Урала — «любимого детища правительства». Близлежащ ие леса вы­
рублены, ввозить дрова или каменный уголь издалека не позволяло
бездорожье, но при этом заводчики отказались применять бессемеров­
ский процесс, сберегающий топливо в 2—2,5 раза.
«Иной путь промышленного прогресса» Воронцов предлагал искать
в сочетании двух форм: артельной организации кустарных промыслов
и государственного («казённого») управления машинной индустрией
до тех пор, пока не удастся видоизменить сельскую общину таким об­
разом, чтобы она была в состоянии сделаться подходящим орудием для
организации крупной промышленности. П одразумевалось, что опорой
социального преобразования России станут не обреченная на неса­
мостоятельность буржуазия и не фабрично-заводской пролетариат, а
г Современник В.П. Воронцова А Маршалл, выпустивший свой первый круп­
ный трактат «Экономия промышленности» в том же году, когда появились первые
статьи В.В. о капитализме (1879). в своём главном труде (1890), в главе «Общее
воздействие экономического прогресса» специально подчеркнул, что «главным
экономическим событием нашего века является развитие не обрабатывающих, а
транспортных отраслей». Именно усовершенствование перевозок внесло наиболь­
ший вклад в увеличение богатства Англии (Маршалл. 2007. С. 628).

50

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

сельские общинные массы и интеллигенция как идейно-рабочая сила,
организующая для крестьянства распространение технических знаний,
систему сбыта и мелкого кредита. Надежды на широкое развитие в
России мелкого народного кредита и производственных артелей были
унаследованы легальным народничеством от надежд 1860-х гг. Ещё
А.К. Корсак почти поэтизировал швейцарскую домашнюю систему ча­
сового производства; В.П. Воронцов считал возможной новую систему
промышленных единиц, «сходной, например, с той, какая практикуется
в швейцарском часовом производстве». «Артельные начинания» увле­
кали будущих видных деятелей как общественно-экономической, так
и научно-технической русской мысли. Напр., в 1869 г. А.И. Чупров
и Н.А. Умов организовали «Общество распространения технических
знаний» для помощи крестьянам и кустарям (Гранат 1930, стб. 19);
в 1875—1878 гг. А.Н. Лодыгин (изобретатель лампы накаливания) и
С .Н . Кривенко (с 1873 г. — сотрудник «Отечественных записок») воз­
главляли артель-колонию под Туапсе. О научно-техническом служении
как форме проявления инновационной «местной инициативы» А.И. Чу­
пров продолжал размышлять и много позднее, изучая опыт «странству­
ющих кафедр» агрономов-кооператоров в Италии (Мозойро 1994).
Характерно, что область классического капитализма В.В. ограничи­
вал не всем Западом, но лишь передовыми странами Западной Европы.
отмечая, что в СШ А положение наемного фабричного рабочего есть
переходное к самостоятельному земледельческому занятию: вновь при­
ехавший из Европы остается в этом положении несколько лет, после
чего, накопив, достаточную сумму денег, приобретает участок земли
и становится земледельцем, «очищая таким образом сцену наемного
труда для своих преемников»28 (Воронцов 1958, с. 441).
В целом можно сказать, что В.П. Воронцов пытался сконструиро­
вать альтернативу частному крупнопромышленному производству не
только ввиду опасностей радикальных ломок национального строя29,
но и потому, что полагал водворение капитализма неадекватным ус­
ловиям внутреннего геоэкономического пространства. Другой видней28 Современный историк американской цивилизации Д. Бурстин отмечает, что
«создание фабрики без постоянного класса фабричных рабочих» было частью аме­
риканского идеала «социального круговорота» с неопределенностью классовых
перегородок» (Бурстин 1993, с. 42—43).
29 Как отмечается в современной политэкономической литературе (напр.: Ря­
занов 1998, с. 191—192).

Гш ва 5. Геоэкономическое пространство России...

51

ший экономист-публицист легатьного на­
родничества Н.Ф. Даниельсон («Николай
— он») центральное внимание уделил
давлению капиталистических условий
процесса обращения извне — со сторо­
ны мировой торговли, в которой Россия
была вынуждена наращ ивать своё учас­
тие в качестве экспортёра зерновых по
ценам, снижаемым конкуренцией стран
с заведомо лучшими агроклиматически­
ми и транспортными условиями.
Николай Францевич Даниельсон
(1844—1918) был не только русским пе­
реводчиком «Капитала», но и главным
русским корреспондентом К. Маркса и
Н.Ф. Даниельсон
Ф. Энгельса на протяжении более 25 лет.
(1 8 4 4 -1 9 1 8 )
Публикацию своих «Очерков наш его по­
реформенного хозяйства» он начал в 1880 г. (журнал «Слово», № 10),
а заверш ил в 1893 г., издав отдельной книгой и указав в предисловии,
что хотел лишний раз «обратить внимание общественной мысли на те
тяжёлые последствия, которые неизбежны, если наша общественно-хо­
зяйственная жизнь будет продолжать развиваться в том же направлении,
в каком она развивалась за последнее тридцатилетие». Под «тяжёлыми
последствиями» Даниельсон имел в виду голод 1891—1892 г., явившийся
следствием краха протекционной «блестящей системы» министра Фи­
нансов Вышнеградского — научного светила в механике, оборотистого
дельца в экономике и прожжённого циника в политике, гнуснопрослав­
ленного собственной фразой «недоедим, но вывезем».
Даниельсон не был столь категоричен, как Воронцов, в отрицании
простора для российского капитализма. Он признавал, что процессы
расслоения сельской общины и капитализации кустапных промыслов
заш ли в пореформенной России достаточно далеко. Но полагал, что
несовершенство всей капиталистической формы производства так оче­
видно, влияние её так разруш ительно, что прямо-таки вынуждает рус­
ское общество искать иной выход, «а выход этот может быть найден
только в развитии тех институтов, которые мы унаследовали от нашей
прежней истории» (Даниельсон 1967, с. 629). В этом Даниельсон пытал­
ся убедить и Маркса с Энгельсом, которых обильно цитировал — вклю­
чая и фрагменты их писем к нему — в своих «Очерках».

52

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

Первую часть «Очерков» Даниельсона Маркс прочёл как раз тогда,
когда получил от Веры Засулич письмо с просьбой разъяснить свои воз­
зрения «на судьбы нашей сельской общины и на теорию о том, что в
силу исторической неизбежности, все страны мира должны неизбежно
пройти через стадию капиталистического производства». Ответив Дани­
ельсону одобрением его «оригинальной в лучшем смысле этого слова»
работы, Маркс направил Засулич рождённое в напряжённом переборе
вариантов письмо с выводом об ограниченности «исторической неизбеж­
ности» капитализма странами Западной Европы и с признанием того,
что «анализ, представленный в «Капитале», не даёт, следовательно, до­
водов ни за, ни против сельской общины. Но специальные изыскания,
которые я произвёл на основании материалов, почерпнутых мной из
первоисточников, убедили меня, что эта община является точкой опо­
ры социального возрождения России, однако для того, чтобы она могла
свободно функционировать как таковая, нужно было бы, прежде всего,
устранить тлетворные влияния, которым она подвергается со всех сто­
рон, а затем обеспечить ей нормальные условия свободного развития».
«Первоисточниками» для Маркса, несомненно, служили материа­
лы, присланные Даниельсоном, исходившим из того, что принцип Ма­
нифеста 19 февраля 1861 г. — освобождение с земельным наделом
крестьян, привыкших распределять рабочее время между сельским
хозяйством и промыслами, — «стоял в безусловном противоречии с
принципом, на котором зиждется хозяйственный строй западноевро­
пейских государств». Однако, после 1861 г. все законодательные акты
и вся хозяйственная деятельность правительства была направлена в
противоположную сторону — на содействие отделению производителя
от средств производства и отдалению продукта от производителя. Ф ак­
торами «разъединительного процесса» стали железнодорожное учреди­
тельство и кредитно-денежная эмиссия. Эти искусственно насаждае­
мые государством капиталистические условия процесса обращения от­
вечали не национальным потребностям роста производства, а военным
— казны и спекулятивным — непроизводительных слоёв.
Вследствие чрезмерного роста сферы обращения сосредоточение
капитала сопровождалось застоем земледельческой производительно­
сти и увеличением числа «упалых» хозяев. Придавленное податными
тяготами крестьянство с каждым годом отчуждало возрастающее ко­
личество продуктов земледельческого труда, поэтому народное потре­
бление сокращалось, а капитализация внеземледельческих промыслов
усугубляла этот процесс.

Глава 5. Геоэкономтеское пространство России...

53

Даниельсон указал на неэквивалентный обмен на всемирном рынке
в условиях разноступенчатости капиталистической культуры: страны с
более высоким уровнем производительности труда имеют возможность
пользоваться своим исключительным положением и продавать продукт
выше его индивидуальной стоимости, другими словами — присваивать
добавочную стоимость подобно тому, как предприниматель присва­
ивает часть продукта труда своих рабочих. Русский голод 1891 г.
Даниельсон рассматривал как результат эксплуатации менее разви­
той страны передовыми капиталистическими нациями: продукты тру­
да крестьян, выброшенные на мировой рынок, теряют в цене прямо
пропорционально производительности труда их конкурентов; при этом
рост производительности промышленных отраслей, пользующихся
особым покровительством и быстро внедряющих технические усо­
верш енствования, ускоряет искоренение кустарных промыслов и тем
самым — усугубление народной бедности.
Как известно. 2-й том и 3-й том «Капитала», подготовленные к
печати Энгельсом уже после смерти Маркса в 1884 и 1894 гг. были
оперативно переведены на русский язык неутомимым Даниельсоном,
издавшим отдельной книгой свои дополненные «Очерки нашего по­
реформенного хозяйства» (1893). Однако Энгельс в начале 1890-х гг.
оставил в прошлом допущения покойного друга по поводу «общинного»
шанса России и говорил своим русским собеседникам, что «шестер­
ня капитализма уже крепко врезалась местами в русскую экономику»
(Русанов 1988, с. 72), а Даниельсону писал: «Боюсь, что нам придётся
рассматривать вашу общину как мечту о невозвратном прошлом и
считаться в будущем с капиталистической Россией. Несомненно, таким
образом, будет утрачена великая возможность, но против экономи­
ческих фактов ничего не поделаешь». Разрушение русской общины
Энгельс считал предопределённостью эпохи, когда «обработка земли в
крупном масштабе с применением машин становится единственно воз­
можным способом сельскохозяйственного производства», а крестьянин
обречен. «Нам же остаётся утеш ать себя мыслью, что всё Это, в конеч­
ном счете, должно служить делу прогресса человечества».
Даниельсон принять такую цену прогресса отказывался: «пока солн­
це взойдёт, роса очи выест». Не рассчитывая его переубедить, Энгельс
отмечал, что развитие более высокой социальной формы из русской об­
щины было бы возможно лишь в случае возникновения образца этой вы­
сокой формы на Западе из «капиталистической формы производства и
создаваемого ею социального антагонистического дуализма». Но посколь-

54

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

ку трансформации на Западе не произошло, то и у России не осталось
иного направления развития, нежели капитализм. В последний год своей
жизни Энгельс оказался в довольно щекотливом положении: высказав к
нему своё почтение как к учителю, лидер российских социал-демокра­
тических эмигрантов Плеханов обрушился на Воронцова и Даниельсона,
пытающихся обосновать ссылками на Маркса ту мысль, что Россия не
пройдёт через капиталистическую стадию развития. Со своей стороны,
Даниельсон просил Энгельса разрешить использовать их переписку в по­
лемике со своими молодыми критиками — сторонниками неотвратимости
капитализма в России. «Генерал», как почтительно (по примеру семьи и
соратников Маркса) величал Энгельса Плеханов, не поддался на уговоры
ни того, ни другого. Ограничился тем, что в последнем письме Даниель­
сону дал развернутое изложение своей позиции по поводу наступившей
капиталистической фазы развития России. С аналогичных позиций на Во­
ронцова и Даниельсона вскоре обрушилась сокрушительная критика за
их «славянофильские суеверия» (П.Струве), «экономический романтизм»
(В. Ульянов-Ленин — Вл. Ильин) «негодную статистику» (М. Туган-Барановский) и «псевдомарксизм» (М. Филиппов). Самым уязвимым местом
пропагандистов «народного производства» было допущение реализации их
экономической программы существующим самодержавным государством
(«полицейский социализм», поопределению Плеханова). Полемика «не­
омарксистов» с легальными народниками стала не просто новой версией
разногласий между теми, кто верил в «самобытность» России, и теми,
кто отстаивал общеевропейские закономерности её развития («европе­
изация» — Плеханов, «национал-европеизм» — Струве). Спор впервые
был переведён в плоскость соответствия российского пути конкретным
стадиям формационного экономического развития. «Нота» геополити­
ческой экономии была обертоном дискуссии, быстро заглохну в за зло­
бодневными дебатами — не только экономическими, но политическими,
социологическими и философскими. Однако есть основания вслушаться в
неё спустя более чем век.
5.2. Два предвосхищения: периферийный капитализм
и евразийское неудобье
Воронцов и Даниельсон явно уступали своим более молодым оппонентам-«неомарксистам» в полемическом задоре, черпавшем силу
из заманчивой определённости исторической схемы, в которую можно

Глава 5. Геоэкономическое пространство России...

55

было вписывать и усилившееся благодаря «системе Витте» втягивание
страны в сеть мирового капиталистического хозяйства, и обнаружив­
шийся потенциал организованности и протеста немногочисленного, но
сконцентрированного на крупных предприятиях индустриального про­
летариата. П. Струве, порицая «сентиментализм в политико-экономи­
ческих вопросах», настаивал на исторической связи между народни­
чеством и славянофильством. Г. Плеханов, твёрдо решивший сделать
«Капитал» Маркса «прокрустовым ложем для вождей русской рево­
люции», противопоставил радикальное народничество (своей молодо­
сти), с которым он был связан участием в подпольных организациях
«Земля и воля» и «Чёрный передел», легальному народничеству как
«реакционному утопическому социализму». Схожее противопоставле­
ние проводил и В.Ульянов-Ленин, но он, во-первых стал именовать ле­
гальное народничество либеральным, а во-вторых, определил его глав­
ную черту как «представительство интересов и идей русского мелкого
производителя», туземный «сисмондизм»30 (Ленин, т. 1, с. 422). Хотя
работы подвизавшегося в антинародничестве 1890-х гг. «начинающего
тогда писателя» Ульянова-Ленина «не могли получить сколько-нибудь
широкого распространения» (Кареев 1996, с. 240), впоследствии воз­
обладали его оценки «мелкобуржуазности» народничества, к которым
было добавлено ярлыковое понятие «неонародничество», объединившее
и идеологию революционной партии эсеров и экономическую школу
аграрников-кооператоров. Это обновленное русское народничество на­
чала XX в. было смято политико-государственной машиной больше­
виков в потрясениях «военного коммунизма» 1917—1921 и «великого
перелома» 1929—1930 гг.
Возрождение интереса к идейному наследию народничества связано
с двумя значимыми процессами второй половины XX столетия: опытом
(часто неудачным) промышленной «модернизации» аграрных стран «тре­
тьего мира», и новой капиталистической пертурбацией России (после кру­
шения режима в 1991 г.). «Третий мир» в третьей четверти XX в., с одной
стороны, выдвинул из своих рядов идеологов, по существу воспроизво­
дящих народнические оценки капитализма как регресса и неэквивалент­
ного обмена на мировом рынке, с другой стороны, поставил проблему
30 В «Коммунистическом Манифесте» Маркса и Энгельса Сисмонди фигуриру­
ет как идеолог, стоящий во главе «мелкобуржуазного социализма». По характери­
стике Ульянова-Ленина Сисмонди как «горячий сторонник мелкого производства»
представляет особое течение в политической экономии

56

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

изучёния крестьянского хозяйства как особого социального института,
экономическое поведение в рамках которого не поддаётся логике ры­
ночного интереса. Кресгьяноведение как самостоятельное направление
экономико-социологических исследований оформилось благодаря от­
крытию на Западе работ разгромленной в СССР «неонароднической»
школы А.В. Чаянова. Чаянов высоко ценил работы Воронцова, особен­
но книгу «Прогрессивные явления в крестьянском хозяйстве» (1892).
В «Очерках нашего пореформенного хозяйства» Даниельсона им было
подмечено то своеобразие экономического поведения, которое легло
в основу чаяновской модели «устойчивости крестьянского хозяйства».
Из статистических материалов о русской деревне Даниельсон сделал
вывод об отсутствии — вопреки законам спроса и предложения — об­
ратной зависимости между высотой урожайности и хлебными ценами.
«Несмотря на повторяющийся урожай, цена главного продукта крес­
тьянского потребления — ржи — повышается». Происходит это по­
тому, что крестьянин, уплатив долги и недоимки в первый урожайный
год, во второй год не стремится извлечь больше прибыли отчуждением
зерна на продажу, а оставляет больше ржи для покрытия собственных
потребностей. На рынок поступает относительно меньше хлеба.
Не менее важен акцент Даниельсона на деформирующем эконо­
мические отношения внутри отсталых стран давлении международ­
ного капиталистического процесса обращения. В первой части своих
«Очерков» Даниельсон привёл весомые суждения на эту тему не кого
иного, как Маркса (опубликовав без указания имени его письмо от 10
апреля 1879 г.). Это была характеристика влияния средств сообщения
и «космополитической деятельности ссудного капитала» на ситуацию
в отсталых странах, где «капитализм ютился только в верхних слоях
общества», но государство быстро создало и расширило в непропор­
циональных размерах капиталистические надстройки, в то время
как производство продолжало осуществляться по проторённому пути.
Ж елезные дороги дали сильный импульс развитию внешней торговли;
но в странах, вывозящих главным образом сырые продукты, эта тор­
говля усилила нищету народных масс — притом не только потому, что
на них легло налоговым прессом бремя новой (ради железных дорог)
задолженности правительства. «С того момента, как всякий продукт
местного производства может превращаться в космополитическое золо­
то; многие товары, бывшие ранее дешёвыми из-за отсутствия широкого
сбыта — вино, фрукты и пр. (у нас — высшие роды хлеба), — доро­
жают, исчезая вследствие этого из народного потребления; между тем

Глава 5. Геоэкономическое пространство России...

57

как, с другой стороны, само производство (т. е. специальных родов
продуктов) изменяется сообразно их большей или меньшей пригод­
ности для вывоза, тогда как раньше оно применялось главным об­
разом к местному потреблению» (Даниельсон 1958, с. 492). В этой
оценке М аркса, с которой всецело согласился Даниельсон, содержится
описание иного «социального дуалистического антагонизма» ка­
питалистической формации, чем тот, что обсуждался в более позднем
эпистолярном диалоге Даниельсона и Энгельса. А именно дуализма,
описанного в модели периферийного капитализма, или «зависимого
способа производства», выдвинутой экономистами ЭКЛА (аргентинец
Р. Пребиш, бразильцы Т. дус Сантус, С. Фуртаду и др.), отметившими
двойственную динамику своих стран, обусловленную их «периферий­
ным» положением в международном разделении труда (МРТ) и зависи­
мостью от развитого капиталистического «центра». Импульсы центра,
расходясь к периферии, рассекают ее экономическую структуру на два
сектора — отсталый традиционный и современный капиталистический,
интегрированный в мировое хозяйство для обслуживания воспроизвод­
ственного процесса именно стран центра. Сила центра позволяет ему
навязать периферии структурные взаимосвязи, предопределяющие
воспроизводство её как аграрно-сырьевого придатка. Мировая торговля
становится механизмом обогащения центра за счет периферии при со­
действии туземных элит, подражающих моделям потребления центра.
Именно Даниельсон и Воронцов на опыте России первыми про­
анализировали «буксование» капитализма как закономерность, харак­
терную для стран с запоздавшим развитием на периферии междуна­
родного разделения труда, пытающихся осуществить модернизацию
в условиях сосуществования с передовыми странами. Результат за­
частую сводился к образованию «островков» современного капита­
листического производства для удовлетворения потребностей высших
классов при разорении основной массы производительного населения.
Русские «сисмондисты» правомерно усомнились в том. что отсталые
страны должны просто-напросто повторить этапы развития передовых
стран — как полагали догматически упитанный Плеханов и наглый
рыжий Струве, а две трети века спустя — самонадеянные теоретики
модернизации. Воронцов и Даниельсон болезненно сознавали, что в
своем развитии отсталые страны не только не должны, но и не мо­
гут повторить классическую английскую схему расцвета крупнопро­
мышленного производства на основе экспроприации мелких сельских
производителей. Считая себя, а не своих критиков, марксистами, они

58

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

не только предприняли теоретическую попытку защитить крестьян —
«судьбу которых многие социалисты того времени слишком уж быстро
сочли «предрешенной» (\Valicki 1969, р. 129) — но и предвосхитили
поиски идеологами «третьего мира» некапиталистических моделей ин­
дустриализации, отводящих государству роль ограничителя притязаний
частного капитала и координатора интересов различных секторов хо­
зяйства и групп населения.
Этим предвосхищения народнической политэкономии не исчерпывают­
ся. Распад СССР в 1991 г. привёл к очевидному сжатию геоэкономического пространства России. Во времена полемики марксистов с народниками
экономической географии как научной дисциплины в России не суще­
ствовало, а позднее она развивалась в стеснительных рамках истмата.
Разрыв этих рамок способствовало появлению концепции «евразийского
неудобья» — территории, исторически создававшей естественные прегра­
ды пластичности жизненного уклада населения и переходу к рыночному
хозяйству (Гладкий, Доброскок, Семёнов 1999, с. 88). Это чрезмерные в
сравнении с подавляющим большинством развитых государств издержки
«ледяных» изотерм, связанные с защитой от холода (повышенный рас­
ход энергии на обогрев зданий в производственной и коммунально-быто­
вой сферах; больший объём используемых конструкционных материалов;
производство тёплой одежды, обуви и т. п.); поддержанием в надлежа­
щем порядке дорожно-транспортной сети, разрушаемой замерзающими
грунтовыми водами; укреплением инженерных сооружений из-за обиль­
ных снегопадов; обледенением и деформациями металла, вызываемыми
перепадом температур; ликвидацией ежегодных последствий ледостава и
ледохода, паводковых наводнений, снежных лавин и т. п. (там же, с. 89).
Россия является страной с наиболее неравномерным в мире агроклимати­
ческим режимом (там же, с. 526), наложившим исторический отпечаток
на рискованный характер сезонного земледелия и стереотипы народного
поведения, включая общинность (там же, с. 95—96).
Эти обобщения современных российских экономико-географов
можно аттестовать как веские дополнения к «капиталистическому пес­
симизму» В.П. Воронцова, хотя его экономические трактаты и публи­
цистика остались вне внимания авторов концепции «евразийского не­
удобья», также как и работы профессоров И.И. Иванюкова, А.И. Чупрова,
А.А. Исаева — представителей «кафедрального» легального народни­
чества, или российского катедер-социализма.
Перечисленные политэкономы принадлежали к тому же поколению,
что В.П. Воронцов и Н.Ф. Даниельсон и олицетворяли новое поко-

Глава 5. Геоэкономическое пространство России...

59

ление русской профессуры, относившее себя к историко-реалисти­
ческому направлению. Они разрабатывали эволюционную концепцию
форм хозяйства, сочетавшую влияния германской новой исторической
школы и марксизма. Отрицая универсальность принципа свободной
конкуренции и «постулат о невмешательстве государства», они вклю­
чали в политэкономию «обязанность указать, с точки зрения понятий
о культурных задачах нашего времени, общую ближайшую цель раз­
вития народного хозяйства и меры для осуществления её», понимая эту
цель как «согласование наибольшего производства с возможно более
справедливым распределением». Будучи в стороне от революционно­
го движения, Иванюков, Чупров, Исаев изучали опыт промышленных
товариществ и коммунитарных экспериментов на Западе и «артельные
начинания» в России; проводили мысль о внутренней преемственности
классической теории трудовой ценности и учений социализма. П ри­
менение марксистского категориального аппарата как адекватного ка­
питалистической форме производства (прибавочная ценность, нако­
пление капитала, мануфактурное и крупное машинное производство и
т. д.) соединялось с народническим основоположением, что «на высоте
основного вопроса русской жизни» находятся семейные формы произ­
водства, связанные с общинным землевладением и кустарной промыш­
ленностью (Иванюков 1891, с. 61). А с германской новой исторической
школой сближали требования широких социальных реформ государ­
ства («катедер-социализм»), детальных статистических исследований
народного быта и внимания к географическим условиям национального
хозяйства.
Иван Иванович Иванюков (1844—1912) в бытность профессором П е­
тровской сельскохозяйственной академии разработал курс «Политическая
экономия как учение о процессе развития хозяйственных явлений» (1885),
в котором указал на 4 главных географических фактора народного хозяй­
ства (местоположение страны относительно других территорий и близость
моря, распределение внутренних вод, геологическое и геогностическое
строение земной коры, климат). Профессор Демидовского лицея в Ярос­
лавле Алексей Алексеевич Исаев (1851 —1924) в своих «Началах полити­
ческой экономии» (1894, 7-е изд., 1908) две главы специально посвятил
зависимости народного труда от внешних природных условий и от поли­
тико-географического положения государства. Центральное внимание оба
автора уделили распределению воды и суши, включая:
1)
величину береговой линии и, следовательно, доступа к морю,
относительно общих размеров государства;

60

Часть I. Своеобразие экономического развития...

2) впадение рек в открытое или закрытое море;
3) степень порожистости рек и продолжительность их замерзания;
4) направление рек относительно ресурсоносных местностей;
5) густоту населения в местностях, прорезываемых реками;
6) удобство сообщений между бассейнами различных рек.
Во всех указанных отношениях положение не только Российской
империи в целом, но даже одной лишь Европейской России оказы­
вается менее выгодным сравнительно с западными государствами.
Огромные реки Сибири и такие большие реки, как Северная Двина,
П ечора, М езень, впадая в отдалённые ледовитые моря, имеют мало
значения для судоходства, притом они большей частью своего течения
принадлежат местности безлюдной, с суровым климатом; судоходство
по Днепру и Дону замедлено порогами; Волга — главная торговая
артерия — впадает в закрытое море и покрыта льдом почти 150 дней
в году, тогда как Эльба 62, а Рейн всего 26. Количество речных
путей на единицу площади Европейской России меньше, чем в полу­
островной Италии и примерно втрое меньше, чем в Англии. Франции
и Германии. Не вполне благоприятно направление русских рек: для
страны выгодно, чтобы места, изобильные хлебными и минеральными
ресурсами, лежали в верховьях рек, а главные районы сбыта прихо­
дились на устья: тогда распределение товаров по стране соверш ается
наиболее удобно с наименьшей затратой времени и дешевизной пере­
возки. В России скорее наоборот: из плодородных южных губерний
земледельческие продукты отправляются вверх по течению Волги;
черноземная полоса и местности с обилием минерального топлива
(например, Донецкий бассейн) также расположены почти у самых
устьев рек; удачнее положение с транспортировкой главного груза по
Днепру — древесины из лесов Белоруссии — в устьевые безлесные
области (Иванюков 1891, с. 69).
В.П. Воронцов в своей поздней книге «Судьба капиталистической
России» (1907) также остановился на водно-транспортных преимуще­
ствах государств Западной Европы, прилегающих к океанам и откры­
тым морям, во внешней и внутренней торговле. Приморские страны
рано начали завязывать торговые отношения с отдалёнными землями,
что облегчило им захват рынков. Внутренняя же торговля развивает­
ся позднее, когда население уже вырабатывает средства преодолевать
сопротивление, представляемое неустроенными грунтовыми дорогами.
Россия же долгое время имела лишь сухопутные границы да выход к
морям Ледовитого океана.

Глава 5. Геоэкономическое пространство России...

61

П риморско-торговый фактор содействовал структурному пре­
образованию западного сельского хозяйства в такую систему, при
которой земледелец находит производительное применение своему
труду в течение круглого года. Эта система основана на преиму­
щественном значении интенсивного животноводства и подчинении
его интересам зерновых севооборотов — не традиционно русского (и
много веков господствовавш его и на Западе) трёхпольного, а траво­
польного и плодосменного. Сдвиг к разведению рогатого скота, овец
и свиней предоставляет сельским хозяевам возможность приложения
своего труда и летом и зимой, и поставки на рынок продуктов (мясо­
молочных) и извлечения дохода в течение круглого года. Это является
тем благоприятным случаем улучшения положения земледельческого
населения в условиях, когда оно теряет кустарные зимние заработки
вследствие уничтожения промыслов крупной обрабатывающ ей про­
мышленностью.
Как типические примеры преобразования во второй половине XIX в.
сельского хозяйства в направлении из экстенсивного зернового в интен­
сивное животноводческое Воронцов выделил две страны: Германскую
империю и Данию. В первой — крупной по размерам — потери, связан­
ные с капиталистическим разъединением промыслов и земледелия, были
восполнены «на базисе расширения внутреннего спроса вследствие бы­
строго роста индустрии» (Воронцов 1907, с. 28). Резкий подъём промыш­
ленности обусловил значительное увеличение городского населения, что
привело к изменению сравнительного спроса на продукцию сельского
хозяйства. Городские слои как более состоятельные потребляют больше
сахара, вина и, главное, мясо-молочных продуктов, стимулируя спрос на
них и позволяя земледельцу расширить производство животных продук­
тов за счет растительных, т. е. занятость в течение круглого года и даже
обеспечение более высокого дохода сравнительно с культурой зерновых
хлебов. Дания, напротив, — небольшая приморская страна, преобразо­
вавшая своё сельское хозяйство благодаря изобилию естественных лугов
и внешним рынкам, которые обеспечили ей: — успешный вывоз мясо­
молочной продукции в близлежащую высокоиндустриальную Англию; с
другой стороны — ввоз хлебопродуктов и кормов (кукуруза, жмыхи),
что избавило от необходимости выращивать зерно для всего своего на­
селения и дало дополнительные средства для развития интенсивного жи­
вотноводства за счет соседей (там же, с. 30).
Таким образом, неравенство в международном капиталистическом
разделении труда заключается в том, что передовые нации используют

62

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

другие государства как источник не только промыитенного сырья,
но и кормовых средств для интенсивного животноводства. «Чужие
страны не только открывают передовым нациям арену для широкого раз­
маха промышленного капитализма, но и ... для излечения ран, нанесенных
последним земледельческому населению страны» (там же, с. 31).
Воронцов отметил, что поставки на внешний рынок зерна и кормов
вроде отрубей и выжимок могут быть для страны-экспортёра и «очень
выгодной коммерческой операцией» — но только в том случае, если
она, владея огромными площадями неистощенных земель и применяя
к возделыванию полей новейшую технику, сама получает зерно очень
дешево. В таком положении оказались к началу XX в. молодые за­
атлантические страны — поставщики в Европу зерновых продуктов.
Другое дело — когда капиталистическая страна не находит достаточно
ёмкого рынка для преобразования зернового хозяйства в животновод­
ческое, между тем как её население, лишённое подсобных промыс­
ловых доходов и вынужденное приобретать разнообразные предметы
своего потребления на рынке, нуждается в деньгах. У такой нации не
остается иного выхода, кроме поиска сбыта земледельческих произве­
дений на внешних рынках. А поскольку последние охотно принимают
только зерно, то за данной нацией закрепляется невыгодная роль по­
ставщика зерновых. Хлебный экспорт Российской империи, столкнув­
шись с понижением цен заокеанскими странами-экспортёрами (США,
Австралия), закрепил неблагоприятные тенденции в структуре сель­
ского хозяйства с перекосом в сторону однообразия зерновых культур,
истощающего почву и предопределяющего низкие урожаи.
Книга «Судьба капиталистической России» была написана более
ярко и убедительно, чем «Судьбы капитализма в России», но прошла,
по существу, незамеченной31 как напоминание об оставшейся в XIX веке
позиции старого народничества. Однако век спустя взгляды Воронцо­
ва и других экономистов его поколения32 — Даниельсона, Исаева,

31 Ещё в биографической статье о Воронцове для Нового Энциклопедического
словаря Брокгауза и Ефрона видный экономист-аграрник начала XX в. А.А. Кауф­
ман резонно писал, что из-за политических моментов «научные работы В.В. оказа­
лись оценёнными далеко менее, чем заслуживают» (Кауфман 1912. стб. 661).
32 К этому поколению принадлежал и основатель научного почвоведения
В.В. Докучаев (1846—1903). Его капитальное исследование «Русский чернозем»
вышло годом позже (1883), чем «Судьбы капитализма в России» Воронцова, ссылав­
шегося на «наиболее мыслящих из наших агрономов», сомневающихся в благоприятном

Глава 6. Стадийный историзм и геополитическая экономия

63

Иванюкова, — могут рассматриваться как недооценённый вклад в
осмысление33 исторического влияния на российские экономические ин­
ституты «евразийского неудобья» — геоэкономического пространства,
существенно отличного от той природной среды, что сформировала
институциональные условия капитализма Западной Европы. Учёт не­
благоприятных пространственно-природных условий России был пред­
посылкой для выводов о нецелесообразности «подражательного типа
развития» (Воронцов) и поиска нестандартных решений с обобщением
опыта различных тенденций эволюции капитализма, указанием на аль­
тернативы социально-экономического реформирования (Рязанов 2003,
с. 1 6 0 -1 6 1).

Глава 6, Стадийный историзм и геополитическая экономия
6.1. Пространственные факторы капиталистического
развития России
Марксизм властно вмешался в политическую и интеллектуальную
жизнь России конца XIX века одновременно как доктрина капитали­
стического развития страны, как идеология борьбы за «политическую
эмансипацию» и как социологическая теория прогресса. В качестве
методологии стадийного историзма он впервые предстал в рабо­
тах Николая Ивановича Зибера (1842—1888) «Очерки первобытной
экономической культуры» (1883) и «Давид Рикардо и Карл Маркс в

значении большого отпуска русского хлеба за границу. Докучаев подчёркивал
губительность для чернозема постоянного возделывания одних и тех же культур.
К концу XIX в. в передовых странах Западной Европы благодаря внедрению ми­
неральных туков завершился переход к многопольным системам, обеспечивавшим
посевное разнообразие. Однако российские севообороты застыли на «выбалтыва­
ющем землю трехполье» (определение эссеиста М.А. Энгельгардта (1861 —1915),
сына агрохимика-практика А.Н. Энгельгардта (1832—1893), опубликовавшего в
«Отечественных записках» знаменитые «Письма из деревни»).
33
В числе результатов такого переосмысления — концепция особой природы
российского социума, изложенная в известной монографии Л.В. Милова «Велико­
русский пахарь и особенности российского исторического процесса» (1998).

64

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

их общественно-экономических исследованиях» (1885). Зибер оцени­
вал Марксов анализ 3-х стадий развития производительных сил в 1-м
томе «Капитала» (простая кооперация — мануфактура — фабрика)
как «философию истории капиталистической эпохи в её целом», «так
сказать, остеологию общественной науки», рассматривая не только
капиталистический способ производства в целом, но и его отдельные
стадии как естественные фазы, сменяющие одна другую «в силу не­
обходимого и неизбежного закона внутреннего развития общества», а
потому «невозможно перескочить из ремесла, помимо мануфактуры,
в фабрику» (Зибер 1959, с. 385—386, 406). Зибер подверг двоякой
критике концепцию «народного производства»: на основе привлечения
этнографического материала, показывавшего наличие общинно-кол­
лективного хозяйства у всех народов на ранних стадиях развития и
неизбежное разложение общины под воздействием прогрессирующего
разделения труда, и в анализе российских кустарных промыслов как
разновидности мануфактуры, а не альтернативы капиталистическому
машинному производству.
Обоснование стадиальной тождественности (и, следовательно, пре­
ходящего характера) русской кустарной промышленности с западной
мануфактурной стадией, к которой крупный капитализм относится как
высшая стадия общественной формации — к низшей, было продолжено
в двух наиболее обширных трактатах марксистского антинародниче­
ства в канун XX в. — докторской диссертации М.И. Туган-Барановского «Русская фабрика» (1898) и исследовании ссыльного В.И. Улья­
нова-Ленина (Вл. Ильина) «Развитие капитализма в России. Процесс
образования внутреннего рынка для крупной промышленности» (1899).
Как уже было отмечено, эти авторы в критике народничества сочетали
теоретическую проработку вопроса о капиталистическом воспроизвод­
стве с пересмотром данных официальной и земской статистики о дина­
мике занятости на промышленных предприятиях в России. Опровергая
выводы В.В. об убывании числа фабричных рабочих с наращиванием
капиталистических оборотов в стране, Туган и Ильин настаивали, что
притяжение рабочих рук крупным машинным производством сопро­
вождается неизбежным разложением семейного кустарничества как
части отживающего общинного уклада. Ильин сформулировал «закон
параллельного разложения мелких производителей в промышленности
и в земледелии» (Ленин, т. 3, с. 546) и отметил появление в русской
деревне деталыциков-кустарей, «виртуозов и калек разделения труда» —
следствия того же процесса уродования «частичного рабочего», что был

Глава 6. Стадийный историзм и геополитическая экономия

65

описан в «Капитале» Маркса при анализе мануфактуры. Руководству­
ясь жёстким классовым критерием политэкономического исследования,
Ильин уподобил расслоение кустарей на высшие и низшие разряды
«высаливанию» из земледельческой массы предпринимателей-«кулаков» под воздействием проникновения товарно-денежных отношений
(«что такое кулак, как не кустарь с капиталом?» или «хозяйственный
мужичок»34). Но это разложение крестьянства на «сельскую буржуазию
и сельский пролетариат» — двоякий процесс образования внутреннего
рынка. Отделение одного за другим видов переработки сырья в особые
отрасли промышленности расширяет спрос на средства производства,
или постоянный капитал, а оставшиеся без них низшие слои вынуж­
дены покупать на рынке средства существования, которые становятся
вещественными элементами переменного капитала (Ленин, т. 3, с. 322,
341, 365).
Туган-Барановский, выясняя своеобразие стадий капиталистиче­
ского развития России в «Русской фабрике», вышел на знаковую для
русской общественной мысли тему оценки подготовленности и по­
следствий реформ Петра I. В конце XIX в. наиболее значительны ­
ми работами по этой проблеме были «Государственное хозяйство
России в первой четверти XVIII в. и реформ а П етра Великого»
(1892) и «Очерки по истории русской культуры» (ч. I, 1896) Павла
Николаевича Милюкова (1859—1943). Опираясь на выдвинутые ещё в
1860-е гг. А.П. Щ аповым и А.К. Корсаком положения об оптово-про­
мысловой элементарности экономической жизни Московской Руси, о
противоположности городской и сословной истории Запада и России,
Милюков делал вывод об искусственности насаждения Петром круп­
ной промышленности. Она в «стране без капиталов, без рабочих, без
предпринимателей и покупателей» могла держаться только благодаря
«продолжительному и усиленному покровительству» (Милюков 1896,
с. 84). Возражая Милюкову, Туган-Барановский указал на наличие
достаточно крупного торгового капитала в Московской Руси, не склон­
ного, однако, захватывать промышленность, где царило мелкое про­
изводство (Туган-Барановский 1998, с. 80). Этот торговый капитал и
явился базисом, на котором основалось крупное производство в эпоху
П етра. Большинство первых фабрикантов вышли из русских купцов,
34
«Мелкий буржуа своими мелкими средствами стремится отстоять в сущности
те же самые классовые интересы, для защиты которых крупный фабрикант жаждет
протекционизма, премий, привилегий и пр.» (Ленин, т. 3, с. 335).

66

Часть I. Своеобразие экономического развития...

капиталы которых были привлечены по государеву почину к промыш­
ленным предприятиям. Насажденные таким образом фабрики и круп­
ные мастерские стали школами мастерства. Набираясь в них опыта,
смекалистые люди с даром предпринимательства, вроде уроженца села
Иванова Осипа Сокова, стали заводить у себя в селах промышленные
станы. Именно в этих центрах новых производств, а не в старинных
доморощенных промыслах, Туган-Барановский усматривал истоки ку­
старной промышленности XIX в.: «фабрики раздробились в кустарную
промышленность». Но лишь до тех пор, пока основой крупной про­
мышленности оставался ручной и крепостной труд. С возникновением
машинного фабричного производства набрал силу процесс утраты ку­
старной продукцией конкурентоспособности относительно фабричных
изделий, потери кустарями прежней промысловой самостоятельности и
превращении их в наемных рабочих на дому.
Струве, увенчавший свои броские «Критические заметки по во­
просу об экономическом развитии России» (1894) фразой «признаем
нашу некультурность и пойдем на выучку к капитализму» (не менее
хлёсткой, чем реплика покойного Зибера «мужик должен вывариться
в фабричном коше», которую вспомнил в середине 1890-х гг. Ми­
хайловский), в статье «Научная история нашей крупной промышлен­
ности» (1898) резюмировал выводы Туган-Барановского новым поня­
тием децентрализованное товарное производство. Оно развивалось
на основе не местных рынков, связывающих городское корпоративное
ремесло с сельской округой, а деревенских оптовых ремёсел, подчи­
ненных действующему на громадной территории торговому капиталу35.
Западноевропейское ремесло — искусное и специализированное —
технически подготовляло капитализм, но при этом сопротивлялось
ему корпоративным правом, ограничивавшим свободу предпринима­
тельства. Децентрализованное товарное производство было технически
отсталым, но зато свободным от цеховых стеснений предприниматель­
ства и, следовательно, экономически выигрышным при приближении
к капитализму. «При крепостном праве полное laissez faire, смягчен­
ное высоким помещичьим оброком и чиновничьими взятками» (Струве

35
Концепция «децентрализованного товарного производствам Струве отчасти
предвосхищает подход к генезису европейского капитализма современной ново­
институциональной экономической истории, акцентирующей рост специализиро­
ванных навыков благодаря колонизации и развитию торговли с более отдалёнными
областями (North, Thomas 1973, р. 22—26).

Глава 6. Стадийный историзм и геополитическая экономия

67

1903, с,- 443). Общекультурная отсталость обострила отрицательные
стороны капитализма, которые сказались в России с особой остротой.
Смягчения этой остроты Струве ожидал только от дальнейшего
роста русского капитализма, указывая на пример другого обширно­
го территориально-государственного целого — СШ А, где капитализм
опирался на внушительный внутренний рынок. Струве даже утверж­
дал, что дифференциация крестьянства на представителей сельско­
го капитала и батрацкие элементы приближает российское сельское
хозяйство к американской фермерско-хуторской системе36: создание
предъявляющего внутренний спрос на продукцию национальной про­
мышленности, «экономически крепкого, приспособленного к товарно­
му производству» деревенского слоя, интересы которого совпадают с
интересами промышленной буржуазии (Струве 1894, с. 240, 253, 281).
Такое видение перспектив внутреннего рынка отвечало уже не столько
марксизму как доктрине необходимого перехода от «недостаточного» к
«достаточному» уровню развития капитализма в России, сколько уче­
нию Ф. Листа об ассоциации национальных производительных сил.
Восторгаясь доктриной Листа как «победной песнью торжествующего
товарного производства, во всеуслышанье провозглашающей его куль­
турно-историческую мощь и победоносное шествие по всем языкам»
(там же, с. 123—124), Струве в полном соответствии с ней возлагал

36
Струве договаривался до того, что историческая миссия капиталистической
формы производства в России состоит в нивелировании разницы между долей зем­
ледельческого населения в России (80%) и в США (40%). Неправомерность такого
уподобления двух стран был отмечена в переписке Энгельса и Даниельсона (Даниельсон
1967, с. 660, 663). Любопытно, что Энгельс, прочтя ещё в конце 1893 г. в берлинском
«Социально-политическом листке» («ЗоаафоНзсйез Сешга1ЫаН») критиковавшую
Даниельсона большую статью «некоего» Струве «Оценка капиталистического
развития России», склонен был согласиться с автором относительно наличия у
российского капитализма достаточного рынка для крупной промышленности, но
счёл явно ложной аналогию с США относительно «лёгкости» преодоления «па­
губных последствий современного капитализма». Как указал Энгельс в письме
Даниельсону (попросив того, однако, не цитировать прямо эти мысли в полемике
со Струве), США были основаны как изначально буржуазное общество с быстро
установившимся денежным хозяйством — мелкими буржуа, сбежавшими от евро­
пейского капитализма. В России переход «к капиталистическому индустриализму»
от патриархального натурального хозяйства «не может произойти без ужасной
ломки общества» с огромной растратой человеческих жизней и производительных
сил — ещё большей, чем это было в Западной Европе.

68

Часть I. Своеобразие экономического развития...

главные надежды на паровой транспорт (фактор «почти безграничной
возможности сбыта»), подразумевая прежде всего железные дороги.
С ними Струве связывал перспективы русской обрабатывающей про­
мышленностью и внешних рынков — по восточноазиатским границам,
в Передней Азии и на Балканах — ссылаясь на строительство Транс­
сибирской магистрали и указанную знаменитым химиком и протекцио­
нистом Менделеевым «Будущую силу, покоящуюся на берегах Донца»
(каменный уголь). Зная, что Менделеев и Витте были поклонниками
«национальной системы» Листа, Струве лишь под давлением своего
тогдашнего друга А.Н. Потресова — которого отпугивало «совпаде­
ние с буржуазно-националистическими идеями» — вычеркнул из своей
книги сочувственную ссылку на «мощный» русский протекционизм,
который проповедовал Менделеев и проводил Витте (Струве 1991,
с. 216—217). Для самого Струве это совпадение было существенной
предпосылкой стремительного пути от «экономического материализма»
и авторства первого Манифеста Российской Социал-демократической
Рабочей партии к полному замещению марксизма как доктрины «клас­
сового самосознания» великодержавным экспансионизмом в разработке
«экономической проблемы Великой России».
Нельзя сказать, как это иронически сделал историк общественной
мысли Д.Н. Овсянико-Куликовский, что Струве поспешно переходил
«от одной немецкой теории к другой» — он отнюдь не ограничивал­
ся немецкими теориями. Он был инициатором русского издания кни­
ги профессора Кембриждского университета Р. Сили «Более великая
Британия» — «евангелия английского империализма». А в некрологе-пиэтете британскому министру колоний Чемберлену Струве писал
о поучительности для России примера бывшего мэра промышленного
Бирмингема (чью речь о тяжелом положении рабочих цитировал Маркс
в 1-м томе «Капитала»), ставшего глашатаем британского империализ­
ма и в то же время творцом английской социальной реформы (включая
пенсии старикам). Струве призывал интеллигенцию пропитаться «ду­
хом государственности» и не смущаться требованиями геополитиче­
ской экспансии в интересах российского капитализма.
Ретроспективную характеристику своего марксистского антина­
родничества как «учения об основном тождестве русского эконо­
мического развития с западноевропейским» (Струве 1915), Струве
совместил с выводом, что «империализм по сущ еству не может не
быть течением демократическим и социально-прогрессивным» (С тру­
ве 1914).

Глава 6. Стадийный историзм и геополитическая экономия

69

Иной была «отмарксистская» траектория другого видного критика
народничества, а затем ревизиониста рубежа веков — С.Н. Булгако­
ва. Хотя он и участвовал вместе со Струве в нашумевших сборниках
«Проблемы идеализма» и «Вехи» и тоже отдал предпочтение Ф.Листу
в трактовке производительных сил, обращаясь к старым разногласиям
в своём курсе истории экономических учений, Булгаков признал, что
«в сущности, обе стороны были по-своему правы: если рассматривать
дело в исторических перспективах, то, по мере того, как натуральное
хозяйство уступает меновому, развивается и создаётся внутренний ры­
нок; начальные же стадии менового хозяйства нуждаются во внешнем
рынке или искусственно создаваемом сбыте» (Булгаков 1910, с. 299).
Стадиальное различение значимости внешних рынков легло в основу
предложенной Булгаковы типологии капитализма с учётом простран­
ственного фактора.
6.2. Пространственные факторы разных типов капитализма
Сергей Николаевич Булгаков (1872—1944), сын священника и не­
доучившийся семинарист, предпочтя в отрочестве «принудительному
благочестию» нигилизм, специализировался по политической экономии
в бытность студентом Московского университета. Включившись в по­
лемику с народниками книгой «О рынках при капиталистическом про­
изводстве» (1897), С.Н. Булгаков затем вознамерился доказать «все­
общую приложимость закона концентрации производства и вообще
тождественность эволюции промышленности и земледелия», уехав со­
бирать материалы в Германию, где тесно общался с социал-демократа­
ми во главе с Карлом Каутским, считавшимся среди марксистов «папой
ортодоксии» и главным знатоком аграрного вопроса. Его монография
«Аграрный вопрос» (1899) была посвящена обоснованию «параллельно­
сти» процессов капитализации, вытесняющих мелкие формы крупными,
в промышленности и в сельском хозяйстве. Каутский отметал критику
подхода к концентрации производства как к универсальной тенденции,
раздававшуюся, в частности из рядов Социалистической партии во
Франции — стране с преобладанием мелких («парцеллярных») сель­
ских хозяйств, ориентированных прежде всего на удовлетворение соб­
ственных потребностей, и обнаруживших устойчивость перед лицом
затяжного западноевропейского аграрного кризиса 1874—1895-х го­
дов, вызванного падением рыночных цен на хлеб от наплыва дешевой

70

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

заокеанской пшеницы и повлекшего массовое разорение крупнокапита­
листических фермерских хозяйств. Напротив, Э. Бернш тейн одобрил
аргументы в пользу признания жизнеспособности мелкого сельского
хозяйства, приведенные молодым австрийским социал-демократом
Ф. Герцем в книге «Аграрные вопросы с точки зрения социализма»
(1899) своим двухтомником «Капитализм и земледелие» (1900).
Сопоставление аграрной эволюции главных стран Запада с при­
влечением обширного круга статистических источников склонило Бул­
гакова в сторону «аграрных ревизионистов». Он пришёл к выводу, что
развитие Англии, вопреки Марксу, не составляет «нормального типа»
капитализма: созданное там экстренными средствами крупное произ­
водство в земледелии было наследием средних веков и самой ранней
формой крупного предприятия. Некоторое время оно шло во главе хо­
зяйственного прогресса, «сопровождаемого, однако, самой беззастен­
чивой эксплуатацией нищенского и беззащитного населения» (Булга­
ков 1900, т. 2, с. 148). Насильственная экспроприация крестьянства
с превращением мелкого производителя в наемного рабочего отчасти
повторилась только в Пруссии в первой половине XIX в.37, и крупное
прусское земледелие процветало (пик 1850—60-е гг.), пока рынок инду­
стриальной Англии и рост неземледельческого населения обеспечивали
сбыт. Но этот расцвет не был связан с техническими преимуществами,
и после «перелома цен» вследствие экспансии дешевого заокеанско­
го хлеба и начала бурной индустриализации объединенной Германии,
ряды крупного землевладения дрогнули. Оно стало — где относитель­
но, а где и абсолютно — уступать место крестьянскому хозяйству; не
удерживало рабочей силы, оказавшись не в состоянии обеспечить ей
уровень, сопоставимый с тем, что могли дать фабричный быт городов
и мелкие крестьянские хозяйства. Распространилась продажа крупных
владений «взраздробь».
Таким образом, заключил Булгаков, Маркс оказался неправ в своём
мнении окрестьянском хозяйстве как историческом пережитке, обре­
ченном на вымирание и замещение крупнокапиталистическими ф ор­
мами земледелия. Более того — Марксом не было понято значение на­
родонаселения (и перенаселения) «как могучего фактора социального

37
Тогда при отмене крепостного права селяне в большинстве своём были либо
вовсе лишены возможности выкупить наделы, либо разорены грабительским усло­
виями выкупа (уплатить помещику-юнкеру 25-кратную стоимость годичной ренты
или уступить ему от трети до половины надела).

Глава 6. Стадийный историзм и геополитическая экономия

71

развития» (там же, с. 232), а аграрное перенаселение неправомерно
сведено к формам проявления «всеобщего закона капиталистического
накопления». Булгаков не только противопоставил Марксовой теории
собственную концепцию первоначального предкапиталистического
перенаселения, но и использовал для её обоснования взгляды двух
самых одиозных для марксизма авторов — Мальтуса и Дюринга, не
согласившись с уничижительной оценкой взглядов первого («буржу­
азно-поповская» теория бедности) и заимствовав у второго понятие
«емкости населения».
Развитие капитализма, полагал Булгаков, возможно и без помощи
экспроприации — «просто на развалинах натурального хозяйства, ока­
завшегося несостоятельным ввиду роста населения». Это не означает
. безболезненности — первые шаги капитализма неизбежно ознамено­
ваны бедствиями. Источником наибольших страданий и одновременно
«своего рода теплицей для крупного земледелия» является абсолютное
предкапиталистическое перенаселение. Его причина — «распрямление
пружины» размножения народной массы после отмены крепостного
права. Будучи орудием производства своего господина, крепостной не
имел свободы размножения — хозяин определял, в каком количестве
это «орудие» нужно. Раскрепощение сразу увеличивает деторождение
и создает, таким образом, абсолютное перенаселение, избыток рабочей
силы. Там, где произошла экспроприация крестьянства типа англий­
ской, абсолютное перенаселение особенно велико, поскольку «про­
летарии без всякого настоящего и будущего размножаются быстрее
других классов населения вследствие безнадёжности их положения»
(там же, с. 35). Избыток пролетариата, чрезмерный прилив из деревни
рабочих сил с низким уровнем навыков и потребностей и без способно­
стей к сопротивлению позволяет удерживать на минимуме заработную
плату, удлинять рабочий день — рост капиталистического народного
богатства происходит в антагонизме народному благосостоянию.
Булгаков считал это положение неизбежным для ранней стадии ка­
питализма — господства абсолютной прибавочной ценности. К перио­
ду «полного расцвета капитализма» — по мере того, как предкапитали­
стическое перенаселение «мало-помалу рассасывается в народнохозяй­
ственном организме», — появляются возможности изменений к лучш е­
му: успешное развитие рабочих организаций всякого рода (политиче­
ских, хозяйственных, профессиональных), поднятие заработной платы,
сокращение рабочего дня и т. д. Но если в промышленности тенденция
к постепенному отмиранию самых тяжелых и грубых форм эксплуата-

72

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

ции человека человеком проявляет себя, концентрируя производство и
подчиняя его общественному контролю, то в земледелии, по мнению
Булгакова, на крупное предприятие наступает крепкое крестьянское
хозяйство. «И в добрый час! Цивилизация только выиграет, если ис­
чезнут эти свитые крепостным правом и до сих пор напоенные 'его ядом
гнезда, благополучие которых основано на невежестве, бесправности и
нищете рабочих масс» (там же, с. 231).
Булгаков дезавуирует выводы автора «Капитала», что промышлен­
ный прогресс в земледелии, связанный с применением машинной техни­
ки38 и агрохимий, «уничтожает оплот старого общества, крестьянина».
Русский политэконом приходит к выводу, что крестьянское хозяйство
не только имеет особую природу, но и более, чем любая другая ф ор­
ма, отвечает интересам общества: оно не претендует даже на среднюю
прибыль и довольствуется тем, что развитие неземледельческой сферы
облегчает крестьянам доступ к благам цивилизации. Однако, рассма­
тривая судьбы крестьянского хозяйства в контексте истории европей­
ского капитализма, Булгаков вынужден признать, что насильственное
лишение мелких производителей земли «с сопровождающим его горем,
нуждой и бедствиями» оказалось необходимым условием «создания те­
перешней цивилизации», «перехода к высшей форме производства».
Франция благодаря Великой революции не знала позора экспропри­
ации мелких сельских хозяев. Революционное и послереволюционное
аграрное законодательство позволило стране, распространив мелкую
земельную собственность, избежать массовой пролетаризации населе­
ния, а заодно и покончить в XIX в. с теми голодовками, которыми
отмечено XVIII столетие. Но именно в отсутствии массового обезземе­
ления и замедленной пролетаризации Булгаков видел «корни тепереш ­
него экономического угнетения Франции» — её отставания не только
от Англии, но и от Германии.
Эти выводы о «цене прогресса», о том, что «великие перемены в
хозяйственной жизни народов делаются под давлением жестокой не­
обходимости, а не свободного выбора», отяготили Булгакова. Удру­
чённый тем, что «история не знает справедливости», он ощутил себя
«потерявшим почву» и пережил душевный надлом. Получив за свое

38
Замечание Булгакова о «столь распространенном, особенно в марксистской
литературе, предрассудке, согласно которому нужно видеть прогресс во всякой
машине», вызвало особое возмущение В. Ульянова-Ленина, обрушившегося на
ревизионизм в цикле статей «Аграрный вопрос и критики Маркса» (1901).

Глава 6. Стадийный историзм и геополитическая экономия

73

исследование эволюции капитализма в земледелии возможность за­
нять должность профессора политэкономии в Киевском университете
(1901), Булгаков поспешил перейти к разрыву с материалистическим
пониманием истории как самой яркой разновидностью теории прогрес­
са — «основной веры XIX века». Критическая статья С.Н. Булгакова
«Основные проблемы теории прогресса» открыла знаменитый сборник
статей «Проблемы идеализма» (1902). Написанный им в 1906 г. для
серии «Религиозно-общественная библиотека» «Краткий очерк политиче­
ской экономии» отразил не только переход Булгаков «от м арксиз­
ма к идеализму», но и сближение с позициями раскритикованного
народничества. Булгаков не отказался от прежних позиций, что в
1890-е гг. капитализму не было альтернативы , кроме отсталости,
и вновь подчеркнул угнетающе тяжёлое положение «пасынков капи­
тализма» — кустарей. Однако Булгаков не только не отрицал клима­
тического фактора живучести кустарничества, но и по существу стал
повторять программу «народного производства» в призывах к «воздей­
ствию интеллигентных сил» (помощь в кредите и устройстве складов
и магазинов) на «соединение промыслов с земледелием» в будущем
хозяйственном строе России (Булгаков 1906, с. 79—81). По существу
народнические оценки воспроизводились и в характеристике безвы­
ходного круга, созданной бюрократической политикой для русского
хозяйства: «Постройкой железных дорог создаётся рынок для метал­
лургической промышленности, которая развращ ается казёнными зака­
зами, приучается к жирным пирогам и совершенно не интересуется на­
родным рынком. А деревня — без лишнего гвоздя, остаётся соломенная
и деревянная» (там же, с. 128).
Решительно возражая против того, чтобы выкраивать, «как это с
особенной охотой делалось в русской литературе», «закон движения»
капитализма из опыта одной страны — Англии, Булгаков сделал вы­
вод, что Англия представляет собой тип развития промышленности,
более не повторившийся: страна с островным положением, верховен­
ством на морях, ранним выступлением на капиталистическом поприще,
«односторонним развитием экспортирующей индустрии за счёт земле­
делия» и доминирующей ролью в мировой торговле и денежном обо­
роте. Крупнейшие страны материковой Западной Европы — Германия
и Франции — уже другой тип, с гораздо более значительной ролью
внутреннего рынка. Наконец, резко отличается «колониальный», или
переселенческий тип развития капитализма в США. с наличностью
большого массива свободных земель. Там — не перенаселённость,

74

Часть I. Своеобразие экономического развития...

а недостаточная населённость и недостаток рабочих рук; поэтому, с
одной стороны, изначально установилась высокая заработная плата, с
другой стороны, население, приносимое прибоем иммиграции из Ста­
рого Света, имело широкие возможности для заведения собственного
хозяйства; и «единственным способом получить труд для крупного про­
изводства было так или иначе закабалить рабочего или же прямо об­
ратить его в рабство», для чего нашёлся контингент в лице негров (там
же, с. 115). Правда, по мере заселения и исчерпания фонда свободных
земель американские рабочие столкнулись с угрозой достигнутому ими
уровню благосостояния и проявили себя как поборники законов, почти
исключающих иммиграцию китайцев и ограничивающих иммиграцию
европейцев (там же, с. 116).
Типология С.Н. Булгакова охватила лишь самые крупные передо­
вые промышленные страны, да и то лишь в самых общих чертах, но
она обозначила выход российского политэкономического дискурса за
пределы сосредоточенности на соответствии/несоответствии стадиаль­
ных закономерностей западного капитализма национальным особенно­
стям развития. Этому повороту способствовали два процесса в рамках
отечественной экономической науки, отражавшие мирохозяйственные
изменения в начале XX в.: обособление в самостоятельную дисципли­
ну экономической географии и выделение русскими последователями
германской «новой исторической школы» стадии мирового хозяйства
как следующей за стадиями домашнего, городского и народного хо­
зяйства.
Первая в российской политэкономии монография «Мировое хозяй­
ство» (1910) была написана А.А. Исаевым и дополняла его извест­
ный курс «Начала политической экономии», где уже было проведено
различие между народным хозяйством и общественным хозяйством,
охватывающим международные экономические отношения. В их числе
Исаев в новой книге выделил: 1) трудовую и колониальную миграцию;
2) специализацию в мировой торговле и рост зависимости густона­
селённых западноевропейских стран от импорта сырья; 3) соперниче­
ство на мировом рынке, где становится «общим законом» всё большее
значение вывоза машин и других «товаров, для которых нужен труд
наиболее искусных работников»; 4) стремительное возрастание к на­
чалу XX в. экспорта капитала в различных формах, в том числе из
сравнительно отсталых и небогатых стран — России, Австро-Венгрии,
Италии и даже Чили. В отличие от Булгакова Исаев не ограничился
западными странами-лидерами, весьма оптимистично оценив, в частно-

Глава 6. Стадийный историзм и геополитическая экоиомия

75

сти, перспективы промышленного прогресса Японии34, поставил важ­
ный вопрос о шансах «многостороннего развития» культурных стран,
небольших по территории или (и) не имеющих достаточных минераль­
ных ресурсов. Особое внимание Исаев обратил на Италию, которую
отсутствие минерального топлива лишает тех «главных устоев со­
временной промышленности», что обусловили превосходство Англии,
СШ А, Германии, Бельгии. Однако это не может помешать Италии (то
же касается скандинавских стран и Ш вейцарии), во-первых, развивать
обрабатывающую промышленность, «особенно в тех отраслях, где ну­
жен изящный вкус», во-вторых, «направить свою предприимчивость
на службу путешественникам» (там же, с. 290—291). «Своеобразные
особенности территории народа и памятники его исторической жизни»
являются «фондом, который может пополнять пробелы его естествен­
ных богатств» (там же, с. 292).
Исаев предугадал грядущий рост туризма и его влияние на сдвиг
занятости в сферу услуг: «к концу 20 века рост благосостояния и
любознательности значительно увеличит число людей, которые будут
иметь досуг и имущественные средства, дабы ежегодно проводить не­
сколько времени вдали от постоянного местожительства. А это вызовет
спрос на гораздо большую массу труда в тех отраслях, которые рабо­
тают специально для путешественников» (там же, с. 291).
Исаев верно оценил тенденцию высокоразвитой и густонаселённой
Западной Европы к демографическому переходу: «вследствие умень­
шения рождаемости и усиления эмиграции население достигнет почти
неподвижного состояния» (там же, с. 481). Вместе с тем Исаев проявил
поразительную близорукость в оценке ближайших перспектив влияния
милитаризма на мировое хозяйство. Отметив многовековые насилия
колонизаторов над туземцами, он склонился к признанию культуртре­
герской миссии за северо-западным империализмом, а военные столкно­
вения между великими державами в конце XIX — начале XX вв., оце­
нил положительно. Он полагал, что уровень экономического развития
Франции к 1900 г. не был бы выше в отсутствие катастрофического
поражения от Пруссии: «убаюканные престижем, который приобрело
их отечество при Наполеоне 111, французы меньше бы напрягали свои
силы, чем то было после и под влиянием несчастной войны» (там же,39
39
Правда, в промышленном росте тогдашней Японии была уловка дешевизны
при низком качестве — «производства плохой имитации» фабричных товаров, будь
то шелковые ткани, велосипед или простые спички (Исаев 1910, с. 386).

76

Часть 1. Своеобразие экономического развития...

с. 19). Тогда как Германия без военной победы явно не подняла бы
столь быстро многие отрасли производства на тот высокий технический
уровень, который сделал их образцовыми для всего мира. Последствия
испано-американской войны Исаев считал благотворными не только
для победителей (США) но и для бывших испанских колоний в Тихом
океане (Филиппины) и Карибском бассейне (Куба и П уэрто-Рико), но
и для самой Испании, где после поражения началось «как бы экономи­
ческое обновление» с развитием образования, сооружением железных
дорог и ростом внешнеторговых оборотов (там же, с. 20—21). Наконец,
и «русско-японской войне следует дать такую же оценку» (!), хотя она
и сопровождалась огромными потерями, а выиграла от неё только Япо­
ния. Зато выиграла много — не за счёт захватов, а за счёт получен­
ной репутации «седьмой великой державы», обеспечившей миллионные
притоки европейского капитала (там же, с. 21—22).
Исаев явно не предполагал, что политика захвата колоний и тер­
риториальных войн между великими державами приведёт к столь опу­
стошительной мировой войне с последующей дезинтеграцией мирового
хозяйства. Стареющему профессору довелось увидеть последствия этой
войны, но её влияние на мировое хозяйство анализировали уже поли­
тэкономы других поколений и взглядов, разработавшие экономические
концепции с глобальным охватом, исходя из опыта империализма на­
чала XX века, мировой войны и Великой русской революции. Анализу
этих концепций будет посвящена вторая часть настоящей работы.

Часть 2. ГЛОБАЛЬНЫЕ ЭКОНОМИКО-ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ
КОНЦЕПЦИИ В РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ
МЫСЛИ ПЕРВОЙ ТРЕТИ XX В

Глава 1. Геополитическая экономия империализма
Со времени «Коммунистического манифеста» идеологи-марксисты
считали необходимым базировать практику политического действия на
глобальном видении экономического развития, а точнее — мирово­
го рынка. Системообразующее значение «торговой войны европейских
наций, ареной для которой служил весь земной шар» (Маркс, Энгельс,
т. 23, с. 694) были подчеркнуты К. Марксом в его анализе первона­
чального накопления капитала. Подчеркивая неотделимость создания
«класса праздных рантье», «биржевой игры и современной банкокра­
тии» от истории колониальной системы, Маркс, однако, не осуществил
своего намерения разработать специальное учение о мировом рынке40.
В начале XX в. эту задачу взяли на себя германские и русские социалдемократы, обосновав категорию финансового капитала как унифи­
кации капитала банковского, промышленного и торгового с охватом
аспектов:
— структурно-отраслевого — опережающий рост «тяжелых инду­
стрий» с длительными сроками обновления основного капитала;
— организационно-институционального: с одной стороны — пре­
вращение акционерных обществ в основную организационную форму
промышленных предприятий, утверждение картелей, синдикатов, тре­
стов; с другой — изменение отношения класса капиталистов к государ­
ственной власти и торговой политике; новый протекционизм;
— ресурсно-мобилизационного — стремление к обеспечению моно­
полии на природные ресурсы, патенты и средства транспорта, к го­
сподству над сухопутными и водными путями сообщения;

40
В письме к Энгельсу в октябре 1858 г. (в период восходящего в общеев­
ропейском масштабе фритредерства) Маркс писал, что «действительная задача
буржуазного общества состоит в создании мирового рынка ...и производства, по­
коящегося на базисе этого рынка. Поскольку земля кругла, то, по-видимому, с
колонизацией Калифорнии и Австралии и открытием дверей Китая и Японии про­
цесс этот завершен» (Маркс, Энгельс, т. 12, с. 295).

78

Часть 2. Глобальные экономике-геополитические концепции

— военно-политического — империалистическая экспансия, захват
колоний, милитаризм и маринизм.
Т рактат ведущего теоретика-экономиста германской и австрийской
социал-демократии Р. Гильфердинга «Финансовый капитал» (1910)
был переведен на русский язык в 1912 г. видным большевиком И ва­
ном Степановым-Скворцовым (1870—1928). Незадолго перед этим
Степанов-Скворцов осуществил вместе с В. Базаровым новый рус­
ский перевод всех трех томов «Капитала» К. М а р к с а (1907—1909) и
вместе с А. Богдановым приступил к созданию марксистского курса
политической экономии в широком смысле (1-й т., 1910). Вскоре он
выступил в партийном журнале «Просвещение» с самостоятельной
работой «Империализм. Общетеоретическое истолкование» (1913),
уделив основное внимание втягиванию финансовым капиталом в ор­
биту мирового рынка экономически отсталых стран с недавно ещё на­
туральным хозяйством; новым территориальным захватам и разделам,
сложению и распаду новых группировок держав. Степанов-Скворцов
соглаш ался с Гильфердингом в том, что финансовый капитал «хо­
чет не свободы, а господства», преследует цель создания возможно
более обширной хозяйственной территории, огражденной от ино­
странной конкуренции таможенными заслонами и эксплуатируемой
национальными монополистическими союзами; одновременно в обход
протекционистских барьеров усиленно развивается экспорт капита­
ла — вывоз стоимости, предназначенной производить за границей
прибавочную стоимость. Новая ф аза капитализма характеризуется
нарастаю щ ей быстротой противоречий: как внешних — между на­
циональными группами буржуазии в их стремлении к новым и новым
«исправлениям» сложившихся границ, так и внутренних — классовых
(Скворцов-Степанов 1931, с. 287).
Более систематичное исследование «империализма как интеграль­
ного элемента финансового капитализма» было осущ ествлено с на­
чалом мировой войны молодым сотрудником журнала «Просвещение»
Николаем Бухариным (1888—1938). Бухарин, слушавший лекции по
политэкономии в Венском университете, быстро выдвинулся как эко­
номист-теоретик и «любимец» партии большевиков. В книге «Миро­
вое хозяйство и империализм» (1915) он сконцентрировал внимание
на глобальном противоречии между процессами интернационализации
и национализации капитала. С одной стороны — «великое переселе­
ние капиталов», международная миграция рабочей силы, образование
интернациональных картелей и интернациональных трестов. С другой

Глава 1. Геополитическая экономия империализма

79

стороны — «замыкание национальных тел» в «государственно-ка­
питалистические тресты», связанность монопольных организаций с
государством и его границами, обеспечение сверхприбылей за счет
вращения винта охранительных пошлин. Финансовый капитал про­
никает во все поры мирового хозяйства, но при этом сталкиваются
интересы национальных групп, и великие державы «взапуски» устре­
мились нахватать максимум рынков. С 70—80-х гг. территориальные
приобретения пошли лихорадочным темпом, так что почти весь мир
оказался поделенным между хозяйствами великодержавных наций; но
тем острее стала всё чаще подкрепляемая силой военного кулака
борьба за сферы вложения капитала. По аналогии с категориями
вертикальной и горизонтальной концентрации производства Бухарин
вводил понятия вертикальной и горизонтальной аннексии: включе­
ния в метрополию хозяйственно-дополняющей единицы (захват Ан­
глией аграрного Египта в 1870-е гг.) и поглощения более мощной и
крупной хозяйственной единицей себе подобной (захват Германией
Бельгии в начале мировой войны). Предисловие к книге Н. Бухарина
написал В. Ульянов-Ленин, отметивший, что «владыкой мира стал
финансовый капитал, который особенно подвижен и гибок, особен­
но переплетен внутри страны и интернационально... особенно легко
концентрируется» (Ленин, т. 27, с. 95). При этом усиливается не­
равномерность роста различных частей всемирного хозяйства, что
ведет к новым противоречиям, разрешаемым силой оружия. Обсуждая
проблему империализма как предпосылки международной социальной
революции, Ульянов-Ленин и Бухарин сошлись на том, что мировая
война стала следствием расш иренного воспроизводства капиталисти­
ческой конкуренции в мировых масш табах, нагнетающ ей усиленный
антагонизм и одновременно толкающей массы к борьбе «за экспро­
приацию буржуазии».
Формулируя собственную концепцию империализма как «чего-то
переходного» — «от полной свободы конкуренции к полному обоб­
ществлению» — В. Ульянов-Ленин выдвинул далее тезис о том, что
война превратила капитализм в «высшую планомерную форму его —
государственно-монополистический капитализм» и тем самым «необы­
чайно приблизила человечество к социализму». Среди «материальных
предпосылок социализма» глава большевиков отметил возможность
«произвести приблизительный учет всем источникам сырых материа­
лов (например, железорудные земли) в данной стране, и даже в ряде
стран, во всем мире», а также распространение стандартизации труда

80

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

в форме тейлоризма41. Отсюда — «шаг к регулированию экономиче­
ской жизни в целом, по известному общему плану», шаг полити­
ческий — установление революционной «диктатуры пролетариата»,
обращающей «на пользу всего народа» государственно-капиталистиче­
скую монополию: систематическая организация перевозок сырья, необ­
ходимого для десятков миллионов человек, в наиболее удобные пункты
производства, отдаленные один от другого иногда на сотни и тысячи
верст; распоряжение из одного центра всеми стадиями последователь­
ной обработки материала для получения целой серии разновидностей
готовых продуктов; распределение этих продуктов между десятками и
сотнями миллионов потребителей — всё «на основании точного учета
массовых данных».
В атмосфере мировой войны и ожидания «революции в России для
пролетарской революции на Западе и одновременно с ней»42 была на­
писана книга В. Ульянова-Ленина «Империализм как высшая стадия
капитализма» (1917), после Октябрьского переворота и создания
111 И нтернационала канонизированная советской политэкономией
и мировым коммунистическим движением. Автор наиболее известного
современного западного курса истории экономических учений М. Блауг отмечает трудность в отделении Маркса от «ленинизированного его
образа» (Блауг 1995, с. 207). Однако, почётному профессору Лон­
донского университета не пришло в голову, что с «ленинизированным
образом» может не совпадать не только классический западный, но и
российский марксизм. Касаясь теории империализма, Блауг обруши­
вается на «заплесневелый ленинский миф», будто колонии жизнен­
но необходимы развитым капиталистическим странам; указывает, что
Япония, Германия и Нидерланды достигли высоких темпов роста тогда,
когда были лишены колоний, а «доход вообще выше там, где разви­
ты базовые отрасли, транспорт и энергетика, а не в развивающихся
41 «Прекрасный образец технического прогресса при капитализме к социа­
лизму» был найден В.Ульяновым в изложении виднейшим тейлористом Фрэнком
Джилбретом «хроноциклографического» метода рационализации трудовых движе­
ний (Ленин, т. 28, с. 134).
42 Бухарин полагал, что революция должна разбить национально-государствен­
ные границы в Европе, причём задача включения революционной России в буду­
щую «общеевропейскую социалистическую систему» облегчается тем обстоятель­
ством. что очень развитая крупная синдицированная индустрия России развилась
на основе иностранных инвестиций и организационно связана через западноевро­
пейские банки (Бухарин 1994, с. 168).

Глава ]. Геополитическая экономия империализма

81

странах.. В отсутствие развитой инфраструктуры — автомобильных
и железных дорог, гаваней, доков, плотин и энергетических устано­
вок — потенциально высокую прибыль в бедных странах получить
невозможно. Ленин рассуждал так, будто инфраструктура, которую
он называл «естественные условия для промышленного развития», в
отсталых странах уже существовала. Но в тех случаях, когда это дей­
ствительно было так, например, в Канаде и Аргентине, эти страны
недолго оставались слаборазвитыми» (Блауг 1995, с. 241).
Пример с Аргентиной, отсталость России относительно которой от­
мечал первый в России идеолог «либерального империализма» П .Стру­
ве, явно неудачен: эта южноамериканская страна, открытая для миро­
вого рынка английским финансовым капиталом, «недолго» оставалась
слаборазвитой по меркам XIX в., но развитой не стала по критериям
XX в. Что же касается упрёков Блауга в упущении инфраструктурно­
го аспекта и отождествлении экономического процветания с наличием
колоний, то они если и приложимы к книге В. Ульянова-Ленина (на­
писанной как популярная и агитационно заострённая брошюра), то не
к экономическим выводам российских марксистов в целом. И. Степа­
нов-Скворцов отмечал, что всякую вновь захваченную страну капитал
прежде всего опутывает, как щупальцами, железнодорожными линиями,
которые должны или ускорить разложение её предкапиталистического,
натурально-хозяйственного строя (дороги коммерческого назначения),
или закрепить её подчинение и «замирение» (дороги стратегического
назначения). И, разумеется, фритредеры старого стиля совершенно
правы, когда они доказывают, что ни одно государство не получает от
своих колоний того, что оно затрачивает на них. Они только не видят,
что дефициты государственного хозяйства как раз и превращаются в
высокие прибыли картелированной тяжелой промышленности (Сквор­
цов- Степанов 1931, с. 275).
Специально остановился на критике упрощ енного взгляда «ко­
лонии — источник обогащения метрополии» М. Павлович — автор
наибольшего числа работ по теории империализма и первого советского
учебного курса «Империализм» (1918). Франция, в которой Павлович
прожил свыше 10 лет, была приведена им как пример метрополии, ин­
дустриальное развитие которой тормозилось именно затратами на удер­
жание колоний. Президенты и министры Третьей Республики лишь с
помощью дутых цифр и фальсифицированных данных могли доказывать
якобы великую роль колоний для французской промышленности: отда­
ленные от Франции азиатские и африканские колонии вроде Индокитая

82

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

и острова Мадагаскар поглощали деньги, но не имели значения ни как
источники сырья, ни как рынки сбыта; Франция выиграла бы, если бы
освободилась от таких колоний и вместо них вложила бы капиталы в
устройство портов, углубление старых внутренних каналов и сооруже­
ние новых — подобно тому, как это сделала Германия сооружением Кильского канала. Наращивая колониальную империю, Франция проигрывала
другим промышленным державам в развитости внутренних путей сообще­
ния, хотя существовала техническая возможность превращения Парижа в
морской порт — реализации мечты Джона Ло и Наполеона Бонапарта.
Михаил Павлович Вельтман (1871 —1927), взявший псевдоним
«М. Павлович», в начале XX в. сотрудничал в газете «Искра», а
в 1905—1907 гг. как эсдек-меньшевик участвовал в революционных
событиях в Петербурге. Во французской эмиграции сблизился с деяте­
лями национально-революционного движения азиатских стран (Ирана,
Турции, Индии, Китая), был приглашён А.А. Богдановым и А.В. Луна­
чарским в качестве лектора по национальному вопросу в социал-демо­
кратическую школу в Болонье (1911). В своей первой большой книге
«Великие железнодорожные и морские пути будущего» (1913) П авло­
вич осветил империалистическую «рельсовую политику» западных дер­
жав, толкающую к мировой войне43. По возвращении в Россию осенью
1917 г. Павлович вступил в партию большевиков; после Октябрьского
переворота был приглашён в Наркомат иностранных дел, в 1918 г. был
инициатором создания и руководителем Комитета государственных со­
оружений и общественных работ; позднее — одним из организаторов
съезда трудящихся Востока в Баку (1920) и первым ректором Москов­
ского института востоковедения (1921 —1927). Основная часть его эко­
номических работ и публицистики вошла в собрание сочинений под об­
щим заглавием «Империализм и мировая политика конца XIX и первой
четверти XX века» (9 тт., 1925—27). М. Павлович не мог использовать
появившуюся лишь в середине XX в. — а в наше время ставшую клю­
чевой44 для метатеорий общественного развития — категорию «инфра43 В рецензии в русской печати на эту книгу, полную «шумной энергией ми­
рового процесса», Луначарский с присущей ему цветистостью писал о предмете
исследования: «Эти гигантские персонажи нашей эпохи разыгрывают на мировой
сцене хитросплетённую комедию, готовую ежеминутно обратиться в трагедию»
(Луначарский 1914, с. 121).
44 Пример — историко-инфраструктурный анализ глобальных трансформаций
(Хелд и др. 2004, с. 6 8 -7 2 , 109-111, 2 0 6 -2 0 7 , 2 5 0 -2 5 2 , 4 0 3 -4 0 8 ) и т. д.

Глава 1. Геополитическая экономия империализма

83

структура», в его концепции империализма акцентирован именно тот
инфраструктурный аспект, на котором останавливается в своей весьма
поверхностной критике марксистской теории империализма М. Блауг.
Инфраструктурные приоритеты властно сказываются и в современных
постиндустриальных и геоэкономических концепциях. Ведущий тео­
ретик постиндустриального общества Д. Белл, в обновлённой версии
своей концепции обративший внимание на «столкновение геополитики и
геоэкономики» в современном мире, предложил классификацию 3 глав­
ных типов инфраструктуры, связывающей общество:
— 1-я инфраструктура — транспортная — реки, дороги, каналы,
железные дороги, автострады, авиалинии;
— 2-я инфраструктура — энергетическая: электростанции, линии
электропередач, нефте- и газопроводы;
— 3-я инфраструктура — коммуникационная: почта, телеграф, те­
лефон, радио, а «сегодня — целый арсенал новых технологий, от ми­
кроволн до спутников» (Белл 1999, с. ХС111, ХСУШ , СХУП). Создание
третьей инфраструктуры Белл считает главной в техническом смыс­
ле проблемой постиндустриального общества: с резким увеличением
числа компьютеров и информационных терминалов на первое место в
экономической и социальной политике выходит проблема соединения
воедино различных средств и путей передачи информации.
В условиях современного геоэкономического универсума с тре­
тьей инфраструктурой теснейш им образом связана спекулятивная,
ф антом ная постэкономика квази-С евера, извлекаю щ ая прибыль из
неравновесности мировой среды, но в ней же обретаю щ ая особую,
турбулентную устойчивость («турбокапитализм», по терминологии
Э. Люттвака). Как отмечает А.И. Н еклесса, преимущества комплекс­
ной инфраструктурной среды обеспечивают, несмотря на сравнительно
высокие издержки производства, притягательность североатлантиче­
ского ареала его для мировых финансовых потоков, создающих гораз­
до более выигрышные условия для крупномасштабной экономической
деятельности (Неклесса 2001).
Ключевое противоречие современного этапа — разрыв между воз­
росшими потоками обращения ключевых ресурсов и проводящими воз­
можностями локальных, региональных и глобальных инфраструктур.
Различие участия развитых и отсталых стран и регионов в геоэконо­
мических обменах заключается в том, что в потоках, генерируемых
первыми, преобладает виртуальная составляющая, а вторые за участие
в этих обменах вынуждены расплачиваться реальными вещами, в ко-

84

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

торых доминирует природно-естественная составляющая. В неэквива­
лентном геоэкономическом обмене «рента отсталости» выражается в
утечке из страны валютных запасов и угрозе расставания с природны­
ми ценностями: населением (как правило, лучшей, наиболее мобиль­
ной, квалифицированной его частью) и территорией (Щедровицкий
2003). Э.Г. Кочетов указывает на новые противоречия, порождаемые
«наслоением» инфраструктур в кругообороте интернационализации
воспроизводства (Кочетов 1999, с. 20). Критики Кочетова за сведение
геоэкономики к разработке основ национальной внешнеэкономической
стратегии «без должной опоры на территорию», отмечают конститу­
ирующую роль ключевых инфраструктурных систем — транспорта,
энергетики, связи — в геоэкономическом пространстве (Гладкий, Ни­
китина, Маруненко 2002, с. 6). При этом они ссылаются на А. Смита,
Ф. Броделя, известного советского экономико-географа Э.Б. Алаева и
американца И. Такера (1886—1982), анализировавшего ещё в 1920 г.
связь между нововведениями на транспорте и восхождением империй.
Однако, не упоминают ни Ф. Листа, обосновавшего приоритетную роль
развития транспорта в системе «воспитательного протекционизма», ни
М. Павловича, показавшего ключевое для империалистической стадии
капитализма глобальное значение мировых транспортных магистра­
лей индустриального типа — железных дорог и пароходных сообщ е­
ний — и борьбы за них между великими державами.
Глобальную борьбу за инфраструктуру и подстёгивание гонки во­
оружений Павлович исследовал как двустороннее последствие струк­
турных изменений в промышленности к началу XX в. — перемещения
центра тяжести в металлургическую индустрию с опережающим ростом
постоянного капитала, расходов на машины, станки, инструменты, зда­
ния из железа и стали. Металлоиндустрия, с одной стороны, более
других отраслей приспособлена к картелированию и синдицированию,
с другой стороны — самым тесным образом связана с военной про­
мышленностью. Военщина и «металлургическая олигархия» обоюдно
заинтересованы: технический прогресс в металлургии — во многом
функция прогресса военного дела. В борьбе между атакой и обороной
противники обращались за оружием именно к металлургии; история
её полувекового развития заполнена борьбой между непробиваемой
броней и всесокрушающим снарядом (Павлович 1925, с. 21). Один год
войны дает металлопромышленности больше заказов и, следовательно,
доходов, чем многие годы мирного периода. Поэтому Павлович счёл
возможным определить империализм как политику «синдицированной

Глава 1. Геополитическая экономия империализма

85

металлургической промышленности»: непрерывное увеличение расхо­
дов на военно-сухопутные и морские силы, на создание новых армей­
ских корпусов и сооружение новых сухопутных и береговых крепостей,
новых эскадр и т. д. Но с интересами металлургии напрямую связано
также развитие железных дорог и пароходостроения, а от процветания
всех трёх перечисленных отраслей прямо зависит и каменноугольная
промышленность.
Итогом стало отступление фритредерской текстильной Англии
Манчестера перед империалистической Англией Бирмингема — центра
металлургии и родины глаш атаев великобританского империализма:
министра колоний Чемберлена и основателя компании «Де Бирс» Род­
са. Именно Чемберлен и Родс вынашивали замысел железнодорожного
пути через Африку, который бы прорезал всю восточную половину
черного континента и соединил оккупированный англичанами после
захвата Суэцкого канала (1873) Египет с захваченной после войны
с бурами (1899-1902) алмазно-золотоносной площадью Трансвааля
и Оранжевой реки. Грандиозный проект «двух К» (Каир—Кейптаун)
гарантировал металлургической олигархии Англии многомиллионные
заказы.
То же самое обещал олигархам Германии, обогнавшей Англию и
всю Европу в развитии тяжелых индустрий, железнодорожный проект
трёх В (Berlin—Byzantium-Baghdad) — железной дороги длиной около
4500 км через Восточную Европу и Османскую империю до Персид­
ского залива.
Это был вызов контролируемому Англией морскому транзитному
маршруту через Суэцкий канал. Объявление на рубеже XIX—XX вв.
о получении подконтрольным германским банкирам «Оттоманским
Имперским Обществом Багдадской железной дороги» концессии на
строительство магистрали, которая должна была пройти тем же пу­
тем, каким шел Александр Македонский (!), вызвало «колоссальный
по своему историческому значению сдвиг владычицы морей Велико­
британии в сторону России и Франции, ее вчерашних врагов» (П ав­
лович 1925, с. 39). В результате было достигнуто «сердечное согла­
сие» (Антанта) между тремя величайшими империями Старого Света,
а крупнейший российский политик Витте объявил о потере смысла
российско-английского противостояния в «индо-персидском коридоре»
перед лицом угрожающей немецкой похвальбы о «мече, направленном
в Индию». Ещё в 1901 г. в статье «По поводу участия России в пред­
приятии Багдадской железной дороги» знаменитый министр финансов

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

доказывал, что германское начинание в корне противоречит интересам
России, претендующей на кратчайший и естественный путь из Европы
в Индию и на Дальний Восток через сооружаемые магистрали Челябинск-Владивосток (Транссиб) и Оренбург-Ташкент—Кушка. Кроме
того, постройка Багдадской линии открыла бы доступ в Европу анато­
лийскому зерну, создав дополнительную конкуренцию русском хлебу.
Витте выступил с идеей противовеса Багдадской дороге в виде бо­
лее короткого транзитного индоевропейского пути через Россию — от
Кушки через Афганистан (Еерат). Планы Витте не были реализованы,
но Англия и Россия перед лицом амбициозного германского рельсового
проекта приняли военно-союзнические обязательства, и окончательно
договорились о разделе Ирана на сферы влияния45. После мировой
войны М.П. Павлович сделал правильный вывод, что в то время как
XIX столетие было веком паровой машины и твердого угля, XX столетие
становится веком двигателей внутреннего сгорания и нефти. Однако,
отмечая, возрастающее значение вопроса о нефти в политике мировых
держав и всякого рода международной закулисе, Павлович ошибочно
считал, что не только над каменным, но и над жидким (нефть), а также
белым (электроэнергия) углём при дальнейшем развитии капитализма
будет господствовать металлопромышленность.
Елобальная по охвату концепция М.Павловича исторически была
ограничена рамками первой инфраструктуры. С решающим в то вре­
мя элементом второй инфраструктуры — электростанциями и лини­
ями электропередач — марксисты связывали технико-экономическое
обеспечение плановой экономики (подробно об этом: Еловели 2005).
Характерно, что популярный политэкономический комментарий к зна­
менитому плану ЕОЭЛРО написал не кто иной, как И. СтепановСкворцов (Степанов 1922). Н. Бухарин, развёртывая понятие мирово­
го хозяйства, смог оценить значение для глобального капитализма и
третьей инфраструктуры, указав на выравнивание благодаря новой
телеграфной технике связи регистрируемых биржами цен на товары
и ценные бумаги (Бухарин 1915). Это было сказано применительно к
глобальному капитализму начала XX в.; применительно к глобальному
капитализму конца XX в. роль новейшей техники связи, новых эле43 К 1913 г. весь север и северо-запад Персии сориентирован на Россию, а
«гордость и слава новой экономической политики, перебросившей взор за барьер
территориального расширения государства и направившей отечественную про­
мышленность на внешние рынки» (Остапенко 1913, с. 78).

Глава 1. Геополитическая экономия империализма

87

ментов третьей инфраструктуры — телекоммуникаций — стала уже
общим местом (Сорос 1998).
Инфраструктурно-геоэкономические нюансы, отмеченные М.П. П ав­
ловичем, И.И. Степановым-Скворцовым и Н.И. Бухариным, не были
эксплицированы в дальнейшей разработке теории империализма в
СССР. Сами перечисленные политэкономы, став видными советскими
функционерами, вошли в идеологическую тень В.И. Ульянова-Ленина,
разделяя его убеждение в том, что империализм — последняя стадия
капитализма и переходная фаза мирового хозяйства — переходная к
мировой социалистической системе. Ж ёсткие и выдвинутые сомкнутым
строем формулировки Ульянова-Ленина о 3 фатальных особенностях
(монополистический, паразитический и загнивающий, умирающий) и 5
признаках империализма в 1920-е гг. стали не только хрестоматийными,
но и каноническими; любые поправки отметались. На исходе 1920-х гг.
Н. Бухарин, настаивавший на VI Конгрессе Коминтерна (лето 1929), что
ближайших потрясений следует ожидать не от классовых революционных
конфликтов, а от внешних империалистических противоречий, был об­
винён в защите «теории организованного капитализма» и «смазывании»
противоречий внутри капиталистических стран и смещен сруководящих
позиций в Исполкоме Коминтерна и Политбюро ЦК ВКП(б) за «правый
уклон» (см. Коэн 1986, с. 303). После этого появилась программная пар­
тийная формулировка об общем кризисе капитализма, довлевшая над
советской политической экономией вплоть до конца 1980-х и сводившая
главное проявление «общего кризиса капитализма» к «расколу мирового
хозяйства на страны капитализма и страны борющегося социализма».
Опора доктрины «общего кризиса капитализма» на формулировки
В. Ульянова-Ленина привела к отождествлению марксистских теорий
империализма с ленинской теорией «кануна социалистической револю­
ции». Как было показано выше, такое представление является упро­
щённым, и даже работы «большевиков-ленинцев» содержат положения,
выходящие за рамки ленинской теории империализма и сохраняющие
эвристический интерес для геоэкономических моделей. В ещё большей
степени это касается концепций самого масштабного марксистского
теоретика в России — А.А. Богданова. Разошедшийся с ленинизмом и
отказавшийся от положения в группе партийных «вождей», Богданов
оценивал империализм начала XX в. как переходную фазу, но не к
социализму, а к стадии национально-государственного капитализма с
выработкой форм централизованного регулирования национальной эко­
номики и изменением властной структуры господствующего класса.

88

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

Глава 2. А.А. Богданов: тектологическая концепция мирового
хозяйства и национально-государственного капитализма
Александр Александрович Богданов-Малтовскт (1873—1928) вы­
двинулся как идеолог-марксист благодаря громкому успеху сьоей пер­
вой книги — «Краткого курса экономической науки» (1897). Популяр­
ное руководство, выйдя из занятий в рабочих кружках Тулы, попало
в самую точку запроса на сжатое изложение марксистского мировоз­
зрения; вскоре последовало второе издание (1899), а в первой четвер­
ти XX в. «Краткий курс экономической
науки» стал самым массовым экономи­
ческим учебником в России (3-е изд.,
1902; 7-е изд., 1906; 10-е изд., 1920;
15-е изд., 1924).
Парадоксально, но ни одна из мно­
гочисленных последующих, в том чис­
ле гораздо более оригинальных и ос­
новательных — включая совместный
с И. Степановым «Курс политической
экономии» (1-й т., 1910; 2-й т. вып. 1,
2, 4; 1918—1919) — книг А. Богдано­
ва не снискала такого признания. Во
многом этот парадокс объясняется ос­
трым идеино-политическим конфликтом
А. Богданова с В. Ульяновым-Лениным,
А.А. Богданов
добившимся отлучения от РСД РП (б)
(18 7 3 -1 9 2 8 )
бывшего ближайшего соратника как
«махиста-ревизиониста». В 1898 г. В. Ульянов в журнальной рецензии
высоко оценил «Краткий курс экономической науки» и даже отказался
от намерения писать собственный учебник, поскольку «трудно кон­
курировать с Богдановым». Последовавший за партийным «блоком»
1904—1908 гг. раскол с Богдановым в 1908—1910 гг. предопределил
враждебно-предвзятую оценку Ульяновым-Лениным капитальных тру­
дов Богданова «Эмпириомонизм» (3 тт., 1904—1906), «Всеобщая ор­
ганизационная наука: Тсктология» (3 тт., 1913—22), «Н аука об
общественном сознании. Краткий курс идеологической науки» (1914);
а принципиальная критика Богдановым «военно-коммунистического»
Октябрьского переворота и расхождения с цекистско-совнаркомовским декретированием в вопросах «пролетарской культуры» поставили

Глава 2. А.А. Богданов: тектологическая концепция

89

самого масштабного марксистского теоретика в России в положение
официального «дьявола», на которого «дуют и плюют, как полагается
при обряде крещения» (Богданов 2003, с. 423).
Другой парадокс: И. Степанов-Скворцов, соратник А. Богданова по
рабочим кружкам и многолетнему творческому сотрудничеству, всегда
оставался преданным В. Ульянову-Ленину — настолько, что едва не
стал по поручению вождя масоном ради пополнения партийной кассы
(Старцев 2003, с. 202—204). В то время как А. Богданов в 1917 г. пори­
цал большевизм за «миражный» максимализм и «демагогию-диктатуру»
с опорой на солдатские штыки, И. Скворцов-Степанов принял деятель­
ное участие в Октябрьском перевороте и занял пост наркома финансов
в первом советском правительстве. Однако и в годы политического от­
даления (1908—10 и 1917—19) шла совместная работа над двумя томами
«Курса политической экономии», в котором историко-экономическую
проблематику взял на себя И. Степанов, а общую методологию — А.
Богданов (Богданов, Степанов 1910, с. XII).
Годы создания главной работы А.А. Богданова — «Всеобщей орга­
низационной науки: тектологии» — падают на время от первых взрывов
на балканской «пороховой бочке» Европы (1912—1913) до оформления
послевоенного нового мироустройства в рамках Версальско-Вашинг­
тонской системы (1922). Общая типология кризисов как часть уни­
версальной методологии миропонимания была дана Богдановым лишь
в заключительном 3-м томе «Тектологии» (1922), но к изложению те­
ории мирового военного кризиса Богданов обратился ещё 1916 г. в
, цикле статей в журнале «Летопись», а затем в завершающем выпуске
2 тома «Курса политической экономии» — «Общая теория капитализма.
Коллективистический строй». Причём часть последней работы в её 1-е
издание (1918) не вошла из-за разногласий с И. Степановым46. При46 Степанов возражал против категории военно-экономические формации,
которой Богданов объединил «военно-государственный капитализм» и «военный
коммунизм трудовых классов» (Богданов, Степанов 1924, с. 5, 256), причём за
первым из указанных явлений Богданов отказался признать «материальную пред­
посылку», а за вторым — «осуществление» народнохозяйственной планомерности.
Критике представлений В. Ульянова-Ленина и М. Лурье (Ю. Ларина) о возмож­
ности наполнить «пролетарским классовым содержанием» организационные фор­
мы германского военно-государственного капитализма посвящена основная часть
книги Богданова «Вопросы социализма» (1918). на которую Н. Бухарин от.имени
большевиков отреагировал резко отрицательной рецензией с обвинением тектолога
в «оппортунистическом культурничестве» (Бухарин 1918, с. 19).

90

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

меняя организационную методологию для анализа изменений в мировом
хозяйстве до, в течение и после мировой войны, Богданов очертил в
двух докладах, сделанны х в 1922—1923 гг. в С оц иалистической
академ ии, геополитическую эконом ию послевоенного мира. П е р ­
вый доклад — «В ерсальское устроительство» (прочитан 24 января
1922 г.) был подготовлен для российской делегации, отправлявшейся
на Генуэзскую конференцию, и вскоре опубликован в первом выпуске
«Вестника Социалистической академии». Второй доклад — «Обще­
ственнонаучное значение новейших тенденций естествознания» (про­
читан 24 мая 1923 г.) — опубликован не был и в печатном виде увидел
свет совсем недавно (Богданов 2004).
Разделяя концепцию финансово­
го капитала при характеристике ка­
питализма начала XX в., Богданов
выдвинул новое и более общее поло­
жение о двух фазах капитализма, из
которых первая характеризуется быс­
трым и лёгким расширением рынка,
Егорая — возрастающим его стесне­
нием (Богданов 1916, N9 3, с. 140).
Историческими преимуществами в
наличии почти неограниченного про­
стора для реализации производимых
стоимостей обладали Англия в С та­
ром Свете и США в Новом Свете;
континентальному капиталистическоИ .И . Степанов-Скворцов
му господству этих стран, достаточно
(1870—1928)
укрытых морями, не могла угрожать
сколько-нибудь серьёзно и организо­
ванная военная сила других государств (там же, № 4, с. 138). В стра­
нах материковой Европы, особенно в Германии, капитализм довольно
быстро натолкнулся на пределы насыщения рынков, преодолеваемые
за счёт беспримерного развития национальных вооружений.
Прилагая к теории рынков два универсальных организационных
понятия — цепной связи элементов и «слабого звена», сдерживаю­
щего рост и движение системы в целом, Богданов отверг концепцию
Туган-Барановского о возможности расширения промышленного про­
изводства при сужении потребительского рынка, который и является
лимитирующим «слабым звеном» капиталистической системы. Основу

Глава 2. А.А. Богданов: тектологическая концепция

91

возрастания рынка в его целом составляет рост потребительского рын­
ка. Другое дело, что ввиду цепной связи отраслей и малое расширение
потребительского рынка (но вовсе не его абсолютное сужение) может
служить основанием гораздо большего расширения рынка в целом: так
и происходит с прогрессом капитализма.
Касаясь вопроса о цикличности промышленных кризисов, Богданов
отметил, что с перемещением центра тяжести от текстильных отраслей
к тяжёлым индустриям удлиняется цепная связь и, следовательно, пе­
риод скрытого перепроизводства, пока «первичная волна» сокращения
достигнет удалённых от потребительского рынка отраслей; зато сам
кризис оказывается более разрушительным. После 3-х первых между­
народных промышленных кризисов с почти правильной периодичнос­
тью (1836, 1847, 1857) следующий полномасштабный кризис разразил­
ся только в 1873 г.; зато превзошёл грандиозностью все предыдущие и
фактически растянулся до 1878 г. Затем более 20 лет кризисы носили
локальный характер — вплоть до нового общеевропейского потрясе­
ния в 1900—1903 гг., слабо затронувш его, однако, США. За океаном
новый кризис состоялся лишь в 1907 г., в свою очередь, мало затро­
нув Европу. Богданов выделил замедляющие и ускоряющие факторы
капиталистического цикла: первые связаны главным образом с ростом
обширности и сложности самой системы вширь (открытие новых рын­
ков, развитие колоний в капиталистическом направлении) и вглубь
(производственный аппарат): вторые — прежде всего с прогрессом
техники сообщений и сношений, а также с интеграцией предприятий.
Кредит может содействовать и замедлению, и ускорению. В период
почти «равномерной» периодичности (1825—1857), отмечал Богданов,
противодействующие факторы действовали уравновешивающим обра­
зом: с одной стороны — значительное расширение тогдашнего капи­
талистического мира, охватившего отставшую от Англии центральную
Европу и СШ А, с другой стороны — создание железнодорожных сетей,
широкое распространение речного и морского пароходства, проведение
телеграф а в массе местностей, а для последнего цикла — открытие но­
вых источников золота, особенно в Калифорнии. В дальнейшем равно­
весие между замедляющими и ускоряющими моментами нарушается в
пользу первых; в том числе потому, что не происходит новых боль­
ших переворотов в технике сообщений. В 1860-е гг. вместо мирового
кризиса разразились два частных, разделенных во времени: в Англии
вследствие прекращения подвоза хлопка из-за гражданской войны в
СШ А (1864) и в самих СШ А из-за биржевых спекуляций (1868). Ещё

92

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

больше таких кризисов — несопоставимых с масштабом 1873 г. — слу­
чилось в 1880—90-е гг. В начале XX в. перевес оказался уже на стороне
ускоряющих моментов. Новый виток роста железных дорог и морского
транспорта, «стоит вспомнить хотя бы сказочное развитие германского
торгового флота и железнодорожные пути, прорезавшие обширнейшие
территории Азии, Африки, Канады, Южной Америки. Народился ав­
томобильный транспорт»; увеличилась скорость почтовых сообщений
благодаря старому телеграфу, и возник новый беспроволочный теле­
граф (там же, № 5, с. 115). В ускоряющем направлении действовала и
интеграция предприятий трестами и банками.
Развитие потребительского рынка не поспевало за ростом техники
/ производства и обмена, и новый мировой кризис был неизбежен, од( нако его упредила мировая военная катастрофа. Богданов выводил её
из той специфической формы, какую на фазе стеснения рынков при­
нимает противоречие между цепной связью отраслей и анархической
разрозненностью капиталистического производства на уровне не кон­
куренции отдельных предприятий, а борьбы за доли мирового рынка
с участием национальных государств. Государство, хотя и не в такой
степени, как отдельное предприятие, есть организованная единица, си­
стема планомерного действия. Причём капиталистическое государство,
обладая широкими возможностями для наращивания технически специ­
ализированной военной силы в разных её видах, способно доставлять
дополнительный потребительный рынок посредством милитаристиче­
ского спроса, а благодаря цепной связи отраслей — ещё больший
рынок вообще. Но соперничество организованных единиц, порождая
их расширение и усовершенствование, доводит до момента, когда силы
конкурентного давления перевешивают силы цепной связи, и наступа­
ет перепроизводство. В случае давления мирового рынка на капитали­
стически е государства милитаризм, вызванный стремлением гаранти­
ровать всё более ёмкий рынок для национального капитала, привёл к
перепроизводству организованной военной силы и втягиванию в истре­
бительный процесс, причём вслед за первоначальным резким падением
промышленности и параличом кредита с разрывом интернациональных
связей финансового капитала обнаружилась сила милитаристического
рынка, с избытком заменившего для национальных капиталов спрос
только что утерянных ими рынков. «Разорванные связи международно­
го рынка сомкнулись вновь на рынке национально-милитаристическом»
(там же, № 5, с. 124). В результате истребительная война затянулась
на годы, породив целый ряд специальных приспособлений — «внедре-

Глава 2. АЛ. Богданов: тектологическая концепция

93

ние в капитализм элементов военного коммунизма». Однако, «скрытое
самоубийственное противоречие милитаризма» проявилось в демокра­
тизации социального состава армии, способной повернуть свои штыки
против господствующих классов. Так это произошло в России, где
власть большевиков утвердилась благодаря «серой разлагавш ейся мас­
се» солдатских низов, большей частью крестьянского происхождения,
тяготевших к выходу из войны и «социализму дележа» (Богданов, Сте­
панов 1923, с. 264). Разношерстная солдатская масса проявила себя
как класс исторического момента, но это произошло лишь благодаря
участию крестьянских низов.
В докладе «Версальское устроительство» Богданов, с одной сторо­
ны, критиковал Р. Гильфердинга и его школу за переоценку связующей
силы финансового капитала и смешение понятий организованности
и власти (Богданов 2003, с. 452); с другой стороны, — скорректиро­
вал своё понимание географического двоецентрия довоенного капи­
тализма, противопоставив открыто милитаристический империализм
Европы в целом, включая Англию с её «родсами» и «Чемберленами»,
относительно мирному империализму Америки, сделавшей одно время
своим знаменем идеи президента Вильсона о разоружении. Капитализм
Нового Света долго был свободен от рыночной тесноты; его главные
финансовые группировки складывались в рамках одной мощной си­
стемы «страхования капитала» — США; и система эта простирала
свой реальный протекторат на весь континент. Главные финансовые
комплексы тесной Европы формировались в пределах различных го­
сударственных систем и, в своих усилиях расшириться, наталкивались
на нелегко проницаемые для конкуренции границы: причём каждый из
этих механизмов страхования, по мере того, как ухудшались условия
конкуренции в целом, развивал всё больше противодействия актив­
ности чужих капиталов. При рыночной тесноте, капитализм Старого
Света усваивал милитаризм и создавал себе дополнительный рынок
путем гонки вооружений; многомиллиардный американский же капи­
тализм, имея огромный и всё растущий внутренний рынок массового
потребления, в таком суррогате мало нуждался, и хотя против военно­
захватных методов ничего не имел (Куба, Филиппины), но настоящего
«милитаризма» не развивал.
И СШ А не только эксплуатировали мировую войну как нельзя
успешнее, но и примкнули в итоге к одной сторон. Их относительная
обособленность уступила место теснейшим связям кредита и широ­
кой экономической поддержки, а вот расчёт распространить на Европу

94

Часть 2. Глобальные экономике-геополитические концепции

«принципы американской конституции и доктрины Монро» в Версале
не оправдался. Версальский Конгресс был первым в истории собра­
нием, представлявшим настоящую «мировую власть»: по сумме своих
полномочий и по фактической силе, стоявшей за ними, делегаты на
самом деле могли «вершить судьбы мира». США, увязнув в изощрён­
ном своекорыстии Англии и Франции, не приняли на себя лидерства
в послевоенном восстановлении мировых экономических отношений;
Англия и Франция не договорились достаточно ни о разделе бывшего
османского Ближнего Востока, ни о сумме репараций с побеждённой
Германии; глубокое разорение Германии и исключение фронтами и
блокадой Советской России из системы международных связей сузили
потребительское звено мирового рынка, снизив потребление широких
народных масс при дороговизне сырья. Общий вывод Богданова от­
носительно Версальского договора сводился к тому, что преодоление
дезинтеграции мирового хозяйства оказалось блокированным; не уда­
лось восстановить глубоко расстроенную систему связей буржуазного
мира и закрепить ее в таких формах, которыми устранялась бы воз­
можность нового аналогичного крушения. Напротив, была законсерви­
рована тенденция к хозяйственной автаркии с видами на возможные
будущие войны.
Автаркические тенденции в ведущих индустриальных странах Бог­
данов связывал с осознанием финансово-промышленными кругами того
факта, что есть капиталистическое государство есть система коллек­
тивного страхования капитала, и с усилением позиций социальной
группы технической интеллигенции. В докладе «Общественнонаучное
значение новейших тенденций естествознания» в первый и единствен­
ный раз в произведениях Богданова появилась категория «элита», не
знакомая российской общественной мысли XIX и начала XX века (Бог­
данов 2004, с. 13). Богданов употребил термин «элита», говоря об объ­
единении национальных научных сил Франции для решения насущной
технической задачи государственного масштаба, а именно — обеспече­
ния страны жидким топливом. В плане возвышения научно-технических
задач до государственного коллективно-страхового аспекта Богданов
рассмотрел их применительно ко всем капиталистически передовым
странам, указав на стремление к сознательной интенсификации про­
изводительных сил — естественных и человеческих. С одной сторо­
ны — детальное исследование относительно природных богатств, учет
их запасов и поиск новых источников минеральных и энергетических
ресурсов; с другой стороны — возможно более рациональное исполь-

Глава 2. А.А. Богданов: тектологическая концепция

95

зование .наличных рабочих сил («тэйлоризм»; психотехника), причём
не только исполнительских, но также и организаторских. Создание
объединяющих техническую интеллигенцию государственных обществ,
институтов, учреждений в большом масштабе Богданов расценивал как
тенденцию к капитализму в иной форме, что существовала до и во
время войны — к национально-государственному капитализму с прео­
долением гипертрофии рентьерства и возвышением коллективно-стра­
хового аспекта техники и экономики до масштабов централизованного
регулирования, опирающегося на техническую интеллигенцию.
Идеологическим выражением этой новой тенденции Богданов счи­
тал взгляды автора книги «Новое государство», председателя прав­
ления электротехнического концерна АЭГ и министра иностранных
дел Веймарской Республики В. Ратенау и автора памфлета «Эконо­
мические последствия Версальского договора» Дж.М. Кейнса. Оба они
участвовали в Генуэской конференции и вели переговоры с советски­
ми представителями; причём В. Ратенау подписал с Г.В. Чичериным
Рапалльский договор, прорвавший экономическую блокаду Советского
государства (вскоре по возвращении в Германию был убит). В макроэ­
кономике Кейнса, сформулированной в окончательном виде в 1930-е гг.
на принципиально иной, чем у Богданова, методологической основе,
есть целый ряд совпадений с идеями создателя «тектологии»: антирантьерская направленность; описание расширения рынка по цепной
(мультиплицирующей) связи; признание потребления масс ограничи­
тельным звеном, растяжение которого способно дать существенный
импульс приращению производства. Обнаруживается и сходство «орга­
низационного анализа» Богдановым технической интеллигенции с про­
ектами основоположника институционализма Т. Веблена и группы его
эпигонов (С. Чейз, В. Раутенш траух и др.), провозгласившей в 1933 г.
лозунг «технократии»47.
«Технократические» взгляды Веблена, выраженные в трактате «Ин­
женеры и система цен» (1921), сформировались под воздействием идей
47 При обсуждении в Комакадемии доклада А.А. Богданова «Общественнона­
учное значение новейших тенденций естествознания» в мае 1923 г. В.А. Базаров,
поддержав вывод докладчика о новом классе технической интеллигенции, отметил
«глубокий антагонизм между технически-рациональными и финансово-прибыльны­
ми приёмами организации промышленности» (Архив РАН, ф. 350, оп. 2, № 4, л. 39).
Это в точности соответствует формуле Т. Веблена о противоположности рацио­
нального «мира индустрии» и спекулятивно-иррационального «мира бизнеса».

96

Часть 2. Глобальные экономике-геополитические концепции

одного из зачинателей научного менеджмента Г. Гантта (1860—1919),
книга которого была переведена и в СССР (Гантт 1923). Социальный
идеал Веблена и Гантта в точности соответствовал тому, что был опи­
сан Богдановым в 1916 г. как идеал технической интеллигенции, или
«государственного социализма». Ещё в 1906—1909 гг. Богданов от­
мечал численный рост технической интеллигенции — промежуточной
социальной группы обладателей специализированных знаний. После
мировой войны он пришёл к выводу, что настало время превраще­
ния технической интеллигенции в «класс для себя» и в новую форму
«существования буржуазии, как господствующего класса», с ассими­
ляцией «акционерно-рантьерских паразитических элементов» (доклад
«Мировая война и революция», 1921). Возвышение технической ин­
теллигенции Богданов связывал с её способностью взять на себя роль
социал-бюрократии и провести на уровне государственной политики
системы прикладных научных исследований. Первоначально Богданов
рассматривал техническую интеллигенцию вкупе и ожидал фазы её
господства в рамках мирного государственного капитализма. В середи­
не 1920-х гг. мнение тектолога изменилось — он понял ошибочность
своего предположения, что «милитаризм в его старых формах не будет
давить человечество». Богданов счел необходимым принципиально раз­
граничить собственно техническую (инженерно-научную) интеллиген­
цию и интеллигенцию «нормативно-государственную», непосредственная
база которой — не производство, а разбухший государственный аппарат с
включенным в него милитаристическим (Богданов 2000, с. 45—46).
В своём последнем докладе «Линии культуры XIX и XX вв.» Богда­
нов заключил, что две несхожие функциональные группы нового орга­
низаторского класса объективируют две различные «культурные линии
новейшего капитализма» — линию «буржуазно-интеллигентского тех­
ницизма» и линию «норматизма», причём если техническая интелли­
генция политически тяготеет к парламентской демократии и пацифиз­
му, то нормативно-государственная — к агрессивному национализму и
различным формам военной диктатуры, вплоть до фашистской.
Уклонявшийся в последние годы жизни от разговоров на полити­
ческие темы (после ареста и «пяти недель в ГПУ» осенью 1923 г.),
Богданов прямо не прилагал свой организационный анализ возвышения
технической и нормативно-государственной интеллигенции к советско­
му опыту. Однако, тектолог не мог не замечать, что и «напряжен­
ная работа по линии научной организации труда в разных областях»
(Богданов 2004, с. 22), и «тенденция к автаркии, самостоятельности

Глава 2. А.А. Богданов: тектологическая концепция

97

государственно-национального хозяйства во всём его масштабе» (там
же, с. 23) проявляются в СССР с гораздо большим размахом, нежели
в главных западных странах. Описание Богдановым того, как про­
летариат подчиняется линии «норматизма», выглядит характеристикой
советской модели номинального социализма: государственно-регуля­
тивный подход к задачам хозяйственной планомерности — «масштаб
максималистский, но без осознания внутренних закономерностей ор­
ганизуемого процесса»; приобщение к общей культуре плюс жесткое
идеологическое доктринёрство, доступ к власти, гражданские привиле­
гии, блага «твердого руководства и дисциплины»; достижение конечной
цели как результат благоприятного соотношения боевых сил, «паци­
физм государственно-условный, с уклоном в прямой антипацифизм по
отношению к гражданской войне». «К этой линии тяготеют широкие
неквалифицированные слои пролетариата, слабо затронутые научным
техницизмом, но сильно чувствующие потребность в твердом руковод­
стве, в простых ясных и боевых доктринах, дающих выход стихийной
революционности» (Богданов 2000, с. 51).
К этому нужно добавить, что советский строй как национально­
государственная организация смог состояться благодаря уникальному
геоэкономическому пространству, предопределившему успешность
«самого напряженного исследования относительно природных богатств»
(Богданов 2004, с. 13) именно в СССР, но освоенного с массирован­
ным применением принудительного труда и черпанием людских ресур­
сов внутренней колонизации из раскулаченной деревни.
Последний великий социалист-утопист, разработавший в рамках
марксистской идеологии системную познавательную модель, А.А. Бог­
данов до конца жизни не перечёркивал надежд на «консолидацию про­
летариата на единой, своей собственной культурной линии — всеорганизаторского коллективизма» (там же, с. 48). Но пока этого нет,
рабочий класс имеет такой «социализм», какого заслуживает. Социалдемократия в её реформистском варианте сводится к сотрудничеству
с капиталом в «прогрессивном буржуазном жизнестроительстве» (по­
вышение экономической и культурной годности рабочих масс). Рево­
люционный авторитаризм48 способен организовать широкие народные
48 «В революционные эпохи особенно часто и особенно ярко выступает про­
цесс преобразования организаций с зародышевой эгрессией, в виде едва заметной
авторитарности в организации вполне выраженной эгрессии, строгой авторитарной
дисциплины, «твердой власти» (Богданов 1927, с. 144).

98

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

массы не более чем в форму государственного капитализма, прикры­
ваемую «фирмой истинного социализма», но по сути подчиняющей
«национализированные индустриально-финансовые комплексы» власти
«нового класса» — организаторской интеллигенции, получающей при­
бавочную стоимость в форме сверхжалований и тантьемных премий
(там же, с. 47).
Организационный подход к структуре общества позволил Богда­
нову в концепции национально-государственного капитализма выйти
за рамки теории «империализма как последней стадии капитализма» и
предвосхитить получившие широкое распространение с середины XX в.
теории «нового класса» (Биггарт 1993) применительно к властно-хозяйст­
венной системе номинального социализма. Проанализированная А. Бог­
дановым эпоха мирового военного кризиса и неудачного версальского
устроительства была переходной фазой мирового хозяйства. Но не
в смысле всемирного перехода от «загнивающего капитализма» к со­
циализму, как полагали вслед за В. Ульяновым-Лениным И. Степанов
и Коминтерн, а в смысле перехода от неустойчивого географическо­
го двоецентрия мировой экономики к гегемонистской стабильности с
центром-СШ А. Причём мировая система номинального социализма во
главе с СССР была вынуждена следовать как полупериферия логике
капиталистической мир-экономики (Валлерстайн 1995, с. 31).
Для построения современных глобальных моделей ещё больший
интерес, чем концепция национально-государственного капитализма,
представляет общенаучная системная познавательная модель Богдано­
ва (тектология), особенно категории универсальных организационных
механизмов: ингрессии (вхождение посредствующих звеньев для цеп­
ного соединения различных комплексов — основной тип организацион­
ной (симметричной либо асимметричной) связи активностей), подбора
(отбора) и системного расхождения с тенденцией к образованию до­
полнительных связей и двумя особыми случаями — дегрессией (орга­
низационная пластичность и «схождение вниз») и агрессией («выхождение из ряда» центрального комплекса).
Исследование Ф. Броделем «игр обмена» по миро-экономическим
правилам убедительно выявило природу рынка как асимметричной ингрессии сделок и капитализма как агрессии — концентрации деловой
активности вокруг непрозрачной зоны иерархических структур, ис­
кажающих в свою пользу ход обмена через «изворотливость и право
сильного» (Бродель 1988, с. 120). «Процесс капитализма обозначается
тем отчетливее, чем длиннее становятся торговые цепочки между не-

Глава 2. А.А. Богданов: тектологическая концепция

99

посредственными производителями и конечными потребителями, когда
от разрыва прямой связи решающими преимуществами обладает купец,
и исключительно ярко этот процесс проявляется в торговле на дальние
расстояния» (Бродель 1993, с. 58—59). Проанализированная Броделем
динамика капитализма — это процесс использования Европой пре­
имущества организованных рынков и распространения иерархии обме­
нов на весь мир. Из торгующей массы выделяется дистанцированный
от неё слой крупных предпринимателей, связанных с торговлей на
дальние расстояния и присваивающих всё, что в радиусе досягаемости
оказывается достойным внимания. Занимая экономические вершины,
капитализм с необыкновенной настойчивостью опирается на средото­
чия экономической власти — монополии де-факто; организация при­
водит рынок в действие (там же; с. 118—119).
О том, что подлинная судьба капитализма разыгрывается в сфере
социальных иерархий, говорили исследователи и финансового капита­
лизма начала XX в., и периферийного капитализма второй половины
XX в. Миро-системный анализ построил модель возникшей в ходе
заокеанской экспансии Запада современной капиталистической миросистемы с базовой логикой неравного распределения накопленных при­
былей в пользу тех, кто в состоянии достичь различных видов времен­
ных монополий в рыночных сетях (Валлерстайн 2000). Тектологически
говоря, товарные потоки, захваченные глобальной асимметричной ингрессией, сгущаются в эгрессию организованных рынков и закрепля­
ются дегрессией международного разделения труда. хМРТ складывается
как трехъярусная иерархия центра, полупериферии и периферии. «Ка­
питализм является порождением неравенства в мире; для развития ему
необходимо содействие международной экономики. Он является плодом
авторитарной организации явно чрезмерного пространства. Он не дал
бы столь густой поросли в ограниченном экономическом пространстве.
Он и вовсе не смог бы развиваться без услужливой помощи чужого
труда» (Бродель 1993, с. 98).
На ранней стадии капиталистической миро-системы стягивание то­
варных цепочек к центрам-гегемонам «цивилизованного мира» и вклю­
чение остальных стран в периферийный и полупериферийный ярусы
международного разделения труда и мирового рынка предопределило
насаждение плантационного рабства в колониях и бремя вторично­
го закрепощения крестьянства с тяжелейшей барщиной в европейских
странах к востоку от Эльбы. Во второй половине XX в. в условиях все­
мирного геостратегического противоборства США как гегемон (эгрес-

100

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

сивный центр) капиталистической миро-экономики гарантией рынков
содействовали экономическому подъёму Западной Европы, Японии,
восточноазиатским НИС и Чили. Одновременно глобальная дегрессия
экономически консервировала «развитие недоразвитости» (по опреде­
лению А.Г. Франка, второго, наряду с И. Валлерстайном, ведущего
теоретика миро-системного подхода) зависимой латиноамериканской и
аф ро-азиатской периферии. Н аконец, асимметрия глобальной ингрессии ведёт к системному расхождению хозяйственных организмов
с тенденцией к дополнительным «извращенным связям» (М. Кастельс) — через наркобизнес, подпольную торговлю оружием, поставку
женского товара, отмывание денег и иные формы криминальной эко­
номики; также как сегментация общества на группы в зависимости
от их способности или неспособности действовать в производственной
системе, основанной на информатике, дополняется вспышками пов­
седневного насилия вплоть до немотивированных убийств в качестве
утверждения личности (Кастельс 1992, с. 54).
Геоэкономике XXI в. не избежать глобального вопроса, поставлен­
ного тектологией: как овладеть организационными законами в куль­
турной сфере, «чтобы не получалось такого равнения по низшему, ко­
торое подчиняет цивилизацию пережиткам дикости, хотя бы они были
гораздо слабее накопленных ею активностей» (Богданов 2003, с. 166).

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции:
вклад обновлённого народничества в геополитическую
экономию
3.1. Сельскохозяйственная экономия как эволюционная концепция
Развернутый вариант марксистской политэкономии в широком
смысле создавался А. Богдановым и И. Степановым с учетом работ
нового поколения германской исторической школы, с переходом от
эмпирических описаний отдельных городов, стран, эпох и институтов
в «историко-хозяйственных монографиях» к более широким обобщени­
ям. Этот поворот был связан с именами Карла Бюхера (1847—1930) и
Вернера Зомбарта (1863—1941). С первым из них никто из западных
экономистов-современников не мог сравниться по количеству изданий

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

101

его трактата в России («Происхождение народного хозяйства», 1893),
со вторым — и по числу русских переводов его сочинений.
Бюхер на основе классификации форм промышленности выдвинул
стадиальный критерий для оценки экономической эволюции как процесса
возникновения и распространения сферы влияния капитала — вплоть
до полного охвата национальной экономики: длина пути, проходимого
продуктом от производителя до потребителя. За ступенью замкнутого
домашнего хозяйства (1), где капитала нет, а предметы потребляют­
ся в том же хозяйстве, где произведены, следует ступень городского
хозяйства, где произведенные предметы непосредственно поступают в
потребляющее хозяйство — работа бродячих ремесленников на заказ
домохозяина (2) и затем цеховое ремесло (3). С удлинением пути обме­
на до масштабов народного хозяйства развивается промышленность в
надомной (4) и фабричной (5) форме. В бродячем ремесле капиталом
в руках работника являются инструменты; в цеховом — инструменты,
помещение и сырье; в надомной системе производства капиталом ста­
новится и продукт — но не работника, а купца-предпринимателя. Надо­
мник не имеет ничего общего с рынком сбыта своих изделий — раньше,
чем перейти к потребителю, продукт становится средством наживы
одного или нескольких посредников-купцов. Наконец, в фабричной си­
стеме все составные части капитала сосредоточены в руках фабрикантапредпринимателя, который сам занимается и сбытом своих товаров — тогда
как рабочая масса лишена какого-либо капитала.
Зомбарт в снискавшем широкую известность трактате «Современ­
ный капитализм» (1902) раскритиковал схему Бюхера, противопо­
ставив «дистанционному» критерию выделения экономических стадий
мотивационный, возрождающий учение Аристотеля о хрематистике.
Классифицируя хозяйственные формы по признаку соотношения в них
мотива удовлетворения потребностей в конкретных благах и деятельно­
сти ради приобретательства, Зомбарт в понятии «народное хозяйство»
усмотрел неудачную подмену категории «современный капитализм»,
которой он сам придавал основополагающее значение для политэко­
номии. Российским материалом Бюхер и Зомбарт в своих исследова­
ниях пренебрегали; но это не помешало влиянию этих двух авторов
на оформление в России как самостоятельных научных дисциплин не
только экономической истории (или истории хозяйственного быта), но
также экономической географии и экономии промышленности.
Первым профессором экономической географии в России стал по­
следователь исторической школы в политэкономии Владимир Эдуардо-

102

Часть 2. Глобальные экономы ко-геополитические концепции

вич Ден (1867— 1933) — на экономическом (первом в стране) ф акуль­
тете Петербургского Политехнического института, открытого в 1902 г.
по инициативе министра финансов С.Ю . Витте. Приняв за отправной
пункт необходимость соотнести разнообразие явлений с «типическими
стадиями хозяйственной жизни и формами хозяйственной организа­
ции», Ден отстаивал четырёхзвенную структуру предмета политиче­
ской экономии, включая систему основных категорий, экономическую
историю как изучение «закономерности среди изменчивости явлений
прошлого», экономическую географию как изучение современного со­
стояния отдельных отраслей в их географическом распространении и
отраслевые экономии сельского хозяйства, промышленности, торгов­
ли, денежного и банковского дела и т. д. (Ден 1908, с. 3 —4).
В приведённом перечне совершенно особое место занимала сель­
скохозяйственная экономия, или агрономическое обществоведение
(Фортунатов 1900, с. 387), — уже устоявшаяся к тому времени дис­
циплина со своим категориальным аппаратом, основанным на различе­
нии систем хозяйства, «из которых каждая интенсивнее предыдущей»
(Карышев 1894). Учение о системах (зернового) хозяйства экстенсив­
ного и интенсивного типа возникло в ходе распространения в Западной
Европе усовершенствованных севооборотов, сменившим многовековой
порядок трехполья (озимые — яровые — пар) травосеянием и пло­
досменом с добавлением к традиционным злакам (пшеница, ячмень,
овес) кормовых трав и клубнекорнеплодов. Это позволило значитель­
но повысить валовые сборы, поскольку площадь пахотной земли ис­
пользуется полностью, а чередованием разного рода растений в та­
ком порядке, что одно приготовляет почву для другого, «устраняется
утомление почвы — результат однообразной, однородной культуры».
Классические формы улучшенного севооборота — с добавлением к
пшенице и ячменю клевера и кормовой репы (турнепса) и 2—3-крат­
ным ростом урожайности — сложились в английском графстве Н ор­
фолк, где новые приёмы земледелия, позволявшие собирать больше
зерна, вводили владельцы обширных ферм, укрупнённых благодаря
огораживаниям. В Пруссии, где глашатай плодосменной системы А.
Тэер (1752—1828) выделил агрономию из круга «камеральных наук», в
структуру полей к хлебным злакам были добавлены посевы картофеля
(с конца XVIII в.) и сахарной свеклы (первая треть XIX в.), Предтеча
предельного анализа Й.Г. Тюнен (1783—1850) в знаменитом трактате
«Изолированное государство в его отношении к сельскому хозяйству
и национальной экономии»; т. 1, 1826; тт. 2—3, 1850—1863) расши-

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

103

рил сельскохозяйственную экономию до рамок народнохозяйственного
масштаба, выделив паровое трехполье, травосеяние и плодосмен как
три последовательно сменяющие друг друга системы рационализации
земледелия. Сравнительно с политической экономией сельскохозяй­
ственная в своём развитии гораздо теснее была связана с учётом осо­
бенностей геоэкономического пространства — как расстояний, так и
почвенно-климатических условий.
К концу XIX в. трёхполье было оставлено почти всей Европой —
этим «почти», наряду с некоторыми землями балканских славян, была
Россия, в пределах которой новая система «водворилась лишь в ост­
зейских и привислинских губ., а в остальных частях страны встречает­
ся лишь изредка». Как разъяснил популяризатор Тюнена во Франции
и России Матвей Волков (1802—1875), плодосменная система требует
крупных капиталовложений (содержание хорошего рабочего и поро­
дистого мясомолочного скота, затраты на механизацию и удобрения),
которые окупаются лишь при наличии выгодного сбыта — т. е. при
низких издержках транспортировки и при высоких ценах на разноо­
бразные продукты полеводства и скотоводства (Волков 1872). Н аи­
более восторжествовал плодосмен в Бельгии — компактной стране с
наибольшей в Европе густотой городского промышленного населения
(и железных дорог), предъявлявшего устойчивый спрос на продукцию
сельских окрестностей. В России, где «население редко, денежный обо­
рот не развит, машиностроение только начинается, расстояния огром­
ны, а средства сообщения находятся в самом неудовлетворительном
виде — увлекаться плодосменом неуместно» (Горлов 1872, с. 12). Э кс­
портный сбыт по заниженным ценам мирового рынка консервировал
систему трехполья.
На рубеже веков русские агрономы и публицисты выражали обе­
спокоенность, с одной стороны, — господством «выбалтывающего зем­
лю трехполья» (Энгельгардт 1899), другой стороны, — судьбами мел­
кого земледелия (Чупров 1907). Тэер и Тюнен задали ориентацию на
крупное частнопредпринимательское предприятие прусского образца;
в России её резче других выразил профессор Ново-Александрийского
института сельского хозяйства и лесоводства в Варшаве А.И. Скворцов
(1848—1914) — его трактат «Влияние парового транспорта на сельское
хозяйство»! 1890) был единственным произведением, записанным
П .Б. Струве в актив отечественной экономической литературы — как
обоснование неизбежности и прогрессивностикапитализма, разложения
сельской общины и отслоения крупного, приспособленного к товарно-

104

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

му производству крестьянства. Иной подход был представлен учеником
А.И. Чупрова А.Ф. Фортунатовым (1856—1925), заведовавшим каф е­
дрой сельскохозяйственной экономии в Московской Петровской акаде­
мии. Фортунатов считал необходимой разработку теории организации
для крестьянского хозяйства мелких размеров — с учётом перспектив
объединения таких хозяйств в кооперативы различных форм.
В первом десятилетии XX в. с ускорением развития рыночных от­
ношений и с изменением тенденции мировых цен в благоприятную
для сельского хозяйства сторону наметился «коренной перелом в са­
мых основных устоях нашего земледелия» (Чаянов 1989, с. 197). Рас­
ширение под воздействием промышленного роста внутреннего рынка
для продукции сельского хозяйства и изменение в благоприятную для
неё (повышательную) сторону мировой динамики цен предопределили
рост товарности крестьянского хозяйства. С другой стороны, широко
развернулись кооперативные начинания и различные формы сельско­
хозяйственной помощи населению. «Идейно-рабочая сила» — ин­
теллигенция — уже не склонна была искать в общинах и артелях
«твердыни», могущие противостоять надвигающемуся «бедствию капи­
тализма», но была готова решать вместе с крестьянством «множество
полутехнических. полуэкономических проблем» (там же, с. 198).
Такова была «подпочва» самобытного, но хорошо осведомленного
о достижениях экономической мысли Запада теоретического направле­
ния, лидерами которого стали автор «Очерков сельскохозяйственной
экономии» (1909—1910) Александр Николаевич Челтцев (1874—1962)
и ученик А.Ф. Ф ортунатова Александр Васильевич Чаянов (1888—
1937), призвавший в феврале 1911 г. на Московском агрономическом
съезде создать науку об организационном плане крестьянского хозяй­
ства. Их ближайший соратник Н.П. Макаров (1887—1980) предложил
именовать новое направление «организационно-производственной шко­
лой», разъяснив, что интерес к внутренней организационной стороне
жизни индивидуального крестьянского хозяйства отвечает активному
настроению, родившемуся «в результате здоровых процессов как в не­
драх крестьянства, так и в рядах русского интеллигентного общества»;
«любованье здоровым хозяйством» отодвигает на второй план вопросы
социального расслоения и экономического противопоставления бога­
тых и бедных (Макаров 1920, с. 12). Примат производственного, а
не распределительного, начала — вот «социально-этический пункт,
который выведет ход русской аграрной мысли из ее земельных тупи­
ков» (Макаров 1918, с. 28—29). Подразумеваемый здоровый хозяин не

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

1 05

был, однако, тождествен тем «крепким мужикам», которые стали пред­
метом забот столыпинской реформы. Её «ставке на сильных» органи­
зационно-производственная школа противопоставила кооперирование
, семейно-трудовых хозяйств. А.Н. Челинцев, сменив на профессорской
, кафедре в Ново-Александрийском институте А.И. Скворцова (с 1913 г.),
, взялся за разработку курса организации сельскохозяйственного предн приятия как мелкого крестьянского хозяйства, кооперативно объI единенного. Челинцев доказывал, что глубже форм собственности и
землепользования лежит организационно-территориальная структура,
и реорганизация площади по заданному шаблону бесполезна для повы­
шения производительности (Челинцев 2001, с. 18).
Формулируя критерий сельскохозяйственного районирования Евро­
пейской России, Челинцев предлагал исходить из локальных сочетаний
генетических признаков разных систем полеводства, а именно: 1) спосо­
бов поддержания плодородия почвы (залежь, пар, навоз, туки, лучшее
чередование); 2) доли пахоты относительно естественных кормовых
угодий; 3) положения и роли нерабочего (продуктивного) скотовод­
ства.
Переложное хозяйство характеризуется ростом пространства пашни
за счёт естественных кормовых угодий. Паровое хозяйство сосредото­
чено почти исключительно на хлебной продукции и имеет минимум не­
рабочего скота. Интенсификация хозяйства с ходом эволюции означает
сокращение пара, подсев более трудоёмких незерновых культур (во­
локнистых и клубнекорнеплодов), усиление потребности в удобрении;
что же касается скота, его поголовье увеличивается также за счёт бо­
лее трудоёмких форм (мясомолочный крупный рогатый скот, свиньи).
Челинцев сгруппировал российские губернии в 8 сельскохозяйственных
районов, очертивших своими границами стадии аграрной эволюции — от
залежной до плодосменной систем. Подчеркивая второстепенную роль
природно-географических факторов и приспособляемость культурных
растений к местным почвенно-климатическим особенностям, он не от­
рицал, однако, обусловленности структуры посевов и животноводче­
ского профиля таким фактором, как земельный простор. Хозяйство на
обширной территории (следовательно, при малой плотности населения)
неизбежно должно вестись с теми культурами, животными и техниче­
скими приёмами, которые экономят труд на единицу площади. Если
простор настолько велик, что вся земля не может быть вспахана и тем
более засеяна силами одной семьи, земледелие имеет вид залежного
зернового; посевы хлебных злаков доводятся до наибольших размеров

106

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

и обеспечивают поступления продукции не только для покрытия потре­
бительских и хозяйственных нужд, но и для продажи (при наличности
рынка), так что не возникает необходимости обращения к другим рас­
тительным культурам или животноводству для рыночного сбыта. При
сокращении площади, когда земля распахивается уже целиком, хозяй­
ство получает вид парового зернового (трехполья), как в большинстве
губерний Европейской России. Европейские страны под воздействием
сгущения населения одна за другой «ломали» своё трехпольное зерно­
вое хозяйство и переходили к более интенсивным формам земледелия,
большей дифференциации занятий и индустриализации населения с со­
ответственным расширением и разнообразием местного спроса как на
земледельческие, так и на животноводческие продукты (там же, с. 8).
Разработки «организационно-производственной школы» по сельско­
хозяйственному районированию стали весомым вкладом в экономиче­
скую географию, задачей которой А.В. Чаянов считал поиск формулы
«равновесия между местной плотностью населения, положением района
в отношении рынка и его естественно-историческими особенностями»
(Чаянов 1923, с. 146). Сам Чаянов в этом поиске ввёл (по аналогии с
теорией размещения промышленности Альфреда Вебера) понятие сель­
скохозяйственного штандарта — типа состояния населённости страны
и расположения в ней сельскохозяйственного производства.
Понятие сельскохозяйственного штандарта была подключено Ч а­
яновым к теории аграрной эволюции как проливающее свет на аль­
тернативы преобразования аграрного строя. Крупнокапиталистическое
фермерство — тип сложения сельскохозяйственного штандарта, все­
цело определяемого рынком, и особенно характерного для Америки и
Австралии: дешевая земля, дорогой труд, экстенсивное малотрудоем­
кое земледелие с большим вложением капитала и широко проведенной
машинизацией. В России, как и в странах Востока и в большей части
Европы штандарт сельского хозяйства формировался на натурально­
хозяйственной основе; размещение населения и его сгущение в хозяй­
ственных зонах определилось не линиями изоцен, а естественно-исто­
рическими и политическими факторами: отсюда дисгармония между
наличным размещением населения и требуемым в интересах рынка.
На протяжении XIX в. в России наиболее высокие изоцены хлебов
тяготели к морским портам, Московскому промышленному району и
зонам неземледельческих областей (Туркестан и Север), а наиболее
низкие — к центрально-земледельческим и сибирским районам. На
юге, юго-востоке и востоке страны, где продолжался колонизационный

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

107

процесс с. экстенсивным земледелием, происходило «нарастание эле­
ментов фермерского типа» с «развитием вертикальных концентраций».
В центре и на юго-западе Европейской России вследствие аграрного
перенаселения сложился иной земельный режим с некоторым подо­
бием китайского — дешевый труд, дорогая земля и «пышный расцвет
кабальных отношений». Ярко выразилась региопальность развития
с «порайонной смесью» почти противоположных типов сельскохозяй­
ственного штандарта.
Чаянов отмечал, что революционные потрясения 1917—1920 гг. уни­
чтожили в России наряду с помещичьими хозяйствами и значительную
часть фермерских, снивелировали крестьянскую массу; однако с 1921 г.
обозначился новый процесс выделения фермерских элементов, причём в
тех же районах, где они отслаивались ранее. В некоторых экстенсив­
ных районах хозяйства фермерского типа могут явиться единственным
аппаратом, способным справиться со стоящими там производственны­
ми задачами, однако в целом тенденцию «фермерского перерождения»
Чаянов считал преодолимой на основе своего плана «кооперативной
коллективизации» — превращения разнообразных форм сельскохозяй­
ственной кооперации в основание народнохозяйственного обобщест­
вления.
Как печально известно, предложенные Чаяновым критерии крестьян­
ской дифференциации и подходы к обоснованию сельскохозяйственной
кооперации вступили в роковое противоречие с большевистским кур­
сом на форсированную индустриализацию, «сплошную коллективиза­
цию и вытеснение кулачества как класса». Организационно-производ­
ственная школа исчезла в пропасти «великого перелома»; концепции
семейно-трудового хозяйства, сельскохозяйственного штандарта, «ко­
оперативной коллективизации» были преданы поруганию и надолго по­
гребены в архивах репрессированной мысли.
Известно и о воскрешении в последних десятилетиях XX в. чаяновского научного наследия, оказавш егося мощным аналитическим
инструментом анализа «специфических экономических формаций»
не только современного и недавнего «третьего мира» (Ш анин 1992,
с. 11 —12), но и отдалённого прошлого (Салинз 2000, с. 92). Работами
Чаянова и его коллег по «организационно-производственной» школе
не исчерпывается наследие российских экономистов, которых можно
отнести к направлению обновленного народничества — сохранившему
идеал сельского «хозяина-работника», связанного с себе подобными
нитями кооперативных отношений, сотканными при помощи интелли-

108

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

генции. Одним из крупных представителей этого направления был
близкий к организационно-производственной ш коле Н ,П О гановский — автор наиболее масштабной и значимой для геополитической
экономии концепции аграрной эволюции.

3.2. Н.П. Сгановский: стадийный историзм
Ф игура Николая Петровича Огановского (1874—1938) — земского
статистика, политического деятеля народнической окраски, коопера­
тора, экономико-географа — пребывает в тени громких имен начала
XX века, в том числе плеяды теоретиков организационно-производс­
твенной школы. Хотя он и не совсем забыт (Огановский 2001), его
имя не упоминается ни в курсах истории экономических учений, ни в
многотомной антологии «Мировая экономическая мысль сквозь призму
веков». Не вспомнили Огановского и во время обсуждения в Институте
экономики РА.Н, посвященного 100-летию выхода книги Вл. Ильина
«Развитие капитализма в России», хотя принципиальная полемика с
этим автором, открывающая главный труд Огановского «Закономер­
ность аграрной эволюции» (3 тт., 1909—1914), сохраняет не только
исторический интерес. Opus magnum Огановского содержит наиболее
масштабную в российской, и не только в
российской, политической экономии исто­
рико-стадиальную концепцию форм хозяйс­
тва и структурных сдвигов, превосходящую
своим эвристическим потенциалом и схе­
матизм германской исторической школы, и
марксистский формационизм.

▼
Н.П. Огановский
(1874-193?)

Н .П . Огановский принадлежал к
тому же поколению, что и А.А. Богда­
нов, И.И. Степанов, В.И. Ульянов-Ленин,
П.Б. Струве, С.Н. Булгаков, А.Н. Челинцев.
Имея за плечами кадетский корпус и диплом
истирико-филологического факультета Пе­
тербургского университета (1897), служил
секретарем областного и войскового ста­
тистического комитета на Урале, затем работал в статистическом бюро Воронежского земства; вместе с К.-А.Р. Качоровским

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

109

(1870—1940?) провёл обследование крестьянской общины по земским
материалам 30 российских губерний. К революции 1905 г. Огановский подошёл с оформившимися народническими взглядами и активно
включился в политико-публицистическую деятельность. Участвовал в
организации Всероссийского крестьянского союза, издавал в Саратове
газеты «Голос деревни» и «Народный листок» (за что дважды при­
влекался к суду); выпустил брошюры «Освобождение земли» (1906),
«Крестьянская община и социализм» (1906), «Земельный переворот
в России, его причины и следствия» (1907), «Как различные партии
смотрят на земельный вопрос» (1907). книгу «Борьба за землю» (1908;
вместе с К.-А. Качоровским и Н. Быховским). Главный — более чем
1000-страничный — труд писал в годы столыпинского «успокоения»
и землеустройства, заведуя библиотекой Московского Коммерческого
института и получив (1914) в том же учебном заведении место при­
ват-доцента кафедры политэкономии. Свою задачу автор определил
как отыскание руководящего начала в истории аграрных отношений
всех эпох и, по крайней мере, большинства местностей, насколько в
силах мы это сделать при нынешнем уровне наших знаний» (Огановский 1909, с. 2). Исследование было критически заострено против двух
крайностей: 1) политического «построения априорных программ рас­
пределения» и 2) политико-экономического отождествления закономер­
ностей развития промышленности с таковыми в сельском хозяйстве и
начиналось с упомянутой полемики с Вл. Ильиным, а также с ещё дву­
мя российскими марксистами — известным теоретиком-меныневиком
П. Масловым, чья программа муниципализации земли стала предметом
споров на IV съезде РС Д РП , и историком-экономистом П. Лященко.
Эти три автора в общем стремлении дать теорию капиталистическо­
го развития России словно «растащили» систему экономических отно­
шений в сельском хозяйстве по 3 отдельным сферам: 1) распределение
(Ильин), 2) «производительные силы» (Маслов), 3) обмен (Лященко).
Книга Вл. Ильина «Развитие капитализма в России» стала, по сло­
вам Огановского, «настоящим откровением» для части русской ин­
теллигенции, которой из городских окон крестьяне казались «все на
одно лицо» (Огановский 1909, с. 7). Но Вл. Ильин слишком поспешно
отождествил неоднородность крестьянской массы с «капиталистиче­
ским разложением» деревни, образованием в ней «антагонистических
классов»: зажиточного (20% ) и «несостоятельного» (50% ), подогнав
разнокачественный цифровой материал о величине наделов, посевов
и скота под априорное заключение о расслоении общины на «сель-

п о

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

ский пролетариат» и «сельскую буржуазию». Огановский предъявил
Вл. Ильину три главных упрёка:
— слишком жёсткое разделение всех крестьян только на 3 группы
по количеству лошадей на двор с явным занижением величины средне­
го слоя, куда попали только двухлошадные (были отнесены безлош ад­
ные и однолошадные к бедноте; с 3, 4, 5, 6 и более лошадьми — к
буржуазии);
— некорректность региональной выборки: из 7 губерний, взятых
за основу для выводов, 4 лежат на редконаселенных окраинах Евро­
пейской России и не дают типичных показателей для малоземельного
великорусского центра (сам Огановский делал выводы на основании
данных о 250 уездах 30 губерний);
— игнорирование динамики распределения (при повторе почти на
каждой странице слова «процесс»): за скобками остались и установлен­
ная земской статистикой тесная зависимость между размерами семьи и
размерами хозяйства (между экономической и органической неоднород­
ностью крестьянской массы), и исторически известный факт классовой
расслоённости российской деревни в прошлом49 (там же, с. 27).
П. Маслов, в отличие от марксиста-«ортодокса» Вл.Ильина, в своей
книге «Аграрный вопрос» (1-е изд., 1903) счёл нужным посчитаться с
европейским ревизионизмом, перенесённым в Россию С. Булгаковым,
что выразилось в отказе от концепции абсолютной ренты и признании
«закона убывающего плодородия». Взяв за исходный пункт категорию
«производительные силы», Маслов, по мнению Огановского отожде­
ствил развитие производительных сил с концентрацией производства и
организацией крупных предприятий (там же, с. 46).
Лященко, в отличие от Ильина и Маслова, в своей книге «Очер­
ки аграрной эволюции» (1908) допускал возможность самостоятельной
эволюции мелкого крестьянского хозяйства, однако игнорировал ко­
оперативное движение и свёл сущность аграрной эволюции к запо­
здалому сравнительно с индустрией «завоеванию капиталом» сферы
сельского хозяйства, в котором «вторжение капитализма» ещё далеко
не завершило «разложения» натурально-хозяйственных форм. В ре­
зультате вместо обобщённой теории аграрной эволюции у Лященко
получилась история торговли зерновыми продуктами в России (О га­
новский 1909, с. 131).
49 Число беспахотных бобылей во 2-й половине XVI в. и нач. XVII в. доходило
до 40% и более от всего крестьянства (Огановский 1909, с. 131).

Глава 3■ Значение пространства для аграрной эволюции

111

За игнорирование специфических особенностей развития сельского
хозяйства Огановским были подвергнуты критике и эволюционно-хо­
зяйственные схемы экономистов германской исторической школы. Им
была признана трижды неверной — по числу выделенных стадий исто­
рико-хозяйственная систематика Бюхера (Огановский 1911, с. 540).
Однофакторный подход, заданный принятым Бюхером стадиальным
критерием (эволюция форм обмена), помешал правильному взгляду на
историческое развитие форм хозяйства, замазывая их своеобразие яр­
кой краской индустрии, залившей экономическую жизнь Запада в XIX
веке. Обосновывая в противовес однофакторному критерию «перехода
от натурального хозяйства к меновому» многофакторный подход к хо­
зяйственной эволюции, Огановский указал на необходимость отличать
эволюцию форм производства, зависящую от технических факторов,
от эволюции распределения средств производства, на которую влияют
политические и психологические факторы.
Переходя к эволюции форм предприятий в сельском хозяйстве,
Огановский прежде всего указывает на три её фактора: 1) захватное
землевладение средних веков, обусловившее переход верховных прав
на землю к привилегированным классам и соединение пользования
землей с массой повинностей по отношению к этим классам; 2) рас­
крепощение; 3) заокеанская колонизация. Захватное землевладение
было предпосылкой крупного поместного хозяйства. Это хозяйство,
притянутое к монастырским стенам и феодальным замкам, постепенно
эволюционировало в товарное (крайняя форма — барщинная система с
продажей хлеба), но сохраняло как основную цель не расширение про­
изводства, а расширение личного потребления господ50. Освобождение
европейских крестьян, стряхнув с них солидную часть непроизводи­
тельных расходов, привело к процессу раздробления на мелкие хо­
зяйства — преимущественно натурально-потребительного характера.
Новая форма хозяйства чисто товарно-капиталистического типа сред­
них размеров, народившаяся на арендованных территориях английских
лендлордов, получила дальнейшее распространение благодаря колони­
зации просторов Северной Америки и Австралии потомками западно­
европейских крестьян, не имевших поколений раззолоченных предков
511 Огановский неточно указал, что «к концу средних веков (XVI—XVIII вв. на
западе, конец XVIII в. и начало XIX в. у нас) крупное поместное землевладение
становится товарным хозяйством, и тогда взамен оброков устанавливается бар­
щинная система (Огановский 1909, с. 155).

112

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

и потому умеренных в потребностях. На континенте Европы фермер­
ские хозяйства тоже имеются, но в гораздо меньшем количестве; сред­
ние хозяйства во Франции, Германии, России относятся скорее к типу
крутокрестьянских болъшесемейпых со значительными расходами на
личное потребление (там же, с. 161).
Противопоставив вслед за критиками марксизма тенденцию к укруп­
нению фабрично-промышленных форм и тяготение сельскохозяйствен­
ных предприятий к средним размерам, Огановский подкрепил этот вы­
вод систематизацией факторов аграрной эволюции, придавая главное
значение равновесию количества населения и количества средств, до­
ставляемых сельским хозяйством.
Среди природных факторов Огановский выделил плодородие по­
чвы, атмосферные воздействия, сезонность и пространство, которое
часто нивелирует вредные стороны погодно-климатических условий51 и
при развитом транспорте даёт возможность избегать голодовок. Среди
внешних факторов человеческой деятельности, не относящихся непо­
средственно к самому сельскохозяйственному производству, но дей­
ствующих на него помимо сознательной воли человека, важнее всего
рост и густота населения (сельского и городского) и его потребностей;
значимы также степень культурности населения и его привычки в пи­
тании, формах расселения и землепользования.
Суммируя накопленный сельскохозяйственной экономией опыт
классификации систем полеводства, Огановский определил три фазы
эволюции сельскохозяйственного производства по критерию повыше­
ния производительности земли и восстановления плодородия почвы:
1) доземледельческая ф аза потребления даровых благ природы,
2) ф аза экстенсивного земледелия с двумя периодами: 1 — под­
вижным переложным с расширением площади пашни по колонизуемым
пространствам и 2 — оседлым трёхпольным с расширением посевов
внутри пахотных угодий на ограниченной территории и консерватив­
ным восстановлением плодородия почвы;
3) ф аза интенсивного многопольного земледелия.
Системы скотоводства Огановский также сгруппировал в три: паст­
бищные, переходные и стойловые; причём чем интенсивнее система

51
«Вредная с точки зрения излишних затрат труда разбросанность общинных
делянок бывает полезна в том случае, когда дождь, град идёт, как говорится, по­
лосой. Если одни делянки пропадают от засухи и выбиваются градом, то другие
поливаются дождём и спасаются от града» (там же, с. 168— 169).

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

113

скотоводства, тем ближе она соприкасается с системой земледелия
(там же, с. 180).
Доземледельческое хозяйство основано на извлечении продуктов
естественной производительности природы в лесных (охота, бортни­
чество, речное рыболовство) и степных (тебенёвочное кочевое ското­
водство) районах. В первом периоде экстенсивного земледелия соха
и плуг врезаются в девственную почву лесов и степей. Расчищенная
вырубкой и пожигом лесов под пашню территория засевается одним
видом злаков и после сбора 2—3 урожаев либо вовсе забрасывается,
либо остается в качестве залежи («перележки», перелога) на 8—15 лет
отдыхать. Отдыхающий от посевов перелог охватывает две трети всех
пахотных угодий, дернеет и служит естественным регулятором плодо­
родия почвы.
Когда пространство пашни уже ограничено, посевные площади рас­
ширяются за счет залежи, которая превращается из многолетней в
однолетнюю и сжимается до трети пашни. На смену перелогу приходит
трехполье с чередованием участков под озимые и яровые злаки и пар.
При незначительности пара как естественного регулятора плодородия
земля истощается, вынуждает к расширению площади пашни за счет
пастбищных угодий для скота. Малая площадь естественных выгонов
принуждает переводить скотину на стойловое содержание, загонять
осенью в конюшни и хлева. Таким образом, нарушается равновесие
между земледелием и скотоводством. На этой ступени консерватив­
ного восстановления плодородия почвы сельское хозяйство Европы
застыло на целое тысячелетие и составило базис феодального строя
с крепостным правом. Равновесие между почти не растущим количе­
ством продовольственных средств, доставляемых трёхпольем, и коли­
чеством населения поддерживалось в силу высокой смертности из-за
войн, усобиц, эпидемий и ограничений на численность крестьянских
семей, налагаемых крепостной зависимостью. Но раскрепощение вы­
зывает резкий прирост народонаселения, который выбивает трехполье
из многовековой колеи. Недостаток пропитания приводит к голодовкам
и как следствие — к аграрным возмущениям и революциям: на рубеже
80—90-х гг. XVIII в. — во Франции; в конце 40-х гг. XIX в. — в Гер­
мании; в начале XX в. — в России.
Выход из истощающего землю трехполья достигается переходом на
интенсивную фазу многопольно-травяного и плодосменного земледе­
лия. Пар исчезает, а структура посевов меняется: к преобладавшим
почти исключительно в экстенсивных системах злакам прибавляются

114

Часть 2. Глобальные экономике-геополитические концепции

кормовые травы, корнеклубнеплоды, бобовые, масличные. «В Герма­
нии при плодосмене злаки занимают лишь половину площади пашни»
(там же, с. 180). Плодородие почвы восстанавливается преимуществен­
но искусственным путём — усиленным удобрением. При отсутствии
паров и выгонов кормовые травы вместе с отбросами корнеплодов обе­
спечивают скоту пищу на круглый год; скот запирается в стойла и на­
чинается эра его качественного улучшения — мясистости, молочности
и т. д. (там же, с. 181 )52. Таким образом, при интенсивном земледелии
восстанавливается и обеспеченное обилием кормов скотоводство, в
свою очередь содействующее росту урожайности зерновых увеличени­
ем количества органических удобрений.
Анализ общего хода и фазисов эволюции систем полеводства Огановский завершил тремя выводами:
1. Один фазис врастает в другой и постепенно вытесняет его. Так,
например, писцовые книги Московского царства (где впервые трех­
полье было зафиксировано в 1462 г.) отмечали три вида пахотных
земель вокруг поселений: ближайшие, которые пашутся постоянно; за­
тем переложные, которые пашутся не ежегодно; и отдалённые пашни,
которые пашутся изредка, случайно — «наездом» или «лесом поросло»
(там же, с. 194).
2. В отличие от эволюции промышленного производства, ведущей
к упрощению приёмов обработки и их сложной кооперации, эволюция
сельского хозяйства сопровождается усложнением севооборотов, при­
ёмов обработки и ухода за растениями и животными и внесения удо­
брений (там же, с. 184).
3. Мальтузианский «закон убывающего» плодородия сказывается
только тогда, когда возможности наличной системы полеводства до­
стигли предела, но она не заменяется своевременно другой (там же,
с. 203).
Особо остроконфликтные проявления исчерпанности парового трех­
полья, принявшие форму революций, были вызваны тем, что на эволю­
цию систем земледелия наложились особенности эволюции распределе­
ния земли, обусловленные не столько экономическими, сколько поли­
тическими и психологическими факторами — расхождением с форма52
Как отметил А. Маршалл, когда в Англии «в повсеместное использование
вошли турнепс, клевер, райграс многолетний и т. д., что позволило планировать
восстановление плодородия земли»; «выращивание скота было революционизиро­
вано благодаря гению Бейкуелла» (Маршалл 2007, с. 696).

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

1 15

ми собственности хозяйственных форм, связанных непосредственно с
условиями производства. У кочевников-скотоводов налицо «отслаива­
ние верхов» — следствие внутренней (и громадной) дифференциации53.
Когда наступает период оседания на землю, это имущественное рас­
слоение, хотя и в меньших размерах, переносится и на землепользова­
ние. Однако крупное землевладение в Европе формируется не столько
на основе внутренней дифференциации, сколько вследствие внешних
политических факторов — завоеваний чужих территорий, захватов и
перетасовок земли. Становление феодальных отношений происходило
одновременно с переходом населения от подвижной переложной систе­
мы к оседлому трёхполью; потребность монархов в подвижном классе
профессиональных воинов диктовала привлечение на службу раздачей
земель; образовалась лестница власти над землею и над сидящим на
ней трудовым населением, которому вменялось в обязанность «корм­
ление» военно-служилого класса, становившегося и классом крупных
землевладельцев. Сельская община по мнению Огановского, первона­
чально, складывалась на земельном просторе, но когда возможности
экспансии перелога были исчерпаны, а политический ф актор обусло­
вил одностороннюю подвижку вверх — концентрацию земли в высших
слоях, «утесненная» община выработала уравнительно-передельный
механизм, и «крестьянское землепользование застыло в подворно-чрезполосной форме на тысячу лет» (там же, с. 251). Общинные леса и
выгоны постепенно сокращались в силу, с одной стороны, расш ире­
ния пашни под трехполье, с другой стороны — захватов феодалов. С
развитием городов и оживлением торговли, особенно международной,
феодальные землевладельцы из «пожирателей ренты», часто не очень
значительной, стали отчасти превращаться в предпринимателей; этому
способствовала реорганизация военного дела с заменой ставших не­
нужными рыцарей ландскнехтами (наёмниками). Исчезновение поли­
тического феодализма и формирование абсолютизма с превращением
дворянства в придворную знать сопровождалось развитием крупнопо­
местного хозяйства — в форме английского лендлордизма со сгоном
крестьян земли ради разведения овец для экспорта шерсти или вос­
точноевропейского магнатства с отягощением крестьян барщиной ради
наращивания экспорта зерна.

53
Огановский ссылался нс только на исторический материал, но и на современ­
ные ему данные о киргиз-казахах в Акмолинской области (там же, с. 219).

116

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

Крупнопоместное хозяйство, обогащая своих владельцев, усугубля­
ло трудности населения, связанные с исчерпанием экстенсивного зем­
леделия. Дворяне кое-что сделали для перехода к интенсивным систе­
мам земледелия, особенно в Англии, но в целом преобладало уже явно
недостаточное для прокормления возросшего населения экстенсивное
трёхполье: ещё в начале XIX в. треть пашни во Франции и более чет­
верти в Германии находилась под паром; значительные площади были
отведены под охотничьи парки и т. п.; господские имения изобиловали
лугами и прочими необрабатываемыми угодьями и т. д. Это не могло
не повести к возмущению народных масс, их стремлению к отвоева­
нию земли у господствующих классов, когда население стало быстро
возрастать; крестьянам земля была нужна для прокормления, а не для
того чтобы разводить куропаток или мериносов.
Революционные потрясения в Европе конца XVIII в. и 1848 г., вли­
яние агрохимии54 и импорт продовольствия с освоенных заокеанских
земель имели, по мнению Огановского, два важнейших последствия
для сельского хозяйства Западной Европы: для эволюции систем поле­
водства — постановка интенсивных севооборотов; для эволюции рас­
пределения земли — прекращение давления политических факторов на
тенденцию нивелировки размеров хозяйств, «стягивания к середине».
В течение столетия урожайность повысилась в среднем 2—2,5 раза
(после почти 1000 лет колебания вокруг одного и того же уровня);
вместо однообразных многокилометровых пшеничных полей «каждое
поле представляет из себя шахматную доску, покрытую пёстрыми раз­
ноцветными культурами. Исчезают резкие подъёмы и падения урож а­
ев, человек перестаёт зависеть от капризов климата и вместе с этим
избавляется от страха голодовок» (там же, с. 293). Вывод об упрочении
позиций среднего сельского хозяйства Огановский делал на основании
статистических данных о 3 крупнейших западноевропейских странах
и объяснял прекращением давления прежних политических факторов
в пользу крупного нетрудового хозяйства и переходом борьбы между
разноразмерными формами землевладения в чисто экономическую пло­
скость, где среднее хозяйство имеет перед крупным преимущества в

54
Создание агрохимии и обоснование повышения плодородия внесением в
почву минеральных удобрений связано с именем великого германского учёного
Ю. Либиха (1803—1873). С конца XIX в. активное использование в Западной Ев­
ропе минеральных туков закрепило торжество плодосмена и сделало возможным
разнообразие вольных севооборотов (Липец и др. 1999, с. 119).

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

117

тщательности обработки и экономии на сокращении пространства, а
перед мелким — в рациональном использовании машин, доступности
разнообразия культур и экономии на непроизводительных расходах55.
Эволюцию распределения земель в XX в. Огановский прогнозировал,
исходя из демократизации в Западной Европе парламентарного за­
конодательства и завоевания крестьянством (с 1880-х гг.) денежного
капитала и кредита, доступного ранее только крупным владельцам, при
помощи кооперации. Все процессы сельскохозяйственного производ­
ства Огановский делил на 1) требующие индивидуального исполнения
(вспашка, боронование, удобрение, уход за растениями и животными) и
2) требующие «общественного производства в малых размерах» с усо­
вершенствованными машинами (посев, уборка, молотьба). В техниче­
ском исполнении этих процессов преимущества на стороне мелких и
средних предприятий, а крупное «представляет из себя внешне связан­
ный общим владением и общим управлением агрегат индивидуальных и
малых общественных типов производства и потому легко доступно раз­
дроблению» (Огановский 1909, с. 298—299). Поэтому с прекращением
их поддержки политическими властями крупные хозяйства «отчасти пу­
тём продажи, но пока больше посредством сдачи в аренду будут терять
землю» (там же, с. 305). В отличие от собственно сельского хозяйства,
где средние предприятия, должны, по мнению Огановского, реализовать
свои преимущества в интенсивности и выгодности, техническая пере­
работка сельскохозяйственной продукции и элементы обмена (кредит,
сбыт, покупка) «требуют крупной массовой постановки дела», и «на
борьбу с крупнокапиталистическими предприятиями этого типа высту­
пает кооперация» (там же, с. 305). Успехи кредитной и сбытоснабжен­
ческой кооперации в Европе за 25 лет учёный считал сопоставимыми
с прогрессом индустриального капитализма за то же время. Скромнее
были достижения в сельскохозяйственной индустрии, где кооперация
завоевывала преимущественно обработку молочных продуктов, сделав,
например, Данию «страной крестьянских товариществ»5й — неплохим
Т"
4 55 К последним Н.П. Огановский относил затраты мелкого хуторского хозяй­

ства на межи, изгороди и постройки, подворно-чрезполосного хозяйства — ещё и
излишние повороты плуга при распашке (Огановский 1909, с. 299).
56
«В стране крестьянских товариществ» — книга по истории кооперативов в
Дании, написанная известным журналистом-экономистом нач. XX в., основателем
журнала «Молочное Хозяйство» Е.С. Каратыгиным.

118

Часть 2. Глобальные экономике-геополитические концепции

образцом57 для идеала среднего кооперативного хозяйства, соедине­
ния в одну группу нескольких или нескольких десятков индивидуальных
хозяйств (Огановский 1909, с. 307). Обозначив кооперативный идеал в
завершение своего исследования общих закономерностей аграрной эво­
люции, Н.П. Огановский обратился к специальному рассмотрению сель­
скохозяйственного производства и распределения земель в Российской
империи, географические различные районы которой представляли со­
бой «живую историю» стадий аграрной эволюции в пространстве.

3.3. Н.П . Огановский: геополитическая экономия аграрной России
Осуществляя поверку теории аграрной эволюции географией рос­
сийских пространств, Н.П. Огановский внёс уточнения в хрестоматий­
ную характеристику «периодов русской истории как главных моментов
колонизации», данную В.О. Ключевским в «Курсе русской истории»
(1-й т., 1904). Заверш ая начатое С.М. Соловьёвым и А.П. Щ аповым
исследование пространственной обусловленности исторической жизни
России, Ключевский выделил периоды:
1) Днепровский (VIII—XIII вв.) — политическая раздробленность
Руси на области вокруг больших городов на речных путях, направ­
лявших торговлю к черноморским, азовским и волжско-каспийским
рынкам — где спрашивались преимущественно продукты лесных про­
мыслов (меха, мёд, воск) и в меньшей степени хлеб.
2) Верхневолжский (Х1П в. — середина XV в.) — удаление глав­
ной массы русского населения от приморских рынков под давлением
натиска степного юго-востока; сдвиг в народном хозяйстве к хлебопа­
шеству — возделыванию алаунского суглинка посредством вольного
крестьянского труда;

57
Более впечатляющим образцом Огановский считал случай русских сектантовдухоборов, переселившихся в конце XIX в. от преследований Святейшего Синода
в Канаду при содействии П.А. Кропоткина, Л.Н. Толстого и Л.А. Сулержицкого
и привлекших внимание политэкономов своим своеобразным «коммунистическим»
хозяйствованием (Туган-Барановский 1918). «За океаном наши духоборы, рас­
селившись небольшими группами в несколько десятков дворов, обобществили всё
производство, поставив его по последнему слову науки. Но духоборческие общины
основаны на специфических религиозных верованиях, которых нечего ожидать у
серой народной обыденной массы» (Огановский 1909, с. 307).

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

119

3) Великорусский (с половины XV в. до начала XVII в.) — растекание
главной массы русского населения из области Верхней Волги на юг и
восток по донскому и средневолжскому чернозёму; политическое объеди­
нение под властью московского государя — который правит с помощью
боярской аристократии, раздаёт землю в руки вербуемого для внешней
обороны служилого сословия, а крестьянское население закрепощает;
4) Всероссийский (со второго десятилетия XVII в. до половины
XIX в.) — распространение русского народа по всей равнине от
морей Балтийского и Белого до Чёрного, до Кавказского хребта, и
проникновение на восток далеко за Каспий и Урал. К Великороссии
примыкают одна за другой Малороссия, Белороссия и Новороссия, об­
разуя Всероссийскую империю, опирающуюся на сформированное го­
сударством дворянство. Господствующим фактом экономической жизни
остаётся труд, окончательно ставший крепостным, к которому присо­
единяется фабрично-заводская обрабатывающая промышленность.
5) Пятый период — после отмены крепостного права — Клю­
чевский характеризовал как продолжение векового движения русской
колонизации. «Начался отлив населения из центральных чернозёмных
губерний, где оно долго искусственно сгущалось и насильственно за­
держивалось. Отсюда население пошло разносторонними струями в
Новороссию, на Кавказ, за Волгу и далее за Каспийское море, осо­
бенно за Урал в Сибирь, до берегов Тихого океана» (Ключевский 1994,
с. 20). Маститый историк отметил переселенческий поток в Туркестан
и особенно в Сибирь, возросший благодаря Транссибу.
Н.П. Огановский конкретизировал выделенные В.О. Ключевским
5 периодов русской истории по типам полеводства и распределения
земель (Огановский 1911, с. 24—25):
1) киевский период преимущественно лесопромыслового хозяй­
ства, в которое постепенно врастает экстенсивное переложное зем­
леделие, — период первоначального накопления движимых капиталов
в руках господствующих классов;
2) верхневолжский период хозяйственного поворота под давлени­
ем внешнеполитических факторов в менее благоприятную сторону;
сдвиг в сторону подавляющего преобладания земледелия, а в самом
земледелии постепенная замена перелога трехпольем; в сфере р ас­
пределения — переход господствующих классов от захвата движимого
имущества к земельному захвату,
3) московский период рассеяния экстенсивного земледелия по вновь
колонизованным территориям Поволжья и Прикамья; в сфере распре-

120

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

деления — раздача земель сверху господствующему военно-служи­
лому сословию, закрепощение; окончательное обособление замкнутых
сословий крестьян и нетрудовых землевладельцев;
4) имперско-дворянский период заселения нового (второго) колони­
зационного пояса (Новороссия и Нижнее Поволжье) и концентрации
крупного землевладения во многом на почве фаворитизма, создания
крупного товарного помещичьего хозяйства;
5) современный период падения трехполья, «дошедшего до свое­
го конца в центральных районах»; начало вступления в интенсивную
ф азу, сопровождаемое политической борьбой за землю, исчезновени­
ем сословных перегородок; продвижение в третий колонизационный
пояс — на Северный Кавказ, в Сибирь и Среднюю Азию.
«Самобытность» русской истории и в сфере сельскохозяйственного
производства, и в отношения распределения выразилась, в неограни­
ченном просторе земель и в постепенной их колонизации. Аграрная
эволюция Россия переживает те же три фазиса, что и в Европе, но с
растянутостью на дополнительные периоды — вследствие того, что ко­
лонизационный размах, разреживая население и создавая вовлечением
новых и часто более производительных почв широкие возможности
для экстенсивных форм, «дает попятный ход» эволюции земледе­
лия — с возвращ ением к залежи и задержкой расставания с трехпольём.В результате различные районы Российской империи образовали
как бы лестницу разных ступеней земледелия — от целинно-залежной
в прикаспийских губерниях, где гулевой скот бродил и размножался
на просторе степей, до европейски-плодосменной в Привислинском и
Остзейском краях; основная же часть доуральской России пришла к
«перепаханности» угодий под экстенсивное зерновое трёхполье. Кроме
фактора обширной внутренней колонизации на аграрную эволюцию
России особый отпечаток наложил и фактор внешнего рынка, особенно
в XIX веке, когда пшеница и ячмень заняли доминирующее положение
в русском экспорте.
Для производства на отдалённый рынок выгоднее засевать всю пло­
щадь одним злаком. Торговый капитал брался охотно лишь за сбыт
тех продуктов, которые не требовали забот и расходов по хранению
и первичной переработке. Не считаясь с рациональностью использо­
вания почв, требующей разнообразия культур, внешний рынок стиму­
лировал развитие истощавших почву однотонных пшенично-ячменных
посевов. В районах Черноморско-Каспийского кольца — Новороссии,
Нижнем Поволжье и Северном Кавказе — посевные площади в конце

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

121

XIX в. — нач. XX в. быстро росли и давали с каждой десятины в 2 —3
больше валового сбора, чем в остальной России. Но эти результаты
достигались за счет убыстренного развития хищнического зернового
хозяйства, основанного почти исключительно на выращивании двух
злаков — пшеницы и ячменя — с ориентацией на мощное расширение
внешнего сбыта.
Небывалый нигде в Европе засев более 90% площадей одними зер­
новыми культурами всё более нарушал равновесие между земледелием
и животноводством, отмеченное ещё в XVI в. современниками победы
трехполья58, — отбирая у скотоводства59 не только ячмень, но и цен­
ные концентрированные корма (жмыхи). Результатом стало известное
оскудение центра60 — более низкое плодородие земли в центральных
губерниях сравнительно с окраинами: как западными — где уже осу­
ществлялся переход к европейски интенсивным системам земледелия,
так и с восточными и южными — где при редком населении естествен­
ные богатства почв и простор ещё позволяли использовать залежную
систему. Таким образом, «на верхнем и нижнем концах той лестницы
аграрной эволюции, ступеньками которой являются отдельные области
России, мы находим, сравнительно со срединой, более высокую про­
изводительность труда». В центре же далеко зашло несоответствие
между быстро разросшимся за полвека после отмены крепостного пра­
ва населением и отсталой системой земледелия — этой несчастной
«трехполкой» (Огановский 1914, с. 13).
Как несколько ранее В.В. (Воронцов 1907, с. 28—31) Огановский
приходил к выводу об успешности рыночного преобразования сельско­
го хозяйства лишь при внутриотраслевом структурном сдвиге в сто­
рону интенсивного животноводства — под воздействием структурного
сдвига в народном хозяйстве в сторону индустрии. В отличие от Ворон­
цова, Огановский не фатализировал негативное воздействие рынка на
консервацию структурных диспропорций. Уплотнение земледельческо58 «В русийстей земли ни злато, ни серебро не ражается, ни велицыи скоти», — писал известный публицист XVI в. Ермолай Еразм.
59 К концу XIX в. было отмечено измельчание или вовсе исчезновение некото­
рых известных российских пород крупного рогатого скота (Энгельгардт 1899).
60 «Летописцем» этого оскудения стал сын разорившегося тамбовского помещи­
ка С.Н. Терпигорев (1841 —1895), чьи очерки (под псевдонимом «Атава»), напеча­
танные в «Отечественных записках», снискали широкий отклик и вышли отдельной
книгой (Терпигорев 1881).

122

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

го населения стихийно подталкивает крестьян к ломке старых способов
хозяйствования: «концентрическими кругами, от соседа к соседу, от де­
ревни к деревне» распространяются удобрения, усовершенствованные
орудия, травосеяние, введение в севооборот корнеплодов — «обрывки
интенсивной системы хозяйства» (там же, с. 11). Но «самой системы ещё
нет», одними своими силами крестьяне создать её не способны — нужен
«организационный план крестьянского хозяйства» — повторял Огановский ключевую формулу школы Челинцева — Чаянова.
Мировой рынок, надеялся Огановский, может быть не только по­
мехой, но и подмогой рационализации российского земледелия — если
изменить структуру экспорта в пользу интенсивных культур и про­
дуктов животноводства. Резюмируя задачи аграрной политики, направ­
ленной на интенсификацию земледелия и развитие пошатнувшегося
из-за перепаханности угодий животноводства, Огановский указывал на
«оборудование транспортного дела» и кооперирование сбыта. «Первая
из этих задач возлагается на правительство, вторая — на нашу трудо­
вую интеллигенцию, которая должна не только организовать сбыт там,
где он еще не налажен, но и вступить в борьбу с армией паразитарных
посредников в сфере сбыта, уже организованного хищническим торго­
вым капиталом» (там же, с. 16).
Таким образом, теория аграрной эволюции подводила к модифи­
кации государственно-кооперативной программы народнической по­
литэкономии — модификации, проведённой организационно-производ­
ственной школой, с лидерами которой Огановский разделил активное
участие в Лиге аграрных реформ61, неприятие Октябрьского переворо­
та и последующее сотрудничество с Советской властью , «отблагода­
рившей» выдающихся экономистов застенками, ссылками и расстре­
лами. В связи с делом «Трудовой крестьянской партии» Огановский
в марте 1931 коллегией ОГПУ был приговорен к 5 годам лишения
свободы и после двух лет заточения в 1933 г. на оставшийся срок
выслан в Поволжье, дальнейшие его следы теряются. Десятилетие де­
ятельности учёного как «спеца» — сотрудника Наркомата земледелия
и профессора МГУ и ряда экономических вузов, отмечено смещени­
ем интересов Н.П. Огановского в область экономической географии.
Смещением, идеологически вынужденным, но позволившим теорети­
ку аграрной эволюции сжато изложить свои выводы уже с оглядкой

61
В 1917 г. Н.П. Огановский вместе с А.В. Чаяновым редактировал «Статисти­
ческий справочник по аграрному вопросу».

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

123

на опыт революций 1917 г. и предшествовавшего им землеустройства
и сформулировать оригинальную концепцию устойчивого развития
производительных сил.
В единственной в историко-экономической литературе статье об
Огановском основное внимание уделено именно его очеркам и учеб­
никам по экономической географии; однако отмечается, что для этой
дисциплины Огановский был «человеком со стороны» — не более чем
хорошим популяризатором и систематизатором в духе отраслево­
статистического направления В.Э. Дена (Дмитриев, Файбусович 2001,
с. 112, 117, 118). Экономико-географические работы Огановского
предстают в ином свете, если рассматривать их в контексте всего на­
следия политэконома — в единстве с его теорией аграрной эволюции.
И тогда окажется, что Огановский обосновал важнейший стадиальный
критерий экономического роста — переход к поступательному расши­
ренному воспроизводству, или «самоподдерживающемуся» росту — опе­
редив на добрых полвека дебаты теоретиков модернизации по поводу
Self-sustained Growth.
Переход к поступательному расширенному воспроизводству про­
исходит при структурном сдвиге внутри сельского хозяйства от экс­
тенсивного хлебопашества к интенсивному земледелию и товарному
животноводству и структурном сдвиге в народном хозяйстве в сторону
промышленности. Односторонне-земледельческое народное хозяйство
превращается в двустороннее аграрно-индустриальное с преобразо­
ванием через «развитие рыночности» сельского хозяйства также в дву­
стороннее сочетание интенсивных форм многопольного земледелия и
продуктивного мясомолочного животноводства (Огановский 1924, с. 10).
Посевы клубнекорнеплодов, бобовых, кормовых трав обеспечивают рост
товарности земледелия, так как дают продукты либо для продажи в
качестве промышленного сырья (свекла и картофель — на сахарные,
винокуренные и крахмальные заводы), либо — для откорма скота (кор­
мовые травы, бобовые, турнепс, свекловичный жом), который благо­
даря увеличению количества кормов становится объектом селекции и
источником роста товарной мясо-молочной продукции для растущего
промышленного населения городов; выращиваются 50-пудовые свиньи,
удойливые коровы и проч. Чередование посевных культур позволяет
избежать «выбалтывания» земли, а применение минеральных туков —
повысить её плодородие; обеспеченное обилием кормов скотоводство,
в свою очередь, содействует росту урожайности зерновых увеличени­
ем количества органических удобрений; город с его индустриальными

124

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

предприятиями поглощает избыточное сельское население и, предъ­
являя растущий спрос на продукцию плодосменного земледелия, даёт
необходимые для интенсификации усовершенствованные с.-х. машины,
искусственные удобрения, развития транспортно-складскую сеть, кре­
дит и т. д. Этот механизм, выражаясь современным языком, обрат­
ных связей и цепочек взаимного стимулирования между секторами при
переходе к рыночной системе, Огановский определил как устойчивое
развитие производительных сил — ни один из видов используемых
человеком органических природных благ — фауна, флора и плодоро­
дие почвы — не подвергается истреблению как даровые запасы, но
подлежит восстановлению и умножению.
И ещё один акцент в концепции Огановского, важный именно для
геополитической экономии: устойчивое развитие производительных сил
при связанном росте интенсивного сельского хозяйства, рыночности
и индустрии понимается как своего рода идеальный тип, к которому
подводит аграрная эволюция на известной степени густоты населения
в определённой географической зоне — странах умеренного климати­
ческого пояса.
Что же препятствовало приближению к этому типу в России, где
удерживала свои позиции «несчастная трехполка» и аграрное перена­
селение привело не только к беспорядкам 1902 г. и революции 1905 г.,
но и к великим потрясениям и катастрофам 1917—1922 гг.?
Главной бедой российского сельского хозяйства Огановский считал
малоземелье, усугубленное долгим грузом выкупных платежей, при­
ниженностью крестьян перед помещиками и начальством, недостатком
агрономов и вообще — слабым просвещением деревни.
Реформа 1861 г. вместе с урезанными наделами дала простому
народу свободу плодиться и множиться. Задерживаемый крепостным
правом естественный прирост после реформы удвоил население за
50 лет. Но производительность земли за это время почти не развилась,
относительно слабо эволюционировала и индустрия, и города не могли
поглотить и десятой доли прироста сельского населения, в основном
оставшегося на той же самой земельной площади, которая должна
была теперь прокормить удвоенное количество населения. Отсюда
— предельная острота для крестьянской массы вопроса о земельной
прирезке, которая в действительности при сохранении старого трехпо­
лья не была выходом из тупика. «Элементарные расчеты показывают,
что даже доведение крестьянских наделов до потребительных норм,
при экстенсивном хозяйстве, поглотило бы почти целиком весь фонд

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

125

удобных помещичьих, казенных, удельных и монастырских земель»
(Огановский 2001. с. 41). В подавляющем большинстве своём лишённые знаний и капиталов, необходимых для интенсификации хозяйства,
единственное средство создать себе мало-мальски сносную возмож­
ность существования крестьяне видели в прирезке земли. «Всеобщее
ощущение острого крестьянского малоземелья передалось и в интел­
лигентские слои общества. Кто помнит содержание бесчисленных книг
■ и брошюр по аграрному вопросу этой эпохи, тот может подтвердить,
, что оно, в огромном большинство случаев, сводилось к такой элемен­
тарной схеме: крестьяне бунтуют, потому что они голодны, а голодают
они, потому что у них земли мало» (там же).
(.
В конце XX и нач. XXI в., когда никто не читает книг эпохи Огановского, а число апологетов Столыпина множится в большей прогрессии,
чем русское крестьянство в конце XIX — начале XX в., малоземелье
того времени если и принимается во внимание, то как «миф», создан­
ный большевиками и вообще левыми партиями. Тогда представители
не только левых, но отчасти даже правых направлений сходились на
том пункте, что земли прибавить крестьянам необходимо теперь же.
Однако, после того как за либеральный проект передачи крестьянам
части помещичьих имений лишился своего поста главноуправляющий
землеустройством и земледелием в 1905—1906 гг. Н.Н. Кутлер, и была
дважды разогнана Государственная Дума, где громко звучали голоса
крестьянских депутатов (вовсе не революционеров), вопрос был за­
крыт. Призванный во власть П.А. Столыпин сделал ставку «на силь­
ных» — на разрушение общины, на отслаивание от крестьянства не­
которого количества сельской буржуазии, которое могло бы служить
правительственной опорой и оплотом против антипомещичьего недо­
вольства остальной крестьянской массы. Правительство Столыпина
«спроектировало комбинацию, удовлетворяющую и его собственным
политическим интересам, и назревшим хозяйственно-экономическим
нуждам страны» (там же, с. 43). Пренебрегая заботой о слабых элемен­
тах крестьянства, до тех пор являвшейся основной идеей большинства
общественных направлений, оно озаботилось созданием значительного
по величине, политически-консервативного и экономически-сильного
класса собственников-хуторян.
Огановский показал односторонность расхожих мнений как против­
ников, так и сторонников общинного землевладения. Первые игнориро­
вали факты, свидетельствовавшие о возможности улучшений — вплоть
до коренной реорганизации системы полеводства или трансформации се-

126

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

вооборотов — в рамках общины и о том, что прогресс сельского хозяй­
ства не задаётся формами земельной собственности, а связан с глубже
лежащими факторами уплотнения и социокультурного развития насе­
ления. Вторые были неправы в том, что община препятствует расслое­
нию крестьян — в действительности она заключает в себе целую гамму
дворов различной экономической силы, безлошадных и многолошадных,
нанимающих батраков и идущих в батраки; массовые статистические
цифры не дают указаний на меньшую расслоенность общинников срав­
нительно с подворниками. Что касается наиболее острого аргумента с
обеих стороны — чрезполосицы, то она обусловлена более не общиной,
а деревенской формой поселений как таковой — с дальностью полос,
избавиться от которой можно только путем расселения больших дере­
вень — единоличного (хутора) и группового (отруба).
Огановский соглашался с тем, что хуторизация является самым ра­
дикальным средством уничтожения не только вредной, но и всякой
чрезполосицы, и с технической точки зрения хутора там, где они воз­
можны, почти совершенная форма землеустройства. Но распростране­
ние её наталкивается на существенные ограничения культурно-исто­
рические (опасность вражеских нашествий, национальные привычки),
и особенно географические, связанные с доступностью к источникам
воды и дорожной сети.
В современной терминологии первые ограничения можно назвать ге­
ополитическими и институциональными, вторые — инфраструктурны­
ми. Акцентируя их значение для России, Н.П . Огановский ссылался
на главного иностранного советника при проведении зем леустрой­
ства — датчанина А.А. Кофода — и на самого П.А. Столыпина.
Все страны процветающего хуторского расселения — Дания, Ш ве­
ция, США, Канада — страны многоземельных крестьян. На трех де­
сятинах завести хутор нельзя. «Недаром во всех районах расселения
в России говорят, что переход к хуторскому хозяйству не помогает
малоземельным, недаром законодательства скандинавских стран, по­
ощряя расселение, позаботились о предоставлении возможности мало­
земельным оставаться в селениях», — отмечал А.А. Кофод. «Словом,
массовое расселение на хутора, — добавлял от себя Н.П. Огановский, — у
нас, как и везде, требует «прирезки земли», которую с таким негодо­
ванием отвергло наше правительство» (там же, с. 52—53). Немецкие
колонисты-меннониты устроили высокоурожайное хуторское хозяйство
в Самарской губернии — но у меннонитов, в среднем, 93 десятины на
семью — в 18 раз больше, чем у русских крестьян той же губернии.

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

127

Обладая порядочными капиталами, меннониты смогли обеспечить
и главное естественное условие хуторизации — обводнение угодий.
«Хуторское расселение всецело зависит от условий водоснабж е­
ния», — цитирует Огановский никого иного, как Столыпина; без
воды хутора абсолютно невозможны, а при малых колодцах обречены
на жалкое существование. Потребность в воде увеличивается с ин­
тенсификацией земледелия — гуще и выше растут полевые культу­
ры, поглощающие почвенную влагу; «хуторизация без достаточного
орошения возможна в сухих районах только на больших площадях и
при чисто зерновом (хищническом) хозяйстве, которое через несколько
лет, или — на лучших почвах — через несколько десятилетий — ис­
тощит землю и приведёт к необходимости переселиться на новые места
или создать гигантскую систему орошения» (Огановский 1917, с. 38).
В этом выводе Огановского62 — и критерий взвешенной оценки
«административного восторга», проявленного при поспешном и насиль­
ственном насаж дении «столыпинских» хуторов63, и предвосхищ ение
возникш их уже во второй половине XX в. проблем и з-за пагубно­
го сокращ ения чистых паров в главных житницах С оветского Со­
юза — зонах недостаточного увлаж нения. П роблем, обеспечивших
СС С Р печальное лидерство в импорте зерновых (Б елозерцев 1998,
с. 102—103, Липец и др. 1999, с. 120).
Теория аграрной эволюции Н.П. Огановского была наиболее мас­
штабным применением историзма для обоснования народнической госу­
дарственно-кооперативной программы некапиталистического развития
России. Систематизированный учёным материал — предостережение от
новых попыток вывести сельское хозяйство страны из обусловленного
природно-климатическими и долгосрочными историческими факторами
состояния нужды за счёт одной единственной «добродетели» — будь
то столыпинская хуторомания, сталинская коллективизация, вильям62 Почему-то опущенном при переиздании работы «Разрушение общины» в
2001 г.
63 «Хутору нужен выход к воде. Это можно обеспечить в северо-западных гу­
берниях. Но большая часть европейской России засушлива и маловодна. Каждый
хутор прилепить одной границей к речке или пруду невозможно. Бурить артезиан­
ские колодцы крестьянам не под силу. Да и надо знать, где бурить. Но инструкции
первых лет реформы упрямо твердят: «Наиболее совершенным типом земельного
устройства является хутор». И исполнительные чиновники нарезают хутора в без­
водных заволжских степях. Инструкция выполнена, а там хоть трава не расти»
(Дякин 1990. с. 120).

12 8

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

совское травополье, хрущёвская кукуруза или гайдаровские посулы
от «полноценного земельного рынка». Концепция Н.П. Огановского
представляет ценность и в ином отношении — как вклад в методоло­
гию построения политэкономической теории всемирно-исторического
процесса.
3.4. Геополитическая экономия всемирно-исторического процесса
В конце XX в. белорусский экономист С.В. Онищук предпринял
оригинальную попытку уточнить и модифицировать предложенный
К. Марксом стадиальный критерий развития производительных сил
общества для объяснения неудач исторических предсказаний самого
Маркса и фактов неравномерности хозяйственного развития отдельных
стран и целых регионов планеты. Обосновывая новый взгляд на феномен
зарождения капитализма в Северо-Западной Европе и на предпосылки,
позволившие Японии стать единственной из стран Востока, сумевшей
утвердиться на пути независимого капиталистического развития, Они­
щук внёс принципиальные уточнения в историко-материалистическую
схему Маркса, не подозревая, что повторяет логику эволюционной
концепции Н.П. Огановского:
1) первостепенное значение долговременных тенденций интенси­
фикации сельского хозяйства сравнительно с характером отношений
собственности;
2) определяющее влияние сгущения населения на переход от менее
интенсивной к более интенсивной системе земледелия;
3) «отщепление» достаточного количества рабочей силы от земле­
делия как важнейшее условие перехода к индустриальному типу про­
изводительных сил, к капиталистической формации;
4) степень интеграции животноводства в земледельческую систему
как критерий того ускорения роста производительных сил, которое в
итоге позволяет при умеренном увеличении трудозатрат существенно
увеличить производство в сельском хозяйстве и направлять непрерыв­
но возрастающее число работников в промышленные отрасли;
5) уникальность умеренно-климатического пояса Европы для соз­
дания предпосылок интеграции земледелия и животноводства, обусло­
вившей успешный переход от классического трёхполья к травополью и
плодосмену и тем самым — начало развития капиталистических отно­
шений на основе высвобождения работников из аграрного сектора и их

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

129

поглощения промышленными отраслями, в том числе производящими
средства производства.
Опираясь на работы датской исследовательницы Э. Босеруп и англо-аме­
риканских историков-экономистов второй половины XX в., С.В. Онищук
получил результаты, повторяющие ключевые выводы теории аграрной
эволюции, сделанные ещё в начале XX в. Н.П. Огановским64. П рав­
да, Онищук пошёл дальше: от воспроизводственной типологии систем
сельского хозяйства и модели «преодоления компенсационного барьера
для увеличения доли несельскохозяйственного населения» он перешёл
к типологии моделей индустриального роста (синхронная, структурно­
адаптационная, форсированная), учитывающей экономические и по­
литические зигзаги XX в.
Концепцию политической экономии мирового исторического про­
цесса С.В. Онищука, как и теорию аграрной эволюции Н .П . О гановского, можно отнести к геополитической экономии, так как ис­
ходные пункты расхождения в генезисе капитализма определяются, в
конечном счете, природными условиями. Высшая ступень интеграции
животноводства и земледелия характерна для сельскохозяйственных
систем западной и центральной части умеренного пояса Европы; сред­
няя — для восточной части умеренного пояса Европы и пояса суб­
тропиков от Испании и Магриба до Китая и Японии; низшая — для
тропического пояса. Субтропическое сельское хозяйство Средизем­
номорья (включая двуполье Римской империи) и трудоинтенсивные
азиатские системы земледелия характеризовались вытеснением скота
из земледелия и замещ ением пастбища пашней; в дальневосточном
регионе дезинтеграция земледелия и животноводства привела почти к
исчезновению пастбищ с минимизацией количества крупного рогатого
скота65; тогда как в умеренном поясе Европе трехполье (сменившее
64 Вывод о степени интеграции животноводства в земледельческую систему как
критерии прогресса производительных сил был обоснован также в незавершенной
работе (Морозов 1968) одного из основателей советской экономической географии
Н.В. Морозова (1893—1949).
65 Как отмстил Н.В. Морозов, Древний Восток с его контрастными типами
ландшафтов развил обе основные отрасли сельского хозяйства как ведущиеся раз­
дельно, обособленно одна от другой : кочевое скотоводство в полупустынях, плуж­
ное земледелие в крупных речных долинах и в других местностях, где при наличии
возможностей для искусственного орошения или при достаточном естественном
увлажнении кочевники-скотоводы не захватывали земли под свои пастбища (Мо­
розов 1968, с. 182).

13 0

Часть 2. Глобальные экономике-геополитические концепции

залежную систему) позволило при гораздо меньшей сравнительно с
субтропиками плотности населения постепенно наращ ивать поголо­
вье скота; потребность в сохранении этой тенденции в условиях сгу­
щения населения и наступления пашни на пастбище подтолкнула к
травополью и плодосмену.
Придавая, как и Н.П. Огановский (и в отличие от К. Маркса) клю­
чевое значение росту плотности населения, С.В. Онищук вводит поня­
тия гравитационного коллапса и демографического коллапса, связыва­
ющие с динамикой народонаселения и подушевой производительности
то, что принято называть центростремительными и центробежными по­
литическими тенденциями.
Аграрное перенаселение — со снижением земледельческого про­
дукта на душу населения по мере сокращения обрабатываемой пло­
щади в расчете на работника — влечет за собой снижение удельного
веса неземледельческого населения. Политическая власть отвечает на
это ограничением свободной торговли зерном и таксацией цен, регла­
ментацией ремесла, истреблением части знати и крупных торговцев
с конфискацией их земель и капиталов, сменой рыхлой феодально­
клановой структуры жесткой социальной пирамидой. Разновидностями
гравитационного коллапса можно считать образование единых госу­
дарств-деспотий в Индии и Китае, переход Римской республики в им­
перию, установление католического абсолютизма в Испании, режима
Токугава в Японии. Гравитационный коллапс тормозит рост населения
и стабилизирует подушевое потребление, но новое повышение числен­
ности населения ведёт к обнищанию, а государственное (через рост
налогов) перераспределение зерна в пользу неземледельческих сфер
(ремесло и управление) — к социальному недовольству и восстаниям.
Если карательный аппарат ослаблен снижением силы и довольствия
ввиду недостатка средств, централизованная государственная струк­
тура распадается; население сокращается вследствие голода и междо­
усобных войн — происходит демографический коллапс, «сбрасываю­
щий» весь прирост населения (до 40% от общей численности).
Такие коллапсы, выражающие присущую докапиталистических
обществам тенденцию циклического развития расширенного воспро­
изводства, неоднократно происходили в Китае, Индии, Средиземно­
морье, сопровождаясь, как правило, опустошительными нашествиями
кочевых народов. В ходе демографического коллапса XIV—XV вв. н. э.
Византийская империя распалась и была завоевана кочевниками-турками, в результате чего возникла Османская империя. Коллапсы осо-

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

131

бого характера с незавершенной «ползучей деспотизацией» и подрывом
экосистем происходили в тропическом поясе (там же, с. 30—31).
Северо-Западную Европу миновал гравитационный коллапс, по­
скольку гораздо большая роль скота при трехполье, чем при двуполье
и трудоинтенсивном земледелии, привела с наступлением пашни на
пастбище сразу к демографическому коллапсу. В виде так называ­
емой «черной смерти», общеевропейской эпидемии чумы в середине
XIV в., последствия которой в Северо-Западной Европе кардинально
отличались от последствий демографического коллапса в субтропиче­
ской полосе. Сокращение населения привело к высвобождению скота.
В расчете на душу населения увеличилось как количество земли, так
и количество скота. Сокращение потребностей в продовольствии по­
зволило выделить часть пашни для выращивания овса для лошадей.
Внедрение лошади, в свою очередь, позволило значительно увеличить
обрабатываемую площадь в расчете на хозяйство. Но только в ряде
областей вокруг Северного моря — Англии, Нормандии, Голландии,
Фландрии — был накоплен минимум поголовья скота, необходимый
для этого перехода к травополью с внесением нужного количества ор­
ганического удобрения. Во внутренних областях Центральной Европы
скота было все еще недостаточно, вновь началось наступление пашни
на пастбище, приведшее к падению урожайности и новому демографи­
ческому коллапсу в XVII в., сильнее всего поразившему Германию.
В России гравитационный коллапс в XVI в. проходил в условиях пере­
хода от залежных систем к трехполью и завершился в начале XVII в.
демографическим коллапсом (С м утное время). О днако не п рои зо­
шло вы свобож дения скота вследствие недостаточности его пого­
ловья. В дальнейшем происходило неуклонное наступление пашни на
пастбище, однако этот процесс в сильной степени замедлялся миграци­
ей населения на обширные неосвоенные территории.
Природным преимущ еством региона возникновения к ап и тал и з­
ма — берегового кольца вокруг С еверного моря Европы (Англия,
север Ф ранции, Н идерланды) — было наличие условий для содер­
жания скота: обилие естественных пастбищ и длительный безморозный
период, в течение которого скот можно было пасти, не прибегая к
заготовке кормов. Чем дальше на восток Средней Европы, тем короче
безморозный период и, соответственно, длиннее период стойлового со­
держания скота, и тем большая потребность в заготовленных кормах.
Необходимость дополнительных трудозатрат по заготовке кормов не
позволяла земледельцам Центральной и особенно Восточной Европы

1 32

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции

наращивать поголовье скота такими же темпами, как Англия. И имен­
но в Англии принял необратимый характер переход от циклического
типа расширенного воспроизводства к поступательному.
Детали историко-воспроизводственной типологии С.В. Онищука,
как и теории аграрной эволюции Н.П. Огановского могут быть оспоре­
ны, но положения о стадиальном и цивилизационном значении интегра­
ции животноводства в земледельческую систему и о переходе в Европе
от трёхполья и к. травополью и плодосмену как факторе прорыва в ин­
дустриальное общество выглядят убедительными. Между тем ни один из
существующих в России вузовских учебников по экономической истории
об этом факторе — агротехнологической революции — не упоминает, а
единственный переводной курс ограничивается одним абзацем (Каме­
рон 2001, с. 208—209). Как подступы к геополитической экономии все­
мирно-исторического процесса, преодолевающей ограниченность ф ор­
мационного подхода и расплывчатость «цивилизационных», концепции
Огановского и Онищука ценны обоснованием значимости социально­
демографического и структурно-отраслевого аспектов. Но есть ещё
один аспект, намеченный у обоих авторов отдельными штрихами, но
знаковый для конца XX в. и нового XXI в. — аспект экологический.
Введённая Н.П. Огановским категория устойчивого развития
производительных сил, подразумевавшая такую структурную сба­
лансированность земледелия, животноводства и городской индустрии,
при которой они стимулируют рост друг друга, акцентировала момент
восстановления человеком трёх органических благ природы — флоры,
фауны и почвы. В понятие «устойчивое» Огановский вкладывал имен­
но тот смысл, который содержится в английском термине sustainable.
Современная формула устойчивого развития (sustainable development)
появилась в 1980 г., а вошла в обиход после Конференции ООН по
окружающей среде и развитию в Рио-де-Ж анейро (1992). Хотя эко­
логическая проблематика звучит обертоном в теории Огановского,
русский политэконом-народник может считаться предшественником
современного обсуждения «механизма формирования устойчивой ци­
вилизации».
Как политэконом-народник Огановский стремился обосновать путь
некапиталистического развития. Не отрицая фактов расслоения
русской общины и помех, создаваемых ею росту производительности
труда, Огановский настаивал, что община «важна в настоящем, как
страховой союз для обеспечения прирастающего населения землей, она
важна для будущего, как зародышевая ячейка грядущего коллективиз-

Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции

133

ма. Как она ни плоха сейчас, но только в ней могут сохраниться те
чувства, те психические настроения масс, которые облегчат переход к
земледельческой производительной кооперации» (Огановский 2001, с. 47).
Не отрицая капиталистического крупнопромышленного прогресса, Огаиовский доказывал, что особенности сельского хозяйства, требуя не
столько основного, сколько оборотного капитала, дают преимущества
предприятиям средних размеров. Убеждённость Огановского в том, что
процесс аграрной эволюции состоит не в разделении труда и упро­
щении приёмов, как в промышленности, а в соединении различных
видов труда и усложнении приёмов (распашки, севооборотов, внесения
удобрений, ухода за растениями и скотом, селекции и т. д,), привела
к своеобразной формулировке критерия прогресса хозяйственной де­
ятельности человека: способность содействовать природе в производ­
стве благ (там же, с. 567). Если в доземледельческом фазисе человек
занимался голым истреблением даровых благ природы, а в экстенсив­
ном земледельческом — развивал одни элементы творчества природы
в ущерб другим, то интенсивный фазис Огановский считал тенденци­
ей к прекращению истребления и «развитию всех сторон природного
творчества».
Пути аграрной эволюции XX в. оказались много сложнее, чем пред­
полагал в начале столетия Огановский, считавший, что особенности
сельскохозяйственного производства влекут его к дроблению, не давая
ходу крупным предприятиям ни о капиталистической, ни в коллекти­
вистической форме. Трагический опыт форсированной коллективиза­
ции в СССР требует отдельного рассмотрения, но среди его уроков
— недопустимость «догматизма концентрации», против которого так
горячо протестовал Огановский. Эволюция же сельского хозяйства в
передовых странах подтвердила правоту Огановского в формулировке
интегрального критерия сельскохозяйственного прогресса: блестящие
результаты «аграрной революции» XX века были достигнуты за счёт
интенсивных систем, интегрирующих обработку земли и животновод­
ство (Ван дер Вее 1994, с. 71—72). Русский экономист ошибся в про­
гнозах о преимуществах мелкомасштабных аграрных предприятий и
не смог предвидеть столь резкого падения удельного веса сельского
хозяйства в структуре занятости и национального продукта. Н.П. Ога­
новский, как и теоретики организационно-производственной школы,
осознавал альтернативность эволюции сельского хозяйства в XX веке.
«Если бы было побеждено значение пространства, техника производ­
ства стала бы благоприятной для концентрации, и если к тому времени

134

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

кооперация не разовьёт достаточной силы, то наши потомки увидят по­
бедоносное шествие капитализма и в сельском хозяйстве» (Огановский
1911, с. 303). Эволюция фермерства в США закрепила ту тенден­
цию, которой организационно-производственная школа противопостав­
ляла планы «кооперативной коллективизации», — подчинение сель­
скохозяйственного производителя системе высококонцентрированного
агробизнеса с господствующим положением крупных посреднических
фирм, контролирующих инфраструктуру производителей конечной
продукции. Революционное повышение урожайности полевых культур
и продуктивности скота оказалось более связанным не с «оживлением»
труда (переменный капитал), а с наращиванием постоянного капита­
ла (основного и элементов оборотного) — механизацией, компактные
формы которой преодолели указанные Огановским ограничения в при­
менении машин; концентрацией производства комбикормов, химиче­
ских удобрений, стройматериалов для сельского хозяйства на специа­
лизированных фабриках; разработкой высокоурожайных сортов семян
в научно-исследовательских центрах.
Оборотной стороной химико-механической интенсификации сель­
ского хозяйства и использования в агросфере методов, приближаю­
щихся к фабричным, стало массированное техногенное воздействие
на природную среду, приведшее к негативным экологическим по­
следствиям (Ковалёв 2005, с. 23). Приоритеты появившейся в конце
XX в. альтернативной биодинамической агрикультуры напоминают
идеалы Н.П. Огановского: искусное использование потенциала живой
природы; неукоснительное использование севооборотов, включающих
бобовые; возрастание роли живого труда; путь к спасению мелкого
фермерства (там же, с. 25—27). Хотя удельный вес биодинамического,
или органического земледелия пока очень незначителен (0,2% посев­
ных площадей), оно вносит свою лепту в современное обоснование
идеологии устойчивого развития, предтечей которой был российский
политэконом.
Один из наиболее ярких представителей обновлённого народниче­
ства, Н.П. Огановский ввёл в этическую постановку аграрного во­
проса «защиту органической деятельности природы». «Мы считаем с
общенародной точки зрения недопустимым хищническое истребление
лесов по берегам реки, или рыбы в реках, или плодородия почвы в це­
линных степях, все равно, расхищают ли это общенародное достояние
крестьяне или капиталисты»; «безусловно важен тот факт, что запасы
природных благ — величина ограниченная и поддающаяся уничтоже-

Глава 4. Геополитическое измерение глобальной модели...

135

нию» (Огановский 1911, с. 565). В этих словах — предвосхищение
современной политэкономической формулировки национального ин­
тереса, обязательно подразумевающего учёт интереса будущих поко­
лений перед лицом ресурсных и экологических ограничений.

Глава 4. Геополитическое измерение глобальной модели
экономической динамики Н.Д. Кондратьева
Тектологическое исследование «цепных процессов расширения и су­
жения рынка» (Богданов 1916, № 3, с. 141) как глобальной экономиче­
ской разновидности самой распространенной формы восстановления
равновесий — периодических колебаний или «волн» (Богданов 2003,
с. 35) — вошло в концептуальный фонд школы русского циклизма, обо­
значившейся в начале XX в. и особенно ярко — в 1920-е гг. (Яковец
1998, с. 52—57). Видный климатолог М.А. Боголепов (1875—1933) ещё
в 1907 г. обнаружил примерно 33-летнюю периодичность голодовок и
набегов кочевников в исторической жизни Европейской России, вы­
сказав гипотезу о возможной связи климатических колебаний с 11летней периодичностью пятнообразовательной деятельности Солнца
(Боголепов 1912). Революционные события 1917 г. значительно усили­
ли интерес к возможной связи между колебаниями солнечной энергии
и земными политическими бурями. Об этом писали и не торопившийся
с выводами археоастроном и метеоролог Д.О. Святский (1881 —1940), и
выдающийся физиолог В.М. Бехтерев; а наиболее масштабную — гелиобиологическую — концепцию построил историк и естествоиспыта­
тель А.Л. Чижевский (Чижевский 1924). Его книга появилась в том же
году, что и доклад Николая Дмитриевича Кондратьева (1892—1938)
«Большие циклы конъюнктуры», ставший крупнейшим явлением шко­
лы русского циклизма.
Гипотеза Кондратьева выросла из солидной традиции политэкономического изучения периодических экономических кризисов как тео­
рии колебаний конъюнктуры — с построением моделей, подкреплённых
статистическими сводками и основанных на гипотезах о циклах раз­
личной длительности. Американский экономист Х.Л. Мур (1869—1958)
построил модель 8-летних экономических циклов как производных от
циклов урожайности, генерированных факторами космического поряд­
ка (Вайнштейн 1928; Кондратьев 1993, с. 27). Самый молодой пред­
ставитель германской исторической школы А. Ш питхоф (1873—1957)

136

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

обнаружил два типа длительных периодов экономической динамики —
«прилива» и «отлива», повышательный и понижательный (Солнцев 1933,
стб. 349—350; Кондратьев 1993, с. 28). Сотрудники руководимого Кон­
дратьевым Конъюнктурного Института при Наркомате финансов из­
учали разнообразные аспекты циклической динамики, включая и вол­
ны научно-технических нововведений, и возможное влияние колебаний
солнечной активности на экономическую конъюнктуру.
Глобальный характер модели самого Кондратьева предопределил
её геополитэкономический ракурс, выраженный в подмеченных тео­
ретиком эмпирических правильностях больших циклов, особенно в
первой: наиболее интенсивные изменения в условиях хозяйственной
жизни общества происходят перед началом повышательной фазы каж­
дого большого цикла, а иногда и в самом начале её. Эти изменения
включают:
— значительные технические изобретения и открытия;
— глубокие изменения в технике производства и обмена;
— усиление роли новых стран в мировой хозяйственной жизни;
— изменения условий денежного обращения, связанные в том числе
с открытием новых месторождений золота.
Повышательная волна первого из выделенных Кондратьевым боль­
ших циклов начинается (рубеж 1780—90-х гг.) в разгар промышленной
революции, охватившей основные отрасли промышленности в Англии
и в меньшей степени во Франции, и сопровождается первым значи­
тельным шагом к выступлению США (с 90-х гг. XVIII в.) на мировом
рынке, следовательно, заметным расширением его орбиты. Повыш а­
тельной волне второго большого цикла предшествуют развертывание
железнодорожного строительства и изобретения, подготовившие бур­
ный рост (с 40-х гг. XIX в.) морского транспорта, а непосредственный
импульс ей дал значительный рост золотодобычи после открытия рос­
сыпей в Калифорнии (1848) и Австралии (1851). В связи с развитием
морского транспорта намечается новый этап в усилении роли США
на мировом рынке. Наконец, начало повышательной волны третьего
большого цикла совпадает с новой промышленной революцией, вы­
званной бурным прогрессом естествознания, особенно электродинами­
ки и химии, исвязанной с переворотом в моторной технике в области
силовых и рабочих машин, в технике освещения и связи благодаря
применению электричества и двигателей внутреннего сгорания. П ро­
исходит лихорадочное освоение новооткрытых золотых россыпей на
разных континентах (Аляска, Клондайк, Колорадо, Мексика, Транс-

Глава 4. Геополитическое измерение глобальной модели...

137

вааль, Индия, Западная Австралия), а в мировой рынок, помимо СШ А,
широко вовлекается ещё целый ряд стран молодой капиталистиче­
ской культуры — Канада и Австралия. Аргентина и Чили.
Беглый анализ Кондратьевым «витков» повышения с каждым но­
вым большим циклом значимости СШ А в мировом хозяйстве должен
быть дополнен прежде всего тем фактом, что поворотное и обязанное
росту морского пароходства событие усиления роли СШ А на мировом
рынке с середины XIX в. сопровождалось принудительным «откры­
тием» Японии под дулами «чёрной эскадры» (1853) с последующими
Ансэйскими договорами, так что усвоение дальневосточной страной
индустриального темпа западной цивилизации было своего рода пере­
катом растущ его могущества СШ А, за два больших цикла шагнувших
к мировому промышленному лидерству. В отдельном очерке об инду­
стриализации Соединённых Ш татов Кондратьев подробно остановился
на географических и исторических факторах исключительного роста
производительных сил заокеанской державы. Прежде всего — чрезвы­
чайно благоприятное положение на огромной, но компактной по свое­
му рельефу части североамериканского материка в отдалении сильных
соседних стран, что в значительной степени предопределило прочное
хозяйственно-политическое единство страны и сравнительно спокой­
ные условия её развития (Кондратьев 1926, стб. 194—195). Извилистые
берега благоприятствовали выходу к основным морским торговым пу­
тям, обширные территории с разнообразием богатых почв — развитию
всех основных отраслей сельского хозяйства, богатейшие ископаемые
ресурсы (огромные запасы угля, железа, цветных металлов) — росту
промышленности. Иммиграция явилась ускорителем экономическо­
го развития, рекрутируя кадры рабочей силы из населения не про­
сто активного, ищущего лучшей доли, но долгое время прибывавшего
главным образом из стран высокоразвитой культуры, что привносило
в американское население не только предприимчивость, но и хозяй­
ственный опыт. Приток капитала из тех же культурных стран (Англия,
Германия) завершил «комбинацию благоприятных условий для роста»
(там же, стб. 198—199).
В написанной тогда же (1926), что и «Индустриализация С.Ш .»,
статье «Проблема предвидения» (1926) Кондратьев привёл в качестве
примера верного прогноза утверждение Брукса Адамса (1857—1927),
что экономический центр мира переместился в Соединенные Ш таты:
удельный вес их в мировом хозяйстве будет и дальше быстро повы­
шаться, а «весь мир будет платить им дань» (Кондратьев 1993, с. 163).

138

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции..

Вызывающий трактат Адамса «Новая империя» был издан в русском
переводе (под заглавием «Новая держава») братьями Рябушинскими
во время их попытки объединения московских предпринимателей и
профессуры для обоснования «экономической идеи Великой России».
Адамс, будучи решительным идеологом американского экспансиониз­
ма66, выстроил концепцию всемирной истории как сдвигов великодержавия с востока на запад вместе с перемещением торговых путей и
центров разработки минеральных богатств. «Минералогия и геогра­
фия должны способствовать разумению истории... ибо первая позволяет
распознавать те силы, которые передвигали центры государственности,
а география — те препятствия, которые встречало это передвижение
по пути наименьшего сопротивления» (Адамс 1910, с. 3).
Ни кружок Рябушинских, ни Кондратьев не обратили внимания на
другой прогноз Адамса: о противостоянии СШ А и России. Убежден­
ный в предназначении США как «новой мировой империи», Адамс по­
лагал, что судьба XX столетия определится в зависимости от того, кто
овладеет ресурсами и рынками Китая: там США придётся столкнуться
с Россией, утвердившейся в Маньчжурии и Приамурье и строившей
трансконтинентальную железную дорогу с конечными пунктами-пор­
тами в заливах Ж елтого моря. Считая страны Восточной Азии, прежде
всего Китай, рынками, необходимыми для американской промышлен­
ности, Адамс проповедовал достижение любыми средствами, включая
военные, преобладания над Россией, изображая ее не только главным
будущим соперником США на мировой арене, когда Европа отойдет на
второй план, но прямой наследницей Византийской империи и всегдаш­
ним антиподом западной цивилизации. Выводы «первого американского
геополитика» были безапеляционны: «в мировом хозяйстве нет про­
странства для двух центров богатства и империи. Слабейший должен
быть принесен в жертву. Один организм в конце концов разрушит
другой» (цит. по: С отпн^ег 1950, р. 289).
Западная Европа стала отходить на второй план после I мировой
войны, из которой США вышли, располагая более чем половиной ми­
рового золотого запаса; производя до половины и более мирового объё­
ма чугуна и стали, алюминия, меди, фосфатов; добывая до 70% нефти
в мире. В заключение своей статьи о Соединенных Ш татах Кондратьев

“ Именно Адамс уговорил всерьёз заняться политикой будущего «великого пре­
зидента» и идеолога «большой дубинки» Т. Рузвельта (Хофстедтер 1992, с. 245).

Глава 4. Геополитическое измерение глобальной модели...

139

отметил как кульминационный пункт их общеэкономического и индус­
триального развития, что они становятся из страны преимущественно
сельскохозяйственного экспорта всё более страной индустриального
экспорта, а из страны импорта капитала превратились в страну наибо­
лее развитого фондового капитализма и, «заменяя Францию, отчасти и
Англию, приступают к грандиозному экспорту капиталов» (Кондратьев
1926, с. 270). США поддержали восстановление английского фунта
стерлингов как основы мировой валютной системы золотого стандар­
та, а по общему объёму экспорта капитала к концу 1920-х гг. ещё
несколько отставали от Англии67. Именно это двоецентрие мирового
капиталистического хозяйства — когда Англия уже не могла быть его
стабилизатором, как в XIX веке и вплоть до 1913 г., а СШ А ещё не
«дозрели» до полного лидерства, — было признано глубинной основой
«великой депрессии» 1929—1933 гг. в наиболее известном ретроспек­
тивном её объяснении Ш псИеЬе^ег 1973). Современников (и профес­
сиональных экономистов более, чем остальных очевидцев) «великий
крах» 1929 г. ошеломил. Но он подтверждал ещё одну эмпирическую
правильность, подмеченную автором гипотезы больших циклов: пери­
одические кризисы, приходящиеся на понижательный период большого
цикла, должны характеризоваться особой длительностью и глубиной.
Однако в СССР беспрецедентный кризис мировой капиталистической
системы был воспринят не иначе, как её агония. Концепция Кондратье­
ва, ещё в середине 1920-х гг. ставшая мишенью для коммунистических
«вождей», была зачислена в разряд буржуазно-апологетических. Сам
же автор модели после «дела ТКП» угодил в застенки и следить за
ходом мирового экономического развития был вынужден из тюрьмы.
Политзаключённый Кондратьев с полным основанием считал, что его
идеи и основанные на них прогнозы «получили жизненную проверку и
вошли в фонд признанных положений». Убитый преступным режимом,
он уже не увидел капитального труда самого эрудированного эконо­
миста XX века Й.А. Ш умпетера «Деловые циклы» (1939), в котором
долгосрочные циклы конъюнктуры, интегрированные в инновационную
теорию экономической динамики, получили укоренившееся наименова­
ние «длинных волн Кондратьева».
На Западе «великая депрессия» дала импульс новому научному на­
правлению — истории вековой экономической конъюнктуры. Тон задал
67 В 1930 г. соответственно (без учёта военных долгов) 19,4 и 20,9 млрд, дол­
ларов (Бортник 1931, стб. 354).

14 0

Часть 2. Глобальные экономика-геополитические концепции..

профессор Высшей практической школы в Париже Ф рансуа Симиан
(1873—1935), выпустивший в 1932 г. книги «Старые и новые движения
с XVI по XX вв.» и «Экономические колебания в течение длительного
времени и мировой кризис». На основе анализа статистических данных
о колебаниях цен в течение веков Симиан сделал вывод о чередовании
в ходе мирового экономического развития повышательной и понижа­
тельной ф аз конъюнктуры, сопровождаемом «интерциклами». Почин
Симиана стал поворотным пунктом в историографии XX в., углубив­
шейся в изучение вековых экономических трендов, чтобы услышать
«музыку долгосрочной конъюнктуры, звучащей на два голоса» (Бро­
дель 1992, с. 76).
После «кейнсианской революции» экономисты на значительное вре­
мя оставили длинноволновую модель экономической динамики в «за­
пруде», пока структурные кризисы1973—75 гг. не дали хода её новым
течениям. «Волны Кондратьева» стали расходиться — большими или
меньшими кругами — не только по пространству экономического зна­
ния и смежных с ним областей общественных наук, но и по шкале вре­
мени большой длительности. Дополненная введённой для интерпрета­
ции великой депрессии Ч. Киндлбергером категорией гегемоиистской
стабильности и экстраполированная к исходному пункту формиро­
вания мирового рынка глобальная модель экономической динамики
Н.Д. Кондратьева стала основой построения модели циклов гегемонии
великих держав (Модельски, Томпсон 1992) и новой субдиспиплины
на стыке геоэкономики и политологии — геоэкономической политики
(Лапкин, Пантин 1999).
Геоэкономическая политика опирается на историческую рекон­
струкцию последовательной смены лидеров-центров и противоцентров
в глобальной системе политической дифференциации, мобилизации ре­
сурсов, территориального размещения производства и накопления ка­
питала. Обоснованную мир-системным подходом трихотомию гегемонии
в капиталистической мир-экономике (Валлерстайн 2001, с. 95—108),
российская концепция геоэкономической политики дополняет анализом
«противоцентров», бросающих вызов державам-гегемонам в циклах
глобальной динамики. Если лидеры-центры капиталистической мир-си­
стемы возникали из «соединённых» государств68 с относительно ранней
деполитизацией экономики и формированием ёмкого внутреннего рын“ Соединенные провинции Северных Нидерландов, Соединённое королевство
Великобритании, Соединённые Штаты Америки.

Глава 4. Геополитическое измерение глобальной модели...

141

ка69, стимулирующего интенсивную мировую океаническую торговлю
и рыночную индустриализацию, то противоцентры складывались как
мощные военные континентальные державы-империи (абсолютистская
Франция, германский рейх, СССР) с проведением силовой индустриа­
лизации «сверху» (кольбертизм, бисмаркизм, сталинизм) и состоянием
незавершенной (и как правило, неорганичной) модернизации. Смена
гегемона отличается логикой «хронополитического воспреемства»: ста­
рый центр-лидер встраивается в гегемонию нового центра, укрепляя и
её, и самого себя (отношение Голландии к Англии после войны за ис­
панское наследство, Англии к СШ А после второй мировой войны). Го­
раздо драматичнее судьба противоцентров: предельное напряжение сил
с затяжным вмешательством государства в экономику, подавлением
процессов внутренней политической дифференциации и ожесточенным
внешним противоборством позволяет достичь «героического мига», но
за этим следует крах в результате перенапряжения мобилизационных
структур имперского типа.
Определение пространственных, ресурсных и культурно-циви­
лизационных факторов циклической динамики мирового хозяйства
и державного мироустройства позволяет геоэкономически уточнить
критерии цивилизационного подхода к экономической истории Рос­
сии и выделить волны модернизации российского общества с прогно­
зом ситуации будущего (Лапкин, Пантин 2004, с. 221 —243). Таким
образом, концепция геоэкономической политики стыкует не только
геоэкономику и геополитику, но и кондратьевскую глобальную мо­
дель экономической динамики с моделями российских экономико­
геополитических школ, сущ ествовавш их в первой трети XX в. и рас­
сматриваемых далее.

65 Ф. Бродель подчеркнул, что Англия осуществила «революцию национального
рынка», первой достигнув политически и экономически связного пространства с
развитой транспортной инфраструктурой и широким внутренним спросом. Благо­
даря чему и взяла в итоге верх над небольшой Голландией, чья территория была
незначительна, а деятельность капиталистов ориентирована почти исключительно
на внешние рынки. Этот факт учитывается В. Лапкиным и В. Пантиным, которые
рассматривают Голландию в качестве «центра-предвестника» до появления полно­
весных лидеров капиталистической мир-системы — Великобритании и США.

142

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

Глава 5. Экономическая концепция евразийства
5.1. Политэкономические истоки доктрины евразийства
Затрагивать проблему евразийства значит становиться на зыбкую
идеологическую почву, расхлябанную поливами пристрастной поле­
мики, политиканствующего доктринёрства, квазифилософских спеку­
ляций и ярлыковых обвинений. Иные исследователи этой темы ока­
зались в ситуации раздвоения. Например, основательный вузовский
учебник Ю .Н. Гладкого с соавторами (Гладкий, Доброскок, Семенов
1999) оперирует понятием не только «евразийского пространства»,
но и «евразийского неудобья» — во многом повторяя, выводы на­
роднической политэкономии о природных факторах, препятствующих
«свободному полёту капитализма» в России. Но в статье с другими
соавторами о предмете геоэкономики тот же Ю .Н. Гладкий ссыла­
ется на «десятки аргументов в пользу того, что реализация евра­
зийской идеи (в её изначальном понимании) не в состоянии прине­
сти как минимум скорого процветания России» (Гладкий, Никитина,
М аруненко 2004, с. 11). Однако, во-первых, скорого процветания
Россия едва ли дождётся от реализации какой-либо идеи вообще.
Во-вторых, никто из современных адептов «неоевразийства» явно не
подразумевал реализации идеи в её изначальном понимании и даже
не придавал особого значения восстановлению этого «изначального»
понимания. Идеологически евразийство после распада СССР и оттор­
жения классового подхода дало выразительный лозунг сторонникам
реинтеграционных процессов на постсоветском пространстве, а также
демагогам державно-популистского либо ностальгически-имперского
толка. Такая ситуация — замещение евразийством «увядшего» марк­
сизма — отчасти соответствовала исходным замыслам евразийского
движения считалась вероятной даже его противниками в среде рус­
ской эмиграции (ЬйЬЫсНп 1946, р. 72). Но были и другие основания
для ретроспективного интереса к евразийскому движению, которое
было подчас скандальным, но в то же время снискало признание
единственного оригинального течения общественной мысли Русского
Зарубеж ья XX в. Для получившего интеллектуальную легитимность
современного российского «геополитизирования» в его полярностях
своего рода оселком стало отношение к перспективам России как
конституирующего центра макрорегиона и к целесообразности со-

Глава 5. Экономическая концепция евразийства

143

хранения и упрочения российского политического, экономического и
культурного присутствия в Евразии (Цыганков 2003).
С евразийским движением были связаны научные светила в разных
областях гуманитарной мысли — языкознании (Н.С. Трубецкой), исто­
рии и философии (Л.П. Карсавин), государствоведении (Н .Н . Алексе­
ев), историографии (Г.В. Вернадский); поначалу к нему примыкал и
авторитетный православный богослов Г.В. Флоровский. Отмеченное
обстоятельство в 1990-е гг. вызвало некоторую аберрацию в осве­
щении евразийства: фигура главного идеолога и экономического те­
оретика движения П.Н. Савицкого нередко оставалась в тени выше
перечисленных громких имён, и даже политические и историософские
декларации самого Савицкого заслоняли его экономическую доктрину.
В 2000-е гг. евразийству было уделено внимание и в аспекте истории
экономических учений (Воейков 2004, с. 169—181), но без углубления
в контекст российской политэкономической традиции. Этот пробел бу­
дет восполнен ниже.
Петр Николаевич Савицкий (1895—1968) окончил Петербургский
политехнический институт по специальности «экономическая геогра­
фия», которую преподавал В.Э. Ден. Несколько лет молодой экономико-географ был сотрудником П.Б. Струве — сначала как секретарь
редакции журнала «Русская мысль» (1916—1917), затем — как секре­
тарь министра иностранных дел антибольшевистских Вооружённых сил
Ю га России. В штабе белогвардейского правительства в Крыму судьба
столкнула Савицкого с представителем Антанты профессором Лон­
донской школы экономики X. Маккиндером (1863—1947) — автором
первой глобальной модели в западной геополитике: «осевого региона»,
или «Хартленда», «сердцевинной земли». Отправным пунктом для док­
трины М аккиндера было англо-русское соперничество в Азии, поро­
дившее существенную для британской колониальной идеологии XIX в.
версию о «русской угрозе» Индии (Ш тейнберг 1950; Наипег 1992).
В докладе Маккиндера «Географическая ось истории»! 1904) централь­
ная Евразия — с её обширным поясом степей и пустынь бассейнами
крупных рек, стекающих либо в закрытые озера (Волга, Амударья
и Сырдарья) либо в Ледовитый океан (Обь, Енисей, Лена), — была
обозначена понятием «осевой регион мира». Этот величайший матери­
ковый массив без удовлетворительных путей для мореплавания много
веков представлял совокупность благоприятных условий для племен
кочевников-наездников. Большая часть истории европейской цивили­
зации — «комментарий» на изменения, прямо или косвенно явившиеся

144

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

последствиями вторжений через степной «створ» между Уральскими
горами и Каспием номадов, которые с V и по XVI столетие проника­
ли до венгерской пушты70 и наносили удары по оседлому населению
Европы. На запад, на юг и на восток от «осевого региона» находятся
«пограничные регионы», доступные для мореплавания. Два из них —
Индия и Китай — лежат в зоне муссонов и обращены соответственно
к Индийскому и Тихому океанам. Третий — безлесный и испещренный
пустынями Ближний Восток — расположен между Каспийским, Чер­
ным, Средиземным, Красным морями и Персидским заливом и вполне
подходит для жизнедеятельности кочевников, но связан водными путя­
ми с цивилизованным миром Средиземноморья и Индии. Это область
«сельскохозяйственного населения великих оазисов», подверженных
череде миграций, с одной стороны, центральноазиатских кочевников, с
другой, народов Средиземноморья, желавших захватить наземные пути
между западным и восточными океанами. «Всякий раз, когда оазисы
Египта, Сирии и Вавилонии приходили в упадок, жители степей по­
лучали возможность использовать плоские равнины Ирана в качестве
форпостов, откуда они могли наносить удары через Пенджаб в Индию,
через Сирию в Египет, а через Босфор и Дарданеллы — в Европу».
Турки, пришедшие из самого сердца Азии, сменили монголов, задер­
жавших и исказивших развитие России «именно в то время, когда
остальная Европа быстро шагала вперед» (Mackinder 1970, р. 166).
Историческое значение открытия пути в Индию вокруг мыса Д о­
брой Надежды Маккиндер расценил как нейтрализацию стратегических
преимуществ центрального положения, занимаемого степняками, — по­
явление возможности надавить на них с тыла. Передвижение по по­
верхности океана явилось естественным соперником передвижения на
верблюдах и лошадях внутри континента. В итоге Европа — зажатая
в средние века между песками Сахары на юге, неизведанным океаном
на западе, льдами и бескрайними лесами на севере и северо-востоке
и угрозой нападений кочевников с юго-востока — поднялась над ми­
ром, дотянувшись до 38 морей и распространив свое влияние вокруг
евроазиатских сухопутных держав, ранее угрожавших самому ее су­
ществованию. Но пока морские народы Запада подчиняли себе океа­
ническое побережье Азии, «Россия организовала казаков и, выйдя из
своих северных лесов, взяла под контроль степь, выставив собственных
70 Степной район, окаймленный Дунаем, Альпами и Карпатами.

Глава 5. Экономическая концепция евразийства

145

кочевников против кочевников-татар» (ibid., р. 168). Решающим ш а­
гом в замещении Монгольской империи Российской Маккиндер считал
сооружение Транссибирской магистрали. Полагая, что трансконтинен­
тальные железные дороги нигде не являются столь эффективными, как
в закрытых центральноазиатских районах, Маккиндер наметил конту­
ры глобального противостояния осевого «российско-монгольского» ре­
гиона и океанического «кольца» Британии и её доминионов совместно
с СШ А и Японией.
После 1 мировой войны Маккиндер обозначил евразийский осевой
регион как «Хартленд» (Heartland), заимствовав понятие, предложен­
ное его соотечественником Дж. Фергривом в книге «География и ми­
ровое господство» (1915). Фергрив акцентировал превосходство, до­
стигнутое Западом в энергетике. «Великий угольный пояс» протянулся
через Европу и был обнаружен в сходных пластах по другую сторо­
ну Атлантики, став центром мировой промышленности и средоточием
международной власти (Fairegrieve 1915, р. 330). Фергрив выделил
между евразийским Хартлендом и кольцом морских держав «стисну­
тую зону» государств-«буферов» (от Польши и Ш веции до Кореи),
включающую и такие страны, как Германия, Индия и Китай, которые
могут стать центрами организации для Хатленда. Маккиндер принял
и корректировку Фергрива, что «сдвиг центра мировой силы с запада
на евразийский восток» может быть связан с организацией Хартленда
вокруг Москвы или Берлина, также как вокруг Пекина или Токио. Мо­
дель была резюмирована формулой: Кто правит Восточной Европой,
господствует над Хартлендом; кто правит Хартлендом, господствует
над Мировым островом (т. е. Старым Светом); кто правит Мировым
островом, господствует над миром (Mackinder 1919, р. 194).
Убежденный, что никакая революция не изменит «отношения Рос­
сии к великим географическим границам её существования», и, исходя
из интересов Великобритании, традиционно стремившейся блокировать
прорыв России к теплым морям, Маккиндер опасался экономического
союза революционной России с потерпевшей поражение в мировой
войне Германией («западной окраиной Хартленда»).
Предложенная Савицким концепция «России-Евразии» как особого
географического мира была ответом на модель Хартленда. В эми­
грации Савицкий публично (открытым письмом) разош елся со своим
бывшим шефом Струве. И возглавил евразийство вместе с князем
Н.С. Трубецким (1890—1838) — автором книги «Европа и человече­
ство» (1920), заострившим темы «туранского элемента в русской куль-

1 46

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

туре» и возникновения «русского державного тела» из монгольской го­
сударственности («перенесение ханской ставки в Москву») (Трубецкой
1993, с. 72).
П.Н. Савицкий отмечал, что евразийству предшествовали его ге­
ографические изыскания, отразившиеся в статьях, напечатанных в
«Русской мысли» ещё в 1916 г. как обоснование позиции в полемике
с М.И. Туган-Барановским о будущности России как промышленной
державы. Ранее (1914) в той же «Русской мысли» была опубликована
первая научная статья Георгия Владимировича Вернадского (1887—
1973) «Против Солнца. Распространение русского государства к вос­
току». Автор был сыном знаменитого учёного-энциклопедиста В.И.
Вернадского (1863—1945), возглавившего комиссию Академии наук по
изучению естественных производительных сил России (КЕГ1С). Начало
мировой войны придало остроту вопросу о лежащих втуне природных
богатствах Российской империи, особенно в её азиатской части. В до­
кладе-обзоре В.И. Вернадского о важнейших минеральных ресурсах,
имеющихся в наличии на территории страны, но не разрабатываемых,
особенно часто упоминались два региона — Алтай и Забайкалье (Вер­
надский 1915).
М.И. Туган-Барановский, также обратившись в годы войны к зло­
бодневной теме производительных сил, пришёл к неутешительному
выводу, что, вопреки расхожему мнению о «необычайных размерах
естественных богатств России», действительность не такова, посколь­
ку «мы очень бедны, сравнительно с Западом, столь необходимым ма­
териалом современной промышленности, как каменный уголь» (ТуганБарановский 1916 а); поэтому стремление превратить Россию в страну
с преобладающим значением промышленности неосуществимо (ТуганБарановский 1916 б). Юный Савицкий возразил маститому политэко­
ному, что не стоит отождествлять всю России только с европейской
её частью. На угле, отстоящем за тысячу верст, не создашь мощной
промышленности, но это лишь значит, что в Московском и П етро­
градском районах целесообразно сосредоточить те отрасли, для кото­
рых квалифицированный труд важнее, чем руда и уголь; а имперскую
индустрию можно базировать и в отдаленных районах, как показал
опыт пустынных и целинных новороссийских степей, превратившихся
за 40 лет благодаря донецкому углю и криворожской руде в главный
промышленный район страны. В критике Туган-Барановского родилась
формулировка дилеммы коренного ядра российских областей: русская
культура мирового масштаба развилась в районах, «лишенных богат-

Глава 5. Экономическая концепция евразийства

147

ства земных недр и напряженной силы солнца» и была исторически
устремлена на Северо-Запад, к Европе и морю; но природные ресурсы
для промышленного крупного масштаба были найдены расширявшейся
империей в культурно отсталых, если не пустынных районах Ю га и
Востока, каковы Донбасс, Кавказ, Прикаспий, Урал, Сибирь, Т урке­
стан (Савицкий 1916, № 11, с. 68). Как основное требование русской
промышленной программы Савицкий выдвигал необходимость напра­
вить промышленную энергию России на использование минеральных
ресурсов восточных и южных окраинных областей от Керченского по­
луострова до Алтая.
Годы революции и гражданской войны в России стали годами необы­
чайного оживления экспедиционной деятельности по изысканию руд и
минералов в отдалённых районах (Стрельников 1922), а видный инже­
нер-теплотехник В.И. Гриневецкий (1871 —1919), избранный в 1917 г.
ректором МВТУ, разработал крупномасштабный план реконструкции
российского народного хозяйства посредством сдвига производитель­
ных сил к востоку. Враждебный марксизму и Октябрьскому перево­
роту, Гриневецкий ожидал скорого падения большевистской диктатуры
с последующим возвращением к «нормальному» ходу экономической
жизни. Уехав в Екатеринодар, Гриневецкий вскоре умер, оставив из­
данную ограниченным тиражом в Харькове книгу «Послевоенные пер­
спективы русской промышленности». В ней была изложена связная,
подкрепленная расчетами программа не только восстановления, но
и обновления российской промышленности «по широкому и цельному
плану» (Гриневецкий 1922, с. 71). Ключевым элементом этого плана
были изменения в географическом размещении, перемещение центра
тяжести российской индустрии на восток ближе к источникам сырья.
Смещение к востоку Гриневецкий предполагал также и для земледелия
и скотоводства, считая предпосылкой столыпинскую переселенческую
политику начала XX в. и отводя особенную роль в аграрной колони­
зации Зауралья выходцам с перенаселённой Украины — привнесение
колонизационных навыков Новороссии на земельный простор Сибири
(там же, с. 92). Трактат В.И. Гриневецкого привлёк внимание «инже­
нера революции» Л.Б. Красина, рекомендовавшего книгу Предсовнаркома В.И. Ульянову-Ленину, который, в свою очередь, поспешил сде­
лать рекомендации покойного профессора и противника большевиков
руководящими указаниями для советских хозяйственных наркоматов
(Валентинов 1991, с. 260). Книга Гриневецкого была переиздана в
Москве в 1922 г. и обеспечила автору, вопреки его антибольшевизму,

148

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

посмертную роль «учителя Госплана» — с той оговоркой, что этот
«буржуазный экономист» уповал в решении поставленных националь­
но-масштабных задач — электрификации, широкого развития путей
сообщения, разработки естественных богатств Севера, Урала, Сибири
и Туркестана — на привлечение крупных капиталов из-за границы.
Вскоре после победы большевиков в гражданской войне российскую
белую эмиграцию шокировало появление сборника-манифеста «Исход
к Востоку» (София, 1921), авторы которого провозглашали разрыв
с европоцентризмом и выводили Октябрьский переворот 1917 г. из
национального раскола, порождённого насильственной «европеизаци­
ей» в петербургский период русской истории. В «выпадении» России
из рамок европейской цивилизации евразийцы пытались увидеть шанс
на перестройку русской государственности на основе «самобытности»,
восходящей к монголо-татарскому государствообразующему влиянию.
Позднее в книге «Наследие Чингисхана. Взгляд на русскую историю
не с Запада, а с Востока» (1925) Н.С.. Трубецкой утверждал, что доордынская Русь была не более чем агломератом разрозненных удельных
княжеств, почти лишённых понятий о национальной солидарности; зато
после «ига» Россия стала «пусть неладно скроенным, но крепко сши­
тым государством, обнаружившим силу экспансии вовне», научившись
у ханов среди прочего организации финансов и почтовых сообщений
(Трубецкой 1993, с. 72—73). П.Н. Савицкий статьёй «Континент-Оке­
ан. Россия и мировой рынок» в сборнике «Исход к Востоку» начал
разработку концепции российско-евразийского месторазвития, про­
долженную в статьях «Степь и оседлость» (1922), «Производительные
силы России»! 1923); «Геополитических заметках по русской истории»
(1927); книгах «Россия — особый географический мир» (1927), «О за­
дачах кочевниковеденья» (1928) и т. д.
Настаивая на понимании «России-Евразии» как «особого истори­
ческого и географического мира, простирающегося от границ Польши
до Великой Китайской стены» и характеризуемого политическим, эт­
нографическим и экономическим освоением «Великой степи» русской
народностью, Савицкий указывал как на своих предшественников на
крупнейших представителей историософии русского панславизма
XIX века — Н.Я. Данилевского и В.И. Ламанского. Однако модель
национальных геополитических заданий России-Евразии как «сре­
динного мира» принципиально отличалась и от окрашенного пафо­
сом овладения Царьградом мессианизма Данилевского, и от трактовки
Ламанским «срединного мира Азийско-Европейского материка» как

Глава 5. Экономическая концепция евразийства

149

мира «греко-славянского». Хотя Савицкий соглашался с Трубецким
и другими соратниками-евразийиами в том, что «горение» православ­
но-религиозного подъёма обусловило «чудо превращения» монгольской
государственности в русскую, он не считал возможным ни определять
своеобразие России принадлежностью её к миру славянства71, ни воз­
водить в степень её исторического задания отвоевание Константино­
поля. Наконец, модель Савицкого — в отличие и от панславизма, и
от «геополитической мистики» современного нам спекулятивного «не­
оевразийства», — не предполагала изображения русского народа во­
площением самого полного («четырёхосновного») культурно-историче­
ского типа, а российско-евразийского месторазвипшя — «избранным
Божественным провидением для какой-то невероятно важной всечело­
веческой миссии». Евразийство Савицкого — идеология не «авангард­
ная», а «арьергардная», не выведение из географической «особости»
России уникальной исторической миссии, а указание на предопределён­
ность России искать особые ответы на цивилизационные вызовы — не
всемирно-универсальный ответ, а ответы, отличные от тех, что под­
ходят для собственно Европы и собственно Азии.
Политэкономическую интерпретацию ««срединного мира» Савицкий
начал с характеристики относительной «географической обездоленно­
сти» в отношениях международного обмена, где существенно влияние
транспортных издержек. Водные перевозки намного дешевле сухопут­
ных: перед мировой войной германский железнодорожный тариф был
в 50 раз выше океанского фрахта, и даже заниженные ставки русских
и американских железных дорог в 7—10 раз превосходили стоимость
морского транспорта. Географический признак отдаленности от мор­
ских сообщений сгущается в экономическую реальность, когда вста­
ет вопросах о транспортных издержках при включении территории в
международный товарообмен. Положение стран неодинаково: в Запад­
ной Европе нет пунктов, отстоящих от моря дальше, чем на 600 км,
в Австралии — более чем на 1000 км; в обеих Америках более чем
на 1700 км; и только в пределах Азии имеются места, расположенные
более чем в 2400 км от моря. Но для России еще большее экономиче71
Подчеркивая, что поляки и чехи в культурном смысле относятся к Западной
Европе, Савицкий принимал за точку отсчета процесса русской истории как про­
цесса создания «России-Евразии» историческое размежевание Московской Руси,
оказавшейся «годным объединительным центром в евразийской системе», и ЛитвыПольши, таким центром не оказавшейся (Савицкий 1997, с. 307).

1 50

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

ское значение имеет замерзаемость большинства омывающих её морей.
Над ней довлеет дилемма континентальное™: примитивность эконо­
мического быта при изолированности либо угроза стать задворками
мирового хозяйства при вхождении в «океанический обмен» (Савицкий
1997, с. 3 9 9 -4 0 2 ).
Большая часть евразийского «срединного мира» приходится на тра­
вянистые пустыни и степи — сплошную полосу районов, пригодных
для кочевников-скотоводов; «прямоугольник степей» от Карпат
до Больш ого Хингана, «Средиземное море континентальных про­
странств». В пределах этого территориального массива испокон веков
существовала тенденция к политической и культурной унификации,
что существенно отличало историю евразийской Великой Степи от
истории гораздо более раздробленных приморских оседлых миров Ев­
ропы и Азии. Политическое и этнографическое освоение степи было
начато скифами, продолжено гуннами; отсюда распространилась наи­
более объемлющая из числа известных в истории держава монголов.
Не отрицая ужасов монгольского владычества. Савицкий вслед за вид­
ным российским востоковедом В.В. Бартольдом (1868—1930) отмечал
положительное значение рах тощоИса для развития торгового обмена
из Европы в Китай (защищённые караванные пути в пределах единой
евразийской державы).
' «Но монголы, в собственном смысле не были колонизаторами, а
русские являются ими» (Савицкий 1997, с. 334). Русский период исто­
рии Евразии продолжил периоды скифский, гуннский и монгольский,
отличаясь тем, что Русь-Россия исторически сочетала оседлую куль­
турную традицию окраинно-приморского мира и степную стихию. Русь
возникла на западной окраине Евразии в эпоху ослабления общеевра­
зийских объединительных тенденций, монгольским завоеванием была
втянута в общий ход евразийских событий и в дальнейшем проявила
объединительную силу, унаследовав «монгольское ощущение конти­
нента», позволившее землепроходцам освоить север Евразии. Двигаясь
с запада на восток по лесной и тундровой зоне, Русское государ­
ство в XVII веке охватило с северной стороны степной прямоугольник
от Днепра до Тихого океана, создав «небывалую в истории базу для
наступления на степь», дополненную натиском Китая с юго-востока.
Маньчжурской династии удалось подчинить Китаю восточноевразий­
ские степи, Российская империя во второй половине XIX века охватила
западно- и срединноевразийские степи. Тем самым завершилась эра
кочевников в мировой истории.

Глава 5. Экономическая концепция евразийства

151

Русская колонизация стала превращать испокон веков отданное ко­
чевому быту пространство Великой Степи в область земледелия. Но
растянувш ееся «флагоподобными» широтными полосами российско-ев­
разийское месторазвитие — сочетание аналогов некоторых европейских
районов с простором стран, «существенно неевропейских». Наиболее
северные русские земли (Беломорье) есть несколько обездоленная в
климате часть Скандинавии; лесная и часть лесостепной полосы с не­
которыми отличиями подобны среднеевропейским странам к востоку от
Эльбы. Принимая в качестве критерия сельскохозяйственной «европей­
скости» доступность страны посеву корнеплодов и кормовых трав — то
есть возможность интенсивного земледелия, основанного на травосея­
нии и плодосмене, — Савицкий и здесь находил ограничения для «осо­
бого географического мира России-Евразии». Российская степь, столь
благоприятная в иных своих частях (Приазовье и Причерноморье) для
пшеницы, неблагоприятна вследствие чрезмерной сухости для возде­
лывания корнеплодов и кормовых трав, «не есть область ни картофеля,
ни клевера» (Савицкий 1997, с. 336). Между тем на введении в обо­
рот двух вышеназванных растений построило переход от трёхполья к
иным системам полеводства европейское земледелие. Таким образом,
возможность сельскохозяйственной интенсификации-«европеизацши>
Савицкий допускал лишь для северо-западной, западной и центральной
России и некоторых областей за Уралом, но пространство южной, юговосточной и восточной России в целом определял как область «неиз­
бывного трёхполья» с печатью хозяйственной экстенсивности. Кроме
того, восточно-степные районы России переходят в зоны отгонного
скотоводства, а те — в пустыни Туркестана, где уже невозможно ни
произрастание пшеницы, ни подножный прокорм скота, а необходимо
искусственное орошение. Если распространение экстенсивного трёх­
полья сохраняет, по мнению Савицкого, своеобразное «чувство степи»
в русском земледельческом населении, то пустыни Туркестана поста­
вили перед русским народом как историческое задание восстановление
оросительных систем в соприкосновении с миром восточных культур.
Но только на этой срединноазиатской линии Россия смыкается с зоной
субтропиков и получает шанс располагать хлопком, рисом, южными
фруктами, «не оплачиваемым данью на сторону» — тем приморским
странам, которые связаны со «своими» субтропиками посредством оке­
анического хозяйства. Резюмируя особенности российско-евразийского
месторазвития как «внутриконтинентного мира», Савицкий заключал,
что Россия-Евразия историко-географически «как бы «предсоздана»

15 2

Часть

2.

Глобальные экономико-геополитические концепции...

для образования единого государства», а эконом ико-географ иче­
ски — для реализации принципа «континентальных соседств», взаимотяготения областей, обращенных друг к другу силой своей океани­
ческой обездоленности и дополняющих друг друга в самодовлеющем
«материковом хозяйстве» (там же, с. 322).
«Ибо то, что в экономическом смысле дает океан, соединяя, на­
пример, Англию с Канадой как страной пшеницы, Австралией как
страной шерсти, Индией как областью хлопка и риса, то в пределах
Российского мира дано континентальным сопряжением русских про­
мышленных областей (Московской. Донецкой, Уральской, а в потенции
также Алтайско-Семиреченской) с русскими черноземными губерниями
(пшеница!), русскими скотоводческими степями (шерсть!) и «русскими
субстропиками»: Закавказьем, Персией, Русским Туркестаном, а в по­
тенции также Туркестаном Афганским, Китайским и Кульджей (хло­
пок и рис!)» (там же, с. 417).
Оценивания исторический опыт борьбы России за выход к незамер­
зающим портам, Савицкий порицал политику доведения устремленнос­
ти к тёплому морю вплоть до усилий найти такой выход хотя бы вне
основного круга евразийских земель — на Квантунском полуострове;
но зато возлагал надежды на железнодорожное соединение «трёх Туркестанов» — Русского, Афганского и Восточного — если провести
магистраль из Ферганской долины (Ош) в обход основных хребтов
Тянь-Ш аня и через Синьцзян (Урумчи) до Кашгара (там же, с. 423).
В обобщении вековых предпосылок единой евразийской государс­
твенности к П.Н. Савицкому присоединился Г.В. Вернадский72 («Н а­
чертание русской истории», 1927; «Опыт истории Евразии», 1934); а в
разработке политэкономической доктрины евразийства — Н.Н. Алексеев

72
Вернадский расширил схему «борьбы Леса со Степью» до схемы периодиче
ской ритмичности государствообразующего процесса на территории Евразии:
1. Единая государственность (Скифская держава).
Система государств (сарматские готы).
2. Единая государственность (Гуннская империя).
Система государств (авары, хазары, булгары, русь, печенеги, половцы).
3. Единая государственность (Монгольская империя).
Система государств — 1-я ступень распадения Монгольской державы (Золотая
Орда, Джагатай, Иран, Китай).
Система государств — 2-я ступень распадения Монгольской державы (Литва.
Русь, Казань, киргизы, узбеки, ойраты-монголы).
4. Единая государственность (Российская империя — СССР).

Глава 5. Экономическая концепция евразийства

153

(«Собственность и социализм», 1928). Савицкий и Алексеев протесто­
вали против попыток ряда «левых евразийцев» (Л. Карсавин, С.Эфрон.
Д.Мирский) подверстать евразийство под марксизм и установить прямые
контакты с государственными деятелями СССР, однако заинтересован­
но следили за административными и хозяйственными преобразования­
ми в Советском Союзе, в особенности за национально-территориаль­
ным размежеванием, экономическим районированием, развёртыванием
индустриализации. Идеология марксистского социализма отвергалась
евразийцами как порождение западноевропейской культуры и как ус­
таревш ая прогрессистски спрямлённаяфилософия истории, подчиня­
ющая «духовные основ жизни» примату производства (Алексеев 1929,
с. 12—13; Савицкий 1997, с. 193). «Но поскольку социализм, — де­
кларировал Савицкий, подразумевая советский опыт, — в жизненном
осущ ествлении преображ ается в этатизм (развитие государственного
хозяйства) — его устремления созвучны устремлениям евразийцев»
(Савицкий 1931, с. 8). Верховенство начал государственной монопо­
лии Савицкий считал неизбежным в условиях материкового хозяйства
России-Евразии, приветствовал планирование как рычаг «обеспечения
интересов труда» и накопления, однако полагал необходимым создание
соразмерной с государственной промышленностью «частной промыш­
ленности такого же охвата», сосуществование коллективных и едино­
личных крестьянских хозяйств. Алексеев обосновывал формулу госу­
дарственно-частной системы хозяйства как экономического строя
России-Евразии. В целом программные пункты политэкономической
доктрины евразийства носили достаточно общий, декларативный и не
слишком содержательный характер.
Более интересны подступы евразийской концепции к модели взаи­
мозависимости геополитической и экономической динамики России.
В напечатанной в VI «Евразийском сборнике» статье статистика
Д.Н . Иванцова (1893—1974) залогом развития самостоятельной рус­
ской школы политэкономии признавались накопленные достижения в
трёх областях: 1) теория аграрной эволюции; 2) учение о формах хозяйс­
тва и 3) теория конъюнктуры (Иванцов 1929). Обоснование П.Н. Савицким
евразийской концепции в 1920-е гг. соприкасалось с двумя из указан­
ных областей; к третьей отчасти примыкает трактат Савицкого начала
1930-х гг. — «Месторазвитие русской промышленности», ставший ре­
зультатом осмысления 1-го советского пятилетнего плана и тех геоло­
го-минералогических изысканий, которые направляла КЕПС во главе
с академиком В.И. Вернадским. К сожалению, именно на этот отрезок

154

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

времени пришлась компрометация евразийского движения проникнове­
нием в его ряды агентуры ГПУ.

5.2. Месторазвитие русской промышленности
и вековая технико-экономическая конъюнктура

В трактате «Месторазвитие русской промышленности» (1932),
обобщая результаты выяснения ресурснопромышленного одарения раз­
ных районов СССР, П.Н. Савицкий возвращался к теме своих первых
статей в «Русской мысли» и к давнему докладу В.И. Вернадского «Об
использовании химических элементов в России». Теоретик евразийства
самым серьёзным образом отнёсся к мысли отца своего ближайшего
соратника о чрезвычайно малой вероятности того, «чтобы в пределах
сплошного куска земной коры, составляющего около ;/ 6 всей суши
земного шара, отсутствовали те или иные химические элементы в не­
обходимых для перевода в полезную энергию концентрациях».
Систематизируя картину естественных производительных сил Рос­
сии на основе предреволюционных и советских изысканий, Савицкий
имел веские основания найти в стройках 1-й пятилетки явное соответ­
ствие историософии «исхода к востоку». Он обратил внимание, что на
всем пространстве России-СССР выделяется непрерывностью ресурсо­
носных площадей и «полнотой естественнопромышленного одарения»
территория, ограниченная Алтаем с запада и Большим Хинганом с
востока, — алтайско-енисейско-байкальская полоса, исключительно
богатая полезными ископаемыми и водной энергией. Но это означает,
что если русская промышленность желает обосноваться на ресурсах,
которые являются наиболее крупными в её пределах, она должна сдви­
нуть свои центры в сторону «монгольского ядра» — очага мировой
державы ХШ в. Таким образом, «нет области россиеведения, которая
свидетельствовала бы с такой яркостью и полнотой о правде и необ­
ходимости евразийских установок, как именно картина распределения
естественно-промышленных ресурсов»: здесь «по-новому сказывается
связь русского исторического процесса и русских исторических за­
даний с геополитической плотью Монгольской державы» (Савицкий
1932, с. 100).
В своей ранней работе «Проблема промышленности в имперской
России» Савицкий подчеркивал, что коренные великороссийские об­
ласти, ограниченные верхней Волгой с севера, средней Волгой с вое-

Глава 5. Экономическая концепция евразийства

155

тока, степями Слободской Украины с юга и Днепром с запада, обладая
определенными возможностями сельскохозяйственного развития, в то
' же время не могли производить самых ценных земледельческих про­
дуктов юга и были почти совсем лишены ресурсов для промышленного
развития. Отсутствие этих ресурсов могло быть восполнено только куль­
турно-хозяйственным расширением России в двух направлениях — с
одной стороны, на север и запад, с другой — на юг и восток. В смысле
политического расширения Россия в XVIII—XIX вв. пошла и по тому
и по другому направлению, но в отношении культурно-промышленном
тяготела к северо-западу — «стремление дышать воздухом Европы,
который в то же время есть и воздух моря, потребность приблизиться
к ее центрам, чтобы завязать и сохранить с нею связи» (Савицкий
1916, № 11, с. 167). Однако минерально-ресурсная недостаточность
великорусского центра продиктовала исход производительных сил к
востоку, экономическое «задание-синтез»: сочетать сложившуюся ве­
ликорусскую промышленную традицию с использованием естествен­
ных богатств восточных, северных и южных окраин; превратиться в
«великопромышленное материковое целое». Необходимость экономи­
ческого самодовления России-Евразии, её целостности как материко­
вого хозяйства Савицкий аргументировал, с одной стороны, — транс­
портной обездоленностью основного круга ее областей, диктующей им
внутриконтинентальное взаимодополнение; с другой стороны — пре­
дельной многогранностью ресурснопромышленного одарения при его
периферическом распределении. Для Российской империи оказалось
невозможным уподобление хозяйственному облику западных колони­
альных держав, в которых промышленное развитие было сосредоточе­
но в метрополии.
Виутриконтиненталъиые притяжения имеют особое значение
там, где наиболее пространственно велика сфера соприкасающихся
континентальных областей и где области наиболее разнообразны. Хотя
в России климатическая гамма (от наиболее холодных мест до Б а­
тумской области со среднегодовой + 16) менее благоприятна, чем в
Северной Америке или Китае, богатство и разнообразие взаимодопол­
няемых районов велико, причём выявлены достаточные запасы почти
всех используемых в хозяйстве элементов и минералов. Если при сбыте
на внешний рынок, за вычетом стоимости перевозки, выручка мини­
мальна, целесообразна реализация товара по «принципу континенталь­
ных соседств» — ответу на невыгоды географической удаленности от
мирового океанического рынка.

156

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

Рассмотрение Савицким месторазвития русской промышленности
сквозь призму «евразийских» историко-геополитических «заданий» ока­
залось парадоксальным в прогностическом смысле. С одной стороны,
именно экономическая геология, на включение которой в рамки политэкономического анализа с пафосом настаивал теоретик евразийства,
внесла в его построения резкую коррективу: область между Уралом и
Алтаем (Западно-Сибирская низменность), которая в те времена «пря­
мо-таки» зияла «отсутствием наиболее ценных промышленных произ­
водительных сил»73 (Савицкий 1932, с. 8), к концу XX в. предстала
как раз территорией наибольшего ресурсопромышленного одарения в
Евразии. С другой стороны, Савицкий верно оценил значение неф­
ти как ключевого промышленного ресурса XX в. и благодаря этому
сформулировал эвристически значимое понятие вековой технико-эко­
номической конъюнктуры (там же, с. 105), до сих пор не привлекшее
внимания интерпретаторов евразийства.
Категорию вековой технико-экономической конъюнктуры Савицкий
связывал с переломными этапами в развитии производительных сил,
обусловленными исторической сменой универсальных промышленных
факторов — в последовательности: цветные металлы, железо, камен­
ный уголь, гидроэнергоресурсы («белый уголь»), нефть. Универсаль­
ными факторами промышленной жизни Савицкий назвал природные
ресурсы, значимые более или менее для всех отраслей промышлен­
ности — источники двигательной энергии и конструкционные мате­
риалы для изготовления основных орудий производства. Изменения в
обеспеченности универсальными промышленными факторами задают
тон вековой технико-экономической конъюнктуре, диктующей пере­
мещение географических центров промышленности.
Московское царство, не располагая рудными запасами, «не могло
обосновать промышленность цветных металлов, которая была бы до­
стойна страны» (Савицкий 1932, с. 19). Отвечающую потребностям
времени полноту рудных ресурсов Россия находит только в начале
XVIII в. на Урале — за краем своей европейской части — и благодаря
этому становится Империей.
Уральская металлургия завоевала мировое первенство благода­
ря тому, что Россия была богаче тогдашней Европы универсальным
энергопромышленным фактором эпохи — древесным топливом. Англия,
73
ский.

О скудости ресурсов Западной Сибири писал и В.П. Семенов-Тян-Шан-

Глава 5. Экономическая концепция евразийства

157

столкнувшаяся с недостатком лесов и, следовательно, топлива, была вы­
нуждена ввозить железо из России, которая в середине XVIII в. высоко
стояла в области техники промышленных предприятий. Промышленный
переворот с изобретением паровой машины и способа выплавки ков­
кого железа на коксе обеспечил Англии выгоднейшее использование
своих каменноугольных и близлежащих железорудных ресурсов. «Об­
ращением к каменному углю Англия обеспечила неслыханный расцвет
своей промышленной традиции» (там же, с. 106). Тогда как промыш­
ленной традиции России, сосредоточенной в Москве и на Урале, пере­
ход мировой техники на минеральное топливо нанес сокрушительный
удар. Ни Москва, ни Урал не имели запасов ископаемого горючего.
Мировое значение уральской металлургии пало, а Россия, оказавшись
без универсального фактора эпохи, скатилась в яму промышленной
отсталости.
Геоэкономический подход позволил П.Н. Савицкому разрешить па­
радокс, запечатленный в экономической историографии России. Ещё
в 1910 г. Е.В. Тарле (1874—1954) в статье «Была ли екатерининская
Россия экономически отсталой страной?» дал отрицательный ответ на
поставленный вопрос. Указывая на бесспорный факт одного из важ­
нейших и грандиознейших феноменов всемирной истории — экстен­
сивной мощи русской империи в конце XVIII столетия, Тарле признал
невозможным обойти вопрос об экономическом фундаменте этой мощи
и отверг «стереотипную фразу о натуральном хозяйстве и экономиче­
ской зависимости и отсталости России», объясняя её ретроспективным
перенесением на XVIII в. ситуации XIX в., когда страна в самом деле
не поспела за ускорившимся темпом экономического развития снача­
ла в Англии, потом отчасти во Франции и т. д. (Тарле 1910, с. 27).
Тарле приводил цифровые данные о торговом обороте между Россией
и Францией (активное сальдо в пользу России), о масштабе русских
промышленных предприятий (явно превосходившем ф ранцузские),
свидетельства о высоком качестве тульских стальных изделий и т. д.
В советской историографии промышленные достижения «золотого века
дворянства» объяснялись дешевизной крепостного труда (Любомиров
1938, стб. 758), влияние этого фактора считалось определяющим для
позднейшего времени, когда незаинтересованность в трудосберегающих
нововведениях обусловила технический застой. В вузовских учебниках
экономической истории до сих царит путаница: сначала сообщается (в
разделе «Начало разложения крепостнического хозяйства»!!) о первом
месте России в мире по выплавке железа к концу XVIII столетия, а

158

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

затем — бодрое утверждение об «ускорении» темпов развития чёрной
металлургии и выходе на... четвертое место в мире в конце XIX в. (П о­
ляк, Маркова 1999, с. 385, 405).
Савицкий подчеркнул, что из обусловленной неосвоенностью мине­
рального топлива промышленной отсталости в течение большей части
XIX века Россия стала выходить, когда нефть стала замещать уголь в
качестве универсального промышленного фактора эпохи. Богатые ре­
сурсы нефти были на каспийском побережье, а донецкий уголь и кри­
ворожская железная руда позволили «подтянуть» чёрную металлургию
(Савицкий 1932, с. 105).
Теоретик евразийства оказался более проницательным в опреде­
лении значения нефти как нового (и ключевого для всего XX века)
универсального промышленного фактора, чем руководители эконо­
мической политики как царской, так и большевистской России, заво­
рожённые «угольным» критерием индустриального прогресса («рав­
нение» на Запад). В результате, возможно, был упущен шанс опе­
режающего экономического роста благодаря повышению удельного
веса нефти сравнительно с углём в топливно-энергетическом балансе
(Рязанов 1998, с. 386—387; Иголкин 1999, с. 7 —1 1, 154—157). Прав
оказался Савицкий и когда писал: «Было бы неправильно думать, что
состояние интенсивного ввоза иностранных товаров, и прежде всего
фабрикатов, оплачиваемых в лучшем случае вывозом сырья, которое
наступит вслед за тем, как Россия вновь откроется для международ­
ного обмена, — что это есть состояние нормальное и длительное»
(Савицкий 1997, с. 416).
Постановка вопроса о вековой технико-экономической конъюнкту­
ре должна быть записана в актив геополитической экономии евразий­
ства, но основательно проработать, а главное — состыковать геоэкономический ракурс евразийского видения хозяйственного строя России
с духовно-религиозным «хозяйнодержавным» наполнением категории
«месторазвитие» — Савицкому не удалось. Построения о сдвиге про­
изводительных сил не просто на восток Евразии, но именно к её «мон­
гольскому ядру» не получили подтверждения. Порицая марксистский
примат материального производства и отрицая идею унифицирован­
ного прогресса, сам Савицкий в интерпретации смены универсальных
промышленных факторов склонился тем не менее к версии техноло­
гического детерминизма.
Способность воздействовать на вековую технико-экономическую
конъюнктуру, на наш взгляд, задаёт критерий статуса страны как ее-

Глава 5. Экономическая концепция евразийства

1 59

ликой экономической державы. Но напрашивается уточнение в трак­
товку универсальных промышленных факторов, фактически сведён­
ных Савицким к природным ресурсам.
Роль изменений структуры минерально-ресурсной базы велика.
Убедителен пример Савицкого с промышленным переворотом в Англии.
Вспомним, что и автор понятия «Хартленд» Фергрив объяснял превос­
ходство атлантического северо-запада наличием «великого угольного
пояса». Опережающее развитие Бельгии, США и Германской империи,
как и в случае Англии, опиралось на сочетание близлежащих запасов
угля и железной руды; Франция начала преодолевать промышленное
отставание от других крупнейших западных стран после изобретения
томасовского процесса, позволившего утилизовать запасы ф осф ори­
стого железа. И даже хрестоматийный контрпример «экономического
чуда» Японии не стоит упрощать. Бедность Страны Восходящего Солн­
ца минеральными ресурсами во многом компенсируется богатством по­
бережьями; успешная реализация программы приращения приморской
земли за счёт насыпей и использование новых возможностей, открытых
механизацией погрузочно-разгрузочных работ и созданием крупнотон­
нажных рудовозов и супертанкеров74, обусловили грандиозный сдвиг
японской промышленности к океану; океанические рейсы обеспечили
снабжение заводов минеральным сырьем и топливом из Австралии,
Индонезии и с Ближнего Востока в несравнимо большей степени, чем
утраченные колонии (Манчжурия, Тайвань, Корея) и заброшенные
шахты Кюсю и Хоккайдо. На извилистой береговой линии с насыпны­
ми участками разместились промышленные предприятия с собственны­
ми приемными портами, откуда руда, уголь и другое импортное сырье
прямо с судов поступает в обработку и отгрузочными портами, при­
нимающими сразу после завершения единого технологического цик­
ла готовую для экспорта продукцию. Ставка на морской транспорт и
портово-промышленные комплексы избавила от обременительных рас­
ходов на модернизацию рудников, шахт и железнодорожного грузового

74
Судостроение не случайно стало первой отраслью, в которой послевоенная
Япония достигла мирового первенства (1955), а в 1960-е гг. в мировые лидеры
вышла и сталелитейная промышленность страны при отсутствии собственной же­
лезо- и угле- добычи, но с доставкой черного металла из Австралии и освоением
вместо проката передовых методов производства стали (кислородно-конвертерный
процесс и непрерывная разливка).

160

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

транспорта75, позволила добиться впечатляющих структурных сдвигов
в сторону индустрии массового производства высокоинтеллекту­
альных продуктов (Данилов-Данильян 1989, с. 15).
За счёт выгод океанического островного положения Япония в сере­
дине XX в. с триумфом преодолела недостаток ресурсов минерального
сырья и топлива, подобно тому, как Англия в конце XVIII в. за счёт
паровых двигателей и коксующихся углей вышла из трудностей с лес­
ным топливом. Став продолжением цехов, порты сократили до миниму­
ма нужду в железнодорожных перевозках. Современная Япония почти
не знает товарных поездов. Подсчитано, что доставить тонну коксую­
щегося угля морем из Австралии в Японию дешевле, чем по железной
дороге из Рура в Лотарингию. «Пользуясь преимуществами морских
перевозок, японские фирмы предпочитали покупать сырьё в наименее
обработанном виде, чтобы максимально обогащать его человеческим
трудом — то есть тем видов ресурсов, которым страна наделена в из­
бытке» (Овчинников 1987, с. 58).
Важное уточнение: японский труд веками оттачивал навыки миниа­
тюризации (от рисовой рассады до изготовления нэцкэ и выращивания
бонсай), которые можно считать соразмерным нефти универсальным
промышленным фактором в эпоху производства всё более компактных
изделий, открытую выпуском портативных записывающих устройств
фирмой «Сони»76.
СССР, обладая геоэкономическим пространством с избытком уни­
версального промышленного ф актора, не сумел утвердиться в статусе
великой экономической державы, «положившись» на вековую тех­
нико-экономическую конъюнктуру. На вызов структурного кризиса
1970-х гг., вызванного резким повышением мировых цен на нефть,

75 Напротив, в СССР, где имелись предпосылки для включения в числе лидиру­
ющих стран в общемировой ритм технологических совокупностей, восстановление
промышленности после 2-й мировой войны воспроизвело громоздкие довоенные
производственно-технические системы (угледобыча, прокат стали, тяжелое маши­
ностроение) вместо инвестирования в технологии более высокого уклада (Глазьев
1993, с. 115 -1 1 8 ).
76 Основатель «Сони» А.Морита наставительно заметил в своей «истории
успеха», что в японском языке отсутствует характерный для американцев (и, до­
бавим, — в ещё большей степени для россиян) оборот «неисчерпаемый ресурс» и,
напротив, популярно выражение, не поддающееся буквальному переводу: «моаттай-най» (что-то вроде «растрачивать попусту — святотатство»).

Глава 5. Экономическая концепция евразийства

161

великие экономические державы океанического мира, успевшие по­
жать богатые плоды дешёвой нефти, не сразу, но ответили измене­
нием (пусть частичным) вековой технико-экономической конъюнктуры
в свою пользу: переходом от массовых энерго- и ресурсоемких техно­
логий к энерго- и ресурсосберегающим (микроэлектроника, миниатю­
ризация, тонкая керамика, биотехнологии, рециклирование отходов и
т. д.), внедрением модели «интенсивного наукоемкого диверсифициро­
ванного производства — избирательного качественного потребления»
(Пирогов 1989, с. 22—23). Для России-Евразии установившаяся прак­
тика распоряжения нефтью по принципу «сырье на готовые изделия и
технологии» обернулась односторонней зависимостью от закупок им­
портных запчастей, материалов и оборудования, а поддержка действий
СШ А картелем ОПЕК — политическим крушением: болезненный удар
из-за повышения цен на нефть по карману автомобилизированных
средних слоёв Запада способствовал расширению почвы для воинству­
ющего антисоветизма (Красильщиков 1994, с. 77). Спровоцированный
новый виток «холодной войны» оказался непосильным для СССР как
евразийской геополитической державы. Державный распад усугублен
болезненным геоэкономическим «сжатием», которое весьма усложняет
ответ на очередной цивилизационный вызов. В очередной раз ф орму­
лируются лозунги догоняющего развития — на этот раз «догоняющей
постиндустриализации». Однако, следует трезво оценивать её шансы
по критериям западного стандарта качества жизни: они гораздо более
скромны, чем в период «догоняющей индустриализации». Возможности
нового типа транспорта (трубопроводного) едва ли компенсируют ев­
разийское неудобье.
Как подчеркивали П.Н. Савицкий и Г.В. Вернадский, переломным
моментом «перерастания великорусского месторазвития в евразийское»
стал охват в середине XVI в. всего бассейна Волги властью Москов­
ского царства — после покорения Казанского (1552) и Астраханского
(1556) ханств. В течение нескольких последующих десятилетий пред­
приимчивые купцы-авантюристы добивались от русских царей монополии
в торговле по волжскому пути (Зевакин 1940, с. 139); преуспели в этом
англичане (Московская компания) при Иване IV; не преуспели голштинцы
при Михаиле Романове, а при его сыне Алексее крупный русский деятель
с умом государственно-евразийского масштаба А.Л. Ордин-Нащокин за­
мыслил перемещение на Волгу шелкового пути из Ирана, для чего
построил в собственном поместье (Дединово на берегу Оки) первый
русский военный корабль «Орел» и заключил договор с армянскими

162

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

купцами (Персидская компания). Бунт Стеньки Разина (захват и сож­
жение «Орла»), расторжение договора с армянами царём по наущению
московских купцов, отставка «ближних дел боярина» Ордин-Нащокина
из-за бегства его непутёвого сынка на Запад оборвали грандиозный
план, к которому вернулся уже Петр I снова в расчёте на армянскую
диаспору (Соловьёв 1989, с. 698, 717). Предпринятый сразу после за­
вершения Северной войны успешный Персидский поход 1722—1723 гг.
позволил России захватить прикаспийские области Ирана (Гилян и Мазандеран) с развитым шелководством, но преемники Петра не удержали
их, возвратив в 1732 г. шаху. Уверенность в российской возможности
направить через Нижнее Поволжье торговлю всего Востока вскоре
сошла на нет (Костомаров 1862, с. 108). Российские политэкономы
XIX — нач. XX вв., как уже было отмечено, указывали на явно мень­
шую полезность крупнейшей реки Европы для торговли и промыш­
ленности, чем рек на Западе (Чупров 1892, с. 112—113; Исаев 1896,
с. 69). На другой аспект невыгодного отличия Волги от значительно
уступающих ей по размерам западноевропейских рек обратил внимание
в своей книге «Народное хозяйство России» (1882) академик В.П. Б ез­
образов (1828—1889), отмечая, что в Западной Европе и Северной
Америке усиленно развивается и делается повсюду особым, более или
менее значительным, источником обогащения туризм. Он существует
и в России, однако на Волге в громадной массе людей, переезжающих
по ней для дела, почти незаметны иностранцы и русские, что путеш е­
ствуют ради «впечатлений, удовольствия и отдохновения». Сравнивая
в этом отношении Волгу с Рейном, окаймлённым с двух сторон желез­
ными дорогами и покрытым в летнее время сплошною многотысячною
массой туристов, Безобразов отмечает:
«Как ни богата древняя история Волги и ее прибрежий, но бере­
га ее весьма скудны вещественными и осязательными для глаза, в
особенности для поверхностного взгляда туриста, свидетельствами ее
исторических судеб. [...] В этом отношении Рейн представляется со­
вершенным контрастом Волги; на нем все впечатления чрезвычайно
резки и быстро сменяются (что особенно привлекательно для тури­
стов) одни другими во всех своих типических особенностях. На берегах
Рейна самый несведущий глаз видит перед собой всю средневековую
и новейшую историю Германии и всей западной Европы, известную
мало-мальски образованному человеку; на Волге приходится терпе­
ливо вдумываться в едва заметные черты прошедшего (церкви, мона­
стыри, помещичьи усадьбы) и, только пройдя большие пространства,

Глава 5. Экономическая концепция евразийства

163

встречаться с выпуклыми характеристическими явлениями современ­
ной жизни, как Рыбинск, Нижегородская ярмарка и проч.» (Безобразов
2001, с. 1 5 1-152).
В туристическом противопоставлении Волги и Рейна как главных в
культурно-историческом отношении водных путей западной и восточ­
ной Европы, Безобразов продолжил ту антитезу протяжённой равнин­
ной России и рельефного каменного Запада, которую сформулировал
С.М. Соловьёв. Живописный контраст между громаднейшею рекою
Европы, впадающей в гигантское озеро посреди пустынных местно­
стей, и альпийским потоком, окружённым резкими впечатляющими
следами боевой жизни римлян и замками средневековых духовных и
светских феодалов, предопределяет не только «разницу во впечатле­
ниях природы и истории на Волге и на Рейне» (там же, с. 153), но и
разные порядки доходов от туризма. Уже в начале XX в. не только
число путешествующих по германским и романским странам было не­
сравнимо с Россией, но и из самой России поток туристов «измерялся
уже сотнями тысяч лиц в год, добровольно оставлявших за границей
сотню-другую миллионов рублей, т. е. такую дань, какой не платили
наши предки татарам» (Семёнов-Тян-Ш анский 1919 б, с. 35). Была
подмечена и взаимосвязь «туризма и отчизноведения» с развитием ин­
фраструктуры (дорожное строительство, гостиницы). Как «ничем не
сдерживаемый вешний поток бесплодно уносит из земли живительную
влагу как раз ко времени созревания хлебов, так и наш поток больных
и туристов, жаждущих побывать, по выражению Гоголя, в чужеземном
«прекрасном далёке», систематически лишал Россию огромных денеж­
ных средств, на которые «должны были бы постепенно создаваться
дорожное благоустройство и приспособленность к удобствам массового
посещения отечественных лечебных и иных достойных внимания мест­
ностей» (там же).
За сто лет, возможно, и уменьшилось количество насекомых в го­
стиницах одного из красивейших волжских городов — Ярославля, и по
утрам не мешает высыпаться «трезвонивший под самыми окнами цер­
ковный колокол» (там же, с. 36), однако инфраструктурное обустрой­
ство по-прежнему оставляет желать много лучшего. Но даже если
возвысить его до масштабов национального или даже евразийского
проекта, сети туристическо-рекреационных комплексов не смогут за­
нять столь же видного места в структуре российской экономики, как в
экономиках СШ А, стран Западной Европы или Восточного Средизем­
номорья — или как индустриальные отрасли в советской экономике.

164

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

Евразийский «кормящий ландшафт» (Л.Н. Гумилёв) мог быть весьма
питателен для накачки индустриальной мускулатуры, но его возмож­
ности для «осязательных для глаза» (,5ее5)§М) впечатлений, «удоволь­
ствия и отдохновения» ограничены.
Это ещё раз заставляет отметить отправной пункт геополитиче­
ской экономии евразийства: предпосылка для концепции своеобразия
хозяйственного строя России — не тезис о «стране с богатейшими
ресурсами» (с разбазариванием их за разговорами), а осознание ра­
мок возможного ответа на вызов истории при наличном месторазвитии
и шансов «оседлать» вековую конъюнктуру. Современность требует
уточнения этих рамок и шансов, а не нового бега «вдогонку за циви­
лизованным миром».

Глава 6. Глобальная экономико-геополитическая модель
В.П. Семенова-Тян-Шанского
6,1. Типология могущественного территориального владения
В концепции евразийства не было уделено специального внимания
территориям, противопоставленным российскому континентальному
месторазвитию («сердцевине» Старого Света). — «выдвинутым в море
окраинам» крупнейшего материка, вовлеченным в «океаническое» ми­
ровое хозяйство (Савицкий 1997, с. 340). В ходе второй мировой войны
для них было предложено специальное понятие — «Римленд» (от ан­
глийского «rim» — край, кайма), выдвинутое американцем Н. Спикменом (1893—1943), ревизовавшим геополитическую модель Хартленда
Маккиндера.
«Римленд» — это «внутренний полумесяц» евразийского материка
от Северного моря до Японского. На юго-западе и юго-востоке он от­
делён средиземными морями от Африки и Австралии — «оффшорных»
континентов, представляющих собой довесок к «внешнему полумесяцу»
мировой силы (Англия, островные тихоокеанские страны Азии во гла­
ве с Японией, Северная Америка). Римленд имеет большее значение,
нежели Хартленд, поскольку, несмотря на упорное стремление Совет­
ского правительства к сдвигу промышленного производства за Урал,
основой державной силы СССР остались предприятия его европейской

Глава б. Глобальная экономике-геополитическая модель

165

части, а превращение Советской Азии в зону с достаточным аграр­
ным, промышленным и транспортным потенциалом проблематично.
Концепцию Хатленда с преувеличением значения Центральной Азии
и объединением Индии и Китая в единый регион «муссонных земель»
Спикмен связывал с отходящей в прошлое особой точкой зрения Вели­
кобритании и предлагал свою глобальную формулу геополитического
доминирования: Кто контролирует Римленд, господствует над Миро­
вым островом; кто господствует над Мировым островом, господствует
над миром (Spykmen 1970 (1944), р. 167).
Статья Спикмена открыла продлившиеся несколько десятилетий в
западной геополитологии дебаты о хартленде, подытоженные в гло­
бальной модели противостояния «геостратегических регионов» («тор­
говозависимого приморского мира» — «евразийского континен­
тального мира» с «русским индустриализованным треугольником»),
выдвинутой в 1963 г. Солом Коэном и им же модифицированной по
прекращении «холодной войны» и существования СС СР с включением
модели «регионов на входе», или «регионов-проводников» (Cohen 1963,
Cohen 1994; Скопин 2003, с. 310—316)
Почти за 30 лет до Спикмена в работе «О могущественном тер­
риториальном владении применительно к России» русский специалист
в области экономической и политической географии В.П. СемёновТян-Ш анский предложил гораздо более содержательную модель трёх
средиземных морей. Два из них проникают с разных концов в Евразию
(европейское и «азиатское», объемлющее Японское, Ж ёлтое и два Ки­
тайских.77, а третье расположено между двумя Америками (Карибский
бассейн с Мексиканским заливом). «Господином мира» будет считаться
тот, кто сможет владеть одновременно всеми трёмя группами среди­
земных морей или трёмя «господами мира» будут те три нации, каждая
из которых в отдельности завладеет одной из средиземноморских об­
ластей (Семёнов-Тян-Ш анский 1915, с. 149—150).
Вениамин Петрович Семёнов-Тян-Шанский (1870—1942) был од­
ним из сыновей знаменитого путешественника и видного сановника
П .П. Семёнова (1827—1914) П.П. Семёнов полученное в молодости
77 Заметим, что Спикмен довольно грубо схематизировал целую группу морей
Тихого океана понятием «азиатского средиземного моря». Но, впрочем, и Семё­
нов-Тян-Шанский не разъяснил подробно, что в Европу врезаются два средизем­
номорских бассейна — южный и северный. Значение этого обстоятельства для
западной цивилизации трудно переоценить.

166

Часть 2. Глоба и,ные экономике-геополитические концепции...

в Санкт-Петербурге образование про­
должил в Берлине, где был вдохнов­
лён монументальным А. Гумбольдтом
на путешествие в недоступную ранее
европейцам Тянь-Ш анскую горную
страну. Предпринятая в 1856—58
гг. успешная экспедиция прославила
Семёнова и предопределила его даль­
нейший путь как государственного де­
ятеля — активного участника подго­
товки крестьянской реформы 1861 г.,
главы Центрального Статистического
комитета и фактического руководителя
Русского Географического общества.
В.П. Семёнов-Тян-Ш анский был
прямым продолжателем дел отца в
географии и статистике. Выдающий­
ся регионовед и страновед, редактор
20-томной серии «Россия. Полное географическое описание нашего
Отечества» (1899—1914), лауреат «Гран-при» и золотой медали на
Всемирной выставке в Турине (1911) за руководство капитальным тру­
дом «Торговля и промышленность Европейской России по районам»
(13 выпусков, 1909—11), профессор Петроградского (затем Ленинг­
радского) университета, он был членом руководимой В.П. Вернадским
Комиссии по изучению естественных производительных сил России
(КЕП С). Нельзя не отметить, что Вениамина Петровича часто путают
с его прославленным отцом, приписывая достижения сына П етру П ет­
ровичу, который был выдающимся организатором, но не теоретиком .
Н априм ер, известны й ф илософ И .И . Л апш ин, получив от Вени­
амина автобиограф ическую зам етку о том, как сф орм ировались
основные идеи вы ш еперечисленны х работ, поместил её в извест­
ной книге «Ф илософ ия изобретения и изобретения в ф илософ ии»
с указанием : «П.П. Семёнов-Тян-Ш анский любезно сообщил мне»78.
В конце XX в. новосибирский экономист В.А. Ламин, обозревая не­
осуществлённые проекты магистрализации Сибири, ошибочно принял

78 Ошибка повторена при переиздании: Лапшин И.И. Философия изобретения и
изобретения в философии М . 1999. (Сер.: Мыслители XX века), с. 232—234.

Глава 6. Глобальная экономико-геополитическая модель

167

Вениамина Семёнова-Тян-Ш анского за его отца, уже покойного ко
времени создания Комиссии по изучению естественных производитель­
ных сил России и разработки междуведомственного 5-летнего плана79
Великого Северного железнодорожного пути (Ламин 1981, с. 100). Н а­
конец, ту же путаницу повторил известный историк и публицист В.Г.
Сироткин, приписавший В.И. Ульянову-Ленину «революционную гео­
политику», которая-де учла капитальную работу «знаменитого путешес­
твенника акад. Петра Семёнова-Тян-Шанского (выделено Сироткиным
— Г.Гл.), посмертно вышедшую в Петрограде в 1915 г. (выделено
мной — Г.Гл.) под названием «О могущественном территориальном
владении применительно к России» (Сироткин 2004, с. 29). Эту ра­
боту — важнейш ую веху в истории российской экономико-геополи­
тической мысли — написал именно Вениамин Семёнов-Тян-Ш анский,
а не его покойный отец, именно Вениамин Семёнов-Тян-Ш анский в
1915 г. представлял РГО и Министерство промышленности и торговли
на заседаниях Междуведомственной комиссии по выработке 5-летнего
плана железнодорожного строительства.
Кроме отца, Вениамин С ем ёнов-Т ян-Ш анский учился у его дру­
зей — идеолога панславизм а, язы коведа, историка и фольклориста
В.И. Ламанского (на дочери которого женился в 1896 г.), великого
химика Д.И. Менделеева (лекции которого слушал на физмате П етер­
бургского университета) и разностороннего географа А.И. Воейкова.
Д.И . Менделеев (1834—1907) в годы формирования научных взглядов
В.П. Семёнова-Тян-Ш анского энергично выступал пропагандистом «на­
циональной экономии» в духе Ф. Листа, идеологом индустриализации
России посредством «воспитательного протекционизма», поборником
усиленного освоения богатых минеральных ресурсов южных (Украина,
Закавказье) и восточных (Приуралье, Сибирь) окраин Российской им­
перии. В своей программе индустриализации Менделеев рассматривал
Центральную Азию и Китай как обширные рынки сбыта для русских
промышленных товаров. Материал своих итоговых работ «Заветные
мысли» и «К познанию России» Менделеев обсуждал с Семёновым-ТянШ анским-отцом. Считая закономерным возрастание участия в мировых
делах России, как державы, «стоящей между молотом Европы и нако­
вальней Азии», Менделеев допускал, что срединность географического
положения России на евразийском материке предрасполагает также к

7Я Не осуществленного из-за грянувших революций и гражданской войны.

168

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

«срединности» между такими началами, как общее благо и личное вы­
года, буддийское стремление к внутреннему благополучию и «латино­
саксонский» напор к обладанию собственностью. В начале XX в. Россия
столкнулась не только с недружелюбностью евроатлантических держав,
заинтересованных лишь в импорте из неё хлебов, нефти и лесопродуктов
(хоть бы «мы сами жили впроголодь, освещались скудно и горели еже­
годно на все барыши нашей внешней торговли»), но и с враждебностью
Японии. Полагая возможным рассчитывать на «теснейший политический
и таможенный и всякий иной» союз с униженным Китаем как противовес
союзу Англии с «дерзкой подражательной» Японией, Менделеев пред­
сказывал вовлечение закосневшего, но самобытного Китая во всемирное
прогрессивное движение «сперва при помощи железных дорог и парохо­
дов, потом при помощи фабрик и заводов» и рекомендовал, «уразумев
Китай... с ним немедля сблизиться в политическом и промышленном
отношениях» (Менделеев 1960, с. 125).
Академик В.И. Ламанский (1833—1914) в книге «Три мира Азийско-Европейского материка» (1892) выделил «срединный» мир Евразии
как мир, отличный от «собственно Европы» и «собственно Азии» ску­
достью берегового развития, и содействовавший однообразием равнин
и степей образованию громадного российского государства, в пределах
которого «господствует материк над берегом, охранительный консер­
вативный характер обитателей над жадным к новому, подвижным ду­
хом прибрежных жителей». Ламанский полагал, что эту недостающую
подвижность в «срединный мир» Евразии может привнести объедине­
ние его в мир «греко-славянский», с дополнением России восточной,
закарпатской, задунайской и балканской Европой.
П .П . Семёнов-Тян-Ш анский в докладе в Русском Географическом
обществе «О значении России в колонизационном движении европей­
ских народов» (1892), приуроченном к 400-летию открытия Нового
Света, отметил, что сухопутным материковым продвижением России
к Берингову проливу замкнулось колонизационное кольцо, которым
европейская раса обогнула земной шар; число уроженцев Западной
Европы, переселившихся за океан со времени Великих географических
открытий (90 миллионов), соотносится с численностью славяно-рус­
ского населения, мигрировавшего в Азиатскую Россию (35 миллио­
нов), примерно также, как пропорция моря и суши на Земле (73,2% к
26,8% ). Примечательно, что переселение крестьян Европейской Рос­
сии в Сибирь от земельной тесноты П. Семёнов сравнил с предохрани­
тельным клапаном, «предупреждающим государство от обеднения его

Глава 6. Глобальная экономике-геополитическая модель

169

сельского населения и от целого ряда народных бедствий, вызываемых
переростом населением предела ёмкости или вместимости его террито­
рии80» (Семёнов 1892, с. 368); аналогичное сравнение использовал год
спустя американец Ф. Тёрнер в эпохальной статье «Значение фронтира в американской истории» (Turner 1921, р. 260). Семёнов-ТянШ анский с удовлетворением отмечал быстрый рост народной аграрной
миграции в азиатскую часть России после отмены крепостного права
и приветствовал снятие ограничений для крестьянского переселения в
Сибирь во время столыпинского землеустройства.
А.И. Воейков (1842—1916) был автором капитальных исследований
о влиянии различных составляющих географической среды (климат, во­
дные ресурсы, «снежность» и т. д.) на народное хозяйство России и за­
рубежных стран — в том числе статьи «Будет ли Тихий океан главным
торговым путем земного шара?» (1904). В ней были подвергнуты провер­
ке участившиеся к началу XX в предсказания о превращении Великого
океана в «Средиземное море будущего». Обширный материал о транс­
портных возможностях Атлантического и Тихого океанов и впадающих
в них рек различных материков, пределах густоты европеоидного на­
селения в тропическом климатическом поясе, продовольственных и ми­
неральных ресурсах отдельных стран, был систематизирован Воейковым
в глобальных категориях Атлантического и Тихоокеанского торговых
бассейнов. Тщательная сводка данных, попарное сопоставление районов
обоих океанов по климатически-поясному принципу позволили Воейкову
сделать подтвердившийся в течение XX столетия вывод, что Атланти­
ческий океан сохранит за собой значение величайшего торгового пути
земного шара. Работы А.И. Воейкова «Распределение населения земли
в зависимости от природных условий и деятельности человека» (1906)
и «Людность селений Европейской России и Западной Сибири» (1909)
стали непосредственным стимулом к регионально- и глобально-экономи­
ческим исследованиям В.П. Семенова-Тян-Ш анского.
811 Предельная емкость или вместимость для населения страны, по расчётам
П. Семенова-Тян-Ш анского. прогрессивно увеличивается по этапам осёдлости и
интенсификации сельского хозяйства: примерно 500 жителей на кв. географиче­
скую милю при скотоводстве, при залежном или лядинном земледелии — 1 000,
при трехполье с посредственной почвой — 1500, при таком же с лучшей черноземной
почвой — 2000, при многополье с некоторым развитием промышленности — 4000 и
при таковом же с искусственным орошением или с наличием крупных промышлен­
ных центров — 8000.

170

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

Помимо Д.И. Менделеева, В.И. Ламанского, П.П. Семенова-ТянШ анского, А.И. Воейкова сильное воздействие на В.П. Семенова-ТянШ анского оказала игерманская школа Ф. Ратцеля (1844—1903) с её
концепциями антропогеографии и политической географии, которые
Семёнов-Тян-Ш анский дополнил экономической географией. Таким
образом, в отличие от первого русского профессора экономической
географии В.Э. Дена, В.П. Семёнов-Тян-Ш анский пришёл к экономи­
ческой географии не от политической экономии, а от географии. Опре­
деление экономической географии как географии производительных
сил, «естественных или искусственных» (Семёнов-Тян-Ш анский 1915а,
с. 476—477), прочно связывало Семенова-Тян-Ш анского и с тради­
циями российской политической экономии, а через Д.И. Менделеева
и с российской разновидностью национальной экономии, главнейшим
представителем которой был С.Ю . Витте — автор единственной в рус­
ской экономической литературе специальной книги о национальной
экономии Ф. Листа. Витте также, как Лист и Менделеев, был убеждён
в приоритетном развитии национальных путей сообщения и особенно
их новой формы, преобразившей страны Запада в XIX в. — железных
дорог («первостепенное орудие государственности»), В 1912 г. одно­
временно с переизданием своей книги «По поводу национализма. Ф ри­
дрих Лист» Витте опубликовал «Конспект лекций о государственном и
народном хозяйстве», в котором широкими мазками были обрисованы
условия исторической жизни России как государства, долгое время
«почти исключительно континентального», где потому особо велико
значение железных дорог — для сокращения «наших бесконечных рас­
стояний» и преодоления невыгод рассредоточенности центров промыш­
ленной культуры (Московская и Владимирская губернии), районов до­
бывания железа (Урал) и угля (Донбасс) (Витте 1997, с. 74—75).
В.П. Семёнов-Тян-Ш анский также отводил железнодорожным ма­
гистралям важнейшее место в числе новейших условий великодержав­
ного положения, изучаемых «географией территориальных и духовных
господств (или могуществ) человеческих сообществ». В 1920-е гг. В. Се­
мёнов-Тян-Ш анский встречался с посетившим СССР учеником Ф. Рат­
целя и представителем мюнхенской школы геополитики Э. Обетом*1,
сам он не использовал термина «геополитика», но фактически первым 81
81
В середине 1920-х гг. две книги Обета с подчеркнутой антианглийской на­
правленностью были переведены на русский язык. Мюнхенская школа геополити­
ки привлекала тогда в СССР внимание как направление, методологически отчас­
ти близкое историческому материализму, но при этом явно н есущ ее отпечаток

Глава 6. Глобальная экономико-геополитическая модель

171

в России разработал глобальную геополитическую модель с гораздо
более серьёзным, чем у германских и англо-американских теоретиков
геополитики, экономическим ракурсом. Поэтому модель, изложенную
Семеновым-Тян-Ш анским в статьях «О могущественном территори­
альном владении применительно к России» (1915), «Единство России и
великое тысячелетнее переселенческое движение» (1919) и отчасти в
других работах, можно характеризовать и как глобальную геополити­
ческую, и как глобальную геоэкономическую.
Роль выделенных Семёновым-Тян-Ш анским трёх мировых сре­
диземноморских центров в истории цивилизации исключительна, по­
скольку они опоясаны, во-первых, полосами плодородных земель и,
во-вторых, с большим или меньшим отдалением — рядом пустынь
(Сахара, Ливийская, Фиваида, Сирийская, Аравийская, Иранская,
Индийская (Тар), Гоби, Мексиканская, Перуанская), где природа по­
буждала человеческий дух «углубляться, общаться с далью» и откуда
пророки несли скрижали завета в соседние урожайные земли. Вож­
деления державных народов издревле распространялись прежде всего
на благодатные средиземноморские побережья и удержание в сфере
своего влияния окрестных пустынь. В борьбе за побережья сложились
три основных территориальных типа могущественных владений'. 1)
«кольцеобразный» — вокруг моря; 2) чрезматериковый — «от моря до
моря»; и 3) «клочкообразный» — с разбросанными через моря и океаны
отдельными островами и кусками материков, связанными периодиче­
скими рейсами военных и коммерческих кораблей. «Кольцеобразную»
систему первыми на европейском Средиземном море начали ковать
греки и финикийцы (позже карфагеняне), но преуспели римляне, им­
перия которых охватила Средиземноморье целиком х2. Менее прочную 82
империалистической привычки «мыслить континентами»), взирая на горизонты ми­
ровых держав. В обзорной статье, написанной венгерским коминтсрновцем Алек­
сандром (Шандором) Радо (1899—1981), указывалось, что геополитика идеологи­
чески заострилась и выделилась в особую научную систему в силу идеологических
потрясений, связанных с империалистической войной и революцией, и немецкие
геополитики «ценят материалистические предпосылки лишь постольку, поскольку
они служат определённой цели, а именно, возрождению германского империализ­
ма» (Радо 1929, стб. 390). Экономист-картограф Радо стал одним из выдающихся
советских разведчиков.
82
И превратила его в огромную область свободной торговли, давшей «возмож­
ность богатой природе и предприимчивости его жителей выказать всю свою силу»
(Зелинский 1995, с. 307).

172

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

«чрезматериковую» («от моря до моря») систему владения пытались
осуществить «мировые державы» персидских Ахеменидов и Александра
Македонского. В средние века к испытанной системе «кольцеобраз­
ного» могущественного владения прибегали венецианцы и генуэзцы,
тогда как выход в Атлантический океан привёл к распространению
«клочкообразной» системы владений, наиболее пригодной при рабов­
ладельческой эксплуатации далёких туземцев. Колониальные заокеан­
ские империи создали Португалия, Испания, Франция, Голландия, но
наибольшего добилась успеха Англия, с переходом к паровому судо­
ходству устроившая на морских путях серию «угольных» станций.
Далеко не всегда «клочкообразная» система могущественного вла­
дения шла во благо метрополии (Португалия, Испания, Франция); были
яркие примеры неудач и в осуществлении «кольцеобразной» системы
великодержавия (Ш веция в малом (северно-балтийском) европейском
средиземоморье), и в попытках системы «от моря до моря» (Бургунд­
ское герцогство83 в XV в.). В XIX веке прежние преимущества морских
держав в «борьбе с пространством», которая вообще существенно легче
в водной среде, были отчасти утрачены из-за железнодорожного стро­
ительства, существенно облегчившего внутриматериковые сообщения.
Даже Великобритания решилась комбинировать свою «клочкообраз­
ную» колониальную систему с системой «от моря до моря», взявшись
за трансафриканский проект Каир — Кейптаун. Со своей стороны,
объединенная Германия («второй рейх») пожелала одновременно при­
менить и «клочкообразную» систему в виде отдельных разбросанных
«мест под солнцем» в Африке и Океании, и систему «от моря до моря»
с посягательством на земли славян и с вызовом Англии в виде проекта
Багдадской дороги. Но этот экспансионизм оказался непомерным и в
мировой войне повлек за собой катастрофу всего германского колони­
зационного движения.
Систему «от моря до моря» в новой истории реализовали два ги­
ганта Северного полушария — Россия и США. Но североамериканцы,
не имея грозных политических соседей, смогли спокойно перелить ко83
Пример добавлен мной. — Г.Гл. Надо также заметить, что успех голландцев
и англичан (в отличие от западнороманских держав) в реализации «клочкообраз­
ной» системы могущественного владения по всему миру был, очевидно, связан с
реализацией контроля над североевропейской группой средиземных морей: Гол­
ландия долго держала в своих руках балтийскую торговлю, Англия после бомбар­
дировки Копенгагена в 1807 г. подчинила себе выход из Северного моря.

Глава 6. Глобальная экономико-геополитическая модель

173

лонизационную волну от Атлантического океана к Тихому и укрепить
её экономически; а затем уже заполнять слабее населенный географи­
ческий центр своей территории. Российская же колонизация, хотя и
создала государство наибольшего материкового протяжения, приняла
вид «постепенно суживающегося, зазубренного меча, тончающего и
слабеющего на своем восточном конце, вклинившегося между суро­
выми в климатическом отношениями территориями севера Азии и ис­
конными землями самого обширного государства желтой расы. Очень
легко обрубить конец такого меча» (там же, с. 154). В.П. СемёновТян-Ш анский не разделял благодушия Д.И. Менделеева относительно
Китая и полагал, что вероятный «азиатско-тихоокеанский всплеск» со
стороны Японии и Китая и воинствующий германизм в Европе являют­
ся двумя «остаточными» колонизационными волнами, таящими с двух
сторон угрозу для России. Её уязвимость предопределяет сохранение в
известной степени военно-мобилизационного характера русской коло­
низации и требует — здесь уже полное согласие с Менделеевым — до­
ведения географического центра страны до степени густоты населения
и экономического развития, сравнимой с западной коренной частью
государства. Но как это сделать?
Два возможных варианта: 1) перенос столицы в Екатеринбург — ра­
дикально, малореально и дорого; 2) создание новых российских колони­
зационных культурно-экономических баз. Россия смогла стать великой
державой благодаря четырём колонизационным базам на Восточно-Ев­
ропейской равнине: Киевско-Черниговской; Н овгородско-П етроград­
ской; Московской и Средневолжской. Однако русское колонизационное
движение сопровождалось чрезмерной тратой сил на занятие оседлос­
тью тюрко-монгольских степей и преодоление вклинившегося поперек
русского движения к востоку мусульманского «волнореза». И з-за этого
однородность атлантической волны миграции нарушилась: в Западной
Европе уже давно появилось интенсивное земледелие, а русский севе­
ро-восток перейти к нему был не в состоянии вплоть до XX в.
Другой историко-экономической противоположностью России и З а ­
пада стала различная степень сгущения и бойкости городской торговопромышленной жизни. Развитию городов, выраставших на Западе при
земельной стесненности и расчлененности рельефа, не содействовало
русское «богатырское раздолье трех дорог — лесной, лесостепной и
степной» с землёй, «плоской как кленовый лист» (Семёнов-Тян-Ш анский 1910). В Древней Руси «городами» назывались важные в военно­
политическом отношении укрепленные пункты, сходные по своей роли

174

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

с западноевропейскими замками. Но «там» ближайшие к крупным зам­
кам и наиболее защищенные селения сравнительно скоро обращались
в торгово-промышленные пункты, застроенные высокими каменными
зданиями, разнообразившие ремесла и приобретавшие исключительные
права на ярмарки — западные города развивались одновременно как
торгово-промышленные и юридические, обладающие привилегиями.
«Здесь» же земельный простор не прикреплял население к деревянным
строениям и ремеслам1*4. Московское государство, обратившись в Рос­
сийскую империю, «миновало юридический город», лишь постепенно
переходя от военного типа городов к административному типу, с почти
исключительным пребыванием правительственных учреждений. Страна
осталась преимущественно земледельческой с преобладанием «мелко­
ты торговли»; а торгово-промышленные города стали вырастать лишь
в XIX столетии, несколькими веками позже Западной Европы и в рам­
ках официального искусственно расчерченного — путём канцелярских
усмотрений из Петербурга — губернского и уездного деления, при
котором наиболее оживленные промышленные районы складывались
обычно «как бы в насмешку» на границах губерний, а отдельные уезды
■'бывали склеены из двух половин», временами (в половодье) разобщ а­
емых самой природой.
Задача сохранения великодержавия России требовала, по мнению
В.П. Семенова-Тян-Ш анского, выравнивания культурно-экономиче­
ского потенциала её европейской и азиатской половин за счёт создания
четырёх новых колонизационных баз: на Урале, Алтае, в Горном Т ур­
кестане и Кругобайкалье. Эти базы должны были бы стать центрами,
переросшими свою зависимость от зонально расположенных богатств
земной поверхности, — «бойкими азональными торгово-промышленны­
ми наносами». Полагая вслед за А.И. Воейковым, что «природа должна
служить человеку», В.П. Семёнов-Тян-Ш анский классифицировал все
экономические районы деятельности человека на Земле на зональные,
азональные и переходные между ними. Под зональными подразумева­
ются районы с преобладанием использования поверхностных богатств
Земли (флора и фауна), располагающихся климатическо-биогеографическими зонами вместе с почвами. Под азональными — места горно- 84
84
Ср. с антитезой «каменный Запад» — «деревянная Русь» в «Истории»
С.М. Соловьева: можно вспомнить также любовно выполненный проект органи­
зации Каменного приказа, присланный из Англии Петру I корабельным мастером
боярским сыном Ф. Салтыковым (7—1715) (Павлов-Сильванский 1897).

Глава 6. Глобальная экономике-геополитическая модель

175

заводских и мануфактурно-фабричных производств, не зависящих от
зонального расположения местных почв, растительного и животного
мира. «Мерилом культурности данной страны является степень раз­
вития в ней азональных экономических районов, как более свобод­
ных от естественных условий территории и вызванных более высокими
потребностями населения, если только эта атональность не связана
исключительно с присутствием ископаемых богатств» (Семёнов-ТянШ анский 1928).
Торговля и промышленность Земли, — резюмировал В.П. СемёновТян-Ш анский — группируются наиболее интенсивно по преимуществу
на морских побережьях и в азональных районах внутри стран.

6.2. Конфигурация мировых центров как вызов для России
Историческое освоение российской территории В.П. Семёнов-ТянШ анский рассмотрел на фоне глобального колонизационного процесса
с накатами двух могучих «колонизационных волн», разошедшихся от
Индостана — теплого полуострова, обращенного к югу и прикрытого с
севера «кровлей» Гималаев и Тибета. К северо-востоку от Индийского
субконтинента, вытянулось ядро желтой (азиатской) расы, к северозападу — ядро белой (средиземноморской) расы. Распространяясь по
своим первоначальным территориям, оба ядра человечества Евразии
одинаково заселяли своими оседлыми, земледельческими элементами
плодородные долины, «выбрасывая» в места с худшими природными
условиями более грубые и невзыскательные кочевые и бродячие эле­
менты скотоводов и звероловов. Активная роль в истории кочевников
белого ядра закончилась ранее, чем у желтого ядра, поскольку белое
оседлое человечество отличалось всегда более быстрым территориаль­
ным распространением, чем желтое, и напоры его кочевников происходили
на суженных пространствах (Причерноморье (скифо-сарматы) — Аравия
и Северная Африка), разрозненных оседлой массой. Тогда как кочев­
ники желтого ядра перекатывались огромной лавиной по евразийским
степям. Распространивш ись до краевых морей Тихого и А тлантичес­
кого океанов, обе волны ты сячелетней миграции «оттолкнулись» от
побережий вовнутрь материка и двинулись навстречу друг другу:
ж елтая — к северо-западу, а белая — к северо-востоку.
Преимуществом европейско-атлантической миграции стал сравни­
тельно однородный изначальный состав: экстенсивные земледельцы,

1 76

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

равномерно двигавшиеся и посылавшие «вспомогательными меридио­
нальными волнами» к северу и югу от себя воинов и торговцев, расчи­
щавших пути для расширения все того же экстенсивно-земледельческо­
го пояса. Стесненная суживающимся пространством европейского се­
веро-запада, «атлантическая волна» распространилась в Скандинавию
(германцы) и на Восточно-Европейскую равнину (в основном славяне).
Тихоокеанско-азиатский поток был неоднородным: авангард составля­
ли кочевники, способные отсекать только лишний запасный земельный
фонд на случай временных прикочевок; в арьергарде же интенсивные
земледельцы больше топтались на месте. Тихоокеанская волна мигра­
ции застыла на кочевом быте в азиатских степях и в «неподвижной
китайской государственности»85 (Семёнов-Тян-Ш анский 1919).
После многовековых столкновений атлантический миграционный
поток, «опираясь в своем тылу на подвижную западноевропейскую
цивилизацию», восторжествовал, проскользнув русским «фланговым
обходом» на весь северо-восток Евразии. Хотя атлантическая волна
миграции докатилась до Тихого океана лишь в виде слабого русского
«всплеска», кочевые накаты из Азии были вовсе прекращены. Европей­
ский Запад, предоставив восточным славянам одним вести продвижение
на северо-восток Евразии, обратил свою колонизационную энергию на
Америку и отчасти тропические страны Старого Света.
Елобальная экономико-геополитическая модель В.П. СеменоваТян-Ш анского отразила общий акцент историко-экономической и по­
литической географии конца XIX — начала XX вв. на заморской и
заокеанской экспансии западных держав, на «стремлении европейской
цивилизации стать универсальной, проникнуть во все, даже глухие
уголки земного шара» (Мечников 1924, с. 90—91). В предпринятом
Л.И. Мечниковым (1838—1888) опыте «географического синтеза исто­
рии» современный период цивилизации характеризовался как океани­
ческий с двумя фазами — торгово-колониальной экспансией приатлантических стран Европы со времени Великих географических открытий
«присоединение к области цивилизации бассейна Тихого океана» со
времени «золотых лихорадок» в Калифорнии и Австралии (с последу­
ющим быстрым экономическим прогрессом этих территорий), откры85
Существенная оговорка: «Хотя азиатский кочевой авангард и был разбит
навсегда, тем не менее, тихоокеанские интенсивные земледельцы за китайской
стеной сохранили в целости всю свою нетронутую потенциальную энергию» (Семенов-Тян-Шанский 1928).

Глава 6. Глобальная экономике-геополитическая модель

177

тия портов Китая и Японии для международной торговли, «революция
Мейдзи» и утверждения России на берегах Амура.
В более поздних работах, посвященных геополитическим факторам
истории и их взаимодействию с экономикой, помимо акцента на заоке­
анской экспансии и более отдалённых эпохах «речных цивилизаций» и
«средиземноморских главах» истории, уделялось особое внимание раз­
витию парового транспорта, подключившего к цивилизации глубинные
области материков. Благодаря железным дорогам к мировой экономике
была подключена «забаррикадированная» внутренними естественными
препятствиями Африка, и ее карта к началу XX в. целиком раскра­
силась в европейские цвета. Ж елезные дороги связали в компактное
хозяйственное целое Соединенные Ш таты Америки и создали совре­
менную Канаду, чья огромная площадь считалась настолько беспо­
лезной, что в Англии — после победы над Ф ранцией в Семилетней
войне — шли самые горячие споры о том, что удержать за собою:
Канаду или Гваделупу с Мартиникой. Причем, «теперь, когда морское
сообщение с Англией стало сравнительно невыгодным, те же самые
железные дороги все теснее связывают современную Канаду с Соеди­
ненными Ш татами». Наконец, железные дороги впервые объединили
Индию и открыли путь в глубины Азии (Хоррабин 1930, с. 46—47).
В.П. Семёнов-Тян-Ш анский считал неизбежностью отличие и в бу­
дущем истории России от истории других великих держав, вызванное
отсутствием свободных выходов в океан, и предопределённостью —
необходимость полагаться более на развитие внутренних отношений,
чем внешних, и «лихорадочную поспешность, на которую мы фатально
обречены с сооружением усовершенствованных путей сообщения» (Семёнов-Тян-Ш анский 1915, с. 26). Преодоления экономико-геополити­
ческих ограничений развития самой протяжённой в мире страны, более
всех остальных населенной и ресурсононосной в высоких широтах, он
искал на путях широкого железнодорожного строительства с двумя
коррективами: 1) отказ от узкого военного и транзитного подхода к
магистралям, «оборудование» вблизи них новых колонизационных баз с
промышленной переработкой местного сырья; 2) внимание к «возмож­
ному естественному продолжению наших магистралей в сопредельные
страны» (там же, с. 29). Семёнов-Тян-Ш анский сам разрабатывал на­
правления наиболее перспективных железных дорог для России, считая
особенно существенным правильное сочетание широтных и мериди­
ональных магистралей. Межведомственную комиссию по планирова­
нию сети новых железных дорог в Российской империи он убедил о

178

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

первоочередности сооружения двух магистралей: северной сибирской и
южной среднеазиатской. Обе должны были дополнять уже построенные
Транссиб и железную дорогу Оренбург — Ташкент. Транссиб обогнул
южную границу зоны русского земледелия, а по её северной границе,
по мысли В.П. Семёнова-Тян-Ш анского, должна была пройти высоко­
широтная северная магистраль: от реки Свирь через Вытегру, Кот­
лас, Усть-Сысольск, Тавду, Тобольск, Надым, Енисейск до северной
оконечности Байкала, с ответвлениями от Котласа до Мурманска и
от Бодайбо до Николаевска-на-Амуре. Благодаря О ренбургско-Таш ­
кентской дороге, по выражению В.П. Семёнова-Тян-Ш анского, «СырДарья впадает в Европейскую Россию», и настал черед дать возмож­
ность впасть в Европейскую Россию Аму-Дарье — посредством новой
среднеазиатской магистрали от пристани Чарджуй (ныне Чарджоу) до
посёлка Александров Тай в Саратовской губернии (Второй журнал за­
седаний Междуведомственной комиссии по выработке 5-летнего пла­
на железнодорожного строительства. Пг., 1916, с. 5, 16). Уже после
революции, в докладе на общем собрании Ееографического общества
«Будущие чрезматериковые пути сообщения» (1919), Семёнов-ТянШ анский наметил 7 возможных трансконтинентальных магистралей
(4 широтных и 3 меридиональных), которые могли бы связать мир в
единое экономическое пространство; причём 5 из них (соответственно
3 широтных 2 меридиональных — оба от Мурманска) пересекли бы по
российскую территорию.
События последующих десятилетий развивались по иному сцена­
рию: послереволюционная Россия вместо «активного сотрудничества в
создании мировых путей» двинулась по траектории ресурсно-техникоэкономического обособления в рамках «построения социализма в одной
стране» и — с явной недооценкой транспортной составляющей. Из
двух обсуждавшихся в научно-инженерных и руководящих экономиче­
ских кругах концепций развития транспорта по отношению к базовым
отраслям — ускоренной и замедленной — была выбрана последняя;
в противовес международной практике удельные капитальные вложе­
ния в транспорт сокращались (Еоричева 1990, с. 128). Возобладав­
ший подход «сначала производство, затем транспорт» сопровождался
«минованием» пути массовой автомобилизации, по которому пошло с
1920—30-х гг. развитие стран Запада, усиленно наращивавших сети
автомагистралей и смежные отрасли промышленности, включая не­
фтяную и химическую (Гольц, Филина 1996, с. 74—77). Устоявшаяся
«парадигма» остаточного принципа для транспортной инфраструкту-

Глава 6. Глобальная экономико-геополитическая модель

179

ры предопределила и выбор «апробированного» «угольного» варианта
промышленного роста, а не опережающего «нефтяного», и этапное
отставание в динамике технико-экономических укладов, усугубленное
крупномасштабным строительством (с применением массового прину­
дительного труда) водных каналов (Глазьев 1993, с. 115—118).
Опыт советского модернизационного проекта, альтернативного
универсальной океанической цивилизации Запада, был ответом на
глубокие кризисные процессы, связанные с «нашествием» в конце
XIX — начале XX вв. тяжёлой индустрии на пространства России
и Восточной Европе (Лапкин, Пантин 2002. с. 40). Реализация до­
гоняющего развития в форме номинального социализма обернулась
в итоге, поражением в экономической конкуренции и геостратегиче­
ском противоборстве с атлантическим «центром» капиталистической
мир-системы. Более успешной оказалась экспортно-ориентированная
догоняющая индустриализация Японии и НИС Ю го-Восточной Азии,
позволившая этим странам на берегах «Азиатского средиземного моря»
превратиться в «мировые полюсы экономического роста». В.П. Семенов-Тян-Ш анский, хотя и отмечал, что «тихоокеанские интенсивные
земледельцы за китайской стеной сохранили в целости всю свою не­
тронутую потенциальную энергию», вызов со стороны жёлтой расы
представлял исключительно как политический. Для западных геопо­
литологов того времени вопрос стоял только как «кто будет эксплу­
атировать Китай?»; а Корея фигурировала лишь как пример страны,
неспособной сохранить независимость в мире соперничающих империализмов, сходный с Ирландией и Египтом (Хоррабин 1930). Иную
ситуацию мы видим в начале XXI в., когда Россия столкнулась с эко­
номическими вызовами уже не только атлантического Запада, но и
промышленного Нового Востока, поднявшегося на побережьях «азиат­
ских средиземных морей».
В.П. Семенов-Тян-Ш анский был единственным русским учёным на­
чала XX в., сумевшим предвосхитить реконфигурацию мировых цен­
тров силы в форму геоэкономической триполярности. Частью этой ре­
конфигурации является глобальный геоэкономический сдвиг к сближе­
нию азональных районов с морскими побережьями, причём происходил
он прежде всего в трех мировых средиземноморских областях, ставших
тремя главными мировыми центрами экономического роста. Процесс
сгущения населения вокруг портово-промышленных комплексов наи­
более интенсивно происходил в азиатской группе средиземных морей,
где сначала рванула вперед Япония, фактически весь промышленный

180

Часть 2. Глобальные экономико-геополитические концепции...

потенциал которой сконцентрирован в портовых комплексах (крупней­
шие — Кобе, Тиба, Нагоя, Иокогама), затем взлетели 4 НИС-«дракона». Наконец, стал стремительно наращивать мощь Китай, демонстри­
руя самые высокие в мире темпы не только роста промышленности, но
и использования фрахта (Ваккерман 1997, с. 35).
В середине 1990-х гг, крупнейший город КНР Ш анхай замыкал
мировую десятку универсальных портов с грузом более 100 млн. тонн,
на которую приходилась половина всего приморского грузооборота.
Первое место в списке занимал голландский Роттердам, возвысивший­
ся благодаря интеграционным процессам в зоне североевропейского
Средиземноморья и «лотарингской оси»; второе — город-порт-государство Сингапур, расположенный на «выходе» из азиатского Среди­
земноморья; третье и восьмое — Новый Орлеан и Хьюстон, выросшие
на берегах Мексиканского залива. Остальные 5 мест в первой десятке
приходились на долю Нью-Йорка и японских портов. Но уже через
10 лет за первое место в списке крупнейших портов мира соревнова­
лись только Сингапур и Сянган-Гонконг, воссоединившийся с Китаем;
а далее расположились ещё 3 китайских порта — Ш анхай, Шеньжень
и Каошукь, а также южнокорейский Пусан.
К сожалению, пока всё цивилизованное человечество устремляется к
морским портам (Зимин, Корнилова 1993, с. 14), прозападные политиче­
ские карьеристы в России поощряли развал «последней империи — совет­
ской». Тем самым обрекая Россию на геополитическое и геоэкономическое ужатие с решительным сдвигом «от морей», к континентальному
северо-востоку Евразии.
Положение России в глобальном сетевом обществе, когда на первое
место в «чрезматериковых» коммуникациях вышли компоненты тре­
тьей инфраструктуры, будет зависеть и от способности сладить с напо­
ром на сибирские территории «самого обширного государства желтой
расы» — уже не прежнего, закостенелого под манчжурской косой,
а обновлённого и удивляющего мир своим динамизмом; и от успеш­
ности противодействия стремлению зарубежных коммуникационных
инфраструктур видеть в России только источник ресурсов (топлив­
но-энергетических, минеральных, интеллектуальных, сексуальных) и
рынок сбыта. Несмотря на советскую политику сдвига производитель­
ных сил на Восток, населённость азиатской части России осталась
весьма невысокой и недостаточной даже для создания более или менее
сплошной полосы вдоль Транссиба; кроме того, с 1992 г. началось
абсолютное сокращение численности населения Сибири и Дальнего

Глава 6. Глобальная экономика-геополитическая модель

181

Востока (Вишневский 1998, с. 260). Поэтому выглядит актуальным
предложение В.П. Семёнова-Тян-Ш анского «выделить особую область
Русской Евразии, не считая её никоим образом за окраину» (СемёновТян-Ш анский 1915, с. 27). В общем же и целом нельзя не согласиться
с создателем первой глобальной экономико-геополитической модель­
ной концепции в том, что успех в деле залечивания «хозяйственных
ран», нанесенных политическими переворотами, находится в прямой
зависимости от «степени распространения наших личных практических
знаний России» (Семёнов-Тян-Ш анский 1919 а, с. 36). Они должны
лечь в основание такого державного ответа на глобальные вызовы,
«чтобы не остаться висеть в воздухе наивным мечтателем за флагом
всех других наций, совершенно реально преследующих ясно видимые
ими цели» (Семёнов-Тян-Ш анский 1915, с. 33).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В отличие от истории социологии, в истории политической эконо­
мии не выделяется отдельного географического направления. Однако,
своеобразие географических условий национального хозяйствования,
как было показано в данной книге, не осталось без внимания в трудах
ранних школ экономической мысли. Формирование же в начале XX в.
экономической географии как особой научной дисциплины происходило
под воздействием исторической школы в политэкономии. П оказатель­
но большое внимание, уделенное географическому фактору, особенно
преимуществам приморских стран, в первом опыте сводной экономиче­
ской истории западной цивилизации (Кённингем 1902—1903).
Своеобразие географических условий российской цивилизации было
не раз и не два подчеркнуто и российской классической историогра­
фией, и российской политэкономической традицией, отмеченной более
или менее выраженной интонацией «географического скепсиса». Был
зафиксирован целый ряд природных факторов, не благоприятствующих
экономическому развитию «пространнейшей из держав». Мы видели
оценки её громадной протяженности как бремени расстояний, замед­
ляющих хозяйственный оборот; её минеральных ресурсов — как не
всегда достаточных и неудобно рассредоточенных; её рек — как не
слишком полезных для внутреннего товарообмена; её погодно-климатических условий — как чересчур суровых; её истории — как трудного
«преодоления» её географии; её культурного ландшафта — как недо­
статочно привлекательного для туризма.
П .Н . Савицким в концепции российско-евразийского месторазвития были подчеркнуты три резко отличающие Россию-Евразию
предопределённости в развитии главных отраслей хозяйства. В агро­
сф ере — неизбывность парового трехполья на большей части терри­
тории и ограниченность возможностей для европейски интенсивного
плодосменного земледелия; в торговле — обделённость наиболее
удобными и дешёвыми (морскими) транспортными путями; в про­
мышленности — историческое несовпадение ресурсных и культур­
ных средоточий.
Глобальные концепции, выдвинутые российской экономической
мыслью в начале XX в., были неразрывно связаны с осмыслением эко­
номистами — наряду с географами, историками, естествоиспы тателя­
ми, инженерами — проблематики национальных производительных
сил. Особую позицию в этом отношении занял русский марксизм.

Заключение

1 83

Он принес с собой не только схему исторического оптимизма, но и па­
фос «покорения природы». Открытие «богатейшей страны» состоялось
во многом благодаря партии большевиков, после захвата власти запре­
тившей все прочие партии, кроме геологических.
«Разведка недр» по всей территории страны действительно подкре­
пила уверенность в «неисчерпаемых ресурсах», питавших индустриа­
лизацию и сверхдержавный статус, в жертву которым было принесе­
но сельское хозяйство. Мобилизационное освоение труднодоступных
районов было окружено идеологической героикой «социалистического
строительства» (и скрывало лагерный блок планово-принудительного
труда). П афос овладения пространством «шестой части суши» и «пре­
вращения науки в непосредственную производительную силу» разру­
шил рамки «географического скепсиса» дореволюционных школ по­
литэкономии. Народничество осталось известным лишь по яростной
его критике В. Ульяновым-Лениным. Н.П. Огановский как «неонарод­
ник» вместе с А.В. Чаяновым и другими представителями организа­
ционно-производственной школы был осужден и надолго вычеркнут
из истории экономической и географической мысли. Состарившийся
В.П. Семёнов-Тян-Ш анский не имел возможности пропагандировать и
развивать свою экономико-геополитическую концепцию, объявленную
невразумительной. Из «материалистического» понимания истории и из
курсов политэкономии были изгнаны даже намёки на «географический
детерминизм».
После крушения СССР советская политэкономия вместе с другими
составными частями марксизма-ленинизма и опытом советского эконо­
мического роста была подвергнута критической (и, как правило, нега­
тивной) переоценке. Однако штамп «неисчерпаемых ресурсов» сохра­
нился и ударил бумерангом, породив завышенные ожидания от «бег­
ства к рынку» (в «цивилизованный мир») и мифологизацию «славного и
изобильного» прошлого. Становление нового российского капитализма
с патологическим социальным расслоением, криминальными эксцес­
сами, заклинаниями о необходимости инвестиций и т. п. породило на
рубеже XX—XXI веков новый виток полемики о природных и геополи­
тических факторах и ограничениях экономического развития России.
В спор включились специалисты по естественным наукам, географы,
историки, экономисты, политологи, обнаруживая при этом различные
идеологические пристрастия. Не вдаваясь в подробное описание, хоте­
лось бы отметить два существенных изъяна дебатов. Во-первых, игно­
рирование (точнее, попросту незнание) вклада российской политэконо-

184

Г.Д. Гловели. Геополитическая экономия в России: от дискуссий...

мической мысли в осмысление проблемы; во-вторых, тенденциозность
и передержки, выдающие бескультурье некритичного дискурса.
В качестве примера рассмотрим отклики на вызвавшую немало
шума тенденциозную книгу А. Паршева «Почему Россия не Америка».
И сочувствующие автору, и ожесточенные его противники пребывали
в неведении, что исходный пункт рассуждений — сомнительная конку­
рентоспособность на мировых рынках российских товаров вследствие
обусловленных отечественными расстояниями и климатом повышенных
транспортных и энергетических затрат — лишь повторяет сказанное
российскими политэкономами в XIX веке и резюмированное в первой
части нашей книги. Показательна та поистине хлестаковская «легкость
мысли необыкновенная» критиков, которые за провоцирующими выво­
дами Парш ева о предопределённости страны к изоляции от мирового
хозяйства и о том, что И. Сталин-де «был рыночником, грамотным и
последовательным», запросто отмахиваются от действительной пробле­
мы. Например, рецензент из «Нового мира» негодует, что «из счастли­
вых обладателей самой большой страны мира, богатой лесами и полез­
ными ископаемыми, мы с легкой руки Паршева превратились в бедных
родственников, обнесенных на «празднике жизни». И далее ёрничает:
«центральная часть Канады («Великие равнины»), основной сельскохо­
зяйственный район, чью пшеницу мы ели в брежневские годы, имеет
столь континентальный климат, что аналоги в России можно найти
только за Уралом». Интересно, а где можно найти за Уралом аналог
Великим Озёрам и реке св. Лаврентия, которые, будучи доступными
океанским судам и дополненными железными дорогами, ещё с поза­
прошлого века связали Канаду с мировым рынком, обеспечив низкие
транспортные издержки?
Ещё более «весомый» аргумент — процветающая Дания (а не Рос­
сия) как «самая холодная» страна мира, поскольку в её состав-де вхо­
дит огромная ледяная Гренландия. Здесь смысла не больше, чем в
сентенции, что «мы не получили в придачу теплого климата и неза­
мерзающих портов, так нельзя же все сразу».
«Новый мир», впрочем, хоть и пользуется каким-то авторитетом
у ещё читающей публики, издание всё же не академическое. Но вот
солидный журнал «Мировая экономика и международные отношения».
Здесь с вызывающим изоляционистом Паршевым, а заодно и с пробле­
мой российско-евразийского неудобья, уверенно разбирается доктор
экономических наук Ю. Шишков: «Что же касается непригодности
для земледелия российского Севера, то этот укоренившийся в обще-

Заключение

185

ственном сознании стереотип еще в 1906—1914 гг. был опровергнут
А. Ж уравским, который в приполярном печорском селе Усть-Цильме
за восемь лет акклиматизировал традиционные культуры Подмосковья.
Причем благодаря удлиненности летнего светового дня урожайность
здесь оказалась втрое выше. После экспериментов Журавского посевные
площади ржи в Печорском крае расширились в 10 раз, ячменя — в 9, кар­
тофеля — в 18 раз. Правда, этот переворот в земледелии Европейского
Севера России произошел в условиях рыночного сельского хозяйства,
а не колхозно-совхозного, когда кукурузу в приказном порядке пыта­
лись продвигать на север».
Откуда такие сведения? Из газеты «Известия», известного рупора
«ельциников» 1990-х. Впрочем, было бы несправедливо бросать тень
на достижения выдающегося учёного Андрея Владимировича Ж урав­
ского, коль его имя всуе упоминается в жёлтой прессе. От науки на
то и требуется культура критического дискурса, чтобы судить, не по­
лагаясь на таблоиды.
Осиротевший ещё в юности приёмный сын (подкидыш) генерала из
старинного дворянского рода А.В. Ж уравский обосновал первую про­
грамму комплексного экономического освоения Приполярной России.
Ж уравский был энтузиастом, потратившим своё наследство на органи­
зацию с 1903 г. ежегодных экспедиций по Печорскому краю и Большеземельской тундре, в результате чего не смог из-за отсутствия средств
на окончание курса в Петербургском университете даже получить за­
конченного высшего образования. Основанная сто лет назад Ж урав­
ским Печорская естественно-историческая станция стала первым на­
учным учреждением на Русском Севере и действительно осуществила
успешные опыты по культивированию скороспелых сортов «длинного
светового дня»; была «за развитие овощеводства в арктической зоне»
удостоена золотой медали Петербургской сельскохозяйственной вы­
ставки 1911 г. Но!
Эти впечатляющие результаты были достигнуты преимущественно
политическими ссыльными Усть-Цильмы, которым были бесплатно
выданы семена и рассады овощей. Именно ссыльный Артемий Соло­
вьёв в 1907—1908 гг. вырастил в Усть-Цильме все те овощи, которые
росли в Подмосковье, но с троекратной урожайностью. После этого в
1909 г. Переселенческое управление приняло решение финансировать
Печорскую станцию, но прибывшая через полгода комиссия Главного
управления землеустройства и земледелия решила её закрыть. Правда,
в 1911 г. под другим названием работу станции возобновили, одна-

1 86

Г.Д. Гловели. Геополитическая экономия в России: от дискуссии...

ко сохранилось враждебное отноше­
ние и сопротивление чиновничества и
жандармерии Архангельской губернии
«пустым затеям» Ж уравского. Моло­
дой учёный был неугоден не только
потому, что привлекал к экспедициям
и сельскохозяйственным опытам политссыльных, но и потому, что как пуб­
лицист выступал против захвата раз­
работки северных недр английскими,
шведскими и норвежскими фирмами, с
которыми охотно стакивалась местная
бюрократия. Кроме того, как последо­
ватель экономической доктрин.^ извес­
тного американского экономиста Генри
А.В. Журавский
Джорджа
Ж уравский был противником
(1082—1914)
неограниченной купли-продажи земель.
Ж уравский настаивал, наконец, на соблюдении интересов и охране
самобытности коренного промыслового и оленеводческого населения.
Среди тех. кто оказывал поддержку А.В. Ж уравскому, в первую
очередь надо назвать не раз упомянутых в этой книге П.П. СеменоваТян-Ш анского и А.И. Воейкова. Годившийся им по возрасту во внуки,
разработчик первой программы комплексного экономического освоения
Русского Севера ушёл из жизни в тот же год, что и маститые учё­
ные. Убитый пулей полицейского агента. Незадолго до гибели Ж урав­
ский поместил в газете «Северное утро» серию фельетонов «Северные
авантюристы» с разоблачением коррумпированных губернских властей
и перекупщиков, спаивавших коренное население. Провожая учёного в
последний путь, социал-демократы Усть-Цильмы вышли с венком «До­
бровольно ссыльному от группы ссыльных». Говорить о каком-то «пере­
вороте в земледелии Европейского Севера России в условиях рыночного
сельского хозяйства» было бы, мягко выражаясь, насмешкой над памя­
тью А.В. Ж уравского, недолгая жизнь которого совпала с величайшим
изломом в судьбе самой северной и самой обширной из империй.
Отметим пристальный интерес современных исследователей к из­
учению опыта империй в мировом контексте как оборотную сторону
осмысления глобализации
(Хелд, Гольдблатт , Макгрю , Перратон 2004). Британский исто­
рик Д. Ливен, профессор всё той же Лондонской школы экономики.

Заключение

187

в стенах которой веком ранее разработал первую на Западе глобаль­
ную геополитическую модель X. Маккиндер, в своём фундаментальном
сравнительном исследовании империй, характеризуетРоссию как Ев­
ропу, с особыми чертами экономики, экспансии и менталитета, обус­
ловленными местоположением (Ливен 2007, с. 363—370). Эта держава,
отмечает потомок офицеров на русской службе, создавалась «напере­
кор природе»: размеры и климат страны брали дополнительный налог
с любого вида деятельности (там же, с. 334).
Исторические взаимосвязи экономики и могущественного террито­
риального (имперского) владения в общемировом контексте: особен­
ности эволюции систем воспроизводства в пределах национально-го­
сударственного целого, сложившегося как «периферийная сухопутная
империя», — таковы масштабы анализа, для которого представляет
значительную ценность наследие российской геополитической эконо­
мии. Оно, с одной стороны, учит взвешенному подходу к природным
и геополитическим факторам экономической эволюции России, избав­
ленному как от комплекса исторической неполноценности, так и от
нарочитой «близорукости» или «дальнозоркости» в расчёте на решение
проблем по мановению «невидимой руки» мирового рынка или видимой
руки «сильного государства». С другой стороны, в нём обнаруживается
потенциал российской экономической мысли к оригинальной постанов­
ке и глубокой проработке не только национальных, но и глобальных
вопросов.

БИБЛИОГРАФИЯ
Адамс Б. Новая держава. М. — Изд-во бр. Рябушинских. — 1910,
Алексеев Н.Н. Евразийство и марксизм / / Евразийский сборник. — Кн. 6. —
Прага. — 1929.
Арсеньев К.И. Гидрографическое обозрение России / / Журнал МВД, — 1836.
Бабап И.К. Исторический метод в политической экономии / / Русский вест­
ник. — 1856. — № 3.
Бабап И.К. Предисловие / / Рошср В. Система народного хозяйства. Том 1.
М. - 1860.
Бажаев В.Г. Крестьянское травопольное хозяйство в нечерноземной полосе.
М. - 1900.
Барнав А. Введение во французскую революцию / / Хрестоматия по француз­
скому материализму. Пг. — 1923.
Безобразов В.П. Избранные труды. М. — Наука. — 2001.
Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М. — Academia. — 1999.
Белозерцев А.Г. Зерновое хозяйство России (1865-1997 гг.). М. — 1998.
Бехтерев В.М. Коллективная рефлексология. Пг. — 1921.
Биггарт Дж. Александр Богданов и теории «нового класса / / Социологические
исследования. 1993. — № 7.
Блауг М. Сто великих экономистов до Кейнса. М. — «Дело». — 2005.
Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М. — «Дело». — 1995.
Блеклое С.М. Земские учреждения // Энциклопедический словарь «Гранат».
Том 21. М., 1913.
Богданов А.А. Вопросы социализма. — М. — Книгоизд-во писателей. — 1918.
Богданов А.А. Вопросы социализма. Работы разных лет. — М. — Политиз­
дат. — 1990,
Богданов А.А. Всеобщая организационная наука: тсктология. Кн. 2. — М. —
Изд. автора. — 1917.
Богданов А.А. Всеобщая организационная наука: тектология. Кн. 2. — 3-е
изд. — Л.-М. — «Книга». — 1927.
Богданов А.А. Из психологии общества, СПб. — С. Дороватовский и А. Чарушников. — 1904.
Богданов А.А. Краткий курс экономической науки. М. — 1897.
Богданов АЛ. Краткий курс экономической науки, 9-е изд., вновь испр. — М. — С.
Дороватовский и А. Чарушников. — 1906.
Богданов А.А. Краткий курс экономической науки. 10-е изд. — М. — Госиз­
дат — 1920.
Богданов АЛ Линии культуры XIX и XX века // Вестник МИАБ. — 2000. — № 4.
Богданов А.А Наука об общественном создании. 3-е изд. П г.-М . — Кни­
га. — 1923.
Богданов А.А. Общественнонаучное значение новейших тенденций естествоз­
нания (1923) / / Вестник МИАБ. — 2004. — № 2 (18).
Богданов А.А. О пролетарской культуре. — М.-Л. — «Книга» — 1925.

Библиография

1 89

Богданов А.А. Статьи, доклады, письма и воспоминания 1901-1928 гг. / / Неиз­
вестный Богданов. Кн. 1. — М. — ИЦ «АИРО-ХХ». — 1995.
Богданов АЛ. Тсктология: всеобщая организационная наука. — М. — Финан­
сы. — 2003.
Богданов А,, Степанов И. Курс политической экономии. Том 1. СПб. — Т-во
«Знание». — 1910.
Богданов А., Степанов И. Курс политической экономии. Том 1. 3-е изд.
М.-Л. — Госиздат. — 1925.
Богданов А., Степанов И. Курс политической экономии. Том 2. Вып. 1. Эпоха
торгового капитала. М. — Госиздат — 1920.
Богданов А., Степанов И. Курс политической экономии. Том 2. Вып. 2. Эпоха
промышленного капитала. М. — Госиздат — 1919.
Богданов А., Степанов И. Курс политической экономии. Том 2. Вып. 4. Об­
щая теория капитализма. Коллективистический строй. 2-е изд. М.-Пг. — Госиз­
дат. — 1924.
Боголепов М.А. Колебания климата и историческая жизнь. М. — 1912.
Бортник М. Экспорт капитала. Статистическое приложение / / БСЭ. Т. 63.
М. - 1931.
Бродель Ф. Динамика капитализма. — Смоленск. — «Полиграмма». — 1993.
Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. Структуры
повседневности. М. — Прогресс. — 1986.
Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. Игры обме­
на. М. — Прогресс. — 1988.
Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм. Время мира.
М. — Прогресс. — 1992.
Бродель Ф, Что такое Франция? М. — Изд-во им. Сабашниковых. — 1997.
Брок Д. Экономика и государство в эпоху глобализации / / РоИекопош. —
1997. - № 3/4.
Булгаков С.Н. История экономических учений. Литографиров. курс лекций.
М. - 1910.
Булгаков С.Н. Капитализм и земледелие. Тт. 1-2. М. — 1900.
Булгаков С.Н. Краткий очерк политической экономии. М. — 1906.
Бурапин Д. Американцы: национальный опыт. М. — Прогресс. — 1993.
Бутовский А.И. Опыт о народном богатстве, или О началах политической эко­
номии. СПб. —изд. Е.И.В. канцелярии. — Тт. 1-3. — 1847.
Бухарин Н.И Мировое хозяйство и империализм. Пг. — 1915.
Бухарин Н.И. Письма В.И.Ленину / / Вопросы истории. — 1994. — № 3.
Бухарин Н.И. Рец. на кн.: А. Богданов. Вопросы социализма / / Коммунист (МК
РСДРП). - 1918. - № 3.
Бюхер К. Возникновение народного хозяйства. Пг. — 1923.
Вайншейн А.Л. Урожайность, метеорологические и экономические циклы и
проблема прогноза / / Проблема урожая. М. — 1928.
Ваккерман Г. Транспорт, торговля, туризм и мировая экономическая система
/ / Международный журнал социальных наук. — Вып. 18. — М. — 1997.

! 190

Г.Д. Гловели. Геополитическая экономия в России: от дискуссий...

Валентен С.Д., Нестеров Л.И. Развитие общества в теории социальных аль­
тернатив. М. — 2003.
Валентинов Н. Новая экономическая политика и кризис партии после смерти
Ленина. — М. — 1991.
Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире.
СПб. — Университетская книга. — 2001.
Валлерстайн И. Россия и капиталистическая мир-экономика, 1500-2100 / /
Свободная мысль. — 1996. — № 5.
Ван дер Вее Г. История мировой экономики. 1945-1990. М. — Наука. —
1994.
Вернадский В.И. Об использовании химических элементов в России / / Изве­
стия Императорской АН. — 1915. — № 3.
Вернадский Г.В. Начертание русской истории. Прага — 1927.
Вернадский Г.В. Против солнца. Распространение Русского государства к вос­
току / / Русская мысль. — 1914. — № 1.
Вернадский Г.В. П.Н.Милюков и месторазвитие русского народа / / Новый
журнал. New York. — 1964. — № 77.
Витте С.Ю. Конспект лекций о государственном и народном хозяйстве.
М. - 1997.
Вишневский А.Г. Серп и рубль. Консервативная модернизация в СССР. — М. —
ОГИ. - 1998.
Воейков А.И. Будет ли Тихий океан главным торговым путем земного шара? / /
Известия РГО. Том XL. — 1904. — № 4.
Воейков М.И. Политико-экономические эссе. М. — Наука. — 2004.
Волков М.Я. Разъяснение рациональных оснований политической экономии.
СПб. - 1872.
Воронцов В.П. Наши направления / / Образ будущего в русской экономической
мысли конца XIX — начала XX века. М. — «Республика». — 1994.
Воронцов В.П. Судьба капиталистической России. СПб. — 1907.
Воронцов В.П. Судьбы капитализма в России. СПб. — 1882.
Гейден Г. Критика немецкой геополитики. М.: — 1960.
Гладкий Ю.Н. «Евразийское неудобье» как индикатор природной и социаль­
но-экономической специфики России / / Известия РГО. — Т. 130. — Вып. 1— 2.
- 1999.
Гладкий Ю.Н. Россия в лабиринтах географической судьбы. СПб. — Юриди­
ческий центр. — 2006.
Гладкий Ю.Н., Доброскок В.А., Семенов С.П. Экономическая география Рос­
сии. М., — 1999.
Гладкий Ю.Н., Никитина М.Г., Марунеико Н.В. Геоэкономика: предмет иссле­
дования и тенденции развития // Известия РГО. — Т. 135. — Вып. 3. — 2004.
Глазьев С.Ю. Теория долгосрочного технико-экономического развития.
М., - 1993.
Гловели Г.Д. Геополитическая экономия в России / / Вопросы экономики. —
2000. -

№ 11.

Библиография

191

Гловели Г.Д. Лев Мечников / / Альтернативы. — 1995. — № 1.
Гловели Г.Д. Триумвиры большевигенции / / Вестник МИАБ. — 2005. — № 1
(21).
Гольц Г.А., Филина В.Н. Пути развития транспорта России / / Проблемы про­
гнозирования. — 1996. — № 5.
Горичева Л.Г. Транспортный комплекс в сбалансированном народной хозяй­
стве: пути создания / / МЭиМО. — 1990. — № 9.
Горлов И.Я. Начала политической экономии. Т. 1. — СПб. — 1859.
Гранат И.Н. Чупров / / Энциклопедический словарь «Гранат». Том 49.
М. - 1930.
Гриневецкий В.И. Послевоенные перспективы русской промышленности.
М. - 1922.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка в 4 томах. 4-е изд.,
доп. СПб.-М. - 1 9 1 2 -1 9 1 4 .
Даниельсон Н.Ф. Апология власти денег, как признак времени / / Русское бо­
гатство. — 1895. — № № 1, 2.
Даниельсон Н.Ф. Очерки нашего пореформенного хозяйства / / Народническая
экономическая литература. М. — Соцэкгиз. — 1958.
Даниельсон Н.Ф. Письма К. Марксу и Ф. Энгельсу / / К. Маркс, Ф. Энгельс и
революционная Россия. М. — Политиздат. — 1967.
Данилов-Данильян В.И. Интеллектуализация хозяйства: кто быстрее? / / Тацуно Ш. Стратегия — технополисы. М. — Прогресс. — 1989.
Ден В.Э. Очерки экономической географии. Ч. 1. Сельское хозяйство. —
СПб. - 1908.
Ден В.Э. Учение Рудольфа Челлена о предмете и задачах геополитики / / Из­
вестия РГО. — 1997. — Том 129. — Вып. 1.
Дмитриев А.Л., Файбусович Э.Л. Н.П. Огановский — экономист и географ / /
Известия СПбУ экономики и финансов. — 2001. — № 1.
Дудзинская Е.А. Строительство железных дорог в экономической про­
грамме славянофилов / / Социально-экономическое развитие России. М. —
Наука. — 1986.
Дьяконов И.М. Пути истории. — М. — Наука. — 1994.
Дякин В.С. Был ли шанс у Столыпина / / Звезда. — 1900. — № 12.
Жан К., Савона П. Геоэкономика. Господство экономического простран­
ства. — М., — 1997.
Жид Ш., Рист Ш. История экономических учений. — М. — Экономика. —
1995.
Журавский А.В. Приполярная Россия в связи с разрешением общегосудар­
ственного аграрного и финансового кризиса. Архангельск, — 1908.
Журавский А.В. Экономико-исторические и географические полярные границы
внеземлсдельческой области России. Архангельск, — 1909.
Зелинский Ф.Ф. История античной культуры. СПб. — «Марс». — 1995
Земляков Д.Н. Дисциплина «Национальная экономика» : методолого-теоретиче­
ские и методические основы / / Российский экономический журнал. — 2000. — № 9.

192

Г.Д. Гловели. Геополитическая экономия в России: от дискуссий...

Зибер Н.И. Избранные социально-экономические произведения. Том 1. М. — Соцэкгиз. — 1959.
Зимин Б.Н., Корнилова Т.А. Об основных тенденциях размещения промыш­
ленности / / Постиндустриальное развитие капиталистических стран. М. — На­
ука. — 1993.
Иванцов Д.Н. Черты своеобразия русской экономической мысли / / Евразий­
ский сборник. — Кн. 6. — Прага. — 1929.
Иванюков И.И. Политическая экономия как учение о процессе развития хозяй­
ственных явлений. 3-е изд. —-М. — 1891.
Иванюков И.И. Лекции по истории хозяйственного быта европейских народов.
СПб. - 1903.
Иголкчн А.А.Советская нефтяная промышленность в 1921-1928 гг. М. —
РГГУ. - 1999.
Исаев А.А. Начала политической экономии. СПб. — 1896.
Исаев А.А. Мировое хозяйство. СПб. — 1910.
Каменев Л.Б. Между двумя революциями. — «Новая Москва». — 1923.
Камерон Р. Краткая экономическая мира от палеолита до наших дней. М. —
РОССПЭН. - 2001.
Каратыгин Е.С. В стране крестьянских товариществ. СПб. — 1909.
Кареев Н.И. Основы русской социологии. СПб. — Изд-во Ивана Лимбаха. —
1996.
Карышев Н.А. Земледелие Окон.). Системы хозяйства // Энциклопедический
словарь Брокгауза и Ефрона. Полутом 23. — СПб. — 1894 .
Киапельс М. Начало истории / / Социализм будущего. — 1990.
Кауфман А.А. Воронцов / / Новый энциклопедический словарь Брокгауза и
Ефрона. Том 11. СПб. — 1912.
Кеннингем У. Западная цивилизация с экономической точки зрения. Т. П.
М. — А.И. Мамонтов. — 1903.
Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. Кн. 1-3. — М. —
1994.
Ковалев Е.В. Органическое земледелие — ответ на вызов времени / / МЭиМО. - 2005. - № 9.
Коломинов В.В. Науке отданная жизнь / / Глобус. 1985. — Л., — 1985.
Кондратьев Н.Д. Избранные сочинения. М. — Экономика. — 1993
Кондратьев Н.Д. Индустриализация С.Ш. / / Энциклопедический словарь
«Гранат». Том 41-VI. — М. — 1926.
Корсак А.К. О формах промышленности вообще и о значении домашнего про­
изводства (кустарной и домашней промышленности) в Западной Европе и в Рос­
сии. — М. — 1861.
Костомаров Н.И. Очерк истории торговли Московского государства. — М. —
1862.
Кочетов Э.Г. Геоэкономика. М. — БЕК. — 1999.
Кошелев А.И. Соображения касательно устройства железных дорог в России / /
Русская беседа. — 1856. — Т. 1.

Библиография

193

Коэн С. Бухарин. — Ardis Publishers. — Ann Arbor. — 1986.
Красильщиков В. А. и др. Модернизация: зарубежный опыт и Россия. — М. —
1995.
Крижанич Ю. Политика. — М. — Новый свет. — 1997.
Кулишер ИМ. Экономическая история как наука, и периоды в хозяйственном
развитии народов / / Русская мысль. — 1908. — № 7.
Ламанский В.И. Три мира Азийско-Европейского материка. — СПб., — 1892.
Ламин В.А. Сверхмагистрализация Транссиба и магистрализация Сибири //
Известия СибО АН СССР. — Сер. Обществ, наук. — 1981. — Вып. 2. — № 6.
Лапкин В.В., Пантин В.И. Геоэкономическая политика: предмет и понятия //
Полис. — 1999. — № 4.
Лапкин В.В., Пантин В.И. Геоэкономическая политика и глобальная политиче­
ская история. М. — «Оолита». — 2004.
Лапкин В.В., Пантин В.И. Парадокс Запада и генезис универсальной циви­
лизации / / Цивилизации. Вып. 5. Проблемы глобалистики и глобальной исто­
рии. — М. — Наука. — 2002.
Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М. — Прогресс. — 1990.
Ленин В.И. Полное собрание сочинений в 55 тт. М. — Политиздат. — 19581975.
Ливен Д. Российская империя и её враги с XVI века до наших дней. М. — «Ев­
ропа». — 2007.
Липец Ю.Г., Пуляркин В.А., Шлихтер С.Б. География мирового хозяйства.
М. — «Владос». — 1999.
Лист Ф. Национальная система политической экономии. — СПб., — 1891.
Луначарский А.В. Рецензия на книгу М.Павловича «Великие железнодорожные
и морские пути будущего» / / Свободный журнал. — 1914. — № 5.
Любомиров И.Г. Выговское общежитие. — Саратов: — Книгоизд-во Яксанова. - 1924.
Любомиров П.Г. Крепостная Россия XV11-XV111 вв. / / Энциклопедический сло­
варь «Гранат». Том 36 — III. — М.. — 1938.
Макаров Н.П. Социально-этические корни в русской постановке аграрного
вопроса. — Харьков. — 1918.
Макаров Н.П. Крестьянское хозяйство и его эволюция. М. — 1920.
Максаковский В.И. Географическая картина мира. Ч. 1-2. — Ярославль —
1995.
Мануйлов А.А. Энгельс // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.
Полутом 80. — СПб. — 1904.
Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения в 50-ти тт. М. — Политиздат. — 1955-1981.
Маршалл А. Основы экономической науки. М. — ЭКСМО. — 2007.
Менделеев Д.И. Проблемы социально-экономического развития России.
М. — Соцэкгиз. — 1960.
Мечников Л.И. Цивилизация и великие исторические реки. М. — 1924.
Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического
процесса. — М. — 1998.

194

Г.Д. Гловели. Геополитическая экономия в России: от дискуссий...

Милов Л.В. Природно-климатический фактор и особенности российского исто­
рического процесса / / Вопросы истории. — 1992. — № 4/5.
Милюков П.Н. Колонизация / / Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефро­
на. Полутом 34. — СПб. — 1895.
Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры. Ч. I. — М. — 1896.
Михайловский Н.К. Записки профана / / Отечественные записки. —
1875. - № 7. - Отд. II.
Михайловский НК. По поводу русского издания книги Карла Маркса / / На­
родническая экономическая литература. М. — Соцэкгиз. — 1958.
Модельски Дж„ Томпсон У. Волны Кондратьева, развитие мировой экономики
и международная политика / / Вопросы экономики. — 1992. — № 10.
Мокший Г.Н. Василий Павлович Воронцов / / Вопросы истории. — 2004. — № 9.
Мояойро А. Частное предпринимательство и общественное служение в русской эко­
номической мысли второй половины XIX века / / Вопросы экономики. — 1994. — № 7.
Мордвинов Н.С. Избранные произведения. М. — Соцэкгиз. — 1945.
Мордвинов Н.С. Правила для получения от земли изобильных урожаев. —
СПб. — Тип. Е. Алипанова. — 1840.
Моро-Дефарж Ф. Введение в геополитику. — М. — 1995.
Морозов Н.В. Продвижение цивилизации от Передней Азии к Северо-Западной
Европе / / География и хозяйство. — М. — 1968.
Неклесса А.И. Россия в системе геоэкономических координат XXI века / /
Путь в XXI век. Стратегические проблемы и перспективы российской эконо­
мики. — М. — 1999.
Носков В.В. Образ России в идеологии американской империи / / Проблемы
социально-экономической истории России. СПб. — Наука. — 1991.
Нуриев Р.М., Латов Ю.В. Карл Поланьи — наш современник / / «Великая
трансформация» Карла Поланьи: прошлое, настоящее, будущее. М. — ИД ГУВШЭ. - 2006.
Обет Э. Англия, Европа и мир. Л. — 1926.
Овчинников В.В. Сакура и дуб. Кн. 1. Ветка сакуры. М. — 1987.
Огановский Н.П. Закономерность аграрной эволюции. Т. 1. Теории капитали­
стического развития. Общий ход и фазисы аграрной эволюции. Саратов — 1909.
Огановский Н.П. Закономерность аграрной эволюции. Т. 2. Очерки по истории
земельных отношений в России. Саратов — 1911.
Огановский Н.П. Закономерность аграрной эволюции. Т. 3. Обновление земле­
дельческой России. — М. — «Задруга». — 1914.
Огановский Н.П. Закономерность аграрной эволюции. — М., — 1917.
Огановский Н.П. Очерки по экономической географии России (в связи с миро­
вым хозяйством, по новейшим статистическим материалам). — Ч. I. — М. — 1922.
Огановский Н.П. Революция наоборот (Разрушение общины). — М. — «За­
друга». — 1917.
Огановский Н.П. Революция наоборот (Разрушение общины) / / Антология
социально- экономической мысли в России. 20-30-е годы XX века. — М. — Ac­
ademia — 2001.

Библиография

195

Огановский Н.П. Сельское хозяйство, индустрия и рынок в XX веке. М. —
1924.
Онищук С.В. Исторические типы общественного производства. Политическая
экономия мирового исторического процесса. — М. — ИФВЛ РАН — 1995.
Остапенко С.С. Внешние рынки России. Персидский рынок и его значение.
Киев. 1913.
Павлов-Сильванский П.Н. Проекты реформ в записках современников Петра
Великого. Разд. II. — СПб. — 1897.
Павлович М.П. Империализм. Курс лекций, читанных в Академии Генштаба в
1922-1923 гг. — М. — Главполитпросвет. — «Красная новь». — 1923.
Павлович М.П. Собрание сочинений. Том II. Империализм и борьба за великие
железнодорожные и морские пути будущего. — Л. — 1925.
Плеханов Г.В. Письмо Ф.Энгельсу / / К.Маркс, Ф.Энгельс и революционная
Россия. М. — Политиздат. — 1967.
Покровский С.А. Внешняя торговля и внешняя политика России. М. — Между­
народная книга. — 1947.
Поляк Б.Г., Маркова А.Н. История мировой экономики. М. — «Юнити». —
1999.
Полян П.М. Вениамин Петрович Семёнов-Тян-Шанский. Л. — Наука. —
1989.
Потанин Г.Н. Города Сибири / / Сибирь, её современное состояние и нуж­
ды. - 1909.
Радо А. Геополитика// Большая Советская Энциклопедия. — Т. 14. —
М., - 1929.
Русанов Н.С. Моё знакомство с Энгельсом / / Воспоминания о К. Марксе и
Ф. Энгельсе. — Том 2. — М. — Политиздат. — 1988.
Рыкачёв А.М. О некоторых наших предубеждениях / / Русская мысль. —
1913. - № 10.
Рыкачёв А.М. Рец. на: Богданов А., Степанов И. Курс политической экономии.
Том 1 / / Русская мысль. — 1911. — № 6. — Отд. 2.
Рязанов В.Т. Экономическое развитие России. Реформы и российское хозяй­
ство в Х1Х-ХХ вв. - Спб.. - 1998.
Савицкий П.Н. Бои за империю / / Русская мысль. — 1916. — № 3.
Савицкий П.Н. В борьбе за евразийство. — Прага. — 1931.
Савицкий П.Н. Континент Евразия. М. — «Аграф». — 1997.
Савицкий П.Н. Месторазвитие русской промышленности. Берлин. — 1932.
Савицкий П.Н. О задачах кочевниковеденья. Почему скифы и гунны должны
быть интересны для русского. — 1928.
Савицкий П.Н. Проблема промышленности в имперской России / / Русская
мысль. — 1916. — № 11.
Салинз М. Экономика каменного века. М. — ОГИ. — 2000.
Самарин Ю.Ф. Избранные сочинения. — Том 1. — М. — 1878.
Святский Д.О. О некотором соотношении солнечной активности и народных вос­
станий / / Известия Русского общества любителей мироведения. — 1917. — № 6.

1 96

Г.Д. Гловели. Геополитическая экономия в России: от дискуссий...

Семевский В.И. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине

XIX века. Т. 2. - СПб. - 1888.
Семёнов-Тян-Шансшй В.П. Географические соображения о расселении чело­
вечества в Евразии. Антропогеографическая заметка по поводу книги А.А. Шах­
матова «Очерк древнейшего периода истории русского языка» / / З е м л ев е д е­
ние. — 1916. — Кн. 1 /2 .
Семенов-Тян-Шинский В.П. Город и деревня в европейской России.
СПб. - 1910.
Семёнов-Тян-Шинский В.П. Единство России и великое тысячелетнее пере­
селенческое движение / / Пути сообщения Севера. — 1919. —№ 6—7—8.
Семёнов-Тян-Шанскш) В.П. О могущественном территориальном владении
применительно к России. — Пг. — 1915.
Ссмёнов-Тян-Шанский В.П. Район и страна. М.-Л. — 1928.
Семёнов-Тян-Шанский В.П. Туризм и отчизноведение в России / / Пути со­
общения Севера. — 1919. — № 6-7-8.
Семёиов-Тян-Шапский В.П. Что такое география? // Известия РГО. — Т. 1Л. —
1915. - Вып. 9.
Семёиов-Тян-Шанский П.П. Значение России в колонизационном движении
европейских народов / / Известия РГО. — Т. XXVIII. — 1892. — Вып. 4.
Сербов Н. Щапов / / Русский биографический словарь. — Том 24. — СПб —
1912.
Серра А. Краткий трактат о средствах снабдить в изобилии золотом и серебром
королевства, лишённые рудников драгоценных металлов / / Мировая экономиче­
ская мысль сквозь призму веков. — Том 1. — М. — Мысль. — 2004.
Сироткин В.Г. Почему Троцкий проиграл Сталину? М. — Алгоритм. — 2004.
Скворцов-Степанов И.И. Что такое политическая экономия? // Вестник Ком­
мунистической академии. — Вып. 11. — 1925.
Скворцов-Степанов И.И. Электрификация РСФСР в связи с переходной фа­
зой мирового хозяйства. С предисл. Н. Ленина и Г. Кржижановского. — М. — Го­
сиздат. — 1922.
Скворцов-Степанов И.И. Избранные сочинения. — Том 1. — М.-Л. — 1931.
Скопин А.Ю. Концепции современного естествознания. М. — 2003.
Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. — М„ — 2007.
Смоленцев Л.Н. Печорские дали. Худож.-документ, пов. об А.В.Журавском.
Сыктывкар, — 1979.
Советов А.В. Сельское хозяйство / / Энциклопедический словарь Брокгауза и
Ефрона. Полутом 57. — СПб. — 1900.
Солнцев С.Ф. Экономические кризисы // Энциклопедический словарь «Гра­
нат». - Т. 51. - М„ - 1933.
Соловьев С.М. Сочинения. Книга VII. — М. — 1991.
Соловьев С.М. Чтения и рассказы по русской истории. — М. — «Прав­
да». — 1989.
Соловьев-Андреевич Е.А. Г.Т. Бокль, его жизнь и научная деятельность. —
СПб. — Т-во «Общественная польза». — 1895.

Библиография

197

Сорос Дж. Будущее капиталистической системы зависит от упрочения глобаль­
ного открытого общества / / Бизнес и политика. — 1998. — № 5-6.
Спидчепко К.И. Геополитика / / Экономическая энциклопедия. Политическая
экономия. — Том 1. — М. — 1971.
Стрельников И.Д. Русская наука и учёные во время революции / / Новая
Россия. — 1922. — № 2.
Струве П.Б. Критические заметки по вопросу об экономическом развитии Рос­
сии. - СПб. - 1894.
Струве П.Б. Маркс / / Новый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефро­
на. — Том 25. — СПб. — 1915.
Струве П.Б. Мои встречи и столкновения с Лениным / / Новый мир. —
1991. - № 4.
Струве П.Б. На разные темы. — М. — 1903.
Струве П.Б. Patriotica. — М. — «Республика». — 1997.
Струве П.Б. Дж.Чемберлен / / Русская мысль. — 1914. — № 2.
Тарле Е.В. Была ли екатерининская Россия экономически отсталой страной //
Русская мысль. — 1910. — № 5.
Тенгоборский Л.В. О производительных силах России. — Том III. —
СПб. - 1858.
Терентьев М.А. Россия и Англия в борьбе за рынки. — СПб. — 1875.
Тернигорев С.Н. Оскудение. Очерки помещичьего разорения. — СПб. —
1881.
Тоффлеры А. и X. Войны завтрашнего дня / / Нью-Йорк Таймс. — 1993, 23
ноября — 6 декабря.
Тоиипендаль Р. Роль социал-демократии в развитии индустриального капита­
лизма / / Новая и новейшая история. — 1997. — № 2.
Трубецкой Н.С. О туранском элементе в русской культуре / / Россия между
Европой и Азией: евразийский соблазн. — М. — Наука. — 1993.
Тугин-Бирановский М.И. Величайшая в мире коммунистическая организация
(община духоборов). — М. — 1918.
Туган-Барановский М.И. Об экономическом развитии России / / Речь. —
1916." - № 91.
Туган-Барановский М.И. Развитие производительных сил России / / Речь. —
1916.’ - № 44.
Туган-Барановский М.И. Экономическая наука / / Энциклопедический словарь
Брокгауза и Ефрона. Полутом 55. — Россия. — СПб. — 1899.
Умов Н.А. Ещё новые применения артельных начал / / Русская летопись. —
1870. - 9
Фортунатов А.Ф. Сельскохозяйственная экономия / / Энциклопедический сло­
варь Брокгауза и Ефрона. Полутом 57. — СПб. — 1900.
Фортунатов А.Ф. Об изучении кооперации / / Союз потребителей. —
1908. - № 37.
Франк А. Г. Формационные переходы и мифологемы способов производства / /
Восток. — 1992. — № 2.

198

Г.Д. Гловели. Геополитическая экономия в России: от дискуссий...

Франк А.Г. Смещение мировых центров с Востока на Запад / / Латинская Аме­
рика. — 1993. — № 2.
Хелд Д., Гольдблатт Д., Макгрю Э., Перратон Дж. Глобальные трансформа­
ции. Политика, экономика, культура. — М. — Праксис. — 2004.
Хоррабин Дж.Ф. Очерк историко-экономической географии мира. —
М.-Л. - 1930.
Хорос В.Г. Идейные течения народнического типа в развивающихся стра­
нах. — М. — Наука. — 1980.
Цыганков А.П. Что для нас Евразия? Пять стратегий российского освоения
пространства после распада СССР / / Вопросы философии. — 2003. — № 10.
Чаянов А.В. Записка о современном состоянии сельского хозяйства СССР по
сравнению с довоенным положением и положением сельского хозяйства капитали­
стических стран / / Известия ЦК КПСС. — 1989. — № 6.
Чаянов А.В. Крестьянское хозяйство. — М. — Экономика. — 1989.
Чаянов А.В. Очерки по экономике сельского хозяйства. — М. — 1923.
Чаянов А.В. Сельскохозяйственная помощь населению / / Энциклопедический
словарь «Гранат». — Т. 38. — М. — 1916.
Челинцев А.Н. Очерки сельскохозяйственной экономии. — СПб. — 1909.
Челинцев А.Н. Теоретические основания организации крестьянского хо­
зяйства / / Антология социально-экономической мысли в России. 20-30-е годы
XX века. — М. — Academia — 2001.
Чепарухин В.В. Владимир Эдуардович Ден — известный и неизвестный //
Деятели русской науки XIX—XX веков. — Вып. 2. — СПб. — Дмитрий Була­
нин — 2000.
Чижевский А.Л. Физические факторы исторического процесса. — Калу­
га. — 1924.
Чупров А.И. Мелкое земледелие. — М. — 1907.
Чупров А.И. Политическая экономия. Курс лекций. — М. — 1892.
Шикинко И.М. Демидовы. — Екатеринбург. — ИД «Пакрус». — 2000.
Шанин Т. Понятие крестьянства / / Великий незнакомец. — М. — 1992.
Шапиро А.Л. Историография с древнейших времён до 1917 года. — М. —
«Культура». — 1993.
Шишков Ю.С. Смертный приговор реформирующейся России / / МЭиМО. —
2004. - № 12.
Шлёцер Х.А. Начальные основания государственн ого хозяйства. —
Кн. 2. - М. - 1821.
Штейнберг Е.Л. Английская версия о русской угрозе Индии в XIX-XX вв. //
Исторические записки. — Т. 33. — М. — 1950.
Шумпетер Й.А. История экономического анализа. — Тт. 1-3. — СПб. —
2003.
Щапов А.П. Русский раскол старообрядства. — СПб. — 1859.
Щапов А.П. Сочинения. — Том 1. — СПб. — 1906.
Щапов А.П. Сочинения. — Том 2. — СПб. — 1907.
Щедровицкий П.Г. Геоэкономический баланс / / Эксперт. — 2003. — № 46.

Библиография

199

Энгельгардт МЛ. Письма о земледелии. — М. — 1899.
Ядринцев Н.М. Сибирь как колония. — СПб. — 1886.
Яковец В.Н. Рента, квазирента, антирента в глобально-цивилизационном из­
мерении. — М. — 2003.
Якушкип Н. Голод / / Новый Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефро­
на. - Том 14. - СПб. - 1913.
Яроцкий А. Экономическая политика / / Энциклопедический словарь «Гра­
нат». — Т. 51. — М. — 1933.
Agnew J. and Corbridge S. The New Geopolitics: The Dynamics of Geopolitical
Disorder// A World in Crisis? Ed. by R.J. Johnston and P.J. Tailor. Oxford — Cambridge
(Mass.) — 1992.
Cohen S. Geostrategical and Geopolitical Regions (1963) / / The Structure of
Political Geography. Ed. by R.E. Kasperson and J.V. Minghi. L. — 1970.
Cohen S. Geopolitics in the New World Era: A New Perspetive on an Old
Discipline / / Reordering the World. Geopolitical Perspectives on the Twenty-first
Century. Boulder — San Francisco — Oxford — 1994.
Commager H. The American Mind. L. — 1950.
Fairegrieve J. Geography and World Power. L. — 1915.
Mackinder H. Democratic Ideals and Reality. L. — 1919.
Mackinder H. The Geographical Pivot of History (1904) / / The Structure of
Political Geography. L. — 1970.
Modetski G. (ed.) Exploring Long Cycles. Boulder, CO — 1987.
Monroe A.E. Early Economic Thought. L. — 1924.
Shannon Th.R. An Introduction to the World-System Perspective. — Westview
Press. — 1996.
Spykmen N. Heartland and Rimland (1944) / / The Structure of Political
Geography. L. — 1970.
Turner F.J. The Frontier in American History. — N.Y. — 1921.

УКАЗАТЕЛЬ ИМЁН
Адамс Б. 137, 138
Аксаков И.С. 28
Аксаков К.С. 33, 46
Алаев Э.Б. 84
Александр Македонский 85, 172
Александр I 11
Александр 11 22, 26, 29
Александр III 29
Алексеев Н.Н. 143, 153
Алексей Тишайший 17, 161
Алипанов Е.И. 22
Арсеньев К.И. 22
Бабст И. К. 28, 29
Базаров В.А. 78, 95
Барнав А. 12—14
Бартольд В.В.150
Безбородко А.А. 11
Безобразов В.П. 162, 163
Бейкуелл (Бэквелл) Р.114
Белл Д. 83
Бернштейн Э. 70
Бехтерев В.М. 135
Блауг М. 80, 83
Богданов А.А. 87—100
Боголепов М.А. 135
Бокль Т.Г. 32, 35
Босеруп Э. 129
Бродель Ф. 67, 84, 98, 140, 141
Булгаков С.Н. 6 9 -7 4 , ПО
Бурстин Д. 50
Буссенго Ж .-Б. 24
Бутовский А.И. 20, 23—26, 28
Бухарин Н.И. 78—80, 86, 87, 100
Быховский Н.Э. 109
Бюхер К. 100, 101, 111
Валлерстайн И. 7, 99, 100
Вебер А. 106
Веблен Т. 95, 96
Вернадский В.И. 146, 153, 166
Вернадский Г.В. 6, 38, 146, 152, 161
Вернадский И.В. 26, 31
Витте С.Ю. 68, 84, 85, 102, 170

Воейков А.И. 6, 169, 174, 186
Волков М.Я. 103
Воронцов В.П. 45—51, 54, 58, 60—62,
121

Гакстгаузен А. фон 24, 43
Гамильтон А. 19
Гантт Г. 96
Герц Ф. 70
Гильдербранд Б. 18
Гильфердинг Р.78, 93
Гладкий Ю.Н. 142
Горлов И.Я. 26, 27, 31
Гриневецкий В.И. 147, 148
Гумбольдт А. 35, 166
Гумилёв Л.Н. 6, 164
Даниельсон Н.Ф. 32, 51—54, 56—58,
62, 67
Данилевский Н.Я. 30, 31, 148
Дарвин Ч. 32
Ден В.Э. 102, 123, 143, 170
Денисовы А. и С. 38
Десницкий С.Е. 12
Джефферсон Т. 19
Джилбрет Ф. 80
Джордж Г. 186
Дмитриев А.Л. 123
Докукин И.38
Докучаев В.В.62
Дюринг Е. 71
Елисеев Г.Е. 46
Ермак 36
Ермолай Еразм 121
Жорес Ж. 13
Журавский А.В.185, 186
Засулич В.И.52
Зибер Н.И. 63, 64, 66
Зомбарт В. 100, 101
Иванцов Д.Н. 153
Иванюков И.И. 58, 59, 63
Исаев А.А. 58, 59, 62, 7 4 -7 6
Каменский Г.Д. 29
Камерон Р. 132

Именной указатель

Канкрин Е.Ф. 18
Каратыгин Е.С. 117
Карсавин Л.П. 143, 153
Касте л ьс М. 100
Каутский К. 69
Кауфман А.А. 62
Качоровский К.-А.Р. 108, 109
Кейнс Дж.М. 95
Ксннингем У. 182
Киндлбергер Ч. 140
Ключевский В.О. 38, 118, 119
Кондратьев Н.Д. 8, 135—141
Корсак А.К. 31, 3 9 -4 5 , 50, 65
Костомаров Н.И. 162
Кофод А.А. 126
Кочетов Э.Г. 8, 84
Кошелев А.И. 27
Коэн С. 165
Красин Л.Б. 147
Кривенко С.Н.50
Крижанич Ю. 17, 37
Кропоткин П.А. 118
Кутлер Н.Н. 125
Ламанский В,И. 5, 148, 167, 168, 170
Ламин В. А. 166
Лапкин В.В. 140, 141
Лапшин И.И. 166
Ларин Ю. 100
Либих Ю. 35. 116
Ливен Д. 186
Лист Ф. 9, 1 3 -1 6 , 1 8 -2 1 , 28, 6 7 -6 9 ,
84, 166, 170
Ло Дж. 81
Лодыгин А.Н. 50
Лопатин Г.А. 47
Луначарский А.В. 82
Любавский М.К. 38
Любомиров П.Г.38
Люттвак Э. 83
Лященко П.И.109, 110
Макаров Н.П.104
Ман Т.16
Маккиндер X. 143—145, 187
Мальтус Т.Р. 71, 114

201

Маркс К. Г. 18, 32, 4 6 -4 8 , 5 1 -5 7 . 6 3 65, 7 0 -7 1 , 76, 78, 80, 128, 130
Марло (Винкельблех К.-Г.) 39
Маршалл А. 49, 114
Маслов П.П. 109, 110
Менделеев Д.И. 5, 68, 167, 168, 170,
173
Мечников Л.И. 176
Милов Л.В. 63
Милюков П.Н. 38, 65
Михайловский Н.К. 46, 47, 66
Мордвинов Н.С. 20—23
Морита А. 160
Моро-Дефарж Ф. 7
Морозов Н.В. 129
Мур Х.Л. 135
Наполеон 1 81
Наполеон 111 75
Неклссса А.И. 8
Некрасов Н.А. 146
Обет Э. 170
Овсянико-Куликовский Д.Н. 68
Огановский Н.П. 108—130, 132—135,
183
Одиганн А. 44
Онищук С.В. 128—130
Ордин-Нащокин А.Л. 161, 162
Павлович М.П. 81, 82, 84, 86, 87
Пантин В.И. 140, 141
Паршев А.П. 184
Петр Великий 33, 34, 38, 65, 162, 173
Петров А. 35
Писарев Д.И. 35
Плеханов Г.В. 54, 55, 57
Потанин Г.Н. 38
Потресов А.Н. 68
Пребиш Р.57
Пушкин А.С. 11
Радо А.Г. 170
Ратенау В. 95
Ратцель Ф. 170
Раутенштраух В. 96
Рейналь Г.-Т.-Ф. 11, 12
Рейтерн М.Х. 27, 31

202

Г.Д. Гловели. Геополитическая экономия в России: от дискуссий...

Рикардо Д. 63
Терентьев М.А. 29
Риттер К. 35
Тернер Ф. 169
Родс С. 85
Толстой Л Н. 118
Рошер В. 18
Трубецкой Н.С. 143, 145, 148, 149
Рузвельт Т. 138
Туган-Барановский М.И. 45, 47, 48, 54,
Румянцев Н.П. 17
6 4 -6 6 , 90, 118, 146
Рябушинские 138
Тэер А. 102. 103
Рязанов В.Т. 62
Тюнен Й.-Г. 102, ЮЗ
Савицкий П.Н. 143, 145. 146, 148—159, Тюрго А.Р.Ж. 12
161
Ульянов-Ленин В.И. 7, 48, 54, 55, 64,
Салтыков Ф. 174
72, 7 9 -8 1 , 8 7 -8 9 , 98, 100, 108, ПО,
147, 183
Салтыков-Щедрин М.Е. 46
Самарин Ю.Ф. 28
Уэйкфильд Э.Г. 15
Сантус Т. дус 57
Файбусович Э.Л. 123
Святский Д.О. 135
Фергрив Дж. 145
Семёнов А.А. 28
Филиппов М.М. 54
Семёнов-Тян-Шанский В.П. 5, 156, Флоровский Г.В. 143
1 6 5 -1 7 1 , 1 7 3 -1 7 9 , 181, 183
Фортунатов А.Ф. 104
Семёнов-Тян-Шанский П.П. 6, 165— Франк А.Г. 100
170, 186
Фуртаду С. 57
Серра А. 16
Хоррабин Дж.Ф. 177. 179
Сили Р. 68
Чаянов А.В. 56. 104 -1 0 7 , 122, 183
Симиан Ф. 140
Чейз Ст. 96
Сироткин В.Г. 167
Челинцев А.Н. 104. 105, 122
Сисмонди С.де 48, 55
Чемберлен Дж. 68, 85
Скворцов А.И. 105
Черняев П.Д. 29
СмитА. 11, 16, 17, 42
Чижевский А.Л. 135
Соков О.И. 66
Чижов Ф.В. 28, 29
Соловьев А. 185
Чичерин Г.В. 95
Соловьев СМ. 3 1 -3 3 , 1 18, 163, 173
Чупров А.И. 50, 58, 104
Сорос Дж. 87
Шакинко И.М. 38
Спикмен Н. 164, 165
Шипов А.П. 28, 29
Степанов-Скворцов И.И. 78, 81, 86, Шлёцер Х.А 11, 19, 20
87, 89, 98, 100
Шпитхоф А. 135
Столыпин П.А. 125—127
Шторх Г. (АЖ.) 11, 19, 20
Строгановы 36
Шульце-Делич Ф.44
Струве П.Б. 54, 55, 57, 6 6 -6 9 , 81, 143
Шумпетер Й.А. 139
Сулержицкий Л.А. 118
Щапов А.П. 31, 32, 3 4 -4 1 , 47, 65,
Сзй Ж.-Б. 9, 13, 16, 20
118
Такер И. 84
Энгельгардт А.Н. 63
Тарле Е.В. 157
Энгельгардт М.А. 63
Тенгоборский Л.В. 25, 26, 28
Энгельс Ф. 18, 51, 53-54, 67, 76
Терпигорев С.Н. 121
Ядринцев Н.М. 38

СОДЕРЖАНИЕ
Введение ............................................................................................ 5
ЧАСТЬ 1. СВОЕОБРАЗИЕ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ
«ПРОСТРАННЕЙШ ЕЙ ИЗ ДЕРЖАВ»: ДИСКУССИИ XIX ВЕКА
Глава 1. Политическая экономия и вопрос о стадиях и геополитических
факторах хозяйственного прогресса: от смитианства
к Ф. Листу ...................................................................................... 11
Глава 2. Российское геоэкономическое пространство в оценке
политэкономов первой половины XIX века и периода
падения крепостного права ............................................................ 19
Глава 3. Пространственный аспект истории российской цивилизации
в исследованиях С.М.Соловьёва и А.П. Щапова ............................. 31
Глава 4. А.К. Корсак — первый русский экономист-компаративист ........... 39
Глава 5. Геоэкономическое пространство России в оценке легального
народничества и катедер-социализма .............................................. 45
5.1. Народническая геополитическая экономия: В.П. Воронцов
и Н.Ф. Даниельсон .........................................................................45
5.2. Два предвосхищения: периферийный капитализм и евразийское
неудобье .......................................................................................... 54
Глава 6. Стадийный историзм и геополитическая экономия ......................... 63
6.1. Пространственные факторы капиталистического развития
России ............................................................................................. 63
6.2. Пространственные факторы разных типов капитализма ............... 69
ЧАСТЬ 2. ГЛОБАЛЬНЫЕ ЭКОНОМИКО-ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ
КОНЦЕПЦИИ В РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ МЫСЛИ
ПЕРВОЙ ТРЕТИ XX В
Глава 1. Геополитическая экономия империализма.........................................77
Глава 2. А.А. Богданов: тектологическая концепция мирового хозяйства
и национально-государственного капитализма ................................. 88
Глава 3. Значение пространства для аграрной эволюции:вклад обновлённого
народничества в геополитическую экономию ................................ 100
3.1. Сельскохозяйственная экономия как эволюционная концепция ... 100

3.2.
3.3.
3.4.
Глава 4.

Н.П. Огановский: стадийный историзм ......................................... 108
Н.П. Огановский: геополитическая экономия аграрной России ... 118
Геополитическая экономия всемирно-исторического процесса ... 128
Геополитическое измерение глобальной модели
экономической динамики Н.Д. Кондратьева ................................. 135
Глава 5. Экономическая концепция евразийства ......................................... 142
5.1. Политэкономические истоки доктрины евразийства ..................... 142
5.2. Месторазвитие русской промышленности и вековая
технико-экономическая конъюнктура ............................................ 154
Глава 6. Глобальная экономико-геополитическая модель
В.П. Семенова-Тян-Шанского ....................................................... 164
6.1. Типология могущественного территориального владения ............. 164
6.2. Конфигурация мировых центров как вызов для России ................ 175
Заключение ................................................................................................. 182
Библиограф ия............................................................................................... 188
Указатель и м ё н .............................................................................................200

В изд ательстве « А Л Е Т ЕЙ Я »
вы ш л а книга:

А. Н. Быков
ПОСТСОВЕТСКОЕ ПРОСТРАНСТВО:
СТРАТЕГИИ ИНТЕГРАЦИИ
И НОВЫЕ ВЫЗОВЫ ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Формат бОхвв1/ « . 192 с.

В монографии рассматривается трудный процесс форми­
рования интегрированного сообщества в рамках СНГ и роль
России в его развитии и неудачах на этом пути, преодолении
дезинтеграционных процессов на постсоветском простран­
стве, представляющем для России судьбоносную значимость.
Параллельно анализируются перспективы налаживания проч­
ных торгово-экономических связей с расширяющимся ЕС.
В качестве стратегического ориентира рассматривается необ­
ходимость определения Россией сбалансированного места
между двумя центрами мирового развития (атлантического и
тихоокеанского), двумя сверхдержавами. Находясь в центре
евразийского континента на кратчайших путях между Европой
и Азией, развивая для этого эффективную широкомасштаб­
ную трансконтинентальную кооперацию между ними, Россия
должна сыграть особую роль ведущей и потенциально бога­
тейшей евразийской державы.

В и зд ател ьстве « А Л Е Т Е Й Я »
вы ш л а книга:

ПОСТСОВЕТСКОЕ ПРОСТРАНСТВО
В ГЛОБАЛИЗИРУЮЩЕМСЯ МИРЕ.

Проблемы модернизации
Ответственный редактор Л. 3. Зевин

Формат бО хввУ к. 312 с.

В монографии освещаются проблемы модернизации пост­
советского экономического пространства на трех уровнях —
страновом, региональном и глобальном. Глобализация предъ­
являет новые жесткие требования к эффективности транс­
формирующихся стран, условиям их функционирования в
мировом хозяйстве. Эти страны оказались втянутыми в гло­
бальную конкуренцию, занимая неблагоприятные стартовые
позиции. Поэтому модернизация их хозяйственных систем
стала стратегической задачей. Исследование состояния и ди­
намики научно-технического потенциала СНГ дает основа­
ния утверждать, что модернизация экономик и укрепление
положения региона в мировом хозяйстве станет реальностью,
если удастся усилить взаимодействие и организовать регио­
нальное экономическое пространство. Сдерживающим фак­
тором остается также разновекторная внешнеэкономическая
и внешнеполитическая ориентация. Подробно исследуются
возможности России стимулировать модернизационный про­
цесс в регионе и конкретные действия в этом направлении.

КНИГИ ИЗДАТЕЛЬСТВА «АЛЕТЕЙЯ»
МОЖНО ПРИОБРЕСТИ В СЛЕДУЮЩИХ МАГАЗИНАХ
МОСКВА
Библио-Глобус
Дом книги «Москва»
Магазин «Православное слово»
ООО «Паолине»
Магазин РГГУ «Гуманитарная книга»
Магазин издательства «Гнозис»
Магазин «Русское зарубежье»
Магазин Издательства УРСС
Магазин «Гилея»
Магазин «Фаланстер»

ул. Мясницкая, д. б/З, стр. 5. Тел. (495) 781-19-00
ул. Тверская, д. 8, стр. 1. Тел. (495) 629-64-83
Тел. (495) 951-51-84, 951-34-97
ул. Б. Никитская, д. 26/2. Тел. (495) 291-50-05
Миусская пл., д. 6. Тел. (495) 973-43-01
Тел. (495) 247-17-57
ул. Нижняя Радищевская, д. 2
пр. 60-летия Октября, д. 9
Нахимовский пр., д. 56/26. Тел. (495) 332-47-28
Малый Гнездниковский пер., д. 12/27.
Тел. (495) 749-57-21
ул. Бахрушина, д. 28. Тел. (495) 959-21-03
Галерея книг «Нина»
Магазин издательства «Совпадение» Тел. (495) 915-31-00, 915-32-84
ул. Покровка, д. 27, стр. 1. Тел. (495) 916-28-14
«Новое книжное агентство»
Нахимовский проспект, д. 56/26.
«Книжная лавка обществоведа»
Тел. (495) 120-30-81
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
ул. Чайковского, д. 55. Тел. (812) 327-26-37
Магазин «Историческая книга»
«Книжный салон»
Филологического факультета СПбГУ Университетская наб., д. 11. Тел. (812) 328-95-11
6-я линия В. 0., д. 15. Тел. (812) 328-61-13
Магазин «Классное чтение»
Книжный салон РНБ «Дом Крылова» ул. Садовая, д. 18. Тел. (812) 310-44-87
Невский пр., д. 28. Тел. (812) 314-58-88
«Дом книги»
ул. М. Конюшенная, д. 9. Тел. (812) 571-20-75
Магазин «Слово»
1-я линия В. 0., д. 42. Тел. (812) 328-63-42
Магазин «Русская симфония»
Магазин «Перемещенные ценности» ул. Колокольная, д. 1
ЕКАТЕРИНБУРГ. «Дом книги»

ул. Антона Валека, д. 12

НИЖНИЙ НОВГОРОД. «Дом книги»

ул. Советская, д. 14а

СЕТЬ МАГАЗИНОВ «ТОП-КНИГА»

http://www.top-kniga.ru
Тел. (383) 336-10-26, 336-10-36

ТАЛЛИНН. Магазин Kniga.ee

15189 Tallinn, Tonismagi 2, Eesti Rahvusraamatukogu
В вестибюле Национальной библиотеки Эстонии.
Тел. (372) 630 7472

Заказ книга-почтой

Тел. (812) 560-89-47
E-mail: office@aletheia.spb.ru

Экспорт из России
Datalnternational Group
ЗАО «Информ-систсма»
Юнитер-Импэкс

10122 Таллин Эстония
Тел. 646-03-81, e-mail: info@kniga.ee
г. Москва, Севастопольский пр., д. 11а.
Тел. 127-91-47, e-mail: info@informsystema.ru
г. Москва, Налесный пер., д. 4.
Тел. 775-00-54, e-mail: export@jupiters.ru

Научное издание
Г. Д. Гловели
ГЕОПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭКОНОМИЯ В РОССИИ
От дискуссий о самобытности к глобальным моделям
(X IX в. — первая треть XX в.)

Главный редактор издательства
И. А. Савкин
Дизайн обложки И. Н. Граве
Оригинал-макет Н. Р. Зянкина
ИД № 04372 от 26.03.2001 г.
Издательство «Алетейя»,
192171, Санкт-Петербург,
ул. Бабушкина, д. 53.
Тел./факс: (812) 560-89-47
E-mail: office@aletheia.spb.ru
(отдел реализации),
aletheia@peterstar.ru (редакция )

www.aletheia.spb.ru
Подписано в печать 08.09.2008.
Формат 6 0x8 8 ^. Уел. печ. л. 12,7.
Печать офсетная. Тираж 1000 экз.
Заказ № 25.
Отпечатано с готовых диапозитивов
в типографии О О О "ИПК Бионт"
г. Санкт-Петербург, Средний пр., дом 86
Тел.: (812)322-68-43

Фирменные магазины «Историческая книга»
Москва, м. «Китай-город»,
Старосадский пер., 9. Тел. (495) 921-48-95
Санкт-Петербург, м. «Чернышевская»,
ул. Чайковского, 55.
Тел. (812) 327-26-37
Книги издательства «Алетейя» в Москве
можно приобрести в следующих магазинах:
«Библио-Глобус»,ул. Мясницкая, 6/3, стр. 5.
www.biblio-globus.ru
Дом книги «Москва», ул. Тверская, 8, стр. 1.
Тел. (495) 629-64-83
Магазин «Русское зарубежье», ул. Нижняя
Радищевская, 2. Тел. (495) 915-27-97
Магазин «Гилея», Нахимовский пр., д. 56/26.
Тел. (495) 332-47-28
Магазин «Фаланстер», Малый Гнездников­
ский пер., 12/27. Тел. (495) 749-57-21
Магазин издательства «Совпадение».
Тел. (495) 915-31-00, 915-32-84