Сказки Ольги Адамовой [Ольга Акимовна Адамова] (fb2) читать онлайн

Ольга Адамова Сказки Ольги Адамовой

Сказка о лосе и зайчике

В лесу жил лось. Был он уже не молод, и очень одинок.

Зимой, в холодные тёмные ночи ему было особенно грустно. И вот, в один такой вечер, лось услышал детский плач, где-то поблизости. Под кустом сидел маленький зайчик и горько плакал.

— Малыш, почему плачешь?

— Я вышел погулять и заблудился. Мне страшно!

— Не бойся малыш. Видишь, какие у меня большие и крепкие рога. Я не дам тебя в обиду. Ложись на моё место и спи спокойно до утра. Утром, мы найдём твою маму.

Не успел лось задремать, как опять услышал, плач.

— Ты, почему плачешь?

— Я есть хочу.

— Ого, а чем же тебя накормить? Подожди, — задумался лось. Знаю! У меня такая вкуснятина есть. Смотри.

Зайчик радостно запрыгал. Но, как только попробовал, стал плеваться.

— Какая, гадость!

— Ты, что? Это же моё любимое лакомство — соль. Чем же тебя накормить?

Даже не знаю. А, что ты ешь. Что ты любишь?

— Я очень, очень люблю капусту, и морковь.

— Капусту? Так у меня есть кочанчик.

Лось радостно протянул зайчику, кочан капусты. Малыш съел пол листочка.

— Спасибо, — дядя лось. Было так вкусно, я наелся.

Через минуту зайчик уже спал, посапывая носиком.

Рано утром вдалеке лось услышал крик мамы зайчихи.

— Сынок, сынок! — кричала она охрипшим голосом.

Лось аккуратно положил, спящего зайчика к себе на спину и через чащу отнёс к бедной зайчихе.

Проснувшись в своей кроватке, зайчик решил, что всё ему приснилось.

А в Новогоднюю ночь у лося в гостях была целая заячья семья. С тех пор лось перестал чувствовать себя одиноким, а у зайчат появился дядюшка.

Дядюшка лось.

Сказка о Зайчике и Лисиной норе

Маленький зайчик жил в огромном лесу.

Он был очень любопытный и всё время пытался убежать подальше, чтобы посмотреть, что же там за их полянкой.

Братья и сестры слушались маму. Они играли перед норкой и всегда прятались в ней, увидев тень в небе, или услышав шорох за кустами.

Зайчик считал их глупыми и трусливыми, а себя сильным, храбрым и большим. И всё только потому, что он появился на свет на минуту раньше них.

Ушла мама по делам. А наш зайчик прыг-скок, прыг-скок и убежал далеко от родной полянки.

Смотрит, на опушке леса резвятся мохнатые рыжие комочки с большими смешными хвостами и маленькими ушками, и бегом к ним.

Малыши с удовольствием приняли в игру нового участника, ведь зайчик оказался отличным вратарём.

Играли они не час и не два.

В лесу начинало темнеть.

— Мне пора домой! — запереживал зайчик.

— Пошли к нам в гости! Вон наша норка! А завтра утром мы тебя проведём.

Согласился зайчик без раздумья, не подумав ни про маму, ни про братьев и сестёр, которые будут за него волноваться.

Забежали малыши в нору, а в ней тепло и уютно. Прилегли и засопели.

— Вкусно пахнет дома! Кушать хочется, — запричитали новые друзья зайчика.

— Ничего, мама нам сейчас зайчатинки принесёт.

В этот миг зайчик понял, кто его новые закадычные друзья, и от этого лапки обмякли и онемели.

— Ребят, побежал я домой! А, то получу от мамы.

Собрался изо всех сил с духом и выбежал из норы.

Нёсся наш зайчик по сумрачному лесу без оглядки, запутывая следы по лужам и ручьям.

Залетел в норку и с головой под одеяло. В это время и мама вернулась домой.

Много лет прошло с тех пор. Никому не рассказывал наш заяц про эту историю.

И только сейчас, став старым зайцем, рассказал её своим внукам и то в третьем лице.

Сказка о Пуме и Мухе

Решила муха подружиться с пумой. Хорошо иметь большого, сильного друга.

Рядом с ним и еда перепадёт, и тень в жару, и никто не обидит.

Стала она кружиться вокруг пумы и жужжать.

— Привет, красивая кошка! Привет!

Но, пума не понимала язык мухи и тем более не знала о её дружелюбных намерениях.

Она не обращала внимание на трепыхание назойливой мухи.

Пообедала пума свежей олениной и пошла своей грациозной походкой к дереву.

Мечется муха вокруг пумы.

— Спасибо, друг за вкусное мясо!

А пума молчит и даже не смотрит на неё.

Села муха в тенёк под дерево, а пума легла сверху.

Больше ту муху никто никогда не видел.

Не стоит мухам дружить с пумами!

Сказка о Волке и Лисе

В логове у самого ручья жил одинокий Волк.

Его ужин сам приходил к его дому, а напившись студёной воды он засыпал рядом в кустах и не просыпался.

Решила Лисица избавиться от Волка и занять его удобное логово. Стала она ходить к Волку в гости и баловать его подарками, то зайца принесёт, то уточку. Да, так часто баловала его, что стал Волк ленив и послушен.

Как-то раз принесла она ему шкуру барана.

Удивился Волк, зачем ему овечья шкура без мяса.

— Да, глуп ты, Брат! Надевай шкуру и ступай в стадо, там тебя и пастух не заметит и всё стадо твоим будет. И я с тобой на охоту пойду, покажу, где местная отара отдыхает.

Надел Волк овечью шкуру и пошли они с Лисой на охоту. Шли они недолго. Повела его Лиса прямо к волчьей стае. Разорвали волки в клочья бедного Волка в овечьей шкуре не дав, и слова сказать. А лисица вернулась и поселилась в логове Волка.

Не дружите с Лисами, они из любого Волка сделают Барана!

Пленница Ведьмы

Много лет тому назад жила в одном селе прекрасная девица Ниневия. Была она красива, скромна и так прелестна, что были в неё влюблены все парни этого села. Единственным недостатком была её несказанная лень.

Однажды, в это село забрела странная женщина. На вид она была очень богата, довольно симпатичная, но глаза выдавали в ней злое сердце. И вот, эта незнакомка обратилась к первой встретившейся ей на пути девушке и спросила: «В каком доме живёт самая работящая девушка из её односельчан? Пояснив, что ей нужна невеста для сына».

Оглянула девица незнакомку и сразу вспомнила старинное поверье о Ведьме, которая приходит каждые сто лет и навсегда уводит с собой лучшую девушку.

Уж, слишком богата и старомодно была одета незнакомка. Платье такого покроя она видела лишь в сундуке своей бабушки.

— Самая работящая? — Переспросила девушка.

— Да, работящая!

Девушка задумалась и, вспомнив Ниневию, и своего возлюбленного, который и не смотрел в её сторону, уверено ответила: «Ниневия-дочь Ивана, живёт вот в том домике, у самой окраины села».

Незнакомка быстро распрощалась и зашагала в указанную сторону.

Подошла она к окошку заглядывает и видит, что спит девица крепким сном, хотя солнце уже высоко, трудится всё село и время близится к обеду.

Удивилась незнакомка, решила, что её обманули, но увидев, прекрасное лицо Ниневии тут же передумала.

В это время девица открыла глаза и встала с кровати.

Услышала Ниневия шорох за окошком, выглянула, а за ним конфеты рассыпаны, словно кто –

то шёл по тропинке, да у него мешок прохудился.

Одела девушка платье и прыг в окно, да прямо в мешок.

Как не кричала девица, так её никто не услышал.

А незнакомка, углубившись в чащу леса, обратилась в свой настоящий облик — старой ведьмы

Бабы — Шидды. Пришла домой. Приоткрыла мешок, посыпала Ниневии на голову волшебный пепельный порошок и говорит:

— Ну, девица! Будешь моей рабыней.

— Это как?

— Шить, готовить, убирать, в огороде помогать. За водицей, за дровами и, конечно же, стирать.

— Я такое не умею!

— Что умеешь?

— Ничего.

— Как же так? — сказала ведьма. — Мне подсунули говно.

Обошла ведьма девицу вокруг. Оглядела. И покачала головой:

«Как же можно в пятнадцать лет ничего не уметь?

Ладно, научу всему, — решила она. — В селе наверняка уже кинулись её искать. И возвращаться опасно. Не оставаться же без помощницы!»

А девица подумала: «Вот пошлёт за водой я и сбегу».

Не прошло и дня, послала Баба — Шидда Ниневию за водой.

Бросила Ниневия ведро у озера и давай бежать из леса.

Бежит, бежит, а конца края нет. Поняла девица, что по кругу бегает, как заколдованная.

Опечалилась, набрала водицы и вернулась в избушку к Бабе — Шидде.

Печёт Баба — Шидда пироги и Ниневия с ней. Убирает и девица рядом. Вышивает, ткёт и Ниневия с ней.

В огород пошли пропалывать, показала всё и оставила.

Пошла ведьма спать, а девица опять наутёк. Бежит не оглядывается. Долго бежала и опять вернулась к избушке. Прожила так Ниневия у Бабы — Шидды неведомо сколько.

Но прошло и лето, и осень с зимой, наступила весна.

Как не пыталась Ниневия сбежать, ничего у неё не получалось.

Как- то спит девица и сквозь сон видит, как ведьма посыпает волшебным пеплом ей голову и приговаривает.

— Чтоб ходила по кругу, чтоб не вышла с округи,

Чтоб послушной и смирной была!

Задумалась девица и поняла, в чём секрет волшебного леса.

Встала утром, приготовила кашу, убрала избушку и пошла за водицей.

Бросила ведро у озера, а сама в него нырнула, и давай смывать волшебный пепел и приговаривать:

— Чтоб не ходила по кругу,

А вышла с округи и до дому родного я дорогу нашла.

Выскочила из воды и давай бежать, куда глаза глядят.

Бежит, бежит и понимает, что пейзаж меняется и разорван заветный круг старой ведьмы.

Выбежала Ниневия из леса и бегом к родимому дому.

Рассказала обо всём всем в селе. Не могла больше старая ведьма ни одной девицы у себя удержать своими чарами. Знали все её секрет.

А Ниневия часто вспоминала старую ведьму добрым словом.

Не было теперь в селе лучшей хозяйки и мастерицы. А это несказанно дороже скоротечной красоты.

Мужик и Ёлочка

(Сказка Лары Адамовой)

Однажды под самый Новый год мужик собрался в лес за Ёлочкой.

Он целый день бродил по лесу в поиске самой красивой ёлки.

Уже начинало темнеть.

Мужик направился в обратный путь. Очень расстроенный, он брёл, потупив взор.

Вдруг на краю тропинки он увидел Ёлочку невероятной красоты.

Мужик обошёл её три раза. Жалко было рубить такую красоту.

Только он занёс топор над ёлочкой, как она попросила человеческим голосом.

— Не руби меня, пожалуйста! Я жить хочу! Исполню любое твоё желание.

Опустились руки у мужика. Удивился он.

Недолго думал мужик, чего он хочет. Вспомнились ему глаза его маленькой дочери, которая наверняка целый день сидит у дверей и ждёт Новогоднюю ёлочку.

— Мне нужна такая же красивая Ёлочка, для моей дочки.

Засмеялась Ёлочка писклявым голоском:

— Хорошо, мужичок.

Упал последний лучик уходящего солнца на Ёлку, и откинула она тень на белый пушистый снег.

Тень превратилась в такую же Ёлку.

Взял её мужик, поблагодарил волшебную ёлочку и поспешил домой к любимой дочке.

Стихи малышам

Я УСТАЛА.

Я клубничку собирала,

Столько спинку прогибала,

Так устала, так устала,

Что клубничку есть, не стала.

НОЖКИ.

Мы шагали по дорожке,

Но устали наши ножки,

Но устали наши ножки,

Понесите нас немножко.

КОШКА.

Я стою у окошка, а внизу бежит кошка,

Чёрный хвостик и ушки, на макушке блестят.

Ты куда бежишь кошка?

Где у кошки лукошко?

Есть у кошки котята или просто дела?

Подожди меня кошка, подожди хоть немножко.

Будем в месте с тобой по дорожке гулять.

ЧЁРВЯЧОК.

Я в песочнице играла

И нашла там червячка,

Пожалела я беднягу,

Закопала не спеша.

Червячок боится солнца,

Под землёю он живёт

Много пользы он приносит,

Жизнь растениям даёт.

СУМОЧКА.

Есть у мамы сумочка,

Я её люблю,

Целый день я с сумочки глаз не отвожу.

В ней помада и духи,

Пудра, тушь, карандаши.

Выйдет мама на минутку-

Я накрашусь от души.

БАБА-ЁШКА.

У нашей Бабы — Ёшки

Две кривые ножки,

Нос крючком,

Глаза косые

И усы уже седые.

Кто не будет маму слушать?

Кто не будет кашу кушать?

Позовём мы Бабу — Ёшку,

Съест она вас и без ложки!

КОЛБАСА.

Я купила колбасу

И домой её несу.

Вот котёнок на пути, замяукал, погоди!

Я кусочек отломлю,

Я котёнка накормлю.

Он покушал и опять стал мяукать и бежать.

Я достала колбасу и ещё кусок даю.

Не наелся, вот беда.

Не нужна мне колбаса

Накормлю я малыша, чист желудок и душа.

Не БОЮСЬ!

Мамы нет,

Куда то вышла,

Может, хлеб опять купить,

Но проснулась, вдруг малышка

И, конечно, хочет пить.

Захотела молочка,

Где же мама?

Где она?

Я коровы не боюсь,

Молочка сейчас напьюсь!

Я поближе подойду,

И тихонечко попью.

Хоть совсем ещё мала, знает

На рисунке же она.

ВОЛК.

В лесу живёт голодный волк,

Зимой и летом одинок,

Никто не дружит с тем волком,

Всё по тому, что очень зол.

Сидит и воет на луну,

Она, как волк одна в лесу.

МЫ…

Папы нет, опять уехал,

Мы осталися одни.

Мама спит, а мы играем

Тихо с братом в уголке.

Мама спит, про нас забыла,

Мы играем у дверей.

Пять минут — и мы давно уж

Во дворе зовём друзей.

Мама встанет, нас «достанет»,

Это с братом знаем мы.

Но уход так испугает,

Что, найдя, она простит.

КАКИЕ РОДИТЕЛИ,ТАКИЕ И ДЕТИ!

Дочка встала и сказала:

— Мама, помоги!

Лень. Надень мои колготки, платье и носки.

Но сказала ей сердито, мама и не встав:

«Мне подняться лень с кровати». И легла опять.

Дочка встала и сказала:

«Правду говорят, если мать у вас такая,

Что от дочки ждать!»

СКОЛИОЗ.

Ой! Спина моя болит.

Молодой, а инвалид.

В детстве маму я не слушал,

«Геркулеса» я не кушал,

Не сидел за партой прямо,

Был я мальчиком упрямым.

А теперь хожу к врачу,

Сколиоз я свой лечу.

Это страшное название,

Вы не знаете страданье,

Но узнает это тот,

Кто за партой спинку гнёт.

ПИК И ВИК.

Пик и Вик — зайчата братья,

Побежали в огород,

Там капустой вкусно пахнет

И морковка там растёт.

Долго звала мама лика

Двух мальчишек — сорванцов,

Но не слушали зайчата

Им хотелось огурцов.

Наш Палкан, хотя и дремлет,

Целый день у будки спит,

Он заметил тех мальчишек

И за ними уж бежит.

Пик и Вик по кочкам мчатся,

Только лапки их блестят.

Маму слушаться всем надо,

Мамы знают, что твердят.

Спи…

Хватит плакать и кричать,

Надо глазки закрывать,

Спят давно уже все мышки,

Даже кошки все на крышах,

Свет погас в окошках дома,

Спи и ты, моя ты рёва!

ВЕРБЛЮД.

Я верблюд, живу в Сахаре,

Это в Африке, друзья,

А Сахара, то пустыня,

То есть солнышка земля,

Круглый год палит там солнце,

Нет ни капельки дождя

Только раз быть может дождик

Оросит песков края.

Соберитесь по пустыне вы, ребята, погулять

Не забудьте вы с собою два ведра водицы взять.

Шапка невидимка.

У меня живёт мечта,

Но всё не сбывается,

Я хочу это иметь,

Но не получается.

Если б я имел её-

Шапку — Невидимочку

Я б тогда имел бы всё,

Что не пожелается.

Первым делом я б пошёл

В магазин с игрушками,

Я б набрал себе машин,

Вертолёт с хлопушками.

Кукол я б сестричке взял,

С домиками, сауной,

С гардеробом от Мерлин

С барменами в галстуках.

А потом пошёл в большой

Магазин кондитерский,

Там наелся бы всего,

Что лежит на выставке.

Вечером пошёл бы в гости по соседям,

Чтоб не видели меня,

А я их всех увидел.

И Антона бы поймал в тёмном переулке,

Я б ему бы на давал за его проступки.

В школе я б отличник стал,

Учился на пятёрки.

Я б контрольные все знал

До Анны Петровны.

Так мечтаю каждый день

Я с утра до вечера,

Что уроки делать лень,

А вернее некогда.

УДАЛОЙ ЛИСЁНОК.

Наш лисёнок удалой

В лес пошёл один большой.

На охоту погулять,

Серых мышек поискать.

Он поймал мышонка,

И собрался съесть.

— Ой! Какой ты грязный!

Что противно есть.

— Но, — сказала крошка,

Подожди немножко,

Я тебя не боюсь

И сейчас к тебе вернусь.

Я пойду, помою лапки,

Грязные ладошки,

Перед тем как кушать живность

Надо мыть немножко.

— Да, — сказал лисёнок,

Я тебя здесь жду,

Хорошо помой ты ножки

С мыло на пруду.

Час прождал лисёнок,

Час прождал второй

И пошёл голодный,

Он опять домой.

— Если хочешь кушать,

Не болтай с едой,

Говорил лисёнку

Папа лис большой,

Отпускать не стоит

То, что сам поймал,

Слушайся ты папу

Ведь ещё так мал.

ОБЛАКО.

— Мама, что такое облако,

Это вата над землёй?

— Нет, родная, — это дым такой

Набранный водой.

Ты его не сможешь взять.

Он простой туман,

Испарение в жаркий день

Он в себя вобрал.

А когда тяжёлый груз станет для него,

Он прольётся свежим дождиком,

Всё полив кругом.

Мышка Маришка

Жила была мышка Маришка.

Жила она в середине большого поля.

Имела красивую, глубокую норку. Не знала Маришка ни беды, ни горя. Была она очень осторожна. Ночью не гуляла, все травинки знала. Но пришла долгая злая зима. Постучалась в норку и вошла.

Стало мышке Маришке холодно и голодно. Думала Маришка,

что пришёл её последний день. Но собралась мышка с силами, выпила чаю горячего и побежала через поле, искать защиты от зимы. Бежала она день, бежала она ночь. Слышала грозную сову. Плакала от лютого мороза.

И вот прибежала мышка к большому, деревянному чему — то.

Мышка не знала что это?

Оно было полно зерна муки, а, сколько там было мышей!

Наша мышка попала в Мышиный рай. И счастливей её не было на свете никого.

Теперь то она знает, что это амбар. С тех пор прошло очень много времени. Сейчас она толстая старая мышь, которая любит рассказывать своим внукам, какая она была — быстрая, умная и смелая.

Легенда о Чёрном море. Почему Чёрное море назвали Чёрным

В одном городе жил мальчик. Он с юных лет мечтал увидеть море.

В его краях все слышали о море, но никто никогда его не видел.

И вот, когда мальчик немного подрос, он сбежал из дома и отправился к морю.

В те времена ещё не было машин, самолётов и поездов. Поэтому мальчик шёл долго и терпеливо. Ему было голодно и очень холодно по ночам. Прохожие встречали маленького путника и угощали, чем могли.

Долго ли, коротко, но вот, к зиме мальчик дошёл к морю.

Оно было холодным, бурным, злым и чёрным. Волны подымались ввысь, и казалось, хотели затянуть ребёнка в свою пучину. Серые тучи затянули небо без просвета, и только белые чайки были единственные белые пятна у грозной стихии.

Сильный морской ветер пронизывал насквозь, и мальчик заторопился домой. Дорога обратно показалась ему короче. Хотя он часто останавливался и рассказывал людям о Чёрном море. К лету он дошёл домой. Родители были несказанно рады возвращению своего единственного сына. Они плакали от счастья и он вместе с ними.

Мальчик понял, что нет ничего лучше, чем родной край.

Спустя сотню лет внук того мальчика побывал у моря.

Оно было тёплым и ласковым, изумрудным и игривым, но почему-то его называли Чёрным?!

Приключения маленькой Софии

Жила была девочка — София.

Обычный ребёнок. Здоровенький и умный.

Ну, за исключением — полипов, которые затрудняли дыхание.

Софа вечно ходила с открытым ртом. И вот однажды, в парке к ней в рот залетела большая оранжевая мошка. Девочка пыталась откашляться, и выплюнуть её, но у Софы так ничего не получилось. Вот, с этого момента ей часто стали сниться сны, как она летает, причём на другой планете.

Сны были настолько явными, что однажды во сне Софа решила сорвать цветок с необычного луга.

И, каково было её удивление, когда утром она проснулась с цветком в руке.

Каждую ночь сон начинался с одного и того же места с изумительного солнечного луга.

Софа давно изучила его и уже без страха летела по нему, но никогда не была за его пределами.

Ей казалось, что за этим райским местом должно быть что-то ужасное. Уж слишком оно было прекрасно.

А главное, она теперь точно знала, что её полёты это не сон, а вторая реальность.

Софу пугало, что за всё время полётов, она ни разу не встретила, ни одно живое существо, ну кроме оранжевых мошек, летающих по лугу.

Как — то Софа рассказала о полётах маме. Мама, конечно, не поверила, а наоборот только испугалась. Она просто запретила Софе играть в компьютерные игры.

Время шло. Луг порядком наскучил. Но, несмотря на это, как только София засыпала, она оказывалась там.

И вот однажды она решила взять с собой баночку, чтобы поймать мошку.

Она просто взяла её в руки, перед тем как заснуть. Фокус получился. Она оказалась на лугу с баночкой в руках.

Целый день Софа летала, но так и не смогла поймать ни одной мушки.

Наконец, она решила, просто положить цветочек в баночку.

И о, чудо! В след за цветком туда нырнули две мошки, и тут же оказались в ловушке.

Софа дружила со многими ребятами во дворе и школе. Но больше всего ей нравился Тимофей.

Он был весёлый, отзывчивый, красивый мальчик. Правда, не все это замечали.

Обычно замечали только последствия его проказ. Он был везде и всегда, как первым, так и крайним.

Софа не знала, как бы улучить момент и рассказать ему о луге, а главное заставить его проглотить мошку. Ей нужен был верный уверенный друг чтобы, наконец, полететь за луг.

Вокруг Тимофея всегда была толпа ребят. А рассказывать при всех было более чем глупо.

Вечером дома она решила скормить мошкой Кнопку — свою собачку и на ней проверить ещё раз её волшебное действие.

Кнопка долго упиралась и не хотела открывать рот.

Борьба длилась битый чай, пока Кнопка не поняла, что сопротивление бесполезно и смерено, не проглотила мошку.

Ночью во сне на лугу Софа была не одна, Кнопка весело носилась по полю и ловила мошек.

А Софа боялась, как бы Кнопка их не переела. Не понятно, чем это может обернуться.

Софа в полёте могла подняться только на пару метров. Как бы она не пыталась взлететь выше, чтобы рассмотреть округу, ей это не удавалось. Но зато Кнопка…

Наверно она легче, решила Софа, глядя вслед улетающему псу.

Подумав немного, Софа поняла, что дело в количестве съеденных мошек и принялась их ловить.

В отличие от Кнопки, Софа не была таким ловким охотником. И на следующий день девочка пришла с баночкой, закинула в неё пару цветков, и через пару минут в банке металось семь мошек.

Она запихивала их в рот, стараясь не укусить.

А вдруг им будет больно, думала девочка. Какие сладенькие. Я и не заметила в первый раз. Поэтому Кнопка за ними бегала! И пахнут аппетитно, как булочки.

Её предположения оказались верными, благодаря мошкам, она поднялась высоко в небо и увидела, что находится на прекрасной планете. А булочками пахло не от мошек, а от булочек, которые пёк большой осёл человеческого роста на соседнем лугу за озером. Вокруг осла бегала весёлая Кнопка и выпрашивала очередную булку.

Он наверно добрый решила София и спустилась на луг.

— Ты почему не здороваешься? — спросил Софию осёл, хотя девочка ещё не успела ещё толком приземлиться. Вот, какие невоспитанные дети сейчас!

— Извините, я просто не знала, что вы умеете говорить.

— Конечно, могу! А, по-твоему, я кто? Осел? Или баран? Или вот этот хомяк, который бегает у меня под ногами, проговорил Осёл, показывая на Кнопку.

София призадумалась. Похоже, что Осёл не знает, что он Осёл.

— Простите, пожалуйста! Я забыла представиться. Меня зовут София. А кто вы?

— Я Осёл. Только не такой тупой, как многие люди считают.

Мы вообще очень умные. Самые умные и трудолюбивые. Просто мы всегда делаем только то, что мы хотим.

— Дядюшка, Осёл, вы знаете людей? А много их на вашей планете? И что это за место? Тут безопасно?

— Не знаю? Безопасно! Опасно? Вот вкусно, это точно!

Ешь булки пока горячие. Вот кружка, набери себе какао в озере.

— Ого, удивилась София.

— Да, у нас тут всё съедобное. Ну, кроме меня.

— Странно, а на вид озеро как озеро.

Она взяла кружку, наклонилась и набрала себе напитка.

В этот миг раздался весёлый детский смех, прямо перед её лицом, да так, что София чуть не выронила её от неожиданности.

Сначала она думала, что смеётся сама кружка. После говорящего осла, это было бы совсем неудивительно. Но в следующий миг из какао выплыла маленькая лягушка и стала бить ногами по жидкости, брызгая прямо в лицо Соне.

Через минуту испуг девочки прошёл, и она схватила лягушку, прямо за маленькую ножку, и вытащила из кружки.

Лягушка перестала смеяться и притихла.

— Ты зачем брызгаешься? — Возмутилась девочка. — У меня теперь всё лицо в липком какао.

— Балуюсь!

— А разве мама тебя не учила не баловаться?

— А кто такая мама?

— Мама, — задумалась девочка. И повернулась к Ослу в надежде, что он поможет ей объяснить.

Но Осел, отвернулся к ней спиной и старательно месил тесто, делая вид, что не видит и не слышит всего происходящего.

Маленькая лягушка висела вверх ногами, но при этом не теряла самообладания.

Она положила руки в боки, на свои хрупкие бедра и задрала мордочку.

— Что сама не знаешь, кто такая мама?

— Нет, я, конечно, знаю, как появляются люди, про них можно сказать — мама их родила.

Но как появляются лягушки? Есть ли у вас мамы?

Она опять с надеждой посмотрела на Осла, который теперь ещё больше для пущей отстранённости, одел наушники и подтанцовывал, виляя хвостом.

Вдруг Соня почувствовала сильный укус и от боли разжала руки.

Лягушка прыгнула обратно в озеро и пропала из вида.

Девочка ожидала чего угодно, только не этого. Она, так и не набрав какао, вернулась к Ослу с кружечкой.

Он смотрел на неё испуганными глазами, пальцем показал, что надо молчать, и из теста выложил слово два слова «Она плохая!».

— Это я уже поняла, — возмутилась девочка. — А раньше нельзя было сказать?

Осёл покачал головой.

— Промой руку после укуса.

— Чем?

— Какао, конечно, это единственное противоядие.

— Нет уж, к озеру я не пойду!

— Трусам здесь не место! — возмутился Осёл. — Значит, возвращайся домой!

— А ты не трус? Лягушки боится! — возмутилась девочка и полетела ввысь.

Соня поднялась высоко над поляной, но вдруг рука на месте укуса стала разбухать и увеличиваться до невероятных размеров, а следом и вся девочка, превращаться в раздутую барышню.

Соня, поняла, что дело плохо и тут же быстро обратно спустившись на землю, плюхнулась всем телом в озеро Какао.

— У, как же вкусно! — Завизжала она. — Какое какао! Я такое никогда не пила!

И тут же София почувствовала как её рука, как и вся она, стала уменьшаться и через минуту оказалась такой, как прежде.

Она довольная вышла из озера и поняла, что её пижама превратилась в небесно-голубое платье.

Ну, вот, что теперь скажет мама? Она поверит в волшебную страну?

Эх, полечу повыше, к солнышку обсохну.

О, какая же я липкая!

Надо посмотреть есть ли тут нормальная вода.

Соня взмыла ввысь и посмотрела вокруг.

Так справа лес, за ним гора. Слишком густые деревья не понятно, что под ними. Полечу к горе.

Там хоть открытая местность. Если у них лягушки такие непонятно, что ещё водится.

И куда запропастилась кнопка? Что-то то она опять пропала из вида.

Соня полетела к горе ярко-розового цвета.

Какая прелесть! Интересно, почему она такая?

Чем ближе она подлетала, тем больше понимала, что гора реально необычная.

Девочка хотела встать на неё. Гора была не твёрдой, а мягкой и очень холодной.

Через секунду девочка провалилась в неё по колено. Она тут же взлетела, понимая, что ещё пару секунд и просто утонет в ней как в болоте.

Соня решила перелететь через неё и больше к ней не прикасаться.

Девочка полетела дальше над горой, которая оказалась, состоит из целого хребта разных цветов: белого, Коричневого, фисташкового

Что же мне она напоминает? Конечно, мороженое! Соня опустилась ниже и пальчиком аккуратно ткнула в гору.

Она облизала его и чуть не упала на гору от удовольствия.

Божественное мороженое! Такого волшебного молочного вкуса она не пробовал никогда.

Теперь девочка летала между холмами мороженого и, захватывая его костями, ела попеременно, то-одно, то другое: ванильное, шоколадное, клубничное, фисташковое.

Соня ела, пока не поняла, что скоро может лопнуть.

Девочка полетела обратно на поляну к дядюшке Ослу.

— Ну, что птичка напорхалась?

— Нет. Я к вам завтра прилечу.

— Вот это вряд ли. У нас начинается зима. Волшебные мошки уходят в спячку.

— Надолго?

— Для нас нет. Для вас людей, скорее, да. У нас месяц, у вас десять лет.

— И что это значит? Мы с вами увидимся только через тридцать лет?

— Очень может быть! Время покажет. Хотя, через тридцать лет ты выберешь другую планету фантазий. А, вообще нет! София, ты обязательно должна прилететь ко мне хотя бы разок, чтобы принести мне свою книгу.

— Какую книгу?

— Тебе видней. Выберешь самую лучшую. Пополнишь мою библиотеку маленьких гостей.

Осёл снял перчатки. И открыл белоснежный шкаф, на полках которого красовались сотни знакомых Соне книжек и сказок.

В этот момент Соня почувствовала, что просыпается от того, что кто-то её трясёт.

— Сонечка, ты почему не в пижаме? Где твоя пижама? Ты проснулась без будильника и опять уснула? Что за платье на тебе?

Мама испуганная целовала дочку.

А Соня на ходу придумывала небылицу про пижаму, потому что прекрасно понимала, что в её правдивую историю никто не поверит, разве, что дядюшка Осел.

Сказка о Карлике

Из — за серого, тёмного леса

Подымается солнце с утра,

Освещая природу всю светом,

Пробуждая от долгого сна.

Бьются волны морские о скалы

В безуспешной, неравной борьбе.

Лес лежит покрывалом пушистым

На высокой, могучей горе.

В той горе жил был Карлик ужасный,

Но ужасный он был не душой.

Страшным был его облик несчастный,

А глаза изумляли слезой.

Одиночество было в глазах тех

И большая, большая печаль.

Ты посмотришь, и жалость проникнет

В твоё сердце в них ужас и страх.

Он смотрел на прекрасное солнце,

Но боялся, увы, выходить.

Люди злые камнями кидались,

Хоть страшились к нему подходить.

Им казалось, есть что — то в нём злое.

От нечистого что — то пришло.

— Он колдун, говорили в народе,

Ждёт его беспощадный огонь.

В это утро опять, как обычно

Он смотрел через щели в скале

На восход после бури на море,

— Светит солнце опять в тишине!

Ночью билось ретиво о скалы,

В гневе море кидалось водой,

Подымая огромные волны,

Унося всё и всех за собой.

С силой рвало деревья все с корнем

И казалось, не будет конца

Этой буре великой на море,

Что проглотит весь остров вода.

Видно, в гневе был царь океана.

Гнев Нептуна кто может унять?

Остаётся всем только спасаться,

Чтоб под руку его не попасть.

В это утро на бреге песчаном

Было много погибших зверей,

Среди них был дельфин,

И наш карлик поспешил

К его телу скорей.

Он забыл, про свою осторожность,

«Может, время, со мной за одно,

Может, жив он,

Спасу я беднягу». –

Думал, так приближаясь к нему.

Но его бездыханное тело,

Долго ль может он жить без воды?

Опалённого, утренним солнцем,

Что же может дельфина спасти?

Он тянул его с силой и верой,

Сколько было в нём воли тогда,

Как втащил он дельфина в пещеру,

Сам не помнит,

Но помнит спина.

В середине огромной пещеры

Было озеро чистой воды,

Бросил он бездыханное тело

И бегом за травой Маланьи.

Маланья — это грозная ведьма

Дважды к ней в дом никто не придёт,

Кто попросит — она всем поможет,

Что дороже — у вас заберёт.

Если беден, — возьмёт твою душу,

Кто богат, тот по миру пойдёт,

Кто влюблён, у того без пощады

Жизнь любимого в раз отберёт.

Он бежал, укрываясь листвою,

В каждом кустике видел врага,

На другой стороне за долиной,

Процветая, жила Маланья.

Был огромен, велик её замок,

Охраняло его вороньё,

Кто зайдёт второй раз в этот замок,

Растерзают его, заклюют.

— Заходи. Я ждала тебя, Карлик.

Знаю я про богатство твоё.

Двадцать лет ты его добываешь

Из скалы. Там алмазное дно.

Что ты хочешь?

Стать юным красавцем?

Чтоб склонялись пред ликом твоим?

— Нет, Маланья. Траву твою жизни,

Чтоб дельфина морского спасти.

— Карлик, глуп ты! А я и не знала.

Не имеешь ты даже ума.

Нет красы и ума,

А ты просишь, — жизнь дельфину?

Будь воля твоя!

Всё возьму я взамен, всё богатство,

Труд в поту тех бесчисленных дней,

Ты придёшь, опустеет пещера,

Но не смей возвращаться, уж в впредь.

Взял траву. Опоил он дельфина.

Был отвар тот чернее, чем смерть.

Ожил, крик, разнося по пещере,

Словно снова родился на свет.

Всё забрала в свой замок Маланья,

Крысы всё уносили спеша,

Не оставив ни горсти алмазов,

До утра наступившего дня.

Карлик наш не грустил по алмазам,

По красивым, но мёртвым камням.

Он обрёл себе друга и радость

Озарила печали причал.

Вечерами с дельфином он плавал.

Днём он рыбу ему приносил.

Карлик больше печали не видел

Ведь теперь же он был не один.

Столько радости, смеха, веселья!

Ну, о чём ещё можно мечтать?

Поболтать и с дельфином не плохо,

Даже если не можешь понять.

Но случилось ему человека

На тропинке своей повстречать,

То девица была из деревни,

От погони пришлось ей бежать.

С под венца убежала Дарина,

Вся деревня бежала за ней.

— Лучше, уж пропаду! Лучше сгину,

Чем пойду я с Петром под венец!

— Карлик, милый спаси мою душу!

Схорони ты меня за скалой,

Чтоб никто впредь не смог покушаться

На судьбу и венец пред Христом.

— Вот те леска, рукою хватайся

И беги ты со мной, не страшась,

Не проникнет никто в ту пещеру,

Только б нас не успели догнать.

— С кем бежишь ты кричали вдогонку,-

Он колдун, он погубит тебя!

«Воротись! — разорался вдруг Пётр.-

— Неужели страшней его я?»

Добежали, не видно Дарины,

Словно в землю ушла из — под рук.

— Не прощу никогда оскорбления!

Я с Маланьей скалу расколю!

От горы не оставлю и камня.

Смою кровью я этот позор.-

Клялся Пётр пред всею деревней

Иль домой, никогда не вернусь.

— Я ждала тебя, Пётр,

Маланья ожидала на троне его.

— Рассказали об этом мне твари,

Что ты дашь мне в замен за неё?

Нет души у тебя.

Нет и денег,

Что дороже на свете всего?

Дам совет тебе, Пётр,

Но всё же, знаю я, что возьму за него.

В тот момент как свершить расправа

За расплатой к тебе я приду

Заберу я подарок бесценный

Тот, что мать тебе дали с отцом.

Пожалеешь об этом, бедняга

Но ко мне ты по воле пришёл.

Пётр лишь усмехнулся лукаво:

«Как глупа же ты, ведьма, глупа!

Что мне дал этот нищий бродяга

Или мать, лишь жена рыбака.

— Хорошо, говори же Маланья.

За совет я, что хочешь, отдам,

Но тогда лишь, когда прах Дарины

Будет с Карликом в море сгнивать

От скалы, когда будут руины

Пред ногами моими лежать.

Всё отдам, что захочешь Маланья,

Только что ты мне хочешь сказать?

— Я могу отравить их обоих,

Но не хочешь ты смерти глухой.

Кто узнает об этом?

И скалы, не могу я разрушить рукой.

Но всё в силах морского Нептуна,

Ты пойди у него послужи,

И расплатой за верную службу

Ты стихию его попроси.

Он разрушит всю гору водою.

Затрясётся весь остров под ней.

Смоет двух непокорных в пучину,

Или в скалах найдут они смерть.

На обломках горы будут помнить

Люди, всё остаётся в веках,

Успокоишь ты так своё сердце.

Но расплата твоя в тех словах.

Дам я зелье тебе: под водою

Ты как рыба там сможешь дышать.

Мой отвар будет годен три года.

Больше сил он не сможет давать.

А теперь уходи, но не вздумай

Приходить сюда больше опять,

А не то заклюёт тебя ворон,

Дважды людям меня не видать.

Пётр ушёл. Заскрипели ворота.

Он боялся назад посмотреть.

«Я не понял, что хочет Маланья

Взять за травку и глупый совет?

Но согласен на всё за отмщение

От судьбы я своей претерпеть».

Да, пошёл он на службу к Нептуну.

Был Нептун — царь морей удивлён.

— Хорошо, отслужи ты три года,

Я разрушу скалу, Бог с тобой!

Если будешь служить верой, правдой

В моём войске моря охранять,

Собирать жемчуга и кораллы,

Ночью посох морской запирать.

Пётр остался на долгую службу,

А Дарина скрывалась в горе.

Не хотела домой возвращаться,

Знала: снова случиться беде.

Тётка с мужем её воспитала,

Издевались над ней как могли.

Дом к рукам её всё прибирали,

Подписаться заставить смогли.

На бумаге написано было:

«Выйду замуж, всё тётке дарю».

Вот, что стало причиной насилия,

А не выйдет, то точно убьют.

«Петр любит тебя, что ты хочешь?

Красивее на острове нет.

Пусть он беден, не этом же счастье,

Пусть он груб, но что дома сидеть?»

Так Дарина осталась в укрытии.

Стало трое в пещере теперь:

Карлик, синий дельфин и Дарина

И крутились деньки, как метель.

Карлик был лишь по пояс Дарине

Но мужское в нём сердце жило.

Между ними они и не знали:

Чувство больше чем дружба росло.

Он минутку прожить без Дарины

Уж не мог: всё щемило в груди,

А она так его полюбила,

Что скрывать не хотела тоски.

Всюду вместе они на рыбалке.

В руднике и с дельфином в воде.

Только оба о чувствах молчали,

Но, что ждало же их впереди?

Время шло. Год, другой, вот и третий.

Уж кончается службы контракт.

Пётр весь в предвкушение отмщения,

Собирается снова назад.

— Я Нептун — царь морей, обещаю:

В воскресенье расплата придёт,

Вся гора со скалой, содержимым

Под морскую пучину уйдёт.

На песке я оставлю два камня,

Всё, так будет, как ты попросил,

И за верную, добрую службу

Награждаю мечом золотым.

Я не знаю, зачем тебе нужно

Это делать, но воля твоя

Ты свободен.

Закончена служба

Время мне отплатить за себя.

Пётр поднялся наверх из пучины.

Солнце ярко сияло огнём,

Потемнело в глазах всё от света

И упал он на землю лицом.

Так лежал он на бреге пустынном

День, другой, воскресенье пришло.

Силы вновь возвратились к бедняге.

И он тихо по брегу пошёл.

Там вдали у скалистой пещеры

Он увидел, как кружит волна.

Подымаясь до неба, и с силой

Бьёт о скалы, трепещет земля.

Долго билась с волною пещера,

Но проникла в лощину вода

И забрала с собою в пучину

Всё, что было в скалистых горах.

Вдруг земля затряслась под ногами.

Остров был, как кораблик в воде.

Весь подвластный бесстрашной стихии,

Как младенец бессильный в беде.

От горы ничего не осталось.

Разошлась под нею земля,

И упала она, как спичинка,

В эту трещину — нет и следа.

Только камня два серых осталось,

На песке одиноко лежать,

Чтоб могли о пропавшей пещере

Люди помнить,

Как Пётр желал.

Он на камне стоял в упоение,

Сколько счастья отмщение дало.

Нет Дарины, и Карлик тот сгинул,

И скалу он с земли эту стёр.

Но внезапно вокруг темнело.

Пред глазами Маланья стоит,

— Я пришла…Я пришла за расплатой:

Жизнь твою забираю себе.

Он упал. Его тело пустое.

Жизни силу Маланья взяла,

Разлагалось под солнцем палящим –

Пищей птицам и тварям была.

Только меч золотой — дар Нептуна-

С солнцем ясным сияя, играл.

Всё живое жило, только Пётр,

Пётр жало своё потерял.

Что же стало с Дариной в пучине,

Жив ли Карлик?

Уплыл ли Дельфин?

Расскажу я о них, но вернёмся мы туда,

Где оставили их.

В день воскресный всё было внезапно.

Забралась в лощину вода.

Захватила влюблённых и в море

Унесла бездыханных она.

А дельфин потерял их из виду,

Мчался быстро к царю Нептуну.

— Помоги! Помоги, им владыка!

Мой спаситель на дне не найду!

Ты пошли своих воинов на помощь.

Пусть отыщут, где Карлик лежит,

Где лежит молодая Дарина?

Время! Время! Оно же бежит.

Их искали два дня и две ночи.

Под камнями лежали они.

— Царь Нептун, сотвори же ты чудо.

Жизнь и силу телам возврати!

— Не печалься, Дельфин, это в силах,

Это в силах волшебниц моих,

Оросят их водою живою

Из запасов моих кладовых.

Будут живы они и здоровы.

Красоту даст водица сия.

Мой любимец — дельфин, ты со мною!

Им за это навек должен я!

Карлик станет прекрасным и юным,

И Дарину твою воскресим,

Одарю жемчугами и златом

И с почётом на землю верну.

Столько лет я оплакивал друга.

Мой Дельфин, я так долго страдал,

Думал, что уж давно растерзали,

Растащили твой прах по камням.

Возвратились Дарина и Карлик,

Только Карлик не карлик теперь,

Позавидует каждый красавец

Всё при нём: и лиц, и с душой.

Если ходишь со злобой на сердце,

За спиною ты носишь кинжал,

Обернётся всё против и можешь

Ты упасть, и проткнёшь себя сам.

Ассирийская сказка

Древние люди жили безмерно — триста, четыреста им не придел,

Так и Хнанышу — старик ассирийский, Бог только ведал сколь прожил он лет.

Так бесконечны порой были годы, сам человек уставал от бытья,

Но наш Хнанышу жизнелюбивый, старый снаружи, в душе был дитя.

Часто казалось, что смерть обходила эти места в горах стороной,

В этом селе стариков забирали смерть принимать на вершине скупой.

Сын плёл корзину, сажал в неё старца и уносил умирать вдалеке

Слишком уж тяжким был труд с ним возиться, если по сорок лет он лежит.

Бедный старик чувствовал в тягость детям и внукам своим

Руки давно отказали и малость, ноги свои волочил.

Ложку ко рту поднести невозможно, суп с подбородка течёт.

Смотрит невестка на сына с упрёком, время — Корзину плетём!

Старец поник, больше он не смеётся, наш весельчак перестал говорить,

Смотрит на солнце до слёз и от боли, боли душевной не стал он ходить.

Раннее утро. Корзина готова. Люди пришли попрощаться для всех,

Эта традиция с юности норма, плакали, но принимали как смерть.

Всё неизбежно старость и немощь. Ждёт она всех от неё не уйти.

Это сейчас умирают так рано, внуков порой, не увидев своих.

Сын положил старичка и в корзине был он как малый зверёк.

Жалкий и робкий, кости и кожа. Только глаза в них так много — без слов!

Двинулся в путь старший сын. Как же ноша, ноша его тяжела!

Дело не в весе. Старик как пушинка! Ноги сплетает душа.

Сын так прошёл три версты. Вдруг, услышал жалобный вой за спиной.

Снял он корзину. Присел у обрыва. Папа, ну, что же с тобой?

Ты же герой столько войн отстоял ты. Славны победытвои.

Как же ты плачешь? Боишься? Вернусь я? Хочешь, ещё поживи!

— Нет, уноси меня сын. Не хочу жить! Тяжкий я камень. Обуза тебе!

Дома жена загрызёт тебя глазом, даже не думай! Неси!

— Что же ты плачешь?

— Сынок, я кручинюсь! Плачу я сын по тебе!

Вон на висках твоих вижу, седые блещут, уже, волоски.

Так и тебя очень скоро, быть может, сын твой сюда принесёт.

Время летит как стрела, это больно! Жизнь незаметно пройдёт!

Сын обомлел. В самое сердце ранил словами отец.

Как же он прав! Как жестко! Как можно? Кожей он всё ощутил.

Взял он корзину и двинулся к дому. Думает: «Как же жена!?»

Снова упрёки и одолжения. Стал, он молится тогда.

Богу угодны эти молитвы. Малыш перед домом играл.

Столько соломы осталось с корзины. Что — то он в кучу сплетал.

Так засмотрелась невестка на сына.

— Вот, молодчина! Что ты плетёшь?

— Это корзина. В ней тебя мама скоро и мы понесём.

Села невестка. Прямо на землю. Тихо слеза потекла.

Смотрит, с дороги муж идёт грустный. Сразу к нему подошла.

— Что ты за сын! Возвращайся кА в горы!

Быстро отца принеси! Что за пример для детей, как ты можешь?

Диву дивился старик.

С этой поры изменилось всё в доме.

В ласке, заботе отец. Нет ни упрёков. Обычай тот канул.

Это не сказка, а быль!

Бермудский треугольник

Лунная дорожка по воде бежит,

Много сказок знает,

Но она молчит

Расскажи, дорожка,

Про морскую глад

Тишина и свет твой

Не дают нам спать.

Жил в морских глубинах

Принц Юанн второй,

Сын царя Нептуна и русалки Гой.

Был он мил и весел

Добр и умён,

Красотой волшебной

Был он одарён.

Выходил наверх он,

Лишь в ночную тьму,

Посмотреть на звёзды,

На сестру луну,

Знал он и о солнце,

Знал про белый свет,

Но запретным был день,

Так велел отец.

Был покорным сыном

Принц Юанн всегда,

Для него законы — папины слова.

И была невеста с детства у него,

Звали ту русалку — Мудрая Вардо.

Славилась красою четырёх морей.

В океане — море не было милей.

Вот однажды ночью наш Юанн опять

По дорожке лунной вышел погулять.

Весело по морю понесла волна,

Но случайно к берегу завела вода.

В тишине услышал, плачь девичий он

И подплыл поближе, позабыв закон,

На песке сидела девушка в слезах,

Краше он не видел в тех морских краях.

Слёзы лились речкой по её щекам.

Стон её сердечный несся по волнам,

На руке колечко золотом блестит,

Вот сняла колечко, и оно летит.

Принц поймал колечко

И прижал к груди,

А она исчезла

Дымкою в ночи.

Принц домой вернулся,

Но не ест, не спит,

Потерял покой свой,

Всё сидит, молчит.

Царь заметил в сыне

Перемены те,

То о чём молчите,

Видно на лице.

Он ускорил свадьбу,

С мудрою Вардо.

Объяснив поспешность,

— Больше не могу!

Всё, Юанн, да, стар я.

Мне три сотни лет,

Срок настал твой править,

Сил моих, уж нет.

Подари мне счастье, внука, тишину.

Дай спокойно, сын, я голову сложу.

Но, неймётся принцу,

Сердце не гранит,

И уже он снова

К берегу летит.

— Ты неси быстрее, милая волна,

Как хочу увидеть я её глаза!

Вот приплыл он снова на берег крутой,

Но пустой тот берег. Тишина. Покой.

Нет на берегу том девушки родной,

Только солнце светит тихо над водой.

Принц решил вернуться,

Подождать закат,

Каждый час казался,

Дольше во сто крат.

Медленно, печально время всё ползёт,

Рано или поздно, но оно придёт!

Вот приплыл он снова к берегу любви,

Но не видно милой и в ночной тиши.

— Лунная дорожка, друг моих шагов.

Расскажи, где ходит? Где моя любовь?

— Верный принц, печальна новость для тебя

Милая твоя, уж душу отдала.

Ты домой вернулся, а она опять

Воротилась к морю слёзы проливать.

Долго так сидела у воды она,

А потом вдруг встала, окрестив себя,

Прыгнула в пучину, лишь сказав одно:

«Бог простит, нет силы!»

И ушла на дно.

Час прошёл, на берег парень прибежал,

Но следов её он так не отыскал.

Долго лишь «Симона!» слышалось в ночи

Чайки отзывались: «Больше не кричи»!

Принц сорвался вихрем на морское дно.

Там она лежала, и её лицо

Так спокойно было, словно вдруг она

Счастье и покой свой здесь лишь обрела.

Он поднял Симону и понесся с ней,

Унося любимую в глубину морей.

Там могилу сделал среди трёх углов.

— Обещаю, милая, тишину веков,

Ни один корабль, ни одна душа

Не побеспокоит больше никогда.

Так он молча плакал и в душе твердил

И свои слова, он делом подтвердил.

Все Бермудский знают, треугольник все!

Принц могилу эту сотворил на дне.

Он женился вскоре, после ночи той,

Но никто не сможет возвратить покой.

Если он достанет из ларца кольцо,

Бурю подымает на воде оно.

Родилась русалка, дочка у него,

Он назвал — Симоной и своё кольцо,

Подарил принцессе, хоть в нём счастья нет,

В нём сокрыта сила и большой секрет.

Ассирийская песня

Потухшая звезда, спустилась к нам с небес,

Веками всем она светила.

И рассказала сказку-быль

О гордости, труде и Божьей силе.

В ассирийском селе,

У могучей реки

Жил-был Эйген,

Известный трудяга:

Мудрый, щедрый, к тому же богач,

Вся округа его уважала.

Он старался на благо народа, села,

Помогал всем и, словом и делом.

Он село подымал, расцветало оно,

На глазах у людей богатело.

Разрасталось село

С каждым новым деньком,

Все трудились,

Как в улье пчелином.

И решили, что городом

Станет оно,

Если мост им построить над Тигром.

Эйген долго не думал,

Собрал весь народ

На постройку моста над рекою -

«Я плачу за работу, мы силой своей

Можем горы сложить под собою.

Караваны с товаром пойдут через мост,

Торговать будем все мы, и город

Здесь родится красивый, и сильный трудом,

Но на это потратим мы годы.

«Труд здесь, главное труд!» -

Говорил Эйген всем.

Каждый день, забывая о Боге,

В воскресенье работали,

В будничный день,

Но всё медленней шла их работа.

Восемь лет всё село

Муравьиной толпой

Мост прекрасный

С трудом подымало,

И настал этот день

Тот, что ждали там все

Был заложен последний в нём камень.

Ликовала толпа,

Веселились всю ночь

Восхваляя творенье из камня.

А на утро лишь только

Чуть-чуть рассвело,

Все пошли на него любоваться.

Это ужас! Труд сотен измученных рук,

Как соломинка, рухнул и канул

В бездну вод и лишь грудой

Холодных камней

След печальный на дне он оставил.

Эйген плакал, как плачет

Лишь только отец.

Потерявший, родного ребёнка,

Он оплакивал мост сорок дней и ночей

И решил воссоздать его снова.

Загорал новый день.

Просыпалась земля.

Люди вновь приходили на схватку,

Чтоб сразиться с рекой,

Называемой-Тигр

Ассирийцы не любят сдаваться.

Год за годом сражались

Со стихией речной,

Погружаясь под воду шальную.

Водолазный костюм

С аквалангом из шкур

Эйген сам в думках долгих придумал.

Годы шли, а скорее летели стрелой.

Гнал их ветер судьбы беспощадно.

Новый мост вырос вновь

Над речною волной

И с мостом страх людской подымался.

Звали мост миражом,

Есть сегодня и нет,

О погибшем мосте шли легенды.

Говорили, что этот погибнет как тот,

Лишь от Бога мост мог раскрошиться.

И молились, чтоб Бог

Сохранил этот мост,

Что с любовью они подымали,

О пощаде его к их бессильным трудам,

Все в надежде они умоляли.

Опустилась луна.

Побежал её след

И погас, потерявшись в рассвете.

Спит село,

Завернувшись в предутренний мрак.

Только Эйгену, что не спиться.

Он сидит у моста,

В беспокойстве душа

Рвётся прочь из груди.

Ждёт чего-то.

Вдруг сиянье пред ним,

Опускаясь с небес,

Ангел вырос — нежданное чудо.

— Эйген, дремлешь?

Очнись, ждёт творенье твоё

Та же участь,

Что прежде, запомни,

Если в жертву всевышнему не принесёшь

То живое, что будет здесь вскоре.

Первый кто из селенья

На берег придёт,

Замурован остаться здесь должен,

Если дрогнет рука,

Мост тот час упадёт

И село ждёт суровая доля.

Вдруг сиянье исчезло,

Растаял туман,

Горизонт засиял первым светом.

Эйген плакал, стонала душа у него.

Первый раз он боялся рассвета.

Первый раз он молил задержать этот час,

Задержать этот миг,

Обойти злую долю.

— Тяжкий крест, испытание

Ждёт и всех вас

Должен Божью исполнить я волю.

Час тянулся, как год

Страх за близких людей

Опустился на них,

Отнимая дыханье,

Так сказал он рабочим, -

«Молитесь со мной,

Да поможет нам Бог!»

И затих в ожиданье.

За холмом показалась фигура, но чья?

Солнце светом своим ослепляло.

Плакал Эйген, оплакивал чьё-то дитя.

Вот невестка его показалась.

Шла с кувшином в руках,

Тёплый завтрак несла,

Мать готовила ночью харисо,

И послала её.

— Накорми ты отца,

Молока отнеси им напиться.

Эйген видит пред ней

Белый пёсик бежит.

— Боже, чудо откуда он взялся?

Он смеётся и радостно что-то кричит

И смеётся, смеётся, смеётся.

А невестка увидев, что вызвала смех,

Долго думать над этим не стала.

Я иду за собакой,

Конечно, смешно и посланника Бога прогнала.

Все замолкли, рабочие стихли тот час.

И поник головой бедный Эйген.

А невестка задрав ассирийский свой нос,

К ним с холма горделиво спустилась.

Над великой рекой мост стоит и поныне.

Нет Ассирии той.

И народ размело.

Две косы над рекой,

Подчиняются ветру

И ночами там песня

Из камня идёт.

«В колыбельке дитя я оставила утром,

Накормите его, говорите, что мать,

Не бросала его, а по-прежнему любит

И в раю будет милого ждать.

Если бьёте его, то моею рукою,

Если любите сердцем моим.

Заменить ему мать не подвластно живому,

Здесь придётся мне вечность стоять.

Не носите сестрицы мои одеяния.

И не трогайте гребень, а киньте вы в пасть.

Ненасытного, бурного Тигра,

Здесь придётся мне вечность стоять!»

Шлемиль

Люди живут, пока мы о них помним.

Каждый оставил свой след.

Часто поступок, иль просто забава

Память на тысячу лет.

Было давно,

Но когда, я не помню,

В Турции в самой глуши.

Шлемиль — красавец,

В селе ассирийском

Чистил чужие дворы.

Если лежит не в положенном месте,

Это тревожит ребят.

Завтра всё будет,

Вернее, исчезнет,

Если ты любишь поспать.

В те времена всех судили не судьи,

Бога боялся, народ.

Не было столько убийств и насилий.

Кара — от церкви отвод.

Если тебя изгоняют из церкви

Нет тебе места нигде,

Нет на земле, нет и на небе,

Бог он всё видит везде.

Люди боялись, судьёй был учитель,

У православных знать поп.

Звали учителем у ассирийцев,

В церкви служивших отцов.

Вере учили они,

За советом

К ним приходили толпой,

С просьбой, надеждой,

Иль просто с обидой.

Все обращались с мольбой.

Вот как- то утром,

Проснулся учитель

С жалобой люди пришли.

— Ночью козу из сарая у Сарьи,

Шлемиль унёс, накажи!

Это село, здесь глаза и повсюду.

Уши шевелят кусты.

Что бы ни сделал, на утро узнают.

Хочешь, хоть в маске ходи.

Знают походку,

Взгляд твой, дыханье.

Здесь ты растёшь на глазах.

Знают с пелёнок и наблюдают

Каждый проделанный шаг.

— Так, хорошо, вы ему сообщите.

Жду я его через час,

Будет на библии клясться проказник,

Хватит ему воровать!

Шлемиль пред тем как отправиться в церковь,

Долго сидел у реки,

Люди подумали, -

«Кается парень»,

Не подымал головы.

Шлемиль поймал в грязной луже лягушку,

Сунул в карман на груди.

Куртку надел и отправился в церковь,

Что-то, шептав по пути.

Библию подал ему

Наш учитель

— Ну-ка, проказник, клянись.

Мне можешь врать,

Но перед этим писанием

Вряд ли тебе устоять.

Шлемиль, подняв свою правую руку,

К сердцу её приложил.

— Этой душою клянусь, что не брал я,

Врут, что козу я стащил.

Бедный учитель развёл лишь руками,

Парень клянётся душой:

— Ладно, ступай! Ступай, себе с миром.

Бог пускай будет с тобой!

Шлемиль домой возвращался с ухмылкой,

Вспомнил, лягушку пущу.

Смотрит, подохла

От клятвы столь сильной,

Душу, отдав за козу.

Шлемиль подумал, жалко лягушку.

Ладно, учитель тебя,

Я проучу, заставляешь всех клясться.

Я отомщу за себя.

Тёмною ночью Шлемиль с друзьями

Снова ограбил людей

Ну, и конечно утром учитель

Ждал пострадавших гостей.

С раннею зорькой Шлемиля мама,

В церковь кастрюльку снесла,

Ночью с баранины хаш наварила.

Да, угостила отца.

— Ну, что случилось?

Шлемиль?

Зовите! Хватит дурачить людей!

Я покажу сорванцу!

Будет знать он, как воровать.

Ух! Злодей.

Яркое солнце играло лучами,

Шлемиль шагал,

Улыбаясь весне.

Ждал его отче,

Остывший немного,

Сидя у самой двери.

— Заходи, озорник!

Знаешь, в чём обвиняют?

Ну, клянись, что не брал, хулиган!

Вот бери и клянись, непоседа,

Это библия, а не букварь.

Шлемиль руку поднял над писанием,

Вот клянусь Вам, его я так ел,

Как и вы его видели, ели,

Я бы врать вам, отец, не посмел.

Вышел к людям учитель:

«Не брал он.

Он поклялся,

Ступайте домой.

Видно врут, оболгали парнишку.

Иль не всё у него с головой».

Через месяц на исповедь парень,

С сожалением к учителю шёл.

Долго тот над собою смеялся,

Как его малолетка провёл.

Время шло и раскаяние гасло

У парнишки в весёлой груди.

Расскажу, как других обучал он

Вере в бога,

Ты только прочти.

Турок жил в Ассирийском посёлке,

Был богатым, таково искать,

Но не верил ни в Бога, ни в чёрта.

И любил он народ обижать.

На земле его, прямо за полем

Дуб высокий рос,

Триста в нём лет.

Говорили, что место святое,

И, что в дереве сила и свет.

Но решил он людей, чтоб отвадить

Ночью дерево, то отпилить.

— Хватит этим бездельникам бегать.

Свято ль место, коль дерева нет.

Умоляла жена на коленях,

— Ты не трогай его, я прошу.

Бог накажет его ты не гневай.

Я с тобой этот крест понесу.

— Распоясалась, женщины голос

Слышу в доме, ведь это позор!

Если надо умрём, засмеялся,

Подымая, он к небу свой взор.

Отрубили, да прямо под пасху,

Крик людской разносила земля,

А богач всё себе ухмылялся,

Пока горькая плата пришла.

Дочек пять,

А сынок стал калекой,

Откосил ему бог две ноги,

В тот же день

Он упал с дохлой клячи.

И его ели-ели спасли.

Наш богач долго плакал, взывая,

Умоляя пощады с небес,

Но теперь каждый день по овечке,

Мор напал пожиравший овец.

Мусульмане погибших, умерших

Не едят никогда, отдают.

Христиане едят это мясо.

Кто пройдёт, тот его заберёт.

Каждый день бедный Шлемиль, уставший

В ночь глубокую шёл к богачу,

Залезал сквозь окошко к овечкам,

А на утро за ними же шёл.

Задушил, нет кровинки, пылинки.

Сам хозяин тебе отдаёт.

Он грешил, но себе оправдание

Каждый ищет и может, найдёт.

Много лет с тех времён прошагало,

И века друг за другом прошли,

Но все помнят мальчишки проказы,

Он оставил свой след на пути.

София

О чём мечтаешь ты, не знаю.

Я предлагаю полетать.

В далёких странах

И конечно с собою невидимку взять.

Давай отправим вспять мы время,

Хотя б навек один назад,

И полетим мы не на север,

А на восток в персидский рай.

Темно! Настало время править — Луне,

Поднявшись над землёй,

Она нас тускло освещает,

И навевает сладкий сон.

Но не сегодня спать не будем!

Сегодня свадьба, всё село,

Поёт, танцует двое суток.

И мы заглянем на часок.

Под звёздным небом люди пляшут,

Вокруг накрытые столы,

Костры горячим жаром дышат.

Душа поёт, а с ней и мы.

Кругом веселье, пляски, шутки.

Жених сидит в кругу друзей.

А где ж невеста?

Хоть глазочком взглянуть бы на неё скорей.

Невеста, милое создание

Ещё невинное дитя,

Играет в куклы тихо в доме

С подружкой битых два часа.

Она устала от веселья

С подругой — Софочкой своей

Решили там уединиться,

Подальше от шальных гостей.

В тринадцать лет они хозяйки:

Готовят, шьют, умеют печь.

Но возраст он всегда с тобою,

Не им решать решат за них.

Чадра валяется в сторонке.

Забылись девочки совсем.

Играют с тряпочною куклой,

Надев на голову браслет.

Раскинув по полу колечки,

Им украшения мишура.

Невеста в золоте, как ёлка.

Вся свадьба для неё игра.

Никто не спрашивал невесту.

Лишь мать жалела дочь свою.

Она-то знала, как не сладко летать бескрылому птенцу.

Своею быть, но быть чужою.

Не знать любви,

Но быть женой.

Хотеть играть.

И быть ребёнком.

И вдруг стать матерью самой.

Но вот открылись тихо двери.

Вошёл мужчина,

И они от страха в уголок забились.

Затихли дикие зверьки.

А он мешок надел на Софу,

И как картошку на плечо.

Да вышел вон,

А у невесты лицо белей, чем полотно.

Ещё секунда, наконец-то.

Она метнулась в миг к двери.

Но поздно! На засов закрыта,

Теперь осталось лишь. Кричи!

Кричать да толку,

Когда свадьба, в разгаре,

Пляшет весь народ.

И улюлюканье разносит,

Вокруг весенний ветерок.

Несёт по полю конь красавца.

С добычей он домой летит.

В мешке прекрасное создание,

Уже не плачет, не кричит.

— Мать, я тебе принёс невестку.

Да ту, что сватали вы мне.

— Софию?

— Да, я же сказал им.

Я не привык вообще просить.

Да, я бандит с большой дороги.

Беру всегда, что захочу.

Что сватать? Когда есть копыта.

И ждать я то же не люблю.

Отказы я не принимаю.

Такой позор не для меня.

Пускай теперь они гадают,

Где их любимое дитя.

В его руках её ладони.

Уста сжигает поцелуй.

Он крик губами заглушает.

Бьёт кулаками за укус.

Ласкает бархатное тело.

Ему нет дела до души.

И сердце юное разбито.

Победы видим мы венцы.

На утро бедная София,

Не чувствуя не рук не ног,

Лежит, глотая реки слёз.

Вокруг мутаки,

Шёлком шиты.

От платья клочья по углам.

Все стены, пол в коврах персидских.

Поднос у ног её в цветах.

На нём гора конфет восточных:

Халва, щербет, рахат-лукум.

И звуки музыки за дверью,

Закрытой на тугой засов.

Кардах играет нынче свадьбу.

Гонцы отправлены давно

К Софии в дом,

С мешком подарков,

Для всей родни,

Ну, и с хончой.

Конфеты, сладости, монеты,

Но главное для всей семьи,

Пять красных яблок на подносе,

Как подтверждение чистоты.

В слезах семья, украли дочку.

Хотя жива она, жива!

И, что поделать не вернёшь ты.

Она бандитова жена.

Семья поехала на свадьбу,

Не будим кровь, мы проливать.

И для спокойствия Софии,

Не будем с ними враждовать.

Лишь мать, увы, осталась дома,

Одна в печали слёзы лить,

Ей по восточному закону,

Нельзя на свадьбе этой быть.

Сыграли свадьбу без венчания.

Кардах решил повременить.

Он знал, что Софа не согласна.

Решил он временем лечить.

— Пройдёт годок,

Она привыкнет.

Родит мне сына и тогда,

Сама попросит перед Богом

Объединить наши сердца.

Бежало время за окошком,

А Софа дикая, как кошка,

Сидела в комнате одна.

Свекруха у дверей спала,

Когда Кардах со злобной бандой

Ходил на промыслы свои,

Она стелила там ковры.

Ложилась на пол у дверей

И каждый день ждала гостей.

Под утро дюжина лихая,

С добычей в сумках возвращаясь,

Делила всё между собой,

И ей достанется с лихвой.

Все звали матерью её,

И уважали как свою.

Любили хаш её горячий,

Харисо, кяке.

Всех она с улыбкой радостно встречала.

За всех молилась и боялась.

Душою мягкая была,

Но все ж невестку стерегла.

На все мольбы её и просьбы,

Она твердила

— Не пойму! Чего ты хочешь? Почему?

Как будто лучше б ты нашла,

Чем мой сынок себе в мужья.

Пускай из знатного ты рода.

Но он богаче во сто крат.

Пускай Кардах мой конокрад.

Ещё ни разу он не пойман.

И руки целые его.

Пускай он вор,

Но всё равно.

Тебя он любит,

Вы женаты,

Да вы не венчаны,

Но всё ж,

Кому нужна ты, не поймёшь.

Тебя он взял, конечно, силой.

Но это участь женщин всех,

Утехой быть мужских желаний.

И я была юна, как ты,

Когда меня отец Кардаха,

Взял силой, правда, после свадьбы,

Мои родители и рады

Отдали замуж,

Меньше ртом.

В семье, где душ живёт семнадцать,

Где ласка матери минута,

Как сладкий сон её внимание,

Где часто нет и понимания.

Где каждый занят сам собой.

Работа с ночи до утра,

Кому же я была нужна?

И так тираду продолжая,

О днях ушедших вспоминая,

Она часами говорила,

Теряя часто нити смысла.

Шагали дни, сменяя ночи,

Кому — то быстро, иль не очень.

Но между тем со свадьбы нашей,

Прошло три месяца и мать,

Кардаха стала уставать.

Спать на полу болят бока,

Не так усердно уж следила,

Хоть бдительность свою хранила,

Но между тем однажды в ночь,

Сходив во двор,

Закрыла двери, защёлкнув на тугой засов,

Но, а замок закрыть забыла.

Легла спросонья почивать.

И надо ж было так проспать.

А Софочка, минут не тратя,

Надела матери чадру

И в ночь слепую побежала,

На Бога только уповая,

Слова молитвы повторяя.

Бежала быстро и бесшумно,

Уже рассвет забрезжил, утро.

Ах, вот родимое село!

Мой дом! В коровник и на дно,

В солому с головой нырнула.

И как уснула, так уснула.

Что мать корову подоила,

А Софа глазок не открыла.

Мать долго дочку целовала.

Да нежных рук не разнимала.

И вот решили мать и дочь,

Что лучше будет эту ночь,

А может даже и неделю,

Софие здесь по ночевать,

А дальше будет там видать.

И вот прошло три дня и ночи,

И как- то с раннею зарёй,

Поднялась пыль столбом с дороги.

Скакун пронёсся по селу,

Как вихрь и вдруг остановился,

Чужак красивый и надменный,

Зашёл во двор,

Прильнул к окну.

Смотрел он пристально и злобно.

Лишь только женщина одна

Крутилась в доме по хозяйству,

А Софы нет тут и следа.

Вдруг женщина, его увидев,

Ему не чуть не испугавшись,

Спокойно вышла на крыльцо.

— Ты кто такой? Тебе чего?

— Я, Софьин муж.

— Кардах, родной,

Пройди же в дом, наш дорогой!

Как дочь моя? Я так скучаю.

Никак привыкнуть не могу.

И сразу слёзы покатились.

Мольбы увидеть дочь свою.

Они вдруг так разговорились,

Что, кажется, совсем забылись.

Она накрыла стол отличный,

Набрала сумочку гостинцев.

О, сколько было в ней добра,

Тепла и материнской ласки.

Что понял он его София,

Под солнышком в тепле росла.

В любви, где маленький цветочек

Лелеяли и берегли.

А он губил его жестоко,

Из уст его не вышло слова

Не доброго, и не плохого.

Он пил нектар её чудесный,

Но не давал он ей тепла,

Теперь он понял,

Как прекрасна его любимая была.

Он вспоминал её лицо,

Её волшебные глаза,

В которых был испуг и ужас.

И молчаливая мольба.

Но поздно каяться, София

Живой остаться не могла.

Что б женщина в ночное время

Могла пройти чрез два села.

Такого быть, увы, не может.

О смерти матери сказать,

Себе он тоже не позволит.

Он взял с собой гостинцы дочке.

Сказал спасибо и ушёл.

А мать её, уж точно знала,

Сюда он больше не придёт,

Но глаз людской с молвой дойдёт.

Придётся им село покинуть,

Уехать в дальние края.

Где их не знает не душа.

А так случилось в те года,

Над миром лютая война,

Нависла тучей громовой.

Всё шло опять к резне христиан.

Война с Россией, этот план

Созрел давно.

И решено покинуть родину, село.

Не стоить голову ложить

Меж двух кинжалов,

Уходить, решили многие в селе,

В Россию в глубь. Не быть беде.

Под покрывалом тёмной ночи

Они границы перешли,

С хозяйством всем

Да, со скотиной

И в глубь России поползли.

Купили землю, паспорта,

Имея золота, с лихва,

Не пропадёшь ты не когда.

Конечно, было не легко,

Без языка, так далеко,

Среди чужих, в чужом краю,

Но так хоть сохранив семью.

Бегут деньки, сметая годы,

И за спиною все невзгоды,

Страна чужая — край родной

И приезжаешь, как домой.

С тех пор прошло пятнадцать лет,

София чудной красоты,

К ним часто ходят женихи,

Посватать милую девицу,

Но, Софа пуганый зверёк,

Их гонит прочь,

И мать с отцом

Переживают, что их дочь

Жизнь проживёт и не познает,

Любви и счастья материнства,

В миру монашкою помрёт.

Уж в доме русские невестки,

У внуков русые чубы,

На ужин борщ и пирожки,

У всех работа и семья,

Но только Софа расцвела:

Бела, высока и стройна,

Зелёны очи, косы в землю,

Года бегут. Она одна.

Отец и мать прожили много,

И знают эту злую долю.

Жить с братьями,

С невесткой в доме,

Растить чужих детей,

Батрачить в поле,

Не быть хозяйкой поневоле,

Надеяться на милость в старость,

Кто пожелает эту радость?

Они решили страх Софии,

Не пересилить, а насильно,

Отдать любимицу тому,

Кто первый в дом придёт к отцу,

Просить руки её,

Не важно, что дочь молила о пощаде:

— Не отдавайте меня замуж!

Я буду тихо жить и мирно,

Во всём невесткам помогать,

Я жить хочу, не умирать!

Невестка слышала те споры,

И донесла и очень скоро,

На третий день пришли сваты.

И через месяц в этом доме

Окончив пост, отметив пасху

Сыграли свадьбу без согласия.

Мать плакала о том решении,

Дочь было жаль, и страх, сомнения

Запали в душу к ней червями

Внутри неё её терзали.

Она ни ест, не спит ночами,

И мужа просит, умоляет.

— Ты дочку в гости привези,

Хочу узнать, винит нас в горе,

Иль счастлива, живёт в любви.

Отец привёз Софию в гости,

В ней не было печали, грусти.

Она к ним пала на колени,

В слезах за всё благодарила.

Её супруг уже не молод,

На двадцать лет Софию старше.

Вдовец, видавший слёзы, горе,

Он ласков с ней и по неволе,

Не принуждает, а голубит,

Живёт она, как королева,

Во всём он Софе потакает-

Подарки, золото, рубины,

Цветы, прогулки и забавы,

В избе прислуга,

Он прекрасен,

Покрытый сединой,

Но статен: высок, кудряв, красив и добр.

Он из Иранских ассирийцев,

Но был рождён уже в России,

Торговлей занят, он купец.

Торгует златом, жемчугами,

Привозит чай, шелка и кофе,

Туда с товаром и оттуда,

Одна мечта продление рода,

Чтоб было, для кого оставить,

Всё то, что потом добывалось,

С одной монетки размножалось,

Он был женат, жена погибла

Во время родов, с ней и сын,

Был богатырь и так велик,

Что померла не разродившись,

В мученьях адских, стонах, криках,

С тех пор прошло семнадцать лет,

А страх остался у отца,

И крики те в ушах стоят,

Но старость тихо за спиною,

Даёт годами по ногам,

Напоминая, что не двадцать,

А скоро будет пятьдесят.

Два страха под одним венцом,

Погибли, стало то концом,

Мучений, слёз, воспоминаний,

И, кажется не быть печали,

И всё бы было хорошо,

Но так лишь в сказках и в кино.

София — лучшая жена,

В угоду милому супругу,

Дарила каждый год по плоду.

Егор был счастлив,

Это чудо, три дочери

И младший сын!

На пятый год она опять,

Зачла, и счастлива была,

Егор уехал по делам,

И как всегда она осталась,

Ждать милого, такая жалость,

Но что бы жить и хорошо,

Трудиться надо и работать,

А бабья доля ждать, молиться,

Чтоб Бог помог на всех путях,

Сберёг и сохранил родного,

Вернул здорового, живого.

Всё нажитое схоронили,

Коробку полную сокровищ,

Под стогом рядом закопали,

Ах, если б только они знали,

Что это видит взор чужой!

Хоть взор им был совсем родной.

Уехал в ночь он, а на утро,

Пошла к околице она,

Разрыт весь стог,

Пустая яма,

Не сберегла,

Какая драма,

По миру с голоду пойдём,

Ещё и рот мы пятый ждём.

От полицейских нету толку,

Лишь разговоры без умолку,

Да пересуды и насмешки,

Богатый был, теперь ты бедный.

Соседи осуждают Софу,

Доверил муж такую сумму,

Она проспала, лай собачий,

Мы слышали! А как иначе?

София не боялась мужа,

К чему чужие пересуды,

Она та знала, нет вины,

Она всю ночь глаз не сомкнула,

Не спал сынок. Не лаял пёс!

И золото не крал чужой.

А кто — то свой,

А кто — то свой!

Егора брат вчера прощаясь,

Сидел до самой темноты,

Он словно ждал и знал о чём — то,

Но не докажешь ты вины.

Она решила подождать,

С вопросом этим, разберётся

Егор и сам, когда вернётся.

Но вот с ребёнком,

Но куда? Ещё рожать.

Коль нищета, их ждёт,

Егор уже не молод,

И эта кража, подорвёт,

Его не молодые силы,

Она беременность прервёт.

У бабки молотых кореньев,

Взяла она и заварила,

Салфеткой баночку накрыла,

На печь поставила пока.

А в гости к ним пришла сноха,

Жена Егорыного брата,

Столь редкий гость,

К чему пришла?

Наверно выведать,

Про кражу,

Я догадалась или нет

Кто вор ночной,

Решила Софа,

Старалась скрыть, свою ознобу,

Но та всё видела насквозь,

И так спросила, словно вскользь,

— А что на печке?

— Мой отвар.

— А от чего? Хотя по цвету

Она прекрасно поняла.

Не первый год она жила.

София, я пришла просить,

Яиц десяток мне на Кухо.

София вышла, а она

Пакет под лавочкой достала,

И все коренья, что остались

Насыпала в отвар несчастной,

И вид невинный приняла.

— Возьми, прости, здесь только восемь.

Я больше в хлеве не нашла.

— Да, хватит, ладно, дорогая

На том спасибо, я пошла.

Прошёл весь день

В сомнениях мыслях,

София занята детьми,

Предчувствие её тревожит,

И ощущение пустоты.

Три раза в день отвар по кружке,

Как наставляла бабка строго,

Она пила, но и не знала

Что, убивая, умирает.

На утро встать она не может,

Залита кровью вся постель,

Кровотечение, как с фонтана,

Сама белее простыней.

Врача позвали, что в нём толку,

Развёл руками и ушёл.

Егор вернулся через месяц,

Но Софы больше не нашёл.

Лишь только серая могилка,

Уже покрытая травой,

И крест, изогнутый от ветра,

Жены нет больше молодой.

Кого винить, себя иль Бога,

Кого корить, как дальше жить?

Как подымать детей без мамы,

Без денег, как их прокормить?

Не знает он,

Но Бог всё видел,

Он всё расставил по местам,

Брат раскулачен и расстрелян,

С ума сошла его жена,

И иногда быть лучше бедным,

В стране, где Красные войска,

Где революции и войны,

Как изворотлива судьба!

Я рассказала вам не сказку,

Всё это было! Очень жаль,

Что изменить мы ход не в силах,

Иль повернуть

То время вспять.

Оборотень

Быстрая река Сулак между гор течёт Кавказских,

Воды сильные шумят и рассказывают сказки:

Жил в ауле молодой, смелый, бравый парень!

Был охотник удалой. Все Мурада знали.

Не было в ауле том девушки, которой

Не хотела стать женой молодца лихого.

Но, Мурад, зачем спешить юному красавцу?

Для него его ружьё- главное есть счастье.

Днём он спал, когда аул жил весёлой жизнью.

Ночью по лесу ходил за своей добычей.

Снова день Мурад проспал, ночь стучится в двери.

И зовёт его с собой, он встаёт с постели.

Наш Мурад совсем один, он по лесу бродит,

За кустом олень привстал — он ружьё подносит.

Выстрел! Шум и тишина. Убежал, но рана:

По крови найдёт его, след ушёл в дубраву.

Тишина, кругом темно, только где — то слышит:

Шум и треск сухих стволов — сердце страхом дышит.

На поляну вышел он. Странно! Очень странно!

Знаю лес я на зубок! Откуда здесь поляна?

Средь поляны чёрный дуб без конца и края,

Ветви грозные его небо подпирают.

Шум.…Откуда слышен он? Подошёл поближе.

В дубе том дыра с окно, а в нем сидит девица.

Выходи, не бойся зла! Я тебя не трону.

Как зовут тебя? Молчишь!?

Ладно, Бог с тобою.

Он подал одежду ей, снятую им с тела,

Чтоб прикрыть она могла наготу без древа.

Как прекрасна ты! Стройна!

Я такой не видел,

Красоты среди людей,

Кто тебя обидел?

Почему ты здесь одна в чаще леса скрылась?

Будь женой моей, мой дом будет как обитель.

Слышал я про дуб чудес, рассказывали сказки,

В Лукоморье дивный лес, но ты же не русалка!

Взял он за руку её и повёл из чащи,

Спал аул, когда вошёл он с девицей нашей.

Но меж тем, когда все спят, кто — то да не дремлет.

И на утро весь аул новостями шепчет.

Чтоб жениться на тебе нужно разрешение,

Ждёт старейшина меня для осведомления.

Тот старик был древних лет, сам он ни припомнит,

Год, который на земле ноги его носят.

Мудр был он, и ему люди поклонялись,

Без согласия его дети не рождались.

— Кто она? Откуда ты девушку приводишь?

Знаешь род её, Мурад? Брак с чужой заводишь!

Красота её тебя сразу победила,

Разум, волю забрала, сердце опалила.

Но огонь, увы, потом, может и погаснет!

Чтобы не была, Мурад, жизнь твоя ужасна.

Ты не знаешь, сеял кто? Что за семя вышло?

Видеть мало, знать бы кто, чтоб не ошибиться!

С человеческим лицом может быть тигрица.

Сам решай, но всё ж, Мурад, не стоит торопиться.

Так Мурад ушёл домой с мыслью — все нормально.

Разрешили, я женюсь, что мне волноваться.

Он пришёл. Она сидит. Очи опустила.

— Что, родная, ты грустишь. Иль тебе не мил я?

— Жить всегда среди людей с детства я мечтала,

Но людских законов все ж никогда не знала.

Звала мать меня Линей, от людей скрывала.

Говорила мне она, что я им чужая!

— Ты не сможешь жить с людьми. Ты лишь оболочка.

Человека не люби, хоть его ты дочка!

Если боль к тебе придёт, кровь моя сыграет,

Разум твой уходит в тень, с ней не совладаешь!

Ты верни меня туда, где я хоронилась,

Чтоб к тебе моя любовь горем не явилась.

— Не грусти, моя Линей, у людей законы

Так просты, что их понять могут и вороны.

Мы к мулле теперь пойдём, будет всё законно.

Ты скажи лишь слово — да! И растают горы!

Предрассудки все пусты. Мать тебя пугала,

Не хотела, чтоб в любви дочь её страдала.

Разум твой в твоих руках. Ну, а кровь что сможет?

Если мы с тобой вдвоём. Нам аллах поможет!

Жить с людьми, среди людей даже зверю в силу,

Но скрываться от страстей смерти равносильно.

— Да! Мурад, согласна я, но запомни, милый,

Если что- забудь меня, в чаще леса сгину!

Дуб заветный не найдёшь. Не прощу обиду.

Свадьба громкая была, весь аул собрался,

На красавицу Линей пришли полюбоваться.

Всех гостей она красой дикой ворожила.

Вся толпа с её лица глаз не отводила.

Но проходит праздник — день, будни наступают,

И для них, как и для всех, жизнь года сметает.

Год прошёл, за ним другой, всё в семье спокойно.

Но Кавказ, а без детей жить так невозможно..

Всюду слышала упрёк, родственники колют:

«Раз бесплодна, колос пуст, ты сорняк для поля».

«Если курица у нас не несёт яичек,

Мы ей жизни не даём. Что кормить? Зарежем!

Пятый год мы внуков ждём, сгинет род бесследно,

А она себе живёт. Лесная королевна!»

Всё печальнее лицо с днями становилось,

Загрустила, от него вовсе отдалилась.

А Мурад понять не мог, что Линей страдает?

Почему не говорит? Слёзы утирает.

— Что с тобой, душа моя?

— Знаю я, любимый,

Как ты любишь малышей,

Ждёшь вестей вестимых.

Я хочу, чтоб детский смех звоном разносился,

Чтоб у нас с тобой, Мурад, сын в любви родился.

Промолчал Мурад пред ней, слова не промолвил,

А Линей в его глазах видела упрёки.

Он ушёл, она одна день и ночь проводит,

Мысли горькие её до безумства сводят.

А Мурад пошёл к мулле:

— Что, ата, мне делать?

Как наследника найти,

Чтобы род не тлел мой?

— Ты женись, — сказал мулла,-

Будет сын, наследник, от второй жены,

Линей всё поймёт, поверь мне.

Не одну жену иметь нам дано аллахом,

Ты мужчина, гнев её для тебя не плаха.

Кто она и что она? Больше не кручинься,

Всё решаешь ты один, что пред ней клониться.

Выбери, Мурад, себе девушку с аула,

Будет сын — таков закон, а жену не слушай!

Сердце женское снесёт, что ты в ней увидел,

Ты мужчина, а она — стоп твоих хранитель.

Так и было решено, он домой вернётся

Со своей второй женой так, как там ведётся.

А пока пошёл Мурад лесом на охоту,

Чтоб с женой не обсуждать новую заботу.

Вести мчатся по селу, горному аулу,

Облетая каждый дом, вихрем за минуту.

Как всегда среди людей есть такие твари,

Надо первым рассказать, жизнь вам отравляя.

От такой же злой души и Линей узнала,

Что теперь она чужой, так решила, стала.

Дверь закрылась за змеёй, а душа разбита.

Вся покрылась сединой, под косынкой бита.

Кровь её взыграла в ней та, что мать ей влила,

Мать её была лесной дикою волчицей.

Шерсть из кожи проросла, на колени пала,

Обернулся Линей. Оборотнем стала.

Вышла с дому на порог. Что в селе творится?:

По аулу среди дня бегает волчица.

А глаза её горят злобою звериной,

Человеком ей не стать, лучше в чаще скрыться.

Мчится в лес, а он стоит на лесной опушке,

Но ружьё его дрожит под рукой ловушкой.

Те глаза! Её глаза, но волчица скрылась,

Растворилась, как роса, в небо испарилась.

Долго он искал её по лесным дорожкам,

Но найти, увы, не смог. А, зачем зверушка?

Он вернулся, все забыл. Люди — это люди,

Даже зверю не понять, как же они любят?!

Он женился, но аллах не подарит сына.

А легенда, что гласит. Речка говорила.

Через год волчица та снова прибегала.

И младенца — малыша из пасти опускала,

На пороге он нашёл малыша лесного.

Видно, рано он внимал голосу людскому.

Ждать не можем, у людей нет к другим терпенья.

Любим часто мы внимать злые наставления.

А волчица поняла матери ошибку,

Место каждому своё Богом в отпущение.

Человек среди людей должен жить с рожденья,

Чтобы смог сносить беду злобы проявления.

Если ты хранишь его от метели, стужи.

Он не вынесет и дня в зимние морозы.

Безголовый махараджа

(История основана на реальных исторических событиях происходивших в Индии)

Ратхар далёкая страна

Покрыта тайною и мхом,

О, сколько сказок в ней живёт,

Забытых дней, воскресший сон.

Ман Сингх на утренней заре,

Проснулся с солнцем махарадж

Он любит, когда спит

Джайпур с балконов на него взирать.

Прекрасный город, как цветок

Великий, гордый, да его ещё никто

Не смел срывать.

О нём мечтают и сейчас.

Умейпхован — дворец любви

Усыпан золотым ковром

От стен, прекрасных потолков

Не отведёшь уставший взор.

Ман Сингх — раб чудной красоты,

Ждал гостя нового творца,

Художник, сын чужой страны

К ним на работу прибывал.

Хочу дворец — сказал Ман Сингх,

Построить выше облаков,

Чтоб видел я с него весь мир,

И краше не было его.

Художник Тар склонил чело,

— Подарок вам, о махарадж

Привез картину я — портрет,

Принцессы Хинди, взор её

Чарует всех, и млад и стар.

— Внесите, буду очень рад!

Портрет огромный метра два

Внесли в покои, у окна

Приставив к стенке, отошли

Четыре крупных паренька.

О, чудо! Девушка стоит.

Не описать, той красоты.

Ман Сингх дар речи потерял.

Я за неё бы всё отдал.

О, Тар! Ты видел наяву?

Неужто Хинди, так мила.

Иль приукрасил сам черты,

Чтобы порадовать меня.

Нет, махарадж, с неё портрет,

Не в силах я так написать.

Она прекрасней, во сто крат

Я не могу вам передать.

«Она моя!» — сказал Ман Сингх.

Тар испугался, отбежал.

«О, махарадж!

Что натворил, я это глупость

Сделать дар,

Портрет красавицы дарить,

Не рассказав её отцу.

Меня казнят!» — и Тар упал

Без чувств, поняв,

Принёс беду.

Послание шлёт Ман Сингх

В страну, в которой

Хинди свет очей,

Его любовь, его мечта,

Живёт и радует людей.

Не ест, не спит

Ни день, не ночь

Он у портрета,

Позабыв, о том, что мир

И жизнь страны

Стоит за ним.

Он поглощён.

«Я раб!»— с портретом говорит,

Наш махарадж.

Я раб, твой раб,

Но отзовись молю тебя!

Отдам страну, но будь моя.

Так каждый день, день ото дня.

Но вот настал желанный миг,

Пришло ответное письмо.

Писал отец ему, что

Дочь давно обещана его.

Что скоро свадьба и она

Уж, очень любит жениха.

Ман Сингх обжегся-

Этих строк

Не ждал он от её отца.

Война- решил наш махарадж.

Пусть силой будешь ты моя!

Он знал — страна её мала

И в гневе развязав войну,

Дорогу кровью проливал,

К её любимому лицу.

И с каждым днём всё ближе к ней,

Он продвигался по стране,

Что делать эта красота

Не радость- смерть всем принесла?

Ну, вот её родной дворец,

Залитый кровью и слезой,

Ман Сингх вошёл.

Она моя! Теперь и телом и душой,

Но в тронном зале тишина,

Лежит лишь тело, без души.

И изувечено лицо,

Ты не найдёшь её черты.

Седой отец сидит над ней.

В руках кровавое письмо

— Умру, не буду я его.

Ты изувечь моё лицо.

Я знаю больно,

Но страна, моя с мечом в груди мертва.

Увы, пустая красота

Нам столько горя принесла.

Её отец поднял кинжал

И рядом с ней на землю пал.

Ну, а Ман Сингх бежал домой,

Ратхар был просто возмущён.

Ман Сингх прикинулся больным,

Умалишенным, всё продал.

И душу дьяволу отдал.

Ратхар чужой в нём чужаки.

Не правит больше махарадж.

Умейпхован — дворец любви,

Дворец цветов и красоты,

Стоит по ныне и сейчас.

Цветёт и ублажает глаз.

Увы, любовь к людской красе

Сгубила многих на земле.

Ман Сингх не первый, не второй,

Не расставайтесь с головой.

Оглавление

Сказка о лосе и зайчике

Сказка о Зайчике и Лисиной норе

Сказка о Пуме и Мухе

Сказка о Волке и Лисе

Пленница Ведьмы

Мужик и Ёлочка

Стихи малышам

Мышка Маришка

Легенда о Чёрном море. Почему Чёрное море назвали Чёрным

Приключения маленькойСофии

Сказка о Карлике

Ассирийская сказка

Бермудский треугольник

Ассирийская песня

Шлемиль

София

Оборотень

Безголовый махараджа