Избранная страны драконов [Тася Тараканова] (fb2) читать онлайн

Избранная страны драконов

Глава 1. Не то, чем кажется

Лёжа на старом топчане, подложив руки под голову, Эрвин приморозился взглядом к трещине на потолке. Транс под названием «даже не попрощалась» продолжался несколько часов.

Соня исчезла, оставив после себя лишь измятую кровать и чуть уловимый запах морозного утра. Никому он не поверил бы, что Соня могла так поступить.

Но осиротевшая комната служила доказательством его самообмана. Переступив порог, Соня не вспомнила о нём, не оглянулась, не кинула прощального взгляда. Вновь и вновь Эрвин возвращался в прошлое, вспоминая, как испуганная дрожащая Авивия прибежала к нему с новостью о том, что Соня сбежала через окно прямо в ночной рубашке.

Пылкая речь матери обратила Эрвина в соляной столб. По мнению Авивии, сын должен был броситься на поиски беглянки, выспросить подробности, выразить хотя бы толику удивления, а он молча уселся на табурет и просидел неподвижно, пока она не окликнула его. От окрика Эрвин очнулся, встал, рассеянным взглядом окинул комнату и ушёл.

Испуганная Авивия застыла у порога, вопросы, рвавшиеся с языка, обернулись страшным осознанием. На улице не вспыхнула молния, гром небесный не расколол землю, но мать в секунду прозрела. Она покачнулась, рукой ухватившись за дверной косяк.

Её сын связался с дверницей. Она хотела закричать от ужаса, но только хватала воздух побелевшими губами, чувствуя, как в груди разрастается паника и бешено колотится сердце.

— дверница!

История их семьи, сделав круг, вернулась к тому, от чего бежала много лет назад. В игру вступило новое поколение, чтобы попасть в место не пройдённого урока. Кто-то невидимый расставил фигуры на доске, и сейчас собирался доиграть незаконченную партию.

Вглядываясь в события прошедших лет, преодолевая инерцию сознания, Авивия заново шла к себе. Где она настоящая? Почему живет с человеком, которого не любит? Для кого выдумывает все эти оправдания?

Для себя.

Два десятка лет Авивия Вышнева носила маску, под которой скрывала истинное лицо, потому что путеводными звездами в пути стали страх и разочарование. Они заставляли предавать себя раз за разом, всё глубже погружая в трясину безысходности. Авивия подошла к черте, когда не было сил притворяться, но стать смелой не получалось. Она не пыталась никого учить и менять, ей хватало самой себя.

Когда-то Авивия страстно любила мужа, из-за него отца обвинили в дверничестве, и он погиб. Авивия взяла фамилию матери, откинула прошлое и закрыла сердце на замок. С той поры радость покинула её. Нынешняя жизнь предстала перед ней как на ладони: пустой и бессмысленной. Она хотела быть счастливой, но не смогла. Страх сломил её волю, подчинил, направил по чужому пути. Сегодня страх подобрался так близко, что у Авивии кружилась голова, и не было ни одной ясной мысли.

Но даже сейчас, ощущая тоску и зловещие предчувствия, Авивия страстно желала содрать приросшую намертво маску, преодолеть панику и смятение.

«Папа, как мне тебя не хватает, ты был таким мудрым. Что мне делать, папа?» —Авивия вытерла слёзы и взяла в руки игрушечного человечка. «Надо унести его в лавку, — подумала она, — там будет лучше среди игрушек».

Мысль об отце перебил Дурмитор, заглянувший в комнату. Увидев плачущую жену, он недовольно поджал губы и, громко топая ногами, отправился на поиски съестного. Зря он связался с женщиной, сын которой хуже драконьей отрыжки. Никогда не знаешь, что от него ждать. Взрослый мужик всерьёз боялся юнца, — и не напрасно, чувствовал за ним силу. У семейки жены имелись секреты, способные целиком проглотить любопытного зеваку.

Мнительный Дурмитор боялся приближаться к тайнам семейства, придерживаясь стратегически важного принципа, меньше знаешь — крепче спишь. Ему всегда хотелось вести размеренную, спокойную жизнь с геранью на окне, горячим супом в кастрюле и покладистой молчаливой женой — хранительницей домашнего очага. Но у судьбы-злодейки на столь достойного мужа были иные планы. При всех достоинствах Авивии, которая, действительно, являлась примерной женой, Дурмитор ощущал себя мухой, попавшей в горячо желанный суп.

Мужчина поёжился. Ох, не к добру слёзы супружницы. Сырой вечер прокрался в дом и пробрал его до костей.

Не один только Дурмитор разжигал печь, кляня промозглую погоду. В этот вечер многим было не по себе. Энобус накрыл густой туман. Он приполз с реки, скрыл очертания домов, улиц, прохожих, укутав их в невидимую серую шаль. Туман старался изо всех сил, желая, чтобы в беспросветном мареве все самые тяжелые и мрачные предчувствия явили свои зловещие очертания.

**

В доме Ильзы Раструб не было ни одного светящегося окна. На самом деле, в гостиной горел камин, какие редко могли позволить простые люди. Отсветы пламени всполохами плясали по стенам и мебели, но тёмные шторы, полностью драпирующие окна не давали ни малейшего шанса заглянуть внутрь дома, как и в голову стальной леди. Никому она не доверяла своих мыслей.

Ильза Раструб — глава Совета Меры имела всё, о чём когда-то мечтала в детстве, стоя на огороде с поливальным шлангом. Девчонка из бедной сельской семьи и подумать не могла, что её мечты сбудутся. Сейчас она имела даже больше из того, о чём мнилось в далеком детстве.

Как же ей повезло. После инициации на Высотомере Ильзе предложили стать гонщицей. Да, и как могло быть иначе. С результатом «80-35» девушку без промедления взяли в команду Чернорая. Здесь пришло всё и сразу.

Могучий дракон, восхитительные полёты, победы в гонках и главное любовь. Любовь накрыла с головой. Неимоверное, страстное чувство не давало передышки, как будто Ильза постоянно кусала жгучий перец, и никак не могла унять пожар в горле. Каждую минуту она думала о своем избраннике, ложилась спать и вставала с мыслью о нём. Без своего кумира она не представляла существования. Она жила и дышала им. Ильза стала верным товарищем своему капитану. Они постоянно были рядом, и когда до полного счастья, по её мнению, остался маленький шажочек, воздушный замок мечты начал рушиться.

Её кумир был слишком красивый, слишком обаятельный, слишком победительный, слишком притягательный для других. С первой неожиданной зазнобой своего возлюбленного Ильза справилась быстро и без видимых усилий. И хотя их мимолетная связь повергла её в ужас, Ильза превозмогла эту боль и даже порадовалась, как легко удалось обезвредить соперницу. Но тайная женитьба возлюбленного повергла Ильзу на дно пропасти. Теперь она знала, где находится её персональный ад. Кажется, в тот момент она могла убить кого угодно, но под руку попался только чёрный воронёнок с поломанным крылом.

Чтобы прийти в себя, Ильза закрутила отвратительный роман, который не принёс желанного облегчения. И всё же она не сдалась. Женитьба любимого мужчины закалила её. Она затаилась, научилась улыбаться, изображать то напускную радость, то сожаление.

— Наш капитан скоропалительно женился, — говорила она, пожимая плечами, — все в шоке, особенно его семья, — и притворно вздыхала.

«Надо подождать, — твердила она себе, — просто подождать, я скину самозванку с трона. Я займу её место».

Звёзды сошлись, Ильзе не пришлось долго мучиться, случай представился, да такой, какой в самых бурных фантазиях она не могла бы вообразить. Разоблачение, которое Ильза провернула как по нотам, спихнув предательство на своего капитана, наконец- то заставило её ликовать. Вы поступили со мной жестоко, я отплачу десятикратно.

— Жаль, конечно, что твой отец оказался дверником. Но капитан не мог поступить иначе. Он должен был донести властям, — сказала Ильза сострадательно-елейным голосом, взглянув на опухшую от слёз жену капитана. Та не нашлась, что ответить.

Через несколько дней несчастная исчезла из города, хотя приближался срок её родов. Ильза не жалела соперницу. Сгинула, туда ей и дорога. Но после бегства молодой жены, капитан будто двинулся умом. Он стал избегать Ильзу. Во взгляде её кумира не осталось и толики тепла. Он держался подчёркнуто отстранённо, даже враждебно, доверие и прежняя дружба испарились как лужа под летним солнцем. Ильза кожей ощущала: он подозревает её в случившемся, но доказать не может. Как же она просчиталась, думая, что убитый горем капитан кинется к ней за утешением. Тайные мечты о сближении развеялись в прах. Полубог, которому она готова была отдать душу, возненавидел её.

Попытки сблизиться, поговорить, объясниться не принесли результата. Стало еще хуже. Герой девичьих грез не хотел видеть Ильзу. Капитан выдвинул ультиматум или он, или Раструб. И хотя Ильза убеждала всех, что не понимает, за что её изгоняют, члены команды встали на сторону капитана.

Ильза перешла в сборную Энобуса, но былая лёгкость ушла из полетов. Спуски становились мучительнее, боль вгрызалась в мышцы все сильней, голова иногда раскалывалась неделями: терпеть бесконечную пытку стало невыносимо. Без своего кумира гонки стали казаться тяжёлой изматывающей работой. Исчезла радость, ушёл восторг и ликование.

И не у неё одной. Выступление капитана, а вместе с ним команды Чернорая становились хуже раз от раза. Вскоре капитан покинул команду, а потом и город. Впоследствии команда оказалась в аутсайдерах, так и не восстановив былое могущество. В Чернорае, конечно, имелись гонщики, но до мастерства прежних чемпионов им было далеко.

До Ильзы доходили слухи, что её избранник перебрался в Дром, и, вроде живёт не один, но время и расстояние сыграли свою роль. Ильза больше не стремилась увидеть его. От её сердца осталась лишь половина.

Очередной бокал вина не помог забыться, и хотя стальная леди знала, что вторая бутылка будет лишней, её ненависть к миру была такой сильной, что требовалось хоть немного затушить испепеляющий пожар.

Воспоминания перескочили к главному вопросу её жизни. Что она будет делать, если средство от боли, действительно, есть? И до него осталось всего ничего. Ильза вспомнила самозванку внутри стеклянной капсулы и свою растерянность. Тогда, глядя в глаза девчонки, она осознала, что не имеет над ней никакой власти.

Мысль-кровопийца вцепилась мертвой хваткой, желая вытянуть из неё все силы. Если Высотомер станет механической игрушкой, перестанет сортировать людей — кем станет Ильза? Простой смертной среди жалких людишек? Никто не вздрогнет при её приближении, не замрёт, не опустит взгляд. Её перестанут замечать, она лишиться всего, в том числе и личной гвардии, люди перестанут трепетать перед ней. Она потеряет власть над пугливыми букашками, а с ним и могущество. Она потеряет всё.

Ильза не смогла сдержать глухой стон. Нет, она не должна допустить подобного. Избавиться от боли должны единицы, лучше вообще сузить этот круг до минимума. А кто получит средство, хорошо бы решать единолично. Все остальные должны покорно следовать результату, которое огласит Высотомер, а Ильза найдет способ скорректировать цифры. Она умеет учитывать пожелания богатых родителей, жаждущих чадам лучшей доли. Мерин, конечно, останется пророком, но его оценку можно подправить, бумаги ведь подписывает она. Своему кормильцу, так глава Совета Меры ласково называла Высотомер, Ильза бесконечно пела дифирамбы и славила мастеров, соорудивших это чудо.

Механический монстр — бездушное существо, не принадлежащее миру живых. Человек, наделённый даром пророка, не может бездушно относиться к своему дару. Он должен служить людям. Если он откажется от предназначения, его жизнь потеряет смысл, иссякнет энергия, питающая разум и тело. Или он следует своему пути, или исчезает из этого мира.

***

Тяжёлая ноша легла на плечи Зарха с тех самых пор, как Никандр Вышнев последний раз приходил к нему. Тогда руны сказали, что избранником цветка станет человек, связанный с Никандром. Зарх был сражён предсказанием, он решил, что дар получит внук дверника, о котором они как раз толковали.

Никому из соплеменников прорицатель не сказал об этом. Он больше не раскидывал руны, в надежде, что они ошиблись. В глухом лесу, далеко от жилища людей на священной поляне разожгли костер. Зарх попросил тщательно проверить местность вокруг сакрального места, он нервничал, но старался не думать о предсказании.

Но когда волшебный цветок полетел прочь с капища, Зарх понял, руны не ошиблись. Того, кто получил дар, кругляши не смогли поймать, но через месяц само провидение привело в лагерь ту, которую одарил цветок. Шаане, так называли избранницу женщину кругляши, была иномирянкой, Зарх почти сразу понял это. Шаман не стал убеждать племя, отменить казнь. Всё, что произошло в деревне, когда вдруг появилась, а потом исчезла Соня, быльем поросло. Зарха не посмели обвинить в измене, хотя взгляды соотечественников посуровели.

Недоверие кругляшей было меньшим из бед прорицателя. Зарх ждал избранного, потому что только он мог спасти кругляшей — так предсказали руны. Что грозит роду кругляшей, было скрыто за пеленой будущего, но отмеченный цветком, был спасителем. Полностью доверяя рунам, прорицатель всё же хотел устроить избранному проверку, испытать его силу. Он знал, как это сделать.

Волшебный цветок выбрал Соню — пришелицу из неведомых мест. И сейчас Зарх не видел её в Верховии, она переместилась в другой мир. Предстояло совершить невозможное. Ему непременно нужно вернуть шаане обратно.

Тяжёлые мысли отдавались ноющей болью в теле старика, непросто в его годы тащить такую ношу. Жаль, что он прогнал Никандра, друг помог бы ему. Сожаления о случившемся мешали Зарху, тянули силы, отдаляли от поиска единственно верного решения.

Вечерний ливень загнал кругляшей под домашний арест. Никто нынче не осмелиться высунуть нос на улицу, заглянуть к прорицателю на огонек, отвлечь старика от мрачных дум. В который раз Зарх подступал к гаданию в надежде найти ответ. Надо искать посредника, способного вернуть шаане. Прорицатель взялся за руны. Еще одна попытка. Расслабиться, сосредоточиться, спокойно перемешать деревянные плашки в полотняном мешке, выбрать несколько и бросить на стол. Что они скажут?

Стон вырвался из груди старика, руны указали помощника.

— Чтоб ты провалилась, — в сердцах пробормотал Зарх, грохнув кулаком по столу. За что ему ещё одно наказание!

Глава 2. Ведьма

Сквозь густые заросли орешника пробиралась фигура в длинном балахоне. Тропинка с трудом угадывалась в чаще леса. Ветви цепляли странника за одежду, спутанные корни деревьев норовили свалить с ног, толстые щупальца веток метили в голову, а липкая сеть паутины норовила заарканить пойманную добычу. Даже самые смелые охотники не рисковали соваться в это место. Только звери иногда украдкой пробирались по чуть видимой тропе, рискуя не меньше, чем люди.

Осторожность, с которой Зарх двигался по тропинке, не помогла ему. Замаскированная яма давно поджидала свою жертву. Вскрикнув от неожиданности, прорицатель свалился в ловушку, подвернув ногу.

Старая карга, — прошипел он от боли, распластавшись на земле, и тут же вспомнил свое пожелание той, к кому направили руны.

Желать зла ведьме не стоило даже мысленно, в звериную ловушку провалился он сам, и теперь, тихо постанывая, старик туго бинтовал поврежденную ногу холстиной, которую оторвал от балахона. Земляная дыра была вырыта на совесть, и Зарх ломал голову, как из неё вылезти. Кое-где из земли торчали корни деревьев. Цепляясь за них, подтягиваясь понемногу вверх, Зарх начал выбираться на поверхность. Пот ручьем тёк по лицу, заливая глаза. Давненько старик не занимался подобными упражнениями. В мышцах не было прежней силы, на правую ногу он старался не опираться. Когда до края ямы осталось совсем немного, сверху появилась всклокоченная птичья голова с полубезумной улыбкой на лице. Зарх только успел взглянуть вверх, как клюка ведьмы сбросила его обратно в яму.

За считанные доли секунды старик успел сгруппироваться и, поджав ноги, скатиться вниз, как истинный кругляш, не получив повреждений. Сверху раздался противный лающий смешок, ведьма оценила веселое падение прорицателя. Зарху злиться на старую каргу — только силы терять. Выбраться из ямы можно, используя способность кругляша, но для этого нужно позабыть про боль в ноге. Мысленно представив правую ногу, старик закрыл глаза и отрешился.

Сверху на его голову посыпались ветви, шишки, земля. Ведьма швыряла в яму всё, что попадалось ей под руку. Времени у Зарха не осталось: старуха не позволит ему сгруппироваться, действовать надо немедленно. Напрягшись телом, втянув в себя как можно больше воздуха, Зарх с силой оттолкнулся от земляной стенки, потом влетел в другую, и, прыгая, как мяч, от одной стенки к другой, набрав скорость, упал на дно и вылетел из ямы, чуть не сбив с ног ведьму.

Карга, ничуть не растерявшись, бросилась на Зарха с клюкой, она не собиралась проигрывать. Два кругляша сцепились в своеобразной драке. Ведьма нападала, прорицатель оборонялся. Сил у старой ведьмы оказалось на удивление много. Она ловко орудовала клюкой, от которой Зарх еле успевал отбиваться. Оступившись на больную ногу, он упал, откатился в сторону, больно ударившись о толстый корень. Под руку попалась ветка, Зарх схватил её, отражая удары, лёжа. Ведьма не успокаивалась, желая потешиться на полную катушку. Прорицатель, неожиданно, подцепив ногу старухи, свалил ведьму на землю.

Зарх не хотел драться, но колдунья не унималась. Тяжело дыша, она поднялась, Зарх тоже смог встать, опираясь на палку. Два старика в упор смотрели друг на друга. Зарх ожидал чего угодно, но только не того, что услышал.

— Чай, устал с дороги, милок, — прошамкала бабка тяжело, обнажив в злобной улыбке стёртые до чёрных пеньков зубы, — приветить тебя хочу. Хорошенько.

— Так и я с подарками, — не растерялся Зарх, стараясь восстановить дыханье, про себя подумав, что она его уж и так от всего сердца приветила.

— Что ж сразу не сказал, — заворковала бабка, зыркнув на старика, — давненько у меня никого не было из наших, боятся бабусю. Не понимают моей доброты.

Зарх хотел плюнуть через плечо, да пробормотать защитные слова, что век бы ему сюда не соваться, но уловив взгляд старухи, лишь вежливо склонил голову.

— Фуу, — с громким криком с веток слетел филин и сел на плечо ведьмы.

— Оберегает, — ухмыльнулась бабка, — гостинец принёс моему сторожу?

Зарх, не торопясь, вытащил из заплечной сумы дохлую мышь и бросил филину. Тот на лету поймал и заглотил её.

— А мне что припас, злодей? — спросила ведьма.

— Тебе много чего, старая, — в тон ей ответил Зарх, — здесь что-ли гостинцы доставать?

— А, здеся, у меня дома не убрано, милок.

«Не хочет жилище показывать, — подумал старик, — таится».

Неторопливо открыв суму, Зарх выложил на траву вышитое полотенце, кумачовую рубаху, цветастую юбку и кожаный плетеный ремешок.

— Решил старушку нарядить? — она захихикала, — а главное-то принёс?

Зарх исподлобья смотрел на ведьму, сейчас старая карга отыграется за все давние обиды.

— Руны твои, — сказала бабка, щерясь в полный рот гнилыми зубами.

— Вернёшь шаане — получишь, — после минутного молчания ответил Зарх.

— Будешь торговаться, злодей? Твоя вина, девчонку упустил, — приторная любезность ведьмы улетучилась как дым.

— На, — Зарх вытащил полотняный мешочек и шмякнул его на траву. Он предполагал, какую цену заломит ведьма. Чем дорожишь, то и отдать должен. Хоть и стариками стали эти двое кругляшей, но спор свой, начавшийся с юности, не закончили. Кто в делах колдовских умнее, да прозорливее.

— Уважил бабушку, — сказала ведьма, забирая подарки, — а теперь иди восвояси, не могу видеть твою рожу.

Хромая, Зарх зашагал вглубь леса. Не знал он, исполнит ведьма просьбу, или поглумится над ним. Он рисковал, но когда речь шла о племени кругляшей, готов был пожертвовать многим. Силы его на исходе, ворожейка-судьба давно сплела свою нить, Зарх чувствовал приближение конца, но пугаться старик давно перестал. Только жизнь рода волновала его. Малые дети, — так он называл кругляшей. Как жаль, что на исходе его пути кругляшей ждёт суровое испытание. А он так надеялся снять с себя бремя ответственности. Думы о том, что человек, а не кругляш, должен стать преемником, каменной тяжестью лежали на сердце.

Прорицатель не видел, как ведьма положила в свой карман мешочек с рунами, что -то бормоча себе под нос. Не ведал он и того, что ведьма знала его мысли. На то она и ведьма. Не хотела она помогать своему неблагодарному племени, которое изгнало её из общины, обвинив в том, чего ведьма не делала.

Несправедливость до сих пор болью отзывалась в сердце колдуньи, взывая к отмщению. И сегодня Зарх, переступив через свою гордость, пришел к ней с поклоном, порадовав старушку. Видно, хорошо прижало проходимца, что сам к ней притопал. Старый пес жизнь готов отдать за свой род, не то, что руны. Хоть и ненавидит она прорицателя всей душой, а за это уважает. Правда, если ведьма останется одна на белом свете из всего племени, ничего не изменится, она и так давно одна.

*

Соня

День ото дня Поваринск подсовывал мне свои искусные иллюзии. Верховия проступала через реальность моего мира. Чудились драконы в стальных телах реактивных самолётов, чертивших в небе белые полосы. Сверкающие точки блестели золотом в закатном солнце, распуская за собой длинные вспененные хвосты. Деревья, улицы, дома меняли очертания. Места, которые были мне известны с детства, становились другими — трансформировались, стоило направить на них свой взгляд.

Окружающие люди вызывали болезненный интерес, всюду искала я знакомые черты, всматривалась в прохожих, прислушивалась к разговорам. Бездомных собак, которых я подкармливала около дома, становилось все больше с каждым днём, грозя соседям непредвиденными трудностями.

На кухне я развернула целую лабораторию по приготовлению кошачьего сухого корма. Я толкла в ступке куриные кости, перетирала шкуру, птичьи головы и лапки, которые специально покупала в магазине. Всю эту массу сушила в печке, поражая бабушку своим усердием. Моё желание собственноручно приготовить корм для Барсика, привело маму с бабушкой к выводу,что Соне, то есть мне, надо поступать на биологический.

Разговоры о биологическом факультете не отвлекли меня от создания корма. Получившийся сухой порошок я, вычитав из интернета, разбавляла крахмалом, скатывала в шарики, и вновь сушила в духовке.

Наша маленькая квартирка пропиталась специфическими запахами. Барсик отказывался есть мою стряпню, но я упорно продолжала искать нужные ингредиенты и экспериментировать с пропорциями. В дело пошел засохший хлеб, рыбные кости и витамины из аптеки.

Когда я добавила в месиво внутренности селёдки, бабушка и мама попытались выразить протест, но напоминание о биологическом факультете, заставило их всего лишь чаще проветривать комнаты. Мой любимый Барсик, наконец-то, соизволил вкусить сухарики. Я ликовала, прыгала и кричала от радости. Узрев мой восторг, мама и бабушка решили больше не препятствовать моему, как они выразились, призванию. До института оставалось три года, но бабуля с мамулей облегченно вздохнули, так я порадовала их своим (ха-ха) осознанным выбором.

И всё же хлопоты не могли отвлечь меня от навязчивых мыслей. Я то и дело зависала в пространстве, возвращаясь в прошлое, которое проступало сквозь привычные картины. Мне, Соне Снегиревой, не хватало самого воздуха Верховии. И этим воздухом (я не скрывала от себя правду), был Эрвин Вышнев.

Чтобы попытаться забыть виновника грёз, я решительно сняла кулон, который постоянно возвращал меня в эпицентр собственных чувств. Хотя бы небольшая передышка, краткий отдых, чтобы не думать о нём днём и ночью. Мы в разных мирах, в разных галактиках, ничто не способно соединить нас. Цепочка с кулоном очутилась в шкатулке, где, я надеялась, она обретёт тихий домик, а моя душа немного спокойствия.

Прошло несколько дней. Мое разбушевавшееся воображение и бесконечные диалоги с Эрвином поутихли. Но после дня наступает ночь. То время, когда разум теряет контроль, и в сновидения прокрадываются образы, утром отдающиеся тяжестью в голове, и не получается вспомнить, что привиделось накануне.

То утро пошло по новой траектории. Не отдавая себе отчёта, я машинально открыла резную шкатулочку, достала солнечный камень и повесила цепочку с кулоном на шею. Сама по доброй воле и без всякого принуждения нацепила украшение, хотя несколько дней назад водрузила его в шкатулку с намерением забыть.

Немного позже, обнаружив кулон на шее, застыла в замешательстве, не в состоянии вспомнить, когда солнечный камень занял своё законное место. Плюнув на воспоминания, я занялась повседневными делами. Всякие бестолковые мелочи, типа просмотра инстаграма, лайки, комменты вполне отвлекали от тревожных мыслей.

Новости из интернета разогнали утреннюю тоску, я даже вначале не поняла, отчего постоянно тереблю кулон. В очередной раз, ухватив солнечный камень, я вскрикнула и отдернула руку. Кулон нагрелся так, что жёг кожу сквозь футболку. Я мгновенно сняла подарок Эрвина и положила на стол. Камешек в серебряном обрамлении слегка светился. Я, не отрываясь, смотрела на него, прекрасно понимая, что это означает.

Сердце забарабанило, как швейная машинка за стеной у соседки. Моё с таким трудом приобретённое спокойствие в один миг развеялось на атомы. Эрвин в беде. Ему грозит смертельная опасность.

Что можно сделать, сидя в Поваринске?

Портал в Верховию был только один, через старую квартиру, дверь которой неизвестно кто открыл для меня. Как вернулась обратно, я тоже не представляла. Загадкам я присвоила категорию «чудо», или «как в сказке», но это ничего не меняло для меня.

Положив кулон в карман, я через полчаса стояла у знакомого подъезда старого двухэтажного дома. Я не собиралась делать глупости, но меня как магнитом тянуло сюда. Неужели я серьезно хочу повторить свой трюк и вернуться в Верховию?

Ни за что! Да и не получится. Моя рука машинально нащупала горячий желтый камень.

Гостеприимная дверь в подъезд стояла открытой, словно, улыбаясь, её подпирал обломок кирпича. Подъезд манил, гипнотизировал, тревожно смотрел на долгожданную гостью. Зайдет ли? «Надуманные страхи» — мелькнула, исчезла мысль. Зачем я примчалась сюда? Что меня ждет? Глупые вопросы покинули глупую голову и я, почти не сопротивляясь внутреннему зову, поднялась на второй этаж и застыла перед дверью, обитой облезлым коричневым дерматином.

По спине поползли мурашки, дверь напротив отворилась, и голова бабки соседки высунулась из узкой щели.

— Забыла чего у своего деда? — спросила она с приторной любезностью. С чего вдруг эта любезность появилась?

— Э…, — забормотала я, стараясь сочинить на ходу какой-нибудь предлог. — Перчатки, вот.

— Та, как же без них? — бабуля растянула губы в подобие улыбки, но старческий рот с редкими чёрными пеньками сточенных зубов произвёл на меня зловещее впечатление.

— Они для бала, в бальном платье без перчаток нельзя, — разворачиваясь к бабусе всем корпусом, сообщила я на одном дыхании.

Морщинистая высохшая куриная лапа со скрюченными пальцами протянула ключ, я замерла от страха.

— Открывай, бери перчатки, подожду тебя.

Едва дыша, я подошла и взяла ключ. Мне вдруг захотелось увидеть старушку во весь рост, а не только её птичью голову, выглядывающую из чуть приоткрытой двери. Что-то смутно знакомое почудилось в бабусе. Ключ в моей руке ходил ходуном, — так тряслись руки. С чего я так испугалась?

— Иди, иди, открывай. Тебя целый день чтоль ждать? — забубнила старуха, повышая голос.

Искоса поглядывая на бабку, неуверенно поднесла ключ к замку, оглянулась, глаза старушенции вспыхнули странным желтым светом.

— Иди уже быстрей! — гаркнула бабка.

«Опасность!» — полыхнуло в голове, и я ринулась вниз по лестнице.

— Ключ отдай, — несся в спину визг старой карги, — верни ключ!

Трясясь от пережитого волнения, я выбежала из подъезда, и припустила, не разбирая дороги, лишь бы подальше от ужасного дома. Больше не попадусь на удочку, не позволю заманить себя в ловушку. Странная бабка слишком сильно хотела, чтобы я вошла в квартиру.

Когда старый дом остался далеко позади, я, мгновенно обессилив, свалилась на первую попавшуюся лавочку и опустила руку в карман. Камень был теплым. «Эрвин в беде, а я сижу на лавке», — мысли обжигали, как вода в Ледяном озере. С каждой минутой становилось всё тоскливей. Он в беде, а я, сгорбившись, тупо смотрю на ключ в одной руке, и на желтый камень в другой.

Трусиха, не решилась зайти в квартиру, меня просто подкосило от страха. Я не могла сделать и шагу под прицелом бабкиных глаз.

Пространственные пути искривились, параллельные пересеклись, звёзды сплели для меня новый узор, дверь в Верховию оказалась закрыта.

На секунду мне показалось, что жёлтый камень в руке начал остывать, и это испугало даже сильней, чем его горячая поверхность. Судорожно вздохнув, я поднялась со скамейки, и нетвердыми шагами двинулась обратно к дому. Вечер быстро догонял меня. В сумерках загадочный подъезд бесшумно проглотил мою невысокую фигуру, не оставив и следа присутствия. Внутри освещения на счастье не было. Как тень я скользнула на второй этаж, не дыша, без единого звука вставила ключ в замок и повернула его. Послышался тихий щелчок, я толкнула дверь, сжав в кармане теплый желтый камень, и, задержав дыхание, шагнула в открытый тёмный проём.

К Эрвину.

В последнюю секунду я услышала, как за спиной взвыл старческий голос, в голове мелькнула мысль: «Она из кругляшей». Почему-то не ощутила под ногами твёрдую поверхность, внутренности скрутило узлом, я ухнула в чёрную пропасть.

Глава 3. Побег

Соня

Полёт был недолгим. С трудом устояв, после приземления, почувствовала страшную слабость вместе с тошнотой и в тот же миг зажала рот рукой. Ужас накрыл с головой, только чудом я не закричала. На то, чтобы прийти в себя, ушло несколько секунд. Я стояла, скрытая мраком рядом с пыльной портьерой невдалеке от Высотомера. Одноногий гигант высился злобным колоссом, внутри его чрева находился Эрвин. Пружина, свившая в моей душе гнездо, завибрировала.

— Тсс, — раздался над ухом чуть слышный шёпот, я узнала голос и в ответ согласно кивнула. Кричать не буду.

За моей спиной стоял Добромир. Фигуру окутывала тьма, но и без света я узнала Аполлона, его высокую фигуру, широкий разворот плеч и гордую осанку. Спрашивать, что случилось, не имело смысла, мы смотрели на происходящее как зрители кино, в котором стали участниками событий. Какая ирония? Пять минут назад я была в родном городке, а сейчас очутилась в эпицентре стихийного бедствия под названием Высотомер в иной реальности.

— Ты утверждаешь, что не был на Вершине? — послышался металлический голос, от которого я непроизвольно попятилась. Неужели опять начинается кошмар под названием Ильза Раструб?

— Не был, — ответил Эрвин и усмехнулся. Высотомер двинулся вверх. Я следила за Эрвином, тонкие лучики, возникшие при остановке в самой верхней точке кольнули его, но он не шелохнулся.

— Так был или не был? — звенящий голос прорезал тишину огромного помещения.

— Не был, — ответил Эрвин, — ничего не знаю.

— Кто твой отец?

— Не знаю.

— Где твоя напарница?

От вопроса Ильзы у меня подогнулись коленки. Неужели всё сначала?

— Не знаю, — пожал плечами Эрвин.

Скрип зубов Ильзы заставил меня вздрогнуть, гарпия рассвирепела. Раструб трясло от злости.

— Вниз — каркнула глава Меры и Высотомер плавно заскользил вниз.

Все замерли. Эрвин исподлобья смотрел перед собой. Какой результат мы увидим сейчас? Засветились две цифры 98 - 0.

Как ужаленная, Ильза взбежала на подиум к Мерке, приблизила своё лицо к стенке стеклянного монстра.

— Как объяснишь нулевой порог?

— Хорошими генами, — усмехнулся Эрвин, и посмотрел в сторону.

— Поднять крышу, — крикнула Ильза.

Быстро сориентировавшийся Добромир ухватил меня за руку и потянул за портьеру. Сразу стало душно и пыльно. Остаться на виду при дневном свете, который хлынет в зал из открытой крыши, смерти подобно. Но на улице была ночь, Добромир просто подстраховался. Мягкий приглушённый свет звёздного неба давал небольшое освещение. Подсветка внутри Высотомера уменьшилась, но Эрвин всё равно был прекрасно виден в стеклянной колбе. Приоткрыв портьеру, я выглянула.

По мере поднятия прозрачного лифта фигура парня уменьшалась. Ветер даже начал раскачивать конструкцию, которая вдруг показалась мне хлипкой и ненадёжной, хотя не так давно я сама была на той высоте. Добравшись до верхней точки, Мерин остановился.

— Что было на Великой Вершине? Что ты видел? — приказ Ильза произнесла таким злобным голосом, от которого, наверное, могли треснуть стенки Высотомера.

— Я там не был. Ничего не знаю, — послышался презрительный ответ, усиленный рупором. От голоса Эрвина я сжалась в дурном предчувствии, он же специально бесит Раструб.

В ту же секунду Высотомер заскользил вниз еще быстрей, чем поднимался. Тишина, нарушаемая чьим-то хриплым дыханием, да небольшим механическим гулом Мерки, закончилась остановкой монстра и тонким писком иголочек, которые предшествовали появлению цифр на стенках гиганта. Значения были те же: 98 и 0. Эрвин зло смотрел перед собой. Ильза вновь придвинулась к стенке Высотомера.

— Почему не чувствуешь боли? — спросила она.

— Ненавижу, — тихо произнес Эрвин, глядя ей прямо в глаза, и громко повторил, — ненавижу.

Ильза дёрнулась всем телом. Она повернулась к гвардейцу, который стоял за пультом Высотомера.

— Сделай максимальную скорость, вверх, вниз, — крикнула она ему.

— Это предельная, — пролепетал служивый, нервно перебирая пальцами край форменной куртки.

— Надо быстрей!

— Я не могу, — заикаясь, начал гвардеец, но Ильза перебила его.

— Это приказ!

Гвардеец дрожащими руками потянул рычаг на себя.

— Быстрей! — заорала Ильза. Я с ужасом наблюдала за Главой Меры. Она была в такой ярости, что не контролировала себя. Волосы топорщились во все стороны, на щеках горел лихорадочный румянец, один глаз дёргался от нервного тика, — быстрей!

Высотомер, непривычно загудев, рванулся вверх, добрался до максимальной высоты, дёрнулся и остановился.

— Еще быстрей! — нёсся визг Ильзы, а у меня от страха, кажется, остановилось сердце.

Стеклянная кабина сорвалась к земле, шатаясь и вибрируя, Ильза бросилась по ступенькам вниз, в эту секунду я поняла, Эрвин разобьётся. Не успев подумать, я задержала дыхание и направила импульс тела к тому, кто день и ночь звал меня к себе.

Грохот взрыва сотряс всё здание, осколки стекла ураганом разорвали пространство, мгновенно погас свет. В потоке воздуха Эрвина выбросило далеко вперед. Я упала на колени, согнувшись в три погибели, стараясь унять рвотный позыв. В центре зала царил ад: крики, стоны, нечеловеческий вой, грохот бьющегося стекла и арматуры, но даже эти звуки я слышала, как сквозь толщу воды. В голове шумело, в глазах прыгали белые молнии. Кто-то подхватил меня за подмышки, встряхнул и поставил на ноги.

— Ранена? — сквозь грохот и шум прокричал Добромир.

— В порядке, — раздирая сухое горло неимоверным усилием, просипела я.

— Беги за мной! — Добромир взвалил на спину безжизненное тело Эрвина, — надо убраться отсюда.

Чемпион бросился из зала. Как лодка стремится к маяку, чтобы не погибнуть в буре, так я ковыляла за Добромиром, стараясь не отстать от спотыкающейся атлетической фигуры. Собрав волю в кулак, я брела за ним. Слабость, гул в голове, страх за Эрвина застилали глаза белёсой пеленой, ноги подкашивались, меня шатало из стороны в сторону, но я перешла на семенящий бег, судорожно, до боли сжимая кулаки.

*

Авивия не заметила, как наступила ночь. После целого дня торговли она по привычке наводила порядок в лавке, но, выглянув в окно, решила остаться в своём маленьком королевстве. Домой уже поздно. На самом деле Авивии хотелось побыть одной и поговорить с отцом.

Человечек в шляпе, которого ей когда-то давно подарил папа, единственная вещь — память о нём. И этого человечка Авивия звала отцом. Она давно уже заменила его потёртую одёжку, сшив новые штаны и рубашку. Со временем человечек всё больше стал походить на отца. В тайне от всех Авивия разговаривала с ним. Эти беседы всегда приносили мир её душе, вселяли надежду, дарили успокоение, как будто отец, действительно, был рядом.

Авивия не считала своё занятие бредом. Поэтому, как всегда, посадив человечка на стол, она начала разговор. Ей многое хотелось ему рассказать, поделиться, поплакаться. У Авивии была подруга детства Лира, но ей Авивия не могла доверить свои секреты, открыть сердце. Она боялась поставить Лиру под удар, ведь у той были муж и дети. Дурмитор, который появился в жизни Авивии, тяготил её с каждым днём всё сильней. Надо признать, она сделала плохой выбор.

Эрвин, несмотря на все её предостережения, попал в лапы Ильзы, и его вместе с девушкой отправили на Великую Вершину. Провидение спасло Авивию, потому что эту новость она узнала гораздо позднее, сердце её не разорвалось от боли только потому, что Эрвин и Соня вернулись. Хотя девушка была в тяжёлом состоянии, еле двигалась, но умудрилась тайно покинуть дом. Следом за ней ушёл сын, и до сих пор от него нет вестей.

Конечно, Эрвин и раньше подолгу исчезал, но сейчас всё изменилось, ведь Соня, как догадалась Авивия, оказалась дверницей. И теперь Эрвин в смертельной опасности. Его наверняка ищет Ильза, чтобы обвинить в дверничестве и приговорить к смерти.

Папа, почему ты не смог спастись, когда тебя послали на Вершину? Мне кажется, иногда я чувствую твое присутствие, ты совсем рядом. Подскажи, что мне делать?

Грохот и сильный толчок сотряс маленькую лавочку, сидящий человечек упал на пол, его руки сложились над головой, как указательная стрелка. Авивия в ужасе вскочила, вглядываясь в серьёзное лицо человечка и его руки, вытянутые в сторону двери.

— Эрвин, — выдохнула мать.

Она поставила человечка на полку, открыла дверь и выбежала наружу. Почти не сознавая, что делает, Авивия бросилась к площади, которая была в двух кварталах от лавки. Как рыбак тянет пойманную рыбу к берегу, так Авивию тянуло к месту взрыва. Здравомыслие покинуло её, сменившись безотчётным чувством «надо туда». Каменная мостовая глушила шаги женщины, обутой в мягкие домашние туфли, и женщина непроизвольно порадовалась, привычка быть незаметной жила в ней неистребимо. Любопытных глаз и ушей она избегала всегда.

Миновав квартал, Авивия выбежала на площадь и остановилась. В глаза бросились две странные фигуры, ковыляющие сквозь дым от разрушенного здания Высотомера. Сама не зная почему, Авивия кинулась навстречу, и уже на полпути в свете тусклых фонарей ей открылась полная картина: здоровый парень тащил на себе Эрвина, а рядом, шатаясь, семенила Соня.

**

Соня

Из темноты к нам бросилась женская фигура. Авивия? Как она здесь очутилась?

В ту же секунду завыла сирена, в домах начали вспыхивать огни.

— Быстрей, сейчас появятся люди, — задыхаясь от бега, заговорила Авивия, подхватила меня за талию, и все вместе мы двинулись к тёмному переулку.

Наш маленький отряд покинул площадь и через несколько минут ввалился в дверь незапертой лавки. Добромир уложил Эрвина на пол, Авивия подсунула ему под голову вышитую подушечку, я без сил свалился на первый попавшийся стул, глядя, как мать суетиться рядом с сыном.

— Что с ним? — Авивия аккуратно ощупывала Эрвина.

— Дышит, порезов нет, одежда цела, даже странно, он был в эпицентре взрыва и никаких повреждений, — пробормотал чемпион, осматривая Эрвина, — может, ударился головой?

Протяжный стон, вырвавшийся из груди Авивии, напугал меня. Не для того я появилась в Верховии, чтобы оплакивать Эрвина, он — крепкий парень, очнётся. Не сметь думать о плохом!

— Соня, — голос матери Эрвина прерывался, она с ужасом смотрела на меня, — что произошло?

— Я пришла помочь, — слова вылетели раньше, чем я успела подумать. Добромир внимательно взглянул на меня, и я прикусила язык. Неужели спалилась? Неожиданное появление в зале Высотомера надо как-то объяснить. Кстати, а он каким образом там оказался? Я вернула Добромиру пристальный взгляд.

— Эрвин был внутри Высотомера. Мерин сорвался и разбился, — сказал Добромир женщине, прервав наш обмен взглядами, — просто повезло, что ударной волной Эрвина отшвырнуло к нам, он легко отделался.

Мать Эрвина прижала ладонь к губам, давя вопль ужаса, а Добромир покосился на меня, беря в союзники. Он как будто и не удивился тем странностям, что произошли около Мерки.

Причина везения стояла рядом с ним и тоже делала вид, что она тут ни при чём. Молчание — золото, нам надо помочь Эрвину, всё остальное потом.

— У вас есть лечебница? — спросила Авивию, чтобы вывести её из ступора. Откачивать двоих Вышневых было выше моих сил, я сама еле стояла на ногах.

— Туда нельзя, — сказал Добромир, — нас повяжут. Давайте подождём, Эрвин должен очнуться.

На стенке неспешно тикали часы, Авивия сидела около сына и, кажется, молилась, чемпион привалился к стене, закрыв глаза, я встала и побрела вдоль стеллажей лавки. Забавные куклы смотрели на меня стеклянными глазами. Некоторые из них были почти как живые. И один странный седой длинноногий старик. Неужели его кто-то купит?

— Мама, — прозвучал еле слышный голос, я обернулась и стремительно бросилась к Эрвину, — Соня? — он смотрел то на меня, то на мать, не в силах поверить.

От его светлых глаз исходило сияние, я не могла оторвать взгляд от них. Как зачарованные мы смотрели друг на друга. «Вот и всё, что нужно тебе, вот и всё, что нужно ему», — вспомнились слова песенки, и я улыбнулась.

Из глаз Авивии брызнули слезы.

— Мама, почему, как… я здесь? — забормотал парень, не веря своим глазам, — я был внутри Мерки.

— Ты спасся – это главное, — срывающимся голосом проговорила Авивия, вытирая слезы.

— Привет, — Добромир наклонился над парнем, — ты в порядке?

Появившийся в поле зрения чемпион лишил Эрвина дара речи. Он ошарашенно глядел на Добромира, не в силах поверить в происходящее.

— Мерин разбился, взрывом тебя выкинуло к нам, мы сбежали, — ответил Добромир на безмолвный вопрос парня.

— Я хочу сесть, — после минутной паузы пробормотал Эрвин, угрюмо глядя на чемпиона. — Как ты там оказался? — облокотившись спиной о стену, задал вопрос, — там были только люди Ильзы.

— Я пришёл немного раньше, — сказал чемпион, видя, как Эрвин буравит его взглядом. Надо же, только очнулся, а уже устраиваетдопрос.

— Я не видел тебя.

— Меня никто не видел, — спокойно ответил Добромир.

Не самое подходящее время для выяснения обстоятельств.

— Мне надо поговорить с Соней… наедине, — буркнул Эрвин чемпиону, а потом извиняюще посмотрел на мать.

— Надо глянуть, что там твориться, — догадливый Добромир подал руку Авивии. Она поднялась и вслед за чемпионом осторожно вышла из лавки.

— Ты вернулась навсегда? — спросил Эрвин настороженно. В его глазах страх, вызов, беспокойство сплелись в тесный клубок.

Поняла, но меньше всего хотелось обманывать его, или себя.

— Я пришла ненадолго.

— Опять уйдёшь? — отчаяние, которое он и не думал скрывать, резануло по сердцу. Эрвин так сильно разволновался, что я испугалась.

— Послушай, я не знаю, как переместилась домой, не понимаю, как вернулась сюда. Мне показалось, портал открыла старуха из соседней квартиры.

— Ты не хотела возвращаться? — Эрвин протянул мне руку, я вложила в неё свою ладонь.

— Хотела, — отвечаю после минутной паузы, — но это не мой мир.

— Не любишь Верховию?

— Люблю, — шепчу ему, — я пришла к тебе.

— Я рад, что ты рядом, — Эрвин нежно приложил мою ладонь к своей щеке, — когда ты исчезла, я решил стать дверником. Хочу свободно ходить в твой мир.

— Я тоже хотела бы и здесь, и там.

— Зарх поможет нам. Я уверен.

Удивительно, Эрвин только что очнулся, а уже строит планы.

— Ты шутишь? Кругляши приговорили нас к смерти. Я до сих пор не могу забыть драку на мосту. Они хотели меня убить.

— Ерунда! Надо идти к ним. Чтобы не пристукнули, надо заплатить. Я как раз собирался раздобыть монет, — Эрвин уже сидел, счастливо глядя мне в глаза, — правда, не успел, меня выследили шпионы Раструб.

Стукнула дверь, Авивия, вслед за ней Добромир появились на пороге лавки. На улице что-то произошло, я поняла это с первого взгляда.

— Гвардейцы обыскивают близлежащие дома. Здесь вас найдут, надо уходить, — голос Авивии срывался от страха. Она с волнением оглядела наше трио: Эрвин ещё толком не пришел в себя, я, сухая тростинка на ветру, Добромир — чемпион Верховии, почему-то оказавшийся вместе с нами. Хотя он как раз внушал доверие, держался молодцом.

— Предлагаю взять курс на моё загородное поместье под Светозаром, — словно поняв надежды и чаяния, связанные с ним, сказал Добромир, — там можно укрыться, переждать какое-то время.

— С чего такое щедрое предложение? Что взамен? — грубо оборвал Эрвин. Я поёжилась от его резкого тона.

— Ничего, — ответил Аполлон.

С каждым произнесённым словом уважение к чемпиону росло, но Эрвин думал иначе.

— Врёшь, — глаза парня зло сверкнули. Моим мнением он не интересовался, я открыла рот, но Авивия меня опередила.

— Сынок, Добромир вытащил тебя из разрушенного здания. Я буду вечно молиться о его здоровье, — сказала она.

— Мы не знаем, почему он это сделал, — парировал Эрвин. Он был прав, и не прав.

Выяснять, почему Добромир оказался около Высотомера, не было времени. Я доверилась интуиции.

— Добромир устроил встречу с Горынычем в Калитке. Если бы не он, мы бы тут не сидели, — мой голос тих, но твёрд. С какой стати я должна оправдываться?

Эрвин сверлил меня взглядом. С одной стороны, он прокручивал варианты спасения, с другой, ему не верилось в бескорыстную помощь Добромира. Эрвин злился, не мог разобраться, а я не помогала ему.

Авивия поторопила нас, выглянув на улицу.

— А ты подумала, зачем мы нужны этому герою? — Эрвин посмотрел на меня, мучительно ища ответ на вопрос, почему я вступилась за Добромира, и, главное, как мы оказались вместе.

— Мы пойдём с ним, — я поглядела в глаза ревнивца, хотела сделать шаг навстречу, коснуться его лица, но не сдвинулась с места.

Минуту назад взбунтовавшийся Эрвин потерял свой напор, его колючие голубые глаза буравили меня, но он молчал. Мы замерли, безмолвно меряясь взглядами.

Сомнения в правильности решения нет. Пусть Эрвин не верил в великодушие чемпиона, пусть злился, но будет по-моему. Час назад я была так рада видеть Эрвина, что забыла, как дышать, а сейчас внутри разрастался холод, превращая мои чувства в ледяную крошку.

Я становилась другой, жесткой и нетерпимой, дар цветка говорил во мне, и этого не изменить.

— Что там? — обернулась к Авивии, выглянувшей на улицу.

— Самое время.

— Хорошо, — пробурчал Эрвин, скользнув взглядом по мне и Добромиру, — мам, у тебя есть какая-нибудь одежда?

— О-о-о, — непроизвольный стон. Опять явилась в Верховию в джинсах и кроссовках. Хотя одежда — последнее, о чём я могла думать, ринувшись в портал.

Глава 4. Дорога

В спешном порядке мы переоделись. Авивия, стоя у двери лавки, шёпотом подгоняла наш маленький отряд. Когда гвардейцы выбили дверь в соседнем доме, мы бесшумно выскользнули из лавки. В последнюю минуту Эрвин ринулся обратно и схватил свои вещи, завязывая их в узел.

— Дома обыскивают, — шепнул он на прощание матери и бросился вдогонку за нами.

Мы кинулись по узкой улочке, уводившей от площади. Сзади послышался окрик, нас заметили. Эрвин свернул в переулок, потом в соседний. В родном городе его бы и тайфун не сбил с пути. Мы обогнули небольшой пустырь, где Эрвин бросил узел с одеждой, и припустили вдоль домов с тёмными окнами.

Я старалась не отставать, и хотя чувствовала слабость, беспокоилась больше за Эрвина, с тревогой посматривая на него.

— Голова кружится? — спросила его на бегу.

— Нет.

Упрямец! Эрвин уверенно прокладывал маршрут, замыкающим топал Добромир. У меня закололо в боку, но я держалась.

Из подворотни выскочил гвардеец с ружьём наперевес.

— Стой!

— Ась? — в голосе Эрвина испуг, — мы в ночную смену идём.

Я согнулась пополам, пытаясь отдышаться.

— Со мной пойдете, — грубо оборвал гвардеец, — в ночную. Шевелись!

Минута замешательства.

— Эй, не с тобой мы в «Кривом драконе» играли? — Эрвин присмотрелся к гвардейцу.

— Я с лапотниками не играю.

— Ты ж проиграл, мне, а? — Эрвин пошарил за пазухой, вытащил руку и разжал ладонь, — это!

Фонарь высветил что-то блестящее.

— Чего? — гвардеец вытянул шею, сделал шаг вперед.

Любопытный.

Эрвин бросился на него, сбил с ног, Добромир подхватил огнестрел, откинул в сторону. Парни скртили руки гвардейцу, потерявшему бдительность, связали бойца его ремнем, заткнули рот картузом и оттащили на пустырь.

— Как он здесь оказался? — Эрвин вытер руки о штаны гвардейца.

— Похоже, облава по всему городу, сейчас их будет как блох на дикой собаке.

Добромир попинал рыхлую землю, чтобы на его щегольских сапогах остались ошметки грязи.

— Я знаю, где нас не найдут, не отставай, чемпион!

Ухватив за руку, Эрвин поволок меня, слегка отдохнувшую и изрядно перетрусившую, к высокой горе неподалеку. Огромная куча оказалась из отходов и мусора, вдоль неё виляла утоптанная тропинка, по которой можно было двигаться, без страха переломать себе ноги. Правда, запах около мусорной кучи стоял такой, что мне пришлось зажать нос и дышать через раз, а когда под ногами юркнула крыса, я взвизгнула от омерзения. Неунывающий Эрвин заметил, что восхищается, сколь мужественно я осваиваю городские собачьи тропы.

Вскоре наша троица вышла к большому оборудованному лазу, открыто зиявшему на поверхности. Его можно было назвать широким тоннелем, по которому редкие пешеходы спускались вниз под землю. В Энобусе я видела такое сооружение первый раз.

— Это метро? — я всмотрелось в необычный широкий проём, уводящий в вглубь земли.

— Подземный подкидыш, таким пользуются тёмные личности, которые не любят света, — ухмыльнулся Эрвин, многозначительно посмотрев на Добромира. Правда, Светозарова не задели слова парня, он только слегка пожал плечами, да чуть приподнял бровь. Подкидыш, так подкидыш.

В данный момент тёмными личностями без сомнения можно было назвать нас троих. На мне мешком болталась полосатая длинная юбка с заправленной в неё цветастой блузкой и безразмерным жилетом, завершал картину ситцевый платочек на тонкой шее. В такой одежде я стала похожа на работницу – посудомойку из небольшого дешёвого трактира. На Эрвине были бесформенные штаны, подпоясанные веревкой и заношенная тёмная роба. Но больше всех пострадал Добромир, лишившийся прежнего лоска. Поверх шёлковой рубашки ему пришлось надеть грубую засаленную куртку Дурмитора с короткими рукавами, в которой он был, как подстреленный. На голове у чемпиона красовалась грязная кепка с поломанным козырьком, а брюки и сапоги с железными заклёпками суперзвезда Верховии безжалостно чуть раньше предусмотрительно заляпал грязью.

Мужская одежда была достоянием Дурмитора. Эрвин успел отпустить шутку про отчима, который никогда по собственной воле не отдал бы свои шмотки.

— Мать грозилась выбросить старье из дома, а Дурмитор, не желая расставаться со своим добром, схоронил его в лавке, — рассказал Эрвин.

Вещи прижимистого скряги хоть и не радовали парней, зато внесли неподражаемый колорит в их облик. Юные герои вмиг преобразились в лихих ребятушек из городских трущоб.

Мы огляделись по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, неспешно влились в ряды малочисленных изгоев, ступив под низкие своды тоннеля. Спуск был пологим, он еле освещался тусклыми пыльными светильниками, многие из которых давно погасли. Держась за железные поручни, рабочий люд двигался к подкидышу и разбредался по так называемым платформе. Всё, что предстало моему взору, было совсем не похоже на метро, которое я посетила в областном городе.

Место, в которое мы спускались, навевало мысль о подземных убежищах троллей. Здесь под низкими сводами было сумрачно, слякотно и ветрено. Ноги то и дело оскальзывались на мокрой, липкой каменной плитке, мелкий мусор завихрениями носился по платформе, подгоняемый сквозняком, на стенах мигали закопченные лампы, а угрюмые пассажиры добавляли подземелью еще большего сходства с преисподней. Для верховенцев спуск под землю отзывался в теле сильной болью, он был не равен такому же спуску на поверхности.

Толпа на платформе понемногу пребывала. Эрвин беспокойно озирался по сторонам.

— Гвардейцы, — шепнул он, схватил меня за руку и поволок вглубь толпы. Добромир тоже заметил служивых и двинулся за нами.

Гвардейцы приближались, расталкивая по сторонам хмурых работяг. Раздался хриплый гудок и из тоннеля показался подкидыш, несколько длинных вагонеток на колесах, защищённых только невысокими бортами со всех сторон. Народ ринулся к открытым проёмам. Мы разом затиснулись вместе с толпой и плюхнулись на деревянные лавки со спинками. Гвардейцы, отдав короткий приказ машинисту, шагали вдоль подкидыша, светя фонарями в лица угрюмых пассажиров. Люди щурились, когда луч прожектора попадал в глаза. Я сняла шейный платочек и завязала на голове. Так лучше походила на простолюдинку. Взгляд испуганной девочки завершил образ работницы не умственного труда. Добромир натянул кепку на глаза, изобразив хмурого невыспавшегося работягу. Эрвин же при приближении гвардейца осклабился и склонил голову так, чтобы любому стало ясно: парня уронили в детстве вниз головой и не один раз.

*

Гвардеец задержал фонарь на наших трёх лицах, больше всех, одарив вниманием скалящегося Эрвина, потом пошёл дальше.

Из соседней вагонетки раздался возмущенный крик. Народ вытянул шеи, вглядываясь в полумрак на платформе. Двое гвардейцев тащили упирающегося парня в белой рубахе. Вопли с платформы разом утихли, у гвардейцев имелись убедительные доводы для простого люда в виде крепких зуботычин. Я взглянула на Эрвина, мы синхронно вспомнили, как его белая рубашка отправилась в мусорную кучу полчаса назад.

Обойдя все вагонетки, гвардейцы дали отмашку машинисту, и подкидыш, пронзительно свистнув, двинулся под уклон в тёмную пасть тоннеля. Сжатая с двух сторон Добромиром и Эрвином, я согрелась, расслабилась и почувствовала себя, наконец-то, в безопасности. С такими молодцами рядом можно закрыть глаза и погрузиться в блаженную состояние: выдохнуть страх, усталость и напряжение последних часов.

— Почему в драконов стреляют только из арбалетов? — я пробормотала сквозь накатывающую дрему.

— Арбалеты бесшумные, — тихо сказал Добромир, немало удивившись моему невежеству. Я совсем забыла, что чемпион не знал о битве в каньоне, и его озадачил мой вопрос, — на тебя нападали в небе? — Я отрицательно мотнула головой. — Драконы пугаются звука выстрела, если грохнет под ухом, дракон пустится во все тяжкие. Никто не рискнет применять огнестрел.

— А-а-а, точно, совсем забыла, — пробормотала я, чтобы реабилитироваться, и склонила голову на плечо Эрвина, отчего тот непроизвольно вздохнул.

То засыпая, то просыпаясь, я ощущала, как древняя колымага тряслась и громыхала, пробираясь по чуть освещённым подземным коридорам, иногда штольня ненадолго разветвлялась, чтобы следом опять превратиться в узкую горловину. По пути было несколько остановок, подкидыш лязгал, тормозил, выплёвывал людей, я приоткрывала глаза, видя, как внутрь втискиваются другие и снова засыпала, как только подкидыш отправлялся в путь. Монотонное дребезжание и болтанка совсем укачали меня, я очнулась только тогда, когда Эрвин потряс за плечо. С трудом поднялась со скамьи и вышла с немногочисленной толпой на перрон. Пришло время прощаться с подземным лабиринтом.

Выход из тоннеля состоял из каменных ступенек со сколотыми краями, с налипшим скользким суглинком. Народ двигался медленно, чуть не на ощупь, на поверхности была почти непроглядная тьма. Вскоре появились домишки с неосвещёнными окнами. Удивительно, что в таком чудесном городе, каким первый раз предстал передо мной Энобус, есть такие убогие захолустные окраины. Наш путь пролегал по трущобам. Эрвин сказал, что самый надёжный маршрут тот, где не задают лишних вопросов.

Мрачные окраины вызвали сильное опасение и, если честно, дрожь в коленках, но Эрвин заявил, что знает эти места, никто не обратит на нас внимания, если только Добромир, добавил Вышнев, не выдаст нас своими пижонскими замашками. Я ожидала, что чемпион что-нибудь ответит, или заедет в нос наглецу, но любимец публики и кумир Верховии молча склонил голову, давая понять, что принял к сведению пожелания знатока трущоб.

Польза от ответа Добромира была несомненной, Эрвин, наконец-то, замолчал.

Вскоре мы очутились около небольшого скудно освещённого трактира. В окне мигала лампочками вывеска «Приют пилигрима». Строение было метров пять в ширину, оно втиснулось между такими же убогими домами. Внутри небольшого зала не было разгульных компаний, дыма от курительных трубок и столов с дешёвой едой. За стойкой обнаружился одинокий бармен, который поднялся нам навстречу. Больше никого в заведении не было.

— На улице облава? — спросил бармен, быстро оценив наш потрёпанный вид.

— Всех гребут, — ответил Эрвин.

— Что будете пить? — спросил бармен почти любезно.

Парни переглянулись, а я неуверенно улыбнулась, подумав о том, что заведение какое-то странное: слишком пустое и слишком тихое. Возможно, надо было найти другое место, но лично у меня совсем не осталось сил.

— Нам переночевать, — буркнул Эрвин. Я отвела взгляд и занялась осмотром помещения. Бармен переместился ближе к нам, но Эрвин выдвинулся вперёд. Я оказалась за спиной у Вышнева, а на лицо Добромира падала тень, он надвинул на глаза картуз с поломанным козырьком, чтобы его не узнали.

В переговоры вступил Эрвин. В трактире стояла напряжённая тишина: ни музыки, ни звуков из кухни, что было очень необычно. «Ещё одна опасная ночь», — мелькнула мысль, но тут же испарилась, потому что Эрвин с барменом сошлись на цене, и я отвлеклась.

— Водички можно? — мой голос прозвучал так жалостно, что я сама удивилась.

— Может горячего эля? У меня отличный, — бармен услужливо склонил голову, а я сглотнула слюну.

— Нам можно, а девушке воды, — распорядился Эрвин, и бармен неторопливо двинулся исполнять. Я бы тоже не отказалась от кружки чего-нибудь горяченького, но спорить с Эрвином не стала.

В полном молчании мы уселись за стол, и когда бармен на подносе притащил стакан и две высоких кружки, мы также молча выпили свои напитки. Моя вода прохладной свежестью пролилась в горло. Я, наверное, выпила бы еще два стакана, но Эрвин встал и кивнул хозяину.

— Показывай комнаты.

От мысли, что сейчас мы доберёмся до кровати, я беззвучно застонала. Неужели сегодняшние приключения закончатся? Бармен, он же хозяин заведения, потопал вверх по деревянной лестнице в гостевые комнаты. Они находились напротив друг друга. Хозяин отдал ключи и исчез.

— Мы с Соней в одной, ты в другой, — заявил Эрвин, и Добромир безучастно пожал плечами, взял ключ и молча зашел в свою комнату.

Посмотрев ему вслед, я вновь поразилась невозмутимости чемпиона. Он не спорил, не раздражался, не язвил, не отвечал на выпады Эрвина, даже нелепую одежду Дурмитора надел, не моргнув глазом. Что-то непонятное творилось с Добромиром. Его спокойствие, глубокая отстранённость удручала меня. Как мог чемпион так измениться? От его высокомерия, аристократического лоска и внешней неприступности не осталось и следа.

Ночь, которая наступила для нас ближе к утру, прошла без происшествий. Проснувшись часа через три, как планировали, мы спустилась вниз. Не успел Эрвин оглядеть пустой зал, как Добромир хватился кошелька. Тот исчез. Где и когда у чемпиона его украли, не имело смысла гадать. То ли в толпе на платформе, то ли в подменыше, то ли ночью в трактире, ведь после горячего эля парни свалились, как подкошенные. Я ещё удивилась, что Эрвин довольно быстро уснул, хотя начавшийся разговор, больше похожий на разборки, не способствовал этому.

Не дожидаясь завтрака, бросив несколько монет на стол, которые дала в дорогу Авивия, наша троица покинула «Приют пилигрима».

Несмотря на исчезновение кошелька, Эрвин был даже рад конфузу Добромира. А тот, хоть и расстроился, вида не подавал.

— Может и хорошо. Денег на экранолёт теперь нет. На нём до Светозара опасно добираться. Нас могут узнать, — рассуждал чемпион, — народу там уйма, не спрячешься от любопытных.

Между городами ходили экранолёты, что-то наподобие трамвайчиков, летевших на относительно небольшой высоте над поверхностью воды или земли. Как таковых больших дорог в Верховии не было. Основной транспорт в них не нуждался.

— Что предлагаешь? — Эрвин подозрительно прищурился, собираясь отвергнуть план чемпиона.

— Пойдем пешком, — сказал Добромир, — ходьба полезна, — он попытался пошутить.

— Ты знаешь дорогу? — хмуро спросил Эрвин.

— Знаю. Мы пару раз ходили пешком в поход… с дедом.

Мрачный Эрвин посмотрел на меня, пытаясь сказать, что он сильно сомневается в талантах Добромира. В ответ на красноречивый взгляд темно – голубых глаз, я легкомысленно пожала плечами. Что в том, что Эрвин ни на грамм не доверяет чемпиону, меня не переупрямишь, всё равно пойдём в Светозар. Пешком.

Ничтожно мало отдохнувшие, мы зашагали по каменистой тропинке, Добромир впереди, за ним я с Эрвином. Он с беспокойством поглядывал на меня, хотя вечера ночью мы слегка побеседовали по душам. После этого разговора осталось делать вид, что мне всё по барабану.

Безразличие стало той стеной, которую я воздвигла между нами. Пусть моё отношение бесило Эрвина, но продолжать разговор было чревато для моей психики. Как же, насмотреться он на меня не мог! Только портил настроение, бормоча всякие гадости про чемпиона, усугубляя мои предположения о неадекватности Вышнева после взрыва.

Вскоре мы вышли на проселочный тракт, Добромир сказал, что эта дорога ему известна.

Мы шли уже часа три, солнце палило нещадно, вода, которую запасли, была выпита до капли, а жилья поблизости не наблюдалось. На скудные монеты, которые оставались у Эрвина, мы купили немного еды, воды же набрали при выходе из пригорода, но её оказалось недостаточно.

Добромир и Эрвин пытались отыскать хоть какой-нибудь источник, свернув с дороги в разные стороны, когда я уселась на придорожный камень, чтобы отдохнуть. Голову пекло, я накрыла её косынкой и ссутулилась в позе несчастной страдалицы. Со стороны я походила на старушку, пригорюнившуюся на обочине дороги.

Конечно, Добромир несколько раз извинился за ротозейство, но это не меняло дела, пить хотелось со страшной силой. Парни скрылись из виду в редких перелесках около дороги, я осталась одна. Неожиданно из-за поворота показался странный гужевой транспорт с мужчиной-седоком наверху. Зрелище потрясло меня настолько, что я завопила, зовя исчезнувших парней.

Дорогие любимые читатели! Продолжение первой части буду выкладывать каждый день. Прошу ваших звёздочек, отзывов и любви) Надеюсь на взаимность))) Без обратной свзи становиться очень и очень грустно. Жду вас на страницах романа. Спасибо)

**

Вымахнув из леса почти одновременно с разных сторон, мОлодцы бросились к вознице с такими перекошенными лицами, что он от страха чуть не свалился на землю. В руках у Эрвина была пригоршня земляники, которую он не выпустил, даже перепрыгивая через кочки на поле.

Когда парни оказались на дороге, я сама перепугалась произведенным эффектом, и рукой указала на зверя с погонщиком. Но не животное, похожее на большого дикобраза с длинными костяными иголками по всему телу, поразило меня. Не зверь, а дедуля, безмятежно восседавший сверху дикобраза без седла.

В данную минуту дедок очумело и испуганно таращился на двух здоровых парней, готовых порвать беднягу на лоскуты. Эрвин и Добромир так напугали старика, что поводья в его руках мелко тряслись, хотя колючий Росинант стоял спокойно.

— А как… как, — заикаясь, я не могла подобрать нужного слова. Происходящее казалось фантастикой. К дикобразу была привязана небольшая вязанка длинных зелёных стволов, которые он тянул по пыльной дороге.

— Что? — задыхаясь после спринтерского забега, прорычал Эрвин, — что как?

— Как он сидит? Там же иголки? — я, наконец-то, справилась с эмоциями.

Ответ я не услышала, он потонул в истерическом хохоте. Безудержный гогот парней подхватил и дедок, своим кудахтаньем добавив колорита в общее веселье. Я тоже, глядя на хохочущих парней, прыснула от смеха.

А потом возница аккуратно слез со своего зверя. К пятой точке дедули была привязана вязанка разлохмаченных тёмных прутьев под цвет иголок дикобраза. Самодельная конструкция совершенно сливалось с игольчатой шубой зверя, и ощущение, что старик сидит прямо на колючках, было абсолютно реалистичным. Если бы мне дали задачу на смекалку, как оседлать местного дикобраза без седла, вряд ли бы придумала способ лучше, чем подушка из сухих веток.

Встреча на просёлочной дороге закончилась тем, что старик поделился водой с нашей изнывающей от жары троицей. Емкость с водичкой находилась в заплечной сумке селянина, он расщедрился и отдал всю фляжку. По его рассказу выходило, что до посёлка нам пилить ещё часа четыре. Сам же старик со своим зверем двигался в другую сторону, и ему было не по пути.

Мы тепло распрощались и двинулись дальше. Вскоре от дедовской воды и от земляники, которой Эрвин меня порадовал, не осталось даже воспоминаний, пить хотелось еще больше. Дорога петляла по полю, засеянному пшеницей; здесь негде было укрыться от солнца, ни малейшей тени на десяток километров. Я, еле двигая ногами, чувствовала, что сейчас свалюсь прямо на дорогу, как цыпленок-гриль.

Снова устроили привал.

Вдалеке появилось странное существо, бегущее весело подскакивая вверх-вниз. Его голова на высокой шее то появлялась, то исчезала над колосящейся пшеницей. Добромир поднялся, всматриваясь в приближающуюся животину. Он скинул кепку и куртку, закатал рукава рубашки. Эрвин проследил за телодвижениями Добромира.

— Надо остановить, — коротко бросил чемпион.

— Там, кажется, два седока, — щурясь от солнца, сказал Эрвин, — крупный бегун.

— Если не остановится, — хватаем за поводья, — Добромир покосился на парня, — берегись, у него сильный удар.

— Знаю, — буркнул тот в ответ, — с пассажиров не спускай глаз. Впереди мужик сидит, сзади кто-то мелкий, — Эрвин встал рядом с Добромиром. Я почти не вслушивалась в их разговор, — солнце окончательно разморило меня.

Животное, похожее на большого страуса, приближалось. Отчётливо стало видно, что на спине у него два седока. Добромир поднял руку, прося остановиться. От удушающей жары я почти ничего не соображала, марево было не только над головой, но и в голове. Я смотрела то на парней, то на подпрыгивающего страуса и думала только об одном: «Воды попросим». У меня даже мысли не мелькнуло, что ребятушки замышляют недоброе, но сидевшие на страусе, оказались более догадливыми.

Не добежав метров десяти, страус, пришпоренный наездником, резко свернул и помчался по полю. Добромир и Эрвин бросились наперерез. Высокие побеги пшеницы путались в ногах, но парни, скачками, как спринтеры по бегу с барьерами неслись к страусу. Бегун из страуса был мощный, но двое седоков ощутимо влияли на его скорость. И всё же быстрей в поединке оказался бегун с длинной шеей, — от сильного испуга он выдал предельную скорость и пронёсся под самым носом у преследователей. Эрвин только успел заметить полные ужаса глаза девчонки, которая всем телом приникла к мужчине.

Добромир и Эрвин остановились, переводя дух. Страус, отбежавший на безопасное расстояние, вдруг остановился, потоптался на месте, потом развернулся к преследователям. Седоки о чем-то совещались.

— Эй, — крикнул мужчина, — вы кто такие?

Эрвин и Добромир переглянулись.

— Добромир Светозаров из Светозара. Извините, что напугали вас. Мы боялись, что вы не остановитесь.

Сидящие на страусе активно шушукались, девчушка что-то горячо втолковывала верховому.

— Что вам надо? — грозно крикнул мужчина.

— Ваша помощь. У нас нет воды. С нами девушка, ей трудно идти.

После минутной паузы мужчина сменил гнев на милость.

— Добромир Светозаров, подойди ближе, — позвал он.

Раздвигая ногами пшеницу, Добромир, не торопясь, двинулся вперёд, я из-под руки наблюдала за ним. Немного не дойдя до страуса, чемпион остановился. Переговоры длились минут пять, после чего в руки Добромира полетела бутыль с водой, а страус развернулся и потрусил к дороге. Вскоре бегун скрылся из вида.

Возвратившиеся на просёлочную тропу горе-преследователи вручили мне воду.

— Тут недалеко ферма этого крестьянина, — объяснил Добромир, — они пригласили у них остановиться и переночевать.

— С чего такая щедрость? — хмыкнул Эрвин.

— Дочка отца упросила, — ответил Добромир, даже не улыбнувшись, — узнала меня.

— Это плохо, — Эрвин нахмурился, — свидетели ни к чему.

— Мы просто совершаем пеший поход, только не рассчитали сил. Устраивает?

— Неужели они поверят, что чемпион в таком э… виде бродит по дорогам Верховии?

— Так я специально переоделся, чтобы не узнали, — ответил Добромир своим фирменным невозмутимым тоном, — надо уходить из этого пекла, скоро будет тропинка вправо, как раз к ним на хутор.

— А что это за животное? — напившись воды, я обрела голос, — такое быстрое?

— Рейхель, по-простому бегун или бегунок, — ответил Эрвин, и я вспомнила, как чуть не съела яйцо рейхеля в избушке, когда мы прилетели из Энобуса. Ура! Тайна имени раскрыта.

Везение, которое началось в момент встречи с рейхелем, продолжилось. Во-первых, мы, действительно скоро вышли к ферме, во-вторых, нас сытно по-домашнему накормили, и в третьих, нам отдали под ночлег хлев, забитый наполовину сухой соломой. Всё то время, пока мы ужинали, сидя в саду под тенистыми деревьями, чемпион развлекал хозяина и его дочку рассказами о гонках.

Он оказался прекрасным собеседником, обладающий юмором и чувством меры. Дочка фермера просто таяла от одного взгляда на своего кумира. Она призналась, что и не мечтала так близко познакомиться с Добромиром Светозаровым. На что её отец резонно заметил, — если бы не доча, он бы ни за что не остановился на поле.

Как только его Ева умудрилась опознать «чемпивона» в одном из лиходеев? Девчонка тряслась от страха, а Добромира узрела. Вот, что значит быть внимательной к воле небес. Ведь Боги именно так решили исполнить желание его дочуры. Рассуждая об этом вслух, добродушный фермер необыкновенно развеселил нас. Под одобрительные выкрики.

— За встречу! — были выпиты еще несколько стаканов холодного сидра.

От кисловатого напитка, по вкусу напоминающего квас, и сытной домашней еды меня разморило прямо за столом, я извинилась и ушла в хлев на сеновал. Здесь уже лежало несколько одеял, в одно из которых я закуталась и мгновенно уснула.

Какое счастье, никто в эту ночь не нарушил моего сна.

Следующее утро преподнесло сюрприз. Добромир не зря старался понравиться дочке и её отцу. Чемпион уговорил фермера отдать двух бегунов на время, чтобы добраться до Светозара, потом же, заверил Добромир, рейхелей с гонцами отправят обратно. Свою просьбу аристократ в десятом колене подкрепил именной распиской, что оказалось еще более весомым аргументом в нашу пользу.

Весь этот цирк, расшаркивания и политесы Добромира, ни на йоту не уменьшили недоверия Эрвина. Он постоянно косился и подмигивал мне, и я всерьез опасалась, как бы его окончательно не перекосило. В каждом слове Эрвин искал подвох, бормоча себе под нос так, что Добромир — хитрый плут задумал что-то против нас. На самом деле, по мнению Эрвина, моими врагами были все жители Верховии. Вышнев нашёптывал про ужас надвигающейся катастрофы и предлагал бежать от Добромира в противоположную сторону.

Но окончательно настроение Эрвина рухнуло в пропасть, когда я решила сесть на рейхеля позади Добромира. Такой выбор объяснялся тем, что чемпион умел управлять животным, а Эрвин нет. Парню предстояло ехать в одиночестве, предварительно получив пару советов от фермера и его дочки.

Ева, лихо гарцуя на бегунке, демонстрировала Эрвину тонкости управления животным. Ученик с трудом вникал в её рекомендации, искоса поглядывая на Добромира. Во взгляде Эрвина читалось только одно желание: чтобы самоуверенный чемпион, нарезающий круги на подпрыгивающем транспортном средстве, сверзился на землю. Хлопнуться с бегуна, однако, пришлось самому Эрвину, когда он не справился с резким спринтером, бросившемуся с места в карьер. Это окончательно разозлило парня, тем более я непроизвольно рассмеялась, чем подлила масла в огонь. Стараясь загладить вину, я подошла к Эрвину со словами, что он весьма неплохо осваивается с новым животным, и тем самым подписала приговор.

— Иди к Добромиру, — зашипел Эрвин.

***

Трястись на бегунке под горячим солнцем Верховии целый день оказалось невыносимо нудно и утомительно. Я дремала за спиной Добромира, когда резкий крик заставил меня вскинуть голову. Рейхель, пришпоренный чемпионом, прибавил скорости. Параллельным курсом бежал скакун Эрвина. Парни поминутно оглядывались назад.

Теперь и я увидела опасность. За нами неслось несколько серых крупных животных, смесь собаки с гиеной. Прыткие загонщики с каждой минутой нагоняли рейхелей с седоками на спине.

Когда собаки приблизились, я рассмотрела их длинную, как тубус морду и круглую пасть с мелкими острыми зубами. Собак было три, они оттесняли бегунов друг от друга, издавая противные визгливые звуки и клацая зубами. Я вцепилась в Добромира и прижалась к нему. Сидя сзади наездника, я чувствовала себя как никогда уязвимой. Крик Эрвина заставил меня сдавленно вскрикнуть, парень, не удержавшись, слетел со спины своего скакуна.

Не думая ни секунды, Добромир развернул бегуна и бросился на помощь. Первая же гиена сбила Эрвина с ног, и они покатились по земле, сцепившись в смертельный клубок. Пасть гиены была в сантиметре от лица парня, когти царапали грудь, но Эрвин сдерживал зверюгу. Две другие гиены готовились броситься на подмогу. Добромир соскочил с бегуна, бросив мне поводья. С собой у него не было даже обычного ножа.

В руках у Добромира мелькнул ремень, который он набросил на шею напавшей гиене. Вены на руках чемпиона вздулись от напряжения, когда он затягивал удавку на извивающемся хищнике.

Весь в пыли с ободранными в кровь руками, Эрвин откатился в сторону, к нему уже приближалась вторая тварь.

Рейхель от страха дрожал так, что меня трясло вместе с ним как в лихорадке. Рискуя жизнью бегуна, преодолевая его сопротивление, я направила рейхеля прямо к Эрвину.

— Прыгай, — крикнула отчаянно, стараясь совладать с трепещущим бегунком, который подскакивал от ужаса, пытаясь лягнуть мозолистой лапой, подступающих гиен.

Хоть Эрвина и шатало от пережитой битвы, он смог запрыгнуть на спину бегуна. Оставался Добромир, который бросил на землю бездыханное тело гиены с длинной, как тубус мордой.

— Сюда, к нам, — звала я его, сдерживая бегунка из последних сил.

Реакция Добромира удивила всех разом, включая гиен. Чемпион сориентировался мгновенно, через секунду взлетев на рейхеля позади Эрвина. Крякнувший от натуги бегун, присел, но тут же ринулся прочь. Гиены бросились вдогонку, но пробежав немного, остановились и потрусили назад к невезучей товарке. Им не терпелось отобедать теплой тушей, маняще застывшей на земле.

Бегун, который рысью бросился вскачь, скоро выдохся: трое седоков были не под силу бедному животному, перенёсшему жуткий стресс. Щадя бегуна, Добромир с Эрвином по переменке бежали рядом с ним, а я правила измученным бегунком.

Необдуманное желание парней двигаться по бездорожью обернулось смертельной встречей. Парни отмалчивались, чуть перебрасываясь незначительными репликами. По их милости мы оказались на волосок от гибели, и это заставило на время забыть о разногласиях.

Эрвин выглядел подавленным. Я не торопилась его утешать. Сам виноват, что свалился с бегуна, не удержавшись в седле, а всё потому, что смотрел на меня и Добромира, а не на дорогу. Злился, бесился, вот и результат. Хорошо, что я предпочла чемпиона — правильно сделала.

Когда схлынул ужас от нападения гиен, нас будто поставили на паузу, теперь мы сохраняли странное тягостное молчание. По-настоящему, конечно, хотелось выговориться, обняться, помириться, но я боялась поблагодарить чемпиона, чтобы не злить Эрвина, Добромир переживал, что потерял деньги, и нам пришлось идти пешком, а главный пострадавший, похоже, мучился мыслью о долге перед соперником. Эрвин не справился с бегуном, грохнувшись завтраком перед гиенами, и, если бы не Добромир, неизвестно, как закончилась бы схватка. Я надеялась, что Эрвин успокоится, но по глазам парня видела, тот продолжал злиться на Светозарова, потому что тот связал ему руки своим геройством.

И все же нападение гиен остудило Эрвина, у которого чесались кулаки врезать по чемпионской роже. Ему оставалось мрачно сопеть и готовить благодарственную речь, которая, судя по его лицу, начиналась словами: «А не пойти ли тебе, Добромир, со своим благородством куда подальше».

Через пару часов, к большой нашей радости, мы увидели второго бегуна, ранее резво покинувшего поле боя. Рейхель, увидев знакомых попутчиков, вдруг припустил рысцой. Для более быстрого перемещения Добромир ссадил меня и бросился за беглецом. Погонявшись вволю за дезертиром, чемпион все-таки загнал его, поймал за поводья и привёл к нам.

Путешествие продолжилось прежним составом. Мы останавливались на ночлег в близлежащих деревушках, запасались едой и водой на деньги, вырученные Добромиром от продажи своего перстня, и снова двигались к цели.

Наконец, остался последний день пути. Чем ближе был Светозар, тем тяжелее становилось у меня на душе.

Глава 5. Овечечка

Соня

Без всякой радости, ощущая необъяснимую тревогу, я подъезжала к месту, где нам предстояло поселиться. За всю долгую дорогу, которая заняла шесть дней, Эрвин так и не смог успокоиться. Сначала он дулся на меня из-за того, что я предпочла Добромира и спокойно восседала у него за спиной, потом случилось нападение гиен, брыкастый страус, его собственная неловкость, и помощь чемпиона. Эрвин открыто не доверял Добромиру, но оказался в долгу перед ним за спасение. Его еле сдерживаемая злость в любую минуту грозила выплеснуться наружу. Я же демонстративно игнорировала Вышнева, у которого только дым из ушей не шёл, так он пыхтел и гневно зыркал в мою сторону.

Загородное поместье семьи Светозаровых находилось в живописном месте, в долине Муравка, со всех сторон окружённой горами, в нескольких десятках километрах от Светозара. За высокой каменной оградой на нескольких гектарах земли располагался трехэтажный роскошный особняк, окружённый садом и цветником. За домом в глубине участка находились многочисленные хозяйственные постройки, открытый просторный загон со стойлами для драконов и несколько гостевых домиков. Семья Добромира была одна из самых состоятельных в Светозаре.

Тем не менее, на всём богатстве и роскоши была печать запустения, и это сразу бросилось в глаза. Нас встречала совершенно безлюдная усадьба, ни одного человека не появилось на пороге дома. Огромное поместье словно вымерло.

— Знакомьтесь, родовое имение Овечечка, — произнёс Добромир и протяжно вздохнул.

— Овечечка? — я удивленно подняла брови.

— Мои предки были пастухами, пасли овец. Давным-давно семья Светозаровых основала здесь хутор. Потом построили дом, который со временем перестроили в особняк. Можете смело входить. Здесь никого нет. Я всех распустил, — сказал Добромир в ответ на наши вопросительные взгляды. — Запас еды в погребе приличный, проблем не будет. Да и местные пастухи будут снабжать нас продуктами.

Его заявление с одной стороны успокоило Эрвина, с другой сильно насторожило. Он как гончая заводил носом, похоже, скоро возьмёт след и докажет, что Добромир специально всё подстроил и скоро нам будет не до смеха.

Добромир рассказал мне в дороге, что ещё месяц назад разогнал всех из усадьбы без объяснений. Он не хотел никого видеть, днём сидел в доме, бродил по окрестностям, ночь проводил на крыше. Чемпион признался, что мучился виной, после того как меня с Эрвином отправили на Великую Вершину. Добромир надеялся на чудо, и, встретив нас, счастлив был помочь.

Гостеприимный хозяин сам увёл страусов в стойло, распределил нас по комнатам и ринулся в кухню, чтобы приготовить еду. Эрвин не мог упустить Добромира из вида, он последовал за ним, вызвался помочь, не желая оставлять врага без присмотра. Мрачно оглядев кухню и меня, восседающую на стуле, он покинул помещение.

Я знала, Вышнев кинется обследовать дом. Я даже слышала быстрые шаги над головой, Эрвин осматривал комнаты. Наверху что-то упало, чемпион нахмурился, прислушиваясь к звукам над головой.

— Хозяйничает в моей спальне, — прокомментировал Добромир, ставя сковороду на большую плиту.

— Наверное, ищет туалет, — бодро предположила я, хотя мне порядком надоела подозрительность Вышнева.

Шум за окном привлек внимание, я распахнула окно. Невдалеке на траве стоял Эрвин, видимо как-то выбрался из окна второго этажа. Вышнев не заметил меня и рысью двинулся вокруг дома. Выйдя из кухни, я переместилась в гостиную напротив, её окна выходили на противоположную сторону. Как хорошо, что успела вовремя. Эрвин, как обезьяна, карабкался вверх по стволу раскидистого дерева. Пробалансировал на ветке, он очутился напротив, окна, подёргал раму, окно оказалось закрыто. По карнизу он направился к другому окну, распахнул его и скрылся в доме.

Подождав ещё немного, я уже хотела покинуть свой пост, как Эрвин сиганул из другого окна напротив дерева, прыгнул на ветку и полез выше по стволу. Стараясь не скрипеть, я открыла раму и выглянула наружу. Прыжок Эрвина я засекла, высунувшись почти наполовину из окна. Рискуя сломать себе шею, он прыгнул с ветки на крышу. По звуку я определила, что он покатился вниз, но удержался. Облегчённо выдохнув, вернулась на кухню. Дальнейшие похождения Эрвина я отследить уже не могла.

Вскоре Вышнев, как ни в чём не бывало, спустился со второго этажа, как будто там и пребывал. Ему предстала чудесная картина: мы с Добромиром вели мирную беседу, накрывая на стол. Тяжёлый взгляд, которым он наградил нас, мог испортить аппетит кому угодно, но только не мне. Я поставила на стол графин с водой и пригласила Эрвина к ужину.

Его молчаливое соседство за столом мобилизовало всю мою выдержку. Натянутая обстановка не развеялась и к концу трапезы. Мы ели молча и сосредоточенно. Атмосфера подозрительности не располагала к откровенным беседам, Эрвин с раздражением жевал бутерброд с вяленым мясом.

— Добромир, где сейчас твой Гром? — Мне надоело сосредоточенно изучать свою тарелку, как будто там закопаны сокровища.

— На полигоне нашей команды, вместе с остальными драконами, — откликнулся Добромир, и стало легче дышать.

— А разве ему не надо каждый день летать?

— Ты прав. Ежедневные тренировки необходимы. Пару дней без неба и он дурит, — нахмурился чемпион, вспомнив о драконе. — Там с ним занимаются.

— Твой дракон подпускает к себе других? — мой интерес был совершенно искренний. Я представить не могла, что Гром будет слушаться другого наездника.

— Йохан с ним ладит, и…, — Добромир запнулся, — Иолана тоже. Она может им управлять. Мы ведь одна команда.

— Трудно поверить, что Гром слушается Иолану, — я удивилась.

— Добромир тоже её слушается, — ввернул Эрвин и с издёвкой уставился на Аполлона.

— Я слышал, твой дракон сбежал из Калитки? — пропустив слова Эрвина мимо ушей, обратился Добромир ко мне. — Как он смог?

— Не знаю, что там произошло. Он умный, я в него верила, — у меня потеплело на сердце от воспоминаний о Горыныче, — жаль, что его здесь нет.

— Понимаю тебя. Я давно не садился на Грома, без него тоскливо, — в голосе Добромира не было пафоса, черты его лица смягчились. Слова гонщика были созвучны, я с улыбкой смотрела на чемпиона.

Зря, конечно, забылась. Эрвину не понравился наша приятная беседа. К тому же его, вот ужас, обошли вниманием.

— Зачем ты притащил нас сюда? — Эрвин поставил перед собой невыполнимую задачу, вывести Добромира из себя и узнать правду.

— Я предложил помощь, здесь спокойно, — чемпион был непробиваемо вежлив.

— Может, поменяемся с тобой комнатами? — пошёл в атаку Эрвин.

— Что так?

— Мне нравится гулять по ночам, не беспокоя своим отсутствием окружающих.

Минуту Добромир и Эрвин мерялись взглядами.

— Не могу тебе её уступить, — сказал Добромир и повернулся ко мне, чтобы объяснить, — у меня за окном установлен шест. Я с детства тренировался спускаться по нему на большой скорости. Тренировался терпеть боль. А потом уже с крыши по нему съезжал, с большей высоты. Эрвин, видимо,посчитал шест хитрым ходом с моей стороны. Но это не так.

— Неубедительно, дружище. Мне не нравится, что ты в любую секунду можешь незаметно выскользнуть наружу. Уверен, в доме много и других тайн.

Я отложила вилку, потому что очень хотелось ткнуть ею Эрвина в бок.

— Добромир притащил нас в своё логово. Мы в его власти. Что ты сделаешь, когда он выдвинет условия? — Эрвин разошёлся не на шутку.

— Какие условия?

— Скоро узнаем, — Эрвин зло посмотрел на меня, — ты первая узнаешь. — Твоя глупая доверчивость…

Часы на стене неспешно отстукивали ход, им не было дела до раздражённых собеседников.

— Бесит? — договорила вместо Эрвина, — утро вечера мудренее. Спокойной ночи и сладких снов, спасибо за угощение, — мой ужин закончился. Выпрямив спину, я покинула столовую.

*

Эрвин

Прошелестели шаги Сони наверху, хлопнула дверь, у меня руки зачесались от желания поговорить по мужски с хозяином Овечечки.

— Я не знаю, что ты задумал. Но тебе с нами не справиться, — сказал жёстко, специально выделив слово «с нами», чтобы показать, — Соня на моей стороне.

— Вы дошли до Великой Вершины? — не отводя взгляда, задал Добромир совершенно логичный вопрос. Тем более я об этом только что непрозрачно намекнул. Светозаров не таился и не маскировал интерес словесными вывертами. Да и кого тайна Великой Вершины могла оставить равнодушным?

Мы в который раз мерялись взглядами. Я не торопился с ответом.

— Дошли.

— Как вы спустились?

— Там оказались сани. Съехали на них.

— Так просто? — Добромир нахмурился. — Никто не возвращался с Вершины.

— Это достоверно неизвестно.

— Неужели на Вершине ничего не было?

— Глупые легенды врут, там ничего нет. Все хотят верить в чудо, избавиться от боли. Наберись смелости и вперёд.

— Почему ты спустился нормально, а Соне, как ты сказал, стало плохо? — чемпион не верил мне. Так я тоже ему не доверяю.

— Мне было плохо, просто я быстрей оклемался.

— Для Сони спуск не страшен, Мерин же показал.

— Высотомер — не Великая Вершина. Вершина решает, кому жить, а кому умереть.

— Значит, Соня чуть не умерла? — голос Добромира дрогнул, и мне это не понравилось.

— Мы оба чуть не умерли. Вершина отпустила нас. Если хочешь, можешь прогуляться туда, — я встал из-за стола. Больше всего на свете мне хотелось похоронить эту тему, забыть, выбросить из головы, зажить жизнью, в которой нет места ВВ.

Если бы это было возможно!

Великая Вершина — владетельница сердец и умов, заветная мечта всех верховенцев, включая дряхлых старцев и детей. Они будут взывать к ней, молиться, просить о милости. Никто в здравой памяти и ясном рассудке не забудет о Вершине.

— Я видел тебя на Высотомере, — проговорил Добромир мне в спину, — ты не чувствуешь боли.

Я притормозил и оглянулся.

— Если обратишься за помощью к Соне, чтобы пойти на Вершину, сначала придется убить меня…. Попробуй. Если сможешь.

Соня

На следующее утро Эрвин стучал сковородками, поджидая нас к завтраку. Он не хотел ни в чём уступать Добромиру. Взять под контроль всё, до чего можно дотянуться, быть лучше противника, быть на шаг впереди, предугадать и предусмотреть любое действие неприятеля, — вот цель, которую поставил Эрвин. И теперь он сдержанно и вежливо встречал нас.

Мысленно готовясь к очередной пикировке между парнями, я дала себе слово молчать. Невозможность перемирия между Эрвином и Добромиром была столь очевидна, что я решила прекратить все попытки установления нейтралитета. Добромир с прошедшего вечера тоже, похоже, дал обет молчания. В тишине, нарушаемой только позвякиванием приборов, не проронив ни слова, наше неразговорчивое трио позавтракало. В кои-то веки я испытала облегчение. Хотя бы завтрак прошёл спокойно.

На самом деле меня мало волновали отношения парней, я до сих пор не могла обрести собственное равновесие. Я возвращалась к мыслям о кругляшах, о цветке, о взрыве Высотомера. То, что цветок наделил меня способностью к разрушению пугало намного больше, чем то, что после применения дара, я могла умереть. Увидеть Зарха мне, в действительности, необходимо. Найти деньги, заплатить кругляшам, открыть дверь между мирами. Отличный план озвучил Эрвин в Энобусе.

— Я хочу перевести сюда Грома, — нарушил тишину Добромир, глядя на Эрвина. — Он давно без меня, это плохо.

— Хочешь поехать на полигон? — Эрвин быстро смекнул, что к чему, — я с тобой.

У Добромира была отменная выдержка, он слегка повел бровью, ничуть не изменившись в лице.

— Хорошо, поедем вместе.

— Эрвин, не уезжай, — я отложила трёхзубую вилку.

— Почему? — вопрос прозвучал настолько жёстко, что я нахмурилась.

— Не хочу оставаться одна, — в моих словах не было игры, я не покраснела, глядя ему в глаза. И тут до Эрвина дошло, что он совсем недавно обещал не бросать меня. Он забыл, я напомнила.

— Двигай, как собирался, приятель, у нас дела, – сказал Вышнев, но чёрная кошка уже скользнула между нами.

Просторный гараж, к которому привёл компанию Добромир, удивил меня своей чистотой и неведомой машиной, которой не было в моём мире, но вопросы я решила озвучить после отъезда Добромира.

Сдержанно наблюдая, как Аполлон уселся в подобие капсулы с крыльями стрекозы, завел тихий мотор, поднялся от пола на полметра и, не торопясь, вылетел наружу, я молчала. Транспортное средство, негромко урча, набрало высоту, достаточную, чтобы миновать открытые ворота, потом ещё немного приподнялось над землёй и, набирая скорость, стало резво удаляться.

— Аэромобиль – быстроходная штука, — сказал Эрвин, провожая взглядом Добромира, — похож на экранолёт, но имеет дополнительную мощность. Может довольно высоко подняться над землёй. Видела, как бесшумно рванул.

— В Энобусе я таких не встречала.

Необычный транспорт, так не похожий на привычную машину, восхитил меня.

— Дорогая игрушка по карману только толстосумам.

— Красивый, — я улыбнулась.

— Кто? — посуровел Эрвин.

— Аэромобиль.

Кто о чём, а пьяница о бутылке.

— Зря мы его отпустили, — буркнул Вышнев.

Все когда-то случается впервые. Надо уже к этому привыкнуть.

**

Эрвин

Первые часа три, пока не было хозяина усадьбы, я обошёл всё поместье вдоль и поперёк. Пробежался по периметру каменной ограды, исследовал гараж, выпустил погулять страусов, побродил по саду, примыкающему к усадьбе, заглянул в хозяйственные помещения и даже нашёл ключи от заброшенного сарая, который не замедлил обыскать. Особо тщательно я изучил загоны драконов, рукотворные пещеры из камня и просторный пруд – купальню с постоянно фильтруемой водой.

Минуло несколько часов, а Добромир не появлялся. Соня после обеда заперлась в комнате и не выходила. Поговорить с ней стало невозможно, она приходила в состояние кипения, как только я произносил имя Добромира. Соня наотрез отказалась обсуждать со мной, как она выразилась, ужасы, которые замыслил чемпион. Её слова жалили не хуже диких пчел, гнездо которых я по недомыслию разорил в детстве. Молчаливый спор с Соней беспрерывно крутился в голове, словно других тем в голове не было.

Ожидание затягивалось.

Ближе к вечеру я стукнул в дверь к затворнице.

— Летит.

Соня появилась почти сразу и окинула меня мрачным взглядом.

— Я уже предчувствую зловещие козни Добромира, нет, всего Светозара, всей Верховии, — сказала она патетически, вздёрнув бровь.

— Отчего такое предположение?

— Ты таким тоном сообщил о возвращении чемпиона, что я представила вселенскую катастрофу.

Я проглотил язвительные слова, с трудом удержав ответ. Сейчас сама увидит, в чём дело. Соня умудрялась взбесить меня всего парой фраз.

Встав в тени низкорослых деревьев около пастбища, мы наблюдали приближение дракона.

— Он не один, кого-то ещё волочет.

— Второй дракон без наездника, — сказала Соня, вглядываясь в приближающую пару, — он на веревке летит, сопротивляется.

Второй дракон пестрого желтовато-серого окраса, действительно, летел неровно, следовать за Громом его заставлял трос, прицепленный к ошейнику. Взятый на абордаж полонянин встряхивал головой, дёргался всем телом, пытаясь брыкаться, но мощный Гром неумолимо тащил невольницу (я разглядела самку) за собой. Вскоре они были уже над усадьбой.

Приземлившись на драконье стойбище, Добромир первым делом прицепил трос молодой драконихи к железному крюку посередине площадки. Гром, послушный воле хозяина, ждал своей очереди. Мы с Соней стояли за невысоким забором, огибающим леваду. Управившись с драконами, Добромир подошел к нам.

— Долго ты, однако? — мой вопрос прозвучал настолько едко, что Добромир поморщился.

— Непредвиденная задержка. Это из-за Лары, — Светозаров махнул рукой на новоприбывшую дракониху, — она взбесилась, никого не подпускала. Решил сам ею заняться. С таким прицепом Гром летел медленно. Я, так понимаю, вы сильно беспокоились? — Добромир иронично глянул на меня.

— Не больше, чем ты о драконице.

— В таком случае я за тебя спокоен.

Утренняя побудка была сродни переполоху в гвардейских казармах. Крики Добромира вперемешку с рёвом драконицы беспрепятственно проникли в открытые окна, заставив меня подскочить с кровати. Слушая вопли чемпиона, я оделся за двадцать секунд, силясь угадать причину, из-за которой Добромир растерял хвалёную невозмутимость, и ринулся к леваде.

Крики наездника и свист хлыста перемежались с ревом молодой самки. Быстрее ветра я прибыл на место сражения и стал свидетелем тщетных попыток Добромира усмирить драконицу. Лара рвалась с цепи, рычала, клацала зубами, била хвостом, хрипела, пятилась, до упора натягивая цепь. Ошейник до крови натер ей шею, от боли и страха самка просто обезумела. Шкура её блестела от пота, из ноздрей вырывался дым, о том, чтобы её взнуздать не было и речи. Заметив меня, Добромир, бросил хлыст на землю, отцепил Грома, оседлал его и взвился в небо.

После побега чемпиона я вышел на выгон. О строптивице Ларе я думал весь вечер. Мне показалось, что она, скорее, пуглива, чем своевольна, и весь её буйный нрав — результат панического страха.

Дрессировка превратила обычного ездового дракона в неуправляемого монстра. Так, загнанный в угол хомяк будет сопротивляться даже кошке. Чем они так запугали Лару? Соня поладила даже с дикаркой, не то, что с ездовой, пусть и не объезженной.

Присев невдалеке от драконихи, с трудом стоящей на ногах, я решил понаблюдать. Лара понемногу приходила в себя, бока перестали ходить ходуном, дым из ноздрей утих, только тягучая слюна свисала из пасти. Незаметно подошла Соня и присела рядом со мной. Видно, тоже услышала рёв из левады.

— Смотри, что у меня, — она вытащила из кармана кусочки сахара.

В ответ я достал из куртки приличный ломоть хлеба, припасённый с вечера.

— Тоже хотел подлизаться?

— Скорее подружиться.

Соня внимательно разглядывала Лару.

— Почему у неё шея в крови?

— Дергалась как сумасшедшая, натерла ошейником.

— Странно.

Лара заметила пристальный взгляд Сони, опустила голову и уставилась на неё ярко-желтыми глазами. Две молодые особы словно гипнотизировали друг друга. Минута шла за минутой, время словно замедлило свой бег, стало вязким, как патока. Взгляд драконицы казался осознанным. В тишине, нарушаемой только сиплым дыханием Лары, порхала ускользающая мысль, которую я пытался ухватить за хвост.

— У неё шипы на внутренней стороне ошейника, — сказала Соня, и я вздрогнул. — Надо снять ошейник.

— Она не подпустит, Добромир не смог подойти.

Соня встала и небольшими шажочками двинулась к самке. Я хотел остановить её, но не успел. Крикнуть вслед не рискнул. Вдруг Лара испугается? Вытянув руку с сахаром, Соня медленно приближалась к драконице, не прерывая зрительный контакт. В момент, когда сахар был уже около морды зверя, Соня второй рукой дотянулась до уха бедняжки и почесала жесткую шкуру. Лара схватила сахар, а рука Сони опустилась к ошейнику.

Я видел, как руки девушки скользят вдоль ошейника. Соня искала застёжку.

Действуя на ощупь уже двумя руками, Лара проглотила сахар, Соня не отрывала взгляда от драконихи. Я понимал: таким образом, она сдерживала животное. Руки Сони остановились. Застежка нашлась. Обследовав зажим пальцами, Соня, продолжая ласково смотреть Ларе в глаза, пытаясь на ощупь расстегнуть крепление.

Напряжение возрастало. По лбу девушки уже струился пот, а скоба не поддавалась. Соня даже не могла взглянуть на механизм.

Не откроет.

Ноги сами понесли меня к Ларе. Она же ездовая. Не должна броситься.

Мои руки легли на тонкие пальцы Сони. Она вздрогнула, не заметила, как я приблизился. Испугалась за меня, хотя мы оба сейчас дико рисковали. Зажим под моими руками щелкнул, шипастый ошейник упал на землю. В глазах драконицы сверкнуло облегчение.

— Отходи первый, — чуть слышно сказала Соня, но я не двинулся с места. Драконица была свободна, её спина без двух гребней у основания шеи была совсем рядом. Ошейник с привязанным к ней тросом лежал на земле.

— Она улетит, — проговорил сквозь зубы.

— Ну, и пусть, — ответила Соня. Она до сих пор смотрела в глаза животному. — Бедняжка, они мучали её. Она ненавидит людей.

— Но мы же рядом.

Сердце сжалось в ощущении правильности.

Меня словно толкнули в спину, в один прыжок я взлетел на хребет драконихи и очутился в седловине. Соня отпрянула. Дракониха вздрогнула всем телом, распустила крылья, из ноздрей заструился пар, черный зрачок заполнил всю радужку.

— Покатай его, Лара, — голос Сони нежно погладил животное, — он не причинит вреда. Ты свободна.

Моя храбрая девочка говорила мягко, как в трансе, но я знал: она боится, боится за меня до колик в животе, но продолжает ласково уговаривать драконицу. И Лара, минуту назад готовая сбросить меня со спины, замерла, сделала шаг к Соне. Нос драконицы почти коснулся лица девушки, дыхание животного всколыхнуло её волосы. Лара выпрямилась, взмахнула крыльями, присела на широкие лапы и, подпрыгнув, взлетела.

***

Добромир

Полёт на Громе не отвлек меня от мыслей о Ларе. Давно я так не злился. Непокорная самка показала, что я совсем не ас дрессуры, каким мнил себя раньше. Я не понимал, как всего лишь за месяц моего отсутствия, Лара стала безумна. Ведь ещё недавно я начал её седлать и уже сделал несколько пробных вылетов. Подросшая дракониха радовала меня статью и умом. У Лары была отличная выправка, да и стоила она целое состояние.

А вчера Йохан Барановский, пряча глаза, сказал, что не может сладить с ней. Он попросил меня забрать Лару. Члены команды что-то недоговаривали. Времени на разборки не оставалось, в усадьбе ждал Эрвин с секундомером в руке. Цепляя Лару к Грому, я сквозь зубы бормотал ругательства, злясь на товарищей по команде.

Вот и положись на них.

Воспоминания оборвались внезапно, я мгновенно забыл, о чём думал секунду назад. Невдалеке летела Лара, на которой без седла, без уздечки, без поводьев, без стремян восседал Эрвин. Час назад драконица хрипела, как сумасшедшая, не подпуская меня. А сейчас эта сумасбродка мирно парила в небе с седоком на спине!

Гром спокойно отнёсся к появлению соседки, он и утром странно реагировал на выкрутасы Лары, не выказывая агрессии по отношению к молодой самке.

Издалека я продолжал наблюдать, подлетать близко слишком рискованно. Если Лара взбрыкнет, Эрвин может не удержаться на спине. Мои опасения развеялись, когда Лара начала спуск, следом за ней я направил Грома, мы приземлились в некотором отдалении от неё. Я видел, как ловко Эрвин спрыгнул со спины дебоширки.

— Надо завести её в крытое стойло, из открытой левады она может улететь, — крикнул парню, показывая рукой на сооружение из камня, — там сбоку рычаг опускает решётку.

Загон находился в метрах пятидесяти от них. Хитрец Эрвин вытащил из-за пазухи ломоть хлеба, и, неназойливо подманивая Лару лакомством, повёл драконицу в стойло.

Я видел, как Соня наблюдала за нами, вцепившись руками в деревянную жердь. Не один я сегодня переволновался. Оседлать драконицу, час назад сходившую с ума, не желавшую подчиняться, смертельно опасно.

Безрассудство на грани дурости, похоже, в характере Вышнева. Покрасоваться захотел перед Соней герой. Я подождал, пока Лара зайдёт в каменное стойло, и мы вместе двинулись из загона. Соня хмуро смотрела на нас, я злорадно обрадовался. Сейчас Вышнев получит по первое число, и мне не придётся с ним бодаться.

— Добромир, — Соня протянула мне руку с окровавленным ошейником, — вы совсем озверели так мучить драконицу?

Ошейник полетел мне в руки. Острые шипы с засохшей кровью на внутренней поверхности. Первый раз такой вижу.

— Клятый мерин! А я не мог понять, что с ней…

Кто же так напакостил?

— Ты Лару ещё хлыстом отходил за непослушание, — сказал Эрвин. Куда же без его замечаний.

— Я её не бил! Хлыстом просто щёлкал, чтобы напугать. Я купил Лару для нового члена команды, которого сейчас подыскиваю. Я сам начал её дрессировать, а потом уехал. Кто-то из парней, видимо, с ней занимался, а потом надел ошейник, чтобы усмирить, — я с отвращением всмотрелся в шипастый обруч, — узнаю, кто это сделал, выгоню. У нас в команде никогда такого не было, дракон может запомнить того, кто истязал его, и отомстить. После издевательств может на любого человека кинуться.

— Значит, нам повезло, — скривившись, сказал Эрвин.

— Спасибо, что сняли ошейник.

— Ужасно, так мучить животное, — Соня сердито глядела на меня.

Не верит?

Я терпеть не мог оправдываться. Хотя они правы, я полностью несу ответственность за своих драконов. Ничего, доберусь до полигона и найду гада, который надел пыточный ошейник и третировал молодое животное. Вылетит из команды со свистом, кто бы ни был.

— Я не удивлюсь, если Лара тебя не подпустит, — хмыкнул Эрвин с чувством глубокого удовлетворения. Вышнев до сих пор помнил своё фиаско на страусе, и, наконец-то, взял реванш.

Мой визави отплатил за своё поражение на бегунке. Не в моём характере не признавать заслуг человек, который их достоин.

— Ты молодец, что рискнул оседлать Лару. Я чуть с дракона не свалился, когда тебя увидел, — ответил Эрвину.

Я ценил сильных противников, относился к ним с уважением. Дед говорил мне, без великодушия никогда не стать сильным гонщиком. Надо уметь признавать доблесть противника.

— Я бы хотел продолжить, если ты не возражаешь, — во взгляде Эрвина изумление смешалось с недоверием. Не ожидал добрых слов в свой адрес.

— Тренировка завтра в восемь. Не опаздывай.

Градус отношений в нашей компании несколько снизился. Мы принялись обсуждать драконов. Я увидел улыбку Сони и облегчённо вздохнул. Стена отчуждения и недоверия, стоявшая между мной и Эрвином, дала трещину.

Глава 6. Коварство и дедукция

— Где, Лара? Куда её дели? — орала Иолана, выходя на травяной ковёр загона. Её хлыст жаждал прогуляться по чьей-нибудь шкуре. Иолана Радич была в ярости и желала немедленно выместить злость. Навстречу свирепой наезднице шёл Йохан Барановский, только что закончивший тренировочный полёт. Йохан тоже был не в духе. Резкий спуск, который он совершил минутами раньше, скрутил болью все его мышцы.

— Её забрал Добромир, — морщась, выдохнул товарищ по команде, — я не сказал ему, что ты тренировала Лару.

— Мне плевать.

Йохан зло посмотрел на Иолану,

— В таком случае, я не буду скрывать твоего участия.

— Неужели? — плеть взбешенной дамочки со свистом рассекла воздух и хлестанула об землю.

— Угробила нормальную самку и хочешь отвертеться?

Барановский не стал сдерживать гнев.

— Ты за главного остался, с тебя и спрос, — ядовито ухмыляясь, ответила Иолана.

Йохан, конечно, знал, что от Радич можно ждать любой подлянки. Но когда это затрагивало его лично, он действовал по принципу — «пленных не брать».

— Покинь леваду. Тебе сюда хода нет.

— Что? — Иолана осатанела, имей она возможности огнедышащего дракона, — испепелила бы Барановского на месте.

— Указание Добромира, — добивая бывшую соратницу по команде, усмехнулся Йохан. Он сильно рисковал, говоря эти слова, но давно жаждал это сделать. Иолана целый месяц безумствовала на полигоне, а он, дурак, молчал. И Добромиру боялся сказать. Но теперь, будто гора с плеч свалилась, даже тело перестало ломить.

Конечно, он боялся. Иолана мстительна, лжива, она переступит через любого, кто встанет у неё на пути. И папаша её — верховод Светозара, защитит дочурку. От злости Йохан чуть не заскрипел зубами. Неужели он — покоритель высоты и сейчас струсит?

— Тора забирай и больше не появляйся, — стараясь выровнять дыхание, сказал Йохан.

Иолана вскинула плеть, чтобы хлестнуть Барановского, но он перехватил плетёные из кожи «хвосты» и с силой дёрнул их, вырвав рукоятку из рук наездницы.

— Ты пожалеешь об этом, деревенщина. Тебе даром не пройдет, — зверь, который смотрел глазами Иоланы, мог напугать любого. Но Йохан не дрогнул, — все по горло сыты твоими забавами, — злобно прорычал он, — тебе здесь не место.

Дочь верховода Иолана Радич — знаменитая наездница, изумительная красавица была в ярости. Мало того, что Добромир расстался с нею, так теперь, оказывается, её выгнали из команды!

Неблагодарная сволочь!

Захотел найти замену. Конечно, Радич раскусила его план и сделала всё возможное, чтобы он не осуществился. После месяца истязаний дракониха Лара для гонок стала непригодна. И, конечно, Иолана думала, что ей все сойдёт с рук. Но, сейчас, услышав от Барановского убийственную новость, Радич испытала шок.

Своего зелёного дракона Иолана седлала на грани помешательства. Ей хотелось крушить, ломать, бить, топтать и убивать. В голове молотом стучали слова Барановского. Иолана вывела Тора из крытого загона, вскочила в седло и ринулась вверх. В небе ей всегда было легче. Еë враги за всю ответят. Не думая о последствиях, Иолана направила Тора в сторону Овечечки. Что Добромир там, она не сомневалась ни минуты. Тор, будто чувствуя настроение наездницы, мощно вспарывал воздух крыльями, радуясь приближающемуся сражению. В усадьбе Светозарова он бывал не раз.

Эрвин

— Давай оденем на неё облегченное седло, — сказал Добромир, передавая мне мягкое седельце, крепящееся широкими кожаными ремнями под брюхом дракона, — когда сядешь, не забудь к поясу прикрепить страховку и ноги в стременах держи. И вот ещё. Надень мой шлем. Тут лицо почти закрыто. У нас в небе мало посторонних, но лучше не рисковать. Если произойдёт встреча, в шлеме примут за меня, вопросов не будет.

Слушая в пол-уха наставления Добромира, я остановился недалеко от драконихи, держа на вытянутой ладони куски сахара. Почуяв лакомство, Лара двинулась мне навстречу.

Вот так то!

Добромир присвистнул, я подмигнул ему. Хороший знак. Делая первый шаг к человеку, драконы признают право сильнейшего.

— Как покормишь, седлай, поднимайся в воздух, я за тобой следом. — Добромир ревностно смотрел, как я затягиваю седло, надеваю шлем, ставлю ногу в стремя. Пусть смотрит. Не жалко.

Одним махом взлетел на спину Лары. Добромир удивлённо глянул на меня. Не так давно я кое-как страуса оседлал, а теперь красуюсь, словно лихой наездник.

*

Молодая драконица взлетела. Сверху долина Муравка, зажатая между двумя грядами высоких гор с белой вершиной на горизонте, выглядела сказочно. Заливные луга внизу с пасущимися чёрно-белыми овечками придавали окружающей картине пасторальный вид, который дополняли пушистые облака над головой. Вдали, зацепившись за снежные пики, шапкой висело лохматое белое облако. Погожий денёк радовал ласковым теплом, настроение улучшалось с каждой минутой. Лара, которой я позволил свободно лететь в сторону горы, виднеющейся как на картинке в створе долины, неторопливо взмахивала крыльями. Расслабившись, я не успел сообразить, почему всё мгновенно изменилось.

Драконица испустила протяжный крик, камнем бросилась к земле. Я вскинул голову. Сверху на нас пикировала зелёная громадина: Тор с Иоланой на спине. Лицо Радич было перекошено от злости, от её божественной красоты не осталось следа. Если бы Лара не рухнула вниз, она бы не избежала удара. Интуиция зверя сработала мгновенно, я от неожиданности чуть не вывалился из седла, только благодаря карабину удержавшись на спине ездовой.

Озверевшая Радич не ставила задачу напугать, она хотела уничтожить. Она всё просчитала. Молодая и неопытная Лара слабее Тора, и я не совладаю с юной самкой, потерявшей голову от страха. Но ведь Радич думает, что на спине драконихи Добромир! Мысль об этом обожгла меня кипятком. Как же Иолана ненавидит чемпиона, что хочет его прикончить. И я за него сейчас отдуваюсь!

Злобная гарпия, пришпорив своего монстра, кинулась на нас.

Вот теперь-то до меня дошло, о чём толковала Соня, когда говорила про драконье чутьё. Сейчас никакая команда, отданная драконице, не помогла бы мне. Спастись или погибнуть сейчас решала только Лара. Она хотела жить, её инстинкт был выше воли или желания человека. Исход битвы зависел только от неё. Лара еще молодая, не достигшая зрелости самка, её размер сильно отличался от размера противника, и в этом оказалось преимущество.

Драконица, видя, что Тор кинулся в атаку, бросилась рывком в сторону, коготь Тора только царапнул шлем Добромира. Я пригнулся, ощущая себя беспомощным кулем костей. Лара, судорожно махая крыльями, начала набирать высоту, но Тор догонял её. Я судорожно оглядывался, не в силах что-либо предпринять. Откуда только у самки взялась смелость, она с силой хлестнула хвостом, попав по морде преследователя, который рыкнул от боли и чуть замедлил движение.

Вертикальный взлёт, который сейчас демонстрировала Лара, редко выходил даже у опытных драконов, но драконица круто взбиралась всё выше, чтобы уже от приближающего противника вновь кинуться к земле. Мне на миг показалось, что я участник гонок, о которых мечтал с детства. Правда на кону стояла не победа, а жизнь. Стремительный спуск Лары заставил овец, пасшихся на лугу, с громким блеянием раскатиться в разные стороны. Сверху они смотрелись, как белые и чёрные комки, разлетающиеся с места взрыва.

Бешеное преследование продолжалось. Тор пытается оттеснить Лару в горы, а она рвётся обратно под защиту усадьбы. Измотанная погоней, дракониха вдруг издала такой душераздирающий вопль, что у меня волосы на голове встали дыбом. И тут вдалеке я увидел чёрного дракона, на всех парах мчащегося к зелёному гиганту. Гром налетел на Тора, как смерч, как ураган, как кара с небес. Несколько ударов крыльями, зубастые пасти, яростно грызущие друг друга, и Тор бросился наутёк. Бедняжка Лара, дрожа всем телом, уже неслась к спасительному загону, за ней следовал Гром — могучий и ужасный.

Лара с раздувающимися от гонки боками, плюхнулась на землю

**

К Грому, опустившемуся рядом, стремительно бежал Добромир. Я ещё с высоты увидел, что чемпион мечется по леваде, не зная, что предпринять. Уже на земле до меня дошло, Гром появился в небе без наездника. А это значит, что он вырвался и улетел без Добромира. Дракон всегда слушается хозяина, и, похоже, случаев неповиновения не случалось. Чемпион схватил Грома за узду, притормаживала готовые сорваться с губ ругательства, потащил его на привязь.

Нашей размеренной жизни пришёл конец. События, начавшиеся с появления Добромира около Мерки, предупреждали, нашёптывали на ухо о неприятностях, я не смог ничего изменить. Всё покатилось кувырком, и даже самоуверенный невозмутимый Добромир забегал. В непредвиденные повороты нужно вписываться умело, чтобы не размазало тонким слоем по поверхности. Мой сегодняшний полёт на Ларе был тому подтверждением.

Я смотрел на мрачного озадаченного чемпиона, ругательства так и рвались у меня с языка. Не ожидал, чемпион, что станет жарко? Готовься, всё только начинается. Не так давно ты гордо носил маску спокойствия, а когда Гром всего лишь не подчинился твоей воле, утратил своё хвалёное хладнокровие.

— Добромир, — произнес я, сдерживая крик, — меня только что чуть не убила твоя невеста. Хотя на моём месте должен быть ты!

Ветер дул в спину Иолане и Тору, подгоняя разгоряченных бойцов. Перед глазами наездницы стоял Добромир, прильнувший к Ларе, и даже как-то уменьшившийся в размерах. Лучший гонщик Верховии, бросивший управление словно желторотый новичок. Поведение чемпиона не укладывалось в голове. Иолана не помнила ни одного момента, когда бы Добромир струсил. Все вокруг могли только тихо завидовать его храбрости и умению летать. Он был наездник от Бога.

То, что Добромир укротил Лару, не удивило Иолану. И хотя мстительница чуть не выпрыгивала из седла от злорадства, что задала жару самому чемпиону, она ощущала какой-то хитрый подвох. Масла в котёл сомнений добавил Гром своим неожиданным появлением. Неужели он сорвался с привязи, чтобы спасти хозяина?

Прокручивая бой в памяти снова и снова, Радич чувствовала разрыв шаблона. Почему Добромир не попытался крикнуть ей хоть слово? Почему сразу бросил управление? Хотя надо признаться, в седле он держался стойко. Несколько рваных вертикальных спусков драконихи не измотали чемпиона, Добромир перенёс падения, не дрогнув. Иолана не первый год летала, язык тела ей был понятен. Она до сих пор с содроганием вспоминала свой резкий спуск в эстафете, мучительную острую боль, скрутившую тело. Добромир не шёл из головы.

Сволочь! Как ему это удалось?

Глава 7. Команда Межгорья

Когда речь шла о гонках, Эрвин становился невыносим. Раньше он болел за команду Мирограда, но после инцидента на эстафете, перестал даже глядеть в их сторону. В настоящее время, Эрвин, сидя за обеденным столом, выбирал тех, за кого можно болеть на гонках. Предпочтений особо не было. Светозар и Энобус он исключил сразу, оставались ребята из Дрома или Базиса.

— Команда Ариадны, конечно, неплоха, но там одни девчонки. О! Есть один орёл — Жулайка Козин. Правда, я его не запомнил. Та-ак. — Эрвин задумчиво перебирал карточки с портретами наездников.

— В Дроме тоже никого не знаю. Макарий Чох — никакой, хоть и капитан. Димитр Самойкин толком себя не показал. Этого молодого на альбиносе только натаскивают. Как его зовут, не помнишь?

— Клим Княжич, дракон Принц, — ответила я. Парнишка на белом драконе мне запомнился, да и дракон по кличке Принц у него был редкостный красавец.

— Дракон — супер, — согласился Эрвин, склонившись над столом, — а какие способности у пацана — пока непонятно.

Эрвин продолжал тасовать карточки, когда я озвучила свой взгляд на проблему.

— Зачем тебе болеть за кого-то? Не проще создать свою команду? — спросила я заядлого болельщика, — Команду Межгорья.

— Эм… и кто в ней будет? — Эрвин даже подскочил от неожиданности.

— Ты, я, ну, и ещё двоих подберём.

— В Межгорье подберём? — по-деловому уточнил Эрвин.

— Ага.

— Интересно волки воют. А драконы где? Они, кстати, стоят больших денег, если ты не знаешь.

— Вот драконы как раз есть!

— Правда? — Эрвин смотрел на меня с интересом доктора, пациент которого, получил травму головы.

— Горыныч, Стрела, у Добромира попросим Лару, всё равно она никого не подпустит, и остается всего один дракончик. Это сущая ерунда, — меня так и распирало от непонятно откуда взявшегося энтузиазма.

— Предположим, Лару добрый Добромир отдаст. Предположим, — повторил Эрвин, — но где ты здесь видишь Горыныча, тем более Стрелу? Стрела, вообще, никогда не была нашей драконицей.

— Только два раза спасла мне жизнь.

— Хорошо. А Горыныч? Он смылся, и ездовым служить не будет.

— Горыныч не служил!

— А что, по-твоему, он делал? — Эрвин поднял бровь.

-- Он наш друг и был с нами добровольно, — открыла Вышневу глаза на очевидные вещи. Я была поражена, насколько у меня с ним разные взгляды.

— Твои рассуждения называются просто: летать выше драконов, — Эрвин поражался не меньше.

— Да-да, а в моём мире говорят, витать в облаках, но это не меняет дела. Летать — главное слово в наших планах, — сегодня я была в ударе, — добровольно!

— Ты забыла, чем кончилось это добровольно? — Эрвин выражался довольно мягко, я то знала его характер, — кончилось полной вольницей. Горыныч тю-тю, — Эрвин внимательно взглянул на меня и покачал головой, — У меня такое ощущение, что ты заняла место Ларри. Команда Межгорья! Команда Межгорья! Какая смелая мысль.

— Ларри тоже хотел летать. Ты знаешь об этом? — я направила внимание Эрвина в другом направлении.

— Ларри хотел летать. — Эрвин, будто смакуя, раздельно проговорил по слогам. — Ха-ха-ха. И еще три раза ха. Не-воз-мож-но.

— Невозможно было вернуться с Вершины. Ты вечно всё высмеиваешь, какой гонщик крутой нашёлся.

Я всё же пробила брешь в его критиканской тактике, и он прикусил язык. Последнее время мне это удавалось. Подними руки, дружище, и сдайся на милость победителю, признай, что я права. Молчание Эрвина я расценила, как свою победу.

Хлопнула входная дверь, в кухню, ворвался запыхавшийся Добромир.

— Ребята, у нас проблема. Идёмте в леваду. Какой-то наездник просит посадки.

— Он не может сесть? Почему? — я вскочила, Эрвин поднялся следом.

— Над поместьем защитный купол. Ни один дракон не сядет. Простые меры безопасности, — на ходу объяснял Добромир. — Дракон вроде знакомый. Пойдёмте скорее.

— Тогда выключи систему, чего ты ждёшь? — Эрвин вдруг сильно занервничал.

— Уже убрал, говорю же. Он с первого захода ожёгся, сейчас боится. Я не знаю, кто это. Но точно, не верхотур.

Мы со всех ног бежали к леваде. Из-за деревьев не было видно кружащего на высоте дракона. Как только наша троица выскочила на открытый участок, и я увидела в небе крылатого змея, то завопила так, что у самой заложило уши.

— Горыныч! Горыныч! Мы здесь! — я неслась вперёд, задрав голову вверх и размахивая руками. Что с драконом? Неужели поранился? Эрвин тоже кричал, призывая дракона садится. Теперь и Добромир понял, почему дракон показался знакомым.

*

Горыныч начал плавно снижаться, причём делал это с невероятной для него грацией. Разряд, который он получил от защитной сети, заставил его двигаться медленно и осторожно. На спине дракона, согнувшись в три погибели, виднелся всадник. Горыныч неожиданно мягко ступил на траву и аккуратно сложил крылья. Бежать до дракона оставалось метров сто. Но уже сейчас я видела, как наездник сполз со спины дракона и скрючился на земле в позе эмбриона. Эрвин первый добежал до несчастного, я была второй. Нам впору самим грохнуться рядом с бедолагой. На нас смотрел Ларри, бледный, с синими дрожащими губами и спутанным комом волос на голове.

— Ларри! Как ты… что … совсем плохо? — Эрвина затрясло при виде друга. — Можешь встать?

— Эрвин, — всхлипнул Ларри. Он не мог сдержать чувств, когда друг помог ему подняться, — Соня! — из глаз белого китайца катились слёзы, — вы живы. Я долетел. Вы не представляете. Я смог. У меня получилось.

Я не знала, кого обнимать в первую очередь: Горыныча или Ларри. Я металась от одного к другому, не в силах успокоиться. Ларри плакал, я плакала, Эрвин глубоко дышал, стараясь не присоединиться к нам, Добромир улыбался. Эмоции били через край.

— Как вы нашли нас? — в глазах Эрвина сверкнула настороженность, — никто не знал, где мы.

— Это Горыныч, — приходя в себя, произнёс Ларри. — Он нашёл. Он… он…. Вы же не знаете самого главного! — вскричал юноша.

— Что? — я испуганно пискнула, глядя на парня, вид которого стал полубезумным.

— Он говорит! Он может говорить! — возопил Ларри.

— Кто? — хором воскликнули мы, испугавшись за психическое состояние Ларри.

— Горыныч заговорил. Правда. У меня с головой всё в порядке. Соня! Горыныч — гений! Ты была права, он самый …необыкновенный, — Ларри вновь не смог сдержать слёз.

— Тише, тише, — я гладила Ларри по голове, как маленького ребенка. — Да, что ты стоишь, Эрвин, — обернулась к нему, — успокой Ларри. Видишь, он не в себе.

— Я не вру. Что вы так смотрите? — Ларри кинулся к дракону. Белый китаец задыхался, его била дрожь, губы тряслись, на лбу выступила испарина, — Горыныч! Скажи им, ты же умный. Ты же говоришь! Скажи! Скажи! — в исступлении выкрикивал Ларри.

Дракон наклонил голову, утробно зарокотал, кажется, настраиваясь. Он не мог говорить, его связки не приспособлены для этого. Серебристый маломерка гудел, а мы замерли как в стоп-кадре.

— Р-р-да! — рыкнул Горыныч победно.

По команде «отомри» я икнула, Добромир вздрогнул, а Эрвин зашёлся в кашле.

— Горыныч, еще скажи! — ликуя, орал Ларри. — Ты можешь!

— Р-р-да, — проревел дракон.

Ларри обхватил Горыныча за шею, целуя его. Белый китаец был невыразимо счастлив, будто он сам научил Горыныча говорить.

— Жаль, с нами нет Асанны, — медленно произнес Эрвин, — я бы не отказался от её успокоительного.

— Я тоже, — прошептала, но меня услышали.

— И я, — откликнулся Добромир.

— А мне бы водички, — жалобно произнес Ларри, обернувшись к нам. Услышав его охрипший голос, мы вдруг разразились неконтролируемым хохотом. Кроме белого китайца, конечно, у него просто не было сил смеяться.

Наш сумасшедший смех разом прекратился, когда от входных ворот раздался призывный сигнал. Мы с Эрвином, не сговариваясь, повернулись к Добромиру.

— Кто это? — спросил Эрвин.

Что-то странное творилось сегодня. Мы не успели отойти от шока – появления Ларри с говорящим Горынычем, как на пороге стояли новые гости. Провидение написало сценарий и втёмную распределило роли. Добромир и Эрвин чувствовали что-то подобное, но осмыслить надвигающиеся события были не в силах. Добромир стряхнул нахлынувшее наваждение и прислушался.

— Сигнал моего мобиля. Я его оставил на полигоне, когда забирал Грома.

— Интересно, — Эрвин пристально взглянул на чемпиона.

Добромир вытащил из кармана устройство, похожее на небольшую блокнот, открыл его и уставился в чуть засветившееся изображение страницы.

— Барановский. С ним какая-то девушка. Странно, Йохан не мог приехать без причины. Я ему открою.

**

Второй акт пьесы «Двое из ларца» набирал обороты, сигнал мобиля около ворот звучал, не переставая. Актеры заждались выхода на сцену.

— Стоп, они могут нас увидеть. Думаешь, Барановский не помнит победительницу гонки?

— Давай так, я поговорю с ним и отправлю назад, — предложил Добромир. -- Еще один свидетель не нужен.

Круг людей, которые знали о нашем местонахождении, слишком быстро расширялся.

— Не вздумай финтить, — предупредил Вышнев, — я буду рядом.

Опять снова долодом.

— Вы идите, я останусь с Горынычем. Надо его осмотреть. Горыныч, как же я соскучилась, — обняла дракона, которого не видела целую вечность.

— Я с тобой, Эрвин, — Ларри постарался придать голосу твёрдость, — вдруг помощь нужна.

— Только обопрись на меня, — ответил Вышнев, даже не улыбнувшись.

Зрители рванули в партер — к аллее, ведущей к дому. Всё это время около ворот настойчиво пиликал аэромобиль. Парни скрылись из виду, а я почувствовала сильнейшее желание увидеть, что там происходит. Вдруг что-то интересное пропущу.

— Горыныч, жди, — сказала ему и кинулась вдогонку.

Центральная аллея была с двух сторон обсажена экзотическими деревьями, стволы которых с трудом обхватил бы один человек. Друзья укрылись за деревьями, Эрвин выбрал пост, довольно близко к Добромиру. Я спряталась невдалеке от них, на галерке, но видимость и слышимость была отличная, картина предстала передо мной целиком.

Ворота распахнулись, аэромобиль почти бесшумно влетел в поместье, проплыл по аллее, остановился перед Добромиром и опустился на землю. Крыша чёрной стрекозы открылась. Йохан Барановский неторопливо выкарабкался из чрева дорогого мобиля, следом появилась высокая девушка в фанатской шапке в виде черного дракона. Нелепая шляпа нависала на глаза гостьи, как будто специально не давая разглядеть её лицо.

По напрягшейся спине Добромира, поняла, он с первого же взгляда взъелся на девицу. Все эти прибамбасы, которые цепляли на себя поклонницы чемпиона, сильно раздражали его.

По хмурому лицу Йохана стало понятно, он не ожидал такого враждебного приема. Хотя чему удивляться, без предупреждения в спешке явился в гости, а стол не накрыт. Капитан и Йохан обменялись приветствиями.

— В дом пригласишь путников? — послышался нервный голос Йохана, он прекрасно видел недовольство капитана.

— Поговорим здесь. Я сейчас не могу тебя принять, у меня другие планы, — Добромир ответил сдержанно.

— Знаешь, день, начавшийся паршиво, кажется, закончится в том же духе, — не стал юлить Йохан, — как Лара?

И тут Добромир вызверился.

— Что ты с ней сделал? Где взял этот проклятый ошейник с шипами?

— С шипами? — Йохан слегка попятился, — я не знал про шипы, -- его удивление было искренним, — давай поговорим спокойно.

— Спокойно? Драконицу чуть не угробил, и приехал поговорить.

— Лару тренировала Иолана, — ответил Йохан, не скрывая раздражение.

— Зачем ты ей позволил? — Добромир чуть сбавил обороты, видимо, начал понимать, что произошло.

— Иолана требовала, её не переспоришь. Я не мог запретить… твоей пассии.

— Знаешь, я уверен, ты видел, что она творит.

— Видел. Поэтому попросил тебя забрать Лару. И ещё. Я выгнал Иолану из команды и не пустил на полигон. Извини, но пришлось взять на себя такую ответственность. Ты стал редким гостем. Я приехал предупредить, Иолана жаждет мести. И это серьёзно.

— Хочет поквитаться, — задумчиво проговорил Добромир.

Теперь стало ясно, почему Иолана напала на Эрвина.

— Кстати, со мной Любава, твоя родственница. Она слышала, как Радич грозилась на полигоне. Она подтвердит.

— С чего ты взял, что я не поверю тебе? — капитан взглянул на девушку в фанатской шапке и осёкся, — родственница? — Добромир выпал в осадок от такой новости и не сразу понял, о чем толкует Йохан. Я чуть не расхохоталась, стоя за кустом, так Светозаров воззрился на девушку, но в подступающих сумерках из-за дурацкой шляпы никто не мог рассмотреть её лицо.

Что удивительно, новоявленная родственница, всё это время мирно стояла и слушала перепалку друзей. Девица и дальше бы внимала беседе, но Добромир резко переключился на неё. И правильно. Не хватало нам шпионки в поместье.

— Э… мы знакомы? — спросил Светозаров, развернувшись всем корпусом к девице. Тихая родственница не проявляла братских чувств и уже этим казалась подозрительной.

— Я что-то не припомню тебя, Любава?

— Водички можно с дороги? — раздался приятный голос незнакомки, и я чуть не шлепнулась на пятую точку.

— Эм... у тебя ко мне дело? — Добромирвидел, девушка не хочет говорить при Йохане, но в дом ее приглашать не собирался.

— Отойдем на пару шагов. У меня личное.

Добромир взглянул на Йохана, тот пожал плечами. Барановский не претендовал на семейные тайны Светозаровых, он развернулся и пошёл к мобилю.

— Прошу, — Добромир указал рукой вперёд, и двинулся вдоль по аллее. Отойдя метров на десять, Светозаров обернулся к спутнице. — Что ты хотела? — спросил он довольно невежливо. День свиданий ему не терпелось закончить как можно быстрей.

— Я ищу Эрвина, Соню и Ларри, — ответила незнакомка, и Добромир не справился с лицом. Неожиданный вопрос поверг его в шок, он на секунду потерял самообладание.

— С чего ты взяла, что они здесь? — хрипло спросил хозяин поместья.Вот видишь, ты даже не сказал, что не знаешь о ком речь, — произнесла незнакомка. Мне хотелось высунуться из укрытия и крикнуть, но присутствие Йохана Барановского останавливало.

Меня разбирал смех. Знатно прокололся Добромир. Сейчас он девице нахамит и отправит восвояси. Если нахамит, я буду не против. Недобрый взгляд чемпиона скользнул в сторону, наткнувшись на Эрвина, который из-за дерева подавал знаки. Своей бурной жестикуляцией он показывал, девушку нужно оставить, а Йохана удалить. Весь этот цирк я с удовольствием наблюдала из своего укрытия.

Незнакомка стояла спиной к дереву, она заметила, как Добромир переменился в лице. Ей захотелось оглянуться, но Светозаров успел сфокусировать взгляд на спутнице и, слегка заикаясь, произнёс:

— Э…, Любава, я готов побеседовать с тобой, но Йохану пора домой.

— Не возражаю, — без тени улыбки ответила незнакомка.

Вернувшись к Барановскому, Добромир без церемоний, выпроводил озадаченного товарища обратно. Для этого Светозаров не пожалел своего мобиля, так как больше лететь было не на чем. Черная стрекоза, негромко жужжа, поднялась в воздух и отбыла в направлении города, Добромир с облегчением закрыл ворота.

Когда хозяин поместья обернулся, он увидел душераздирающую сцену. Вторую или третью за этот вечер. Добромир сбился со счета. Незнакомка, Ларри и Эрвин обнимались, я неспешно приближалась к семейной идиллии, и кое-кто опять рыдал.

— Что происходит? — спросил Добромир, глядя на мою понимающую улыбку.

— Привезли успокоительное, — ответила я, глядя на рыдающего Ларри, — и дурацкий смех напал на всю нашу дружную компанию.

— Асанна, — девушка протянула Добромиру руку для приветствия, — сестра Ларри. Родня, но не твоя, — чемпион осторожно пожал протянутую ладонь. Во взгляде Добромира читалось изумление вместе с растерянностью.

— Зачем было маскироваться, тащиться пешком в Овечечку, чтобы все, кому ни лень, прибыли вслед за нами? — спросил он меня.

Я пожала плечами.

Занавес. Второй акт закончился.

Вечером, сидя в огромной гостиной, мы делились впечатлениями. Добромир тактично покинул нас, выйдя прогуляться до пастбища и проверить драконов. Он понимал, что мы только и ждём, когда он оставит нас одних.

Ларри начал рассказ.

Глава 8. Хлебный мякиш

Ларри

Я был неимоверно счастлив, с того самого времени, как мы встретились в избушке.

— Глупая улыбка не сходила с твоего лица, — поддакнула Асанна.

— Сестра, не перебивай. Ты ничего не понимаешь. Мне хотелось обнять всех и каждого, ведь мои друзья вернулись с Великой Вершины. Невероятно! Мысли о Вершине всегда занимали меня. Я любил думать о тайне, которую она таила. Иногда мне казалось, ещё миг, и я разгадаю секрет. Жаль, Вершина ускользала, скрывалась в дымке, завешивалась облаками, как всегда случалось из-за плохой погоды. В следующий выходной я помчался к вам. В заплечной сумке тащил продукты, предвкушая радостную встречу.

Мне не терпелось услышать твой рассказ, Эрвин. Мы ведь так мало поговорили, совсем ничего не успели друг другу сказать. Я чуть не бегом вынесся на поляну из леса, добежал до избушки и распахнул дверь. Улыбка застыла у меня на губах. Домашние коврики в сенях были затоптаны и сбиты, табуретка торчала кверху ногами, пол весь в ошмётках грязи, а дверь в комнату распахнута. Я двинулся вперёд. Комната представляла собой помещение после ночного гулянья пьяной компании, всё разбросано, раскидано, стол залит чем-то липким. Ноги меня не держали, я сделал несколько нетвёрдых шагов и бухнулся на лавку около стола.

Мне необходимо было срочно успокоиться. В таком нервном состоянии я не то, что думать не мог, даже двигаться не мог. На глаза попался комод Асанны, в котором она держала свои снадобья. Почему я так мало ими интересовался? Сейчас самое время махнуть бутылку, другую. Я скинул с плеч котомку, развязал узел и достал увесистый каравай хлеба, разломил его и начал выскребать середину. Через несколько минут я уже мял хлебный мякиш.

Вы же знаете, это занятие всегда помогало сосредоточиться и отрешиться от ненужных мыслей. Хлебный мякиш в моих руках приобретал форму. Сначала одну, потом другую. Из него я лепил бесчисленное количество фигур. Когда-то давно, Асанна посмеялась над моим чудачеством мять хлебный мякиш и обозвала меня этим словом.

— Тебя самого осталось обмакнуть, обвалять и в печь посадить, — подтвердила Асанна, — ты как хлебный мякиш, вечно во всём сомневаешься, мнёшься, боишься, сомневаешься.

— Заметь, сестра, я не спорю, в твоих словах есть правда, но не вся. Хлебный мякиш пробуждает во мне мысли. Фантастические! Говорить об этом вслух, прослыть сумасшедшим, — ответил Ларри и мы дружно переглянулись. Иногда Ларри, действительно, сильно выезжал из действительности.

— Я долго мял хлебный мякиш, правда, без толку. Я был в отчаянии, ничего не шло в голову. Страшное предчувствие перебивало все мысли, и хлебный мякиш не помог.

Я решил возвращаться. Закрыл дверь на щеколду и двинулся к тропинке. Начинался вечер, темнота быстро окутывала окрестности. Не заметив кочки, я споткнулся и чуть не упал, взглянул под ноги и возликовал. Потому что передо мной была драконья куча, и, главное, достаточно свежая. Значит, здесь гулял дракон. Как же я забыл? Горыныч ведь тоже с вами.

Надежда придала мне силы, я заметался по поляне, побежал к ручью, ища следы э… жизнедеятельности дракона. И нашёл их. От волнения я забыл, что еще полчаса назад собирался домой. Если Горыныч здесь, значит, все нормально, Соня и Эрвин вместе с ним, вы ведь всегда вместе.

План действий обрисовался быстро. Я никуда не уйду. Дождусь дракона и всё выясню.

До ночи я бродил по поляне, задирал голову верх, прислушивался к шуму ветра. Мне в голову даже пришла бредовая мысль, влезть на дерево и оттуда осмотреть окрестности. Темнота заставила отказаться от этой затеи и уйти на ночлег. Следующие несколько дней я провел в непрерывном бдении, и всё же залез на дерево, но пункт наблюдения выбрал неудачный, поэтому позже сменил дислокацию.

Прошла неделя, я уже потерял надежду и съел все припасы. И вот на закате дня, сидя на толстой ветке почти на самой верхушке огромного дерева, вдалеке я увидел дракона. По неясному силуэту определил, что это Горыныч. Заметив, где дракон приземлился, я, схватив рюкзак, бросился в чащу. Идти по лесу без тропинки, было сложно. Тем более я так торопился, что несколько раз упал, и оцарапал колено. Путь оказался не близкий, я сильно пожалел, что сломя голову бросился за драконом.

Подступавшая ночь стирала очертания предметов, я выдохся, устал, сбился с дороги. В лесу, как вы знаете, ориентиров нет. Надо было найти сопку и опять влезть на дерево. Наловчившись карабкаться по деревьям, я очередной раз преодолел шершавый ствол и без сил свалился на толстенную ветку. Ещё не успев отдышаться, услышал шум крыльев. Каким-то чудом высунул голову из еловых лап и увидел хвост и крылья удаляющегося дракона, и тут же очертания чешуйчатого растворились в ночи. Риск сломать шею был велик, я терпеливо стал дожидаться утра. Горыныч был где-то рядом, можно не спешить. Всё-таки я правильно выбрал направление.

На рассвете меня разбудил мелкий моросящий дождь. Чертыхаясь, я сполз с дерева, и потрусил в выбранном направлении. Под деревьями было гораздо суше, дождь не проникал сквозь густые кроны. Быстрая ходьба согрела меня, но скоро стало казаться, что я опять сбился с пути, в придачу начал мучить голод. За неделю пребывания в избушке я съел почти весь провиант, а ночью догрыз последние сухари. Живот урчал без остановки, не помогали кисло-сладкие ягоды, которые я горстями закидывал в рот. Я корил себя за глупость, но упорно двигался вперед, сам не зная, чего добиваюсь. Геройской смерти в лесу я точно не желал.

Неожиданно лес расступился, и я вышел на уступ перед скалой, заросшей кустарником. Уступ представлял собой хорошо утоптанную площадку. Пятачок выглядел обжитым. Не здесь ли обосновались беглецы?

Пока оглядывался в поисках вещественных доказательств, из-за кустов, которые скрывали лаз в пещеру. Услышав шум за спиной, я оглянулся и похолодел от страха. На меня смотрел незнакомый дракон, уже наполовину появившийся из кустов. «Дикий», — это мысль отрезвила меня, и я попятился. С невероятной драконьей пластикой зверь направился ко мне, шевеля ноздрями.

Осторожно ступая назад, я прикидывал, когда начать драпать? Прямо сейчас или попытаться дойти до спасительных деревьев? Ноги оскальзывались, земля стала скользкой от дождя, я с трудом удержался, чтобы не сделать резкое движение. Хозяин горы может расценить это, как агрессию с моей стороны. Дракон вдруг громко зарычал, отчего я чуть не рухнул на землю. И тут из-за кустов показалась знакомая морда Горыныча. Я упёрся спиной в ствол дерева, ноги не держали, это спасло меня от падения.

— Горыныч, — я окликнул его, — Горыныч. Спаси!

Услышав мой крик, дикарка глухо заворчала, и отвернулась, всем видом показывая, что я ей неинтересен. Горыныч же приблизился ко мне и, вытянув шею, обнюхал. Как я пожалел, что нечем угостить твоего любимца, Соня. Эта встреча чуть не лишила меня чувств, ведь я так отчаянно искал Горыныча. И нашел. Правда, радость от встречи оказалась короткой. Вас здесь не было.

— Горыныч, где Соня, Эрвин? В избушке погром. Я не знаю, что думать. Где их искать? — я лихорадочно бормотал, глядя на Горыныча, — ты там был? Что случилось? Я не знаю, где они? Что с ними? Горыныч, они живы?

Дракон, выпятив губы, смотрел на меня, у него в голове шел сложный мыслительный процесс, ну, примерно такой, как у меня. Немного пожевав губами, дракон утробно зарычал, не размыкая пасти. От неожиданности я смолк. Я никогда не боялся вашего дракона, но тут струхнул, животное что-то замышляло, я перед ним абсолютно беззащитен. Просчитывая разные варианты, в основном куда бежать, я стоял, как вкопанный под аккомпанемент урчащего дракона. Горыныч низко взрыкнул, разомкнул пасть и выдал отрывистый звук, похожий на скрежет зубов и на членораздельную речь.

— Рррр-да.

Вот что он рявкнул.

Друзья мои, я не ослышался, с трудом удержался на ногах, больно стукнулся спиной о ствол дерева. Я ожидал чего угодно, но только не говорящего дракона. Я был так впечатлен, что с трудом сглотнул вязкую слюну, будто сам только что произнёс своё первое слово. Наше общение вступило в новую фазу.

— Со-о-ня и Эрвин жи-ивы? — спросил я, стараясь говорить громко и протяжно. Не знаю, почему протяжно. Наверное, от волнения.

— Рррр-да, — рыкнул дракон.

Горыныч, действительно, отвечал мне. Я сильнее впечатался в дерево спиной, чтобы не упасть. Помнится, ты, Соня утверждала, что твой дракон уникальный. Я — Ларри Идепиус, полностью подтверждаю и верю в супер способности Горыныча. Он говорит осмысленно. Это невероятно! И сейчас я, именно я стоял у истоков зарождающейся речи дракона. Тогда я думал, что никто не поверит мне, поэтому лихорадочно начал искать варианты беседы.

— Горыныч знаешь, где они? — я четко сформулировал новый вопрос, но дракон не спешил с ответом. Если бы вы со стороны увидели эту сцену, зареклись бы на всю жизнь пить что-либо крепче кваса. Я напряг свои извилины. Вопрос надо ставить таким образом, чтобы Горыныч смог ответить. Пока, что дракон только сосредоточенно пыхтел, глядя на меня. Возможно, он хотел сказать нет, но это была для него невыполнимая задача.

— Горыныч, они живы? — мой вопрос звучал очень просто.

— Рррр-да, — дракон ответил.

— Но ты не знаешь, где они сейчас? — я сформулировал так, чтобы можно сказать да.

— Рррр-да! — рыкнул Горыныч.

Я чуть не умер от радости, аж сердце закололо. Вы не представляете, что я тогда чувствовал.

— А ты бы мог их найти? — я ликовал, задав правильный для понимания вопрос.

Дракон задумчиво поводил глазами, повернул голову к дикарке, она демонстративно отвернулась. Мне показалось, что я стал свидетелем семейной сцены. Но! Сейчас не стоит отвлекаться на дракониху.

— Эрвин и Соня в опасности? — спросил я.

Горыныч вновь перешёл в ждущий режим. Его внутренний локатор что-то просчитывал в уме. Я следил за реакцией дракона. Действительно ли Горыныч знает о судьбе моих друзей, или только догадывается? Пока Горыныч молчал, я вместо него придумал кучу ответов. Но, похоже, Горыныч сомневался, его мозговые импульсы не дали точный ответ.

— Я хочу их найти. Ты можешь мне помочь? — спросил я.

— Рррр-да, — последовал утвердительный ответ.

И вот тут, надо признаться, я обомлел. На что я напросился? Что я сейчас брякнул? Дракон согласился мне помочь, а это значит…., это значит, что прямо сейчас мне придется взобраться к нему на спину, уместиться без седла между костяными гребнями и подняться в небо.

Радостная эйфория схлынула быстрей прибережной морской волны. Я понял, что меня ждёт. Я всегда восхищался и завидовал тем, кто мог летать. У самого же при мысли о высоте начиналась паника. И всё из-за Мерина. Не было бы первого позорного испытания, я бы прожил в счастливом неведении. Мне до сих пор стыдно, как под куполом я бормотал что-то про детские игрушки — мечту всей своей жизни, которые хотел бы мастерить, про Межгорье — лучшее место на свете.

Вы все знаете, что когда Высотомер снизился, я потерял сознание, и даже не помнил, как меня вытащили оттуда. «От избытка чувств», — сказала тогда Асанна, — она была права, я — хлебный мякиш. Высотомер поставил жирный крест на моих мечтах о высоте. Но это была не та песня, которую я хотел бы петь.

Был же второй раз на Мерке. Не передать тот ужас, что я испытал, когда меня потащили в капсулу. Но если бы меня не затолкали туда, я бы никогда не узнал, что могу летать.

У Горыныча были такие добрые глаза, он понимал, что я боюсь. А я понимал, если не решусь лететь, — всему конец. Скажу честно, ног не чувствовал, когда начал, взбираться на спину дракона. Умница Горыныч стоял смирно. Видимо, с таким тревожным седоком ему еще не приходилось летать. Трепеща каждой клеточкой тела, я уселся между гребнями и, мелко стуча зубами, что-то промекал. Мы взлетели.

Глава 9. Правдивая болтушка

Соня

После рассказа Ларри мы несколько минут молчали. Белый китаец искренне, как мог только он один, поведал о своих приключениях. Но!

В бочке мёда была ложка дегтя — мысль о предательстве. Кто-то донес на нас Ильзе Раструб. Подозрение падало на Идепиусов. Только они знали, где мы находимся.

— Асанна, как ты нашла нас? — спросил Эрвин, и его тон стал тем спусковым крючком, который изменил дружескую атмосферу.

— Э… пришлось приложить некоторые усилия. А почему…

— Через день, как вы ушли, нас схватили люди Ильзы Раструб, — ответил Эрвин. Ларри и Асанна переглянулись, — они слишком быстро узнали о нашем появлении.

— Ты думаешь… на нас? — спросила Асанна севшим голосом. Она нашла в себе смелость озвучить мысль, которую никто не решался произнести вслух, — требуются доказательства невиновности? Я правильно поняла?

Наше молчание стало ей ответом.

— Я никому не говорил, клянусь, — Ларри часто, часто заморгал белесыми ресницами, еще немного, и расплачется, — целый день сидел дома.

— Я вышла на работу в управу, — настроение Асанны резко испортилось, — я не знаю…, как доказать, что не доносчица.

— Постой, сестра, твоё средство, — Ларри выглядел таким несчастным, — правдивая болтушка…, ты можешь её сделать, мы выпьем и расскажем правду, — Ларри умоляюще взглянул на сестру. Ты же говорила, что умеешь.

— Э-м… это моё собственное изобретение, у меня нет гарантии, что она сработает как нужно. Я не могу ручаться за чистоту проверки. И побочные реакции возможно есть. Индивидуальная непереносимость.

— Я выпью, пожалуйста, сделай её, мы найдем ингредиенты. Я стану первым… подопытным кроликом, я не боюсь, — Ларри приложил руки к груди.

Мы сомневались. Средство, действительно, могло оказаться ненадёжным. Ларри умоляюще глядел на сестру и ждал её решения. Поединок взглядов прервала Асанна, она встала, подошла к рюкзаку и вытащила небольшую круглую жестяную банку.

— Вот! — с грохотом опустила её на стол. — Действие болтушки кратковременно, для проверки на длительный эффект не рассчитывайте, время надо контролировать.

Ларри протянул руку и открыл жестянку. Мы вытянули шеи. Там лежали небольшие полупрозрачные кубики по виду конфетки.

— Я думал, будет настой, — протянул Ларри, крутя конфетку перед носом.

— Моё ноу-хау, чтобы спокойно съесть и не переживать о своей болтливости, — Асанна невозмутимо смотрела на наши вытянувшиеся лица.

— Сестра, ты супер! — воскликнул Ларри, — я первый.

— Нет. Первым будет Добромир, — сказал Эрвин и выразительно посмотрел на меня.

Что? Я гневно сверкнула глазами, жаль, что молнии из глаз пускать не умею, а то, бы подпалила Вышнева.

— Он не знает о болтушке, — пояснил Эрвин, — для чистоты эксперимента нужно третье лицо.

— У тебя есть вопрос, который подтвердит проверку? — спросила в надежде защитить чемпиона. Между мной и Вышневым заискрило.

— Я задам вопрос чемпиону, — сказала Асанна, оборвав наши гляделки, — в Светозаре я узнала кое-что об их семействе. Если скажет правду, продолжим. Надо придумать, как его накормить.

— Обманом? — я не скрывала отношения к её плану, ложь вызывала стойкое отвращение, — под каким соусом ты ему преподнесёшь?

— С чаем, — ответила Асанна, — если хотите, я первая съем болтушку, прямо сейчас.

Напряжение, возникшее после слов Асанны, нарушил стук в дверь и появившийся на пороге Добромир. Мы как по команде уставились на него.

— Что-то случилось? — чемпион глядел на обращенные к нему наши напряжённые лица.

— Присаживайся, есть разговор, — я встала, взяла с полки пять кружек и поставила на стол, — сейчас чаёк будем пить.

— Соня, — окликнул меня Эрвин, — но я не обратила на него внимания, взяла банку с правдивой болтушкой и разложила кубики перед всеми.

— По одной хватит, — велела эксперт по лжи, — лучше разжевать, — добавила она, — вкус специфический. Добромир, — Асанна ласково обратилась к чемпиону, — это средство для усиления… памяти, тестируем мой рецепт. Примешь участие?

— Э… — он пожал плечами и сел на свободный стул.

Я, ни на кого не глядя, взяла конфету и положила в рот. Сейчас будем правду — матку резать. Злость придавала мне сил, я оказалась первой, кто разжевал конфету. На вкус она оказалась вполне терпимой. За мной как по команде последовали остальные. Я видела лицо Добромира, он понял, что его разводят в тёмную, но вопросов не задавал, тщательно жуя конфету. Асанна встрепенулась.

— Мальчикам можно по две, — она протянула коробочку Добромиру, я зло уставилась на неё.

Чемпион взял еще один кубик, Эрвин, состроив безразличное лицо, ухватил добавку. Только Ларри морщился, давясь правдивой болтушкой.

— Тебе и одной хватит, — сказала сестра брату, критически оценив его потуги.

Мы доели, чайник за нашими спинами закипел и отключился, но никто не торопился заваривать чай. Мы молча поглядывали друг на друга. Я прислушивалась к себе, ничего особенного не чувствую, нигде не болит, в голове пусто, во рту горчит.

— Я заварю, — поднялась Асанна – заговорщица, — подождите немного. Эрвин понимающе ухмыльнулся, а мы продолжили глазеть друг на друга.

Наконец, Асанна поставила заварочный чайничек, Ларри поскреб затылок, а я хмыкнула. Одно притворство.

— Пусть немного заварится, — голосом прилежной хозяйки пропела она.

Мне хотелось показать этим экспериментаторам неприличный знак, аж рука зачесалась.

— Добромир, — обратилась Асанна к чемпиону, — как зовут твою маму?

Проверка началась.

— Селина Светозарова, — без улыбки ответил Добромир.

— А отца?

— Бажен Светозаров.

— Он, кажется, большой человек в вашем городе? — продолжала спрашивать Асанна, ведя светскую беседу.

— Старейшина города, — подтвердил Добромир.

— Он твой родной отец? — как ни в чем не бывало, спросила Асанна.

Вот она — сплетня светозарская, о которой намекала сестрица Идепиус. Подействует болтушка?

— Нет, — нахмурившись, ответил чемпион. Эрвин от волнения даже от спинки стула оторвался. Надо же, как его повело.

— Ты знаешь, кто твой родной отец? — мило улыбаясь, спросила Асанна.

— Да.

— В вашей семье это обсуждается открыто? — Асанна изобразила удивление. Вот же артистка.

— Моя мать думает, я не знаю, что Бажен мне не родной отец, — чемпион встал, придерживаясь рукой за стул, — мне надо выйти, что-то я разговорился, — он побледнел.

*

— Когда Мерин взорвался, почему ты оказался рядом, — спросил Эрвин, глядя на Добромира.

— Следил за тобой, видел, как тебя повязали люди Раструб, и пришёл в зал раньше. Знал, что туда потащат, — чемпион поморщился, сдерживая болезненную гримасу, — извините, я что-то съел в обед, — Добромир, пошатываясь, вышел из комнаты.

— Ты шпионка Ильзы? — гаркнула я в лицо Асанне, мне хотелось её покусать.

— Нет. Никогда не была. Не знаю, кто мог донести.

— Ты нас предал? — резко обернулась к Ларри.

— Не доносил. Ни письменно, ни устно. Я очень боюсь Раструб, у неё такая ужасная фамилия, — пролепетал Ларри, — мне срочно надо в уборную.

— Что ты привязался к Добромиру? — я злобно сверкнула глазами в сторону Эрвина.

— Ненавижу эту высокородную выскочку, — ответил он с презрением, — а ты в него, что, влюбилась?

— Да! — заорала в ответ, готовая вылить чай ему на голову, — втюрилась по самые уши.

— С первого взгляда? — прорычал Эрвин, Асанна вскочила, уронив стул, и бросилась вон из комнаты.

Мы как дикие звери смотрели друг на друга. Болтушка правды сделала нас невменяемыми, хотя мне удалось сохранить небольшой контроль над собой, ведь «втюрилась по уши» был не тот ответ, который рвался с языка.

— Почему ты всегда на его стороне? — ноздри Эрвина раздувались от ярости. Мы остались в комнате одни, и теперь никто не мешал нам выяснять отношения.

— Потому что я верю ему. Он вынес тебя после взрыва, а ты, неблагодарная сволочь, вечно цепляешься к нему.

В комнату ворвался Ларри, вытирая рот платком. Мы с Эрвином одновременно обернулись к нему. Хоть и лишил нас Ларри скандала с битьем посуды, но от сердца отлегло. Вовремя он явился.

— Сестрице надо еще поработать над болтушкой. Меня вырвало. Но она отлично прочищает мозги, я сообразил. Следящий кристалл! Ильза это сделала заранее! Она же гений слежки!— Ларри восторженно взирал на нас, ища поддержки, — очень похоже на это. На кого-то из вас навесили следящий кристалл!

Действительно, озарение. Как же сразу не догадались? Вот она, та самая ускользающая зудящая мысль. Почему так быстро ночью вышли на нас, когда мы притащили Эрвина в лавку Авивии? Мы подумали, что прочёсывают все улицы. А ведь гвардейцы шли по нашему следу.

— Если кристалл был зашит в одежде, тогда, — сказал Эрвин, его слова шли параллельным курсом с моими мыслями, — Ильза не знает, где мы сейчас. В лавке мы переоделись, а вещи я выбросил на пустыре, когда убегал.

— Можно проверить, если вернуться обратно туда, — выдал Ларри, и Эрвин выразительно посмотрел на друга, но от комментария удержался.

— Следящий кристалл вещь дорогая, его давно нашли, а сейчас Ильза ищет меня, — сказал Эрвин.

— И меня, — добавила я.

В гостиную бочком просочилась Асанна, на её влажных волосах блестели капельки воды, следом появился смущенный Добромир. Все ощущали неловкость, стараясь не встречаться взглядами. Обвиняли друг друга, ругались, как сапожники, и только Ларри – светлая голова догадался.

Ладно, Эрвин подозревал Идепиусов, но почему свет клином сошёлся на Добромире? У Вышнева мозги отключались рядом с чемпионом, а Добромир, как назло, своим неизменным спокойствием беспрестанно подливал масла в огонь. А мне за что такое счастье?

— Э, — Добромир замялся, — я тут наговорил лишнего. Это средство для усиления памяти так работает?

— Болтушка правды, — я не могла врать, — изобретение Асанны. Бажен Светозаров, действительно, твой отчим?

— Когда мне было лет семь, одна добрая приятельница матери сказала, что Бажен мне не отец.

— И ты поверил?

— Почему-то не удивился. Хотя у нас всегда с ним были отличные отношения. Но однажды мы сильно повздорили с отцом, я матери сказал, что знаю, отчего он так строг. Матушка расстроилась, плакала. Она так долго убеждала меня в искренней отеческой любви, что я понял, Бажен мне не отец. Больше мы не возвращались к этой теме. Все равно — он родня. Троюродный брат матери и мне дядя, — Добромир помолчал, — я ведь зашёл по делу.

— Садись, Добромир, — сказала Асанна, беря конфету из жестяной коробки, — дело подождёт. Наливайте чай, — скомандовала нам, — хочу рассказать, как сюда попала, раз уж мы делимся тайнами.

Глава 10. Многоликая Асанна

Асанна

Друзья мои, если я задену чьи-то чувства, не обижайтесь. Сейчас я могу говорить только правду и ничего кроме правды.

В Межгорье меня затянули дела в управе, и я спохватилась только через несколько дней, когда поняла, что Ларри давно нет дома. Сначала я совершенно спокойно восприняла его уход к вам, знала, что братец наслаждается общением и, наконец, отойдёт от своего мыслительного процесса.

Последнее время от него совсем не было толку. Его рассеянность приняла угрожающие размеры, количество поделок уменьшилось пропорционально масштабам мозгового штурма. На какую вершину нацелился Ларри, для меня не было тайной, и это сильно выводило из себя.

Когда брат входит в транс, с ним бесполезно общаться. Он становится забывчивым, невнимательным, проще говоря, тупым. Идея, которая овладевала им, полностью воцарялась в его голове.

Перед тем, как уйти в избушку на горе, Ларри ходил в мятой одежде, без конца что-нибудь грыз, отвечал невпопад, смотрел в пространство затуманенным взором, в общем, гений решал задачу с множеством неизвестных и был на пути к разгадке.

Знаете, я даже обрадовалась, что Ларри не появляется. Я надеялась, что рядом с вами брат вернётся в обычное состояние. Но потом встревожилась, ведь мой неуёмный братец не мог сидеть на одном месте больше двух часов.

Быстро собравшись, вскоре я уже стояла в пустой лесной избушке. Мрачные мысли перебивались злостью на брата. Хлебный мякиш куда-то свалил, не оставив даже намёка на то, что тут произошло. Для меня неожиданное исчезновение вашей троицы оказалось странным и пугающим. Без сомнения, что-то стряслось. Зная характер брата, я не сомневалась, ему нужна помощь. Так было с самого детства. Я всегда опекала братца, хотя была старше его всего на полчаса.

Хорошенько все обдумав, отпросившись в управе на неделю, я села в экранолёт до Энобуса и к вечеру была в столице. Идти по знакомым адресам не торопилась, действовать надо было осторожно. Не найдя никого в пустой избушке, я понимала, тем, кто вернулся с Вершины, и, заодно, моему безалаберному братишке, в нашем мире будет не просто.

Взяв комнату в третьесортной гостинице, я вышла прогуляться. Первый порыв, кинуться в дом к Авивии подавила. Я не раз привозила поделки для сувенирной лавки Вальц (Вышневы скрывались под фамилией бабушки) и хорошо знала её мужа. С Дурмитором я могла безболезненно говорить только о погоде, или, в крайнем случае, о кулинарии. А сейчас светиться перед так называемым отчимом Эрвина не стоило. Сильно он пугливый мужичок – лично моё мнение.

Лавочка Авивии в вечернее время не работала, и я, продефилировав мимо, решила наведаться туда на следующий день под видом туристки. На всякий случай тщательно продумала предстоящую встречу. Одежду выбрала неброскую, на спину повесила рюкзачок и отправилась на осмотр городских достопримечательностей.

Погуляв по городу пару часов, поглазев на главную площадь, я побрела по сувенирным ларькам, прилепившимся в самых туристических местах. Я издалека заметила, что лавка Авивии открыта, и не спеша двинулась к ней. Внутри магазинчика оказалась пожилая пара, рассматривающая ложечки с вензелем Энобуса. Меня заинтересовали плетеные браслетики, я перебирала их, ожидая, когда муж с женой покинут магазинчик. После их ухода Авивия подошла ко мне.

— Могу чем-то помочь? — спросила она будничным тоном, мы переглянулись. Не успев сказать друг другу и пары слов, мы увидели группу детей лет десяти, которые с разговорами и смешками ввалилсь в лавку. Я мельком окинула их взглядом. Вроде ничего подозрительного, но осмотрительность не помешает. Напустив на себя задумчивый вид, обратилась за советом к хозяйке магазина.

— Я брала одну вещицу, только не помню, в каком месте купила, — сказала как бы между прочим, скользя глазами по полкам, и шёпотом добавила, — где Эрвин?

— А… а что вы там покупали? — спросила Авивия, будто не слыша последнего вопроса.

— М-да, — дело принимало серьёзный оборот, раз Авивия решила не отступать от образа продавца.

— Не фанатскую символику? Вы ведь, наверное, фанатка Добромира Светозарова?— Авивия утвердительно кивнула головой.

— Девушки почти все его фанаты, — я расплылась в улыбке как и многие девчонки при упоминании его имени, а после сделала круглые глаза. При чём здесь Добромир?

— Хочу вас огорчить. После игр у нас не осталось ничего, — развела руками Авивия, — атрибутику можно найти только в Светозаре.

— В Светозаре? — я желала уточнить, что не ослышалась.

— Да-да. Где Добромир живет. Там ищите, если очень надо, — Авивия не рискнула сказать ничего более внятного, и я не стала продолжать.

Хозяйка развела руками и отошла к школярам, которые активно рылись в закромах магазинчика.

Не прощаясь, я выскользнула из лавки, купив напоследок браслетик. Авивия указала путь, этого достаточно. Но почему у Добромира? Что это означает? Я ломала голову, пока покупала билет до Светозара. Ехать предстояло всю ночь, но даже в экранолёте, сидя в удобном кресле, я не смогла заснуть. Пока картина в голове не складывалась, долгожданный сон не приходил.

Бодренько скоротав ночь, я хоть временами позёвывала, на самочувствие не жаловалась и сообразительности не теряла. Запас средств имелся, выпила пару-тройку глотков своего тонизирующего средства и вперёд.

В Светозар я приехала первый раз, поэтому осматривалась и никуда не спешила, разглядывала обстановочку, определяясь на местности. Сама того не ведая, Авивия подсказала мне роль фанатки, и мне понравилась эта идея. Теперь я собиралась её осуществить, прикупив фанатский костюмчик.

Навстречу мне попалась стайка девушек, щебетавших на все лады. На одной из них был головной убор в виде черного дракона. «Глупее не придумаешь», — с этой мыслью я направилась на поиски.

Широкая улица вела к главной площади. Я не боялась заблудиться, двигалась в потоке людей, которые как муравьи, торопились по своим делам. В будний день праздно шатающихся было немного, и меня то и дело обгоняли шустрые пешеходы.

Взгляд выхватывал интересующие детали: магазины, закусочные, гостиницы, где можно переночевать. На одной из улиц вереницей друг за другом стояли красивые трёхэтажные дома за железными оградами, и наконец, показалась большая площадь с круглым фонтаном посередине. Пройдя ещё метров пятьдесят, я увидела сувенирный магазинчик. Внутри было трудно дышать из-за терпких благовоний, наполнявших помещение. У меня уже через три минуты заболела голова.

Я не люблю тяжелых запахов, поэтому быстро определилась: купила головной убор в виде чёрного дракона, хвост которого болтался ниже лопаток, браслет – наручник с цепочкой, составленных из железных буковок с именем кумира и широкий пояс красный с золотом под чешую дракона со всякими прибамбасами. Нацепив фанатское добро, вышла из магазина.

Куда следовать дальше, я не знала, поэтому решила полюбоваться фонтаном. Обойдя вокруг журчащего каскада, заметила девушку, одиноко прохлаждающуюся на скамейке, одетую не менее броско, чем я сама.

Напустив на себя заинтересованный вид, я плюхнулась рядом с ней и тут же завязала разговор. Фанат фаната чует издалека, и буквально через пару фраз мы болтали как старые приятельницы. Лина, так звали соратницу по фан-клубу, совершенно точно уловила, что меня интересует, и разговор о нашем общем кумире потёк в нужном направлении.

— Знаешь, что самое приятное, — самодовольно сказала Лина,— и я навострила уши, — Добромир дал полный отлуп своей фифе.

— Правда? — пришлось изобразить ликование, хотя в тот момент я плохо представляла, о ком речь. — Что случилось?

— Неизвестно. После проигрыша на последних гонках они поссорились. Говорят, он даже хочет её выгнать из команды.

— Так она вроде отличная наездница, — я, наконец, сообразила, кто эта фифа.

— В том-то и дело, — сияя плотоядной улыбкой, проговорила Лина, — наш Добромирчик свободе-ен, — пропела она, — абсолютна-а.

И тут на меня снизошло озарение. Свободен! Хвала Богам. Он же кумир всех фанаток. От такого известия мне надо было вскочить и прыгать не менее пяти минут и желательно выше фонтана. Увы, у меня не было такого темперамента, и я ограничилась вопросом.

— Как бы познакомиться с Добромиром поближе?

— Никак, — кисло ответила Лина-малина.

— Хоть одним глазком, а? — я надавила на подружку и захлопала ресницами. Кстати, в целях конспирации я представилась Любавой.

Новая приятельница объяснила, что в городе чемпион появляется редко. Здесь живут только его родители, а Добромир поселился в Овечечке. Эта новость показалась мне интересной. Если Добромир далеко от Светозара, значит, там легко укрыться Эрвину с Соней.

Дальше я выяснила, что усадьба Овечечка находится в долине Муравка, где пастухи овец гоняют, что довольно далеко отсюда, и как туда добраться, неизвестно. Хорошо, что из Лины не надо было тянуть информацию, и она вспомнила про полигон, где тренируется команда Светозара, хотя туда тоже не подобраться, только издалека поглазеть, так как все огорожено. После сведений, почерпнутых от Лины, появилась хоть какая-то ясность, но ситуация с Овечечкой всё усложнила.

— Зачем я только такую даль ехала? Это вообще неинтересно, — я огорченно нахмурилась, глядя на новоиспечённую подружку.

Лина всполошилась и придумала, как меня ободрить. Она решила показать мне дом Светозаровых.

— А ещё можем к дому Радич сходить, — обрадовала меня Лина, — если повезёт, увидим её злобную рожу.

Узнать, где находится дом Светозаровых, я собиралась в любом случае, а вот местоположение особняка Иоланы Радич было приятным бонусом в разведывательной операции. Дополнительная информация всегда пригодится.

Когда мы чинно проходили мимо особняка Добромира Светозарова, я завязала светскую беседу о родителях чемпиона. И совершенно не раскаиваюсь. Я пыталась придумать, как попасть в Овечечку, а для этого все средства хороши.

От словоохотливой Лины я узнала, что Бажен Светозаров в совете города, а Селина Светозарова покровительствует детским больницам. Меня очень удивил тот факт, что отец Добромира не из верхотуров, а ведь его сын чемпион Верховии. Лина просветила меня, что по слухам Бажен Светозаров не отец Добромира.

— Они совершенно не похожи. Бажен невысокий, упитанный и лысый, а Добромир…, — тут Лина запела дифирамбы своему кумиру, и пришлось её прервать.

— Может Светозаров в мать?

— Скорее в деда. Вот тот был видный старикан. Совет города возглавлял. Его жители уважали. Он последнее время в Муравке жил в родовом поместье. И, кстати, дед тоже не из верхотуров. Вот и вопрос. В кого наш Добромирчик?

Пока мы сплетничали, фланируя по тротуару в тени деревьев, обошли почти весь район богатеев. Когда подошли к ажурной кованой ограде, за которой виднелся дом Иоланы, в калитку позвонила женщина с корзинкой, в которой сидела пара живых уток.

— Заедает трагедию, красавица, — ехидно прокомментировала Лина.

— Сегодня у вас базарный день? — мне в голову пришла отличная идея, — а базар далеко?

Я уговорила Лину сходить на базар. Она сопротивлялась, говоря, что не желает нюхать навоз, но упоминание о пастухах из Муравки, которые там могли торговать, изменило настрой моей подружки.

Вскоре мы уже стояли на базаре, до него пришлось топать несколько кварталов пешком. Торговля на базаре кипела во всю, когда мы нашли ряды с живым товаром. Живности было много: кролики, куры, утки в клетках и просто в коробах со связанными лапами и крыльями. В более просторных загонах располагались голенастые бегуны, овцы, козы, коровы и лошади. Шустрая Лина быстро нашла среди продавцов пастуха из Муравки.

Она бодро обратилась к мужику с грубым обветренным лицом с вопросом о долине. Мужик сразу насторожился, зыркнул на драконью шляпу на моей голове и скривился.

— В Муравку попасть хотим. Захватите? — деловым тоном спросила Лина. Строить глазки пастуху она не собиралась и зря.

— В поместье Светозаровых, что ль? — хмыкнул продавец.

— Ну, не к тебе же? — Лина свысока взглянула на непонятливого мужика.

— Дак, не возьму я вас, — сплюнув на землю, сказал хозяин овец.

Пришлось мне вступать в переговоры, потому что Лина пыхтела, как закипающий чайник. Я посулила мужику некоторую сумму. Лучше бы я этого не делала, потому что от моего щедрого предложения пастуха прямо перекосило, он гнусно ухмыльнулся.

— Мне, барышни, как раз велено таких свистулек, как вы, туда не возить, — он полоснул рукой по горлу, — вот вы где у Добромира.

Честно сказать, в тот момент я Добромира помянула недобрым словом. Гордец высокомерный! Надо же, свистулек приказал в Муравку не возить!

— Да, как ты смеешь, деревенщина! — взвилась Лина. Я мягко, но твердо придержала подружку за рукав. Переговорщица из неё была скверная.

— Любовь народа надо ценить, — произнесла я таким высокопарным тоном, что у мужика брови на лоб полезли, — а то быстро её лишишься. Добромир последнюю гонку проиграл. И эстафету. Иолану из команды выгоняет, а заменить некем. Нам в Овечечку по делу. Я — гонщица. Хотела предложить свою кандидатуру, — я гордо вздёрнула нос. — Мы не собираемся визжать и бросаться на шею Светозарову.

Лина подобострастно поддакнула, а мужик ещё раз пристально окинул наш фанатский прикид. Думаю, моя шляпа в тот момент сыграла роковую роль.

— Если по приглашению, пусть Добромир вас и забирает, — ответила эта наглая харя. — Я не повезу. Меня потом со стойбища выгонят, ради чего? Ради ваших побасенок? — мужик сплюнул. — Ты, что ль мою семью кормить будешь? — озлобился он, ткнув заскорузлым пальцем в меня.

Я не ожидала такого напора, и, честно сказать, опешила. Лина подхватила меня и потащила прочь от грубияна.

— Пойдем отсюда, у него фамилия Баранов, все настроение испортил, гад, — уже отойдя на безопасное расстояние от торговца, она обернулась и крикнула ему напоследок, — Бе-е-е! — и мы бросились бежать.

*

Лина еще долго возмущалась и фыркала, костеря пастуха на все лады, я же забыла думать о неудачной попытке. Мне нужен был другой план, чтобы попасть в Муравку.

— Лина, давай махнем на полигон, вдруг Добромир сейчас там? — я перебила пыхтение подруги.

— Ну, ты настырная. Опять скажешь, что гонщица?

— Э… по ситуации. Тут главное уверенность в себе, — я подмигнула подруге. На базаре преображение в крутую гонщицу мне удалось, мужик на минутку рот разинул, хотя проводил без оваций.

Овации ждали нас через час на драконьем полигоне. Рукоплескать, правда, пришлось мне с Линой, так как мы стали свидетельницами незабываемой сцены с участием Иоланы Радич. Итак, по порядку. Когда мы подошли к полю, около въездных ворот бушевал смерч, эпицентром которого была Иолана Радич.

— Мужлан, деревенщина, хам, — орала она, как бешенная, кидая из своего мобиля в гонщика (это был Йохан Барановский) всё, что попадалось под руку, — сиволап, чтобы тебе в драконье дерьмо провалиться.

Захватывающее действо! Мы с Линой навострили уши.

— Пришли кого-нибудь за своими вещами, тебя не пущу, — Йохан пытался говорить спокойно. Наше присутствие, явно, сдерживало его. Гонщик покрылся красными пятнами от еле сдерживаемой злости. Эту истеричку следовало схватить за шиворот и затолкать в собственный аэромобиль. Я представила, как Радич будет орать и кусаться, и поняла, Йохан не посмеет её и пальцем тронуть, ведь завтра весь Светозар будет обсуждать новость о его рукоприкладстве. Причём окажется, что невинная девушка пострадала от рук Барановского.

— Йохан сильно рискует, — зашептала мне на ухо Лина, — выгоняя Радич. У неё папаша верховод Светозара. Большая шишка.

А Радич совсем слетела с горы. Мы видели, как гонщик побледнел, и по-настоящему испугался.

— Я тебя засужу, нищеброд! Готовься, — зашипела бешеная фурия. А я неожиданно хихикнула, вспомнив, как Лина не более пары часов назад вещала о том, что если повезёт, мы увидим злобную рожу Иоланы.

Повезло!

— Что вылупились, дебилки, — Иолана повернулась в нашу сторону, — не всё фанатское дерьмо ещё на себя нацепили? Может вас научить хорошим манерам!

Лина со страху пискнула и юркнула мне за спину, но меня Иолана прям зажгла. Я себя бомбой почувствовала. Взорвусь, думаю, сейчас, если не отвечу.

— Мы свидетели, — я гордо вскинула голову в дурацкой шапке, — это ты напала на человека. И грозишься его убить.

— Кто тебя будет слушать, мелкая дрянь? — взвилась Иолана.

Надо сказать, «мелкая дрянь» в её исполнении меня взбесила до небес.

— Психопатка высокородная, — припечатала стерву, — мне известно, кто главный в городе. Я близкая родственница Светозаровых. Нам твой папаша не указ!

Иолана Радич, круто развернувшись на каблуках, запрыгнула в аэромобиль, с грохотом захлопнула крышу над головой. Мотор взревел на пределе возможности, чуть не захлебнувшись в бешеном рыке. Мобиль взял вверх, подняв тучу пыли на дороге и стремительно удалился в серых клубах, унося ядовитую злыдню.

— Ой, ну, ты — молодец, — прошептала срывающим голосом Лина, — я думала, она нас разорвет.

Облегчённо вздыхая, Лина повернулась, таща меня прочь с полигона, но окрик гонщика нас остановил. К намспешил Йохан Барановский, минуту назад готовившийся сцепиться с Иоланой. Нездоровый румянец до сих пор не сошёл с его лица, он с трудом переводил дух.

— Э…, девушки, приветствую вас.

— Привет, Йохан, — Лина улыбнулась гонщику, толкнув меня локтём в бок. Я поняла её намёк и без локтя. Парень хоть и проигрывал Добромиру по части привлекательности, но был правой рукой чемпиона и заслуживал внимания. Мы познакомились, назвав имена.

— Ты действительно родственница Добромира? — Йохан обратился ко мне.

Третья роль за сегодня, роль родственницы Светозаровых далась мне без труда. Я самозабвенно врала, Лина, уже успевшая втянуться в образ сообразительной компаньонки, согласно кивала головой. Она была готова подтвердить каждое моё слово. Лина уже и сама верила, что в детстве мы лепили куличики в одной песочнице. На лице Йохана появилось облегчение.

— Как вы вовремя здесь оказались, — Йохан попытался улыбнуться. — У меня к вам предложение. Не хотите поехать со мной в Муравку? Мне срочно надо встретиться с Добромиром. Он как раз оставил свой мобиль. Я был бы вам, — гонщик замялся, — признателен, если бы вы рассказали, что сейчас видели.

Пока Йохан говорил, глаза Лины становились всё круглее. Только во сне ей могло привидеться такое счастье. Поехать в гости к Добромиру на его шикарном аэромобиле. Предел мечтаний! Я посмотрела на раскрасневшееся лицо девушки и взяла её за руку.

— Линочка, — сказала доверительно, — твои родители будут беспокоиться, если ты к вечеру не вернёшься. А ведь нам надо выезжать прямо сейчас? — я взглянула на Йохана, он мгновенно уловил мой намёк. Похоже, ему не хотелось тащить в Овечечку двух фанаток, а сейчас вопрос, решался сам собой.

— Что ты несёшь? — праведное возмущение Лины взлетело выше Великой Вершины, она вырвала у меня свою руку, — меня приглашают к самому Добромиру. Неужели я откажусь?

— Извините, забыл предупредить. В мобиле только одно пассажирское место, — милый Йохан развёл руками, и я сердечно ему улыбнулась. Небеса мою подругу не услышали.

— Поеду я, — выпалила Лина, густой румянец расцвёл на щёках девушки.

— Все же Любава родственница, — сказал Йохан.

— Какая родственница! — прорычала Лина.

— Дальняя, — нежности в моём голосе хватило бы на целый полк разъярённых фанаток.

— Да, сколько можно врать-то! — воскликнула Лина, она собиралась драться за место в аэромобиле Светозарова.

— Мне что, назвать имя троюродной сестры моей двоюродной бабушки и перечислить родословную до седьмого колена? Чтобы ты поверила, что мы родня?

От моих речей новообретённая подруга слегка растеряла воинственный пыл. Она не могла так складно фантазировать, поэтому только сверкала глазами и кусала губы.

— Линочка, — давайте встретимся завтра и всё решим. — Йохан расплылся в улыбке, а Лина застыла от неожиданности. Улыбка совершенно изменила невыразительное лицо гонщика. — Я обещаю обязательно познакомить вас с капитаном нашей команды. И ещё, мы обеспечим вам лучшие места на домашних гонках, а может и не только на них.

— Приятно беседовать с умным человеком, — мой комплимент был принят Йоханом с благодарностью. Я ни капли не покривила душой.

Вот так я очутилась в Овечечке.

Глава 11. Огонь войны

Соня

Утро началось как всегда с препирательств. После правдивой болтушки я чувствовала себя неважно, с тяжёлой головой встала с кровати, умылась и пришлёпала на кухню. Надо сказать, я не опоздала. Все, кроме хозяина усадьбы, сидели за столом в расслабленных позах и завтракали.

— Вопрос был так себе, — продолжая беседу, промычал Эрвин, жуя бутерброд.

— Добромир об этом никому не говорил. Это очень личное, — ответила Асанна.

Я уже села и потянулась к заварочному чайнику. Сколько можно! Мы ведь вчера всё выяснили.

— Хватит катить бочку на Добромира, я ему доверяю, — припечатала я всю честную компанию. После моих слов Эрвин подавился, покраснел и закашлялся, — на твоём месте, Эрвин, я бы думала о команде Межгорья, — и треснула его по спине так, что он мгновенно замолк, — нас уже четверо, плюс два дракона.

Отдышавшись, Эрвин принялся жевать с утроенной силой, его аппетит редко, кто мог испортить.

— Поздравляю с очередной безумной идеей, — хмыкнул он, но я заметила, как подобрело его лицо. Тема о команде Межгорья грела ему душу.

— А что, я бы мог, — подал голос Ларри, и тут, не удержавшись, прыснула Асанна, а вслед за ней хохотнул Эрвин. Мне их смех показался несколько наигранным. Я всегда была на стороне Ларри и поддерживала его. Белый китаец при всей наивности частенько зрил в корень.

В комнату заглянул Добромир, он замялся на пороге, пережидая веселье двух друзей, а потом обратился ко мне.

— Соня, Горыныч не привязан, я вчера из-за него не активировал защитный купол.

Мои сотрапезники перестали жевать, обратив внимание на чемпиона.

— Горыныч — вольный дракон. Он не привык к цепи, — ответила. не раздумывая.

— Защитный купол — необходимость. Простые меры безопасности, чтобы чужие не проникли сюда с воздуха, — Добромир хотел как-то оправдаться в моих глазах, — незваный гость хуже дикого дракона.

— У тебя есть враги? — я спросила и тут же вспомнила ядовитую особу, про которую не далее как вчера вечером поведала Асанна.

— Э…, — замялся Добромир, — ну…

— У него есть враги, — вклинился в разговор Эрвин, — Тор, которого направляла Иолана, нас чуть не разорвал, а я был в шлеме Добромира.

Светозаров нахмурился.

— Если Иолана решила мстить, она не отступит, — подтвердил чемпион, — Соня, привяжи сегодня вечером Горыныча, завтра подумаем, что можно сделать.

Солнце в небе меж легких облачков настроило нас на мирный лад. Вчерашний сумасшедший день в компании с правдивой болтушкой остался в прошлом, и после завтрака мы в расширенном составе двинулась на драконье пастбище. Здесь находилось уже целых три дракона, и многим не терпелось их оседлать.

— Почему твой дракон не купирован? — спросил Добромир меня, когда мы шагали к леваде, — странно для ездового. Только у дикарей полный гребень.

— Во-первых, — откликнулся Эрвин, идущий рядом, — это мой дракон. Соне я только разрешил немного покататься.

— Правда? — Добромир удивленно глянул на меня, я скорчила рожицу, означавшую, что мне очень хочется послать кое-кого подальше.

— По закону Горыныч — мой дракон, — сказала Асанна, — я его клеймила, он записан на моё имя, — Добромир от неожиданности присвистнул.

— Я последний на нём прилетел, он мой! — подхватил перепалку Ларри.

— Не слишком ли много владетелей Горыныча! ― моё восклицание вышло на редкость театральным.

— И как нам решить этот вопрос? — подыграл мне Ларри.

— Давайте у него спросим? — заговорщицки предложила я, и тут все вспомнили о новом таланте Горыныча. Наша команда с воодушевлением двинулась к дракону, который прохлаждался в тенёчке под небольшой купой деревьев.

Ларри сорвался на бег, за ним бросились остальные, даже Добромир не удержался от порыва, и первым, домчался до Горыныча.

— Я первый! — крикнул хозяин усадьбы, ещё не отдышавшись от бега. — Горыныч — мой! Мы, запыхавшиеся и весёлые, принеслись следом. Даже Эрвин был в прекрасном расположении духа.

— Спокойно! — призвала Асанна, — Горыныч сам правду скажет, — веселье стало на порядок выше, оно сегодня побило все рекорды. Мы расслабились после вечерних посиделок с болтушкой, чувствовали необыкновенный подъём, который нам обеспечила утренняя пробежка по пастбищу.

— Имейте в виду, главное, правильно поставить вопрос, — предупредил Ларри, — Горыныч говорит только одно слово, — замечание белого китайца заставило задуматься наши буйные головы. А сам Ларри уже потирал руки в предвкушении своего триумфа.

— Давай, Ларри, начинай, — подначила Асанна. Хотя могла этого не делать. Брат и так чувствовал себя героем, ведь он был первым, с кем заговорил дракон.

— Горыныч, — обратился парень, встав напротив зверя, — будешь со мной летать?

Все замерли в предвкушении ответа. Мой серебристый красавец поднялся на ноги, расправил крылья, потянулся и утробно зарычал. Мы уже знали, Горыныч настраивается. Сразу ответить, если так можно выразиться, он не мог. Ожидание длилось недолго, и Горыныч, взглянув на нас, томившихся в ожидании, рявкнул свое знаменитое.

— Р-р-да!

Мы не поскупились на бурные аплодисменты.

— Теперь я, — вперед выступила Асанна. — Покатаешь меня, дракоша?

Все замерли. Горыныч растянул пасть в подобие улыбки, у него была такая особенность, зарычал и выдал.

— Р-р-да!

— Я люблю тебя, Горыныч, — я придумала свой вопрос, — мы победим в гонках?

Друзья переглянулись. Что ответит дракон? И Горыныч не подвел, он взревел.

— Р-р-да!

Я бросилась обнимать своего любимца. Настала очередь Эрвина. Он не торопился, морщил лоб в поисках вопроса.

— Меня зовут Эрвин, — крикнул Вышнев, глядя в чёрные вытянутые зрачки дракона, — скажи моё имя. Эрвин! — завопил парень, и все притихли. Вот так заданьице! Горыныч начал прочищать горло утробным рыком, теперь он настраивался дольше. Я затаила дыхание. Получиться ли? То, что дракон понял вопрос, я не сомневалась. Горыныч сосредоточенно гудел, пыжился и вдруг пророкотал.

— Гэ-р-р-вир!

Ошеломлённая его рыком, с радостным визгом я бросилась на шею Горыныча.

— Вот и разобрались, кто тут главный, — подвел итог Добромир, я повернула к нему счастливое лицо.

— Эрвин выходил Горыныча из яйца, выкормил его, он не смог причинить ему боль, и не стал купировать гребень, — папочка и мамочка в одном лице, — дружные хлопки были ответом на мои слова. Эрвин не обманул ожидание зрителей и церемонно раскланялся.

— Значит, Эрвин летит на Горыныче? — спросила Асанна.

— Нет, я с Ларой. Хочу, чтобы она привыкла ко мне и стала спокойней, — ответил Эрвин.

— Драконицу зовут Лара? — завопил Ларри, хлопнув Эрвина по плечу, — это же моё имя только в женском варианте. Друг, уступи мне Горыныча, — залопотала белая подлиза.

— Полечу я, — успокоила брата Асанна.

— Ты вообще, никогда им не управляла, — возмутился Ларри.

— Вот именно поэтому. Все летали, а я — нет.

— Не боишься, сестрица? — ехидно спросил Ларри.

— А ты, я смотрю, уже высотник? — подколола Асанна брата, — не злись, — сестра пошла на попятную, — я рада, что ты сел на дракона, да ещё летел столько времени с твоим-то страхом высоты.

— Полетит Соня, — сказал Добромир и Эрвин нахмурился, потому что я засияла как начищенный пятак, — сегодня нужен опытный наездник, — пояснил Светозаров. Два дня назад на Лару напали Тор с Иоланой. Они могут появиться снова.

— Нас будет трое в небе, — сказал Эрвин.

— Лара и Горыныч против Тора не устоят, на Грома он напасть не посмеет. Нам надо держаться вместе, контролировать небо. И обязательно шлемы для маскировки.

— А Горыныч? Как его загримировать? — спросил Эрвин. Мы переглянулись, совсем не подумали, — Иолана запросто узнает Горыныча.

— Эрвин прав. Горыныча надо преобразить.

— Можно изменить цвет, — предложила Асанна, — чем-нибудь натереть шкуру.

— Травой? — спросил Ларри.

— Может грязью? — я знала этот метод. Перед гонкой шкура Горыныч была вся заляпана подсохшей мазью Асанны отвратительного буро-зелёного цвета.

— А сок чароники? Он красит, будь здоров, — выдвинул своё предложение Добромир, — у нас тут её полно.

— Можно попробовать, — оценила Асанна. — Где брать ягоду?

— Вот в этом перелеске должна быть, — Добромир махнул рукой, приглашая следовать за ним. И скоро наша компания, перемазав руки, тащила полные горсти чароники и размазывала её по бокам и спине Горыныча.

— Она хоть отмывается? — я разглядывала свои чёрные ладони.

— Через неделю запросто, — хмыкнул Эрвин, и я показала ему кулак.

Мне не терпелось в небо. Так давно я не летала, что стало казаться, что я всему разучилась, и буду, как новичок, осваивать азы. Добромир хотел позаимствовать мне седло, но на гребень Горыныча оно не помещалось. Пришлось положить толстый сложенный в несколько раз плед, и закрепить его под брюхом ремнями. Мне было не привыкать, ведь и раньше самодельное седло было без особого комфорта.

А вот Эрвин не без внутренней тревоги подошёл к Ларе. После недавнего нападения он сомневался, что драконица согласится на совместный полёт. Но Лара восприняла наездника положительно, тем более он, втихаря, незаметно подкормил её сахарком. Эрвин сильно ошибался, думая, что он один балует драконицу.

В кармане у меня тоже лежало лакомство, и оно досталось Горынычу. Похоже, только Добромир не нежничал с Громом, он ничего не предложил своему дракону. Никто не знал, что рано утром хозяин чёрного монстра выкупал своего любимца, почистил чешую жесткой щеткой и притащил ему целую корзину моркови.

И сейчас мы трое почти одновременно поднялись в небо. Ларри и Асанна, оставшиеся в леваде из-под ладони следили за счастливцами, расчерчивающими голубое небо замысловатыми фигурами.

Голубой небосвод распахнул объятия. Мне хотелось кричать от радости, пить вкусный холодный воздух, нестись наперегонки с ветром. Полёт вернул мне себя. Ветер смыл все страхи, я дышала полной грудью, закрыв глаза и наслаждаясь полетом. Резкий крик вырвал меня из блаженного состояния, я оглянулась, Добромир развернул Грома и мчался к усадьбе.

Над великолепным особняком Светозаровых поднимался черный столб дыма. Усадьба полыхала. Еще только повернув Горыныча, я поняла: мы не успеем. Видимо, Добромир первым увидел огонь, пожирающий особняк. Но с какой бы скоростью ни летел чемпион, дом было уже не спасти. Мы неслись вслед за Громом, круто развернув своих драконов. Сверху было видно, фамильный особняк полыхал, словно картонный макет. Нескольких минут хватило для того, чтобы от усадьбы, построенной на века, остались лишь чёрные развалины.

Добромир первый приземлился перед домом, почти свалился со спины дракона. Мы с Эрвином почти одновременно сели на аллее за спиной чемпиона.

Добромир сделал несколько нетвёрдых шагов к дому, одна нога у него подломилась, он упал на колено. С трудом поднялся, застыл, глядя на бушующее пламя, доедавшее особняк. От пожара шёл нестерпимый жар, невозможно было приблизиться, так сильно он опалял лицо. Но Добромир стоял ближе всех и не двигался. Мне почудилось, что он плачет, но когда чемпион повернулся к нам, на лице не было слез, они испарились мгновенно, не успев прочертить невидимые дорожки. Сердце сдавило от жалости. Родной дом Добромира, в котором он знал каждый угол, каждую скрипучую ступеньку, каждую треснутую половицу, перестал существовать.

К нам бежали Авивия и Ларри. Они примчались из левады, и даже, не отдышавшись, наперебой заговорили.

— Это дракон спалил, он за сопки скрылся. Мы с Ларри увидели пламя, бежим, а отсюда зелёный дракон взлетает. На спине наездник.

— Я не активировал купол, — тусклым голосом произнёс Добромир.

Мы с Эрвином переглянулись. Немой вопрос и ответ: « Иолана Радич». Мы не произнесли её имя вслух, Добромир и так всё понял. Меня потряхивало от ужасного зрелища и собственного бессилия.

— Зря я сюда приехала. Красивый особняк был, — сказала вслух.

— Ты здесь не при чём. Это всего лишь дом. Его можно построить. Все живы, это главное, — Эрвин подошёл ко мне и обнял.

Я подняла глаза, Асанна неприязненно смотрела на меня. Её чувства не были для меня секретом. Злиться сестрица Идепиус, что Эрвин меня утешает. Больше всех в словах поддержки нуждался Добромир, никак не я. Асанна неслышно придвинулась к чемпиону, тронула его за плечо.

— Надо заявить о поджоге, мы подтвердим.

— Нет, — Добромир повернулся к Асанне, — Соню никто не должен видеть. Я сам разберусь.

— А родители?

— Поместье моя собственность. Дед оставил в наследство. А родители… узнают раньше, позже, без разницы. Это моё дело. Я решу его.

Асанна смотрела на чемпиона не в силах оторвать от него взгляд, а я поняла, почему Светозаров лучший гонщик Верховии. Асанна почувствовала себя маленькой пташкой, чирикнувшей о помощи могучему орлу.

Глава 12. Иллюзия и видимость

У самоконтроля есть минус, он мгновенно может покинуть тебя.

Хвалёный самоконтроль! Где он?

Иолану трясло от собственноручно сотворённого пожара. Приступ ненависти сменился приступом страха. Если в доме погибли люди, — будет расследование. Драконий помёт! Она не собиралась жечь усадьбу, но увидев в небе Добромира в сопровождении новичков, потеряла голову. Она наблюдала за ними из-за небольшой сопки, примыкающей к поместью.

Когда тройка драконов была уже далеко над долиной, Иолана осторожно направила тёмно-зелёного гиганта к ограде. Ей повезло, Добромир не поставил защитный купол. Тор бесшумно перелетел через высокую ограду. Ничто не помешало злоумышленнику пробраться в усадьбу.

Послушный хозяйской руке Тор остановился в опасной близости от дома. Иолана с улыбкой тираннозавра посмотрела вдаль, где резвились наездники, оценила расстояние до них, минуту понаблюдала за их виражами и отдала команду.

— Жги!

Огнедышащий дракон открыл пасть. Пламя с ревом ринулось на дом, снося всё, что было на пути: плетёную мебель на веранде, деревянные рамы, двери, лёгкие занавески, цветочные горшки, кровлю крыши.

— Огонь! Ещё! — кричала Иолана, подгоняя дракона. Пламя в одно мгновение охватило весь дом и взметнулось в небо. Иолана увидела бегущих из левады девушку и парня, ударила дракона, который низом бросился из усадьбы. До ближайшего холма оставалось совсем немного.

Да! Она всё сделала правильно, потому что ненавидит Добромира. Сгоревшая усадьба не смогла потушить пожар в её сердце. Смятение сменились гневом со скоростью света.

Мстительница почувствовала, как мышцы скрутило болью. Тор начал снижаться без команды, Иолана хлестнула его, но в тот же миг поняла, он снизился немного, хотя ей показалось, что они ухнули на десяток метров. Ревность, злоба, зависть вгрызлись в тело, собираясь разобрать его на атомы и развеять по Верховии. Не знающая слова нет, Радич только сейчас ощутила, что это значит. Жизнь, которую она вела прежде, исчезла без следа. Красавица, гонщица, наследница знатного рода на глазах превращалась в чудовище, раздираемое на части лютой ненавистью.

Страдать Иолана не умела, не желала, не хотела. Она всегда была победительницей. Но сегодняшняя месть не принесла облегчения, только распалила ярость в душе. Тор вновь дёрнулся и завалился набок, Иолана хотела осадить дракона, но краем глаза увидела приближающего наездника. Неужели за ней погоня? Быстро же они сориентировались! Очки мешали рассмотреть преследователя, Иолана сдвинула их на лоб. Кто её догоняет? Тёмно-красный дракон с черной головой.

Старх? Откуда он взялся? Что ему здесь нужно?

Иолана развернула дракона, от Старха бежать она не собиралась. Капитан команды Энобуса был хоть не друг, но и не враг. Не самый приятный гонщик, нервный, злобный Старх не вызывал у Иоланы отторжения, он был схож с ней по темпераменту и амбициям. Двигаясь неторопливо навстречу красному дракону, Иолана отметила, что и тот снизил скорость, неспешно подлетая к ним. Когда наездники сблизились, Старх, привстав в стременах, поприветствовал всадницу. Иолана ответила небрежным кивком, — с Лютым этикеты без надобности, деревенщина рылом не вышел.

— Надо поговорить, — крикнул Старх, — есть дело.

«Просто так ты бы не припёрся», — подумала всадница. Она оглянулась в поисках подходящего места. Вариант сесть на землю отбросила мгновенно. Еще одна боль, которая ей не нужна. Всадница махнула рукой, приглашая наездника следовать за собой. Невдалеке виднелись холмы, на вершину одного из них она направила Тора. Через несколько минут драконы приземлились на голый склон горы, всадники спешились.

Старх выглядел дружелюбно или просто умело скрывал свои чувства. Волевым усилием подавив гримасу боли, Иолана взглянула на гонщика. Любопытство взяло верх над осторожностью. Какие новости на хвосте дракона притащил Лютый?

— В Энобусе неспокойно, — начал без предисловий гонщик. — Высотомер взорвался.

— Фью, — присвистнула наездница, — и что? Больше не будут инициировать новичков?

— Ходят слухи, ночью кого-то проверяли.

— В чём подвох?

— Не знаю. Только Мерка вдребезги.

— Специально его разбили. Он всем поперёк горла.

— Говорят, тот парень вернулся.

С трудом втягиваясь в смысл сказанного, Иолана скривилась, ей сейчас не до столичных сплетен. О ком он толкует?

— Какой парень? — Радич с неприязнью смотрела на Старха, просто так он здесь не появился бы. Что-то задумал, лысый.

— Которого с девчонкой на Вершину отправили. Эрвин Вышнев.

— Враньё. Он не мог вернуться.

— Я тоже так думаю. Ты не в команде? — Старх не язвил. Своим вопросом он пробудил в Иолане самые свирепые чувства.

— Тоже слухи? — ответила она с неприкрытой злобой.

— На кого тебя заменили? — Старх проигнорировал тон собеседницы.

— Не представили, — рыкнула Иолана, не заботясь о манерах, — место хочешь мне предложить?

— Враг моего врага — мой друг, — неприятно лыбясь, произнёс Старх.

— В друзья набиваешься?

— Сочту за честь.

— Чего хочешь? — оборвала Иолана его приторную речь.

— Иоланочка, — произнёс Лютый. Ему редко доводилось лебезить перед девушками, поэтому выходило на редкость фальшиво. Наездница скорчила соответствующую гримасу, но Старх не заметил, — с твоей красотой ты могла бы сидеть дома и вышивать крестиком в окружении поклонников, а ты рискуешь здоровьем, бьёшься за победу. А этот хмырь, — произнёс Старх, и лицо Радич перекосилось от злобы. Воодушевлённый её реакцией Старх возопил с новой силой, — этот позёр пренебрег тобой.

— Хватит! — рявкнула гонщица.— Что надо?

— Того же, что и тебе. Размазать Добромира.

— Моими руками? — Иолану бесило, что этот громила предлагал. Она сегодня сделала почти невозможное, чтобы отомстить Добромиру, а радости никакой.

— Предлагаю объединить усилия, — улыбку Старха трудно было назвать приятной, Иолана скривилась в ответ, — где встретимся, конфетка? — Лютый перешёл на фамильярный тон, как будто вопрос уже решён.

— Не заговаривайся, лысый, я ничего не обещала, — презрительно бросила Иолана, — держи дистанцию.

— Восхищаюсь твоим самообладанием, королева, — осклабился Старх, — хорошо усадьба дымила, — причмокнул он в полнейшем блаженстве. От лести он мгновенно перешёл к шантажу и не ошибся. Иолана вздрогнула, но сдержала гнев.

— Держи язык за зубами, — прошипела наездница, — а то и тебе достанется, — она оседлала Тора, резко хлестнула поводьями по спине дракона и взлетела.

— Конфетка с ядовитой начинкой, — удовлетворенно проговорил Старх, глядя вслед наезднице, — мне нравится.

Пламя, которое слегка утихло в груди мстительницы, после разговора со Стархом с новой силой вгрызлось в жилы. Теперь Иолане казалось, что поджог фамильного особняка, ничтожно малая месть за поступок Добромира. Она жаждала увидеть противника поверженного в прах. Пусть не думает, что отделался лёгкими жертвами. Иолана сделает так, что он потеряет самое ценное.

Оставалось понять, что для него составляет смысл жизни. И когда Иолана уничтожит его будущее, как он уничтожил её, тогда она успокоится. Она ещё увидит, как Добромир проклянёт тот день, когда вычеркнул Иолану Радич из всего, чем она дорожила.

*

Соня

На ночлег мы разбрелись по гостевым домикам усадьбы. Благо в них было всё необходимое, что требовалось для отдыха. Отыскались и припасы, и ледник, и даже погребок с напитками. Хмурый хозяин усадьбы помог нам расселиться, устроить под навесом кухню со столом и лавками, а в сумерках исчез, будто растворился. Никто не заметил, куда он пропал. Я весь день порывалась поговорить с Добромиром, но то ли моя решительность была слабовата, то ли чемпион тактично уклонялся от разговора, так или иначе пообщаться не удалось.

Обитатели гостевых домов, изрядно намаявшиеся за день, уснули. Я ворочалась в кровати, как веретено, скручивая простыню веревкой. Несмотря на моё имя (хотя этот каламбур давно набил оскомину), не спалось. Я и вставала, и садилась, и вновь ложилась, разглядывала тени на потолке, пила теплую воду из кувшина, подходила к окну.

Тяжёлый день не отпускал из своих объятий, заставляя прокручивать события в быстрой перемотке. Что мы сделали не так? Уйти нам из усадьбы или остаться? А если нас обнаружат? От необъяснимых тягостных предчувствий и бессонницы имелось одно проверенное средство — Горыныч. У него под боком я засыпала мгновенно, стоило прислушаться к его равномерному сопенью. Рядом с Горынычем всегда становилось легко, ужасы ночи отступали, на меня нападала приятная дремота, а следом приходил спасительный сон.

Одевшись, я тихонько выскользнула на улицу. Дорожка, ведущая к леваде, была освещена по краям небольшими шарами-светильниками, которые не давали сойти с тропинки, и вели прямо на драконий выгон.

Стараясь не нарушать тишины, я брела по тропинке, глядя под ноги, осторожно наступая на мелкие камешки. Сегодня как никогда хотелось забыть обо всём. Никакие разговоры о команде Межгорья, никакие планы на будущее не разгоняли тоску. Я лишь пыталась встряхнуться, забыть на время, отвлечься, но обмануть себя не удалось. Небольшая передышка в компании друзей, появление Горыныча, радость от полёта, момент счастья и свободы и вновь безысходность и отчаяние. В этом мире не было места для меня.

Огороженное частоколом пастбище стояло с распахнутой настежь калиткой. Я беспрепятственно вошла внутрь и двинулась к месту, которое облюбовал Горыныч. Луна слабо освещала леваду, я двигалась по пастбищу уверено. Горыныч даже не поднял голову, я представила, как он приоткрыл один глаз и наблюдает за мной.

— Соня, — раздался тихий голос, я подпрыгнула от неожиданности. — Привет, не спиться? — окликнул чемпион, когда я судорожно закрутила головой, стараясь высмотреть егофигуру.

— Где ты? — позвала его, — не вижу, — в меня полетел небольшой комочек земли. Ага! Я двинулась в нужном направлении, и увидела, силуэт Добромира, скрытый травой.

— Ты чего здесь? — я подошла к нему.

— Э… да, вот, — нечленораздельно промычал чемпион.

— Бессонница?

Хотелось поболтать, отвлечься, заглушить тоску. Но по тому, как долго молчал Добромир, я уже пожалела, что начала разговор.

— Запах гари. Не могу там. Здесь легче.

Мы помолчали.

— Будешь восстанавливать дом?

— Фамильная усадьба. Предки строили, теперь мой черёд.

— Сможешь?

В траве звенели цикады, шелестела трава, журчала вода в рукотворном пруду, квакали лягушки, облюбовавшие купальню драконов, столько звуков стало доступно в ночной тишине. Не хотелось разговорами нарушать гармонию ночи.

— Научусь.

— Что скажут родители, когда узнают?

— Мать устроит истерику. А Бажен, наверное, спокойно.

— Ты знаешь, кто твой настоящий отец?

— Предполагаю, — спокойно ответил Добромир. — Он из наездников. В роду Светозаровых все бескрылые.

— Бескрылые?

— Так называют тех, кто не способен выдержать спуск. Мать в молодости обожала гонки. А где гонки, там и гонщики. Хотя она всё отрицает. То, что мой отец — гонщик, я не сомневаюсь. Я сопоставил некоторые факты и вычислил, кто он. Был момент, хотел познакомиться с ним, а потом остыл. Ему безразлична моя судьба, мне безразлична его.

— А может он издалека следит за тобой? — мне захотелось, чтобы это было правдой.

— Сомневаюсь, — ответил чемпион.

— А Эрвин даже не знает, кто его отец, — ляпнула я, не подумав, и смутилась. Вот болтушка. Эрвину не понравиться, если узнает.

— Значит, мы чем-то похожи, — без тени улыбки сказал Добромир.

Из темноты выдвинулась фигура.

— Эрвин, — я вскочила от неожиданности, прижав руки к груди, — напугал! Ты… ты подслушивал?

— Искал тебя, — замогильным голосом произнёс он, — у вас ночное свидание?

— Мне не спалось. Думала около Горыныча подремать, а тут Добромир, — я честно старалась, чтобы в голосе не слышалось раздражение.

— Встретила того, кого хотела встретить, — ядовито произнес Эрвин.

— Ты бредишь или просто погулять вышел? — я перестала любезничать, — мне что, нельзя никуда пойти, прежде чем не отчитаться?

— Ты сказала ему, что я безотцовщина, — процедил парень, и я почувствовала, как он скрипнул зубами. Добромир поднялся. Парни встали друг против друга.

— Я ничего не слышал. Слово Светозарова, — произнёс чемпион.

— Имей в виду, я не нуждаюсь в жалости, — рубанул Эрвин.

— Я тоже.

В темноте два силуэта казались двумя столбами под напряжением, между ними только искры не проскакивали. Добромир всё-таки утратил хвалёное спокойствие.

— Останешься с ним? — спросил Эрвин, обращаясь ко мне.

— Останусь здесь, — ответила твёрдо.

Эрвин

Да хоть сто раз. Я шёл в темноте, пиная траву. Только дурак и слепец мог согласиться ехать с Добромиром. С кем я решил тягаться? Женский идеал мужской красоты и успешности мне не по зубам.

Соня все больше отстраняется. Что я делаю не так? Почему она предпочитает Добромира? Задним умом понимал, что моя ревность, придирки, подозрения злят Соню, но ничего не мог с собой поделать. Как только я видел Добромира рядом с ней, ядовитые слова, как рой диких пчёл, слетали с языка.

Как хорошо было раньше, когда никто не отсвечивал рядом. Я вдруг вспомнил Асанну. Она ведь тоже ревновала. Теперь мы друзья по несчастью. Не прошло и года, как я начал понимать её неприязнь к Соне. А ведь раньше меня это веселило. Где теперь это развесёлое веселье?

Я превращался в жалкого ревнивца, вид и слова которого противны самому себе. Мозг будто отключался при виде этих двоих. И сейчас я не мог сдержаться, отошёл на некоторое расстояние и сел на землю. Желание незаметно подползти к этой парочке, подслушать их разговор не давало сделать и шагу. Во что я превратился? В ничтожество, готовое выпрашивать, вымаливать благосклонность любимой девушки. Неужели она не видит, как мне плохо?

Я вспомнил, как мы пацанами дразнили одного ботаника из богатенькой семьи. «Первый от заду!» — кричали мы мальчишке, обкидывая его комьями земли. Теперь первым… стал я. Чем можно заслужить расположение Сони? Я не находил у себя ни одного достойного качества. А вот титул «первый от заду» был мне к лицу, особенно теперь, когда Соня послала меня подальше.

— Эрвин, — из темноты возникла фигура Асанны, закутанная в тёмную шаль до земли.

От неожиданности я вздрогнул и уставился на неё.

— Тоже не спиться? — спросил, горько усмехнувшись.

— Голова болит, — Асанна приблизилась и села рядом. — Навеселились с утра, вот и получили.

— Лучше занудами быть?

— Лучше свои планы раньше времени не озвучивать.

— У тебя получается? — я пожевал сорванную травинку.

— Ну…, — Асанна помолчала, — помнишь, наши результаты на Мерке? — тихо произнесла девушка.

— Приблизительно. Средние.

Когда это случилось? Целую жизнь назад.

— Ниже средних, гораздо. И ни одну свою идею, а у него их тьма, Ларри не озвучил на Мерке, да еще внизу свалился в обморок.

— Высотомер был неисправен?

— Такое возможно, Эрвин? Чтобы я, мечтавшая стать целителем, оказалась в нашей захолустной управе? Я получила самый дерьмовый результат в отличие от своих сверстниц. И не пикнула.

— С Высотомером не спорят, Асанна.

— Черта-с два, тупица. Я приготовила средство, выпила перед испытанием и Ларри дала под видом успокоительного. Когда бы мне представился еще такой случай. Какие будут выводы?

— Почему ты не сказала мне?

— А что бы ты сделал? Выпил настойку? И никогда бы не узнал правды о себе. Вспомни, как мы потешались над Ларри. Вот-вот. Ты бы не избежал насмешек.

— Если бы я знал, что показания Мерки ложные, не стал бы переживать.

— Для всех на тебе стояла бы печать неудачника, — Асанна задумчиво посмотрела на звездное небо. — Какое счастье, что брат преодолел свой страх и оседлал Горыныча. Он ведь считал, что может умереть от срыва. Мне придётся… мне надо стать такой же сильной, как Ларри. А я боюсь.

— Расскажешь брату?

— Зачем? Он перешагнул свой страх. С ним всё в порядке.

— А с тобой?

— Я попытаюсь, — Асанна вздохнула. — хотя… чувствую себя…

— Первой от заду?

— Что?

— Ничего страшного, я тоже первый с того краю, — ответил я, подмигнув сестрице Идепиус.

— Поздравляю! — Асанна хлопнула в ладоши, — парочка неудачников разобралась, кто есть кто. А я-то думала, Эрвин — герой.

— Я тоже считал тебя важной персоной.

— Прозрел! Ларри давно говорит, подобное к подобному.

— Только давай оставим это в секрете?

— Уговор. Ты молчишь, и я молчу, — подмигнула в ответ Асанна, засмеявшись.

Из-за частокола появилась фигура Ларри.

— Почему я один остался, я тоже с вами хочу, — проворчал он сонным голосом.

От этого заявления мы просто грохнули от смеха.

— Он в нашу компанию рвётся, — проговорила Асанна, — принимаем?

Я, всё ещё смеясь, глянул на Ларри, который взирал на нас.

— И что я сказал? — пробормотал доморощенный философ, почёсывая белёсую макушку.

— Ларри, ты и так всегда был почётным членом нашей команды! — воскликнул я с энтузиазмом, отчего очередной всплеск гогота поразил всех, в том числе и Ларри, которому было всё равно над чем смеяться, главное, чтобы вместе.

— Нет, скажите, что тут происходит? — отсмеявшись, спросил белый китаец.

— Эрвин обозвал меня первой от заду, — ответила Асанна, — а я соответственно его, а ты к нам присоединился.

— Почему он так тебя назвал? — Ларри не понимал причины веселья.

— Мы чувствуем себя э… такими, — Асанна недовольно скривилась, — не тупи.

— Да, почему! В чём дело?

Наши улыбки погасли одновременно, мы взглянули друг на друга.

— Так смешно ведь, — Асанна показала брату язык, — с юмором не дружишь?

Ларри недовольно запыхтел. Из темноты появилась Соня, окинула нас задумчивым взглядом и молча прошла мимо.

— Вы поссорились? — с надеждой спросил Ларри, обращаясь ко мне.

— Что? — я поднялся и трусцой бросился вслед за Соней.

**

Соня

Серый рассвет сменился серым днём, но я никак не могла оторвать голову от подушки. Не знаю, как другие, но тяжелый день, бессонная ночь, и тусклый свет за окном отсрочили мою побудку. И только когда от низкого утробного звука задрожали окна в домике, я открыла глаза. Из загона неслось громовое рычанье, и я подскочила с кровати, как солдат в казарме. Выбежав из домика, я увидела, таких же заспанных постояльцев соседних квартир, выползавших на улицу.

Один Добромир шустрил на кухне, что-то сгребая из большого чана. Если Гром так реагирует на задержку кормёжки, то я не завидую хозяину, он его с голодухи покусать может.

Я хоть зевала и терла глаза, поторопилась в леваду. Только зря я боялась за свободолюбивого Горыныча, который мог обжечься о защитный купол. Моему сообразительному дракону, не надо было тренировать инстинкт самосохранения, — он за один раз прочухал опасность, и сейчас мирно пощипывал травку, бродя по леваде. Спустя минут двадцать остальные подтянулись на выгон.

— Нам надо отсюда уходить, — без обиняков заявил мне Эрвин, — скоро здесь появятся все, кому не лень.

Добромир, уже покормивший дракона, подошёл к нам, услышав слова Вышнева.

— Как понаедут, так и уедут, — ответил чемпион, глядя прямо в глаза Эрвину, — через месяц состоится Огненная змея, предлагаю участвовать.

От его заявления Эрвин присвистнул.

— Хочешь нас удержать? Мы не можем светиться на гонках.

— В гонке может участвовать любой. Регистрация формальная. Соня тоже может. Победителей не судят. Если вы станете героями Верховии на глазах у всех, Светозар возьмёт вас под покровительство.

— С чего такие сладкие речи? Не забыл, как вы вопили на Высотомере, посылая нас на Вершину? — зло перебил чемпиона Эрвин.

— Высотомера нет.

Добромир и Эрвин стояли друг против друга, будто раздумывая, врезать друг другу, или оставить всё, как есть. Я приблизилась к парням, Асанна и Ларри тоже сделали правильные выводы. Опасно позволять этим двоим приближаться на расстояние удара кулака.

— Добромир предлагает участвовать в Огненной змее, — оглянувшись на нас, прорычал Эрвин не хуже Грома.

Предложение Добромира встряхнуло не меньше возгласа Эрвина. Чемпион прав. Мы не можем вечно прятаться.

— Хочешь всю жизнь скрываться? — я взглянула на Вышнева, — жить в землянке в лесу и смотреть на небо, где свободно летают другие?

Пауза была прервана странным звуком, Горыныч громко рыгнул. Все отмерли.

— Травы объелся, — сказал Ларри, посмотрев на дракона. — Когда я сел на Горыныча, думал, умру. Но не умер. Отказаться от риска, значит, — он секунду раздумывал, — отказаться от жизни.

— Держи свое мнение при себе, — вскипел Эрвин. Меня чуть в сторону не отбросило взрывной волной. Над левадой, казалось, стихли все звуки, даже лягушки, не торопились своим ква-ква нарушить тишину.

— Я… не спал всю ночь, — голос чемпиона охрип, — потом задремал, прямо здесь на земле. Мне приснилась Огненная змея. Я видел нас, как наяву.

— Пророческий сон? — Асанна повела плечами, стряхивая остатки дремы.

— Очень яркий. Но решение за вами.

— Если честно, я хотел бы участвовать, — выдал Ларри с таким выражением, что я прыснула от смеха. Белый китаец не обиделся на Эрвина, а сказал, что думал.

— Если честно, и я хочу, — сказала Асанна брату, — надоело в управе груши околачивать.

Звуки и краски вернулись в леваду. Напряжение схлынуло как прибережная волна.

— Надо всё обдумать, я не тороплю с ответом, — Добромир облегчённо выдохнул, — а тебе Асанна, предлагаю сейчас полететь со мной. Мне нужен свидетель. Ты видела Иолану. Она продолжит мстить, если не принять меры.

— Ты же не хотел на неё заявлять? — удивилась Асанна.

— Был не прав. Ночные посиделки около сгоревших руин хорошо прочищают мозги.

— Отлично. Можно, я скажу, что являюсь новым игроком команды? — спросила Асанна.

— Сестра, на ходу подмётки рвёшь, — встрял Ларри.

— Ты уже в команде, как специалист по… тренировке памяти, — сказал Добромир с самой обаятельной из набора чемпионских улыбок. Бедняжка Асанна тут же растаяла, как мороженое под солнцем, — какой у тебя индекс?

— Отличный, не беспокойся, — ответила Асанна, не забыв подмигнуть брату. В ответ Ларри театрально выпучил глаза, показывая, как он поражён. Я знала результат Асанны на Высотомере, он абсолютно не соответствовал её игривому настроению. Или рядом с Добромиром у девушек, действительно, мозги отключались?

— Сеструндель, — сказал Ларри, — Мерин ошибся на счёт нас в первый раз, поэтому лети, разрешаю.

Что именно он разрешает, я поняла. Добромир и Асанна отлично смотрелись вместе, и я втайне присоединилась к белому китайцу, пожелав им отлично провести время. И ещё одно желание загадала, чтобы мы с Эрвином помирились.

Глава 13. Боковое зрение

Асанна

Полёт я перенесла нормально, кокетливо заметив Добромиру, что век бы так летала. В душе я пела от счастья, ведь боль при снижении вытерпела, значит, летать могу. Наградой за это меня представили не только команде наездников, но и родителям Добромира.

После всех новостей, охов, ахов, нюхательных солей, негодований матери Добромира, мы очутились в гвардейском участке, где накатали на Иолану заявление. Старший гвардеец что-то невнятно хмыкал во время рассказа чемпиона, но заявление принял. Спустя некоторое время Иолану Радич собственной персоной доставили в участок, где произошла очная ставка обвинителя и обвиняемой. Я предусмотрительно смылась, чтобы лишний раз не светиться перед бывшей невестой Добромира, тем более в роли негласного члена команды.

Хлипкая дверь не стала мне помехой, я прослушала вопли красавицы, которая метала громы и молнии из-за того, что её притащили в участок. На слова Добромира о нападении в небе над Муравкой, ответила, что это был простой тренировочный полёт, приближенный к реальным гонкам. Про показания свидетельницы о зёленом драконе, который сжег усадьбу, Иолана сказала, что Тор не единственный зелёный дракон в Верховии, и Добромир специально оговаривает её потому, что она решила покинуть команду Светозара.

Быстро состоявшийся консилиум не нашёл прямых доказательств вины Радич, но на Тора потребовали наложить следящий ошейник, полностью контролирующий его передвижение. Добромир остался недоволен судебным решением, хотя мы предполагали, что Иолану не накажут. Радич и её дракону запретили появляться в Муравке и на тренировочном полигоне. Вердикт судей должен был гарантировать безопасность, но я знала, строгие меры часто оборачиваются противоположным результатом. Неутолённая злоба, подобна на запрет чесаться, когда зудится неимоверно.

Мы с Добромиром вернулись в особняк Светозаровых, где немного успокоившаяся Селина — мать чемпиона ждала нас к ужину. Вернулся и Бажен из совета города. Он, похоже, был оповещён женой о том, что Добромирчик нашёл замену Радич, потому что внимательно осмотрел меня с головы до ног. Истинный аристократ, ничего не скажешь.

За чинным обедом, где я подверглась неназойливому, но тщательному допросу со стороны родителей чемпиона, Добромир хранил благостное молчание.

Вечер в родительском доме не сильно отличался от посиделок в моей семье. Моя мамуля тоже была сверхтревожной, когда речь заходила о моих ухажёрах.

Правда, Селина не хмурилась, как начальница на подчинённую. Напротив, она находилась в приподнятом настроении. Мне была известна причина женского приятия, я понравилась Селине. Она увидела перед собой адекватную девушку без томных улыбок и дразнящих взглядов. В искусстве обольщения я была ленива.

На самом деле, никаких чувств между мной и Добромиром не было. И это, кажется, радовало Селину. Как говорит мой папа, взаимное уважение — залог спокойной добропорядочной жизни. Я посмотрела на Селину, она незаметно скосила глаза на Бажена и непроизвольно вздохнула. Ну, тут всё ясно. У неё идеальный брак, и все счастливы.

Драконья отрыжка, она лукавит.

На мимолетный взгляд жены Бажен не обратил внимания, но вдруг начал вещать о боковом зрении. Оказывается, он давно хотел сказать Добромиру, что тому не хватает этого навыка. А если бы он был, противник в небе около усадьбы не остался незамеченным.

На мой взгляд, Бажен Светозаров имел серьёзное заболевание — он родился на свет занудой. Передо мной открылась полная картина. Может, я и преувеличиваю, но Бажен с самого детства, наверное, был во всём прав, хотя, в раннем возрасте в словесные баталии со сверстниками он вряд ли вступал. Товарищи по играм могли отвергнуть его доводы самыми примитивнымиспособами. В подростковом же возрасте сей умник, начитанный и просвещённый, скорее всего, часами вел дискуссии по любому вопросу, отстаивая собственное мнение. Его соперники обычно ретировались с головной болью и тошнотой, ведь доказательствами Бажен сыпал, не умолкая.

Совсем немногим удавалось противостоять его натиску непоколебимой правоты и знаний обо всём и всех. Одной из счастливиц была мать Добромира, хотя, я думаю, лекции Бажена тоже вызывали у неё приступ мигрени, но она, как положено у аристократов, по решению семьи вышла замуж за образованного и нудного всезнайку.

— Боковое зрение — это способность видеть то, что творится перед глазами, одновременно улавливая, что происходит сбоку, — вещал Бажен, поглядывая то на меня, то на Селину. — В столкновениях, происходящих в небе между гор, когда затаившийся противник внезапно появляется сбоку, выручить может только способность обнаружить его, не упуская из виду то, что происходит впереди. Периферическое зрение тренируется просто. Добромир — ты гонщик и должен знать это.

— Первый раз слышу, если честно, — улыбнулся чемпион, — какие-то специальные упражнения?

— Ходить спиной вперед, не поворачивая голову ни вправо, ни влево, — менторским тоном проговорил Бажен.

— Так и упасть немудрено, — проворковала Селина. Бедняжка поняла, что муж засёк её мимолетный взгляд и неконтролируемый вздох разочарования.

Я и без бокового зрения усекла нюансы отношений родителей Добромира. Надо держать ухо востро, добродетельная жена, ведь Бажен очень внимателен к деталям. А сейчас, этот ушлый тип, взялся учить тебя уму-разуму.

— Тренироваться надо сначала на открытых местах. — Бажен продолжил лекцию, видя, как я с улыбкой внимаю ему. — Спустя несколько дней таких тренировок вы заметите, как хорошо стали видеть, пусть и не резко, предметы, явления, а также фиксировать изменения обстановки, которые находятся и происходят сбоку от вас. Чем больше вы будете тренироваться, тем больше будет расширяться периметр бокового зрения — вы начнёте видеть не только вбок, но и «чуточку назад».

— Ходить назад затылком? — не удержалась от вопроса Селина. Она устала от объяснений мужа и желала направить разговор в другое русло.

— Затылком, и всем телом можно ощущать присутствие живого существа за спиной. Открывается тот самый таинственный «третий глаз».

— Вот любишь ты, Бажен, странные темы, — Селина постаралась как можно искренней улыбнуться мужу.

— Гонщикам и верхотурам это необходимо, дорогая, — на лице Бажена нарисовалось полное удовлетворение, как у кота, которого почесали за ушком.

— Я обязательно потренируюсь, третий глаз мне не лишний, — поддакнула я, от меня не укрылось скрытое раздражение Селины, замаскированное натянутой улыбкой. И теперь, как мячик в пинг-понге, Селина адресовала улыбку мне.

— О, да, мне тоже надо ходить спиной вперёд, — вместо меня подхватил подачу Добромир, — раз нажил такого врага, без третьего глаза никак.

— А я предупреждал вас насчет Радич, но вы от меня отмахнулись, — сказал Бажен, — яблоко от яблони.

— Ты думаешь, Андрон Радич захочет отомстить Добромиру? — Селина с видом провинившейся школьницы переставила бокал вина с места на место.

— И сможет, и сделает, у него достаточно ресурсов, — ответил Бажен, — тренируй третий глаз, дорогая.

— О, разве я не самая счастливая женщина в Светозаре с таким заботливым мужем! — с сарказмом ответила Селина и полностью осушила свой бокал, — пожалуй, пора подавать десерт.

— Отец, Гром пригнал в загон дракона, что ты мне посоветуешь?

— Дикаря? — Бажен выронил вилку от неожиданности.

— Ездового, — успокоил Добромир, — я бы не хотел об этом трубить.

— Придётся вернуть хозяину. Таков закон.

— Этот дракон сбежал из Калитки, — выдал Добромир как само собой разумеющееся, — вместе с дикаркой. Можно снять с него обвинение?

— Час от часу не легче, — Бажен снял очки и протёр запотевшие стёкла.

— Вообще-то удрала дикарка по недосмотру стражи, а ездовой просто последовал за ней. Я думаю, стражники приврали, чтобы отвести от себя обвинения. Забыли клетки запереть, а крыша была приоткрыта, вот драконы и сбежали.

— Может, так и было, но, видишь ли… этот дракон вне закона, его ищут. Я видел отчёт по этому делу.

— Мне вообще непонятно за что победителя гонки запихали в Калитку. Подумай, кому это нужно? — Добромир многозначительно глянул на Бажена, который старательно тёр стёкла очков. — Напомню, эстафету команда Энобуса проиграла.

— Говоришь, ездовой у тебя? — отец водрузил очки на нос и ухватил бокал с вином.

— В Овечечке. Хочу его использовать, — ответствовал Добромир, с хрустом разжевав крылышко перепелки.

— Дракон стоит больших денег, — проворковала Селина, обратившись к мужу. Она уже успокоилась после нудной лекции и упреков Бажена по поводу семьи Радич, — помоги Мироше.

Обращение матери не ускользнуло от моего внимания, я подмигнула Добромиру, на что чемпион иронично пожал плечами. Он давно вышел из того возраста, когда нежности мамочки задевали его. «Мой герой», — подумала я, усмехнувшись своим мыслям.

*

Ильза решительно шла на Совет Старейшин. С утра она надела ледяной скафандр абсолютной непогрешимости. Она знала, нельзя даже на миг ослабить маску спокойствия перед роем злобных пчёл, которые пролезут в малейшую брешь доспехов и искусают до смерти. Трусить нельзя, на жалость давить бесполезно, единственный выход — стать неуязвимой, жёсткой, дерзкой, демонстрируя стопроцентную уверенность в своей правоте.

В таком настроении Ильза Раструб шагала в зал заседаний с рукой на перевязи, в высоком ортопедическом воротнике.

Через пять минут она уже стояла перед старейшинами, на лицах у них не было и намёка на снисхождение. Верховия лишилась Высотомера, он разлетелся вдребезги три недели назад. Это чрезвычайное происшествие, всколыхнуло всю страну. Виновница разгрома, приехавшая прямо из лазарета, своим видом ни на йоту не разжалобила присутствующих. Старейшины жаждали разгромить любые попытки оправдаться.

— Уважаемая глава Меры, мы хотим выслушать вашу версию случившегося, — произнёс Тирольд Активный, он сидел на возвышении лицом к залу вместе с двумя членами президиума.

— Очередная проверка Высотомера, — сухо ответила Ильза без единой оправдательной нотки в голосе.

— Почему ночью?

— Днём идут испытания, присутствуют люди.

— Погиб гвардеец, двое раненых. Что вы скажете об этом?

— А если бы Высотомер рухнул в присутствии зрителей? — вопросом на вопрос ответила Ильза, — я тоже пострадала. Никто не ожидал, что Высотомер разобьётся.

— Значит, внутри не было человека? — уточнил глава Верховии.

— Вы хотите сказать, что я проводила тайное расследование, — Ильза цедила слова, всем видом выражая презрение, — и где-то спрятала труп? — Как он умудрился сбежать! Свинёныш! — этот вопрос мучал её до сих пор. — Вы же допросили гвардейцев.

— Без Высотомера их показания не столь ценны, собственно, как и ваши, — парировал Тирольд Активный.

Ильза напряглась. Старейшины, от имени которых вещал Тирольд, подбирались к ней, как голодные псы к добыче.

— Я неприкосновенна, как Глава Совета Меры.

— Мы можем лишить вас этого права, — ответил Глава Верховии.

— На каком основании? — У Ильзы не дрогнула ни одна черта лица.

— По вашей милости во время испытания Высотомер взорвался. Простоял семьдесят лет, а вы его разбили.

— Ничто не вечно. Высотомер несколько раз чинили. Сейчас пришло время изготовить новый, — Ильза шевельнула плечом и поморщилась от боли, — Высотомер делали мироградцы. У нас целый город мастеров.

— Вы уверены, что полностью изучили вопрос? — прозвучал вкрадчивый голос. Ильза глянула в сторону доброжелателя. Бажен Светозаров. Куда же без него?

— Если я чего-то не знаю, старейшина, говорите без недомолвок, — Ильза поморщилась, и вновь бесстрастный вид главы Меры стал безупречен.

— Высотомер когда-то изготовили наши мастера, — представитель Мирограда встал с места, — мы могли бы приступить, но в основе лежал монолит из антракса – камня кругляшей, он разрушился от взрыва и стал непригоден. Где взять новый? Мы с кругляшами сейчас…, мягко говоря, не дружим.

— У нас серьёзные… обоюдные претензии, — добавил Тирольд Активный, — Ильза, каков план?

— Война. — Глава Меры вздёрнула брови, и голоса в зале смолкли.

Кое-кто из Совета Старейшин нервно заёрзал, некоторые переглядывались, ища союзников, другие высматривали противников. Опасное предложение озвучила Ильза. Хлипкое перемирие между кругляшами и людьми можно разрушить в одночасье. И что потом?

— Весьма скоропалительное заявление, — прокашлявшись, сказал Бажен Светозаров, обращаясь к Ильзе, — вам не кажется? — лысина Бажена раздражала Ильзу, она расфокусировала взгляд, и на месте Светозарова расплылось тёмное пятно.

— При вашем участии двух подростков отправили на Великую Вершину так же стремительно, как вы произнесли слово «война», и также мгновенно ездового дракона определили в Калитку. За что, уважаемая Глава Меры?

— При чем здесь эта история? Дракон разрушил ратушу, — сквозь зубы процедила Раструб, в ее речи послышались рычащие нотки.

— Прошу не перебивать. Последнее время вы допустили целый ряд скоропалительных решений, ни одно из которых нельзя признать правомочным. Я читал материалы расследования. Дракон выломал окно в ратуше. И трубу на крыше снести не мог, потому что забился в камин.

— А если бы дракон вломился на заседание с людьми? — Ильзу передёрнуло от злости, с её лица спала безупречная маска стальной леди.

— Ездовой спасался от нападения, и на спине у него была наездница. Вы это учитываете? А оконный проём доломал другой дракон. Его нашли?

— Нет. Это был дикарь. — Ильза скривилась, — при чем здесь я?

— Верхотуры должны были прочесать окрестности и найти дикаря, который беспрепятственно летает над городом. Это прямая угроза жителям. Но поиски почему-то не организовали.

— Я не отвечаю за работу верхотуров, — Глава Меры неприязненно взглянула на старейшин, — спрашивайте с верховода Энобуса.

— Вы принимали непосредственное участие в этом деле. Объявили виновным победителя гонки и затолкали в Калитку.

— Я не пойму, чего вы добиваетесь, дракон сбежал, — Ильза чуть зубами не заскрипела, вспомнив бой в каньоне. Как же она ненавидела этого маломерку! Жаль, что его не прикончили в Калитке.

— Какого цвета ваш дракон?

Ильза выдохнула. Этим вопросом лысый толстяк подписал себе приговор.

— Мор чёрного цвета, — сказала Раструб.

— К сведению присутствующих, на ездового напал чёрный дракон.

— Также к сведению присутствующих, наездница обвинила Добромира Светозарова в том, что это был его дракон — Гром, — ядовито парировала Ильза.

— Грома проверили. Все утро он находился в стойле. Есть свидетели. А вот всадница, которая пострадала, это та самая девушка, которую послали на Великую Вершину.

— Мне кажется, вы не о том говорите, — Ильза скривила губы.

— Кому выгодно посадить ездового в Калитку и зачем? — обратился Бажен к старейшинам. — Я прошу серьёзно подойти к этому вопросу, потому что, все эти события связаны друг с другом.

— Как и разрушение Высотомера? — уточнил Тирольд Активный.

— Все начинается с малого, — под взглядом Тирольда Светозаров почувствовал, как лоб покрывается испариной.

— Это чушь! Дракон сбежал и его надо уничтожить, — голос Ильзы сорвался.

— За что уничтожить? Как дракон мог открыть клетку, тем более две? — Бажен вытер платком взмокший лоб.

— Старейшина прав, — поддержал Бажена мироградец Алекс Рыков, — Дракон может выйти только, если клетка не заперта. Дракон невиновен.

— Не надо отвлекаться, — вкрадчиво проговорил старейшина Энобуса — Дюк Ванифаци, — при чём здесь дракон, когда мы говорим о Высотомере и о том, как его восстановить.

— Кому выгодно устранить ездового — победителя гонок? — глядя на Ванифаци в упор, произнёс Рыков.

— Мне? — Ванифаци картинно поднял брови.

— Команда Энобуса проиграла эстафету, — напомнил Рыков, — а должна была победить. Ваша команда всегда побеждала в эстафете. Дракон, про которого мы говорим, из-под носа увёл у вас победу.

Двое старейшин из разных городов скрестили взгляды. Игру в гляделки проиграл Ванифаци, скорчив кислую мину, а Рыков презрительно скривился на лживо – приторного старейшину. Пикировка двух членов совета отвлекла зрителей от Ильзы, которая побледнела и слегка пошатнулась.

Стальная леди вспомнила, как по её просьбе, после падения Мерина, гвардейцы прочесали близлежащие районы, ища исчезнувшего Эрвина Вышнева. Как она могла забыть об этом, когда пришла сюда.

Глава Меры вскользь глянула на Ванифаци, только бы тот не проболтался. Нет, будет молчать, он ей кое-чем обязан, грошовый комбинатор.

— Предлагаю вынести недоверие Ильзе Раструб и оправдать дракона, — ободрённый поддержкой мироградца, произнёс Бажен Светозаров.

— У вас личный интерес к дракону? — спросила Ильза, которая чудом ещё не вцепилась в лицо старейшины, бедняга даже не предполагал, насколько Ильза близка к исполнению своего желания.

— Я за правду, — парировал Светозаров, — слишком много сомнительных событий. Вы, — он указал пальцем на Ильзу, — недавно стояли на этом же месте, и сейчас мы вновь собрались здесь. Возможно, — по залу пробежал ропот, — возможно, первый раз мы совершили ошибку. Сейчас расплачивается вся Верховия. Совет Меры, который контролировал верховенцев, стал не только бесполезен, но и опасен. Ильза Раструб предлагает нам войну с кругляшами. Вот к чему привело её правление. — Бажен возвысил голос, — старейшины, — призываю отстранить главу Меры от должности, наложив следящий браслет.

В зале повисла тишина, нарушаемая лишь шарканьем ног и шелестом одежды. Судебная машина, построенная на беспристрастных данных Высотомера, рухнула вместе с ним. На постройку Высотомера требовался антракс, целая плита антракса — горящего угля, как называли его кругляши. Не зря Бажен напомнил им о первом заседании. Они тогда сплоховали. И первый, кто уступил под напором Ильзы, был Глава Верховии. Это он дал Раструб второй шанс.

Тирольд Активный прокашлялся, Ильза была серьёзным противником, записать её в список врагов не хотел никто. Тревогу и трепет ощущали многие. Подать голос в её защиту или спустить дело на тормозах? Недоверие к Главе Меры стало слишком сильным в последнее время.

— Что скажешь, Ильза? — произнёс Тирольд, — ты как всегда не виновата?

— Конечно, нет!

Совет Меры всегда имел в своем распоряжении свою армию верхотуров. Поимка уклонистов, слежка за людьми давали право использовать этих наездников, которые подчинялись непосредственно Совету Меры. Ильза тщательно подбирала кадры. Фанатичная преданность Главе Меры и неукоснительное исполнение её распоряжений вот главные качества, которые требовались от новобранцев.

Ильза Раструб всегда доводила дело до конца. И хотя ей ограничили полномочия, она не собиралась выходить из игры. В руках стальной леди находилось много важных ниточек, и ни одну она не выпустила, зная, как их можно задействовать. План мести и возвращение своего влияния она решила сделать поэтапным. На первом месте стояло уничтожение дракона, который был как кость в горле. Серебристый маломерка спутал карты в великолепной игре, его смерть будет началом череды неприятностей семейства Светозаровых.

Ильза быстро просчитала, куда клонил Бажен на Совете Старейшин и для чего ему нужна реабилитация дракона. Она поняла: чешуйчатый у Добромира, и тот хочет его прибрать к рукам. Ну, что ж, посмотрим, милый мальчик, кто кого перехитрит. Ты вступил в противостояние со стальной леди, поэтому не жалуйся на последствия.

Глава 14. Тренировки

Соня

Падаю в чернильной темноте, не чувствуя ни ветра, ни холода, только ощущение бескрайнего пространства. Странный, долгий полёт в неизвестность, где я скоро разобьюсь. Неужели такая огромная высота? Почему я до сих пор лечу? Где то, что меня остановит навсегда?

Я не летела, кувыркаясь, поломанной куклой, а просто падала, отдаленно думая о том, что внизу может оказаться глубокий снег или сетка, (откуда ей только взяться) и я спасусь, не умру. Внизу будет то, что не даст мне покинуть этот мир. В ночной непроглядной темноте я открыла глаза. Сердце от страха колотилось, как у маленькой птички. Падение с огромной высоты было реальным, как наяву.

Успокоиться удалось только к утру, когда слабый рассвет начал просачиваться сквозь жиденькие шторы. Глаза закрылись сами собой, я подумаю днём, что означает этот сон, сейчас просто не осталось сил.

— Кто был на Огненной змее в твоём сне? — спросила я, отхлебнув из чашки горячий травяной отвар, и Добромир смутился.

Малочисленная группа товарищей собралась вокруг стола на завтрак. На днях Ларри и Асанна покинули Овечечку, чтобы возвратиться в Межгорье, утрясти все дела, и если получится, вновь вернуться сюда. Им не следовало светиться, отпуск Асанны подошёл к концу, и в управе могли возникнуть ненужные вопросы, если она вовремя не появится на работе. Следовало узнать и об Авивии. Всё ли с ней в порядке.

Наша тройка осталась в том же составе, в каком начала путешествие. И теперь мы, вроде как мирно, попивали чаек.

— Отчётливо я видел себя, нас. Не могу точно сказать, картинка стерлась, — неожиданно сбивчиво заговорил чемпион.

— Наверное, видел Эрвина, — я весело хмыкнула, — кого ещё?

— Скорее тебя, — ответил Добромир.

— Зачем гадать, — сказал Эрвин, — мне нужны деньги, я полечу.

Неожиданное заявление поставило чемпиона в тупик, он вдруг растерял слова, хотя несколько минут назад вышел к завтраку в уверенности, что всё идёт по плану. А теперь перед ним возникла дилемма, вступить в спор с Эрвином или промолчать.

— Лара не сможет выиграть сейчас, она еще не доросла до такого уровня, — выдал Добромир, кажется, разозлившись на самого себя. К дракону в глотку, компромиссы. Что он мямлит, как ученик у доски.

— Я выступлю с Горынычем, это мой дракон, — сказал Эрвин.

Солнечный свет из открытого стелился теплыми полосами по деревянному полу, отражался от начищенного шлема чемпиона на столе. Утро дышало спокойствием и умиротворением, но Добромир не находил их в своей душе. По-хорошему, я думала, ему не надо было заводить разговор с Эрвином, потому что каждый раз при сложении два плюс два, получалось что угодно, только не четыре.

— В этом раскладе есть одно но, — произнес Добромир, понимая, что ступает на тонкий лёд, — ты ни разу не выступал, а гонка серьёзная.

— Ещё есть время, я потренируюсь, — в расслабленной позе Эрвина сквозила насмешка, — Соне не стоит рисковать.

Ага, кто бы говорил. Я пока не вмешивалась в разговор. Может без меня договорятся?

— Я понимаю, ты хочешь проверить себя, — кивнул Добромир, соглашаясь, — но нам надо выиграть.

— Я выиграю, — отмахнулся Эрвин, — пойдём уже тренироваться.

Дав Эрвину мысленный подзатыльник, я усмехнулась, зря старался Добромир, всё было решено заранее, просто игра на нервах чемпиона — любимое занятие Вышнева.

Добромир не знал, что вечером предыдущего дня парочка голубков (я и Эрвин) вдрызг разругалась, хотя со стороны могло показаться, что у нас романтичное свидание. Я заявила Эрвину, что не полечу. Мы поспорили, я предложила ему лететь на Горыныче. Вот тут Эрвин закусил удила. Одна версия следовала за другой, он не мог понять, почему я отказываюсь от гонки.

Договорился до того, что я беспокоюсь за чемпиона, чтобы не увести у него победу из-под носа и не расстроить бедного Добромирчика.

Изворачиваться, чтобы скрыть причину отказа, было невмоготу. Если Эрвин поначалу воспримет рассказ о сновидении серьёзно, всё равно начнёт доказывать, что это девичьи страхи. Ещё хуже, если мой сон Эрвин посчитает хитрой уловкой. Лучше молчать.

Сны в Верховии всегда предупреждали. Я просыпалась ночью, прокручивала в голове жуткие картинки, тряслась от страха, успокаивалась с утренними лучами солнца и забывала сновидения.

А потом… сон сбывался.

Верховия учила доверять знанию гораздо более могущественному, чем мой разум. Над ошибками следует работать, а не повторять снова и снова. Я хотела во всеоружии встретить новый день, новый вызов и новое недовольство Эрвина, которому без надобности знать, что у меня на душе.

— Не буду участвовать, не уговаривай, — отрезала я.

Над левадой кружились стайки мошек, в прохладном вечернем воздухе разливался запах трав, а мы смотрели друг на друга как два врага.

— Не полечу, — я упрямо качнула головой, — Горыныч твой.

Мне надоел бессмысленный спор, я развернулась и пошла прочь из левады, Эрвин дёрнулся вдогонку, сделал пару шагов и замер. Не побежал догонять. Похоже, ему тоже осточертело переливать из пустого в порожнее.

Пусть Эрвин считает меня упрямой дурой. Нам нужны деньги. Если отказываюсь я, значит, летит он. Постаралась успокоить дыхание. Вдох, выдох. Всё хорошо. Горыныч дракон Эрвина, на нём будет легче победить, чем на Ларе.

Стройная пирамида замыслов Вышнева разрушилась, примерно как в обед, когда я сделала вареники с творогом, и Эрвин радостно примчался, чтобы полакомиться. Съев первый вареник, он скривился, вареники оказались не сладкие. Я добавила в творог не сахар, как он любил, а соль, как мы всегда делали дома.

После утреннего обсуждения действий по безопасности в небе началась тренировка. Эрвин в шлеме Добромира бодро оседлал дракона, дал команду на взлёт. Будто только того дожидаясь, Горыныч ринулся в небо. Довольный всадник даже не помахал мне рукой. Я наблюдала за ними из левады.

Сейчас Эрвин покажет, кто тут крутой наездник. Из-под ладони я следила за полётом. Мне показалось, что в небе действия у Эрвина с Горынычем рассогласованы. Наездник направлял дракона в одну сторону, а тот желал в другую. Видимо, Эрвин осадил Горыныча, и они закрутились на месте. Горыныч не летел, а всячески сопротивлялся, неохотно и коряво выполняя указания гонщика. Тренировка шла по сценарию, которую можно было назвать «импровизации Горыныча».

Чем больше закипал Эрвин, тем меньше слушался серебристый маломерка. Похоже, свободная жизнь дракона вдалеке от людей повлияла на его характер. Дракон как будто специально тупил, норовя удрать из долины, хотя наездники заранее договорились не покидать пределов Муравки. Места в небе для тренировок здесь хватало.

Промаявшись с непослушным драконом около часа, Эрвин направил его в леваду. Я дожидалась их, не понимая, что происходит в небе. Эрвин был на взводе от неудачного полета, он, не глядя на меня, посадил на цепь непослушного Горыныча, отчего тот жалобно взревел. «Еще немного, и он возьмёт хлыст», — мелькнула мысль. Неужели дракон до такой степени вывел его, что Эрвин перестал контролировать себя.

— Это всё ты, — без предисловий он налетел на меня.

— Что я?

— Горыныч неуправляем. Ты ему нашептала? — Эрвин кипел от ярости.

— Горыныч — твой дракон, учись с ним ладить, — попытка ответить спокойно почти удалась, хотя в душе всё клокотало от злости. Эрвин вскинулся от моих слов, будто я залепила пощёчину.

— Ты давно не седлал его, он просто отвык, — я пошла на попятную, чтобы остудить эмоции, бурлившие через край.

— Когда он притащил Ларри без седла и уздечки, все сделал безупречно, даже на ночь приземлялся на гору, чтобы бедный Ларри, не испытывал перегрузки. А сейчас Горыныч просто издевается надо мной. Ты же видела. Он не слушает меня, — прошипел парень сквозь зубы, — и всё из-за тебя.

На площадку приземлился Гром, а Эрвин бросился прочь с левады, по пути сшибая полевые цветы, попадающие под ноги. Через пару минут ко мне подошёл Добромир.

— Странная сегодня тренировка. Дракон не слушался, норовил удрать. Я не мог их бросить. Не тренировка, а постоянный контроль. Над Муравкой защитного купола нет.

— А я при чём? — глотая слёзы, спросила я у Добромира. Неужели чемпион тоже обвинит меня? Клятва данная себе «не плакать» испарилась. Что за отношения, когда Эрвин шагу не может сделать, чтобы не предъявить претензии.

— Может мне поговорить с ним? — Добромир видел, как я расстроилась.

— Он не будет слушать. Ни тебя, ни меня, — я отвернулась от Добромира. — Всё к лучшему, — прошептала, смахивая слёзы, — помоги ему выиграть гонку. Эрвин получит деньги и заплатит кругляшам. Это, действительно, важно для меня. — Я не сказала про Зарха, только мысленно добавила, когда Зарх поможет мне вернуться домой, я навсегда забуду Верховию, чего бы это мне ни стоило.

— Сделаю, что смогу.

Я даже не предполагала, что полёты Эрвина сильно расстраивают Добромира. Тренировки Эрвина были похожи на укрощение строптивого необъезженного дракона. Лара и то вела себя адекватнее. Мало того, что Горыныч не слушался, теперь и команда разваливалась на глазах. Эрвин обвинял меня, я молча варилась в ответных обидах. Осторожные советы Добромира, похоже, только портили воздух, так Эрвин морщился и кривился от них. Напряжение накапливалось с каждым днём. Это был уже не разлад, а разлом.

При таком настрое лучше вовсе не тренироваться. Добромир многозначительно смотрел на меня, намекая, если Горыныч не хочет летать с Эрвином, почему я не возьмусь за дело? Все понимали, если Эрвин не справится с Горынычем, он не победит. Огненная змея не дается слабакам.

С каждым днем Горыныч становился всё больше неуправляем, огрызался на Эрвина, команды выполнял вполсилы или совсем никак, рвал цепь, на которую тот его посадил. А на днях Горыныч будто взбесился в небе. И только железная тонкая палка, которую Эрвин позаимствовал у Добромира прямо в полёте, привела дракона в чувство.

Ситуация становились невыносимой. Добромир на Громе уже не тренировался, а только маячил недалеко от Эрвина. Вмешиваться в тренировки чемпион не мог, потому что сам не понимал, как подступиться к Горынычу. Говорить с Эрвином — что лить масло в горящий костёр. От одного слова чемпиона могло полыхнуть последнее, что осталось в усадьбе, поэтому измученный от таких тренировок Добромир, предусмотрительно помалкивал.

Я держалась, как крепость под осадой, с Эрвином не общалась, стараясь не попадаться ему на глаза. Я утратила веру в то, что разговор может что-то изменить, и хотя иногда, забывшись, наблюдала за парнем, так и не решилась нарушить молчание. Обида жгла сильней с каждым днём, ведь Эрвин не стремился наладить отношения. Отстранённость Вышнева увеличивалась по экспоненте вместе с его раздражением и злостью. У меня появилась странная зависимость, связанная с ожиданием хоть малейшего потепления с его стороны.

Вечером Добромир подошёл ко мне, когда Эрвина не было рядом. Он признался, что ему осточертела ситуация, когда молчание стало наихудшим вариантом в свете приближающейся гонки. Добромир сказал, что хочет откровенно поговорить с Эрвином. Я не возражала. Пусть попробует достучаться до озлобившегося упрямца.

Мы присели на краю левады. Чемпион спокойно оглядывал окрестности. Вечер выдался безветренный и тихий. Мы смотрели на одну и ту же картину, но каждый из нас видел своё.

Добромир расслаблено любовался наступающими сумерками, слушал стрекот кузнечиков, с наслаждением вдыхая запах луговых цветов. А я заметила Эрвина, который неторопливо двигался по тропинке в леваду.

— Не хочу, чтобы Эрвин меня здесь увидел, — сказала я, увидев мелькнувшую между деревьями рубашку парня, — куда бы спрятаться, не идти же к нему на встречу, — я лихорадочно оглянулась, ища укрытие.

*

Добромир не стал спорить, он махнул в сторону густого развесистого куста, и я как разведчик в три шага оказалась за ним. Ну, вот, теперь буду подслушивать. Неловко получилось. Вскоре я услышала шаги Эрвина и его покашливание.

— Присядь, хочу поговорить, — заговорил Добромир, наверное, чтобы исключить разговор обо мне. Ведь я тут как тут — и ушки на макушке.

— Вот смотрю на тебя и думаю, — раздался голос Эрвина, — некоторым по рождению даётся всё, о чём можно мечтать, любая прихоть исполняется по щелчку пальцев. Когда одни ломают голову, как добыть кусок хлеба, другие тратят время на размышления о смысле жизни. Я вот почему-то уверен, что ты заведёшь философскую беседу.

— Ты угадал, хотя еды в погребе хватит на всех, — наступила пауза, Добромир собирался с мыслями, — когда я первый раз с большой высоты спустился на драконе, меня как будто разобрали по частям, — заговорил Добромир, не заметив, как скривился Эрвин. Вышнев не ошибся, Добромир захотел поговорить по душам. — Я подумал, что Высотомер с моей высокой оценкой обманул меня. Я испытал страшное разочарование. Я был зол на себя. Чем больше я злился, тем болезненнее были спуски. Я психовал, хотел преодолеть, вытерпеть. Но моё тело отказывало мне в этом. Оно было хозяином, я оказался пленником.

— И что из этого следует?

— Надо разобраться, что с твоим драконом не так? А может с тобой?

— А может с тобой?

— С собой я разобрался. Не сразу, но…

— Случилось чудо! — дерзко воскликнул Эрвин, а я, не удержавшись, тихонько хихикнула.

Я чувствовала, что чемпион завис. Разговор у них получался отвратный. Эрвин, судя по голосу, находился в состоянии тихой ярости, а Добромир пытался не поддаться на провокацию.

— Я сказал себе, стоп. Мир состоит не только из боли.

— Мир состоит из любви, — с трудом сдерживая злость, добавил Эрвин. Похоже, ему до чёртиков надоел пафос Добромира.

— Может и так, — буркнул Светозаров в ответ.

— И полюбил Иолану, — подкинул Эрвин полешек в огонь настроения.

Вышнева не тронуло признание Добромира, он открыто насмехался над ним, высмеивая каждое слово. Попытка поговорить откровенно не перекинула мостик доверия между парнями, но Добромир с чемпионским самообладанием ответил совершенно искренне.

— Я ошибся в Иолане и … заплатил за свою ошибку.

— Не думаю, что ей этого достаточно.

Вечерний воздух принёс прохладу, налетевший ветер всколыхнул траву, звенели цикады, но я чувствовала усталость, как будто брела по бесконечному лабиринту.

— Температура понизилась, — сказал Добромир, — хочешь мучиться, — мучайся.

— В мучении есть смысл, злость придаёт сил.

— Только до определённого момента, — чемпион вернул себе привычную невозмутимость, — поговори с Соней, может у неё есть мысли насчёт Горыныча.

— Башмаки бы не потерять, когда рвану за советом, — ответил Эрвин, и я сжала кулаки.

— А как ты хочешь быть в форме? — спросил Добромир. — Гонщики ведь постоянно находятся в состоянии стресса. Я не говорю про боль. Это… отдельная тема. Но есть еще драки, травмы, страх плохо выступить, проиграть, потерять уважение, титул.

— У меня нет титула, — зевнул Эрвин, — это твои проблемы.

В душе парня засела обида, мы стучались в закрытые двери. А нужен был ключ. Моя малюсенькая надежда на то, что Добромир подберёт ключ, растаяла. Эрвин не желал расставаться со своими убеждениями. Ему требовалось завязнуть по уши, прежде, чем сменить колею и выбраться на новую дорогу.

— Продолжай тренировки, Огненная змея скоро, — поднимаясь, сказал чемпион, — пойдем спать.

Бесполезно говорить с бревном, буду придерживаться молчаливого соглашения не открывать рот.

Поговорить по душам не удалось.

— И тебе спокойной ночи, — буркнул Эрвин, поднимаясь вслед за Добромиром. Когда они оказались за пределами слышимости, я выползла из укрытия и побрела за ними. Маленькая несчастная путница, ищущая выход.

Настроение нашей маленькой группы стремительно ухудшалось. До гонки оставалось совсем ничего. Так долго продолжаться не могло, нарыв должен был лопнуть. После вечернего полета Эрвин подошёл ко мне, не в силах сдерживать эмоции. В небе что-то случилось, и Вышневу сорвало крышу.

— Что ты сделала с моим драконом? — спросил он с такой ненавистью, что у меня подкосились ноги, а сердце разлетелось на куски. Иллюзия любви рухнула в пропасть, жаля меня острыми гранями реальности. Я вынырнула на поверхность из затуманенного любовью разума, морок схлынул. Надеюсь, я смогу забыть этот взгляд.

Когда-нибудь.

За свой самообман я заплатила непомерную цену.

Дрожащими руками сняла фартук. Кулон, подаренный Эрвином, снять оказалось труднее, застежка не поддавалась. Только не плакать. Я справлюсь.

Застежка поддалась, я положила солнечный камень на стол и, пошатываясь, двинулась в леваду, где хозяйничал Добромир.

Перед глазами всё расплывалось, отчаяние отдавало болью в сердце, но я брела к Горынычу, к последней надежде на спасение. Мой дракон любит меня, он не умеет притворяться. Ради чего я мучилась вдалеке от своего чешуйчатого друга? Чтобы Эрвину было легче управлять драконом? Он даже не заметил, что я страдаю, видя, как Горыныч сопротивляется.

Кому я сделала хуже? Чью сторону выбрала? Если Горыныч привык к свободе, его надо отпустить, и плевать, что у Эрвина больше не будет ездового.

— Сними купол, я полетаю, — сказала без предисловий чемпиону. Добромир, который видел тренировку Эрвина, молча подал мне серебряный шлем.

Когда я подошла к Горынычу, то глазам не поверила. За неделю он изменился до неузнаваемости. Передо мной на цепи сидело несчастное худое создание с тусклой серой шкурой. В драконьих глазах плескалась такая боль, что я чуть не расплакалась.

— Что он с тобой сделал, — прошептала дрожащими губами, отстёгивая цепь, погладила жёсткую шею дракона. Серебристый маломерка в ужасном состоянии, а я прячусь в кусты, не желая сердить господина.

Хватит. Больше не отдам своего дракона Эрвину. Пусть хоть на метле летит, мне безразлично.

Взбираясь по хребту Горыныча, я чуть не навернулась с его исхудавшей спины, благо, что удержалась за гребень. Добралась до седла и пристегнула карабин. Не успела скомандовать, как дракон мгновенно взлетел и ринулся в вышину.

Чтобы унять расходившуюся злость, я бросила поводья. Мне хотелось наперекор всем доводам покинуть безопасную Муравку, которая стала тюрьмой для моего дракона. Ветер бил в грудь холодной струей, охлаждая разгоряченную кровь. Горыныч, почувствовавший свободу, рванул на север как сумасшедший, навёрстывая упущенное за все дни в неволе.

Мы с Горынычем одновременно заметили погоню. За нами гнались три дракона с всадниками без опознавательных знаков. Не верхотуры. То, что парни, не погулять вышли, я сообразила сразу. Три могучих дракона нагоняли нас. Путь в Муравку отрезан, внизу голые горы, чуть покрытые кустами, спрятаться негде.

Горыныч почуял опасность и рванул вперёд. Несколько арбалетных болтов просвистело рядом. Горыныч бросился в сторону, вниз, вверх. Он метался как воробей от ястребов. Его головокружительная пляска между арбалетных болтов вызвала давно забытый спазм в желудке. От ужаса, творящегося вокруг, мой разум отключился. Сердце с бешеной скоростью колотилось в горле. Горыныч был великолепен, но проигрывал в скорости, оторваться от преследователей не получалось. От болтанки, свиста стрел над головой, головокружительных кульбитов дракона я впала в дикую панику.

Мы сейчас погибнем.

Возможно, наёмники загнали бы нас быстрей, но Горыныч не сдавался, а я в приступе паники не вспомнила о своей силе, намного превосходящей врагов. Мозги отключились, я скрючилась на спине дракона, сжалась, что было сил, чтобы уменьшиться в размере, каждую секунду ожидая удар в спину.

Погоня затягивается.

Они отстанут. Скоро стемнеет.

И тут дракон вздрогнул всем телом, арбалетный болт вонзился в его бок. «Конец, — мелькнула мысль, — сейчас добьют».

Еще несколько мгновений мы летели в тишине, как в пустоте, я оглянулась, наёмники скрылись, будто растворились в наступающих сумерках.

Глава 15. Боль

Соня

Горыныч, миленький, терпи, пожалуйста, — слёзы застилали глаза, я ничего не видела, кроме дёргающихся рывками крыльев Горыныча. Мы сейчас упадём, под нами великаны-деревья, густо сомкнувшие кроны. Их толстые ветви добьют Горыныча, который и так летит из последних сил.

Помочь Горынычу, помочь! Я зажмурилась. Вообразила плотный поток воздуха, толстую плотную подушку под брюхом Горыныча. Поток помогает ему, держит тело дракона, крыльям легче, они почти не ощущают вес гиганта. Вздох облегчения вырвался из груди дракона, я, кажется, забыла, как дышать. Надо дотянуть до открытого участка, мы сядем, я что-нибудь придумаю. Надо одновременно расслабиться и собрать волю в кулак, чтобы Горыныч не упал. Мне казалось, он готов сдаться.

Моё сердце обливалось кровью, но я отгоняла страшные мысли. Нет, не буду бояться. Полёт опять неровный, с каждым взмахом Горыныч проседает всё сильней.

Перед глазами плывет туман. Я птица с огромными крыльями, которая летит снизу и своими равномерными взмахами помогает дракону. Видение удерживаю несколько секунд, оно помогло. Горыныч, действительно, летел, потом еще немного, после чего поймал поток и снизился.

Ледяное озеро! Мы опять приземлялись на его поверхность, но сейчас Горыныч не падал камнем, дёргано парил, стараясь дотянуть до берега.

Я приготовилась. Знала: если упадём в озеро — вода обожжёт, ледяными иголками вопьётся в тело, Горыныч сможет перенести холод, лапы у него должны грести.

Посадка наступила неожиданно, и дракон с головой ушёл под воду. Я соскользнула с его спины, умудрившись остаться на поверхности. Горыныч вынырнул и погрёб к берегу, от страха я, кажется, даже не чувствовала ледяной воды. Придерживаясь за гребень дракона, плыла рядом. Только бы добраться до берега. За Горынычем по воде тянулась кровавая полоса, я сглотнула ком в горле. Гребки дракона становились все медленней.

— Ещё, ещё немного, потерпи, скоро берег, — шептала, чувствуя, как силы покидают моего любимца.

Страх за Горыныча, мысли о спасительном береге вытеснили ужас перед ледяной водой. Горыныч заскрёб когтями по камням, остановился, сделал несколько нетвердых шагов и, не проронив ни звука, рухнул, как подкошенный. Крылья Горыныча полоскались в воде темными тряпками, а сам он в одночасье превратился в огромный прибрежный валун.

Я, торопясь, выбралась на берег, голова дракона лежала в воде, но ноздри и глаза были на поверхности. Захлебнувшись в крике, я упала на колени, обхватила голову любимого чудовища. Неужели он, собрав последние силы, дотянул до берега, спас меня, а сам умер?

Минутная пауза показала — Горыныч дышит, значит, не всё потеряно. Повторяя про себя как молитву, что драконы живучие, я по воде обошла дракона. Из его бока торчала толстая стрела, окрашивая воду в бурый цвет. Руки замерзли, я ожесточённо растёрла синие от холода пальцы. Нож у меня есть, я вытащу стрелу.

Чуть не завыв от ужаса, глядя на израненный бок дракона, я прикоснулась к шкуре ножом. Он даже не порезал её. Нож надо было вонзать со всей силы. Сделав три коротких выдоха, я сделала глубокий вдох и резко воткнула нож в бок дракона. Он вздрогнул всем телом, а я, судорожно дернувшись, надавила на нож. Крупная дрожь сотрясала меня. Вдруг я делаю хуже?

Со всей силы укусила себя за ладонь. Резкая боль помогла прийти в чувство, наконечник стрелы поддался, я потянула его на себя, цепляя живую плоть Горыныча и содрогаясь от страха. Кровь брызнула из открытой раны. Последний рывок и стрела оказалась в моей руке, я с отвращением отбросила её в сторону.

Как же не подумала, что края раны надо стянуть. Чем это сделать? Я почти не чувствовала тело от холода, стоя в ледяной воде по пояс. Какие-нибудь скобы, что-нибудь? Что можно придумать?

Что?

Отогревая дрожащие ледяные руки дыханием, я притоптывала ногами, почти не чувствуя их. Мозги тоже заледенели. Серёжки! Трясущими руками не сразу удалось расстегнуть сережку. Получится ли проткнуть шкуру Горыныча? Мои девичьи небольшие сережки без всяких камушков казались совсем миниатюрными рядом с кровоточащей раной дракона. Пытаясь проткнуть шкуру дракона, я уронила серёжку в воду. Вторую скрепку серёжку я сумела прицепить. Одной серёжки недостаточно, она стянула рану немного у края.

— Ты у меня красавчик, — ободрила я бесчувственного дракона, — я ещё что-нибудь придумаю, подожди.

Стуча зубами от холода, сняла притороченную с седла сумку. Здесь было немного продуктов, спички, сухое горючее. Выбралась на берег, дрожащими руками разожгла огонь, грела руки, смотрела на Горыныча. Как вытащить его из ледяной воды.

Эрвин говорил, что драконы живучие. Я гладила бугристую морду, наросты на лбу дракона.

— Не умирай, Горыныч. Как я без тебя? — говорила ему, плакать не было сил, — как тебя вытащить, такую тушу, ты ведь замёрзнешь здесь. — Горыныч, ползи на берег! — сорвавшись на крик, я завопила ему в ухо, — ползи вперёд! Вперёд!

Кожистые веки дракона дрогнули, на миг приоткрылись щёлочки глаз и тут же закрылись.

— Ползи вперёд! Соберись, это приказ!

Дракон дёрнулся, но тут же обмяк.

— Давай, давай, ты сможешь, — я громко повторяла в ухо дракона, и он, будто очнувшись, заскреб лапами, но ни на сантиметр не продвинулся на берег.

Через несколько мгновений Горыныч прекратил сражаться и отключился. Отступать было некуда. Раз дракон смог очнуться, значит должен выползти. Если он останется в ледяной воде, озеро довершит дело, начатое наёмниками. Я начала трясти дракона за гребень.

— Горыныч, шевели лапами! Работай, ещё, ещё, — твердила как заведенная, — ты можешь, я знаю.

Дракон не отзывался, я бес сил свалилась рядом.

— Что с тобой делать, чудовище?

Сидя на камнях, взлохмаченная, вымазанная в крови дракона, я раскачивалась как в трансе, мычала что-то невнятное, глядя на Горыныча. Что делать? Как вытащить?

Взгляд переместился на озеро.

— Помоги, — сказала, глядя на неправдоподобно гладкую поверхность воды, и бухнулась на колени. Мне представилось, как озеро дышит, слышит меня. В тёмной глубине впадины таится огромная мощь, перед которой мы с Горынычем лишь малые песчинки.

— Помоги, — прошептала и лбом коснулась камней в поклоне, — помоги Горынычу, помоги. Помоги!

Шум ветра, который шевельнул кроны деревья, заставил меня поднять голову. Озеро взволновалось, ветер заиграл на поверхности воды, заставив очнуться сонное царство. Издалека поднималась волна. Она как гигантский монстр набирала силу и высоту, двигаясь к берегу.

*

— Мамочки, — прошептала я и ухватилась за гребень дракона. Онемев от ужаса, смотрела на приближающуюся массу воды. Что я наделала! Миг, и волна, накрыв с головой, подхватила Горыныча и меня, прильнувшую к нему, вынесла на берег, бросила под деревьями и отступила обратно.

Дракон, не открывая глаз, вдруг заскреб лапами. От нахлынувшего облегчения я заплакала.

— Очнулся,мОлодец, когда всё позади!

Полежав немного рядом с драконом, поднялась, сняла и отжала одежду, развесила её на кустах. Нашла неподалёку сумку, шлем, даже смертоносную стрелу, милостивое озеро доставило вместе с Горынычем. Продукты в сумке намокли, но несколько кубиков сухого горючего, завёрнутые в непромокаемую плёнку остались сухие. Ещё у меня был нож, его я не выпустила из рук.

Ножом срубила несколько огромных листьев, похожих на папоротник, и накрыла Горыныча, нацепив листья на костяной гребень. Чуть слышное дыхание пробивалось из ноздрей дракона. Рана на боку кровоточила, но уже не так сильно. Жаль, я не знала лечебных растений, чтобы помочь своему любимцу.

— Подорожник, подорожник, — бормотала, — рассматривая травы под ногами и прислушиваясь к себе, — что-нибудь похожее на подорожник.

Нога запнулась о выступающий корень, и я плашмя свалилась на землю, ударившись коленями. Перед носом закачался голубенький цветочек с листиками, похожими на детскую ладошку.

— Это ты? — от наивного вопроса почувствовала себя несколько глупо, — лечебный? — цветочек закачался под лёгким ветерком, давая утвердительный ответ. — Я стала лесной феей, — облегчённо вздохнула, цветочек опять заколыхался. — Дашь мне несколько листочков? — аккуратно оборвала три листочка, — спасибо, надеюсь на твою помощь.

Листики цветка легко прилепились к ране, сверху для надежности придавила их ладонями, да так и осталась с прижатыми руками сидеть рядом. Кончики пальцев начало пощипывать, а вскоре ладони превратились в маленький костерок.

Сидя около Горыныча, я не ощущала времени. Прошёл час, а может три.

Ночные сумерки подобрались внезапно, выпрыгнув из лесной чащи, как тать из-за угла. Я очнулась, поняв, что дракона почти не видно. От воды тянуло стужей, я натянула высохшую одежду и снова заняла свой пост, застыв безмолвным стражем около неподвижного дракона. Никто не рассказывал мне, как лечить больного дракона, но я знала, главное — быть рядом.

Я склонила голову на спину Горыныча и прижалась к нему щекой. Так гораздо легче. Так я чувствую его тепло, дышу вместе с ним. Тук-тук неровно стучало сердце дракона. Тук-тук-тук — отзывалось моё. Ночное небо завораживало, баюкало, качало нас в огромных ладонях. Всплеск воды, шелест травы, скрип одинокого дерева вплетали свои звуки в дивную красоту ночи. Тихая музыка вселенной дарила ощущение покоя, незыблемости и умиротворения.

Проснулась я глубокой ночью. Горыныч пошевелился, я поняла, что уснула. Спина замёрзла, от неудобного положения кололо в боку, ноги прострелили острые иголки. Дракон чуть шевельнул крылом, я, вспомнив об укрытии, вползла в тесную нору и растянулась на жёстких камнях. «Взять под крыло», — вспомнила фразу и усмехнулась своим мыслям. Дыхание дракона оставалось прерывистым, но то, что он дышал, было колыбельной надежды для моей измученной души.

Мы выкарабкаемся. Нас найдут. Всё будет хорошо.

Хорошо не стало.

Наутро, осмотрев рану, я пришла в ужас. Бок раздулся, рана гноилась, вокруг неё плоть будто омертвела. В голову закралась мысль, стрела была отравлена, дракона хотели убить наверняка.

Я притащила в шлеме воды, попробовала напоить дракона, но он даже не шелохнулся, когда я попыталась влить немного воды ему в пасть. Горыныч умирал. Меня вновь затрясло от страха. Никто не знает, где мы. Никто не придёт на помощь. Некого позвать, не у кого спросить совета.

Я нарвала целый букет голубеньких цветов с зелёными листиками. Прикладывая листочки к ране, считала, что помогаю Горынычу, и отёк спадает. Для пущего эффекта решила размять листочки, а потом, чтобы улучшить их свойства пожевать. «Слюна лечебная. Все звери зализывают раны» — рассуждала я, тщательно пережёвывая маленькие листики.

Сначала боялась их жевать, но страх за Горыныча перевесил все другие мысли. Листочки на вкус слегка горчили, приложив зелёную массу к ране, я подождала немного и решила продолжать. Весь день я обмывала рану, прикладывала к ней листки и цветочки, которые, жевала без остановки. Горынычу становилось всё хуже. Листочки не помогали.

Сквозь пелену слез я смотрела на умирающего дракона.

Что еще можно сделать? Как помочь?

Переливание крови!

Как сомнамбула я подняла нож и резанула ладонь. Мгновенно выступила кровь. Недолго думая, прижала ладонь к распухшей ране дракона.

— Знаешь, Горыныч, моя кровь волшебная, ты поправишься, всё будет хорошо. Цветок не даст тебе умереть. Я помню, на тебя тоже упала его пыльца. Живи, Горыныч. Пожалуйста.

Красные капли смешались с бурой кровью, выступившей из раны дракона. Горыныч судорожно вздохнул, будто почувствовал облегчение. Через некоторое время, порезав вторую ладонь, я вновь приложила её к ране Горыныча. Когда ему станет легче? Неужели моя кровь не помогает?

Вскоре мысли улетучились. На смену им пришла боль. Тело прошило молнией боли, я скрючилась и застонала. За первым приступом последовал второй, потом ещё и ещё. Они то нарастали, то отступали. Стараясь дышать, как можно глубже, я отдыхала во время кратковременного затишья, пытаясь удержаться в сознании. В моменты особо острой боли я кусала ладонь, чтобы заглушить крик, потому что от крика приступ просто разрывал тело.

Я потеряла счёт времени. Дышать, стонать, отдыхать, кататься по траве, корчиться от боли, нести несуразный бред, в момент затишья спеть дурацкую песенку. Я не сопротивлялась боли, разговаривала с ней, старалась понять её, договориться.

Постепенно всплески боли стали реже, стоны глуше, удары сердца тише, и, наконец, я смогла расслабиться. Лёжа на траве, глядя на бездонное ночное озеро, в котором отражались звёзды, я ощутила мгновение ясности. Если мой организм справился с ядом, то, что это был яд, я не сомневалась, значит, и Горыныч справиться. Он зверь, он сильнее человека, он будет жить.

Хоть ночь и вымотала меня болью, уснула я совсем ненадолго. Встретила серый рассвет, и продолжила дежурство. Как в трансе я сидела, привалившись к умирающему дракону, бормоча невнятные просьбы о помощи. Силы покинули меня, хотелось лечь рядом с Горынычем, уснуть и не проснутся. В голове клубился туман, я не могла сосредоточиться ни на одной мысли. Плакать тоже не могла.

На шум, который поднялся сзади, я даже не оглянулась. Только когда в меня почти уткнулась драконья морда, я очнулась.

— Стрела? — чуть слышно прошептала, вглядываясь в чёрный вертикальный зрачок, — Горыныч умирает.

Потянувшись к израненному боку Горыныча, дракониха зашевелила ноздрями. Она, нервно подрагивая, изучала запах раны. Я безучастно глядела на Стрелу. Дракониха резко толкнула меня своим твёрдым боком. От падения я пришла в чувство. Гнев, с которым Драконица зарычала мне в лицо, испугал не на шутку, я очнулась.

Ярость плескалась в глазах дикарки, она жаждала расправы. Я медленно, не отводя взгляда, начала пятиться от драконицы. Агрессия зверя сменилась удовлетворением, Стрела отвернулась, будто минуту назад не намеревалась меня сожрать, хлестнула хвостом, чуть не попав мне по голове, яростно зарычала, и сноп огня из её пасти рванулся в сторону Горыныча.

Нет! Уйди! Хотела закричать, но голос был слишком тих. Даже шепота не последовало.

Запахло паленым мясом, дракон дернулся и на мгновение пришел в себя. Следующая струя огня последовала за первой. Я упала на землю, закрыла голову руками и завыла по-звериному. Как остановить Стрелу? Кинуться на неё с ножом? Причинить вред своей спасительнице? Я не смогу, я обязана ей жизнью.

Рычание драконицы смолкло, в наступившей тишине слышались только прерывистые хрипы Горыныча. А потом раздались странные чавкающие звуки. Подняв голову, я увидела, что драконица вылизывает обгоревшие края раны дракона.

— Стрела, — позвала дикарку, та и ухом не повела, — спасёшь его? Стрела, спасибо, спасибо, спасибо — забормотала, как помешанная. Дикая мысль, что драконица хочет добить Горыныча, отступила. Любимый дракон будет жить, он не умрёт. Совершенно измученная, обессиленная, я свернулась калачиком на земле и провалилась в чёрный колодец забвения.

Я проспала весь день и всю ночь. Под утро приснился сон, всё тот же сон, будто во тьме ночи я падаю с огромной высоты. Ничего не видно вокруг, падение может закончиться в любую секунду ударом, а я всё падаю и падаю. Странный полёт перестает пугать меня, слишком нереально долго он длится.

Когда я проснулась, занимался рассвет. Безмолвной горой рядом высился Горыныч. Я подползла к нему, приложила ухо к груди. Стук сердца. Внутри будто кто-то с трудом качал мехи. Стрелы не было. Я погладила серебристую шкуру дракона. Мой любимый зверь с жёсткой шкурой и нежной душой. Мы еще поборемся. Нельзя отчаиваться.

К вечеру появилась Стрела. Она подошла к израненному боку Горыныча и со всего маху отрыгнула в него что-то ядовито-коричневое. Мерзкая зловонная слизь сползла по гладкому чешуйчатому боку на землю. Я без отвращения подобрала вонючую субстанцию и аккуратно залепила рану, для надежности несколько раз прихлопнув ладонью.

Стрела улетела. К ночи Горыныч открыл глаза, я притащила ему в шлеме воды, он немного попил. Больше ничего добрая хозяйка не могла предложить своему любимцу. Драконьих лекарств я не знала, еды достать не могла. Ледяная вода озера была сейчас единственным спасением.

Сколько дней прошло, как мы улетели? Что в Муравке? Мы не вернулись, а нас никто не искал. Неужели парней подкараулили? За горами засада. А Добромир и Эрвин не знают.

Рой мыслей кружился в голове, но как не крути, я не могла сейчас лететь в Овечечку и предупредить. И этот жуткий сон. Опять этот сон. Леденящая душу тьма, падение в пустоту с огромной высоты. Сбудется? Беспокойство с новой силой охватило меня. Сидя у озера, я чувствовала себя беспомощной и несчастной. Моё разыгравшееся воображение раз за разом рисовало страшные картины расправы над обитателями Овечечки.

Утром следующего дня появилась Стрела с новой порцией вонючей жижи. Горыныч приоткрыл глаза, когда она шумно опустилась рядом. Очередное втирание в рану он принял с облегчённым вздохом.

— Стрела, мне надо в Муравку, — драконица повернулась, внимательно вслушиваясь в звуки моего голоса. Горыныч слегка заворчал, Стрела незамедлительно развернулась к нему.

— Эрвин и Добромир в опасности. Их надо предупредить.

Стрела чуть повела ушами, всё внимание, сосредоточив на Горыныче. Пролепетав ещё раз свою просьбу драконице, которая не обращала на меня внимания, я замолкла. Конечно, Стрела никуда не полетит, у меня нет с ней связи, как с Горынычем, да и под седлом дикарка не летает. Что ей моя просьба, которую она не понимает.

Я до сих пор помнила, как Стрела, первый раз подставив спину для полета, через несколько часов спокойно изменила курс и направилась к пещере с Бурым. На дикарку трудно рассчитывать. Я даже облегчённо вздохнула, когда Стрела поднялась и улетела. Бросать обездвиженного Горыныча не придётся.

К вечеру моё беспокойство приняло угрожающие размеры. Раз меня никто не ищет, значит, произошла беда. Почти всю ночь я провела без сна, только на рассвете сомкнув глаза.

Глава 16. Новая вера

Эрвин

Тени за окном становились всё длинней, последний тренировочный день перед гонкой прошёл так же, как и предыдущий.

Никак.

Мы с Добромиром дожёвывали поздний ужин, избегая встречаться взглядами. Мы курировали друг друга в небе, но дальше этого общение не шло. Ужин мы готовили попеременно, и в полном молчании поглощали его. Хорошая традиция. Но сегодня Добромир нарушил её.

— Как думаешь, я просто так выигрывал гонки?

Я вообще сейчас не думал о гонке. Мысли с трудом ворочались в голове, такие же вязкие как каша.

— Порог боли низкий, — я подцепил ложкой надоевшую кашу.

— А если скажу, что иногда могу уменьшить боль? — Добромир механически жевал горячее варево, чтобы просто набить живот.

— Серьёзно? — я плюхнул кашу обратно в тарелку, посыпал сахаром, попробовал. Вкус не изменился.

— Да. Получается, если хорошо настроиться.

— Ерунда, тело не обманешь, — и каша, и чемпион нервировали меня. Не хотелось ни есть, ни говорить.

— Боль — это… самосбывающееся пророчество, — выдал Добромир уверенно и отложил ложку

— Из дерьма пулю не слепишь, — я с усмешкой откинулся на спинку лавки, хотя минутой раньше хотел уйти. Добромир раздражал меня — огреть его увесистой табуреткой было бы лучшим событием за сегодняшний вечер. — Считаешь, мы испытываем боль, потому что хотим её?

— Думаем, что так заведено, и так будет всегда. Нужно освободить голову. Сделать шаг в будущее.

— От тела тебе её мигом освободят и от будущего в придачу.

— Реальность та, в которую мы верим. Я не считаю, что боль неизбежна. Когда получается удерживать новый образ, мне легче.

— Ты напоминаешь Ларри, у него тоже полно завиральных идей. — За бравадой я хотел скрыть смятение. С самого начала чемпион казался странным. А сейчас признался, что верит в то, что существует нечто вне человека. Дверники тоже владели тайным знанием, которое так и не смогли объяснить людям, поэтому их дар приравняли к тёмной магии.

— Завтра гонка, у нас настроение не победное, — Добромир исподлобья взглянул на меня.

С того дня, как исчезла Соня, мы почти не общались, сосредоточившись на тренировках. Короткие незначащие фразы да общий молчаливый ужин — вот всё, что происходило между нами.

— За твое настроение я не отвечаю, — ответил безразлично, хотя так мерзко я не чувствовал себя очень давно.

Мне было по-настоящему плохо. Добромир замешкался, рывком расстегнув верхние пуговицы своей куртки, одна из них, не выдержав напора, сиротливо повисла на толстой серой нитке.

— Мне жаль, что я послушался тебя и не полетел на поиски Сони. Ни одного дня без неё я не был спокоен. Даже Огненная змея перестала волновать меня, — сказал Добромир.

Какое мне дело до его волнений.

Когда Соня исчезла, я злился, негодовал, плевался ядом, но потом злость сменилась отчаянием. Страх скручивал узлом мои внутренности, я ни о чём другом не мог думать. Я засыпал с мыслью о Соне и просыпался, думая о ней. Невмоготу стало тренироваться, делать вид, что всё в порядке, но признаться Добромиру, что я готов выть на луну от отчаяния, не позволяла гордость.

Только не ему.

— Когда Соня победила в индивидуальной гонке, увела победу у меня из-под носа на последних метрах дистанции, я спрыгнул с седла, еле стоял от боли, так было плохо. — Добромир хмурился, подбирая слова, — а потом этот танец…, Соня стала танцевать с драконом прямо на помосте, меня словно волной накрыло. Боль ушла. Невероятное ощущение. Невероятное. Поразительное. Соня…, — голос чемпиона дрогнул, — каким-то образом открыла мне дверь в новое состояние, и как она это сделала, я до сих пор не понимаю. Вижу, тебе неприятно слушать, я говорю как есть. Она… она…, её надо беречь, охранять, защищать.

— Я тебя не держал, надо было найти её.

— Надо было…

Я не отрицал своего участия в бегстве Сони, но и Светозаров, поющий дифирамбы, не кинулся за ней. И зря.

— Тебе стало хуже на тренировках? — спросил я.

На секунду мне показалось, что собеседник скорчился, словно в муке, но видение мгновенно исчезло. Передо мной как будто сидел тот же Добромир, но я не ошибся: он стал другим. Сколько дней мы избегали друг друга, стараясь не сталкиваться, не смотреть, не говорить?

— Не хуже и не лучше. А тебе? — чемпион поглядел на меня в упор.

Он догадался. Понял.

— Ну….

— Что? — Добромир непроизвольно наклонился ко мне, — ты чувствуешь боль?

— С чего ты взял? Все нормально, — с трудом вытолкнул слова. Ложь противной жабой застряла в груди. Все потому, что Светозаров, будь он неладен, соперник не только в гонках.

— Точно, в порядке? — чемпион пристально посмотрел на меня, — ты ведь раньше был под защитой Сони.

— Я под её защитой? Что за бред?

— Правда, — выпалил Добромир, — она… не такая, как все. Тогда на Высотомере, Соня возникла… внезапно и, — чемпион выдохнул, — спасла тебя, потому что вовремя появилась.

— Что? — мой голос дрогнул, — вы были не вместе? — Я чувствовал себя, как приговоренный к смерти, которому объявили амнистию, сняли кандалы и отпустили на свободу

— Я же говорил, что видел, как на площади тебя взяли люди Ильзы. Я понял, тебя потащат на Высотомер, и явился туда раньше. Когда Мерин начал подниматься, я заметил Соню, — Добромир замолчал. — Тогда около Мерки я возблагодарил судьбу за её появление.

Возблагодарил? У меня потемнело в глазах.

— Жаждал узнать про Великую Вершину?

Взгляд Добромира поплыл в сторону, словно потеряв нить разговора. Чемпион много хотел сказать, но я не хотел слушать. Как он смеет благодарить судьбу, говоря о моей девушке! Я не слепой и не глухой. Добромира тянет к Соне, даже вопреки голосу разума. Интуиция пугает меня, но не обманывает.

— Ты обидел Соню, — сказал Добромир.

— Горыныча тоже я обидел? — с усилием погасил напряжение, которое, как пар под крышкой, желало вырваться на волю.

— Гонщик должен сохранять холодную голову.

— Помедленнее на виражах, уравновешенный, — я непроизвольно сжал кулаки. Врезать бы этому выскочке как следует.

— Я не бросаюсь на людей, как полоумный.

*

— А я бросаюсь, имей в виду.

— В ледяном озере пора искупаться. Будет меньше ряби в голове, — Добромир смотрел на меня исподлобья. Я знал, богатеи учат сынков драться не хуже заправских бойцов, — хочется уже тишины.

Я развалился на стуле и широко зевнул.

— Только Сони не хватает для полной гармонии, запал на неё, вот и суетишься, — подытожил я и растянул губы в злобной улыбке. Всё-таки достал чемпиона, его глаза вспыхнули от гнева.

— Ты прав. Запал и очень сильно, — ответил Добромир, — завтра после гонки полечу её искать, — чемпион встал, сделал глубокий вдох, — Огненная змея ближе к вечеру, мне надо выспаться.

Сумерки окутали окрестности, а я всё сидел за столом, не в силах подняться. Сколько не пыжился перед Добромиром — легче не стало. Соня вернулась ко мне, а я потерял её.

В мире, пронизанном болью, она воспринимается как данность. Я, как и все жил по этим законам. С появлением Сони всё перевернулось с ног на голову. Она не чувствовала боли. Разве такое возможно?

Оказывается, запросто.

И Добромир — единственный, ничего не зная о девушке, ощутил её силу. Светозаров озвучил то, о чём я постоянно забывал. Мой дракон и даже дикарка Стрела готовы были служить Соне. Я удивлялся их привязанности, не находя объяснения, а оно было на поверхности, как высшее проявление мудрости, не замутнённое играми разума. Все они чувствовали в Соне новую, ни с чем несравнимую иную энергию.

Соня

Когда появилась Стрела, я не услышала, провалившись в чёрный колодец сна. Пробуждение оказалось резким, что-то больно царапнуло по голове, и я открыла глаза. Спросонья моргая и не понимая, кто передо мной? Кто шевелит маленькими ноздрями, принюхиваясь к моему лицу? Негромкий рык заставил любопытное существо отпрянуть.

Неужели! Милый маленький дракончик со зрачками, точно сливовые косточки, обрамлёнными желтоватыми радужками с коричневыми крапинками.

— Горыныч, Стрела, — меня затопила радость, — это ваш малыш? Лапочка! — я готова была расцеловать дракончика с его мягким гребнем и совсем нежёсткой чешуйчатой шкуркой. Вот оказывается, куда рвался Горыныч, вызывая гнев Эрвина. А я не прислушалась к желанию дракона, не защитила бедное животное, о свободе которого якобы так пеклась.

— Горыныч, прости, — мой голос дрогнул, — прости, что не отпустила тебя, не поняла.

Жаль, что всё так произошло. Я готова была взять на себя боль Горыныча, но исправить произошедшее, была не в силах.

Внезапно к моим ногам упало седло, валявшееся неподалеку.

— Ты хочешь лететь? — я испуганно взглянула на хмурую морду драконицы, — а малыш останется с Горынычем?

Перспектива лететь на Стреле напугала. Как дракониха определит курс? Сейчас предлагает оседлать, а через минуту умчит за тридевять земель. Неожиданная слабость в ногах дала понять: я трушу. Это с Горынычем можно не думать, куда и зачем он направляется. Кредит доверия у него был бессрочный. И даже его несуразный выбор всегда оказывался наилучшим вариантом. Интуиция зверя странным образом всегда побивала логику человека.

А вот Стрелой я ни разу не управляла. Настороженно взглянула в лениво полуприкрытые глаза драконихи. Придётся выбирать. Прочь дурные мысли и сомнения. Стрела — подруга Горыныча, лучшая дикарка во всей Верховии. Она всегда являлась вовремя. И сейчас Стрела рискует гораздо больше меня, ведь у неё малыш. Драконица привела свое чадо на попечение Горыныча, чтобы в случае чего… В случае чего? Мой лоб мгновенно покрылся испариной.

Может не стоит?

Время на раздумья кончилось вместе с требовательным рыком Горыныча, дракон призывал лететь. Я согласно кивнула. Раз он благословляет, тогда вперёд.

Немного пришлось повозиться с седлом, хорошо, что Стрела была худая и подпруга на ней застегнулась. Поводья, которые крепились на липучках с крючками, тоже подошли дикарке. Правда седло село плохо, гребень у Горыныча был более низкий, и впадины не соответствовали. Подумав немного, я срезала верхнюю жесткую часть седла, оставив только небольшую мягкую подкладку. При такой неудобной посадке я уже летала на Стреле, поэтому без лишних эмоций уместилась между гребнями, водрузила на голову шлем, толкнула дикарку в бок.

Неохотно, словно под давлением, Стрела взлетела. Не её желание сейчас двигало крыльями, а безмолвная просьба Горыныча, о которой я догадалась только в небе.

Глава 17. Огненная змея

Стрела, немного размявшись, развила крейсерскую скорость, от которой у меня дух захватило. Высоту она набрала предельную и сейчас мчалась, действительно, как Стрела. Я только сейчас ощутила, на что способна дикарка. Таких полётов с Горынычем у меня не случалось, даже когда он нёсся на пределе возможности. Стрела оказалась просто великолепна. Направление, которое она выбрала, с высоты я не могла разглядеть, но упорно твердила: «Муравка, Муравка». Как будто это слово могло помочь Стреле выбрать правильный курс.

Главное не бояться, не думать, что невозможно. Холодный ветер бил в пылающее лицо, и я с наслаждением дышала. Этот мир наполнял меня силой и верой. Был ли это дар цветка или сам воздух Верховии источал волшебство? Мной двигало желание попасть в Муравку в поместье Овечечка и убедиться, что там всё в порядке. Совсем скоро показалось знакомая долина, я заставила Стрелу снизиться и сделать облёт над усадьбой. Обжечь дракониху о купол я не хотела, поэтому держалась на высоте; усадьба просматривалась хорошо, но она пустовала: ни людей, ни драконов. В небе над Муравкой тоже никого не наблюдалось. Стало трудно дышать.

Где они? Что случилось?

Мы приземлились рядом с усадьбой.

Неожиданно долину потряс низкий утробный звук, как будто громадный зверь огласил окрестности долгим призывным рыком. Зов пролетел над долиной, смолк и вновь повторился, эхом отдаваясь у меня в голове. Огненная змея! Как же я забыла — решила не участвовать и выкинула из головы. А если Эрвин и Добромир там, живые и невредимые?

Новый призыв тугой волной протяжно ударил в уши. Возвращаться к Горынычу, не предупредив друзей? Я посмотрела на хмурую морду Стрелы, переводчика на драконий рядом нет. Как я объясню свою просьбу? Стрела, не моргая, впилась в меня взглядом.

— Полетим на гонку? Там полно людей. Я знаю, ты их не любишь. Мы только глянем и сразу назад к Горынычу.

Стрела шумно задышала. Опасность всегда исходила от людей — безжалостных мучителей. Единственная из всех, кому доверяла дракониха, была я, но есть ли предел у веры? Стрела хлестнула хвостом, я взбежала по хребту до седла и мы поднялись в небо.

Доносившийся издалека гул указал направление. Стрела, не торопясь, набрала высоту и, неохотно, повернула на звук. Вечерело. Приближающий с каждой минутой шум страшил дикарку, непривычную к человеческим крикам. Ни гром, ни хлесткие струи водопада, ни злобное рычание врагов не пугали её. Люди, главные враги драконихи, могли заставить её дрожать. Истошные вопли трибун, заглушали все остальные звуки.

В наступающих сумерках показалось огромное поле, над которым парили драконы. Они сбились в одну большую хаотичную кучу, как будто огромный котел бурлил разноцветным варевом. В такой толкучке невозможно было разглядеть хоть кого-нибудь, ведь в гонку допускались все желающие. Огненная Змея принимала всех. И там каждый сам за себя.

Многочисленная группа наездников — профи оказалась в середине колышущейся массы, я узнала их по блестящим шлемам и защитным кольчугам. Все остальные сгрудились вокруг них, крутя головами в разные стороны. Кого тут только не было: зелёная молодёжь, мужчины, женщины, ветераны, наверное, из верхотуров. Главный приз в виде кругленькой суммы манил наездников, как синиц на сало в мороз. Гонка под названием Огненная змея случалась один раз в два года. Её устраивал Светозар, и сейчас сюда съехалось куча народа со всей Верховии. Зрелище стоило того.

Громогласный голос, усиленный в несколько раз, гаркнул приветствие, зрители на трибунах замерли. В ту же секунду над гонщиками вспыхнул огненный рукав, светящаяся, изгибающаяся огромная прозрачная змея с разинутой пастью. Трибуны захлебнулись воплем ужаса и восхищения. От страха Стрела зависла на месте. Дрогнула и большая часть драконов — всех поразила искрящаяся, переливающаяся всеми цветами радуги, зловещая змея.

Мы оказались в стане малодушных, которые дрогнули и попятились назад. Змея повела головой и направила пасть к гонщикам. Драконы, как по команде, замельтешили крыльями. Казалось, сейчас все собьются в кучу малу и поубивают друг друга. Те, кто напирал сзади, неожиданно осадили — так напугала их приближающая голова грозной змеи. Очутившись над гонщиками, она потянулась к ним, ещё шире раззявив пасть и, втянув в себя порцию драконов, погналась за остальными. Один за другим участники, даже те, кто в последнюю минуту удирал с поля, оказывались внутри светящегося рукава.

Стрела находилась в отдалении, но змея, заметив драконицу, резко метнулась к ней, я ощутила сильнейший поток воздуха, гигантский пылесос тянул нас внутрь. Драконица судорожно забила крыльями, сопротивляясь потоку, но нас засасывало, несмотря на отчаянное желание Стрелы уклониться от огненной утробы. После бесполезной борьбы, под улюлюканье трибун, Стрела развернулась головой к разинутой пасти и нырнула в неё.

Впереди, суматошно кувыркаясь, неслись аутсайдеры гонки. Те, кого змея, можно сказать, заглотила насильно. В такой кутерьме я ничего не могла понять, управлять дикаркой даже не пыталась, сразу же сдавшись на её милость. Гонка началась по- настоящему.

Почти, как живой, рукав извивался, спиралью уходя вниз. Паника накрыла меня с головой, я была без защиты, карабин — крепление к седлу остался на берегу, как и основная часть седла. Я прильнула к Стреле насколько позволял гребень, точно малое дитя к матери. Моя жизнь теперь полностью зависела от неё. От творящегося вокруг ужаса дракониха бросилась вперёд, решив быстрей проскочить адов рукав — выйти из него было невозможно.

*

Поток, который втянул нас внутрь, немного ослаб; можно было, как делали многие на спусках, лететь не торопясь. От соседства с другими особями дракониха зверела, приходя в бешенство. Попутчики-драконы шарахались от неё, мгновенно признав в ней неистовую дикарку. Стрела, не сумев справиться с первобытным страхом, при приближении к участникам, дико рычала, отчего даже у меня волосы становились дыбом. Я каждый раз предчувствовала, что Стрела броситься на противника в желании растерзать его на месте.

Прозрачный рукав не глушил звуки, и крики на стадионе били по нервам. Каждый раз, когда Стрела с рёвом проносилась мимо соперников, а бедняги разлетались в стороны, как пташки от коршуна, болельщики воплями выражали своё одобрение. В таком потоке драконов я совершенно потеряла ориентацию, не могла ни на секунду сосредоточиться. Мои мысли улетучились, унесённые хлестким ветром в лицо, я напрочь забыла причину, по которой здесь очутилась.

Утроба змеи неожиданно раздвоилась, один виток шёл по спирали вниз, другой уходил вверх и в сторону. Я не успела просчитать варианты, как дикарка бросилась вниз. Это ответвление рукава почти никто из рядом летящих гонщиков не выбрал, наверное, поэтому дракониха ринулась туда. Как реактивная, Стрела летела по виражу, свист ветра в ушах говорил о том, что она набрала огромную скорость. Моргая слезящимися глазами, я с ужасом вглядывалась вперёд. Рукав не просматривался дальше одного поворота. Одно радовало: гонщиков на пути не было. Не успела я об этом подумать, как мы чуть не налетели на белого дракона. Стрела взревела, наездник-юноша в страхе оглянулся, его дракон шарахнулся в сторону, сверкнул разряд, белый задел крылом поверхность трубы, Стрела как бешеная пронеслась мимо. Я поняла: если бы белоснежный красавец не дал дорогу, дикарка вцепилась бы ему в загривок.

Огненная змея извивалась, петляла над полем, выход из рукава был невозможен, чувствительный электрический разряд обжигал тех, кто хотел прервать гонку. Таковы были условия Огненной змеи.

Вновь показалась развилка, здесь было три пути, резкий спуск, волнообразная середина или пологий подъем. До меня начала доходить тактика гонки. Сложный участок с головокружительными спусками и подъёмами, скорее всего, намного короче, чем остальные. Я не сомневалась, лидеры гонки выбирали короткий путь, и значит, Стрела движется примерно в том же направлении. Чем быстрей она выскочит из чрева змеи, тем быстрей мы сможем убраться отсюда.

Змея, сделав ещё один виток, коварно пошла круто вверх. От такой свистопляски у меня кружилась голова, а Стрела не сбавляла скорости. Чтобы увеличить драйв внутри рукава возник нехилый ветер, который добавил скорости недостаточно резвым участникам.

Крутой подъем оборвался зигзагообразным спуском. Я предпочитала бы просто рухнуть вниз, чем крутить головокружительные виражи, на которых Стрелу то и дело заносило. Хорошо, хоть рукав был достаточно широк, чтобы не задевать искристые стенки. На очередном повороте я заметила впереди зелёного дракона. Стрела нагоняла его. Странно, что она не зарычала, предупреждая о своем приближении. Я как в замедленной съемке, наблюдала за происходящим. Зелёный — это был Тор, спускался плавно, проходя повороты с меньшим диаметром, загораживая дорогу участнику сзади.

Стрела, догнав зелёного, корпусом вдарила его в бок. Тор не удержался и со всего маху улетел в стенку, рукав вспыхнул. Тор содрогнулся от боли, дико зарычал и отскочил. Электрический разряд болезненно тряхнул его.

Чуть полуобернувшись, я увидела перекошенное от боли лицо гонщицы и руку, занесённую для удара. Иолана хлестнула Тора, направляя его вслед за нами. Зелёный поганец догнал нас на вираже, и налетел на Стрелу всей тушей. От толчка дракониха чиркнула крылом прозрачную стенку, электрический ток прошил наши тела, и Стрела обезумела.

Она осознала, у неё только один выбор: жизнь или смерть. Дикарка клацнула зубами и ринулась на Тора. Рёву летящих бок о бок драконов вторил рёв на стадионе. Я вцепилась в седло мертвой хваткой. Зрители орали, как бешеные драконы, их истошные вопли подстёгивали чудовищ, которые мчались по виражу, сшибая друг друга с пути. Искры от ударов в электрическую оболочку трубы летели во все стороны. Драконов трясло от ударов тока и нарастающего бешенства. Я совершенно не контролировала Стрелу, а гонщица на зелёном драконе вдруг осознала: рядом летит сумасшедшая, которая сейчас кинется на неё. Иолана поняла, что сцепилась с дикаркой, и пощады не будет. Вмиг перетрусив, гонщица осадила дракона.

Наконец-то мы оставили зеленуху позади. Я оглянулась, услышав крики за спиной, на Тора сзади налетел чёрный дракон. Он почти протаранил Тора, который вновь задел рукав, но Стрела уже умчалась вперед.

Мне оставалось лишь молиться, чтобы ужасная змея закончилась, и мы остались живы. После пережитых кульбитов меня трясло, я с трудом сохраняла равновесие. Если мы ещё раз встрянем в бой, я могу не удержаться, не зубами же хвататься за гребень драконицы. Стрела, не Горыныч, она не думает о всаднице. Сейчас, когда её насильно затолкали в огненную змею, она совершенно обезумела.

Вираж перешёл в огромную петлю, которая возникла перед нами, как неотвратимое наказание за содеянное безрассудство. Петля сияла дикой и страшной красотой. Только на большой скорости я могла бы удержаться на спине дикарки.

— А-а-а-а, — от страха я заорала, заглушая остальные звуки, вдарила драконицу в бок ногами, накинув поводья на гребень и замотав их.

Поняла ли Стрела приказ, я не знаю. Но удар в бока заставил её злобно огрызнуться и кинуться вперёд. Поток воздуха подхватил нас. Мощно заработала аэротруба, придавая немыслимое ускорение, дикарка взмыла в мёртвую петлю. Я так судорожно вцепилась в гребень, что когда мы одолели верхнюю точку и ринулись вниз, почувствовала, что стиснула зубы до хруста в челюсти. Бока драконихи ходили ходуном, я с ужасом вспомнила о подпруге Горыныча, которая Стреле была маловата.

И тут огненная змея успокоилась, она петляла по горизонтали, что называется змейкой. Простые, на первый взгляд, изгибы оказались не менее коварны, чем предыдущие отрезки пути. Рукав начал сужаться, тоннель стал совсем узким, пространство оказалось только на одного дракона. Лететь по узкой змейке на скорости было крайне опасно. Но даже тут Стрела не сбавила темпа.

Драконица хотела вырваться из трубы любым способом. В замкнутом пространстве она чувствовала себя ещё хуже, чем в широком рукаве, желание свободы придало ей совершенно немыслимую силу. Дикарку не останавливало то, что она раз за разом чиркала о вспыхивающие стенки. Её било током, но она, кажется, не замечала этого. Меня, как и Стрелу, раз за разом трясло от разрядов. Ничего не соображая, распластавшись на спине дикарки, я принимала боль, мечтая только о том, чтобы всё закончилось. Ужасная гонка стёрла мою личность, оставив жалкую физическую оболочку, жаждавшую выбраться отсюда живой.

Рядом появились другие рукава: узкие, каждый со своим неповторимым изгибом, они извивались, будто живые. Рукава начали переплетаться как тонкие змеи, свиваясь в диковинный узор. Зрелище просто фантастическое по своей красоте. Даже Стрела несколько сбавила свой бешеный полёт, когда сверху и снизу увидела других драконов, летящих каждый своим маршрутом. Неожиданно совсем рядом заструилось ещё одно щупальце гигантского осьминога. Я повернула голову, параллельным курсом летел Эрвин на Ларе. Он повернул голову, наши взгляды на секунду встретились, и Стрела промчалась мимо. Ни облегчения, ни радости, ничего не ощутила я, все чувства остались в прошлом. Гонка, как громадная бурная река тащила нас по порогам, била о камни, крутила водоворотами, бросала с обрывов.

Я потеряла себя, стала одним целым с дикаркой, слилась сознанием и телом с драконицей. И когда я потеряла себя, страх покинул меня. Теперь я видела лишь бешеные виражи, спуски, подъёмы, петли, как будто мои глаза и чувства стали едиными с дикаркой. Осталась только бешеная скорость и жгучая сила, которая огнём струилась по венам. Шум трибун покинул сознание вместе с другими мыслями.

Когда закончилась труба — я не помнила. Стрела взмыла вверх и ринулась прочь со стадиона. Я смотрела вперёд, затихающие звуки стадиона заставили меня оглянуться. Свободны?

Свободны!

Стрела летела прочь от Огненной змеи, я чувствовала как мы страшно устали. Невероятная изматывающая гонка закончилась. Силы на пределе возможности были отданы ей без остатка. Только дикарка не знала, что гонка лишь соревнование, а не схватка за жизнь. Я закрыла глаза, окунувшись в эмоции Стрелы. Дикарка радовалась, что сбежала от тех, кто хотел поймать её и изжарить живьём.

**

Поток, который втянул нас внутрь, немного ослаб; можно было, как делали многие на спусках, лететь не торопясь. От соседства с другими особями дракониха зверела, приходя в бешенство. Попутчики-драконы шарахались от неё, мгновенно признав в ней неистовую дикарку. Стрела, не сумев справиться с первобытным страхом, при приближении к участникам, дико рычала, отчего даже у меня волосы становились дыбом. Я каждый раз предчувствовала, что Стрела броситься на противника в желании растерзать его на месте.

Прозрачный рукав не глушил звуки, и крики на стадионе били по нервам. Каждый раз, когда Стрела с рёвом проносилась мимо соперников, а бедняги разлетались в стороны, как пташки от коршуна, болельщики воплями выражали своё одобрение. В таком потоке драконов я совершенно потеряла ориентацию, не могла ни на секунду сосредоточиться. Мои мысли улетучились, унесённые хлестким ветром в лицо, я напрочь забыла причину, по которой здесь очутилась.

Утроба змеи неожиданно раздвоилась, один виток шёл по спирали вниз, другой уходил вверх и в сторону. Я не успела просчитать варианты, как дикарка бросилась вниз. Это ответвление рукава почти никто из рядом летящих гонщиков не выбрал, наверное, поэтому дракониха ринулась туда. Как реактивная, Стрела летела по виражу, свист ветра в ушах говорил о том, что она набрала огромную скорость. Моргая слезящимися глазами, я с ужасом вглядывалась вперёд. Рукав не просматривался дальше одного поворота. Одно радовало: гонщиков на пути не было. Не успела я об этом подумать, как мы чуть не налетели на белого дракона. Стрела взревела, наездник-юноша в страхе оглянулся, его дракон шарахнулся в сторону, сверкнул разряд, белый задел крылом поверхность трубы, Стрела как бешеная пронеслась мимо. Я поняла: если бы белоснежный красавец не дал дорогу, дикарка вцепилась бы ему в загривок.

Огненная змея извивалась, петляла над полем, выход из рукава был невозможен, чувствительный электрический разряд обжигал тех, кто хотел прервать гонку. Таковы были условия Огненной змеи.

Вновь показалась развилка, здесь было три пути, резкий спуск, волнообразная середина или пологий подъем. До меня начала доходить тактика гонки. Сложный участок с головокружительными спусками и подъёмами, скорее всего, намного короче, чем остальные. Я не сомневалась, лидеры гонки выбирали короткий путь, и значит, Стрела движется примерно в том же направлении. Чем быстрей она выскочит из чрева змеи, тем быстрей мы сможем убраться отсюда.

Змея, сделав ещё один виток, коварно пошла круто вверх. От такой свистопляски у меня кружилась голова, а Стрела не сбавляла скорости. Чтобы увеличить драйв внутри рукава возник нехилый ветер, который добавил скорости недостаточно резвым участникам.

Крутой подъем оборвался зигзагообразным спуском. Я предпочитала бы просто рухнуть вниз, чем крутить головокружительные виражи, на которых Стрелу то и дело заносило. Хорошо, хоть рукав был достаточно широк, чтобы не задевать искристые стенки. На очередном повороте я заметила впереди зелёного дракона. Стрела нагоняла его. Странно, что она не зарычала, предупреждая о своем приближении. Я как в замедленной съемке, наблюдала за происходящим. Зелёный — это был Тор, спускался плавно, проходя повороты с меньшим диаметром, загораживая дорогу участнику сзади.

Стрела, догнав зелёного, корпусом вдарила его в бок. Тор не удержался и со всего маху улетел в стенку, рукав вспыхнул. Тор содрогнулся от боли, дико зарычал и отскочил. Электрический разряд болезненно тряхнул его.

Чуть полуобернувшись, я увидела перекошенное от боли лицо гонщицы и руку, занесённую для удара. Иолана хлестнула Тора, направляя его вслед за нами. Зелёный поганец догнал нас на вираже, и налетел на Стрелу всей тушей. От толчка дракониха чиркнула крылом прозрачную стенку, электрический ток прошил наши тела, и Стрела обезумела.

Она осознала, у неё только один выбор: жизнь или смерть. Дикарка клацнула зубами и ринулась на Тора. Рёву летящих бок о бок драконов вторил рёв на стадионе. Я вцепилась в седло мертвой хваткой. Зрители орали, как бешеные драконы, их истошные вопли подстёгивали чудовищ, которые мчались по виражу, сшибая друг друга с пути. Искры от ударов в электрическую оболочку трубы летели во все стороны. Драконов трясло от ударов тока и нарастающего бешенства. Я совершенно не контролировала Стрелу, а гонщица на зелёном драконе вдруг осознала: рядом летит сумасшедшая, которая сейчас кинется на неё. Иолана поняла, что сцепилась с дикаркой, и пощады не будет. Вмиг перетрусив, гонщица осадила дракона.

Наконец-то мы оставили зеленуху позади. Я оглянулась, услышав крики за спиной, на Тора сзади налетел чёрный дракон. Он почти протаранил Тора, который вновь задел рукав, но Стрела уже умчалась вперед.

Мне оставалось лишь молиться, чтобы ужасная змея закончилась, и мы остались живы. После пережитых кульбитов меня трясло, я с трудом сохраняла равновесие. Если мы ещё раз встрянем в бой, я могу не удержаться, не зубами же хвататься за гребень драконицы. Стрела, не Горыныч, она не думает о всаднице. Сейчас, когда её насильно затолкали в огненную змею, она совершенно обезумела.

Вираж перешёл в огромную петлю, которая возникла перед нами, как неотвратимое наказание за содеянное безрассудство. Петля сияла дикой и страшной красотой. Только на большой скорости я могла бы удержаться на спине дикарки.

— А-а-а-а, — от страха я заорала, заглушая остальные звуки, вдарила драконицу в бок ногами, накинув поводья на гребень и замотав их.

Поняла ли Стрела приказ, я не знаю. Но удар в бока заставил её злобно огрызнуться и кинуться вперёд. Поток воздуха подхватил нас. Мощно заработала аэротруба, придавая немыслимое ускорение, дикарка взмыла в мёртвую петлю. Я так судорожно вцепилась в гребень, что когда мы одолели верхнюю точку и ринулись вниз, почувствовала, что стиснула зубы до хруста в челюсти. Бока драконихи ходили ходуном, я с ужасом вспомнила о подпруге Горыныча, которая Стреле была маловата.

И тут огненная змея успокоилась, она петляла по горизонтали, что называется змейкой. Простые, на первый взгляд, изгибы оказались не менее коварны, чем предыдущие отрезки пути. Рукав начал сужаться, тоннель стал совсем узким, пространство оказалось только на одного дракона. Лететь по узкой змейке на скорости было крайне опасно. Но даже тут Стрела не сбавила темпа.

Драконица хотела вырваться из трубы любым способом. В замкнутом пространстве она чувствовала себя ещё хуже, чем в широком рукаве, желание свободы придало ей совершенно немыслимую силу. Дикарку не останавливало то, что она раз за разом чиркала о вспыхивающие стенки. Её било током, но она, кажется, не замечала этого. Меня,как и Стрелу, раз за разом трясло от разрядов. Ничего не соображая, распластавшись на спине дикарки, я принимала боль, мечтая только о том, чтобы всё закончилось. Ужасная гонка стёрла мою личность, оставив жалкую физическую оболочку, жаждавшую выбраться отсюда живой.

Рядом появились другие рукава: узкие, каждый со своим неповторимым изгибом, они извивались, будто живые. Рукава начали переплетаться как тонкие змеи, свиваясь в диковинный узор. Зрелище просто фантастическое по своей красоте. Даже Стрела несколько сбавила свой бешеный полёт, когда сверху и снизу увидела других драконов, летящих каждый своим маршрутом. Неожиданно совсем рядом заструилось ещё одно щупальце гигантского осьминога. Я повернула голову, параллельным курсом летел Эрвин на Ларе. Он повернул голову, наши взгляды на секунду встретились, и Стрела промчалась мимо. Ни облегчения, ни радости, ничего не ощутила я, все чувства остались в прошлом. Гонка, как громадная бурная река тащила нас по порогам, била о камни, крутила водоворотами, бросала с обрывов.

Я потеряла себя, стала одним целым с дикаркой, слилась сознанием и телом с драконицей. И когда я потеряла себя, страх покинул меня. Теперь я видела лишь бешеные виражи, спуски, подъёмы, петли, как будто мои глаза и чувства стали едиными с дикаркой. Осталась только бешеная скорость и жгучая сила, которая огнём струилась по венам. Шум трибун покинул сознание вместе с другими мыслями.

Когда закончилась труба — я не помнила. Стрела взмыла вверх и ринулась прочь со стадиона. Я смотрела вперёд, затихающие звуки стадиона заставили меня оглянуться. Свободны?

Свободны!

Стрела летела прочь от Огненной змеи, я чувствовала как мы страшно устали. Невероятная изматывающая гонка закончилась. Силы на пределе возможности были отданы ей без остатка. Только дикарка не знала, что гонка лишь соревнование, а не схватка за жизнь. Я закрыла глаза, окунувшись в эмоции Стрелы. Дикарка радовалась, что сбежала от тех, кто хотел поймать её и изжарить живьём.

На стадионе бесновалась Иолана. Закончив гонку двадцатой, она кинулась к отцу, трясясь от ярости.

— Поймай эту дрянь, — кричала наездница, не замечая, как косятся на неё окружающие, — она сумасшедшая! Кто её допустил? — Иолана готова была наброситься с кулаками на верховода Светозара, который сохранял спокойствие, хотя лицо его стало малинового цвета. — Ты видел? Она налетела на Тора, сшибла его! Видел?

Болельщики навострили уши, такое представление им было по душе.

— Это разрешено в правилах, — процедил отец, нервно глянув по сторонам.

— Мне пришлось осадить дракона, она могла убить меня. Поймай их, они опасны, — взревела любимая дочка, не замечая любопытных слушателей. — Если промедлишь, они сбегут.

— На нас смотрят, — процедил отец, вызвав ответную оглушительную бурю.

— Мне плевать! — визжала Иолана, — плевать! Меня чуть не убили, а ты не шевелишься!

— Её победа зафиксирована судьями, — отец ещё больше понизил голос.

— Что! Она победила? Ты хочешь сказать, законно? — задохнулась красавица.

— Не ори, сейчас вышлю погоню, — прошипел отец, схватил Иолану за локоть, уводя разъяренную дочь подальше от любопытных ушей.

Эрвин

Я, кажется, двинулся рассудком. Даже усталые наездники, закончившие гонку, смотрели на меня как на умалишённого. Я метался по полю, ища Соню, расталкивая неповоротливых гонщиков и их драконов. Большая часть змеи погасла, остались только финишные фрагменты, по которым мчались отставшие наездники, но гонка перестала представлять для меня какую-либо ценность в тот момент, когда я увидел Соню. Мы на секунду встретились взглядами, и я ринулся догонять её.

Увы, мой рукав утянул Лару в сторону, и Соня исчезла из поля зрения. Я отчаянно гнал Лару к финишу, ничего не замечая вокруг. Наездники вступали в борьбу на финише, но гонка для меня перестала существовать.

— Где Соня? — крикнул Добромир, приближаясь ко мне. Он тоже заметил её в рукаве, и сейчас оглядывался по сторонам, — что за дракон у неё? Летел, как сумасшедший.

— Дикарка!

Услышав меня, Добромир чуть не вывалился из седла, круто развернул дракона и направил его вверх. Его, как и меня волновал только один вопрос. Где Соня?

Голос из динамика всё никак не объявлял имена победителей, испытывая терпение гонщиков и зрителей. Последние участники заканчивали дистанцию. Змея почти догорела, остались лишь несколько тонких щупальцев. Внезапно они с треском рассыпались и погасли. Все замерли. Голос из динамика протрубил.

— Гонку «Огненная змея» победил… неизвестный участник, не заявленный в списках, минутку, — возникла пауза, потом невнятное бормотание, и наконец, членораздельная речь диктора, — приносим извинения, мы не можем сейчас назвать имя победителя, — динамик зашуршал, и почти сразу возник другой бойкий голос.

— Уважаемые зрители. Награда обязательно найдет героя! Сейчас объявляется большой банкет для участников и их гостей в большом зале Тринистада! Там состоится награждение победителей.

По стадиону пронёсся гул разочарования. Все ждали имя победителя, а оно оказалось неизвестно, к тому же храбрец умчался со стадиона, не дав зрителям насладиться победой гонщика.

Добромир подлетел ко мне.

— Она улетела, ты слышал? Победитель улетел. Я уверен, это Соня, — крикнул чемпион.

— Куда она делась? — у меня от нервного напряжения дёргался глаз, я не обращал внимания, — в какую сторону?

— Туда, — чемпион махнул рукой, указывая направление, — я видел верхотуров Радича, мне кажется, они за ней полетели.

Наши драконы одновременно взметнулись над полем. Ждать милостей от верхотуров Андрона Радича не стоило, я нутром ощущал опасность. Зная нрав дочери, можно представить, каков отец. От дракона жди дракона, говорят в Верховии, и не ошибаются.

— Ты их видишь? — Добромир указал направление, — не теряй из виду. Гром полоснул крыльями со всего маху и умчался вперёд, послушный воле наездника. Лара последовала за ним.

Глава 18. Гроза

Соня

Стрела мчалась со скоростью пули, выпущенной из ружья, погоню она заметила раньше меня, как только незнакомцы возникли на горизонте. Дикие драконы намного бдительнее ездовых. Пока драконица отходила после гонки, она летела в пол силы, и верхотуры смогли нагнать её. Но как только она увидела преследователей, сразу набрала скорость.

Темнота подступала со всех сторон, драконица торопилась укрыться в лесу. Я знала, драконы не летают ночью. Была маленькая надежда, что верхотуры отстанут, испугавшись темноты. Надо было продержаться хоть немного, ругать себя за очередную глупость было поздно. Зря я заставила Стрелу лететь к Огненной змее.

Перестав оглядываться, я смотрела вниз и молилась, чтобы быстрее появилось Ледяное озеро. Стрела неслась туда, где находился Горыныч с малышом.

Душа ушла в пятки, когда мимо просвистело несколько арбалетных болтов. Тут же вспомнился сон, где во мраке с неимоверной высоты я летела вниз. Странное оцепенение овладело мной. После Огненной змеи чувства притупились, мой личный лимит страха был исчерпан. «Стрела погибнет», — отстранённо подумала я, когда впереди тёмной кляксой появилось озеро. Мимо просвистели два болта, дракониха резко дернулась в сторону, хлипкая подпруга лопнула, и я спиной скользнула вниз, раскинув руки в стороны как птица. С головы при падении слетел шлем, волосы взметнулись, закрыв лицо.

«По… мо…ги…» — шевельнулось в сознании, как сквозь вязкую патоку. Внезапно стало темно, ощущение высоты пропало. Внизу была бездна. Мысли застыли, тело приобрело странную легкость, которую я не осознавала, чувствовала. Темнота со всех сторон спеленала меня, я падала, падала, приближаясь к земле, ожидая удара. Странное падение похожее на полет.

Я потеряла сознание? Почему так долго я лечу?

Очень долго. Где озеро?

Мысль выдернула из оцепенения, и я стремительно упала вниз. Ветви (откуда они здесь?) хлестали по лицу, рукам, толстый ствол замедлил падение, но удар по спине выбил дух; краем сознания я поняла, тело коснулось земли.

Где-то там, наверное, в раю, закудахтали куры, но запоздалые звуки не смогли воскресить меня.

Эрвин

Мы с Добромиром гнали драконов вслед за верхотурами, видневшимися на горизонте, уверенные, что они преследуют Соню. Неожиданно четверо преследователей развернули драконов обратно. Верхотуры не сделали и сотни метров, когда мы вихрем налетели на них. Не сговариваясь, бросились наперерез. Добромир налетел на всадника, я погнался за другим.

— Где она? — заорал Светозаров с перекошенным лицом, тараня испуганного дракона. Гром хрипел под стать гонщику, готовый разорвать любого, на кого покажет хозяин. Вид разъярённого дракона добил перетрусивших вояк, они прыснули в стороны, как воробьи от коршуна.

— Убью, — я зарычал, бросаясь в атаку на верхотура, — что с ней?

— Упала в озеро, — крикнул тот, — не удержалась в седле.

Верхотур бросился наутёк, а мы с Добромиром кинулись вперёд.

Светозаров почти вертикально направил дракона вниз, я вслед за ним. Каждая секунда на счету. Темнота надвинулась так внезапно, что скрыла почти весь обзор. Небо и вода слились в одну непроницаемую тьму. Я падал, как в пропасть, надеясь только на инстинкты драконицы. Над гладью воды пронеслись душераздирающие крик дракона, небо пополам расколола молния с громовым раскатом, и земля содрогнулась от ужаса.

В отсвете молний я увидел воду, она была совсем близко. В ту же минуту ветер взметнул волны, и они вздыбились в раскатах грома и отблесках молний.

— Соня-а-а!

Мгновенно отстегнув карабин, я прыгнул в воду, тут же уйдя с головой на глубину. Когда я вынырнул, надо мной низко пронёсся Добромир. Вряд ли он смог бы что-нибудь рассмотреть в жутком месиве волн. Я прыгнул от отчаяния, мне показалось, что в воде мелькнула голова Сони.

В отблеске молнии, я увидел чемпиона, летящего в разъярившиеся волны.

Зачем!

Когда Добромир вынырнул недалеко от меня, рядом с ним уже качался Гром, гребя лапами, как морской змей. Лара с криками ужаса парила над нами, самка не садилась на воду. Над головой творилось светопреставление. Громовые раскаты сотрясали небо и землю, молнии резали пространство, зловеще освещая апокалиптическую картину.

Ещё недавно бесконечно тихое озеро вскипело, повинуясь разбушевавшемуся ветру. Свирепые волны сшибали друг друга, и в этот миг нас накрыло дождем. Он бил с такой силой, будто намеревается утопить всё живое в своих потоках.

Ледяная вода жгла не хуже раскаленного железа, я давно освободился от тяжёлых перчаток, сапог и куртки с защитной кольчугой. Даже без амуниции я с трудом держался на плаву.

Озеро плевалось волнами, дождь заливал лицо, не давая хоть что-то разглядеть на поверхности. У драконов другое зрение. Гром увидел меня, работая лапами, подгреб ко мне, вытянул шею. То выныривая, то уходя под воду, я старался удержаться на поверхности.

Гром совсем близко. Добромир, успевший оседлать дракона, схватил меня за шкирку, свесившись набок почти до самой воды. Чемпион тащил меня, словно мешок, а я ничем не мог помочь, тело онемело, я почти не чувствовал его.

В неравные силы со стихией вступил Гром, он наподдал мне хвостом снизу, и Добромир одним рывком вытащил меня из воды. Осталось немного: наперекор ветру и буре дотянуть до берега и укрыться в лесу.

Природная сила дракона одолела силу стихии.

Гром, тяжело взмахивая намокшими крыльями, поднялся над водой. Волны не желали отпускать жертву, старались дотянуться гребнями до ускользающей добычи. Над нашими головами парила Лара, чьи отяжелевшие от дождя крылья тянули ее к воде. Она совсем растерялась, только могучий рык Грома, словно компас, вёл ее за собой.

Дождь заливал глаза, струился по щекам, смывая слёзы, которые катились из глаз. В этой бушующей стихии только Добромир и Гром не потеряли головы. Дракон добрался до берега, следом за ним приземлилась Лара. Они потопали под защиту деревьев, стараясь укрыться от дождя. Я сполз со спины Грома, свалился на землю. На берегу не стало легче. Всё тело трясло от холода, от собственного бессилия, от горя: не нашёл, не спас, потерял навсегда.

Накатило желание стукнуться головой о камень и забыть обо всем.

**

Ночью дождь прекратился так же внезапно, как начался. Звезды и луна не вышли из-за туч, они были со мной солидарны. Светить стало некому.

Тишина накрыла куполом безмолвия. Я не спал. Идея вновь нырнуть в озеро, спасти Соню, требовала настойчивого осуществления, только онемевшее тело и капля разума не давали сдвинуться с места.

И все-таки я забылся тревожным сном, чтобы с первыми проблесками рассвета открыть глаза.

Невыносимо больно, муторно, неправильно встречать рассвет с мыслью, что Сони нет. Шатаясь, поднялся и потащился к воде. Ледяное озеро ясным невинным взором смотрело на меня. Притихло. Стоя на коленях, опустил руки в студёную воду. Зачерпнул в ладони и выпил.

Безнадежно осматриваю спокойную зеркальную гладь.

— Ты всё-таки забрало её?

Озеро чуть пошевелило волной. Ничто вокруг не нарушало покой, нигде и намёка на ночную бурю. Будто не было волн, с рёвом бросающихся друг на друга в свистопляске дождя и ветра.

Съежившись на камнях, я замер, глядя в одну точку. Появившийся в поле зрения Добромир, не заставил меня оторваться от бессмысленного зрелища. Чемпион поплескал в лицо водой.

— Я уснул, — Добромир присел рядом.

— Поздравляю, — с трудом разлепил губы.

Как в немой сцене мы смотрели на озеро. Вроде рядом, но совершенно далеко друг от друга.

— Что ты знаешь о дверниках? — вопрос Добромира вывел меня из ступора.

— Мой дед был дверником.

— Как они… перемещаются?

Мне не хотелось говорить.

Зачем? Пусть уходит.

— С помощью ключей.

— Все ключи из Хранилища уничтожили по приказу Ильзы.

— Мне всё равно.

Пружина, ранее взведённая во мне до предела, сломалась. Не хотелось ни говорить, ни думать, ни видеть. Мы живы, а её нет. Я чувствовал себя развалиной, не человек — лишь оболочка. Добромир кинул камешек в озеро, по воде побежали круги.

— Соня — дверница?

Вопрос – утверждение вырвал меня из оцепенения. Я повернулся к Добромиру, туман во взгляде рассеялся.

— Что?

— Она дверница, значит, спаслась, — Добромир кинул ещё один камень в озеро, намного дальше от первого, — она не могла погибнуть.

— Почему ты назвал её дверницей?

— Когда тебя ночью притащили на Высотомер, пришла Ильза, и начался допрос, никого вокруг не было, я стоял за шторой в одиночестве, а потом появилась Соня… из ниоткуда. Только дверники могут так перемещаться. Думаю, она вывалилась из седла, но не упала в озеро.

Сонную тишину утра разорвал резкий звук расправленных крыльев и громкий рык Грома. С верхушек деревьев сорвалась стая птиц, с испуганным криком разлетевшись по сторонам. Не успел стихнуть птичий гомон, как Гром ещё раз всколыхнул застывший воздух тяжёлыми крыльями. Вскочивший Добромир сделал несколько шагов к дракону, но тот присел на широких когтистых лапах и взмыл в небо.

— Стой!

Гром даже не повернул головы в сторону хозяина. Бесполезность криков чемпион осознал почти сразу.

Добромир застыл. В его пристальном взгляде я чувствовал приказ дракону. Чемпион рассказывал про ментальную связь, которую он много лет тренировал с Громом. Но сейчас эта связь рассеялась как дым. Дракон с лёгкостью порвал призрачную нить единения, не дрогнув ни единым мускулом.

Не поднимаясь с места, я наблюдал, как изменилось лицо Добромира, услышал мысленный приказ, мелькнувший в голове чужой мыслью.

… Гром, назад!

Фраза полыхнула в моей голове, приоткрывая сознание чемпиона, но я не удивился. Почувствовав мой пристальный взгляд, Добромир опустил напряжённые плечи и перевёл дух.

У чемпиона не получилось.

С противоположного берега в небо взмыл дракон, бросаясь наперерез Грому. Я напряг зрение, всматриваясь вдаль. Уже через пару минут два дракона встретились на середине озера. Незнакомец тут же с рёвом налетел на Грома, который увернулся от столкновения. Маневр Грома привёл дракона в бешенство. Он гораздо меньше Грома и как будто слабее, но его мощные резкие атаки сказали, дракон будет биться до последнего. Мы переглянулись, скорее всего, нападавший — дикарь.

— Он кого-то защищает, — Добромир следил за боем в небе, приставив ладонь ко лбу — это не тот дракон, на котором летела Соня?

— Стрела! — сердце пустилось вскачь. Если там Стрела, значит, там и Соня.

Не сговариваясь, мы бросились к Ларе. Одним махом я прыгнул в седло, Добромир уместился сзади. Команда на взлёт, и Лара присев на задние лапы, распустила крылья, с усилием подпрыгнула, поднялась в воздух.

Я прикипел взглядом к схватке над озером, опасаясь за Стрелу. Характер Грома соответствовал кличке, в драку с ним кинулся бы только бешенный. Ни один дракон из ездовых не пытался померяться с ним силой. Даже такой задира и буян — Марс — главный соперник на гонках.

До середины озера Лара долетела быстро. Стрела, действительно, не подпускала Грома к противоположному берегу, защищая его от вторжения на свою территорию. Теперь против дикарки было двое ездовых. Расклад не в её пользу, правда, без учёта характера драконицы. Она отчаянно зарычала, резко поднялась вверх и спикировала на Лару, её мощные лапы с острыми когтями нацелились прямо на наши головы.

— Стрела, стой! Стрела! — заорал я, видя, как громадная туша стремительно падает с высоты.

***

— Вниз! — мой вопль всколыхнул спокойную гладь воды. Инстинкт сработал мгновенно, и мы сиганули в воду. Лара, извернувшись в последнее мгновение, уклонилась от удара Стрелы.

Мы вновь, как ночью с головой ушли в ледяную воду. На нас не было защитной одежды и обуви, которую мы растеряли в ночной буре, и это сыграло на руку. На поверхность вынырнули почти одновременно и взглянули в небо. Лара выпустила шипы и с рёвом бросилась в бой. Её атака не напугала Стрелу, и две драконицы яростно сцепились в небе над нашими головами. Вода жгла не хуже каленого железа. Берег далеко, нам долго не продержаться.

— Гром, ко мне, ко мне, — кричал Добромир, в то время, как обезумевшая Стрела рвала зубами и когтями бедную Лару, пытаясь схватить её за самое уязвимое место, за шею. Добромир сделал выбор, собираясь оставить Лару один на один с дикаркой.

Неопытная дракониха могла полагаться только на свои инстинкты и смелость. В боях прежде ей биться не приходилось. Зато Лара знала, что такое боль и умела терпеть её. Дикарка нанесла ездовой несколько болезненных ударов, но Лара с душераздирающим криком ринулась на противницу, пытаясь нападением отпугнуть бешеную вражину. У молодой самки не было опыта, но сила и стать никуда не делись.

В небе бились две самки, но Гром, которого без устали призывал Добромир, спланировал на воду рядом с нами. Я погрёб к нему, краем глаза заметив какое-то движение на противоположном берегу.

Знакомый рык огласил окрестности.

— Горыныч, — от переизбытка чувств я полным ртом хлебнул воды, с головой уйдя под воду. Вынырнув, я нашёл глазами своего серебристого маломерку. Горыныч летел неровно, заваливаясь на бок, слишком низко над водой, почти цепляя её крыльями. Стрела, последний раз, налетев на Лару, после атаки спланировала в сторону и повернула к берегу. Окровавленная, но не побежденная Лара, с порезами на шкуре, осталась парить над нами.

Приблизившийся Горыныч плюхнулся на воду рядом со мной, и я с утроенной силой погрёб к нему. От нахлынувших чувств, я чуть не расцеловал его бугристую чешуйчатую морду. Одно крыло Горыныча неестественно полоскалось в воде. Дракон, рыкнув рядом плывущему Грому с Добромиром на спине, погрёб к берегу. Не с первой попытки, но Гром поднялся в воздух.

— Сядь в стороне, — крикнул я Добромиру, — там Стрела, она снова нападёт.

Согласно кивнув, Добромир направил Грома в сторону, подальше от стоящей на берегу дикарки. Лара послушно летела вслед за Громом. Она, как и все ездовые команды Светозара, беспрекословно признавала его лидерство. Боевой дух покинул Лару, она отчаянно махала крыльями, стремясь быстрей добраться до земли.

Я приближался к берегу, жадно обшаривая взглядом полоску каменистой суши, всей душой стремясь туда. Раз Горыныч здесь, значит, Соня где-то рядом. Возможно, она укрылась в лесу, может, спит после ночной бури. Горыныч нашёлся, Стрела здесь, Соня тоже должна быть с ними. Мокрая одежда прилипла к телу, меня била дрожь, зубы отбивали чечётку. Страх не найти Соню мучительной судорогой крутил мышцы.

Берег приближался. Стала отчётливо видна Стрела в боевой стойке с распахнутыми крыльями, пригнувшая голову к земле. Мудрый Горыныч, оценив кровожадное настроение подруги, решил причалить в стороне от разбушевавшейся дамы. Бежать к вышедшему на берег самцу Стрела не стала. Вот тогда-то я заметил драконёнка, который прятался за матерью и жался к ней. Приземлившийся на Громе Добромир тоже, наконец, углядел причину ненависти дикарки. Она защищала своё чадо, стараясь не подпустить чужаков к нему. Горыныч, несмотря на ощетинившуюся невдалеке Стрелу выбрался на берег.

Потоки воды с отряхнувшегося Горыныча полетели в меня, добавочная порция ледяной воды не остудила моё расходившееся сердце.

— Где Соня? — я лихорадочно оглядывал берег, ринулся в лес, вернулся обратно, — Соня! Соня! Соня! — я сорвал голос и уже хрипел, как полоумный. Мой зов подхватил Добромир. Он старательно обследовал берег и прибережные кусты. Наконец, смолк и он.

— Сони здесь нет, — ровный голос Добромира, проник в моё сознание, и я рухнул на колени, закрыв лицо руками.

— Её вообще нет? — сдавленно прохрипел, по лицу катились слёзы. Я не стеснялся своей слабости, плевать, как выгляжу в глазах Добромира. Ледяной панцирь сдавил грудь неумолимой рукой. Мой мир рухнул. Если её нет, зачем жить?

— Эрвин, послушай, — Добромир приблизился ко мне, — дверники могут исчезать в одном месте и появляться в другом, ты же знаешь, — чемпион наклонился ближе, — мы не должны…

— Уйди.

Слова бесполезны. Он ничего не поймёт.

В молчании прошло несколько минут. Добромир отвернулся, наверное, чтобы не смущать меня, не видеть моих слёз. Круг отчаяния замкнулся, превратив меня в остывающий камень.

— Нам надо найти решение, — бормотал Добромир, глядя вдаль. Его драконы мирно лежали в отдалении. У любимца Богов всегда всё хорошо, что он тут делает?

Провались ты в драконью пустошь со своим решением.

— А Горыныч как-то чувствует Соню?

— Что?

Не хотел его видеть. Он мешал мне.

— Как Горыныч прилетел в Овечечку? Он же не знал, где Соня.

Качнувшись, я посмотрел на Добромира. Надежда, вспыхнув в груди, запустила моё скукожившееся сердце.

— Горыныч всегда находит её, — с трудом поднялся на ноги, — мой чешуйчатый друг, тяжело дыша, распластался на каменистом берегу. Сделал несколько неуверенных шагов в его сторону, — Горыныч, где Соня?

Немигающие глаза в кожистых веках глядели прямо в душу. В его взгляде осмысленность с непониманием.

— Ты неправильно спрашиваешь, — Добромир медленно подошёл ко мне, — он же говорит только «да».

— Помню.

Я боялся, что Горыныч прямо сейчас оборвёт тоненькую нить надежды. Хотя… минутой раньше, минутой позже, всё равно придётся узнать правду.

— Соня жива? — голос Добромира не дрогнул. Он решился первый.

Горыныч, шатаясь, приподнялся на лапах, утробно зарычал, не раскрывая пасти. Его глухой низкий рык отозвался дрожью в моём теле. Каждая клеточка вибрировала вместе с рокочущим драконом, меня била неконтролируемая дрожь.

— Р-р-р-р — да, — выдал Горыныч, и я осел на землю.

— Жива, жива!

Рядом облегчённо выдохнул Добромир, Горыныч же свалился на брюхо.

— Эрвин, — голос чемпиона вернул меня к действительности, — у Горыныча крыло повреждено. Что-то произошло в тот день, потому они с Соней не вернулись.

Нахлынувшая эйфория отступила. Воспоминания жгучей волной стыда накрыли меня. Это ведь я велел Добромиру не беспокоиться, когда беспокоиться требовалось с утроенной силой. Как быстро я превратился в бессердечного, неблагодарного тупицу, озлобившегося на весь мир.

Взгляд, покрытый паутиной и пылью, очистился, как зеркало, протёртое заботливой рукой. Все события встали на свои места. Соня никогда бы не предала нас, разозлившись. В её характере не было ни капли мстительности. С Горынычем случилась беда, лететь он не мог, и Соня осталась с ним или с ними. Горыныч прилетел к Стреле, сюда он и рвался из Овечечки изо всех сил, потому что у пары появился малыш. Разрозненные элементы мозаики сложились в цельную картину, но легче не стало.

Судьба Сони по-прежнему осталась неизвестной.

Глава 19. В гостях

Соня

Противный запах старых тряпок, вонючего дыма, скреб горло, я закашлялась и открыла глаза. Где я? Оказывается, на земляном полу в старой хибарке со слюдяными оконцами, почти не пропускающими свет. Голова раскалывалась от едкого запаха, тело ломило, будто его били палками, волосы свалялись от грязи, даже на губах скрипел песок.

Физическая боль привела меня в чувство, и мои мысли под воздействием увиденного заскрипели как ржавые шестеренки. Что произошло? Я выпала ночью из седла над озером, упала на дерево (откуда взялось дерево?), сейчас лежу в старой халупе на полу.

Стоп!

В больной голове возник мотивчик, и пальцы рук слегка дернулись в танце.

Дальше я даже мысленно петь не могла. Чтобы хоть немного облегчить боль, уставилась на маленькое окошко, стараясь неглубоко вдыхать спёртый воздух. Окошко не ответило взаимностью, не приоткрылось, не впустило в хибару свежий ветерок, зато заскрипела деревянная дверь, и в комнату вкатилась бабка кругляшка.

Бабка — кругляшка?

Птичья голова с острыми чертами лица, злые глаза, тонкие губы, лицо, испещрённое морщинами.

— Чего разлеглась, бродяжка неблагодарная, — заворчала старуха, я в изумлении уставилась на неё. Эта та самая бабка из Поваринска? Пусть вызовет скорую помощь, и меня отвезут в больницу.

— А-а-а-а, — просипела, но голос не слушался.

— Сарай мой разнесла, злодейка. Кто дыру заделает? Ты? — бабка, выплёвывая ругательства, прошаркала рядом со мной, наступив на мои разметавшиеся волосы. Я непроизвольно дёрнулась, бесполезный порыв только добавил боли раскалывающейся голове. Гневное бормотание бабки вместе с мигренью вдруг пробудили во мне неведомое чувство.

При всей странности момента я и не думала возмущаться, подтянула вверх покрывало, закрыла пол лица, как медицинской маской, и продолжила наблюдение за старухой, которая двинулась к закопчённому очагу, а от него к деревянной колоде, служившей столом. Сквозь дым от очага я внимательно следила за кругляшкой, от которой стоило ожидать любой пакости. Как же упросить её позвонить маме? Прошептала:

— Хочу домой.

Да что ж бабуся меня не слышит. Ходит, полощет грязным подолом по полу.

— У, оторва! — продолжала зудеть бабка, — выдрать бы тебе волосёнки, ишь распустила, бесстыжая. Чего нос морщишь? Не нравится у меня? Разлеглась, барыня. Тут прислуживать некому.

От дребезжащего бабкиного голоса моя голова готова была разлететься на куски, как тыква, грянувшая об пол.

…хоть бы замолчала ненадолго. Замолкни уже. Замолчи!

От моего мысленного стона бабка, действительно, захлопнула рот, всем корпусом медленно развернувшись ко мне.

— Ах, негодяйка, приказывать мне в собственном доме! — визгнула старуха.

…я же слова не сказала

Посмотрела на бабку, та в свою очередь на меня.

— Я тебя слышу, мерзавка, — бабка растерялась, — в гляделки со мной не шути. Я ведьма, меня не уговоришь, сожрут твоё тело грызли, я пальцем не пошевелю.

— Кто такие грызли?

Мой испуганный тонкий голосок достиг ушей старой хрычовки.

— Коли такая умная, сама дознайся. Молчать мне командует. Волосы распустила и голос подымает.

…отстаньте, бабуся, от моих волос. Чуть все не выдрали. Лучше о своих заботьтесь

Мысленный монолог, не успев родиться, радостно взвизгнув, ринулся вперёд.

— Ох! — бабка упала на деревянную колоду, схватилась за голову, — змеюку пригрела. Она мне в голову лезет.

…хватит меня оскорблять. Я к вам не лезу. Никто раньше моих мыслей не слышал

— Ох, головушка моя. Что делать? Чур! Чур! — бабка грозно вскинулась, позабыв про стоны, — замолкни, девчонка, а то кочергой так огрею, маму родную не узнаешь.

…ничего мне не сделаете

Новая мысль и вопль бабки. Ага! Меня разобрал азарт. Раз бабуленция слышит меня и боится, надо это использовать.

Бабка подскочила, кинулась к двери. Через миг и след простыл. Довольная произведенным эффектом я потянулась, сбросила покрывало, попробовала пошевелиться и тут же застонала от боли. Полежав немного, аккуратно попыталась перевернуться на бок, но ярость неведомых грызлей уложила обратно. Любое движение, вызывало в теле нестерпимую боль, оставалось только лежать, не шевелясь. Успокоив расходившееся от страха сердце, я возобновила попытку двигаться. Со спины решила перевернуться на живот и встать на четвереньки.

Боль оказалась сильнее моих жалких попыток, грызли одержали победу. Ничего не оставалось, как опять лечь на спину. Никогда еще я не чувствовала себя такой беспомощной и жалкой. На пороге, будто выжидая, появилась ведьма.

— Не можешь встать, голуба? — бабка прошлёпала к очагу, взяла выдолбленную из дерева поварёшку, помешала варево, добавила туда щепотку травы, — а не надо бабушку хаять. Я, может, пригодилась бы.

— Простите, — со слезой в голосе пролепетала я, попытки встать больше не предпринимала, — пожалуйста, уймите грызлей.

— Ты еще поплачь, девчонка. Свалилась на мою голову. Вот постучала бы в дом, может я и открыла, — колдунья, бухтя, налила в щербатую чашку своё варево и пошаркала ко мне, — на, выпей, — ведьма сунула плошку с мутной жидкостью, от вида и запаха которой замутило, — нос заткни и пей, а то дальше, как бревно будешь валяться.

— Спасибо, бабушка, — я часто-часто заморгала, чтобы не показать своих слёз.

Стараясь дышать ртом, глотнула лекарство. На вкус оно оказалось таким же противным, как на запах, я с трудом протолкнула в себя несколько глотков. Лёжа пить было неудобно, напиток тонкой струйкой лился по подбородку.

— Неумеха, держи сама, — бабка пихнула мне плошку так, что я еле успела ухватить её ослабевшими руками. Взяв плетёную корзину, старуха вернулась к очагу и загремела там, набирая что-то тяжёлое в кошёлку.

Не успела я опомниться, как ведьма была снова рядом. Она наклонилась, скрюченными пальцами вытащила чёрный камень из корзины и положила мне на грудь. От жара, исходившего от камня, я ойкнула, но бабка так цыкнула на меня, что пришлось прикусить язык.

*

Нагретыми камнями ведьма покрыла почти всё моё тело, накинула на меня одеяло с прорехами и велела лежать смирно. Я боялась шелохнуться, чтобы не потревожить горячие камни, которые были разложены не абы как, а в специальном порядке.

— Эти камни лечат?

— Умная, однако, девчонка.

— Излучением или теплом?

— Чего? — бабка обернулась ко мне, смерив взглядом василиска, — говорить с камнями надо, дурында.

Я молча проглотила ругательство. Профессиональный вампир и тот обзавидовался бы умению старухи пить кровь.

— Разве они услышат? — смиренно спросила я, внутри пылая праведным гневом.

— Стань камнем, тогда услышат.

В бабкиной хижине я могла хоть сто лет скрежетать зубами, но…. Раз ведьма говорит, что камни услышат, так тому и быть.

— Э… вы покажете, как стать камнем?

— Показать, показать, — бабка передразнила меня, — чего тут показать? Чувствовать надо.

— Что чувствовать, бабушка? — как можно вежливее спросила я. Разговор с колдуньей напоминал хождение с голыми ногами в чаще крапивы, куда не ступишь, везде жжётся.

— Дракониха хромая тебе бабушка. Смотри глазами камня, и весь сказ.

Пустая болтовня со мной утомила старушку. Бросив корзину, она брякнулась на возвышение из горы тряпок, которое служило ей кроватью. Движения бабки — кругляшки показались мне замедленными, как в кино, когда герой движется, будто в толще воды. Свою немощность ведьма скрывала злобным бормотанием, хотя сил у неё хватало сейчас только на ругань. Через несколько минут с ведьмовского ложа послышалось сопение, перешедшее в громкий старческий храп.

Я осторожно погладила камни, лежащие у меня на груди.

— Где глаза камня, как он смотрит, — потихоньку заговорила себе под нос, аккуратно перекладывая два камня с груди на глаза, — он мудрый, он все знает. Я — камень. На мне мох, я неподвижна, смотрю прямо, вот она вечность, — слова легко придумывались, лились как вода из крана, — камень без пищи живёт, он любит осень, жёлтые листья падают сверху и прикрывают взгляд неподвижный. Камень всё видит, камень внутрь себя смотрит, — моё невнятное бормотание становилось всё тише, и постепенно смолкло.

Под аккомпанемент рулад из бабкиного носа и собственной тарабарщины я незаметно уснула. Колдовской напиток и тёплые камни утянули в дрёму, я поплыла по течению сна. Жуткие картины, которые мозг безудержно рисовал, пугая телесной беспомощностью, остались за гранью восприятия, и я вплела свой негромкий храп в сольное исполнение ведьмы.

— Ась?

Из глубоко забытья меня выдернул бабкин вскрик. Кругляшка поднялась, заковыляла к двери, распахнула её, и вечерние сумерки слизнули её. Напряжение, вмиг охватившее меня, наэлектризовало пространство.

На нас напали? Как я могу постоять за себя, валяясь батоном на полу?

Сделав несколько вдохов, я медленно повернулась на бок, камни с негромким перестуком свалились с меня. Теперь откинуть одеяло и аккуратно через боль сесть. Помогая себе руками, я поднялась. Нормально двигаться было больно, семенить короткими шажками, придерживаясь за стеночку, получилось. За дверью, на полянке слышались голоса. Выходить или нет? Визгливый голос ведьмы перекликался с низким мужским баритоном.

Я подобралась к двери, и, придерживаясь рукой за притолоку, стараясь разобрать слова. Дверь распахнулась, чуть не врезав мне по лбу, на пороге стоял Зарх.

— Ага!

Он впился взглядом в моё лицо,

— Врала, что её нет, — удар клюкой по голове сзади прервал реплику прорицателя, и он рухнул к моим ногам. От переизбытка чувств я чуть не свалилась сверху. Несколько секунд длилась эффектная пауза.

— Негодяй, перегородил тут, — ведьма перешагнула через Зарха, вошла внутрь лачуги и изъявила милость заметить меня.

— Чего вскочила, болезная? — вопрос бабки застиг меня врасплох, я как рыба открывала, закрывала рот, не произнося ни слова, — язык проглотила? — ехидный бабкин голосок вывел меня из ступора.

— Вы его убили?

— С чегой-то? Прилёг отдохнуть чуток. Сейчас оклемается. У него башка, что чурбан, крепкая.

Действительно, через несколько минут послышался шорох, потом стон. Зарх зашевелился, открыл глаза, ощупал голову и сел прямо на пороге.

— Тебя в гости не звали, злодей, — заворчала ведьма.

— Мара, — застонал Зарх.

…так тебя Мара зовут

Злорадно взглянула на старушку и тут же словила грозный взгляд ведьмы.

— Замолкни! — ведьма замахнулась клюкой на Зарха, — не смей произносить моё имя.

Я кусала губы, стараясь не допустить ни единой мысли. Странное внутреннее родство с ведьмой пугало меня не меньше, чем неведомые грызли.

— Девушка пойдет со мной, — просипел прорицатель, приходя в себя. Он посмотрел на ведьму странным затаённым взглядом, удивившим меня.

…он её любит?

Не успела удержать эту мысль и замерла, — сейчас ведьма задаст мне жару своей клюкой.

— Слепой дракон! Отключи мозги, — зарычала ведьма, и я сжалась в комок, стараясь уменьшиться в размере.

— О чём ты? — Зарх зорко глянул на кругляшку.

— У, зараза, — ведьма подошла ко мне, больно ткнув пальцем в лоб, — залезла мне в голову.

— Я не знаю, почему, — залепетала, втянув голову в плечи, — я не хотела, бабулечка. Моя родная бабулечка всегда таяла, когда я её так называла, и я постоянно пользовалась этим приёмчиком для собственной выгоды.

— Ага, — Зарх уже встал во весь рост, — вот и отпусти её со мной.

— Провалитесь пропадом, кровопийцы, — ведьма замахнулась на меня («бабулечка» не прокатила), но в последний момент остановила замах (может, подействовало?) и оглянулась на Зарха, — забирай, если дотащишь.

На меня смотрели две пары глаз, и я замерла в испуге.

— Я не пойду с вами, кругляши меня убьют!

— Они тебя не тронут, — мрачно проговорил Зарх.

— Как же, верь ему, вруну, — прокомментировала бабуся.

— Ведьма, — вскрикнул Зарх, но от резкой боли сморщился и сбавил обороты, — она всё равно тебе не нужна.

— Раз мне на голову свалилась, значитца, моя добыча.

Стараясь не стонать, я медленно осела на землю. Два кругляша делили меня, как трофей. По странному стечению обстоятельств я нужна была всем.

Ведьма ерничала, Зарх упрямо стоял на своём.

— Этот задохлик, — ведьма глянула на меня, — может отправиться в драконью пустошь в любой момент, и что ты сделаешь?

Из этой фразы, я поняла только, что задохликом назвали меня.

— А ты у нас, значит, главная знахарка? — спросил Зарх, — то сглаз, то порча, про острый понос, я вообще молчу. Одного на сотню, может, и вылечила, только никто к тебе за помощью не идёт.

— Боятся сердечные, не хотят играть в ведьмовскую рулетку, — самодовольно осклабилась милая старушка.

Я поёжилась: острый понос, действительно, кого угодно испугает. А если на пару недель?

— Уважаемая Мара, — Зарх решил умаслить бабусю, но старуха злобно визгнула, из-под крыши на голову прорицателя спикировало несколько летучих мышей, — ведьма! — в сердцах крикнул он, отмахиваясь от острых когтистых лапок.

— Так вот лучше, милок. Фью-ить, — свистнула старуха, маленькие монстры как по команде рванули вверх и повисли на перекладине вниз головой милыми безобидными комочками.

Прорицатель перевёл дух, оглядываясь по сторонам. Рано он потерял бдительность.

— Отпусти её, карга, — то ли попросил, то ли прорычал Зарх, — и вылечи.

— А что мне за это будет? — старуха демонстративно уселась, из складок юбки извлекла мешочек с рунами и занялась гаданием. До меня донёсся зубовный скрежет прорицателя. Я приятно удивилась. Руны Зарха в руках колдуньи? Не одна я должна хлебать драконье дерьмо, которое, походя, выплёскивала ведьма. Зарх сипло втягивал воздух, будто у него начался приступ удушья. Старой хрычовке любой был по зубам, даром что она стёрла их до чёрных пеньков.

— Что молчишь, торгаш? Язык проглотил, тютя, — бабка бросала руны, почти не глядя на них, демонстрируя явное презрение.

— Что хочешь?

— Волос твой хочу.

— Что? — взревел Зарх, секунду назад взявший контроль над своими эмоциями.

— И кровь, дурень, — хихикая, ответила ведьма, — привязку сделаю, а то всё помоги да помоги. Будешь меня до самой смерти любить, — хмыкнула она, — чего стоишь, шевелись!

Я испуганно замерла, хотя давно уже убралась с дороги двух чародеев, стараясь не привлекать их внимание. В воздухе заискрило, казалось, еще мгновение и двое колдунов сойдутся в смертельной схватке. Зарх был взбешен, а ведьма с виду хоть и наслаждалась его реакцией, крепко ухватила деревянную клюку. Я, как предмет их спора предусмотрительно жалась в углу, чуть слышно постанывая от страха.

— Кровушки что ли пожалел? Смотри, как набычился, сейчас лопнешь, пузырь, — ведьма с лёгкостью поднялась, шагнула к Зарху, приосанилась, как молодуха на свидании, — руку дай.

Два колдуна с минуту сверлили друг друга взглядом. Ввинтиться в мозги ведьмы прорицателю не удалось, он подтянул рукав балахона и вытянул руку. Ведьма клюкой пододвинула, стоявшую на полу чашу и жестом фокусника извлекла из неведомого кармана небольшой клинок. Зарх не дрогнул, когда его кровь медленно потекла из раны в чашу.

— Густая, — удовлетворённо хмыкнула ведьма. Она подождала немного, потом дунула на порез, тот затянулся на глазах. Выдернув волос, старуха оттолкнула Зарха в сторону, кряхтя, наклонилась, подняла чашу и пошаркала с ней к очагу, — отвернись, — неожиданно гаркнула Зарху, и тот повиновался. Ведьма наклонилась над очагом, свет озарил её лицо, на секунду оно подернулось рябью, мелькнула внешность молодой кругляшки, и морок тут же исчез. Колдовством пропитался сам воздух, я закрыла глаза, чтобы хоть немного успокоиться.

— Пей, — голос ведьмы вывел меня из оцепенения, старуха стояла передо мной, тыча в лицо выщербленную чашу.

— Что это? — я, судорожно вздохнув, отшатнулась от чаши.

— Лекарство.

— Из крови Зарха? — мой голос выдал меня с потрохами, я трусила бесконечно.

— Пей и уходи. Не уйдёшь, твою кровь выпью, я же душегубица.

Чаша больно ударила по губам, я перехватила черепок, чтобы ослабить бабкин напор и сделала глоток. Ощущения вязкой крови, как и запаха не ощущалось. Скорей травяной настой, горький, терпкий, вяжущий.

— Залпом! — скомандовала ведьма, и я в несколько глотков выпила лекарство, — а теперь убирайтесь.

Ведьма шаркающей походкой пошлёпала к своей лежанке, села на неё, сбросив с ног потертые башмаки.

— Забирай девчонку, надоела она мне своим нытьем. Вон отсюда! чего ждёте?

Я осторожно поднялась и, потупив глаза, посеменила к Зарху.

— Зипун возьми, — ведьма смотрела на меня, прищурившись, — поясницу закрой, зазря я чоли тебя лечила.

— Спасибо за всё, — я подхватила куртку, — до свиданья, бабушка, — повернувшись к старухе, слегка поклонилась.

— К дохлому дракону твои свиданья! Чтобы духу твоего здесь не было, — полетел в спину негодующий голос ведьмы, и дверь избушки захлопнулась за нами.

Глава 20. Ступени

Соня

Прошло несколько дней, как я очутилась в доме у Зарха. Кругляши из деревни мрачными, настороженными взглядами встретили меня, когда я, опираясь на сучковатую палку, прихромала из леса вместе с прорицателем. Никто слова не сказал вслед, но невидимое напряжение грозовой тучей повисло над моей избранной головой. Моё присутствие вызвало глухой ропот среди кругляшей, и только Зарх знал, как успокоить соплеменников. Мой защитник устроил большой шабаш с костром на площади, ритуальные подвывания и пляски, которые ближе к ночи, охладили пыл воинственных кругляшей.

Несколько пожилых селян посетили дом Зарха, посидели в комнате прорицателя, за разговором внимательно приглядываясь ко мне, даже принюхиваясь, как подсказало мне разыгравшееся воображение, и, напившись травяного отвара, удалились.

Хрупкое равновесие было установлено. Дышать стало легче, постепенно возвращалась подвижность. Одно тяготило,прорицатель постоянно исчезал, оставляя меня наедине со своими мыслями.

Вынужденное одиночество погружало меня с каждым днём всё глубже в омут собственных мыслей. Всё, что я делала прежде: убегала, спасалась, пряталась, не дало мне ни силы, ни ясности. Пришло время остановиться и оглянуться.

Я мучилась вопросом, как очутилась в лесу, если слетела с седла над озером? Почему так легко снова попала в Верховию? Словно слепой котенок я торкалась по углам в поисках истины, но никто не торопился меня просвещать. Зарх молчал, хмуро поглядывая в мою сторону, он чувствовал, сила цветка пробуждалась во мне. Иногда моя кровь вскипала от мысли, что мне подвластно здесь всё.

Раньше я думала, что всё происходит случайно. Но сейчас многое изменилось. Я, с детства боявшаяся высоты, стала наездницей. Без подготовки, верхом на дикой драконице одолела Огненную змею. Цветок дал мне волшебную силу, Великая Вершина открыла тайну, Ледяное озеро помогло спасти Горыныча, а я даже не заметила эти дары. Не заметила, потому что мои мысли были заняты душевной болью, суетой и выживанием.

Вынужденное затворничество принесло плоды. Я больше не хотела болтаться, как щепка в океане, я желала полной, осмысленной жизни. Всему есть объяснение. Разгадка есть, только надо найти её, понять этот мир, почувствовать его, слиться с ним, стать его частью.

С тех пор как я немного окрепла, стала осторожно выходить на улицу. Смотреть на Зарха в трансе надоело очень быстро, молчание тяготило меня, как и низкая хибарка прорицателя, где потолок лежал на голове. Не хватало воздуха, солнца, запахов земли, травы. Я решилась выйти на волю.

При встрече со мной кругляши перестали сплёвывать через плечо и складывать пальцы охранным знаком. Хотя, возможно, делали это за моей спиной. При всей благостной картине, которая с виду царила вокруг, я ощущала общее напряжение. За мной постоянно наблюдали. Какой бы дорожкой я ни ходила, кто-то негласно следовал по пятам. Поговорить с кругляшами не получалось, Зарх тоже был немногословен, даже про цветок и его силу мне ничего не удалось узнать.

Где-то в другой жизни остались Эрвин, Добромир, Горыныч и Стрела. Я уверила себя, что с драконами всё в порядке, а про Эрвина и Добромира запретила себе думать. Горечь от их поступков разъедала, как ржавчина. В то время как я беспокоилась, ринулась спасать их сломя голову, они всё это время спокойно занимались подготовкой к гонкам, а потом улетели на Огненную змею.

Эрвин. Мысль о нём иглой впивалась в сердце. Не могу, не хочу, не буду думать о нём. Его ненавидящий, презрительный взгляд навсегда отпечатался в моей душе. Я справлюсь, найду противоядие.

Пора успокоиться и разобраться с законами этого мира. Помощи я ожидала от Зарха, вспоминая, как хотела найти прорицателя. И вот он рядом, а толку ноль.

— Пока не время, — сказал Зарх, и я ждала, хотя ожидание никогда не было моей сильной стороной. Я всегда была торопыжкой. В детстве, торопясь в гости, я, наряженная в беленькое пальтишко и колготки, выбежала вперёд мамы, чтобы через минуту с рёвом вернуться обратно, потому что прямо перед подъездом споткнулась и упала в лужу.

Лужи по жизни преследовали меня, или я их, — тут как посмотреть. В любом случае моя энергия требовала выхода, и на следующий день после познавательного ответа из трёх слов я двинулась по тропинке, удаляясь от селения. Я даже не поняла, как оказалась около шахт. Вроде бы шла по тропинке, а вышла прямиком к тёмному развалу, откуда как раз выталкивал тачку измождённый бледный мужчина.

Кругляши — охранники от моего неожиданного появления растерялись. На их лицах гнев мешался со смятением, а старшина и вовсе потерял дар речи, став похожим на пучеглазую рыбу с безмолвно хлопающими надутыми губами. Первым очнулся пленник, он хлобыстнулся на колени, протягивая руки ко мне, и взвыл замогильным голосом. От его вопля я застыла от страха.

— Спасительница! Помоги! Освободи! У меня дети малые, — вопил человек.

Очнувшись как по команде, стражники набросились на страдальца, повалили его, избивая палками. Он, закрывая голову руками, выл и катался по земле. От его воплей, глухих ударов палок, гортанных криков кругляшей моё тело сделалось ватным, колени подломились, я осела на землю, не в силах сделать и шага. Мне показалось, что это меня с Эрвином волокут в шахту, избивая палками.

— Не бейте, отпустите, — закричала, закрыв голову руками.

Неожиданно всё стихло.

Показалось, мир милостиво лишил меня слуха, чтобы прекратить мучение. На самом деле, когда я открыла глаза, пленника и след простыл. Передо мной молчаливо толпились кругляши. Мой затравленный взгляд заставил их склонить головы и поклониться.

Никто не подал мне руки, не прикоснулся к шаане. Сглотнув ком в горле, я поднялась и зашагала прочь, чувствуя, как заплетаются пластилиновые ноги, и колотится испуганное сердце. Хотелось бежать, но ужасная сцена около шахты лишила сил.

Не замечая ничего вокруг, я добралась до деревни, приковыляла к дому Зарха, и, придерживаясь за низкие перильца, поднялась по ступенькам. Прорицатель сидел на полу в трансе, я нервно сглотнула, стараясь унять волнение.

— Зарх, там люди в шахте, рабы. Можно их отпустить? — мой голос дрожал и прерывался. Старик открыл глаза.

— Нет, — ответил спокойно без эмоций.

— Они все умрут?

— Тебе их жалко, потому что они человечки?

Простой вопрос поверг меня в смятение. Я хотела крикнуть, что это несправедливо, что так нельзя, что это бесчеловечно, но застыла как несмышлёное дитя перед сердитым родителем. Человечки, вот как он нас назвал. Мы для кругляшей ничтожные человечки недостойные сострадания.

— Я недавно была на их месте, — пролепетала, чуть слышно.

— Они совершили серьёзное преступление. Они хотели украсть наши священные камни, а теперь будут привязаны к ним до самой смерти.

— Меня с Эрвином хотели отправить в шахты просто потому, что взяли в плен. Мы не совершили ничего против кругляшей, — я разозлилась. Зарх в упор взглянул мне в глаза, я осеклась, — я ничего не крала, цветок сам выбрал меня. Я не виновата! — выкрикнула в лицо прорицателю.

На меня накатила ярость, хотелось кричать, ругаться, колючий взгляд Зарха только подстегнул, и я со всей дури пнула трёхногую табуретку. Я чувствовала себя бойцом, готовым броситься в рукопашную, доказывая свою правду.

— Цветок наделил тебя силой, — Зарха ответил спокойно, хотя гнев клокотал в его голосе, — ты — шаане, ты должна защитить кругляшей.

— Сколько можно об этом! От кого защищать? С кругляшами всё в порядке, посмотри сам, — я выкинула руку в сторону оконца, — Что им угрожает? Кто?

На площади играли дети, перед лачугами полоскалось бельё, молодая кругляшка шла через площадь с ухажёром, за ними трусила мелкая собачонка. И тут я поняла, почему мне так плохо. Я была здесь лишняя, мирная картинка за окном не могла меня обмануть.

— Они меня бояться и …, — я запнулась, — не хотят здесь видеть, — Зарх взглянув в окно, нахмурился.

— Кругляши, как дети малые, не знают, что творят.

— Разве я могу помочь? — отвернулась от окна, подняла табуретку и уселась на неё, истерикой ничего не решить, — я ничего не умею. Мы с Эрвином думали, ты откроешь тайну дверников, и я попаду домой, — прорицатель нахмурился, а я усмехнулась, — потом, да? — Я хочу уйти, Зарх, мне здесь не место.

— Волшебный цветок выбрал тебя, у тебя есть сила, будет и ясность, — упрямо повторил старик, — скоро мы пойдем туда, где я передам тебе свой опыт. Ты найдёшь дорогу домой, — старик вновь уселся на своё место, закрыл глаза и впал в транс, воздвигнув вокруг себя непроницаемую стену.

Хорошо. Я подожду. Немного. А потом решу, что делать и куда идти. Никто меня здесь не удержит. Если Зарх будет и дальше многозначительно молчать, я уйду по-английски, несмотря на его преклонный возраст и статус колдуна. Сама найду дорогу домой.

На следующий день я вновь двинулась по тропинке к шахте, меня как магнитом тянуло туда. На этот раз я таилась и, подходя ближе, спряталась за кустами. Пост наблюдения выбрала удобный. Мне хотелось узнать расстановку сил. В голове до сих пор звучал крик человека о помощи, ни забыть, ни отпустить. После разговора с Зархом во мне боролись два чувства, разъедая душу, как едкая кислота. Или я предаю кругляшей или предаю человека, не откликнувшись на его мольбу.

Тачки с породой рабы всё так же выкатывали из шахты и сгружали под навес, где другие несчастные промывали породу водой. Того страдальца, который посмел кинуться ко мне, я не увидела. Неужели его уже нет в живых? Охранники быстро загоняли людей обратно в шахты. Где они ночуют? Там же, где работают? Солнце уже припекало во всю, когда я увидела кругляшку с бадьёй за спиной, она принесла обед охранникам. Бадью сгрузили и резво растащили еду из неё, чтобы пустую посудину вернуть обратно поварихе.

Около часа я провела в засаде, а потом незаметно покинула своё убежище. В голове не было плана, только желание помочь.

— Ты не должна больше ходить к шахте, — сказал Зарх, когда я зашла в дом.

Его слова ударили наотмашь, но я сдержалась и тихо села в углу. Это место я заняла сразу, как поселилась у Зарха. Сначала я лежала, пока приходила в себя, потом так и осталась в углу. Вся мебель была низкой, не под мой рост, сидеть на полу оказалось самым удобным.

*

По прибытии в дом Зарха я обнаружила в карманах куртки два чёрных камня. Свою находку я скрыла от прорицателя. В силу камней я поверила сразу, и прикладывала их на больные места. Камни нравились мне и без всяких лечебных свойств, сами по себе. В них была какая-то тайна, что-то волшебное, притягательное, я подолгу держала их в руках, рассматривала и любовалась ими.

Чтобы успокоиться, я взяла камни в ладони, согревая их своим теплом, незаметно погрузилась в раздумья. Мысли свернули к шахте, к людям, выкатывающим тележки с рудой, к охранникам, которых после сытного ужина одолела сонная дремота. Царство сна окутало сознание туманом, и все охранники отключились. Белый худой человек, бросив тачку, осторожно приблизился к старшине. Ключи от оков перекочевали в его руки, которые судорожно пытались попасть в замок. Кандалы упали, и человек завороженно смотрел на них.

Спустя минуту без единого звука раб бросился сначала под навес, где освободил двух человек, потом в шахту. Перебирая камни, я видела, как люди выходили из шахты. Сколько их было. Пять, десять, пятнадцать человек — они оглядывали спящих охранников и бросались в лес. Никто не проронил ни слова, через несколько минут площадка опустела, лишь похрапывающие кругляши оживляли своими живописными позами это неприветливое место.

Даже самого стойкого старшину сморил глубокий сон. Я как наяву наблюдала за тем, что происходило около шахт, видела людей, бежавших вниз сломя голову, они верно выбрали направление, их не догнать кругляшам. Следы беглецов терялись в траве, они бежали без устали, скоро они выйдут к людям, не успеет прийти ночь, как они наткнуться на пастушью лачугу. Глаза мои начали слипаться, голова склонилась к подушке, я свернулась калачиком, натянула одеяло и погрузилась в тихий сон.

Какое приятное, чудесное забытье.

— Соня! — рык Зарха вырвал меня из вечерней дремы. Прорицатель стоял надо мной с перекошенным лицом. Я непонимающе уставилась на него, — что ты наделала! — закричал Зарх, и я окончательно проснулась.

— Что? Я просто устала после прогулки и прилегла отдохнуть. Я не выходила из дома.

— Люди сбежали из шахты. — Зарх был в ярости, — а охрана ничего не видела. Они уснули, все до одного после ужина.

— Э…

— Ты не должна была, — прорицатель схватился за остатки седых волос на макушке.

— Что…, — я запнулась, жалкое оправдание застряло в горле. Объяснения не было, всё случилось само собой. Глядя на рассерженное лицо Зарха я и сама не могла понять, каким образом все произошло. Может я стала проводником вселенского замысла?

Вау! Вот я замахнулась.

— Боюсь, мне не удержать кругляшей. После твоего появления около шахт пленники сбежали. Камни пропустили их.

— Какие камни? — спросила я осторожно.

— Защитные камни, от нас никто не может убежать, — быстро заговорил прорицатель, озираясь, будто ища выход.

Вид Зарха испугал меня, я захотела немедленно откреститься от участия в побеге, напирая на то, что всё это время находилась с ним в доме. Нет, лучше молчать, а то он меня раскусит. Я пожала плечами.

— Как же антраксы отпустили их? — Зарх рассуждал вслух.

— Антраксы? — я непроизвольно опустила руку в карман, схватившись за свои камни, и они предательски стукнули друг об друга.

Будто пес, почуявший дичь, Зарх подскочил ко мне, без слов требуя показать, что я прячу. От избытка чувств его штормило, но зверское выражение лица было таково, что я, испуганно пискнув, вытащила антраксы из кармана.

— Где взяла? — Зарх задыхался, с него ручьями тёк пот, — около штольни?

Я отрицательно затрясла головой.

— Камни от Мары, она ими лечила.

Эх, зря я антраксы подальше не спрятала.

— Украла?

Прорицатель схватил кувшин со стола, залпом выпил всю воду.

— Разве у Мары можно взять без разрешения? — я на всякий случай сунула антраксы обратно в карман и огладила матовую поверхность. В мыслях я давно присвоила себе эти камни и даже дала им имена: Кеп и Мия — мальчик и девочка.

— Иди к ней и отдай, — в голосе Зарха послышалась паника, — через заднюю дверь на улицу мигом и по тропинке к ведьме, — рявкнул Зарх, услышав на площади нарастающий шум голосов.

— Уже темнеет, я не знаю дороги! — резво подскочила с матраса. Как можно расстаться с тем, что стало твоим?

— Бегом, Хрон догонит, — зарычал Зарх мне вслед.

А я уже неслась в дальнюю комнатушку без окна, оттуда был ход на задний двор в заброшенный садик. Зарх схватил посох и рванул в противоположную сторону навстречу кругляшам.

Шум и крики кругляшей придали мне скорости, я оцарапала ноги о колючий кустарник, прорываясь через сад, но это только увеличило силы. Им меня не удержать.

Я сжала в кармане чёрные камни, ощущая их мощь.

Мои!

Они не были чёрными, каждый камень обладал рисунком, вкраплениями, разводами, каждый камень пел свою песню. Желание разобрать их напев становилось всё навязчивее с каждым шагом, но мелодия не рождалась, хотя я верила, чем быстрей буду бежать, тем скорей её услышу.

— Не отдам, — бормотала я, прижимая камни к себе, — никогда.

Старшина Хрон, действительно догнал меня, и теперь угрюмо топал впереди по заросшей тропинке, стараясь не оглядываться. Вот уж кто не любил меня, так это он. В его глазах сверкали молнии – злобные кары на мою избранную голову. Я всерьёз считала: Хрон заведёт в лес, бросит и смоется. Шёл быстро, а я не отставвла, во мне энергии, хоть до утра топать, я ж выспалась, как, собственно, и он.

Три раза ха-ха.

Я почти физически ощущала кровожадные фантазии Хрона, но встреча с ведьмой пугала сильней. Как дознаться, она ли меня сюда притащила, да и Кэпа с Мией я не собиралась отдавать. Из головы не шло, как с помощью камней я освободила узников.

Ночь совершенно скрыла тропинку, мы двигались в сплошной темноте, и тут я со всего маху налетела на старшину.

— Дальше сама, — заявил он, — я туда не сунусь.

Я нащупала в кармане слегка шершавые бока камней.

— А дикие звери здесь есть?

— Мы в лесу, не в городе, — Хрон по дуге обошёл меня.

— Э…, — я сделала несколько шагов вперёд. Страха не ощутила, — всё время по тропе? — оглянулась, но Хрон уже растворился в ночном лесу, — спасибо, — крикнула вдогонку неласковому провожатому. Эх! Нужно ему моё спасибо, как дракону второй хвост.

Пробираться в лесной чащобе одной оказалось гораздо труднее, впрочем по моему размышлению, ночь в лесу казалась меньшим злом по сравнению с тем, что ждало впереди.

Под утро, вот радость, я вышла на полянку с бабкиной лачугой. Я уж думала, что ведьма навела морок, и её никогда не найти. С бабусей заранее предугадать ничего было невозможно. Я вполне могла бродить около и мимо избушки, пока бабуленция наблюдала за мной, изучая обстановку, или просто потешаясь. А когда надоело, сняла чары.

— Э… низкий поклон, вам от кругляшей, уважаемая … Мара, — я смиренно склонилась, увидев колдунью около кострища перед избушкой. Она, как пить дать, знала о моих блужданиях.

— Опять по имени кличешь, самозванка, — размешивая деревянной поварешкой в котле над костром, прошамкала бабуся.

— Скажите, как называть вас, — я продемонстрировала ещё один вежливый поклон.

— Не люблю, когда кривляются, пришла просить — проси, чего изгибаться?

Что делать? Лебезить, дерзить или мямлить? Никогда не угадаю. Разговор с бабкой похож на хождение между драконьих лепёшек. Одно неверное движение, — и ты с головы до ног в отходах жизнедеятельности чешуйчатых.

Я набрала воздуха в грудь.

— Это вы были в Поваринске, в моём городе?

— Чавой? — ведьма приблизилась ко мне, — бешеный хрун тебя укусил, болезная?

— Но как же, я вас видела там, — мой голос не дрогнул, а руки сжали антраксы. Дайте мне сил, камешки.

— Где? В курятнике? — ведьма прищурилась.

Врёт или нет? Неужели не она? Я всматривалась в лицо ведьмы, пытаясь вспомнить другую старуху. Заглянуть бы в сознание колдуньи, узнать правду. Бабуленция выжидающе смотрела на меня. «С кем решила тягаться, глупышка», — говорила насмешка в её глазах.

— Вы были в соседней квартире. Вы мне ключ дали.

Мой наглый напор не вызвал возмущения, скорее удивил колдунью.

— Шустрый язык у тебя, девчонка, вперёд ума скачет. Свои загадки деду сказывай, ко мне не прилипай! — ведьма отвернулась.

У меня потемнело в глазах, я пошатнулась. В Поваринск она меня не вернёт. Я ошиблась.

— Зарх велел отдать ваши камни, — сказала, стараясь сохранять спокойствие.

— Пронюхал, значит, — прошамкала бабка себе под нос.

— Что?

— Что-что, ничто, они и так твои.

Если бы не горечь разочарования, я, наверное, запрыгала от радости и захлопала в ладоши. Но сейчас я кусала губы, чтобы не разрыдаться, на глаза наворачивались слёзы от собственного бессилия.

— Что так расстроилась, горемыка? Камни твои, пользуйся, коли сумеешь.

— Научите меня, как правильно…

— Так ты наученая, — перебила бабуся и сильней закрутила поварешкой, поднимая клубы пара над котлом, — смотри глазами камня.

Увы, смотреть глазами камня, я сейчас не смогла ни за какие коврижки. Силы вдруг покинули меня. Я, как завороженная, смотрела на огонь, чувствуя как ноги — хрупкие прутики, готовы подломиться в любую минуту.

— Можно мне зде-есь…, — спросила, стараясь справиться со слабостью. Горло першило, слёзы высохли, в голове плескалась пустота, тягучие слова, с трудом сползали с языка, — по-огре-еться?

— Не отогрелась чтоль у Зарха? — ведьма растянула рот в кривой ухмылке.

— Я-а-а немноого, — сглотнув вязкую слюну, ощутила, как заплетается язык, и закрываются веки. Последним видением был дым от костра и бабкина фигура, расплывающаяся бесформенной кляксой перед глазами.

Я шла к поезду, зная, что обязательно надо попасть на него. Подойдя ближе, я увидела, что поезд стоит на высокой насыпи. Я шла не одна, за мной двигались какие-то люди. Недолго думая, я полезла на взгорок. Насыпь оказалась совсем не такой безобидной, как казалась вначале. Крутая, скользкая высокая горка, по которой я с трудом карабкалась вверх. Ноги скользили, руками я цеплялась за камни, но и те предательски летели вниз, как только удавалось поймать опору. Очень медленно я продвигалась вперёд. Мне почему-то обязательно надо добраться до верха. Это меня и подвело: я поскользнулась, упала на колени, из последних сил стараясь удержаться, но падение было неизбежно. Я покатилась вниз.

— Лежебока, — ворчливый голос ведьмы вырвал меня из сонного забытья.

— Давно я сплю?

— Ты всё время спишь, — ведьма подбросила веток в костерок.

— Я видела поезд. Он стоял на высокой насыпи, мне надо было туда…, — я непременно хотела рассказать бабусе свой сон.

— Камни были? — перебила ведьма.

— Насыпь из камней, под ногами. Я карабкалась, цеплялась за них, но не смогла забраться, они осыпались под ногами.

— Плохо, — в сердцах ведьма сплюнула под ноги.

— Что плохо?

— Не одолела гору ты, девчонка. Тьфу, — ещё раз плюнула ведьма, — как есть, спишь всё время.

Мой протяжный вздох был ответом бабусе, которая не хотела ничего объяснять, а только плевалась и ругалась.

— Кругляши хотят избавиться от меня, — сказала, и стало легче.

— От меня тоже хотели. Дурни. Тьфу.

Драконий помёт! Когда она плеваться перестанет? Ненависть бабуси к соплеменникам пылала незатухающим костром, и колдунья без устали туда подбрасывала дровишки.

— Хотят жить в безопасности? Глупцы! В опасности надо жить, в опасности, — провозгласила пророчица.

Мой взгляд передал всю глубину сомнения в психическом здоровье ведьмы.

— И ты, — костлявый палец бабки вытянулся в мою сторону, — должна жить в опасности. Тогда будет толк.

— Хорошо, бабушка, — больше сказать прозорливой бабусе было нечего. С психами не спорят.

— Возвращайся, ничего они не сделают, раз цветок тебя выбрал.

— Что сказать Зарху про камни?

— Спрячь, и смотри веселей, — бабуся приосанилась, напакостить прорицателю — что водички выпить, хоть немного жажду утолить.

Ей-то весело, а меня прорицатель с одного взгляда расколет, и тогда прощайте Кеп и Мия.

— Я навела морок на камни, не увидит, рылом не вышел, лысый бес, — выдала бабуся, и я хихикнула.

— Я смогу найти дорогу назад?

— Не найдешь, значит, сгинешь на радость кругляшам, — хмыкнула бабуся, испортив настроение, наверное, в назидание, чтобы я над Зархом не смеялась. Это только ей одной позволено.

Возвращение в поселок пришлось на вечер. Уже в потёмках я добралась до деревни кругляшей. Немногочисленные жители встретили меня угрюмыми взглядами, поэтому я юркнула в дом Зарха быстрее испуганной мыши, стараясь не смотреть по сторонам.

Прорицатель обнаружился за столом в нервическом настроении, что было совсем не характерно для него.

— Добрый вечер, — вежливо поприветствовала я и поклонилась. Что-то слишком часто меня на поклоны в последнее время тянет. Со страху ещё и не таким манерам научишься.

— Что так быстро вернулась? — Зарх яростно строгал плашки. Кажется, взялся делать новые руны.

— Мара отправила восвояси.

Зарху не понравился ответ, он нахмурился, ниже склонился над новыми рунами. Злится на ведьму? Можно только догадываться, что у них колдунов между собой происходит, и отчего у Зарха такой удручённый вид.

— Завтра пойдём к горе, нечего тянуть, — буркнул прорицатель и продолжил строгать.

**

Про камни он не спросил, хотя я заготовила бодренькую сказку, несколько раз прорепетировав её для закрепления нужного эффекта. Общение с ведьмой пошло мне на пользу, держалась я уверенно. Раз бабуся навела морок на камни и признала меня их владелицей, не стоит щемиться в свой угол с виноватым видом.

Зарх, бросив взгляд на мой вздёрнутый нос, кивнул на кухню.

— Поешь и отдыхай. Уйдём на целый день.

Мы стояли на краю огромной пропасти, дно которой терялось в тёмной глубине каменной расщелины. Невольно я отодвинулась, поняв, что ноги предательски задрожали. В слезящихся глазах Зарха мелькнул испуг, но в ту же секунду он взял себя в руки. Он привёл меня сюда не для того, чтобы пугаться при виде моего страха. Сейчас как никогда ему требовалась уверенность, ведь я должна поверить в себя.

— Я хочу передать тебе то, что знаю сам. Я ждал избранного, а явилась избранная, — Зарх улыбнулся и стёр с глаз набежавшие слёзы, — здесь перед тобой лестница. Она есть. Надо подняться по ней.

— Где? — я непроизвольно отступила от края пропасти, споткнувшись о подвернувшийся камень.

— Она здесь.

— А ты не можешь показать, где?

— Не могу.

— Почему?

— Просто поверь, что она есть.

Я подняла камень, размахнулась и бросила в пропасть. Камень полетел в бездну, туда же улетело моё радостное ожидание. В бездну.

— Лестницы нет, — я постаралась ответить спокойно, но дрожь от ног передалась всему телу, — её нет!

— У лестницы мощные каменные ступени, она выдержит не только тебя. Она очень крепкая, просто невидимая.

Еще один камень полетел в пропасть.

— Там пустота, — мой голос вибрировал. Старик хочет убить меня? Может это ритуальная жертва, и я сама должна шагнуть туда.

— Я не хочу причинить тебе вред. Не думай так.

— Чтобы научиться летать, надо туда прыгнуть? Прыгнуть в неведомое. Ты недавно это говорил, — я с ужасом глядела на прорицателя. Он к этому готовил меня?

— Чтобы ступить на лестницу не надо быть героем. Надо принять.

— Что принять, что принять? — мои зубы выбивали чечётку при каждом слове, я даже больно прикусила язык.

— Неужели ты думаешь, я привёл тебя, чтобы столкнуть в пропасть? — голос Зарха звучал мягко. Мне показалось, он гипнотизирует меня. Точно, гипнотизирует. От страха всё поплыло перед глазами.

— Если бы рядом был Горыныч или Стрела, я бы шагнула, — мне необходимо что-нибудь придумать, отвертеться, отвлечь Зарха от этой ужасной мысли.

— Тебя выбрал цветок, — он вздохнул, — мой долг научить.

— Прости, не могу, — я умоляюще сложила руки на груди. Я никогда не решусь ступить в пропасть. Прорицатель ошибся, у меня не хватит мужества.

— Всё было бы гораздо проще, если бы шиану стал кругляш. Но мудрость цветка превыше наших знаний, он выбрал тебя. Я должен передать тебе своё наследие.

Я отрицательно затрясла головой, мне не нужно такое наследство. Я не хочу в пропасть. Солнце светило прямо над нами, нежно обволакивая теплом. Ветер небрежно играл с листвой на деревьях, негромкий щебет птиц умиротворял, но я ощущала безмерный ужас, до рези в глазах всматривалась в пустоту перед собой.

— Ничего не вижу. Там ничего нет.

— Закрой глаза и представь лестницу.

Мои глаза упорно не закрывались, пришлось приложить дрожащие ладони к лицу и наклонить голову, чтобы не смотреть. Успокоиться, отрешиться. Голос Зарха отвлекал от пугающих мыслей, направлял внимание в другую сторону.

— Представь большую каменную лестницу с широкими ступенями. Почувствуй её.

— Не получается, — упрямо мотнула головой.

— Хорошо, представь пустоту, по которой ты легко двигаешься.

— В пустоте? Легко двигаюсь. Танцую? — для меня танцевать в пустоте было привычным делом, в пустоте я частенько двигалась, кружилась, летала, танцевала. Для меня это простая задача.

— Хорошо, — в голосе Зарха я почувствовала улыбку, — ты танцуешь, поднимаясь все выше. Хочешь — кружись, качайся, тянись вверх. Тебе не надо опираться, тебе хочется танцевать. Двигайся в танце свободно.

— Танцевать мне нравится, — мой голос перестал вибрировать.

— Не говори ничего, просто танцуй, — откликнулся Зарх.

В памяти всплыла тропинка в лесу, Горыныч, высоко переставляющий лапы вслед за мной, песенка, которую я тогда пела: « Эрвин, чей он парень? Эрвин — мой парень».

От воспоминаний стало легче дышать, воздух наполнился ароматами трав, цветов, нагретой коры. Хотелось запеть во весь голос, счастливая улыбка расплылась на моём лице. Глупая и счастливая. Я представляла, что танцую легко и свободно. Я танцевала, шагая все выше и выше. Раскинув руки, я порхала, не чувствуя своего тела. Ветер растрепал волосы, гладил по лицу, и я откликнулась на эту неожиданную ласку. «Это мой парень, Эрвин — мой парень — звучало в голове в такт движению, — это мой парень».

Как будто издалека я услышала голос Зарха.

— Соня, Соня!

Куда он ушёл, почему я словно издалека слышу его голос? Радостно улыбаясь, я открыла глаза и не поверила тому, что увидела. Я стояла над пропастью в пустоте, стояла и не падала. А намного ниже, так же над бездной, тяжело дыша, стоял Зарх, его хламида трепетала от ветра, а сам прорицатель еле держался на ногах.

— Подожди, я не могу угнаться за тобой, — крикнул Зарх, одолевая еще одну крутую ступеньку.

Вид старика, карабкающегося по невидимым ступеням, рассмешил меня, и я не удержалась от смеха. Нервное напряжение, возникшее минуту назад от созерцания бездны, ушло. Сердце перестало биться, как воробушек в клетке.

— Я же говорил, лестница есть, — пропыхтел Зарх, поднимаясь ко мне.

— Даже не почувствовала её. Как это произошло?

Я завороженно оглядывалась по сторонам. Мы стояли в пустоте, и под нами где- то далеко внизу чернело дно пропасти.

— Я не знаю как, — Зарх посмотрел на меня и пожал плечами, — правда, не знаю.

— Можно ещё раз пойти по ней? — я наклонила к старику пылающее от счастья лицо.

— Сколько угодно, — ответил он.

— А куда она ведет?

— Я никогда не доходил до конца, — Зарх подмигнул мне, — я поднялся вслед за учителем.

— У тебя был учитель?

— Конечно. Пойдем обратно. Ветер, кажется, усилился.

— Можно я ещё чуть поднимусь? — на меня накатил бурный энтузиазм, будто я выскочила из проруби с ледяной водой, хотелось скакать от радости, кричать, петь. Ещё немного и я уже поднималась выше.

— Не торопись, — проворчал Зарх, хотя я видела, в душе он ликовал. У него получилось научить меня, — я смог осилить лестницу только через несколько лет упорной тренировки. А ты раз, и протанцевала. Я был настроен на долгую учёбу, а у тебя получилось сразу, — бедняга, он не рассчитывал, что всё произойдет так быстро, и теперь был счастлив.

Я запела, смело топая вверх, раскинув руки в стороны.

— Как называется эта лестница? — я оглянулась.

— Это Безымянная гора, — прокричал Зарх, голос его отразился от гор и эхом ударил в уши.

— Почему Безымянная? — я весело поднималась, задрав голову вверх.

— Не знаю, — гораздо тише откликнулся старик.

— Но кто-то выбил в ней ступени? — меня одолевало любопытство вперемешку с восторгом. Я будто пила газировку с шипучими искристыми пузырьками.

— Спускайся, начинает темнеть, — голос Зарха ослаб. Я оглянулась, старик сидел на ступенях, как будто присел отдохнуть. Голова Зарха начала клониться вниз и через мгновение он уже лежал в пустоте на невидимой поверхности. Испуганно пискнув, я поскакала вниз. Прорицатель лежал на боку, закрыв глаза, я потрясла его, но он не ответил. Подхватив старика под мышки, я потащила его вниз к краю пропасти, на землю.

Волочить кругляша было тяжело, но ещё тяжелее оказались мысли, путаным хороводом кружившие в голове: «Неужели он умер? Ничего толком не рассказал. Меня обвинят в его смерти, — холодный ветер ещё больше раззадоривал сумятицу в голове, — что я скажу кругляшам, они меня и так ненавидят?»

Зарх застонал и открыл глаза, когда мы достигли земли.

— Почему ты потерял сознание?

— Гора, — чуть слышно ответил Зарх, — с ней надо осторожно. Замёрзла?

Только сейчас я поняла, что руки у меня ледяные, а тело сотрясает мелкая дрожь. Гора незаметно вытягивала тепло, когда я веселилась и пела.

— Неплохо бы согреться, — улыбнулась посиневшими губами, потом подтащила к Зарху небольшой поросший мхом камень и умостила голову старика на плоской твёдой подушке.

— Ничего, пройдет, — он улыбнулся благодарно, — ты молодая, а вот я стар для этой горы. Сейчас станет лучше. Земля вернёт силу, — старик опустил руку на траву, — землица наша.

Когда прорицатель оклемался и смог подняться, мы двинулись к селению кругляшей. Теперь шли не торопясь. Выпрямив ссутулившуюся спину, Зарх повеселел, в уголках его глаз разбежались глубокие борозды- смешинки. Он стал рассказывать о своей юности, о первом знакомстве с горой, о своём страхе и преображении. Я никогда бы не поверила, что Зарх когда- то испытывал такие муки. Я смеялась от души, когда он признался, что втайне от учителя, привязал верёвку и полез вниз, исследовать пропасть.

Да, он был еще тот сорванец. Любопытство Зарха было таково, что он пускался на самые рискованные поступки, и всё же не смог самостоятельно взойти на Безымянную гору.

— Я прикладывал неимоверные усилия, чтобы почувствовать ступени. Однажды просидел на краю пропасти целые сутки, пока не свалился в обморок. Спасибо, учителю, который вразумил меня, сказав, что не надо мучиться. К истинной победе приходит тот, кто спокоен и радостен.

— У тебя получилось, Зарх?

— Я смог шагнуть только вслед за учителем. А вот ты нашла радость в своём сердце, — улыбнулся старик, — и твой страх испарился, как лужа на солнце.

— Как волна, слизнувшая с берега мусор, — подхватила я, — остался только белый песочек.

Глава 21. Пожар

— Старх, принеси воды.

— Я тебе не мальчик на побегушках.

— Расскажи подробней ещё раз, — повелительный тон Ильзы Раструб прозвучал более миролюбиво. Последнее время Ильзу раздражали абсолютно всё. Тупоголовые исполнители разбегались, как тараканы по углам, всё разваливалось на глазах, хотя Ильза прикладывала неимоверные усилия. Препятствия требовалось устранить любым путём. Звезды сойдутся, они не раз и не два сходились, чтобы указать верное направление. Ильза смягчила интонацию, — что было на Огненной змее?

— Когда участвуешь в гонке, мало что видишь, — Старх Лютый всё же принёс стакан воды и подал Ильзе.

— Ты же говорил с очевидцами, что они сказали?

— На гонке один наездник сильно потрепал Иолану, и она набросилась на отца, чтобы того наказали. Но наездник исчез, — Старх развалился в кресле напротив Ильзы, потягивая хозяйское вино.

— И что? Из тебя клещами тянуть надо?

— Иолана орала на всю округу, что наездник был на дикой драконихе. И её нельзя было допускать на гонку.

— Стоп. Как выглядела дикарка? — Ильза напряглась. Неужели та самая облезлая дрянь, которая в паре с маломеркой сбежала из Калитки. Ильза прекрасно помнила бой в ущелье, — какого она цвета?

— Ну…, такого неброского, — замялся Старх, — столько гонщиков на змее, там всё сверкает как на фейерверке, толком ничего не разберёшь.

— Что дальше? — перебила Ильза гостя.

— Дикарка сразу же рванула с поля, а верховод — отец Иоланы послал за ней своих бойцов.

— Они догнали её? Ты говорил с ними?

— Ну…, в общем, они не захотели, общаться.

— Напоить не пробовал? Сколько тебя учить? — Ильза прищелкнула пальцами от раздражения. — Что скажешь про наездника?

— Так вроде девушка была, имя неизвестно. Кто она, никто не знает.

— Что ещё?

— Люди болтали, что Добромир взял гонщицу вместо Иоланы. Но врут. На новой драконихе был парень, а не девчонка.

Ильза смотрела на разомлевшего от вина гостя. Так мало информации, и так много гонора.

— Тебе пора идти, у меня встреча. — Ильза встала и бесцеремонно забрала опустевший бокал из рук Старха, — не хочу, чтобы тебя здесь кто-нибудь увидел.

Явно недовольный таким обращением Старх Лютый поднялся с кресла. Качать права он не стал, изобразив хмурую досаду. На самом деле, капитан команды Энобуса рассказал Ильзе далеко не всё. За бутылку вина он не собирался делиться новостями, которые разнюхал. Не такой глупень, как считает Раструб.

Бывшая глава Меры злилась. Ресурсы утекали сквозь пальцы, и главный из них — власть. Когда она стояла во главе Совета Меры, всё было доступно. А сейчас приходилось мириться с недоумками, строить бывших подхалимов, подкармливать недовольных, шантажировать брыкающихся. Как легко и просто было, когда она владела Высотомером. Людишки стояли навытяжку, ловили каждое слово, несли в клювиках всё, что требовалось, по первому слову, по первому взгляду.

Ощущая тяжесть в голове после разговора со Стархом, Ильза морщилась. Она знала, лысый громила рассказал не всё. «На двух стульях не усидишь, как ни ёрзай — подумала вслед ему Ильза, наблюдая, как Старх растворился в потёмках, — однако, единовластие расслабило меня, я потеряла хватку». — Ильза поправила штору. В этом нет плохого, чего она разнылась. Надо тренировать ослабшие мышцы. Слишком быстро раньше всё плыло в руки. Как говорят умные люди, если вам нравится упражнение, вы, скорее всего, неправильно его делаете.

Боевой дух не покинул Ильзу, пусть не мечтают те, кто ликует, глядя на её поражение. Эти приспособленцы ещё не знают, на что способна девочка из бедной семьи, которую ждала участь подавальщицы в грязной забегаловке. Они даже не представляют, на что она пойдет, чтобы отомстить обидчикам и вернуть своё место.

В дверь постучали, слуга ввёл в кабинет худого бледного изможденного мужчину в одежде явно с чужого плеча. Посетитель дрожал, как перед казнью, чем ещё больше разозлил Ильзу.

— Милостивая госпожа, я не нарушал законов, я столько дней бродил в лесу, голодал, простите мой вид, — гость судорожно перевёл дух, — у меня семья, — Ильза не перебивала, она наблюдала за человеком, которого поймали на рынке, когда он хотел сбыть камень кругляшей.

— Откуда у тебя антракс?

— Нашёл в лесу.

— Мне спросить по-другому? — лениво произнесла Ильза, зевнув. У несчастного подкосились ноги, он не свалился только потому, что высоченный охранник крепко держал его за шкирку.

— Я сбежал от кругляшей, — простонал человек, — я болен, мне недолго осталось. Я хочу увидеть семью.

— Ты врёшь. Ты не мог сбежать оттуда. От кругляшей никто не сбегал.

— Клянусь своей дочерью. Я сбежал, мы все сбежали, — бродяга уже не стонал, а плакал.

— Как вам это удалось?

— Охранники уснули. Им принесли обед, а после все уснули. Я не знаю как, но мы все сбежали.

— Что-то необычное было в последнее время?

— Нет, милостивая госпожа, — худой рукой бродяга размазывал слёзы по грязным щёкам, — ничего.

— Подумай лучше, — гаркнула Ильза, несчастный вздрогнул всем телом.

— Девчонка, — прошептал он, — девчонку видели ребята. Около шахты Василя избили. Он увидел девчонку-человека.

— Пленную?

— Нет. Охранники её не тронули.

— Как она выглядела?

— Я сам не видел, не знаю, — несчастный клонился в сторону Ильзы, как камыш под ветром. Если было бы возможно, он согнулся до пола и распластался перед Раструб.

— Когда девчонка появилась у кругляшей?

— Не знаю, простите, я ничего не знаю. Мы в пещерах жили, света почти не видели.

— Ты запомнил место, откуда сбежал, сможешь определить?

На столе перед Ильзой лежала карта. Тонкие пальцы в дорогих перстнях забегали по бумаге.

— Разберёшься в карте империи? — Ильза, словно гончая собака, заводила носом, чувствуя добычу, — тащи его сюда.

Слуга дёрнул бродягу за шиворот, и тот, мелко перебирая ногами, как тряпичная кукла в руках кукловода, засеменил к столу.

— Сейчас, — несчастный, мелко подрагивая, склонился над картой, исследуя её голографический рельеф, — там был виден пик горы. Нас иногда выводили, я смотрел, бежать хотел, — мужчина водил пальцем над картой, закрывал глаза, боясь ошибиться. — По лесу бежал, хвойному, потом два раза ручей переходил.

— Была погоня?

— Была. Мы как звери плутали, хоронились.

Прислушиваться к бормотанию бродяги Ильзе надоело, она уселась в кресло и продолжила терпеливо ждать.

— Примерно здесь, — ткнул пальцем в карту пленник и, трясясь от страха, взглянул на Раструб. — Смилуйтесь, госпожа, отпустите несчастного. Век буду за вас молиться.

Вид бродяги вызывал у Ильзы отвращение, но известия, которые он принёс, были исключительной важности. Особенно о месте расположения шахт.

— Поселишь в тот дом, — бросила глава Меры охраннику. Где ещё она может держать бродягу, который может ей вскоре понадобиться. Несчастный задёргался, захрипел, но страж незамедлительно вытащил его из комнаты.

Вечную присказку, что все хорошее кончается, Ильза не любила. И сегодня одна хорошая новость следовала за другой. Сначала Старх рассказал о всаднице на дикарке, потом бродяга выдал новость о девчонке у кругляшей. Необычная девушка была в Верховии только одна. И кругляши, которые истово ненавидели людей, приютили её. Или похитили?

В памяти Ильзы всплыл бой в каньоне, и полный ненависти взгляд девчонки перед взрывом в ущелье. Правая, повреждённая рука отозвалась тупой ноющей болью. Жаль, скверные воспоминания зубовным скрежетом не исправить.

Живучая оказалась самозванка. Теперь за обладание девчонкой вступили кругляши. Как бы не так. Не отдаст Ильза ценный приз мелким пузанам. Девчонку надо любым способом заполучить обратно. У Ильзы осталось немного преданных людей. Оборванец показал приблизительное место, но отправлять малочисленный отряд в лесную вотчину кругляшей — бесполезная затея. Все погибнут, хоть ей и плевать на них, да только не обменять их жизни на девчонку.

А еще антраксы — магические камни кругляшей, которые позарез нужны для нового Высотомера. Могущественная Ильза привыкла грести жар чужими руками, да ещё подставить недругов, чтобы все нити вели к ним. Убить двух зайцев одновременно и не засветиться — таков был основной принцип главы Меры.

*

Соня

После знойного летнего дня наступила душная ночь. Зарх постелил себе на полу, где было чуть прохладней. И сейчас стонал, как в бреду. Зыбкий сон прорицателя не давал старому телу приятного отдыха. Из-за духоты и невнятных бормотаний прорицателя я долго не могла уснуть. А потом, будто провалившись в чёрную дыру, я увидела ведьму. Она бросала комьями земли в прорицателя, стоявшего впереди меня, и яростно визжала. Я не могла разобрать слов, ведьма поливала ругательствами Зарха, как ненормальная, целясь землей в лицо старику. От испуга я открыла глаза и села, ощущая как колотится сердце. Ведьма, будь она неладна, достала меня и ночью.

С трудом поднялась с пола, ноги дрожали, всё тело зудело, будто по нему ползал целый муравейник. Хотелось глотнуть свежего воздуха, я, накинув куртку, поплелась к выходу. Распахнув незапертую дверь, замерла. Над лесом полыхал огонь. Сдавленный крик вырвался из моей груди, от страха я потеряла голос. На слабых ногах бросилась к столбу с колоколом на площади. «Ударить, ударить», — пульсировала единственная мысль.

Небольшая фигура двинулась к столбу раньше меня, и колокол громыхнул, поднимая спящую деревню. Задыхаясь, я приблизилась к прорицателю, который с трудом держался на ногах.

— Соня, — прошептал старик, упав передо мной на колени, — пожар!

Я перехватила из слабой руки колокол, принялась бить изо всей силы. Со всех сторон на площадь выбегали люди. Зарево пожара стремительно приближалось. Оно кольцом окружало деревню. Крики ужаса, плач детей, лай испуганных собак слились в один общий вой.

— К норе, — Зарх махнул рукой, указав направление, — я останусь.

— Ты погибнешь, — закричал Хрон.

— Уводи всех, — повторил Зарх, — прячьтесь!

Хрон бросился вперед, несколько стражей за ним. Дети, женщины, старики, сбились в кучу и ринулись вслед, другие жители прикрывали отход. Я осталась на площади рядом с Зархом, про меня все как будто забыли.

Я не знала, куда послал Зархкругляшей, и не торопилась за ними. Прорицатель был моим защитником, даже перед стихией я трусила меньше, чем перед толпой кругляшей. Огонь уже ворвался на окраину деревни. Крики ужаса становились всё громче. Перебрасываясь с одного строения на другой, огонь пожирал дома кругляшей, как изголодавшийся зверь беззащитную жертву.

Жители деревни начали исчезать один за другим. Сначала я даже не поняла, что происходит. Темный подземный лаз проглатывал кругляшей, но они всё равно не успевали туда укрыться.

Они не успевали.

Их было слишком много. Дым уже разъедал глаза, пробирался в лёгкие, не давая дышать. Детский плач и женские крики, рвали душу на части, кругляши за десяток дней стали моей семьей. Яростный зов цветка вонзался в сердце с неистовой силой. Сила родилась в груди раньше, чем я осознала это. Она переполнила меня так, что отсветы огня померкли в моих глазах. Я дернулась всем телом, выпуская удар воздушной мощи навстречу огненному смерчу вокруг себя. Ураганный шквал сбил пламя, а я рухнула на землю.

Сквозь дурноту ощутила, как меня подхватили и понесли, полностью пришла в себя уже в темноте. Меня волоком тащили по сырой земле в узкой, как нора крота, земляной трубе. Спертый воздух по капле проникал в лёгкие, так мало пространства было в тесном лазе.

Тайный ход кругляши хранили в тайне. Он был узкий, под небольшой рост среднего кругляша, и сейчас меня с трудом волокли вперёд. Они подложили под меня одеяло, и я худо-бедно продвигалась вперёд.

Вереница кругляшей не останавливалась ни на минуту. Воздух в тоннеле иссякал стремительно, дышать становилось все трудней, слышались всхлипы и детский плач, кругляши спешили изо всех сил. Я пошевелила пальцами рук и ног, ощущая свою беспомощность, но сознание вернулось полностью. Казалось, воздуха осталось на один вдох полной грудью, я сдерживалась, стараясь дышать маленькими глотками. Кругляши ползли под землей уже целую вечность. Голова кружилась, спина пересчитывала все бугры, пальцы, которыми я вцепилась в одеяло, онемели. Как ещё кругляши, которые тащили меня в узкой норе, не растеряли силы.

Неожиданно поток воздуха хлынул в лёгкие, послышались приглушенные всхлипы облегчения и радости. Чуть-чуть оставалось до выхода из подземного туннеля, и меня, наконец, выволокли на поверхность, предварительно приложив несколько раз головой о земляные ступеньки, ведущие вверх.

Около Зарха, который беспомощно привалился к чёрному камню, сгрудилась вся деревня. Он холода, потянувшегося по земле, я поняла, рядом пропасть. Озноб пробрал до костей. Тоннель привёл на край пропасти. Но я не узнавала это место. Не здесь я взошла по ступенькам Безымянной горы. Это было другое место.

Меня на одеяле подтащили к Зарху, я привстала, с надеждой вглядываясь в осунувшееся лицо прорицателя.

— Если понадобится, сможешь идти? — чуть слышно спросил старик, с трудом разлепив губы.

Меня накрыл ужас, тело завибрировало, отзываясь на мой страх.

— Это не Безымянная гора, — прошептала.

— Не имеет значения.

— Это не то место, я не… — горло перехватил спазм, я осеклась. Нельзя так говорить. Старик чуть улыбнулся, он понял.

— Она появится. Безымянная гора везде.

— Везде? — я постаралась, чтобы зубы не клацали так часто. Звук казался неправдоподобно громким, отдаваясь в голове дробью молоточков о наковальню.

— Воды, — прошептал прорицатель. По рукам передали небольшую фляжку, и через минуту теплая вода полилась в рот старика.

С трудом Зарх поднял голову, тело не слушалось его.

— Братья и сестры, не бойтесь. Шаане поможет, если пожар догонит.

Кругляши зашумели, в моих глазах они прочитали смятение и ужас, который обратной волной накатил на них. Я видела только недоверие и разгорающуюся злость. Что я — человечка могу сделать для них? Прорицатель притащил меня в деревню, позволил свободно разгуливать по территории, после моей прогулки к шахте, сбежали все пленники, а сегодня селение сгорело. Род кругляшей очутился на краю гибели, на краю пропасти, как не ужасно это звучало.

Окинув взглядом угрюмых сельчан, Зарх приложил руку к груди, в которой клокотало и хрипело. Я держалась рядом, понимая, что он хочет успокоиться и подбодрить меня, он ведь много раз толковал, что на его веку провидение ни разу ни ошиблось. Зарх сделал всё, что было в его силах, но кругляши отказывались верить, потому что смерть дышала им в затылок.

— Шаане, — сказал негромко, — спасёт вас, — и со свистом втянул воздух. Я со всей силы сжала кулаки, чтобы не выдать своего страха. Зарх совсем не подготовил меня, не успел, время не согласовало с прорицателем свой ход. Ни он, ни я не знали, что на самом деле приготовило провидение.

— Спаси кругляшей, — произнёс Зарх чуть слышно.

— Дым прекратился, — крикнул Хрон, — подбегая к прорицателю, — надо вернуться, всё осмотреть.

— Иди, — напутствовал Зарх и закрыл глаза.

Хрон и несколько бойцов скользнули в лес. Их упругие круглые тела не издавали ни малейшего шума. Разведчиками у кругляшей были самые ловкие и быстрые воины.

Ожидание тянулось недолго, скоро перемазанные сажей разведчики, выкатились из лесу.

— Зарх, — рявкнул Хрон, приближаясь к старику, — это люди запалили нас ночью. Там засада, они не подошли близко, наверное, готовятся к нападению.

— Надо уходить, — прошептал прорицатель, — главное, все живы.

— А шахты, камни? — Хрон еле сдерживался, чтобы не заорать во всю глотку.

— Придётся бросить, — Зарх с трудом дышал, — надо спасаться.

— Спасаться, — Хрон обернулся, ища поддержки у соплеменников, — как они нашли нас? — старшина отыскал взглядом меня. Я попятилась, пытаясь укрыться за спинами кругляшей. Но те отступали, оставляя меня одну в середине круга, — сначала сбежали пленники, священные камни отпустили их, защита была разрушена. Кем? — старшину было не остановить, он желал покарать виновника, — а теперь явились люди, чтобы уничтожить нас, — Хрон побагровел от злости, глаза налились кровью, — кто это сделал, Зарх? — он обернулся к прорицателю, — старейшины приговорили девчонку к смерти, а ты спас. Из-за неё мы лишились всего: дома сгорели, шахты со священными камнями надо бросить.

Женщины взвыли от ужаса, мужчины глухо заворчали. Заплакали дети. Гнев и смертельный страх накрыл кругляшей.

— Не тронь шаане, нельзя, — просипел Зарх через силу.

— А мы проверим, — рявкнул Хрон, и кругляши ответили ему нестройным хором.

У меня от страха волосы встали дыбом. Что они хотят проверить?

— Ты говорил, шаане может взойти на Безымянную гору. Пусть идёт! Мы посмотрим. Если она действительно избранная, пусть шагнёт в пропасть. Ты нам обещал.

— Не смей, — прошептал Зарх, но его услышала только я, старческий голос утонул в безумных воплях толпы.

Воины кругляшей ощетинились копьями и шагнули ко мне, окружив полукругом, оттесняя от прорицателя. Только раз я взошла на гору с помощью Зарха, когда он вливал в меня свою силу. Сглотнув, застрявший ком в груди, я отступила к краю. Сейчас меня просто сбросят в ущелье. Острые наконечники целились в грудь, оттесняя в пропасть, в которой клубился белый непроницаемый туман.

Ударить воздушной волной, разметать кругляшей, было выше моих сил, хотя и сил не осталось. Даже под копьями я не испытывала к жителям леса ненависти. Силу чудесного цветка я не могла использовать для уничтожения кругляшей, пусть и для собственного спасения.

Где мой защитник?

— Зарх, помоги! — отчаянно закричала я, — Зарх!

Сзади истерично взвыла женщина. Кругляши остановились, оглянулись и расступились, открыв страшную картину. Зарх ничком лежал возле того самого камня, где его оставили, лицом уткнувшись в землю, будто целуя её. Кругляши в ужасе смотрели на своего шамана. Один парень кинулся к нему, перевернул старика. Я увидела безжизненное восковое лицо, всклокоченные остатки седых волос, побелевшие губы. Застывшим взглядом выцветших глаз Зарх смотрел в голубое небо. Парнишка закрыл старику глаза и всхлипнул.

— Ты убила его, предательница! — крикнул Хрон и в ту же секунду, как по команде, кругляши повернулись ко мне. Ни капли милосердия, только гнев и ненависть в глазах, — сама прыгнешь или столкнуть, — прорычал Хрон.

Последняя ниточка надежды оборвалась со смертью прорицателя. Я пошатнулась. Маленький камушек, вылетел из-под сапога и полетел в пропасть. Еще шаг, еще полшага, больше некуда пятиться.

Слишком быстро. Сейчас, когда нет времени сосредоточиться, чтобы шагнуть, я должна найти силы, выйти за пределы себя. В памяти мелькнуло лицо ведьмы: « Ты должна быть в опасности». Я в смертельной опасности! Чувство самосохранения вопило от ужаса, требуя, чтобы я упала на колени и умоляла о пощаде. Отчаяние видело только один выход.

— Стойте! Мне надо время, чтобы создать лестницу, — я закричала, в последний раз взывая к разуму кругляшей.

— Прыгай!

Дикий рёв в вышине совпал с криком озверевших кругляшей. От истерического вопля я обернулась, и воздушная волна откинула меня от края. В ту же секунду в ущелье, в белую пелену, упал дракон.

Воинственные кругляши вместе со мной шарахнулись назад, и из ущелья затянутого белесым туманом, медленно поднялась дикая дракониха. Апокалиптическая картина с дикаркой, приготовившейся к нападению, повергла кругляшей в священный ужас, дети и женщины бросились в лес, бойцы, пятясь, щетинились копьями. Паника и крики кругляшей осталась на периферии моего сознания, как ничего не значащий белый шум. Я чувствовала только своё сердце, которое зашлось в приступе благодарности и восторга. Встав в полный рост, я сделала шаг вперёд и посмотрела в жёлтые глаза дикарки.

Стрела!

В краткий миг падения дракона, а может на секунду раньше, услышав оглушительный рёв, я узнала свою боевую подругу. Но как она нашла меня?

Помедлив секунду, Стрела поднялась чуть выше и выпустила сноп пламени в обидчиков. Кругляши попадали наземь, стоны и плач разнеслись над пропастью и утонули в тумане.

— Нельзя, стой! Нет! — мой голос ворвался в какофонию звуков, и все замерли. Воздух стал плотным, как желе, время остановилось, никто не смел нарушить тишину. Я перестала дышать. Звенящую тишину разорвали резкие взмахи крыльев драконихи и её хриплое дыхание, она снизилась.

Самые смелые кругляши приподняли головы. Стрела парила надо мной, а я стояла над пропастью в нескольких шагах от края обрыва.

— Шаане, — я услышала благоговейный вздох, и кругляши упали ниц, трясясь от страха и священного трепета.

Они боялись шевельнуться, ожидая любой кары на свои головы, а я не могла выдавить ни слова. Стрела приземлилась рядом со мной, я медленно взошла на спину дикарки и села между гребней. В последний раз я взглянула на толпу кругляшей, распластавшихся на поляне. Мне нечего было сказать им на прощание, только застывшая фигура Зарха отозвалась болью в сердце. Он предрекал свою скорую смерть и оказался прав.

— Трогай, — я слегка пристукнула дикарку по чешуйчатым бокам, — дорогая.

Этим же днём с гор сошёл сель невиданной силы. От деревни кругляшей, от шахт, от всего, что уцелело после пожара не осталось ни единой метки. Сель завалил все следы кругляшей, оставив после себя чёрную реку вывороченных камней вперемешку с землей и изломанными деревьями. Ни один кругляш не пострадал. После того, как Соня улетела на драконице, они сразу же покинули стоянку. Весть о сошедшем селе застала их в дороге, но уже не взволновала общину, у них были более насущные проблемы. Кругляши искали место, которое должно стать для них новым домом.

Единственный, кого похоронил под собой сель, оказался Зарх. Его могилу теперь вряд ли отыскал даже самый лучший следопыт. Закончился век прорицателя, который и в смертный час думал о соплеменниках. Кругляши не увидели заслуги прорицателя в своём спасении, решив, что только по счастливой случайности избежали смерти.

Глава 22. Утро надежд

Соня

Не так я представляла нашу встречу. Мокрый, стучащий зубами от холода, Эрвин свалился со спины Горыныча, выбравшегося из воды, когда Стрела приземлилась на берег Ледяного озера. Эрвина трясло от холода, но меня точно так же трясло при виде двух купальщиков. Я хотела кинуться к ним, но застыла, как вкопанная.

Вода ручьями стекала с одежды Эрвина, мокрые волосы прилипли к голове, но он не замечал этого. Дракон, как ни в чём не бывало, шумно отряхнулся, окатив нас с ног до головы.

— Горыныч! — я обхватила себя руками, — холодно.

Эрвин шагнул ко мне, я качнулась вперёд, и, забыв обо всём на свете, очутилась у него в объятиях. Горыныч недовольно заворчал и ткнул меня головой в бок, часть моей души принадлежала ему по праву. Я, засмеявшись, протянула руку, Горыныч живо подставил голову, и я почесала его за ухом.

— Горыныч, брысь, — буркнул Вышнев, отталкивая назойливую чешуйчатую морду, — мешаешь.

Я смотрела в счастливые глаза Эрвина и тонула в них. Я забыла о ночном пожаре, об удушливом тоннеле, о вероломстве кругляшей, даже о смерти Зарха. Я видела только Эрвина и слышала только, как гулко бьётся его сердце.

— Соня, — выдохнул Эрвин, — я думал, что потерял тебя. Я так много хотел сказать, но... . Прости меня. Простишь?

Слова застряли в горле, я смогла лишь кивнуть в ответ. Моя одежда намокла, но кровь, вскипевшая от этих слов, казалось, полностью высушила её. Я всем телом прижалась к Эрвину. Близкий, родной, любимый. Неужели от него я хотела сбежать из Верховии и больше никогда не появляться здесь. Кого я обманываю? В этих объятиях я готова стоять вечно.

Громкий рык Стрелы вывел меня из оцепенения. На берег спикировал Гром с Добромиром и седоком за спиной, следом приземлилась Лара. Кинув мимолетный взгляд на нежданных гостей, Эрвин шепнул мне.

— Ты совсем замёрзла, — в его глазах было столько нежности, что она могла утопить меня безвозвратно.

— Мне не холодно.

— Соня! Вернулась! — Добромир соскочил с дракона, сияя улыбкой, будто увидел чудо, кинулся ко мне, но Стрела утробно зарычала, и чемпион резко затормозил, — я тоже хочу обнять тебя, угомоните дикарку, она может напасть.

Из-за спины Добромира выглянула Асанна и осторожно помахала мне рукой. Чемпион топтался на месте, зная отменную реакцию драконов.

— Что здесь делают Добромир и Асанна? — изумлённо прошептала я на ухо Эрвину.

— Мешают нам, — буркнул Вышнев.

Обниматься на глазах вновь Добромира и Асанны стало неловко, я вывернулась из кольца нежных рук.

— Горыныч, уведи Стрелу, — попросила я рядом лежащего дракона. Он важно повернул голову к дикарке и рыкнул. Она ответила ему совсем не так учтиво, как он ожидал, но всё равно потопала в сторону от незваных гостей.

А гости, стоящие на безопасном расстоянии, наконец-то, потопали ко мне. Добромир первый заключил в объятия, сжал так, что я смутилась.

— Как я рад тебя видеть. Живой, — сказал чемпион и со вздохом отпустил меня.

Милая сестрица Идепиус только похлопала по плечу.

— Где ты пропадала? Заждались все тебя, — сказала Асанна, стряхнув с плеч увесистый рюкзак, — пешком пришла?

— Стрела подкинула до озера, — улыбнулась я, — а вы откуда здесь?

Действительно, как они все здесь очутились? Просто столпотворение какое-то. Никто ведь не знал, что мы с Горынычем упали в Ледяное озеро, а потом так и застряли здесь.

— Нашли Горыныча, а потом переселились сюда всей толпой из Муравки, — ответил Эрвин, и я подозрительно покосилась на него, — длинная история, я потом расскажу.

— А меня выдернули из дома Горыныча лечить, — сказала Асанна, — парни хотели пустить дракона по твоему следу, как тогда он с Ларри вас нашёл. Но…

— Что но? — я нахмурилась.

— Он почти не летает. Я лечу его.

На безоблачное голубое небо налетели тучки. Они закрыли небосвод, и солнце скрылось за облаками.

— Что у него? — мой вопрос повис в тишине.

— Повреждены связки и сухожилия, — последовало короткое объяснение, которое ничего не объясняло, — делаю всё, что могу.

— Какой прогноз?

— Хороший, — Асанна перевела взгляд на Горыныча, — жить будет.

— А летать?

— Уф, — Асанна раздраженно выдохнула. — Эрвин с ним тренируется над озером каждый день, — я делаю всё, что могу. Глупо обещать то, в чём не уверена, — Асанна подтащила рюкзак к очагу из камней, развязала тесёмки, — вот смотри, — она вытащила жестяной бочонок, — еще одна мазь, я изменила рецептуру.

— Опять эта едкая дрянь, — Эрвин поморщился, глядя на жбан, — я весь перемазался.

— Ты уже прополоскался в озере, не бурчи, — беззлобно ответила Асанна и почему-то посмотрела на Добромира.

Я повернула голову вслед за ней, и встретилась взглядом с чемпионом, его глаза говорили гораздо больше, чем я хотела бы увидеть.

— Ты знаешь, что у Стрелы появился дикарёнок? — Эрвин кивнул в сторону драконихи. Она издалека недовольно заворчала в ответ на интерес к своей персоне.

— Знаю, — я улыбнулась, — Стрела уже познакомила вас?

— Сожрёт без предупреждения в благодарность за знакомство, — ответил Добромир, а Эрвин скептически взглянул на него.

— Рядом с Соней безопасно, — выдал Вышнев, следя за Асанной, которая мелкими шажками приближалась к Горынычу, не отрывая глаз от Стрелы.

— Я не боюсь, — сказала Асанна, и Добромир повел бровью, — но опасаюсь. Горыныч ещё тот неженка, как взревёт ненароком, а дама сердца кинется его спасать.

Подойдя поближе, Асанна начала наносить мазь широким шпателем на внутреннюю поверхность поднятого крыла и на брюхо под ним. Дракон стоял спокойно, а вот я не смогла сдержаться. Ночной пожар, смертельную опасность на краю пропасти я перенесла без единой слезинки, но увечье Горыныча с лёгкостью открыла запертые шлюзы. Любимый дракон терпеливо стоял с поднятым крылом, кося на меня глазом. Неужели он никогда не взлетит? Слёзы брызнули из глаз, я, не обращая внимания, размазывала их по лицу.

— Соня, — Эрвин взял меня за руку и поцеловал мокрую ладонь, — мы вместе и все живы, — и вложил в руку носовой платок.

— Горыныч сам сейчас разрыдается, — сказал Добромир, — посмотри на него.

— Драконы не умеют, — я вытерла слёзы скомканным платочком не первой свежести.

— Ради такого случая он научиться, — ответил чемпион, — верно, Горыныч?

Дракон напрягся и, почти не настраиваясь, гаркнул.

— Р-да! — рык его вышел странным, как будто Горыныч дал петуха, все засмеялись, я тоже сквозь слёзы. Одна Стрела оказалась недовольна солистом, она отвернула чешуйчатую морду от нашей компании. Показала дуралею, что не стоит выставлять себя на потеху человечкам.

От дружеских улыбок и умильной морды Горыныча стало легче на душе. Разве не я всегда твержу, всё будет хорошо. Надо верить, так и будет.

В течение часа я узнала всё, что произошло накануне. Самой невероятной новостью оказалась история Горыныча, отправившего Стрелу на мои поиски.

Ночью дракон поднял такой рев, что разбудил всю округу, и Эрвин понял, Горыныч чувствует беду.

— Я чуть с ума не сошёл вместе с ним, — сказал Эрвин, — это не передать словами. Я метался по берегу, как полоумный, а Горыныч рвал душу своим рёвом. Слава всем святым, на его зов прилетела Стрела. Не знаю, где она прячется со своим дикарёнком, далеко или близко, но ведь прилетела в утренних сумерках, встала как вкопанная перед Горынычем, и несколько минут вслушивалась в его дурной рёв. Правда, к тому времени он хоть и не успокоился, качаясь взад вперёд, как заведённый, но голос сорвал.

— Эрвин взглянул на меня, — Горыныч был прав?

— Он всегда прав, — ответила я чуть надтреснутым голосом.

*

Все, сидящие у костра, обменялись быстрыми взглядами. Второе мое наводнение они могли не пережить.

— Эрвин, рассказывай, — попросила Асанна.

— Я знал, Горыныч мог найти Соню, а Стрела, хоть и откликнулась на зов Горыныча, туго соображала, что он от неё хочет. Дракониха внимала Горынычу, вытянув шею и не сводя с него желтых глаз, она не обладала навигаторским чутьём, но хотела понять. Жаль, что здесь нет Ларри, я бы подтвердил, что Горыныч — гений. Прямым подключением к мозгу Стрелы он пытался передать координаты Сони. Не знаю, что он ей толковал, но потом внезапно кинулся на меня. Вот так, — Эрвин с рыком резко обернулся к Асанне, воздев руки у неё над головой.

— Дурак! — вскрикнула она, отшатнувшись, — совсем чокнулся!

— Я примерно так и сказал, — Эрвин ухмыльнулся, — Горыныч меня чуть из штанов не вытряс. Знаешь, что он прорычал тогда? — парень пристально посмотрел на меня, и я непроизвольно залилось краской, — Горыныч рыкнул типа «решь»! Он искал вещь, принадлежавшую тебе…, она нашлась у меня в кармане.

— И что ты сделал? — подала голос Асанна.

— Отдал её Стреле, — ответил Эрвин.

— Что за вещь? — воскликнула Асанна.

— Медальон, который я подарил Соне, но она его… забыла в Овечечке. Я носил его с собой, ну, и закрепил его на Стреле. Она позволила мне это сделать. Не заметила его?

Я отрицательно покачала головой. Туман был не только в пропасти. Когда я садилась на Стрелу, и розовый бант у неё на шее не заметила бы. Стоя на ступенях, над бездной, я выпала из реальности. Я видела другой мир, и сейчас не хотела об этом. Друзья ожидали чуть более внятного рассказа, но я перелистнула страницу истории с кругляшами, и собиралась забыть её, чтобы не накликать продолжения.

—Я знал, что Горыныч был прав, — произнес Эрвин, — мы с ним даже попытались лететь, но он дотянул только до половины озера.

— Поэтому вы добирались обратно вплавь? — я с улыбкой взглянула на Эрвина, а он насупился, приняв мои слова за насмешку.

— Хотели охладиться, — буркнул этот невероятно упрямый тип.

Стало грустно, Вышнев обиделся, мы опять не совпали, я говорила одно, Эрвин слышал другое. Не сговариваясь, Добромир и Асанна стали подбрасывать ветки в затухающий костер, сделав вид, что не заметили нашей размолвки. Ну, и пусть. Мы не идеальная пара, и никогда ею не будем, но я уже ничего не боюсь.

В сувенирную лавку, наклонившись над притолокой, вошёл высокий мужчина, одетый в дорожный плащ. В небольшом помещении оказалось многолюдно. В дневное время здесь всегда толпились туристы, желающие прикупить сувениры. Недалеко от входа хозяйка лавки обслуживала покупателей, заворачивая в шуршащую бумагу покупки гостей. На нового клиента она даже не взглянула. Увидев, что на него не обращают внимания, мужчина отошёл к полкам, заинтересовавшись куклами и прочими безделицами. Двигаясь вдоль полок, он остановился, взял в руки человечка со шпагой.

Голос за спиной заставил мужчину вздрогнуть.

— Пожалуйста, не трогайте, эта кукла не продаётся, — мужчина медленно обернулся, голос хозяйки замер на полуслове, — поставьте…, — женщина справилась с волнением, — на место.

Между двумя людьми, стоящими в противоположных углах лавки, двигались покупатели, говорили, смеялись, советовались, а мужчина и женщина не отрывали взгляд. Они очутились вне пространства и времени, зависли, глядя друг на друга.

— Авивия, — беззвучно выдохнул мужчина.

— Мечислав, — произнесла она. Он посадил человечка на полку, развернулся и вышел.

Покупательница минуту назад окликнувшая Авивию застыла. Бледное лицо и рассеянный взгляд продавца смутил девушку, она быстро выложила покупки на прилавок и покашляла, привлекая внимание. Авивия заметно напряглась, пересчитывая покупки, она думала о том, что почти забыла Мечислава, его мужественное лицо, тёмные волнистые волосы, синие пронзительные глаза. Как же сын похож на отца. Уже второй раз Авивия сбилась со счёта. Она тряхнула головой, чувствительно шлёпнула себя по щеке. Надо сосредоточиться. Она уже не та юная девушка, которая когда-то не могла оторвать взгляд от любимого. Откуда он взялся, случайно зашёл?

Рассчитываясь с покупателями, Авивия ощущала себя странно. Она не могла сконцентрироваться, ошибалась в счёте, отвечала невпопад. Новых покупателей, пытавшихся зайти в лавку, она предупредила, что скоро закрывается. Рассчитав всех, она повесила на вход табличку «Закрыто» и свалилась на стул, не мигая, уставившись на дверь.

Предчувствие не обмануло Авивию, дверь отворилась, и на пороге возник мужчина. Он беззвучно закрыл дверь за собой и склонил голову в приветствии.

— Здравствуй, — пауза, возникшая после его слов, затянулась.

— Здравствуй, — ответила Авивия, странное состояние заторможенности овладело ею. Совсем недавно она вспоминала бывшего мужа. А сегодня он появился, как будто и не было между ними разлуки длиной в семнадцать лет. Неужели она мысленно дотянулась до него.

— Прекрасно выглядишь, Ви, — мужчина улыбнулся.

— Я… умерла для тебя, как и ты… умер для меня, — голос Авивии дрожал, она не хотела вспоминать, — так лучше для всех.

— Вроде стоим здесь вполне здоровые, — ирония, с которой мужчина произнёс эти слова, выбила дух из Авивии. Как же Эрвин похож на отца, такие же насмешки и невозмутимость в глазах. Он, ни разу не знавший отца, даже интонацию перенял у него.

— Не заставляй меня глядеть в прошлое, — Авивия наклонила голову. Дыхание её прерывалось, она теряла контроль с каждым произнесённым словом. Быть мужественной не получалось. Боль, которую она испытала тогда, накрыла с головой.

— Жаль, что ты так говоришь…, когда-то я считал тебя частью себя, лучшей частью себя,— Мечислав осёкся, на побледневшем лице отчетливо проступила щетина.

— Я не хочу ничего слышать, уходи, — прошептала женщина.

— Тогда нам не удалось поговорить, ты сбежала, и сейчас прогоняешь, — в словах Мечислава не было обиды, только бесконечная печаль. Он смирился со своей долей, — я бесконечно сожалею о том, что наш ребенок не выжил.

Авивия вскинулась от слов Мечислава. Правда рвалась из груди женщины. Она всегда была против задумки матери — Аннеты Вальц, которая уговорила сбежать из Межгорья по причине того, что Авивия потеряла ребёнка.

— Он жив, — севшим голосом проговорила Авивия.

— Что? Мой сын — жив? — Мечислав прислонился к дверному косяку, — но ведь мне сказали, подтвердили, что…

— Он жив, — Авивия смотрела в глаза бывшего мужа, — его зовут Эрвин Вышнев.

— Фамилия по деду. Столько лет прошло, — мужчина прижал руку к сердцу, — а я не знал.

— У тебя же есть наследник, — произнесла Авивия тихим голосом.

Перестав подпирать стенку, Мечислав выпрямился, как будто желая возразить, но не произнёс ни слова. Досада отразилось на лице Авивии. Ей стало стыдно, ведь он понял, что она интересовалась его жизнью и знала о том, что Мечислав женился и у него взрослый сын.

— Жаль, что… Эрвин вырос без отца, — Мечислав оставил слова Авивии про наследника без ответа. Морщины на лбу мужчины разгладились, — я счастлив, что у меня есть сын. Он — гонщик? — вопрос Мечислава прервал поток сумбурных мыслей Авивии, она напряглась. Рассказать или нет? Пусть лучше узнает от неё, чем её сына обольют помоями чужие люди.

— Он не гонщик, но у него есть дракон и подруга — гонщица, — женщина чуть помедлила, — я умоляла сына уклониться от Высотомера. Он два года скрывался, но его выследили. На Высотомере Эрвин признался, что хочет пойти на Вершину и найти следы деда — дверника. И его вместе с девушкой отправили туда.

— На Вершину! — Мечислав ухватил себя за волосы, Авивии показалось, что клок волос остался в ладони мужа, но он даже не заметил этого.

— Дело было обставлено тихо. Мало кто знал, я тоже не знала. Но дети вернулись. Они вернулись с Вершины, потому что… девушка — дверница. Она вытащила Эрвина оттуда. А теперь они скрываются, — проговорила Авивия быстро, на одном дыхании, — странно, от новостей мужчину не повело, он остался спокоен, только нахмурился.

— Их ищут?

— Да.

— Кто?

— Ильза! — слово вырвалось прежде, чем Авивия успела подумать, и Мечиславу открылась вся глубина чувств испуганной женщины.

Пауза, повисшая после слов Авивии, затянулась. Истина любит тишину, она рождается в безмолвии. Заглушив ум, можно услышать другой голос. Авивия вспомнила, как она вместе с отцом частенько гуляла в молчании, погружаясь в мир своих грёз. И сейчас осознание пришло к ней, тихо открылась дверь в тёмную комнату, и туда проник свет.

— Ильза любила тебя, — чуть слышно проговорила Авивии, — и сейчас… любит. Я всегда чувствовала угрозу, исходящую от неё. С самого начала… знакомства. Она фанатично искала Эрвина, а потом отправила его на Вершину. Она единственная знала, кто его отец. Она хотела отомстить.

— Ты считаешь Ильзу главным врагом сына? — Мечислав нахмурился. Он знал, что происходит в Совете Меры, Раструб многое сходило с рук, вела она себя чересчур вольготно, — за её спиной никто не стоит? Мне видится более значимая фигура, — бывший муж всмотрелся в небесно-голубые глаза Авивии, они совсем не выцвели от времени, в них всё также можно утонуть.

— Не знаю, — под пристальным взглядом мужа Авивия смутилась, — сплетни и пересуды не по мне, я их избегаю… особенно после того, как забрали папу, — Авивия почти спокойно выговорила это, — я сторонюсь людей.

— Я тоже, — с горькой иронией ответил Мечислав. Он давно обрубил светские связи, уехал из города, в котором родился и вырос, перестал общаться с родными, бросил команду, не мог больше жить с людьми, которые знали его прежним, не мог делать вид, что ничего не изменилось. В компании незнакомцев было легче, но только до тех пор, пока они не начинали лезть в душу. Со временем Мечислав нашёл место и способ существования, став отшельником, но и одиночество не стало для него панацеей.

— Странно, что ты зашёл сюда, — сказала Авивия, — тебе надо идти.

— Я хочу помочь сыну. Где сейчас Эрвин? — Мечислав прямо взглянул на мать своего сына.

— Я не знаю, — страх липкой паутиной накрыл Авивию. Забылась, подставилась, наговорила лишнего, — я ничего не знаю.

— Не доверяешь?

— Уходи, — Авивия наклонила голову, сжав губы в жёсткую полоску.

— Я не искал тебя, не вмешивался в твою жизнь, это было твоё решение. Я пришёл, потому что… Никандр связался со мной.

— Папа! — глаза Авивии мгновенно наполнились слезами, она задохнулась от возмущения — как ты смеешь!

— Вот, — Мечислав протянул руку, на среднем пальце левой руки была печатка с тёмным камнем, — узнаёшь?

Комната закружилась перед глазами Авивии, она пошатнулась и очутилась в руках Мечислава.

— Отойди, — женщина попыталась оттолкнуть его, — я не верю, не может быть.

Мечислав бережно прижимал к себе Авивию. Запах её волос остался таким же легким и дурманящим.

— Я не понимаю? Он жив? Почему он сам не пришёл? — слёзы катились по щекам Авивии, — я его ждала, всегда ждала.

— Он не может, он в другом мире.

— В мире мёртвых! — воскликнула женщина.

— Он жив. И сказал, что ты звала его.

Прикрыв рот рукой, Авивия перевела взгляд на полку, где сидел деревянный человечек.

— Где скрывается наш сын? Ему нужна помощь.

Авивия высвободилась из кольца мужских рук, Мечислав не стал её удерживать и даже отступил на шаг. Авивия сжала виски. Могла ли она доверять бывшему мужу? Столько лет Аннета Вальц — еёмать, говорила, что Мечислав предатель, что он погубил Никандра. Эти слова проросли в Авивии сорным вьюном, оплели душу и разум. Женщина взглянула на печатку отца на руке Мечислава, распрямила плечи и взглянула в глаза своему страху.

— Эрвин и Соня ушли с Добромиром Светозаровым. Добромир пообещал им защиту.

Глава 23. Новый план

Ильзе хотелось биться в истерике и топать ногами. Отлично подготовленный план рухнул как подбитый дракон. Мало того, что она кучу денег заплатила Старху и его головорезам, снарядила их в дорогу, отправила с ними доходягу, да еще пообещала должность верховода этому кретину — Лютому. Всё в топку. Старх и его команда провалили операцию. Чтоб им об драконьи шипы .

Селение кругляшей сожгли, в шахты сунуться побоялись, во время пожара их контузило ударной волной, они испугались и отложили нападение на следующий день. А ночью сошёл огромный сель, и ни одного кругляша, ни одного антракса захватить не удалось. Сель накрыл шахты вместе с деревней, а экспедиция накрылась медным тазом, кругляши обвели их вокруг пальца.

Люди Старха струсили и приняли ошибочное решение. Самой большой потерей были антраксы, без которых Высотомер нельзя восстановить. Ильзе казалось, что у неё кончились силы, кончились идеи, потому что она раз за разом терпела провал.

— Трус, — заорала Ильза, со всего маха разбивая бокал об стену, — слабак, — добавила она и без сил упала в кресло. Несколько минут она сидела молча, рассматривая красные подтёки на стене.

Власть утекала из рук, как песок сквозь пальцы. Ценят героев, не проигравших. Прошлое не в счёт, главное то, что имеешь сейчас. Вопрос, где она ошиблась, её не мучил.

«Надо сворачивать с этого русла. К дракону под хвост антраксы, найду девчонку и парня. Высотомер подождёт». — Ильза закрыла глаза, погрузившись в раздумья. В комнату нерешительно постучали, прервав её мысли, — что там опять? — рявкнула хозяйка. Слуга, сгорбившись, просочился в полуоткрытую дверь.

— Старх Лютый просит аудиенции, — промямлил он.

— Пригласи, — прошипела Ильза и встала. Снова притащился этот лысый недоумок. Чего он хочет?

Появившийся Старх, действительно, подрастерял свою нагловатую самоуверенность. Он поклонился и выжидательно уставился на Ильзу. Пригласит сесть или нет? Стоять навытяжку капитан команды Энобуса, без пяти минут верховод столицы, не собирался.

— Присаживайся, герой, — ядовито произнесла Ильза после минутного молчания.

— Уважаемая Ильза, только не надо язвить, — Старх не думал извиняться и оправдываться, — я принёс сведения, которые тебя могут заинтересовать.

— Будем торговаться? — вопрос Ильзы был по существу и Лютый ухмыльнулся. Ему по нраву стальная леди в своей прямоте, которая не разводила чайные церемонии и не тратила время попусту. Старх тоже был прямолинеен, как здоровенный тупой гвоздь.

— Цена дракона и по рукам.

— Ты прошлых денег не отработал, — ответила Ильза, сверкнув глазами. Каков наглец, рядиться пришёл, не понял её сарказма.

— Уважаемая, никто раньше не совался к кругляшам в логово, мы это обсудили. Мои люди отработали деньги сполна. Я знаю, кто тебе нужен и где он может быть.

Ильза в задумчивости смотрела на Старха. Прибить мало ублюдка.

— Слушаю.

— Девчонка, которую ты ищешь, была у кругляшей.

— Конечно, была, я это знаю. Что толку?

— Мои люди видели, как на рассвете прилетела дикарка, а потом с наездником на спине, улетела из каньона, — Лютый исподлобья смотрел на Ильзу, ожидая её реакции.

— Почему не догнали! — зарычала Раструб. Напускное безразличие слетело с неё быстрее, чем неопытный юнец с дракона. Ильза вызверилась, что дикая кошка. Притащился умник, чтобы похвастаться своей тупостью.

— Слишком быстро всё произошло, никто не ожидал, что дикарка окажется ездовой. Она ведь точно была дикая, с рогами.

— И что это даёт? Девчонка испарилась. Подскажешь, где её искать?

— Может, и подскажу, — губы Старха искривились в подобие улыбки.

«Лыбится, как идиот», — подумала Ильза, — а вслух рявкнула, — жду ответ, красавчик.

— Цена дракона, уважаемая, триста золотых тинов, — Лютый скалился, чувствуя свою близкую победу.

От вида Старха у Ильзы свело скулы. Гонщик не знал, с кем связался. В финансовых вопросах Ильзе не было равных, недаром девочка выросла в нищете в захолустном селении. Деньги она истово копила и приумножала, на себя тратила с размахом, на сторону сбережения отдавала крайне редко, почти никогда.

— Кто источник информации? Я должна быть уверена.

Улыбка Старха превратилась в злобный оскал, ему предстояло вытрясти деньги у самой Ильзы Раструб, о жадности которой ходили легенды.

— Информатор надёжный, я не дурак его сдавать, — выдавил Лютый сквозь зубы, — золото вперёд, потом поговорим.

Два торгаша уставились друг на друга.

— Двести, моё слово, — наконец, ответила Ильза.

— За двести я только доходягу куплю, — буркнул Лютый, — двести восемьдесят.

— Двести пятьдесят.

— Двести шестьдесят и по рукам.

Кривая улыбка Старха, которой он хотел умаслить Ильзу, произвела обратный эффект, Раструб передёрнулась от отвращения. Хотя, при расставании с кровными золотыми тинами, любая улыбка взбесила бы, вызвав несварение желудка.

— По рукам, — сказала Ильза, — сначала твоё слово, — добавила она, — за что я должна платить.

Старх Лютый слегка замялся для проформы, чтобы подогреть нетерпение Раструб, и только, когда она предупреждающе сузила глаза, готовясь выгнать его взашей, он открыл рот.

— На Огненной змее была дикарка с наездницей, её никто не знал, она не заявляла своё участие. Гонку начала последней, пришла первой и сразу исчезла с поля, — Старх многозначительно поднял брови, — соотнеси с дикаркой, которая прилетела за девчонкой у кругляшей. Так вот, после гонки вдогонку за ней бросились трое верхотуров Светозара, они не догнали её, потому что гонщица свалилась с драконихи и упала в озеро.

— Примерно такую историю ты мне рассказал раньше. Какое мне дело, что она утонула.

— Не спеши, есть и другие сведения, — Лютый ухмыльнулся, — верхотуров нагнали, угадай кто?

— Не тяни, Старх, — взвизгнула Ильза так, что на гостя брызнули слюни. Он поморщился, пятерней вытер лицо, а Раструб скривилась от злости. Ни неженка переживёт.

— Это был Добромир и еще один малый. Верхотуры видели, как они бросились в озеро, и девушку, скорее всего, спасли. По всему выходит, именно эта девица была у кругляшей, а дикарка унесла её оттуда.

— Но как девчонка оказалась у кругляшей? — Ильза подобралась, как ищейка, учуявшая след: её лицо заострилось, в глазах появился нездоровый блеск, дыхание участилось.

— Многие открыли охоту на неё, — Старх скривился, ему не нравились глубоко посаженные глаза Раструб и немигающий взгляд, которым она сверлила гонщика, — в Муравке тренировался чемпион и ещё двое гонщиков — новичков. Потом гонщиков осталось двое. Отсюда вопрос, куда делся третий?

— Ладно, я заплачу, — Ильза поднялась из кресла, презрительно морщась, — жди здесь, — она вышла из комнаты и вскоре вернулась с большим кошелем, набитым золотом, — на, — бросила деньги, — что ещё знаешь?

— Да вроде всё, — Лютый открыл кошель, высыпал монеты на колени и начал пересчитывать.

— Вон отсюда, считай в другом месте, — Ильза чуть ли не силой выпроводила Старха — золотые монеты на коленях наглеца вызывали у неё неконтролируемую ярость.

Уже давно наступила ночь, а Ильза всё меряла комнату шагами, упорядочивая картину произошедших событий.

Девчонка у Добромира, там же её ухажер. Как свинёныш улизнул из Энобуса, она ещё докопается. По всему видно, нашёл помощника в лице Добромира Светозарова. А чемпион занимается благотворительностью не просто так, его интерес — Великая Вершина. Ильза потерла руки: наконец-то, она поквитается с этим семейством. Ядовитый папаша Добромира, скрупулёзно выискивающий следы её преступлений, поплатится за всё вместе с сынишкой.

Ильза злорадно улыбнулась, теперь вся банда у неё в руках. Жалко денег, отданных Старху, но придёт время, и золото вернётся, не просто так она Глава Меры, негласный казначей империи.

Слегка покачиваясь, Ильза подошла к стеклянной полке с сувенирами, взяла в руки куклу — свою уменьшенную копию, подняла с постамента, открыла крышку подставки и вытащила небольшой свиток. Раскрутив его, она стала просматривать записи, разминая шею механическими движениями робота, неторопливо пробегая глазами по строчкам. Стоп. Нашла.

— Пора нарушить твой покой, милый, — произнесла Ильза с улыбкой палача.

Соня

Я стояла рядом с Асанной, заглядывая ей под руку, когда она принялась повторно наносить мазь на затянувшуюся рану Горыныча. Асанна неприязненно взглянула на меня, всем видом давая понять, что я ей мешаю.

— Не знаю, как можно восстановить сухожилия и мышцы крыла, — ответила на мой немой вопрос Асанна, — просто экспериментирую. Нигде нет таких сведений. Возможно, нужна операция.

— А ты сможешь прооперировать?

— С ума сошла! — Асанна вскинула на меня глаза, — я делаю лечебные средства; резать, сшивать — дело других. Мне это не под силу.

Она подхватила банку и переместилась на пару шагов. Рисковать здоровьем дракона я не хотела, Асанна и так делает всё, что может. Как я могу на неё давить? Нам обеим тяжело глядеть на Горыныча, у которого наёмники отняли небо.

Я помогла Асанне поднять и подержать неестественно распластанное крыло, когда она наносила мазь на внутреннюю поверхность. Когда процедура закончилась, крыло опустили, и Асанна отошла, я решила поговорить с драконом. Тоскливый взгляд чешуйчатого друга мне совсем не понравился, я понимала настроение Горыныча — сама такая же паникёрша.

— Возьми меня под крыло, — выбросила из головы пораженческие мысли и влезла в своё секретное убежище, уткнувшись носом в больное место.

— Ты перемажешься, — крикнула Асанна мне в спину.

Насмешила. Подновить чешуйчатого друга — не одежду постирать, тут надо не знаю как, извернуться. Под крылом Горыныча повернулась лицом к ране, я хорошо помнила это место, где мой кинжал кромсал живую плоть. Рана затянулась, была чистой, никаких следов воспаления и гноя. То ли мазь Асанны, то ли болотное месиво Стрелы помогло, всё зажило, имелось только одно «но», дракон не летал.

Крыло Горыныча скрывало меня от всех, я провела пальцами по его бугристой внутренней поверхности. Пальцы закололо, кажется, именно здесь были повреждены сухожилия. Простукав эти места, я вытащила чёрный камень. Горыныч ощутимо встрепенулся. Прокатывая камнем по внутренней поверхности крыла, я тихонько завела свою песенку.

— Горыныч здоров, мой веселый дракон здоров, крыло работает отлично, как я рада.

Бубнилка, правда, была без рифмы, я напевала под нос в надежде, что никто не слышит. Под крылом было душно, запах лечебной мази перемешивался с ароматами дракона, я пропотела, как в бане, и, потянувшись за глотком свежего воздуха, выползла наружу. Недалеко от меня на камне сидела Асанна, неодобрительно глядя на мои чудачества. Какая жалость, я не согласовала с сестрицей Идепиус план лечения, которому я собиралась (да, неужели) следовать. И да! Он очень отличался от традиционного.

Лечебные камни колдуньи я спрятала и с невинным видом подошла к врачевательнице.

— И как там? — кивнула Асанна на крыло Горыныча.

— Душновато, зато ночью будет самое то, — ответила, как ни в чём не бывало.

— Может, стоит найти лекаря и прооперировать? — спросила Асанна.

Врачевательница хотела быть полезной и подстраховаться, а я хотела видеть здорового дракона и найти наилучший способ для его восстановления.

— Пока нет такой возможности, будем лечить сами, — отрапортовала бодрым голосом.

Я любила Горыныча,жалела и понимала своего серебристого маломерку. Между нами в квантовом поле реальности было прямое подключение. Я могла мысленно позвать Горыныча, и он находил меня по своему внутреннему локатору, он кинулся в смертельную схватку с верхотурами в каньоне, он спас меня, раненный дотянул до озера. Серебристый маломерка всегда был верен мне. Сейчас я всем сердцем желала, чтобы Горыныч поднялся в небо, как прежде, и мы ринулись догонять закат, наслаждаясь свободой.

В богато декорированный салон вошла Селина Светозарова, явившись поутру на примерку брючного костюма. Её встретила владелица ателье — Романа, лучшая модистка в городе, крупная черноволосая дама с раскосыми глазами. Её монументальную фигуру можно было смело ставить в ряд с манекенами в витрине. Тщательный макияж, стильную прическу подчеркивало элегантное платье ниже колен и утонченные туфли на удобном каблуке.

Селина была постоянной клиенткой салона, но сейчас встречу портила некоторая нервозность хозяйки. «Опять у неё проблемы с сыном», — подумала гостья и почувствовала раздражение. Проблем с сыном у Селины было не меньше, но она всегда держала лицо, не позволяя эмоциям выплескиваться наружу.

Модистка сдержанно поприветствовала клиентку, предложила чай и ушла отдать распоряжение помощнице. На столе появились: пузатый чайничек, две чайные пары и вазочка с разноцветными меренгами. Селина неторопливо налила себе ароматный чай, взяла чашечку и застыла с поднятой рукой, взирая на двух особ женского пола за окном. Они остановились напротив салона и повернулись к витрине, где были выставлены самые интересные новинки сезона. Селина сразу узнала Иолану, через удар сердца она поняла, кто стоит рядом. На лицо женщины падала тень, глаза закрывали тёмные очки, но фигура, жесты, поворот головы выдали хозяйку.

Светозарова забыла, как дышать, рука с чашкой дрогнула, она поставила чашку на стол, звякнув о блюдце. Подле Иоланы стояла Ильза Раструб, глава Совета Меры. Фигура Раструб расплылась в глазах, будто Селина утратила чёткость зрения. Неожиданное явление главы Меры было сродни удару под дых. За прошедшие годы Селина сумела забыть лицо ненавистной гонщицы, вычеркнуть эпизод с её участием из своей жизни, уверить себя в том, что никогда не встречалась с ней и знает только понаслышке.

Ильза что-то сказала собеседнице, и Селину затопила паника. Вдруг они зайдут? Светозарова сжалась как кролик перед удавом. Она поняла, что до сих пор боится Раструб. Тайна Селины была в руках этой ужасной женщины.

Единомышленницы двинулись дальше, Селина, вздохнув полной грудью, оперлась на спинку дивана, ни о какой примерке сейчас не могло быть речи. Отдышавшись, Селина поднялась, подхватила сумочку.

Дойдя до двери, дернула ручку, желая как можно быстрее покинуть ателье, но дверь не поддалась. Поправив выбившуюся прядь волос, Селина вернулась и села, от волнения не зная, что предпринять.

Почему они вместе? Что задумали?

Схватив колокольчик на столе, Селина подняла трезвон на весь салон. На шум выбежала помощница хозяйки, Селина молча указала на дверь и двинулась туда. Взволнованная швея побежала вслед за ней и с поклоном распахнула дверь, которая просто открывалась в другую сторону.

С прямой спиной Селина Светозарова покинула ателье, вслед ей испуганная девушка лепетала слова извинения, не понимая, чем не угодила клиентке.

Как хорошо, что около салона Селину не ждал собственный мобиль, она отпустила водителя сразу по приезде, наказав вернуться через час. Если бы аэромобиль стоял у дверей, Иолана опознала его и скорее всего, заговорщиц Светозарова не увидела бы.

Нервно окинув улицу взглядом, Селина поспешила вперёд. Она потеряла слишком много времени, когда можно было проследить за сообщницами. Одна спалила Овечечку, семейную усадьбу Светозаровых, вторая убила веру в любовь. И сейчас две гарпии объединились, чтобы совершить злодеяние, по силе, соответствующее им. Навыков слежения у Селины не было, однако, она двинулась вперёд, незаметно поглядывая по сторонам. Без толку прослонявшись по улице, ругая себя за глупость и нерасторопность, Селина дождалась водителя и села в мобиль.

Вытянув уставшие ноги, непривычные к долгой ходьбе, Селина попросила водителя проехаться по прилегающим улицам. Мобиль бороздил их вдоль и поперёк, пока Светозарова не плюнула на свою затею и прекратила бесполезные поиски. Конечно, Глава Меры могла свободно появляться в любых городах империи с инспекцией или по делам совета, но альянс с Иоланой означал только одно, совместный план мести семейству Светозаровых.

Беспокойство не отпускало Селину, она нанесла визит Йохану Барановскому. Разговор с гонщиком подтвердил — дело худо, потому что обычно спокойный и уравновешенный Барановский побледнел и обещал держать ухо востро.

Муж, которому Селина в красках описала встречу с двумя вражинами, ретировался в свой кабинет, сказав, что ему надо всё обдумать в одиночестве. Проницательная жена прекрасно знала, какое одиночество супружник имел ввиду. В тайнике Бажен хранил огненную воду, которую употреблял в случае серьёзных неприятностей. От всего этого нервы Селины были на пределе.

Она понимала, что для защиты Добромира Бажен должен обратиться к верховоду. Но после размолвки сына с Иоланой, Андрон Радич даже пальцем не пошевелит, чтобы помочь. Скорее всего, верховод в сговоре с Ильзой Раструб, которая, как и Андрон, ненавидит их семью.

Если бы Добромир не выгнал Иолану из команды, можно было рассчитывать на помощь верховода. Но Добромир без объяснения причин запретил гонщице появляться на полигоне и сделал это через доверенное лицо — Йохана Барановского, чем нанёс публичное оскорбление семье Радич. Всю эту историю в Светозаре не обмусолил только ленивый.

Пока Бажен пил расслабляющее у себя в кабинете, Селина металась из угла в угол в нарастающей панике, пытаясь собраться с мыслями. Всё началось после того, как Добромир вернулся с последней гонки, которую проиграл. Сын замкнулся, абсолютно не желая общаться.

Ничего не объяснив, Добромир уединился в Овечечке, распустил слуг, потом неожиданно умчался в Энобус. Возвратившись обратно и не известив об этом родителей, он появился на пороге с известием, что усадьбу сожгла Иолана. Это был шок. Селина желала знать мельчайшие подробности, сын был немногословен. Он что-то скрывал, это было очевидно. Вокруг него возникла завеса тайны, которая разрасталась всё сильней, а вместе с ней как на дрожжах росли страхи Селины.

Добромир сильно изменился. После Огненной змеи куда-то исчез и, самое главное, даже не появился в большом зале Тринистада, где чествовали победителей. Уму непостижимо, почему мать до сих пор не докопалась до причин столь странного поведения сына. Появление Ильзы подтвердило опасения Селины, надо бить в набат и готовиться к бою.

Дверной звонок вырвал Селину из водоворота мыслей. Сегодня у слуг выходной, и хозяйка сама пошла к двери. Нажав на кнопку магнита, она машинально разблокировала входную калитку и поняла, что не знает мужчину в плаще, который двигался по дорожке к дому. Да, что с ней такое! Пусть «чужие здесь не ходят», но разве можно быть такой рассеянной.

Когда мужчина подошёл к входной двери, Селина нажала ещё один запирающий магнит, не в её правилах трусить. Дверь отворилась, мужчина в плаще вошёл, снял шляпу, слегка склонил голову в поклоне, Селина дрогнула, пол закачался у неё под ногами.

— Ты, — пробормотала она, и потеряла сознание.

Глава 24. Слияние

Соня

В лесной чаще, куда я углубилась, собирая ветки для костра, было тихо и сонно. Около Ледяного озера я мёрзла, хотелось тепла, костерок любили мои камешки, которыми я лечила Горыныча. Пробираясь по бурелому, я чувствовала себя ведьмой, зыркающей по сторонам в поисках лесных сокровищ. Со вчерашнего вечера мы с драконом остались одни. Стрела умчалась почти сразу, увидев столпотворение на берегу, Добромир улетел вместе с Асанной, Эрвин ближе к вечеру по моей просьбе тоже полетел в усадьбу, чтобы собрать для меня вещи и продукты.

Валежника я набрала полные руки и неторопливо повернула обратно. В уши ворвался оглушительный рёв Горыныча. Он перешёл в хрип и резко смолк.

Что с ним?

От страха сердце подскочило к горлу. Бросив ветки, я ринулась, не разбирая дороги, к берегу, ориентируясь на просвет. Перед глазами мелькали кусты, деревья, ветви, как в быстрой перемотке.

Я вынырнула из-за кустов.

Мои глаза сразу нашли Горыныча. Он болтался в сетке снизу между двух ездовых, которые стремительно удалялись в вышине.

С ужасом понимаю: никто не придёт на помощь.

Я одна.

Дракон не рычит, не бьётся, не грызёт зубами металлическую сеть, — он смотрит в мою сторону. Его парализовали? Я не могу видеть его глаза. Застыв как статуя, глядя, как расстояние безжалостно уменьшает его очертание, сознанием тянусь к Горынычу.

…Соня

Тихий шелест в голове.

Внутри меня лопается натянутая до боли звенящая струна.

— Го-о-о, — кричу и падаю на камни, — р-р-р, — из горла вырывается звериный рёв. Грудь разрывает огненный смерч, меня обволакивает тёмная дымка, я стремительно меняюсь, огромное сердце бьётся о рёбра, как огромный насос оно гонит огонь по моим венам, — р-р-р!

Я поднимаюсь, удар крыльями, и взмываю в небо.

Ярость огненной лавой кипит в крови, но я вижу как никогда чётко.

Наездников четверо, двое с Горынычем, двое страхуют. С оглушительным рёвом я несусь за врагами, отчётливо понимая, что я — Соня Снегирёва в теле драконицы.

И я хочу их всех разорвать.

Они видят меня, кричат друг другу, собираются атаковать, но только ещё больше распаляют огонь в крови. Дракон с наездником бросается на меня, я ухожу от атаки, хвостом выбив арбалет из его рук. Из моей пасти вырывается сноп огня. Я нагоняю смертников, пленивших Горыныча. Удар, и наездник с трудом уворачивается от моих когтей, моя туша заваливается на второго смертника, я расплющиваю седока в седле.

В то же мгновение мощные челюсти сжимаются на моём загривке и дёргают меня в сторону. Внутри всё скручивается от дикой боли, я выворачиваюсь из захвата, острыми шипастыми крыльями раздирая чешую на брюхе противника. В бок мне врезается гарпун, я кричу от боли, но уже в следующую минуту боль пронзает шею.

Рычание рвётся из груди вместе с потоком крови, я изворачиваюсь, впиваюсь когтями в брюхо дракона и тащу его вниз, мои когти рвут подпругу, и наездник, оставивший в моем теле две раны, с воем летит вниз. Мы с драконом сплетаемся в рычащий клубок, я сдираю чешую противника, рву зубами, чувствуя вкус его крови на языке. Резко переворачиваюсь, и выпускаю ослабевшего дракона. Он заваливается на бок, по касательной летит вниз.

Три дракона и два наездника против меня. Один в связке с другим, они не в счёт, у них под брюхом Горыныч. Горячая кровь течёт по боку. Я не хочу чувствовать боль.

Сверху на меня бросается лиловый дракон, он промахивается, я сильная и вёрткая, ухожу от атаки, чтобы ринуться на него. Я вцепляюсь в его крыло, моё прошивает болью ещё один гарпун. На миг я теряю ориентацию, из горла уже не рык, а хрип. На пределе сил рву зубами крыло противника, ударяю его головой снизу, почти насаживая на гребень.

Шипастым хвостом обвиваю тело наездника и тащу его вниз, он дико кричит, я срываю его вместе с седлом, чтобы сбросить со спины дракона. Лиловый готов, и я отцепляюсь от него. Горыныч болтается под брюхом двух драконов.

Последний уцелевший наездник гонит связку драконов, судорожно оглядываясь на мясорубку за спиной.

Теперь он мой.

Ничто не остановит дикую драконицу. Всадник наклоняется, сеть с Горынычем повисает под брюхом осиротевшего дракона. Освободившийся от груза предатель несётся от меня, как от потока огненной лавы.

Я нагоняю дракона с сетью, бросаюсь ему под брюхо, он не может сопротивляться, слишком тяжела ноша. Рву металлическую ловушку когтями, зубами, силы покидают меня, сеть в крови. Дракон – носильщик от двойной тяжести проседает, закон притяжения никто не отменял, Горыныч смотрит мне в глаза, в его глазах мольба.

Он скрипит и клацает зубами.

Чего он хочет?

Я рву сеть, хриплю, давлюсь кровью и отрываю её, она раскрывается, выпуская Горыныча, который падает вниз, как замороженная тушка, я вцепляюсь в его гребень зубами, прокусывая до крови.

Левое крыло прошивает боль, мне трудно держать Горыныча в воздухе, мы падаем в странном безмолвии, земля приближается катастрофически быстро, и в этот момент дракон распахивает крылья, я разжимаю окровавленную пасть, усилием воли держу сознание. Нельзя терять контроль. Горынычу тяжело, он только очухался после парализующего, надо сесть. Я — Соня Снегирёва, больше не могу быть в теле…

Солнце закрывает тень, я моргаю кожистыми веками, сердце бьёт, как молот в наковальню.

На нас с вышины падает чёрная смерть — Мор с Ильзой Раструб на спине. Горыныч отпихивает слабую меня в сторону.

Моё тело сплошная боль. Боль и пламя, и лютая злоба в теле драконицы.

Перед глазами водоворот тел Горыныча и громадины Мора. Ильза поднимает руку, из моей груди вырывается хрип вместе со струей пламени. Жгучий огонь как из брандспойта достигает наездницы.

Короткий вопль. Ильза роняет оружие. Наши глаза встречаются.

Узнала меня?

Я вижу себя в глазах Раструб. Расплавленной лавой горит моя чешуя, на концах крыльев сверкающие иглы, шипы пылают алым, шкура, утыканная гарпунами, плавит их. Я вся пылаю, горю, бросаюсь на Мора. Рычание и вой сопровождают кровавые удары. В шквале огня наша кровь рассыпается огненными брызгами. Воздух горит и вспыхивает. Я запалила смертельный клубок. Мы воем, бьёмся, падая на землю.

Ильза, срывая голос, орет Мору. Она хочет вырваться, но мы не можем остановиться. Мои когти рвут чешую Мора, я хочу добраться до его горла. Чёрный шипастый хвост рассекает воздух, обрушиваясь на меня. На миг я теряюсь, небо раскалывается на части, чёрный гигант вырывается из смертельного водоворота и бросается в сторону.

Окровавленный и непобеждённый Горыныч раскрывает крылья. Нам надо взлететь. Я поднимаю голову. К нам приближаются ещё два дракона. Тор и Марс. Когда это закончится? Озверевший Горыныч выдаёт такой рёв, что мои уши на секунду закладывает. Маломерка разворачивается мордой к Марсу, а мне по судьбе (я ещё могу шутить) достается Тор.

Ветер свистит в ушах, от потока воздуха моя чешуя с новой силой разгорается огнём.

Пылать ненавистью — это не фигура речи.

Это чистое пламя.

Мир на секунду меняется, и человеческая часть меня видит, как сжалась Иолана. Она боится! Мы закручиваемся в адову мясорубку, крики Иоланы меня только подстегивают. Я хочу добраться до неё, сбить с седла. Пронзительно рычит Горыныч, но я не могу помочь. Рву зубами, когтями, шипами, хлещу хвостом. Наши пасти вгрызаются друг в друга, я, кажется, теряю разум.

Острая пика поднимается над головой, я успеваю увернуться, но от острой вспышки боли полностью утрачиваю контроль. Мощные когти сдирают мою чешую вместе с остатками гарпуна, я выворачиваюсь с окровавленным распоротым боком, моя изворотливость спасает меня. Шипастые крылья противника встречаются с моими, я когтями впиваюсь в брюхо. Вой сопровождает удар такой силы, что меня отбрасывает назад. Кажется, он переломил мне хребет. Мне остались считанные секунды жизни.

Визг Иоланы приводит меня в чувство. Я вижу, как на Тора бросается Лара с Эрвином на спине. Откуда они взялись? Над головой в вышине клубятся два дракона: белый и чёрный. Я не могу разобрать, кто это, зрение меня подводит.

Адекватным кусочком сознания цепляюсь за двух драконов: Грома с Марсом. А где Горыныч?

Я падаю, пытаясь взмахнуть крыльями. Воздух не держит меня, боль в крыле, в боку, не шевельнуть.

Пламя гаснет во мне.

И в этот миг зубы Горыныча сжимаются у меня на загривке. Вспыхивает сознание, маленький светлячок в ночи. Миг и зубы дракона размыкаются на моей шее. Я кувыркаюсь, лечу вниз с открытыми глазами, подо мной озеро, падаю на чешуйчатую спину. Болезненный удар, я качусь на крыло, но Горыныч выравнивает положение наклоном тела, я окатываюсь назад и хватаюсь за гребень руками. В глазах все расплывается.

Я не представляю, как смогла совершить оборот в зубах Горыныча, как он выпустил меня, а потом поймал. Я заливаю кровью его чешуйчатую спину.

Силы покидают меня, рука не слушается, я еле держусь на спине дракона, как и он еле держится в воздухе. Горыныч скользит, подбираясь к берегу и падает близко к кромке воды.

Ледяная вода перекатывается через спину Горыныча, накрывает меня, смывая кровь. Пламя умирает в моей груди. Тьма наползает.

Кажется, это уже было.

Оглушительно кричит Горыныч. Я выныриваю из омута небытия, с трудом разлепляю глаза, хочу крикнуть, но из горла только хрип. На нас надвигается ядовито-зелёный Тор. Вытянув шею и распластав крылья, Горыныч закрывает меня от врага. Зелёный хвост рассекает воздух, выбивая камни из земли. Тор сильнее серебряного маломерки. В небе раздаётся такой оглушительный рёв, что у меня волосы становятся дыбом.

Сверху на Тора, как кара с небес, падает Стрела. Удар ужасающей силы сбивает Тора с ног, дикарка хватает его за гребень и волочет зелёного монстра к воде. На помощь приходит Горыныч, вместе они поднимают тушу Тора в воздух, тащат над водой и бросают в глубину.

Воронка закручивается в месте падения зеленухи. Края воронки смыкаются, вода затягивает рану, и озеро вновь становится невообразимо гладким.

Стуча зубами от холода, оглядываю небо.

Где Лара, Эрвин? Они же бились с Тором.

Почему так пусто?

Я беззвучно рыдаю, из глаз катятся слёзы. Я маленькая поливальная машина: льются не только слёзы, кровь течёт из порезов — я одна сплошная рана.

На берег приземляются Стрела и Горыныч. Мой серебристый друг ковыляет ко мне. Его шершавый язык скользит по моему иссечённому боку, по руке, по щеке, но слёзы и кровь не прекращаются. Серебристый маломерка отходит, шуршит в стороне, а потом кладёт мне на живот волшебные чёрные камешки. Я прижимаю Кеп и Мию к груди одной рукой, вторая горит от боли, перекатываюсь на здоровый бок и сжимаюсь в комок.

Горыныч «берёт меня под крыло».

Хочу забыться. Забыть про боль.

Краем ускользающего сознания слышу шум. Кто там? Надо выбираться из-под крыла. С ужасом осознаю, на мне нет даже лоскута одежды. Шуршит галька под чьими-то торопливыми шагами. Всё ближе и ближе. Горыныч молчит.

Свой?

В темноте под крылом дракона я полагаюсь только на слух.

Полоска света режет глаза, я жмурюсь.

— Соня! — голос Эрвина, как живительная вода для умирающего в пустыне, — ты вся в крови!

Его родное лицо так близко, что видно маленькое пятнышко на радужке. Я хриплю, пытаясь сказать, что раньше не видела этой родинки. На плечи мне ложится куртка, Эрвин укутывает меня, бережно подхватывает с земли, Горыныч отодвигается, убирая крыло. Я прижимаю к себе чёрные камни одной рукой, вторую уже не чувствую.

Эрвин несёт меня легко, будто я перышко, хочется уснуть, качаясь на волнах. Мой спаситель легонько встряхивает моё обмякшее тело.

— Смотри на меня, не закрывай глаза, — просит Эрвин, я не вникаю в слова. Мне всё равно, что он говорит, лишь бы слышать его голос, чувствовать тепло его тела, ощущать сердцебиение в груди, — откуда взялась алая драконица? — Эрвин опять вырывает меня из нирваны.

— Я, — хочу сказать, но звука нет.

— Что, — Эрвин приближает ухо к моим губам, — скажи громче, — прядь его волос щекочет мне щёку и нос, я дую на неё. Как жаль, что не могу прикоснуться к ней.

Мне немного смешно. Неужели он не узнал меня? Вот Горыныч сразу расчухал. Мысли путаются, и я вновь уплываю.

— У неё сильная кровопотеря, — голос Эрвина, доносится как через толщу воды, — надо срочно в Светозар.

— Ты сможешь с ней быстро долететь?

Я слегка прислушиваюсь. Кто этот незнакомый мужчина с приятным низким голосом и неуловимо знакомой интонацией? Эрвин тормозит, моя голова от неожиданной остановки касается его щеки. О чём он беспокоится?

— Лара в порядке, хотя…

— Слишком далеко до Светозара, — опять мужской голос. И оглушительный рёв Горыныча.

— Р-р-р-я! Р-р-р-я! Р-р-р-я!

Дракон смолк, и вокруг установилась странная противоестественная тишина. Что там у них случилось?

— Или я сошёл с ума, или… — мужской голос не договорил.

— Горыныч умеет говорить, это правда.

Меня удивляет непонятливость мужчин, им же дракон прямо в уши рычит.

— Горыныч, ты хочешь отвезти Соню? — осторожно спрашивает Эрвин.

— Р-р-р-да, — рык Горыныча.

— Нельзя! Это убьет её, — мужской знакомо- незнакомый голос опять вторгается в моё полудремотное состояние.

Они опять спорят. Их голоса пробиваются в сознание урывками, как в телефоне, когда плохая связь. Мне безразлично, я не вслушиваюсь, в какой-то момент осознаю, что появился Добромир. Единственный, кто творит безобразие и вклинивается в спор мужчин, мой серебристый рякающий дракон.

— Тихо! — кричит Эрвин Горынычу, и я выныриваю на поверхность, в наступившей тишине, я слышу прерывистое дыхание дракона, он стоит совсем близко, — Горыныч, Соня не сможет сейчас лететь с тобой. Она ранена.

Горыныч утробно рокочет, меня это смешит. Его горловое пение затягивается, похоже, дракон не может сказать. И тут я ощущаю шершавый язык на своей щеке.

— Сможет? — одновременно кричат Эрвин и Добромир.

— Р-р-р-да! — выдает Горыныч, я выпутываю пальцы из куртки, и дракон горячим носом утыкается в них.

Какое блаженство.

Глава 25. Уникальные и сверходарённые

Соня

— Спасибо, Селина, я не устала, — ласковый голос Авивии вторгается в моё сознание.

Мне нравится мама Эрвина, у неё мягкие руки, ласковый голос, красивые волосы, утонченный черты лица и брови в разлёт. Она настоящая красавица, приятно, что она рядом. Надо попросить у неё куклу. Они получаются у Авивии, как живые.

— Мне кажется, она проснулась.

С трудом приоткрываю глаза. Вчера после сногсшибательного полета на Горыныче в сопровождении конвоя из трёх драконов я прибыла в Овечечку. Меня аккуратно сгрузили, и Асанна поместила меня в корыто с каким-то желе. Полупрозрачный гель облепил моё тело со всех сторон так, что я лежала в нём, как заливная рыба. Средство Асанны остановило кровь и сняло болевые ощущения. В тёплой комнате в корыте с киселем я впала в колдовской сон, и время для меня остановилось.

Как в тумане меня куда-то несли, грузили, везли, перекладывали, а потом водрузили на мягкое ложе. На просторной высокой кровати удобно. Симпатичная незнакомая женщина поправляет моё прохладное одеяло. Сиделка? Нет. Сиделка вряд ли имеет такую аристократическую внешность и по-хозяйски уверенный голос.

Через минуту леди отходит, открывая передо мной полный обзор, большую просторную комнату, с огромными панорамными окнами в пол с целым садом экзотических растений перед ними. Зелени так много, что я невольно прислушиваюсь. Где птички, почему не слышно чириканья в глубине растений?

— Соня, — знакомый голос зовет меня. Странно, что Авивия здесь, в чужом доме. А где Эрвин? Мне хочется спросить о многом, но я не могу. Голос не слушается. Правда, Авивия понимает без слов.

— Мы в гостях у Селины и Бажена Светозаровых, родителей Добромира. Они приютили меня, когда я приехала сюда. А два дня назад тебя привезли сюда.

Так это не вчера мы отбыли из Овечечки?

— Где он? — шепчу я.

— Что, — она наклоняется ко мне.

Я черчу рукой на одеяле букву э. Еще раз и ещё.

— Эрвин скоро придёт, — почему-то голос Авивии звучит удрученно. Мне не нравится, что она отводит глаза.

— Иолана погибла, — говорит Авивия, Эрвина обвиняют в её смерти. Двух верхотуров из Светозара тоже нет в живых. Ильза Раструб в больнице.

Новости меня не впечатляют, я хочу видеть Эрвина.

— Ищут алую драконицу, которая убила верхотуров. Никто не знает, откуда она взялась и куда делась. Это, наверное, подружка Горыныча, — продолжает говорить Авивия, не замечая слабой улыбки на моём лице.

— Скоро суд над Эрвином, — что она говорит? — мы надеемся, что его оправдают. Старейшины Верховии приедут сюда, будет открытое заседание. Вас всех ждут, особенно… тебя.

В комнату входит мужчина, и Авивия замолкает.

— Познакомься, Соня, — после минутной паузы произносит моя сиделка, когда мужчина приближается к кровати, — это Мечислав Княжич, мой… давний друг.

— Рад познакомиться с такой необыкновенной девушкой, — мужчина осторожно жмёт мою ладошку, — хотел выразить свое восхищение. Мне сказали, что ты проснулась, и я всех опередил.

— Соня не может пока говорить, — вклинивается Авивия.

— Я ухожу, надеюсь, у нас будет время пообщаться, — он улыбается и уходит. Я застываю, глядя ему вслед. Какой симпатичный у Авивии друг: высокий, широкоплечий, с пронзительным взглядом серых глаз. Наверное, был влюблен в Авивию в молодости. Я же видела, как он на неё посмотрел.

Но как все здесь оказались? Что произошло? Я перевожу вопросительный взгляд на Авивию, желая услышать подробности, она подбивает подушки, помогая немного приподняться.

— Мечислав бывший гонщик, чемпион Верховии, — говорит Авивия, глядя в сторону, — так получилось, … провидение привело его ко мне, он случайно зашёл в лавку. Я рассказала ему о вас, и он предложил помощь. Полетел в Светозар, встретился с Селиной, а потом помчался в Овечечку. Появление Ильзы Раструб испугало Селину, и Мечислав ринулся в Овечечку, чтобы предупредить об Ильзе. Он вовремя появился. Парни вместе с Мечиславом рванули к тебе, ведь ты осталась одна на берегу Ледяного озера. Остальное ты знаешь, — Авивия вздыхает.

— Хорошо, что они успели. Ты видела, что произошло над озером?

Пожимаю плечами и дико радуюсь, что не могу говорить. Мой рассказ в лучшем случае Авивия посчитает посттравматическим бредом, в худшем — галлюцинацией, вызванной умственным расстройством с раздвоением личности. Кстати, надо подумать, что я буду сочинять, когда смогу выдать членораздельные звуки.

Целый день вокруг меня хоровод знакомых лиц: Асанна, Ларри, Добромир, Авивия, Селина и Бажен — муж Селины. Все они как будто поставили цель не оставлять меня одну, при этом ловко уходя от вопроса, где Эрвин. Обещали, что он скоро появится, и советовали не волноваться. Чем больше советовали, тем больше я злилась. Их успокаивающие улыбки и умиротворенные разговоры будили во мне ураган.

Совсем отчаявшись услышать правду, я спирепо взглянула на очередного посетителя — Мечислава Княжича. Он хоть и понравился мне вначале, но к вечеру я была в таком состоянии, что впору было надевать на меня смирительную рубашку, чтобы я не покусала гостя.

— Эрвин в тюрьме, я только что оттуда, — сказал без предисловий Мечислав, и я почувствовала, как кровать закачалась подо мной, — Эрвина обвиняют в смерти Иоланы, а Добромира, он сейчас здесь под домашним арестом, что не помог спасти девушку. Ты могла бы свидетельствовать в защиту Эрвина, но в таком состоянии вряд ли сможешь поехать в суд.

Огонь искрами загорается у меня в крови, мне всё равно, что толкует давний друг Авивии. Плевать на его доводы. Я поеду. Пусть даже не пытается уговаривать. Нет силы, которая меня остановит.

— Судьи считают, Эрвин превысил самооборону, Старх свидетельствует против него, говорит, не было угрозы жизни. Все видели алую драконицу бьющуюся с Тором. А потом Лара напала на Тора. Конечно, Эрвин защищал подружку Горыныча, но что такое жизнь дракона против жизни человека. Тебя там не было, ты делу не поможешь.

Там как раз была я, и Эрвин всего-то меня спас.

Смотрю на Мечислава, как на врага. Он оценивает мой яростный взгляд и, чтобы снизить градус противоборческого накала, осторожно спрашивает.

— Ты же не думаешь, что мы ничего не предпринимаем?

Попытка остудить мою разгоряченную голову, не удалась. Что они предпринимают, я представляю в красках. Рассказывают, что девушка Соня стояла на берегу, никого не трогала, ничего не видела. На бедняжку напал дракон Иоланы и чуть не убил, и только благодаря Горынычу она осталась жива.

Чушь! Я зло посмотрела на Мечислава.

— Тебе надо успокоиться, прийти в себя (ага, как бы не так!), скоро соберётся совет старейшин, тебе придется рассказать о Великой Вершине. Я думаю, ты не осознаёшь своей уникальности и не понимаешь, что она значит.

Слишком высокопарно. Я хмыкаю, хотя друг Авивии ещё не всё знает про мою уникальность.

— Ты феномен, — выдает Мечислав, вызвав у меня повторную лицевую судорогу, — мы хотим тебя сберечь.

Терпеть не могу, когда девчонки закатывают глаза, но сейчас именно так и делаю. Пафос слов прикрывает единственную просьбу Мечислава, не вступаться за Эрвина.

Не хочу давать обет молчания, хотя по роковому стечению обстоятельств именно сейчас не могу говорить. Зря Мечислав разливается соловьём, он ничего не знает обо мне, я ничего не боюсь и собираюсь вернуться в свой мир, где остались мама и бабушка.

— Эрвину ты не поможешь, — подытоживает Мечислав, ошпарив словами как кипятком.

От ярости в крови вспыхивает неразбавленный огонь! Он охватывает тело, ударяет в голову.

— Что у тебя с глазами? — Мечислав резко придвигается ко мне, я мгновенно отстраняюсь. Что ему надо? Только что сидел адекватный дядечка, а сейчас похож на одуревшего кота, — зрачки, как у дракона, — шепчет Мечислав, пристально вглядываясь в моё лицо

— Что это?

Он вскакивает, идет к столу, и возвращается с настольным зеркалом в руках. Я гляжу в отражение. Зрачки, действительно, вытянулись в вертикальную щель, а радужки полыхают ярко-оранжевым.

— Тебе надо успокоиться, — произносит Мечислав слегка вибрирующим голосом, — тебе надо…. Этого не может быть! Тогда все сходится. Соня, — он придвигается ко мне совсем близко

— Алая драконица…

Настороженно смотрю на него, кажется, даже принюхиваюсь. Могу ли ему доверять? Мы переплетаемся взглядами, я не моргая, всматриваясь в глубину его души.

Ответ в моих глазах. Драконица — это я.

Мечислав откидывается на спинку стула.

— Кошмар, — шепчет он, погружая пятерню в свою густую шевелюру, — ты, никому не сказала?

Отрицательно мотаю головой, он облегченно вздыхает. В напряжённой тишине мы сидим несколько долгих минут. Отчётливо виден мыслительный процесс Мечислава, он играет желваками, хмуриться, дёргает себя за волосы. Моя тайна раскрыта, но я внешне спокойна, все равно нет возможности говорить.

— Когда ты была в теле драконицы, осознавала себя? — от неожиданного вопроса Мечислава у меня перехватывает дыхание.

На миг прикрываю глаза и оказываюсь в битве: жуткой, яростной, свирепой, смертельно опасной, как и моя драконица. В крови вспыхивают искры. Про какое осознание речь, я чуть с ума не сошла от ненависти и боли. Драконица была сильной, но я теряла себя в этой мощи. В битве разум угасал. Природа всё сделала за меня — решали чувства, не разум. В этом таился ужас, но, возможно, в этом было моё спасение.

Мечислав внимательно следил за моей реакцией. С контролем дело худо, передала жестами свой ответ.

— Верхотуры, которые остались в живых, сказали, что драконица действовала, как разумная тварь, чем всех перепугала насмерть. Она смогла вывести Горыныча из-под действия транквилизатора. До сих пор идут её поиски.

Было бы смешно ее найти.

— Мы — идиоты, не догадались, хотя у тебя на теле нет живого места, — Мечислав покачал головой, — в Овечечке, пришла на помощь Асанна. Она настоящая знахарка, сразу начала лечить, да ещё собственными методами, — я улыбнулась, вспомнив то прохладное желе. За свои камни не беспокойся, они в твоей повязке на руке, ты их так прижимала к себе.

Я вздохнула с облегчением, Кеп и Мия не покинули меня, спасибо умной девушке — Асанне Идепиус.

— Я восхищён и поражен вашей командой, честное слово, — сказал Мечислав, — не ожидал, что у Эрвина такие сверходарённые друзья.

Рассмешил меня. Мечислав ещё не пообщался с Ларри, который своими сверходарёнными идеями может вынести мозг любому. Вот, кто у нас главная шишка по части одарённости. Мечислав прикоснулся к моей ладони и тут же отдёрнул руку, обжёгшись. На ладони плясали алые искорки.

— Ты…до сих пор горишь, это плохо, ты не контролируешь себя. Нужна концентрация.

П-ф-ф, от этого слова меня воротит со времен проживания у Зарха. Полная концентрация, максимальная концентрация, сосредоточенность, собранность, и прочее бла-бла-бла. И что? Без этой нудной науки я….

Я вспомнила.

Тот миг.

Когда вступила на невидимую лестницу под копьями кругляшей.

Дверь в комнату отворилась, вбежала Авивия с таким испуганным выражением, что Мечислав резко поднялся.

— Там дознаватель. Хочет видеть Соню, — задыхаясь, проговорила она.

— На тебе лица нет, — Мечислав сжал руки женщины в своих ладонях, искоса взглянув на меня, обратился к Авивии, — у тебя есть солнцезащитные очки?

— Что? — на её лице ужас и непонимание.

В комнату вошла Асанна, за ней следом мужчина в чёрном кителе.

Я прикрыла глаза, подсматривая за незнакомцем сквозь ресницы. Мазнув по лицам присутствующих безразличным взглядом, мужчина взял курс на мою кровать, а я сползла вниз по подушке. Товарищ без возраста с невыразительной внешностью вел себя как хозяин, плюхнулся на стул рядом с кроватью, не спросив разрешения. Он на службе, ему дозволено.

— Соня Снегирёва?

Мой утвердительный кивок, он расценивает, как приглашение к беседе.

— Как себя чувствуете? — вопрос ни о чём, ответа он не ждет, вытаскивая из кармана небольшой предмет по виду диктофон.

Все замерли, как в немом фильме. Мой жест здоровой рукой, которую пришлось отнять от лица, красноречиво говорит о том, что ответить не могу.

— К вам не вернулся голос? — он громко и четко проговорил в диктофон.

— Соня пока не может говорить, — наклонившись над диктофоном, язвительно произнесла Асанна.

Такая наглость молодой леди возмутила дознавателя до красных пятен на бледных щеках. Он нервно заёрзал на стуле. Возмущение дознавателя сосредоточилось на Асанне, а я зарылась носом в одеяло.

— Подпишите согласие, вам надо завтра явиться в суд, — обернувшись ко мне, дознаватель протянул лист, закреплённый на планшете, — если не придёте, слушание по делу Эрвина Вышнева пройдет без вас.

— Она не может, — прошипела Асанна, но я рукой в гипсе попыталась ткнуть куда положено. Систему подписей в Верховии я знаю. Дознаватель суетился, попытавшись удобней подставить планшет. На месте подписи высветился мой отпечаток, с чужим не спутать. Глянула на свои неухоженные обломанные ногти: «Маникюр что-ли сделать, — мелькнула глупая мысль, — а то я никогда не делала».

Сложив в папку лист с моим отпечатком, мужчина поднялся, сморщился, будто учуяв неприятный запах, глянул на Асанну, которая в ответ скорчила ему такую же брезгливую мину. Взбешенный дознаватель, не попрощавшись, выбежал за дверь. Хлопок! Мы выдохнули.

Утро следующего началось суматошно, поспешные сборы заставили всех прибавить темп. Я поправлялась с завидной скоростью, поэтому приковыляла в столовую на завтрак. Мой организм требовал еды, регенерация усилилась. Раны затягивались, аппетит был, как у дракона. Я смогла съесть столько, сколько раньше в меня бы не влезло. Одного травяного отвара я выпила три больших кружки.

Мобиль Светозаровых доставил нас к суду к назначенному часу. В судейском зале собралось совсем немного народу. В большом длинном зале мы разместились с двух сторон, как два лагеря: обвинители и обвиняемые. С противоположной стороны от нас уселись Старх, верхотур, улизнувший с поля боя, ещё один в корсете с головы до пояса и пара человек из той же шайки, плюс обвинитель в мантии с секретарём. В бледном угрюмом мужчине, я опознала отца Иоланы Радич — верховода Светозара. Он был главным козырем в команде обвинителей, ведь погибла его красавица — дочь. Хотя, как сказал Мечислав, к Андрону Радичу имелись претензии, потому что верхотуры на озеро отправились по его приказу.

Нас хмуро оглядывает противоборствующий лагерь. Всё, как в кино. Мы платим той же монетой, кроме старшего поколения, которое не смотрит в их сторону.

Когда Эрвина вводят под конвоем, всё вокруг мне кажется ещё более нереальным. Наши глаза встречаются. Его взгляд бьёт прямо в сердце навылет. Я беззвучно шепчу его имя, складываю руки сердечком, хотя одна рука под повязкой. Не знаю, понимает ли он символ моего мира. Мы не можем разорвать зрительный контакт, пока Эрвина не усаживают к нам спиной.

В зал входят трое судей в синих мантиях, рассаживаются по местам на подиуме за широким столом. Заседание открывается. Я стараюсь сохранять контроль, но в глазах всё расплывается, когда я отвожу их от Эрвина.

Не хочу никого видеть, кроме него.

Выходит обвинитель. Его бурная речь о том, что Эрвин виноват в смерти Иоланы, которая во время боя упала в озеро. Я, наконец, узнаю подробности, но у меня так гулко бьётся сердце, что я теряю половину слов. Мне душно, я хочу глотнуть холодного воздуха, но заседание идёт своим ходом.

Меня игнорируют, у обвинителя вопросы к Мечиславу, Добромиру и Эрвину. Раз за разом обвинитель гундосит одно и то же, будто хочет подловить ответчиков на прежних показаниях. Он похож на пиявку, лысый, гладкий, с круглым коротким носом и узкими бесцветными губами. Обвинитель бомбардирует Эрвина вопросами, жаждет выудить новые факты. От его тошнотворного голоса у меня сильнее кружится голова.

Слово берёт защитник Эрвина, худой мужчина в мантии, которого посоветовал Бажен. Теперь вопросы идут в лагерь противников. Главным доказательством виновности погибшей, как я понимаю, является то, что она покинула Светозар и сняла каким-то образом следящий браслет с Тора. Перепалка обвинителя и защитника. Судья стучит молоточком, призывая снизить градус общения. Стучит будто по моей голове.

У меня всё плывет перед глазами. Мне дурно, хотя с утра я отлично себя чувствовала, плотно позавтракала. Замечаю вскользь брошенный на меня взгляд Асанны.

Озарение, как разряд тока!

Мне что-то подмешали в еду, чтобы «обезопасить». В голове туман и нехорошие слова, меня клонит, как сухую травинку под ветром. Крутится несвязный хоровод мыслей вперемешку с речью адвоката. Ловлю испуганный взгляд Авивии и предостерегающий Мечислава.

Гады! Все в сговоре!

Мой мозг взрывается от мужского крика.

— Этот человек убил мою единственную дочь! Отдайте его на корм диким драконам. Он заслужил! Убийца! Убийца!

Я хочу сказать, что это я повредила подпругу, поэтому она лопнула. Эрвин не виноват! Голова наливается свинцовой тяжестью, я падаю на руки Мечислава, хотя до сих пор пытаюсь разорвать кокон полуобморочного состояния.

Не получается.

Глава 26. Совет Справедливых

Настроение, с которым открыла глаза, с виду было обманчиво. Я всё вспомнила. В груди закипел вулкан, готовый взорваться в любую минуту. Рядом с кроватью поникшая Авивия. Мой боевой настрой спал. Жаль Авивию, но услышать ложь из её уст не хочу. Как не желаю, чтобы они догадались, что я знаю об одной сверходарённой девушке и её умении заплетать мозги. Дыша равномерно несколько минут, успокаиваю внутренний вулкан. Буду делать вид, что ни о чём не догадалась, просто в зале суда разволновалась и брякнулась в обморок. Я же на больничном режиме! Р-р-р…

Мое внимание привлек звук у окна, полу вздох, полу стон, я перевела взгляд.

Эрвин! Эрвин!

Он рядом, взял мою руку в свои ладони.

— Выпустили под залог, — произнёс тихо.

В эту минуту я всех простила.

— Мечислав внёс кругленькую сумму, — добавила Асанна, — до разбирательства в Совете Старейшин Эрвина отпустили.

У меня стойкое подозрение, что мне специально не лечили горло, чтобы я молчала. Хотелось поговорить с Эрвином. Ему придётся отдуваться за нас двоих.

— Прости, что оставил одну у озера.

Авивия поднялась, освободив место рядом со мной, и вышла из комнаты.

Как же бесило моё горизонтальное положение, я хотела дотронуться до Эрвина не только взглядом.

Он понял. Наклонился и легко поцеловал меня. Здоровой рукой я зарылась ему в волосы. Его глаза так близко, что я опять увидела родинку на радужке. Как давно мы не прикасались друг к другу. Целая вечность прошла с тех пор.

— Ты не бросишь меня?

В моих глазах он прочитал ответ, отстранился.

— Завтра Совет Старейшин, — проговорил спокойно, — они приезжают в Светозар специально по нашему делу. Мы засветились на полную катушку. Придётся рассказать о Великой Вершине.

Мне кажется или он забыл, что я настаивала открыть тайну Вершины сразу по возвращении.

— Пока ты не можешь говорить, придётся мне, — продолжил Эрвин, — жаль, мы не знаем, кто ранил Горыныча ядовитым болтом. Если бы доказать, что это сделали верхотуры Раструб, тогда бы стало понятно, почему она очутилась у озера. Но Ильза утверждает, что они со Стархом и Иоланой случайно оказались там, и не поняли, с чего вдруг мы на них набросились. Почему я атаковал Иолану вроде бы ясно, я защищал твоего дракона, Соня, — Эрвин улыбается, — все считают его твоим, что бы я ни говорил.

Потянула руку Эрвина к своей щеке и улыбнулась. Горыныч мой дракон. Пусть Эрвин спас его и вырастил, но мы с Горынычем одной крови, и даже не в переносном смысле.

— Меня несколько раз спрашивали, почему, когда Горыныч улетел к берегу, мы с Иоланой продолжали бой. Мне не верят, когда я рассказываю про нападение Радич на нас над Муравкой. К тому же у Лары с Иоланой давние счёты за тот шипастый ошейник. Думаю дракониха не забыла, как Радич измывалась над ней.

Эрвин говорил так, будто оправдывался передо мной. Вопль Андрона Радича болезненным эхом отдалось у меня в груди. «Убийца!», — кричал обезумевший от горя отец. Я поняла, что чувствует Эрвин, когда его взгляд застыл на распахнутом окне.

Нежным прикосновением я вырвала Эрвина из тяжких воспоминаний.

— Добромир первым оказался над озером и бросился на Старха, который терзал Горыныча. Мечислав схлестнулся с Раструб. А Лара прилетела последняя, мы подоспели в тот момент, когда Тор бился с алой драконихой.

Я протяжно вздохнула. Эрвин видел меня со стороны, а я даже не представляю как выглядит моя вторая ипостась. Спросить бы.

— Когда я увидел пылающую дракониху — внутри, будто зверь проснулся. Я направил Лару на Тора, как в горячке. Я не увидел, когда драконица исчезла, будто испарилась, а Горыныч к берегу полетел, в тот момент я подумал, что он к тебе ринулся.

Я переплела свои пальцы с пальцами Эрвина. Как странно мы встретились. Должно было так случиться или нет? Почему он так быстро и незаметно стал моим дыханием и пророс во мне всем? Понимал ли Эрвин, что я чувствовала, как я счастлива рядом с ним. Мне хотелось бесконечно погружаться в любимыеглаза и тонуть в них.

— Когда лопнула подпруга и Радич слетела с седла, Лара не смогла сразу отвязаться от Тора, он будто взбесился. Мы уже были на другом конце озера. Как только Лара от него ушла, я направил её вниз, хотел спасти Иолану. Мы пролетели над водой несколько раз, я всё время высматривал Радич. За мной следом явился Добромир, я крикнул ему. Он тоже стал искать. Вдруг слышу вроде рёв вдалеке. Сердце в пятки ушло, я ведь не видел, где Горыныч, и что там происходит. Бросил поиски и полетел к вам, потом уже Мечислав с Добромиром появились. Дальше ты знаешь.

В комнату, будто устав маяться под дверями, заглянула Авивия. Ужин был накрыт в столовой и нас приглашали к столу. Набросив на меня халат и подвязав его, Эрвин повёл меня на ужин.

Держась за руки, мы вошли в гостиную под песенку «тили, тили тесто», звучащую в моей голове. Все взгляды устремились к нам, и мы, как жених и невеста, сели в середине общего стола.

У меня был волчий аппетит, но я внимательно проследила за тем, что мне кладут на тарелку. Спокойно посмотрела на сверходаренную Асанну, сидевшую между Ларри и Мечиславом. Ничего, дорогуша, мы с тобой еще потолкуем.

Протянула руку к салфетке, за окнами в саду послышался хлопок, сильный толчок, и ощущение, будто на меня наехала стена. Уши моментально заложило. Как в немом кино разлетелись стекла в огромных панорамных окнах, острые блестящие грани, вспоров прозрачные занавеси на окнах, неслись к нам. Гул в ушах, и спустя мгновение, я лежала на полу, придавленная Эрвином.

Он успел прикрыть меня.

Звук аварийной сирены вонзился в уши вместе со стонами и криками. На одной ноте отчаянно кричала Селина. У меня слезились глаза, я оттёрла пелену и в вакханалии звуков и криков звала его снова и снова.

— Эрвин, Эрвин, — кажется, ко мне возвращался голос.

Он открыл глаза, мгновение мы смотрели друг на друга, а потом он сполз на бок. Затылок Эрвина в крови, льняную салфетку, так и оставшуюся в руке, приложила к ране.

Надо зашить, показала ему, но Эрвин отрицательно затряс головой, словно не понял. Добромир протянул мне рукав от своей белоснежной рубахи. Когда только успел оторвать? Рукав порвала на лоскуты и завязала голову Эрвину. Сквозь белую ткань проступило красное пятно.

Пока я занималась Эрвином, гостиная заполнилась людьми. Унесли Бажена, за ним двинулась Селина с посеченными руками и щекой в крови. Какие-то люди беседовали с Добромиром. Между нами сновали санитары в белом, осматривая пострадавших. Они раздали пакеты и антибактериальные спреи. Асанна перевязала пострадавшего Ларри. Авивия помогла Мечиславу снять окровавленную рубашку. Ему тоже требовалось обработать раны.

Я растеряно оглядывала комнату: всё завалено блестящими осколками, стекло хрустит под ногами, напоминая мне затянутые льдом лужи, которые каблуками я разбивала в детстве. Но здесь не чудесные лужи с тонким ледком, а безумный стеклобой.

Вокруг дома выставлена охрана из гвардейцев, никого не выпускают и не впускают. Эрвин с Добромиром вышли в сад, где уже шастали гражданские спецы.

Не в силах двинуться с места, я замерла на стуле, никто не спешил давать мне ценные указания. На столе еда вперемешку со стеклом, слуги сгребали убийственное месиво в тазы. Мне пришло в голову, что милый семейный ужин накрылся медным тазом, и я даже не успела поесть.

В круговерти событий мы не успели поговорить друг с другом. Поздно вечером возвратилась измученная Селина с пластырем во всю щёку и новостями о муже. Бажен Светозаров пострадал сильнее всех, но угрозы жизни нет. На Совете он завтра не появится, минус один не в нашу пользу. Меня отправили отдыхать, но сна нет. Завтра решается моя судьба. Я не могу не думать об этом, сбивая простыни и крутясь с боку на бок.

Утром завтрак прошёл в молчании, Асанна хмурилась, Авивия незаметно вздыхала, под глазами у неё залегли синие тени. Парни выглядели более бодрыми, вид Мечислава внушал доверие, женская часть нашей компании, кроме меня, с надеждой взирала на мужчину.

— Соня, постарайся тщательно контролировать себя на Совете, — сказал Мечислав, и я замерла с кружкой у рта.

Внутри вспыхнуло раздражение вперемешку со злобой, я брякнула кружку об стол так, что на белоснежную скатерть полетели брызги. Встретилась взглядом с Асанной и указала на свою кружку.

— Что, прости? — сестрица Идепиус настороженно посмотрела на меня.

Мои жесты красноречиво показали, что Асанна перед судом меня отравила. Мне надоело следить за ней в ожидании, когда она вытащит из рукава очередного белого кролика.

Рука Эрвина накрыла мою, но я раздражённо сбросила её.

Я не собиралась тормозить.

— Это была… моя просьба, — прервав мои яростные гляделки с Асанной, сказал Мечислав.

От его слов гнев ещё затуманил мозг, я в раздражении кинула вилку на стол.

— Мы хотели…, — начал Мечислав, но я предупреждающим жестом остановила его.

Мне всё равно, что они хотели. Вчера все решили за меня, и сейчас он будет мне советовать. Кажется, я испортила им аппетит.

Завтрак быстро свернулся, мы собрались в холле и пошли к мобилю Светозаровых. За руль сел Добромир, странно немногословный последние дни. Наверное, из-за смерти Иоланы. Он не виноват, хотя виноват. Узлы надо не разрубать, а расплетать, как говорит моя бабушка.

Добромир поднял мобиль над домами на приличную высоту, там есть выделенная линия для таких передвижений. В целях безопасности мы не должны светить свой маршрут к залу старейшин, об этом нас предупредили заранее. Мобиль, попетляв, приземлился на крышу, где уже полно гвардейцев. Эрвин и я под надзором охранников, которые как в боевиках зыркали по сторонам и загораживали нас, покинули салон аэромобиля. По серой дорожке мы подошли к высоким стеклянным дверям, и дальше к прозрачному лифту, который спустил нас в большой холл. Добромир и Мечислав остались ждать на стоянке. Им вход запрещен.

Перед дверями опять охрана, нас просканировали специальными приборами, я ощутила себя участницей шпионского фильма. Наконец, мы с Эрвином, попали в зал Совета Старейшин. По рассказам он не такой помпезный, как в Энобусе, но меня поразила его внутренняя отделка, как говорит моя бабушка «дорого и бохато». Особенно заворажил прозрачный высокий купол над головой и огромная люстра под ним в стиле модерн.

Как гласит их пословица, верховенцы всегда смотрят на небо, хотя купол мне очень понравился. Нас посадили лицом к залу на деревянные жутко тяжёлые стулья, отделенные от зала массивными перилами. Недалеко на возвышении стол председателя, и полукруглые ряды старейшин напротив.

Представление началось. Старейшины в сборе, их достаточно много, полный зал. Как нам объяснили, заседание закрытое, поэтому, как я поняла, здесь только самые важные персоны. Появился председатель — Тирольд Активный с двумя подручными.

Интерес к нам, действительно, зашкаливал. Я чувствовала себя актрисой на сцене, меня пробило на идиотский смех, который заглушил звук колокола. Шум в зале стих, а у меня под повязкой вдруг страшно зачесалась рука.

Парадокс. Я должна бояться, но мне не страшно.

Тирольд Активный начал тронную речь. Какой баритон! Я в восторге.

— Уважаемые старейшины, перед нами юные герои Верховии, о которых мы так много слышали и которых так жаждали увидеть. И сейчас эти титаны, не побоюсь этого слова, пришли к нам.

От «титанов», которым величают нас, в зале раздался смех, мне и самой весело. Непринуждённое начало совершенно расслабило меня, правда, Эрвин хмурился, не поддался общему настроению. Его настороженность была излишней. В зале приличные люди, не злобные монстры. Эрвин озабоченно посмотрел на меня. Неужели Асанна опять умудрилась мне что-то скормить? Отчего я такая беззаботная?

— Увы, но девушка не сможет говорить, — продолжил председатель, — а вот юноша, поведает нам всю правду о Великой Вершине, с которой до нынешнего момента никто не возвращался.

До сих пор никто и в дракона не превращался, подумала я, и переключила внимание на Эрвина. Внешне он выглядел спокойным, но я знала, чего он так побагровел. К Эрвину подскочил молодой щеголеватый мен, закрепил на нём несколько датчиков. Я вытаращила глаза. Что, собственно, происходит?

— Новое изобретение наших умельцев, пока не починили Высотомер, небольшой измеритель лжи, — Тирольд щёлкнул кнопкой перед собой, — экспериментальный образец, снимает показания тела, — добавил игривым голосом, — тут главное расслабиться и говорить правду.

На ум пришли конфетки Асанны, безобидные с виду, но «не хочешь, а сболтнёшь». Эрвин сжал губы в жёсткую полосу. Ух! Правду они захотели, на тарелочке с голубой каёмочкой.

— Мы дошли до Вершины, — начал Эрвин чуть хриплым голосом, минуя предложение председателя расслабиться, и я услышала, как в наступившей тишине гудел вентилятор позади нас, — там, на самой верхней площадке были застывшие статуи людей.

Эрвин перевёл дух, пока я наблюдала за реакцией патриархов Верховии. Старейшины чудо, как присмирели, сейчас они от радости даже дышать забыли.

Что-то со мной не то.

— Я тоже покрылся коркой льда, начал замерзать гораздо раньше, но не чувствовал холода, меня нестерпимо тянуло вверх. На Вершине я почувствовал ни с чем ни сравнимую эйфорию, забыл обо всём. Я испытывал наивысшее счастье. Ощущал, что наполнен блаженством до краев, до последней частицы в моём теле. В ту благословенную минуту я знал, что никогда не покину Великую Вершину, никогда не уйду отсюда.

Без «правдивой болтушки» Эрвин так загнул, что у меня мурашки разбежались по телу. Вот к чему, оказывается, стремятся повёрнутые на высоте верховенцы: тянет их задницы покайфовать на высоте. Я очнулась от дум, услышав своё имя.

— Соня отстала от меня и дошла до Вершины гораздо позже. Она нашла мою тушку, покрытую ледяным панцирем, и поняла, что я умираю. Она откопала под снегом брошенные старинные сани, погрузила меня в них, и мы поехали вниз, — Эрвин перевел дух, — а теперь самое главное, — сказал он, и весь зал выдохнул вместе с ним,— когда мы летели на санях вниз, я очнулся от болевого шока. Тело жгло, как в огне. Корка льда, которая полностью сковала меня, треснула, а потом разлетелась вдребезги. Сани летели с огромной скоростью, я не мог говорить, не мог думать, боль начисто стёрла все мысли. Я даже не помню, как сани перевернулись, и мы полетели… в снег. Когда пришёл в себя…, сознание плавало, как в сумерках. И только на следующий день, когда мы отдохнули и успокоились, я понял, что не чувствую боли снижения. Она исчезла.

Рассказ Эрвина закончился, но еще минуту в зале стояла гробовая (зачем я так подумала!) тишина. Мне показалось, что старейшины на вкус пробовали ценность информации, так задвигались у них челюсти.

— Почему вы не рассказали об этом сразу? — вопрос, который задал Тирольд, он снял с языка у всех, так они встрепенулись.

— У нас только одна жизнь, уважаемые старейшины.

Ого! Ещё пара таких намёков и нас отсюда в кандалах выведут.

— Я вижу, как загорелись ваши глаза, — продолжил Эрвин речь, а мне захотелось захлопать в ладоши (каков молодец), — все жаждут расстаться с болью. Вы трепещете от мысли, что её может не быть. Только я не сказал главного, — мрачная решимость Эрвина слегка пошатнула мое восторженное состояние, — она возвращается! — Что он сказал? — Боль вернулась в моё тело. Пока она небольшая, но постепенно увеличивается. Бессмысленно покорять Вершину. Не стоит рисковать жизнью.

Откровение Эрвина меня разозлило. Когда боль вернулась? Ответ пришёл мгновенно. Это случилось на тренировках с Горынычем. Вот почему он тогда с катушек съехал. Не мог он так психовать только из-за дракона.

— Эм…, — Тирольд щёлкнул по панели на столе, — но ведь Соня Снегирёва не испытывает боли, — председатель дал понять, тут не дураки хлеб едят.

Взгляды старейшин скрестились на мне. Ничего себе! Из огня, да в полымя, как говорит моя бабушка. Будете разбирать меня на опыты, господа старейшины, как предрекал Эрвин? Хотелось послать воздушный поцелуй важным господам. Ничего не выйдет, даже и не мечтайте. Я улыбнулась, кажется, своей самой плотоядной улыбкой в жизни.

— Соня потеряла память и ничего не помнила про боль, — проговорил Эрвин, — ваш Совет пальцем не пошевелил, когда нас послали на Вершину.

— Ну, почему же? — сбавив обороты, возразил Тирольд, — мы разбирали это дело, и осудили решение Совета Меры.

Я так и знала. Тирольд — душка!

— Недавно погибла Иолана Радич, и… там опять замешана глава Меры, — Эрвин волновался. Он хотел отвлечь внимание старейшин от моей персоны, но ответной реакции не последовало.

— Не вижу связи, — сказал председатель. Действительно, какая здесь связь, я с ним согласна, — члены совета хотят высказаться?

— А какая связь у вас с главой Меры? — вопрос Эрвина вышел настолько неоднозначным, что в зале вспыхнул шум негодования, — если ей всё сходит с рук, — Эрвин смотрел на Тирольда так, будто знал гораздо больше, чем сказал.

— Решения мы принимаем коллегиально, — ответил председатель, — сейчас речь о Великой Вершине и о Соне Снегирёвой, благодаря которой вы спустились с горы.

— Предлагаю провести полное обследование девушки, — громко высказался старейшина Чернорая.

— Вы не тронете её, — голос Эрвина стал похож на рык. — Соню выбрала сама Верховия.

Мне понравилось это выражение. Я на глазах превращалась в главное сокровище Верховии. Слышала бы моя бабушка, возликовала бы вместе со мной.

— Что за глупости вы несёте? — спросил старейшина.

— Вы… столетиями уничтожали тех, кто отличался от вас. Вы считали, что несёте благо верховенцам, а сами не продвинулись ни на шаг.

— Ты говоришь о дверниках? — старейшина, у которого на груди светилась эмблема Энобуса, прямо подпрыгнул со стула.

— Вы хотите уничтожить последнюю надежду.

Это Эрвин обо мне?

— Никто не хочет…, — начал Тирольд.

— Хочет! — рявкнул Эрвин, перекрывая вопли старейшин, — у вас руки дрожат от нетерпения. Посмотрите на себя, лучшие люди Верховии!

По неведомому сигналу трое гвардейцев кинулись в нашу сторону, я безмятежно смотрела, как они приближаются.

— Прекратить истерику! — заорал Тирольд через усилитель, и на потолке зазвенела металлическими пластинками люстра, а я закрыла уши ладонями.

Охранники, остановленные воплем председателя, замерли в двух шагах от нас, постояли немного и покинули площадку несостоявшегося боя. Гомон в зале стих. Молчание старейшин показалось тонким ледком, прикрывшим бурлившую злость избранников народа.

— Твои обвинения, Вышнев, беспочвенны. Никто не причинит вреда девушке, — произнёс председатель.

Если хотел успокоить меня, я не повелась, тем не менее, покровительственно улыбнулась ему.

— Пусть Совет Старейшин даст слово, что Соню Снегирёву не заставят идти на Великую Вершину против её воли, — закричал Эрвин, — и пусть Совет письменно подтвердит своё решение.

Заявление Эрвина пробрала старейшин, кажется, до самых печёнок. Оно сорвало крышу у большинства присутствующих, так они поднялись. Возмущения не утихали несколько минут. Всё это время председатель внимательно следил за нервными членами и что-то записывал у себя на столе. Своими манипуляциями он оказал гипнотическое действие на старейшин, и они затихли сами собой.

— Мы выслушали вас, но решение не принимается мгновенно, — обратился к нам председатель, — вы открыли тайну Великой Вершины, за это вам благодарность и почёт. А Соню Снегирёву надо опекать и беречь как зеницу ока.

Б-р-р. Не надо мне таких милостей: беречь и опекать. У меня единственное желание жить свободно и делать, что хочу.

— А теперь второй вопрос. Виноват ли наш горячий защитник в гибели Иоланы Радич? Мы должны вынести заключительный вердикт покорителю Вершины — Эрвину Вышневу.

И хоть пелена веселья застилала мой разум, я поняла, как ловко Совет «справедливых» обвел нас вокруг пальца. Сделают Вышнева виноватым, и мы сразу станем более сговорчивыми.

— Я знаю вашу версию гибели Иоланы Радич, — сказал председатель Эрвину и перевёл свой проницательный взгляд на меня.

Бу! Не надо так заманчиво смотреть.

— Мы выслушаем других свидетелей, — добавил Тирольд, и я чуть не растаяла от его шоколадного баритона. Вызывается Андрон Радич.

Со мной, действительно, было не всё в порядке. Я поднесла к лицу платок, чтобы скрыть улыбку. Приятный аромат, идущий от платка вызвал неконтролируемый приступ блаженства.

Стоп!

Что это за платок с таким очаровательным запахом, который я все время тереблю? Откуда он в моих руках? Из кармана, конечно. Незаметно ещё раз поднесла платочек к носу.

Щипок Эрвина привел меня в чувство.

Ай! Платок выпал из рук, я отбросила его ногой в сторону. Очарование от облика председателя и всей большой компании главных задниц Верховии начало затухать.

Интуитивно потрясла рукой в повязке и почувствовала, как мои камешки сместились и покатились по руке. Повязка ослабла настолько, что они скатились в ладонь. Я переложила Мию в левую руку и поднесла камни к сердцу. Моя голова непроизвольно опустилась, я поплыла в пространстве, впитывая тепло чёрных камней. Их магия обволакивала, вливалась в меня прозрачным целительным потоком. Но вместе с внутренним теплом я ощутила темноту, которая наползала, тянулась ко мне.

— Эрвин, — прошептала я, повернувшись к нему, — опасность.

— Где Андрон Радич, мы ждём, — нетерпеливым голосом повторил председатель.

В ту же минуту в зале стемнело, чёрная клякса закрыла прозрачный купол, и он обрушился. От рёва дракона и крика людей заложило уши, в вихре пластика и металлических осколков от люстры на головы старейшин спланировал тёмно-синий дракон, на спине которого возвышался Андрон Радич.

Шипение и яркая вспышка огня ударила мне в глаза, я инстинктивно упала, Эрвин тоже. Пламя пронеслось над нашими головами, сзади вспыхнули деревянные панели.

Дракон планировал над головами людей, наездник послал его вперёд, и морда дракона оказалась почти рядом с нами.

— Живучий, — произнес Андрон Радич голосом палача, глядя на Эрвина. Меня затрясло от предчувствия. В его взгляде я прочитала смертный приговор.

— Не стрелять! — раздался крик Тирольда, — дракон повернул голову к нему, с разных концов зала прогремели выстрелы, у кого-то не выдержали нервы.

Начался ад. Теперь я узнала, как действует выстрелы на дракона. Его чешуя вздыбилась каждой чешуйкой, дракон заревел, как иерихонская труба и начал крушить лапами, крыльями, хвостом, телом всё подряд. По залу неслись крики ужаса, негде было укрыться от обезумевшего дракона. Мы поползли к двери, но там уже бушевал огонь.

Дракон и его хозяин сошли с ума. Дракон рычал, плевался огнем, рвал зубами человеческую плоть. Только Андрону Радичу было мало старейшин, ему нужен Эрвин.

Наездник направил дракона в нашу сторону. У нас не было времени и места для манёвра. Я бросила Эрвину свои камни, он с ужасом глянул на меня, я поняла, что он увидел, резко оттолкнула его от себя.

Прочь!

Струя огня полетела на нас, и в этот момент я обратилась.

Алой драконице не страшен огонь, она сама огонь и пламя. Я закрыла собой Эрвина и в ту же секунду забыла о нём.

Двум драконам тесном в замкнутом пространстве, нам не развернуться. В бою я не смогу сдерживать себя, здесь не останется никого в живых, если начнём биться в зале.

С рёвом призыва взлетела, Синий за мной. Назначил меня главным врагом, и это радовало. Мы доломали купол, я возликовала, что вытащила бешеного дракона в небо. Взмыла ещё выше, и мы бросились друг на друга. Отчётливо увидела безумный огонь в глазах наездника, он не отступит. Опасный всадник, но слабый, потому что человек. Если сбить его с седла, дракон потеряет половину своей мощи.

Битва выжгла мое нутро, во мне вскипели инстинкты зверя. Над Светозаром заорала сирена, и мы ревели в зверином желании рвать, кромсать и убивать. Мы терзали друг друга в свирепой пляске битвы. Нет ничего лучше безудержного смертельного боя. Острая пика наездника впилась в моё крыло. От резкой боли во мне взорвалась звериная жажда убийства. Она снесла хрупкую преграду разума, я бросилась на человека, чтобы разорвать его на части.

Мои зубы клацнули в паре сантиметров от лица человека, дракон успел отклониться и спас хозяина. Синий подставил мне бок, я вгрызлась в его плоть, вырвав вместе с чешуйчатой шкурой кожаную подпругу. Вкус крови распалил меня, я почувствовала силу и боль зверя, я хотела всегда быть такой.

В вихре битвы алая дракониха не заметила, что человечишка исчез со спины противника. В глазах синего дракона погасла жажда убийства, он удирал от меня, но мне уже не хотелось догонять. Взлетев к облакам, я оглушительно взревела. Со всех сторон под вой сирены, как вороны на падаль, летели драконы с наездниками на спине. Слепые ездовые драконы, живущие в неволе. Управляемые пешки, которые ничего не знают о свободе.

Где-то вдали снежные вершины, гигантские скалы, огромные деревья, горные озера и реки. Там жизнь. Там свобода.

Чёрная тьма наползала на разум, радостно пожирала сердце, я не сопротивлялась.

Глава 27. Оковы

Волшебный лес напоен густыми терпкими запахами. Повсюду звуки, перекличка птиц, шорох ветра в листве, шелест травы. Лес ласкал, прикасался воздушной паутиной и жёлтыми листьями, плавно планирующими мне на шкуру. Здесь спокойно, тихо, ароматы леса заживили мои раны, а тишина баюкала моё тело. Муравьи ползали по чешуйчатой шкуре, их беспрерывный бег, как неосязаемая щекотка. Ухо чутко ловило звуки леса.

Сонную дрёму нарушил резкий звук. На поляну сел серебристый дракон, я приоткрыла глаза, подняла голову. Почему этот недоделыш не исчезал, топтался с ноги на ногу, таращился на меня? Что нужно этой твари в моих владениях?

Мышцы тела напряглись, хвост колотил землю, с корнем выдирая траву. Чужакам я не рада, на моей территории никому не рада. В сознание ворвались смутные картины, чужой разум пытался мне что-то передать. Не поняла его – нарушителя покоя, толкнувшего меня в водоворот событий, которые не понравились. Встав на лапы, зарычала на чужака, чтоб убирался вон. В моей голове туманные образы наползали друг на друга, мне больно, я сопротивляюсь. И вдруг почувствовала, как волнуется чужой разум, как боится за меня, переживает, что я не пойму. Кровь отозвалась на его мысленный призыв.

Брат? Я почувствовала родную кровь.

Успокоилась, глядя в глаза дракона. Тяжелая волна воспоминаний накрыла меня. Здесь люди, хрупкая фигура девушки рядом с высоким парнем, незнакомые голоса, как через толщу воды. «Соня» — прорвалось в моё сознание зов чужака. Прочь! Уйди! Мне ничего не надо, мне не нужны странные образы.

Рядом с драконом появился человек. Откуда он взялся? Мои ноздри ощутили его запах. Опасность!

— Соня, — громко произнёс он, — я принёс твои камни, — он протянул ладони, на которых лежат чёрные булыжники с шершавыми боками и блестящими вкраплениями, — твои камни, Соня! Кеп и Мия! Вспомни!

Мозг взорвался болью, я припала к земле. Дикая боль и темнота в глазах, ударилась головой о землю, изгоняя её из своего тела. Зубы клацнули, пасть наполнилась пеной, клочьями летящей на землю. Почему человек рядом со мной? В моих глазах боль и ненависть, убью его! Он протянул руки, положил камни на голову.

— Соня, Соня, очнись. Прошу тебя.

Головой сбила врага с ног, наступила лапой на неподвижную жертву, острые когти впились в его мягкое тело. В ноздри ударил знакомый запах. Знакомый? Серебристый дракон протяжно зарычал, в его рыке странные тягучие звуки.

— Соня, это я, Эрвин. Вспомни меня. У тебя есть мама и бабушка, твой дом в Поваринске. Тебе надо вернуться. Я не успел сказать. Я люблю тебя, Соня, с самого первого взгляда. Живи в Поваринске, только очнись.

От звука его голоса в глубине моего сознания лопнула невидимая струна, и жуткий страх пронзил меня. Я падаю в чёрную пропасть небытия, меня затягивает всё глубже и глубже туда, где нет света, где нет никого. Неужели я навсегда исчезну, останусь одна в этом мире?

«Эрвин!» — молнией вспыхнуло в затуманенном разуме.

Сознание раздваивалось, я, словно вне своего тела, наблюдала себя со стороны. Алая дракониха оскалилась, чтобы перегрызть горло человеку, лежащему перед ней. Она хочет уничтожить того, кто позвал её в этот мир и привязал к себе так, что не разорвать ни одной силе.

Эрвин — мой свет, моё дыхание, моё наваждение!

С отчаянием рвутся оковы разума, я впускаю в себя огонь, готовый пожрать меня изнутри. Пусть Эрвин готов принять смерть от меня, но я смогу защитить его. Взрыв подкидывает над землей, разрывает на мелкие атомы моё тело, чтобы в следующую секунду собрать другую сущность: хрупкую и беззащитную.

Стук сердца замедлился, я не слышала его, вцепившись в землю руками, не в силах вдохнуть. В тот же миг Эрвин прижал меня к себе, я сделала отчаянный вдох, будто вырвалась на поверхность из стометровой глубины.

— Соня, — хрипло прошептал в макушку, — любимая, — на этом слове голос его сорвался. Он гладил по волосам, целовал, прижимал к себе осторожно, как хрупкую драгоценность, — замерзла?

Эрвин снял безрукавку и натянул на меня. Я действительно дрожала. Хотя после обращения на мне не было одежды, но сейчас не холод сотрясал моё тело, а страх. Осознание, что навсегда могла остаться алой драконихой, в теле которой так легко и просто забыть себя. Не отрываясь, посмотрела в любимые голубые глаза.

— Мы искали тебя два дня, — Эрвин судорожно вздохнул, в его глазах блеснули отголоски отчаяния и боли. Он никогда не показывал своей слабости, но сейчас я отчётливо поняла, что стала его слабостью.

— Я верил, что ты справишься.

Слёзы водопадом из глаз.

— С тобой, — прошептала, сильнее прижимаясь к нему, — с тобой я сильная.

Шершавый язык прошёлся от подбородка до лба.

— Горыныч, — отпихнула улыбающуюся морду дракона, когда только успел подойти, — язык, как тёрка.

Мне было бесконечно хорошо в объятиях Эрвина. В венах бурлило чистое неразбавленное счастье. Я маленький листочек, оторвавшийся от веточки, зацепившийся за тоненькую паутинку. Этот листочек воспарил между небом и землей в счастливом неведении о завтрашнем дне.

Куда занесёт одинокий листочек в следующую минуту, неизвестно, но это не важно. Сейчас, когда мы вместе, я хочу выпить до донышка своё незамутнённое счастье. Эти блаженные часы я буду помнить всю жизнь, черпая из них, как из источника, свою силу и стойкость.

— Полетим в Овечечку? — спросил Эрвин.

— А мне можно?

— Тебе… можно всё. Ты единственная волшебница во всей Верховии, поэтому можешь делать всё, что угодно. Ты и так живешь по своим законам, с самого начала, как появилась здесь.

— Ты сбежал? — я поглядела в измученное лицо Эрвина. Он поцеловал меня в висок, нежно заправил выбившуюся прядку за ухо, не торопясь с ответом.

— Меня оправдали. После того, что натворил Андрон Радич, старейшины очнулись. Жертв могло быть гораздо больше, если бы не алая драконица. Тирольд жив, а Раструб лишили должности.

— Ильзы не было на Совете.

— Старейшины не дураки, они смекнули, кто науськал Радича. Ильза слишком часто оказывалась рядом. Её желание прибрать тайну Вершины к своим рукам стало очевидным. Бажен поправился и вышел из больницы.

Эрвин замолк, будто забыл, о чём речь. Вместе с ним я тоже забыла обо всём, растворяясь в его ласковом взгляде.

— Знаешь, глаза твоей драконицы прекраснее, чем цветы аурелии на горных склонах, ты не представляешь, какая ты красавица! — Эрвин крепко прижал меня к себе, — твои возможности не изучены, ты не контролируешь их. И если бы ты не смогла…, — я закрыла рукой рот Эрвина.

Зачем говорить о том, что могло случиться, когда у нас так мало времени. Я приняла решение уйти, и не изменю его. Верховия проросла во мне, оплела сердце невидимыми нитями и привязала к себе. Я ничего не могу изменить, моё сердце навсегда останется с Эрвином, но все равно придется уйти.

Верховия бросила меня в водоворот испытаний, наполненных осознанием и болью, — она не могла иначе. Её огромная любовь сделала из меня то, что сделала. Она подарила мне Эрвина, который стал моим дыханием и моей жизнью. Каждой клеточкой тела я ощущала благодарность судьбе за свою опасную, полную любви и испытаний прекрасную жизнь.

Эрвин посмотрел на меня долгим пронзительным взглядом, будто навечно запечатлел в памяти мои черты. Не успев встретиться, мы начали прощаться. Нам осталось так мало, но я истово верила в своё счастье. Здесь и сейчас.

— Все с ума сходят, — Эрвин нарушил молчание, — надо возвращаться. Добромир сказал, если мы не вернемся, он поднимет на поиски всю команду вместе с Мечиславом.

Я сделала то, что хотела сделать всегда, прижалась сухими губами к его губам, соединила наши сердца и души, перетекала в него, чувствуя, как мы стали единым целым.

— Я боялся тебя потерять, — с невероятной нежностью прошептал Эрвин, и мне опять захотелось плакать,— не отпущу.

Я растворилась в его нежности, теряя свои границы.

А потом мы летели на Горыныче, и я, как в первый свой полёт в Верховии сидела за спиной Эрвина. Только сейчас всё было иначе. Всем телом прижавшись к Эрвину, положив голову ему на плечо, я целиком и полностью отстранилась от мира.

Я люблю тебя, Эрвин Вышнев. Люблю так сильно, что не могу на на секунду оторваться от тебя, разорвать нашу близость. Я не хочу думать о том, что скоро мы расстанемся, я буду любить тебя через время и пространство. Но всё это будет потом, в другой жизни.

В Овечечке собрались все, кроме Бажена и Селины. Наша встреча прошла бурно и нервотрепательно. От улыбок, поцелуев, сумбурных слов радости я разнюнилась, как пятилетняя девочка. Искреннюю радость не омрачило даже посуровевшее лицо Эрвина, когда Добромир подошёл обнять меня. Некоторым стало неловко от столь неуклюжей ревности, но моё счастливое настроение это не могло испортить. После дружеских обнимашек, слёз и обильного ужина, я совсем осоловела и собиралась отправиться в постельку, но Мечислав меня остановил. Что удивительно, Эрвина рядом не оказалось, он незаметно исчез вместе со всеми.

— О чем задумалась, Соня? — спросил Мечислав, прервав мои мысли о странном поведении Эрвина.

— Э….

— Хочешь вернуться в свой мир?

Меня как током ударило. Неужели Эрвин проболтался? Я сканировала Мечислава взглядом, как партизана на допросе. К такому повороту я оказалась не готова.

— Вы говорите странные вещи. Мир Верховии один, другого нет, — я взяла себя в руки и криво усмехнулась.

— Миров много, Соня, — сказал этот странный мужчина, — очень много, и ты это знаешь.

Я-то знаю. Но откуда знает он?

— Вы... дверник? — озвучила невероятную дикую мысль, увидела слегка расфокусированный взгляд Мечислава. Неужели он дверник?

— Не совсем, Соня. Я владею кое-чем другим, но об этом не должен знать никто, разглашение чревато… для всех.

— Что знают двое, знают все, — толсто намекнула на себя, но Мечислав, похоже, не врубился.

— Трое, — уточнил, — еще Авивия. Давай, ты не будешь мне выкать?

— Значит Авивия.

Странно всё получается, Авивия и Мечислав так близки, что... А Эрвин…, — мои слова повисли в воздухе невидимым облаком, застыв в пространстве вокруг нас. Что это?

— Это полог тишины, — ответил Мечислав, и я поняла, что произнесла вслух свой вопрос, — я давно его поставил. И да, Эрвин мой сын.

Хорошо, что я сидела. А то бы плюхнулась на пятую точку. Столько времени рядом с Мечиславом и только сейчас догадаться. Да я просто слепая! Пора надевать очки.

— А он знает? — у меня даже голос охрип от волнения. Ситуация казалась абсурдной не только мне, но и вдруг объявившемуся папаше, который хмурился, не торопясь с ответом.

— Он ещё не знает, — медленно с расстановкой ответил теперь уже не просто знакомый Авивии, а её бывший муж и отец Эрвина.

— Но почему вы появились только сейчас? Где были раньше?

— Это долгая история, Соня, я потом её как-нибудь расскажу. Сейчас мы говорим о тебе.

Вот так всегда! Как речь о серьёзных вещах, сразу в кусты, прикрываясь расплывчатым «потом» и «как-нибудь». Ничего потом не бывает, я хотела знать немедленно и сейчас! Мы скрестили взгляды, и, ясен перец, я проиграла. На Мечислава давить бесполезно и припереть его к стенке не получится. Такой же упрямец как Эрвин. Скорее, Эрвин весь в отца.

— Вы… ты можешь настроить портал в мой мир? — выпалила я, и Мечислав отрицательно покачал головой.

— Не могу. Увы.

— А как я переместилась отсюда в свой дом? — горечь от безнадежного «увы» выплеснулась в словах плохо скрытым отчаянием.

Мечислав понял моё настроение, но жалеть меня не стал.

— Этот портал сделал… не я. Сейчас это невозможно.

— Мне нельзя оставаться здесь, я стала…, — кем я стала, даже под защитным пологом не скажу вслух.

— Всё, что случилось, не случайно. Тебе надо остаться, — мягко, как маленькой, сказал Мечислав, и я отвернулась, не хочу слушать его, — в твоём мире для тебя всё изменится.

— Я прекрасно там существовала, — мой голос прозвучал уверенно.

Но так ли это на самом деле? Кого я убеждаю? Себя или отца Эрвина? Душа разрывается на части, когда я представляю, что там не будет того, кому я отдала своё сердце. Правда, Мечиславу об этом знать не обязательно

— Мне надо учиться, окончить школу, а потом…, — я сникла. Что вообще может произойти потом в жизни, куда я собираюсь вернуться. Поваринск никогда не превзойдет Верховию, прекрасную и ужасную. Но…, — там ждут меня мама и бабушка, они волнуются, они с ума сходят, разыскивая меня.

— А если ты преувеличиваешь? — спросил этот змей искуситель, и моё тело покрылось мурашками. На что он намекает?

— Я могу связаться с ними? — мне стало жарко от одной мысли, что это возможно.

— Соня, — Мечислав смотрел на меня так, будто решался сказать что-то очень важное, — рядом с твоими родными сейчас Никандр Вышнев, с ними всё в порядке.

— Что! — меня будто подбросило, голос предательски задрожал, — дед Эрвина давно погиб. Ты… вы говорите неправду.

— Действительно, откуда я знаю про Поваринск? — пожав плечами, ответил Мечислав, и мой мир перевернулся.

Я потерялась в пространстве, вспыхнув на небе сверхновой звездой. Тёмное небо обняло меня и подкинуло вверх в галактические дали, чтобы я растворилась в пространстве. У меня кружилась голова, из глаз текли слёзы. Неужели, правда, что мама и бабушка под присмотром Никандра Вышнева. Значит, это ему я обязана за спокойствие родных в первое моё исчезновение, и сейчас дед Эрвина снова — гарант душевного равновесия моей семьи. Если бы я раньше знала об этом, скольких страданий можно было избежать.

Чувств оказалось так много, что они выплёскивались солёными ручейками из глаз, освобождая измученную душу от печали и страха.

— Соня, — откуда-то издалека раздался голос Эрвина, и я вернулась на землю в его объятия, — никуда не отпущу, — прошептал он. Я подняла к нему зарёванное лицо.

— Не отпускай.

— Всё будет хорошо, — сказал мой ненаглядный упрямец, — мы всё решим, только не оставляй меня.

Ночные сумерки поглотили Мечислава, я не заметила, как он исчез. Мы с Эрвином остались одни под звёздным куполом. Я глубоко дышала, не в силах надышаться волшебным воздухом Верховии, наслаждаясь благословенным спокойствием и льющимися сквозь меня потоками счастья.

Законы Верховии такие безжалостные ко всем, были милостивы ко мне. Жители Верховии столько веков жаждали постичь их, но и близко не подступились к разгадке. Видимо, устав ждать, Верховия вызвала из другого мира меня и приняла, как свою дочь.

Я не вспоминала прошлое, не говорила о будущем, не строила планов, я просто была благодарна. Жизнь подарила мне Верховию, провела тернистыми путями, и сотворила чудо под названием любовь.

Что меня ждало завтра, не имело значения. Только здесь и сейчас: звёздное небо над головой, наши губы и глаза, в молчании сказавшие больше, чем все слова мира, наши сердца, бившиеся в унисон, дыхание одно на двоих. Растворившись в громадной Вселенной, мы парили в пространстве, сами став этой огромной Вселенной.

Оглавление

Глава 1. Не то, чем кажется

**

***

Глава 2. Ведьма

*

Глава 3. Побег

*

**

Глава 4. Дорога

*

**

***

Глава 5. Овечечка

*

**

***

Глава 6. Коварство и дедукция

*

**

Глава 7. Команда Межгорья

*

**

Глава 8. Хлебный мякиш

Глава 9. Правдивая болтушка

*

Глава 10. Многоликая Асанна

*

Глава 11. Огонь войны

Глава 12. Иллюзия и видимость

*

**

Глава 13. Боковое зрение

*

Глава 14. Тренировки

*

Глава 15. Боль

*

Глава 16. Новая вера

*

Глава 17. Огненная змея

*

**

Глава 18. Гроза

**

***

Глава 19. В гостях

*

Глава 20. Ступени

*

**

Глава 21. Пожар

*

Глава 22. Утро надежд

*

Глава 23. Новый план

Глава 24. Слияние

Глава 25. Уникальные и сверходарённые

Глава 26. Совет Справедливых

Глава 27. Оковы