Фанерное сердце [Ольга Шемякина] (fb2) читать онлайн

- Фанерное сердце 775 Кб, 35с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Ольга Шемякина

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]

Ольга Шемякина Фанерное сердце

Имена персонажей изменены, совпадения случайны.

Глава 1

15 июня. Выхожу с учебы в легкой голубой толстовочке. Мурашки бегут по спине и рукам и убегают в ноги. Волнами. Да что ж такое! Вроде бы наконец на улице потеплело, а холод пронизывает с каждым шагом. Над головой — серое брюхо самолета, они каждый день летают, когда я подхожу к метро. Только сегодня кажется, что и от самолета зябко. В метро прихватывает поясницу, почти как в родах. Закутываюсь в капюшон, но это мало помогает. Пока иду к дому, вступает еще и в левое колено. Доползаю как раненый солдат. Горло красное. Голова гудит. Градусник визгливо пищит — 38,5. Приплыли. Или лучше сказать — упали. Вот оно, дно той воронки, в которую я лечу с 16 мая.

Вирус косит меня, и я пожухлым листочком забиваюсь на оранжевый диванчик на кухне, со спинки диванчика на меня смотрят веселые серые лемуры с внимательными темными глазами. Они бы и рады меня утешить, но не могут, потому что они — всего лишь рисунок на ткани. Принимаю таблетку «Парацетамола» и отрубаюсь. А наутро, в 8:00 вызываю врача. Вежливые электронные голоса пытают меня:

— Вы находитесь в Московской области или в Москве?

— В Москве.

— Одну минуту. Переключаю вас на специалистов.

— Вы находитесь в Московской области или в Москве?

— В Москве.

— Если вы моложе 65 лет и у вас нет хронических заболеваний, посетите дежурного врача в поликлинике.

— Не могу.

— По какой причине вы не можете посетить поликлинику?

— У меня температура 38,5.

— Я вас услышала. По какой причине не можете посетить поликлинику?

— У меня озноб, я не дойду.

— У вас слабость?

— Да, блин, у меня слабость.

— Одну минуту, записываю. Диктуйте адрес.

— Улица Новинки.

— Улица Новинки, поселение Десеновское? Вы находитесь в Московской области или в Москве?

— В Москве. Улица Новинки.

— Ааааа, — показываю я горло молоденькому доктору, так укутанному в маскхалат, что я разговариваю то ли с мумией, то ли с облаком. У безликого на руке обручальное кольцо и голос откуда-то сверху:

— Вот вам «Арбидол» и список лекарств от кашля, от горла, от насморка, витамины, там все написано.

Он протягивает мне распечатанный листок с рецептами от всего и добавляет:

— И еще я вам выпишу рецепт на антибиотики.

— А можно их не пить?

— Можно, если в течение двух дней вам станет лучше.

Лучше не становится. И я вешаю на холодильник скрип лечения от всего и лечу себя и мужа, который ровно через сутки пошел удивлять своей температурой лемуров на оранжевый диванчик.

Мне снится воронка продаж, и я падаю, падаю, падаю в нее, как Алиса в кроличью нору. Мне снится тренинг по продажам, где мы считали в процентах лидов в ТЦ и в отдельно стоящем мебельном салоне. Лиды падают в воронку продаж и погибают по дороге, а те, кто добрался до низа, превращаются в одного или двух покупателей.

— Покупателей надо что? Покупателей надо любить! Вот основной принцип продаж. И еще запомните: люди покупают у людей. Чтобы что-то продать, надо это полюбить. Если вам не нравится коллекция, то как вы ее продадите? Когда никто не видит, вы подойдите к вашему нелюбимому кухонному гарнитуру поближе и поговорите с ним, спросите: «За что я могу тебя полюбить?» — так учила нас коуч Соня.

Лиды казались мне толпой сперматозоидов, из которых рождаются один или двое неплохих ребятишек. Наверное, я бы любила их, покупателей. Наверное, других людей я люблю больше, чем себя. Потому что та же воронка продаж и те же сперматозоиды, которыми были мы, будущие продавцы мебели, воспринималась у меня совсем иначе — не как стремление к воплощению, а как падение с творческих свободных небес в пропасть плотного телесного мира. Для меня это было спусканием в ад, это была смерть художника во мне. Ни о каком творчестве во время обучения не возникало и мысли, на мысли вообще ни у кого не оставалось времени. Вообще ни на какие.

Глава 2

В пятницу, 13 мая, всех согласившихся пройти обучение в академии при мебельной фабрике и остаться там работать дизайнерами-консультантами добавили в чат с лаконичным названием «Группа 09» и прислали ссылку на систему дистанционного обучения (СДО). Нам сказали к понедельнику пройти раздел «Новичок», и я даже не могла помыслить, что уже на этом этапе новобранцу окажется нелегко. Я заглянула в СДО утром в воскресенье и… не вставая просидела до двенадцати ночи, щелкая слайды и проходя тесты. Это была первая проверка на выживание, первый уход из мира живых, первый отсутствующий выходной. Муж повел ребенка на секцию по гимнастике, потом они сами как-то поели, уложились на дневной сон, вечером поиграли, и уложил ребенка спать тоже муж. Мама резко отключилась от семьи. Маме было интересно проверить себя на прочность.

СДО было «сделано для людей», было видно, как кто-то искренне старался, но получилось как всегда. СДО представляла собой набор слайдов. Слайдов было много. Реально много. Но страшно было не это, весь ужас состоял в том, что слайд с информацией не открывался одномоментно. Кусочки текста выезжали один за другим. А список из 30 городов ехал бы, наверное, минуту. Слава богу, слайд можно было прощелкать мышкой. Если не прошел тест, то пересдать его можно, только заново пролистав все слайды раздела! В какой-то момент я превратилась в робота-пианиста с щелкающим указательным пальцем на правой руке. А левая рука играла аккомпанемент: Prt Sc — Ctrl+V — Prt Sc — Ctrl+V в «Ворд». Чтобы лишний раз не щелкать все заново, я придумала смотреть информацию для теста в скриншотах.

В первый день занятий, в понедельник утром, отведя ребенка в сад, по дороге к метро я прочитала в чате, что можно было не проходить все к сегодня. Ну что ж, прошла так прошла. Доказала самой себе, что могу. А кто-то не смог. В понедельник на обучение пришли не все, кто был в чате. Во вторник не пришла девушка с длинными волнистыми волосами, которая даже не успела прицепить себе обязательный бейджик, и мы не знали ее имени. 17 мая заключили ученический договор двенадцать новобранцев. Мы подписали, что обязуемся после обучения проработать в компании 12 месяцев, а в случае ухода отдать обратно две стипендии, которые нам обещали выплатить за 1,5 месяца обучения по результатам нескольких аттестаций. Троечникам обещали 35 тысяч, хорошистам — 40, отличникам — 45. Если не прошел один из этапов СДО — автоматически оплачивают по минимальному баллу.

Мы будто сели в автобус с номером «Группа 09», везущий новобранцев на войну, двери закрылись, и… меня не стало. Вместо меня был открытый к новым знаниям мозг, впитывающий слова тренера Ольги. Каждый день с 10 до 19 она учила нас, из каких материалов изготавливают фасады, чем отличается шпон от файнлайна, как в программе построить цоколь и карниз и почему надо выписывать проходной щит, если посудомойка стоит справа от модуля под мойку. И я слушала, впитывая не только знания, но и ее целиком. За одну неделю она выела из моей жизни мужа, ребенка, родителей и «Добрую работу» — мою группу по поиску этичной работы «ВКонтакте», которую я все-таки продолжала вести в метро по дороге туда и обратно, в те два часа времени, которые вообще были. Ольга стала большой, властной и теплой матерью, от пугающей близости с которой было не по себе.

— Ольга, а можно вопрос? — пытала ее Даша, модная девчушка с дико длинными ногтями, закончившая дизайнерский техникум.

— Нет, все вопросы потом. Мы так не успеем пройти все, что у нас по плану.

— Ольга, у меня все хорошо в проекте, — говорю я, имея в виду, что мне все понятно, объяснять не надо.

— Это я буду решать, хорошо у тебя или нет. Где бейджик?

Она напоминала мне Джона Сильвера из мультика «Планета сокровищ», в мультике он был наполовину человеком, наполовину киборгом, и человеческий глаз его хитро и добро подмигивал, а глаз киборга просвечивал лазерным лучом. Глаз Ольги попадал в луч проектора и светился веселым дьявольским огоньком. Вообще, наверное, она и была киборгом, потому что во второй день обучения с обеда до вечера таскала нас по трем салонам их фабрики в двух корпусах Румянцева и ни разу не присела, а все показывала и показывала модели кухонь, которые у них производятся. Чуть ли не первой присела на царственный стул столовой группы Маша, наша юная, очаровательная Маша. Потом начали присаживаться и все остальные, на все, что видели в поле зрения — от пластиковых стульев дизайнеров до вычурных выставочных образцов. Мы облокачивались на столешницы, переминались с ноги на ногу, нам всем было тяжело стоять, а Ольга будто и не устала. Может быть привыкла к такому темпу за жизнь. «Мам, ты всю жизнь продаешь табуретки», — говорила ей уже взрослая дочь. И Ольга смеялась над этим. Так оно и было — начинала девчонкой после техникума на производстве, работала и консультантом, и директором салона.

— Ольга, а почему стали преподавать?

— Да вот почувствовала, что это мое. Ко мне еще в молодости все совета приходили спрашивать, вот я решила, почему бы и нет.

Ольга была похожа на добрую, но справедливую родину-мать, а мы на загнанных жеребяточек. И она ласково заталкивала в нас информацию по продукту, зачастую не отпуская на положенные перерывы:

— Вы же хотите закончить тему? А потом я вас отпущу на перерыв.

Она все пихала и пихала в нас знания, и каждый день лично у меня наступал такой момент, когда казалось, что уже некуда сложнее, что уже предел, и тогда меня накрывало плитой уныния и апатии от того, что не было видно границ нагрузки.

Вместо обещанного бесплатного питания в фойе, где мы в отсутствие стульев стояли в перерывах, были печеньки и кофеварка, а на обед туда же выносили два блюда с бутербродами с варено-копченой колбасой. Вначале я еще была вегетарианцем и не ела их, и кофе я еще все так же, как и дома, не пила, но к концу первой недели, шатаясь от усталости, я перестала выпендриваться со своим вегетарианством. К черту принципы, когда хочется жрать, спать и иногда мыть голову.

Глава 3

Воронка огромной фабрики по производству кухонь, как пылесос, как человекомешалка, как мясорубка перемалывала двенадцать заблудших душ.

В первый день Ольга зычным своим голосом спросила: «Есть среди вас те, кто все-таки прошел СДО?» Подняли руку двое: я и Ира. Ира была старательной девушкой лет 30, в белой рубашке и аккуратной серой жилеточке. Она ходила с прямой спиной, была холодна как британец, держалась в стороне от других и ела еду из контейнеров, принесенных из дома. На вопросы она отвечала, но сама на контакт не шла.

— Ир, а кем ты работала перед тем, как попасть сюда?

— Я была в декрете.

— О, надо же, как я. А до этого кем работала?

— Я была стюардессой.

— Ого, как интересно.

— А почему не стала туда возвращаться? Надоело?

— Да нет, там было хорошо. Я почти весь мир облетела. Но я летала 10 лет, и здоровье уже не то. Не смогу больше.

Ира сидела за партой в первом ряду и была самой внимательной ученицей.

На первом ряду сидели еще Настя, Володя и Эдгар.

— Насть, а как ты здесь оказалась?

— У нас с мужем квартира в Видном, и я прямо из окна вижу ТЦ через трассу, рядом со МКАДом. Вот, хочу в нем работать. Напрямки он близко, но придется обходить по надземному пешеходному переходу минут 20. Но все равно близко.

— А до этого ты работала вообще?

— Да, я была агентом по недвижимости.

Настя не местная, приехала, кажется, из Белоруссии. У нее светлые волосы в хвостике, она не красится и похожа на упругую резиновую куколку со вздернутым носиком и небесного цвета глазами. Настя спокойно и ровно прожила модуль по продукту, накрываться и впадать в ступор от идиотизма работы по скриптам она стала на продажах. Но это потом, на втором этапе.

Володя напоминал подростка — долговязого, в рытвинках на лице, только седого. У него две дочки, и даже когда он ругается на старшую по телефону, то «мам, тебе даже кошка не верит», как говорит мой сын про меня. Володя — экономист по образованию, но работал только в продажах. Пришел он из «Румера», где продавал столы. Что столы, что кухни, какая разница, если дома постоянный ремонт и нужны средства.

Второй ряд — это был мой ряд. Я люблю второй ряд. На первом ты как под обстрелом, а на втором есть возможность выбора: хочешь — спрячешься за спинами впереди сидящих, хочешь — задашь вопрос или ответишь. Да я бы и на третий села, лишь бы к окну. Это было самым принципиальным для вольной птички — чтобы клетка не сильно давила, нужно было периодически смотреть в окно и видеть там дорогу с машинами и лес. Лес был настоящий, густой, без домов. Он шелестел и успокаивал: «Я с тобой, я рядом». А кухни для меня были городом, антиприродой, стружкой тех самых деревьев, которые качали листочками через дорогу. Я сидела на двух стульях, между мирами, и это было терпимо.

От стекла шел холод, и первый день я терпела, на второй сидела в капюшоне, на третий пришла в жилетке, а сзади под спину навострилась класть свой рюкзак. А Ольге все это время было жарко, и она периодически приоткрывала окно.

— Оля, специально для тех, кто мерзнет, повторяю: мы открываем окно, выходим в открытый космос, — подтрунивала она.

— Надеваю скафандр, — отвечала я, надевала капюшон толстовки и, стиснув зубы, продолжала ковыряться с программой и ставить в проект колонны и портал.

Мне было не так сложно, как Игорю.

Игорь был дяденькой лет 50, подтянутый, рыжий, с бородкой и усами, в курточке военного цвета и джинсах. Игорь был фотографом. И задавал очень много вопросов Ольге. Вопросы у него были из серии: «А если клиент скажет, что ему не нравится? А если он захочет то, что мы не можем?» Я так и видела его клиентов. Именно такие бы и пришли к нему. Но Игорь чуть не плакал над программой. Ему помогали ребята слева и справа, и только слышались отчаянные возгласы:

— Ну где она? Опять потерялась.

Игорь терял мышку. Ему снова помогали, он сильно отвлекал весь второй ряд. На второй день он хотел встать и уйти, не заключая учебный договор, но Ольга мягко сказала ему:

— Игорь, вы не торопитесь, попробуйте еще, ничего страшного не случилось, вы сможете.

И он остался. На третий день он все так же терял мышку и тихонечко злился, на четвертый не пришел.

На четвертый день подорвался на мине еще один новобранец — дизайнер интерьеров Владимир. Это был парень средних лет с красным лицом и светлыми глазами. Он носил клетчатые рубашки, бесформенные пиджаки, один раз пришел в свитере Хемингуэя. Он еще больше покраснел, когда мы стали изучать «1С». Он быстро освоил KitchenDrаw, но плевался и боролся с «1С».

— Ненавижу эту бухгалтерию! — говорил он на перерыве.

Бухгалтерия выиграла эту битву, а Владимир проиграл. Или может Ольга была последней каплей яда:

— Владимир, вы только на стажировку приходите в опрятном виде.

— А у меня что, неопрятный?

— Ну, у вас может есть что-то не такое мешковатое…

Вопрос одежды смущал и меня. Программа — осваиваема, «1С» — тормозная, дебильная, но и ее можно стерпеть. А вот то, то в СДО было четко прописано, что по регламенту мы должны носить на работе белый верх — черный низ, меня приводило в сущий ужас. Я даже боялась, что подорвусь именно на одежде. В первый же день я подошла в перерыве к Ольге с вопросом:

— На стажировку нам надо будет уже белый верх — черный низ? А то я заказала, но может не успеть приехать.

— Нет, не обязательно.

Она окинула меня критическим взглядом:

— Только, конечно, не в таком виде. Не в кроссовках и не в джинсах. Найдите что-нибудь приличное, у вас наверняка есть что-то в шкафу. Брючки там, блузку…

Знала бы Ольга, что у меня в шкафу. Обувь на мне — единственные любимые кроссовки в сеточку с «Алиэкспресса». А кожаные белые кроссовки пришлось выкинуть, и не потому что они протерлись на пятках до дырок, я бы и так носила, а вот то, что пятки от этого стали болеть, — меня разозлило.

Штаны у меня в шкафу лежали либо широченные, либо красные, либо индийские. В январе я привезла со Шри-Ланки трое безумно красивых штанов: зеленые, желтые и красные. Блузки было две: зеленая китайская и белая с голубыми перышками. Две юбки в пол. А все остальное — спортивное: толстовки, футболки, кроссовки, леггинсы.

Я и так нашла в шкафу единственный белый свитер оверсайз и надела на занятия. Но и он не спас.

Это потом я поняла, что не надо так буквально все понимать, ни в СДО, ни в том, что говорит Ольга, а тогда мне казалось непреодолимым препятствием, преступлением против себя вся эта попытка сделать из меня не меня, а некое безликое существо, миссис Белый Верх Черный Низ.

Я сильно переживала за одежду, а стажировка была уже близко. Даже слишком близко. По расписанию у нас стояло 5 дней занятий, выходные, 5 дней стажировки, выходные, подготовка к аттестации 1 этапа, сама аттестация 1 этапа. В пятницу нам выдали контакты наших наставников, каждому — из того места, где он будет работать. Я, когда шла на обучение, выбрала «Румер», он ближайший ко мне. Его же выбрали еще пять человек из двенадцати.

— Юлия, здравствуйте, вы наш наставник. Когда вы работаете?

— Я работаю в субботу, воскресенье, понедельник, вторник и среду. Желательно, чтобы вы были в эти дни.

— А можно не во все?

— Можно, тогда будете делать задания самостоятельно, и я не смогу ответить на ваши вопросы.

Я держалась на соплях и держала свои сопли при себе из последних сил. Но от новости, что выходных у меня не будет, в носу стало еще сопливее. Мы с Максом решили выйти в субботу, а девочки в воскресенье. Я вышла на «Антигриппине». И хорошо, что вышла. Нам достались компьютеры! В «Румере» было три салона от фабрики, но в них работали менеджеры, и свободный компьютер — большая удача. Мне достался компьютер директора салона. И я важно расселась в директорском кресле. В конце дня мне принесли деньги. Клиентка приехала с наличкой. Деньги, конечно, принесли не мне, меня согнали, чтобы подключить там машинку для счета денег. Ничего-ничего, я же не настоящий директор, но все равно приятно.

С Максом было легко, Макс сидел со мной рядом и на учебе. Он был ушастеньким, миниатюрным и бодреньким 38-летним парнем. Он пришел из продавцов кроватей в «Румере», купил себе курс по 3D-моделированию в играх, но у него не было времени начать учиться. Макс включал мне компьютер, когда я опаздывала по утрам к Ольге, и это было так приятно, это была такая маленькая, практически незаметная деталька, которая грела сердце и давала ощущение заботы.

Я любила их всех, моих друзей, стойких оловянных солдатиков, особенно тех, кто пришел со мной в «Румер». За месяц я так привязалась к ним, что было грустно расставаться. За месяц семья стала далекой и чужой, а Карина, Маша и Макс стали родными.

В начале курса солдатиков было двенадцать, к стажировке осталось девять, со стажировки вернулось шесть.

Однажды на стажировку не вышла Ира, а мы-то все думали, что уж она точно останется.

— Ребята, привет. К сожалению, я больше не буду продолжать обучение. Мужу предложили работу в другой стране, и мы всей семьей уезжаем, — написала она в нашем чате.

— Урааа, Ирочка, не представляешь, как я за тебя рада! — закричала в чате я.

Я действительно была рада, на ее месте хотели бы быть я и мой муж, но пока мы только мечтали о релокации. Мечтали страстно и энергично. Муж второй год учил английский и с прошлого сентября менял профессию на программиста.

И еще на первой неделе ушла от нас Вероника. Нам всем казалось, что уж вот кто-кто, а Вероника так умеет цепляться за ниточки, за корешочки, за маленькие возможности, что везде пролезет, просочиться водой, пластилином станет и выживет. Но и она не смогла. Вероника была лихой тетенькой из Чебоксар с двумя дочками, 13 и 22 лет. Безбашенная, со смелостью, граничащей с безумием, без трезвого расчета, с надеждой на свою удачливость и позитивный настрой, она села за руль своей машины и доехала из Чебоксар до Москвы на одном дыхании. Здесь она то ли за деньги, то ли бесплатно вписалась жить у какой-то женщины. Ей обещали комнату. Ей дали комнату, которая оказалась проходной. Хозяйка стала водить к себе мужчину и просить Веронику переночевать в машине. Вероника два дня ночевала в машине. Ей негде было проходить СДО, тогда она пошла познакомилась с продавцами в салоне, где проходило наше обучение, и стала там работать за компьютером до и после основного обучения, по утрам и вечерам. У Вероники хорошо получалось ладить с программой, и продажами мебели она до этого занималась, из нее получился бы хороший продавец, если бы не замерзла на третью ночь. Собрала она вещи и уехала домой, к детям. С кредитом на машину, без мужа, с долгами за квартплату, с желанием вернуться осенью, потому что наша Ольга обещала ей найти квартиру. Вероника осталась моей подружкой, она так легко умеет сходится с людьми, она молодец, но одного этого недостаточно, чтобы пробиться. Писала, что ходит в Чебоксарах на собеседования и начала таксерить. Сначала было страшно, а потом привыкла.

Милые маленькие сперматозоиды продавцов, падающие в воронку. У всех такие разные судьбы, такие разные дарования, и столько незапланированных случайностей подстерегает нас по пути. Даша не вернулась со стажировки, потому что заболела. Заболела так сильно, что попала в больницу.

Мы с девчонками делали ставки, кто выживет, а кто уйдет. И мы не могли угадать. Казалось бы, те, кто больше всех подходил на роль продавца, вылетел, а те, кто пришел случайно, остался.

Карина попала скорее случайно, чтобы не работать на прошлой работе.

— Не хочу больше работать в фарме.

— В фарме?

— Ну да, в фармацевтике. Я и торговым представителем работала, и в аптеке, много где. А сейчас, как события начались, так нас разогнали, осталось у них одно место вместо пяти. Вот сейчас зовут меня обратно на это одно место. А я не хочу. Надоело.

Карина теплая и женственная. У нее карие глаза, широкие скулы и светлые волосы, она покачивает бедрами и говорит низким тягучим голосом. Мы ржали на продажах, она как вышла к клиенту и как сказала: «Добрый день», так клиент, был бы он мужчина, выложил бы ей все свои миллионы. Говори, милая, все равно что, но говори.

Глава 4

«Руууумер» — какое сладкое слово, какое удивительное волшебное пространство. Я захотела туда еще до того, как попала в воронку. «Румер» — трехэтажный сверкающий мебельный центр, с приятной музыкой и отсутствием толпы, с запахом свежей древесины и обещанием новой, непременно счастливой жизни в этом манящем аромате новенькой мебели. В этих светильниках и диванах заложено самое сказочное будущее, на этих кроватях произойдет зачатие желанных детей, на новеньких кухнях будет раздаваться смех этих детей, а взрослые будут мечтать, сидя за ужином, и стремиться к своим мечтам. Я ехала по эскалатору «Румера» на собеседование и так сильно захотела работать здесь, что стукнула кулаком и чуть ли не в слух сказала: «Я хочу здесь работать!» С таким настроем я пришла к Татьяне, директору салона кухонь. Без опыта, без ничего, на голом энтузиазме.

— У меня нет опыта продаж, но есть желание заниматься именно кухнями. Как символом домашнего очага, как главным местом дома. Мне хочется дарить людям долгие годы счастья и хорошего настроения, здоровья физического и душевного, и не только хозяйки, но и всей ее семьи.

— Ольга, это все прекрасно. И я понимаю еще продажи, скрипты вы освоите, а вот программа, — сомневалась Татьяна. — У нас это Pro100, она сложная, ее нужно долго учить, а у нас нет времени обучать вас, нам уже готовый человек нужен.

— Я изучала графический дизайн, и как-то справилась с такими сложными программами, как фотошоп, иллюстратор и индизайн. Попробую справиться и с Pro100.

— Вот смотрите, как должен выглядеть финальный проект, который мы посылаем на фабрику.

Татьяна разложила передо мной кипу распечатанной документации.

— Ну, пока меня не пугает. Я понимаю, что первое время мне будет очень трудно, но теперь я знаю, что умею справляться с трудностями. В прошлом году я вышла из четырехлетнего декрета на фултайм и выжила там, хотя и было поначалу очень трудно. Татьяна, давайте сделаем так: я дома посмотрю на нее поближе и тогда более адекватно оценю свои возможности.

— Давайте, Ольга. А я через неделю вам отзвонюсь и решу, приглашать ли вас на второе собеседование.

На этой ноте мы и расстались. Поехали к бабушке в Спасск на майские. Я сижу на заднем сиденье, рядом с ребенком, смотрю обучающее видео про Pro100. Раздается телефонный звонок:

— Здравствуйте, мы нашли ваше резюме на «Хедхантере», вы хотите работать дизайнером-консультантом кухонных гарнитуров?

— Дааа, очень хочу, только у меня нет опыта, я там написала об этом в резюме.

— Ничего страшного, мы вас всему научим.

— А когда обучение? Я вот прямо сейчас не могу.

— Ближайшая группа 16-го мая. Вас записывать?

— Да.

Так я и попала в свою воронку.

Глава 5

Нет, началось все еще раньше. Еще до того, как я попала на эскалатор «Румера» с воплем «хочу здесь работать». Началось все с Джулии Кэмерон и ее книги «Путь художника». Я начала участвовать в челлендже по книге. Нас было 24, и мы собрались в путь, чтобы в едином порыве проходить книгу, 12 недель выполнять задания, писать отчеты по каждой пройденной главе и поддерживать друг друга. Одним из заданий было написать, какие бы жизни вы еще хотели прожить. Я написала, что хотела бы быть еще виолончелисткой, диджеем, преподавателем йоги и дизайнером интерьера. А на следующий день настрочила новое резюме. И сразу же послала его в две компании. Одна отказала сразу, другая пригласила на собеседование в «Румер».

Да нет же, все началось еще раньше. Это резюме на «Хедхантере» было пятым. Первые четыре я сделала в апреле из одного, которое висело там еще с февраля. С того момента, как я начала искать работу.

Вообще я двигаюсь по жизни, вдохновляемая своими штрихами. Людьми, сильно похожими на меня. Это те версии, которыми я могла бы стать или была когда-то. Так, на занятии по соматике и кинезиологии я встретила Ирину. Дело было в апреле. Мы пошли с ней до метро и разговорились. Ирина была такой хрупкой и тоненькой, таким улыбающимся звоночком, немолодым, но журчащим и чистым ручейком в больших очках и с красной губной помадой. И если ее не отвлекать, то она шла и будто бы все время слушала какое-то внутреннее радио. Слушала внимательно, уходила в него глубоко, почти полностью. Но если задать вопрос, то выныривала из своих глубин и отвечала.

— Ира, а ты кем работаешь?

— Я? Редактором, — я чуть не подскочила от неожиданности.

— А где?

— В издательстве.

— Надо же. Я в два издательства подавала резюме, нигде не взяли. А ты филолог?

— Да нет. Я вообще первый раз попала в издательство.

— А, через знакомых?

— Нет, через «Хедхантер». Написала резюме, послала, они мне предложили сделать тестовое задание, ну и взяли.

— Без опыта?

— Ну да, я бывший хантер, я работала рекрутером, и я знаю, как написать резюме так, чтобы тебя взяли.

— Ира, а можешь посмотреть мое резюме, что с ним не так? Я тебе вечером пришлю.

— Да, присылай. А в издательстве я первый месяц работаю, еще неизвестно, понравится мне или нет. Или я им не подойду.

— А почему ты не хочешь рекрутером? Хорошая же профессия.

— Там, где я работала, было не очень. Да, денег было много, в один месяц я где-то тыщ 400 получила. Но мне как-то стыдно было получать эти деньги, слишком завышенные ставки у нашего агентства были, я эти деньги слишком легко, будто бы нечестным трудом заработала.

Ире резюме я послала, она сказала, что 4 страницы подробностей читать никто не будет. Надо сокращать и писать вообще по-другому, не перечисляя все свои обязанности, а кратко и только самое важное. Неделю я переписывала резюме и в какой-то момент поняла, что 20 лет работы с текстами ну никак не ужать до читабельного формата. И тогда мой накопленный опыт взорвался и прекрасно разбился на 4 куска: Пишущий редактор, Копирайтер, Корректор, SMM-менеджер / Администратор сайта. Может, так я найду что-то поинтереснее Правительства Москвы, которое я только и ловила на первое свое резюме. Потому что последним местом работы значился Портал Мэра и Правительства Москвы Мос. ру в 2021 году, вот за меня и взялись разные Департаменты.

В марте я ездила на очное собеседование, кажется, в Департамент парковочного пространства. Там было стабильно, тихо и ровно, как на кардиограмме трупа. Трупу обещали платить 60 тысяч на руки и просили каждый день приезжать и читать приказы. «Ничего сложного, главное — внимательность, и вы смотрите на жизнь трезво, у вас ребенок, вам же нужно заботиться о его будущем». Именно! Каждое слово редакторши было правильным, и каждое убеждало меня в том, что я не хочу прожить это будущее здесь. Действительно, у меня ребенок, и мне нужно думать о его будущем. Во-первых, ему нужна живая мама с интересной работой, а не мумия за 60 тысяч, а во-вторых, возможно, ему будет лучше жить в другой стране, по крайней мере более теплой, чтобы хоть как-то облегчить жизнь с аденоидами. В Департаменте не было жизни, в каморке, где проходило собеседование, не было даже окна, только стальная закрытая дверь в какие-то стальные миры, видимо, уводящая в машинное отделение этой бюрократической машины, сортирующей бумажные и электронные документы. А по коридорам без окон сновали маленькие винтики, которые выбрали стабильность.

Когда я ехала на собеседование, вытащила карту из колоды МАК, где на вопрос: «Что даст мне эта работа?» был нарисован веселый дед, летящий на большом чайнике, и хихикающие над ним дети. Трактовка была неоднозначной, можно было ощутить и веселье, и то самое будущее детей, но все-таки больше в этой картинке было абсурда. И ноги не шли на эту работу. Не шли в прямом смысле. Еще в сентябре я натерла себе пятку стертыми до дыр кроссовками. Нога заболела после пяти недель езды в Центр патологии речи и нейрореабилитации на Таганке с ребенком. Ребенок каким-то чудом не заболел за это время, я же болела два раза и под конец занятий заболела так, что не смогла его водить. Кроссовки я выкинула, а вот пятка так и осталась болеть. На память о том, как не надо ходить туда, куда не хочется.

И после собеседования пятка моя заболела так, что я уже со спокойной душой отказалась от работы и побежала куда глаза глядят: к хирургу — на рентген — к ортопеду — принесите рентген из другого филиала — в другой филиал — к ортопеду — к физиотерапевту — на физиотерапию. Уф. 8 фонофорезов облегчили боль, но стопы все равно были не в порядке, и вот так я попала на очный семинар по стопам к нейрофизиологу Антону, семинар назывался «Выстраивание опоры». Там я и встретила Ирину.

Глава 6

Когда я первый раз шла в «Румер», то слушала свою ногу. Идет? Идет. Не болит? Не болит. Значит, все в порядке. И когда шла на обучение — не болела, и когда на стажировку — не болела. Было в целом тяжело, физически и психически, но ноги чувствовали себя хорошо. Я ходила в субботу, в понедельник, вторник, среду, четверг. Ооо, как я оценила стажировку первого дня, после этого нам не доставались компьютеры, а задания мы делали в разы медленнее за тормозными и громоздкими ноутами. Три девицы за столом в три ноута целый день делали проект по легенде, отсылали коммерческое предложение (самим себе на почту), оформляли заявку на замер и заключали предварительный договор. Радовало только время обеда.

Мы стайкой выпархивали из «Румера» на улицу и бежали. В первый день, когда еще не было с нами Карины и Маши, мы ходили обедать втроем — я, Макс и наша наставница Юля.

Мы записали ее в телефоне как Юлию Александровну, но называть я ее могла только Юлечка. Это был такой цветочек, нежный и юный. Цветочек работал здесь 2,5 года и очень хорошо уже разбирался в теме. Юля была тихой, покладистой, боялась перебивать, умела хорошо слушать и не очень хорошо продавать. Так сложилось, что у всех у нас были маленькие первые дети, у Юли и Макса — шестилетки, у меня — пятилетка. Нам было о чем дружить, хотя мы все были разного возраста. Юле было 24, и она еще не переживала из-за возраста, Максу стукнуло 38, и он переживал это сильно, ну а я уже почти не переживала и просто жила в свои 47.

А в понедельник мы ходили обедать без Юли, с девчонками и Максом, и это тоже было отрадно, хотя мне и не нравилось место. Это был какой-то по вечерам пивной ресторан, где днем продавали — нет, не бизнес-ланчи, а отдельные блюда, но в целом получалось дешево и более-менее вкусно. Я выбирала что-нибудь вегетарианское. Еда была грубой, пересоленой, как готовила бы от всей своей широкой души наша деревенская бабушка, уверенная, что уж она-то знает, как повкуснее.

Во вторник я поняла, что если не реанимирую себя хоть чем-то, то окончательно свалюсь со своими соплями. И тогда я пошла обедать одна.

— Ребят, Юль, пошли со мной, я сегодня иду в «Ауру», индийский ресторанчик, мы его вчера проходили по дороге, и я поняла, что мне туда просто позарез надо!

Юля сказала, что она пойдет обедать позже, но в «Ауре» была, ей понравилось. А ребята сказали испуганно: «Ой, индийское все острое, ой, это уже слишком экспериментально… Пошли лучше в KFC». И они пошли в KFC, а я улетела в Индию. Передо мной висела растяжка с Гималаями, к стене были прикручены огромные янтры под стеклом. Еда была… едой. Наконец-то нормальной едой. В меню значилось на выбор два бизнес-ланча — мясной и вегетарианский. Оба были индийскими. Ко мне приехала лепешка, похлебка из чечевицы, салат из типа фунчозы и плошка риса. И еще — я забыла телефон. Вот это было счастье. Сидеть и есть индийскую еду без телефона. Не пытаясь сбежать из момента настоящего. Это было спасением от учебы, насморка и постоянного внутреннего вопроса, туда ли я иду, надо ли мне сюда… Да потому что в мебельном салоне не было янтр и мандал, в салоне меня окружали медицинско-белые античные колонны с позолотой на завитках. Позолота называлась патиной, а вот завитки не знаю, как назвать. Простите, Ольга. Я вспомнила, как Ольга жестко поправила Дашу, которая сказала «багет» вместо «карниз». А Михаил, наверное, стрелял бы за «раковину» вместо «мойки». Он выходил из берегов и распалялся:

— Нет такого слова, раковина, забудьте его, есть только мойка!

Но тренер Михаил нас ждал после психолога Сони, тогда еще мы совершенно не представляли, что ждет нас на обучении дальше и могли думать только о первой аттестации и о том, что к ней надо сделать еще один блок СДО.

«Аура» на полчаса отключила от всего этого. В окне стояла статуя Будды, вверху работал сильный вентилятор и казалось, что прохлада спускается с горных пиков. Благодарность к этому месту и этой еде так переполнила меня, что я попросила книгу отзывов у официанта индуса. Ну вот почему бы не сказать спасибо создателям? Ведь им же будет приятно знать, что они находятся на своем месте, что они радуют людей существованием своего ресторана. Благодарность — это так важно, это иной раз важнее финансовой благодарности. Это такой поток любви, который ты передаешь от сердца к сердцу, и оба сердца начинают биться радостнее. Официанта звали Джейси, это был невысокий высушенный индус средних лет, он принес мне книгу отзывов и неплохо говорил на русском:

— О, вы не едите мясо? Я тоже дома не ел мясо. Когда был карантин, помните, вот я уезжал к себе в Индию. У меня там дом, земля, и я выращивал кабачки, капусту, морковь. Там тепло, зачем мясо, мы несколько урожаев собрали, я ел только овощи.

Джейси говорил, что если кому надо, то он умеет делать индийский массаж, а я предлагала ему искать через нашу «Добрую работу» работников. Обменялись контактами, и я прилетела из внезапного отпуска в «Румер». Этот обед действительно спас меня, наполнил ресурсом, чтобы не заболеть. А вечером я вышла из метро и спросила свое тело:

— Я вижу, о чем ты мне сигнализируешь, я знаю, что ты хочешь отлежаться и что ты сильно устало, я все понимаю, но сейчас положить тебя дома не могу. Скажи, что я могу для тебя сделать?

И тело сказало:

— Хочу в горячую ванну!

Так я и сделала. И назавтра я почувствовала себя лучше.

На следующий день я нашла еще одну индийскую кафешку в самом «Румере», потому что «Аура» хоть и хороша, а 490 рублей за бизнес-ланч каждый день я тратить не могу. Так что поела чечевичного супа с плошкой риса за 230 и тоже осталась довольна. Кафешка «Куркума» располагалась на модном фудстрите в «Румере», и в ней тоже работали индусы. Два молоденьких парня и один индус постарше готовили лепешки в печи или делали блюдо, когда им командовала бледная русская девушка с пепельными волосами: «Уан масурдал, ноу спайси». А когда они сдавали заказ, то молодые забирались на ящик типа холодильника для мороженого и сидели, поджав ноги, как обезьянки. И тусоваться с ними было приятнее, чем подниматься в свой белоколонный помпезный салон, предназначенный совсем не для тех, кто любит есть руками и забираться на ящики с ногами. «У нас кухни премиум-класса, вы должны это понимать и соответствовать», — наставляла нас Ольга.

Ольга была строга и непреложна, в салоне же все делили на два, а то и на три. Ходили кто во что горазд. И в кроссовках, и в клетчатых рубашках. Да и к клиентам отношение было не как к ВИП-персонам, а как к «шел бы ты в другой салон, у меня и так тут много работы». Может поэтому академия набирала новые группы каждую неделю, а продавцов все не хватало. По каким причинам старые продавцы уходили, и новые продавцы уходили? На эти вопросы у тех, кто был по ту сторону мебельной фабрики, был один заученный ответ: «Все зависит от вас».

И нам оставалось лишь выбрать — доверять или не доверять. Девочки выбрали доверять и тоже стали повторять: «Все зависит от нас». Я отчаянно сомневалась, но все же продолжала учиться.

В «Румере» было немного легче, чем в академии, хотя на ноутбуках время тянулось меедленно-меедленно, и музыка из динамиков ТЦ успокаивала, убаюкивала, она играла целый день для редких покупателей, а слушали эту колыбельную продавцы. И мне надо будет слушать ее по 12 часов в день. Музыка повторялась, я уже узнавала отдельные кусочки. Мозги отказывались работать. Надо будет принести наушники.

В четверг я уже поделила Ольгу на три и приехала на стажировку на самокате и в наушниках. Наконец-то я осмелела и позволила себе жить так, как хочется мне, жить своей обычной каждодневной жизнью, не изображая из себя Белый-Верх-Черный-Низ и не стыдясь своего вегетарианства.

Глава 7

Юхууу! Мы с Эриком едем в садик. Он на синем беговеле, я на синем взрослом самокате. Мы ездили так каждый день до того, как я вышла на учебу. А тут я решила добираться «Румера» на автобусе и потому снова встала на самокат. И это было прекрасно. От автобуса до «Румера» дорога пролегала по укрытому зеленью бульвару. Немного под горку. Так, что даже не приходится разгоняться. Стоишь и едешь в светлое будущее.

Именно так я всегда ощущаю себя на самокате. Будто я непременно еду в светлое будущее и теплый ветер играет с моими кудряшками. А с музыкой в ушах я и вовсе еду уже по светлому будущему. Как же хорошо, что я купила себе самокат. Он лучше роликов, он лучше машины. В них я чувствую себя неуверенно. На роликах я не умею нормально тормозить и поэтому боюсь разгоняться, а в машине — ну можно взять уроки вождения и освежить в памяти свои права, которые я получила лет 10 назад, получила и положила на полочку. Но машина — это совсем другое. Самокат дает мне и ощущение радостной скорости, и ощущение контроля. Я знаю, что я всегда могу разогнаться и остановиться задним тормозом. И что я не разгонюсь так, чтобы было больно падать. Я притормаживаю, когда не уверена в ровной дороге, или когда не вижу, что там за припаркованными машинами, или когда впереди человек с собачкой на длинном поводке. При этом ролики, как говорил один мой друг, дают ощущение адреналина только поначалу, а потом ты уже не испытываешь такой радости. Самокат же радует меня каждый раз. Каждый день. Ощущение толчка, ощущение тормоза, ощущение ветра. Мне даже нравится, что я слегка пугаю прохожих, они оборачиваются посмотреть, что это там сзади громыхает. А он действительно громыхает, как скейт, на неровностях и низких поребриках, которые я перескакиваю по дороге.

Вселенная, если ты слышишь меня, ты послушай: «Я хочу именно такую скорость жизни!» Чтобы успевать обрабатывать входящие данные, чтобы успевать решить, куда повернуть, и всегда приостановиться в случае потенциальных угроз. Сейчас в моей жизни не так. Сейчас поток слишком быстрый, и я не успеваю затормозить. Нужно решить быстрее, нужно сделать больше, нужно не останавливаться вообще, а лавировать между собачками, бегающими детьми, выскакивающими из-за угла машинами и уворачиваться на ходу от слишком разросшихся деревьев над дорогой. От жизни такое ощущение, что она тащит тебя, она бежит впереди тебя, а ты только потом догоняешь, осмысливаешь, связываешь воедино разрозненные кусочки событий. Я не успеваю сама за собой, — вот какая скорость у меня обычно.

Обычно — это еще до учебы, это вообще такая скорость, каждый день, а учеба — это было для меня совсем быстро и без тормозов вообще, и это совсем не веселое путешествие, а неумолимое падение в воронку продавцов, где на выходе меня ждет каменная плита, надгробие, столешница.

Глава 8

Буквально с первых же дней учебы мне стали сниться почему-то столешницы. Каждую ночь. Сны были муторными и терзающими, я билась со столешницами и пыталась считать. Мне снилось, что я где-то посередине воронки болтаюсь в кособоком пространстве и рассчитываю столешницу — вертикальную кривую стену. Как, как ее можно рассчитать? Когда не за что зацепиться и не от чего плясать. Математика возможна в случае исчислимых отрезков, а тут — что считать началом и что с чем складывать? Как вообще определить границы, как отделить Я от не-Я? Где стена, а где уже столешница? И можно ли быть столешницей, когда от тебя хотят, чтобы ты была невыразительной стеной?

Однажды я проснулась с ощущением, что мы все трое — я, ребенок и муж — плывем по темному несформированному хаосу на столешницах, и во сне я лежу и размышляю:

— Интересно, а нормально мы умещаемся, если глубина столешницы 600 мм?

Я не знаю, откуда возник во мне этот образ, но столешница стала для меня очень многомерным символом: подсознательным страхом плотного материального мира, который может убить меня как дух, символом надгробия, каменной плиты на могиле, апофеозом плотности мира. До этого я жила в мире идей, в мире слов и цветов, в мире звуков, из которых могли складываться рассказы, картины или мелодии. Но никогда еще я не погружалась в такие миры, где из нескольких кусков ДСП и фасада из МДФ никаким не волшебным образом, не спонтанно, а очень даже логически и ожидаемо, появлялся насвет верхний модуль с двумя распашными дверками или нижний модуль под мойку. И ставить его надо не куда мне захочется, а туда, где в помещении выведена водопроводная труба.

Это был антимир с четкими материальными законами, и я погружалась в него по мере уплотнения материалов. От фасадов из разных форм дерева — от древесных опилок до цельнокройного фасада из шпона или рамок из массива — до столешниц. Столешниц мы коснулись вначале совсем немного, на стажировке Юля дала пощупать реальные образцы. Столешницы тоже имели разную плотность. Начиналось их уплотнение с ламинированных древесно-стружечных плит (для меня это единственный возможный выбор, только они могут дать мне и рисунок, и текстуру натурального дерева). Затем шел искусственный камень, потом кварцевый агломерат. Кварц считается одним из самых твердых материалов на земле. Вот он, мой предел. Чтобы стать продавцом, я должна обладать твердостью кварца, а не болеть от каждого «не своего» материала.

И я вступила в бой со столешницами на втором этапе.

Первый же этап закончился аттестацией: проектом кухонного гарнитура в программе и небольшой устной презентацией модели, названной каждому из нас преподавателем. Первый этап также включал в себя и тренинг по продажам. И вот на нем я прямо выдохнула и снова почувствовала себя не летящей головой в столешницу, а вполне себе живой.

Тренинг вела такая же птичка, как я.

— Здравствуйте, — энергично впорхнула она в аудиторию. — Меня зовут София. Но можете звать меня Соня, и лучше сразу на «ты», ладно, никто не возражает?

Соня была «такая миленькая», как любит говорить мой пятилетний ребенок. Она осталась одним из светлых воспоминаний об учебе. Соня играла с нами, как с детьми, и это было классно. Может быть Соню выдавали уцелевшим сперматозоидам продавцов в подарок, чтобы они не загнулись от продукта окончательно. За время стажировки от нас отвалились Эдгар, Ирина и Даша. А у Эмилии во время аттестации слетел проект, и она сидела до упора, но не успела сделать его еще раз. Она не сдала. И пришла на следующий день к Соне в черных очках, с припухшими от слез глазами, дерганая, на валерьянке.

Шестеро выживших наконец-то сидели не за компьютерами, а просто полукругом на стульях. К нам добавились еще трое, проходящих обучение экстерном, потому что у них уже есть опыт в продажах кухонных гарнитуров или просто в продажах. Вчера они сдавали с нами аттестацию по продукту, но познакомиться нам было некогда. Сегодня о себе рассказывали все. И мы, и они, и Соня. Она была коучем, психологом и энергопрактиком. Света, из тех, кто экстерном, — ведическим астрологом. Я — арт-терапевтом, отучившимся на двух курсах в прошлом году, но так и не осмелившимся преодолеть «синдром самозванца». Соня была моим штрихом, более реализованной версией меня, и у нас действительно было много общего, включая любовь к красоте и нелюбовь к ежедневной готовке. Готовить мы обе любили редко и лишь по собственному желанию.

Соня объясняла нам азы психологии и НЛП для работы с клиентом. Сопротивление возникло у Насти и Светы. Ведическая Света выскочила вечером с гневным лицом и фразой: «Не надо вторгаться в мое личное пространство, я тут осознаннее многих…» и на следующий день заболела. А Настя ушла в глухое молчание с первых же «давайте сядем в круг и познакомимся». Настя вообще не понимала, зачем нам нужно учиться скриптам продаж и почему нельзя просто продавать кухни. Настя не понимала правил игры. Я была тихо против правил, но правила я понимала. Два дня мы проходили технику продажи в салоне и четыре вида звонков. По ходу играли в деловые игры. В одной игре я даже выиграла 4 карточки, а девчонки по 2. Задание было попасть на корабль, который плыл в страну исполнения желаний, и капитан набирал команду по неизвестному принципу. «Я стану вести бортовой журнал». — «Да, я беру тебя». — «Я буду смотреть за порядком на корабле». — «Да, беру». — «Я буду нести ночную вахту». — «Нет, не нужно».

Оказалось, что капитан брал каждого третьего предложившего, а я просто чаще всех пыталась. За последние месяцы я научилась пытаться вновь и вновь, подавая резюме на «Хедхантере», развивая «Добрую Работу», создавая себе социальные норки в качестве арт-терапевта, научилась даже прыгать в пропасть и начинать совсем новое, лишь бы попасть на свой корабль мечты.

Техника продаж была пройдена за два дня, и еще один день мы сдавали болтологию. До обеда каждый отыгрывал работу на выставке: разыгрывал сценку с пришедшим в салон клиентом, которого играл другой учащийся, задавал вопросы по списку (не подглядывая в список), не забывал предложить чай-кофе, добыть контакты, поработать с возражением «дорого» («А где вы еще считали?» и «На какую сумму рассчитывали?») и отказом произвести наш замер («У меня есть прораб, он все замерит». — «Это замечательно, что у вас есть надежные люди. А если кухня не встанет, то кто будет нести ответственность? Тоже ваш прораб?»). Так, еще не забыть соврать на входящем телефонном звонке: «Дайте, пожалуйста, свой номер телефона, а то у нас сегодня технические неполадки на линии, связь в любой момент может прерваться, и я смогу вам перезвонить».

— Сонь, а почему мы не можем просто воспользоваться определителем номера?

— Надо, чтобы клиент сам дал нам свой номер телефона.

И мы болтали и болтали друг с другом по скрипту. При этом если я начинала слушать, что говорит клиент, я забывала скрипты напрочь, а если помнила про скрипты, то отключалась от клиента. Так было практически у всех. Так бывает и в жизни. Если начинаешь уходить в свои скрипты, то отключаешься от потока, от того, с кем ты рядом, а если погружаешься в маленькие повседневные радости, то забываешь про скрипты.

Уф, у меня язык устал говорить без перерыва несколько часов. Сдали. Сдали практически все. Насколько же было приятнее болтать, чем строить цоколи и карнизы. Может быть даже я хороший продавец. Лучше, чем дизайнер.

Вот было бы действительно здорово, если бы наши будущие телефонные разговоры с рабочего телефона не прослушивала служба контроля качества. Если бы не выставление нам баллов за то, что мы забыли спросить: «Удобно ли вам говорить?» Если бы не видеонаблюдение в салоне за каждым нашим шагом. И какие-то там даже штрафы за то, что пришел на работу не в 9:50, а ровно в 10:00. Учет ведется по приложенному на входе пальцу. «Всем идти на пальцы», — слышали мы в коридоре академии, когда еще были новобранцами во взводе Ольги, а звали «на пальцы» тех, кто уже проходил третий этап.

Все это пугало меня, и я постоянно ходила с насморком, который не прекращался, просто затихал, а потом начинался с новой силой. В это время в семье ребенок глухо болел аденоидами. За месяц моей учебы он проходил в садик дня три или четыре. А я отлетела так, что даже на обеде не звонила и не писала мужу. Муж работал дома. Муж изначально дал согласие на мою учебу:

— Что ж, может быть, ты действительно будешь хорошим продавцом, пробуй.

Он дал мне шанс и сел с работой и ребенком, как я сидела в прошлом году. Он готовил еду. И я не помню, что это были за блюда, я просто была благодарна за то, что еда есть. Любая. Еда была готовой и теплой, и это было пределом мечтаний. Спасибо тебе, дорогой муж, я тебе искренне благодарна!

В какой-то момент муж ушел с работы и продолжил сидеть с ребенком и учиться. Он, конечно, хотел бы доучиться и потом искать работу по новой профессии, но сложилось так, что начальник сделал ему такое «выгодное» предложение, что у мужа не осталось бы времени на учебу. Это своими руками закопать мечту, отложить себя в дальний угол.

Недавно катила на самокате в аптеку за очередными лекарствами ребенку. И думала: почему так устроено, что в семье кто-то должен на время исчезать, стирать себя, чтобы кто-то другой в это время мог жить. Когда ты один, то таких вопросов не возникает, но как только вас двое — приходится идти на уступки, не делать то, что хочется, или делать то, что не хочется. А если вас трое, то двое стирают свои желания ради третьего, самого маленького, самого любимого. Который тоже пытается стать невидимкой: «Пап, извини, что я отрываю тебя каждую минуту, но можешь посмотреть, что я придумал из Лего?», «Мам, я знаю, что ты работаешь, но ты не могла бы включить мне новую сказку?»

Но все эти размышления были позже, а вначале мне нужно было долететь до своей столешницы, до дна, до удара головой об крайнюю для себя степень плотности мира. Бамц!

Глава 9

Бамц случился на втором этапе. Когда в аудиторию зашел наш новый тренер Михаил и сказал, что весь второй этап будет посвящен столешницам. И тут я даже поняла, почему я их так боялась — оказалось, их надо считать. В квадратных метрах, в погонных метрах, в слэбах, в евро, переводить в рубли и умножать на 5 процентов. Я научилась пользоваться калькулятором.

С одной стороны, я испытала радость туземца, никогда не видевшего математики, — и туземец справился! С другой — тошнота от всех этих расчетов и собственной тупости, и невнимательности. Я была самой гуманитарной в группе — я не могла посчитать цоколь, карнизы, высоту от пола до верхних модулей, если знать, что цоколь 120, а нижний модуль 720, столешница 40. Простите, математики, левополушарные гении, я чувствую себя реально человеком с расстройством мозга, у которого цифры пляшут и им неважен порядок, я справлялась с непослушным калькулятором и пересчитывала раза два то, что другие делали в уме или с первого раза. Да, я прокачала волю, не сдаваться, не бояться быть глупым, задавать и задавать свои идиотские вопросы. Особенно Михаилу, который: «Ты серьезно? Это математика третьего класса школы. Вы меня угробить хотите… А ты проблемная, как я погляжу…» Да, черт возьми, я слегка туповатый форест гамп.

Я глотала слезы, стоящие комом в горле, и снова и снова строила столешницы.

И ладно бы сами столешницы, но дело было в самом Михаиле. Это был средних лет парень со светлыми волосами в длинном хвостике, он энергично бегал по академии, и я до этого думала, что он сисадмин. Эдакий повзрослевший рокер с юной душой и раздувающимся от возраста телом. В чем-то он тоже был моим штрихом. Я так же, как он, не хотела взрослеть, я тоже бегала питером пэном без возраста, только уже не курила, не ела мяса и не раздувалась от возраста, а наоборот выглядела и чувствовала себя все лучше. Так что если это и был мой штрих, то со знаком минус, — штрих, по дороге которого я совсем не хочу идти.

Михаил приехал из провинции, где начинал работать дизайнером кухонь и огреб первый негативный опыт, потом работал в Москве (я им продал без скриптов больше в два раза, на спор, а они меня уволили, и не заплатили, предъявив мне мои же записанные телефонные разговоры с личного номера, скоты, фээсбэшники…), потом на нашей фабрике дизайнером-технологом (я знаю тут всю подноготную и кто тут как работает…), а теперь перешел в академию (я три года не был в отпуске, потому что отпускные дают из официальной зарплаты в 20 тысяч, а оно мне надо?) Он говорил «я токсичный» и «я в некоторых группах девушек доводил до слез», но «вы спрашивайте, не бойтесь задавать вопросы, лучше спросить сейчас, чем когда вы уже будете работать». Я не выдержала:

— Михаил, да мы боимся задавать тебе вопросы. Мы же на каждый вопрос огребаем.

— Что? Не одна Ольга так думает? Вы правда меня боитесь?

— Да, — смущенно шепчет второй ряд.

При этом Михаил в принципе не злобный, мировой парень, можно сказать, и знает много, и рассказывает понятно. Но вот как-то все в жизни непреодолимо мрачно, и только и защищаться цинизмом, только и хорохориться подколами. Я уперлась в путь Михаила даже сильнее, чем в сами по себе столешницы. И туда не пройти. До конца второго этапа я не дошла ровно один день.

Глава 10

Через день позвонила директор академии:

— Ольга, ты скажи тогда, когда выздоровеешь, мы переведем тебя в 11 группу.

— Ой, Зарина, знаете, я, наверное, совсем не буду продолжать обучение.

— Правда? А почему?

— Ну, у меня ребенку пять лет, у него аденоиды, он постоянно болеет и пока не отпускает меня на работу. Видимо, мне придется еще посидеть с ним и поискать что-то удаленное.

— Понимаю. Ребенок — это важно. Ну что ж, жаль.

— Мне надо приезжать подписывать бумаги о прерывании обучающего договора?

— Нет-нет, мы сами все сделаем. Выздоравливай!

И это все? Муж боялся, что меня эта фирма так не отпустит. А она взяла и отпустила. И облегчение, и ошеломление, и неприятная пустота внутри. Вроде бы закончилось хорошо, вроде бы я спаслась и не попала в эту машину по перемалыванию индивидуальности продавца в угоду безличному клиенту, с которым нужно общаться универсальными скриптами. Но человекомешалка поехала дальше с теми, кто сделал свой выбор остаться. А их в группе 09 осталось четверо — Настя, Володя, Карина и Маша.

Случайно отстал Макс, у которого мама попала в больницу с инсультом, на следующий день ей сделали операцию, а еще через день выписали из больницы. Макс пошел доучиваться в 11-ю группу, там же оказалась и Даша, грустная девочка-дизайнер с длинными ногтями, которая заболела еще на первой стажировке. Эмилия ушла в 10-ю группу, потому что не сдала первую аттестацию, но решила все же доучиваться, лишь бы не возвращаться в ЦУМ продавцом детской одежды в «Дольче Габанна», где у нее планка зарплаты 80 тысяч, а здесь обещаны до 200 в месяц и «все зависит от вас».

На полочке в коридоре попался конспект Сониной лекции. Читаю: «Люди покупают у людей». Господи Боже, если это так, тогда почему, Сонь, ну почему из нас, таких живых и душевных, вытравливают искренний интерес к клиенту и работе и вставляют фанерное сердце? Если мы будем фальшиво улыбаться («Помните, вашу улыбку слышно!») и говорить по скрипту, то у кого будут покупать люди? И какие это должны быть люди?

Я сижу и пью теплый черный чай. В чашке плавают четыре крупных зеленых семечка. Это кардамон. Его запах уносит меня в израильскую степь с редкими деревьями, где я когда-то пила кофе с таким же запахом на топчане у бедуинов. Я не знала, как выглядит кардамон. До этого я видела его только в молотом виде. Спасибо учебе и стечению обстоятельств. Если бы не «Румер» и не насморк, то не сходила бы я полечить себя в «Ауру», или могла бы не встретить там Джейси. Джейси сказал, что пришлет мне в ватсап название травок, которыми он сам себя лечит от насморка. И когда один мой насморк уже сменился следующим, он прислал фотографию. На блюдечке лежали гвоздика и эти странные зеленые семена. Теперь у меня дома стоит баночка с ними. Как память об Индии, до которой я все не доеду. До которой я почти доехала в январе этого года. Мы провели отпуск в Шри-Ланке, и я так рвалась туда, что даже пожертвовала стабильной работой. И этот путь был для меня правильным, единственно возможным, а вот головой об столешницу — совсем нет. Я бы хотела продавать кухни в маленькой компании вегетарианцев, которые берегут природу, сажают деревья взамен использованных, применяют экологичные технологии и материалы, где нет скриптов, а царит доверие, душевность и все приносят друг другу радость. И на самом производстве работают счастливые люди, которые наполняют своей энергетикой каждую деталь той мебели, которая будет стоять на кухне нашего клиента.

Я рассказывала об этой мечте молоденькой девочке-дизайнеру из Питера. И она назвала меня мечтателем. Что ж, пусть так, я мечтатель. Я сижу и пью теплый чай и возвращаюсь в жизнь слабой щепкой. Я пытаюсь вспомнить, на чем я остановилась перед тем как упасть. На аденоидах? Окей, записываем ребенка к ЛОРу, лечим дальше. На муже? О, как я рыдала в минуты слабости, что хочу, хочу приносить пользу семье, это моя ответственность. А муж говорил: «Учись, учись, я прикрою». И сам учился, и работал, и варил суп. А теперь с какой радостью я варю суп ему и ребенку.

Глава 11

Я вылезла из своей воронки, а тут — мир уже не тот. Он с февраля этого года не тот, как только мир внезапно разделился на эту и ту сторону. А стадия отрицания, страха, гнева уже давно переросла в будничное ожидание пи*деца. Невозможно бояться долго, и мы привыкли. Привыкли к тому, что там умирают люди, что там происходит что-то дикое и страшное, но понять, что именно — невозможно абсолютно ни с какой стороны. Я перестала орать, что я за мир во всем мире, и охреневать, что в век таких высоких вроде бы вибраций люди ведут себя, как обычные дикие племена с борьбой за власть, земли и ресурсы. Ничего не меняется в этом многовековом зверином духе охотника, сильнейшего, который надел штаны и пиджак и вместо деревянной дубинки у него дубина ядерная, но принцип все тот же — щас как дам по голове, а ты такой интеллигент божий одуванчик… И у тебя нет слов, просто нет слов. И до сих пор их нет. Остается только смотреть, как рушится твой хрустальный тонкий мир, и констатировать факты.

Сегодня у нас заблокировали на бирже американские ценные бумаги.

Одни наши друзья улетели в Турцию.

Еще одни друзья тихонько покрикивают от возмущения в рамках дозволенного «ВКонтакте».

«Фейсбук»¹ отменили.

«Инстаграм»² нелегален.

В мае я уходила из «ВКонтакте», где делала «Доброй Работе» новый дизайн. Делала я его в «Канве». Вчера решила продолжить, а «Канва» c 1 июня не дружит с Россией. Так, а «Тильда»? Дружит. А «Фигма»? Тоже дружит. Уф, что ж, жить можно.

Такое ощущение, что ты бежишь маленькой фигуркой по шахматной доске, где квадратики твоего пути в любой момент могут исчезнуть, и тебе срочно нужно перепрыгивать на соседние. Никакой стабильности, и постоянно как канатоходец — приходится лавировать, подстраиваться под настоящее, продолжать варить суп и водить ребенка в садик в этой стране, пока ее еще не отменили. Тратить оставшиеся накопления, пока и их не отобрали, как доллары. И искать работу. И делать дизайн «Доброй Работе».

Я сажусь за компьютер с ощущением, что передо мной столешница. И от этого комок в горле. «Я не смогу, я никто, я не дизайнер, лучше попросить кого-то сделать мне дизайн». «Ничего, соберись, ты можешь, вспомни, как ты можешь, бери и делай». И я беру и делаю не вставая за шесть часов. Потом посылаю двум дизайнерам на посмотреть, и обе говорят: «Это хорошо, это свежо и легко». Спасибо, столешницы! Вы научили меня работоспособности.

А на следующий день я села за компьютер и из меня брызнул фонтан слов. С той же силой, с какой я вгрызалась в плотный мир, меня вынесло в мир творческий. И я только тут поняла, что спускалась в ады за материалом.

Вот это «Путь художника», вот это книга. Когда я начинала ее проходить, у меня действительно был творческий тупик. Я умею рисовать, но не хочу, я умею писать тексты, но не хочу, я умею играть на гитаре, синтезаторе, варгане, но не хочу. Мне не жилось, я тлела, а теперь горю! Я стала извергающимся вулканом, в котором накопилось много лавы эмоций, которые надо успеть облечь в слова, пока лава не остыла. Пока эти события еще помнит тело. И я чувствую, как столешницы остывают, с каждым днем на эти воспоминания наплывает новая волна ощущений и смывает всю остроту и боль предыдущих.

И сейчас у меня ощущение, что я качусь на синем самокате в своем размеренном темпе и счастлива каждый день ехать на нем в светлое будущее, где мой ребенок вырастет умненьким и здоровеньким, где мы будем жить на своей земле в своем доме и рядом будут мои любимые сосны. И хотелось бы, конечно, море, но это уж как получится. И будет у нас самая любимая работа, самый прекрасный дом, самое теплое солнце, ведь бог любит нас, каждого из нас. И мы все достойны счастья на этой планете. Мы купили ей два дерева. Конечно этого мало, но хоть что-то.

А пока мужу снится, что ему вставляют иглу в вену и голос сзади говорит: «Не волнуйтесь, мы делаем это для вашей же безопасности, вы же понимаете…».

И еще ему снится, что они стоят с малышом за руку и смотрят, как поезда с танками едут по мосту.

Москва, 2022

Об авторе

Ольга Шемякина, окончила Литературный институт имени Горького, курсы графического дизайна, основала паблики «Добрая Работа» и «Добрая Недвижимость».

Примечания

1

Сеть признана экстремистской и запрещена в РФ.

(обратно)

2