Цесаревич Вася 2 [Сергей Николаевич Шкенёв] (fb2) читать онлайн

Цесаревич Вася Книга 2

Предисловие

Автор предупреждает, что претензии по поводу отсутствия в произведении логики, здравого смысла и литературности не принимаются. Поджанр аниме, пусть даже это большевик-аниме, подразумевает отсутствие всего вышеперечисленного.

Вот ошибки могут встречаться, но на то он и черновик. Желающие могут откорректировать текст самостоятельно.

Чего не будет, так это смакования потрахушек на восемьдесят процентов содержимого текста. Именно содержимого, а не содержания. Всё же не учебник для начинающих онанистов пишу.

Мои герои будут пить коньяк, курить кубинские сигары, и воевать. Кто-то будет воевать с оружием в руках, кто-то на финансовых фронтах… неважно где. К вящей славе Империи!

И да, я никого не заставляю насильно читать мои книги. Не нравится? Просто не читай и не криви рожу.

Глава 1

Непонятные летательные аппараты, приземлившиеся прямо на шоссе у ямской станции и подрулившие к заправочной колонке, вызвали ажиотаж в деревне Константиновке, что расположена в прямой видимости от трассы. Многие даже побросали пахоту и собрались на площади перед церковью, чтобы определить к худу или добру такое явление. Рассуждали недолго, так как конец спорам быстро положил отец Фёдор. Человек бывалый, дослужившийся до драгунского вахмистра в прошлую войну, он погладил георгиевские кресты на подряснике, и сделал вывод.

— Сии машины, когда в небе, на кресты похожи. Стало быть, техника богоугодная, служащая ко благу государства и государя-императора.

— А дирижабли в небе на колбасу похожи! — выкрикнул известный деревенский нигилист и смутьян Пров Оглоблин, вернувшийся с войны с единственной медалью, и потому батюшку недолюбливающий. — Тоже богоугодно?

— Истинно так, — не моргнув глазом согласился отец Фёдор. — Своей формой дирижабли напоминают о скором разговенье на Светлое Христово Воскресение.

— А бронированные колпаки укрепрайонов как есть пасхальные куличи! — продолжил неугомонный Пров.

— И это правильно, — кивнул батюшка. — Очередное свидетельство того, что господь Россию любит и защищает.

Пров не нашёлся с ответом. Да честно говоря, и не старался его найти, потому что отец Фёдор при недостатке аргументов всегда мог перейти к пастырскому увещеванию крепким кулаком. Или того хуже — владея даром целителя, нашлёт на спорщика почесуху и злой недельный понос. Не сейчас, не в посевную, но не забудет и не простит. То есть, простит со всем христианским смирением, но потом.

А Василий Красный не подозревал о случившемся в деревне религиозном диспуте, и был озабочен совсем другим вопросом. Выговаривал Чкалову, с которым ещё третьего дня перешли на «ты»:

— Ну чего к моей заднице прилип, Валерий Павлович? На такой скорости тебя в штопор сразу бросает, а ты идёшь как по ниточке.

— Я, Вася, отрабатываю сопровождение, — пробасил Чкалов, налегая на букву О в последнем слове. — Тяжело, спорить не буду, но нужно тренироваться.

— Хороша тренировка, — хмыкнул Красный. — Ты кроме хвоста моего самолёта хоть что-нибудь видел?

— Видел, как твои девчонки мне ручкой машут.

— Валерий Павлович, вроде женатый человек, а всё туда же.

— Я, Вася, чисто с эстетической точки зрения. Тем более это была заводная ручка для запуска двигателя. Но вот ты критикуешь мою манеру сопровождения, стало быть есть у тебя собственные соображения.

— Есть, как не быть. У нас, у большевиков, принцип такой: критикуя — предлагай, предлагая — делай, делая — отвечай. Или что-то в этом роде, за точность цитаты не ручаюсь.

— Золотые слова, — согласился Чкалов. — Кто сказал?

— Точно неизвестно, но приписывается Александру Ильичу Ульянову.

— Правильный был человек, — перекрестился Валерий Павлович. — Так что там по твоей тактике?

— Да не тактика, обычный здравый смысл, — отмахнулся Вася, и достал из кармана комбинезона блокнот с карандашом. — Вот смотри, Валерий Палыч, какая идея. Ты идёшь с превышением в полтора километра, и…

— И мы все умираем с голодухи, — послышался из-за спины голос Лизаветы Бонч-Бруевич.

— А кто вам, сударыня, помешал позавтракать утром?

Лиза смутилась. Она вчера вечером опять выиграла первенство, и у неё опять не хватило храбрости даже после заказанной в номер мадеры. До коньяка, правда, в этот раз не дошло. И так же вчера вечером Вася совершенно случайно услышал, что это у них за соревнование. Девушки его не видели и говорили откровенно. Хм… до сих пор уши краснеют. Оказывается, они разыгрывали право прийти к Василию в номер и остаться на ночь. По количеству выигранных попыток лидировала Лизавета, но ещё ни разу не дошла. Как, впрочем, и остальные.

— А я бы тоже съел чего-нибудь, — согласился с девушкой Чкалов. — Нам до Гатчины ещё два часа лёту, а покормят там или нет… Могут сразу на гауптвахту засадить, а там разносолами не балуют, уж поверь моему опыту.

— За что на гауптвахту? — удивился Вася.

— Да хотя бы за циничное пренебрежение законами современной науки, отрицающей полёты аппаратов тяжелее воздуха.

Красный подумал, что отец вряд ли законопатит его на губу, так как традиционный Первомайский бал в Гатчине уже завтра, но насчёт Валерия Павловича не был в этом уверен. После неудачной попытки пролететь под мостом на малом дирижабле, у Чкалова сложилась очень уж неоднозначная репутация воздушного хулигана. Три дня потом доставали застрявший между опорами аппарат.

— Да, пожалуй стоит перекусить. Только нужно самолёты от заправки отогнать, а то кому-нибудь помешают.

— Не извольте беспокоиться, господа, у нас есть ещё одна колонка, и автомобили смогут заправиться там, — как из-под земли появившийся работник со значком завода барона Эммануила Нобеля на куртке склонился в вежливом поклоне. — У нас всё предусмотрено для удобства путешественников, каким бы транспортом они ни пользовались.

Судя по продувной физиономии заправщика, он рассчитывал, что стоящие самолёты послужат дополнительной рекламой, и большинство из проезжающих по дороге водителей обязательно завернут сюда, чтобы полюбопытствовать. Но откровенно глазеть не совсем прилично, так что будут маскировать интерес под необходимость долить бензин в бак. А это повышенные продажи и существенная премия — господин Нобель на оплате труда не экономит.

— Для удобства, говоришь? — не поверил Чкалов. — А если попрошу у аппаратов часового выставить?

— Как вам будет угодно. Всего двенадцать рублей в час, но минимальное время взятия под охрану составляет четыре часа.

— Вот жулики! — восхитился Валерий Павлович и полез в карман за бумажником. — Выставляй охрану.

— Девяносто шесть рубликов извольте внести в кассу.

— Сколько?

— Нам лишнего не нужно, но как полагается по тарифу за две единицы техники…

За столом Красный постарался донести до Чкалова своё видение воздушной тактики, используя в качестве наглядного пособия два пирожка с капустой:

— И вот эту высоту, Валерий Павлович, ты размениваешь на скорость. Видимость миллион на миллион и нет нужды висеть на хвосте моего небесного тихохода.

— Это в сопровождении, а если в атаке?

— Опять же высота — наше всё. Падаем со стороны солнца, и… — пирожок соскочил с вилки и плюхнулся в тарелку с ухой из молодых волжских окушков. — Вот так и буде — прилетели, обнаружили, уронили.

— Но нужно тренироваться.

— Потренируемся обязательно, Валерий Павлович. Поликарпов на следующей неделе обещал доставить вторую «Чайку» и вооружение, и вот тогда даже императору буде что показать.

В это же самое время император Иосиф Первый воткнул в карту булавку с флажком и сказал жене:

— Вот, моя дорогая, они уже здесь. Сели на дозаправку, и Лизавета сразу же позвонила. Умная девочка.

— Умная, — согласилась императрица Татьяна Николаевна. — Внучка генерала, и поэтому о дисциплине понятие имеет.

— На двух других тоже грех жаловаться.

— Я и не жалуюсь, тоже хорошие девочки, — согласилась императрица. — Как думаешь, Иосиф, приезд этой испанской курицы поможет Василию поскорее сделать выбор?

— Саму курицу ты в качестве кандидатуры не рассматриваешь?

— Никаких заграничных блядей в нашей семье не будет! Знаешь, насмотрелась в семнадцатом году… Все эти испанцы, бельгийцы, англичане и прочие голландцы. Если бы не большевики, меня бы сейчас и в живых не было. Представляешь, ни одна тварь не согласилась принять у себя семью отрёкшегося императора.

— Успокойся, я тоже не хочу видеть рядом с нашим сыном какую-то маймуно виришвили.*** Все испанки страшные, а эта, если судить по фотографиям, страшнее всех.

***Дословно с грузинского — обезьяна, чей отец осёл.***

— Иосиф, девочек нужно наградить за участие в первом в мире перелёте аппаратов тяжелее воздуха. Это событие мирового масштаба.

— Дорогая моя, они летят пассажирами.

— И что? Риск тот же самый, что и для пилотов.

— Дать Станислава? — предположил император.

— Это мелко, дорогой. Чтоб ты знал, Станислав носит неофициальное название «На, и отвяжись». Анну на шею дай, а хулигану Чкалову — Георгия четвёртой степени.

— Боевой орден, душа моя.

— И обстановка приближённая к боевой. Георгиевская Дума поддержит.

— Не успеют собраться.

— Потом подпишут, в первый раз, что ли? Кстати, он же до сих пор подпоручик?

— В отставке, — Иосиф Первый размял в пальцах папиросу, но прикуривать не торопился. — После того моста вообще хотели погоны снять, но решили отправить в отставку с правом ношения мундира и прикомандировали к конструкторскому бюро Поликарпова. Предлагаешь восстановить в армии?

— В военно-воздушном флоте. Если ты назначишь Василия командовать особым воздухоплавательным отрядом, то пойдут кривотолки и слухи о протекции…

— По Туруханскому краю они пойдут! — император хлопнул ладонью по столу, выказывая высшую степень неудовольствия. — Чем длиннее язык, тем выше широта проживания.

— Пусть так, — согласилась Татьяна Николаевна. — Но для Василия будет лучше, если его начальник получит чин подполковника.

— Из подпоручиков в отставке сразу в подполковники?

— Меньше нельзя, потому что наш сын уже штабс-капитан лейб-гвардии.

Император немного подумал, и согласился:

— Твои аргументы мне кажутся разумными, — Иосиф Первый закурил, выпустив облачко душистого дыма, и уточнил. — У тебя всё готово для торжественной встречи?

— И даже оркестр с новым маршем! Наш капельмейстер предложил назвать его «Марш авиаторов».

— Хорошо, пусть так и называется. Гости предупреждены?

— Только Столыпины, Орджоникидзе и Бонч-Бруевичи. Это будет праздник в узком семейном кругу.

— Журналисты? Есть мнение, что без журналистов никак не обойтись.

— Как же без них? Приглашены на фиксирование рекорда и приоритета Российской Империи. Представители патентного бюро тоже будут — пусть наш мальчик заработает немного денег.

Император разгладил густые усы, пряча в них усмешку. Если раньше высочайшие особы брали шефство над гвардейскими полками, то императрица Татьяна Николаевна нарушила традицию, решив патронировать Императорское патентное Бюро, тем самым воплощая в жизнь детское стремление к справедливости. Юристы и боевики бюро стояли на страже авторских прав российских подданных, чутко реагируя на хищения интеллектуальной собственности чрезмерно жадными иностранцами. Тот же Эдисон до сих пор выплачивает штраф в пользу Яблочкова за кражу идеи электрической лампочки. А Рудольф Дизель, посмевший назвать своим именем изобретённый Густавом Васильевичем Тринклером двигатель, вообще… То есть, бюро здесь не при делах, он сам исчез в неизвестном направлении. Не хотел штраф платить, мерзавец.

После оформления патента со стопроцентной уверенностью можно сказать, что любая попытка любой страны построить летательный аппарат тяжелее воздуха сделает цесаревича Василия Иосифовича одним из самых богатых людей в мире.

— Кстати, — вспомнила Татьяна Николаевна, — а сына за рекордный перелёт мы собираемся награждать? Васе к парадному мундиру нужен новый орден.

— Дорогая, ты же на него обижена за злую шутку с портным, отправленным в Восточный Туркестан.

— Нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя, — процитировала императрица. — Это была не шутка, а забота о боевых товарищах. Тем более мы уже выразили неудовольствие в телеграмме, ответно пошутив о разжаловании в более высокий чин.

— Я тоже умею шутить, — хмыкнул император и посмотрел на часы. — Время, душа моя. Они уже должны взлететь.

— Не увиливай от разговора о награде, Иосиф. Мне почему-то кажется, что анненский крестик на шее будет замечательно сочетаться с погонами штабс-капитана.

— Я подумаю над этим вопросом.

— И ещё об одном попрошу, — Татьяна Николаевна немного помолчала, выбирая слова. — Ты не мог бы повлиять на моего отца, Иосиф? Тебя он уважает и даже немного боится.

— Что нужно сделать?

— Попроси его пить хотя бы вдвое меньше, и объясни, что хватание фрейлин испанской принцессы за задницу чревато международным скандалом.

— Господи, дорогая моя, откуда у испанок задницы?

— Задниц нет, — согласилась императрица, — а международный скандал будет.

— Хорошо, я поговорю с Николаем Александровичем, — кивнул император. — Но результат не гарантирую.

После взлёта Василий решил опробовать радиостанцию — единственное техно-магическое устройство, без которого не смогли обойтись при постройке самолёта. Радиосвязь в этом мире не знала ламп или полупроводников, но страдала теми же недостатками, что помнил капитан Родионов из безмагического будущего. Она хрипела, свистела, трещала, искажала голос, и всячески сопротивлялась попыткам поговорить с Валерием Павловичем Чкаловым, чей самолёт находился в прямой видимости. На дирижаблях такого не было.

Кажется, Красный высказал претензии к чёртову ящику вслух, так как получил ответ от Лизы Бонч-Бруевич. Шум двигателя в закрытой кабине почти не слышен, и пассажиры могут свободно разговаривать с лётчиком и между собой.

— На дирижаблях, Васенька, всё многократно экранировано, а здесь помехи от артефактов идут. Даже странно, что ты этого не знаешь.

— Какие ещё артефакты? В самолёте их нет и не должно быть.

— Да я не спорю, — Лизавета расстегнула верхнюю пуговицу комбинезона и достала светящийся камень на толстой золотой цепочке. — В самолёте не должно быть, а у меня есть.

— Что это?

— Артефакт управляемой невесомости. Ты же знаешь, как нам страшно летать?

— Нет.

— Вот теперь будешь знать. Сюда закачено столько энергии, что в случае аварии я смогу уменьшить вес самолёта и опустить его на землю без трагических последствий.

— Хрена себе! — удивился Василий, в первый раз услышавший о существовании таких устройств. — И у вас у каждой такая фиговина?

— Фиговина! Что за слова такие? Какой же ты грубый, Вася.

— И всё же?

— Ну… после гибели императора Николая Павловича одарённые предприняли меры по недопущению такого впредь, и вот… Очень дорого, но очень надёжно. И да, у нас у всех такие амулеты.

— А у меня нет, — вздохнул Вася.

— У тебя есть парашют, — возразила Лиза. — Ничем не хуже, но гораздо дешевле.

— Моя подвеска для отпугивания комаров тоже может помехи давать, — добавила Катя Орджоникидзе. — Они в ультразвуковом диапазоне пищит.

— Вы обвешались как новогодние ёлки, а я… — и тут пришедшая в голову мысль заставила Красного радостно воскликнуть. — А я сделаю радар для поиска вражеских магов! Можно ещё управляемую бомбу с наведением на источник помех! Эврика, солнышки мои!

— Вот она, агрессивная мужская сущность, — рассмеялась молчавшая доселе Верочка Столыпина. — Всё на свете они стремятся превратить в оружие.

— Но именно за это мы их и любим, — отозвалась Лизавета.

— Их?

— Его, — поправилась Лиза. — Зачем нам они, если есть он?

Девичьи разговоры не мешали Красному обдумывать устройство будущего маго-пеленгатора. Там нет ничего принципиально сложного, и даже удивительно, что прибор не был изобретён раньше. Оно же само напрашивается — российские одарённые предпочитают напрямую работать с энергией, а в других странах любят запасать её впрок, причём часто самыми изуверскими методами. Нектомантская бомба, которой пытались взорвать императора, тому наглядное подтверждение.

Самое проблемное место, пожалуй, направленная антенна. Сейчас её можно расположить в крыльях, но что делать, когда самолёты станут цельнометаллическими? Впрочем, до таких самолётов ещё далеко, и нужно решать вопросы по мере их появления. Сегодня зачем голову ломать?

— Вася, нам ещё долго лететь? — неожиданно спросила Лиза Бонч-Бруевич, отвлекая Красного от технических мыслей.

— Часа полтора, если встречного ветра не будет, а что?

— Укачивает, — пожаловалась Лизавета. — Ты думаешь, почему Верочка сегодня такая молчаливая?

— Не знаю, — пожал плечами Василий. — Но если верить Булгакову, то во всём виноват коньяк, светлая королева.

— Вот только давай без гнусных инсинуаций, да? Твою «Стрекозу» так болтает, что леденцы едва помогают. Представляешь, я уже целую банку монпасье съела.

— Ты её не выкинула? — забеспокоился Красный.

— Куда? Здесь форточки не открываются.

— И не нужно. Попробуйте положить в баночку все свои амулеты и закройте её.

— Зачем?

— Научный эксперимент.

Лиза не стала спорить, сняла с себя цепочку с камнем и положила в жестяную баночку с хохломской росписью, после чего передала жестянку дальше. И буквально через минуту случилось чудо — из встроенного в приборную панель динамика послышался чистый, без помех и треска, голос Чкалова:

— Стрекоза, ответь Чайке. Стрекоза, мать твою, ответь же Чайке!

— Здесь я, Валерий Палыч, — откликнулся Красный. — Небольшие технические накладки.

— Не пугай меня так, Вася! — в интонациях Чкалова слышалось явное беспокойство. — Гатчина не принимает из-за грозового фронта, и вся торжественная встреча срочно переносится в Петербург. К нашему прилёту как раз будут на месте. Садимся на Дворцовой площади. Как понял, приём?

— Есть садиться на Дворцовой!

Интерлюдия

Всё в том же лондонском особняке собрались всё те же респектабельные джентльмены, избегающие произносить вслух свои имена, фамилии, титулы и должности. Виски, портвейн, херес, кубинские сигары и горящий камин… что может быть лучше в промозглый последний апрельский день?

— Так вы говорите, что у вас всё готово? Если мне не изменяет память, перед китайской авантюрой вы утверждали то же самое. Уверены, что мы не получим аналогичный результат?

Джентльмен с породистым лицом арабского скакуна достал из жилетного кармана часы и щёлкнул крышкой:

— В этот раз мы работаем с белыми людьми, а не с китайцами. Операция начнётся после полудня. Собственно, она уже началась.

— И вы ручаетесь за этих белых людей?

— Да ни в коем случае. Их уберут при любом результате.

— И вам не будет жалко потерять ценные кадры?

— Там болгары, финны, поляки и румыны. Не вижу причин, по которым я должен жалеть одноразовый инструмент.

— Работаете с отбросами, которые предадут при первом же удобном случае?

— У них не будет этого случая. Они не знают друг о друге, и каждый выполняет свою часть операции. Для надёжности я даже заплатил полновесными гинеями.

Седой джентльмен с рыжими усами поморщился и проворчал:

— Неудача в Китае обошлась нам в шестьдесят четыре миллиона фунтов.

— О, не беспокойтесь, гинеи полновесные, но не совсем настоящие. Надеюсь, вы простите мне эту маленькую шалость?

— Можете развлекаться как угодно, если это не пойдёт в ущерб делу.

— Всё будет хорошо и правильно. Как говорят русские — одним выстрелом мы помашем кулаками сразу двум неубитым медведям.

— Надеюсь, что медведи всё же будут убиты.

— Если это выстрел из пушки, то у медведей нет шансов. Но я могу быть уверен, что со своей стороны вы сделали в Испании всё возможное?

— Несомненно можете. Марокканский коротышка спит и видит себя в Эскуриале. Не удивлюсь, если он захочет короноваться.

— Он идиот?

— Да, и есть заключение врачей. Нормальный человек не будет служить в испанской армии.

— Ну не скажите, когда-то они неплохо показали себя в войне против кузенов.

— А результат? Впрочем, мы и не ждём от генерала Франко побед, нам всего-то и нужно, чтобы горящие праведной местью русские застряли там на несколько лет.

— Насколько вы уверены в том, что русские будут мстить?

— После того, как получат оглушительную оплеуху? Наследнику престола всего четырнадцать лет, и править за него будут мать и дед. Вы же знаете, что бывший император никогда не отличался здравомыслием!

— О чём мы спорим, джентльмены? С минуты на минуту должно поступить сообщение от нашего агента в Петербурге. Давайте немного подождём за хересом и сигарами.

— Я предпочитаю портвейн.

— Хороший выбор. Будьте здоровы, джентльмены!

Глава 2

Харлампие Петреску никак не предполагал, что ему когда-нибудь доведётся побывать в великолепном Санкт-Петербурге. Родная Румыния страна чрезвычайно бедная, и даже уважаемому магу-погоднику едва удаётся свести концы с концами, перебиваясь с молодого вина на мамалыгу. Тяжело живётся прямым и единственным наследникам великой Римской Империи.

Но недавно повезло — прямо на улице к Харлампие подошёл хорошо одетый человек и завязал разговор, тут же предложив продолжить его в приличном ресторане. Он не стал отказываться, опасаясь обидеть нового знакомого. Да и какой румын в здравом уме откажется от дармового угощения с двумя-тремя бутылками настоящего портвейна из Португалии?

Новый знакомец выпил всего один стакан, но пришёл в благое расположение духа, после чего попросил оказать небольшую, но весьма дорогостоящую услугу. Оказывается, у хорошо одетого господина в далёком северном Петербурге живёт невеста, очень любящая весенние грозы. И задачей Харлампие будет организовать такую грозу неподалёку от русской границы в строго определённое время, о котором сообщат дополнительно.

Харлампие согласился даже не думая, так как знакомец брал на себя все расходы, а за оказанную услугу заплатил вперёд целую тысячу новеньких английских гиней.

— Держите, — новый знакомый, ставший почти что лучшим другом, положил на стол маленький хрустальный шарик. — Вам не нужно будет тратить собственные силы, достаточно разбить этот артефакт после сигнала.

Петреску, будучи довольно сильным одарённым, первым делом удостоверился, что артефакт не взорвётся при разрушении. А то, знаете ли, были случаи, когда под видом невинной шутки людей превращали в живые бомбы. Всё оказалось в порядке, и тем же вечером в аэропорту Бухареста на борт рейсового дирижабля поднялся благообразный господин, уже не напоминающий конокрада на пенсии.

Золотые гинеи остались дома дожидаться своего счастливого владельца.

Стоян Светланов родился в Херсонской губернии, но никогда не забывал о своих болгарских корнях. Ещё он помнил, что именно братский русский народ когда-то освободил стонущую от многовекового турецкого ига Болгарию, и даровал ей независимость.

Поэтому дежурный радист Пулковской обсерватории с радостью согласился взять на себя дополнительные обязанности по обеспечению безопасности полётов в последний день апреля. Там всего-то и нужно было связаться с пилотами подлетающих к Петербургу машин, и сообщить о тяжёлых погодных условиях в Гатчине. Скольких спас Стоян Светланов, предупредив о надвигающемся грозовом фронте? Многих спас!

А ещё спас два каких-то секретных аппарата, по указанию начальника смены отправив их на посадку на Дворцовой площади. Коллежский регистратор господин Рудзутак очень хвалил подчинённого за исполнительность и расторопность, и пообещал похлопотать о повышении жалования.

Старший обер-фейверкер Алексей Качкин до восемнадцати лет носил фамилию Качиньский. Имя, соответственно, Лех. Поменял он их добровольно вместе с вероисповеданием по весьма прозаической причине — так проще найти работу. После семнадцатого года из бывшего Царства Польского вывезли все промышленные предприятия, оставив местным жителям почётное право заниматься исключительно сельским хозяйством. Теоретически можно было выехать на заработки в другие губернии, но на практике полякам не выдавали паспорта и за пределы черты оседлости не выпускали.

Копаться в навозе Леху не позволила шляхетская гордость и семнадцать поколений благородных предков, поэтому пришлось стать русским. Однако, проклятые москали рассудили, что рабочих на заводах у них много, а солдат мало, и отправили русского Алексея Качкина на действительную срочную службу. Но пятно на биографии и запись в личном деле никуда не делись, так что ни к чему серьёзному и ответственному Леха не допускали.

За два года шесть раз переводили из полка в полк, пока не нашли устраивающий всех вариант — полуденная пушка Петропавловской крепости не являлась секретной с самого момента её изобретения.

А вчера Леху предложили восстановить историческую справедливость и отомстить угнетателям свободолюбивого польского народа за несколько веков унижения. Почему бы не отомстить, если сразу после выстрела по ненавистному тирану в Неве напротив крепости всплывёт подводная лодка, и увезёт мстителя в сияющий град на холме, уступающий красотой и величием разве что Варшаве, Кракову, Чехонстову и Кривым Бобышкам, что рядом с Лодзью. Так, во всяком случае, обещали, а всем известно, что англичане поляков не обманывают.

А вот Лаврентий Павлович Берия не был ни румыном, ни болгарином, ни поляком. В любой анкете в графе «Национальность» он писал «Поставщик двора Е.И.В», и обычно этого оказывалось достаточно. Ещё он был купцом первой гильдии и цветочно-фруктовым магнатом, чьи магазины можно встретить от Кишки до Нарьян-Мара, и от Одессы до Петропавловска Камчатского.

В своё время Лаврентий Павлович в полной мере хлебнул фронтового лиха, и будучи сильным одарённым-почвенником отказался от классного чина и государственной службы, предпочитая вести спокойную и размеренную жизнь частного лица. Иногда беспокойную, вот как сегодня. Но сегодня день исключительный — канун Первомайского Императорского бала в Гатчине и множества балов уровнем пониже, когда продажи цветов достигают максимума и дают почти четверть годовой прибыли.

Обладая обширными связями, господин Берия договорился с комендантом Петропавловской крепости о временном хранении большой партии тюльпанов, гвоздик и гиацинтов в пустующих казематах. Не в первый раз, кстати, и довольно недорого. И очень удобно, так как вывозить можно одновременно грузовиками и небольшими пароходиками. Кто сказал, что Шлиссельбург, Ораниенбаум или Кронштадт не нуждаются в цветах на завтрашние торжества? В Сестрорецк, Выбор, и Гельсингфорс тоже повезут отсюда.

Солдат, выскочивший из одного из казематов в тряпичным свёртком в руках, очень заинтересовал Лаврентия Павловича. Если судить по размерам свёртка, служивый умыкнул ящик с гвоздиками. Осторожничает и озирается по сторонам, подлая душонка, но Лаврентия Павловича пока не видит.

И что делать? Можно, конечно, сразу пойти к коменданту и пожаловаться, тогда солдатика непременно арестуют. Единственный недостаток — поднявшаяся шумиха и неизбежное расследование могут задержать отгрузку товара, что повлечёт за собой значительные убытки. Грузовики и пароходы начнут подходить к половине первого пополудни, и каждый час простоя влетит в копеечку. А оно нужно?

Тогда лучше всего разобраться самому, вернув похищенное и наказав вора парой оплеух. Ну не отправлять же его на каторгу за ящик гвоздик? Как-то оно не по-человечески…

Небольшое усилие воли, и ворюга вдруг провалился по пояс в гранитную брусчатку, внезапно ставшую жидкой. Ещё мгновение, и всё застыло.

— Руки ввэрх, мэрзавэц!

Ворюга от резкого окрика дёрнулся, выронил свёрток, почему-то с ужасом посмотрел на него, и потерял сознание.

— Я нэ такой уж страшний, да? — обиделся Лаврентий Павлович, подошёл к вору и развернул тряпку.

Тут уже и он сам почувствовал, как по всему телу встают дыбом волосы, и запотевшее пенсне с простыми стёклами мешает толком разглядеть содержимое свёртка. Может, это и к лучшему? Может, и не нужно это видеть? Насмотрелся в прошлую войну на такие снаряды…

На брусчатке лежали два снаряда калибром семьдесят шесть миллиметров, промаркированные чёрной, жёлтой и синей полосками — магически обработанная химическая начинка. Несмотря на небольшой калибр, один такой подарок способен отправить на тот свет роту, а два с гарантией остановят наступление целого батальона.

— Слово и дело государево, — едва слышно прошептал Лаврентий Павлович, но вслух и громко произносить эти слова не стал.

Он начал воевать рядовым пехотинцем, а закончил войну начальником дивизионной охотничьей команды в чине штабс-капитана, и твёрдо знал, что собственная контрразведка страшнее и опаснее любого противника. Те могут всего лишь убить, а эти вывернут душу наизнанку, наследят в ней грязными сапогами, нагадят, и скажут, будто так оно и было изначально. Связываться со спецслужбами — последнее, что нужно респектабельному и законопослушному коммерсанту.

Но и просто так всё это не бросишь. Впрочем, грузчики появятся только через сорок минут, а этого вполне достаточно для удовлетворения любопытства.

— Извини, дорогой, но ты мне нужен живой.

Чётко, как футболист по мячу, Лаврентий Павлович пробил злоумышленнику ногой в голову, отправляя в ещё более глубокое беспамятство. Для одарённого, даже для почвенника, потом не составит труда привести его в сознание, а сейчас не дай бог очнётся и поднимет крик. Вытащил безвольное тело и поволок в каземат с цветами, потом вернулся, и с осторожностью перенёс маго-химические снаряды туда же, пристроив точно между ног крепко и надёжно связанного пленника. Достал из саквояжа, с которым никогда не расставался, длинный кинжал в ножнах, толстую восковую свечку, рог для вина, запечатанный смолой кувшин «Оджалеши» урожая тридцать второго года, и лохматую чёрную папаху.

Лех Качиньский выскочил из беспамятства как пробка из воды, и попытался издать вопль ужаса, потому что последнее, что он помнил, были упавшие на камень страшные снаряды. Умом понимал — не взорвутся, но ничего не мог с собой поделать. Завопить сквозь кляп во рту тоже не смог.

— Вах, жюлик праснулса! Гамарджоба, бандыт нихарощий!

Лех чуть повернул голову и увидел настоящего дикого кавказского горца, какими он всегда их представлял — в лохматой папахе, с большим кинжалом на поясе, и рогом в руке, из которого то и дело прихлёбывал вино. Впечатление дикости не портили даже прекрасно пошитый костюм из тонкой шерсти, лаковые туфли, и пенсне в золотой оправе.

— Ти зачем цвэты варавал? Мужчина нэ должен варавал! Джигит дабыча в баю бэрёт, брек дабыча в баю бэрёт, а ты варавал! Ти нэ мужчина, сэйчас женщин из тэбя дэлать будэм!

Качиньский попытался попятиться, отталкиваясь от пола свободными от верёвок ногами, но ударился коленом о что-то металлическое.

— Нэ взарвис, — покачал головой горец. — Я там всо атрэзать буду, а нэ взарват. В гарэм евнух нужен, ти будэш харощий евнух.

И тут Лех заплакал. Его не страшила смерть во имя свободы любимой Польши, его не пугала даже прилюдная казнь за уничтожение тирана, но вот так…

— Нэ плачь, — дикий кавказец похлопал Качиньского по щеке. — Я там нэ больна атрэжу. Хочишь канфекту? Всэ евнухи любит канфекту. Что малчишь?

Старший обер-фейверкер неимоверным усилием перекусил собственную портянку, использованную вместо кляпа, и вытолкнул остатки сухим непослушным языком.

— Я не воровал цветы, уважаемый! Я хотел убить императора Иосифа Первого.

— Зачэм абманиваишь, глюпий евнух? — не поверил кавказец. — Ящик с гваздика видишь, да? Запах ащущаищь, да? Абэктивний рэальность, данний нам в ащущениях. Гвардика есть, император нэт.

— Я из пушки в него хотел стрелять.

— Глюпий евнух, импэратор в Гатчина сидит, ти сюда сидит. Пушка так далэко нэ стрелаит. Канфэкта хочищь? Канфекта сладкий, тэбэ не болна будит. Чик кинжалом, и всо. Сичас свэчку зажгу, чтоби видна бил харашо.

— Я расскажу, — всхлипнул Лех. — Я всё расскажу.

Информация потекла из бывшего поляка полноводной рекой. Он очень не хотел оказаться дежурным евнухом в гареме дикого кавказского горца, и рассказывал даже о том, о чём только догадывался или слышал краем уха. Некоторые детали пришлось повторять несколько раз, потому что ужасный абрек в них не верил. В подводную лодку на Неве, например.

Лаврентий Павлович действительно в неё не поверил, и в глубине души посмеялся над наивностью Качиньского, рассчитывающего на эвакуацию и считающего себя и англичан равноправными партнёрами. Господи, неужели до сих пор находятся люди, верящие в честность этих пожирателей лимонов? Оно им надо, вытаскивать каждого болвана? Лайми и своих не вытаскивают, в случае провала объясняя их действия частной инициативой. У короля таких бозишвили^[1] много!

Кстати, а если эти два снаряда взорвутся на территории английского посольства в Голландии, как это повлияет на цену луковиц тюльпанов? Или стоит подумать над снижением закупочных цен на финики?

— Хорошо, господин Качиньский, вы меня убедили, что не покушались на мои гвоздики, — Берия снял лохматую папаху и говорил без всякого акцента. По его лицу было видно, что он сделал какие-то выводы и составил план дальнейших действий. — Но вы не подумали о том, что убийство императора отменило бы завтрашние балы и торжества?

— Я признаю только торжество справедливости! — гордо заявил Лех, и тут же скрючился от сильного удара лакированный туфлей в печень.

Ставший жидким бетон сыто чавкнул, принимая живой подарок, и снова застыл. Лаврентий Павлович плюнул на то место, где только что лежал Качиньский.

— Справедливость у него… А у меня цветы могут завянуть. Тьфу, унамусо гетверан^[2]!

Попытку покушения на императора никто не заметил, но в тот день произошло ещё несколько событий, так же оставшихся незамеченными широкой общественностью. Вот, например, второй секретарь посольства Норвегии, получивший образование в английском Оксфорде и подающий надежды дипломат, немного не рассчитал силы в борьбе с русской водкой и утонул в собственной ванной.

Коллежский асессор Рудзутак, возвращавшийся со службы в Пулковской обсерватории, оступился при переходе через дорогу, упал, и ударился виском о чугунный люк городской канализации. Приехавшая карета неотложной помощи ничем не смогла помочь покойному.

Но самый странный случай произошёл на борту рейсового дирижабля, следующего маршрутом Петербург — Афины с промежуточной остановкой в Бухаресте. Господин Харлампие Петреску, летевший вторым классом, таинственным образом исчез из салона, и тщательные поиски не дали результата. Пропал человек в небе, и следов не оставил.

А у самого Лаврентия Павловича рабочий день закончился далеко за полночь. В отдельном кабинете ресторана Берия поднял бокал с вином, обращаясь к господину Тер-Петросяну, уже многие годы исполняющему обязанности начальника департамента охраны цветочно-фруктовой империи:

— Давай, Семён Аршакович, выпьем за то, чтобы наши цветы никогда не завяли.

— А фрукты?

— Да, и пусть с фруктами тоже всё будет хорошо.

Но это было чуть позже, а пока…

— Ваше Императорское Величество, что же мне делать? — король Испании замёрз в эту замечательную для Петербурга погоду, солнечную и безветренную, и кутался в шинель так, что наружу из-под воротника торчал только острый красный нос. — Мне нужно хоть что-нибудь сделать. Я здесь, а в моей прекрасной Испании натуральный бунт. Да что бунт, там настоящий переворот!

Иосиф Первый с неодобрением покосился на испанского коллегу, осуждая излишнюю суетливость. Телеграмму о свершившемся государственном перевороте принесли пятнадцать минут назад, информации в ней мизер, и предпринимать что-либо не владея ситуацией просто бессмысленно. Сначала нужно узнать, остались ли в стране верные королю войска, вся ли территория захвачена мятежниками, потом нужно сделать выводы, наметить планы действий, и только тогда с осторожностью приступать к их претворению в жизнь. А этот готов бежать в порт и лететь домой на стареньком крейсере, более опасном для своего экипажа, а не для противника. Утопят болвана по дороге…

Так бы не жалко, но поставки вольфрама из Испании закрывают четверть потребностей Российской Империи в этом металле, а самые крупные шахты и обогатительные фабрики принадлежат королевской семье. Там не только вольфрам, кстати, там много чего полезного и вкусного, не зря же в своё время император Николай Первый посадил на испанский трон родственную династию Ольденбургов. Обрусевшие немцы оказались не самыми худшими монархами, только вот последний немного подкачал.

— Давайте не будем торопиться, Пётр Николаевич, — сказал император испанцу. — Я сегодня сына встречаю, понимаете?

Король понимал. Он и приехал в Петербург, чтобы попытаться породниться и с этим российским правящим домом, для чего прихватил с собой пятнадцатилетнюю дочь.

Правда, по мнению недоброжелателей девица страшнее смертного греха, но в династических браках это ничего не значит. Тем более, ещё неизвестно как выглядит наследник российского престола. Из соображений безопасности его чуть ли не с младенчества прячут неведомо где, и представят свету только завтра на Первомайском балу в Гатчине. Вернее, сегодня, совместив представление с испытанием каких-то диковинных летательных аппаратов.

— Летят! — генерал-лейтенант Дзержинский, отличающийся отменным зрением и слухом, указал рукой в небо. — Вот они!

И точно, в голубой вышине появились два крестика, сопровождаемые гулом двигателей. Вот летательные аппараты снизились, сделали круг над Невой и Васильевским островом, и первый из них пошёл на посадку, прицелившись точно на Дворцовую площадь.

Тут же рявкнула медь десятка оркестров — два были в срочном порядке привезены на грузовиках их Гатчины, а восемь взяты из столичных полков и пожарных команд Петербурга. И если гатчинцы заиграли загодя разученный новый «Марш авиаторов», то остальные выбрали музыку по своему усмотрению.

По эту какофонию, разбавленную восторженными криками собравшейся толпы, чудесная рукотворная птица с мотором приземлилась, и остановилась после короткого пробега, свернув к Александрийской колонне.

А вторая машина вдруг резко увеличила скорость и рванула в вышину, где к всеобщей радости принялась исполнять головокружительные и немыслимые с точки зрения науки фигуры.

— Как он оттуда не вываливается, если кверху колёсами летит? — вслух удивился испанский король, забывший о неприятностях и внимательно наблюдающих за невиданным зрелищем.

— Это же Чкалов, — снисходительно пояснил российский император. — Он в реальном училище уроки физики прогуливал, поэтому её законы на него не действуют.

— Он женат? — почему-то спросил король и покосился на свою дочь.

Император Иосиф тоже бросил взгляд на принцессу, и кивнул:

— Валерий Павлович давно женат и счастлив в браке.

Инфанта Астурийская Иоланта Хуана Мария дель Соль Карменсита Пилар не обращала внимания на эти взгляды. Её внимание было обращено на самолёт у Александрийской колонны. Вот открылась дверка в борту, и из кабины мягко спрыгнул вниз долгожданный наследник российского престола цесаревич Василий Иосифович. Боже правый, какой красавчик! Неужели ему только четырнадцать лет? Рост невысокий, но мешковатый комбинезон не скрывает атлетическое сложение тела, двигающееся с грацией хищного зверя, пока сытого, но готового в любой момент перейти в атаку.

— Porca madonna^[3]! — восхищённо выругалась принцесса на языке матери итальянки. — Я его хочу трахнуть прямо здесь!

Но что это? Цесаревич что-то крикнул, и из самолёта прямо ему на руки упала девица точно в таком же комбинезоне, но ушитом по фигуре и не срывающем достоинства. Слишком долго держит в объятиях, нарушая все правила приличия!

Но вот отпустил, чтобы тут же поймать вторую девицу. И третью! Господи, что за разврат творят эти сумасшедшие русские?

Испанский король при виде появляющихся из летательного аппарата красивых девушек загрустил. Прямо на его глазах шансы выдать инфанту замуж за цесаревича стремительно скатывались к нолю.

— Кто это, Ваше Императорское Величество?

— А это, дорогой мой Пётр Николаевич, — усмехнулся император, — наша гордость, наше будущее, наша надежда. Сейчас Чкалов приземлится, и во время награждения я познакомлю вас с этими замечательными девушками.

— Награждения? — растерялся испанский король. — Простите, но я не взял с собой испанские ордена.

— И не нужно, — успокоил его Иосиф Первый. — Подарите девочкам земельные владения в своей стране. Можно даже без титулов.

— Земельные владения?

— Да. Думаю, Валенсия, Кадис и Гибралтар их устроят.

— Простите, но в Гибралтаре англичане.

— Это мелочи, Пётр Николаевич. Но я правильно понял, что принципиальных возражений у вас нет?

Глава 3

Бал, это сверкание бриллиантов и орденов, кипение шелков, блеск золота на парадных мундирах. Да уж, о мундирах можно сказать, что в вопросах красоты военной формы мнение её будущих носителей совсем не учитывается. Какого-нибудь генерала вполне можно посылать с винтовкой в руках на вражеские пулемёты, и процентов восемьдесят за то, что генерал останется жив даже после очереди в упор. Пуле не пробьют всё это великолепие.

Слава богу, парадный мундир лейб-гвардии егерей создавался по иному принципу. Егеря суть войска быстрого реагирования, и должны быть готовы вступить в бой в любое время и в любой обстановке. Хоть после бала, хоть во время его. Поэтому и ловил Василий завистливые взгляды затянутых в корсеты и лосины офицеров, боящихся лишний раз вздохнуть и сделать лишний шаг, не говоря уж о попытках поднять оброненный дамой платочек. Вот так наклонишься, и… и стыда потом не оберёшься.

— Ты обещал мне вальс! — Лиза Бонч-Бруевич вытащила Красного из-за портьеры, где он в компании бокала шампанского и подпоручика Куликовского обсуждал перевод последнего в лётчики-испытатели при авиационном заводе и конструкторском бюро Поликарпова.

Апполинарий Григорьевич особенно радовался возможности перейти на интересную службу и продолжать числиться влейб-гвардии. А ещё он до сих пор находился под впечатлением от вчерашнего приземления самолётов на Дворцовой площади и последующего за ним награждения. На площадь попал не просто так, а по именному приглашению императора, переданному с фельдъегерем. Он ещё гадал о причинах такой чести, но когда увидел у самолёта своего сослуживца, то всё встало на свои места.

— Идите танцевать, Василий Иосифович, — Куликовский вылил шампанское в кадку с пальмой и нащупал плоскую флажку с коньяком в кармане кителя. — На то она и молодость, чтобы развлекаться.

— Вам триста лет, Апполинарий Григорьевич? — улыбнулась Лизавета двадцатилетнему подпоручику. — Кстати, а вы заметили, какими глазами смотрит на вас испанская принцесса?

— У неё косоглазие, — фыркнул Куликовский. — Поэтому нет, не заметил. А вы, любезная герцогиня, с какой целью мне это говорите? И вообще я ещё не созрел для семейной жизни.

— Герцогиня, — повторила Лиза, пока не привыкшая к своему новому титулу. — Да, герцогиня Валенсийская это я.

Вчера король Испании Пётр Николаевич Ольденбургский изрядно всех удивил, объявив о создании трёх герцогств. Сначала удивил, а потом поразил, возложив титулы на участниц первого в мире перелёта летательных аппаратов тяжелее воздуха. Так Лизавета Бонч-Бруевич стала герцогиней Валенсийской, Вера Столыпина — герцогиней Гибралтарской, а Катерина Орджоникидзе — герцогиней Кадисской. Соответствующие земли передавались в наследственное владение.

Чуть позже император Иосиф Первый объяснил, что упомянутые портовые города захвачены войсками мятежного генерала Франко, и что Российской Империи нужен приличный повод для вмешательства в разгорающуюся в Испании гражданскую войну. Что может быть приличнее защиты собственности российских подданных?

Вот так и появился цесаревич Василий Иосифович на балу сразу с тремя спутницами, и никто и не подумал, будто в этом есть что-то скандальное. Понимать надо — владетельным герцогиням меньшее невместно.

Пока шли в бальную залу, вальс закончился и оркестр заиграл мазурку.

— Не люблю поляков, — поморщился Василий. — Полонез танцевать тоже не стану.

— А как же Дзержинский? — удивилась Лиза. — Он вроде как не совсем русский.

— Почему же не русский? Ты, душа моя, ещё Бенкендорфа, Келлера, фон Эссена и Анастаса Ивановича Микояна в инородцы запиши. Или меня.

— С тобой что не так?

— Да как бы всё не так, — усмехнулся Красный. — На одну половинку грузин, а на другую… на другую датский немец Гольштейн-Готторпский с примесями Саксен-Кобург-Готских и прочих европейских голодранцев.

— С этой точки зрения я… Тут как бы… Но вообще-то да, ты прав, есть в поляках что-то нехорошее.

— О чём спорите? — раскрасневшаяся после танцев Вера Столыпина появилась неизвестно откуда, будто из-под земли выскочила. — Аргументы предъявлять друг другу будете, или сразу перейдёте к рукоприкладству?

— У вас богатая и нездоровая фантазия, госпожа герцогиня, — покачал головой Красный.

— Вот так на «вы» и официально, да? — топнула ногой Верочка. — Да после всего, что между нами произошло, как честный человек ты обязан на мне жениться!

— А что между вами произошло? — Катя Орджоникидзе тоже появилась внезапно. — И почему я об этом узнаю в последнюю очередь?

— Он на всех нас обязан жениться, — объяснила Вера. — В самолёте он видел нас блюющими в бумажные пакетики.

— Это возмутительно! — сказала Катерина.

— Это непростительно, — поддержала подругу Лизавета.

— А я о чём говорю? — Вера победно посмотрела на Василия. — Каков будет ваш положительный ответ, Ваше Императорское Высочество?

— Как старший по званию могу предложить по трое суток гауптвахты каждой. Персонально для Веры добавлю до пяти суток.

— К офицерам применим только домашний арест, — блеснула знанием уставов Лизавета.

— После отбытия наказания можете жаловаться на меня вышестоящему начальству.

— Татьяне Николаевне? — уточнила Катерина.

Да, вчера вечером именно императрице пришла в голову идея одеть девушек в парадные мундирные платья кавалерственных дам. Награждение любым орденом Российской Империи автоматически возводит в офицерский чин запаса или в соответствующий чин гражданской службы, а более высокая степень ордена позволяла добавить на погоны вторую серебряную звёздочку. Подпоручики запаса, не хухры-мухры!

— Ладно, шутки в сторону, — Вера Столыпина приобрела деловой вид. — Ты почему с принцессой до сих пор не танцевал?

— Да я как-то… И потом, мне с вами интереснее.

— Между прочим, девочка ждёт и чуть не плачет от твоего невнимания. Вот прямо сейчас иди и пригласи.

— Сейчас мазурка, а я не танцую польские танцы.

— Тем нам спокойнее — страшненькая партнёрша и нелюбимый танец. Ой… — смутилась Вера. — Так-то они ничего выглядит. Если хочешь, можешь выпить водки.

— Обойдусь, — отмахнулся Красный, и замелил пробирающегося к нему сквозь толпу императорского адъютанта. — И вообще мне кажется, что танцевать мне будет некогда.

И угадал:

— Василий Иосифович, государь просит вам незамедлительно прибыть в его кабинет на совещание.

О привычке императора Иосифа Первого совмещать приятное с полезным знали все, кому это положено по должности, поэтому никто не удивился, когда то здесь то там средь шумного бала стали появляться императорские адъютанты и приглашать на совещание. Надо, значит надо.

В кабинете народа немного, в основном представители, армии, флота, разведки и государственной безопасности. От внешнеполитического ведомства никого нет, значит решение уже принято, и предстоит обсудить варианты его претворения в жизнь.

Да, испанский король тоже присутствует. Августейшая особа, не хрен собачий!

Штабс-капитан Красный и подполковник Чкалов самые младшие по званию. Но судя по приглашению, император собирается испытать самолёты в боевых условиях, и только тогда принимать их на вооружение. Разумная позиция, так как принимать всё равно нечего — Николай Николаевич обещал изготовить второй истребитель только к концу недели, после чего отправить его железной дорогой в столицу.

Всё равно мало — в Испанию нужно везти по меньшей мере шесть штук, чтобы в случае поломки или неудачной посадки сразу пересесть на новую машину. Хорошо бы ещё Куликовского поднять в воздух и дать освоить взлёт-посадку. Великого бойца за это время не выучишь, но для штурмовки вражеских колонн без зенитного прикрытия вполне достаточно.

— Итак, господа, — император обвёл взглядом всех присутствующих, и кивнул каким-то своим мыслям, — есть мнение, что прогрессивная и развивающаяся испанская монархия нуждается в защите от косной и реакционной военщины, пляшущей под руководством дёргающего за ниточки английского кукловода. И уж тем более мы не можем проигнорировать вопиющий факт оккупации принадлежащих российским подданным земель. Я говорю о новых герцогствах, если кто не понял.

— Армия выполнит любой приказ, государь! — поднялся командующий Петербуржским военным округом генерал-лейтенант граф Фрунзэе.

— Я в этом и не сомневался, Михаил Васильевич. А что нам скажет генерал-адмирал фон Эссен? Вы готовы, Николай Оттович?

— Так точно, государь! — командующий объединёнными флотами Российской Империи недавно удачно прошёл омоложение, и выглядит лет на восемнадцать-двадцать. Впрочем, это никого не смущает. — В Мраморном море и на Ионических островах уже три года создаётся резерв десантных кораблей. Просто так, на всякий случай. Они замаскированы под большие рыболовецкие сейнеры, и в настоящее время занимаются промыслом по всей акватории Средиземного моря, а так же картографируют побережье и делают промеры глубин на перспективных направлениях.

— Итальянцы и французы жалуются на ваших рыбаков чуть ли не каждый день, Николай Оттович.

— Да пусть жалуются, — отмахнулся фон Эссен. — Бумага всё стерпит. Вот барон Хрущёв-Кольский в Баренцевом море три норвежских броненосца утопил, и ни одной жалобы.

— И шесть крейсеров, — добавил генерал-лейтенант Бонч-Бруевич.

— В удивительное время мы живём, господа! — заметил граф Александр Христофорович Бенкендорф, недавно вернувшийся из пятилетнего отпуска в Крыму. — Я хорошо помню, когда никакой Норвегии не было. То есть, вообще такого государства не существовало.

— Да-да, — поддержала брата Дарья Христофоровна Ливен. — И Швеция тогда была в два раза больше. Но мы не о том! Я правильно поняла, Николай Оттович, что вы предлагаете перевозить войска через Средиземное море?

— А что, нужно подразнить бриттов в Ла-Манше? Сомневаюсь, что они будут нам рады. Зато на южном пути у нас вообще никаких преград, кроме английской Мальты, но и эта проблема решаема. Особенно если Александр Христофорович поделится специалистами.

— Судоплатова не дам, — тут же ответил Бенкендорф. — Его сейчас вообще в стране нет.

— Тогда дайте Чапаева и Ворошилова. Эти двое могут Мальту с карты убрать, только с взрывчаткой не жадничать.

— Откуда вы вообще знаете их фамилии? — с подозрением прищурился Бенкендорф. — Вообще-то это совершенно секретная информация.

— Во-первых, Александр Христофорович, мы тут все причастны к государственным секретам особой важности, — ответил фон Эссене. — А во-вторых, этих людей вы мне лично представили ещё в двадцать шестом году. Помните недоразумение в Сан-Франциско?

Бенкендорф скромно улыбнулся и поклонился не вставая. Ещё бы он не помнил совместную с флотскими операцию, позже вошедшую в соответствующие учебники как образец грамотного планирования и талантливого исполнения при нулевых потерях в личном составе и среди заложников.

Тогда в Тихом океане американский крейсер «Хьюстон» задержал российский сухогруз «Иван Кулибин» следующий из Владивостока в Чили с грузом строевого леса, несправедливо обвинив в военной контрабанде, благо очередная чилийско-аргентинская войнушка вступила в фазу обострения. Американцы привели арестованное судно в порт Сан-Франциско, а на ноту протеста правительство САСШ не отреагировало. И тогда было принято решение о силовом препятствовании пиратству в международных водах.

Перестали существовать города Сан-Франциско, Окленд и Беркли, а знаменитая бухта превратилась в озеро, усеянное острыми подводными рифами. В течении двух недель после этого в океане таинственным образом пропали восемь боевых кораблей ВМС САСШ. Последним исчез злополучный «Хьюстон», и таинственные явления прекратились сами собой. Совпадение, так бывает иногда…

— Господа, вернёмся к проблемам нашего флота, — император Иосиф постучал карандашом по графину с водой.

— У нашего флота нет проблем, государь, — возразил Эссен.

— Хорошо, тогда вернёмся к флотским делам. Николай Оттович, какое количество войск вы можете перевезти одномоментно?

— Три дивизии с артиллерией, а если потесниться, то и четыре возьмём. В случае совсем уж спартанских условий — пять дивизий.

Император в задумчивости расправил усы мундштуком трубки, и обратился к испанскому королю:

— Пётр Николаевич, в Испании могут остаться верные престолу войска?

— Гарнизон Мадрида, — не задумываясь ответил Ольденбург. — Им всегда платили двойное жалованье, и у них были самые красивые мундиры.

Генерал Бонч-Бруевич поднял взгляд от папки с бумагами:

— Из нашего посольства сообщают, что в Мадриде идут уличные бои между столичным гарнизоном и полицией. Кто на чьей стороне пока непонятно., но есть все основания полагать, что военные готовы признать генерала Франко верховным правителем Испании.

Генерал-адмирал Николай Оттович фон Эссен отмахнулся от ненужной ему информации:

— Обстановка в столице нам без надобности, всё равно будем высаживать десанты в Валенсии и Кадисе.

— А Гибралтар? — спросил король.

— Им будут заниматься другие люди. Кстати, что с испанским военным флотом? Они окажут помощь или сопротивление? Хотя не хотелось бы ни того и ни другого.

— Флот заявил о невмешательстве в политику и ушёл в Сеуту, — откликнулся всё тот же Бонч-Бруевич. — Думаю, будут сидеть на африканском берегу, пока не выявится победитель, а потом примкнут к нему.

— Оно и лучше, — кивнул Эссен. — Никто мешаться не будет, и топим всё, что появится в прицелах.

— Топите, — согласился император Иосиф Первый. — Своих там не будет. И на всякий случай с воздуха вас прикроют дирижабли генерал-майора Романова. И ещё, Николай Оттович, вы обещаете, что с Мальтой не будет проблем?

— Только если она дорога вам как память, государь! А так… есть Мальта — есть проблемы, нет Мальты — нет проблемы. Всё зависит о количества выделенной взрывчатки.

— Будет. Всё у вас будет.

Генерал-адмирал заметно повеселел, хотя и раньше не страдал отсутствием хорошего настроения. Особенно радовала дивизия Алексея Романова, считающаяся самой воюющей и самой результативной во всём военно-воздушном флоте империи. Китайцы, во время недавней войны испытавшие прелесть ковровых бомбардировок, подтвердят с того света квалификацию российских пилотов.

— Есть мнение, Николай Оттович, — продолжил император, — предоставить вам чрезвычайные полномочия при проведении морской части операции.

— Карт-бланш, государь?

— Именно. Отчитываетесь только по конечному результату, а промежуточные итоги нас не интересуют.

— Я согласен, государь, — кивнул генерал-адмирал. — Поэтому предлагаю сегодня же в первую очередь…

— Не нужно предлагать, Николай Оттович, нужно делать! — прервал его Иосиф Первый. — Поэтому не будем больше говорить о морских делах, отдав их в руки специалистов, и вернёмся на нашу грешную землю. А вот здесь я готов выслушать предложения.

— Предлагаю назвать операцию «Свадьба с приданым», — предложила княгиня Дарья Христофоровна Ливен, и подмигнула Красному.

— Хорошее название, — согласился император. — Думаю, никто не будет против, если командование сухопутной частью операции «Свадьба с приданым» мы возложим на Петра Николаевича… — испанский король приосанился, расцвёл и напыжился. Но не угадал. — Да, думаю, что Пётр Николаевич Врангель согласиться выйти из отставки.

— А я? — жалобно спросил мгновенно сдувшийся Ольденбург.

— А вы не в отставке.

— А командовать я чем буду?

— Армией, чем же ещё. В Испании есть армия? Вот ей и командуйте.

Против кандидатуры Врангеля возражений не было. Барон Пётр Николаевич не отличался великим полководческим даром, но уровень хорошего командира дивизии держал твёрдо. А ещё был нетерпим к разного рода инсургентам, бунтовщикам и заговорщикам. Было дело, нахлебался лиха полной ложкой за короткое время правления республиканцев. С тех пор нет в армии более монархически настроенного генерала, чем генерал-майор Врангель.

Совещание продлилось ещё полтора часа, и вроде бы учли все первоочередные вопросы и потребности операции, начало которой предварительно наметили на пятнадцатое мая. Дата может сместиться в ту или иную сторону в зависимости от готовности войск, но не позднее двадцатого числа флот с десантом должен покинуть базы в Мраморном море и на Ионических островах.

Сроки определялись готовностью воздухоплавательной дивизии Алексея Романова, спешно перебрасываемой из Владивостока в Царьград. После перелёта через половину глобуса машинам нужна профилактика, и лучше с участием заводских специалистов. А те люди гражданские — пока найдёшь, пока уговоришь, пока от уговоров перейдёшь к мордобою… Долго, короче говоря.

— Так что не мешкайте, господа, — напутствовал император выходящих из кабинета соратников. — Но всё это после бала. Отдыхайте, развлекайтесь пока время есть. А Валерия Павловича и Василия Иосифовича попрошу задержаться.

— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество! — Чкалов, слегка ошалевший от стремительной карьеры и возвышении в звании, представлял собой образец дисциплинированного офицера.

Василий хотел промолчать, но не удержался и предупредил:

— Если отдать самолёты в дивизию генерала Романова, то мы не получим ни испытаний в боевых условиях, ни толку, ни проку, а то и вообще без самолётов останемся. Эти дикари у дяди Лёши в дивизии до сих пор с топором на лампочку бросаются.

— Эх, Василий, не ценишь ты родного дядю.

— Почему же не ценю? Очень даже ценю, — возразил Красный. — Но в то же время трезво оцениваю. Угробит технику, тут к гадалке не ходи. Он же не умеет её применять.

— А ты умеешь?

— Умею, разве не заметно? — не стал скромничать Вася. — А ещё только мы с Валерием Павловичем видим дальнейшие перспективы авиации, и знаем, как это вообще должно работать.

— Хочешь самостоятельности? — уточнил император.

— Если учесть, что мои самолёты сделаны на моём заводе и на мои деньги, это будет справедливо. Если казна оплатит топливо и боеприпасы, то это уже высшая степень справедливости.

— Разумно, — согласился Иосиф Первый. — По боеприпасам и топливу тоже согласен. Когда будут готовы списки необходимого?

— Прямо сейчас, — улыбнулся Красный, и достал из кармана бумагу. — Пожалуйста.

— Такое ощущение, что ты знал об этой войне, — заметил император, и углубился в чтение.

Василий пожал плечами:

— Не эта война, так другая. Испытывать всё равно нужно. А наше миролюбие не имеет границ, поэтому не заканчиваются желающие испытать его на прочность.

— Угу, философ… Зачем вам тридцать механиков на два самолёта?

— На три самолёта, и это ещё не окончательное количество. Поликарпов работает. Всё равно людей учить нужно, почему бы не в Испании?

— Ну хорошо, пусть будет тридцать. Но взвод охраны зачем? Ты не доверяешь нашим испанским друзьям?

— А ты доверяешь? — вопросом на вопрос ответил Василий.

— Нет, не доверяю, — согласился император. — Но мне по должности положено быть недоверчивым.

— Вот и я примерно так же, — Красный изобразил неопределённый, но неприличный жест, обозначающий его степень доверия к испанцам, и пояснил. — Дело даже не в доверии, а просто нехрен всяким проходимцам около секретной техники крутиться. Так вот отвернёшься невзначай, а потом серебряные ложки пропадают.

— По шаловливым ручкам будем бить сильно, больно и беспощадно! Значит, так… ваш авиаотряд выделяется в самостоятельную боевую единицу с номинальным подчинением генералу командующему Экспедиционным корпусом генералу Фрунзе. Но и Михаил Васильевич не сможет вам что-либо приказать, а только попросить, да и то с осторожностью. Свою задачу определяете сами, но не забывайте — вы едете для испытаний новой техники в боевых условиях, но никак не за подвигами.

— Отряд из двух самолётов, — проворчал Красный еле слышно.

— Впереди месяц подготовки, так что количество машин увеличится. Обучайте пилотов, ищите их. Да хоть целуйте во все места! Ты деньги Поликарпову отправил?

— Ещё в Нижнем зашёл в банк и перевёл.

— Это хорошо. Казна отплатит постройку пятидесяти «Чаек» и тридцати «Стрекоз». Сколько успеет завод сделать, столько и заберёте с собой. Всё в ваших руках, господа!

Глава 4

К великому огорчению и разочарованию, лётчика-истребителя из поручика Куликовского не получилось. На выдаваемых «Чайкой» бешеных скоростях организм Апполинария Григорьевича впадал в близкое к панике состояние, и лишь неимоверным усилием воли удалось избежать катастрофы в первом же тренировочном полёте. Вроде бы ничего не предвещало и «Стрекоза» была освоена в кратчайшие сроки без малейшего напряжения, а вот тут конфузия… Пришлось срочно переквалифицироваться в бомбардировщики.

И вовремя, так как поручик совсем было записал себя в полные неудачники, и всерьёз подумывал о сведении счётов с жизнью путем перевода в обыкновенную гарнизонную пехоту, где офицер благополучно спиваются от скуки или выходят в отставку. Да вовремя из Нижнего Новгорода поездом были доставлены три «Стрекозы» в модификации СБ-400, что обозначает «Стрекоза бомбардировочная с бомбовой нагрузкой 400 килограммов».

Правда, Валерий Павлович Чкалов тут же заявил, что не возьмёт на себя ответственность и не пошлёт тихоходные машинки на бомбардировку вражеских позиций, где её собьют первым же дружным винтовочным залпом. С этим утверждением можно было поспорить, но Красный не стал, и предложил использовать самолётики в качестве ночных бомбардировщиков.

— Собственными осколками посечёт, — покачал головой Чкалов. — В темноте метров со ста нужно работать, иначе толку не будет. Впрочем, от них в любое время суток и на любой высоте его не будет.

— Будет, — упрямо мотнул головой Василий. — Особенно если поставим дополнительные глушители, чтобы вообще бесшумно летал, и оснастим выливными приборами.

— Как на пожарных дирижаблях?

— Не только не них, ещё в сельском хозяйстве для травления саранчи применяют.

— Предлагаешь лишь яды на окопы?

— Горючую смесь.

Чкалов подумал, и согласился:

— Одна бочка внутри, другая на внешней подвеске… Как опустеет, сбрасывать её к чертям.

— А если штурмана найти полегче и помельче, то можно с собой ящик гранат взять, — оживился Куликовский.

— Полегче? — переспросил Красный. — Найду, есть у меня кандидатуры.

И прикусил язык, прекрасно понимая, что ещё не раз и не два пожалеет о своём обещании. Но слово не воробей…

Всё последующее время слилось для Василия Красного в один непрекращающийся день без разделения на тёмное и светлое время суток. Когда получалось прилечь и заснуть, тогда и ночь, а если проснулся или разбудили, то наступил день. Четыре раза летал в Нижний Новгород к Поликарпову, шесть раз встречался в Коврове со Шпитальным и Нудельманом, не успевающими довести до ума двадцатимиллиметровую авиационную пушку. То есть, сама пушка получилась, но испытать её невозможно из-за отсутствия боеприпасов соответствующего калибра. Так и уговорили на тридцать семь миллиметров, но при стрельбе из двух стволов истребитель начал останавливаться в воздухе и сваливаться в штопор. Ладно ещё крылья отдачей не отрывало. Но Николай Николаевич поколдовал и вроде бы справился с проблемой.

Годовой экзамен в гимназии тоже прошёл незаметно — штабс-капитан Красный появился при орденах и в парадном мундире, вытянул билет, сел готовиться к ответу, и неожиданно для всех и для самого себя уснул за партой, положив под голову листок бумаги. Будить его не решились, и растолкали только через два часа. Антон Семёнович Макаренко был в курсе проблем Василия, и посоветовал побольше отдыхать. Так же директор гимназии проставил авансом положительные оценки в табели за все экзамены, но просил появиться хотя бы на последнем, после чего поздравил с успешным окончанием учебного года. Так-то впереди ещё один, только вряд ли эти стены когда-нибудь увидят недавнего гимназиста, а ныне бравого офицера лейб-гвардии.

Вера Столыпина, Катя Орджоникидзе и Лиза Бонч-Бруевич досрочной сдачи не удостоились и честно прошли через все экзамены, хотя заняты были нисколько не меньше Красного. Они просто никому не рассказывали про обучение пилотированию, да и никто бы не поверил в то, что гимназисток допустят к управлению воздушными машинами. Тем более в представлении большинства для получения права командовать небесной техникой нужно закончить соответствующее военное училище, даже для сугубо гражданских дирижаблей, и иметь классный чин не ниже десятого. Это всё реально для одарённого, но не в четырнадцать же лет!

Кстати, штурманское дело тоже изучали, а так же практиковались в бомбометании и работе с выливными приборами. Как-то шутки ради Красный назвал девушек ночными ведьмами, но те почему-то сначала смутились и покраснели, потом обиделись и на целую неделю перешли к обращению строго по званию или по имении и отчеству. Вот как понять этих женщин?

Гоняли не только их — нашли ещё двух добровольцев на истребители, и братья Константин и Владимир Коккинаки, давние знакомцы Валерия Павловича Чкалова, почти забыли про сон и отдых. Да решили ограничить участие в боевых действиях двумя парами, хотя кое-кто настаивал на большем количестве. Для испытания четверых лётчиков вполне достаточно, а свободные самолёты лучше взять в запас на непредвиденный случай. Отказ двигателя, поломка при неудачной посадке или ещё там чего… Вероятность быть сбитым Красный полагал проходящей по ведомству фантастики, и пусть её рассматривает уважаемый писатель, надворный советник и псковский губернатор господин Беляев.

К концу мая Отдельный Воздухоплавательный отряд в составе Экспедиционного Корпуса сформировался окончательно. Истребительное звено из трёх «Чаек» под управлением Чкалова, Красного и знаменитого пилота дирижаблей полковника Нестерова, прославившегося первым в мире воздушным тараном, но сохранившего машину и экипаж. И звено из трёх лёгких бомбардировщиков «Стрекоза».

Николай Николаевич Поликарпов слегка модернизировал самолётик, и тот стал нести бомбовую нагрузку до двухсот пятидесяти килограммов. Вроде бы немного, но лиха беда начало…

Пилотов на бомбардировщики нашёл Валерий Павловича Чкалов, с трудом отбивавшийся от многочисленных добровольцев, пожелавших послужить и повоевать плечом к плечу с наследником российского престола. Какие фамилии звучали! Какие интриги закручивались! Большинство, правда, отказывались от такой чести после первого же полёта, нескольких впечатляющих пилотажных фигур, и осознания факта, что бомбить придётся с высоты до двухсот метров. Перспектива получить в задницу пистолетную пулю мало кого прельщала. Остальных Валерий Павлович отшил каким-то одному ему известным способом или внёс в списки запасных, и переманил в отряд двух испытателей дирижабельной техники братьев Константина и Владимира Коккинаки. Штурманами на «Стрекозах» стали Вера Столыпина, Катя Орджоникидзе и Лиза Бонч-Бруевич. К великому на то огорчению Василия Красного, искренне убеждённого, что девушкам нечего делать на войне.

Всё когда-нибудь заканчивается, как утверждал древний царь Соломон, и оказался прав и в этот раз — 12 июня Экспедиционный Корпус начал погрузку в Одессе на корабли Средиземноморского флота, подошедшие с баз в Мраморном и Эгейском морях. Красному, как наследнику-цесаревичу, выделили адмиральский салон на флагманском линкоре «Александр Ульянов. Василий раньше не имел дел с флотом и кораблями, поэтому не смог по достоинству оценить ни отделку апартаментам, ни восемнадцатидюймовые орудия главного калибра, ни броню, ни скорость в тридцать пять узлов. Вот девяносто четыре тонны серебра, потраченные на противомагическое напыление, впечатление произвели. Также возник закономерный вопрос о вероятном противнике в Средиземном море? Опереточная Италия, грозно потрясающая смешными петушиными перьями на шляпах своих берсальеров? Или трусоватая Франция, уже несколько столетий терпящая в морских сражениях одни лишь поражения? Даже не смешно.

Есть ещё англичане на Мальте, но там лишь крейсера и пара линкоров, предназначенные для охраны торговых караванов, иногда и за очень большие деньги проходящих через Русско-Египетский Суэцкий канал. Короче, воевать не с кем, но увлечение императора большими корабликами и любовь к ним достойны уважения.

Девушки оценили адмиральский салон линкора положительно, но сочли его излишне помпезным и недостаточно уютным, с уклоном в военно-морское мещанство. Вася, втайне опасающийся за неприкосновенность своего временного жилища, даже вздохнул с облегчением.

— А нас поначалу как обычных прапорщиков разместили, — пожаловалась Катя Орджоникидзе. — Представляешь, четырёхместный кубрик в трюме ниже ватерлинии.

— Зато сейчас… — Вера Столыпина счастливо улыбнулась. — Апартаменты люкс на трансатлантике «Абхазия». Нам бы и обычный первый класс подошёл, но титулы герцогинь как бы обязывают соответствовать.

Но этот разговор с девушками был вчера, а сегодня Чкалов и Красный внимательно следят за погрузкой самолётов на транспорт «Октябрьская реставрация». Самолёты упакованы в ящики в полуразобранном виде и погрузка особого присмотра не требует, и в Одесском порту вместо самолётов вполне могут спустить в трюм мешки с картошкой или ящики с абхазскими мандаринами. Причём по документам всё будет правильно. Помогает только строгий контроль, хотя командующий Экспедиционным Корпусом на утреннем совещании заявил, что всерьёз задумался о начале массовых репрессий.

— Кстати, Вася, а кто такой инженер Найдёнов? — Чкалов на минуту оторвался от бумаг. — Вот в этих ящиках шесть новых двигателей на «Чайки», и Николай Николаевич в сопроводительных документах сообщает, что ресурс этих моторов составляет полторы тысячи часов до капитального ремонта.

— Тысячи или сотни? — уточнил подошедший Нестеров.

— Да я сам удивился, — ответил Валерий Павлович. — Никому не известный инженер, и вдруг…

Оба посмотрели на Красного, но Вася только пожал плечами:

— Мою машину видели? Его работа. Так что не думаю, что ошибается насчёт полутора тысяч часов ресурса. Будем считать нашу экспедицию испытаниями в боевых условиях, и при благоприятном исходе заключим контракт на постоянные поставки.

— А откуда он вообще взялся?

— Да нам какая разница, Валерий Павлович? — ответил Вася. — Пусть об этом у жандармов голова болит.

— Есть какие-то подозрения? — насторожился Чкалов. — Его точно не англичане подводят?

Нестеров коротко рассмеялся и ответил вместо Василия:

— Для англичан слишком тонкая игра, Валерий Палыч. Вот если кого отравить, застрелить или послать фанатика с бомбой, так тут англичане впереди планеты всей. Засылать инженеров не в их стиле.

— Может быть, — согласился Чкалов. — Но я всё равно свяжусь с Феликсом Эдмундовичем и попрошу проверить.

Пётр Николаевич сохранивший от неприятные воспоминания о господах в голубых мундирах после расследования обстоятельств знаменитого тарана, едва заметно скривился. Вообще-то пренебрежение армейских и гвардейских офицеров к жандармам давно вышло из моды и являлось дурным тоном. Более того, считалось большой удачей после отставки и омоложения поступить на службу в ОКЖ. Но у Нестерова осадочек остался, выражаемый внешне лишь мимикой.

— Воля ваша, Валерий Палыч, но я бы сначала опробовал моторы в деле.

— Это как получится, — кивнул Чкалов. — Пока полетаем на ярославских движках.

— Полетаем, — согласился Нестеров и разгладил седые усы, торчащие в стиле покойного германского императора Вильгельма Второго, сгоревшего когда-то вместе со своей столицей. — И посмотрим, что за моторы поставил нам господин Найдёнов.

Никто не предполагал, что возможность полетать представится очень скоро — почти сразу же поле выхода из Дарданелл над эскадрой повис непонятно откуда взявшийся и непонятно чей дирижабль, не отстающий ни днём ни ночью. Радисты флагманского линкора перехватили несколько сообщений на кротких волнах, но расшифровать их обещали только через две недели. Опознавательные знаки на небесном шпионе так же не удалось разглядеть по причине их полного отсутствия.

В России давно уже очень нервно реагировали на шпионов и соглядатаев, поэтому командующий Экспедиционным Корпусом Михаил Васильевич Фрунзе посоветовал адмиралу Николаю Оттовичу Эссену открыть огонь из противодирижабельной артиллерии, и если не сбить, то хотя бы отогнать не в меру любопытных наглецов. Полный адмирал согласился, и в небе вспухли белые облачка шрапнельных разрывов.

Красный наблюдал за работой зенитчиков с мостика линкора и недоумевал. Что может сделать свинцовая пулька энергетическому щиту дирижабля?

Задать вопрос не успел, так как снимавший зенитный обстрел оператор фабрики Хаджонкова перехватил взгляд и пояснил со знанием дела:

— Энергетический щит сейчас раздёргают, а потом ударят чем-нибудь посерьёзнее. Помнится, в тридцатом году над Алеутскими островами… В пыль разнесли то ли американца, то ли англичанина, так даже опознать не смогли.

Увы, предсказания и предположения опытного человека не оправдались — шпионский дирижабль резко набрал высоту, отошёл к линии горизонта, и продолжил передавать шифрованные сообщения. Но время от времени чуть приближался, будто дразнил, или хотел рассмотреть идущую эскадру поподробнее. Собака любопытная…

— Василий Иосифович, — окликнул Красного командующий Экспедиционным Корпусом, — какая ширина полосы нужна для взлёта и посадки ваших машин?

— На автомобильную дорогу мы садимся спокойно, — ответил Красный. — По длине метров бы сто пятьдесят, а лучше двести. Только где её в море взять, Михаил Васильевич?

Фрунзе снизил голос до шёпота:

— На транспорте «Саратов» везут понтонные мосты. Волнения нет, ветра нет, погода прекрасная. Что вы об этом думаете, Василий Иосифович? Там сплошной настил спокойно держит тягач с гаубицей МЛ-20.

Предложение Михаила Васильевича стоило тщательно обдумать. Генерал-лейтенант вообще отличался чрезвычайно развитой интуицией и почти что даром предвидения, что позволило ему без всякого военного образования сделать карьеру от скромного почтового служащего где-то у чёрта на куличиках до известного военачальника, освободившего от английских оккупантов Среднюю Азию и Закавказье. Потом, уже при больших звёздах на погонах, наверстал с образованием, сдав экстерном за курс военного училища, а потом и академии Генерального Штаба. Но самое интересное было в том, что стремительный взлёт Михаила Васильевича странным образом не вызвал раздражения, зависти, и желания вставлять палки в колёса у кого бы то ни было. Почему? Неизвестно. Может быть причиной тому завязавшаяся ещё на фронте дружба с будущим императором Иосифом Первым?

Красному идея командующего понравилась, но прыгать через голову непосредственного командира он счёл неправильным, и из радиорубки связался с Чкаловым, располагавшимся на линкоре «Генерал граф Толстой», названном в честь знаменитого покорителя Хивы Льва Николаевича Толстого, погибшего от шальной пули в случайной перестрелке.

— Думаешь, получится взлететь? — в ответе Чкалова прозвучало сомнение. — Может быть, попросить Николая Николаевича приспособить для взлёта с воды какие-нибудь поплавки? Как тебе такое?

Вася покачал головой, будто Валерий Павлович мог его видеть:

— Если только на «Стрекозы», да и то не в бомбардировочном, а в пассажирском или санитарном исполнении. Эти поплавки скорость отожрут существенно.

— Да, скорее всего так оно и будет, — согласился Чкалов. — Но вообще давай попробуем взлететь с понтонов парой. Всё же у нас опыта чуть больше, чем у Петра Николаевича.

— Я всё слышу! — раздался в эфире голос Нестерова. — Но вы правы, давайте пока вдвоём, я меня пока в резерв.

А ещё через полтора часа проявившие чудеса работоспособности техники и механики поликарповского завода осторожно спускали на плавучую взлётно-посадочную полосу две «Чайки». Третьему истребителю, только извлечённому из ящиков, устанавливали крылья на палубе транспорта. Кстати, плавучий аэродром называл взлётно-посадочной полосой только Красный, остальные предпочитали говорить просто взлётка. Наверное, они не были уверены в посадке или боялись сглазить из свойственного авиаторам суеверия.

— Босс, мы к оружейникам пойдём? — перед Васей возник видимый только ему одному призрак ирландского шулера с традиционным именем Патрик. — Не знаю как ты, но я бы снаряды к пушкам руками потрогал. И к пулемётам. Чертовски пользительно получится.

— Думаешь? — неопределённо спросил Василий.

— Я всегда думаю! — немного обиделся призрак, но потом уточнил. — Сейчас, во всяком случае, когда могу пользоваться услугами свободной части твоего мозга. Раньше, сам понимаешь, думать получалось не всегда.

— Если судить по твоей печальной и безвременной кончине…

— Вот и я про это, босс! Ну что, идём модернизировать боеприпасы?

— На всех самолётах?

— У нас две с половиной тысячи добровольцев, босс!

Никто не удивился, когда Красный осмотрел и даже прощупал боеприпасы собираемого на транспорте самолёта, а потом спустился по шторм-трапу на плавучую ВПП. Титул и происхождение совсем юного штабс-капитана с погонами лейб-егеря на лётном комбинезоне уже не являлись тайной, и старательность с ответственностью пошли плюсом к неофициальной репутации наследника престола. Сразу видно, что будущее Российской Империи в надёжных руках!

— Рекомендую души китайцев заряжать через три, — посоветовал призрак ирландского шулера. — Они парни упёртые, умеют достигать цель несмотря на препятствия, так что в качестве самонаведения короткой очереди лучше и не придумаешь. Потом поочерёдно шотландцев, индусов, и там уже нас, ирландцев. С нашим взрывным характером получатся наилучшие фугасы.

— А индусы?

— Они все прирождённые факиры и маги огня, будут зажигательными. Шотландцы же от природы туповаты и ленивы, зато из-за этой лени не любят делать одну работу дважды, поэтому гарантирую попадания в жизненно важные места дирижабля без единого промаха.

— Звучит логично, — согласился Василий. — Кто там у нас ещё есть?

Призрак поморщился:

— Малайцы, полинезийцы, два десятка негров настоящих из Африки… А уж кафры они или зулусы, или вовсе готтентоты, кто их разберёт. Для крупнокалиберных пулемётов сойдёт, а если и потеряются души, то и не жалко. Мало ли их таких неприкаянных по свету шляется. Расходный материал, короче говоря.

— Да ты расист, Патрик!

— Да, согласился ирландец, — расист, и не стесняюсь этого факта.

Красный не стал обсуждать особенности ирландского воспитания и расовые пристрастия, но принял совет по правильному распределению боеприпасов в лентах. Причём даже не задумывался над теоретической частью своих действий. Получается? Ну вот и слава богу и братьям Ульяновым. Пусть когда-нибудь потом высокоумные учёные-энергетики наморщат лбы и подведут фундаментальное основание под использование некротической энергии душ, зверски замученных при жизни, а пока практика превыше всего. Сюда зажигательного индуса, вот тут будут фугасные ирландцы, здесь упорные китайцы, а там злопамятные скотты. Работы хватит всем.

— Колдуешь? — пошутил спустившийся к своему истребителю Чкалов. — Чего ты вздрагиваешь, я же шучу!

— Шуточки у тебя, Валерий Павлович… — проворчал Вася, застигнутый врасплох именно за колдовством. Во всяком случае именно так можно расценивать его действия с точки зрения официальной науки. — Над тактикой размышляю.

— Да что там размышлять? Заходим со стороны солнца с верхней полусферы и лупим со всех стволов. При наших скоростях они свои пукалки даже повернуть не успеют.

— Хотелось бы на это надеяться.

Чкалов улыбнулся, поправил застёжку оранжевого пробкового жилета, и хлопнул по болтающемуся ниже задницы и бьющему под коленки парашюту:

— На аллаха надейся, а верблюда привязывай! Если что, то погоды стоят прекрасные, водичка тёплая… курортные условия у нас, Вася! Не приходилось прыгать с горящего дирижабля на еловый лес? — Да как-то не довелось.

— И не советую, — Валерий Павлович дёрнул щекой, отгоняя неприятные воспоминания. — Ну что, по машинам? Взлетаешь первым.

— Есть взлетать первым, господин полковник!

Глава 5

Во Франции очень трепетно и даже с пиететом относятся к аристократическим титулам, будь то Франция времён королей, Империи первой или второй, или вот республики, как сейчас. Особенно сейчас, когда настоящая титулованная аристократия, восходящая корнями к Крестовым походам и Людовику Святому стала огромной редкостью. Наполеоновские графы и маркизы, как бы они не пыжились, не слишком высоко котируются среди настоящего дворянства — и труба пониже, и дым пожиже, как говорят в своих варварских поговорках русские северные дикари. А что стоят новоиспечённые бароны Луи-Филиппа, купившие титулы за деньги или иные услуги? Лавочники всё равно останутся лавочниками, хоть обряди их во фрак с крахмальной манишкой. Тьфу, даже думать о них не хочется…

Потому и вызывают раздражение проклятые русские, сохранившие титулованную старую аристократию, да ещё умудрившиеся органично дополнить её новой, не вызвав раздражения или неприятия у тех и других. Ведь они, негодяи, охотно роднятся между собой и не считают это мезальянсом! Вот как жить после такого потомку французских, прованских и бургундских графов?

Полковник граф Рене де Лузиньяк криво улыбнулся своим мыслям и сглотнул внезапно загорчившую слюну в серебряную плевательницу. Было с чего — Лузиньяки стали беднее церковных крыс ещё во времена короля-солнце Людовика Четырнадцатого, ещё на заре его царствования, ещё интригами великого Мазарини, и с тех пор могли рассчитывать на доходы от военной службы. Или, в крайнем случае, на доходы с небольшого церковного прихода где-нибудь в сельской глуши, так как наличие предков гугенотов не позволяет достичь карьерных высот на ниве служения Господу. А на войне всегда можно подзаработать, вот как сейчас, даже если она не объявлена официально. Ведь как сказал один умный английский премьер-министр: — «Как трудно жить, когда Россия ни с кем не воюет».

Граф Рене де Лузиньяк не ручался за точность цитаты, но в данный момент выполнял просьбу именно британцев с Мальты, подкреплённую солидной суммой в благородных полновесных гинеях. Всего-то и нужно, это проследить за действиями русской экспедиционной эскадры, и в случае угрозы английским владениям в Средиземном море своевременно сообщить о том шифротелеграммой. Ну и попутно информировать союзников о любых любопытных или подозрительных действиях русского флота. Задача вроде бы не сложная на первый взгляд. На второй тоже. Права на третий взгляд графу не дали — презрев все законы свободного воздухоплавания и сбросив тонкую шкуру цивилизованности, агрессивные варвары тут же открыли огонь из зенитных орудий, заставив французский дирижабль отойти на безопасное расстояние. Без всякого повода! Вот где русские и где цивилизация? Кажется, они существуют в параллельных плоскостях и никогда не пересекаются.

— Они сбавляют ход, месье колонель! — крикнул ворвавшийся в рубку вахтенный офицер, заставив графа опять страдальчески поморщиться и поставить на привинченный к палубе столик бокал с превосходным арманьяком. В хрустальную пепельницу легла едва раскуренная настоящая «Корона» из Гаваны, противно зашипев в многочисленных горьких плевках. Всё, пропала драгоценная сигара, чёрт бы побрал этих русских вместе с вахтенных офицером.

— Зачем ы так кричите, Мишель?

— Это моя обязанность, граф, — слегка смутился молоденький лейтенант, ценимый Лузиньяком за происхождение от побочной ветвизнаменитых де Гизов. Пусть даже ветви по линии бастардов, но благородная кровь всегда остаётся благородной кровью.

— Уж поверьте своему командиру, Мишель, крики точно не входят в число ваших служебных обязанностей. И уж тем более нисколько не красят вас.

Мишель Д’Арно, именно так звали юного лейтенанта, смутился ещё больше и покраснел, отчего слал похожим на прекрасных незнакомок с портретов Давида, что составляют предмет гордости Французского музея. На графа накатили волны нежности и умиления, весьма далёкие от отцовских чувств. Интересно, каков этот потомок де Гизов в… хм… но это потом, будет ещё время проверить.

— Успокойтесь, Мишель, и налейте себе арманьяка. Бокалы в шкафчике за вашей спиной, лейтенант. Так что там делают русские?

— Они сбавили ход до самого малого и совершают странные перестроения, граф! — несмотря на смущение истинный француз д’Арно не смог отказать себе в удовольствии угоститься великолепнейшим напитком за чужой счёт, набулькав себе полный бокал, попутно пожалев о его малых размерах. — Сигнальщики из верхней рубки доложили, и я осмелился побеспокоить вас.

— Могли не торопиться, я сам это прекрасно видел, — де Лузиньяк дотронулся до бинокля производства проклятых бошей из фирмы «Карл Цейсс» и неопределённо махнул рукой. — Здесь, если вы забыли, тоже рубка и тоже великолепный обзор.

— Да, но я…

Граф ещё раз оглядел окончательно смутившегося лейтенанта с головы до ног, задержав взгляд на самых интересных с его точки зрения местах, и кивнул:

— Мне нравится, как вы несёте службу, Мишель. Не обращайте внимания на стариковское брюзжание.

— Какой же вы старик, возразил лейтенант. — На вид вам не больше тридцати лет.

— Мне уже сорок два, Мишель.

— Самый расцвет сил, месье.

— Ах, оставьте комплименты для дам в светских салонах, лейтенант, — граф сделал едва заметный жест, служащий своеобразным паролем у определённой части великосветского общества, и с удовольствием увидел ответный, обозначающий принадлежность к одному и тому же культурному слою, не чурающемуся древних эллинских и римских традиций. — Но дам мы обсудим позже, не так ли?

— Почту за честь, месье колонель, — в глазах лейтенанта блеснул огонёк надежды на удачную и быструю карьеру. — Разрешите идти, граф?

— Идите, лейтенант, — кивнул де Лузиньяк. — Но впредь попрошу при докладах обходиться без крика. Впрочем, служба службой, не не желаете ли сигару? Подайте мне хьюмидор со столика, будьте так добры.

— Из ваших рук даже чашу с цикутой приму охотно, — блудливо улыбнулся лейтенант, окончательно растопив холодное и суровое сердце своего командира.

— Мы не Сократы и обойдёмся арманьяком. Дополните бокалы, Мишель.

Никто из экипаже не удивился, когда у командирской рубки встал вооружённый винтовкой с примкнутым штыком часовой — командир дирижабля часто проводил индивидуальные занятия по повышению профессионального мастерства из молоденьких офицеров или красивых нижних чинов, и не терпел, когда его отвлекали от этих занятий. А что рубка… во-первых, управление дублировано на верхний пост, где постоянно присутствует старший офицер или штурман. А во-вторых, именно отсюда открываются самые лучшие виды на море, на бесчисленную россыпь островов греческого архипелага, покрытую изумрудной, ещё не выцветшей на жарком солнце зеленью, да и просто командиру тут удобнее. Все наглядные пособия под рукой, особенно огромный обтянутый белоснежной мягкой кожей диван. Разве аристократ древнего рода не может себе позволить иметь хорошую мебель на вверенном ему дирижабле?

Но человек лишь предполагает, а высшие силы, будь то сам Господь, судьба, рок, фатум, или какое-нибудь провидение всегда могут иметь на этот счёт иное мнение. И да, аристократ древнего рода многое может себе позволить, но если он военный в чине полковника, то беспечность и расслабленность с его стороны не позволительны. Колонель граф Рене де Лузиньяк понял это слишком поздно, когда двадцати трёхмиллиметровый осколочно-фугасный снаряд авиационной пушки пробил остекление рубки, вошёл склонившемуся над диваном командиру дирижабля в крестец почти параллельно позвоночнику, и взорвался в грудной клетке.

Лейтенанту Мишелю повезло больше, и следующий снаряд просто и гуманно попал в затылок и оторвал ему голову, позволив умереть без боли. А что голым… да кто и что потом разберёт среди горящих обломков падающего в море дирижабля?

Роль карающего посланца небес выполнил Чкалов, подошедший над морем в бреющем полёте и набравший высоту только перед атакой. Валерий Павлович практически в упор расстрелял гондолу дирижабля со всех стволов, с восторгом отметив высокую точность, кучность и разрушительную силу бортового вооружения, и поспешил отвернуть в сторону, потому что услышал в эфире предупреждающий возглас Красного, а сверху уже посыпались горящие обломки. Какие там энергетические щиты, о чём вы, господа? Если они и были, то это никак не проявилось и никому не помешало.

— Горишь, бубновый! — опять раздался голос Красного.

— Почему бубновый? — вслух удивился Чкалов, но вспомнил, что бубновым тузом на одежде когда-то выделялись каторжники. — И правда варнаки.

Потом Валерий Павлович заложил вираж, с откровенным злорадством провожая взглядом падение летучего шпиона, и с сожалением в голосе сказал:

— Эх, такая картинка для кинематографа пропадает.

— Думаю, у господ со студии Хаджонкова ещё будет возможность снять нечто подобное, а то и более грандиозное, — откликнулся Вася. — Во всяком случае, мы такую возможность постараемся предоставить. Реклама — двигатель торговли!

Чкалов молча согласился с такой постановкой вопроса. Чем больше побед и шумихи вокруг них, тем больше заказов у КБ Поликарпова и его совместного с Красным завода. Следовательно, Николай Николаевич при должном финансировании выдаст всё более совершенные самолёты. Выше, дальше, быстрее! И калибр пушек можно чуть увеличить. Миллиметров до тридцати семи.

За коротким боем, если стремительное убийство можно назвать боем, с эскадры следили в сотни биноклей, и тут же в сторону падения дирижабля тридцатиузловым ходом рванули два эсминца. Вдруг в обломках найдётся что-нибудь интересное и удастся определить национальную принадлежность наглого шпиона? Ведь кто-то должен ответить за хамство? Такое нельзя оставлять безнаказанным.

А вернувшиеся истребители встретили приветственными криками и сияющей медью духового оркестра на палубе транспорта «Саратов». С высоты не слышно ни криков, ни музыки, зато хорошо заметны взлетающие вверх бескозырки и солнечные блики на надраенных до зеркального блеска инструментах. Почётная и торжественная встреча.

Однако ни Красный, ни Чкалов не торопились садиться на узкую полоску плавающего понтонного аэродрома — стремительные и, как оказалось, грозные бипланы минут десять крутили фигуры пилотажа в небе над кораблями эскадры, заставляя моряков охать от удивления, ахать от восхищения, и вообще проникаться уважением к новорождённой российской авиации. И заставили!

Между моряками и воздухоплавателями всегда существовало негласное соперничество за любовь народа и значимость в глазах общества, ревность к чужим успехам и преувеличенная оценка успехов собственных, но здесь и сейчас… А здесь и сейчас в суровые просоленные души приходило понимание и осознание того факта, что пилоты аппаратов тяжелее воздуха являются существами высшего порядка, к которым просто неприлично ревновать. Как нельзя завидовать ангелам, как нельзя соревноваться в мощи и разрушительной силе с извергающимся вулканом, как нельзя пытаться затмить солнечный свет.

Но вот наконец-то в чью-то светлую голову пришла мысль о том, что Чкалов и Красный крутят фигуры высшего пилотажа не только из желания порадовать моряков эскадры и любви к искусству. Самолёт Нестерова, так и оставшийся стоять в самом начале взлётно-посадочной полосы, подняли на борт транспортника, освободив место для Василия и Валерия Павловича. В принципе, Красный был уверен, что длины понтонов с лихвой хватил для всех трёх «Чаек», но обычно лихой и слегка бесшабашный Чкалов решил не рисковать, дабы не смазать впечатление от первого боевого вылета в истории аппаратов тяжелее воздуха. Как-то не хотелось ему прославиться в качестве участника первой во всём мире красивой и глупой аварии.

С мостика линкора «Александр Ульянов» за посадкой истребителей наблюдало высокое начальство. Генерал Фрунзе, отхлебнув крепчайшего и свежайшего адмиральского чаю с лимоном, отсалютовал Эссену стаканом в серебряном подстаканнике с эмалевым двуглавым орлом:

— Согласитесь, Николай Оттович, есть определённая прелесть в личном присутствии при исторических событиях.

— Думаете, этот день войдёт в историю?

— Несомненно. Даже в учебниках напишут, — кивнул командующий Экспедиционным Корпусом. — У изобретения цесаревича Василия Иосифовича огромный потенциал и великолепные перспективы развития. Да, пока его самолёты… ладно, его и Николая Николаевича Поликарпова самолёты… Так вот, пока они тихоходны и недостаточно совершенны, но я предвижу, что через какое-то время они станут настоящими повелителями неба, сбросив с пьедестала медленные и неуклюжие дирижабли.

— Знаете, Михаил Васильевич, — покачал головой Эссен, — рано хоронить традиционное воздухоплавание.

— Да кто вам сказал, что его кто-то собирается хоронить? — Фрунзе едва не поперхнулся очередным глотком адмиральского чаю. — Наоборот, два вида летательных аппаратов органично дополнят друг друга.

— Каким образом?

Михаил Васильевич хитро прищурился и сам спросил с улыбкой:

— А вы не хотели бы иметь воздушные части в составе своего флота, Николай Оттович?

Эссен покачал головой и перекрестился:

— Упаси господи от такого счастья. Ещё в двадцать пятом году ставились опыты по размещению дирижаблей на специальных кораблях-матках, но они потерпели сокрушительную неудачу. Это, знаете ли, как кошку стричь — визгу много, а шерсти мало.

— Но мы с вами только что видели яркий пример… — командующий Экспедиционным Корпусом многозначительно замолчал, давая командующему флотом сделать вывод самостоятельно.

Однако, Николай Оттович уже отдался во власть воспоминаний:

— А ещё планировали использовать что-то по типу трансокеанских зерновозов со сдвижными палубами. Предполагали набивать трюмы одноместными дирижаблями-истребителями конструкции печально известного господина Гроховского, и выпускать их одновременно по несколько десятков штук при приближении к неприятельскому флоту, или атаковать ими береговые батареи.

— Возвращение пилотов предусматривалось?

Эссен тяжело вздохнул:

— Автор идеи предлагал набирать добровольцев среди осуждённых на длительные сроки с последующим полным помилованием выживших.

Командующий Экспедиционным Корпусом разрядился небольшой матерной речью, сделавшей бы честь боцману парусного флота, и уточнил:

— Это тот, про кого я только что подумал?

— А кто кроме него мог предложить такой дичайший бред?

Фамилия покойного Тухачевского вслух не прозвучала, так как с недавних пор это стало неприличным.

— Но мы отвлеклись, Николай Оттович, — Фрунзе благосклонно согласился с предложением вестового дополнить стакан адмиральским чаем и сделал большой глоток. — Вы вспомнили дирижабли, а я имел в виду вот эти истребители, то есть аппараты тяжелее воздуха.

— Возить с собой понтонную взлётную полосу? Это не всегда удобно, Михаил Васильевич.

— А что вам мешает построить специальный корабль со взлётной полосой на специальной же палубе? Запуск с помощью паровой или пороховой катапульты, а посадка с зацепом за какой-нибудь трос.

Эссен хотел что-то ответить, но внезапно замолчал и подёргал себя за бороду. Было видно, что заслуженный флотоводец целиком погрузился в размышления, и уже не видит перед собой никого и ничего, включая собеседника и эскадру под собственным командованием. Некоторые фразы Николай Оттович произносил вслух, и Фрунзе разобрал в шёпоте:

— Если катапульты… нет, бред полный… А вот на полном ходу против ветра… и крюк, да… крюки обязательно… Лифты из трюмов не проблема… Дирижабельщикам хрен по всей морде… И минимум три лётных училища, и пусть попробуют не выделить финансирование, зубами выгрызу. Личный завод цесаревича Василия, так что за сегодняшний бой его и Чкалова к орденам…

Впрочем, командующий Экспедиционным Корпусом не был до конца уверен, что правильно расслышал последнюю фразу насчёт награждений. Хотя почему бы и нет? За богом молитва, а за царём служба не должны пропадать. Заслужил награду — получи заслуженное. Российская Империя может себе позволить быть справедливой и объективной.

Пока поднимали на «Саратов» самолёты и разбирали понтонную взлётно-посадочную полосу, успели вернуться посланные на место падения дирижабля-шпиона эсминцы. И не пустые — неожиданно среди обломков нашлось немало интересного, но самое главное, что удалось выловить из воды каким-то чудом уцелевших механиков в количестве двух штук. Они-то и сообщили о национальной принадлежности жертвы военно-воздушного любопытства. А ещё рассказали, что дирижабль хоть и базировался на Яффу в подмандатной Палестине, но у англичан на Мальте бывал гораздо чаще, работая на британцев за небольшую доплату в пользу полковника графа Рене де Лузиньяка.

— Опять англичанка гадит, — выслушавший доклад адмирал Эссен переглянулся с генералом Фрунзе. — Как думаете, Михаил Васильевич, не стоит ли нам нанести визит вежливости на Мальту, дабы там дождаться неизбежных на море случайностей? Полномочий и у меня и у вас на это хватит. Небось тоже инструкции получили на аудиенции у императора?

— Визит вполне вписывается в рамки поставленной государем задачи, — кивнул командующий Экспедиционным Корпусом. — Мы точно знаем, что за мятежом в Испании торчат длинные ослиные уши лимонников.

— И лягушатников с макаронниками.

— Да, Николай Оттович, там чуть ли не вся Европа отметилась. Так вот, если вы гарантируете наступление неизбежных на море случайностей, то можно прокладывать курс на Мальту.

— Гарантирую. Но и вы, Михаил Васильевич, будьте любезны приготовить десантные партии и выделить людей для нового гарнизона острова. Ну и для охраны будущих пленных, само собой.

— Пленных? С преувеличенно фальшивым удивлением переспросил Фрунзе. — Помилуйте, Николай Оттович, какие могут быть пленные на Мальте, если мы не воюем с Великобританией? Нет уж, давайте не будем делать из себя варваров перед лицом цивилизованной Европы и обойдёмся без сантиментов с вооружёнными бандитами, временно захватившими российскую территорию. Так и передайте морской пехоте — разбойников в плен не брать, пусть действует ускоренное военно-полевое судопроизводство.

Николай Оттович прекрасно знал, что генерал имел длительную беседу с императором Иосифом Первым, во время которой, судя по всему, получил подробнейшие инструкции и карт-бланш на их исполнение. А сам Эссен был даже не против в очередной раз подёргать лаймов за волосатое вымя — слишком многое накопилось. Тут и давнее и почти забытое науськивание на Россию ныне не существующих японцев, бой крейсеров в устье Ла-Платы в двадцать третьем году, минирование Кольского залива и ответный прорыв миноносцев в Скапа-Флоу, Египетский конфликт и взрыв линкора «Рипалс» на рейде Лиссабона, якобы случайный расстрел русских китобоев в районе Шпицбергена и лихой рейд российской морской пехоты по золотым рудникам и алмазным приискам Южной Африки… И это только случаи, в которых Николаю Оттовичу довелось принять личное участие. А сколько всего произошло таких стычек, неизвестных широкой публике? И не сосчитать.

А Мальту за спиной оставлять и в самом деле не стоит. Бесхозяйственно это будет и безнравственно по отношению в памяти императора Павла Первого.

— Валентин Степанович, — обратился Эссен к присутствующему здесь же старшему штурману. — Вы слышали наш разговор? Будьте так любезны рассчитать курс.

Глава 6

Англичане как та кошка, которая знает чьё сало съела, поэтому даже не удивились визиту эскадры Экспедиционного корпуса на Мальту. Во всяком случае, сделали вид, будто это их не удивило, и встретили появившиеся на рейде корабли салютом наций, отданным с рванувших навстречу крейсеров. Им ответили двадцать одним залпом, как и положено по международным правилам приличия, но из малокалиберных противоминных орудий, что в неофициальных военно-морских традициях сравнимо с пожеланием пойти в задницу и не путаться под ногами. Сами англичане таким образом встречали каких-нибудь сиамцев или парагвайцев.

И ещё неприкрытым оскорблением выглядел штормтрап, поданный целому британскому контр-адмиралу, оказавшемуся на одном из двух крейсеров и внезапно решившему посетить флагман эскадры. Бедолагу аж перекосило от такого непотребства, будто раскусил и прожевал нежно любимый этой нацией лимон, но дипломатично промолчал и вскарабкался на борт линкора «Александр Ульянов» довольно ловко, благо сухощавое телосложение этому способствовало. Впрочем, в британском флоте практически невозможно встретить толстяков даже среди адмиралов.

А что ещё сэру Арчибальду Уитфилду, одиннадцатому виконту Грейстоку, оставалось делать, кроме как строить хорошую мину при плохой игре? На Мальте в настоящее время базируется только один линкор, да и тот на прошлой неделе ушёл к Гибралтару охранять конвои с войсками генерала Франко из Марокко и Сеуты. Да и он бы ничего не смог противопоставить семи русским линкорам серии «Реставрация». Там один «Александр Ульянов» чего стоит, а кроме него есть «Владимир Ульянов», «Князь Кропоткин», «Суворов», «Пересвет», «Рюрик» и «Ерофей Хабаров». И одиннадцать линейных крейсеров, включая новейший «Варяг». И около полусотни эсминцев. Может, даже больше, но точно сэру Арчибальду неизвестно. И транспорты с войсками, заслонившие горизонт. Поневоле станешь осторожным и взвешенным в словах и поступках дипломатом. Не устраивать же битву с северными варварами из-за простого оскорбления? У короля, конечно много, но не до такой же степени!

Но вопреки ожиданиям и опасениям встретили британца хоть и без оркестра, но довольно вежливо и даже любезно, даже выстроили похожий на конвой почётный караул, а подтянутый капитан второго ранга с безукоризненными манерами и чистейшим оксфордским произношением проводил в адмиральский салон. Сам он, правда, при этом не представился. Странные обычаи и традиции в русском военно-морском флоте… Но что взять с дикарей?

В адмиральском салоне всего три человека за накрытым к позднему ужину столом. Тончайший фарфор, хрусталь, серебро и полированная сталь столовых приборов. Умопомрачительные запахи, в которых явно различимы нотки выдержанных бренди, хереса и портвейна. Блеск орденов на парадных мундирах, тяжёлое витое золото аксельбантов и густая бахрома эполетов.

Во главе стола почему-то самый младший по возрасту и званию — юный штабс-капитан лейб-егерь лет пятнадцати-шестнадцати на вид со смутно знакомым лицом. Причём сэр Арчибальд голову давал на отсечение, что раньше никогда не встречал и не видел этого русского.

По правую руку от юноши сидит адмирал Эссен, давняя головная боль любого водоплавающего британца. Сколько он крови попил из моряков флота Его Величества! Море не море, но изрядное озеро той кровушки вполне наберётся.

А по левую руку — кошмар сухопутных англичан, когда-либо имевших несчастье с ним столкнуться. Именно этот генерал с чёрными усами и цепким взглядом выбил английские оккупационные войска из Закавказья и Туркестана, а несколько дивизий из памирской группировки загнал высоко в горы и выморозил на ледниках и в вечных снегах до единого человека, пресекая попытки сдаться в плен показательной передачей немногочисленных желающих в руки местного населения, настроенного к благородным британцам весьма недоброжелательно. В таких случаях смерть от холода предпочтительнее. Гуманнее, быстрее, безболезненней. Да и на Дальнем Востоке генерал-лейтенант Фрунзе отметился так, что до сих пор… Эх, да что там вспоминать!

По знаку юного лейб-егеря вестовой в белоснежной форменке подал ещё один прибор:

— Прошу разделить с нами эту скромную трапезу, виконт. У нас в России не принято разговаривать о серьёзных вещах на голодный желудок — страдает пищеварение и портится цвет лица, знаете ли. Присаживайтесь, сэр Арчибальд, и чувствуйте себя как дома.

Адмирал Уитфилд считал себя значимой персоной, поэтому не удивился, что его знают по имени. Лишь уточнил:

— Серьёзные вещи?

— Более чем, — кивнул юноша. Но ни слова о делах! И рекомендую начать с хереса — собственные виноградники Его Величества короля Испании Петра Николаевича Ольдкнбурга. Когда вам доведётся такой попробовать?

Сэр Арчибальд оценил тонкий намёк на участие англичан в мятеже генерала Франко, но пропустил его мимо ушей, сделав вид, будто ничего не понял. И с большим удовольствием отдал должное ужину, достойному даже королей. Более того, способного вызвать чувство зависти и неполноценности даже у королей, не то, что виконтов.

Род Уитфилдов известен со времён Карла Второго, когда разбогатевший при Кромвеле торговец шестью купил титул и стал отцом-основателем, и на бедность никогда не жаловался. Но далека не каждый месяц Арчибальд Уитфилд, виконт Грейсток, мог себе позволить блюда, судя по всему составляющие привычный рацион русских генералов и адмиралов. И штабс-капитанов лейб-гвардии Егерского полка, да… Кстати, этот юноша есть с несколько отстранённым и скучающим видом, будто всё это великолепие для него привычно и обыденно. Кто же он такой и почему лицо кажется таким знакомым?

И тут вдруг сэр Арчибальд поперхнулся от догадки и узнавания. Ну конечно же! Это недавно представленный обществу наследник российского престола цесаревич Василий, до четырнадцати лет живший инкогнито и воспитывавшийся в таинственном закрытом учебном заведении.

С трудом восстановив дыхание и откашлявшись, британский адмирал выдавил из себя извинения:

— Прошу простить, Ваше Императорское Высочество, мне не в то горло попало.

Наследник русского престола улыбнулся уголком рта, но глаза остались холодными и внимательными:

— Ничего страшного, виконт, привычка жрать в два горла присуща многим европейским народам. Это привычно, хоть и противоестественно.

Произнёс он это на русском языке, но англичанин его понял. Когда-то давным-давно английский советник-наблюдатель Арчибальд Уитфилд был выловлен из воды на месте гибели японского броненосца, и за два года плена сумел немного научиться русскому языку. Говорить на нём вряд ли получится, но неторопливую и правильную речь разбирал без переводчика. Цесаревич как раз никуда не торопился.

Его реплика послужила своеобразным сигналом к окончанию ужина, причём всё тот же вестовой в первую очередь убрал стоявшую перед британцем бутылку с хересом. Следом исчезли графинчики с водками шести сортов, и с выдержанным ароматным бренди, который к большому своему сожалению сэр Арчибальд так и не успел продегустировать. Впрочем, в приличном обществе после ужина принято пить кофе под хорошую сигару и дижистив. Хочется надеяться, что русские не отступят от этого правила.

Однако, отступили. Генерал Фрунзе приглашающе указал рукой на кресло у пустого низкого столики из благородного чёрного дерева:

— Присаживайтесь, виконт. И вас, наверное, интересует причина нашего появления вблизи Мальты? — и не дожидаясь утвердительного ответа тут же пояснил, чем окончательно запутал. — Мы прибыли с неофициальным гуманитарным торжественно-парадным визитом, посвящённым юбилею знаменательного события.

— Какого именно, господин генерал? — британец принялся перебирать в уме подходящие к случаю даты, но не обнаружил среди них ни одной юбилейной.

— Разумеется, мы будем праздновать годовщину избрания императора Павла Первого Великим Магистром Суверенного Военного гостеприимного ордена Святого Иоанна, Родоса и Мальты.

На этот раз британец подавился воздухом, потому что ничего иного ему не предложили. Захлопал удивлённо глазами, и опять попытался произвести подсчёты в уме.

Адмирал Эссен, заметив затруднение своего английского коллеги, успокоительно махнул рукой:

— Не высчитывайте, сэр Арчибальд, это бессмысленное занятие. Мы, истинные госпитальеры, живём по лунному календарю, а годы иностранного присутствия на Мальте во внимание не принимаются. Или принимаются, но частично и не на всей территории острова. Кстати, что бы точнее определить размер этих территорий, сегодня ночью будет произведён облёт местности сразу несколькими аппаратами, произведёнными специально для этой задачи.

— Ночью?

— Именно так.

— Но ведь ночью ничего не видно.

— Истинные госпитальеры давно решили эту проблему, сэр Арчибальд. И да, техника новая, и может дать сбой над массивными металлическими объектами, поэтому рекомендую убрать людей с береговых батарей.

— Это невозможно!

— В таком случае мы не несём ответственность за бездействие вашего командования и возможные жертвы.

— Разве жертвы обязательны? — нервно поёжился сэр Арчибальд.

— Новая техника, — пожал плечами Эссен. — Она непредсказуема даже для истинного госпитальера.

Наследник российского престола сидел молча и в разговор больше не вмешивался, лишь иногда с одобрением кивал, подтверждая слова Эссена и Фрунзе. И почему-то постоянно поглаживал клапан белой кобуры, полагающейся к парадному мундиру лейб-гвардии Егерского полка.

У сэра Арчибальда нервно задёргался левый глаз:

— Ваше Императорское Высочество, но вы же понимаете, что присутствие иностранных войск на Мальте недопустимо?

— Полностью с вами согласен, виконт, — наконец-то нарушил молчание цесаревич. — Именно присутствие иностранных, и именно недопустимо.

— В таком случае… — облегчённо вздохнул британец.

— Благодарю за понимание и точную формулировку, — перебил его наследник престола, не давая закончить фразу. — Торжественный парад состоится при любой погоде. И не смею вас больше задерживать, сэр Арчибальд. Так же передайте мою благодарность маршалу Монтгомери, и надеюсь увидеть его в самом скором времени.

— Простите, но у нас нет никакого маршала Монтгомери, — удивился британец.

— Это плохо, — нахмурился цесаревич. — В таком случае мы проведём парад без представителей вашей армии и флота. Всего вам хорошего, сэр Арчибальд.

Вахтенный офицер проводил британского адмирала всё до того же штормтрапа, где на воде виконта ожидал катер с крейсера, а в салоне линкора «Александр Ульянов» командующий Экспедиционным Корпусом улыбнулся в усы и предложил:

— Назовём нашу операцию «Чаепитие в Мытищах».

А вот командующий английскими войсками на Мальте оказался не таким доверчивым, как его военно-морские коллеги, и встретиться с русским цесаревичем не захотел. Доверчивость вообще не входила в число достоинств и недостатков генерала Уильяма Сомерсет Моэма, посвятившего бурную молодость службе Его Величеству в разведке.

— Вот же бремя страстей человеческих, — тяжело вздохнул умудрённый жизнью генерал, и приказал принять дополнительные меры по укреплению энергетических щитов на береговых батареях и прочих важных объектах, включая арсенал, склады и казармы.

Тотчас в древних казематах запылали жаровни, разогревая необходимый инструмент, и на каменных алтарях загорелись свечи из чёрного воска, выставленные в замысловатом, но строго определённом порядке. Туда же, в казематы, стали приводить специально набранное по всему миру отребье. Не смогли при жизни стать полезными империи, над которой никогда не заходит солнце? Тогда пусть хоть в смерти ей послужат — некротическая энергия от смерти двух человек поможет щиту выдержать одно попадание главным калибром русского линкора. Главное, не жалеть усилий на получение этой энергии.

К чести генерала Моэма нужно сказать, что он не получал удовольствие от перерезания глоток обсидиановым ножом, в отличии от офицеров специальной роты маго-энергетической поддержки. Да, добивающий удар превращённой в кровоточащий кусок мяса жертве наносит командующий, но лишь из служебной необходимости, а не из любви к убийству. А в особой роте служат настоящие маньяки. Высокопрофессиональные маньяки!

Только вот без крови не бывает побед и взлёта империи. Это аксиома. Это не требует доказательств. Это так же естественно, как течение воды в Английском канале, как смена времён года или восход солнца. И пусть над благословенной империей это солнце никогда не заходит!

Уже к полуночи энергетические щиты над стратегически важными объектами заработали в полную силу. Невидимые невооружённым взглядом, они всё равно ощущались физически, заставляя вставать дыбом волосы на всём теле, и вызывали ломоту в зубах и суставах. Пусть теперь русские попробуют сунуться!

Они и попробовали ровно в два часа ночи. Как и предупреждали, выслали какой-то странный летательный аппарат, по звуку двигателя схожий одновременно с кофемолкой и швейной машинкой. Следом за ним взлетел второй, а потом и третий. Непонятные и невидимые машинки стрекотали на небольшой высоте точно над батареями, над головами пытающихся рассмотреть их артиллеристов и часовых. Нагло, назойливо и беспардонно кружили.

И вдруг… это вдруг всегда случается неожиданно, хотя русские и предупредили о возможности наступления непредвиденных ситуаций — во всех трёх летательных аппаратах что-то сломалось, и вниз полетела взвесь какой-то маслянистой жидкости, свободно проходящей сквозь щиты. А что, атмосферные осадки угрозы не представляют.

Часом ранее.

— Страшно?

— Нет, — Лиза Бонч-Бруевич упрямо покачала головой. — Всего лишь слегка волнуюсь перед первым боевым вылетом.

Вася протянул руку и осторожно погладил девушку по щеке:

— Ты молодец. Ты умница. А я в первом бою, когда с дирижаблем разбирались, от ужаса через раз дышал, так всего скрутило.

— Правда? — удивились Лизавета. — А мне со стороны показалось, будто ты вообще без эмоций.

— Именно показалось, — кивнул Красный. — На самом деле было страшно, даже руки дрожали.

Лиза посмотрела на собственные руки и спрятала их за спину:

— Всё равно не страшно. Иди лучше Веру с Катей успокаивай. Принеси им ведро валерьянки на двоих.

Василий не стал спорить. Капитан Родионов в глубине его души тоже не стал. Он хорошо знал вот это состояние перед первым вылетом, и любые слова здесь в основном бесполезны. Оно само пройдёт, стоит только шасси самолёта оторваться от взлётно-посадочной полосы. Или не пройдёт, и тогда… Но нет, девочки справятся!

Вера Столыпина выглядит спокойнее, и даже что-то рисует карандашом на листке бумаги, объясняя старшему из братьев Коккинаки правильную технику выполнения противозенитного маневра. С умным видом цитирует дословно написанную Красным инструкцию. Познания теоретические, но со стороны кажется, что Верочка уже неоднократно прорывалась к цели сквозь белые облачка и трассы крупнокалиберных пулемётов.

Кстати, англичане не используют пулемёты против воздушных целей, предпочитая монструозные орудия калибром не менее ста пятидесяти миллиметров. В их понимании пулемёты, это оружие против толпы голозадых негров с копьями и щитами из шкуры носорога. Или против индусов с дрекольем и самодельными пиками. С теми же бурами в последней англо-бурской войне двадцать третьего года от пулемётов толку не было — пулемётные расчёты целенаправленно выбивались бурскими снайперами, прошедшими специальную подготовку в Ораниенбаумской стрелковой школе.

Так что пулемёты исключаются. Да и пушки у британцев не могут похвастаться скорострельностью — сконструированные для борьбы с медленными и неповоротливыми дирижаблями, они дают три выстрела в минуту, а взрыватели рассчитаны на подрыв снаряда на высоте не менее пятисот метров. Если не забираться высоко, то грозит только прямое попадание, да и то оно проходит по линии фантастики или статистической погрешности.

— Васенька! — Верочка Столыпина обернулась на шум шагов подошедшего сзади Красного, и с радостным визгом бросилась ему на шею. — Васенька, а мы бомбить летим! Я такая счастливая! Подружки в Петербурге от зависти прыщами покроются! — Глаза девушки в свете прожекторов блеснули предвкушением и азартом, и Вася почувствовал на щеке тепло совсем не сестринского поцелуя. Неожиданно, но приятно. — Только я, Васенька, плавать не умею.

— Зачем плавать? — удивился Красный. — Ты же на самолётом полетишь по воздуху, а не на лодке по морю…

— Но над морем, — Вера мотнула головой, и длинные уши кожаного пилотского шлема хлестнули Василия по щекам. — Я же над морем полечу, а до этого с воды взлетать будем.

Красный бросил взгляд за борт, где уже закончили сборку понтонной взлётно-посадочной полосы, и пожал плечами:

— Ну не совсем с воды.

— Ты ничего не понимаешь, — Верочка стукнула кулаком по его груди. — Бесчувственный болван! Иди отсюда!

— Куда?

— Да куда хочешь. К Катерине иди, пока она Апполинария не убили.

— За что?

— За тупые комплименты за твоей спиной. Ты что, разве не видишь, что этот хлыщ к ней клинья подбивает?

Старший из братьев Коккинаки с преувеличенным испугом охнул:

— Боже мой, Верочка, я же тоже делал вам комплименты. Вы меня застрелите?

Вера Столыпина улыбнулась:

— Вы, Владимир Константинович, говорили суровую правду о моей молодости, красоте, и отсутствии недостатков. Это не может быть комплиментами, а у Куликовского именно они, причём тупые и банальные. И пристрелить его нельзя, потому что заменить некем. А ты, Вася, не подслушивай и иди к Катерине.

— Уйду, — согласился Красный, и осторожно снял руку девушки со своего плеча. — Если отпустишь.

— Я не держу, — Вера вернула руки на плечи Красному и притянула к себе. Прошептала после короткого поцелуя. — Иди уже, герой-любовник.

Чего-чего, а такого звания Василий никак не ожидал. Это комплимент или скрытый упрёк за так и не сделанный выбор? Да честно сказать, этот самый выбор делать не хочется — ко всем трём девушкам Красный испытывал тёплые чувства, чуть более сильные, чем просто дружеские. Любовь? Нет, пожалуй, о любви говорить слишком рано, но что-то такое близкое к ней.

Катерина Орджоникидзе в самом деле ругалась с Куликовским, но совсем по другому поводу, не имеющему ничего общего с комплиментами. Когда Василий подошёл ближе, она выговаривала строгим и сухим голосом:

— Апполинарий Григорьевич, какого чёрта, прости господи, вы приказали зарядить все пулемёты зажигательными? Огня и без них будет достаточно, а при нашем смешном калибре…

— Трёхлинейная пуля обладает хорошей пробивной силой даже в зажигательном варианте, Екатерина Григорьевна, — возражал Куликовский. — А огня слишком много не бывает. Представьте себе нефтяные резервуары с запасом топлива для британского флота. Представили?

— Владимир с мечами как минимум, — мечтательно зажмурилась Катя.

— Вот! — Куликовский назидательно поднял кнебу указательный палец. — Как минимум, это вы правильно заметили. И даже на Георгия можно рассчитывать по совокупности. Самичто за богом молитва, а за царём служба не пропадут.

— До бога высоко и далеко, Апполинарий Григорьевич.

— Согласен, но вот до царя… — Куликовский намекающе улыбнулся и был правильно понят.

— У нас есть Вася! Подвиг, совершённый на глазах наследника престола не может остаться незамеченным, и всегда оценивается чуть выше.

— Именно! Тем более у нас в пулемётах не зажигательные, а бронебойно-зажигательные патроны. Почувствуйте разницу, Екатерина Григорьевна. Кстати, по слухам на Мальте есть уютные винные подвальчики, где в полуденную жару можно окунуться в живительную прохладу и с удовольствием продегустировать дары местных виноградников. Говорят, здесь единственное место в Европе, где уцелели древние сорта, известные ещё со времён Древнего Рима и владычества Константинополя.

— Вы на что намекаете, Апполинарий Григорьевич?

— Почему намекаю? — удивился Куликовский. — Я прямо и честно приглашаю вас отметить победу сразу после освобождения Мальты от англичан и возвращении её в состав Российской Империи.

Катерина Орджоникидзе мило улыбнулась:

— Тоже буду с вами честной, Апполинарий Григорьевич. Я очень надеюсь, что знакомство с Его Императорским Высочеством цесаревичем Василием Иосифовичем позволит мне не попасть на каторгу за ваше убийство.

— Какое убийство? — опешил Куликовский.

— Преднамеренное, хладнокровное, совершённое с особой циничностью. Ещё одно неприличное предложение, и я отстрелю вам… хм… гениталии. И добью выстрелом в лоб. Но не сразу, чтобы вы смогли прочувствовать неуместность ваших ухаживаний.

Вася, невидимый в тени надстройки, решил не вмешиваться в разговор. В то, что Катя пристрелит своего напарника, он не верил, но смазывать воспитательный эффект от выговора не хотел. Разберутся сами, не дети же!

Чкалов, бесшумно подошедший следом, протянул плоскую серебряную фляжку, которую так удобно носить в кармане или за голенищем сапога, и шёпотом спросил:

— Волнуешься за девочек?

Вася молча кивнул, открутил крышку и сделал большой глоток. В жизни Василия Красного это был первый глоток шустовского, раньше не находилось ни желания, ни повода. Сегодняшней ночью есть и то и другое. А у девушек всё будет хорошо! Иначе и быть не может!

Глава 7

— Господи, пусть всё будет хорошо! — сержант Кристофер Обальдистон непослушными губами громко пытался докричаться до небес, и с ужасов смотрел, как огонь от внезапно выпавшей неизвестно откуда и чуть позже вспыхнувшей маслянистой жидкости накрыл пороховые картузы первых выстрелов, заблаговременно сложенных у орудий. Но господь, видимо и проливший огненный дождь на батарею, не отвечал. Он лучше знал, кому сегодня должно быть хорошо.

Взрыв… И ужи никто и никому не молится…

— Почему так? Разве щит не должен… — выскочивший из подземного каземата генерал Уильям Сомерсет Моэм не закончил фразу, так как очередь из четырёх бронебойно-зажигательных пуль разорвала его пополам. Нынешней ночью кто-то хорошо стрелял.

— Хорошо бы не к нам! — шестнадцатилетний саб-лейтенат дальномерного поста, чья семья купила юному наследнику звание и должность в спокойном, тихом и почти райском месте, с беспокойством вслушивался в темноту, откуда доносился стрёкот, напоминающий звуки швейной машинки и кофемолки. Шум мотора русского летательного аппарата почти не различим в грохоте взрывов на береговых батареях, но если напрячься… — Господи, хорошо бы не к нам!

И опять высшие силы в определении кому сегодня должно быть хорошо, сделали выбор не в пользу британской армии, хотя саб-сейтенанту Джонатану Дженкинсу в какой-то степени повезло — он умер последним. Правда, прожжённая жидкостью КС дыра в груди принесла жуткую и мучительную смерть, зато три дополнительные минуты жизни… они дорого стоят.

А потом, когда на рейде длинными снопами пламени полыхнули залпы главного калибра русских линкоров, стало совсем плохо. Объединённый в единую систему энергетический щит, зияющий прорехами на месте батарей и дальномерного поста, схлопнулся, убив откатом офицеров особой роты магической поддержки в полном составе, начался настоящий ад. Снаряды падали один за другим, оставляя дымящиеся развалины на месте укреплений, рассчитанных на противостояние ядрам и картечи. И никто не знал, что некий штабс-капитан Красный успел посетить артиллерийские погреба всех линкоров и линейных крейсеров ещё позавчера.

Кстати, он же заинтересовался и торпедными аппаратами эсминцев, в настоящий момент с азартом рвущих в клочья стоящие на банках немногочисленные корабли Его Величества. Туда им и дорога! В смысле, на дно, а потом когда-нибудь на переплавку в мартеновские печи. И проследить, чтобы металл использовали исключительно для изготовления сельскохозяйственной техники. Перековать мечи на орала в самом прямом смысле.

Тем временем бомбардировщики избавились от зажигательной смеси и по очереди заходили на посадку на освещённую прожекторами плавучую ВПП. Не сразу, а с большим интервалом. Пока одна «Стрекоза» попадала в заботливые руки техников и оружейников, две других занимались корректировкой артиллерийского огня. Остров Мальта хоть и простреливался вдоль и поперёк, но рельеф местности оставлял много мёртвых зон, куда не попадёшь прямой наводкой. Зато при достаточно опытном корректировщике можно вести результативную стрельбу с большим возвышением ствола, вот как сейчас.

Экипаж в составе штурмана Веры Столыпиной и пилота Владимира Коккинаки приземлился первым. То есть, приводнился. Или припонтонился? Да и неважно, никто не забивал себе голову подобными лингвистическими извращениями.

— Цепляйте изделие номер два! Самая пора поработать по укрытиям, — скомандовал оружейникам Владимир Константинович. — Василий Иосифович обещал нечто грандиозное и эффективное во воздействию.

Шутку с номером изделия в этом мире не понял никто, кроме предложившего его Красного, воспользовавшегося памятью капитана Родионова. Там же, в закромах и кладовых памяти, были найдены воспоминания о вакуумной бомбе, как дилетанты и далёкие от армии обыватели называют объёмно-детонирующий боеприпас. Если для распыления и подрыва применить чуток магии, то есть эфирной энергии, то ничего сложного в той бомбе нет. А на вопрос про номер изделия Вася отвечал, что нынешняя бомба по мощности и калибру никак не дотягивает до чемпионского титула, и первый номер ещё впереди., вот-вот выйдет из-по карандаша конструктора.

С бомбами взлетели два самолёта, а экипаж Екатерины Орджоникидзе и Апполинария Куликовского поднял в небо закреплённую пол брюхом специальную капсулу, набитую кинофотоаппаратурой и вмещающую одного кинооператора. Сергей Эйзенштейн, известный историческими картинами «Бородинская битва» и «Князь Потёмкин», решил лично снять бомбардировку Мальты в ночное время. На цветную плёнку! Ему повезло запечатлеть для истории величественное зрелище катастрофы английского дирижабля, неожиданно поднявшегося с острова Гоцо. Что дирижабль там делал, так никто и не понял, но вылетевший навстречу рассвету Пётр Николаевич Нестеров прошил неповоротливую надувную колбасу длинными очередями из двух пушек.

Впоследствии многие утверждали, что со стороныупавшего дирижабля явственно тянуло запахом сгоревшего опиума. Что же, вполне возможно британцы использовали Мальту в качестве промежуточной базы для торговли наркотиками по всей Европе. Только уже ничего и никому не докажешь. Да и незачем.

А после того, как над морем поднялось солнце, на берег отправились первые десантные партии. И правда, куда спешить, если обломки когда-то мощных оборонительных сооружений ещё дымятся и пышут жаром?

И только через два дня весь мир был ошарашен новостями, обрушившимися на беззащитных читателей с передовиц газет. Старались как солидные издания, так и бульварные жёлтые листки. Никто и ничего не знал точно, и газеты соревновались в фантазии, выдвигая самые фантастические версии случившегося, и заставляя прыгать курсы на биржах. Тесть императора нынешнего и, соответственно, дедушка цесаревича, радостно потирал руки и мысленно подсчитывал барыши. Даже с долей партнёров выходило много.

В настоящий момент бывший император изволил ужинать в одном из петербургских ресторанов в компании главного своего партнёра, барона Анастаса Ивановича Микояна. Они оба заслужили небольшой праздник.

— С вами приятно работать, Николай Александрович, — барон кивнул на большой кожаный саквояж. — Ваша доля наличными, как и договаривались.

— Сколько там, Анастас Иванович?

— Семьдесят два миллиона рублей крупными купюрами. Было бы больше, но перевод из Англии через Швейцарию и последующая обналичка съели почти десять процентов суммы.

— Да и господь с ними. Всех денег всё равно не заработать.

— Но мы постараемся, да? — с надеждой спросил Микоян.

— Почему бы нет? — ответил Николай Александрович, наливая коньяк из хрустального графинчика. — У вас дети малые, у меня внуки. Мы должны обеспечить им достойное будущее. И лучше всего, если обеспечим за счёт тех же англичан.

— Это да, — согласился Анастас Иванович. — Наша игра на их бирже — не более чем кровопускание от комариного укуса. Они весь мир ограбили, что им эти жалкие миллионы.

— Вы правы, — кивнул бывший император, отправляя вслед за коньяком им же изобретённый «гвардейский пыж». — А что у нас по Нью-Йоркской бирже?

— Точных данных пока нет, Николай Александрович, — но предварительные отчёты звучат более чем прилично. Там мы контролируем четыре газеты и одно новостное агентство, так что можем развернуться во всю ширь.

— Этих супостатов тоже не стоит жалеть, тем более они ещё за интервенцию полностью не рассчитались. По гроб жизни должны, сволочи заокеанские.

— Рассчитаются всенепременно даже против своего желания, — барон Микоян последовал примеру собеседника и тоже откушал рюмку коньяку. Зажмурился от удовольствия. — Хорошо-то как! Я в том смысле, Николай Александрович, что хорошо бы нечто такое же с Гибралтаром сотворить.

— Василий обещал что-нибудь придумать. Но вряд ли эта операция повлияет на биржи — люди готовы к неприятным новостям из зоны боевых действий.

— Пожалуй, — согласился барон.

— В таком случае напишите правду о проблемах в нашем флоте, когда пришлось применить репрессии сразу ко всему экипажу целого крейсера. Но без подробностей.

— Когда такое было? — удивился Микоян.

— На прошлой неделе. За плохо надраенные медяшки оставлена без компота на три дня команда учебного крейсера «Память Азова» Владивостокского кадетского училища. Но сам факт массовых репрессий!

— Курс английских бумаг от такой новости поднимется.

— А я о чём?

— Кстати, Николай Александрович, для поднятия настроения я прихватил вырезки из газет с самыми интересными версиями произошедшего на Мальте.

— Спасибо, но уже читал.

— Сохраните для музея. Или вообще поместите в Кунсткамеру как эталон человеческой глупости.

— В музей, говорите? Ладно, давайте ваши вырезки, потом с Василием вместе посмеёмся.

Неаполь. То же самое время.

Но, честно говоря, в настоящий момент Василию Красному было совсем не до смеха — в шифротелеграмме отец настоятельно советовал зайти в Италию и устроить там большую пресс-конференцию для журналистов, что бы донести до них единственно правильную версию случившихся событий. Естественно, как самому титулованному Красному и пришлось отдуваться за всех.

И вот Неаполь. И вот журналисты. И каждый норовит задать наиболее каверзный вопрос. Первым начал, разумеется, итальянец:

— — Витторио Пиовра, газета «Корьере делла сера». Скажите, Ваше Императорское Высочество, как получилось, что ваша эскадра прибыла на Мальту сразу же после катастрофы? Складывается впечатление, что вы о ней знали заранее.

— Точно так же чуть меньше тридцати лет назад русские моряки оказались в разрушенной землетрясением Мессине. Я думал, что это недостаточный срок, чтобы забыть об оказанной помощи. Впрочем, люди всегда были неблагодарны…

— Простите, — смутился итальянец. — Вопрос снимается.

— Тогда у меня вопрос! — следующим, судя по лошадиной морде, был англичанин. — Что же всё-таки случилось на Мальте, и почему вообще никто не выжил?

— Вы не представились, неизвестный мистер, — покачал головой Василий.

— Ах, простите, Ваше Высочество! Джереми Джексон, газета «Вашингтон пост».

Всё же янки, а не лайми. Но это не отменяет лошадиность морды — родственники, как-никак.

— Что же, мистер Джексон, у меня есть точный ответ на ваш вопрос — ваши островные кузены доигрались в некромантию, и произошедший во время изуверского ритуала выброс некротической энергии вызвал взрыв воздуха под защитными куполами и детонацию боеприпасов. Вы что-то хотите возразить?

— Некромантия, это что-то из области страшных сказок, Ваше Высочество.

— Судя по всему, англичане рождены, чтобы любую сказку сделать былью, пусть даже самую страшную. Сейчас всем присутствующим раздадут конверты с фотографиями, сделанными в разобранных нашими солдатами и матросами завалах. Завалы, кстати, только сверху, а казематы с ритуальными алтарями и многочисленными приспособлениями для бесчеловечных ритуалов прекрасно сохранились. Как сохранились и жертвы. Смотрите внимательно, господа! — Василий сделал паузу и подождал, пока журналистам раздадут конверты с фотографиями. Не пожалели ни плёнки, ни фотобумаги, распечатав всё в цвете. — Вестовые, не забудьте про бумажные пакеты для самых впечатлительных.

Вовремя отдал команду — некоторые акулы пера уже примеривались травить в собственные шляпы. Так-то некромантия не являлась особой тайной, и более-менее информированный человек знал о ней, но как-то отстранённо, чисто теоретически. Ну да, есть такой раздел науки, и что? Ах, в жертву кого-то там приносят? Так на то она и наука. Некоторые вообще собак режут да котиков наизнанку выворачивают, а бедные животные такой участи не заслужили. Вот люди…

И тут в блаженное неведение ткнули этими вот фотографиями. Сам Сергей Эйзенштейн к съёмкам руку приложил, и потом гениальностью прямо в сытые рожи добропорядочных европейцев… А ещё добавляет перчику тот факт, что за неприличным занятием со спущенными штанами попались именно англичане. Какой скандал!

— Теперь по второму вопросу господина Джексона, — продолжил Красный. — Он почему-то утверждает, что на Мальте не осталось выживших. Наверное, мистер из Вашингтона не считает людьми четырнадцать тысяч местных жителей, которых не затронул катаклизм.

— Лимонники всегда были кровожадными ублюдками и считали людьми только себя, — господин ярко выраженного семитского типа в заднем ряду встал и вежливо поклонился. — Валери Жансуль, Ваше Императорское Высочество. «Ля Фигаро». А ещё они сожгли на костре нашу Жанну из Домреми.

— Примите мои соболезнования, — кивнул Василий. — А вопросы по существу у вас есть?

— Да, Ваше Императорское Высочество. На Мальте были английские военные корабли, что с ними случилось?

Красный пожал плечами:

— Они утонули.

— Все?

— Да, все. И вместе с экипажами. Чуть позже начнутся работы по подъёму и разделке на металл, но это рабочие моменты, и не заинтересуют ваших читателей.

Но у месье Жансуля имелось иное мнение:

— Нашим читателям интересно всё! Например, почему поднятые со дна корабли нельзя будет ввести в состав российского флота?

Василий поморщился:

— Там металл пропитан некроэнергией и эманациями смерти, и только очищающий огонь мартеновских печей вернёт его в нормальное состояние. И потом, зачем российскому флоту безнадёжно устаревшие корыта, спроектированные для запугивания папуасов в колониях? Брони как таковой нет, мореходность паршивая, живучесть стремится к отрицательным величинам, вооружение слабое… и прочая, и прочая и прочая. Командующий нашим флотом адмирал Эссен, князь Гибралтарский…

— Какой князь, простите? — переспросил француз.

— Гибралтарский, — повторил Красный.

Всего одно слово, но к концу дня телеграф разнёс его по всему миру, и страховые ставки для английских торговых судов выросли в двадцать четыре раза. И акции компаний, хоть как-то связанных с морскими перевозками, стремительно рухнули вниз, сравнявшись в стоимости с туалетной бумагой. А где-то азартно потирали потные ладошки нанятые бароном Микояном брокеры, и бывший император Николай Александрович Романов в этот день вместо одной бутылки шустовского позволил себе две, и укатил на премьеру в Александринский театр, после чего имел скандал с супругой Александрой Фёдоровной.

А засидевшийся по обычаю далеко за полночь над документами действующий император Иосиф Первый разгладил усы черенком трубки и улыбнулся каким-то своим мыслям. Потом кивнул сам себе, и поставил подпись под указом о награждении всех участников спасательной операции на Мальте. Мирное население же спасли, не так ли?

К полудню следующего дня к эскадре Экспедиционного корпуса вылетел скоростной дирижабль с орденами и медалями — монетный двор в Петропавловской крепости работал без перерывов ускоренными темпами. Но почему-то над Мраморным морем дирижабль развернулся и взял курс на Петербург. Передумал, что ли?

— Что у них там случилось, Михаил Васильевич? — Красный нервно мерил шагами толстый персидский ковёр в адмиральском салоне. — Из-за чего мы должны торчать в этой богом проклятой дыре лишние двое суток?

— Не такая уж и дыра, — возразил Фрунзе, размешивая сахар в чашке с кофе. — Неаполь довольно крупный город. Точно за численность населения не скажу, но тысяч двести — двести пятьдесят точно есть.

— Четверть миллиона человек, воняющих перегаром кислого вина, протухшего сыра, чеснока, и размахивающих руками при разговоре.

— Запахи, это особенности национальной кухни.

— Да какая там кухня? Употребление в пищу объедков недельной давности нельзя назвать кухней.

— А мне паста с морепродуктами понравилась, — хмыкнул присутствующий здесь же адмирал Эссен. — Довольно вкусно.

— Разве что макароны, — нехотя согласился Красный. — Но согласитесь, Николай Оттович, итальянцы всё равно воняют.

— Французские сыры самых дорогих сортов тоже не розами благоухают.

— Поэтому вы предпочитаете пошехонский и вологодский?

— Я никогда не любил французскую кухню.

— Да там тоже не кухня. Искусство поливать соусами любое несъедобное дерьмо, чтобы сделать его хоть как-то съедобным. Гурманство нищебродов.

— А что вы скажете про немцев? — с улыбкой полюбопытствовал Фрунзе и подмигнул адмиралу Эссену.

— Там уже искусство, — ответил Красный. — Максимально дёшево и сытно набить брюхо, а потом надеть мундир и ходить строем, распевая воинственные песни.

— Даже штрудель? — обиделся за бывших соотечественников командующий флотом.

— Тем более он. Пресное тесто, предназначенное для спасения погибающего урожая фруктов — похвальная экономия. Штрудель, правда, сладкий, но без сахара его есть невозможно.

— Вы предвзяты, Василий Иосифович, — покачал головой Николай Оттович. — Представляю, что вы скажете, попробовав испанскую кухню.

— Испанские вина мне нравятся.

— Разве что вина, — согласился Эссен. — Скоро продегустируем. Но как говорят, блюда из морепродуктов там чудо как хороши.

— Но далеко ли их завезёшь при тамошнем жарком климате? Подозревая, что чуть дальше от моря привычный рацион испанцев состоит из солёных и чёрствых ячменных лепёшек и вяленой до состояния подошвы свинины. Или баранины.

— Вот и попробуем.

— Ага, но когда? — вздохнул Красный, — нас задержали на двое суток без объяснения причин.

— Объяснили в сегодняшней телеграмме, — проинформировал Фрунзе. — И отчасти вы, Василий Иосифович, виноваты в этой задержке.

— Каким образом? — удивился Вася. — И когда это я успел?

— Да вот успел, — усмехнулся Михаил Васильевич, и взял с тарелки тот самый раскритикованный Василием штрудель с яблоками. — Сначала наших пилотов-бомбардировщиков хотели наградить Анной 4 степени…

— Я на Георгия представления посылал.

— Это само собой, — кивнул Фрунзе. — Георгия за бомбардировку, а Анну за испытания нового боеприпаса. Только вот в чём беда — предложенные вами мундиры не подразумевают ношение холодного оружия ни в повседневном, ни в парадном варианте. Только пистолеты. Согласитесь, не на браунинг же «клюву» крепить. Во-первых, это не патриотично, всё же пистолет иностранного производства.

Капитан Родионов вспомнил наградной Краснознамённый маузер маршала Будённого и пожал плечами:

— Почему бы нет?

— Вот император тоже решил, что нет, и заменил «клюкву» на Станислава с мечами.

— «На, и отвяжись», — вспомнил Красный неофициальное прозвище ордена Святого Станислава.

— Это для чиновников, — возразил Фрунзе. — А с мечами это уже совсем другая награда. Кстати, в Неаполь приезжает итальянский король Виктор-Эммануил, и сразу после церемонии награждения мы все приглашены на бал в честь наследника Российского престола.

— Бля… Извините, Михаил Васильевич и Николай Оттович, но других слов для выражения восторга у меня нет. Если найду, то обязательно выскажусь приличнее.

— А вы не думайте только о себе, — Фрунзе промокнул губы салфеткой. — Поставьте себя на место наших отважных герцогинь… Всё время забывая у кого из них какой титул. Так вот, неужели вы откажете им в такой малости — блеснуть на балу в парадных мундирах и при орденах? Это эгоизм, Василий Иосифович, и он вас не красит. Да, это всего лишь насквозь провинциальная Италия, а не Санкт-Петербург, но давайте будем считать бал тренировкой перед серьёзными мероприятиями на Родине. Ей богу, девушки заслужили свою минуту славы. Даже несколько часов славы.

— Если только рассматривать вопрос с этой стороны… — задумался Красный, но потом добавил. — Но согласитесь, итальянцы всё равно пахнул чесноком и сыром.

— Хотите совет опытного человека? — хитро прищурился адмирал Эссен. — Перед самым балом выпейте стакан водки. Именно водки, а не коньяку, причём под горячую и острую закуску.

— И что, они перестанут вонять?

— Нет, не перестанут. Но вам на это будет уже наплевать.

Глава 8

Два дня спустя. Всё там же в Неаполе. Адмиральский салон линкора «Александр Ульянов».

Обещанный дирижабль прилетел вовремя, и командиром его, вот сюрприз, оказался родной дядя Красного генерал-майор Алексей Николаевич Романов. Первым делом дядя Алексей обнял племянника, а потом отстранил на расстояние вытянутых рук и осмотрел с головы до ног.

— Красавец и герой, ничего не скажешь!

— Ну ты… — заскромничал Василий.

— Правду тебе говорю. Вырос, возмужал, даже заматерел. Завидный жених для любой принцессы.

— Я пока не тороплюсь, тем более с принцессами в Европе напряжёнка, — ухмыльнулся Василий. — Ты сам до сих пор не женился.

— И не собираюсь, — вернул ухмылку дядя Алексей. — Зачем создавать проблемы правящей династии и вводить в искушение гипотетических венценосных родственников?

— А семья, дети? Как же без семьи?

— А кто тебе сказал, что всего этого у меня нет? Шесть сыновей и четыре дочери. Другое дело, что все неофициальные от восьми морганатических браков, но я их признал официально, а твой отец подтвердил.

— Восемь жён?

— А что такого? Сейчас, правда, уже девять.

— И все одновременно?

— Они не возражают, хотя знают друг о друге. В этом деле честность и открытость чуть ли не самое главное.

— Ты могуч, дядя Лёша, — признал Красный, и ненадолго задумался. Помотал головой, отгоняя бредовую мысль. — Да нет, ерунда же полная…

— У тебя такой вид, будто только что нащупал решение принципиально нерешаемой задачи, но боишься в это поверить, — улыбнулся дядя Алексей. — Давай, признавайся. Делись с родственником сокровенным.

— Тебе показалось, — смутился Василий. — Лучше покажи, что ты там привёз.

— Награды привёз. Что, никогда орденов не видел? Уже выгружают и сдают Михаилу Васильевичу. Процедуру награждения он сам проведёт, как командующий Экспедиционным Корпусом. Или тоже хочешь поучаствовать?

— Упаси господи, — отмахнулся Красный. — Как-нибудь потом, когда чинами до генерала дорасту.

— Не надейся, принять участие всё равно придётся. Вот смотри, — генерал Романов достал из планшета на боку картонную коробочку. — Не медаль и не орден, просто памятный знак. Будет вручаться каждому участнику освобождения Мальты. Зато даёт пятипроцентную добавку к денежному содержанию. Неплохо, да?

— Добавка к жалованию это всегда хорошо, — согласился Василий, хотя даже не знал размеры своего оклада, как-то обходясь карманными деньгами. А финчасть что-то там перечисляла на его счёт в банке. — Красивая и солидная штука.

В коробочке лежал мальтийский крест, покрытый рубиновой эмалью, и смотрелся как бы не лучше ордена Святой Анны с непонятной тёткой. Здесь же чёткая и внятная надпись «За возвращение Мальты».

Тут же появилось в голове видение, как он прикалывает крест на грудь Верочке Столыпиной. И Лизе Бонч-Бруевич. И Кате Орджоникидзе. Хотя нет, в первую очередь Лизавете. Хм… вот незадача, крест на винте, а не на булавке. Обидно, да…

Видение пропадает.

— Пойдём, дядя Лёша, людей награждать.

— И даже чаем не напоишь?

— Могу предложить коньяк.

— Шустовский? — поморщился Романов, предпочитавший красные полусладкие вина с крымских голицинских виноградников. — Научишься с вами всякую гадость пить.

— Я бы не назвал это гадостью, — Вася подошёл к резному буфету, намертво прикрученному к переборке, и долго перебирал бутылки в в специальных подставках-непроливайках. Наконец остановил свой выбор на самой невзрачной бутылке из тёмного стекла без этикетки. — Урожай тысяча восемьсот двенадцатого года.

— Шутишь? Тогда никакого Шустова и в помине не было.

— Зато был Аршак Петросович Тер-Симонян, закопавший шесть двухсотлитровых бочек с наказом достать их через сто лет. Три бочки так и не нашли, а четвёртую выкупило министерство двора Его Императорского Величества Николая Второго.

— А ты, значит, слегка потревожил запасы деда?

— Нет, дядя Лёша, это как раз из второй, третьей и четвёртой бочек.

— Так их же не нашли.

— Вот пусть все так дальше и считают. Наливать?

— Наливай.

Себе Василий плеснул коньяку чисто символически, на донышке бокала, лишь бы губы смочить. Четырнадцать лет не тот возраст, когда ценят крепкие напитки, а с точки зрения лётчика-истребителя не стоит злоупотреблять любыми напитками, включая чай, кофе и квас.

— Ну, за победу, дядя Лёша!

— Давай за неё, — согласился генерал Романов. — Мы ещё пройдём парадом по Пиккадили и Пелл-Мелл стрит.

— Так мы же вроде в Испанию, эти улицы в Лондоне.

— Всё правильно, но Карфаген должен быть разрушен! Кстати, тебе говорили, что англичане озабочены твоим семейным положением?

— Каким ещё семейным? — удивился Вася. — Я, слава богу, пока не женат.

— Вот! А они хотят исправить этот недостаток, тем более даже кандидатура подходящая у них имеется.

— Принцесса Лизка? Ну уж нахер, только гнилой крови королевы Виктории нам и не хватает до полного счастья.

— Правильно мыслишь, — кивнул дядя Лёша. — Занесённую моей матушкой гемофилию мне четыре года лечили. И это при том, что твой дед один из самых сильных целителей-энергетиков в России, а то и во всём мире. Если бы не он…

— Да уж, — согласился Красный. — Ещё наливать? Мне, пожалуй, хватит.

— Вечером, — отмахнулся дядя. — Мне ещё к Михаилу Васильевичу зайти нужно.

— Боишься унюхает?

— Он мне не начальник, пусть нюхает на доброе здоровье. Боюсь, что завидовать будет. Волшебный нектар у тебя, а не коньяк.

— Тоже пойду, — Василий убрал бутылку в буфет. — Заодно ещё раз обсудим церемонию награждения. Чтоб было пышно, торжественно и быстро.

На палубе ждал сюрприз — первый же встречный мичман доложил, что с берега передали о намерении итальянского короля посетить с неофициальным дружественным визитом флагманский линкор. Визит скромный, всего с полусотней сопровождающих генералов и адмиралов. Ещё король собирался вручить итальянские ордена наиболее отличившимся в спасательной операции на Мальте офицерам — среди выжившего мирного населения оказалось четыре итальянца, и Его Величество Виктор Эммануил Третий не мог оставить это без последствий.

— Суповые тарелки вручать будет, — проворчал генерал Романов. — Мне сразу после рождения парочку их высших орденов прислали, так что могу сказать со знанием дела. А тебе сразу три ордена дадут.

— Это почему? Я что, какой-то особенный?

— Нет, просто тогда он был только королём Италии, а сейчас ещё и король Албании и император Эфиопии^[4].

— Император Эфиопии? Вот это пердимонокль. Ладно бы негром был, а то вроде бы белый человек.

— Тщеславный дяденька. Да ты, Вася, сейчас и сам увидишь. А вот, кстати, и они плывут.

— Моряки утверждают, что по морям ходят, — усмехнулся Красный.

— Вот моряки, может быть, и ходят, а эти точно плывут.

Десятка два паровых катеров густо дымили, застилая рейд чёрной пеленой. Если бы не предупреждение, то можно было бы принять за постановку дымовой завесы перед торпедной атакой. Там нигде миноносцы не притаились?

Противоминные орудия линкора и ближайших к нему крейсеров повернулись и взяли на прицел приближающуюся флотилию. Не только Василию пришла в голову мысль о торпедной атаке.

Кстати, а почему в двадцатом веке катера на угле? Весь мир давно пользуется нефтяным топливом и маго-техническими турбинами, чем-то напоминающими дизеля из мира капитана Родионова. Не иначе дедушка большой оригинал, считающий прошедший век идеалом, и старающийся жить соответственно. Не исключено, что королю по утрам к кофию подают газеты столетней давности.

Или не к кофию, а к литру крепкой граппы без закуски — поднявшийся по трапу Виктор Эммануил Фердинандо Мария Дженнаро кроме пятиэтажного имени имел вид сильно пьющего лаццароне^[5] с неаполитанских окраин. Такие мешки под глазами на сухом или полусладком вине не заработаешь. Но да бог с ним… Только зачем притащил свиту из почти сотни человек? Не свита, а кордебалет из постановки фривольной оперетки — морские и пехотные мундиры с многочисленными наградами за неизвестные победы, редкие фраки, на придворных дамах платья с откровенными декольте, но на шляпках обязательная плотная вуаль… Точно оперетка. Или цирк с конями.

Ага, в самом деле цирк, потому что вперёд вышел клоун в старинном напудренном парике, в коротких штанишках и белых чулках, в красной ливрее с золотыми позументами, с посохом. Этим посохом он громко стукнул в палубу линкора и затянул пятиминутный монолог, состоящий из полного титула Его Величества Виктора Эммануила Третьего. Перечислил все более-менее крупные итальянские города, и, как заподозрил Василий, некоторые деревни.

Адмирал фон Эссен, встречавший короля у трапа, выслушал всё это с невозмутимым выражением лица, и только глаза выдавали скуку пополам с раздражением. Но политика, мать её… если не стреляешь в человека, то изволь быть с ним вежливым.

Николай Оттович представил королю Красного, Фрунзе и генерал-майора Романова. Именно в таком порядке. Говорили на французском, хотя Его Величество блеснул знанием русского языка, вставив несколько матерных слов. Свою многочисленную свиту Виктор Эммануил Третий оставил без представления, только небрежно махнул рукой.

Михаил Васильевич достал откуда-то из-за спины две маленькие изящные шкатулки из чёрного дерева:

— Ваше Величество, в честь вашего визита разрешите преподнести вам маленький сувенир. Два сувенира.

Король взял первую шкатулку, открыл её с выражением скучающего любопытства на лице, и потрясённо охнул. На алом бархате лежала обыкновенная серебряная монета. С чего бы такое потрясение? Но Виктор Эммануил иже ни на что больше не обращал внимания, дрожащими руками поглаживая монету и едва не облизывая её. Но всё же нашёл в себе силы открыть вторую шкатулку, в которой тоже оказался серебряный кругляш. Васе показалось, что итальянского короля от восторга сейчас хватит кондрашка.

— Что это там такое? — тихо-тихо, почти не шевеля губами спросил Красный у Михаила Васильевича.

— Его Величество заядлый нумизмат, — таким же едва слышным шёпотом ответил Фрунзе. — А в шкатулках рубль императора Иоанна Антоновича и константиновский рубль. Раритеты неимоверные.

— Ну ни хрена себе, — охнул расслышавший ответ генерал-майор Романов. — Эти две монетки совсем немного дешевле линкора.

— Я знаю, — улыбнулся Михаил Васильевич. — Поэтому делаем их всего по две-три штуки в год, чтобы не сбить цену.

— Однако…

— А что такого? Алексей Николаевич, мы же не корысти ради, а в интересах государства.

— Так я в хорошем смысле этого слова. Одобрительно.

Пока Его Королевское Величество Виктор Эммануил Третий пребывал в счастливой нирване, многочисленная итальянская делегация решила проявить инициативу и попыталась представиться самостоятельно. Естественно, получилась забористая смесь из венецианского карнавала и Сорочинской ярмарки. Итальянцы одновременно галдели, размахивали руками, отпихивали друг друга, и дело едва не дошло до мордобоя.

Но к Красному умудрился пробиться моряк в скромном повседневном мундире без знаков различия:

— Разрешите представиться, Ваше Императорское Высочество, я князь Валерио Боргезе. Прошу называть меня просто Валерио.

— Великий князь и цесаревич Василий Иосифович, — откликнулся Красный, и крепко пожал протянутую руку. — Называйте меня просто Ваше Высочество.

Ни тогда, ни много позже Василий так и не смог объяснить себе, зачем он через рукопожатие закачал в итальянца столько энергии, что хватило бы на шесть снарядов главного калибра линкора. Наверное, неосознанно подключился к информационному полю Земли, и то определило непримиримого и бескомпромиссного врага. Князь Боргезе ничего не почувствовал, наверное он не был одарённым-энергетиком.

— Ваше Высочество, я слышал, у вас появилась новая летающая техника… — нейтральным тоном произнёс итальянец.

— С каких это пор военные моряки начали интересоваться делами воздухоплавания, князь?

— Я не чужд прогрессу, Ваше Высочество, и внимательно слежу за всеми техническими новшествами. Можно ли увидеть эту технику?

— Нет ничего проще, — кивнул Василий. — Напишите прошение в наше военное ведомство, там его рассмотрят в трёхмесячный срок, ещё полгода уйдёт на проверку вашей благонадёжности, и уже через год у вас есть шанс получить соответствующий допуск.

— А возможно как-то ускорить?

— Возможно, — согласился Красный. — Попытайтесь дать взятку нашему военному министру, и в качестве последнего желания перед повешением попросите провести экскурсию.

Боргезе рассмеялся, по достоинству оценив шутку:

— Пожалуй, я откажусь от такого варианта. Меня вполне устраивает служба на подводной лодке.

Князь не мог заглянуть в будущее — всего через неделю он ударился головой о какую-то трубу в своей подводной лодке, и взорвался с мощностью шести шестнадцатидюймовых снарядов. Взрыв разнёс субмарину на мелкие фрагменты, и спустившиеся на место катастрофы водолазы не нашли ничего крупнее монеты в пять лир. Расследование пришло к выводу о самопроизвольной детонации торпед, и по приговору трибунала были повешены двенадцать человек из тыловых служб флота. Вместе с князем Валерио Боргезе погибли курсанты возглавляемой им школы подводных диверсантов. Прозвище «Чёрный Князь» в этом мире так и не появилось.

Огорчённый князь замешкался, и его тут же оттеснила в сторону небольшая толпа придворных дам, щеголявшая откровенными декольте с едва не вываливающимися наружу сиськами. Вопросы и комплименты обрушились на Василия водопадом:

— Вам какие женщины нравятся больше всего, Ваше Императорское Высочество? — спросила дама поздне-средних лет с шалыми глазами.

— Красивые и умные, мадам. Но если выпью лишнего, то такие как вы тоже нравятся.

Хамский ответ нисколько не смутил молодящуюся красотку. Даже наоборот, ещё щёки порозовели, глаза стали масляными, а дыхание участилось:

— Ах, мой принц, в ваших словах слышится привычка повелевать! Я бы хотела взять у вас… да, взять у вас… хотела бы взять у вас несколько уроков мужественности. Вы же не откажете даме в такой малости? Например, сегодня вечером в вашей каюте. Ой…

Что-то твёрдое и холодное ткнулось в затылок дамы.

— Сейчас я тебя научу.

— Вера?

— А ты кого ждал? И вообще, Васенька, отойди в сторону, иначе свежие мозги этой коровы заляпают твой парадный мундир.

Но тут из нумизматической нирваны наконец-то вырвался Виктор Эммануил Третий:

— Мафальда Мария Элизабетта Анна Романа, ты опять вляпалась в неприятности? Прошу простить её, Ваше Императорское Высочество, четыре развода за шесть лет дурно повлияли на характер моей дочери. Не стреляйте в неё, прелестная герцогиня Вера.

Надо же, итальянцы не только в курсе пополнения испанской высшей аристократии на трёх герцогинь, но уже и узнают их в лицо. Хорошо работает секретариат короля, просматривая свежие российские газеты?

— Хорошо, Ваше Величество, я не буду стрелять, — покладисто согласилась Верочка Столыпина и убрала пистолет в кобуру. — Но мне одной кажется, что ваша дочь забыла выключить утюг?

Король задумался, пытаясь вникнуть в смысл этих слов, а когда вник, то кивнул:

— Да, дочь, ты в самом деле не выключила утюг. А ещё у тебя молоко на плите убежало.

— Какие утюг и молоко, отец?

— Неважно какие! Отправляйся немедленно и проверь! Эй, кто там, подайте катер принцессе Маральфе!

Королевские охранники подхватили принцессу под руки и чуть ли не насильно потащили Её Высочество к трапу. Вера проводила дочь короля взглядом и едва заметно, но лицемерно улыбнулась:

— Сочувствую, Ваше Величество.

— Ах, оставьте, герцогиня! — вздохнул Виктор Эммануил Третий. — Я сам себе сочувствую, и успокаиваюсь лишь тем, что появление внуков компенсирует неудобства неудачных браков моей дочери.

— И ещё их будущее наследство?

— Вот чего нет, того нет. Нечего там наследовать, кроме громких титулов и фамильной спеси. Ещё несколько замужество Маральфы, и экономика моей бедной Италии не выдержит.

— Экономика? — адмирал Эссен появился так же внезапно, как перед этим исчез. — Экономика должна быть экономной! Предлагаю сэкономить время на церемонии награждения.

— Командуйте, Николай Оттович, вы здесь главный, — согласился Красный. — А прапорщику Столыпиной я сам отдам нужные команды. И не нужно так пугаться, Верочка! Это будет совсем не больно.

— Да я как-то… — смутилась Вера.

Вася отвёл вооружённую и опасную ревнивицу чуть в сторону:

— И что это было, дорогая моя? Между прочим, мой отец попросил наладить дружеские и союзнические отношения с Италией, а твоя выходка могла всё испортить.

— А чего эта шлюха к тебе лезет? Чуть из платья не выпрыгнула, чувырла неумытая.

— Что за выражения, Вера?

— Нормальные русские слова. В новом толковом словаре они есть.

— И всё же я попрошу…

— Извини, это от волнения и возмущения, — согласилась Верочка. — А потом… тебя отец попросил наладить отношения с Италией, а не с королём, не так ли?

— По персоналиям он ничего не говорил.

— Вот! Не получилось бы с этим королём, получилось бы с другим. Или вообще с новой династией.

— Ты сейчас про что?

— Про то, что Савойская династия пусть бы себе правила в своей Савойе, а в Риме лучше бы смотрелся Романов. Тебе что, чужой трон для родного дяди жалко? Итальянский король Алексей Первый Николаевич! Звучит, да?

— Вообще-то он не горит желанием пойти в монархи.

— А ты спрашивал?

— Пока нет, но сегодня же спрошу обязательно.

— Да уже поздно спрашивать, Васенька, ты уже всё испортил и упустил момент. Так что работай с тем, что есть, — Верочка Столыпина с осуждением покачала головой. — Вам, мужчинам, лишь бы с размаху топором рубить — щепки летят, а на остальное наплевать. Вы слишком грубые и прямолинейные.

Красный задумчиво почесал затылок и не нашёл аргументов против кривой и извращённой женской логики. Придётся действовать по уставу:

— Трое суток домашнего ареста в каюте, госпожа прапорщик Столыпина. Отсчёт с завтрашнего утра.

— За что?

— И ещё сутки за пререкание с командиром.

Для экономии времени Мальтийские Кресты и Георгии для нижних чинов вручали командиры кораблей и капитаны судов обеспечения у себя на борту, и уже потом офицеры прибывали на флагман в строгом соответствии с графиком. График, естественно, то и дело приходилось корректировать, и торжественную процедуру заканчивали уже поздно ночью при свете прожекторов.

Василию, как и прогнозировал дядя Алексей, досталось сразу три итальянских ордена, но только привычного размера, а не обещанные суповые тарелки. Наверное, Италия и в самом деле бедная страна, раз решили не тратить лишний металл на награды. И ещё на груди у капитана (да, уже капитана!) Красного сиял рубиновой эмалью орден Славы третьей степени, учреждённый только несколько дней назад. Пятилучевая звезда со Спасской башней в центральном круглом медальоне и надписью «СЛАВА». Вручается офицерам за личную доблесть в бою, по значимости стоит выше Святого Станислава и Святой Анны, по выслуге лет награждения не производится. Даёт преимущество при производстве в следующий чин и ежегодную пенсию в сорок рублей.

Вера, Катя и Лиза тоже получили «Славу», и с гордостью то и дело поглядывали на вторую звёздочку на золотых погонах. Подпоручик, это вам не какой-то там прапорщик! Подпоручик звучит гордо! Особенно если ещё на груди кроме прочего орден Святого Георгия четвёртой степени греет душу холодным светом белой эмали.

— Девочки, предлагаю сегодня напиться и перейти к решительному штурму неприступной крепости! — Верочка Столыпина одним глотком выпила бокал шипучей итальянской кислятины. — Но для этого нам нужен нормальный коньяк.

— У Николая Оттовича можно попросить, — заметила Лизавета.

— Он любит чёрный ром с Барбадоса.

— Это ещё лучше! — одобрила Катерина. — Мы на море, или где? Пятнадцать человек на сундук мертвеца…

— Девочки, вперёд, на штурм ромовых закромов!

Глава 9

Церемония награждения закончилась, и начался банкет с грандиознейшей по европейским меркам пьянкой. Но именно по европейским, потому что два-три стакана в пересчёте на крепкие напитки, это тот минимум, после которого русский офицер решает, продолжать ли веселье дальше, или ложиться спать трезвым. Итальянцы оказались слабоваты, и их начали потихоньку выносить и грузить в катера уже на третьем стакане, хотя король Виктор Эммануил Третий мужественно продержался до шестого. Но последняя рюмка коньяку сгубила и его.

С отбытием венценосной особы веселье продолжилось с новой силой. Как раз и сменившиеся с вахты офицеры подтянулись.

Красный за весь вечер выпил граммов семьдесят голицинского муската, и ходил с полупустым бокалом в руке в поисках подопечных герцогинь-подпоручиков. Почему-то их отсутствие на банкете начало очень тревожить. Но безуспешные поиски результата не дали, и Василий махнул на них рукой. Пьяные вусмерть итальянцы никого с собой увезти не могли, а больше с линкора деваться некуда. Наверняка обиделись за объявленный Верочке Столыпиной домашний арест и решили устроить бойкот непосредственному начальнику. Что же, чем бы дитя не тешилось…

Примерно в четыре часа утра, поздравив всех знакомых офицеров с заслуженными наградами и выслушав ответные поздравления с тем же и с повышением в звании, Василий бахнул отвальную рюмку с Чкаловым и Нестеровым, и решил пойти спать. Молодость молодостью, но организм уже требует отдыха.

— Ванну и кофию, ваше высокоблагородие? — встретил Василия вахтенный вестовой, с удовольствием проговаривающий новое титулование.

— Спасибо, Иван Мефодьевич, обойдусь душем. А кофе к девяти часам свари.

— Будет исполнено, ваше высокоблагородие, — кивнул вестовой, довольный поименованием по имени и отчеству.

Вообще-то вахта при особе наследника престола считается поощрением, и к ней допускаются исключительно матросы сверхсрочной службы, беспорочно отдавшие флоту не менее десяти лет. А что бы не провести вахту в приятности, если из всех обязанностей лишь правильно сварить кофе, вовремя подать чай, разбудить в положенное время, да содержать в порядке четыре парадных мундира, шесть повседневных, да три лётных комбинезона? Не самому стирать, а снести в корабельную прачечную да проследить, чтобы правильно отгладили. И обувь ещё. Но Его Императорское Высочество не из тех благородий, что блюёт себе на ботинки.

Василий Иосифович в общении прост и доброжелателен, чем выгодно отличается от многих уже упомянутых благородий, особенно от тех, кто начинал службу при прошлом царствовании. Тогда император Николай Второй в мягкости своей потакал офицерским невинным шалостям, и полирование морды для простого матроса не было делом непривычным или из ряда вон выходящим. Это сейчас за зуботычину офицер может отправиться в Камчатскую флотилию, где холодные ветра часто сдувают с палубы в студёную воду таких вот дантистов. По пяти-шести человек в год сдувает, и ни разу никого не успели спасти. А может и не старались, то только господу богу известно.

Такого бы старшего офицера на родной линкор, и можно выходить в одиночку против всего британского флота! Но увы, это только помечтать, потому что море Василия Иосифовича не интересует, и он видит себя покорителей и повелителем воздушного океана. И господь ему в помощь.

Красного не интересовало не только море, но и мнение вахтенного вестового, тем более не высказанное вслух. Он принял прохладный душ, смывая усталость и негативные эмоции от знакомства с итальянцами, накинул трофейный шёлковый халат с золотыми драконами, и совсем было лёг спать. Но не успел — в дверь*** адмиральских апартаментов кто-то постучался с назойливой решительностью.

***Мы знаем, что моряки отказываются разговаривать с посторонними на нормальном человеческом языке, и называют пол палубой, потолок подволокой, стены переборками и так далее. Но мы, как люди цивилизованные, будем пользоваться привычными нам терминами.***

Пришлось вставать и идти в переднюю залу открывать. Открыл. Удивился. Даже поразился.

— Лизавета?

За дверью действительно стояла Лиза Бонч-Бруевич. Она очень нетвёрдо стояла на ногах, поэтому вцепилась в открытую дверь двумя руками и не решалась сделать хоть один шаг вперёд. Или в глазах троилась, и не могла выбрать единственную из трёх видимых дверей.

— Вася, я твоя!

— В какой смысле? — на всякий случай уточнил Красный.

— Сразу во всех! — Лизавета наконец-то определилась с правильным направлением движения, и чудом удерживая равновесие, пошла в сторону спальни, по пути разбрасывая детали форменной одежды и некоторые предметы сугубо женской экипировки. — Где здесь кровать, Васенька?

Вот у самой кровати Лизоньку и предала узкая форменная юбка — она коварно заплела ноги, и девушка рухнула плашмя на одеяло. Вася бросился на помощь, но было уже поздно. В том смысле поздно, что девушка уже спала. Вероятно, уснула ещё в падении.

Ну, весу в ней совсем немного, и Красный переложил Лизавету поудобнее, поправил подушку под её головой, и укрыл одеялом. Сам вышел в залу и нажал кнопку электрического звонка.

— Вызывали, ваше высокоблагородие? — тут же появился вахтенный вестовой.

— Чаю мне сделай с лимоном, Иван Мефодьевич.

Короткий взгляд на криво повисший на спинке кресла бюстгальтер, и уточняющий вопрос:

— Два стакана чаю, ваше высокоблагородие?

— Я не лошадь, мне и ведра хватит. Один стакан сделай. Сахару не клади.

У правильного вестового, а Иван Мефодьевич как раз из правильных, в крохотном камбузе при адмиральском салоне всегда горячий самовар и заварочный чайник со свежим чаем наготове. Вкусы цесаревича давно известны — вечером зелёный китайский чай, непременно привезённый сухим путём через Кяхту, а по утрам чёрный грузинский, что давно уже выращивается стараниями торгового дома Лаврентия Павловича Берии. Это пусть англичане везут к себе чай в душных трюмах, где лист пропитывается посторонними запахами, где его могут обоссать корабельные крысы и нерадивые докеры. Да что там могут… именно так они и делают! Поневоле приходится чёртовым британцам разбавлять чай молоком или сливками, чтобы замаскировать неприятные запахи и привкус плесени.

Уже через пару минут Василий вдыхал тонкий аромат настоящего грузинского чая. Всё же Лаврентий Павлович большой молодец, и нужно как-нибудь упросить отца дать ушлому купчине баронский титул. А что, Хрущёву-Кольскому дали, а чем Берия хуже?

Тук-тук-тук…

Надежды получить удовольствие от чая не оправдались, ещё кого-то черти принесли. В пять часов утра могут принести только черти, тут без всякого сомнения.

И точно, Катерина Орджоникидзе была в таком состоянии, что ангелы не стали бы её приносить. Вася посторонился, пропуская девушку, и спросил, заранее зная ответ:

— Ты тоже моя навеки?

— Угу.

— Чай будешь?

— Угу.

Красный решил пожертвовать своим стаканом чая, потому что тот начал остывать. Но когда вернулся, Катя уже спала. Она сползла по двери и положила голову на согнутые в коленях ноги. Слышалось только негромкое сопение. Так и пришлось взваливать на плечо и нести к Лизавете Бонч-Бруевич. Раздевать не стал, пусть как проспится, в мятом мундире щеголяет. Впредь наука.

— Для полного комплекта ещё одной не хватает, — вслух подумал Василий, и решил пока не ложиться. Смысл засыпать, если минут через пять придётся подниматься?

Вася угадал, хотя вместо пяти минут ожидание растянулось наполчаса. Вера Столыпина держалась лучше всех, при этом напевала песенку, дирижируя себе полупустой бутылкой чёрного рома.

Песенка была весёлая и задорная, но именно она переполнила чашу терпения Красного:

— Сон разума рождает чудовищ, — пробормотал он сквозь зубы, а вслух рявкнул командирским голосом. — Подпоручик Столыпина, марш в койку!

— Будет исполнено, господин капитан, — Верочка попыталась принять подобие строевой стойки, но покачнулась. Удержала равновесие только за счёт бутылки с ромом. — Я буду там ждать, Васенька.

Не дождалась, уснула поверх одеяла на краешке кровати, нежно обняв початую бутылку. Вася не стал отнимать драгоценный сосуд, очень надеясь, что его наличие при пробуждении многократно увеличит чувство раскаяния и вины, почти обязательные у каждого просыпающегося с похмелья человека.

Ещё через полчаса Василий сидел в плетёном кресле на палубе и курил сигару, что делал очень и очень редко. Дело не во вреде от курения — при наличии энергетиков целителей тот вред проходит по разряду бабушкиных сказок. Просто для настоящей кубинской Короны нужно настроение, даже пусть самое поганое, вот как сейчас.

— Кофию, ваше высокоблагородие? — послышался из-за спины голос вахтенного вестового. Причём интонации скорее утвердительные, чем вопросительные.

— С кардамоном?

— Как вы и любите, — подтвердил Иван Мефодьевич, водружая на столик рядом с креслом серебряный поднос с огромной кружкой. — Я тут взял на себя смелость заказать Ивану Христофоровичу хаш^[6]. Как раз к пробуждению герцогинюшек готов будет. Новейшие скороварки чудеса творят.

Иван Христофорович, это шеф-кок флагманского линкора поручик по адмиралтейству Баграмян, известный способностью сотворить кулинарный шедевр даже из обыкновенной овсянки или гречки. А уж в средствах от похмелья природному армянину не было равных во всём мире. А ещё он на паях с Лаврентием Берией был совладельцем сети ресторанов «Арагви», открытых в Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Казани, Царьграде и Владивостоке.

— Хорошо, пусть к двенадцати принесут.

— Не рано, ваше высокоблагородие? — усомнился Иван Мефодьевич.

— В самый раз. Холодной водой отолью и пинками растолкаю. Алкоголички военно-воздушные…

К половине первого флотилия Экспедиционного Корпуса покинула гостеприимные итальянские воды и набрала ход, следуя к менее гостеприимным, но более трезвым испанским берегам. Наверняка в Картахене и Севилье пьют меньше.

В адмиральских апартаментах флагманского линкора, занимаемых наследником российского престола, за столом сидели умытые, причёсанные, бледные с зеленоватым отливом девушки-подпоручики в помятых мундирах, и насильно вливали в себя обжигающее варево.

Красный заранее выпил чай из мяты, пустырника и донника, потому был удивительно спокоен. Во всяком случае, внешне.

— Очень сожалею, сударыни, что ваша пьянка произошла в праздничный день, в личное время, и не нанесла ущерба службе. Поэтому я не могу подать рапорт о разжаловании обратно в прапорщики. Но не радуйтесь, лечение ранних стадий алкоголизма у подчинённых входит в мои служебные обязанности. Неправы те, кто утверждает, что женский алкоголизм неизлечим! С ним прекрасно справляется строгая дисциплина. И с сегодняшнего дня вы в полной мере почувствуете на себе всю её строгость. Вопросы?

— А вот… — начала говорить Вера Столыпина.

— Вопросов нет, — перебил её Красный. — И это хорошо. Так же спешу вас обрадовать — с этого момента домашний арест распространяется на всех троих, и продлится до начала боевых действий в Испании.

— Но это же… — едва не поперхнулась Верочка.

— Нужно месяц — будете сидеть взаперти целый месяц, — Василий хлопнул ладонью по столу. — Хау, я всё сказал, бледнолицые сёстры!

— Ты тоже здесь будешь? — обрадовалась Лизавета Бонч-Бруевич, на которую целебная кавказская похлёбка подействовала в первую очередь.

— Меня временно Чкалов приютит. Он хоть и храпит по ночам, зато не спит пьяный в обнимку с бутылкой рома. Всё, наш разговор окончен, увидимся в Испании.

Никто ещё не знал, что домашний арест закончится уже завтра.

Средиземное море. Где-то недалеко от Гибралтара.

Очередной трёхдюймовый снаряд взорвался в надстройке многострадального трампа «Джулио Чезаре», и осколки хлестнули по забронированной ходовой рубке. Вообще-то проектом броня не предполагалась, но владелец судна был человеком предусмотрительным, и закрыл броневыми листами наиболее уязвимые места. Работа контрабандиста подразумевает осторожность и предусмотрительность.

— Мадонна свинья! — крикнул мордатый моряк в надвинутой на глаза капитанской фуражке в переговорную трубу. — Джузеппе, добавь ещё хотя бы два узла!

Трубка в ответ захрипела:

— Полтора узла дам, но не больше чем на двадцать минут.

— Через десять миль эти корыта отвернут по расходу топлива. Дай два узла, Джузеппе!

— Как скажешь, Бенито!

Да, хвала мадонне, которую только что обругал, их преследуют только три полудеревянных испанских сторожевика постройки конца прошлого века с малой автономностью и всего одной трёхдюймовкой в каждом корыте. От эсминцев бы не ушли, а так можно оторваться, тем более испанцы осторожничают и боятся стрелять по корпусу судна, где в трюмах заперт целый батальон отборной пехоты мятежного генерала Франко. Как они туда попали? Известное дело — их перевозили из Марокко в Испанию. И перевезли бы, но радист принёс радиограмму от самого короля Виктора Эммануила Третьего с приказом всем итальянским судовладельцам прекратить всякое сотрудничество с испанскими бунтовщиками. Можно и прекратить, тем более двенадцать рейсов оплачены авансом, а сделан всего один. А всего в контрабандистском флоте Бенито Муссолини по прозвищу Дуче тридцать шесть бортов. Экономия очевидна. Так что сменили курс сразу после получения приказа, не утруждая себя высадкой пассажиров. Да и какая им разница?

Бенито стал моряком случайно — безработица после Великой войны заставляла хвататься за любую возможность заработать, и Муссолини завербовался на строительство автомобильного завода ФИАТ в далёкую и холодную Россию. Было это в уже далёком двадцатом году. Правда, до России он так и не добрался, как раз удачно заменил заболевшего палубного матроса на отплывающем в Одессу корабле, да так и прижился в море. До того прижился, что к тридцатому году организовал собственное предприятие по беспошлинному перемещению товаров по Средиземному морю и его окрестностям. И осталось чувство благодарности Российской Империи, одним только фактом свое существования вырвавшей будущего Дуче из нищеты и отчаяния.

Собственно Средиземным морем поле деятельности не ограничивалось — возили табак и ром с Карибских островов, возили опиум из Карачи в Ливерпуль, возили винтовки из САСШ в Ирландию, возили их же из Одессы и Царьграда в Индию и на Цейлон, возили алмазы из Южной Африки в Амстердам… да много чего возили. В некоторых странах Бенито Муссолини по прозвищу Дуче до сих пор заочно приговорён к повешению. Врут, сволочи, о свободе предпринимательства!

В этом деле главное не зарываться и не жадничать, вовремя делиться с нужными людьми, и удача не оставит тебя. Бенито оказался удачлив — подаренная лично итальянскому королю коллекция редких монет, незадолго до того пропавшая из запасников Британского музея, обеспечила флоту Дуче отсутствие внимания со стороны пограничной стражи и таможни. Подарки на праздники и памятные даты они принимали охотно, но никогда и ничего не требовали сами. Чего бы так не работать?

— Сигнал о нападении передаешь? — рявкнул Муссолини на радиста.

— Так точно! — совсем как военный ответил тот. — На всех частотах сообщаю о пиратском нападении испанских мятежников на мирные итальянские суда. Французы откликнулись.

— Да? И почему ты мне об этом сразу не сказал?

— Лягушатники предлагают укрыться в Тулоне и дают гарантии безопасности в обмен на безвозмездную передачу судов в их собственность. Оно нам надо?

— Ощипанные галльские петушки, родившиеся от противоестественной связи больного проказой осла с дохлой жабой! Хотя испанский батальон я бы им недорого продал. Продолжай подавать сигнал о помощи.

— Я так и делаю, Дуче.

После получасовой гонки на бешеной двенадцатиузловой скорости испанские сторожевики и в самом деле начали сбавлять ход и отворачивать. Правда, смогли положить два снаряда в корму, чудом не повредив руль и винты. Но долго радоваться не пришлось — на западе над морем, над самым горизонтом, появилась едва заметная точка дирижабля, постепенно увеличивающаяся в размерах. Ясное дело, что дирижабли здесь могут быть только английские или французские. И те и другие охотно помогают взбунтовавшемуся генералу, причём если галльские петушки делают это почти тайно и осторожно, то лимонники нисколько не стесняются действовать открыто.

Сейчас, гады, повиснут на небольшой высоте и забросают бомбами. Уж лимонники не станут осторожничать и жалеть запертых в трюме испанских солдат. И как назло, нет на «Джулио Чезаре» противодирижабельной артиллерии. Есть два ручных пулемёта, но ими только африканских дикарей пугать.

Ещё владелец контрабандисткого флота пожалел, что вместо древних сторожевиков их не догоняли чуть более современные франкистские миноносцы. Тем бы не позволили разбомбить целый батальон соотечественников. Всё же не туземные войска, а самые настоящие испанцы.

— Джузеппе, — крикнул Муссолини в переговорную трубу, — можешь не держать скорость, к нам пришла большая и вонючая задница!

— А что там с помощью, Дуче? — откликнулся невидимый Джузеппе из машинного отделения.

— Помощь тоже в заднице, дружище, — Бенито снял фуражку и вытер ей пот с лица. — Мы никому не нужны, мадонна свинья!

Волшебное ругательство снова сработало — радист поднял голову и с радостной улыбкой на лице воскликнул:

— Мы спасены! Нас услышали русские, Дуче!

— И что с того? — сварливо спросил Муссолини. — Где Российская Империя и где мы?

— Нас услышала их эскадра, что везёт в Картахену Экспедиционный Корпус.

— Как же, знаю про такую… Но до дирижабля миль двадцать-двадцать-пять, а до эскадры…

— Русские просят продержаться ещё пятнадцать минут.

Дуче прикинул расстояния и горько усмехнулся:

— На чём придёт эта помощь через пятнадцать минут? Ты хотя бы представляешь, какие скорости нужны, чтобы успеть раньше английского дирижабля? Новейшие эсминцы и то столько не выдадут. Пятнадцать минут, говоришь…

— А зачем русские будут нам врать? Если говорят, значит есть у них способ.

— Очень надеюсь, — Бенито опять вытер пот с лица смятой фуражкой и крикнул в переговорную трубу. — Джузеппе, раскочегаривай на полную, может быть на пару минут дольше поживём.

Глава 10

После первого же вылета Красный понял, что справочник по воздушным флотам мира можно смело выбрасывать за борт, так как гладкая мелованная бумага не позволит использовать его в гигиенических целях. Так-то оно правильно, кто же в здравом уме выложит в общий доступ данные по составу своих военно-воздушных сил, но до недавнего времени все страны чрезвычайно гордились достижениями собственного дирижаблестроения, и охотно делились подробностями с уважаемым изданием. А тут…

А тут англичане втихаря наклепали как бы не пару сотен воздушных аппаратов, утыкали их крупнокалиберными пулемётами и скорострельными пушками, да отправили всю свору в Испанию на защиту новоявленного союзника. Одно хорошо — традиционно, что морские корабли, что воздушные, британцы строили для запугивания туземцев по всему миру, и в случае с дирижаблями не сделали исключения. Они в угоду численности принесли в жертву живучесть и защищённость летающих машин, облегчив их насколько только можно. Энергетические щиты с грехом пополам ещё держали осколки и готовые поражающие элементы зенитных снарядов калибров до восьмидесяти восьми миллиметров, но были не способны противостоять очереди авиационных двадцатимиллиметровок — скорострельность делала своё дело.

Но как бы то ни было, англичане висят над Гибралтарским проливом, а около сорока штук с успехом охотятся на разбегающихся в разные стороны итальянцев. Самого вождя контрабандистов Бенито Муссолини успели спасти вместе с его флагманом «Джулио Чезаре», расстреляв преследующий Дуче дирижабль, но двенадцати транспортникам уже не смогли помочь — лайми топили их азартно и целеустремлённо, не забивая себе голову такими мелочами, как наличие на борту роты, а то и целого батальона испанских солдат. Испанцам не привыкать тонуть ещё со времён Великой Армады, и с точки зрения цивилизованного человека всё равно они являются туземцами, пусть даже европейского происхождения. И вообще за Каналом живут исключительно туземцы. Обменять бусы и ножи из скверного железа у них можно, но беречь их жизни… Не смешите, джентльмены!

По непроверенным и неподтверждённым слухам генерал Франко за помощь пообещал предоставить базы в Сеуте, Мелинье или Танжере на выбор, на побережье Бискайского залива, и отдать в аренду за символическую плату в один фунт на девяносто девять лет Кубу и Филлипины. В этом мире американо-испанская война не состоялась из-за вмешательства Российской Империи в гражданскую войну между севером и югом, продлившуюся почти тридцать лет и закончившуюся взаимным истощением воюющих сторон. Мирный договор в конце концов заключили на взаимовыгодных для обеих сторон условиях, сохранив при этом единые САСШ, но зализывание ран после тридцатилетней войны не подразумевало внешнюю агрессию. Какая Куба, Гуам и Филиппины, если население собственной страны сократилось в четыре раза? И армия пристрелит любого президента, осмелившегося послать её в бой.

Ещё нужно учесть пострадавшее от уничтожившего Японию цунами Тихоокеанское побережье, да и разрушительнейшее землетрясение в Сан-Франциско поставили в заслугу или в вину русским энергетикам-почвенникам.

Так же учитывалось наличие на Аляске и втихомолку отжатом у англичан Юконе четырёх русских дивизий. Кому какое дело, что это военно-строительные войска, занятые в основном добычей нефти и переработкой оставшихся от золотой лихорадки россыпей и отвалов. Русские известные мастера маскировки, и эти звери, которым даже не выдают оружие, с лёгкостью разделаются с регулярной армией САСШ, лишь на самую малость превышающую их по численности.

Да, армия пристрелит любого президента, осмелившегося послать её в бой. Кстати, с Вудро Вильсоном, организатором неудачной интервенции в Россию в 1918 году, так и поступили — на торжественном параде в честь вернувшихся домой героев несколько офицеров дружно изрешетили господина президента из своих револьверов. Позже на теле неудачника насчитали двести семьдесят два пулевых ранения. Но это было много позже, что уж говорить про конец девятнадцатого века… Какая война с Испанией?

А что лайми? А лайми охотно подгребут под себя лакомые Кубу с Филиппинами, и разместят военно-морские и военно-воздушные базы на входе в Средиземное море. Была когда-то у датчан зундская пошлина, теперь будет гиблартарская. Заодно серьёзный удар по карману владельцев русско-египетского Суэцкого канала, где Российская империя контролирует девяносто процентов акций. Зато Великобритания будет контролировать грузопоток через этот канал. Тоже выгодно, чёрт побери!

Желающих же пойти вокруг Африки с распростёртыми объятиями ждут сначала гвинейские, а потом и мадагаскарские пираты, говорящие на всех языках мира с гнусаво-картавым французским прононсом.

Ещё одно кстати — с радиостанции сбитого полковником Петром Николаевичем Нестеровым дирижабля летели в эфир странно знакомые фразы «Курва мать!», «Пся крев!» и «Матка бозка!». В Петербург полетело донесение с просьбой провести расследование в уцелевшей после Большого Круга части Польши с целью выявить родственников таких вот добровольцев. Вечная мерзлота Сибири нуждается в рабочих руках!

С возгласами «Майн готт!» можно разобраться позднее, там наверняка отметились немцы из Баварского королевства, Великого Герцогства Штирия или Конфедерации Прирейнских княжеств. Со временем и до них дотянутся длинные руки генерал-лейтенанта Дзержинского. Или Дарья Христофоровна Ливен соизволит обратить на зарвавшуюся немчуру недоброе внимание. Мало им не покажется…

И вот второй вылет на помощь избиваемым итальянским контрабандистам Бенито Муссолини. В этот раз идут «Стрекозы» для противодействия испанским эсминцам, а истребители «Чайки» будут их сопровождать и охранять он нехороших поползновений англо-польских дирижаблей. У бомбардировщиков скорость всего ничего, раза в два выше скорости воздушных пузырей, и вероятность попасть под заградительный огонь сильно превышает пятьдесят процентов. Их бы ночь применять, но… Вот именно, но нужны они здесь и сейчас.

Девушки, честно отсидевшие под домашним арестом в адмиральском салоне флагманского линкора свои двадцать часов, вели бомбардировщики в бой. Сами рвались в бой, чтобы реабилитироваться перед Красным за вчерашний позор.

— Лизонька, солнышко моё, гаси супостата! — Василий причесал палубу испанского эсминца из крупнокалиберных пулемётов, и с удовлетворением отметил, что от расчётов немногочисленных противодирижабельных орудий остались лишь немногочисленные фрагменты тел, да и то не везде.

— Я загашу, — откликнулась по рации Лизавета Бонч-Бруевич. — Но что мне за это будет? Пряник медовый дашь? А два дашь?

— А ещё бочку варенья и корзину печенья, — ответил Красный. — Если потопишь испанца, то женюсь!

— На ком?

— Кто потопит, на том и женюсь!

Тут вмешался Валерий Павлович Чкалов:

— Красный, Лизавета, прекратите засорять частоту!

— Есть прекратить, — согласился Василий, но добавил. — Лиза, я не шучу.

«Стрекоза» прошла как по ниточке, не рыская и не отклоняясь от курса ни на миллиметр, и двухсоткилограммовая бомба попала точно за дымовой трубой, проломив тонкую палубу и взорвавшись в машинном отделении. Испанский эсминец, устаревший на стадии проектирования, исчез в облаке белого пара и чёрной угольной пыли. Через пару минут, когда всё это снесло ветром, на поверхности моря не осталось даже масляных пятен. Лишь одинокая голова чудом спасшегося испанца торчала над волнами. Но недолго, спустя некоторое время пропала и она.

— Тебя, Вася, за язык никто не тянул! — появился в эфире весёлый голос полковника Нестерова.

— Бля… — прокомментировал Красный исчезновение второго эсминца, атакованного экипажем Веры Столыпиной. — А эта что делает, ведьма чёртова?

Последний вопрос предназначался Катерине Орджоникидзе, атаковавший неизвестно откуда взявшийся крейсер с неподавленной и огрызающейся противодирижабельной артиллерией. Около лёгкого самолётика то и дело вспухали белые облачка шрапнельных разрывов, но «Стрекоза» упрямо летела к выбранной цели и отворачивать не собиралась.

— Катя, уходи оттуда, мать твою!

— Не трогай маму, — отозвалась Катерина. — И вообще не мешай.

— Промах! — выдохнул Василий, когда две бомбы упали в воду с десятиметровой высоты перед испанским крейсером.

И ошибся!

Обе бомбы отскочили от воды блинчиками (кто из нас в детстве не забавлялся с бросанием камушков в воду?), и воткнулись испанцу точно в ватерлинию. Очевидно, за тонким железом борта располагались артиллерийские погреба, так как взрыв разломил корабль пополам и далеко отбросил половинки друг от друга. Они затонули только через долгих полторы минуты.

— Всё, Вася, ты пропал, — захохотал Чкалов, мгновенно позабывший о собственном же требовании не засорять эфир.

— Это я понял, — согласился Красный, и его самолёт, перевернувшись через крыло, обрушился на древний деревянный парусно-винтовой фрегат, чудом оставшийся нетленным со средины прошлого века. Не иначе как сохранился кознями нечистого, заинтересованного в хронической испанской нищете.

Древний музейный экспонат вспыхнул мгновенно. В принципе, его материальная стоимость совсем чуть-чуть превышала стоимость выпущенных по нему снарядов авиационной пушки, зато зрелищность гибели раритета было невозможно оценить деньгами. Слабонервные и впечатлительные командиры испанских кораблей дружно выполнили команду «все вдруг», развернулись, и стремительно бросились спасаться по возможности.

Водоплавающие позорно сбежали, но воздушные монстры остались на месте, что расслабившийся Василий сразу почувствовал на своей собственной шкуре. Глухие удары по фюзеляжу больно и неприятно отозвались во всём теле, и Красный ушёл в восходящую бочку, сбивая прицел стрелкам противника. Потом покрутил головой, оценивая повреждения. Самолёт пока хорошо держится в воздухе, но дыры размером с кулак смотрятся печально. Ладно ещё тугие английские взрыватели не срабатывают при пробитии дельта-древесины, а то последствия попаданий были бы фатальны. Жив бы остался, но прыжок с парашютом и купание в тёплой морской водичке подразумевались.

— Ах же ты сука такая! — бочка вывела Васю выше вражеского дирижабля, и коротко татакнувшие авиационные пушки смешали тела стрелков из двух огневых точек со стеклом и обломками обшивки. — Вот так нравится?

Совместная атака Чкалова и Нестерова, обидевшихся на невежливое обращение с наследником российского престола, разорвала дирижабль на три части. И опять зазвучали в эфире панические вопли про пёсью кровь, матку боску Ченстоховску и проклятия злобным москалям. Действительно, что-то неладное творится в бывшем царстве Польском, если даже на краю Европы попадаются такие вот воинственные поляки.

Взгляд в будущее. Через три с половиной месяца от описываемых событий.

Казаки и жандармы обложили поместье плотно и качественно. Что там человек или мышь не проскочит, даже муха без разрешения не пролетит! Спущенные с цепей здоровенные псы, охраняющие спокойный сон владельца поместья, нежно и ласково застрелены из револьверов с глушителями.

— Пан Кшишвалевский Станислав Кшифтофович?

Толстяк в шлафроке и ночном колпаке щурится от направленного в лицо электрического фонарика:

— Да, пеан полицейский, это я. А что случилось?

— Постановлением военно-полевого суда ваш покойный сын Иеремия Станиславович Кшишвалевский признан террористом и военным преступникам, и его семья подлежит выселению. Этим же решинием вы и ваши дети лишаетесь дворянства с переводом в люмпен-крестьянское сословие, а так же лишаетесь всех прав состояния.

— Как покойный? Как террористом? Как выселению?

— Он промышлял наёмничеством и был убит при попытке пиратского нападения на мирное итальянское судно. Вы разве не читаете газеты, пан Станислав?

— Да, но он уехал учиться в Мюнхенском университете!

— Поэтому и перешёл границу нелегально? Но достаточно слов, пан Станислав! У вашей семьи есть час на сборы. С собой брать только документы, деньги и тёплую одежду. Вот заявка на дополнительную рабочую силу из оленеводческого хозяйства Мэхээчэ Басыыковича Виноградова. Будете пасти олешков, пан Станислав. Эх, какую замечательную оленью колбасу я покупал в прошлом году в Архангельске! Знаете, даже по-доброму вам завидую.

— А где этот Архангельск?

— Да какая разница, где он, если вы едете на Таймыр. Кстати, отпущенное на сборы время идёт, так что поторапливайтесь.

— Но пан полицейский, Басе и Яцеку всего по десять лет! Это мои младшие, они двойняшки.

— Не беспокойтесь, на Таймыре тоже есть школы. Неграмотный оленевод — позор для империи! Кстати, если хорошо покажут себя в учёбе, то получат шанс перевестись в Анадырский интернат профессионального оленеводства. Это почти рядом, всего пять-шесть месяцев пути. Зато качественное образование, пан Станислав!

— Матка бозка!

— И не тяните время, пан Станислав, у нас ещё шесть адресов.

— А кто ещё, пан полицейский, если не секрет?

— Да какой там секрет… Пшепердецкий, Дупоглоцкий, Содомицкий, Западловскй, Заяицкий и Курвамацкий. Неужели вы не знаете друзей своего покойного сына, пан Станислав?

— В таком случае, пан полицейский, вы забыли про Носач-Мышеецкого.

— Почему же забыли? К нему мы заехали в первую очередь, и пан Август был застрелен при попытке вооружённого сопротивления. Его труп и семья дожидаются вас в кузове грузовика.

— Зачем труп?

— Повезут в Салехард, заявка как раз оттуда.

— Но труп…

— А у нас строгая отчётность. Тем более в заявке не сказано, живым он нужен или мёртвым.

— Он же в дороге завоняет.

— Ничего страшного, упакуют в мешок из прорезиненной ткани.

— В нём восемь пудов веса, пан полицейский.

— Это не мои проблемы. Пусть для удобства перевозки упаковывают в четыре отдельных мешка. И напоминаю, пан Станислав, у вас осталось всего сорок минут на сборы. Затягивание времени приравнивается к вооружённому сопротивлению и карается расстрелом на месте. Вот, извольте взглянуть, в постановлении трибунала всё так и написано.

— И что же вы молчали, пан полицейский? — всполошился Станислав Кшишвалевский. — Агнешка, срочно просыпайся сама и буди детей, через двадцать минут мы выезжаем!

**********************************

В трёх вылетах Красный сбил три англо-польских дирижабля, по одному за каждый раз. Валерий Павлович завалил четверых, а Пётр Николаевич Нестеров раскрыл в себе талант воздушного снайпера, отправив в гости к чертям и их горячим сковородкам сразу шесть летающих пузырей. Экипажи «Стрекоз» быстро разобрались с водоплавающей мелочью и больше не летали — бомбардировщики в воздушных боях не участвуют.

И всё же Василию пришлось поплавать в тёплой водичке — во время четвёртого вылета мотор вдруг резко и противно завизжал, потом застучал, а через несколько секунд вообще заглох и загорелся. Высоты не хватало ни дотянуть до понтонной полосы, ни выпрыгнуть с парашютом, поэтому пришлось садиться на воду и срочно прыгать в море. Минут пятнадцать любовался однообразными пейзажами, пока рядом не всплыла подводная лодка с номером С-13.

Подводники спустили надувной плотик, выловили наследника российского престола, переодели в сухое, и вручили большую жестяную кружку с горячим чаем. Правда, чуть разбавленный заваркой коньяк можно было назвать чаем с большой натяжкой. Но горячий и крепкий. Поэтому на борт линкора «Александр Ульянов» Вася прибыл уже изрядно навеселе. На ногах, правда, держался твёрдо и координацию движений не потерял.

У трапа его встретил сам командующий Экспедиционным Корпусом генерал Фрунзе:

— Что же вы так неосторожно, Василий Иосифович?

— Новая техника имеет свойство подводить, Михаил Васильевич, — пожал плечами Красный. — Для того и везём её, чтобы проверить в боевых условиях и обкатать в экстремальных ситуациях. Не вижу ничего страшного.

— Я не про технику, — усмехнулся Фрунзе. — Я про ваше обещание жениться. Ведь их трое, и все выполнили ваше условие.

— Ну-у-у…

— Вот именно! Станут говорить, что наследник российского престола из-за данного им невыполнимого обещания решил покончить с собой путём утопления.

— Какая чушь! — возмутился Василий.

— И, тем не менее, из-за невыполненного обещания ваша репутация пострадает, а она суть достояние Империи. Поговаривают, что штабс-капитан Гумилёв из морской пехоты решил накропать по поводу сегодняшних событий целую поэму.

Красному фамилия штабс-капитана ничего не сказала, но капитан Романов в предыдущей жизни слышал про такого поэта, хотя любую поэзию с детства терпеть не мог. Изучал в школе, да, но именно поэтому и не любил.

— Это лупоглазый такой? Стихи у него говённые. У него ещё жена поэтесса, вроде бы Анна Ахматова.

— Анна, но не Ахматова, а Энгельгард. Они давно живут вместе, но пока не повенчались. С Ахматовой же он давным-давно развёлся.

— Это неважно, у неё тоже говённые стихи. Кстати, почему этот Гумилёв до сих пор в штабс-капитанах? Ему, если не ошибаюсь, уже лет пятьдесят. Пьёт?

— Как и все поэты, это у них в обязательном порядке. Водка как источник вдохновения. Но на службе он чаще всего трезвый, и зарекомендовал себя как храбрый, грамотный, ответственный и знающий офицер. Четыре раза дослуживался до полковника, и каждый раз был разжалован за буйное празднование нового чина. Про пожар в московском «Славянском базаре» до сих пор легенды ходят. Его рук дело.

— Тогда передайте господину Герострату, что в случае появления стихотворного пасквиля он уже не сможет поджигать рестораны. Со сломанными руками и ногами это сделать очень затруднительно.

— Я передам обязательно, — кивнул Фрунзе. — Но вы, Василий Иосифович, прямо сейчас пройдите в радиорубку и свяжитесь с отцом. Объясните ему ситуацию и попросите совета. Лишним не будет.

Красный тяжело вздохнул и неторопливо пошёл в сторону радиорубки, где был перехвачен адмиралом Эссеном. Специально его подкарауливают отцы-командиры?

— Василий Иосифович, Его Императорскому Величеству уже доложили…

— Стукачи, бля… Извините за эмоции Николай Оттович.

— Не настучали, а доложили! — сурово возразил Эссен. — Это входит в должностные обязанности… хм… неважно в чьи, но входит! Так что почувствуйте разницу.

— Ну доложили, и что теперь?

— Советую повременить и дать остыть эмоциям Его Величества. Не попадайтесь сейчас под горячую руку, рискуете получить приказ о возвращении в Петербург. Но император пообещал собрать большой семейный совет для рассмотрения вашей проблемы, и завтра или послезавтра даст ответ.

— А что мне делать сейчас?

— Готовить к вылетам новый самолёт. Если не ошибаюсь, у вас есть определённый запас новых машин?

— Есть, и уже готовят без моего приказа. Это стандартная ситуация, Николай Оттович, и не требует отдельных распоряжений.

Адмирал Эссен шумно втянул воздух носом и покачал головой:

— В таком случае хотя бы поспите пару-тройку часов. Такой запах, аж завидно становится.

— Подводники чаем напоили.

— Вот я про чай и говорю. Ступайте, Василий Иосифович, а с отцом свяжетесь завтра. Примите совет пожилого и много повидавшего человека.

— Спасибо, Николай Оттович, непременно прямо сейчас им и воспользуюсь.

Глава 11

Неожиданно для самого себя барон Анастас Иванович Микоян, миллионер, промышленник и известный меценат, именным указом императора Иосифа Первого стал председателем совета раввинов Российской Империи. Вот прямо сегодня утром два вооружённых фельдъегеря и принесли украшенную печатями и подписями бумагу. Заодно приглашение прибыть на Большой Семейный Совет в течение часа.

Первым делом Анастас Иванович попытался оспорить указ императора:

— Ваше Величество, ну какой из меня раввин? Увольте от такой милости.

— Замечательный из вас раввин, господин барон, — усмехнулся в усы Иосиф Первый.

— Но я армянин!

— А я в детстве думал, что Ереван и еврей это одно и то же слово, только произнесённое на разных языках. И подумайте сами, барон, неужели я могу доверить такой важный государственный пост еврею? Они же не поймут и станут смеяться.

— Думаете, в моём случае смеяться не станут?

— Наоборот, будут уважать как человека, занявшего высокий пост благодаря нужным связям и личному капиталу. Евреи таких любят, хотя и завидуют. Зато понесут взятки.

— В мои обязанности входит борьба с коррупцией среди раввинов? — удивился Микоян, почти смирившийся с назначением.

— Да зачем? Взятки берите, и после уплаты пятидесяти процентов в казну оставшимися деньгами распоряжайтесь по своему усмотрению. Хоть на весёлых девок потратьте, хоть на строительства синагоги на Южном полюсе. Вы в своём праве, барон.

Вот эта часть служебных обязанностей понравилась Анастасу Ивановичу больше всего, и он настолько осмелел, что спросил:

— А финансирование совета раввинов как пойдёт?

— Со стороны бюджета Империи никак не пойдёт, — ответил Иосиф Первый. — Даже наоборот, лицензия на деятельность этого совета будет стоить пятьдесят миллионов в год.

— Однако…

— И это ещё недорого за право быть услышанным императором. Соглашайтесь, барон, отказа я всё равно не приму.

После разговора с действующим императором к барону Микояну подошёл император бывший, он же Николай Александрович Романов. Подмигнул с видом заговорщика:

— Анастас Иванович, это я вас посоветовал.

— Вот спасибо! — попытался съязвить Микоян.

— Всегда пожалуйста! И я рассчитываю на долю в доходах от взяток.

— Сколько?

— Я не государство, мне и пяти процентов хватит.

Это не так уж и много, решил барон, и кивнул:

— Договорились. Вам наличными, как обычно?

— Знаете, Анастас Иванович, в этом случае предпочту переводы на мой банковский счёт.

— Хорошо, так и сделаем.

В императорском кабинете на семейный совет собрались самые близкие родственники. То есть, император с императрицей, тесть и тёща императора, и шурин императора генерал-майор Алексей Николаевич Романов. Почему-то ещё Столыпины, Орджоникидзе и Бонч-Бруевичи.

Так же были главы всех религиозных конфессий, где численность верующих превышала полтора миллиона. Исключение сделали только для Верховного Шамана народов Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока, чью паству было невозможно подсчитать из-за технических трудностей и фактического двоеверия. Там в порядке вещей после воскресной заутрени пойти к шаману и попросить у духов предков удачи в завтрашней охоте. Мало того, тамошние православные священники отказывались признавать традиционный кольпахен скоромной пищей и дозволяли вкушать его во время поста. Некоторые вообще отказывались признавать его пищей.

Однако на совете не оказалось представителей протестантов. Наверное англиканская церковь им подгадила. Или баптисты. Или мормоны. Или лютеране. Или кальвинисты. Или кто-то ещё из множества протестантских сект. Не любит их государь-император, получивший образование в духовной семинарии. Его право.

Мусульман представлял Верховный Муфтий Российской Империи генерал-полковник Гуссейн-Хан Нахичеванский. Он ушёл в отставку с поста товарища министра внутренних дел в восемнадцатом году, после того, как полностью провалил порученное ему дело. Тогда в России внезапно появились бомбисты. Так-то про них слышали и читали в газетах о гибели австрийского крон-принца Франца Фердинанда, но вот внезапно они образовались и у нас. И сразу же бросили саквояж с нитроглицерином в автомобиль министра только что образованного министерства здравоохранения Николая Александровича Семашко. А через неделю погибли ближайшие родственники участников теракта — двести семьдесят два человека были посажены на кол, включая женщин и детей. Правда, детям перед посажением на кол милосердно перерезали горло. Генерала Нахичеванского назначили ответственным за расследование и поиск преступников, но он никого не нашёл и был вынужден уйти в отставку.

У российских католиков за главного молодой генерал-майор и почётный кардинал римско-католической церкви Константин Ксаверьевич Рокоссовский. Ради него недавно Папа Римский издал именную буллу, разрешающую почётному кардиналу не соблюдать целибат и не посещать мессы. В отношении бывших соотечественников охотно пользуется правом отлучения от церкви.

Буддистами руководит казачий войсковой старшина Ока Городовиков. Маленький, кривоногий, узкоглазый, с огромными усами, он выглядел натуральным татаро-монголом. А что ещё нужно для управления буддистами?

Шаманов Крайнего Севера и Сибири представляет тоже казак генерал-лейтенант Африкан Петрович Богаевский. Как донец попал на эту должность? Да кто же его знает.

Кого ещё забыл? Ах, ну да… обер-прокурор Святейшего Синода граф Бенкендорф, занявший должность на прошлой неделе сразу после возвращения из Крыма, где проходил полный курс омоложения. Интересно, Александр Христофорович принял православие, или до сих пор остался лютеранином? Вслух, конечно, такие вопросы лучше не задавать.

И вообще складывается впечатление, что для религиозной карьеры необходима служба в армии. Барон Микоян единственный штатский, что вызывает насмешливые и неприязненные взгляды. Сплошные антисемиты, ой вей…

Иосиф Первый долго молчал, но потом раскурил свою знаменитую трубку и коротко объяснил ситуацию, сложившуюся из-за неосторожного обещания наследника престола. Его, это обещание, нужно непременно выполнить, вот только оно невыполнимо по этическим и религиозным соображениям. И что делать?

Стало понятно присутствие Столыпиных, Бонч-Бруевичей и Орджоникидзе. Самые заинтересованные лица выглядели насторожённо, справедливо опасаясь, что император объяснит всё невинной мальчишечьей шуткой.

— Не вижу проблемы, государь, — перебирающий чётки Гуссейн-Хан Нахичеванский пожал плечами. — Аллах допускает многожёнство.

— Да что вы такое говорите? — воскликнула бабушка наследника престола Александра Фёдоровна. — Это он для мусульман допускает, а наш Вася православного вероисповедания.

— Это легко исправить.

— Нет!

— Нет, так нет, — покладисто согласился Верховный Муфтий. — Пусть другие хоть чего-нибудь предложат.

— Библейский царь Соломон имел тысячу жён, — набрался смелости барон Микоян. — И нигде в Библии нет запрета на многожёнство.

— Но наши традиции! — с пафосом воскликнула Александра Фёдоровна.

— Я не специалист по традициям Англии и Гессена, сударыня, — едва заметно улыбнулся барон. — Но до своего крещения у князя Владимира Святого было сто жён и наложниц. Сомневаюсь, что они куда-то пропали после свадьбы с гречанкой.

— В летописях такой информации нет, — заметил Бенкендорф.

— Разумеется, нет, — кивнул Микоян. — Ведь и вы, Александр Христофорович, не выставляете свою личную жизнь на всеобщее обозрение.

— А я говорил, что Микоян у нас голова! — бывший император Николай Александрович хлопнул себя по голенищу сапога, нащупывая фляжку с коньяком. — Ему палец в рот не клади!

— Моя личная жизнь вообще не должна никого интересовать, — нахмурился Бенкендорф, и над его головой вспыхнули крошечные молнии. Сильнейший в мире одарённый с предрасположенностью к электричеству, способный на трое суток заменить все работающие на Петербург электростанции. — А кто заинтересуется, тот сам себе враг.

Обстановку разрядил вроде бы дремлющий войсковой старшина Городовиков:

— Господа, я постоянно поддерживаю связь с Буддой через колесо Сансары, и Будда утверждает, что к одарённым нельзя подходить с обычными мерками. Будда советует жениться на всех троих.

— Духи согласны с этим, — откликнулся генерал Богаевский. — Пусть женится на троих.

— После Тридцатилетней войны Папа Римский официально разрешил многожёнство, — внёс свою лепту кардинал Рокоссовский.

— Вот уж кто нам не пример, так это Римский Папа, — недовольно проворчал Николай Александрович Романов, которому всё никак не удавалось приложиться к заветной фляжке.

— А если воспользоваться опытом как трофеем, а не как примером для подражания?

Всё же Константин Ксаверьевич в первую очередь русский генерал, а уже потом поляк и предполагаемый католик. То есть, теоретически он католик по происхождению, а как там оно на самом деле… Хорошее же предложение!

Генерал-майор Алексей Николаевич Романов, кровно заинтересованный в появлении прецедента с официальным православным многожёнством, долго молчал, но вот наконец-то не выдержал и он:

— Дамы, господа, ребе Анастас… Мы вообще зачем цепляемся за замшелые традиции? В угоду кому и чему? Боимся насмешить Европу? Союзников у нас всё равно нет, так как половина мира нас боится, а другая половина боится и ненавидит, так что пусть смеются. Самым смешливым можно организовать самоубийство путём посажения на кол, и вот тогда нас опять станут уважать. Уважать сильного, наплевавшего на мнение всяких там англий и франций, и их комнатных собачек.

— Журналистов на кол без проблем, — Верховный Муфтий достал из кармана блокнот и что-то там пометил. — Даже дополнительное финансирование не понадобится, хотя и не откажусь. Есть у меня специалисты… впрочем, это не интересно.

Император Иосиф положил трубку в пепельницу и прошёлся по кабинету, неслышно ступая мягкими сапогами по толстому текинскому ковру:

— Мнение, как я вижу, почти единогласное. Только Александра Фёдоровна возражает.

Бывшая императрица, боявшаяся зятя до дрожи в коленках, подняла руки:

— Я тоже за! Вот прямо двумя руками голосую!

— И это хорошо, — кивнул император. — А как мы объясним многожёнство собственному народу?

— Даруйте привилегию георгиевским кавалерам, — предложил Бенкендорф. — Но при условии, что появление второй и третьей жены будет согласовано с уже имеющейся.

— В таком случае, Александр Христофорович, случаи многожёнства будут чрезвычайно редки, — засмеялся Иосиф Первый. — Или вы не знаете женщин, что маловероятно, или специально предложили такое условие.

— Оно само предложилось, государь, — едва заметно улыбнулся обер-прокурор Священного Синода.

— Тогда считаем вопрос решённым и объявляем о помолвке?

— После возвращения Экспедиционного Корпуса из Испании. Героям-победителям позволено много, а уж такая мелочь, как три жены…

— Предлагаю не ждать возвращения, а объявить в газетах и по радио прямо сегодня, — возразил Алексей Романов. — Они на войне, а там случается всякое. Пусть лучше… Да, пусть будет лучше.

— Поправка принимается, — согласился император. — Шампанского всем! А мне кахетинского.

— А мне шустовского, и сразу бутылку! — подхватил Николай Александрович, и вздрогнул от удара под рёбра. — Аликс, дорогая, сегодня мы обязаны напиться! У нас с тобой скоро старший внук женится!

— У нас ещё сын неженатый, — Александра Фёдоровна кивнула в сторону генерал-майора Романова.

Тот усмехнулся:

— Не беспокойтесь, маман, через месяц у вас будет десять снох, шесть внуков и четыре внучки.

— Так быстро? И ты молчал?

— Я ждал сегодняшнего дня, маман. И вот оно свершилось.

—Ники, — вздохнула Александра Фёдоровна, — извини, ты был прав насчёт шустовского. Но пусть принесут сразу три бутылки. Мы сегодня обязаны напиться!

Испания. Барселона

Собирались высаживаться в Картахене, но подводники пробили безопасный коридор к Барселоне, потопив попутно четыре английских крейсера и кучу испанской мятежной мелочи. К моменту высадки верные королю Петру Николаевичу Ольденбургскому войска удерживали узкую полоску побережья Средиземного моря с крупными городами Барселона, Валенсия, Аликанте и Картахена, не считая мелких прибрежных городков. Удерживали благодаря тому, что состояли из солдат и офицеров немецкого происхождения, перешедших на службу к испанскому королю из Российской Императорской Армии. Местные испанцы воевать если и хотели, то тщательно скрывали это.

Вообще-то монархистов в Испании много, особенно в сельской местности, но что смогут противопоставить нищие крестьяне регулярной армии, получившей боевой опят в постоянных стычках с арабами и берберами? У франкистов дисциплина, там даже сиеста длится всего два часа, а крестьяне спят после обеда с обязательным литром вина почти до захода солнца, а попытки сократить отдых воспринимают как покушение на естественные привилегии, данные ещё Фердинандом Католиком за участие в Реконкисте.

Но в любом случае, слава богу, монархисты удержали плацдарм для высадки Экспедиционного корпуса. А ещё у них в штабах сплошные предатели и франкистские шпионы, так как почти четыре десятка английских дирижаблей с бомбами появились на Барселоной ровно через час после швартовки транспортов с войсками. И что сделают с такой толпой три истребителя? Оказалось, что многое могут сделать.

Новая «Чайка» с мотором от инженера Найдёнова оказалась чудо как хороша. Скорость увеличилась на шестьдесят километров в час, повысилась скороподъёмность, самолёт чувствовал себя на вертикали не беременной коровой, а вполне себе хищной птицей, и при всём этом расход топлива уменьшился на сорок процентов. И что раньше не догадался поставить этот двигатель вместо Ярославского?

Благодаря улучшившимся ТТХ в первом же вылете на прикрытие десанта капитан Красный завалил сразу три вражеских дирижабля, во втором один, а в третьем сразу четыре. Но там повезло, так как английские воздушные пузыри уже были изрядно потрёпаны зенитной артиллерией. А победа засчитывается тому, кто сбил, а не тому, кто потрепал. Опять готовить грудь под ордена!

Налёт нанёс минимальный ущерб, гораздо меньший, чем ожидалось, но гораздо больший, чем хотелось. Ни одна бомба не упала на корабли и выгружающиеся в порту войска, но случайное попадание разнесло в клочья полевую кухню 8-й штурмовой дивизии морской пехоты Балтийского флота. Вторая бомба попала в таможенный склад, где хранилось выделенное испанцами винное довольствие. Свыше двенадцати тысяч литров выдержанного хереса, портвейна и малаги впиталось в сухую землю, вызвав лютую ненависть к мятежникам и стихийные митинги с обещаниями не брать в плен франкистов, поляков и англичан.

После пятого вылета садились почти в темноте, зато не на плавучую взлётно-посадочную полосу, а нормальный и привычный аэродром. Техники помогли уставшему Василию выбраться из самолёта, а старший из них доложил:

— Палатка для вас приготовлена, ваше высокоблагородие, но там вас дожидается какой-то генерал. Прикажете послать на хер и переночуете на линкоре?

— Посылать генералов на хер я ещё чином не вышел, господин фельдфебель, так что показывайте палатку.

Палатка как палатка. Обычная палатка для старшего комсостава на гагачьем пуху, одинаково защищающая от холода и жары. Рядом с ней уже вырыта щель для укрытия от возможных бомбёжек. На вкопанном в каменистую землю столбике закреплён жестяной умывальник и зеркало в металлической рамке. А около палатки на скамеечке действительно дожидается генерал в чёрном мундире и тельняшке в расстёгнутом воротнике.

— Разрешите представиться, Ваше Императорское Высочество, командир восьмой штурмовой дивизии морской пехоты Балтийского флота Сергей Александрович Есенин.

— Есенин? Тот самый? — почти ахнул Красный, и процитировал по памяти. — Не жалею, не зову, не плачу, всё пройдёт, как с белых яблонь дым…

— Надо же, Ваше Императорское Высочество, кто-то ещё помнит мои юношеские вирши.

— Это классика, ваше превосходительство. И давайте без титулований, если не возражаете.

— Не возражаю, Василий Иосифович, — кивнул Есенин. — А я ведь к вам с вопросом и претензией шёл.

— Готов выслушать и то, и другое, Сергей Александрович.

Генерал покрутил головой, будто расстёгнутый воротник сдавливал горло, и как бы нехотя произнёс:

— Мне недавно штабс-капитан Гумилёв жаловался, что вы не любите поэтов и отзываетесь о них не совсем лицеприятно. Я, в некотором роде, как бы тоже поэт, и хотел бы внести ясность…

— Вы больше чем поэт, Сергей Александрович. Вы живой классик русской поэзии.

— Вы мне льстите, Василий Иосифович, — слегка смутился Есенин. — Классики, это Пушкин и Толстой, хотя последний и не писал стихов.

— Зато он писал замечательные повести и рассказы, пока… хм… пока не прошёл задор от военной службы. А вот без службы государю и отечеству граф быстро сошёл с ума и начал писать бред. Ещё в политику и богоискательство полез.

— Пушкин тоже не служил, — заметил Есенин.

— И что из этого получилось? Разменял талант на пьянство, блядство и игру в карты. А потом вообще под пулю французского педераста подставился.

— Глупо погиб, да, с этим не поспоришь. Хотя при его характере он мог ещё вернее погибнуть на военной службе.

— Но сделал бы это к пользе Отечества. Даже умереть нужно уметь правильно.

Есенин помолчал, обдумывая слова наследника престола, и спросил:

— Но почему тогда вам Гумилёв не нравится, Василий Иосифович? Он-то как раз боевой офицер.

— У меня нет претензий к штабс-капитану Гумилёву, Сергей Александрович. Мне просто не нравятся стихи поэта Гумилёва.

— А вы читали его последний сборник?

— Я вообще не читал ни одно его стихотворение, ни из нового, ни из старого, — признался Василий. — Не читал, но осуждаю. Это же творчество того самого салонного, вылощенного сброда, который когда-то вы тоже осуждали, Сергей Александрович. Неужели что-то изменилось?

Есенин опять замолчал, продумывая ответ, а Красный задал уже новый вопрос:

— Скажите, Сергей Александрович, а как так получилось, что вы пошли на военную службу? Если судить по вашим стихам, то до семнадцатого года вы были убеждённым и принципиальным дезертиром.

— Сам не знаю, Василий Иосифович. Наверное, совесть проснулась. Есть у людей такая страшная штука, как совесть. А Гумилёву я посоветую не попадаться вам на глаза.

— Да уж, сделайте такое одолжение, Сергей Александрович. И ещё передайте ему, что насчёт эпиграмм и сломанных рук я не шутил.

— Каких эпиграмм? — не понял Есенин.

— Так вы не знаете, с чего началось наше литературное противостояние? Экий он у вас скромняга.

— Я передам и выясню подробности, — пообещал генерал, после чего достал из полевой сумки на боку бутылку из тёмного стекла с залитой белым воском пробкой. — А это вам лично от меня. Рязанский ржаной самогон тройной перегонки и тройной очистки, выдержанный в липовых бочках из-под вишнёвой наливки двенадцать лет.

— Сергей Александрович, у меня завтра минимум пять вылетов! Какой там самогон…

— Я не предлагаю прямо сейчас, Василий Иосифович. Выпьете на своих свадьбах.

— Каких ещё свадьбах?

— Вы разве не читали свежие французские газеты? Тут до границы всего ничего, так что доставляют в тот же день.

— И что в этих газетах?

— Там про вашу помолвку и тройную свадьбу после возвращения в Петербург.

— Бля…

— Так вы не в курсе?

— Уже в курсе, — тяжело вздохнул Красный и забрал у Есенина бутылку. — Извините, Сергей Александрович, мне необходимо побыть одному.

Глава 12

Те, кто ругает лондонскую погоду, подразумевают зимние или осенние дожди, туман и сырость. А летом над старой доброй Англией бывает безоблачное небо с ярким и тёплым солнцем. Вот как сегодня. Но погода не радует премьер-министра Стенли Болдуина, возвращающего со встречи с королём. Уже полчаса как бывшего премьер-министра.

Он угрюмо смотрит сквозь стекло автомобиля на мелькающие по сторонам дома, и не видит их. Он опять прокручивает в голове неприятный разговор с Эдуардом Восьмым, закончившимся крахом политической карьеры. По-другому это и не назовёшь.

Король, короновавшийся всего месяц назад, встретил лорда Стенли вопросом:

— Скажите мне, господин Болдуин, только мне одному кажется, что ваша деятельность слишком дорого обходится Соединённому Королевству? С недавних пор к репутационным убыткам прибавились ещё и финансовые.

— Наша экономика растёт на три процента в год, Ваше Величество.

— За счёт чего растёт, господин премьер-министр? Уж не за счёт ли того, что после неудачного покушения на русского императора резко увеличилось количество утонувших по неизвестным причинам судов. Не меньше пяти-шести в месяц пропадает вообще бесследно, и ещё десяток успевает подать сигнал бедствия. Но, как обычно, слишком поздно.

— Неизбежные на море случайности, Ваше Величество.

— Столкновение с айсбергом у Кипра вы называете случайностью? Страховки взлетели до небес, а инфляция составила… Кстати, почему об инфляции и падении курса фунта стерлингов заговорил ваш король, а не его премьер-министр?

— Доклад планировался на следующей неделе, Ваше Величество.

Сказать, что лорд Стенли был недоволен выговором Эдуарда Восьмого, это вообще ничего не сказать. Не королевское дело — вмешиваться в политику. Он должен сидеть на троне, принимать участие в церемониях, соглашаться с назначениями в кабинете министров, но никак не править. В старой доброй Англии, слава богу, просвещённая монархия, а не варварский абсолютизм.

— Люблю доклады, — кивнул король. — Это лучше, чем узнавать новости из газет. Как, например, о потере Мальты.

— Расследование ещё не закончено, Ваше Величество.

— А оно вообще ведётся? Неужели русские допустили вас на остров?

— Нет, не допустили, но по итогам данной наследником русского престола пресс-конференции, стало известно, что гарнизон острова и экипажи кораблей стали жертвами некро-технической катастрофы. Генерал Моэм слегка заигрался, Ваше Величество, и утянул всех за собой на тот свет.

Как приятно иметь козла отпущения, не способного оправдаться и что-нибудь возразить. И вообще премьер-министр недолюбливал некромантов, лично режущих глотки на алтарях, и сам до такого не опускался. Лучше доплатить немного и купить кристалл горного хрусталя с посмертными энергиями, не так уж дорого это получается.

— То есть, расследование не ведётся, и вы выдаёте за результат газетные статьи? А газеты рассказали вам, что в устроенной вами испанской революции Королевский Воздушный Флот потерял за неделю семьдесят четыре дирижабля?

Чёрт побери, да у короля есть собственная разведка! Но, в принципе, один из самых богатых людей планеты, владеющий солидной долей в торговле опиумом и кокаином, может себе это позволить.

— Эти поделки почти ничего не стоили, Ваше Величество, и комплектовались экипажами из польских добровольцев.

— Моего младшего брата Альберта, сбитого над Мадридом сегодня утром, вы тоже считаете поляком?

Господи, а этот дурак зачем полез в Испанию? Не хватало острых ощущений? Так отправился бы в Африку поохотиться на негров.

— Примите мои соболезнования, Ваше Величество.

— Оставьте их при себе, сэр. Я не желаю видеть вас во главе кабинета министров, и принимаю вашу отставку. Вы свободны, господин Болдуин.

И вот теперь бывший премьер-министр мрачно смотрел в окно автомобиля, и размышлял о том, что ещё легко отделался. Не такая уж и хорошая у Эдуарда Восьмого разведка, если до сих пор не доложили о суммах, потраченных впустую на попытку устроить войну между Российской Империей и Китаем. О провале почти всей агентуры в России тоже не доложили. Сколько денег было вложено в Тухачевского, Бронштейна и иже с ними? Вспомнить страшно! А на выходе грандиозный пшик!

Пусть теперь кто-то другой попробует сделать лучше! Если сможет. Правда, и хуже не получится, потому что некуда.

Испания. Где-то между Барселоной и Мадридом.

Экспедиционный Корпус пятые сутки вёл наступление на Мадрид, но прошёл всего семьдесят километров из пятисот. Нет, сопротивления почти не было — лёгкой пехоте франкистов с двумя трёхдюймовками на полк и одним пулемётом на батальон нечего противопоставить штурмовым дивизиям, защищённым пуленепробиваемыми кирасами, и при каждом удобном случае звавшим на помощь дальнобойную крупнокалиберную артиллерию. Да, дело не в сопротивлении мятежников.

Дело в другом, в так называемом Роялистском Ополчении, внезапно начавшем собираться вокруг корпуса. После начала правительственного и парламентского кризиса в Англии, лайми увели во Францию остатки дирижаблей, отозвали охраняющий переправляющихся из Африки мятежников флот, и это обстоятельство сразу возбудило в испанцах патриотизм и любовь к монархии. Англичан они боялись до дрожи в коленках ещё со времён Великой Армады, и вот вдруг…

Приходили крестьяне, вооружённые пиками и алебардами непобедимых испанских терций, приходили рабочие и ремесленники вообще без всякого вооружения, приходили дворяне с фамильными шпагами. Дворян было больше всего, и они же доставляли больше всего проблем.

Дисциплина даже не нулевая, а составляет отрицательную величину, из военных умений только фехтование, зато древность рода придаёт уверенности в праве и способности претендовать на командные должности. И отношение к нижним чинам на уровне средневековья.

Они же не знали, что рядовой морской пехотинец или штурмовик Экспедиционного Корпуса уже личный дворянин, а рефлексы заставляют отвечать на оскорбление словами или действием ударом в благородное испанское рыло. Потом, соответственно, дуэль. Наши, как вызванная сторона, выбирали пистолеты с расстояния пятьдесят метров, и поединок почти сразу же заканчивался. В первый же день образовалось двести с лишним испанских трупов.

На второй их было всего шестьдесят два, а на третий ни одного, и вызовы на дуэль волшебным образом прекратились.

Впрочем, прекращение дуэлей не повлияло в лучшую сторону на боеспособность ополчения. И разогнать нельзя, потому что вопрос политический, и они в своём праве погибнуть за короля и страну. В следующие два дня два десятка так и сделали, погибли на виселице за короля и Испанию по решению военно-полевого суда за дезертирство и мародёрство.

Их даже гарнизонами в отбитых у мятежников деревнях не оставишь — тут же борзеют в край, и начинают мнить себя полубогами и вершителями судеб местного населения. С конфискацией вина и продуктов, с обысками в более-менее богатых домах, и организацией чуть ли не инквизиции.

Добровольное воинство уже насчитывало свыше двадцати тысяч человек, что составляло почти треть от численности Экспедиционного Корпуса. А их ещё и кормить нужно. Если крестьянам перловка из полевой кухни казалась верхом изысканности и удивляла наличием большого количества мяса, то благородные доны в заштопанных штанах на тощих задницах, воротили носы и намекали на необходимость особого меню, более приличествующего аристократам. И вина сладкого и креплёного побольше! Пусть французы из врождённой скаредностью пьют свою кислятину, а настоящий испанец должен употреблять хересы, малагу и портвейны. Какая же война без хереса и малаги?

С винным довольствием вопрос решили быстро и оригинально — пропарили опустевшие цистерны на нескольких бензовозах, и завели бражку, закрепив её спиртом. Пока никто не отказался и не выразил неудовольствия! Вино из полярного винограда, как же… Экзотика! А насчёт пожрать… кому не нравится, тот может питаться за собственный счёт, с условием обязательного повешения за мародёрства.

Окончательный порядок в ополчении навели только после организации двенадцати штрафных батальонов, предназначенных для прорыва обороны франкистов. Всё как положено, с амнистией после ранения или проявленного на поле боя геройства. Ну, личной храбрости испанцам не занимать, сами с кем хочешь поделятся, и первый же штурм деревни, обороняемой отделением мятежников при одном ручном пулемёте Мадсена, прекратился в кровавое побоище. Штрафники накатывали на вражеский окоп штурмовыми колоннами, да там же и ложились, не успев даже выстрелить из фамильного ружья, затрофеенного предками ещё в наполеоновских войнах. Почти тысячу человек потеряли, пока кто-то не догадался обойти деревню и ударить гарнизону из дюжины солдат в тыл.

По результатам боя амнистировано восемьдесят восемь раненых, в том числе и круглыми старинными пулями от дружественного огня, и двенадцать героев. Претендентов в герои было гораздо больше, около двух тысяч человек, но количество найденных защитников деревни взывало к скромности и требовало соблюдать меру.

С этим согласились, зато устроили праздничный ужин, плавно перетёкший в праздничный завтрак, а потом и в сиесту. Какое, к чертям, наступление на Мадрид?

У истребителей получились своеобразные каникулы. Английские дирижабли исчезли с безоблачного испанского неба, а два вылета в день по физической нагрузке сравнимы с пляжным отдыхом где-нибудь в Крыму. Вылеты чаще всего безрезультатные, редко когда удавалось подловить колонну франкистов на переходе и причесать её из пушек и пулемётов. Мятежники вообще приспособились передвигаться по ночам. Поначалу прокатывало, но потом в работу вступили бомбардировщики, для которых привезли целый пароход новейших кассетных бомб. Ими, кстати, обрабатывали вражеские окопы, сберегая напалм и ОДАБы для более серьёзных задач.

Ночные бомбардировки благотворно подействовали на характер Веры, Кати и Лизы, и они перестали донимать Красного намёками. Они днём отсыпались и почти не пересекались с Василием. Или это подействовало объявление о помолвке?

А сегодня с утра Василия вызвал генерал-лейтенант Фрунзе и попросил слетать к Сарагосе, где по данным разведки франкисты укрепились настолько, что могли преподнести неприятный сюрприз даже Экспедиционному Корпусу. Не хотелось бы допустить этого.

— Сам понимаешь, Василий Иосифович, там наша разведка сплошь из испанцев, и что они со страху напридумывают.

— Доверяй, но проверяй?

— Вот именно, — кивнул Фрунзе. — Слетаешь, пофотографируешь, посмотришь сам свежим взглядом.

— Сделаю, Михаил Васильевич. Сразу после завтрака и полечу. Чем нас сегодня повара порадуют, не знаете?

— Представления не имею. У вас, у лётчиков, своя лётная столовая, а я питаюсь в обычной генеральской.

За завтраком Василия ждал сюрприз. Под тентом открытой столовой за любимым столиком Красного сидела полусонная Лизавета Бонч-Бруевич, лениво ковыряющаяся ложкой в тарелке с овсянкой. С вкусной и сваренной на молоке овсянкой.

— Доброе утро, дорогая, — правила приличия требовали чмокнуть невесту в щёчку, что Вася и сделал. — Ты же два часа как вернулась, почему не спишь? Как вылет прошёл, кстати? Слышал, проблемы были?

— Мелочи, — отмахнулась Лиза. — Залили горючей смесью артиллерийский склад, а там бабахнуло так, что чуть крылья не сложились.

— Погоди, — нахмурился Красный. — У Франко крупных калибров нет, а трёхдюймовые снаряды с такой силой не взорвутся.

— Но что-то грохнуло? Значит, появились крупные калибры.

— А где это было?

— Километров тридцать перед Сарагосой.

— Понял, как раз туда сейчас на разведку и полечу.

— Вот поэтому мне и не спится, — Лиза отложила ложку и с отвращением отодвинула тарелку. — Тревожно мне, Вася. Предчувствия нехорошие.

— У тебя развит дар предвидения?

— Нет.

— Тогда твои предчувствия из-за усталости. Выпей стакан хорошего вина и ложись спать.

— Вина? — удивилась Лиза.

— Не ром, не коньяк и не водка. Только вино, лучше красное. Я отменяю для тебя сухой закон ровно на один стакан.

— Пожалуй, я воздержусь.

— Как знаешь. Но спать ложись обязательно.

Официантка, так в этой реальности называли привычных капитану Родионову подавальщиц, расставила перед Красным тарелки, пожелала приятного аппетита, и исчезла так незаметно, что наводило на мысли о её принадлежности к ведомству Феликса Эдмундовича Дзержинского. Научный подход к питанию лётчиков пока не применялся — не те скорости, при которых при перегрузках могут взорваться кишки, и потому Василий старался питаться вкусно, калорийно и разнообразно. Сейчас, например, завтрак состоял из овсянки на молоке, яичницы из шести яиц с копчёной грудинкой, какого-то салатика из морепродуктов, блюда с изюмом и вялеными апельсинами, белого калача со сливочным маслом, и огромной кружки кофе с большой плиткой горького шоколада.

— Ну ты и мастер пожрать, — Лиза покачала головой то ли с осуждением, то ли с восхищением.

— Не завидуй. Тем более мне не нужно беречь фигуру. Кстати, ты знаешь, почему раньше было очень много толстых генералов?

— Нет, и почему же?

— Чем крупнее человек, тем больше орденов поместится на мундир.

— А сейчас?

— Сейчас есть ограничения по весу для получения генеральского звания.

— Болтун.

— Ага, и это не единственное моё достоинство, — согласился Василий, убирая шоколад в полевую сумку. — В полёте съем.

— Лучше сухофрукты возьми.

— Да, их тоже, — Красный оторвал край белоснежной скатерти и высыпал содержимое блюда. Получившийся узелок тоже отправился в сумку. — На большой высоте всегда просыпается аппетит.

Пока Василий завтракал, заранее предупреждённые техники и оружейники подготовили самолёт к вылету. Всё проверили, сменили масло на всякий случай, залили бензин под горловины баков, и установили на нижних крыльях кино-фотокамеры, настроенные на автоматическую съёмку трёх кадров в минуту каждая. Вполне достаточно, чтобы ничего не пропустить.

— Ты возвращайся поскорее, — Лизавета помогла застегнуть ремни парашютной подвески. — Обязательно возвращайся, а то мне что-то тревожно.

— Вернусь, — пообещал Красный. — Да что переживать, обычный скучный разведывательный полёт. Самая большая опасность — вывих нижней челюсти от зевания.

— Болтун.

— Ты повторяешься, дорогая, — Вася чмокнул невесту в щёчку и сделал шаг к самолёту. Обернулся. — Будешь должна мне комплимент.

Лететь и в самом деле скучно. Особенно если для экономии топлива держать скорость двести пятьдесят километров в час. В принципе, можно и быстрее, но что там изменится, если прилетишь на десять минут раньше? Разве пропадут четыре ломаные линии окопов полного профиля, куда при желании можно запихнуть целую дивизию? Или исчезнут бетонные колпаки ДОТов на флангах, где сейчас как раз занимаются обваловкой? Или куда-нибудь денутся артиллерийские капониры с гаубицами калибром не меньше ста двадцати пяти миллиметров, если судить по размерам? Кстати, откуда такой калибр взялся? Французы подарить не могли, они ещё с прошлой войны с упорством сумасшедших держатся за трёхдюймовки со шрапнельными снарядами, у англичан гаубиц сроду не было, так как против папуасов они являются излишеством. Немцы подогнали изделия своего сумрачного тевтонского гения?

А что, вполне возможно и немцы. Они до сих пор не могут простить сгоревшие в огне Большого Круга Восточную Пруссию, Померанию со всякими там Мекленбургами, и Берлин вместе с кайзером Вильгельмом Вторым и всеми его наследниками. Распад Германской Империи на мелкие королевства и княжества тоже не могут простить. Вот и гадят по мере сил, козлы швайнехундовские. И больше всех Россию не любят почему-то в Баварском королевстве, хотя они от раздела империи вроде как выиграли. Может быть из-за украденного бароном Микояном рецепта баварского пива и переименовании его в «Жигулёвское»?

Василий минут сорок кружил над позициями франкистов, давая фото-кинокамере запечатлеть всё в подробностях, пару раз пролетал над самой Сарагосой, серьёзно готовящейся к обороне, и ещё три раза его пытались сбить залповой стрельбой из винтовок с земли. Только попасть в движущуюся с большой скоростью на высоте двух километров мишень практически невозможно, а если не знаешь как правильно брать упреждение, то невозможно и теоретически. Посмеялся над бесполезными потугами мятежников, и отправился в обратный путь.

Но что-то беспокоило Красного. Было такое чувство, будто пропустил нечто важное. Даже не пропустил, а не обратил должного внимания. И это чувство не отпускало даже после посадки на полевом аэродроме Экспедиционного Корпуса, и держало всё время, пока проявлялись фотографии.

Но вот, наконец, снимки были готовы, и генерал Фрунзе пригласил Красного на совещание. Собрались в тесном кругу — сам командующий, плюс начальник штаба, плюс начальник разведки, ну и сам Василий.

И одного взгляда на разложенные на столе фотографии хватило, чтобы Вася вспомнил:

— Вот здесь что-то непонятное, Михаил Васильевич. Снимки чёрно-белые, но вживую я хорошо видел красные штаны. А кто у нас ходит в дурацких красных штанах?

— Французы?

— А больше некому. И вот эта фигня огромная на земле очень похожа на походно-полевой алтарь для одновременного проведения некромагического ритуала с несколькими жертвами.

— Почему вы так думаете, Василий Иосифович? И где вам приходилось видеть походно-полевые алтари?

— Да уж приходилось, — Красный поёжился от неприятных воспоминаний некоторых доставшихся ему душ. — А вот тут за колючей проволокой с вышками и пулемётчиками — будущие жертвы.

— Да уж, на противодействие одарённых мы не рассчитывали, — Фрунзе поскрёб чисто выбритый подбородок и пояснил. — После появления первых же способных работать с эфирной энергией, в Испании возродили инквизицию и принялись с увлечением уничтожать одарённых. Пятьдесят лет этим занимались, пока очередная гражданская война не возвела на трон Петра Николаевича Ольденбургского. Сами пригласили, когда устали резать друг друга. Ну а сопровождающие нового монарха российские егеря зачистили инквизицию до белых костей. В учебниках, понятное дело, про такое не напишут.

— А Франко, значит, подтянул французов?

— Нанял, скорее всего, — хмыкнул начальник разведки. — Мятежники захватили золотой запас в Мадриде.

— Ага, — согласился Фрунзе. — Поэтому не удивлюсь, если там и немцы присутствуют.

— А я удивлюсь, — помотал головой Красный. — После недавнего скандала с английскими некромантами и жертвоприношениями на Мальте, лимонников осудили как французы, так и многочисленные немецкие княжества. Королевство Бавария вообще выкатило Лондону гневную ноту.

— Дипломатический протокол, — пожал плечами Михаил Васильевич. — Сами лягушатники говорят, что бог отпускает им любые грехи, кроме тех, на которых попались. Видимо, они попадаться не собираются.

— А мы вроде как свидетели. Или не считается?

— Принесут в жертву тысяч пятнадцать местных крестьян, да вдарят так, что от нас рожки да ножки останутся. А кого интересует мнение проигравших?

— Тогда мне снова нужно лететь на разведку, — решил Красный. — А ночью пробомбим всё там хорошенько. Ещё посмотрим, от кого рожки да ножки останутся.

— А смысл лететь?

— Информация лишней не бывает.

— Спорное утверждение.

— И всё таки, Михаил Васильевич…

— Да летите, кто же вам запрещает. Обратно вернуться не забудьте, Василий Иосифович.

— Да куда же я денусь? Меня здесь невесты ждут.

Глава 13

— Варвара, просыпайся! Вставай, чудовище неумытое!

— Угу, сейчас умоюсь, только отстань.

— Варька, просыпайся!

— Отстань.

— Просыпайся, дурында толстая!

— И ничего не толстая, — Варвара Столыпина сонно отмахивалась от Лизаветы Бонч-Бруевич. — Ты просто завидуешь моей фигуре.

— Да наплевать на твою фигуру, Василий с вылета не вернулся.

— Как не вернулся? Когда не вернулся? — девушка подпрыгнула на походной раскладной кровати. — Кто сказал?

— У него топливо должно было закончиться ещё полтора часа назад.

— Бля… Простите, девочки.

— Радисты зафиксировали нездоровое оживление у мятежников, но почему-то шифрами французского Генерального Штаба. Пока не расшифровали, но обещали сообщить, если будет информация о Васе.

— А что говорит Фрунзе? Ты у него была?

— Была, и он меня прогнал. Советует не суетиться и набраться терпения.

— Михаил Васильевич прав, — откликнулась проснувшаяся Катерина Орджоникидзе. — Нужно верить в нашего Василия. Не такой он человек, чтобы пропасть без вести.

— А какой? — вскинулась Варвара.

— Сама увидишь, — пообещала Катя. — И очень скоро увидишь. Обещаю.

— Логично, — согласилась мгновенно успокоившаяся Столыпина. — Поэтому предлагаю не суетиться, и обсудить фасоны подвенечных платьев. Знаете, не хотелось бы выглядеть на нашей свадьбе инкубаторским цыплёнком.

— Какая свадьба, подруга? — засмеялась Катерина, отличавшаяся редкой рациональностью мышления. — Когда она ещё будет? Мы здесь на год застряли, как минимум. Так?

— Если местные будут помогать, то и на два.

— Вот! За эти два года Вася дорастёт в чинах до полковника, и его отправят учиться в Академию Генерального Штаба, и ему будет вовсе не до семейной жизни. Это ещё пару лет. Так что раньше восемнадцати нам замужество не светит. Пока походим в статусе невест.

— Восемнадцать лет! — ахнула Варвара. — К тому времени мы будем уже старыми девами.

— Плевать что старыми, главное, что девами! — сурово отрезала Катерина. — А сейчас ложимся спать, потому что впереди тяжёлая ночь.

Всё же неспроста Лизавету Бонч-Бруевич с самого утра мучали нехорошие предчувствия — сгусток энергии, называемый в Европе плетением или магемой, рыскнул на курсе, обнаружив способность к самонаведению, ударил в нижнее левое крыло «Чайки», обратив его в мелкую чёрную пыль, и полностью оторвал правое верхнее крыло. Самолёт закувыркался и полетел вниз в беспорядочном падении. Красного прижало к спинке кресла, не позволяя выпрыгнуть с парашютом. Да и как тут выпрыгнешь из этой карусели?

— Босс, тебе трындец, да? — раздался в голове голос рыжего ирландского призрака.

— Да хрен вот им! — зло откликнулся Василий, отращивая истребителю эфирно-энергетические плоскости из уплотнённого воздуха. — Я же в гимназии отличником был!

Ну да, третий класс гимназии для одарённых, практическое занятие «Как порезать колбасу на пикнике, если вы забыли дома ножик». Уплотнённый воздух и топор заменит, и лопату, только энергии жрёт сверх всякой меры. Сейчас, слава богу, и сил побольше, чем у третьеклассника, и всего-то и нужно, это отлететь подальше, чтобы не приземлиться на головы некромантов. Не стоит им делать такой подарок — мигом распнут на жертвенном алтаре, и фамилии не спросят. Не факт, что это обойдётся им дёшево — посмертное проклятие Российского Императорского Дома оставит там воронку глубиной метров тридцать и диаметром пятьдесят километров, но для самого Красного такой вариант послужит слабым утешением. Жить, всё-таки, хочется.

Словно в противовес желанию жить прямо по курсу взорвалась очередная некротическая магема, тут же превратившаяся в облако чёрного тумана, в который самолёт и влетел на полной скорости. Треск, внезапно взвывший и тут же затихший двигатель, и тишина… Только ветер свистит в расчалках крыльев.

— Да что это за денёк сегодня, босс? — на изъеденном магической кислотой капоте появился призрак ирландца Патрика, озабоченно разглядывая то место, где только что был винт. — Но сейчас-то тебе точно трындец, босс?

— Что-то ты торопишься отправить меня на тот свет, — со злостью на самого себя ответил Красный. — Лучше бы площадку поровнее для посадки присмотрел.

— Так уже… Доверни чуть левее и снижайся. Видишь то поле у реки? Вот это оно и есть.

Несомненное достоинство бипланов — их способность планировать с выключенным двигателем и приземляться на крохотном пятачке размером чуть ли не с носовой платок. Во всяком случае, футбольное поле вдвое превышает требуемые для посадки размеры. Вот и сейчас «Чайка» остановилась после короткого пробега по засеянному непонятно чем полю задолго до ограждающей участок каменной стены. Эти камни сами лезут из земли, такая вот особенность испанского земледелия.

— Мы живы, босс! — удивлённым голосом воскликнул призрак ирландского шулера. — Поразительно!

— Я точно живой, а с тобой вопрос сложный и неоднозначный. — Ухмыльнулся Красный. — Давай сматываться отсюда, а то сейчас как понаедут гости с пулемётами.

— Согласен, — кивнул Патрик. — В любом деле главное — вовремя смыться.

Василий расстегнул ремни парашюта и выбрался из самолёта. Похлопал истребитель по нагретому солнцем уцелевшему крылу:

— Извини, птичка, но тебя придётся сжечь, иначе у франкистов и лягушатников жаря треснет от такого подарка.

Самолёт промолчал. А что может сказать бездушная машина? Только промолчать и согласиться.

Но сначала достал из кабины всё необходимое, и в первую очередь закреплённый в специальных держателях автомат ППШ.***

*** Пистолет-пулемёт штурмовой. Внешне и по ТТХ напоминает автомат Судаева из нашей реальности***

Что ещё? Литровая фляга с водой, в медицинских целях разбавленной вином в пропорции один к одному. Сумка полевая, где с утра лежит шоколадка и узелок с сухофруктами. Карта. Компас. Нож на поясе, нож на голени правой ноги, нож за голенищем, маленький швырковый ножик сзади за воротником, браунинг в кобуре и браунинг в кармане, граната… Вроде бы ничего лишнего?

Теперь осталось засунуть тряпку в открытый топливный лючок, бросить туда появившийся на ладони огненный шарик, и побыстрее сделать ноги.

За спиной грохнуло, когда Василий уже выбрался на наезженную грунтовую дорогу, идущую по высокому берегу реки Эбро. Или Эрбо, что в общем-то всё равно. Не Волга и не Енисей, и даже не Нева, чтобы название правильное запоминать. Главное, что течёт в нужном направлении, а больше от неё ничего и не требуется.

Поднявшийся к небу столб чёрного дыма облегчал задачу поисковикам мятежников — в том, что они отправили на поиски сбитого лётчика немалые силы, можно было не сомневаться. Но тут уж ничего не поделать. И страшного ничего нет, потому что пешком Красного не догонят, а звук едущей по дороге машины будет слышен издалека и даст время спрятаться и замаскироваться. Всё в той же гимназии на уроках выживания учат полностью сливаться с местностью даже на ходу. Василий так зайцев ловил, хватая ничего не подозревающих зверьков за уши и отправляя в мешок. Потом с Артёмом Сергеевым жарили их на костре, представляя себя индейцами в прериях, или казаками Ермака Тимофеевича на берегу Тобола. Очень патриотично, романтично и вкусно, особенно если зайчатину заранее замариновать в кислом сухом вине.

Два раза Красному пришлось становиться хамелеоном. Первый, когда по дороге на бешеной скорости в тридцать километров в час пронеслись четыре набитых солдатами грузовика в сопровождении пулемётной танкетки, а второй чуть позже — пришлось пропускать роскошный открытый лимузин с какими-то генералами, но сопровождаемый уже двумя танкетками. Вот сволочи, как дома себя чувствуют!

Вторую машину Вася проводил взглядом с большим интересом. Генералы как таковые ему были без надобности, хотя при случае прихватил бы с собой, а вот более-менее быстрое средство передвижения не помешает. Как-то не улыбается пилить пешим ходом почти двести километров. И не нужно рассказывать сказки про суворовских чудо-богатырей, проходивших за день восьмидесятивёрстные марши. Если и случалось такое пару раз при острой необходимости, то не вошло в систему — люди скорее сдохнут, чем привыкнут к таким переходам. Другое дело на колёсах — сиди себе, да крути баранку, лишь бы топлива хватило. Дорога сухая и каменистая, дождей на ближайший месяц не предвидится, так что…

Если бы не танкетки! Понятное дело, что в бою даже сорокопятка «Прощай Родина» разберёт их на составные части меньше чем за минуту, но против пехоты в чистом поле — вполне себе грозная сила. Особенно если пехотинец один, да и тот лётчик.

Но уже через час ходьбы по пыльной дороге в полуденную жару танкетки не казались Василию таким уж грозным противником. Всё в той же гимназии для одарённых их учили вскрывать консервные банки без ключа и открывашки, а танкетка отличается от консервов лишь толщиной металла. Добавить силы побольше, и выгребай содержимое хоть ложкой, хоть лопатой. А если предварительно усыпить, как рекомендовано в наставлении по оказанию первой помощи пострадавшим в туристических походах… Хотя чего мечтать, уехали те танкетки, и возвращаться не собираются.

Однако судьба любит смелых и решительных, и удача улыбнулась Красному во все тридцать два зуба. Танкетки и лимузин стояли на берегу реки, под огромным и тенистым деревом был установлен столик и два кресла, и генералы вели неспешную беседу, время от времени разливая вино из большой, оплетённой соломкой бутыли. Из закуски на столике присутствовала только головка сыра, от которой собеседники отрезали неровные куски. Экономные жлобы! А у кромки воды на рогульках торчат бамбуковые удилища. Совмещают полезное с приятным.

Вася достал из полевой сумки половинку бинокля и пригляделся. Пожалуй, что генерал там только один, который в испанской форме. Другой французский полковник в красных штанах и дурацкой кастрюлей с козырьком на голове. Лицо полковника украшено солидным носом и почему-то кажется знакомым. Причём знакомым не самому Красному, а капитану Василию Родионову, живущему где-то в глубинах души и сознания.

— Видел его раньше? — сам с собой заговорил Вася.

Сам себе и ответил:

— Да, видел. И вроде бы даже в газетах, но не могу точно вспомнить.

— Известный в будущем человек?

— А это от тебя теперь зависит, будет у него будущее, или нет.

— Валим французишку?

— Экипажи танкеток придётся валить однозначно, а эти на твоё усмотрение. Я бы их в плен взял.

— Если получится.

— Тут спорить не буду. И на всякий случай попросил Патрика немного пошаманить над патронами к нашему автомату.

— Понял, — хищно оскалился Красный и щёлкнул флажком предохранителя. — Варфоломеевская ночь, часть вторая!

Генерал Кейпо де Льяно имел репутацию грубого солдафона, алкоголика и кровавого маньяка. Но на самом деле он был ценителем порядка, дисциплины, и хорошего вина в приличной компании. Французский полковник в понятие приличной компании вполне вписывался. Единственное, что огорчало — француз не мылся и страшно вонял едким потом и солдатским сортиром. Запахи перемешивались с сильным ароматом одеколона, отчего становились более гнусными и непереносимыми. Но это общая беда всей Европы за исключением Испании и Италии, сохранившими традиции чистоплотности старой Римской Империи.

— Вы же воевали с русскими, Шарль? Как они вам показались?

— Неоднозначно, — француз сделал большой глоток вина из высокого стакана. — Особенно если учесть, что под моим началом были эти чёртовы поляки.

— А что с ними не так?

— Да всё не так. Если вам, друг мой, придётся когда-нибудь командовать поляками, то рекомендую разделить их на две части.

— Зачем?

— Первую половину расстрелять, а вторую повесить. Потом со спокойной душой вы можете пойти к командованию и потребовать нормальных солдат.

— А сами русские? — генерал не стал ограничиваться одним глотком и влил в себя полный стакан. А чего экономить, если в лимузине ещё шесть трёхлитровых бутылок? — Как они воюют, Шарль?

— Когда как, друг мой Кейпо. Если есть хорошие командиры и чувство правого дела, то лучше с ними не связываться.

— А сейчас у них какие командиры?

— Хорошие, к нашему большому сожалению. Или вы думаете, лимонники просто так поджали хвост и сбежали на свой чёртов остров?

— У них большие потери и правительственный кризис.

— У них попытка сделать хорошую мину при плохой игре, друг мой Кейпо. Нагадили в штаны и сбежали, — полковник отправил в рот кусок сыра и вдумчиво прожевал его. — С мотивацией, кстати, у русских тоже всё в порядке — свергнутый король Пётр Ольденбург на девяносто процентов тоже русский, и восстановить его на престоле их святая обязанность.

— То есть, Шарль, наше дело обречено на поражение?

— Несомненно, — кивнул полковник. — Сокрушительное и где-то даже позорное поражение.

— Но вы, там не менее, здесь, — генерал отсалютовал собеседнику очередным полным стаканом. — Вы не боитесь поражения и позора?

— У меня приказ, — пожал плечами француз. — И вся ответственность ляжет на отдавших его. Нет позора в выполнении глупого и заранее провального приказа.

Генерал взял трёхлитровую бутылку с вином и допил её прямо из горлышка:

— И мне наплевать на их мотивацию, полковник! Это испанская земля, и иностранцы никогда не будут владеть ей!

Француз дипломатично не стал упоминать о династии Бурбонов на испанском троне, и сказал немного не то, о чём подумал:

— Вы в своём праве, друг мой Кейпо. Хоть филиппинцев приглашайте на престол, хоть марокканцев… — и замолчал, внезапно поняв, что выразился слишком оскорбительно для патриотично настроенного испанского генерала.

Хотел поправиться, но не успел, так как две автоматные очереди не оставили времени на разговоры. А потом в лицо ударил жар от близкого взрыва.

— Получи, фашист, гранату! — громко выкрикнул Красный, и нажал на спусковой крючок автомата.

Вообще-то он не понимал, причём здесь политическое движение фачистов в Италии, и зачем им граната. Но звучало грозно и солидно.

Две строчки трассеров протянулись к испанским пулемётным танкеткам, и было хорошо видно, как они чуть-чуть притормозили перед целью. Притормозили, а потом сделали мёртвую петлю и влетели в открытые по случаю жары люки танкеток.

На адъютантов, как раз в это время занимавшихся заменой наживки на удочках, пришлось пожертвовать единственную гранату. Уж слишком неудобно они стояли. Зато взрывом слегка оглушило как испанского генерала, так и французского полковника, после чего голубчиков можно было брать практически голыми руками. Пара ударов прикладом в рыло не считаются…

Потом Вася аккуратно и надёжно связал пленникам руки за спиной, прикрутив ещё и к лодыжкам, и перетащил бессознательные тела на заднее сиденье лимузина, сложив их валетом для компактности. Проверил надёжность верёвок, избавил высокопоставленных господ от подтяжек, брючных ремней и всех пуговиц на штанах —неожиданности хороши только тогда, когда сам их устраиваешь.

В лимузине долго искал ключ зажигания и то место, куда его нужно втыкать. Минут через пять сообразил, что в нынешние времена все средства передвижения заводятся или с кнопки, или с кривого стартера. С тоской вспомнил собственную машину, оставшуюся в Петербурге. Вот там на самом деле машина, и этот лакированный гроб на узких колёсах со спицами даже близко не подходит к гордому званию настоящего автомобиля. Где здесь подключаемый привод на оба моста? Где кондиционер? Где встроенный холодильник? И где, наконец, приёмник с фиксированными частотами, настроенными на развлекательные, новостные и музыкальные радиостанции? Нет всего этого, и будет ещё не скоро. Лет через пятьдесят? Да пожалуй, что и так. На весь мир одного инженера Найдёнова не хватит.

Красный завёл лимузин и совсем было собрался поехать, но был остановлен возгласом привидения ирландского шулера:

— Босс, я тебя не узнаю! Признайся, тебя подменили?

— В чём дело, Патрик?

— А бензин из танкеток в бак долить? А канистры с собой в запас взять? А пулемёты забрать? Всё же не хрень какая-то, а крупняки, пусть даже испанского производства.

Так и пришлось лезть в кровавое месиво танкеток, чтобы снять два пулемёта и разжиться боезапасом. Там же нашёл шесть ящиков с противопехотными минами, тщательно замаскированные промасленной ветошью. Не иначе как где-то спёрли, чтобы потом обменять на вино. Мины, судя по маркировке, немецкие производства Баварского королевства. Не самый худший производитель.

Но вот, слава богу, сборы закончились, и Вася наконец-то поехал. По совету всё того же Патрика он поднял кожаный верх кабриолета и нахлобучил на голову смешную фуражку французского полковника. Издали и сквозь стекло нипочём не отличишь от настоящего лягушатника. А близко Красный никого подпускать не собирался.

— Босс, четыре грузовика с солдатами возвращаются, — минут через десять предупредил ирландец. — Пока в пятидесяти километрах, но скорость держат хорошую, и где-то в течении получаса будут здесь. Примем бой, или ну его на хрен?

— Есть варианты? — Красный никогда не считал себя великим стратегом и супер воином, поэтому всегда был готов прислушаться к чужому, но дельному мнению. — Было бы нас хотя бы двое, могли бы устроить пулемётную засаду. А так… Я этот рыдван колёсный хамелеоном накрыть не смогу.

— И не нужно, — согласился призрак ирландца. — Но ты забываешь о традиционном испанском чинопочитании.

— В каком смысле?

— При виде роскошного лимузина грузовики пропустят его, съехав на обочину, а у тебя шесть ящиков с минами. По двадцать штук в каждом, если мне память не изменяет. Думаю, тебе не составит труда рассчитать время и место встречи?

— Обижаешь, у меня в гимназии по алгебре и геометрии высшие баллы были.

— Да я и не сомневался.

Всё получилось так, как и планировали. При виде роскошной «Испано-Сюизы» грузовики с солдатами съехали на правую обочину, где под колёсами тут же начали взрываться противопехотки. Маломощные мины особого среда не нанесли, только разнесли вдребезги всю резину, но заставили солдат выпрыгивать из кузовов в обратную от дороги сторону. Как раз туда, где была установлена основная масса мин. Вася добавил веселья, причесав франкистов из крупнокалиберного пулемёта. Дрянь несусветная с боепитанием от тридцати патронных магазинов, эти пулемёты, но в упор и по толпе…

Естественно, Красный не ставил перед собой задачу уничтожить всех мятежников. Лишить их возможности броситься в погоню уже достаточно. А десяток там пристрелил, или два, тут роли не играет. Вообще без разницы.

— А теперь делаем отсюда ноги! — сам себе сказал Вася, и сам же себе ответил. — Делаем ноги, колёса, и вообще уносим свою задницу от ненужных нам приключений!

Мощный двигатель взревел несколькими сотнями лошадиных сил и рванул по дороге, выбрасывая из-под колёс мелкие камешки, насквозь пробивающие стволы чахлых придорожных деревьев. Сколько там до километров до позиций Экспедиционного Корпуса осталось? Да ерунда, скоро будем!

Генерал Фрунзе выскочил из штабной палатки, едва только заслышав рёв мощного автомобильного мотора. Выскочил, и увидел довольную физиономию наследника российского престола.

— Вот, Михаил Васильевич, — Красный показал рукой на роскошный лимузин с кожаным верхом, — махнул не глядя. Там ещё сюрприз для вас на заднем сидении.

— Что за сюрприз?

— Испанский генерал Кейпо де Льяно и французский полковник Шарль де Голль. Прихватил по случаю. А что, они сами виноваты, что меня сбили! Сидели бы тихо, и я бы улетел спокойненько, никого не трогая. Так нет же, нужно было в меня некротическими заклинаниями пулять! Козлы, бля…

— А-а-а… — только и смог ответить командующий Экспедиционным Корпусом.

— Так заберёте сюрприз, Михаил Васильевич, или удавить их тихонечко да в речку бросить? Есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы.

— Заберу, — хриплым голосом произнёс Фрунзе, слегка ошалевший от такого подарка судьбы. — А машину?

— Машину не отдам, — покачал головой Красный. — Что с бою взято, то свято. Венчаться на ней поеду!

Глава 14

На допросе полковник Шарль де Голль не запирался, и говорил много и словоохотливо, выдавая секреты как испанского, так и французского командования. Раскаяний совести он при этом не чувствовал. А что такого-то? Плен для любого европейского офицера есть явление обыденное и нисколько не позорное, и в некоторой степени даже героическое. Подумаешь, плен… Бывал уже, и ничего страшного там нет. А словоохотливость — плата за возможность пользоваться услугами международного Красного Креста, почтой и телеграфом, за свободу корреспонденции и перемещения по лагерю, за возможность играть в футбол и собираться по вечерам в офицерском клубе для военнопленных, где можно пропустить пару стаканчиков неплохого вина и сговориться с податливой официанткой на ночь.

Исключение составляли английские лагеря для буров и бурские лагеря для англичан, но именно лайми крупно обгадились в Южной Африке, и именно их лагеря стали образцом человеконенавистничества, повторить который вряд ли кто отважится.

Следователь был вежлив но дотошен, и его интересовали не только военные планы:

— Господин де Голль, вы принимали активное участие в польском бунте двадцатого года, и заочно приговорены к смертной казни через повешение.

— В первый раз про это слышу.

— Врёте, — покачал головой следователь и зашуршал бумагами на столе. — По фототелеграфу передали расписку, что вам была вручена копия приговора двенадцатого мая одна тысяча девятьсот двадцать третьего года. Это ваша подпись, господин де Голль?

— Моя, — нехотя согласился полковник.

— И вот опять вы принимаете участие в вооружённом мятеже и воюете против российской армии. Впрочем, это в вину вам уже не ставится.

— Спасибо.

— Да не за что, господин де Голль. Нет смысла заводить новое уголовное дело, если для повешения достаточно старого.

— Как повешение? — не понял француз. — За что повешение?

— Я думаю, что за шею, — ответил следователь и нажал кнопку звонка, вызывая конвой. — Этого уводите и давайте следующего.

Следователь сух и вежлив:

— Дивизионный генерал Гонсало Кейпо де Льяно и Сьерра по прозвищу Сарагосский мясник?

— Да, это я, хотя с последним определением не согласен.

— Вы обвиняетесь в соучастии в убийстве восемнадцати тысяч человек путём принесения в жертву во время некромагического ритуала.

— Это были отбросы общества.

— Вы обвиняетесь в соучастии в вооружённом мятеже, направленном на свержение законной власти короля Петра Ольденбурга.

— У нас разные взгляды на будущее Испании.

— У вас разные взгляды даже на ваше будущее, — на стол легла бумага. — Ознакомьтесь.

— Что это?

— Королевский указ о смертной казни взятых с оружием в руках мятежников.

— Без суда?

— Вам нужна эта формальность, генерал? Можем устроить лично для вас, но за отдельную плату.

— То есть, меня осудят за мои же деньги?

— А что вы хотите? Люди работают, и любой труд должен достойно оплачиваться.

— Что это, Шарль? — генерал Кейпо де Льяно покрутил головой, насколько это позволили сделать туго стянутые за спиной руки.

— Это виселица, мой друг, — ответил французский полковник. — Обыкновенная примитивная виселица.

— Просто дерево и две верёвки? А как же… Нет, я не согласен!

— Наше мнение уже нигкого не интересует, генерал. А вы хотели под барабанный бой на главной площади города? И не совсем просто — есть два солдата, врач и судебный фотограф. Нам с вами достаточно.

— Тысяча чертей!

— И не говорите, мой генерал, сегодняшний день как-то неудачно начинается.

В тот же день. Испано-французская граница.

Информация, полученная от покойного полковника де Голля, позволила достойно встретить неопознанные войска неизвестного государства, одетые в форму без знаков различия, и перешедших границу в южной её части. Незваным гостям позволили углубиться на испанскую территорию на десять километров, и подвергли массированному артиллерийскому обстрелу из двухсот стволов на километр фронта. Пытающихся вырваться из-под губительного огня ждали обширные минные поля.

Вернуться назад не давали собственные заградительные отряды, укомплектованные пулемётчиками, разговаривающими на плохом французском языке с швабским акцентом.

И в тот же день корабли под флагами давно исчезнувшего Великого Герцогства Бургундия атаковали Марсель, Тулон и Бизерту. Действуя на пределе дальности своих орудий, но далеко за пределами дальнобойности пушек французской береговой обороны, они сначала потопили всё в портах и на рейдах, а потом перенесли огонь на сами города. Уже через час многочисленные пожары слились в один костёр ужасающей мощи, в котором плавились стены каменных домов.

В рубке бургундского флагманского линкора, носящего имя Карла Смелого, адмирал Николай Оттович Эссен выговаривал возмущённым варварством офицерам:

— У вас приказ, господа, и вы обязаны его выполнить. Потом желающие могут застрелиться и попасть в списки дезертиров. Семьи самоубийц будут лишены дворянского звания, а трупы самоубийц распоряжусь закопать в безымянных могилах на ближайшем же свинарнике. В этой сраной Франции есть свинарники?

— Но мы же русские офицеры… — попробовал возразить кто-то.

— Вот именно! — воскликнул Николай Оттович. — Мы русские офицеры, и, по вашему мнению, должны соблюдать какие-то там правила, чтобы понравиться любому европейскому отребью. Нас боятся, господа, но не уважают! Да уже, пожалуй, и не боятся. А чего бояться, если русские придут, потешат свою гордыню славой победителей, да уберутся восвояси? Да ещё собственные карманы проверят, чтобы случайно не прихватить чужого.

— Но Николай Оттович…

— Да, я уже много лет Николай Оттович! Русская армия брала Берлин и ушла оттуда, ничего не разграбив и не разрушив. Русская армия брала Стокгольм, ничего не разграбив и не разрушив. Русская армия брала Париж, ничего не разграбив и не разрушив. За что нас уважать, я спрашиваю? У нас репутация недотёп с гипертрофированной манией величия, готовых за лесть и похвалу свернуть горы, да ещё и доплатить за предоставленную возможность прославиться. Так было всегда, но так больше не будет, господа офицеры! А вам, князь, должно быть особенно стыдно.

— Почему именно мне? — удивился флаг-офицер капитан второго ранга князь Юсупов, пытавшийся возражать адмиралу Эссену.

— Перед предками стыдно, — пояснил Николай Оттович. — Ведь это они вырезали целые города при малейшем сопротивлении и уничтожали целые народы? Кстати, отправьте на Лазурный Берег «Герцогиню Шарлотту» в сопровождении крейсеров, и смешайте с камнями Канны, Ниццу и Монте-Карло.

— «Герцогиня Шарлотта» это…

— Не помню. Да обзовите так любой линкор и отправляйте.

— На Лазурном Берегу могут отдыхать наши люди, Николай Оттович. Подданные Российской Империи.

— Лес рубят — щепки летят. И бьют по безвинным грибам. И вообще, князь, наши люди ездят отдыхать в Крым, Царьград, Абхазию и Вышний Волочок. Вы ещё здесь?

— Будет исполнено, ваше превосходительство! — флаг-офицер покинул рубку, и никто не слышал его злорадный шёпот. — Извините, дорогие тестюшка и тёщенька, но у меня приказ. Вас же никто не заставлял просаживать в рулетку будущее наследство моей дорогой супруги?

Сарагоса и её ближайшие окрестности.

Штурмовая дивизия генерал-майора Есенина прошла оборонительные позиции мятежников не встречая сопротивления.

Некому там было сопротивляться, в окопах и укрытиях только трупы с распухшими и почерневшими лицами. Даже видавшие виды и закалённые боями штурмовики крестились и нервно подёргивались при виде такого количества покойников, умерших одновременно весьма нехорошей смертью.

Третьего дня ночные бомбардировщики на редкость удачно положили бомбы особой мощности и зажигательную смесь прямо на головы колдунов-некромантов, там что-то рвануло, и маго-химическая зараза прокатилась волной по позициям, заползая в малейшие щели и затекая во все низменности.

Надёжного способа защититься от этой дряни так и не придумали, и единственным действенным методом при встрече с ней было ожидание. Всего-то подождать сутки, и отрава разлагалась на углекислый газ, воду, и какую-то вонючую бурую слизь самого мерзкого вида, но абсолютно безопасную.

— Тысяч тридцать здесь лежит? — штабс-капитан Гумилёв никогда не упускал возможности напомнить о себе.

— Пожалуй, все сорок, Николай Степанович, — согласился Есенин. — Но пересчитывать не будем.

— Трофейное оружие соберём?

— Вот это обязательно, — кивнул командир дивизии. — Хотя бы ополченцев нормально вооружим, а то некоторые до сих пор с фитильными аркебузами. Пусть ваша рота этим займётся.

Гумилёв вздохнул и поморщился, предварительно убедившись, что генерал Есенин уже отвернулся и его не видит. Выделился, называется! Напомнил о себе, называется! Теперь до позднего вечера, если не до завтрашнего утра, придётся ворочать покойников, освобождая их от винтовок, пистолетов, патронов и холодного оружия. Слава богу, раздевать трупы не заставляют — этим займутся сами испанские монархические ополченцы, одетые в живописные и невообразимые обноски. Что поделаешь, если Испания бедная страна, и даже родовитый аристократ вполне может щеголять заплатками на штанах, передающихся из поколения в поколение.

А тут несколько десятков тысяч комплектов военной формы! Только постирай и надевай! Впрочем, штабс-капитан Гумилёв был уверен, что большинство испанцев, как истинные европейцы, предпочтёт обойтись без такой утомительной процедуры, как стирка. Да, воняет, ну и что? От конкистадоров тоже воняло, а они завоевали почти всю Южную Америку и кучу островов в трёх океанах. Тем более к запаху быстро привыкаешь, и он уже не кажется таким омерзительным.

Пока Николай Степанович предавался унынию и отдавал распоряжения, генерал-майора Есенина вызвали на очередное совещание к командующему Экспедиционным Корпусом.

Фрунзе сидел в штабной палатке в одиночестве, чуть ли не закопавшись в карты, и Есенин недоумённо покрутил головой по сторонам:

— Вызывали, Михаил Васильевич? А где все, вроде бы совещание назначено?

— Присаживайтесь, Сергей Александрович, — командующий пожал руку командиру дивизии и кивнул на раскладной стул у столика с картами. — Все при делах, и мы больше никого не ждём. Тут у нас кроме ваших штурмовиков и испанского ополчения никого и не осталось. Основная часть второй день как на границе с Францией — артиллерия артиллерией, но сто пятьдесят тысяч наёмников одними пушками не утилизируешь. Обязательно нужна хорошая пехота. У нас не просто хорошая, у нас лучшая.

— Наёмники?

— Да, они самые. За три баварские марки в день нашлось достаточно охотников рискнуть головой. Оплата, согласитесь, солидная.

— Примерно сто килограммов говядины в мясных лавках Петербурга.

— Или сто пятьдесят, если закупаться в Твери. Но я вас позвал не для обсуждения цен на мясо. Кстати о мясе… Как вы оцениваете наших испанских союзников из монархического ополчения?

— Исключительно матерно оцениваю, Михаил Васильевич. Они только со стороны кажутся однородными, а на самом деле там такая дикая политическая мешанина… Есть монархисты-абсолютисты, есть конституционные монархисты, есть парламентские монархисты, и ещё много всяких разных. Каждой твари по паре, и эти твари при случае с удовольствием вцепятся друг другу в глотки. Раньше их удерживало от склоки отсутствие нормального оружия, а сейчас удерживает наше присутствие. Но если дать хоть немного воли…

— Следовательно, Сергей Александрович, вы не станете возражать, если я предложу уступить монархистам почётное право первыми войти на улицы Сарагосы?

— Буду только рад за них, — усмехнулся Есенин, которому дивизионная разведка постоянно докладывала о состоянии дел в городе. И лезть на перегороженные баррикадами узкие средневековые улочки как-то не горел желанием. Там рота свободно полк удержит. — Символично же — испанцы освобождают испанский город от бунтовщиков!

— И вы не спросите, зачем это нужно? — удивился Фрунзе.

— Каждый солдат должен знать свой маневр, Михаил Васильевич. Если мне требуется это знать, то вы мне скажет. А если не требуется, то не скажете, — Есенин улыбнулся. — Но почему-то кажется, что эта информация мимо меня никак не пройдёт, потому что напрямую касается моей дивизии.

— Это вы правильно рассудили, Сергей Александрович, — кивнул командующий. — Пока испанские монархисты будут напрямую колотиться в оборону Сарагосы, или хотя бы имитировать наступление, вы обойдёте город и ударите на Мадрид. Сейчас в столице почти нет войск генерала Франко — они срочно перебрасываются на север, где очень удачно для нас против мятежников выступила Страна Басков.

— Неожиданно. Баски всегда плохо воспринимали испанскую королевскую власть.

— И сейчас ничего не изменилось. Они начала воевать не за короля, а за собственную независимость.

— Петербург признает эту независимость?

— Петербург признаёт только единую и неделимую Испанию, которая со временем войдёт в состав Российской Империи на правах культурной автономии.

— Вот оно даже как…

Культурная автономия была изобретена лично императором Иосифом Первым, и применялась преимущественно для национальных окраин. То есть, Империя не вмешивалась в традиционный уклад жизни какой-нибудь Маньчжурии, Туркестана или Финляндии при условии соблюдения последними основных законов Империи. Хочешь открывать школы с преподаванием на родном языке? Да сколько душе угодно, но за свой счёт. И не забудь открыть положенное количество русских школ и гимназий с бесплатным обучением всех желающих. Таковых желающих находилось много, потому что паспорт можно получить только при наличии аттестата об окончании полного курса русской школы. Нет, можно паспорт и на финском… но дорого и бесполезно — пограничники финским не владеют, и при попытке пересечь границу арестовывают как нарушителя. Потом, конечно, отпускают после разбирательства, но в таких случаях услуги переводчика стоят до пятидесяти рублей в час. Разбирательство может длиться больше суток, а если попал на праздники или выходные…

А ещё ходит очень похожий на правду анекдот, как известный производитель сливочного масла и миллионер Йолко Палкиннен в тридцать втором году решил пошутить, и подал декларацию о доходах на шведском языке. Чиновник министерства по налогам и сборам глазом не моргнул, принимая документ, но тоже обладал неплохим чувством юмора. Перевод декларации затянулся на три года, и всё это время аккуратно начислялись пени на просроченный платёж. Теперь бывший финский миллионер Йолко Палкиннен работает мойщиком автомобилей на станции техобслуживания в Сестрорецке, и слывёт очень экономным и жадным до чаевых человеком. И на русском разговаривает практически без акцента.

А так да, полная свобода жить традиционным укладом!

— И по Мадриду, Михаил Васильевич, — генерал-майор Есенин вернулся к предмету обсуждения. — Я должен взять его силами одной дивизии? Как-то оно… трудно придётся. Я не сказал невозможно, но…

— Достаточно будет, если вы не допустите вывоз золотого запаса Испании. По нашим данным это должно произойти в самое ближайшее время. Скажем так, в следующий понедельник около пяти часов утра машины встанут на погрузку.

— Сегодня четверг.

— Да, и у вас есть трое суток.

— Мне нужна испанская военная форма и истребители капитана Красного, Михаил Васильевич.

— Форму возьмёте трофейную, её как раз полно, а с Василием Иосифовичем договаривайтесь самостоятельно. Я могу его только просить, а не приказывать.

— Договорюсь, — кивнул Есенин. — Но могу я сослаться на ваше принципиальное согласие?

— Всенепременно.

В истребительном отряде пополнение — прибывший из Одессы пароход привёз восемь новых самолётов, четырнадцать запасных двигателей к ним, и трёх лётчиков, освоивших навыки пилотирования на авиационном заводе у Поликарпова. Два поручика — Степан Супрун и Иван Копец, и один прапорщик — Павел Рычагов. Все трое с опытом полётов на дирижаблях, что до сих пор выходит боком. Пополнение летает блинчиком, панически боится виражей и вообще резких маневров в воздухе, а при посадке норовит сбросить скорость и приземлиться вертикально. Каждый из-за этого несколько раз срывался в штопор в первый же день. На второй чуть попривыкли.

Вот для того, чтобы поднатаскать новоиспечённых истребителей в боевых, но безопасных условиях, Красный и уговорил Валерия Павловича Чкалова принять приглашение генерал-майора Есенина. Ибо что может быть безопаснее охоты на паровозы при полном отсутствии зенитного огня с земли? Сергей Александрович опасался, что франкисты додумаются вывезти золотой запас Испании по железной дороге. За автомобильные и прочие просёлочные дороги он не беспокоился, так как все подходы и подъезды к Мадриду уже контролировались маскирующимися под военные патрули штурмовиками его дивизии.

— И много там золота? — Василий поинтересовался не из праздного любопытства, а для общего понимания ситуации.

— Около шестисот тонн.

— Солидно.

— Для Испании солидно, а для нас так себе, детишкам на молочишко. Но хотя бы хватит на оплату услуг флота и Экспедиционного Корпуса по подавлению мятежа. Боеприпасы, опять же, не дёшево стоят. Альтруизм нынче не в моде.

А вот Чкалов хоть и дал согласие на участие в операции Восьмой штурмовой дивизии, но имел на этот счёт собственное, резко отрицательное мнение.

— Ты, Вася, уже на третий самолёт садишься. Это тебе не хрен собачий, а повод задуматься.

— О чём задуматься, Валерий Палыч? — не понял Красный. — В первый раз движок из стоя вышел, и я здесь вообще не при делах. А во второй сбили, да, тут согласен. Но я вышел из той истории с прибытком, так что они сами виноваты. Кто просил меня сбивать? И вообще не верю я в эти суеверия.

— Полетишь?

— Полечу!

И вылетел в тот же вечер на охоту, взяв ведомым прапорщика Рычагова. У Павла нет навыков ночных полётов, но в полнолуние при ясном испанском небе видно немногим хуже, чем днём, и ничего не может помешать охоте. А навыки дело наживное. У Красного их тоже нет, но это не повод сидеть на земле.

Полного бака бензина «Чайке» хватает на три с лишним часа, вот и менялись, поднимаясь в небо по очереди. Первым повезло паре Нестерова и Супруна, расстрелявший паровоз грузового состава. После взрыва котла к остановившимся вагонам бросились давно ожидающие работы штурмовики, но уже через пять минут передали по рации, что товарняк пустой, и был отправлен в Виго грузиться английскими снарядами.

Следующей отличилась пара Чкалова и Копца, остановившие пассажирский поезд. Золота в нём не обнаружилось, зато вагоны были забиты злыми американскими наёмниками, посланными в Сарагосу подкреплением к генералу Кейпо де Льяно. О пленении и повешении Сарагосского палача в Мадриде ещё не знали. С наёмниками пришлось повозиться, но винтовки против крупнокалиберных пулемётов и автоматов ППШ помогают плохо. Теперь уже никто и никуда не едет.

Василию добыча досталась только утром во время третьего вылета. Сначала обрадовался, чтобы тут же пожалеть, что связался с ней. И откуда опять взялись эти чёртовы некроманты? И за что они так не любят именно капитана Василия Красного?

Глава 15

Вася задал себе вопрос, почему европейские некроманты не любят именно его, капитана Красного, но тут же убедился, что прапорщика Рычагова они тоже терпеть не могут, что выразилось во вспухшем перед его самолётом знакомом чёрном облаке взорвавшейся магемы. Паша каким-то немыслимым виражом ввинтился в небо, уходя от поражения, и счастливо рассмеялся в эфире, наконец-то почувствовав возможности машины и мгновенно сроднившись с ней.

— Вот я им ужо, командир!

И рухнул вниз, поливая со всех стволов открытый сверху вагон франкистского бронепоезда. Снаряды авиационных пушек рвали противопульную броню как бумагу, а крупнокалиберные пулемёты оставляли строчки аккуратных дырок, из которых иногда брызгали струйки крови, видимые даже с высоты. Потом в броневагоне бабахнуло, и вверх рвануло похожее на гриб на тонкой ножке зелёное облако, быстро сдуваемое ветром в сторону переднего паровоза, разбитого и сошедшего с рельсов. Задний усиленно пыхтел, пытаясь сдвинуть состав с места, но короткая очередь поставила крест на его усилиях.

От зелёной отравы из вагонов бронепоезда начали выпрыгивать люди в непривычной здесь форме, которую Красный по памяти определил как форму французского Иностранного Легиона. Часть легионеров была в одном исподнем, всё же атака застала их ранним утром и врасплох, но все без исключения при оружии. Серьёзные вояки… И умирали от снайперского огня штурмовой пехоты тоже серьёзно, солидно, без лишней паники.

Красный и Рычагов сколько смогли поддержали своих, обстреливая бронепоезд. Броня бронёй, но пуля дырочку найдёт, а снаряд тем более. Но не так уж много там оставалось защитников, а когда состав полностью накрыло зелёной дрянью, то и те сразу же закончились.

Отрава, кстати, развеивалась больше трёх часов, и лётчики успели слетать на временный аэродром, дозаправиться там, и вернуться обратно, сев на ближайшее более-менее ровное поле. Штурмовики как раз к этому времени добили остатки легионеров, и добровольцы осмотрели бронепоезд.

Генерал-майор Есенин примчался на машине, едва только получил сообщение о находке. Все вагоны, включая открытые, оказались забиты золотом.

— Разведка сраная, мать их за ногу да об пенёк с перехлёстом! — ругался Сергей Александрович. — Клятвенно обещали вывоз в понедельник рано утром, а сегодня воскресенье.

— Двойной или даже тройной агент, — пожал плечами Василий. — Эка невидаль. Я даже уверен, что в понедельник нас бы поджидал весьма неприятный сюрприз. Например, в виде грузовиков с некро-химической взрывчаткой. А эта штука куда как мощнее сегодняшнего посмертного выброса подохших колдунов.

— На шестьсот тонн золота нужно как минимум полторы сотни грузовиков.

— И что, во всём Мадриде не нашлось бы столько? Тем более на нашу дивизию хватило бы и десятка заряженных той взрывчаткой. Пустить их в центре колонны, и когда мы такие радостные…

— Мать… — негромко и печально прокомментировал Сергей Александрович.

— Кстати, нам бы тоже озаботиться поиском грузовиков. Не на себе же тащить эту гору золота? Кстати, сколько там всего?

— Шестьсот десять тонн в слитках, золотых монетах и индейских фигурках времён Конкисты. Не всё тогда успели переплавить. Ещё иностранная валюта в мешках. Примерно семьдесят миллионов фунтов, пятьдесят три миллиона баварских марок и триста пятнадцать миллиардов российских рублей?

— Сколько рублей? — не поверил своим ушам Красный.

— Вы не ослышались, Василий Иосифович. У Испании давно нет собственной валюты, и они пользуются нашей. Перед приглашением на престол Петра Ольденбургского инфляция была такая, что стакан кислого вина на рынке стоил больше пяти миллионов песет. Вот и решили избавиться от сомнительных бумажек.

— Да чёрт с ними, с бумажками. Что с грузовиками делать будем? Есть, конечно, одна идея…

— Только не говорите мне, Василий Иосифович, что вы предлагаете взять Мадрид и конфисковать там машины.

— Вы читаете мысли, Сергей Александрович? — удивился Красный. — Впрочем, творческий человек на грани гениальности способен и не на такое.

Генерал-майор Есенин застонал и поискал ближайшую стену, чтобы поколотиться в неё головой. К большому его сожалению рядом стен не обнаружилось. Исключительно палатки. Дойти до бронепоезда и испытать прочность головы на броне? Не стоит, наверное…

— Но там же гарнизон тысяч семьдесят!

— Нет там никакого гарнизона, Сергей Александрович. Все боеспособные части отправлены под Сарагосу и на подавления восстания в Стране Басков, остались только тыловики, полицейские, комендатура, да личная охрана генерала Франко из французского Иностранного Легиона. Диктаторы традиционно не доверяют соотечественникам, и поэтому наёмники не будут принимать участие в боевых действиях, обеспечивая безопасную эвакуацию нанимателя. Нет, если хотите, можно и их за задницу прихватить, но оно чревато излишними и неоправданными потерями. Оно нам надо?

— Мне нужно связаться с командующим Экспедиционным Корпусом.

— А смысл, Сергей Александрович? Я не думаю, что Михаил Васильевич предложит какой-то иной план, а мы в ожидании его решения просто потеряем время.

— Нам в любом случае ждать до сиесты. И вот когда все уснут в теньке… — кажется, генерал-майор Есенин смирился с перспективой штурмовать испанскую столицу силами одной дивизии. — Вот тогда мы и ударим, тем самым сократив возможные потери.

Генерал-лейтенант Фрунзе откликнулся на защищённом энергетическим шифрованием канале почти сразу же, и одобрил предложенный капитаном Красным план. Даже пообещал прислать кое-какую помощь. В помощь верилось слабо, но сам факт заинтересованности командующего Экспедиционным Корпусом грел душу и внушал определённую уверенность.

Оказалось, Михаил Васильевич обнадёживал не зря. Через час на временный полевой аэродром Восьмой штурмовой дивизии морской пехоты Балтийского флота один за другим сели шесть бомбардировщиков «Стрекоза», гружёные полутонной бензина каждый. Грузоподъёмность самого самолёта минус вес штурмана… Как раз так и получается.

— Грузите золото, — деловито потребовала Лизавета Бонч-Бруевич, позабыв даже поздороваться.

Василий исправил ошибку, притянув невесту к себе и чмокнув в щёчку, как того требовали правила приличия.

— Да сколько там того золота поместится? И здравствуй, душа моя.

— Здравствуй, Васенька! — спохватилась Лиза. — За один раз мы увезём три тонны все вместе, а до сиесты успеем сделать ещё два рейса. Это девять тонн, то есть минус два грузовика и запас топлива к ним. Соответственно, минус два водителя.

— Логично, — согласился Красный. — Высший балл в табель за сообразительность!

Получилось сделать не два, а три рейса, так как монархическое ополчение неожиданно для самого себя прорвало оборону мятежников, потеряв на баррикадах около девяноста процентов личного состава, но полностью уничтожило немногочисленных защитников Сарагосы. Так что появилась возможность сформировать в городе большой караван из грузовых автомобилей, погрузить на него бочки с трофейным французским бензином, и направить в сторону Мадрида. Пусть даже сто километров успеют проехать, но это уже всяко ближе, и сокращает время полёта бомбардировщиков.

Но и Восьмая дивизия не сидела без дела — многочисленные диверсионные группы просачивались в испанскую столицу, когда обходя посты франкистов, когда их уничтожая, и пригоняли из города по два-три грузовика. Водителям конфискованных автомобилей выдавали именную расписку от генерала Франко с обязательством выплатить полную стоимость после окончательной победы над ненавистным монархическим строем, и установлением власти во главе с горячо любимым Великим Каудильо^[7].

К сиесте собрали восемьдесят машин, а во время неё ещё девяносто две. И даже не пришлось воевать в городе, как опасался генерал-майор Есенин. Оно конечно, Франсиско Франко стал бы неплохой добычей и его скальп занял бы достойное место в музее дивизии, но Сергей Александрович не был готов попусту терять людей в ненужных уличных боях.

Скоро в окрестностях Мадрида не осталось ни одного русского солдата — Восьмая штурмовая дивизия в полном составе убыла в Сарагосу, объявленную временной столицей королевства Испания. Местоблюстителем престола до возвращения короля назначен командующий Экспедиционным Корпусом генерал-лейтенант Михаил Васильевич Фрунзе, указом Петра Николаевича Ольденбургского возведённый в герцогское достоинство.

В новую столицу тут же потянулись посольства, но первыми успели баскские сепаратисты, желающие выцыганить вожделенную независимость. Фрунзе не стал строить из себя недоступного простым смертным небожителя, и принял басков на следующий день после прибытия. Внимательно выслушал, и развернул на столе большую карту.

Голос герцога де Молдова, Сарагоса и Севилья был сух и деловит:

— Господа, у вас всего два варианта. В первом варианте вы обмениваете Землю Басков на равноценные по площади территории на полуострове Ямал, где организовываете суверенную и независимую Басконию, а во втором варианте затыкаетесь и молчите в тряпочку. Третьего не дано. То есть, можно организовать и третий вариант, но геноцид — не наш метод.

— Какой геноцид? — опешили послы.

— Думаю, до этого не дойдёт, — успокоил их Фрунзе. — Сначала потребую от Папы Римского отлучить вас от церкви.

Перспектива быть отлучёнными басков ужаснула. Они всегда были примерными католиками, и против генерала Франко восстали ещё и потому что, по их мнению, тот нахватался в Марокко мавританских обычаев, и перестал быть примерным сыном святой католической церкви. А известие, что русский генерал имеет право требовать что-то от Папы Римского, вообще повергло их в шоковое состояние. Баски попросили неделю на раздумье, и таковая им была любезно предоставлена.

— Вот где-то так примерно, Василий Иосифович, — генерал-лейтенант Фрунзе проводил баскское посольство и сообщил присутствующему при встрече капитану Красному. — Теперь ты представляешь, каково приходится твоему отцу?

— Ему легче, — возразил Василий. — Вы, Михаил Васильевич, принимаете всех подряд, а у императорасамых подонков отсеивает секретариат. На приём попадают более-менее вменяемые люди. Ему точно легче.

— Надеюсь, — согласился генерал-лейтенант и испанский гранд. — Одни нервы, только водкой и спасаешься. Кстати, Вася, у тебя остался знаменитый есенинский самогон рязанского производства?

Переход на «ты» Красного не удивил, тем более он и сам это давно предлагал. А насчёт самогона ответил:

— Так давайте его пригласим, Михаил Васильевич. Он человек творческий, сразу догадается чего нужно с собой прихватить. И про гитару напомните.

— Зачем гитара?

— Так он же поэт! Поэт без гитары вроде как и не совсем человек.

Наверное, Есенин считал себя больше генералом, чем поэтом, потому что пришёл без гитары, которую не нашёл, и без знаменитого рязанского самогона, который закончился. Зато привёл с собой худосочного и какого-то помятого поручика, нисколько не напоминающего офицера морской пехоты. При виде этого поручика хотелось сказать «Шалом», поинтересоваться его планами на ближайший шабат, и уточнить сегодняшние цены на кровь христианских младенцев. Всё это наверняка есть в толстой кожаной папке, которую тот держит в руках.

— Знакомьтесь, это Иосиф Хацкелевич Мандельштам, начальник финчасти моей дивизии, — представил офицера Сергей Александрович.

— Я же просил называть меня Осипом Эмильевичем! — у Мандельштама от обиды задрожали губы и ещё больше обвис крючковатый нос.

— Как в документах записано, так и называю, — возразил Есенин. — Это на своих книгах вы можете ставить любое имя, а здесь у нас армия. Вам ли, как финансисту, не знать о необходимости соблюдения точного порядка.

— Какие книги? — удивился Михаил Васильевич Фрунзе. — Он у вас ещё и писатель?

— Поэт. И довольно известный в Петербурге поэт, выпустивший двенадцать сборников своих стихов.

— Вы, Сергей Александрович, в дивизии всех поэтов собираете?

— Увы, всех не получается. Маяковский, например, не прошёл медицинскую комиссию, Бальмонт слишком старый, а Мариенгофа перехватили воздухолётчики генерал-майора Романова.

Самого Фрунзе и капитана Красного представлять не было нужды, и Михаил Васильевич наконец-то поинтересовался причиной, по которой поручик заявился к командующему Экспедиционным Корпусом в помятом и неприглядном виде.

— Да собственно, вот… — Мандельштам достал из папки несколько листов бумаги. Они, в отличии от мундира, были в идеальном состоянии. — Вам на подпись.

— Что это?

— Денежное вознаграждение, причитающееся нашей дивизии и авиационному отряду полковника Чкалова. Мы действовали совместно, так что всё проходит по одной ведомости.

Фрунзе не поверил своим глазам. Закрыл их, крепко зажмурившись. Снова открыл. Пересчитал количество цифр, тыкая в каждую пальцем. Нет, ничего не уменьшилось.

— Вы точно уверены, господин поручик, что это денежное вознаграждение, а не годовой бюджет Франции?

— Французы у меня не заказывали расчёт своего бюджета, — обиделся Мандельштам, и от обиды совсем забыл о чинопочитании и субординации. — Михаил Васильевич, здесь нет никакой отсебятины, всё в строгом соответствии с законами, указами и инструкциями. Вот тут вот отдельно указана доля империи, компенсация за использования казённой техники и вооружения, учтены расходы на питание во время операции. И подсчитана доля самого Экспедиционного Корпуса, само собой.

На этом листочке цифры тоже внушали почтение.

— И что же, теперь каждый морской пехотинец из Восьмой штурмовой станет миллионером, Иосиф Хацкелевич?

— Не все, но многие. Я, например, не стану, так как не принимал непосредственное участие в боевых действиях.

Вася тоже заглянул в документ, и увиденное ему понравилось. Судя по всему, его невесты станут обладательницами весьма солидного приданого, да и сам он сможет безболезненно вложиться в развитие конструкторского бюро Поликарпова, построить пару авиационных заводов, и войти в долю к инженеру Найдёнову для производства хороших авиационных двигателей и прекрасных автомобилей повышенной проходимости и комфортности. И не нужно будет выпрашивать жалкие миллионы у отца и деда. Они, конечно не отказывают, но…

— Надеюсь, господин поручик, вы не потребуете всю сумму наличными? — уточнил Фрунзе.

— Немного наличных рублей не помешает, а остальное переводом через банк, ваше превосходительство. Кстати, рекомендовал бы избавиться от фунтов — в свете последних событий их курс сильно упал, и будет падать ещё долго.

— В Петербурге разберутся. И вот ещё что… доля моряков, что будут перевозить золото и валюту в Россию, вами учтена?

— Ой вей, а им-то за что? — Мандельштам всплеснул руками и уронил папку. — Водоплавающим от казны жалованье положено, и неплохое, между прочим, жалованье. Они вообще извозчики! Вот вы, совершив подвиг в лихой сабельной атаке, не требуете дать коню орден? И здесь примерно то же самое.

— Логично, — согласился Михаил Васильевич, вздохнул тяжело, и подписал документ. — Чёрт с вами!

Обрадованный и окрылённый поручик Мандельштам ушёл, пообещав связаться с моряками самостоятельно, но никакого отдыха у Михаила Васильевича не получилось. Тут же заявились баски, решившие не тянуть с ответом целую неделю. Они принесли с собой трёхвёдерный бочонок какого-то жутко редкого и дорогого вина, и предложение восстановить древнее королевство Наварра в составе Российской Империи. На троне хотели видеть капитана Красного или самого генерала Фрунзе в случае отказа наследника российского престола.

Вино командующий забрал, а с остальным послал просителей к чертям собачьим, в вежливой и доходчивой форме напомнив, что вариант с геноцидом тоже его вполне устраивает. Геноцид не устраивал уже басков, и после короткого совещания шёпотом их старейшина осторожно поинтересовался мнением Михаила Васильевича по поводу незаконно оккупированной французами Аквитании. Ещё попросил денег и оружия.

Французов Фрунзе тоже не любил, поэтому выразил озабоченность судьбой Аквитании, а насчёт остального ответил так:

— Господа, но у вас есть деньги и оружие. Насколько я знаю, в прошлом году вами был взят беспроцентный кредит всё в той же Франции под обязательство потратить его на закупку винтовок Лебеля. Но вы потратили половину денег на более дешёвые австрийские Манлихеры в количестве двухсот тысяч штук, а вторую половину разместили под хорошие проценты в «Банк оф Нью-Йорк». Отдавать кредит, я так понимаю, не собираетесь?

— У вас прекрасная разведка, ваше превосходительство. Значит, и ответ на свой вопрос вы знаете заранее.

Разговор шёл на французском языке, который все присутствующие знали на приличном уровне, но генерал-майор Есенин, с нетерпением посматривающий на бочонок редкого вина, заметил по-русски:

— Тоже мне бином Ньютона! Там и разведка не нужна — мятеж Франко финансировался из Парижа и Лондона, но лягушатникам не нужен сильный сосед под боком, и они решили его немного ослабить всего-то за жалкие несколько десятков миллионов франков. Потому и отдавать не обязательно.

Фрунзе пояснил ничего не понявшим баскам:

— Господину генералу надоело ваше непостоянство, и он предлагает вас повесить.

— Нас нельзя вешать, мы послы.

— Послы несуществующего государства?

— Тогда парламентёры.

— Вы потенциальные предатели, готовые ударить в спину любого за тридцать сребреников, — уже на французском сказал Есенин.

— Мы принесём клятву верности под священными дубами Басконии! Эту клятву невозможно нарушить!

Чернявым и похожим на армян баскам блондин Есенин казался существом высшего порядка, и они его откровенно боялись на генетическом уровне, если есть сейчас такое понятие.. Как их предки боялись блондинов на драккарах, с удручающей регулярностью приплывавших пограбить прибрежные города и деревни.

Шифровальщик, вслучае важных новостей имеющий право войти в кабинет командующего без стука и доклада,появился с самым мрачным видом и молча положил перед Михаилом Васильевичам листок бумаги. Фрунзе прочитал и передал Есенину. То тоже прочитал, и отдал листок Красному. Во время вынужденной паузы повисла какая-то тягостная тишина.

Сам командующий её и нарушил:

— Ну вот, господа, — обратился он к баскам. — Ваш вопрос снялся сам собой, но полуостров Ямал придётся ещё заслужить.

— А что случилось, ваше превосходительство?

— Ваш народ сам сделал свой выбор — войска генерала Франко вошли в Басконию не встречая сопротивления, и баскская вооружённая милиция массово переходит на сторону франкистов, записываясь добровольцами в регулярную армию мятежников. На улицах городов начались массовые гуляния. Празднуют люди, мать их…

— Этого не может быть!

— Хотите сказать, что я вас обманываю? — прищурился Фрунзе. — Увы, господа, но это не так.

— И горе побеждённым, — добавил Есенин. — Надеюсь, ни у кого нет сомнений, кто в этой войне станет победителем?

Глава 16

Недалеко от Мадрида. Дворец Эскориал

— Победа, мой каудильо! — влетевший в кабинет молоденький адъютант лучился радостью и восторгом. — Блистательная победа вашего военного гения!

— Вот как? — генерал Франсиско Франко поднял на адъютанта красные от хронического недосыпания глаза. — И что там великого случилось, лейтенант, если вы позволяете себе врываться без стука? Неужели нам вернули пропавший золотой запас?

— Нет, мой каудильо.

— Тогда русский Экспедиционный Корпус погрузился на корабли и вернулся в свои вечные северные снега?

— Нет, мой каудильо.

— В таком случае пойдите прочь и не забивайте мне голову всякой ерундой! — закричал Франко, но увидев искреннее огорчение юного лейтенанта, сменил гнев на милость. — Ладно, рассказывайте о моём военном гении.

— Наши героические войска без всякого сопротивления заняли Басконию, а сами баски не только сложили оружие, но и полностью перешли на нашу сторону, повернув винтовки против… против…

— Против кого, лейтенант?

— Против того, на кого вы укажете, мой каудильо! — выкрутился адъютант.

— Теперь ещё их придётся кормить и одевать, — едва заметно скривился Франко. — И что подвигло басков на этот поступок?

— Им пообещали независимость сразу после победы над монархистами.

— И какому идиоту это пришло в голову?

— Но мой каудильо, им же только пообещали независимость, а не предоставили её. Если использовать баскских добровольцев в первых рядах, то и предоставлять будет некому.

— Логично, — согласился генерал. — Держите меня в курсе этого дела, мой мальчик. И можете передать родителям, что я доволен вашей службой.

Адъютант просиял, будто получил орден, и строевым шагом вышел из эскориальской библиотеки, занятой Франко под кабинет. А сам каудильо устало вздохнул, и положил голову на скрещённые на столе руки. Если бы всё было так просто, как кажется юному и не битому жизнью лейтенанту!

Проблем много. Даже очень много, и одна серьёзнее другой. Вот скоро в Мадриде голод начнётся, а всё из-за того, что неизвестные злоумышленники похитили из города две сотни грузовиков, и теперь подвоз продуктов в столицу превратился в целую войсковую операцию, причём ежедневную.

Или вот тот же пропавший золотой запас… Какая хорошая была идея — под видом вывоза золота и валюты организовать стационарные и подвижные засады, и если не разбить, то серьёзно потрепать немногочисленные силы русских. Их всего-то в том корпусе не больше ста тысяч. Да, идея была богатая, и через двойного агента удалось довести нужную информацию нужным людям, но… Но кто-то захотел сыграть в свою игру, и в самом деле вывезти золото из Мадрида. Но на день раньше назначенного срока. Забили слитками, монетами и мешками с купюрами целый бронепоезд, и выехали рано утром в направлении ближайшего морского порта. Господь покарал нечестивцев, подставив их под пули и снаряды, но разве кому-то от этого стало легче?

С финансами тоже огромные проблемы — англичане, до того щедро вливавшие деньги в правое дело, вдруг демонстративно умыли руки, отстранились, отправили в отставку премьер-министра, а потом и вовсе арестовали его. А новый премьер, сэр Клемент Эттли, делает вид, будто ничего не знает о делах своего предшественника, и вообще не хочет иметь с ними ничего общего. Это печально, так как морской и воздушный флот они отозвали.

Французы тоже перекрыли денежный ручеёк, направив его на решение собственных проблем. Эти пожиратели лягушек умудрились за четыре дня потерять сто пятьдесят тысяч наёмников, собранных по всему миру для помощи благородному делу борьбы с испанской монархией, и ответом получили сожжённые дотла Марсель, Тулон, Ниццу, Канны и Монте-Карло. Бизерту можно не считать, там арабы живут, и их не жалко. Французов, в принципе, тоже не жалко, но они вдобавок ко всему потеряли почти треть флота без единого выстрела, и не горят желанием напрямую вмешиваться в военные действия в Испании.

Русские же в ответ на претензии глумливо смеются, и заявляют, что не несут ответственность за действие кораблей под флагами Великого Герцогства Бургундия. Все вопросы к бургундам, месье!

А ещё французы дали генералу Франко целых два полка из своего Иностранного Легиона, но один из них уже кончился. Полёг в полном составе в том самом злополучном бронепоезде с золотом. Теперь, получается, ещё и за полк лягушатникам задолжал.

Есть ещё вариант с продажей Кубы американцам. Правда, она обещана Британии, но они первыми нарушили договорённость, и обещание можно считать недействительным. Одно плохо — это дело затянется надолго, а деньги нужны вот прямо сейчас. У них там обсуждения в конгрессе и сенате начнутся, и каждый конгрессмен и сенатор хочет вкусно есть и сладко пить, стало быть, без взяток не обойтись. А где брать деньги на взятки? Но с другой стороны, янки до сих пор злятся на русских из-за цунами тысяча девятьсот четвёртого года, уничтожившего Японию и западное побережье САСШ, и теоретически могут обойтись без взяток. Но не факт… Кстати, показательно… Японию раскармливали кредитами всё те же американцы и англичане. Лимонники, конечно, больше вложились.

Из крупных и сильных держав, способных оказать поддержку, осталась только Бавария. После развала Германской Империи она стала центром притяжения разлетевшихся осколков. Но экономные немцы денег не дадут, пока не увидят собственную выгоду. Колонии им пока без надобности, так как для их грамотного ограбления требуется большой торговый, и сильный военный флот, а у них нет ни того, ни другого.

Где взять денег, чёрт побери?

Тем же самым вопросом, но в меньших масштабах, был озабочен боец французского Иностранного Легиона Эрик Мария Ремарк. Бывший известный писатель, бывший журналист, а ныне вынужденный доброволец, пойманный во время облавы на улице Мюнхена и проданных лягушатникам. И ему тоже были нужны деньги. Имеющейся в карманах наличности хватало только на кружку ослиной мочи, считающейся в Испании пивом, или на стакан кислого вина. Но хотелось больше и крепче! Хотелось рому, кальвадосу, коньяку или граппы, если ничего другого не удастся найти. У друзей не занять — такие же нищеброды. И тоже бывшие.

Баварское королевство активно развивала промышленность, и избавлялась от непроизводительных сил в лице всяких там интеллигентов, безработных, инвалидов и прочей прожорливой сволочи, ложащейся на бюджет тяжким бременем. И продавало новоявленных рекрутов за границу, как делали все немецкие государства уже несколько сотен лет. Торговать своими подданными? А что в этом плохого?

Герман Геринг бывший военный воздухолётчик, получивший в бою осколок противодирижабельного снаряда в то место, которое в приличном обществе показывать не принято. Увлёкся политикой, и был избран в Ландтаг от партии ветеранов войны. А потом баварскому королю Леопольду надоела пустая говорильня под боком, и он её разогнал. В последнее время Герман два раза в неделю подрабатывал мойщиком посуды в одной старинной мюнхенской пивной, но как-то при возвращении с работы попал в облаву и не смог убедительно доказать существование постоянного источника доходов. Но французский Иностранный Легион устроил и такой боец.

Генрих Мюллер из криминальной полиции. Был на хорошем счету у начальства, со всем основанием рассчитывал на повышение в должности, пока однажды не взял за задницу того, кого вовсе брать не стоило. Предупреждениям Генрих не внял, к увещеваниям не прислушался, предложенных денег не взял, и был вскоре уволен за превышение полномочий и несоответствие занимаемой должности. Арестовали его прямо на рабочем месте и в наручниках отвезли на границу, где передали французской стороне за наличный расчёт.

Наверное, почтенный по меркам Легиона возраст их и сблизил, сделав сначала хорошими знакомыми, а потом близкими друзьями. Они часто собирались втроём, чтобы обсудить свою дальнейшую судьбу — полный срок контракта не оставлял надежд на выживание, а денег на омоложение нет и никогда не будет. Но и вариант с дезертирством отмели сразу — у Легиона хорошая память и длинные руки, и отступников находили в любой точке земного шара, пусть даже через несколько лет, и расправлялись показательно. Если дезертир успевал умереть, то под удар попадали его родственники до третьего колена.

Сегодня встретились на пулемётной вышке. У всех на виду, зато никакая свинская собака не сможет подойти незамеченной и подслушать.

— Итак, камрады, — начал Ремарк, — я провёл ревизию своих карманов, и она меня опечалила.

— У меня тоже денег нет, — кивнул Геринг. — Их вообще ни у кого нет, и никто не знает, когда выплатят жалованье.

— Никогда, — хмыкнул Мюллер. — Я тут по своим каналам узнал, что наше содержание Легион повесил на испанцев, а у них недавно весь золотой и валютный запас увели. Той мелочи, что осталась в банках, не хватит даже офицерам.

— Что совсем нет? А даже на счетах нет?

— Наличные закончились, а банковских чек в испанской пивнушке не примут. Ещё и морду разобьют за непонятную бумажку.

— Можно напечатать деньги, — предположил Геринг.

— Нельзя, — покачал головой Мюллер. — У Испании давно нет своей валюты, и в ходу русские рубли.

— Грюн шайзе! — выругался Геринг.

— Ты неправ, Генрих, это очень хорошие и надёжные русские рубли. И хорошо бы нам заиметь их. И побольше.

Ремарку, как человеку творческому, первому пришла в голову здравая идея:

— Камрады, в таком случае мы должны продать русским что-нибудь очень ценное. Какие будут предложения?

— Нашими винтовками они не заинтересуются, — проворчал Геринг. — И старым исподним бельём тоже. Можем, конечно, попытаться прикатить пушку, и я знаю, где её взять.

— За французскую трёхдюймовку даже по цене металла не заплатят, — пренебрежительно скривился Генрих Мюллер. — Нужно что-то другое. Шпионскую информацию не предлагать, так как ничего в самом деле интересного мы не знаем, да и оно мгновенно устаревает.

— Генералов можно продавать, — предложил Ремарк.

— Эрих, нашим огрызком Легиона командует подполковник.

— Ну и пусть себе командует, Герман! Не будем ему мешать. Но я говорю про испанских генералов, которых здесь в Эскориале больше, чем вшей в твоём кителе.

— Я только вчера обработал форму порошком от насекомых! — оскорбился Геринг. — Как будто у самого меньше…

— Но мы не о этом, Герман, — примирительно поднял руки Мюллер. — Эрих предложил замечательную идею. И относительно безопасную — генералом больше, генералом меньше… кто их тут считает?

— Да я разве против? — согласился Геринг. — Осталось только придумать, как связаться с русскими и остаться живыми. Они, как я слышал, пленных не берут.

— Когда-то, ещё в прошлой жизни, я брал интервью у знаменитого русского поэта Сергея Есенина, — сказал Ремарк. — Очень надеюсь, что он меня запомнил — мы тогда выпили на двоих почти целую бутылку самодельного деревенского шнапса.

— И ты не помер с половины бутылки?

— Я удачно упал лицом в салат и смог закусить это жуткое пойло.

— Всё это хорошо, но причём здесь какой-то поэт, пусть даже самый знаменитый?

— А притом, камрад Герман, что генерал-майор Есенин командует одной из дивизий, что в скором времени намотают наши кишки на штыки.

— У них нет штыков, Эрих, у них у всех автоматическое оружие.

— Значит, намотают наши кишки на наши же штыки. А взаимовыгодное сотрудничество позволит нам избежать этой печальной участи.

— Нас возьмут в плен и угонят в страшную Сибирь?

— Любая Сибирь лучше этой дыры, Герман, — пояснил Эрих. — Тем более в плену кормят, предоставляют тёплую одежду и работу, да ещё немного платят за неё. И пребывание в плену засчитывается Легионом в срок контракта как полноценная служба.

— Да, было бы неплохо, камрады. А как ты собираешься связываться со своим генералом поэтом, Эрих?

— Позвоню по телефону.

— Это как?

— Возьму телефонный справочник Сарагосы, и обзвоню самые богатые особняки города. В одном из них обязательно будет штаб. Или ты думаешь, русские откажутся от удобств?

— Если удобства с клопами, то вполне могут отказаться, — Геринг с неожиданной яростью почесался. — Испанские клопы страшнее испанской инквизиции. А страшнее клопов только их женщины.

Сарагоса. Временное расположение Особого лётного отряда

Генерал Мигель Нуньес де Прадо нисколько не удивился, когда перед въездом в Мадрид его автомобиль был остановлен патрулём Иностранного Легиона, и старший патрульный на неплохом французском языке объяснил, что из-за появления в окрестностях столицы русских диверсионных групп, каждому генералу полагается дополнительная охрана. Полагается, так полагается… меры безопасности никогда не бывают лишними.

Удивился он чуть позже, когда водитель и адъютант были заколоты похожими на шпаги штыками от винтовки Лебеля, а ему самому на голову опустился мешок с мелко нарезанной табачной крошкой.

Чьи-то ловкие руки пробежались по генеральским карманам, и лающий голос произнёс на немецком:

— Камрады, вы не возражаете, если я заберу себе его парабеллум?

— Чёрт с ним, с парабеллумом, Генрих! Что у него в бумажнике?

— Водитель пустой, у лейтенантика семьдесят два рубля и двенадцать фунтов, а у генерала пожирнее будет.

— Да сколько же там?

— Восемьсот тридцать рублей и десятка нашими баварскими марками. Мелочь монетами пока не пересчитывал.

— Хороший генерал! Да ещё машина хоть сколько-то стоит.

— Машину придётся бросить, Эрих. Слишком она приметная.

— Уже и помечтать нельзя… Ладно, Герман, поехали прятать машину и генерала, а потом я на почту. Там обязательно должен быть телефонный справочник Сарагосы.

Василий Красный испанских клопов не боялся, так как эфирной силы хватало, чтобы вместе с паразитами сжечь половину города, но считал такой расход энергии нецелесообразным. Поэтому после долгих поисков для размещения лётного отряда во временной столице Испанского королевства выбрал небольшой особнячок, принадлежавший ранее директору филиала банка Лионский Кредит. Сам директор сбежал во Францию, едва только началась заваруха с мятежом, но явно рассчитывал вернуться — оставил всё в полном порядке и аккуратности.

Особнячок маленький, но вполне уютный. Четырнадцать спален, библиотека, столовая, бальная зала, зала для приёма гостей, рабочий кабинет, заполненный бочками и бутылками винный подвал… Ещё флигель во дворе, гараж на четыре машины, собственный электрический генератор, и артезианская скважина, питающая водопровод особняка, фонтан и бассейн. Для полного счастья не хватало только бани, но механики и оружейники отряда сменяли у сапёров несколько бочек на сосновые брёвна, и в ближайшие пару дней обещали исправить упущение. Пока же приходилось довольствоваться ванной и бассейном.

А неплохо провести сиесту в шезлонге у бассейна с бокалом холодного вина! Война с удобствами начинала нравиться Васе всё больше и больше.

— Спишь или загораешь? — на соседний шезлонг присела Верочка Столыпина. — Проспишь всё на свете.

— Дремлю в тени под зонтиком, — лениво ответил Красный. — Пользуюсь моментом, пока есть небольшая передышка в военных действиях.

— А чего мы вообще застряли в этой Сарагосе? Дыра дырой, хуже Хацапетовки.

— Ждём, когда подтянутся основные силы корпуса с французской границы. Артиллерия наша тоже вся там. Вот как соберёмся, да как дадим супостатам! И полетят клочки по закоулочкам.

— Шутник, — улыбнулась Вера. — Я вообще чего пришла — там кто-то названивает по телефону и пытается найти генерала Есенина.

— Бесполезно его искать. Сергей Александрович и Михаил Васильевич взяли два ящика динамитных шашек и укатили на рыбалку. В местной речке, по слухам, водятся огромные сомы.

— Тогда, может быть, сам подойдёшь к телефону? Очень уж человек настойчиво просит.

— Подойду, — кивнул Василий, и поставил бокал на плетёный столик рядом с шезлонгом. — Но если вино нагреется, я тебе не прощу.

— Свежее принесу из подвала, — пообещала Вера. — Тебе херес или малагу?

— Лучше бы оджалеши или киндзмараули, но за неимением… Научишься тут по заграницам пить всякую бурду.

— Зря ты так, испанцы делают вино со времён древнего Рима.

— Ага, а грузины начали делать вино, когда предки испанцев и римлян сидели на деревьях и бросали друг в друга гнилые апельсины.

Вернулся Василий через пятнадцать минут молчаливый и задумчивый. Разговор по телефону больше всего напоминал не очень грамотно устроенную провокацию, хотя интуиция убеждала в обратном. Собеседник так и не представился, пообещав сделать это при личной встрече, и предложил командованию Экспедиционного Корпуса купить очень нужный в хозяйстве товар. Что за товар, тоже не сообщил, но убеждал в большой его ценности. Безопасность сделки гарантировал своим честным словом. Интересно, какое может быть честное слово у инкогнито?

— Вера, ты не желаешь немного развлечься?

— На что намекаешь? — усмехнулась Верочка Столыпина.

— Намекаю на полёт в сторону Мадрида. Там дельце одно нарисовалось, а ты полетаешь вокруг для подстраховки. ОДАБы подвесим на всякий случай.

— То есть, дело опасное?

— Скажем так, не исключена такая возможность, — ответил Красный. — Вероятность пятьдесят процентов.

— Лететь в такую жару? Лучше Чкалова с Нестеровым позови.

— Да они тоже с Фрунзе на рыбалке — вчера пришла машина из Барселоны и привезла несколько ящиков настоящей водки, — пояснил Василий. — Ну ты летишь, или как?

— Лечу, а куда деваться? Только я на своём тихоходе за тобой не успею.

— Тоже на «Стрекозе» буду. У Лизаветы одолжу самолёт на пару часов. Собираемся?

— Собираемся, — вздохнула Верочка. — Вредный ты человек, Василий Иосифович.

Спустя полтора часа. Где-то неподалёку от Мадрида.

Генрих Мюллер, как человек опытный в таких делах, для встречи подобрал место, в котором невозможно устроить засаду ни одной стороне. Он откуда-то знал характеристики новых летательных аппаратов русских, и нашёл ровную площадку без камней и ямок. Это оказалось засеянное какими-то чахлыми злаками поле, а уж овсом или ячменём, никакой роли не играло.

Покрашенные в зелёно-голубой цвет птички появились внезапно, прошли на небольшой высоте, высматривая обстановку, и одна из них направилась к земле, а вторая закружила в небе, явно подстраховывая. Аппарат совершил небольшую пробежку и остановился, но выключать негромко тарахтящий двигатель не стал. Из самолёта, так называют русские свои новые аппараты тяжелее воздуха, выбрался совсем молодой авиатор в комбинезоне без знаков различия.

— А ты, Эрих, генерала обещал, — упрекнул Ремарка Геринг.

— Бери выше, Герман, — усмехнулся узнавший авиатора Мюллер. — Если не ошибаюсь, то это сам наследник российского престола цесаревич Василий. — Это гуда как серьёзнее и солиднее любого генерала.

— Да не может быть!

— Россия страна контрастов и загадок, там всё может быть. Ну что, Эрих, веди товар покупателю.

— Угу, — кивнул Ремарк и толкнул вперёд связанного генерала Мигеля Нуньеса, чью голову до сих пор украшал плотный мешок. — Шевели копытами, швайнехунд наш драгоценный!

Глядя в спину удаляющемуся Эриху, Геринг нервно поёжился и спросил:

— Как думаешь, Генрих, сколько дадут за этого генерала? А дадут ли что-нибудь вообще?

— Не буду загадывать, но вообще-то генералы всегда были товаром штучным и дорогостоящим, — ответил Мюллер, тоже заметно нервничающий. — И хорошо бы сразу договориться на следующего.

— Аппетит приходит во время еды? Ты смотри, русский забирает генерала!

— Вижу.

Они оба видели, как русский авиатор проверил верёвки на руках у испанского генерала, дополнительно связал ему ноги, и при помощи Ремарка запихнул в кабину летательного аппарата. Потом последовал короткий разговор, после которого авиатор тоже скрылся в кабине.

— А деньги? — разочарованно протянул Геринг.

Но нет, русский задержался в самолёте на несколько минут, и появился обратно с большим бумажным пакетом в руках, который и отдал Эриху.

— Сколько же там, если пакет понадобился? — удивился Мюллер. — Хотя если франками, то не очень много.

Возвращался Ремарк какой-то странной деревянной походкой с удивлённой и очумелой физиономией. Пришёл и буквально рухнул на овёс. Или на ячмень.

— Вот это силища, камрады, я так вам скажу. Не дай бог нам воевать против таких энергетиков.

— Да чёрт с ними, с энергетиками, — отмахнулся нетерпеливый Геринг. — Сколько денег в пакете?

— Много, камрад Герман. Нам с тобой такие деньги всю жизнь зарабатывать.

Глава 17

Овсяное или ячменное поле где-то недалеко от Мадрида.

— Да сколько же там, Эрих? — у Германа даже руки задрожали от предвкушения и нетерпения.

Генрих Мюллер заглянул в пакет, присвистнул, и уточнил:

— Здесь мелкими?

— Да, — подтвердил Ремарк. — Рублёвыми и трёхрублёвыми купюрами, а крупные нам никто здесь не разменяет.

— Тогда в пакете примерно…

— Ровно пятнадцать тысяч.

— Сколько-сколько? — не поверил Геринг, но потом гордо приосанился. — А я всегда говорил, что генералы ходовой и дорогой товар.

Удивление Германа было понятно — за пятнадцать тысяч рублей можно купить небольшую квартирку в благополучной округе Парижа, и потом целый год не задумываться о хлебе насущном, иногда позволяя себе маленькие шалости и невинные прихоти.

— Итак, камрады, — подвёл итог восторгам Генрих Мюллер. — Наше дело пошло вполне удачно, и теперь стоит задача сделать его процветающим. Какой товар нашего торгового дома пойдёт вторым номером? У кого есть предложения и пожелания?

Ремарк достал из кармана блокнот, и провёл пальцем по списку:

— Генерал Карлос Маскелет наиболее доступен нашему вниманию.

— Недавно назначенный военный комендант Мадрида?

— Он самый.

— Будем работать по этому товару, — кивнул Мюллер. — Кстати, Эрих, а что ты говорил про силу цесаревича Василия?

Ремарк вздрогнул и помотал головой:

— Понимаешь, Генрих, он или менталист, наличие которых официальной наукой отрицается, или величайший пророк. Он просил у меня автографы к книгам, которые я не только не написал, но которые только в черновиках или в мыслях. Но цесаревич твёрдо знает, что такие книги уже вышли из типографий и вовсю продаются.***

***Капитан Родионов в своё время читал книги Ремарка, но не подозревал, что многие из них написаны позднее 1937 года. И ещё не сообразил, что из-за различий миров книга с одним и тем же названием может иметь другое содержание.***

— Эрих, все эти пророчества… — поморщился Мюллер. — Представляешь, я как-то видел сон, в котором императором Германии стал недоучившийся художник из Вены. Он сделал меня начальником тайной полиции, Германа произвёл в имперского маршала авиации, а тебя выслал из страны.

— Из художников в императоры?

— Ага, так и приснилось. Но мы с Германом закончили плохо, зато ты прожил долго и счастливо.

— Смешно.

— Очень смешно. Кстати, того художника я наяву встретил в Мюнхене.

— И что?

— А ничего. Бедняга Адольф получил пивной кружкой по голове в пьяной драке и скоропостижно скончался. Вот и верь после этого в пророческие сны.

— Но книги и мои планы на них…

— Хорошая разведка, Эрих, гораздо лучше всякого пророчества. У русских очень хорошая разведка.

— Камрады! — вмешался жизнелюбивый Геринг, давно подозреваемый в эпикурействе. — Предлагаю поехать в приличный ресторан и отметить нашу первую удачную сделку!

— В приличный нас не пустят, — заметил Ремарк. — Там только для офицеров, а нижним чинам вход воспрещён.

— Тогда предлагаю пойти в неприличный, — захохотал Герман. — И ещё, камрады, давайте ограничимся по одной тысяче рублей на человека, а остальное отправим в общий фонд. Эрих, ты назначен держателем общего фонда.

— Кем назначен?

— Мной и Генрихом. Я думаю, что он будет не против. Герр Мюллер, ты яволь, или как?

Сарагоса. Временная столица королевства Испания.

Экспедиционный Корпус накапливал силы перед решительным наступлением на Мадрид. В Сарагосу возвращалась артиллерия, сказавшая решительное слово в провокации наёмников на испано-французской границе. Возвращалась пехота, зачистившая этих наёмников с лица земли. Пехота благоухала хорошими винами и кубинским табаком, сияла обветренными и довольными лицами, и была решительно настроена освободить от мятежников настоящую столицу.

Эскадра Экспедиционного Корпуса обстреляла Гибралтар на пределе дальности, подавив шестнадцать береговых батарей, а император Иосиф Первый принёс официальные извинения за действия адмирала Эссена, которому померещились крейсера мятежников на рейде английского кусочка испанской территории. При четырёх потопленных британских линкорах извинения прозвучали изысканной и весьма ядовитой насмешкой.

А ещё в Сарагосе объявился Артём Сергеев в необмятом мундире с погонами слушателя Высших Военно-Морских курсов имени адмирала Ушакова.

— Понимаешь, Вася… отец внимательно прочитал твой доклад по использованию авианосцев в современной войне, — несколько смущённо произнёс он. Артём вообще всегда смущался, называя императора отцом. — Вот и решил, что я… Но ты меня хотя бы летать научи!

— Научу, — кивнул Василий, получивший с последним пароходом три учебных самолёта от Поликарпова. — Если сам потом не откажешься.

— А брать в плен испанских генералов научишь?

— У тебя есть лишние пятнадцать тысяч рублей?

— Есть, а что?

— Тогда сегодня же и возьмёшь в плен своего первого генерала. Ремарк уже звонил, и подтвердил наличие первосортного товара.

И вот, наконец, состоялось совещание, определившее ход кампании. Правда, состоялось оно в Лондоне, а не в Сарагосе, но от этого не стало менее важным. На совещании присутствовал король Эдуард Восьмой, уже сильно урезавший полномочия парламента и изо всех сил стремящийся к абсолютизму, был премьер-министр сэр Клемент Эттли, и первый лорд адмиралтейства сэр Уинстон Черчилль.

— Джентльмены, — начал свою речь Его Величество, — может быть, я вас огорчу, но мы уходим из Испании и Гибралтара. Совсем уходим. Содержание этого каменного кладбища слишком дорого обходится казне и репутации, джентльмены.

— Кладбище? — не понял премьер-министр.

— Я только вчера вернулся оттуда, — пояснил сэр Уинстон. — После обстрела там действительно большое кладбище. И самое обидное, что наши батареи ничего не смогли противопоставить русским линкорам, кроме своей героической гибели. Больше четырёх тысяч трупов.

— Однако…

— Выжившие утверждают, что русские использовали управляемые снаряды, меняющие траекторию полёта в зависимости от попаданий предыдущих снарядов.

— Таких не бывает! — Эттли когда-то имел звание майора, и полагал себя знатоком военного дела.

— У нас не бывает, а у них есть, — пожал плечами Черчилль и достал из кармана сигару. — Вы позволите, Ваше Величество?

Король благосклонно кивнул, но уточнил:

— Кубинские?

— Разумеется, — подтвердил сэр Уинстон. — Сигары бывают или кубинские, или никакие.

— Как и ром?

— С ромом есть варианты, но я предпочитаю бренди из Армении.

— Армения, это в Турции?

— Это в России, Ваше Величество.

— Опять Россия, — проворчал король. — Куда ни ткни, везде Россия. И самое обидное, мы ничего уже не можем с этим сделать.

— Обстрел Гибралтара уже повод для войны, — угрюмо произнёс премьер-министр.

— А у нас есть деньги на войну? — поинтересовался Эдуард Восьмой. — Тем более официальные извинения от императора Иосифа приняты. Сэр Уинстон, там в самом деле были крейсера испанских мятежников?

— Там разгружался транспорт с марокканской кавалерией, Ваше Величество.

— Вы их тоже засчитали в потери?

— Зачем их считать? За каналом людей нет! — ответил Черчилль.

Клемент Эттли нервно подёрнул плечами:

— И мы оставим дикую выходку русских без ответа? Это нанесёт ещё больший урон нашей репутации.

— Дайте газетчикам интервью, в котором свалите все проблемы на вашего предшественника. Надеюсь, наш справедливый и беспристрастный суд приговорит его к повешению.

— Ваше Величество, у нас никогда раньше не вешали премьер-министров, пусть даже бывших.

— С кого-то нужно начинать, сэр Клемент, — хмыкнул король и тоже достал сигару. Потом взял со стола серебряный колокольчик и позвонил. — Предлагаю помянуть будущего покойника коньяком. Конечно, сэр Уинстон, это не бренди из Армении, но очень даже неплох.

Санкт-Петербург. Ресторан «Палкинъ»

— А вот и ребе Анастас к нам пожаловал! — Николай Александрович Романов поприветствовал появившегося барона Микояна насаженным на вилку свиным эскалопом. — Ви таки соблюдаете кашрут, или уже ой?

— Не делайте мине нервы, они не казённые, — сварливым голосом ответил Анастас Иванович, и водрузил на стол кожаный саквояж. Сел, не дожидаясь особого приглашения, и продолжил уже нормальным тоном. — Ваша доля, Николай Александрович. Процент со взяток тоже здесь.

— Несут уже?

— Сам не ожидал. Пришлось завести специального секретаря, занимающегося исключительно взятками. Что самое интересное, пока никто и ничего не просит, а только напоминают о своём существовании.

Бывший император поставил саквояж под стол, даже не заглянув в него, и предложил присоединиться к ужину:

— Сурских стерлядок намедни живьём привезли, так что рекомендую. Или стерлядки для вас слишком дорого?

Барон Микоян искренне рассмеялся над удачной шуткой и взял графин с коньяком:

— Шустовский?

— Нет, это из новых, какой-то КВВК. Сорок пять градусов, специальная серия для полярников.

— Они же чистый спирт пьют, зачем им коньяк?

— Не знаю, но очень просили.

— Странные люди, — пожал плечами Анастас Иванович и пригубил коньяк прямо из графинчика. — А недурно в самом деле!

— Неужели я плохого насоветую? Но под стерлядок мы будем пить водку. И за Гибралтар будем пить водку.

— А за французский Лазурный Берег будем пить стоя, молча, и не чокаясь. Кстати, Николай Александрович, вы в курсе, что в Монте-Карло отдыхала шведская королевская семья?

— Предлагаете поиграть с курсом шведских ценных бумаг?

— Уже кое-какие меры принял. Только непонятно, почему Стокгольм молчит и не объявляет о гибели своего монарха?

— Их об этом попросил барон Хрущов-Кольский, выдвинувший свою кандидатуру на опустевший трон.

— Кто?

— Вот-вот, я сначала тоже удивился, а потом подумал… Да и не любил я никогда этих шведов.

— Бернадоты были французами по происхождению.

— Тем более чёрт с ними. Да вы наливайте, Анастас Иванович!

Сарагоса. Временная столица королевства Испания

Капитана Красного тоже не миновали ни политика, ни финансовые операции. Сегодня Ремарк, Мюллер и Геринг привезли своего подполковника, начавшего что-то подозревать. Привезли бесплатно.

— И кто же теперь будет вами командовать? — спросил Василий. — У вас офицеров почти не осталось.

Генрих Мюллер довольно усмехнулся:

— Как старший по званию, командование примет капитан Артур Сарумян.

— Армянин?

— Сам себя он называет ассирийцем. Но пусть называет, основное его достоинство в том, что ни черта не знает и не умеет, а звание ему купил дедушка в подарок на совершеннолетие. А мы втроём у него на особом счету как самые доверенные лица.

— За что такое доверие?

— Все плачутся на безденежье и требуют выплатить жалование, а мы вовсе даже наоборот, предложили господину капитану сто рублей в месяц за невмешательство в наши мелкие махинации с казённым имуществом.

— Вы и казённое имущество распродаёте?

— Но нужно же как-то легализовать полученные доходы. Вчера, например, Герман удачно расторговался солдатскими одеялами. Три тысячи штук всего, но взяли оптом и просили ещё. Ботинки солдатские хорошо идут, но их в основном меняем на продукты, так как народец здесь бедно живёт. Это я к чему веду, Ваше Императорское Высочество… нас стали ставить в караул при апартаментах самого генерала Франко, и есть возможность его выкрасть. За сколько возьмёте?

Василий надолго задумался. За главного мятежника и пятьдесят тысяч рублей отдать можно, но будет ли такое решение правильным? Пока Франко держит своих инсургентов твёрдой рукой, не стесняясь отправлять провинившихся к некромантам, а если он исчезнет? Не разбежится ли его воинство по стране мелкими бандами, и не устроит ли партизанскую войну? Испанцы издавна славятся традициями герильи, и Наполеон Бонапарт тому свидетель. Вся Испания кровью умоется…

Ремарк правильно понял сомнения капитана Красного, и сказал:

— Протянете ещё неделю — при штурме Мадрида положите половину Корпуса. Ежедневно на жертвенных алтарях умирает от восьмисот до тысячи человек, и вся энергия вбухивается в защитные купола, которые не пробить даже крупнокалиберной артиллерией. А линкоров с шестнадцатидюймовками у вас тут нет.

Вася не стал говорить, что у них есть напалм и объёмно-детонирующие бомбы, для которых защитный энергетический купол не является преградой, но опять задумался. В принципе, приносимых в жертву испанцев ему не было жалко, но тремя лёгкими бомбардировщиками полностью защиту не разрушить, стало быть, возможны потери среди своих. Да что там возможны, они обязательно будут! Пуля, она дура…

— Хорошо, тащите своего Франко. Стог тысяч рублей за него достаточно?

— Да за такие деньги мы вам баварского короля привезём! — с энтузиазмом воскликнул Герман Геринг. — Нужно?

— Нет, баварского короля даже бесплатно не возьму, — отмахнулся Красный, и протянул заранее приготовленный пакет с деньгами. — За подполковника всё же возьмите. Приравняем его к испанскому генералу.

— Мы же в подарок! — попытался отказаться Ремарк. — От всей души!

— Берите! Я так понимаю, сделка по Франко будет последней?

— Угу, — кивнул Мюллер. — А после неё нам хотелось бы попасть в плен. И если можно, то не в Сибирь. Нет, если нельзя, то и Сибирь подойдёт. Лет на десять хотя бы.

— Могу предложить Крым. Прекрасный климат, виноградники, тёплое море. Да тот же Коктебель. Эрих станет писать свои книги, Герман устроится дегустатором на местный винзавод, Генриху предложим пойти внештатным консультантом в полицию. Как вам такой вариант?

— Было бы гут! И вот ещё вам подарок, — Мюллер достал свёрнутую в трубочку карту. — План Мадрида с нашими уточнениями. Узлы обороны, алтари некромантов, и всё такое… Может быть, пригодится?

Прилетев в Сарагосу, Красный сдал подполковника начальнику разведки Корпуса, а сам пошёл к командующему поделиться полученной информацией. Михаил Васильевич Фрунзе даже опешил от сообщения о грядущем в скором времени пленении генерала Франко.

— Такими темпами, Василий Иосифович, вы в одиночку войну выиграете.

— Так у нас не война, а подавление мятежа.

— Да неважно, как это называется. Вы сколько уже генералов в плен взяли, семь или восемь?

— Семь. Восьмого Артём Сергеев взял.

— Ну-ну… сделаю вид, что поверил.

— Я там ещё подполковника из французского Иностранного Легиона привёз, — улыбнулся Красный, и положил перед командующим план Мадрида. — Побомбить бы сегодня ночью немного.

— Это с Валерием Павловичем решайте, но принципиальных возражений нет. И вот ещё что, Василий Иосифович, представление на Георгия для мичмана Сергеева я не подпишу. Дадим «Славу» третьей степени. А вам за семерых даже не знаю на что подавать. Давайте оставим на усмотрение Его Императорского Величества.

Василий молча кивнул. Орденов у него уже достаточно, а если считать итальянские, что не носит, но хранит в баночке из-под монпасье, то излишек. Такими темпами к восемнадцати можно до «Андрея Первозванного» дослужиться.

С Чкаловым вопрос ночной бомбардировки решился быстро, но не на сегодняшнюю ночь, а на завтрашнюю, и даже предложение пересесть с истребителей на бомбардировщики было одобрено. Осталось только собрать три новеньких «Стрекозы», что замучились возить с собой в ящиках, но дело привычное. И недолгое, при наличии заводских техников и механиков. Тем более их только недавно разобрали и упаковали после перевозки золотого запаса.

Экипажи решили составить из слётанных пар — новичков лётчиками, а старшие и опытные товарищи возьмут на себя штурманскую работу. У девушек всё осталось без изменений, только решили поменять двигатели на их самолётах — моторесурс вот-вот выработается, а экономить на бездушных железяках в ущерб безопасности явно не стоит.

До самого позднего вечера изучали план Мадрида, запоминая наизусть длиннейшие названия улиц и маленьких кривых переулков, распределяя цели. Василию, как самому непримиримому борцу с вражескими колдунами и наиболее пострадавшему от них, досталась бомбардировка самого большого алтаря на площади Пуэрто-дель-Соль, считающейся географическим центром Испании, а потому наиболее подходящей для некромантских ритуалов.

— Зениток в городе нет, — предупредил Красный. — Они все собраны для защиты Эскориала от нас, поэтому работаем спокойно, но осторожно.

— А ты откуда это знаешь? — поинтересовалась Вера Столыпина. — Неужели прямо из Мадрида обо всём тебе докладывают?

— Докладывают или не докладывают, не так уж важно, — ответил Вася. — Главное, что они не будут стрелять по тебе.

— Меня, между прочим, ещё ни разу не сбивали, — фыркнула Вера.

— И это хорошо. И это радует.

Апполинарий Григорьевич Куликовский мечтательно вздохнул:

— Вот бы самого Франко разбомбить! Владимира с мечами, как минимум!

— И всемирная слава вандала, уничтожившего вторую по величине и значимости библиотеку.

— А первая какая?

— Ватиканская.

— Да и наплевать, — легкомысленно отмахнулся Куликовский. — После работы нашего флота на побережье Франции, я бы никого не удивил и не поразил своим варварством.

— О Франко даже не мечтайте, господин будущий прапорщик! — рявкнул Чкалов, уже знавший о планах Красного на покупку Каудильо у троицы немецких камрадов. — Генерал должен предстать перед судом за организацию мятежа, а не героически помереть под вашими бомбами. Ладно, если примет яду, или повесится от раскаяния на собственных подтяжках… Висельников как-то неохотно объявляют символом борьбы.

— Подтяжках… — вслух повторил Красный, записывая что-то в блокнот. — Сделаем, Валерий Палыч.

Спать легли далеко за полночь, и проснулись ближе к полудню следующего дня, совместив завтрак с обедом. А сразу после обеда в особняк лётного отряда заявились корпусные целители, за ночь нашаманившие какое-то чудесное зелье для кошачьего зрения. Чкалов, подавая пример, первым выпил снадобье, но когда спустя пять минут случайно заглянул в зеркало, то отшатнулся, плюнул, и перекрестился.

— Эффект вертикального зрачка продержится всего сутки, — успокоил его главный целитель. — Потом рассосётся само собой.

Но что-то в голосе недоставало убедительности. Уверенности тоже было маловато. Но, несмотря на это, Красный решительно взял предложенную мензурку и выпил содержимое одним большим глотком. Во рту появился привкус мяты, барбариса, лимонной цедры и рыбьего жира. Если бы не рыбий жир, было бы вполне вкусно. И немного больно стало смотреть за окно.

— А мне нравится, — Лиза Бонч-Бруевич оценила свои новые глаза. — Как дикая кошка!

— Такая же блохастая? — поддела подругу Катерина.

— Нет, такая же быстрая. А ты со своими шуточками больше похожа на змею.

Василий сурово прокашлялся и хлопнул ладонью по столу:

— А сейчас, любезные мои невесты, вы прекращаете вот всё это, и идёте готовить к вылету самолёты. Чтоб каждый винтик проверили! Чтоб каждый патрон пересчитали!

— Но ведь техники и оружейники…

— Хорошо, договорились, вместо Веры и Кати на бомбардировку летят их техники. Могут и оружейники лететь, мне всё равно, — Красный посмотрел на часы и поднялся. — Валерий Палыч, я тоже на всякий случай свою машину проверю.

— Да и я собирался, — кивнул Чкалов. — А вы, Пётр Николаевич?

Нестеров поднялся со старинного кресла:

— Я, конечно, доверяю своим техникам, но самому себе доверяю больше.

Глава 18

Ближняя дача императора. Недалеко от Петербурга.

Тёща давно обращалась к императору на «ты» с его разрешения, но сегодня, кажется, она злоупотребляла этим обращением. Александра Фёдоровна театрально заламывала руки и с пафосной истерикой и почти слезами на глазах стенала:

— Но как ты можешь допускать такое варварство, Иосиф? Что скажет про нас просвещённая Европа.

Тесть, бывший император Николай Александрович, тоже сидел за обеденным столом и был как всегда чуть навеселе. Но не упустил случая добавить и здесь, после чего хмыкнул:

— Аликс, дорогая, пусть твоя просвещённая Европа научится мыться хоть раз в неделю, и вот тогда мы будем учитывать её мнение. Знаешь, мне как-то Горький жаловался, что в путешествии по Франции был вынужден возить с собой надувную ванну. Представляешь, Аликс, там в гостиницах негде принять ванну!

— Это не имеет значения, Ники! Франция внесла колоссальный вклад в мировую культуру, и не стоило допускать…

— Чего они там внесли? — перебил жену Николай Александрович? Французский насморк, виноградные улитки, лягушачьи лапки, и майонский соус, от которого у меня сразу начинается изжога. Ещё ввели славную традицию отрубать головы своим королям и королевам.

— Справедливости ради, — заметил император Иосиф, — первыми эту традицию ввелиангличане.

— Да тоже вроде как Европа.

А разговор за обеденным столом начался после того, как в газетах Российской Империи наконец-то сообщили об обстрелах французских приморских городов флотом Великого Герцогства Бургундия. Тон статей был восторженно-ёрнический, так что ни у кого не осталось сомнений в принадлежности кораблей под флагом давно несуществующего государства. И никто французов не жалел, припоминая сгоревшую Москву 1812 года, неудачное начало Крымской войны, золотое ярмо кредитов, и даже распространение триппера ставили им в укор.

Так же достоянием общественности стала возмутительная попытка атаковать Испанию через французскую границу силами набранного по всему миру наёмного сброда. Многие даже считали этот факт достаточным основанием для объявление войны.

Газетчики посчитали примерное количество потерь от двух войн с французами, потом прикинули потери от дружбы с ними, и ужаснулись. Получилось около полутора миллионов человек, включая погибших от голода крестьян во время и после наполеоновского нашествия, а если учесть демографический провал…

В городах, как крупных, так и мелких уездных городишках, начались погромы. Под горячую руку попались ещё и бельгийцы с итальянцами, но первых не жалко, а король Виктор Эммануил всё же выпросил право округлить территорию королевства за счёт небольшого кусочка Испанского Марокко, и благоразумно молчал.

Потомки готов, вандалов, лангобардов и многочисленных рабов неизвестного происхождения воевать не умели, хотя и возводили родословные к Цезарю, Тиберию и Траяну, и надеялись на помощь со стороны Экспедиционного Корпуса. Какое тут может быть возмущение?

Тёща императора оказалась единственным человеком, кто открыто высказался с осуждением бомбардировок французского побережья, правда, в узком семейном кругу. Иосиф Первый подозревал, что у неё под снарядами остались несколько подруг, просаживавших с мужьями или любовниками фамильные состояния на рулетке, а так бы и ей было наплевать.

За обеденным столом сидели втроём. Младшие дети вчера по недосмотру объелись микояновским пломбиром с бериевской клубникой и слегка засопливили, поэтому императрица Татьяна Николаевна сидела с ними. Сёстры императрицы, что старшая, что младшие, вовсе не собирались угробить всё лето, а с ним и жизнь, на пребывание в лесу и укатили в Крым, всё ещё рассчитывая выйти замуж по любви. А что, возраст чуть за сорок, а кому-то и того нет, и при наличии хороших целителей это вообще можно считать ранней юностью.

Так что сидели в тесном семейном кругу, отчего император Иосиф позволил себе побыть сегодня не только самодержцем, но и самодуром:

— Николай Александрович, вам очень будет не хватать супруги, если мы отправим её на жительство к любимым ей французам? Куда-нибудь в Новую Каледонию?

Тесть, только что добравшийся до графинчика с любимым коньяком, расслышал только последние слова, и пренебрежительно отмахнулся:

— Новая Каледония? Да и чёрт бы с ней.

Александра Фёдоровна ахнула и упала в обморок. Можно было бы заподозрить игру и притворство, но лежащее в тарелке с недоеденным ростбифом лицо…

— Какая впечатлительная женщина, — заметил Иосиф Первый, и взял в руки трубку, предоставляя тестю возможность самостоятельно позаботиться о своей супруге. — И это она ещё не знает о намечающейся на сегодняшнюю ночь бомбардировке Мадрида.

Однако бывший император не торопился спасать жену от приготовленной по английскому рецепту говядины. Нажал кнопку электрического звонка, и попросил появившегося офицера лейб-конвоя вызвать Александре Фёдоровне врача. Потом предложил:

— А не помянуть ли нам покойный Мадрид добрым словом и хорошим вином? В театр сходим, в ресторане посидим. Недавно Лаврентий Павлович на паях с Микояном ресторан «Арагви» открыли, почти как в Москве, так знающие люди очень даже рекомендовали.

— Ну, не знаю…

— Нужно же хоть когда-нибудь отдыхать! Поехали, Иосиф! И за здравие Василия выпьем!

— Если только просмотр балета можно назвать отдыхом, — недовольно проворчал император. — Когда стране нечем больше гордиться, она начинает хвастаться балетом. А я вообще собрал бы этих плясунов, да на Соловки.

— Не думаю, что монахи будут рады новым насельникам, — хохотну Николай Александрович. — Поэтому мы едем в оперу.

Тем вечером жители столицы изрядно удивились зрелищу свободно гуляющего почти без охраны Иосифа Первого. Его Императорское Величество был одет в светлую чесучовую тройку, на голове имел мягкую касторовую шляпу, а на ногах — бежевые замшевые туфли на тонкой кожаной подошве. Он настолько не походил на собственные официально-парадные портреты, что многие не верили своим глазам. А когда всё же убеждались, то выдыхали с облегчением и улыбались — значит, дела в Российской Империи идут хорошо, если император может позволить себе такое.

И пусть война где-то там в Испании, пусть англичанка гадит, пусть французы мелко или крупно пакостят, но в империи всё спокойно!

Утренние и обеденные газеты не преминули подробно осветить замечательное событие, и оно даже затмило пришедшие из Мадрида новости.

Небо над Мадридом.

Красного не терзали угрызения совести из-за возможных потерь среди мирного населения, потому что как такового мирного населения в испанской столице уже не было. Монархисты и прочие более-менее приличные люди покинули город ещё на прошлой неделе, устрашённые приближающимся голодом и перспективой оказаться на жертвенном алтаре франкистских некромантов, а оставшиеся фанатичные последователи мятежного генерала были твёрдо уверены в собственной неприкосновенности.

Но они ошибались. Именно их них сформировали двадцатитысячное ополчение, вооружили однозарядными винтовками конца прошлого века, и отправили на передовые позиции в качестве первой линии обороны. Понятно, что Экспедиционный Корпус такой воинство перемелет в фарш, но русские хотя бы устанут, после чего в бой сможет вступить настоящая армия. Тоже не разгромит, но наверняка нанесёт значительный ущерб, и позволит нанести маго-энергетический удар.

А там русским только и останется, что бежать в Барселону и грузиться там на свои корабли. Если кому повезёт убежать и погрузиться!

Вася не был в курсе раскладов и планов генерала Франко. И вообще скоро Каудильо сам приедет в гости с мешком на голове, и сам про них всё расскажет. Сейчас же другая задача.

— Паша, видишь факела впереди?

— Угу.

— Вот это наша цель и есть.

Площадь Пуэрто-дель-Соль освещена кострами и стоящими по периметру факельщиками. Ритуал не должен прерываться и ночью, и от правильного освещения многое зависит. Нельзя, например, подогнать прожекторные установки — энергия реагирует на электричество не самым лучшим образом, и в пятидесяти процентах случаев вполне может произойти взрыв. Ладно, самих незадачливых любителей искусственного света разметает на куски, но может пострадать дело! Очень хорошо оплачиваемое дело!

«Стрекоза» почти бесшумный самолёт. Если летит на высоте километр, то звук его двигателя на земле уже не слышен, а если ниже, то сливается с естественным шумом ночного города — стрёкотом цикад в парках, смехом и руганью пьяных прохожих, стуком подкованных ботинок многочисленных военных патрулей.

Рычагов ведёт бомбардировщик как по ниточке, держит боевой курс. Вася чуть тронул рычаги, поправляя его, и зло щёлкнул зубами:

— Вот я вам ужо!

И вниз ушла ОДАБ, чтобы не долетев до земли разойтись невидимым туманом, а потом полыхнуть яркой вспышкой. Ударная волна догнала «Стрекозу» и отвесила мощный пендель. Паша Рычагов, прочувствовавший самолёт в памятном бою над «золотым бронепоездом», коротко выругался в переговорное устройство и выровнял бомбардировщик.

— Цель номер два!

Это запасная, на случай мощного зенитного противодействия над первой, и она прямо по курсу. Но зениток нет, как и было обещано, так что следующую бомбу можно положить на продуктовый склад, где собраны немногочисленные запасы франкистов. Тоже важная цель, хотя бомбардировка её выглядит не слишком героически.

Опять боевой курс. Откуда-то сбоку протянулась строчка пулемётной очереди. Трассеры проходят далеко — лупят наугад, для самоуспокоения и оправдания перед начальством.

— Пошла, родимая!

Работать по пулемётчикам из бортового оружия не стали. Нужно вернуться за новыми бомбами — впереди как минимум ещё три вылета, и время дороже подавленного пулемёта.

— Паша, уходим домой.

— Есть уходить домой, командир! — Рычагов в восторге, и это понятно. Море огня уплывает назад, но рёв пламени слышен даже отсюда. — А вот и наши работают, командир!

Действительно, то здесь, то там по всему Мадриду вспыхивали яркие пятна пожаров, кое-где сливающиеся в один, но большой.

— Паша, возьми чуть левее, я фотографирую.

Экипаж Красного получил почётное право отбомбиться первым, чтобы потом произвести съёмку общей работы. Для отчёта начальству, для истории, для газетчиков, что непременно появятся с самого утра.

Первыми и вернулись на аэродром. Подскочивший техник тут же протянул Василию большую кружку крепкого горячего кофе и уже раскуренную сигару. Разумеется, кубинскую «Корону» — безобидные привычки наследника-цесаревича давно не были секретом.

— А мне чаю, — попросил Рычагов. — Без лимона, но сладкого.

— Так уже, — всё тот же техник показал приготовленный термос, и предложил папиросы «Казбек». — Вот только отошли бы вы подальше от заправщика, господа офицеры.

Василий молча кивнул и пошёл к кромке лётного поля, где специально для таких случаев в землю вкопаны скамеечки и небольшой столик. Рычагов присел рядом и поставил кружку с чаем на столешницу:

— Садятся наши, командир. Вроде бы все на месте?

— Для всех рано, Нестеров последним взлетал, — ответил Красный, и тоже поставил кружку.

— Угу, — согласился Рычагов, не глядя схватив кофе. Сделал глоток и долго плевался. — Как эту горечь можно пить?

— Я же не спрашиваю, как вы с Куликовским недавно технический спирт пили. Он для таких случаев специально маслом разбавлен.

— Мы в рукомойник наливали — спирт внизу, а масло поверху плавает. Элементарная физика. Чуть пованивает новыми калошами, но если другого ничего нет…

Первая «Стрекоза» села на подсвеченную керосиновыми фонарями и редкими электрическими лампами полосу. Вера Столыпина, если судить по номеру на борту. Сразу за ней вторая и третья — это Лизавета с Катериной, и Красный вздохнул с большим облегчением. Всё же никак не привыкнет к тому, что четырнадцатилетние девушки летают на бомбёжки и рискуют жизнью. Им бы на балах блистать да в театры ходить… Только вот попробуй заставь, если жизнь дорога!

Вера Столыпина первой подошла и села рядом, подперев голову руками. Глаза с вертикальными кошачьими зрачками невидяще смотрели куда-то вдаль:

— Ты знаешь, Вася, а города бомбить страшно. Умом понимаю, что вот там внизу военные объекты, а душа принимать не хочет. Она видит дома, парки, улицы…

— Пропустишь этот вылет?

Эта реальность ещё не знает, да и вряд ли узнает про Гернику, Роттердам, Дрезден. Люди не огрубели душой и не зачерствели. Рыцарство на войне уже ушло, но до всеобщего озверения пока не докатились. И это хорошо.

— Нет, я полечу. Будет гораздо хуже, если уцелевший из-за моего страха мятежник возьмёт винтовку и выстрелит в нашего солдата.

— В наших солдат не так-то просто попасть.

— Чем меньше стрелков, тем меньше шансов на попадание.

Красный наклонился к уху невесты и прошептал:

— Вы у меня умнички, за что всех и люблю.

— Точно всех? — не поверила Вера. — А мне показалось…

— Всех одинаково, даже не сомневайся.

Второй вылет совместили по времени с артиллерийским обстрелом позиций франкистского городского ополчения, которые никто и не подумал защищать дорогими энергетическими щитами. Совсем уж без поддержки дешёвое пушечное мясо не оставили, и из глубины обороны порой бухали гаубицы немецкого производства, пытаясь вести котрбатарейную борьбу снарядами с маго-химической начинкой. Получалось плохо. Точнее, никак не получалось из-за полного отсутствия корректировщиков.

Снаряды летели куда угодно, кроме цели, и часто падали вблизи уже перемешиваемых с землёй собственных траншей и окопов. Особенностью изменённой магией отравы являлась её способность притягиваться к скоплениям живых организмов, при этом порой игнорируя законы физики. Против ветра? Значит, против ветра!

И пополз ядовитый туман в поисках добычи.

Тут уж нервы у деморализованного обстрелом ополчения окончательно не выдержали — побросав оружие люди побежали в тыл, где показалось спокойнее и безопаснее. И тут же были встречены пулемётным огнём регулярных частей генерала Франко, расположившихся во втором эшелоне обороны и не попавших под артиллерийский обстрел. Но в нескольких местах то ли пулемёты заклинило, то ли ленты не успели вовремя сменить, и паникующая живая волна прокатилась по армейским позициям, в безумном порыве не оставив после себя ничего живого.

Поговорка про скупого, что платит дважды, подтвердилась в очередной раз. Захотел скроить из блохи голенище и наменять на грош пятаков? Получи и распишись.

И вот снова ночное небо, в котором неторопливо и почти бесшумно летит невидимый в темноте самолётик. Только ориентиром служат уже не городские огни, а пламя пожаров. Красный усмехнулся, представив заголовки завтрашних или послезавтрашних (в зависимости от расторопности журналистов и очереди на телеграф) газет. И не важна политическая направленность этих газет, тут роль играет их государственная принадлежность. Кто, так сказать, музыку заказывает.

Лондон. «…таким образом русская тирания вновь показала свой звериный оскал. Сотни тысяч погибших в огненном смерче, сотни тысяч задохнувшихся в дыму, сотни тысяч безжалостно расстрелянных при попытке покинуть горящий Мадрид. По предварительным подсчётам количество жертв беспричинной агрессии русских варваров составило больше полутора миллионов человек. Когда же переполнится чаша терпения, и кровавый тиран ответит за преступления против мира и гуманности?»

Рим. «… таким образом русские авиаторы проявили чудеса ювелирной работы, уничтожив военные объекты мятежников. Исключительная точность, исключительный профессионализм, вот что отличает русских солдат от всех остальных армий так называемого цивилизованного мира.»

Мюнхен. «Судьба генерала Франсиско Франко, единственного законного правителя Испании, до сих пор неизвестна. Погиб ли он с оружием в руках, отражая агрессию русско-татарской орды, или произвёл тактическое отступление для перегруппировки сил, пока никто не знает. Но мы выражаем надежду, что храбрый генерал жив, и скоро проявит себя. Скоро он отомстит за четыре миллиона мирных жителей, сгоревших в огненном аду испанской столицы,»

Санкт-Петербург. «Войска Экспедиционного Корпуса провели разведку боем на подступах к Мадриду для выявления узлов обороны мятежников, нанеся противнику значительные потери.»

Копенгаген. «… так же хочется отметить, что одним из изобретателей и владельцем завода по производству летательных аппаратов тяжелее воздуха является правнук датской принцессы Дагмары цесаревич Василий Иосифович.. Его Королевское Величество Кристиан Десятый заявил, что гордится своим младшим родственником.»

Вашингтон. «Наш старина Фрэнки предложил создать всемирную организацию со своей армией, в обязанности которой будет входить, в том числе и недопущение подобным зверств. Согласитесь, шесть миллионов погибших в одном только Мадриде, это слишком много даже для русских. Новую организацию планируется назвать Лигой Наций, и содержать на добровольные пожертвования стран-участниц. На вопрос, будет ли туда приглашена Российская Империя, президент ответил, что русские являются ордой, а не нацией или народностью, и что их участие исключено даже теоретически.

И мы с ним согласны, хотя старина Фрэнки демократ, а редакция придерживается республиканских позиций. Перед лицом страшной опасности не до политических разногласий!»

Нижний Новгород. «По сообщениям близких к штабу Экспедиционного Корпуса источников, пожелавших остаться неизвестными, при подавлении антиправительственного мятежа в Испании в высшей степени превосходно проявили себя аппараты тяжелее воздуха, произведённые на авиационном заводе Его Императорского Высочества цесаревича Василия Иосифовича, располагающегося близ Нижнего Новгорода. Вдохновлённые этим примером купцы с Нижегородской ярмарки обратились к генерал-губернатору с инициативой начать сбор средств на постройку машин, достаточных для вооружения целого полка, который будет назван именем нашего знаменитого земляка Козьмы Минина.

Его превосходительство генерал-майор Конев поддержал начинание, и твёрдо пообещал, что на борту каждого самолёта будет указана фамилия дарителя и пожертвованная им сумма. Предварительные переговоры с главным конструктором завода господином Н. Н. Поликарповым уже начались.

Так же особо отмечается обязательное комплектование полка имени Минина исключительно добровольцами из нашей губернии.»

Капитан Красный потом принимал участие в комиссии, созданной для подсчёта потерь среди мирного населения, и потери составили сто двенадцать человек, сгоревших во время абсенто-кокаиновой вечеринки в Королевской Консерватории. Творческие личности, мать… их даже в ополчение не взяли. Может быть, они как раз это и праздновали?

Вот ополчение, кстати, пострадало больше всех, но его как раз и не бомбили, и подсчёт потерь не вели. Кого там посчитаешь после попадания шестидюймового снаряда в плотно забитую траншею? Даже на вес не получится.

Но всё это было потом, а пока экипаж Василия Красного делал всего лишь второй вылет из пяти запланированных на сегодняшнюю ночь. Пережить бы её, и там можно подсчитывать, планировать, воевать дальше, выше, быстрее!

Глава 19

— Мой Каудильо, разведывательные дозоры русских замечены в шести километрах от дворца, — охранник из французского Иностранного Легиона появился в кабинете в тот момент, когда генерал Франко с мрачным и каким-то мазохистским удовольствием разглядывал поднимающееся на горизонте зарево пожарища. — Требуется срочная эвакуация.

— Откуда узнали про русских?

— У нас есть несколько радиостанций, вот с одной из них и передали, — ответил легионер.

Генерал тяжело вздохнул. Да, французы воюют богато, и даже у наёмников из легиона есть радиостанции. А в испанской армии до сих пор передают приказы посыльными, в лучшем случае на мотоциклах, но обычно конными. Иногда от отдачи приказа до его получения проходит три-четыре дня. Чёртова нищета…

— Что вы предлагаете, сержант…?

— Сержант Ремарк, мой Каудильо! Мы приготовили грузовик, который довезёт вас до ближайшей причальной мачты дирижаблей, а там вы по воздуху отправитель в Бильбао, где ждёт английская подводная лодка.

— И давно ждёт?

— Всегда, мой Каудильо!

Вот даже как? Англичане заранее были уверены в полном провале восстания? Ублюдки островные…

— Послушайте, сержант Ремарк, а запасные варианты эвакуации у вас предусмотрены?

— Так точно, только… — легионер слегка замялся. — Только это будет стоить дорого, мой Каудильо.

Дорого? Да лучше заплатить, чем связываться с бесплатными услугами коварных и вероломных англичан. В средствах, слава богу, не стеснён — есть саквояж с двадцатью килограммами серебра, давно ценящегося намного дороже золота из-за способности усиливать, ослаблять, задерживать или проводить магические потоки в зависимости от приложенных усилий. Есть мешочек с южноафриканскими алмазами — буры и прочие негры охотно меняли бесполезные для них стекляшки на нужные в хозяйстве винтовки, боеприпасы и амуницию. Есть королевские регалии, включая короны Фердинанда Католика и императора Карла Пятого. На безбедную жизнь где-нибудь в Мексике или Аргентине вполне хватит, да ещё и внукам останется.

Решено, выбираем второй вариант!

— Ведите меня, сержант Ремарк. И мне нужно будет прихватить кое-какой груз…

— Нас как раз трое, мой Каудильо. Генрих и Герман помогут вам.

Немцы, судя по именам. И это хорошо, потому что немцы отличаются надежностью, основательностью, и верностью слову — если им хорошо заплатить, то будут стоять насмерть до тех пор, пока кто-нибудь не предложит лучшую цену. Но кто может её предложить в нищей Испании? Русские, как известно, с легионерами не договариваются и в плен не берут.

Сунувшийся в кабинет адъютант был остановлен грозным генеральским рыком:

— Лейтенант, я выезжаю в Мадрид чтобы лично возглавить оборону столицы и завтрашнее наступление! А вы оставайтесь здесь и начинайте подготовку к капитуляции.

— Чьей капитуляции, мой Каудильо?

— Русского Экспедиционного Корпуса, разумеется. Или вы не уверены в нашей победе?

— Нисколько в ней не сомневаюсь! — лейтенант вскинул руку к смешной пилотке. — Разрешите выполнять, мой Каудильо?

Мюллер с Герингом ждали у дверей, где подхватили заранее приготовленный генералом багаж и двинулись к выходу. По пути сеньор Франсиско громогласно объявлял встреченным офицерам о своём грядущем подвиге и раздавал бессмысленные распоряжения. У многих в глазах Ремарк разглядел безнадёгу и обречённость — слухи из Мадрида докатились досюда со скоростью света, а то и с превышающей её скоростью.

У парадного входа во дворец стоял непатриотичный трёхтонный ФИАТ с брезентовым тентом. Франко тут же полез в кабину, предварительно убедившись, что багаж размещён в кузове. Сержант Ремарк сел за руль и заметил вполголоса:

— Мой Каудильо, через пару километров вам нужно будет пересесть из кабины в кузов, чтобы ни у кого не возник вопрос, почему командующий направляется в противоположную от фронта сторону.

— Разумно, сержант. Очень разумно, — согласился Франко. — Как жалко, что я не могу присвоить вам офицерское звание.

— Нам лучше деньгами.

— Узнаю немецкую циничную рачительность. Заводите машину, сержант!

ФИАТ задребезжал разношенным двигателем, хлопнул парами дрянного бензина из выхлопной трубы, но довольно бодро двинулся вперёд, лязгая всеми своими сочленениями на неровностях средневековой брусчатки. А генерал невидяще уставился в темноту, едва разгоняемую тусклым светом ацетиленовых фар, и вновь задумался.

Вообще-то мысли о неизбежном поражении начали закрадываться в его голову довольно давно, ещё тогда, когда русские летательные аппараты тяжелее воздуха не особо напрягаясь смахнули с неба армаду английских дирижаблей. Как назойливых мух прихлопнули, и даже мокрого места не оставили. По непроверенным и неподтверждённым слухам, командиром одного из дирижаблей был младший брат английского короля, он же наследник престола. Лимонники, конечно, гибель столь важной персоны не признают и траур не объявляют, но факты говорят сами за себя.

Постепенно мысли крепли и крепли, а после исчезновения золотого запаса Испании стали руководством к действию. Таким образом и появился саквояж с серебром, мешочек с алмазами, и две коробки с королевскими коронами. Ну и всякие мелочи вроде распиханных по карманам цепей ордена Золотого Руна, часов с платиновыми браслетами, украшавшими обе руки от запястий до локтей… да много чего такого.

Занятый мыслями, генерал чуть не пропустил внезапную остановку грузовика.

— Что случилось, сержант? Мы уже приехали? — удивился он. — А где обещанный дирижабль?

— Пересадка, мой Каудильо, — ответил Ремарк. — Я же предупреждал, вы помните.

— Ах да, конечно же, пересадка. Никто не должен видеть мою эвакуацию.

Франко выбрался из кабины, обошёл машину, и в который раз подивился аккуратности и предусмотрительности немцев — задний борт откинулся, и оттуда опустилась удобная и крепкая даже на вид лесенка. Из кузова навстречу потянулись сильные руки.

— Благодарю вас, сеньоры, — принял помощь генерал, и тут же задохнулся из-за наброшенного на голову мешка с мелким табаком и перцем. В глазах вспыхнули звёзды, когда в затылок ударило что-то очень твёрдое и тяжёлое.

— Не стоит благодарности, — запоздало ответил Мюллер и привычно обыскал Каудильо на предмет оружия. — О, камрады, да он увешан блестяшками словно рождественская ёлка!

— Что там, Генрих? — полюбопытствовал Геринг.

— Да сам посмотри, — перед носом у Германа закачалась толстая связка золотых орденских цепей со смешной подвеской в виде барашка. — Да ещё по карманам. Да часов два десятка.

— Неплохо! Очень даже неплохо! Даже жалко будет отдавать принцу Василию.

— Нужно посоветоваться с Эрихом, — предложил Мюллер. — Потому что и в самом деле жалко, но мы обещали привезти господина Франко в целости и сохранности.

Подошедший Ремарк надолго задумался, а потом предложил компромисс:

— Давайте, камрады, поступим так — всё, что у генерала, мы отдаём русским. А всё, что на генерале, мы заберём себе. Мне кажется, так будет справедливо. Да и здесь всего-то тысяч на триста.

— Марок?

— Зачем тебе марки в Крыму, Герман? Я посчитал в рублях.

— Если в рублях, то совсем хорошо, — согласился Геринг. — Кстати, Эрих, ты уже договорился о встрече?

— Сегодня на рассвете всё на том же поле, — кивнул Ремарк, и дополнил. — Только сам кронпринц Василий будет занят, и вместо него прилетит фройляйн Вера.

— Ах, крошка Вера, — мечтательно протянул Геринг. — А знаете, камрады…

— Не знаем, и знать не хотим, — перебил его Мюллер. — И не вздумай назвать её крошкой — отстрелит тебе остатки яиц и не поморщится.

Красный не смог прилететь за генералом Франко по простой, но очень важной причине — разведчики из дивизии генерал-майора Есенина притащили противодирижабельную пушку нового образца. Само зенитное орудие интереса не представляло, обычная зенитка калибра восемьдесят восемь миллиметров баварского производства, а вот снаряды к ней были очень любопытные. Пленные, тоже доставленные в расположение Экспедиционного Корпуса, уверяли, что снаряды реагируют на массу летящего объекта и взрываются при встрече цели от пятисот килограммов. Получается, что их в срочном порядке разработали специально для борьбы с самолётами, и привезли сюда на испытания? Нет, не сходится.

Слава богу, разведчики подорвали весь штабель, прихватив с собой пару ящиков. А то как-то неуютно вдруг стало… а за девушек вообще страшно.

— Вот и накрылось медным тазом наше превосходство в воздухе, Василий Иосифович, — вздохнул генерал-лейтенант Фрунзе. — Быстро они сориентировались.

— Не думаю, Михаил Васильевич, что этот снаряд сделали за месяц.

— Мы здесь немного дольше месяца. Но вообще-то вы правы, Василий Иосифович, даже на винтовочный патрон нужно чёрт знает сколько времени. Специально не интересовался, но могу запросить информацию в ГАУ.

— Это лишнее, — ответил Красный и двумя руками взял со стола довольно тяжёлый снаряд. Перевернул и посмотрел на донце гильзы. — «Саваж», это у нас американцы?

— Они только винтовочные патроны делают, как я слышал.

— Значит, переквалифицировались. Как там у классика про капитал? При трёхстах процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы.

— Вы читали Карла Маркса? — удивился Фрунзе.

— Вообще-то это Томас Даннинг сказал. Кстати, как раз про американцев.

— Торгаши…

— Да, но торгаши богатые, которым вдруг стало очень обидно, что они грабят только Южную Америку, а не весь мир. А мы им мешаем.

— Мы к ним не лезем, — возразил Фрунзе. — Аляска же всегда была нашей.

— А протекторат над Сиамом, Кореей и Вьетнамом? А испанская Куба под самым носом? А испанские Филиппины?

— Так они испанские.

— Да, испанские. Но испанского короля зовут Пётр Николаевич.

— Что-то мы со снарядов на политику свернули, — спохватился Михаил Васильевич. — Что будем делать после появления таких пушек и снарядов?

— Летать, — пожал плечами Красный. — А что нам ещё остаётся? Перед самым отъездом мы с Поликарповым обсуждали проект… впрочем, это пока проект, и говорить о нём слишком рано.

— Давно заметил, что все авиаторы суеверные.

— Не то чтобы суеверные, но сглазить не хочется.

И тут, как это уже бывало не раз, разговор прервал появившийся шифровальщик. Отдал командующему листок бумаги, и застыл в ожидании распоряжений и приказов. Фрунзе прочитал расшифровку радиограммы и протянул Красному:

— Нападение на ваш завод в Нижнем Новгороде. Николай Николаевич тяжело ранен. Вскрыт сейф с документацией на новый бомбардировщик.

Василий выдохнул с облегчением. Грех радоваться, когда Поликарпов ранен, но в том сейфе специально для шпионов хранились чертежи восьмимоторного дерево-перкалевого триплана. Огромного, как сарай, теоретически способного взлетать, но совсем не приспособленного к посадке. Экипаж двенадцать человек, из них обязательно четверо должны быть одарёнными, шесть пулемётов винтовочного калибра, и бомбовая нагрузка в три тонны. Там только одна краска с содержанием серебра восемьдесят процентов стоит как чугунный мост! Всё конструкторское бюро десять дней покатывалось со смеху, воплощая на ватмане самые буйные фантазии.

— Его Величество намеревается выслать за вами скоростной курьерский дирижабль, — продолжил Фрунзе.

— Да, я прочитал, — кивнул Красный. — Радируйте, пожалуйста, в Петербург о моём отказе лететь. Боюсь, самое интересное здесь только начинается.

И оно началось, это самое интересное, когда в порты якобы нейтральной Португалии стали приходить транспорты из САСШ, гружёные автомобильной техникой, артиллерией, стрелковым оружием, снарядами, патронами и амуницией. Из пассажирских лайнеров, кое как приспособленных для перевозки большого количества людей, на причалы с трудом выбирались китайцы и японцы, желто-зелёные из-за океанского перехода.

Японцы, это потомки тех, кто чудом уцелел после событий тысяча девятьсот четвёртого года. Они прижились на западном побережье САСШ, преимущественно в Калифорнии, и за тридцать три мирных года расплодились неимоверно. Последняя перепись населения показала, что шестнадцать миллионов человек во всех штатах до сих пор считают себя японцами. А китайцы… китайцы как тараканы, заводятся сами собой и хрен какой отравой потом выведешь.

Впрочем, это не мешало грести в армию и тех и других, немного разбавить неграми и мексиканцами, и отправить в учебные роты, где американский сержант с плетью и кольтом, и баварский фельдфебель с палкой и маузерам, вдалбливали в тупые головы азы военного дела. Отказников, а поначалу были и такие, ждало обвинение в государственной измене, скорый и справедливый суд, виселица на плацу, и отправка всех родственников в концентрационные лагеря, печально известные ещё со времён гражданской войны. Естественно, никакой магической защиты мясу не полагалось.

Но не только в Португалию — войска и вооружения завозили на северо-запад Франции, на границу с испанской Басконией, до сих пор находящейся под властью мятежников. Генерал Франко пропал? Да и чёрт с ним, а власть-то вот она!

С недавних пор транспорты шли в составе больших конвоев, сопровождаемые сворой эсминцев и крейсеров. Поначалу приходили поодиночке, но после нескольких столкновений с айсбергами с трагическим результатом, решили не рисковать. Да и то в последнем конвое арендованный лайнер «Бремен» вдруг без внутренних или внешних взрывов сложился пополам, и утянул за собой на дно океана целую дивизию.

Василий удивлялся столь решительному и наглому поведению американцев. Памятью капитана Родионова он знал, что САСШ вмешиваются в европейские войны на стороне победителей только тогда, когда всё уже решено, и до победы остаются считанные месяцы. Неужели в этот раз не стали дожидаться, и спланировали войнушку сами? А что, вполне возможно — англичане слегка получили по соплям и воевать в одиночестве отказываются, французы получили по соплям… Итальянцы получили кусочек северной Африки, жадно проглотили его, и залегли в спячку, сыто отрыгивая при переваривании новой колонии. Воевать? С кем? С русскими? Порка мадонна, идите в задницу, сеньоры!

Российская Империя отреагировала на вызов адекватно — Иосиф Первый распорядился провести через конфликт как можно больше солдат и офицеров для получения бесценного боевого опыта. Китайцев, которым недавно крепко вломили на Дальнем Востоке, на всех не хватило. И в первую очередь в Испанию прибыла лейб-гвардия, в том числе и родной для Красного Лейб-гвардии Егерский полк, численностью давно превысивший дивизию, но продолжавший называться полком.

Туда Вася по старой памяти попросил взять Артёма Сергеева. Артём научился летать на истребителе и бомбардировщике, но как-то без огонька и без присущего настоящему лётчику здорового авантюризма. На уровне крепкого середнячка, примерно как Куликовский, но Апполинарий Григорьевич за всю жизнь не поднимется выше подполковника, если только в отставку выйдет полковником, а сын императора, пусть и приёмный, достоин большего.

В Барселоне выгрузились сто двадцать танков Лейб-гвардии Кирасирского полка с соответствующим ремонтным оборудованием и передвижными мастерскими. Эти танки внешне были очень похожи на БТ-7 из мира капитана Родионова, но с некоторыми существенными различиями — трёхдюймовая пушка и противоснарядное бронирование, к которому приложили руки одарённые-металлурги, делали их на настоящий момент неуязвимыми монстрами и королями поля боя. Российская Империя обкатывала в Испании не только людей, но и новую технику.

Неожиданно для всего мира Российская Империя приобрела союзника, не прикладывая к этому никаких усилий. Бессменный президент ЮАР папаша Пауль Крюгер, прошедший курс омоложения и вопреки желаниям злопыхателей пребывающий в здравом уме и доброй памяти, объявил о своём недавнем разговоре с Господом.

— Господь сказал мне, — вещал президент, — что он вывел наш народ из смрадной геенны Европы вовсе не для того, чтобы потомки первопоселенцев погрязли в пучине демократии! И ещё сказал мне Господь — надень корону Южно-Африканского королевства, Пауль, и властвуй над Африкой!

— И думал я долго и тяжко, но Господь явился ещё раз, и сказал, что вчера было рано, а завтра будет поздно. И что корону на меня возложит единственный оставшийся в мире Император! И что отныне у нашего народа два сюзерена — один на небесах, и он станет помогать нам, и один на земле, и уже мы обязаны ему помочь!

Через неделю после памятной речи первый пароход с бурскими снайперами прошёл через Суэцкий канал, а оружейные заводы Коврова, Ижевска, Мотовилихи, Тулы и Сестрорецка перешли на круглосуточную работу, чтобы успеть выполнить срочный заказ на двадцать тысяч дальнобойных винтовок калибром четырнадцать с половиной миллиметров. Обещали справиться.

Лично для себя Красный получил цельнометаллический моноплан со скоростью шестьсот пятьдесят километров в час у земли, и вооружённый шестью пушками калибра двадцать три миллиметра. Самолёт собрали, и сопровождавший его инженер Мясищев из КБ Поликарпова с удивлением наблюдал на лице наследника престола скепсис и сомнения вместо ожидаемого восторга.

— Скажите, Владимир Михайлович, неужели эта штука действительно умеет летать?

— Тяжесть конструкции и недостаточная мощность двигателя компенсированы встроенными антигравитаторами. Зато металл с высоким содержанием серебра не пробивается прямым попаданием баварской зенитки восемьдесят восемь миллиметров. Стекло кабины тоже не совсем простое. Аккумулятор эфирной энергии не требует от лётчика постоянного контроля защиты.

— Жопа, — прокомментировал Красный. — В том смысле, что мы жопу рвём в попытках получить массовую, надёжную, и не требующую магической, мать её, энергии. А вы мне что привезли, Владимир Михайлович? Готов поспорить, что самолёт стоит немногим меньше нового линкора.

— Это не серийная машина, Василий Иосифович, и она не может стоить дёшево. Но её строительство профинансировано вашим дедушкой Николаем Александровичем, и завод остался в большой прибыли. Кстати, ещё здесь есть телепортационная катапульта с настройкой места прибытия по вашему выбору. Хоть на Петербург настраивайте, хоть на Сандуновские бани в Москве.

— Современная наука отрицает возможность телепортации живых существ. Как же так? — удивился Красный.

— Так мы же практики, а не теоретики. Они отрицают, а мы сделали, — улыбнулся Мясищев. — Я бы эту Академию Наук вообще сраными вениками разогнал.

— Запомню, — кивнул Василий, и предложил. — А теперь давайте попробуем нашего монстра в воздухе. И про боекомплект не забудьте.

— Как скажете, Василий Иосифович, — кивнул Мясищев. — Но давайте сначала настроим катапульту.

— И как это делается?

— Просто приложите обе ладони вот сюда, и представьте место, куда вам очень хотелось бы попасть, и где вы будете чувствовать себя в безопасности.

— Понял, — Вася забрался в самолёт, поёрзал на довольно удобном сиденье, и приложил ладони к эбонитовым панелям. — Кстати, а парашют?

— Зачем парашют, если есть катапульта?

— Бережёного, знаете ли, бог бережёт. Тащите парашют, Владимир Михайлович.

Глава 20

Инженер Мясищев с чувством некоторого превосходства посматривал на собравшихся посмотреть на испытания нового истребителя генералов и высших офицеров Экспедиционного Корпуса — слухи тут разносятся мгновенно, и в этом главное отличие армии и лейб-гвардии от настоящего, правильного конструкторского бюро. У Поликарпова не поболтаешь, у Николая Николаевича за болтовню можно сучкорубом в тайгу уехать на вполне законных основаниях. Или на Таймыр оленей пересчитывать. Или ещё куда, но тоже за болтовню. Враг не дремлет!

Самолёт вёл себя в воздухе идеально, чуть ли не близко к совершенству. Сначала он совершил обязательные фигуры над площадкой, позволяя определить степень владения машиной, потом фигуры посложнее, потом ещё сложнее… пока не перешёл к высшему и боевому пилотажу. Владимир Михайлович Мясищев уже открыто улыбался, вполне искренне рассчитывая на серьёзную премию за досрочно сданный заказ. Вполне возможно, хватит на уютную квартирку в Ильинской слободе, где издавна селились считающие себя просвещёнными купцы и преуспевающие инженеры.

Мясищев не предполагал, что в настоящий момент сидящий за штурвалом самолёта Василий Красный разрывается между двумя желаниями — первым желанием было прямо сейчас выпрыгнуть с парашютом, чтобы дорогущий металл техно-магического угрёбища смялся всмятку о каменистую испанскую землю, а потом пойти и набить морду представителю КБ. Вторым было почти тоже самое, но машину предполагалось всё=таки посадить, а потом продолжить по плану пункта один.

А всё из-за того, что аппарат хоть и выдавал заявленную скорость, но управлялся на ней неохотно, в виражи входил отвратительно, скороподъёмность имел отвратительную, обзор ещё хуже, да и остальное управление слова доброго не стоила. Самый неприятный момент случился, когда кто-то на «Стрекозе» притащил полотняный конус, который почему-то очень долго не хотел входить в расплывающийся перед глазами новейший и жутко секретный прицел. Зато когда наконец-то прицелился и дал со всех стволов…

Нет, конечно же никуда ни попал и конус улетел за «Стрекозой» неповреждённым. Зато к удивлению своему Василий обнаружил, что самолёт отдачей остановило в воздухе, нос задрался вверх, и через секунду тяжёлая машина, перевалившись через спину, рухнула вниз в неуправляемом штопоре.

Где же тут автоматическая телепортационная катапульта?

Инженера Мясищева спасли от самосуда контрразведчики, быстро скрутившие Владимира Михайловича и затолкавшие его в машину перед носом разъярённой толпы генералов и полковников, обеспокоенных падением самолёта, но отсутствием парашютиста на месте катастрофы.

Он появился только через шестнадцать минут и тридцать две секунды, но за это время Василий успел побывать в холодной бане выделенного лётному отряду особняка в Сарагосе; в горячей парилке передвижной генеральской бани, тоже приписанной к лётному отряду и пока пребывающей в стадии готовности и в ожидании посетителей; и, наконец, побывал в кабинете императора Иосифа Первого на Ближней даче вблизи Санкт-Петербурга. В императорском кабинете Красный успел только поздороваться, окатить деда Николая Александровича водой из неизвестно откуда взявшейся в руках деревянной шайки, прихватить со стола бутылку с вином, и снова пропасть.

— Экий орёл! — бывший император попытался отряхнуться, будто выбравшаяся из воды собака, но неудачно. — Я пойду переоденусь после встречи с внуком, Иосиф, а потом мы непременно продолжим разговор.

— Согласен, — кивнул император действующий. — Разговоры для того и нужны, чтобы продолжаться до прихода к взаимному согласию.

А ещё разгулу милитаризма в Европе конца лета тысяча девятьсот тридцать седьмого года предшествовал самый главный разговор, О нём мало кто знал, и состоялся он на ранчо в штате Одинокой Звезды, куда собрались представителе старых денег — семей, истинно управляющих Америкой. Президента не позвали. Кто он такой вообще? Он говорящая голова, к которой удобно как-нибудь заявиться и сказать:

— Слушай, Френки, мы тут назначили козла отпущения, и по несчастливой для тебя случайности, тот козёл — ты!

Естественно, это не касалось случаев, когда деньги сами становились властью, но такое бывало редко — мало кому хотелось становиться публичной фигурой и мишенью для религиозных и политических безумцев. Разве что представители семейства Кеннеди время от времени вылезали на политический Олимп, но у них весь клан с небольшим прибабахом в сторону самолюбования и стремления к славе любой ценой.

Собрались неформально, так как давно друг друга знали, сотрудничали и соперничали в той или иной сфере. Никаких фраков — открытая веранда, негры с прохладительными и горячительными напитками, простые восьмисотдолларовые деловые костюмы со стодолларовыми галстуками расстёгнуты. На столах у кресел сигареты и сигары на выбор. Услужливый лакей чёрной рукой в белой перчатке с длинной спичкой наготове. Умиротворение и благополучие. И умопомрачительный запах телячьих стейков, приготовленных тут же на лужайке настоящими ковбоями в клетчатых рубашках.

Стоунволл Басс крикнул Бушу, тоже заинтересовавшемуся жареным мясом:

— Правильно, Прескотт, не уподобляйся девочкам,налегающим на лимонад и черри.

— Кого ты назвал девочками, старый койот нефтяных прерий, грызущий опоры собственных вышек? — рядом в кресло опустился представитель семейства Рокфеллеров со стаканом в руке.

— Всех тех, Виктор, кто перестал зарабатывать хорошие деньги, решив обойтись просто большими. Почему в Европе всё заглохло и мы терпим убытки? Почему наши заводы вот-вот остановятся, хотя готовы круглосуточно работать на военный заказ? Кто позволил островным обезьянам соскочить с Испанской авантюры?

— Наших кузенов ты называешь островными обезьянами? — удивился Ротшильд. — Родственники, как-никак…

— Одно другому не мешает, — проворчал Басс. — Виктор, мы все ещё в прошлом году договорились, что именно ты проследишь за поведением наших кузенов-обезьян, и вот итог. Почему так, Виктор?

— Русские убили младшего брата их короля и ещё кучу народа вместе с дирижаблями.

— Ага, злые русские тюлени обидели мирных британских устриц…, — кивнул Стоунволл. — И чёрт бы с ними, но зачем ломать игру прямо на ходу?

— Лягушатники тоже соскочили, — пожаловался Аарон Зелигманн, с неприязнью поглядывая на представителя семейства Варбургов. — И кое-то помог им зафиксировать прибыль и уйти с минимальными потерями.

— Французы нам ещё пригодятся, — Варбург поймал взгляд и ответил пренебрежительной гримасой. — Нужно же иногда думать о будущем, господа.

— А я вижу, что о нём никто не думает, — вполголоса заметил Корнелиус Вандербильт Пятый, считающийся изгоем в собственной семье и не обладающий миллионами. Но к мнению известного газетчика стоило прислушаться. — Вам не кажется, господа, что всё идёт к тому, что недавняя депрессия покажется ним детской вознёй в песочнице? Где развитие вашего бизнеса, господа? Вы остановились, и скоро мыльный пузырь мнимого благополучия снова лопнет, и уже не помогут никакие трудовые армии Френки Рузвельта.

Джон Пирпонт Морган изобразил бурные аплодисменты, уронив на пол столбик пепла с сигары. Впрочем, откуда возьмутся хорошие манеры у потомка пирата и убийцы:

— Великолепно, Корнелиус! Столько пафоса, что его можно намазывать на хлеб и выдавать на завтрак ученикам воскресных школ.

— Пафос, это часть моей работы, — пожал плечами Вандербильт. — Если он продаётся, то почему бы и нет?

— А ведь он прав, господа, — Прескотт Буш наконец-то расправился с огромным стейком, промокнул губы салфеткой и отбросил её в сторону. — Скажите, Джон, кому нужны паровозы, что вы производите на своих заводах?

— Как это кому? Их с удовольствием покупают железнодорожные компании. Не у англичан же брать? У меня надёжнее и дешевле.

— Тогда второй вопрос. Каким образом железнодорожные компании, и мои в том числе, зарабатывают с помощью ваших паровозов?

— Мы же не в упомянутой недавно воскресной школе, Прескотт…

— И всё же..?

— Вы перевозите грузы для правительства, армии, фота и частных фирм. Думаю, и пассажиры приносят неплохую прибыль.

— Да не без этого, — согласился Прескотт Буш. — А сколько паровозов вы продали на экспорт? Готов поставить серебряный доллар против дырявого никеля, что не больше десятка в год.

Серебряный доллар при официальном запрете иметь серебро в частных руках смотрелся заманчиво, но увы.

— Вынужден отказаться от ставки. За последние пять лет я не продал за границу ни одного паровоза. У латиносов на них нет денег, и они обходятся скупкой нашего старья конца прошлого века, а рынок Европы и Азии русские считают своим внутренним рынком, и при устранении конкурентов не гнушаются самыми грязными методами. Людиновская мануфактура, Коломенский завод, Уралвагонзавод…

— То есть, Джон, мы с вами уже пять лет работаем перекладывая один и тот же доллар из правого кармана в левый? Забавная ситуация, не правда ли? Мы работаем, а денег в стране больше не становится. Даже меньше, потому что на наших счетах кое-что оседает.

— И даже этот бурбон… — Виктор Ротшильд поперхнулся глотком и мучительно закашлялся.

— Да, Виктор, даже этот кукурузный кентуккийский виски себестоимостью двадцать долларов за баррель. Не спорю, потом ты найдёшь способ изъять у реднеков-винокуров свои деньги, но это всё равно останется двадцатка зелёных спинок. Новые паровозы охотнее всего покупают там, где старые расстреляны огнём артиллерии или разбомблены с дирижаблей. Никто не будет покупать новый пароход, если старый не потоплен торпедами неизвестной подводной лодки или не конфискован рейдерами воюющих сторон. Никто не станет покапать новые винтовки, если… Ну, вы меня поняли, джентльмены.

— Предлагаешь начать войну, Прескотт? — уточнил Аарон Зелигманн. — Позволю себе напомнить, что предыдущая попытка ещё не провалилась, но с треском провалится со дня на день. Мы рассчитывали втянуть русских в затяжную гражданскую войну в Испании, и планировали немного заработать на поставках техники и вооружения их противникам. Но не получилось, увы.

Внезапно хрипло рассмеялся Стоунволл Басс:

— Мы планировали? Мы рассчитывали? Будь я проклят, джентльмены, если кто-то из нас вложил туда больше десяти тысяч долларов. А то и вообще ничего не вложил. Мы собирались чужими руками натаскать себе целую тарелку жареных каштанов, а потом удивились когда ничего не получилось.

Все скромно потупились, и Аарон Зелигманн произнёс в наступившей тишине:

— Миллионов пятьдесят я выделю Мало? Хорошо, пусть будет сто миллионов.

Сарагоса. Временная столица Испании

Столицу решили пока не возвращать в Мадрид. И вообще на совещании была высказана мысль, что не очень-то она там и нужна, особенно после того, как в опустевшем городе начали работать трофейные команды. Война на чужой территории и за чужие интересы всегда слишком дорого обходится, а вывезенного золотого запаса на всё не хватит, вот и приняли решение чуть-чуть компенсировать затраты. В первую очередь — цветные металлы, и лишь потом иные материальные ценности. Медь, например, в огромных количествах вывозилась с кухонь, где была представлена разнообразной утварью, начиная от кастрюль и котлов и заканчивая сковородками и дверными ручками.

А ещё многочисленные подсвечники с прочими канделябрами и шандалами — массивные, грубые, старинного литья или ковки. И пушки на площадях, стоявшие памятниками канувшему в Лету былому величию Испанской Империи. И медные листы на крышах богатых домов и католических храмов. Ничего, обойдутся глиняной черепицей! Да и в самих храмах есть чем поживиться. Нет, не святотатство, обычная производственная необходимость.

Латуни с бронзой тоже оказалось много. Первой поменьше, второй побольше., но при таких объёмах понятия побольше и поменьше суть величины очень растяжимые и относительные.

Особым сюрпризом стала находка одиннадцати тонн серебра в монетах, закопанного в подвале бывшей иезуитской коллегии. Трофейщики воспрянули духом, подключили к поиску одарённых почвенников из инженерно-сапёрных частей, и прошли по городу частым ситом. Результатом стали ещё тридцать четыре тонны серебра в монетах и слитках, не считая мелких золотых кладов весом до ста килограммов. Операция начала потихоньку себя окупать.

— Всех трофейщиков к орденам! — распорядился Фрунзе.

— Что, и нижних чинов тоже? — ахнул начальник штаба.

— Их в первую очередь! — отрезал Михаил Васильевич. — Лично проверю, чтоб никого не забыли.

И поиски продолжились с удвоенной энергией, добавив десять процентов к найденному ранее. И даже чудом сохранившиеся свинцовые крыши ободрали — те, что не успели перелить на пули в многочисленных испанских междоусобицах. Свинцовый водопровод времён Римской империи, и тот нашли и откопали.

Но впереди ещё ждал многообещающий Эскориал, слегка пострадавший при зачистке дворца от мародёрствующих мятежников исчезнувшего генерала Франсиско Франко. И дождался! Но вдумчивому и тщательному обследованию королевского дворца предшествовали долгие переговоры с Петербургом. Двое суток кипели мозги у шифровальщиков, но вот, наконец, император Иосиф Первый дал добро.

Кстати, по поводу мародёрства императору Иосифу Первому пришлось выдержать нелёгкий разговор с тёщей Александрой Фёдоровной. Бывшая императрица чуть ли не с пеной у рта доказывала недопустимость вывоза материальных и духовных ценностей из цивилизованной европейской страны. Под духовными ценностями она понимала знаменитую библиотеку.

— Позвольте, — удивился император, — а не эти ли самые цивилизованные испанцы во время своих многочисленных войн тащили всё, что не приколочено?

— Даже сравнивать стыдно! — вздёрнула нос Александра Фёдоровна, в запале забывшая, что боится зятя до дрожи в коленках. — Инки, майя, ацтеки и прочие филиппинские дикари…

— А ещё Нидерланды, Италия, юг Франции… Не подозревал, что эти земли заселены дикарями.

— Это совсем другое! И это было настолько давно, что вспоминать неприлично. Сейчас цивилизованные страны так не поступают.

— Простите, а не ваш ли родственник последний германский кайзер Вильгельм изобрёл этот способ добычи цветных металлов, который вы так яростно критикуете? Мы просто следуем примеру просвещённой Европы. И прошу заметить — четыре головы Иоанна Крестителя, две правые руки апостола Петра и шесть Копий Судьбы мы не трогаем. Не посягаем, так сказать, на духовные ценности.

— Грабить нехорошо!

— Для кого нехорошо? Для династии Гольштейн-Готторпов, порвавших седалище в попытке усидеть между Европой и Азией? Да, для них нехорошо. Но я, слава богу, не Гольштейн и даже не Готторп. Я дикий горец, спустившийся за солью и случайно попавший на престол Российской Империи. Попал случайно, но навсегда! Пока жив, во всяком случае. Но и потом династия продолжится в моих детях. Да, сударыня, мы дикие абреки и всему миру теперь с этим жить.

— Но ваши дети и мои внуки…

— Вот это хорошо, сударыня, что напомнили. Чтоб не было искушения влиять на них, предлагаю заключить сделку.

Император поставил тёщу перед выбором между немедленным апоплексическим ударом и добровольным постригом в Свято-Пустынском Мангазейском монастыре с перспективой в самом скором времени стать его настоятельницей. И уже через неделю Александра Фёдоровна вступила на палубу парохода «Семён Челюскин», следующего во Владивосток Северным Морским путём с заходом в Мангазею, на остров Врангеля и Петропавловск-Камчатский.

На остров Врангеля планировалось доставить экспедицию под руководством академика Отто Юльевича Шмидта для изучения местного климатического и энергетического феномена — среднегодовая температура на острове на двадцать градусов выше, чем полагается, а за короткое лето тундра покрывается буйным ковром растительности, причём каждый цветочек является лекарством уровня панацеи или мощным стимулятором. Впрочем, бывшую императрицу и будущую инокиню это не интересовало, она заперлась в каюте, откуда иногда слышались всхлипы, звон бутылок, и невнятное бормотание, мало похожее на святые молитвы.

Тесть на радостях пил трое суток, а императрица Татьяна Николаевна пожала плечами и высказала надежду, что теперь её молитвы будут быстрее доходить до господа. Плакать на проводах не стал никто, разве что бойцы лейб-конвоя глухо матерились, едва слышно проклиная виновницу внеплановой командировки. Теперь обратно только поездом из Владивостока можно вернуться, и никак иначе — Северный Морской путь возвращение с половины дороги не предусматривает.

Василия Красного телеграмма о внезапно проснувшемся благочестии родной бабушки нашла в порту Барселоны, где грузился зафрахтованный под перевозки цветных металлов флот Дуче Бенито Муссолини, увеличившийся до ста двадцати единиц. Решила бабуля к богу обратиться, да и ладно, сейчас важнее поставить на патронные заводы латунь с медью. В воздухе не просто пахнет, в воздухе воняет большой войной, и боеприпасы лишними не станут.

Ничего ценного вороватым наследникам Мария и Гракхов не грузили, но шутки ради Василий распорядился принести на каждое судно по два-три окованных железом сундука и приставил охрану. Шутка получилась так себе — за три дня часовые застрелили двадцать шесть любителей поживиться за чужой счёт. Правда, это позволило скинуть стоимость фрахта на четыре процента. Вроде бы мелочь, но приятно. Дуче поторговался для вида, но перспектива долгосрочного контракта с Экспедиционным Корпусом перевесила всё. Всяко безопаснее и выгоднее, чем таскать контрабанду мелкими партиями и сбывать её жадным перекупщикам. Не от хорошей же жизни связался с перевозкой бунтовщиков из Марокко в Испанию.

Зато сейчас жизнь всё лучше и лучше. Денег уже достаточно, чтобы купить виллу где-нибудь на Капри, и сибаритствовать в кресле под сенью кипарисов с бокалом кьянти. Даже на две виллы. Но не интересно же, порка мадонна!

Сам Красный с наиболее ценной частью груза, то есть, с невестами, золотом, серебром и генералом Франко отбывал в Одессу на линкоре «Александр Ульянов». Пока затишье, можно воспользоваться моментом и накрутить хвосты конструкторам авиационного завода — цельнометаллическое чудовище Вася им не простил. Ну и к деду заехать, чтобы высказать отдельное спасибо за подарок, едва не убивший его любимого и единственного внука.

А на фронтах действительно затишье. Мятеж, можно сказать, подавлен — очищены побережья Средиземного моря и Бискайского залива, а лейб-кирасиры вышли на границу с Португалией, куда бежали разрозненные остатки франкистов. Может быть, мятежники и смогли бы оказать кое-какое сопротивление, но не нашлось среди них авторитетного генерала, способного возглавить хоть кого-нибудь, кроме самих себя.

На севере страны, в Басконии, чуть сложнее и труднее. Там не разберёшь, кто из басков мятежник, кто клятвопреступник, а кто обычный предатель, поэтому было принято решение о насильственной депортации населения в родственную французскую Гасконь. Французы, и без того страдающие от размещённых у границы американских негро-японо-латино-китайских частей попробовали возмутиться и отказаться принимать новых жителей. Попытались, ага… Им тут же было заявлено, что в случае отказа бездомные баски пойдут добровольцами на флот Великого Герцогства Бургундия, и что там уж взбредёт в голову новоявленным владыкам морей, одному господу известно. Справились с божьей помощью и с депортацией…

Вместе с Красным в Россию возвращалась Восьмая штурмовая дивизия морской пехоты под командованием генерал-майора Есенина. Они первыми попали под замену по ротации.

— Василий Иосифович, как насчёт отвальной? — командир дивизии подошёл неслышной походкой опытного диверсанта.

Красный покосился на стоявшую неподалёку Лизавету Бонч-Бруевич, и вздохнул:

— Потом, Сергей Александрович, всё потом. Заодно и ваши новые погоны обмоем.

— Погоны?

— Я вам ничего не говорил! Пусть будет сюрпризом. Но тоже потом.

Глава 21

Беспрецедентные меры по обеспечению безопасности Виндзорского замка внушали уважение. Каждый квадратный дюйм помещений, включая многочисленные подсобки, подвалы и чердаки, был тщательно осмотрен на предмет ядов и взрывчатых веществ, охрана усилена двадцатью новейшими танкетками с мощной полудюймовой бронёй и тремя крупнокалиберными пулемётами в башенках, дальние дозоры заранее отсеивали многочисленных журналистов, почуявших запах тайн и сенсаций, а снайперы получили приказ стрелять без предупреждения в любого, кто появится без сопровождения в пределах одной мили от замка. Небо прикрыли сразу пятнадцатью дирижаблями.

Сегодня здесь собрались те, кто олицетворял собой весь цивилизованный мир. Цивилизованный в их понимании. САСШ, Соединённое королевство, Французская республика, королевство Бавария, объединённое королевство Бельгии и Нидерландов, и самые большие английские доминионы — Канада и Австралия.

Председательствовал по общему решению президент САСШ Франклин Делано Рузвельт, недавно прошедший процедуру омоложения и окончательно избавившийся от последствий полиомиелита.

— Ваши Величества, Ваши Превосходительства, милорды, — поприветствовал Рузвельт королей, президентов и премьер-министров, — я очень рад, что мы всё ближе и ближе подходим к созданию Лиги Наций, организации, которая и будет править этим несовершенным миром. Я хочу, чтобы только мы решали, кому на планете воевать, а кому жить мирно. Мы понесём бремя белого человека в будущее. Через века! Через тернии к звёздам!

— До мирового господства нам ещё далеко, — сварливо проворчал Леопольд Баварский, принципиально отказывающийся от нумерации имени.

— А я не зря упомянул тернии, Ваше Величество, — поклонился Рузвельт. — Есть одно препятствие, о путях преодоления которого мы и будем сегодня говорить. И это Российская Империя! Согласитесь, очень несправедливо, когда одна страна владеет половиной ресурсов всей планеты, и диктует цены не только на полезные ископаемые, но и на промышленные товары и средства их производства.

— Вы уже пробовали, господин президент, — ухмыльнулся король Баварии. — Причём Россия тогда была ослаблена войной и внутренними неурядицами.

— Во-первых, Ваше Величество, тогда я ещё не был президентом, — мило, но фальшиво улыбнулся Рузвельт. — Тогда была допущена большая ошибка — та самая интервенция. Дело в том, что русские рассматривают войну на своей территории как личное оскорбление, и готовы пойти на всё, чтобы вцепиться зубами в горло обидчика.

— А во-вторых? — не успокаивался Леопольд Баварский. — Что там во-вторых у вас припасено?

— Да всё то же, Ваше Величество. За исключением интервенции. Никому не нужная война где-то на краю Европы не вызовет воодушевления у населения России, а постоянные человеческие и материальные потери озлобят его против собственного императора, ввязавшегося в эту войну. И тогда будет достаточно одного удара, чтобы колосс на глиняных ногах рухнул.

— Спорное утверждение, — покачал головой баварский король. — Но я готов присоединиться к вашей войне, при одном условии — Лига Наций признает результаты предыдущего эксперимента по объединению Германии под эгидой Пруссии неудачным. В случае вашего согласия мне нужно будет пару месяцев на присоединение Австрийского герцогства, королевства Саксония и Союза Верхнегерманских княжеств. А через три месяца вместо шести дивизий я выставлю десять, и это будут не негры с китайцами, а настоящие немецкие солдаты, умеющие обращаться с винтовкой.

— Думая, что цивилизованные нации пойдут вам навстречу, Ваше Величество, — опять поклонился американский президент. — Кстати, о винтовках! Наши банки готовы предоставить вам кредит на разумных условиях для закупки винтовок в Северо-Американских Соединённых Штатах.

— Увольте от такого счастья, господин президент, — нагло ухмыльнулся Леопольд Баварский. — Ваши пукалки имеют скверную репутацию, тогда как старые добрые маузеры и манлихеры в рекламе не нуждаются. Но если вы готовы предоставить кредит для строительства двух-трёх оружейных заводов в Баварии, то я готов выставить двенадцать дивизий.

Франклин Делано Рузвельт едва слышно скрипнул зубами. Данные ему инструкции однозначно требовали, чтобы американские кредиты шли исключительно на закупки американских товаров и вооружения. И американской техники, само собой.

— Я думаю, что мы рассмотрим ваш вопрос в самом ближайшем времени, Ваше Величество.

Тут подал голос доселе молчавший английский король, о чём-то шептавшийся со своим премьер-министром:

— Скажите, господин Рузвельт, а как вы собираетесь противодействовать русским новейшим летательным аппаратам тяжелее воздуха? Нам столкновение с русскими новинками обошлось очень дорого, включая гибель моего младшего брата.

Все присутствующие замерли. Британская корона наконец-то признала смерть наследника престола — у короля Эдуарда Восьмого пока не было детей и официальной жены.

Значит, официальной наследницей становится крошка Елизавета, любительница автомобилей и военной службы? Теперь на многое придётся взглянуть под другим углом.

— Да, господин президент, нам тоже хочется это знать, — поддержал сюзерена премьер-министр Канады. — Наши дивизии не из негров формируются, и не хотелось бы терять попусту хороших белых парней.

— Вы правы! — заявил Рузвельт, и потряс взятой со стола кожаной папкой. — Нашим спецслужбам удалось получить техническую документацию на новейший русский аппарат тяжелее воздуха, способный нести огромную бомбовую нагрузку, и вооружённый двенадцатью крупнокалиберными пулемётами. Это летающая крепость, господа! И мало того, что мы получили эти документы — мы смогли наладить производство и выпустить первую пробную партию в количестве ста пятидесяти экземпляров. Сейчас нам покажут фильм, и прошу всех учесть, что съёмки проводились не в Голливуде, а на заводах Локхида и Дугласа. Киномеханики, приступайте!

Охрана впустила четырёх человек в технических комбинезонах. Механики быстро установили переносной киноаппарат, повесили на стену большой белый экран, задёрнули плотные шторы и портьеры, и уже через пять минут в сумраке уютно застрекотала кинопередвижка. На фильм не пожалели цветной плёнки, но вот со звуками была проблема. Пришлось Рузвельту озвучивать и давать комментарии. Впрочем, это было встречено всеобщим одобрением.

На экране из эллинга выкатывали огромного монстра с тремя рядами крыльев и восемью моторами. Для масштаба у ворот поставили фордовскую «Жестянку Лиззи», выглядевшую букашкой в сравнении с самолётом. Летающая машина взревела двигателями и порулила по бетонным дорожкам в сторону взлётно-посадочной полосы.

— Исключительно технологичное изделие, — прокомментировал Рузвельт. — Двигатели подошли стандартные от Форда-Т, шасси от него же. Обратите внимание, господа, в верхних крыльях расположены топливные баки, защищённые маго-техническим щитом на основе серебра и платины. Держат в упор винтовочную пулю и пулю из пулемёта Браунинга.

Следом за первым самолётом из эллинга выкатился второй, и голос американского президента приобрёл торжествующие нотки:

— Обратите внимание на конструкцию крыльев ещё раз. Особым образом устроенное ограждение позволяет экипажу безопасно производить ремонт двигателей прямо в полёте, а при необходимости заменить весь мотор. Бомбовая нагрузка самолёта составляет пятнадцать тысяч фунтов, и сотня таких машин за два-три вылета оставит развалины от любого укреплённого и подготовленного к обороне города. А если их будет двести или триста?

Если бы речь президента слушал Василий Красный, то он непременно бы представил Франклина Делано Рузвельта к награждению орденами Белого Орла и Станислава одновременно. Награды с точки зрения русского офицера сомнительные, хотя с мечами и бантом они пользовались уважением, но вот без оных добавлений служили поводом для вечных насмешек, порой приводящим к дуэлям.

— Это замечательно! — одобрил всё тот же неугомонный Леопольд Баварский. — На две сотни таких машин я готов взять кредит прямо сейчас. Когда вы можете поставить самолёты, господин президент?

Рузвельт довольно улыбнулся:

— Уже сейчас Локхид и Дуглас вышли на производство шести аппаратов в день, но через месяц обещают довести выпуск до двенадцати в день. Думаю, что к затребованному вами сроку в три месяца у вас будут двести самолётов.

Английский король снова переглянулся со своим премьер-министром, причём было заметно, что премьер занимает более чем подчинённое положение. Ещё не на побегушках, но уже близко к тому:

— Мы готовы купить четыреста самолётов. Разумеется, в кредит, и, разумеется, если стоимость будет разумной.

— Думаю, что стоимость всех устроит, — откликнулся Рузвельт. — И в цену аппарата входит подготовка и обучение экипажа. Кстати, обратите внимание на экран, Ваше Величество!

На экране самолёт заходил на посадку, и съёмка велась внутри пилотской кабины. Вот пилот уверенно направил машину к взлётно-посадочной полосе, обозначенной флажками на обычном поле с какими-то посевами, снизился, и в десятке ярдов от земли убрал руки с рукоятей управления. Самолёт чуть вздрогнул, плавно опустился, и приземлился настолько плавно и мягко, что даже камера в руках оператора не дрогнула. После короткой пробежки пилот опять взялся за рычаги и порулил к отведённой стоянке.

— Вот так решена самая сложная и самая главная часть полёта — посадка! Поэтому обучение экипажа из восемнадцати человек занимает от десяти до четырнадцати дней.

Леопольд, но уже Третий Бельгийско-Нидерландский, поднял руку:

— Мне тоже двести самолётов, господин Рузвельт! — и счастливо зажмурился, представляя, как присоединяет к своей стране Данию и Швецию вместе с норвежскими провинциями.

Альбер-Франсуа Лебрен, чудом удержавшийся в президентском кресле Французской Республике после печальных событий этого лета, не захотел показаться беднее извечного английского соперника:

— Франция готова закупить четыреста пятьдесят самолётов, месье Рузвельт. Половину в кредит, а половину за золото. На таких условиях мы можем рассчитывать на скидку?

— Разумеется, господин президент! — настроение у Рузвельта поднялось ещё выше. — Начинайте собирать экипажи, а первые машины и инструкторы по пилотажу прибудут к вам уже через неделю.

Месье Альбер-Франсуа тоже счастливо зажмурился, представляя, как округляется территория любимой Четвёртой Республики за счёт Испании, и тех же Бельгий с Нидерландами. Такого президента уже не выпнут из Елисейского дворца пинком под зад. Но это потом, сначала Испания с чёртовым русским Экспедиционным Корпусом.

— Канада рассчитывает на сто аппаратов, — высказался премьер министр английского доминиона.

— Австралия готова получить кредит тоже на сто самолётов, — поддержал его австралийский коллега.

Американский президент уже прикинул в уме причитающийся ему процент от сделок, и пребывал в блаженном состоянии духа. Но это не помешало ему вести коммерцию дальше:

— Все подписанные контракты будут выполнены точно и в срок. В приёмной ожидают представители заводов-производителей, и директора крупнейших банков, работающих по военной программе правительства САСШ. Но попрошу снова обратить внимание на экран, там очередная новинка, которая, несомненно, всех заинтересует.

На экране сменилась картинка, и съёмка велась у одного из цехов завода Генри Форда, как указывала вывеска над воротами. Оттуда с рёвом выползла пятибашенная махина на гусеницах и остановилась, окутавшись бензиновой гарью.

— Новая бронированная машина для прорыва глубокоэшелонированных укреплений, — провозгласил Рузвельт с хорошо различимым пафосом. — Бронирование лобовой проекции два дюйма, бортов — полтора, и с кормы — один дюйм. Центральная башня вооружена полуторадюймовой пушкой, два фронтальные башни — крупнокалиберными пулемётами Браунинга, и две кормовые — пулемётами винтовочного калибра. Численность экипажа двенадцать человек, скорость по дороге до пятнадцати миль в час, и по пересечённой местности от пяти до семи миль в час в зависимости от состояния грунта. Бронемашины, называемые танками по английской традиции, всё же понесут определённые потери, так что поставляются вместе с обученными экипажами.

— И чем же вы заинтересовали этих смертников, господин президент? — поинтересовался Леопольд Баварский.

— Негров, Ваше Величество, — уточнил Рузвельт. — Выжившим гарантировали хорошую работу после войны, а семьям погибших обещана пенсия по утере кормильца в размере семидесяти процентов от таковой же пенсии семье белого гражданина.

— Разумно и ни к чему не обязывает, — кивнул баварский король. — Слово, данное цветному, ничего не стоит. Я, пожалуй, закажу в кредит сотню таких танков.

Король Англии вспомнил свои новейшие танкетки, которые полагал сильнейшими в мире, скрипнул зубами и через силу выдавил:

— Соединённое королевство готово взять двести машин с доставкой на франко-испанскую границу.

Французский президент не мог ударить в грязь лицом и потребовал двести пятьдесят танков. Леопольду Третьему Бельгийско-Нидерландскому ничего не оставалось делать, как последовать примеру и заказать сто бронированных монстров. Премьер-министр Канады тоже остановился на сотне, а его австралийский коллега, сославшись на отсутствие границ с другими государствами, скромно обошёлся пятьюдесятью танками.

— Берите сотню, — посоветовал австралийцу американский президент. — Не будете же вы вечно сидеть среди своих кенгуру и коал, милорд. Вот, например, в Южной Африке…

— Да! — поддержал американца Эдуард Восьмой, буквально одержимый идеей уничтожить буров, эту вечную занозу в заднице британской колониальной политики. — В буше Трансвааля, Капской колонии и Оранжевой ваши танки будут смотреться весьма уместно. Берите полторы сотни, граф!

Австралийский премьер-министр надолго задумался. Южная Африка, это вкусно, сытно и полезно для Австралии. Это, чёрт побери, реальная возможность стать королевством в составе Британской Империи. И в Африке, может быть, не будет столько мух! Ведь до чего дошло — в жаркое время для нельзя появиться на улице даже в крупных городах без риска хватануть неосторожно открытым ртом несколько сот наглых, противных и назойливых насекомых. Они лезут в глаза, забиваются в уши, пробираются под одежду… В будущем это бы назвали экологической катастрофой, в прошлом назвали бы карой божьей, но практичные потомки ссыльных каторжников понимали, что сами засрали целый материк бесчисленными овечьими стадами. Да, и на необъятных навозных россыпях энергично плодились мерзкие насекомые.

— Да, — наконец-то он оторвался от размышлений, — если учитывать Южную Африку в перспективе…

— Часть Южной Африки, — поправил Эдуард Восьмой.

— Пусть часть, согласен. Мне нужно двести танков с экипажами!

Леопольд Баварский, не отрывающий взгляд от экрана, воскликнул в полумраке:

— Пожалуйста, господин президент, дополните мою заявку ещё сотней самолётов и сотней бронированных машин с экипажами. Пусть даже это будут негры, — и пояснил. — В скором времени у меня будет общая граница с Российской Империей, а жить рядом с таким агрессивным соседом нужно во всеоружии и быть готовым к любым неожиданностям.

А вот канадского премьера вооружение уже не заботило. Он наклонился к уху своего австралийского коллеги, и прошептал:

— А вы заметили, милорд, как стелется перед Эдуардом Восьмым сэр Клемент Эттли? Похоже, что и парламент лёг под короля, и закончилась целая эпоха конституционной монархии.

— Нам же лучше, милорд, — так же шёпотом ответил австралиец. — Гораздо приятней подчиняться настоящему королю, чем какому-то пройдохе, вся заслуга которого в том, что его партия смогла купить правильное голосование на выборах в парламент.

— Согласен с вами, коллега. Но в испанской авантюре вы собираетесь участвовать всерьёз, или как?

— Мы всё привыкли делать всерьёз, милорд. Даже воевать.

Между тем раззадоренные словами Леопольда Баварского остальные участники совещания, то есть английский король, французский президент и король Бельгии и Нидерландов тоже решили увеличить заявки, о чем громогласно заявили. Тут как раз закончился показ фильма, и американский президент объявил:

— Предварительный срок объявление войны королевству Испания назначен в ночь на восьмое ноября. По нашим данным русские будут чувствовать себя неважно после празднования их национального праздника, так что будьте готовы к этой дате. А сейчас я всё же хотел бы попросить всех собравшихся подписать документ об образовании Лиги Наций. Это знаменательный момент, господа! Ну а потом вы все сможете поговорить с нашими финансистами и производителями по поводу кредитов и поставок. И принесите скорее шампанского!

Российская Империя. Санкт-Петербург.

В тот же день расшифровка стенограммы первого заседания так называемой Лиги Наций легла на стол императора Иосифа Первого. Он поблагодарил принёсшую документ светлейшую княгиню Ливен и указал на кресло:

— Присаживайтесь, милейшая Дарья Христофоровна.

— Слушаюсь, Ваше Величество!

— Вот зачем так официально и по-солдафонски? Я же просил называть меня по имени и отчеству.

— За сто с лишним лет служба настолько въелась в меня, что не могу себе позволить нарушение субординации, государь, — улыбнулась светлейшая княгиня.

— Ну, хоть так, — проворчал император, и углубился в чтение документа. Через какое-то время он поднял взгляд. — Значит, они всё-таки решились?

— Да, государь. Там и точная дата указана, а по времени начала наступления ещё поработает наша разведка.

— А мы готовы к войне?

— Вполне, — кивнула Дарья Христофоровна. — Генерал-полковник Фрунзе докладывает, что хоть сейчас готов отразить любое нападение с максимальным ущербом для противника, но просит значительно увеличить авиационную поддержку аппаратами тяжелее воздуха.

— Вот Василий пусть и занимается увеличением производства самолётов. Завод же его, не так ли?

— Всё правильно, государь, но если судить по рапортам, то он самый результативный на данный момент лётчик с боевым опытом, и убирать его из Испании нецелесообразно. Кстати, почему все командиры Экспедиционного корпуса повышены в звании, кроме капитана Красного? И наградные листы на него не подписаны?

— Это мой сын, Дарья Христофоровна. Что станут говорить, если на него прольётся дождь наград и повышений?

— А вы забыли, государь, что при вступлении на престол клялись править справедливо? И где здесь она, эта ваша справедливость? В упор не вижу.

— Справедливость по отношению к собственной семье может отличаться от справедливости ко всем остальным, — возразил Иосиф Первый.

— Нет, государь! Она или для всех одинакова, или её нет вовсе, — светлейшая княгиня Ливен достала из изящной сумочки, скрывающей под нежной бежевой кожей титановые пластины, пачку бумаг, и положила одну из них перед императором. — Указ о производстве капитана Красного в подполковники. Подпишите, государь.

На этот раз император не стал спорить и поставил подпись под документом.

— Что-то ещё?

— Да, государь. Наградные листы на Святого Георгия третьей степени за генерала Франко, на Анну второй степени за золотой запас Испании, Владимира третьей степени за остальных генералов, и орден Славы второй степени за воздушные бои и бомбардировки. Ну и медаль «За отвагу», разумеется.

— Такие награды не у каждого генерала, Дарья Христофоровна. А ведь Василий всего лишь мальчишка. Ему четырнадцать лет!

— Если бы все взрослые воевали, как этот мальчишка, то у Российской Империи давно не осталось бы врагов, государь.

Император опять не стал спорить, и подписал наградные листы. Но вот, наконец, перед ним на стол лёг последний документ.

— А это что?

— Награждённый орденом Святого Георгия производится в следующий чин, государь. Раньше, при прошлой династии, его нужно было испрашивать, но теперь это делается… э-э-э… автоматически, да.

— Полковник в таком возрасте?

— И что? Вот с генеральским чином стоит год-другой подождать.

— Умеете вы убеждать, Дарья Христофоровна.

— Это не убеждение и не умение, государь, это обычная справедливость. 

Эпилог

 В ночь с седьмого на восьмое ноября, в три часа сорок пять минут по Гринвичскому времени, на всём протяжении испано-французский и испано-португальской границ затарахтели прогреваемые двигатели огромных трипланов-бомбардировщиков, и взревели моторы бронированных машин, для устрашения противника лишённые глушителей. А ровно в четыре часа началась мощнейшая артиллерийская подготовка по разведанным заранее позициям русского Экспедиционного корпуса. Одновременно с артобстрелом в небо взмыли тяжело гружёные бомбами самолёты Лиги Наций. Тысяча триста штук почти одновременно.

А где-то высоко в небе уже десять минут как кружили юркие «Чайки», подготавливая тёплую встречу незваным гостям. Всего четыреста истребителей, но воюют же не числом, а умением, не так ли?

В четыре часа тридцать минут крупнейшие европейские и северо-американские радиостанции передали сообщение об объявлении Лигой Наций войны Испанскому Королевству за негуманное ведение боевых действий и жестокость по отношению к отправлявшимся на помощь генералу Франко добровольцам. Под добровольцами подразумевались те самые уничтоженные на французской границе наёмники. Претензии к несуществующему флоту несуществующего Великого Герцогства Бургундия не выдвигались.

Ну а в девять часов утра, будто по команде, одновременно в Санкт-Петербурге, Москве, Киеве и Казани произошли манифестации творческой интеллигенции в поддержку альянса Лиги Наций. Но уже к двенадцати часам участники сидели по уютным камерам из расчёта шесть человек на одно лежачее место на нарах, а к часу дня многие начали давать показания.

Пожилой подполковник жандармерии строго посмотрел на стоящего перед ним подследственного, но присесть не предложил. Уточнил, заглянув в сопроводительные документы:

— Подследственный Александр Вертинский?

— Да, Александг Вегтинский.

— Полему у вас такой станный выговор, вы француз?

— Нет.

— Тогда, скорее всего, сифилитик. Конвой сюда!

— Слушаю, Ваше высокоблагородие! — в дверь заглянул юный жандармский корнет.

— Подследственного отвезти в венерическую клинику и тщательно проверить на предмет соответствующих заболеваний! Только похабной заразы в следственной тюрьме и не хватает. И давайте сюда следующего. Кто там у нас по списку?

— Лиля Брик, Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус. Кого приказать привести?

— Господи, а с обыкновенными фамилиями среди них хоть кто-нибудь есть?

— Есть, господин подполковник, некий Бурлюк. Но он Давид Давидович.

— Тьфу, прости хоссподи, — перекрестился жандарм. — Приведите Мережковского. Кстати, военно-полевые суды собраны?

— Так точно, господин подполковник! В полном составе и с небольшим запасом.

— Это хорошо. Тогда работаем, господа, работаем! К вечеру должны быть оглашены первые приговоры.

Конец второй книги. Продолжение следует.

Примечания

1

Бозишвили — сын шлюхи.

(обратно)

2

Унамусо гетверан — бессовестный пассивный гомосексуалист

(обратно)

3

Мадонна свинья. Итал.

(обратно)

4

Автор знает, что в нашей истории эти дополнения к титулу появились чуть позже. Но это в нашей

(обратно)

5

Лаццарони (итал. Lazzaroni) — презрительное обозначение низшего класса в Неаполе, люмпен-пролетарские элементы населения в Южной Италии до XIX века.

(обратно)

6

Хаш — это суп, который варят на Кавказе из говяжьих копыт и рубца. Но на самом деле хаш — это куда больше, чем суп. Это спасительная целебная и отчасти ритуальная жижа с густым утробным запахом, которую можно либо любить, либо ненавидеть. А еще это целое культурное явление.

(обратно)

7

Каудильо, Дуче, Фюрер… всё это переводится как вождь. Такие вот поклонники краснокожих жили в те времена.

(обратно)

Оглавление

Предисловие

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Эпилог

*** Примечания ***