Миссия [Соль Решетникоф] (fb2) читать онлайн

- Миссия 1.71 Мб, 8с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Соль Решетникоф

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]

Соль Решетникоф Миссия

Двенадцать лет назад серия неудачных событий неожиданно закончилась трагедией: скончался отец. Мама так сильно тосковала по нему, что врачи лишь разводили руками: «Она просто не хочет жить». Дорогостоящее лечение у очередного чудо-доктора закончилось весной маленькой могилой с деревянным крестом на плавных изгибах тосканских холмов под гордыми кипарисами. А в августе я забирала историю болезни мамы из архива, как хочет того итальянская медицинская бюрократия. И случайно встретила там свой новый проект. Алекса. Брутальный красавец оказался хирургом с сердцем, словно тёплая начинка шоколадного суфле.

Раз год в районе лета я уезжала на неделю навестить одинокую бабулю. Она ничего не хотела знать о заграничной жизни, с тех самых пор, как родители в лихие девяностые решили вместе со мной начать жизнь в другой стране.

Но зимой пришлось снова возвращаться на родину.

Мы с Алексом дошли до паспортного контроля. Задержали взгляд друг на друге. Муж крепко обнял. Делал это каждый раз на протяжении десяти лет. Ровно столько длился наш счастливый брак.

Помню, как однажды сказал:

— Знаю, что моя Ева из Москвы. Ничего не остаётся, как отпустить тебя.

Вместо ответа поцеловала в небритые щеки, погладила по чёрным волосам, в которых уже проступила первая несмелая седина. Нежно обвила шею. Смотрела, смотрела до головокружения в синие глаза:

— Ты ведь помнишь, что я люблю тебя, правда?

— Канешна! — неожиданно смешно ответил он по-русски, а в округлившихся глазах загорелся огонёк. Потом снова вернулся на итальянский, — Только почему ты плачешь? Ведь всего неделя! И потом счастье не может длиться вечно. Иначе ты потеряешь его вкус.

— Я хочу, чтобы оно длилось вечно. Мне всё вкусно, — вытерла кулаком слезинки.

С чего это вдруг? Ведь каждый год уезжала и неделю спустя меня встречало в аэропорту мое любимое лицо.

— Счастье не посадишь под замок. У всего в мире свои циклы. И у несчастья тоже, — Алекс освободил мою пшеничную косу из-под шарфа, затянул его потуже. — Позвони, как доберёшься.

Взял сумку, не обращая внимание на мои порывы сделать это самой.

— Угу. Там не должно быть проблем с интернетом.

Вместо ответа долго целовал мои губы. Потом лицо. Смотрел так, словно мы расставались как минимум на год. Так было всегда.

— Только ведь неделю. Правда? — я ответила поцелуем. Потрепала, будто ребенка, по щеке, иснова поцеловала, взяла брезентовую сумку зашагала к стеклянной кабинке. Там, сложив на груди руки, меня ждал улыбчивый полицейский:

— Buongiorno¹! В Москву летите? Домой?

В ответ кивнула, подавая паспорт.

Он зашелестел страницами, вернул документ и пожелал:

— Счастливого пути!

В мозгу мелькнуло: «Счастье! Оно циклично? Может, у него ещё и цена своя есть? Нет уж! Я заплатила её сполна! Всегда была хорошей, любящей женой, неплохой невесткой, дочкой, внучкой».

Махнула Алексу на прощание, ныряя в узкий проход.

***

Москва встретила меня сильным снегопадом, в такси пела Глюкоза «А снег идёт..», пахло хвоей. До Нового года оставалось всего неделю. Я хочу провести его с Алексом и никакой шумной компании! Только я. Он. Бутылка шампанского под экзотические фрукты с мороженым. И «Феличита» Аль Бано с Роминой.

Мы давно покинули мегаполис и за окошком машины разглядела большую ель и деревянную голубую избушку с белыми резными ставнями, чуть поодаль небольшой сарай. Белый снежный плед превратил их в сказочных молчаливых гигантов.

Таксист остановил в нескольких шагах от калитки. Я протянула ему купюру.

— Сдачи не нужно.

Водитель в кожаной кепке что-то благодарно пробубнил, улыбнулся, проворно выскочил из салона, подавая мне сумку. Попрощалась, шагая в сторону дома. Под ногами хрустел снег, на носу таяли снежинки, они пахли морозом: «Добро пожаловать в детство!»

Окна, в которых раньше горел свет, выглядели как пустые глазницы скелета. Они напоминали о том, что бабушки больше нет. Уже завтра мне предстоит заниматься оформлением наследства.

Полгода спустя после похорон внутри все еще пахло корвалолом, смешанным еще с чем-то, отдаленно напоминающим кислое тесто, из которого у нее получались самые вкусные на свете булочки с корицей. Я поежилась от холода и сырости. Надела бабушкину душегрейку из коричневой цигейки, поискала корзину с дровами, сложила их в печь. Оторвала листы от пожелтевшей газеты «Рабочая смена», сложила их между поленьями. Чиркнула спичкой о коробок — головка сломалась от сырости, потом вторая, третья. Четвертая серная головка, наконец, зашипела и объяла красным огненным языком бумагу. Несколько мгновений спустя дерево уже весело потрескивало, распространяя по дому тепло и воспоминания о тех беззаботных временах. Расправила постель, оставила раскрытой. Нежно провела по ней рукой, как это делала бабушка, шепча что-то про оберег.

Включила чайник, достала металлическую коробочку с изображением первомайской демонстрации на Красной площади, где хранился травяной чай. Насыпала в большую глиняную кружку. Залила кипятком. Целых полгода я не пила чаю! С тех пор, как похоронили бабулю. Ибо в Италии чайная традиция считается английской причудой. Подбросила поленья в печь. Прилегла.

Во сне ко мне пришла бабушка Люся. В лилово-серебряном свете она была похожа на пожилую русалку с длинными седыми волосами и лучистыми глазами. Потянулась обнять, но она отдались. Потом появилась в другом месте почему-то с Алексом. Он подмигивал, словно заигрывал со мной. «Как они успели подружиться друг с другом, если так никогда и не встретились?»

Проснулась от того, что наяву шевелила ногами, будто кто-то щекотал ступни. За окном светало. Снег всё также тихо падал, дотлевающие дрова в печи обдавали жаром. Звон! Неожиданно упала кочерга, да так, что я вздрогнула. Видно, разгребая вчера золу, плохо её положила.

Вслед за ней зазвонил мобильный. Я подскочила на кровати от ужаса: так быстро уснула, что не пожелала доброй ночи Алексу! Он, скорее всего, всю ночь переживал, всё ли со мной в порядке.

С другой стороны провода раздался радостный, нетерпеливый голос моей подруги из Тамбова:

— Как ты добралась? Соскучилась по русскому снегу? — выслушав, вдруг спросила, — Слушай, как твой домовой? Вы уже с ним подружились?

— Ну, у входа меня никто не встречал, — хихикнула я.

— Как? Ты не отблагодаришь того, кто дом твой охранял?

Я пожала плечами, но вспомнила, что мы говорим по телефону и сказала:

— Не знаю. Но вроде мы друг другу не мешаем. Или мне его за стол с собой нужно звать?

— Ну хоть молочка с хлебом ему поставь.

Закончив разговор с подругой, принялась звонить Алексу. Но он не ответил. Скорее всего, оперирует. отправила ему смс-ку: «Всё хорошо. Скучаю. Люблю».

После нотариуса, которому отнесла все бумаги по наследству, зашла в супермаркет, купила молока, хлеба и кое-что себе на ужин. Достала два блюдца с красными яблоками да золотой каймой. Налила в одно немного молока, в другое положила две полоски ржаного хлеба. Поставила хозяину дома за холодильником.

Я задумчиво перебирала бумаги, чтобы найти копию сертификата о смерти дедушки. На глаза попалось их свидетельство о браке. Бах! В двух шагах упала на пол микроволновка вместе с полкой, на которой все эти годы стояла. Похоже, трапеза пришлась не очень-то по вкусу моему сожителю.

Я напугалась до смерти. Потом отдышалась. Ухмыльнулась: «Что за ерунда?» Сказала невидимому жильцу:

— Ты прав! Что это за еда в наши дни — молоко да хлеб! Надо бы что-то посерьёзней.

Взяла телефон, прошлась по сайтам и узнала, что у домового нрав маленького ребёнка.

— Ну что ж, добрый человек. Через неделю Новый год. А я решила молоком и хлебом отделаться.

Сходила в магазин, взяла двести грамм моих любимых шоколадных конфет «Львёнок», полкило овсяных печенек «Бабушкино». Буду баловать домовёнка. Ну и себя заодно.

Снова зашла в интернет. Предлагалось поставить угощение за печку. Именно там находится любимое место.

«Может, ему моя компания не по нраву? Мне ведь тоже не все люди нравятся».

Эта ночь прошла спокойно. И день тоже. Мне оставалось два дня до отлёта. Позвонила Алексу. Сообщила, что завтра вопрос с наследством будет решён, я схожу на могилку к бабушке, попрощаюсь, и буду собирать чемодан.

Голос мужа был добрым и ностальгирующим, даже грустным:

— Весь день провёл рассматривая наши фотографии. Помнишь, как мы впервые полетели в Париж? А как ты боялась на Эйфелеву башню подниматься? Я задал тебе вопрос, веришь ли ты мне. Ты кивнула. Тогда я завязал тебе глаза своим шарфом. И мы поднялись наверх, держась за руки.

— Я помню лишь пронзительный свист ветра и собачий холод. Но если бы ты снял мне повязку с глаз, я бы умерла от страха. А помнишь Марокко? Ты разговаривал с официантом по-английски, он отвечал тебе по-французски, и в конце вместо тушеной утки принёс нам по яблочному пирогу.

— Всё! Больше никуда тебя одну не отпущу. Если что, сам прилечу за тобой на парашюте.

Вспомнила, что в эти выходные он собирался с коллегами прыгать. Иногда они уходили в экспедицию покорять горные вершины. Всё как обычно. Он любил риск. И честно признался в этом, когда мы начали встречаться. Я верила, что он бы не смог сделать что-либо, способное нас разлучить.

— И не вздумай оставаться в России, — ласково пожурил меня.

— Amore mio²! Ты — моё бесконечное счастье.

— Счастье не может длиться вечно. У него свои циклы, — напомнил.

Ночью ко мне вновь пришёл домовой. Проснулась от того, что я не могу сказать ни звука, и кто-то сжимает мне горло, всё сильнее и сильнее. Я, наконец, проснулась. Война разгоралась с новой силой и самое печальное, что у меня больше не было средств, как заключить с ним мировую.

Я позвонила подруге в Тамбов, которая в вопросе домовых, похоже, имела более богатый опыт.

— Что совсем с дедушкой-домовым не справляешься?

— С дедушкой? Да дед меня так любил, что уж точно не стал бы душить от любви.

— Может, ты его место любимое заняла? — рассмеялась подруга. — Постой, а ты не голодная спать ложишься? Может, это тебя кошмары мучают?

— Ну ты издеваешься? Подскажи, как мне выжить здесь пару ночей до отъезда?

— А ты с ним поговорить попробуй, — таинственно пропела подруга.

Деваться было некуда. И начала с невидимым постояльцем длинный разговор.

О том, как, сидя на этом же месте, наблюдала за бабушкой, когда после первого мороза она шинковала капусту. О том, когда замешивала тесто, а я подперев ладонью щеку, спрашивала:

— А сколько ты муки положила? А сахару?

— На глаз, внученька, всё на глаз.

Вот сейчас я сижу здесь и вижу, сквозь года, бабушку, которая ловко сбивает подушку теста, шутя, оставляет на моём любопытном вздернутом носу метку из муки.

Всё это несколько раз рассказывала Алексу, до мельчайших деталей. Он находил этот бабушкин жест таким милым, что каждый раз, когда мы готовили по выходным равиоли с творогом и шпинатом, метил мой нос мукой.

Потом рассказала домовому, как мне повезло с мужем и сколько счастья испытала за эти десять лет. И ничего не хотела бы изменить. Ни черточки. Похоже, мой рассказ пришёлся по нраву и следующей ночью я спала спокойно.

Может, потому что почистила лампадки в красном углу и зажгла их. А, может, потому что положила в изголовье бабушкину икону. Умиротворение и беззаботность вернулись ко мне в этот день перед концом года.

Наутро мне позвонили. Я не сразу узнала хриплый, потерянный голос свёкра.

— Ева, это хорошо, что ты прилетаешь. У Алекса тяжёлая травма позвоночника.

Заметила, как он крепится и сдерживает рыдания, но мне это известие показалось чужим. Нет, оно не могло иметь отношение к нам с Алексом. Это какая-то ошибка! Чья-то злая, неудачная шутка. Остаток вечера провела в поисках ближайшего рейса до Флоренции, не понимая до конца, что на самом деле произошло. А, когда вечером муж так и не перезвонил, со мной случилась истерика.

Ревела и корила себя за то, что решила уехать в преддверии праздников. Потом проклинала свое эгоистическое желание испытывать счастье рядом с ним, не желая иметь детей, не вступая в дискуссию по поводу его любви к риску. Да, я была долбанной пермессивисткой³, как назвала свекровь, смотрящей на мир сквозь розовое стекло. И слишком верила в любимого. Час расплаты настал.

Немного успокоившись, представляла Алекса в инвалидном кресле. Как помогаю проходить реабилитационную терапию, терпеливо выдерживаю его срывы, заостряя внимание на даже самых маленьких прогрессах. Как буду катить по набережной Арно⁴, любуясь творениями Брунеллески, а вконец уставшие, найдём какой-нибудь милый ресторанчик, чтобы отведать эксклюзивное блюдо дня от шеф-повара, смеясь, да вспоминая наши веселые путешествия по миру.

Мы справимся. Я была готова на всё, чтобы вернуть своё счастье.

Прилетев во Флоренцию, я нашла первое такси. Слёзно просила водителя поторопится. Но опоздала.

У входа в палату встретил свёкр с зелёным лицом и белыми, как подмосковный снег, волосами:

— Ева, крепись. Он умер. Всего пятнадцать минут назад.

Алекс не дождался меня. Тело мужа остывало. Тогда я накрыла его собой. Завыла на всю больницу раненой медведицей. Пока за ним не пришли двое здоровенных санитаров с каталкой. Какой-то врач и медсестра отняли меня от Алекса. Вкололи успокаивающее. Поместили в другую палату. Остальное плохо помню. Как и новый семейный статус в документе — «вдова».

Два ужасных года я привыкала к тому, как жить, когда твоё счастье уходит. Вместе с ним померкли живые краски мира, вкус к жизни, неясные цели. И мечты.

Одним солнечным утром, следуя внутреннему позыву, взяла в руки блокнот с дедом Морозом, похожим на Альберто Сорди. Его глаза почему-то показались мне знакомыми, даже родными. И принялась писать любовные истории. Они были разными, как и моменты моей семейной жизни. Но обязательно заканчивались счастливо. А главным героем непременно становился Алекс. Моё счастье отныне переселилось на страницы книг, где я оживила своего мужа.

Теперь мне пишут люди, что я сумела сделать их счастливыми. И подарить надежду. Она снова вернулась, когда я почувствовала себя нужной. Так у меня появилась мИссия.