Сводный Тиран [Вероника Царева] (fb2) читать онлайн

Сводный Тиран Вероника Царева

Пролог

Он…

— А теперь, по просьбе жениха и невесты, я хотел бы пригласить их детей на танцпол. Пускай же они присоединятся к своим родителям.

Блядь? Не может быть.

Нет. Блядь. Ни за что.

Мой взгляд переходит на отца, который смотрит на меня предупреждающе, он не хочет, чтобы я устроил сцену. Он сказал мне вести себя хорошо и принять Леру в семью, вероятно, чтобы угодить его новой жене. Но я никогда не приму ее обратно в свою жизнь. Никогда.

Лера бежит ко мне, встречая меня в центре, она судорожно сжимает руки, в ее глазах мелькает нервозность.

Мне нужно притвориться хорошим парнем, чтобы отец не лишил меня денег.

Начинается следующая песня, и я делаю хищный шаг по направлению ней.

Беги сука. Беги так быстро, как только можешь.

Я хватаю ее за талию, притягивая к груди, а затем предлагаю вторую руку, как настоящий джентльмен.

Лерочка тихо задыхается сквозь приоткрытые губы от моих прикосновений, и я получаю удовольствие от осознания того, что могу добиться от нее даже самой простой реакции.

Нерешительно, как будто она уже знает, что с ней произойдет, она кладет свою гораздо меньшую руку в мою, и меня словно пронзает электрический ток.

Как бы я ни старался, я не могу не замечать, какая мягкая и теплая ее рука внутри моей, тепло ее прикосновения просачивается глубоко в мои вены.

Приятная? Мягкая? Какого черта, когда я стал таким хлюпиком? Какого черта я думаю о ее руке, о том, какая она? Она ничто, ничто, просто аферистка.

Но такая хрупкая и приятная на ощупь.

— Привет, Кость… — шепчет она.

Привет? И это она говорит после всего этого времени. После того, что она сделала со мной… что она сделала с моей семьей?

Кровь в моих жилах закипает, но я сдерживаю свой гнев. Когда я не отвечаю ей, она продолжает говорить, как будто шесть лет назад ничего не произошло.

— Итак, я полагаю, мы будим учиться в одном вузе? — спрашивает она, глядя на меня сквозь густые ресницы. Вблизи она выглядит потрясающе, что только усиливает мою ненависть к ней.

— Не надо! — злобно цежу я сквозь стиснутые зубы. — Не притворяйся, что мы друзья.

Все ее тело напрягается от моих слов, а я лишь крепче сжимаю ее талию. На ее лице мелькает шок, и я снова озадачен тем, как невежественно она ведет себя в этой ситуации.

Это притворство. Простое и понятное.

Она может обмануть всех остальных, но меня ей не обмануть. Я не попаду в плен ее красоты.

Интересно, а как она представляла свое возвращение, наверное, она думала, что все обрадуются и забудут что она всех наебала?

Не в силах остановиться, я притягиваю ее ближе, так близко, что ее пышные груди касаются моей груди.

Я не могу остановить себя от того, чтобы посмотреть на них.

В последний раз, когда я видел ее, она была еще плоской, а теперь она выросла, ее тело наконец-то приобрело форму, бедра округлы, а груди вздымаются.

Ее сладкий аромат проникает в воздух, заполняя мои ноздри. Возможно, если бы я не ненавидел ее так сильно, я бы нашел это привлекательным, но вместо этого я говорю себе, что это отвратительно.

Не обращая внимания на то, как она прижимается ко мне, и на желание вдохнуть ее, я наклоняюсь, прижимаясь губами к ее уху.

— Этот твой невинный образ, он милый и все такое, но я вижу тебя насквозь. Я чувствую запах лживой суки.

— Что… что?

Ее тело дрожит в моих руках, а дыхание сбивается, как будто она боится.

— Это твое единственное предупреждение. Уходи, возвращайся туда, откуда пришла… и я пощажу тебя, только в этот раз.

Я облизываю губы, отстраняюсь, позволяя своим глазам опуститься на ее стройную шею. Я вижу, как пульс бьется под кожей, выдавая ее страх, и не могу сдержать зловещую улыбку, которая появляется на моих губах.

— Костя…

Я не должен жаждать ее боли, ее страха, как я делаю это сейчас. Я знаю, что это хреново, но она сама виновата.

Мое тело покалывает, сердце бешено стучит в груди. Ее страх — как наркотик, и я сделаю все возможное, чтобы получить еще одну дозу.

Глава первая

Она…

Незадолго до свадьбы

Ковыряя лак на ногтях, я думаю, как же не справедлива жизнь.

Прошло уже шесть лет, именно столько я провела вдали от своего родного города, города моего детства.

Я с каждым днем скучаю все больше и больше, мне кажется, что там я по-настоящему жила, а здесь, я просто существую. Мне не хватает моих старых друзей, обстановки моего детства, из которой меня вырвали, даже не поинтересовавшись хочу ли я этого.

После неприятного случая, произошедшего много лет назад, мой отец выгнал семью Кости. Затем он забрал нас с мамой и перевез в другой город. Мы просто уехали, мы даже не успели забрать все свои вещи. Не прошло и месяца, как отец продал дом, и я поняла, что мы никогда не вернемся.

Я плакала, просила, умоляла отца, но все без толку, моя жизнь перевернулась с ног на голову, и все из-за нашей безобидной игры… Ненавижу ту ночь!

Стиснув зубы, я в который раз пытаюсь забыть, пытаюсь перестать винить себя.

После тех событий, мои родители оставались в браке еще два года, хотя, я думаю, они знали, что лучше было развестись. Эти два года я не хочу вспоминать, от слова совсем. Они были полны ссор, гнева и обвинений. Каждый день я видела, как ширится их ненависть друг к другу.

Наконец, это случилось, они развелись, и я приняла решение остаться с отцом.

Моя мама уехала сразу, как только они разделили и продали имущество, заявив, что не может найти работу, она предлагала ехать с ней, но я отказалась.

Моя адаптация в новой школе прошла очень трудно и я решила, что просто не выдержу еще одного переезда. К тому же, часть меня все еще злилась на нее. Злилась за то, что она разрушила нашу прекрасную семью. Ее непомерный эгоизм уничтожил все.

Как оказалось, сейчас она снова живет в нашем родном городе, но я узнала об этом совсем недавно.

Это случилось, когда она сама позвонила мне под новый год.

— Зайка, ты получила подарки, что я тебе отправила?

— Да, мам, спасибо, но все могло бы быть лучше, если бы я могла провести праздники с тобой.

Я думаю нет ничего лучше, чем провести новый год с семьей… хотя я уже и не помню, как это было, ведь я не проводила праздники с мамой с тех пор, как она уехала.

Были только папа и я, а иногда это была только я.

— Я знаю, я тоже этого хочу.

Ее слова кажутся ложью.

— Если ты не против, я могу приехать на несколько дней. Мы можем пообщаться, провести время вместе.

Одна только мысль о том, чтобы провести время с ней, заставляет меня снова почувствовать себя живой. Даже если я злилась на маму за то, что она не навещала меня, это не означает, что я не хотела провести с ней время.

— Да… может быть.

Она сделала паузу, и я не смогла не заметить нервный тон, прозвучавший в ее голосе. Это звучало так, будто она собиралась сказать что-то, что, по ее мнению, может мне не понравиться.

— Знаешь, я хочу кое-что сказать тебе… — далее последовала еще одна пауза, и я крепче сжала телефон в руке. Когда я ничего не сказала, она продолжила, наполнив динамик долгим вздохом.

— Я встречаюсь кое с кем… это… это… эм… Саша… Александр.

Помню, как моя хватка на телефоне ослабла, и я чуть не уронил его.

Она же не имела в виду того самого Сашу…

Тряхнув головой, я беру себя в руки.

— Александр Ивашов? Отец Кости?!

— Да, мы встретились несколько месяцев назад. Они с Тоней тоже развелись. Клянусь тебе, мы искали только дружбы, но чувства вспыхнули сами собой. В общем, мы начали встречаться, и я решила, что ты должна знать. Я не хочу ничего от тебя скрывать.

Она решила, что я должен знать?

Ха, это смешно. Она могла забыть даже про день моего рождения, но почувствовала, что я должена знать о ее личной жизни.

Боже дайте ей уже награду: мать года.

Каждый раз, когда я вспоминаю тот телефонный звонок, у меня во рту образуется неприятный привкус. Нет не привкус, а отвратительный вкус и ощущение, будто в душу нагадили.

Все в моей жизни пошло прахом. Она уехала. Я осталась с отцом, который начал пить запоями. Мама не приехала ни разу, даже когда знала, что я отчаянно нуждаюсь в ней. Ее отсутствие только глубже вонзило нож предательства в мою грудь.

Все это и привело меня к этому «разбитому корыту». Мне восемнадцать, но я так никуда и не поступила, денег в кармане ноль рублей, ноль копеек, живу с отцом, который пьет и играет в карты.

Я человек, идущий в никуда семимильными шагами.

Мама настояла на том, чтобы я переехала жить к ней, но сделала это, только после того, как узнала о том, как мы с папой живем. В этот момент злость охватила меня. Я хотела спросить ее, где она была пару лет назад, но какой в этом смысл.

Ничто из того, что она сделала раньше, сейчас не имеет значение. Единственное хорошего в переезде к ней, — это обещание, что они с Дядей Сашей оплатят мое поступление в универ и дадут мне жилье на время учебы.

Хотя после всех ситуаций, в которых мать кидала меня, я всерьез подумывала отказаться.

Я горжусь тем, что не глупая, и не собираюсь «раскатывать губу». Она не раз подводила меня в жизни… У меня нет причин доверять ей на сто процентов, но у меня так же нет другого выхода.

Я хочу стать нормальным человеком.

Мой отец находится в наркологичке, лечась от алкоголизма, а на дряхлый дом наложил арест банк. И сейчас это лишь вопрос времени, когда я смогу добавить графу бездомная и безработная к своему длинному перечню неудач.

Я знаю, что будет, если я не приму предложение матери. И какой бы упрямой я ни была, я не могу отказаться от своей мечты получить образование.

Поэтому я решаюсь на переезд. Это своего рода сделка, как те подарки, которыми она пыталась задобрить меня в прошлом году. Я не могу отказаться, даже из-за того что злюсь на нее, потому что она отсутствовала все мои подростковые годы.

Кто бы знал как она была нужна мне.

Глядя на роскошный дом, который Александр Геннадьевич купил моей матери, я стараюсь не скривиться. Каменная кладка, огромный гараж на три машины, да еще и на не дешевой земле. И табличка "Видется видеонаблюдение".

Все это как красная тряпка, вызывает во мне только ярость, а я — бык, готовый вонзить, во что-нибудь свои рога.

Был момент, когда у Ивашовых не было денег, даже на дешевую еду. Но как сказала мама в его жизни все изменилось после того как он встретил своего друга детства, а ныне высокопоставленного чиновника.

Как же сильно изменились времена. Мне кажется, что теперь у Ивашова денег как у олигархов, если он вот так запросто дарит дома и оплачивает учебу посторонним людям.

А может это чувство вины?

Хотя не важно, наверное, я должна быть немного более благодарной.

Кого я пытаюсь обмануть? Я не хочу быть здесь, и я уверена, он тоже этого хочет и я не знаю как к этому отнесется его сын.

Константин Ивашов.

Это имя само по себе заставляет меня дрожать, но не от страха. Меньше всего я боюсь встретится с Костиком, ведь он единственный кто совершенно не виноват в том, что моя жизнь развалилась.

Мы были просто двумя детьми, попавшими в мясорубку взрослой ситуации.

Пригладив рукой волосы в последний раз, я опускаю взгляд на свою одежду. Джинсы и футболка. Выгляжу простовато для этого места, надеюсь, она не ожидала, что я приеду в платье?

Возможно, они пожалеют, что пригласили меня.

Чемодан тяжелеет в моих липких руках, когда я поднимаюсь по ступенькам и останавливаюсь перед дверью дома, который как я надеюсь, смогу назвать своим новым. Хотя это не совсем похоже на дом, это место кажется мне не совсем реальным, больше похоже на картину из журнала.

Все на высшем уровне.

Таксист даже не потрудился помочь мне с чемоданом, вместо этого он умчался, сразу после того, как я с трудом его достала из багажника. Вспотела вся и вот я стаю уставившись на дверь, давая себе пару секунд, чтобы отдышатся. Раз. Два. Три. Выдохнув через рот, я протяжно вдыхаю через ноздри, протягиваю руку и нажимаю на маленькую кнопку дверного звонка.

Пока жду, я натягиваю на губы свою лучшую поддельную улыбку.

Я справлюсь.

По правде говоря, мои чувства к матери очень спутаны. Это скользкая дорожка из ненависти и любви. Я хочу видится с ней больше и проводить с ней время, гораздо больше, чем хочу признаться даже самой себе, но почему мое желание исполняется в день ее свадьбы? Да еще и в день свадьбы с дядей Сашей.

Сейчас я почти уверенна, вселенная меня ненавидит.

Через миллисекунду дверь распахнулась, и в дверном проеме появилась моя полуодетая мама.

Замечательно…

— Лера, моя милая девочка. Я так счастлива, что ты, наконец, приехала.

Она обнимает меня, притягивает к своей груди, обхватывает так крепко, как не должна обнимать такая миниатюрная женщина. Обнимая меня, она также затаскивает меня в дом. Как будто боится, что я повернусь и убегу, если она этого не сделает.

Жадно вдыхая ее цветочный аромат, я возвращаюсь в то время, когда моя мама действительно была моей мамой, когда она не принимала эгоистичных решений, когда она говорила мне, что я самая красивая девочка на свете.

Кажется, что это было, целую жизнь назад, но как же мне хочется вернуться назад.

— Анна Алексеевна не испортите макияж, — ругается какая-то женщина из глубины дома.

Когда объятия заканчиваются, мне становится очень холодно. Мама берет мою руку в свою и тянет меня вглубь особняка. Я едва успеваю перетащить чемодан через дверной проем, прежде чем она закрывает за нами дверь.

Господи.

Я окидываю взглядом комнаты, пока мама тащит меня за собой. Он не похож ни на что, что я видела раньше: мрамор, лепнина, высокие потолки. Он совершенно не напоминает мне дом, в котором мы жили, когда действительно были семьей.

Стены выкрашены в светло-бежевый цвет, отчего комната кажется легкой и воздушной. Стены украшают картины, а также фотографии, на которые я не хочу смотреть.

Мы входим в гостиную, которая, по сути, представляет собой одну огромную комнату. Здесь стоит огромный кожаный диван, камин и гигантский телевизор. По бокам комнаты стоят встроенные книжные шкафы, и у меня чешутся пальцы, чтобы пробежаться по корешкам книг.

Из гостиной можно попасть на кухню, отделанную белым мрамором и оснащенную неоновыми светильниками.

На самом деле, весь дом выглядит идеально.

Как будто пришел дизайнер и расставил все по своим местам.

— Пожалуйста, посиди со мной, пока они закончат мою прическу и макияж. Нам столько всего нужно успеть.

Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но она продолжает тащить меня по коридору, который ведет из кухни.

— Прости, что не смогла встретить тебя на вокзале. Я бы встретила, но, ты видишь сколького всего нужно сделать.

Она машет рукой перед собой.

— Все в порядке, — лгу я.

Мы идем по длинному коридору, в нем несколько дверей, все они закрыты, скрывая свое содержимое.

— Это место огромное…

Слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю их остановить. Я хотела сказать их внутри своей головы, а не произносить вслух, но, очевидно, у моего рта были другие мысли.

— Поверь мне, я знаю. Мне иногда жаль уборщиц, я даже не могу представить, сколько времени уходит на уборку. Я сказала Саше, что нам хватит и простой квартиры, но он всегда хочет лучшего.

Она улыбается мне через плечо, а затем поворачивается и ведет меня в комнату, которая выглядит как салон красоты.

Зеркала, средства для волос и макияжа стоят повсюду. В комнате находятся три дамы с улыбками на лицах и с нетерпением в глазах. Моя мама садится в кресло и заставляет меня занять место рядом с ней.

Я совершенно не вписываюсь сюда.

Усевшись, она отпускает мою руку, и я пользуюсь моментом, чтобы вытереть свою потную ладонь, об джинсы. Мои глаза блуждают по растрепанному виду моей матери, который я как-то пропустила, когда она открыла дверь.

Тогда я не смотрела на нее, а смотрела больше сквозь.

Розовый халат накинут на ее стройную фигуру, а на ногах — тапочки с надписью "Невеста". Огромные бигуди плотно накручивают ее каштановые волосы, такого же оттенка, как мои собственные. Она выглядит так, будто готовится к конкурсу красоты, а не к свадьбе.

— Ты даже не представляешь, как я рада видеть тебя здесь. Сколько прошло, четыре года?

Она хлопает своими наращенными ресницами и улыбается. Я не могу не заметить фальшивость ее тона и то, что она говорит со мной больше как с подругой, а не с дочерью.

Мене приятно от этого, но что мне делать?

— Чуть больше чем четыре года, мама, — говорю я, мои слова отрывисты.

Я приехала сюда не для того, чтобы заставить маму чувствовать себя плохо за то, что она не была рядом со мной. Рано или поздно она поймет, что натворила. Вместо этого я хочу улучшить свою жизнь.

Я хочу поступить в универ, хочу наслаждаться жизнью, вместо того чтобы беспокоиться о том, чем оплатить счета за квартиру.

Я думала, что моя жизнь стала тяжелой после переезда, то после ухода матери она превратилась в ад. Сейчас у меня появился шанс сделать что-то для себя, и даже если мне придется использовать деньги дяди Саши и иметь дело с моей фальшивой матерью, я буду делать это.

— Послушай, мне очень жаль, что так вышло. Мой уход не имеет к тебе никакого отношения. Мне просто нужно было время. Между мной и твоим отцом не все было гладко, а в этом богом забытом городе не было работы, — она делает паузу на мгновение, словно обдумывая то, что только что сказала, а затем продолжает: — Однако все это теперь в прошлом. Теперь у нас есть много времени, чтобы наверстать упущенное и наслаждаться жизнью.

Подумать только, она советует мне забыть и наслаждаться жизнью, но ведь ей не пришлось пережить то, что пережила я. Вокруг меня было полно людей, которые советовали мне забыть о проблемах, но последнее, что мне нужно, это чтобы моя мать присоединилась к ним.

— Я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать прошлое. Его нельзя изменить. Я иду вперед. Я просто хочу приятно закончить это лето, преступить к учебе и насладиться твоей свадьбой.

Последняя часть это откровенная ложь. Я бы лучше налопалась битого стекла, чем мучилась на ее свадьбе, но это часть соглашения, а я всегда выполняю то, о чем договорилась.

Она сияет от моих слов.

— Конечно, дорогая. Кстати я подготовила тебе платье, оно в гостевой спальне. Как только ты устроишься, ты сможешь украсить ее, как захочешь. Костя с Сашей будут рады тебе помочь.

Я нервно сжимаю руки. Костя. Прошло шесть лет с тех пор, как я видела его в последний раз. Тогда мы были друзьями, учились в одной школе, у нас была куча свободного времени, которое мы проводили вместе, а теперь мы незнакомцы, которые когда-то знали друг друга.

Я не хочу лгать себе и пытаться думать, что он мне не интересен. Я часто думала о нем на протяжении многих лет.

Чем он занимается? Что любит сейчас? Как у него дела?

Когда моя жизнь пошла по одному месту, я потерял человека, которого считала своим лучшим другом.

Жизнь так несправедлива.

— Да уж будут рады, — шепчу я, закатывая глаза. — Если ты не против, я пойду, примерю это платье и разложу свои вещи.

Моя мама улыбается, пока одна из дам проверяет бигуди в ее волосах.

— Все в порядке. На долго не уходи, тебе тоже нужно сделать прическу и макияж. Поднимись по лестнице и поверни направо, твоя комната — последняя слева. Я так рада, что ты здесь. Жизнь станет намного лучше, вот увидишь.

Ха.

Я хочу сказать ей, что жизнь была бы лучше, если бы она не облажалась, но думаю не стоит. Вместо этого я встаю и выхожу из комнаты, таща за собой свой невероятно большой чемодан.

Дом, милый дом.

У меня такое чувство, что жизнь здесь будет совсем не сладкой…

Глава вторая

Он…

— Я хочу твой член, — мурлычет Вика, ее большие карие глаза смотрят на меня снизу вверх. Она стоит передо мной на коленях, словно я ее господин, и, как ни странно, я им и являюсь.

Сбросив дурацкий галстук, который отец заставил меня надеть на свою еще более дурацкую свадьбу, я тянусь к ней, сжав ее подбородок своими пальцами.

Она достаточно красива, с пухлыми губами и большими, выразительными глазами. Но она никогда не станет для меня чем-то большим, чем просто доступный секс.

— И ты скоро получишь его в свой милый ротик.

Черт, я на грани, мне нужно избавиться от напряжения, ярость бушует во мне, и все из-за нее.

Моя мечта.

Мой кошмар.

Можно подумать, что шесть лет достаточно, чтобы забыть о боли, о предательстве, но, увидев ее снова, я только разжег едва остывшие угли ненависти в своем сердце. Стресса добавляет и то, что ее сука мать вышла замуж за моего отца. Это еще один нож в спину, еще одно ведро бензина, вылитое в мой пожар ненависти.

Расстегивая пуговицу на брюках, я смотрю, как глаза Вики наполняются возбуждением. Я собираюсь воспользоваться ее горлом, прежде чем выбросить ее, так как делаю это со всеми девушками, которые так и прыгают на мой член.

Трахать их весело. А вот слушать, как они хнычут и плачут после этого, не очень.

Спустив боксеры, я вытаскиваю свой уже твердый член. Я пару раз провожу по нему ладонью, чтобы разогреться. На кончике собирается капелька, и рык удовольствия вырывается из моей груди, когда теплый рот соприкасается с головкой. Она целует его, проводит розовым язычком по основанию головки, прежде чем взять в рот до основания.

Черт, она словно порнозвезда.

Когда она начинает сосать, я вспоминаю, почему я всегда обращаюсь к ней, когда мне нужен хороший минет. Потому что она сосет как пылесос, вот почему. Она издает рвотный звук, когда мой член проникает еще глубже в ее горло, этот звук посылает разряды удовольствия прямо мне в мозг.

На мгновение я забываю о своем отце, человеке, на которого я равнялся всю свою жизнь и об Анне, моей теперь уже мачехе.

Мои мысли останавливаются на Лере. Моя бывшая подруга и новая сводная сестра. Сегодня она выглядит великолепно, фигуристая, с завитыми волосами, похожая на ангела, хотя она совсем не такая. Она просто лгунья, обернутая в красивую упаковку.

И хотя я не хочу вставлять в нее свой член, мне интересно, позволила бы он воспользоваться своим ртом, как это делает сейчас Вика. Я представляю, как она стоит передо мной на коленях, смотрит на меня своими большими, голубыми глазами, как я наказываю ее своим членом, вытягивая правду прямо из ее маленького красивого ротика.

Мои глаза закрываются, и я вижу только ее.

Запустив пальцы в копну светлых волос Вики, я представляю Лерины каштановые. Я держу ее крепко и трахаю ее горло, слушая влажные звуки и тихое мычание.

Держу пари, она вся мокрая, просто ждет, когда мой член заставит ее кончить, интересно будет ли Лера такой? Будет ли она течь от меня?

Уверен, что да.

На мгновение я думаю вытащить свой член изо рта Вики и трахнуть ее киску, но не делаю этого. Достаточно того, что я думаю о своей лживой сучке сводной сестре, пока трахаю ее рот.

Сегодня все только для меня, а ей придется использовать какой-нибудь другой член, чтобы кончить.

Неистово двигая бедрами, я откидываю голову назад и позволяю эйфорическому наслаждению захватить меня. Пронзительные голубые глаза и кремово — белая кожа. Все, что я вижу, это Лера. С теплым ртом Вики, обхватившим мой член, и запретными мыслями, терзающими меня, я бурно кончаю ей прямо горло. Она издает еще один рвотный звук, а затем сглатывает.

Блядь, блядь, блядь.

Волны удовольствия захлестывают меня, и я делаю шаг назад, мой член падает с ее накрашенных губ. Мое сердце неистово бьется в груди, подтверждая, что оно все еще есть там. Как только наслаждение исчезает, я запихиваю член обратно в боксеры и натягиваю брюки.

Я еще даже не разговаривал с Лерой, но уже чувствую как глубоко она засела в моей голове. Хорошая новость в том, что я слишком сильно ее ненавижу, чтобы слушать, что она скажет. Плохая же новость, что моему члену нравится образ ее стоящей на коленях.

Я чувствую, как Вика смотрит на меня, прожигая мою плоть.

— А как же я?

Она явно дуется.

— А что ты? — переспрашиваю я, заправляя рубашку в брюки. — Иди, прыгни на член Германа. Уверен, он не откажет, вы хорошо проведете время.

Мой ответ, совсем не то, что она хотела услышать, она вскакивает с пола, вытирая рот тыльной стороной ладони, гнев кипит в ее чертах, но мне плевать.

— Почему ты такой придурок? — рычит она, разглаживая рукой переднюю часть своего розового платья.

Вику можно назвать принцессой. Ей нравятся блестящие вещи и люди, которых, как она знает, ее родители не хотели бы видеть с ней, и хотя я не такой уж и плохой, меня нельзя назвать благородным.

Ее отец был бы в ярости, если бы узнал, что она со мной.

Мои губы растягиваются в улыбке.

— Я ничего не могу с этим поделать, дорогая. А теперь иди, и убедись, что никто не видит, как ты уходишь.

Она закатывает глаза на мое требование, но делает, как я сказал, выбегая из комнаты, словно там пожар. Дверь открывается и закрывается с тихим щелчком, и я наконец-то остаюсь наедине со своими мыслями. Выдохнув, я провожу рукой по своим коричневым брюкам.

Вика красивая, вообще-то, все девушки, с которыми я трахался, красивые, но…

Валерия Рудова.

Я не могу выбросить ее из головы. Она дурманит голову, мысли и чувства. Она преследует меня уже много лет, память о ней глубоко вонзилась в мой разум.

Время должно было залечить раны, но оно лишь заставило их загноиться. Раны вскрылись, когда сегодня, я увидел ее. Боль от встречи с ней разозлила меня настолько, что мне пришлось уйти сразу после церемонии.

Мне захотелось причинить ей боль, уничтожить ее. А ведь было время, когда я был готов ради нее на все. Она смотрела на меня не так, как другие девочки, а как будто я был для нее божеством. Она хотела быть моим другом, или, по крайней мере, я так думал.

В то время я бы не тронул ее, я даже не подумал бы причинить ей боль, но сейчас… черные мысли поглощают меня. В моей голове всплывает воспоминание из детства, и меня тянет назад во времени.

— Витек сказал, что поцеловал Машку, — объявляю я, когда мы идем по улице к автобусной остановке.

Лера пожимает плечами, как будто ей все равно.

— Ну и что, какая разница, поцелуи — это отвратительно.

Это странно, но я всегда хотел сделать это с Лерой, больше чем с любой другой девушкой в школе. Она не стала бы смеяться надо мной, если бы я облажался или сделал что-то глупое.

Мы были друзьями, и она всегда была рядом со мной.

— Что бы ты сказала, если бы я захотел тебя поцеловать?

Ее голубые глаза расширились, и она остановилась на середине шага, прежде чем толкнуть меня в плечо. Ее маленькие кулачки были сжаты. Она была такой милой, когда злилась.

— Я бы сказала тебе уйти, потому что целоваться противно, я лучше пожую жвачку, которая приклеена под партой, чем поцелую тебя.

Ухмыльнувшись, я дернул ее за хвостик.

— Хорошо, я бы тоже не стал тебя целовать.

Я слабо улыбнулся при воспоминании. Это было до того, как она стала лгуньей, до того, как она разрушила мою семью.

Я не знал, что больнее: ее предательство, ложь или потеря ее как друга. Я забыл о своей эгоистичной боли, когда она вошла в загс с улыбкой на лице и вела себя так, будто ничего не сделала.

Как будто она не испортила мою жизнь. Но она еще как сделала, она разрушила мою семью и заставила нас жить в ночлежке со всякими маргиналами. Ее ложь уничтожила все. Она разрушила брак моих родителей. Она не заслужила быть здесь, наслаждаться праздником, закусками и пить вино.

Нет, она заслуживает лишь душевной боли, и я надеюсь, что она не собирается оставаться, потому что если она это сделает, я уничтожу ее. Я отправлю ее обратно в ту грязную нору, из которой она выползла, ей лучше дважды подумает, прежде чем снова пересечься со мной.

Сегодня вечером я сделаю ей одно предупреждение, единственный раз, когда я проявлю к ней хоть каплю милосердия. Может, ее мать и пробила себе путь в жизнь моего отца, но Лера ни за что на свете не найдет дорогу в мою.

Сводная сестра или нет, для меня она больше не существует.

Она умерла для меня в ту ночь, когда солгала обо мне своему отцу.

Через несколько минут я покидаю подсобное помещение клуба и пробираюсь обратно в банкетный зал, не удостоив никого из посетителей даже взглядом. Я уверен, что никто даже не заметил моего отсутствия. Они все слишком заняты заискиванием перед моим отцом. Да и он сам не обращает на меня внимания сегодня, более того, с тех пор как он начал встречаться с Анной, несколько месяцев назад, я стал менее интересен ему.

Я стараюсь не зацикливаться на этом. Я ведь уже не ребенок, который нуждается в отцовском внимании.

Я обвожу взглядом комнату, все так помпезно. Возле бара стоит скульптура лебедя, вырезанная изо льда, из клюва которого льется вино, и я не могу понять, зачем мой отец тратит деньги на всю эту ерунду.

Мои глаза сталкиваются с глазами Германа. Лучший друг и доверенное лицо, он прошел со мной через многое. Кроме Леры, он единственный, кто меня знает.

Через год после того как мы съехали от Лериных родителей в моей жизни появился он. Мы сразу не понравились друг другу, но у нас было общее презрение к жизни. Она была жестока, и мы одинаково ощущали на себе все ее тяготы.

Пересекая комнату, я останавливаюсь прямо перед ним.

— Ты что трахался? У тебя глаза всегда так блестят после этого.

— Я не собираюсь тебе рассказывать.

Одариваю его наглой улыбкой.

— Зачем рассказывать, когда по тебе все видно.

— Ты так хорошо меня знаешь?

Герман пожимает плечами.

— Пиво, будешь?

— Думал, ты никогда не спросишь.

Усмехаюсь я, взяв пиво из его протянутой руки. Поднеся бутылку к губам, я делаю большой глоток и оборачиваюсь, осматривая комнату. Холодное пиво охлаждает мои разгоряченные внутренности.

Я не могу прекратить искать ее. Она как магнит, который тянет меня и его притяжение слишком сильно.

— А она симпатичная… — подмечает Герман.

Симпатичная? Она просто великолепна.

— Не позволяй ее внешности обмануть тебя. Она также мастер манипуляций и враг, а то, что у нее есть такие сиськи, делает ее еще опаснее. Так что, лучше тебе туда не лезть.

Я вижу, что он обратил внимание на то как сильно я сжал бутылку пива.

— Неужели, мне кажется в тебе говорит собственник. Ты ревнуешь?

Его голос издевающийся, дразнящий и я смотрю на него в ответ.

Герман пытается раздуть из мухи слона, обычно мне нравятся его выходки, но сегодня не лучший вечер для подобных приколов. Я не стану ревновать, даже если друг переспит с Лерой, на самом деле, мне плевать, в кого он вставит свой член.

— Ревность — это не то, чем бы я назвал то, что я чувствую. Это больше похоже на жгучую ярость. Я хочу причинить ей боль, — бормочу я, возвращая свое внимание к нашим гостям.

В этот момент мой взгляд впивается в Леру. Она потрясающая, ее шелковистые каштановые волосы спадают мягкими локонами по спине, обрамляя нежное лицо. Ее кожа кремово-белая, без единого пятнышка. Она выглядит как настоящая принцесса, нежная, хрупкая. Ее полные губы окрашены в кроваво-красный цвет, но глаза выглядят невинно, что забавно, поскольку она совсем не такая.

— Может, тогда трахнешь ее? — неожиданно предлагает Гера, и мое лицо замирает.

— Трахнуть ее? — я поднимаю бровь. — А как это по-твоему должно помочь? Я хочу, чтобы она плакала, а не извивалась от удовольствия.

Герман пожимает плечами, отпивая пива.

— Тогда я не знаю, что тебе сказать. К тому же, кто знает, может, она просто пришла на свадьбу своей матери? Может, ее намерения не так плохи, как ты их себе представляешь.

Я всегда предпочитаю сомневаться. Герман понятия не имеет, о чем он говорит.

— Лучше, чтобы она была здесь только для этого, — говорю я.

Хотя это сомнительно. Я уверен, что слышал, как отец говорил с Анной о том, чтобы пригласить Леру пожить у нас. Если она умна, она не примет это предложение. Лучше бы ей уехать..

Как безумец, я пялюсь на нее, наблюдая, как она улыбается и разговаривает с гостями. Внутри меня сгущается тьма, гнев, который дремал очень долгое время, и он пробуждается, поднимается на поверхность, как лава из жерла вулкана, и когда я извергнусь, она будет первой, кого зацепит.

— Дамы и господа, пришло время для первого танца молодых. Пожалуйста, Александр и Анна, выйдите на танцпол и покажите нам, что вы умеете, — гремит в динамиках голос Артура, ивент менеджера, который проводит это мероприятие и по совместительству является другом Германа.

Толпа расступается, освобождая место для моего отца и его новой жены. Все затихают, когда начинает играть музыка, все взгляды устремлены на них, включая мой собственный. Они танцуют, мой отец держит ее крепко прижав к себе, наклоняется, чтобы, скорее всего, прошептать ей на ухо какие-то приятные слова.

Их улыбки ослепительны и наполнены любовью, такой любовью, что это прямо таки отвратительно. Я делаю еще один глоток пива, чтобы хоть как-то отвлечься от этого действа.

Я никак не могу заставить себя почувствовать хотя бы малую толику счастья по отношению к ним. Этого никогда не произойдет, как бы Анна ни старалась быть милой со мной. В моих глазах она всегда будет матерью врага.

Негодование бурлит у меня в венах, пока они продолжают танцевать. Этот брак одновременно благословение и кошмар.

Кошмар, потому что он сделал Леру моей сводной сестрой, и благословение, потому что вернул ее к себе, дав мне возможность отомстить.

В ту ночь, когда мы уехали, не взяв с собой ничего, кроме нескольких вещей, после того, как отец рассказал мне, что она сделала. Я поклялся расквитаться с ней, и, возможно, все было бы не так плохо, возможно, я смог бы все забыть, но потом мои родители развелись, и это еще глубже вогнало нож в мое сердце.

Взяв все свои чувства контроль, я все обдумал и возложил вину на Леру, зная, что если у меня когда-нибудь появится шанс увидеть ее снова, если она когда-нибудь снова покажется в этом городе, я отомщу. И мне повезло, ее заносчивая мать влюбилась в моего неприлично богатого отца.

Я стараюсь не думать о том, что Анна теперь замужем за моим отцом, нежится в его богатстве, в то время как моя мать после развода не получила ничего, ни копейки. Я перевожу ей несколько десятков тысяч каждый месяц со своей карты, чтобы она могла прожить.

Мне плевать на деньги, я бы дал ей больше, если бы мог.

Когда песня закончилась и их танец завершился, и, слава богу, меня не стошнило, голос Артура снова разносится по комнате, заставив меня закатить глаза. Хватит уже этих душещипательных речей и плоских шуток. Давайте просто напьемся и забудем, что этот кошмар вообще произошел.

— А теперь, по просьбе жениха и невесты, я хотел бы пригласить их детей на танцпол. Пускай же они присоединятся к своим родителям.

Блядь? Не может быть.

Нет. Блядь. Ни за что.

Мой взгляд переходит на отца, который смотрит на меня предупреждающе, он не хочет, чтобы я устроил сцену. Он сказал мне вести себя хорошо и принять Леру в семью, вероятно, чтобы угодить его новой жене. Но я никогда не приму ее обратно в свою жизнь. Никогда.

Лера бежит ко мне, встречая меня в центре, она судорожно сжимает руки, в ее глазах мелькает нервозность.

Мне нужно притвориться хорошим парнем, чтобы отец не лишил меня денег.

Начинается следующая песня, и я делаю хищный шаг по направлению ней.

Беги сука. Беги так быстро, как только можешь.

Я хватаю ее за талию, притягивая к груди, а затем предлагаю вторую руку, как настоящий джентльмен.

Лерочка тихо задыхается сквозь приоткрытые губы от моих прикосновений, и я получаю удовольствие от осознания того, что могу добиться от нее даже самой простой реакции.

Нерешительно, как будто она уже знает, что с ней произойдет, она кладет свою гораздо меньшую руку в мою, и меня словно пронзает электрический ток.

Как бы я ни старался, я не могу не замечать, какая мягкая и теплая ее рука внутри моей, тепло ее прикосновения просачивается глубоко в мои вены.

Приятная? Мягкая? Какого черта, когда я стал таким хлюпиком? Какого черта я думаю о ее руке, о том, какая она? Она ничто, ничто, просто аферистка.

Но такая хрупкая и приятная на ощупь.

— Привет, Кость… — шепчет она.

Привет? И это она говорит после всего этого времени. После того, что она сделала со мной… что она сделала с моей семьей?

Кровь в моих жилах закипает, но я сдерживаю свой гнев. Когда я не отвечаю ей, она продолжает говорить, как будто шесть лет назад ничего не произошло.

— Итак, я полагаю, мы будим учиться в одном вузе? — спрашивает она, глядя на меня сквозь густые ресницы. Вблизи она выглядит потрясающе, что только усиливает мою ненависть к ней.

— Не надо! — злобно цежу я сквозь стиснутые зубы. — Не притворяйся, что мы друзья.

Все ее тело напрягается от моих слов, а я лишь крепче сжимаю ее талию. На ее лице мелькает шок, и я снова озадачен тем, как невежественно она ведет себя в этой ситуации.

Это притворство. Простое и понятное.

Она может обмануть всех остальных, но меня ей не обмануть. Я не попаду в плен ее красоты.

Интересно, а как она представляла свое возвращение, наверное, она думала, что все обрадуются и забудут что она всех наебала?

Не в силах остановиться, я притягиваю ее ближе, так близко, что ее пышные груди касаются моей груди.

Я не могу остановить себя от того, чтобы посмотреть на них.

В последний раз, когда я видел ее, она была еще плоской, а теперь она выросла, ее тело наконец-то приобрело форму, бедра округлы, а груди вздымаются.

Ее сладкий аромат проникает в воздух, заполняя мои ноздри. Возможно, если бы я не ненавидел ее так сильно, я бы нашел это привлекательным, но вместо этого я говорю себе, что это отвратительно.

Не обращая внимания на то, как она прижимается ко мне, и на желание вдохнуть ее, я наклоняюсь, прижимаясь губами к ее уху.

— Этот твой невинный образ, он милый и все такое, но я вижу тебя насквозь. Я чувствую запах лживой суки.

— Что… что?

Ее тело дрожит в моих руках, а дыхание сбивается, как будто она боится.

— Это твое единственное предупреждение. Уходи, возвращайся туда, откуда пришла… и я пощажу тебя, только в этот раз.

Я облизываю губы, отстраняюсь, позволяя своим глазам опуститься на ее стройную шею. Я вижу, как пульс бьется под кожей, выдавая ее страх, и не могу сдержать зловещую улыбку, которая появляется на моих губах.

— Костя…

Я не должен жаждать ее боли, ее страха, как я делаю это сейчас. Я знаю, что это хреново, но она сама виновата.

Мое тело покалывает, сердце бешено стучит в груди. Ее страх — как наркотик, и я сделаю все возможное, чтобы получить еще одну дозу.

— Останься, и я заставлю тебя пожалеть. Так или иначе, ты вернешься обратно к своему папочке. Я заставлю тебя заплатить…

Песня заканчивается, и я отпускаю ее, как будто она ядовитая змея, которая может напасть в любую секунду. Развернувшись, я ухожу с танцпола и возвращаюсь к Герману, который улыбается, как конченый мудак. Я ненавижу ее, но я также хочу ее.

Я выхватываю у него свое пиво и выпиваю до дна. Я не хочу снова видеть ее лицо. Мне невыносимо видеть, как она изображает невинную маленькую девочку, когда я слишком хорошо знаю, что она лживая тварь.

Глава третья

Она…

Что это было?!

Мое тело дрожит, пока я смотрю, как Костя удаляется от меня. Я уверена, что представляла себе наше первое общение совсем не так. Моя рука все еще теплая от его прикосновения, и мне кажется, он прожег дыру в моем платье в том месте, где касался моей талии.

Почему он так зол на меня?

Я весь день наблюдала за ним издалека. Боялась заговорить с ним после столь долгого времени, ведь мне хватило одного только взгляда, чтобы понять, мальчик, которого я знала с раннего детства, уже не мальчик, а мужчина.

Мрачный, задумчивый мужчина, который, очевидно, имел на меня виды. Его неожиданное предупреждение звучит у меня в голове. В его словах сквозило презрение, в его глазах была ненависть, но я не понимаю почему.

Я не могу отвести от него глаз и забыть, как он смотрел на меня во время нашего танца. Я думаю, этот образ навсегда запечатлелся в моей памяти. Он красив как грех, его волосы такого же русо-коричневого цвета, но подстрижены короче. У него мужественная острая челюсть и высокие скулы. А его голубые глаза кажутся темнее, а недобрый прищур, говорит о намереньях. Время пошло ему на пользу, ведь теперь, он выглядит так, словно сошел с обложки журнала.

Тряхнув головой, я прогоняю возникшие образы. Пытаюсь забыть, что я чувствовала, когда он прикасался ко мне. Те бабочки, которые были у меня в животе многие годы назад. Его внезапная ненависть ко мне сбила с толку. Это я должна злиться, а не он.

Я потеряла все, а он… он все получил. Так же, как дядя Саша и моя мать, он получил все, что хотел.

Раньше он был ребенком из малообеспеченной семьи, у кого ничего не было, но теперь роли поменялись, теперь я девушка у которой нет ничего…

Люди начинают возвращаться на танцпол, и я понимаю, что все еще стою в центре зала. Все продолжают праздновать, и я заставляю свои губы растянуться в улыбку, нервно проводя рукой по своему платью.

У меня кружится голова, я чувствую себя пьяной, и все это из-за одного простого танца.

Мне требуется мгновение, чтобы взять себя в руки и заставить себя начать двигаться, я сразу же нахожу выход из толпы и иду к столу, где сидели молодожены. Я оглядываюсь, пытаясь найти свою маму, но все, что я вижу, это сотни незнакомых мне лиц.

Все мои страхи начинают просачиваться в мой разум. В горле образуется комок. Никогда в жизни я не чувствовала себя настолько не в своей тарелке.

Я слышала, как некоторые гости шептались обо мне, о том, что моя мать вышла замуж за деньги, а мой отец обычный алкоголик. Их слова ранят, не смотря на то, что они не говорили их лично мне.

Пытаясь успокоить боль в груди, я напоминаю себе, что я здесь для своего бедующего, для своей мечты, но слова Кости — это не то, от чего я могу просто отмахнуться. Быть может, он не имел в виду то, что сказал.

Может быть, он пошутил?

Хотя вряд ли.

Я снова обвожу взглядом комнату, молча ищу его, но его нигде не видно.

Все вокруг веселятся, пьют, танцуют и поют, а я стою в углу комнаты одна. Сейчас я понимаю, что это не то место, где я должна была появляться. Костя и мама уже доказали мне это. И все же мне больше некуда идти, некуда податься. И почему-то мне хочется, чтобы мое прошлое стало моим настоящим, где мы с Костей беззаботные дети.

Где мои родители все еще вместе, а я так и не узнала секрет, который разрушил наши семьи…

Шесть лет назад…

Беззаботно играя во дворе, я бегу за Костей. Он всегда оказывается быстрее, и, конечно же, доберется до гаража раньше меня.Трава щекочет мои босые ноги, и я едва не спотыкаюсь об разбросанные на дорожке инструменты. Я слишком занята и не замечаю, что происходит вокруг, все мое внимание приковано к бегущего впереди Косте. Он смотрит на меня через плечо, его глаза блестят в лунном свете, а его каштановые волосы выглядят так, будто их не мешало бы подстричь, как и говорит моя мама.

— Лера поднажми, черепахи быстрее бегают, — как всегда, подначивает он.

Мама говорит, что это потому, что я ему нравлюсь, но я не думаю, что это так, он мне не больше чем друг.

Вбежав в гараж, я вижу его возле лестницы, которая ведет в небольшой чердак, кладу руки на бедра и пытаюсь перевести дыхание.

— Просто не повезло родиться с длинноногими ногами, — запыхавшись выдаю я, но он не отвечает мне. Вместо этого он быстро бежит на верх, его тело исчезает из виду через несколько секунд.

Покачав головой, я начинаю аккуратно подниматься наверх по узким деревянным ступенькам. Просунув голову через квадратный вырез в потолке, я вижу Костика, сидящего у стены. Он смотрит в окно, выходящее во двор. Войдя в небольшое помещение, я занимаю место рядом с ним.

Как только я сажусь, парень обращает свое внимание на меня. Его глубокие голубые глаза напоминают мне бескрайнее небо. Когда он улыбается, у меня в животе появляется странное ощущение, но я не понимаю, почему оно возникает. Оно возникает часто, почти каждый раз, когда он дарит мне свою улыбку.

Мои глаза блуждают по нему. На нем поношенные джинсы и простая хлопковая футболка. Мой папа говорит, что у его родителей мало денег, из-за того что отца сократили на работе, и что он не может позволить себе новую одежду, поэтому я не должна дразнить его, но я думаю, что его одежда выглядит просто отлично.

Именно поэтому его семья живет у нас уже несколько недель, им не на что снять жилье. В любом случае, я не против, чтобы они жили с нами. У меня нет братьев и сестер, и мне нравится, что Костя здесь, с ним можно проводить время, особенно если у него хорошее настроение и он не ведет себя как придурок.

При свете луны, проникающем через окно, я могу хорошо видеть лицо Кости. Он потирает подбородок и сводит брови, это выражение я уже видела на его лице. Когда он так смотрит, он напряженно думает, копается в своей голове, пытаясь придумать что-то интересное.

— Правда или действие, — выдает он.

В эту игру мы играем достаточно часто. Но Костя говорит, что название можно сократить до просто «правда», потому что обычно я выбираю только это.

— Действие, — смело выкрикиваю в ответ.

Не знаю, почему я делаю это выбор. Наверное, это потому что я устала от того, что Костя постоянно дразнит меня.

Когда по его лицу расползается довольная ухмылка, я понимаю, что он придумал что-то, что считает достаточно интересным. Его глаза горят азартом, и я начинаю беспокоиться, что он придумал, что-то непосильное.

Я хочу изменить свое решение и выкрикнуть, правда, но прежде чем я успеваю это сделать, он начинает говорить.

— Я хочу предложить тебе… пробраться в спальню твоих родителей.

— В спальню моих родителей? У меня будет столько неприятностей, если мама меня поймает! — шепчу я.

Мой папа на работе, поэтому в комнате спит только мама. Но сейчас середина ночи, и я должна тоже спать, а вместо этого я здесь. У нас обоих будут большие проблемы, если наши родители узнают, что мы гуляем ночами.

— Я так и думал, что ты испугаешься, — разочаровано говорит он, озорно сверкнув глазами.

Мои губы сжимаются в тонкую линию, а по щекам ползет жар от его слов.

— С чего ты взял? Я не боюсь, — высоко поднимаю голову, чтобы он видел, насколько я уверенна в себе. — Я не только войду туда, но и достану что-нибудь из маминой шкатулки.

— Это будет интересно, — он потирает руки. — Я жду тебя здесь.

— Тебе не придется ждать долго. Я вернусь очень скоро, — ухмыляюсь, уверенная в себе, но Костя лишь закатывает глаза, явно не веря в такой исход, что только усиливает мое желание доказать, как он не прав.

В моем животе все скручивается в узел, когда я иду через гараж, а после пробираюсь через двор к дому. Мой пульс учащается, когда я на цыпочках поднимаюсь по лестнице, пытаясь не наступать на скрипучие места.

Не знаю, почему я так нервничаю.

Я всегда могу сказать ей, что мне приснился плохой сон или что-то в этом роде, и она обязательно мне поверит. Сосредоточившись на своих мыслях, я все же наступаю на скрипучую половицу, звук отражается от стен и разносится по коридору.

Замерев, я задерживаю дыхание, мои уши закладывает, а сердце бешено стучит в груди.

Через секунду до моих ушей доносится шепот…

Говорят двое, но я могу разобрать только один голос — мамин.

Почему она шепчет? С кем она говорит? Мама Костика на сутках в больницы, а комната его отца находится внизу, его здесь быть не должно.

На мгновение я думаю о том, чтобы развернуться и пойти в свою кровать, забыв про Костю с его дурацкими испытаниями, но я не могу. Я хочу доказать, что он ошибается, ведь я не трусиха.

На цыпочках я приближаюсь к спальне родителей. Звуки становятся громче, мои глаза расширяются, когда я слышу, с кем разговаривает мама. Слова, которые я слышу, я никогда не смогу забыть.

— Это лучшая ночь в моей жизни, такого у меня не было никогда…

Вчера вечером, после свадьбы, когда я легла спать, слезы наполнили мои глаза, единственное чего я желала, это чтобы следующий день был лучше. Все мысли о Косте я вытесняла на задворки сознания, вместе с его злостью.

Мне нужно сосредоточиться на предстоящей учебе, чтобы изменить свою дерьмовую жизнь к лучшему. Все, что я могу сделать, это продолжать двигаться вперед, помня, что моя жизнь может быть хуже.

Проснувшись на утро, я надеялась, что смогу провести время с мамой до того, как они с Александром Геннадьевичем уедут в свадебное путешествие, но быстро поняла, что этого не произойдет. Вчера ее почти не видела и сегодня я не могу найти ее в этом огромном доме.

На самом деле, я не нахожу никого, кроме уборщицы.

Разочарование тяжелым грузом оседает в моей душе. Когда я уже наконец смирюсь с тем, что моя мама всегда отсутствовала и будет продолжать отсутствовать в моей жизни. Шесть лет назад я не просто потеряла все, я потеряла маму.

Зажмурив глаза, я прогоняю воспоминания, медленно вдыхаю через нос и выдыхаю ртом. Через несколько мгновений я чувствую себя спокойнее и открываю глаза.

По крайней мере, я еще не наткнулась на Костю, ведь я не знаю, что от него ждать после его вчерашних загадочных угроз.

Я совершенно не понимаю, что с ним делать. Я была слишком потрясена его словами, чтобы хоть что-то ему сказать. Я хотела ответить, но, наверное, от неожиданности не смогла, мои голосовые связки отказались работать.

Большую часть утра я сижу в своей комнате, тайком выхожу, чтобы позавтракать, а затем возвращаюсь обратно. Странно оставаться здесь, брать еду без спроса. Появляется ощущение, словно я ворую. Я не чувствую себя здесь как дома, я скорее гость, причем нежеланный. Когда я слышу голоса, разносящиеся по дому, я высовываю голову из двери своей спальни.

Я никого не вижу, но слышу мамино хихиканье и глубокий смех дяди Саши. Я спускаюсь по лестнице, радость от того что я увижу маму переполняет, возможно у меня будет шанс провести с ней немного времени. Когда я достигаю нижней ступеньки, меня снова постигает разочарование, потому что я понимаю, что мама надолго не задержится, так как они уже достают чемоданы из шкафа в прихожей.

— Привет, Лер, — приветствует меня мама. — Мы как раз собираемся в аэропорт.

— О, хорошо, — говорю я, стараясь скрыть обиду в голосе.

Разве я не должна была привыкнуть к тому, что она с легкостью оставляет меня одну?

Ну что же такая у меня мама, вечно пропадающая и не заботливая.

— Прости, что не успела, пообщается с тобой, нам нужно было сделать некоторые дела, — объясняет она, копаясь в своей сумке.

Когда она говорит, то даже не смотрит на меня, что действует мне на нервы. Я ее дочь, а не какая-нибудь посторонняя, она могла бы уделить мне хоть каплю своего внимания.

Дядя Саша открывает дверь и начинает выкатывать первый чемодан, в этот момент я замечаю, что кто-то мелькает на заднем плане, во дворе.

Костя.

Воздух вокруг меня становится электрически заряженным. Мелкие волоски на моих руках встают дыбом при его появлении. В детстве, я считала его отвратительным. То есть, я думала, что все мальчики такие. Но теперь, он вызывает во мне бурю новых для меня эмоций.

— Вот ты где. Мне нужно поговорить с тобой, прежде чем мы уедем, — говорит Александр Геннадьевич, подпирая чемоданом дверь.

— В чем дело? Я занят, — огрызается Костя, его взгляд устремлен в экран телефона, на отца он даже не взглянул. Его мышцы напрягаются, он словно чувствует мой взгляд и поворачивает голову на меня.

Я должна отвернуться, это было бы разумно, безопасно, но я не делаю этого.

Я просто рассматриваю его, то что я вижу прекрасно. К тому же, он уже относится ко мне негативно, я думаю, что хуже от этого не будет. Рассматривая его внешний вид, я замечаю, что на нем простые джинсы, которые висят низко на бедрах, в сочетании с простой хлопковой футболкой и парой кроссовок.

Сейчас он больше похож на мальчика из прошлого и совсем не напоминает вчерашнего в костюме и галстуке.

Сглатывая, я представляю, какое тело он прячет под этой футболкой. Интересно у него есть шесть кубиков? Наверное его мышцы упругие, словно из камня. Блин, Лера, что за грязные фантазии.

Мысленно поругав себя, выхожу из транса, в который меня ввело его присутствие, и облизываю пересохшие губы. Надеюсь, у меня не текли слюни. Меньше всего я хочу, чтобы он знал, что привлекает меня.

Александр Геннадьевич игнорирует неуважительное поведение своего сына. Очевидно, он привык к этому.

— Произошли некоторые изменения… Я знаю, что говорил вам обоим, что мы можем снять вам жилье или вы можете жить в общежитии, но мы с Аней решили, что будет лучше, если вы поживете здесь… Покрасней мере, пока не привыкнете друг к другу.

— Ты, наверное, издеваешься надо мной, — прерывает Костя своего отца, его взгляд становится убийственным.

— До университета здесь всего двадцать минут езды, вы можете ездить вместе. Вам будет полезно пообщаться. Узнать друг друга получше, — добавляет Александр Геннадьевич.

Костя недовольно фыркает, его глаза закатываются так сильно, что я боюсь того, что они могут там застрять.

Моя мама нервно улыбается, ее взгляд перемещается по каждому из нас, как будто она пытается избежать конфронтации. Как это типично для нее. Всегда избегает острые моменты.

— Ладно, все обсудим позже, но сейчас я хочу, чтобы ты меня понял…

Дядя Саша пристально смотрит на Костю и пытается говорить авторитетным голосом.

— Я хочу, чтобы ты присмотрел за Лерой. Покажи ей что к чему, ведь у нее совсем не было времени осмотреться здесь. Помнишь, как вы раньше дружили?

Последнее он произносит с задором, но в этом нет ничего радостного.

Я застряла в доме с человеком, который ненавидит меня без видимых причин и имеет проблемы с самоконтролем, которые, скорее всего, замечаю только я.

Замечательно.

— Зачем за ней присматривать? Она большая девочка. И может о себе позаботиться, — отвечает Костя, разводя руки в стороны. — Лера ты и правда такая беспомощная? — выкрикивает он, обращаясь ко мне.

Решаю не отвечать и просто пропускаю мимо ушей его колкость в мой адрес. У этого парня явно какие-то проблемы с психикой, и я не хочу лишний раз провоцировать его.

У меня есть свои проблемы, и я думаю, что не стоит добавлять его в эту кучу.

Александр Геннадьевич разочарованно вздыхает.

— Береги ее, Кость. Я серьезно. Если ты ослушаешься меня, то последствия тебе не понравятся.

Предупреждение ясно, как белый день: не выполнит — отец его уничтожит. Каким образом, я не знаю, но мне любопытно. Костя не производит впечатление податливого и мягкотелого, он не из тех кто просто примет наказание и оставит все как есть, он взрослый.

Что может сделать его отец, чтобы навредить ему? Отберет у него карточку?

В комнате повисает тишина. Мне становится неуютно и хочется вернуться в свою спальню.

— О, я присмотрю за ней. Отдыхайте и не о чем не думайте, — наконец говорит он, его губы кривятся и на них появляется зловещая улыбка.

Меня пугает ненависть в его глазах. Моя кожа горит, а щеки пылают без разрешения. Это больше похоже на угрозу, чем на обещание оберегать меня. В этот самый момент, я обещаю себе не попадать в ситуацию, в которых, я буду нуждаться в нем.

Я не могу на него положиться, так же как и на свою мать.

Прежде чем кто-то успевает сказать что-то еще, он поворачивается и выходит из комнаты.

Напряжение окутывает меня. Я хочу спросить, куда он пошел, но это не мое дело, и я говорю себе, что мне все равно. Он может делать все, что хочет. В любом случае, так будет лучше. Может быть, если я не буду мешать ему, он не будет мешать мне. Нет конфликтов — нет проблем.

Надеюсь, мы сможем поладить, по крайней мере, до возвращения родителей.

— Когда я вернусь, мы обязательно пробежимся по магазинам и зайдем в спа.

Мамин легкий голосок доносится до моих ушей, и я меняю выражение лица, даря ей поддельную улыбку вместо разочарованного хмурого взгляда.

— Конечно, классная идея.

Так и есть, но три года назад это звучало бы лучше.

Боже, мне нужно поменьше вспоминать о разочарованиях в жизни и о прошлом. Сейчас ничего нельзя сделать, чтобы изменить то, что произошло.

Жизнь бывает жестокой, так что смирись с этим и двигайся дальше, мысленно повторяю я.

— Вот и отлично. Не скучайте тут без нас. Все мы убегаем, нужно успеть на самолет. Я уверена, что с Костей все будет хорошо. Он иногда бывает немного угрюмым, главное не позволяй ему обижать себя. Он привыкнет.

Мама обнимает меня и целует в щеку, прежде чем уйти.

Дядя Саша как-то криво улыбается мне и следует за мамой, в то время как она повторяет список необходимых вещей. Я же остаюсь стоять в прихожей, мои ноги словно прилипли к полу.

Одиночество. Снова и снова я одна.

Слезы щиплют глаза, и я пытаюсь проглотить эмоции, но они не желают униматься и продолжают неконтролируемо течь по щекам.

— Все настолько грустно?

Его глубокий голос звучит у меня за спиной за мгновение до того, как его запах ударяет мне в нос. Терпкая мята с корицей. Я оборачиваюсь, вытирая слезы с глаз.

Откуда он взялся?

— Что грустно? — хриплю я.

Его глубокие голубые глаза смотрят прямо в мои, а после он обводит мою фигуру придирчивым взглядом и покачивает головой в стороны от удовольствия или, может быть, любопытства. Он как будто пытается прочитать мою душу, пытается увидеть мои секреты.

Нет. Нет, я не покажу ему, насколько я слаба. Насколько мне пришлось переломить себя, чтобы принять предложение его отца.

Он подходит ближе, его твердая грудь прижимается к моей. Я ощущаю его твердое, сотканное из мускулов тело, он великолепен, и я хочу отвести взгляд, но не могу.

Я уверена, что он хочет запугать меня, и ему это с легкостью удается, поскольку он, сантиметров на тридцать выше и как минимум на столько же килограмм тяжелее. Но страх это не все что я чувствую, есть и другое чувство, оно пробивается сквозь дрожь и панику, это странное чувство распространяет тепло в моем животе.

Я вынуждена запрокинуть голову назад, чтобы сохранить с ним зрительный контакт. Глубоко дыша, я втягиваю ноздрями его пьянящий аромат.

Мало того, что он великолепен, так он еще и пахнет сногсшибательно.

— То, что ей на тебя наплевать. То, что здесь, тебе не рады. Почему бы тебе не посмотреть фактам в лицо, Лера, ты никому не нужна. Никому. Ты просто дешевая лгунья.

Он мог бы дать мне пощечину, и это было бы не так больно, как слышать, от него правду о которой я пытаюсь не думать. Сжав руки в кулаки, я говорю себе, что не стоит бить его, ведь в какой-то мере он прав, и он не знает, насколько дерьмовой стала моя жизнь после той ночи шесть лет назад.

Он наклоняется к моему лицу, его глаза переходят на мои губы, и на мгновение мне кажется, что он может поцеловать меня, и я вроде как хочу этого.

Я хочу укусить его губу, пустить ему кровь и заставить его почувствовать боль, которая отзывается в глубине моей груди каждый раз, когда я делаю вдох. Но эта мысль мгновенно исчезает при звуке его стального голоса.

— Если бы ты была умной, ты бы уехала еще до того как закрылась дверь за нашими родителями. Теперь их тут нет, некому тебя защитить… некому спасти от меня.

На этот раз это звучит не просто как угроза, это звучит как обещание.

— Кость, мне не страшно. У меня нет ни одной причины бояться тебя. И вообще, почему ты так злишься на меня? Это не моя вина, что наши родители поженились, а тебя сделали моей нянькой, — усмехаюсь я, от близости его тела у меня кружится голова.

Он запрокидывает голову назад, его смех заполняет пространство.

— Ты действительно думаешь, что это связано с тем, что наши родители поженились?

Мои брови сходятся вместе от замешательства. О чем вообще идет речь?

Я ничего ему не сделала, мы не виделись целых шесть лет. Должно быть, он не нормальный, напридумывал не пойми чего.

Когда я ничего не говорю, он начинает качать головой в неверии, его тело вибрирует от ярости, которая проникает внутрь меня и пробирает до костей.

— Врушка. Маленькая, глупая врушка. Вот кто ты. И знаешь что, тебе не удастся выкрутиться, ничто не спасет тебя от меня. Я видел правду, знаю ее из первых рук, и я отомщу тебе. Я буду разрушать твою налаживающеюся жизнь по кирпичику, пока ты не начнешь умолять меня остановиться.

— Я… — слова застряли у меня в горле. — Я не понимаю.

Я быстро моргаю, его фигура все еще возвышается надо мной, заставляя меня чувствовать себя так, будто я какая-то букашка.

— Скоро поймешь. Если бы я был на твоем месте, я бы не расслаблялся. Никогда не знаешь, когда тебе воткнут нож в спину.

Окинув на последок холодным взглядом он отворачивается и направляется к выходу. От его слов мне становится не по себе, меня пронзает страх.

Глава четвертая

Он…

Капли пота стекают по моему лицу, затуманивая зрение. Я бью по боксерской груше в зале до тех пор, пока мои костяшки не начинают молить, чтобы я остановился, а мышцы на руках трясутся от усталости.

Ярость в моем сознании притупляется, становится слабее и больше не жжет как пламя.

Эта лживая девка думает, что может вернуться в мою жизнь и разыграть меня как дурака. Таращит на меня глаза, как будто она ни в чем не виновата.

Трахни ее, звучит у меня в голове.

— Полегче друг, — восклицает Герман рядом со мной. — Выдохни, хватит месить бедную грушу, на тебя уже все смотрят.

Взглянув на него, я вижу искреннее беспокойство в его глазах, хотя его слова звучат немного наигранно. Я прекращаю наносить удары и кладу руки на мешок, прислоняясь к нему.

— Просто решил хорошенько потренироваться, — говорю я полуправду.

Герман не особо мне верит, он слишком хорошо знает мой взрывной характер и хотя стараюсь держать себя в руках, но когда рядом Лера, я готов вспыхнуть как спичка.

— Ну да.

Герман закатывает глаза и понимаю, что не было смысла лгать, я знаю, он понимает, что для меня это больше, чем просто упражнение. Когда меня что-то беспокоит, я прихожу в спортзал и выпускаю это наружу.

Это лучше, чем ввязываться в драки с другими парнями, как я делал это раньше. Отец задолбался платить ментам и адвокатам, вытягивая меня из передряг.

— Послушай, твой отец снова женился, возможно, тебе это не нравится, но это нормально, ты просто должен держаться. Еще несколько лет, и ты закончишь учебу, сколотишь свое дело и больше не будешь нуждаться ни в нем… ни в ней, — говорит мне Герман, протягивая бутылку воды. — Кстати, о твоей новой сводной сестре… она просто огонь, — продолжает он.

Я откручиваю крышку бутылки и начинаю пить, позволяя холодной жидкости охладить мое разгоряченное тело.

— Да, ты просто капитан очевидность, но я слишком зол на нее, чтобы трахать. Она определенно не заслуживает того удовольствия, которое доставит ей мой член. Я вижу что она сексуальна, но так же я знаю, что она лживая сука.

— Ты же не будешь против, если я к ней подкачу? — спрашивает Гера, и в этот момент меня захлестывает неприятная волна ревности.

Я ненавижу ее, ненавижу то, чувствую себя из-за нее, ту власть, которую она имеет надо мной.

Каким-то образом, и слава богу, мне удается скрыть ревность.

— Ты можешь трахать ее сколько угодно, но только не таскай ее с собой. Я не хочу, чтобы она тусовалась вместе с нами. Если ли конечно ты не хочешь, чтобы я ее убил.

Шучу конечно. Я могу много говорить, но я никогда не подниму на нее руку.

— Больно она мне нужна, ты же меня знаешь.

Он усмехается. Да, я знаю его. Он еще хуже, чем я. Быть козлом для девушек — это его конек… ну, и мой тоже. Разница между ним и мной в том, что я сразу признаюсь девушке, что секс — это все, что мне нужно. Я такой, как говорю, так и есть.

Герман же другой, ему наплевать. Он говорит девушкам все, что они хотят услышать, дает обещания, которые никогда не выполнит. Как только он получает то, что хочет, он бросает девушку быстрее, чем выбрасывает презерватив в мусорное ведро.

— Тогда действуй, она вся твоя.

При моих словах на его лице появляется зловещая ухмылка.

— Я заеду домой, хочу принять душ. Ты не забыл, что нас пригласили на вечеринку, — спрашиваю я, когда мы вместе выходим из спортзала.

— Конечно нет, просто подкатывай за мной, когда закончишь.

Я киваю, и мы расстаемся на парковке. Я сажусь в машину и завожу двигатель. Обычно после занятий в зале я расслаблен, слишком измотан тренировками, чтобы о чем-то беспокоиться.

Сегодня все иначе, сегодня я чувствую себя так же напряженно, как и тогда, когда входил в спортзал. Все благодаря ведьме, живущей в конце коридора.

Дорога домой проходит быстро, и к тому времени, как я паркую машину перед домом, я достаточно спокоен, чтобы не ударить первого встречного по лицу.

Я захожу в дом и поднимаюсь по лестнице, планируя сразу пойти в свою комнату и заскочить в душ, но вместо этого я дохожу до двери в ее комнату и останавливаюсь.

Блядское чувство вновь причинить ей боль не покидает меня. Что-то в ней есть, что-то, что тянет меня к ней. Я хочу увидеть ее снова, посмотреть, как она дрожит, когда я угрожаю ей.

Подойдя ближе к двери, я внимательно прислушиваюсь, не раздастся ли какой-нибудь шум. Когда я ничего не слышу, я берусь за ручку двери и кручу ее, не утруждая себя стуком. Нахмуриваюсь, когда понимаю, что дверь заперта.

Стучу. У нее нет ключа, а это означает, что закрыть можно только изнутри, поэтому я знаю, что она там.

Наверное, прячется, придумывая очередную ложь.

Нетерпение охватывает меня, и когда она не отвечает, я стучу снова. Она, должно быть, в ванной, возможно, а может быть, спит?

Мой член дергается в шортах при мысли о ее обнаженном теле за этой стеной. Я поворачиваюсь и начинаю уходить, но быстро вспоминаю, что от этих дверей есть ключи и я знаю где они.

С оскалом, что застыл на лице я иду вниз и укрываю дверцу подвесного шкафчика, что находится возле входной двери. А вот и заветный ключик.

С ключом в руке я возвращаюсь к ее двери и отпираю ее. Я кладу ключ на облицовку двери сверху, чтобы использовать его в будущем.

Переступив порог и войдя в комнату, я обнаруживаю, что она действительно пуста. В ней нет ни одного предмета, который бы свидетельствовал о том, что она принадлежит ей, никаких личных вещей, фотографий или каких-либо мелочей.

Единственное, что выдает ее присутствие в комнате, это ее уникальный запах, какой-то цветочный. Я не могу точно определить что это, он просто женский, и от него у меня перехватывает дыхание.

Я привык к девушкам, которые пользуются слишком сильными духами и покрывают лицо слоями косметики. Но Лера не делает ни того, ни другого, что делает ее в десятки раз привлекательнее для всех, у кого есть член и глаза. Гадина знает чем может завлечь любого даже не на одну ночь.

Теперь, когда я нахожусь в комнате, мои уши напрягаются и я слышу звук душа, который доносится через закрытую дверь ванной.

Какая жалость, что она закрыта. Я бы не отказалась подглядеть.

Подумав, что могу подождать, я плюхаюсь на кровать и складываю руки за головой, ожидая ее с огромным нетерпением. Я слежу за дверью ванной, предвкушая момент, когда она выйдет из нее… надеюсь, обнаженная.

Когда душ наконец выключается, у меня начинает пульсировать в висках от предвкушения образа, который мне предстоит увидеть.

Через мгновение дверь открывается, и Лера входит в комнату, обернув полотенце вокруг своего стройного тела. Ааа… сучка.

— Я разочарован, ведь я так надеялся, что ты будешь голой.

Глаза девушки мгновенно встречаются с моими, ее пухлые розовые губы издают громкий вскрик. Она прижимает полотенце к груди, словно оно способно спасти ее от меня.

Выглядит забавно, но почему же она до сих пор не поняла, что теперь ничто не может спасти. Мой взгляд путешествует по ее кремовым голым ногам, оценивая этот маленький обнаженный участок. А хотелось бы увидеть ее сиськи и задницу, но я возьму все, что смогу получить.

Я пришел сюда не для того, чтобы проведать ее… Я пришел сюда, чтобы держать ее начеку, напомнить ей, кто здесь хозяин.

— Какого хрена ты здесь делаешь? — кричит она, ее грудь быстро поднимается и опускается, привлекая внимание к выпуклостям.

— Просто решил убедиться, что тебе НЕкомфортно, моя милая сводная сестра.

Ее губы кривятся, как будто она съела что-то кислое.

— Что ж, считай, что ты это сделал. А теперь убирайся из моей комнаты!

Я потираю челюсть.

— Твоего здесь ничего нет, запомни это раз и навсегда. И я думаю, что лучше посмотрю, как ты будешь одеваться.

Ее глаза цвета неба расширяются, в них мелькает страх.

Да. Я хочу видеть этот страх, эти слезы, душевную боль.

— Что с тобой не так? Почему ты это делаешь? Убирайся. Я ни за что на свете не разденусь на твоих глаза.

И снова, каким-то образом ей удается выглядеть серьезно удивленной моими действиями. Когда же она перестанет изображать из себя жертву? Ведет себя так, будто не знает, что произошло по ее вине, или так, что она не заслуживает моей ненависти.

Игнорирование того факта, что своими действиями она разбила мою семью, приводит меня к едва сдерживаемому приступу ярости.

Мелкая лживая сука.

— Скинь полотенце, — приказываю я, игнорируя ее вопрос.

— Нет! С тобой действительно что-то не так. У тебя психическое расстройство или что-то в этом роде? Возможно, ты не привык, что женщины говорят тебе "НЕТ", поэтому позволь мне объяснить тебе это. Убирайся. Убирайся из моей комнаты!

Костяшки ее пальцев побелели, когда она крепче ухватилась за полотенце. Нас разделяет один-единственный кусочек ткани, и будь я проклят, если позволю ей удержать его.

Сбросив ноги с кровати, я встаю. От моего резкого движения она делает шаг назад, натыкаясь на стену позади себя.

Беги, принцесса, беги так быстро, как только можешь!

Вальяжно идя по комнате, я сокращаю расстояние между нами, до тех пор, пока между нами остается несколько сантиметров. Мы стоим почти вплотную, она изо всех сил прижимается к стене, будто надеется, что она пройдет сквозь нее.

Я не позволю ей так просто уйти.

— Отпусти. Полотенце.

Я вычленяю каждое слово. Она настолько ниже меня, что мне приходится наклонить голову, чтобы посмотреть ей в лицо. Ее глаза отказываются встречаться с моими, либо из-за неповиновения, либо из-за страха, но я думаю, что второе, судя по тому, как дрожит ее маленькое тело.

Ее взгляд метнулся к двери, и я подумал, что она собирается убежать. Прежде чем она успевает принять решение, я хватаю полотенце и вырываю его из ее рук, бросая его позади себя.

Я ухмыляюсь, забавляясь ее поведением. Ее глаза невероятно расширились из-за потери полотенца, а руки шарят по телу в попытке прикрыться.

— Не прячься, — рычу я ей в лицо, мои пальцы обхватывают ее запястья, прежде чем прижать их над ее головой к стене.

Ее грудь вздымается вверх и вниз, как будто она только что пробежала марафон.

— Не надо, — шепчет она, ее взволнованный голос не более чем ласка для моих ушей. Мои ноздри раздуваются, и я снова вдыхаю ее запах, чтобы проветрить голову, прежде чем сделать что-то глупое, например, поцеловать ее.

Ненавижу ее.

Я беру оба ее тонких запястья в одну руку, а другой начинаю прикасаться к ней. Она вздрагивает при первом прикосновении, как будто я могу использовать свои руки для чего-либо, кроме удовольствия, хотя ей не обязательно это знать.

Мои пальцы проводят по ее ключицам, ее кожа такая гладкая, ощущается как шелк, и на мгновение я представляю, что все прекрасно, что мы просто два обычных студента, которые делят интимный момент, но это не так, не совсем так.

Я думаю о страхе, о власти, о контроле, и я собираюсь все это продемонстрировать ей. Она извивается в моей хватке, и мое внимание переключается на ее пышные груди, ее светло-розовые соски тверды и просятся в мой рот.

Я прикусываю нижнюю губу, подавляя стон, когда мой взгляд проносится дальше по ее телу, а мои пальцы касаются ее грудины.

Ее тело слегка дрожит, мышцы ее живота пульсируют под моими касаниями.

Такая мягкая, такая охуенно совершенная. Мой член ноет, он хочет оказаться глубоко внутри нее.

Блядь. Ее киска шелковисто-гладкая и совершенно без волос. Интересно она девствиница?

Блядь нет, она враг. Враг. Я напоминаю себе об этом снова и снова, пока мой взгляд блуждает по гладкой плоти между ее бедер.

— Пожалуйста… не надо.

Ее голос доносится до моих ушей, и я сглатываю возбуждение, нарастающее внутри меня. Я могу получить ее, если захочу. Я могу брать ее бесконечно, но я не буду. Я не могу. Я хочу отомстить, но не хочу насиловать или причинять боль.

Глядя на нее, я замечаю, как дрожат ее губы. Ее страх реален, и это только делает мой член тверже.

— Я не хотел ничего больше, чем провести руками по твоей пизде, засунуть пальцы внутрь и посмотреть, такая ли она мокрая, как мне кажется…

Я делаю паузу, наклоняясь к ее лицу, большим пальцем рисуя крошечные круги прямо над ее бугорком.

— Только лишь, ведь мне не нравится трахать лживых сучек.

Ее щеки вспыхивают розовым румянцем, а губы приоткрываются.

— Мне все равно, что тебе нравится, я бы не стала трахатся с тобой, будь ты последним человеком на планете, так что, думаю, в одном мы солидарны.

Она кривит губы, прежде чем вырвать свои запястья из моей хватки, а после толкает меня в грудь. Ее слабая попытка сдвинуть меня с места вызывают усмешку, она смотрит на меня с яростью, которая может соперничать с моей… почти.

Проходит еще секунда, прежде чем она, начинается двигаться. Отскочив в сторону, чтобы обойти меня, она направляется к своему комоду.

Я поворачиваюсь и смотрю, как ее голая задница слегка покачивается при каждом шаге. Мой член такой твердый, что из-за него в моих шортах образовался внушительный шатер, выдавая мое желание, мою потребность. Она открывает первый ящик, ее руки дрожат, когда она достает из него футболку и быстро надевает ее через голову. Затем она натягивает лосины, мои глаза следуют за тканью вверх по ее ногам.

— Без нижнего белья? — поднимаю я бровь. — Не то чтобы я жалуюсь. Так мне будет даже проще, когда я приду за тобой посреди ночи.

Блять, зачем я это делаю? Угрожаю ей. Пугаю ее. Сдалась мне эта сучка?

Она сводит меня с ума.

— Пошел ты! Тронешь меня еще раз, и я отрежу тебе яйца, — кричит она, прежде чем выскочить за дверь.

Что же с нами не так? Это похоже на напряженную игру в перетягивание каната. Я должен просто оставить ее в покое, но не могу. Я стою в комнате достаточно долгое время, моя грудь быстро поднимается и опускается.

Я ненавижу ее, но я не настолько глуп, чтобы отрицать тот факт, что она меня привлекает. На долю секунды позволяю себе поинтересоваться куда она направилась, но очень быстро я останавливаю себя.

Мне плевать, что она делает и куда идет.

С железным стержнем между ног я иду в спальню, а затем в ванную комнату, где раздеваюсь донага, прежде чем войти в душевую кабину.

Поворачиваю ручку и вода начинает литься из душевой лейки, первые несколько секунд она ледяная, а капли бьют по моей коже, как град.

Но даже это не помогает моему болезненно твердому члену.

Не задумываясь, я обхватываю его рукой и пару раз поглаживаю.

Я так возбужден и готов к действию, что знаю: мне не понадобится много усилий, чтобы дойти до края. В моей голове проносятся образы обнаженного тела Леры, дрожащего под моим от возбуждения, мои мягкие поглаживания превращаются в резкие толчки.

Еще один образ ее умоляющих глаз и дрожащей нижней губы. Черт, я хочу вгрызться в эти губы, кусать и, ласкать. Образ ее губ будоражит мою фантазию.

Лера на коленях, ее губы приоткрыты, я медленно ввожу свой член ей в рот и глубоко в горло, до тех пор пока не срабатывает ее рвотный рефлекс.

Интересно, ее уже трахали, использовал ли кто-нибудь ее горло?

Я продолжаю неистово дрочить, думая о ней. Неправильность всего этого только усиливает мою похоть. Проходит совсем немного времени, и мои яйца начинает сводить, оргазм пронзает меня.

Запрокинув голову назад, я зажмуриваю глаза, когда струйки спермы вылетают на пол в душевой.

Даже если я не хочу признавать этого, она в какой-то степени контролирует меня. Я хочу быть причиной ее страха, ее ненависти и ее гнева.

Блядь.

Глава пятая

Она…

Мои разгоряченные щеки холодит легкий ветерок, когда я выбегаю через заднюю дверь во двор. Я понятия не имею, куда иду, знаю только, что мне нужно быть от него подальше.

Мягкая трава щекочет мои босые ноги, и ветерок приятно касается кожи, пока я бесцельно бегу прочь от дома, пытаясь осмыслить то, что только что произошло.

Мои глаза наполняются слезами, когда гнев и шок сменяются растерянностью и стыдом.

Растерянность от того, что я не понимаю, почему он так со мной поступает и почему продолжает называть меня лгуньей. Стыд от того что какой-то части меня нравится то, что он делал, нравится, как он прикасался ко мне и грубо разговаривал со мной.

Что со мной не так? Раньше со мной такого не было, мне и страшно и интересно одновременно. Наверное, я сумасшедшая, если мне нравится, что он угрожает мне.

Когда я наконец перестаю бежать, то ощущаю как мои легкие горят, мне не хватает кислорода, чтобы нормально дышать. Я прислоняюсь к дереву, переводя дыхание, и окидываю взглядом участок.

Здесь красиво, просторно, здесь можно все обдумать, разложить по полочкам.

Вернутся в дом я точно не готова и поэтому, я сажусь за дерево, прислоняясь спиной к стволу.

Может, это и по-детски — прятаться здесь, но сейчас мне совершенно все равно, что обо мне подумают, и в первую очередь, что подумает Костя. Мой мозг словно прокрутили через мясорубку. Мои эмоции спутаны.

Я понятия не имею, что делать дальше.

Могу ли я вообще жить здесь и чувствовать себя в безопасности? Я вспоминаю его угрозу прийти ко мне в комнату сегодня ночью, и по позвоночнику пробегает дрожь, но только отчасти от реального страха.

Я не могу не представить, как он приходит ко мне ночью, пробирается в мою комнату сквозь темноту.

Забирается в мою постель… Я сжимаю бедра вместе, чувствуя, как влага и тепло накапливаются там, думая о нем и о том, что он сделает со мной.

Да, со мной определенно что-то не так.

Долгое время я сижу там, вдыхая свежий воздух и размышляя, какой была бы моя жизнь, если бы мы не играли в "Правду или действие" той ночью шесть лет назад. Может быть, мой отец никогда бы не узнал об этом, не превратился бы в алкоголика, едва держащегося в здравом уме. Может быть, мои родители все еще были бы вместе, мы все еще жили бы в нашем старом доме, и мы все еще были бы семьей… и Костя все еще был бы моим другом, а может быть, даже больше.

Возможно, он бы не ненавидел меня.

Что если…

Успокоившись, я чувствую, что могу вернуться в дом, я иду через двор и вхожу в дверь, через которую, совсем недавно бежала без оглядки, тихо закрываю ее за собой.

В доме тихо, слишком тихо, когда я на цыпочках прохожу через кухню в прихожую, оставаясь совершенно незамеченной. Это происходит до тех пор, пока я не поворачиваю за угол, чтобы направиться к лестнице, в этот момент мое тело врезается в другое.

От испуга я пячусь назад, чуть не споткнувшись о собственные ноги. Я в нескольких секундах от того, чтобы грохнуться на мраморный пол, когда кто-то хватает меня за руку и поддерживает.

Мой рот открывается, чтобы крикнуть ему, чтобы он убрал свои грязные ручонки.

Я скорее упаду на задницу, чем Костя поймает меня, но через секунду я понимаю, что меня держит не Костя, а другой парень. Он выглядит странно знакомым. Высокие скулы, волосы цвета шоколада, стильно подстрижен, с парой зеленых глаз, наполненных озорством.

— Ты в порядке? — спрашивает парень, его голос дружелюбный, а брови сведены вместе от беспокойства.

— Да, простите, я… — извиняюсь я, и он отпускает мою руку. Мне кажется, что мой язык онемел.

— Ты же Лера, верно? Я Герман, — представляется он с ослепительной улыбкой, демонстрируя свои идеально ровные, белые зубы.

— Да, это я. Приятно познакомиться.

— Вообще-то я искала тебя, но ты нашла меня первой, — игриво говорит он, его глаза сияют.

— Искала? Для чего?

Испуганно пищу я, не понимая, зачем ему меня искать.

Он кивает.

— Да. Я хотел спросить, не хочешь ли ты погулять, развеется, завести новых друзей? Я знаю, как трудно быть новеньким и слишком хорошо знаю твоего сводного братца, так что я подумал, что тебе просто необходим друг, с которым можно пообщаться.

— О, это… ну так неожиданно и мило с твоей стороны.

Улыбка Германа становится похожа больше на волчий оскал, и только тогда я вспоминаю, что на мне нет трусиков и лифчика.

Вся кровь в моем теле приливает к щекам, выдавая мое смущение.

— Если ты свободна сегодня вечером, то можешь пойти с нами… — во время этих слов Германа резко прерывают.

— Ни за что, блядь! Она не пойдет с нами.

Голос Кости гремит со второго этажа за мгновение до того, как он появляется на вершине лестницы. Он переоделся и теперь одет в темные джинсы и серую рубашку на пуговицах, и выглядит, как всегда, раздражающе великолепно.

На прядях его каштановых волос застыли бисеринки воды. Мои глаза падают на его розовые губы, даже после того, что было сегодня, он все еще завораживает меня. Это глупо и неправильно, ведь он не только мой сводный брат, но и, очевидно, враг.

— Что ты вообще здесь делаешь? Я же сказал, что приду к тебе домой, — с раздрожением говорит Костя.

Интересно, почему у него вообще есть друзья, когда так с ними разговаривает?

— Я устал ждать. Я ждал целую вечность, мое терпение лопнуло, так что вот он я. И что тебе не нравится, она может пойти, если захочет, на эту вечеринку зовут всех. Пусть сама решает, — отвечает Герман, прежде чем повернуться ко мне.

— Лер, ты хочешь пойти с нами? Я обещаю Костян будет смирно себя вести.

Мои губы подрагивают в небольшой улыбке.

— Нет, спасибо. Я бы предпочла остаться сегодня дома.

Когда Герман слышит мой ответ, то слегка надувается.

— Но только в следующий раз обязательно.

— Конечно, — бормочу я, пытаясь избежать новой конфронтации с Костей, который спускается по лестнице, направляясь прямо ко мне.

— Тебе лучше надеть лифчик, если, конечно, ты не собиралась продолжать выглядеть как придорожная шлюха, — усмехается Костя мимоходом, а я сжимаю руки в кулаки.

Все, что мне нужно сделать, это ударить этого поддонка.

— Просто не обращай на него внимания, — шепчет Герман и удивляет меня окончательно, тем, что наклоняется и слегка целует в щеку. Когда он отстраняется, он улыбается мне еще раз, показывая две ямочки, которые делают его еще более милым.

Подмигнув, он поворачивается и идет за Костей, который уже стоит в дверях. Я жду, пока за ними закроется дверь, прежде чем повернуться и пойти вверх по лестнице.

Вернувшись в свою комнату, я плюхаюсь на кровать, в нос ударяет запах корицы и мяты. Мои одеяла пахнут точно так же, как этот ублюдок.

Неужели этот парень не оставит меня в покое?

Уже глубокая ночь, когда я слышу, как открывается дверь и кто-то входит. Меньше чем за секунду я перехожу из состояния полусна в состояние бодрствования.

Я молча проклинаю себя за то, что не толкнула комод к двери, как я думала сделать.

— Ты ждала меня? — кричит Костя, идя ко мне, его шаги неспешны.

О Боже, нет, он пьян. Мое сердце камнем падает вниз. Слишком много ночей я наблюдала за тем, как мой отец приходит домой пьяным. Эти воспоминание из моей прошлой жизни, я не хотела бы пережить снова.

— Убирайся!

Я стараюсь сделать так, чтобы мой голос звучал твердо, и встаю с кровати.

Чувствую запах спиртного, этот отчетливый аромат заставляет меня отпрянуть.

— Ты че вскочила… ложись, — бормочет он, шатаясь, приближается ко мне.

Когда Костя оказывается достаточно близко, чтобы я могла дотронуться до него, я поднимаю руки и прижимаю их к его груди, чтобы слегка подтолкнуть его к двери, но его тело крепче кирпичной стены, мой крошечный толчок даже не заставил его сдвинуться с места.

Не знаю почему, но мне казалось, что если он будет пьян, я смогу его одолеть. К сожалению, я недооценила его. Я ошиблась… очень ошиблась. Я изо всех сил упираюсь ему в грудь, но он не сдвигается с места. Вместо этого он хватает меня за руки и толкает назад, к кровати.

В моей голове раздаются тревожные звоночки. Это плохо, очень плохо. Я совершенно одна с ним. Он намного сильнее меня, и вдобавок ко всему он пьян.

Я такая глупая, я подумала, что остаться здесь — хорошая идея.

Он предупреждал меня, говорил, что придет за мной сегодня ночью, а я проигнорировала его предупреждение. Я попала ему в лапы.

— Костя… — предупреждающе произношу его имя, но мой голос больше похож на шепот.

— Ш-ш-ш, просто ложись, — приказывает он и мягко подталкивает меня назад, пока я не ложусь на кровать.

Я приподнимаюсь на локтях и пытаюсь вырваться, но он оказывается быстрее и набрасывается на меня, как дикий зверь, своей огромной тушкой, он вдавливает меня в матрас.

Меня охватывает паника, внутри разгорается страх, все тело дрожит от ужаса. Он собирается сделать что-то плохое, он собирается заставить меня заплатить за то, в чем я даже не уверена, что виновна.

— Пожалуйста, — умоляю я, надеясь, что он просто решил меня напугать и нехочет причинять мне боль.

— Пожалуйста, что? — шепчет он, уткнувшись лицом мне в шею. От него несет водкой. Я не могу позволить ему сделать это со мной, что бы это ни было. — Пожалуйста, трахни меня? Я же сказал тебе… Я не трахаю лживых… Но я попросил одну девушку на вечеринке отсосать мне… Я думал о тебе, пока трахал ее рот. Я думаю, тебе бы тоже понравился мой член во рту… правда ведь, Лер?

— Нет… — тихо говорю я, ощущая как страх сковал меня.

— Лгунья… все, что ты говоришь, это ложь, — рычит он, прежде чем закрыть мне рот рукой, чтобы я замолчала. — Мне надоело слушать, как этот милый маленький ротик извергает ложь.

Я ничего не понимаю из того, что он говорит, и зажмуриваю глаза, ожидая страшного. Его тело покрывает мое, его дыхание шевелит волосы на моей шее с каждым его выдохом.

Странно, но страх начинает уходить из меня.

— Почему? Почему ты все испортила?

Мне кажется, что он просто выговаривается, говорит больше с собой, чем со мной. Но я по-прежнему не понимаю о чем он говорит.

— Ты могла бы просто держать рот на замке. Тебе не нужно было ничего говорить отцу. Тебе не нужно было все портить…

Я быстро моргаю, осознание приходит ко мне.

Неужели дело в этом? Он злится на меня за то, что я рассказала отцу о том, что произошло той ночью?

Я так хочу что-то сказать, поговорить с ним, заставить его понять, что я не знала, что мне делать, я была всего лишь ребенком, но его рука по-прежнему надежно закрывает мне рот.

Все, что я могу это бормотать ему в руку.

— Если бы ты просто держала рот на замке, все было бы так, как должно быть. Может быть, я бы не ненавидел тебя… может быть, мы бы остались друзьями, — шепчет он, и моя грудь сжимается, а в горле застревает всхлип.

Он ответил на вопрос, который я задавала себе годами.

Что бы случилось, если бы я ничего не сказала?

Все мои сомнения, тревоги и страхи… они проносятся прямо перед моими глазами.

Может быть, он прав, может быть, это моя вина.

Слезы начинают литься без предупреждения. Кажется, что мое сердце разрывается на две части. В течение нескольких минут я безудержно рыдаю под ним.

Ощущение его тела утешает меня больше, чем я хочу это признать, и мне хочется, чтобы он прикоснулся ко мне, вытер слезы, сказал, что я не виновата, но он этого не сделает, потому что в глубине души я знаю, что он считает меня виноватой.

Он винит меня и планирует отомстить.

— Шшшш, теперь уже слишком поздно для твоих слез. Они не спасут тебя. Ничто не спасет тебя от меня.

Он поднимает голову, его теплые губы касаются моей щеки. Его голубые глаза отражаются во мне.

Они стеклянные, и я думаю, не плачет ли он тоже?

Из-за потери и боли, которую мы оба, очевидно, пережили. У меня нет возможности спросить его, даже когда он убирает руку с моего рта и поднимается с кровати. Мое горло слишком скованно, чтобы говорить, слова, которые я хочу произнести, застряли глубоко внутри образовавшегося там комка.

Осознаю, насколько мне становится комфортно, когда он встал с меня.

Спотыкаясь, он в последний раз оглядывает меня, а затем рывком выходит из комнаты, мягко закрывая за собой дверь моей спальни.

В комнате становится так тихо, что я вспоминаю, насколько я одинока и насколько одинока была всегда. Тихий всхлип боли вырывается из моих губ и в груди так ноет.

— Ничто не спасет тебя от меня…

Его слова преследуют меня всю ночь, пока я лежу в постели без сна.

Почему в моей жизни все так?

Я раз за разом повторяю его слова про себя.

Почему я все еще здесь?

Может быть, я не хочу избавления, может быть, я нуждаюсь в Костиной ненависти так же сильно, как он нуждается в том, чтобы дать ее мне.

Глава шестая

Он…

Проснувшись на следующее утро, все, о чем я думаю, — это принятые мной решения, не очень хорошие решения прошедшей ночи.

Слишком много водки. Легкодоступные девки. Моя потребность в Лере.

Голова болит так, будто по ней кто-то ударил кувалдой. Принятие душа занимает огромное количество времени и сил, и к тому времени, когда я заканчиваю, все, чего я хочу, это вернутся обратно в постель.

Я больше никогда не буду так пить, хотя, наверное, я бы и не стал пить, если бы не эта девчонка из комнаты чуть дальше по коридору. Она безумно красива и совсем не похожа на мой тип девушек, что заставляет меня хотеть ее еще больше.

Почему пьяный я почувствовал необходимость поговорить с ней?

Я знаю почему, но это не значит, что я хочу признаться себе в этом. По правде говоря, она нуждалась в объятиях примерно так же, как и я, и я думаю, что тот пьяный парень принял правильное решение.

Всю ночь я думал о ней, о ее губах, о ее лице, о том, как она пахнет, о ее широко раскрытых глазах, когда она думала, что я собираюсь сделать с ней что-то плохое. Я думал о том, что все, чего я хочу, это вернуться в дом и мучить ее, сломить ее.

Это и привело к тому, что я выпил гораздо больше, чем собирался, я боролся с собой, хотел помешать себе. Но все было напрасно, потому что я все равно оказался дома и в ее постели.

Отгоняя мысли, я как-то умудрился одеться и выскользнуть в прихожую. Мне нужно что-нибудь съесть, пока меня не стошнило.

Черт, я больше никогда не позволю Герману наливать мне коктейли.

Хотя я говорю себе "нет", мои мысли возвращаются к тому, как она чувствовала себя подо мной прошлой ночью. Я хотел остаться с ней в постели, обнять ее, но я также хотел сделать ей боль. Бить ее своими словами, чувствуя ее боль.

Ее слезы удивили меня. Я не ожидал, что она начнет плакать, а когда это произошло, то я не выдержал. Я хотел уйти, но продумал, что должен остаться, хотя бы ненадолго.

Когда мои ноги ступили на нижнюю ступеньку, запах свежесваренного кофе защекотал мой нос. Когда я вошел на кухню, то увидел Леру, пританцовывающую возле плиты в милых шортах для сна и футболке, с наушниками в ушах, она наливает на сковородку то, что похоже на тесто для блинчиков.

Интересно у нас было тесто или она сама его приготовила?

Она трясет своей симпатичной попкой и крутит бедрами в такт музыке, которая звучит у нее в ушах.

Черт, я представляю, как мои руки вцепляются в эти бедра, когда я вхожу в нее, снова и снова…

Повернувшись, она вздрагивает, ее глаза судорожно блуждают по моему телу вверх и вниз.

Может, я ей и не очень-то нравлюсь как человек, но ей определенно нравится то, что она видит.

Вытащив наушники, она бросает их на стол вместе с телефоном, который находился у нее в лифчике.

— Я… я не знала, что ты уже проснулся.

Она нервно покусывает пухлую нижнюю губу, от чего мой член твердеет. Он должен держаться от нее подальше. Мои чувства к ней — это всего лишь ненависть и месть. Мне не стоит добавлять к этому списку вожделение к ней и тем более нежность.

— Я приготовила тебе завтрак, то есть… если ты хочешь то…

На какое-то время воцаряется молчание. Ее округлившиеся глаза смотрят на меня.

Блядь, зачем она так на меня смотрит? Она что, видит меня насквозь?

Внезапно я чувствую себя уязвимым, и мне это не нравится, ни капельки.

Из сковороды позади нее поднимается дым, и я ухмыляюсь.

— Ты имеешь в виду завтрак, который ты сейчас сжигаешь?

Повернувшись с шокированным выражением лица, она хватает сковородку, и попутно выдает множество проклятий. Она выбрасывает подгоревший блин в мусорное ведро и ставит сковороду обратно на плиту. Она наливает еще теста, ее движения неуверенны, я бы сказал судорожно дерганые.

— Сегодня утром мне позвонила мама, — говорит она, повернувшись ко мне спиной.

По какой-то причине я решаю не подходить к ней близко и устраиваюсь за стойкой. Я не завтракал здесь с тех пор, как был куплен этот дом.

— Да, и с чего ты взяла, меня это должно волновать?

— Потому что это связано с тобой.

Я не замечаю ни ее выдоха, ни грусти, которая, кажется, покрывает ее слова. Несколько минут назад она казалась спокойной, но сейчас она выглядит разбитой, как будто кто-то пнул ее гребаную собаку или что-то в этом роде.

— Ну, говори… У меня нет целого дня, и мне не особенно интересно, что ты хочешь сказать. Лжецы есть и всегда будут лжецами.

Даже после моего неприятного замечания она поворачивается и ставит передо мной тарелку с блинчиками и беконом. Ее голубые глаза застывают, и я вижу, как она заметно сглатывает.

— Наши родители продлевают свою поездку. Видимо, решили еще куда-то заехать.

В ее тоне слышится горечь — явный признак того, что ее отношения с матерью такие же напряженные, как у меня с отцом.

Я намазываю блинчик маслом и отрываю кусочек и запихиваю его в рот, не вижу смысла что-то отвечать ей, ведь мне наплевать.

Молча, я откусываю еще кусочек, потом еще один, но Лера так и не сводит с меня глаз. Мне не нравится, мне кажется она видит меня насквозь. Как будто по-настоящему знает меня.

Но это не так, никто не знает.

— Тебя это как-то беспокоит, есть какая-то конкретная причина? — спрашиваю я, усмехаясь.

Я уверен, что это из-за меня. Она просто не хочет оставаться со мной наедине и я наслаждаюсь мыслью о том, как некомфортно ей из-за меня.

Привыкай, принцесса…

Лера пожимает плечами.

— Я не знаю. Я надеялась провести с ней немного времени до начала занятий. Я не видела ее три года. Было бы здорово, если бы она хоть немного отвлеклась от своих дел и поговорила со мной, вспомнила бы что у нее есть дочь, уделила мне частичку внимания.

Я останавливаюсь на середине укуса.

Что она только что сказала?

Три года? Блин. Я почти чувствую себя виноватым за то, что издевался над ней, ну почти.

Но потом это маленькое ноющее чувство угасает, я напоминаю себе, что она сама навлекла это. Она сделала это с нами обоими.

Терпеть не могу лживых людей, а она именно такая — она лгунья.

Лгунья с красивым лицом и разбитым сердцем.

Очевидно, что мать подвела ее во многих отношениях, и, по глупости, на долю секунды я задумался, что случилось с ней после той ночи.

Что произошло между ее родителями, что привело ее ко мне, что заставило придти сюда?

Ее ложь разрушила мою жизнь, но что она сделала с ее жизнью?

Честно говоря, я никогда не задумывался об этом, и сейчас мне все это не настолько важно, чтобы спросить ее. Это ее собственная вина.

Если бы она не соврала… Мы ведь были всего лишь детьми, она не обязана была делать это, если не хотела. Может быть, в ее глазах эта ложь выглядела как выход, так она хотела спасти свою задницу, но для меня это был конец. С этого момента моя жизнь начала разрушатся.

Все изменилось из-за ее глупой лжи.

Я потерял все… любовь моего отца, мою мать, моя жизнь рухнула из-за нее.

Краем глаза я наблюдаю за тем, как она готовит себе тарелку. Садится со мной за стоку, но не рядом. Она оставляет приличное расстояние между нами, как будто знает, что лучше не пытаться сесть рядом со мной.

Между нами воцаряется неловкая тишина, и я пытаюсь по-быстрому запихнуть в рот остатки еды. Мне нужно уйти отсюда, мне нужно уйти от нее. Подальше от ее цветочного запаха, ее ангельского лица, ее печальных глаз. Кровь в моих венах достигает точки кипения. Все эти невысказанные слова и вопросы висят между нами.

Я хочу причинить ей боль своими губами, сломать ее своими прикосновениями… Я хочу сказать ей, что она на самом деле не такая уж и нелюбимая, но это противоречит всему, что у меня внутри. Это было бы равносильно предательству самого себя, я должен никогда не забывать, почему мы враги, почему ее присутствие здесь неприемлемо. Я чувствую взгляд ее голубых глаз на своей коже…

Почему она не ест, почему она смотрит на меня?

— О прошлой ночи… — робко начинает Лера, а я крепче сжимаю вилку, металл впивается в мою ладонь.

Неужели девушка действительно хочет увидеть, как я выхожу из себя? Очевидно, да, потому что она продолжает.

— Что ты имел в виду прошлой ночью? Ты все время говоришь, что я солгала, но я не знаю про что ты. Возможно, я смогу объяснить… Я хочу устранить это недопонимание.

Не могу ее слушать. Сука. Раздражает.

Не понимаю нахрена гадина пытается строить из себя невинность.

— Ты, блядь, серьезно сейчас?

Я чувствую, как расхожусь, как во мне пульсирует гнев. Так долго я держал это внутри, позволял разъедать мою душу, а теперь она здесь, прямо передо мной, и все, что я хочу сделать, это заставить ее страдать.

Заставить ее заплатить.

Уронив вилку на мрамор, я сжимаю руку в кулак и бью по столешнице, заставляя ее подпрыгнуть на своем месте, моя голова пульсирует все сильнее.

Боль проносится по руке, но мне это нравится. Мне это еще как нравится. Ее тело дрожит, грудь быстро поднимается и опускается, а на щеках появляется розовый румянец. Она выглядит испуганной, но она также выглядит… Я не даю себе закончить эту мысль. Вместо этого я греюсь в лучах ее страха.

Как Лерасмеет сидеть здесь и притворяться, что не знает, о чем я говорю? Какая же она лживая. Каждое слово из ее рта — ложь.

Я не могу больше находиться с ней в этой комнате ни минуты. С силой отталкиваю стул назад, позволяя ему опрокинуться и удариться о твердый пол. От этого звука я и сам вздрагиваю, пульсация за глазами становится все более назойливой.

В сочетании с ее присутствием я в любую секунду готов сорваться.

Схватив свою тарелку, я топаю к мусорной корзине и выбрасываю остатки еды, а затем бросаю свою тарелку в раковину. Она падает с громким лязгом и, скорее всего, разбивается.

Черт, это не первый раз, когда я что-то ломаю в этом доме в порыве гнева.

— Твои блинчики на вкус не очень, как и твоя брехня, — выдаю я, повернувшись к ней лицом, я хочу видеть ее глаза. Она шокировано смотрит на меня, я пальцами впиваюсь в столешницу. Либо я схвачу это, либо ее, но лучше без этого. Не сейчас, ни когда во мне столько гнева, столько безумия, выходящего из-под контроля.

Я наклоняюсь к ней, игнорируя ее манящий запах и страх, который сквозит в ее глазах. Она должна четко понимать, что я всегда буду лишь ненавидеть ее. Всегда.

— Костя, скажи мне, в чем дело?

Ее нижняя губа трясется, и кажется, что она вот-вот заплачет. Она умоляет меня рассказать ей, что случилось, но она уже знает, так что не вижу смысла играть в ее игру.

Звук моего имени, сорвавшегося с ее губ, выводит меня из равновесия, и я отпускаю свою хватку на столешнице и вместо этого беру ее за подбородок, с силой притягивая к себе.

— Надо же как все изменилось. Когда-то у тебя было все, а теперь у тебя нет ничего… Вот видишь, как одна ложь может заставить весь мир рухнуть в одночасье.

Мои губы кривятся от ненависти, ее маленькая рука вцепилась в мое запястье, пытаясь заставить меня ослабить хватку. Но я еще не закончил, так что придется потерпеть.

— Ты конечно можешь лить слезы и возможно этим заставишь людей пожалеть тебя, но от меня ты не получишь ни грамма жалости. Ты заслужила все, что произошло с тобой!

Я отпускаю ее с пренебрежением, и топаю из комнаты, пока не сделал то, что не смогу исправить.

Все это время, я хотел мести, я хотел сломить ее, показать насколько она ничтожна, а теперь, когда она здесь, я не знаю чего на самом деле хочу.

Уходя прочь, я думаю о ее сладком аромате, о ее бархатной коже, это она причиняет мне боль, а не я ей. Я не могу податься этим ощущениям.

Ей и так принадлежит слишком много меня. Если бы она сказала правду… если бы она не выставила меня вором и подстрекателем, возможно, я не был бы тем, кем являюсь сегодня.

Может быть, в моей груди не было бы зияющей раны и возможно я бы не испытывал извращенного удовлетворения от ее страха.

Может быть, мы были бы не просто врагами.

А может, и нет.

Глава седьмая

Она…

Сегодня первый день обучения, а в моей голове столько не нужных мыслей. Я изо всех сил стараюсь не зацикливаться на том, что моя мама до сих пор не вернулась из путешествия. Или на том что мой отец до сих пор не позвонил и не поинтересовался как у меня дела, или что Костя ненавидит меня.

Хорошо только одно, последние несколько дней он игнорировал меня, старался держаться от меня подальше. Это гораздо приятнее, чем если бы он активно издевался надо мной или заставлял чувствовать себя некомфортно.

Жить с ним — все равно, что жить с бомбой замедленного действия. Внутри меня постоянно бурлит тревога, и я ненавижу это чувство. Я никогда не знаю, чего от него ожидать… бросит ли он в меня оскорбление или обнимет, как в ту ночь, когда напился?

Сегодня я решила надеть самый неброский наряд, который у меня есть. Простые джинсы и блузку в офисном стиле. Выглядит мило и надеюсь не привлечет ко мне излишние взгляды.

Выхожу из дома за час до начала занятий, все-таки первый день. Я ни разу не была в универе, вместо меня все сделал Александр Геннадьевич, он просто позвонил нескольким знакомым и так как это коммерческое отделение, меня тут же приняли.

Я не решилась спрашивать у Кости, можем ли мы поехать вместе, поэтому решаю поехать на маминой Тойоте, которая припаркована в гараже, она сказала я могу ее брать.

Думаю, избегать своего мучителя самая правильная тактика. Меньше всего я хочу, чтобы у нас была еще одна дуэль. Надеюсь, если я не буду мешать ему, то он не будет мешать мне, и когда наши родители вернутся, моя жизнь наладиться.

Когда я наконец добираюсь, то паркуюсь на парковке для студентов, достаю расписание занятий и схему учебных корпусов, которую я распечатала.

Мне не требуется много времени, чтобы найти здание, в котором мне нужно быть, когда я добираюсь до него, то нахожу небольшую скамейку неподалеку и достаю учебник по гражданскому праву, пролистываю первые несколько страниц.

Бегло просматривают материал, пытаясь впитать как можно больше знаний, чтобы быть готовой к тому, что меня ждет.

Для большинства студентов универ — это пьянки, вечеринки и беспорядочные половые связи, но не для меня. Для меня универ — это мой выход… путь к тому, чтобы убраться подальше от всех людей, которым на меня наплевать.

Подходит время начала занятий и вокруг меня начинают появляться другие студенты, проходя мимо, они теряются в разговорах, смеются и улыбаются. Все идут внутрь здания и решаю присоседиться к ним. Я занимаю место в последнем ряду аудитории, раскладываю свои вещи на столе. Через секунду входит девушка и занимает место слева от меня, разложив свои вещи таким же образом.

Воздух в моей груди замирает. Я сразу же замечаю, что ее книга выглядит иначе, чем моя.

Я свожу внимание к книге.

На обложке написано "Психология".

Быстро, стараясь не привлекать к себе внимания, я оглядываю класс и понимаю, что у всех в этой аудитории, есть такая же книга по психологии.

Я сглатываю подкрадывающуюся ко мне панику и поворачиваюсь к девушке рядом со мной.

— Эй, не подскажешь, что за пара сейчас будет?

— Психология, — говорит она и одаривает меня мягкой улыбкой.

— Спасибо, — бормочу я, прежде чем схватить все свои вещи и быстро выйти из аудитории.

По дороге я смотрю на номер здания, чтобы убедиться, что это третий корпус, и так оно и есть. Я еще раз сверяюсь с расписанием занятий и схемой.

Согласно ей, я нахожусь в нужном здании и в нужном кабинете, но там другой предмет.

Какого хрена?

Паника переходит в замешательство, когда я поднимаю голову и замечаю двух парней, идущих ко мне, я понимаю, что мне нужно спросить у них.

— Ребят стойте у меня вопрос.

Я нервно тереблю лямку своей сумочки. Мне трудно начать разговор с незнакомыми людьми, но я запуталась и не хочу пропустить занятия в первый день.

— Спрашивай, — отвечает один из парней кокетливым тоном. Он симпатичный, похож на голливудскую звезду, что не добавляет мне уверенности.

— Кто-нибудь из вас знает, где обычно проходят пары по гражданскому праву?

Один из парней потирает свой заросший щетиной подбородок, как будто размышляет, а его друг пихает его в бок и отвечает мне.

— Право обычно проходит во втором корпусе.

Он указывает пальцем себе за спину.

— Хорошо, спасибо, — бормочу я, возвращая свое внимание к схеме. Мой взгляд блуждает по корпусам на схеме и когда я вижу где располагается нужное здание, то еле сдерживаю ругательства. — Черт!

Я запрокидываю голову назад и смотрю на голубое небо. Почему, почему жизнь то и дело поворачивается ко мне задом?

Второй корпус находится на приличном расстоянии. Мне понадобится целая вечность, чтобы добраться туда и поскольку мне пришлось припарковаться довольно далеко, я думаю, что лучше идти пешком, чем ехать на машине.

Разочаровано выдохнув, я перекидываю сумку через плечо и начинаю бежать по тротуару, слушая как мои ноги шуршат по асфальту. Наверное, я выгляжу как сумасшедшая.

К тому времени, когда я добираюсь до здания, я опаздываю на десять минут, я совершенно запыхалась и уверенна, что теперь от меня несет как от раздевалке в спортзале.

Именно так я и хотела начать свое утро — вонючей и опоздавшей.

В аудитории полно народу, но каким-то образом мне удается найти место. До моих ушей доносится перешептывание, но я не обращаю ни малейшего внимания.

Оставшаяся часть занятия проходит нервно, я чувствую себя так, словно пытаюсь наверстать упущенное. Я ненавижу опаздывать. Ненавижу. Это портит мой день и выбивает из графика. Я всегда прихожу вовремя. Всегда.

В итоге то и дело роняю карандаш, сбиваюсь и не могу разобрать, что написала.

Со мной что-то не так.

Спустя, кажется, целую вечность, преподаватель отпускает нас. Я собираю свои вещи и выхожу на улицу в поисках следующего занятия, которое, к счастью, начнется только через полчаса.

Надеюсь, на этот раз я приду вовремя и в нужный кабинет.

В расписании указано, что занятие будет проходить в четвертом корпусе, но когда я подхожу к табличке, на ней написано "Административный корпус". Я сжимаю челюсть, во мне закипает гнев.

Почему пара по «Русскому языку» должен проходить в административном здании?

И тут меня осеняет.

Костя.

Должно быть, он сделал это, сделал что-то с моим расписанием. Другого объяснения этому нет. Когда мне прислали расписание, все пары совпадали с книгами и тетрадями, которые я купила, но сейчас все иначе.

Почему он думает, что может шутить со мной?

От злости я бью ногой по асфальту и спотыкаюсь.

Господи. Я найду способ отомстить ему, но сейчас мне нужно решить проблему, которую он создал.

Зайдя в здание, я оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти кого-нибудь, кто мог бы мне помочь. Это первый учебный день и мне кажется, что это здание должно быть самым оживленным, но на самом деле, оно оказывается самым пустующем.

На проходной никого нет, на бухгалтерии табличка «закрыто».

Тут вообще хоть кто-то работает?

Сейчас не время обеда, так что же означают надписи «закрыто»?

Трясу головой от досады, потому что сегодняшний день и так сплошной провал, я иду по длинному коридору в поисках кого-нибудь, хоть кого-нибудь.

И тут прямо передо мной открывается дверь, и я чуть не врезаюсь в нее лицом.

Глава восьмая

Она…

— О, простите… — говорит парень, который чуть не задел меня.

Я ловлю его взгляд, смотря ему прямо в глаза. Они ярко-синие, настолько синие, что на мгновение я забываю, что я вообще здесь делаю.

— Все в порядке?

Его глубокий баритон разрушает транс, в котором я нахожусь.

— Да, я в порядке… просто у меня одна проблема… кажется, номера зданий в моем расписании перепутались. Я оказалась не в том здании и опоздала на первую пару.

Я расстроено вздыхаю, раздумывая, сможет ли он мне помочь.

— Проходите в кабинет, и я посмотрю, что смогу сделать, — говорит он, держа дверь открытой для меня.

Я вхожу и сажусь на место перед его столом. На нем стоит маленькая табличка с надписью "Помощник декана Марк Цепов". Когда я смотрю на него, мне не кажется, что он ни на много старше меня и мне становится интересно, как он попал на такую должность в его возрасте.

Я передаю ему листок бумаги, когда он садится свое кресло. Я рассматриваю его, он красив, молод и мог бы сойти за студента. Его глаза скользят по бумаге, брови хмурятся, черты лица становятся более серьезными.

— Я думаю, кто-то разыграл вас, — нахмурившись, говорит он.

Это не просто хорошее предположение, это прямо в точку.

— Да, я тоже так подумала… мой сводный брат считает такие вещи забавными. Это мой первый день здесь, я не была в день когда собиралась наша группа, так что я понятия не имею, где что находится. Он превратил мой первый день в настоящий кошмар.

— С братьями всегда непросто. У меня их двое. Я знаю все о подобных ситуациях.

Этот парень кажется мне очень милым, хорошо, что я его встретила.

— Я распечатаю тебе правильное расписание, и ты сможешь вернуться к занятиям, надеюсь, вовремя.

Он набирает что-то на компьютере, его длинные пальцы перебирают клавиши. Через секунду раздается тихий стук в дверь, заставляя нас обоих поднять глаза. Дверь, которая не была закрыта до конца, распахивается, открывая нашему взору девушку моего возраста.

— О, прости, я не знала, что у тебя посетитель, — извиняется она, ее щеки окрашиваются в розовый цвет, как будто она смущена или что-то в этом роде.

— Все в порядке Диан, проходи.

Он машет рукой, приглашая ее войти, на его губах играет легкая улыбка.

— Это…

Он смотрит вниз на бумагу в своей руке.

— Лера. Она новенькая. Может быть, ты покажешь ей, что здесь к чему? Ей трудно разобраться.

Мягкая улыбка пробегает по его губам. Я не удивлюсь, если женщины бросаются на него толпами.

Я перевожу взгляд на Диану, чувствуя себя не очень удобно, ведь он поставил ее в не очень удобное положение. Но она, кажется, не расстроена и одаривает меня яркой улыбкой.

— Конечно, с удовольствием, — отвечает она, искренность ее тона говорит мне, что она не лжет. — Когда у тебя следующая пара?

Я моргаю.

— Через двадцать минут… но если ты занята. То, я сама разберусь. Возможно у тебя есть дела поважнее.

Пытаюсь дать ей выход, потому как не хочу ее напрягать, но она качает головой и от этого движения масса белокурых кудряшек разлетаются в стороны.

— Я полностью свободна, я учусь во вторую смену. К тому же любые, друзья Марка это и мои друзья.

Друзья? Я не думаю, что мы друзья. Это вроде как его работа — помогать мне, хотя и он не обязан любезничать со мной.

— Отлично.

Улыбаюсь я, чувствуя себя немного лучше, от того, что не буду обременять ее. Последнее, чего я хочу, это заставить ее чувствовать, что она должна мне помогать. Я привыкла все делать сама.

Я уже большая девочка, как и сказал обо мне Костя.

— Давай сделаем так, я провожу тебя на пару и вернусь к своим делам, а после выпьем кофе, и я покажу тебе все.

— Отличный план, — отвечаю я.

Это действительно, было бы очень здорово. Мне это нужно, на самом деле больше, чем я хочу признать.

Глава девятая

Она…

— Отлично! — восклицает она, ее взгляд возвращается к помощнику декана. — Я позвоню тебе позже.

— Передай Кириллу привет и скажи, что он должен показываться чаще, чем раз в неделю, — говорит более серьезно Цепов, и у меня возникает ощущение, что эти двое знают друг друга на личном уровне.

— Обязательно. В последнее время он завален домашней работой, — отвечает Диана.

— Домашняя работой, говоришь?

Он поднимает густую бровь и усмехается, после чего возвращает взгляд к компьютеру. Я замечаю как щеки Дианы начинают пылать, и она закусывает нижнюю губу. Эти двое определенно знают друг друга, и скорее всего Кирилл это парень Дианы.

Марку не требуется много времени, чтобы распечатать мое расписание и отправить меня за дверь.

Диана провожает меня в кабинет, и в этот момент, я чувствую, что сделала правильный выбор, когда поступила именно сюда. Она рассказывает мне о Кирилле и о том, что помощник декана Цепов это его брат. Она задает мне несколько личных вопросов, на которые я отвечаю неопределенно.

Я не хочу, чтобы кто-то знал, насколько у меня хреновая ситуация. У всех есть проблемы, но это не значит, что мы должны о них рассказывать.

— Вот, давай я тебе напишу. А позже, когда ты закончишь, мы сможем встретиться. И если в будущем у тебя будут вопросы, ты сможешь позвонить мне. Помогу, чем смогу. Я слишком хорошо знаю, как трудно освоиться.

Она улыбается, а мне кажется, что у этой добродушной девушки, все не просто. Я называю свой номер, и она быстро отправляет мне сообщение, а мой телефон сигнализирует о входящем.

— Спасибо, правда, эта путаница в первый день, выбила из колеи.

Моя благодарность звучит неловко, но Диана ничего не говорит по этому поводу. Она просто мягко улыбается.

— Очень скоро станет легче. Я обещаю, — говорит она.

Надеюсь, она права, потому что если станет хуже, я не знаю, что буду делать. Костя успешно испортил первый день занятий. Хотя, во всем этом есть и положительный момент. У меня появился первый друг. Наверняка Костик не ожидал такого поворота событий.

Следующие пары пролетают так незаметно, что я не успеваю опомниться. Уже наступила вторая половина дня, а я ничего не ела, и урчание в моем желудке служит тому ярким доказательством.

Потирая живот, я обещаю себе поесть как можно скорее и сразу направляюсь к кафе, которое я видела на углу. Достав из кармана телефон, я проверяю время, и этого секундного отвлечения достаточно, чтобы врезаться в другое тело или как мне сначала показалось в бетонную стену.

Прежде чем я успеваю рассмотреть парня, я кувыркаюсь назад, моя задница смягчает падение на тротуар. Боль от удара пронзает позвоночник.

— Смотри, куда идешь, — усмехается кто-то, но как только я слышу ледяной тон его голоса, я понимаю, кто именно отправил меня в падение.

Да сколько можно. Про себя вопрошаю я.

— Извини, — бормочу в ответ, поднимаясь с земли, задница болит.

Я провожу глазами по его великолепному телу и останавливаюсь на его надменном лице. Крепкая челюсть, выразительные скулы, пронзительные глаза, которые выглядят так, будто мечут в меня кинжалы.

Да, это Костя Ивашов. Хмурый и злой. Я ненавижу то, что считаю его привлекательным, и в то же время хочу ударить его по наглой роже. В то время как большинство девчонок бросаются на него, я хочу, чтобы он не замечал меня.

Неужели я слишком многого хочу?

— Слышал, ты была в деканате. — он прищуривает глаза. — Тебе пришлось использовать свой глубокий прием, чтобы добиться изменения в расписании?

Он говорит это через чур громко, так чтобы все слышали, при этом делает характерный жест рукой.

Во-первых, откуда, он узнал, что я была в деканате, у него что, глаза везде?

А во-вторых, почему он, обвиняя меня в распутстве?

Сделав шаг назад, я поворачиваюсь к нему.

— Прости, что?

Я не столько шокирована тем, что он так дерьмово обо мне отзывается, сколько шокирована тем, что он делает это в общественном месте. С другой стороны, ему, вероятно, все равно, что о нем думают люди, ведь никто не посмеет сказать ему что-то против.

Его губы кривятся в ухмылке.

— Рот, ты использовала рот, чтобы манипулировать деканом? Это не удивило бы меня. Мне кажется ты можешь.

Я стискиваю зубы… заткнись, заткнись, не говори ничего… слова звучат в моей голове, но я не могу их произнести, мой рот просто открывается, кем он себя возомнил?

В следующее мгновение я набираюсь решимости и делаю огромный шаг вперед, вдавливая палец в его очень твердую грудь.

— В чем блядь твоя проблема? Я ни о чем, никогда не лгала и не оказалась бы в деканате, если бы не ты и твоя не смешная шутка, — кричу я, привлекая внимание прохожего.

Его ледяной взгляд опускается вниз, туда, где его груди касается мой палец, и он хватает его, отбрасывая мою руку назад, как будто я просто мусор. Он наклоняется к моему лицу, отвращение искажает его черты. Он похож на быка, которого прижгли раскаленным клеймом, и это сделала именно я.

— Ты. — Рычание, вырвавшееся из его груди, вибрируя во мне. — Ты — моя проблема, и пока ты не вернешься обратно в гадюшник из которого выползла, ты будешь оставаться ею. Хочешь, чтобы это прекратилось, просто уйди, и все закончится.

Мои губы бездумно кривятся, и хотя во мне нет ни капли злобы, я не могу не сказать первые слова, которые приходят на ум.

— Ты не будешь мне указывать, моя жизнь уже давно стала дерьмовой и такое ничтожество как ты особо ее не ухудшит. Так что пошел ты.

Я не тупая и знаю, что не должна дразнить его, давить на него, но так трудно позволить ему говорить обо мне гадости. Его лицо становится безэмоциональным, и я содрогаюсь от предстающего передо мной образа.

Это еще хуже, чем ледяной взгляд, которым он смотрел на меня несколько минут назад.

— Это не правильный ответ, — шепчет он мне в ухо, прежде чем оттолкнуть и пройти мимо.

Я сильная, я не буду сглаживать углы и молчать. Если он хочет причинить мне боль, то ему придется не просто.

Не желая возвращаться домой и вновь сталкиваться с Костей, или, что еще хуже с одиночеством, я решаю пробежаться по магазинам. Когда я возвращаюсь домой, на улице уже темнеет, а мой живот урчит, требуя пищи.

Нужно сходить в душ и посмотреть, какие пары ждут меня завтра. Я въезжаю на длинную подъездную дорожку, ведущую к дому, и сразу же вижу машины, выстроившиеся вдоль дороги и перед домом.

Что, здесь вообще, происходит?

Я уже чувствую, как кровь закипает в жилах, пока люди расходятся в сторону давая проехать, я пытаюсь проехать к гаражу, но быстро обнаруживаю, что мне до него просто не добраться.

Кто вообще устраивает вечеринку в понедельник? Разве никого не волнуют занятия? Сон?

Бросив машину на дорожке, я выхожу из нее, скрежеща зубами так сильно, что не удивлюсь, если я их сломаю.

Музыка в доме настолько громкая, что я слышу ее снаружи, земля дрожит от басов. На этого придурка точно вызовут полицию. Мое появление привлекает внимание людей, которые стоят во дворе с красными стаканчиками в руках.

Несколько девушек усмехаются, а парни смотрят на меня так, будто я попала в логово льва.

Торопливо схватив свои пакеты с покупками из машины, я марширую по дорожке и поднимаюсь на крыльцо. Если этот придурок думает, что может доставать меня, занимаясь какой-то подростковой ерундой, то он сильно ошибается.

Я прекращу эту вакханалию прямо сейчас!

Глава десятая

Он…

Я чувствую ее раньше, чем вижу. Это очень странное ощущение, когда влечет к кому-то, к кому влечь не должно. Я чувствую ее глубоко внутри себя, словно душа говорит то, что разум отказывается признавать.

— А вот и младшая сводная сестренка. Выглядит сексуально и немного психованно, — усмехается Герман, выпуская струйку дыма.

Вика, моя спутница, расположившись у меня на коленях ведет себя так, будто ей там самое место, и хотя это совсем не так, сейчас не время говорить ей об этом. Она накручивает на палец клок светлых волос и выглядит скучающей.

Она не та, кого я хочу… не та кто будоражит мою кровь…

Секундой позже в фойе появляется Лера, в ее руках множество пакетов, а на лице крайне хмурое выражение. Ее присутствие, как наркотик, посылающий эндорфины по моим венам.

Ее щеки темно-розовые, а на лбу залегли складки от недовольства, и тут я понимаю, что попал в цель. Смена расписания должна была стать небольшим развлечением, просто чтобы подшутить над ней, но потом я услышал, что она подружилась с Дианой Журавлевой, и я не мог допустить, чтобы она думала, что ее первый день пошел на поправку.

Так что, как всегда, Герман с большой охотой пришел на помощь, устроив праздник в честь начала нового учебного года. Несколько рассылок по списку контактов с упоминанием о халявной пьянке, и слухи распространились, как герпес на стоянке дальнобойщиков.

— Привет, сводная сестра, — приветствую ее с самодовольной улыбкой.

Ее руки скручиваются в маленькие кулачки, и она выглядит так, будто у нее есть желание бросить в меня пакеты с покупками. Она очаровательна, когда злится, ее каштановые волосы собраны в тугой хвост, наряд сексуальный, но не слишком привлекающий внимание.

Готов поспорить, что сегодня у многих парней дернулась на нее шишка.

Вика извивается у меня на коленях, ее хорошо ухоженная рука по-хозяйски пробегает по моей груди. Обычно я бы сказал ей, чтобы она прекратила и не лезла ко мне, пока я ей не разрешу, ведь она ничего для меня не значит, не имеет надо мной власти, но сейчас я не так уж и против, только не сейчас, когда я вижу ревность в изумленных глазах сводной.

— Как прошел твой первый день? Все пары прошли нормально?

Несколько парней ржут рядом со мной.

— Все просто замечательно, спасибо, что спросил, — саркастически усмехается Лера, одновременно с этим ее глаза закатываются к затылку. — Если вы не возражаете, я была бы очень признательна, если бы вы успокоились. У большинства из нас завтра занятия, а у меня уже есть домашнее задание, так что…

Нахрена? Кем она себя возомнила? Очевидно, мне нужно спустить ее на пару ступенек вниз, показать ей, кто здесь действительно контролирует ситуацию.

— Сколько тебе, восемьдесят? Просто иди в свою комнату и закрой дверь. Тебя никто не приглашал и к тому же я не хочу тебя видеть и все в комнате тоже. Так что давай пошла…

Я ненавижу себя еще больше, когда произношу эти слова, они слишком грубые и я вижу как они разжигают огонь обиды внутри нее.

— Малыш, — воркует Вика, ее дикий взгляд обращен к Лере. — Дай ей передышку. В ее жизни сейчас большие перемены. Я имею в виду, я не могу себе представить, как тяжело таким отбросам, как она, вдруг жить в таком хорошем месте, как это. Особенно с учетом того, что ее отец находится в наркологичке. Она, наверное, на седьмом небе от счастья.

Слова Вики тут же стерли улыбку с моего лица. Отброс, наркологичка, это действительно очень жестко.

Я вижу, как глаза Леры опустились в пол, как поникли ее плечи, клянусь Богом, если она снова начнет плакать, я могу потерять голову.

— Давай… беги в свою комнату… ты здесь никому не нужна…

Вика заливается мерзким смехом, отмахиваясь от нее рукой, и я чувствую внезапное желание спихнуть ее со своих колен и подойти к Лере. Это неправильно, обращаться с ней таким образом, ломать ее. Но какой-то части меня это нравится.

Она заслуживает этого, заслуживает чувствовать боль, печаль, одиночество. Неважно, что сейчас ее отец лечится в клинике. Возможно, у нее была хорошая жизнь, а теперь она и вовсе живет здесь.

Я не могу позволить сомнениям сбить меня с пути. Не могу.

Герман протяжно выдыхает рядом со мной, прежде чем подняться со своего места. Мой рот открывается, слова застывают на кончике языка, но я ни хрена не говорю. Она — свежее мясо на этой тусовке, и я решаю не встревать.

Если он хочет подкатить к ней или трахнуть, то пускай, я не против. Это не мое дело. Мне все равно. Или, по крайней мере, должно быть все равно.

Он наклоняется и что-то шепчет ей на ухо. Он достаточно близко, чтобы, если она повернется под нужным углом, их губы соприкоснулись, и по какой-то причине это меня бесит.

Глупо, как же блядь, глупо.

Я пытаюсь заставить себя отвести взгляд, но не могу. Я прикован к ним, мне нужно знать наверняка, что Гера ничего не получит. Он что-то говорит, но она качает головой, движение медленные, и волосы падают на ее лицо. Она прекрасна, настолько прекрасна, что это вызывает тошноту.

Я хочу убрать эти пряди с ее глаз, поцеловать ее розовые губы и почувствовать ее крошечное тело под своим.

Затем, словно почувствовав мой взгляд, ее глаза поднимаются к моим. На долю секунды наши глаза встречаются… мир вокруг нас замирает во времени. Только она и я. Я больше не агрессор, а она не жертва моего гнева. Герман снова начинает говорить, и момент между нами заканчивается.

Я вижу, как ее губы складываются в слово "нет", а затем она выходит из комнаты, как велела ей Вика, оставив Германа в одиночестве. Он поворачивается, на его лице ослепительная ухмылка. Его ореховые глаза полны озорства.

Я не знаю, что бы я сделал, если бы он последовал за ней наверх. Он мой лучший друг, да, но я не думаю, что смог бы справиться с этим, не набросившись на него.

— Жалкая неудачница.

Вика прижимается ко мне сильнее, обнимает меня, пытаясь поцеловать в губы.

Да, нет. Я не целуюсь, а если бы и целовался, то это была бы точно не Вика. В ее губах побывало множество членов, а я не собираюсь целоваться с подобной особой.

Когда Лера исчезла из поля зрения, нет необходимости держать Вику у себя на коленях. Необходимость в ее присутствии исчерпана.

— Отвали от меня, — рычу я, отталкивая ее руки от себя, прежде чем скинуть ее на диван. Она так удивлена переменой в моем настроении, что чуть не падает с дивана.

Я чувствую себя грязным, из-за слов, которые сказала Вика и из-за того, что позволил ей так сидеть на мне.

— Малыш, что ты делаешь? Кость…

— Перестань называть меня малыш и вообще, держи мое имя подальше от своего грязного рта. Мы не пара. Ты сосешь мой член пару раз в неделю, и все. Рабочий рот не делает тебя девушкой, которая подходит мне. А теперь оставь меня в покое.

Я даже не смотрю на нее, хотя прекрасно знаю, что она на меня смотрит, метая кинжалы из глаз, возможно, она думает снять туфлю и попытаться заехать мне по лицу, ведь такое случалось уже ни раз.

Мне нужно выпить и подышать воздухом, я встаю с дивана и иду на кухню.

Это место похоже на свалку, повсюду открытые бутылки из-под спиртного разбросанные упаковки от еды, грязные стаканы свалены в раковине. На полу куча мусора, в то время как урна, стоящая в углу, совершенно пуста.

Мудаки. Хотел бы я посмотреть на лицо своего отца, если бы он пришел домой, когда тут такой бардак. Он бы меня убил.

Нужно заказать клининг.

Не обращая внимания на все это, я иду прямо к бутылке виски, нахожу себе стакан и наполняю его до краев. Я беру стакан, но бутылку решаю оставить, ведь взять ее с собой, это слишком опасно, я не хочу повторения того, что случилось той ночью, когда я напился.

Лере не нужно, чтобы у нее появились новые представления о том, какой я человек.

Тяжелая рука ложится мне на плечо, и я разворачиваюсь, готовый ударить того, кто ко мне подошел, но обернувшись, я вижу Германа. На его лице читается озабоченность.

Какого хрена он вообще со мной трется?

Мы слишком разные. Мы вообще не должны быть друзьями, не должны даже находиться в одних кругах, и все же я не променяю этого ублюдка ни на кого.

Глава одиннадцатая

Он…

— Она очень зла на тебя, — говорит друг, как будто я этого еще не знаю.

— Да. И что? — я безразлично пожимаю плечами. — Что ты хочешь этим сказать? Я тоже разозлился, когда узнал, что она наговорила обо мне. Не дай ее невинным глазам одурачить тебя, она просто притворяется, играет на чувствах.

Взгляд Германанемного расширяется, и я понимаю, что он потрясен моими словами. Обычно я не веду себя так с людьми, но с появлением в моей жизни Леры, я словно сорвался.

— Как долго ты собираешься играть в эти игры? Каков твой конечный результат? Должен ли я ждать, чтобы пробраться к ней, чтобы трахнуть ее, пока ты не сломаешь ее?.

Моя челюсть сжимается.

— Во-первых, это не игра, во-вторых, конечный результат давно мне известен. Я не остановлюсь, пока она не признает, что солгала. Пока я не почувствую, что она испытала достаточно унижений и разочарования.

Герман кивает.

— А что, если этого тебе не будет достаточно? Ее страдания не изменит прошлого. Она кажется милой девушкой. Вика сказала, что ее отец находится в наркологии, может быть, произошло какое что плохое в его жизни, о чем мы не знаем. Я могу это выяснить — если ты этого хочешь.

Я чувствую, как моя рука сжимается все сильнее вокруг стакана. Температура поднимается.

Заставляя дышать себя ровно, я делаю глоток темной жидкости, позволяя ей обжечь мое горло и осесть глубоко в желудке. Вместо того чтобы охладить мой пыл, сделать меня безразличным, она поджигает еще сильнее, заставляет меня пылать внутри.

— Она кажется милой девушкой, потому что она хочет, чтобы ты в это поверил. Хорошие девушки не лгут. Они думают о последствиях и не разрушают семьи. Лера не милая. А что касается прошлого, это, может, и не изменит того, что произошло, но мне точно станет полегче.

Я снова подношу стакан к губам и проглатываю остатки ее содержимого.

Мои внутренности снова окутывает тепло, тупая боль в груди становится менее заметной.

— А что насчет ее отца? Ты хочешь, чтобы я…?

Слова Германа прерываются, когда гаснет свет и в комнате становится темно.

Начинается паника, люди спешат к двери, крики и топот ног по полу наполняют комнату.

Я не двигаюсь. Я позволяю всем желающим уйти.

— Какого черта? Почему вырубился свет? — спрашивает Гера, на его лице недоуменное выражение.

Я чувствую как кровяное давление повышается, мне не хватает воздуха. Я чувствую прилив адреналина. Стиснув зубы, я в ярости разбиваю стакан об пол.

Она бы не стала… не стала бы!?

Если только у нее нет желания жестко пообщаться со мной, один на один.

Хотя почему я сомневаюсь, так и есть, от нее стоило ожидать что-то подобное, особенно после того, как Вика опозорила ее. Но, тем не менее, это моя вечеринка и мой дом, и если она решила испортить мне вечер, то ей придется развлекать меня другими способами.

Надеюсь, она знает молитвы, потому что сейчас ей пригодятся все.

— Убедись, что все свалили отсюда. Я не хочу, чтобы кто-то заблудился. А мне пора пообщаться с одной дамой, — говорю я Герману, поглаживая подбородок.

Я пинаю ногой стекла от разбитой посуды и топаю в сторону гаража, по моему позвоночнику скользят слабые токи возбуждения.

Эта игра в кошки-мышки, заставляет мой член постоянно напрягаться. Я еще никогда не был так напряжен из-за девушки, не говоря уже о той, которую я ненавижу. Мое тело как будто не понимает меня. Она недостойна моего члена, какой бы приятной, красивой, соблазнительной она ни была.

Как я и предполагал, дверь оказывается закрытой. Ухватившись за ручку, я поворачиваю ее, замок прочно стоит на месте.

Вот чертова ведьма.

Гнев распространяется внутри меня как пожар, распространяющийся по лесу во время засухи, пожирает все, к чему прикасается.

Сделав шаг назад, я в последний раз смотрю на дверь. Я мог бы выбить ее, но у меня есть идея получше. Я отступаю по коридору до кухни и останавливаюсь, прислонившись к стене, решаю подождать, понаблюдать.

В доме становится тихо, так тихо, что мне кажется, что я слышу свои мысли.

Я облизываю губы, предвкушение нарастает.

Мой член уже давно стал твердым. Слова, которые я собираюсь произнести, вертятся на кончике языка.

В конце концов, она должна от туда выйти.

Минуты идут… Возможно, она думает, что в безопасности, что я ушел, но я ни за что на свете не позволю ей распоряжаться в моем доме.

Нет, сегодня Валерия Рудова заплатит, она отдаст мне кусочек своего сладкого тела.

Терпение не самая сильная моя сторона, но я буду ждать, зная, что в итоге ожидание будет того стоить. Через некоторое время до моих ушей доносится шум, звук отпираемого замка и поворота ручки. Коридор погружен в кромешную тьму, лунный свет, падающий из соседнего окна, позволяет заглянуть внутрь, но он не достигает стены, к которой я прислонился.

Я слышу ее крошечные шаги. Неуверенные, усталые.

Давай подходи ближе, а то уже заждался.

Я задерживаю дыхание, чтобы убедиться, что она не услышит меня прежде, чем увидит. Не хотелось бы испортить сюрприз. Она делает еще два шага, прежде чем появляется в поле моего зрения, ее глаза скользят по темноте, как будто она ищет в ней кого-то.

Жаль, что она не понимает, что за ней уже охотятся. Мои глаза блуждают по ней, высматривая добычу. Она делает еще один шаг, крошечный, неуверенный, и в этот момент я набрасываюсь на нее с громким криком, который вырывается из ее горла, хватаю ее за плечи и прижимаю к ближайшей стене.

Глава двенадцатая

Он…

— Ты действительно думала, что можешь вытворять все что угодно и тебе ничего не будет? Кем ты себя возомнила?

Ее маленький носик морщится, глаза сужаются, когда она смотрит на меня с отвращением.

— Кем я себя возомнила? Разве ты не должен спросить себя об этом? Это ты ведешь себя так, будто ты выше всех остальных. Как будто ты какой-то король, хотя это совсем не так.

Я потрясен. Девушка нашла в себе немного смелости, несмотря на то, что она не так уж хорошо скрывает свой страх, легкая дрожь в голосе выдает ее. Давая мне понять, что мое присутствие все еще пугает ее.

Она смело разговаривает со мной, да еще в такой манере, наверное, она дразнит меня. Если она хочет, чтобы я укусил, то я укушу, и укушу очень сильно. Я пущу кровь. Я оставлю шрамы, потому что это именно то, что я всегда хотел сделать, оставить шрам, такой же, как тот, который она оставила на мне.

— Может быть, я не выше всех остальных, но я определенно выше тебя, — усмехаюсь я, наклоняясь к ее лицу. Она извивается в моей хватке и пытается оттолкнуть меня руками, но, будучи сильнее, я легко удерживаю ее прижатой к стене.

Она маленькая мошка, а я — слон. Если я не хочу, чтобы она ушла, то она останется, даже если я ее раздавлю.

— Куда это ты собралась?

Я наклоняю голову, чтобы слышать ее ответ, хотя мне особо не интересно. Я просто не готов к тому, чтобы эта игра между нами закончилась.

— В свою комнату, спать, раз уж наконец-то стало тихо в этой тюремной камере, которую ты называешь домом. А теперь отпусти меня, пока я не закричала.

Пока она что…? Моя голова откидывается назад, и смех вырывается из моих губ.

— Закричала? Давай. Кричи во всю мощь. Всем наплевать. Никто не остановит меня. Да, никто даже не поверит ни одному твоему слову, ведь ты врушка. Все знают, что ты врушка, ты только и можешь лгать и разрушать жизни людей.

Ее челюсть напрягается, губы сжимаются в твердую линию, и я не могу сдержаться. Я наклоняюсь ближе, желая, нуждаясь в том, чтобы быть ближе к ней.

— Ты испортила мою вечеринку и отправила всех по домам, так что теперь тебе придется развлекать меня всю оставшуюся ночь. Вика еще не успела отсосать мне, что очень меня расстраивает, знала бы ты, как она хороша в этом, а ее умелого рта здесь больше нет, но и твой накройняк сойдет.

— Пошел ты, я откушу тебе член, если ты подойдешь ко мне с ним!

Она вжимается своим крошечным телом в стену, тщетно пытаясь отстраниться от меня, но это только заставляет меня желать ее еще больше. Прижимаясь к ее груди, я чувствую, как колотится ее сердце, вижу, как пульсирует артерия на ее шее.

Мой член тверд как сталь и я вжимаясь им в ее живот. Она так хорошо пахнет, я я уверен, что если я поцелую ее, то на вкус она тоже будет хороша.

Блядь, я в полной заднице.

Я знаю, что она чувствует твердый гребень, застрявший в моих джинсах.

Она хнычет, ее глаза поднимаются к моим. В этих голубых глубинах застыла немая мольба, и я не уверен, о чем она просит меня… остановиться, продолжать… избавить нас обоих от страданий.

Я не уверен, что заставляет дуреть, ее тихое хныканье, или ее крошечное тело, трущееся о мое, или просто алкоголь, текущий по моим венам. Может быть, это комбинация всего этого, но что бы это ни было, это толкает меня через край, сталкивая меня головой вниз с обрыва, прямо в волны похоти.

Мой разум на секунду отключается, все мысли улетучиваются, когда я позволяю своему телу реагировать на нее. Я не позволяю себе думать о последствиях или о том, как неправильно с моей стороны делать это. Вместо этого я позволяю своим губам найти ее губы и врезаясь в гладкую кожу с такой силой, что ее затылок ударяется о стену. Она снова хнычет мне в рот.

В этом поцелуе нет места нежности, в нем только зубы и гнев, который жжет жарче солнца.

В нем нет ничего нежного, ничего ласкового или любящего. Он ярый, мощный, это тот поцелуй, который, как бы банально это ни звучало, я буду помнить всю жизнь. Я чувствую это до глубины костей и в громовом биении сердца.

Мои пальцы впиваются в ее плечи. Я хочу пометить ее. Оставить синяки на ее коже, но так, чтобы это принесло удовлетворение нам обоим, и я это сделаю, скоро, очень блядь, скоро.

Запустив руку в ее шелковистые каштановые локоны, я наклоняю ее голову назад, прикусывая зубами ее нижнюю губу достаточно сильно, чтобы пустить кровь. Ранить ее. Разозлить ее. Отстраняюсь настолько, чтобы видеть ее изумленные глаза, я наблюдаю, как они наполняются равным количеством страха и возбуждения.

Воздух вокруг нас заряжен электричеством, наши тела тянет друг к другу, как два магнита. Я снова целую ее с той же силой, но на этот раз она отвечает на мой поцелуй. Ее губы жадно двигаются, как будто она изголодалась по такому обращению. Ее маленькие руки то отталкивают меня, то вцепляются в мою рубашку и притягивают ближе.

Ее губы приоткрываются, и из них вырывается стон.

Именно этот звук внезапно заставил меня вынырнуть из омута похоти.

Какого черта, Костян?

Она враг, ее ложь опорочила тебя, разрушила семью. Я резко отстраняюсь, и ее тело прижимается к стене от потери моей поддержки.

Нет!

Моя грудь вздымается, пальцы жаждут снова коснуться ее кожи, поставить метку, но я не могу. Я не хочу становиться слабее из-за этой маленькой лисицы, которая хочет, чтобы я считал ее невинной. Это зашло достаточно далеко. Я должен уйти от нее, пока не потерял контроль, пока не перешел ту невидимую черту, которую однажды уже переступал.

Пошатываясь, я отступаю назад, устремляя на нее взгляд.

— Развлеки меня, аферистка, покажи мне другое применение твоему красивому рту, кроме обмана.

— Я ненавижу тебя, — шепчет она сквозь стиснутые зубы, похотливая дымка в ее глазах рассеивается.

Я тоже ненавижу себя.

За то, что хочу тебя.

За то, что ненавижу тебя.

За то, что застрял в этом доме с тобой.

— Ну же, давай не ломайся, — нетерпеливо говорю я.

Глава тринадцатая

Он…

Я так увлечен ее дразнением, ощущением липкой ненависти, которую приносит мне ее присутствие, что не замечаю пощечины, которая летит к моей щеке, пока не становится слишком поздно. Ее рука соприкасается с моей щекой, и моя голова отлетает в сторону от удара.

Моя щека загорается, а вслед за ней и мой характер. Я реагирую еще до того, как успеваю остановить себя. Я тянусь к ней, мои пальцы обвиваются вокруг ее горла, моя хватка удивительно мягкая для того количества ярости, что течет по моим венам.

Реакция Леры на меня — каменеющий страх, и она начинает дрожать, когда я наклоняюсь к ее лицу, крепко сжимая ее нежное горло.

— Если ты переходишь к рукоприкладству, то будь готова к тому, что руки приложат к тебе.

— Не надо… — хрипит она.

— Не надо что? Причинять тебе боль? — я наклоняю голову в сторону, разглядывая ее лицо. — Я никогда не смогу причинить тебе такую боль, как ты причинила мне. Я просто пытаюсь показать тебе хоть малую толику той боли, которую ты заставила меня почувствовать.

Чувствуя, что нахожусь в нескольких секундах от того, чтобы слететь с катушек, я отпускаю ее и делаю шаг назад. Затем я поворачиваюсь, чтобы уйти. С меня хватит. Хватит этой игры в кошки-мышки.

Ее тоненький голосок доносится до моих ушей секундой позже.

— Что я такого сделала, что ты так меня ненавидишь? Просто скажи мне, пожалуйста. Скажи мне, чтобы я смогла все исправить! Ты заставляешь нас обоих страдать по неизвестной причине.

— Ты солгала, и, как это всегда делают лжецы, они продолжают лгать, чтобы скрыть предыдущую ложь.

— О чем я солгала?

В ее вопросе звучит мольба, а я слишком измучен, чтобы продолжать борьбу по этому поводу. Она лишила меня сил, разрушила мою защиту.

— Обо всем.

— Прошло уже столько лет, неужели я не заслуживаю правды?

Я вздыхаю и начинаю идти к лестнице.

— Я ничего не сделала… Я не лгала той ночью… — плачет она, но я продолжаю идти, с каждым шагом мое сердце становится все тяжелее, а нервный узел в животе все туже.

К тому времени, как я дохожу до двери своей спальни, у меня зарождаются сомнения. А когда я захожу в душ, оно начинает разъедать мой разум, вызывая разные мысли, и сколько бы я его ни отгонял, оно все равно возвращается.

— Костя, просыпайся.

Голос мамы вырывает меня из сна.

— Просыпайся, нам нужно уходить.

Она всхлипывает и я понимаю, она плакала. Когда я открываю глаза и смотрю на нее, красные круги вокруг ее голубых глаз подтверждают это. У меня в горле образуется комок ужаса.

— Что случилось? Куда мы идем?

— Не волнуйся сынок, просто вставай и одевайся, хорошо?

Она вытирает глаза тыльной стороной ладони.

Я делаю, как мне говорят, встаю и торопливо одеваюсь. Мама и папа уже упаковали наши чемоданы, и прежде чем я успеваю возразить или даже пробормотать хоть один вопрос, мы уже в машине и едем по дороге.

— Что происходит?

Челюсть моего отца сжалась от моего вопроса, а рыдания моей матери стали еще сильнее.

— Как ты, я уверен, знаешь, Аня поймала Леру, когда та кралась в ее комнату прошлой ночью.

— Да, я знаю… мы просто играли в игру. Что случилось? У нее будут неприятности? Я все объясню ее маме, если ты хочешь?

В машине воцарилась тишина. Ее мама пришла и забрала меня из гаража через десять минут после ухода Леры. Она сказала мне, что я наказан на месяц, что я даже не считал наказанием, так как Лера все равно была бы со мной. Я не очень понимал, почему меня наказали. Я делал вещи и похуже, чем тайком убегать из дома ночью.

Я просто предположил, что это потому, что заметили, что мы с Лерой не дома. Как же сильно я ошибся. Я всегда буду помнить следующие слова, вырвавшиеся из уст моего отца, как будто они навеки выжжены в моей памяти.

— Она сказала своей маме, что ты заставил ее сделать это. Что ты угрожал ей, для того чтобы она украла золотые украшения. Зачем ты это сделал, сынок? Зачем тебе угрожать ей?

Разочарование в тоне отца пронзило меня насквозь.

Тряхнув головой, я прогнал воспоминания. Она просто лгунья. До мозга костей. Я знаю, что произошло той ночью, и я знаю, что это была она.

Она сделала это с нами, и она заплатит.

Дорого заплатит.

Глава четырнадцать

Она…

Дни проходят в суматохе. Мама и дядя Саша все еще не вернулись домой, я так устала их ждать. С каждой секундой, что я провожу в этом доме с Костей, мне все больше кажется, что я не выдержу. Он изматывает меня, пытается сломить психологически, с каждым разом, когда он открывает рот, он становится все ближе к этому моменту.

Словами нельзя ударить, но ими можно унизить, разбить сердце, именно это он и делает каждый раз, когда говорит со мной.

— Эй… подожди, — окликает меня сзади знакомый голос. Но я не хочу останавливаться.

Я просто хочу продолжать идти, идти, пока я снова не останусь одна, пока не начну снова чувствовать себя нормально. Проходит не более секунды, как рядом со мной появляется Герман, и я просто вынуждена замедлить шаг.

— Эй, эй, у меня так-то имя есть, — возмущаюсь таким обращением.

— Да, прости.

— Это он надоумил тебя подойти? Наверняка придумал, что-то не приятное и готов это провернуть, — спрашиваю я, останавливаясь посреди тротуара.

Герман обходит меня и встает передо мной. Он почти такой же высокий, как Костя, но, если не принимать во внимание рост, они совершенно не похожи друг на друга.

Он усмехается.

— Нет, он мой друг, но это не означает, что я буду учувствовать в ваших разборках. Я большой мальчик… очень большой мальчик, и сам решаю, к кому подходить и с кем общаться.

Парень, что пытается флиртовать со мной? Видимо, да и хотя я не в настроении, но все же не могу сдержать улыбку, появившуюся на моих губах. Герман вносит маленькую частичку радости в мою не простую ситуацию.

— Ты так стараешься со всеми девушками?

— Обычно нет. Чаще всего они стараются завладеть моим вниманием, делают все что угодно. Обычно они скидывают трусики, без лишних слов.

Фыркнув, я качаю головой.

— Теперь я понимаю, почему вы с Костей друзья.

— Почему же? — поддразнивает он.

— Потому что вы оба чересчур высокомерные, слишком наглые, и чсв у вас зашкаливает.

Герман морщится от услышанного, а мне становится как-то не по себе от того, что я сказала, ведь я толком не знаю его.

— Ты ранишь меня прямо в мое нежно сердце. Это Костян, что-то имеет против тебя, хотя впрочем ты уже знаешь, а мне просто интересно с тобой. Я хочу стать твоим другом. Я хочу узнать тебя получше.

— Мне кажется, ты думаешь, что я одна из тех легкомысленных девиц, к которым ты привык и ты думаешь, что после нескольких дней общения, я прыгну к тебе в койку.

Он улыбается, от его улыбки захватывает дух, идеально ровные белые зубы выглядывают из-за слегка розовых губ.

— Ну, конечно, я парень, и у меня есть член, так что да, я был бы не против, но я также хочу узнать тебя получше. Мы можем быть и друзьями. Давай посидим где-нибудь… пообщаемся.

По большому счету Герман безобиден, это я знаю. Но то, что он узнает меня поближе, не приведет ни к чему хорошему.

Я жую внутреннюю сторону щеки, нерешительность пульсирует внутри меня. Это плохая идея, ужасная идея, но я одна и я устала от этого. Я отчаянно нуждаюсь в человеческом общении, даже если это будет лучший друг врага.

Как это печально!

Герман хлопает ресницами, смотря на меня щенячьим взглядом.

Даже страшно представить, что он может получать от людей, используя этот взгляд.

— Ты, наверное, получаешь все, что хочешь? — спрашиваю я, приподняв бровь.

— Все время, сам не знаю как это получается, — горделиво ухмыляется он.

Переминаясь с ноги на ногу, продолжаю взвешивать свои варианты.

Вернуться домой, чтобы встретится там с пустотой или Костей, или пойти на ужин с Германом и получить возможность, завести нового друга и поднять настроение.

Все не может быть так плохо, не так ли? Что может случиться в худшем случае? Костя узнает? Тогда что? Как мне кажется все, что Костя мог, он уже сделал.

— Давай, будет весело. Посидим, пообщаемся, а самое замечательное во всем этом то, что ты будешь отдыхать со мной.

Он… Господи, какой же он самолюбивый.

— Хорошо. Я пойду, но только если ты понимаешь, что это только ужин. Посидим как друзья. Это не свидание, там не будет никаких поцелуев и никаких намеков на секс. И двусмысленных шуток.

Я прищуриваю глаза, ожидая, что же он мне на это ответит. Он делает шаг ближе, и я вдыхаю его запах. Терпкий и пряный, с нотками ванили.

— Принцесса, даю самое честное слово, — обещает он. — Ужин, без шуток, хотя это мой конек.

— Прибереги свой талант для легкомысленных дурочек.

Мы обмениваемся номерами, хотя я уверена, что мой у него уже есть.

Думаю, у всех есть, после последней выходки Кости, когда он разослал объявление по соцсетям с предложением купить мои фото в обнаженном виде и в чаты университетских групп закинуть не забыл. После этого мне целую неделю названивали разные люди и просили фотографии.

— Давай встретимся в пять часов возле кафе рядом с универом, — говорит Герман, его глаза находят мои. — Ты ведь знаешь, где это?

Закатываю глаза и отвечаю:

— Конечно, я знаю, где это. Я буду там. Надеюсь, ты не пожалеешь, что решил провести время со мной.

— Конечно же нет.

Покачав головой, он отступает на пару шагов.

— Увидимся позже, — добавляет он, прежде чем исчезнуть в массе студентов, идущих на учебу.

Мой телефон издает звук и я достаю его из кармана и смотрю на экран, я установила оповещение о начале пар и это именно оно.

Глава пятнадцатая

Она…

Через несколько часов мы заходим в маленькую кафешку. Аромат свежей выпечки и специй наполняет все помещение, заставляя мой рот наполняться слюной. Я умираю от голода, мой желудок бурчит так громко, что я удивляюсь, как Герман этого не слышит.

— Как насчет вон того места.

Герман указывает на уединенный столик в задней части зала.

— Не знаю, вроде нормально.

Я пожимаю плечами. Он берет меня за руку и тащит за собой. Глядя на наши соединенные руки, я не знаю, что и думать. Он добрый, приятный и совершенно безобидный по сравнению с Костей. Когда мы доходим до столика, он отпускает меня, и мы садимся друг напротив друга.

— Итак, как развивается ситуация на домашнем фронте? — спрашивает Герман.

Видимо, он не утруждает себя бессмысленными беседами и задает личные вопросы прямо в лоб.

Интересно, делает ли он так на свиданиях? Если он вообще ходит на них. Наверное, нет.

— Ты говоришь так, будто это зона боевых действий.

Герман пожимает плечами и подобно ребенку начинает пожевывать нижнюю губу, эта необычная привычка, делает его милым и еще более привлекательным.

— Я предполагаю, что жизнь с Костей может быть похожа на боевые действия. Вот мы, например не живем вместе, а я каждый день не знаю, что от него ожидать.

— С ним тяжело, я не понимаю его, он постоянно указывает на мои недостатки, придирается без причины, а еще домогается меня.

Герман нахмуривается.

— Не подумай, что я пытаюсь оправдывать его, он, конечно же, не должен издеваться над тобой, но он раньше не был таким, сейчас он какой-то потерянный, сбитый с толку, из-за тебя.

Меня удивляют его слова. Это я должна быть потерянной и сбитой с толку, после жизни с пьющим отцом и безразличия матери. И как по мне Костя не выглядит потерянным, он просто злой до невозможности.

— Согласна, раньше он был другим, — говорю я, пораженная тем, как печально звучат эти слова.

Мне не хватает прежнего Костика, мне не хватает моего друга. Герман, должно быть, уловил мое внезапное омрачившееся настроение, потому что решил быстро поменять тему для разговора.

Мы долго говорим про учебу, про его последнее свидание и о давлении, которое он испытывает со стороны отца, который требует от него чуть ли не красный диплом, обсуждаем увлечения и его успехи в спорте.

Мы почти не смотрим друг на друга, мы просто едим и продолжаем болтать, я чувствую, что мы становимся ближе, он не плохой парень, хотя раньше я думала немного иначе. Когда мы расстаемся, мне немного грустно, но мы договорились встретиться снова в ближайшее время.

Всю дорогу домой я улыбаюсь, беззаботно, без всякого груза на плечах. Времяпрепровождение с Германом оказалось не таким уж плохим, как я ожидала. На самом деле, она было даже очень приятным.

Через десять минут я уже подъезжаю к дому. Я глушу двигатель, беру свой рюкзак с пассажирского сиденья и поднимаюсь по бетонным ступенькам к входной двери.

Как отец, ожидающий свою дочь с первого свидания, Костя открывает дверь еще до того, как я успеваю взяться за ручку.

— Где ты была?

Его тон снисходительный, но от того, как он смотрит на меня, мои внутренности сворачиваются в клубок. Проворные пальцы проводят по его блестящим черным волосам, они выглядят мягкими, как кашемир, и мне хочется прикоснуться к ним, тоже провести по ним пальцами.

— Не твое дело, — говорю я и проскальзываю мимо него.

Наши плечи ненадолго соприкасаются, и мою кожу в этом месте начинает покалывать, тонкие волоски на руках встают дыбом. Меня словно поразила маленькая молния. Жаль, что это не убило насмерть.

— Как это не мое дело, — слишком громко возмущается парень. — Мне тут сказали, что тебя видели Германом. У вас было свидание? Неужели лживая воровка решила взять в оборот моего друга? Он кстати падкий на доступных баб, ты уже воспользовалась своей щелью, чтобы перетащить его на свою сторону?

Мой рот открывается, шок врезается в мои черты.

— Это было не свидание, и как у тебя вообще язык поворачивается, так обо мне говорить, я, если хочешь знать еще… — я прерываюсь, потому что даже не знаю, зачем я это ему говорю. — У меня не было с ним секса, если ты на это намекаешь. Я не какая-то шлюха, которая спит с каждым встречным.

С этими словами я вспоминаю Вику, я не такая, как она. Он ведь не думает, что я такая же?

Голубые глаза Кости темнеют.

— Снова врешь?

— Ты конченый придурок, — говорю я, пытаясь вложить в слова всю ненависть, так же как он делает это со мной каждый раз, когда открывает свой рот.

— А ты лживая дрянь.

Он делает шаг ближе и меня обдает теплом его тела. От его присутствия у меня кружится голова. Я не знаю, дать ли ему пощечину или обнять. Я слаба перед ним, я хочу его прикосновений, хочу теплоты, но в то же время, что это лишь мои желания. То что происходит между нами, изматывает.

— Неважно, Кость. Ты можешь думать все, что захочешь, как бы я ни оправдывалась перед тобой.

Не желая уделять ему ни минуты своего времени, я направляюсь к лестнице. Мне нужно сделать кучу домашних заданий и немного почитать перед сном. Ни одно из этих дел не будет сделано, если я буду стоять здесь и пытаться защищаться от человека, который отказывается сказать мне, что я сделала не так.

Я успеваю сделать всего два шага, как его большая, теплая рука обхватывает мою руку и тянет назад.

Ударившись о его твердую грудь, я пытаюсь вывернуться, но Костя быстрый и используя свой рост и телосложение, легко одолевает меня. Вцепившись обеими руками в мои руки, он удерживает их за спиной, направляя меня к ближайшей стене, и отпускает только тогда, когда я прижимаюсь лицом к стене кремового цвета.

Глава шестнадцать

Она…

— Ты думала обо мне, когда он прикасался к тебе?

Его голос грубый, и я чувствую, как между ножек образуется необычное томление. Почему он должен быть настолько красив, и почему меня тянет к нему. Он ненавидит меня, а я притворяюсь, что ненавижу его, потому что альтернатива была бы невыносимой.

Мы не можем этого делать.

Мы не должны этого делать.

— Он не трогал меня, и я не думала о тебе, — вру я.

Я думаю о тебе все время, хочу сказать я, но молчу.

— Я тоже. Я никогда не думаю о тебе.

Его пальцы скользят по моей руке, и мурашки следуют за его прикосновением. Я хочу прильнуть к нему, позволить ему сжечь меня, я знаю, что если я отдамся этому желанию, он сделает это, огонь в его глазах испепелит меня. Его рука опускается на мое бедро, и моя грудь вздымается, легкие сжимаются. Целый рой бабочек взлетает в моем животе.

Боже.

— Он трогал тебя здесь?

Его дьявольские губы прижимаются к кончику моего уха, и я откидываю голову назад к его твердой груди, мои глаза закрываются, и я отдаюсь наслаждению от его прикосновений.

Его ловкие пальцы пробегают по передней части моих брюк и по моему горячему центру.

— Скажи мне, — приказывает он, касаясь моей кожи, и я чувствую, что горю, в прямом смысле горю. Он обжигает меня кончиками своих пальцев, клеймит мою плоть своей меткой. — Ты мокрая, потому что вспоминаешь его или это из-за меня?

— Нет, — шепчу я, мое тело гудит, когда он проводит пальцем по линии талии и обратно к бедру.

Что-то со мной не так, что-то очень…

Я даже не успеваю закончить эту мысль, потому что он просовывает руку в мои брюки, его пальцы проходятся по краю моих трусиков.

— Скажи мне остановиться, пожалуйста, скажи мне остановиться, Лера.

Голод вибрирует в его груди. Он хочет меня так же сильно, как я хочу его, и по какой-то причине это меня радует.

Знать, что он хочет меня и в то же время ненавидит. Это заставляет меня чувствовать себя сильной, как будто у меня есть шанс противостоять ему.

Между нами повисает напряжение и в этот момент Костя срывается, теряя способность делать обдуманный выбор. Его пальцы проскальзывают под мои трусики, и я жадно хватаю воздух, словно боюсь, что больше никогда не смогу дышать.

— Скажи мне, что это правильно.

Его голос тягучий, его губы присасываются к участку кожи под моим ухом.

— Да, — признаюсь я, задыхаясь, прижимаясь к нему еще больше, желая, чтобы между нами не было никакой ткани.

Боже, я хочу чувствовать его. Хочу, чтобы он прикасался ко мне. Я хочу, чтобы он показал мне, как сильно он меня ненавидит, но вместо слов я хочу, чтобы он использовал свои руки, так же как это делаю я наедине с собой.

Я желаю ощутить то, что происходит с мужчиной и женщиной, когда они остаются наедине.

Без предупреждения он вырывает руку от моей разгоряченной промежности и поворачивает меня так, что мы оказываемся лицом к лицу. Когда мы смотрим друг на друга, я начинаю стесняться, мой взгляд скользит по его четко очерченной груди вниз.

— Не отворачивайся… — резко говорит он, взяв меня пальцами за подбородок, поднимает мою голову вверх и заставляет встретиться с ним взглядом. — Я хочу, чтобы ты смотрела в мои глаза. Я хочу, чтобы ты почувствовала, кому принадлежит твое тело. И в следующий раз, когда ты будешь с ним, или с кем-то еще, помни, что только я вызываю такую бурю чувств, и что так будет только со мной.

Ослабив хватку на моем подбородке, он перемещает руку на бедро, удерживая меня на месте, в то время как вторая его рука снова скользит под пояс моих брюк.

На этот раз в его прикосновениях чувствуется настоящая потребность, он не останавливается, его пальцы снова проникают под тонкую ткань, как будто им там самое место.

Его пальцы скользят по моим уже намокшим складочкам, и на его губах появляется злорадная ухмылка.

— Конечно, ты уже мокрая, — говорит он с триумфом, как будто знал, что так и есть.

Часть меня хочет положить этому конец сейчас же, оттолкнуть его, доказать ему, что я не так слаба к его прикосновениям, но я не могу.

Просто не могу. Я не могу ничего с этим поделать, я могу только дышать и чувствовать,

Господи, что он со мной делает? Я чувствую все, всего его.

Большим пальцем он обводит мой затвердевший узелок, пока его палец находит путь к моему маленькому ранее не тронутому входу. И я начинаю дрожать.

Мою кожу покалывает везде, где он прикасается ко мне. Он как молния, грохочущий, яркий, мощный и полны красоты. Я в замешательстве от того, что я чувствую, от того, что он заставляет меня чувствовать. Я хочу отключить эмоции, забыть о нем, но не могу.

Я не могу отпустить его так же, как не могу распутать наше прошлое.

Мои мысли улетучиваются, как облака, проносящиеся по воздуху. У меня кружится голова от желания, и когда он выводит круги по моему клитору, а другим пальцем слегка проникает внутрь, я понимаю, что уже никогда не буду прежней. Он ставит на мне настоящее клеймо.

Мой первый. Первый парень, в которого я была влюблена, первый кому я позволила к себе прикоснуться.

Его пальцы начинают спешное движение. Это слишком много, слишком быстро.

Мои глаза непроизвольно закрываются, ощущения нарастают. Его пах прижат к моему боку и я ощущаю, что Костя возбуждён не меньше моего, это прибавляет мне какой-то одержимой радости.

Словно я тоже имею над ним власть.

— Открой глаза, — снова приказывает он, его пальцы по-хозяйски впиваются в мое бедро. — Как долго ты ждала, чтобы я трахнул тебя пальцами? Дни, недели? Как долго ты хотела этого, хотела, чтобы я был с тобой груб, владел тобой?

Боже, пожалуйста, заставь его замолчать.

— Я ненавижу тебя, — бормочу я, желая, чтобы у меня хватило сил оттолкнуть его. Но у меня их нет, ни физических, ни душевных. Он держит меня, и я попалась в его ловушку, я невольная жертва его ненависти, его ярости.

— Я ненавижу тебя еще больше, — рычит он, его губы так близко, что он почти целует меня. Мы смотрим друг другу в глаза, его взгляд жесткий, но в то же время, он наполнен желанием, которое определенно отражается в несдержанных движениях его пальцев.

Мне приходится сильно сосредоточиться, чтобы держать глаза открытыми. Мне так хочется закрыть их, откинуть голову к стене и полностью отдаться наслаждению, но я не могу.

Я не дам ему такой власти.

Положив большой палец на мой клитор, надавливая на маленький пучок нервов, он продолжает круговые движения, в то время как другой его палец дразнит мой вход, его темп увеличивается, становясь все более неистовым с каждой секундой.

Звук его пальцев, скользящих по моей влаге, заполняет уши. Это эротично и еще больше напоминает мне о том, как сильно я его презираю.

Тепло собирается внутри меня, и я понимаю, что близка к этому. Судя по ухмылке на его губах, он тоже это знает.

Ублюдок.

— Давай, Лера… кончи. Я очень хочу почувствовать, как ты сжимаешь мои пальцы.

Его слова заводят меня. Пальцы на ногах в сапогах загибаются, а позвоночник покалывает. Надвигающаяся кульминация настигает меня с неистовой силой. Не в силах больше держать глаза открытыми ни секунды, я закрываю их и закатываются к затылку, как раз в тот момент, когда из моего горла вырывается громкий стон.

Все мое тело напрягается, моя киска сжимается непроизвольно и я ощущаю, как его палец проник на половину, но не принёс никакой боли.

Он получил что хотел, но мне все равно, на то, что мы перешли черту.

Прямо сейчас мне на все наплевать. Я чувствую, что нахожусь под кайфом, мой разум переполнен эндорфинами, мои мышцы словно прошли через глубокий массаж или что-то в этом роде.

Если совсем недавно я была полна сил, то теперь я измотана.

Мои колени дрожат, как у новорожденного олененка, и чуть не подгибаются под моим весом, когда он отпускает меня. Костя, как самый настоящий джентльмен, ждет, пока моя киска перестанет пульсировать и последние толчки оргазма пройдут через меня, прежде чем он уберет свою руку и отпустит мое бедро.

Мне приходится прислониться спиной к стене, чтобы не упасть. Поднеся руку к груди, я пытаюсь успокоить сердце, что бьется как сумасшедшее.

Каким-то образом я открываю глаза и вижу, что он все еще стоит передо мной, глаза блестят, а его стояк заметно давит на молнию. По какой-то причине я ожидала, что он уже ушел, что, возможно, я просто выдумала все это в своем воображении.

Но вот он здесь, смотрит на меня, приходящую в себя после оргазма, который он мне подарил.

То, что я делала за закрытыми дверями, ничто по сравнению с тем до чего меня довёл этот ублюдок.

Он был прав, я никогда это не забуду.

— Ну, уж нет, — говорит Костя, улыбка появляется на его губах, когда он вдумчиво потирает подбородок. — В следующий раз я буду ждать от тебя ответной услуги.

— Пошел ты, — слова грубо вылетают из моих губ. Я слишком устала, чтобы спорить с ним прямо сейчас. — И это больше не повторится. Ты. Я. Мы. Что бы это ни было. Все кончено. Я не позволю тебе сделать это снова.

Он облизывает губы и наклоняет голову в сторону, изучая меня.

— Не позволишь или не хочешь, чтобы я сделал это снова? Есть разница, и, как я всегда говорил, один раз солгала — значит, будешь лгать всегда. Ты хочешь этого, ты хочешь меня, а я подумаю, воспользоваться ли твоей слабостью. Все прекратится, когда я решу.

Мой рот открывается, чтобы выплюнуть еще один умный комментарий, но смысла нет, потому что он прав, я лгунья, и я хочу, чтобы то, что мы только что сделали, произошло снова. Я хочу его всего, его руки, его губы, даже его член.

Да, именно так, я хочу, чтобы именно он стал моим первым. Но могу ли я вообще думать об этом?

Вряд ли.

Костя не задерживается, чтобы услышать, скажу ли я что-нибудь еще, вместо этого он разворачивается и начинает подниматься вверх по лестнице, оставляя меня наедине с моим предательским телом и мыслями.

Я лгунья, я просто большая лгунья, я вру самой себе, потому что влюбилась в хулигана, моего сводного брата.

Глава семнадцатая

Он…

Не могу поверить, что он так сильно опоздал. Обычно, Герман всегда приходит вовремя, мы же договорились, что встретимся ровно в восемь, а сейчас почти девять и он даже не написал мне сообщение, чтобы предупредить.

Вечеринка вокруг меня в самом разгаре. Студенты веселятся, танцуют, пьют и то и дело закрываются парочками в разных комнатах.

Обычно я бываю в центре всего этого, но сегодня я не в настроении.

В последнее время у меня вообще нет настроения.

Все, о чем я могу думать, это она. Она в моей голове, под моей кожей, в каждой моей мысли. Единственная причина, по которой я пришел сюда, — это потусоваться с Германом и поднять настроение, но вместо этого я уже час сижу на этом диване с теплым пивом в руке и слушаю, как Вика рассказывает о том, что ее семья не летит отдыхать этим летом, потому что ее бабушке не здоровится.

Ее голос — как гвоздем по стеклу, и я нахожусь в нескольких секундах от того, чтобы выплеснуть на нее свое пиво, просто чтобы посмотреть, заставит ли это ее хоть на секунду заткнуться.

Вика лишь усиливает мою злость на Германа. Гад, подставил меня.

Мой взгляд скользит по комнате. Я вижу парней, которые учатся на курс старше, я их знаю, и толпу мозговыносящих придурков с факультета психологии. Большинство из них — друзья Германа, не то чтобы я не могу провести время с ними, просто это не совсем моя компания.

Проведя рукой по волосам в разочаровании, я вздыхаю. Мне следовало просто остаться дома и продолжить домогаться к Лере, это было бы веселее, чем сидеть здесь в компании Вики. Я нахожусь на грани, я готов встать и уйти с вечеринки, лучше напьюсь дома.

Встаю с дивана, но замечаю Германа.

Он пробирается сквозь толпу и машет мне рукой. Меня охватывает облегчение, хорошо, что он наконец-то здесь, и тут я замечаю, что кто-то идет вплотную за ним. Кровь застывает в моих венах.

Он, наверное, издевается надо мной.

Они подходят ближе, и я понимаю, что Лера не только идет позади него, но и держит его за руку.

Она держит его руку. Сука!

Как только Лера видит меня, она отдергивает руку, как будто не хочет, чтобы я видел их вместе.

Слишком поздно, блядь.

— Прости, друг, я знаю, что опоздал. Мне пришлось уговаривать эту мадам пойти со мной, — говорит он, показывая на Леру.

— Ты должен был быть здесь час назад! — кричу я ему в лицо, ярость берет верх.

Уголком глаза я вижу, как Вика отползает от меня. Уверен, сейчас я выгляжу как полный придурок.

— Ух ты, полегче. Успокойся, — взгляд Германа расширяется, он разводит руки в стороны в недоумении. — Сейчас я здесь. С каких пор это стало проблемой?

— А ты думаешь это нормально? Я что собака, которая должна сидеть здесь и ждать тебя. И какого хрена она здесь делает?

Я смотрю за спину Германа, мои глаза встречаются с острым, как бритва, взглядом Леры. Она выпрямляет спину, и по какой-то непонятной причине я горжусь ею, горжусь тем, что она стоит так гордо, маленький красивый цветок среди сорняков.

— Может хватит бычить? Сядь и успокойся, не мешай людям отдыхать. Последнее время ты ведешь себя как придурок.

Он пытается отмахнуться от меня, как будто я не его друг, и это лишь сильнее разжигает мой гнев.

— Не указывай мне, что делать, — рычу я, подходя ближе.

Герман закатывает на меня глаза, как будто воспринимает меня не в серьез. Я толкаю его в плечо и наблюдаю, как он, пошатываясь, отступает назад, к людской толпе.

Мы и раньше ссорились, но не из-за девушки.

Его глаза расширены, рот открыт от шока, словно он не может поверить, что я только что толкнул его.

Он смотрит на меня, словно ожидая извинений, но ведь он прекрасно знает, что этого не случится.

Я не извиняюсь, ни перед кем, и уж точно не собираюсь начинать с него. Когда я ничего не говорю, его глаза сужаются, и шок сменяется гневом.

Сжав руки в кулаки, я готовлюсь к драке.

— Что с тобой?

— Со мной? — насмехаюсь я. — Ты бросил меня ради телки, — перевожу взгляд на Леру, перед тем как сказать следующее. — И было бы ради какой.

Я чувствую желчь, которая поднимается в горле, прожигая огненную дорожку по пищеводу. Черт. Какой же я мерзкий. Взглянув на Леру, я вижу, как в ее глазах мелькнула обида за мгновение до того, как она повернулась и пошла прочь от нас.

— Лучше беги за ней, пока она не раздвинула ноги для кого-то другого, — дразню я его, желая, чтобы он ударил меня, чтобы я взорвался.

— Костя.

В тоне Германа звучит предупреждение, но я слишком далеко зашел, чтобы останавливаться.

Какого хрена он вообще за нее заступается? Чтобы залезть к ней в трусы? Он мог бы выбрать любую из девушек в этой комнате, но нет, он хочет ту, которая приглянулась мне. Та, которая сводит меня с ума.

Дело не только в том, что он опоздал, дело в гораздо большем, но я не собираюсь ему об этом говорить.

К черту, нет.

— Возьми себя в руки, — насмехается он, и в этот момент рушатся остатки моей сдержанности.

Без раздумий, я сжимаю кулак и бью своего лучшего друга в челюсть.

От удара его голова откидывается в сторону, а в моей руке вспыхивает боль. Мой удар вырубил бы большинство парней, но не Германа. Он даже не выпрямляется полностью, прежде чем замахнуться на меня, его хорошо поставленный удар приходится в левую бровь.

Боль пронзает меня, и я наслаждаюсь ею. Используя ее, чтобы еще больше разжечь свой гнев, я снова замахиваюсь на него, но он оказывается быстрее и бьет меня по ребрам.

Удар выбивает воздух из моих легких. Вот ублюдок.

Толпа вокруг нас образует небольшой круг, люди скандируют оба наших имени, словно мы профессиональные бойцы. Энергия в комнате достигает опасного максимума. Мне удается нанести ему еще один удар, прежде чем двое парней хватают меня сзади и тянут в сторону.

Я пытаюсь оттолкнуть их, наблюдая за тем как двое других парней, делают то же самое с Германом, так что теперь мы только и можем, смотреть друг на друга.

Глядя на Германа, я вижу, что он взбешен как бык, он готов уничтожать. Это я спровоцировал его, но в то же время я отвечал на его провокацию, он не должен был приводить ее.

Он знает, как она влияет на меня, как я реагирую, и все равно привел, выставил ее напоказ, как свой трофей.

Они разделили нас, вытащивменя через парадную дверь, а затем опустив меня на газон.

— Какого хера? — недовольно бормочу себе под нос.

Когда парни наконец отпускают меня, я ерзаю на траве, губы скривлены, руки сжаты в кулаки, я готов к продолжению драки. Я готов набросится на двух придурков, которые тащили меня. Но повернувшись, я вижу, что это Кирилл и Артем, два самых крупных переростка в универе.

Может, с одним из них я бы и справился, но с двумя — без шансов.

— Я не знаю, что там было между тобой и Германом, но ты не можешь просто так бить людей по лицу. Возвращайся когда успокоишься. И смотри, чтобы мне не пришлось снова вас разнимать, я сегодня не в настроении.

Никогда раньше не видел Кирилла таким взбешенным, вены на его шее вздулись, и у меня такое чувство, что если бы Диана, его девушка, не стояла в паре метров от нас, все это могло бы кончиться для меня не очень хорошо.

— Как там Герман? — спрашиваю я, гадая, куда уволокли его.

Теперь, когда я далеко от Леры, ее цветочный аромат не щекочет мне ноздри и я снова могу мыслить разумно.

Как же я облажался. Я ужасный друг.

Глава восемнадцатая

Он…

— Он охлаждается за домом. Можешь сходить проведать его, когда успокоишься.

— Хорошо.

Я растягиваю плечи, пытаясь ослабить напряжение в мышцах. Кирилл смотрит на меня тяжелым взглядом, как будто проводит психоанализ. Я много что слышал о том, что произошло между ним и Дианой.

Может быть, он думает, что я похож на него или на то, каким он был раньше. Я не знаю, но мне не нравится, как он смотрит на меня. Как будто он может как-то помочь. Словно услышав мои мысли, он берет Диану за руку и вместе с Артемом, они возвращаются в дом.

Оставшись наконец, один, я делаю несколько глубоких вдохов, чтобы проветрить голову. Я не должен был бить его, я знаю это, но я был зол, хотя почему был, я и сейчас зол. Несмотря ни на что, он этого не заслужил.

Никто не заслуживает того, чтобы иметь дело с моим плохим настроением.

Проглотив свою гордость, я обхожу дом и нахожу Германа, сидящего в кресле на заднем дворе. Он хмурится, когда видит, что я иду к нему, но ничего не говорит. Наверное, он думает, что я снова собираюсь ударить его. Сев на ближайший к нему стул, я готовлюсь извиниться и открываю рот, чтобы заговорить, когда дверь, ведущая на задний двор открывается и оттуда выходит Лера, она держит в руках две банки пива.

Подходит к нам, и на этот раз я не могу удержаться, мой взгляд пробегает по ее телу, она прекрасна. Одно ее присутствие сводит меня с ума, и я ненавижу это. Ненавижу, что я слаб перед ней, слаб перед своим врагом.

Все, о чем я могу думать, это как крепко ее киска сжимала мои пальцы прошлой ночью, как она хотела меня. Я знаю, как она слаба передо мной, как впрочем и я перед ней, но ничего подобного больше не случиться никогда.

Она протягивает каждому из нас по банке, но я отказываюсь ее брать. Я отказываюсь брать у нее что-либо. Я даже не ударил бы Германа, если бы не она. Она сводит меня с ума. Желание, ревность, ярость бурлят во мне, когда она рядом. Герман охотно берет банку и прижимает его к челюсти, откинувшись в кресле, с выражением пустоты на лице.

Герман хорош тем, что, в отличие от меня, он не держит обид.

— Костя, просто возьми банку, твое лицо уже опухло, — ругается Лера, как будто ее это действительно волнует.

Да плевать ей на это. Со злостью, как незрелый подросток, я выхватываю пиво из ее рук, наблюдая за удивлением на ее лице. Она начинает дышать чаще и делает шаг назад.

Господи, я схожу с ума.

Я должен уже просто трахнуть ее и забыть навсегда. Просто наиграюсь с ней вдоволь и смогу, наконец выбросить из головы.

— Ты думаешь, что из-за того что я потеребил разок твой клитор, мы стали друзьями? Думаешь теперь мне нужна твоя помощь? То, что мы сделали, ни хрена не значит… не значит. Держись от меня подальше, или я тебя помогу, и поверь мне, ты не хочешь, чтобы мне пришлось это делать, — кричу я, желая, чтобы она ушла как можно дальше.

Ее щеки приобретают темно-розовый оттенок, и я понимаю, что смутил ее или даже глубоко ранил. И во второй раз за сегодня я позволяю ей уйти от меня, когда все, что я хочу сделать, это притянуть ее к себе, держать ее рядом.

Я качаю головой, прежде чем позволить себе опустить голову на свою руку.

— Блядь! Не могу поверить, что я не заметил этого раньше, — Герман хихикает рядом со мной, этот звук шокирует меня. — Ты определенно неравнодушен к ней. Возможно, даже больше, чем просто неравнодушен, учитывая, как безумно ты себя вел. Теперь все становится ясно. У нас никогда не было споров из-за баб, мы много раз делили цыпочек, но никогда не дрались. Никогда, до нее.

Он делает паузу, видимо для того, чтобы получше разобраться в хитросплетениях моей жизни.

— Почему ты так плохо к ней относишься?

— Я ненавижу ее, — бормочу я в свои руки, больше для себя, но Герман прекрасно меня слышит.

— Ты сам-то веришь в то, что говоришь? Ты ненавидишь ее или пытаешься ненавидеть? Больше похоже на то, что ты пытаешься убедить себя, даже больше, чем всех остальных. Хотеть ее, это нормально. Она привлекательная, веселая и очень умная.

То, что Герман говорит о ней так, будто знает ее, раздражает. Это я должен был узнавать ее, ходить на свидания, держать ее за руку. Но я слишком зациклен на прошлом. Она продолжает говорить мне, что не знает, о чем я говорю, и я постепенно начинаю сомневаться в том, что считаю правдой.

Никто не может так хорошо держаться, даже она. Она может быть актрисой, но когда она плачет, ее слезы настоящие, когда я раню ее своими словами, ее боль настоящая. Каждая эмоция, которую она проецирует на меня, настоящая.

— Я уже не знаю, — вздыхаю я. — Даже если она говорит правду. Я все равно потратил целых шесть лет на ненависть к ней. Мне трудно забыть это время, как и то, как я обращался с ней последние несколько недель.

— Слушай, если бы я знал, что ты к ней неравнодушен, то не стал бы к ней подкатывать, хотя она сразу обрубила мои попытки. Похоже, она невосприимчива к моему обаянию. Кстати, это прилично так раздражает. Я никогда не встречал девушку, которая… — он замолкает призадумавшись. — Я ей не интересен, она смотрит только на тебя. Это же ясно как день!

Я фыркаю и поворачиваюсь к нему лицом, мне неприятно видеть фиолетовый синяк, появившийся на его щеке.

— Тогда почему ты тусуешься с ней?

Это не похоже на Германа, он не станет общаться с девушкой, если она не интересна ему в плане секса. Он как обычно, хочет трахнуть и тут же бросить. Девушки для Германа — расходный материал.

Он добивается своего, а после теряет интерес, так же он поклялся никогда не влюбляться. Я, конечно, то же, тот еще ходок, но даже я знаю, что когда-нибудь влюблюсь. Это неизбежно.

— Честно говоря, с ней очень весело проводить время. Она первая девушка, с которой мне действительно нравится общаться. И одна из немногих, которая принимает людей со всеми их тараканами. Она не зациклена на моде, макияже, прическах, она простая, честная и открытая. Она мне нравится, но я ощущаю ее больше как парня, другана, понимаешь? Она хорошая, а прошлое в прошлом.

Я позволяю своим глазам на мгновение закрыться. Наверное, я понял бы эти вещи, если бы хоть немного включал голову, если хотя бы попытался это сделать. Я чувствую как мое сердце, сжимается в груди. Мысль о том, чтобы отпустить прошлое, забыть все события той ночи, вызывает боль.

Такое ощущение, что сделав это, я подведу свою мать, подведу отца, растопчу добрые, теплые воспоминания о том времени, когда мы были семьей. Да, мы оправились от ударов судьбы, но при этом многое потеряли.

— Гер, я не думаю, что могу простить ее.

При моем признании с моих плеч как будто снимается груз, но это только один груз… есть еще сотни других.

— Я думаю, тебе нужно это сделать. Не стоит держать злобу, она съедает тебя. Прошло шесть лет, пора забыть. Тебе стоит поговорить с ней обо всем. Спросите ее, что случилось той ночью. Ее версию всего этого. Может быть, в этой истории есть что-то еще, о чем ты не знаешь…

Мое лицо замирает. Он говорит так, будто знает что-то, чего не знаю я, но это не так. Что бы Лера ему ни сказала, это ложь.

Мои родители рассказали мне, что она сделала, они не стали бы мне лгать… не так ли?

Глава девятнадцатая

Она…

Артем, друг Кирилла и Дианы, протягивает мне еще одну рюмку, и я выпиваю ее так же быстро, как и предыдущую. На этот раз спиртное жжет меньше и я начинаю ощущать как медленно немеет мое тело.

Теперь я знаю, почему люди запивают свои проблемы, потому что алкоголь заставляет тебя забыть.

Это все, чего я хочу. Забыть… отпустить. Все, что мне нужно, это запить все свои проблемы вместе с друзьями и провести время как обычный студент. Забыть Костю, мою мать и мою серьезно испорченную жизнь.

— Ты в порядке? — спрашивает Диана, кладя руку мне на плечо.

Ее прикосновение легкое и нежное, от нее веет добротой и искренностью. Она заботится, ухаживает и поддерживает. Она та самая лучшая подруга, которую я хотела бы иметь последние шесть лет.

— Нет, но очень скоро буду, — говорю я, жестом показывая Артему, чтобы он принес мне еще одну рюмку.

Из этого парня получился бы отличный бармен.

— Просто не обращай на него внимания, парни часто ведут себя как идиоты.

— Хотела бы я, чтобы все было так просто. Трудно игнорировать человека, который живет с тобой под одной крышей и учится в том же универе.

— Это да, — говорит со вздохом Диана. — Но если тебе будет нужно отвлечься или поговорить с кем-нибудь, ты всегда можешь придти к нам. Мы с Кириллом снимаем трехкомнатную квартиру, места всем хватит. Одна спальня полностью свободна. От нашего университета не далеко, всего в паре кварталов.

— Спасибо. Мы только познакомились, а ты уже стала для меня такой хорошей подругой. В кои-то веки я благодарна Косте за то, что он сделал глупость, потому что это привело меня к тебе.

— В любое время, звони и приезжай, — она наклоняется ближе и почти шепчет, как будто не хочет, чтобы кто-то ее услышал. — Может показаться, что лучше не станет, но главное не сдаваться, в прошлом году я была на твоем месте. Я переехала сюда после того, как мой отец и брат погибли в автокатастрофе. У меня никого не было. Я была одна и отчаянно нуждалась в поддержке, старалась не опускать руки и все наладилось, — она переводит взгляд на своего очень заботливого парня, который все время стоит неподалеку. — Так что я знаю, что ты чувствуешь и поддержу тебя всегда.

— Мне жаль, что ты тоже прошла через подобное.

Я хмурюсь и обнимаю ее. Ее объятия теплые, родные, и я поминаю, как мне не хватало простых объятий. Мне кажется, они смогли бы исправить самые плохие дни.

— Еще одну? — кричит Артем позади меня, я отпускаю Диану и поворачиваюсь, находясь в нескольких секундах от того, чтобы сказать ему, что мне лучше остановиться, поскольку я уже чувствую, как меня развозит. Но тут я замечаю, как Костя мечет кинжалы глазами из другого конца комнаты.

Я краем глаза наблюдала за ним все время, он не выпил ни капли пива или чего покрепче. На самом деле, он вообще ничего не делает, он просто сидит в углу комнаты и над чем-то размышляет.

Придурок.

В знак неповиновения я подхожу к Артему.

— Прости, ничего личного… — и провожу рукой по его руке.

Прикосновение невинное, но я все равно знаю, что это неправильно. Мне не нравится Артем, он симпатичный, да, но он не Костя. В тот момент для меня это не имеет значения. Я все равно прикасаюсь к нему, просто чтобы поднять настроение Костику, показать ему, что у меня могут быть и другие варианты.

— Играешь для братца? — приподнимает Артем бровь, расскусив меня.

— Еще раз извини и да, мне еще одну, — говорю я, ослепляя улыбкой.

Взяв рюмку из его рук, подношу ее к губам, но когда прозрачная жидкость попадает мне в рот, я чувствую, что не смогу выпить. Высунув язык, я слизываю горькую жидкость с верхней губы.

Взгляд Артема становится расплывчатым после движения моего языка. Вслед за этим я делаю огромный глоток пива из кружки, которая стояла рядом со мной.

Мои ноги подкашиваются, алкоголь тяжело опускается в желудок. Я допиваю остатки пива и подумываю о том, чтобы взять еще, когда Артем открывает рот, чтобы что-то сказать.

— Хочешь потанцевать? — спрашивает он, протягивая мне руку.

Обычно я бы отказалась, но три рюмки водки и пиво не дают этого сделать, сегодня, я хочу быть беззаботной, я хочу веселиться. Я хочу забыть о придурке в другом конце комнаты, и если я могу сделать это, танцуя с кем-то другим, то я это сделаю.

Взяв его крепкую руку, я стараюсь не обращать внимания на то, что Костя смотрит на меня, пока мы идем к импровизированному танцполу в центре гостиной. Через динамики звучит какая-то попса. Это не совсем подходит для медленного танца, но нам это не мешает.

Артем нежно держит меня за руки, пока мы кружимся в танце. Это приятно, но совсем не похоже на то, как я танцевала с Костей.

Между нами нет электричества, нет искры, нет огня. Артем, кажется, не замечает этого, а может, ему все равно, я не знаю. Он придвигается ближе, притягивая меня к своей груди, его руки перемещаются на мои бедра.

Я хочу веселиться. Я хочу забыть о Косте и хочу понравиться Артему, но я не могу. Неважно, насколько он мил или красив, он не Костя.

Это похоже на ошибку. Танцевать с кем-то, думая о другом, — это неправильно, как будто я изменяю, что просто смешно, ведь мы с Костей всего лишь враги, мы очень далеки от того чтобы быть парой.

Я уже собираюсь вежливо извиниться, стыд охватывает меня, из-за подобных мыслей, когда Костя появляется из ниоткуда, его рука нежно обхватывает мое запястье.

— Пора домой, — кричит он сквозь музыку, уводя меня с танцпола.

— Ты серьезно? — Артем задает вопрос, который хотела задать и я.

— Очень. А теперь пошли, — приказывает он, его голубые глаза пронзают мои. Он не обращает на Артема никакого внимания, и я благодарна ему за это.

Я не хочу, чтобы разгорелась еще одна ссора.

— Все в порядке, — говорю я Артему, который бросает на меня обеспокоенный взгляд. — Действительно, все в порядке, я все равно хочу домой, — успокаиваю я его.

Артем хмурится, но отпускает меня, делает несколько шагов назад и машет мне рукой на прощание. Костя берет меня за руку, и я следую за ним, наверное у меня просто не другого выхода. Мне неловко, что я не попрощалась с Дианой, но, думаю, я всегда могу извиниться позже. Как только мы выходим на улицу и я вдыхаю свежий воздух, моя голова начинает кружиться.

Я прижимаю руку к животу, чтобы содержимое внутри не бурлило.

Возможно, три рюмки в течение десяти минут были не такой уж хорошей идеей, как мне казалось. Костя замедляет шаг, когда понимает, что моя походка становится более шаткой.

Повернувшись, он обхватывает меня за талию, притягивая к себе. Это приятно, приятнее, чем я ожидала, особенно после того, как он вел себя сегодня вечером.

Умная девушка оттолкнула бы его, сказала бы, чтобы он убирался, но я видимо не умная.

Глава двадцатая

Она…

— Что ты делаешь? — спрашиваю его, понимая, что мой язык немного заплетается.

Я пила алкоголь не больше двух раз в своей жизни. Один раз в школе с одним из моих друзей, но мы не напивались, а лишь попробовали.

— Помогаю тебе дойти до машины.

Его рука крепко обхватывает меня, и знакомое покалывание, которое я чувствую каждый раз, когда он прикасается ко мне, пронзает насквозь. Я хочу, чтобы он продолжал крепко держать, чтобы сказал, что все будет хорошо. Мы не успеваем пройти и половины пути до машины, как знакомый голос окрикивает меня по имени.

— Лера!

Голос глубокий, мужской, и мы тут же останавливаемся. Костя поворачивает нас лицом к обладателю голоса. Мои глаза загораются, когда я вижу Диану и Кирилла, они идут к нам.

Они действительно самая милая пара на свете.

— Куда ты ее ведешь? — Кирилл спрашивает Костю, но звучит больше как обвинение, чем как вопрос.

На его лице заметно беспокойство, мне становится интересно, думает ли он, что Костя собирается сделать что-то плохое?

— Домой, — коротко отвечает Костя.

Очевидно, что он не хочет объясняться перед Кириллом, и я полагаю, что и не должен этого делать. Может, он и засранец, но определенно не из тех, кто воспользуется девушкой.

Отвернувшись от них, он снова начинает идти, прижимая меня еще ближе к себе. Я чувствую себя защищенной, в безопасности, и на одно единственное мгновение я позволяю себе прикоснуться к нему.

Я утыкаюсь носом в его рубашку. Он пахнет мятой и корицей.

— Я так не думаю. Ей не безопасно с тобой, у тебя вспышки агрессии. Я не могу позволить тебе уйти с ней.

После слов Кирилла Костя останавливается, каждый мускул в его теле напрягается. Он резко вдыхает воздух, словно пытаясь успокоиться.

Черт. Это плохо. Я готовлюсь к драке, которая, я уверен, должна произойти, только на этот раз с Кириллом, и разнимать их будет некому. Поморщившись, я начинаю отстраняться, но удивляюсь, когда Костя делает прямо противоположное тому, что я ожидала.

Он спокойно поворачивается и говорит:

— Со мной она всегда будет в безопасности. Я никогда не позволю, чтобы с ней что-то случилось. Я могу наговорить гадостей, но я никогда не воспользуюсь ею и не подниму на нее руку. Я настоящий мужчина, а мужчина не трахает девушек, которые этого не хотят.

Ну и дела, где был этот парень все время?

Я не знаю, что меня больше шокировало: слова, вылетевшие из уст Костика, или то, что это прозвучало так, будто я ему действительно небезразлична. В его тоне есть странная убежденность, которая не позволяет мне думать, что он говорит неправду.

Блин, я, должно быть, пьянее, чем думаю, если решила, что Костя действительно заботится обо мне. Возможно, я совершенно неправильно понимаю ситуацию.

Какое еще может быть объяснение его заботливому поведению?

— Я буду держать это на контроле и если узнаю, что ты трахнул ее без согласия или еще что учудил, то тебе придется не сладко. Понял? — предупреждает Кирилл. Он такой заботливый, Диане действительно повезло с ним.

— Я понял, — рычит Костя в ответ, и, повернувшись к ним спиной, мы снова начинаем уходить.

С каждым шагом к машине мои ноги становятся все слабее, колени подгибаются. Изнеможение просачивается в мой организм. Не в силах держать себя в вертикальном положении, я прижимаюсь к Косте все больше и больше, пока моя голова не прислоняется к его плечу.

Это кажется таким правильным, даже идеальным.

Когда мы наконец добираемся до машины, он открывает мне дверь и помогает забраться внутрь. Я так устала, что едва могу держать глаза открытыми. Когда глаза закрываются, я говорю себе, что просто задремлю на несколько минут, но когда я открываю глаза в следующий раз, мы уже припарковались на подъездной дорожке возле дома.

Костя открывает дверь с моей стороны и протягивает мне руку. Я моргаю и смотрю на него широко раскрытыми глазами. Почему он помогает мне? Я же ему безразлична, так почему?

— Что…?

Я наклоняю голову в сторону, осматривая его.

— Либо дай мне руку и позволь помочь, либо я перекину тебя через плечо как мешок картошки и понесу внутрь. Вот такой выбор, и не затягивай с решением, иначе я выберу за тебя.

Его голос необычайно мягкий и очень спокойный. Это так не похоже на него — быть нежным и добрым, что я начинаю немного сомневаться, что это реальность, а не сон. Сон, от которого я не хочу просыпаться.

— Я сплю? — шепчу я, положив свою руку в его. Его рука такая теплая, и я вздрагиваю от прикосновения.

Он тихонько смеется и говорит:

— Нет, ты не спишь. Почему ты вообще об этом спрашиваешь?

Он помогает мне выйти из машины и встать на шаткие ноги, прежде чем закрыть дверь.

— Потому что ты сейчас такой вежливый, а ты никогда раньше не был вежлив со мной. Ты скорее проткнешь себе глаз вилкой, чем мы станем друзьями. Признавайся, ты бы так и сделаешь.

Он тихо шепчет:

— Я думаю, что возможно ошибался в тебе.

Ошибался во мне? Конечно, он ошибся во мне. Он обвинял меня в каких-то загадочных вещах с тех пор, как я приехала сюда, бьет меня обидными словами и вводит в полный ступор переменами своего настроения. Он думает, что знает меня, знает, через что я прошла, чтобы попасть сюда, но на самом деле, он не имеет ни малейшего понятия о том, как я жила, так что да, он ошибается. Очень даже ошибается.

Он провожает меня до входной двери и отпирает ее, продолжая меня придерживать. Я уже проснулась и немного протрезвела после короткого сна и свежего воздуха.

— Что между нами происходит? — выдаю я, прежде чем успеваю себя остановить.

Костя вдруг стал совсем другим. Менее злым и более рассудительным, но я не могу понять, что изменилось, кроме его отношения. Такое впечатление, что он подавляет свои чувства.

Он болен? Он ударился головой? Как будто передо мной прежний Костик, как будто он снова мой друг, а не заклятый враг.

Может, я так сильно скучала по нему все эти годы, что теперь просто представляю, что он добр ко мне. Но его нежные руки и мягкий голос, это реально, невозможно нафантазировать. Он помогает мне подняться по лестнице и дойти до моей комнаты, где провожает до кровати, а затем мягко надавливает на мои плечи, чтобы я села.

— Что ты имеешь в виду, когда спрашиваешь, что с нами происходит? — наконец задает вопрос, поражая меня.

Я почти забыла, что спрашивала его об этом.

Вздохнув, я протяжно выдыхаю.

— Я имею в виду, ты хорошо ко мне относишься, помогаешь мне…

Закатив глаза, он игнорирует мой вопрос и вместо этого задает свой:

— Тебе помочь раздеться?

— Кто ты и что ты сделал с малоприятным, сердитым Костей?

Он хочет улыбнуться, его губы изо всех сил пытаются растянуться в стороны, но он сдерживается.

— Одежда, Лер. Ты хочешь ее снять? Я помогу тебе, если нужно.

На самом деле мне не нужна помощь, я, наверное, справлюсь сама, но я хочу, чтобы он помог мне. Я хочу чувствовать его руки на своей коже, ощущать наэлектризованность воздуха, когда он касается меня. Я не должна этого хотеть. Не должна…

Что со мной не так?

Хихикнув, я говорю:

— Уверена, я бы справилась…

И поскольку терпение никогда не было сильной стороной Кости, он, не дав мне договорить, хватается за низ моей футболки.

— Подними руки, — бескомпромиссно приказывает он.

Я делаю, как он говорит, и он снимает с меня верх. Прохладный воздух касается моей разгоряченной кожи, и я дрожу, легкие мурашки покрывают мои руки.

— Зачем ты это делаешь… — бормочу я себе под нос.

Алкоголь не дает мне разумно мыслить.

Он игнорирует мой комментарий и вместо этого тянется к моим туфлям, снимает их и ставит на пол. Его голубые глаза встречаются с моими, в них чувствуется голод, но это отнюдь не пугает меня.

Это обычный взгляд для Кости: колкий, собственнический и заставляющий дрожать. Он легонько подталкивает меня за плечи, заставляя лечь обратно на кровать. Мой пульс учащается, сердце бьется о грудную клетку, словно пытаясь вырваться и улететь.

Затем он расстегивает пуговицу на моих джинсах и медленно стягивает их с ног.

Когда он заканчивает, я остаюсь на кровати в одних черных кружевных трусиках и лифчике, и почему-то даже это кажется слишком большим количеством одежды.

Я извиваюсь на кровати, надеясь, что он еще не ушел и в этот момент косточка моего лифчика упирается в бок моей груди. Дурацкие лифчики, кто вообще придумал это приспособление для пыток.

— Ты, наверное, не знаешь… ты же парень и у тебя нет груди, но лифчики становятся очень неудобными через некоторое время. Это совершенно не то, в чем хочется спать…

Моя речь прерывается. Я смотрю на него, не в силах оторвать взгляд от его самодовольного, высокомерного, невыносимо красивого лица.

— Ты серьезно просишь меня снять с тебя лифчик? Потому что, должен сказать, у меня никогда не было цыпочек, которые просили бы меня снять с них лифчик только для того, чтобы они могли лечь спать. В большинстве случаев все это заканчивается по-другому.

— Может тогда ты отвернешься?

— Нет, Лер, не отвернусь и не уйду. Я хочу видеть…

Он смотрит на меня сверху вниз несколько секунд, словно взвешивает варианты, обдумывая, хорошая это идея или нет. Не делай этого, — думаю я про себя, втайне желая его искусить.

Сделай это. Прикоснись ко мне.

Нет. Нам нельзя. Я ненавижу его за то, что он ненавидит меня.

Словно приняв решение, он вздыхает и наклоняется ко мне, просовывая руку мне под спину. Я ощущаю его теплые пальцы, и снова вздрагиваю от нежных прикосновений.

Я выгибаю спину, чтобы дать ему лучший доступ и для того, чтобы подразнить его, прижимаясь грудью к его лицу. Удивляюсь, когда он быстро расстегивает лифчик одной рукой, даже не возясь с крючками сзади.

— Впечатляет, у тебя просто потрясающие навыки, — поддразниваю я.

— Ты еще ничего не видела.

Озорной блеск в его глазах говорит мне, что, скорее всего так оно и есть. Костя опытнее меня в тысячу раз. Раньше у меня были только поцелуи, объятия, но никогда ничего больше. Никогда я не хотела зайти так далеко. И это так странно, хотеть того, кто хочет разрушить твою жизнь, хотеть человека, который не раз обливал грязью.

Я наверное ненормальная. Бракованная. Но об этом буду думать и ругать себя завтра…

Прежде чем он успевает выпрямиться и отстраниться, я обхватываю его шею руками и пытаюсь притянуть к себе. Он огромный, высокий и мускулистый. Все, о чем я могу думать, — это вес его тела на моем, наши касания, его пальцы, впивающиеся в мои бедра, пока он вводит в меня свой затвердевший член, наконец избавляя меня от невинности.

Предвидя мой следующий шаг, его пальцы обхватывают мои запястья, останавливая дальнейшее продвижение.

О, черт. Похоже, у этого засранца проснулась совесть.

— Ты пьяна. Спи, Лера.

— Ты пьяна. Спи, Костя, — передразнила я, высунув язык.

— Невыносимая. В тебе мало что изменилось. Ты все еще заставляешь меня хотеть тебя придушить, — горячо признается он.

— Я чувствую к тебе тоже самое, — говорю я, прежде чем выскользнуть из лифчика и швырнуть его через всю комнату и быстро прикрыться покрывалом.

Я должна быть раскованней.

Я чувствую, как напрягаются мои соски, как они трутся о ткань, и я знаю, что если парень прикоснется к ним, прикоснется ко мне, они затвердеют до жестких пиков.

Возбуждение и похоть пульсируют во мне при этой мысли.

— Останься со мной, мы бы могли просто полежать, — хнычу я, надувая губы. Я не хочу, чтобы этот момент закончился между нами. Еще слишком рано. Я только почувствовала вкус прежнего Кости и еще не готова отказаться от него. — Пожалуйста… — говорю я секундой позже, потому что сомнение, мелькнувшее в его глазах, говорит мне, что он не хочет сдаваться.

Он выдыхает весь воздух в легких, и его челюсть сжимается. Он качает головой, как будто говорит себе, что не должен этого делать, не должен оставаться, но, как и я, он не может игнорировать то, что происходит сейчас. Поэтому вместо того, чтобы уйти, он начинает раздеваться.

Задыхаясь, я сглатываю стон, зарождающийся в моем горле.

Первой с него слетает футболка, но после он почему-то протягивает ее мне.

— Вот, надень это.

Его голос звучит соблазнительно.

— У меня что-то не так с грудью?

Я дразню его, чувствуя себя при этом легкомысленной и свободной. Он прикусывает нижнюю губу, позволяя своим глазам опуститься вниз и сорвать ткань, за которой я хотела укрыться. Конечно, он не стесняется смотреть. Моя грудь не огромная, скорее каждая размером с его ладонь. Он же парень, а значит ему приятно смотреть на нее.

— Нет, твои сиськи идеальны. Теперь надень футболку, пока я сам не надел ее на тебя. Я человек слова, так что на сегодня твоя девственность в безопасности рядом со мной.

— А может я не девственница, может мне не нужно беречь целомудрие, — вру я, неловко натягивая на себя его футболку, прежде чем опуститься на мягкий матрас.

— Девственница ты или нет, этого не произойдет, так что перестань меня провоцировать.

Я пристально смотрю на него, пока он устраивает для меня стриптиз. У меня начинает кружиться голова от данного представления, а между бедер появляется влага с каждым кусочком одежды, который он бросает на пол.

Раздевшись до трусов, он проскальзывает в кровать рядом со мной, кровать — двуспальная, но с его габаритами она не кажется большой. Он натягивает покрывало на нас обоих.

Чувствуя себя очень смелой, я скольжу по простыням к нему, пока мое тело не прижимается к его боку. Он начинает двигаться, и все, о чем я могу подумать, это неужели, он собирается оттолкнуть меня, но вместо этого он делает все наоборот, он просовывает руку мне под голову, притягивая меня ближе к себе.

— Прости, — бормочу я, внезапно чувствуя, что мне нужно извиниться, хотя это не я вела себя сегодня не подобающе.

Шутки в сторону, мы действительно должны поговорить об этом. Вытряхнуть все скелеты из шкафа. Это сильно давит на нас обоих.

— Шшшш… — шепчет он, как будто не хочет слышать мои извинения.

Прижавшись щекой к его горячей коже, я глубоко вдыхаю, ощущая его аромат. Как же приятно пахнет его тело, прямо как булочка с корицей и мне хочется откусить от него кусочек.

Но даже его запах не может избавить он усталости, которую я чувствую. Все эти стычки, выяснение отношений, все это измотало меня. Бодрость, которую я чувствовала несколько минут назад, испаряется, и я широко зеваю уткнувшись в Костю. Мои веки тяжелеют, пару раз открываются и снова закрываются.

Я уже почти задремала, надеясь, что не заляпала слюной всю его грудь, когда глубокий гулкий голос Кости заполнил мои уши.

— Что случилось… если конечно случилось, той ночью шесть лет назад? — неожиданно спрашивает он.

— Мы просто играли… помнишь? — сонно отвечаю вопросом на вопрос.

Может, он действительно ударился головой и не помнит, что произошло.

— Да, а потом? Что случилось потом? Что произошло, когда ты вошла в дом?

Мой мозг сейчас как каша, я роюсь в воспоминаниях, пытаясь найти нужное. Кажется, на это уйдет целая вечность, отчасти это от того, что я пьяна, но в основном из-за того, что это одно из воспоминаний, которое мне не очень нравится вспоминать.

— Я… я пробралась в дом… — я делаю глубокий вдох, почти засыпая во время паузы, но все же мне удается вымолвить остаток фразы. — Я зашла в спальню родителей…

— И? — нетерпеливо спрашивает он, его голос звучит заинтересованно, его пальцы нервно играют с прядью моих волос.

Алкоголь, его нежная ласка, его тело, находящееся так близко, вся эта усталость, и мой разум начинает отключаться на середине предложения.

— Я видела их…

Слова выходят шепотом, так тихо, что я удивляюсь, что он их слышит.

— Кого видела? Кого ты видела, Лера?

Панический голос Кости звучит в моем подсознании, но я слишком далеко, чтобы ответить ему, я погружаюсь все глубже и глубже в сон, глубже и глубже в его объятия.

Глава двадцать первая

Он…

Солнце начинает выглядывать из-за горизонта, его отблески проникают сквозь жалюзи на окне в комнате Леры. Я не должен был оставаться прошлой ночью, блядь, я должен встать и уйти прямо сейчас. Но я не могу. Мое тело просто не может двигаться.

Я словно в трансе, ослабленный до предела ее присутствием.

После того, что она сказала мне перед тем, как заснуть, я никак не мог сомкнуть глаз. Мой разум судорожно метался, пытаясь понять, кого и что она видела. Я даже пытался разбудить ее, но она была слишком измучена и слишком пьяна, чтобы открыть глаза, и отбивалась от моих рук в знак протеста. И я так и остался тут.

Смотрю на нее, словно подглядываю.

Я смотрел, как она спит всю ночь, ее розовые губы приоткрыты, ее каштановые волосы разметались по подушке и моей груди и щекочут меня, — ради этого стоило остаться. Никогда прежде я не смотрел, как спит другой человек, тем более девушка. Тогда я понял, что Лера может быть моей первой и последней.

Нет, блять, нет. Она не может.

Я опускаю взгляд на ее открытые бедра, в то место где моя футболка задралась. Черт, она хорошо выглядит в ней. Наверное, она будет хорошо выглядеть и с моим членом в руках. Я облизываю губы, представляя себе это, да, блядь, так и будет. Мой член мгновенно становится стальным, и я пытаюсь думать о чем угодно, только не об идеальных по размеру сиськах Леры, белых кремовых бедрах или розовых губах.

Нужно успокоится, подумать о чем-нибудь не приятном.

Обвисшие сиськи. Жопа Германа. Беззубая алкоголичка.

Ааа, блядь, какой в этом смысл. Неважно, о чем я думаю, мой член знает, что рядом со мной лежит полуголая Лера.

Именно тогда, когда я думаю, что хуже уже быть не может, она начинает ворочаться рядом со мной, ее нога скользит по моему бедру в считанных сантиметрах от моего члена.

Блядь. Я в ловушке.

Я пытаюсь сдвинуть ногу, отодвигая ее от себя, но все, что она делает, это придвигается ближе, как будто я ее подушка.

Она прижимается сильнее к моему боку, ее колено приближается все ближе, пока не касается моего члена. Я не могу не закрыть глаза, сдерживая стон, который, как я знаю, наверняка разбудит ее. Взрыв удовольствия заливает мое тело. Я не могу поверить, что это случайное прикосновение было таким приятным.

Осознав, что она перестала двигаться, мои веки приоткрываются, взгляд падает на ее лицо, где на меня смотрят два ярко голубых глаза. Мое горло перехватывает. Узел беспокойства затягивается в моем животе.

Нам нужно поговорить, но последнее, что я сейчас хочу делать, это разговаривать. Ее пальцы лениво проводят по моим рельефным мышцам.

Я чуть не захлебываюсь от этих ощущений, мое тело гудит. Если она не перестанет прикасаться ко мне, я не смогу отвечать за то, что произойдет дальше.

Трахать ее — плохая идея. Мы не должны этого делать. Но я хочу. Так сильно хочу.

Глава двадцать вторая

Он…

— Мы должны прекратить… — начинаю я, но слова обрываются, когда Лера отталкивается от матраса и накрывает мои губы своими.

На долю секунды я шокирован, настолько шокирован, что не могу даже пошевелить губами и ответить.

Что черт подери мы делаем?

Все рациональные мысли, не связанные с сексом, вылетают в форточку, когда она перекидывает ногу через меня и устраивается сверху, прижимаясь своей теплой киской к моему прессу.

Блядь. Блядь. Блядь.

Я должен прекратить это. Я не заслуживаю ее, и нам нужно поговорить. Срочно. Я отталкиваю ее, но она впивается ногтями в мою грудь, как котенок, и маленькие искорки боли направляются прямо к моему члену.

Моя решимость остановиться падает, и мои пальцы вплетаются в ее волосы, делая прямо противоположное тому, что я хотел. Углубляю поцелуй вместо того, чтобы оттолкнуть. Если я решил заполучить ее, то я заполучу полностью, каждый вздох, стон и мольба будут моими. Ее таз вдавливается в меня, ее влажное тепло скользит по моей коже.

Я отстраняюсь на пару сантиметров.

— Если ты не хочешь, чтобы я тебя трахал, то прекрати это прямо сейчас! Лера, я говорю серьезно.

Это единственное предупреждение, которое я ей делаю. Если она продолжит прижиматься ко мне или еще раз повернет бедра…

— Я уверена, что причина, по которой я сижу на тебе, в том, что я хочу, чтобы ты сделал это, — наглую ухмылку, которая появляется на ее губах, я хочу заменить удовольствием. — Возьми меня, вот и все.

Мое сердце сжимается в груди при этих словах.

Она облизывает губы и продолжает:

— Не сдерживайся, дай мне почувствовать себя желанной. Покажи мне, что такое секс, а потом снова можешь меня ненавидеть. Кость…

Мое имя слетает с ее губ, как молитва. Теперь, когда мы разобрались с этим, и мой член напряжен до предела, я тянусь к ней и просовываю руки под футболку, в которую она одета, пока мои пальцы впиваются в ее талию.

Затем я провожу пальцами вниз и сдвигаю ткань ее трусиков в сторону, открывая ее розовую киску, раскрытую для меня, как лепестки роз, каждый из которых так и просится, чтобы его сорвали. А я сорву! Она сама мне разрешила, сама запрыгнула, так что я могу делать все, что вздумается.

Ее вагина — совершенство в самом лучшем виде.

Проводя пальцами по ее влажным складочкам, я вздрагиваю, прежде чем без предупреждения попробовать погрузить пол пальца в ее тугой вход. Ее небесно-голубые глаза расширяются от этого внезапного вторжения, и на мгновение я беспокоюсь, что причинил ей боль. Она девственница, поэтому я должен быть аккуратен, но мне так хочется сделать это как можно грубее, что мне приходится сдерживаться.

— Черт, Лера, посмотри на это… ты такая охуенно мокрая для меня. Ты хочешь кончить?

Она неистово кивает головой, ее грудь быстро поднимается и опускается, ее соски напряжены под тонкой тканью моей футболки. Ее реакция на меня — это то, на что я надеялся, и даже больше.

Я тру чувствительный бугорок и вхожу и выхожу одним пальцем на половину, делаю это не сводя с нее глаз. Она сжимает в кулак простыни по бокам и закусывает пухлую нижнюю губу, пока я растягиваю ее, чтобы она могла принять мою длину. Она такая узкая, такая тугая. Девственница, охуеть.

Чаще всего я не трачу время на предварительные ласки с девушками, которых трахаю. Но Лера для меня не просто мимолетный трах, она — мое все.

Я готов очутится внутри нее… абсолютно готов.

Вытащив палец из нее, я слышу хныканье. Как только она кончит от пальцев, то тут же окажется на моем члене, и я смогу почувствовать каждый спазм и дрожь ее киски.

— Не переживай, ты скоро кончишь.

Взявшись за ее бедра, я отталкиваю ее от себя, укладывая на спину. Зацепив большими пальцами ее трусики, я стягиваю их с ее ног, костяшками пальцев проводя по податливой, мягкой плоти.

Сразу после, я снимаю с нее футболку, и бросаю оба предмета одежды на пол. Остановившись на одно мгновение, я наслаждаюсь ее обнаженным телом.

Все в ней идеально. Я хочу смотреть на нее часами, исследовать каждый сантиметр ее тела, но мой член уже устал ждать. У меня есть терпение, но когда дело доходит до нее, я как маленький ребенок, задыхающийся от предвкушения, когда тянется к подарку под елкой.

Спустив боксеры на бедра, я освобождаю свой член. Головка набухла и стала красной от возбуждения. Обхватив рукой разъяренного гиганта, я несколько раз поглаживаю его, удовольствие пульсирует от яиц до кончика члена с каждым движением.

Лера смотрит на меня голодными глазами, следя за мной, как ястреб.

И тут я кое-что понимаю… Черт!

— У меня с собой нет презерватива, — с разочарованием говорю я. У меня есть несколько в машине. Я могу пойти и взять один, но мне кажется, что я физически не способен оставить ее здесь и сейчас. — Я никогда раньше не занимался незащищенным сексом, так что если ты… — мой голос прерывается.

Я не хочу портить этот момент между нами, но одновременно с этим не хочу лишний раз задавать вопросы. Я бы никогда не подумал о том, чтобы трахаться без презерватива, но в глубине души я знаю, что Лера достойна этого.

— Я недавно начала принимать противозачаточные, — пищит она, покрывшись ярким румянцем.

Спасибо, блядь, блядь!

Я должен, трахнуть ее. Я должен быть внутри нее. Прямо сейчас.

— Спасибо, блядь, — шепчу я.

Накрывая ее тело своим, я наклоняюсь вниз, поддерживая себя одной рукой, чтобы не раздавить ее. Свободной рукой я обхватываю член, подвожу его к ее входу и медленно погружаю головку внутрь, смачивая ее в ее соках, прежде чем просунуть ее между ее складок. Делаю резкий толчок, разрывая тонкую преграду.

— Тихо малышка… — глажу одной рукой по волосам, когда она громко вскрикивает и морщится от боли.

Даю Лере время привыкнуть, хотя держать себя в руках крайне тяжело. Душу чаще, чувствую как киска девушки сжимает мой член и клянусь я готов завыть. Но я терпеливо жду, пока она не расслабит мышцы, не хнычет и еле уловимо толкается бёдрами вверх. Для меня это как контрольный в висок. Все, ждать я больше не могу, иначе сдохну.

Я ударяюсь о ее клитор, из моего горла вырывается стон удовольствия и она вскрикивает, дергает бедрами вниз, чтобы попытаться избавится от новых ощущений. Но нет, теперь я никуда ее не отпущу, пока мы не снимем напряжение с наших тел.

— Кость… Это так странно. И больно и…

— Приятно, роднуль?

Она не смело кивает, а я ухмыляюсь, мне нравится, что я имею над ней такую власть. В этот раз я свожу ее с ума, а не наоборот. Учу ее новым ощущениям. Скоро она будет умолять меня трахнуть ее ещё и ещё. Скоро она станет моей развратной малышкой, а пока нужно сделать так, чтобы она никогда не забыла наш первый раз.

Сосредоточившись направляю себя обратно к ее входу, я ввожу кончик внутрь, медленно, так медленно. Я убиваю себя так же, как убиваю ее, но, черт возьми, это будет приятная смерть.

Я проникаю внутрь, может быть, на несколько сантиметров, это только головка моего члена, но этого достаточно, чтобы почувствовать, насколько она тугая, насколько она вымокла и готова ко мне. Когда я чувствуя, как она плотно прижимается, мне приходится использовать всю силу самоконтроля, чтобы не погрузиться в ее тепло и не трахать, как одержимый зверь. Пот выступает на моем лбу, мышцы напрягаются, и я не могу вспомнить, когда в последний раз я был с кем-то настолько нежен. Наверное, никогда.

Выдохнув весь воздух из легких, я вхожу в нее, медленно растягивая. Ее руки начинают двигаться, и я чувствую их повсюду. На моих плечах, бродят по груди и прессу. Мои легкие горят, когда я забываю дышать, теряясь в ее прикосновениях.

Когда я продвигаюсь вперед еще чуть-чуть, ее руки впиваются в мою спину, пытаясь притянуть меня ближе, одновременно говоря мне, что ей нужно больше.

— Я хочу трахнуть тебя… вколотить прямо в этот матрас, трахнуть так сильно, чтобы мы слышали только, как изголовье кровати ударяется о стену в ритм нашего дыхания.

— Тогда сделай это. Возьми меня. Владей мной. Дай мне это.

Стиснув зубы, я говорю себе, что она не знает, о чем просит. Она другая, не какая-то случайная шлюха. Она создана для того, чтобы ее обнимали и целовали, любили нежно, а не трахали. Но я ничего не могу с собой поделать. Она нужна мне, я хочу ее…

Теряя контроль, я погружаюсь в нее до конца, останавливаясь только тогда, когда мои яйца упираются ей в задницу. Войдя в нее полностью, я чувствую себя повелителем мира.

— Какой… Огромный. Боже… — шипит Лера, морща свой носик.

Я ожидаю, что она скажет мне остановиться, что она передумала, но она этого не делает, и слава богу. Да я бы не ушёл! Наверное…

— Скажи мне остановиться, если это будет слишком для тебя, — хриплю я, прижимая мягкий поцелуй к ее щеке, перед тем как окончательно слететь с катушек.

Я не даю ей времени привыкнуть к моим размерам и вместо этогоначинаю трахать ее как животное, делая длинные, жесткие, мощные толчки, один за другим. Как будто что-то внутри меня взяло верх. Я не могу себя контролировать. Я вышел из-под контроля, единственное, что я вижу, — это финишная черта для нас обоих.

Мои бедра вращаются, задевая что-то глубоко внутри нее. Ее киска обхватывает мой член, ее влага стекает по моей длине и собирается у основания.

— Костя… — задыхается она. — О…

Она встречает каждый мой толчок, поднимая бедра вверх и обхватывая меня ногами, давая войти глубже. Ее стоны смешиваются с моими, создавая прекрасную симфонию похоти и страсти. Я трахал много девушек, но ничто не сравнится с тем, как я ощущаю под собой Леру, с тем, как ее тепло обхватывает мой член.

Проходит совсем немного времени, и я чувствую, как ее бедра дрожат, а ее киска, пульсирует, сжимая мой член. Я отстраняюсь, чтобы видеть ее лицо. Ее щеки розово-красные, губы приоткрыты, наслаждение переполняет ее черты.

Ее маленькие ноготки впиваются в кожу на моей спине, когда она достигает пика наслаждения. Пустота в моей груди заполняется, пока я наблюдаю за ней, я замедляю свои толчки. Я не думал, что это возможно, но она выглядит еще прекраснее, когда кончает на моем члене.

Продолжая двигаться в ней, я продлеваю ее оргазм, и пока скольжу по ее дрожащей киске, моя собственная кульминация начинает приближается. Мои яйца шлепаются о ее задницу, а грудь вздымается с каждым точным ударом.

— Посмотри на меня. Посмотри на меня, когда я кончаю в тебя, — выдавливаю я из себя.

Ее глаза распахиваются и смотрят в мои, и в этот момент, я чувствую всю ее боль, вспоминаю каждое слово, которое я когда-либо говорил ей. Сейчас она владеет мной, и как бы страшно это ни было, я не отворачиваюсь. Я хочу увидеть, что я сделал с ней, почувствовать это.

Опустившись на колени, я впиваюсь пальцами в ее плоть и погружаюсь в нее, снова и снова, и снова, и снова, пока вокруг нас не останется ничего, кроме космической волны эйфорического удовольствия. Тогда и только тогда, когда мои мышцы напрягаются, а по спине стекает пот, я позволяю себе кончить, наполняя ее тугую вагину струями липкой спермы. Ее маленькая рука поднимается к моей груди, прижимаясь к органу, грозящему вырваться на свободу.

Сердце бьется, как дикий зверь, и я на мгновение падаю на нее сверху, чувствуя себя так, будто только что пробежал марафон.

Это был не секс. Это было… Я даже не знаю что, но я хочу сделать это снова. Выйдя из нее, я перекатываюсь на бок. Она молчит и я тоже молчу, но когда похотливая дымка исчезает из моего сознания, я вспоминаю, что у нас есть незаконченное дело, о котором мы должны были поговорить еще прошлым вечером.

Я намеревался обсудить это, как только она проснется, но так и не смог, у моего члена были другие планы.

Глава двадцать третья

Он…

— Прошлой ночью ты сказала… что видела их. Кого их?

Лера садится на край кровати, схватив простыню, чтобы прикрыться.

— Ты знаешь, что я имела в виду.

Она возится с краем простыни, и я вижу, что ей уже не по себе от этого разговора. Это плохо.

— Вообще-то, я понятия не имею, что ты имела в виду. Ты говоришь загадками, а у меня не хватает терпения читать между строк. Так что выкладывай уже.

Ее глаза переходят на мои, она смотрит на меня так, словно я самый глупый человек которого она когда либо встречала. Мой пульс учащается, предвкушение неизвестности нарастает. Кивком головы я призываю ее продолжать.

Ее брови сходятся вместе, она подбирает слова и наконец, тихо произносит:

— Моя мама. Твой отец. Я вошла к ним, когда они трахались. Разве ты не знал об этом?

Она произносит это так бесстрастно, как будто это самая настоящая правда… Я не знаю почему, но мне кажется, что тон ее голоса влияет на меня больше, чем слова, которые она пговорит. Открыв рот, я планирую что-то сказать, но внезапно ощущаю, что мой язык невыносимо тяжелый, слова застряли в горле.

Вместо этого я таращусь на нее, ожидая, что она скажет мне, что она шутит, лжет, но все, что она делает, это смотрит на меня в ответ, ее лицо выражает удивление на грани шока. Мое сердце замирает, а руки становятся липкими.

— Ты не знал? — повторяет она, но я все еще не могу ответить.

Это не имеет смысла, почему мой отец… нет… это не может быть правдой.

Она лжет. Мой папа не стал бы изменять моей маме. Он любит, или, по крайней мере, любил ее тогда, он не мог причинить боль тому, кого любит, он не такой.

Зажмурив глаза, я прогоняю эти мысли. Ложь, это все ложь. Так и есть. Я не могу поверить Лере, она гнусный манипулятор, она сказала моему отцу, что я угрожал ей, что я использовал ее, чтобы украсть драгоценности.

Мои глаза открываются секундой позже, и до нее, должно быть, доходит, что я ни хрена не понимаю, о чем она говорит. Когда я ничего не отвечаю, она начинает объяснять дальше.

— Ты реально не знал об этом? Как ты думаешь, почему мой папа забрал меня, маму и на следующий день мы уехали? — спрашивает Лера, в ее глазах стоят слезы, но я не реагирую на них.

Ко мне приходит осознание. Я начинаю испытывать странное чувство… как будто я все испортил и нет ничего, что могло бы исправить сложившуюся ситуацию.

— Я не врала тебе, Костя. У моей матери и твоего отца был роман. Я рассказала отцу, хотя мать умоляла меня не делать этого, а твой отец говорил мне, что я все не правильно поняла. Я была мелкой, но не глупой. Они занимались сексом. Из-за этого распался брак и моих родителей! Нельзя исправить то, что уже произошло, мой отец думал иначе, он пытался простить и посмотри на него сейчас. Он в наркологии, а моя мать беззаботно плавает по семи морям, выйдя замуж за мужчину, с которым она ему изменила.

— Я…

Блядь, я незнаю, что на это сказать. Все это время я считал, что брак моих родителей распался из-за финансовых трудностей, связанных с переездом и потерей работы отцом. Я возлагал всю вину на Леру, называл ее лгуньей, злился на нее, потому что думал, что она была причиной всех проблем.

Но оказывается это совсем не так… Он солгал мне. Человек, на которого я равнялся всю свою жизнь, солгал мне. Я снова открываю рот, чтобы сказать что-то еще, но слова так и не слетают с моих губ. Звук открывающейся входной двери эхом разносится по дому, за ним следуют голоса, которые я слишком хорошо знаю.

— Костя, Лера, мы вернулись!

Голос отца доносится до моих ушей, и когда я смотрю на Леру, я вижу, как ужас от того, что она мне рассказала, отражается в ее глазах.

— Ты… ты действительно не знал? — шепчет она.

— Нет… нет, не знал, — хриплю я.

Глава двадцать четвертая

Она…

Костя натягивает боксеры, хватает штаны и мчится из спальни.

Он не знал. О Боже, он не знал. Я не могу в это поверить. Все это время я думала, что он в курсе… но, его глаза, гнев и печаль говорят об обратном. Я поняла, как только увидела выражение его лица.

Поэтому я задаюсь вопросом, что же, по его мнению, произошло? Почему он был так зол на меня? Что сказал ему дядя Саша? Очевидно, что это как-то связано со мной, но что именно, я понятия не имею, и сейчас у меня нет времени спрашивать его, поскольку наши родители вернулись.

Я переодеваюсь в свою одежду в рекордное время, расчесываю волосы и брызгаю на лицо водой в ванной, прежде чем выйти из комнаты. Странное ощущение, мне кажется, что я чувствую сперму Кости внутри себя, когда иду по коридору к лестнице, чтобы поговорить с Александром Геннадьевичем и мамой.

Костя уже стоит у подножья лестницы и болтает с родителями, когда я появляюсь наверху. Никто из них не замечает, как он напряжен. Как упорно он пытается держать себя в руках и вести вежливую беседу, хотя как мне кажется, он хочет накричать на них.

Я не знаю, почему он до сих пор ничего не спрашивает по интересующему нас вопросу, если бы я была на его месте, я бы уже лопалась по швам от желания высказать все что думаю. Но Костя другой, он спокоен, непринужден, ведет себя так, будто только что не узнал самый большой обман в своей жизни.

Сейчас я чувствую себя жалкой, ведь даже после всего, что сделала моя мама, я все еще хочу, чтобы наши отношения были хорошими, без ссор противоречий. Все, чего я хочу, это снова обрести маму, и вспоминать о том, что случилось шесть лет назад, сейчас не будет приятно никому из нас, поэтому, хотя я знаю, что Костя умирает от желания получить ответы, я надеюсь, что он, по крайней мере, немного подождет.

— Мы даже не думали, что вы, вернетесь сегодня.

Я заставляю себя улыбнуться, хотя мне больше хочется плакать.

— Если бы мы позвонили заранее, это не было бы сюрпризом, — мама улыбается мне. — А для тебя, у меня есть еще один сюрприз.

— Правда? Какой?

Я оживляюсь, хотя в этих обстоятельствах мне не очень приятно получать сюрпризы.

— Мы идем в спа! Только мы вдвоем на целый день. Проведем время вместе, пообщаемся.

Мама искренне улыбается, а у меня буквально наворачиваются слезы. Как же задолбали эти эмоциональные качели. Трудно ненавидеть того, кто дал тебе жизнь, но еще труднее знать, что твоя жизнь, вероятно, была бы такой, какой она должна была быть, если бы этот человек не сделал крайне эгоистичный выбор.

— Да, это звучит… звучит замечательно, — говорю я ей, но не могу удержаться, когда мой взгляд переходит на Костю.

Напряжение в его позе, говорит о боли, которую он чувствует внутри, а люди, которые являются причиной этого, находятся прямо перед ним, и, к сожалению, они не замечают ничего.

— Я полагаю, что вы, прекрасно поладили, пока нас не было. Ведь мы не получали бесконечных телефонных звонков и при этом вы оба живы и здоровы, — шутит дядя Саша, хлопая рукой по спине Кости.

— Да, все было замечательно, — неохотно бурчит ему в ответ сын.

— Отлично. Так, девочки пойдут в спа, а мы сгоняем в бар, сыграем в карты, выпьем пивка. Что скажешь, сын? — спрашивает Александр Геннадьевич.

Костя пожимает плечами.

— Я не играю в карты, но если ты хочешь, чтобы я пошел…

— Хорошо. Мне нужно сделать несколько звонков, встретимся после обеда, — дядя Саша поворачивается к моей матери и прижимает быстрый поцелуй к ее щеке. — Увидимся позже, — шепчет он, а затем его глаза переходят на меня. — Развлекитесь, там, — ободрено говорит он.

Я стою неподвижно, пока моя мама смотрит между мной и Костей, словно пытаясь обдумать дальнейшие действия.

Наконец, после того как она дважды перевела взгляд с одного на другого, она говорит:

— Я пойду быстренько переоденусь, и в путь.

Я киваю головой и смотрю, как она уходит, снова оставляя нас с Костей наедине.

Глядя на него, я чувствую потребность протянуть к нему руку, чтобы успокоить его, это я и делаю. Я кладу руку ему на плечо и позволяю теплу его тела просочиться в меня. Это простое прикосновение, но ощущение такоЕ, как будто я подставляю руку солнцу.

— Я не знаю, что сказать, как начать разговор, — признается он.

— Тебе и не нужно ничего говорить. Я просто рада, что теперь ты знаешь правду.

Я все еще хочу спросить его, о чем, по его мнению, я солгала, но, видя, как он обеспокоен, решаю прикусить язык. Я всегда могу спросить его позже.

Его глаза на минуту задерживаются на моих, и тень сожаления мелькает на его лице. Почему-то у меня такое чувство, что он хочет сказать мне, что ему жаль, но он молчит.

Секс изменил что-то между нами, но дело не только в сексе, но и в том, что правда вышла наружу.

— Давай поговорим вечером, хорошо? — наконец говорит он.

— Хорошо.

Я улыбаюсь. Поддавшись желанию обнять его, я обхватываю его руками и притягиваю к своей груди. Он выше меня сантиметров на двадцать, но не смотря на это мне все же удается. Он опускает голову и кладет ее мне на плечо, его руки обвивают мою талию и ложатся на поясницу. Он прижимает меня к себе, обнимает в ответ, хотя после той первой встречи на свадьбе я была уверена, что этого никогда не произойдет.

Мы обнимаемся недолго, или, по крайней мере, мне кажется, что недолго, потому что я хочу продолжать прижиматься к нему. Когда мы отстраняемся друг от друга, он выглядит немного спокойнее, напряжение на его красивом лице исчезает.

— Повеселись там с мамой, — говорит он. — А я поеду, покатаюсь на машине, мне нужно проветрить голову, перед тем как пойти в бар с отцом.

Достав из кармана ключи, он направляется к двери как раз в тот момент, когда моя мама зовет меня.

— Ты готова ехать, Лер?

Бросив последний мимолетный взгляд, он уходит.

— Да, поехали.

Глава двадцать пятая

Она…

Всякого рода косметические процедуры, это определенно не моя стихия. Наряжаться, делать прически, наносить макияж, не мое, но время, проведенное с мамой, для меня важнее, чем дискомфорт который я сейчас испытываю, я отчаянно нуждаюсь в общении с ней и поэтому позволяю ей тащить меня с собой.

Для начала мы делаем массаж всего тела, а после стрижемся и красим волосы. К тому времени, как мы заканчиваем все процедуры, у меня уже урчит в животе, а я выгляжу на все сто.

— Давай поедим, а потом рванем по магазинам. Я хочу купить кое-что для твоей комнаты. Пора обжить ее.

Я улыбаюсь, но не могу избавиться от чувства вины. В то время как я прекрасно провожу время с мамой, Костя застрял в компании своего отца и в данный момент, наверняка пытается разобраться в ситуации, которая произошла шесть лет.

Шесть лет он винил меня. Шесть долгих лет.

Мы заходим в небольшое кафе в торговом центре и усаживаемся за столик в углу, подальше он шумных компаний.

— У тебя все хорошо? Ты выглядишь… обеспокоенной, — спрашивает мама, и впервые за три года я вижу, что мама смотрит на меня с искренним беспокойством. Она не смотрит сквозь меня, она смотрит на меня, и это столько значит.

— Я скучала по тебе, — лепечу я. — Я так по тебе скучала.

— Лапочка моя.

Ее глаза наполняются слезами, и мне приходится прикусить нижнюю губу, чтобы тоже не расплакаться.

— Ты имеешь полное право не верить мне, но я тоже скучала. Я бы могла звонить чаще… и навещать тебя, но я этого не делала, а самое ужасное, что виной всему мой эгоизм. Я совершила много ошибок в своей жизни и не вижу поводов гордиться собой, но самая большая ошибка из всех это не быть рядом с тобой последние три года.

Она делает паузу, чтобы вытереть пальцем сбежавшую слезу.

— Поначалу я звонила тебе, но трубку брал твой отец и не забывал напоминать обо всем, что я потеряла, это причиняло мне боль. Было проще не звонить вообще и после я начала успокаивать себя тем, что и тебе так будет легче, но, очевидно, я ошибалась, мне очень жаль.

Я даже не знала, насколько мне нужно было услышать от нее эти слова, пока она их не произнесла. Я так долго думала, почему она не звонила мне, почему ушла и не вернулась. Я часто думала про себя, что дело во мне, что я ей не нужна. Столько раз я спрашивал себя, что я могла сделать не так, и когда она сказала, что я не сделал ничего плохого, это сняло огромный груз с моих плеч.

Судорожно теребя в руках салфетку, я говорю:

— Я подумала, может быть, это как-то связано со мной, поэтому…

Мама прерывает меня:

— Конечно, нет. Это не имеет никакого отношения к тебе. Я знаю, что поступила эгоистично, и я сожалею об этом, правда сожалею.

В этот момент я на мгновение задумываюсь, в какой части она признает себя эгоисткой… в романе или в том, что она была плохой матерью.

— А теперь расскажи мне, как проходят занятия. Вы с Костей действительно поладили, пока нас не было? — спрашивает она, сложив руки под подбородком.

— Занятия идут хорошо у меня появились новые друзья. По программе успеваю хорошо.

Я не решаюсь упомянуть тот факт, что с Костей мы трахались в моей спальне за несколько минут до того, как они вернулись домой. Почему-то мне кажется, что маме будет неприятно услышать эту маленькую новость. Так же я решаю не рассказывать ей о вечеринке, которую устроил Костя и о тех мелочах, которые он сделал, например, поделился номером моего мобильного в соцсетях.

— Хорошо, хорошо. Я знаю, что все было не так гладко, как хотелось бы, — она хмурится. — И что мне пришлось немного подкупить тебя, чтобы ты приехала сюда, но я надеюсь, что все было не так уж плохо.

Если подумать, то все могло быть еще хуже. Я могла бы стать бездомной, подыскать себе низкооплачиваемую работу вместо того, чтобы пойти учиться. С насмешками Кости и его оскорблениями справиться намного проще, чем с собутыльниками отца. Почему-то сейчас папа это единственный человек, о котором я беспокоюсь, нужно будет позвонить в наркологию, спросить как он там.

— Все было не так уж плохо, мне нравится быть здесь с тобой, даже несмотря на то, что мы не смогли провести достаточно времени вместе.

Она улыбается, ее глаза на мокром месте, как и мои.

— Я не заслуживаю такой дочери, как ты.

Нет, не заслуживаешь, — хочу сказать я, но не могу.

Затем к столу подходит официантка и принимает наши заказы. Мы ведем не принужденную беседу о том, что купим для моей спальни и о том, что мы будем делать вместе, чтобы наверстать упущенное время. И поскольку я безумно нуждаюсь в ее ласке и любви, я соглашаюсь на все.

Как только наши желудки наполняются калориями, как и положено после напряженного дня, мама подзывает официанта, чтобы расплатится. Наш совместно проведенный день подходит к концу, и реальность того, что ждет меня после возвращения домой, тяжело ложится на мои плечи.

Быть с мамой было легким отвлечением от хаоса, но я знаю, что как только мы вернемся домой, ситуация может резко изменится.

Я прикусила язык, не желая спрашивать ее ни о чем. Может быть, она не знает, что родители сказали Косте совсем не то, что произошло. Скорее всего, ей все равно, и она просто скажет мне, чтобы я жила дальше, смирилась с этим, что это в прошлом и ничего нельзя изменить.

Но действительно ли это прошлое, если оно так живо влияет на нас сегодня?

— Ты выглядишь задумчивой, что-то произошло?

Голос матери звучит в моих ушах, и на мгновение я забываю, где нахожусь, погрузившись в свои мысли.

Я прочищаю горло, возвращая себя в реальность.

— Мне просто интересно, почему родители Кости развелись, — я стараюсь, чтобы мой вопрос не звучал слишком резко, как будто мне просто любопытно. — Почему…

Мама медленно моргает.

— Зачем ты об этом спрашиваешь?

Внезапно она начинает выглядеть нервной.

— Да так, без причины. Просто ищу что-то еще, чтобы сблизиться с Костей. Он — крепкий орешек.

Я улыбаюсь, но это не искренняя улыбка, и я надеюсь, что она не сможет этого заметить.

— А, ну, честно говоря… я не знаю. Мы с Сашей никогда не говорим о его отношениях с бывшей женой. Мы любим друг друга. Зачем вообще копаться в прошлом?

Я хочу закричать на нее… сказать ей, что мы с Костей сейчас живем в прошлом из-за эгоизма ее и Александра Геннадьевича, но не могу.

Да и какой в этом смысл? Ей все равно, а если она что-то и знает, то, очевидно, не собирается мне об этом рассказывать. Единственный способ получить ответы, которые мне нужны, — это выяснить все вместе с Костей.

— Ты права. Пусть прошлое останется в прошлом.

Мама улыбается, ее улыбка ослепительна, а глаза наполнены счастьем.

— Верно сказано. Продолжай двигаться вперед и не оглядывайся в прошлое.

Я не могу не думать о том, что они получили то, что хотели, они разрушили две семьи и теперь счастливы вместе, я не вижу в этом справедливости.

Мне неприятно понимание того, что можно так подло обманывать своего близкого человека и по итогу оказаться на «коне».

Глава двадцать шестая

Он…

Каким-то образом все время в баре мы провели, не разговаривая. Я не пытался заговорить, да и он ни чем не интересовался, наверное, ему просто все равно как мы жили во время их отсутствия.

Он изменился.

Раньше все было иначе, но с тех пор, как в его жизни появилась Анна, он практически вытеснил меня из поля зрения, теперь он общается со мной только тогда, когда это действительно необходимо.

Всю свою жизнь я равнялся него, хотел быть похожим на него, но теперь я как будто потерял этот ориентир и не знаю как быть и куда идти. Я не могу равняться на человека, который лгал мне годами, который ответственен за все, что я пережил, за то, что наша семья разрушена.

Черт, я даже не могу представить, что сейчас чувствует Лера. Все это время она знала о том, о чем я и понятия не имел. Я совершил столько глупостей, но назад ничего не вернуть.

Не вернуть все, что я сказал и сделал ей.

Бесконечные мысли и понимание того факта, что все это время я возлагал вину не на того человека, причиняют мне боль, физическую и эмоциональную. Никакие просьбы и мольбы, никакие слова не могут заставить ее простить меня.

Вопрос, который я хочу задать, вертится у меня на языке последние три часа, но я не могу заставить себя задать его. Я проанализировал все варианты развития событий, но у меня все еще не хватает смелости спросить его.

В основном потому, что я не готов услышать от него ответ, который и так знаю… правда в том, что… я боюсь. Боюсь услышать это из его уст. Конечно, я понимаю, что он не сможет сказать что-то, что скрасит эту ситуацию или сгладит нанесенный ущерб, но мне нужно услышать его версию событий, потому что сейчас все это похоже на кошмар, от которого я ни как не могу проснуться.

После трех часов тягостного, нудного молчания, проведенного в сигаретном дыму и компании богатых дружков отца, мы начинаем собираться уезжать. Я знаю, что время на исходе. Если я хочу спросить его, мне нужно сделать это когда мы останемся вдвоем в машине.

Зная это, я мысленно готовлю себя к тому, что должно произойти. Я блокирую все эмоции, натягиваю маску невозмутимости на лицо. Неважно, что он скажет, по крайней мере, я узнаю правду.

Мои внутренности сводит, когда мы оба садимся в машину. Отец заводит мотор, который наполняет пустое пространство внутри машины унылым гулом.

Глубоко вдохнув, я протяжно выдыхаю и спрашиваю:

— У вас с Анной Алексеевной была интрижка шесть лет назад?

— Что?

Шок в его голосе удивляет меня, возможно, потому что я ожидал, что он сходу скажет "да".

— Была или нет?

Не вижу смысла повторять этот вопрос снова, ведь я знаю, что он услышал меня в первого раза.

Он бросает на меня недоуменный взгляд, его брови сходятся вместе.

— Почему ты решил спросить меня об этом?

Я хотел услышать нет или да, но ответа нет, вместо этого он решил отвечать вопросом на вопрос.

— Это простой вопрос, на него можно легко ответить, просто скажи да или нет, — повторяю я более настойчиво.

Мне нужно, чтобы он ответил.

Мое колено начинает подпрыгивать вверх-вниз, нервное напряжение бурлит во мне.

— Конечно, нет, Костя. Что за вопросы? Я очень любил твою мать, когда мы были женаты, и никогда бы не совершил такой ужасный поступок.

Мое колено останавливается на середине прыжка, и мой взгляд падает на пол.

Нет?

— Значит нет, — хриплю я.

В моей груди появилось ужасное чувство. Такое ощущение, что мое сердце разрывается на две части, спазмы боли пронзают меня насквозь. Мои легкие горят, требуя воздуха, но я не могу вдохнуть, я в растерянности.

— Нет, конечно, нет, сынок. Почему ты вообще задал мне такой вопрос?

Он сказал "нет".

Он сказал "нет".

Что это означает…

— Костя, что-то случилось? Расскажи мне.

Голос моего отца возвращает меня к реальности.

— А… Лера… — я заикаюсь.

Сотни образов проносятся в моей голове одновременно. Улыбка Леры, ее смех, ее сладкий цветочный аромат, изгибы ее изящного тела, ее розовые губы.

Неужели все это оказалось снова ложью? Почему я не могу распознать это в ней, увидеть ее такой, какая она есть? Почему я позволил ее словам так повлиять на меня?

Я должен был ожидать этого, ожидать ее манипуляций. Она лгала тогда, и она продолжает лгать сейчас. Ее не изменить. Боль внутри уступает место гневу, он наполняет мои вены, раскаленная яростью течет внутри меня, такого я никогда не чувствовал раньше.

Она манипулировала мной.

Она солгала мне… снова.

Она заставила меня думать, что все это было на самом деле. Ее слезы, ее боль.

— Что случилось? Что-то произошло, пока нас не было? — озабоченность проявляется в его растерянном выражение лица. — Я пытался дать понять Ане, что это плохая идея — позволить Лере приехать и жить с нами. Жаль, что я не смог правильно объяснить ей это.

Сжимая и разжимая кулаки, чтобы обрести хоть какое-то самообладание, я спрашиваю:

— Почему? Почему ты думаешь, что это плохая идея, чтобы Лера жила с нами?

Я могу назвать десяток причин прямо сейчас, но я хочу знать, почему он считает, что это плохая идея.

Может быть, я смогу уговорить его отправить ее куда-нибудь, вместе будет легче это сделать, но это конечно после того как я расправлюсь с ней, теперь я точно избавлюсь от нее, отправлю к отцу алкоголику, туда, где ей и место.

— Аня сказала мне, что у нее серьезные проблемы, Лера патологическая врунья и сама не может ничего с этим поделать. У нее диагноз, поставленный врачем! К тому же, это то, в чем она практиковалась годами. Костя, она мастер манипуляции. Ей нельзя доверять, ни в коем случае. Она опасна…

Блядь, это все правда, это все о ней.

Я должен был это предвидеть, но меня захватили воспоминания и ностальгия, я хотел ей поверить и поверил. Наверное я просто искал того самого человека из прошлого, другого, того о ком я так хотел заботиться. Но если это чему и научило меня, так это тому, что если человек сделал что-то однажды, и ему сошло это с рук, то он обязательно сделает это снова.

Лера снова пытается одурачить меня.

— Она солгала, глядя мне прямо в глаза. Клянусь, я подумал, что она говорит правду. Она выглядела такой искренней. Она даже плакала… настоящими слезами, настоящими крокодильими слезами, — шепчу я, обращаясь больше к себе, чем к отцу.

Он разочарованно качает головой.

— И не мудрено, она придумывала подобные истории с раннего возраста, сочиняла так хорошо, что трудно было не поверить в них. Помнишь, как она сказала отцу, что ты ей угрожал? Что ты заставлял ее украсть драгоценности, чтобы потом их продать? Похоже, со временем она стала только хуже. Не расстраивайся из-за того, что поверил ей, сынок. Она так долго практиковалась плести всякие интриги, что это стало для нее второй натурой. Я попрошу Аню поговорить с ней, пусть знает, что если она хотя бы еще раз что-то натворит, то вылетит. Я не хочу, чтобы в нашем доме правила ложь. Если бы я знал что так будет, то не оставил бы вас вместе.

Каждый мускул в моем теле напрягается… Я так напряжен, что если сорвусь, то боюсь, что натворю того, что возврата уже не будет.

На вид красивая и невинная как монахиня, а на самом деле лгунья. Она, наверное, думает, что я тупой, безмозглый идиот. Держу пари, для нее это все просто игра. Позволяет мне трахать ее, проникает под мою кожу. Она ошибается если думает, что может использовать свою киску и контролировать меня этим.

Зубы скрежещут, челюсть болит от напряжения. Ели сдерживаю себя, чтобы не ударить по панели в авто.

Мне нужно выпустить злобу… найти выход, и поскорее, пока я не взорвалась.

— Ты знаешь, что я любил твою мать. Может, сейчас мы и отдалились друг от друга, но я любил ее, когда мы были женаты, она дала мне тебя, в конце концов. Я слишком уважал ее, чтобы изменять ей. Мне жаль, сынок, правда жаль. Если бы я знал, что она собирается делать такие вещи, я бы не позволил ей приехать. Аня умоляла помочь Лере получить образование, а мне просто ее стало жаль…

Глава двадцать седьмая

Он…

— Да ладно, все в порядке, — бурчу я, раздувая ноздри.

— Нет. Сейчас я понимаю, что должен был проявить большую настойчивость и не подпускать Валерию к нашей семье.

Он проводит рукой по лицу, и у меня снова и снова возникает ощущение, что я подвел отца, попав в скрытую ловушку.

— Все действительно в порядке, папа. Ты не сделал ничего плохого. Давай побыстрее доберемся до дома у меня есть кое-какие планы с Германом, я не хочу опаздывать.

Как мне удается выговорить все слова без рыка, я не знаю, просто чудо какое-то.

— Вот и отлично, тебе нужно погулять, развеется, а я поговорю с Аней и все улажу, — решительно отвечает отец, прибавляя скорость.

Дорога домой проходит быстро, и он, к счастью, не произносит ни слова. В моих венах бушует огонь, и я готов сжечь все к чертовой матери.

Когда мы подъезжаем к дому, я выбегаю из машины еще до того, как она полностью останавливается.

Я смотрю на дом с убийственной яростью и делаю шаг вперед.

Нет, — говорит мое подсознание. Если я войду в этот дом прямо сейчас, как бы я ни был зол, я сделаю что-то, о чем буду сожалеть, а когда я причиню боль этой лживой суке, последнее, что я хочу, это сожалеть об этом. Поэтому вместо этого я достаю ключи из кармана и иду к своей машине.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — спрашивает отец, пока я топаю по дорожке, каждый шаг вибрирует в моих костях.

— Я в полном порядке. Поеду сразу к Герману, так что не ждите меня, я буду поздно, — бормочу я и падаю на водительское сиденье.

Я завожу машину и выезжаю с подъездной дорожки так медленно, как только могу. Выехав на улицу, я даю по газам, рев двигателя в сочетании с яростью в моих венах дает мне непередаваемый словами кайф.

Бесцельно разъезжая по городу, я пытаюсь решить, что, блядь, я собираюсь делать. Моя потребность причинить ей боль перевешивает все остальные мысли.

Лгунья. Чертова лгунья. От одной мысли о ней мне хочется разрушать.

Я так крепко сжимаю руль, что костяшки пальцев белеют. Как я могу причинить ей такую же боль, какую она причинила мне. Она использовала свое тело, свои «искренние» слезы и мои эмоции, чтобы выкрутиться и вновь вонзить нож предательства. Как будто первого раза было недостаточно, и она решила вогнать нож еще глубже, солгав еще раз.

Полагаю, я тоже могу использовать ее в своих интересах. Она хотела мой член, кончала на нем и шептала мое имя, как молитву. Я просто использую ее тело против нее, использую ее желание для себя. Она может быть врушкой, но эта тугая маленькая киска, сжимающаяся вокруг моего члена — это то, что невозможно подделать.

Нежная кожа. Голубые глаза. Розовые приоткрытые губы.

Это все, что я вижу, когда думаю о ней. Но какая же тварь…

— Трахни ее, трахни эту суку, — кричу я в воздух, ударяя кулаком по рулю.

По Божьей милости я целый и невредимый оказываюсь возле дома Германа. Это особняк, который очень похож на мой дом. Пять спален, десять ванных комнат и пятнадцать бассейнов, которые дают всем вокруг понять, что у нас больше денег, чем фантазии, куда их девать.

Припарковавшись возле ворот, я глушу двигатель и покидаю тесное пространство своего автомобиля. Мне нужна боксерская груша, бутылка виски и какая-нибудь телка.

Я не стучу, когда вхожу в дом, да и зачем, он же не стучит, когда приходит ко мне.

Как только я вхожу в огромное фойе, я слышу голоса. Они отскакивают от стен и разносятся по пустому дому. Они исходят из кабинета Виктора Павловича, отца Германа.

Не желая навязываться, я кручусь возле лестницы, засунув руки в карманы, ожидая появления своего друга.

— Я не понимаю, почему эта девушка должна оставаться с нами? У нее есть стипендия, почему она не может жить в общежитии? Я взрослый человек, а не нянька, она без всяких проблем может о себе позаботиться.

Она? Что, блядь, происходит? Я знаю, что не должен подслушивать, но я и не подслушиваю, вернее не совсем. Они оба говорят слишком громко, так что соседи могут услышать, если захотят.

— Я говорил тебе, у нее очень сильные переживания и к тому же я обещал ее родителям, что буду присматривать за ней. Леха — мой друг с тех пор, как я начал свой бизнес, он — это одна из причин, по которой у нас сейчас есть деньги, те самые деньги, на которые ты покупаешь себе бухло и фирменное шмотье. Я знаю его и его семью очень давно, и я делаю это, потому что так правильно. Теперь ты либо сделаешь, как я говорю, либо клади свою кридитную карточку на стол.

— Папа… — рычит в ответ Герман, и я практически вижу его лицо, как напрягаются сухожилия на его шее.

— Ксения — милая девушка, и ты сделаешь так, чтобы она чувствовала себя здесь желанной. Не нужно злить меня, сын. Просто делай то, что я говорю.

Последняя фраза Виктора Павловича звучит как точка, и я знаю, что, что бы отец ни поручил ему сделать, он это сделает. Герману может не нравиться то, что хочет от него отец, но ему просто необходимо, чтобы тот его принял, оценил, увидел в нем потенциал.

Проходят несколько секунд, и раздраженный Герман выходит из кабинета отца, его глаза опущены, разочарование — это все, что я вижу на его лице. Очевидно, что сегодня у нас обоих был не очень хороший день. Слушая перепалку Германа с отцом, я почти забыл о своих собственных проблемах. О неисправимой врушке в моем доме, о лжи, которую она изрыгнула сегодня утром.

— Что случилось? — спрашивает он, как только поднимает глаза и видит меня, стоящего напротив лестницы.

Кажется, что все вокруг меня исчезает. Все, что я вижу, все, что я чувствую, — это она, ее ложь, обхватывающая мое горло, затягивающая, перехватывающая дыхание.

Мышцы на моей челюсти напрягаются.

— Тебе конечно лучше не знать, но раз уж ты лучшая подруга этой сучки, я тебе расскажу. Короче говоря, сначала она притворно поревела, потом соблазнила меня, мы потрахались и она задвинула мне историю про то, как мой отец изменял моей маме с ее мамой.

Глаза Германа расширяются.

— Ээээ тише… Тише, — он делает паузу. — Ты трахнул ее? Как это было?

Потрясающе. Сенсационно. Сногсшибательно. Фантастично. Вот как это было.

Внезапно в нем разгорается интерес. Конечно, ему очень интересно каково это — трахать ее, а должно быть интересно, что делать дальше, как мне помочь.

— Все было просто замечательно, пока она не открыла рот.

Я стараюсь говорить незаинтересованно.

Герман пожимает плечами.

— И так каждый раз. Ты трахаешь их, это классно, ты спускаешь напряжение, а потом они открывают рот, и вдруг оказывается, что оно того не стоило.

— Теперь я не знаю что мне делать, — рычу я. В груди все сжимается, мне нужно что-нибудь, чтобы притупить боль, которая поселилась в ней. — Слушай, мне нужно успокоиться, переключится и лишь только потом возвращаться домой. Сейчас я сам себе не доверяю, мне будет лучше, если я побуду вдали от нее, так что давай напьемся в стельку или можем обсудить девушку, про которую тебе говорил отец.

Говорю, заинтересованно приподняв бровь, зная, что если он не рассказал о ней мне раньше, то и сейчас не станет, но это заставит его шевелить задницей.

— Ни слова больше — он ударяет меня в плечо, но я даже не чувствую этого, быстро разворачивается и начинает идти в направлении отцовского бара. — Пойдем, запьем твои печали, — говорит он через плечо со знающей ухмылкой, и мне кажется, что я уже чувствую себя лучше.

Лера и ее ложь становятся далекими воспоминаниями, пока я заливаюсь огромными дозами алкоголя.

Глава двадцать восьмая

Она…

Он так и не вернулся домой. Так и не дал о себе знать. Прошло уже больше двух суток, а я до сих пор ничего о нем не слышала. Я много раз пыталась дозвониться ему, но его телефон все время был вне зоны.

Меня начинают посещать мысли, а не пожалел ли он о том, что мы сделали, может быть, поэтому он не вернулся домой. Часть меня надеется, что он не жалеет о произошедшем, но я не глупая. Я знаю, что все, что происходит между нами, не является чем-то серьезным, я смирилась с этим фактом. Скорее всего, я стану просто еще одной зарубкой на его кровати. Но это не значит, что он должен не возвращаться домой.

В конце концов, это его дом. А я всего лишь нежеланный гость.

— Уходишь на занятия? — спрашивает мама, когда я вхожу в ней на кухню.

— Да. Сегодня буду дома поздно, мы с другом договорились сходить в кафе после пар, — говорю я, наливая кофе который сварила мама.

В последнее время моя мама стала слишком приветлива, они с дядей Сашей даже не заметили изменений в моем отношении к ним, и их почему-то совершенно не волновало, что Костя не появляется дома.

— Хорошо, милая, — улыбается она мне. — А, и еще чуть не забыла, Сашка сказал, что хочет поговорить с тобой о чем-то, так что когда вернешься, найди его. Не знаю, что он там от тебя хочет, но скорее всего, ничего особенного.

Она хихикает, как влюбленный подросток.

— Конечно.

Я краснею, гадая, о чем, черт возьми, ему может понадобиться поговорить со мной. Она больше ничего не говорит и с присущем ей беззаботным видом выпархивает из кухни.

Вот как можно было даже не поинтересоваться у мужа, о чем он хочет поговорить со мной?

Я успокаиваю себя, говорю себе, что это потому, что она занята или погружена в свои мысли, но я не могу продолжать оправдывать ее.

Я думала, что после ее признания за обедом в торговом центре ее отношение ко мне изменится, но если она продолжает вести себя так, будто ей все равно, то это, вероятно, потому, что ей действительно на меня глубоко наплевать.

Перекинув сумочку через плечо, я беру свой кофе, выхожу из дома, сегодня я решила прогуляться и дойти до универа пешком.

Весь день, я изо всех сил стараюсь продержаться до конца занятий, не думая о Косте, но это практически невозможно. Когда я замечаю Германа, стоящего возле входа в один из корпусов, и двух девушек, разговаривающих с ним, я ухватываюсь за эту возможность и решаю спросить его, не знает ли он, где сейчас Костя.

Наверное мне должно быть все равно, но я не могу так. Меня это волнует гораздо больше, чем я готова себе в этом признаться.

— Гер, — зову я его, сокращая расстояние между нами.

Его глаза поднимаются на мои, в них отражается безразличие.

— Привет, как дела?

Его тон холоден и непринужден или он пытается уверить в этом меня.

Что-то не так.

Две девушки, с которыми он разговаривал несколько секунд назад, недовольно ворчат и постукивают каблуками от недовольства, требуя его полного внимания.

Кто вообще ходит на таких высоченных шпильках на учебу?

— Девчонки не бурчите, меня хватит на всех, — дразнит он их, одаривая своей фирменной, идеальной улыбкой. Одна из девушек глубоко вздыхает, а я закатываю глаза.

Герман замечает мою реакцию и хмыкает.

— Ну что ты хочешь? Решила подкатить ко мне?

Я нахмуриваю брови, находясь в замешательстве от его слов. После нескольких раз, когда мы общались и проводили с ним время, я была уверена, что теперь мы друзья.

— Ты это серьезно? Мы же друзья. Почему ты ведешь себя так странно?

Герман пожимает плечами.

— Ничего странного в моем поведении нет. Просто веду себя как обычно.

— Герман, — недовольно рычу я.

— Иди найди себе кого-нибудь другого. Я уверен, что Костян свободен. А может и нет, последний раз я слышал, что он находился глубоко внутри Вики, но я могу ошибаться.

Неприятный, неестественный тон его голоса говорит мне, что он знает больше, чем говорит, и я вздрагиваю, отступая на шаг назад. Его словесный удар создал укол в сердце, он достиг своей цели.

Даже если мы с Костей не хотим этого признавать, между нами что-то происходит, какая-то связь, и слышать, что Костя был с другой девушкой после того, как совсем недавно был со мной, больно. Не так же быстро…

Две девчонки из который были рядом с ним начинают хихикать. Подняв голову, я высоко задираю подбородок.

— Я не знаю, о чем ты говоришь. Я просто хотела спросить, не видели ли ты Костю. Наши родители беспокоятся о нем, — лгу я.

Герман искоса смотрит на меня и делает шаг вперед, потом еще один, идет до тех пор, пока не вторгается в мое личное пространство. Даже в свои худшие дни, он великолепен, но сейчас его вид ужасает. Он поднимает руку к моему лицу, и кажется, что он собирается дотронуться до меня, но он останавливается в считанных сантиметрах.

— У тебя на губах застыла та чушь, которую ты нагородила. Я все про тебя знаю, иди отсюда не позорься еще больше.

Мгновенно я понимаю, что это все связано с Костей. Все до малейшей детали.

Я не могу остановить свою реакцию. Я злюсь. Обижена. Сломлена изнутри.

В порыве ярости я отдергиваю руку и наношу ему сильную пощечину, прямо по его идеальному лицу. От удара по моей ладони пробегает жгучая боль. Его челюсть напрягается, а рука, сжимаясь в плотный кулак.

Что случилось? Что Костя наговорил Герману?

Мне не хватает кусочков головоломки, которая с каждой минутой становится все больше и больше.

Я в ужасе смотрю на красный отпечаток руки на его щеке и вздрагиваю, в ожидании его ответного действия.

Глава двадцать девятая

Она…

Герман наклоняет голову в сторону.

— Что бы ты мне не сказала, это ни как не изменит моего отношения к тебе, теперь я полностью понимаю кто ты. Может, мы и были друзьями на полсекунды, но теперь это для меня ничего не значит.

Его слова режут меня, как тупой нож, я не могу остановить себя от того, чтобы развернуться и убежать обратно тем же путем, которым пришла. Это была ошибка. Огромная ошибка. Переехать сюда.

Я думала, что смогу заслужить любовь матери. Думала, что смогу вписаться в новое окружение. Хотела изменить свою жизнь к лучшему. Сейчас, даже не поговорив с Костей, я понимаю, что он до сих пор мне не верит. Вероятно, отец смог его переубедить, обосновать, что моя версия это ложь. Холодные слезы падают из моих глаз, когда я бегу по тротуару, едва не сбивая по пути группу людей.

Моя грудь вздымается, поднимается и опускается, поднимается и опускается, но я не чувствую что дышу. Он не верит мне. Он не… Я не знаю, почему мне так больно. Почему мне кажется, что мое сердце разрывается. Я ничего не значу для него, я ему безразлична. Это был просто разовый секс. Секс, это все, что было и никаких чувств.

Я опоздаю на следующий урок, но мне все равно. Может, я вообще не пойду. За углом возле здания второго корпуса, я наконец перестаю бежать, переходя на бег, колени шатаются. Как только я полностью перестаю идти, я прислоняюсь к стене. Прижавшись спиной к холодному кирпичу, я закрываю глаза и пытаюсь взять под контроль свое неровное дыхание.

Приятные мысли… Мне нужно думать о более счастливом времени, времени, когда все имело смысл, когда люди вокруг меня любили и доверяли мне. Прошло так много времени с тех пор, как я была просто счастлива, но все изменилось в ту ночь шесть лет назад. Та ночь все еще влияет на всех нас.

— Я люблю тебя.

Задыхающийся голос моей матери проникает сквозь дверь. Открыв дверь, я ожидала увидеть папу, вернувшегося с работы. Вместо этого я вижу маму… обнаженной… с… мужчиной, мужчиной, который не является моим отцом…

Дядя Саша.

Я застыла на месте, каждый мускул парализован шоком изамешательством.

— Еще, Саня… — стонет моя мать, прежде чем повернуть голову и увидеть меня, стоящую с открытым ртом.

При мысли о той ночи мой внутренности делают кульбит. Зачем я открыла эту дверь? Мне нужно было просто развернуться и уйти. Я пытаюсь отогнать воспоминания, но они не отпускают меня, и я не могу избавиться от них, как бы я ни старалась.

— Ты не знаешь, что видела. Александр Геннадьевич, отец Кости, повышает на меня голос. Моя мама плачет, крупные слезы падают из ее глаз. Почему она плачет? Почему дядя Саша говорит мне, что я не знаю, что я видела. Я знаю, что моя мама не должна была делать то, что делала с ним. Мой папа любит ее, и она любит его, или, по крайней мере, я так думала.

— Саш, остановись. Она еще ребенок, она не понимает.

Моя мать плотнее натянула халат на свою маленькую фигуру, ее тело дрожало.

— Именно это я и говорю. Она не знает, что она видела.

Его темный взгляд переходит с моей матери на меня. Такое ощущение, что он пытается запугать меня, угрозами заставить меня согласиться с его версией событий.

И это меня злит.

Подняв подбородок, я смотрю ему прямо в глаза.

— Я расскажу все папе, что бы вы ни сказал.

Звук приближающихся шагов вырывает меня из воспоминаний, но я еще не готова открыть глаза и встретиться с реальностью. Пусть тот, кто идет мимо, думает все, что хочет. Закрыв глаза, я отключаюсь от окружающего мира, пока две руки не обхватывают меня за плечи, пальцы впиваются в кожу. Меня оттаскивают от стены.

Мои глаза распахиваются, а руки летают из стороны в сторону, пытаясь отбиться от напавшего. Резкий вдох — это все, что я могу сделать. Крик застревает в горле от шока. Но я и не хочу кричать, когда понимаю, кто держит меня.

— Костя, — задыхаюсь я, мельком взглянув на его лицо.

Он тащит меня за собой по тротуару и за угол. Он открывает дверь и затаскивает меня внутрь здания. Я пытаюсь упереться ногами в пол, но это бессмысленно. Я вдвое меньше его, и у меня нет ни единого шанса.

— Куда мы идем? — хнычу я, его хватка на моем запястье только крепнет.

Игнорируя мой вопрос, он говорит:

— Ты думаешь, что можешь лгать мне, использовать слезы и секс, чтобы изменить мое мнение о тебе? Думала, я не спрошу об этом отца? Надеюсь, тебе понравилось трахаться со мной, потому что я собираюсь использовать тебя так же, как ты использовала меня.

Тон его голоса обрушивается на меня, как гневный удар грома.

Мы проходим мимо одной аудитории, где идет пара, голоса доносятся через закрытую дверь, когда мы идем мимо нее. Он тащит меня дальше по коридору, и когда мы доходим до последней комнаты, все разговоры прекращаются, и я понимаю, что мы очень далеко от всех.

Я пытаюсь заглушить свой страх. Я не думаю, что он причинит мне боль, но я также не думала, что Герман скажет мне что-то, подобное, не могла представить, что он так изменит свое отношение. Костя тащит меня еще несколько шагов, а затем открывает дверь с правой стороны коридора. Он затаскивает меня в пустую аудиторию, и в животе у меня застывает ужас. Затем он отпускает меня.

Когда он поворачивается ко мне спиной, я слышу звук закрывающегося замка. Мой взгляд мечется по комнате, ища другой выход. Когда он поворачивается ко мне лицом, от его выражения у меня по позвоночнику пробегает дрожь. Я никогда не видела его таким сердитым, я никогда не видела никого таким сердитым.

— Мой отец рассказал мне все, — выплевывает он. — Я не могу поверить, что позволил тебе обвести себя вокруг пальца. В моей голове не укладывается, что я верил в твои душещипательные истории, совесть мучила меня. Мне не приятно от того что я чувствовал тоску по тебе.

Холодность в его голосе поражает, и он делает шаг в мою сторону, что заставляет меня инстинктивно сделать шаг назад. Я не знаю, что именно сказал ему отец, но я точно знаю, что это была неправда.

— Костя, я клянусь… — я поднимаю руки, чтобы отбиться от него, но он прерывает меня, размахивая рукой перед моим носом.

— Заткнись. Заткнись. Больше никакой лжи. Больше никаких слов. Нет. Хватит. Блядь. Разговоров. Ты использовала меня, ты использовал мое тело, мои эмоции, а теперь я собираюсь использовать тебя.

Он делает еще один шаг вперед, а я синхронно назад, ударяясь спиной о стол позади себя, мне некуда больше идти. Попалась. Я в ловушке.

Он сокращает расстояние между нами одним большим шагом. Воздух становится густым от напряжения, от возбуждения. Часть меня напугана тем, что он так близко, но, по иронии судьбы, другая часть меня успокаивается тем, что его тело прижато к моему.

Я в равной степени напугана и возбуждена, когда он наклоняется ко мне, его грудь прижимается к моей, а его пах вдавливается в мою промежность, не позволяя мне не заметить, как он возбужден. Его лицо так близко к моему, его мятное дыхание обдувает мою щеку, когда он наклоняется и шепчет мне прямо в ухо.

Глава тридцатая

Она…

— Повернись.

Его голос глубокий, металлический, звук вибрирует во мне, оставляя мурашки на коже.

У меня пересыхает во рту, и я облизываю губы, вместо того чтобы поцеловать его, как мне хочется на самом деле. Я чувствую, как смазка смачивает трусики. И когда наши взгляды встречаются на долю секунды, кажется, что мы находимся в нескольких мгновениях от того, чтобы взорваться от желания. От вожделения и плотской потребности в его глазах у меня перехватывает дыхание. Он ненавидит меня, но он также сильно хочет меня, и прямо сейчас я согласна на это. Если это единственный способ быть рядом с ним, то мне этого достаточно.

Мое тело движется само по себе, следуя его приказу, как будто так и нужно, как будто так правильно. Я начинаю медленно поворачиваться, но, видимо, слишком медленно для Кости, потому что он хватает меня за бедра и поворачивает одним быстрым движением, затем погружает пальцы под пояс моих лосин, его пальцы соприкасаются с моей кожей, и по ней пробегает небольшая вспышка удовольствия. Он быстро стягивает с меня лосины вместе с трусиками, оставляя их на лодыжках.

Прохладный воздух ласкает мою разгоряченную кожу, пока я слушаю, как Костя расстегивает свои брюки позади меня.

— Руки на стол, — жестко приказывает он, и все, что я могу сделать, это последовать этому приказу. Я кладу ладони на столешницу.

Мои соски неловко напрягаются в лифчике. До моих ушей доносится тихий стон, и я не могу понять, кто его издал — я или Костя. Границы между ненавистью и желанием сейчас настолько запутаны, что кажется, будто мы стараемся сделать все возможное, чтобы не ненавидеть друг друга. Костя кладет руку мне на поясницу, чтобы удержать меня на месте, а затем я чувствую гладкую головку его члена у своей киски. Он проводит им вверх и вниз по моим складочкам, рычит, когда понимает, насколько я мокрая для него, насколько я жажду его прикосновений, даже если он не нежный и любящий, как две ночи назад.

— Скажи мне, что ты хочешь этого… скажи мне, что ты хочешь, чтобы я трахнул тебя.

— Да, — хнычу я, чувствуя, как он нащупывает мой вход.

Я хочу его. Я хочу его так сильно. Без всякого предупреждения он резко входит в меня, грубо растягивая, он погружает в меня полностью, останавливаясь только тогда, когда его тяжелые яйца шлепаются о мою задницу. Я чувствую легкий укол боли и вскрикиваю от смеси боли и удовольствия, от грубого вторжения.

— Костя… — хнычу я, хватаясь за стол для опоры, зная, что сейчас он заставит меня почувствовать полный объем ненависти и гнева, которые он испытывает ко мне.

Возможно, я этого не заслуживаю, но приму это ради него. Я буду нести на себе тяжесть низкой лжи его отца.

Он не останавливается, чтобы дать мне время привыкнуть, он берет меня жестко и быстро, погружаясь в меня, как животное. Я чувствую, как нарастает его ярость с каждым толчком, его пальцы впиваются в мои бедра, когда он оттягивает меня назад при каждом яростном толчке.

Мои руки ослабевают, и я позволяю себе полностью опереться на стол, поворачиваю голову в сторону, прижимаюсь щекой к плоской деревянной поверхности и продолжаю держаться за край, пока он продолжает трахать меня, его удары становятся все более яростными.

Покалывание начинает распространяться понизу моего живота, отдаваясь в моих конечностях. Ноги начинают дрожать, давая понять, что я близка к пику, мое лоно трепещет. Я поднимаюсь на цыпочки, стараясь, чтобы он попал в ту точку, которая, как я знаю, приведет меня в восторг. Так близко, так чертовски близко. Я закусываю нижнюю губу, чувствуя, как нарастает наслаждение. Я почти у цели, когда он замедляется и почти полностью выходит из меня.

— Не смей кончать. Это не для тебя. Это для меня.

Его рука толкает меня обратно на стол, так что я не могу двигать бедрами под таким углом, как мне хочется. Затем он снова входит в меня, его удары глубокие, настолько глубокие, что я чувствую его внутри своего живота, но они также раздражающе медленные. И то удовольствие, которое я испытывала раньше, уже давно прошло. Я никак не могу кончить в таком темпе, наверное, в этом весь смысл. Он наказывает меня, показывая, что вся власть принадлежит ему.

Он вонзается в меня еще несколько раз, увеличивая скорость только на последних двух ударах, чтобы освободиться. Я чувствую, как дергается его член, и несколько секунд спустя он кончает внутрь меня, покрывая мои внутренние стенки своей спермой, его пальцы с силой впиваются в мою плоть.

— Блядь, — шипит он. — Блядь…

Мгновение спустя он выходит из меня и отходит в сторону. От потери его тела мне становится холодно и пусто во всем теле, от него осталась только сперма, стекающая между моих складок. Я хочу, чтобы он снова прикоснулся ко мне. Я хочу, чтобы он заставил меня кончить. Но больше всего я хочу, чтобы он просто обнял меня, сказал, что верит мне и что все будет хорошо.

Вместо этого я слышу шорох ткани и звук застегивающейся молнии. Я не двигаюсь. Тяжелые шаги и щелчок отпираемой двери доносятся до моих ушей, но я все еще не двигаюсь. Я вымотана, из-за общением с Германом и Костей и сейчас я чувствую себя… безнадежной, потерянной в огромном океане эмоций.

Мне требуется много времени, чтобы найти в себе силы подняться и встать со стола и когда я это делаю, то первым делом натягиваю свои трусики и лосины, поправляю одежду. Я чувствую себя грязной и использованной. Мои мышцы болят, а глаза болят от слез, которые я проливала ранее. Все, чего я хочу, это пойти домой и свернуться калачиком в своей кровати, забыв обо всем вокруг, но если я пойду домой, мне придется столкнуться с Александром Геннадьевичем, мамой и, что хуже всего, с Костей. Мне больше некуда идти. У меня нет друзей. У меня нет ничего.

Глава тридцать первая

Он…

Я не видел ее долгих двадцать четыре часа и чувствую себя как наркоман, неспособный получить вновь свой любимый наркотик. Каким-то образом ей удается избегать меня, после того, как я трахнул ее, перегнув через стол в пустой аудитории. Я спускаюсь по лестнице и стучу в дверь кабинета отца. Он поднимает глаза от каких-то бумаг и приглашает меня войти.

— Привет, сынок, — приветствует он, отодвигая от себя папки с бумагами.

— Привет, ты уже поговорил с Лерой?

Мне действительно все равно, поговорил он или нет. Я просто хочу знать, где она, но совершенно точно хочу чтобы он понял, насколько я одержим ею.

— Нет, я даже не знаю где она. У меня такое чувство, что Валерия избегает меня. Я думаю, она знает, что ее поймали на лжи, и не хочет сталкиваться с неприятными последствиями. Мне кажется что во многом виноват ее отец, он не приложил достаточно усилий для ее воспитания.

— Ладно, она так или иначе должна вернуться домой, не похоже, что ей есть куда идти.

Я снова думаю вслух. Черт.

— У тебя все хорошо, сын?

— Да, все нормально, — вру я.

Нормально, да, нет. Ничего не нормально. Я на взводе, зол и растерян. В замешательстве от вихря эмоций и мыслей, которые я не могу привести в порядок из-за Леры. Я не могу подавить свою потребность в ней, как бы я ни старался.

— Она снова побеспокоила тебя? — спрашивает он.

Част меня хочет сказать ему, что да, так и есть, для того чтобы заставить ее исчезнуть, надеюсь, навсегда, но другая часть хочет мучить ее самостоятельно, держать рядом с собой, владеть ею.

— Нет, сейчас она тихая, ведет себя хорошо, — бормочу я, выскальзывая из его кабинета, прежде чем он успевает спросить у меня хоть что-то.

Особенность этого дома в том, что когда кто-то хочет сделать что-то тихо, то все равно слышно. Когда я вхожу в холл, я слышу, как тихо открывается входная дверь, а затем легкие шаги бегут вверх по лестнице. Зайдя за угол, я успеваю лишь мельком увидеть ее на верху лестницы, прежде чем она снова исчезает.

Мои губы кривятся в хищной улыбке. Я вот-вот получу свою порцию, свою дозу за, кажется, целую вечность. Кровь в моих венах стынет, а слюна наполняет рот. И как бы мы не хотели признавать, что хотим друг друга, очевидно даже большее, мы нуждаемся друг в друге. Ненависть, которую я испытываю к ней, тает, уступая место совсем другим эмоциям, когда я нахожусь внутри нее. Но как только я вытаскиваю, это чувство исчезает, и я вспоминаю, что она лгунья, мастерица интриг.

Не торопясь, я поднимаюсь по лестнице, шаг за шагом, чувствуя, как меня манит все ближе и ближе к ней. Я не хочу врываться в ее комнату, сразу за ней. Я хочу, чтобы она подумала, что находится в безопасности, а потом я войду, и неожиданность этого события выбьет почву из-под ее ног. После этого она никогда не будет знать, когда ждать меня в следующий раз… ей просто придется все время быть начеку, гадая, что я делаю и где сейчас нахожусь.

Я останавливаюсь прямо перед ее дверью. Мои губы сведены в тонкую линию, я утешаясь тем, что она находится всего в нескольких метрах от меня. Прежде чем войти, я не забуду натянуть маску, скрывающую мои настоящие эмоции. Даже когда между нами дверь, моя потребность в ней не успокаивается. Я хочу, чтобы она была рядом и в то же время далеко. Она создает в моей голове беспорядок, перемешивает мозг, как в блендере.

Я слышу ее по ту сторону двери, чувствую ее неповторимый цветочный аромат и почти ощущаю ее тепло. Почти. Примерно через десять минут мое терпение иссякло. Как можно тише я нащупываю ключ, лежащий на верхней части дверной облицовки, зная без сомнения, что она заперла за собой дверь. Или, по крайней мере, я думаю что закрыла, если она умная, то точно закрыла.

Ее доверие ко мне сбивает с толку. Я думал, что в тот раз она будет отталкивать меня, бороться со мной, может быть, даже кричать, но вместо этого она шокировала меня, позволив мне трахнуть ее, как я и хотел. Она позволила мне использовать себя для собственного удовольствия без лишних слов. Я до сих пор помню ощущение ее трепещущей киски вокруг моего члена. Я так сильно хотел позволить ей кончить, но тогда это не стало бы для нее наказанием, а я хотел наказать, сломать ее, это было единственное, что я мог чувствовать, но только до тех пор, пока я не скользил внутри нее. Может быть, позволив мне использовать свое тело, она таким образом просила прощение. Как будто этого было бы достаточно, глупышка даже не представляет насколько мне мало ее.

Она не должна была позволять мне прикасаться к ней. Если бы она сказала мне остановиться, я бы непременно остановился, хотя и не хотел этого, но она не сделала этого, потому что в глубине души она хотела, чтобы я использовал ее, хотела, чтобы я прикасался к ней, трахал ее, я держусь за понимание этого момента, понимая, что буду использовать его снова и снова. Вставляя ключ, я поворачиваю его, слыша небольшой щелчок, когда дверь отпирается. Повернув ручку, я толкаю дверь, готовясь к тому, что она будет кричать на меня, может быть, даже выталкивать в коридор.

Вместо этого я обнаруживаю, что ее комната пуста.

Глава тридцать вторая

Он…

Я слышу, как в ванной комнате работает душ, и мой член становится невероятно твердым. Она, обнаженная скрывается по ту сторону двери. Вспоминая ее нежную кожу, я облизываю губы и в предвкушении иду к ванной. Я проверяю ручку двери, осторожно поворачиваю ее и улыбаюсь, когда понимаю, что она не заперта. Я ожидал, что она будет настолько поглощена паранойей, что закроет и дверь в ванную. Горячий пар ударяет мне в лицо, когда я открываю дверь.

Ее идеальный силуэт, скрывающийся за матовым стеклом душевой кабины, — первое, что я вижу, когда вхожу внутрь. Я закрываю за собой дверь, шум предупреждает ее о моем присутствии.

— Костя, немедленно убирайся, — кричит она, перекрывая шум воды.

Но она не делает судорожных движений и не тянется в панике за полотенцем, из-за этого мне кажется, что она не удивленна моим присутствием, я думал будет иначе, это немного выбивает ветер из моих парусов.

Наклонив голову в сторону, я спрашиваю:

— Почему? Я думал, ты с радость порадуешь меня снова.

— Просто уходи, пожалуйста. Ты причинил мне достаточно боли, и у меня нет сил бороться с тобой сейчас, — говорит она гораздо более низким, почти побежденным тоном.

Она звучит устало, обиженно, возможно, даже сломленно. Как я и говорил ей, она будет такой. Я игнорирую чувства, которые вызывает во мне ее грусть. Во мне нет места для жалости к ней. Гнев и обида заняли все.

— Готов поспорить, твои соски сейчас твердые, а твоя киска влажная, — дразню я. — Я готов сделать это с тобой снова. Так что помойся хорошенько. Я не знаю, где и с кем ты была прошлой ночью, а я не хочу ничего подцепить.

Мысль о том, что она была с кем-то еще, заставляет мою кровь кипеть. Лучше бы ей не быть ни с кем другим. Если только она не хочет, чтобы я попал в тюрьму за двойное убийство. Хотя, она может это сделать для того, чтобы позлить меня.

— Уходи, я не хочу снова заниматься с тобой сексом.

— Я не спрашивал, чего ты хочешь. Я сказал, что готов воспользоваться тобой снова. Заканчивай принимать душ, чтобы я мог приступить к задуманному. Если ты не хочешь, чтобы я зашел к тебе, чтобы сделать это. Может, сегодня я трахахну твое горло. Я уже устал от твоего лживого рта. Тебе будет гораздо труднее говорить с моим членом в нем.

— Я не одна из твоих шлюх, Кость, и я больше не буду заниматься с тобой сексом. И уж точно не буду делать тебе минет. Если ты так отчаянно нуждаешься в этом, тебе лучше поторопится и найти свою безотказную подругу Вику. Мое тело не будет выполнять приказы какого-то мальчишки, который думает, что знает меня.

Я в замешательстве, откуда взялась эта твердость, да еще за такое короткое время, ведь мы виделись не так давно в последний раз. Мне кажется, я получу больше удовольствие, сломав эту недавно сформировавшуюся кость, непременно изменив ее новое отношение ко мне. Она моя, принадлежит мне, ее удовольствие, ее грусть, ее боль. У меня в руках все ключи, и я открою ими все двери, чтобы доказать свою точку зрения.

Она выключает воду за мгновение до того, как толкнуть дверь душа.

Я видел ее обнаженной и раньше, но все равно от ее вида у меня перехватывает дыхание. Ничто не сравнится с ней, ее красота безмерна. Ее мокрые волосы прилипли к коже вокруг плеч и ключиц, ее грудь приподнята, ее светло-розовые соски поднимаются и опускаются с каждым вдохом. Крошечные капельки воды целуют ее бледную гладкую кожу.

Мои глаза блуждают по ней, спускаясь все ниже и ниже, пока не добираются до ее идеальной маленькой киски. У меня есть самоконтроль, и я бы сказал, что у меня неплохо получается его сохранять, но мне требуется много сил, чтобы не протянуть руку и не провести пальцами по ее складочкам. Моя рука дергается от собственнической потребности прикоснуться к ней. И я сжимаю ее в кулак, впиваясь ногтями в ладонь, чтобы заглушить желание.

Она выходит из душевой кабинки с высоко поднятой головой, с задранным вверх маленьким подбородком. Если она пытается доказать, что она сильная и не зависит от меня, то у нее это плохо получается, по иронии судьбы, она не достаточно хорошая актриса, что меня удивляет, учитывая всю ту ложь, которую я принял за чистую монету.

Она не способна играть одинаково хорошо всегда.

Я думаю, лжец хорош лишь настолько, насколько хороша его ложь.

Она оборачивает полотенце вокруг своего тела, закрывая его от моих жадных глаз, и вытирает ладонью конденсат с зеркала. Затем она берет зубную щетку и просто начинает чистить зубы, изо всех сил стараясь не замечать меня. Земечательно. Сделав шаг вперед, я оказываюсь прямо за ней, поднимаю руку и провожу по ее плечу.

Попробуй теперь меня игнорировать. Я улыбаюсь, хотя понимаю, что должен ударить себя за это по лицу, но ничего не могу с собой поделать. Она лгала, она использовала меня, а я не ожидал этого, я попался в ее сети.

Плюнув в раковину, она отдергивает мою руку.

— Не трогай меня, — рычит она, и моя ухмылка расширяется.

— О, я планирую сделать гораздо больше, чем простое прикосновение… и не похоже, что ты этого не хочешь. Хватит играть в недотрогу, — говорю я, ущипнув одну из ее сисек, прикрытых полотенцем.

Она толкает меня в грудь обеими руками, заставляя отпрянуть назад. Тепло ее прикосновения отдается в моей груди. Я хочу притянуть ее ближе, обхватить ее руками, но я также хочу увидеть, как она плачет, как эти прекрасные голубые глаза наполняются слезами.

— Я сказала "нет"! Все кончено. Я больше не доверяю тебе. Между нами все кончено! — кричит она, ее начинает трясти.

Я не могу удержаться, чтобы не рассмеяться над ее словами. Она перестала мне доверять. Это мощно.

— Убирайся. Убирайся, — хрипит она, зажмурив глаза, и я удивляюсь тому, как сердито она это говорит.

Я решаю дать ей остыть. Я не хочу ломать ее слишком быстро. Я собираюсь растянуть удовольствие, сделать так, чтобы было как можно больнее.

Глава тридцать третья

Он…

— Хорошо, я подожду тебя в твоей комнате. Но, перед тем как выйти убедись, что ты достаточно хорошо помылась, ведь я все равно трахну тебя, — говорю я, хотя и уверен, что она более чем серьезно настроена отказать мне.

Жаль, мне очень хотелось бы воспользоваться ее телом сегодня, но я не собираюсь ее принуждать. У меня есть другие способы снять напряжение, не причиняя ей боль.

Вернувшись в ее комнату, я оглядываю пространство, пытаясь найти что-нибудь интересное. Мой взгляд зацепляется за ее ноутбук, стоящий на столе. Какая удача. Я прохожу через комнату и открываю его, удивляюсь ее глупости, когда понимаю, что она его не запаролила. Похрустев костяшки пальцев, я ухмыляюсь как придурок и начинаю листать папки на экране, останавливаясь на той, где написано "Домашнее задание".

Я открываю ее и удаляю все до единого файлы в ней. Затем я нажимаю на значок корзины в углу и очищаю ее, убедившись тем самым, что она не сможет восстановить ни одно из своих докладов и рефератов.

Удовлетворенный своей работой, я закрываю компьютер и сажусь на кровать, расположившись на ней так, словно я хозяин этого места. Мне не приходится долго ждать и уже скоро она выходит из ванной, бросая на меня гневный взгляд, наполненный огнем ненависти.

— Я сказала тебе убираться, Кость, и я это серьезно. Если будешь продолжать издеваться надо мной, я поговорю об этом с мамой.

Ее угроза смешит больше всего. Я открываю рот, чтобы ответить, когда она вдруг сбрасывает полотенце, стоя перед комодом. Блядь. Мой член встает на дыбы, вырастая как сорняк за секунду. Я смотрю на ее гладкую попку и представляю, как вхожу в нее сзади. Она начинает натягивать на себя одежду, и в этот момент я, наконец, снова чувствую, что моя голова начинает работать.

Проглотив возбуждения, я спрашиваю:

— Это угроза?

Она на полсекунды поворачивается ко мне лицом, ее глаза горят в моих, и я вижу все страдания, всю печаль, которую я ей причинил.

— Это не угроза. Это обещание.

Затем, не говоря больше ни слова, она выходит из комнаты. Что за… Кем она себя возомнила? Мой рот так и остается открытым от удивления, я как рыба выброшенная из воды. Она не имеет права так со мной разговаривать…

Я откидываюсь на ее кровать, ожидая ее возвращения, но через несколько минут любопытство берет верх, и я встаю, чтобы поискать ее. Я осматриваю кухню, гостиную и даже двор, но нигде ее не вижу. Может, она ушла? Хотя она не взяла с собой ни кошелек, ни ключи, когда выходила из спальни.

Вздохнув от разочарования, я говорю себе, что она, скорее всего, прячется от меня. Я уже готов взять ключи и направиться к Герману, когда слышу голоса, они слабые, но доносятся через дом, как тихий порыв ветра, проникающий в открытую форточку. Кажется, что они доносятся из кабинета моего отца, расположенного дальше по коридору.

Голос Леры влетает в мои уши, он мягкий, неуверенный и по какой-то странной причине цепляет меня за душу. Моя челюсть напрягается, а сердце бешено колотится глубоко в груди. Я знаю, что не должен этого делать, что мне следует действовать в соответствии со своими планами, но я не могу. Что-то заставляет меня идти по коридору, как будто я должен услышать, что она говорит. Остановившись в нескольких сантиметрах от двери, я прислоняюсь к стене.

Дверь не закрыта до конца, что позволяет мне отчетливо слышать их разговор.

— Я не понимаю, почему вы не можете сказать Косте правду. Это было очень давно, и с тех пор все так изменилось. Пожалуйста, просто скажи ему как было на самом деле.

Растроганный голос Леры доносится до моих ушей.

— Я ничего ему не скажу.

Раздается голос отца.

— Он винит меня. Он ненавидит меня за это, — тихо признается Лера.

Конечно, я виню ее… она лгунья…она разрушила нашу крепкую семью…выставила меня вором.

— Ну, это потому, что это действительно твоя вина. Какой ребенок в таком возрасте приходит в комнату родителей посреди ночи? Если бы ты не пробралась туда… если бы ты осталась в своей комнате…

Мой отец прерывается.

— Я понимаю, но это была лишь глупая игра, и да, я должна был уже спать той ночью, но вы не можете перекладывать вину за то, что случилось, на меня.

— Конечно, могу, ведь это ты рассказала своему отцу. Если бы ты держала язык за зубами, мне не пришлось бы врать своему сыну. Как я вижу, во всем этом есть и твоя вина.

Я моргаю, воздух замирает в моих легких, и на мгновение я задумываюсь, реально ли это. Или это все какой-то кошмар. Неужели он солгал мне?

— Это у вас были шуры-муры, — огрызается Лера, и я слышу, как мой отец хлопает чем-то по столу.

— Ты больше никогда не будешь об этом вспоминать. С этого момента ты будешь держать язык за зубами о том, что видела той ночью, или ты вместе с матерью вылетишь отсюда пинком под зад, будете последний хуй без соли доедать. На улице. Без гроша в кармане. Ты меня поняла?

Голос моего отца гремит по комнате, и я чувствую себя так, будто меня только что с ног до головы облили говном.

— Замечательно, — говорит Лера, ее голос дрожит, как будто она близка к тому, чтобы заплакать.

Я не могу дышать. Я не могу пошевелиться. Я блядь ничего не могу сделать, настолько сильно меня ошарашило услышанное. Мгновение спустя дверь кабинета открывается, и оттуда выходит Лера, ее голова низко опущена, глаза устремлены в пол.

Она шагает в мою сторону, но замечает только тогда, когда почти налетает на меня. Я хочу, чтобы она ударила меня, причинила мне боль, ранила меня своими словами, сделала все то, что я сделал с ней. Я долбаный мудак, и я не сомневаюсь, что теперь она меня ненавидит. Все это время она говорила правду… она говорила правду, а мой отец подло лгал. И продолжает лгать.

Она поднимает голову, и наши глаза встречаются. Я смотрю в ее наполненные слезами глубокие голубые глаза и забываю, как дышать.

В груди болит. Я подвел ее.

Глава тридцать четвертая

Она…

Он все слышал. Я вижу, что это написано на его шокированном лице. Оторопь, стыд, вина. Он наконец-то верит мне… но уже слишком поздно. Я не думаю, что смогу простить его за то, что он сделал. Ему требовалось услышать правду от его отца, а не от меня, чтобы он поверил в нее. Как мне отпустить такое? И к тому же, для него не было чем-то особенным то, что между нами было. Он просто использовал меня, мое тело, издевался, причинял боль, в то время как мое сердце обливалось кровью из-за мальчика, о котором я заботилась, мальчика, который был настолько близок.

— Лер, — шепчет он, его голос мрачный и сожалеющий. — Мне очень жаль, очень жаль.

Я качаю головой, слезы катятся по моим щекам. Слишком поздно для сожалений. Слишком поздно.

— Ты был мне нужен, Костя. Мне нужно было, чтобы ты поверил мне, но нет, а когда я нуждалась в тебе больше всего, ты отвернулся от меня. Когда я была подавлена и думала, что хуже уже быть не может, ты сделал все, чтобы это хуже наступило.

Из моего горла вырывается рыдание, и кажется, что сердце сейчас разорвется. Не знаю, что делать… не знаю. Проталкиваясь мимо него, я бегу через дом, хватаю свою сумочку со столика у входа и выбегаю на крыльцо. Слышу, как где-то внутри дома разбивается стекло, а затем раздается крик Кости в адрес своего отца.

Если бы он просто поверил мне несколько дней назад. Если бы он поверил мне, я бы простила его, но сейчас? Слишком поздно.

Отперев машину брелком, я быстро пересекаю газон и сажусь на водительское сиденье. Я завожу двигатель и выезжаю на дорогу, свистя шинами об асфальт. Я не могу больше оставаться в этом доме, особенно после угроз Александра Геннадьевича и чувство вины Кости не даст покоя ни ему, ни мне, а я не собираюсь его прощать. Мне нужно куда-то ехать, куда угодно, только не оставаться здесь.

Куда я могу пойти? Я могу позвонить Диане и поехать к ней, но мне так не хочется впутывать ее в свои проблемы, к тому же я никогда не смогу ей отплатить. И тут меня осеняет… гостиница. Я поеду в гостиницу, в ту, что в городе, по крайней мере, на короткое время деньги есть. Поживу там пока не разберусь со всеми проблемами.

Поездка до места проходит быстро, хотя я еду медленно, потому что едва могу видеть сквозь слезы, которые снова и снова начинают падать. Я паркуюсь и сижу в машине еще несколько минут, пытаясь снова собрать себя в единое целое. Пытаюсь собрать разбитые части так, чтобы выглядеть нормальным человеком, по крайней мере, снаружи.

Когда припухлость и краснота вокруг глаз наконец исчезли настолько, что стало ни так заметно, что я плакала последние двадцать минут, я выхожу из машины и захожу внутрь. На стойке регистрации меня встречает пожилой мужчина, который, к счастью, быстро регистрирует на меня. Я стою возле стойки и уже держу карту над терминалом оплаты, после характерного сигнала, он без вопросов отдает мне ключ от комнаты.

Как только я оказываюсь в своем номере, я даю волю чувствам. Бесконтрольно рыдая, я заползаю на кровать и сворачиваюсь калачиком. Он знает правду, я должна чувствовать себя лучше, но я не чувствую. Вместо этого мне становится еще хуже, потому что он поверил мне только после того, как услышал от своего отца, что он солгал. Он не доверяет мне, никогда не доверял и, наверное, никогда не поверит. Я не знаю, почему меня так ранит этот факт. Может быть, потому что я доверяла ему, я верила в него, а он лишь причинял боль в ответ. Я утешалась его прикосновениями, а он утешался моими страданиями. Наверное, я отчасти виновата в этом, потому что крошечная часть меня надеялась, что, может быть, что-то произойдет от того, что я поделюсь с ним правдой.

Я вспоминаю слова дяди Саши, он угрожал, что выкинет мою маму на улицу без гроша в кармане. Что он собирается делать дальше? Действительно ли он собирался развестись с моей мамой из-за этого? Любил ли он ее вообще? Так много вопросов. Один тревожнее другого. Я не знаю, что собираюсь делать с этим, все, что я знаю, это то, что моя жизнь — это полный хаос.

Глава тридцать пятая

Она…

Громкий стук вырывает меня из моего беспокойного сна, я сажусь, оглядывая комнату, я дезориентирована. На мгновение я забываю, где я и как здесь оказалась. Мои глаза так опухли, что мне приходится потереть их, чтобы открыть. Я пытаюсь сглотнуть, но в горле так сухо, что кажется, будто я наелась песка. Когда непрекращающийся стук не стихает, я заставляю себя встать с кровати и, спотыкаясь, иду к двери. Я чувствую себя как с похмелья, но без единой капли алкоголя.

Когда я дохожу до двери, мой взгляд падает на надетые, на мне джинсы. События прошлой ночи были совершенно размыты, но, очевидно одно, я заснула даже не подумав переодется. Пожимаю плечами. Сейчас мне все равно, ни до чего нет дела.

Кто бы ни был по ту сторону двери, ему не нужно это знать. Выпрямившись, я высоко поднимаю голову и берусь за ручку двери, поворачиваю и тяну на себя.

— Лера…

Голос моей матери наполняет комнату, когда она проталкивается внутрь и обхватывает меня руками, прижимая к своей груди. Я ошеломлена ее присутствием и просто стою неподвижно, пока ее тепло проникает в меня и ее духи наполняют мои ноздри. Тогда я отдаюсь ей, прижимаясь к ней, как маленький ребенок.

— Что случилось? — задыхается она. — Я искала тебя повсюду и нашла только тогда, когда проверила выписку по твоей карте, благо она на меня оформлена. — Почему ты в этой занюханной ночлежке? — спрашивает она, подталкивая меня обратно к кровати.

Отпустив меня, она поворачивается и и закрывает за собой дверь, после чего возвращается ко мне.

Она берет мою руку и садится рядом. Никогда моя мать не вела себя так, будто я ей не безразличен, по крайней мере, последние шесть лет. Та ночь все изменила. Было похоже, что она винила меня, как это делал и Костя и дядя Саша. Кажется, все винят меня…

— Твой муж рассказал тебе, что случилось? — спрашиваю я, первые пару слов выдавая с трудом.

— Не совсем. Я пришла домой, а Саша с Костей ругаются. Костя разнес кабинет отца, он кричал на него и обвинял его во всем.

— О, мама…

Я делаю паузу, мои глаза встречаются с ее. Она действительно выглядит растерянной, и я понимаю почему. Как и Костя, она понятия не имела, какую версию распространял ее новоиспеченный муженек. Все это время она думала, что все знали об их романе. Но никто не знал, никто, кроме нее, папы, дяди Саши и меня.

— В чем дело, дорогая?

Она смотрит на меня в упор.

Я изучаю ее лицо, глядя на нее, как мне кажется, впервые за целую вечность. Сначала меня привлекают ее нежно-голубые глаза, обрамленные длинными ресницами. Ее волосы профессионально уложены, блестящие, такого же цвета, как и мои. Она выглядит уставшей, обеспокоенной, но в то же время в ней есть естественное сияние.

— Дочь, ты меня пугаешь. Почему ты здесь, а не дома? Что-то случилось между Костей и отцом?

Хочу ли я рассказать ей все? Будет ли иметь значение, если я это сделаю? Она любит его и уже давно. К тому же, она уже доказала свою преданность. Разве то, что я ей расскажу, что-то изменит? Я хочу, чтобы она была счастлива, но ее избранник мерзок и подл, действительно ли он любит ее, если может вышвырнуть на улицу?

Или он просто сказал это, потому что хотел, чтобы я подчинилась? Может быть, он действительно любит мою маму? Она, конечно, выглядит счастливой. Если быть честной, то сейчас она кажется счастливее, чем когда-либо с моим отцом.

И если я снова расскажу правду о том, что я знаю, это снова разрушит жизнь каждого?

У меня пересохло во рту, и я облизав губы говорю:

— Я… я просто хотела… хотела побыть одна, вот и все. У меня не большие проблемы с учебой, — вру я, решив, что если она и узнает, то только от кого-то другого.

— Ты не врешь мне?

Суровость в ее голосе цепляет меня.

— Нет, — снова лгу я.

Ложь продолжает накапливаться, и я думаю, скоро ли я смогу поверить и в нее.

— Когда Костя кричал, я слышала, как он упоминал твое имя, и что если Саша снова будет угрожать тебе, он…

Ее речь прерывается, но мне не нужно слышать остальное, чтобы понять, что это ничего хорошего.

Это не имеет значения. Мне не нужна его жалость, его защита, его чувство вины. Мне ничего не нужно от того, кто считал меня лгуньей, пока не услышал это прямо из первых уст. Я просто хотела бы убедить свое сердце чувствовать то же самое. Я уверена, что влюбилась в него… даже несмотря на все его выходки.

— Саша угрожал тебе? — спрашивает она.

— Это имеет значение?

Мой взгляд падает на пол.

— Конечно, это имеет значение, ты моя дочь, я тебя люблю. Может, это не всегда понятно, но так и есть. Если Саша сделал что-то подобное, я хочу это знать.

— Тогда, да, он угрожал мне.

Ее рот открылся, шок овладел ее чертами.

— Что случилось? Зачем ему угрожать тебе?

— Я кое-что рассказала Косте, кое-что, о чем твой избранник солгал.

— Каким образом он угрожал тебе?

— Мам, это не имеет значения.

Я вытаскиваю свою руку из ее и соскочив с кровати подхожу к окну.

— Это имеет значение. Я не позволю, чтобы моя дочь жила в гостиничном номере. Ты вернешься в дом со мной, и я все улажу.

— Это не так просто, мама.

— Пожалуйста, Лера. Пожалуйста, вернись домой. Я поговорю с Сашей, разберусь со всем этим. У тебя все будет хорошо, ты снова будешь счастливой.

Мне хочется смеяться. Счастливой? Если бы она вообще обращала внимание, она бы увидела, насколько я несчастна. Единственное время, когда я не была по-настоящему несчастной, это когда я была с Костей. Когда я была с ним, я чувствовала себя отлично, как будто буря внутри меня утихла.

— Я… я не знаю, мам.

Я не могу оставаться в этой гостинице вечно, я знаю это, но я также не знаю, что мне делать. Быть рядом с Костей будет тяжело, особенно когда я знаю, что он будет делать все возможное, чтобы загладить свою вину передо мной.

Но быть рядом с дядь Сашей будет еще труднее. Вчера он показал мне себя настоящего, и я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу увидеть его в другом свете. Как я смогу жить с таким человеком? С таким эгоистичным и беспечным, который лжет и обманывает самых близких ему людей.

— Просто… просто сделай это для меня, милая. Я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы тебе было лучше. Я не хочу снова потерять тебя. Мы совсем недавно стали семьей снова.

Печаль в ее голосе пробивает выстроенные мной стены. Я хочу сказать "нет", но не думаю, что у меня это получится. По крайней мере, пока я не найду другого решения. Я не могу вернуться к отцу, но я могу найти работу и снять квартиру.

— Хорошо, я пойду домой вместе с тобой, но я не останусь там не долго, — вздыхаю я. Мамины плечи опускаются в облегчении. — Я буду искать работу и снимать квартиру, как только смогу. Я люблю тебя, но я не буду жить с ним в этом доме вечно.

Она кивает головой, но не протестует, не смотря на то, что кажется, будто она хочет это сделать. Если я останусь, мне придется найти способ вырваться из-под влияния Александра Геннадьевича и отдалиться от Кости. Он уже разбил мое сердце, но я не позволю ему сломить меня.

Глава тридцать шестая

Он…

Кровь стекает по моей руке на белый мраморный пол. Я должен промыть рану, забинтовать ее, но мне наплевать. Единственное, на что мне сейчас не наплевать, находится не в этом доме, и это пугает меня. Мысль о том, что она никогда не вернется. Это настоящий страх, то, что я никогда не ожидал почувствовать, когда дело касалось ее.

Как я мог быть таким глупым? Как я мог так ошибиться… так ослепнуть? Я никогда не желал повернуть время вспять так сильно, как сейчас. Ошибки, которые я совершил чудовищны. То, как я обращался с ней не приемлемо. Все эти вещи непростительны. Мне так стыдно, чувство вины пожирает меня заживо, но тревога за нее, которую я испытываю сейчас, сильнее всего. Я приму любую боль, буду купаться в ней, лишь бы она была в порядке, лишь бы я снова увидел ее улыбку.

Сидя на холодной лестнице, я смотрю на огромные деревянные двери перед собой, желая, чтобы она вошла в них. Я не знаю, куда она пошла и где она сейчас. Что, если ей так больно, что она больше никогда не захочет меня видеть? Черт, я даже не могу обижаться на нее, если она так поступит. Я виноват. Я так виноват.

Вспоминая слова, которые я говорил, угрозы, то, как я брал ее тело. Я сжимаю свою больную руку в кулак, моя физическая боль напоминает мне об эмоциональных страданиях, которые я причинил ей. Я хотел бы взять всю ее боль и сделать ее своей. Я бы с радостью сделал это, если бы мог.

Но я не могу. Единственное, что я могу сделать сейчас, это обеспечить ее безопасность и счастье в будущем. Я защищу ее от моего отца и любого другого, кто попытается причинить ей страдания. Я защищу ее от себя, если придется.

В моей груди пустота от отсутствия ее рядом. Я изо всех сил пытаюсь наполнить легкие воздухом, но я не в силах сделать полный вдох. Смогу ли я когда-нибудь снова дышать? Почему я так себя чувствую? Такое ощущение, что я потерял часть своей души. После того как мы занялись сексом в первый раз, я понял, что для меня больше не существует других девушек, Лера завладела мной, такого не было больше ни с кем.

Пожалуйста, пусть с ней все будет хорошо.

Мне все равно, если она никогда больше не заговорит со мной, если она скажет, что ненавидит меня до глубины души, все, чего я хочу, это чтобы она вернулась в этот дом. Так долго я хотел, чтобы она исчезла из моей жизни, а теперь, теперь я не могу представить себе без нее, теперь я мечтаю, чтобы она была здесь, со мной. Мое сердце начинает гулко биться о ребра.

И тут меня осеняет: все те чувства, которые я испытывал к ней, ненависть, смешанная с потребностью, с тем, что я считал похотью. Но это не было… это не было похотью, которую я чувствовал. Это было что-то другое, что-то совершенно иное. Это было…

Звук подъезжающей машины отвлекает меня от моих мыслей. Встав, я подбегаю к огромному окну, выходящему во двор, и мой и без того ускоренный пульс подскакивает до придела, когда я вижу машину Анны Алексеевны. Пожалуйста, будь внутри. Пожалуйста. Я никогда в жизне не хотел чего-то больше. Если ее нет в этой машине, то шансов все исправить станет на много меньше. Анна выходит со стороны водителя, и я задерживаю дыхание, когда появляется фигура Леры, выходящей со стороны пассажира. Мои колени подгибаются от облегчения, которое пронзает меня насквозь. Я чувствую, как невыносимый груз сваливается с меня.

Она здесь. Она в безопасности.

Я все исправлю. Я не могу вернуть назад все слова, которые я сказал, все вещи, которые я сделал, но я могу загладить свою вину перед ней. Я просто должен найти способ заставить ее поговорить со мной.

— Они здесь?

Голос отца доносится до моего уха, и внутри меня вспыхивает гнев.

Я хочу разбить его лицо, вновь накричать на него, но сейчас мне нужно сосредоточиться на Лере. С отцом я всегда успею разобраться.

— Да, — выдавливаю я из себя. Я бы предпочла, чтобы он вообще не разговаривал с Лерой, но он должен извиниться. Я не хочу, чтобы она о чем-то беспокоилась. — Помни, что я тебе сказал, подыгрывай, илиты мне больше…

— Я помню, — прерывает меня отец. — Я помню.

Входная дверь открывается, и передо мной появляются Лера с мамой. Взгляд Анны метается между мной и отцом, а затем остановился на каплях крови, блестевших на полу.

— О Боже, Костя, что это? — спрашивает она, делая шаг ко мне, а я отмахиваюсь от нее, прежде чем она успевает начать корчить из себя добрую мачеху.

Мне ничего не нужно ни от нее, ни от моего отца. По моему мнению, они оба обманщики.

— Я в порядке.

Я поднимаю руку, подношу ее к груди, прежде чем позволить себе посмотреть Лере в глаза. Мои внутренности болезненно сжимаются, и когда я набираюсь смелости и смотрю на нее, мне кажется, что кто-то ударил меня в живот.

Ее прекрасные голубые глаза наполнены глубокой печалью. Она душит меня, обволакивает, вцепляется в сердце тисками. Оно сжимается и сжимается, и я чувствую, что у меня начинает кружиться голова.

Это сделал ты. Ее лицо бледное, она быстро моргает, как будто борется со слезами.

— Я… мне нужно сделать домашнее задание. Я пойду, — объявляет она и направляется к лестнице, торопливо поднимаясь через ступеньку. Я хватаюсь за грудь, чувствуя себя так, будто из нее вырвали клок. Я заслужила это. Я сделал это. Растоптал ее. Заставил ее сбежать.

— Нам нужно поговорить, — говорит Анна Алексеевна моему отцу, который поворачивается и направляется к своему кабинету.

Он отстраняется от нее так же, как и от меня. С той лишь разницей, что она следует за ним, как потерявшийся щенок.

— Не о чем говорить, дорогая. Это все в прошлом. Теперь все в порядке.

Его тон натянут, и пока они отдаляются друг от друга, я делаю свой шаг, направляясь вверх по лестнице в ее спальню.

Я уверен, что она не хочет меня видеть. Даже сам я не хочу видеть себя, но я должен извиниться. Я должен сказать ей, как мне жаль. Когда я дохожу до ее двери, я смотрю на нее, пытаясь успокоить свое неровное сердцебиение. Мне не терпится, и руки тянутся сами, я берусь за дверную ручку. Она легко поворачивается и с легкостью открывается.

Она даже не закрыла ее. Либо она сдалась, либо ей уже все равно. От одной мысли о том, что я мог потушить тот внутренний свет, который она излучала, у меня сводит живот и ноет в груди. Я перевожу взгляд на кровать, где она сидит, подтянув ноги к груди и плотно обхватив их руками. Как будто она обнимает себя.

Она даже не поднимает глаз, когда я вхожу в комнату и закрываю за собой дверь. И даже когда я подхожу к кровати и сажусь на ее край.

Глава тридцать седьмая

Он…

— Мне жаль, Лера. Я разочаровал и тебя и себя. Я… я сделал тебе больно, но я не…

Я даже не заканчиваю мысль, потому что все было не так. Я хотел причинить ей боль, но только потому, что считал ее причиной своей боли, своих страданий.

— Не пытайся солгать. Ты хотел.

Она поднимает голову, ее щеки залиты слезами, глаза красные.

— Ты хотел увидеть меня сломленной и обещал сделать это. Что ж, ты преуспел в этом. Ты разбил мне сердце. Поздравляю.

Горечь в ее голосе словно нож, впивающиеся в мою кожу.

— Я не буду лгать. Я действительно хотела этого. Я хотел ранить тебя как можно сильнее, но это было… — такое ощущение, что меня сейчас стошнит. — Это было до того, как я поняла, что не ты это сделала, что не ты причина моих страданий.

— Я же говорила тебе, что это не я, — кричит она, и по ее лицу вновь катятся слезы.

Я хочу заключить ее в объятия, поцеловать, успокоить. Мое тело реагирует на эту мысль прежде, чем я успеваю остановить его, я как обезумевшее животное, но Лера бьет меня по рукам.

— Не трогай меня, — ворчит она. — Никогда больше не трогай.

Затем она сильно толкает меня, ее маленькие ручки ударяют меня в грудь. И впервые в жизни я понимаю, каково это — быть с разбитым сердцем. Ее сжатые кулачки сыплют удары на мою грудь, как град с неба, но я не останавливаю ее. Я хочу, чтобы она продолжала. Я хочу почувствовать боли, которую чувствует она. Где-то в глубине моего сознания возникают слова, и я знаю, что должен их сказать, хотя не понимаю почему.

Я не заслуживаю ее, но я должен ей сказать.

— Я люблю тебя, Лера. Я люблю тебя, — шепчу я ей на ухо, не в силах остановить себя от того, чтобы обхватить ее руками.

Она истерично смеется, борясь со мной, сопротивляясь мне. Я просто хочу обнять ее, чтобы вновь собрать все воедино, склеить осколки.

— А, я тебя ненавижу, — рычит она, а затем резко поднимает колено и сильно ударяя меня по яйцам.

Я тут же отпускаю ее, боль поднимается к животу. Я хватаюсь за яйца, стискивая зубы от боли, пока она смотрит на мою сгорбленную фигуру.

— Любовь не должна причинять боль. Если бы ты любил меня, ты бы поверил мне. Тебе не пришлось бы ждать правды от своего папочки. Я все время говорила правду. Я не давала тебе никаких оснований считать меня врушкой. Так что ты можешь думать, что любишь меня сколько угодно, но сейчас уже слишком поздно.

Я знал, что будет больно услышать от нее эти слова, но я не ожидал, что это будет больно настолько. Мне кажется что кровь в моих жилах остановилась, а сердце бьется с трудом. Я никогда ни о чем в своей жизни не жалел так сильно, как о том, что сделал с ней.

— Я…

Мой голос ломается, и ее красивые губы, те самые, которые я так сильно хочу поцеловать сейчас скривятся, гнев врывается из нее, заполняя пространство между нами тяжелой аурой.

— Я не хочу слушать твои извинения, если ты действительно сожалеешь, то докажи это, оставив меня в покое. Моя жизнь была совершенно безупречной до твоего появления, и она будет такой еще долго после тебя. Ты мог разбить мое сердце, но ты никогда не сломишь меня.

Я ей не нужен.

Я ей не нужен.

Я знал это еще до того, как вошел в ее спальню, но слышать это и думать об этом — две разные вещи. Но, опять же, я не настолько эгоистичен, чтобы беспокоиться об этом сейчас. Это всего лишь всплеск. Я просто хотел, чтобы она знала, как я сожалею.

— Я заглажу свою вину.

Я выпрямляюсь, мои ноздри раздуваются, когда я дышу через боль. Она вытирает глаза тыльной стороной ладони и сглатывает, ее подбородок подрагивает.

— Не надо, — презрение, такое же темное, как ночное небо, сочится из этой короткой фразы. — Мне не нужны твои лживые извинения. Она толкает меня назад, и я чуть не спотыкаюсь о свои ноги. Такое ощущение, что я стою на краю обрыва, и моя жизнь в ее руках. Ты можешь перестать притворяться, что тебе не все равно. Оставь меня в покое.

Она снова пихает меня, и на этот раз я понимаю намек и ухожу, отступая назад к двери.

С замиранием сердца я смотрю на нее в последний раз и клянусь сделать все, что в моих силах, чтобы все исправить. Я не остановлюсь, пока не исправлю все свои ошибки.

— Я не могу взять эти слова обратно. Я люблю тебя. Я любил тебя всегда, теперь я это знаю, ты мне не веришь, но я понял это в тот момент, когда поцеловал тебя. Я чувствовал это глубоко в своей душе. Я причинил тебе столько боли, натворил дел, но я все исправлю. Я клянусь тебе, я все исправлю.

— Найди Вику или кого-нибудь еще, кому пока еще не похую на тебя.

Она всхлипывает, и мое сердце разбивается на миллион кусочков.

— Мне не нужен никто, кроме тебя. Только ты, — шепчу я, закрывая за собой дверь.

Глава тридцать восьмая

Она…

— Лера!

Голос Германа доносится сквозь деревья. Игнорируя его, надеясь, что он уйдет, я ускоряю шаг, чтобы как можно быстрее скрыться из его поля зрения. Все, чего я хочу, это пойти на занятия, а после вернуться домой и лечь спать. Прошла неделя после моего нервного срыва из-за Кости, и, кажется, с каждым днем становится все легче и легче.

Тяжелые шаги раздаются по тротуару позади меня, и я вздыхаю, зная, что это проигрышная затея. Герман быстрее и выше, так что какой смысл бежать. Я замедляю шаг, и он сразу же догоняет меня, преграждая дальнейший путь своим телом. Даже если не брать во внимание его поведение то, он все равно лучший друг Кости, так что уже одно это делает его врагом. Скрестив руки на груди, я с раздражением смотрю на его упругую грудь.

— Если Костя подговорил тебя на это, можешь сказать ему, чтобы он отвалил.

Я ловлю взглядом выделяющиеся через обтягивающую футболку кубики его четко очерченного пресса и сильно выпирающие грудные мышц, он великолепно сложен. На одно мгновение я отвлекаюсь. Затем мой взгляд останавливается на его лице, на его губах появляется знакомая ухмылка.

— Любуешься мной?

— В твоих мечтах.

— В моих мечтах Лера я вижу тебя… на коленях с открытым ртом…

— Прекрати!

Я шлепаю его по руке, и он смеется.

— Костян не подбивал меня ни на что. Я действительно сожалею, мне неприятно от себя и чтобы сгладить ситуацию я хотел бы пригласить тебя куда-нибудь.

Я наклоняю голову и пристально смотрю ему в глаза, как будто это поможет мне узнать, насколько он искренен.

— Почему-то мне кажется, что ты мне лжешь?

Он качает головой, несколько прядей темно-каштановых волос падают ему на лоб. Ему определенно пора постричься и оставить меня в покое.

— Я не знаю, но я говорю правду.

Он облизывает губы, и включает умаляющий взгляд, под которым можно согласиться практически на все. Он так сильно напоминает мне Костю, что это даже как-то тошнотворно, мне надоело быть всеобщий грушей для битья. Надоело, что мной пытаются манипулировать.

— Я пас. В моей жизни больше нет места для самовлюбленных эгоистов.

Я обхожу его и продолжаю идти, но он настойчиво продолжает следовать за мной.

— Послушай, он мой друг. Он сказал мне, что ты буквально разрушила его семью. Откуда мне было знать, что происходит на самом деле?

— Мог бы, спросить меня, — кричу я громче, чем нужно, привлекая внимание нескольких прохожих.

Герман снова встает впереди меня, и я почти налетаю на него, останавливаясь в полуметре.

Сжав руку в кулак, я чувствую внезапное желание ударить его по лицу. Я устала от того, что меня постоянно шпыняют, что надо мной насмехаются, говорят что я лживая. Мне не нужны их извинения… Пускай лучше помолчат. Я хочу спокойной жизни.

— Просто, позволь мне извиниться. Давай сходим в пиццерию. Помнишь, как нам было весело в прошлый раз? — Герман ухмыляется своей растапливающей лед улыбкой, и я ненавижу себя за то, что вспоминаю тот смех и веселье, ведь мы действительно отлично провели время в тот вечер, как настоящие друзья. — Не заставляй меня умолять. Я упаду на колени прямо здесь. Мне все равно, что все будут смотреть, я сделаю это.

Я чувствую, как мои щеки пылают от смущения при этой мысли. Герман любит внимание, и я знаю, что он с легкостью это сделает.

— Нет! — говорю я в панике, обхватывая рукой его запястье, когда он делает попытку опуститься на колени. — Не нужно привлекать к нам внимание. На тебя и так все смотрят.

— Это звучит как комплимент.

Он вздергивает брови вверх.

Как бы я ни была зла из-за всего, что произошло, я не могу возложить всю вину на Германа. Он подружился со мной, много куда водил меня, проводил со мной время и даже как-то заступался за меня перед Костей.

К тому же, во всем виноват Костя и его отец.

Закатывая глаза, я пытаюсь скрыть улыбку, тянущуюся к моим губам.

— Пицца — моя слабость.

— Я знаю, поэтому и зову именно туда.

Он драматично вздыхает, как будто весь день потратил на то, чтобы уговорить меня сходить с ним.

— Только смотри чтобы там не появился Костя, говорю я, уперев руки в бока.

Он кивает.

— Никакого Кости.

Я прищуриваю глаза.

— Если ты мне врешь и он появится, я заеду тебе прямо в нос.

Он усмехается.

— Отлично. Один удар в нос, если он появится, а что я получу, если его там не будет?

Это кокетство должно прекратиться.

— Я сохраню тебе жизнь.

Его лицо замирает.

— Ты поражаешь меня, у тебя словно иммунитет к моему обаянию.

— Что поделать, такая я.

Выглядя обиженным, он спрашивает:

— Это свидание?

— Нет это не свидание, Герман, я просто иду с тобой на пиццу. Как друзья, ничего больше, — вздыхаю я.

— Я позвоню тебе, — говорит он и быстро обнимает меня.

Я толкаю его в плечо. Что он себе позволяет, это слишком. Он лучший друг Кости и я понимаю, что мне лучше держаться подальше от них обоих.

Глава тридцать девятая

Она…

Пары подошли к концу и я отправляюсь домой, чтобы переодеться, прежде чем пойти на встречу с Германом. Когда я вхожу в прихожую, я слышу голоса, они приглушены, но, как всегда, разносятся по дому. Игнорируя их, или пытаясь это сделать, я беру на кухне бутылку воды и карамельный батончик. Я пытаюсь заставить свой разум забыть о его существовании, но когда моя нога становится на нижнюю ступеньку лестницы я слышу голос Кости пробивающейся сквозь мое сопротивление.

— Ты сделал это со мной, и ты заплатишь. Все эти годы я винил ее. Я говорил вещи… Я…

Костя говорит страдальчески, с разбитым сердцем, хотя мне очень даже хочется, чтобы он чувствовал себя так, но при этой мысли меня пронзает грусть.

— Это не важно, вы же дети. Я уверен, что она очень скоро забудет все, что ты говорил.

Затем до меня доносится мерзкий голос его отца.

— Мы ни хрена не дети, — кричит Костя, яд в его интонации потрясает меня.

Он не просто зол, он на грани взрыва.

— И то, что случилось тогда, произошло потому, что ты и ее мать просто предатели, вы предали своих супругов. И хотя в своих головах вы можете обвинять меня или Леру, теперь мы оба знаем, что в ту ночь вы трахались.

С моих губ срывается вздох, я подношу руку ко рту. Я никогда раньше не слышала, чтобы он так разговаривал со своим отцом.

Я сказала себе, что мне все равно, что я больше никогда не влюблюсь в этого подлеца, но правда в том, что я еще не рассталась с ним, даже близко. Мое тело жаждет его прикосновений, жаждет его жестоких слов, его ядовитой ярости. Я привыкла к нему, он как наркотик, не могу насытиться.

— Если ты тронешь ее, коснешься хоть волоска на ее теле, я тебе больше не сын. Ты слышишь меня?

— Да, я понял тебя, — отвечает ему отец.

Скрип открывающейся двери заставляет меня рвануть вверх по лестнице, я бегу пока не добираюсь до своей комнаты. Я проскальзываю внутрь и тихонько закрываю за собой дверь.

Что это было? Костя защищал меня от своего отца? Я не понимаю. Я ворчу в смятении, опускаясь на край матраса. Я разрываю упаковку батончика и откусываю кусочек, потому что делать больше нечего.

Я стараюсь не думать о том, что только что услышала. Я пытаюсь напомнить себе, что Косте на самом деле наплевать на меня, не то что мне на него.

Но тот факт, что он пошел наперекор своему отцу ради меня, тот факт, что он пошел против него… вызывает во мне отклик. Этим он не заслуживает прощения, но это показывает, что он пытается… что он… «Я люблю тебя, Лера…» Я не могу вспомнить, сколько раз я повторяла это в своей голове. Я не могу выразить словами, как бы мне хотелось, чтобы это было правдой.

Нет! Нет, будь сильной, не поддавайся. Не попадайся в его ловушку. Ты ему безразлична.

Действия говорят громче слов, говорит мне разум. Мое сердце и мозг хотят двух разных вещей. Он назвал меня лгуньей после того, как я призналась ему в правде. Может, он не до конца мне поверил, но он мог спросить, мог прийти ко мне, если бы у него были вопросы.

Но он этого не сделал, он поверил своему отцу…

Слезы наполняют мои глаза. Чувствуя необходимость что-то делать, что угодно, я открываю ноутбук и готовлюсь закончить работу по истории. Но как только я нажимаю на папку, то вижу, что она пуста. Какого хрена? Гнев пронзает меня.

Там ничего… ничего.

Это же не он сделал? Я продолжаю смотреть в экран. Мои глаза буквально сверлят его, я желаю найти документ, которого больше нет, который я часами набирала. Вся работа исчезла, пропала… Доказательства прямо передо мной, а я все еще не хочу в это верить.

Он сделал это, он все удалил. Слезы катятся из моих глаз, и я вытираю их так же быстро, как они падают. Я больше не могу плакать о нем. Он сделал так много плохого, но я не должна плакать, я должна быть сильной. Он не заслуживает моих слез. Он не заслуживает ничего… Я никогда не прощу его за то, что он причинил мне так много боли.

Никогда.

Глава сороковая

Он…

Лучше бы Герману и правда договориться, иначе я мне кажется, что не выдержу и наброшусь на кого-нибудь с кулаками. Чувствую что на взводе из-за происходящего, так что драка была бы неплохой идеей. Окровавить чье-то лицо сейчас кажется тем, что нужно.

Мой эмоциональный взрыв приближается, мне необходимо исправить ситуацию с Лерой. Никогда в жизни я не добивался девушек, но Лера особенная. Не видел ее уже достаточно долго, она избегает меня. Передала через свою мать, что если я войду или хотя бы приближусь к ее комнате, она немедленно уедет. Я пытался найти ее в универе, но ей каким-то образом удается перехитрить меня. Я не видел ее несколько дней, и это меня просто убивает.

Засунув руки в карманы джинсов, я иду по тротуару, нервная энергия охватывает меня. Заговорит ли она со мной? Оттолкнет меня? Даст пощечину? То, как она вела себя со мной раньше, было не выносимо. Она вырвала мое сердце и растоптала. Я думал, что, может быть, сказав ей, что люблю ее, смогу изменить ситуацию, но этого не произошло. Это только разожгло ее ненависть еще сильнее, но с другой стороны, я знаю, что заслужил все это.

Я достаточно мужественный человек, чтобы понимать, что сам виноват. Я могу признаться в этом себе, ей, кому угодно, но это не исправит ситуацию.

Увидев впереди вывеска пиццерии, ярко мигающую в темноте, я замедляю шаг, вдыхаю и выдыхаю спокойно, чтобы вся плохая энергия ушла. Если она здесь, то я буду в большом долгу перед Германом. Если ее нет, то я потеряю рассудок и пойду искать успокоение в еще одной бутылке вискаря. Когда я прохожу мимо огромной стеклянной витрины, я всматриваюсь в нее, ища Леру.

Замечаю три или четыре дамы с похожими волосами, но это не она. Мои руки сжаты в кулаки, от досады. Я в нескольких секундах от того, чтобы разбить что-нибудь, когда замечаю ее и Германа за столиком в углу. Ее прекрасные голубые глаза, искрятся счастьем, которое я могу видеть и чувствовать отсюда.

Она смеется над чем-то, что говорит ей Герман, а я стою как посторонний и наблюдая за ними. Он заслуживает ее. Он — то, что ей нужно. Я понятия не имею, откуда взялась эта мысль, но она пугает меня, потому что в глубине души я знаю, что это правда. Я не достоин ее. Она заслуживает большего, кого-то, кто будет ценить ее по достоинству.

На долю секунды я действительно подумываю уйти, когда замечаю как Герман склонился к ее лицу. Похоть наполняет его глаза, и что-то щелкает внутри меня.

Он никогда не полюбит ее, так, как я. Может быть, я не заслуживаю ее, но и он тоже. Он не способен любить. Смелость волной накатывает на меня, и я открываю дверь, вхожу внутрь, запах свежей выпечки заполняет мои ноздри.

Я замечаю свободный столик рядом с ними, не спеша я приближаюсь к нему, специально идя за спиной Леры. Когда я сажусь, я ощущаю что практически вторгся в их пространство, настолько я близко. Герман опускает голову, как только замечает мое появление. Неужели он не ожидал, что я появлюсь? Ведь это он все это организовал. Может, он не думал, что я серьезно настроен вернуть ее?

— Гер… что происходит? Ты в порядке? — обеспокоенный голос Леры доносится до моих ушей, как раз когда я даю ей знать о своем появлении. Стоя возле нее, как побитый щенок, я смотрю на нее сверху вниз. Воздух сгущается. Я не могу дышать. Я задыхаюсь. В своих собственных страданиях, в боли от своих поступков.

Желание прибить нас обоих мелькает в глазах Леры, в этот момент она без предупреждения тянется через стол и кулаком бьет Германа прямо в нос. Застигнутый врасплох, он подносит руку к лицу, проверяя, есть ли повреждения.

— Ты лжец! Я спросила тебя, будет ли он, и ты ответил "нет", — рычит она, ее розовые губы кривятся от гнева.

Я знал, что он не собирался говорить ей, что я приду, ведь если бы он сказал, она бы не появилась, но я не ожидал, что она ударит его за это.

— Ты ударила меня…, — хрипит друг, прикладывая салфетку к носу.

Я не могу сдержать улыбку, которая украшает мои губы. Взгляд Леры обращается ко мне, гнев, печаль и ненависть смешиваются в этих прекрасных глазах, которые пронзают меня, как кинжалы.

— Что ты не понял? Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Ты получил то, что хотел. Ты издевался надо мной, ты заставил меня ненавидеть тебя. Или, может быть, тебе этого недостаточно? Ты пришел, чтобы принести еще больше ненависти, еще больше мерзких слов? Как будто удаления домашней работы которую я делала три недели было недостаточно для тебя?

Блядь. Я забыл об этом, мне будет нужно договориться с ее преподами и получить отсрочку на выполнение заданий, но сейчас мне нужно поговорить с ней, даже если единственная реакция, которую она собирается дать мне, это гнев.

— Я не лгал тебе, когда просил прощение, прости меня за домашнее задание. Я идиот и ты можешь называть меня как хочешь.

— Да что ты говоришь, а откуда мне знать? Я не собираюсь обзывать тебя ни как. Я пытаюсь решить эту ситуацию как зрелый человек.

Она смотрит на меня с недоверием.

— Ты… Ты не можешь этого знать. Я знаю, что не заслуживаю твоего прощения, но я должен попытаться. Я хочу знать все, что случилось той ночью. Я хочу объясниться с тобой, чтобы ты поняла, почему я сделал то, что сделал.

Горький смех вырывается из ее уст, и взгляд Германа расширяется, потому что, как и я, он знает, что мы привлекаем внимание.

Встав на ноги, Лера выходит из-за стола с таким видом, будто собирается сбежать. Но она этого не делает, вместо этого она встает нос к носу со мной, она выдыхает разочаровано, но все, что я чувствую, это ее запах, все, чего я жажду, это она.

— Мне все равно, почему ты это сделал, Кость. И ты прав, ты не заслуживаешь моего прощения. Такой жестокий человек как ты не заслуживает любви, которую я могу дать. Все, чего ты заслуживаешь, это погрязнуть в собственных страданиях.

С сильным толчком в грудь она проталкивается мимо меня и уходит. Мое горло перехватывает, мне нечего на это ответить.

Глава сорок первая

Он…

— Иди за ней, нужно решить все сейчас, — приказывает Герман, продолжая держаться за нос.

У меня есть что предъявить ему, но сейчас мне нужно поговорить не с ним, а с ней. Поворачиваюсь, мои ноги двигаются сами по себе, бегу по полу, а затем по тротуару, когда выхожу на улицу. Что, я собираюсь ей сказать, что мне делать? Я замечаю ее впереди, переходящую улицу, и бегу прямо к ней. Мое сердце колотится в груди. Я должен все исправить. Я должен.

Я тянусь к ней, мои пальцы ложатся на ее плечо, заставляя ее повернуться, она поворачивается, с видом разъяренного быка.

— Оставь меня в покое.

Резкость ее тона останавливает меня. Ее взгляд обжигает как огонь.

Я пялюсь на нее еще секунду, какая же она совершенная. Я должен заполучить ее, как бы эгоистично это ни было, она мне нужна. Поэтому я делаю единственное, что могу сделать, первое, что приходит мне в голову. Я целую ее.

На вкус она как персик, мои губы прижимаются к ее, мне хочется целовать ее весь день напролет, это заставляет мой член напрягаться в джинсах. Ее руки прижимаются к моей груди, ее маленькие пальчики цепляются за ткань, притягивая меня ближе.

Да! Она все еще хочет меня.

Я должен получить ее… Должен влезть ей под кожу, как она мне. Направляя нас в сторону, пока она не оказывается прижатой к ближайшей стене, не давая ей возможности сбежать, я углубляю поцелуй, мой язык проникает в ее рот, мои руки движутся вверх и вниз по ее телу.

— Какого хера!? — задыхается она, отталкивая меня, разрывая поцелуй.

Ее грудь вздымается, как и моя. Мои глаза опускаются к ее губам. Я хочу поцеловать ее снова, поцеловать эти припухшие губки.

— Я сказала тебе оставить меня в покое, не целовать, а оставить. Оставь. Меня. Одну.

— Ты хочешь этого. Ты хочешь меня. Признай это.

Я облизываю губы, мои внутренности горят от чувств к ней, только к ней. Ничто не может сравниться с тем, что она заставляет меня чувствовать. Сейчас мне кажется, что вместе мы можем исправить все что я испортил.

Ее глаза наполняются грустью.

— Я хотела быть с тобой. Теперь это в прошлом. Ты показал мне, что я для тебя ничто. Я просто человек, которого ты использовал, чтобы хорошо провести время, а после с легкостью пренебрег мной, когда наигрался.

Мой рот открывается, мой ответ вертится на кончике языка, но она качает головой, слезы блестят в ее глазах.

— Ты хочешь все исправить только потому, что в тебе говорит чувство вины.

Я нахмуриваю брови в замешательстве.

— Я люблю тебя, Лера. Я никогда никого не любил. Ты первая девушка, за исключением моей матери, о которой я когда-либо заботился.

Она качает головой в недоверии и кладет руку мне на грудь, слегка отталкивая назад. Орган под ее ладонью пульсирует, нагнетая кровь, напоминая мне, что он бьется для нее и только для нее.

— Прекрати стараться, забудь про меня и перестань уже извиняться. Остановись.

В ее словах чувствуется твердость принятого решения. Ее глаза закрываются, а когда через мгновение они открываются вновь, я вижу слезы, текущие по ее бледным щекам.

— Ты не знаешь, что такое любовь, потому что если бы ты знал, ты бы не вел себя так. Я не хочу быть с тобой. Я. Не хочу. Тебя.

Слова жалят, они причиняют такую боль, что у меня подкашиваются колени. Она лжет, она должна лгать. То, что было между нами, просто так не исчезнет. Я не могу быть единственным, кто чувствует притяжение между нами.

— Отправляйся к Вике, скажи ей, что любишь ее, но, пожалуйста, оставь меня в покое. Видеть тебя, слушать тебя — это не выносимо. Это снова ранит меня. Я не хочу больше играть в твои больные незрелые игры. Я ухожу.

Мои ноздри раздуваются, а мышцы напрягаются.

— Мне не нужна Вика, и никакая другая. Она всегда была запасным вариантом, пока я не нашел того единственного человека, который имеет для меня значение. Я не прикасался к ней с тех пор, как у нас случился секс.

Это чистая правда. Я хотел трахнуть кого-нибудь той ночью у Германа, когда был пьян в стельку, но не смог заставить себя сделать это.

Лера закатывает глаза, смахивая слезы с лица.

— Герман сказал мне другое, но это не имеет значения. Это ничего не меняет. Ты мне не нужен. Я не буду встречаться с тем, кто обращается со мной как с мусором, но говорит, что любит меня. Я достойна большего.

Герман. Да пошел он. Конечно, он мог сказать какую-то глупость. Он просто не может держать рот на замке. Разочарованный, я запускаю пальцы в волосы. Я не могу позволить ей уйти от меня. Не могу.

— Я не могу оставить тебя. Ты слишком много значишь для меня. Ты, для меня, все. Ты моя вселенная, пожалуйста, позволь мне рассказать тебе, что случилось, что сказал мне отец. Позволь мне сказать тебе правду. Позволь мне спасти нас.

Я умоляю, я близок к тому, чтобы упасть на колени перед ней. Она смотрит скептически, и я жду ее ответа с затаенным дыханием.

Ее розовые губы раздвигаются, и кажется, что она собирается что-то сказать, но в этот момент звонк мобильного телефона заполняет пространство между нами.

— Нет! Пожалуйста, не отвечай, пожалуйста, не отвечай, — тихо умоляю я.

Лера похлопывает по карманам, пока не находит свой телефон и достает его. На ее лице мелькает паника, и ужас заполняет мое сознание.

— Что случилось? — спрашиваю я, преодолевая расстояние между нами одним большим шагом. Ее нижняя губа подрагивает, а глаза расширяются.

— Мой отец, он звонит мне…

— Все в порядке?

Непонятный ужас, который я чувствовал мгновение назад, немного рассеивается.

— Он должен быть на лечении, но там запрещено пользоваться мобильным телефоном.

Она не дает мне возможности задать еще один вопрос. Вместо этого она нажимает на зеленую клавишу и подносит телефон к уху.

Глава сорок вторая

Она…

— Папа?

Мой голос дрожит. Костя смотрит на меня, нахмурив брови.

— Лапочка. Так приятно слышать твой голос. Боже, кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как я тебя видел последний раз.

Я крепче прижимаю телефон к уху.

— Где… где ты? Ты должен быть…

— Я знаю, где я должен быть, — прерывает он меня, тон его голоса повышается, это говорит о том, что он выпил. Когда он пьет, он злится, а когда он злится, он может наделать глупостей.

— Папа, — я стараюсь, чтобы мой голос был спокойным, нейтральным, хотя я чувствую как внутри бушует тревога. — Папа, скажи мне, где ты? Я приеду за тобой, помогу тебе.

— Хах, не надо, милая. Я собираюсь исправить свои ошибки. Я просто хотел сказать, что я люблю тебя, пока все не закончилось. Я знаю, ты винишь себя, думаешь, что это из-за тебя, но это не так. Ты всегда была самой лучшей частью моей жизни.

Я моргаю, сбитая с толку его заявлением. Исправить свои ошибки? О чем он говорит?

— Папа, что происходит? Скажи мне. Пожалуйста, просто скажи, — умоляю я, мышцы в моем животе болезненно напрягаются, так болезненно, что я прислоняюсь к ближайшей стене.

— Я люблю тебя, Лера, — шепчет он, и тут звонок обрывается.

Я моргаю, отнимаю телефон от уха, чтобы посмотреть на экран. Я смотрю на него с открытым ртом несколько секунд, прежде чем понимаю, что он только что повесил трубку.

— О Боже… — шепчу я и снова набираю его номер, но абонент уже не доступен. — Вот же…

Как моя жизнь превратилась в такой беспорядок? Мой папа, мама, Костя с его отцом. Мне часто кажется, что я на дне, но снизу все стучат и стучат. Черт! Я думала, что отцу стало лучше в этом учреждении, но видимо я ошибалась.

Он говорил так, будто прощался, будто собирался… Нет! Я тряхнула головой, как будто это заставит мысль исчезнуть. Он ведь не причинит себе вреда? Или, кому-то другому?

— Что случилось?

Голос Кости заставляет меня поднять взгляд от экрана, мои глаза сталкиваются с его обеспокоенными. Я почти забыла, что он здесь.

— Я… я не знаю. Мне нужно найти отца. Выяснить, где он, все ли с ним в порядке, — говорю я, мои ноги уже движутся в направлении машины.

— Подожди, куда ты идешь? Где твой отец? Что с ним случилось? — спрашивает Костя, его голос напряжен.

Я чувствую, как дрожат мои губы, я дышу, но воздух не наполняет мои легкие.

— Лера, куда ты идешь?

Он повторяет свой вопрос, что делает обстановку еще более нервной.

Его паника заставляет паниковать еще больше, и… Куда я иду?

— Я не знаю! — кричу я, вскидывая руку вверх.

— Успокойся. Притормози на секунду и скажи, что происходит?

Мы доходим до машины, но вместо того, чтобы сесть на водительское место, как я планировала, я останавливаюсь. Как бы я не хотела слушать Костю, я понимаю, что он прав. Прислонившись к машине, я втягиваю воздух в легкие. Вдыхаю через нос и выдыхая через рот, делаю это, пока сдавливание в груди снова не становится терпимым.

— Я не знаю, где мой отец, но он говорил так, будто собирался что-то сделать… убить себя или кого-то еще. Он был пьян и говорил мне, что любит меня и собирается исправить свои ошибки… не знаю, что это значит. Я не знаю. Он говорил как-то странно. У меня плохое предчувствие.

Паника нарастает внутри меня и бьет по здравому смыслу.

Костя кладет свои сильные руки мне на плечи, и у меня не хватает ни сил, ни воли, чтобы стряхнуть их. В данный момент его прикосновение нужны мне, они как целительный бальзам на мою потрепанную душу.

— Ш-ш-ш. Все будет хорошо. Мы во всем разберемся, — уверяет Костя.

Я сосредотачиваю взгляд на его губах, думая о том, как я хочу поцеловать его снова.

Костя прочищает горло, на его губах появляется легкая улыбка.

— Нам нужно домой, там мы сможем получить больше информации. Мы позвоним в больницу, в которой он находился. Расспросим твою маму, мы что-нибудь предумаем.

Моя грудь перестает ходить ходуном, и я уже не чувствую себя так, словно вот-вот потеряю сознание.

— Хорошая идея, — говорю я.

На самом деле, я знаю, что мне нужно сохранять хладнокровие, а не метаться на машине по разным местам в поисках папы — это не исправит ситуацию.

— Садись на пассажирское, я отвезу нас домой, — говорит Костя, уже ведя меня к другой стороне машины.

Я должна оттолкнуть его, сказать, что могу сама о себе позаботиться, но когда я поднимаю руку, чтобы убрать несколько прядей волос с лица, я замечаю, как сильно дрожат мои пальцы. Решаю не упрямиться и позволить Косте сесть за руль.

— А как же твоя машина? Разве ты не на ней сюда приехал?

— Заберу ее позже, не беспокойся об этом, — говорит он, его голос такой обнадеживающий и спокойный, слишком спокойный. Он открывает для меня дверь и помогает сесть, прежде чем протянуть руку, чтобы пристегнуть меня. Часть меня хочет оттолкнуть его и сказать, чтобы он прекратил, но другая часть, та, которая сейчас побеждает, утешается тем, что он заботится обо мне.

Дорога домой проходит как в тумане, я продолжаю набирать номер отца в надежде, что он снова включил телефон, но все, что я получаю, — это сообщение от оператора. К тому времени, как Костя паркует машину у дома, я позвонила ему не менее тридцати раз.

— Сейчас я позвоню в наркологию и узнаю, когда он выписался и почему, — бормочу я вслух, больше для себя, чем для Кости, который идет рядом со мной к дому.

Мне не нужна его помощь. Он сделал много плохих вещей, и последнее, что мне сейчас нужно, это показать себя мягкотелой.

Как только я открываю входную дверь, я слышу болтовню моей матери, доносящуюся из кухни. Я следую за ее голосом, как за маяком, мои ноги волочатся по полу.

— Мама, кое-то случилось, — лепечу я, когда она поднимает на меня глаза.

Мое сердце колотится в груди.

— Римма я тебе перезвоню, — говорит она своей подруге и кладет трубку, от волнения ее лоб покрывается морщинами. — Что случилось?

Я смутно осознаю присутствие Кости рядом со мной, но это заставляет чувствовать себя сильнее.

— Папа… он… он позвонил мне, он выписался, и он как-то странно говорил. Он был пьян. Я очень волнуюсь за него. Он не выходил на связь с тех пор, как я уехала, и…

Выражение лица моей матери меняется с озабоченного на раздраженное, и мой голос прерывается от такой внезапной перемены.

— Лера, я знаю, что ты беспокоишься о своем отце, и это прекрасно, но он взрослый человек. Взрослый мужчина. Он со всем справится сам. Мы помогли ему с лечением. Я знаю, это тяжело, но у него был шанс. Мы больше ничего не можем для него сделать. Невозможно помочь тому, кто не хочет помочь себе сам.

Паника охватывает мое сердце, ей все равно. Ей все равно. Почему я не удивлена?

— Я нужна ему, — хнычу я.

— Ему нужно лечение, но оно сработает, только если он захочет, но он не хочет ни заботы, ни выздоровления.

Она права, я знаю это, но она не должна быть такой жестокой. Если бы они с дядей Сашей сделали другой выбор, если бы они не были такими эгоистами, возможно, этого бы никогда не случилось.

— Мне все равно. Сейчас я позвоню в больницу и спрошу, что случилось, — говорю я ей.

Она качает головой, но больше ничего не говорит. Я не ожидала этого от нее, не ожидала такого безразличия. Повернувшись, я выхожу из кухни и направляюсь к лестнице, Костя следует за мной по пятам.

— Я могу помочь тебе…, — вмешивается он.

— Нет, — перебиваю я его. — Мне не нужна твоя помощь.

— Лера…

— Я сказала, мне не нужна твоя помощь, — повторяю я, взбегая по лестнице.

Он вздыхает, но перестает следовать за мной. К счастью. Это хорошо, потому что мне нужно сосредоточиться на поисках отца, мне трудно сосредоточиться, когда рядом со мной Костя. Он как будто затуманивает мой разум, а мне это сейчас не нужно. Мне нужен покой, тишина и ясный ум. Я должна помочь своему отцу, потому что я не моя мать, я его не подведу.

Глава сорок третья

Она…

Время тянется медленно. Со момента нашего с отцом разговора прошли сутки. Все это время, я на нервах. Недостаток сна, который я получила от волнения, не способствовал улучшению ситуации. Я ворчлива, раздражительна и до сих пор не знаю, где мой отец. Я не могу ни на чем сосредоточиться, что только еще больше злит меня.

В перерывах между занятиями мне удалось дважды позвонить в наркологию, но все, что они смогли мне сказать, это то, что он выписался вчера утром без всякой причины. Они советовали ему не делать этого, но он сказал им, что волен выбирать сам.

Когда меня не устроил их ответ, я попросила номер заведующего отделением, и он сказал мне, что у моего отца все было хорошо, и он удивлен тем, что он ушел так внезапно.

Это ничего мне не дало. Головоломка ни как не складывалась.

— На этом я вас отпущу, — авторитетный голос профессора отрывает меня от навязчивых мыслей. — Не забудьте сдать работы, которые я задавал, сегодня последний день.

Ну разве это не безумие.

Ему нужна работа, которой у меня нет, потому что какой-то мудак решил ее удалить, он же Костя. Я почти плачу. Из-за давления в груди мне трудно дышать. В моем желудке, наверное, уже язва от всех этих переживаний.

Собрав свои вещи, я запихиваю все в сумочку. Волоча ноги, я пробираюсь к его столу, с ужасом думая о том, что мне придется объясняться с ним. Никогда в жизни я не опаздывала со сдачей докладов. Мои оценки всегда были для меня самым важным.

— Простите, по поводу моей работы… — начинаю я, опустив глаза, на моем лице вырисовывается стыд.

— Не волнуйтесь, Валерия, я уже знаю. Ивашов заходил сегодня утром и рассказал мне про твой ноутбук. Сдадите на следующей неделе.

— Что? — лепечу я, поднимая взгляд на преподавателя.

Он поднимает вопросительную бровь.

— Я говорю все хорошо, сдадите на следующей неделе, а вы говорите что?

Вот блин.

— Нет, ни чего, я поняла. Прости.

Я качаю головой, смущаясь и стыдясь.

Если бы не Костя, я бы не оказалась в этой дурацкой ситуации. Поправив сумочку на плече, я делаю шаг назад и бормочу слова благодарности, прежде чем покинуть аудиторию. Не задерживаясь ни где, я иду прямо к своей машине и еду домой. Я пытаюсь позвонить отцу еще пару раз, надеясь, молясь, что его телефон снова включен, но получаю все тот же монотонный компьютерный автоответчик.

Я бью рукой по рулю, слезы начинают катиться и глаз от разочарования. Он — все, что у меня осталось. Последний человек на этой планете, которому я не безразлична, а я ничего не могу сделать, чтобы помочь ему. Интересно, что он сейчас делает, где он? Есть ли где ему остановиться? Я знаю, что он взрослый, но я не могу не волноваться за него.

Я чувствую слезы на моем лице, но когда я подъезжаю к дому, я вытираю глаза и привожу себя в порядок. Когда я вхожу в дом, радостный смех заполняет пространство, а я крепче сжимаю в руках свой сумку. Их смех действует мне на нервы, и я срываюсь.

— Что смешного? — спрашиваю я, ломающемся голосом.

Они оба стоят на кухне, мама у плиты, готовит, а Александр Геннадьевич в стороне, в его руке стакан, наполненный коричневой жидкостью.

— Ничего.

Она смотрит на меня, улыбаясь.

Она улыбается, а я киплю внутри. Почему всегда кажется, что она и Александр Геннадьевич получают именно то, что хотят, в то время как все вокруг страдают?

— Как ты можешь быть такой счастливой?

Горький гнев закипает во мне, наполняя мои вены ядовитой злостью.

— А почему ей не быть счастливой? — говорит дядя Саша, и я перевожу свой холодный взгляд на него, кислота обжигает мое горло.

Действительно, почему ей не быть счастливой?

— Ну, лично я вижу больше причин погрустить, начиная например, с пропажи моего отца, о чем никто из вас, похоже, не беспокоится, — выплевываю я, оскалив зубы.

Дядя Саша прищуривает взгляд и вместо ответа отпивает из своего стакана, который, похоже, хочет бросить мне в голову.

Мама, конечно, вздыхает, ее глаза увеличиваются от удивления, как будто я дала ей пощечину.

— Я устала от твоего отношения. Я пыталась быть понимающей, но…, — начинает она, но я не даю ей возможности закончить ту нелепую чушь, которую она собиралась придумать. Интересно, она вообще верит в то, что говорит?

— Вы оба это сделали. Я показываю пальцем на свою мать, а затем на ее избранника. — Это ваш эгоистичный выбор вбил клин в ваши семьи. Если бы вы не трахались друг с другом, возможно, наши семьи были бы целы. Может быть, мой отец не пропал бы без вести, а я не сидела бы в этой пыточной камере.

Я уже не в гневе, а скорее в убийственной ярости.

— Лера! — мама повышает голос, как будто я ребенок, ее лицо бледнеет от произнесенной мной правды.

До сих пор я никогда не высказывалась по той ситуации, но с меня хватит, настолько хватит, что мне уже все равно, что со мной будет. Выставьте меня на улицу, заберите все это. По крайней мере, когда все закончится, все будут на своих местах. Я поворачиваюсь на каблуках и покидаю кухню.

— Ты не будешь так разговаривать со своей матерью, не в моем доме, — кричит дядя Саша догнав меня, и я не могу удержаться, оборачиваюсь, поднимаю руку и отпихиваю его.

Если он думает, что может пытаться учить меня, то он сильно ошибается. Я лучше прыгну с крыши дома, чем позволю ему меня воспитывать.

— Пошел ты, Александр Геннадьевич, — усмехаюсь я, желая вытереть пол его лицом, но вместо этого отворачиваюсь и иду вверх по лестнице в свою комнату, захлопывая дверь с такой силой, что она дребезжит.

Сумочку, я бросаю в угол на стул и снимаю надоевшие туфли. Затем я падаю на матрас и желаю, чтобы он проглотил меня целиком.

Слезы начинают падать без разрешения, и всхлип вырывается из моих губ, нарушая тишину вокруг меня. Одиночество. Всегда одна. У меня нет никого и ничего, матери на меня наплевать, отец пропал, а Костя… Зажмурив глаза, я пытаюсь забыть о нем. О его запахе, о том, как его тело прижималось к моему, и о его словах.

Я люблю тебя.

Я никогда не скажу ему, никогда, но я тоже люблю его.

Глава сорок четвертая

Он…

Мои пальцы пульсируют, а глаза просто горят, но я наконец-то закончил доклад по истории для нее. Многие думают, что я тупой и что я не могу отличить задницу от головы, но это не так. Я просто не проявляю себя. Пролистывая свежеотпечатанные листы бумаги, я пересчитываю их, проверяя, все ли на месте, прежде чем скрепить их степлером. Я бы никогда не вложил столько труда в свою собственную работу, но для нее, я не спал почти до полуночи, чтобы закончить. Препод дал ей неделю, но я хочу, чтобы она об этом не вспоминала.

Выхожу из своей комнаты и пробираюсь по коридору к ее. Все, что я планирую сделать, это тихо войти комнату и положить это на ее стол, чтобы она увидела это утром, но когда я берусь за ручку двери и медленно поворачиваю ее, осторожно открывая, тихий всхлип встречает мои уши.

Я кладу стопку бумаг на стол и подхожу ближе.Всхлипывания Леры затихают, но я понимаю, что она все еще плачет, по тихим сопящим звукам, которые она издает. Я должен спросить ее, все ли с ней в порядке? Могу ли я что-то сделать. Но я не глуп. Я знаю, что она просто пошлет меня подальше.

Она не хочет признавать, что ей кто-то нужен, и особенно я. Глядя на ее неподвижную фигуру, я думаю, оттолкнет ли она меня, если я лягу на кровать рядом с ней? Может, она просто позволит мне утешать ее? Я никогда никого не утешал в своей жизни, в основном потому, что у меня никогда не было потребности или желания делать это до нее.

Взвесив свои возможности после двухминутного стояния в ее комнате, я наконец решаю попробовать. Не поднимая одеяла, я заползаю на кровать, скидываю тапки, и каждый из них с громким стуком падает на пол. Если она и замечает, то ничего не говорит. Прикусив нижнюю губу, я придвигаюсь ближе, ожидая, что она скажет мне уйти, отвалить.

Я не останавливаюсь, пока мое тело не касается ее, и даже тогда мне этого недостаточно. Обхватив рукой ее тонкую талию, я прижимаю ее к себе. Она застывает на несколько секунд, прежде чем расслабиться в моих объятиях. Вдыхая ее, я позволяю ее цветочному аромату успокоить меня. Мгновение спустя она снова начинает всхлипывать, тяжелые всплески того, что я могу описать только как боль, вырываются из глубины ее груди.

Я хочу что-то сказать, что угодно, но не знаю что. Вместо этого я обнимаю ее крепче, зарываясь лицом в ее волосы, давая ей понять, что я здесь, что я всегда буду здесь, если она примет меня. Я ненавижу себя за то, что совершил ранее.

— Когда мне станет легче? — шепчет она, ее голос хриплый.

— Я не знаю. Я спрашивал себя об этом тысячи раз за последние шесть лет.

Наступает долгая минута молчания, затем она прочищает горло, чтобы заговорить снова.

— Иногда… — ее голос прерывают эмоции, и я чувствую ее печаль, ее боль, она отдается в моем сердце, она душит меня. — Я бы хотела никогда не выбирать действие в ту ночь. Я выбрала это только потому, что хотела доказать тебе, что я не ребенок, что я могу сделать одну маленькую дерзость. Теперь, когда я думаю об этом, я понимаю, насколько это было глупо.

Я улыбаюсь ей в волосы, вспоминая прошлые, счастливые годы. Мы были связаны всегда, куда она шла, туда и я. Мы были хорошими друзьями, но я жаждал большего. Я хотел ее, и если бы она осталась, если бы все не развалилось, она давно была бы моей. Я знал это.

— Я каждый день винила себя за то, что рассказал отцу. Я винила себя, понимая, что рассказав ему, все разрушила, а сейчас, узнав, что еще и твой отец скрыл правду, что он солгал и переложил вину на меня, я виню себя еще больше. Мое сердце словно схвачено тисками, и оно сжимается так сильно, что я думаю, что в любую секунду оно может разорваться. — Я не виню тебя за то, что ты злишься на меня, ты думал, что я разрушила твою семью, — шепчет она, делая это настолько тихо, что я почти не слышу ее слов.

Боже, она ошибается. Я виноват. То, что я сделала, было неправильно.

— Все, что я сделал, было неправильным, никакие слова и извинения не вернут это назад. Я так ненавижу себя за то, что творил это, я себя не прощу.

— Если бы я могла… я бы…

Пронзительный крик разрывает ночную тишину, заставив нас с Лерой вскочить и сесть на кровать. Что за черт? Второй крик следует за первым, и прежде чем я осознаю это, я спрыгиваю с кровати и бросаюсь к двери.

— Что это было? — шепчет Лера, следуя за мной.

Оглянувшись через плечо, я прижимаю палец к губам. Она кивает головой, глаза широко раскрыты, в них плещется страх. Повернувшись, я открываю дверь и выхожу в коридор. Я слышу звук ног, шаркающих по полу внизу. Что, блядь, происходит?

Глава сорок пятая

Он…

— Павел, положи нож. Голос Анны Алексеевны дрожит. — Ты же не хочешь поранить себя или кого-нибудь еще?

Нож? Павел? Лера проталкивается мимо меня и начинает бежать по коридору, но я догоняю ее, обхватываю рукой ее запястье и притягиваю обратно к своей груди. Она извивается в моих руках, на ее губах звучит протест, когда голос ее отца пронзает воздух.

— Сначала ты забрал мою жену, потом забрал мою дочь… — громко кричит Павел.

Он пьян, и у него нож. Это смертельно опасная ситуация, я не позволю Лере участвовать в этом.

— Я должна пойти к нему. Я могу заставить его успокоиться, — шепчет Лера, в ее глазах бешенство.

Я знаю, что она хочет помочь своему отцу, но я отказываюсь позволить ей подвергать себя такой опасности.

— Я ничего не брал, ты же должен быть на лечении? Мы не сможем тебе помочь, если ты сам этого не хочешь, — говорит мой отец.

— Помочь? — фыркает Павел. — Ты не можешь мне помочь, это я помог тебе. Я, который дал тебе и твоей семье место, где можно жить, а ты… — боль, ненависть душат его. — Ты украл мою жену, ты сделал меня таким.

Лера хнычет у меня на груди. Я перемещаю нас по коридору ближе к лестнице. Отпустив ее, я хочу чтобы она шла позади, но она застает меня врасплох и бросается вниз, достигая низа, я успеваю ее остановить. Мое сердце подскакивает к горлу, когда я вижу сцену, происходящую в прихожей.

— Папа, — кричит Лера и начинает подходить ближе.

Наблюдать за тем, как она уходит от меня к своему отцу, почему-то кажется концом. Как только она оказывается достаточно близко, я начинаю действовать.

— Не…не надо подходить…

Павел говорит невнятно, его глаза налиты кровью, и я чувствую запах алкоголя который распространился от него на всю комнату.

Лезвие ножа поблескивает на свету, когда он вертит его в руках. Время стоит на месте и движется с колоссальной скоростью одновременно. Лера начинает двигаться в сторону отца, но я вижу насколько он не в себе и решаю действовать, я догоняю ее, хватаю за рубашку, притягивая к своей груди и поворачиваюсь, так, чтобы она оказалась позади меня, и в этот момент чувствую, как нож вонзается мне в спину.

Я ощущаю, жар, обжигающий мое тело. Мои легкие сдуваются, как воздушный шар. Я прижимаюсь к Лере, едва удерживая себя в вертикальном положении, мои колени слабеют, когда Анна Алексеевна и мой отец одновременно бросаются вперед, но в разных направлениях.

Мой отец хватает Павла, а Анна Алексеевна обхватывает руками меня и Леру, как будто она может как-то защитить нас своим крошечным телом.

— О Боже, Костю порезали, — кричит Лера. — Звоните в скорую!

Пошатываясь, мне удается сесть на нижнюю ступеньку лестницы, я отказываясь отпускать Леру. Павел стонет на земле в нескольких метрах от нас, а мой отец держит его на полу. Пот покрывает мою кожу, моя футболка пропитана им.

— Аня, что ты стоишь, звони в скорую, — приказывает мой отец, я слышу страх в его голосе.

Отпустив меня с Лерой, она бежит на кухню, чтобы через несколько мгновений снова появиться с телефоном, уже прижатым к уху. Волна головокружения накатывает на меня.

— Алло… да, срочно приезжайте. Моего пасынка ударили ножом.

Она говорит так быстро, что я уверен, что собеседник с трудом ее понимает.

— Да, он в сознании… но выглядит очень бледным… много крови… Глаза Анны Алексеевны расширяются до размеров блюдец. — Он истекает кровью… Да, быстрее. Пожалуйста… быстрее.

Лера сидит рядом со мной, ее тело прижато к моему, ее руки давят на место, которое болит больше всего. Заставляя себя дышать, я позволяю ее сладкому цветочному аромату наполнить мои ноздри. Мои глаза закрываются, и на меня опускается тишина.

— Не умирай, Костя, пожалуйста, не умирай, — шепчет она мне на ухо снова и снова.

Я пытаюсь поднять руку, открыть рот, чтобы успокоить ее, но не могу. Как будто мой рот мне больше не подчиняется, мои конечности больше не работают.

— Костя… — Лера зовет меня, но непроглядная тьма затягивает. Она тянет все сильнее с каждым трудным вдохом, который я делаю. — Костя, пожалуйста, не закрывай глаза. Не оставляй меня.

Печаль в ее голосе вызывает во мне желание потянуться к ней, сказать, что все будет хорошо, но так ли это? Все ли будет хорошо? Я не знаю.

Сирена звучат вдалеке, приближаясь к месту, где мы находимся, но в то же время отдаляясь.

— Пожалуйста, Костя, — умоляет Лера. — Я люблю тебя, ты не можешь умереть, не можешь.

Она любит меня. Я заставляю свои губы растянуться в улыбке. Она любит меня. Ее слова — последнее, что я слышу, прежде чем тяжесть темноты становится слишком сильной, чтобы с ней бороться.

Если это конец, значит, оно того стоило.

По крайней мере, именно ее голос я услышал последним, ее прикосновение последнее, что я почувствовал.

Глава сорок шестая

Он…

Темнота окружает меня долгое время, или, по крайней мере, мне так кажется. Я плаваю где-то между сном и явью. В моей груди что-то сжимается, но это не боль. Я не чувствую никакой боли и мне это кажется странным. Мне кажется, я должен чувствовать, но я не могу вспомнить, почему. Мой мозг отказывается это вспоминать, густой туман затуманивает мои мысли, и мне трудно связать воедино то, что произошло.

Первое, что я замечаю, после темноты, — это низкие, прерывистые сигналы где-то рядом со мной. Я слышу биение своего сердца на аппарате.

Мне требуется огромное усилие, чтобы открыть глаза, но когда я это делаю, мне просто хочется закрыть их снова. Свет настолько яркий, что может показаться, будто в глаза светит солнце.

— Аххх, — тихо стону я, так тихо, что это больше похоже на хрип, чем на стон боли.

Когда я, наконец, могу рассмотреть окружающую обстановку, я быстро понимаю, что лежу на больничной койке. До моих ушей доносится знакомое хныканье, и я бросаю взгляд в направлении шума. В другом конце комнаты, на кровати, свернувшись калачиком, лежит маленькое тело. Лера.

Я как будто смотрю в калейдоскоп, шквал образов врывается в мой разум. Отец Леры. Лера в опасности. Нож. Жар и боль. Она любит меня. Она. Любит. Меня. Я должен беспокоиться о том, что со мной, но все мои мысли поглощены ею, ее словами.

— Лера…

У меня во рту пересохло, язык как наждачная бумага. Она вздрагивает, ее прекрасные голубые глаза медленно открываются. Когда она замечает, что я проснулся, она тут же вскакивает со своего места, чуть не споткнувшись о собственные ноги.

— Костя, Боже мой. Ты проснулся, — говорит она, ее крошечные руки вцепляются в меня, словно я могу раствориться в воздухе.

— Ты ни за что не избавишься от меня так легко.

Ее красивые розовые губы складываются в хмурую гримасу.

— Ты напугал меня. Я думала, что ты… — ее глаза наполняются слезами, я никогда не видел ее такой бледной, такой… обеспокоенной. — Я думала, что ты умрешь. Всю дорогу до больницы ты был в отключке, а после тебя забрали в операционную.

— Шшшш… — успокаиваю я, прижимаясь к ее щеке. — Я здесь, жив и дышу, так что больше не плачь.

Я ни за что на свете не выдержу, если она сейчас заплачет. Я хочу обнять ее, но не могу, а когда пытаюсь сесть, то по спине пробегает пронзительная боль.

— Блядь, — рычу я, стиснув зубы. Мне кажется, что моя спина прибита к кровати, и с каждым движением из меня вырывается плоть.

— Просто не двигайся. Врачи зашили рану, ты же не хочешь, чтобы швы разошлись.

— Где… — начинаю я, но делаю паузу, в глазах Леры мелькает чувство вины.

— Полиция забрала моего отца. Моя мама и твой отец поехали в туда после того, как операция закончлась, и доктор сказал нам, что ты полностью поправишься. Лезвие не задело жизненноважные органы, но ты потеряла много крови, поэтому потеряла сознание.

— Я рад, что на этой постели лежу я, а не ты.

Не думаю, что смог бы выдержать такое.

— А я бы хотела, чтобы это была я, а не ты, — полушепотом говорит она, опустив глаза на уродливое больничное покрывало, на котором я лежу.

— Не говори так, я более чем заслужил это после всего, что сделал с тобой. Теперь мы в расчете.

Я игриво подмигиваю.

Лера глубоко вздыхает.

— Как наша жизнь стала такой сложной и запутанной?

— Я не знаю точно, но могу пообещать, что постараюсь сделать все возможное, чтобы с этого момента она стала куда приятнее чем раньше. Я люблю тебя, и теперь знаю, что ты тоже любишь меня.

Лера открывает рот, собираясь возразить, но ее прерывает легкий стук в дверь за секунду до того, как она со скрипом открывается.

Медсестра средних лет с длинными светлыми волосами заглядывает внутрь, ее губы растягиваются в улыбке, когда она видит меня.

— Добрый день Константин Александрович. Я рада видеть, что вы наконец-то проснулись и разговариваете.

Она открывает дверь до конца и заходит внутрь.

— Я тоже рад, — говорю я ей. — Спасибо, что залатали меня.

— Для этого мы и нужны. Как спина, болит?

— Терпимо.

Последнее, что я хочу делать, это упоминать о своей боли. Я уже мечтаю выбраться отсюда и отправиться домой.

— Хорошо, чуть повернитесь, мне нужно осмотреть спину.

Стиснув зубы, я делаю, как она просит. Она наклоняется надо мной, и прощупывает спину. Ее руки нежны, и, по большей части, мне не больно.

— Выглядит хорошо. Я сообщу заведующему, что вы очнулись и рана не болит. Вам нужно будет что-нибудь съесть и пару недель соблюдать режим и если доктор разрешит, вы, вероятно, сможете отправиться домой сегодня.

— Спасибо, — более бодрым голосом говорю я, пока она записывает что-то в блокнот и направляется к двери.

— Если вам что-то понадобится то медсестра на посту, можете позвать ее. Я вернусь через некоторое время и сообщу решение по выписке.

Она искренне улыбается нам обоим, а затем выскальзывает из комнаты, закрывая за собой дверь.

Как только она уходит, я поворачиваюсь к Лере. Она покусывает нижнюю губу и от этог зрелища мой член моментально твердеет. Потянувшись к ней, я прижимаю ее к своей груди и практически кладу на кровать.

— Может, я и был не в себе, но я слышал, как ты это сказала.

— Что сказал? — с наигранным непониманием спрашивает Лера.

— Не прикидывайся дурочкой. Я знаю, что ты любишь меня. Я слышала, как ты это сказал. Ты не можешь этого отрицать.

— Ты ничего не слышал, наверное, это было твое воображение или глюцинации.

Лгунья.

— Я люблю тебя, Лера. Прости за мое поведение, за все, что случилось, за то, что наши жизни такие хреновые, я виноват во многом. Прости меня. Ты заслуживаешь лучшего, чем я, на сто процентов, но если ты примешь меня, я буду тратить каждый день, чтобы загладить свою вину перед тобой.

— Давай не будем говорить об этом сейчас, — бормочет Лера, а я беру ее за подбородок, заставляя посмотреть на меня.

Ярко-голубые глаза пронзают меня.

— Нет, мы должны. Я мог умереть. Ты могла умереть. Мы уже потратили столько времени впустую. Я не хочу терять больше ни минуты. Я хочу проводить с тобой каждый день. Я хочу держать тебя в своих объятиях, когда засыпаю, и будить тебя поцелуями.

— Что за наркотики они тебе давали? — спрашивает она, ее глаза загораются весельем.

— Им не нужно было ничего мне давать. Я уже принимаю лучшие из них… те, от которых сердце бьется очень быстро.

— Я знаю, что это наркотик.

— Ты права, — я наклоняюсь к ее лицу, так близко, что ощущаю ее дыхание. — Это не наркотик, это называется любовь, и она намного сильнее.

— Ты уверен? — шепчет она, задыхаясь.

— Да… — рычу я, прижимаясь губами к ее губам.

Глава сорок седьмая

Она…

Александр Геннадьевич и моя мама появляются как раз в тот момент, когда врачи выписывают Костю. Мы решаем обсудить случившееся, когда вернемся домой, чтобы не устраивать длинных разговоров в больнице. Костя, по большей части, молчит, его рука в моей руке собирает несколько взглядов, в том числе и наших родителей. Они помогают мне усадить его в машину, и я сажусь рядом с ним.

Я стараюсь не думать о предстоящем разговоре, я не хочу слышать, как они говорят мне о том, что случится с моим отцом. Я знаю, что он поступил неправильно, очень неправильно, и я понимаю, насколько это серьезно. Проникновение в дом с холодным оружием, причинение телесных повреждений Косте. Скорее всего, он надолго сядет в тюрьму, я понимаю, что он виновен, но он мой отец, и в глубине души я знаю, что он никогда бы такого не сделал, будь он в трезвом уме.

Я рассеянно грызу ногти и смотрю на дома и деревья, проносящиеся мимо. Мои мысли настолько закручены, что я вздрагиваю, когда Костя осторожно берет меня за запястье и отводит мою руку от подбородка, переплетая наши пальцы. Я смотрю вниз, туда, где соединились наши руки. Я никогда не думала, что мы будем вместе, и сейчас, сейчас это нереально. Мне приходит мысль о том, что я могла потерять его и меня охватывает страх. Я не знала, будет ли он в порядке, крови было слишком много, и это было…

— Успокойся, — наклонившись, шепчет Костя, я шеей чувствую его дыхание. Мурашки покрывают мою кожу, и я чувствую, что вздрагиваю от его прикосновений.

— Я думала, что потеряла тебя.

Слова легко слетают с моих губ.

— Ш-ш-ш, это не так. Я никогда тебя не оставлю, — говорит Костя, когда мы подъезжаем к дому.

Дядя Саша паркуется как можно ближе к входной двери. Вместе мы наполовину несем его по ступенькам и заходим в дом. К тому времени, как мы поднимаемся по лестнице и попадаем в его спальню, он успевает проклясть все тысячи раз, а я дышу так, будто пробежала марафон.

Как только мы укладываем его в кровать, наши родители начинают страшный разговор.

— Мы не хотели говорить об этом в больнице, потому что эта информация не для чужих ужей, мы уладили все вопросы с полицией, нам такая известность не нужна, — нервно говорит моя мама. Костя молчит и смотрит на нее немигающим взглядом. Маму трудно понять, и даже я не знаю, чем все это закончится. — Павла не посадят, но ему пришлось подписать документы о том что он согласен пройти лечение в заведении закрытого типа, там ему должны помочь.

— Это отличная новость, потому что, я все равно виню вас обоих, — без эмоций говорит Костя.

— Сынок, то, что случилось, не…

— Нет. Я не хочу слышать еще одну ложь из твоих уст. На самом деле, я не хочу иметь с тобой ничего общего. Отец Леры никогда бы не оказался в подобной ситуации, если бы ты не переспал с его женой. Вы оба виноваты во всем.

На глазах моей матери наворачиваются слезы, но я не могу пожалеть ее. Костя прав. В то время как все остальные страдали, они жили припеваючи, всегда ставя свои потребности на первое место.

— Мы не… Я имею в виду, мы любим…, — снова начинает дядя Саша, но Костя снова прерывает его.

— Я уже сказал тебе, чего я хочу. Оставь меня в покое, оставь Леру в покое. Можете дальше жить купаясь во лжи, не мне вас учить, но я обязательно все расскажу маме, скажу что ты солгал.

Александр Геннадьевич бросает на мою мать нервный взгляд и идет к двери. Моя мама, конечно же, следует за ним, и я задаюсь вопросом, заботилась ли она когда-нибудь обо мне по-настоящему? Хотела ли она видеть меня здесь из-за того что я ее дочь или потому что чувствовала себя обязанной? Ни разу она не вступилась в мою защиту перед своим мужем.

— Как хочешь, сынок. Это твое дело, — сухо кидает отец Косте.

— Вот и отлично, — рычит Костя, и наши родители, аккуратно закрывают за собой дверь.

Когда мы остаемся одни, я чувствую на себе его взгляд. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в лицо. Его ноздри раздуваются, а глаза кажутся ярче.

— Иди сюда… — приказывает он, приподнимаясь к изголовью кровати.

— Ты не должен этого делать у тебя швы могут разойтись, — ругаюсь я, поднимаясь со стула.

Я сажусь на край кровати, но, очевидно, что это недостаточно близко, потому что он хватает меня и прижимает к своей груди.

— Костя! — визжу я.

— Будь моей. Будь со мной, Лера. Я был плохим. Я знаю, но я обещаю тебе, что у меня есть и хорошея сторона. Я все исправлю, я буду обращаться с тобой как с королевой и сделаю тебя своим главным приоритетом. Я хочу, чтобы ты переехала из дома моего отца ко мне. Я хочу, чтобы все знали, что ты моя девушка и что я люблю тебя.

Все это звучит как сон. Я никогда не думала, что Костя будет заботиться обо мне, не говоря уже о том, чтобы любить меня.

— Я… я тоже этого хочу, но давай не будем делать все слишком быстро.

— Все будет в том темпе, в котором ты хочешь, но я не позволю тебе оставаться здесь, рядом с моим отцом. Я больше не позволю им управлять нашей жизнью. Они были счастливы, пока остальные страдали, и я не позволю этому случиться снова.

Долгие годы я жаждала быть любимой, но никогда не ожидала, что эту любовь найду в нем.

— А что насчет денег? Я не смогу самостоятельно оплатить учебу, не говоря уже о жилье. Мне придется найти работу, это не проблема, но…

Мой голос прерывается. Я знаю, что слишком много об этом думаю, но это большая ответственность, и я понимаю, что у нас мало шансов потянуть финансово.

Костя усмехается, явно все продумал.

— Притормози, родная. Мой отец каждый месяц переводил на мой счет столько денег, что я никогда не мог их потратить полностью. Там достаточно, чтобы нам не пришлось беспокоиться об оплате обучения или квартиры. Мы сможем забыть о твоей маме, моем отце и жить нормальной жизнью, без лжи и воспоминаний о прошлом.

— Костя, я не могу позволить тебе…

Подняв руку, он прижимает палец к моим губам, заставляя меня замолчать. Его глаза пронзают мои, успокаивая меня одним лишь взглядом.

Я не хочу спорить с ним, только не сейчас. Я должна предложить ему заботу, ведь его порезал мой отец, а мог порезать меня.

— Ты можешь, и ты позволишь мне заплатить за это. Я хочу позаботиться о тебе. Позволь мне избавить тебя от этих забот. Я в долгу перед тобой, перед нами.

— Хорошо, но только если ты позволишь мне расплатиться с тобой после.

Я, наверное, никогда не смогу отплатить ему, но я попытаюсь.

— О, ты легко сможешь вернуть мне долг, — он хмыкает, и я чувствую, как его затвердевший член прижимается к моей попке. — Ты можешь начать прямо сейчас, если чувствуешь что в долгу.

— Прекрати, ты выздоравливаешь. Ты едва смог подняться по лестнице, тебе нужно отдохнуть, прежде чем заниматься такими делами.

Лицо Кости застыло.

— Нож мне воткнули в спину, член не пострадал.

— Никакого секса, пока ты полностью не выздоровишь. Я не хочу чтобы ты получил еще какие-нибудь травмы.

Я наклоняюсь к его лицу, поднимаю руку и глажу его по щеке.

— Правда или действие?

— Правда, — говорит он, его полные губы просят, чтобы их поцеловали. — Отныне всегда, только правда.

— Может быть, действие? В последний раз. — дразню я.

— Хорошо… — он делает паузу, размышляя, пока я задаюсь вопросом, во что я ввязалась. — Поскольку секс не обсуждается… я… осмелюсь… поцеловать тебя.

Я прижимаюсь губами к его губам, прежде чем он успевает сказать что-то еще. Наши отношения никогда не будут идеальными, но мне и не нужен идеал.

Я просто люблю Костю Ивашова, сегодня, завтра, всегда.

Мой лучший друг, мой хулиган, моя любовь.

Эпилог

Он…

— Нам обязательно идти? — Лера дуется, и я сжимаю ее руку в своей. Теперь я понимаю, почему Кирилл так сильно опекает Диану.

— Да, мы должны идти, я хочу, чтобы все знали, что мы вместе, чтобы никто не посмел приставать к тебе, когда меня не будет рядом.

— Но ты же всегда со мной.

Она усмехается. Это правда, последние несколько недель мы были неразлучны. Пока я выздоравливал, она играла роль моей медсестры, и даже сейчас, когда я совсем поправился, мы все делаем вместе.

Мой отец успешно скрыл весь инцидент, произошедший у нас дома. Одно из не многово, что он сделал правильно. Лера не хотела, чтобы люди знали, что сделал ее отец, и я счастлив, что так оно и есть. Никто, кроме нашей семьи и Германа, не знает о произошедшем.

Я сдержал свое обещание исправить все свои ошибки, сегодня я собираюсь исправить еще одну ошибку. Я собираюсь сделать так, чтобы весь универ узнал, что она моя, и пресечь все слухи, которые могут ходить вокруг нас.

— Нам не обязательно надолго там задерживаться. Достаточно, чтобы все увидели нас вместе.

— Ты говоришь так, будто я какой-то приз и ты хочешь похвастаться.

— Трофейная жена.

— Притормози, мы только что съехались. До свадьбы еще далеко.

— Я могу подождать, но однажды ты станешь моей женой… просто для ясности. Ты будешь носить мою фамилию, а потом и моих детей.

Я не могу не усмехнуться, потому что знаю, что разговоры о будущем пугают Леру, но знаю, что она это то, что мне нужно, и хочу, чтобы она тоже это знала.

— Хорошо, когда-нибудь, — хихикает она, когда мы подходим к крыльцу.

Внутри вечеринка в самом разгаре. Громкая музыка, смех и разговоры слышны с улицы, а когда мы входим внутрь, эти звуки становятся только громче.

Я отпускаю руку Леры, а потом обхватываю ее, прижимая ее маленькое тело к себе, пока мы идем сквозь толпу. Головы поворачиваются, люди смотрят на нас, пока я веду ее через гостиную. Наши отношения все еще новы, и сплетни о том, что мы вместе, будут распространяться как лесной пожар.

Заметив Кирилла и Диану в дальнем углу большой комнаты, я решаю пойти и пообщаться с ними. По крайней мере, Лера знакома с Дианой и они, кажется, нравятся друг другу. Я бы пообщался с Германом, но в последнее время он пропал.

— Костя, — приветствует меня Кирилл широкой улыбкой и кивком головы.

Лера отходит от меня и обнимает Диану. Девушки начинают разговор об учебе и о новых книгах, которые они прочли.

— Как я вижу у вас все серьезно.

— Ты даже не представляешь насколько. Но я никогда не смогу простить себя за то, что сделал с ней.

По какой-то странной причине слова просто вырвались наружу. Кирилл не имеет ни малейшего представления о том, через что прошла Лера.

— Да, я тоже заставил Диану пройти через ужасные испытания. Мне пришлось учиться справляться с тяжелыми воспоминаниями, болью, ненавистью, которую я испытывал к себе за это. Сейчас я делаю для нее все, что могу, и в конце концов я женюсь на ней, когда она будет к этому готова, — он усмехается. — Было время, когда я вел себя ужасно, а она была моей грушей для битья, я никогда этого не забуду.

Ладно, возможно, я ошибался. Может быть, Кирилл действительно знает, каково это. Мои губы размыкаются, и я собираюсь ответить, когда Вика и ее змеиная компашка подходят к нам. Диана и Лера замолкают, когда Вика останавливается прямо перед ними.

— Смотрите девочки опять этот сброд приперся.

Вика хихикает. Ей определенно повезло, что она девушка, потому что если бы это было не так, мой кулак уже двигался бы в верном направлении.

— Отвали, Вик, ты просто завидуешь девчонкам, — огрызаюсь я.

— О, привет, Костя. Я давно тебя не видела, — приветствует она меня, игнорируя мое заявление.

На ее накрашенных красным губах появляется улыбка.

Притянув Леру к себе, я даю Вике понять, что я с ней.

— Я был занят, проводил время с людьми, которые действительно имеют значение… с моей девушкой.

Подруги Вики смеются, как будто я сказал что-то смешное. Вика обрывает их раздраженным взглядом, ее нос морщится от отвращения.

— Да ладно тебе, она отстой и к тому же она твоя сводная сестра. Разве это не инцест или что-то в этом роде, — усмехается она.

— Сводная сестра. Мы не родственники, но я и не ждал, что ты поймешь это, поскольку единственное, что ты умеешь делать, это раздвигать ноги, — бурчу я, не особо желая общаться с ней.

— Кажется, ты не особо возражал… — хмыкает Вика.

— Не надо себя нахваливать. Я никогда не трахал тебя и никогда не буду. Зачем ты мне нужна, когда у меня есть такая, как Лера?

Вика отбрасывает волосы на плечо.

— Неважно, мне и с Германом не плохо.

Это должно задеть мои чувства или что? Потому что это не так. Я больше не позволю Вике прикоснуться ко мне.

Уголком глаза я вижу, как щеки Леры краснеют от смущения. Затем я поднимаю голову и замечаю, что мы привлекаем к себе повышенное внимание.

— Какого хрена вы все уставились? — рычу я на толпу, и почти все возвращаются к тому, чем занимались за мгновение до того, как произошла эта маленькая размолвка.

— Развлекайтесь на здоровье, — говорит Вика, ее верхняя губа кривится от отвращения и она решает больше не приставать к нам и скрывается в толпе.

Лера шлепает рукой по моей груди.

— Ты привел меня сюда, чтобы устроить с ней перепалку?

— Нет, я привел тебя сюда, чтобы все знали, что ты моя.

— Они больше похожи на нас, чем мы думали, — говорит Диана Кириллу, который ухмыляется ей, как дурак.

Я чувствую как мой мобильный вибрирует в кармане, и я достаю его, глядя на экран.

Герман.

Я сразу же отвечаю.

— Привет, как дела? Давно от тебя ничего не слышно.

— Да, извини. Я был занят. У тебя есть время помочь мне? Я переезжаю, и мне нужна помощь с диваном. Его очень трудно тащить одному.

Переезд?

— Ты-то куда собрался? — спрашиваю я.

Вздохнув, он говорит:

— Слушай, я объясню, когда ты приедешь, адрес скину сообщением.

Лера, слышавшая весь разговор, кивает головой, говоря мне, что она не против покинуть это место.

— Да, мы подъедим.

— Понял, скоро увидимся, — говорит Герман и кладет трубку. Я засовываю телефон обратно в карман и поворачиваюсь к Кириллу с Дианой.

— Извините, но нам придется вас оставить.

Лера быстро обнимает Диану, а я киваю Киру, прежде чем взять мою девочку за руку и увести ее с вечеринки. Как только мы оказываемся на улице и удаляемся от громкого шума вечеринки, Лера спрашивает:

— Что происходит? Почему Герман решил переехать?

— Я не знаю, но скоро выясним.

В этот момент мой телефон пикает, оповещая о входящим сообщение. Я достаю телефон когда мы садимся в машину и читаю сообщение. Я знаю этот адрес.

Отгоняя мысли, я завожу машину и беру Лерину руку в свою и трогаюсь с места. Проходит не так много времени, прежде чем мы добираемся до назначенного адреса.

— Почему это Герман решил жить здесь? — удивленно спрашивает Лера.

— Да, я и сам ничего не понимаю.

Мы поднимаемся в квартиру, которую назвал Герман. Когда мы подходим к двери, я вздыхаю и поднимая руку, чтобы постучать. Но не успеваю этого сделать, потому что мгновение спустя дверь распахивается. Передо мной предстает пристыженное лицо друга.

— Привет, ребята, — говорит он, жестом приглашая нас войти.

Квартира огромная, и мой рот открывается, когда я замечаю девушку, стоящую посреди кухни, ее лицо наполнено тревожным беспокойством.

— Что, вообще, происходит? — спрашиваю я, сбитый с толку.

Лера моргает, а затем на ее губах появляется легкая улыбка.

Проведя рукой по своим каштановым волосам, Герман говорит:

— Лера, Костя. Познакомьтесь с Ксюшей, моей девушкой.

Девушка? Что. Что. Блядь?

— Девушка? — заикаюсь я.

— Да. Девушка, — сквозь зубы цедит Герман, его глаза умоляют меня понять, но я не понимаю.

Я просто не понимаю. Герман не заводит девушек, то есть он заводит чужих девушек, но после не претендует на них. Он трахает их и тут же бросает.

— Ксюш, это Костя, мой лучший друг, и Лера, моя лучшая подруга.

— Привет, — робко пищит девушка.

Черт возьми, она полная противоположность этому придурку, застенчивая, кроткая, выглядит невинно. Ее голубые глаза мерцают тайнами, и я понимаю, что бы здесь ни происходило, это как-то связано с ней. Мой коришь попал.

— Объясни, — прошу я, но Герман лишь качает головой.

— Я объясню… позже.

Конец

Уважаемые читатели вот и подошла к концу история Леры и Кости, надеюсь, что у вас осталось только положительное впечатление от моей работы. Спасибо всем кто читал и поддерживал меня в комментариях. Так же я приглашаю вас на новинку «Мой спаситель. Тень прошлого» это история о Германе и Ксении.

Оглавление

Пролог

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцать

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцать

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Глава двадцать первая

Глава двадцать вторая

Глава двадцать третья

Глава двадцать четвертая

Глава двадцать пятая

Глава двадцать шестая

Глава двадцать седьмая

Глава двадцать восьмая

Глава двадцать девятая

Глава тридцатая

Глава тридцать первая

Глава тридцать вторая

Глава тридцать третья

Глава тридцать четвертая

Глава тридцать пятая

Глава тридцать шестая

Глава тридцать седьмая

Глава тридцать восьмая

Глава тридцать девятая

Глава сороковая

Глава сорок первая

Глава сорок вторая

Глава сорок третья

Глава сорок четвертая

Глава сорок пятая

Глава сорок шестая

Глава сорок седьмая

Эпилог