Умереть, чтобы жить [Сана Светлая] (fb2) читать онлайн

Сана Светлая Умереть, чтобы жить

Глава 1

Весеннее солнце ласково заглядывало в комнату, будто говоря: «Ну, просыпайся уже быстрее», воробьи чирикали за окном о чем-то своем, птичьем, балконная штора лениво колыхалась от легкого сквозняка, словно возмущаясь тем, что ее потревожили.

Катя наблюдала за этим утренним действом из-под одеяла, прищурив один глаз. «Как хорошо», — подумала она. — Как хорошо-то»!!!!!

В состояние неги бесшумно, почти на цыпочках, ворвался Смирнов, как-то по-детски — воровато пытаясь забрать со стола свой мобильный….

Катя украдкой улыбнулась, ей вдруг стало смешно от того, что этот взрослый и важный до невозможности мужчина ведет себя как мальчишка.

— Смирнов! Люблю тебя! — все-таки не выдержала она.

— Разбудил?

— Люблю такие утрЫ. — и она улыбнулась.

— Позвоню.

Катя молча улыбнулась в ответ, чувствуя счастье в каждой клетке своего тела.

«Четкость действий за четкостью целей» — она вдруг вспомнила слова отца. И решительно сказала себе: «Сегодня! Я непременно скажу ему все сегодня». И, укрывшись одеялом с головой, легла дочувствовать свою утреннюю негу.

***

Она не привыкла жить вот так, не работая… Без разъездов, гастролей и репетиций. Первый месяц свобода настолько тяготила ее, что казалось, жизнь остановилась; периодически хотелось свернуться клубком на кровати и плакать над никчемностью своего существования. Но потом она научилась следовать за собой, своими желаниями, потребностями, миром своих чувств, и жизнь заиграла другими красками. Даже запахи теперь она ощущала по-другому. Будто поняв, что у нее наконец-то появилось время их прочувствовать, они раскрывались пред ней во всей полноте…

Весенним теплым вечером Катя спешила в свою любимую кофейню на Горького. Здесь было прекрасно в любое время года. Зимой, когда снег хрустел под ногами, а лицо горело от мороза, усевшись у окна можно было любоваться огромными снежинками, кружащими под светом уличного фонаря. Весной и летом, обняв кружку ароматного кофе ладонями, уединиться в тени вьюнов, густо обвивающих сетку из деревянных реек.

Она улыбнулась официантке и сказала: «Леночка, сегодня зеленый чай с лимоном».

***

Смирнов вышел из штаба чрезвычайно раздраженный. Груда бумаг, полученные начальством данные о готовящемся в КНДР, ожидание решения главного о дальнейших действиях в условиях нынешней военно-политической ситуации напрягали его чрезмерно. А тут еще это…

От мыслей его оторвал крик Гришки Шольца. «Ох и фамилию себе нашел, раздражает!» — подумал Смирнов и хотел прибавить шагу.

— Лех! Поговорить надо!

— Есть хочу, Гриш. Пойдем куда-нибудь поедим. Заодно и перетрем.

— На Горького?

— Ну давай туда. Без пробок быстро доберемся. Да и прохладно там.

***

Не любила она чай… А уж зеленый тем более. Несмотря на всю его полезность, многообразие и целый ритуал заваривания, ну не любила и все!

Но раз с обожаемым зерновым пока надо повременить, придется и в зеленом искать прекрасные грани.

Сделав маленький глоток, Катя полезла в сумку за телефоном. Надо позвонить Лешке, узнать, когда будет дома. Палец уверенно и ловко нажал кнопку быстрого вызова, а секунду спустя она услышала знакомый голос Гришки Шольца там, за своей спиной, через густую сетку вьюна:

— Леш! Она опять приходила… спрашивала тебя. Не знаю, что за хрень у тебя в жизни творится, но ты разберись с ней, а! Я как Кате теперь в глаза смотреть буду?

— Гриш! Вот тебе надо, да? Вот прямо сейчас? Когда все, итак, через жопу…Вот именно сейчас? Есть хочу, давай закажем.

Гришка замолчал, наверное, уткнулся в меню…, а тот, второй, утром бесшумно и почти на цыпочках кравшийся за телефоном, молчал…

Катя сидела, уставившись своими зелеными глазами на дольку лимона в кружке, и думала: «Одиноко тебе там, наверное, одной, да, плавать?». И не было в голове больше ни одной мысли кроме сиротства этой самой лимонной дольки…. А потом ей неожиданно стало нечем дышать…

«Раз, два, три, четыре…», — она начала считать… Считать, чтобы снять приступ паники…

— Понимаешь, Гришка, — прозвучал знакомый и такой родной голос, — крышу у меня от нее сорвало. И сделать с собой ничего не могу. Катя…я ведь знаю ее 13 лет… Она как моя кожа… Родная… Такая понятная… А Лена… с ней фейерверк, и не знаешь, где рванет в следующий раз…Я и сам Кате в глаза смотреть боюсь. Да только как, Гришка, мне ее бросить, именно сейчас? Я же там, умирающему на моих руках Степанову обещал, что позабочусь о ней… Гришка! Ну что же мне делать, а?

***

На негнущихся ногах, накинув капюшон на голову, Катя вылетела с террасы…

На ходу сунув купюру официантке, она продолжала считать: «Сто двадцать три, сто двадцать четыре, сто двадцать пять…» Ноги двигались сами по себе, мозг будто отключился, а она все считала, считала не останавливаясь.

***

Она очнулась от холода. Почему-то вся ее одежда была мокрой. Крупные капли дождя стекали с капюшона на лицо.

Если бы она могла плакать, то слезы, наверное, слились бы с каплями дождя и с удвоенной силой унесли бы всю ее боль. Но она не могла…

«Три тысячи пятьсот двадцать один…», — она громко выдохнула и, нажав все ту же кнопку быстрого вызова, сказала, — «Леш, я сегодня в маминой квартире переночую. Из ЖЭУ завтра попросили утром подъехать…А ты же сам знаешь, как сюда поутру добираться… Поэтому переночую здесь. У меня все нормально, да. Не волнуйся. Ужин в холодильнике. Не работай допоздна. Увидимся завтра».

Разговор уже давно закончился, а она все стояла и смотрела на экран… «Завтра. Я обо всем подумаю завтра», — сказала она вслух и, обняв себя за плечи, вошла в метро.

***

Наверное, дождь уже прекратился, судя по тому, что капли перестали стекать на лицо. Катя достала ключи, в какой-то тупняковой задумчивости повертела их в руках, шумно выдохнула и зашла в подъезд. Старый пошарпанный лифт по-домашнему и так знакомо открыл дверь, она нажала кнопку без подписи, точно зная, что это восьмой…

Мама… все в этой квартире напоминало о ней: образцовый порядок, декоративные свечи, огромная портретная фотография на стене… Мама… Мама…

Словно впервые увидев это фото, она смотрела не него не отрываясь. Как же сейчас хотелось положить голову ей на колени и плакать, плакать до исступления, до тех пор, пока в душе, наконец, не появится радуга. Ведь мама любила повторять, что для того, чтобы увидеть радугу, нужно пережить дождь.

Но мамы не было… Как и не было слез… Там, в месте, называемом душой, было пусто. Слова единственного и такого родного для нее человека, выжгли ее, как сухую осеннюю листву в поле…

«На сегодня хватит, — сказала она себе. «Я обо всем подумаю завтра», — и, укрывшись с головой маминым пледом, Катя легла спать…

Глава 2

Красивый высокий брюнет сидел в коридоре штаба в ожидании заседания дисциплинарной комиссии.

Задумчиво крутя на пальце брелок, он, прокручивая произошедшее в голове, раз за разом, делал вывод, что поступил правильно.

Он не мог взорвать, несмотря на приказ, дом, в котором находился человек, уничтоживший накануне склад оружия на их базе в Соннаме, дом с четырьмя детьми.

Нет. Он мог. Но не хотел. Потому что считал, что дети имеют право жить.

Потому что дети не могут быть жертвами взрослых игр.

«Правильно, Хен. Ты поступил правильно», — сказал он себе.

И тут же внутренний критик ехидно спросил:

— А морду майору зачем набил? Не смог сдержаться? Сильно хотел?

— Хотел… Еще как хотел… Потому что те, кто носит погоны, должны защищать гражданских, особенно детей, а не убивать их, играя в бога, — продолжал внутренний диалог Хен Мин.

***

Хен никогда не видел родных родителей. А может и видел, но никаких воспоминаний о них у него не осталось.

Иногда ему казалось, что с самого своего первого дня он жил в детском доме.

Казенная мебель, одежда и еда заменили ему нежность материнских рук и приготовленный с любовью обед.

Он привык к тому, что никто не спрашивал его: «Как прошел день?», никто не задувал с ним свечу на торте в день его рождения, никто не пытался успокоить его, когда ему было плохо.

Уже тогда, будучи совсем ребенком, Хен считал, что человек рождается на свет именно таким, потому что так кем-то там, наверху, было задумано. И он все никак не мог понять эту страсть человека к травле тех, кто слабее тебя. И эту способность взрослых ничего не видеть.

Там, в детском доме, в этом аду, он хорошо усвоил правило: не дай себя сломить, ни разу, никому.

И он яростно защищал свои границы и себя самого, поэтому синяки и ссадины были его верными друзьями.

К девяти годам Хен сменил четыре детских дома. И куда бы привела его судьба — неизвестно. Но, однажды, в его жизнь вмешался случай…. Видимо там, наверху, кто-то все-таки решил протянуть ему любящую руку помощи.

***

Тогда, 20 лет назад, когда все дети с радостным предвкушением и надеждой, что их усыновят, ждали дня открытых дверей, Хен Мин в порванной рубахе и с комьями грязи на единственных оставшихся штанах дрался на футбольном поле с новыми соседями по комнате.

Сначала его, как новичка, хотели заставить мыть всю грязную обувь, а потом, услышав «нет», дружно, сдабривая ударами, затолкали в шкаф и заперли.

Нет, Хен Мин не боялся темноты. Он боялся, что однажды сил сопротивляться всему этому не останется… И тогда смысл его жизни будет потерян. Ведь Хен Мин, рожденный именно таким, какой он есть, просто исчезнет.

Он согнул ноги в коленях, несколькими ударами выбил дверь шкафа и вылез наружу. «Черт, почти два часа, — сказал он себе, — надо быстро переодеться и в зал… Иначе и здесь начну с проблем.

Хен было метнулся к своей кровати, но все его скромные пожитки были изорваны в лохмотья, его сокровищница — шкатулка — разбита, а ее содержимое валялось поломанным на полу.

«ААААААААА, — сжав кулаки закричал он, — АААААА»!!!

Как в замедленной киноленте, Хен шел в поисках обидчиков.

Он нашел их на футбольном поле, увлеченно обсуждающих успех произошедшего предприятия. Каждый, наперебой, говорил о том, что сделал и как был крут.

Хен должен был сообщить обо всем взрослым, но опыт показывал, что взрослые ничего не видят.

«Вы…, и вы не сломите меня», — подумал он и, сжав кулаки, ринулся в бой.

Он очнулся от того, что незнакомая женщина, сидя перед ним на коленях, обнимала его и вытирала с лица слезы вперемежку с каплями крови. «Все будет хорошо, теперь все будет хорошо, малыш», — слышал он, слышал и плакал, плакал так сильно и искренне, так надрывно и глубоко, что, казалось, одежда женщины промокнет насквозь.

И Хен Мин поверил ей, поверил в то, что теперь все будет хорошо. Поверил в то, что теперь он кому-то нужен.

***

10 последующих лет были дня него раем. В 10 последующих лет Хен Мин узнал, что такое семья, забота, уважение и любовь.

Его усыновила семейная пара, не имеющая собственных детей. Женщина, вытиравшая его слезы, стала его приемной матерью, учителем в мире добра и любви. Иногда он, не веря, что это происходит именно с ним, так сильно держал ее за руку, что на пальцах оставались красные следы…. Но она никогда не ругала его. Она лишь улыбалась, гладила его по голове и говорила, что она очень счастливая, потому что теперь у нее есть он — Хен. Ее сын. Что она будет любить его сильно, до луны, настолько сильно, чтобы он всегда был счастлив.

Отец был важным человеком — занимал пост посла Кореи в России. Его часто не было дома, поэтому встреч с ним Хен особенно ждал. Они с удовольствием читали по очереди книги в огромной библиотеке на 2 этаже, ездили на рыбалку, мастерили табуретки в мастерской, готовили для мамы ужин.

Отец любил повторять, что обещал маме, когда женился на ней, что будет ее любить, беречь и защищать… И однажды, заговорщицким тоном попросил Хена, его сына, как второго мужчину в доме, присоединиться к его миссии… Конечно, Хен согласился! Ведь это делало его союзником отца, позволяло чувствовать себя таким важным и сильным.

А еще у отца была потрясающая особенность делать маму счастливой. Хен не раз наблюдал, как он, немного прищурившись и наклонившись, что-то шептал ей на ухо, а она, касаясь пальцами его руки, хохотала, хохотала так открыто, просто и искренне, что Хен чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.

Казалось, все дороги были открыты перед ним, и оставалось лишь выбрать одну из них…. Но, видимо, этот кто-то, там, наверху, устал держать руку протянутой…

Спустя пару недель после его совершеннолетия голос из телефонной трубки разделил его жизнь на «до» и «после», сообщив каким-то холодным, отстраненным и извиняющимся голосом, что в результате автомобильной аварии его родителей не стало…

Так для Хен Мина началось затмение.

Глава 3

Гибель самых близких ему людей, как удар под дых, нанесенный исподтишка, свалила его с ног.

«Что же мне теперь делать, мама?», — тихим шепотом, сидя на полу и обнимая колени, он задавал этот вопрос в никуда снова и снова, — Куда мне идти? Во что верить? Где брать силы?»

Он плакал так сильно, как не плакал ни разу в жизни, ну если только там, на футбольном поле… Будто впервые, наконец, он открыл запретную дверь и разрешил себе выплеснуть всю боль, которая накопилась за ней за всю его жизнь.

«Зачем? Для чего ты, там, наверху, заставил меня поверить в то, что моя жизнь может быть другой? Почему позволил мне быть нужным, любимым тогда, когда я дошел до грани; почему не дал сломаться и исчезнуть там, на футбольном поле? Зачем было протягивать мне руку, если сейчас ты наотмашь бьешь меня ей? Зачем???? Зачем????», — его шепот сменялся яростью, и, сжав кулаки, ревя, как зверь, он орал в темноту…

Две его жизни — с ними и та, далекая, без них, два разных чемодана опыта, эмоций, чувств и ценностей, столкнулись, как теплый влажный воздух с сухим, и вызвали в его душе смерч, вихрем которого беспощадно, с корнями, вырвало все, что было в его душе, без остатка, до единой частички…

***

Литры алкоголя, череда бесконечных тусовок, чужие дома, постели, женщины, имена которых он даже не пытался запомнить, статьи в СМИ, общественное осуждение…

«Да плевать мне на вас всех! На ваше гребаное мнение», — говорил он сам с собой в пьяном тумане, — Вы… Все вы… Вам ведь, на самом деле, ни до кого нет дела! И вы хватаетесь за чужое грязное белье лишь только потому, чтобы показать им, всем остальным, какие вы хорошие, достойные и безупречные! К черту, понятно вам, идите все к черту!»

И он пил. Пил до того момента, пока мозг не переставал думать о чем-либо, пока не впадал в отключку….

Сколько было их — таких дней, он не считал… Он просто открывал глаза по утрам — это самое большее, что он мог сделать.

Но однажды тому, кто там, наверху, видимо все это надоело….

В один из очередных пробегающих мимо дней, сидя на пассажирском сиденье новенького Порше рядом с очередным кем-то, он услышал визг покрышек, металлический скрежет и чей-то крик. А потом наступила темнота….

***

Нет. Он не погиб… Видимо у того, наверху, были на него другие планы.

Хен сидел в коридоре больницы, задумчиво изучая гипс на сломанной руке, когда услышал за спиной голос подполковника Чан Вона, друга его отца…бывшего отца…

— Вижу жив.

— …………

— Это радует. Это радовало бы их.

— ……………

— Видимо, это важно для всех, кроме тебя…

— ……………

— Кто ты, Хен Мин?

— …………….

— Чего ты хочешь от жизни?

— …………….

— Каков твой путь?

— ……………

— Знаю, больно. Тебе очень больно, Хен. Ты потерян. Тебе страшно… И это нормально, Хен, испытывать это сейчас…

Слезы, опять эти чертовы слезы, катились по его щекам неконтролируемым потоком…

— Ты чувствуешь себя брошенным, одиноким и слабым…. Но это не так. Ты не одинок. Ведь даже если их нет рядом, даже если ты не можешь ощутить тепло объятий твоей матери, часть того, кем ты стал — их продолжение, а значит, они всегда будут с тобой.

— …………

— «Достаточно ли сильно я люблю его, — спрашивала меня твоя мать, — чтобы этот ребенок был счастлив? Как думаешь, достаточно сильно?».

— …………….

— Любовь, Хен, их любовь никуда от тебя не уйдет и будет жить столько, сколько позволишь. Освободи для нее, мой мальчик, место в своем сердце…. Отпусти свою боль и страх.

— …………..

— Но это то, что думаю я. Что выберешь ты — решать тебе.

Звук уходящих шагов становился все тише и тише, а Хен так и продолжал плакать….

Через три месяца он подал документы в военную академию…

Глава 4

«Что? Ну кто в такую рань»? — Катя пыталась нащупать рукой телефон, который ну никак не хотел нащупываться около восьми часов утра.

— Да, — сонно промычала она.

— Катя, это Ильин, — звонил дирижер оркестра.

— Петр Иванович? Вы чего звоните? Да еще в такую рань? Я, между прочим, в отпуске…. Длительном отпуске…

— Да знаю я, знаю… Но тут, понимаешь, дело такое… Денисов у меня заболел… А нам через три дня на художественной выставке в посольстве, в Сеуле играть… малым составом…. Кроме тебя никто не спасет, Кать. Сигнал сверху, понимаешь. Отказать не могу.

— Когда на репетиции быть?

— Сегодня, Катюша, в два.

«Ну в два, так в два. В Сеул, так в Сеул. Там, кстати, и сакура цветет… Давно мечтала полюбоваться», — подумала Катя и, нащупывая тапки ногами, выползла с кровати.

***

«Всем здравствуйте, садитесь», — подполковник Лобанов тихо закрыл дверь кабинета и, придвинув стул, сел посередине стола. «Сегодня стало известно, что США руками южнокорейских спецслужб готовит покушение на высшее руководство КНДР. Вероятно, к такому решению их подтолкнула готовность лидера КНДР перебросить до 100 тысяч солдат в помощь ДНР и ЛНР. Известно, что агент южнокорейской разведки будет через три дня на художественной выставке в посольстве России в Сеуле. Наша задача — выявить личность исполнителя, предотвратить покушение на лидера КНДР и помешать воплощению планов США.

Ты, Леша, завтра вылетаешь в Сеул. Гриша документы тебе подготовил. По легенде ты — богатый англичанин, владелец судоходной компании, коллекционирующий импрессионистов.

Коллекционирующий потому, что жена твоя от них без ума… А жену свою ты любишь, оттого и балуешь… Директору филармонии, где Катя твоя, уже позвонили, поедет, в общем с тобой для полноты образа…». — Тут Лобанов сильно засмущался, взял в руку шариковую ручку, задумчиво повертел ее в руках, потом несколько раз постучал ей по столу и продолжал: «На выставке для обеспечения вашей безопасности и оказания полного содействия будут агенты КНДР. Они знают тебя в лицо, Леша, поэтому найдут сами. Гриша тоже полетит с вами. Но на выставке присутствовать не будет. Займется анализом видео с камер и аудио с прослушки из штаб — квартиры. Вопросы есть?» — Лобанов вопросительно посмотрел на присутствующих.

— А если что-то пойдет не по плану, если что-то случится с Катей? — спросил Смирнов, упершись взглядом ястреба в зрачки Лобанова.

С ней не может ничего случиться, потому что она ничего не знает, Леша.

Смирнов выходил из штаба с каким-то смутно ощутимым беспокойством в душе… Но что именно встревожило его, он так и не понял.

Глава 5

Катя укладывала чемодан. Она решила не брать с собой много вещей — три дня, это не так уж и много. Да и вопрос «что надеть» никогда особенно ее не волновал, что, в свою очередь, всегда расстраивало маму.

Сейчас ее больше беспокоило то, как она будет там, рядом с ним, в одном пространстве, в одном воздухе… Как ей себя вести? Что говорить? Как на него смотреть? Как к нему прикасаться? Она прекрасно понимала, что ответы на все вопросы зависят от одного принятого ей решения. И она, как обыкновенная женщина, сказала себе, что ей нужно «время подумать» … Наверное, поэтому предложение Ильина поехать в Сеул она приняла с радостью, думая, что там она все взвесит и поймет, что делать дальше.

Но Смирнову почему-то тоже понадобилось поехать на эту самую выставку и решить в посольстве «пару вопросов».

«В конце концов, все, что ни делается — к лучшему», — сказала она себе и застегнула молнию чемодана.

— Ты очень красивая, Кать, — услышала она за спиной.

— Спасибо, что по-прежнему так считаешь, — улыбнулась она и вышла из комнаты.

***

— Кать, ну ты что все в облаках витаешь, а? — расстроено — возмущенно говорила мама, — Ты зачем ей вещи свои отдала? Ну сколько можно, а? А продукты в 12 квартиру для чего утащила? Катя, Катя! Ну что мне с тобой делать? Всем нельзя помочь!

— Мам, ну не ворчи, а… Я не хочу помочь всем. Я просто делаю то, что могу.

— Ну моги ты в другую сторону! Моги в сторону себя!

— Все, что я делаю, мам, я, итак, делаю в сторону себя. Потому что МНЕ так хорошо, потому что ТАК я счастлива.

— Дурында ты, ох и дурында!

— Пусть так. Но в академию я все равно поступлю! Поступлю и точка!

— Тебе отца мало, да? Не насмотрелась еще? Не наждалась? Не напереживалась? Не наплакалась в подушку, думая, все ли у него хорошо? Не набоялась новости включать и брать трубку, когда звонит телефон? Никогда не думала, говоря себе, что «все будет хорошо», а будет ли это будет?

— Но он выбрал ТАКОЙ путь, мам. А ты выбрала его….

Маме нечем было крыть, она разворачивалась и уходила. И чтобы финальная точка разговора оставалась за ней, уже дойдя до двери, она будто «про себя» говорила: «Странные мечты для 20-летней девчонки. Мечты не о семье, материнстве, красивых нарядах, а черт знает, о чем».

Сейчас, прокручивая в голове этот разговор, она подумала: «Вот они, мама, «нестранные» мечты — путешествия, семья…, — тут Катя замолчала, — но сделало ли это меня счастливой»?

«Хотя, — вспоминая вчерашнее утро, подумала она, — хотя еще вчера именно такой я и была… Видимо, и правда, мама, я слишком долго витала в облаках. В придуманном счастье».

***

Смирнов обсуждал с Гришкой детали предстоящей операции, но мысли его постоянно отвлекались. Что-то было не так. И это «не так» было в его отношениях с Катей, в самой Кате. И это «не так» пугало его, ломая привычный и понятный сценарий их отношений.

— Леш, ты меня слушаешь вообще? — вырвал его из собственных мыслей Гришкин голос.

— Да, Гриш, слушаю, — и он перевел взгляд на экран монитора.

Глава 6

«Временное отстранение от должностных обязанностей за нарушение уставных правил взаимоотношений», — нараспев повторил Хен Мин, крутя на пальце все тот же брелок.

Он видел, как при внешнем спокойствии метали молнии глаза подполковника. Он знал, что позже состоится другой разговор, на других тонах. Но то, что за последствия принятых им решений он должен отвечать, он тоже знал. И был готов ответить.

Хен выпрямил спину — он делал так всегда, когда напряжение зашкаливало, стиснул зубы, ухмыльнулся и пошел к своей машине.

***

Катя бродила по городу, надев наушники. Она любила думать под музыку: ее главная тема направляла ход ее мыслей, отбрасывала все ненужные, второстепенные, сосредотачивая только на основном.

С музыкой она стала мастером спорта по пулевой стрельбе. Звук из наушников успокаивал ее, чёткость ритма держала мысли и тело в тонусе, и в унисон с сильной долей она нажимала на курок, поражая мишень за мишенью.

Вот и сейчас, гуляя по улицам уже вечернего города, Катя поняла, что отпустит его, этого родного, но уже такого чужого человека. Отпустит туда, в счастье…

Она не заметила, как подошла к подъезду своего дома. Подняв голову и посмотрев на окна своей квартиры, она пыталась понять: хочет ли она войти туда? Хочет ли здесь и сейчас, не избегая проблем, а встречая их лицом к лицу, ответить на вопрос: кто такой Алексей Смирнов?

Конечно, вопросов было много: любит ли он ту женщину — фейерверк, чем на самом деле был занят во время «задержусь на работе», кто есть «женщина-кожа» в его понимании, давно ли у них с ней все началось, чего ему не хватало в самой Кате, случайно ли он появился 13 лет назад в ее жизни, что на самом деле связывало его с ее отцом, но все они были второстепенными…. Главным для нее было понять, почему полковник внешней разведки Степанов Иван Петрович, погиб 4 года назад при исполнении служебных обязанностей на руках простого переводчика Министерства иностранных дел.

Глава 7

«Раз обстоятельства сложились таким образом, что мы со Смирновым прилетели раньше труппы на день, то сегодняшний день я посвящу прогулкам», — подумала Катя. Смирнов ушел «по делам», а Катя, проверив уровень зарядки в телефоне, надела кроссовки и, завязав длинные русые волосы в высокий хвост, закрыла дверь номера и уверенно пошагала на поиски автобусной остановки. Она оказалась совсем недалеко от отеля. «Хорошее начало дня», — подумала она и подставила лицо весеннему солнцу.

Бесконечное количество высоток, широченные улицы и идеальная чистота поражали взгляд.

Смотря на все вокруг, Катя не заметила, как пришла к месту назначения. Корейский язык был явно ей непонятен, поэтому она достала телефон и с помощью фото переводчика стала изучать расписание, чтобы добраться до парка Намсан.

Ближайший автобус должен подъехать через 20 минут. «Ну и отлично, — сказала она вслух, села на лавку, полезла в рюкзак за наушниками, и через пару секунд вскочила, как ужаленная, с возгласом, — ну и растяпа, кошелек в номере забыла»!

Накинув рюкзак на плечо, она кинулась назад в отель, споткнувшись по дороге о вытянутые ноги мужчины, видимо дремавшего в ожидании своего рейса, чертыхнулась, извинилась на ходу и исчезла. «Ох уж эти русские, — усмехнулся под козырьком бейсболки, надвинутой на лицо, Хен, — ни в словах, ни в эмоциях не стесняются». Он невольно повернул глаза в сторону убегающей девушки, но ее и след простыл.

***

Впервые у Хена было столько свободного времени. Он был даже растерян от незнания того, что ему с ним делать. «Жить», — сказал ему внутренний голос, — жить!

Расположившись на автобусной остановке, вытянув ноги и опустив капюшон на лицо, уже закрытое козырьком бейсболки, он думал над тем, чем будет заниматься в сегодняшний солнечный весенний день. Только на секунду из собственных мыслей его оторвала споткнувшаяся о его ноги девушка. Но она так быстро исчезла, что через мгновенье Хен уже продолжил ход своих мыслей.

«Ну что ж, сегодня парк Намсан, завтра выставка в посольстве (Хен улыбнулся, вспоминая, как любила эти мероприятия тонкая мамина натура), а потом… потом можно махнуть на старый катер отца и побороздить реку Ханган, как когда-то давно мы делали это с ним», — мысленно утвердив план на ближайшее время, Хен перевел взгляд на расписание автобусов в поисках нужного маршрута.

***

Катя неслась в номер отеля с немыслимой скоростью. Она могла бы дождаться следующего автобуса, но сегодня не хотелось тратить на ожидание ни минуты. Сегодня хотелось больше успеть, впитать в себя каждую секунду увиденного.

Она открыла дверь номера и услышала голос Смирнова: «В 16.00, координаты вышлешь, черный фургон, принято». Наступила тишина, видимо, он закончил разговор.

— Кать! А я и не слышал, что ты пришла.

— Да я, Леш, кошелек здесь оставила.

— Кошелек? Он на трюмо.

— Ну я и ворона!

— Бывает.

— Со мной не пойдешь?

— Не могу, Катюш, дела.

— Ну ладно, я побежала. До вечера, Смирнов!

Катя закрыла дверь номера, на автомате сунула ключ — карту в карман ветровки и побежала к автобусной остановке так быстро, как будто от этого зависела ее жизнь. И как бы она ни старалась не думать, мозг без ее участия складывал пазл из фактов; пазл, дающий ответ на главный для нее вопрос: кто такой Алексей Смирнов.

Глава 8

Ким Су Хен — офицер южнокорейских спецслужб, надвинув бейсболку практически на глаза и закрыв маской лицо, вытянув ноги и запрокинув голову, сидел у фонтана напротив посольства и делал вид, что любуется весенним небом.

На самом деле цепким взглядом он наблюдал за зданием.

Су Хен предполагал, что русской разведке станет известно о его задании — ликвидировать руководство КНДР. Надо признать, что они, русские, в этом хороши.

Агент ЦРУ подтвердил его предположения, дополнив сводку тем, что те, кому отдан приказ предотвратить воплощение его планов, прибудут на ближайшее организованное Россией мероприятие, сюда, в Сеул.

Буквально через несколько дней Су Хену сообщили, что в посольстве России будет проводиться выставка художников — импрессионистов.

«Видимо, хотят прощупать ситуацию, посмотреть на возможные действующие лица. А раз хотят посмотреть на лица, значит им известна только моя цель, но не моя личность. Впрочем, как и мне… Следовательно, исполнителей нужно вычислить и нейтрализовать. И сделать это быстрее, чем они сделают это со мной. И пока русские будут искать новых людей на замену, я успею выполнить все, что должен», — подумал Су Хен.

От мыслей его отвлекло входящее сообщение: двое. «Двое, так двое», — подумал Су Хен и, положив в рот жвачку, продолжал наблюдать за происходящим.

«Интересно, что бы он предпринял, зная истинную цель»? — подумал Родионов, видя, что отправленное им смс прочитано.

Чтобы выманить русских агентов и убрать их с поля действий руками южнокорейских спецслужб, ЦРУ кинули русским приманку, в лице Су Хена. Первым сообщив им о том, что готовящий покушение на лидера КНДР агент, будет на выставке.

«Жаль, не знаю, кого послал Лобанов — это бы упростило дело тебе, и не знаю, кто ты — это бы упростило дело Лобанову», — он ухмыльнулся и прикурил сигарету.

На долю секунды чувство гордости вспыхнуло в нем от все-таки недоверия со стороны обеих стран, на которые он работал. Ведь он всегда владел информацией только в общих чертах, будто знал то, что ему позволяли знать.

Но одно он понимал четко: во всей этой игре виднелось несколько целей, целей США: в случае успеха Су Хена — убрать руководство КНДР, в случае его провала — стравить Южную Корею и КНДР в еще большем конфликте, который можно будет использовать в нужном ракурсе в нужный момент, вплести туда русских, которые костью в горле стоят, а самим остаться не при делах. И понимание этой ситуации было дня него, Родионова, его страховкой. Он докурил сигарету, швырнул окурок в окно и с визгом тронулся с места.

***

Добегая до остановки, Катя увидела, что дверь нужного ей рейса сейчас вот-вот закроется, и с криком: «Пожалуйста, подождите»! — взлетела по ступенькам. Сердце беш ено колотилось то ли от бега, то ли от мыслей в голове. Она оплатила проезд и стала искать свободные места…

— Я могу сесть рядом с вами? — обратилась она по — английски к мужчине, место с которым было единственно свободным.

— Да, конечно, — слегка недовольно, как показалось Кате, ответил он.

Она сняла рюкзак с плеча и села рядом, вытянув отчего-то дрожащие ноги. «Хорошо, что хоть кроссовки додумалась надеть, так бы не успела», — подумала она и стала разглядывать узоры на своей обуви. Изучив все до малейшей детали, она перевела взгляд вправо и подумала: «Я вас знаю. Кажется, о вас я недавно споткнулась».

— Извините меня пожалуйста, я очень торопилась тогда… Надеюсь вам не было больно, — сказала она, смотря почему-то не на собеседника, а на его обувь.

— А вы смешная, — не поворачивая головы, ответил он.

— Вам так показалось?

— ………

«Ну и ладно, вредный какой», — подумала она и стала рассматривать вид за окном.

«Молодой человек, извините, в последний раз вас потревожу. Вы не могли бы мне подсказать, когда будет «Парк Намсан»? Я совсем не понимаю корейский, поэтому боюсь проехать нужную остановку и вообще уехать куда-нибудь не туда», — почему-то извиняющимся тоном сказала Катя.

Хен Мин недовольно открыл глаза под козырьком бейсболки, и, поворачивая голову, хотел сказать что-нибудь едко — саркастичное, но, увидев огромные зеленые глаза, смотревшие на него с немой просьбой, неожиданно для себя ответил: «Я тоже там выхожу, просто держитесь меня».

«Спасибо вам большое, молодой человек, без вас у меня был бы шанс потеряться», — сказала Катя, улыбнувшись.

Хен опустил голову, закрыл глаза и подумал: «Красивая, естественная, открытая, такая живая. Глаза, как у кошки, русская к тому же. Безбашенная, наверное, совсем». Он украдкой посмотрел на нее, и сердце почему-то стало стучать быстрее.

— Вы в парке гулять собрались? — губы без его ведома произносили слова, — могу вашим гидом побыть, раз все равно там время провести собирался.

— Это было бы очень здорово, — так просто и без всяких ужимок согласилась она, что Хену пришлось натянуть козырек бейсболки еще ниже, чтобы скрыть какое-то непонятное и такое неведомое прежде для него чувство паники.

Глава 9

— Катя, — протянув руку, сказала она, выйдя из автобуса.

На секунду возникла пауза, потому что Хен не знал, как себя вести… Здесь женщине не принято было это делать.

Катя скорее почувствовала, чем осознала, что сделала что-то не так, и стала убирать протянутую руку, но в последний момент Хен перехватил ее, чуть касаясь, пожал и сказал: «Кан Хен Мин. Можно просто Хен».

«Кан Хен Мин, — подумала она про себя. А вслух сказала: «Вы простите меня, я не хочу показать вам свое неуважение. Знаю, что в вашей стране строгий этикет. Где открытое выражение эмоций, видимо, как и протянутая рука не приветствуются… Но здесь… Сейчас… Особенно когда рядом нет большого количества людей, мне просто хочется быть собой, чувствовать, видеть все, что происходит вокруг и сохранять здесь, — она приложила ладонь к своему сердцу, — позвольте мне, Хен, не тратить силы на соблюдение рамок, а сделать то, от чего я буду счастлива?!»

Хен Мин молча смотрел на свою собеседницу. Он прекрасно понимал, отчего еще там, в автобусе, появилось это легкое чувство паники.

Эта женщина, так неожиданно ворвавшаяся в его день, была настолько свободна, открыта и искренна, что могла делать то, чего так давно не делал сам Хен — жить, жить вне привычных сценариев, вне существующих правил, здесь, сейчас, с желанием быть счастливой. Напоминая тем самым Хену о той части себя, которую он давно запер на ключ.

«Что ты хочешь мне всем этим сказать, тот, кто там, наверху»? — подумал он, резко повернулся и направился к дороге цветущей вишни.

Катя почувствовала, что с этим мужчиной что-то происходит. Будто он вел внутренний диалог, как это делала она, когда ей было больно, пусто, страшно, одиноко. «А если это так, я должна дать ему возможность побыть наедине с собой», — сказала она себе и молча пошла вслед за ним.

***

Она всегда хотела пройти по дороге цветущей вишни. Пройти, кружась, будто в вальсе, под конфетти ее опадающих бело-розовых лепестков. Катя немного приподняла руки, будто положила их на плечи партнёра, чуть прикрыла глаза и начала танцевать. С ее губ не сходила улыбка, а лицо выражало полное умиление. Казалось, что здесь, сейчас, нет мыслей, нет проблем, нет вопросов, нет Смирнова, есть только легкий ветер, гладящий лицо, и кружащий в воздухе бело-розовый снег. Она подставляла ему ладони и, словно боясь, что он растает, сдувала его легким движением губ… И именно тогда Хен, наблюдавший за всем этим с высоты ступеней, на которые он успел подняться, понял: больше его жизнь не будет прежней.

Он так и смотрел на нее, пока она, перестав кружиться, не остановилась, на несколько секунд застыв на месте, видимо для того, чтобы обрести равновесие.

Катя молча нашла его глазами, как бы спрашивая: «Все в порядке? Можно дальше идти?». Хен снял бейсболку, улыбнулся и сказал: «Наберитесь сил, нам еще высоко подниматься».

«Видимо, уединение пошло ему на пользу», — подумала Катя, — каждому нужен воздух», — и полная решимости увидеть Сеул со смотровой площадки, пошла за этим загадочным мужчиной покорять 239 метровую высоту.

— А это было непросто, — сказала она, запыхавшись, — сюда добраться.

И тут у нее так закружилась голова, что на доли секунды она перестала видеть….

— Что с вами? — спросил он, — поддерживая ее за локоть, — вы так побледнели!

— С женщинами так бывает иногда, не переживайте, все нормально.

— Ну раз вы говорите, что нормально, пусть будет так.

Не понравилось Хену это «нормально», чутье подсказывало ему, что это не так.

Они расположились у ограждающих перил и долго смотрели на город, расположившийся внизу.

— Кан Хен Мин! Вы счастливый человек? — вдруг спросила его Катя.

— Я давно не задавал себе таких вопросов. Я просто делаю то, что должен.

— Тогда в награду за то, что вы посвятили мне полдня, я загадаю, стоя прямо здесь, чтобы вы обязательно были счастливы!

— Правда? — с иронией спросил Хен.

— Конечно! Сомневаетесь?

Чуть наклонившись к нему и прижав указательный палец к губам, почти шепотом она сказала: «Я — волшебница»!

И тут же, посмотрев на часы, воскликнула: «Уже почти половина третьего! Я же на репетицию опаздываю!». Резко развернувшись, Катя пробежала пару шагов, но вдруг неожиданно остановилась, подбежала к нему и, поцеловав в щеку, сказала: «Спасибо».

Ее давно уже не было рядом, а он все смотрел ей вслед… Смотрел и снова понимал, что его жизнь никогда уже не будет прежней.

А Катя, как ветер бегущая на остановку, думала: можно ли говорить без слов? Можно ли в молчании понять, что человек рядом с тобой искренен? Можно ли, полагаясь только на свое чутье, доверять ему? Или это снова будет выдуманный мир с человеком, сотканным лишь из твоих ожиданий?

Сегодня в молчании этого мужчины было больше слов и искренности, чем в словах Смирнова. И за это Катя была ему благодарна. И поэтому она его поцеловала. Она выдохнула, прибавила темп и побежала так быстро, как только могла.

Глава 10

«Зачем я деру дала, ведь мне не нужно ни на какую репетицию!?», — думала Катя, сидя в автобусе. «Испугалась, — ответила она себе, — испугалась довериться своему чутью, растормошить душу человека, внести в нее смуту, сбив тем самым привычное русло его жизни. Но ведь иногда сказанное вовремя слово может все изменить. Но имею ли я право на это?» — спрашивала она себя вновь и вновь.

Там, на смотровой площадке, она просто почувствовала его внутреннее одиночество и кричащую грусть, намертво закрытые внутри каким-то особенным замком. На секунду ей захотелось найти ключ и, открыв дверь, выпустить всю его боль наружу. Почему? Может быть, она хотела, чтобы кто-нибудь помог ей сделать тоже самое?

«Все должно закончиться сегодня», — сказала она и закрыла глаза.

Хен молча стоял на площадке и думал над тем, почему из множества возможных вопросов, она спросила его именно о счастье. Спросила о том, о чем он так старательно пытался не думать уже много лет.

***

Катя добралась до отеля и, решив, что случайности не случайны, взяла скрипку и направилась к зданию посольства. «Посмотрю зал, поиграю, акустику послушаю», — подумала она. Но на самом деле ей хотелось поговорить с музыкой, разбудить себя ее интонациями, дать волю чувствам.

***

— Переодевайся в это, — сказал Гришка зашедшему в фургон Смирнову. — За зданием точно следят. Светиться нельзя. В 16.30 к черному входу подъедет машина с продуктами и цветами для завтрашнего фуршета. Затеряйся среди работников. Возьмись носить цветы. Так попадешь в зал. Что дальше делать — знаешь. Времени проверять все нет. Убедись, что самая обзорная работает.

— Хорошо, Гриш, — сказал Леша, выходя из фургона в одежде с логотипом фирмы по доставке.

***

«Почти пять, — подумала Катя, складывая инструмент в футляр, — чем заняться теперь»?

Она завороженно смотрела на красивые цветы, которые в больших вазонах заносили в зал завтрашнего мероприятия. «Цветочный рай, прям как на свадьбе», — почему-то подумала она и уже собралась уходить, но взгляд ее остановился на такой знакомой со спины фигуре. Мужчина, дождавшись, пока останется один, с молниеносной скоростью, абсолютно уверенным движением рук устанавливал, в чем Катя была уверена, прослушку. И напоследок, подойдя к картине, к левой части ее рамки, прицепил камеру, настолько маленькую и незаметную, что она казалась частью ее рельефа.

«Сегодня все должно закончиться», — будто напоминая себе о принятом решении, сказала Катя и позвала Смирнова по имени.

***

Он смотрел на нее своими голубыми глазами, глазами, которые она любила полжизни. Смотрел и молчал. И это молчание было таким кричащим, что Катя поняла: да, можно говорить без слов, да, теперь он, Смирнов, честен.

Она развернулась и, крепче взявшись за ручку футляра, направилась к выходу.

«Катя! Катя! — Смирнов догнал ее и положил руки ей на плечи, — Катя…».

От прикосновения его рук ее ударило, будто током, и она, прекрасно зная ответ, спросила: «А я здесь зачем, так неожиданно и вдруг, для полноты картины»?

Предательские слезы наворачивались на глаза и казалось, что самую большую боль она уже пережила там, в своей кофейне на Горького, но столкновение с правдой лицом к лицу, оказалось невыносимо болезненным, так как не оставляло путей для отступлений, не давало шансов надеяться, что что-то не так было понято, что на самом деле все хорошо.

«Что же свою женщину — фейерверк с собой не взял?», — зачем-то спросила она и вышла за дверь.

***

Хен разглядывал афишу завтрашнего мероприятия в посольстве. Затем взял телефон и, позвонив кому-то, уточнил, сможет ли он присутствовать здесь. Получив, видимо, утвердительный ответ, он кивнул головой, собираясь было уже уходить, как вдруг увидел Катю.

Она шла, не замечая ничего вокруг. Шла и плакала.

Глядя на нее, Хен не мог понять, что случилось с ней за каких-то пару часов. И просто пошел следом.

***

Су Хен, уже в другой одежде, с открытой и головой и лицом, все так же наблюдал за зданием. За день никого подозрительного, кроме этой скрипачки. Странно все это. Приехала одна, без остальных оркестрантов, да и в футляре пронести, что угодно можно. Жуя жвачку, он внимательно всматривался в ее лицо, стараясь запомнить все детали.

«А это еще кто?», — спросил сам себя Су Хен, глядя на высокого брюнета, идущего за Катей, — в здание не заходил, в контакт не вступал, да и наш, похоже…

Су Хен достал телефон и, набрав номер, уточнил, высылали ли еще людей. Получив отрицательный ответ, он подумал: «Влюбился мужик, что ли?», — усмехнулся и продолжал жевать жвачку.

***

Она долго шла по улице. Просто шла. Кажется, уже начало темнеть. А она все шла. Шла и плакала. И эти проклятые слезы все никак не кончались, будто внутри их был целый океан. И в какой-то момент она поняла, что, если здесь, сейчас, вместе со своими слезами, она не выпустит всю свою боль, она просто сойдет с ума.

Хен видел, что она остановилась на площади у фонтана. Некоторое время просто стояла, потом открыла футляр, достала инструмент и начала играть. Люди вокруг замерли. Ее пальцы летали по струнам. Волосы колыхал легкий ветер. А ее закрытые глаза и руки плакали вместе с Шопеном вноктюрне до диез минор.

По телу Хена поползли мурашки, и вдруг ему стало так холодно, что онемели пальцы. Она занесла смычок над кульминационными тактами… ее губы задрожали, и из глаз потекли слезы. Он просто почувствовал немой крик, сорвавшийся с ее губ, и понял: она выпускает свою боль, здесь, сейчас, потому что больше не может терпеть.

Она закончила играть. Какое-то время не шелохнувшись стояла на месте, потом откинула волосы назад, сложила инструмент и под недоуменно-восторженные взгляды пошла вперед.

Хен долго не мог выйти из оцепенения. «Я должен убедиться, что с ней сегодня больше ничего не случится», — сказал он себе и пошел следом за ней, чтобы вот так, на расстоянии, проводить ее до отеля.

Глава 11

Катя открыла глаза и посмотрела на часы: «Ничего себе! Почти час дня. Вот это я засоня». Она окинула взглядом комнату и поняла, что Смирнов не ночевал «дома». Правильно, сегодня у него день «Х». Катя помнила, как волновался отец, когда на их с мамой вопрос «Что случилось?», он отвечал, что сегодня у него «очень важный день». Конечно, они в два голоса говорили ему, что все у него будет хорошо. Потому что у такого, как он, и не может быть иначе.

«Сегодня я буду уже дома, — сказала она себе, — уже сегодня».

***

Поправляя бабочку на смокинге, офицер Су Хен, наблюдал за происходящим вокруг, переходя от картины к картине. Русских было много, но никто не вызывал у него никаких подозрений.

Закончила свое выступление музыкальная труппа. Су Хен узнал в солистке вчерашнюю скрипачку. И невольно посмотрел по сторонам в поисках брюнета, шедшего за ней … «А вот и он… выправка военная, молод только больно. Да и картины его явно больше интересуют, чем обстановка… На скрипачку смотрит странно как-то: с явным участием, с грустью», — подумал Су Хен, будучи явно уверенным в том, что это не тот человек, который ему нужен.

Он перевел взгляд на высокого блондина, щебечущего по — английски с небольшой группой людей перед какой-то картиной. Через некоторое время блондин повернулся к подошедшей скрипачке и сказал, обратившись к собеседникам: «Познакомьтесь, моя жена. Собственно, из-за ее любви к импрессионистам я здесь».

Катя улыбнулась и поняла, что Смирнов открыто играет. Перед всеми, перед ней. И таким его она еще не видела. «Это от требований роли или от вдруг возникшего доверия ко мне?», — почему-то так, по — женски придирчиво, подумала она. Улыбнувшись своей самой ослепительной улыбкой и указав на картину, возле которой стоял Смирнов, Катя немного капризным голосом, взяв его за локоть, сказала: «Дорогой, вот эта очень нравится». Смирнов засмеялся, сказав, что намек понят.

Катя захлопала в ладоши, прикоснулась пальцами к вискам и сказала, что очень устала и хочет вернуться назад в отель.

Попрощавшись, она взяла инструмент и медленно направилась к выходу, решив предварительно посетить дамскую комнату.

В экране монитора Гриша Шольц, наблюдающий за всеми, видел, что на Катю сейчас внимательно смотрят три человека: 2 корейца и один европеец. И Гриша понял, что пришла беда. Взяв телефон для экстренных случаев, он отправил сообщение: женщина в приоритете.

***

Кате захотелось умыться перед уходом, срочно, непременно, чтобы побыстрее снять с лица чужую маску. Она включила кран, наклонилась к раковине, брызнула водой в лицо и, почувствовав легкий укол в шею, потеряла сознание.

***

Хен Мин вышел из здания посольства в смешанных мыслях и чувствах. В его голове никак не мог сложиться пазл из этих больших зеленых глаз, девушки, танцующей под сакурой и поцеловавшей его, Катей, играющей на площади и рыдающей всем нутром, и сегодняшней чьей-то женой с такими не идущими ей ужимками.

Он понимал, что происходит что-то странное, неведомое ему. Но было ли у него право вмешиваться в жизнь этой женщины, он не знал, а самое главное — не знал того, хочет ли она этого.

Хен достал мобильный телефон и, набрав номер, спросил: «Ключи все там же»? После чего сел в машину и уехал.

Глава 12

Катя чувствовала, что кто-то взял ее на руки и куда-то понес. Последнее, что она помнила, — это лицо Хена, недоумевающе смотревшего на нее. «Я бы так хотела тебе сказать, что жить нужно здесь, сейчас… Жить полной грудью. Жить, отпустив боль, оставив в сердце место только для любви», — подумала она и отключилась.

***

Джи Су — красивая кореянка, получив сообщение, направлялась в дамскую комнату. Она была уверена, что женщина, о которой идет речь, пошла именно туда. Не обнаружив там девушки, Джи Су направилась к черному входу. Приоткрыв дверь, она увидела, как европеец среднего роста укладывает ее на заднее сиденье машины. Доли секунды ей понадобилось на то, чтобы понять: русских раскрыли.

Она поспешила в зал, по дороге взяв с подноса бокал с шампанским и, столкнувшись со Смирновым, опрокинула на него его содержимое.

«О, простите, я такая неуклюжая, — сказала она громко, и, взяв платок из кармана его пиджака, начала вытирать мокрое пятно. — Вас раскрыли. Женщина похищена. И это не южнокорейский агент. Мы должны срочно покинуть это место. План отступления вам известен. Через 2 минуты синий BMW у центрального входа».

Она взяла еще один бокал и незаметно стала направляться к выходу.

***

Су Хен, внимательно наблюдавший за всем, непринужденно, но только на первый взгляд, попивал шампанское. Он был уверен в том, что блондин и скрипачка — главные действующие лица. Глядя, как какая-то женщина облила блондина шампанским, он усмехнулся краем губ, подумав, что КНДР не дремлет. Он ждал момента, чтобы приклеиться к блондину и убрать его. Завибрировал телефон. Сообщение: женщина нейтрализована. Займись вторым. Су Хен убрал телефон и хотел было двинуться с места, но понял, что у него ужасно кружится голова. «Черт! Что происходит?», — подумал он и присел на ближайший стул.

Невысокий официант с подносом в руках, поравнявшись с Джи Су сказал: «Сейчас. Уходим». И они оба быстро направились к выходу.

В машине их уже ждал русский агент.

— Едем, — сказал кореец.

— А как же Катя? — спросил Смирнов.

— Мы не можем больше рисковать. Ей займутся наши люди.

Джи Су взяла мобильный и набрала известный только ей номер: «Русских раскрыли. Женщина похищена. Но мы знаем исполнителя и его сообщника. Детали на месте. Через 20 минут машина с фальшивыми номерами должна быть припаркована в указанном на случай отступления месте. На заднем сиденье оставьте комплект нашей формы на мужчину ростом 185 см. Срочно займитесь поисками женщины. Информацию по ней вам передаст человек русских».

***

Лобанов рвал и метал, ходя из угла в угол по своему кабинету.

Гражданский похищен, Смирнова прячут в КНДР. Хорошо, что хоть личность исполнителя известна. Хотя причем здесь европеец?

«Но как? — продолжал ход своих мыслей подполковник, — как им стало известно, что мы будем там и ребят будет двое?»

Глаза Лобанова налились кровью, потому что он понял: в штабе есть крыса.

Глава 13

Катя очнулась от сильного запаха нашатыря, бившего ей в нос. Она попыталась пошевелиться, но не смогла — руки и ноги были привязаны к стулу.

«Очухалась?», — спросил ее по-английски незнакомый мужчина.

Катя молча смотрела на него и понимала, ЧТО теперь будет. Он будет мучать ее, ничего не знающую, до тех пор, пока не посчитает бесполезной. А потом убьет. И от осознания этой мысли она подняла голову вверх и захохотала.

«Тварь», — процедил мужчина и ударил ее по лицу.

Странно, но ей совсем не было страшно. Может быть потому, что события последних дней выели ее душу до пустоты, так, что сопротивляться не было сил?

«Что я могу сделать? — думала она, — Или нет, что я должна сделать?».

Она медленно стала проигрывать в голове варианты решений: «Чтобы он оставил меня живой, я должна быть ему полезна. Если бы я хоть что-то знала, то могла бы тянуть время. Тянуть… Но зачем? Чтобы Смирнов нашел меня? Но раз я здесь, значит у него все пошло не по плану. А если все пошло не по плану, то на приоритетную цель у него остается меньше времени. Поэтому …

Если думать о том, что я знаю, то знаю я только то, что мужчина, которого я любила, с которым жила — агент внешней разведки. Могу ли я обменять свою жизнь на информацию о нем? Могу. Но не стану, потому что не смогу с этим жить.

Если бы я была в статусе Смирнова, то могла бы предложить ему обменять себя на что-нибудь важное для них, тех, кто стоит за всем этим. Но я никто.

Как ни крути, получается, что полезной ему я быть не могу. А раз так, то он меня убьет. И если этот исход неизбежен, то нужно, чтобы это произошло как можно быстрее».

Катя знала, что ей делать.

— Кто еще, кроме вас двоих, на операции? «Каков ваш следующий шаг?» — спросил англичанин, развязывая кляп.

— Пошел к черту! — процедила она.

— Крутую из себя строишь, тварь? — и он ударил ее по лицу. — Кто еще, кроме вас двоих, на операции? Каков ваш следующий шаг?

Катя закрыла глаза и представила, как играет на скрипке любимого Шопена… Одни и те же вопросы повторялись бесчисленное количество раз. Боль уже перестала ощущаться так остро, картинками мелькали перед глазами счастливые воспоминания детства, в голове звучал все тот же ноктюрн, и она повторяла свой ответ… снова и снова.

В какой-то момент он, видимо, пришел в ярость, потому что схватил ее за волосы и потащил куда-то наверх.

«Оказывается, мы на яхте… Так вот ты какая, река Ханган», — подумала она.

«Смотри, тварь, — все так же держа ее за волосы, сказал он. — Смотри! Потому что больше ты ничего не увидишь! Последний раз спрашиваю! Кто еще, кроме вас двоих, на операции? Каков ваш следующий шаг?»

«Ну вот и все», — подумала Катя. Она подставила лицо ночному ветру, закрыла глаза и громко, практически по слогам, сказала: «Пошел к черту!»

Он тащил ее за волосы до лестницы. Спустившись, бросил на пол и стал бить ногами.

«Тварь», — пнув ногой напоследок ее уже бесчувственное тело, он поднялся на палубу, закрыл люк над лестницей и пошел к своей машине.

***

Хен решил переночевать на старом катере отца. На душе была смута, и он подумал, что здесь, в месте, хранившем столько воспоминаний, ему станет легче, и он сможет разобраться в своих мыслях.

Он расстелил старое одеяло прямо на палубе и лег, подложив под голову руки. Небо было таким звездным. И он смотрел на него, не отрывая взгляда.

«А здесь все изменилось за 10 лет. Старые катера заменились новыми яхтами на разный вкус и кошелек. Странно только то, что сегодня на них не кипела жизнь… Будто все они спали под весенним ночным небом», — все эти мысли мелькали в голове Хена, и он уже практически уснул, но легкий шум на соседней яхте вывел его из дремы. Хен приподнял голову и увидел, что какой-то мужик за волосы тащит за собой женщину по палубе…

«Семейная ссора?», — подумал он. Мужчина орал, женщина стояла, запрокинув голову назад, и длинные волосы колыхались на ветру…

Хену стало нехорошо. Настолько, что перед глазами все потемнело… Он простоял так несколько секунд в полном оцепенении, пока не услышал сказанное практически по слогам русское «Пошел к черту», сказанное знакомым ему голосом.

«Катя?», — как в замедленном кино он перевел взгляд на мужчину.

Тот, схватив ее за волосы, потащил назад в трюм. Пробыв там пару минут, он уже один поднялся наверх и пошел в сторону своей машины.

Хен не мог двинуться с места, его словно парализовало.

Мужчина принес из машины пару канистр и стал обливать яхту бензином. Сильный запах привел Хена в чувство.

«Мне нужна пара минут, чтобы добраться туда», — прикинул он.

В момент, когда мужчина, опустошив одну из канистр, потянулся за другой, Хен был уже в воде. Подняв голову вверх, он произнес: «Прошу, помоги!».

Мужчина стал хлопать себя по карманам, видимо, в поисках зажигалки. «Черт!», — сказал он и снова направился к машине.

Хен был уже на палубе. Открыв люк, он одним прыжком спустился вниз и застыл в ужасе от увиденного: девушка, еще вчера танцевавшая вальс под цветущей сакурой, лежала на полу в позе эмбриона, прикрывая кистью правой руки живот. Лежала, как ребенок… От вида крови вокруг и от подступающей ярости его затошнило и стало стучать в висках.

«Очнись, Хен, у тебя мало времени» — сказал ему почему-то мамин голос…

Он подошел к Кате, взял ее на руки и, выйдя на палубу, уже полыхающую огнем, понял: сейчас рванет.

«Держись, ты только держись», — сказал он, убрав волосы с ее лица, и прыгнул в воду.

Глава 14

Очутившись в воде, Хен молниеносно прокручивал в голове все, что знал о бледном утоплении. Хорошо, если это слово вообще уместно в этой ситуации, что Катя попала в воду, будучи без сознания, в этих случаях возникает рефлекторный спазм голосовой щели, и это препятствует проникновению воды в лёгкие. Вода туда и в желудок либо не поступает, либо попадает в небольшом количестве. Дыхание и кровообращение останавливаются, но если сделать в ближайшие минуты сердечно-лёгочную реанимацию, то тяжёлых последствий можно избежать. «Нужно быстрее попасть на берег», — подумал он, и сильными гребками продолжал двигаться в его направлении.

За спиной все полыхало, он чувствовал, как языки пламени прожигают небо насквозь, как погружаются в воду обломки яхты. Хен лишь раз повернулся, чтобы удостовериться, что машины этого ублюдка нет на месте, и он уехал.

«Нам нужно убираться отсюда побыстрее, пока здесь не появились люди», — подумал он.

***

Выбравшись на берег, он положил Катю на землю. За все это время она так и не открыла глаза. Дыхание и пульс отсутствовали.

«15 компрессий на 2 вдувания», — повторял он шепотом, надавливая на ее грудную клетку и вводя воздух в ее легкие.

Секунды превращались в вечность. «Не смей сдаваться! Не смей, слышишь! — и он продолжал — 15 компрессий на 2 вдувания». Ему казалось, что он сделал это уже бесчисленное количество раз, но результата так и не было.

«Я не сдамся, слышишь!», — сказал он ей и продолжал…

Ее грудная клетка, наконец, поднялась, Хен приложил палец к сонной артерии и нащупал слабый пульс. «Молодец, девочка», — сказал он и уложил ее на бок. Запрыгнув на катер, он схватил одеяло, на котором еще недавно лежал, свои вещи, спустился на землю, укрыл Катю и достал мобильный.

***

— Привет, Джин Хек. У меня мало времени. И мне нужна твоя помощь.

— У тебя что-то случилось?

— Случилось.

— Ты пугаешь меня, Хен.

— Грузовик, который привозит продукты, приезжает в то же время? По той же дороге?

— Да.

— Хен Шик может покинуть базу без последствий?

— Думаю, да.

— Я буду ждать его на перекрестке через 20 минут. Пусть возьмет машину, в которой можно спрятать человека.

— Грузовик должен отвлечь внимание? Мне нужно пошуметь?

— Ты правильно меня понимаешь, Джин Хек. Я буду ждать и… спасибо.

«Куда ты вляпался, Хен? — подумал Джин Хек, — куда ты вляпался, снова?»

Хен улыбнулся, подумав о том, что он все-таки счастливый человек. Ведь в жизни сложно найти хотя бы пять друзей, но они у него были. Бережно уложив Катю на заднее сиденье машины, он сел за руль и рванул с места.

***

По дороге Хен думал только о том, чтобы успеть.

В том, что Катя была замешана в чем-то серьёзном, он был уверен. Слишком много действующих лиц. Слишком жестоким было то, как с ней обошлись. «Кто же ты? Что с тобой случилось?», — сказал он вслух.

Но сейчас все это было неважным, второстепенным. Сейчас главным было спасти ей жизнь.

Единственным, кто мог это сделать, был Джин Хек. Прекрасный военный хирург. Парень, с которым он прослужил последние 6 лет. Единственное место, где это можно было сделать — военная база под Соннамом.

Хен вдавил педаль газа и помчался к месту встречи.

***

«Хорошо, что сейчас ночь» — подумал он. Хен выключил фары и стал всматриваться в дорогу… Военный УАЗик поравнялся с ним через пару минут.

Хен Шик выскочил из машины, открыл пятую дверь, не спрашивая ни слова, положил туда Катю. Вместе с Хеном они откатили его машину под раскидистый куст и, выключив фары, стали ждать появление грузовика.

— Джин Хек отвлечет их на КПП. Ты знаешь, что делать. Тебя не должны заметить.

— У меня просто нет выбора. Все должно получиться.

Увидев свет фар, они какое-то время еще постояли и двинулись вслед за грузовиком.

Перед КПП Хен Шик прибавил газу, и машины поравнялись.

Солдат на КПП хотел было открыть шлагбаум, но подошедший Джин Хек попросил водителя предоставить сертификат на продукты. Водитель был явно ошарашен подобной просьбой, и началась словесная перепалка. Устало и чуть нервно, стуча пальцами по рулю, Хен Шик сказал постовому: «Может я проеду, а? Вовремя не успею — капитан голову снесет».

Солдат нажал кнопку, и шлагбаум начал подниматься. Хен Мин, укрытый плащ-палаткой на соседнем сиденье, вжал голову в колени и практически не дышал…

«Приехали», — сказал Хен Шик.

Они молча вышли из машины и под покровом ночи занесли Катю в операционную.

Чхве Джин Хек зашел в комнату и обвел всех взглядом. Подойдя к Кате, он убрал одеяло, которым она так и была укрыта, и сказал: «Всем выйти».

Глава 15

Два Хена сидели в коридоре, не говоря друг другу ни слова. Потому что слишком хорошо знали друг друга.

Из открытой двери вышел Джин Хек, весь его халат был в каплях крови, почему-то разных по размеру. И от одного вида этого халата Хен Мину стало страшно. Так страшно, как не было еще ни разу в жизни.

Посмотрев на него, Джин Хек сказал: «Ты идешь со мной, а ты — указав на Хен Шика, — стой на стреме».

«Ложись, — сказал Джин Хек, войдя в операционную, — У нее большая потеря крови. Мне нужна твоя универсальная первая».

Хен лег на кушетку, развернул и подставил руку. «Все будет хорошо?», — спросил он, как ребенок, глядя на своего друга.

Но тот ничего ему не ответил.

***

Хен молча смотрел, как через трубку капельницы стекает его кровь. Через какое-то время глаза его стали тяжелеть, и он, кажется, отключился.

Его разбудил голос Джин Хека: «Хен, вставай. Нам нужно поговорить». Он снял медицинские перчатки и уперся взглядом в глаза друга…

«Если ты пришел сюда, — сказал он, — значит ситуация патовая. Перелом трех пальцев и 4 ребер, разрыв селезенки и большая потеря крови — это то, что сделали с этой женщиной. Но самое главное, Хен…, — он замолчал и опустил глаза вниз, — она потеряла ребенка. Я сделал все, что мог. Но вероятность того, что она станет матерью в будущем, равна половине процента.

Я не знаю, кто она для тебя…. Но женщины редко с таким смиряются. Ты должен это знать.

Хен стоял в полном оцепенении. Туман. В его голове был полный туман. А потом от какого-то бессилия его тело начало сползать обратно на кушетку. Он обхватил голову руками и, подняв глаза на Джин Хека, спросил:

— Что я могу для нее сделать, скажи?

— Молись, — вот так односложно, без намека на надежду, ответил видавший многое военный хирург…

Хен хотел орать, хотел разорвать ублюдка, сделавшего это с ней, на куски… голыми руками, но он произнес вслух лишь:

— Собирай ребят. Я расскажу все, что знаю. «Через 10 минут», — сказал он, вставая на ноги.

— Хорошо, — уходя сказал Джин Хек, зная, что эти 10 минут его друг потратит на разговор с тем, в кого давно перестал верить.

Глава 16

Хен сидел перед своими друзьями, поставив локти на колени, сцепив пальцы рук в замок, упираясь в них подбородком. Он рассказал им все: от встречи с ней на остановке до звонка Джин Хеку. Пять пар глаз смотрели на него и молчали. Сержант Сон Джи Соп, самый старший из них, прервал молчание первым: «Можно я подытожу? Все, что мы знаем о женщине, которая лежит в соседней комнате, — это то, что она русская скрипачка, вероятно, состояла в отношениях с блондином с выставки, ребенка которого, скорее всего, потеряла. Была практически убита неизвестным мужчиной европейской внешности, который, судя по всему, с этой выставки ее и похитил. Выживет ли она — неизвестно. Знает ли блондин о том, что с ней случилось — неизвестно. Где блондин — неизвестно. Европеец уверен, что она мертва… Я правильно все понимаю?»

Джи Соп молча смотрел на Хена.

Кан Ха Ныль, встал со стула и, крутя перочинный нож в руке, сказал: «Я уверен, что она фигура в какой-то военно-политической игре. И, судя по тому, как Хен описывал нам ее поведение, она либо прекрасная актриса, либо ничего об этой игре не знает».

Хен Шик и Ан Хе Соп продолжали молчать…

«В любом случае, — продолжил Джин Хек, сейчас самое главное, чтобы она пришла в себя. При положительном исходе ее реабилитация займет минимум 1,5 месяца. А значит, она должна будет остаться в месте, где все это время ее не найдут. А при отрицательном исходе…».

«Этого не будет», — прервал его Хен Мин.

«А где при положительном исходе эта женщина может проходить реабилитацию? — спросил самый молодой и романтичный Ан Хе Соп, — у Хена дома? В больнице? В России? А где гарантия того, что она выедет из Кореи? Если она фигура в игре, а игра была затеяна на нашей территории, значит на выставке кроме известных были и другие стороны…возможно наши…»

Все пятеро посмотрели на этого мальчишку и снова замолчали.

«Единственный способ выжить для этой женщины — остаться здесь, с нами, — сказал Хен Шик, — до того момента, пока она не встанет на ноги. Возможно, к тому времени мы успеем разобраться в этой ситуации. И поймем, что делать дальше».

«И как же нам среди мужиков на этой базе спрятать женщину?», — с усмешкой спросил Джи Соп.

«Нас шестерых должны перебросить дальше, на дальнюю точку в лесу, — сказал Хе Соп, что-то рисуя в блокноте, — тебя, Хен, должны восстановить. Это единственная возможность присутствовать с нами без подозрений. Но сделать это может только один человек. И он должен знать правду».

Хен Мин молча обвел всех взглядом: «У разговора с подполковником есть два варианта исхода: если он согласится, то тогда все будет так, как говорил Хен Шик, и есть шанс, что с Катей все будет в порядке; если он откажет, то при любых дальнейших действиях жизнь этой женщины будет под угрозой. А я бы очень этого не хотел.

Я должен убедить его согласиться, потому что это наилучший вариант. Те, кто замешан в этой игре, узнав о том, что Катя жива, а они узнают, как только мы покинем базу и начнем действовать, устранят ее так быстро, как только смогут, не дав покинуть страну. Если русские не смогли предотвратить ее похищение, значит не были готовы к такому варианту событий. А раз не были готовы, значит все пошло не по плану. А раз все пошло не по плану, то другая сторона была в курсе деталей их операции. Предполагаю, что эта работа двойного агента. Следовательно, информация о том, что Катя выжила, может не дойти до нужного адресата. И тогда ее опять же устранят. Поэтому не делать ничего сейчас — наилучший вариант действий.

Пока я не получил ответ подполковника в случае, если нас с ней здесь обнаружат, тебе, Хен Шик, я угрожал оружием в машине, выманив на встречу, тебе Джин Хек — тоже.

Все остальные ведите себя так, как будто ничего не изменилось. Представьте, что меня здесь нет. Дайте мне сутки, ребята, до встречи с Чан Воном. Я должен быть с ней. Я должен убедиться прежде, чем уйду, в том, что она пришла в себя». Хен шумно выдохнул.

Все пятеро кивнули в знак согласия головой. Хен развернулся и направился к выходу, когда услышал голос Хе Сопа:

— Почему эта женщина так важна для тебя, Хен?

— Потому что она разбудила во мне жизнь.

Хена уже давно не было в комнате. Они какое-то время молча стояли, а потом Джин Хек спросил: «Мы с ним, ребята»?

Они лишь молча кивнули головой и пошли делать свою работу.

Глава 17

Прошло уже несколько часов, а Катя так и не приходила в себя. Джин Хек ввел ей обезболивающее и, предупредив Хена, что она может бредить, ушел.

Хен сидел у ее кровати и прокручивал в голове в сотый раз день их знакомства. Эти огромные зеленые глаза, смотревшие на него с немой просьбой, протянутую руку, танец под сакурой, поцелуй в щеку, улыбку, такую искреннюю и открытую.

«Что же с тобой случилось, — думал он, — что там, на яхте, ты перестала бороться, ты перестала хотеть жить?».

Ее лоб покрылся испариной. Губы были такими бледными, будто кто-то вымазал их мелом. Руки в безвольно-кукольном состоянии лежали вдоль тела. Хен не отрываясь смотрел на ее глаза и все ждал, что их зеленый блеск ударит ему в зрачки как тогда, в день их знакомства.

Минуты превращались в часы.

Луч солнца робко постучал в окно. И тогда Хен встал на колени и начал молиться.

Он не знал, как это делать правильно. Он говорил все, что было у него на душе. Он благодарил того, кто там наверху, за этот луч света в окне, за то, что 20 лет назад, он подарил ему родителей, любовь и веру в людей, что спас ему жизнь в автомобильной аварии, что рядом с ним есть подполковник и его друзья, что там, на реке Ханган, этот ублюдок забыл зажигалку в машине.

Он извинялся за то, что слишком многого не ценил, что закрыл свою душу намертво из-за боязни кого-то еще раз потерять, что из-за своей трусости вовсе и не жил последние 10 лет, и это так неблагодарно по отношению к людям, воспитавшим его, вложившим в его душу столько тепла и любви. Он говорил, не останавливаясь и плакал, опустив голову вниз, плакал слезами искупления.

Он просил его о том, чтобы у этой женщины, пережившей столько потерь, тоже был шанс его, кто там, наверху, поблагодарить. Поблагодарить за жизнь.

***

Джин Хек открыл дверь в комнату, чтобы проверить, как у Кати дела. Увидев стоящего на коленях друга и плакавшего впервые за все время, которое он его знал, Джин Хек понял, что женщина, которой он спасал жизнь, нашла ключ от тайной комнаты в его сердце, вставила в замочную скважину, открыла дверь и выпустила из нее запертого болью на несколько лет настоящего Хена.

***

«Папа, мне так больно. Побудь со мной, пожалуйста. Погладь меня по голове», — Хен услышал тихий Катин голос.

Он понял, что она бредит. «Но то, что она говорит, — это ведь уже хорошо, да?», — спросил он сам себя.

Встав с колен, подняв голову вверх, он сказал: «Спасибо» и, сев у ее кровати, стал гладить ее по голове, по рукам. Он говорил ей шепотом, что все будет хорошо, что у такой девочки, как она, не может быть по-другому. В какой-то момент она взяла его за руку, громко выдохнула и уснула.

Время близилось к полудню. Хен понимал, что до окончания запрошенных им суток оставалось все меньше времени.… Но теперь он верил, что все будет хорошо, что по-другому и быть не может.

Вошедший в комнату Джин Хек попросил его выйти.

Долгим взглядом Хен посмотрел на Катю и направился в другую комнату, где его уже ждала вся команда.

Никто из них не осмеливался нарушить тишину и спросить, как дела? Каждый думал о чем-то своем, а Хен Мин прокручивал в голове предстоящий разговор с подполковником.

Вот так, в молчаливом диалоге, они простояли несколько минут, пока зашедший в комнату Джин Хек, улыбаясь краем губ, не сказал: «Теперь все будет хорошо. Всем быть готовыми покинуть базу сегодня ночью. У вас есть полдня на сборы. Хен Шик, поможешь собрать максимум медикаментов. На дальней точке с этим могут быть проблемы».

Хен вопросительно смотрел на своего друга, собираясь было задать вопрос, но Джин Хек его опередил:

— Я уже получил разрешение подполковника.

— Но…, — хотел продолжить Хен.

— Ждать окончания суток, рядовой Хен, не имело смысла. Слишком тяжело скрывать здесь присутствие посторонних. «А ты все это время должен был быть в другом месте», — сказал Джин Хек и вышел из комнаты.

***

Катя открыла глаза и поняла, что на нее смотрит высокий красивый и абсолютно незнакомый ей мужчина.

— Чхве Джин Хек — представился он ей по-английски.

— Катя — с трудом ответила она.

— Нам нужно поговорить. Вы можете это сделать?

— Да, — ответила она, ощущая сильную сухость в горле.

— Вы очень серьезно пострадали, Катя. Мой друг привез вас сюда в критическом состоянии. Сейчас вашей жизни ничего не угрожает. Но у вас перелом 4-х ребер и трех пальцев правой руки. С разрывом селезенки мне удалось справиться, но вот ребенок, — он опустил глаза, — его мне спасти не удалось.

Катя смотрела на него своими огромными зелеными глазами, на которые уже накатывались слезы. Она отвернулась, видимо для того, чтобы не показывать все свои чувства этому человеку. Джин Хек понимал, что ей нужно время для того, чтобы все осознать, и молчал.

— Где я? — прервала молчание Катя.

— Вы на военной базе под Соннамом.

— Это вы были со мной все это время? — она невольно посмотрела на его руки.

— Я и еще один человек.

— Спасибо, что спасли мне жизнь. Я думала, что последнее, что я запомню, — это звездное небо над рекой Ханган.

— Спасение вашей жизни не только моя заслуга.

— Кто же сделал это для меня? — удивленно спросила Катя.

«Неужели рядом с тобой нет ни одного человека, способного тебя защитить? — подумал Джин Хек и, поворачивая голову в сторону входящего Хена, ответил, — он».

Катя посмотрела на входящего мужчину и заплакала. Заплакала от того, что поняла, что никакая она не глупая, витающая в облаках и живущая в выдуманном мире женщина. Что можно, можно чувствовать искренность человека, доверившись только своему чутью. А значит, у нее есть надежда на то, что люди в ее жизни могут быть настоящими.

— Здравствуй, Хен.

— Здравствуй, Катя. Я рад, что с тобой все в порядке.

— Ты можешь подойти поближе?

Хен подошел к кровати, на которой она лежала.

— Наклонись, пожалуйста.

— Да, — он наклонился к ней, и ее зеленые глаза прожгли его зрачки насквозь.

— Спасибо, — и она поцеловала его в щеку, как тогда, в парке.

«Никакого стеснения», — улыбаясь, шепотом сказал Джин Хек и вышел из комнаты.

***

— Ты поспи, вечером мы должны уехать.

— Как я здесь оказалась?

— Я был на катере отца, когда увидел тебя на палубе соседней яхты.

— Ты меня узнал? В кромешной темноте?

— Я узнал тебя по поднятому вверх лицу, развевающимся волосам, голосу и русскому «пошел к черту».

— Извини.

— Почему?

— Я думала, что это конец. И мне хотелось это сказать. Жаль, что ты это видел.

— Ты была честна. Это важно.

— Как я оказалась здесь, Хен? Ты военный?

— Раньше командовал здесь ротой. Потом был отстранён от исполнения должностных обязанностей за несоблюдение правил уставных взаимоотношений. С сегодняшнего дня — рядовой Кан Хен Мин.

— А я бы не подумала, что ты бунтарь! Слишком закрытым, сдержанным ворчуном ты мне показался.

— Ты про автобус? Мне просто о многом нужно было подумать тогда. Не каждый день остаешься без работы.

— Куда мы должны уехать, Хен? Вы не можете так рисковать. А если меня найдут здесь? Вы же все пойдете под трибунал!

— Пока, Катя, никто не знает, что ты жива. Тот мужчина сжег яхту после того, как оставил тебя там… внизу. Думаю, он уверен в том, что ты мертва. Думаю, что эту же информацию услышит тот мужчина с выставки, — его голос стал тише, вены на руках вздулись от сжатых кулаков.

И Катя поняла: она должна рассказать все. Все, что знает, людям, готовым ради нее рискнуть своей карьерой.

Глава 18

Она рассказывала свою историю в мельчайших подробностях. От похода в кафе на Горького, до событий на яхте. И когда она закончила, то почувствовала облегчение. Будто впервые за долгое время она могла поделиться с кем-то тем, что у нее на душе. И огромный груз свалился с ее плеч.

Шесть пар глаз смотрели на нее, не отрываясь. Ни один из них ни разу ее не перебил, не задал ни одного вопроса.

«Ну, вот и все», — закончила Катя, — все, что я знаю.

Хен вопросительно посмотрел на Кан Ха Ныля, помня его предположение о том, что она — хорошая актриса. Катя заметила этот взгляд и спросила, обращаясь к высокому, дерзко-красивому мужчине, крутившему в руке перочинный нож: «Вы думаете, можно ли доверять моим словам, — он сдвинул брови и посмотрел ей прямо в глаза, — думаю, что вы имеете на это право».

«У нас нет больше времени на разговоры, — сказал сержант Сон Джи Соп, — нам пора выдвигаться».

Все уже готовы были выйти из комнаты, когда Ан Хе Соп спросил: «Что произошло на смотровой площадке такого, что судьба после этого постоянно пересекала вас двоих»?

Катя и Хен смотрели друг на друга, остальные пятеро смотрели на них.

«И правда, я бы тоже хотел знать», — присоединился Хен Шик.

— Она показалась мне чувственной, открытой, умеющей жить каждый момент. Будто показала мне, как много я упускаю, — Хен опустил глаза, но, собравшись духом, посмотрел на Катю.

— Я пообещала ему, что он обязательно будет счастлив, потому что почувствовала его внутреннее одиночество и пустоту. И что это непременно сбудется, потому что я — волшебница. Потом сказала: «Спасибо» за то, что он потратил на меня полдня, и поцеловала.

Катя видела, что мужчины смутились. И знала почему. Но не собиралась оправдываться.

— Просить у человека помощи — нормально. Поцеловать в знак благодарности — тоже.

Моя беременность и невыясненные отношения на тот момент никак не запрещали мне по-человечески общаться с мужчиной. Я сама знаю грань, которую нельзя переходить. И поступки, которыми эту грань переходят. Но будучи с кем-то в связи, я позволяю себе человеческие отношения с другими людьми. И если тот, кто рядом, не готов мне доверять, то ничего и начинать не стоит!

Каждый из мужчин понял, что она ответила на их незаданный вопрос.

«М-да…, — подумал сержант Джи Соп, — горячая на руку».

«За словом в карман не полезет», — улыбнулся Хен Шик.

«Непокорная. Совсем», — Ха Ныль смотрел на нее изучающе.

Катя чувствовала напряжение, исходящее от этого красавца с перочинным ножиком в руках. И, глядя на него, спросила:

— Я вам не нравлюсь?

— Я этого не говорил.

— Даже если вам не нравится все, что я говорю и делаю, то я все равно не буду притворяться. Для меня важнее быть честной, чем заботится о реакции других людей.

Это была молчаливая дуэль, в которой бесовской огонь, конечно же, победил. Кан Ха Ныль опустил глаза и с еще большей скоростью стал вертеть перочинный нож в руках.

«Что-то в ней изменилось, — подумал Хен, — она дает сдачи».

«Я очень хотел бы понять, — спросил Хе Соп, — как вы относитесь к Хену? Как с мужчине? Или как к человеку, которому благодарны»?

«Я бы тоже хотел это знать», — подумал Хен.

«Как к первому человеку, которому я по-настоящему буду доверять», — сказала Катя.

«Нам пора», — прервал всех Джин Хек. Выходим.

Глава 19

Прошло несколько дней, каждый из которых Катя провела в постели. Джин Хек запретил ей вставать, а она не хотела сопротивляться. Ей хотелось слушаться этого мужчину. Потому что она поняла, что судьба дала ей шанс жить. И если для этого нужно выкорчевать из души с корнями всю пустоту, страх, обиды и потери, несмотря на невыносимую боль, — она это сделает.

«Всегда происходит что-то хорошее», — вспомнила она слова отца. Нужно просто увидеть это.

Катя не знала, где они находятся. Чувствовала только приторно-тягучий лесной воздух.

Ребята, так она решила их называть, приходили к ней по очереди. Казалось, что они установили дежурство по ее посещению. «Как в сказке, — подумала она, — только богатырей шестеро».

— Что ты рисуешь в этом блокноте, Ан Хе Соп? — спросила она в один из дней.

— Все, что кажется мне прекрасным.

— Ты можешь мне показать?

— Это слишком личное.

— Тогда научи меня! Я всегда завидовала тем, кто творит карандашом чудеса на бумаге.

Хе Соп посмотрел на нее взглядом, полным сомнений.

— Я буду прилежной ученицей, — сказала она, сложив ладони в просящий жест.

Он вышел за дверь и вернулся с новым блокнотом.

— Держи, этот будет твой.

Она старательно повторяла за ним последовательность из линий и штрихов, но лангеты на пальцах не позволяли руке двигаться свободно. Получалось не очень. Хе Соп смеялся, а она хохотала вслед за ним.

«Я буду стараться лучше», — говорила она ему и продолжала снова и снова.

Самым тяжелым для нее было оставаться с Кан Ха Нылем. Он сразу сказал ей о том, что говорить по-английски для него тяжело. Отчего всегда молчал, сидя у окна с книгой.

«Учи меня! — однажды попросила Катя, — учи говорить по-корейски. Самое необходимое».

В следующий раз он пришел с книгой, настолько старой, что написанное на некоторых страницах трудно было увидеть.

И она начала… Ох, как же было тяжело! Казалось, что буквы просто отказывались оставаться в мозгу и складываться в слоги. Но она отчаянно пыталась снова и снова, он ухмылялся краем губ, и эта ухмылка помогала ей стараться лучше. И в один из дней она, наконец, четко произнесла: «Здравствуй, Кан Ха Ныль, я рада тебя видеть».

***

Кате становилось лучше. Она чувствовала, что ее тело становилось сильнее. Но боли внизу живота беспокоили ее вместе с периодическими кровотечениями. Ей еще больно было двигаться, видимо, из — за поломанных ребер, поэтому многие вещи она не могла делать сама. И она боялась оказаться в неловкой ситуации, особенно перед ним. Вот и сейчас, видя, как он хочет войти, она резко сказала: «Пожалуйста, позови Джин Хека».

Хен прекрасно понимал, что сейчас так нужно. Но где-то глубоко внутри он злился от того, что кто-то нужен ей больше, чем он.

«Хорошо», — сказал он и вышел.

От его «хорошо» ей стало не по себе. Он нравился ей. Нравился своей молчаливой искренностью, смелостью, дерзостью того, что он ради нее сделал.

— Джин Хек, то, что происходит со мной нормально? — спросила она, как только он закончил с осмотром.

— То, что происходит с тобой не может быть нормальным. Потому что изначально было противоестественным и жестоким по отношению к природе женщины.

Катя заплакала. Ей почему-то стало страшно сейчас.

— Но я же когда-нибудь поправлюсь, да?

— Конечно поправишься!

— Скажи, Джин Хек, в тот день, когда ты прооперировал меня на базе, ты говорил Хен Мину о том, что я больше не смогу иметь детей?

Джин Хек был ошарашен.

— Ты не могла этого слышать. Я говорил по-корейски. И ты спала….

— Иногда слова не нужны, чтобы понять, о чем идет речь. Скажи, — и она заплакала, — я что, недоженщина получается?

Джин Хеку никогда еще не было так тяжело. Мужчины не задавали ему подобных вопросов. Он сел на ее кровать, взял за плечи и сказал:

— Чуда никто не отменял.

Она упала ему на грудь и зарыдала. А он не знал, что ему делать и, спустя какое-то время, обнял ее одной рукой и стал похлопывать другой по спине.

— Что я смогу дать мужчине, который полюбит меня? — рыдая спросила она.

— Любовь, ты дашь ему свою любовь. Ты дашь ему себя.

Она продолжала плакать.

Хен, стоявший у двери все это время, развернулся, быстро вышел из дома и направился в лес.

— Ты куда, Хен? — спросил Хен Шик.

— Мне надо срочно уйти, — сиплым голосом сказал он и практически бегом направился в лес.

***

Он орал так, будто его разрывало на части. Внутри было столько ярости, что, выпустив ее, можно было бы спалить мир! Она рисовала, учила корейский, она рыдала и смеялась, и все это время держала в голове мысль про какую-то недоженщину… И все это делала без него! Почему? Почему не его рука держит ее карандаш? Почему не его она приветствует по-корейски? Почему ему она не расскажет все свои страхи? Почему не его руки обнимают ее сейчас?

Он сжимал кулаки и орал.

И когда сил больше не осталось, он развернулся и пошел назад.

— Хен, — услышал он голос Хен Шика.

— Ты был здесь? Долго?

— Дай ей время. Наверное, сейчас по какой-то причине ей тяжело быть с тобой.

Хен посмотрел на него вопросительно.

— Есть вещи, — продолжил Хен Шик, которые женщина должна принять. И только тогда она решит, что ей делать дальше.

— Я никак не могу повлиять на это решение, Хен? — Хен Мин, как ребенок, уткнулся в плечо друга.

— Возможно, она хочет сделать это сама, чтобы впоследствии никого за это не винить. Возможно, она дает тебе время, чтобы ты понял, как к этому и к ней относишься ты. В любом случае, нужно подождать.

Так они и стояли, два Хена. Один, уткнувшись в плечо друга, другой, похлопывающий его по спине.

Глава 20

«Ура! Здравствуй свобода и солнце!», — сказала Катя, выйдя, наконец, на крыльцо.

Она подняла руки вверх и закружилась, после чего окинула взглядом шестерых мужчин, и сказала: «Каков план на день»?

— Шустрая какая, — сказал Джи Соп.

— Про нас еще не знаю, — ответил Ха Ныль, — а у тебя — готовка!

— Что? — спросила Катя.

— У нас, наконец, появилась женщина, и теперь мы должны нормально питаться, — ответил он ей.

— То есть ты хочешь сказать, что с утра и до ночи мое место будет у плиты?

Шесть пар глаз вопросительно смотрели на нее.

— А ты что думаешь, Хен Мин? — и она уперлась в него взглядом.

— Ну…, — робко начал он, — это как бы нормально, что женщина занимается такими вещами.

— Нормально значит… Ну так вот, что я вам скажу: женщина — это вам не прислуга! И не нужно за меня решать, что я буду делать! Нас семеро, следовательно, я буду готовить раз в неделю. Расписание повесьте здесь, — она указала пальцем на дверь, — А сейчас я пойду гулять! И да, Хен Шик, знаю, что ты прекрасный технарь. Может есть возможность придумать что-нибудь типа наушников — переводчиков? А то английский маловат для выражения всех мыслей…

Она демонстративно развернулась и пошла.

— Ты хоть знаешь, куда идти? — спросил Хен Мин, — подожди, я пойду с тобой!

— Нас что, как пацанов отчитали, еще и заданий надавали? — спросил Джи Соп.

— Ну, похоже, что да, — сказал Хе Соп.

— Промашка вышла, — усмехнулся Джин Хек, — русскую натуру не учли.

***

Она впервые за последнее время была с ним наедине. Там, в машине, когда они уезжали с базы в лес, эти боли все не давали ей покоя. Она притворилась, будто спит. А сама думала о том, что бог, видимо, рассудил, что такой глупой, как она, прожившей во лжи годы, нельзя доверить ребенка. Поэтому забрал его. Забрал потому, что она не достойна быть матерью.

Четкой картинкой стояли перед глазами лица Хена и Джин Хека там, в операционной. И она должна была прояснить свои предположения. И прояснила. И что же теперь она сможет предложить мужчине, который ее полюбит? А в том, что она была ему небезралична, Катя была уверена. Сможет ли она позволить себе лишить его шанса на нормальную семью? Может, другого и смогла бы… Но не его, только начавшего вылазить из своего панциря.

Он молча шел рядом и знал, о чем она думает.

«Черт, ну почему так тянет к тебе»? — злилась на себя Катя.

«Подай хоть один знак, чтобы я мог действовать», — думал он.

— Смотри, какая птица! — воскликнула Катя.

От неожиданности Хен налетел на нее, а она, уже разворачивавшаяся к нему, чтобы показать птицу, ударилась лбом о его подбородок и, по инерции двигаясь вперед, остановиласьгубами на его шее.

Ей стало так холодно, что по рукам поползли мурашки и пальцы стали ледяными. Она стояла, не шелохнувшись, уткнувшись губами в его шею.

«Черт! Почему так жарко, — думал он, — будто внутри горит адское пламя». И опять эта проклятая паника взяла его за горло, парализовала настолько, что он не мог пошевелиться.

«Черт! Ну что же мне с тобой делать, Катя? Что делать?», — думал он.

— Какая птица? — выдавил из себя он.

— Что, птица? Не знаю, — бессвязно проговорила она, оторвавшись, наконец, от его шеи.

— Вот и смотри в следующий раз вперед, а не неизвестно куда! — рявкнул он, развернулся и пошел назад.

***

Пятеро глаз смотрели на них, когда они возвращались из леса.

«Ба, да нам спички сегодня не нужны, — исподлобья сказал Джи Соп, — воздух просто переполнен искрами».

Катя нырнула в свою комнату. Сердце стучало так, будто хотело выпрыгнуть из груди.

Хен подошел к Джин Хеку, рубившему дрова, и прохрипел: «Моя очередь».

***

День близился к вечеру. Катя все это время рисовала. Руки двигались сами по себе, душа была переполнена эмоциями, а мозг — мыслями.

Она была уверена в том, что он к ней чувствует. Но почему тогда ничего не предпринимает? Будто сделал шаг сторону и наблюдает за всем со стороны.

«Но ведь ты сама решила, что не можешь лишить его права на полноценную семью, — говорил ее внутренний критик, — так почему же ты ждешь его шагов?»

«Потому что я хочу быть с ним, слышать его, видеть, прикасаться к нему, нести всякую ерунду», — говорило ее сердце.

«Так чего же ты хочешь на самом деле?», — спросила ее душа.

«Хочу, чтобы он сам решил, насколько я ему такая нужна, решил и никогда не жалел об этом. А когда решит, пусть действует. Вот чего я хочу! Решать и действовать за него я не буду!», — она громко захлопнула блокнот и вышла наружу.

Глава 21

Мальчики! 4 вопроса и 1 предложение.

Расписание по кухне уже повесили?

Где здесь душ и когда будет женское время?

Мне нужно попасть в ближайший населенный пункт и сделать несколько женских вещей. Кто даст мне деньги и отвезет туда?

Хен Шик? Что по моей просьбе?

Вечером предлагаю жечь костер и сыграть в игру «Хотел — сделал».

В полнейшей тишине пять пар глаз недоуменно смотрели на нее.

— Началось, — обреченно сказал Ха Ныль.

— Процесс выздоровления вошел в новый виток, — захохотал Джин Хек.

И только Хен, скрестив руки в замок, смотрел куда-то вдаль. Он никак не мог сбросить это чувство паники, крепко державшее его за горло. Эта женщина шла вне правил движения. Вне известных ему сценариев. Поэтому он, Хен Мин, не запоминавший имена женщин, лежавших в его постели, просто не знал, что ему делать…

***

Катя никак не могла уснуть. Отчего-то пальцы под лангетами тянуло ноющей болью…. Она закрывала глаза, но как только это происходило, она представляла его лицо, закрытое капюшоном и козырьком бейсболки, там, в автобусе, и эту шею с пульсирующей веной, в которую она уткнулась губами сегодня. «Можно ли вот так, за несколько секунд, глядя в глаза человека и вдыхая его запах понять, что он твой? — думала она. — Можно ли, не зная, как он ест, спит, о чем думает, как занимается любовью, влюбиться в него»?

Она гнала мысли прочь, но они никак не хотели уходить.

«Черт! Черт! Черт!», — сказал она, стукнув кулаками по кровати, и, поняв, что не сможет уснуть, вышла на улицу.

Пьянящий воздух ударил ей в лицо. Она стояла, подняв голову вверх, и любовалась звездами.

— Такая тишина…. «Такая обволакивающая тишина», — шепотом сказала она.

— Да, здесь всегда очень тихо.

Она повернула голову и увидела его… Он сидел в кресле в конце веранды. Сидел, упершись подбородком в сцепленные пальцы рук.

— Ты тоже не мог уснуть?

— Не получилось.

Если бы он только мог сказать ей, что не спит с того проклятого парка Намсан. Не спит, потому что все его мысли заняты ей одной. Что жизнь, которую она разбудила в нем, требует ее присутствия, ее улыбки, ее импульсивного сумасбродства, огня в этих зеленых глазах. Что он голоден без нее. А от этого зол. И для того, чтобы этот голод утолить, она просто должна была разрешить ему любить себя. Но она не спешила. Эта чертова недоженщина никак не давала ей сделать это. И он ждал. И это ожидание истощало его.

Она смотрела на него и хотела одного: еще раз уткнуться губами в его шею. «Почему же ты бездействуешь, почему? Почему не сделаешь того, чего хочешь? Или именно потому и не делаешь, что не позволяешь желаниям взять вверх над твоим разумом? Хочешь меня, но понимаешь, что для жизни я не та женщина? И после всего, что я испытала, боишься причинить мне боль?», — она отвернулась, боясь, что он увидит слезы в ее глазах.

«Я не буду, не буду решать за тебя, не буду тебе помогать!», — и, сверкнув на него глазами, она пошла к месту, где горел костер.

***

Просидев у костра до рассвета, Катя ждала Джин Хека. Едва он, сонный, вышел на крыльцо, она помахала ему рукой:

— Доброе утро! А я тебя ждала!

— Доброе! Ты здесь всю ночь просидела? А почему никого не разбудила? Не страшно было? Ты укрывалась чем — нибудь? Не простыла? — он засыпал ее вопросами.

Она улыбнулась. С ним все было просто. Не то, что с этим…

— Все хорошо, доктор! А я тебя ждала. Свози меня пожалуйста в цивилизацию. Туда, где мне без последующих проблем можно появиться. Мне нужно купить одежду и сделать еще одно дело. Побалуешь меня сегодня?

— Подожди минут 15.

— Не торопись. Я буду здесь.

***

Они ехали в машине по проселочной дороге.

— Место, в которое мы едем, безопасно? Если меня там увидят, проблем не будет?

— Это небольшая деревня. Там всего домов 12. Я знаю почти всех местных жителей. Не думаю, что будут какие-то проблемы. Эти люди редко задают вопросы.

— А что, если вопросы будут задавать им?

— Тогда мы должны что-нибудь придумать.

Катя замолчала и невольно посмотрела на его руки, лежащие на руле. Он заметил ее взгляд и спросил:

— Ты смотришь на мои руки? Я смущен.

— Смотрю. Потому что это руки, которые спасли мне жизнь… Красивые руки.

Он так неожиданно уперся в нее взглядом, что она опустила глаза вниз.

— Извини, я…

— Ты говоришь мне вещи, которые я могу неправильно понять.

Ей стало так стыдно, что щеки заполыхали. Она набрала полные легкие воздуха и сказала:

— Я просто хотела понять, эти руки гладили меня, пока я бредила, или нет.

— Мм, а я-то уж подумал, — усмехнулся он, — нет, не эти.

Ее лицо полыхало, и она уставилась в окно. «Идиотка! Идиотка! Идиотка!»

— Все нормально, — сказал Джин Хек, — ситуацию прояснили, это главное.

***

— Тебе нужна одежда? «Тогда нам сюда», — сказал он ей, остановившись около крошечной лавки. — Здравствуйте, Мин Джи Ен, — сказал он пожилой женщине, вышедшей им навстречу.

Катя поклонилась.

— Ооо, красавчик Джин Хек, как я давно тебя не видела!

— А вы совсем не изменились, — сказал он, обнимая ее.

— Лжец. Маленький лжец, — улыбнулась она. — Ты, наконец-то, нашел себе женщину? — спросила она, глядя на Катю. — Я так рада, так рада. Пора б уж.

Катя не понимала ни слова, но знала, что сейчас они говорят о ней.

— Мин Джи Ен, ей нужна новая одежда. Поможете нам?

— Она здесь не просто так? — спросила женщина.

— Не просто. Но больше сказать не могу. Пусть для всех она останется моей женщиной. Хорошо?

— Хорошо, Джин Хек. Но я было уже обрадовалась… Хотя, думаю, ты бы хотел, чтобы это было правдой…, — она повернулась к Кате, жестом предлагая ей войти.

Наступило время Джин Хека стоять с полыхающими щеками. «Хорошо, что она говорила по-корейски. Это определенно хорошо», — думал он.

***

Катя вышла с сияющим лицом. На ней была белая льняная рубашка и такие же штаны. Первый ее новый наряд в новой жизни. И она радовалась ему, как ребенок.

— Держи, — протягивая Джин Хеку бумажный пакет, сказала Мин Джи Ен. — Подобрать было тяжело. Особенно личные вещи. Полный нестандарт.

Джин Хек выглядел смущенным перед этой пожилой женщиной. Кому, как не ему, было знать об этом…

— Спасибо, — сказала по-корейски Катя, еще раз поклонившись, — Большое вам спасибо.

— А теперь, Джин Хек, я хочу подстричься! Где я могу это сделать?

— Что? Подстричься? Но зачем?

— Пришло время меняться.

Он никак не мог понять, как можно избавиться от такой красоты. Но раз это было ее решением, у нее были на это причины.

— Мин Джи Ен, — обратился Джин Хек к женщине, — кто может ее подстричь?

Мин Джи Ен внимательно посмотрела на Катю и куда-то ушла. Она вернулась через несколько минут с молодой девушкой.

— Она сделает это.

— Здравствуй, Со Ен, — поприветствовал Джин Хек пришедшую девушку.

— Здравствуйте, Джин Хек, — ответила ему она.

И Катя поняла, что она, Со Ен, в него влюблена. Ведь именно так смотрят на мужчину, к которому испытывают чувства.

Джин Хек наблюдал, как огромные пряди русых волос падают на землю. «Что ты оставляешь позади, Катя?», — думал он. «Кто эта женщина, на которую он так смотрит?», — думала Со Ен.

«Мальчик мой. А ты влюблен. Только в ее сердце совсем другой человек. Как я поняла? Ее взгляд, он смотрит на тебя, но мысли ее совсем не здесь. Бедный мой мальчик. Когда же ты найдешь свое счастье?», — думала Мин Джи Ен.

Они собирались уезжать. И вдруг Катя попросила его:

— Джин Хек, там, у нас в доме, такая потрясающая тишина. Давай принесем туда музыку!

— Попроси об этом Хен Шика. Здесь таких вещей не достать.

— Хорошо! — она улыбнулась ему и пошла к машине.

Он уже хотел тронуться с места, когда Мин Джи Ен прокричала ему:

— Через две недели наш праздник, не забыл? Обязательно приезжайте!

— Хорошо, — он помахал ей рукой и тронулся с места.

— А что празднуют эти люди?

— Последний день весны. И первый день лета.

— Уже кончается весна…

— Да, Катя, уже кончается весна.

***

Они вышли из машины.

— Спасибо, Джин Хек! То, что ты сделал, для меня очень важно.

— Пожалуйста, Катя!

Она направилась домой, взяв пакет из машины.

Все сидели около костра и пекли картошку.

— Привет, — она помахала им рукой, — чего молчите? Я поздоровалась.

— Сегодня, между прочим, твое дежурство, — Ха Ныль указал ей на дверь, на которой висело расписание, — а мы голодные. Чего нам не молчать? Вот, обед готовим.

— Ребят, ну простите! Я обещаю исправиться.

— Ты волосы отрезала? — спросил Хен Шик.

— Отрезала. Воспоминания, с ними связанные, плохие.

Хен понял, о чем она. Перед глазами всплыла картина, как тот ублюдок тащил ее за волосы…

— Тебе идет, — сказал Хе Соп.

— А можно мне к вам? «Я тоже есть хочу», — виновато спросила Катя.

Хен подвинулся, молча предлагая ей сесть рядом. Он старался выглядеть спокойным, но внутри все бушевало, как море в шторм. Когда утром он нигде не нашел ее, он чуть не сошел с ума. Потом, обнаружив, что машины нет, он вспомнил ее вчерашнюю просьбу и понял, что она уехала с Джин Хеком за одеждой и по какому-то делу… Опять не с ним! Опять! И как долго ее не было! Что так долго можно было там делать?

«Слава богу, ты сделал хоть какой-то шаг», — подумала Катя и села рядом.

— Держи, сказал он ей, протягивая картошку, — осторожно только, очень горячая!

Но разве она дослушала?

— Ааай, горячо-то как, — воскликнула она, перекатывая ее из руки в руку.

— Ты когда слушать будешь? — забирая картошку из ее рук, на повышенных тонах спросил он, — когда?

— Ну я же не знала, что она настолько горячая! Чего ты ругаешься? — по — детски, чуть не плача, сказала она.

— Слушать, потому что надо, что тебе говорят! — снимая с картошки шкурку и дуя на нее, сказал он.

Она опустила глаза от того, что хотела заплакать.

«Вредный, бесчувственный чурбан!», — сказала она про себя.

— А вот теперь держи, — и он положил ей на руки эту злосчастную картошку, — и прости, я просто не хотел, чтобы тебе было больно.

— Я подумаю, прощать тебя или нет! Ты или молчишь, или грубишь мне! Постоянно! Я подумаю, прощать тебя или нет!

— Прости, я просто дурак, который не может выражать свои мысли.

— Дурак.

Она отвернулась. И откусила кусок….

— Вкусно. Спасибо, ребята. Извините, что…, — она заметила, что никого, кроме него, не было рядом.

— Все ушли. Видимо, не хотели мешать нам ссориться.

— Я не хочу ссориться, Хен. Я не хочу тратить на это свое время.

— А чего ты хочешь?

— Я хочу знать, как ты ешь, о чем думаешь…, — она замолчала, покраснела и решила, что продолжать не стоит.

— Я тоже этого хочу.

— Тогда пойдем гулять.

— Ребятам сказать надо.

Глава 22

— Тут рядом есть водопад. Пойдем?

— Пойдем.

— Это неблизко.

— Тогда у меня есть одно условие.

— Какое?

— Говори со мной. Говори обо всем.

Он поднял на нее глаза и понял, что она предлагает ему выйти наружу. Выйти таким, каков он есть.

— Что ты хочешь услышать?

— Все, что ты захочешь мне рассказать.

И он стал говорить. С самого начала. С детского дома.

Кажется, что так много он не говорил за всю свою жизнь. Она молча слушала и понимала, теперь понимала, почему этот капюшон был на его голове в жаркий весенний день. Почему тогда, на смотровой, она спросила его о счастье. Спросила и не ошиблась.

— Хен, — сказала она, когда он замолчал. — Все может быть по-другому. В жизни все может быть по-другому. И только ты решаешь, быть этому или нет.

— Скажи, он знал, что ты ждешь ребенка?

Этот вопрос, как хлыст, ударил ее по лицу.

— Нет. Я так и не сказала ему.

— Но почему? Он имел право знать.

— Я не могла сказать ему об этом, зная, что он влюблен в другую женщину.

Он молча смотрел на нее. Теперь он понимал, что тот вопрос про счастье она задала не только ему. Тогда она, чувствуя себя преданной мужчиной, которого любила, задала этот вопрос и себе…

И никакое время, чтобы принять решение по поводу себя — недоженщины ей не нужно. Ей нужно, чтобы это решение принял мужчина. Принял и доказал, что ему нужна именно она, такая, какая есть. А она подумает, сможет ли ему доверять. Сможет ли быть с ним.

— Смотри, пришли, — опять воскликнула она.

— Ты когда перестанешь меня пугать?

— Тогда, когда ты перестанешь на меня ворчать!

И она бегом побежала к водопаду.

***

— Брр, холодная! — сказала она, подставив руку под воду.

— Конечно, холодная! Это же водопад!

— Давай, Хен! Давай сделаем это! — она крепко схватила его за руку и затащила под падающую воду. — Ааааааа, как холодно!

— Ты сошла с ума?! — кричал он ей, но его слова заглушал шум воды.

Она развернулась к нему, и ее лицо оказалось в паре сантиметров от его:

— У тебя есть здесь и сейчас, чтобы жить, понимаешь? — Она сделала шаг назад, расправила руки как крылья и, опустив голову, закричала. Криком радости и восторга.

— Ты точно сумасшедшая! — улыбаясь, сказал он.

— Сделай это со мной, Хен!

Он повернулся к ней лицом, тоже сделал шаг назад, расправил руки и почувствовал, как мощная струя воды бьет по его телу. Развернув руки ладонями вверх, позволяя воде просачиваться через его пальцы, он закричал. Это был крик свободы. Его руки будто вбирали в себя силу потока, наполняя его, делая практически всемогущим.

Она смотрела на него и понимала, что он становится свободным. «Давай, Хен, ты сможешь! Не останавливайся, — думала она. Живи! Здесь! Сейчас!»

Он вытянул ее из-под струи воды. Оба дрожали от холода.

— Это было потрясающе! — сказала она, стуча зубами.

— Катя… ты можешь мне доверять.

Она подняла на него глаза…

— Бежим, нужно успеть домой до вечера. Если я заболею, Джин Хек меня убьет.

И она, как тогда, в парке, побежала от него.

— Все, больше не могу, — падая на траву, задыхаясь, простонала она.

Он стоял и хохотал над ней на все поле.

— Почему ты смеешься?

— Джин Хек в любом случае тебя убьет. Даже если ты будешь здорова. Посмотри, во что превратилась твоя одежда!

— О черт! — она с ужасом посмотрела на свой недавно еще белый костюм. Он был мокрым, с прилипшей к нему травой и землей. — О, черт!

А он так и хохотал, стараясь скрыть свое желание лечь рядом.

Будто прочитав его мысли, она сказала:

— Ложись.

Он выдохнул с облечением и растянулся рядом с ней.

— Смотри, какие облака! Знаешь, я всегда завидовала их свободе. Им нужно только движение ветра, чтобы двигаться куда угодно. Ты хотел бы быть этим облаком, Хен?

Он слушал ее, но не слышал. Потому что смотрел на ее губы, которые двигались, произнося слова… «Хотел бы я быть облаком? — подумал он. — Я бы хотел тебя поцеловать. Очень хотел». И опять эта чертова паника, будь она неладна, поступила к горлу.

— Ты вообще слушаешь меня?! — гневно спросила она, облокотившись о землю.

«Опять этот бесовской огонь зеленых глаз», — думал он.

— Конечно слушаю, — ответил он.

— Тогда давай закроем глаза, — сказала она, ложась обратно на землю, — так лучше чувствуешь, что происходит вокруг.

Он не посмел ей перечить.

— Что ты чувствуешь, Хен? — спросила она через какое-то время.

— Тепло солнца, которое греет мое лицо. Ветер, обдувающий мои руки. Я слышу, как шелестит трава от легкого дуновения. Я чувствую запах цветов.

— Это и есть жизнь. Жизнь здесь и сейчас. Всегда что-то происходит. Что-то хорошее. Важно это чувствовать и ценить. Правда?

— Спасибо, Катя. Спасибо, что напомнила об этом, — сказал он шепотом.

Она ликовала, понимая, что маленькими шагами этот человек выходит из комнаты, в которую запер себя давным-давно.

В один момент он поднял руки ладонями вверх, будто хотел впитать в них все, что происходит сейчас, все до последней капли. И глядя на эти руки, сердце стало бешено колотиться. Теперь она знала, от чьих прикосновений ей стало спокойно и тепло… тогда…

— Пойдем, нас, наверное, все потеряли.

— Пойдем, поднимаясь с земли, сказал он, посмотрел на нее и захохотал.

***

— Ну и вид, вы где были? «Дождя вроде не было», — спросил Хен Шик.

— Мы ходили на водопад, — ответила Катя.

— Нечаянно в него упали и спасались целый день, — как всегда с усмешкой сказал Джи Соп.

— Ну да, кто-то в водопадах купается, а кто-то есть за безответственных дежурных готовит, — кольнул Ха Ныль.

— Слушай, — глаза Кати загорелись огнем, — у тебя пунктик на еде и готовке? Или на патриархате? Тебе только я не нравлюсь? Или все женщины? Или тебя, такого красавца, посмел кто-то бросить, и теперь ты мстишь всем женщинам в моем лице?

Кан Ха Ныль резко развернулся и, бросив на землю свой любимый нож, пошел в сторону.

— Я что, в точку попала? — спросила Катя, обращаясь ко всем сразу.

По гробовому молчанию она поняла, что оказалась права.

— Я найду его. «Я должна извиниться», — сказала она и пошла вслед за ним.

Катя нашла его сидящим под деревом. Облокотившись о ствол и запрокинув голову вверх, он смотрел на крону дерева и …плакал…

Она села рядом и, спустя какое-то время, сказала: «Прости. Я не имела права вот так, при всех говорить это».

Он посмотрел на нее взглядом, которого она не видела раньше, без вызова, без кричащего сарказма, и ответил: «Ты права. И ты меня прости».

Она понимала, что больше не нужно ничего говорить. И просто сидела с ним рядом.

— Пойдем, — вставая, она протянула ему руку, — темно уже. Я обещаю готовить завтра только для тебя.

Он взял ее за руку, поднялся с земли, и они медленно направились назад.

— Вид у тебя, что надо! — улыбнулся Джин Хек, — как у ребенка, вернувшегося с прогулки, на которую его впервые за долгое время отпустили.

— Прости, — и она сложила руки в извиняющемся жесте. Я сейчас приведу себя в порядок. А костер будет? — обратилась она ко всем.

— Иди уже! И оденься потеплее, — все так же с улыбкой на лице ответил Джин Хек.

Хен смотрел на своего друга и понимал: он влюблен. Влюблен в его Катю. А еще он с ужасом ждал эту игру. Игру в «хотел — сделал».

***

Она вернулась, когда все молча сидели у костра.

— А вы такие скучные! В армии что, развлекаться не принято?

— Ну почему же, можем и развлечься, — сказал Джи Соп, доставая бутылку рома, судя по этикетке.

— Да не об этом я! Кстати, Хен Шик, нам можно обзавестись музыкой? — спросила она.

— Твоих заданий становится все больше, — улыбнулся Хен Шик, — но я попробую сделать все, о чем ты просишь, раз для тебя — это важно.

— Спасибо, — ее лицо засияло.

— Ну что, поехали? — сказал Джи Соп, передавая рюмку Ха Нылю.

— Вы будете вот так молча пить? — удивилась Катя, — и все? Тогда игра «хотел — сделал» — это то, что надо!

Паника, опять эта паника… Хен нервно расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. «Что еще за игра? Что еще за какая-то дурацкая игра»?

— Правила очень просты, — продолжила Катя. — Сначала вы говорите то, что хотели сделать сегодня, потом отвечаете, сделали ли это. Если да — рюмка передается следующему. Если вы хотели что-то сделать и не смогли — пьете. Если не хотите озвучивать то, чего хотели — тоже пьете. Ну как? Все понятно?

Кажется, Хен знал, кто сегодня будет пьян.

***

— Начнем! — сказала Катя. — Поскольку предложение было моим, я говорю первая. — Я хотела подстричь волосы. Сделано! — И она передала рюмку Ха Нылю.

— Я хотел дочитать книгу. Сделано!

— Я хотел проверить свой талант поэта и написать стих, — сказал Хе Соп, — Сделано!

— Я хотел сделать наушники-переводчики. Но у меня нет нужных деталей. Заказать их я не могу, нигде достать — тоже. Так что, не сделано! — с грустью закончил Хен Шик, взял рюмку и выпил.

— Хорошо, что у каждого из нас язык был в профподготовке.

— Музыканты сейчас учат язык? — удивленно спросил Джи Соп.

— Музыка — это мое второе образование, по первому я — переводчик.

— Что будешь делать, если не сможешь играть, — кивком указывая на ее пальцы, спросил Джи Соп.

— Буду жить на берегу океана, писать или переводить книги, — мечтательно сказала Катя.

— Почему океан? Разве в Москве тебя никто не ждет? — удивленно продолжал диалог Ха Ныль.

— Да некому меня ждать. Мама умерла давно… Папа…, — и она замолчала, — погиб 4 года назад, Смирнов — я не знаю, где он. Но в том, что он будет меня ждать, я очень сомневаюсь.

Повисла неловкая тягучая тишина. Кате почему-то на секунду стало не по себе. Почему она ни разу не подумала о нем? Не задалась вопросом: все ли у него хорошо, где и с кем он сейчас, жив ли он вообще? «Все закончилось в тот день, — сказала она себе, — все закончилось. Я отпустила его. Я не сказала о том, что беременна, чтобы не лишать его свободы, чтобы освободить его от обещания, данного отцу, чтобы любить женщину-фейерверк. Поэтому мне не может быть не по себе. Поэтому мне не может быть стыдно за то, что я ни разу не подумала о нем».

— Твоя очередь, Хен, — решил разбавить нависшую тишину Джин Хек.

«А что я могу сказать? — думал он, — что? Что я, лежа на траве, как мальчишка, до беспамятства хотел целовать ее? И чтобы не сделать этого, мне пришлось приложить еще больше усилий, чем если б я осуществил задуманное?» — он молча взял рюмку у Хен Шика и выпил.

***

Наверное, было уже очень поздно, потому что заметно похолодало. Но они все так же сидели у костра и увлеченно говорили. Все, кроме Хена. Казалось, что под своим капюшоном, опять появившемся на его голове, он от чего-то прятался. Прятался и в конце каждого круга пил. Катя смотрела на него, но ни о чем не спрашивала, понимая, что любой шаг он должен совершить сам.

— Катя, что за игра такая? Откуда? — вырвал ее из задумчивости вопрос Джи Сопа.

— Мой отец был военным. Он любил повторять, что четкие действия есть за четко поставленными целями. Поэтому, наверное, я всю жизнь живу, как в этой игре, каждое утро спрашивая себя, чего я хочу. Мне нравится слышать себя и достигать результата. Если этого не происходит, я анализирую причины. Все это позволяет мне как бы следовать за истинной собой, наполняться и чувствовать себя счастливой. По крайней мере, я так считала до недавнего времени.

— Ты о том, что случилось с тобой? — спросил Джин Хек.

— Я просто не понимаю, — ответила она, — как все это вообще могло со мной произойти. Единственное, чего я не сделала из запланированного, — не поступила в военную академию после педагогического. Но я обещала маме, что не повторю судьбу отца. Обещала в тот момент, когда она умирала…

Так, как из вроде разумного человека я превратилась в ту, кто не управляет своей жизнью? Кому годами можно врать, и она не заметит, за чьей спиной можно любить другую, а она и не поймет? Кого пригласили на эту выставку играть в составе труппы, а потом, потом чуть не убили, втянув в какую — то непонятную игру.

— Чего ты хочешь от себя сейчас, Катя? — задал следующий вопрос Джин Хек.

— Я хочу научиться доверять людям и доверять себе. Я хочу не выдавать желаемое за действительное. Я хочу правильно читать этот мир, Джин Хек. Я хочу выпить! — и она захохотала, запрокинув голову назад.

— Ээээй, еще нельзя, — улыбаясь и грозя пальцем, ответил он, — лекарства еще пьешь!

— А чего хочешь ты, Хен? — вот так невзначай обратился к нему Хен Шик.

— По — моему, он хочет напиться, — улыбаясь, сказал Джи Соп, — весь мой ром почти один приговорил.

— Я? — Хен потряс головой — «похоже, я действительно напился», — я тоже хочу доверять людям и себе. Я тоже хочу правильно читать это мир.

— Ты не доверяешь себе, и считаешь, что неправильно читаешь этот мир, друг? — спросил Джин Хек.

— Ну, судя по тому, что я один здесь пью, я самый большой неудачник из всех, — сказал он, усмехнувшись. — Видимо, у меня нет осуществленных желаний. Катя, — обратился он к ней, — если ты мне не поможешь, я упаду прямо в костер.

Она смотрела на него внимательным изучающим взглядом.

Ответь мне на один вопрос, — с трудом продолжал он, не смотря на нее, — и, если ты сделаешь это, я смогу сказать «сделано».

— Да, — решительно сказала она.

— Как должен вести себя мужчина, чтобы женщина смогла ему доверять?

— Должен быть искренним, надежным настолько, чтобы рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. То же, Хен, что и женщина, желающая, чтобы мужчина доверял ей.

— Искренним? Но если искренность этого мужчины проявится в желании быть с ней?

— Ты сейчас говоришь о сексе?

«Господи, хорошо, что я пьян» — думал он.

— Или о близости? — продолжила она.

— Ребята, я пойду, — сказал Джи Соп.

— А я останусь, — Хе Соп наклонился вперед.

— Никто никуда не пойдет, — встав с места и снова сев на него, сказала Катя. — Думаю, что семь взрослых людей могут поговорить об этом.

— Ну так ты не ответил на вопрос, Хен.

— А что, есть разница?

— Я не могу отвечать за всех женщин. Но раз ты спросил об этом меня, скажу то, что думаю я. Мне не интересен секс. У меня нет потребности утолять голод своего тела простым чередованием действий и движений.

Нуждаюсь ли я, как любая женщина в близости? Да.

Но близость требует полного доверия. Доверия чувств, желаний, мыслей, эмоций другому человеку. Ты будто отдаешь себя ему, его рукам, губам, его телу, чувствуя при этом, что ты в полной безопасности, что именно здесь твое место; исследуешь вместе с ним каждое ощущение, отбросив стыд, страх, мысль о том, что ты несовершенен, что он сбежит от тебя поутру.

Ты уверен в том, что его руки и губы, тело — весь он, целиком, чувствуют любой сигнал, исходящий от тебя, и идут по его следам. Ты убежден, что главное, чего ты хочешь, — любить этого человека сейчас.

Хену стало нехорошо. Несмотря на то, что на улице было холодно, он расстегнул рубашку практически наполовину. Каким ущербным он чувствовал себя сейчас. Оказывается, все, на что он был способен ранее, — это простое чередование действий и движений…он обхватил голову руками и засмеялся. «Да ты животное», — подумал он.

— А если, Катя, мужчина сдерживает свое желание, чтобы показать женщине, что он не животное, он, получается, бездействует, не делает никаких шагов по отношению к ней?

— Это значит, что он впервые начал думать о женщине. Это значит, что этот мужчина имеет опыт отношений, основанный только на сексе, поэтому не умеет по-другому. Это значит, что ему очень многому нужно научиться. Например, любить.

— А в чем она, Катя, любовь?

— В глазах, прикосновениях, в поступках.

Стояла такая тишина, что в ней можно было услышать стук семи сердец.

— А если ему страшно, Катя? Страшно, что он не тот, что не сможет сделать ее счастливой, что когда-нибудь потеряет ее? — Хен чувствовал себя странно… Опустошенно-наполненным.

— Ей тоже может быть страшно, Хен. Просто каждый делает выбор. Если он, тот мужчина, так и не сделает шаг, значит его страх окажется важнее его желания быть с ней. И она это поймет.

«Душно… Почему так душно? Почему совсем нечем дышать?», — думал он.

Она видела, что с ним происходит. Она поняла каждый его вопрос, все, чем он обеспокоен, в чем сомневается, что ломает его изнутри. Но не собиралась ему помогать.

— Все, или ничего?! — смотря прямо ей в глаза, спросил Джин Хек.

— Все, или ничего! — она подняла правую руку вверх.

***

Ливанул дождь. Так неожиданно, будто кто-то открыл кран, и огромные капли стали падать на землю.

— Бежим! — закричала Катя! И понеслась, как ураган, к дому.

— Почему она всегда носится, как ветер, Джин Хек? — опираясь на руку друга, спросил Хен. — Почему она смеется, запрокинув голову, а не прикрыв, как положено, рукой рот, почему она живет здесь и сейчас вопреки правилам и приличиям, почему она целует меня, а потом не подает ни одного чертового сигнала «можно», почему ей не интересен секс? Почему она такая непредсказуемая, неудобная, непонятная? Почему, Джин Хек?

— Потому что такой ее создал Бог. Потому что другая не зацепила бы твою душу. Потому что в другую ты бы и не влюбился.

— Поэтому ты тоже в нее влюблен… да, друг? — и Хен посмотрел ему прямо в глаза.

— Поэтому, Хен.

— И что же нам теперь делать?

— Ты имеешь в виду нашу дружбу? Друг — это навсегда. Я все еще твой друг.

— Тогда скажи, друг, что ей нужно на самом деле?

— Ты спрашиваешь меня о том, как я понял ее слова?

— Да, Джин Хек.

— Ей нужен мужчина. Близкий. Настоящий. Ей нужна любовь.

— Но как, друг? Как к этому прийти? Как им стать?

— Наверное, нужно очень сильно этого захотеть. Захотеть каждый день становиться лучшей версией себя. Захотеть сделать ее счастливой, видеть улыбку на ее лице. Доверять ее решениям. Читать ее желания. Позволить ей видеть себя таким, какой ты есть на самом деле, со своими достоинствами и недостатками. Разрешить ей быть несовершенной, неудобной, непонятной, непредсказуемой. Дать ей почувствовать, что ты единственный, с кем она на своем месте, что в твоих руках, — он замолчал, — ей спокойно и тепло.

— А ты и правда влюблен, Джин Хек.

— Правда… Кто бы мог подумать, Хен, что с нами такое может случиться?

— Никто. Но я рад, что ты все еще мой друг.

— Да, Хен, я все еще твой друг.

***

Хен проснулся от страшной головной боли. Виски сдавило так, будто кто-то зажал их огромными щипцами. «Идиот, — сказал он вслух, — надо же было так напиться»!

Свесив ноги с кровати, он рукой расчесал свои волосы и, скривившись от головной боли, подумал: «Не самый удачный день для лучшей версии себя… но, никто не говорил, что будет легко» …

Он тщетно пытался найти аспирин, но в глазах будто был песок. «Наверное, я слишком мало спал. — и он посмотрел на часы, — Только 5.45… всего-то около полутора часов. Но раз уже встал, то надо идти в душ, а потом становиться лучшей версией себя», — он стянул полотенце с двери и побрел в душевую.

***

Она так и не могла сомкнуть глаз. Ей было так холодно, что зуб на зуб не попадал. Почему-то после, именно после всех этих разговоров ее бил озноб. Такое ощущение, что она, сдав экзамен, ждала, когда вывесят оценки. «Как глупо и так безрассудно было говорить такое мужчинам! — думала она, — ну что ты за дура такая?! Почему вечно говоришь то, что думаешь, вообще не фильтруя!?»

«5.55», — посмотрев на часы, подумала она, — «все равно не усну. До «женского» времени 35 минут. Ну кто из них в такую рань пойдет в душ? Тем более легли 1,5 часа назад…». Она взяла полотенце и пошла в душевую.

***

— Катя! Постой! — окликнул ее Хен Шик.

— Ты почему не спишь?

— Возьми. Ты хотела музыку. «Пока так», — он протянул ей старый мобильный с наушниками. — Пользоваться, как пле ером. Разберешься. Интерфейс английский. Музыку пока накидал сам. Но, если скажешь, что нужно, — добавлю!

— Ты волшебник! Хен Шик! Ты — волшебник! — она, улыбаясь, обняла его.

— Да пожалуйста, — он смущенно опустил глаза вниз.

«Ура! Ура!!! Ура!!!», — она прыгала от счастья. Ее музыка, ее любимая музыка снова была с ней. Она надела наушники и, нажав «play», пританцовывая с полотенцем в руках, направилась вперед.

«Как ребенок, — подумал Хен Шик, — как маленький ребенок».

Напевая мелодию песни и войдя в образ, она рванула дверь душевой и застыла, как вкопанная.

Широко расставив руки и облокотившись ими о стену, он стоял, подставив голову под струю воды.

Катя, как загипнотизированная, наблюдала, как эта самая струя воды стекала по его шее, в которую она еще так недавно уткнулась губами, вдоль лопаток, по пояснице, по ягодицам к самым пяткам. А потом, будто убедившись, что нежно погладила его всего, но недовольная тем, что так непродолжительно, она с тихим шумом, возмущаясь, стекала в слив.

Ей казалось, что она перестала дышать. Она хотела повернуться и уйти, но не могла пошевелиться, продолжая следить за движением струи снова и снова…

— Ты решила взглянуть на меня под другим углом? — вы рвал ее из транса его голос.

Он сразу заметил чье-то присутствие. И, судя по ползущим по спине мурашкам и подступившей к горлу чертовой панике, понял, что это она. Тысяча мыслей промелькнула в его голове за долю секунды. Но он решил не трусить. Он решил обнажиться перед ней. Полностью. Раз именно сейчас, в день, в который он решил стать лучшей версией себя, она открыла эту дверь.

Она ничего не понимала. Почему вместо его затылка на нее теперь смотрят его глаза? Почему струя воды стекает по этим губам, по груди…

«Подними глаза, немедленно подними глаза», — уже не шептал, а кричал в голове голос…

— Что? — спросила она.

Он не стал повторять. Он не стал делать ничего из того, что делают в этих ситуациях. Он стоял и просто смотрел на нее.

«Странно, — думал он, — не стыдно, не неловко, не страшно…, будто она так часто видела меня голым, что меня это перестало смущать».

«Я хочу быть этой струей воды, — думала она, — я хочу быть этой струей воды» … Она встряхнула головой, чтобы скинуть чертово наваждение. «Ну же, Катя, очнись», — орал внутренний голос.

Она, наконец-то, посмотрела ему в глаза и сказала: «Ты красивый, Хен», — развернулась, с треском захлопнула дверь и вылетела наружу.

Он ликовал! Он даже отсюда чувствовал стук ее сердца. Он смог повернуться к ней лицом. Он видел ее взгляд. Он выдержал ее взгляд. Он не побоялся быть перед ней таким, каков он есть, в абсолютном смысле этого слова.

«Что это было? — спрашивала она себя, — Катя, что это было? Ты почему так уставилась на него? Идиотка! Стыдно-то как! Будто открыто прокричала ему: хочу быть с тобой, прямо сейчас, в этом же душе! Но почему? О нет, тебе нужна не просто близость, тебе нужна близость именно с ним! Но почему это желание появилось именно сейчас? Почему так остро? Почему, Катя?

Потому что это был другой Хен. Сильный, дерзкий, с уверенным и смелым взглядом, с вопросом про какое-то его изучение под каким-то другим углом.

Хен Шик направлялся в душ, когда встретил по дороге Катю, разговаривающую с самой собой. Он хотел спросить ее о том, почему она рванула в душ в «мужское время», но не стал, потому что она, пройдя мимо, даже не повернула головы в его сторону.

Следующим он встретил Хена, идущего по коридору в одних штанах. Это было так непохоже на него, что Хен Шик молча прошел мимо. «Что происходит у этих двоих? — подумал он, — даже я чувствую сексуальное напряжение, которое от них исходит».

Глава 23

Она все-таки сходила в душ. Долго стояла под контрастной водой, чтобы, наконец, вернуться из своих мыслей к себе самой. И, кажется, ей это удалось. Она расчесывала волосы, когда в ее дверь постучали.

— Да! — ответила она.

— Привет. Я должен посмотреть, как ты, — сказал ей Джин Хек.

— Мне кажется, хорошо, врач, — и она улыбнулась.

— Лангеты можно снять. «Пальцы в порядке», — сказал он после осмотра. А вот ребрам нужно еще дать время. Избегай сильных нагрузок, хорошо?

— Слушаюсь, товарищ генерал! — Катя засмеялась. Ей всегда было просто с ним.

— Что по-женски? — немного смущенно спросил он, — все в порядке? Болей и кровотечений не было?

— Все в порядке, Джин Хек.

— По этому пункту лекарства продолжаешь пить.

— Хорошо.

Джин Хек вышел за дверь.

— Как она? — спросил его подошедший Хен.

— Лучше. Она намного лучше!

— Вы даете разрешение на прогулку, длинною в день, доктор?

— Если обещаешь, что моему пациенту не станет хуже.

— Обещаю, доктор! — и он открыл дверь в ее комнату.

— Кать, ты одета уже? Доктор сказал, что тебе нужно больше гулять. В общем, я жду тебя за дверью.

***

Она продолжала расчесывать волосы, но откуда-то взявшееся волнение никак не покидало ее. Расческа то и дело выпадала из рук. «Это, наверное, пальцы после лангетов еще не разработались», — пыталась найти оправдания она. «Но откуда тогда появилось это волнение? Почему его не было еще вчера? Почему вчера все было проще? Почему вчера я точно знала, что мне нужно делать, а сегодня хотела быть струей воды? Черт! Черт! Черт! Да что со мной такое? Почему, когда сейчас он постучал в эту дверь и куда-то меня зовет, когда он, наконец, сделал тот самый шаг, я так растеряна?»

Джин Хек, вернувшийся дать ей закончившиеся таблетки, молча смотрел на нее и понимал: все изменилось. Изменился Хен. И теперь она не знает, как ей себя с ним вести. Изменилась она. Потому что он разбудил в ней что-то неведомое ранее, и она, вместе с «недоженщиной» не знает, что с этим делать.

«Ну вот и все», — он закрыл глаза на секунду, потом посмотрел на нее долгим взглядом, отчетливо понимая, что сердце этой женщины теперь принадлежит только его другу.

***

Смирнов нажал кнопку наушника:

— Снял.

— Уходи, у тебя 2,5 минуты.

— Понял.

Он быстро разобрал винтовку и, сложив ее в футляр из-под скрипки, стал спускаться вниз по лестнице, попутно снимая накидку работников службы по ремонту телевизоров.

Надев кепку, маску и очки, он вышел на площадь, где около машины уже собралась толпа зевак. Люди кричали, снимали что-то на телефон, звонили в службу спасения. А он, лишь бросив взгляд на мужчину, в голову которого 2,5 минуты назад всадил пулю, сказал: «Это тебе за мою Катю, Су Хен».

Уже 1,5 месяца он с Гришкой работал в Пхеньяне. Они устранили кучу мелких сошек и только неделю назад вышли на Су Хена.

Тогда, 1,5 месяца назад, он с агентами КНДР покинул выставку и скрылся в одной из их воинских частей. Но спустя пару дней он уже обосновался здесь, в столице КНДР, под видом переводчика — востоковеда.

Людям Джи Су удалось проследить в каком направлении двигалась машина, на которой увезли Катю, но в районе реки Ханган ее след потерялся. Позже стало известно, что на одном из яхт-клубов Сеула был взрыв. Но так как хозяев яхты не было, а соседние тоже пустовали, то все решили, что из-за какой-то неисправности все и произошло, поэтому расследование проводить не стали.

Но он никак не хотел верить в то, что ее больше нет.

И для него была единственная возможность выяснить это наверняка — найти ее тело или то, что от него осталось, а потом человека, который ее похитил.

Неделю назад они вышли на Су Хена. Единственное, что было у него — его мобильный. Но он ничего не дал, сколько бы Гриша не пытался найти хоть какой-нибудь след.

Лобанов предупредил его, что тогда, на выставке, их кто-то слил. Но, видимо, двойной агент залег глубоко на дно и не трепыхался, понимая, что нужно сидеть тихо.

— Гриш, ты слышишь меня?

— Слышу.

— Я не буду больше ждать. Скажи Джи Су, что я сделаю это сегодня.

— Так нельзя, Леш. Лобанов будет в ярости.

— Плевать на Лобанова. Я задание выполнил. Агента, готовящего покушение, убрал. За возможными претендентами мы присматриваем. Я должен во всем убедиться лично, Гриша. Пусть Джи Су подготовит все необходимое. В 21.00 я буду в условленном месте, — и он отключился.

— Упертый баран, — психанул Гришка, взял телефон и набрал номер.

В 21.0 °Cмирнов подошел к машине, припаркованной у причала, открыл багажник, посмотрел на водолазное снаряжение, сел на переднее сиденье, проверил бардачок, где лежали документы для пересечения границы, и запустил зажигание.

— Гриша, найди мне фамилию, по которой я могу попасть в яхт — клуб.

— Ты баран, упертый баран! У меня даже времени нет, чтобы все продумать и подготовиться! Почему такая спешка?

— Не знаю, Гриш. Я просто чувствую, что ТАК надо сделать. Сделать СЕЙЧАС.

— А последствия ты готов грести?

— Да готов я, готов! Хватит нотации, как всегда, читать. Просто дай мне фамилию, которая моей русской роже позволит с наименьшими подозрениями туда попасть. Дальше я сам.

— Жди. Перезвоню.

***

Тогда, 1,5 месяца назад, услышав про этот взрыв, он понял, что жизнь его изменится навсегда. Не потому, что чувство вины, как перед ней, так и перед ее отцом за несдержанное обещание, безусловно, задушат его, а потому, что женщины, которую он на самом деле любил, его родной женщины, женщины — кожи не было рядом. И все стало таким пустым и бессмысленным, что никакие фейерверки не помогали, что сама жизнь потеряла свою ценность.

— Ты слышишь меня? — голос друга в трубке звучал рассерженно и встревоженно.

— Да, Гриш.

— В клубе числится старый катер бывшего посла Южной Кореи в России — Юн Сок Еля. Он вместе с женой погиб в автомобильной аварии 10 лет назад. Сейчас катер в основном пустует. По данным журналов, иногда на нем катается его приемный сын — бывший капитан сухопутного спецназа Кан Хен Мин.

— Спасибо, Гриш. Это то, что надо, — Смирнов сбросил вызов и вжал педаль газа в пол.

Глава 24

Разглядывая свой скудный гардероб, Катя вспомнила о маме и улыбнулась. Она любила одеваться красиво и все время делала акцент на том, что женщина должна быть яркой, стильной, модной. Катя была совершенно не такой. Но сегодня, как настоящая девушка, она думала, что ей надеть. Выбор из штанов, шорт, пары рубашек и футболок был невелик… О косметике и речи не шло…. На пару секунд она вообще засомневалась в том, что ей нужно куда-то с ним идти, но разве она могла обманывать себя? Конечно, ей хотелось.

Выбрав шорты и простуюфутболку, она сказала: «В конце концов, внешний вид не так важен, как сам человек. Не только внешность и одежда создают образ», — открыла дверь комнаты и решительно вышла за дверь.

Он ждал ее на веранде. Несколько секунд она смотрела на его спину, сильные руки, выглядывающие из закатанных рукавов белой рубашки, потом, будто боясь, что мысли ее уйдут не в ту сторону, громко сказала: «Я пришла».

— А я долго ждал.

— А я вообще сомневалась, стоит с тобой идти, или нет!

— Почему?

— «Да вот, потому что!», — подумала она, а вслух сказала: — Потому что я не люблю, когда меня ставят перед фактом и диктуют, что делать!

Он почувствовал, что она сказала не то, что думает.

«Катя? Говорит не то, что думает? Но почему? Это так на нее непохоже. Значит, что-то выбило ее из привычной колеи… Но что?», — думал он, смотря на нее.

— Если ты не хотела со мной идти, потому что тебе неловко из-за утренней ситуации, забудь. Все в порядке.

Если бы она могла забыть! Если бы все было так просто! Если бы это проклятое волнение делось хоть куда-нибудь, если бы эта струя воды, гуляющая по его телу, не стояла картинкой перед ее глазами…

Он снова ликовал! Она молчала, не знала, что сказать. Значит, эта ситуация взволновала ее, значит его вид под другим углом ее смутил, что-то в ней всколыхнул, значит он, Хен, ей небезразличен. И он решил сыграть ва-банк:

— В конце концов, Кать, ты рано или поздно увидела бы меня таким, — улыбаясь, как бы, к слову, бросил он, — просто это случилось немного раньше, чем должно было быть.

Ее щеки вспыхнули. «Мерзавец! Ты просто мерзавец, Кан Хен Мин! Ты так уверен в своей несравненной красоте, харизме и обаянии, что думаешь, будто все женщины мира упадут рано или поздно в твою постель? Мерзавец!».

— А почему это я рано или поздно должна была увидеть тебя таким? — как ни в чем не бывало спросила она.

«Идиот! Ты просто прямо сказал ей о том, что уверен в том, что у вас будет секс, нет, о черт, что вы будете близки… Идиоооот, придурок»!

— Я могу забрать свои слова обратно? — он с мольбой посмотрел на нее.

«Мерзавец! — думала она, — мерзавец! И опять эта чертова струя перед глазами!!!»

— Я не отвечаю на вопросы, начинающиеся со слова «можно», потому что не знаю, что ты можешь, а чего нет! — она гневно сверкнула глазами, развернулась и пошла по тропинке в лес.

«Что это было? — спросил он себя. — Раньше девушки считали, что я крут, когда я вел себя так».

«Это был хук справа, которым она показала, что с ней так не стоит», — ответил он сам себе и пошел за ней.

— Прости меня, я идиот.

— Ты идиот.

— Я просто хотел сгладить ситуацию и сказал ерунду.

— Ты сказал обидную ерунду.

— Я не хотел тебя обидеть.

— Ты просто сказал, что рано или поздно я окажусь в твоей постели! По крайней мере я ТАК это поняла.

— Я идиот.

— Даже если это произойдет, и я все-таки там окажусь, то решать это будешь явно не ты, — ее глаза метнули молнии, которыми можно было сжечь лес целиком!

«Хук слева, нокаут» — подумал он, продолжая идти за ней.

***

«Похоже, его бросает из стороны в сторону, — думала Катя. — Сначала он не делает ничего, потом ведет себя как бывалый бабник. А, может, он и есть бывалый бабник?! Судя по его вопросам, уж чего-чего, а секса ему хватало!

А сейчас он, другой, просто не знает, что делать со мной. И поэтому как ребенок, делающий первые шаги, натыкается на все углы». На секунду она прониклась тяжестью положения, в котором он оказался. Но только на секунду. «Он — мужчина, — сказала она себе, — а значит, пусть справляется сам. Пусть ищет силы, ресурсы… А на меньшее я не согласна!», — она развернулась и еще раз метнула молнии в его сторону.

«Из-за одной дурацкой фразы она готова спалить лес и испепелить меня! Из-за одной дурацкой фразы! Ну не обратила бы внимания, сделала вид, что не поняла… И что теперь со мной будет? Я хоть до вечера доживу? Ты сможешь, Хен! Ты сможешь!», — убеждал он себя, смотря как выпрямилась ее спина и поднялся вверх подбородок.

«Мерзавец! Ну какой мерзавец! — не успокаивалась она. Ты очень скоро ощутишь, как твоя самоуверенность улетучивается сквозь пальцы. Я объявляю ей войну! И посмотрим, кто кого! — она сжала кулаки и как ни в чем не бывало, улыбнувшись, сказала: «Забыли».

«Ни на секунду не поверю, что ты забыла, — подумал он, — только не ты! Только не это. Боевая готовность, Хен! Рвануть может с любой стороны».

Он провел рукой по затылку, выдохнул и пошел вслед за ней.

***

— Ты простила меня? — наконец, разорвав молчание, спросил он.

— Я еще думаю над этим, — ответила она.

Конечно, простила. Но раз она объявила войну, значит, должна придерживаться правил игры.

— А я хотел, чтобы мы сегодня как-нибудь по-особенному провели день.

— Правда? — и глаза ее засияли, но потом, вспомнив, что она все же на него обижена, сказала: «Мы все огорчаемся, если на самом деле все происходит не так, как мы хотели».

«Она говорит, что ты расстроил ее, придурок», — подумал он и, смотря ей в глаза, сказал:

— Кать! Ну перестань на меня обижаться, пожалуйста! Ну хочешь — ударь меня, скажи еще раз, что я идиот, тупица, болван! Только не молчи! У меня от твоего молчания звенит в ушах!

«Первое сражение за мной», — улыбнулась она, — и, несмотря на то, что я тебя давно простила, это только начало, Хен!»

— Хорошо! «Не буду больше обижаться!» — сказала она вслух. И как по — особенному мы проведем день?

«Подозрительно быстро она согласилась, — думал он. Будь начеку, Хен! Уверен, что месть еще впереди».

— Просто пойдем за мной, — он протянул ей руку.

— Пойдем, — она не стала мешкать, сомневаться, тоже подав ему руку.

***

Странным было чувство, с которым он держал ее за руку. Странным было то, что ничего не нужно было говорить. И это молчание было таким многословным, что не только не напрягало его, а, наоборот, приносило умиротворение. Будто все, что ему было нужно сейчас, — это просто держать ее за руку.

«Это и есть момент близости? Когда всего себя вот так вверяешь ей? И знаешь, и уверен в том, что она все понимает правильно?», — думал он.

Они практически подошли к какому-то обрыву. Он достал из кармана платок и спросил:

— Можно я сделаю одну вещь?

— А можно мы сделаем ее немного подальше отсюда? — боязливо смотря вниз, сказала она.

— Я хочу, чтобы ты сделала это именно здесь, именно со мной.

— Я до судорог боюсь высоты.

— Я это знаю, Катя. Я слышал, когда ты бредила.

— Ты хочешь, чтобы я сейчас взглянула в глаза своему страху?

— Хочу. И хочу, чтобы ты сделала это вместе со мной.

Она поняла: он хочет показать ей, что ему можно доверять, что он надежен настолько, что с ним можно чувствовать себя в безопасности.

— Хорошо, — она взяла платок из его рук, — ты только пой мне что-нибудь и крепко держи мою руку.

— Буду держать так крепко, как только смогу.

Она стала завязывать глаза и поняла, что у нее дрожат пальцы. Оставшись в полной темноте, она спросила:

— Где ты, Хен?

— Я рядом. Я здесь.

Она протянула ему обе руки. Он видел, что ее губы дрожали, чувствовал ее озноб. Взяв ее руки в свои, он попросил:

— Сделай шаг вправо.

— Но там…

— Ты веришь мне?

— Верю.

— Тогда смело сделай шаг вправо.

Она выдохнула. Он просто кожей почувствовал ее страх и повторил:

— Смело сделай шаг вправо. Я здесь. Я рядом. Я никуда не уйду.

И она, набрав воздух в легкие, шагнула вправо.

— Ты молодец! — сказал он.

Она чувствовала, как сердце так быстро колотится, что трудно было дышать.

— А теперь проверь, есть ли под правой ногой земля.

Она осторожно, будто измеряя в водоеме температуру воды, сделала это и поняла, что наполовину стоит над пропастью. Быстро поставив ногу назад, она стояла, вцепившись в пальцы его рук. И, кажется, была готова рыдать.

Он почувствовал, что с ней происходит. Подойдя ближе и взяв ее за плечи, сказал:

— Я рядом. Верь мне и ничего не бойся.

— Я верю тебе, Хен.

— Возьми меня за руки. И просто слушай мой голос. Давай дойдем до конца.

И она вложила свои пальцы в его руки, ведь это была единственная нить, за которую она могла держаться в кромешной тьме, и медленными шагами пошла вперед.

Он напевал ей песню, которую слышал от мамы. И медленно, шаг за шагом, двигался спиной назад.

Дойдя до раскидистого дерева, на самом конце обрыва, он сказал:

— Ты можешь снять платок.

Она сделала это и на несколько секунд солнечный свет ослепил ее настолько, что она ничего не могла видеть.

— Посмотри, — продолжил он, — обернись назад. Ты смогла пройти весь этот путь.

Она повернула голову назад и разревелась. Так неожиданно и громко, что он опешил. А потом, развернувшись, ушла в сторону, села не землю и, обняв колени, продолжала рыдать.

Он стоял, облокотившись о дерево, понимая, что ей нужно остаться одной. Что ей нужно выплакаться. Что ей нужно освободиться. И он готов был терпеливо ждать.

И вдруг она неожиданно встала и уверенными шагами пошла к обрыву. Подойдя к самому краю, она широко расставила руки, подняла голову вверх и закричала, криком победителя.

***

Он смотрел на нее, восхищенно улыбаясь, удивляясь тому, сколько силы в этой хрупкой женщине.

— Пойдем туда, где цветы, Хен, — неожиданно предложила она.

— Раз ты этого хочешь, пойдем, Катя.

Они опять молча шли… И снова слова были лишними.

Он первым улегся на траву.

— Ты стала свободнее? — смотря на нее, спросил он.

Ее охватило такое чувство нежности к этому человеку, что сердце сжалось в кулак, и заломило каждую клетку тела.

Она убрала прядь волос с его лба и погладила еще недавно переломанными пальцами по щеке. Хен перехватил ее запястье, положил ладонь на свою щеку и поцеловал с тыльной стороны, а потом по очереди каждый из пальцев.

Она смотрела на него взглядом, полным тепла, и он понимал: он становится лучшей версией себя. И это ему нравится.

— Спасибо, Хен. То, что ты сделал, очень важно для меня.

— И для меня, Катя.

Она, не спрашивая, легла рядом и положила голову ему на плечо, обняв его одной рукой.

Он так растерялся, что несколько секунд не мог сообразить, что ему нужно делать. «Обниму — подумает, что я нахал, не обниму — что не мужик».

Она чувствовала его напряжение и растерянность.

Но утренняя война еще не была закончена.

***

Она закрыла глаза, дав ему понять, что в ближайшее время вставать не собирается. И он не выдержал:

— Кать! Что я должен сделать сейчас, чтобы это было правильным? Чтобы я не обидел тебя, снова?

«2:0», — подумала она.

— То, что кажется тебе уместным именно сейчас, — сказала она вслух.

«Она не просто не собирается мне помогать, — подумал он, — она меня испытывает… А делать-то что, господи?».

Он шумно вдохнул и обнял ее, рассудив, что получить по морде лучше, чем быть тряпкой.

Она лежала, закрыв глаза, понимая, что ей на самом деле не важно, как он поступит. Потому что она уже на своем месте. Месте, где ей спокойно и тепло. Катя чувствовала умиротворение.

Она, но не он.

Чертова паника не давала ему покоя. Он не знал, как ему себя вести… Он так хотел быть с ней во всех смыслах этого слова, но боялся переступить черту, боялся обидеть ее.

«Ты сведешь меня с ума, Катя. Ты сведешь меня с ума», — он крепче обнял ее, и от близости ее тела пальцы ударило, будто током.

— Ааааааа, — вдруг закричала она так громко, что он чуть не подскочил с места.

— Что случилось?

— Меня, кажется, кто-то в шею укусил, — чуть не плача, сказала она.

— Кто? Куда именно? Дай я быстрее посмотрю, — он наклонился и стал внимательно изучать эту самую шею. Ее губы были так близко, что он чувствовал ее дыхание.

«Черт, почему так жарко», — думал он, пытаясь что-то безрезультатно рассмотреть. — Еще один ее вдох и я не смогу больше терпеть! Как сдерживаться? Как?».

— Так и не увидел ничего? — вот именно в этот момент она и задала вопрос.

— Что?

«3:0! Ты только что хотел меня поцеловать, но не сделал этого», — подумала она.

— Ааай, кажется, оно теперь на спину переползло! — почти плача, сказала она.

— Что переползло? «Почему на спину?» — в каком-то полутумане спрашивал он.

— То, что меня укусило! И я не знаю почему! Ну помоги быстрее! Ааай.

Его бросило в холод, и на лбу выступили капли пота.

«Я что, под одежду к ней должен буду залезть?», — мысли лихорадочно мелькали в мозгу.

— Хен, ну пожалуйста! Ну помоги мне, быстрее!

Закрыв глаза, он рывком поднял ее футболку и смахивающими движениями пытался изгнать обидчика.

Она думала, что справиться будет легко. Но как же она ошибалась. Еще один его вдох около ее шеи, и она уже сама была готова поцеловать его. А сейчас от прикосновения его рук по коже побежали мурашки. Катя закрыла глаза, чтобы полностью довериться ощущениям.

«3:3, — сказала она себе, — ничья… Из-за одних только твоих прикосновений… ничья».

— Хен, — ее голос звучал где-то далеко, — он ушел.

— Кто ушел? — он и не заметил, что уже пару минут гладит ее вдоль нижней части позвоночника указательным и третьим пальцем.

— Можешь уже опустить футболку?

Она так резко повернулась, как только он это сделал, что он упал на спину.

Облокотившись о землю и немного склоняясь вниз, она смотрела на него взглядом победителя.

И тут он все понял.

— Кать, ты все придумала, да? — по-детски обиженно спросил он.

— Может быть, — загадочно ответила она.

— Ты специально мучила меня, чтобы наказать? Чтобы я понял, что за тебя нельзя решать? Чтобы от моей уверенности не осталось и следа?

«Лгунья, — подумала она. — С самого начала тебе не нужна была эта война! Тебе просто трудно было признать, что его слова там, в душе, были правдой».

— Бежим! — она схватила его за руку, — сейчас ливанет.

«Непредсказуемая, непонятная, бешенная, — подумал он, — я, кажется, тебя люблю»!

Она посмотрела на него взглядом, полным бесовского огня и нежности одновременно, засмеялась и, держа за руку, побежала вперед.

Глава 25

Огромные капли дождя лились с неба непрекращающимся потоком. Одежда мгновенно промокла, и стало невыносимо холодно. Они добежали до дерева, пытаясь хоть на секунду найти укрытие. Он видел, что ее руки покрылись мурашками, а одежда настолько прилипла к телу, что под ней можно было наблюдать каждый его изгиб. Хен отвел глаза в сторону, понимая, насколько бесстыдным может выглядеть для нее его взгляд.

— Так и будешь молча наблюдать, как девушка мерзнет, — бросила она ему.

«Ты сведешь меня с ума, ты сведешь меня с ума», — подумал он.

— Я не буду спрашивать разрешения, — и он притянул ее к себе, обняв обеими руками.

Она молча подняла на него глаза, глаза, в которых не было вызова, не было сопротивления.

Хен понял, что она говорит ему «да». Положив одну руку ей на талию, другую вдоль всей ее спины, он прижал ее, женщину, в которую был влюблен, настолько близко, насколько это было возможным.

Она уткнулась ему в грудь, обняла обеими руками и плакала… И хорошо, что шел дождь, и хорошо, что слез было не видно. Ее настолько переполняла нежность, что часть ее, видимо, должна была выплеснуться слезами.

— Ты можешь взять все тепло, которое у меня есть, — сказал он, чувствуя, как она дрожит.

— Спасибо, Хен, — она обняла его еще крепче.

***

Смирнов достал с заднего сиденья бутылку виски и платок. Промочив его спиртным, он протер лицо и шею. Нужно было усыпить бдительность охранника, чтобы попасть внутрь.

Подъехав к шлагбауму, он открыл дверь и, пошатываясь, спросил:

— Чувак! Это же яхт — клуб, да? Мне кореш тут стрелку забил.

— Имя, документы.

Леша передал ему документы, сделанные Джи Су.

— Петр Иванов, — с акцентом прочитав, спросил охранник.

— Ну да, — шатаясь, ответил Смирнов.

— Вы пьяны?

— Понимаешь, — он заговорщицки прижал палец к губам, — корпоратив после конференции, ну и все такое, продолженья вот захотелось.

— К кому приехали?

— Хен Мин. Кан Хен Мин.

— Давно его уже не видел.

— Ну как так-то, а? — и Леша начал лазить по карманам в поисках телефона. — Мужик, кажется, телефон потерял. Дай наберу этому идиоту, а?! Людей приглашает, а самого и нет! А мне теперь что делать? Я обратно никак!

Охранник, нехотя протянул ему телефон.

Смирнов набрал Гришкин номер и начал возбужденно говорить по-корейски:

— Хен Мин! Я не понял, ты людей зачем в гости зовешь, когда тебя самого дома нет? Задержался? Ааааааа. Здесь подождать? Ну ты тогда охраннику это скажи, чтоб проблем не было.

«Вот сволочь, — думал Гришка, — знает же, что ненавижу на этом языке говорить».

Охранник молча слушал собеседника. Смирнов, пошатываясь, делал вид, что держится рукой за стенку будки КПП, незаметно крепя на нее камеру.

— Иди уже, мужик, — убирая телефон в карман, наконец, сказал он.

— А можно я на машине туда подъеду, а? Казенная все-таки. Че случись, шеф башку снесет.

— Давай уже быстрее. От тебя разит. И проспись, Петр Иванов! — ухмыльнулся он.

— Респект! — Смирнов показал ему пальцами «окей», сел в машину и спросил: «А ехать — то куда?».

***

— За номером последи, Гриш, с которого я звонил. Вдруг что выгорит. «И камеру я на будку прицепил», — сказал Смирнов, едва отъехав от КПП.

— Здесь появились русские, — едва машина скрылась из поля зрения, охранник набрал известный только ему номер, — понял.

***

Доехав до места, Смирнов вышел из машины и открыл багажник.

У него было совсем немного времени. Работать в полной темноте будет крайне тяжело. Но сильного течения здесь не было. А значит, радиус поиска будет не большим.

Он одел снаряжение, взял подводный фонарь и опустился под воду.

Человек с КПП незаметно подошел к месту, где недавно сгорела яхта. Он видел свет фонаря под водой. Это могло означать только одно: русские сомневаются, что женщина погибла. И ищут хоть какие-то следы. Но почему? Какие основания для этого у них есть? Он вернулся на КПП и сообщил все, что видел, человеку на том конце провода.

«Ничего, — думал Смирнов, выходя на берег. — Ничего, кроме обломков яхты. Ни одного следа. Ни малейшего. А это значит, что она жива. Где ты, Катя?»

Надо было убираться отсюда.

«Черт! Телефон! — Леша наклонился вниз, под багажник машины. — Рожу уже посветил, лишнего не надо оставлять».

Было темно. Пришлось встать на колени и внимательно рассматривать траву. И тут он увидел ее. Катину цепочку. Около катера этого Кан Хен Мина…

«Это значит, что она была здесь. И я должен его найти» — шепотом произнес он.

— Гриш, — он позвонил сидевшему, как на иголках, другу. — Выясни, где сейчас этот Кан Хен Мин.

— Ты что-то обнаружил, Леш?

— Потом, Гриш. Все потом. — мысли Смирнова с бешенной скоростью мелькали в голове.

Сев в машину, он рванул с места, недовольно крикнув через открытое окно охраннику, что устал ждать, что все же должен поехать домой…

Тот махнул ему рукой, пожелал не попасться полиции и, через минуту набрав все тот же номер, сказал:

— Возможно замешан владелец катера.

— Понял, — ответили на том конце провода.

«Что происходит? — думал агент ЦРУ Гарри Джонсон, — я же спалил эту тварь!? Или есть какие-то сомнения? Черт, а если она смогла уйти? Она же видела мое лицо…»

— Майкл, — сказал Гарри в трубку, — выясни, где сейчас капитан Кан Хен Мин.

***

Они вернулись к дому, когда было уже темно.

Ребята уже сидели у костра и разговаривали.

— О, вернулись, — сказал Джи Соп.

— Снова пришли мокрые. У вас талант, — усмехнулся Хе Соп.

— Немедленно иди переоденься, — Джин Хек метнул грозный взгляд на Хена, — обещал же мне пациенту не навредить!

Хен чувствовал, что друг прав. Что он действительно беспокоится о ней, о Кате, в отличие от него… Ему стало даже стыдно, и ревность, промелькнувшая в его глазах, сказала:

— Я делал все, что мог!

Джин Хек опустил взгляд и отвернулся. Он понял, ЧТО мог делать его друг, и почему-то от этого разозлился.

— Ребята! Не ссорьтесь! Никто не виноват в том, что пошел дождь. Я переоденусь так быстро, что вы и глазом не успеете моргнуть! — и она снова, как ветер, унеслась в дом.

Все смотрели на Хена и Джин Хека. Все понимали, в чем дело, но никто не хотел ничего говорить.

Джи Соп не выдержал первым:

— Вы все еще друзья? Вы все еще есть друг у друга? Вы все еще уверены в том, что каждый из вас прикроет друг друга там, на поле боя?

— Мы все еще друзья, — ответил Хен.

— Ну и слава Богу, — сказал Джи Соп, — слава Богу.

— А вот и я, — сказала Катя. Я ничего не пропустила?

Все молча переглянулись и Джи Соп ответил:

— Конечно, нет!

— Хороший был сегодня день, — умиротворенно сказала Катя. — День, в котором сбывалось задуманное.

— Правда? — спросил Ха Ныль?

— Сегодня Хен показал мне, что я намного сильнее, чем я думала. И я собой очень горжусь.

Она в подробностях рассказала, как он бросил вызов ее боязни высоты. И, когда она смотрела на Хена, ее глаза были полны нежности настолько, что Джин Хек встал и пошел за пледом.

— Вы когда-нибудь мечтали о чем-нибудь настолько, чтобы душа замирала, ребят? — вдруг спросила она, посмотрев на звезды.

— Я всегда о многом мечтаю, — задумчиво сказал Хе Соп. — Иногда мне самому не понятно, почему я стал военным… Мне лучше было бы работать в книжном магазине или сниматься в кино.

— Да, — засмеялась Катя, — кино бы тебе подошло. Ты очень красивый и романтичный. Ты бы сводил женщин с ума!

Хен метнул на нее взгляд, полный ревности.

— Умение ценить и признавать красоту противоположного пола — это искусство, — парировала она, улыбнувшись и смотря прямо в глаза Хену. — И если ты доверяешь человеку рядом, то это выглядит не более как признание очевидного.

Хен покраснел и опустил глаза. «Опять это чертово доверие, — подумал он. У меня что, на этом пунктик? Я доверяю тебе, Катя. Просто боюсь тебя потерять».

— О чем мечтаешь ты, Джи Соп? — обратилась она к нему.

— Я хочу купить дом на берегу океана. И жить там, когда уйду в отставку. Хочу любоваться рассветом и провожать закат.

— О, да ты романтик, Джи Соп, а я бы и не подумал, — сказал, смеясь, Хен Шик. — Специально под твою мечту — музыка! — и он включил старый магнитофон.

— Хен Шик! Теперь еще и магнитофон?! — хлопая в ладоши и улыбаясь, почти пропела Катя, — ты и правда волшебник, и правда!

Она вскочила с места и начала кружиться. Приблизившись к Хен Шику, она сказала:

— Потанцуй со мной.

И, взяв его за руки, закружилась с ним в танце.

Хен, улыбаясь, смотрел на них и представлял Катю, танцующую вот точно так же, с воображаемым Хен Шиком, на дороге цветущей вишни.

И вот движущаяся пара поравнялась с Джин Хеком, принесшим плед.

Он глазами попросил Катю: «Надень». Она, отпустив руки Хен Шика и сделав реверанс, не останавливаясь, перекинула плед через руку, взяла Джин Хека за запястье и сказала: «Хорошо, если ты потанцуешь со мной».

Джин Хек улыбнулся и собирался положить руку ей на талию, но подошедший Хен, встав между ними, как можно вежливее проговорил:

— Я думаю, что сейчас как раз моя очередь, — и закружил Катю дальше.

— Ты грубиян, Хен Мин! Ревнивый грубиян! — шепнула она ему на ухо.

— Пусть! Зато я достаточно искренен. Пусть это прибавит мне в твоих глазах хоть немного привлекательности.

Закончив танцевать, они сели обратно к костру.

— А ты, Хен, — спросил Хен Шик, — о чем мечтаешь ты?

— Я? Я мечтаю быть свободным. От предрассудков, от своих старых травм. От боязни еще раз пережить потерю близкого человека. Я мечтаю иметь семью. Такую, в которой я жил. Где смехом и нежностью полон дом.

«Семью…, — как загипнотизированная повторяла Катя. Он мечтает иметь семью». Эта фраза будто окатила ее ледяной водой. Водой, которая должна была привести ее в чувство.

«Господи! Ну какая же ты дура, Катя! Ты от счастья и всех этих эмоций совсем забыла о том, что ты не сможешь ему этого дать! Не сможешь!» Она укуталась в плед и как можно спокойнее произнесла:

— Ребят, я продрогла совсем и очень устала. Пойду-ка я спать.

— Завтра нужно съездить к Мин Джи Ен. «И купить тебе хоть какие-нибудь теплые вещи», — сказал Джин Хек.

— Хорошо, — ответила она и пошла в дом.

— Ты идиот, Хен Мин, — сказал Джин Хек, когда она ушла.

— Почему? Я сказал то, что думал.

— И как она себя чувствовала, когда ты говорил о семье, как считаешь?

Кровь ударила ему в виски… Он взялся руками за голову и сказал:

— Но я не говорил о детях, Джин Хек.

— Но она так это поняла…

Хен встал и просто пошел вперед… «Что же я наделал? — думал он. — Мне нужно просто все правильно тебе объяснить… Что же я наделал, Катя? Заставил тебя вновь прочувствовать то, что ты пережила!». Он долго бесцельно бродил вокруг дома, и сцена, где она плакала на груди Джин Хека, называя себя недоженщиной, стояла у него перед глазами.

Она лежала, завернувшись в плед, поджав ноги к груди и думала о том, что же ей теперь делать. Что делать со своими чувствами к нему и с тем, что она, Катя, не сможет дать этому мужчине то, в чем он действительно нуждается. «В поступках. Любовь выражается в поступках, — повторяла она, как в бреду, пока не уснула».

***

— Да! — среди ночи ответил на входящий вызов Гарри Джонсон, — понял. Спасибо, Майкл.

— Да, Гриш, — сонно бормоча в трубку, сказал Смирнов, — принял. Спасибо, Гриш.

— Да, — подавленно отозвался Хен на кое-как пробившийся вызов подполковника. — Хорошо. Завтра буду.

Хену стало нехорошо. Предчувствие, которое никогда его не подводило, заставило бежать его домой бегом.

Глава 26

— Катя, — ворвался он к ней в комнату. Пойдем со мной.

— Что случилось, Хен? — взволнованно спросила она.

Он молча вел ее за руку в одну из пустующих комнат. Сняв одну из досок на полу, он вытащил оттуда Беретту и 2 обоймы.

— Если меня не будет рядом, если вдруг никого не окажется рядом, возьми этот пистолет. Обойма на 13 патронов. В двух из них всего 20. По 10 в каждой. Шесть я использовал.

— Ты пугаешь меня, Хен. Что-то случилось?

— Я не знаю, Катя. У меня просто нехорошее предчувствие. Ты ложись. Я побуду на веранде.

Она не стала спорить, не стала больше ни о чем спрашивать. Она ушла в свою комнату, легла на кровать и до утра не могла сомкнуть глаз.

***

— Едем! — решительно сказал Джин Хек, усаживаясь в машину.

— Я с вами, — открывая дверцу и садясь на переднее сиденье, рявкнул Хен.

Они молча ехали до деревушки, думая каждый о своем.

Подъехав к лавке Мин Джи Ен, Джин Хек остановил машину.

— Ну, я пошла, — сказала Катя.

— Я прогуляюсь, — ответил Хен, — а ты, пожалуйста, купи все, что ей понравится, — обратился он к другу, протягивая ему кошелек.

— Хорошо, — ответил Джин Хек, и они вошли внутрь.

Странным было волнение, охватившее Катю. Будто надвигался смерч, но она никак не могла понять, с какой стороны.

Обойдя небольшое поселение, Хен не заметил ничего странного. Он выдохнул и попытался сказать себе, что его предчувствие — это просто ошибка.

Почти дойдя до лавки Мин Джи Ен, он увидел, как перед ней останавливается внедорожник. Хен нырнул за угол дома, около которого стоял, и стал наблюдать за тем, как двое мужчин, выйдя из машины, заходят внутрь. «Кто это может быть? — подумал он. — Как они здесь оказались? И почему подполковник позвонил именно сейчас?» Хен вышел из-за угла дома и решительно направился вперед.

Катя смотрела на себя в толстовке с капюшоном, пытаясь понять, идет она ей или нет. Но вчерашняя ночная вылазка с Хеном, Беретта и подползающий липкий страх не давали ей покоя.

Краем глаза она увидела, как перед лавкой остановилась машина, как двое мужчин, выходя из нее, осматривались по сторонам.

«Это то, о чем говорил Хен?», — подумала она, и нехорошее предчувствие подступило к горлу.

Дверь лавки открылась, и мужской голос сказал:

— Бабуля, привет.

— Вы чего-то хотели у меня купить? — спросила Мин Джи Ен, — далеко же вы за покупками забрались!

Катя вжалась в стену и вцепилась в руку Джин Хека, прижимающего палец к губам, бесшумно призывая ее молчать.

— Да не, бабуль, — развязно проговорил один из них, — я тут подружку свою потерял, вот теперь ищу.

Он протянул Мин Джи Ен Катину фотографию и спросил:

— Не видели такую?

Мин Джи Ен взяла фото, внимательно посмотрела на него и сказала:

— Да что ж тут русским — то делать? Нет, не видела, сынок.

И тут, задетая плечом Джин Хека стопка вещей, с шумом свалилась на пол.

— Что это там такое, бабуля? — спросил один из мужчин.

— Там? — как ни в чем не бывало, она повернула голову в сторону примерочной, — да парочка молодоженов, наверное, обжимается! Замучили уже со своей любовью! Все оторваться друг от друга не могут!

Катя надела капюшон так глубоко на голову, насколько это было возможно. Взяла Джин Хека за ремень брюк, вжалась в стену, притянула его со всей силой к себе и поцеловала, обняв взахлест.

Он смотрел на нее широко открытыми, ничего не понимающими глазами. Шаги… Они все приближались. И когда Джин Хек почувствовал на своем затылке взгляд, то сильнее прижал Катю к стене и ответил на ее поцелуй.

Посмотрев со стороны, можно было действительно подумать, что они влюблены и очень увлечены процессом.

Это продолжалось до тех пор, пока Джин Хек не почувствовал руку на своем плече.

— Ей, мужик, дай я гляну, это не моя цыпа?

Он медленно развернулся. Загородил Катю собой и сказал:

— Это моя цыпа, понял. Свали, пока не огреб.

Второй из зашедших посмотрел на Джин Хека, потом на фотографию в своей руке и крикнул первому:

— Пошли. Ее тут нет.

Хен с бешено колотящимся сердцем сделал два шага назад, за угол лавки, так, чтобы его не заметили.

«Значит, ищут, — подумал он. — вот почему звонил подполковник».

Он молча сел в машину, когда двое удалились.

Катя и Джин Хек сделали тоже самое.

Хен стиснул кулаки и зубы. Он понимал, что так было нужно. Он понимал. Но ярость, рожденная ревностью, хотела придушить Джин Хека прямо сейчас. Придушить друга, который целовал его Катю.

— Постой! — крикнула Мин Джи Ен, когда они почти тронулись с места. — Джин Хек, на праздник так и не пришли, так возьмите хоть немного макколли!

— Спасибо, дорогая женщина, — улыбаясь, Джин Хек вышел из машины и поставил ящик в багажник. — Вы всегда балуете меня!

«Кажется, затишье кончилось, — подумала женщина. — Кажется грядет непогода», — провожая взглядом Джин Хека, подумала Мин Джи Ен.

Глава 27

«Как же не хватает Гришки», — думал Смирнов, смотря в окно из номера отеля на окраине Сеула.

Если бы он только знал, что Катя жива, ему бы больше ничего не было нужно. Он понимал, что она никогда не простит ему всей лжи, и Ленку не простит. Не потому, что он на сторону посмотрел, а потому что не доверился ей.

Но ведь все его недоверие — это лишь попытка ее защитить. Но он, не доверившись ей, лишил ее права выбора, принял решение за нее. Вот именно этого она ему и не простит.

«Катя, — прошептал он, — ты прости меня, пожалуйста, прости».

***

— Я нашел его, — голос Гришки прозвучал так громко, что Смирнов вздрогнул. — Капитан сухопутного спецназа Кан Хен Мин — приемный сын погибшего 10 лет назад вместе с женой в автомобильной аварии посла Южной Кореи в России Юн Сок Еля. Имеет высокий уровень легководолазной и парашютно-десантной подготовки. Свободно владеет английским, русским — на базовом уровне. В принятии решений полагается скорее на чутье. Замкнут. В контактах чрезвычайно избирателен. Редко выражает чувства, мысли, эмоции. Способен на невыполнение приказа, противоречащего его нравственным ценностям. Был отстранен от исполнения должностных обязанностей за нарушение правил уставных взаимоотношений. Майору по морде дал. Недавно восстановлен для спецмиссии в должности рядового по личному приказу подполковника Чан Вона, бывшего друга его приемного отца, кстати. 29 лет. Телосложение спортивное. Рост выше среднего. Все!

Леша внимательно слушал Гришкину речь, и непонятно почему, под ложечкой засосало…, и он никак не мог понять почему.

— Кто он, Гриш, черт побери?! Связан ли он с похитителем? Посмотри на дату приказа о его восстановлении — Смирнов прижал телефон еще ближе к уху. — Когда? Совпадает, Гришка, по времени. Практически сразу после взрыва.

— Я просмотрю видео с выставки, сравню лица с его фото на досье, — воодушевился Гришка.

— Красивый? — невпопад спросил Леша. И опять засосало под ложечкой.

— Не знаю, — ответил Гришка, — я в корейских мужиках плохо разбираюсь.

— Буду ждать.

Смирнов отключил телефон и лег на диван, положив руки под голову… «Хен Мин, значит, 29 лет», — и он уперся взглядом в потолок. Он понимал, что данные о месте проведения спецмиссии ему может дать только один человек. И, чтобы выйти на него, ему придется обращаться к Лобанову.

«Почти три часа, — он взглянул на часы, — значит в Москве уже скоро девять», — и он набрал номер подполковника.

***

Гарри Джонсон только что вернулся с яхт-клуба. И был чрезвычайно раздражен. Он был уверен в том, что оставил эту русскую зеленоглазую тварь лежать на полу в луже крови. Никогда еще в его работе не случалось никаких осечек. Почему тогда, черт побери, там появился этот блондин с выставки? Гарри даже связался с Родионовым, чтобы что-то выяснить, но тот подтвердил наличие у русских информации о смерти этой скрипачки. Гарри грязно выругался, вспоминая, что убил простого гражданского. «Почему в этой операции столько ошибок? — думал он. — Если она мертва, почему блондин ищет останки ее тела? И почему тогда у русских информация о ее смерти? Я должен во всем этом разобраться. Я должен убедиться в том, что она мертва. Если она, эта тварь, откроет рот, то это обострит ситуацию между всеми тремя сторонами. И это, несомненно, спишут на меня… Мне просто нужно найти этого Хена».

— Что ты нарыл? — без приветствий он задал вопрос, как только установилось соединение.

Майкл продублировал ему информацию, которую приблизительно в это же время Гришка говорил Смирнову.

— Корейцы, которым ты дело поручил, уже вернулись?

— Вернулись. В деревушке никого не нашли. Ни военных, ни твоего Хен Мина, ни русской девки. Была только парочка, — и он засмеялся, — которая обжималась в примерочной, но мужик был совсем не тот, что на фото в досье.

Гарри Джонсон был хорошим агентом, с прекрасным нюхом и чутьем.

— Дай мне данные спутника, крупным планом по этой местности, жду, — он швырнул телефон на стол.

«Идиоты! Ничего никому доверить нельзя! — сжимая кулаки, говорил он вслух. А то, что этот Хен там мог быть не один, об этом вы не подумали? Поди весь его отряд вместе с ним. И тот мужик из примерочной, мог быть одним из них».

Он внимательно рассматривал на ноутбуке данные спутника и, кажется, знал, какую точку он непременно должен проверить.

Гарри еще раз набрал номер Майкла.

— Скинь своим корейским идиотам данные, которые я тебе пришлю. Пусть ждут меня там и приведут с собой человек 8–9.

— Ты не можешь шуметь. Тем более на этой территории. Если ты наследишь, будет скандал. Корейцы этого так не оставят, — тихо, почти шепотом, говорил ему Майкл.

— Да знаю я! Только пусть твои корейцы сядут и язык в жопу заткнут. У самих рыло в пушку. Су Хена вспомни. Если что, выставим так, что этот Хен и его отряд прикрывали его на операции по устранению лидера КНДР, а когда не получилось, Су Хена грохнули, девку, как свидетеля, похитили и убили. Немного этой информации в СМИ, и грянет скандал. Их всех — под трибунал. Главный поможет. Потому что идея найти показательных козлов отпущения, а самому остаться в тени, придется ему по душе.

Майкл слушал этого человека, и ему становилось страшно. «Что будет, если я когда-нибудь перейду ему дорогу», — с ужасом думал он.

— Ты там вообще слушаешь меня? — проревел Гарри в трубку.

— Скажи этим идиотам, что я буду на месте через 2 часа. А пока пусть подумают, как усыпить бдительность тех, кто там находится. Чтобы шума, как ты просишь, меньше было.

***

Ровно через 1.15 после звонка Лобанову Смирнов стоял в кабинете Чан Вона.

***

Получив смс с координатами, внедорожник, отъехавший еще не так далеко от деревушки, резко остановился.

— Нам нужно собрать людей. И нужно «усыпить их бдительность» — дословно прочитал один их них. — На все про все у нас пара часов. Потом приедет главный.

— Покажи координаты, — и он посмотрел в экран телефона. — Совсем недалеко.

Внедорожник развернулся и быстро поехал в обратном направлении.

***

Подъехав к дому, Джин Хек так резко дал по тормозам, что Катя налетела лбом на переднее сиденье.

«Воздух между этими двумя наэлектризован настолько, что от малейшего неправильного движения у машины снесет крышу», — подумала Катя, ощущая кожей нависшее напряжение.

Как только они остановились, Хен рывком открыл дверь, практически выпрыгнув наружу. Джин Хек, сделав то же самое, прокричал ему: «Остановись, Хен, нам нужно поговорить!»

Но он не хотел ни с кем разговаривать, он просто хотел уйти. Ему необходимо было надеть свой капюшон и остаться одному, чтобы не посмотреть ей в глаза так, чтобы снова обидеть ее, чтобы не придушить от ревности и ярости своего друга. Ему просто нужно было уйти… Гнев Хена был настолько силен, что притупил даже его чутье, сигнализирующее об опасности.

— Остановись, Хен! Не уходи в себя и просто поговори со мной! — Джин Хек взял его за руку и развернул к себе.

— Уйди! — просипел Хен, — просто уйди!

— Не уйду, пока не поговорим.

— По-хорошему прошу: руки убери и свали, иначе я за себя не отвечаю!

На шум появились ребята.

— Что происходит? — удивленно спросил Ан Хе Соп.

— Неизбежное, — констатировал Джи Соп.

Катя хотела кинуться к ним, но Хен Шик ее остановил:

— Они должны разобраться сами.

Джин Хек так и не убрал руку, Хен схватил его обеими руками за рубашку, и они начали драться.

Катя смотрела широко открытыми от ужаса глазами на двух дорогих ей людей и понимала, что все это происходит с ними сейчас из-за нее. Она, несмотря на руку Хен Шика, которой он перекрывал ей путь, ринулась вперед.

— А ну оба, прекратите, немедленно! — пытаясь остановить их, с надеждой просила она.

Но, как два сцепившихся зверя, они катались по земле, периодически нанося друг другу удары.

Глава 28

Двое корейцев, следуя координатам Гарри Джонсона, добрались до указанного места. Спрятавшись за небольшим холмом, они решили оценить обстановку в ожидании подмоги и удобного повода «усыпить бдительность противника».

— Кажется, в семье небольшая ссора, — сказал первый, наблюдая за происходящим.

— О, все в сборе: вон девка, а вон тот, с фотографии, — с усмешкой добавил второй.

— Идеи есть, как по-тихому все сделать?

— Мне нужно попасть к багажнику машины, — он кивнул в сторону места, где Джин Хек припарковал транспорт, забыв на нерве закрыть багажник. — Кажется, там то, что нам нужно.

И пока все были заняты происходящим, он молниеносно добрался до машины и влил два флакона, лежавших в его кармане, в несколько бутылок макколли.

— Ну а теперь ждем! — вернувшись на место, сказал он первому.

***

«Мне нужно что-то сделать!», — подумала Катя.

Она набрала полное ведро воды из колонки и выплеснула его на дерущихся.

— Хватит! Отставить, я сказала! — заорала она.

Они, шатаясь, поднялись на ноги и посмотрели на нее.

— Ведете себя как мальчишки! Как два дурака! Вы же друзья! Вы же друзья!

— Друзья, которые влюблены в одну девушку, — вытирая кровь, бегущую из носа, прерывисто дыша, сказал Джин Хек.

От неожиданности Катя впала в ступор. «Но я никогда не подозревала этого, никогда, — думала она. Неужели вся его забота — это не врачебный долг, а чувства? Поэтому там, в примерочной, он так медлил, до последнего, не отвечая на мой поцелуй? Он не хотел, чтобы все произошло так?»

Джин Хек стоял, выпрямив спину. И смотрел ей прямо в глаза.

— Я знаю, Катя, с кем твое сердце, — и он посмотрел в сторону уходящего Хена, — но я ничего не могу с собой поделать.

Катя медленно перевела глаза на спину Хена, который молча шел к машине.

«А ты, — подумала она, ты так и собираешься молчать? Так и собираешься просто уйти?»

— А ну стой, Кан Хен Мин! — что есть силы закричала она. — А ты не хочешь ничего сказать? Ни мне, ни своему другу?

Хен остановился и закрыл на долю секунды глаза, понимая, что именно сейчас вот то самое время. Сжав дрожащие от ярости губы, он развернулся и быстро пошел им навстречу.

— А что мне сказать? — практически цедя каждую букву и испепеляя глазами Джин Хека, и вдруг неожиданно посмотрев ей прямо в зрачки, заорал он, — что мне сказать? Что я ревную? Что это сводит меня с ума? Что я готов придушить своего друга, потому что он тебя целовал? Что я влюбился в тебя еще там, в автобусе, когда ты несла какой-то бред про мои кроссовки, что, стоя в парке и смотря, как ты танцуешь, я впервые за долгое время почувствовал себя живым? Что, бродя за тобой по городу и видя, как ты играешь, я чуть не сошел с ума от своей беспомощности, зная, что ничем не могу помочь? Что я так хочу, чтобы из твоей головы вылетела эта чертова мысль про какую-то недоженщину? Что мне все равно, что ты никогда не родишь мне детей? Что я спать не могу, потому что, едва закрыв глаза, представляю, как сдираю с тебя эту чертову одежду, и люблю тебя, люблю до тех пор, пока ты, задыхаясь, не ответишь мне тем же? Что мне тебе сказать?

Он развернулся и быстро пошел к машине. У него был всего час до встречи с подполковником. Не обращая внимания на кровь на руках и лице, на грязную и мокрую одежду, он дрожащими руками включил стартер и вдавил педаль газа в пол.

***

Всю дорогу до города Хена трясло, будто в лихорадке. Первый раз в жизни он выразил свои чувства вот так. Открыто, не стесняясь, при всех. Этим дурацким поцелуем с Джин Хеком, этим своим «А ты ничего не хочешь сказать?», она будто завела реактивный двигатель, который теперь никак не остановить. Внутри все кипело, как в адском огне. Мысли, эмоции, чувства, воспоминания, опыт предыдущих отношений, эти зеленые глаза, слезы на груди его друга — перемешалось все, срывая с плеч голову, разрывая сердце на части. Он крепче взялся за руль, выжимая из машины максимум.

***

Хен рывком открыл дверь в кабинет подполковника.

«Что опять натворил этот мальчишка?», — подумал Чан Вон, внимательно осматривая его внешний вид, но, столкнувшись с ним взглядом, понял, что парень изменился. Теперь внутри него горел огонь. Огонь, готовый спалить все вокруг.

— Садись, Хен Мин. И здравствуй, — указывая на стул сказал подполковник.

Хен подошел ближе, чтобы выполнить просьбу-приказ и увидел его… блондина с выставки.

Егогубы задрожали, а рот был больше похож на звериный оскал, нежели на лицо человека.

Он подошел к стулу и рывком поднял с него Смирнова.

— Сволочь! Ты хоть знаешь, что она пережила? Ты зачем ее во все это втянул?! Сволочь!

От гнева вены на руках Хена вздулись, а глаза напоминали взгляд пса из преисподней.

Смирнов вдруг весь обмяк. Ему не хотелось сопротивляться. Он знал, что этот мужик прав. Во всем прав.

— Спасибо, что смог ее спасти, — Лешин голос звучал тускло, болезненно и отрешенно.

— Спасти? — И Хен тряханул Смирнова за куртку, притянув к себе максимально близко. — А ты уверен, что после всего, что с ней произошло, она сможет когда-нибудь просто нормально жить дальше? Ты уверен, что душа ее будет в порядке? Что ее тоже удалось спасти? И в том, что она когда-нибудь примет тот факт, что больше не сможет иметь детей и будет такая кому-нибудь нужна, ты тоже уверен? — Хен тряс его за куртку в такт к каждому произнесенному слову.

Смирнов оседал на стул. Дышать было так трудно, будто в него выпустили всю обойму.

— Почему ты говоришь «больше не сможет»? — бледными дрожащими губами спросил Леша.

— Потому что она была беременна, сволочь! Потому что носила твоего ребенка! — Хен отпустил куртку Смирнова и практически упал на соседний стул.

Чан Вон отвернулся к окну. Почему-то сейчас он ощущал себя беспомощным и бесполезным стариком. Все, что происходило между этими двумя мальчишками сейчас, было их жизнью, жизнью с потрясениями и постоянным выбором. Выбором, между любовью к женщине и к своему долгу. Чан Вон понимал, что наилучшее решение, которое сохранит жизнь всем, не будет выбором, который сделает каждого из них счастливым. Он привык принимать такие решения. Он, но не они… Поэтому подполковник все еще смотрел в окно. Стараясь как можно дольше оттянуть начало разговора.

***

— Выкладывай, все, что знаешь, Хен. — Чан Вон, наконец, сел за стол.

Хен лаконично, без лишних эмоций рассказал все, от автобусной остановки до момента, когда покинул дом в лесу.

— А ты знаешь немного, мой мальчик, — и подполковник указал взглядом на Смирнова, — теперь твоя очередь.

Собрав в руки всю силу воли, которая у него осталась, Леша докладывал, как на ковре, всю цепочку событий, от кабинета Лобанова до вчерашнего разговора Гарри Джонсона со своим человеком. Когда русский закончил, Чан Вон, нажав кнопку на пульте и указав головой на экран монитора, висевшего на стене, спросил: «Хен, этот человек был с Катей на яхте?».

Кровь ударила Хену в виски, руки сжались в кулаки от воспоминаний.

— Разрешите представить, — указывая кивком на человека в мониторе, продолжил Чан Вон. — агент ЦРУ Гарри Джонсон. Прекрасный послужной список и репутация, — подполковник ухмыльнулся.

Все молча продолжали вглядываться в экран, когда старик продолжил:

— Ты знаешь, Алексей, кто это? — на экране появилась очередное фото.

Смирнов привстал с места.

— Он крыса, которая нас слила?

— На его номер поступил звонок от Гарри Джонсона, спустя некоторое время после взрыва на яхте.

— Родионов? — прошептал Смирнов.

— Ну теперь картинка сложилась, — констатировал Чан Вон. Агентом ЦРУ Гарри Джонсоном было получено задание найти человека из наших, чтобы устранить лидера КНДР. Зачем это американцам? Убрать оппонентов, причем чужими руками, стравить нас с КНДР. Зачем это людям с нашей стороны — не понятно. Но, видимо, тот, кого Гарри Джонсон называет «главным» от нас, каким-то образом в этом заинтересован. Русские, — он кивнул на Смирнова, — пытаются предотвратить планы американцев. И здесь случайным образом оказывается замешана Катерина.

Если в рядах русских работал двойной агент, он сообщил Джонсону, что ты, — он указал на Лешу, — работал не один. Я уверен в том, что он принял твою женщину за второго агента, поэтому похитил ее, скорее всего пытал, а после пытался убить.

Теперь, когда он знает, что она осталась жива, а я уверен, что он знает после твоих выходок в яхт-клубе, он попытается устранить ее, тебя, Хена и всех его парней.

Чан Вон встал и подошел к окну.

— Пока все это не закончится, пока мы не выясним, кто из наших за этим стоит, пока не будут ликвидированы все, кто в этом замешан, каждый из вас будет в опасности.

Вы слышали, что планирует Гарри. Чан Вон включил диктофон: «Если что, выставим так, что этот Хен и его отряд прикрывали его на операции по устранению лидера КНДР, а когда не получилось, Су Хена грохнули, девку, как свидетеля, похитили и убили. Немного этой информации в СМИ и грянет скандал. Их всех — под трибунал. Главный поможет. Потому что идея найти показательных козлов отпущения, а самому остаться в тени, придется ему по душе».

— Ты, агент Смирнов, забираешь женщину и увозишь ее домой, в Россию. Увозишь туда, где ее не смогут найти. Ты, Хен, вместе с парнями вернешься на базу, будто ничего и не было, будто никогда не было Кати. Я займусь ликвидацией Джонсона и поиском нашего главного. Нам нужно не допустить, чтобы американец открыл рот и сделал то, о чем говорит на этой записи. Тогда ты, я и все твои парни пойдут под трибунал.

— А если он уже успел доложить наверх, что Катя жива? — спросил Смирнов, — тогда это никогда не кончится? Она будет прятаться всю свою жизнь?

— Не думаю, — задумчиво ответил Чан Вон, — что он доложил о своей промашке. Не тот это человек…Да и тогда бы ее искал не только он…

Чан Вон бросил взгляд на Хена, понимая, что сейчас этот мальчишка, должен добровольно отказаться от своей любви. А в том, что он был влюблен в эту женщину, Чан Вон был уверен… «Прости, Юн Сок Ель, — сказал он про себя, — мне снова не удалось его уберечь».

Хен сидел, будто парализованный. Единственное, о чем он думал сейчас, это о ее руках, обнимающих его там, под деревом…

Телефонный звонок разорвал тишину, как гром среди ясного неба.

— Вставайте. У вас мало времени. Гарри Джонсон только что покинул свою квартиру, — дублируя информацию из трубки, сказал Чан Вон.

Глава 29

Джин Хек снял грязную рубашку и выбросил ее в железный бак. Потом подошел к колонке, включил воду и начал смывать кровь со своего лица. Остальные молча сидели у костровища, в котором даже не было огня.

Катя понимала, что все ее слова сейчас будут бессмысленными. Поэтому она села прямо на землю там, где стояла, и молча стала смотреть вдаль…

Закончив у колонки, Джин Хек подошел к багажнику машины и, взяв пару бутылок, подаренных Мин Джи Ен, сказал:

— Давайте выпьем, ребят!

Ха Ныль молча принес кружки.

Они, эти мужчины, которые спасли ей жизнь, просто пили макколли, в полной тишине, не проронив ни слова. Кате стало нехорошо, она встала и молча пошла к ручью за домом.

«Что будет? — думала она. — Что теперь будет? Куда так внезапно уехал Хен? Почему даже ничего не сказал об этом? Не хотел заранее меня волновать? Причем здесь Беретта? Почему именно она? У них же есть их табельное оружие? Но раз Хен указал именно на этот пистолет, значит их табельным мне пользоваться нельзя? Нельзя, чтобы все, что здесь произойдет, выплыло наружу с их именами? Поэтому? Или потому, что, когда эта Беретта будет в моих руках они уже не смогут воспользоваться своим оружием? Не смогут защитить ни меня, ни себя? Поэтому, Хен? Поэтому я должна буду позаботиться о себе сама? Именно в тот момент, пока тебя нет рядом?». От осознания своих собственных мыслей ее начало колотить от страха. «Ребята! Ребята! Ребята!», — вскочив с места, она понеслась обратно к дому.

***

— Спят, — пнув ногой Ан Хе Сопа, сказал первый из внедорожника.

— Спят, — противно засмеялся второй.

— Наши должны уже были подъехать. Иди встреть их и притащи из машины канистры. Я тоже сейчас подойду. К приезду главного управимся.

— А девка где? Ее здесь нет.

— Может дома отрубилась?

— Она ничего не пила. Сразу ушла. Видать по тому, с фотографии, грустит, — и он заржал.

— Бежать ей некуда, найдем. А потом и хахаля ее грохнем. — Он снял с ребят все оружие и унес с собой.

***

GPS показывал, что примерно через 10 минут он, Гарри, будет на месте.

***

— Сколько еще? — спросил Смирнов.

— Минут 20, — Хен вцепился в руль так, что костяшки побелели.

— Много. У него преимущество во времени. Нельзя дать ему им воспользоваться. Дай я сяду за руль!

— Ты думаешь, что у тебя лучше получится потому, что ты больше беспокоишься о ней?

— Нет. Я знаю, что ты ее любишь. Но я лучше вожу.

Хен дал по тормозам, и Леша сел за руль.

***

Катя смотрела на все происходящее у костровища и понимала: пришла беда.

Беда, о которой говорил Хен. Беда, с которой она должна встретиться наедине.

На секунду она подняла глаза вверх. На голубое небо и плывущие по нему облака. Она улыбнулась воспоминанию о том, как рассказывала Хену, что хотела быть такой же свободной, как эти самые облака…

«Вот и все, да? — спросила она у кого-то там, наверху. — Все ради того, чтобы умереть? Здесь?».

Сейчас она чувствовала себя также, как тогда, когда стояла с ним, у обрыва. Но тогда она могла держаться за его руку… А сейчас? Сейчас за что она могла держаться?

Она закрыла глаза и сказала: «Ты здесь, ты рядом. И я ничего не боюсь»!

«Сейчас у меня все так же есть ты, есть мои чувства к тебе, желание быть счастливой с тобой; сейчас у меня есть эти ребята! И просто так я все это не отдам», — выпрямив спину и подняв подбородок вверх, Катя решительно направилась к дому.

«Первое: пистолет и две обоймы», — сказала она, вскрывая пол.

Она осмотрела свою одежду и поняла, что ей не на что все это крепить.

«Второе: мой телефон и наушники» — она бегом бросилась в свою комнату.

«Третье: кобура Джин Хека на ногу».

«Сосредоточься на главном, — слышала она голос отца. — Делай все последовательно и четко. Выбрось мусор из головы. Доверься своему чутью. Дыши. Слушай музыку. Перед началом повтори задачу», — она произносила слова, которые он говорил ей перед каждым соревнованием.

Катя вставила наушники в оба уха. Взяла в руки телефон. Выбрав нужную песню и нажав на паузу, убрала его в накладной боковой набедренный карман, быстро застегнув пуговицу. Вставила обойму в пистолет.

«Теперь кобура», — шепотом сказала она и осторожно вышла за дверь.

Кроме ребят у костровища никого не было видно. Она подбежала к Джин Хеку и сняла с его ноги кобуру.

«Хорошо, Катя. А теперь нужно выяснить, сколько их», — и с этой мыслью она полетела к холму, за которым еще недавно прятались двое из внедорожника.

«Черт», — выругалась она, увидев, как к нему подъехали еще две машины.

«Девять. Их девять», — посчитала она.

Возбужденно разговаривая, они взяли из машины несколько канистр и направились к дому.

Катя понимала, что, если сейчас им удастся облить бензином дом и все, что около него, она не сможет спасти ребят.

Она прицепила кобуру к ноге, положив в нее одну из обойм.

Представляя лицо отца перед собой и его руки на своих плечах, она проговорила: «Беретта М9, начальная скорость выстрела 390 м/с, две обоймы всего по десять патронов. Это значит, что у меня два шанса на одного без права на ошибку».

«Ну что, Денис, не подведи! Умирать, так с музыкой», — она еще раз поправила наушники, нажала «play» и вышла из-за холма.

***

— Ооо, вот и сама девка пожаловала, — крикнул один из них.

Но она их не слышала. Она стояла, широко расставив ноги, держа руки за спиной.

«Тысяча сто поколений — мечта на развес,

Тысяча сто поколений — любовь и война.

Каждый рождается с мыслью достать до небес

И нам с тобою сейчас, как во все времена», — звучало в ушах.

«Трое. Пока их трое. Шестеро для чего-то вернулись в машину», — про себя говорила она.

«Ничего не жаль! Ни штыков, ни роз», — пел Денис.

«Пора! — подумала она и выстрелила. — Первый — плечо, второй — плечо, третий — плечо, до шестого по коленям, каждому» — не дрогнувшей рукой в унисон с Денисом она делала выстрел за выстрелом, наблюдая, как канистры с бензином валятся из их рук, а они падают на землю.

«Еще трое. С последним в пролете. Не успею обойму поменять», — на насколько секунд спрятавшись обратно за холм, она продолжала разговаривать с собой.

«Седьмой — колено, восьмой — рука», — она продолжала разговаривать с собой, стреляя каждый раз по левой коленной чашечке и правому плечу.

«Если за мечту, если за любовь», — продолжал петь Денис.

«Пусто. Шестой ушел вправо. Жди», — тут кто-то схватил ее за волосы и потянул голову вниз. Она резко шагнула влево и что есть силы ударила того, кто держал ее, рукояткой пистолета между ног. И, когда от боли он все-таки отпустил ее волосы, она молниеносно сменила пустую обойму и выпустила в него две пули.

«Трое. Осталось трое. На восемь патронов», — напоминала себе она.

Она посмотрела по сторонам. Никого не было видно. Все три машины были пусты. «Значит ушли за дом. Там, у ручья, — единственное место, где они могут прятаться». И она бегом направилась туда.

«Думать наивно, что кто-то устанет в бою

И бескорыстно подарит счастливую даль», — раздавалось в наушниках.

«Никого не вижу, — думала Катя, — забежав за дом». Она быстро спряталась за огромным деревом. «Нужно выманить их», — решила она, глядя на громадную сухую сосновую ветку метрах в 20 от себя.

«Осталось семь. Семь патронов», — она наблюдала, как, будто благодарив ее, огромная сосновая безжизненная «лапа» падала вниз, задевая соседние деревья.

«А вот и вы, сволочи, — сквозь зубы сказала она, наблюдая, как те трое, прикрыв голову руками, разбегаются по сторонам. — Отсюда не достану. Патронов мало, не могу рисковать», — она выбежала из-за ствола дерева, вскочила на камень, потому что так обзор был лучше, — шесть, пять, четыре, черт, по-моему, зацепило, — по руке текла кровь, — мне не больно, это потом, три, два, один… все, — подумала она. — Это все».

Рука с пистолетом, немного дрожа, опустилась вниз.

Катя спрыгнула с камня и повернулась.

***

Гарри Джонсон, приехав к месту назначения вылез из машины.

«Наконец-то, сегодня все решится, и я смогу про это забыть», — думал он.

Он, не понимая, что происходит, смотрел, как несколько мужиков корчатся от боли, лежа на земле и держась за ноги. Рядом с ними валялись канистры с бензином. Полные канистры.

— Кто? — спросил он, хватая за воротник одного из них.

— Баба! Девка, фотографию которой ты нам дал.

Гарри Джонсон ничего не понимал. Там, на яхте, она даже не сопротивлялась. А теперь? Теперь точечно, грамотно, хладнокровно покалечила этих мужиков?

Он несколько раз сплюнул и пошел вперед.

***

Глядя на ее спину, на пистолет в руке, с которой методично капала кровь, агент ЦРУ Гарри Джонсон понял: она его убьет. Не задумываясь.

Катя спрыгнула с камня и повернулась.

Сейчас она была похожа на волчицу, защищающую свое логово и свое дитя.

Несколько секунд она смотрела на человека, искалечившего ее, бешенным горящим взглядом.

«Она точно меня убьет, — подумал Гарри, — голыми руками».

«Если за мечту, если за любовь» — звучало в ее ушах.

Внутри нее было столько гнева, боли и ярости, что она готова была пустить ему пулю в лоб и рвать его на куски, как зверь. «Я не убийца, — прошептала она, — ты не сделаешь меня убийцей!»

«Беги» — хрипло сказала она ему.

И он побежал…

Она схватилась руками за живот. На лбу выступили капли пота… Удар, второй, третий — волна фантомных болей прошла по ее телу.

«Сволочь! — взревела она, — сволочь!». И направила пистолет на его затылок.

«Может быть ты и хотел бы остаться другим,

Может, хотел просто жить и свободно летать.

Знаешь, всегда в жизни есть шанс остаться любым.

Но есть вопрос, что за это придется отдать?», — спрашивал ее Денис.

«Я не убийца, — повторяла она, — ты не сделаешь меня убийцей!», — опустив пистолет и, наконец, придя в себя, она побежала за ним.

***

Ан Хе Соп открыл глаза… Посмотрев на спящих у костровища друзей, он попробовал сесть, но тело плохо слушалось его. «Я что, мы все так напились?», — подумал он. «Хен Шик», — попробовал он растормошить друга. Но Хен Шик ему не ответил.

«Мне нужно проснуться», — сказал Хе Соп и, шатаясь, направился к колонке.

«Тварь! Бешеная русская тварь! — думал Гарри. — Неужели ты станешь моим концом?». Он попытался просунуть руку в наплечную кобуру, но рука дрожала, не слушаясь его.

Катя преследовала его, как зверя на охоте. Ее глаза следили за каждым движением его тела. Она знала, что у нее остался всего один патрон.

Его рука потянулась к кобуре. Она еще раз навела пистолет на его затылок… «В спину стреляют только трусы», — вновь услышала она голос отца.

«Черт! Твою мать», — выругалась она, снова опустив пистолет.

Она видела, что его руки дрожали. Она через его спину чувствовала страх…

«Граната! У меня есть граната!», — вспомнил Гарри и потянулся к поясному ремню.

Катя видела, что его левая рука потянулась к ремню. И тут ее взгляд скользнул вправо. Хе Соп, шатаясь, направлялся к колонке. И это было метрах в 10 от нее.

«Ребята! — подумала она. — Если эта сволочь бросит гранату, а это именно она, я уверена, в их сторону…»

«Ничего не жаль — ни минут, ни слёз.

Дотянись до звёзд, дотянись до звёзд», — Денис будто говорил ей, что нужно сделать.

«На меня, он должен смотреть на меня», — она взглянула на пистолет, резко остановилась, широко расставила ноги, подняла голову вверх, посмотрела на облака, обняла мысленно Хена, как там, под деревом, и засмеялась, запрокинув голову назад.

«Эта девка сошла с ума», — прошептал Гарри, и по его телу пошел озноб. Он пытался на бегу выдернуть чеку у гранаты, но у него это все никак не получалось. Руки дрожали, и пальцы не слушались его.

И тут он услышал выстрел.

Она выстрелила в воздух. Последний патрон.

«А ну повернись, сволочь! — услышал он. Руки подними и медленно повернись! Дернешься — пристрелю!».

И он повернулся…

«Это конец», — подумал он. Она смотрела на него глазами, полными ненависти, боли и ярости. Он перевел взгляд на левую руку, в которой так и была граната с невыдернутой чекой. Он видел, что ее взгляд следует за каждым его движением… И в этом взгляде не было страха… Была только решимость… — «Вот оно, русское все или ничего», — мелькнуло в его мыслях.

Катя сжимала бесполезный пистолет… Она блефовала. Но он не должен этого почувствовать.

— Ну что, сволочь! «Вот и встретились?» — улыбаясь, сказала она.

— Чокнутая русская тварь!

Ан Хе Соп медленно, как в тумане, приближался к колонке, к ним…

«Ничего не жаль! Ни огня, ни слов,

Если за мечту, если за любовь», — Денис заканчивал свою песню.

«Я уложилась, папа. Я выполнила задачу», — подняв голову вверх, подумала она.

— Тебе же я нужна, да? — шепотом спросила она — ну так на, возьми! — и она бросилась в его сторону.

***

Хен со Смирновым выпрыгнули из машины, едва только она остановилась.

«Черт, — выругался Смирнов, глядя на три внедорожника, стоящих рядом, неужели опоздали?!».

«Бежим, быстрее!», — крикнул Смирнову Хен, смотря на раненых вокруг людей.

— Катя! — кричал один.

— Катя! — кричал другой.

Но никто им так и не ответил.

Они добежали до дома практически одновременно.

И застыли…

Она стояла спиной к ним, широко расставив ноги. Стояла напротив него… По ее правой руке текла кровь, прямо на землю… Пальцы сжимали Беретту.

Смирнов достал пистолет. Но она загораживала американца.

«Нельзя. Не отсюда», — Хен отвел его руку.

И тут она подняла глаза вверх, потом посмотрела на Джонсона, что-то сказала и кинулась прямо на него.

— Катя!!!! Катя!!! — заорали оба!

***

Он выдернул чеку, бросил гранату вперед и, резко развернувшись, побежал в обратном направлении…

Катя смотрела, как американец, сбив с ног Хе Сопа, побежал в лес…

«Хорошо, — подумала она, перевела взгляд на все еще спящих ребят, — хорошо. Хорошо, что я смогла. Это очень хорошо. Я молодец.

Интересно, когда говорят, что перед смертью вся жизнь пролетает перед глазами, имеют в виду, что за доли секунд можно вспомнить и сделать так много? — продолжала она говорить с собой. — Сколько уже летит эта граната? Сколько секунд у меня осталось до возгорания взрывчатого вещества?», — и она, в ступоре, закрыла глаза.

— Катя! — толкнув ее резко вправо и накрыв собой, орал он. — Ты что творишь?

Она ничего не слышала. Она, закрыв глаза, слушала, как по второму или третьему кругу поет Денис. Кто-то тряс ее, убирал волосы с лица и, судя по мимике, что-то орал.

«Если я уже умерла, — думала она, — позволь мне хотя бы раз его увидеть, напоследок».

Тело не слушалось. Не подчинялось ей. Кое-как она открыла глаза и увидела его лицо. Она хотела его обнять, но это проклятое тело…

— Долго, — прошептала она, — почему ты так долго? — и отключилась.

***

— Я его упустил, — запыхавшись, сказал подбежавший Смирнов. — Но теперь эта сволочь от меня не уйдет!

— Растормоши вон того, высокого, — Хен кивнул в сторону Джин Хека. — Ей нужен врач.

Хен взял Катю на руки и понес в дом.

Он пытался привести ее в чувство, но ничего не получалось.

— Твой врач проспит еще не меньше часа, — Смирнов приложил палец к ее сонной артерии. — Мы должны сделать все сами.

Он осмотрел ее с головы до ног. И от этого его взгляда Хена тряхануло. Присутствие рядом мужчины, которого его Катя так долго любила, заводило его ревность. Ревность, с которой было тяжело справиться.

— Все, кажется, в порядке, — сказал Смирнов, — руку только зацепило. Ножницы принеси!

Хен шумно выдохнул, и Леша понял, что он ревнует.

— Ножницы, говорю принеси! Или так и будешь стоять?

Он разрезал ее рубашку вдоль правого рукава…

— А вот и она! — рассматривая рану сказал Смирнов. — Сквозная! И это хорошо. — разрезав манжет на левом рукаве, он начал снимать с нее одежду. — Принеси все необходимое для обработки, — он посмотрел на Хена и понял, что тому неловко. «И то, что тебе неловко, тоже хорошо, это значит, что вы еще не были близки», — по-мужски, тоже ревнуя, подумал он. — И что-нибудь типа чистой рубашки, что ли, захвати…

Смирнов обработал рану.

— Ей нужно отдохнуть. Думаю, что у нее шок. «Пойдем», — сказал он Хену.

— Что будем делать с этими? — Хен кивнул в сторону внедорожников.

— В больницу их надо. Только про Катю, чтобы ни слова….

— Не успеют… — Хен сжал кулаки. — Отвезем в центральную. Он там их точно найдет.

Смирнов молча смотрел на него…

— Пусть. Пусть найдет. Всех сразу…, — он был уверен, что американец не оставит свидетелей.

Глава 30

Катя открыла глаза… «Господи, как пить-то хочется! — подумала она. — Интересно, после смерти что, тоже хочется пить?».

Она приподнялась с подушки и, сидя, осматривалась по сторонам.

«Почему так больно?». — она удивленно посмотрела на правую руку.

И тут в ее памяти, как картинки, замелькали воспоминания. «Граната… она же летела прямо на меня, — шепотом удивленно говорила она. — Так я не умерла?! Я не придумала его лицо? Это и правда был он?»

Спрыгнув с кровати, прямо босиком, она выбежала на улицу и, что есть силы, закричала: «Хен»!

Было уже темно. Все сидели у костра и смотрели на огонь.

Она видела, как он повернул голову и улыбнулся ей. Но другой, знакомый до боли голос, спросил ее: «Ты уже проснулась»?

***

Катя смотрела во все глаза и никак не могла понять, что перед ней Смирнов.

Он встал и подошел прямо к ней.

— Здравствуй.

— Смирнов? — ее взгляд был недоумевающим и удивленным.

Они молча смотрели друг на друга. И Леша понимал, что перед ним уже не его Катя, не женщина — кожа. Не 17-летняя девчонка с влюбленными зелеными глазами, которой она оставалась 13 лет.

«Она даже меня не обнимет?», — почему-то подумал Смирнов.

«Если он здесь, это может означать только одно, — подумала она и сказала: Я хочу выпить!».

Хен Шик подвинулся, приглашая ее присесть.

— Одна, — сказала она, — я хочу выпить одна.

Ха Ныль протянул ей бутылку макколли.

— Нет, это не буду! Джи Соп, у тебя еще остался ром?

Джи Соп вопросительно-изучающе смотрел на нее.

— Ну же! Ну пожалуйста! Или боишься? Боишься, что я достану из-за пазухи гармонь, позову бурого, и мы устроим дикие танцы? — грустно улыбнулась она.

Джи Соп посмотрел на нее и, не ответив ни слова, пошел в дом. Вернувшись, он протянул ей бутылку и сказал:

— Ты всем нам спасла жизнь. Спасибо, Катя.

— На гранату, из-за меня… — продолжил Хе Соп, взяв ром из ее рук, чтобы открыть.

— Ты девять мужиков покалечила, мастер спорта по пулевой стрельбе Катерина Семенова. Алексей нам рассказал, — Хен Шик кивнул в сторону Смирнова.

— Ты удивительная женщина, Катя, — смотря ей в глаза, сказал Ха Ныль. — Я понял это с самого начала. Наверное, поэтому и вел себя с тобой, как идиот.

— Удивительная… — повторил Джин Хек.

Катя перевела взгляд на Хена.

— А я зол, — наконец, сказал он. — я все еще на тебя очень зол, — он встал и пошел в дом.

Катя взяла бутылку из рук Хе Сопа и пошла за дом, к ручью.

Она, как и все сидящие у костра, знала — завтра ее здесь не будет.

***

Она пила прямо из бутылки… Ром обжигал горло и казался очень горьким. Думала ли она о чем — нибудь? Она думала только о том, как же она будет теперь без него? Как же она с этим справится? А он? Что теперь будет с ним? Он же впервые и по-настоящему кому-то открылся, кого-то полюбил…

Такое ощущение, что кто-то шутил злую шутку: поднимал их на ноги, латал раны, вселял веру, отогревал сердце, а потом оплеухой валил навзничь, и это продолжалось снова и снова.

— Ты не замерзла? — спросил подошедший Смирнов.

— Нет, Леш, — она сделала большой глоток.

— Думаешь, так будет легче, если напьешься?

— Не знаю.

— Мы должны…

— Я понимаю расклад.

— Любишь его?

И она разревелась. И била его, Смирнова, кулаками по груди. А он терпел. Потому что понимал. Понимал, что ей сейчас очень больно.

— Леш, уйди, а! Я хочу на небо посмотреть. Одна. — и она легла на землю, как всегда, широко расставив руки.

Его будто обожгло этой фразой. Будто теперь до него, наконец, дошло: это все. Это конец. Она никогда больше не полюбит его, не будет с ним. Ни за что.

— Долго на земле не лежи, простудишься. — и он пошел в дом. Катя достала наушники и вставила их в уши.

«Just one last dance

Before we say goodbye

When we sway and turn around, around, around

It's like the first time» — она подпевала Саре Коннор и плакала, плакала, плакала.…

«Наверное, я уже сильно пьяна, — думала она, — потому что звезды кружат вокруг меня, как в этой песне, как в этом последнем танце».

Он давно сидел в темноте, чуть поодаль от нее. Сидел и смотрел.

О чем он думал? Что чувствовал?

Он понимал, что завтра он должен совершить поступок — он должен отпустить эту женщину, чтобы сохранить жизнь ей и всем, кто его окружал. Могли ли его чувства быть важнее ее жизни? Нет, не могли. Поэтому Хен был практически спокоен. Что делать с болью внутри? Об этом он подумает завтра. Об этом он подумает тогда, когда с ней все будет хорошо.

Он видел, что она лежит на земле, широко расставив руки, и поет эту песню, дурацкую, грустную и сердце разрывающую песню про расставание. Он понимал, что ей плохо, больно, так же, как и ему… Как же он хотел лечь рядом с ней, как тогда, в поле, чтобы она положила голову ему на грудь и обняла его. Но, если он это сделает, он никогда не сможет ее отпустить. Потому что без нее и всего этого он не сможет больше жить.

«Вставай уже и иди в дом», — просил он ее.

Но разве она слышала?

Стало холодно. И он решился. Встав с земли, он подошел к ней и взял на руки.

Ее зеленые глаза были полны слез и нечеловеческой тоски. Она обняла его за шею и, думая, что он — видение, сказала: — Что? Даже не поцелуешь? Ни разу? — и, послушав тишину, ответила сама себе: «Правильно. Иначе отпустить не получится», — она закрыла глаза и уснула.

А он нес ее на руках, так сильно прижимая к себе, будто хотел запомнить этот момент, будто хотел впитать ее запах, ее тепло, ее всю, без остатка, всем своим нутром.

Глава 31

Утром они все вышли на улицу, чтобы проводить Катю и Смирнова.

— Спасибо. Спасибо, что спасли ее. Я буду это помнить, — Леша по очереди пожимал руку каждому из мужчин. Поравнявшись с Хеном, он сказал: «Тебе отдельное спасибо». Смирнов смотрел в глаза этого человека и понимал, что сейчас он делает невозможное. И он его уважал, осознавая, почему она его любит. «Если буду нужен — звони», — он положил лист бумаги в его нагрудный карман.

— Ребят, не буду ничего говорить, — она обняла каждого из стоящих рядом, — буду помнить. Вас и все, что вы сделали.

Так сложно было подойти к нему… Ноги почему-то подкашивались… Катя лишь просто посмотрела на него и сказала: «Прощай, Хен. Пусть все у тебя будет хорошо». И, резко развернувшись, пошла к машине.

— Трогайся, быстрее! — шепотом попросила она Смирнова, едва он сел за руль. — Быстрее, пожалуйста!

Леша включил зажигание и поехал вперед.

Они ехали уже минут пять. В полной тишине. Катя так сильно держалась за ручку дверцы, что пальцы ее рук побелели. Смирнов переключал скорость, когда она закричала, вцепившись ему в руку: «Подожди! Он должен знать»! И, выпрыгнув из машины, она побежала прямо через лес. Ветки деревьев хлыстали ее по рукам и ногам, но ей было все равно.

Увидев его, практически уже подходящего к дому, она закричала: «Хен! Подожди!». Он остановился, повернулся к ней, наблюдая за тем, как она, словно ветер мчится к нему. «Я тоже! — сказала она, обняв его с разбега настолько сильно, что он пошатнулся, — я тоже тебя люблю!»

И тогда он заплакал. Обняв ее одной рукой за талию, положив вторую вдоль всей ее спины, этот взрослый мужчина плакал, как ребенок, держа в руках самое ценное, что у него было.

— Поехали, — сказала Катя, вернувшись в машину. — Больше не убегу.

***

Как только они выехали на трассу, Смирнов проверил сигнал мобильного. Убедившись, что он есть, вылез из машины и прицепил камеру на один из столбов.

— Привет! Есть сигнал?

— Привет. Хороший.

— Катя с тобой?

— Да, все в порядке. Если он уедет из дома, дай мне знать. Тогда мы должны будем, как договаривались с Чан Воном, приступить к плану Б.

— Понял, Леш.

— Пока.

***

Смирнов понимал, что должен рассказать ей все. Он больше не хотел не доверять ей. Поэтому, сев в машину, сказал:

— Выслушай меня. И не перебивай. Мы встретились с ним в кабинете подполковника Чан Вона. Друга его погибшего приемного отца. Мы договорились, что завтра утром я увезу тебя в безопасное место, домой, в Россию, туда, где никто тебя не найдет, и ты будешь там, пока все, кто замешан в этом деле, не будут ликвидированы. Это план А. И он возможен при одном условии — если Хен отпустит тебя и не будет искать.

Но я бы на его месте не отпустил. Я бы искал. Потому что люблю. Потому что жизнь без тебя была бы невыносимой. Поэтому если он поедет за тобой, а Гришка это увидит по камере, которую я прицепил на столбе электропередачи, мы реализуем план Б.

— Даже если он поедет за мной, где он будет меня искать? Он не успеет. Ты сказал, что мы уезжаем завтра утром, — проговорила Катя безжизненным и тусклым голосом.

— Я положил ему адрес в карман.

— Ты сделал это для меня? — Катя удивленно смотрела на него огромными зелеными глазами. — Ты лучше, чем я думала, Смирнов.

Он ничего не ответил. Подумав: «Я должен был быть лучше, уже давно».

— А в чем план Б? — все-таки спросила она.

— Давай по мере развития событий, Кать.

Глава 32

Она кинула маленький рюкзак на кровать в номере отеля. Все происходило, будто во сне. Внутри была разрывающая пустота, от которой хотелось выть.

Катя легла на кровать, поджала ноги и, обняв их, просто смотрела в стену.

***

— Хен, выпьем? — предложил Джин Хек.

— Спасибо, друг, не хочу.

— Это тебе, — Хе Соп протянул ему блокнот, тот, который просила посмотреть Катя.

— Мне? — переспросил он. — Это же то, прекрасное, что ты видишь и никому не даешь даже одним глазком посмотреть.

— Тебе можно, — и Хе Соп, развернувшись, пошел к дому.

Хен удивленно посмотрел на Джин Хека, будто спрашивал его: «Что там?», но друг лишь развел руками в ответ.

И тогда Хен его открыл… На каждой странице была она… С того момента, как они очутились здесь, до вчерашнего «Я тоже! Тоже тебя люблю!».

— Как я буду без нее, Джин Хек? Как я теперь без нее буду? — он вцепился в руку друга.

— Так надо, Хен. Чтобы снова спасти ее, теперь ТАК надо.

— А я ведь трус, друг. Я даже не смог ее поцеловать…

Джин Хек достал сигарету, размял ее в руках и вставил в рот.

— Ты же бросил? — Хен удивленно посмотрел на него.

— Но сейчас хочется. Дай зажигалку. Всегда носишь, знаю.

Хен полез в нагрудный карман. Вместе с зажигалкой вытащил белый лист.

— Что это? — сказал он и тут же вспомнил, что Смирнов оставил ему номер своего телефона. — Мне он не нужен, — он скомкал лист, выбросив его в холодные угли костровища.

— Подожди. Не горячись, Хен. Может, еще пригодится. — Джин Хек вытащил из углей бумагу, сдул с нее пыль, развернув, перечитал несколько раз и протянул Хену, — ты можешь сделать это!

— Что сделать? — на автомате переспросил Хен.

— Поцеловать ее. Поцеловать женщину, которую ты любишь. Чтобы потом никогда об этом не жалеть.

Хен смотрел на лист бумаги, но буквы почему-то расплывались перед глазами. «Черт, да что со мной»? — проревел он.

— Он знал, что ты захочешь приехать, — Джин Хек взял смятый лист из его рук и прочитал адрес.

***

Смирнов ответил на Гришкин вызов. «Понятно, — кивнув головой, сказал он. — Тогда реализуем план Б», — и положил телефон в карман.

***

«Почему так тихо? — думала Катя, лежа на кровати и смотря в одну точку на стене. — Неужели ничего вокруг не происходит? Почему такая тишина и такая пустота внутри? Или все теперь без него не имеет никакого смысла? И так будет изо дня в день? Много лет?», — она крепче обняла колени и заплакала.

***

— Где он, Гриш? — набрал Смирнов знакомый номер.

— Уже километрах в двадцати.

— Сколько сейчас? Ближе к 22.00?

— Да.

— У тебя все будет готово в 6.00?

— Все, Леш. А ты уже ей сказал?

— Я не могу сейчас, Гриш. Позже. Сейчас это убьет ее, — несколько секунд Смирнов слушал тишину в трубке. — Чан Вону сообщил?

— Сообщил. Он, похоже, тоже был уверен, что все произойдет именно так.

— Значит, он хорошо его знает. Американцы уже цепанулись к твоей записи?

— Да. Сразу же, как он выехал.

— Хорошо, значит следили. И за нами, и за корейцами. Это хорошо, Гриш. — Смирнов замолчал. — Тогда поморочь им голову. Поводи их не в том направлении. Сможешь?

— Смогу. Сколько?

— До шести утра.

— Ты уверен, Леш? Ты уверен, что ты сможешь? Ты же все еще любишь ее!

— Уверен, Гриш. Ей это необходимо. Ей хоть что-нибудь нужно забрать с собой. — Смирнов отключился и открыл дверь ее комнаты.

***

— Ты поспи, — сказал он, видя, как она лежит на кровати, обняв колени. — Завтра будет тяжелый день.

Катя, будто в тумане, перевела взгляд в его сторону.

Смирнов сел перед ней на корточки, так, чтобы она видела его лицо, и сказал:

— В три я буду ждать около автомата со льдом.

Она машинально кивнула головой, никак не осмысливая происходящее. «В три, так в три», — она подтянула одеяло практически к глазам, давая понять, что не хочет больше говорить.

Леша вышел из номера, оставив дверь открытой, и подошел к окну этажом ниже.

***

— Приведи эту сволочь Джонсона сюда к шести. «Дальше все по плану», — сказал он, смотря, как Хен выходит из машины перед отелем.

— Хорошо. Трогать не будем, как договаривались?

— Не сегодня, Гриш. Не сегодня. С Родионовым что?

— На встречу, как договаривались, пригласил. Еще утром.

— Спасибо, Гриш. Джин Хек будет здесь к шести, как договаривались?

— Да. Подполковник уже попросил его присмотреть за Хен Мином.

Смирнов видел, как Хен зашел внутрь. Он уткнулся лбом в оконное стекло… И, увидев отражение своих глаз в нем, сказал: «Так тебе и надо, Леша».

***

Хен вышел из машины и стал осматриваться по сторонам. Сердце колотилось, как бешеное.

Думал ли он о чем-нибудь? Он знал, что ему нужно с ней проститься сейчас. По-мужски. По-настоящему. Выбросив свою трусость и страх. Сказать ей «спасибо» за то, что разожгла огонь в его душе, расшевелила его нутро. Он хотел, чтобы она сохранила его ТАКИМ в своей памяти.

Хен открыл дверь и вошел внутрь.

***

«Надо встать и проснуться, Катя. Надо прийти в себя», — сказала она себе и с трудом встала с кровати.

Зайдя в душ и включив воду, она, не раздеваясь встала под струю воды, опустив голову.

«Почему ты даже не поцеловала его? Трусиха! Трусиха! — она стукнула кулаком по стене, — почему ни разу по-взрослому, по-настоящему не сказала о своих чувствах? Почему сделала это впопыхах, в тот момент, когда он толком ничего не смог понять и сделать? Почему не жила каждый момент с ним так, как хотела? Дура! Трусиха!», — она продолжала стучать кулаками по стене и плакать.

— Ты можешь сделать это сейчас, — хрипло, тихо, с надрывом сказал он прямо у нее за спиной.

***

Дойдя до нужного номера, Хен увидел, что дверь открыта… И он понял, что это сделал Смирнов. Он осмотрелся по сторонам, но никого не увидел и зашел внутрь. Хен сразу услышал шум воды и пошел в его сторону. И там, под душем, он увидел ее. Сломленную. Потерянную. Его Катю. И тогда он почувствовал, почему ему нужно быть здесь. И что никуда он отсюда не уйдет, пока ее глаза не загорятся вновь бесовским зеленым огнем.

***

Она медленно поворачивалась в направлении услышанного голоса.

«У меня бред? Наверное, я уже сошла с ума», — думала она. Вода лилась ей на лицо, пластырь с заклеенной раны размок и упал на кафель, кровь капала прямо в слив…

— Ты можешь сказать мне все прямо сейчас, — взяв ее за плечи, сказал он.

Она прижалась к стене и смотрела на него удивленным, растерянным, не верящим в происходящее взглядом.

И Хен понял, что слова сейчас не нужны.

Он уткнулся носом в ее лицо и провел губами по щеке, вдыхая ее запах, будто хотел вобрать его весь, без остатка.

А потом посмотрел ей в глаза…

— Я…, — все же начал говорить он.

— Знаю, — она приложила палец к его губам.

Он смотрел на нее взглядом, полным нежности, любви и желания.

— Вот он, момент близости, да, Катя? — он чувствовал, что все вокруг, кроме нее, перестало существовать. Пальцы предательски дрожали и сердце колотилось, как бешенное.

— Да, Хен. — она просунула руки под его рубашку и поползла ими вверх по спине, пока пальцы не легли на его плечи.

— Так. Сейчас я хочу обнимать тебя так, — она смотрела прямо в его зрачки.

Его било током от ее прикосновений. В висках пульсировала кровь.

Она скрестила руки на его спине и прижалась так близко, что ее губы уткнулись в его шею, снова, как тогда, в лесу.

Подняв ее лицо вверх, он спустился носом по ее щеке, остановился и опять посмотрел на нее.

В его голове не осталось ни одной мысли. Он снова закрыл глаза и понял, что сейчас шагнет в пропасть. Шагнет туда, где никогда раньше не был. Шагнет добровольно.

Он целовал ее медленно, будто изучал каждый миллиметр, будто хотел узнать, какие они, эти губы, что им нравится, чего они хотят.

Ее руки скользили по его спине кончиками пальцев. И эти пальцы были нежными, горячими и пульсирующими.

Было так жарко, что вода, льющаяся прямо на него, казалась кипятком.

Он притянул ее к себе, обняв за талию, посмотрел в глаза и снова поцеловал. И она почувствовала, что сейчас его губы стали жадными и голодными.

— Люби меня, — шепотом сказала она.

— А я и не собирался спрашивать разрешения, — хрипло, чуть слышно ответил Хен.

***

Она перестала понимать, что происходит вокруг. Одежда падала на пол, вода уже не лилась на тело, свет то включался, то выключался, что-то падало на пол, телевизор то мелькал, то вновь смотрел темным монитором… Она видела только его глаза и чувствовала его руки и губы на каждом сантиметре своего тела.

Придя в себя, она поняла, что сидит на его ногах, обнимая его спину своими. Ее губы почему-то снова уткнулись в его шею. Левая рука обнимала его плечо, правая была запущена в волосы.

По телу пробежала еще одна волна, от которой будто взорвалась каждая клетка. В глазах мелькали искры, и было очень жарко.

Он немного откинулся назад, так, чтобы видеть ее лицо и сказал: «Ты решила спалить меня дотла?»

Катя еще крепче обняла его ногами и руками и, закрыв глаза и уткнувшись снова в его шею, прошептала: «Я люблю тебя, Кан Хен Мин».

Глава 33

Ветер раздувал оконную штору.

Он лежал напротив и просто смотрел на нее.

— Ты не знаешь, что делать с девушками в такие моменты, Кан Хен Мин? — улыбаясь, уколола она его.

— Не знаю. «Ни разу раньше не был в такой ситуации», — смущенно сказал он.

— И почему-то я не верю тебе, Хен Мин, — уже смеясь, сказала она.

— Твое призвание сводить меня с ума? — он облокотился на руку и смотрел на нее сверху.

— Мое призвание любить тебя! — она погладила его по щеке.

А он снова перехватил ее запястье и снова поцеловал ладонь.

— Что мне делать, Катя, что мне делать, когда тебя не будет рядом? — он все же задал ей этот вопрос.

— Я всегда буду рядом с тобой. В солнце, которое гладит твое лицо, в ветре, который шевелит твои волосы, в дожде, прикасающемся к твоей коже, в душе, которая сохранит тепло моих рук. Ты никогда не будешь один, Хен, слышишь?

Ее взгляд упал на часы. Почти три…. «Но что мне говорил про три Смирнов?», — пыталась вспомнить она.

— Я быстро. Схожу до автомата со льдом, — почти на бегу бросила она, боясь, что он увидит ее лицо и что-нибудь заподозрит.

— Тогда я в душ. И буду ждать тебя, — ответил он, вставая с постели.

***

Смирнов ждал ее. И только взглянув на него, она поняла, что разговор будет тяжелым.

— Ты пришел рассказать мне о плане Б? — спросила она, выпрямив спину.

— За ним следит ЦРУ с того момента, когда он сегодня покинул дом. Если завтра он с командой не вернется на базу и не сделает вид, что тебя никогда не было, всех их выставят козлами отпущения в неудачной попытке покушения на правительство КНДР, отдадут под трибунал, а после, в чем я не сомневаюсь, уберут. Пока Джонсон жив, пока все, кто дергает за нитки, не будут ликвидированы, ты, он, его команда, я — все в опасности.

Я бы мог просто увезти тебя. Но, как я и предполагал, он тебя не отпустит.

Поэтому выход только один: я должен убить тебя. Убить так, чтобы в это поверил он, чтобы в это поверил Джонсон.

— Лучший способ прекратить отношения — умереть…, — процитировала она фразу из какого-то фильма… и сползла по стене на пол.

— Соберись, Катя. Времени мало, и все нужно сделать точно. Он уже спасал тебе жизнь. Сегодня —твоя очередь.

Слова Смирнова звучали как пощечины. Но Катя понимала, что он прав. — В 5.50 ты выйдешь за кофе в фургончик напротив отеля. Гришка встретит тебя внизу и сделает то, что нужно.

— Но почему именно в 5.50? — спросила она, понимая заранее бессмысленность этого вопроса.

— Потому что до этого времени Гришка водит ЦРУ по ложному следу.

Она подняла на Смирнова глаза, понимая, что именно сейчас, для того, чтобы у нее было время побыть с ним, они, Гришка и Смирнов, они…

— Спасибо, Леш, — она обняла его и ушла.

— Пожалуйста, Катя, — ответил он шепотом ей вслед.

***

«На что способен человек ради любви? — думала она по дороге в номер. — На многое способен. На все. Я сделаю это. Сделаю! Теперь у меня есть намного больше, чем несколько часов назад», — сказала она себе и зашла внутрь.

Он стоял у окна, обернув полотенце вокруг бедер.

Она смотрела на его черные, как смоль, волосы, широкие плечи, на вздувшиеся на руках вены, стараясь запомнить как можно больше.

Поставив ведро со льдом на стол, она подошла и уткнулась в его спину губами. Он вздрогнул.

— Я напугала тебя? — спросила она.

— Я, наверное, просто задумался.

— У тебя шрамы, тут, на спине. Много шрамов.

— Я все-таки солдат.

— Пообещай мне, Хен, что будешь осторожным. Пообещай, что будешь беречь себя! — она нежно прикасалась к каждому из них, а потом целовала.

— Обещаю! — сказал он, повернувшись.

Она поднялась на цыпочки и поцеловала его. Желание быть с ним здесь, сейчас было настолько острым, болезненным и сильным, что губы задрожали, и она заплакала.

— Когда-нибудь ты сведешь меня с ума, Катя, когда-нибудь ты окончательно сведешь меня с ума. — он притянул ее к себе, полотенце упало на пол, и опять перестало существовать все, кроме рук, губ, чувств и ощущений.

***

Гарри Джонсон ехал по следу Хен Мина уже несколько часов. Ехал туда, куда вел его Майкл.

«Этот урод по городу, что ли, всю ночь катается?», — его терпению приходил конец, он курил одну сигарету за другой и был на взводе.

— Да! — проорал он в ответ на входящий. — Что? Убей эту тварь, наконец!

Он несколько раз в бешенстве постучал по рулю. «Сволочи! Всю ночь меня по городу водили! Сволочи!», — он развернул машину, выкинул сигарету в окно и поехал в обратном направлении.

***

Смирнов направил пистолет в затылок Родионова.

— Звони!

— Не могу. Он меня убьет.

— Не позвонишь, я убью тебя первым, — и он снял пистолет с предохранителя.

Родионов набрал номер.

— Они водят тебя за нос, Гарри. Я знаю, где она. Но прежде, чем я скажу, обещай, что ЦРУ меня не тронет, — несколько секунд он слушал то, что говорил ему собеседник. — Хорошо, — наконец, ответил ему Родионов, — я сделаю это. Буду ждать в 5.50, — и он назвал адрес.

***

5.40… Она погладила его по щеке, убрав прядь волос с лица.

— Я люблю тебя, Кан Хен Мин! «И всегда буду!» — прошептала она и встала с кровати.

На столе, рядом с ведерком для льда, лежал его армейский жетон. Вопреки здравому смыслу, она протянула руку и убрала его в карман шорт.

Дойдя до конца комнаты, она посмотрела на него долгим, нежным и полным любви взглядом. Осторожно открыла дверь и вышла.

***

Джин Хек уже подъезжал к указанному месту. От полковника он понял, что должен присмотреть за Хеном, чтобы тот не натворил дел, и ровно к 7.00 вернуться с ним на базу, к остальным. Он знал, что сейчас Хен с Катей, поэтому понимал просьбу Чан Вона.

***

Гришка встретил ее на первом этаже.

— Я рад, что ты жива, Катя! — сказал он, обняв ее.

— Это ненадолго, Гриш! — грустно улыбнулась она.

— Сними рубашку, в которой пришла. — Катя сделала это. — Надень майку, а сверху это — он протянул ей тонкий бронежилет, а после прикрепил к ее груди что-то типа пакета с краской. — это поверх всего, — он протянул ей рубашку, в которой она пришла.

— Гриш! «Все будет хорошо?», — почему-то шепотом спросила она.

— Должно быть хорошо, по-другому нельзя.

— А Смирнов?

— Он ведет Джонсона. Гад должен вовремя и лично увидеть, что тебя убьют.

— Но кто, Гриш? Кто меня должен убить, если не сам Джонсон?

— Наша крыса. Наша крыса тебя и убьет.

Катя уже ничего не понимала и, если честно, не хотела понимать.

Она еще раз повторила все, что должна была сделать, открыла дверь и вышла на улицу.

***

Хен открыл глаза и улыбнулся. Он чувствовал себя настолько счастливым, что не хотел думать ни о чем, кроме этого.

Кровать была пуста… «Наверное, ускользнула в душ», — подумал он и снова улыбнулся.

«5.55 — вслух сказал он. — Через час я должен быть на базе».

Входная дверь открылась.

— Катя? — спросил он. Но увидел вошедшего Джин Хека.

— А ты что здесь делаешь? — он недоуменно смотрел на друга.

— Одевайся, — Джин Хек бросил ему одежду. — Этот ублюдок здесь, в машине на конце улицы.

— А Катя?

— Она вышла 5 минут назад. Быстрее, Хен! Чтобы он оставил в покое ее, тебя и всех нас, он не должен тебя увидеть. Он должен думать, что тебя здесь нет! Что ты ее отпустил!

— Я знаю, но… «Но почему она не попрощалась, уходя? Почему?», — подумал он.

И тут раздался выстрел.

***

Катя подошла к вагончику с кофе и заказала эспрессо. Сделав два глотка, почувствовала, что начала кружиться голова.

И тут она увидела, что какой-то человек направляет на нее пистолет… Кофе выпал из рук, сильная тупая боль стала разливаться по груди вместе с красным пятном.

Она медленно падала на асфальт, и только облака плыли перед ее глазами.

«Хен…, прощай», — прошептала она непослушными губами и потеряла сознание.

***

Они оба подбежали к окну на звук выстрела.

Хен видел, что какой-то мужчина направил пистолет прямо ей в сердце и выстрелил.

Он хотел заорать, но Джин Хек развернул его и со всей силы прижал к стене, закрывая рукой рот.

И от безмолвного крика в глазах его друга по его лицу потекли слезы.

— Мы должны идти, Хен! — он тряс его, пытаясь привести в чувство, — мы должны уйти!!!!!

— Я убью этого ублюдка! — сипел Хен, — Я найду его и убью!

Джин Хек вывел его через черный ход, посадил в машину и уехал.

***

Через 1,5 часа Гарри Джонсон летел в Вашингтон.

Он пил виски, смотря в иллюминатор, и улыбка не сходила с его лица.

***

«Уважаемые пассажиры, наш самолет совершил посадку в аэропорту города Владивосток. Температура за бортом 20 градусов Цельсия, время 16:00 часов. Командир корабля и экипаж прощаются с вами. Надеемся еще раз увидеть вас на борту нашего самолета. Благодарим вас за выбор нашей авиакомпании. Сейчас вам будет подан трап. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах до полной остановки» — услышала Катя, открыв глаза.

***

«Он никогда не простит меня, — думал Чан Вон, глядя в окно, — но я готов на это пойти, если он останется жив, если все они останутся живы».

Глава 34

— Мама!!!! Мама! — он несся к ней, как ураган, едва выпрыгнув из машины.

Она всегда смотрела на него, улыбаясь. Всегда, как и сейчас, видя его порванную рубашку и грязные штаны.

Катя перевела взгляд на Смирнова. Но тот сосредоточенно вынимал пакеты из багажника. Всем своим видом показывая, что в разговоре участвовать не собирается.

Добежав, он с разбега обнял ее.

— Привет! — и его глаза радостно засияли.

— Привет! — она села на корточки, обняла и поцеловала его в щеку.

— Я это, мам, — он опустил глаза вниз, — ну так получилось, понимаешь.

— Пойдем ужинать, потом расскажешь.

Он благодарно ее обнял, будто говоря «спасибо», что не стала докучать нотациями, крепко взял ее за руку и повел в дом.

— Дядь Леш! Ты идешь? Давай быстрее, пока мама добрая!

Смирнов, наконец, вылез из багажника и пошел в их направлении, неся пакеты с едой.

***

У него был четырехдневный перерыв. Хен вышел из душа и открыл окно гостиничного номера. Ветер рванул штору, и по коже побежали мурашки. Но он любил стоять, вот так. Потому что в такие моменты, он чувствовал ее присутствие.

«Я всегда буду рядом с тобой. В солнце, которое гладит твое лицо, в ветре, который шевелит твои волосы, в дожде, прикасающемся к твоей коже, в душе, которая сохранит тепло моих рук. Ты никогда не будешь один, Хен, слышишь?», — он повторял ее слова снова и снова.

Хен перевел взгляд на мобильный.

— Да, подполковник.

— Ты уже приехал? — задал ему вопрос Чан Вон.

— Приехал.

— Цел на сей раз?

— Цел.

— Без глупостей там, иначе погон лишишься.

— Да понял я, перестаньте причитать, как старик, — он улыбнулся в трубку.

Глава 35

День, в который он чуть не потерял его, тогда, шесть лет назад, Чан Вон помнил хорошо. И боялся, что этот мальчишка когда-нибудь не сдержит своего обещания не лезть под пули. Не сдержит, и тогда он, подполковник, умрет от чувства вины.

— Пап! Он приехал, да? — спросила его Хан Со Хи и радостно захлопала в ладоши. — Ура! Ты же позовешь его на ужин, да?

— Конечно, ребенок, как договаривались, — Чан Вон отвернулся и стал смотреть в окно.

«Глупая девчонка, — думал он. — Зачем ты влюбилась в него? Почему именно в Хена? Он никогда не полюбит тебя, не будет с тобой так, как ты этого хочешь! Ты будешь мучаться, ты будешь страдать. И поймешь это тогда, когда сердце твое уже будет не спасти. Бедная моя девочка».

***

— В девять? — спросил Джин Хек.

— Думаю, успею.

— Ты к полковнику на ужин?

— Я обещал.

— В девять. В нашем баре.

— Все придут?

— Конечно! — Джин Хек улыбнулся. — Мы должны отметить шестой день рождения твоей второй жизни.

— Буду, — сказал Хен и повесил трубку.

***

Он любил май. В этот месяц он мог снова увидеть ее там, в парке Намсан, танцующую на дороге цветущей вишни.

«Только 12», — Хен посмотрел на часы и оправился на автобусную остановку.

***

Смирнов вышел на улицу. Катя домыла посуду и посмотрела на сына:

— Молодой человек, пора спать.

— Ну почему? Рано еще! Почему опять спать? Я уже взрослый, а спать в девять должен ложиться?! — он возмущенно посмотрел на нее, и Катя улыбнулась.

— Режим — наше все! — по-напускному сердито ответила она.

— Тогда расскажешь мне о папе! — заговорщицки сказал он.

— А ты про рубашку свою порванную и штаны. Договорились?

— Ты — шантажистка! — он слез со стула, просунул ноги в тапки. — Я зубы чистить пошел!

Катя держала в руках кухонное полотенце, смотря на уходящего в ванную маленького взрослого, и думала о том, что он очень похож на него, на человека, которого она любит. И на то, что она самая счастливая на планете.

***

Он положил ей голову на плечо и спросил:

— Докуда ты меня любишь?

— Как до Луны, — ответила она.

— Это хорошо. Значит сильно.

Она молчала, зная, что сейчас он решает, как правильно рассказать ей о штанах.

— Понимаешь, Петька сказал сегодня, что я — безотцовщина. И что дядя Леша в нашей семье для прикрытия. Для того, чтобы ты вроде как бы замужем… была… И что я вообще на русского не похож. Что ты специально сюда приехала, чтобы меня и свой позор скрыть. Ну и я подрался с ним. Вот. — он опустил глаза и начал мять в руке подол ее рубашки.

Катя села на кровать, посадила его напротив себя и погладила по щеке.

— Иногда, Сашка, люди говорят злые слова. Говорят, потому что им плохо, а не потому, что хотят обидеть тебя.

Ты — мое счастье. И у тебя есть отец. Сильный. Красивый. Смелый. И самый лучший.

Просто сейчас он не может быть с нами.

— Но почему? — по-детски не понимая, спросил он.

— Потому что при некоторых обстоятельствах жизнь любимых людей важнее, чем человеческие чувства.

— Даже важнее, чем любовь?

Она поняла, что сейчас ей хочется плакать.

— Ничего, Сашка, не может быть важнее любви. Потому что она, любовь, позволяет нам совершать поступки, на которые мы без нее не способны. Она делает нас сильнее. Ставит другого человека в приоритет.

— Как это?

— Ну вот смотри. Я очень хочу плакать сейчас. Но не делаю этого, чтобы тебя не расстраивать.

— Ааааааа. И ты не сказала ему про нас, несмотря на то, что очень хотела, потому что он был в приоритете? — Сашка по — детски трактовал ее ответ.

— Я ничего ему не сказала, потому что не могла. Потому что он думал, как и сейчас думает, что я умерла 7 лет назад.

— А зачем тебе было умирать 7 лет назад?

— Для того, чтобы ты, я, папа, дядя Леша и много людей вокруг были живы.

— Ааааааа. Все у вас взрослых как-то по-странному. «Сложно очень», — сказал Сашка, закрывая глаза.

Катя погладила его черные, как смоль, волосы.

— Я очень надеюсь, сын, что у тебя все будет просто и счастливо, — она поцеловала его в лоб и укрыла одеялом.

— Маааам, — сонно и уже почти невнятно спросил Сашка, — то, что я крепко держу это во сне ведь помогает ему, да?

— Конечно! — она еще раз поцеловала его, посмотрев, как маленькая рука сжимает армейский жетон его отца.

***

Она буквально выбежала на улицу, как только сын уснул, и подставила лицо вечернему ветру.

7 лет они жили на острове Рейнеке. И Катя любила это место. За его крутые обрывы, лагуны, лагунные озера и удаленность от городской суеты.

— Уснул? — спросил Смирнов, когда она уселась рядом с ним.

— Уснул.

— Про садик рассказал?

— Рассказал.

— Может уже выйдешь за меня, наконец? Парень растет. Ему нужен отец.

— Есть у него, Леш, отец. — И Катя уставилась на воду, давая понять, что разговор окончен.

Глава 36

Хен вышел на той же остановке, на которой Катя подала ему руку, смутив его и сбив с толку 7 лет назад.

Каждый год в мае он приходил сюда, в парк Намсан. И шел по дороге цветущей вишни, и представлял танцующую ее.

Добравшись до смотровой, он долго смотрел на Сеул сверху. И каждый раз улыбался, вспоминая, как эта маленькая волшебница поцеловала его.

«Я тебя люблю, Катя! «Я тебя люблю», — сказал он и сейчас, накидывая капюшон на лицо.

***

— Леш, — спросила она, наконец, — сколько еще?

— Разобрались со всеми. Остался только он.

— И что тогда, Леш?

— Тогда все закончится, — Смирнов замолчал. — Ты хочешь спросить, что с ним? Не знаю, Катя. ЦРУ следит за каждым нашим шагом. Я прервал все связи с корейцами.

— А Джонсон?

— Я работаю над этим. Скоро все завершится, Катя. Скоро.

— Ты же будешь осторожным, да, Смирнов? — она с мольбой посмотрела на него.

— Буду. Я же обещал.

— Спасибо, — она погладила его по руке.

— Пойду я, — он резко встал и направился к машине.

— Поздно уже. Ночуй на втором этаже.

— Не могу, Кать, много дел еще.

Смирнов застегнул куртку и быстро пошел вперед. Ему было плохо настолько, что хотелось выть. Каждый день он был рядом с женщиной, которую любил. И каждый миг он чувствовал, что не он, тот единственный мужчина, который уже много лет занимает всю ее душу.

***

— Привет! — Хан Со Хи кокетливо и радостно улыбнулась, едва он вошел.

— Привет, — улыбнулся Хен.

Она смотрела на него открытым влюбленным взглядом. Хен всегда нравился ей. Наверное, с самого детства. Высокий, красивый, всегда подтянутый молчун. Он был так не похож на всех, кого она знала. И этот загадочный закрытый мужчина был для нее принцем из сказки. Принцем, который однажды, наконец, влюбится в нее, и они заживут счастливо! Она улыбнулась своим мыслям и еще раз посмотрела на него юным влюбленным взглядом.

— Пришел? — войдя в комнату, сказал Чан Вон. — Ну давай ужинать будем!

— Пришел, — и Хен поклонился старику. — Давайте будем.

***

Джин Хек ждал его в баре с ребятами с явным настроем хорошенько выпить.

Он в деталях помнил тот день, 6 лет назад. День, в который на разведывательной операции в тылу противника в его друга выпустили обойму в упор.

И он, Джин Хек, не успел его прикрыть. Потому что этот упертый мальчишка, будто просил у смерти забрать его. Просил настолько отчаянно, что она, кажется, наконец, сдалась и услышала его.

Джин Хек машинально повел плечом, которое ныло по ночам и в моменты, когда он вспоминал об этом. Но три пули, всаженные в его спину, были ничем по сравнению с жизнью его друга, которого он все-таки вытащил из-под обстрела и спас.

Иногда, закрывая глаза, картина, где он, весь в его крови, клал Хена на операционный стол, будила его по ночам, и холодные капли пота выступали на лбу.

— Не делай ничего, друг — просил он его тогда. — Просто позволь мне уйти. Туда. К ней. — шептал Хен бледными губами.

И Джин Хек плакал, и тряс его как тряпичную куклу, и орал, чтобы он собрался, чтобы не смел сдаваться, что она, его Катя, не для того погибла, чтобы он вел себя сейчас, как трус.

И он услышал его. И он выжил. И он, Джин Хек, был ему за это благодарен.

И сегодня они обязательно должны напиться. Как безбашенные, глупые мальчишки.

***

— Ты уже уходишь? — спросила расстроенно Хан Со Хи.

— Мне пора. В 9 я должен встретиться с друзьями.

— А можно мне с тобой? — она кокетливо стрельнула глазами.

— Тебе будет интересно среди шести пьющих солдат? — как-то отрешенно, как ей показалось, спросил Хен.

— Да! — не раздумывая, ответила она.

— Ну тогда пойдем! — и Хен взял со стула свою куртку.

— На минуту пройдем в кабинет, — попросил подполковник.

Зайдя, Хен встал рядом с ним, у окна.

— Мы нашли его.

— Где?

— В Техасе.

— Я могу поехать туда?

— Не успеешь. Уйдет. Там уже работают русские.

— Смирнов? — Хен вопросительно смотрел на Чан Вона.

— Ты прекрасно знаешь, что я не знаю. Мы договорились с ним не поддерживать связь после того… случая. — старик опустил глаза, понимая, насколько болезненными прозвучат его слова… — чтобы все все-таки удалось… А после того, как главного закрыли, я ушел из большой игры, и это ты тоже знаешь.

— Вы скажете мне, когда эту сволочь убьют?

— Скажу. А теперь иди. И Со Хи пусть много не пьет. Отвечаешь за это!

***

Хан Со Хи была так счастлива, что, наконец-то, она рядом с ним! Сердце ее трепетало от счастья, и глаза не пытались скрыть радость.

— Приехали, — сказал он ей, открывая дверь.

— Мерси, — ответила она, сделав реверанс. — Нам сюда?

— Сюда. Опоздали уже на шесть минут.

— Ну, девочкам можно немножко опоздать. Секундочку еще подожди, пожалуйста. — Она открыла сумочку, достала маленькое зеркальце и оценила макияж. — Я красивая, Хен?

— Что? — удивленно переспросил он.

— Я красивая? — сверкнув глазами, спросила она.

— Наверное…, — отрешенно ответил он.

«Ох и скромняга, — подумала она. Даже с этой седой прядью на висках он все еще скромняга», — она взяла его под руку, и они зашли внутрь.

Глава 37

Катя бесшумно пробралась в комнату проверить, спит Сашка или нет. Посмотрев на него любящим и полным нежности взглядом, она закрыла дверь, налила бокал вина и вышла на веранду.

Тогда, 7 лет назад, спустя месяц после того, как она услышала голос командира экипажа, она все никак не могла понять, что с ней.

Тошнота была настолько мучительной, что от любого запаха она бежала в туалет.

«Наверное, это последствия стресса», — сказала она однажды пришедшему проведать ее Смирнову.

Он тогда ничего не сказал. Молча посадил в машину и отвез в больницу.

Катя прекрасно помнила, как сжимала в руках фотографию УЗИ, как долго плакала, сидя на стуле в коридоре. Плакала так сильно, что футболка была мокрой от слез. Плакала, не понимая, как вопреки прогнозам, это все-таки случилось. Плакала от того, что была счастлива. Плакала потому, что теперь он, человек которого она любит, всегда будет с ней в нем, в их сыне.

«А Хен? — думала она, — Что есть у него?» — она поднимала глаза вверх и молила о том, чтобы он был живым, чтобы тоже был счастливым.

Вот и сейчас, сидя на веранде и смотря на звездное небо, она снова просила того, кто там наверху, беречь его, человека, которого она любит. Беречь и позволить быть счастливым.

***

Джин Хек удивленно посмотрел на дочь подполковника.

«Ни к месту она тут», — подумал он, разминая в руках сигарету.

— Ты же бросил, — подойдя, сказал Хен, — не вздумай начинать снова.

Хен посмотрел на ребят… «Как хорошо, что они есть», — подумал он и, ничего не сказав, сел на стул.

— Привет всем, — и Хан Со Хи помахала всем рукой.

— Привет, — по очереди поздоровались ребята.

— Он не виноват, — как бы отвечая на незаданный вопрос, сказала она. — я сама напросилась.

— Ну раз напросилась — садись.

И Джин Хек налил по первой.

«Тост! — сказал он, взяв рюмку, — За твой шестой день рождения твоей второй жизни, друг!»

Они молча пили. Одну за одной.

Хан Со Хи с трудом понимала, что происходит. Но она была с ним рядом. И этого ей было достаточно.

Когда все были уже достаточно сильно пьяны, Хе Соп встал и пошел за еще одной бутылкой. Разлив ром по рюмкам, тихо, смотря вниз, сказал: «За Катю, не чокаясь».

Они выпили в полном молчании и поставили рюмки на стол.

Хену стало трудно дышать. Он встал со стула и вышел на улицу.

Парни молча продолжали смотреть куда-то вниз. И уже зная, что ей не понравится ответ, Со Хи спросила: «Катя? Кто это?»

Так и не получив ответа, она вышла на улицу вслед за Хеном.

Он стоял, засунув руки в карманы штанов. Стоял и смотрел на небо. И, кажется, не замечал ничего вокруг.

— Кто такая Катя? — решившись, все же спросила она.

Он медленно и отрешенно перевел на нее глаза.

— Что?

— Кто такая Катя? — она повторила вопрос.

— Катя? Женщина, которую я люблю.

И по его взгляду она поняла, что он действительно ее любит.

— Я пойду, а то папа уже звонил, — скрывая дрожание губ, сказала она.

— Тебя проводить?

— Не нужно, я сама.

— Ну тогда пока и спокойной ночи.

— Пока, Хен., — и она побежала в сторону остановки.

— Тупица! — встретил его словами Джин Хек, — Ты зачем с ней сюда пришел?

— Но она захотела. Сама. Я не звал.

— Тупица! — Джин Хек, пошатываясь на стуле, чокнулся с его вновь налитой рюмкой. — В башке седина, а влюбленных женщин так и не научился видеть.

Глава 38

Гарри Джонсон сидел во дворе небольшого дома на окраине Техаса. Пил и стрелял по пустым банкам.

Уже 7 лет, как ЦРУ слили его русским и корейцам, чтобы избежать скандала, и он прятался, как крыса.

Злость вперемешку с опустошением каждый раз тянули его руку к стакану. А все из-за этой бабы, все из-за этой русской твари, которую он не добил, там, на яхте.

Он потянулся к виски и, понимая, что бутылка пуста, встал, чтобы принести новую. Но почувствовал дуло пистолета на своем затылке.

Положив свое оружие на столик, Гарри поднял руки, медленно повернулся, посмотрел на того, кто стоял перед ним, и захохотал.

— Нашел все-таки?

— Нашел! — и Смирнов пустил ему пулю в лоб.

***

Джин Хек с трудом разлепил глаза. «Как трещит голова», — скорчившись от боли, прошептал он, посмотрев на спящих где попало ребят.

«Вставайте» — мученически проговорил он и пошел в душ.

***

— Понял, — сказал Чан Вон и положил трубку.

«Ну вот и все, — подумал подполковник. — Каких-то 7 лет, столько искалеченных судеб, чтобы все, наконец, закончилось», — он по-стариковски заплакал, выпил рюмку соджу, положил в карман пиджака аккуратно сложенную бумагу и направился в штаб.

***

— И это ваши лучшие бойцы? — с сомнением осматривая шесть стоявших явно после большой попойки мужиков, спросил новоявленный подполковник Ли Мин Су.

— Да, — ответил Чан Вон. — Это и правда мои лучшие бойцы.

— Спасибо, что познакомили лично, подполковник.

Теперь я знаю, на кого могу положиться в предстоящей операции, — и он пожал руки стоявшим перед ним.

— Я обещал им четырехдневный отпуск, Мин Су. Они отгуляли только день. Позволь мне сдержать перед ними свое последнее, как руководителя, слово.

— Конечно! Три дня ваши! А потом вы будете мне нужны на русско-корейской границе.

— Так точно! — в унисон проскандировали солдаты.

— Свободны, — и Ли Мин Су отвернулся к окну.

Глава 39

«Вот это почты накопилось! — подумал Хен, зайдя в квартиру, — будто вечность меня не было».

Он повесил куртку в гардеробную и сел на кресло, рассматривая конверты.

«Ответили», — улыбаясь подумал он, вскрывая конверт с сеульским штампом.

«В ответ на ваше резюме, — читал написанное Хен, — мы рады сообщить, что Ваша кандидатура на должность преподавателя русского на кафедре иностранного языка нашего университета одобрена руководством. Ждем Вас на личное собеседование. Адрес и контактный телефон прилагается».

«Ну вот и хорошо, — подумал он, — вот и хорошо. Надо ребятам только сказать».

Сбросив одежду прямо на пол, он пошел в душ, а после уснул, как убитый.

***

— И когда ты собирался нам все рассказать? — почти нечленораздельно орал в трубку Джин Хек, — Паршивец! Друг еще называется!

— Где ты? Я скоро буду, не кричи так! — Хен расчесал рукой волосы и виновато улыбнулся уже погасшему экрану телефона.

«Все к лучшему, — думал он. — Пора заняться чем-то другим. Хватит крови, боли. Хватит потерь. Может и правда надо жениться и обзавестись семьей?».

Он вспомнил вчерашний разговор с Джин Хеком про то, что он седой тупица, который не может рассмотреть влюбленных женщин, и подумал о Хан Со Хи.

«А почему бы и нет? — спросил он себя. — Надо жить. Надо просто жить дальше», — и он набрал ее номер.

***

Она летела к нему со всех ног, и внутри у нее все светилось от счастья. Наконец-то! Наконец-то, ее любимый Хен Мин пригласил ее на свидание. «А Катя эта давно умерла, а живые должны жить», — думала она.

Выйдя на остановке «Парк Намсан», она подошла к нему и, улыбнувшись, сказала:

— А вот и я!

— Здравствуй, — ответил он ей и протянул мороженое.

— Ну не знаю, — повернув голову немного набок и прикусив нижнюю губу, ответила она, — сладкое вредно для фигуры!

— Да? Извини, а я и не знал. Тогда съем оба. — он почему-то отвернулся, но, взяв себя в руки, молча откусил огромный кусок.

Уже почти стемнело, когда они дошли до смотровой площадки.

Хан Со Хи без умолку болтала, а Хен думал о том, счастлив ли он? Ведь 7 лет назад одна волшебница обещала позаботиться об этом.

— Можно я тебя поцелую, Со Хи? — неожиданно для себя самого спросил он.

Ее щеки покрылись румянцем, она опустила глаза вниз, руки стали теребить ремень сумки, и она сказала:

— Да. Но что, прямо здесь?

Он положил руку ей на талию, притянул к себе и, посмотрев в глаза, поцеловал.

Хен ощущал ее руку на своей шее, но ничего не чувствовал. Ни тока в пальцах, ни биения сердца, ни пульсирующих висков. А еще земля явно была под его ногами, и никакой пропасти, в которую можно упасть, не было и в помине…

Он открыл глаза первым. Долго смотрел на нее. И подумал, что ему просто нужно время. Время на то, чтобы полюбить эту женщину.

— Я позвоню, — сказал он, улыбаясь краем губ, когда они подошли к дому подполковника.

— Хорошо, — она счастливо помахала ему рукой.

«Лжец, — с горечью подумал Чан Вон, задергивая штору, — ты никогда не полюбишь ее также, как свою Катю».

***

Они снова сидели в том же самом баре.

— И когда ты планировал нам сказать? — сверкая глазами, спросил Хен Шик.

— Да не знал я ничего, пока почту не проверил вчера, — оправдываясь, ответил Хен.

— Но резюме свое ты не вчера отправил? — сверлил его взглядом Джин Хек.

— Ребят, я устал. Я больше не могу. Не хочу войны, крови, потерь не хочу. Я просто хочу жить дальше. Она бы этого хотела.

За столом воцарилась тишина. И какое-то время слышался только стук рюмок о стол.

— Тогда ты проводишь нас до границы, — уже заплетающимся языком с запозданием потребовал Джин Хек. — Это будет твоим долгом перед нашей дружбой!

— Хорошо, заметано! — и они снова чокнулись.

Глава 40

— Предлагаю посетить местные достопримечательности, — сказал Джин Хек, рассматривая рекламный буклет, взятый на ресепшене отеля.

— Я за! — ответил Хе Соп. — И женщин заодно можно посмотреть в качестве достопримечательностей.

— Мальчишка, — Ха Ныль кинул в него подушкой.

— А ты, Хен, — Джи Соп вопросительно посмотрел на него.

— Я пас, — ответил Хен. — Очень устал и хочу спать. Бесконечные попойки меня просто выпотрошили.

— Не зря в твоей голове седина, — засмеялся Джин Хек. — стареешь!

— Главное, чтобы твое чувство юмора всегда было молодым, — Хен обнял подушку и демонстративно отвернулся к стене.

***

Стоя вместе с ребятами на пароме, который должен был довести их до острова Рейнеке, Джин Хек думал о том, как теперь изменится их жизнь. Что будет делать Хен, найдет ли он свое призвание в преподавании, в котором лично он его никак не представлял, что будет с их командой, как теперь вообще сложится их судьба?

— Ну что? По разным точкам, как обговаривали? — спросил он у остальных, сойдя на землю.

— В шесть. Встречаемся здесь в шесть, — ответили они.

— И фото побольше, — напомнил Джин Хек, — чтобы было, что вспомнить!

— Ладно, ладно, — вразнобой отвечали они ему.

***

Джин Хек бродил уже около двух часов, фотографируя все, что радовало его глаза. Подойдя к небольшому обрыву, он сел на траву, чтобы ноги немного отдохнули. И стал смотреть на воду.

— Вам тоже нравится смотреть на воду? — по-английски спросил его какой-то мальчуган.

— Да. Я люблю смотреть на воду. Наверное, особенно люблю потому, что мне это нечасто удается.

— Наверное мы больше ценим то, что редко нам встречается, — сказал мальчик и бросил камень в воду.

— А ты очень смышленый, — улыбнулся Джин Хек, — и говоришь по-английски хорошо.

— Мама тоже так считает, — засмеялся мальчишка. — И языку она меня учит. — И Джин Хек понял, что он очень любит свою маму.

— А цветы? «Для мамы сорвал?» — спросил Джин Хек, смотря на букет в его руках.

— Нет, — парень покраснел. — Это для Ксюши.

— Ооо, да ты настоящий джентльмен, — Джин Хек снова улыбнулся.

— Тебе можно доверять? — шепотом спросил парень.

— Думаю да, — ответил Джин Хек.

— Ксюша — это девочка из моего садика. И она мне очень нравится. Наверное, я даже в нее влюблен, — и он грустно выдохнул. — Понимаешь, мама любит говорить, что любовь — она в глазах, в прикосновениях, в поступках. И если я Ксюше букет подарю, это будет тот самый, правильный для любви поступок? — и он вопросительно посмотрел прямо ему в глаза.

«Рука, — думал Джин Хек, — почему так сильно болит рука? Именно сейчас?», — он медленно проговаривал про себя то, что только что сказал ему этот мальчуган.

— Скажи еще раз, пожалуйста, что говорит о любви мама? — переспросил Джин Хек, понимая, что земля уходит у него из-под ног.

— Что любовь — она в глазах, в прикосновениях, в поступках, — и парень снова вопросительно посмотрел на него.

— Сколько тебе лет? — хрипло спросил Джин Хек.

— Дядь, вам плохо? — вопросом на вопрос ответил мальчишка. — Мне шесть.

— А маму твою как зовут? — пытаясь встать на ноги, кое-как проговорил он.

— Катя, — Сашка растерянно смотрел на этого высокого дядьку, который, как ему казалось, сейчас упадет.

— Катя, — шепотом, как в тумане, сказал Джин Хек и осел на землю.

— Мамаааааа, Мамаааааа! — слышал он, как кричит мальчуган, — Мамаааааа, тут дяде плохо, быстрей, иди сюда! — букет выпал из его рук, и на шее блеснул потерянный Хеном 7 лет назад армейский жетон.

— Где ты? — шепотом спросил Джин Хек, услышав ответ на том конце провода.

— Что случилось? У тебя все нормально? Джин Хек?! — и, услышав тишину в трубке, Хен орал на весь паром, — У тебя все в порядке?

— Я скину тебе свои координаты. Быстрее, Хен. Быстрее будь здесь.

Глава 41

«Да что случилось-то? — от голоса друга Хена лихорадило. — Тупица! Идиот! Надо было сразу с ним ехать, а не через два часа! Тупица!».

Он сунул деньги за прокат авто и дал по газам в направлении указанных координат.

***

Смирнова не было уже несколько дней. Катя села в машину и поехала на рынок. Нужно было купить продукты. И непременно шоколадное молоко для Сашки. При мысли о нем она улыбнулась.

Она неторопливо разгуливала по рынку, с упоением рассматривая все, что лежало на прилавках.

Поселок, в котором они жили, был совсем маленьким, и сын сам приходил из садика домой, поэтому она не торопилась…

Купив все нужное и самое свежее, она поставила пакеты в багажник и поехала к дому.

«Солнце сегодня по-особенному теплое», — подумала Катя, остановившись перед домом.

— Санька! Ты где? — крикнула она, зайдя в дом. — Эх, пострел, наверное, опять к обрыву пошел! — она выставила пакеты на стол и вышла на улицу.

***

Солнце слепило глаза до слез, и Катя прикрыла их ладонью.

— Санька! Ты где? Я дома!

— Мама! — как всегда, с разбега, он обнял ее. — Ты почему долго так? Зову тебя, зову! Там дяде плохо, быстрее, пойдем! — и он потащил ее за руку.

Она бежала вперед, прямо к обрыву, видя только спину какого-то мужчины. Сашка тащил ее за руку, слезы потоком лились из глаз.

— Что с вами? — спросила она, когда услышала: «Где ты, Джин Хек? Где, черт побери???», — и ноги предательски подкосились, и она практически упала на траву.

— Мама! — кричал Сашка, — вы сговорились все, что ли? Дядя! Мама!!!

Она села на колени и медленно повернула голову назад. Сердце, кажется, перестало биться совсем. Она хотела что-то сказать, но губы ее не слушались. Она просто смотрела, как он бежал им навстречу, что-то кричал, потом остановился и застыл на месте…

Сашка смотрел на всех по очереди. На странного дядю, которому внезапно стало плохо, на другого мужчину, который сначала бежал, а потом застыл на месте, как вкопанный. На маму… И тогда он все понял. И тогда Сашка все понял.

Еще раз проследив за маминым взглядом, он развернулся и что есть силы побежал к мужчине, на которого она смотрела, смотрела не отрываясь, с бледным, как мел, лицом и дрожащими губами.

Подбежав к нему, уже сидевшему на коленях, вплотную и глядя ему в глаза, Сашка спросил: «Ты мой отец»?

Эпилог

Хен стоял в пробке и заметно нервничал. «Если я опоздаю, то буду наказан. Жестоко наказан», — подумал он и посмотрел на часы.

До мероприятия в честь ее книги оставалось меньше часа.

— Профессор, — услышал он в трубке любимый голос, — я надеюсь, вы успеете вовремя?

— Кать, я стараюсь! «Но на мосту огромная пробка!» — извиняющимся голосом сказал он.

— Хорошо, я буду вас ждать! — ответила она и подошла к шкафу. — И от того, как вы постараетесь, будет зависеть выбор платья, которое я надену, и цвет помады, которой я накрашу губы.

Он постучал по рулю несколько раз, прекрасно понимая, что она имеет в виду.

Вот уже 16 лет эта женщина методично сводила его с ума. И каждый день он любил ее все больше. Удивляясь тому, что это возможно.

***

— Я хочу шампанского — сказал Джин Хек Хен Шику, беря бокал с подноса официанта.

— И я хочу, — Хе Соп взял один бокал себе, а второй протянул своей спутнице.

— Опоздал, — сокрушительно подытожил Джи Соп, глядя, как Хен поднимается на второй этаж, перепрыгивая через несколько ступеней.

— Она, как всегда, оказалась права, — Джин Хек взял в руки микрофон, подойдя к мини-сцене, и сказал: «Друзья, спасибо всем, что пришли сегодня» …

***

Дверь в комнату с шумом распахнулась…

Она знала, что это он. Знала еще 10 секунд назад, когда он только прикоснулся к дверной ручке.

— Кать, ну прости! Я летел, как мог!

Она делала вид, что застегивает сережку, стоя к нему спиной и все так же не поворачиваясь.

«Обиделась, — подумал он. — Тупица и идиот!».

Хен подошел к ней вплотную и уткнулся носом в ее волосы.

— Катя! Ну Кать, прости, я идиот.

— Да. Ты идиот. — и она повернулась.

Облегающее красное платье с глубоким декольте и красная помада — он знал, что все это сейчас было специально для него. Чтобы он сошел с ума от ревности, пока она до конца мероприятия будет улыбаться этими губами, с этим декольте, всем, кто есть в этом зале.

— А Сашка где? — невпопад спросил он ее.

— Ты не знаешь, что тебе сказать и что делать, Кан Хен Мин? — и ее глаза метнули молнии. — Я еще утром сказала тебе, что наш сын уехал с друзьями до конца выходных.

Она была прекрасна. И он ее любил. И она это знала.

Он подошел к ней вплотную, обнял за талию, притянул к себе и, как давным-давно, стоя под деревом в ливень, положил правую руку вдоль всей ее спины.

— Я тебя очень люблю, Кать, — и он снова вдыхал ее запах, спускаясь носом по щеке.

Она пыталась обижаться не него вечность еще пару секунд назад, до того, как его руки оказались на ее спине. Она готова была метать молнии глазами и дальше, пока его губы не поползли по ее щеке.

— Мерзавец! Ты просто мерзавец, Кан Хен Мин, — успела бессвязно прошептать она до того, как он ее поцеловал.

А потом, как 16 лет назад, она просто перестала понимать, что происходит.

***

— Они там что, спят? — Хе Соп посмотрел на часы, обращаясь к Джин Хеку, — мероприятие началось уже минут 40 назад. А их все нет… Она же столько готовилась к нему, так переживала! Это же было для нее так важно! Что могло случиться, чтобы она так опаздывала, не понимаю?! — Хе Соп взял второй бокал с подноса.

— Любовь, — ответил Джин Хек. Там снова случилась любовь, — он улыбнулся, чокнулся бокалом с этим все еще мальчишкой и вышел на веранду.