Луны и звёзды [Алексей Борисович Черных] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Памяти Натальи

Стихотворения


* * *


Что достигнем желаемого, не беспокоюсь —

Знаю. Хоть порою в счастье не верится.

Ведь конечная цель наша — даже не полюс,

А звезда на хвостике Малой медведицы.


В том мире созвездия назывались

Малый и Большой еноты,

Вместо чая местные пили физалис —

Было это гадко до рвоты.

Вместо юга чаще стремились на север,

Прямо на малоенотовый хвостик.

Не отделяли к тому же зёрна от плевел —

И каждый второй был агностик.


Виски не жаловали, водку пили —

Как жить на свете без водки?

Говорили исключительно на суахили,

Отчего речи были коро́тки:

Больше слушали, меньше болтали —

На суахили это очень удобно.

На «хау ду ю ду» не грубили, а отвечали

«Акуна матата» беззлобно.


Возможно, в сём мире, когда б не физалис,

Под водку и под суахили

Мы с бо́льшим желанием бы задержались,

Но удалиться решили.

И шли, как положено, чётко и прямо

На северные созвездья,

Несли, что могли: ворох мыслей упрямых

И всяческие известья.


И думали, что же не так в этом свете,

Что стал он другим отчего-то?

Скорей, что созвездия здесь — не Медведи,

А Малый и Большой еноты.


* * *


Здесь каждую ночь падают

Звёзды в лесок перед домом.

Вот ведь работа адова —

Отгорев, опадать комом.

Вспыхнув яркой картинкою,

Пасть, словно пыль простая,

Безвестной, незримой соринкою

Исчезнуть, не долетая.

Рифмы мои подгулявшие

Делают их подсвеченными,

Чтоб каждая звёздочка павшая

Не осталась бы незамеченной.


* * *


Звали меня:

приезжай, приходи —

Позвони,

мы поставим чайник.

Будем беседовать,

будем бдить

За небом необычайным.

Будем под хор

беспокойных сверчков

Задумываться,

если не о вечном,

То о чём-то таком,

что можно без слов

Выразить взглядом сердечным.

Маслом намазав

поджаренный тост,

Мягким сыром его венчая,

Будем искать

отражение звёзд

В стаканах,

наполненных чаем.


* * *


Хочется верить, что эта Луна

Чувствует наши взгляды,

Также как люди она влюблена

В восходы свои и закаты.

Также как люди боготворит

Яркие, звёздные ночи,

Любит во всех себя циклах на вид,

А в новолунье — не очень.

Хочется верить, что эта Луна

С околоземной орбиты

Ещё не сошла потому, что она

Нашей любовью обвита.


* * *


Горловка, не грусти,

Будут ещё вёсны.

Сменит снега и дожди

Тёплый рассвет росный.

Будет апрель зеленеть,

Май одари́т страстью,

Будет июнь звенеть

Свежестью и счастьем.

Дни будут ярко цвести,

Ночи — особенно звёздны.

Город мой, не грусти,

Будут ещё вёсны.


Возмущение ролью Вергилия в бессмертной «Божественной комедии» Данте


Ах, Вергилий, неужели

Путь, куда тебя направил

Славный Данте Алигьери,

Ты оспаривать не в праве?


Неужель тебе придётся

Оставаться вечным гидом

В подземелиях Аида,

Где ни света нет, ни солнца?


Неужель ты, мастер слова,

Здесь, у мира наихудших,

Будешь ждать овец заблудших

До пришествия второго?


Неужели не напишут

В честь тебя сонет и оду,

Дескать, ты дарован свыше

Итальянскому народу?


Дескать, слог твой безупречен,

А творенья эпохальны.

Дескать, Рим как город вечный —

Вечный твой фанат буквально.


Не попросят, коль не сильно

Занят турами в Аиде,

Написать лихой и стильный

Сиквел к вечной «Энеиде».


* * *


На праздник людям Новый год

Воз обещаний раздаёт,

Он, как звездливый кандидат

В период выборов.

Но исполнять, что обещал,

Как повелось от всех начал,

Не будет, как и депутат:

Ему не выгодно.


И эта логика проста:

Коль будет каждая звезда,

Которой ты хотел достичь

Таки достигнута,

Так чем же далее тогда

Наполнится твоя мечта?

Возможен нервный паралич

Иллюзий свихнутых.


* * *


Луна, наверно, удивляется,

Что за кружок голубоватый

Всё время пред лицом болтается,

Желая быть запанибрата.


Своими блеклыми флюидами

Заполоняя свод небесный,

Мешает восхищаться видами

Вселенской непроглядной бездны.


Луна шевелит носом вздёрнутым,

От желчи и обид бурея:

Она к нему лицом повёрнута,

А он же крутится всё время.


Такое к ней неуважение

От шарика голубобокого.

Жаль, что законы притяжения

Ей дали спутника убогого.


Зависит всё от точки зрения,

Кто есть ведущий, кто ведомый.

И кто влекущий, кто влекомый.

И где любовь, а где влечение.

Где лишь законы притяжения…


Перевод с английского

A Women In Black (@a_women_in_black)


run, run

said the Forest.

but I was too rooted

in you to leave earth,

and embrace the sun


«Беги, беги!» — сказал мне Форест-Лес,

Но слишком укоренена в тебе я,

Чтоб от земли подняться до небес,

Обнять круг солнца, трепетно робея.


* * *


Бывают лестницы в небо,

Бывают — прямо на дно.

Ни там и ни там я не был,

Но буду ведь всё одно.

Казалось бы, этот выбор

Для всех очевиден вполне:

Зачем же на дно к рыбам,

Когда есть стремленье — во вне?

Но это совсем непросто —

По лестнице вверх шагать.

И будут слепые звёзды

Меня терпеливо ждать.


* * *

Народ строил общество матом

И матом же расщепил

Он тот пресловутый атом.

У мата на всё хватит сил


Дело вроде обычное,

Я бы сказал, что простое.

Племя иноязычное

Вряд ли поймёт такое.


Выйдет мужик на крылечко,

Матерно восхитится

Утром и солнцем за речкой,

Пеньем залётной птицы.


Этими же словами

Он изъярится тут же

Куче дерьма под ногами —

Метке козы заблудшей.


Вроде бы слово в слово

Были озвучены мемы:

По поводу утра простого,

По поводу дерьмодилеммы.


Он мог, так сказать, и ширше

Двинуть глубины смыслов,

Бровью повёв, взъершивши

Кудрей своих коромысло.


Но это уже излишне,

И так он козою понят —

Бежит она прочь в затишье

Хлева скукоженным пони.


Что за масштабы таятся

В потенции матерщины:

Могут на ней изъясняться

Женщины и мужчины;


Ею опишет слесарь

Принцип сливного бака;

Ей набубнит профессор

Бред студиозам филфака;


Ей распевают песни

В караоке и подворотнях;

Ей посылают в бездну

Понаехавших-иногородних;


Все многогранности слова

Матного знает паства;

В ней основа основы

Глубинного государства;


Ей тихомирят стрессы;

Ею возводят дамбы;

Ею крушат железо;

С ней нападают вампы;


Ею как аргументом

Ярые споры метят;

Ею, как тем цементом,

Сцеплено всё на свете.


* * *


Солнце с жарким азартом

В карантинную зону целится

Девятнадцатого марта —

Плюс восемнадцать Цельсия.


Миф о короновирусе

От весенней жары плавится.

Как-то всё в мире сдвинулось,

Нравится это нам, не нравится…


Candida Puella


Если б Candida Puella была столь прекрасной,

Как имя её,

Я бы любил её нежно, любил её страстно,

Любил горячо.

Я бы шептал ей: Candida Puella, конфетка,

Ты сладость любви,

Обворожи, завлеки меня в сети, детка,

В объятья свои.

Буду горланить тебе серенады мощно,

Под звук мандолин,

Буду плясать сальтареллу лихую всенощно,

Как пьяный павлин.

Всех разбужу, все задворки вселенной скучной —

Пусть под луной

Имя твоё славят добрые люди звучно

Вместе со мной.

Но отступает прочь морок мечтаний десертных,

Горькая явь

Напоминает: Candida стара и смертна,

не славь.

Я и она — потеряли мы свежесть, вроде

Всему есть предел.

Мы постарели и уже не подходим

Для сальтарелл.


* * *


Упиваясь суперлунием,

Наслаждаясь ночью ясною,

Радуюсь до неразумия

Миру светлому, прекрасному.

Ночь, действительно, волшебная:

Звуки близкие и дальние,

Перепевки птиц душевные,

Свежесть просто идеальная.

Опишу-ка на папирусе

Чувства эти поэтичные.

Где они, пессимистичные

Мысли о коронавирусе?


Живописание дневного месяца


Месяц — ловкий проныра,

И́з ночи рвушийся в день,

Полуголовкою сыра

Светит, как блёклая тень.


Днём он на самом деле —

Бледная тень себя,

Яркого, полного в теле,

Блещущего, слепя.

Днём он — не первый парень

Деревни светлых небес,

Ночью ж — как жирный барин

Против холопьих телес.


Днём он едва заметен,

Ночью — как пуп всего,

Он средь небесных отметин —

Яркости волшебство.

Ночью он роматичен,

Днём — будто приземлён.

Ночью он поэтичен,

Днём незаметен он.


Всё же его, дневного,

Бледного, как печать,

Стоит снова и снова

Ярко живописать.


О прекрасном


Вы прекрасны, спору нет,

Наши тысячи Джульетт,

Пенелоп, Елен, Изольд —

Здешних и из Верхних Вольт;


Скарлетт, Тэсс, Кристин, Татьян,

Лар, Офелий, Роз, Ульян,

Анжелик и Эсмиральд —

Наших и с далёких Мальт;


Герд, Эмилий, Лиз, Светлан,

Насть, Мерседес, Джейн, Оксан,

Фрид, Ларис, Екатерин

Из далёких палестин;


Мирослав, Наин, Людмил,

Ефросиний, Эльз, Камилл,

Ян, Наташ и Феридэ —

Местных и с Улан-Удэ.


Василис, Алис, Кармен,

Ольг, Марий, Софий, Ирэн,

Анн, Агат и Маргарит —

С близких улиц, дальних стрит.


Вы прекрасны, спору нет —

Ярче тысячи планет;

Вы весной — сама весна;

Вы как сладкий отблеск сна;


Вы нежнее сотен лун —

Каждый взгляд и свеж и юн;

Каждый вздох — загадка дня,

Страсти и игры огня.


Мир со всей красой его

Создан был для одного:

Чтобы каждый день и час

Мы боготворили вас.


* * *


Будто центр Вселенной нашей,

Где размякли мы, —

Плед, что нитями украшен

Тонкой бахромы;

Кресло мягкое, качалка;

Тёплый, нежный свет…

Где-то подвизалась жалко

Суета сует —

Только нам в уюте пледа

Кажется пустой

Даже мысль, что в мире где-то

Тщатся суетой.


Рэп маленьких гиппопотамов


Очень удивителен в урчании тамтама

Резвый танец ма-а-аленьких гиппопотамов.

Это вам не пляска минилебедей,

Это Гёте круче, Щелкунчика бодрей.

Милые движения — на каждых три прихлопа

Сейсмической волною доходят два притопа.

Движутся с усердием всё резче и быстрей.

Это Гёте круче, Щелкунчика бодрей.


Чувствуем, что скоро нам спастись не будет шанса,

Земля с гиппопотамами сольётся в резонансе,

Но мы не убегаем, здесь явно веселей,

Это Гёте круче, Щелкунчика бодрей.

Танец бегемотиков шагает по планете

И в него вливаются и взрослые, и дети.

Так что резонанс грозит уже грозит вселенной всей.

Это Гёте круче, Щелкунчика бодрей.


* * *


Месяц укрылся за старой сосной

Так, что его я не сразу увидел:

Вышел на улицу, глянул — ой!

Чёрт Диканьский похитил?


Снова, как в гоголевских «Вечерах…»,

Слямзила месяц нечистая сила?

Нет же, да вот он, в тёмных ветвях

Нависшей сосновой Годзиллы.




Чёрная девочка и уходящий корабль


Нам не дано утихомирить

Вселенские эксперименты.

Набросив на синицу пе́тлю,

Мы видим, как летит журавль.


Но даже в чёрном-чёрном мире

Бывают яркие моменты,

Бывает грусть простой и светлой,

Как уходящий вдаль корабль.


* * *


Я не встречу тебя нежданно

В той сверхпустоте Эридана,

Где всегда одиноко и грустно,

Потому как нелепо сверхпусто.


Не столкнутся наши кометы

И в Туманности Андромеды —

Далека та галактика очень,

И для встречи не хватит ночи.


Не мечтать и о встрече бренной

На далёком краю Вселенной.

Да и нам это всё не надо,

Так как ты пребываешь рядом…


* * *


Тепло сегодня, только всё же

Предощущение зимы

И раздражает, и тревожит

Лес и окрестные холмы.


Октябрьским солнцем не согреешь

Дубовой рощи кружева,

Вот и становится бурее

Недоопавшая листва.


Ночей холодная промозглость

И серость лунной полутьмы

Вгоняют глубже лес в тревожность

Предощущения зимы.


* * *


Не каждому Дантесу удаётся

В истории остаться Геростратом,

Став душегубцем, оставаясь гадом,

Задув поэзии российской солнце.


Соавтор пасквилей, что никого не красит,

Заезжий неуч, прихвостень бесовский.

К тому же утверждают, что и вовсе

Дантес в момент дуэли был в кирасе.


Разверзлись ли пред ним ворота ада,

Пред этим воплощеньем Герострата?

Для нас не важно знание об этом,

Но он виновен в гибели поэта.


* * *


Цветок нарцисса был чертовски

Вынослив, стоек и силён.

Почти как Николай Островский,

Был трудностями закалён.


За те недолгих две недели,

Что нас он радовал собой,

Узнал он солнце и метели

И слаженно, и вразнобой.


Пусть мартовское солнце слабо —

В плюс восемнадцать — жгло его,

Но минус семь — мороз на славу,

И для цветов — не баловство.


А он всё выдержал и дальше

Пока что радует меня.

Но я волнуюсь за страдальца:

Мороз продержится три дня.


* * *


Трассеры несущихся машин

Очередью рассекают темень

В этой самой тихой из тишин,

Где застыло дремлющее время.

Организмом включен звукофильтр,

Некий отсекатель автошума:

Я не слышу дребезжащий «т-р-р» —

Слышу звёзд мерцающие думы;

Слышу месяца шуршание в ветвях

Заслонивших небо вязких сосен;

Слышу лета дребезжащий страх,

Ведь его теснит прохладой осень.


* * *


Морозные бледные звёзды

Поблескивают едва.

Рождает мартовский воздух

Немартовские слова.


Давно прилетевшие птицы

Насвистывают весну.

Им нужно перекрутиться

Еще только ночь одну.


А утром с восходом солнца,

Когда возвратится тепло,

Не грех со страстью гасконца

Опять засвистать светло.


Опять заливаться звонко,

Морозу напоминать,

Что стоит ему, чертёнку,

От нас уже убегать.


Канун полнолуния


И снова старую ведунью

Одолевает липкий страх:

Стремится месяц к полнолунью,

Полнеет прямо на глазах.


Ведунья знает: в это время

Нечистых порождений племя

Должно под действием луны

Врываться вихрем в явь и сны.


А не врывается. Ведунья

Беду не уставала ждать,

Как будто некое безумье

Ей не давало застывать.


Всегда, хотя перестрадала

Уже немало полных лун,

Её душевное начало

Жёг полнолуния канун.


Родится месяц — проступают

В её душе покой и блажь,

Когда ж он щёки округляет —

Ведунья разом входит в раж.


Не помогали ни гаданья,

Ни предсказания судьбы:

Насколь нелепы ожиданья,

Настоль их следствия глупы.


Ничто не вечно под луною,

И лишь ведуньи старой страх

Стал вечною величиною

В её сознанье и глазах.


И тут уже не ясно даже

Что больше портит бытиё,

Нашествие нечистой блажи

Или отсутствие её.


Подчас надуманные вещи

Страшнее истинного зла.

Не многим виден мир зловещий,

Луна же рядом — вон взошла.


* * *


Бьёт молотком по темени

Мыслей пустых мигрень.

Я потерялся во времени:

Спутались ночь и день.


Вроде бы только жарило

Солнце моё лицо,

А уж заката зарево

Тлеет полукольцом.


Суетностью наполнится

Нового дня релиз.

Только мигрень напомнит мне,

Что утекает жизнь.


* * *


Уже окрепший месяц

За частоколом сосен

Пытается порадовать наш взор.

Все, кто о счастье грезит,

Его быстрее просят

Прорваться на зияющий простор.


* * *


Луна за моим окном

Слегка потеряла в весе,

Хоть, выглядя не кружком,

Ещё не ужалась в месяц.

Лучисто пронзая ночь,

Собой затмевая звёзды,

Все сны разгоняет прочь,

А снам испарятся — просто.

Так, глядя на нас с высоты,

Горя, как царский червонец,

Луна в дни своей полноты —

Властительница бессонниц.


* * *


Обычное дело — гулять по воде,

Как раньше ходил Иисус.

Тянуть свои руки к далёкой звезде

И чувствовать счастья искус.


Ногами круги по воде разгонять

И чувствовать, как за спиной

Вода, всколыхнувшись, застынет опять

Под звёздами и под луной.


Идти и идти, не заботясь о том,

Что мир не увидит твоих

Умений ходить по воде босиком —

В отсутствии понятых.


Не вечны круги на воде и следы,

Не вечны и мы под луной.

Но вечен — почти — свет далёкой звезды,

Что тянется за тобой.


* * *


Я на качелях. Небо, сосны

То вниз летят, то вверх взлетают.

Стишок какой-то несерьёзный

Мой мозг из строчек собирает.


Рифмуются прохлада ночи,

Молчанье звёзд, сомненья ветра…

Как будто был уполномочен

Я Кем-то, Кто всесилен очень,

Метафорами сыпать щедро


И собирать искринки мыслей

В опалоцветные созвездья,

Неся их, словно в коромысле,

С блаженной, но благою вестью.


Но, постепенно замирая,

Утихомирились качели,

И вся восторженность благая,

Некрепкая, полусырая,

Исчезла, как снега в апреле.

И рифмы напрочь улетели.


* * *


Будем медленно и плавно,

Не спеша, излишне ленно,

Позабыв напев о главном,

Петь лишь о второстепенном:


Вид описывать из окон;

Сонных вечеров озвездье;

Серой жизни серый кокон;

Будни серые предместья;


Серый мир строкою серой,

Сероватые словами…


Коей мы отмерим мерой,

Таковой получим сами.


* * *


Месяц свежерождённый

Как-то уж слишком быстро

Сгинул за лесом сонным

Вялой невнятной искрой.


Ночь еще не вступила

В право своё, но кто-то

Месяц принудил силой

Скрыться с небесного свода.


Звёзды потом изумлённо

Спрашивали со вздохом:

«Где же он, свежерождённый?

Нам без него плохо…»


* * *


Заранее вычислив участь звезды,

Что с неба падёт послезавтра,

Я из дому вышел проверить цветы,

Нектар заготовить на завтрак.


С утра, завертевшись в пустой суете,

Я жёг свое тело прохладой,

И думал о той несчастливой звезде,

Жалея, шептал ей: «Не падай…»


* * *


…И в нашем радостном Эдеме,

Дарящем светлые мечты,

Исчезнет всё — развеет время

Здесь все, какие есть, следы.

Поползновения людские,

Как в пыль истлевшее тряпьё,

Рассеются… Эх, энтропия —

Она такая, мать её…


* * *


Не зря, наверно, тот, кто создал

Галактик яркие спирали

Нас отдалил от них и звёзды

Сместил в немыслимые дали.


Всё для того, чтоб наши цели

Познать вселенские соцветья

Мы с вами сохранить сумели

На многие тысячелетья.


* * *


Совсем уж лёгкий ветерок

Вершины сосен теребит.

Был виден месяца рожок —

Сейчас он тучами закрыт.


Палитра вечера скудна,

Мир безотраден, сер, черён:

Он досера́ и дочерна

Холодным летом изнурён.


* * *


Честный игрок этот мир ненавидимый,

Шулер ли?

Многие звёзды, которые видим мы,

Умерли.

Переоценим все ценности мира,

С факелом

Выйдем искать человеков-кумиров-

Сталкеров.


* * *


Здесь не виден за мелким чванством

Серебристой кометы хвост;

Здесь не будет порталов в пространство

Недоступных, далёких звёзд;


Здесь навряд ли здоровое семя

Будет найдено в гнили жнивья;

Здесь сгустилось донельзя время

Ограниченностью бытия.


* * *


Падая, звёзды не добираются до земли —

Вязнут в мармеладе манящего лунного неба.

Они бы не долетали, даже если б могли,

Потому что отказываться от мармелада нелепо.


Этот десерт притягателен и прекрасен на вид,

Он присыпан сахаринками тонких созвездий.

Он влечёт, искушает, обезоруживает, слепит,

Как тысячи тысяч обворожительных бестий.


* * *


Нагло полная луна

Светит в окна нашей спальни.

Врут поэты, что она

И тосклива, и печальна.


Как нежданный нудный гость,

Что беседой досаждает,

Как в ботинке острый гвоздь,

Свет луны меня терзает.


* * *


Я и ты. И мир наш скручен

В жёсткий бесконечный тор,

Он обыден, сер и скучен,

Ограничен прессом шор.


Чувствую, что и Вселенной

Та же выпала стезя:

В тор скрутиться офигенный

И замкнуться на себя.


* * *


Обесточенное небо,

Звёзды вымерли.

Вроде б красочно и лепо,

Но не вытерпит

Взгляд желающий

Пространства и бездонности

И мечтающий

О некой озарённости.


* * *


Нынче полная луна

Встала над деревнею.

Но не видно ни хрена

Её за деревьями.


Так хотелось лицезреть

Лик её прекрасный.

Не судилось. Зол я, ведь

Ждал её напрасно.


* * *


Мы застыли немо:

Поглотили взор

Звёздная поэма,

Мировой простор.

Мощью поражает

Вечный механизм,

Тихо оттесняя

Материализм.


* * *


По дневному небу

Мутноватый месяц

Движется меж веток

Равнодушных сосен.

Смотрит полуслепо

На леса и веси,

Смотрит так и эдак,

Ни о чём не просит.


* * *


Смерть вероятнее жизни. И

От парадокса Фе́рми

Хочется выть, оскорблять и бранить

Всех в этой пыльной таверне.


Где эти братья по разуму, где?

С кем допивать мне пиво?

Только талдычить о Караганде

Не стоит — и так тоскливо.


Еккл. 1, 9-10

…Нам сказано: что было, то и будет,

Что делалось, то сделается вновь —

Нет нового под солнцем! Если ж люди

Укажут вам на что-то: вот-де новь! —


Не верьте им, всё ранее случалось

В седых веках, что были прежде нас.

Нет нового под солнцем? Что ж, осталось

Искать другие солнца в этот раз.


* * *


Вечер стал тихим — когда не считать

Автомобильный гул.

Звёзды пропали — отправились спать?

Или ушли в отгул?


Сонные тучи отнюдь не мрачны,

Лик их слегка водянист.

Выхлоп машин не отравит весны —

Воздух надеждами чист.


Перевод с английского.

@morning_swellow


Скрой кристаллик любви средь запы́ленных книг,

Тлеть страницы начнут, вспыхнет шкаф на глазах,

Так найди ей иной неприметный тайник,

Скрой её среди звёзд в небесах.


А как будет и небо зарёй сожжено,

Скрой росинкой в сети паутинки лесной.

Если ж места ей в мире найти не дано,

Возврати её — будет со мной.


* * *


Столько нужно успеть,

Сделать нужно немало.

Ни к чему сожалеть

О звезде, что упала.


Нам от дел не присесть,

И дела те не тают.

Звёзд на небе не счесть,

Пусть себе опадают.


* * *


Любой безделия поборник

Как и отъявленный бездельник

Прекрасно знают: ночь на вторник

Получше, чем — на понедельник.


А полнолунящийся месяц

Сейчас в своих чертогах горних

Плывёт, о времени не грезя,

Из понедельника во вторник.


Перевод с английского.

Уильям Строд. На жизнь человека


Что наша жизнь? Игра страстей, котёл,

И наша радость — ноты разобщенья

Из чрева матери, из ульев сонных пчёл,

Из крошечных комедий безвременья:


Земля — театр, небесный театрал

Скучая бдит, кто бьётся, кто торгует.

Могила скроет нас от солнечных зерцал —

Игра ничьей закончится впустую.


* * *


Лучики солнца

в проёме окна

Издевались

над утренней тенью.

Летняя ночь

была холодна,

Несмотря

на глобальное

потепленье.

Наверное,

если бы не оно,

То снег

заметал бы

в июле (!)

И это бы утро,

и это окно

С занавеской

из тонкого тюля.

Нобеля точно ещё вруча́т

Не раз

американским

гениям,

Которые снова

расскажут про ад

Глобального потепления.


Мрачные осенние размышления перед сном


Иные мы, иные люди,

Иные страны, города…

А вот планет иных не будет —

Для нас не будет — никогда.

Не вся доступна «инота»:


Не будет новых измерений,

Иных вселенных и миров…

Хотя, возможно, некий гений

Чрез пару-троечку веков

Сорвёт с вселенских тайн покров…


Но мы уже к тому моменту,

Забыв о притяженье звёзд,

Все как Танатоса клиенты,

Былой эпохи рудименты,

Отчалим строем на погост.


А там иные наши взгляды,

Идеи, замыслы, мечты

Куском блестящим рафинада

Истают быстро, как и надо

Под едким действием воды.

И всей кладбищенской среды.


О, чёрт возьми, какие думы

Порой неумный мозг гнетут,

Как шквал пустынного самума,

Успокоенья не дают.

Уснуть теперь — напрасный труд.


P.S.

Откуда выйдем мы, куда мы, блин, придём?

Домчимся, долетим или доедем?

Прямой дорогой или обходным путём

Чрез червоточину в пространственном клозете?


* * *


Выхожу один я на дорогу;

Сквозь туман кремнистый путь блестит;

Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,

И звезда с звездою говорит.

М. Ю. Лермонтов


Нынче трудно выйти на дорогу

Одному, да так, чтоб сквозь туман

Путь кремни́стый, устремлённый к Богу,

Был бы как пустынный автобан.


Все кремни́стые, асфальтовые трассы,

Зимники, грунтовки, большаки́

Транспортом загружены всечасно:

Шу́мы, выхлопы, жужжание, гудки.


Блеском фар засвеченное небо —

Как звезда с звездою говорит,

Мы не слышим: мы глухи и слепы.

Мир не внемлет Богу, а шумит…


* * *


Не пойму: я стою на земле

У подножия звёздного неба?

Иль небесного свода желе

Стало твердью, где я ещё не был?


С ног на голову перевернуть

Мир в сознании суетном просто:

Стоит лишь по-другому взглянуть

На мерцанье плантации звёздной.


И представить себе, что они,

Непонятные точечки света —

Разноцветье мерцаний — сродни

Искрам в ясной поэзии Фета.


Что они как основа основ,

Как начало начал — наши корни,

Обещающие любовь

С указаньем дороги в град горний…


…Что-то словно случилось со мной,

Мысли как бы сорвались с опорок.

Нужно срочно мотнуть головой

И отбросить чарующий морок.


Ах, ну да… я же в мокрой траве,

После денных забот тренируясь,

Замер, стоя на голове,

Вверх тормашками, — небом любуясь.

Сонеты


Сонет радостный


В разрыве облаков и сосен —

Луна как будто в неглиже.

Мангал углей пока не просит —

Колбаски съедены уже.


Но я таки в него подброшу

Ещё паленьев, пусть горит.

Огонь любую ночь хорошей

И яркой сделать подсобит.


Пусть эта ночь и так прекрасна —

Сегодня вечер Рождества —

Огонь добавит волшебства

Её воздушности алмазной.


Ведь мир был создан не напрасно,

Он жив, и радость в нём жива.


Сонет амальгамный


В просвете туч луна мелькнула

Секунд на десять-то всего,

Но в этот миг она вернула

Ночному небу естество.


Вернула жизнь, как будто раньше

В свинцовом месиве небес

Лишь пятьдесят оттенков фальши

Хранил верховный мракобес.


А мы увидели — на самом-

То деле — им там нет конца,

Оттенкам тонкой амальгамы

Из ртути, золота, свинца.


Свет как художник и творец

Облагородит и свинец.


Сонет предвечерний


Предвечерье. Всё умолкло.

Изредка собаки лают.

Духота. На небе блёклом

Звёзды слабо проступают…


Но потом внезапно слуху

Приоткрылась шумов бездна:

Свист сверчков нахлынул сухо,

Полились лягушек песни.


Показалось, даже звёзды

Полотно седого неба

Прорывали с хрустом твёрдым,

Разгораясь полуслепо…


Посвежело. Вечер тает.

Ночь в права свои вступает.


Сонет конно-цирковой


Ушли водою в решето

Все чаянья о чём-то большем.

И то — не то, и сё — не то,

Жизнь коротка, хотелось дольше.


Метанья в пыльном шапито

Опасней стали, гаже, скольже:

Манеж опилками никто

Уже не посыпает больше.


А по арене мчит табун

Без перерыва много лун,

Скользят стремительные кони.


Но если ближе посмотреть

То это и не кони ведь —

А так, испуганные пони.


Сонет благоухания


Не может ночь быть лучше, чем рассвет;

Не может день быть красивей заката;

И месяца родившегося след

Приятнее безлунного формата;


Не может привлекательнее быть

Опавшая листва нагой дубравы

Листов апрельских, ярких, моложавых,

Дарящих хлорофилловую прыть…


Хотя слова не могут передать

Порой весь спектр нахлынувшего чувства…


Когда рассвет не хочется встречать;

Когда на сердце от заката пусто;


Когда благоуханная листва

В душе не вызывает торжества.

Сцена не из Фауста


Фауст

Мне скучно, бес.

Мефистофель

Что делать, Фауст?

Таков вам положен предел,

Его ж никто не преступает.

Вся тварь разумная скучает:

Иной от лени, тот от дел…

А. С. Пушкин. Сцена из Фауста


Год падения Челябинского метеорита. Площадка на вершине террикона, похожего на террикон бывшей горловской «Кочегарки». Утро за час до рассвета. Установлен штатив с профессиональным фотоаппаратом, объектив которого направлен на восток, в сторону больших промышленных комплексов, похожих на горловские «Стирол» и Коксохим.


ФОТОГРАФ (Ф.) и чуть позже некто МАЛОЗНАКОМЫЙ (М.)


Ф.

Как холодно… Отвратный ветер

Пронизывает до костей,

И в утреннем холодном свете

Мне словно трижды холодней.


Одевшийся как для прогулки

В довольстве солнечного дня,

Я здесь без кепки и тужурки

Нелепой выгляжу фигуркой,

Коль снизу видит кто меня…


На этой ледяной Голгофе

Я сожалею об одном:

Что взял с собою термос с кофе,

Оставив флягу с коньяком.


…День изначально не задался:

Коньяк забыт и не в сезон

Одежда, в коей я забрался

На этот чёртов террикон.

Плюс до восхода час… Похоже,

От холода я не дождусь,

Когда светила лик пригожий

Явится, светом обнадёжив…

Ведь я в сосульку превращусь.


И пальцами, что так некстати

Окоченели на беду,

Боюсь, на фотоаппарате

На кнопку "спуск" не попаду…


Ходит, пританцовывая, вокруг штатива.


…Как время тянется, когда ты

Бездельничаешь, но как скор

Его безумный бег завзятый,

Когда в запарке распроклятой

В твоих делах возник затор.

Для смертников и для влюблённых

Час словно быстротечный миг

На фоне дней ленивых, сонных

И часто попросту пустых…


…Для тех, кто вынужден порою

Кого-то или что-то ждать,

Час также полон пустотою,

Тягуче-вязкою, тугою…

Но только суткам он под стать.


Вот и выходит. Что не делай,

А пустота повсюду ждёт

И скукой серой, оголтелой

Нас иссушает до зевот.


Вспышка и неясный шум. Через время появляется М.


Но что за вспышка? Неужели

Друзья челябинских гостей

Из звёздно-лунных областей

В пределы наши залетели

Потешить живостью своей…


Возможно что-то и сумел бы

Сфотографировать сейчас,

Когда б, вот чёрт, не захотел я

От холода пуститься в пляс.

Теперь же стой и озирайся,

Увидеть что-либо старайся,

Рассматривай со всех сторон

Полузаросший террикон.


…Ну, хоть какое-то событье

Меня от скуки отвлечёт.


…Пусть только без кровопролитья

И без финансовых невзгод.


М.

Вам скучно, друг мой?


Ф.

Что вы, что вы…

Я «скучно, бес» не говорил.

А скука? Да, я это слово,

Возможно, и употребил.


М.

А как с упоминаньем беса?

Я что, напомнил вам его?


Ф.

Возможно, пушкинская пьеса

Засела в мыслях…


М.

Ничего…


Ф.

Меня вы не судите строго:

У вас весьма престранный вид…

Да, вы напомнили немного

Мне беса. Только без обид.


Мне кажется, что Мефистофель

Имел бы с вашим схожий профиль,

Когда б являлся наобум

Он к людям под подобный шум…


…Съязвил я, да, но не настолько,

Чтоб вас иронией сразить.


М.

Я не обиделся нисколько.


Ф.

Я рад, и всё ж прошу простить.


М.

Но вы, признаюсь, угадали.

Я он и есть.


Ф.

Кто он-то?


М.

Бес,

Поднявшийся с глубинных далей

Или спустившийся с небес.

Судите по воззреньям вашим,

Откуда должен приходить

Бес-искуситель: с горних башен

Иль с бездны ада, может быть.


Но Мефистофелем, наверно,

Меня не стоит называть.

Не от того, что имя скверно —

Оно длинно неимоверно

И трудно в стих его вставлять.

Зовите «бес» меня.


Ф.

Так просто?


М.

Так просто. Бес.


Ф.

А Фауст — я?


М.

Ну, разве что в витийстве тоста,

Что возгласим мы за себя.


Ф.

Провозгласили бы, да нечем,

Коньяк забыт. Есть кофе, но

Пить кофе термосный за встречу,

Увы, не самое оно…


Но в вас же дьявольская сила!

Спиртным мой кофе заменить

Для вас раз плюнуть, может быть.

И нам вдвойне бы подфартило:

Явив коньяк бы, вы сумели

Подобным образцом чудес

Мне доказать на самом деле,

Что вы и вправду ловкий… бес.


М.

Как просто доказать землянам,

Что ты есть суперсущество:

Создай напиток без изъяна…


Ф. (Демонстративно потирает руки)

…С закускою из ничего.


М.

Откройте ж термос и вдохните

Прелестный запах бренди, ведь

Звать коньяком его, простите,

Нам права не дано иметь.


Ф.

…Коньяк и вправду!


М.

Только бренди.

Не будем с вами посягать

На копирайт, на коем сбрендил

Ваш мир, ища в нём благодать.


Ф.

…Вы что же, дьявол?


М.

Нет, ему я

Ни родственник, ни брат, ни сват.

Мы связаны — не напрямую,

Но… связи этой длинен ряд.


И точно так со светлой частью

Я тоже не совсем в родстве.

Мы как коллеги…


Ф.

Что отчасти

Замешано на кумовстве.


М.

Жизнь различила наши средства,

Рецепты, методы, пути,

Но всё же мы в добрососедстве

Стараемся вперёд идти.

И пусть нас видят в разном цвете, —

Мы все имеем цель одну:

Не как Монтекки с Капулетти,

Зло развязавшие войну.

Нам зря витийствовать и спорить

Не нужно: мы не на ножах.

Мы лишь, трудясь в одной конторе,

Сидим на разных этажах.


Ф.

Так вы из тёмных?


М.

Да, из тёмных.

Тревожит это вас?


Ф.

О, нет.

По крайней мере, мыслей… стрёмных

Во мне не будит ваш… сюжет.

Трюк с коньяком — лишь фокус хитрый.

Хоть, признаю, коньяк хорош,

С чудесной вкусовой палитрой,

Такой здесь просто не найдёшь.

К тому же…


М.

Ах, ответ ваш знаю.

Лукьяненко и иже с ним

Вас постоянно приучают,

Что тёмным быть — не означает

Являться непременно злым.


Ф.

И Ницше утверждал, что счастье

Быть тёмным — льготы придаёт

Творить, что хочешь, в нервной страсти,

Болтать, что в голову взбредёт.


Опять же — Оккама заветы…


М.

…Не позволяют вам признать,

Что жизни чу́дные сюжеты

Вполне способны удивлять?..


Изгнав из вашей жизни сказку,

Вы жизнь сумели упростить.

Но то, что мир утратил связки,

Рельефность, выпуклость и краски,

Как бес могу вам подтвердить.


Поверьте, следует порою

Для объяснения чудес

Мир представлять себе игрою

Могучих сил, чей тяжек вес.


Ф.

Того божественного сонма,

Что столь пригляден большинству,

Поскольку выдуман нескромно

С людским подобьем божеству?

Иль годного для пьесы Шварца,

Любовь дарящего — не страх,

Наивного седого старца,

Воссевшего на облаках?..


М.

Нет, сил природы. С нею точно

Никто из мыслимых богов

Ни напрямую, ни заочно

Сравниться будет не готов.


Мультивселенная огромна,

Она умеет удивить…


Ф.

И ваши бесовские сонмы

Из атомов шальных сложить?


М.

Природа столь разнообразна,

Непостижимо глубока…


Ф.

…Что поиск истины напрасным

Покажется наверняка?


…Иль станет страшно ненавистен,

Таким, как прочая возня…


М.

Лишь только если поиск истин

Не сделать смыслом бытия.


Вы, кстати, в термос загляните.

Чтоб вам на «фокус» возразить

Решил я кофе (уж простите!)

Опять на место возвратить.


Ф. (Принюхивается к термосу).

Ах, это зря! Коньяк умеет

Глубинность спору придавать.

Он и желудок славно греет

И душу может зажигать.


М.

…Ну, что ж, тогда и мне налейте:

Я снова бренди возвратил

В ваш термос. Так что не жалейте!

Лет триста я такой не пил.


Но вы не правы: вряд ли споры

Под сей напиток хороши.

Ведь там, где вспыхивают ссоры,

Нет места для красот души…


Ф. (Снова принюхивается к термосу).

О, вновь божественный напиток

Почтил собою термос мой.

Спасибо, друг мой бесовско́й,

Освободил меня от пыток

И сожаления…


М.

Пустяк.

Здесь волшебство такого рода

Мне разрешает мать-природа.


Но там, откуда я, — не так.

У нас в запрете сотворенье

Любых штуковин с мест иных.

Вот где, поверьте, сожаленье,

А ваши «муки» — лёгкий чих.


Когда находится минутка

(Считать по-вашему — года),

Я, словно глупый ангел, в шутку

Сюда являюсь иногда.


Земля — не отчие пенаты,

Где был когда-то я рождён,

Но здесь любовью как наградой

Быть может каждый одарён.


И если даже прочь отбросить

Любовь и счастье, сердце просит

Не забывать манящий смак

Таких шедевров, как коньяк.

И ради этого напитка

Я многое б в залог отдал…

Свою же душу — так, навскидку —

Себе бы самому продал.


Ф.

Но что как бесу вам мешает

Сюда почаще прилетать?

Щелчков хвостом не запрещает,

Надеюсь я, природа-мать?

А прилетев сюда…


М.

«Явившись»,

Не «прилетев».


Ф.

Да будет так,

Будь по-простому — «очутившись»,

Найдёте жизнь, любовь… Коньяк…


М.

Да вы в язвлении мастак…


Но я отвечу, что мешает

Являться в ваш подлунный мир

Мне чаще, чем душа желает,

Чем жаждет внутренний жуир.


Ф.

Жуир?


М. (Отмахиваясь).

Искатель удовольствий,

Не томно-вялый сибарит,

Погрязший в бездне разлогольствий…


Так вот: за каждый свой визит,

За каждый здешний шаг должны мы

Вам долг услугами отдать.


Чтоб не могли неудержимо

Себя мы вечно ублажать…

И чтоб не тешили гордыню

Мы сутью бесовской своей,

Тем что поныне и отныне

Мы вас умением сильней.

Чтоб в праздной роскоши и блуде

Не прожигали жизнь дотла…

Чтоб не искали в каждом блюде

Мы вкусов, коим несть числа…

За наркотическом угаром

Чтоб не выискивали цель…


Ф.

…Хотя порой иной бордель

Да вкупе с ним бодрящий хмель

Под ароматный дым сигары…


М.

…Жарко́го аппетитный дух,

Беседа, что наш праздный слух

Скандальной рознью не бодяжит —

Жизнь делают намного краше.


…Однажды с неким человеком

(Приятно это вспоминать)

Мы принялись лихим набегом

По местным кабакам гулять.

Любые яства и напитки

Во всех харчевнях и корчмах

Употребляли мы в избытке

До помраченья в головах.

Уже потом на бреге моря

Мы, примостившись среди дюн,

Пикник устроили, задоря

Глаза шатром из звёздных рун.


Казался универсум щедрым,

Казался неким счастьем полн.


Расслабившись под лёгким ветром

И йодистым дыханием волн,

Мы ели вяленое мясо

Да запивали коньяком,

И до утра точили лясы

И обо всём и ни о чём.


Тогда уже я не старался

В суть собеседника вникать,

Хотя до этого пытался —

Сказать точнее — изголялся

Всё человечество познать…

И как-то на него влиять.


Родившись не в роду Титанов,

Сейчас, как заурядный бес,

Я не вынашиваю планов

Пришпоривать земной прогресс.

Попробовал — не получилось,

Прогрессорство — не для меня.

Отправил рвение на силос,

Ведь этот силос не в коня.


Так, в снежный ком нагромождая

Пустословесную лапшу,

Всё это высказал тогда я…

Соратнику по кутежу.

И предложил ему подумать,

Что б мне такое сотворить?

Чем за день пиршества и шума

Его-де отблагодарить?


Пусть, дескать, мне задаст работу

Со шкурной пользой для себя.

Как поп Балде, — но с тем учётом,

Что ада порожденье я.


Мой полуночный собутыльник,

Весьма учёный человек,

Зарделся, как слепой светильник

В мерцанье предрассветных нег.

Он словно этого момента

Со скрытым нетерпеньем ждал

И мысленно, как из фрагментов,

Желаний пазл собирал.

Дождавшись моего призыва,

Он — не слепая простота! —

Мне тут же выложил всё живо,

Как будто зачитал с листа.


Набор обычный: деньги, слава,

Признание заслуг, любовь,

И власть — налево и направо,

И хлеб со зрелищами вновь.


Он был и так учён, известен,

Богат — и так, любим — и так,

Ну разве что мелкопоместен,

Но по рожденью — не простак.

Стать сразу князем, глянем шире, —

Излишество и франтовство.

Добавим-ка в учёном мире

Побольше веса для него.

Накинем денег, лишний талер

Не помешает никому.

Добавим в голос больше стали,

Харизму в плюс к его уму.


И всё. А что же будет дальше,

Когда со временем пройдёт

Напитанный слащавой фальшью

И лестью славы хоровод?


Он знал ответ. Как рюмку водки

Допив остатки коньяка,

Вдруг протрезвев, промолвил чётко:

«Прибудут скука и тоска…»


Ф.

«Вот и выходит. Что не делай,

А пустота повсюду ждёт

И скукой серой, оголтелой

Нас иссушает до зевот», —

Сегодня думал я об этом…


Так, стало быть, с седых времён,

Нам Гёте с Пушкиным воспетых,

Мир едкой скукою клеймён?


М.

Со времени, как появился

У хомо сапиенс досуг,

А хомо не подсуетился,

Чтоб с большей пользоюкрутился

Неугомонных мыслей круг.


Ф.

И верно: в пушкинском творенье

Его велеречивый бес

Провозглашал, что скуки тленье —

Рассудка вздорного процесс.

«Вся тварь разумная скучает…», —

Как верно написал поэт.


Да, кстати, мне напоминает

Рассказ ваш пушкинский сюжет.


М.

Я Александру много разных

Историй как-то рассказал,

И пару он в своих прекрасных

Стихах потомкам передал.


Ф.

Так вы и с Пушкиным кутили

По царскосельским кабакам?


М.

Встречались, но вина не пили,

Был хмель ему не по годам.

Он юн тогда был.


Но та встреча —

Сюжет другого скетча.


Ф.

Да,

Но шок от этих слов, замечу,

Достал до низа живота…


Скажите-ка, вы и с Пилатом,

Как то Булгаков описал,

Дорогой лунною когда-то

Шли за небесный перевал?


М.

С Пилатом? Нет, на этом свете

Не только я один гощу,

И приключения ищу

На… В общем… части тела эти.


Хоть те события бесценны,

Они по смыслу, повторюсь,

Не тема нашей с вами сцены,

Я развивать их не берусь.


Продолжу я о разговоре

На берегу ночного моря,

Где собеседник мой в мольбе

Застыл от жалости к себе.

Так глубоко он погрузился

В пучину грустных мыслей, что,

Мне показалось, он забылся,

Где мы, кто мы и кто есть кто…


Ф.

Ах, знаю, чем его раздумья

Закончились. Могу судить

По Пушкину: в хмельном безумье

Он пожелал всё утопить?


М.

Примерно так, как вы сказали!

Не будем глубоко вникать.

Манерным ямбом все детали

Дотошно трудно передать.


Ф.

Так что теперь? В конце беседы

Вы мне предложите решить,

Кого из жителей планеты

Нам с вами стоит утопить?


М.

Что ж непременно утопленье?

И примитивно и старо.

Нафантазируйте решенье

Другое.


Ф.

Дали мне добро?


М.

Сегодня вы упоминали

Челябинский метеорит.

И у меня есть в арсенале

Подобный астрореквизит.

Давайте на заводы эти


Указывает в сторону промышленных комплексов.


Мы сбросим камешек с Луны,

Так, чтоб прошёлся по планете

Девятый вал взрывной волны.

Давайте от души устроим

Неистовый локальный ад.


У вас, как вижу я, настроен

Уже ваш фотоаппарат.

Готовьтесь насладиться драмой —

Сегодня день великий ваш! —

Отснимите кровавый самый

В столетье этом репортаж.


Все Пулитцеры, World Press Photo


И прочее — у ваших ног;

И славы дивные высоты;

И денег бешеных щедроты;

Все радости — на ваш порог

Без потрясений и тревог.


Ф.

Всё тоже, значит: деньги, слава,

Признание заслуг, любовь,

И хлеб со зрелищами…


М. (с улыбкой)

Право,

Я повторяюсь вновь и вновь?


Ф.

Увы, мне следует признаться,

Что люди с фаустовских дней

Ничуть не изменились.


М.

Эй!

Так значит право повторяться

Лишь укрепляется сильней!


Ф.

Как укрепляется людское

Желанье лени потакать,

Искать безделья и покоя,

Ворчать, ругаться…


М.

И скучать?


Ф.

…Мы подменили счастье скукой,

Спор — оскорблением того,

Кто просто не приемлет муку

Быть с нами мненья одного.

Все и со всеми нынче в ссоре,

Предчувствие войны — сполна.


М. (в сторону)

Увы, к вам, друг-фотограф, вскоре

Придёт реальная война.


Громко.


Так каково решенье ваше?

Час фотосессии не ждёт.


Ф.

О нет! Порой бесславье краше,

Чем столь сомнительный почёт.

Пусть лучше буду я безвестно

Снимать пейзажи и цветы,

Букашек, птичек бессловесных,

Чем стану фактором беды.

Подобный ужас, извините,

Не для меня. Я — не маньяк.


Пьёт прямо из термоса.


Уж лучше просто подскажите,

Где мне найти такой коньяк.


М.

И мне налейте.


Что же, здраво

Решили вы. Что тут сказать?

Ваш выбор — это ваше право.


А не желаете ль узнать,

Как поступил мой собеседник,

Прообраз Фауста, когда

Я — исполнитель и посредник

Его желания — тогда

Поднял с пучин волну крутую

И устремил на корабли,

Чтоб разнести их подчистую

По закоулочкам земли?


Ф. (Задумывается)

Остановил вас?


М.

Чрез мгновенье

Он после слов «Всё утопить!»

Воскликнул: «Дьявола творенье!

Застынь!» И мне пришлось застыть.

Какая блажь его постигла,

Сейчас я не берусь сказать.


Волна опала, и утихла,

Забархатившись, моря гладь.


Опомнившись, мой собутыльник

Послал меня ко всем бесам

И, судя по его глазам,

Дал мне заочный подзатыльник,

Забыв о том, что бес я сам.


За пеленою помутненья,

Что породило озорство,

Ушли остатки опьяненья,

А с ним — и радость от него.

Мы не закончили наш ужин:

Душа уже была сыта…

И распрощавшись неуклюже,

Расстались хладно навсегда.


Ф.

Но вы-то хоть не позабыли

Харизмой, славой и мошной

Вознаградить беднягу. Или

Ушёл он грустный и пустой

И ко всему вдобавок злой?


М.

Всё было вручено по списку:

Остаток данных свыше дней

Он прожил счастливо, без риска

Жить бедно, сиро, без друзей, —

Имел успех, семью, детей.


Ф.

Не столь остро и драматично,

Как это Пушкин описал,

Но с хэппи-эндом симпатичным,

Который я не ожидал.


М.

Бывает разное. Не стоит

Сейчас об этом говорить,

Ведь скоро солнышко раскроет

Свои объятья. Может быть…


Раскроет, может! Если только

Вы не возжаждете сей свет

Дефрагментировать на дольки,

Как власти местные бюджет.


Ф.

Кто? Я?


М.

Да, вы. Так судьбы мира

Порой вершатся не в дворцах,

Не генералами в мундирах,

Не иереями в церквах,

А часто просто неизвестным

Дехканином, что свой товар

Привозит осликом на местный

Пропахший пряностью базар.


Ф.

Или фотографом наивным,

Забравшимся на террикон

Холодный, негостеприимный,

Как Снежной королевы трон?


М.

Или фотографом… Вы разве

Не можете, как злой вампир,

Стать тем проклятьем, тою язвой,

Что изничтожит этот мир?


Ф.

Нет, не могу… Ведь я скорее,

Коль будет случай пожелать,

Задачу вам задам… добрее,

Гуманней, шире… И скорее

Масштабам мировым под стать.


М.

…Чтоб счастье всем, для всех и даром?

Никто пусть больше не уйдёт

Обиженный?


Ф. (Смущенно)

Таким …макаром…

Я и хотел сказать.


М.

Так вот.

Навряд ли это пожеланье

Возможно реализовать,

Поскольку человек — созданье,

Которое нельзя понять.


На свете часты индивиды

Не счастливые от того,

Что кто-то рядом нарочито

Живёт счастливее его.

Обиженных соседским счастьем

Желанье ваше вгонит в грех,

Разбудит низменные страсти

И — будет счастьем не для всех.


Давайте-ка формулировку

Стругацких сузим… лишь до вас:

Мне — счастье, дескать, мне…


Ф.

Неловко,

Что только мне.


М.

Так что вы — пас?


Ф.

Отказываться вроде глупо…

Казаться лучше, чем ты есть…

Так неразумно жить в халупах,

Когда вокруг дворцов не счесть.


Но почему нельзя расширить

Круг счастья на мою семью?

Мой род, мой дом, район — и шире:

На город и страну мою?


М.

Причина та же: даже в вашем

Роду найдётся индивид

Обиженный, с которым кашу

Не сваришь, — сердце защемит.

Про дом, район, страну и город,

Не стоит даже вспоминать.

Когда ваш мир враждой расколот,

То ненависти злобной голод

Не нужно завистью питать.


Ф.

Так что ж выходит, в одиночку

Легко разрушить целый свет,

А осчастливить — хоть в рассрочку,

Хоть полной суммой — силы нет?

Утешься малым?


М.

Пить не будем

Унынье на аперитив!

Ведь вы — счастливый! — близким людям

Раздарите свой позитив.

Наверняка живущим с вами,

Уютно станет и легко.

А там, как по воде кругами,

Между знакомыми-друзьями

Мёд счастья хлынет широко…


Ф.

…И меж кисельными брегами

Пойдёт рек сытных молоко.


Всё как-то приторно-елейно.

Столь неестественная речь

С широких рельс в узкоколейку

Меня пытается увлечь.


М.

Глобальных замыслов изгибы

Прямолинейны, но пусты.

Прогресс они не движут. Ибо

Жизнь не приемлет простоты.


Ф.

Ну что ж, тогда скажу «спасибо»,

Отринув глупые мечты.


Останусь с тем, что есть. Халупой

Моё жилище называть

Имеет право лишь сугубо

В дворцах ютящаяся знать.

Утешусь нынешним достатком.

Умеренный мой аппетит

Меня вполне на свете шатком,

На неумеренности падком

От пресыщенья защитит.

Возрадуюсь, что, слава Богу,

Такой семьёй, какая есть,

Вознаграждён судьбой, премного

За эту благодарен честь.


И всё… Я не нуждаюсь в благах,

Что вы намерились мне дать.

От беса сложно принимать…


М.

Всё как в Лукьяненковских сагах,

И не добавить, не отнять.


Там тоже разные герои

Воздерживаются щедрот,

Сверхсилы, сверхуменья, кои

Им литератор раздаёт.


Придумать «логику» подобных

Отказов автору легко,

Есть сотни способов удобных

Героев недееспособных

Направить пулей в молоко.

Но ведь по жизни дармовщина

Вас продолжает привлекать,

Своекорыстьем прирастать,

Чтоб в анекдоте про раввина

Субботе пятницею стать.


Отказ от блага не логичен,

Не убедителен и не

По-человечески привычен…


Ф.

…Но как фантастика — вполне.

Вы — бес, а я — фотохудожник,

Мы не совсем тот идеал,

Где б мог соцреалист-киношник

Найти достойный матерьял.


Поэтому я подтверждаю

Вам «алогичный» свой отказ.


М.

Ну, что же, я не принуждаю.

Вы отказались в третий раз.


На этом наши с вами пренья

Прекращены. Закончен стих.

Я получил освобожденье

От всех повинностей своих.

Вы не по нашей, тёмной, части,

А некий ангел — во плоти.

У нас — на горе или счастье? —

Отнюдь не сходные пути


Прощайте и не обессудьте.

И помните о Всеблагом…


Собирается уходить. А Ф. готовится снимать промышленные комплексы на фоне восходящего солнца.


Ф. (не поворачиваясь, вслед уходящему М.)

Вы сожалеете, как будто?..

Ну, что ж, расскажете потом…


М. остаётся.


М.

Я сожалею о другом…


…О том, что здесь случится вскоре,

Я мог бы много рассказать.

Про смерть, несчастия и горе,

Про кровь, разруху, беды, хвори…


Ах, и не стоит начинать.


Но знать должны вы, друг чудесный:

Здесь тысячи невинных душ

Возвысятся в чертог небесный…


Но вот не нашим будет куш.


Ведь души праведные эти

Отныне, присно и вовек

Минуют бесовские сети

Моих по духу тьмы коллег.

Всё потому, что вы сумели

На искушения мои

Ответить жёстко, ведь на деле

Мои слова как яд змеи.

Вы твёрдым неприятьем блага

За счёт несчастий остальных,

Как лакмусовая бумага

Пометили добро своих

Соседей мёртвых и живых.


Ф.

Все земляки мои навряд ли

Достойны милости небес.


М.

Увы, не все. Но больший вес

Имеют те, кто не податлив

Искусу дармовых чудес.

И больше тех, кто не в услугу,

А от глубин своих щедрот

Участливо протянет руку

Тому, кто в горе попадёт.


Ф.

Странны порядки ваши, право!

Не мне об этом рассуждать,

Бесо́вщину своим уставом

Неловко как-то исправлять.


М.

…И не смотрите с укоризной,

Поверьте, я не людоед.


Ф.

Как говорится, только бизнес

И личных мотиваций нет?


М.

Мы негодяи по работе.


Ф.

А в жизни лапочки?


М.

О, да!

Раз вы не во грехе живёте,

Зачем мне вам желать вреда?


Прощайте, искренне желаю

Хорошей сессии сейчас.

Успехов вам не обещаю…

Но слава — это ж не для вас?


Ф. продолжает снимать. М. отходит в сторону и говорит не слышно для Ф.


А от себя я вам внакидку

Хочу уменье подарить,

Как благородные напитки

Среди отстоя находить…


И дальше голос его меняется, становится торжественным и громогласным.


А также навык заодно,

Как воду превращать в вино,

И рыбою с пятью хлебами

Всех накормить, кто рядом с вами…


Ф. (трясёт головой, словно бы просыпается после глубокого сна и говорит, будто бы М. для него не виден)

Что только не привидится порою,

Когда пьёшь кофе вместо коньяка.

И справедливость видится герою

И жизнь бесцельною не кажется пока…

А это бред, наверняка…


Возвращается к фотоаппарату.

Закрывается занавес, на котором просматривается силуэт М. Только видится он теперь как высокая фигура в хламиде с большими крыльями за спиной. Потом становится виден силуэт Ф. Он не увеличился в размере, как М., но у него тоже видны крылья. Пока ещё маленькие.


Оглавление

  • Стихотворения
  • Сонеты
  • Сцена не из Фауста