Неоправданная ставка [Артур Саянов] (fb2) читать онлайн

Артур Саянов Неоправданная ставка

Homo propоnit, sed deus disponit.

Человек предполагает, а Господь

располагает.

Сердце человека располагает его

путь, но только от Господа зависит

направить стопы его.

Фома Кемпийский

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава I

АМУЛЕТ

Тёплое апрельское солнце клонилось к закату, когда к каменистому морскому берегу пристала маленькая лодка, из которой выпрыгнул мальчик лет тринадцати. Он тщательно намотал верёвку на торчащий из камней металлический крюк, дабы лодку не утащило отливом, достал холщовую сумку с рыбой и, насвистывая, незамысловатую мелодию, пошёл вдоль берега. Под ногами зашуршала мелкая морская галька. Блеснувший в накатившейся волне лучик привлёк внимание мальчугана, и он зачерпнул ладонью камешки в том месте, где заметил блеск. Необычный фиолетовый камень был исчерчен золотистыми полосками, которые таинственно поблескивали на солнце. Внимательно приглядевшись, он обнаружил, что полоски и чёрточки на камне напоминают человеческое лицо, причём линия, похожая на губы, изгибается, подобно улыбке.

Бурная фантазия перенесла юного рыбака в мир легенд: «Бог морей дарит мне амулет, который будет указывать места, где есть рыба». Довольный находкой, мальчик вернулся домой, выложил из сумки нехитрый улов из нескольких мелких рыбёшек и, забравшись на чердак, предался размышлениям: «Даже камни умеют улыбаться. Ещё бы, лежал в море пару тысяч лет, а теперь перекочевал в тёплый карман. А почему так ярко блеснул? Не блеснул, а подмигнул своим золотым глазом», — думал мальчуган, разглядывая камень.

— Ричард, хватит бездельничать, — услышал он голос отца. — Завтра в поле, и никаких морских прогулок.

— Но я сделал всё, что ты сказал, — ответил Ричард, провиснув в чердачном проёме.

— Ты хочешь сказать, что привёз двадцать тачек земли?

— Отец, неужели ты не видишь, что дело не в земле: наша земля не хуже, чем та, которую мы возим, просто её необходимо удобрить.

— Ты, плоть от плоти моей, взялся учить меня? Завтра привезёшь двадцать пять тачек, а я посчитаю.

Возражать было бесполезно, и Ричард, покинув любимое убежище, поплёлся в свой маленький чулан, где находилась его кровать. Это было единственное в доме место, где удавалось находиться без пристального внимания глаз отца-благодетеля. На эту тему Эпштейн-старший любил обстоятельно потолковать холодными зимними вечерами, опорожняя очередную бутылку дурно пахнущей жидкости. Этот дешёвый спиртной напиток в больших количествах производил ближайший сосед Эпштейнов, Леопольд Порацкий. Когда и откуда приехал этот предприимчивый человек, никто в округе не знал, зато все знали, где в любое время суток можно за гроши получить гарантированное состояние глубокой задумчивости.

— Для вас, я благодетель, — говорил Эпштейн, поднимая тяжёлые веки. Я вас кормлю и одеваю. Вы выглядите не хуже других, и не давитесь дурной пищей. — А ты почему молчишь? — при этих словах Эпштейн хлопнул по бедру проходящую мимо жену Марту. Он не рассчитал силу своей руки, способной вязать металлические прутья в узел, и Марта, выронив тарелки, упала. Эпштейн громко расхохотался. — Что, уже ноги не носят? В поле я тебя не отправляю, бездельничаешь целыми днями.

— Не смей трогать маму— с боязнью в голосе, но достаточно громко сказал Ричард.

— Ишь ты, щенок, — рассвирепел Эпштейн-старший, — ты отцу правила устанавливать будешь, что можно, а что нет? А ну, пошёл спать, чтобы я тебя не видел. Завтра будешь возить землю, и пока не привезёшь сорок тачек, с поля ни ногой. Лично прослежу.

До рукоприкладства никогда не доходило, и обычно всё заканчивалось через полчаса затяжным храпом отца, имевшим множественные оттенки, и переливы.

Пристрастие к алкоголю возникло у грозного родителя после неудачной попытки вложить заработанные на скачках деньги. Эпштейн в молодости был хорошим жокеем и получал от коне-заводчика, неплохие деньги. Он сумел купить участок земли и в последующем рассчитывал развить фермерское хозяйство, но купленная земля оказалась настолько бесплодной, что любые из засеваемых культур давали небольшой урожай или, как это часто бывало, пересыхали в стадии роста. Единственным дорогим приобретением стал молодой жеребец, участвовавший в скачках, подаренный Эпштейну за его жокейские заслуги хозяином конюшни.

Утром как правило неразговорчивый и хмурый Эпштейн, уезжал в поле и возвращался только на закате солнца. Он много работал прекрасно понимая, что его труды не приносят желаемых результатов, и всё больше налегал на спиртное, стараясь погасить ощущения безвыходного положения, но помощь пришла приятно-неожиданно.

Хозяин соседних плантаций Сандерс, приехал к отцу с предложением. Фермер решил заняться разведением племенных жеребцов и лучшей кандидатуры, чем когда-то знаменитый жокей Эпштейн, знающий истинную цену скаковых лошадей. Во всей округе вряд ли можно было отыскать более опытного знатока.

Лошадь, на которой приехал Сандерс, была настолько красива, что Ричард не мог отвести от нее восхищённого взгляда. Чёрная, отливающая на солнце серебром, она била копытом, покачивала головой, словно приглашая к знакомству, и мальчик не смог удержаться от соблазна. Пока Сандерс и отец за стаканом вина разговаривали, укрывшись от зноя в прохладном доме, Ричард отвязал лошадь и отвел ее в дальнюю часть загона, не просматриваемую из окон дома. Ловко вскочив в седло, он и не думал уезжать — единственным непреодолимым желанием было посидеть верхом и почувствовать стать этой вороной красавицы. Именно в этот момент раздался раскат грома такой силы, что испуганная лошадь, сломав, как спичку, жердь загона, понеслась в поле.

Неизвестно, что могло произойти, если бы отец, услышав топот копыт не выбежал на крыльцо дома. Он вскочил в седло своего коня, и нагнал испуганную громом лошадь Сандерса. На ходу схватив за уздцы и остановившись, он отвесил Ричарду тяжёлую оплеуху, и ссадив его на землю, поскакал в сторону дома. Ричард шёл пешком, загодя зная, что сейчас наказание неминуемо. После такого удачного предложения, Эпштеин находился в приподнятом настроении, и увидев сына, подозвал его.

— Ты вырос Ричард, и если я никогда не трогал тебя раньше, то только потому, что ты был ещё мал, и не мог отдавать полный отчёт своим поступкам. Сегодня ты мог испортить всё, и лишь благодаря благодушному прощению Сандерса, этого не случилось. Пришла пора объяснять более внушительными мерами. На этот раз я тебя прощаю, но сразу предупреждаю, в следующий раз накажу, жёстко. Твой дед, порол меня систематически, за самые малые провинности, я же не разу не трогал тебя. Бери тачку, и продолжай возить землю, на дальний откос. Завтра я помогу тебе, а сейчас я еду обед к нашему благодетелю.

Ричирад весь день возил землю и вернулся домой, на закате солнца. Отца ещё не было дома и когда окончательно стемнело, мальчик прихватив керосиновый фонарь, пошёл в сарай служивший, стойлом и дровяным складом. Здесь стоял сундук, в котором отец держал, что-то очень драгоценное, и никогда не показывал Ричарду содержимое это сундука. Любопытство было неимоверным, и мальчуган затаив дыхание, приоткрыл крышку. К своему разочарованию, в сундуке он обнаружил старое, потёртое седло с цифрой семь, уздечку усеянную металлическими кнопками, черные сапоги с низкой голяшкой и красную атласную рубаху. Чтобы было удобнее рассматривать содержимое сундука, Ричард поставил лампу на край, и в самый неподходящий момент, она упала внутрь. Пробка закрывавшая топливный бак выскочила, а вытекающий керосин занялся пламенем.

Ричард бросился к ведру с водой, стоящему в трёх метрах от лошадиного стойла, и вылил содержимое в сундук. Огонь погас, но все вещи находящиеся в сундуке имели непригодный вид. Рубашка, на которую пролился керосин, и попало пламя, было безвозвратно испорчена, и годилась разве что на хозяйственные тряпки. Меньше всего мальчик хотел в этот момент встречи с отцом, но она произошла, так же неожиданно.

После этого случая, спина мальчика еще долго кровоточила, а рубцы остались на всю жизнь. Ричард несколько дней не мог ходить, а потом отрабатывал свою провинность на самом дальнем поле, сплошь усыпанном камнями, которые он складывал на тачку, и вывозил на морской берег. На седьмой день тяжелой физической работы, отец сказал, что со следующего дня, он будет работать на конюшнях мистера Сандерса, чему Ричард невероятно обрадовался.

Мистер Сандерс, в отличие от отца, был человеком мягким, и относился к своим многочисленным работникам, заботливо. Когда он, поблагодарив мальчика за хорошую работу, вложил в его руку несколько монет, Ричард принял его в круг своих тайных друзей, с которыми мысленно разговаривал по ночам, глядя в таинственную бесконечность звёздного неба. Пока в его тайных друзьях числились Мэри — его тайная любовь, дочь фермера Сандерса; сам мистер Сандерс и амулет, которому он дал имя Жуз, или Жузи — если разговаривал с амулетом о чём-нибудь весёлом. Например, о месте, откуда он любит подсматривать, когда на озере купаются девушки, и о том, что у Мэри такое тело, с которого, по его мнению, можно вылепить красивую статую. Девушка часто ездила верхом, и как-то раз, когда Ричард работал на дальнем поле, приехала туда и привезла корзинку с продуктами. Чтобы Ричард не стеснялся, она сама постелила на траву припасённую скатерть, и разложив продукты пригласила стеснительного соседа. Они весело болтали, и много смеялись, вспоминая разные случаи из детства, а потом решили, что он будет тайно называть её Эм, а он отныне будет зваться Рич. Когда Мэри уехала, он вдруг подумал, что очень хочет встретится с ней ещё раз.

Периодически он работал на конюшнях Сандерса, и виделся с Мэри, но она была очень сдержанной, и после нескольких приветственных слов, как правило уходила. Лишь спустя несколько месяцев, Ричард, понял почему она так строго себя вела. Набожность её матери, не позволяла открытого общения в таком возрасте, и любой невинный разговор вызывал раздражение. Мэри была на три года старше своего избранника, и в первые дни осени отмечала свой шестнадцатый день рождения.

Ричард всегда хотел совершить поступок, за который его будет уважать отец, мистер Сандерс, и конечно Мэри, но в повседневной рабочей рутине, всё было обычно-размеренно, и не представлялось удобного случая.

В один из дней, когда отец с раннего утра уехал в город и должен был вернуться только поздним вечером, Ричард, несмотря на то что получил строгий наказ привезти ещё пятнадцать тачек земли на дальнее поле, решил отправиться на рыбалку. Землю, перемешанную с лесным перегноем, можно навозить после обеда, вернувшись с рыбалки. Даже если привезёт пять, вряд ли будет проверять. Если удастся хороший улов, то отец ещё и похвалит.

Придя на берег, и с немалым удовольствием отметив мертвый штиль, когда морская гладь напоминает огромное зеркало, Ричард стащил лодку на воду и налёг на вёсла. Отойдя на несколько десятков метров от берега, он достал из кармана амулет, и удобно устроившись на дне лодки, завёл разговор.

— Что вменялось в твои обязанности друг мой Жус? — глядя на амулет говорил он, — Ты не отмалчивайся, как обычно, так вот в твои обязанности входит подать мне знак, где лучше всего порыбачить. Я грею тебя под подушкой каждой ночью, а ты немой лентяй, не хочешь мне помогать. Может ты вовсе и не амулет, и Жусом я тебя зря назвал?

Разговаривая с камнем, он задремал, и уснул. Проснувшись от чувствительных покачиваний, незадачливый рыбак к своему ужасу обнаружил, что пока он спал, лодку отнесло от берега на приличное расстояние. Очертания прибрежной полосы окутало дымкой тумана, а ветер становился всё сильнее, и стал слышаться какой-то мистический вой, то усиливающийся, то затихающий. Ричард вглядывался в окутавшую пелену, когда почувствовал удар лодки о камни, от которого он чуть не вылетел за борт. Здесь туман разрывался, обнажая скалистый берег. Ричард знал о существовании этого острова, прозванного мореходами за несколько веков Островом семи ветров. Ветер, продувающий многочисленные гроты, так громко завывал, что моряки безошибочно определяли направление ветра по его характерному и разнообразному звучанию. Вероятнее всего, раньше это был вулкан. На каменистой почве острова ничего не росло, потому что земля была насыщена едкой породой, поднятой из недр, и любое случайно принесённое птицами семя, попадая в такую почву, сгорало. Зато это был настоящий рай для морских птиц, крики которых были слышны по всей округе.

Мальчик решил, что гораздо лучше будет переждать непогоду в одной из пещер острова. Он несколько раз бывал здесь раньше в надежде раздобыть птичьи яйца, но гнёзда находились так высоко, что попытки добраться до них, кроме шишек и ссадин, ничего не приносили. Потребовалось немало усилий, чтобы как следует закрепить лодку, затащив её в жерло грота. Взяв с собой нехитрые съестные припасы, он полез в расщелину, которая уходила в глубь острова. Аппетит так разыгрался, что хлеб и варёная кукуруза были съедены незаметно. В карманах у Ричарда всегда были пшеничные зёрна, которые хорошо утоляли голод, но он решил пока их не трогать.

Ветер жутко завывал, а молнии сверкали так близко, словно хотели расколоть остров пополам. Пока не начало смеркаться, Ричард пробрался к лодке, но волны с такой силой бились о скалы, что при первой попытке лодку отплытия, разобьёт в щепки. Он решил не рисковать и, достав большой кусок плотной материи, которой обычно прикрывал рыбу от солнца, вернулся обратно, раздосадованный тем, что другого выхода у него нет, и ночевать придётся на острове. Ветер то и дело менял направление, а небольшой скальный выступ уже не мог прикрывать его от секущих капель. Ричард решил укрыться в пещере и осторожно полез по скользкому склону к виднеющемуся тёмному зеву пещерного хода. Внутри было темно и холодно, найти подходящее место для ночлега не представлялось возможным. Так он просидел до темноты.

С наступлением сумерек дождь прекратился, но сильный порывистый ветер продолжал страшно завывать в пещерных коридорах и с силой бросать волны на скалы. Ричард выбрался из пещеры и, укутавшись, устроился под тем же валуном, который днём служил ему укрытием. В небе засверкали звёзды, что предвещало ясную погоду утром. Зёрна оказались очень кстати. Ричард забрасывал по нескольку зёрнышек в рот и, тщательно разжёвывая, размышлял. Самое плохое во всём произошедшем было то, что родители будут переживать, куда он пропал. По приезде домой его ждёт хорошая трёпка. Вряд ли плохая погода спасёт его от отцовского гнева. На зубах что-то хрустнуло. Он совсем забыл о том, что в карман с зернами он в спешке положил амулет. Со злостью мальчик выплюнул его вместе с зёрнами и схватился за щеку рукой. Некоторое время зуб еще болел, но постепенно сознание затуманилось, и мальчик уснул.

Его разбудила утренняя прохлада, солнечные лучи и гомон птиц. Пробравшись к лодке и спустив её на воду, Ричард что есть сил налёг на вёсла. Метров за пятьдесят до берега уже можно было различить фигуру отца. Лодка ещё не причалила, а отец с бранью набросился на мальчика. Оправдываться было бесполезно, поэтому сын молча сносил подзатыльники, сопровождавшиеся отцовскими наставлениями.

К вечеру у Ричарда начался сильный жар. Мать настояла, чтобы он остался дома, и отец, чернее тучи из-за того, что Ричард не выполнил наказа, уехал в поле один. Благодаря мазям и отварам мальчику стало гораздо лучше. Лёжа в постели, Ричард думал об Острове семи ветров, на котором он оставил свой амулет. «Ничего, пусть полежит, послушает завывание ветра и подумает, как ломать друзьям зубы. Зато потом обрадуется, когда я за ним вернусь».

Любовь к морю была настолько велика, что мальчик долго не мог заснуть, если не слышал размеренного дыхания прибоя. Ричард любил дышать вместе с прибоем: делал глубокий вдох, когда волна накатывала на берег, и выдыхал, когда отходила. Потом делал выдох, пропуская одну волну, две волны, и так дошёл до десяти. Возникало ощущение, словно он дышит вместе с морем. Когда-нибудь он научится держаться под водой больше двух минут.

Всю следующую неделю Ричард возил землю и разбрасывал в поле, подготавливая к посеву, и всё это время не переставая думал про амулет. Наконец настал день, когда отец уехал в город и должен был вернуться только к вечеру следующего дня. Другого более удобного случая могло не представиться, и Ричард решил съездить на остров. Погода стояла ясная, на море был полный штиль, он быстро добрался до острова, привязал лодку и пошел искать своего каменного друга. На месте памятной ночёвки Ричард с удивлением обнаружил несколько пробившихся пшеничных ростков, среди которых лежал амулет. «Ах, друг мой! Да ты так соскучился по мне, что решил подсказать, где тебя искать», — подумал мальчик, с нежностью поднимая талисман. Мордочка, за тысячи лет нарисованная на камне песком и золотом, излучала довольную улыбку. Ричард бережно очистил амулет и, завернув в небольшую тряпицу, положил в нагрудный карман.

Рисунок № 1

Если пшеница смогла прорасти в таких условиях, значит, что-то этому благоприятствовало. А что это может быть, как не почва, в которую попали зёрна. Аккуратно выкопав растения, Ричард начал нагребать островной грунт, густо перемешанный с птичьим помётом, на принесённую из лодки парусину. За несколько раз он принес столько земли, что лодка заметно просела. Прихватив с собой лопату и пару больших холщовых сумок, он трижды ездил он на остров, а привезённый грунт равномерно разбросал на небольшом участке. Через месяц мальчик ликовал. Колоски на участке, засыпанном островным грунтом, появились раньше положенного срока. О своём открытии Ричард рассказал отцу. Несколько недель они ездили на остров и мешками возили грунт, который перемалывали и разбрасывали в поле. Урожай Эпштейнов удивил видавших виды фермеров. Пшеница была крупная и вызревала раньше положенного срока.

Опасаясь, что потеряет амулет, который так хорошо помог ему, Ричард решил просверлить в камне отверстие. Сидя вечерами у огня, изрядно исколов руки, он упорно старался пробуравить камень иглой. Лишь спустя месяц появилось заветное отверстие. Нить он сплёл из шёлка и чёрного конского волоса и, повесив на неё амулет, стал носить его на шее.

Через пять лет хозяйство Эпштейнов стало самым крупным в округе. Они купили несколько породистых лошадей, а ещё через три года уже имели свой конезавод. Когда Ричарду исполнилось двадцать пять лет, состояние семьи исчислялось суммой с многими нулями, а купленные земли протянулись на несколько десятков километров. Амулет занял достойное место среди ценных вещей и хранился в шкатулке с семейными документами.

Ричард Эпштейн строил дома для людей, работающих на его плантациях, фермах и самом большом в округе заводе по изготовлению кирпича. Глина в этих местах отличалась особым ярко-красным оттенком. Многие покупатели достойно оценили привлекательный вид домов, выстроенных из кирпича Эпштейна. На побережье вырос целый городок с двумя улицами, украшенными яркими цветочными клумбами и густой зеленью. Дорога между домами была вымощена камнем, с глубокими канализационными стоками по бокам. Те из жильцов, кто не работал на плантациях, занимались домашним хозяйством, а в один из дней недели занимались благоустройством любимого городка. Каждому было чем заняться, и праздношатающихся здесь не встречалось. Это было маленькое государство, где существовали свои устоявшиеся правила и законы.

Добропорядочные отношения соседей создали атмосферу размеренности и спокойствия. Порядок в этом маленьком городке поддерживался совместно всеми его жителями. Если кто-то начинал проявлять склонность к вину, Эпштейн отправлял его на работу в кузницу, и бедняга выгонял похмелье с молотом в руках, проклиная свое пристрастие к зелёному змию. Каждый начинающий работник империи Эпштейна получал подъёмные деньги на обустройство своего дома, и все живущие здесь были обязаны хозяину своим благополучием.

От Эпштейна почти никогда не слышали слов похвалы. Он считал, что хвалить за хорошо сделанную работу необходимо деньгами, и тогда у человека появляется стимул к труду, а слова существуют для развлекательной болтовни.

Ричард целиком перенял манеру управления у мистера Сандерса и никогда не пренебрегал его советами.

После смерти отца он женился на дочери Сандерса, Мэри, а годом позже у них родился первенец, которого в честь покойного деда назвали Эдвардом. В течение следующих четырёх лет на свет появились Рэм и Майкл. Беда пришла, жестоко и неожиданно, когда случился лесной пожар и спасающиеся от огня змеи нашли убежище в доме Эпштейнов. Мэри, спасая детей, получила пару укусов, и без посторонней помощи, выжит не могла… Ричарда в это время не было дома, а вернувшись вечером, он нашёл свою жену мёртвой. Она лежала, закрыв своим телом дверь комнаты, в которой находились дети. С тех пор о них заботилась бабушка, мать Ричарда. Он после смерти жены стал ещё более замкнутым. Мало кто видел его улыбающимся.

Ричард держал детей в строгости, которую перенял от отца. Привыкший вставать с первыми лучами солнца, он приучил к этому и своих детей. Помимо учёбы, каждый выполнял возложенные на него обязанности и старался не вынуждать отца напоминать о них дважды. Наказание было неминуемо.

Но дети есть дети, и порой детская наивность заставляет совершать непоправимые глупости. То, что произошло по вине старшего сына Эдварда, на всю жизнь врезалось в память его самого и двух младших братьев. Стояла холодная осень, отец уехал в город по делам, и Эдвард решил растопить камин. Бабушка, присматривавшая за детьми в отсутствие сына, уехала на несколько дней ухаживать за своей болеющей сестрой, и ответственность легла на плечи тринадцатилетнего мальчика. Сырые дрова никак не хотели разгораться, и тогда Эдвард плеснул в камин керосина, но не рассчитал количество, и моментально вспыхнувший огонь охватил канистру. Когда канистра загорелась, Эдвард пытался оттащить её от камина, обжёгся и уронил пылавшую факелом канистру на пол.

Растекающийся керосин разбудил адское пламя. Подоспевшие на помощь соседи сделать уже ничего не смогли. Двухэтажный дом, построенный дедом, полностью выгорел изнутри и к приезду отца зиял чёрными дырами оконных проёмов.

Как отец наказал Эдварда, младшие братья не видели, но поняли, что наказание было суровым. Эдварда не было больше недели, а когда он появился, на теле ещё просматривались синеватые полосы от кнута.

Пока отстраивался новый дом, Эпштейны жили в доме для работников конезавода. Эдвард всё чаще пропадал после работы в гараже, Рэм больше общался со своими друзьями, а Майкл был предоставлен самому себе. Он познакомился с Энтони — сыном ветеринара Хендли. Мистер Хендли, тучный рыжеволосый весельчак, был любимцем городка за глубокие ветеринарные познания и веселый добродушный характер. Его сын Энтони был маленькой копией своего отца. Ярко-рыжие волосы, обильно рассыпанные по носу и щекам веснушки и светло-голубые глаза в дополнение к шкодливо-озорной усмешке сделали этого ребёнка не меньшим любимцем в городке, чем его весёлый отец. Сорванец поднимал своим видом настроение любому встречающемуся жителю, и Энтони можно было встретить в гостях у любой семьи городка. Мистер Хендли часто сокрушался, отправляясь на поиски своего общительного ребёнка, но никогда не ругал последнего, когда находил его в одном из домов. Энтони научил Майкла одной карточной игре, и они, скрывшись от посторонних глаз, частенько предавались этому увлекательному занятию. Друг друга они звали Эн, и Мак.

События, перевернувшие в дальнейшем жизнь Майкла, определил случай. Как-то Майкл и Энтони, играя в карты, поспорили.

— Почему у тебя одна карта? — возмущённо спросил Майкл. — Ты схитрил и, пока я не видел, сбросил карты. Я должен был выиграть, у меня на руках козыри.

— Ты просто не знаешь правил, — оправдывался Энтони. Он действительно сбросил две карты в бой, но не хотел признавать жульничества, и был готов отстаивать свою правоту. — Хочешь, я тебе принесу правила, чтобы не спорить.

— Какие правила, Эн? Ты жульничаешь, я внимательно следил за картами.

— Ладно, сейчас я принесу книгу, и мы вместе посмотрим, кто из нас прав.

Энтони спустился с чердака и через несколько минут вернулся с толстой потрёпанной книгой под мышкой.

— Вот смотри, здесь описаны все карточные игры, — сказал Энтони, победно вскинув голову.

Майкл взял книгу в руки. Мир карточных игр — прочитал он на обложке. В книге было подробное описание всех когда-либо существовавших игр с использованием карт. Майкл настолько увлёкся, что совсем забыл про спор, а Энтони молча сидел рядом, полагая, что к спору не стоит возвращаться.

— Эн! — произнёс Майкл, заглянув в глаза другу. — Ты можешь подарить мне эту книгу?

— Это книга отца, — замялся Энтони, — но я могу у него спросить.

Книга действительно принадлежала ветеринару Хендли, но он никогда не брал её в руки из-за абсолютного отсутствия интереса к карточным играм.

Майкл получил заветную книгу в подарок ко дню рождения. С тех пор она стала его самоучителем. Через год не существовало такой игры, в которую Майкл не умел бы играть. В какой-то момент ему стало казаться, что мир карт хочет открыть ему какие-то свои секреты, но для этого необходимо понять особенные тонкости карточной игры. Иногда ему казалось, что он видит не просто карты, а словно общается с кем-то доселе незнакомым. Каждый вечер перед сном, сидя в своей комнате, Майкл предавался любимому занятию.

Среди карт у него появились любимцы, и одной из них была бубновая двойка. Бубновая масть нравилась ему больше остальных, а двойка, казалось бы, самая слабенькая карта, иногда могла создавать сильную выигрышную комбинацию. Второй картой был бубновый валет. Майклу нравилось его нарисованное лицо. Он представлял себе, что, если перенестись во времена королей, изображённый на этой карте человек окажется каким-нибудь герцогом или графом.

Лёжа в постели и раздумывая над этим, он не заметил, как сознание перестало подчиняться ему и плавно перенеслось за границы реальности.

Глава II

ПЕРВЫЙ ГЕРОЙ ИЗ СНА. ДЖОЗЕФ-БУБНОВАЯ ДВОЙКА.

На берегу живописного озера веселилась компания молодых людей. У королевского пажа Джозефа был день рождения, и по случаю его шестнадцатилетия Жюстин, юная фрейлина королевы, влюблённая в этого щеголеватого юношу, устроила вечеринку. В числе приглашённых были: королевский курьер по имени Жак, житель соседнего государства, прибывший накануне с посланием к королю Людвигу, помощник королевского повара Крис с подругой Жанной и молодая фрейлина королевы-матери, приглашённая Джозефом, дабы составить весёлую компанию гостю. Жак довольно часто посещал эту страну, и за время своего пребывания подружился с королевским пажом. Джозеф опаздывал, но это никого не удивляло. Юноша не отличался пунктуальностью и находил тысячу причин, оправдывающих его опоздания. Чтобы скоротать время, молодые люди играли в карты. Пока Жюстин, Жак и Каролина предавались праздной лени, Крис раскладывал приготовленные им накануне блюда. Здесь был запечённый фазан, карпы из королевского пруда, много фруктов и несколько бутылок молодого вина. Не хватало только виновника торжества, который в это время сидел со скучающим видом в покоях королевы-матери и ждал, когда ему передадут письмо, адресованное сестре королевы, проживающей в другом городе. Джозеф должен был организовать отправку послания с курьером. Из королевской спальни вышла девушка и, кокетливо посматривая на юношу, предложила лимонада.

— Вы просто богиня, дарующая спасение умирающему от жажды, — вкрадчиво произнёс паж.

— Вы меня не помните, Джозеф, но месяц тому назад вы назначили мне свидание на берегу озера. Я прождала вас целый час. Вы, конечно, можете сказать, что не видели моего лица под вуалью, но моя фигура должна была подсказать вам. — Девушка качнула бёдрами и выставила вперёд свой внушительный бюст. — Две очаровательные подружки всё ещё ждут вас.

— Созерцание ваших пленительных форм, достойных восхищения, и прикосновение к вашей бархатной коже, покрывающей божественные формы, доставит моему неискушённому телу неземное наслаждение.

Девушка засмеялась.

— Не зря говорят, что ваши речи туманят женские головки. Что же будет, когда вам исполнится восемнадцать?

— Своё восемнадцатилетие я хочу встретить в чине министра одухотворения, а вы можете стать моей музой, — заговорщически произнёс юноша, притягивая девушку.

Отложенное любовное свидание пажа и фрейлины состоялось за тяжелой портьерой. Через полчаса королевский паж уже давал указания курьеру, после чего появился на озере. Приветствуя Джозефа, компания подняла такой шум, что подъехали два стражника, охранявшие королевский дворец.

— Не пора ли вам погасить огонь и убираться отсюда, — грозно сказал один из них.

Джозеф посмотрел на своих друзей, весело подмигнул и, повернувшись к всадникам, произнёс:

— Вы, видно, ещё не успели проснуться, что позволяете себе разговаривать в таком тоне с членом королевской семьи.

Стражники смущенно переглянулись:

— Простите нас, господин, но начальник охраны дворца очень строг.

— Ничего, — смягчился Джозеф. — Слезайте с коней и выпейте с нами вина за моё здоровье. Сегодня Джозеф Воливер отмечает своё шестнадцатилетие. Позвольте мне воспользоваться вашей лошадью. Я ненадолго покину вас, друзья мои.

Стражник кивнул, а Джозеф, вскочив на лошадь, растаял в ночи.

* * *

Майкл проснулся с необычным чувством. Он пытался продлить улетающий сон, но понял, что это невозможно. Несколько минут юноша лежал, глядя в потолок, и заново переживал любовную встречу Джозефа и фрейлины. «Интересно, чем закончился его день рождения, и вернулся ли он к своим друзьям?»

В комнату вошёл Эдвард.

— Почему ты такой хмурый, Эд?

— Майкл! — заговорил брат, присаживаясь на край кровати. — Ты осуждаешь меня за то, что произошло с нашим старым домом? Только ответь мне честно.

После пожара прошло больше года, но Эдвард по-прежнему был угрюм и нелюдим. Он мало разговаривал и редко радовался.

— Конечно, нет. Ты мой брат, я люблю тебя и не осуждаю, — ответил Майкл, с тревогой глядя на брата.

— И я тебя люблю, — сказал Эдвард, глядя перед собой.

— Эд, — Майкл выдержал паузу, — ты мой старший брат и знаешь намного больше, но за последний год ты так сильно изменился. Я помню, раньше мы могли подурачиться, подшутить над кем-нибудь, а сейчас видимся только за столом в тех редких случаях, когда ты остаёшься на завтрак. Ты уходишь из дома так рано, что я тебя не вижу, а возвращаешься, когда я уже сплю. Может быть, у тебя появилась девушка, тебе неинтересно со мной, или ты до сих пор винишь себя в этом злосчастном пожаре?

Этой больной темы они старались не касаться, потому что пожар перечеркнул главенствующую роль Эдварда среди братьев.

Раньше в отсутствие отца он вёл все дела, и ему никто не прекословил. Теперь, чувствуя свою вину, Эдвард отдалился от своих близких, ушел в себя и старался работать вдали от дома. В огне сгорело то, что было дорого семье: бесценная библиотека, которой так гордился отец; семейные фотографии, заботливо развешанные по стенам бабушкой. Для отца фотографии значили многое: на них были запечатлены этапы становления его маленькой империи. Эпштейн-старший подолгу рассматривал их, вспоминая тяжёлые дни молодости.

Слёзы навернулись на глаза старшего брата.

— Когда сгорел наш дом, отец многое мне сказал. Я сжёг не просто дом, я сжег историю нашей семьи. Этот дом построил наш дед. Он хотел, чтобы в этом доме выросли внуки наших внуков. Он завещал отцу: «Только когда десятый мальчик огласит этот дом криком своего рождения, можете строить другой». А я просто взял и сжег прошлое и настоящее нашей семьи. Как такое могло случиться? Отец был суров и говорил обидные слова: «Ты имеешь право жить в этом мире и пользоваться всеми его благами. Почему ты отнял моё право на эти блага? Завтра утром привезут скакунов, а Эпштейн сошлётся на пожар, в котором сгорели все его деловые бумаги. Люди, конечно, посочувствуют, но я тебе скажу другое: они будут считать меня идиотом, хранящим деловые бумаги в стенах дома, меж тем как уже несколько раз предлагали мне открыть в городе контору и хранить ценные бумаги в банке. Ты мой сын, Эдвард, но ты причинил семье такой убыток, что даже когда нам приходилось на кого-то работать, чтобы прокормить себя, положение моё было гораздо лучше».

Эдвард замолчал, не в силах говорить из-за нахлынувших чувств.

— Он думал, я не понимаю, какую беду сотворил, но ведь я не хотел этого. Ты помнишь, каким холодным был день. Я думал, мы вместе будем греться у камина. Отец порол меня так, словно выбивал пыль из слежавшегося ковра.

Сказанное старшим братом настолько расстроило Майкла, что у него тоже потекли слезы. Неужели отец мог так жестоко поступить? Майкл крепко обнял брата. С этой минуты кровное родство подкрепилось родством глубоко душевным.

Из братьев Эдвард любил Майкла больше, чем Рэма, Рэм сильно походил на отца, но не унаследовал его деловых качеств, лишь перенял непримиримую натуру и жёсткость старшего Эпштейна. Рэм частенько подшучивал над старшим братом, называя его неудавшимся пожарником.

Какое-то время Майкл переживал сказанное братом, и в один из дней произошло событие, за которое Эдвард считал себя обязанным младшему брату всю оставшуюся жизнь. Майкл во время очередной прогулки забрёл на пустырь, где жители посёлка хранили разного рода ненужный хлам. Сюда привозили разносортный строительный мусор, и между тем здесь можно было отыскать необходимые материалы для мелких нужд. На краю пустыря чернела куча обгоревшей мебели и прочего строительного хлама, образовавшегося после пожара в доме Эпштейнов. Внимание мальчика привлекло что-то похожее на шкатулку с металлическими уголками. Майкл разворошил золу и извлёк небольшую, но достаточно вместительную, деревянную шкатулку. В некоторых местах дерево почти прогорело, но при этом шкатулка осталась целой. Открыв её, он обнаружил, что огонь абсолютно не коснулся содержимого. Здесь находились несколько бумаг, обёрнутых в плотную ткань, множество фотографий и камень с дырочкой по краю, в которую был продёрнут тонкий волосяной шнурок. Майкл бежал, сломя голову, и несколько раз, спотыкаясь, падал, но продолжал держать сокровенную находку. С разодранными коленями он вбежал во двор как раз в тот момент, когда отец, оседлав жеребца, собирался отправиться на плантацию. Ричард увидел в руках сына до боли знакомый предмет, соскочил с коня, и подбежал к Майклу.

— Где ты это нашёл? — воскликнул он и трясущимися от волнения руками открыл шкатулку. На глаза Эпштейна-старшего навернулись слёзы. Он не был сентиментальным, и никто никогда не видел его плачущим, но этот момент был настолько особенным, что Ричарду потребовалось несколько минут, прежде чем он смог вновь овладеть собой. Это была та самая шкатулка, безвозвратно потерянная во время пожара, но чудесным образом обретённая вновь. Отец обнял Майкла, и с волнением в голосе произнёс:

— Ты даже представить себе не можешь, что ты нашёл. Эти фотографии очень дороги, Майкл, потому что семья едина, пока в ней живёт память. Я думал, что пожар сожрал нашу память, но, как вижу теперь, есть чудеса на этом свете.

Ричард извлёк из шкатулки амулет и несколько минут молча разглядывал камень. Рожица из золотых прожилок продолжала улыбаться, как когда-то много лет тому назад. Это был его амулет, его молчаливый друг, принесший семье все баснословные возможности много лет назад. Когда о находке узнал Эдвард, он пришёл в комнату Майкла и, расплакавшись, обнял брата.

— Майкл! — сказал он, растирая слёзы счастья по щекам, — своей находкой ты устроил мне праздник, который не сравним даже с днём моего рождения. С этого дня я буду считать этот день праздничным, и всегда буду звать на этот праздник тебя.

Братья спустились во двор, где в это время бездельно прогуливался Рэм.

Увидев счастливо улыбающихся Эда и Майкла, он зло ухмыльнулся и сказал:

— Подумаешь, герой дня! Нашёл какие-то замусоленные бумажки, а разговоров на полгода.

— И в кого ты такой противный? — ответил на колкость Эдвард. — Лучше бы ты не был моим братом, потому что братского у тебя только наша фамилия.

— Да сильно мне надо, твоим братом называться, — огрызнулся Рэм, — я и без вас прекрасно себя чувствую, тоже мне братья. Нужны вы мне, как телеге пятое колесо.

Меж тем как отношения Эдварда и Майкла с каждым последующим месяцем становились всё теснее, между Рэмом и братьями все глубже разрасталась непреодолимая пропасть.

Как-то раз, сидя у себя в комнате, Майкл внезапно обнаружил, что в голове не в первый раз появляется интересная мысль. «А почему бы не дать имена, которые я услышал во сне, картам мелкого достоинства?» Майкл расчертил картонный лист на пятьдесят два квадрата, в каждом квадрате аккуратно написал масть и достоинство карты. Затем стал вносить туда имена своих ночных героев. Первым, в квадрат бубновой двойки, он вписал имя Джозефа. Королеву представил бубновой дамой. Король остался королём.

Затем поместил к червонной двойке поваренка Криса, а к двойке пик — писаря Жака. В достоинстве других героев Майкл сомневался, потому заносить их в квадратики пока не стал, а записал с другой стороны листа на месте предполагаемой карты. Услышав голос отца, мальчик поспешно свернул таблицу и засунул её под матрац.

— Майкл, мы давно ждём тебя к завтраку. Если ты думаешь, что ты младше всех, и мы должны тебя ждать, ты глубоко ошибаешься. Я знаю, на что способен мальчик в тринадцать лет. В твоём возрасте я уже занимался конезаводом, и вполне успешно.

Когда Майкл спустился, отец, Эдвард и Рэм уже сидели за столом.

— Привет книжным червям! — выкрикнул Рэм и получил подзатыльник от отца.

Майкл сел за стол и, взяв кружку обеими руками, стал потягивать горячее молоко.

— Ты почему не ешь? — спросил отец.

— Я не голоден, — не поднимая головы, ответил Майкл.

— От еды ты волен отказаться, а вот от работы нет. Сегодня мы будем заниматься тем же, чем занимались вчера. Эдвард будет сортировать корма на конезаводе, Рэм поедет на плантацию, а Майкл будет заниматься книгами в библиотеке, — произнёс Ричард Эпштейн, оглядывая по очереди своих сыновей. — Иногда у меня складывается впечатление, что вы, как и все наши работники, работаете за плату, а не стараетесь на благо семьи. Никто из вас не проявляет интереса к семейным делам. Всё делается из-под палки. Сделал то, что я сказал, и на этом всё закончилось. Вы должны сами находить себе занятие, потому что у нас много дел, и один я не в состоянии за всем уследить. Бог дал мне троих сыновей для того, чтобы к старости у меня были продолжатели, а не прожигатели жизни. Если сегодня со мной что-то случится, завтра некому будет управлять: никто из вас не проявляет рвения к познанию всех тонкостей управления капиталом. Начиная с завтрашнего дня, один из вас по очереди будет ездить в банк, присутствовать со мной на деловых встречах и в некоторых ситуациях принимать самостоятельные решения. Если вы не знаете, как поступить, это ещё не значит, что за советом необходимо обращаться ко мне.

Думайте сами и делайте так, чтобы я увидел вашу самостоятельность и деловую хватку. Окружающий мир не терпит слюнтяев, и немного найдется желающих протянуть руку помощи. Я не лишаю вас права на ошибку, но каждая ошибка будет учтена. Капитал неделим, и управлять им будет один.

— А если достойными будут все? — спросил Рэм.

— Боюсь, это нам не грозит, — пристально глядя на сына, ответил Эпштейн.

— Вы поедете со мной, — добавил он, обращаясь к Эдварду и Рэму, — а ты продолжай заниматься библиотекой. Поменьше спи над каждой книгой, иначе просидишь там ещё месяц.

Про себя Эпштейн отметил пристрастие Майкла к литературе и в глубине души гордился сыном. Как он завидовал в детстве дочке мистера Сандерса, у которой была большая библиотека, и весь мир был открыт перед ней. Один раз он набрался смелости и попросил одну из книг. Когда Ричард получил вожделенный томик, его радости не было предела. Отец долго искал его и грозился побить, а Ричард с упоением читал книгу, спрятавшись на чердаке. Самое страшное произошло вечером, когда мальчик решил тайком попасть на кухню. Там он столкнулся с отцом. Узнав причину отсутствия, отец бросил томик в камин, а Ричард, обжигая руки, вытащил книгу из огня. Вернуть её он уже не мог и с тех пор не обращался к Мэри Сандерс с подобными просьбами, но поклялся себе, что, когда вырастет, соберёт огромную библиотеку. Он никогда не жалел денег на книги, но на чтение не хватало времени.

Тайком просматривая те книги, которые читает Майкл, Ричард был немало удивлён, что у них с сыном общие литературные вкусы: их интересуют одни и те же книги. Он как бы случайно оставлял на видном месте приключенческие романы или исторические хроники, которые, по его мнению, должны были привлечь внимание сына.

Свою первую, заветную, ту самую, с обгоревшей обложкой, Ричард отдал мастеру, и через несколько дней в доме появилась книга с позолоченным кожаным переплётом, которая с момента своего появления заняла место на его прикроватной тумбе.

Работа в библиотеке не мешала Майклу размышлять. Его работа заключалась в составлении тематического каталога. В специальные карточки следовало записать, на каком стеллаже, в каком ряду и на какой полке находится та или иная книга.

Не так давно отец купил большую библиотеку у разорившегося аристократа, проигравшего в казино всё своё состояние. Работники сложили книги в контейнер, особо не задумываясь о тематике, и теперь это собрание большого количества авторов находилось в хаотичном состоянии. Приходилось пролистывать каждую книгу, читать оглавление, просматривать иллюстрации, чтобы сообразить, в какой раздел ее поместить.

Однажды в руках Майкла оказалась толстая потрёпанная книга без обложки. С порванным переплётом, и потрепанными первыми страницами, она представляла собой жалкое зрелище. На тёмно-зелёном, чудом оставшемся корешке, едва просматривалась некогда красивая золоченая надпись — «Жизнь вдвойне, или невероятные приключения Сэмуила Хэмпфила». Майкл прочитал несколько первых страниц и забыл о работе — события, описываемые в приключенческом романе, полностью поглотили его…

Глава III.

КНИГА. «ЖИЗНЬ ВДВОЙНЕ ИЛИ НЕВЕРОЯТНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ СЭМУИЛА ХЭМПФИЛА»

В год рождения будущего короля Уильяма, в небольшом портовом городке наюге страны в семье священника отца Доминика, слущившего в местном соборе, родился мальчик. Отец назвал его Сэмуил, в честь свого деда, посвятившего жизнь служению церкви. Священнослужителями были все мужчины рода Хэмпфилов на протяжении полутора веков, и как предполагалось, отец прочил мальчику духовную карьеру.

Однако с ранних лет мальчуган начал проявлять бунтарский характер, что абсолютно не соответствовало намерениям его родителя. Наказания на какое-то время исправляли ситуацию, но через три-четыре дня, малыш опять брался за старое, не задумываясь о наказании. Стоило упустить его из виду, как он тут же исчезал в неизвестном направлении, а появляясь категорически отказывался рассказывать, где находился.

Как-то раз отец Доминик решил проследить за сыном и, сделав вид, что уходит на службу, решил подождать, спрятавшись в одной из дворовых построек. Спустя десять минут на пороге дома появился малолетний путешественник, и весело насвистывая, что категорически запрещалось отцом, вприпрыжку направился в сторону порта. Священник, стараясь не выдавать своего присутствия, последовал за ним. Мальчик пришёл на пристань к одному из пришвартованных кораблей под названием «Аполло», проворно взбежал по трапу и исчез из поля зрения.

Отец Доминик хотел уже подняться на борт, но услышал окрик.

— Что вы хотели, святой отец? Я капитан этого корабля, — сказал бородатый моряк, подошедший со стороны пристани.

— Прекрасно, вы то мне и нужны господин капитан. Только что к вам на борт забежал мой сын, и мне очень бы хотелось узнать, что он там делает?

— А, Сэмуил! — добродушно рассмеялся бородачь, — Да, святой отец, к вашему большому несчастью, из этого мальчика не вырастет добрый прихожанин, он болен морем. Я первое время прогонял его, боясь навлечь на себя неприятности, но он приходил снова. И когда я понял, что ему нужно, разрешил находиться на борту. Вы знаете, — восторженно произнёс он, — да простите святой отец, я не прдставился, капитан Брю. Так вот ловкости этого ребёнка, может позавидовать бывалый матрос. Он взбирается на верхнюю мачту со сноровкой обезьяны быстрее чем любой из членов моей команды. Уже умеет вязать все морские узлы и абсолютно точно знает название каждой снасти корабля. Мои ребята искренне полюбили его, и каждый готов научить тому, что умеет сам. Я видел на своём веку немало юнг, но ваш сын, поразил меня своим неуёмным желанием знать каждую мелкую деталь корабля, и для чего она служит. Вам не стоит противиться его желанию, потому что из него вырастет настоящий моряк, и, бьюсь об заклад, он станет капитаном.

— Он должен учиться, и искать божественное благословение господин Брю, а не слушать брань разбитных матросов, лазая подобно обезьяне по снастям вашего корабля — возразил священник.

— Боюсь, святой отец, что такую напористую натуру и неукротимое упрямство наставить на путь истинный вам не удастся. Для примера расскажу вам один случай, произошедший недавно с Сэмуилом. За то, что он с усердием и старанием помогал матросам драить палубу, я дал ему три монеты. Он подбросил одну из них щелчком, как это делают бывалые моряки, но не рассчитал силу броска, и уронил монету за борт. Что вы думаете? Он тут же прыгнул за монетой в воду. За ним следом попрыгали мои матросы, но через минуту он вынырнул сам, держа монету в зубах, а ведь здесь достаточная глубина. У этого ребёнка сильная волевая натура, святой отец. Его жизнь — море. Думаю, через год он попросится ко мне юнгой, и вам придётся дать своё благословение, иначе он уйдёт в море без вашего ведома. Команда очень полюбила Маленького Сэма, как зовут его матросы, и примет в свои ряды с распростёртыми объятиями.

В этот момент показался Сэмуил. Увидев отца, он не подал виду и стал взбираться по канатам на мачту, демонстрируя свою ловкость.

— Сэмуил! — закричал священник. — Что ты делаешь? Спускайся немедленно.

Но Сэмуил, делая вид, что не слышит окриков отца, полез ещё выше, пока не добрался до самого верха, где, одной рукой обхватив мачту, а другой прикрывая глаза от солнца на манер вперёдсмотрящего вахтенного, закричал: «Земля! Впереди земля!» — и разразился звонким смехом. Матросы, находящиеся на палубе, начали хлопать и кричать:

— Кружку вина увидевшему землю! Молодец, Маленький Сэм!

По возвращении священник выпорол отпрыска за непослушание, и это было его последним наказанием, потому что ночью он сбежал из дома, и забрался в канатный ящик на палубе «Аполло». Утром корабль вышел в открытое море и взял курс на юго-восток.

Мальчик вылез только тогда, когда корабль был уже далеко от берега, и порт, в котором полгода стоял на ремонте корабль капитана Брю, уже скрылся за линией горизонта. Следующий приход в этот маленький городок, расположенный в стороне от основных морских путей, мог быть вызван лишь необходимостью. Капитан запретил сокращать имя нового юнги, и команда стала называть его полным именем — Сэмуил.

Капитан Брю, полюбивший мальчика как собственного сына, много занимался его образованием. Он научил Сэмуила читать и писать, а при заходах в порты назначения покупал ему книги самого разного содержания. За несколько месяцев капитан обучил юного мореплавателя, многим тонкостям навигации, управлению корабельной стастью, и чтению морских карт. Находясь долгое время в море, Сэмуил пристрастился к чтению, проявляя невероятную тягу к знаниям. Его ум формировался хаотично, и всецело зависел от того, что он читал. По счастливой случайности в одном из небольших портов, куда «Аполло» зашел за пополнением пресной водой, капитан Брю приобрёл у местного торговца три книги, о математике, фортификации, и архитектуре, торжественно врученные юнге по возвращении на борт. По прошествии нескольких месяцев, за изучением этих неимоверно-значимых наук, Семуил решал сложные математические задачи, умело чертил, и уверенно прокладывал маршруты на морской карте. За обучением юный моряк не забывал и о своих обязанностях, порученных ему капитаном, и каждую вахту обходил членов команды, занятых обслуживанием судна, в поисках различных поручений. Изучая предметы досконально Сэмуил Хэпфил, добился результата, когда точное знание чего-либо открывает иные горизонты, и даёт право выбора между ответами. Занимаясь изучением трудов одного из древних философов, он поймал себя на мысли, что уже видел сказанное в своей судьбе, и продолжив изучение, переключился на поиски трудов других философов древности. Через пять лет, которые он провёл юнгой на «Аполло» число книг в его библиотеке исчислялось тысячей. Члены команды зная о увлечении Сэмуила, при любом удобном случае, покупали книги и с благодарностью дарили ему. Юнга бывая на палубе, рассказывал членам команды о разных странах, и обычаях. О подвигах мореплавателей, и завоевании неведанных ранее земель. Это уже превратилось в традицию, и многие моряки с нетерпением ждали очередного рассказа. Были и такие, кто начал читать книги сам. Капитан Брю гордился происходящим, часто вступая со многими матросами в интересующие их разговоры. Дисциплинированности его команды, могли только завидовать. Команда работала слаженным организмом, исключая разные случайности, и небрежность.

В одном из походов «Аполло», вышел в зону кораблекрушения, и команда начала спасение моряков с терпящего бедствие судна.

Корабль шедший дрём ранее, во время шторма попал на подводные скалы, и большей частью погрузился в океан. Выжившие после шторма, привязали себя верёвками к мачте, и лишь благодаря этому остались живы. Один из терпящих бедствие был привязан очень близко к воде, и волна периодически накрывала его с головой. От усталости он уже не мог кричать, и захлебнулся бы, но Сэмуил увидев его, первым бросился на помощь. Он обмотал спасательный круг верёвкой, и закрепив другой стороной за бортовой такелаж, бросился в воду. Сэмуил перерезал верёвки, перед тем, как волна в очередной раз накрыла несчастного с головой. Он натянул на него спасательный круг и поплыл рядом подтаскивая верёвку. Спасённым оказался человек, сыгравший в дальнейшем огромную роль в жизни Сэмуила. Маркиз Лотти заметил в юноше необычайную жажду знаний и уговорил его оставить на время морское ремесло, чтобы продолжить обучение.

Сэмуил поселился в родовом замке маркиза, находящемся на северо-востоке страны короля Людвига, а Лотти стал на несколько лет его попечителем и главным преподавателем.

***

Майкл был настолько захвачен событиями происходящими в книги, что не заметил, как в библиотеку зашёл отец.

— Я вижу ты не торопишься Майкл, — протянул Ричард, оглядывая неубывающие стопки книг, — если так пойдёт и дальше, то не управишься и за пол года. Я привёз ещё кое-какие книги, пойди и забери их из машины.

Майкл вышел во двор, где несколько человек разгружали большой грузовой фургон. Книги о которых сказал Ричард, были перевязаны бечёвкой, по десять книг каждая, и таких упаковок было пять. Майклу пришлось сделать три захода, прежде чем он вернулся в библиотеку. События происходящие в книге, настолько волновали его, что он сбегал на кухню, запасся хлебом и сыром, забравшись в самый дальний угол библиотеки, предался захватившему созерцанию происходящего в романе «Жизнь вдвойне, или невероятные приключения Сэмуила Хэмпфила».

***

Маркиз привлек Сэмуила к работе в своей лаборатории, находившейся в самом дальнем углу замка, в его подземной части. Лотти препарировал трупы умерших, внимательно изучая стадии возникновения и последствия множественных болезней. Когда кто-то умирал, его, как правило, отвозили в замок маркиза, и среди крестьян об этом месте ходили разные мистические слухи. Ещё одной отличительной особенностью замка было его отражение в водах озера, на берегу которого замок был построен двести лет назад. Если человек находился по другую сторону озера, замок, отражаемый на водной глади, напоминал большой корабль. В отражении прорисовывались паруса и мачты, но при взгляде на само здание таких контуров не просматривалось. Предок маркиза Лотти, был умелым строителем, и создал целую систему переходов и подземных сооружений замка.

Здесь было множество складов, и больших помещений выходящих под землёй за территорию замка. В одной из таких подземных комнат располагалась лаборатория маркиза, где он занимался изучением медицины.

— Ты видишь этот орган, он называется печень. — рассказывал маркиз, — Это фильтр человеческой крови. В печень сбегаются все кровеносные сосуды, а вот эти дырки, говорят о том, что покойный злоупотреблял алкоголем. Благодаря долгому изучению, мой дорогой Сэмуил, я знаю лекарственные средства, приводящие этот орган в полный порядок, и могу продлить жизнь человека, приговорённого местными эскулапами.

Лотти достал травы, и познакомил ученика с их запахами, и свойствами.

— Этот орган называется почкой и отвечает за всю жидкость, потребляемую человеческим организмом. Малый ел очень солёную пищу, которую запивал большим количеством вина.

За год подобных занятий, помогая маркизу Сэмуил хорошо изучил строение человеческого организма, и способы лечения известных на то время болезней лекарственными, травяными отварами, и настойками. Маркиз Лотти, как человек разносторонне образованный, поражался жажде знаний своего воспитанника и с некоторым сожалением думал о дне, когда почувствует, что передал Сэмуилу все свои знания, накопленные за долгие годы жизни. Основным доходом маркиза являлись судовая верфь, на которой по заказу строились разнообразные суда, и несколько кораблей выполняющих рейсы по всем морям и континентам. Лотти, был пожалуй главным разработчиком морских карт, и посетил этому немало лет. По его картам ходили многие капитаны того времени, так как они отличались особой точностью, и своевременным поправками. Всё же основным занятие маркиза была медицина.

Однажды в ворота замка постучались крестьяне из прилегающей к замку деревни и попросили маркиза помочь роженице. Ему уже доводилось лечить нескольких крестьян, и те с трепетом и страхом относились к его колдовскому, как они считали, умению. Лотти распорядился провести женщину в смотровую комнату расположенную в одном из флигелей замка, и позвал Сэмуила.

— Мальчик мой, то, что я собираюсь сделать, я буду делать впервые, и тебе придётся мне помогать. У бедняжки слишком узкие тазовые кости, и она не сможет естественным путём родить этого ребёнка. Нам придётся разрезать ей живот и вытащить плод.

Сэмуил покрылся испариной и впервые в жизни испытал страх. Он ещё не встречался с женщинами, а здесь предстояло увидеть рождение человека. Когда после тяжелой процедуры маленькое тельце извлекли из утробы матери, Сэмуил почувствовал неожиданное отвращение, но, когда ребёнок издал первый крик, в его душе проснулось умиление. На всю операцию ушло не больше часа, но маркиз настолько устал от перенесённого напряжения, что буквально валился с ног.

— Вот так, мальчик мой, на свет может появиться человек, которому было не суждено родиться. Бедняжка могла умереть, но она справилась, — по-отечески поглаживая голову женщины, сказал Лотти. — Смазывайте рану вот этим настоем, и у вас быстро всё заживёт. А за обволакивающий дурман в вашей голове не переживайте, он пройдёт через несколько часов.

Сэмуил продолжал усиленно учиться и целыми днями проводил за книгами в библиотеке маркиза, насчитывающей несколько тысяч книг. Казалось здесь есть ответы на все вопросы, но как говорил маркиз Лотти: «Ответы безусловно есть, но их надо найти». Среди множества древних рукописей юноша выделил несколько трактатов, посредством которых образовал свою аналитическую стратегию, с глубоким философским подтекстом. Постепенно в поведении Хэмпфила стало проявляться желание выражать свою точку зрения, зачастую рачительно отличающуюся от мнение окружающих его людей, в том числе и самого Лотти. Маркиз с тщательно скрываемым восхищением смотрел на своего воспитанника, осознавая, что не ошибся в выборе последователя его научных изысканий.

В беседах с гостями посещавшими замок маркиза, Сэмуил демонстрировал глубокие познания в разнообразных научных сферах, и философских трактовках того или иного вопроса. Это были не просто слова человека, желающего привлечь к себе внимание окружающих своим красноречием. Это были хорошо продуманные и чётко сформулированные мысли человека, тонко чувствующего направление разговора, и возможности его альтернативного развития.

Как-то один из гостей посетовал на здоровье, после чего внимание присутствующих обратилось к медицине. Знатные вельможи стали наперебой предлагать услуги своих лекарей, на что Сэмуил, улучивший паузу в разговоре, произнёс:

— Мой дорогой учитель в тот день, когда впервые познакомил меня с внутренним устройством человека, говорил: тело, дарованное душе, надо беречь. Что же делает человек со своим телом? Он травит его вином, обжорством, случайным блудом, не соблюдая заповедей Господа. Если ты услышишь, как кто-то жалуется на своё здоровье, скажи ему, что пришло время исповедаться и изменить привычки. Господь прощает и лечит только тех, кто сумел понять гнев Его, через своё тело. Душа, получившая прощение, обретает покой, и лечится тело через душевное спокойствие дланью Господней.

Слова эти произвели должное впечатление, и Сэмуилу зааплодировали

— Подобное высказывание достойно ушей, его слушающих! — воскликнул герцог Лебресси, двоюродный брат правящего короля, являющийся командующим королевскими войсками, — уважаемый маркиз Лотти, я поздравляю вас! Этот прекрасный юноша, демонстрирует нам двенадцать лет вашего воспитания. Браво маркиз! — подытожил Лебресси и ещё раз громко зааплодировал. Герцог считался вторым человеком государства, и основная масса государственных вопросов лежала на его плечах по причине королевского легкомыслия и абсолютного нежелания заниматься политическими процессами как внутри, так и за пределами страны. В свои сорок два года герцог выглядел не старше тридцати пяти. Высокий, стройный, с мужественными чертами лица, ярко дополненными взглядом выразительных серых глаз. Лебресси носил тонкую полоску усов над верхней губой и маленькую аккуратную бородку, что придавало его виду особый шарм. Закончив аплодировать, герцог повернулся к стоящему чуть поодаль барону Круазье и весело произнёс:

— Судя по вашему несколько растерянному виду, барон, я сделал выводы, что вы немало удивлены высказываниями этого молодого дарования?

— Это весьма мудрое высказывание, ваша светлость! Благодаря трудам маркиза и при вашем непосредственном участии этот юноша может многого добиться, — покачивая головой ответил Круазье, наследник старого баронского рода.

Барон Круазье был крупным землевладельцем. Основную часть своего состояния и обширные земельные наделы он унаследовал от отца. Долгое время барон не принимал никакого участия в управлении своим капиталом. Он тратил золото не задумываясь, до тех пор, пока один из банкиров, являющийся хранителем баронской казны, не рассказал ему о чрезмерном оскудении и необходимости срочных действий.

Тридцатисемилетний барон, имеющий неплохое образование благодаря своему почившему отцу, мало интересовался способами заработка, так как рассчитывал на финансовую непоколебимость своего состояния. Основной доход приносили его обширные земли, на которых местные крестьяне выращивали зерновые культуры, и несколько мельниц, построенных его отцом. Процесс был отработан десятилетиями, а занятые в нём люди так же наследственно привлекали к этому детей, продолжая выполнять свою роль в этом сложном механизме. Казна рода Круазье больше ста лет находилась в ведении банкирского дома де Бургов, и именно банкирский дом следил за поступлениями дохода с земель. Два неурожайных года подряд и непомерные баронские расходы заставили банкира категорично уменьшить траты Круазье, и указать ему на необходимость срочного участия в делах. Барон стал бывать на приёмах короля и заводить нужные знакомства. В замок маркиза Лотти он был приглашён герцогом Лебресси, питающим к нему искренние симпатии.

— Ваши высказывания очень приятны, друзья мои, но я лишь давал направления, — заметил маркиз Лотти, — этот юноша двенадцать лет назад, спас мне жизнь, а потом покорил своей любознательностью, после чего я уговорил его поехать со мной. Сегодня, представляя вам своего ученика, я по-отечески горжусь этим! Сэмуил превзошёл все самые скрытые надежды, и именно сегодня я вдруг запаниковал, понимая, что передал этому мальчику все свои знания, и больше мне нечему его научить, — грустно улыбаясь, закончил речь маркиз.

— За такое событие стоит выпить, друзья! — воскликнул Лебресси и поднял наполненный вином кубок.

Многие высказывания юноши о политике, его философские рассуждения свидетельствовали о дипломатических талантах молодого человека, и маркиз прочил ему будущее дипломата.

Когда Сэмуилу исполнилось двадцать пять лет, это был высокий стройный юноша с длинными вьющимися, чёрными, как смоль, волосами, подвязанными прочной тесёмкой, концы которой обрамлялись двумя крупными жемчужинами. Смелый и меж тем открытый взгляд серо-голубых глаз придавал его облику спокойную уверенность. Казалось, что этот человек всегда безошибочно знает, как и куда идти, и что делать.

В один из тёплых июньских вечеров, сидя на берегу озера, Лотти предложил Сэмуилу отправиться с особым поручением на другой континент, где он будет представлять судовую компанию маркиза. Это предложение было настолько неожиданным, что Сэмуил несколько минут боролся с нахлынувшими чувствами.

— Господин маркиз! Так случилось в моей жизни, что отца мне заменил капитан Брю, а потом вы стали мне вместо отца. Ради вас я не пожалею ни крови своей, ни жизни. Вы сформировали мой ум по своему подобию. Без вас я не стал бы тем, кем я стал. Я не знаю, заслужил ли такой великой чести, как представлять компанию, известную всему миру. Буду рад служить вам и на другой, менее ответственной должности.

— Нет, Сэмуил, — ответил маркиз, обнимая ученика, — тебе исполнилось двадцать пять лет, твой разум созрел для серьёзных дел, и именно ты будешь представлять компанию.

Они проговорили до поздней ночи, а рано утром Сэмуил Хэмпфил на каравелле «Северная звезда» отбыл на Восток.

Сэмуил не мог надышаться воздухом океанских просторов. Сила вздымающихся волн завораживала его. Размышляя о величии океана, он уснул прямо на палубе под мерное журчание кильватерной струи и скрип корабельной снасти, а проснулся оттого, что огромная волна, словно песчинку, схватила его и отбросила на несколько метров от корабля. Он пытался кричать, но при таком завывании ветра и грохоте бушующих волн его никто не мог услышать. Огромные волны бросали «Северную звезду», словно щепку, и через несколько минут корабль скрылся из вида. Разбился корабль или вырвался из бушующих объятий шторма, осталось тайной. Не будь Сэмуил моряком с детских лет, он не смог бы выжить в этой всепоглощающей пучине.

По счастливой случайности его вынесло течением в относительно спокойное место океана. Второй счастливой случайностью, спасшей его от неминуемой гибели, был обломок мачты. Сэмуил привязал себя верёвками к мачте и потерял сознание от страшной усталости. Два дня, качаясь на волнах, он находился между жизнью и смертью, и лишь на третий день увидел землю.

***

— А ты не больно-то стараешься: как был завал, так и остался. Я бы тоже согласился сидеть здесь и книжечки листать. — насмешливый голос Рэма вернул Майкла к действительности.

— Ты можешь попросить об этом отца. Я бы с превеликим удовольствием съездил на плантацию.

— Больно надо — копаться в затхлых книгах. Там озеро рядом, а в нём вот такие рыбины, — разводя руки, произнёс Рэм. — А книги мне в школе порядком надоели.

— Тогда поезжай ловить рыбу и не мешай работать.

— Работничек! — ухмыльнулся Рэм и вышел из библиотеки.

Весь остаток дня до самого вечера Майкл усиленно занимался каталогом, зная, что Рэм обязательно наябедничает отцу. Причём сделает это так, чтобы его не смогли упрекнуть в доносительстве.

После ужина Майкл вернулся в библиотеку и собрался почитать, но книги на месте не было.

— Рэм, ты случайно не брал моей книги? — высунувшись в окно, спросил Майкл проезжавшего верхом брата.

— Да на что она мне? Разве только использовать вместо сидения на рыбалке, — съязвил Рэм.

Майкл ещё какое-то время посидел в библиотеке и направился к Энтони, живущему в трехстах метрах от дома Эпштейнов.

Энтони сидел на скамейке у дома и с блаженным видом ел большой кусок арбуза, щедро выплёвывая семечки копошащимся вокруг голубям.

— Рад тебя видеть, Майк, — произнёс он, когда его челюсти устали. — А я думаю, куда ты пропал? Рэм сказал, что ты на книгах помешался и в друзьях не нуждаешься.

— Ты приходи ко мне в библиотеку, посмотришь, сколько у меня дел. Лучше бы помог другу и поменьше слушал Рэма.

— Ты же знаешь, что отец не оставляет меня без работы, и помочь я могу разве что словом.

— В словах нет надобности, Энтони, потому что вокруг меня океан слов и мыслей. Ты помнишь, я говорил, что мне нравится бубновая двойка?

— Помню, а почему ты спрашиваешь? — поинтересовался Энтони.

— Бубновая двойка — это Джозеф, паж его величества короля Людвига, — загадочно улыбаясь, ответил Майкл.

— Мак, ты случайно не заболел? — ухмыльнулся Эн.

В дверях появился ветеринар.

— Я опять должен ждать тебя? — бросил он с порога.

— Мне пора, Мак. Сам видишь, ни минутки покоя нет, — обречённо вздохнул Энтони и отправился к отцу.

— Пока, Эн!

Майкл пришёл к себе в комнату и достал карты. А что если и в самом деле каждая карта — это какой-то человек, где-то живущий? Если Джозеф — это бубновая двойка, то по возрастающему достоинству следующие карты вполне могут быть окружением короля. Если в колоде пятьдесят две карты — значит, в жизни у короля пятьдесят придворных. Например, бубновый валет. Кто он? Вполне вероятно, что валет — высокопоставленное лицо. А семёрка может быть рангом пониже. Или просто какой-нибудь умный человек, не обязательно из дворян. «Нет, в жизни всё намного сложнее, и одной колодой весь мир не охватишь», — подумалось Майклу. И всё-таки что-то в этом есть. Иначе почему приснился Джозеф? Это придуманное имя, но как оно подходит пажу. Нет, это паж. Если сон повторится — значит, Джозеф действительно есть. Хотя не факт, что каждая карта это фигура, а вдруг одна или две это фигуры, а остальные карты — это действия. Ну вот например бубновая двойка — Джозеф, а если к ней есть ещё несколько карт, допустим шестёрка — дорога, а семёрка допустим встреча, или свидание…….

Мысли постепенно стали протяжными, глаза подёрнулись сонной поволокой, и таинственная сила, способная создавать красочные пейзажи, унесла Майкла на свои сказочно-непредсказуемые просторы.

***

Под покровом ночи к воротам замка барона Круазье подъехали две кареты в сопровождении десяти всадников. Из кареты вышли два человека в плащах, с глубоко натянутыми капюшонами, и вошли в потайную дверь, спрятанную в зеленой ограде густого кустарника.

Через несколько минут ворота отворились, и вся кавалькада въехала во внутренний двор. Человек в плаще вошёл в замок, поддерживаемый под руку бароном Круазье.

Барон провел таинственного посетителя в свой кабинет, воспользовавшись довольно узким, слабо освещенным коридором. После того, как гость, вытянув ноги устроился в удобном кресле у камина, хозяин с готовностью слушать сел в кресло напротив.

— Я хочу предложить выгодную сделку вашему королю, барон Круазье Король Людвиг, проезжая по нашему побережью, проявил интерес к некоторым владениям. Я готов отдать эти земли в обмен на северные, принадлежащие маркизу Лотти. Это горный массив, и вся ценность его заключается в родовом замке Лотти и воспетом художниками живописном озере. В обмен, я предлагаю Лотти равноценный участок на морском побережье. Если вы будете содействовать мне, я позабочусь об увеличении вашего состояния, в несколько раз.

— Почему вас интересует столь бесполезное место?

— В горной гряде обнаружены большие залежи железной руды. Разработка месторождения остановлена, чтобы сберечь ландшафт, так как дальнейшие работы приведут к обрушению. Маркиз помешан на озере, под которым лежат неисчерпаемые запасы руды. В нашем государстве таких месторождений нет, но есть большие кузницы, которые как несложно догадаться, не могут работать без руды.

— Почему вы думаете, что король и маркиз Лотти не согласятся на обмен? Король получит земли, и значительно пополнит казну от этой сделки, а маркиз получит морское побережье вместо гор, и солидную сумму. Вот родовой замок? В конце концов, замок можно построить заново, только с видом на побережье.

— Пусть король и маркиз рассмотрят это предложение. Я рассчитываю на ваш ораторский дар, барон. А эти монеты, — говоривший выложил на стол несколько тугих увесистых мешочков с золотыми монетами, — помогут вам найти убедительные слова.

— Я считаю вас своим другом и покровителем, ваша светлость, и сделаю всё, что в моих силах.

— Вы должны сделать даже то, что вам не под силу, дорогой барон. От этого решения зависит очень многое. Прощайте.

Люди в плащах сели в карету и покинули замок барона Круазье.

Глава IV

ПРОРОЧЕСКИЙ ЗВОНОК КОЛОКОЛЬЧИКА

Луч мягко дотянулся до подушки, скользнул по лицу и наполнил утреннее пробуждение теплом и светом. Майкл открыл глаза, потянулся и, откинув одеяло, подошёл к окну. Пьянящий запах цветущей сирени и птичьи голоса наполняли мир необычайной радостью природного торжества. Раздумывая над увиденным во сне, он спустился на первый этаж дома, где ещё никого не было.

«Пора проверить достоверность снов на картах. Кто знает, а вдруг я действительно вижу жизнь карточной колоды?» — размышлял юноша, поднимаясь на чердак дома. Он достал изрядно потёртую колоду, и устроившись поудобнее, раскинул карты. В первой пятёрке выпали трефовый король, валет пик, трефовая десятка, бубновая семёрка и червонный туз. Майкл некоторое время сидел, плохо соображая, сон это или явь, даже несколько раз тряхнул головой, убеждаясь, что проснулся, но всё происходящее было наяву.

Вдруг его охватил ужас. Да, он рисовал схему, но тогда это была игра, предположение и не больше. Он сидел и боялся пошевельнуться. От карт веяло мистикой, и в какое-то мгновение Майклу показалось, что он видит лица карт. Чем дольше он вглядывался, тем сильнее они притягивали его, безмолвно обещая приоткрыть тайную завесу. Несколько минут Майкл сидел в оцепенении. Получается, он живёт в двух измерениях, раз видит происходящее по ту сторону реальности во всех тонкостях. Руки покрылись гусиной кожей, а на лбу выступила испарина. Это был не просто испуг, это было потрясение.

Через какое-то время он смог справиться с накатившим страхом и стал обдумывать происходящее. Если верить гаданью, семёрка — состоявшийся разговор, десятка может быть, как действием, так и вторым приезжавшим, а сам тайный посетитель — король треф. О чём говорит туз? Узнаю позже. Майкл достал схему и вписал в клетку с бубновой шестеркой имя барона Круазье, на трефовом короле и десятке поставил знаки вопроса, потом услышал голос отца, оделся и спустился на первый этаж.

— Сегодня ты первый, иди, буди братьев, — сказал отец.

Когда все сели за стол, Эпштейн сказал:

— Я выкупил большой участок земли на Мазаанских озёрах. Мы будем строить там новый посёлок для работников фабрики. Эдвард сегодня поедет вместе со строителями и будет заниматься там постройкой нашего гостевого дома. Проект находится у инженера Дейма. У одного из мастеров есть кое-какие интересные мысли по поводу дополнительных построек, согласуешь с Деймом. Я приеду через пару недель.

Рэм будет работать на речной плотине. Через неделю привезут динамо-машину, и мы перестанем покупать электричество за бешеные деньги, и даже сможем продавать его сами, нашим соседям Я знаю, кто охотно согласится покупать у нас электричество.

Майкл, ты возьмёшь подготовленные документы и отвезёшь их в банк. Познакомишься с мистером Гифордом, нашим банкиром.

Задача есть у каждого — можете приступать к исполнению.

Ричард передал младшему сыну документы в черной папке с тисненым знаком дома Эпштейнов: первая буква фамилии на фоне лошадиной головы, в обрамлении колосьев пшеницы. Во дворе Майкла ожидала машина. Поездка до города занимала не более часа, но на подъезде к пригороду двигатель автомобиля зачихал и заглох. Водитель тщетно пытался его завести, потом вышел из машины и, открыв капот, стал искать причину остановки.

Майклу не хотелось торчать под палящими лучами июньского солнца. Выяснив у водителя по имени Сентин, работающего у отца последние пару лет, что на ремонт понадобится не менее часа, юноша решил прогуляться пешком. Сентин было запротестовал, что отец будет возмущён, но потом, махнув рукой, так как спорить с Майклом было бессмысленно, и условившись о месте встречи, взялся за починку автомобиля.

Сойдя с дороги на тропинку, прикрытую тенью вековых дубов, Майкл предался размышлениям об увиденном во сне. В его памяти всплыло имя маркиза Лотти, и он вдруг с содроганием вспомнил, о том, что это имя упоминается в читаемой книге. Он хорошо помнил, что учителя звали именно так. Куда могла подеваться книга? Кто-то взял её, но кто? Рэм? Но зачем ему это? Из вредности? Да это было похоже на браться, но как теперь узнать, ведь он вряд ли сознается.

Надо приехать домой и во чтобы-то ни стало, отыскать книгу. Майкл опять ощутил холод, пробежавший по спине, но тайна манила — остановиться было невозможно.

Мысли подростка прервались, когда он увидел красочную вывеску у входа в казино. Каким только не представлял себе Майкл этот дом риска и азарта. Он тайком вырезал из газет статьи, в которых рассказывалось о людях, посещающих это злачное заведение, о том, какие суммы они уносят с собой или оставляют на игровых столах. В памяти всплыл образ плачущего бедняги, проигравшего всё своё состояние и вынужденного продать свою библиотеку, о котором рассказывал отец, но ничто не настораживало, а продолжало сладко заманивать в свои азартные сети. За время, которое Майкл провёл с картами, ему казалось, что он знает, как надо играть, какая комбинация приходит за какой, какие карты необходимо сбросить, а какие оставить. Он находился буквально в двух метрах от истины или от величайшего разочарования. Увидеть бы этот мир своими глазами и проверить еще раз, что за жизнь является в снах, и чьи судьбы описывают карты.

Когда Майкл толкнул тяжелую дверь, звон колокольчика оповестил о новом желающем испытать удачу. Стараясь не привлекать к себе внимания, юноша вошёл в прохладный полумрак зала. Если бы только он мог в этот момент знать, что пророчит этот звон, и как скоро он будет проклинать этот звук! Но всё это потом, а сейчас Майклом овладел таинственный трепет вместе с предательски подкупающим интересом.

Над столом, обтянутым зелёным сукном, горела низко подвешенная лампа. За столом сидел джентльмен, пуская клубы сигарного дыма. Ещё один находился по другую сторону стола, перетасовывая карты.

— Что вы хотели, молодой человек? — спросил крупье. — По-моему, вам ещё рано посещать подобные заведения.

— Простите, сэр, я разминулся со своим отцом, но, зная его привычки, подумал, что он зашёл сюда, — соврал Майкл, густо краснея. — Вы не позволите мне посмотреть игру?

— Нет молодой человек, — отрезал крупье, — Если сюда придёт ваш отец, у меня могут быть неприятности из-за того, что я разрешил вам здесь находиться, — ответил крупье.

С каждым словом Майклу все больше казалось, что голос крупье доносится откуда-то сверху, и блеснувшая было надежда посмотреть игру, безнадежно таяла.

— Что же здесь преступного, если этот молодой человек пару минут посидит за игровым столом? Кто знает, быть может, перед нами будущий король покера, — сказал джентльмен с сигарой, сидевший за столом. — Я пожалуй, сделаю за него ставку. Скажи мне своё имя, партнёр?

— Майкл, — ответил юноша своему неожиданному благодетелю.

— Ты знаешь Майкл, я мог в этой жизни стать кем угодно, и поверь был бы достойным, врачом, юристом, или великим писателем, но фортуна приготовила мне многомиллионное состояние, и всё чем я занимаюсь, это игра. Садись вот в это кресло, и будь моим партнёром по игре, — доброжелательно пригласил джентльмен с сигарой.

— Но, сэр, это грубое нарушение, за которое меня могут уволить, — произнёс крупье.

— Я граф Разумовский, и, если вас уволят, я обеспечу пожизненный пенсион, о размере которого вы сейчас не можете и мечтать, либо если вы не пустите этого юного игрока, я лично побеспокоюсь о вашем увольнении. Садись, Майкл, я поставлю на твой бокс пятьсот долларов, посмотрим, насколько ты удачлив. Раздавайте, — выпуская клубы дыма на лампу, сказал Разумовский.

Крупье раздал карты на два бокса.

— Ну, посмотрим, что выкинет нам её величество фортуна, — медленно раздвигая карты, проговорил господин с сигарой. — Две пары! Прекрасно, пусть будет игра.

Майкл сидел, боясь прикоснуться к картам.

— Вскрывайте, или вы предпочитаете играть втёмную?

— Нет, сэр, я, пожалуй, посмотрю, — ответил Майкл и на манер своего неожиданного благодетеля стал тянуть карты.

Сердце бешено колотилось. Тройка треф… Тройка бубен…Тройка пик… Двойка пик… Следующей картой была четвёрка треф.

— Сэр, мне необходимо поменять карту, — хриплым голосом сказал Майкл.

— Да вы, я вижу, разбираетесь в игре. Смените ему карту, — восхищённо воскликнул граф.

Крупье сдал другую карту.

— Двойка бубен… Двойка бубен! Джозеф, мой дорогой Джозеф, ты помнишь о своём друге! У меня Фулл Хаус, сэр! — Майкл ликовал. У крупье была пара валетов.

— Браво, мой друг. Этот юноша — будущий король покера, — похлопывая Майкла по плечу, восторгался Разумовский, искренне обрадовавшийся выпавшей у Майкла комбинации, — Ты только что выиграл три с половиной тысячи долларов, партнёр. О каком Джозефе ты говорил?

— О моём друге, — ответил Майкл.

— Ваш выигрыш сэр, — протянул крупье, пододвигая выигранные фишки к боксу Майкла.

— Ну что же, я отдам тебе, как моему партнёру половину выигрыша, а это немалая сумма Майкл. Тысяча семьсот пятьдесят долларов. Обналичьте эти фишки, — распорядился Разумовский.

— Вот твоя доля партнёр.

С этими словами граф подвинул Майклу пачку купюр. — Кто твои родители? Я позабочусь о них и возьму тебя с собой, ты сама удача.

— Боюсь, это невозможно, сэр. Мой отец богатый человек, если он узнает, что я был в казино, мне не поздоровится. Я отправлен в город по делу.

— Ты очень везучий игрок Майкл. Очень жаль, что ты не сможешь составить мне компанию. Я счастлив нашему знакомству и буду несказанно рад встретить тебя ещё раз. Здесь я проездом, но, если когда-нибудь окажешься в моих краях, обязательно разыщи меня, — джентльмен протянул Майклу маленькую карточку с золотыми буквами. Граф Разумовский всегда будет рад встрече с Майклом. Как твоя фамилия, если, конечно, это не секрет?

— Эпштейн, Майкл Эпштейн, — представился юноша.

— Желаю тебе удачи, Майкл Эпштейн.

— Спасибо, сэр. Я тоже желаю вам удачи, — с этими словами Майкл выбежал из казино.

Внутри всё клокотало. Тысяча семьсот пятьдесят долларов. Такие деньги он видел только в руках отца. Целое состояние. Этот выигрыш окончательно уверил Майкла в магических свойствах карт. Он видел во сне события, происходящие пару сотен лет назад, а может и больше. Никакие совпадения не имели здравого объяснения, и Майкл решил, что это знак судьбы. С такими мыслями он подошёл к банку, где его уже дожидался Сентин.

— Я уже начал волноваться.

— Я заходил в гости к мечте, — загадочно улыбаясь, сказал Майкл и вошел в банк.

Мистер Гифорд, мужчина средних лет, небольшого роста и в больших очках с черной оправой и сильно увеличивающими линзами, отчего глаза казались огромными, а всё остальное в его внешности, уже не имело значения.

— Мистер Эпштейн? — поинтересовался ленивец (так его назвал Майкл из-за внешнего сходства со смешным зверьком). — Звонил ваш отец. Он был удивлен вашим отсутствием и просил срочно связаться с ним по прибытии.

Майкл, предчувствуя бурю, набрал номер своего домашнего телефона.

— Где тебя носит, что за непонятные исчезновения? Отдай документы и поживей возвращайся, — отец повесил трубку.

— Вам придётся подождать ещё полчаса, мистер Эпштейн, я подготовлю необходимые бумаги, — учтиво проговорил банкир, стоявший рядом и, как показалось Майклу, получавший удовольствие от того, как «мистер Эпштейн» покраснел, услышав голос отца.

Юноша устроился в кресле и мысленно вернулся к приятным минутам, пережитым полчаса назад. Он достал визитную карточку, где было написано «Граф Эммануил Разумовский». Замысловатый рисунок высвечивался в глубине лощеной бумаги. По всей видимости, фамильный герб, — подумал юноша, разглядывая зашифрованный вензель, на котором была изображена роза ветров с пятью перекрещенными мечами. В центре был изображено, что-то напоминающее открытый глаз. От этого знака веяло мистикой, но чему удивляться, когда события вокруг него не иначе как мистическими не назовёшь.

Через полчаса мистер Гифорд передал ему документы, и Майкл вышел из банка.

— Почему ты не сказал, что машина сломалась? — хмуро спросил он водителя.

— Прости меня. Честно сказать, я испугался. Ты знаешь, твой отец может меня уволить. Как я буду кормить мою маленькую Луизу? — в голосе Сентина появились тревожные нотки.

— Ладно, старина Сентин, от меня не убудет, а твоя красавица Луиза уже через пару лет выйдет замуж за богатого жениха. Тебе будет ни к чему думать о старости, ибо капитал жениха её обеспечит — дружески хлопая водителя по плечу, смягчился юноша.

Он знал Сентина с малых лет, когда тот работал ещё у его деда Сандерса, и никогда не видел от него ничего плохого, зато видел, как строг к нему отец, отчего водитель его панически боялся. Жена Сентина, родившая ему дочь, умерла вскоре после родов, и уже шестнадцать лет он воспитывал девочку один. «Дам ему сто долларов. Это его наверняка шокирует, зато он сможет купить подарок своей дочери, а если он спросит откуда у меня такие деньги?», — рассуждал про себя Майкл, — «а если скажу, как есть? Не поверит, конечно не поверит, в моём возрасте в казино не то чтобы играть, а даже заходить не дают. Скажу нашёл в одной из книг в библиотеке. А что это неплохой вариант, книги из библиотеки принадлежали богатому человеку, и подобный тайник имеет право на существование. И даже отцу можно преподнести такую версию, появления неожиданного капитала.

— Сентин, ты умеешь хранить тайны? Если я доверю тебе кое-что сокровенное? — спросил он, заглядывая водителю в глаза.

— Вы для меня — вторая семья. Я знаю тебя с самого твоего рождения Майкл. Как можно предать людей, которых любишь, и среди которых живёшь? — с искренней горечью в голосе ответил Сентин.

— Возьми, это для твоей Луизы, — с этими словами Майкл протянул водителю сто долларовую купюру.

— Ты кого-то обворовал? — встревожился Сентин.

— Нет, Сентин это её величество фортуна, — перефразировал юноша слова, услышанные в казино. — я как ты знаешь занимаюсь наведением порядка в библиотеке, и вот в одной из книг, находилось несколько купюр. Хочу поделиться с тобой этой радостью. Одну из них я вручаю тебе, как моему доброму другу. Пусть это будет подарком твоей Луизе, — Майкл сунул деньги в нагрудный карман водителю, не подозревая, какого искренне преданного человека он обрёл в эту минуту.

— Спасибо, мистер Эпштейн. Мне никто и никогда не делал таких подарков, — на глаза водителю навернулись слёзы.

— Спасибо тебе, Сентин, что ты есть у нас, — ответил Майкл, уткнувшись головой ему в плечо.

Всю дорогу они ехали молча. Каждый думал о своём. Сентин удивлялся, как просто мальчик подарил ему сто долларов. Хозяин не терпит незаслуженных щедрот. Он всегда и в одно время платит, но в подобной расточительности замечен не был. Ричард уверенно управлял своей маленькой, но очень прогрессивной империей, и заставлял каждого уважать зарабатываемые деньги. «Капитал, — любил цитировать своего тестя мистера Сандерса Ричард, — не терпит расточительности, и непродуманных вложений. Легче его получить, нежели стабильно сохранять».

«Да, мистер Эпштеин, — размышлял Сэнтин, — очень грамотный хозяин, имеющий такого золотого сердцем ребёнка, хотя и Эдвард добрый малый, а вот Рэм — это копия отца. Доброго слова никогда от него не услышишь. От этого щедротне дождёшься, скорее отнимет, чем подарит. Хотя по хватке он братьев обскакал, и хозяин не замечает, какого хитреца вырастил. А может и замечает, но пока наблюдает за его действиями?»

Майкл думал о Джозефе. О неожиданной, но такой желанной раздаче за игровым столом казино. О мистическом пребывании в этом месте графа Разумовского, исполняющего его мечту. Баснословный выигрыш, и всё это они, карты. «Джозеф, мой дорогой друг Джозеф. Как же мне понять, где и когда ты будешь снится?»

По приезду домой он попрощался с Сэнти, взяв с того клятву о молчании, и прибежав на чердак начал раскладывать карты, пытаясь определить, кем бы мог быть маркиз Лотти, описываемый в книге если бы существовал. А ведь если существует маркиз Лотти — значит, существует и Сэмуил Хэмпфил. Он достал схему и вписал их имена со знаком вопроса в клетки схемы. Маркиза Лотти он сделал бубновым валетом, а Сэмуила — бубновой десяткой.

В дверях комнаты показалась голова Рэма.

— Чем занимается мой младший брат? — поинтересовался он, проходя в чердачную комнату.

— Так, карты раскладываю, — пожал плечами Майкл.

— Дались тебе эти карты. Лучше читай глупые пиратские саги, — с этими словами Рэм бросил на кровать книгу.

— Я же спрашивал тебя про нее! — воскликнул Майкл.

— Откуда мне знать, какую книгу ты имеешь в виду? — сделал удивленный вид Рэм.

— Всё ты знал, Рэм, и специально её забрал, и откуда в тебе эти мелко-пакостные желания?

— Это ты кого пакостником называешь? — вскипел средний брат.

— Не надо грудь колесом надувать Рэм, взял бы сознался. Нет ты ещё и права качать пытаешься, не боюсь я тебе понял? — огрызнулся Майкл, — и нечего на моем чердаке делать. Иди в свою мастерскую и командуй там. Отец каждому отдал то что просили.

— Червяк книжный, — брезгливо бросил Рэм, и стал спускаться по лестнице.

— Если выбирать между книгами и братом, я бы выбрал книги, — крикнул ему в след Майкл, но тот уже не слышал.

Майкл немного успокоившись, забрался на мягкий тюфяк, и открыл книгу.

Он помнил каждую мелочь происходящих событий, и с первых слов погрузился в вековые глубины романа.

Глава V

БЕРЕГОВОЕ БРАТСТВО

Измученный, умирая от жажды, Сэмуил после трёх дней морских скитаний, выбрался на берег и упал на песок. Немного передохнув, он пошёл на поиски пресной воды вглубь острова.

Растительность была настолько густой, что пробираться сквозь неё было очень трудно. Лианы, кустарники и ветви деревьев переплетались так, что по ним можно было без труда забраться на вершины высоких пальм, как по канатной лестнице, но пройти в глубь леса было невозможно. После очередной попытки, окончательно выбившись из сил, Сэмуил решил пойти берегом. Пройдя больше двух километров, он услышал шум падающей воды. «Водопад!» — мелькнуло в сознании, и, собрав последние силы, он пошёл на звук. Жадно припав пересохшими губами к потокам живительной влаги, Сэмуил пил и не мог напиться. Потом долго сидел под прохладными струями воды, смывая с себя въевшуюся в кожу морскую соль. На остров медленно надвигались сумерки. Воду он нашёл и это было главное, но найти что-то съестное в темноте невозможно, и пришло время подумать о ночлеге. Пройдя около километра, до него донеслись звуки, похожие на стук топора.

Сэмуил прислушался. Действительно, где-то рубили дерево. С кошачьей осторожностью, дабы не быть услышанным, он стал забираться на пальму, пытаясь рассмотреть то место, откуда доносились звуки топора.

Сквозь листву стала видна поляна, освещённая костром, и несколько человек, сидевших вокруг огня.

— Какое наслаждение не чувствовать качки и провести ночь на земле. Вряд ли это может понять человек, не находившийся в море по нескольку месяцев, — говорил один из сидевших.

— Я в море уже двадцать лет и раньше, сходя на берег, из всех земных наслаждений предпочитал горячее тело портовой шлюхи. А сейчас предпочитаю компанию хорошего рома и хруст поросячьей корочки, — низкий голос принадлежал человеку, выделявшемуся атлетическим телосложением.

— А я бы с великим удовольствием зарылся носом в душистые волосы пышнотелой красотки, — сказал человек маленького роста, но довольно крепкого телосложения.

— Могу предложить твоему носу сиськи местной обезьяны. Волосы там тоже есть, разве что с запахом подкачало, — сказал здоровяк, и все разразились громким хохотом.

— Э-эх! — произнёс невысокий коренастый матрос. — Вам не понять Карамо. Кто из вас знает, сколько по свету бродит ваших детей? А Карамо, каждого своего знает по имени, вот это и есть зачатие рода.

Всем своим видом этот моряк напоминал маленький кряжистый дубок. В нём чувствовалась некая природная сила, и её присутствие прослеживалось в том, как он твёрдо стоял на земле, словно врастая корнями.

— Кончай врать, Карамо, что это все твои дети, когда успеваешь? Если только во сне зачал кого-то? — произнёс здоровяк, и сидящие опять хором захохотали.

Сэмуил, убедившись, что это моряки, решил покинуть своё убежище и вышел к костру. Моряки вскочили и похватав оружие, насторожились.

— Ты кто такой? — спросил здоровяк. — Как сюда попал?

— Мой корабль во время шторма разбило о рифы. Похоже, что в живых остался только я.

— Как назывался твой корабль? — спросил здоровяк.

— «Северная звезда», но раньше я ходил на «Аполло».

— Капитана «Аполло» звали Мэтью Брю?

— Да, — успел ответить Сэмуил, прежде чем силы покинули его.

— Я знал этого капитана, хороший был малый, — сказал здоровяк. — Тащите парнишку поближе к костру.

Несчастного положили на пальмовые листья у костра.

— Хватит болтать, набираем воду — и на корабль, — распорядился здоровяк.

Очнулся Хэмпфил уже лежа на палубе. Ветер раздувал паруса, и корабль нёсся по волнам со скоростью, видеть которую Сэмуилу еще не доводилось. С мостика доносились голоса:

— Кого вы притащили? Этот малый похоже долго не протянет, скажи пусть долговязый его осмотрит, если выживет в команду, а нет на корм акулам.

— Нет капитан, в этом малом сила есть, просто в море три дня болтался. Говорит с «Северной звезды» выпал. Вроде как один из команды выжил, а по нашему кодексу последний выживший счастливчик, так что быть ему достойным членом нашего братства.

Этот голос он помнил, кажется принадлежал тому здоровяку. Зацепившись за снасть он поднялся, и на ватных ногах прошел вдоль борта, остановившись в нескольких метрах от здоровяка.

— Капитан сказал, что не будет тебя кормить, если не будешь работать. Выбирай: или ты забудешь о своей слабости, и найдёшь в себе силы, или пойдёшь кормить акул, они любят свеженькое мясо. И пусть меня разразит гром, если я не Гром, — захохотал здоровяк.

Голод туманил сознание несчастного, но просить еду после сказанного было равносильно тому, что просить палача отряхнуть верёвку от пыли перед казнью. Но тут здоровяк неожиданно крикнул:

— Где эта кухонная крыса? Скажите, чтобы накормил парня, да поживей.

Из дверей камбуза высунулась чёрная голова:

— Кого здесь надо накормить? — и, увидев Сэмуила, кок махнул ему рукой.

После съеденной миски густого овощного рагу с кусками вяленой солонины Сэмуил уснул, на отведённом ему месте, а когда проснулся, была уже глубокая ночь. Поднявшись на палубу он несколько минут наслаждался свежим ветром, и услышал окрик за спиной.

— Ну что, очухался? Поднимайся ко мне.

Здоровяк стоял за штурвалом, и махал ему.

Сэмуил поднялся на мостик.

— Как тебя звать?

— Сэмуил.

— Значит, Сэм. А меня все зовут Гром, — протянул руку здоровяк. — Капитан поставил тебе на паруса, а потом посмотрим, что ты за птица.

— Как называется ваш корабль и куда вы идёте?

— Наш корабль назван в честь бога морей «Посейдон», но мы никуда не идём. Мы ищем встречи с какой-нибудь посудиной, набитой разным барахлом, — разразился смехом здоровяк, а потом громко добавил, посматривая на Карамо, стоящего у пушки:

— Когда у Карамо есть деньги, он покупает пышку, а когда денег у Карамо нет, он теребит шишку. Или во сне ощупывает спящего соседа, рискуя быть убитым, — и все, кто был на палубе, закатились смехом, а Карамо дал залп, который дважды откликнулся эхом в гротах скалистого острова по правому борту судна. В воздух взлетели стаи потревоженных птиц.

— Держись меня, и, клянусь памятью капитана Брю, тебя никто не обидит. Но держи ухо востро, у нас шустрые ребятки. В последнем походе полкоманды выкосила тропическая лихорадка, и капитан идёт набирать новую. Задумаешь бежать — беги, но так, чтобы не поймали: беглецов у нас не любят. Вижу, что тебе не по нраву наша компания. Я в прошлом тоже ходил на торговом судне, пока на нас не взяли на абордаж ребята с «Посейдона». Теперь я здесь, и за мою голову дают много золота, которое Карамо с огромным удовольствием потратил бы на портовую красотку, а то на его руках появились большие мозоли, а раньше я их не замечал. Кто подскажет, отчего они появились? — и опять команда разразилась смехом.

Рисунок № 2

Карамо по непонятным причинам на шутки Грома только улыбался, но отвечал редко. Было видно, что вывести этого малого из себя никому не удавалось.

Разговор прервался с появлением капитана.

— Я вижу, что акулы останутся без завтрака. Умеешь управляться со снастью? — спросил капитан.

— Я моряк, — ответил Сэмуил.

— Тем хуже для тебя. Теперь ты в команде, и кое-кому придётся раскошелиться и за твою голову тоже, но когда это случится, никто не знает.

Капитана звали Акула Пьер из-за его привычки бросать виновных за борт, на справедливый суд Посейдона, вершить который помогали акулы. Это был широкоплечий, высокого роста человек с острым проницательным взглядом, светло-серых глаз. На нём была фланелевая рубаха тёмно-красного цвета, перепоясанная чёрным кушаком, из-за которого торчали пистолеты. Одного взгляда этого сурового человека хватало, чтобы прекратить спор, возникший в команде. Никто не знал, откуда он родом и когда стал пиратом. О его жестокости ходили легенды, но никто никогда не сказал о том, что Акула Пьер обделил кого-то из своей команды или наказал человека незаслуженно. На корабле была жесткая дисциплина, и матросы за спиной у капитана частенько роптали, что он перегибает палку, не позволяет пить ром и редко заходит в порты, но это быстро пресекалось Громом, которого боялись не меньше капитана.

Сэмуил заметил, что Акула мало с кем разговаривает, если не считать приказов да нагоняев за нерасторопность. Его никогда не видели пьяным, потому что если Акула пил, а такое случалось, когда команда сходила на берег, — то пил один в своей каюте. У Сэмуила сложилось впечатление, что капитан мало говорит, но много думает. В любой шторм он сохранял удивительное равновесие, твёрдо ступая по палубе, словно с каждым шагом его ноги прирастали к дубовым доскам. Капитан мог часами неподвижно стоять на корме, глядя в бескрайнюю морскую даль, а порой не выходил из каюты по два-три дня. Тогда «Посейдоном» командовал Гром.

Положение Сэмуила в команде решил случай. Пираты долго скитались в поисках торговых судов, пока однажды в сильный туман чуть не столкнулись с большим кораблём.

Капитан скомандовал: «В погоню!» Рулевой налёг на штурвал, и «Посейдон» стал разворачиваться. Сэмуила удивляла не только быстроходность, но и маневренность пиратского судна. Внезапно туман расступился, и впереди оказался большой военный корабль, на котором заиграла труба и застучали барабаны. Это был охотник за пиратами галеон «Барракуда». Капитан догадался по звукам трубы, к чему там готовятся, и приказал делать резкий разворот, дабы не попасть под пушки левого борта корабля. «Посейдон» сильно накренившись начал забирать в правую сторону, когда раздались залпы пушек галеона. Несколько ядер попали, но не нанесли сильного ущерба, за исключением расщепленной двери камбуза.

Решение пришло в голову Сэмуила мгновенно. Он подошёл к капитану и сказал:

— Можно обойтись малой кровью, если вы доверите мне управление «Посейдоном».

— А почему ты решил, что я буду слушать твой бред, и доверю тебе корабль?

— Я хорошо знаю эти места, капитан. Фарватер имеет свои особенности, которые могут сослужить нам хорошую службу. Я дважды проходил здесь, и могу сделать это сейчас.

— Действуй. Но, если ты ошибёшься и подставишь этих ребят, умрёшь первым.

В миле от места встречи с противником находились островные скалы, на которые Сэмуил и направил «Посейдон». Расчет на то, что за ними погонятся, оправдался. Преимущество было на стороне пиратов: «Посейдон» был меньше и легче галеона, и стал заметно отрываться от преследователей.

Сэмуил скомандовал сбросить паруса, когда «Посейдон» приблизился к проливу, находящемуся между скал. Вход в пролив напоминал широкое основание бутылки, переходящее в узкое и длинное горлышко. По водному коридору мог пройти только опытный шкипер. Вся коварность пролива заключалась в том, что примерно по центру прохода на малой глубине находился острый, как шип выступ скалы, и обойти его можно было только с левой стороны, вплотную к отвесному берегу. Сэмуил осторожно обошёл опасное место и войдя в бухту окружённую скалами, попросил капитана сбросить паруса, и якорь по левому борту. Этот маневр предполагал, что якорь достигнув дна, заставит корабль сделать плавное торможение с разворотом в левую сторону. Стратегически это был очень опасный маневр, так как «Посейдон» стоял внутри скальной гряды развёрнутый бортом ко входу в бухту, но тогда ни капитан, ни члены команды не догадывались, о грандиозном замысле Сэмуила Хэмпфила, для которого это в случае неудачи, могло закончится смертью.

Преследовавший галеон быстро приближался, и уже слышались ликующие звуки команды, загнавшей противника в ловушку, как вдруг раздался треск корабельных снастей, и галеон, резко клюнув носом, стал заваливаться на бок. Старший канонир «Посейдона» Карамо, выставив пушку в нужном направлении, дал первый залп. Ядро, описав видимую дугу, сбило флагшток преследователей. Это был настолько красиво исполненный выстрел, что все члены «Посейдона» разом ликующе взревели. Радостные крики и улюлюканье пиратов подняли стаи птиц с прилегающих скал. Канонир стал переходить от пушки к пушке, делая прицельные залпы. Борта «Барракуды» уже зияли дырами, когда выстрелила пушка галеона, и ядро просвистев над головами пиратов, упало в нескольких метрах от «Посейдона». Галеон не мог стрелять в ответ, так как сильно наклонился на борт, и жерла пушек смотрели на воду, но похоже они смогли настроить одну из них. Карамо решил пресечь слабые попытки сопротивления и настроив одну из пушек дал залп угодивший в нескольких метрах от порохового погреба, после которого на корабле началась паника. Канонир «Посейдона» знал куда стрелять. Несколько ядер пробили переборку за которой находился пороховой отсек, и последующие попадания грозили взрывом. Акула Пьер рассматривая повреждения в подзорную трубу, приказал больше не стрелять. Галеон «Барракуда» медленно погружался в воду, а команда пыталась спустить на воду одну из уцелевших после бомбардировки Карамо лодок.

— Если ты заходил сюда, значит и выход знаешь? — спросил капитан, вплотную подойдя к Сэмуилу спросил Акула.

— Да, капитан, выход так же прост, как и вход сюда. За той скалой, — показывая рукой разъяснял Хэмпфил, — есть проход. На первый взгляд он довольно узкий, но как оказалось, там может пройти целый галеон, а для более узкого «Посейдона», это пара пустяков. Глубины между скал достаточные, на киль не сядем.

— Твои знания полезны Барракуда! — сухо похвалил Акула, и обращаясь к Грому сказал:

— Выводи корабль в открытое море. Твоим помощником будет Барракуда.

Капитан покинул палубу, а здоровяк в сопровождении Хэмпфила поднялись к корабельному штурвалу.

— Считай, что ты зачислен в команду вторым шкипером, и капитан дал тебе новое имя, Барракуда, осталось получить благословление от команды — весело смеялся Гром похлопывая Сэмуила по плечу, когда тот аккуратно выводил «Посейдон» через узкий грот в открытое море. — Наш мудрый капитан назвал тебя в честь корабля, который ты потопил. Отдай штурвал Барракуда, пойдём выпьем по кружке рома, за очередную победу, а потом — к капитану. Акула приказал привести тебя в капитанскую каюту, по выходу в море.

. ***

— Что ты так увлечённо читаешь Майкл? — поинтересовался Ричард, несколько минут наблюдающий за сыном, — ты даже не слышал как я поднимался, да и дверь у тебя скрипит, хотя я тебе уже говорил смазать маслом петли, чтобы не скрипела, когда ты тайком по ночам ходишь на кухню, и таскаешь сладости.

— Я нашёл эту книгу без обложки, и решил почитать. Мне очень нравятся происходящие здесь события, — обрадовавшись интересу отца произнёс Майкл.

— Я не против, чтобы ты читал, но у тебя ещё масса работы, которую кроме тебя никто делать не будет, — наставительно начал Ричард, — Ты днями торчишь в библиотеке, но я не вижу ощутимых результатов, а сейчас понимаю почему. Сегодня разберёшь все книгу от входа, а я вечером проверю.

Майкл нехотя собрался и захватив с собой книгу, отправился в библиотеку.

Перебрать все книги у входа за день, не представлялось возможным, так как они занимали пространство от пола до потолка, и стояли в несколько рядов. Отец пару дней назад, купил их у какого-то торговца недвижимостью, не пожелавшего оставлять своё имя и координаты. Здесь было много книг в дорогих переплётах, кои Майкл за время работы в библиотеке научился отличать, в одной из которых он нашёл карту. Полистав книгу он понял, что карта не имеет к ней никакого отношения, и лежит здесь скорее всего для лучшей сохранности. Развернув карту Майкл немало удивился, так как эта морская карта походила на те о которых он читал в книге. Несмотря на небольшие размеры, она изобиловала разными поправками и названиями мест. Названия некоторых были перечёркнуты, а ниже сделана другая надпись. Маршруты между портами были подписаны с указанием расстояния и времени в пути. В правом нижнем углу стояла расплывчатая подпись. Похоже на этот угол карты попала влага, размазавшая чернила подписи. Майкл озадачено стал изучать названия, но не смог прочитать не одного из них, так как они были написаны на непонятном языке. Даже буквы были какими-то необычными, и скорее напоминали знаки. «Кто знает, а вдруг это какой-то секретный язык прошлых столетий?» — подумал юный изыскатель, «но как и у кого можно узнать это?». Перебирая в памяти некоторые книги он вспомнил, что уже видел одну из них, где рассказывалось о языках других стран. Майкл бросился к каталогу и стал искать, на какой полке и в каком ряду она находится. Найдя нужное название, он перенёс лестницу, и полез к верхней полке.

«Языки. Наречия. Диалекты» прочитал он, найдя нужную книгу, и тут же открыл обложку, и пробежался глазами по оглавлению.

— Это то что мне надо, — довольно вслух протянул Майкл, и спустившись стал искать ответ на интересовавший его вопрос. Не на одной из множества таблиц с буквами и знаками, он не нашёл ничего подобного, что говорило о необычности карты. Майкл взяв большую лупу, положил карту под светом настольной лампы, и начал рассматривать необычные буквы. Это действительно были знаки, так как среди них часто попадался кораблик, только каждый раз чёрточки находились по разные стороны, и в разных направлениях. Это могло обозначать любую букву алфавита, и при умении такой шифр должен был легко читаться знающим человеком. Выписав несколько из них на листок, юноша задумался над тем, чтобы это могло значить. Очнувшись от полного сумбура предположений, Майкл решил поискать ответы в романе, и открыв нужную страницу углубился в происходящее

ГЛАВА VI

Капитан Акула Пьер, старший помощник Гром, и канонир Карамо.

Гром спустившись в свою каюту с новоявленным другом, достал из небольшого шкафчика бутылку, разлил ром по кружкам, и сказал:

— Бьюсь об заклад, что не позднее чем через сутки у нас будет новая команда — из тех, кто за нами охотился. Сейчас они ещё не готовы, а когда утром увидят акул, станут гораздо сговорчивее. Давай выпьем за твою выдумку Барракуда. Сегодня ты прошёл испытание и стал полноправным членом нашего братства. Это тебе говорю я, старший помощник Гром.

Вряд ли кто-нибудь видел Грома более доброжелательным. Ему нравился этот малый, за то, что он поверил в него, и его вера оправдалась с лихвой.

— На этом корабле, у меня есть два друга, которым я полностью доверяю, — неожиданно поведал здоровяк, — это капитан и наш старший канонир. А вот и он, — рассмеялся Гром появившемуся в дверях каюты Карамо.

— Заходи друг мой Карамо, и выпей с нами пару глотков этого замечательного рома.

Сэмуил впервые в жизни видел подобную точность выстрелов, хотя когда-то считал лучшим пушкарём, парня из его прошлой команды на «Аполло» по имени Руди. Он хорошо стрелял из имеющихся для защиты корабля пушек, но подобной точности, какую сегодня показал Карамо, мог позавидовать любой.

— Когда мы планируем вернутся за командой галеона? — спросил канонир.

— Завтра к закату думаю созреют, — деловито потирая большие ладони ответил здоровяк, — я вот и нашему другу рассказываю, что как только утром акулы их пощупают, они станут сговорчивее. Да и с пресной воды там серьёзные проблемы.

— Насколько я понял, ты неплохо знаешь это место? — поинтересовался канонир обращаясь к Сэмуилу.

— Мне дважды приходилось быть здесь. Мой друг капитан Брю, привёл сюда «Аполло», когда ожидался сильный шторм в открытом море. Потом я хорошо запомнил эти глубины и их подводные сюрпризы, а сегодня получилось применить эти знания в реальности.

— Я хочу спросить тебя Барракуда, о чём ты думал и на что рассчитывал, когда просил бросить якорь по левому борту? Мне показалось, или ты на самом деле развернул корабль для стрельбы?

— Я знал, что галеон не пройдёт мимо шипа, и останется в проливе, а разворот делал для твоей работы, — довольно рассмеялся Сэмуил.

— Хороша работа Барракуда, — дружески похлопал Карамо по плечу нового друга. Налей ещё по глотку Гром, и пойдём к капитану, он просил зайти нас троих. Они выпили ещё по кружке рома, после которого Сэмуил почувствовал невероятную тяжесть в ногах.

— Скоро привыкнешь, — смеясь, пробасил Гром, заметив неустойчивость Сэмуила. — А теперь пойдем к капитану.

В каюте Акулы Пьера Сэмуил оказался впервые: много книг, на столе морские карты, большой компас. На другом столе, находящемся в левом углю просторной капитанской каюты, лежали какие-то бумаги и стояли чернила. По всей видимости Акула Пьер что-то писал, и писал много сюда по количеству перьев, торчащих из продолговатого деревянного стакана.

— Где тебя высадить, парень? — неожиданно спросил Акула, глядя на Сэмуила в упор.

— Я не просил вас об этом!

— Честно скажу, мне не нравятся холеные аристократы вроде тебя. Ты думаешь, что завоевал моё доверие, посадив этих идиотов на мель? Ты спасал свою шкуру. Никто не стал бы разбираться, как и при каких обстоятельствах ты попал на корабль. Вздёрнули бы на рее, как пирата, и весь разговор. Таким, как ты, я не верю: слишком избалован роскошной жизнью, чтобы быть пиратом.

Слова капитана были резки, но в пиратском мире, любое послабление являлось крахом. Если этот парень имеет стержень, он даст достойный ответ, а если такового не имеет, за оказанную услугу, сойдёт на берег в ближайшем порту.

— Я не дал повода усомниться в моей смелости, и могу не раз это показать. Что касается моей аристократической жизни, то должен сказать, что с шести лет я ходил юнгой, и только в шестнадцать сошёл на берег стараниями одного хорошего человека, дабы получить необходимые знания. В душе я всегда жил морем и любому готов доказать, что вправе называться моряком. Не скрою, меня посещали мысли, каким образом можно убраться с вашего корабля, но сегодня я понял, что судьба посылает мне испытания, дабы крепче закалить мою волю и разобраться, кто я есть на самом деле: моряк или священник.

Акуле понравился ответ этого худосочного паренька, и для себя он решил понаблюдать за ним, а потом принять необходимое решение.

— Время покажет, кто ты есть на самом деле, — произнёс Акула после некоторой паузы. — Кто обучал тебя управлению кораблём?

— Капитан Брю.

— Твой капитан был хорошим лоцманом. Я слышал твои команды и, признаюсь, был с тобой согласен. Тех, кому я доверяю вести корабль, всего четверо, возможно, ты сможешь стать пятым. У каждого уважаемого пирата есть прозвище, это как пропуск в мир берегового братства. Какое прозвище будет у тебя — решит команда. Пойдём на палубу.

С этими словами Акула направился к выходу. Все его движения говорили о недюжинной силе. Он был похож на сжатую пружину, готовую в любой момент молниеносно разжаться, чтобы сразить противника.

— Капитан, позвольте мне взять у вас одну из книг? — попросил Сэмуил.

Акула остановился и через плечо посмотрел на нового члена команды:

— Возьми, — сухо ответил капитан и вышел из каюты.

Сэмуил подошёл к полке и бережно взял одну из книг. Он прочитал несколько строк, когда в каюту вернулся Гром и пробасил:

— Ты можешь ждать свою команду, но не заставляй команду ждать тебя.

Сэмуил смутился из-за своей беспечности и выскочил на палубу. Не обращая внимания на Сэмуила, Акула продолжал говорить:

— За последние месяцы лихорадка выкосила каждого второго в нашей команде. Мы потеряли много достойных братьев и будем помнить о них до конца наших дней. Нам нужны люди надежные, потому что наша жизнь зависит только от нашего умения. Каждый из вас достоин быть капитаном, но, по законам братства, он сможет им стать только после моей смерти. Во время перестрелки с галеоном одна гнида решила убить меня, чтобы поскорей возглавить команду… — не договорив, Акула подскочил к одному из пиратов и, схватив его за горло, повалил на палубу. — Сколько денег дали тебе, чтобы ты убил меня?

Пират недолго извивался под рукой Акулы, его движения стали замедляться, тогда капитан ослабил руку:

— Пусть команда решит, как с тобой поступить.

— Капитан, — произнёс пират с синим шрамом через всё лицо, — я не оправдываю его, но я называл его братом и не могу молчать, как трюмная крыса. Он заслуживает смерти, но я прошу тебя не убивать его: высади его на каком-нибудь острове.

Команда загудела. Капитан прервал бурное обсуждение, обратившись к обвиняемому:

— Мы высадим тебя на острове и даже дадим заряженный пистолет, чтобы ты мог застрелиться прежде, чем сойдёшь с ума. А теперь уберите эту тварь в трюм и, когда покажется остров, бросьте его за борт. У нас есть другие дела. Вы видели этого малого в действии, — сказал Акула, положив руку на плечо Сэмуила.

Одобрительные возгласы раздались в толпе.

— На корабле он недолго, но уже успел доказать, что достоин называться нашим братом. Не буду скрывать, что я, как и многие, считал его случайным пассажиром «Посейдона», но сегодня на мое предложение покинуть корабль он ответил отказом и выразил твердое желание стать полноправным членом команды. А раз так, мы должны дать ему пиратское имя, с которым он будет жить и когда-нибудь умрёт.

Слово взял канонир Карамо:

— Галеон назывался «Барракуда». Пусть и он носит имя этой хищной рыбы.

«Барракуда!» — закричала команда. Акула поднял руку:

— Отныне твоё имя Сэм Барракуда, носи его с честью, и, быть может, в будущем на океанских просторах появится капитан Барракуда.

Утром, как и предсказывалГром, «Посейдон» вернулся в пролив. Галеон полностью затонул, и лишь кончик фок-мачты торчал из воды, как памятник погибшему кораблю. Из всей команды осталось не более тридцати человек, они держались на плаву благодаря деревянным обломкам и при виде корабля стали взывать о помощи. Предсказание Грома сбылось: все, кто остался в живых, из преследователей превратились в последователей берегового братства.

Их подняли на борт и разбив на группы распределили среди бывалых пиратов, для последующего воспитания.

«Посейдон» взял курс на один из островов, прославившийся, как пиратский порт. Власти ничего не могли поделать с этим пристанищем: пираты там долго не задерживались, а лишь запасались провиантом. Существовал негласный закон, по которому на торговые суда, заходящие в этот порт, пираты не нападали, а капитаны таких судов имели опознавательные знаки и сигналы. Торговый корабль проходил мимо острова с флагом, предупреждающим об опасности, и через полчаса все пиратские корабли выходили в открытое море, где могли не бояться никаких преследователей. Если корабли объединялись, они могли противостоять большой эскадре.

Акула Пьер дремал в своей каюте, когда его сон потревожили стуком в дверь.

— Кого там несёт? — недовольно прохрипел капитан.

— Капитан, на палубе драка, — раздался голос из-за двери.

Акула поднялся на палубу. Дерущиеся разделились на два лагеря. Старая команда против тех, кто пришел с потопленного галеона. На окрик капитана никто не отреагировал. Тогда Акула одним движением развернул палубную пушку и дал залп в сторону дерущихся. Несколько человек упали замертво, и это охладило пыл враждующих. Тяжело дыша, все смотрели на Акулу.

— В чём дело? — спокойно спросил капитан.

Те, кто знал этот голос и этот тон, не сомневались, что подобное спокойствие сулит акулам дармовой завтрак.

— Говори, Гром! — глядя на здоровяка, сказал капитан.

— Капитан, ты знаешь, что у нас в команде заведено ничего не прятать, потому что братья не крадут друг у друга. Сегодня мы обнаружили, что у нас завелась крыса, и завелась она среди них, — сказал Гром, показывая ножом на команду галеона. — Ты, конечно, помнишь золотой кулон, который я выиграл в кости. Сегодня он перекочевал в карман вот этого ублюдка, а по законам берегового братства, капитан…

— Не учи меня законам, Гром! — перебил его Акула. — Теперь говори ты, — сказал он долговязому парню с разбитым носом, на которого указал Гром.

— Это подарок моей матери, — сказал долговязый, вытирая рукавом кровь с лица.

— Подойди сюда, — властно произнёс капитан.

Долговязый с опаской приблизился на несколько шагов.

— Подойди ближе.

— Это подарок матери, — приблизившись, повторил долговязый.

В этот момент раздался ещё один голос:

— Капитан, я могу подтвердить, что этот кулон был у него, когда мы выходили из нашего порта.

— Выйди сюда, я тебя не вижу.

К капитану подошёл человек одного роста с долговязым.

— С того момента, — сказал капитан, — как мы взяли вас в команду, вы не дали мне повода усомниться в вас. Вы вдвоём говорите, что кулон подарен матерью, а у Грома, кроме меня, других свидетелей нет. Наш корабль носит имя бога морей, так пусть море решит, кто из нас прав. Хоть я и капитан, но, по законам берегового братства, в споре мы равны. Раз я свидетельствую в пользу Грома, значит, становлюсь участником спора, как и вы. Сейчас все пойдут отдыхать, а утром, — капитан выдержал паузу, окинув команду недобрым взглядом, — утром мы закончим наш спор. Если какая-нибудь крыса пикнет и нарушит тишину на корабле, она не увидит восхода. Завтра мы пойдём охотиться на акул, — с этими словами Акула ушёл в свою каюту.

Наутро команда собралась на палубе. Акула вышел по пояс голый, с ножом в руках.

— Полные паруса! — скомандовал он.

«Посейдон» стал набирать скорость, и через полчаса очертания острова растворились в утренней дымке.

— Отмотайте четыре каната по длине «Посейдона», — приказал капитан.

Когда приказание было выполнено, капитан продолжил:

— Каждый возьмёт с собой нож на тот случай, если на него нападёт акула. Обмотавшись канатом, мы прыгнем за борт и на полном ходу корабля будем его догонять. Вам понятно? — спросил капитан. — В таком случае вперёд.

Капитан и Гром стали на один борт, а долговязый и его друг — на другой.

— По моей команде прыгаем. Если кто-то не прыгнет, команда убьёт труса на месте, — подытожил капитан.

«Вперёд!» — крикнул Акула, и все четверо прыгнули за борт, удалившись от корабля на длину верёвок. Когда верёвки натянулись, все четверо что есть силы стали ползти по ним, то скрываясь под водой, то снова появляясь. Издалека они напоминали дельфинов, с той лишь разницей, что дельфины выныривали равномерно и не поднимали такой волны. Команда, затаив дыхание, наблюдала за пловцами. Быстрее всех к кораблю приближался Гром. Вторым был капитан. Долговязый и его товарищ шли почти вровень, но значительно отставали от Грома и Акулы. Гром уже начал карабкаться на борт, а капитан был метрах в пяти, когда на волне показался акулий плавник. Потом второй. Акулы плыли посередине между спорщиками, как бы присматриваясь к необычным морским обитателям.

Вскоре одна из акул резко пошла на долговязого, и пираты услышали душераздирающий крик. С долговязым было покончено. Гром забрался на борт и стал подтягивать капитана, но услышал брань и отпустил конец. Акула уже висел над водой, но было видно, что он устал и только сила воли заставляет его держаться за канат. На время акулы пропали из виду, но вскоре появились опять. Капитан висел над водой в метре от борта, видимо, собираясь с силами для последнего рывка. Несколько резких взмахов — и он вцепился в планширь. Когда Гром и Сэмуил схватили его за руки, Акула не стал сопротивляться, считая, что пари выиграно. Никто из команды не посмел бы упрекнуть капитана в несоблюдении правил.

Третий участник заплыва уже начал карабкаться на борт, по пояс высунувшись из воды, когда акула появилась рядом с ним. Моряк попытался поднять ноги над водой, но сил не осталось.

— Тащите, — скомандовал капитан.

Матросы взялись за канат, и в этот момент раздался дикий крик: акула откусила пловцу левую ногу по щиколотку. На палубе бедолага потерял сознание. Сэмуил перетянул покалеченную ногу ремнём, чтобы остановить кровотечение.

— Бог морей покарал лжеца и его заступника, — сказал капитан окружившей его команде.

Поступок Акулы Пьера поразил видавших виды пиратов.

Авторитет капитана стал непререкаемым и для старой команды, и для новичков. Переводя тяжелый взгляд с одного пирата на другого, капитан медленно произнес:

— Кто станет причиной раздора в команде, будет заряжен в пушки, и первый залп по противнику мы сделаем кусками гниющей плоти. Вы поняли меня?

Пираты ответили молчаливым согласием.

О том, как «Посейдон» расправился с галеоном-охотником, узнало всё береговое братство, и прозвище «Барракуда» окончательно закрепилось за Сэмуилом. Акула на три дня отпустил команду на берег насладиться вволю вином и портовыми подругами. Сэмуил сошёл вместе с командой, но не пошёл сразу в таверну, а решил прогуляться по острову.

Люди, живущие на острове и обеспечивающие береговое братство всеми мирскими благами, жили в достатке, потому как пираты не жалели золота. Для пиратских ночлегов строили роскошные дома, комнаты были наполнены дорогими вещами, награбленными пиратами в походах. Воровство на острове было запрещено. Пойманному на краже отрубали руку.

Прелестные особи женского пола наводнили остров в погоне за пиратским золотом. Несколько местных красоток слыли постоянными подругами знаменитых пиратских капитанов, были и те, о чьих ласках вспоминали многие пираты во время долгого плавания. Некоторые женщины уже имели детей, и при возвращении в порт среди пирующих пиратов то тут, то там появлялись довольные детские рожицы со знакомыми многим членам берегового братства чертами лица. Постепенно некоторые женщины обжили несколько домов, где, как правило, и находились, имея на попечении пару десятков портовых красоток и усиленно промышляя по приходу торговых и пиратских судов. Отцы обычно особенно не беспокоились о своих случайных отпрысках, и мамаши ублажали моряков своими телесами до той поры, пока всё золото, находившееся при гуляке, не перекочевывало в их многочисленные карманы.

Сэмуил не сильно увлекался вином, а потому решил пройтись по острову, где похоже были места достойные пера художника. Он проходил мимо аккуратного домика, увитого виноградной лозой, когда его окликнули. Белокурая девушка, слегка присев в знак приветствия, спросила:

— Вы доктор Дюпри?

— Нет, я не Дюпри и не доктор, потому что у меня не было практики. Но я неплохо разбираюсь в медицине, — ответил Сэмуил.

— Капитан «Ночной птицы» обещал привезти доктора для моей сестры, — грустно объяснила девушка свою оплошность. — Она беременна, должна вот-вот родить, и ей очень плохо.

— Не отчаивайтесь, вполне возможно, что доктор скоро подойдёт.

Девушка посмотрела на Сэмуила глазами, полными слез:

— Но моя сестра не может ждать, — всхлипывания незнакомки перешли в рыдания, — помогите нам.

— Проведите меня к вашей сестре.

Роженица лежала в небольшой комнате и тихонько напевала, но эта песня не была радостной, в голосе чувствовалась обречённость. Услышав шаги, женщина перестала петь и произнесла:

— Катарина, это ты?

— Я привела человека, который поможет нам.

— Он доктор?

Девушка посмотрела на Сэмуила с немым вопросом, что ей ответить сестре.

— Скажите, что я доктор, пусть она будет спокойна, — шёпотом произнёс он.

— Да он доктор, доктор … — залепетала девушка.

— Хэмпфил, — подсказал Сэм.

— Доктор Хэмпфил, — договорила Катарина.

После осмотра Сэмуил понял, что у женщины узкие тазовые кости, при купном плоле, и родить сама она не сможет. Несколько секунд он стоял в раздумье. «Похоже это ещё одно испытание Сэмуил Хэмпфил, ниспосланное тебе свыше. И ты должен пройти его. Если ей не помочь она умрёт, если он будет не точен, она тоже умрёт. «Лучше сделать и не пожалеть, чем пожалеть, что ничего не сделал» — вспомнились слова маркиза Лотти»

И он и, повернувшись к Катарине, уверенным голосом произнёс:

— В вашем саду я видел листья дикой цитерии, сорвите несколько и хорошо промойте их в проточной воде. Ещё мне нужна большая игла, суровая нить, много горячей воды и несколько чистых простыней.

Сэмуил спустился в сад и, подправив и без того острый нож о ремень, стал обжигать его на огне.

— Всё готово, доктор, — высунувшись из окна, произнесла Катарина, и в голосе ее была слышна надежда.

Сэмуил мысленно прочитал молитву и вошёл в комнату.

— Вы должны в точности исполнять все, что я буду говорить, — строго сказал он побледневшей девушке. — Одному мне не справиться, но вдвоём мы всё сделаем. Привяжите ей ноги и руки к кровати.

Потом, обращаясь уже к роженице, он произнёс:

— Я сейчас дам вам маковое молочко, это значительно облегчит боль, но потерпеть придётся. Вы не первая женщина, родившая подобным образом, наука давно практикует подобные роды, доверьтесь мне и потерпите.

Сэмуил подождал пока зрачки роженицы не сузились до размеров игольного ушка, и сама она не впала в забытье.

От осознания, что ему предстоит сделать, у Сэмуила задрожали руки, но он переборол себя и, несколько раз прочитав про себя молитву, начал делать надрез. Он помнил, какими уверенными были движения маркиза Лотти. Слова маркиза стучали молоточками в его висках: «Доктор должен быть хладнокровен, и каждое его движение должно быть уверенным, только в этом случае операция будет успешной». Когда он погрузил руки в чрево женщины, доставая ребёнка и перерезая его пуповину, тошнота подкатилась к горлу. Посмотрев на Катарину, которая не падала в обморок, потому что боялась за жизнь сестры, он понял, что не вправе давать волю своим чувствам, и успокоился.

Крик ребёнка огласил комнату.

— Быстро оботрите его и прикройте, — облегчённо вздохнул Сэмуил.

Предстояла довольно сложная процедура: он должен зашить живот бедняжке. Когда Сэмуил наложил последний шов и протёр рану соком цитерии, благотворно влияющей на заживление ран, силы оставили его, и он устало опустился на край кровати.

— Спасибо вам, доктор, — простонала девушка, в несколько помутнённом сознании. Сэмуил в ответ только молча кивнул головой и, пошатываясь на ватных ногах, вышел в сад. Катарина, сияя радостной улыбкой, держала укутанного новорожденного.

— Постоянно протирайте этим соком рану, и берегите малыша от сквозняков, — произнёс Сэмуил и пошагал в поисках таверны.

— Доктор, вы посланы нам Господом! — прокричала девушка ему вслед.

Зайдя в таверну, он нашёл там половину команды во главе с Громом.

— Барракуда! — весело пробасил здоровяк. — Ты выпадаешь из команды. А ну, ребята, вина Барракуде.

«Знал бы ты, что я сейчас делал», — подумал Сэмуил, а вслух произнёс:

— Я знакомился с местными достопримечательностями.

— Главная достопримечательность — груди пышки Марго, которые сейчас, вероятно, находятся в руках нашего канонира. Он даже ром пить не стал, — давясь от смеха, произнёс Гром.

Через некоторое время усталость и ром сделали своё дело, и Сэм погрузился в состояние глубокого забытья. Перед ним раз за разом вставала картина операции, и он опять почувствовал тошноту. Открыв глаза, Сэм обнаружил себя на плече Грома, который нёс товарища в ночлежку.

— Гром, — едва смог выговорить Сэмуил и тут же опорожнил желудок на фланелевую рубаху здоровяка.

— Да, барракуды всегда отличаются своей безжалостностью и паскудством, — злобно произнёс здоровяк и бросил Сэма на землю.

Сэмуил поднял голову, пытаясь сфокусировать свой взгляд, но у него плохо получалось, и голова вновь опустилась на песок. Мир кружился вокруг, и заплетающимся голосом Сэм сказал:

— Прости, Гром!

Хотел добавить ещё какие-то слова извинения, но язык перестал повиноваться. Гром несколько минут смотрел на это беспомощное тело и обречённо вздохнул:

— Когда-нибудь это заблёванное чучело станет великим капитаном, — он небрежно взвалил Сэмуила на плечо, и понес, насвистывая понравившуюся в таверне мелодию.

Хэмпфил проснулся с первыми лучами солнца от ужасной головной боли. Во рту пересохло. Обведя взглядом своё пристанище, он увидел кувшин, который обслуга предупредительно наполнила лимонной водой. Утолив жажду, Сэмуил осмотрелся. За стеной раздавался размеренный храп. Судя по длительности, спящий обладал огромной грудной клеткой, и можно было безошибочно сказать, что это Гром. Здоровяк начал поворачиваться, отчего ложе заскрипело, раздался треск подломившихся ножек и грохот рухнувшей кровати. На несколько минут воцарилась тишина; Гром соображал, что произошло, после чего обречённо изрёк: «Ну что за паскудство? Ни поесть как надо, ни поспать». Потом он долго сопел, поправляя одежду и застёгивая многочисленные ремешки своей боевой амуниции.

Во время боя Гром доставал оружие подобно фокуснику, и по-детски радовался, когда от удивления у противникаотвисала челюсть.

Наконец заскрипели половицы, и Гром вошёл в комнату Сэма.

— Привет, Барракуда! У тебя вода есть? — прохрипел здоровяк пересохшим горлом и, увидев графин, выхлебал остатки питья. — Ты, Барракуда, больше не пей. Если меня не будет, тебя украдут туземцы, и ты будешь до скончания дней жрать недожаренные личинки в кругу обезьяньей семьи.

Он опять хохотнул своим мыслям:

— Интересно, пил сегодня ром мой друг Карамо, или он окончательно потерял ориентацию в пространстве и не отходит от Марго?

И добавил, глядя перед собой:

— Ну а мы пойдём и съедим большого, хорошо прожаренного кабанчика.

Грохоча своими внушающими уважение из-за размера сапогами, помощник капитана стал спускаться по лестнице.

— Нет, деревянное не по мне. Я буду жить в каменном замке. Мне уже порядком надоел скрип корабельной снасти и гостеприимство этого острова. Я третий день хожу по земле, но до сих пор чувствую качку. В своём замке я сделаю подвесной мост и буду гулять по нему, чтобы не тосковать по морю. Ты знаешь, Барракуда, — Гром развернулся посмотреть на плетущегося за ним Сэмуила и громко расхохотался, — после кораблекрушения ты выглядел гораздо бодрее. Считай, что его величество ром принял тебя в свои подданные.

***

За окном раздались раскаты грома, и крупные капли забарабанили по стеклу. Вспышка молнии заставила Майкла вздрогнуть, и оторваться от чтения. На улице потемнело уже потемнело, и скоро должен прийти отец с проверкой. Поразмыслив, что все сделает завтра с утра, мальчик отправился в свою комнату.

Достав из тайника схему и, глядя на неё, Майкл задумался. Если всё происходящее не странные совпадения, то что к чему привязано, понять пока невозможно. «Может, я когда-нибудь угадаю всех твоих участников, а что дальше? Если герои моих снов — твои герои, то почему показываешь их вразнобой? Где Джозеф? Где его король? А, может, я слишком быстро хочу всё узнать? Ты прости меня, но всё-таки расскажи о них поподробнее. Ведь я знаю, что ты это знаешь. Ты хранишь это в тайне от меня». Майкл поцеловал схему, спрятал её в тайник и лёг в кровать. Ему нравилось это ощущение легкости перед сном, он старался внимательно следить, в какой момент сон возьмёт над ним верх. Сон пришёл быстро, и что-то запомнить не представлялось возможным. Майкл уже летел в бесконечном пространстве в предвкушении встречи с Джозефом. Миленьким личиком фрейлины, и другими участниками, которых он не запомнил.

Ощущение мягкого полёта подхватило, и заиграло картинами из глубины сознания, то затягиваясь, то ускоряясь сквозь порывистый сонный туман…….

Глава VI

ВТОРОЙ ГЕРОЙ ИЗ СНА. ДЕТСТВО РУДБЕРГА

Бароны Фредерик Дэльмер и Вильгельм Рудберг росли по соседству. Земли будущих наследников граничили между собой. Из-за большой удалённости замков мальчики редко встречались, но, если такое происходило, то их невозможно было оторвать друг от друга.

Первое состояние рода Дэльмеров заработал их предок за двести лет до рождения Фредерика. Дэльмеры были крупными землевладельцами. Крестьяне, работавшие на баронских землях, считались самыми богатыми в округе и очень трепетно относились к самому барону и членам его семьи за дружелюбный характер и щедрую оплату труда. Обрабатываемая земля давала стабильный доход, и два раза в год Дэльмеры бывали на аукционе, пополняя таким образом семейную казну последние сто лет.

Барон Рудберг имел несколько торговых судов, курсирующих по торговым маршрутам океанского побережья. Его жена Анна происходила из старого дворянского рода. Выйдя замуж за имевшего баронский титул, но небогатого Рудберга, она принесла с собой в качестве приданого солидный капитал. Барон умело распорядился деньгами жены и основал торгово-судоходную компанию. Через пять лет чета Рудбергов переехала в отремонтированный родовой замок барона и зажила роскошной жизнью знати с многочисленными гостями и приёмами. Осчастливленная рождением сына, женщина целиком посвятила себя ребенку. Её всё реже видели на приёмах и пирах, на что барон просто махал рукой и проводил ночи в компании симпатичных крестьянок. После нескольких удачных сделок с восточными купцами при непосредственном участии молодого султана Бабуки, унаследовавшего трон в одной из восточных стран, состояние Рудберга увеличилось в несколько раз, и он взялся за строительство верфи.

Когда Вильгельму исполнилось десять лет, зима выдалась особенно морозной. После одной из поездок в город Анна сильно простудилась и через несколько недель умерла, держа в руках ладонь сына и глядя в его заплаканное лицо. Смерть матери стала настоящим потрясением для мальчика. Его мир опустел, ибо единственный человек, который искренне и нежно любил его, умер. Потеряв мать, Вильгельм замкнулся в себе и первое время почти не разговаривал. С отцом он старался не общаться, предпочитая его обществу одиночество.

В ненастный мартовский день, когда на море был сильный шторм и в портовых тавернах собиралось огромное количество мореходов, барон Рудберг, возвращаясь с верфи, проезжал по набережной и ударил плетью зазевавшегося прохожего. Барону не понравилась медлительность моряка, переходившего дорогу, и он приложился плетью к его спине. Пострадавшим оказался боцман одного из пиратских судов. Кое-как оправившись от переполнявшего его негодования и желания пустить в ход пистолеты, боцман узнал у портовых работников имя своего обидчика и отправился в таверну, где его ожидали несколько членов команды. Через несколько дней, собрав всю необходимую информацию, пираты стали разрабатывать коварный план мести. Три корабля Рудберга несколько дней назад вышли из восточного порта и с набитыми трюмами держали курс домой. Береговые братья, прежде чем покинуть негостеприимный порт, решили сжечь дотла строящиеся верфи Рудберга и успешно выполнили свою задумку.

Сговорившись с командами двух других кораблей, пираты вышли в море и в двух днях пути от города встретили торговый караван. Опустошив трюмы и пополнив свои команды перепуганными матросами, пираты, не удовлетворившись этим, заложили по судам порох, и взорвали их. Три лучших корабля барона безвозвратно ушли на морское дно. Данное известие привело Рудберга в бешенство. Он носился по порту и грозился убить каждого, кто попадался ему на глаза. Потом барон надолго заперся в замке и начал методично опустошать винный погреб. Напиваясь, барон становился очень жестоким и часто вымещал свою злость на первом попавшемся под руку. Вильгельм старался не попадаться ему на глаза и всячески выбирал безопасные маршруты. Он прятался от разъяренного родителя в самой высокой башне замка, служившей ему надёжным убежищем. В башню вела очень узкая винтовая лестница, и мало кто отваживался взбираться по практически отвесным ступенькам без особой нужды. Из окна башни открывался завораживающий вид на море. В этом уединенном местечке фантазии уносили мальчишку в будущее. Он представлялся себе то капитаном, отважно ведущим корабль сквозь шторм, то полководцем, одержавшим блестящую победу в сражении. Грезы дарили ему ощущение безграничности возможностей. Здесь, в одиночестве, глядя на звезды и пожёвывая кусочек душистого хлеба, Вильгельм решил стать самым могущественным человеком, каким видела его мать, чего бы ему это не стоило.

После потери верфи и кораблей барон всё чаще находился в городе, стараясь ссудить сумму, необходимую для поправки своего финансового положения, но из-за своей высокомерной манеры вести переговоры так и не смог найти желающего иметь с ним дела.

Случалось, что барон Дэльмер, проезжая мимо владений Рудбергов, забирал мальчишку в свой замок, где тот всегда был окружён заботой и компанией Дэльмера-младшего. Фредерик был добрым и избалованным любящими родителями ребенком. Его веселый и открытый нрав располагал к себе любого. Вильгельм же отличался сдержанностью, высокомерием и, что не удивительно, жестокостью. Несмотря на разницу в характерах, мальчишкам нравилось проводить время вместе.

Однажды барон Рудберг долго искал сына, оглашая коридоры замка страшными угрозами, и, не найдя, отправился в замок Дэльмеров, чтобы ссудить небольшую сумму на дальнейшее проживание. Встретив там своего сына, Рудберг-старший отцепил вожжи и несколько раз обрушил их на спину мальчика. Молодые конюшие Дэльмера скрутили барона и, посадив в повозку, вывезли за стены замка. Когда Дэльмер-отец узнал истинное положение дел Рудберга и то, что произошло в замке за время его отсутствия, он выделил Вильгельму одну из комнат замка и полностью взял его на содержание. С этого момента Вильгельм Рудберг и Фредерик Дэльмер стали неразлучными друзьями. Несмотря на сложный и взрывной характер, в семье Дэльмера, юного Вильгельма любили. В дни его пребывания все члены семьи старались окружить его теплом и заботой. Вечерами Дэльмер-старший, рассказывал детям о разных событиях, уже вошедших в историю, и военных походах. Рудбергу нравились эти долгие беседы у камина. В глубине души он очень ценил этих людей и считал их своей настоящей семьей. Но в проявлениях чувств, был холоден и сдержан.

Они продолжали дурачиться, подшучивая над обслугой и случайно проезжающими мимо замка повозками и каретами, пока в один из дней Вильгельму не пришла в голову мысль из мушкета выстрелить в колесо повозки. Друга он не позвал, рассчитывая на то, какой это произведёт на него эффект после завершения задуманного. Вильгельм взобрался на одну из стен и, просунув мушкет в бойницу, выстрелил в проезжающую повозку. Невинная на первый взгляд проделка обернулась смертью ехавшего. Пуля срикошетила о металлический обод колеса и попала бедняге в голову. Хозяева не приехавшей ко времени повозки с продуктами подняли шум, и ближе к вечеру у замка Дэльмеров появились солдаты. Вильгельм все это время прятался в одной из сторожевых башен замка, пока туда не пришёл Дэльмер-старший.

— Что ты наделал, Вильгельм? Ты из шалости убил человека, — глядя в глаза испуганного мальчика, сурово произнёс барон, — ты уже взрослый и должен отдавать отчёт своим поступкам. Сегодня ты ради развлечения стреляешь в возничего, а завтра захочешь выстрелить в короля. Я взялся заботиться о тебе, а значит, вправе назначить тебе наказание. Физического воздействия я не приемлю, и наказание будет следующим: ты сядешь в эту повозку, поедешь к хозяевам, принесёшь свои извинения и передашь вот этот мешочек с деньгами в виде компенсации.

— Но как я смогу объяснить смерть возницы?

— Расскажи, как всё было на самом деле — это многому научит тебя. Во-первых, ты скажешь правду, чем значительно облегчишь душу. Во-вторых, это будет хорошим уроком на будущее, и, прежде чем что-то сделать, ты будешь думать.

Вильгельм выполнил всё, как и сказал барон, но с этого момента перестал питать искреннюю симпатию к старому барону. Юноша старался реже встречаться со старшим Дэльмером, а когда это происходило, больше молчал, и в один из таких моментов старый барон спросил его:

— После того неприятного происшествия ты стараешься реже встречаться со мной. Что ж, я не хочу навязывать тебе своё общество, но ты должен ответить мне, почему ты рассудил всё по-своему? Ведь именно это изменило твоё отношение ко мне.

— Я барон в пятом поколении, вы же заставили меня управлять продуктовой повозкой, в которой лежит труп, и извиняться перед простолюдинами. Изначально они могли избить меня, и только кошелёк с золотыми остановил их. Ведь вы знали, что так может получиться?

— Если бы я не сделал этого, то чувство вседозволенности и дальше властвовало бы над твоим здравым смыслом.

— Считайте, что я выучил ваш урок барон, — слегка поклонившись сказал Вильгельм. Про себя он уже сделал все выводы, и знал, что будет делать.

Одной из забав, которой часто предавались юные баронские отпрыски, была охота на мелкую дичь в большом лесу, находящемся на границе земель их отцов. Каждая такая охота была не просто праздным развлечением, а продуманным до мельчайших деталей планом, в котором ни одному зверю не удавалось ускользнуть. Во время игр с Фредериком Рудберг разрабатывал свои первые комбинации, в которых по мере взросления стратега места зверей и вымышленных персонажей занимали реальные люди. Юный барон Дэльмер, всегда отличался разумной осторожностью, чего значительно не хватало жестокому и властному Вильгельму. Он часто предупреждал друга о риске той или иной затеи, но Рутберг поступал, как считал нужным.

В один из дней мальчики возвращались после проверки расставленных ловушек.

— Что ты плетешься?! Я присмотрел отличное место для засады! — кричал Вильгельм, обходя строящуюся стену замка Дэльмеров, покрытую строительными лесами, на которых шла активная работа.

— Иду, — послышалось в ответ, и тут же раздался треск досок и крики. Один из строителей оступился и упал на землю с весьма внушительной высоты. Фредерик бросился на помощь несчастному и обнаружил, что тот разбился насмерть. По щекам Дэльмера-младшего потекли крупные слезы. Ему было искренне жаль этого улыбчивого крестьянина. Играть больше совсем не хотелось. Он впервые видел смерть человека.

— Если оплакивать каждого крестьянина, как тогда ими управлять! Ты барон Фредерик, и должен был хладнокровным. Пойдем! — Рудберг подошел и, взяв друга за руку, повел к скамейке.

Присев на край скамейки, Вильгельм стал выковыривать налипшую грязь со своего сапога, искоса поглядывая на расстроенного друга.

— С такими переживаниями, далеко не уйдёшь, — ухмыляясь, произнёс Вильгельм, — каждый должен быть готов к смерти, ибо она всегда ходит рядом и ждёт удобного случая. Вот и этот бедолага сам виноват: надо было внимательно под ноги смотреть, а не ворон считать.

Фредерик ничего не ответил и молча пошагал в сторону ворот замка.

— Ну и иди, — зло бросил вслед уходящему другу Вильгельм и побежал проверять сетки для ловли птиц и мелкой дичи.

На его удачу, в сетку попались несколько куропаток. Вильгельм привязал добычу к поясу и отправился в замок Дэльмеров. Фредерик сидел в своей комнате и от предложения зажарить куропаток на берегу отказался. Рутберг прихватив на кухне соль и хлеб, отправился на излюбленное место на берегу моря. Это была маленькая глубокая гавань, окружённая с двух сторон двумя скалами, густо поросшими низкорослыми соснами и мелким кустарником. Ветер в этом месте значительно ослабевал и лишь мягко ворошил листву деревьев. Друзья давно облюбовали это место, потому здесь было всё необходимое, от топора до острого большого ножа, выкованного кузнецом Дэльмеров по просьбе Вильгельма. В свои тринадцать лет Вильгельм ловко владел ножом и, искусно разделав перепелов, подвесил над огнём. Случалось, что мальчишки ночевали на берегу и для этого имели большой кусок сшитой кожи, служивший и крышей, и подстилкой, а также несколько бараньих шкур. Весь походный скарб прятали в небольшой расщелине, прикрывая камнями и ветками. Вильгельм решил не возвращаться в замок, а остаться здесь, на берегу. Когда запах жареных куропаток начал нежно щекотать ноздри, послышались тяжёлые шаги. Мальчик отошёл в темноту и взял в руки нож. Никто в такой поздний час не ходил здесь.

— Не пугайся малыш, старый Дрю не причинит тебе зла. — послышался глубокий мужской голос.

На свет костра вышел мужчина внушительных размеров и опустился к огню.

— Да ты выходи, не бойся. Я местный рудоискатель Дрю Басти, целыми днями в горах. — произнёс Дрю, протягивая руки к огню.

Вильгельм осторожно выбрался из укрытия и, внимательно рассмотрев пришельца, присел рядом.

— А с чего вы решили, что я испугался? Лишняя осторожность не помешает. Разве стал бы я ночевать здесь один, если бы боялся.

— И то верно, ты смелый малый, если ночуешь в компании таких зажаристых цыпочек, — рассмеялся своим густым басовитым смехом Дрю. Он развязал большой мешок и извлёк оттуда хлеб, несколько луковиц и большой кусок вяленого мяса. — Думал, ужинать придётся одному, так вот радость — нашёлся-таки человек, пусть и лет небольших.

— Мне скоро четырнадцать, — гордо ответил Рудберг.

— Да, года уже не малые, — усмехнулся рудокоп, — так чей ты будешь? Думаю, где-то рядом живёшь?

— Я сын барона Рудберга.

— О, так я ещё и на ужине со знатью; даже и предположить не мог, что ночь буду коротать с бароном. Хотя не так давно я был в гостях у одного очень хорошего человека. Только он маркиз. Маркиз Лотти, не доводилось слышать?

— Нет, такого не слышал, — ответил Вильгельм, отрывая кусок куропатки.

— Маркиз умный и добрый хозяин. Слуги его очень любят и иначе, как отцом Лотти, не называют. Когда я попросил кузнеца заточить мой инструмент, в этот момент приехал маркиз; узнав кто я такой, пригласил в свой замок. Я видел книги и даже некоторые изучал, но чтобы столько книг в одном месте, — восхищённо воскликнул Басти, — В большой комнате находятся только книги, а на широком столе морские карты. Там я видел — Чудо! Я впервые слышал о таком несколько лет назад, и вот теперь увидел, и знаю, как выглядит земля, на которой мы живём, какие есть моря, и всё это нарисовано на большом круглом шаре, который вращается.

При последних словах Басти имел вид блаженного, настолько его потрясло когда-то это открытие.

— Маркиз очень хорошо разбирается в камнях, знает строение человека и даже, что больше всего меня рассмешило, принимал роды у своей крестьянки. Говорят, её обрекали на смерть, а маркиз вытащил из рук костлявой, и её, и ребёнка, вот такой души человек.

— Да я слышал об этом маркизе, только другие рассказы, — поёжившись сказал юноша, припоминая рассказ одного из слуг в замке Дельмеров. Ходили слухи о том, что в замок маркиза привозят мертвецов, которые потом пропадали, но юноша не стал об этом говорить, и перевёл тему, — А вы встречали в лесу больших животных?

Рудокоп выудил из своего мешка большой бурдюк и, жадно глотая, начал пить. Он пил достаточно долго, а после опустил бурдюк и выдохнул.

— Тебе вино не предлагаю, но, если хочешь, можешь глотнуть пару глотков этого живительного напитка.

Вильгельм наотрез отказался. Они с Фредериком как-то напробовались вина, и жутко болели на следующий день, а Дэльмер-старший устроил им хорошую выволочку за потребление крепких напитков.

— Доводилось мне пережить одну встречу, — задумчиво произнёс рудокоп, и при этом его лицо приняло озабоченный вид.

— Расскажите мне об этом. Кто знает, а вдруг и мне доведётся встретить дикого зверя?

— Когда мне было столько, сколько сейчас тебе, я жиль далеко от этих мест. Леса в наших безграничные. Пойдёшь на зная дороги, потеряешься и сгинешь. Никто не найдёт, потому что звери большие и маленькие всё по косточкам растащат. Вот и я понадеялся на собственные знания, и решил до другого поселения, через лес идти, и пошёл. По дороге большой крюк надо делать, а через лес рукой подать. Зашёл я в лес, утром, а вышел из него через две недели, в пятидесяти километрах от своего дома. Повезло мне тогда, что на охотничий домик вышел, иначе умер бы от голода. Охотники, зная что люди теряются, оставляют в таких домиках съестные припасы, одежду тёплую, спички. Пять дней я бродил по лесу, прежде чем на этот домик вышел. Наелся помню тогда, — блаженно прикрывая глаза протянул Басти, — пожил несколько дней, сил набрался, и стал высокое дерево искать, чтобы округу осмотреть. С большим трудом забрался на такое дерево, но мои труды были вознаграждены, увидел я дымок, и решил на него идти. Было собрался назад слазить, а внизу волчья стая под деревом сидит. Ну всё думаю, рано обрадовался, что дым увидел. Теперь волки будут ждать пока не слезу, или не упаду. Сижу час, сижу два, а волки лежат, и уходить не торопятся. Потом вижу прибежал волк, которого раньше не было, и так пристально на меня посмотрел, а я на него. Мне тогда показалось, что он меня пожалел, потому что волки встали и побежали за ним. Похоже вожак то был. Я посидел немного, а потом спустился с дерева, да пошёл с опаской. К вечеру добрёл до селения, а потом и домой вернулся, а меня уже мысленно схоронили, думали медведь задрал и утащил.

Басти замолчал, отрезал большой кусок солонины и с удовольствием начал его разжевывать.

Оказалось, что Вильгельм уже спал, прикрывшись тёплой шкурой. В голове шумело от выпитого вина. Басти, поразмыслив, не болтнул ли спьяну лишнего, решил заночевать в другом месте. Он подбросил в костёр несколько толстых веток, завязал свой походный мешок и, спустившись к воде, пошёл в сторону водопада, находящегося в километре от бухты.

Вильгельм проснулся с первыми лучами солнца и, наскоро позавтракав оставшимся от ужина, отправился в замок. Если бы он знал, что его там ждёт? В замке Дэльмеров его ждал пьяный обозлённый отец. Очередной отказ он получил несколько дней назад и пил несколько дней.

— Ты барон, — закричал Рудберг-старший, а шляешься по чужим дворам, как приживальщик. У тебя есть свой замок, люби его и живи в нём. Садись в экипаж.

— Я останусь здесь — твёрдо произнёс Вильгельм.

— Что ты сказал? — закричал барон. — Я с тебя шкуру спущу. И он достал из экипажа любимый хлыст.

— Я не позволю тебе бесчинствовать в моём доме, — строго сказал вышедший на крики барон Дэльмер.

— Рано или поздно ты вернёшься домой, — зло прошипел Рудберг и, с трудом погрузившись в экипаж, уехал.

С этой минуты Вильгельм твёрдо решил домой не возвращаться. Он поедет к дяде аббату, и там устроит своё будущее.

Утром мальчик поделился своими соображениями с Фредериком и стал собираться в дорогу. Лошадь у него была, деньги он хотел забрать из своего тайника, оставленного матерью. Сумма запасов в тайнике, где было несколько крупных бриллиантов, позволяла жить несколько лет без нужды. Дождавшись, когда отец уехал в город, Вильгельм вернулся в замок, собрал походную сумку, опустошил тайник и, ни с кем не прощаясь, задним двором покинул замок на несколько лет.

***

Проснувшись, Майкл несколько минут лежал, глядя в потолок, судорожно собирая куски сна. Там было столько событий и такие персонажи, что соединить их воедино было невозможно. Но появление Рудберга оставило странное ощущение. Его невозможно было забыть, как прочие персонажи, потому что он был везде. Всё вращалось вокруг него. Майклу вдруг показалось, что он помнит даже его лицо, точнее, какие-то характерные черты. Через весь сон проходило волевое присутствие этого человека. Ещё у Майкла возникало некое странное ощущение, что он сам в какой-то степени является непосредственным участником происходящего во сне. Размышляя обо всех этих странностях, Майкл спустился на первый этаж дома, и начал складывать съестные припасы, заготовленные с вечера для воскресной рыбалки. Отец разрешил отдохнуть от хмурой необустроенной обстановки библиотеки, и мальчик решил посвятить этот день друзьям и рыбалке. Провести солнечный день на озере предложил Сентин. Он показал Майклу большую коллекцию удочек, после чего как бы между прочим сказал, что с ним на озеро собирается Луиза в сопровождении своего вездесущего поклонника Энтони.

Две бамбуковые удочки, с одной из которых рыбачил когда-то Эпштейн-старший, и маленькую жестяную шкатулку с червяками Майкл уложил в двухместную коляску и стал запрягать в неё жеребца по имени Ветерок. Он любил этого племенного жеребца, отработавшего на заводе несколько лет и повредившего переднюю ногу, после чего отец забрал его для домашнего обслуживания. Несмотря на свою небольшую хромоту, Ветерок был достаточно резвым жеребцом и с лёгкостью возил двухместную коляску. Майкл выехал за ворота дома и легонько тронул Ветерка краем кнута. Понимающе всхрапнув, конь побежал лёгким галопом. Сентин хорошо знал, когда едет Майкл, по характерному топоту Ветерка. Конь, слегка припадая на правую ногу, смягчал удар копыта, и это отчетливо слышалось издали. Подъехав к дому шофёра, Майкл осадил Ветерка и, выпрыгнув из коляски, подошёл к Сентину.

— Здравствуй Сентин! Спасибо, что позвал провести день на природе, а то Энтони только предлагает, а когда приходит время отправляться — его не найдёшь.

— А чего его искать, он всегда в одном месте, — сказал Сентин, протирая тряпкой лобовое стекло автомобиля.

Майкл, почувствовал колыхнувший сердце подвох, но с безучастным видом произнёс:

— Да мне и самому сейчас некогда. А что, Энтони у вас в гостях часто бывает?

Сентин улыбнулся. Он знал о симпатии Майкла к Луизе и потому так же небрежно ответил:

— Да почитай каждый день у нас. Они, наверное, пожениться задумают.

Лицо Майкла предательски залила краска, и Сентин, разряжая обстановку, добавил:

— Это Луиза попросила меня позвать на озеро тебя, Майкл. Что же ты отдаёшь свою мечту сопернику? Мама Луизы была самой красивой женщиной этих мест, — мечтательно поднимая глаза к небу, произнёс он, — а ведь Луиза часто спрашивает о тебе.

На пороге дома Сентина появились Луиза и Энтони. На девушке было лёгкое розовое платье и небольшая соломенная шляпка с полями, загнутыми внутрь.

— Майкл! — воскликнула она радостно, бросаясь навстречу и обнимая юношу, — как я рада видеть тебя, — не унималась она, держа ладони на его щеках.

— А я думал, тебе и компании Энтони достаточно, — съязвил Майкл, бережно убирая ладони девушки. — Ты же говорил, что тебе некогда, — добавил он, адресуя своё возмущение Энтони.

— Отец только вечером разрешил мне, — оправдываясь, сказал Энтони. Он знал о том, что Луиза очень нравится другу, но ничего не мог с собой поделать, так как сам сходил по ней с ума. Для себя Энтони решил следующее: пусть Луиза сама выберет, кто ей по сердцу, а раз этот выбор очень важен для него, то дружба не должна этому мешать, и сам Энтони будет находиться с объектом своего вожделения столько, сколько надо ему.

— Знаю тебя с детства Эн, и всегда ты врёшь. Только раньше это была невинная ложь, а сейчас ты врёшь потому что цинично поступаешь.

— Ну да, я же не такой умный, в библиотеках не сижу, книжек не читаю. Такими заумными словами не выражаюсь. Знаешь, Майк, не надо винить меня в своем заточении. Ты сам просиживаешь сутками, то с книгами, то с картами, а мне ни то, ни другое неинтересно, — возмущался Энтони.

— Всё мальчики, — строго произнесла Луиза, — на сегодня ссор хватит. Поехали, папа!

Она забралась на переднее сиденье автомобила на заднее предусмотрительно сел Энтони.

— Ты не хочешь поехать со мной в коляске? — поинтересовался Майкл, обращаясь к Луизе.

— Конечно, я поеду с тобой, — ответила девушка и, выпорхнув из машины, устроилась в коляске рядом с Майклом.

— Я не первый раз слышу о картах. Ты готовишься стать шулером? — смеясь, спросила она, когда коляска тронулась.

— Луиза! Если бы ты только знала, что такое карты, — мечтательно ответил Майкл, — в двух словах это описать невозможно, а некоторые вещи вообще не поддаются логике. Мы живём в мире логики, и всё пытаемся объяснять с её позиции, но существует нечто, что не поддаётся разъяснению. Вот, например, увиденный сон — что это? Просто набросок случайных событий, или заранее выстроенная цепочка происходящего в другой реальности?

— Как может реальность быть другой, Майкл? Реальность та, в которой мы находимся, а всё остальное человеческая фантазия, в том числе и сон.

— Я пока не могу объяснить этого, но мне кажется, что где-то параллельно существует другой мир. Мы не можем видеть его, но он существует и, быть может, даже не один. Мы живем параллельно, мы сосуществуем, но никогда не пересекаемся, и потому думаем, что реальность одна. Я сейчас расскажу тебе о том, о чём никогда ни с кем не разговаривал. Единственный раз попытался рассказать Эдварду, но он не принял мои слова всерьёз. Пообещай мне, что не будешь смеяться, и никому не расскажешь.

— Я обещаю тебе, — клятвенно приложив руку к сердцу, с улыбкой ответила Луиза.

— Несколько лет назад я увидел сон, персонажи которого появляются в моих снах по сей день. Понимаешь, — Майкл сделал паузу, обдумывая, как более доходчиво объяснить желаемое, — я как будто вижу события, которые происходили очень давно, и между тем происходят сейчас. Словно время там повернулось вспять и каким-то невообразимым способом проходит через мои сны. Ты знаешь, почему я так увлечённо занимаюсь картами? В это невозможно поверить, но карты точно воспроизводят происходящие события. Я сейчас постараюсь показать тебе это.

Майкл остановил коляску и, достав из кармана колоду карт, разделил её на четыре части.

— Предположим, четыре стопки — это четыре разных города. Каждая карта — это фигура, живущая в этом городе. Мы берём одну карту, достаём её из стопки, кладём рядом, и начинаем раскладывать оставшиеся карты. Какая-то из этих карт является персоной, а какая-то является действием. Я пока не могу доподлинно рассказать всё происходящее, но кое-что постараюсь. Перебирая карты можно предположить, что в этом доме некая дама проявляет особый интерес, допустим, к бубновой двойке, я уже несколько лет называю эту карту Джозефом, но об этом позже… Так вот, дама — это не обязательно карта дама, это может быть любая из карт, шестёрка или девятка, при этом другая шестёрка показывает её путь, а десятка показывает её интерес. Это довольно сложно, но я надеюсь когда-нибудь с этим получится разобраться.

— Это действительно очень интересно, Майкл! Я хочу, чтобы ты рассказывал мне о своих снах, — нежно произнесла Луиза, заглядывая в глаза юноши.

Внезапно раздались удары грома, от которых девушка вскрикнула и прижалась к Майклу. Небо быстро затянулось серыми тучами, и через несколько минут пошёл сильный дождь. Майкл развернул коляску и поехал в обратную сторону. Добравшись до дома Сентина, он высадил Луизу и, договорившись о скорой встрече, поехал домой. Дома Майкл распряг Ветерка, почистил его щёткой, завёл в стойло и, насыпав овса, отправился в библиотеку. Забрав свою книгу и карту, он направился на чердак, где сразу же взялся за чтение.

Первые же прочитанные им строки книги навели на неожиданную мысль: в книге описывается продолжение событий, происходивших во сне. За чтением он задремал, и уронив книгу откинулся на подушку.

Глава VII

Восхождение Рудберга

Аббат Рудберг, дядя Вильгельма и родной брат Рудберга-старшего, жил в большом портовом городе, и Вильгельм, которому на тот момент исполнилось четырнадцать лет, поселился у него. Дом аббата стоял на одной из центральных улиц города, примыкавших к дворцовой площади. Дворец короля с фонтанами и иллюминацией был виден из спальни Вильгельма, и он вечерами любовался этими чарующими картинами королевской жизни. Он много читал, изучал правила этикета. Дядя нанял племяннику учителя танцев, и в течение двух последующих лет Вильгельм обучался всем тонкостям придворного этикета. Король был молод. Ему едва минуло семнадцать, и основные интересы сводились к охоте, танцам и дамскому полу. Первый раз Рудберг увидел короля, когда тот почтительно поклонился аббату, проезжая мимо, и бросил короткий взгляд на юношу. Второй раз был судьбоносный.

Рудберг в лесу бросал острый кинжал настолько точно, что порезы на дереве были только в одном месте.

— Я хочу научиться бросать так же — услышал Вильгельм за спиной голос короля.

— Я всегда к вашим услугам, — поклонившись ответил Рудберг.

— Через пару дней будьте ко двору. Архайские купцы, обещали непередаваемые ночные краски — произнёс король. — Эй кто-нибудь…. Из леса выехали два конных воина.

— Мою лошадь, — приказал король и, ловко вскочив в седло, ускакал прочь, сопровождаемый охраной.

Неожиданное знакомство, приглашение в замок короля… У Вильгельма закружилась голова.

Это был случай, который стоил многого и, несмотря на свой молодой возраст, Рудберг полностью осознавал возможности причастности к королевскому окружению.

На следующий день он посетил лучшего портного, и к утру назначенного дня блистал в новом костюме тёмно-синего цвета с золотой перевязью чёрного плаща. Широкополая чёрная шляпа с большим белым пером придавала новому образу некую таинственность.

Юноша заранее нанял экипаж и с наступлением вечера отправился ко двору.

За воротами королевского замка мир превращался в сказку. Стриженый высокий газон, образовывал живые коридоры, скрытые от посторонних глаз. Благоухающие цветами клумбы, окружали увитым цветами беседкам. Вечерами зажигались факельные фонари, таинственно скрывая в тени удалённые участки, где любили находится влюблённые пары. В дворцовом пруду, плавали рыбы, которых раньше Вильгельм не встречал. Большие белые хвосты красных рыб плавно, подобно шлейфу, скользили под водой. В воздухе витал запах духов, многочисленных дам, прогуливавшихся по аллеям королевского парка. В просторных шатрах столы ломились от многочисленных яств. Кругом слышались приглушённые разговоры многочисленных придворных.

Увидев наконец короля, Рудберг решительно направился в его сторону, и сняв шляпу, грациозно поклонился. Он оттачивал этот жест несколько месяцев. В нём чувствовались глубокое почтение и между тем какая-то неприкрытая дерзость.

— Этот юноша поразил меня своим умением метать нож, — улыбаясь, произнёс король. — Могли бы вы здесь продемонстрировать своё мастерство? — высоко вскинув брови, поинтересовался король.

Вильгельм ждал подобного вопроса, а точнее, готовился именно к этому, для чего прихватил с собой кинжал, с которым обычно упражнялся долгими днями. Метанию ножа Вильгельма обучил один странствующий человек, встреченный в лесу несколько лет тому назад. Они занимались целое лето и, уходя, странник взял клятву с Вильгельма, что он обязательно научит этому искусству своего сына. Рудберг взялся было обучать Фредерика Дэльмера, но тот быстро потерял интерес, и Вильгельм занимался один, доведя свое мастерство до совершенства. Он мог легко пригвоздить к дереву большого жука, ползущего по стволу, с расстояния в несколько метров.

— Да, Ваше Величество, — вновь поклонился Рудберг, — укажите цель.

Король поднял палец и после небольших раздумий указал на деревянную балку шатра, находящегося в шести-семи метрах от стоявших.

— В каком месте Вы хотите видеть этот клинок? Ведь балка достаточно длинная, — спросил Вильгельм.

Король, улыбнувшись, указал на большую белую розу.

Когда кинжал вонзился в балку, роза, срезанная клинком, отскочила и упала в графин с вином.

Вокруг раздался громкий возглас удивления.

Король обнял Рудберга за плечи и, глядя в глаза, произнёс:

— Я хочу видеть вас при дворе, — а затем повернулся к окружающим, продолжая обнимать плечо юноши, — а теперь давайте праздновать.

Громко заиграла музыка, закрутились фейерверки, люди оживились, подтягиваясь поближе к шатрам. Смех и веселье наполнили парк.

Король в сопровождении нескольких особо приближенных придворных ужинал в шатре у самого большого озера парка. Он отломил кусок фазана и, без интереса поглядывая на воду пруда, начал нехотя жевать. Весёлое настроение пропало после того, как к нему в руки через доверенного человека попало письмо следующего содержания:

«Ваше Величество! Будьте осторожны. Ваш преданный слуга!»

Это письмо настолько встревожило молодого короля, что он потерял всякий интерес к происходящему вокруг.

Если это заговор, и его жизни угрожают, от кого он исходит? Кто за всем этим может стоять? Вопросов было много, ответов не существовало вообще.

На всякий случай король приказал удвоить охрану и поручил нескольким тайным агентам заняться поиском заговорщиков.

Рудберг решил не отягощать на первый раз внимание короля своим присутствием и прогуливался по парку. За осмыслением произошедшего он не заметил, как зашёл в самый дальний уголок парка. Развернувшись в обратную сторону, юноша успел сделать шаг, когда услышал возбуждённые, но приглушённые голоса. Говорящих было двое, и Рудберг даже смог рассмотреть одного из них сквозь кусты живой изгороди при свете луны. Это был молодой человек лет двадцати пяти с характерно крючковатым носом. Второй стоял в тени дерева и виден не был.

— Я рискую быть обезглавлен, если что-то пойдет не так. — говорил крючконосый. — Любая ваша ошибка будет стоить мне головы. Вы говорили, что это произойдёт во время поездки короля, а сегодня я узнаю, что все планы изменились. Нет-нет-нет, и ещё раз нет. Вы далеки от этих мест, и при необходимости поднимете паруса, а я не смогу бежать. Здесь мой дом, положение при дворе. Я не знаю, могу ли осуждать поступок моей жены, когда король осыпает меня милостями. В конце концов, её чрево пользует достойнейший из достойных, а не какой-то там пустоголовый щеголь-придворный. Вы заставили содрогнуться моё эго, и я даже вознамерился отомстить его величеству, но сейчас хочу просить вас оставить всё как есть. Я вас умоляю, найдите для этого кого-нибудь другого. Я не смогу.

— Замолчите, — грубо прошипел второй. У вас нет выхода, и вы будете делать так, как я вам скажу. Затем послышался глухой удар и раздалось хрипящее дыхание. Судя по следующим затем звукам, было понятно, что первого держат за горло, и тот едва может говорить.

— Я всё сделаю, не убивайте меня, я всё сделаю — хрипел крючконосый.

— Вот так-то лучше. Завтра в таверне, что на Кривом утёсе, тебя будут ждать в десять вечера. Если ты даже в мыслях надумаешь отказаться, я убью тебя или отдам на растерзание королевской охране. Сделаешь всё правильно, останешься жив, и будешь иметь достаточно золота, чтобы встретить старость. А теперь прощай и помни: я всегда за твоей спиной.

Послышался удаляющийся стук каблуков и выдох облегчения обречённого вельможи.

Рудберг осторожно отошёл от места разговора и направился к центральной аллее, где разворачивалось какое-то театральное действо. Он надеялся отыскать этого крючконосого придворного и постараться как можно точнее разузнать о его намерениях.

Прогуливаясь недалеко от театральной площадки, Вильгельм обратил внимание на человека, следовавшего к каретам с прикрытым плащом лицом. Садясь в карету, незнакомец громко сказал кучеру: «Гони к дому!» Кучер ловко махнул хлыстом, издавшим тонкий свист, и с характерным окриком «тррр-я-ха» тронул карету.

— Чей это экипаж? — поинтересовался Вильгельм у одного из многочисленных слуг, снующих среди гостей.

— Это экипаж барона Круазье, а господин, изволивший уехать, его кузен, — поклонившись, ответил слуга.

«Силён, — подумал Рудберг, — Если в королевском окружении таких большинство, значит, король Уильям должен иметь в самых близких друзьях барона Рудберга, чтобы остаться живым». Размышляя о дальнейших действиях, Вильгельм покинул королевский замок и вернулся в дом дядюшки.

События следующего дня навсегда определили будущее. Вильгельм оделся, как простолюдин, и направился к озвученной таверне немного раньше срока встречи. Он внимательно осматривал всех проходящих и наконец выделил из толпы человека в шляпе с пышными перьями. Этот район был основательно наполнен портовыми разбойниками, и немногие вельможи позволяли себе вот так открыто разгуливать здесь в вечерние часы.

Человек в шляпе спокойно прошагал мимо и вошёл в широкие двери таверны.

Вильгельм, стараясь не привлекать внимания, вошёл в просторный зал таверны и, оглядевшись, направился в сторону вошедшего господина, сидевшего спиной ко входу в конце зала. На счастье Рудберга, в полуметре от стола, где сидел интересующий Вильгельма господин, стояло несколько больших винных бочек. Рудберг подошёл ближе и, понимая, что не привлёк ничьего внимания, нырнул за винные бочки. Фортуна благоволила ему. Одна из бочек была пуста и без крышки лежала на боку. Свозь пробочное отверстие бочки весь стол был как на ладони. Прошло совсем немного времени, и появился крючконосый. Он осторожно присел за стол и с некоторой боязнью в голосе произнёс:

— Сударь, я не совсем уверен, но мне кажется, что вы именно тот человек, с которым я должен встретиться.

— Вы не ошиблись, барон. Ваше имя мне ни о чём не говорит, меж тем как обо мне знает каждый, кто хоть раз появлялся в водах этих морей. Присаживайтесь за мой стол, и давайте для начала разговора выпьем по бокалу хорошего вина, — заключил, незнакомец в шляпе поднял руку вверх, и в ту же минуту около стола появился трактирщик.

— Принеси нам вино, которое выгружали сегодня из наших трюмов, — скомандовал он.

Трактирщик исчез за дверью кухни, и через несколько минут на столе перед гостями таверны стояли несколько блюд и большая бутылка вина.

Господин в шляпе, так и не назвавший своего имени, вытащил из-за пазухи большой кожаный кошель и небрежно бросил его на стол. Судя по произведённому звуку, вес кошелька был немалый.

— Сейчас сюда придёт один человек, — сказал он, — передашь ему половину содержимого этого кошелька и скажешь, что вторую половину он получит после сделанного дела. Когда придёт срок, я отблагодарю тебя, а пока делай что тебе говорят.

Допив до конца большой винный кубок, господин в шляпе встал и неторопливо вышел из таверны.

Барон опустил мешок на лавку, ловко пересыпал половину содержимого в другой кожаный кошелёк и оба мешочка запихал за пояс камзола.

У Рудберга уже затекли все мышцы от сидения в бочке, но он хотел узнать всё до мельчайших подробностей и не собирался покидать своего укрытия. Наконец через несколько томительных минут в таверне появился человек с перевязанным глазом и, сняв морскую кожаную шляпу, сел за стол барона.

— Гонорар при вас? — не здороваясь, поинтересовался Одноглазый.

— Да, у меня всё готово, — пролепетал барон, передавая Одноглазому один из кошельков, — вторую половину получите, когда закончите дело.

— Да ты что? — возмутился Одноглазый и, приблизившись к уху барона, добавил, — или я получаю всё, или ищи дураков в другом месте. Думаю, что больше желающих убить короля ты вряд ли сумеешь отыскать.

Крючконосый испуганно посмотрел по сторонам, нет ли случайных слушателей.

— На другие условия я согласится не могу — пытался протестовать он.

— В таком случае наш разговор окончен, — вставая из-за стола, сказал Одноглазый, — а это мне за проделанную ранее работу.

Переговоры заходили в тупик.

— Какие гарантии вы можете дать, если получите всё золото? — тихо спросил окончательно растерянный барон.

— Гарантии, — рассмеялся Одноглазый, — у меня есть моё имя и моя работа. Если кто-то усомнится в моих возможностях, не будет ни того, ни другого.

— Хорошо, — произнёс удовлетворённый ответом барон. Вы получите свои деньги, но учтите, с нами такие игры не проходят, — добавил он осмелевшим голосом и передал в руки Одноглазого второй кошель.

Проводив взглядом своего визави, крючконосый сделал глоток вина и очень скоро покинултаверну.

Вильгельм дождался, пока вельможа выйдет из таверны, и вылез из бочки, разминая затёкшие мышцы. После он вернулся в дом аббата и стал размышлять над тем, что ему удалось узнать. Тайна была страшной: от рук наёмных убийц должен был погибнуть сам король.

Любой другой человек должен был бы пребывать в состоянии шока от услышанного, но Рудберг был рождён, чтобы стать канцлером. Он написал королю письмо, приехал ко дворцу и за солидное вознаграждение вручил послание одному из слуг, приближенных к Его величеству. Письмо было следующего содержания:

«Ваше Величество, я не могу назвать своего имени, но очень прошу Вашей аудиенции. Ваша жизнь в опасности. Отправьте Вашего человека в полночь к большому пруду».

Вильгельм ничуть не сомневался в том, что король назначит аудиенцию, и только от его чутья будет зависеть, как она пройдёт. В назначенный час послышались быстрые шаги, и в свете луны показался невысокий юноша. Королевский посланник привёл Рудберга ко дворцу и, предварительно завязав глаза, повёл тайными коридорами. После получасового перехода повязку сняли с глаз Вильгельма.

Он оказался в большой комнате, освещаемой огнём камина.

— Вы не перестаёте удивлять меня, но при этом пугаете? — поднимаясь с кресла, сказал король. Он подошёл к Рудбергу и приставил острый клинок к горлу. — А не вы ли хотите лишить меня жизни?

— Ваше Величество, Вы знаете мои способности и незаслуженно говорите такие слова человеку, пришедшему спасти вашу жизнь. — спокойно ответил Рудберг.

Король опустил клинок и пригласил пришедшего присесть в кресла, стоящие неподалёку от пылающего камина. Слуга налил в бокалы вино и по приказу короля удалился.

— Ваше Величество! — пристально глядя в глаза королю, начал говорить Рудберг, — волею случая я стал негласным очевидцем заговора против вас…

Вильгельм решил несколько сгустить краски. Возвращаясь после первого свидания с королём, он споткнулся и плечом упал на острую ветвь, торчавшую из земли. Рана была неглубокой, но достаточно кровоточила. На следующий день она вполне сходила за рану от клинка.

— Я после встречи с вами пошел прогуляться по дальним уголкам вашего парка, — продолжал Рудберг, — и случайно услышал приглушённый разговор. Я не из тех людей, которые берутся подслушивать чужие разговоры, я дворянин, но отдалённость данного участка парка и моё острое чутьё заставили меня сделать это.

Затем он подробно рассказал о том, что слышал в саду, и как потом видел передачу денег, забравшись в бочку, но в завершение произнёс:

— Когда я увидел, что они вышли, то бросился следом, переполненный гневом, что кто-то осмелился поднять руку на короля…Я пошёл за тем, который взял деньги, и в одном темном переулке настиг его. Но, к моему сожалению, негодяй почувствовал, что за ним следят, и напал первым. Мне чудом удалось увернуться, и его удар пришёлся в левое плечо. Свой клинок, как Вы помните, я оставил торчать в балке вашей террасы. Я ударил этого человека ногами, он отлетел на некоторое расстояние, но, вместо того, чтобы опять напасть, бросился убегать. Я был ранен и не смог догнать его, прошу Вас простить меня.

Король слушал Рудберга, и было видно, что его обуял ужас от услышанного. Он отпил из бокала и ответил:

— О чём вы говорите, друг мой? Сейчас вас осмотрит мой доктор, я вам стольким обязан. Вы ещё совсем молоды, но ваш поступок вне всякой похвалы. Отныне я хочу видеть вас в своём окружении. Сейчас расскажете всё, о чём поведали мне, моему начальнику охраны.

— Благодарю вас Ваше Величество, — слегка поклонившись, ответил Рудберг, — это большая честь, служить Вам. Могу ли я испросить разрешения лично помочь вашим людям в поимке этих негодяев?

Король вопросительно вскинул брови, и, слегка улыбнувшись, добавил:

— Такое рвение похвально. Когда заговор будет раскрыт, мы подумаем о вашем будущем.

С этой минуты будущий канцлер Рудберг фактически взял бразды управления охраной короля в свои руки. Он сумел отыскать барона Круазье, который, особо не задумываясь, отдал Рудбергу своего заговорщика-кузена. Ещё через пару дней в подвал королевского замка доставили крючконосого вельможу. Последний, тихо подвывая от страха, сидел связанный на голом полу и обливался горючими слезами Из его сбивчивого рассказа выяснилось, что он вознамерился убить короля из-за своей жены, которая последние месяцы часто посещает королевские покои в ночное время, а его сердце каждый раз разрывается от унижения.

Рудберг был немало удивлён услышанным. Крючконосый, проявляя несвойственное мужество, рассказывал заготовленную легенду, не сдавая при этом своих единомышленников, до тех пор пока Рудберг не приказал ввести кузена Круазье. Увидев своего злополучного единомышленника, крючконосый издал длинный гортанный звук и упал в обморок.

Кузена барона Круазье по приговору королевского суда казнили, а крючконосому, по просьбе Рудберга, оставили жизнь. Более того он стал в последующем работать на Рудберга в одном из портовых отделений торгово-судоходной компании. Барон Круазье под страхом разоблачения стал самым преданным соратником будущего канцлера. Рудбергу понадобилось чуть больше полугода, чтобы целиком завоевать доверие короля и влиять на все последующие процессы, происходящие в государстве.

Глава VIII

ЛУИЗА

Майкл, как это часто бывало в последнее время, проснувшись, восстанавливал увиденные события и размышлял. «В том, что это — не сумасшествие, я не сомневаюсь, раз в состоянии рассуждать и принимать адекватные решения. Сон — это фантазия, отдых для мозга. Но то, что мне видится ночью, никак не может быть сном, потому что события развиваются не хаотично, а последовательно, идут своим чередом. Маркиз Лотти о котором упоминал тот рудокоп — герой книги. Надо прочитать книгу до конца и узнать, то же будет дальше. Что будет происходить во сне, если все заранее известно? Может ли сон идти по заданному сценарию? Пока это вопросы без ответов, но когда-нибудь обязательно всё узнает». Он достал схему и вслух произнёс:

— А может быть, ты просто исчерченная бумага, и я по своей наивности думаю, что ты открываешь мне тайны другого мира. Если ты позволишь мне хоть на секунду усомниться, брошу тебя в камин безо всякого сожаления. Майкл достал колоду и скинул первые пять карт. Туз треф.

— Так вот ты кто, туз треф, ты канцлер Рудберг. Или ты король Уильям? Или ты просто нарисованная карта. Карта! — вдруг вспомнил он и вытащил из-под матраса, сложенную вчетверо морскую карту, найденную в книге.

Развернув её, он некоторое время рассматривал надписи, но так и не найдя ответа, засунул карту обратно.

Посидев в раздумьях ещё несколько минут, спрятал свою тайную схему в тайник и начал одеваться.

За действиями брата через замочную скважину наблюдал Рэм, который давно заметил странности в поведении Майкла. Увидев, что Майкл выходит, Рэм быстро спустился на первый этаж и присел у камина.

— Доброе утро, Рэм!

— Привет-привет! А я думал, что, пока отца нет, ты будешь спать до обеда.

— А где он?

— Ещё засветло уехал в город. Кстати, он сказал, чтобы ты съездил на плантацию и посмотрел, как идут дела.

— Насколько я помню, Рэм, это твоя обязанность.

— Сегодня отец дал мне другое поручение, ведь я, в отличие от тебя, встаю с восходом солнца.

— Рэм! Скажи мне, почему ты так злобно относишься ко мне и Эдварду? Ведь мы родные братья. Вчера ты сжёг письмо Эдварда, не дав мне прочитать его. Почему?

— Да потому что Эдвард такой же слюнтяй, как и ты. Выставлял себя главным, пока дом не сжег, а теперь присмирел, указывать перестал. Я и сам не хуже его знаю, куда надо идти и что делать. И письма пишет отцу, потому что боится. Про тебя спрашивает, а про меня хоть бы словом обмолвился. Я давно понял: ни тебе, ни ему я не нужен. Вы всегда шушукались у меня за спиной. И ты ждешь, чтобы я к тебе по-доброму относился?

— Рэм! После пожара Эдвард очень переживал, а ты, вместо того чтобы поддержать его, постоянно издевался над ним, отпускал свои тупые шуточки. Зачем ты при всех называешь его пожарником?

— А ты хотел, чтобы я ему дифирамбы пел? Он семью без крыши над головой оставил.

— На улице ты не остался, спал в тепле и ел вдоволь. Откуда такая ненависть?

— Не надо читать мне мораль, я и без тебя знаю, что хорошо, а что плохо. Тебе пора ехать на плантацию.

— Хоть ты и старше меня на год, Рэм, но сознание у тебя как у десятилетнего ребёнка.

— Давай, умник, делай, что отцом сказано, а мы ещё посмотрим, у кого ума больше.

Майкл вышел из дома и направился на конюшню. Ветерок в предвкушении лакомства и прогулки кивал головой, бил копытом и пофыркивал. Майкл всегда угощал жеребца пшеничным хлебом и кусочками сахара. Накинув хомут и затянув ремни, Майкл выехал за ворота дома и легонько встряхнул вожжи. Ветерок, понимающе махнув гривой, начал, прихрамывая, разгоняться. Юноша гордился небольшой двуколкой, которую смастерил вместе с отцом. Сделанная из тонких металлических прутьев, коляска была относительно лёгкой. Сиденья они набили конским волосом и обтянули чёрной кожей. Выехав из городка, Майкл пустил Ветерка в галоп и вскоре был на плантации, где его приезду немало удивились.

— Что-то случилось? — спросил его старший из работников, по имени Вилли,

— Рэм сказал, что отец велел мне сегодня быть здесь, — ответил Майкл.

— Твой брат, верно, разыграл тебя. Я сказал мистеру Эпштейну, что здесь пока всё идёт, как положено, и помощи не требуется, — рассмеявшись, произнёс Вилли. — Но на таком скакуне одно удовольствие прокатиться.

— Да, мой Ветерок — лучший конь во всей округе, — похлопывая коня по шее, довольно ответил юноша. — Если во мне нет никакой нужды, я, пожалуй, поеду. Всего доброго, мистер Вилли.

— Счастливой дороги, Майкл.

Обратно Майкл ехал не торопясь, а потому решил завернуть к реке и искупать коня. Он начал распрягать Ветерка, когда услышал в зарослях чей-то смех. Подойдя поближе, юноша раздвинул ветви кустарника: в небольшой заводи, скрытой от посторонних глаз густым ивняком, купались две девушки. В одной он узнал Луизу, дочку водителя Сентина, вторая была ему незнакома. Девушки купались абсолютно голыми. Густая краска залила лицо Майкла: обнаженное женское тело он видел впервые.

Юноша выбрался из кустов и, вскочив на неоседланного коня, стал спускаться к воде. Ветерок зафыркал от удовольствия. В реке Майкл спрыгнул с коня и стал обмывать ему спину и бока.

Девичий смех прекратился, и через несколько минут из-за кустов показались любопытные девичьи головы.

— Здравствуй, Майкл! — весело произнесла Луиза. — Мы так испугались, услышав похрапывание, а это, оказывается, ты привёл искупать свою лошадку.

— Здравствуй, Луиза! Вот, решил Ветерка искупать, — ответил Майкл, краснея от смущения и удовольствия.

— Ну да, искупать и на нас посмотреть! — хихикнула незнакомка.

— А ты не согласишься нас подвезти? Если, конечно, у тебя есть место в коляске, — перебивая подружку, спросила Луиза.

— Конечно, подвезу, вот только Ветерка искупаю, и поедем.

Ехали не спеша. Майклу и самому хотелось побыть с девушками подольше. Луиза очень нравилась ему, но её откровенный флирт и открытость в некоторой степени отталкивали его. Он стал все реже приходить в дом Сентина и довольствовался лишь случайными встречами. Луиза всегда была в центре внимания, а в доме Сентина часто слышались пение и смех местной молодежи. Большое увлечение Майкла книгами многие воспринимали за странность и подшучивали за его спиной, считая его зазнайкой, несмотря на то, что подобное качество абсолютно отсутствовало в характере и поведении юноши.

— Если хочешь, приходи вечером к нам, будет весело, — кокетливо улыбаясь, сказала Луиза.

— Если не будет никаких дел, приду.

— Я знаю, ты не придёшь Майкл. Рэм говорит, что книги для тебя важнее любых отношений.

Майкл ничего не ответил, остановил коляску у дома Сентина и, попрощавшись кивком головы, поехал к дому. Когда он распряг коня и зашёл в дом, Рэма не было. Через полчаса он появился.

— Ты обманул: отец и не думал отправлять меня на плантацию, — сказал Майкл, глядя на брата.

— Я пошутил. Зато ты любимого коня проветрил, — смеясь, ответил Рэм. — А то сидел бы, киснул со своими картами. Вот я отцу намекну, чем ты занимаешься, картёжник. И твой Джозеф тебе не поможет.

— Что ты сказал? Повтори, что ты сказал? — не веря своим ушам, спросил Майкл. — Ты копался в моих вещах?

— Я просто хотел посмотреть, что ты так усиленно скрываешь от нас. Белиберда какая-то, — произнёс Рэм, бросив Майклу схему.

— Какая же ты злобная тварь, — произнёс Майкл, чувствуя, как обида подступает к горлу. — Я покажу тебе, как лазить по чужим вещам. Майкл схватил кочергу, стоящую у камина. В эту минуту вошёл отец.

— Что тут происходит? Я вижу, вам нечем заняться, — строго сказал он.

— А ты посмотри, что делает по ночам этот картёжник, — наябедничал Рэм. — Вон у него в руках какие-то записки карточные. Может, он уже на деньги играет? Вот это было у него, — сказал Рэм, доставая из кармана доллары.

— Откуда у тебя деньги, Майкл? — спросил Эпштейн-старший.

Майкл молчал, склонив голову.

— Ты плохо меня слышишь? — в голосе отца прозвучали металлические нотки.

— Я нашёл их, когда перебирал книги в библиотеке.

Отец пристально посмотрел на него:

— А вот я за свою жизнь ни разу не находил денег, ни на дороге ни в книгах.

— Да врёт он всё, — подзуживал Рэм.

— Разве я спрашивал твоего мнения? — Эпштейн бросил на Рэма строгий взгляд.

— Отец, я действительно их нашёл. Сентин может подтвердить, — повторил Майкл.

— Хорошо, я спрошу у него. А это что такое? — спросил он, разворачивая схему.

— Это схема, отец.

Эпштейн покрутил лист и вернул Майклу, а Рэму пригрозил:

— Если будешь совать нос в чужие тайны, накажу. Ты понял меня?

— Понял, отец, — чуть слышно ответил Рэм.

Майкл поднялся в свою комнату. Следом вошёл отец:

— Вот, возьми. Раз нашёл, пусть хранятся у тебя. Может, они на удачу, — сказал он, протягивая Майклу доллары. — Когда-то я нашёл свой амулет и свято верил в его силу. А деньги… деньги имеют сумасшедшую силу, её надо уметь сдерживать, но это дано не каждому.

— Спасибо, отец, — ответил Майкл, не поднимая головы.

Он не хотел, чтобы отец видел его слёзы.

Мысли о том, что Сентин ответит отцу, весь день не давали покоя, и, когда солнце начало опускаться за горизонт, Майкл направился к дому водителя. Сентин сидел на крыльце и пил кофе.

Увидев Майкла, он обрадовано произнёс:

— Майкл! Ты пришёл попробовать кофе, который я готовлю? Садись, сейчас я напою тебя божественным напитком. Луиза говорила, что ты обещал прийти. Вот и ты взрослеешь, раз собираешься на вечеринку.

— Сентин, отец не спрашивал тебя про деньги?

— Это которые ты нашёл в библиотеке? Спрашивал, я и сказал, что ты их нашёл.

— Спасибо тебе, Сентин!

— Да что ты, Майкл! Благодарить за такие мелочи. Ты очень хороший человек, и у тебя большое будущее.

Майкл вошёл в дом и увидел Луизу около дверей, выходивших в сад.

— Майкл? — удивилась девушка. — Ты пришёл? А Рэм сказал, что ты наказан и сидишь дома.

— Рэм здесь?

— Да, он там, в саду, сидит с нами.

— Прости, Луиза, мне пора.

— Куда же ты, Майкл? Тебе не хочется посидеть с нами? — кокетливо склонив головку, спросила она.

— У меня есть незаконченные дела. До свидания.

— До свидания, Майкл.

В дверях показался Сентин с кофейником в руках.

— Ты уже уходишь, Майкл? А кофе?

— Благодарю, Сентин, как-нибудь в другой раз.

«Какой же негодяй у меня брат! — думал Майкл, кипя от негодования, по дороге домой. — Распускает глупые слухи, чтобы я выглядел в глазах Луизы наказанным ребёнком».

Придя домой и зайдя в свою комнату, Майкл открыл окно и немного успокоился. Вдруг яркая вспышка молнии осветила небосвод, и следом тяжелыми раскатами грянул гром. Майкл в испуге отпрянул от окна.

Сердце бешено колотилось. Крупные капли дождя с нарастающей силой забарабанили по крыше и зашуршали в листве растущей под окном липы. Решив чего-нибудь перекусить, Майкл спустился на первый этаж.

В дверях с охапкой дров показался отец.

— Ты почему не спишь? — спросил он, бросив дрова у камина.

— Какой может быть сон, когда на улице такая гроза? — ответил Майкл.

— Тебе шестнадцать, а ты до сих пор боишься грома.

— Нет, отец, я не боюсь грома.

— Если не хочешь спать, иди поработай с книгами, — произнёс Эпштейн-старший.

— Хорошо, отец, я и сам собирался заняться этим, — ответил Майкл и отправился на кухню.

Повар в доме Эпштейнов, зная хороший аппетит его обитателей, всегда оставлял побольше еды на ночь. Так было заведено в доме деда, который говорил: «Хороший аппетит — залог хорошей работы». В любое время дня и ночи на кухне мог появиться кто-нибудь из Эпштейнов, чтобы сделать себе бутерброд.

Нарезав несколько кусков ветчины и душистого хлеба, Майкл отправился в библиотеку. Чтобы ещё раз не встречаться с отцом, он прошёл во флигель через сад. Майкл услышал голоса, доносившиеся откуда-то из глубины сада. На цыпочках, стараясь не создавать лишнего шума, он прокрался к одному из деревьев и остановился, прислушиваясь.

— Мне кажется, я слышала чьи-то шаги, — произнёс девичий голос из беседки, стоявшей в глубине сада. Майкл узнал бы этот голос из тысячи. Он принадлежал Луизе.

— В такое время здесь никто не ходит. К чему отговорки, ведь ты пришла сюда не случайно, — Майкл узнал голос Рэма.

Ему стало неудобно из-за того, что он оказался невольным свидетелем тайного свидания, и несколько обидно от мысли, что Луиза ночью встречается с его братом. Он уже хотел уйти, когда услышал голос Рэма:

— Я тебе вот что скажу: или ты уступишь моим желаниям, или завтра твой отец пойдёт искать другую работу. Думаю, что и крышу над головой придётся искать новую. У Сентина слишком много промашек, которые так разозлили отца, что при первом удобном случае он уволит его без всякого сожаления. Ты понимаешь меня?

— Рэм, как ты можешь так говорить? Никогда бы не подумала, что деньги отца настолько испортили тебя. Чтобы добиться своего, ты опускаешься до низкого шантажа. Отныне не смей со мной даже разговаривать. До свидания!

— Куда ты пошла? Выход в другой стороне, — со злостью произнёс Рэм. — Ещё не хватало, чтобы тебя увидел отец.

Девушка заплакала и, пройдя в двух шагах от притаившегося за деревом Майкла, выбежала за ограду.

ХХХ «Так вот каков мой братец!» — подумал Майкл.

Рэм ещё посидел несколько минут в темноте и, уходя, вслух произнёс: «Ну, хорошо, королева, мы посмотрим, кто из нас настойчивее». Когда Рэм ушёл, Майкл ещё какое-то время стоял за деревом и переживал услышанное. Ему не хотелось, чтобы Рэм обвинил его в подслушивании и при каждом удобном случае напоминал об этом, но зато росло желание при первой же возможности отомстить брату за такую наглость. Майкл вошёл в библиотеку, включил настольную лампу, достал отложенную книгу и, выложив бутерброды на мраморную подставку для бумаги, стал читать.

В такие минуты Майкл испытывал блаженство. Читать интересную книгу, нажевывая вкусный бутерброд, являлось верхом наслаждения. Не успел он доесть ветчину, как в библиотеку вошёл Рэм и удивился, увидев брата:

— Ты что здесь делаешь так поздно?

— Читаю, — ответил Майкл, — а вот что делаешь ты, стоит задуматься, — не выдержал Майкл.

— Ты подглядывал за мной, — зло произнёс Рэм.

— Ты мелкий подонок, и мне даже противно, что ты мой родственник.

— Что ты сказал? — и Рэм накинулся на брата с кулаками.

Несмотря на то что Майкл был младше, он не уступал брату в силе и ловкости. Благодаря постоянным упражнениям на перекладине и работе в кузнице, Майкл был достаточно крепким юношей. Братья покатились по полу и толкнули стеллаж, на которой стояла старая фарфоровая ваза, подаренная отцу одним из фермеров на день рождения. Ваза качнулась и с грохотом упала на пол, разлетевшись на мелкие кусочки. Братья прекратили драку, предчувствуя приступ отцовского гнева, и пыхтя сидели, с ненавистью глядя друг на друга. Подождав несколько минут, не придет ли на этот грохот отец, Рэм ушёл в свою комнату, а Майкл остался сидеть над осколками вазы, придумывая, как оправдываться: про драку говорить ни в коем случае было нельзя. Для разрешения разногласий между сыновьями Эпштейн-старший отправлял их на какую-нибудь изнурительную работу, где один вынужден был помогать другому, что, по мнению отца, являлось лучшим способом для примирения. Юноша сложил осколки в мешок, взял книгу и отправился в свою комнату. Включив настольную лампу, он устроился поудобнее и погрузился в любимое чтение о необыкновенных приключениях Сэмуила Хэмпфила. Буквы стали расплываться, и сознание переместилось за грани реальности.

Глава IX

ВСТРЕЧА С БАНКИРОМ

Предстоящая встреча носила очень важный характер, и Рудберг решил ехать, не откладывая. Ему пришлось дважды менять лошадей, прежде чем он добрался до дома банкира. Ален де Бург, грузный мужчина сорока с небольшим лет, был выходцем с Востока. Последние двадцать пять лет он жил вдали от родины, но сумел сколотить приличное состояние, занимаясь банковским делом.

Деловые отношения со столь влиятельным человеком, как канцлер Рудберг, сулили немалую выгоду, и банкир согласился на встречу. Дом де Бурга был хорошо укреплён и имел потайной выход на случай непредвиденной ситуации. На окнах стояли толстые решётки, массивные ставни были обиты толстым листовым железом. Золото хранилось в отдельной комнате, закрытой на несколько хитрых замков, изготовленных восточными мастерами, открыть которые без ключа могли только сами мастера. Банкира дважды пытались ограбить, и дважды он сумел избежать насилия, исчезая через потайной выход, а грабители уходили ни с чем. С тех пор де Бург усилил меры безопасности, и без надобности не покидал своё укреплённое жилище. Он внимательно изучал всех своих клиентов, прежде чем те могли попасть внутрь его дома.

Рудберг, найдя необходимый дом, постучал металлическим кольцом, вделанным в створку, и через несколько минут в двери отворилось маленькое зарешеченное оконце. Узнав канцлера, банкир открыл тяжёлый засов, впустил гостя и, по привычке осторожно осмотрев прилегающую территорию, плотно притворил массивную входную дверь.

— Я давно жду вас, ваша светлость! — расплылся в улыбке де Бург.

— Давайте сразу перейдём к делу, — деловито произнёс Рудберг. — Надеюсь, вы внимательно ознакомились с моим посланием?

— Да, Ваша светлость, но я хотел бы уточнить некоторые детали.

— Что вас интересует?

— Прежде всего, — начал свою речь банкир, нервно заламывая пальцы рук, — я хотел бы знать, о какой сумме идёт речь, и какие гарантии вы можете дать по второй части вашего послания?

— Полмиллиона золотых монет мне нужны в течение недели, и столько же по прошествии месяца. Гарантией являются несколько восточных городов и портов, где вы сможете открыть свои представительства. За год вы с лихвой вернёте все затраченные средства, а за последующие пару лет увеличите свой капитал в несколько раз. Я даю выход на восточный рынок, а Восток, как вам должно быть известно — это неиссякаемая золотая река.

— Ваша светлость, это очень большая сумма, боюсь, таких денег мне не собрать при всём моём желании.

— Господин де Бург, не старайтесь казаться беднее, чем вы есть на самом деле. Я хорошо осведомлён о ваших делах, и, если вы откажете мне, буду вынужден предпринять кое-какие ответные меры. Уверяю, что вам они не понравятся.

— Один я не могу решить подобный вопрос, но… — де Бург сделал небольшую паузу, — если вы дадите мне пару дней, я постараюсь что-нибудь сделать.

— Хорошо, у вас есть два дня, — подытожил канцлер, — я рассчитываю на ваше чутьё и благоразумие. Два дня, де Бург, и ни часом больше.

Канцлер накинул капюшон плаща и, не прощаясь, покинул дом банкира.

Де Бург, недолго раздумывая, написал послание следующего содержания: «Прошу срочной встречи. Ален де Бург». Затем он поднялся на крышу своего дома, достал из клетки почтового голубя и, привязав записку к лапке, выпустил птицу. Голубь взмыл под облака и растворился в белёсой дымке. Теперь оставалось дождаться ответного послания, после которого банкир сможет принять единственно верное решение. Требуемая сумма была для де Бурга неподъёмной, но у него были надёжные партнёры, к услугам которых банкир прибегал последние несколько лет.

Через несколько часов томительного ожидания он опять поднялся на крышу и, к своей великой радости, обнаружил почтового голубя, усиленно клевавшего насыпанную перед клеткой смесь пшеницы и семян подсолнуха. Трясущимися от волнения руками банкир отвязал послание и, развернув, прочитал одну короткую строку: «Будьте завтра у знакомой вам таверны в полночь». Несколько успокоившись, банкир выпил немного вина, проверил засовы входной двери и отправился в спальную комнату, находящуюся на втором этаже дома.

Проснувшись с первыми лучами солнца, де Бург собрал небольшую холщовую сумку и, дождавшись слугу, присматривающего за домом в отсутствие хозяина, отправился на городскую торговую площадь.

Несмотря на раннее утро, на площади царило заметное оживление. Торговцы открывали лавки, наполняя воздух площади разными манящими запахами, исходящими от всевозможных приправ, продуктов и товаров. На выходе с торговой площади стояли несколько пассажирских повозок, хозяева которых старательно зазывали желающих отправится в дорогу. Де Бург подошёл к молодому пареньку на двухколёсном экипаже и, договорившись об оплате, отправился в нужном направлении. Путь до места, где была назначена встреча, занимал несколько часов. Дорога большей частью проходила по берегу, и банкир с удовольствием наслаждался открывающимися красотами морского побережья. Утро выдалось солнечным, но ближе к полудню небо затянуло тучами, заморосил мелкий дождь, постепенно переросший в обильный ливень. Когда они добрались до портового городка, на банкире не осталось ни одной сухой нитки. Де Бурга колотил сильный озноб, и, войдя в таверну, он первым делом заказал бутылку крепкого рома. Хозяин, краем глаза наблюдавший за промокшим посетителем, услужливо посадил последнего поближе к огню. Ром и тепло очага сделали своё дело, и разморенный горячительным, банкир заснул, откинувшись на спинку стула. Сильный раскат грома, прокатившийся по небу, заставил де Бурга вздрогнуть и очнуться. Напротив, сидел человек в низко надвинутом капюшоне и ел большое яблоко, ловко отрезая тонкие ломтики, маленьким ножом.

— Надеюсь, вы отдохнули перед дорогой, — поинтересовался незнакомец, и, не дожидаясь ответа, добавил, — идите за мной, нам надо успеть, пока не опустился туман.

Сумерки сгущались довольно быстро, и не успели они отплыть от берега и пары десятков метров, как вокруг воцарилась кромешная темнота. Незнакомец, словно не обращая внимания, продолжал грести в никуда, и банкир уже в некоторой степени запаниковал, но в эту минуту по дну зашуршала морская галька, после чего нос лодки глухо стукнулся о камень. Незнакомец помог де Бургу выбраться из хлипкого суденышка и, придерживая за руку, повел вперёд. Через несколько минут перехода в абсолютной темноте де Бург почувствовал холодное дуновение ветра, а по гулу шагов нетрудно было догадаться, что они вошли в пещеру. Незнакомец остановился и, отпустив руку банкира, исчез в темноте. В некотором отдалении показался огонь приближающегося факела. Гостя провели через длинный узкий коридор, и, наконец, они вошли в просторную пещеру с высокими сводами, освещенную несколькими факелами. Де Бурга усадили на широкую деревянную скамью и велели ждать.

— Надеюсь, этот ночной переход не сильно утомил вас? — произнёс появившийся с другой стороны пещеры человек в сером холщовом одеянии. Его лицо скрывал глубоко надвинутый капюшон. Судя по голосу, пришедший был далеко не молод.

— Я не большой любитель ночных прогулок, и не знал, что буду подвергнут подобному испытанию, — несколько раздражённо ответил банкир, но тут же осёкся. — Простите, я действительно очень устал, пока мы добирались до вашего жилища. Раньше мы решали все вопросы на берегу, и мне не приходилось уезжать далеко от города.

— Раньше речь не шла о большой сумме, и вы обходились силами и средствами братьев, живущих в вашем городе.

— Но откуда вы знаете, что речь идёт о большой сумме?

— Когда у вас возникала потребность, вы обращались к нашему человеку и ждали, а сейчас вы воспользовались экстренным вариантом связи, что говорит о неординарности ситуации. Зная ваши потребности и род занятий, несложно догадаться, что речь зашла о большой сумме.

— Один из моих клиентов предложил очень выгодную сделку, но запрашиваемая сумма вдвое превышает мои возможности. При этом время ограничено двумя днями. Речь идёт об открытии наших филиалов на Востоке, но для этого мне необходимо предоставить сумму в полмиллиона золотых. Точнее в миллион, но одну часть я в состоянии обеспечить, меж тем как за второй решил обратиться к вам.

— Сумма немалая, господин де Бург, но для нас она вполне по силам.

— Почему вы не спрашиваете имя человека, предлагающего мне столь авантюрную сделку?

— Видите ли, господин де Бург, для нас прежде всего важна конфиденциальность происходящего. Вы прекрасно знаете, что мы доставляем грузы по всему миру и при этом абсолютно не интересуемся, кому они предназначены. Быть в курсе происходящего значит быть его непосредственным участником. У нас достаточно заказов, чтобы не брать на себя дополнительные обязательства в отношениях с кем-то ещё. Осведомлённость в любой ситуации, связанной с золотом, предопределяет последствия, поэтому мы стараемся не собирать лишнюю информацию. Ваше имя — это лучший гарант. Когда вы хотите получить золото?

— Первую часть я передам, а вторая должна прибыть в указанный порт в течение месяца.

— Хорошо, господин де Бург, золото будет находится в указанное вами время в назначенном порту. Если у вас больше нет вопросов, позвольте мне заняться делами, — слегка кивнув в знак прощания, подытожил человек в холщовом плаще.

Банкир в сопровождении двух молчаливых спутников вышел на скалистый морской берег, где его ждала лодка. Ветер разогнал тучи, и небо стало глубоким, с ярко мерцающими звёздами. На море, к радости де Бурга, царил полный штиль. От обратной дороги он получил настоящее удовольствие. Лодка двигалась по лунной дорожке, а небольшие брызги, поднимаемые кончиками вёсел, искрились в ярких лунных лучах. На душе царило приятное спокойствие от состоявшегося разговора и его удачного исхода.

«Кем мог быть человек, с которым я разговаривал? — размышлял де Бург. — Вероятно, это кто-то из приближенных к хозяину этого таинственного островка. Хотя кто знает, может я сейчас разговаривал и с самим Великим магистром. Голос выдаёт. Его обладателю не меньше семидесяти лет, а то и больше. Хотя кто я такой со своим торговым вопросом, чтобы со мной разговаривал Великий магистр. Но его речь — это речь человека, знающего цену словам. Всё-таки это мог быть и сам Великий магистр, а раз так, то ты, мой дорогой де Бург, имеешь надёжных и сильных союзников. Что можно о них узнать? Это вопрос. Конспирация потрясающая. А каким образом они умудряются так точно доставлять грузы? Ведь об этом уже не первый год ходят легенды.»

Внезапно его сознание переключилось на гребца и банкир, не очень рассчитывая на ответ, поинтересовался: — А с кем я сегодня разговаривал?

— С Великим магистром, — спокойно ответил гребец.

Прямой ответ так ошеломил банкира, что он не сразу нашёлся с ответом, и только, открыв рот, в изумлении произнес:

— Да-а!!!

— Он позволил сказать вам, если спросите, — добавил гребец.

Банкир был ошеломлён. Сейчас его принимал один из наиболее могущественных людей, и де Бург знал, насколько велико могущество этого таинственного человека, лица которого никто никогда не видел. Теперь многое становилось понятным. Если его под своё крыло берёт орден, это значит сделка состоится при любых обстоятельствах. Но почему Великий магистр разрешил открыть себя? Это может говорить только об одном: де Бургу доверяют, а подобное доверие стоит гораздо дороже любого золота мира.

Банкир даже не заметил, когда лодка зашуршала по прибрежной гальке и мягко остановилась.

Из темноты появился слуга, ведущий под уздцы двух лошадей.

Добравшись домой, Ален де Бург выпил бутылку вина, прославляя судьбу, и абсолютно счастливый заснул.

Утром следующего дня его разбудил стук кольца входных дверей.

Выглянув из окна второго этажа, выходящего на входную дверь, банкир увидел молодого человека в красивой атласной накидке, отороченной мехом. Де Бург спустился на первый этаж и, открыв маленькое зарешеченное оконце, поинтересовался: — Что вы хотите, молодой человек?

— Я от канцлера Рудберга, — с важностью в голосе бросил юноша.

— Одну минуту, — спохватился банкир и, отодвинув засов, впустил посланника внутрь дома.

— Его светлость просит вас быть у него в резиденции сегодня в шесть вечера, — отрапортовал юноша.

— Конечно-конечно, — заламывая пальцы, согласился де Бург. — Может, бокал вина? — спохватившись, добавил он.

— Нет, благодарю вас, у меня ещё много поручений. — Юноша грациозно поклонился провожавшему его до дверей хозяину и покинул дом банкира.

Собираясь на встречу, де Бург заметно нервничал. Он знал, с кем имеет дело, и был хорошо наслышан о волевой натуре канцлера. С ним сложно было спорить, и если он всё-таки позволял возникать спорным вопросам, то, как правило, быстро ставил точку. Но была и другая сторона их отношений. Рудберг разрешил открыть несколько филиалов банкирского дома в других городах, и прибыль стала расти с завидным постоянством. Более того, некоторые служащие дома де Бургов были по настоянию канцлера направлены к нему для контроля за деловыми операциями между канцлером и банкирским домом. Заключаемая сейчас сделка может стать именно тем предложением, которое навсегда обеспечит стабильность банковского дома де Бургов. Восток богат, но Восток между тем и коварен. Здесь канцлер, безусловно, всесилен. А что, если его амбициозная натура сыграет злую шутку, обратившись против своего обладателя, и Рудберг допустит серьезные просчеты, не учтя особенности характера восточных партнеров? Он может погибнуть, но с ним погибнут и колоссальные вложения. Остаётся надеяться на то, что канцлер знает, что делает, и повода волноваться нет.

Рутберг сидел в своём кабинете и просматривал дипломатическую переписку. Его прежде всего интересовали письма султана Бабуки, с которым он провернул несколько удачных сделок. За это время Рудберг тщательно изучил манеры и характер султана и рассчитывал втянуть его в свою игру так, чтобы, когда тот поймёт, во что ввязался, возможности отойти у него уже не будет. Получив всё необходимое, султан в конечном результате станет его невольным союзником. Человек от Тамира Татамина, которому он полгода назад отправлял своё послание, привёз хорошие вести. Тамир хочет свою армию, и он её получит. Бабука за золото изготовит ему необходимое количество оружия и поможет собрать людей. Тамир сделает своё дело, возьмёт трон и, пока будет разбираться в своей стране, он, Рудберг, нанесёт несколько победоносных визитов по ближайшим соседям, которые не держат больших войск из-за добропорядочных отношений с соседями. Армия, созданная на его деньги — его армия, и Тамир не посмеет ему перечить в этом. В лучшем для него случае он просто согласится, продлив свои дни, а в худшем будет убит. Прежде чем это произойдёт, Тамир женится на Летиции, а после его гибели она унаследует султанат, а он, дальновидный и честолюбивый канцлер Рудберг, будет незримо править крупной восточной страной. Армия через полгода будет тайно переправлена, и он окончательно решит территориальные вопросы с соседями. Земли маркиза Лотти, на которых находится золотоносная горная гряда, навсегда отойдут в его владение. Глупец маркиз, столь трепетно заботящийся о своем озере, не знает, на каком богатстве он сидит, но именно в неведении и кроется весь смысл затеваемой интриги. Канцлеру нужна только эта гряда. Пусть у её подножия продолжает стоять замок маркиза, на что он больше всего и ссылается, но именно гряда должна быть отдана Рудбергу. На что маркизу горы? Глупого и сентиментального Лотти заботит только их величественный вид, но он так и останется прекрасным видом. Единственным изменением станет то, что горы перестанут ему принадлежать, но взамен маркизу будут предложены неплохие земли, способные давать хороший урожай зерна. Армия поможет прийти к нужному решению, через полгода всё закончится по его сценарию.

От мыслей канцлера оторвал вошедший банкир.

— По вашему довольному виду я делаю вывод, что вы пришли с добрыми известиями, господин де Бург, — проговорил Рудберг, поднимаясь из-за стола.

— Да, Ваша светлость, я с хорошими вестями, — широко улыбаясь, сообщил банкир, — первую половину требуемой суммы я предоставлю по вашему требованию, а вторая будет доставлена в назначенный вами порт к оговоренному времени.

— Замечательно, господин де Бург. С вами приятно иметь дело. Подойдите к столу, я на карте покажу вам необходимый порт. И есть ещё одно необходимое условие: вы должны идти с этим кораблём и быть там. Сразу объясню, для чего мне это необходимо. Пожалуй, из моего окружения никто лучше вас не умеет считать деньги, а, значит, именно вы будете этим заниматься. Я не спрашиваю вашего мнения, потому что это решение неоспоримо. Вы должны быть в этом порту (палец канцлера указал на маленькую точку на карте) ровно через месяц, начиная с этого дня. Ваши интересы будут учтены независимо от открытия филиалов. Вы будете находится там, пока в этом будет необходимость. По моим прогнозам — это продлится три-четыре месяца.

— Но мне абсолютно некому передать дела здесь, Ваша светлость, — невнятно промямлил де Бург, и добавил, — Хорошо, Ваша светлость.

— Свои дела передадите вашему слуге, а мои люди помогут ему избежать недопонимания с вашими клиентами. Можете довериться мне в этом вопросе. Сейчас мне нужна ваша светлая финансовая голова, потому ваши дела будут идти здесь так, словно вы сами ими управляете. Мои почтовые голуби в вашем полном распоряжении, а это значит, что вы будете в курсе всех происходящих событий. Сейчас вы передадите золото моим людям, и можете готовиться к путешествию на Восток. Вильгельм Рутберг задумал сложную игру, суть которой сводилась к становлению на престол Тамира Татамина. Эта мысль пришла в голову канцлера, когда в его руки попал большой бриллиант, по преданию принадлежащий древнему роду Татаминов — султанов Востока. Драгоценный камень был похищен из сокровищницы султана, и за его возвращение полагалось баснословное вознаграждение. За этим камнем охотился весь мир, но он благодаря обширным связям, среди торговцев, оказался у канцлера. Главным козырем Рутберга на Востоке стал султан Бабука, правитель западных земель примыкающих к землям султана Назира Татамина. В роде Татаминов наметился раскол, и старший сын стал жить обособлено, проводя кочевой образ жизни в северных землях султаната. У Тамира Татамина, появилось достаточное количество последователей, и он имел небольшую армию, из нескольких сотен сабель. Когда Бабука связался с Тамиром и передал предложение канцлера, молодой наследник с радостью согласился. Канцлер предлагал поддержать его в завоевании, в случае отказа в престолонаследии в пользу младшего сына Ливия. Обещанной Рутбергом суммы, хватало для вооружения пяти тысяч воинов, так как самое большое войско султана, составляло чуть больше полутора тысяч. С таким перевесом и вооружением предложенным канцлером, он мог смять войско отца в одной атаке. Почтовые голуби переданные Тамиру, принесли вести о готовности молодого султана. Рутберг не сообщил о наличие у него священной реликвии, но собирался победно сделать это при первой встрече с новым владыкой. Канцлер, хотел преподнести кристалл в дар султану, когда он воцарится на престоле. Этот подарок даст Тамиру в глазах своего народа, истинную власть. Возвращение реликвии в сокровищницу султана, это добрый знак для каждого жителя страны, и люди поддержат его во всём. Алмаз Рутберг решил переправить на Восток, а более лучшей кандидатуры для столь рискованного дела чем банкир Де Бург, найти невозможно. Банкир занимался камнями, и не раз перевозил через океан различные драгоценности королевским вельможам, и самому королю. Камень должен был храниться в сокровищнице султана Бабуки, и главной целью де Бурга являлась доставка реликвии султану.

Отплытие на другой континент никак не входило в планы де Бурга, но он отчетливо понимал, что не в состоянии повлиять на это решение. Значит, необходимо принять это, как неизбежное, и постараться извлечь максимальную выгоду.

Глава X

ПРИТЧА О СКАЛЕ. КЛЮЧИ К НАСЛЕДСТВУ

Майкл проснулся раньше обычного. За окном шёл осенний дождь, и капли барабанили по стеклу, напоминая топот копыт уносящих карету лошадей. Несколько минут юноша перебирал увиденное во сне, боясь упустить что-нибудь важное. Может быть, все дело в том, что, когда он засыпал в реальности, в другой жизни был день, и наоборот? Читал он это или видел во сне? Хотя теперь это уже не играло роли, так как одно вытекало из другого и наоборот.

Достав из-под подушки карты, Майкл стал их раскладывать.

Комбинации совпадали с пугающей точностью. Этого не могло быть, и Майкл даже ущипнул себя: не спит ли он. Но мистическое совпадение опять повторилось, как и в предыдущие разы. Тщательно перетасовав карты, Майкл повторно начал вскрывать их по одной, но предыдущий расклад повторился снова. Если раньше юноша хотел поведать о своих наблюдениях всему миру, то сейчас, понимая странность происходящего, принял решение ни с кем не делиться, дабы не выглядеть чудаком. Где находился ключ, открывающий эту таинственную дверь он знать не мог, но был твёрдо уверен, что когда-нибудь докопается до истины.

Утром Ричард Эпштейн пригласил сыновей в свой кабинет и, когда они устроились за большим столом, заговорил:

— В глубокой древности у одного человека было три сына.

Когда он почувствовал, что скоро умрёт, то призвал сыновей и сказал: «У меня есть сто золотых монет, которые я разделю поровну, а на оставшийся золотой вы похороните меня и справите тризну. Но, пока я не разделил между вами наследство, у меня есть одна просьба. В конце нашего сада лежит обломок скалы и закрывает чудесный вид надолину. Мой отец, умирая, просил меня убрать скалу, но вначале я много странствовал, потом родились вы и нужно было зарабатывать на пропитание, а сейчас я постарел и уже не смогу этого сделать. Вас трое, и это вполне вам по силам. Когда я умру, разбейте эту скалу, а на её месте посадите виноград. Из первых плодов сделайте вино и выпейте его втроём на моей могиле».

После похорон братья взялись разбивать скалу, но за несколько дней не разбили и сотой части. Один из старших братьев сказал: «Чтобы разбить этот камень, понадобится год. Я предлагаю заработать на тех деньгах, что нам оставил в наследство отец, а, когда денег будет в несколько раз больше, мы наймём людей и выполним наказ». Средний брат согласился со старшим, а младший решил дробить скалу. «Делай, как знаешь», — сказали братья и ушли. Несколько недель младший дробил скалу, но работа продвигалась очень медленно, скала не поддавалась. Тогда он решил на деньги, полученные от отца, нанять рабочих и продолжить. Через несколько месяцев работа была закончена. На последние деньги младший сын купил саженцы винограда и, когда начал копать землю под посадку, наткнулся на камень. Он начал выкапывать этот камень, и, наконец, когда это ему удалось, юноша обнаружил в углублении под камнем кувшин, полный золотых монет. Позвав братьев, младший сын разделил найденные золотые поровну и раздал братьям. Через несколько лет виноградник дал урожай, из которого получилось превосходное вино. Братья пошли на могилу отца, где старший брат сказал младшему: «Ты оказался мудрее нас, тебе и говорить первый тост. Отец гордился бы тобой».

Я рассказал вам эту притчу, потому что каждый из вас дорог мне, и я не могу отдать предпочтение кому-то одному.

Разница в возрасте не играет существенной роли: вы получили одинаковое образование и воспитание, а, значит, должны быть равны. Я решил поступить следующим образом. Каждый из вас получит равные суммы, и в течение года вы будете распоряжаться деньгами по своему усмотрению. Можете вложить их в бизнес, науку или творчество— важен конечный результат. Вы вправе выбрать любой город или поселение, но в пределах страны. В остальном я вас не ограничиваю. После прибытия на выбранное вами место каждый из вас должен сообщить мне, где решил остановиться, а потом раз в неделю присылать известие о себе. Меня не будет интересовать род ваших занятий, мне важно только то, что вы живы и здоровы. Если возникнут серьёзные проблемы, которые вы не в состоянии решить своими силами, вы обязаны немедленно сообщить мне, и я приму соответствующие меры. Но сразу хочу предупредить: человек, не умеющий решать возникающие проблемы, не может быть допущен к управлению крупным капиталом, ибо это самая серьёзная из проблем. Через год вы вернётесь домой, и я решу, кто из вас более достоин, и будет управлять семейным капиталом.

Я мог бы разделить деньги между вами, и это было бы самым лучшим вариантом, но только в вашем понимании. Я не сделаю этого потому, что капитал может называться капиталом только тогда, когда он неделим. Тогда он имеет право на существование, и увеличивается с той силой, которую имеет. Если же его разделить, он ослабнет, и, как показывает история, окажется в более сильных руках. Управлять будет только один из вас, другие же будут находится «при». При капитале, но без возможности воздействовать на ход управления. Помните о том, что свою судьбу вы определяете сами. У каждого из вас много дорог, и по какой из них вы пойдёте, решать вам. Сделайте так, чтобы я мог гордиться каждым из вас. Остальное покажет время. Я выписал каждому чек на сто тысяч. Вы можете обналичить его в любом банке, но, прежде чем сделать это, хорошо подумайте, куда применить эту сумму. Деньги имеют одну отвратительную способность — растворяться и таять. Большие деньги тают в два раза быстрее в руках неумелого человека- кутилы. Помните об этом. Напоследок я хочу сказать вам одну очень важную истину нашего капитала — эти деньги добыты кровью и потом вашего деда, и отца. Берегите их и относитесь с уважением. Я пригласил фотографа, и хочу запечатлеть троих сыновей рода Эпштейнов. Три брата перед поездкой за своей мечтой.

Фотограф спрятался под чёрный материал, и махнул рукой.

— Это будет потрясающий снимок господин Эпштеин, — воскликнул он, по окончании процесса съёмки. Я привезу его завтра вечером.

— Ну что, дети мои, вперёд, к познанию истины. Весь мир у ваших ног. Жду хороших известий, — с этими словами Эпштейн вышел из дома и сел в машину. — Поехали, Сентин, теперь они предоставлены Господу, и самим себе.

Утром следующего дня Эпштейн позвонил человеку по имени Джонни Кобра и договорился о встрече. Джонни приехал на старом, видавшем виды грузовичке. Он резонно предположил, что перед Эпштейном не стоит хвалиться роскошью, и взял этот ржавый раритет у своего друга на автомобильной свалке. Девиз Эпштейна, самого богатого человека этих мест, уже давно стал афоризмом: «Деньги, потраченные неоправданно — это жестокое преступление против своего завтра». Джонни после одной весьма удачной сделки приобрёл себе дорогой спортивный автомобиль, несмотря на то, что жил в небольшом старом фургоне на берегу озера. Его всё устраивало, и он абсолютно не беспокоился по поводу улучшения своих жилищных условий, так как большую часть времени проводил в поездках. К Эпштейну он решил поехал на старой развалюхе, дабы не вызывать раздражения у человека, знающего цену деньгам.

— Привет, Джонни. Сколько мы не виделись? Последний раз ты был в моём доме три года назад, — сказал Эпштейн, пожимая руку старого знакомого.

— Все вы вспоминаете обо мне, только когда ваши кошельки раскрываются для покупки диковинной зверюшки.

Джонни получил свою кличку потому, что всю жизнь занимался ловлей змей. Всё тело этого ещё не старого человека было покрыто шрамами от когтей и укусов. Через левую щеку проходил глубокий, синего цвета рубец, доставшийся ему в жестокой драке с африканскими браконьерами. Никто не знал, сколько ему лет и где он родился. Все, что о нём было известно, так только то, что его воспитал какой-то индеец и передал ему многие секреты канувшего в реку забвения племени. Поговаривали что Джонни Кобра несколько раз был на грани между жизнью и смертью, и только благодаря каким-то магическим секретам оставался в живых. Среди его многочисленных знакомых были очевидцы его гибели, которые видели, как он бросился спасать из селевого потока собаку и пропал под слоем грязи и брёвен. Но, как ни странно, через несколько дней Джонни появился как ни в чём не бывало, повергнув в шок людей, наблюдавших за его гибелью. На поводке он вёл того самого пса, спасённого из адской пучины. Когда Эпштейн пригласил Кобру, у Джонни как раз закончились деньги. Кобра любил пощекотать нервишки за игровым столом, и в последний раз крупно проигрался.

— Что заставило тебя расшевелить старого удава? Насколько я знаю, империя Эпштейнов процветает, мир праху её основателя, — сказал Джонни, хрустнув суставами пальцев.

— У меня есть для тебя хорошая работа. Тебе понадобится ещё два человека. Ты помнишь моих сыновей?

Джонни утвердительно кивнул.

— Я отправил их в самостоятельно плавание по реке жизни, чтобы посмотреть, кто на что способен. Они ещё молоды и не знают всех подводных камней. Пусть распробуют, что такое самостоятельность со всеми её прелестями и разочарованиями. Хочу, чтобы ты со своими ребятами присмотрел за ними, но так, чтобы сыновья об этом даже не догадывались. Лучше тебя этого никто не сделает. Из мелких неприятностей пусть выпутываются сами, но, если ситуация выйдет из-под контроля или возникнет серьёзная угроза, ты со своими людьми должен во всём разобраться. Вот три фотографии тебе и твоим людям. Чтобы выйти на след, этого вполне достаточно. Это работа на год, Джонни, и я хорошо заплачу.

Кобра выдержал паузу. Ему совсем не хотелось заниматься слежкой, потому что такое занятие было для него скучным времяпрепровождением, но, с другой стороны, ему нужны были деньги, а Эпштейн обещал хорошо заплатить.

— Мне надо подумать, дело не шуточное. Тем более займёт целый год. Ты же знаешь, у меня много заказов.

— У меня нет времени на раздумье. Назови свою цену, Джонни, и ударим по рукам.

— Хорошо, десять тысяч в месяц плюс проживание.

— Пять тысяч, Джонни! Я знаю цену деньгам, поэтому не запрашивай лишнего.

— Что не сделаешь для старого друга. Я согласен, — махнув рукой, сказал Кобра, — умеешь ты торговаться, Ричард, — добавил он, искоса поглядывая на Эпштейна.

— Все формальности уладишь с моим управляющим. Если у тебя больше нет вопросов, я займусь делами. Сделаешь как надо, я со своей стороны по окончании процесса сделаю хорошую премию. Надеюсь на тебя Джонни Кобра, — крепко пожимая руку Кобры подытожил Ричард.

Для выполнения этой миссии Джонни пригласил двух старых друзей: бывшего сыщика Сэма Бобба, и Джереми Спила, в прошлом матёрого афериста. Сэм Бобб должен был контролировать Эдварда, Джереми Спил — присматривать за Рэмом, а сам Джонни решил заняться Майклом.

Кто и куда из сыновей отправился, Эпштейн предоставил узнавать самим наблюдателям. Фотография значительно упрощала поиски, которых делать не пришлось, так как все трое сыновей Эпштеина, стояли у центральной площади напротив банка.

***

Братья стояли у дверей банка, держа в руках чеки, и никто из троих не знал, что делать и с чего начинать.

— Пожалуй, первым делом нам необходимо побеспокоиться о ночлеге, — неуверенно сказал Майкл.

— Хорош отец, сунул в зубы чек, и давай определяйся, а я не готов ещё, — сквозь зубы проговорил Рэм, — у меня были свои планы, в которые не входило, что меня выкинут из отчего дома, как щенка.

— В любом случае, другого выхода у нас нет. Майкл говорит правильно, первым делом надо определиться с ночлегом, а после сядем и подумаем, что делать дальше, — подвёл черту Эдвард.

— Ты опять начал указывать, что и как нам делать? — возмутился Рэм. — Лично я не нуждаюсь ни в чьих подсказках, тем более в ваших. Не имею ни малейшего желания находиться в одном сообществе, вы мне и дома порядком надоели. Увидимся через год.

С этими словами Рэм зашёл в банк, обналичил чек, но большую часть суммы оставил на сохранение банкиру Гифорду, после чего остановив попутную машину, уехал. Переезжать в другой город Рэм не планировал, он собирался вернуться домой за своими вещами, которые предусмотрительно оставил, чтобы ещё раз поговорить с отцом.

— Мы пойдём с тобой в гостиницу, а потом подумаем. Правда, брат? — спросил Майкл.

— Конечно, с чего-то надо начинать, — заулыбался Эдвард.

Братья почти дошли до гостиницы, когда в глаза Майклу бросилась вывеска «Joker», находящаяся на другой стороне улицы. Его словно ударило током, в глазах поплыли круги, а в сознании замелькали карты. Майкл отчётливо ощутил то блаженство, которое испытал в свой первый приход в это таинственное заведение. «Может быть, это и есть мой путь? К чему все эти странные сны? Зачем я рисовал схему? Я должен попробовать, и у меня обязательно получится. Почему тот джентльмен назвал меня будущим королём покера? Да потому что я действительно им являюсь». Теперь Майкл уже ничуть не сомневался в своих дальнейших действиях. «Эдвард будет против — выходит, первым делом предстоит избавиться от его опеки. Только Эдвард не заслуживает такого обращения и вряд ли ожидает этого от меня».

Ситуация разрешилась сама собой, когда Эдвард встретил в гостинице своего давнего приятеля Джорджа, сына механика Лека Трауди, вместе с которым они проводили своё свободное время в гараже, собирая старый грузовик.

— Эд! — закричал на всю гостиницу Джордж.

— Джо! Рад тебя видеть, дружище. А мы с братом как видишь, отправились постигать суровые уроки жизни.

— Ну, предположим, с вашими-то капиталами, вам это вряд ли грозит.

— Дело не в капитале, Джо. Отец дал нам испытательный срок, и ближайший год мы должны добиваться результатов, по которым отец определит наиболее достойного из нас. Тот, кто окажется наиболее удачлив, и больше других умножит капитал, будет в дальнейшем управлять всеми семейными финансами.

— Вот это класс! Всё же у вас, у богачей, свои причуды, не живётся вам спокойно. Мистер Эпштейн, вероятно, просто решил попугать вас, а через пару-тройку дней пришлёт машину и вернёт вас в родные стены.

— Нет, Джордж, ты не знаешь нашего отца. Всё это абсолютно серьезно, и никто за нами не приедет на протяжении года. У нас есть деньги, которые мы должны куда-то вложить и получить максимальную прибыль. Сфера деятельности не ограничивается.

— Эдвард! — воскликнул Джо, — А давай организуем автомастерские, ты же всегда мечтал работать с техникой. Я знаю одно удобное помещение, в пятидесяти милях отсюда. У тебя есть деньги, есть идея, есть надёжный помощник, что ещё нужно? Бери и пользуйся.

— Ты это серьёзно говоришь и действительно готов помогать мне? — с недоверием спросил Эдвард.

— Эд, я готов помогать тебе во всём. Надеюсь, когда мы всё устроим, ты не захочешь избавиться от своего напарника, как делают некоторые? — заглядывая в глаза друга, с тревогой спросил Джо.

— Об этом можешь не беспокоиться. Я никогда не предам своего напарника, и прибыль мы всегда будем делить пополам. По рукам?

— По рукам! — засмеялся Джо, крепко пожимая руку друга.

— Майкл, ты со мной? Втроём нам будет веселее, да и капитал удвоится, ведь отец не говорил, что нам нельзя объединяться.

— Нет, Эд. Моя жизнь не связана с техникой. Думаю, что я буду на эти деньги учиться, потому что тягаться с вами за обладание семейным капиталом не собираюсь. Какая-то дотация мне всё же будет выделяться, поэтому я не буду лезть из кожи. Очень рад за тебя, братишка, если это дело окажется тем, чем ты хочешь заниматься всю жизнь. Джордж правильно говорит: есть друг и деньги — что ещё надо для удачного начала?

— А ты-то как? Может, поедешь с нами, пока не определишься, чем будешь заниматься? — с надеждой в голосе поинтересовался Эдвард.

— Нет, Эд, вы поезжайте, а я поживу в этой гостинице. У меня есть пара хороших мыслей, но пока делиться не стану. Не зря говорят: «Если хочешь что-то сделать, не разбрасывайся словами, а вот когда это произойдёт, тогда и поделись секретом своего успеха». Это вековая мудрость, и её стоит придерживаться. Если можно, расскажите мне, где будет находиться ваша мастерская, может быть, я как-нибудь заеду на пару часов.

— По западной дороге в пятидесяти милях есть заправочная станция. Мимо не проедешь. Сразу за ней большой ангар, вот там-то я и предлагаю Эду сделать мастерскую. Да что там сделать, — пританцовывая, сказал Джордж, — она уже практически готова! Я в самых смелых мечтах не мог предположить такого исхода Эдвард!

Братья тепло попрощались, и Эдвард в сопровождении друга отправился на автобусную станцию.

Сэм Бобб которому выпало наблюдать за Эдвардом, следом поплёлся к междугородному автобусу, и устроился в задней части салона, меж тем как друзья сидели в первом ряду наслаждаясь поездкой.

Последние двадцать лет жизни, Бобб занимался слежкой, и ему нравилось контролировать процесс находясь в зоне прямой видимости от объекта. Это стало его смыслом жизни. Он с удовольствием наблюдал за своим объектом, и занимался вопросами юридического толка в самых разных местах, так как имел обширную сеть нужных людей, и мог с помощью телефонного звонка узнать любую интересующую его информацию. В свои пятьдесят пять лет Сэм Бобб имел хорошо развитую мускулатуру, и мог дать достойный отпор любому сопернику, имея удивительную подвижность. Он бегал по утрам, и любил много плавать, при любом удобном случае, будь то океан, или небольшое озеро.

Джереми Спилл, слыл в свои сорок с небольшим, удивительным человеком. Удивления он вызывал у многих, так как почти всегда выходил сухим из воды. Его авантюрная натура не позволяла оставаться в стороне, и он всегда находился в самой гуще событий. Спилл знал всех, но никто не знал Спилла. Он был своим среди малознакомых людей, ловко растворяясь в любом обществе. В первые годы своего становления, будучи отъявленным аферистом, Джереми попал в несколько сложных ситуаций, которые грозили ему тюремным сроком, но умудрился не просто остаться на свободе, но и стать консультантом в одном ведомстве. Бывшие друзья по ремеслу расценили это предательство по всем законам жанра, и Джереми приговорили к смерти Теперь Спилл работал в связке с Джонни Коброй, и Боббом, потому что только они могли реально прикрыть в случае стычки с единомышленниками.

Джереми сидел в ожидании появления своего объекта из банка, и когда тот появившись вышел на дорогу, последовал следом. Рэм помахал проезжающему автомобилю, и тот остановился, как позже узнал Спилл, это был водитель семьи Эпштейнов. Рэм устроился на первом сидении и машина уехала. Джереми сумел договориться с хозяином отеля, взял в аренду машину, и поехал следом. Каково же было его разочарование, когда Рэм вернулся домой. Спилл искренне побаивался Ричарда Эпштеина, так как один раз, он принял участие в афере касающейся имущества семьи Эпштеинов. Суть аферы раскрыл сам Ричард, и не будь он более решительным, все участники могли быть уничтожены в пожаре зернохранилища, случившемуся не случайно. Один хитрый делец из круга общения Эпштеина, получил предложение о покупке большого количества зерновых культур, когда цена значительно упала. Эпштеин не стал продавать на бирже свой урожай, ожидая значительного повышения цены из-за недостатка зерновых на сырьевых торгах. Группа из пяти человек организовали союз, и заключили торговую сделку с купцом другого государства о продаже большой партии зерновых культур. Купец имел судно с большим трюмом, а так же нанял в грузовой компании пятнадцать грузовых автомобилей. Дельцы с поддельными бумагами приехали на зернохранилище Эпштеина, и работники зная о предполагаемой продаже отгрузили большую партию. В три автомобильных рейса, пятнадцать грузовиков наполнили трюм корабля, отчего тот значительно просел. Выдававший зерно несколько раз звонил хозяину, но тот отсутствовал, и пришлось выполнить отгрузку согласно предоставленным документам. Аферисты получили деньги, а корабль был выведен из порта маломерными судами, и вышел в море. Для сокрытия крупной кражи шайка аферистов не нашла ничего лучше, чем поджечь хранилище, и спрятать таким образом концы. Из-за слабого охранения, а охраняли зерновое хранилище только два сторожа, по очереди обходящие территорию, забраться внутрь и поджечь балки не составляло особого труда, что они и сделали. Ничего не предвещало беды, и всё произошло бы по задуманному плану, но Эпштеин приехал на зернохранилище абсолютно случайно, и заметив начинающийся пожар в центральном сооружении, бросился туда. Поджигатели не ожидали такого буйства огня, охватившего деревянный ангар, и вместо того, чтобы выбираться по лестнице через верхний воздуховод, выскочили в двери, открываемые Эпштеином. Ангаров было несколько, но они находились не далеко друг от друга, и в случае пожара в одном, сгорели бы и другие. Команда пожарных из рабочего городка подоспела в тот момент, когда огонь уже начал облизывать стены соседних ангаров. Умелые действия членов пожарной команды предотвратило разрастание огня, а затем возгорание окончательно ликвидировали. Деньги за проданное зерно пришлось вернуть, а так же оплатить стоимость сгоревшего ангара. Эпштеин не стал сообщать властям, и дельцы оказались на свободе, проведя в подвале Эпштеина несколько дней. Спил с грустью вспоминал это дело, и последнее место куда бы он хотел попасть, был именно дом Ричарда Эпштеина. Удача улыбнулась ему, когда через час с небольшим, он увидел подошедший автомобиль, в котором Рэм приехал домой, а сейчас складывал свои вещи: большой чемодан и дорожную сумку.

Подождав пока автомобиль с его объектом отъедет чуть подальше, Джереми поехал следом.

***

Майкл снял в гостинице номер, после чего решил погулять по городу. Прогуливаясь по городскому парку, он рассуждал: «У меня недописанная схема, в которой есть бесспорные соответствия. Предположим, что я знаю десять карт против сорока двух оставшихся. Это, конечно, кое-что, но шанс выиграть при таком раскладе настолько мал, что рисковать не имеет смысла. По своему желанию узнать дальнейшие события и просчитать достоинство карт возможности нет. Остаётся надеяться на счастливое провидение и ждать. А может быть, эти события можно как-то подстегнуть и ускорить? Что-то должно происходить, но что? Раньше я рассчитывал найти ответы в книге, но события, происходящие в романе, только больше запутывают и без того непонятную ситуацию. Прежде всего, надо переехать в другой город, подальше от знакомых. Здесь возможности играть всё равно не будет. Кто-нибудь обязательно донесёт отцу о том, чем я занимаюсь. Решено. Сейчас главное — сконцентрировать мысли на картах и разложить всю информацию, что есть в наличии, по своим местам».

Майкл сел на скамейку и стал раскидывать карты. После нескольких раздач, вопросов по прежнему было гораздо больше, чем ответов. А, может, стоит понаблюдать за игрой в казино? Это неплохая идея, и, вполне возможно, что рядом с деньгами карты будут намного правдивее, и точнее. Решено, по приезду в другой город сразу пойду в казино. Первое время больших ставок делать не буду, до тех пор, пока не придёт твёрдая уверенность, что есть стопроцентная вероятность выигрыша, а потом… А вот потом!»

Стояла сильная жара, потому Майкл вернулся в гостиницу, и поднялся в свой номер. Приняв прохладный душ, надел свежую сорочку и спустился в вестибюль гостиницы. На выходе он нос к носу столкнулся с банкиром Гифордом.

— Майкл, ты решил остаться в этом городе? — поинтересовался Гифорд.

— Нет, мистер Гифорд, до отправления поезда ещё есть время, и я решил сделать необходимые покупки. Всего доброго, мистер Гифорд, — ответил Майкл, не желая продолжать разговор с банкиром.

— До последнего поезда, — глядя на часы, произнёс банкир, — осталось меньше двадцати минут. Торопитесь, мистер Эпштейн.

«Этот хитрый человек знает всё. Нет-нет, о казино не может быть и речи. Еду на вокзал, и чем раньше уеду, тем лучше», — подумал Майкл. Он забрал свои вещи из номера, и остановив такси поехал на железнодорожный вокзал. Большой город, где можно было легко затеряться, находился в пяти часах езды на поезде. Купив билет, Майкл удобно устроился в кресле железнодорожного экспресса и, рассуждая о предстоящих событиях, незаметно задремал.

В соседнем купе того же поезда, выехал Джонни Кобра.

Глава XI

ОПАСНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ БАНКИРА

Корабль вышел из порта с первыми лучами солнца. Попутный ветер быстро вынес судно в открытое море, и только здесь де Бург понял, что его ждёт впереди. Состояние постоянной качки стало вызывать головокружения, и побледневший банкир, сидя на канатном ящике, обречённо взирал на вздымающуюся пучину, мысленно проклиная извечное желание заработать. Будь он немного решительней, сидел бы сейчас в своем доме, принимая клиентов и попивая вечерами молодое вино. А что теперь? Впереди две недели океана, и он должен это пережить.

С наступлением ночи ветер усилился и сменил направление. Монахи часто ходили в этих широтах, и капитан в преддверии сильного тумана приказал сбросить большие паруса и на малых пройти сквозь густую пелену. В зону шторма корабль попал настолько неожиданно, что матросы едва успели взобраться на мачту, подвязывая паруса. Большие волны захлёстывали борта. Налетевший шквал подхватил корабль, поднял на гребень огромной волны и бросил на острые камни подводного рифа, прозванного моряками «Акулий поцелуй». Это были подводные скалы, обнажающие несколько острых каменных шипов во время отлива и спрятанные большую часть времени под водой. Они имелись на всех картах, и капитан прекрасно знал о их существовании, но в надежде проскочить рифы не рассчитал силу ветра и высоту волны. Корабль, словно щепку, бросило на каменные уступы с такой силой, что вторая волна подняла на поверхность уже только его многочисленную оснастку вместе с остатками груза, размещенного на палубе. Судно раскололось надвое и затонуло. Де Бурга оглушила одна из оторванных снастей, и он, как бесчувственная кукла, вылетел за борт. На его счастье, одна из сломанных мачт с обрывками парусов всплыла и подняла безжизненное тело над водой. Придя в себя, банкир привязался верёвкой к толстой мачте и стал ждать. Постепенно ветер начал стихать, а волны стали успокаиваться. На рассвете банкира вынесло течением в зону абсолютного штиля. Покрутив головой, де Бург заметил небольшую белую точку. Это мог быть только корабль, но сколько банкир ни всматривался, точка оставалась на том же месте. Оставалось уповать на то, что судно пойдёт в его сторону, когда появится ветер. Наконец по воде прошла лёгкая зыбь, и ветер все сильнее начал трепать обрывок паруса, висящий на сломанной мачте. Де Бург все это время пристально, до боли в глазах всматривался вдаль и к своей великой радости понял, что судно идёт в его направлении. Вскарабкавшись на скользкое дерево мачты, банкир стал махать обрывком своей рубахи. Его быстро заметили, и корабль стал медленно сбавлять ход. Банкир не помнил, как он попал на палубу потому что находился в бесчувственном состоянии. Придя в себя, де Бург долго не мог понять, что произошло, и лишь спустя какое-то время память вернулась. Несчастный путешественник с ужасом осознал, произошедшее. Корабль разбился! Команда погибла! Золото утонуло! Что теперь будет? На какое-то время он даже пожалел о том, что остался жив, но по мере осмысления пришёл к выводу, что жить гораздо приятнее. Де Бург сидел, отрешённо глядя вокруг, а его помутнённое сознание постепенно возвращалось в реальность. Матрос, заметивший, что спасённый пришёл в себя, подошёл к нему и протянул кожаную флягу. Банкир молча взял её из рук матроса и сделал несколько жадных глотков.

Задул сильный боковой ветер. Снасти корабля заскрипели под напором ветра, в ту же минуту последовала команда «Трави шкоты!», и члены команды дружно начали управляться со снастью. Наполненные ветром паруса с лёгкостью подхватили корабль. За бортом зашелестела волна, разрезаемая форштевнем корабля, идущего под всеми парусами.

— Ну что, очухался? — спросил долговязый матрос по кличке Длинный Змей, подававший команды. — У тебя впереди приятная новость. Тебя спасли поклонники беззакония, — и он разразился громким хохотом, поддержанным членами команды.

— Я имею сильных покровителей, и если вы высадите меня в ближайшем порту, щедро отблагодарю вас, — пролепетал банкир, обливаясь от страха холодным потом. Он уже рассмотрел играющий на ветру флаг с перекрещенными под черепом костями и понял, кем являются его спасители.

— Заприте его в трюме, а то ещё бежать надумает, — скомандовал долговязый, и два пирата, взяв перепуганного банкира под руки, направились к трюму.

— Сейчас тебе неплохо бы выпить пару кружек крепкого вина и выспаться, — дружелюбно произнёс матрос, сопровождавший банкира. — Вино — это лучшее лекарство. Ещё неизвестно, что лучше было бы для тебя: утонуть или быть спасённым пиратами. Ночью мы придём на один остров; думаю, тебе стоит продумать, что ты должен пообещать капитану, чтобы тебя отпустили. Вот в этом бурдюке, есть немного вина.

Матрос бросил банкиру бурдюк и вышел, заперев дверь на замок.

Де Бург обречённо сел на пол своего узилища и заплакал. Не такой он видел свою дальнейшую жизнь. В самых пессимистических прогнозах, не могло быть подобного положения, а сейчас у него нет никаких шансов на спасение. Закончив оплакивать свою участь и немного успокоившись, банкир стал напряжённо прорабатывать возможные варианты: «Если это пираты, значит они любят золото, а там где есть золото, нет лучшего дельца чем банкир де Бург. Он должен найти того, с кем можно поторговаться. Тот малый, что привёл его сюда, кажется не таким кровожадным как капитан. С ним можно и нужно договориться. Разговоры с капитаном потребуют других затрат, а вот заплатить этому малому, ему вполне по карману.

Даже находясь в смертельной опасности, банкир оставался банкиром, и не собирался платить больше, если появлялась возможность значительно сократить цену.

***

Команда «Посейдона» третий день находилась на острове, и пираты наслаждались отсутствием качки. Не рад был только Гром, который то и дело сетовал, что у него без качки ноют ноги. Проснувшись, Гром зашёл в таверну, в которой, несмотря на раннее утро, уже сидели несколько человек. Гром подозвал хозяина.

— Через час я хочу увидеть хорошо прожаренного молодого кабанчика и пять литров хорошего вина. Ром мы сегодня пить не будем.

В дверях показался Сэмуил.

— Барракуда, заходи, друг мой. А я как раз собрался навестить тот чудный домишко, в котором ты бросил свои кости. Уж не твоё ли дитя плачет по ночам? Мне по соседству всё слышно, — захохотал здоровяк.

— Нет, этот ребёнок не мой, но я принял непосредственное участие в его рождении, — ответил Сэмуил.

Эти слова ещё больше развеселили Грома.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что помогал зачатию, держа отцу свечку, чтобы тот не промазал?

— Нет, он, наверное, помогал отцу руками, — захохотали обитатели соседнего стола.

— Если вставишь ещё слово, я вырву твой поганый язык и выкину портовым собакам. — повернувшись к соседям, пробасил Гром. — Пойдём, Барракуда, нам пора на корабль.

Они спустились к морю, сели в шлюпку и направились к «Посейдону», покачивающемуся на волнах в полумиле от берега.

На вахте стоял Карамо, с которым всегда несли вахту другие канониры. Это была своего рода каста, в которой главенствовал Карамо.

Гром, издали заметив объект своих дружеских шуток, весело закричал:

— Карамо! Видно, неласкова была Марго, если вместо её сисек я вижу в твоих руках пистолеты. Хочу напомнить тебе разницу между ними: подёргал за сиськи и стрельнул — подарил кому-то жизнь, а пистолеты выдернул и стрельнул — отправил к праотцам. Надо хорошо подумать, что угоднее Всевышнему друг мой Карамо.

— Ты знаешь, Гром, если меня не будет на корабле во время боя, дергать за сиськи вам придется друг друга и, возможно, в последний раз.

Команда одобрительно захохотала над дерзким ответом своего главного канонира.

Вдруг Карамо резко поднял руку, давая понять, чтобы все замолчали, и, указывая на скалу, разделяющую мыс пополам, сказал:

— Там кто-то прячется.

— А вот мы сейчас и посмотрим, — пробасил Гром, забравшись на борт, и подходя к пушке.

В течение минуты он двигал пушку и прицеливался, затем поднёс фитиль. Пушечный залп застелил палубу клубами дыма, и послышался грохот падающих камней.

— Что за порох нам опять подсунули! Но вы можете не сомневаться: ядро пошло туда, куда я его отправил.

Когда рассеялся дым, скалы, на которую показывал канонир, больше не было.

— Что за стрельба? — появился на мостике Акула Пьер.

— Проверяли военные навыки твоего помощника, капитан, — спокойно ответил Карамо и добавил, вытянув руку, — кто-то разглядывал наш корабль вон с той скалы. Мы дали залп.

— Я понимаю, что некоторые окончательно пропили свои мозги, но ведь ты, Карамо, претендуешь на капитанский мостик, — произнёс Акула, переведя взгляд с Грома на канонира. — Возьмите шлюпку и всё там осмотрите.

Четверо матросов сели в шлюпку и отправились осматривать маленький скалистый островок, находящийся в паре сотен метров от островной бухты.

Только сейчас Акула обратил внимание на изрядно помятый вид Сэмуила.

— Ты слишком сильно пристрастился к выпивке, Барракуда. Я ожидал от тебя большего — сказал он, окинув Сэмуила недобрым взглядом, и спустился в кубрик.

На плечо Сэма легла тяжелая рука Грома:

— Слушай, Барракуда, я ни разу не слышал подобных слов от капитана, и это может означать что угодно: либо ты ему нравишься, либо он скормит тебя акулам при первой возможности, — захохотал здоровяк.

Пираты вернулись и подняли на борт корабля израненного человека. Акула, осмотрев пленника, произнёс:

— Если ты скажешь, зачем наблюдал за нами и кому это нужно, то мы окажем тебе помощь. Если не скажешь, я прикажу посыпать твои раны солью, и акулам ты достанешься изрядно просоленным.

— У него болевой шок капитан, и возможно контузия. Он не слышит о чём вы говорите — сказал Сэм.

— В таком случае помогите ему прийти в себя, — скомандовал Акула.

Сэмуил и Гром перетащили пленника в трюм, где Сэм перевязал его.

Когда Гром вышел, пленник простонал:

— Я вижу, что у вас есть чувство сострадания. Помогите мне!

Силы похоже опять покинули пленника, и при этом его продолжало лихорадить от долгого пребывания в воде. Сэм принёс кружку рома.

Пленник долго цедил ром, несколько раз закашлявшись.

— Кто ты и почему прятался в скалах? Расскажи мне, и у тебя будет достойный уход и полный покой— попросил Сэм.

Пленник посмотрел на Сэмуила глазами, полными ужаса и отчаяния.

— Я банкир. Четыре дня назад наш корабль вышел из порта и направился на Восток, но ночью мы попали в сильный шторм, и корабль разбился. Думаю, что в живых остался я один. Утром меня спасли пираты и посадили в трюм. Когда я сказал, кто я, они потребовали золото в обмен на мою жизнь. После того, как команда сошла на берег, мне удалось сбежать и спрятаться в скалах в надежде найти какой-нибудь другой корабль. Я слышал, что на этот остров заходят торговые суда. Вот и спрятался на свою голову, от одних пиратов к другим.

Я долго наблюдал за вами. Мне показалось, что на вашем корабле есть дисциплина, что не свойственно пиратам, и я хотел попросить о помощи. Однако, как только высунулся чуть больше, прогремел пушечный выстрел. Взрывом меня отбросило в море, а потом ваши люди привезли меня сюда, — закончил пленник и, обхватив голову руками, зарыдал.

— Как ваше имя? — спросил Сэмуил.

— Ален де Бург. Впрочем, теперь моё имя не имеет значения. Насколько я понял из прошлых разговоров моих «спасителей», по вашим законам вы должны вернуть беглеца вашим братьям по ремеслу.

— Я ничего не могу обещать вам, мсье де Бург, но поговорю с капитаном, и, вполне вероятно, ваша участь окажется не такой плачевной, если вы сказали мне правду. Здесь никто не будет вас истязать, только говорите правду.

— Молодой человек, вы вселяете в меня надежду, — пролепетал банкир. — Если вы поможете мне, я буду молиться о спасении вашей грешной души до скончания дней.

Сэмуил поднялся на палубу и подошёл к капитану.

— Этот человек — банкир. Его спасли люди Хромого Пита и хотели получить за него выкуп, но он сбежал и прятался в скалах в надежде попасть на торговое судно. Наши ребята заметили его, когда он захотел, чтобы его заметили. Я думаю, он говорит правду, капитан.

Постояв несколько минут на корме, Акула спустился в трюм к пленнику. После непродолжительной беседы капитан вернулся на палубу и приказал приготовить три шлюпки, а также двадцать человек из старой команды, включая Грома и Барракуду.

Долговязый моряк с потопленного галеона произнёс:

— Капитан, не так давно ты сказал, что мы не дали тебе повода усомниться в нашей храбрости. Позволь и нам быть полноправными членами команды и показать, на что мы способны.

— Возьми с собой пятерых, и спускайтесь в шлюпку, — ответил Акула.

Шхуна «Элеонора» стояла в бухте в двадцати кабельтовых от острова. Хромого Пита на борту не было, и Акула приказал грести к берегу. Когда капитан в сопровождении двадцати пиратов подходил к таверне, раздался выстрел, из таверны выскочил какой-то малый и бросился наутек. Следом выбежали ещё два человека и разрядили пистолеты в сторону убегающего. Один из них, в котором Акула узнал кока с «Элеоноры», закричал:

— Я всегда подозревал эту крысу, так пусть подохнет в кустах этого вонючего острова. — Разглядев Акулу среди идущих, кок проговорил: — Акула Пьер решил навестить своих старых друзей?

— Акула никогда не дружил с кухонными крысами.

— Кого ты назвал кухонной крысой? — злобно спросил пират, оскалив жёлтые зубы.

— Акула и крыса не соперники. Если ты на заткнёшься, я вырву твою гнилую требуху и заставлю сожрать её, — процедил Акула. — Где твой капитан?

— Капитан там, — особо не сопротивляясь махнул рукой пират и, сделав несколько шагов на заплетающихся ногах, рухнул на песок.

Хромой Пит сидел за широким столом в окружении нескольких портовых подруг, и по очереди отвешивал им шутки, от которых дамы истошно смеялись. Члены его команды сидели за соседними столами, и с настороженным интересом развернулись, увидев Акулу Пьера с командой. Пит расплылся в улыбке, насколько позволяла ему изуродованная правая щека.

— Акула! — протянул он. — Давненько не виделись. Садись, капитан!

— Отправь своих подруг проветриться, у меня к тебе разговор.

Когда женщины отошли, Акула сказал:

— Я мог бы ничего тебе не говорить, но я чту законы братства. Твои люди вчера вытащили из моря одного банкира, и я хочу знать, сколько ты хочешь за то, чего у тебя уже нет.

Пит смерил Акулу недобрым взглядом и крикнул одного из помощников.

— Слушаю, капитан, — сказал подошедший.

— Где банкир?

— На корабле, капитан, — уверенно ответил пират.

— На чьём корабле? — заорал Хромой Пит, брызгая слюной из-за плохо двигающейся щеки, и ударил помощника тростью.

— Воспитывать своих храбрецов ты будешь потом, а сейчас давай поговорим о деле, — жестко присёк Акула. — Беглеца поймал я, теперь он мой пленник. По нашим законам ты имеешь право на свою долю, поэтому задам только один вопрос: сколько ты хочешь за него? Подумай Пит, потому что, если цена будет непомерно высока, ты не получишь ничего. Твой ответ, капитан Пит!

Пока Акула говорил эту речь, Гром, как опытный воин, расставил людей таким образом, чтобы можно было видеть каждого из команды Хромого Пита как в таверне, так и за её пределами. Хромой Пит выдерживал паузу. Обстановка накалялась, и в любую секунду могла вспыхнуть кровавая бойня. Людей Хромого Пита было в два раза больше, и команда Акулы могла рассчитывать только на свой боевой опыт.

— Ты старый пират, Акула Пьер, и многие законы братства вы создавали, когда я ещё не помышлял о море. Поэтому я не стану оспаривать твоего решения. От меня убежал пленник и оказался у тебя, потому что в твоей команде есть дисциплина, а в моей одни пьяницы и подонки, спящие на посту. Ты опытный капитан Акула Пьер, и поступаешь по законам, потому не хочу уступать тебе в пиратском благородстве. Дай мне один золотой сейчас, мою долю, когда банкир заплатит, и мы в расчёте.

— Никакой доли ты не получишь, потому что плачу я сейчас.

Акула положил на стол перед Хромым Питом кожаный кошелёк, туго набитый золотыми монетами.

— Здесь сто золотых монет. Этого хватит с лихвой тебе и твоим людям на месяц отдыха. Мы в расчёте капитан Пит, — заключил Акула Пьер, сверля тяжёлым взглядом своего оппонента.

— В знак нашего примирения, прошу тебя выпить со мной бутылку рома капитан Акула Пьер, — предложил Пит.

Подобное предложение, сказанное капитаном капитану в присутствии членов обеих команд, не терпело отказа. Это правило было установлено при единодушной поддержке капитанов берегового братства. Акула молча сел за стол, осушил подряд две кружки рома и сказал:

— У моих ребят уже нет золота, нам надо работать. Слава Посейдону! — добавил он, резко поднялся и вышел из таверны. Эта фраза для членов старой команды означала, что Акула что-то задумал. В последний раз, когда Гром слышал ее, они напали на караван, шедший под охраной двух мощных военных кораблей. Многие тогда подумали, что Акула сошёл с ума, подвергая такому риску команду, но, когда с севера, запада и востока подошли ещё три пиратских корабля, замысел капитана был понятен. Пиратская эскадра в буквальном смысле расстреляла конвой, и шесть торговых судов направились в пиратский порт. Это был караван, который может попасть в руки пиратов раз в сто лет. Один из кораблей был набит сундуками с золотом, другой богатыми материалами, и специями, которые тут же были проданы купцам, промышляющим у пиратов. Третий перевозил оружие, благодаря которому пираты вооружились огнестрельным оружием, и всем необходимым для стрельбы. Что на этот раз задумал Акула Пьер, никто не догадывался.

— Тот, кто принесёт мне сердце Акулы, получит сто золотых монет, — произнёс Хромой Пит, как только Акула вышел из таверны. Затем он пошарил у себя за пазухой и, вытянув руку, раскрыл ладонь, на которой лежал большой бриллиант. Он несколько раз качнул ладонью, и таверна озарилась алмазным сиянием.

Многие увидели подобный камень в первый раз и среди пиратов раздались восторженные возгласы.

— Вы думаете, откуда этот камень у меня? Почему ваш капитан так спокойно повёл себя? Зачем мне воевать за то, от чего больше нет никакой пользы. В этом камне доля каждого из вас, — злобно произнёс Хромой Пит, покачивая камень на ладони. — А сейчас Змей поделит золотые между членами команды.

Человек по прозвищу Длинный Змей: имел высокий рост, и сильные непропорционально длинные руки. Он попытался развязать тесьму кошелька, но она не поддавалась. Тогда он два раза крутанул кошелёк в руках и разорвал кожу. Золото посыпалось на стол. Две монеты соскользнули со стола и упали в щель на полу, но их звон приглушили возгласы всеобщего предвкушения наживы. Команда «Элеоноры» была на острове больше недели, и всё, что не успели пропить, было безжалостно проиграно. Стучали кости, и золото переходило из рук в руки, пока окончательно не осело в карманах наиболее удачливых игроков. Змей окинул взглядом находящихся поблизости и, убедившись, что в таверне никто не заметил закатившихся монет, начал делёжку. Он специально уронил золотой, за которым демонстративно наклонился, и, нащупав два других, прижал их подошвой ботфорта. Монет, конечно, оказалось девяносто восемь.

Начали раздаваться недовольные возгласы в адрес Акулы.

— Получается, слово Акулы не так уж крепко. Я не могу лишить кого-то из членов команды причитающейся ему доли. Я получу свои золотые у Акулы лично, — прорычал Змей и ударил по столу.

Пираты одобрительно загудели. Потом, получив свои золотые, стали менять их у трактирщика на более мелки, и в нескольких местах послышался звук перекатывающихся костяных кубиков.

Хромой Пит, тяжело опираясь на трость, знаком показал Змею выйти с ним. Когда они отошли на такое расстояние, что их не могли видеть и слышать, Пит с размаху ударил Змея тростью по шее, отчего тот, неестественно перевернувшись, упал на спину и потерял сознание. Когда Змей пришёл в себя, Хромой Пит раскуривал трубку.

— Запомни, Змей, — злобно произнёс Пит, — ты можешь хитрить с любым членомбратства, но не со мной. Если Акула Пьер узнает о твоей выходке, он скормит твои вонючие потроха своим любимым рыбам. Следующая встреча с Акулой будет для тебя последней.

— Капитан, — попытался оправдаться Змей. Последовал второй удар тростью. Змей застонал от боли, а Хромой Пит продолжил:

— Бешеный Брюс после совместного нападения на какой-то корабль обвинил Акулу в том, что тот недодал ему долю пятерых членов его команды. Ты знаешь, как поступил Акула Пьер, когда узнал об этом? Он отрубил обидчику ногу, чтобы тот научился считать до пяти на пальцах своей ноги. А теперь главное. О твоём крысином поступке знаю только я, и, если ты не доберёшься до Акулы, то я помогу Акуле добраться до тебя. Ты попросишься к нему на корабль, наговоришь про меня кучу всяких мерзких небылиц, а в довершение тайно поведаешь ему о бриллианте, который пообещаешь достать. Если Акула поверит тебе и возьмёт в команду, ты найдёшь способ убить его и вернёшься на «Элеонору». Если не поверит — скормит тебя акулам. Подумай, что ты будешь говорить Акуле, чтобы у тебя появился шанс попасть в его команду и остаться в живых.

— Ты же знаешь, как у нас относятся к предателям. Меня скормят акулам в первое утро после выхода в море. Если ты хочешь моей смерти капитан, убей меня сам, но не делай предателем в глазах команды, — искоса поглядывая на капитана, обречённо ответил Змей.

Хромой Пит несколько минут молча смотрел на Змея и наконец произнёс:

— Хорошо, Змей, я не стану заставлять тебя предавать команду, но ты устроишь мне встречу с Акулой и его пленником. На этом острове никто не знает настоящей цены этого камня, а стоит он, судя по размеру, немало. Я готов встретиться с Акулой сегодня до рассвета. Если ты сделаешь всё, как надо, я забуду о твоём сегодняшнем проступке, но помни, Змей, я всегда за твоей спиной, и любая подлость станет для тебя последней.

Змей стащил шлюпку на воду и, сев на весла, стал грести в сторону стоящего у входа в бухту «Посейдона».

ГЛАВА ХХХ. ГОРОД СОБЛАЗНОВ.

КАРТА МОНАХОВ-ОСТРОВИТЯН.

Поезд прибывал в семь часов вечера, когда солнце испускало свои последние лучи из-за линии горизонта и окрашивало морскую гладь красно-золотым оттенком. Морской ветерок ласково трепал волосы и насыщал воздух свежестью океанских просторов. Большое количество отдыхающих привлекло сюда крупных бизнесменов, и через несколько месяцев когда-то невзрачный с виду городок, превратился в сияющую вывесками казино и отелей жемчужину побережья.

Юноша с восхищением смотрел на многочисленные отели, и светящиеся вывески множественных магазинов и ресторанов. Это был не просто город, здесь ходили большие деньги, и игровой бизнес, был основной его частью. Майкл решился поселиться подальше от любопытных глаз, и нашёл маленький отел окна которого выходили на океанское побережье. Его местоположение, а отель находился в нескольких километрах от оживлённого торгового сектора, не пользовался особым спросом, и Майкл был единственным жильцом. Заселившись в номер юноша решил не торопить события, а всё тщательно взвесить, и перепроверить свои все свои сомнения.

Майкл заметил одну очень важную закономерность: как только он брал в руки роман «Двойная жизнь или невероятные приключения Сэмуила Хэмпфила», сразу засыпал. Он читал этот роман во сне, причём где бы не открывал книгу и начинал читать, будь то самый конец, или начало романа, он видел все происходящие события с того места, где неосознанно остановился в прошлый раз. События читаемого в реальности, окончательно переплелись с теми, что он видел во сне, но Майкл знал всех героев в лицо, словно жил вместе с ними. Ему казалось, что он знает о каждом больше чем кто-либо, потому что видел его формирование, и знал его мысли. Ему было страшно представить, что когда-то роман закончится, и он не сможет больше видеть своих новых друзей. Проезжая по городу, юноша обратил внимание на вывеску с нарисованной розой ветров, где было написано «Географическое общество «Глория»». Он решил взять старую карту и отправился по нужному адресу. Это был мир целый мир старинных вещей. На входе стояли старинные часы, удары которых магическими нотами отзывались в каждом предмете интерьера этого музея. По стенам висели карты, наподобие той, что нашёл Майкл, и он первым делом задал интересующий его вопрос.

— Простите я не знаю вашего имени, — начал разговор юноша, с вышедшим к нему пожилым джентльменом.

— Меня зовут Себастьян Торетти, чем могу быть вам полезен, молодой человек? — отрекомендовался представитель общества.

— Мистер Торетти, с кем я могу поговорить о морских картах древности, я вижу подобные на ваших стенах?

— О молодой человек, — обрадовано потирая руки, произнёс Торетти, — я этому посвятил большую часть своей жизни.

— Значит мне к вам, — улыбнулся юноша, вытаскивая карту.

Торетти несколько минут внимательно рассматривал карту, и отложив лупу, удивлённо вскинув брови спросил: откуда у вас эта карта молодой человек, ах да, — неожиданно спохватился он, — я кажется задаю не совсем корректный вопрос, но поверьте, это от немалого удивления. У вас в руках карта, относящаяся к эпохе существования одного монашеского ордена. Поверьте мне молодой человек, это уникальный экспонат.

— В этом нет никакого секрета мистер Торетти, я нашёл эту карту в одной из очень старых книг. Насколько я смог понять, это труды по математике, похоже очень старые, карта была там.

Торетти, сделал глоток воды, и выдохнув воскликнул: вы даже представить себе не можете молодой человек, что вы держите в руках. Позвольте я ещё раз посмотрю, — не удержавшись от соблазна выпалил географ, и бросился к старинному шкафу, откуда извлёк прибор с несколькими увеличительными стёклами. Под светом настольной лампы, он стал передвигать стёкла над картой, и после недолгого осмотра изрёк: этой карте примерно двести пятьдесят лет. Чернила которыми сделаны эти надписи получались особым химическим способом членами ордена монахов-островитян, и при попадании влаги не растекаются. Знаки написанные здесь, это особый язык островитян. На нём не говорили, но умели писать.

— И вы знаете, что здесь написано? — не удержался Майкл.

— Что вы молодой человек, тот кто узнает этот язык, будет обладателем несметных сокровищ этого ордена. Я долго изучал подобную карту, у одного из моих друзей, но она не была настолько подробной и точной как ваша. Многие символы объясняются довольно просто. Например, корабль с одной галочкой с правой стороны, это курс на Восток, с левой на запад, а Север и Юг палочки сверху и снизу. Судя по другим знакам, в них зашифрованы названия кораблей. Мне удалось прочитать одно из них, и если мои предположения верны, речь идёт о корабле с именем «Сватбрит»

— Может быть «Святая Бриджитта? — огласил догадку Майкл.

Торетти с восхищением смотрел на юноша прижав руки к други.

— Конечно, мой гениальный друг, конечно. Почему я не мог понять этого сокращения. Именно «Святая Бриджитта», но где ты услышал имя этого корабля?

— Если я на полном серьёзе скажу вам, вы не поверите, но я попробую. Я ещё не видел этот корабль, но мне кажется знаю некоторые его особенности.

— Вполне вероятно, вполне вероятно, — протянул Торетти.

Да этот юноша обладал уникальным экспонатом, но речь о знаниях корабля сильно напоминало разыгравшуюся юношескую фантазию.

— Вы можете очень выгодно продать ваш экземпляр, а я с огромным желанием приобрету его, — со слабой надеждой предложил географ.

— Нет мистер Торетти, эта карта не продаётся. Я очень признателен вам за рассказ, и буду рад увидеться ещё если вы не возражаете.

— Что вы, что вы молодой человек, я буду очень рад видеть вас. Простите вы не назвали мне своего имени, если это конечно вас не затруднит.

— Меня зовут Майкл, мистер Торетти. Майкл Эпштеин. Если вы захотите узнать обо мне немного больше, мне нечего скрывать. Мой отец Ричард Эпштеин владелец конного дома Эпштеинов, его хорошо знают в ближайшем городе. Всего доброго мистер Торетти.

***

Джонни Кобра приехав в курортный городок, поселился в отеле напротив, и постоянно держал Майкла в поле своего зрения.

Изучив его маршруты, он понял, что юноша никуда не торопится, и позволял себе оставлять Майкла без присмотра по два три дня. Занимаясь обхаживанием многочисленных женщин отдыхающих на морском побережье, Кобра просиживал вечера в ресторанах, с объектами своего увлечения, не боясь упустить Майкла из вида, даже когда тот отлучался из отеля, так как имел договорённость с метрдотелем, на случай неожиданного отъезда юноши.

Майкл после посещения «Глории» вернулся в отель, и погрузился в ещё более глубокое раздумье. У него на руках карта ордена, и это уже не просто разыгравшаяся фантазия. Если это карта попала в его руки, значит это кому-то нужно, но кому? Магистру? Джозефу? Кому?

Как ему подтолкнуть развитие событий? Где искать ключ к разгадке.

Майкл понимал, что только в глубоких размышлениях и анализе можно перекладывать свои видения на предстоящую игру. Ему нравилось плавное возвращение в реальность, когда он мог думать и моделировать происходящее, делая пометки в своей замысловатой схеме, но было слишком много пробелов, чтобы начинать свою игру. Переодевшись в лёгкие шорты и светлую рубашку, Майкл пошёл гулять по морскому берегу. Он подошёл к нависающему над морем утёсу, где расположился на тёплой морской гальке, с наслаждением слушая шум прибоя, и восхищаясь силой набегающей волны. Открыв книгу, он пролистнул несколько страниц, и нашёл искомое место. Читая о прелестях морской жизни берегового братства, многочисленные приключения членов которого видел в своих снах, он опять не заметил, когда его сознание плавно перетекло в гущу далёких событий.

***

Акула, поднявшись на борт «Посейдона», скомандовал готовить корабль к выходу в море, а сам спустился в каюту. Через несколько минут он окликнул Сэмуила и приказал привести пленника. Банкир сидел на канатном ящике, обхватив голову руками, и даже не обратил внимания на появление пирата.

— Вас ждёт капитан, — тронув пленника за плечо, сказал Сэм.

Банкир вздрогнул, но, увидев Сэмуила, облегчённо вздохнул.

— Вы знаете, молодой человек, если бы я не знал, что на этом корабле есть вы, я бы, наверное, сошёл с ума. Моя благодарность не имеет границ, и, если Господу угодна моя дальнейшая жизнь, я найду способ отблагодарить вас.

— Homo proponit, sed deus disponit! — процитировал Сэмуил, чем поверг банкира в неописуемый восторг. — Пиратами не рождаются, мсье де Бург.

— Вам надо бежать, молодой человек. Вам надо немедленно бежать, ибо ваша душа ещё не обременила себя узами сатаны. Вы ещё так молоды, что сможете послужить на пользу человечества. Обещайте мне, что вы подумаете, — с мольбой в голосе произнёс банкир.

— Я обещаю вам подумать, мсье де Бург.

— И вот ещё что, — с некоторой задержкой сказал банкир, — я не знаю, что мне делать. Вы, похоже, единственный человек на этом корабле, которому я могу довериться. Когда меня спасли, у меня был алмаз. Это не просто камень, это алмаз рода Татаминов, и сейчас он находится в руках людей, которые не представляют его истинной ценности. Не знаю, что необходимо сделать, но этот алмаз должен попасть в руки султана Татамина. Умоляю вас, помогите мне! — воскликнул де Бург, падая перед Сэмуилом на колени.

— Подождите отчаиваться. Кто забрал у вас этот камень?

— Думаю, что это был капитан, его называли Питом.

— Понятно, Хромой Пит — капитан «Элеоноры». Сейчас вы расскажете все капитану, и мы вместе подумаем, что можно сделать.

Акула что-то чертил на карте, когда Сэмуил, предупредительно пропустив банкира вперёд, вошёл в капитанскую каюту.

— Ты можешь присесть, — сказал капитан, показывая банкиру на причудливо изогнутые стулья. — А ты, Барракуда, пойдёшь со мной.

Из капитанской каюты они спустились по лестнице в тесное помещение, служащее на корабле канатным отсеком.

— Слушай меня очень внимательно, Барракуда. Я хочу доверить тебе тайну, за которую слетят многие головы. Не спрашивай меня, откуда я это знаю, просто слушай и запоминай. Месяц назад человеку, который очень хорошо разбирается в драгоценных камнях, некий вельможа заказал изготовить дубликат алмаза, называемого в народе «Слеза Востока». Мастер сумел изготовить похожий камень из высококачественного стекла, придав ему голубоватый оттенок. По некоему преданию, этот алмаз обладает магической силой и является символом власти. Пять дней назад из порта вышел корабль с большим количеством золота на борту. Золото выделено банкирским домом и предназначалось одному из восточных султанов. Сопровождавший его человек сейчас сидит в моей каюте. А теперь, Барракуда, я скажу тебе самое главное, а заключается оно в том, что банкиру, которого спасли люди Хромого Пита, некая высокопоставленная особа доверила доставить копию «Слезы Востока». Как можно было изготовить копию, если не видел самого камня? Настоящая «Слеза Востока» находится у этого вельможи. Ты знаешь, на сколько золотых монет потянет эта тайна? — Акула, не мигая, смотрел на Сэмуила. — Ты долгое время общался с вельможами короля Людвига, и со многими знаком довольно близко. Необходимо узнать, кто из высокопоставленных вельмож сделал заказ. Если этот банкир не так глуп, он поможет нам докопаться до истины, но я почему-то уверен в том, что он вряд ли знает заказчика, если последний не круглый идиот и не встречался с ним лично. Я ещё раз скажу тебе: ничему не удивляйся, и пока не спрашивай. Suis quaeque temporibus. Всему своё время, Барракуда. А сейчас пойдём, послушаем, что нам будет врать этот несчастный.

Сэмуил был ошеломлён. Капитан никогда не спрашивал его о прошлой жизни, а сам он никогда этой темы не касался. Откуда он знает такие подробности? Акула, и без того неоднократно поражавший Сэмуила своими поступками, подчас абсолютно не свойственными людям этого ремесла, сейчас выказывал силу своего мышления, дальновидности и невиданной осведомлённости. Акула Пьер не ограничивался банальным поиском добычи, не прятал награбленное, чтобы обеспечить безбедную старость. Его интересовали более глобальные вещи, такие, как политика. Сэмуилу хотелось узнать, насколько велики познания капитана о его прошлой жизни, но сейчас речь шла о другом. Произошло событие, которое в корне меняло его отношения с капитаном и его место на этом корабле. Перед ним стоял не жестокий и беспощадный капитан Акула Пьер, а искусный дальновидный стратег, умеющий мыслить логически. Большое количество книг в его каюте говорило о грамотности их обладателя, но, чтобы пират интересовался политикой?

Подавив лёгкое волнение, Сэмуил произнёс:

— Вероятно, я многого не знаю капитан, но то, что я сейчас услышал, немало удивило меня. Ваша осведомлённость и знания достойны похвалы, но не мне делать вам комплименты, потому что я понимаю, что вижу только верхушку айсберга. Пять минут назад наш пленник просил меня оказать ему услугу, суть которой сводится к сказанному вами. Он рассказал мне о камне, который должен попасть в руки султана Татамина, и я шёл к вам с этим разговором, но… — Сэмуил рассмеялся, — но вы рассказали мне намного больше, чем сказал банкир, представив свой рассказ как большую, доверенную только мне тайну.

В ответ Акула только кивнул головой и, развернувшись, зашагал в свою каюту.

«Капитан!» — послышался окрик с палубы.

Акула в сопровождении Сэмуила поднялся на палубу.

— Капитан, здесь посыльный от Хромого Пита, — крикнул канонир Карамо, сбрасывая верёвочную лестницу к качающейся у борта шлюпке.

— У меня разговор к тебе, Акула Пьер! — сказал Змей, забравшись на борт.

— Говори, — бросил капитан, — у меня от команды секретов нет.

— Это не мой секрет, капитан, и я могу сказать его только тебе, а ты уже потом решай, делиться с командой или придержать информацию, — дерзко парировал посыльный.

— Ты так же дерзок, как и глуп, Змей, но у меня нет времени трепаться с тобой. Хочешь — говори, а если нет, проваливай, пока моё терпение позволяет тебе это сделать, — голосом, не терпящим возражений, ответил Акула.

Змей огляделся вокруг и, понимая, что другого варианта разговора не получится, сказал: — Хромой Пит хочет встретиться с тобой.

— Это и есть твой секретный разговор? — сверля глазами чужака, спросил Акула. — Ты решил поиздеваться надо мной? Только я не позволяю этого ни членам своей команды, ни тем более кому-либо другому.

— Не кипятись, капитан, — поднимая руки, произнёс Змей, — я парламентёр, и по законам братства ты не можешь тронуть меня. Я хотел сказать намного больше, но твоё гостеприимство не позволяет сделать этого. Что я могу передать моему капитану?

— Передай своему капитану, что, если я встречу его в море, то накормлю акул его гнилым ливером.

При этих словах команда разразилась хохотом, а Змей с искажённым злобой лицом спустился в шлюпку.

Акула повернулся к Сэмуилу и чуть слышно произнёс: «Спроси, что он хочет. Думаю, что разговор пойдёт о камне, который они забрали у банкира. Они не знают, сколько он может стоить, и, вероятно, хотят поторговаться. Скажи, что мы будем ждать Пита до заката, но сделай это так, чтобы команда не слышала».

Сэмуил подошёл к борту и спустился по лестнице в шлюпку.

— Если Пит хочет поговорить об алмазе, который вы забрали у спасённого бедолаги, то капитан будет ждать в бухте до заката. Советую вам поторопиться, иначе вы сильно прогадаете.

— Советы оставь для своей шлюхи, щенок, а мы как-нибудь сами решим, что делать, — зло бросил Змей.

— Время покажет, кто из нас щенок. Fortunam suam quisque parat (Свою судьбу каждый находит сам) — парировал Барракуда и полез на корабль.

Взобравшись на борт, он направился в каюту капитана.

Акула Пьер сидел за столом и что-то писал. Он взглянул на вошедшего Сэмуила и кивком головы предложил сесть рядом.

Банкир молча сидел в углу и, не мигая, смотрел в одну точку, о чём-то задумавшись.

Закончив писать послание, Акула Пьер скрутил бумагу в маленькую трубочку, которую поместил в металлический контейнер на ноге голубя, сидящего в подвешенной у окна каюты клетке.

— Скажите, мсье де Бург, — тихо произнёс Сэмуил, — вы знаете имя человека, заказавшего вам дубликат?

— Имя этого человека будет стоить мне моей старой головы. Впрочем, и сейчас моя жизнь находится в ваших руках, — пролепетал побледневший банкир. — Позвольте мне выпить воды.

Акула достал бутылку рома, отрубил край горлышка ножом и налил полную кружку. У банкира тряслись руки, и, пока он донёс кружку до рта, расплескал изрядную порцию. Выпив до дна содержимое, де Бург глубоко выдохнул, сел на стул и подавленным голосом произнёс:

— Меня посадили в карету, где было очень темно, и я не видел лица говорившего. Мне показалось, что я уже слышал этот голос, но я могу ошибаться.

— Так кто это мог быть? — спросил Акула.

— Я ещё раз говорю, что могу ошибаться, но, как мне показалось, этот голос принадлежит, — банкир несколько замялся, и, посмотрев на Акулу Пьера, а затем на Сэмуила, почти шёпотом произнёс, — канцлеру Рудбергу. Теперь я пропал, ведь он предупреждал меня, что, если кто-то об этом узнает, он уничтожит меня и мой банк.

— Никто и никогда не узнает о том, что вы сейчас сказали. Эти слова останутся в этой каюте, — сказал капитан. — Мы пересадим вас на торговый корабль, и через неделю вы будете на Белом острове. О вашей дальнейшей судьбе побеспокоятся монахи островного монастыря. Думаю, мне не стоит предупреждать, чтобы вы помалкивали о нашем разговоре. От вас во многом зависит ваша дальнейшая судьба, мсье де Бург. А теперь ответьте мне на один очень важный вопрос, от которого многое зависит; но, прежде, чем отвечать, подумайте, какой дать ответ. Камень, который вы везли, настоящий, или это заказанный вам дубликат?

Банкир склонил голову и после минутной паузы произнёс:

— Это подделка.

— Где сейчас находится «Слеза Востока»? — пристально глядя на банкира, поинтересовался Акула Пьер.

— Человек заказавший дубликат, забрал его сразу после замеров.

— Кто, кроме вас, знает об этом?

— Только я.

— С этой минуты вы будете находится под опекой Барракуды, и я очень настоятельно рекомендую не предпринимать необдуманных поступков. Вы можете отдыхать в этой каюте, а у нас с Барракудой есть незаконченное дело, — подытожил Акула и направился к двери.

Акула и Сэмуил оказались на палубе как раз в тот момент, когда от берега отчалила шлюпка Хромого Пита с несколькими членами его команды. На носу лодки канонир Пита предусмотрительно установил маленькую пушку, прикрытую парусиной. Причалив к «Посейдону», Пит в сопровождении Змея забрался по лестнице на борт, меж тем лодка отошла от корабля на некоторое расстояние. Канонир Пита, слегка приоткрыл жерло пушки, направив её в направлении порохового погреба «Посейдона». Карамо, наблюдавший за лодкой, разгадал намерения пиратов и предусмотрительно направил на них одну из корабельных пушек.

— Я хочу поговорить с твоим пленником, — сказал Хромой Пит, поднявшись на борт.

— В этом нет необходимости, говори со мной, — ответил Акула Пьер.

— Не думаю, что ты разбираешься в том, о чём я хочу поговорить.

— Если ты имеешь в виду стекляшку, лежащую в твоём кармане, то она не стоит даже плесневелого сухаря.

— Не пытайся сделать меня идиотом, Акула, я, конечно, не ювелир, но кое-что знаю о таких вещицах. На своём веку я повидал их не меньше твоего.

— Ну, раз ты повидал не меньше моего, то, вероятно, знаешь и о крепости этих камней? — ухмыляясь, бросил Акула Пьер. — Настоящий алмаз разбить невозможно, а твоя стекляшка разлетится на куски от одного удара. Я не предлагаю тебе отдать этот камень мне, но сделай это сам.

Хромой Пит с недоверием смотрел на Акулу, пытаясь разгадать его игру, но через пару минут снял с шеи несвежий платок и, положив в него алмаз, сказал:

— Если ты таким образом пытаешься им завладеть, то я тебе скажу, что о моей поездке знают многие, и, если ты посмеешь что-то предпринять, мои ребята донесут это до других капитанов.

— Если это настоящий алмаз, я дам тебе десять золотых монет и позволю поговорить с его обладателем, но если нет, ты отправишься к своей лодке вплавь. Это не предложение, Пит — это мое условие. А сейчас либо ты соглашаешься, либо отправляйся на свою лодку, пока я не передумал, — зло сказал Акула.

Рисунок № 3

От злости у Хромого Пита перекосило лицо, и сквозь разрезанную щеку раздался свистящий звук. Пират закрутил платок, чтобы камень не вылетел, положил его на край борта и с силой ударил рукояткой пистолета. Раздался хруст и содержимое платка превратилось в кучу стеклянной пыли. Громкий смех команды «Посейдона», наблюдавшей за этим действом, огласил округу.

Акула, улыбаясь, показал жестом, что гостям пора покинуть борт корабля. Под громкое улюлюканье Хромой Пит и Змей прыгнули за борт и поплыли к ожидающей в нескольких десятках метров лодке.

В ту же минуту с лодки раздался выстрел, и маленькое ядро ударило в район ватерлинии, проломив первый слой корабельной обшивки.

Выстрел Карамо не оставил пиратам Пита ни единого шанса. Ядро разнесло шлюпку вместе со всеми её обитателями. Хромой Пит разразился проклятиями, которые слышались ещё какое-то время, пока они со Змеем не удалились на приличное расстояние.

— Карамо! Мой друг Карамо! — закричал Гром, разражаясь весёлым смехом, — я всегда знал: если ты целишься правильно и в нужном направлении, то либо кто-то появится на свет, либо покинет его.

Акула скомандовал поднимать паруса. Снасти «Посейдона» заскрипели под давлением ветра, и корабль, набирая скорость, вышел из бухты в открытое море.

***

Ром сыграл свою роль, и банкир окончательно успокоился.

— Вы знаете, господа, я хотел бы рассказать о том, что меня немало удивило на том корабле, который теперь покоится на дне океана. Находясь в отведённой мне каюте, в одном углу я обнаружил дыру, куда свободно мог пролезть. По всей видимости, корабль принял бой, получил пробоину, и это место залатали снаружи, но до конца не доделали внутреннюю часть каюты. Протиснувшись, я оказался в трюме, затем добрался до лестницы и выглянул на палубу. «Бриджитта» шла под всеми парусами, но на палубе не было ни души. Вдруг прямо над моей головой я услышал голоса. Я так боялся быть обнаруженным, что почти не дышал и, если бы они не отошли, наверное, задохнулся бы. Спустившись в трюм, я пролез обратно в свою каюту. Не успел залезть в гамак, как открылась дверь, и один из матросов принес мне ужин. Сделав вид, что страдаю от морской болезни, я просил меня не беспокоить. Хочу заметить, что обращались со мной почтительно… Вы не могли бы налить мне ещё рома? «In vino veritas! Ergo bibamus!»

Банкир долго пил, слегка причмокивая. Этот тщедушный человечек, живущий в мире цифр и золота, являлся нечаянным хранителем тайны, которая переполняла его паническим страхом. Несчастный относился к той категории людей, которые от полноты чувств выкладывали всё самое сокровенное, стараясь таким образом пробудить у окружающих сострадание.

— Вы знаете, господа, какой красивый у меня сад? — спросил банкир, икнув. — Мне кажется, мы уже засиделись.

Несколько минут он блуждал по каюте затуманенным взглядом, пока наконец не сказал:

— А знаете, друзья мои, давайте возьмём экипаж и поедем ко мне. В моих погребах есть чудное вино… — тут он обмяк, и через пару минут раздался храп. Стресс и ром так подействовали на беднягу, что он потерял чувство реальности и абсолютно перестал осознавать, где находится.

— Поместишь нашего гостя в отдельную каюту, а потом спустишься ко мне, — сказал Акула.

Банкир оказался довольно тяжёлым, и Сэмуил не без труда перетащил его в кубрик, служивший продовольственным складом, после чего поднялся на палубу. Ночь была ясной, но ветер с каждым порывом крепчал. Будучи юнгой, Сэм не раз проходил здесь. При таком ветре к утру они войдут в зону штормов, где южное течение встречается с северным. Огромные куски льда, принесённые с севера, в тумане различить трудно, и многие корабли нашли свою гибель в этих широтах. Сэмуил поднялся на корму и присмотрелся к волнам. Белые барашки на кончиках волн пенились и закручивались. Надвигался шторм.

Глава XII

РЭМ ЭПШТЕЙН

У Рэма не было конкретных планов, чем он будет заниматься, и он не торопился покидать родные стены.

— Я смотрю, ты не собираешься уезжать? — спросил Ричард вошедшего сына.

— Я приехал за своими вещами и хотел ещё раз поговорить с тобой, отец, — произнёс Рэм, переминаясь с ноги на ногу на пороге кабинета.

— Что же, давай поговорим, если раньше у тебя не было времени. Проходи, садись. Я слушаю тебя очень внимательно.

— Я должен тебе честно признаться, что у меня нет конкретных планов, чем я хотел бы заниматься. Я не знаю, как выполнить твое поручение, а просто так проболтаться неизвестно где не хочу.

— Когда я стал замечать, что своё скудоумие ты компенсируешь хитростью, я решил, что из всех зол это не самое худшее. В конце концов, ты можешь жить тем, что найдёшь умного человека, и он будет думать за тебя, но я не учил тебя подлости, Рэм.

— В чём же ты видишь мою подлость?

— Почему ты не сказал об этом, когда здесь были твои братья? Ты уехал вместе с ними, вернулся назад и говоришь: Отец, подскажи, что мне делать! Но чем ты лучше Эдварда или Майкла? Они поехали навстречу судьбе, не спрашивая у меня, что им делать. Моё решение было именно таким, потому что я не собираюсь отдавать предпочтение кому-то из вас. Вначале я посмотрю, на что вы способны, и только потом приму решение, кто будет управлять нашими финансами. Ты можешь никуда не ехать, но учти, что это будет признанием в твоей несостоятельности. Ты выбываешь из числа претендентов. Если это всё, что ты хотел мне сказать, то я вернусь к работе: в отличие от тебя, у меня очень много незаконченных дел.

Рэм вышел от отца растерянным, но после нескольких минут, проведенных в саду, ему в голову пришла блестящая, на его взгляд, идея. Он, недолго думая, собрал вещи и попросил Сентина отвезти его в город. Идея Рэма была очень простой. Он решил поехать к банкиру и вступить с ним в союз. Зная отношение Гифорда к деньгам, Рэм рассчитывал на него, так как их союз, в случае победы, принесет банкиру хорошую прибыль. Сентина он отпустил в двух кварталах от банка и направился на встречу. Гифорда не было на месте, а его помощник сказал, что управляющий будет только на следующий день. Рэм остановился в отеле, где думал хорошенько выспаться. В родительском доме был жесткий распорядок, не позволяющий нежиться в постели до обеда. Провалявшись в кровати без малого девять часов, Рэм проснулся с чувством сильного голода и спустился в ресторан, располагающийся на первом этаже отеля. В зале сидели несколько человек. Пожилой джентльмен с дамой, две молодые пары и грузный бородач с сигарой, потягивающий коньяк у стойки бара и выпускающий клубы вонючего сигарного дыма. Рэм присел за столик у окна и, сделав заказ, стал рассматривать припаркованный у обочины автомобиль. Ярко-красный, он горел на солнце и притягивал взгляд Рэма.

«Купить себе машину да закатиться куда-нибудь на юг, а через три месяца приехать и сказать отцу, что пал жертвой каких-нибудь мошенников… Поди проверь, правда это или нет, — думал Рэм. — Всё равно тягаться с братьями бесполезно. Наверняка Эдвард со своей щепетильностью и дотошностью добьётся лучшего результата. Майкл скорее всего тоже отсидится где-нибудь, а потом вернётся и поплачется, что ничего не получилось. Пусть Эд и управляет, а он и так проживёт. Когда не станет отца, он выбъет свою долю из брата, и будет жить самостоятельно».

Мысли Рэма прервал официант:

— Пить что-нибудь будете?

«Вот оно, первое проявление свободы», — подумалось Рэму.

— Да, пожалуй, принесите виски, и хорошо прожаренный стейк

От мысли о вседозволенности слегка закружилась голова.

После первого глотка по телу разлилась приятная истома. Доселе незнакомое ощущение понравилось, и юноша заказал ещё один стакан крепкого напитка.

Через час изрядно захмелевшего посетителя, администратор, поддерживая под руки, увёл в номер.

Утром Рэм проснулся от жуткой головной боли. Он встал с постели и, пошатываясь, прошёл в ванную комнату. Холодная вода немного ослабила головную боль, но отвратительная тошнота не проходила. Юноша не раз слышал на плантации, что лучшее средство от похмелья — это несколько глотков того же напитка, от которого болит голова, и продолжительный сон. Спустившись в бар, он заказал себе виски, но, как только поднёс ко рту стакан и почувствовал запах спиртного, к горлу подкатился тошнотворный комок, и не получилось сделать даже одного глотка. Раздосадованный своей беспомощностью, Рэм поднялся обратно в номер, но, немного подумав, решил, что лучше будет чувствовать себя на свежем воздухе.

Прогуливаясь берегом реки, от которой в знойный день исходила приятная прохлада, он обратил внимание на девушку, сидящую на расстеленном полотенце у края воды. Бросались в глаза её пышные рыжие волосы. Немного поразмыслив, Рэм подошёл к девушке и, поздоровавшись кивком головы, сел в двух метрах, опустив ноги в воду.

Некоторое время они сидели молча и украдкой посматривали друг на друга. Вода приятно охлаждала, и Рэм решил искупаться. Он разделся и прыгнул в воду, подняв фонтан брызг. Вдоволь наплававшись, юноша вылез из воды и подошёл к рыжеволосой незнакомке.

— Как тебя зовут, прекрасная незнакомка?

— Патрисия.

— Какое редкое у тебя имя. Меня зовут Рэмул. Может быть, ты составишь мне компанию?

— Может быть, — рассмеявшись, ответила Патрисия.

— У меня есть одно очень важное дело, а по его завершению, я приглашаю тебя на ужин. Как ты на это смотришь?

— Мой вечер ничем и никем не занят, — улыбаясь, ответила девушка.

— В таком случае, в девятнадцать ноль-ноль я жду тебя в ресторане отеля «Лапинедо», тот, что на центральной площади.

Договорившись с Патрисией, Рэм направился на встречу с банкиром. Мистера Гифорда удивил приход юноши, но, как члену семьи Эпштейнов, он уделил Рэму достойное внимание.

— Мистер Гифорд! Я буду краток и сразу изложу цель моего прихода, — начал юноша заранее заготовленную речь, — Вы знаете условия, поставленные нашим отцом?

— Да, наслышан. Некоторые моменты мы обсуждали. — улыбаясь, ответил банкир.

— Я небольшой специалист в сфере бизнеса и хочу обратиться к вам со следующим предложением. В случае моей победы, то есть удачного вложения и победы в нашем пари, я увеличу ваш годовой доход в несколько раз.

Гифорд выдержал паузу, после чего произнёс:

— Мистер Эпштейн! Вы проявили невиданную проницательность и деловую хватку, обратившись ко мне. Я бесконечно благодарен вам за оказанное доверие, но, боюсь, что ваш отец меня неправильно поймет.

— Вы вправе выбирать между мной и моим отцом, но одно я могу сказать точно, зная отношение отца к своему состоянию: ваш годовой доход останется таким же, каким является сегодня. Я же предлагаю вам свою дружбу и покровительство в обмен на ваши знания. В том, что возглавлять семейный бизнес буду я, с вашей помощью или без неё, вы можете не сомневаться. Итак, ваше решение, мистер Гифорд?

Рэм так пылко произнёс свою речь, что банкир решил обдумать его предложение.

— Хорошо, мистер Эпштейн. Я обдумаю ваше предложение, и завтра мы обсудим условия нашего договора. Жду вас завтра в десять часов утра.

Всё последующее время Рэм провёл с Патрисией и, чтобы произвести на девушку впечатление, пригласил её утром прокатиться с ним до банка. Гифорд, оценив выгоды, которые сулит ему предложенная Рэмом сделка, принял последнего с особым радушием.

— Я подумал над вашим предложением, мистер Эпштейн, — делая ударение на последних словах, произнёс банкир, — и принял единственно правильное решение, как для вас, так и для себя. Вкратце изложу суть наших дальнейших действий. Один мой знакомый решил уехать в другую страну и выставил на продажу свой ресторан, дающий стабильную прибыль последние несколько лет. Это заведение пользуется большой популярностью из-за своего местоположения. Днём там обедает большая часть городских клерков, а вечером с завидным постоянством собирается весёлая публика. Вне всякого сомнения — это лучшее питейное заведение города, и о его приобретении мечтают многие рестораторы. Сумма, выделенная вам для развития, не покрывает его стоимости, но у меня есть предложение, которое устроит и вас, и меня. Как я уже говорил, о его приобретении мечтают другие владельцы, и у меня на этот счёт есть некоторые соображения. Мы можем предложить им долевое участие. Ваша доля будет составлять пятьдесят один процент, то есть вы будете основным правообладателем, имеющим право первого голоса. Что это даёт, и в чём основные преимущества? Прежде всего, участие людей, ведущих подобный бизнес не первый год, освобождает вас от его глубокого изучения, потому что ваши будущие компаньоны знают все тонкости. Вы в любой момент сможете продать свою долю за внушительную сумму или, напротив, выкупить доли остальных участников. Этот бизнес приносит неплохую прибыль, потому что люди всегда будут есть и будут выпивать. При желании вы можете расширять свои территории. Получаемая прибыль позволяет открыть ещё несколько подобных заведений. И, самое главное, в чем я ничуть не сомневаюсь, зная вашего отца — ему понравится такой деловой подход.

— Теперь я понимаю, за что вас ценит мой отец, мистер Гифорд! Вы действительно деловой человек. Я даю своё полное согласие и все необходимые полномочия. Единственное, что мне необходимо уточнить в данный момент, так это сумму, на которую я могу рассчитывать. Надеюсь, вы понимаете, что я должен на что-то жить. Всё остальное я поручаю вам, и твёрдо верю в наше плодотворное сотрудничество в будущем. Итак, мистер Гифорд, я ещё раз повторюсь. В случае моей победы оплата ваших услуг вырастет в несколько раз. Вы помогаете мне, я обеспечиваю ваше финансовое благополучие.

— На ваше содержание я выделю две тысячи в месяц. Думаю, этого вполне хватит. Об остальном можете не беспокоиться.

Рэм и Гифорд крепко пожали руки и, осчастливленный неожиданным удачным ходом событий, юноша в сопровождении Патрисии вышел из банка.

На девушку поездка в банк произвела неизгладимое впечатление. Во время разговора она сидела за стеклянной перегородкой в комнате секретаря. О чём шла речь, она не слышала, но учтивый приём и уважительное отношение не ускользнуло от её внимания. Из смазливого юноши Рэм в её глазах превратился в здравомыслящего делового мужчину, уверенного в завтрашнем дне.

— А ты вовсе не такой, каким показался на первый взгляд, — произнесла она, восхищённо глядя на Рэма.

— Я не оправдал твоих надежд?

— Нет, напротив. У тебя далеко идущие планы, ты уверенно смотришь в завтрашний день.

— В таком случае, я предлагаю тебе место в моём завтра, — с наигранной простотой произнёс Рэм.

— Мы знакомы один день и одну ночь, а ты уже предлагаешь мне стать твоей женой? — наивно поинтересовалась девушка.

— Разве я что-то сказал о женитьбе? — серьёзно посмотрев на неё, сказал Рэм.

— А как понимать твои слова «место в моём завтра»?

— Так и понимать. Я предлагаю тебе стать моим помощником, и ты будешь иметь столько денег, сколько не имели за всю жизнь твои мать и бабушка, и родители бабушки, и вообще весь твой род.

— Не надо говорить таким тоном о моих родных: они небогатые, но гордые и честные люди, — обиделась Патрисия.

— Да ладно, вся гордость сходит на нет, когда начинают шуршать купюры.

— Давай ты отвезёшь меня домой и забудешь о моём существовании, — со слезами на глазах произнесла Патрисия, — мне не нравится подобный тон.

— Ну, ладно, перестань обижаться, я вовсе не хотел обидеть дорогих тебе людей. Я хотел сказать, что обеспечу тебе достойное будущее, если ты будешь со мной работать.

— В чём будет заключаться моя работа?

— Будь рядом, и больше мне ничего не требуется, — глядя в глаза девушке, сказал Рэм и поцеловал её.

Патрисия помолчала, улыбнулась и ответила:

— Обещай, что никогда не будешь отзываться пренебрежительно о моих родственниках.

— Ладно, обещаю, — смягчился Рэм, — но и ты не будь такой обидчивой, а то мы быстро поругаемся, и наш роман закончится, не успев начаться.

На следующий день Рэм ещё раз встретился с банкиром, получил причитающиеся ему деньги, и они с Патрисией поехали в маленький курортный городок на морском побережье, находящийся в трёхстах километрах.

Рэм купил железнодорожные билеты, и счастливая пара отправилась в своё первое путешествие.

***

Майкл за несколько дней своего пребывания на побережье, сильно загорел, и теперь мало чем отличался от местных жителей, имеющих постоянный характерный жителям этой местности, загар. Он продолжал чертить свою схему, то подписывая имена карт, то удаляя их. В некоторых он был уверен, а иные переписывал по нескольку раз. Зная особенности читаемой книги, юноша старался не читать в местах необорудованных для сна, и старался делать это в номере своего отеля. Утром он гулял по набережной, купался, и загорал лёжа на прибрежной песке, затем обедал в облюбованном ресторанчике, после чело поднимался в номер и читал полюбившийся роман. Майкл неоднократно порывался пойти в казино, но каждый раз останавливаясь перед дверью, поворачивал обратно. Он отчётливо понимал, что пока полностью не готов вступить в игру, боясь допустить грубую ошибку. Окончательно уверовав в реальность своих видений, юноша решил ждать часа, когда будет на сто процентов уверен в состоятельности своего предприятия.

Обстоятельно подкрепившись он поднялся в номер и взял в руки книгу.

Глава XIII

ТАЙНА АКУЛЫ ПЬЕРА

— Капитан, у меня плохие новости, — сказал Сэмуил, спускаясь в каюту Акулы. — Скоро мы войдём в зону Семи ветров, и я прошу поручить эту вахту мне.

— Ты хороший шкипер, Барракуда, но сейчас на вахте Гром. В этих широтах сложил голову его отец, капитан Уилл Гром, а потом и сам Гром попадал в серьёзные передряги. С тех давних пор, когда я подобрал его и ещё нескольких членов команды «Аполлинарии», он стоит на вахте, пока не пройдёт это проклятое место.

— Гром был членом команды «Аполлинарии»? — в недоумении спросил Сэмуил, — я слышал об этом корабле от капитана Брю, и насколько помню «Апполинария» затонула.

— Да друг мой, он нанялся на этот галеон, когда узнал, что корабль будет проходить через широты, где погиб его отец, а капитан Брю к твоему сведению, когда-то был матросом Уильяма Грома. Да, Барракуда, твоё появление на этом корабле не случайно. Само провидение ведёт тебя по пути людей, дорогих твоему сердцу. Тебя многое удивляет, и я ждал, что ты спросишь меня, откуда я знаю о твоём прошлом, но ты повёл себя так, как и должен был повести себя человек, предназначение которого знают немногие. Я долго наблюдал за тобой, и первый раз в жизни меня мучили сомнения в отношении тебя. Кто ты? У тебя была возможность сбежать, но ты этого не сделал. Ты мог разбить «Посейдон» о скалы и сдаться властям, ведь ты не был тогда пиратом. Но ты предпочёл потопить галеон преследователей. Зачем? Я долго пытался найти ответы на эти вопросы, но так и не нашёл, и это насторажило меня, потому что ты первый, кого я не смог понять.

Ты сильный духом Сэмуил Хэмпфил, но твоя стихия не в пиратской среде. Теперь я знаю кому должен представить тебя, и это произойдёт в ближайшее время. Хочу показать тебе одну интересную вещицу.

Как-то раз мы напали на торговый корабль, и в сундуке капитана я обнаружил уникальные древние рукописи. Они не должны пропасть, потому что написаны для потомков, а я знаю их истинную ценность для истории, и когда-нибудь обязательно расскажу тебе, почему я это знаю. Ты хорошо образован и по достоинству оценишь эти рукописи.

Акула достал из сундука скрученные в трубочку свитки и протянул их Сэмуилу.

— Мне непонятен язык, на котором они написаны, но один из моих почивших матросов, выходец с Востока, сказал, что тексты этих рукописей имеют отношение к одному из восточных султанатов. Думаю, ты найдёшь им правильное применение, при встрече, которая по моему глубокому убеждению, изменит твою жизнь. Наши походы, Сэмуил, рано или поздно закончатся, потому что властители многих государств разозлились не на шутку. Несколько стран объединившись в борьбе с пиратством, собирают флотилию и скоро начнут охоту на нас. Конечно мы могли бы дать бой объединённой флотилии, но сейчас нет тех капитанов, с которыми для этого можно создать союз. Даже пять кораблей не смогут противостоять этой силе. Поэтому мы пойдём на восток, где я продам «Посейдон» поделю деньги, и распущукоманду.

— С такой командой можно заняться перевозкой и сопровождением грузов капитан. У моего учителя на Востоке много деловых партнёров, и можно найти применение любому кораблю. Сегодня он был «Посейдон», а завтра может носить другое имя, и никто не заподозрит подвоха. Корабль с такой командой и опытом, может стать лучшим торговым судном, и зарабатывать очень хорошие деньги. Я не даю тебе совет капитан, я лишь предлагаю один из альтернативных вариантов.

— выждав паузу предложил Хэмпфил.

— Я обязательно подумаю над твоим предложением, но мне кажется команда, не захочет менять свои приоритеты, ведь они заклятые и очень азартные сторонники, её величества удачи. Нам нельзя приказывать, нас можно только вежливо просить, и никакой знатный судовладелец, не станет заводит деловые отношения с такой командой.

— Я знаю судовладельца, который будет безмерно счастлив, если среди его кораблей появится «Посейдон».

— Мы возможно ещё вернёмся к этому разговору Сэмуил, но сделаем это по приходу на Восток. Придя в мою каюту первый раз, ты заметил, что я много пишу, и тебя это в немалой степени удивило. Я расскажу тебе о том, чего не знает ни один член берегового братства, включая моих преданных друзей Грома и Карамо.

Акула выдержал паузу, сделал глоток рома, после чего продолжил: Пиратами как известно не рождаются, и я встал на этот путь, потому что не смог пережить предательства. Я был морским офицером Сэмуил.

Акула выдержал паузу, и сделав ещё несколько глотков глядя в никуда, продолжил:

В одном сражении из-за глупости и трусости старшего офицера наша эскадра была разбита, а несколько кораблей были потоплены. Я чудом остался в живых и, как это ни странно, был спасён пиратами. Позже я узнал, что в гибели эскадры, из-за безграмотного командования при ведении боя с превосходящими силами противника, обвинили первого помощника — офицера королевского флота Пьера Ковалли. Молва приписала, что я после гибели адмирала взял управление эскадрой на себя, и в результате непродуманных действий обрёк корабли на верную гибель, что и произошло в последствии. Это самая гнусная ложь, но король принял её. Мой отец, знаменитый судовой мастер Энрике Ковалли, поставил под сомнение рассказ оставшегося в живых офицера, после чего был вызван на дуэль и беспощадно убит. Среди офицеров флота моё имя предали забвению. Я не мог ни появиться там, ни опровергнуть ложь, потому что в тот момент находился без средств к существованию далеко от родины. С тех пор я стал пиратом, а офицер, повинный в гибели нашей эскадры — адмиралом. Его имя — Лемо. Адмирал Лемо. Командующий королевским флотом.

Акула открыл новую бутылку, налил две кружки и, осушив свою в обычные три глотка, продолжил:

— Ты знаешь, почему меня прозвали Акулой? Потому что, когда пираты спасали меня, вокруг кишели акулы, и ни одна из них не пыталась на меня напасть. Те, кто это видел, назвали меня сыном Посейдона. Брошенное с борта судна, тело умершего пирата, они распотрошили за одно нападение, а плывущего рядом с ними человека, не тронули. Свой корабль я назвал в честь бога морей и моего покровителя. С тех пор прошло много лет. Раньше я искал встречи с эскадрой адмирала Лемо, но потом решил, что моя команда не должна погибать из-за прошлых неудач своего капитана. Когда я впервые вышел на пиратский промысел, то поклялся себе, что стану капитаном… И стал им. Мое имя знает каждый пират, а наш корабль встречают с почестями в нескольких странах, которые не имеют боевого флота. Они отправляют торговые суда, не опасаясь, заручившись лишь моим словом и опознавательным сигналом. Четыре пистолетных выстрела, сделанных подряд, говорят о том, что этот корабль опекает Акула Пьер, и те, кто посмеет напасть, бросают вызов лично мне.

Акула с размаху воткнул огромный тесак в стол, поднял свой тяжелый, остро поблескивающий взгляд на Сэмуила и продолжил:

— Я долго ждал, но именно сейчас я понял, что пришло время нанести смертельный визит адмиралу Лемо. Первое, что я сделаю — это отправлю свой судовой журнал, в котором я подробно описал всю мерзкую ложь Лемо, газетным писакам. Эта исповедь, каждое слово которой вобьёт гвоздь в крушу гроба авторитета адмирала Лемо. Когда люди прочитают, как проходил тот злополучный бой, и кто явился истинным виновником гибели эскадры, Лемо, удостоенный звания адмирала и наделённый неограниченной властью, потеряет свой авторитет в глазах короля и всех офицеров флота. Пьер Ковалли, обломавший зубы о жестокую правду жизни, превратился в акулу и жаждет возмездия.

Акула замолчал, уставившись на Сэмуила холодными немигающими глазами.

Хэмпфил не смел нарушить эту неожиданную исповедь, человека прошедшего тяжелые испытания, и не утратившего чувства долга и совести. Имя Акулы Пьера гарантировало любую договорённость, и многие капитаны берегового братства, прислушивались его мнения. Воля и воинский дух. Честь и верность слову. Вот что представлял из себя капитан Акула Пьер.

— Больше десяти лет я не разговаривал ни с кем так, как сейчас разговариваю с тобой, — продолжил Акула после продолжительной паузы, — А знаешь почему? Я не мог никому доверять, даже своих друзей Грома и Карамо, я не стал отягощать своей правдой. Впервые за долгие годы среди членов моей команды, я увидел человека, интересы которого не ограничиваются только жаждой крови, и наживы.

Провидение не случайно привело тебя ко мне, и я знаю о чём говорю. Всё что мы видим Сэмуил, лишь на первый взгляд кажется таким. Нам кажется, что правят короли и султаны, но на самом деле, они лишь крупные фигуры чьей-то глобальной игры. Думаю ты скоро узнаешь это, потому что пришло время узнать, то что сокрыто от других глаз. Пусть тебя не удивляет моя осведомлённость о твоём прошлом. Пару лет назад нас здорово потрепал шторм, и к прочим неприятностям на корабле вспыхнула эпидемия лихорадки. Из всех членов команды в живых осталось не больше десятка. Мы были истощены и не способны что-либо предпринять, но к большой удаче, на нас вышел корабль монашеского ордена с Белого острова. Они отбуксировали нас в монастырскую гавань, где мы смогли вылечить тех, кто выжил, и починить «Посейдон». С тех пор я стал послушником ордена монахов-островитян. Кроме меня, из членов команды об этом знают Гром и Карамо. Я получаю любую информацию, когда она необходима мне, и выполняю любые поручения, когда это необходимо ордену, несмотря на то, что мы являемся членами берегового братства. Когда Гром отправился на остров пополнять запасы пресной воды, мы выловили сундук капитана погибшего корабля, в котором, тщательно упакованные, лежали инструкции маркиза Лотти, адресованные некоему Сэмуилу Хэмпфилу. Основные наставления касались ведения переговоров с другими судовыми компаниями. В инструкциях была информация о всех, с кем ты собирался вести дела. Также там лежали несколько писем, адресованных тебе дворянами короля Людвига. Из наставлений, было несложно было понять, как эти люди относились к тебе. Я не мог предположить, что Гром вернётся с острова с человеком из команды погибшего корабля, и тем более, что это будет тот, кому адресованы все эти послания. Капитан был уполномочен вручить тебе эти бумаги по приходу в порт назначения.

Судовой журнал, личные вещи капитана и всё, что находилось в сундуке, по старой пиратской традиции я отправил на дно океана, к их почившему обладателю. Недавно я написал послание и с голубем отправил на Белый остров. Пару дней назад получил письмо, из которой узнал о том, что орден потерял один из своих кораблей, идущих с золотом на восток. Там же была полная информация о тебе.

Сейчас я говорил с тобой за все десять лет вынужденного молчания. Если ты тот, о ком я думаю, значит не зря живу на этом свете. Всё сказанное предназначено только для тебя Сэмуил Хэмпфил.

Акула тяжело опустился на кровать.

— Начинается шторм, и я буду отдыхать. Для сна нет ничего лучше, чем штормовая волна и колыбельное завывание ветра в оснастке. Кажется, я порядком набрался. Оставь меня, Барракуда. Акула Пьер будет набираться сил для больших дел.

Сэмуил вышел из капитанской каюты, и поднялся на палубу.

Акула всё это время знал, кто он. Акула Пьер послушник ордена монахов-островитян. Он слышал от маркиза Лотти, пару упоминаний, о каком-то таинственном ордене, но не придал этому особого значения. Слова сказанные Акулой, обретали очертания. По его словам, миром правят не короли и султаны, но тогда кто? Орден монахов-островитян? Или ещё какой-нибудь более могущественный союз? О какой встрече и с кем, он упоминал, намекая на жизненные изменения?

Насколько нелепым казалось Сэмуилу то отчаяние, охватившее его при мысли, что это пиратский корабль. Мысли о смерти не посещали, но постоянный страх быть убитым неотступно преследовал его долгое время. Общественное мнение сделало из пиратов бесчестных, кровожадных и беспощадных чудовищ.

Сэмуил неоднократно слышал холодящие сердце рассказы бывалых моряков о бесчинствах, творимых пиратами. Тогда он не мог сомневаться в подлинности сказанного. Теперь же, проведя долгое время в пиратской среде, понимал, насколько он был далёк от истины.

Неписаный кодекс берегового братства состоял из таких законов, которые по сравнению с законами цивилизованного общества были гораздо гуманнее. Их фанатично соблюдали те, для кого они были установлены. Если в прошлом пираты промышляли только грабежами, оставляя после себя разорение и горы трупов, то теперь многие капитаны занимались покровительством торговых путей и даже маленьких государств, не имеющих регулярной армии. Были придуманы опознавательные знаки и символы, по которым можно было беспрепятственно пройти в любой порт, не имея на борту ни пушек, ни ружей. Пираты давали своих лоцманов для прохода наиболее опасных участков. Знать всё это могли лишь те, кто жил по законам берегового братства, и являлся его авторитетным участником.

Мысли Сэмуила прервал голос Грома.

— Барракуда! Если мы не успеем проскочить этот участок, пока белые барашки не превратятся в двадцатифутовые волны, у рыб будет знатный ужин! — веселился здоровяк. — Но тебе переживать нечего. Из обличия человеческого ты превратишься в натуральную барракуду, в чём собственно разницы никакой, и даже есть свои преимущества. Найти пропитание под водой гораздо проще, да и выбор побогаче. Ну вот и началось!

Гром резко повернул штурвал на показавшуюся с правого борта волну внушительных размеров. «Посейдон» сильно качнуло.

Следующая волна окатила палубу, срывая с места незакреплённые предметы.

— Клянусь трезубцем Посейдона, когда закончится эта болтанка, я кое-кому объясню, как наводить порядок на палубе! — заорал Гром. — Убирайте паруса, сучье племя!

Очередная волна, обрушившись на палубу, унесла за борт двух пиратов. Гром сумел развернуть «Посейдон», и теперь корабль тяжело взбирался на волну и падал носом в открывающуюся бездну. Попытки отыскать упавших за борт товарищей не увенчались успехом, но команда продолжала по очереди осматривать море вокруг.

Шторм бушевал всю ночь. Только на заре ветер стал стихать, волны становились всё меньше, и через пару часов «Посейдон» вышел из зоны шторма. С восходом солнца Грома сменил Карамо, и здоровяк, взяв бутылку рома, присоединился к Сэмуилу, который сидел на носу, вглядываясь в горизонт.

Рисунок № 4

— Ты можешь больше не бояться, Барракуда, этот шторм был не твоим — хохотнув, произнёс здоровяк, устраиваясь на канатах.

— Ты не сказал мне, что галеон «Аполлинария» затонул в этих широтах, — не поворачивая головы, сказал Сэмуил.

— Акула успел просветить тебя о гибели моего корабля? Не узнаю я нашего капитана: с твоим появлением он сильно изменился. Я никогда не замечал за ним особой разговорчивости. Капитан не любит говорить о своих подвигах и, вероятно, не сказал тебе о том, что это он спас моряков из команды «Аполлинарии». Я попросился на борт галеона после того, как узнал, что они будут проходить зону Семи ветров, в пучине которой когда-то погиб мой отец. В детстве он говорил мне: «Мой дед и отец нашли свою погибель в морской пучине. Возможно, и мне уготована та же участь. Если такое случится, обещай мне, что, когда ты станешь капитаном (а ты им обязательно станешь), проходя место моей гибели, бросишь в том месте бутылку хорошего рома. Твой старик-отец с большим удовольствием осушит её, находясь в гостях у Посейдона, и замолвит словечко за тебя богу морей». Подобным курсом ходят только смелые моряки, как мой отец или капитан «Апполинарии», и, может быть, я. Этот путь значительно короче, но немногие отваживаются здесь проходить. Из десяти кораблей, идущих этим курсом, в порт приходят не более семи. Последний проход «Аполлинарии» стал роковым, а я с тех пор стал пиратом. Если бы ты тогда на острове не назвал «Аполло» и имя его капитана, я бы вряд ли взял тебя на борт «Посейдона», ведь капитан Брю был матросом у моего отца, и свой корабль назвал в честь погибшего галеона, только вдвое сократив имя. Вообще наш капитан Акула Пьер, не любит слабых, а своим видом ты тогда напоминал восставшего из мёртвых. Как всё же непредсказуема рука судьбы, сводящая воедино людей, незнакомых друг с другом, но крепко связанных узами дружбы своих предков. То, что связало нас, быть может, свяжет и наших внуков, когда им понадобится верная и крепкая рука. А то, что мои дети и внуки будут крепкими ребятами, можешь не сомневаться, — развеселился Гром.

— То, о чём ты говоришь, Гром, называется философией. Твой разум в состоянии трактовать прописные истины, а это значит, что ты научился выводить итоговые, ключевые фразы, называемые афоризмами. Этого достигает человек, часто задумывающийся, не только над благами жизни, но и над её смыслом.

— Это только так кажется, что тех, кого Господь наделил большим телом, он ограничил умом. Я не умею читать и не могу заглянуть в книги, которые вы с таким удовольствием изучаете, но, когда я встаю у штурвала, я думаю вместе с океаном. С каждым порывом ветра я чувствую его дыхание. Океан о чём-то переживает и дышит, словно боится потревожить, или, напротив, хочет диктовать свою волю, и тогда его дыхание становится могущественным. Он играет кораблём в приподнятом настроении и может безжалостно бросить на скалы, если взбешён. Думать вместе с океаном — великое счастье, и оно дано только тем, кто перестал страшиться властной стихии. Посмотри на Карамо, — опять неожиданно прерывая тему разговора, развеселился Гром. — Вот ему, например, ни к чему думать о смысле жизни. Могу поспорить, что в очертаниях берега он увидит пышные формы портовых дамочек. Карамо! — громко крикнул здоровяк. — Если собрать всё золото, потраченное тобой на Марго, можно будет отлить её бюст и тискать его в минуты грусти.

Команде нравилась беззлобная словесная перепалка двух уважаемых пиратов, и они всегда с удовольствием слушали, о чём те разговаривают. Если кого-то из них на корабле не было, становилось скучно.

— Мне кажется, что ты думаешь о Марго гораздо чаще меня, потому что постоянно повторяешь её имя, уж не хочешь ли ты дружище Гром, у меня её украсть? — ухмыльнувшись, бросил Карамо.

— Земля! — закричал дозорный.

— Ну вот, Барракуда, пришла пора ступить на земную твердь. Моя требуха приятно постанывает в предвкушении доброго вина и душистой, хорошо зажаренной свиной корочки. Отгадай, где постанывает у Карамо? Вот именно друг мой Барракуда, свербит у канонира в ядрышках. ХХХ

Через два часа «Посейдон» вошёл в большую бухту.

Якорь бросили в миле от берега. Акула взял с собой десять человек, среди которых был и Сэмуил.

Добравшись до берега, капитан оставил матросов в портовой таверне и в сопровождении Сэмуила пошёл искать человека по прозвищу Одноногий Брюс.

Брюс, в прошлом отчаянный пиратский капитан, потерял свою левую ногу в драке с Акулой. Когда два матёрых морских волка начали драться, никто не мог заранее сказать, кто в этом бою выйдет победителем. Капитан Брюс владел абордажной саблей так, что мог сражаться сразу с несколькими противниками. Он легко ориентировался в любом палубном бою и выбирал наиболее удачные позиции для нападения. Капитана Акулу Пьера в береговом братстве знали, как самого выносливого рубаку. Он усыплял внимание сильного противника своей показной усталостью и, как только тот начинал искать лёгкие пути к победе, нападал со страшной силой, нанося разящий удар.

Никто из капитанов не решался бросить Акуле вызов, зная его несгибаемую волю и выносливость. Первым и последним, кто это сделал, был капитан Брюс, в среде пиратов непревзойдённый фехтовальщик, отлично владеющий абордажной саблей. Он хотел доказать Акуле своё мастерство, но Акула не намеревался соревноваться в искусстве, и при первых же выпадах Брюса, резко опустившись на колено, рубанул соперника по ноге. Рану, полученную в этой схватке, невозможно было вылечить, и после недолгого совещания один из членов команды без лишних церемоний опустил на раненую ногу капитана топор. Лишившись ноги, Брюс продолжал оставаться капитаном и несколько раз подсылал к Акуле убийц, с которыми тот моментально расправлялся. Брюс, как правило, выбирал на роль убийц самых отпетых негодяев, и это стало ему нравиться. Получалось, что Акула выполнял его волю, убивая тех, кого Брюс мысленно приговорил. Через год противостояния Брюс заболел и, оставив вместо себя капитаном своего помощника, сошёл на берег. Дружба прежних врагов началась после того, как к Брюсу, умирающему в одиночестве от нищеты и лихорадки, пришёл его заклятый враг Акула Пьер и привёл с собой лекаря, который в течение пяти дней поил Брюса отварами из трав. После этого случая прошло несколько лет, и старый пират скучал без вестей от своего заклятого друга, Акулы Пьера.

Брюс имел небольшую портовую контору, которая приносила неплохой доход. Он отыскал свою давнюю подругу, которая ещё в его пиратскую бытность родила ему двоих сыновей-близнецов, и зажил со своей семьёй. Через год счастливой семейной жизни по городку прошла эпидемия чумы, унёсшая большую часть населения города. Брюс нашёл спасение от чумы в море. Как только эпидемия начала распространяться, он забрал сыновей и ушёл в море со знакомым капитаном. Через три месяца Одноногий Брюс вернулся и узнал, что среди тех, кого забрала «черная смерть», оказалась и его любимая Кассандра. Брюс ждал её на корабле, чтобы забрать с собой, но так и не дождался. И только спустя два года одна старуха рассказала ему, что Кассандра не пришла, потому что была уже больна. С тех пор Брюс вместе с сыновьями, которым к моменту прихода «Посейдона» исполнилось по пятнадцать лет, занимался разными портовыми делишками, включая покупку и продажу различных грузов, и даже кораблей.

Одноногий Брюс покачивался в гамаке, подсчитывая в уме, сколько денег ему надо заработать, чтобы обеспечить свою старость и достойную жизнь сыновьям.

— Здравствуй, одноногая развалина! — произнёс Акула, стоя таким образом, чтобы слепящее солнце мешало его рассмотреть. Брюс прикрыл ладонью глаза и какое-то время рассматривал пришедших, догадываясь, что человек, наградивший его такими эпитетами, может быть только Акулой Пьером.

— Неужели твои глаза перестали быть такими зоркими? А ведь раньше ты без подзорной трубы мог определить принадлежность корабля на расстоянии в несколько кабельтовых и рассмотреть, как я расправляюсь с твоим очередным подсылом. Может быть, ты уже подумываешь увидеть ангела в золотом сиянии, но тебе ещё рано отправляться к праотцам, раз ты до сих пор нужен Акуле Пьеру.

— Раньше я не замечал за тобой подобной болтливости, — пристёгивая ремнями деревянный протез, сказал Брюс. — Кто это с тобой?

— Это Барракуда.

— Это тот Барракуда, который распорол брюхо галеону-охотнику?

— Даже сидя на берегу в тысяче миль от событий, ты по-прежнему знаешь все новости берегового братства.

— За свою никчёмную жизнь я не нажил себе много друзей, зато приобрёл достаточно врагов, которые заставляют интересоваться происходящим. Среди них найдётся немало желающих засунуть мою голову в петлю за старые проделки. Думаю, ты пришёл не затем, чтобы потрепаться со мной. Ты помог мне остаться без ноги, но не без глаз и ушей. А я на старости лет расплодил столько глаз и ушей, что на них уходит половина всех моих денег. О твоём появлении здесь я знал ещё тогда, когда ты только собирался посетить наши края. Тебе должно быть известно: то, что знают двое — знает весь мир. «Посейдон» ты, конечно же, оставил в миле от берега, а сопровождавших тебя посадил в портовой таверне. Боюсь, что не позднее чем через пару часов они будут болтаться на виселицах. Губернатор имеет среди пиратов немалое количество своих осведомителей, и о твоём приходе уже известно.

— Что же ты молчишь, тухлая требуха? Тебе в назидание необходимо отрубить вторую ногу, чтобы ты говорил о главном в первую очередь, — злобно произнёс Акула.

— Я отправил тебе весть с капитаном «Розы ветров», но он не застал тебя.

Акула и Сэмуил выскочили из дома Брюса и побежали короткой дорогой через небольшую рощицу, выходящую на портовую пристань. Приближаясь к набережной, они услышали выстрелы, крики и лязганье стали. Акула выскочил на портовую площадь как раз в тот момент, когда члены его команды выбежали из таверны. Раздался свист Карамо и, обнажив спрятанное оружие, пираты напали на окруживших площадь солдат. Силы были неравны. Солдаты втрое превосходили пиратов по количеству, но боевая закалка научила последних не обращать внимания на численное превосходство противника. На этот раз исход боя решило многократное превосходство подоспевших на пристань солдат. Акула ранил нескольких из них и сумел отбить у них раненого в плечо Карамо. Пираты подбежали к краю пирса и прыгнули в воду. Солдаты начали стрелять по беглецам из мушкетов. Внезапно как по команде Акула Пьер громко вскрикнул, за ним вскрикнул Карамо и оба исчезли под водой. На водной поверхности появилось кровавое пятно и стало быстро расползаться.

— Всё, с этими покончено, отправились на корм крабам, — сказал один из солдат, закидывая мушкет на плечо.

В пятидесяти ярдах от берега стоял фрегат «Мэри Роуз», капитан которого частенько заходил пополнять запасы пресной воды и знал многих членов берегового братства. Он видел всё происходящее и ничуть не удивился, когда у борта, обращённого к морю, появились две головы. Капитан тихо скомандовал бросить верёвочную лестницу, и через две минуты на палубу вылезли Акула Пьер, и Карамо. Акула зажимал на руке рану, которая сильно кровоточила.

— Да, капитан, — выпалил Карамо, — ты лишний раз подтвердил своё прозвище. Акулы были рядом, но не тронули нас.

— Если бы солдаты не увидели кровь, ты не стоял бы на этой палубе. А кровь я припас заранее, — с этими словами Акула вытащил из кармана небольшой жёлтый мешок, — сколько раз этот фокус спасал мне жизнь. Это бычий мочевой пузырь с кровью, — добавил он, бросая использованный предмет за борт.

Метод вскрикивания, словно в тебя попали, был опробован уже давно, а вот пускание крови до Акулы никто не практиковал, зная молниеносную реакцию морских обитательниц. Достаточно было отрубить курице голову, бросить в море, и акулы появлялись с точностью до пяти минут. Они распознавали этот запах за несколько миль.

— Самое главное, Карамо, не махать конечностями. Сегодня ты по моему примеру освоил движение угря. Считай, что мы сбили акул с толку, но сильно не обольщайся, акулы прощают подобные фокусы только капитану Акуле Пьеру.

Сэмуил остался в укрытии немым свидетелем происходящего. Слух о поимке пиратов быстро разлетелся по городу. Гром снялся с якоря и курсировал в трёх милях от гавани, ожидая появления военных кораблей. В море быстроходность и маневренность «Посейдона» давали ему преимущества перед противником, вдвое превосходящим по силе оружия. Ночью фрегат «Мэри Роуз» доставил капитана и канонира на борт «Посейдона».

Акула собрав членов команды, сказал:

— На берегу остались восемь членов нашей команды, и, если их еще не повесили, мы спасем их.

Команда одобрительно загудела.

— Действовать будем немедленно. Команду разобьём на три отряда. Первый возглавлю я, второй поведёт Гром, а третий пойдёт с Карамо. С собой возьмём шесть малых палубных пушек. «Посейдоном» останется управлять Барракуда.

— Но он не вернулся на корабль, капитан, — сказал Гром.

— Скоро он будет здесь, — ответил Акула. — Спускайте шлюпки.

Сэмуил, не зная о дальнейшей судьбе капитана, вернулся к одноногому Брюсу. Старый морской волк, покуривая трубку, покачивался в гамаке, когда Сэмуил добрался до его дома.

— Мне нужна лодка, чтобы добраться до «Посейдона».

— Мой человек сказал, что Акуле и ещё кое-кому удалось уйти. Я знаю повадки этого безумца. Если Акула добрался до воды, обязательно уйдёт. Слишком громко вы прожили последний год, раз за ваши головы назначена такая цена. Морем из бухты тебе не уйти, каждый корабль и лодку будут досматривать таможенные патрули. Лучше уходить по суше с каким-нибудь караваном, и чем быстрее ты это сделаешь, тем раньше избавишь себя от неприятностей.

Брюс несколько минут оглядывал Хэмпфила и наконец сказал:

— Впрочем, если ты по-прежнему хочешь вернуться на «Посейдон», я знаю, как это сделать. Капитан Акула Пьер никогда не оставляет членов своей команды, и не позднее часа с момента его возвращения на корабль отправится на поиски. В этом весь Акула Пьер, — закончил Брюс, довольно усмехаясь. — Власти не знают тебя в лицо, так что можешь оставаться в городе, а если тебя спросят, скажешь, что привёз мне заказ на корабельный лес. В этой сумке подтверждающие бумаги.

Брюс бросил Сэмуилу кожаную сумку.

— Остановишься в таверне «Шарлотта», что находится в порту, за верфями Круазье. Акуле я скажу, где тебя искать.

Хэмпфил хорошо помнил барона Круазье, который был соседом маркиза Лотти, и его немало удивило, когда он услышал о судоверфи барона, находящейся за тысячи миль от дома. Не эти ли верфи упоминал маркиз Лотти, когда говорил о закладке нового фрегата? Это стоило выяснить, и Хэмпфил направился в сторону, где виднелись многочисленные строящиеся остовы кораблей. Пройдя чуть больше мили, он увидел большой каменный дом с надписью «Шарлотта». По доносящемуся гулу голосов было несложно предположить, что это популярное место пребывания моряков и судостроителей.

В таверне было многолюдно, и Сэмуил сел на одно из свободных мест, оказавшись рядом с компанией матросов, один из которых уставился на него пьяными глазами.

— Тебя в детстве мамочка не учила спрашивать разрешения? — сказал тот, оскалив гнилые зубы. — А если ты плохо слышишь я отрежу твои уши, и заставлю их сожрать.

Сэмуил повернул к нему голову и, смерив его взглядом, спокойным голосом произнёс:

— Если ты посмотришь под стол, то увидишь там стволы моих пистолетов, а если не заткнёшься, твоя вонючая требуха окрасит эти стены.

— Что? — зарычал гнилозубый, но в эту минуту в дверях показалась массивная фигура Грома.

Он обвёл присутствующих взглядом и, увидев Сэмуила, направился к его столу.

— Барракуда, друг мой, а ты не теряешь времени зря. А ну, раздвиньтесь, крысы портовые, — добавил он, усаживаясь на лавку.

Два человека, сидевшие за столом, упали с лавки.

Гнилозубый выхватил нож и с воинственным кличем бросился на Грома.

Здоровяк даже не привстал, перехватывая руку нападающего, но в следующую секунду тот уже лежал на столе с горлом, зажатым мертвой хваткой пирата. Гром со всей силы воткнул нож в стол, и раздался истошный крик. Здоровяк столкнул задиру со стола и бросил ему, скулящему на полу, отрезанное ухо, сопроводив это словами:

— Так ты лучше научишься слышать раскаты Грома.

После сказанного Гром как ни в чём не бывало повернулся к Сэмуилу:

— Пошли Барракуда, у нас много незаконченных дел. Капитан сказал принять командование кораблём тебе, пока мы не вернёмся. Если нас не будет больше полутора часов, ты поднимешь паруса и приведёшь «Посейдон» в восточную бухту. Сегодня мы наведём свои порядки в этом городке. Властям это вряд ли понравится, и за нами организуют погоню, но в западную бухту.

— Почему ты так уверен, что вас будут искать в западной бухте?

— А вот это знает только капитан. Дальше будешь действовать по обстоятельствам. Это на тот случай, если мы не вернёмся. Но будь уверен, что ты ещё выпьешь рома с другом Громом.

Пока Сэмуил добирался до корабля, три пиратских отряда пробирались к городской тюрьме, находящейся на территории военного гарнизона. Во дворе стучали топоры и молотки, и виселицы одна за другой зловеще поднимались над забором. Акула, поговорив с каким-то человеком, появившимся из темноты, приказал установить палубные пушки, предусмотрительно притащенные пиратами, и дать залп по одной из стен тюрьмы. Громкий раскат выстрела разлетелся по улицам портового городка. В проделанной залпом двух пушек бреши появилась голова одного из членов команды, и когда семеро из восьми пленников выбрались наружу, капитан скомандовал отход.

Пираты, пользуясь кромешной темнотой, успели покинуть берег прежде, чем в гарнизоне организовали погоню. Через полтора часа «Посейдон» под всеми парусами вышел в открытое море и взял курс на северо-восток, огибая полуостров, в западной части которого раздавались выстрелы.

— Я же тебе говорил, что мы ещё выпьем по кружке доброго рома, — произнёс Гром, поднимаясь на мостик к стоящему у штурвала Сэмуилу. — Вообще-то мы сейчас воюем вон там, — Гром показал рукой в сторону порта и засмеялся, — а заодно пьём вино здесь, на корабле. Наш капитан большой выдумщик, я это понял, когда увидел отряд, вроде нашего, убегающий в восточном направлении. Это, вероятно, с ними сейчас воюют власти. Никогда не знал, что у Акулы Пьера есть такие резервы. Думаю, он как-нибудь поведает нам об этом.

Гром прошёлся по палубе, разыскивая Карамо, потом спустился в кубрик, откуда стали доноситься короткие словесные перепалки, сопровождающиеся хохотом команды.

Когда стало светать и на море опустился туман, дозорный с марса закричал:

— Парус по правому борту.

Все, кто находился на палубе, бросились к правому борту.

Постепенно стали вырисовываться очертания. По высоте паруса можно было понять, что это трёхмачтовый корабль, идущий перпендикулярно курсу «Посейдона».

— А вот и они, — раздался за спинами пиратов голос Акулы.

— Кто они? — переспросил Гром.

— Те, кто нам нужен, — ответил Акула, глядя в подзорную трубу. — А мы уже готовы к встрече с ними. Всем спрятаться и быть в полной боевой готовности.

Канониры спустились к пушкам и, держа наготове тлеющие фитили, вытащили свинцовые затычки из запальных отверстий.

«Audaces fortuna juvat» (Счастье покровительствует смелым), вспомнив латинское выражение, подумал Сэмуил. Когда расстояние между судами составляло не больше двух кабельтовых, Акула передал трубу Сэмуилу.

— Посмотри на грот-мачту и вообще посмотри внимательно.

Сэмуил просунул трубу в пушечный порт и не поверил своим глазам: паруса и вся оснастка корабля казались порванными и потрёпанными. Верхняя часть мачты оказалась невероятно толстой.

Сэмуил напряг зрение и только теперь разглядел то, о чём говорил Акула. На мачте висел человек, но разглядеть его было сложно. Лохмотья так ловко имитировали порванную парусину, что разглядеть под ней человека было практически невозможно, и, не скажи ему Акула посмотреть повнимательнее, Сэмуил вряд ли увидел бы, что на мачтах прячутся люди. «Ловко маскируются», — подумал Сэмуил и повернул голову к Акуле, давая понять, что он видит.

Когда расстояние сократилось до двух кабельтовых, встречный корабль сделал поворот оверштаг (один из двух способов смены галса на парусной лодке, при котором нос лодки какое-то время повёрнут в сторону, откуда дует ветер) и пошёл параллельным курсом, как бы предлагая рассмотреть его пустую палубу. Паруса действительно выглядели оборванными, снасти — беспорядочно запутанными, и, если учесть, что на палубе не было людей, его вполне можно было бы принять за «Летучий голландец». Имя корабля — «Святая Бриджитта» — привлекало своим тусклым зловещим свечением.

— Корабль-призрак, — прошёл шёпот среди пиратов.

Сэмуил внимательно посмотрел на мостик. Штурвал ничем не крепился, и как раз в тот момент, когда Хэмпфил размышлял, корабль сделал резкий поворот, и пошёл наперерез «Посейдону». Поворот штурвала был настолько точен, что не заметить этого в подзорную трубу мог разве что человек, никогда не управлявший судном. Вывод был один: судном кто-то управляет, и команды на штурвал подаются снизу.

Карамо, подменивший Барракуду за штурвалом, дабы избежать столкновения, направил корабль в правую сторону. Корабль-призрак ещё какое-то время шёл на расстоянии трёх кабельтовых, затем стал забирать вправо до тех пор, пока не пошёл противоположным курсом, и в тот же момент по очерёдности стали стрелять пушки правого борта. Четыре залпа. Цифра Акулы Пьера. На многих лицах видавших виды пиратов отразился ужас. Встретить «Летучий Голландец» по пиратскому поверью означало скорую смерть.

— А вот это для «Летучего Голландца» было лишним! Мёртвые иногда стоят на палубе, но чтобы могли стрелять из пушек!.. — захохотал Гром, и звуки смеха быстро переросли во всеобщий хохот.

Верить в мистику Сэмуила отучил маркиз Лотти. «Каждое действие имеет логическое подтверждение, — говорил маркиз, — и только человек, не способный логически мыслить и рассуждать, относит многое, происходящее в нашем мире, к мистическим явлениям, потому что не может дать этому разумного объяснения».

Потому Сэмуил судорожно соображал, восстанавливая детали корабля. Что-то в этой картине было такое, чего нет на других кораблях, какое-то пространство. В его памяти возник чёткий образ корабля. Вот штурвал — что в нём не так? Вот большое пространство за штурвалом — что за пространство? Он начертил на память некоторые особенные детали, и решил выяснить, каким образом можно управлять кораблём, оставаясь при этом вне поля зрения.

Когда корабль-призрак скрылся в утреннем тумане, Акула позвал Грома, Карамо и Барракуду в свою каюту.

Глава XIV

ПЕРВАЯ РАЗДАЧА. ОХОТНИЧИЙ ЗАМОК КОРОЛЯ ЛЮДВИГА

Вернувшись в свой номер после очередной прогулки, Майкл достал из чемодана самое дорогое, самое сокровенное, имевшее особый смысл понятный только ему одному — Её Величество Схему. Он давно называл так этот прямоугольный кусок картона, исписанный вдоль и поперёк. Глядя на многочисленные рисунки, надписи и исправления, несведущий человек мог подумать, что эти каракули, выполненные в виде какой-то незатейливой детской игры, абсолютный абсурд, и только Майкл мог дать аргументированное объяснение этим хаотичным надписям, и рисункам. Методом проб и ошибок на этой схеме были обозначены титулы и имена участников его мистических событий. В каждом из пятидесяти двух квадратов была нарисована карточная масть и достоинство карты. В большей части клеток были вписаны имена, часть пустовала. Это был целый мир, но понимать, распознавать и просчитывать его мог только сам Майкл. Незримый свидетель мистических событий мира, существующего по другую сторону реальности, привязанного к игральным картам. Майкл несколько минут внимательно вглядывался в схему, стараясь ещё раз всё тщательно взвесить и запомнить. Ещё до отъезда из дома он дополнительно углубился в изучение разных комбинаций гадальных карт и отшлифовал их в памяти до автоматизма.

Теперь предстояло проверить свои догадки за игровым столом. Майкл был уверен, что только там, он сможет увидеть настоящую картину происходящего по ту сторону реальности. Для того чтобы не вызывать лишних вопросов юноша снял номер в отеле, на первом этаже которого располагалось казино, заплатил коридорному, который сбегал и забронировал место для игры мистера Питчера.

Спустившись в полумрак игрового зала, он сел рядом с игровым столом, а на вопрос крупье, ответил, что ждёт здесь своего отца мистера Питчера, о приходе которого крупье был оповещён заранее.

Майкл провел в казино пару часов, внимательно наблюдая за игрой. Теперь все его ранние размытые предположения обрели реальные очертания. Многое встало на свои места.

Карточная колода — это город и всё, что в нём происходит.

Карты крупье — это жизнь города, обыкновенная городская рутина: приезд и отъезд из города, любовь, интриги, торговля — в общем, всё то, чем живёт город.

Карты игрока — это один из домов этого города, либо один из его жителей, и все события, происходящие с ним. Игровой стол с его полями и секторами — это несколько отдельно взятых домов, причем меняющихся в зависимости от времени суток, проживаемых Майклом во сне. Это могли быть замки короля Людвига, барона Круазье, маркиза Лотти, герцога Лебресси, или иные места, предположим, дом банкира де Бурга и многих других участников происходящих событий. Всё зависело от того, где в это время находились участники, и что видел Майкл. Карты делились на две категории: либо они указывали на личность, либо являлись сопровождением, поясняющим действие этой личности, с описанием обстоятельства и показателем определённого момента и временного периода. Если бубновая двойка в каком-то конкретном случае являлась королевским пажом Джозефом, то остальные карты могли быть его действиями. Двойка бубен, шестёрка, семёрка, валет и туз любой масти, пришедшие игроку, могли говорить о том, что Джозеф (двойка бубен), отправился в дорогу (шестёрка) для разговора (семёрка) с каким-то вельможей (валет), от которого ждал важные вести (туз). Любая из карт могла быть действующим лицом либо самим действием. Самым важным являлось правильное определение происходящего и его участников. Также очень важной особенностью являлись создаваемые картами комбинации. Любая карточная пара вдвое усиливала действие и его значение. Допустим, если семёрка в данном контексте являлась разговором, то две семёрки (пара) говорили о значимости этого разговора. Если же приходили три семёрки (сет), то разговор становился крайне важным. В том случае, когда комбинация состояла из четырёх карт (каре) — разговор имел судьбоносное решение. И так трактовались все значения или действия других карт. Если рассматривать это на примере, то выглядело следующим образом: пришедшие бубновая двойка (Джозеф) и три семёрки с бубновым валетом трактовались, как важный разговор Джозефа с маркизом Лотти. Местопребывание участников разговора определялось местоположением на игровом столе.

Деньги, которые выплачивал крупье, напрямую, по наблюдениям Майкла, показывали доход всех его персонажей, и, наоборот, его выигрыш говорил о тратах карточных героев. Стоило ему ухватиться за одного вельможу, и он начинал восстанавливать события, не прибегая к увиденному во сне. Теперь он понимал, что может вполне предсказывать ход событий по ту сторону реальности. Существование всех персонажей было налицо. Оставалось уточнить игровые места. По его предположению, это были дома знати или их приближенных, но где и чей — пока оставалось под вопросом.

Хотя многое стало ясным, но для самого себя Майкл ещё не принял решения. Должен быть какой-то сигнал, который он сумеет разгадать, и только потом включится в игру. Одна ставка может стать большой победой, равно так же, как и одна ставка может обернуться сокрушительным поражением. Ещё абсолютно свежими были воспоминания о состоятельном господине, проигравшем в казино всё, что только могло представлять ценность. Отец купил у него библиотеку, подарившую Майклу столько счастливых минут и открывшую невиданные литературные лабиринты. Казино отбирало у одних, чтобы передавать другим? Нет, оно не передаёт оно только отнимает, но только не у него. Зачем он столько времени посвятил картам? Ответ был очевиден — чтобы быть победителем в этой неравной схватке. Именно он сумеет изменить этот порядок вещей. Хозяин казино наживается на людском азарте, зарабатывая баснословные суммы, до тех пор, пока не появился он — король покера. В памяти восстановилась картинка его первого прихода в тёмный зал казино. Его первая ставка благодаря этому состоятельному господину по фамилии Разумовский. Он тогда сказал: «Быть может, перед нами король покера», — и он был прав. Король родился! Да здравствует король! Майкл Эпштейн — король покера. Теперь необходимо сопоставить события, сравнить их с происходящим за игровым столом и сделать ставку. От возбуждающих сознание мыслей закружилась голова. Юноша покинул казино, и вернулся в прибрежный отель. Размышляя над произошедшим Майкл лёг на кровать, а через несколько минут сознание наполнилось сонной, туманящей поволокой, и юноша крепко заснул.

***

Барон Круазье, приехавший в охотничий замок по приглашению герцога Лебресси, сам герцог и король Людвиг обедали под раскинутым балдахином.

Из близкого окружения короля в его охотничьем замке не было только Джозефа. Людвиг с нетерпением ожидал, когда паж приедет в сопровождении милой особы, переодетой в мужской костюм, и тогда королевская ночь наполнится новыми красками. Даже скорая свадьба не охлаждала ненасытный пыл царственного гуляки. Король пригласил гостей в большой зал, где обычно перед началом охоты проходила трапеза. Людвиг не был большим поклонником охоты, несмотря на то, что отлично стрелял и прекрасно владел шпагой, но всё же предпочитал мясо в приготовленном виде. Егеря, зная отменный аппетит короля и его свиты, заготовили большое количество разной дичи, которую с раннего утра разделывали и запекали на кухне.

— Что мы сделаем в первую очередь, мои благородные вассалы? — торжественно обратился король к свите, поднимая большой кубок.

— Выпьем за здоровье королевы-матери! — хором произнесли присутствующие.

— За здоровье королевы-матери, друзья мои! — король был в отличном расположении духа, и именно в такие моменты все старались обращаться к нему с просьбами личного характера.

Рядом с королём сидели главнокомандующий королевскими войсками и его кузен герцог Лебресси, первый советник короля маркиз Лотти, граф Фалер, начальник тайной канцелярии короля Уильяма барон де Венти, барон Круазье и ещё несколько вельмож двора. Король был весел и сыпал шутками, которые подхватывались дружным смехом придворных.

Появление канцлера могло остаться незамеченным, если бы первым не вошёл Джозеф, громко провозгласивший:

— Канцлер Его величества короля Уильяма!

Все обернулись на знакомый голос Джозефа, и в этот момент в дверях появился канцлер. Он прошёл до середины зала и, низко поклонившись, приветствовалкороля:

— Добрый день, ваше величество!

— Канцлер Рудберг оказал нам честь, откликнувшись на моё приглашение, — серьёзным тоном произнёс король. — А пусть бы попробовал не приехать, — добавил он, похлопывая по плечу канцлера, который категорически не терпел подобных жестов даже от царствующих особ.

— Вопросы государственной важности не позволяют мне насладиться вашим гостеприимством, и я прошу личной аудиенции.

— Ну что же, государственные дела прежде всего, — вскинув брови, ответил Людвиг, и в сопровождении Рудберга проследовал в комнату, примыкающую к каминному залу.

— Джозеф, пригласи сюда моего первого советника, маркиза Лотти.

— Я к вашим услугам, сир, — произнёс маркиз, входя в комнату через пару минут.

— Садитесь, мой дорогой маркиз! Я хочу, чтобы вы присутствовали при этом разговоре, ибо всё, что касается государственных отношений, ваша прерогатива. Надеюсь, канцлер, вы не будете против присутствия маркиза Лотти? — поинтересовался король.

— Нет, Ваше величество, я только за, потому как все мои претензии адресованы непосредственно маркизу Лотти, — пояснил Рудберг.

— В таком случае, давайте начнём, но будьте предельно тактичны, уважаемый канцлер, я не люблю, когда пытаются опорочить моих подданных, — предостерёг Людвиг.

Рудберг кивнул в знак согласия и сказал:

— Ваше величество! Как вам известно, половину оплаты за поставляемую вашему государству руду мы берём золотом, а другую половину, по особой договорённости, — пшеницей. За последние поставки с нами ещё не расплатились золотом, а большая часть привезенной пшеницы была покрыта плесенью и непригодна для помола. Я провел тщательную проверку, после которой выяснилось, что в низком качестве зерна виновата судовая компания, осуществлявшая перевозки, и принадлежит она маркизу Лотти. Мы решили приостановить все поставки до полного выяснения обстоятельств, и вправе высказать свои претензии, как сторона, полностью выполнившая свои обязательства.

Король, вопросительно вскинув брови, посмотрел на маркиза Лотти.

— Что вы можете ответить на вышеизложенные претензии? Почему зерно, подобно железной руде, не перевозится обозами, и по какой причине золото до сих пор не доставлено поставщикам? — возмутился король.

— Большую часть экспортируемого зерна мы приобретаем в других государствах в обмен на оружие и доставляем его морем, Ваше величество. Дорога по суше занимает гораздо больше времени и менее безопасна. Задержка же с выплатой произошла из-за того, что в золоте, вырученном нами от продажи оружия, было обнаружено большое содержание меди, а мы, как добропорядочные соседи, не стали рассчитываться низкопробным золотом.

Я отправил уведомление канцлеру, но, по всей видимости, оно не дошло до адресата, раз господин Рудберг находится здесь с претензиями, — подытожил маркиз Лотти и слегка поклонился, давая понять таким образом, что закончил свою речь.

— Что значит не дошло? — возмущённо воскликнул Людвиг, — это что за объяснение, маркиз? Вы говорите так спокойно, словно речь идёт о сущей мелочи, а между тем это вопрос государственных поставок. Порядочность вельмож моей страны, поставлена под сомнение! — не унимался король. — Я крайне возмущён вашим ведением дел, марких Лотти.

— Ваше величество, позвольте мне задать канцлеру один очень важный вопрос? — испросил разрешения маркиз.

— Вы не просто должны задавать ваши вопросы, вы должны немедленно разобраться в создавшейся ситуации, — недовольно бросил король.

— Господин канцлер, насколько я знаю, поставки зерна для вашего государства ведут ещё три компании. Вы уверены в том, что зерно, непригодное для переработки, поставлено именно моей компанией?

— Да, дорогой маркиз, у меня есть контракт и заключение моей приёмной комиссии, — парировал канцлер и протянул королю деловые бумаги.

— Что вы на это скажете, мой дорогой маркиз? — внимательно изучив документ, спросил король.

— Вы позволите, Ваше величество, взглянуть на эти документы?

Король передал бумаги маркизу. Лотти несколько минут рассматривал их, после чего произнес:

— Господин Рудберг, где вы взяли эту бумаги?

— Все документы по импорту или экспорту хранятся в канцелярии, и я, зная о возможных разногласиях, взял эти документы как доказательство, — спокойно ответил канцлер.

— Здесь стоит моя печать. Однако все крупные сделки я контролирую лично, а такого документа я не видел и тем более не подписывал, — в недоумении произнёс Лотти.

— Не хотите ли вы сказать, что эта бумага — фальсификация, сфабрикованная нами, как и золото в котором много меди? — гневно сверкнув глазами, возмутился Рудберг.

— Я не хочу обвинять вас, господин барон, но этот документ выписан не моей компанией, — в недоумении сообщил маркиз Лотти.

— Ваше величество, я прошу вас оградить меня от подобных обвинений, — предостерёг канцлер.

— Так это ваша подпись или нет, маркиз? — повышая голос, изрёк монарх.

— Да, подпись моя, ваше величество, но я этого не подписывал, — повторил недоумевающий Лотти.

— Подобная нерешительность выглядит очень странно, маркиз, как и ваше заявление относительно не золотого золота— подвёл черту король. — Вас, канцлер, я прошу о переносе этого разговора. Думаю, маркиз всё выяснит, и завтра вы получите ответ, а сейчас давайте присоединимся к нашим друзьям. Я не принимаю никаких отказов, и вы непременно должны составить мне компанию. Вы ещё не пробовали вино моих виноделов, дорогой Рудберг, оно божественно.

Первым из комнаты вышел король, следом за ним — канцлер Рудберг и маркиз Лотти.

Собравшиеся осушили несколько бокалов, когда в зал внесли на вертеле небольшого аппетитно подрумяненного кабана. По давнему обычаю, король сам стал отрезать куски жареного мяса и раздавать придворным.

Герцог Лебресси насадил горячий кусок, поданный королём, на красивую инкрустированную вилочку и уже собирался вкусить дичи, когда его взгляд случайно упал на эфес шпаги канцлера. Внимание герцога привлекли большие жемчужины необычного оттенка, играющие в свете огня камина. Лебресси некоторое время, мучимый сомнениями, смотрел на жемчуг и после того, как канцлер покончил с мясом, обратился к нему с вопросом:

— Господин канцлер! Где вы приобрели такой необычный жемчуг? Никогда раньше не видел ничего подобного, а я очень хорошо разбираюсь в драгоценностях.

— Это подарок, привезённый мне с Востока, — пояснил Рудберг.

— Позвольте взглянуть: быть может, никогда не придется увидеть подобного жемчуга.

— Что ж, извольте, — и канцлер протянул жемчужную нить герцогу.

Тот некоторое время перебирал жемчуг и, убедившись в том, что это ожерелье — его собственный подарок жене, попросил у канцлера уделить несколько минут для разговора. Когда вельможи отошли так, чтобы их не могли слышать другие, герцог сказал:

— Жемчуг, находящийся у вас, уникален, потому что только один человек знал, где его искать, и мог нырять на такую глубину. К несчастью, после первой удачной продажи жемчуга и очередного погружения он был съеден акулами.

— Это весьма интересная информация. Вы пригласили меня за этим?

— Нет, я хочу сказать, что первым и единственным покупателем у почившего ловца был я. И мне бы хотелось узнать, как этот жемчуг попал к вам? Я вправе требовать от вас объяснений, и заклинаю вас быть предельно убедительным.

Внешне канцлер оставался спокоен, и только его глаза лихорадочно заблестели.

— Думаю, нам стоит выйти на свежий воздух.

Они отошли от замка на несколько метров, и канцлер, резко развернувшись, произнёс:

— Вы только что нагло оскорбили меня, и свои объяснения я принесу шпагой. Чтобы нам не смогли помешать, предлагаю дуэль без секундантов, и, если вы согласны, приступим.

Рудберг выхватил шпагу, то же самое сделал герцог Лебресси.

— Я к вашим услугам, сударь, — сверля противника глазами, сказал Лебресси.

После нескольких ударов канцлер сделал резкий выпад, но Лебресси ловко отразил удар.

— Вы, кажется, забыли, с кем скрестили шпагу. Подумайте о своей обороне, ибо она напоминает мне сыр, жестоко поеденный мышами.

— Излишняя самоуверенность — признак недалёкого ума, — парировал Рудберг.

Канцлер сделал подряд несколько резких выпадов, и Лебресси пришлось применить всё своё умение, чтобы отразить опасные удары противника. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы один из штатных соглядатаев Джозефа не сообщил ему о дуэли, а Джозеф, в свою очередь, не сообщил королю. Появление короля было неожиданным, и дуэлянты опустили шпаги.

— Весьма интересная развязка вашего визита, господин канцлер. Вначале вы обвиняете моего вельможу в задержке поставок, теперь вы дерётесь с моим братом на шпагах. Я надеюсь, не вы являетесь зачинщиком дуэли господин барон Рутберг?

— Ваше величество, герцог Лебресси нанёс мне оскорбление.

— Вы находитесь здесь с государственным визитом, и я не позволю своему верноподданному драться с вами. В случае вашей гибели я потеряю доверие многих государств, а в случае гибели герцога Лебресси я потеряю брата. И то, и другое навредит мне и моему государству, а посему я предлагаю вам спокойно продолжить свой визит, а после вы можете встретиться с герцогом на нейтральной территории и разрешить это недоразумение. Думаю, что по прошествии двух-трёх дней надобность в дуэли отпадёт сама собой.

— Она отпадёт, ваше величество, лишь в случае принесённых герцогом извинений.

— Я буду признателен вам, господин канцлер, — удовлетворённо произнёс король, — я бы хотел иметь у себя на службе такого человека как вы, дорогой Рудберг, но моему брату Уильяму повезло гораздо больше, и вы служите ему.

— Я всегда к вашим услугам, Ваше величество. Вы можете рассчитывать на меня, когда в этом есть необходимость.

— Другого ответа я и не ожидал! — восхитился король. — Я обязательно поговорю со своим братом, и мы совместно уладим все разногласия. С вашими способностями, дорогой Рудберг, вам вполне по силам быть королём, но, к вашему несчастью, это наследственное, — заключил Людвиг и, взяв Рудберга под руку, повел к стоящим поодаль вельможам. Что подумал в этот момент канцлер, осталось в его голове, но король коснулся очень больной темы и даже не мог предполагать, насколько был близок к желанию железного Рудберга.

***

Джозеф разыскивал комнату, отведённую герцогине Лебресси. Служанка герцогини сказала, что её светлость отправилась на конную прогулку. Чтобы подтвердить свои догадки, закравшиеся несколько раньше, паж поинтересовался, где находятся молодые бароны, сопровождающие барона Круазье. Как и следовало ожидать, один находился рядом с Круазье, а второй отсутствовал. Джозеф очень искренне любил герцога Лебресси за то, что герцог всё время пребывания юноши при дворе короля Людвига относился к нему по-отечески. Не было случая, чтобы герцог не справился у пажа о здоровье или наличии финансов. Когда Джозефу исполнилось десять лет, Лебресси постоянно брал его с собой и обучал премудростям фехтования и стрельбы, и с тех пор между ними царили практически родственные отношения. Когда паж начал замечать, что у герцогини возникло неожиданное влечение к молодому барону, то решил любыми способами препятствовать этому, дабы увлечённость герцогини не причинила боли его горячо любимому другу, герцогу Лебресси. Молодого барона звали Фредерик Пиньи. Его отец, барон Пиньи, был довольно стар и практически не покидал стен родового замка, но, вопреки всем ожиданиям своего отпрыска о скорой кончине, продолжал жить, при этом не в чём себе не отказывая. Старый барон пил много вина и, как поговаривала прислуга замка, интересовался её женской частью. Молодой барон в ожидании кончины своего родителя и получения наследства продолжал кутить в компании барона Круазье, периодически выполняя пикантные поручения последнего. Что преследовал Круазье, поручивший Пиньи ухаживание за стареющей герцогиней, до определённого времени узнать не представлялось возможности, но явным было то, что это делалось не по собственной воле молодого барона.

Жак, прибывший с канцлером Рудбергом, ожидая возвращения своего друга-пажа, сидел в компании королевской фрейлины. Из-за своей робости за всё это время Жак сумел лишь спросить имя девушки, при этом густо покраснев. Фрейлину звали Беатриса де Клермон, и она уже начала скучать в компании скромного кавалера. Все попытки разговорить юношу разбивались о сухие однословные ответы, и через какое-то время у девушки пропало желание общаться с неразговорчивым и, как ей показалось, чересчур закомплексованным молодым человеком. Появление Джозефа прекратило томительное неловкое ожидание, и Беатриса обрадованно воскликнула:

— Мсье Джозеф, как замечательно, что вы вернулись!

— А я было подумал, что могу оказаться некстати.

— Ваш друг настолько робок с девушками, что об этом не могло быть и речи. Мне показалось, что ваш дорогой друг вообще очень редко видит женщин, и они ему абсолютно неинтересны.

Густая краска опять залила лицо Жака, он неловко заёрзал и ещё сильнее втянул голову в плечи, напоминая промокшего воробья, сидящего на ветке во время дождя.

— Ах, вот в чём дело, мой дорогой друг! Значит, мы настолько робки, что не в состоянии развлечь скучающую даму? Через несколько дней, хочу я вам сказать, от вашей робости не останется и тени. Можете мне поверить. Мы ненадолго покинем вас, дорогая Беатриса, король дал неотложное поручение, — без тени сомнения соврал Джозеф, — вы можете прилечь отдохнуть, потому как силы вам сегодня понадобятся, — лукаво глядя на девушку, сказал паж. — А нас, мой друг, ждёт конная прогулка.

Королевский паж ездил верхом с шести лет, Жак же сидел в седле довольно редко и, даже, когда выполнял срочные поручения канцлера, старался ездить в открытой коляске. Он чувствовал себя настолько неуклюже, что хотел уже отказаться от прогулки, но Джозеф пришпорил коня и помчался вперёд. Жаку ничего не оставалось, как отправиться следом. Они проехали не больше мили, когда увидели двух лошадей, пасущихся на солнечной полянке.

— Это они. Моё появление может испугать герцогиню, поэтому вот эту шкатулку передашь ей ты, со словами, что тебе велено передать её лично в руки герцогине Лебресси. Если герцогиня спросит тебя, каким образом ты её разыскал, смело ссылайся на её прислугу. Только не забудь, что герцогиня не одна, и, приближаясь, создай как можно больше шума.

Жак тронул поводья и медленно выехал на лужайку. Несколько раз громко кашлянув, он спрыгнул с коня и стал ждать, похлопывая животное по шее. Из зарослей вышел молодой вельможа в тёмно-синем камзоле. На его груди висела золотая цепь с кулоном, означающая принадлежность к роду Пиньи.

— Вы кого-то ищете, мсье?

— Я разыскиваю герцогиню Лебресси.

— Возможно, я мог бы помочь вам, если вы назовете мне причину вашего появления здесь?

— Я должен передать герцогине послание.

— Вас послал герцог Лебресси?

— Нет, но у меня находится то, чего герцогиня давно ждёт.

— Подождите меня здесь, — с этими словами вельможа скрылся за деревьями.

Назад он почти бежал.

— Герцогиня велела вам передать послание через меня.

— Как я могу быть уверен, что герцогиня Лебресси действительно здесь?

— Сударь, я думаю, вам будет достаточно слова дворянина.

— Хорошо, мсье, вот то, что я должен передать, — Жак вытащил из-за пазухи шкатулку и передал молодому барону.

— О, нет! — простонал тот, принимая из рук Жака шкатулку. — Только не это. Как он мог их перепутать? — с нескрываемым сожалением протянул Пиньи, — Герцогиня очень благодарна вам, мсье. Возьмите вот это, и я очень попрошу вас не говорить никому, где и с кем вы видели герцогиню. Это касается её чести, и если вы нарушите данное обещание, я клянусь, что найду и убью вас, где бы вы ни находились, и кому бы ни служили!

Он передал Жаку туго набитый кошелёк и зашагал прочь, что-то негромко бормоча.

— Мсье, но я не давал вам никаких обещаний! — попытался сказать уходящему Жак, но тот, не оборачиваясь, исчез в кустах. Жак повернул коня назад и через пару минут подъехал к ожидающему его Джозефу.

— Ну, как всё прошло? — поинтересовался паж.

— В какую игру ты меня втягиваешь? — возмутился Жак. — Только что этот молодой вельможа угрожал убить меня, если я скажу, что видел герцогиню с ним. И ещё мне показалось, что эта шкатулка очень огорчила его. Что за интригу ты затеял?

— Обещай, что будешь держать язык за зубами, тогда я расскажу тебе, что происходит.

— Ну вот, — раздосадовано произнёс Жак, — один пять минут назад угрожал, что, если я не буду держать язык за зубами, он меня убьёт; сейчас второй просит сделать то же самое. Я никак в толк не возьму, за что на меня вдруг такие радости свалились? Самое смешное заключается в том, что мне усиленно пытаются навязать то, чего я не прошу. Зачем мне знать чужие секреты, за которые можно пострадать?

— Да, Жак, — скривив губы, протянул Джозеф, — я бы с тобой за три моря не отправился, уж больно ты практичный. В тебе нет ни капли авантюризма, и ты не по возрасту занудный. Почему да зачем… Что это за подход? Ты служишь у могущественного человека и должен быть по сути авантюристом, чтобы знать то, чего не знают другие. А ты?

— Нет, друг мой, я знаю то, что должен знать, и давно усвоил одно очень важное правило: не суй свой нос туда, куда его не стоит совать, потому что вместе с носом, который могут прищемить, может отлететь и владеющая им голова, — уверенно заключил Жак.

— Вот это прагматизм, — насмешливо отозвался Джозеф. — Да с такими убеждениями тебе срочно надо поступить на службу к монахам и сидеть в келье за переписыванием заплесневелых трактатов древности. Вот там тебе никто ничего не навяжет, и твоей жизни не будет угрожать ничего, кроме собственного дряхления на старости лет.

В эти минуты Жак не слышал его, потому что в памяти неожиданно всплыл недавний разговор с канцлером и события, сопутствовавшие ему. Глаза молодого курьера неожиданно расширились, а по лицу пробежала искажающая гримаса.

— Откуда у тебя эта шкатулка? — испуганно спросил он у Джозефа.

Джозеф несколько минут смотрел на него, понимая, что это далеко не праздный интерес, и внезапный испуг вызван отнюдь не простыми мыслями.

— Это заказ герцогини. Она давно мечтала приобрести что-то подобное для хранения драгоценностей, но что так тебя испугало? — настороженно спросил паж.

— Я узнал её! — с некоторой обречённостью ответил Жак. — Эту шкатулку канцлер подарил своей приёмной дочери Летиции полгода назад, а месяц тому назад она при невыясненных обстоятельствах пропала. Что теперь будет?

— Подожди паниковать. Ты уверен, что это именно та шкатулка?

— Уверен. Это подарок, привезённый Рудбергу из одной северной страны, в которой добывают этот полудрагоценный материал — малахит. Кто её привёз и откуда?

— Я не знаю, откуда, но привёз её барон Круазье и лично попросил меня вручить в качестве подарка герцогине. Так что же это получается? — поглаживая подбородок, задумался Джозеф. — А получается, что барон Круазье где-то приобрёл то, что было похищено у канцлера Рудберга, и вряд ли догадывается об этом. Нам срочно надо ехать в замок и постараться перехватить герцогиню. Давай не будем терять времени. Да что с тобой? На тебе лица нет. В конце концов, твоей вины в этом нет, и не стоит так переживать, Поехали, разберёмся на месте.

Джозеф ловко вскочил в седло и, пришпорив коня, помчался по направлении к охотничьему замку короля.

***

Король Людвиг был большим любителем проводить время за игрой в карты, и в назначенный час вельможи двух государств расположились за двумя игральными столами. В компании короля сидели маркиз Лотти, барон де Венти, и граф Фалер. За вторым столом находились канцлер Рудберг, барон Круазье и герцог Лебресси. Король специально посадил соперников вместе, рассчитывая на игровое перемирие. За первым столом самым удачливым игроком оказался король. Ему приходила хорошая карта, и он был в приличном выигрыше. Иначе выглядела игра герцога Лебресси. Канцлер нарочно увеличивал ставки в тот момент, когда у Лебресси были довольно слабые карты, но герцог, не желая уступать, а порой считая, что канцлер блефует, подтверждал ставки Рутберга, и в конечном результате проиграл крупную сумму. Это было особенно неприятным, потому что Лебресси приходилось отдавать свои деньги человеку ставшему за последние часы, смертельным врагом.

Лебресси не мог спокойно наблюдать за самодовольным видом Рудберга, на лице которого играла едва уловимая издевательская улыбка. Не желая брать в долг у короля, герцог направился на поиски своей жены, где неожиданно встретил Джозефа. Судя по рассеянно-блуждающему взгляду, герцог был сильно озадачен. Он обратил внимание на молодых людей, только когда в буквальном смысле наткнулся на них.

— Моя рассеянность вполне оправданна. Проиграть столько денег! — первые слова герцог произносил в никуда, и только потом поднял глаза на пажа. — Джозеф, ты случайно не видел моей жены?

— Она, должно быть, у себя, ваша светлость, — как можно естественней ответил Джозеф, не предполагая, что герцогиня действительно уже приехала и находится в отведённых покоях.

— Мне пора разобраться со своим слугой. Он в очередной раз сказал, что герцогини нет в замке, — приободрившись, изрёк Лебресси и быстрым шагом направился в отведённые герцогини покои.

— Надо что-то делать, — не унимался Жак, — как верный слуга, я должен оповестить канцлера о происшедшем.

— Я не заставляю тебя обманывать своего господина, я лишь прошу тебя не торопить события. Ну почему ты такой занудный, Жак? Всему своё время. В том, что произошло, твоей вины нет, и тебе нечего бояться, поэтому успокойся и жди.

— Ты не знаешь канцлера. В гневе этот человек настолько страшен, что лучше не испытывать судьбу. Я подожду до вечера, после чего расскажу о происшествии. Пойми меня, Джозеф, ты видишь этого человека раз в год, а я нахожусь под его неусыпным вниманием каждый день. Я не могу его обманывать. В любом разговоре со мной он сразу почувствует, если что-то будет не так, и обязательно спросит, а я не смогу молчать.

— Какой же ты трусливый! И зачем я с тобой связался? — раздосадовано изрёк паж. — Ладно, не плачь! Я сказал тебе, что до вечера всё узнаю, и сделаю это, а сейчас пойдём посмотрим, что делают наши хозяева.

— Можно, я не пойду? — умоляюще спросил Жак, — я лучше побуду на кухне у Криса.

— Ладно, будь там, но, смотри, никуда не уходи, ты мне ещё понадобишься, — пренебрежительно бросил Джозеф и направился в каминный зал.

Герцогиня не ожидала появления мужа и не догадалась убрать шкатулку. Она не хотела, чтобы муж до определённого момента увидел её приобретение, за которую она должна была отдать довольно внушительную сумму.

— Мне сказали, что тебя нет в замке, и я собирался отправлять людей на твои поиски. А ты, как и положено жене первого вельможи государства, находишься в своей комнате и ожидаешь мужа. Верни мне деньги, которые я дал тебе утром на ювелира, а по возвращении домой я выдам тебе сумму вдвое больше. Этот самодовольный Рудберг не увезёт денег герцога Лебресси.

— Мой дорогой муж, не вы ли несколько дней назад обвинили меня в непомерном расточительстве? А между тем сами проиграли сумму, втрое превышающую мои скромные расходы.

Деньги, данные ей мужем, она час назад отдала своему любовнику барону Пиньи, и сейчас судорожно соображала, как оправдаться.

— Не смейте путать, дорогая моя, личные интересы с государственными. Вы услаждали себя бесполезными покупками, я же провожу за игрой тонкую политику. Вижу, вы уже успели кое-что потратить, — сказал герцог, рассматривая шкатулку.

— Я потратила всё, дорогой герцог, — герцогиня стыдливо опустила лицо, понимая, какую бурю негодования вызовет у мужа это заявление.

— Не хотите ли вы сказать, что все деньги вы отдали за эту шкатулку? Она и десятой части не стоит.

— Она так приглянулась мне, что я не смогла удержаться от соблазна. Она показалась вам дешёвой потому, что вы не знаете, насколько ценен камень, из которого она изготовлена.

— В таком случае, герцогиня, я возьму у вас эту вещицу. Думаю, ювелир, приехавший со своими изделиями к королю, выложит за неё не меньше, чем дали вы.

— Вы не посмеете взять её у меня, — воскликнула герцогиня и, уткнувшись в подушку, стала всхлипывать.

— Перестаньте ломать эту дешёвую комедию, герцогиня. Уж я-то знаю, что заставить вас плакать невозможно. Помню, как вы тщетно старались выдавить слезу на похоронах вашего отца. Я ещё не интересовался у вас, каким образом подаренный мной жемчуг оказался в руках Рудберга. Думаю, вы поведаете мне эту тайну за ужином. Я договорюсь с ювелиром чтобы он не продавал шкатулку, и после выкуплю ее. Увидимся за ужином, дорогая!

Герцог покинул комнату жены и отправился на поиски ювелира. Расспросив прислугу, Лебресси узнал, что мастер, заручившись поддержкой короля, отбыл в город. После некоторых размышлений герцог решил просто поставить шкатулку против денег канцлера.

Джозеф появился в зале как раз в тот момент, когда герцог Лебресси интересовался у барона Круазье приблизительной стоимостью шкатулки.

— Откуда у вас появилась эта прекрасная вещица? — поинтересовался Круазье, немало удивлённый появлением шкатулки в руках герцога. Он просил Джозефа передать её герцогине с условием, чтобы та на некоторое время спрятала её; точнее, шкатулку должен был забрать барон Пиньи. Таким образом барон Круазье рассчитывал втянуть герцогиню в свою игру и до определённого времени иметь над ней своё влияние.

Канцлер Рудберг был немало удивлён неожиданному появлению шкатулки, пропавшей из спальни его приёмной дочери, и несколько минут собирался с мыслями, дабы не выказать явного неуважения к герцогу в присутствии царствующей особы.

— Не берусь оценивать, но могу сказать определённо, что проигранной вами суммы она не стоит. Если хотите, я могу купить её у вас за приличную сумму! — выразил своё мнение барон Круазье, пытаясь из последних сил повлиять на происходящее.

— Почему бы вам, герцог, не поинтересоваться о стоимости этой вещи у её хозяина? — надменно глядя на Лебресси, бросил Рудберг.

— А вы, канцлер, знаете её хозяина? — иронично парировал Лебресси.

Канцлер встал со стула и обратился к королю:

— Ваше величество! Простите за то, что отрываю вас от игры, но без вашего дальнейшего участия я не желаю разговаривать с человеком, дважды оскорбившим меня. В первом случае он обвинил меня в ношении якобы украденных у него жемчужин, а между тем предлагает оценить шкатулку, похищенную из спальни моей дочери.

— Ваше величество, я прошу вас быть моим секундантом, потому что я сейчас убью этого наглеца! — воскликнул Лебресси.

— Успокойтесь, Лебресси, вы, кажется, забыли, что подобные выходки в присутствии короля недопустимы. А вас, канцлер, я попрошу воздерживаться от подобных высказываний. Откуда у вас взялась эта шкатулка, герцог?

— Её приобрела у какого-то ювелира моя жена.

— Вы, канцлер, не имеете права обвинять моих дворян в непорядочности только потому, что они по незнанию приобретают украденные драгоценности, — вступился за герцога король Людвиг. — Не стану учить вас манерам, но брату Уильяму я отправлю письмо, в котором выскажу своё возмущение поведением его дипломатов.

— Это ваше право, Ваше величество, — поклонившись, произнёс канцлер. — За собой я оставляю право забрать украденную у меня шкатулку и покинуть вашу страну. О вашем решении относительно дальнейших поставок и расчётов прошу известить дипломатической почтой.

— Что значит забрать? — гневно возмутился Лебресси. — Забрать вы можете лошадь у своего конюха, но перед вами герцог, и будьте любезны, барон Рудберг, выказывать побольше уважения члену королевской фамилии.

Канцлер, гневно сверкая глазами, перевёл взгляд на барона Круазье, поклонился и покинул охотничий замок.

— В замок Круазье! — приказал он вознице.

Круазье, понимая, что в данный момент он должен быть рядом с канцлером, от которого во многом зависело его будущее, сослался на плохое самочувствие и выехал следом.

— Джозеф, — сухо бросил король, — возьмите шкатулку и вручите её канцлеру Рудбергу с моими извинениями, а вам, мой дорогой брат, я бы посоветовал повнимательнее относиться к подобным покупкам.

Джозеф, сопровождаемый до смерти перепуганным Жаком, бросился в погоню за канцлером. Они во весь опор скакали за каретой и настигли её в паре километров от замка маркиза, и то только потому, что канцлер остановил возницу по нужде. Дождавшись, когда всесильный вельможа опорожнил мочевой пузырь, паж с королевскими извинениями вручил шкатулку Рутбергу. Канцлер поблагодарил его кивком головы, и молча сел в карету, махнув Жаку следовать за ним. Это не входило в планы Джозефа, так как ехать назад пришлось одному, но он принял это как должное и тронув поводья неспешно поехал назад.

Глава X

КАРОЛИНА. ВСТРЕЧА С ЭДВАРДОМ. ДЕНЬ ТРИУМФА

Майкл не просто проснулся, он словно вернулся в реальность, очнувшись ото сна. Это был тот долгожданный сигнал, которого он ждал. Теперь всё сходилось, и оставалось только уловить момент, в который карты начнут показывать происходящее в охотничьем замке короля. Судя по схеме, король Людвиг собрал вельмож, являющихся по схеме четырьмя валетами, и это был один из даваемых ему шансов. Следовало действовать незамедлительно.

Комбинация в охотничьем замке составит каре, а это в сорок раз увеличивает капитал. Со ста тысячами можно выиграть четыре миллиона. Вот это деньги!

Майкл ходил по комнате, массируя виски. Одна ставка, всего одна ставка, и он баснословно богат. Он сможет открыть любое дело и обставить это таким образом, что эти деньги — прибыль, а не плод азарта. Кто станет проверять, каким образом получены деньги, когда они есть. Отец, конечно, может попытаться выяснить, а для этого надо создать хорошую легенду, которую невозможно проверить. О том, что он будет делать после выигрыша (а в том, что это произойдёт, Майкл не сомневался), юноша решил подумать чуть позже. Сейчас же надлежало обналичить чек и сделать игру. В одном казино он уже был, и что-то подсказывало ему, что играть надлежит в другом.

Майкл вышел на улицу и подошёл к стоящему у обочины такси.

— Вы не скажете, есть ли в этом городе ещё казино помимо находящегося за вашей спиной?

— Да, молодой человек, целых три, только на другом конце города.

— Едем! — проговорил Майкл, усаживаясь на сиденье.

Казино было небольшим, но многолюдным. Майкла никто не останавливал и не задавал вопросов. Он встал за спиной играющих и стал внимательно наблюдать, какие карты в игре. Комбинации были самые разные, но ни о чём не говорили. Значит, события происходят только тогда, когда Майкл играет сам. Успокоившись тем, что без него ничего не произойдёт, он решил отправится в банк.

«Я иду в банк, обналичиваю деньги и делаю ставку. Решено!»

Майкл не прошёл и половины пути, когда услышал знакомый голос:

— Майкл!

— Эдвард!

Радость переполняла братьев, и они крепко обнялись.

— Ты как здесь оказался?

— Я приехал по поручению одного хорошего человека. Мне необходимо попасть в банк «Фортуна».

— Я как раз иду туда. Вот радость-то! Никак не ожидал тебя здесь увидеть! — Майкл снова обнял брата за плечи.

— Я закончу порученное мне дело, и мы с тобой где-нибудь посидим. Столько хочется тебе рассказать, — предложил Эдвард.

— Конечно, брат, какой может быть разговор!

Документы принимали два клерка, сидящие друг напротив друга.

После соблюдения необходимых формальностей клерк пододвинул Майклу бумагу.

— Вам необходимо поставить свою подпись, господин Эпштейн.

Второй служащий поднял голову и внимательно посмотрел на Майкла.

— Это мой родной брат, — предотвратил расспросы Эдвард.

— Редко можно встретить двух братьев, обналичивающих в один день по сто тысяч, — заулыбался клерк.

Эдвард искренне переживал за брата и хотел узнать, на что Майкл решил использовать все деньги. Он не мог дождаться, когда клерк допишет необходимые бумаги, — по непонятной причине мысли в голове были очень тревожные. Как только служащий закончил оформление, Эдвард вышел из банка, забыв даже попрощаться. Он ходил кругами, пока в дверях не появился улыбающийся Майкл.

— Для чего ты снимаешь все деньги? — обеспокоенно спросил старший брат.

— Я всё расскажу тебе, только прежде мы сядем где-нибудь в тени и выпьем чего-нибудь холодного.

— Трижды прав был отец, рассказав нам притчу о скале, — задумчиво произнес Эдвард.

— Это ты к чему? — удивился Майкл.

— К тому, что мы такие разные. Неизвестно, чей поступок более правильный. Я скажу тебе честно, меня встревожило то, что ты снял все деньги.

Они спустились в небольшой сквер, прикрытый тенью плакучих ив, и сели за плетеный столик уличного кафе.

— Две лимонных со льдом, — крикнул Майкл официанту.

— Однако ты быстро освоился в городских условиях.

— Это не я освоился в условиях, это условия подстроились под меня, — засмеялся Майкл. — А, может, мы закажем виски? Брат с братом, а, Эд? Снять стресс, поднять настроение?

— Нет, Майкл, я уже понял, почему многие люди втягиваются в это пагубное занятие: они стараются скрасить свои переживания. Это не снимает проблемы. Пока живёшь с туманным сознанием, всё кажется более-менее сносным, но стоит голове проясниться, как жестокий мир открывает действительность. Алкоголь, Майкл, плохой помощник, да и в нашем возрасте прибегать к алкоголю рановато. Ты до сих пор не ответил мне, зачем снял все деньги.

— Эдвард, — серьёзно сказал Майкл, глядя в глаза брату, — я говорил тебе, что вижу сны с продолжением. Так вот, всё, что я вижу в своих снах, в дальнейшем отображается на игральных картах. Мои герои живут, они реальны и помогут мне сделать состояние. Я убедился в этом сегодня в казино.

— Майкл, ты мой брат, и я не могу не сказать тебе: детство закончилось, как только ты покинул порог отчего дома. Всё, сказки остались в прошлом, началась суровая действительность. А ты рассказываешь мне о снах. Тебе просто необычайно — я подчеркиваю, Майкл, необычайно — повезло, что ты до сих пор не проигрался. Я уже знаю нескольких знатоков покера, которые спустили за игровым столом целые состояния. Казино — это хитрый монстр, пускающий по своим денежным артериям состояния таких, как ты — излишне уверенных в себе, рассчитывающих на благосклонность Её величества Фортуны.

Майкл увидел, что его объяснения остаются понятными только ему самому.

Неловкую паузу прервал Эдвард.

— Майкл, я буду очень рад, если ты присоединишься ко мне, и мы вместе что-нибудь придумаем. Брось эти опасные игры, я прошу тебя.

— Прости, Эдвард, но я знаю, что делаю, и ты ещё будешь гордиться своим младшим братом.

Эдвард обнял брата:

— Мне пора ехать, потому что дело не терпит отлагательства. Подумай, пожалуйста, брат, подумай, я очень прошу тебя. Это опасная игра, и на кону может стоять многое. Я написал тебе свой точный адрес и буду очень рад, если ты приедешь.

Эдвард уехал, а Майкл развернул листок. Городок, о котором Майкл ни разу не слышал, находился, по-видимому, довольно далеко.

Юноша продолжал сидеть за столиком, когда в сквере появились две девушки: одна из которых имела ярко-рыжий цвет волос, меж тем как вторая была жгучей брюнеткой. Скромная одежда, застенчивое поведение и тщательно скрываемое любопытство темноволосой девушки выдавало в ней жительницу сельской местности: она то и дело крутила головой, с интересом разглядывая наряды дам, гуляющих по скверу. Девушки заняли столик по соседству и заказали мороженое. Майкла мало интересовало то, о чём они говорили, пока он отчётливо не услышал имени своего брата.

— Рэм — сын очень богатого человека. Он самый богатый в своей округе. Их поместье находится всего в двухстах милях, и через одиннадцать месяцев, по словам Рэма, он вступает в права наследования капиталом. Если всё пойдет, как я задумала, в скором будущем стану носить фамилию Эпштейн.

«Вот так номер! Рэм оказался в этом городе. Но какой болтун!» — подумал Майкл.

— Патрисия, где ты встретилась с ним? — спросила сельская скромница, для которой рассказ подруги звучал как сказка.

— На озере. Он подплыл ко мне и сразу предложил руку и сердце, — поделилась подружка, высоко подняв свою рыжеволосую головку.

— Прямо так приплыл и предложил, — рассмеялась темноволосая. В её голосе было столько жизненной силы и радости, что она невольно заражала окружающих своим смехом. На девушек обратили внимание сидящие за другими столиками, и смешливая скромница смущённо прикрылась ладонью.

Майкл не видел лица говорившей из-за пышных волос её подружки, но её голос он уже слышал. И тут его осенило. Этот смех и этот голос он слышал, но не здесь, не в реальной жизни, а там, за гранью, как привык называть Майкл своё пребывание в другом мире. Этот голос напоминал ему девушку, с которой встречался Джозеф, кажется — мадемуазель Фалер. Когда девушка отодвинулась, прячась от солнечных лучей, Майкл чуть не подавился содовой, настолько она была похожа на юную графиню.

Единственное, что их отличало, — скромное одеяние девушки.

— У него три брата, и сейчас отец отправил их по разным городам, чтобы они показали, на что способны.

«Каждому встречному, наверное, рассказывает, что он за важная птица», — подумалось Майклу. Патрисия продолжала:

— Ты бы видела, как его принимают в банке. Управляющий просто стелился перед ним. «Ах, мистер Эпштейн, в месяц будете получать столько-то…» Так что, подружка, мне осталось только порадовать мамочку и собрать некоторые вещи.

Девушка с темными волосами встретилась взглядом с Майклом и долго не отводила глаз.

— Ты меня не слушаешь? — капризно оторвала от мыслей подругу рассказчица.

— Нет-нет, Патрис, что ты, я внимательно слушаю тебя. Если хочешь, я составлю тебе компанию: отец приедет за мной только к вечеру, и я абсолютно свободна до восьми часов. Свою работу у мистера Албера я уже закончила.

— Ты работаешь у мистера Албера? Отец устроил тебя к Алберам? Ты личный секретарь? — предположила подруга.

— Нет, я домработница, — ответила девушка. И даже из-за соседнего столика Майклу было видно, как густая краска залила ее лицо.

— Ты домработница! — рассмеялась подружка, не замечая своей бестактности. — Я всегда говорила тебе, что мало зубрить уроки и получать хорошие оценки. В жизни не всё зависит от знаний. Вот ты, отличница, убираешь грязь, а я выхожу замуж за перспективного молодого человека.

Майклу стало искренне жаль эту красивую и скромную юную леди. Он смотрел на неё и слышал почти весь разговор. И, ещё не зная, что сделает, твёрдо решил, что больше эта скромница не будет предметом для насмешек подруги.

Девушки расплатились и собрались уходить. Скромница очень понравилась Майклу, и он захотел познакомиться с ней, но не ожидал, что девушки уйдут так быстро. Юноша ещё не придумал, с чего начать свой разговор. «А с чего бы начал Джозеф? Почему не последовать его путём? Неужели не хватит красноречия? Хватит, и не просто хватит. Я заткну Джозефа за пояс своим красноречием», — подумал юноша.

Девушки вышли из парка и через несколько минут подошли к дому Патрисии. Майкл следовал за ними, выбирая наиболее удобный момент для знакомства.

— Ты знаешь, сегодня утром, я немного повздорила с мамой, — сказала Патрисия. — Думаю, тебе лучше подождать меня здесь, вон на той скамейке, под дубом. Я постараюсь не задерживаться, а потом обязательно познакомлю тебя с Рэмом.

Каролина подошла к скамейке и, сорвав несколько дубовых листьев, стала соединять их в виде веера. Как только Патрисия скрылась из вида, Майкл подошёл к девушке и представился:

— Майкл Эпштейн! Я должен срочно признаться вам в своей осведомлённости. Один знакомый пират поведал мне тайну султана Бабуки. Он хочет украсть вас и сделать своей третьей женой. Я не могу допустить подобного обращения с дамой моего сердца, а потому прошу вас принять мою дружбу и шпагу, — выпалил Майкл, картинно поклонившись.

Девушка, удивлённо выслушавшая Майкла, рассмеялась тем завораживающим смехом, ради которого можно было пойти на край света. Странное чувство, томящее сердце, зародилось в груди и перехватывало дыхание, заставляя сердце бешено колотиться. Майкл смотрел в ее глаза и понимал, что это его океан, это она, это та, ради которой стоит жить.

— Каролина! — едва сдерживая смех ответила девушка, — А что ещё поведал ваш друг-пират? Где лежат сокровища?

— Вы провидица, ведь он сказал именно об этом после того, как разоблачил замыслы султана. «Сокровища, — сказал он, — лежат на игровом столе казино». И я готов разделить их с вами, если вы составите мне компанию.

— Вы хотите пригласить меня в казино?

— Я думаю, казино — подходящее место для дележа сокровищ.

— Я никогда не была в казино, и с удовольствием посмотрю на реальный мир азарта

Майкл не мог поверить своему счастью. Понравившаяся девушка соглашается пойти с ним в казино, где сегодня ему предстоит удивить мир.

— Вы даже не представляете, какое счастье я испытал, услышав ваше согласие.

— И вы, подобно другу моей счастливой подруги, сделаете мне предложение? Кажется вы как и Рэм носите одну фамилию.

— Да мы родные братья, и я последую его поступку сразу после игры в казино.

— Мои слова — просто невинная шутка, — с грустью в голосе произнесла Каролина.

— А мои слова серьезны, и не пугайте меня вашей нерешительностью. Сегодня вы увидите сказку. Пусть вас не удивляет моя вечерняя внешность. Приходится менять ее, иначе перестанут пускать в казино, потому что я скоро разорю их. Мои слова, вероятно, звучат самонадеянно, но я прошу не делать никаких выводов до вечера. Где мы сможем встретиться, скажем, в девять часов?

Из-за забора донеслись громкие женские голоса, заглушив ответ

— Она замуж собралась! Иголки в руках ни разу не держала! Ты ведь даже яичницу, как следует себе приготовить не можешь. Только и знаешь, как у зеркала крутиться. Я вот сейчас возьму куст крапивы и обвенчаю и тебя, и женишка твоего. Никуда не поедешь.

— Поеду. Мне шестнадцать лет, и я могу сама решать, что мне делать.

— Ах, мы уже такие взрослые? — после этих слов послышался визг, перешедший в надрывный плач.

— Наверно, нам не стоит ждать вашу подругу. Я провожу вас домой, а вечером зайду за вами.

Они прошли два квартала и оказались на узкой тенистой улочке, наполненной запахами цветов.

— Какой божественныйуголок! И вы здесь живете? — удивлённо произнёс юноша.

— Почти все жители этой улицы выращивают цветы, поэтому её называют Цветочной. Здесь живет моя тетя.

— Пусть моя цветочная фея пробудет здесь до вечера.

— Хорошо, — улыбнулась девушка. — Я скажу отцу, что останусь ночевать здесь.

Майкл поцеловал руку девушки и, попрощавшись, отправился в отель.

Глава XVI

НЕОПРАВДАННАЯ СТАВКА

Кобра привык к размеренной жизни своего подопечного, но тут неожиданно прибежал коридорный и сообщил, что его ждёт администратор соседнего отеля. Как выяснилось Майкл переехал в другой отель, и просил доставить туда его вещи. Джонни был крайне удивлён расточительностью юноши: Эпштеин-младший остановился в самом дорогом отеле города, в номере двести семьдесят семь. Кобра снял номер двести семьдесят восемь, дабы была возможность находиться поближе и видеть всё происходящее. Представившись администратору дальним родственником Майкла, Джонни попросил не говорить о том, что он живёт по соседству, сославшись на особое поручение отца юноши, и заплатил двадцать долларов, чтобы его предупреждали, когда Майкл возвращается в отель или покидает его. После сытного обеда хотелось отдохнуть, и, приняв душ, Кобра решил пару часов вздремнуть. Не успел он закрыть глаза, как зазвонил телефон. Кобра с досадой поднял трубку:

— Слушаю.

— Интересующий вас молодой человек попросил заказать такси, которое подъедет через двадцать минут.

— Благодарю вас, — ответил Джонни, быстро оделся и вышел на улицу. Юноша не воспользовался услугами такси, дал водителю чаевые за беспокойство и направился пешком.

Кобра не догадывался о том, что Майкл заплатил тому же администратору за то, что последний сообщит юноше, если кто-то станет интересоваться его персоной. Причём сумма вербовки вдвое превышала затраченную Коброй. Метрдотель, резонно полагая, что должен отработать полученные деньги, показал юноше интересующегося им постояльца и с чистой совестью сообщил последнему о заказанном Майклом такси. На идею, каким образом можно обмануть преследователя, юношу натолкнула картина с изображением усатого наездника, висящая на стене номера. Долго не раздумывая, Майкл взял большую сумку и сложил туда сменную одежду. В парикмахерской он объяснил мастеру, что необходимо сделать, и заплатил вдвое положенного за фантазию перевоплощения и молчание. Через полчаса перед зеркалом сидел молодой человек лет двадцати с аккуратной бородкой и щегольскими усиками. Окончательную точку в перевоплощении поставили очки с круглыми, слегка затемнёнными линзами. Джонни всё это время сидел на скамейке в нескольких метрах от входа и курил сигару. Он не боялся быть узнанным, так как Майкл не знал его в лицо, что в свою очередь значительно упрощало слежку.

Из парикмахерской вышел щеголеватого вида молодой человек и прошествовал мимо, наполняя пространство терпким запахом одеколона.

Каролина ждала Майкла в условленном месте в сквере. Она не сразу узнала своего избранника, а когда это произошло, громко рассмеялась.

— Каролина, я понимаю, что выгляжу довольно смешно, но прошу вас не смеяться в казино. Сейчас я положу в вашу сумочку такие деньги, которые вряд ли бывали там раньше.

Майкл переложил в сумочку Каролины шестьдесят тысяч. Девушка смотрела то в сумочку, то на Майкла: ей никогда не приходилось видеть больше трёхсот долларов, являвшихся для неё целым состоянием. А сейчас в ее сумочке лежали шестьдесят тысяч.

— Зачем вам такие деньги? — в недоумении спросила она.

— Всё самое интересное впереди, милая Каролина, а вам надлежит лишь быть рядом. Вы как богиня удачи. Тридцать я оставляю в своём кармане, а шестьдесят будут покоиться до нужного момента у вас.

— У меня есть одна маленькая просьба. Мне необходимо зайти к своей сестре, она работает горничной в отеле.

— Отель у фонтана?

Каролина по-детски закивала головой.

— Конечно, милая Каролина, вы можете забежать к своей сестре, только не опоздайте на обещанное действо, и берегите то, что я вам передал. Я буду в казино через дорогу, и очень прошу вас не задерживаться.

Джонни Кобра просидел минут десять после ухода щеголя, после чего подошёл к окну парикмахерской и заглянул. В зале было пусто.

«Какой ловкач! Да он чуть не провёл меня, Кобру, — улыбнулся своим мыслям Джонни. — Он далеко пойдёт. Того малого, которого ты знал, уже нет, тот был мальчиком, а этот — мужчина». Кобра увидел Майкла как раз в тот момент, когда юноша разговаривал с Каролиной. Проводив взглядом девушку, исчезнувшую в дверях отеля, Джонни пошёл следом за Майклом.

В казино Майкла встретил администратор.

— За каким столом желаете играть? Думаю, сегодня фортуна будет благосклонна к каждому нашему посетителю.

— Фортуна знает кого выбирать, — заговорщицки полушепотом ответил Майкл, и кивнул крупье головой в знак готовности, сел за игровой стол. К своему немалому удивлению, он не чувствовал ни паники, ни какого-либо особого трепета. Был абсолютно спокоен, словно сел заниматься обычной рутинной работой. В первую раздачу он убедился, что знает дальнейшие события. Оставалось выждать время, и сделать главную ставку.

В казино Кобра сел за соседний стол. «Знал бы твой отец, чем ты сейчас занят! — думал Кобра. — Один деньги зарабатывает, а другой их вот так просто прожигает. Представляю, что скажет Эпштейн, когда я расскажу ему о похождениях отпрыска».

После нескольких раздач, в которых Майкл пасовал, юноша встал и прошёл в туалетную комнату. Его не было больше пяти минут, и Кобра, опасаясь, что может упустить своего подопечного, направился следом и аккуратно заглянул в уборную. Майкл, стоя у зеркала, изучал мелко исписанный лист картона. Потом он аккуратно запихнул его в брюки под пиджак и вернулся за игровой стол. Кобра, последовавший за ним, увидел то, что повергло его в шок. После раздачи на игровом поле Майкла стояла ставка, равная тридцати тысячам. Вокруг стола собирались люди. В этом казино редко играли так крупно, и подобный жест вызвал неподдельный интерес у завсегдатаев. По залу прокатился восторженный шепот.

— Вы будете подтверждать вашу ставку? — поинтересовался администратор, встав у Майкла за спиной, когда крупье вскрыл первые три карты.

Майкл покрутил головой, разыскивая Каролину, но девушки не было.

— Сейчас я поднимусь в свой номер и сделаю подтверждение, — с этими словами юноша выбежал в холл.

— Ну, где ты ходишь, милая Каролина? Где ты?

Он несколько раз прошёлся туда и обратно, выбежал из казино и влетел в холл отеля. Грустные мысли начали закрадываться в его голову, отнимая душевный покой. «Нет, этого просто не может быть. Каролина не такая, она не обманет меня».

— Где ваша горничная? — поинтересовался Майкл у метрдотеля.

— Вероятно, на этаже или в подсобном помещении. Обычно в такое время она ужинает. У вас что-то случилось?

— К вам заходила девушка в белом платье и шляпке, у неё здесь работает сестра?

— Никакой девушки в шляпке и белом платье за последние два часа здесь не было. Единственная девушка, покинувшая отель пятнадцать минут назад, была нашей постоялицей. Она заказала такси и уехала на вокзал.

— Это, вероятно, она. Меня обворовали! — заявил Майкл.

— Прошу вас не кричать так громко, молодой человек. Не могли бы вы пройти в кабинет? Сейчас мы во всём разберёмся.

Майкл прошёл в кабинет метрдотеля и тяжело опустился в кресло.

— У меня пропали деньги. Не просто деньги, а очень большие деньги. И если вы сейчас их не найдёте, мне придётся убить вас и застрелиться самому.

— Позвольте мне поинтересоваться, в каком номере вы проживаете? Я знаю всех жильцов в лицо, а вас вижу впервые.

— Моё имя Майкл Эпштейн, а выгляжу я так потому, что ещё не достиг совершеннолетия и не имею права посещать игорные заведения. Вас устраивает моё объяснение? Насколько я понимаю, вы заинтересованы в процветании казино и не будете предавать огласке мой поступок. Если я ответил на все ваши вопросы, хотел бы услышать ответы на свои. Престиж вашего заведения оказался под угрозой, господин метрдотель, ваши постояльцы — мошенники.

В этот миг Майкл увидел за окном Эдварда и выбежал на улицу.

— Эдвард! Ты же уехал.

— У нас сломалась машина, и ночевать придётся в отеле.

— Я позже всё тебе объясню, а сейчас пойдём со мной, пойдём скорее, — он схватил брата за руку и потащил через дорогу.

— Зачем ты тянешь меня в казино, Майкл? Я не игрок.

— Эдвард, ты мой брат, и я больше всего в жизни не хочу причинить тебе боль. Поверь всему, что я тебе скажу, и просто помоги мне, не задавая вопросов. Всё это выглядит очень странно, но я ещё раз говорю — я не хочу причинять тебе боль. Сейчас на игровом столе моя ставка — в тридцать тысяч, мои карты увеличивают ее в сорок раз. Я прошу тебя подтвердить ставку шестьюдесятью тысячами. Мы выиграем три с половиной миллиона. У меня каре, Эдвард, а эта комбинация увеличивает ставку в сорок раз — ты можешь поинтересоваться у крупье. Верь мне, брат, верь! Такое бывает только раз в жизни, и ты должен рискнуть.

— Но где твои деньги? Почему ты просишь у меня?

— Это долго объяснять, Эдвард. Я прошу тебя поверить. Ты убедишься в моей правоте. Я знаю, что делаю.

— Хорошо, Майкл. Думаю, ты понимаешь, что своим шагом ставишь под удар и моё завтра. Я дам деньги.

Братья подошли к столу, и Эдвард сделал подтверждение чеком, который здесь же проверили. Майкл не выдержал и победным жестом перевернул карты с четырьмя валетами. Он уже не смотрел, какие карты будут у крупье.

— Ты видишь эти карты, Эдвард? Ты чувствуешь вкус огромных денег?

Слова, прозвучавшие из уст крупье, не сразу дошли до его сознания:

— Вы проиграли, мистер, у меня стрит-флэш.

И только через несколько секунд, когда крупье повторил свои слова, Майкл вернулся к действительности.

— Что вы сказали? — переспросил он, тупо глядя на карты крупье, у которого, как ни странно, лежали карты бубновой масти, начиная с двойки и заканчивая шестёркой. Струйка холодного пота неприятно скатилась между лопаток.

— Откуда у вас взялась бубновая двойка? Её не может быть в вашей раздаче. Джозеф находится сейчас в другом месте. У вас было две тройки, но вы подменили одну из них на бубновую двойку. Вы все здесь мошенники, шулеры! — у Майкла поплыло перед глазами, и он потерял сознание.

Кобра не мог прийти в себя от увиденного. Только что на его глазах юноша, не проявляя и тени беспокойства за свою ставку, проиграл огромное состояние. Находящиеся в зале и наблюдавшие за игрой наконец опомнились и зааплодировали, но аплодировали они не потерявшему сознание Майклу, а крупье, сумевшему перебить комбинацию. Эдварду помогли донести Майкла до дивана и вызвали доктора.

— Джозеф! Как ты мог там оказаться, ведь король отправил тебя в другое место! Ты не мог быть там, Джозеф! Не мог! — говорил Майкл в никуда, — но каков Людвиг, поганый, двоедушный король. Он отправил его за Рудбергом, а потом, вероятно, шепнул что-то, чего я не слышал, и Джозеф вернулся! Маркиз Лотти, герцог Лебресси, барон Круазье, барон де Венти, граф Фалер! Все вы были там! Вы были там, а Джозефа не было! Не было! Не было! — громко закричал Майкл, и горько завыл. Потом, словно опомнившись, начал истерично смеяться.

Доктор Морти прибывший по вызову после тщательного осмотра Майкла, взял Эдварда под руку:

— Вы его брат? Сейчас сложно сказать что-то определённое, но одно мне ясно: у него сильное потрясение и, боюсь, что сейчас молодой человек находится в пограничном состоянии. Вполне вероятно, что все пройдёт без каких-либо последствий, но нельзя исключать и худшее.

— Что может быть хуже, доктор? — заглядывая Морти в глаза, спросил Эдвард.

— Психика человека наука довольно сложная, и мало изученная. Я не берусь предсказывать последствие сильного потрясения. Вашему брату необходимо наблюдение, и это должны делать в клинике. Отчаиваться не надо, он молод, а в таком возрасте организм умеет справляться с недугами. Надейтесь на лучшее, мистер Эпштейн. Вашего брата я устрою в клинику, и мы понаблюдаем за ним. Вот номер телефона, по которому вы сможете справиться о состоянии его здоровья.

Морти протянул Эдварду визитную карточку.

— Как мне благодарить вас, доктор Морти?

— Это мой долг, молодой человек, и лучшая благодарность — добрые отзывы моих пациентов. Содержание в клинике потребует некоторых расходов, каких — будет ясно после его выздоровления.

— Любая сумма мне по силам, доктор.

— В таком случае позвоните через неделю, а нам пора ехать в клинику. Вашему брату необходимо срочно ввести лекарства, чтобы приостановить помутнение рассудка. Если мой диагноз подтвердится, мы легко выведем его из кризиса.

— Доктор Морти, позвольте мне поехать с вами?

— Сейчас ваше присутствие будет мешать, пограничное состояние требует абсолютного покоя и отсутствия раздражающих факторов. Лицо родного человека может вызвать определённые эмоции и навредить больному. Приезжайте через неделю.

— Забыл вам сказать, доктор: у него с собой была вот эта схема, и, насколько я знаю, он составлял её больше двух лет. Может, разгадка его состояния заключена здесь?

— Это очень важно, поверьте мне. В схеме, возможно, и находится ключ к разгадке, но его знает только тот, кто писал. Когда вашему брату станет лучше, я обязательно ему ее передам.

Эдвард проводил взглядом машину, увозившую брата. Он сел на скамейку и опустил голову. «Майкл, как же я, твой старший брат, не смог тебя уберечь?» — глаза наполнились слезами, и окружающий мир растворился в солёных каплях, стекавших по щекам.

Эдвард думал не о деньгах, которые потерял. Последнее время он постоянно думал о Майкле, и чувство тревоги, посетившее его в банке, оказалось оправданным. Майкл стоял на краю пропасти, а он мог его удержать: стоило только настоять, поговорить — брат понял бы его.

Как звонко звенел колокольчик, висящий в дверях казино. Он радостно встречает играющих и так же радостно провожает проигравших, этот зловещий колокольчик.

Мысли Эдварда прервала подбежавшая плачущая девушка:

— Мистер Эпштейн, мистер Эпштейн! — она ещё громче заплакала и говорить уже не могла.

Эдвард принёс ей воды, и девушка немного успокоилась:

— Я не хотела. Поверьте мне, я не знала, что так получится.

— Объясните же мне, в чём дело.

— Я услышала, как вы сказали доктору, что вы его старший брат. Должна сказать вам это, я должна сказать. Майкл собрался играть в казино, а я хорошо знаю человека, у которого было всё, но в один день это всё перекочевало в кассу казино. Он был так же уверен в своей победе, как и Майкл. Ваш брат дал мне деньги, которые я носила в сумочке, но, когда я увидела, какая ставка на столе, я убежала. Такие деньги проигрывать нельзя. Я хотела вернуться, когда Майкл успокоится, и не думала, что он так серьёзно воспримет мой уход. Вот его деньги, — девушка опять зарыдала.

В небе раздались раскаты грома, и пошёл сильный дождь.

— Я поеду в клинику и буду с Майклом, пока он не поправится, — всхлипывала девушка.

— Боюсь, вам не разрешат находиться рядом с ним.

— В этой клинике работает моя тётя, и я смогу там устроиться.

— Вы хорошая девушка, Каролина, и не обвиняйте себя в неудаче Майкла. Это моя вина. Сейчас мне необходимо уехать, но через неделю я вернусь. Если вам что-нибудь понадобится, позвоните вот по этому номеру.

Эдвард написал на клочке бумаги номер телефона мастерской и передал Каролине.

Когда девушка ушла, Эдвард ещё долго сидел на лавочке у казино и, только когда начало смеркаться, поехал в свою мастерскую.

Глава XVII

ПЕРВЫЕ ШАГИ ЭДВАРДА

С тяжёлым сердцем Эдвард возвращался в облюбованный городок, находящийся в ста пятидесяти километрах от родного дома. Он давно решил для себя, что не станет претендовать на управление родительским капиталом, поэтому планировал потратить деньги таким образом, чтобы начать свое дело не напоказ отцу, а для дальнейшей жизни вдали от него. Со своим другом Джорджем, они посетили местного архитектора, которому заказали проект будущей станции с большим боксом для технического обслуживания машин, после чего выкупили участок земли на окраине города. За относительно небольшую цену друзья приобрели подержанный грузовичок и, наняв бригаду строителей, начали неспешное строительство. Через два месяца стройка была завершена, и Эдвард поехал за оборудованием, в портовый городок, где и встретился с Майклом. Всё было спланировано, и после установки оборудования мастерская могла бы начать работать, но сейчас он был растерян, мысли путались, на сердце камнем лежало произошедшее. Что теперь делать? Что будет с Майклом? Сможет ли он выздороветь или до конца дней останется в том состоянии, в котором сейчас находился в клинике? Как он мог допустить такое, если изначально, с первого дня их свободной жизни, чувствовал, какой-то подвох судьбы, ожидающий брата?

Эдвард несколько раз перебрал накладные на оборудование для мастерской, и убедившись в полном соответствии, немного успокоился. Два мощных подъёмных механизма, и несколько станков разного назначения, были заказаны в судовой компании, и прибыли точно в срок. Ещё до встречи с братом, Эдвард получил в порту оборудование и перегрузив его на автомобили транспортной компании, отправил до места назначения, где доставку поджидал Джордж.

Дорога шла через пшеничные поля, пересыпаемые золотыми волнами лёгкого ветерка. Завораживающие покачивания налитых колосков, манило его с детства, потому Эдвард свернул на обочину, остановил машину, и зашёл в океан колышущейся нивы. Несколько минут он наслаждался знакомым запахом, как вдруг над головой пролетел небольшой самолёт.

Эдвард провожал его взглядом до тех пор, пока самолёт не опустился на поле, подпрыгивая на ухабах, а через несколько метров встав на крыло, перевернулся вверх колёсами. Юноша побежал к месту падения, понимая, что должен помочь пилоту. Когда он наконец добежал до места падения, и бросился к кабине, пилот без признаков жизни висел на страховочных ремнях. Когда Эдвард начал пролезать сквозь искорёженную дверь самолёта, пилот открыл глаза, и что-то тихо прошептал. В ту же минуту из моторного отсека показались языки пламени.

Эпштеин попытался отстегнуть ремни, но замки не поддавались, тогда он вытащив из кармана перочинный нож начал резать. Освободив пострадавшего от ремней, Эдвард взвалил его на себя, и стал протискиваться через дверной проём. Как только ему удалось вытащить пострадавшего и положить на землю, огонь охватил кабину самолёта. Положение ухудшалось ещё и тем, что вокруг стояла сухая пшеница, и на раздумья времени не было. Эдвард, подхватил раненого под руки, и что есть сил потащил его к краю поля. Весил пилот не меньше ста килограммов, и уже через пятьдесят метров юноша окончательно выбился из сил. До края поля оставалось еще не меньше ста метров, но самое страшное заключалось в том, что огонь перекинулся на сухую пшеницу, и пожар набирал силу с бешеной скоростью.

— Брось меня и беги, а то сгоришь заживо… Я уже пожил, а ты ещё молодой… Беги отсюда, я сказал… — простонал лётчик и потерял сознание.

Эдвард подлез под неподвижное тело, и встал на четвереньки, после чего с большим трудом, но всё же сумел подняться на ноги, и не взирая на неподъёмную ношу, побежал к краю поля. Решение пришло в голову молниеносно, и он развернувшись побежал в сторону выгорающего участка. Огня здесь уже не было, но от земли поднимался сильный дымный жар, от которого першило в горле. На не сгибающихся, налитых свинцом ногах, Эдвард зашел в центр выгорающего участка и опустив раненого на землю упал рядом. Там куда он минуту назад собирался бежать, бушевал пожар. Подул сильный ветер и огонь изменив направление стал пожирать участок по правую руку спасительного островка. Языки пламени обдали своих пленников, но не причинили особого вреда только потому, что пшеница уже выгорела, и пожар потерял свою силу. По небу раскатились раскаты грома, и пошёл сильный ливень. Эпштеин с ужасом подумал, что могло произойти, не сориентируйся он вовремя, бежать на этот выгоревший пятак, но первой была мысль «бежать к машине». «Небо видело пожар, но почему пролилось сильным дождём, когда он уже закончился? Это что, запоздавшее чудо, или какое-то испытание? — думал Эдвард подставляя лицо крупным каплям, — наверное грузовичёк тоже сгорел. Я же его к самым колоскам поставил, думал пусть и работяга с ними молча поговорит».

Поднявшись с земли, юноша к неимоверному счастью обнаружил свой грузовичёк целым и невредимым, по всей видимости огонь до него не добрался.

— Я сейчас, — больше самому себе, нежели лежавшему без сознания пилоту, сказал Эдвард, и пошатываясь поплёлся в сторону машины. Пожар прошёл стороной, лишь покрыв гарью фары машины, будь он чуть сильнее, полбака горючего разорвало бы грузовик на две половины. После дождя поле превратилось в вязкую грязь, и Эпштеин с трудом подъехал к остающемуся без сознания человеку. Расстелив брезент Эдвард поднял пилота и уложил в кузов, подоткнув края брезента под тело, чтобы меньше шатало.

В маленьком городке, что находился в нескольких километрах от места происшествия нашелся человек готовый осмотреть пострадавшего.

Пожилой джентльмен, после непродолжительного осмотра, попросил Эдварда помочь ему перенести лётчика в дом, после чего сделал тому укол и спросил юношу:

— Это ваш родственник?

— Нет доктор, я не родственник. Мы встретились совершенно случайно. Вы возможно ещё знаете, о том, что по соседству сгорела пшеница, но я тому очевидец.

Я остановился у края поля, когда в самый центр ударила молния, и начался пожар.

— Вы храбрый юноша, и ваш отец должен гордиться вами молодой человек.

Мне приятно слышать, как вы защищаете незнакомого вам человека, предварительно вытащив его из-под огня. Эти пшеничные поля принадлежат человеку на которого я работаю, а чуть больше получаса назад, с нашей пожарной вышки передали сообщение о падении в поле одномоторного самолёта, и команда умчалась туда. Но про молнию вы хорошо придумали, — рассмеялся доктор, — вы достойный человек, простите не знаю вашего имени.

— Эдвард Эпштеин, — отрекомендовался молодой человек.

— Вы пока отдохните, господин Эпштеин, а я займусь вашим другом

Эдвард расположился в плетёном кресле и от перенесённых потрясений впал в лёгкое забытье. «Что происходит? В начале Майкл, теперь этот несчастный? Что будет следующим? Теперь нет абсолютной уверенности, что и груз дойдёт до места. Мне надо позвонить».

— У меня есть хороший кофе. Не выпить ли нам по чашечке? — поинтересовался вернувшийся доктор.

— Вы знаете, доктор, я не пью кофе. Отец не разрешал нам. Говорил, что это вредно, и я привык пить чай. Я могу позвонить от вас?

— Да конечно, телефон в другой комнате, — разрешил доктор.

После нескольких продолжительных гудков, послышался щелчок, и Эдвард услышал голос Джорджа.

— Эд ты где пропал? Я уже разгрузил всё оборудование, и жду тебя. Давай быстрее, мне не терпится начать монтаж.

— Ты пока сам занимайся Джо, у меня возникли некоторые проблемы с братом. Я поеду обратно.

— А что случилось? Объясни в двух словах.

— В двух словах не объяснить, давай при встрече, — прервал Эдвард положив трубку нарычаг.

— Ваш отец, вероятно, человек крутого нрава, — рассуждал доктор, когда Эдвард вернулся в смотровой кабинет, — это я о запретах. Впрочем, «De gustibus non disputandum est», — как говорится, о вкусах не спорят. Ваш друг вне всякой опасности. Сегодня он побудет у меня, а завтра посмотрим. К счастью, всё обошлось ушибами. Внешне переломов не видно. Он сильно ударился головой в момент падения, но, если всё так, как я предполагаю, ваш друг скоро придёт в себя.

— Homo proponit, sed deus disponit, — процитировал Эдвард.

— О, молодой человек, да вы знакомы с латынью! Похвально-похвально! Вы, вероятно, учитесь на медика?

— Нет, доктор, я учусь быть хозяином.

— Ну что же, быть хозяином и управлять собой может только умный человек.

— Вы не могли бы осмотреть и меня? Мне кажется, что я повредил спину.

— В вашем возрасте рано жаловаться на здоровье. И, судя по тому, какой путь вы проделали с вашим должником, а веса в нём не меньше ста килограммов, вы в прекрасной форме. Снимите рубашку.

Доктор внимательно осмотрел и ощупал спину.

— У вас лёгкое перенапряжение. Хорошенько отдохнёте, не поднимая тяжестей, пару дней, и с вами всё будет в порядке. Парадокс заключается в том, что я ветеринар по профессии и должен лечить животных, но всё чаще лечу людей. Кажется я тоже не назвал вам своего имени: Джозеф Болтон, к вашим услугам!

— Очень приятно, господин Болтон!

Пока Эдвард и доктор за непринуждённым разговором пили чай, летчик пришёл в сознание.

Некоторое время он не мог сообразить, где он и что произошло. От слабости кружилась голова, и он чуть слышно произнёс: «Кто-нибудь?»

Болтон и Эдвард вошли в комнату, где он лежал.

Пилот несколько минут туманным взглядом смотрел на юношу, и наконец произнёс:

— Вы спасли мне жизнь, как ваше имя? — произнёс лётчик, пытаясь протянуть руку, но похоже от сильной боли вновь потерял сознание.

— Моё имя Эдвард Эпштейн!

— Он сейчас очень слаб, думаю вам лучше навестить его через пару дней. Я связался с доктором Хигинсом, и вместе мы поставим вашего друга на ноги — сказал доктор.

— Хорошо доктор Болтон. Я обязательно приеду.

Эдвард попрощался с доктором и развернувшись поехал в клинику, где находился Майкл. Через несколько миль он завернул в придорожный магазин, чтобы купить воды. По радио передавали новости, и Эдвард услышал, что два часа назад разбился самолёт известного адвоката Вилли Стейзи. Далее сообщалось, что на месте крушения адвокат найден не был, и если кто-то знает о его местонахождении, просьба позвонить по следующему телефону. Эдвард набрал указанный номер, сообщил, где находится пострадавший, и вкратце рассказал о произошедшем. Его поблагодарили, и Эдвард повесил трубку.

— Вы видели эту катастрофу? — спросил продавец.

— На его счастье, я проезжал мимо, когда самолет упал.

— Судя по тому, как вы говорите о Стейзи, вы, вероятно, с ним не знакомы.

— Да, я видел этого джентльмена в первый раз.

— Вы оказали услугу очень известному и богатому человеку. Вилли Стейзи — адвокат с мировым именем. Своё состояние но заработал исключительно благодаря неординарному интеллекту. А, зная порядочность этого человека, могу заверить вас, что Билл в долгу не останется и обязательно найдёт способ вас отблагодарить.

— Я помог этому человеку не из корыстных побуждений, сэр, а потому что он попал в беду.

— Вилли Стейзи отныне будет вашим хорошим другом, — засмеялся продавец, — он очень добрый малый.

— Разрешите мне сделать ещё один звонок?

— Звоните сколько вам угодно, молодой человек.

Эдвард нашёл телефон доктора забравшего Майкла в клинику, и набрал номер.

— Я могу услышать доктора Морти?

— К сожалению нет, а кто его спрашивает? — ответил женский голос.

— К вам поступил больной Майкл Эпштеин, я его старший брат, вы можете сказать, как он себя чувствует, и могу ли я приехать, чтобы повидаться с ним?

— Сейчас он находится в состоянии, называемом у нас «пограничным». Ему дают сильное успокоительным, и ближайшие несколько дней ваш брат будет спать. О свидании не может быть и речи, так как сейчас должны отсутствовать все раздражители, тем более близкие родственники.

— А когда я могу приехать? — допытывался Эдвард.

— Позвоните через пару недель, молодой человек, раньше ничего обещать не могу.

***

Несколько дней понадобилось на монтаж, всего приобретённого оборудования. Вечером, смертельно уставшие, но безумно довольные окончанием подготовительных работ, Эдвард и Джордж сидели на скамейке и размышляли, кто окажется их первым клиентом.

Из-за поворота показался красный автомобиль и коротко взвизгнул тормозами остановился у входа мастерской.

Из машины вышел высокий мужчина в светлом костюме и подойдя к друзьям протянул Эдварду руку.

— Я хочу о многом тебя спросить, но ещё больше хочу тебе сказать…

От волнения у Вилли Стейзи перехватило горло. Откашлявшись он продолжил: я был на поле, я видел где лежит самолёт, как тебе удалось вытащить меня? Дорогой ты мой человечище!

Стейзи крепко обнял Эдварда, несколько раз легко похлопав ладонями по спине добавил: ты спас мне жизнь парень! Ты спас мне жизнь! Этот поступок не имеет цены, потому что жизнь её не имеет, для каждого она бесценна. Словами описывать содеянное не имеет смысла, потому что это — поступок на который способен только цельный изнутри человек. Слабаку это не под силу Эдвард Эпштеин! Где бы ты ни был, чтобы не делал, ты всегда будешь самым дорогим гостем моего дома, и добрым другом моей семьи, для которой ты сохранил жизнь близкого человека.

— А я вас даже сразу не узнал, — смутившись похвальному отзыву признался Эдвард, — на вас шлем был и всё лицо в крови, а потом ещё и закоптились окончательно, — рассмеявшись добавил он.

— Ты мне вот, что скажи друг мой, ты как догадался на этот выжженный пятак бежать? Я был там, и понял, если бы ты не догадался пойти за огнём, а пошёл к краю поля, это бы был наш последний поход. Помню, когда ты резал ремни. У меня просветлело тогда на мгновение, а потом опять провал. Дождь помню, я открыл глаза почувствовал несколько капель, и опять провалился. Доктора сказали, что со временем это проходит, и это гораздо лучше, чем когда человек испытывает болевой шок, напрягая сердце. В бессознательном состоянии и умирать легче, — грустно пошутил Стэйзи.

Когда эмоции от встречи немного стихли, он спросил:

— Я смотрю, ты открываешь своё дело?

— Да, мистер Стейзи, — ответил Эдвард.

— Ты отныне мой названый брат Эдвард, потому зови меня по имени Вилли, или просто Вилл. Чем я могу помочь тебе в твоих начинаниях?

— Дело за малым. Всё готово для работы, осталось привлечь клиентов, — вставил фразу Джордж.

— Считайте ребята, что все мои друзья — клиенты вашей мастерской. А у меня много друзей и знакомых. Думаю, начиная с завтрашнего дня, перед тобой встанет другая проблема: как справиться с таким количеством работы? — смеясь, произнёс Вилли. — Где ты остановился?

— Я живу в мотеле, в двух милях отсюда. Думаю, если дела пойдут хорошо, построю дом рядом с мастерской.

— Твои дела пойдут хорошо, потому что мы заставим их идти хорошо, — подмигнув, произнёс Стэйзи. — А пока ты не построил дом, поживёшь у меня. И учти, я не приму возражений.

Дом Стейзи стоял на берегу озера, с противоположной стороны которого начиналось скалистое предгорье, густо покрытое зелёным ковром разлапистых елей. Фасад дома был выполнен из мрамора и стекла, и напоминал вход в дорогой отель. Задняя часть замысловато соединялась со стенами средневекового замка.

— Замок принадлежал великому мыслителю и учёному, моему далёкому предку, который получил его в дар от своего учителя, — рассказывал Стейзи, показывая гостю своё жилище, — Семь лет назад, один уважаемый человек, предложил мне купить эту землю, и когда я оказался здесь, понял что я купил. Я купил свою Родину. Это дом моего далёкого предка, что подтверждают найденные мной картины. Мои дед и отец кропотливо собирали информацию, но в полной мере открылась она именно мне, когда я вошёл в подвалы старого замка. Примерно три века тому назад здесь произошли события, после которых многие строения и стены были разрушены. Скорее всего заложили порох и взорвали, в то время другой взрывчатки ещё не существовало. Кому мог так насолить мой предок не знаю, но после этого в нём никто не жил, вплоть до того момента, пока эти земли не купил один богатый промышленник. Оставшаяся часть внутреннего строения замка имела три большие комнаты, но вход завалило, и за всё это время никто не заходил туда. Раньше строили на века, и сегодня это доказательство. Стены до сих пор настолько крепки, что, когда мне понадобилось убрать одну из них, закрывающую вид на озеро, пришлось прибегнуть к помощи небольшого заряда взрывчатки. Под стеной мы нашли замурованный потайной ход, ведущий к берегу. Человек, построивший это чудо архитектуры, был настолько увлечён своим детищем, что умудрился расписать стены потайного хода причудливыми узорами. Сегодня уже поздно, а завтра с утра я устрою тебе небольшую прогулку в подземелье.

После ужина садовник Стейзи проводил Эдварда в отведённую ему комнату в старом крыле замка.

— Этот камин, по всей видимости, обогревал ещё первого хозяина замка, — сказал садовник, похлопывая каменный выступ камина, выполненного в виде открытой пасти льва. — Эти стены настолько толстые, что совсем не прогреваются, и приходится протапливать каждый день, иначе будет очень холодно. Господин Стейзи не захотел проводить паровое отопление. Сказал, что хочет оставить первозданную систему обогрева, дабы не нарушать температурного режима и не подвергать камень разрушению. Он не случайно поселил вас в эту старую комнату, — заговорщицки таинственно протянул садовник, — этой комнате для гостей как минимум триста лет. Вполне вероятно, здесь могли быть в гостях даже короли. Каждая вещь в этой комнате окутана тайной. Конечно вы вольны отказаться, если у вас есть какие-нибудь мистические предрассудки.

Эдвард категорически мотнул головой, потрясенный услышанным.

Майкл что-то пытался ему рассказать, и это было связано с чем-то мистическим. Что он начал говорить, когда проиграл? Он называл какие-то имена, о ком шла речь? Что открылось Майклу, и вселило в него такую уверенность. Он хорошо знал брата, знал все его увлечения и незаурядную рассудительность. Майкл не мог принял такое решение вдруг. Это было взвешенное решение. Что скажет отец, когда узнает о произошедшем? Это же в его понимании не поддаётся обсуждению. Проиграть в карты деньги заработанные кровью и потом, это плевок в его душу. Это за рамками его понимания, и он не примет подобного. Он никогда не простит Майклу этого поступка.

От мыслей его отвлёк вошедший с разносом садовник.

— Я принёс вам фрукты, и печенье, на тот случай если вы проголодаетесь, — оповестил он, устанавливая большой разнос на старинный столик с витыми ножках.

— Мой хозяин перечитал много литературы и знает обо всех жильцах этого замка. Вероятно, завтра проведёт вас по самым потайным уголкам и расскажет много интересного. Сейчас я растоплю камин, и здесь будет тепло. Иногда в дождливую погоду я люблю сидеть в этой большой комнате и греться у огня. Вам тоже понравится, если поживете здесь. Насколько я понял, мистер Стейзи пригласил вас остаться здесь, пока не построите свой дом?

— Мне не хотелось бы злоупотреблять гостеприимством. Да и до мастерской далеко добираться, — улыбаясь, ответил Эдвард.

Ему нравился этот разговорчивый пожилой садовник.

— О чём вы говорите, молодой человек! В этом доме не было и дня, чтобы кто-то не гостил. Мистер Стейзи будет скучать, если за вечерней чашкой кофе у него не будет собеседника.

— А как же вы?

— О, молодой человек! Я служу этой семье вот уже тридцать восемь лет и работал ещё у отца мистера Стейзи, знаменитого врача. С тех пор, как его не стало, прошло уже двадцать два года, и мы с мистером Стейзи переговорили обо всём на свете. Мы настолько знаем друг друга, что, стоит мне только раскрыть рот, хозяин уже знает, о чём я хочу сказать, — рассмеявшись, сказал садовник. — Меня зовут Боб, и я всегда к вашим услугам, а после того, что вы сделали для мистера Стейзи, можете считать меня своим преданным слугой. Вилли вырос на моих глазах, и я люблю его, как сына. Если бы с ним что-нибудь случилось, сердце старого Боба не выдержало бы. Два моих сына редко радуют отца своим появлением: старший живёт в другой стране, а младший всю жизнь проводит в джунглях да саваннах. Скоро будет десять лет, как он занимается семействами диких кошек и дома бывает раз в полгода. Роднее мистера Стейзи у меня никого нет.

— Скажите, мистер Боб, а мама мистера Стейзи жива?

— Я не привык зваться мистером, зовите меня просто Боб. А мать Вилли умерла, когда он был совсем маленьким. Добрая была женщина, упокой Господи её светлую душу. Кормила сирот и помогала инвалидам. Я, наверное, уже утомил вас своими разговорами. Завтра вас ждёт увлекательное путешествие. За семь лет которые мы здесь живём, я не перестаю удивляться этим домом. Ну вот, через полчаса здесь будет очень тепло и уютно, — сказал садовник, подбрасывая толстые поленья в глубокий зев камина. — А я пойду спать к моим цветам. Спокойной ночи, мистер Эдвард.

— Спокойной ночи, Боб, но я попрошу вас тоже не называть меня мистером.

— Хорошо, — широко улыбаясь, произнёс старик и вышел, прикрыв массивную дверь.

Эдвард сел в обитое чёрной кожей высокое кресло, стоящее у камина, и, вытянув ноги, стал наслаждаться теплом огня, разглядывая комнату. Когда они вошли, здесь горели только ночные светильники, висящие по обе стороны большой кровати, и разглядеть комнату не было возможности. Теперь глаза привыкли к полумраку, а огонь от камина добавил света и теней. На какое-то мгновение Эдварду показалось, что в комнате кто-то есть. Поёжившись он подумал, что в таком старинном доме вполне могут быть привидения, и только приглядевшись, понял, отчего возникло ощущение, что он не один. В комнате висело несколько картин, а блики огня, играя на краске, как будто оживляли лица, написанные на холстах.

Эдвард подошёл к одной из картин и внимательно присмотрелся.

С холста величественно взирал человек преклонных лет с окладистой седой бородой и щегольски подкрученными вверх усами. Глаза смотрели спокойно, но в этом взгляде чувствовалась властная натура. Его одежда говорила о том, что этот вельможа принадлежал к числу богатых людей, а массивная цепь с большим кулоном, скорее всего, свидетельствовала о его дворянском происхождении, и высоком положении при дворе.

На другой картине был нарисован юноша лет шестнадцати. Художник передал черты лица настолько тонко, что в них без труда читался весёлый характер, а в глазах играло лукавство. Эдварду показалось, что портрет ему кого-то напоминает. Но как он не силился, не мог вспомнить никого, похожего на юного повесу с холста. Устроившись на кровати, юноша долго смотрел на тлеющие угли, размышляя о непредсказуемости происходящего, и строил планы на ближайшее будущее.

Утром Эдварда разбудило громкое щебетание птиц. Комната, вечером окутанная мраком, была освещена лучами утреннего солнца и уже не казалась такой хмурой. Эдвард поднялся с кровати и подошёл к окну. Взгляду открывался чарующий вид озера. Только сейчас Эдвард разглядел горную гряду, окружающую озеро и как будто прячущую эту первозданную красоту от посторонних глаз. Вода была тёмно-синего цвета и переливалась разноцветными бликами в солнечных лучах. От этой красоты не хотелось отрывать взгляда, но тут он услышал шаги за спиной и голос садовника.

— Доброе утро, Эдвард! Вы уже успели посмотреть в окно! Просыпаться здесь хочется уже ради того, чтобы видеть первозданную красоту природы. Многие художники писали этот пейзаж, и он был увековечен задолго до того, как мы с вами появились на свет. Мы проживем и покинем этот бренный мир, а красотой этих мест ещё долго будут восхищаться наши внуки и правнуки. Сегодня вас ждет увлекательная прогулка с мистером Стейзи. Он ожидает вас в саду. Утренний кофе велел подать туда. Пойдемте, я провожу вас.

Они вышли из комнаты и по винтовой лестнице спустились в полутёмный подвал, и через несколько метров, поднялись на тенистую веранду, крышу которой образовывали перекручивающиеся ветви виноградной лозы. Над головой играя на солнце каплями утренней росы, густо висели наливающиеся виноградные гроздья.

— Немного терпения, Эдвард, и вы увидите многие чудеса этого дома, — загадочно произнёс Боб, спускаясь по очередной лестнице.

Они сделали несколько круговых спусков, пока не оказались в широком коридоре, из которого веяло прохладой и пахло сыростью. Ход тянулся несколько десятков метров и постепенно сужался. Наконец, они поднялись по крутым ступеням и вышли на залитую солнцем площадку, окружённую розовыми кустами., с которой открывался чарующий вид озера на фоне горных хребтов. Стейзи сидел за белым круглым столиком и, увидев выходящих Эдварда и садовника, поднялся им навстречу.

— Ну, как впечатления? Ночью это место кажется мрачноватым.

— У меня нет слов, мистер Стейзи. Я бы назвал это место настоящим райским уголком.

— Ты близок к истине, брат мой: мы называем это озеро Эдемом. Сейчас я покажу тебе то, что не может не вызывать восторга, потому что объяснить это невозможно.

Они прошли несколько десятков метров по берегу и оказались на каменистом берегу, густо поросшем плакучими ивами.

— Посмотри на отражение в воде, Эдвард! — восхищенно произнёс Стейзи. — Это невозможно объяснить, прямо мистика какая-то.

Эдвард внимательно присмотрелся к отражению и был потрясён.

Дом отражался в воде в виде парусного корабля. При внимательном рассмотрении можно было увидеть мачты, оснастку и даже пушечные порты. Необъяснимым оставалось, каким образом появилось это отражение? При внимательном рассмотрении дома, провести параллели отражающиеся в воде, не представлялось возможным. Почему происходило такое преображение картинки? Не иначе, как чудом, это явление назвать было нельзя. Они ещё несколько минут любовались необыкновенным видением, прежде чем Стейзи произнёс:

— Мой далёкий предок обладал многими уникальными для своего времени знаниями, но, к моему большому сожалению, нет ни одной записи. Есть только высказывания монаха одного ордена, где он упоминает о некоем Сэмуиле, как о человеке недюжинных умственных способностей и невиданной ранее прозорливости. Этот трактат мне привёз профессор историк, и после длительных переговоров удалось сговориться о цене с одной очень существенной деталью. Я пообещал хранить этот трактат как зеницу ока, дабы он остался в истории для потомков. Я обязательно покажу тебе, а сейчас хочу познакомить тебя с одним очень хорошим человеком. Пойдём, он вероятно уже подъехал.

Человек, о котором говорил Стейзи, уже ожидал прихода на террасе, попивая чай, заботливо поданный садонкиом.

— Познакомься, Эдвард, это мой старый друг Сэм, — сказал Стейзи, поднимаясь на террасу. — А это тот самый молодой человек, благодаря храбрости которого я сейчас говорю с тобой, — добавил он, дружески обнимая Эдварда за плечо. — Думаю, Сэм, этому парню можно доверить самую сокровенную тайну.

— Да в общем-то тайна невелика, — посмеиваясь, ответил Сэм Бобб, — ваш отец, как и каждыйродитель, переживающий за своих чад, нанял троих соглядатаев, дабы вы не попали в какую-нибудь неприятность. Мне поручили присматривать за вами, но, как я вижу, вы достойный малый, и в няньках не нуждаетесь. Ваш отец хорошо заплатил, и я, как каждый порядочный человек, обязан отработать свой гонорар. Что я могу сделать для вас, Эдвард?

— Я не хотел предавать огласке поступок своего брата, но понимаю, что одному мне не справится — сказал Эдвард, взглянув на Сэма и переводя взгляд на Стейзи, — я должен рассказать вам более подробно, чтобы было понятно. Несколько лет назад мой брат стал увлекаться игральными картами, а потом рассказал мне, что каждая карта имеет имя и относится к реальному персонажу, живущему в каком-то необъяснимом мире другой реальности. Я понимаю, что это звучит нелепо, но Майкл был настолько уверен в этом, что решился сделать крупную ставку в казино. У него была комбинация, называемая в покере «каре» и, насколько я понял из его слов, её должны были оплатить с увеличением в сорок раз. Он поставил тридцать тысяч на кон и с моей помощью подтвердил ставку ещё шестьюдесятью тысячами, то есть должен был получить три миллиона шестьсот тысяч, но у крупье оказалась комбинация, перебивающая «каре», называемая «стрит-флэш». Майкл проиграл. После этого от перенесённого стресса у него произошло помутнение рассудка, и сейчас он находится в клинике доктора Морти.

— Да! — немало удивлённый услышанным, протянул Стейзи, — я не большой знаток покера, но, насколько знаю, подобные комбинации встречаются крайне редко.

— Я бы сказал, что одновременно, подобные комбинации практически не возникают. Вероятность такого совпадения один к тысяче, — со своей стороны заключил Сэм Бобб, — думаю стоит присмотреться к тому крупье. Это только версия, но она имеет право на существование.

— Есть у меня давний друг, — задумчиво произнёс Вилли, — дед которого несколько лет находился в подобном состоянии, но когда пришло время подписывать документы о наследстве, он пребывал в полном рассудке, и здравой памяти. Думаю, мне стоит связаться с ним и посоветоваться.

Стэйзи попросил Боба принести ему телефон, и когда садовник выполнил поручение, набрал номер из записной книжки. На другом конце ответили что графа нет дома, и Стэйзи попросил, чтобы по приходу тот связался с ним.

— Но не стоит отчаиваться, Эдвард, — вернувшись к гостям сказал Вилл, — твой брат молод и, вполне возможно, со временем стрессовое состояние пройдёт. Думаю и верю, что он поправится. Как ты думаешь, Сэм, в твоей практике бывали подобные случаи?

— В моей — нет, но вот мой старый знакомый Джереми Спил знавал одного бедолагу, у которого произошло помутнение именно после игры в казино. Надо поговорить с Джером и узнать, чем закончилось это стрессовое противостояние.

— Твой отец уже знает о произошедшем? — спросил Стэйзи.

— Не знаю, вполне вероятно, ведь если он нанял людей присматривать за нами, значит, ему уже доложили.

— Кто занимался Майклом, Сэм?

— За Майклом смотрел тот, кто и нанял нас для этой работы — Джонни Кобра.

— Ты можешь связаться с ним?

— Попробую, но поймать Джонни задача не из лёгких. В каком казино играл твой брат, и когда это произошло? — поинтересовался у Эдварда Сэм.

— В казино «Фортуна», неделю назад.

— Значит, Кобра уже сообщил Эпштейну, — заключил Сэм Бобб.

— Ты после этого случая связывался с клиникой?

— Да, я звонил, но доктора Морти не было на месте, и мне сказали, что пока нет никаких изменений, и звонить лучше через пару недель! — сообщил Эдвард.

— То, что произошло, это, конечно, печальная история, но никогда нельзя отчаиваться. Я сделаю всё, что в моих силах, и Сэм поможет мне в этом, а ты пока занимайся своим новым бизнесом. Дел у тебя хоть отбавляй. Как я и обещал, в ближайшие пару недель к тебе на диагностику будут приезжать мои друзья. Сегодня отдыхай, а завтра поедешь к своему детищу, а нам надо переговорить кое о каких делах с мистером Боббом,! — подытожил Стейзи, дружески похлопывая Эдварда по спине.

Когда Эдвард ушёл в отведённую ему комнату Стейзи сказал:

— Мне надо увидеться с вашим напарником, Джонни Коброй. Организуй мне эту встречу как можно быстрее.

— Хорошо Билл, считай, что она уже состоялась. Я сегодня же разыщу Кобру, и договорюсь о встреч.е

Сэм Бобб после разговора со Стейзи отправился в портовый городок на поиски напарника Джонни Кобру, а Вилл набрал номер телефона своего старого знакомого, имеющего от своих знаменитых и невероятно богатых родственников титул графа, называвшегося Эммануилом Разумовским.

***

Доктор Морти с раннего утра находился в клинике. Он записывал свои наблюдения, касающиеся Майкла, и успел сделать кое-какие выводы. Майкл находился в каком-то своём мире, куда у доктора пока не было входа, но он не терял надежды разгадать, где лежит ключ от этих дверей, потому что, только оказавшись в его грёзах, доктор мог понять, каким образом воздействовать на юношу, чтобы вернуть его в реальность. Майкл сидел на лавочке сада, уставившись в свою схему. Периодически он отводил взгляд в сторону, но при этом не видел окружающих предметов, а смотрел сквозь них. Иногда он начинал что-то тихо говорить, обращаясь к тем, кого знал только он. Туман, застилающий его сознание, сгустился, и юноша, в очередной раз потеряв тонкую связь с внешним миром, переместился в своё далёкое никуда.

Глава XVIII

КЛЯТВА

— Из членов нашей команды я могу доверить эту тайну только вам, — приглушенным голосом сказал Акула. — Береговое братство породнило нас за эти годы, и я знаю кто из вас, чего стоит.

— Все эти годы Гром, ты был за моей спиной. Я всегда доверял тебе свою спину, и ты ни разу не позволил мне усомниться в твоей преданности. Поэтому я попрошу именно тебя, чтобы ты предал меня. Это должно выглядеть настолько правдоподобно, чтобы даже члены нашей команды поверили в это. Вчера в таверне Хромой Пит в присутствии членов своей команды пообещал за мою голову двести золотых монет. Это огромная сумма для любого пирата, потому что с такими деньгами можно уехать и начать новую жизнь. Пит большой негодяй, но не идиот. Он хитёр и коварен, потому что знает, что за такие деньги охотников будет достаточно. Бьюсь об заклад, что он даже заплатит, но вот дальнейшая судьба того, кому он вручит золото, довольно туманна. Ты спустишься на берег, и за кружкой вина будешь говорить, что Акула Пьер уже изжил себя и потерял хватку, и пора тебе становиться капитаном. Ты должен быть убедительным, Гром, иначе наша затея не стоит и плесневелого сухаря. Ты поднимешь тост, за своего почившего капитана, и заявишь, что Акула Пьер покойник, а потом потребуешь свою награду Пит обязательно попросит доказательства, и ты бросишь ему ухо с моей серьгой. Он не посмеет не отдать тебе золото, потому что обещал это слишком громко и в присутствии многих. Но с того момента, как кошель попадёт в твои руки, за твою голову Хромой Пит назначит другую награду, и тебе не дадут уйти с острова. По части подлых убийств люди Пита — большие специалисты. Я не могу ручаться за хронологию событий, но, думаю, что мои предположения недалеки от истины.

— Какое заманчивое предложение ты мне делаешь, капитан, я в восторге. Я должен предать убить своего капитана, принести его ухо, о чём узнают все члены братства, и после этого я не могу называться Громом — иронично проговорил здоровяк.

— Давай подождём подосланного убийцу, который не станет задумываться, что скажут и как примут, он просто выстрелит откуда-нибудь из кустов, и убьёт твоего капитана. Ты знаешь Гром, что я крепкий, но не железный? — иронично заметил Акула Пьер.

— Хорошо капитан, я выполню твою просьбу — после короткого раздумья, почёсывая голову, согласился Гром.

— Это противостояние назрело давно, но, пока я жив, Пит не отважится напасть, потому что может обломать зубы, да и другие капитаны берегового братства этого не одобрят. Совсем другое дело — подчинить себе команду, предавшую капитана. Вот тогда нападение будет вполне оправданным, и никто Пита не осудит. Его команда втрое превосходит нашу, у них два судна, одно из которых не уступает «Посейдону» в скорости. Мы можем принять бой, только в открытом море, где есть возможность маневрировать, в бухте они превосходят нас в трое пушками, и как минимум вдвое количеством людей. Два бортовых залпа, разнесут «Посейдон» в щепки, и в этом мы очень сильно проигрываем. После твоего появления, а я думаю, что будет именно так, он будет атаковать, но очень хитро. Брать разрозненную команду необходимо сразу, пока окончательно не утвердился новый лидер, и они воспользуются этим. Три корабля это уже целая флотилия. С такой силой Пит сможет диктовать свои условия многим капитанам, и станет управлять этим островом. Один из помощников Хромого Пита обвинил меня в том, что я недодал два золотых и тем нарушил свое слово. Каждый знает, что Акула Пьер отрезает длинные языки, посягнувшие на его честь, и сейчас Змей находится в роли несостоявшегося мертвеца. Он первый в команде Пита будет рад моей смерти, и, я думаю, что ты, Гром, сможешь быстро найти с ним общий язык. Между делом намекнёшь Змею, что он обязан тебе жизнью, потому что я собирался накормить его потрохами акул, но прежде чем ты отправишься на остров, на корабле должны произойти следующие события: сейчас под кроватью в моей каюте лежит один почивший негодяй, пробиравшийся ночью на корабль, чтобы убить меня, но несмотря свою грандиозную ловкость, ибо забрался он в окно моей каюты, я его опередил. Никто кроме меня насколько я разобрался в ситуации его не видел. Он примерно моего роста, и комплекции, вот и сослужит нам хорошую службу. Ты выходишь из капитанской каюты, молча разворачиваешь палубную пушку на мои двери, а ты даёшь залп. Потом врываешься, и выносишь в поднятой руке отрезанное ухо, с моей серьгой. Всё братство знает, что второй такой серьги не существует, и никто не усомниться в том, что ты убил Акулу Пьера. Успокаивать команду будет Карамо, а ты сядешь на лодку, и отправишься на остров праздновать свою победу, где и предъявишь ухо с серьгой Акулы Пьера.

Гром громко расхохотался, а, успокоившись, произнёс:

— В общем, я понимаю, что мне надо сильно постараться, чтобы быть убедительным. В подобных спектаклях я ещё участия не принимал. Теперь у меня возникает ещё два вопроса, — задумчиво протянул Гром. — Когда мы разыграем этот спектакль, и должен ли я согласится на предложение Хромого Пита объединиться? А он его обязательно сделает.

— Задуманное сделаем по окончании разговора, а насчёт предложения думай сам, ты теперь капитан, так как я на некоторое время пропаду из вида.

Гром, удовлетворённый доводом, хмыкнул.

У Сэмуила было много вопросов, но задал он только один.

— Какова наша конечная цель, капитан?

Акула сделал паузу, раздумывая над точным определением.

— Пока наша цель перехитрить врага, а после я расскажу о дальнейшем пути. Возможно у нас они разные.

— Suum cuique! — довершил фразу Сэмуил. — Scio me nihil scire.

— Что ты, Барракуда, постоянно говоришь на непонятном языке? Противно чувствовать себя идиотом, разрази меня гром, — возмутился здоровяк.

— Это язык философов, латынь, — ответил Сэмуил. — Первая фраза, сказанная мной, означает «каждому своё». А следующая фраза говорит о том, что, сколько бы я ни знал, я не перестаю удивляться тому, как много я ещё не знаю.

— Ну что друзья, пришло время сыграть наш спектакль. Давай Гром, покажи на что ты способен, — заключил Акула Пьер.

Гром вышел на палубу, и подойдя к пушке, развернул её в направлении капитанской каюты. Пираты находящиеся на палубе замерли в ожидании развязки. Никто не посмел спросить помощника капитана, что он собирается сделать. Гром поднёс дымящийся фитиль к запальнику, и прогремел залп, застеливший палубу едким пороховым дымом. Здоровяк пока рассеивался дым подбежал к развороченной выстрелом двери, и с диким рёвом разрядил в капитанскую каюту два пистолета. Затем он исчез в проёме и появился победно держа в руке человеческое ухо с серьгой, какую носит Акула Пьер.

— Теперь я капитан «Посейдона», — злобно прорычал Гром, — а кто хочет оспорить это, пусть выйдет, и скажет.

Никто из членов команды не издал и звука. Здоровяк покрутил головой в поисках желающего, и не найдя такового, приказал спустить на лодку, а когда это произошло, сел на весла и начал грести в сторону берега.

Первым в капитанскую каюту зашёл Карамо. Он отсутствовал несколько минут, а когда вышел, громко сказал:

— Я не знаю, что произошло между Акулой и Громом, но в том, что теперь наш капитан Гром, сомневаться не приходится. Кто считает, что это не так, говорите сейчас, а если вопросов нет, значит отныне капитаном будет Гром.

Вся команда была немало потрясена выходкой помощника капитана, но похоже все решили принять это как данность. Акулу уже не воскресить, а вступать в противостоянии с новым капитаном, не имело смысла зная его воинственный характер.

Лодка Грома причалила к берегу, когда солнце уже садилось за горизонт, и начинало смеркаться. Здоровяк, затащил лодку на камни, и отправился в таверну, где обычно пираты проводило своё свободное время. Здесь было многолюдно, причём большая часть посетителей состояла из членов команды Хромого Пита. Сам Пит сидел на своём излюбленном месте, в окружении нескольких женщин. Он о чём-то рассказывал, когда в таверну открыв дверь ногой, вошёл разъярённый Гром, и уселся за стол скинув какого-то спящего бедолагу.

— Хозяин вина капитану Грому, — громко закричал он.

— Насколько я помню, твоим капитаном был Акула Пьер, — усомнился Хромой Пит.

— Теперь Гром, капитана «Посейдона», — рявкнул здоровяк, и бросил на стол Пита, ухо с кольцом.

Пит брезгливо взял ухо, и внимательно рассмотрев серьгу, ухмыльнувшись заметил: это действительно ухо Акулы Пьера. Ты убил своего капитана?

— А ты хочешь поговорить со мной об этом? — огрызнулся Гром, — если я что-то говорю, значит так оно и есть.

Здоровяк опорожнил кубок, и громко стукнув им по столу крикнул:

— Ну что палубные крысы, может кто-то хочет задать вопросы капитану Грому?

— Скажи, как ты убил его, — раздался голос из дальнего угла таверны, скрытого в полумраке.

— А ты в начале покажи своё рыло, а потом я расскажу тебе, — захмелевшим голосом ответил новоявленный капитан.

На самом деле Гром был абсолютно трезв, так как для него не существовало понятия напиться и упасть, но сейчас надо было изображать пьяного, чтобы усыпить внимание противника, и позволить ему сделать первые шаги.

— Я предлагаю поднять кубки, за нового капитана Грома, — громко изрёк Хромой Пит. Известие о смерти невероятно порадовало его, и сейчас стоило задобрить нового лидера команды, прежде чем сделать ему предложение объединиться.

— Для меня ты никогда врагом не был Пит, это Акула мечтал с тобой расквитаться, а теперь этот вопрос урегулирован. Да кстати, где деньги обещанные за голову Акулы Пьера? — уставившись пьяным взглядом на Пита, поинтересовался Гром.

— Я обещал эти деньги членам моей команды, — попытался отговориться Хромой Пит.

— Отвечай за сказанные слова капитан Пит, и тебя будут уважать и бояться не только твои соратники, но и враги, — посоветовал Гром, — твои люди знают, что особой оговорки не было, и ты заявил это во всеуслышание, в этом самом месте, не позднее двух дней тому назад.

Во время этого разговора в таверне стояла гробовая тишина, и все присутствующие смотрели по очереди то на Пита, то на Грома, ожидая развязки этого спора. Члены команды Пита действительно слышали сказанные капитаном слова, но никто не решался подтвердить это.

— Он прав капитан, — сказал всё тот-же голос, после чего из темноты показался долговязый пират по кличке Длинный Змей, — ты действительно назначил цену за Акулу Пьера, но не говорил, что это должен сделать кто-то из наших.

Такого подвоха от своего собрата Пит не ожидал. Он гневно сверкнул глазами, смерив Змея недобрым взглядом, после чего усмехнулся и произнёс:

— Я готов отдать золотые, но они у меня на корабле.

— Так отправь кого-нибудь за ними, — не унимался Гром.

— Я буду ждать тебя завтра на корабле, и вручу тебе твою заслуженную награду, за предательство, — обнадёжил Хромой Пит, — а сейчас давай выпьем вина, за добрую весть принесённую тобой.

Всю ночь Гром пьянствовал с командой Пита, и лишь на рассвете вернулся на корабль. Его встретил Карамо.

— Всё спокойно капитан, команда приняла твою игру, — тихо оповестил канонир, но так, чтобы это могли слышать, находящиеся поблизости пираты.

— Сегодня капитан разрешает выпить за его здоровье, — распорядился здоровяк, — а это, — добавил он, бросив на палубу кожаный кошель, чтобы на что выпить и поесть. Пойдём со мной Карамо, нам надо кое-что обсудить.

Тело Акулы Пьера было завернуто в парусину, и лежало в капитанской каюте на столе. Карамо сам завернул тело капитана, и на правах старшего, пока отсутствовал Гром, сказал пиратам, что они похоронят тело Акулы по морским традициям, когда корабль выйдет в море.

Когда они вошли в каюту Грома, располагавшуюся под каютой капитана, там их дожидались Сэмуил и Акула Пьер.

— Всё сделал, как мы задумали капитан, — тяжело выдохнул здоровяк, усаживаясь на табурет, — Пит со своей командой поверил в твою смерть. Ухо с твоей серьгой пригвоздили ножом к стене, и празднуют победу. А знаешь кто мне помог, когда я потребовал свою награду? — неожиданно спросил Гром, и тут же ответил, — его помощник Змей. Пит сказал, что это касалось только членов его команды, но Змей опроверг это, и подтвердил, что награда предназначалась любому, кто это выполнит. Хромой Пит согласился и сказал отдаст золото завтра, на своём корабле. Я должен быть там к обеду.

— На корабль Пита тебе ходит нельзя, потому что живым ты не вернёшься, — запротестовал Акула, — Это ловушка. По соображениям Пита твоё отсутствие, позволит взять команду без боя, так как один Карамо, не сможет им противостоять. Мы могли продолжит эту комбинацию, и заманить Хромого Пита в свою ловушку, но поступим иначе: по пиратскому закону, объявленная награда, должна попасть в руки своего обладателя, потому что если этого не произойдёт, капитан объявивший её и не сдержавший своего слова, лишается голоса на совете. Это знают многие. Это знает Хромой Пит. После того, как ты не появишься на его корабле, он будет искать встречи с тобой, и должен даже мёртвому, пока не отдаст в руки или не бросит золотые на твоё остывающее тело, с тем чтобы потом забрать золото считая долг выплаченным. Думаю, он зная твою натуру не подозревает, что ты уйдешь не получив награду, и не позднее утра бросится на поиски «Посейдона» так как хочет заполучить этот корабль, подчинив команду. Карамо! — обратился капитан к канониру, — на какое количество людей из нашей команды ты можешь положится?

— На её большую часть капитан, — заявил канонир, — есть сомнения в пяти-шести членах, но за ними присматривают мои ребята.

— Вот о них я и хочу сказать. Не знаю доподлинно кто, но один из наших ведёт переговоры с Питом, о том, что в нужный момент в случае серьёзного противостояния, он подожжёт пороховой погреб. С этом минуты во всех жизненно важных частях корабля должны находится преданные люди. Особое внимание пороховой погреб. Корабль я оставляю на тебя Гром, а ты Карамо, будешь его помощником. Завтра я на какое-то время покину корабль, а вашей основной задачей будет не вступать в прямую схватку с врагом. Потаскайте его за собой, но в бой не вступайте. У меня есть хороший план, осуществление которого зависит от моей предстоящей встречи. Мы как можно тише уходим из бухты и держим курс на «Трезубец Посейдона».

— Сейчас в той зоне сильные шторма капитан, и небезопасно соваться туда, пока мы не получили обещанные карты, — поспешно вставил Карамо.

— Наша цель находится в том же направлении, но в двухстах милях от «Трезубца», потому подводных скал можно не опасаться, там их точно нет, что касается новой карты, то вы получите её, когда мы придём туда.

Они выпили по кружке рома, после чего Гром Сэмуил с Карамо поднялись на палубу. Команда выполняла обычные работы, когда новый капитан Гром, скомандовал поднять паруса, а вставший за штурвал Карамо, взял курс на проклятое моряками место, прозванное «Трезубцем Посейдона». Немало кораблей нашли в тех широтах свою гибель, напоровшись на подводные скалы. Через несколько минут «Посейдон» под всеми парусами резал форштевнем океанские волны, оставив своих предполагаемых преследователей за пару десятков миль, где только ветер знает в каком направлении ушёл корабль.

Многие члены команды догадывались о том, что необычный и дерзкий поступок Грома, в результате которого погиб Акула Пьер, это какая-то мистификация. Слишком крепкой была дружба людей, не раз доказывавших своё непоказное благородство, чтобы вот так закончиться. Гром был лихим рубакой, но никогда не был негодяем, способным убить своего капитана. Убитого Акулу Пьера никому не показали. По словам Карамо, заворачивавшего тело капитана в парусину, его сильно разорвало, и это очень неприглядное зрелище. Не смотря на свои сомнения, пираты продолжали хранить молчание, искусно подыгрывая в этом немом спектакле. Канониры поняли это с первого взгляда на Карамо, который не смог сдержать улыбку, чтобы дать понять своим преданным воинам «здесь нет предательства братцы. Тишина. Принимайте всё как есть»

За пятью членами команды находящимися под подозрением канонира, постоянно наблюдали. Было неясно кто из них сотрудничал с Хромым Питом, но на всякий случай следили за всеми. На «Посейдоне» существовало негласное правило, по которому старые члены команды всегда кого-нибудь опекали и таким образом, из двадцати пяти канониров Карамо, составлявших основной боевой костяк команды, получалось пятьдесят. Остающиеся тридцать, так как команда состояла из восьмидесяти человек, жили сами по себе, но хорошо выполняли свои обязанности, и не давали повода для каких-либо сомнений. За них никто не мог дать гарантии, так как они были заложниками ситуации, попавшими на пиратский корабль после крушения, но в случае любого самого ничтожного неповиновения, это жёстко пресекалось старыми пиратами. Основным заводилой у находящейся под подозрением пятёрки пиратов, был Багровый Рики. На пол лица этого пирата от самого рождения расходилось красное пятно, приобретающее багровый оттенок, когда он злился. Рики был на море не новичок, и перед тем как попал на «Посейдон» несколько лет прослужил на военном корабле, где не раз принимал участие в стычках с пиратами. На галеоне, гонявшемся за пиратским кораблём, он оказался абсолютно случайно, следуя в качестве пассажира в порт, где на тот момент находился его корабль. Несколько раз он порывался сбежать с «Посейдона», но не подворачивалось удобного случая. Попасть на другой пиратский корабль, он не хотел, а в другие порты кроме этого облюбованного братством островка, пираты не заходили. Во время пребывания на острове Рики обнаружил в таверне старого знакомого из своей первой команды, ходившей на торговом корабле. Оказалось он уже несколько лет является искателем приключений в команде Хромого Пита, и считает его лучшим капитаном братства.

Хромой Пит, сам отыскал его, когда Рики собирался возвращаться на корабль. Старый пират прознавший о его желании покинуть «Посейдон» пообещал, что если тот поможет ему уничтожить корабль Акулы Пьера, высадит его в торговом порту, и достойно наградит, а если он не сделает этого, то лично расскажет команде «Посейдона», что Рики предатель. Немного подумав пират пообещал, что поможет, но должен получить какой-нибудь сигнал. Сговорились на трёх пистолетных выстрелах с секундной разницей. Время и место решили определить при первом удобном случае. Хромой Пит хотел захватить «Посейдон» а не взрывать его, но на всякий случай заручился поддержкой, и если удача в бою с противником ему изменит, корабль должен взлететь на воздух.

Рики по возвращении стал искать сподвижников, что и привлекло внимание старых членов команды. Карамо приказал никому не говорить, но держать подозреваемых под постоянным контролем.

Сэмуил сменил за штурвалом Карамо, и ведя корабль мысленно прорабатывал увиденные им детали такелажа «Святой Бриджитты». Кому принадлежит этот корабль, и какую миссию он выполняет? В том, что это не призрак, он не сомневался, так как слишком явным было присутствие людей. Как сделать так, чтобы снасть была безупречной и при этом выглядела выведенной из строя? Сэмуил тогда сумел разглядеть, что большие дыры в парусах были искусно нарисованы, по краям паруса были нашиты дополнительные куски материи, которые трепались на ветру, придавая оснастке рваный вид. Всё это осуществимо. А вот каким образом сделать дополнительный штурвал? А в том, что он был, Сэмуил не сомневался. Главное, каким образом управлять кораблём?

Его мысли прервал голос Грома: всё Барракуда, пора старине Грому становится за штурвал. По моим предположениям, мы скоро войдём в зону шторма, так что твои ручонки здесь не потянут. Иди отдыхай, меня сменит Карамо, а ты сменишь его на рассвете.

Сэмуил передав штурвал, сбежал по трапу в каюту и начал внимательно рассматривать свои рисунки, сделанные сразу после встречи с таинственным кораблём. «Дублирующий штурвал. Дублирующий штурвал» крутилось в его голове предположение. Его взгляд скользнул по зеркалу. Зеркало! Вот что давало глубину. Он взял зеркало, поднял его над головой и направил так, чтобы можно было видеть предметы за спиной. Вот она, разгадка! Шкипер смотрит в зеркала и стоит лицом к корме. При определённых навыках таким образом управлять кораблём было вполне реально, тем более в течение короткого времени. «А что если зеркала буду два?» Для подобного эксперимента требовалось второе зеркало, которое было в каюте капитана. Не долго думая он направился в каюту Грома, где находился Акула Пьер. Капитан спал, и Сэмуил решил не будить его, чтобы поделиться своей догадкой, а взять второе зеркало и проверить. Он поднялся в капитанскую каюту, но к его большому сожалению, зеркало на которое он так рассчитывал было разнесено в дребезги ядром из пушки, пущенное Громом двумя днями ранее. Раздосадованный он поднялся на ют, но вместо Грома у штурвала стоял старший канонир.

— Меня только что сменил Гром, — удивился Сэмуил.

— Похоже у нашего здоровяка проблемы с кишечником, — хохотнул Карамо, — а ты собрался подать кому-то сигнал? — добавил он увидев в руках товарища зеркало.

— Послушай, Карамо, ты сможешь вести судно, стоя лицом к корме и глядя в зеркало? — спросил Сэм.

— Ещё не приходилось, но можно попробовать, — засмеялся Карамо. Сэмуил повернулся к корме и направил зеркало так, чтобы можно было видеть нос корабля. Карамо последовал его примеру и встал с другой стороны штурвала.

— Непривычно только то, что управление меняется справа налево, но в этом легко разобраться, — веселясь такому необычному способу управления, произнёс канонир, — кажется я понимаю на что ты намекаешь Барракуда. Я тоже много думал над тем как управляется «Святая Бриджитта» и мне кажется, что ты разгадал эту загадку, только зеркал должно быть два.

— И ты это понял? — восхитился Сэмуил, — да, именно два зеркала могут дать необходимый обзор. Карамо! Если это так, то какими же гениальными должны быть люди, создавшие это!

— Ты даже не представляешь, какие новшества есть у тех, кто управляет этим кораблём, — загадочно улыбнулся канонир.

— Но откуда ты это знаешь?

— Возможно и ты скоро узнаешь об этом Барракуда, — ответил Карамо, покачивая головой в подтверждение своих слов.

Предсказания Грома в отношении шторма не сбылись, так как через час с небольшим «Посейдон» вошёл в зону штиля, а ещё через некоторое время корабль погрузился в пелену густого тумана. Пробираться в этих широтах сквозь туман было небезопасно из-за присутствия большого количества рифов и небольших скал, но Карамо уверенно вёл корабль к назначенному месту так, словно хорошо знал эти места.

— По правому борту вижу остров! — закричал дозорный.

Из тумана стали прорисовываться очертания большого острова, отвесные скалы которого, не имея береговой черты уходили под воду.

Гром приказал убрать паруса, бросить якорь и спустить на воду лодку.

Сэмуил спустившись в лодку сел на вёсла и подошёл к корме корабля, откуда по канату спустился Акула Пьер. Отделившись от корабля, лодка вошла в густую завесу тумана, где можно было не опасаться, что кто-то из членов команды сможет разглядеть второго попутчика Барракуды.

— Старайся грести не поднимая брызги, — сказал капитан, когда лодка отдалилась от корабля на четверть кабельтова, — держи левее, за первым скальным откосом, будет пещера.

Сэмуил налёг на вёсла, а он имел хорошие навыки гребли, обучившись с малых лет выдергивать весла из воды практически без брызг, и при этом держать хороший темп. У скал туман был рваным, местами оголяя отвесный каменный шип, глыбой нависающий над головой.

— Запомни это место Сэмуил, на дне под нами лежит не один корабль, благодаря этому каменному шипу — тихо посоветовал Акула Пьер, когда лодка повернула за скалой в огромный зев пещеры. Здесь царил абсолютный штиль, а звук весел теперь отражался под каменными сводами

— Когда сильный туман, а в это время года, он здесь постоянно, этот скальный выступ прячется в дымке, но главное не в этом. Здесь мелко.

Акула замолчал, с интересом поглядывая на своего товарища, зная тягу того к полноте информации.

— Здесь мелко, если мель — это преимущество, значит здесь существует какая-то ловушка, — высказал догадку Сэмуил,

— Ты хорошо мыслишь Барракуда, но логически это вычислить невозможно друг, мой. Я покажу тебе это место на карте, оно отмечено недавно. Суши вёсла.

Сэмуил поднял вёсла, и лодка пройдя несколько метров по инерции, мягко ударил о каменный уступ. Акула зажёг кремневый факел, и шагнул в глубь узкого лаза. Сэмуил последовал следом, и прихватив край швартовочной верёвки лодки, обмотал её вокруг увесистого камня. Постепенно стены грота начали сужаться, пока не превратились в узкий проход, через который пришлось пробираться гусиным шагом согнувшись в три погибели. Через десять метров они оказались в пещере внушительных размеров. Потянуло запахом костра. Пройдя очередной узкий проём меж скал Акула и Сэмуил вошли в другую пещеру в центре которой костёр и сидели четыре человека в одинаковых накидках с накинутыми на голову глубокими капюшонами. Судя по спокойному поведению сидящих у костра, их здесь ждали.

— Мы ждали тебя сутками раньше капитан Пьер, — слегка поклонившись в знак приветствия сказал один из обитателей пещеры, извлекая из-под своего одеяния какой-то свёрток.

— Меня задержали непредвиденные обстоятельства брат Титул, — спокойно ответил Акула Пьер, принимая из рук человека в капюшоне предмет похожий на холщовую сумку.

— Здесь всё что ты просил, — оповестил Титул, — через час начнётся прилив, и нам пора отправляться на корабль, иначе вода затопит проходной грот.

— Сегодня я отправлюсь с вами братья, а ты Барракуда, возвращайся на корабль, — сказал капитан, передавая Хэмпфилу сумку, — передашь Грому он знает, что с этим делать. Возвращайся тем же маршрутом, и помни четыре пистолетных выстрела.

Акула Пьер дружески хлопнул Хэмпфила по плечу, и в сопровождении своих молчаливых спутников, исчез в темном проёме. Сэмуил не теряя времени отправился назад. Когда он вывел лодку из-под пещерного грота, туман уже рассеялся. На небе ярко светила полная луна, и хорошо просматривались паруса стоящего в двух кабельтовых от острова «Посейдона».

Глава ХIХ

ПО ТУ СТОРОНУ РЕАЛЬНОСТИ

В сознании Майкла царил туман. Реальность жила вперемешку с тем миром, который он так любил, на который возлагал все свои надежды, и который так жестоко с ним обошёлся.

В клинике Майкла поместили в отдельную палату, выходящую окнами в сад. По утрам палата заливалась солнечными лучами и наполнялась запахом благоухающих цветов. Через неделю пребывания в клинике Майклу разрешили прогулки в саду, где он с удовольствием проводил большую часть времени.

Наблюдая за своим пациентом, доктор заметил перемены в его настроении. Чем это было вызвано, точному определению не поддавалось, но, как показалось доктору, это было связано с ночными видениями.

Если утром Майкл начинал что-то писать в своей схеме, переданной доктору Эдвардом, то весь день сидел со счастливым лицом. Если же после пробуждения он не подходил к столу и не писал, то целый день находился в угнетённом состоянии. Доктор несколько раз пытался найти хоть какую-нибудь логику в этой схеме, но всякий раз приходил к выводу, что это не поддающийся логическому осмыслению набор символов, знаков, букв. Скорее, все это напоминало какую-то сложную игру, завершения которой не знал даже её создатель. В один из дней доктор увидел следующую картину: Майкл, сидя в саду, раскладывал карты и что-то говорил. Доктор незаметно приблизился и стал слушать.

— Ну вот, Джозеф, мы снова вместе и теперь будем видеться чаще. Пообещай же мне, что не будешь пропадать надолго. Тебя вообще почему-то нет. Я очень редко вижу тебя, но почему? Молчишь?

Произнося свой монолог, он держал в руках Майкл бубновую двойку.

Затем вытащив бубнового короля, торжественно произнёс: — Ваше величество, вы можете на меня целиком положиться. Я всё знаю, но пока не могу помочь вам, хотя кто знает?

Ветка предательски хрустнула под ногами доктора.

Майкл, резко обернувшись на звук, спрятал карты. Он не заметил доктора, но тут же поднялся и пошёл в сторону здания.

Парадоксальным было то, что он так резко среагировал на шум. При том, что раньше не обращал на посторонние звуки никакого внимания. Большую часть суток он спал и находился в своих грёзах, где у него с каждым днём становилось всё больше друзей.

Ни Каролине, ни Эдварду доктор не разрешал встречаться с Майклом в течение двух недель, и только к концу третьей он позвонил Эдварду и попросил приехать.

— Дальнейшее содержание вашего брата в клинике не имеет смысла. Мне кажется сознание может вернуться к нему в любой момент. Я наблюдал за ним и понял, что он сам отказался от внешнего мира, желая пребывать в своих видениях, и вернется к реальности, когда захочет. Вы можете увезти его домой, а я буду навещать вас два-три раза в месяц. Сейчас я поеду с вами, чтобы выбрать для него более удобную обстановку.

***

Когда к Эпштейну приехал Джонни Кобра и рассказал о случившемся, Ричард впал в такую ярость, что даже видавший виды Джонни почувствовал себя неуютно. Эпштейн собрал все самые отвратительные эпитеты, говоря о своём младшем сыне, и только когда немного успокоился и взял себя в руки, смог продолжить разговор с Коброй, который за время бушующего урагана по имени «Ричард», сидел молча глядя в пол.

— Где он сейчас? — после некоторой паузы спросил Эпштейн-старший.

— Он в клинике доктора Морти. Твой старший сын постоянно справляется о его состоянии, и, я думаю, тебе пока нет надобности ехать туда, — как можно мягче произнёс Кобра.

— Ты думаешь, мне нужны твои советы? — снова вспыхнул гневом Эпштейн, — ладно, Джонни, я кажется порядком завёлся, — добавил он успокаиваясь. Если Эдвард находится рядом, я могу быть спокоен. От твоих друзей мне не поступало никаких сведений. Они вообще работают, или получили гонорары и решили раствориться?

— Знаешь, Ричард, что я вынужден сказать тебе? Ты, конечно очень серьёзный землевладелец, и у тебя горе, но это не даёт тебе права повышать на меня голос и сомневаться в компетенции моих ребят. Они профессионалы и знают свою работу. Я свяжусь с ними, и они обязательно созвонятся с тобой. Моя миссия, насколько я понимаю, закончена. Если больше нет вопросов, я, пожалуй, поеду.

— Езжай. Наша сделка закончена. — сухо ответил Эпштейн.

После отъезда Кобры, Ричард долго раздумывал, стоит ли ему поехать навестить сына в клинике, но здравый рассудок возобладал над гневом, и он решил первым делом связаться со старшим сыном.

Каково же было его удивление, когда к дому подъехал автомобиль, и на пороге появились Эдвард, ведущий Майкла под руку, а следом шёл незнакомый мужчина с небольшим саквояжем.

— Здравствуйте, мистер Эпштейн, я доктор Морти, — сказал доктор, — Ваш сын после потрясения находился на лечении в моей клинике, но сейчас кризис миновал, и я решил, что процесс реабилитации будет проходить гораздо быстрее в стенах родного дома.

— У этого негодяя нет дома! — возмутился Эпштейн. — Нет больше семьи, и нет имени! Я лишаю его всего, что он имел! Он совершил невиданную подлость, которой нет прощения, и я больше не хочу его видеть!

— Господин Эпштейн! Я понимаю ваше негодование, и вы вправе дать волю своим чувствам, но в данный момент это не возымеет должного эффекта. Возможно, он слышит ваш голос, но абсолютно ничего не воспринимает. Его мозг находится в состоянии ступора в результате сильного психического потрясения. Делать какие-то прогнозы сейчас достаточно сложно. Возможно это пограничное состояние может пройти, но необходимо время и покой. На всё Божья воля. Я советую поместить Майкла в такое помещение, где он не сможет причинить себе физического вреда. В этом состоянии люди не до конца осознают происходящее и довольно часто пытаются покончить с собой. Уберите все острые предметы, верёвки — в общем, изолируйте его. Я буду приезжать и наблюдать его состояние. И ещё один важный момент: вот этот рисунок должен всегда находиться при нём, — подытожил доктор, протягивая Эпштейну схему Майкла. — Я навещу вас на следующей неделе.

Эдвард сидел рядом с Майклом, держа брата за руку. Майкл видел предметы, но не видел людей, он словно смотрел сквозь человека. Он слышал звуки, но не воспринимал слова, и то чему-то улыбался, то сильно хмурился.

Ричард проводив доктора до дверей, подошёл к сыновьям. Долго молча смотрел на Майкла и, наконец, спросил:

— Майкл, ты слышишь меня?

Майкл никак не отреагировал на его голос, продолжая безучастно смотреть на огонь камина.

— Почему именно ты, Майкл? — с горечью в голосе произнёс Эпштейн и, сев на стул, обхватил голову руками.

— Отец, — нарушил молчание Эдвард, — разреши мне забрать Майкла с собой. Ему нужен уход, ему нужна братская поддержка. Ещё я должен признаться тебе, что в момент игры я был рядом.

— Ты знаешь, Эдвард, что пришлось пройти нам с вашим дедом, прежде чем у нас появились первые деньги? — игнорируя слова сына, начал свой рассказ Ричард. — Ты знаешь о чём я мечтал? Я мечтал о том, что мои дети никогда не будут думать о корочке свежего хлеба. О том, что мои дети будут свято чтить труды своего отца. О том, что моим детям никогда не придётся думать, где и как можно заработать несколько монет, чтобы купить себе книгу, которая во время чтения поможет забыть обо всех трудностях жизни. Я мечтал создать свою империю, и я создал её. Благодаря мне наша семья обрела всё то, что мы имеем сегодня. Благодаря мне, Эдвард! Я никогда не рассказывал вам о том чуде, которое произошло со мной за много лет до того, как вы появились на свет, но сейчас расскажу тебе. Это было именно чудо. Остров Семи ветров, на котором я провёл ночь, подарил мне свои сокровища, а знаешь, почему это произошло? Потому что я хотел изменить свою жизнь. Потому что я верил. Я знал, что однажды это произойдёт. А что было сокровищем, ты знаешь? Сокровищем был птичий помёт, перемешанный с вулканической породой и морским илом. Дерьмо, Эдвард, стало нашим сокровищем. Когда человек хочет что-то изменить, даже дерьмо может помочь ему в этом, главное — знать, как его использовать. Мы с твоим дедом целым месяц возили это драгоценное удобрение, а потом ещё месяц посыпали им наше поле, и чудо, которое я так ждал, произошло. На моего отца смотрели как на душевнобольного, когда он выбивал разрешение на покупку этого крохотного островка, и он приобрёл его. Приобрёл благодаря твоему другому деду, Сандерсу. Он до последнего момента не знал, зачем отец покупает этот скалистый островок, но поверил ему, и был вознаграждён за свою веру. Но почему я, привыкший верить своим родным, так жестоко наказан? Почему, Эдвард? Мой младший сын вот так запросто пошёл в казино и проиграл сумму, которая для нас с отцом являлась фантастическим состоянием. Будь у нас такая сумма, мы бы смогли купить себе несколько плодородных участков и зарабатывать хорошие деньги, собирая урожай. Пот и кровавые мозоли сопровождали меня всё моё детство, потому что я хотел, чтобы моя семья была сыта. Что же сделал мой младший сын? Я мог ожидать любой глупости от Рэма, но я не побоюсь сказать тебе то, что, может быть, причинит тебе боль. Я больше всех из вас верил в Майкла. В моего маленького умницу Майкла, и Майкл, — Ричард прервался, покачиваясь вперёд-назад и обхватив голову руками, — больнее всех ранил моё сердце… больнее всех… — повторил он.

— Отец, — тихо произнёс Эдвард, — отпусти Майкла со мной. Я буду ухаживать за ним, и он поправится.

— Где ты живёшь? — обречённо спросил Ричард.

— Я живу у моего друга, адвоката Стейзи. Это в ста пятидесяти милях отсюда. Он очень хороший человек, и во всём будет помогать мне. Он согласен, чтобы Майкл до полного выздоровления пожил у него. Там чудесная природа. Дом стоит на красивом озере у скальной гряды. Майклу будет хорошо там, отец, отпусти его со мной.

— Хорошо, Эдвард, пусть будет так. Единственное, о чём я хочу просить тебя: звони мне раз в неделю и рассказывай, что у вас происходит.

Эдвард ехал к дому на озере вне себя от счастья. Этот разговор с отцом изменил его отношение к нему. Он впервые почувствовал, что отец действительно очень любит их, и при всей своей порой излишне напускной строгости, искренне переживает за своих сыновей. Впереди была целая жизнь, и Эдвард вдруг понял, что именно сейчас, именно с этой минуты, он полностью контролирует своё завтра. Он сам выбирает дорогу своей судьбы.

***

С момента приезда Майкла в дом Билла Стейзи прошло несколько дней, большую часть которых Майкл провёл в отведённой ему комнате в старой части дома. Высокий сводчатый потолок и толстые стены из тёмно-красного камня в союзе с горящим камином придавали этой комнате некое таинство. Ввиду того, что другого обогрева здесь не было, камин горел большую часть времени. Садовник специально накладывал побольше толстых сырых дров, дабы огонь сохранялся как можно дольше. Майкл долгими часами сидел в плетёном кресле, глядя на огонь, и ход его мысли, угадать было невозможно. Было явным только то, что реальности для него не существунт. Юноша абсолютно не замечал присутствиекого-либо и, даже если переводил взгляд, то скользил глазами по вошедшему также безучастно, как и по любому другому предмету комнатного интерьера.

Из-за апатии ко всему, включая еду, Майкл сильно похудел, и всем постояльцам по очереди приходилось следить за тем, чтобы он хоть иногда принимал пищу. Стейзи договорился с одним городским фармацевтом, который смешивал специальный витаминный раствор, добавляемый в кувшин с водой в комнате Майкла. Попытки вывести его на воздух первое время не имели успехов, потому что Майкл начинал прятаться, находя глухие участки, или ложился на землю и закрывал лицо руками.

В один из солнечных дней садовник Боб в очередной раз вывел его на улицу и повёл к озеру. Глаза юноши приобрели заинтересованный вид, когда он увидел горную гряду отражающуюся в воде, словно перевёрнутая картинка. Майкл сел на берегу и, не отрываясь, смотрел на играющую на солнце водную гладь. В последующие дни он с большой охотой ходил на берег в сопровождении кого-нибудь из обитателей дома и сидел в полюбившемся плетёном кресле многие часы. Когда появилась абсолютная уверенность в том, что Майкл никуда не уйдёт с берега, его стали оставлять одного, лишь периодически поглядывая за его поведением, которое оставалось неизменным все это время.

С наступлением осени пейзаж, окружающий дом Стейзи, приобрёл особые отличительные осенние оттенки. Красно-желто-коричневая листва мягким ковром покрыла озёрные берега, и Майклу очень нравилось слушать её шелест под ногами. Его уже отпускали одного, и юноша самостоятельно гулял по берегу или, закутавшись в тёплый плед, сидел у воды. В один из таких дней, сидя на берегу и слушая шуршание опадающей листвы под дуновениями лёгкого ветерка, Майкл задремал, и его сознание улетело туда, где не существовало никаких границ, и весь мир со всеми таинствами открывался его воспалённому сознанию.

Продолжение следует…