Исчезая с рассветом [Павел Георгиевич Козлов] (fb2) читать онлайн

Павел Козлов Исчезая с рассветом

Глава первая. Чего боятся тени

Записка на скомканном листке пожелтевшей бумаги:

«Утро. Часы бьют семь, и она слышит голос:

– Вспомни мое имя, когда ступишь на снег.

– Снег… Что это? Я никогда не видела снег. По нему можно ходить?

Полдень, двенадцать гулких ударов, и голос снова говорит с ней:

– Позови меня, когда пойдешь сквозь огонь.

– Огонь? Я… Я знаю огонь. Но я не хочу подходить близко! Он ужалит меня!

Вечереет, и часы снова заходятся беспорядочным боем. Она перестает считать удары. Она просто ждет новую загадку.

– Возьми мою руку, когда пепел сомкнется над твоей головой.

– Пепел? Но… Откуда ему взяться? Скажите мне… Его породит огонь? Его будет так много, что я утону?

Она ничего не понимает. Было одиннадцать ударов? Или десять? Почему-то сейчас это кажется самым важным.»

***

– Боги, какая несуразица… Дешевый пафос! – пробормотала Десс, в тридесятый раз за вечер перечитывая содержимое записки, сделанной на изрядно помятом клочке бумаги чьим-то неразборчивым почерком, и тут же комкая ее обратно.

Почерк был чересчур витиеват, но, надо сказать, в чем-то приятен глазу. При должном желании его расшифровка не занимала много времени – нужно было только твердо запомнить, какая из закорючек соответствовала каждой из букв.

А Десс знала это наверняка.

Потому что это был ее почерк.

Вот только она совершенно не помнила, когда и при каких обстоятельствах она сделала эту несчастную записку, а также что она этим имела в виду. Если, конечно, автором безымянной памятки и вправду была сама Десс, а не злоумышленник со странным чувством юмора и схожими представлениями о каллиграфии.

Десс вздохнула.

Должно быть, кто-то подбросил ей эту злополучную бумажку. Но… как? Когда и зачем?

Записка как будто всегда была здесь, на ее столе. Она обнаружила ее одним ужасным дождливым вечером сколько-то вечностей тому назад, и с тех пор они были неразлучны – Десс и клочок бумаги, исписанный ее почерком.

Казалось бы, всей этой неприятности можно было подыскать весьма прозаичное объяснение: как-то ночью Десс проснулась и, не приходя толком в себя, записала разбудивший ее сон. Элементарно! Даже с такой здравомыслящей девушкой, как она, мог произойти столь тревожный казус.

Вот только подобная гипотеза была настолько очевидной, что она просто не могла быть правдой. Этот урок Десс усвоила на всю жизнь – правда никогда не бывала очевидной. По крайней мере, ее правда. Было не очень понятно, как обстояли дела у других людей, но себя как природный феномен она изучила достаточно досконально.

Увы.

Десс вздохнула еще раз.

О, как же она надеялась, что привычка вздыхать не посещала ее на публике! Все эти неконтролируемые вздохи отдавали нездоровым декадансом, что было совсем не похоже на Десс. Даже дома не получалось расслабиться: каждый новый вздох грозился стать неосознанным, а там было недалеко и до полноценной и необратимой склонности. А если, в придачу ко всему, она еще окажется и сомнамбулой…

Это никуда не годилось. Совершенно!

Десс поборола желание вздохнуть еще раз и в поисках новой горести окинула взглядом свой кабинет.

Стол. Очень черный, изящно-массивный, изогнутый, грандиозный. Ее гордость.

Белая стена из непонятного материала – твердая, гладкая и холодная. Все строго необходимые свойства! По правде сказать, она могла бы иногда бывать чуточку теплой (для разнообразия), но нельзя было требовать от стены слишком многого.

А еще – окно в стене. Да-да, самое настоящее оконце из совсем непонятного материала. С тем лишь отличием, что на сей раз материал был прозрачным.

Подумать только… Окно! Абсолютно нелегальное. Запрещенное на всех уровнях. Вопиющее. Возмутительнейшее. Окно.

Единственное на весь Шпиль.

Десс… нет, она не вздохнула. Она будет сдерживаться. Она поморщилась.

У окна стоял телескоп. Это соседство было бы вполне естественным в любом из вообразимых миров, однако Шпиль диктовал свои правила.

На первый взгляд, его обитателям едва ли могли понадобится окна, а телескопы и подавно. Дело было в том, что Шпиль со всех сторон обступало самое настоящее Ничто, и смотреть из его гипотетических окон было бы решительно не на что.

По крайней мере, таково было всеобщее заблуждение, которое всеми доступными ему средствами поддерживал и укреплял Конклав.

Но Десс было известно немного больше.

Небольшое окно, хитрая ставня под цвет стены для того, чтобы вовремя его спрятать в случае острой необходимости, а также изящный серебряный телескоп. Окно скрывается за ставней, и телескоп тут же становится декоративным элементом и очередным проявлением чудачества хозяйки апартаментов. Этим никого на Шпиле уже давно было не удивить.

Но стоит ставенке приоткрыться…

Не вставая со стула, Десс ухватилась за край столешницы и ловко скользнула к тому месту, где должно было таиться окно – ножки стула были предусмотрительно подкованы тканью, и пол, должно быть, совсем не царапался. Ее тонкие пальцы нащупали небольшое углубление на гладкой поверхности стены и легонько надавили. Нажатие должно было быть противоестественно аккуратным – ровно таким, каким его закодировала Десс. Даже у нее самой не всегда получалось открыть ставню с первого раза, но сегодня, когда мысли были заняты другим, тело слушалось ее без нареканий. Что-то щелкнуло, и ставня внезапно спружинила внутрь и демонстративно стукнула о стену.

Странно, раньше она открывалась более плавно. Наверное, стоило смазать механизм. Конечно же, уже не сегодня. Даже если на это не хватит времени завтра, нужно будет предпринять что-нибудь в течение ближайшего месяца. Но только в том случае, если ставня будет снова вести себя вызывающе. Десс не признавала превентивные меры. На самом деле…

Нет.

Она не будет трусить.

Хватит.

– Да посмотри ты уже наконец в это окно! – Десс шепотом упрекнула собственную нерешительность.

«Страшно!» – ответил ей внутренний голос.

– Чудовищно страшно, – согласилась Десс. – Но что поделать? Кроме меня никто с этим не справится.

Как, наверное, жалко звучал ее голос. Слабый и сдавленный. Глаза продолжали искать что-то на полу, на коленях, под столом. Смотри куда угодно, только не заглядывай в это трижды проклятое оконце. Не смотри.

Тело будто бы съежилось в знакомом свинцовом оцепенении. Она была такой маленькой, незначительной. Потные ладони, трясущиеся руки, ком в горле.

– Да нет же, милосердные боги, нет!

Презренное, ничтожное существо! Неужели так сложно поднять глаза? Десс сжала кулак и со всей ненавистью ударила по гладкой поверхности стола.

Несколько мгновений она ничего не чувствовала, но вскоре по руке разлилась боль. Десс зажмурилась. Ладонь мерно пульсировала. Десс зажмурилась еще сильнее и подняла голову.

Она не стала храбрее, и ей не стало менее страшно. С каждым разом ритуал выглядывания в окно все больше затягивался. Абсурдно, ведь то, что уже началось, было необратимо. Лучше уже не будет, Десс знала об этом.

Чудовищная инерция сделала ее веки тяжелыми, а руки – беспомощными.

Та самая инерция, из-за которой она оказалась здесь, на вершине Шпиля, одна, чужая и сломленная. Та самая инерция, из-за которой простые вещи стали невыносимыми, а боль – привычной и пустой.

Десс усмехнулась.

Рука продолжала ныть. Возможно, она все же сломала какую-то косточку. Ей не могло везти до бесконечности. Возможно, руку нужно будет забинтовать. Возможно…

Она распахнула веки.

Ничего.

Окно было пустым.

Только слепая чернота – и ничего больше.

Десс облегченно вздохнула.

Это не считается. Такие вздохи допустимы, решила она. Они даже приветствовались.

Десс чуть было не улыбнулась, но вовремя одернула себя. Радоваться было рано – оставался еще телескоп.

Она знала, что если то, чего она страшилась увидеть, станет заметно невооруженному взгляду, конец будет неотвратимо близок. Но и сейчас дела были достаточно плохи для того, чтобы надолго забыть об улыбках и радостях. Просто не очень кошмарные новости на время заменили хорошие. Чем не повод для того, чтобы немножко перевести дух?

Десс собрала всю свою храбрость в охапку и наклонилась навстречу телескопу.

Десс немного сощурилась.

Десс посмотрела в телескоп.

Десс нахмурилась и вздохнула.

Стоило признаться, что она все еще на что-то надеялась. Очень робко и необоснованно, но все же – надеялась. Она понимала, что надежда ее глупа, и процесс не обратится вдруг вспять по собственной воле и без всякого стороннего вмешательства, но какая-то глупая, противоестественная, человеческая почти что надежда все еще жила в ее сердце.

Однако Десс увидела телескопе то, что и ожидала.

Она увидела, как Ничто медленно и неумолимо погибает.

Возможно, у Шпиля еще было в запасе несколько недель. Возможно, даже месяц. А может быть и год. Или столетие.

Но не больше. Нет, никак не больше.

Хотя… Что такое столетие для Шпиля? Заметит ли она, когда век пройдет?

Быть может, мир разрушится уже завтра…

Она задумчиво постучала ногтями по столу, поправила прическу (в чем совершенно не было необходимости, потому как ее раздражающе прямые волосы упрямо отказывались изображать хоть какое-то подобие художественного беспорядка), еще раз наклонилась к телескопу и… вздрогнула.

Десс поняла, что у нее будут гости, еще за секунду до того, как они соизволили заявить о своем прибытии, – старые инстинкты до сих пор иногда давали о себе знать.

И вскоре в дверь действительно постучали: три отрывистых удара, пауза и еще два стука немного тише.

Их старый сигнал.

Десс закрыла глаза и откинулась на спинку стула. На ее губах промелькнул призрак усталой улыбки. Дверь была за ее спиной, но ей не было никакой нужды поворачиваться.

– Не заперто, – объявила она.

Дверь скрипнула. Неужели ее тоже придется смазывать? Наверное, в следующем месяце.

– Опять смотришь в пустоту, милая Беглянка? – съязвил голос.

Десс вздрогнула резким движением руки захлопнула ставню. Кисть отозвалась ноющей болью.

А что, если бы это был не он? Что, если кто-то другой проведал про их секретный сигнал и сейчас…

Нет, это было решительно невозможно. Что, впрочем, не оправдывало ее неосмотрительность.

– Право, Деспона, к чему такая скрытность? Неужели между нами остались секреты?

Десс сделала все возможное для того, чтобы не надуть губы, и ловко развернулась вместе со стулом.

Бард широко улыбнулся и многозначительно развел руки в стороны, как будто ожидая, что она прыгнет к нему в объятия. Но Десс была не так проста. Десс решила не поддаваться.

Хотя это было гораздо сложнее, чем можно было подумать. Боги милосердные, ей больше всего на свете хотелось улыбнуться ему в ответ и обнять его крепко-крепко. Но вместо этого она скрестила руки на груди, втянула губы и даже немного прищурилась. Он догадается, почему. Не может не догадаться.

– Что у тебя с рукой? – обеспокоенно спросил Бард. Улыбка оставила его губы, и даже его глаза сделались непривычно серьезными.

Десс удивленно проследила за его взглядом и посмотрела на собственную кисть. На тыльной стороне ладони правой руки, очень неудачно оказавшейся открытой его взору, и вправду красовалась громадная свежеприобретенная ссадина. Вид у нее был достаточно жуткий.

– Ерунда, – заявила Десс и поменяла руки местами таким образом, что последствия ее бессилия оказались спрятаны в изгибе рукава ее черной рубахи. Дабы усилить впечатление, Десс закинула одну ногу на другую и гордо выпрямилась.

– Отличные сапожки, – отметил Бард, кивая на ее обувь. – Высокие, как ты любишь. Снова почти вся в черном, и все то же неизменное сероватое трико.

– А ты опять вырядился, как последний придворный шут, – парировала Десс.

– Милая Деспона, если наличие в облачении человека более одного цвета вызывает у тебя ассоциации с шутовским нарядом, мне тебя искренне жаль. А у меня их всего, дай-ка подумать… три! Я, извини меня, менестрель, и должен выглядеть презентабельно.

Футляр с лютней появился из-за его спины и мягко скользнул на пол по его предплечью. А что это было с футляром? Неужели царапина? Бард берег свою лютню как зеницу ока.

Десс нахмурилась, признавая его правоту. Белая рубаха с кружевными манжетами, плащ непонятного темного цвета, который в тускловатом освещении ее комнаты казался воистину черным, но на самом деле наверняка отдавал синевой… Пара штанов земельных оттенков и сапоги под стать… Настоящий походный ансамбль бывалого путешественника с претензией на аристократизм. Строго, эффектно, таинственно. Незамысловатый по большей части покрой скорее намекал на двойное дно, недели выдавал простоту, а качество ткани лишь подтверждало неизбежные подозрения.

Обладатель всего этого великолепия смотрел на нее черными глазами из-под беспорядочного сплетения столь же черных волос, которое при определенном желания можно было бы посчитать челкой. В глазах читался до боли знакомый Десс озорной сарказм, не лишенный, впрочем, определенной теплоты. Его скулы были высоким, кожа – смуглой, рот тонким и решительным, нос дразнил намеком на горбинку.

Вот уже который раз, глядя на него, Десс поймала себя на мысли, что он был во всем ее полной противоположностью. Ее плавный овал лица и его резковатые, порывистые черты; ее четкость и его грубоватая мечтательность. Десс снова втянула губы. Интересно, что он думал о ней? Думал ли он о ней вообще? Какой он видел ее? Она еле удержалась от того, чтобы провести рукой по своим гладким волосам цвета темного меда.

Боги, женщина, где витают твои мысли!

– Деспона, ты здесь? – смеясь, позвал ее Бард.

– Прекрати меня так называть, – обиделась она.

– А как еще мне тебя называть? – игриво возмутился менестрель. – Это же твое имя! Или моя старинная подруга Деспона ДиМарко куда-то съехала, и нынче здесь проживает ее абсолютный двойник?

Деспона вздохнула. Этот невыносимый менестрель наверняка помнил, как сильно она ненавидела ритуалы и церемонности, включая именование людей их не в меру вычурными полными именами и прочие несуразности. Десс никогда не знала, как вести себя в ходе подобных обменов колкостями – ей было не поспеть за остроумием этого воображалы, да и не то чтобы она находила его шутки слишком забавными… Ее глаза внезапно округлились от ужаса.

– Что на сей раз, Десс? – спросил Бард почти что с отеческой нежностью.

– Я обещала себе не вздыхать! – созналась Деспона. – Это как-то по-старушечьи. И вот опять не сдержалась.

– Классическая Десс, –одобрительно кивнул ее гость. – Обещания и работа над собой. Я рад, что в этом мире осталась частичка стабильности. Чем еще порадуешь?

– Радостей мало. Например, Шпилю, как мне кажется, скоро придет конец, – как бы между делом бросила она. Нужно было проверить его реакцию. – А ты с чем пожаловал?

– Повтори? – от былой игривости Барда не осталось и следа. Кстати, а что это сверкнуло в его глазах? Он наверняка был осведомлен, он просто не мог не знать. Но чего он хотел от нее?

– Я поинтересовалась у тебя, с чем ты пожаловал, –притворилась Десс.

– Что значит, Шпилю конец? – резко подсказал ей Бард. В его теплый голос вернулись стальные нотки – тоже до боли знакомые. Десс не умела так. Она не могла перемениться вот так запросто, за мгновение ока: в одну секунду забавная и простая, в другую – чужая и твердая. Бард был неразрешимой загадкой.

Не было смысла упираться. Десс устало махнула рукой в сторону телескопа.

– В нашем Ничто теперь хозяйничает Нечто.

Бард прошествовал внутрь комнаты и прислонился к столу, встав рядом с Десс. Она вновь повернулась вместе со стулом, чтобы не выпускать его из виду.

– Проходи, чувствуй себя как дома, – саркастически процедила она. – И не говори, что ничего об этом не знал.

Бард многозначительно скривился.

– Может все-таки скажешь, зачем ты решил меня навестить? – еще раз спросила Десс, надеясь, что разочарование не просочится в ее голос. – Как ты меня нашел? И что стало с курьером?

Разочарование? Откуда ему было взяться?

– Соскучился, – заверил ее Бард с отголоском былой шутливости.

– Обожаю честных людей, – обезоруживающе улыбнулась Десс. – И все же? Ты принес книги?

– Какие книги? – не понял Бард.

– Значит, он тебе не сказал…

– Кто он?

– Боги… – Десс покачала головой. – Ладно, попробуем еще раз. Зачем ты пожаловал, Бард?

Бард кивком головы указал на ее телескоп и сделал неопределенный жест рукой, как будто что-то сигнализируя невидимому оркестру, игру которого слышал только он сам.

– Не знаешь, как объяснить мне, что хочешь воспользоваться телескопом? – грустно ухмыльнулась Десс. – Не ожидала от тебя такой скромности.

Бард вздохнул.

– Ага! – Десс триумфально вскочила со стула. – Я тебя заразила!

Бард попытался возразить, но смех разобрал его прежде чем, чем слова покинули его губы.

– Всевидящие Боги, Десс! – он покачал головой. – Мне и вправду тебя не хватало.

Всего лишь на одно прекрасное мгновение Десс почудилось, будто в ее груди встрепенулось какое-то давно позабытое, удивительно теплое и уютное чувство. Она чуть было не совершила невообразимое – еще немного, и ее губы, повинуясь милосердной иллюзии, сложились бы в искреннюю улыбку…

И это было бы самое прекрасное событие из всех, что приключились с нею за последнюю пару лет, однако именно в этот ответственный миг Бард предпочел вспомнить о своей любимой привычке и одним словом разрушить всю благодать.

– Хорошо! – провозгласил он. – Давай я сразу перейду к делу. Мне нужна твоя помощь.

Сердце Десс упало с оглушительным стоном.

– А телескоп? – мрачно напомнила она.

– Я знаю, что я в нем увижу, – заверил ее Бард, однако сам все же подошел к инструменту и склонился над ним. – Но на всякий случай убедиться не помешает, – буркнул он себе под нос, подкручивая маховик.

– Стоило догадаться, – прошипела Десс. Вздохи отчаяния отныне тоже не считались за вздохи, решила она.

– Да, – заключил Бард, распрямляясь, – все так и есть.

– Но оно не становится хуже, – поспешила заметить девушка, – мне кажется, что мерцание не меняет свою интенсивность вот уже несколько дней. Возможно, я даже слишком рано начала паниковать. Возможно…

– Десс, – Бард успокоил ее осторожным жестом. – Десс, ты не ошиблась в своих оценках. Мы оба знаем, что это означает. Дела наши действительно очень плохи.

– Прости? – прищурилась она. – Я уже успела озвучить кому-то свои оценки?

Бард виновато пожал плечами.

– Я не видел твое письмо мастеру Гилфи. Он так и не показал мне его прежде, чем снарядить меня на мою миссию. Не хотел меня лишний раз расстраивать, как он выразился, хотя сделал тем самым лишь только хуже… Он и сам толком ничего не понял из твоего послания…

– Я заметила, – вставила Десс. – Книжек я так и не увидела.

– Понятия не имею, о чем ты ведешь речь, – признался Бард. Искренне? – Но я видел других людей, Десс, и птиц, и зверей…

– Птиц? Значит, это сова все-таки все подслушала!

Бард рассмеялся.

– Видимо! А ведь ты даже не удивилась, увидев меня?

Десс пожала плечами.

– Я никогда не сомневалась в твоей способности доставать из-под земли нужных тебе людей.

Ее слова прозвучали несколько более резко, чем она планировала, но куда менее ядовито, чем он того заслуживал. Несносный менестрель!

– Даже если единственной зацепкой в моем распоряжении оказывается небольшое письмо без обратного адреса? – усмехнулся Бард.

– Этим письмом я фактически уведомила вас о том, что я пребываю на Шпиле. Я живу здесь под своим настоящим именем. Что же такого необычного в том, что ты меня наконец разыскал?

– То, что Конклав никому не выдает данные о нахождении своих подданных, – огрызнулся Бард. – А также то, что разговорить любого незнакомца в этом Богами позаброшенном месте проще, чем подружиться с метлой. Это было очень похоже на поиск иголки в стоге сена, скажу я тебе. Более того, всего несколькими месяцами ранее я и понятия не имел о том, что такое этот ваш Шпиль, и ты это прекрасно знаешь, дорогая Деспона. А мастер Гилфи, скорее всего, так до сих пор ни о чем и не догадался. Поэтому я жду… нет, я требую должного восхищения с твоей неблагодарной стороны!

– За что я должна быть тебе благодарна? – Десс рассвирепела. – За то, что ты нарушил мое уединение? Или за то, что ты прервал размеренный ход моих дум очередной порцией своего беспредметного звона? Или за то…

– Как насчет этого, – самодовольно ухмыльнулся Бард. – За то, что предупредил тебя о пришествии Гончих Фавра.

Деспона опустошенно замолкла.

– Ну же? Неужели ты не сподобишься ни на слово признательности в адрес старого друга?

– Гончие Фавра, – ошарашенно повторила Десс. – Но… Зачем им я?

– Очевидно, у них есть вопросы, – Бард кивнул в сторону телескопа. – Я бы не стал ожидать от них слишком грубой настойчивости, все же люди Фавра не напрасно едят свой хлеб – эти господа не привыкли работать топорно. Однако и на быстрое снисхождение надежды почти что нет – их наверняка заинтересует, почему о грядущем катаклизме первым узнает не Конклав, а твой старый учитель из прошлой и давно позабытой жизни.

– Откуда им стало известно про мое письмо? – Десс отчаянно старалась побороть ком, подступающий к горлу, и не слишком в этом преуспевала.

– Не столь важно, – снисходительно отмахнулся Бард. – Важно то, что они знают. Вот мой совет тебе, Десс. Искренний и дружеский. Если ты хочешь по секрету сообщить кому-нибудь что-то монументальное – не стоит писать письма. Лучше приди и скажи обо все сама, как это делаю я, а еще лучше – закодируй свое сообщение и найди, с кем передать его устно таким образом, чтобы твой адресат обо всем догадался.

Десс не сразу нашлась, что ответить.

– Я думала, что Конклаву давно обо всем известно, – призналась она. – Какой смысл был в том, чтобы идти с этими новостями к ним? Начались бы бюрократические проволочки, они бы сковали мои руки и не дали бы мне и шагу ступить без полного согласования даже самых малозначимых моих действий со всеми мыслимыми и немыслимыми инстанциями… У меня точно не нашлось бы возможности отослать записку мастеру Гилфи. Видят боги, я не хотела его в это впутывать! Я и знать не знала, что он может мне хоть как-то помочь, все получилось на удивление глупо! Хотя, стоит признать, что он – единственный из моих знакомых, кто в любой ситуации умеет посоветовать что-нибудь дельное.

– Кроме меня, – заметил Бард.

– Единственный, – с жаром отрезала Деспона.

Бард усмехнулся.

– Допустим! Но как ты донесешь свою мысль Конклаву? О, я бесконечно уверен, что они с восхищением примут пассаж о бюрократических проволочках!

Деспона судорожно прокручивала в голове содержимое своего письма мастеру Гилфи. Она совершенно точно не упоминала там свое потайное окно. Если Гончие обнаружат окно, ей конец – ее тут же выдворят со Шпиля, и это в лучшем случае. О худшем не хотелось и думать. Но телескоп совершенно точно вызовет у них ряд самых пренеприятных вопросов, и, после всех тщательно зашифрованных, но каким-то образом ставших известными откровений из ее письма, никто точно не спишет факт наличия серьезного астрологического инструмента в ее апартаментах на простую привычную эксцентричность. Они совершенно точно увяжут телескоп со всеми остальными фактами.

Ей так не хотелось возвращаться обратно в Империю! Она и не смела помышлять о побеге – Гончие, единожды взяв ее след, не отпустят ее даже в Настоящем. В старом мире, то есть. Сможет ли Бард ей помочь? Спорно, даже он был не всесилен. Да и захочет ли он? Можно ли было ему доверять?

Кто, кроме него и Гилфи знал о письме и смог бы преуспеть в его расшифровке? И почему письму дали дойти до адресата? Слишком много вопросов.

– Что ты хочешь от меня? – спросила она наконец.

– Помощи.

– Помощи в чем? Что тебе с того, что Шпиль исчезнет? Твое место не здесь. Если бы не я, ты бы никогда не прослышал о Шпиле, никогда бы не испытал его зов.

– Верно, – Бард одобрительно кивнул. – И не сказать, что я бы многое от этого потерял.

– Тогда что я могу для тебя сделать? Не томи! – взмолилась Деспона.

– Помоги мне… вернуть одну тень, – молвил Бард.

Десс прочла в его глазах неподдельную скорбь.

***

– Стало быть, это личное? – поинтересовалась Деспона, пока они с Бардом спускались по широкой винтовой лестнице к подножию башни Дзета.

Бард только усмехнулся.

– Твоя знакомая стала тенью? – не сдавала Десс. – И теперь ты хочешь ее вернуть, так?

Улыбка покинула глаза Барда, и он кивнул.

– Я ее знаю? – уточнила Десс. Она надеялась, что ее голос не дрожал слишком сильно. По крайней мере, с чего бы ему не дрожать в то время, как его обладательница бодро скакала вниз по ступенькам? Это было вполне естественно.

Бард снова покачал головой.

– Возможно, – бросил он.

Десс раздраженно решила не смотреть на него больше. Она не знала, что и думать.

Самым ужасным было то, что она не имела ни малейшего представления о том, как вернуть человека из теневого забвения, но говорить Барду об этом сейчас было бы слишком жестоко. Она могла бы по крайней мере выслушать его историю и не делать поспешных выводов. Всему свое время.

Бард предложил продолжить разговор в парке, и Деспона не стала спорить. Снаружи их ожидало куда больше шансов на то, что каждое слово встретит внимание нежелательной аудитории, однако Десс решила не поднимать эту тему. Если Гончие Фавра и вправду были у нее на хвосте, собственные апартаменты уже не казались ей таким уж безопасными.

Конечно же, Бард соизволил перед самым выходом еще раз привести ее в бешенство.

Когда у самой двери ее рука машинально потянулась за серой замшевой шляпкой, этот несносный менестрель заявил:

– У тебя чудесные рожки.

Боги!

Ремарка была совершенно напрасной. Бестактной. Чудовищной.

Рука Десс замерла в нерешительности, а глаза налились стыдом. Она сама так и не успела толком привыкнуть к этой давно уже не новой, но все так же весьма неожиданной детали своей внешности.

А ведь Бард до того самого момента имел наглость делать вид, что ничего не заметил!

– Проклятье! – прошипела Деспона. – Неужели ты и правда только сейчас обнаружил?

– Признаться, да, – обескураженно оскалился Бард. – Они тебе настолько идут, что сразу их и не приметишь.

– Я не знаю, откуда они! –выпалила девушка.

– Понимаю тебя, тоже неоднократно за собой подмечал! – залился смехом менестрель. – То и дело вскакивает то хвост, то крыло. Причем только то, что справа, – полному комплекту я бы непременно обрадовался.

– Бард! – вскричала она. – Это низко! Я же говорю, я не знаю, откуда они взялись!

Бард совершенно искренне попытался притвориться, что ему больше не смешно, и потерпел сокрушительную неудачу.

А ведь Десс говорила чистую правду! Она просто проснулась с этими рожками! Одним отвратительнейшим, омерзительным утром она обнаружила их на своей голове и в одночасье из женщины превратилась неизвестно в кого! Подумать только, по своей парадоксальной неправдоподобности это событие находилось на твердом втором месте в списке ее злоключений, уступая лишь только той самой записке сомнительного содержания. И, как думалось Десс, это был еще не конец ее неприятностей. Возможно, в следующий раз она хотя бы заметит, как с ней что-то произошло? Эту будет ощутимым прогрессом!

Она постаралась взять себя в руки.

Глубокий вдох… Гнев покидает ее, эмоции больше не владеют ее организмом, она мудра и спокойна. Спокойна!

– Не переживай, – добавил Бард, – ты далеко не самая зловредная демонесса из тех, что мне довелось повстречать.

Десс изобразила недовольную гримасу и демонстративно резким движением водрузила шляпку себе на макушку. Этим ее не возьмешь! Пусть обзывается, сколько душе угодно. Она человек! Человек! Самый настоящий! Девушка!

Бард вздохнул.

Возможно, с его стороны это была лишь еще одна грубовато-неловкая попытка утешить Деспону? Он и раньше отличался подобными несуразностями. Бард привык во всем полагаться на свое чувство юмора и временами, надо признать, его переоценивал. Может быть, не стоило так сильно на него обижаться?

– Вот если бы мои волосы были хоть немного, хоть чуть-чуть вьющимися, – зачем-то попыталась оправдаться Деспона, – я бы уже тысячу лет назад избавилась от этой дурацкой шапки. Рожки было бы почти не видно…

– Знаешь, – усмехнулся Бард, – с тобой нужно держать ухо востро. Все эти присказки про тысячу лет в любой момент могут оказаться правдой.

Десс тогда только разочарованно покачала головой.

– Мой старинный друг, ты последний человек на свете, от кого я ожидала столь омерзительный поток диких банальностей. Как ты меня назвал? Демонесса?

– Именно. А кто же ты?

– А кто же я? – ухмыльнулась Десс.

– Не знаю, ты никогда не рассказывала.

– И сейчас ничего не расскажу, – триумфально оскалилась Десс. – Даже и не надейся. Особенно если ты продолжишь сыпать банальностями и утомлять меня пошлостью из репертуара второсортных менестрелей. Подумать только, демонесса.

– Эй, на что ты намекаешь? – картинно нахмурился Бард, легонько постукивая по крышке футляра своей лютни. Он шутил лишь наполовину, отметила про себя Десс. Какая-то часть его музыкального «я» ощетинилась миллионами негодующих смычков от одной только мысли о том, что под второсортным менестрелем мог подразумеваться именно он.

Ну, и поделом!

– Как еще мне тебя называть, когда у тебя рожки? –почти что обиженно довершил он, пятясь спиной в коридор и позволяя Деспоне запереть за собой дверь.

Он продолжил неловко шутить по и пути вниз, а сейчас, лишь только она попыталась вернуть беседу на серьезные рельсы, тут же отказался ей помогать. Несносный музыкантишка!

Возможно, по-своему он был прав. Коридоры и лестницы башни порою преподносили неприятный сюрприз в виде случайных прохожих, передвигавшихся поодиночке или небольшими группками, а беспризорные тени и вовсе сновали по стенам во всех возможных направлениях. Бард, хоть и старался всем своим видом показать, что его как бывалого путешественника это зрелище нисколько не впечатляет, то и дело украдкой бросал в сторону настороженный взгляд.

Даже бывалые колонизаторы пустоты не сразу привыкли к столь необычайной активности на стенах, составлявших внутреннюю оболочку их Шпиля. Ты становился истинным Беглецом только тогда, когда сумасбродные тени переставали вызывать у тебя нервную реакцию – и ни секундой раньше.

Деспона и сама с ностальгией вспоминала те времена, когда она думала, что каждой тени надлежит иметь своего обладателя.

Но Шпиль диктовал новые правила, и здесь не у всякой тени был законный хозяин. Обитатели Шпиля относились к ним так, как обитатели Настоящего относились к городским птицам. Вы же не станете пялиться, если на площади перед ратушей вам доведется увидеть голубя? Было лишь одно незначительное «но», о котором люди предпочитали не думать: голубь не полетит при первой же удобной возможности доносить на вас своему покровителю, в то время как от тени можно было ожидать чего угодно.

Именно поэтому двери частных апартаментов оснащались специальными стражами – ни одна заблудшая теня не могла забрести за порог, если жилище было специальным образом защищено. Разумеется, далеко не всякая тень обладала достаточной мотивацией для того, чтобы испортить вам жизнь. Многие из них и вовсе выглядели безнадежно потерянными даже для этого мира. Но любой дом становился чуточку уютнее, если было доподлинно ясно, что непрошенных гостей в нем не будет.

Интересно, подумалось Десс, а Бард учитывал эту особенность публичного пространства, приглашая ее в парк? Знал ли он, насколько велик риск?

– Здесь красиво, – он внезапно нарушил молчание. – Но как-то… холодно, что ли. Все эти стены настолько безжизненны, они будто сделаны из железа. Мне по душе теплота нашего дерева, и даже горделивая неприступность благородного камня вызывает у меня более сильные чувства.

– Ко всему привыкаешь, –отмахнулась Десс, хотя в глубине души она и была с ним немного согласна. Ну, самую чуточку. – Зато эти стены умные. Днем они испускают свет, а ночью тухнут. Разве это не чудесно?

– Чудесно? Только с точки зрения механики волшебства. В остальном же это – жизнь без солнца и неба, добровольное погребение в коконе. Я бы не смог так существовать, это не жизнь!

– Так тебя никто и не звал сюда, – добродушно напомнила Десс.

– А я и не планирую здесь оставаться, – кивнул Бард.

Почему-то это прозвучало немного обидно.

Лестница бежала вниз, то и дело застывая на широких пролетах и давая жизнь неожиданным ответвлениям. Чем ближе к основанию, тем больше ответвлений и переходов попадалось на глаза Деспоне и Барду, однако их плотность не шла ни в какое сравнение с муравьиным порядком замков и городов Настоящего. Чувство личной свободы, нарушаемое лишь бесконечным мельканием теней и периодическим осознанием полной изолированности Шпиля, ценилось его обитателями превыше всего.

Строго говоря, Шпиль был целой амальгамацией башен и башенок, возносившихся в пустоту из центрального основания. Колонна, в которой жила Деспона, ничем не отличалась от абсолютного большинства своих серебристых собратьев. Пространство между внешними оболочками предназначалось для жилых апартаментов, в то время как стержень, который обвивала лестница, тоже, как правило, не пустовал: какая-то часть его помещений отводилась административным работникам, в то время как остальные двери пестрили табличками туманного содержания и недвусмысленного посыла – посторонние здесь явно не приветствовались.

Повинуясь внезапному импульсу, Десс дернула Барда за рукав и увела его за собой по одному из открывавшихся перед ними туннелей. Они вынырнули в совершенно другой башне – ее лестница была гораздо уже, чем та, из которой они пришли, в то время как стены ее отдавали отполированной бронзой.

Бард зажмурился, реагируя на внезапную смену освещения. Деспона понимающе хихикнула.

– У этого материала похожая интенсивность свечения, но совершенно другой состав, – пояснила она. – А еще – погляди, на каждом повороте висят канделябры, и в ночное время свет всегда остается в пределах твоей видимости.

– Я чуть было не забрел в одну такую башню, пока искал тебя, – пробурчал менестрель. – Для чего она предназначена?

– Эй, – развеселилась Деспона, – неужели ты думаешь, что я буду разбалтывать наши секреты случайному посетителю?

По стене скользнула тень, и Бард проводил ее глазами.

– Все никак не могу привыкнуть, – он покачал головой.

– Это не так просто, – понимающе кивнула Десс. – Но со временем начинаешь воспринимать их как некую часть интерьера и не особенно обращаешь внимание.

– Но она же настолько похожа на человека, – поморщился Бард. – Словно чей-то искореженный силуэт… Тонкие ноги, руки, узковатая голова… Она как будто задержала на мне на мгновение взгляд своих несуществующих глаз и пронеслась мимо. Это даже немного ужасает.

– Возможно, нас и вправду осмотрели, – осторожно согласилась Деспона. – Возможно, даже услышали…

Вот. Она сказала это. Его комментарий пришелся как нельзя кстати – теперь она без лишних на то усилий поймет, знает ли он о том, что тени могли подслушивать.

Но Бард ничего не сказал. Он молча продолжил движение вниз, и Десс вынуждена была последовать за ним. Они явно играли во что-то. Десс ненавидела игры. Ненавидела, когда правила не были ей понятны с первого раза. Ненавидела просчитывать ходы.

– Бард, – начала она, но тут же осеклась. Его мысли явно были далеко: он почти не отреагировал на ее робкое обращение.

Они проделали остаток пути в тишине.

Стены начинали тускнеть по мере того, как на Шпиль спускался вечер.

Лестница внезапно завершилась перед двойной дверью, едва заметно украшенной состоящим из плавных сдержанных линий узором – типичным представителем свойственного Шпилю декора.

– Готов? – тихо поинтересовалась Десс, слегка дотрагиваясь до его плеча.

Бард нахмурился.

– Я уже был снаружи. Как я, по-твоему…

– Да! да, конечно, – неуклюже перебила его Десс, поспешив исправиться. И когда она успела настолько поглупеть? Никак, оставила свою непутевую голову наверху, в апартаментах.

Бард одним махом распахнул дверь, и сумеречный свет скользнул им навстречу. Они шагнули наружу.

Интересно, подумалось Десс, а можно ли было хоть где-то на Шпиле и вправду оказаться снаружи? Ее собственное понимание того, как была устроена колония Беглецов, да и все базовые сведения об устройстве мира, известные ей еще с первого университетского года, давали на этот вопрос негативный ответ.

Шпиль был местом-которое-не-место, во времени-которое-не-время. Даже сам факт его существования граничил на грани безумства и едва ли воспринимался с позиции Настоящего. Сказать про него, что он «был», означало грубо исказить реальность. Если понятие реальности еще продолжало иметь смысл в этом котле заблудившихся душ.

Десс огляделась по сторонам. Она с удовлетворением отметила про себя, что Бард, несмотря на недавнюю дерзость, был также сражен открывшимся видом. Можно было приучить себя к теням, снующим по стенам, но вот привыкнуть к королевскому великолепию этого засыпающего мира было выше человеческих сил.

Как и несчетное число раз до этого, она с придыханием подняла глаза. Железные своды утопали в бесконечности наверху. Где-то вдали они смыкались в подобие купола, повинуясь задумке Архитектора, что решил придать своему произведению законченный, привычный первым колонизаторам вид. Вершина купола терялась в сердитой массе облаков, пронзаемых многочисленными башнями.

Башни, преимущественно серебряные и лишь изредка тускловато-бронзовые, поддерживали купол на своих стройных плечах, перекликаясь между собою посредством изящных мостиков итуннелей.

Земля под их ногами сбегала вниз, где-то застывая на протяженных плато, а где-то соскальзывая навстречу далекому краю в стаккато из спусков и лесенок. Если приглядеться, на некоторых из них можно было различить человеческие фигурки, многозначительно спешащие по своим делам.

Все лестницы вели наверх, к вершине, к самой центральной башне и к царю всех шпилей, черной громадой выстреливающему из череды своих собратьев и мчащемуся наверх в самое сердце купола.

– А ты говоришь, что мы не видим неба, – мечтательно протянула Десс. – Посмотри, у нас даже облака есть.

– Это не настоящее небо, – отрезал Бард, помотав головой, словно стряхивая с себя наваждение. – И это не настоящие облака. У неба не должно быть предела, в то время как все ваши башни утыкаются в потолок этой громадины.

– Это не купол в чистом виде, Бард, – терпеливо объяснила Десс. – Слово потолок в твоем исполнении – несказанно грубая аппроксимация. Это… некая оболочка, которая видится тебя замкнутой. Понимаешь?

Он не понимал, но Десс продолжала.

– Во-первых, на своей вершине поверхность вырождается в шпиль. Видишь центральную ось? А во-вторых…

– Десс, перестань, – Бард осторожно прервал ее. – Мне незачем знать все эти премудрости. Половина используемых тобою терминов мне все равно ничего не скажет. Ты же знаешь, что все эти разговоры ученых людей всегда оставляли меня в состоянии легкого замешательства и сильно травмированной самооценки.

Десс кивнула из вежливости, хотя ей и нелегко было вообразить себе самооценку Барда сильно травмированной. Эта составляющая его естества была одной из самых живучих.

– Хорошо, – уступила она. – Но вот, например, облака…

– Такая же непонятная материя, как и эти фальшивые стены, – угрюмо отрезал Бард.

– Возможно, – не сдавалась Десс, – но они дают самый что ни на есть настоящий дождь!

– Четко спланированный дождь!

– По плану, не известному нам! – закончила Деспона. – Откуда тебе знать, из чего состоят облака в Настоящем, и кто ими руководит? Быть может, за их расписание также отвечает какая-нибудь неведомая канцелярия. Разница лишь в одном, Бард! Дома кто-то обустроил весь мир без нашего деятельного участия, в то время как здесь мы все делали сами, и сами за все отвечаем!

– Ты сказала дома, – ухмыльнулся Бард.

– Это специально, – покраснела девушка, – чтобы тебе было понятней!

– Ну, естественно! – засмеялся Бард.

Деспона надвинула шляпку на глаза и скрестила руки на груди.

– Ты невыносим, –резюмировала она.

– Так мы идем в парк? – все еще смеясь, предложил Бард.

***

Ближайший парк был, как и все на Шпиле, многоярусным. Ступеньки соединяли несколько рощ и садов, оседлавших четырехугольник между группой серебряных башен.

Вечерело, и Деспона с Бардом неспешно шагали по аллее в одной из таких рощиц в сени на удивление ровно посаженных деревьев.

Время от времени их путь пересекали тени, выныривавшие из кустов и тут же скрывавшиеся в зарослях напротив.

– Итак, – набралась смелости Десс. – Ты позвал меня сюда… – она выдержала небольшую паузу, – Зачем?

– Затем, чтобы более пространно попросить о помощи, – спокойно ответил Бард.

Еще несколько десятков шагов было сделано в тишине.

– Так, ясно – подбодрила его Десс.

Он не успел ничего ответить, так как из-за угла на изгибе аллеи им навстречу прошествовали два господина в черных плащах. Когда господа скрылись из виду, Деспона не сдержалась и решила сделать еще один намек.

– Знаешь, Бард, – тихо сказала она, – люди – это не единственные здешние обитатели со способностью слышать и передавать разговоры.

Бард посмотрел на нее. Прочитать выражение его лица в сгущающейся полутьме было очень сложно.

Десс сдалась.

– Почему ты не захотел продолжать разговор у меня? – прямо спросила она.

– Тени не могут проникнуть к вам в дома, верно? – спросил Бард вместо ответа.

– Верно, – нервно сглотнула Деспона, чувствуя, как ей становится не по себе.

– Значит, она была права, – пробормотал он.

Они свернули с основной аллеи и прошли еще несколько минут в тишине. Стало настолько темно, что среди густой черноты было невозможно отличить живые тени от настоящих. Десс прекрасно понимала, чем завершится эта прогулка, но почему-то не могла вымолвить ни слова.

А что она должна была сделать?

Развернуться и подняться назад в свои апартаменты?

Сказать ему, что никуда не пойдет?

Наверное, так и стоило сделать. Несколько раз оначуть было не решилась обратиться к нему, но знакомый страх сковал ее мысли и украл ее голос, и она смолчала.

Это не закончится ничем хорошим, думала она, шагая за ним в темноте. Это закончится дурно. Будь здравомыслящей женщиной, Десс, вернись домой!

Но она не смогла.

Знакомый шелест лютни о его плащ тащил Десс за собой, словно на цепи.

Домой. Она уже раз говорила сегодня о доме, и тогда она имела в виду вовсе не Шпиль.

Шпиль был убежищем, бегством. Неужели кто-то и вправду мог считать эту одинокую громадину истинным домом? Неужели он годился на что-нибудь, кроме временного пристанища? Сколько еще она будет себя обманывать? Так темно и жутко, и как же мало кругом фонарей! Нужно было захватить на прогулку собственный светильник – еще одно сожаление в ее бесконечном списке. Боги, сколько лет она провела здесь сама, в этом эскизе на нормальный город? Да и мог ли кто-то сказать, как здесь текло время, когда все связи с Настоящим были необратимо порваны?

Два года? Возможно,и дольше.

Бард не сильно изменился со дня их последней встречи, но это могло означать что угодно. Нужно было непременно спросить у него, сколько времени ее не было в мире. Непременно, но не сейчас. Возможно, завтра.

Она была так рада видеть его, что только сейчас мысли о возможных рисках стали одолевать ее разум. Строго говоря, насколько ей было известно, контакты с Настоящим не были законодательно запрещены, но она никогда не была большой поклонницей кодексов и прочих порождений бюрократии. Возможно, что препятствия все-таки были. Где бы их деликатно узнать?

Наверное, не стоило так замыкаться на службе и на собственном внутреннем мире. Наверное, иногда нужно было выходить в свет… Выходить полноценно, а не номинально, как это делала она.

Конечно, Деспона порой посещала таверны, библиотеки и прочие увеселительные заведения, но, как ей казалось, ее хмурый взгляд порой отпугивал желающих посудачить.

Некоторых храбрецов она осаждала собственноручно, о чем вспоминала нередко и с большим сожалением.

Строго говоря, только одного человека на Шпиле она могла считать своим хорошим знакомым…

– Боги милосердные, Десс, хватит витать в облаках!

Именно! Она была как никогда согласна со своим внутренним голосом! Уж если и слушать чьи-то советы, так это собственные! Хорошо бы…

– Десс!

Девушка вздрогнула.

– Зачем ты кричишь? – испуганно потребовала она у неясного силуэта Барда.

– Затем, что тебя опять куда-то унесло, – прошипел он с нетерпением. – Десс, я хочу тебя кое с кем познакомить.

Чудовищный миг настал. Десс вздохнула.

– Ты опять вздыхаешь, – вздохнул Бард.

– Прекрати, я давно не вздыхала, – вздохнула Десс.

– Ты готова?

– Нет, – честно ответила она.

– Я тоже, – признался он. – Она обещала быть где-то здесь.

Они стояли под массивной колонной с плавно изогнутым основанием, на вершине которой взгромоздился хронометр. Часы – о, чудо! – подсвечивались, и в их окрестности было видно даже немного дальше собственной вытянутой руки.

– Я даже не заметила, как мы сюда пришли.

– Ты не сильно меняешься со сменой места жительства, – заметил Бард.

– Это хорошо?

– Ты ведь пытаешься сейчас отсрочить неизбежное?

– Да, – вздохнула она. – Хотя…

Нет, все же нужно было это сказать! Деспона ДиМарко могла за себя постоять, пусть менестрель это знает!

– Бард!

– Да? – его голос звучал удивленно.

– Бард, я ведь не обязана это делать.

– Извини? – немного нелепо переспросил он. Загнать Барда в тупик дорогого стоило.

– Я хочу сказать, – объяснила Десс, чувствуя приток храбрости, – что я еще не дала свое согласие тебе помогать. Я ведь еще могу отказаться. Я не знаю, как это скажется на моем положении здесь. Возможно, тебе не стоит тут находиться. Возможно, это опасно для нас обоих, причем неизвестно, для кого больше.

– Десс, – замялся Бард. – Я… Прости! Проклятье!.. Десс, я не знаю, что и сказать.

Она многозначительно приподняла одну бровь и понадеялась, что в темноте он успел разглядеть этот тонкий ход с ее стороны.

– Я думал, – продолжил оправдываться Бард, – что раз уж ты решила за мной последовать и ничего не возразила до сего момента…

Да, с этим доводом было сложно поспорить, а оттого Деспона еще более преисполнилась праведным гневом. Ну почему, почему даже тогда, когда она умудрялась оказаться права, она все равно была права немного не до конца?

– Я ничего не обещала, – заметила она.

– Правда… –согласился Бард.

– И потом, у меня столько вопросов, а ты толком ничего не объяснил! – она перешла в атаку. – Как так получилось, что мое сообщение все-таки дошло до мастера Гилфи, но тем не менее его все равно кто-то перехватил? Откуда ты знаешь о том, что думает обо мне Фавр, если ты здесь даже в парках не очень-то ориентируешься? – Деспону было не остановить. – Да и как ты вообще здесь оказался?

– Справедливые вопросы, – согласился Бард. – Но я рассудил, что, возможно, некоторые ответы тебе лучше будет услышать из первых рук, а потому не спешил со своими. Я же помню, что тебе обычно нужно время на то, чтобы переварить информацию, Десс.

Да, оно определенно знал ее слишком хорошо. Это никуда не годилось.

– Я требую объяснений, – твердо сказала Деспона. – Давай по порядку.

– Не боишься теней? – с грустной усмешкой уточнил Бард.

Десс не нашла иного выхода и опять вздохнула. Она чуть было не забылась. И зачем она так громко кричала про Фавра посереди парка, пусть и ночного? Отсутствие других гуляющих наверняка сделало их безальтернативной приманкой для теней, голодных до информации.

– У нас будет несколько часов для спокойной беседы, – успокоил ее Бард. – Моя знакомая обещала об этом позаботиться.

– И как же она это сделает? – скептически (оправданно скептически) процедила Десс.

И для чего он снова упомянул свою неведомую незнакомку? Прошло еще совсем немного времени, но Десс уже успела ее возненавидеть. Любой, абсолютно любой человек на ее месте почувствовал бы себя точно так же и даже хуже. Гораздо хуже – Десс была на удивление терпелива и снисходительна.

Бард пожал плечами.

– Она просто пообещала, что некоторое время тени будут принимать нас с тобой за своих и не станут прислушиваться к нашей беседе. Определенный риск все равно есть, но мы должны на него пойти.

– Ты ей слишком безоговорочно доверяешь, – едко отметила Десс. – На тебя это не похоже.

– Да, – просто сказал Бард.

– Да? –Десс отработанным движением вздернула бровь. Правую! – И все?

– Просто «да», – кивнул Бард. – Да, я доверяю ей безоговорочно. Пожалуй, даже слишком. И, да, это совершенно не в моем духе.

– А я-то почему должна в нее слепо верить? – потребовала Десс. – Я все еще ничего тебе не обещала, не забывай!

– Десс, – в голосе Барда прозвучала усталость, – Если не веришь мне, так и скажи. Я провожу тебя домой, и мы забудем о моей просьбе раз и навсегда. Идет?

Деспона опешила.

– Ты изменился! – вырвалось у нее.

– Возможно. Сложно отследить в себе перемены, когда все время варишься в собственной компании, знаешь ли.

Десс на мгновение почувствовала себя преданной. Да как он посмел? Сначала внезапно нагрянул и вернул свет в комфортную темноту ее кокона, затем вытащил ее в парк посреди ночи, а потом и вовсе преподнес вот такие вот мерзкие новости, а сам и бровью при этом не повел!

Она собиралась высказать ему все, что о нем думала! Она…

Гнев оставил ее так же внезапно, как и пришел.

Десс категорично вздохнула.

Как же комично она, должно быть, сейчас выглядела! Сердиться на Барда было глупо, решительно глупо. Она, наверное, тоже не особенно напоминала себя прежнюю. В конце концов, именно Десс, а не Бард, оставила за плечами всю свою прошлую жизнь и бежала из Настоящего на этот Шпиль посередине Ничто.

Нужно было принять какое-то решение. Вернее, нужно было сообщить о решении Барду, ведь он был сокрушительно прав в своей трактовке ее тишины. Деспона даже и на секунду не задумывалась о том, чтобы отказать ему. Лишние вопросы никогда не практиковались в их дуэте – Деспона и Бард просто были друг для друга опорой, когда это требовалось. Все объяснения ожидались потом, после бури; и только в том случае, если одна из сторон считала нужным их предоставить.

Разве можно было винить Барда за то, что он ожидал от Десс нечто, к чему она давно его приучила? Да и стала бы сама Деспона надеяться на меньшее, если б сама оказалась в беде?

Причина была явно в чем-то другом. В ком-то. Или чем-то?

Десс не хотела сейчас об этом думать.

– Хорошо, – сухо сказала она.

– Так я могу на тебя рассчитывать? – голос Барда прозвучал настолько изумленно, что Десс сделалось совестно. Она отнесла эту слабость ко внушительному списку абсурдностей всего аномально сумасшедшего дня.

– А ты сомневался? – сказала она, приправляя слова незапланированным ядом. – Доверяешь мне меньше, чем своей новой знакомой?

Бард помотал головой.

– Эх, Десс, я скучал по нашим дружелюбным перепалкам.

Дружелюбным? Подлая провокация!

Десс зажмурилась.

– Давай не будем тянуть. Где притаилась твоя пассия?

– Пассия? – оторопел Бард. – Любопытный поворот. Десс, я не припомню, чтобы я представлял ее подобным образом!

– Неважно, – Деспона махнула рукой. Как же нагло мужчины умели врать!

– Действительно, неважно… – пробурчал Бард.

Он откашлялся, как будто готовясь к выступлению.

– Так я зову ее?

– Пожалуйста, – кивнула Десс с показным безразличием.

Бард, как это с ним часто случалось, сделал совсем не то, что Десс от него ожидала. Он не стал свистеть птичкой или прибегать к другим общепринятым способам призыва тайных сообщников. Он не стал бормотать заклинание, и даже не подумал запускать в воздух сигнальный огонь. Вместо этого он позволил футляру с лютней соскользнуть со своего плеча, извлек из него инструмент, сел на лавочку напротив подсвечиваемых часов и изготовился играть.

– Бард! – прошипела Десс. – Бард!

Он одарил ее настолько удивленным взглядом, что Десс даже не нашла в себе сил рассвирепеть. Сама невинность! Как будто она только что помешала ему осуществить самый очевидный и безобидный замысел на свете!

– Ты обезумел? – на всякий случай уточнила она, хотя ответ и так был очевиден всякому здравомыслящему человеку.

– Другого способа нет, – спокойно отметил музыкант.

– Бард, ты не представляешь себе, какая это глупость! – прошептала Деспона. – Люди на Шпиле не играют по ночам в парке на музыкальных инструментах! Люди на Шпиле по ночам сидят у себя дома и, если им очень этого хочется, играют там!

– А днем, – недоверчиво поинтересовался Бард. – Днем они где-нибудь играют? Быть может, в трактирах? Я видел здесь пару заведений, похожих на питейные.

– В трактирах играют, в том числе и вечером, – согласилась Десс. – Но это другое! – добавила она с жаром.

– Тогда, быть может, исполнение музыки в парке как-то запрещено?

– Хм, – задумалась Десс. – Понятия не имею. Я не читаю указы и прочую бюрократию.

– Ты же здесь живешь? – усмехнулся Бард.

– И что с того? – Десс ощетинилась в ответ. – Зачем мне столько избыточных сведений, ежели я не собираюсь ничего нарушать?

– Любопытно, – скривился Бард.

– Бард, все тени сейчас следят за нами! Ты нашел единственное освещенное место в парке, водрузился на лавочку и приготовился производить шум! Бард…

– Десс, прошу тебя! – слабо возразил он. Странно, но такой способ оказался действеннее, чем его былая импульсивность. Десс обессиленно опустила руки. – Десс, пойми же! Ей нужно воспоминание для того, чтобы услышать меня, и ей нужен свет для того, чтобы нам явиться. Если выбирать между обществом людей и случайных теней, я предпочту второе. И потом, я же обещал тебе, что суть разговора до них не дойдет.

– Ты не осознаешь риски, – Десс устало помотала головой и сдалась.

Бард провел пальцами по струнам.

– Она сама предложила этот план, знаешь?

Он взял несколько мечтательных аккордов и закрыл глаза, плавно запрокинув голову.

– Самое светлое место в самое темное время. В этом вся она.

Искусственная ночь Шпиля окончательно вступила в свои права, и внезапно часовой столб оказался единственным маяком в бескрайней и черной вселенной. Бард сидел на самом краю неправдоподобно ровной окружности, сотканной из света одиноких часов, а Десс стояла ближе к ее центру, почти у самой колонны.

С первых нот и вопреки здравому смыслу, она решила, что волновалась напрасно. И правда разве могла музыка Барда вырваться за пределы их освещенного островка и улететь во враждебное «ничего»? Променять теплоту и доверие их отчужденного «мы» на прохладу и безразличие сущей неправды? И, даже допуская обратное, разве можно было себе вообразить, что хоть какая-то мерзопакостная тень заподозрит в этой гармонии диссонанс и преисполнится подозрений?

Боги, как же она скучала по его игре! Никакой Конклав, никакой Фавр не заставят ее позабыть волшебство этих струн!

Только Бард мог разбудить в ней столько противоречивых чувств – заставить ее печалиться и в то же самое время разглядеть в печали надежду, пуститься в пляс во весь дух и в самом сердце танца вдруг узреть сожаление…

После нескольких знакомых пассажей он заиграл задумчивую мелодию, нежную и решительную одновременно. Как томилась его душа! Как он, должно быть, любил эту незнакомку!

Деспона не знала этот мотив – наверняка он сложил его специально для своей тайной любви.

Для тени.

Для тени, без которой он не мог сформулировать свою просьбу.

Деспона поежилась, и музыка ослабила хватку на ее мыслях.

Подумать только, а ведь за все бесконечные месяцы жизни на Шпиле она так и не успела познакомиться с настоящей тенью! Ни одна из них не задерживалась на одном месте дольше удара сердца, и Десс даже начала сомневаться в их способности к привычной человеку коммуникации.

Или у сильных мира сего были свои методы убеждения неожиданных союзников, или же слухи о практических свойствах теней были сильно преувеличены. Не намеренно ли?

И какой она окажется, эта Бардова тень? Сможет ли она говорить? Как прозвучит ее голос? И не протянет ли эта сумеречная рука ключ к собственному спасению?

Внезапно, музыка стихла.

Десс подняла глаза.

***

Десс потом часто мысленно возвращалась к той секунде и пыталась понять, почему она не раздумывая посмотрела перед собой.

Тени, даже самые самостоятельные, перемещались по стенам и по земле. Они мелькали там, где обитали другие, привычные тени. Они не возникали перед вами посреди ночи и не заглядывали вам в душу.

Деспона просто ощутила чье-то присутствие.

Это было единственное объяснение, которое при этом умудрялось не объяснять ровным счетом ничего.

Почувствовала присутствие? Какая-то мистика.

Возможно, все это было не так уж и важно. Важно было то, что она перед собой увидела.

Это была тень. Это совершенно точно, самым что ни на есть решительным образом была тень. Только не вполне настоящая. Точнее, как раз-таки чересчур настоящая… Точнее…

Тень была необратимо чужой в этом круге искусственного свечения. У нее были густые черные волосы, и легкий ночной ветерок робко тормошил подол ее платья. Ночная гостья смотрела на Барда, и Десс не смогла разглядеть ее лица. Она заметила только, что из-под платья виднелись аккуратные туфельки, тоже черные. Тень куталась в черную шаль.

Бард дрожащими руками отложил лютню. Десс никогда не видела раньше, чтобы он просто так оставлял инструмент без присмотра – ее Бард никогда не пожалел бы секунду-другую на то, чтобы упрятать лютню в футляр.

Он смотрел на тень, как на чудо во плоти. Еще секунду, и менестрель пал бы перед ней на колени.

Но этого не случилось.

Бард встал и, придерживая рукой полу плаща, слегка поклонился.

Беспризорная лютня между тем продолжала украшать собою лавку.

Тень слегка поклонилась Барду в ответ.

Какое странное и официальное приветствие! Так кем же ему была эта женщина?

– Ты пришла, – молвил музыкант, не сводя с гостьи взгляда зачарованных глаз.

– Мне с каждым разом все труднее, – прошептала в ответ тень. Ее голос прозвучал немного виновато. Это был голос молодой женщины, многое пережившей, – мелодичный и мягкий, но начисто лишенный наивности юных лет.

Бард сделал движение к ней навстречу, словно он хотел заключить ее руки в свои, но на полпути он застыл в нерешительности.

Десс заметила, что тень так и не подняла голову после своего сдержанного поклона – она продолжала смотреть в пол перед собой, стягивая шаль своими тонкими пальцами. Она не шелохнулась в ответ на неловкое движение Барда – то ли не заметила, то ли предпочла не заметить.

– Анна, – начал было Бард, жестом приглашая ее сесть. Незаметным плавным движением, тень не позволила его пальцам коснуться своего плеча и грациозно опустилась на лавку.

Десс тихонько ахнула.

У тени не было лица. То, что поначалу показалось Деспоне черной тканью ее одежд, было одним естеством, и этому естеству было сложно назначить цвет. Скорее, то было отсутствие всякого света; зияющая пустота на том месте, где должен был быть человек. Ее безупречно женственный силуэт затмевал слабый свет от часового столба, а ее волосы волновались со всей живостью настоящей прически, но в остальном… Ее как будто не существовало.

– Анна, – Бард опустился на скамью рядом с ней, но тут же вскочил и энергично сигнализировал Деспоне.

– Десс, садись рядом, – позвал он. – Я боюсь, что наш разговор выйдет долгим, а ты уже давно на ногах…

И с чего только он стал таким заботливым?

Десс мешкала.

– Ну же, – позвал Бард, и в его голосе промелькнули нотки отчаяния.

Десс сделала несколько нерешительных шагов, но ноги словно налились свинцом.

Легкое головокружение.

Слабость.

Десс зажмурилась и уперлась ногами в землю, надеясь, что это предотвратит падение, но было уже поздно – баланс ускользнул и девушка опустилась на одно колено.

Краем глаза Десс заметила, что тень вскочила со своего места и сделала какой-то неясный жест.

– Нет, – слабо воскликнул Бард, заламывая руки и не зная, к кому броситься в первую очередь.

Деспона осторожно покачала головой.

– Все в порядке, Бард, я…

– Боишься, – сказала тень.

Что звучало в этом голосе? Грусть? Презрение? Брезгливость? Страх? Как будто бы разом все вместе и сразу ничего. Ей было стыдно за себя или за Деспону? Она чувствовала себя оскорбленной или же виноватой?

Десс подняла взор и посмотрела на тень.

На Анну.

Она будет называть ее именно так.

– Все хорошо, – сказала она еще громче и, сделав неимоверное усилие, встала на ноги.

– Простите мне эту слабость, леди Анна, я иногда страдаю внезапными обмороками. Чувствую, что местный климат мне не совсем подошел, – соврала Десс и, изо всех сил надеясь, что ей удалось сохранить хотя бы осколок своего достоинства, преодолела несколько шагов, отделявших ее от скамьи, и тяжело опустилась рядом с… Анной.

Бард даже не потрудился скрыть свой вздох облегчения.

– Отлично, – прошептал он себе под нос. – Отлично.

Десс сидела прямо, как прилежная ученица за школьной партой, и смотрела строго перед собой. Туда, где были только свет и часы на столбе. И Бард. Нервный, измученный, потерянный Бард.

Поделом ему.

– Итак, – пробормотал менестрель. – Мы все здесь… Итак!

– Бард, – отозвалась Анна. – Позволь мне начать?

Грусть. В ее голосе жила только грусть. И почему Десс не заметила этого раньше? Это открытие пронзило ее с силой откровения, и она, сама не понимая, что делает, повернула голову и посмотрела на тень.

Их взгляды встретились.

Да, у Анны не было глаз – только лазурные огоньки неясного очертания – но Деспона была уверена в том, что произошло. Она смотрела в самые очи бездонного мрака.

– Как вы страдали! – невольно вырвалось у нее.

Она была готова поклясться, что Анна улыбнулась ей.

Ей плечи – они были опущены под грузом ускользнувшей надежды.

Ее руки неясными силуэтами лежали у нее на коленях, где тонкие пальцы сплелись в нервную хватку.

Бедняжка! Невольно подумалось Десс. Она моргнула, стряхивая наваждение.

Что за унизительный приступ эмпатии нашел на нее? Совершенно негоже так расклеиваться! Нужно было как можно скорее войти в курс дела, выдумать действенный способ подсобить двум заблудшим душам и покончить с этой темной историей раз и навсегда. И чем скорее она выгонит эту тень из своей жизни, тем лучше.

Довольно!

– Так кто из вас начнет? – решительно потребовала Десс.

Глава вторая. Кто боится теней

С годами привычка размышлять и анализировать по самому ничтожному поводу приобретает безусловный характер, а мечты и домыслы раздуваются порой до масштабов, совершенно не пропорциональных событию, их породившему. Бывают и другие явления. Те, что изначально настолько необъятны и сложны, что разум, склонный к такого рода интенсивным манипуляциям, клокочет и закипает в тщетном стремлении постичь непостижимое. И так до успешной разгадки или, что бывает гораздо чаще, до полного выгорания.

Как только Анна и Бард закончили свой рассказ, Деспона тут же поняла, что ей придется иметь дело с феноменом второго рода. С клубком запутанных ниток. С загадкой. С непонятным и непостижимым.

Вспоминая давно позаброшенный навык, Десс приказала своим мыслям не суетиться. Это было сложно и получилось не вполне, так как за время отшельничества на Шпиле ее разум стал капризен и своенравен.

Но все же она сделала шаг в нужном направлении и кое-как приглушила хор навязчивых голосов.

Эту историю нельзя было атаковать. Ее нужно было осмыслить. А для этого требовался долгий и кропотливый процесс – сложить их сбивчивое повествование в хронологически выверенный документ. Примирить их чувства. Найти противоречия. И ждать. Ждать, пока решение не придет.

***

– Ну же, начинайте! – еще раз поторопила их Десс, и Бард махнул рукой и принялся расхаживать взад и вперед в ровном свете одиноких часов.

– Мы познакомились на равнинах Центральной Провинции, – неловко молвила Анна, следуя взглядом за менестрелем, и Десс наконец сумела разглядеть ее профиль – изящный носик и губы, которые были чувственными, но совершенно об этом не догадывались.

– Мы познакомились на равнинах Центральной Провинции, – повторила тень, обретая свой голос.

– В самый холодный день поздней весны, – вторил ей музыкант, останавливаясь на месте и обессиленно закрывая глаза.

– Когда лето уже стучалось в дверь, но воздух внезапно сотрясла гроза.

– Когда тучи заволокли небосвод, и ледяные капли дождя застучали по крышам вагонов.

Это было там, дома. В Настоящем. Когда Деспоны уже не было рядом.

Бард путешествовал с торговым караваном. Несколько купцов, скинувшихся на услуги банды неудачливых наемников. Лекарь, не решившийся пересечь равнины в одиночку, и примкнувший к каравану вагончик капризной аристократки.

И Бард – на первый взгляд, странствующий музыкант, развлекающий всю честную компанию на привалах перед сном.

Равнины, бесконечные равнины и отдельные жиденькие рощицы, деревьев в которых не хватило бы и на самое жалкое подобие деревни. Неделя пути под аккомпанемент задумчивой лютни, слабого ветерка и… змей. Ужас, скрывавшийся в высокой траве вдоль Имперского тракта, стоял за дурной славой здешних пустошей.

Укус лиловой гадюки убивал человека за пару дней – легкая слабость, лихорадка и медленный спуск в пучину безумия. К концу стремительной болезни страдалец переставал узнавать окружающих и от человека оставалось одно лишь воспоминание.

На змей существовала лишь одна управа – целители селений, что располагались вблизи склонов Сумеречной гряды, собирали весной особый вид горных подснежников, из которых потом по им одним известным рецептам изготавливалось противоядие.

Ситуацию усугубляло то, что Тракту зачастую не было альтернатив. Он соединял восточную и западную части империи по кратчайшему маршруту, вдали от океанского побережья и время от времени пересекая лишь мелководные речушки, совсем не пригодные для судоходства. Путь к полноводным рекам и более безопасному пути нередко был дольше, а капитаны, зная о трудностях своих потенциальных пассажиров, не мелочились с расценками.

Потому купцы, желавшие доставить свой груз без промедлений и лишней волокиты, или же просто не располагавшие достаточными для водного путешествия средствами, готовы были рисковать.

Антидот тоже был недешевым удовольствием, и далеко не все караваны отправлялись в путь, имея в своей поклаже достаточное количество доз.

Днем змей боялись меньше – нужно было лишь держаться подальше от края дороги и внимательно смотреть себе под ноги. Останавливаясь на ночлег, путешественники выкашивали траву на обочине или же находили давно устоявшиеся места для стоянок, коих вдоль Тракта образовалось множество. После, они окружали себя сухими ветками, привезенными с собой или собранными в рощицах по пути, и разжигали в поле полукружие защитных костров. Как правило, подобных мер предосторожности хватало для того, чтобы чувствовать себя в хрупкой безопасности, но в каждом третьем караване все равно находились сумасбродные, нерадивые или просто невезучие люди, жизнь которых рано или поздно оказывалась в распоряжении противоядия из горного подснежника.

Караван Барда ничем не отличался от себе подобных. Насколько было известно музыканту, у всех его спутников имелась своя доза антидота – перед отправлением каждый позаботился о том, чтобы приобрести у местных знахарей хотя бы один мешочек драгоценного порошка.

Первые три дня недельного путешествия не ознаменовались происшествиями. Настороженная обыденность хождения по тракту давала о себе знать – люди со временем уставали вслушиваться в каждый шорох, разговоры становились все оживленнее, и рутина вступала в свои права.

Бард стремительно умудрился стать своим среди путешественников, ни с кем особенно не сближаясь и узнавая о других несравненно больше, чем рассказывал о себе.

– Скажи-ка мне, Ханси, – спрашивал Бард у капитана наемников на дневном привале в первый день их странствия. – Так кто же наша таинственная спутница, что не показывается из своего вагончика с самого отъезда?

– Вы менестрели ни одной юбки не пропускаете, – отмахнулся тот, кого звали Ханси, смугловатый и немного грузный мужчина среднего возраста и неясного происхождения. – Я здесь не дольше твоего, Бард. Откуда мне знать, что это за важная особа?

– Видимо, дама действительно не из простых, – Бард кивнул в сторону угрюмого вида сухонького мужчины преклонных лет, сновавшего между вагонами с брезгливо-возмущенной физиономией. – Чванливости ее слуги хватит и на тысячу королей.

Ханси скривился.

– У хороших господ таких слуг не бывает, уж поверь старому воину.

– Необщительный? – понимающе покивал Бард.

– Необщительный? – оскалился Ханси. – Да он ведет себя так, как будто его госпожа – наместница всех богов на земле, а сам он – как минимум ее правая рука. Хочешь, чтобы путешествие прошло гладко – уважай караван. А этот сушеный стручок как будто бы первый раз в жизни вышел на улицу из своих золотых чертогов и теперь морщит от всего носик. Госпожа и вовсе, бьюсь об заклад, не вынесла смрада открытого поля и теперь приходит в себя в благоуханной тишине своей кабинки.

Бард покачал головой.

– Каждый аристократ в караване приравнивается к вагону мертвого груза.

– А ты сам-то кто, менестрель? – прищурился Ханси. – Сдается мне, ты слишком учен для простолюдина. Да и изъясняешься как-то мудрено порой. Когда забываешься, – добавил наемник с двусмысленной улыбкой.

– Я много странствовал, – Бард развел руки в стороны. – Нахватался всего здесь и там.

Охранник лишь еще пуще нахмурил густые черные брови.

– Ханси, – вздохнул Бард, поняв, что не переубедит оппонента. – У меня ведь тоже есть некоторые сомнения в простоте твоего происхождения. Ты одет опрятней других, у тебя ухоженная борода самого что ни на есть настоящего городского франта, и еще ты несколько раз произвел довольно-таки… цветастые фразы, знаешь ли.

– А я много путешествовал, – засмеялся наемник. – Нахватался всего, здесь и там.

– Весьма остроумно, – оскалился Бард.

– Прости, не мог упустить такую возможность, – успокоился Ханси. – Мне, в отличие от тебя, скрывать нечего. Да, мой батюшка служил камердинером при бароне Лакруа и готовил меня к военной службе. Годков этак в тринадцать жизнь моя мне смертельно наскучила, и я бежал из отчего дома. Вот и все.

– Необычная история, – прокомментировал Брад.

– Самая что ни на есть обыденная, – отмахнулся Ханси. – Добрая треть нашей команды имеет схожую биографию. Твоя исповедь вызывала бы куда больший ажиотаж.

– Едва ли, – сухо возразил Бард.

– Я знаю, что не услышу ее, – поморщился Ханси, – и не стану просить тебя о таком одолжении. Уж мне-то известно, что некоторые байки лучше даже не слушать – для аудитории они могут быть еще опаснее, чем для рассказчика.

– Я лишь странствующий музыкант, – отрезал Бард. Он с трудом поборол желание прекратить разговор и уйти, зная, что грубость с его стороны лишь усугубит ситуацию.

– Несомненно, – саркастически поморщился Ханси. – Простой менестрель с колодой карт Килит и подзорной трубой, – внезапным шепотом добавил он. – Непростой подзорной трубой.

Бард оцепенел. Каким-то уголком подсознания он понимал, что самым абсурдным образом уставился на своего собеседника невидящим изумленным взором, но тело перестало его слушаться. Он даже успел порадоваться про себя тому обстоятельству, что это самое неповинующееся тело сейчас с комфортом располагалось на расстеленном поверх весенней травы плаще, иначе земля непременно ушла бы у него из-под ног.

– Как ты напрягся, – Ханси легонько потормошил его за рукав. – Полно, успокойся. Мне не нужны чужие тайны. Просто имей в виду, что пара пытливых глаз всегда видит немного больше, чем ты хочешь ей показать.

Дар речи так и не вернулся к Барду.

– Отдыхай, менестрель, – Ханси тяжело поднялся и на прощание хлопнул Барда по плечу. – Впереди еще пять часов марша. А вечером, когда мы, если будет на то воля богов, доберемся до таверны, мы снова попросим тебя спеть. Уж в твоем основном ремесле сомнений у меня пока не возникло, музыкант ты толковый.

***

Весь оставшийся путь до вечернего привала прошел для Барда в смятении мыслей и домыслов.

Первые несколько часов он прошел на ногах, шагая рядом с караваном по неровной поверхности тракта. Бард то и дело невольно бросал взоры в сторону главаря наемников, но тут же одергивал себя и возвращал взгляд на дорогу. Его рука при этом машинально поглаживала сумку, которую он вопреки всякому здравому смыслу для пущей надежности перевесил с плеча на пояс. Теперь она неприятно била менестреля по бедру, зато подзорная труба всегда была у него под рукой.

Ведь правда?

Рука снова абсурдно тянулась к сумке и нащупывала в ней знакомый цилиндр.

Да. Труба все еще была здесь.

Бард облегченно вздыхал, но паника возвращалась с осознанием того, что близился вечер, а значит и ночлег. Как уберечь сумку ночью? Не спать, а потом попробовать наверстать упущенный сон днем в повозке?

Ближе к вечеру тракт выровнялся.

– Скоро будем в деревне! – провозгласил ехавший во главе колонны Ханси, поворачиваясь в седле. Наемники встретили его объявление радостным возгласом, а купцы удовлетворенно закивали.

Деревня означала крышу над головой, теплую еду и, если им повезет, хорошую выпивку. А главное – четыре стены и безопасность от змей.

«Возможно, мне повезет раздобыть отдельный номер и запереться на ночь?» с надеждой подумал Бард. Он не нуждался в средствах и надеялся избежать ночевки в стойлах, но вот только справится ли захудалая таверна с подобным наплывом гостей? Купцы по праву первыми станут претендовать на комнаты, а остальным придется довольствоваться тем, что останется. Нужно было ценить этот момент, ибо оставшееся путешествие обещало целиком и полностью пройти под открытым небом.

Их процессия ускорилась, предвкушая сытный ужин и беззаботную ночь. Бард запрыгнул в повозку, где он был единственным пассажиром, не считая рулонов войлока и нескольких тюков с разноцветными тканями, и стал надеяться на лучшее.

***

Таверна оказалась на удивление вместительной, в то время как прилегавшую к ней скромную улочку в шесть домов едва ли можно было именовать деревней. Бард укорил себя за недальновидность – обслуживание путешественников по Имперскому тракту было единственным прибыльным делом в здешних краях, и местные жители были готовы принять даже самый внушительный караван.

Естественно, хозяин с радостью воспользовался отсутствием у своего заведения иных конкурентов, кроме открытого неба и чистого поля, а потому расценки были не из самых человечных.

Но Барду было все равно.

Он с особенно зловредной радостью выложил три серебряных дуката за комнатушку на третьем этаже и облегченно вздохнул только тогда, когда дверь была заперта на задвижку, а труба и колода карт лежали перед ним на кровати, нетронутые и невредимые.

Спокойствие, пусть даже и спокойствие на одну ночь, определенно стоило нескольких монет. Особенно если учесть тот факт, что монеты, по правде сказать, принадлежали мастеру Гилфи и были выданы Барду с собой оговоркой.

Можно ли было считать эти расходы «непредвиденными и оправданными»? Отчего бы и нет?

Бард устало плюхнулся на кровать рядом со своими сокровищами и задумался.

Итак, Ханси. Как он узнал? Нежели Бард забылся и в его присутствии проверял содержимое сумки? Но нет, это было полностью исключено. Значит, он где-то заприметил Барда ранее, еще до отправки каравана. Где-то в городе…

Бард потер виски. От напряжения голова пульсировала подловато-непонятной болью.

Ночь манила его. Она была свежей и по-весеннему молодой, в ней хотелось жить, влюбляться, писать песни и совершать безрассудные подвиги.

Что толкового он сможет надумать после дня непрерывного марша и ненавязчивых приступов паранойи?

Бард решил, что в будущем он непременно будет вести учет дурных и правильных решений, а напротив каждого из них он пометит, когда оно было принято. Он был готов биться об заклад, что утро с большим отрывом победит в конкурсе здравомыслия.

Но эта ночь не предназначалась для тяжелых дум, а потому Бард принял самое простое из доступных решений – он решил насладиться свежим воздухом.

Спрятав трубу и колоду обратно и взвалив неизменную сумку на плечо, Бард спустился в общую залу. Несколько наемников продолжали вяло потягивать эль или пиво, из последних сил обмениваясь сонными репликами. Кто-то махнул ему рукой и что-то крикнул, а Бард отшутился в ответ. Дорога до деревни заняла чуть больше времени, чем ожидалось, и никто уже не требовал от Барда музыки. Даже Ханси, еще на привале собиравшийся насладиться выступлением менестреля на исходе дня, позабыл о своих намерениях и отправился спать одним из первых.

Что ж, тем лучше.

Бард оставил душную комнату позади и шагнул за порог, закрыв за собой дверь.

Пронесло. Эта ночь принадлежала только ему.

Еще некоторое время он стоял на крыльце с закрытыми глазами, с благодарностью вдыхая прохладный молодой воздух.

Менестрель открыл глаза и позволил своему зрению привыкнуть к темноте. Дорога бежала в обе стороны и утопала где-то в легком тумане. По левую руку к гостинице жались дома, а через дорогу и вдоль Тракта простиралось безграничное поле, полное спокойствия, тишины и смертельно ядовитых гадюк.

Бард бросил взгляд на свои сапоги. Высокие, плотные, безопасные. По крайней мере, на это очень хотелось надеяться.

Он вышел на тракт и прошел немного вдоль следов, оставленных вагонами каравана. Изучать деревню ему совершенно не хотелось –такие поселения сливались в одно серое пятно после стольких лет скитаний по всем закоулкам Империи. Нет, Бард решил прогуляться немного назад, восстанавливая последнюю милю своего путешествия.

Он миновал конюшни и, один за другим, оставил за спиной фургоны, умиротворенно черневшие в ночи в окружении часовых. Однако через сотню шагов Бард неожиданно заприметил на обочине тракта очертания еще одной повозки. Что это было? Купец, отбившийся от общей стоянки, или же одинокий путешественник, не решившийся приблизиться к огням таверны?

Бард застыл в нерешительности.

Не было бы лучше вернуться назад? Кто знает, что за люд скрывался в этом фургоне? Вряд ли добрые намерения могли загнать человека на обочину дороги посреди ночи.

И все же…

Бард медлил.

Сам не зная почему, он не решался сдвинуться с места.

Столь многое в его судьбе определилось мелочами, которые не оставили бы и воспоминания в иных жизнях. Знакомство с мастером Гилфи, встреча с Деспоной, несколько чудесных спасений… Всего этого могло бы и не быть, если бы не череда нелепых и малозначительных на первых взгляд совпадений. Почему все это случалось именно с ним? Как знать, быть может, чужие миры тоже регулировались капризами неведомых сил, а Бард слишком был увлечен собственными приключениями, чтобы это заметить? Или же кто-то там наверху и вправду заприметил его и, для собственной ли потехи, или же заключив с другим божеством бессмысленное и жестокое пари, раз за разом разыгрывал над Бардом все новые и новые шутки.

Как бы то ни было, а жребий был брошен.

Бард стоял, словно ноги его вросли в землю.

Он не двинулся даже тогда, когда дверь вагона скрипнула, и мягкий шелест травы ворвался в мерное шипение ночи.

А когда он все же понял, что хорошо было бы развернуться и что было сил бежать назад, было уже поздно.

– Госпожа! – раздался знакомый голос.

Шелест травы удалялся от обочины вслед за черной фигуркой, закутанной в шаль. Госпожа направлялась в поле.

– Госпожа! – отчаянно взмолился голос.

Первый шелест затих, но теперь вместо него зазвучал новый, более настойчивый и немного неловкий. Вслед за первой тенью устремилась новая.

– Руфус! Возвращайся сию же минуту! – воскликнула первая тень, и Бард вздрогнул.

Разрази его молния, если то не был самый чудесный из всех голосов, что он когда-либо слышал. То был голос женщины.

– Госпожа, я вернусь только вместе с вами! – не сдавался тот, кого звали Руфусом. Бард сразу узнал неразговорчивого слугу таинственной госпожи. Его сухощавый силуэт нерешительно застыл перед ней посреди поля.

Бард не решался пошевелиться. Одно резкое движение, и кто-то из них непременно увидит его, разоблачит. Он опасался вздохнуть слишком громко. Он отчаянно пожелал слиться с мраком, зная все это время, что его силуэт наверняка полыхал сейчас на фоне оставшихся за спиной огоньков злополучной таверны.

– Руфус, прошу тебя, ступай обратно в вагон, – повторила женщина.

Ее голос звучал, как глоток холодной воды в прожженной пустыне.

– Здесь опасно, госпожа! – решительно отрезал слуга, но голос его дрожал.

– Руфус, –тихо, почти с нежностью повторила она. – Прошу тебя, старый друг. Ты же знаешь, что я целыми стуками сижу взаперти. Я устала дышать затхлым воздухом этой усыпальницы на колесах. Я устала от всего.

– Я отворю дверь, и вы вдоволь надышитесь, госпожа. Только вернемся обратно…

– Это не то! – она топнула ногой, и Бард снова вздрогнул, а старый слуга вздрогнул вместе с ним. – Мне надоело выглядывать из клетки, как птичка со сломанными крыльями! Я хочу выйти в поле. Я хочу летать! По дороге гулять нельзя – меня увидят! Гончие, Гончие – везде Гончие. Везде этот твой Фавр. И шагу ступить нельзя! Так пусти меня в поле! Ты же знаешь, – повторила она мягче, – если Знахарка мне не поможет, то меня уже ничто не спасет. Так дай же мне насладиться последними днями так, как этого хочется мне.

– Нет, – Руфус замотал головой. – Нет, нет, нет! – энергично запротестовал он, срываясь под конец на крик.

– Тише, – укорила его госпожа, но он не обратил на нее внимание.

– Один укус, и у вас не будет и этого! Один случайный взгляд, и…

– И? – потребовала она. – Что ты сделаешь? Меня кто-то увидит. Кто-то меня узнает. Что тогда?

– Я убью этого человека, – сказал Руфус. Его голос по-прежнему слегка дрожал, но Бард отчего-то поверил ему без раздумий.

Менестрель тревожно оглянулся, и огоньки деревни показались теперь бесконечно далекими.

Но что это? Неужели он испугался сморщенного мужичка неприметной наружности? Он, побывавший во всех видах передряг?

Да, подсказал ему внутренний голос. Именно таких неказистых Руфусов и стоило бояться со всей серьезностью. Он все думал верно. Нужно было бежать.

Слуга и его госпожа продолжили разговор, но теперь их голоса звучали еще тише, и Бард различал лишь отдельные слова.

… Оттуда, куда назад дороги нет… Ее тень… Нет… Она не вернется! Деньги, все упирается в деньги…

– Но у нас нет противоядия! – яростно шептал Руфус. – Мы все наши сбережения отложили на Знахарку! Все!

– И что с того! – возмутилась она чуть громче, и снова еле слышная перепалка.

Наконец женщина что-то безапелляционно прошипела и двинулась прочь от фургона. Руфус, заламывая руки, поспешил следом, едва не спотыкаясь в высокой траве.

Барда не нужно было приглашать дважды – он развернулся и, стараясь не производить много шума, поспешил обратно в сторону гостиницы.

***

Рано с утра караван тронулся.

Наемники, сражаясь с последствиями вчерашнего кутежа, бросали в сторону уплывающей за горизонт таверны последние томные взгляды. Теперь до самых ворот Брандстада их единственным проводником станет открытое небо, а о благах цивилизации придется забыть еще на долгих четыре дня.

Бард страдал от воспоминаний от бессонной ночи не меньше, чем его спутники. Его личный перечень людей, с которым ни за что на свете нельзя было встречаться взглядами, разросся до двух человек и теперь, помимо Ханси, включал еще и стручковатого Руфуса.

Таинственная госпожа по-прежнему скрывалась в своем вагончике, а сам слуга с неизменно кислой миной сновал по каравану. Он попытался сторговаться о чем-то с несколькими купцами и безуспешно попробовал выменять у провизора еду, предложив ему в качестве компенсации видавшую виды посеребрённую брошь, но тот брезгливо отказался.

«Видимо, у госпожи и вправду не все было в порядке со средствами к существованию», – думал Бард, прижимая к себе сумку истараясь не позволить мерным покачиваниям повозки усыпить себя. О том, чтобы идти пешком, не могло быть и речи.

И тем не менее…

Отчего бы не продать вагон и не ехать налегке? Ах, да, ведь никто под страхом расправы от рук самого Руфуса не должен был видеть ее лица. Теперь, сквозь настойчивую полуденную дрему, ночные угрозы слуги казались Барду не более, чем абсурдной шуткой. Разве мог Руфус кого-то ранить? Скорее сам Бард научится обращаться с мечом. Что едва ли казалось необходимым в обозримом будущем – у менестреля были свои методы противодействия невзгодам. Причем весьма эффективные.

Но от кого бежала таинственная леди? Что она скрывала?

Во вчерашнем разговоре фигурировал некто Фавр… Это имя казалось Барду странным образом знакомым, но то, при каких обстоятельствах и когда он мог его слышать, пока что отказывалось всплывать в его памяти.

Внезапно, эти размышления были самым беспардонным образом прерваны.

– Кхм! – откашлялся кто-то. – Менестрель!

Бард многозначительно повел бровью и отыскал взором источник шума. Учитывая события ночи, его реакция все еще была не самой блестящей.

Искомым возмутителем оказался не кто иной, как один из объектов его мысленного расследования. Суровые очи того самого прислужника таинственной дамы буравили Барда с такой интенсивностью, как будто это он, а не менестрель, взирал сейчас на своего визави из относительного спокойствия высокой повозки.

Бард предпочел ничего не отвечать и лишь еще раз повел бровью, на сей раз более акцентированно. А у этого малого и вправду были барские замашки!

Интересно, вдруг осознал Бард, когда они успели остановиться? Повозка определенно перестала катиться, и спать теперь хотелось еще больше.

Это открытие настолько увлекло его, что он, видимо, пропустил повторное обращение со стороны Руфуса. По крайней мере, сложно было иначе объяснить тот факт, что слуга умудрился скорчить еще более непроницаемую физиономию и молча продолжил буравить глазами Барда, явно ожидая от него ответа.

– Чем могу вам служить? – не выдержал Бард.

– Вы меня не слушали, – сухо констатировал Руфус.

– Виноват, – поморщился Бард, – путешествие утомило меня.

– Вы не вылезали из повозки, – отметил слуга.

– Что отнюдь не означает, что я бездействовал, – парировал менестрель.

Руфус повел бровью в знак морального превосходства.

– Скорее всего, – вновь не выдержал Бард, – вы собирались обсудить со мной нечто более важное, нежели мои сегодняшние приключения.

Руфус повел бровью еще сильнее, чем несказанно впечатлил Барда.

– Вы менестрель, – сурово сказал он.

Бард вздохнул, спрыгнул с повозки на землю и легонько склонил голову.

– Вы уже изволили отметить этот факт в начале разговора, – вежливо, очень вежливо отметил он.

– Кхм, –откашлялся Руфус. – Кхе!

Бард очень надеялся, что его внутренняя ухмылка никак не отразилась на его лице.

– Я… – Руфус неожиданно смешался. – Я должен просить вас… Об одолжении! –выпалил он.

Бард даже не попытался скрыть своего изумления.

– Об одолжении? – уточнил он. – И чем же я могу быть полезен вашей госпоже?

– Нет! – возмутился Руфус. Его руки чуть дернулись, как будто собираясь зайтись в энергичном протесте, но быстро передумали и остались на своих местах.

«Занятно», – подумалось Барду.

– Это моя личная просьба, – исправился Руфус. – И я, будучи добрым слугой своей госпожи, вынужден озвучить ее по собственному разумению.

– И в чем же она состоит?

– Она касается вашего репертуара, – выдавил из себя Руфус. Слова давались ему с трудом. – Видите ли… Вы играете северные баллады?

– Северные баллады? – удивился Бард. – Я знаю несколько, но вряд ли они будут востребованы здесь, в Ценральных провинциях…

– Ах, замечательно, – перебил его Руфус. – Я лишь хотел убедиться, что вы не будете их исполнять на привалах.

– Однако, – Бард хитро улыбнулся, – среди наемников много разношерстного люда. Возможно, кто-то из них будет рад услышать песни родных краев, знаете ли…

– Нет! – взвился Руфус.

– Нет? – Бард невольно ухмыльнулся. – Отчего же?

– Вымогатель! – возмущенно процедил слуга.

– Позвольте! – рассмеялся Бард. – Вы задеваете мою профессиональную гордость! Разве я сказал что-нибудь, чтобы направить вашу мысль в столь неприглядное русло?

– Я вижу вас насквозь! – огрызнулся слуга, но сам при этом соизволил слегка покраснеть и посмотреть вниз.

Бард вздохнул и решил помочь ему.

– Ваша госпожа скучает по родным краям?

– Я не вправе обсуждать госпожу без ее ведома, – с достоинством заявил Руфус.

– Но вы же понимаете, что просьба несколько абсурдна, и я не обязан ее исполнять, не имея на то убедительных причин?

– Понимаю. И в то же время она в достаточной мере несложна для того, чтобы принять ее без лишних расспросов, как подобает настоящему менестрелю.

Руфус поднял взгляд и посмотрел Барду прямо в глаза.

Бард вздрогнул.

В этом взгляде было что угодно, кроме слегка комичной сварливости старого слуги своей госпожи. В этом взгляде было что угодно, кроме вошедшей в привычку раздраженности пожилого человека во время долгого путешествия. В этом взгляде было гораздо больше. Барду тут же вспомнилась вчерашняя угроза, сказанная ночью в поле и не обращенная к кому-то конкретному, но оттого еще более страшная.

В этом взгляде была стальная решимость человека, который ни перед чем не остановится.

Барду был знаком этот взгляд. Он видел его слишком часто для того, чтобы не принимать его всерьез.

– Как скажете, господин Руфус, –ответил он, надеясь, что хоть какие-то отголоски недавней насмешливости еще оставались в его голосе. – Ваше замечание справедливо. Я вел себя недостойно. Вашу просьбу действительно очень легко исполнить. Я обещаю вам то, что вы просите.

Руфус молча кивнул и удалился, исчезая где-то между вагонами.

«Интересно», подумал Бард, «как далеко можно зайти, чтобы угодить одному мельком увиденному силуэту с чудесным голосом?»

***

Темнота застала их у подножия одинокого холма. До ближайшей стоянки был еще час пути, и лагерь было решено разбить здесь.

Караван тоскливо остановился на ночлег. Для всех, кроме Барда, путешествие окончательно превратилось в рутину. Менестрель же продолжал путаться в сомнениях и подозрениях.

Как и днем ранее, вагончик таинственной дамы остановился на почтительном расстоянии от основного каравана. Пока наемники, все как один в высоких сапогах и грубых перчатках из толстой ткани, выкашивали траву и раскладывали кострища для будущего огненного полукружия, Бард, невинно посвистывая, приблизился к границе лагеря.

– Менестрель, – Ханси небрежно кивнул ему.

Главарь наемников опирался о стену повозки и держал в левой руке горсточку темных ягод, которые он с методичным наслаждением пережевывал и выплевывал косточки так, чтобы попасть в колесо.

– Почему они не присоединятся к нам? – Бард махнул рукой в сторону одинокого вагончика. – Все время держатся в стороне, они и давеча даже не приблизились к нашей таверне.

– Все просто, – наемник ловким движением отправил очередную порцию ягод себе в рот. – Нет денег – нет охраны. Мой коллектив не работает забесплатно.

– Глупость какая, – нахмурился Бард. – Они же путешествуют рядом с нами.

– Все так, –согласился Ханси. – Но держатся они всегда в самом хвосте. Заметил?

– Допустим.

– И у нас есть взаимное понимание касаемо характера нашего соседства – случись что непредвиденное, каждый будет сам за себя.

– Но там же одна женщина и старый слуга! –возмутился Бард, позабыв от негодования на мгновение о пронзительно неуютном впечатлении от Руфуса.

– Они не оплачивали наши услуги, – пожал плечами Ханси. – Не вижу смысла это обсуждать.

– И тебе даже не любопытно, кто они такие?

– Ничуть, покуда они держатся поодаль.

– Страшный ты человек, – Бард покачал головой.

– Профессиональный, – поправил его Ханси. – Чужие секреты мне ни к чему.

Бард едва подавил желание в очередной раз проверить содержимое сумки. Эти многозначительные намеки начинали ему надоедать.

Что-то, слегка задев Барда за плечо, прошелестело мимо. Руфус, легок на помине, поспешил прочь от основного лагеря, держа в руках небольшой сверток.

– У них едва хватает денег на еду… – подумал Бард вслух.

Взгляд, которым наградил его Ханси, было очень сложно истолковать в сгущающихся сумерках.

– Скажи мне, менестрель, – вздохнул он. – Ужели тебе не хватает собственных сложностей?

***

Тем вечером Бард играл без вдохновения, но наемников это едва ли волновало. Похоже, что среди купцов также не нашлось обладателей чуткого слуха – по крайней мере, вся честная компания всячески подбадривала менестреля громкими хлопками почти что в такт и добродушно-громогласными выкриками между песнями.

Как знать, быть может, он и вправду был не так уж и плох даже в свою самую неудачную ночь?

Бард постарался избежать излишне сентиментальных композиций, отдавая предпочтение простоватым мелодиям, понятным каждому. Путешествия, сказания о подвигах и застольях, несколько быстрых жиг для того, чтобы голос отдохнул. И никаких северных баллад.

Ее вагон был так далеко. Неужели звуки музыки доносились до него? Или же она была здесь, где-то неподалеку? Смущенно скрывалась за спинами ничего не подозревающих путешественников, кутаясь в плащ и пряча лицо в капюшоне.

Кто же она? Куда держала путь? От кого бежала?

Лениво перебирая струны, он искал взглядом ее силуэт. Один раз ему даже почудилось, что она мелькнула где-то за полукружием огней, темная фигура в ореоле пляшущих искорок, но видение исчезло так же стремительно, как появилось.

Кое-как пережив этот вечер, Бард обессиленно рухнул на заготовленное для него спальное место в повозке и тут же заснул, прижимая к груди сумку.

За ночь резко похолодало, и утро встретило его опахалом абсурдных весенних снежинок.

Белые точки мягко планировали на молодую траву и таяли на стебельках, на лицах, одеждах и волосах; они растворялись в земле и превращались в ничто.

День растянулся в бесконечность, и холм, приютивший их накануне, еще не скоро пропал за горизонтом. Днем кто-то увидел змею – первую гадюку за все время их путешествия, – после чего и без того хмурое настроение каравана окончательно помрачнело.

Как ни странно, сбившийся темп сыграл им на руку, и вечером путешественники набрели на одну из расчищенных стоянок. Приготовления к привалу на сей раз не отняли много времени.

Бард постарался развеять царящее уныние у костра за ужином, но веселые песни прозвучали немного неуместно среди запустения одинокого поля. Нужно было сыграть что-то необычное. Что-то воодушевляющее, и в то же время не приторно сладкое. Что-то, что пропело бы в унисон с тоской, поселившейся в сердцах путешественников.

Менестрель размышлял над этим нелегким выбором, когда череду его мыслей прервал глубокий бас одного из купцов.

– Что скажешь, менестрель?

Бард разыскал говорившего глазами. Это было проще простого – все взгляды сразу обращались к грузной фигуре торговца специями Тиллиана, стоило ему только открыть рот. Одно его присутствие притягивало внимание. Гневно-черная борода с проседью, маленькие проницательные глаза, сиявшие под массивным лбом и неизменной меховой шапкой – не нужно было проявлять чудеса сообразительности, чтобы догадаться, от кого исходили все самые важные решения.

Вот и сейчас Тиллиан сделал то, что он умел и любил делать больше всего. Он взял ответственность на себя.

– Простите, – виновато улыбнулся. Бард. – Я не расслышал вас.

Тиллиан не любил повторяться.

Он восседал ровно напротив менестреля в окружении собратьев по купеческому делу, как король со своей свитой. Более царственной особы в ту секунду в мире было не сыскать. Не стоило удивляться тому, что господин Тиллиан не терпел промедления.

– Я спросил тебя, менестрель, – медленно сказал купец, и всему каравану тут же стало понятно, что он оказал музыканту великую честь. – Я спросил, не сыграть ли тебе северную балладу?

Бард опешил.

Это ведь не могло быть случайностью, верно?

– Северную балладу? – как зачарованный, переспросил он.

Тиллиан беззвучно рассмеялся и хлопнул ладонями по коленям. Не в силах поверить в то, что только что свершилось на его глазах, он посмотрел сначала на соседа по левую свою руку, а затем – на соседа по правую. Купцы подобострастно улыбнулись в ответ и пожали плечами в знак глубочайшей солидарности.

Бард продолжил виновато улыбаться.

Взгляд Тиллиана наконец вернулся к менестрелю, и Бард встретил его, не мигая.

Улыбка оставила губы купца.

– Вы просите сыграть северную балладу, – спокойно повторил Бард. Тихо, ровно настолько тихо, чтобы быть услышанным.

– То есть, ты только притворяешься глухим, – удивился Тиллиан. Купцы подавили смешки.

Боги! Как такое могло произойти? Ну почему он не осознал сразу, что Тиллиан был закостенелым северянином? Ну почему Руфус не озвучил свою абсурдную просьбу несколько позже? И почему он так легко позволял себе очаровываться незнакомками, которых даже толком не видел?

Что было делать?

Соврать, что не знал ни одной северной баллады? Уважающий себя менестрель не мог не знать хотя бы одной песни для каждой из пяти провинций империи.

Ну как, как он умудрялся попадать в такие истории?

– Господин Тиллиан, – примирительно, но твердо предложил Бард, – мне кажется, что для общего настроения нашего каравана подошло бы что-то несколько более жизнеутверждающее. Не далее, как днем, мы еще были во власти невесть откуда взявшегося снегопада. Уж не накликаем ли мы беду такой бравадой?

Несколько наемников нахмурилось, несколько купцов почесало бороды.

Бард очень надеялся, что ему удалось достучаться до их суеверия.

– Чепуха, – громыхнул Тиллиан.

Что ж, конец суевериям…

– Северный дух не покоряется никому, – нахмурился купец, – а северные песни говорят голосами наших предков. Боги благоволят тем, кто говорит с ним на одном языке.

– Северные боги, – заметил Бард.

Это был очень, очень неподходящий момент для того, чтобы ввязываться в споры о теологии. Совсем неподходящий момент. Отвратительный.

Тиллиан больше не хмурился – он просто стал грозовой тучей и метал молнии.

– Менестрель! – его рука сжалась в кулак. – Ты забываешься! Твоя работа – развлекать нас по пути в Брандстад! И тем самым пытаться оправдать свою полную бесполезность во все остальные часы путешествия! Оставь измышления о вечном для тех, кто лучше для этого приспособлен!

Барда трясло. Пальцы не слушались настолько, что он сейчас не сыграл бы и простейшую детскую песенку. Виски пульсировали так, что он был готов поклясться, будто вокруг бушевала буря, а сердце норовило выпрыгнуть из груди.

Успокойся.

Бард постарался вспомнить все, чему учил его мастер Гилфи.

Не отвечай. Будь собран. Отпусти. Ты сам завязал эту перепалку.

Бард сделал глубокий вдох.

– Никто из смертных не ведает правды о сути богов. Я не исключение.

– Но некоторые смертные настолько далеки от правды, что им совершенно не к лицу о ней говорить, – процедил Тиллиан.

Бард примиряюще развел руки в стороны. Это оказалось тяжелее, чем можно было себе представить. Воздух внезапно показался настолько плотным, как будто весь караван погрузился под воду.

– Играй северную балладу, менестрель, – угрожающе посоветовал купец.

– Повторюсь, мне думается, что такая мрачная музыка отрицательно скажется на настроении, – попробовал спастись Бард, отчаянно пытаясь разглядеть в окружавшей костер толпе Руфуса. Неужели голос его лютни донесется до вагона его госпожи? На первый взгляд, он стоял не так уж и далеко…

– Так ты будешь играть? – потребовал Тиллиан.

– Нет.

Слово вырвалось само собой. Просто нет. Нет, и все.

– Как это, нет?

Ах, это было не то слово, что их купеческое высочество уважали в чужом лексиконе.

Неправильное слово.

– Глупости! – поддакнул кто-то из купцов. – Ничего с нами не случится от одной песенки.

– Верно! – вторил ему еще один голос.

Да где же притаился этот Руфус, демоны его побери! Разве это было важно…

– Хм… Господа!

Разразившийся было гвалт в недоумении притих.

– Господа, уделите минутку внимания старому наемнику! – Ханси не спеша протиснулся между плеч своих подопечных и шагнул в круг, освещаемый костром.

– Я расскажу вам одну историю, – молвил он, останавливаясь неподалеку от добродушно потрескивающего огня. Тиллиан лишь ошарашенно взирал на творящийся хаос. Уже второй раз за вечер события развивались не по его плану!

Ханси же был твердо намерен воспользоваться воцарившейся сумятицей и продолжал.

– При всем глубочайшем уважении к нашим мудрейшим благодетелям, – и он отвесил церемонный поклон в адрес Тиллиана по ту сторону костра, – я бы хотел поделиться с вами воспоминаниями об одном происшествии, которые, если вам это будет угодно, помогут нам прийти к единому мнению по предмету разразившегося здесь спора.

Ханси сложил руки за спиной и обвел взглядом свою аудиторию.

– Это не займет много времени, –заверил он всех.

Возражений по-прежнему не следовало.

– Дело было на Севере, – невозмутимо начал наемник. – Как-то раз мне довелось сопровождать одного знатного господина на пути в Ислотт. Погода стояла примерно такая же, что и сейчас… То есть нестерпимо мерзкая по меркам любого уважающего себя южанина, но самая что ни на есть заурядная для местного жителя. С неба падали влажные комья снега, дорога под ногами вела себя, как то ли грязь, то ли болото, а мои бравые парни начинали роптать. В то время я, прямо скажем, не преуспевал, и вынужден был браться за любую работу, а на этого самого знатного господина меня вывел один друг, который спустя некоторое время показал себя с не самой дружественной стороны… Но это уже совсем другая история. Я лишь хочу донести до вас, что особенного выбора у меня не было, и на севере я оказался чужаком…

***

Так уж оно получилось, что для многих моих ребят этот вояж в холодные земли тоже выдался первым. Снежно-дождливая погода очень быстро повергла их в самое настоящее уныние, и они не преминули мне на это намекнуть. Я человек к намекам устойчивый и некоторое время игнорировал все ворчанье, покуда ребятам не сделалось стыдно. А стыдно им сделалось, когда они поглядели на нашего знатного попутчика – уж настолько достойно он держался.

Знаете, я всегда замечаю, когда у человека на сердце печаль. У нашего северного лорда этих печалей как будто бы было не одна и не две, а этак четыре – уж столько скорби сияло в этих холодных голубых глазах. Он то и дело поглаживал в задумчивости свою светлую бороду, да поглядывал куда-то вниз, где, должно быть, виделись ему его предки. Но про снег али грязь он ни слова не проронил, а капризы природы его как будто не задевали.

Я бы сказал, что наш северный лорд вел себя с холодным достоинством. Он ни с кем не был особенно дружен, из свиты имел при себе трех человек примерно такого же отстраненного нрава, всегда придерживался собственной компании и никогда не прекращал морщить лоб в тревожной думе.

Глядя на такое зрелище, мои подопечные устыдились своего ропота и перестали ворчать на третий день. А на четвертый им всё это и вовсе страшно осточертело.

– Ханси, – спрашивали они меня, – отчего ему потребовались наши услуги?

– Оттого, что мы известные мастера своего дела, и слава наша разошлась по всем пяти провинциям, – отвечал я, и это было щедрым авансом.

– Ну уж нет, – справедливо возражали мои бойцы, – тебе нас этим не убедить. Неужели он не нашел себе охрану из числа местных? Неужели они так много просят за свое суровое общество? Зачем ему чужеземцы, не знающие здешних дорог? Что-то здесь нечисто, Ханси.

Я, признаться, и сам задавался этими вопросами, но предпочитал их не озвучивать. Теперь, когда ребята сами все раскусили, я благоразумно развел руками и зашел с козыря.

– Он заплатил вперед, – сознался я честно, и для правдоподобия тяжко вздохнул. Мы немного поделили доход, и жить стало легче, но тревога моя не прошла. Да и ребята, надо сказать, не избавились от подозрений, но разговоры на какое-то время поутихли.

А лорд наш все продолжал хмуриться, прямо как стальное северное небо, которое, в свою очередь, продолжало ронять нам на головы хлопья мокрого снега.

Головорезы из свиты лорда были нашими следопытами. Мы лишь послушно топали вслед, то и дело сверяясь с картой и отмечая на ней наш прогресс. Нужно ли говорить, что подобный расклад привлекал нас все меньше, да только вот честь наемника и, чего греха таить, оставшаяся часть причитающегося нам вознаграждения не позволяли нам сложить с себя полномочия.

Нужно было что-то делать, и одним вечером я все же решил преисполниться смелости.

– Милорд, – спросил я его тихонько, когда он сидел один-одинешенек у костра и задумчиво ворошил его веткой, – нас всех беспокоит один вопрос.

Он вздрогнул. Вздрогнул едва заметно, но мой зоркий глаз различил, что я застал его врасплох. Тут я забеспокоился еще пуще, ибо все знают, что северные лорды всегда начеку. Стоит им потерять бдительность, стоит им на секунду показать свою уязвимость, и все – им конец. Своры стервятников соберутся словно на пир, и каждая голодная глотка будет стремиться занять зашатавшийся трон.

Едва только эта мысль промелькнула в моей голове, как я понял, что сам только что обнаружил ответ на свой вопрос.

И правда! Северному владыке было куда как проще нанять банду отчаянных чужеземцев, нежели полагаться на собственных подданных. Многие из тех, кому он доверял, были сейчас с ним, рядом. Кто-то особенно близкий оставался сейчас на его землях, а мы, сомнительные головорезы, зависели от него не меньше, чем он от нас. И зачем я только подписался на это дело?

– Ты что-то хотел спросить у меня, Ханси, – напомнил он мне между тем. Его голос звучал немного отстраненно, но в глазах светились отголоски былой прозорливости, которую не могла полностью погасить даже довлевшая над его сердцем беда.

– Мы ведь идем не в Ислотт, милорд, – то ли спросил, то ли отметил я.

Он некоторое время изучал меня взглядом, а потом покачал головой так, как это делают мудрые старцы, хотя сам бы я ни за что бы не дал ему больше сорока зим.

– Я бы хотел кое-куда заскочить по пути, – сказал он.

– Милорд, не в моих правилах вмешиваться в чужие планы, – заверил его я, – да только вот мои люди начинают понемногу сомневаться в успехе нашего предприятия.

– И их можно понять, – согласился мой собеседник. – Тем не менее, уже завтра мы будем на месте.

–Не соизволите ли вы уточнить, какого рода опасность поджидает нас там, куда мы стремимся с такой ретивостью, милорд? – спросил я своим лучшим спокойным голосом.

– Опасность? – рассмеялся он. Я впервые услышал, как он смеется, и, честное слово, в этом смехе не было ни нотки веселья.

– Что ж, – вздохнул лорд. – Притворство не может длиться вечно, да?

Я вежливо склонил голову.

– Ни в коем случае ни в чем не обвиняю вас, милорд. Просто, как мне думается, я мог бы еще лучше совладать со возложенной на меня ответственностью, если бы я был более детально посвящен в особенности нашего маршрута.

– Маршрут очень прост, друг, – отмахнулся мой благодетель. – Посмотри на север.

Я взглядом проследовал за его жестом.

– Видишь башни?

Как же их было не видать! Чуть поодаль от нас щетинился неровными верхушками хвойный лес, а прямо за ним – или из самого его сердца – взмывали вверх рукотворные пики.

Башни! Их было много. Чертовски много.

Они убегали на восток, одна за одной, пронзая небо через каждые пятьсот шагов.

– Ты, должно быть, находил их на карте? – спросил меня лорд.

Я утвердительно хрюкнул.

– Находить–то я их находил, – обронил я, – вот только ваши земли имеют столь мало общего с бумагой, что порой и не знаешь, есть ли в этих картах толк. Поглядите сами, болота то и дело съедают дорогу–другую, леса пропадают, и на их месте вскакивают новые деревни… Мы бы сгинули здесь без вашего совета.

– Эта земля живая, – молвил мой собеседник, то ли в ответ на мою ремарку, то ли услышав что-то в ночной тишине. – Она дышит, движется. Во всем мире больше нет такой земли…

Я прислушался. Ветер тихонько посвистывал между деревьями. Тихонько шипел и трещал наш костер. Возможно, ночи и вправду было, что сказать.

– Север и вправду суровый хозяин, – согласился я, а про себя добавил, что всяк был горазд нахваливать свою родину.

– Хозяин? – насторожился лорд и как будто только сейчас вспомнил о моем существовании. – Интересное определение. Мы называем его батюшкой, но возможно, «хозяин» – это более подходящее слово. Он не прощает оплошностей и не чувствует любви к своим детям, которые все равно продолжают слепо его обожать, ничего не ожидая в ответ. Хозяин…

Он поморщился, глядя в темноту.

– Скажи, друг, как именуются эти башни на твоей карте?

– Никак, – пожал плечами я. – Они просто обозначены черными кружками, которые по дуге загибаются на северо-восток. По этой карте даже не уразуметь, где заканчивается лес.

– Как же ты понял, что они башни? – повел бровью лорд.

– Ну, это на них подписано, – уступил я. – Только это и сказано – что они башни. «Башни К.»

– «К.»? – усмехнулся лорд. – А что же означает эта буква?

– Ума не приложу, – сознался ваш покорный слуга. – Уж не круг ли?

– Круг? – рассмеялся он. – Нет, это не круг. «Колдуны» – вот что больше похоже на правду. Башни колдунов. Но мы, коренные жители, называем их Башнями тихой смерти.

– Чудесное название, – поперхнулся я.

– И меткое, – кивнул он со странной улыбкой. – Самая западная башня – это всегда башня звездочета. За ней идут башня алхимика и башня некроманта. И дальше – много других интересных строений.

– С вашего позволения, милорд, – чертыхнулся я, – но некроманты – это нечто из области народных поверий. Страшилки для крестьянских детей.

– Не спорю, друг, не спорю, – согласился он, – тихая смерть – самое подходящие описание для того, что здесь творится.

– И вам нужно туда? – смекнул я.

– Именно, – кивнул он с очень серьезною миной.

Он замолчал, ожидая, что я стану расспрашивать его о цели его приключения. Я замолчал в ответ, зная, что охотнее всего информацией делится тот, от кого ее не требуют.

– Что ж, – не сдержался он.

Я вежливо склонил голову.

– Я хочу, чтобы ты проводил меня к Башням тихой смерти.

– Как вам будет угодно, – не растерялся я.

– А потом я хочу, чтобы ты и мои люди доставили вагон с моим имуществом в Ислотт.

– А как же вы? – уточнил я, предвидя его реакцию.

– А я останусь здесь.

Мы помолчали.

– Позвольте задать вам вопрос, – нарушил я тишину.

Лорд сделал ободряющий жест.

– Для чего такой крюк? Отчего вам нужен эскорт?

Он вздохнул и приготовился говорить. Но прежде, чем слова покинули его уста, ночь разрезал еще один голос, грубый, как наждачная бумага.

– Не все готовы мириться с этим помешательством.

Я вздрогнул. Моя бдительность нечасто давала сбои. Кто же умудрился столь незаметно подкрасться к нам, не нарушая тишину?

– Хлодвиг, прошу тебя, – устало покачал головой лорд.

В дрожащий свет пламени ступил его подданный, один из тех самых верных головорезов, кому лорд был готов доверить свою жизнь. Рыжие космы, грозная борода, маленькие голубые глазки под вечно хмурыми бровями – я был бы рад заполучить такого молодца к себе в отряд. Но вот ссориться с ним я бы ни за что на свете не стал – по причинам, уразуметь которые проще простого.

– Я клялся вашему отцу следовать за вами везде, неотступно и до последнего вздоха.

– А мне ты клялся следовать моим приказаниям, – вздохнул его господин.

– Лишь в той мере, в которой это не противоречит первой клятве, – упрямо заявил Хлодвиг.

– Что ж, – отрешенно прокомментировал лорд и продолжил смотреть в ночную пустоту, где плясали искорки от нашего костра.

– Наемник, – внезапно обратился ко мне рыжеволосый головорез. – Отговори его.

– Признаться честно, милорд, – парировал ваш покорный слуга, – я до сих пор не совсем понимаю, о чем идет речь. А даже если бы и понимал, я сомневаюсь в том, что смогу преуспеть там, где оказалось бессильно даже ваше влияние.

– Хочешь знать правду? – прорычал рыжий демон.

– Хлодвиг… – вяло возразил милорд.

– Его совратила ведьма! – презрительно процедил Хлодвиг и для пущей убедительности плюнул в костер.

Лорд лишь грустно рассмеялся.

– Скажите мне, что я не прав, мой господин! – взмолился головорез.

– Ведьма, – покачал головой лорд. – Ведьма… Как вы любите простые слова, люди!

– А как еще ее называть?

– Ведьма… – прошептал лорд.

– Она живет в тамошних башнях? – сообразил я и указал рукой в сторону лесной громады.

Стало так холодно, что мокрый снег превратился в настоящий, и между нами и лесом, и без того утопавшим в темноте, возникла полупрозрачная завеса.

– Эта нечисть обитает повсюду! – вновь сплюнул Хлодвиг.

Признаться, я был в замешательстве.

– Какая примитивная трактовка, – печально усмехнулся его повелитель. – Какая нелепица!

– Так расскажите, как правильно! – взвился рыжий бес.

– Зачем же рассказывать. Давайте, я покажу, – молвил лорд, поворачиваясь наконец к нам.

То ли отсветы костра в его глазах сыграли шутку с моим восприятием, то ли и правда в нем разожглась какая-то демоническая искра, но он в одно мгновение преобразился.

В нем словно вспыхнула жизнь. Метаморфоза была столь неожиданной, что я не нашелся, как пошутить.

– Принеси мою лютню, Хлодвиг, – повелел он холодным голосом.

– Нет! – оторопел тот.

– Тогда я схожу за ней сам, – заявил лорд, вставая на ноги и расправляя одежды.

Хлодвиг лишь посмотрел ему в спину, глядя, как его господин шагает в сторону своей поклажи сквозь сгущающуюся метель.

– Я ничего не понимаю, – сознался я шепотом, пользуясь нашим неожиданным одиночеством.

– Ведьма овладела его думами! – простонал Хлодвиг. – Никто не ведает, откуда она взялась и чего хочет! Никто не знает ее имени! Она украла у нас нашего господина, отобрала у него молодость, силы и разум!

– Колдовство какое-то, – покачал головой я, испытывая определенный скепсис. Совершенно напрасный скепсис, надо признать.

– Он всегда был сам по себе, – Хлодвиг наклонился ко мне и положил руку мне на плечо. – Никому не доверял. – Его слова вырывались быстрым шепотом. – Ни с кем не был особенно близок, не бегал за девушками, всегда в своих мыслях… – Дыхание вырывалось из его рта холодным паром. – После смерти отца он и вовсе ушел в себя, думал только о делах, о казне и о службе. Ранним утром упражнялся с мечом, пропадал где-то в лесу и, несмотря на все мои увещевания, часто сбегал без охраны. А потом его и вовсе как подменили! Стал часто запираться у себя в покоях и никого к себе не допускал. Вспомнил о лютне, стал часто музицировать!

Хлодвиг снова сплюнул в направлении костра, как будто мысль о музицировании вызывала у него отвращение.

– Это не могло продолжаться долго. Я разоблачил их! Я…

– Ну, продолжай! – Лорд небрежно опустился на свое старое место и положил на колени футляр. – Расскажи, как ночью подслушивал у моей двери. Дело, достойное самого верного слуги. Ведь так, Хлодвиг?

– Мой господин, – даже в неровных отсветах костра было заметно, как Хлодвиг побледнел. – Мы все были обеспокоены, я…

– Кто это, все? – горячо возразил лорд. – Никому не было дела до того, что со мною станется! И только она проявила сострадание к моему одиночеству!

Тут мне, признаться, сделалось неловко. Я присутствовал при разговоре, который не должен был слышать ни при каких обстоятельствах. Это было очень непрофессионально! Частные проблемы клиентов меня заботили только в той мере, в которой они позволяли мне еще более качественно делать свою работу.

– Милейшие господа, – попробовал я было откланяться, но Хлодвиг снова стиснул мое плечо в своей лапе и жалобно взвыл.

– Наемник! Он околдован! Помоги ему узреть истину!

– Я не околдован, – спокойно сказал лорд. Глядя в его глаза, я бы не поручился за его правоту. – Я встретил ее три месяца тому назад, – продолжил он, не отводя взора. – Я возвращался с вечерней охоты, и уже смеркалось, когда я заметил тень, мелькавшую среди деревьев. Женскую тень. Ее фигура сверкала в лучах заходящего солнца, пробивавшихся сквозь редеющие заслоны стволов и веток, в нескольких шагах от меня. Что-то дрогнуло в ту секунду в моей груди, что-то сковало мне душу, и я замер. Она замерла также… Я не видел ее лица в ниспадающих сумерках, но я был уверен, что она смотрит мне прямо в глаза. Я не решался нарушить тишину. «Кто это?» – подумалось мне. «Что она делает так далеко от людей?» Внезапно что-то спугнуло ее. Я не успел опомниться, а ее силуэт уже пропадал из виду, мелькая прочь от меня. Сам не осознавая, что делаю, я бросился следом. Видя, что мне, уставшему после охоты, ее не догнать, я окликнул ее. «Миледи», – прокричал я, «я не причину вам вреда, остановитесь! Не могу ли я вам чем-то помочь?». И –о, чудо! – она перестала бежать.

Я не знал, что ответить на эту исповедь, и продолжал вежливо слушать. Признаться, мне и самому было весьма любопытно.

– Осторожно, так осторожно, как будто передо мной была испуганная раненная лань, я приблизился к ней. Слова покинули меня, как будто это не я только что кричал ей вслед… Как будто я вмиг позабыл родное северное наречье… Как будто она украла мой голос. А потом она подняла глаза и, вслед за моим голосом, украла еще и мое сердце.

– Ведьма! – то ли восхищенно, то ли отчаявшись, прошипел Хлодвиг.

– Ведьма? – усмехнулся лорд. – Чаровница… Заклинательница. Сколько я прочел в ее взгляде! Сколько в нем было боли, уныния и одиночества, что горели в нем черным пламенем в ответ на мои собственные! Мы были неразлучны с того дня…

– Это дивная история, – заметил я весьма искренне.

– Она приходила ко мне ночами, – подхватил лорд, словно не замечая моей ремарки. – Когда все спали, она приходила ко мне в покои и слушала мои песни. Я столько мудрости узнал от нее, стольким песням она меня научила, столь много рассказала мне о мире!

– А потом? – невольно спросил я, понимая, что сей дивной истории не сулил счастливый конец.

– А потом она стала исчезать, – лорд повесил плечи и разом напомнил себя прежнего. Из него словно вышел воздух. – Я встретил ее поздно, увы! Слишком поздно.

– Что означает, «она стала исчезать»? – уточнил я осторожно.

– Ускользать… Сливаться с ночью…

Это объяснение совершенно ничего не прояснило.

– Она ведьма, неужели не ясно! – вскричал Хлодвиг.

– Да что же с ней сталось? – не выдержал я.

– Она… стала тенью! – прошептал лорд. – Мы слишком поздно с ней встретились, понимаешь? Ее побег уже было не обратить! Случись нам повстречаться неделей, месяцем ранее – кто же знает, чем бы все обернулось. Но, увы, я узнал ее слишком поздно.

– Я не понимаю, – сознался я.

– Она уходит… – только и молвил северный лорд.

Мы помолчали. Костер потрескивал все слабее, уступая всепоглощающей скверне настырного снега.

– Посмотри, – мягко сказал лорд, и достал из футляра лютню.

Я молча наблюдал за его приготовлениями. Он прикоснулся к струнам так, как мужчины касаются волос своей возлюбленной. Он плавно провел по ним своими пальцами, словно боясь разбудить, но в то же время понимая, что пробуждение было неминуемо.

А потом он заиграл.

Я никогда не слышал такой музыки. То, что играли в попадавшихся нам по пути тавернах ни в какое сравнение не шло с тем, что я услышал подле умиравшего костра. То была настоящая северная песня.

Как бы вам описать ее…

Она была одновременно сильной и… хрупкой.

Мне сложно сказать, откуда бралась ее хрупкость, тогда как играли ее сильные северные руки, а пел ее глубокий и сильный северный голос. Эта хрупкость как будто бралась ею извне. Она как будто знала что-то, эта песня, и, как бы ни храбрились ее ноты, всегда дышала грустью в пространстве между ними.

Это было настоящее волшебство.

Песня начиналась с нехитрого перебора и нескольких задумчивых куплетов. Однако аккомпанемент становился все замысловатее, а эмоция певца все более непостижимой. Что он хотел сказать на незнакомом мне языке? К кому обращался?

Как много горя было в этих непонятных словах, но каким… гордым казалось это самое горе, и как много в этих словах прозвучало нежности.

Песня продолжала расти, и со временем нежность окончательно захватила ее. Кроме нежности в ней ничего более не осталось.

Я был готов слушать ее до бесконечности, и мои глаза стали предательски наливаться влагой… Но резкий вдох Хлодвига вернул мои мысли к реальности.

Я уж было собирался наградить его взглядом, полным укоризны – так неохота мне было отвлекаться от музыки лорда, – но тут же позабыл о своих намерениях.

Хлодвиг все равно бы меня не заметил.

Он был зажат в когтях сверхъестественного ужаса. Его глаза норовили вылезти из орбит, трясущаяся рука нащупывала рукоять кинжала, на висках выступила испарина, которой, казалось бы, неоткуда было взяться в столь холодную погоду.

Я проследил за направлением его взгляда и увидел ее – невесту нашего лорда.

Она стояла в пяти шагах от нас, и ее свободные одежды мерно покачивались на ветру, как внезапно ставшая самостоятельной часть окружавшей нас ночи. Ее лицо скрывала темнота.

– Любимая, – шепотом вскрикнул лорд, и его голос странным образом вплелся в песню.

Он стал играть с удвоенной страстью, и она шагнула вперед. Ближе, еще ближе.

Отсветы костра должны были озарить ее черты, но я по-прежнему не мог ничего различить. Вскоре она стояла прямо напротив, но я не видел ничего, кроме далекого блеска глаз и нежного контура ее лица. Она наклонилась к лорду, и я заметил, что снежинки пролетали сквозь ее эфемерную форму и, как ни в чем не бывало, соприкасались с землей.

Мне стало не по себе. По правде сказать, я совершенно струсил. Струсил до такой степени, что о бегстве не могло быть и речи. Я просто стоял на одном месте, надеясь, что она не услышит бешеный стук моего малодушного сердца.

Но ей не было до меня дела. Только один человек существовал для нее во всем мире.

Тонкая темная рука высвободилась из складок ее балахона и одним робким движением скользнула по его щеке.

Его пальцы сбились и взяли неверный аккорд.

Струны жалобно тренькнули и замолкли. Музыка умерла.

Руки не слушались меня, и я попытался сморгнуть снежинки, застилавшие мне глаза. Когда я наконец совладал с непослушными ладонями и кое-как восстановил зрение, ее уже не было.

Лорд сидел один перед задыхающимся костром. Намокшие волосы прилипли к его лицу. Он понуро смотрел перед собой, а губы продолжали шептать какие-то непонятные слова.

Руки отсутствующе поглаживали лютню.

В какой-то момент их хватка ослабла, и инструмент неловко скользнул по его бедру навстречу земле. Верный Хлодвиг, уже поборовший оцепенение, вовремя подхватил ее и бережно вернул в чехол. Лорд ничего не заметил, а губы его продолжали нашептывать что-то той, кто уже ничего не могла услышать.

Я оставил их сразу, как только почувствовал, что могу доверять своим ногам.

Наутро лорд сам разыскал меня.

– Теперь ты понимаешь, – сказал он мне.

– Признаться честно, я не понимаю ровным счетом ничего, – обреченно ответствовал ему я.

– Она ждет меня в одной из этих башен. Мы сможем быть вместе, когда я разыщу ее там, – мечтательно протянул он.

Я бросил взгляд в сторону каменных столпов, все так же пронзавших неизменное свинцовое небо. Отчего-то я наполовину надеялся, что они пропадут куда-то за ночь, испарятся, исчезнут… Но Башни тихой смерти продолжали насмехаться надо мной своим молчаливым присутствием.

– Я настигну вас, если мне не удастся ее разыскать, – слабо сказал лорд.

Я кивнул, зная, что больше никогда его не увижу, и отправился раздавать указания к сбору.

Нам предстоял долгий переход.

***

Все молчали. Бард украдкой бросил взгляд на костер, будто бы ожидая, что тут потухнет, следуя примеру своего брата из истории Ханси…

– Вот поэтому, дорогие мои господа, – протянул старый наемник, – никогда не стоит недооценивать силу музыки. Некоторым северные баллады приходятся особенно по душе.

Никто не шевелился.

– Ну… – протянул Ханси. – Час нынче поздний. Ежели никто не возражает…

– Возражаю я.

Тиллиан. Ну почему, почему упорство всегда давалось самым неподходящим людям?!

– Твое дело – охранять нас, а не запугивать, наемник! Если ты думаешь, что, рассказав тут всем парочку небылиц…

– Я тоже слышал такую историю! – раздался внезапно чей-то голос.

– И я, – подхватил еще кто-то.

Ханси удовлетворенно хмыкнул себе под нос.

– Пойдемте спать, господа, – подытожил третий, и все купеческое войско, кутаясь в темные плащи, поправляя на головах свои неизменные пурпурные береты и виновато поглядывая в сторону Тиллиана, отправилось на боковую.

Бард, воспользовавшись всеобщим оживлением, смешался с толпой и попробовал ускользнуть от костра прочь.

– Менестрель! – тяжелая рука Ханси легла Барду на плечо.

«Как он умудрился столь бесшумно подкрасться ко мне?» – мелькнула мысль.

– Обожди, – тихо молвил наемник.

Бард не стал спорить.

Толпа потихоньку растворялась в подступающем мраке. Защитное полукружие костров не давало ночи окончательно воцариться, но даже в таком неровном сиянии тело было не обмануть, и непростой день давал о себе знать в каждом вздохе.

– Спасибо тебе, – решился Бард.

Ханси вопросительно посмотрел на него.

– Спасибо за то, что уберег меня от баллады своей историей, – уточнил менестрель.

– Ах, это, – понял Ханси.

– Это правда произошло?

– Отчасти, – прищурился наемник.

– Отчасти? Это было не с тобой.

– Что-то – со мной. Что-то – нет. Ты же знаешь, о каких башнях я говорил? – и Ханси едва заметно кивнул на свисавшую на плече Барда сумку. Рука менестреля машинально впилась в ткань.

– Кто ты? – сдался Бард.

– Кто я? – задумчиво повторил Ханси. – Пожалуй, сейчас это не так уж и важно. Гораздо важнее, с кем еще тебе придется иметь дело.

– Тиллиан, – догадался Бард.

– Тиллиан, – кивнул Ханси. – Скажи-ка мне, Бард, ты знаешь, кто такой Фавр?

Бардсглотнул.

– Я слышал о нем. Имею представление.

– Бард, – Ханси покачал головой, – если уж ты собираешь продолжать таскать за собой эти штуки, – и он снова кивнул в сторону сумки, – ты должен не просто, как ты сейчас выразился, иметь представление. Ты должен знать все его повадки. Охотничьи повадки. А, стало быть, и повадки его Гончих.

Бард не знал, что ответить.

– Тиллиан наверняка сверлит нас взглядом, – слабо заметил он.

– Я на это рассчитываю, – отрезал Ханси.

Бард не смог утаить изумления.

– Он знает больше, чем ты думаешь. Даже больше, чем ты боишься, – пояснил наемник. – Лучшее, что мы можем сейчас для себя сделать, это дать ему понять, что мы не боимся.

Бард не был уверен в том, что он не боялся, но на всякий случай кивнул.

– Я вижу, что ты не вполне понимаешь, во что ввязался, – заметил Ханси, видя, что Бард вновь не нашел слов.

– Я бывал и не в таких передрягах, – огрызнулся Бард. Как бы он хотел чувствовать хотя бы десятую часть излучаемой им уверенности…

– Я знаю, откуда у тебя это, – Ханси ловко изогнулся, ткнул в злосчастную сумку пальцем и с плохо скрываемым удовлетворением поморщился, когда Бард немного подпрыгнул и прижал драгоценные ношу к груди. – Гилфи никогда не славился свои благоразумием. Боюсь, в этот раз он решил взяться за задачу, которая ему не по зубам. Но я буду рад ошибиться. Он удивлял меня раньше.

– Кто ты такой? – потребовал Бард. – Откуда тебе знаком мастер Гилфи? Он никогда не упоминал тебя.

– Более чем уверен, что не упоминал… Под этим именем.

– Кто. Ты. Такой, – процедил Бард.

– Друг.

– Друг? Докажи.

Ханси молча протянул правую руку ладонью вверх и засучил рукав. Бард опешил. Чуть выше запястья Ханси на него скалилась медвежья голова.

– Татуировки можно подделать, – прошептал менестрель.

– Не такие, – ухмыльнулся Ханси. Он закрыл глаза и сосредоточился. Оскал на медвежьей морде сменился сурово–умиротворенным выражением. Не прекращая ухмыляться, Ханси вернул рукав на место и опустил руку.

– Я друг, – повторил он. – И я был бы рад услышать о твоих дальнейших планах, Бард. Что ты будешь делать с этими штуками у тебя в сумке?

– Мастер Гилфи велел мне разыскать одну женщину неподалеку от города. Она уже имела дело с похожими… предметами. Она подскажет.

– То есть Гилфи сам не знает, что делать со своим богатством? – закончил за него Ханси. – Впечатляюще.

– Мы предельно осторожны! – попытался оправдаться менестрель.

– Настолько предельно, что тебя занесло в один караван с Гончей Фавра на задании. Ха! Допускаю, что Тиллиан и вправду ничего не ведает о содержимом твоей сумки, но о ваших с Гилфи приключениях наслышаны все заинтересованные лица. Они совершенно не удивятся, если ваш талант впутываться во все передряги на свете занесет вас на Шпиль, поверь мне.

– На Шпиль? – переспросил Бард.

Ханси тяжело вздохнул.

– Потрясающе…

Пространство перед костром уже окончательно опустело, только здесь и там были видны наемники, которым выпало нести первый дозор.

Однако они держались на почтительном расстоянии от своего предводителя, и Ханси казался немного более расслабленным, чем раньше. По крайней мере, угрожающий силуэт Тиллиана перестал маячить на горизонте.

– Как ты думаешь, Бард, почему я рассказал у костра именно эту историю?

– Потому что ты хотел избавить меня от необходимости играть северную песню.

– Это только отчасти верно. А почему, как ты думаешь, Тиллиан настаивал на ее исполнении?

Барду тут же вспомнились Руфус и его странная просьба. Неужто?..

Надо же, кусочки головоломки начинали складываться в единый узор.

– Тиллиан на задании, – медленно начал Бард. – Он хочет услышать от меня определенную песню. Но ты мешаешь ему, расстраиваешь его планы. При этом твое вмешательство носит предостерегающий характер. Ты предупреждаешь нас о возможном эффекте от исполнения песни. Так?

– Допустим, – скривился Ханси.

– И тем не менее, – не сдавался Бард, – еще часом ранее я получаю схожее по своему посылу, но абсолютно полярное по своей форме предостережение…

– Ха! – перебил его Ханси. – Руфус–таки добрался до тебя!

– Ты все знаешь, – упрекнул его Бард.

– Я знаю многое, – пожурил его Ханси в ответ. – Но еще большее я угадываю. А, впрочем, и у тебя недурно получается. Продолжай.

– Этот Руфус служит некой госпоже, – вздохнул Бард. Многое, слишком многое оставалось неясным. – Если сложить воедино все фрагменты мозаики из того, что услышал я сам, что рассказал ты и что мне удалось увидеть, получается…

– Получается?.. – улыбнулся Ханси.

– …что эта таинственная госпожа из нашего каравана и есть та самая цель миссии Тиллиана?

– Недурно, – Ханси уже ухмылялся во все зубы. – Очень даже неплохо, юный менестрель.

– Но только я вот чего не понимаю, – отмахнулся Бард. – Погляди. Если в твоей истории есть доля правды…

– А она там есть!

– Чудесно… Если в ней есть доля правды, то, стало быть, северная музыка каким-то неимоверным способом влияет на эту женщину?

– И на многих, кто столкнулся с ее проблемой, – кивнул наемник.

– Так в чем же она состоит, эта проблема? При чем здесь музыка?

– Дело в аккордах. Я не мастак говорить о музыке, Бард, это твоя епархия. Но дело в аккордах.

– Хм, – задумался Бард. – И как же они влияют на нашу госпожу, эти аккорды?

– А вот эта часть моей истории, – потряс пальцем Ханси, – была правдой. Аккорды… оказывают на таинственную госпожу умиротворяющее влияние.

– Зачем же ты выдал Тиллиану и всем остальным хоть какую-то порцию правды? – Бард пожал плечами. – Почему ты рассказал именно эту историю?

– О, это элементарно! – успокоил его Ханси. – Дело в том, что Тиллиан и так обо всем знает, а купцы – на то они и купцы, что эта информация им ни к чему. Они исказят ее, приукрасят, сделают из нее миф и продадут своему ближнему. А именно это нужно нам и не нужно Тиллиану.

– Объясни, – не понял Бард. – Что эта за информация?

– Видишь ли, Бард, – Ханси почесал подбородок в поиске новых слов, – с госпожой… не все в порядке. Некогда, она бежала из наших краев в место под названием Шпиль, а затем ей отчего-то понадобилось вернуться обратно.

– Что это за Шпиль, который ты продолжаешь упоминать?

– Убежище теней, которые успели тенями не стать, и последнее пристанище теней, которые опомнились слишком поздно.

– Говоришь загадками, – пожаловался Бард.

– Зато очень точно. Важно то, что наша госпожа некогда принадлежала к первой когорте – к тем, кто оказался на Шпиле до того, как их теневая природа взяла над ними верх. Вот только теперь, стоило ей вырваться на свободу, старые шестеренки завертелись по-новому, и леди уже не так прочно привязана к телесному миру. А Фавр, главное лицо в тех краях, и вовсе пришел в бешенство. Никому нельзя покидать Шпиль! Тайна его существования никогда не должна вернуться под обжигающие лучи бренного солнца.

– Опять загадки, – Бард покачал головой. – От кого она бежит? Что ей грозит? Почему бы Тиллиану не пообщаться с ней напрямую?

– Есть два способа попасть на Шпиль, – терпеливо пояснил Ханси. – Первый – по своей воле. Этот способ Фавр изо всех сил старается ограничить. Если раньше туда брали чуть ли не всех желающих, то сейчас отбор очень строгий, почти несуществующий. Фавр и его Гончие очень хорошо поработали над тем, чтобы из библиотек по всей Империи исчезли все надлежащие инструкции.

– Так значит, перемещение в обратном направлении тоже бдительно контролируется? – догадался Бард.

– Совершенно точно, – кивнул Ханси. – Отсюда и интерес Тиллиана. Ему сейчас не позавидуешь: добыча у него прямо под носом, но он категорически не может протянуть лапу и ухватиться за нее.

– Почему же? – Бард недоуменно повел бровью.

– Во-первых, Руфус никогда не покидает ее надолго. Во-вторых, даже случись ему застать леди одну, такая встреча чревата открытой конфронтацией у всех на виду, чего Тиллиан допустить не может – пойдут разговоры от купечества, которые он не сможет сразу пресечь.

– То есть леди не так безобидна?

– Весьма! Даже немного опасна… В ее пограничном состоянии это особенно сказывается – она стала непредсказуема.

– Пограничном состоянии? – уточнил Бард.

– Она находится на грани того, чтобы воспользоваться вторым способом восхождения на Шпиль, – ответил Ханси. – То есть провалиться в бестелесную форму и стать… тенью, так сказать.

– Тенью?

– Ах, Бард. Ты – ученый человек и конечно же поймешь, что это лишь примитивнейшая аппроксимация действительности. Но иногда даже самого неточного слова достаточно для того, чтобы два умных человека друг друга поняли.

– Что мы можем сделать? – просто спросил Бард.

– Ничего, – Ханси пожал плечами. – Мы можем только продолжать наблюдение.

– Как мы можем ей помочь? – не сдавался менестрель.

– Уже выбрали сторону? – саркастически изумился наемник. – Какие мы быстрые!

Бард смутился.

– Я думал, что Тиллиан хочет ей навредить. Зачем ты тогда опасаешься конфронтации?

– Я не уверен в его намерениях, – Ханси примирительно развел руки в стороны. – Мне неведомо, что Гончие делают с теми, кого им удается поймать. В каком-то смысле Фавра можно понять – Беглецы сами вольны устанавливать правила в своем королевстве. А нарушитель есть нарушитель. Даже такой прекрасный, – подмигнул Ханси.

– А ты, стало быть, видел ее? – присвистнул Бард.

– Беглецы сами решают, кому показаться, – уклонился наемник.

– Беглецы… Шпиль. Фавр. Ханси, я начинаю сомневаться в собственных способностях. Как целая страна могла все это время существовать без моего ведома?

– Я бы сказал, что слово «страна» выходит за рамки грубой аппроксимации, – скривился Ханси. – Ты же понимаешь, что Шпиль не всегда доступен для традиционных методов путешествия?

– Концепция мне знакома, – кивнул Бард.

– Тогда я все рассказал.

– Как же, все? – не согласился менестрель. – Неясно главное – что делать дальше.

– Ничего, – голос Ханси прозвучал неожиданно резко. – Мы не должны наломать дров на пустом месте, Бард. Женщина, на встречу с которой ты желаешь попасть, поможет тебе сориентироваться. До той поры я бы не стал принимать ничью сторону или делать поспешные выводы.

– Ничего нового, – Бард был холоден. – Ваш орден славится своей нерешительностью.

– Медведи всегда хранят нейтралитет, покуда это возможно, – спокойно отметил Ханси.

– Покуда не будет поздно, – ядовито парировал менестрель.

Ханси вздохнул.

– Мой тебе совет – не спеши отдавать свои симпатии. Это не наш конфликт. Даже самый решительный человек может сделать в этой ситуации лишь одну благоразумную вещь. Ждать.

Ханси потрепал Барда по плечу, развернулся и побрел в сторону своей палатки.

Глава третья. От кого бегут тени

Десс не больше не могла усидеть ни мгновения. Последние несколько минут были настоящей мукой! Она вскочила и, когда ей показалось, что Бард дошел в своем повествовании до логической паузы, воскликнула:

– Я знаю его!

– Кого? – нахмурился Бард. – Ханси?

– Нет! – Десс едва сдерживала волнение. – Тиллиан! Он известен мне! Ох, этот негодяй! Мерзавец… Я… Да я ненавижу его!

– Успокойся, Десс, – Бард сделал примирительный жест. – Давай по порядку…

– Тысяча чертей, Бард! – Десс отпрянула от него. – Неужели за все столетия своей никчемной жизни ты так и не запомнил, что самый абсурдно неработающий метод меня успокоить – это прямо меня об этом попросить? Я теперь в бешенстве! Ты доволен?

– Столетий, – отметила тень как бы между прочим. – Она сказала, «столетий».

Бард вздохнул.

– Вы все меня ненавидите.

– Да! – пылко согласилась Десс.

– Столетий… – еще раз повторила Анна, как будто бы пробуя слово на вкус. – Почему ты не знал про Шпиль, Бард? – спокойно спросила она, поворачиваясь к менестрелю.

– Я не всегда был здесь. В смысле, там. В смысле… – Бард смутился. – Сейчас совсем не время об этом говорить…

Его голос прозвучал по-детски виновато.

Интересно, вдруг подумала Десс, как, должно быть, неровный свет от кострища отличался от идеально правильного круга, который отбрасывал их фонарь. Неужели она все-таки соскучилась по обычной жизни? По жизни, где никто ее не знал. Жизни, где она никому была не нужна. Даже Барду.

– Давай по порядку, – Бард попробовал начать сызнова. – По поводу Тиллиана. Да, я подозревал, что вы с ним знакомы.

– Знакомы? – вскипела Десс. – Да этот мерзавец не хотел пускать меня на Шпиль!

– Сейчас почти никого не пускают, Десс, – попытался исправиться Бард.

– Да он ненавидит меня! Не пускать и всячески пытаться унизить – это совершенно разные вещи!

– Ох… – Бард покачал головой. – Мы опять скатились в полемику. Давай, я просто продолжу рассказывать, а Анна поможет мне, хорошо!

Десс отрывисто кивнула. Она дышала так тяжело, как будто только что оббежала весь Шпиль по периметру и успела за это время переругаться со всем белым светом.

Каким же негодяем был этот Тиллиан!

***

Ночь разорвал крик.

Бард вскочил и скинул с себя плащ. Он мягко соскользнул с повозки на землю и огляделся.

Все было как в дымке.

По большей части, лагерь еще не проснулся. Кто-то озадаченно потирал глаза, кто-то уже держался за оружие, но совершенно не представлял, что с ним делать, и только часовые, оторванные внезапным шумом от игры в кости, демонстрировали хоть какую-то ясность мыслей.

Бард привычным движением нащупал сумку. Все было на месте… Он уже был готов настолько поверить в собственную важность, что не стал бы исключать и преднамеренный переполох для отвода глаз. Но трубу и колоду никто не тронул… Стало быть…

Почему же тогда у него по-прежнему было такое чувство, как будто чего-то не хватало?

– Гадюка! – раздался отчетливо истеричный возглас.

– Человека укусили!

– Сюда, скорей, сюда!

– Я в порядке, в порядке!..

Знакомый тембр…

– Антидот! У вас есть при себе антидот?

– Там… В вагоне… Нет, благодарю вас, я дойду сам… Да где же она, где же…

– Кто? – уточнил заботливый голос. – Ваша госпожа?

– Что?.. Ах, нет, о чем вы? Я…

Руфус! Это был Руфус! Руфуса укусила гадюка.

– Давайте, мы поможем вам…

– Нет, я дойду, мне еще не подурнело… Ах!

Что же стряслось? Кого искал Руфус? И если он был сейчас один, вдали от вагона, посреди всеобщей суматохи, не мог ли Тиллиан испытать соблазн и…

Как тут было соблюдать нейтралитет?

Нужно было что-то сделать. Хоть что-нибудь. Он не мог остаться в стороне, не мог.

Решение родилось само собой, и Бард потянулся за плащом.

Первым делом его рука нащупала пустоту. Плащ обнаружился чуть левее, однако пустота показалась Барду немного странной и противоестественной. Не было времени размышлять о ней, нужно было во что бы то ни стало пробиться к вагону таинственной госпожи и узнать, как обстояли дела у Руфуса. Яд действовал не так быстро, он должен был успеть принять антидот!

В памяти Барда всплыли слова, прошептанные ночью:

«У нас нет противоядия…»

Антидота не было. Что же станется с этой женщиной без ее верного слуги? Кто поможет ей управляться с лошадьми и добывать провизию? Кто защитит ее от Гончих Фавра?

Ноги несли Барда к дороге, оставляя позади заслонку из огней и добродушное потрескивание центрального кострища. Все это было не так важно – Бард ни на секунду не сомневался в том, что судьба не сводила с него своих всевидящих глаз. Что же, он сделает так, как ей будет угодно!

И только когда его сапоги застучали по холодной земле Имперского тракта, Бард понял кое-что. Он наконец смог точно и однозначно дать имя той пустоте, что нащупала его рука минутами ранее.

Лютня.

Пустота была там, где должен был лежать его инструмент.

Кто-то украл его лютню.

***

Это был не вполне обычный вагончик – он совсем не походил на грузные сараи на колесах, в которых коротали дорогу купцы. Он как будто бы отбился от труппы бродячих музыкантов и увязался за первым попавшимся караваном в надежде на то, что тот поможет ему разыскать потерянную семью.

Вагончик был небольшим, неожиданно опрятным и даже в темноте не мог полностью скрыть тот факт, что стены его пестрели ярко зеленой краской.

Однако в ту секунду он свелся для Барда лишь к одному своему атрибуту, всей своей скромной громадой стянувшись в портал, что разделял менестреля и таинственную леди, обитавшую внутри.

Бард постучал в дверь.

Разумеется, никто не открыл.

Бард прислушался. Нужно было первым делом приложить ухо к двери, осознал он. Теперь, когда он столь неказистым способом уведомил всех о своем прибытии, леди и ее слуга наверняка затаили дыхание.

Изнутри и вправду не доносилось ни звука.

Бард вздохнул и постучал еще раз.

– Я друг, – негромко сказал он.

Тишина.

– Я принес противоядие, – добавил он, подумав.

Что же, главный его козырь был разыгран в самом начале партии. Оставалось только полагаться на переменчивую удачу и здравый смысл его оппонентов.

Их осмотрительность не смогла подавить их оживление.

Из-за двери раздалось приглушенное «нет!», послышались чьи-то шаги, но затем все опять стихло. Чей голос это был?

Он прозвучал так панически высоко, что Бард не мог быть уверен.

– Я хочу помочь, – сказал он и постучал в дверь еще три раза.

Вышло немного нерешительно, и он готов был поклясться, что внутри его не услышали.

А ведь еще нельзя было забывать о лагере с его многочисленными зеваками…

Бард оглянулся.

Он различил, как от полукружия защитных костров отделилось несколько огоньков поменьше и, подрагивая, направилось в его сторону.

Только этого еще не хватало!

А ведь у одного из этих прохвостов могла быть сейчас его лютня! И как он мог так бесславно позабыть о самом ценном своем инструменте, все это время упорно оберегая никому не нужные, растреклятые артефакты с какого-то не менее омерзительного Шпиля. О, боги!

– Сейчас здесь будут люди, – менестрель пожаловался безучастной двери. – Будьте любезны выслушать меня… Я хотел бы просто отдать вам антидот, и все. Я оставлю его у порога, а сам уйду. Просто дайте мне понять, что он будет принят. И тогда я не потревожу вас больше. Мне бы всего лишь хотелось помочь вам… Очень, – добавил он, представив себе трогательную фигурку, укутанную в шаль.

– Нет, госпожа, прошу вас!

На сей раз голос Руфуса прозвучал очень отчетливо.

– Я должна видеть его, –ответила леди и распахнула дверь.

Бард еле успел отпрыгнуть.

– Что вы хотите взамен? – спросила она.

Брад поднял глаза, и их взгляды встретились.

Боги, подумалось ему… Боги.

Он еще не знал ее имени – она представится ему позже, когда он заберется в ее вагон и передаст ей противоядие.

Он не знал, откуда она и от кого бежит – это она расскажет ему после, когда они вместе будут путешествовать по Имперскому тракту.

Он не знал ничего, кроме одного неожиданно очевидного факта.

Кроме одной правды, которая явилось ему сразу, как только он увидел Анну.

Бард готов был бросить весь мир к ногам этой женщины.

Женщины, которая хмурилась, наблюдая его восторженный взгляд.

Она была одета очень просто – белое платье и черная шаль, что так впечатлила его первой ночью. Волосы волнами ниспадали на плечи; за ее спиной подрагивал скудный огонек свечей и подсвечивал их потусторонним медовым цветом. Наверное, при свете дня они были чуть темнее, чем мед… Ее глаза излучали ровный сапфировый свет, венчая идеальный треугольник ее лица.

Барду захотелось выбросить в ночь все антидоты на свете и убежать далеко-далеко – туда, где никто его не потревожит, покуда он не напишет ей песню, что будет ее достойна.

Но возможно ли это? Можно ли описать ее звуком?

Слово было бессильно. Даже самая страстная рифма не воздаст должного ее ночному величию. А музыка…

Музыка была невозможна без лютни!

Эта мысль поразила Барда в самое сердце и мгновенно вернула к реальности.

Леди продолжала терпеливо ожидать его ответа, скрестив на груди тонкие руки.

– Бард, – представился менестрель и с ужасом обнаружил, что вместо звука он издал сдавленный хрип.

– Бард, – повторил он, откашлявшись, и отвесил уважительно сдержанный поклон, который едва ли исправил ситуацию.

Вспомнив о приближавшихся факелах, он бросил через плечо нервный взгляд и снова повернулся к ней.

Она кивнула и жестом пригласила его внутрь.

Он вновь слегка склонил голову и одним прыжком преодолел три ступеньки, отделявшие вагон от земли.

Она захлопнула за ним дверь и резким движением опустила задвижку.

Бард быстро огляделся по сторонам.

Изнутри вагончик казался еще миниатюрнее, чем снаружи. Он вмещал в себя дорожный сундук, прикрепленную к стене откидную столешницу и две кровати. На одной из этих кроватей прямо поверх одеял лежал полностью одетый Руфус, сверливший Барда не самым гостеприимным взглядом.

– Менестрель! – прошипел он вместо приветствия.

Его госпожа тихонько вскрикнула и прикрыла ротик руками.

Бард вопросительно развел руки в стороны.

– И у вас хватает наглости являться сюда! – прошептала она.

– И чем же я успел вам насолить? – оскорбился Бард, не на шутку озадаченный таки приемом.

– Вы… вы меня выманили!

– Вы не стали меня слушать, госпожа! –вмешался Руфус. – Я как раз собирался вам сказать, что голос нашего ночного гостя за дверью и голос господина музыканта звучали удивительным образом схоже. Как видите, это он и есть.

– Как вы посмели… – потрясла головой леди, все еще не в силах поверить в подобную наглость.

– Да что же я успел сделать такого ужасного? – взмолился Бард.

– Вы хотите сказать, что это были не вы? – побагровел Руфус, приподнимаясь на локтях. – Вы хотите сказать, что вы все отрицаете?

– Еще как! – взорвался Бард. – Что бы это ни было, я это отрицаю!

– Какая… мерзость! – прошипел Руфус и рухнул обратно на подушки.

– Объясните мне, черт возьми, чем я так провинился! – потребовал менестрель.

Леди вновь нахмурилась.

– Я не думаю, что это был он, Руфус… Голос совсем не похож!

– Он может изобразить любой голос, когда поет, не стоит ему верить! – простонал слуга. – Все менестрели – это великие обманщики. На удивление изобретательная порода, и… Ах! –внезапно вырвалось у него.

Руфус зажмурился и запрокинул голову, тщетно вытягивая руку в направлении забинтованной ступни.

– Тебе становится все хуже! С каждой минутой, –озабоченно пробормотала леди.

Она сделала несколько шагов в сторону кровати, заботливо склонилась над своим слугой и легонько дотронулась до повязки.

– Бедный Руфус, – вздохнула она.

Бард демонстративно прочистил горло. Леди повернулась к нему.

– Вы не собираетесь мне ничего объяснять, верно?

Несколько мгновений она лишь молча изучала менестреля, как будто бы решая, можно ли ему доверять, или нет. Наконец, она молвила:

– Вы будете настаивать на том, что не играли никакой музыки в предшествующие полчаса?

– Абсолютно, – оскалился Барда. – Более того, у меня только что украли лютню. Представляете себе, какое дивное совпадение?

– Что ж, – смешалась леди. Она была откровенно смущена и не могла это скрыть.

Мысли лихорадочно путались в голове у Барда. У него только что украли лютню. Один! Ранее вечером он узнал от Ханси о том, что этой женщине ни при каких условиях не рекомендовалась слушать северные баллады, как бы абсурдно это ни прозвучало. Это два. Недавно кто-то пытался ее выманить, что и привело к фатальному столкновению ее слуги и гадюки. Это три! То есть кто-то недавно сыграл у ее вагончика северную балладу, а несчастный Руфус, пытаясь это преступление предотвратить, пал жертвой коварной змеи… Вполне естественно, что она подозревала во всех злодеяниях именно Барда…

– Как вас зовут? – неожиданно для себя спросил менестрель.

Она помедлила.

– Анна, – рискнула она.

– Анна, возьмите мой антидот!

И Бард залез во внутренний карман своей куртки и извлек на волю небольшой мешочек с заветным порошком из лепестков горных подснежников. Он протянул мешочек Анне.

Та недоверчиво покосилась на подношение и снова подняла взор на Барда.

– И что же вы попросите взамен? – холодно поинтересовалась она.

– Ничего, – решительно отрезал менестрель.

– Ничего?

– Абсолютно.

– Совсем?

– Конечно.

– Так не бывает.

Бард совсем растерялся. Он чувствовал себя очень глупо, стоя вот так с протянутой рукой напротив ехидно улыбавшейся Анны.

– Отчего же не бывает? – спросил он скорее для того, чтобы не молчать, нежели потому, что ему было что сказать.

– Что вы хотите? – Анна была непреклонна.

– Помочь вам, – честно ответил он.

– Почему?

– А почему у меня для этого должны быть причины?

– Причины должны быть всегда.

– Ваш слуга болен, – Бард опустил руку и кивнул в сторону Руфуса.

– И что с того? Почему вы так уверенны в том, что мне нечем его лечить?

– Это очевидно, – Бард старался быть терпеливым. Анна и правда не могла знать, что он слышал их с Руфусом ночной разговор. Лучше не заострять на этом ее внимание.

– Из каких соображений?

– Ваши денежные трудности ни для кого не секрет, – пояснил менестрель. – Сложно представить себе, что путешественники, считающие каждый грош, могли позволить себе дорогостоящий антидот.

– Почему вы думаете, что мы не могли потратить все наши сбережения как раз на антидот?

– Вы не были столь несговорчивы, когда думали, что я хочу получить что-то взамен, – ехидно заметил Бард. – Неужели вы забыли, как впустили меня?

– Хм! – Анна возмущенно скрестила руки на груди. Опять.

– Давайте не будем напрасно тратить время. Дайте ему противоядие.

Бард снова протянул ей мешочек.

– Здесь какой-то подвох, госпожа! – простонал Руфус. – Молю вас, не соглашайтесь! Я как-нибудь дотяну до Ворот, а там мы сможем продать вагончик! Ох!..

Он умолк.

– Давайте! – вырвалось у Анны.

Она резким движением выхватила у Барда мешочек. Анна прижала противоядие к груди и опустила взор.

«Я пожалею об этом», – говорила вся ее поза.

«Никогда», – подумал Бард. – «Ты никогда об этом не пожалеешь».

– Что с этим делать? – она обреченно покачала головой. – Это нужно развести?

– Развести в кружке холодной воды, перемешать и выпить залпом, – кивнул менестрель.

– Так, – засуетилась она, – кружка… – Где же его кружка?

– В сундуке, – слабо подсказал Руфус. – Я храню ее в сундуке… Она замотана в тряпку!..

– Так… – Анна метнулась к сундуку.

Она с трудом приподняла крышку.

– Где же она?.. Ничего не видно…

Анна бросилась обратно к столешнице, взяла с собой свечку и посветила ей в сундук, погружая весь оставшийся вагон в полутьму.

– Так… – прошептала она. – Ах… Вот же она!

Через мгновение она снова была на ногах, держа в руках кружку.

– Вода! – вспомнила она. – У нас нет воды… Руфус, ты хотел набрать кувшин! Руфус!

Слуга лишь простонал в ответ что-то нечленораздельное.

– Так… – подытожила Анна. – Воды у нас нет…

– Я принесу! – вызвался Бард.

Анна зажмурилась в гримасе истинного отчаяния.

– Других вариантов у нас нет, – нехотя признала она. – Идите…

Анна поставила кружку на столешницу и вернулась к сундуку, где при помощи свечи быстро отыскала видавший виды глиняный кувшин.

– Я мигом, – пообещал Бард.

Он взял протянутый ею кувшин так бережно, как будто это была самая драгоценная вещь на земле, и шагнул к двери.

Менестрель положил руку на задвижку и замер.

– Люди! – тихонько вскрикнула Анна.

– Да, я слышу голоса, – шепотом подтвердил Бард. – О чем-то шушукаются… Собиратели сплетен! Стервятники! Зла на них не хватает.

– Так.. – если слышно заметила Анна.

Бард мягко дотронулся до ее руки.

– Как-то еще можно выбраться из этого вагона?

Она грустно улыбнулась.

– Это и вправду очень маленькая… тележка! Можно через дверку для кучера, но я тоже слышу там голоса…

Бард невольно улыбнулся ей в ответ. На мгновение их взгляды встретились, но она вздрогнула и смущенно отвела взор.

– Я проскользну через главную дверь, – обреченно сказал Бард.

– Других вариантов у нас нет, – согласилась она, по-прежнему глядя в сторону.

– Так тому и быть, – кивнул менестрель.

Не сговариваясь, они расположились по обе стороны от выхода – Анна положила руку на затворку, Бард приготовился прошмыгнуть наружу. Его взгляд скользнул по ее руке, и он вздрогнул. Что это было? На одно мгновение ему почудилось, будто тень, отбрасываемая ее кистью на неровные доски двери, вдруг сама по себе разжала пальцы и тут же сжала их обратно.

Анна вопросительно посмотрела на него.

– Все в порядке?

– Да… Я просто… собирался с мыслями!

Бард потряс головой, сбрасывая наваждение. Ночка выдалась на удивление нервной.

– Готовы? – шепнула Анна.

Бард кивнул.

Одним резким движением она вскинула задвижку. Дверь скользнула наружу, и Бард нырнул в образовавшуюся щелочку.

Не обращая внимания на огоньки факелов, облепившие его со всех сторон, он со всех ног бросился к лагерю.

***

Может быть, стоило еще немного подождать? Дать им всем разойтись?

Эта мысль пульсировала в его голове с каждым шагом.

Но Руфус… Каждая минута была на счету.

Бард то и дело оборачивался, чтобы убедиться, что зеваки у вагончика продолжали сохранять хрупкий нейтралитет. Все было без изменений. Каждый его взор был встречен все тем же неуверенным мерцанием факелов, как будто бы то и дело норовивших сорваться с места.

Это купцы, купцы и из слуги, твердил он себе, что они могут сделать, как они могут ей навредить?

И все же на душе было неспокойно. Очень неспокойно.

Нужно было всего лишь добежать до лагеря по пустой, безопасной дороге и вернуться к вагону с водой.

Всего лишь.

Всего лишь…

Он снова обернулся…

Боги! Хватит оборачиваться! Половина пути пройдена, теперь проще будет завершить начатое.

В этот последний раз ему почудилось, что один из огоньков отделился от всей толпы и начал двигаться в его направлении. Что ж, тем лучше. Возможно, кому-то из них надоело бесплодное ожидание – от немой двери ответов все равно не добьешься.

Лагерь был уже совсем близко.

Бард не стал озираться по сторонам, вместо этого он сразу рванул в направлении вагона с провизией. Уже совсем скоро он сможет вернуться к Анне.

Он только сейчас понял, насколько глупо он выглядел посреди лагеря с кувшином наперевес. Не проще ли было сразу позаимствовать целую флягу?

Сколько еще глупостей, больших и маленьких, он собирался наделать за эту ночь? Пробегая мимо своего вагона в одинокой компании этой невеселой мысли, Бард чуть было не налетел на человека.

– Ханси! – воскликнул он.

– Бард! – наемник поднял руки и отступил на шаг, показывая Барду пустые ладони.

– Прости? – не понял Бард. – Что ты хочешь этим сказать?

– Ах, – руки Ханси облегченно опустились. Он покачал головой.

– Ты летел, не разбирая дороги, с таким озверевшим лицом, что я, признаться, перепугался слегка, не стряслось ли чего?

– Нет, Ханси, мне просто нужно немного воды… И еще мне кажется, что меня обокрали.

– Как так? – изумился наемник.

– Моя лютня пропала! Случилась темная история, конец которой мне еще только предстоит услышать, но, насколько я уяснил, кто-то утащил мой собственный инструмент у меня из-под носа и прикинулся мною!

– Не может такого быть! –оскорбился Ханси. – У моих ребят и мышка не прошмыгнет, не говоря уже о целой краже!

– Думаешь, никто, кроме меня, не сможет вынести за пределы лагеря лютню, не вызвав при этом подозрений? – скептически скривился Бард.

– Ты уверен, что она не завалялась где-то в твоей поклаже? Хорошо посмотрел?

– Мне не нужно много времени, чтобы понять, что она не при мне, – отрезал менестрель. – Когда я засыпал, она была рядом со мной. Когда я проснулся, ее и след простыл.

– Не хочешь проверить? – усомнился Ханси. – Может быть, ты просто ошибся в потемках?

– Я всегда чувствую свой инструмент, – Бард постарался прозвучать не слишком оскорбленно. – Я привык полагаться на собственные ощущения, Ханси. Уверяю тебя, что моя лютня действительно была украдена.

– То есть, ты все же признаешь, что был в темноте? Ты ведь спишь в вагоне, да? – допытывался наемник. – Не мог ли ты во сне оттолкнуть ее от себя, загнать ее, например, к противоположной стенке?

– Едва ли, – упорствовал Бард. – Я же говорю, лютню даже успели использовать по назначению.

– Я ничего не слышал, –Ханси пожал плечами.

– Слышали другие.

– Мои ребята доложили только о крике. Музыка после отбоя их бы точно смутила.

– Говорю тебе, ее украли! – не выдержал Бард. – Давай вернемся к этому вопросу потом? Я весьма спешу.

– В каком вагоне ты спал?

Бард указал на место своего ночлега.

– Вот здесь.

– Идем за мной, – Ханси сделал ему знак следовать за собой.

– Говорю же, Ханси, я очень спешу!

– Давай поглядим, – Ханси не обращал на него внимание. – Света от костров должно хватить… Я могу быстро раздобыть фонарь, если хочешь. Эй, Ганс! Да, ты! Притащи сюда фонарь, будь любезен!

– Ханси, молю тебя, я… – Бард осекся.

– Что же это? – ехидно спросил наемник.

Бард обескураженно пожал плечами.

– Моя лютня… Она здесь!

– Ганс! – свистнул Ханси. – Не нужно никаких фонарей! Отбой, слышишь!

– Да как же это случилось… – Бард был безутешен.

Может быть, он немного неверно понял Анну? Она спросила его, не играл ли он ничего за полчаса до их встречи. Пропажа лютни, слова Ханси о том, что северные баллады влияли как-то на эту женщину… Ему бы и в голову не пришло сомневаться в своей теории. Стало быть, лютня все это время была здесь, в вагоне, а таинственный ночной гость использовал свой инструмент?

Но Бард был готов поклясться, что лютни и вправду не было рядом в момент его пробуждения… Почему он так запутался? Кто мог за всем этим стоять?

– Все ошибаются, Бард, – Ханси потрепал его по плечу. – Главное – это что лютня нашлась… Потерять инструмент в такой глуши…

– Тихо! – шикнул на него Бард. – Ты слышишь?

Ханси прищурился.

– Как будто кто-то шумит вдалеке, – признал он. – Какое-то оживление…

Правильно… Оживление. Бард знал, что было ему причиной.

– Мне срочно нужна вода!

Без дальнейших объяснений он взял футляр с лютней, перекинул его через плечо и протиснулся мимо Ханси. Тот нагнал его уже у вагона с провизией.

– Надеюсь, ты объяснишь все эти странные метания? – без особой надежды спросил наемник. – Зачем тебе вдруг понадобилась вода посреди ночи…

–Тиллиан! – перебил его Бард, закупоривая флягу и поднимая с земли наполненный кувшин. – Он в лагере? Когда ты последний раз его видел?

Ханси пожал плечами.

– Мы охраняем периметр! Перемещения людей вне его нас не особенно интересуют, и…

– Боги!.. – пробормотал Бард, указывая в сторону дороги.

Ханси проследил за направлением его руки.

– Боги… – повторил он, делая шаг назад.

Две знакомые Барду лошади неслись по дороге в направлении лагеря, а за ними из последних сил грохотал и подпрыгивал деревянный вагончик.

***

Лишь только за Бардом захлопнулась дверь, Анна сделала два необходимых шага и обессиленно опустилась на кровать.

Что, во имя всего святого, нужно было этому менестрелю?

Она могла приписать ему миллион мотивов, но вот какой из них оказался бы истинным? Она готова была побиться об заклад, что какой-нибудь миллион первый! Более непостижимый феномен, чем этот Бард, сложно было себе вообразить. Кто же он?

– Плут! – из последних сил прошипел Руфус.

– Прости?.. – Анна постаралась вернуться к реальности.

Он не был похож на проходимца. Он был обескураживающе и беспардонно прям, и это не могло не сбивать с толку, и…

Боги, что творилось в ее мыслях!

– Госпожа, ему нельзя доверять! – Руфус снова подал голос.

– Ах, ты совсем меня не слушаешь! – возмущенно воскликнула Анна, тряхнув прядями. – Ты не должен тратить свои силы! Попробуй не разговаривать, пока наш новый знакомый не вернется с водой, прошу тебя!

Если он вернется, добавила она про себя.

– Лошади, – слабо протянул слуга.

– Ну при чем здесь лошади?

Анне казалось, что эта ночь никогда не закончится.

– Я… – слова давались Руфусу все с большим трудом. – Я забыл их покормить… Они до сих пор в упряжке… Слишком… Слишком спешил…

– Ох! – обескураженно вздохнула Анна.

Еще одни дурные известия! Если уж ночка и вправду решила стать бесконечной, она могла хотя бы сделать вид, что старается быть не такой мерзопакостной! Неужели придется просить менестреля еще об одном одолжении? Бедные лошади, они же совсем не отдохнут за ночь! В предыдущие ночи Руфус отводил их ко всем остальным животным – на самый край дороги, где импровизированный загон охранял их от змей. А сейчас… Ох, бедные лошади!

И бедный, бедный Руфус!

Неужели дела могли быть еще хуже?

Кто-то постучал в дверь…

Да, дела определенно могли быть в тысячу раз хуже!

Анна задержала дыхание. Может быть, это менестрель вернулся так быстро? Он разбил кувшин в трех шагах от вагона и пришел за новым сосудом. Анна невольно улыбнулась – отчего-то ей показалось, что подобное достижение было бы вполне в его духе.

В дверь постучали еще раз, на сей раз настойчивее.

Нет, это явно был не Бард. Он бы уже давно дал знать о себе голосом.

Если бы только в вагончике было окна… Но окна противоречили атмосфере строжайшей секретности, которую мягко навязал ей бедняга Руфус. Он утверждал, что меры полностью оправдали себя, и никто не подозревал в Анне беглянку от Беглецов. Девушке очень хотелось бы в это верить, но вся предыдущая жизнь упрямо твердила о невозможности счастливых развязок. Возможно, Руфус о чем-то не знал. Возможно, Руфус о чем-то недоговаривал.

Снова стук, и на сей раз грубоватый оклик с ним за компанию.

– Эй, госпожа? Есть кто внутри?

Да, это совершенно явно был не Бард… Как будто ей не хватало неприятностей. Как будто какому-то из без вести пропавших богов захотелось тайком вернуться с единственной целью досадить непутевой Анне, которая и без всякого божественного вмешательства норовила в любое мгновение превратиться в бестелесное нечто… Как будто…

– У вашего слуги не так много шансов, госпожа! – подхватили другой голос. Другой, но от того не менее грубый.

– Без нас тут не обойтись! – соглашался с ним третий.

Анна постаралась подавить дрожь. Тщетно.

Сколько их там было? Невозможно оценить… Они наверняка были взволнованы происшествием с Руфусом, их можно было понять. Но как странно они говорили… Они не унимались:

– Быть может, вы нас стесняетесь? Быть может, вы дурны собою? Право же, не нужно жеманства! Мы очень снисходительные купцы!..

Голос хихикнул и сбился на нечто неразборчивое.

Пьяны!

Они были пьяны! Это многое объясняло…

Руки Анны непроизвольно сжались в кулаки от этого осознания. Что им от нее нужно?

Она зажмурилась, попыталась дышать ровно.

Все было зря.

Если они хотели помочь, то почему просто не предложить ей противоядие или помощь лекаря, который наверняка путешествовал с караваном? Но нет, эти барыги ни за что не расстанутся со своими драгоценными антидотами, здесь было замешано только праздное любопытство, подкрепленное хмельными мыслями и дальней дорогой…

– Эй, тихо здесь! – прогрохотал новый голос, и если Анна еле дышала до того, то сейчас она словно перестала существовать. Она медленно прильнула к узкому участку свободной стены у основания кровати и вжалась в нее из последних сил, стараясь стереть последние воспоминания о своем присутствии на загнанных просторах этого бренного мира.

Не может быть. Этого просто не могло быть. Это было неправдой. Жестокой и вульгарной неправдой. Так не бывало.

Почему он? Из всех прочих ищеек, из всех этих проклятых Гончих… Именно он.

Значит, отсутствие окон не помогло, грустно улыбнулась она своим мыслям. Он нашел ее.

Он всегда шел по следу и не сбивался. Всегда. Проклятый Тиллиан.

Но как он обнаружил его, этот след? Где она оступилась? Где в ее действия закралась ошибка?

Это было неважно.

Ее вернут.

Она вернется на Шпиль, а там…

Череда сбивчивых мыслей, череда бесполезных, никчемных, непонятных мыслей… Они вели ее в пустоту. А нужна была ясность. Ясность, в которой не было места теням.

Нужен был план. А для плана нужна была информация. Слушать! Она должна слушать! Слушать, что говорил Тиллиан.

– … с первыми лучами солнца, а час нынче поздний. Зачем вы пугаете леди? Это поведение, недостойное добрых купцов! Ступайте с миром!

Ах, он хотел остаться с ней наедине. У него были шансы до этого, почему именно сейчас? До города оставалось совсем немного – возможно, он решил пуститься на риск.

И насколько они были пьяны? Настолько ли, чтобы не заметить исчезновение столь видной фигуры?

Боги! Бессердечные, исчезнувшие боги! Чего он хотел?

Тем временем, они вняли его мольбам. По обрывкам нерешительных фраз, доносящихся снаружи, она поняла, что купцы начали расходиться.

Минуты тянулись вечность.

Кто-то робко пытался найти возражения, но Тиллиан был неумолим.

Нет, здесь нечего было делать. Они уйдут. Совсем как боги – развернутся и сгинут в огнях далекого лагеря.

Дорога поглотила звук последних шагов. Все. Они были одни.

Руфус что-то неясно простонал. Интересно, он слышал? Он узнал его? Он пытался ей что-то сказать?

– Госпожа Анна?

Ах, этот голос! Она узнает его и в тысячном хоре! Она слишком, слишком хорошо его помнила! После стольких одиноких часов в абсолютной темноте беззвездной ночи, она изучила его лучше своего. Да и зачем ей было знать собственный голос? Она уже начала забывать, как им пользоваться. Но Тиллиан… Тиллиан, глашатай пустоты, в равной мере слыл мастером сладких речей и ужасающих тирад. Тиллиан владел своим голосом, как оружием. И сейчас, вкрадчиво, глубоко, убедительно, он говорил с ней:

– Вы знаете, что я бессилен против вас в сложившихся обстоятельствах. Вы знаете, что я ничего не могу с вами поделать, пока мы вместе движемся с караваном. Но я хотел бы воспользоваться редкой возможностью побыть с вами наедине и предложить вам уговор. Как вы на это смотрите?

Анна снова начала дышать. По крайней мере, так ей показалось. Скорее всего, она всего лишь заново осознала, что ее легкие, вздох за вздохом, осуществлялиэтот нехитрый процесс. Но теперь воздуха отчаянно не хватало. Душная теснота вагончика давила на нее, и мир потихоньку меркнул в ее глазах. Что-то незримое давило на грудь с такой силой, что каждый новый вдох давался все сложнее.

– Вы молчите? – Тиллиан не знал пощады. – Что ж… Я не ожидал, что вас легко будет убедить. Давайте попробуем начать с чистого листа? Да, между нами случались недопонимания в прошлом, но сейчас все должно быть по-иному. Видите ли, вы привыкли ненавидеть меня. Меня лично, а не тех, от чьего имени я говорю. Будьте мудрее. Услышьте в моих речах словах тех, кто приютил вас, когда весь мир отвернулся от вас.

Ноги больше не слушались Анну. Она медленно осела на пол.

– Фавр милосерден, Фавр всепрощающ. Он простит и вас, если вы вернетесь в лоно его храма. Вы, вероятно, боитесь, что на Шпиле вас ждут те же неприятности, что и до вашего побега? Поверьте, это маленькое недоразумение никогда более с вами не повторится. Вы усвоили свой урок. В секунду редкого замешательства я доверился голосу своего сердца. Мне не у кого было спросить совета, и даже сам Фавр оставил меня в ту секунду. Но не стоит переносить деяния слуги на его господина – то был мой выбор, а не веление Фавра. Прислушайтесь к голосу разума и проследуйте за мной в прохладные своды своего дома!

Ногти Анны впились в ее ладони.

– Я напомню вам, любезная леди, что ни волоска не упало с вашей прекрасной головы. Я был предельно вежлив. Сможете ли вы обвинить меня в дурном обхождении?

– Да! – вскричала она.

Голос возник словно ниоткуда. Она и подумать не могла мгновением ранее, что у нее найдутся силы на то, чтобы произвести такой громкий рык.

Гнев питал ее тело, гнев возвращал ей жизнь.

– Три года, Тиллиан, три года!

– Три года смиренного покаяния…

– Три года потерянной жизни!

– … среди летописей и фолиантов…

– … среди обмана и ереси!

– Анна, – вздохнул он с почти правдоподобным сочувствием, – трактовки! Вечная полемика о трактовках!

Анна озиралась, как загнанный зверь. Она не знала, что ищет, но была уверен в том, что это было у нее под рукой. Ах, если бы…

За три года в его замке она поняла многое – этот человек был готов на все. Он не остановится ни перед чем.

– Мне не нужны ваши секреты, – огрызнулась она, – я вернулась сюда не за этим. Просто позвольте мне жить!

– Здесь, любезная леди, и кроется слабое звено вашего плана, – терпеливо пояснил Тиллиан из-за двери. – Вы думаете, что знахарка вам поможет!

– Только она и может мне помочь! – горячо возразила Анна.

– А что вам известно о ней? Что вам удалось разузнать о ее жизни, о ее опыте и компетенциях?

Тиллиан подождал ответа, зная, что тот не последует.

– Вы молчите, – с сожалением заметил он. – Что же, я отвечу за вас. Знахарка наивна и опасна, милейшая Анна. Она наивна, потому как возомнила себя сведущей в неподвластной ей сфере. Она опасна, потому как дерзнула распоряжаться знанием, на которое не имела права. Ее советы таят в себе угрозу. Вы готовы им следовать? Вы готовы идти на поводу у ребенка, который играет с огнем?

– И вы последуете за мной, чтобы обнаружить ее? – с ненавистью процедила Анна. – Вы поэтому выжидаете?

– В том числе, – спокойно признал Тиллиан. – Но я уже пояснял вам, что не могу предпринимать активные действия на глазах у всего каравана. Но есть и другой путь – путь правильный и, не побоюсь этого слова, путь легкий. Вернемся со мной, Анна. Вернемся туда, где вы можете получить квалифицированную помощь.

– Вы бессильны! – она уже была на ногах. Анна не могла вспомнить, как ей удалось подняться, но она уже твердо стояла на своих двоих и грозила двери кулаком. – Вы украдете еще несколько лет моей жизни, а потом и бровью не поведете, когда я растворюсь в небытии и побегу по стене с остальными бездушными жертвами вашей гордыни!

– Тени были всегда, – отрезал Тиллиан. – Слабые всегда исчезали.

– До того, как была открыта дорога на Шпиль – нет!

– Всегда, – спокойно повторил Тиллиан.

– Извольте, – гордо бросила Анна. – Значит я –слабая. Дайте мне самой разобраться со своей судьбой.

Она знала, что эти мольбы бесполезны. Ей лишь нужно было купить немного времени – покуда не вернется Бард, покуда не произойдет… что-нибудь.

– Стало быть, вы отказываетесь подчиниться здравому смыслу, – грустно вздохнул Тиллиан по ту сторону от двери.

– Я отказываюсь подчиниться вам, – прошептала Анна, которую наконец-то осенило.

Лошади! Руфус ведь забыл выпрячь лошадей!

Что же, кучером она еще не работала…

Между изголовьями двух кроватей была еще одна маленькая дверца, которая вела к свободе. Анна бросилась к ней.

***

Времени думать не оставалось. Не выпуская кувшин из рук, Бард бросился к дороге.

– Бард! – Ханси устремился за ним. – Бард! Что ты задумал?

Менестрель отмахнулся, не сбавляя темп.

– Ты ведь был у нее, да? Ты был у нее, у этой Анны?

Бард стиснул зубы и продолжил бежать. Он вылетел на дорогу немного загодя, и Анна успела натянуть поводья. Вагончик было уже не остановить, но он все же сумел замедлиться в достаточной степени для того, чтобы Бард отскочил немного в сторону, а затем легким движением запрыгнул на подножку. Он дернул дверь на себя. Естественно, безуспешно.

Вагончик между тем снова набрал скорость и загрохотал во всю прыть по колдобинам Имперского тракта.

Бард продолжал удерживать полный кувшин, второй рукой цепляясь за ручку. Лютня и сумка на обоих плечах с каждой новой кочкой били его по спине.

– Анна! – крикнул он. – Анна, откройте мне дверь!

– Вы прикажете остановиться? – отозвалась она с ямщицкого седла. – Может быть, мне и вовсе повернуть назад?

– Хотя бы на минуту! – взмолился менестрель.

Нехотя, она натянула поводья еще раз. Вагончик снова замедлился и, скрипя каждой доской, замер в тревожном ожидании.

Анна скрылась внутри и откинула задвижку.

– Открыто, – бросила она.

Барду потребовалось несколько мгновений на то, чтобы прийти в себя и свыкнуться с мыслью, что земля больше не норовит выпрыгнуть у него из-под ног.

– Боги милосердные, – пробормотал он, отворяя дверь.

Анна выглянула наружу.

– Ничего не понимаю! – буркнул Бард, не слишком-то грациозно проваливаясь внутрь.

Анна нахмурилась.

Дорога унесла их вниз по плавному склону. Лагерь оставался немного выше, окрашивая горизонт неровным свечением своих многочисленных кострищ. Иногда на фоне пламени мелькали и пропадали тени – фигурки наемников, слуг и купцов, потерявших всякую надежду на сон в эту суматошную ночь.

Одна из фигур отделилась от всеобщего хаоса и вышла на дорогу. Силуэт сделал несколько шагов и замер, скрестив руки на широкой груди.

Тиллиан.

Даже здесь, невзирая на темноту ночи, она знала, что он нахмурился. Она знала его слишком хорошо. О чем он думал? Почему он медлил?

Спокойно и методично, его мозг просчитывал варианты.

Броситься за ней в погоню? Как скоро его хватятся? Имело ли это значение, когда, исполнив свой долг, он сможет стразу исчезнуть? Или они нужны были ему для каких-то иных целей, эти купцы?

Неужели всеведущий Тиллиан не сможет объясниться с ними, придумать отговорку?

Ее нервы натянулись, как струна.

Их взгляды встретились. Она знала это. Он смотрел ей прямо в глаза. Читал ее мысли, видел ее насквозь.

Так чего же он медлил?

Чего он ждал?

Анна прекратила эту дуэль – ее юбка описала широкую дугу и скрыла ее отступление. Она со злостью захлопнула за собой дверь.

– Вода! – вспомнила она.

Бард иронично отсалютовал ей кувшином.

– Ах! – вскрикнула Анна и чуть ли не вырвала у него драгоценный сосуд.

Дрожащими руками она развела противоядие и заставила Руфуса сделать несколько глотков. Бедняга уже окончательно обессилел – из его горла вырывались короткие хрипы и он, судя по всему, совершенно не понимал, что с ним происходит.

Боги, яд гадюки не должен был подействовать столь стремительно! Почему Руфус уступал заразе столь быстро? Бард словно прочитал ее мысли.

– Как стремительно он угасает! Я никогда не видел, чтобы укус змеи был так силен…

– Вы думаете, дело только в укусе? – Анна покачала головой.

– Вы явно знаете больше, чем я, – Бард приподнял бровь.

– Наверное, пока что я предпочту сохранить это преимущество за собой, если вы не возражаете, – Анна слабо улыбнулась ему.

– Пожалуй, это вполне справедливо, – выдавил Бард из себя.

Было заметно, с каким непосильным трудом дались ему эти слова. Он явно полагал, что после такой демонстрации преданности заслужил большего доверия с ее стороны. Однако жизнь по обе стороны настоящего научила Анну не зависеть от чужих ожиданий. Он был разочарован? Что же, его можно было понять. Но ее доверие стоило несколько больше, чем кувшин воды.

Она попыталась дать Руфусу еще немного противоядия, и старый слуга покорно сделал несколько глотков. У него был жар.

– От того ли мы его лечим? – пробормотала Анна.

Бард молчаливо стоял у двери, хмурясь и скрестив руки на груди – совсем как Тиллиан…

– Вы умете управляться с лошадьми? – спросила его Анна. – Нам необходимо трогаться, я не хочу оставаться здесь ни минутой более…

Она виновато кивнула на Руфуса и попробовала еще раз слабенько улыбнуться. Судя по выражению лица менестреля, получилось не особенно убедительно.

– Я могу что-нибудь придумать, – пообещал он и, бережно положив футляр от лютни на свободную кровать (а футляр наверняка был возмутительно пыльным!), отправился выполнять ее поручение.

Сумку, висевшую у него на другом плече, он взял с собой.

Дверь закрылась за его спиной, и через несколько мгновений они тронулись.

Анна попробовала заставить Руфуса сделать еще несколько глотков, но тот повиновался ей без чрезмерного энтузиазма, а вскоре и вовсе забылся лихорадочным сном. Вздохнув, она отставила кружку на стол и медленно опустилась на свою кровать.

Половина. Он выпил только половину…

Хватит ли этого?

Анна изможденно откинулась назад и футляр Барда самым настырным образом впился ей в спину. Анна раздраженно оттолкнула несносный предмет, но тот едва сдвинулся с места.

Внутри что-то было!

Она бросила взгляд на дверь в изголовье вагона – ни щелочки.

Осторожно, Анна отстегнула защелки и приоткрыла футляр. Внутри была лютня! Но менестрель же божился, что инструмент у него украли!

Гнев полыхнул в ее груди. Анна вскочила с кровати, и спустя несколько стремительных движений она уже сидела на месте извозчика по правую руку от обманщика.

Тот лишь повел бровью, как будто так все и должно было быть.

– Ваша лютня, – прошипела она.

– Ее вернули, –кивнул он.

– Вы думаете, я в это поверю?

– Я и сам не верю, – он пожал плечами. – Представляю, как это смотрится со стороны. Наверное, едва ли гораздо лучше, чем самовольное исследование содержимого чужих футляров.

И наглец подмигнул!

– Я! – задохнулась она. – Я нечаянно его толкнула и заметила, что он… тяжелый!

– Там могли быть поленья! – расхохотался Бард. – Или камни! Или любые другие предметы строгой необходимости! Кто бы заподозрил там лютню!

Она совершенно не хотела улыбаться. Абсолютно. Почему же тогда уголки ее губ сами поползли вверх? Она от всей души надеялась, что это фиаско прошло незамеченным.

Ведь ночь была так темна.

– Мы можем ехать быстрее? – спросила она.

Бард молча повиновался.

Некоторое время они слушали шум травы и скрежет колес по нервной дороге.

– Я вас сразу разоблачил, вы – добрая! – внезапно заявил Бард. Анна вздрогнула от неожиданности.

– Только не приторно-добрая, – невозмутимо пояснил он, – а по-настоящему добрая – на самом донышке.

– Да? и как же это? – холодно ответила она. – Не знаю, можно ли считать это за комплимент.

– Это самый серьезный комплемент, на который я только способен, – заверил ее менестрель.

Они помолчали еще.

–Мне думается, – признала наконец Анна, – что Тиллиан вполне мог успеть вернуться в лагерь и подбросить вам лютню обратно.

– Не сомневаюсь в этом, – кивнул Бард. – Я скажу это вновь. Я вполне понимаю, что вы не можете мне пока доверять…

Он прозвучал достаточно искренне. Настолько искренне, что Анне даже сделалось немного стыдно. Настолько искренне, что она почти поверила ему. Настолько, что…

Она растворилась в ночи.

Опять.

Это случилось опять. Как же некстати… А, впрочем, почему бы и нет?

Она закрыла глаза, хотя в этом и не было надобности – ведь кругом была только ночь.

– Что с вами?

Его встревоженный голос звучал где-то на задворках ее подсознания. Он доносился из той блаженной пустоты, в которую уносились ее мысли. Они непременно встретятся там, в пустоте – его голос и ее мысли, но пока это было не так уж и важно. Все было темно и восхитительно смутно. Все было… так пусто!

Мерное покачивание вагончика успокаивало ее.

Хотя, что это такое – вагончик? Откуда она помнила это слово? Разве это было так важно? Там, туда она уносилась, не было никаких вагончиков. Там не было дорог и колес, там была только ночь.

Разве это не прекрасно – оставить весь мир позади и нестись, нестись напролом навстречу теням, и сливаться с ними, и кружиться с ними в божественном вихре, и утопая, кричать, кричать в упоительной горечи!..

Ведь никто не увидит этот прекрасный танец! Никто не заметит пляски теней. Никто не удостоит ее и самого беглого взгляда. Потому что ее нет.

Она улыбнулась своим мыслям. Мыслям, которые, по сути своей, и были… ею. Анной. Анной? Ведь так ее звали?

– Анна!

Он легонько потряс ее за плечо.

– Анна, да что с вами!

Анна? Опять это имя…

– Анна!

Она вздрогнула.

Ночь была все так же темна, но кое-где сквозь ее непроницаемый покров пробивались звезды.

Анна…

– Я здесь.

Он не отпускал ее плечо, но его рука не казалось тяжелой – он касался ее аккуратно, почти с нежностью. Рука музыканта.

– Вы напугали меня, – он облегченно выдохнул. Рука скользнула вниз и смущенно вернулась к поводьям.

– Отсутствующий взгляд, – мечтательно протянула она. – Пустые глаза. Странная улыбка.

– С вами и раньше бывало такое?

Она кивнула.

– Руфус безжалостно и методично мне все описал. Такие приступы будут случаться со мню все чаще. Вскоре я стану все меньше походить на себя прежнюю. Бледная тень.

Она улыбнулась в ответ на его недоумение.

– Я ухожу. Понимаете? Медленно, но верно, я ухожу.

– Куда? – взмолился он.

Бедный. Его отчаяние было таким… забавным.

– Просто ухожу. Становлюсь ничем. Тенью.

– Как это остановить?

Этот вопрос как будто разбудил ее. Вещи перестали быть странными. Вещи снова стали пугающими.

– Я не знаю, – она затрясла головой, словно пытаясь прогнать наваждение. – Поэтому то я и ищу Пророчицу.

– Пророчицу? – переспросил Бард.

– Знахарку. Прорицательницу. Пифию. У нее много имен.

– Стало быть, нам по пути…

– Зачем она вам? – Анна нашла в себе силы изумиться.

– У меня есть к ней несколько вопросов, – уклончиво ответил Бард. – Нужна профессиональная консультация.

– Что ж, – Анна вздохнула. Это было честно – он также не обязан был делиться с нею секретами.

– Признаться, – продолжил Бард, – вы бы тоже смогли ответить мне на часть этих вопросов.

– Да? – Анна не ожидала такого развития. – И как же.

– Вы бежите со Шпиля, – сказал Бард. И это была констатация факта, а не вопрос.

Анна нервно сглотнула.

Да кем он был, этот менестрель?

– И этот Тиллиан очень хочет вернуть вас обратно…

– Откуда вам все это известно?

– Я не могу вам это раскрыть, – он покачал головой. – Один мой знакомый поведал мне очень многое. В том числе то, какой эффект могут иметь северные песни на… – он запнулся, – …некоторых людей, – неловко закончил он.

Бард сделал рукой неловкий жест.

– У меня только сейчас в голове начинает складываться полная картина. Та история, что рассказал мне мой приятель, ваше совместное с Руфусом нежелание слышать северные песни…

– Он просил за меня, – выпалила она. – Для него они не представляют опасности, но вот мое плачевное состояние от этих мелодий становится еще более жалким.

– Но как же так? – не унимался Бард. – Судя по той истории, что я слышал, это было больше похоже на метафору, притчу, романс… Да на что угодно! Что они с вами делают, эти песни?

– Ускоряют процесс, – спокойно ответила она. – Помогают в значительной мере убыстрить мой… уход.

– Но вы же и так жили на Шпиле? Если вы попали туда в своей, так сказать, первозданной форме, то почему вы бежали оттуда сюда, где вам угрожает опасность?

– Потому что я уникальна, – Анна пожала плечами. – Я начал демонстрировать тревожные признаки еще там, чего до меня никогда не было. По крайней мере, записей об этом не сохранилось, – добавила она.

– Почему же вам не смогли помочь? – наивно спросил он скорее ради того, чтобы не молчать. Но она все же ответила.

– Когда я попала на Шпиль, было уже слишком поздно. Проклятие уже овладело моей душой, если вы простите мне эту высокопарность. Я пыталась все делать правильно! О, боги, как я пыталась! Но мне ничего не помогало. Даже самые мудрые мыслители пасовали перед моим недугом. Во мне стали видеть угрозу для общества – зловещий пример – прецедент, угрожающий благополучию всех. И Тиллиан…

Она осеклась.

Она вздрогнула.

– Я верю, верю! – Бард легонько дотронулся до ее руки.

Он не знал, что сказать. Бедный. Она уже столько раз перемалывала про себя эту историю, что теперь, когда она вырывалась наконец из ее уст, она не имела и десятой доли той боли, что она испытала тогда. Боль притупилась. Боль ушла. Боль стала ее частью.

– Как же нам найти Знахарку? – неловко предложил он.

Анна лишь покачала головой.

– Она найдет нас сама. Остается лишь дать ей понять, что мы ее ищем.

– Ну а как, и, главное, где, мы сделаем это?

Бард окончательно смутился.

Анна подняла голову и заглянула ему в глаза.

– Понятия не имею, – призналась она.

И тогда, абсурдно и неожиданно, они улыбнулись.

Глава четвертая. Как остаться в тени

Десс подняла руку. «Остановитесь, остановитесь…» – взмолилась она про себя.

– Погодите… – сказала она вслух.

Они совсем не знали пощады!

Рассказчики послушно замолчали.

Последние несколько минут Анна и Бард без конца перебивали друг друга, и только предельная концентрация позволила Десс сложить их обрывочное повествование воедино. Эта парочка явно друг друга стоила.

– Мне нужно все это обдумать, – созналась она. – Я прекрасно вижу, к чему вы ведете, и мне это очень не нравится. Мне это совсем не нравится. По правде говоря, я пребываю в глубочайшем ужасе.

Бард пожал плечами.

– Десс, ты не выходила из этого состояния большую часть того времени, что я тебя знаю, перемежая его с беспросветным унынием и оглушительной мрачностью.

Деспона возмущенно поправила шляпку.

«Оглушительная мрачность»? Интересно, как он это себе представлял?

– Мне кажется, что я вам что-то должна пояснить, – объявила она.

– Только не дуйся, – попросил ее Бард.

– Я не дуюсь, – надулась она.

– Тогда поясняй!

– Расскажи нам, пожалуйста, – подбодрила ее Анна.

– Мое письмо, – спокойно начала Деспона. Совершенно при этом не дуясь! – Мне кажется, что сейчас самое время поведать вам о том, как оно оказалось у мастера Гилфи. Прежде, чем вы продолжите…

– Отчего так? – не понял Бард.

– Оттого, что… – Десс раскраснелась. – Мне кажется, что вы и так слишком долго меня развлекали, и теперь я хочу, чтобы вы тоже немного отдохнули, – выпалила она.

– Конечно, – саркастически уступил Бард. – Только по этой причине. Мы все внимание.

Да уж, он слишком хорошо ее знал…

– Не злорадствуй, Бард, – осадила его Анна. – Ну же, Деспона, – расскажи нам про это письмо!

Наверное, она даже улыбнулась сейчас со всей доброжелательностью, на которую были способны тени. Что же… Похоже, что эта возмутительная Анна знала ее еще лучше, чем Бард!

***

Каждый раз, когда Десс в наивно-навязчивом порыве просила судьбу хоть как-то разбавить гнетущую монотонность ее существования, судьба посылала ей неприятности.

Будь Деспона хоть чуточку благоразумней, ну, или хотя бы немного терпимей к бездействию всякого рода, она жила бы себе припеваючи и не ведала бы бед. Однако просьбы и жалобы все равно то и дело срывались с ее губ и наводняли ее мысли, и судьба раз за разом самым жестоким образом решала ее проучить за столь вопиющие неумение ценить то блаженство, что уже было ей послано.

Иногда судьба прямо-таки издевалась.

Десс даже ударила раздраженно кулаком по столешнице (что было ей вовсе не свойственно) и несколько раз пнула ножку того же несчастного предмета мебели (что было еще более на нее не похоже), когда телескоп открыл ей свою страшную тайну.

Ну почему, почему он решил сделать это именно сейчас? Сложно было сказать, почему из всех вяло текущих дней менее всего для ужасного откровения подходил именно этот, но Деспона была в этом прямо-таки уверенна.

Более неуместного дня было не отыскать.

А еще более отвратительным представлялся тот факт, что увиденное ей было с трудом передаваемо. Это можно было только пронаблюдать. Пронаблюдать и ужаснуться.

Но Десс все-таки решила попробовать.

А что ей оставалось делать? Бумага терпела все.

Десс попробовала описать неописуемое, и вот что у нее вышло:

«Сегодня, (далее следовали число месяц и год), в три с половиной часа пополудни, я обнаружила, что пустота треснула.»

Десс отложила перо.

Для начала этого было достаточно.

Ей стало немного полегче, но совсем на чуть-чуть.

Она все еще продолжала досадовать на себя. А что, если бы она не смотрела в этот злосчастный телескоп сегодня. А вдруг она бы больше вообще никогда в него не заглянула? Как по-детски было предполагать, что мир тогда не претерпел бы разлом, и все же она не могла об этом не думать.

Ну зачем, зачем она в него посмотрела? Зачем она оснастила свою комнату запретным и бунтарским окном, зачем она смастерила это злосчастное чудо пространственной оптики, зачем ее угораздило его сохранить, тогда как соблазнов и, главное, возможностей, от него избавиться было чуть больше, чем выпадало другим за целую жизнь?..

Ах, Десс, ты никогда не учишься! Никогда!

И что теперь делать с этими откровениями?

Вариант первый, вариант абсурдный: пойти с результатами собственных изысканий на Конклав. Возможные сложности: необходимость объяснить наличие у Десс телескопа и общая заторможенность бюрократической машины. И если врать она умела вполне себе превосходно, и ссылаться на показания собственного телескопа было, откровенно говоря, необязательно, то второе препятствие вызывало у нее куда больший трепет. Покуда дойдешь до нужных инстанций, весь мир изойдет этими трещинами.

К тому же, внезапно подумалось Десс, а не могло ли быть так, что они уже давно обо всем разузнали?

Ей даже стало чуточку легче.

Ведь правда!

Действительно!

Всеведущий и всемогущий Конклав контролировал все.

На каждый подпольный телескоп у них приходилась тысяча вполне легитимных. На любого ученого-самоучку у них отыскалась бы сотня профессоров.

Они знали! Они не могли не знать!

Но они ничего никому не рассказывали…

А вот и новый повод задуматься.

Не пора ли было уже трубить во все трубы и, чего доброго, призывать всех обитателей Шпиля в срочном порядке эвакуироваться? Только вот куда? И в какие сроки…

Десс отложила листочек с лаконичным протоколом своих наблюдений и взяла новый. Она положила его перед собой и нежно разгладила, хотя в этом не было строгой необходимости – листочек был совсем новым.

Был и второй вариант – ничего не делать. Отдать все на откуп Конклаву и пребывать в счастливом неведении. Не смотреть больше никогда в телескоп и вообще наконец-то от него избавиться.

Соблазнительный вариант, но неверный. Сильные мира сего были еще капризнее, чем ее судьба. Они могли подозревать что угодно, но вот каковы будут их действия?

Десс критически посмотрела на бесконечную белизну лежащей перед ней бумаги.

Что же, нужно было во что бы то ни стало найти третий вариант. А для этого ей требовалась информация.

***

А так ли всеведущ был досточтимый Конклав?

Иногда казалось, что каждый закуток Шпиля им был досконально известен. Ведь то было детище их отцов.

Но были и особенные места – бесхозные и неприкаянные. Кто-то, чьи мысли привыкли во всем различать следы злого умысла, назвал бы их подозрительно забытыми, но… Как знать, быть может, и Шпиль умел хранить свои секреты?

За все двадцать четыре года своей жизни Десс так и не смогла понять, любила ли она выходить в свет.

С одной стороны, так она могла увидеть людей. С другой стороны, так ей приходилось видеть людей.

В зависимости от невыносимости ее бытия на конкретный момент времени, одни и те же личности могли подвергнуть ее хрупкий внутренний мир категорически полярному воздействию, что делало Десс совершенно несносной даже в собственных глазах.

К сожалению, она ничего не могла с собою поделать. И это было ужасно.

Сегодняшний день совершенно однозначно попадал в категорию дней, идеальных для полного затворничества, однако Десс, будучи всегда немного выше низменных позывов своей души, уже не единожды наступила на горло собственной слабости в те минуты, когда наступала пора действовать.

И действовать, увы, без всякого права на промедление.

Ах!

Разумеется, она вздохнула. Глубоко и достаточно горько.

Еще бы, ведь день официально был признан кошмарным: Шпиль грозил развалиться на куски, Десс совершенно не кому было на это пожаловаться, а до Архивов Рикардо Брокки было целых три квартала пути. Три квартала и две площади, если быть точной – площади еще нужно было пересечь.

Как бы то ни было, а неизменная шляпка слетела с комода и приземлилась на ее гладкую шевелюру. Прямо поверх несносных рожек…

Ох, лучше о них даже не думать! Как будто и без рожек у Деспоны не хватало проблем! Теперь вот еще конец света…

Хватит! Нужно было сосредоточиться на насущном.

Спустя множество одиноких ступенек и еще больше хаотичных мыслей, Деспона ДиМарко очутилась на улице. Солнечно-ясная погода тут же встретила ее ослепляющим каскадом лучей и приторно-душным воздухом, но Десс не позволила ей сбить себя с толку. Ибо на душе у нее пела вьюга, а на сердце множился лед.

Три квартала и две площади принесли еще больше хаотичных мыслей, и теперь, стоя перед массивной решетчатой дверью, ведущей во внутренний дворик Архивов, Десс никак не могла решить, хочет ли она прошествовать внутрь.

Даже так: абсолютно ли необходимо, принимая во внимание сложившуюся ситуацию, ей было заходить внутрь. В том, что касалось ее желаний, сомнений быть не могло – ей очень хотелось домой.

Десс вздохнула. «Отчего бы и не вздохнуть?» – решила она.

Десс почти мечтательно положила руку на один из черных железных прутьев и позволила себе улыбнуться.

Если Шпиль и хранил в себе приятные воспоминания среди обескураживающей череды однотонных дней, то почти все они были связаны с благоговейно-приветливой тишиной Архивов.

Влево и вправо от нее убегали бесконечные заборы из все тех же обсидиановых прутьев, однако и здесь Архивам удавалось выгодно выделяться от своих собратьев, так как и сама дверь, и некоторые участки ограды пестрели иногда совершенно нетипичной для Шпиля завитушкой.

Ах, Архивы!

Беглецы слыли особенными людьми, и даже те, кто рождался на Шпиле и просто не мог обладать памятью о гвалте старого мира, все равно наследовал от родителей любовь ко всему тихому, гордому и несуетному.

Обитатели старого мира с целью увеселений посещали таверны. Беглецы предпочитали хорошую библиотеку.

Старый мир любил шумные представления. Шпиль тяготел к камерной музыке. И так далее, и так далее… Шпиль любил тишину.

Архивы были любимым заведением Деспоны – здесь можно было занимательно поскучать с хорошей книжицей и чашкой крепкого чая, а при желании даже завязать с кем-нибудь интересный разговор. Не в читальном зале, естественно, – здесь беседы были сродни преступлению. Для подобных целей в Архивах была общая комната и несметное множество комнатушек, разбросанных вдоль коридоров. Мерное свечение ламп, приглушенный свет коридоров и пряное дыхание книг – нигде более Десс не чувствовала себя настолько дома.

Нет, она знала, что нужно сделать.

Одним решительным движением девушка толкнула калитку и шагнула через порог.

Да, она хотела внутрь! И, да, она, страшно подумать, соскучилась!

Десс пересекла внутренний дворик по до боли знакомой мощеной дорожке, каждый камень которой впивался в подошвы с фамильярностью старого друга. Она потянула на себя массивную створку черных, сонливых дверей и шагнула в тускло освещенный зал. Высокие своды убегали во мрак. Впереди, между двумя взмывающими вслед за куполом полукруглыми крыльями лестницы, скромно виднелся стол дежурного клерка.

Десс не признала его. Возможно, новенький?

Она уверенно прошагала по мраморной плитке и, едва кивнув беспомощно улыбнувшемуся клерку, взлетела на второй этаж по своей нелюбимой левой лестнице. По правой можно будет спуститься потом, когда с чувством выполненного долга Деспона будет возвращаться домой.

Вдоль коридоров лежали ковры. Здесь ни один звук не должен был помешать говорящим, и мягкая бежеватая ткань деликатно не давала каблукам Деспоны сорваться на привычный звонкий цокот.

В этих лабиринтах Десс смогла бы сориентироваться и с закрытыми глазами. Третье ответвление по правую руку, через один поворот налево, и вот она, дверь с номером двести семьдесят четыре.

Десс легонько постучала.

– Да-да? – раздался из-за двери знакомый бархатный баритон.

Десс облегченно вздохнула – Рикардо никуда не делся. Он все так же добросовестно нес свою вахту. С другой стороны, а куда ему было идти? Роли, принятые на Шпиле, оставались за своими исполнителями на долгие-долгие годы, и только самые чрезвычайные из трагических обстоятельств могли порушить привычный порядок. Возможно, подобные обстоятельства были не за горами.

Десс приоткрыла дверь и смущенно заглянула внутрь.

– Здравствуй, шляпка! – рассмеялся Рикардо.

Десс еще раз с облегчением выдохнула. Помнит! Он помнил ее!

Его смех был мягким, как шелест книг. Интересно, он когда-нибудь повышал голос? Наверное, он мог изредка побранить тех, кто неаккуратно обращался с томами или проносил в каталог неприкрытую свечку. Что, в свою очередь, было практически невозможно, невообразимо и в чем-то немыслимо. Во-первых, Беглецам не свойственно было подобное безрассудство – Шпиль был коммуной единомышленников, а не портовым городом или университетом для отпрысков богатых родителей. Люди здесь берегли то, что имели. Во-вторых, сам Рикардо, случись похожая неприятность, сумел бы найти к нарушителю дипломатичный подход. Он всегда решал проблемы словами, а не конфликтами.

– Заходи, робкая шляпка! – подбодрил ее Рикардо.

Деспона послушно шагнула внутрь и прикрыла за собой дверь.

Она улыбнулась ему и тут же уставилась в пол.

– Дай угадаю, Деспона ДиМарко, – он придал своему голосу комичную суровость. – Тебе стыдно? Ведь так? Отвечай!

Деспона тут же подняла глаза и ответила ему не менее хмурым взглядом.

– Вот уж нет! – заявила она.

Теперь рассмеялись уже оба.

– Ах, Деспона! – Рикардо покачал головой. – Шутки-шутками, но ты могла бы почаще навещать старого архивариуса. Я скучал по тебе!

Старого? Деспона закатила глаза. Кто бы жаловался! Да, в его густой некогда черной бороде было все больше проседи и, да, в уголках его глаз появились морщинки – что вполне могло бы быть следствием постоянного чтения, и возраст тут был не при чем!.. Но назвать себя старым!? Немыслимо! Рикардо был все так же пружинисто бодр, как и в первый день их знакомства несколько лет тому назад, а его небольшой животик говорил скорее об общей сердечности его естества, нежели о злоупотреблении десертами, коих на Шпиле всегда было в достатке.

– Нарываешь на комплимент? – Десс осуждающе покачала головой.

– Вовсе нет! – укорил ее Рикардо. – Уж в твоем добром расположении я не сомневался никогда, пусть даже ты и продолжаешь держаться своей берлоги, прекрасная ты прогульщица! Но я очень рад, что ты наконец выбралась из четырех стен. Посмотри, до чего чудесный день!

– Он чудесный только потому, что так решил Фавр, запрограммированный случай или кто-то еще из числа тех, кто отвечает у нас за погодные капризы, – возразила Деспона. – Вот если бы он был чудесным исключительно по своему собственному разумению – только потому, что ему так заблагорассудилось, а не потому, что кто-то его надоумил, – то я бы с радостью разделила с ним доброе настроение. Но сейчас – нет, извините.

– Что я слышу? – улыбнулся Рикардо. – Диссидентские мысли? Неужели тебе надоело на Шпиле? Десс, я не могу поощрять подобные речи в стенах моего заведения!

– Что, у тебя теперь тоже нельзя говорить правду? – отшутилась Десс, подавляя небольшой и внезапный прилив страха. Мало что менялось на Шпиле… помимо вещей, незаметных глазу. Невидимые метаморфозы происходили здесь на ежедневной основе.

– У нас везде можно говорить правду, ты же знаешь, – подмигнул ей Рикардо.

Десс немного успокоилась. Видимо, Рикардо просто решил ее подразнить. Что же, пока все было очень знакомо.

– Ты же знаешь, что Шпиль – это мой дом, – с чувством сказала она. – Я с легкостью предпочту фальшивое солнце настоящему за возможность пожить собственной жизнью. Просто я не вижу смысла притворяться в том, что оно не фальшивое, – Деспона пожала плечами. – У всех городов есть свои недостатки.

– Тем более, за правду еще никого не наказывали, – многозначительно кивнул Рикардо.

– Э-э, совершенно точно, – согласилась Десс, надеясь, что ей удалось сохранить вопросительную интонацию в своем чересчур неуверенном ответе. Рикардо не обратил внимания.

– Как бы то ни было, я скучал, – он привстал из-за стола и указал ей на стоявшее напротив кресло для аудиенций. – Прошу вас, леди Деспона.

Он никогда не называл ее сокращенным именем – формалист до мозга костей.

– Боюсь, мне придется тебя немного расстроить. Я пришла с просьбой, – призналась Десс.

– Я так и знал, – Рикардо улыбнулся во все зубы. – Я же пригласил тебя сесть, Деспона! Ну же!

Она повиновалась.

– И не надо сверлить мой палас грустным взглядом! – Рикардо сел вслед за Деспоной. – Знаешь, сам факт того, что из дюжины архивариусов на Шпиле ты сочла достойным своего внимания именно меня, греет мне душу. Оказать тебе любую посильную помощь будет для меня честью.

Боги, это прозвучало почти искренне, но Деспону уже давно было не провести. Она полагала, что многие проявления человечности требовали тишины. Сладкие речи мгновенно приводили ее в состояние крайнего недоверия к своему источнику. Даже если их автором был старый друг. Даже если такова была его манера общения.

Нет, наверное, не стоило рассказывать ему про телескоп и про окно. Нужно было действовать тонко. В стиле Барда. Хорошо, что в Архивах были везде установлены стражи, и случайные тени не сновали по стенам!

Рикардо тем временем как раз закончил рассыпаться в витиеватых комплиментах ее внешнему облику, который лично Деспона считала вполне себе заурядным, и был готов выслушать ее просьбу.

– Итак? – суфлировал Рикардо.

– Итак… – задумалась Деспона. – Мне нужна одна книга.

– И это я тоже предугадал! – заявил неунывающий архивариус. – Зачем бы еще ты пожаловала в мою скромную книжную лавку? Возможно, эта книга у меня даже есть!

– Возможно, – не исключила девушка.

– И как же она называется? – мягко поторопил ее Рикардо.

– Я надеюсь, что ты это знаешь! – Десс загадочно улыбнулась и поправила шляпку.

– Ах, да вы шутить изволите!

– Никак нет!

– Тогда я ничего не понимаю, – Рикардо совсем запутался. – Ты хотя бы знаешь, о чем она?

– Практически!

Ну, же, думай, ДиМарко! Ну почему ты совсем не придумала запасной план, когда ты сюда шла? Признайся, ты так давно не видела людей, что ты хотела выпалить ему все, рассказать про окно и про телескоп, и полностью поделиться своею тревогой. Но… Если бы не тот комплимент! Ах, зачем он его произнес!

– Мне нужна книга о… фундаментальной теории Шпиля.

– Таких предостаточно, – архивариус развел руками. – Я могу порекомендовать сразу несколько, хотя ты наверняка читала многие из них.

– Скажем так, – Десс прочистила горло, – мне нужна глубокая теория Шпиля. Не для начинающих.

– Опасных книг у меня нет, – отрезал Рикардо.

Каким холодным был его голос. Где же твои комплименты, архивариус?

– Нет-нет, – Десс притворилась, что имела в виду нечто совершенно иное. – Я бы не поставила тебя в столь неудобное положение. Я не хочу вникать в основы основ… – хотя ей очень хотелось бы… – но мне нужно узнать больше о том, как он построен.

– И зачем тебе это нужно? – Рикардо и не думал смягчать свой тон.

Патовая ситуация. Тупик. В откровенную ложь он не поверит. Нужна горсточка правды.

– Я подслушала разговор, который не должна была слышать…

А правду можно окаймить небольшой ложью.

– И этот разговор меня немного насторожил.

– Так.

Каким же он умел быть холодным!

– Мне думается – и очень небезосновательно – что Шпиль не очень хорошо продуман в некоторых ключевых аспектах.

– Заинтригован, – признался Рикардо.

Немного оттаял! Что ж…

– И мне хотелось бы понять, причем понять только для себя, как толковать некоторые из явлений, которые описывались в этом разговоре…

– Деспона, – Рикардо наклонился вперед и сложил руки под подбородком. Его голос стал совсем тихим, и она невольно последовала его примеру. – Милая, совершенно не обязательно придумывать такую нелепицу. Ты же меня знаешь. Подслушала разговор… Где? На Шпиле? Где на каждую лигу приходится в лучшем случае четверть живой души?

– Везде, где есть углы, есть возможность за ними притаиться, – обиделась Десс. – Невольно притаиться, – добавила она, подумав, чтобы он, чего доброго, не решил, что она подслушивала намеренно.

Кстати, она уже почти сама поверила в то, что где-то и что-то подслушала. Как же убедительно она могла врать! Боги всеведущие!

– Деспона, – Рикардо хитро улыбнулся. Снова само обаяние, вы только посмотрите на этого подлизу! – Деспона, ты же знаешь меня давно и прекрасно, – повторил он. – Меня совершенно не волнует, откуда к тебе попала та или иная информация. Мне не нужны чужие секреты; мне и свои-то ночью порой не дают сомкнуть глаз… Не каждую ночь, конечно!

Интересно, он мог улыбаться еще хитрее?

– Мне не нужны прелюдии, предпосылки и оправдания. Я лишь хочу услышать простую, четко сформулированную просьбу. В принципе, я услышал и понял тебя, дорогая. Но, прежде чем я возьму на себя священное обязательство оказать тебе услугу, я должен знать кое-что еще.

– И что же? – вздохнула девушка.

– Ты должна рассказать мне, о каких явлениях шла речь в твоем метафорическом разговоре. Что происходит со Шпилем? Повторюсь, мне совершенно не важно, откуда ты знаешь об этом. Но мне очень нужно знать, что конкретно тебе известно. Иначе книгу будет найти очень сложно.

– Мне кажется, – осторожно сказала Деспона, – что Шпиль не очень-то хорошо прижился в своей области бытия.

– Не очень-то хорошо? – переспросил Рикардо. – Но он существует уже много лет!

– Примитивная трактовка, – поморщилась Десс. – Чьих лет? Человеческих? Что такое время на Шпиле? Как его измерять? Как мы стареем по сравнению с внешним миром? Кто-то же наверняка регулярно бывает там, но мы ничего не знаем. Сколько тамошних лет мы провели здесь? Много ли это или мало? Все эти вопросы еще толком не изучены…

Рикардо жестом показал ей, что он все понял.

– Деспона, я не ученый, – обезоруживающе покаялся он. – Прошу тебя, адаптируй свой доклад для неискушенной аудитории. Проще сказать, все плохо, и ты достаточно в этом уверена?

– Проще сказать, нам крышка, и я абсолютно в этом уверена, – спокойно заявила Деспона.

– И тебе нужна опасная книга, чтобы это предотвратить?

– Мне нужна опасная книга, чтобы это переварить. Чтобы понять, сколько у нас времени, что бы это ни значило. Чтобы понять, отчего это происходит. Чтобы приготовиться, в конце концов.

– Поразительная честность, – восхитился Рикардо.

– И никакой конкретики, – грустно ухмыльнулась Деспона.

– То есть даже не намекнешь?

– Отчего же… – Десс поерзала на стуле. – Мне кажется, что наш мир трещит по швам. – Она немного подумала. – Да, это корректная аналогия. Именно так. Он рушится. Кое-где уже появляются первые трещины, колонны начинают не выдерживать собственного веса, не говоря уже о том, что они подпирают… Скоро все рухнет. Только вот как скоро? Хватит ли запаса прочности на нашу жизнь? Или это произойдет уже завтра? В этом я и хочу разобраться. в чем первопричина? Ошибка при проектировании или же неумолимая неизбежность?

Десс пожала плечами, позволяя вопросу остаться риторическим.

– Клянусь всеми пропавшими богами сразу, Деспона, – Рикардо посмотрел на нее с отеческой теплотой, – ты порой разговариваешь, как премудрый профессор!

– Я разговариваю так, как того требуют тема и собеседник, – Десс не знала, смутиться или рассвирепеть. Профессор? Она что, была старая? В двадцать четыре года? Может быть, время на Шпиле действительно бежало совершенно не в ту сторону и с неправильной скоростью?

– Значит, трещины…

Рикардо будто не заметил ее досаду. Ну и пусть! Типичнейший архивариус в действии.

– Значит, все очень плохо, – Рикардо почесал подбородок.

– Все омерзительно дурно, – кивнула Деспона. Она все еще немного злилась.

Рикардо покачал головой.

– Ты же понимаешь, что у меня нет того, что ты ищешь.

Десс не смогла скрыть разочарование.

– Понимаю… Я особенно ни на что и не рассчитывала… – гордо соврала она.

– Если бы у меня были такие книги, Деспона, то я точно не был бы архивариусом…

– Иногда спрятать в самом очевидном месте надежнее всего! – заметила Десс.

– Но не настолько очевидном, – улыбнулся Рикардо. – Ты и не представляешь себе, какая доля моих посетителей докладывает по вечерам Гончим…

– Могу только догадываться…

Они немного помолчали.

– Однако есть и хорошая новость, – заметил Рикардо.

– Не томи.

– Я знаю, гдеих можно достать, эти книги.

– Не томи!

– В старом мире.

– И?

Это было слегка неожиданно. Старый мир? Но откуда они там взялись?

– Что, «и»?

– Где конкретно? – потребовала Деспона.

Рикардо вздохнул.

– Ты же понимаешь, что это моя большая тайна.

– Я обещаю, что твоя большая тайна станет моим маленьким секретом, – Десс изо всех сил попыталась обнадеживающе улыбнуться.

– Деспона, милая, я делаю это только потому, что безоговорочно тебе верю…

– Я не подведу.

– … и если ты заявляешь, что нам крышка, я склонен принимать твои заявления всерьез.

– И правильно.

– Так что…

Рикардо замолчал, как будто готовясь продекламировать поэму.

– Ты знаешь, что Гончие Фавра ежегодно прочесывают весь старый мир вдоль и поперек в поисках любых упоминаний о Шпиле?

– В том числе и живых, сбежавших упоминаний, – кивнула Десс.

– Верно, – согласился с ней архивариус. – Однако, скорее всего, тебе также известно, что даже Гончие небезгрешны. Более того, есть определенные силы, что считают их деятельность вредной и опрометчиво радикальной.

– Уже интереснее, – сказала Десс. – И что же это за силы?

– Братство медведя, например, – Рикардо многозначительно приподнял бровь.

Десс пожала плечами.

– Никогда не слышала о них?

– Боюсь, нет, – призналась она.

– Лишнее свидетельство тому, как ладно они работают.

– И чем же они знамениты?

– Тем, что не дают знанию пропасть окончательно, и вместе с тем следят, чтобы оно не очутилось в ненужных руках.

– Невыполнимая задача, – отрезала Десс с неожиданной категоричностью.

Интересно, подумала девушка, почему это так меня задело?

Рикардо тоже, как показалось, немного удивился такой резкости.

– И тем не менее, – нашелся он после паузы, – пока что им это удается.

– Мы не можем знать наверняка, – смущенно заметила Десс.

– Деспона, мы почти ничего не можем знать наверняка. Но на данный момент обстоятельства таковы: Шпиль не найден, и книги еще существуют. А гончие Фавра встречают все виды противодействия там, где Братья не хотят их видеть.

– И как же мне выйти на этих Братьев? – обреченно воздохнула Десс. Неужели снова придется кого-то разыскивать и с кем-то знакомиться?

– Никак!

«Пронесло!» – подумала Десс.

– Их нельзя просто взять и найти – Братья очень дорожат своей изолированностью. Они прячут потерянные фолианты в самых очевидных местах – все как ты любишь, – Рикардо оскалился в ершистой улыбке.

– И где же? В библиотеках?

– Именно, – архивариус откинулся на спинку стула.

«Сложно будет представить себе более самодовольное лицо!» – решила Десс. Тот как ни в чем не бывало продолжал:

– Они разбросаны здесь и там по всему свету. Да так, что даже знай Гончие их точное местоположение – чего не знает никто, включая Посвященных из Братства – они все равно потратили бы годы на то, чтобы их все отыскать. Чаще всего книги в библиотеки просто подкидывают – кто-то из Братьев проникает в здание под видом посетителя и молча ставит томик на полку. Поэтому даже самые новые каталоги не имеют соответствующей записи для каждой новой находки. История перемещений того или иного экземпляра умалчивается от остальных членов Братства, все происходит в обстановке строжайшей секретности, за паутиной тайного знания просто физически невозможно уследить. На случай маловероятного обнаружения, Братья всегда готовы предложить библиотекарям собственную трактовку каждой брошюры. До научного мира они просто не доходят.

– Неужели никто из ученых ни разу не наткнулся на такую книгу по чистой случайности? – не поверила Десс.

– Ах, Деспона, поверь мне, они делают все для того, чтобы каждый из подобных трудов скрывался в наименее подходящей для себя секции. А неправдоподобно везучий ученый может тут же разочароваться в своей удаче – Братья не гнушаются даже самыми дерзкими методами.

Ужас. Десс даже не хотелось об этом думать.

– То есть они просто сидят на этих книгах, как собака на сене?

– Именно! Уничтожить – опасно, это чревато потерей важного знания. Выпустить в мир – еще опаснее, ибо важное знание может, чего доброго, попасть не в те руки. Или не в те лапы. Вот и остается его только прятать. Уяснила?

Десс поерзала на стуле.

– Я пока уяснила только одно: для того, чтобы найти эти книжки, нужно очень хорошо себе представлять, как они выглядят и где их искать.

– Деспона, ты схватываешь на лету!

– Не издевайся, – поморщилась Десс. – Я все жду, когда твои советы перетекут в практическую плоскость.

– Опять дерзим старому другу?

Десс вздохнула.

– Прости. Я немного нервничаю из-за всей этой ситуации.

– Я понимаю, – Рикардо ободряюще улыбнулся. – Я понимаю, милая.

– Так где их искать? Кого спрашивать? Как выйти на Братство? Точнее, на тех его представителей, которые хоть что-то знают. И в чем заключается твоя большая тайна?

– Бедная моя девочка! – Рикардо рассмеялся, сверкая зубами. – Совсем никакого терпения. Уговорила, не буду больше томить! Моя большая тайна состоит в следующем, дорогая Деспона. Я знаю одного господина, у которого в личной коллекции имеются целых три таких книги!

Деспона чуть не забыла, как дышать. Что? Неужели все будет так просто?

– Естественно, этот господин живет в старом мире, – предостерег ее Рикардо. – И естественно, я не могу знать наперед, насколько полезными окажутся экземпляры из его коллекции. Но я могу смело утверждать, что они достаточно фундаментальны.

– Ой, – Десс ощутила внезапную панику. – Стало быть, лучше иметь на руках несколько вариантов? Может быть, все же можно как-то выйти на это Братство?

Десс почему-то не подумала сразу, что книги, требующие столь непомерных усилий, могут оказаться не вполне исчерпывающими. Рикардо явно что-то недоговаривал, нужно было попробовать выудить из него как можно больше полезной информации.

Однако Рикардо только покачал головой.

– Братство немного… странное. Их позиция может быть переменчивой. Их симпатии всегда отдаются тому, кто, по их мнению, делает больше для сохранности равновесия.

– Какого равновесия? – не поняла Десс.

– Общего.

Рикардо сделал широкий жест, как бы охватывая им весь мир и свою комнату вместе с ним.

– Видишь ли, – добавил он, подумав, – само существование Шпиля… сам факт того, что они его допустили, считается Братьями основной неудачей их дозора. Несмываемым пятном на некогда безупречной репутации. Понимаешь?

Она кивнула.

– Но как поменялось их восприятие с тех времен? Как они отнесутся к тебе и твоей миссии, Деспона? Как будет лучше для всеобъемлющего баланса – ежели Шпиль падет или продолжит свое существование? – он покачал головой. – Многие второстепенные члены братства даже не допускаются к тайне существования Шпиля. Им доверяют только перенос и хранение артефактов, и ничего больше. Они думают, что служат какой-то большой и чистой идее, и безраздельно доверяют своим лидерам. Многие из них, во избежание соблазна, совершенно неграмотны в области точных наук или вовсе не умеют читать. Утечка информации грозит смертью. И только сама верхушка имеет хоть какое-то представление о том, что такое Шпиль и как на него проникнуть. А вычислить этих людей практически невозможно, Деспона. Все слишком запутанно, милая, а у меня слишком мало данных.

– Боги… – тихонько взмолилась Десс. – Ну кто же надоумил тебя треснуть, дорогой мир!

– Я был обязан предостеречь тебя в отношении Братства, – заметил Рикардо. – Но теперь ты видишь, что мой таинственный господин – это твой лучший шанс, Деспона. Наш лучший шанс.

Шанс… Это слово никогда не нравилось Десс. Это слово было подлым обманщиком. Оно обещало нечто, что могло и не сбыться. Вместе с надеждой оно таило в себе бесконечные множества ужасных альтернатив. Ей не нужен был шанс. Десс хотела гарантий.

Иначе она никогда не бежала бы со старого мира сюда, на Шпиль, степенный и непорочный, застывший безмолвной громадой на задворках вселенной. Безмолвной и скучной громадой. Гарантированно скучной.

Десс вздохнула и поправила шляпку.

– И как же его найти, этого господина?

– Ты готова покинуть Шпиль?

Боги…

– И привлечь внимание Гончих? – она покачала головой.

– Но ведь выбора нет? Правда? – Рикардо многозначительно сощурился.

– Боги! – чуть не взвыла Десс. – Выбор есть всегда… Я хочу понять все для себя, Рикардо! Я ни за что не поверю, что Конклав не знает об этом и ничего не предпринимает! Но я не могу сидеть сложа руки, пока есть хотя бы минимальная вероятность того, что это не так!

– А обратиться в Конклав напрямую…

– Исключено, – закончила она за него. – Источник моих знаний этого не оценит.

Десс поморщилась.

– Ах, Деспона, – Рикардо покачал головой.

– То есть книжка тебе нужна…

– Ой как нужна, – согласилась она.

– …а посещать старый мир ты не хочешь.

– Совсем не хочу! – вздохнула Десс.

– В таком случае нам остается одно! – Рикардо откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди.

Деспоне отчаянно, категорично не нравились чертики, плясавшие в его темных глазах.

– И что же это, «одно»? – обреченно спросила она.

Каким-то неведомым чудом, ей удалось при этом не вздохнуть.

– Почта! – триумфально провозгласил Рикардо.

Нет, Деспона все-таки не смогла содержаться. Она вздохнула, глубоко, тяжело и заслуженно.

Почта…

Почта в старый мир.

Интересно, Рикардо просто глумился над ней, или архивариус и вправду считал, что его шутки очень забавны?

Глава пятая. Кому доверяют тени

– Ага! – Бард в который уже раз вскочил на ноги и возобновил свои беспорядочные хождения взад и вперед. Удивительно, как много шагов можно было совершить даже на такой маленькой площади.

– Ага! – повторил он, внезапно остановившись.

– Ты это уже говорил, – устало заметила Десс.

– Наши рассказы начинают сходиться! – возбужденно вскричал Бард, не замечая сарказма ее слов.

– Да, очнь скоро мы сойдемся в одной точке, – мрачно кивнула Анна. – Здесь! Под этими часами.

– Ох, Деспона, ты себе не представляешь, какая ты умница! – менестрель радостно потирал руки.

– Возможно, – Десс тряхнула волосами. Ужасающе прямыми волосами. Она тряхнула ими так энергично, что ей даже пришлось немного поправить шляпку.

Интересно, сколько уже было времени? Десс посмотрела на часы.

– Бард! – устало выдохнула девушка. – Уже за полночь!

– Десс, – Бард тут же подскочил к ней. Сколько же энергии было в этом менестреле? – Десс, прошу тебя, дай нам закончить! Мы ведь уже почти у цели! Я начинаю все понимать, Десс! Ты и не представляешь себе, какая ты умница!

– Допустим, – холодно согласилась Десс.

На самом деле, она прекрасно представляла себе, какой она была умницей. Терпеливой, покладистой и совсем не разборчивой в дружбе. А они этим бессовестно пользовались. Бард этим пользовался. Бард и эта его тень. Зла на них не хватало. Как же хотелось домой!

– Десс, Десс, послушай, – продолжал тараторить музыкант. – Ты должна знать, как мы нашли Прорицательницу! Тогда ты точно поймешь, к чему я клонил все это время! Твой курьер… Ах, Десс!

Десс невольно навострила ушки. Несмотря на поздний час и собственное омерзительное настроение, она не могла не оживиться на этих словах.

Только бы он не заметил!

Боги, неужели мозаика наконец-то сложится в законченную картину? Сейчас, после стольких бессонных ночей, после череды беспорядочных мыслей и кризиса самопознания?

– Ненавижу загадки! – воскликнула Десс, давая накопившейся злобе вылиться в ночь.

– Я знаю это, подруга, – Бард наконец-то соизволил опуститься на лавочку. Конечно, он мог бы усесться и на более почтительном расстоянии. Однако на фоне его недавнего раздражающе докучливого мельтешения, подобный жест показался почти рыцарским.

– Я знаю, как ты ненавидишь загадки. А Прорицательница их, наоборот, очень любит.

Курьеры, загадки…

К чему же он клонит?

Бард слегка дотронулся до ее плеча. Это было возмутительно! Он же знал, как яростно она ненавидела навязчивые проявления дружбы на публике!

– А ведь ты до сих пор не разгадала свою загадку. Ведь так, Десс?

– Сей же час прекрати выражаться загадочно! – Десс чуть было схватила его за грудки. Да что он себе позволяет, этот менестрель!

– Не торопись, – спокойно сказал Бард. – Скоро ты сама догадаешься. А может быть и нет. В любом случае, осталось еще совсем немного. Потерпи еще чуточку, и я расскажу тебе о том, как мы все очутились под этим циферблатом.

***

Солнце неспешно ползло навстречу зениту, стыдливо прячась за свинцовыми облаками.

Утро выдалось не таким холодным, как ночь, но все же приятного в нем было мало. Колкий моросящий дождик только недавно перестал постукивать по крыше вагона, а дорога, и без того не самая превосходная, и вовсе сделалась скользкой.

Да и сам изумрудный вагончик уже несколько минут стоял без движения. Голодные, уставшие лошади, измученные за ночь суматошным побегом, были рады даже малейшей передышке. Руфус, понемногу приходивший в себя после схватки за жизнь, прогуливался где-то снаружи.

Тем временем, внутри разворачивалась небольшая драма.

– Нам нужно дождаться каравана! – решил Бард.

– Нет! – Анна топнула ногой. – Мы будем в городе через считанные часы.

– Тиллиану хватит и одного часа на то, чтобы… – он умолк, не зная, как обойти возникшую неловкость.

– На то, чтобы что? – она была беспощадна.

– Нагнать тебя! – яростно закончил Бард.

– Хорошо, если мы повернем назад, то мы можем просто встретиться с ним на полпути! – резонно возмутилась Анна. – Может быть, он уже бросился нам вдогонку. Это тебе в голову не пришло?

– Почему он не сделал этого сразу? – парировал Бард. Тоже весьма резонно. – Зачем мы вообще удрали из этого каравана?

– Затем, что я запаниковала, – прошипела Анна. – И затем, что так у нас будет хотя бы один шанс из тысячи не привести его к Прорицательнице. Близ города он свободен, как сокол. Караван больше не будет его сдерживать.

– А ему зачем Прорицательница? – Бард опустошенно опустил руки.

– Она очень сведущая женщина. Даже слишком…

– Боги… – менестрель почесал затылок. – То есть мы должны разыскать Прорицательницу и в то же время не привести к ней Гончих… И все это притом, что мы сами не знаем, где ее найти. Боги!

– Все именно так, – кивнула Анна. – Все в точности так.

– Тогда нельзя терять ни минуты! –заключил музыкант.

– Нельзя, – согласилась Анна.

– Боги! – заметил Бард.

Анна наградила его сердитым взглядом.

– Ну, а как собирался ее искать лично ты? Ты же на что-то рассчитывал, когда сюда ехал?

Бард встретил ее взгляд не менее хмуро.

– Я рассчитывал действовать традиционным образом, – объяснил он. – Прибыть в Брандстад. Снять гостиницу. Точнее, получить комнату взамен за свои музыкальные услуги. Отыграть пару вечеров, пообжиться, познакомиться с парой постояльцев и регулярных клиентов. Погулять по городу и послушать разговоры на рынках. Сыграть в дневное время еще в паре таверн. Понимаешь? Нормальные исследовательские методы. Но, видимо, придется о них на время забыть.

– Этого мы себе позволить не можем, – отрывисто кивнула Анна.

– А что о ее местоположении знаешь ты?

– Только то же абстрактное «в лесах близ Брандстада»… Не более твоего.

И когда только они начали вести себя, как старые знакомые? Откуда взялось это абсурдное единство цели?

Он сделался задумчив и немного комично нахмурился, как будто хотел, чтобы она это заметила. Он всегда вел себя так, словно вокруг была публика, и каждое его движение должно было что-то значить.

А когда Анна успела сделаться настолько наивной? Принимать помощь незнакомца как нечто само собой разумеющееся – это было так на нее непохоже. Но и времена были такими же – ни на что не похожими.

Она украдкой посмотрела на свою руку.

Кожа стала темнее. Она определенно стала другой. Не смуглой, как у жителей Южных Провинций, и не загрубевшей, как у тех, кто круглые сутки трудился в поле. Нет, она становилась… непроницаемо прозрачной. Теневой…

Приступы в последнее время участились. То, что случилось недавно на глазах у Барда, происходило все чаще. Раз в сутки. Два раза за ночь. Потом недуг ненадолго отпускал ее, и снова возвращался с удвоенной силой. Она ждала нового приступа каждую минуту.

Анна чувствовала себя неплохо. Настолько неплохо, насколько это было возможно в ее состоянии. Но у проклятия, как она его называла, были свои планы, и оно редко посылало вперед себя вестников. Оно просто овладевало ей в самый неподходящий момент.

Бард… Какая разница, можно ли было ему доверять? Ей абсолютно нечего было терять. Скорее всего, он просто догадался о том, что она тоже искала Прорицательницу и решил, что подобное сотрудничество увеличит их шансы.

В этом не было ничего необычного – многие караваны служили временными компаньонами для паломников, жаждущих встречи с легендарной Знахаркой.

Какая, в конце концов, ей была разница, если впервые за долгое время она чувствовала себя живой и… нужной. Нужной Руфусу и, в какой-то мере, нужной этому непонятному менестрелю.

Она вновь посмотрела на его лицо.

Все еще хмурился, бедный. Всеми силами демонстрировал своей импровизированной напарнице, как напряженно трудился его мозг. Она даже немного улыбнулась.

– Чему ты улыбаешься? – тут же отреагировал он.

– Тому, что мы совсем не знаем, что делать, но нам почему-то совсем не страшно.

Он смутился. Так забавно!

– Ситуация и вправду не самая приятная, но далека от критической, – вымолвил он наконец.

Анна звонко захохотала. Значит, так звучал ее смех? Она совсем забыла, какого это было, смеяться.

– А чего мне бояться? – она вскинула голову, тряхнув пышными волосами. – Сам погляди, я уверенно превращаюсь в тень, за мною гонится самый известный головорез двух миров, и, даже если Прорицательница найдет способ меня вылечить, мне еще нужно будет куда-то от него спрятаться. Видишь, Бард? Когда тебя настигает столько проблем одновременно, ты или прогибаешься под их грузом, или смеешься им в лицо. Я решила смеяться.

Бард продолжал хмуриться, но немного менее уверенно. Он выглядел настолько курьезно озадаченным, что Анна не выдержала и вновь захихикала. И тогда произошло чудо: морщины нехотя оставили его лоб, и он улыбнулся в ответ.

– Тысяча чертей… – он замотал головой. – А ведь в этом что-то есть.

Это было так необычно – смеяться вместе. Анна, конечно же знала, что такое бывает – из книг, бесед и сторонних наблюдений. Но почему же тогда это случилось именно сейчас, когда она почти что доподлинно знала, что очень скоро для нее все на свете закончится? Странно, но и эту усмешку судьбы она находила забавной.

Она посмотрела в его глаза, ища там похожее чувство. Но… что-то произошло с его взглядом.

Смех оставил ее.

– Бард, – обеспокоенно спросила она, – что стряслось? Почему ты так смотришь?

– У тебя… тень дергается, – выдавил из себя Бард.

Анна вздохнула.

Да, всему было свое время. А на некоторые вещи, видимо, времени совсем не было.

– Попроси Руфуса подняться ко мне, Бард, а сам займись лошадьми. Нам пора трогаться в путь. А мне нужно прилечь…

Бард кивнул и, не задавая лишних вопросов, бросился выполнять ее поручения.

Она была очень благодарна ему за это.

***

Бард уже несколько раз бывал в Брандстаде, но всякий новый визит был сродни первому.

После монотонных холмов и полей, преследовавших их вдоль каждой мили Имперского тракта, на подходе к городу ландшафт начинал стремительно меняться.

Каменистые взгорья все чаще прорезались сквозь изумрудно-бурые участки земли и травы, деревья группировались в отдельные рощицы, а рощицы перетекали в некое подобие леса.

Дорога становилась все лучше и кое-где даже демонстрировала мощеные залысины, а мелкие деревушки все настойчивее липли к гостиницам и тавернам.

Дорого расцветала всеми оттенками цивилизации, и Бард был этому несказанно рад.

Они несколько переоценили свою близость к городу – только под вечер знаменитые огни Брандстада явили себя взгляду менестреля.

Тем лучше – вечером город выглядел наиболее эффектно.

Жаль только, что у Барда было так много времени наедине со своими невеселыми мыслями.

Анна так и не появлялась снаружи. Ему было неловко заглядывать внутрь, и до самого полудня он утопал в безмолвной агонии и терзался миллионом разнообразных сомнений. Когда Руфус все же появился снаружи, Бард испытал невиданное облегчение.

Они остановили вагончик и вместе кое-как накормили лошадей – прислужник был еще слишком слаб, а менестрель не привык иметь дело с животными.

В ответ на обеспокоенные расспросы Барда Руфус лишь пожал плечами и заверил его, что вскоре его госпожа будет на ногах.

«Вскоре», когда бы это ни было, так и не наступило до самого вечера. Тревога, владевшая им до привала, снова вцепилась Барду в самое сердце и сковала его мысли.

Дорога темнела в унисон с заходящим солнцем – деревья уже не пытались держаться от Тракта на почтительном расстоянии и наступали на него всею армадою, заслоняя и без того тусклый свет своими гротескными ветками.

Дорога сделала несколько сложно объяснимых петель и вынырнула на широкий склон.

А вот и он – Город.

Его полыхающие огни были первым, что бросалось в глаза. Огненно-пламенные, дикие формы, заключенные в неподвижных сосудах. Факелы, сокрытые за стеклом. Канделябры и люстры. Лампы. В каждом доме, в самых бедных кварталах и белоснежных дворцах – огни.

Когда глаза привыкали к буйному пиршеству все оттенков солнца, они замечали ворота. Две сужающиеся колонны нервно пронзали вечернее небо. Кто изваял их такими, эти неровные и в то же время стройные обсидиановые зубья? Они были как застывшая лава, пролившаяся на небо из недр земли, как два зазубренных пика, вырвавшихся наружу по чьей-то неведомой воле и застывших в отчаянной судороге вновь обретенного одиночества.

Те, кто продолжал верить в ушедших богов, видели во Вратах Брандстада самое явное доказательство в пользу своих убеждений. Кто еще мог воздвигнуть эти структуры? Кто еще мог оставить их, то ли разочаровавшись в безволии своих подопечных, облепивших монументальные пики муравейником вечного города, то ли придя в непознаваемый ужас от мрачного пафоса собственных творений?

Ближе к земле башни смыкались, и общее каменное основание разверзалось темною глоткой торговых ворот. Город опоясывала стена того же обсидианового оттенка. Она вытекала из башен как запоздалая мысль, закрепляя за Брандстадом неровный и причудливый контур. Некогда стены щетинились неровными зубьями вместо бойниц, но то, что прощалось недостижимому варварству уносящихся к небу башен, не сходило с рук этим доступным высотам.

Стену значительно сгладили, обтесали и приукрасили, так что из устрашающей она превратилась в горделивую.

Весь внутренний город жил своей жизнью. Будто стремясь откреститься от неизвестно кем построенных укреплений на своих границах, он пестрел вызывающей белизной. Дворцы, особняки, лачуги и лавки – все было ослепляюще белым. Небольшая родственность формы прослеживалось в склонности зданий к вертикальным остроконечным структурам, что в равной степени объяснялось как несознательной преемственностью стилей, так и малой площадью, на которой все эти строения должны были умещаться – оставалось только разрастаться ввысь, надеясь на изобретательность архитекторов. В остальном же внутренний город был строгим, лаконичным и гладким. Он старательно избегал всяких нежелательных ассоциаций и всем своим видом показывал, что оказался в этих стенах, потому как ему больше некуда было деваться.

А ночью разгорались огни. Отсвечивая от обсидиановых стен, они разливались по долине пламенной рекой.

Узреть огненное озеро снаружи означало навсегда запечатлеть его в своем сердце. Однако пройти сквозь кошмарные ворота и утонуть в этом озере, прогулявшись ночью по пылающим улицам, означало навсегда оставить в нем частичку себя. Частичку, которую никто никогда не найдет. Частичку, которой никто никогда не хватился бы, не занеси ее в эти края переменчивый ветер. И тем не менее, один за другим, люди теряли себя в Брандстаде.

Сладкий запах книг, едкая мудрость аптекарских лавок, гулкие камни мостовых и острые ароматы базара… Библиотеки и публичные дома, университеты и канцелярии всех видов и мастей – в центре Брандстада и шагу нельзя было ступить, не напоровшись на что-нибудь значимое.

Почему Прорицательница выбрала близлежащие леса своим пристанищем? Кем она была?

Почему скрывалась у стен самого разношерстного города Империи?

За спиной у Барда тихонько постучали. Мгновением позже из двери, ведущей в вагончик, показалась седовласая голова Руфуса.

– Почему мы остановились? – потребовал он недовольным шепотом.

Бард неопределенно махнул в сторону города.

– И? – не понял слуга.

– У меня каждый раз дух захватывает от этого вида, – пояснил менестрель.

Дорога, выныривая из-за деревьев, величаво петляла вдоль склона для того, чтобы спуск получился еще более плавным. Где-то на несколько витков серпантина ниже им навстречу поднимался небольшой караван из трех повозок.

– Видишь вагоны? – Руфус указал на путников.

Бард молча кивнул.

– Скоро они будут здесь.

– Не так и скоро, – не согласился менестрель.

– В любом случае, – невозмутимо продолжал Руфус, – мы должны встретить их в движении.

– Почему? – не понял музыкант.

– Чтобы не стартовать с места.

– Боги, да это безобидные купцы! – возмутился Бард. – В Брандстаде почти не бывает преступности.

– Тиллиан тоже с виду безобидный купец, – холодно напомнил ему Руфус.

– Твоя правда, – пробурчал Бард и натянул поводья.

Слуга повернулся, чтобы уйти, но Бард легонько придержал его за руку.

– Погоди…

Руфус остановился.

– Как она?

Слуга немного подумал.

– Лучше.

– Лучше… – завороженно повторил Бард.

– Я могу идти? – спросил слуга.

Бард сделал вид, что не заметил издевки в этом утрированно подобострастном обращении.

– Ты ведь так и не поблагодарил меня, – обронил он.

– Я не просил тебя о помощи, – Руфус пожал плечами.

– Ты был не в состоянии просить меня о чем-либо, – Бард решил встретить его холод своим.

Руфус пожал плечами еще раз.

– Я поблагодарю тебя, когда узнаю, зачем ты все это сделал.

«Я хотел познакомиться с твоей госпожой. И все. Это была единственная причина.»

Здесь нечем было гордиться, и Бард не стал озвучивать свои мысли. Руфус был последним человеком на свете, который был должен об этом узнать.

– Воля твоя, – просто сказал менестрель и натянул поводья.

***

– Три четверти часа! Мы закроем ворота через три четверти часа! – грохотал стражник.

На нем была туника в пурпурных цветах имперского дома. Образ венчал куполообразный шлем с острым кончиком и штаны из темной шерсти. Бард уже очень давно не видел солдат императорской гвардии. Не сказать, чтобы он сильно по ним соскучился, но Империи во всем и всегда сопутствовала цивилизация, а это скорее было хорошо, нежели плохо.

Бард нырнул обратно в вагончик и вопросительно посмотрел на Анну.

– Ну, как поступим?

Я думаю, что внутри нам делать нечего.

– Мы могли бы хотя бы поспать как нормальные люди, – возразил Бард. – В текущей конфигурации мне придется спать на полу.

– Тогда ступай в город, а мы останемся здесь, – огрызнулся Руфус. Менестрель предпочел его не заметить.

Анна задумалась.

– Изумрудному вагончику куда как легче затеряться в лесах. Мы могли бы еще немного проехать вдоль городской стены и скрыться в чаще. Ты, Бард, и вправду можешь переночевать в городе, если тебе этого хочется, а наутро мы снова могли бы встретиться и приступить к поискам. Точнее, к выдумыванию способа, который дал бы Прорицательнице знать, что мы ее ищем.

– Ты не боишься, что Тиллиан может начать спрашивать о твоем вагоне? – поморщился Бард. – Не стоило нам задерживаться у ворот.

– У нас не было выбора, – напомнила ему Анна. – По-другому в лес не проехать. Они запомнят нас только в том случае, если мы попробуем прошмыгнуть в город, Бард. Стражникам нет дела до того, что творится чуть далее, чем под самым их носом.

Бард, наученный многолетним опытом общения с Имперскими бюрократами, знал, что это чистая правда.

– Что ж…

Идея звучала не так уж и плохо. Но все равно Барду не по себе было от мысли о том, что Анна на целую ночь останется под присмотром ослабевшего Руфуса. С другой стороны, кто знает, какую информацию менестрелю удастся раздобыть в городе? Главное – не нарваться на караван во главе с Тиллианом, который по всем расчетам должен был пребывать уже где-то неподалеку. Бард был почти что уверен, что вереница вагонов, спускавшаяся вслед за ними по серпантину, была не кем иным, как их недавними спутниками. У беглецов оставалось на удивление неплохое преимущество по дистанции, однако уставшие лошади никак не могли его увеличить. Нужно было как можно скорее прийти хоть к какому-то подобию плана.

– Давай так и поступим, – сказал он наконец.

– Замечательно, – подытожила Анна.

– Нам осталось обсудить одну вещь. Как мне вас найти? – спросил Бард.

Анна задумчиво почесала пальчиками подбородок.

– Нужен условный знак.

– Пожалуй, только вот кричать птичкой я не умею, – Бард попробовал разрядить обстановку.

– Надо же, мы не идеальные, – злокозненно вставил Руфус.

Бард пропустил его замечание мимо ушей.

– Нужно что-то тихое, – согласилась Анна. – Что-то безмолвное. Какое-то особое место… Скажи, а ты знаком со здешними лесами? Нет ли здесь какой-то явной достопримечательности?

– Хм, – призадумался Бард. – К востоку от города – там, где местность становится совсем гористой, есть небольшой грот. У вас есть карта?

– Естественно! – возмутился Руфус и прошествовал к неизменно бездонному сундуку. После нескольких минут напряженного копания он извлек из него скрученный в трубочку документ и протянул его Барду. Менестрель принял карту, не глядя на слугу.

Развернув документ, Бард поморщился.

– Очень грубая и давнишняя карта, – прокомментировал он.

– У нас в академии была поговорка про плохих картографов, – съязвил Руфус.

– Не хочу знать! – зажмурился Бард.

– Всегда приятно оказаться единственной дамой в обществе здравомыслящих джентльменов, –процедила Анна.

– Он начал первым, – философски капитулировал Руфус.

Все трое вздохнули.

«Интересно, как дела у Деспоны?» – подумалось Барду. Вот уж кто в совершенстве владел всеми разновидностями вздыханий и охов самых разнообразных оттенков печали и траурности. Эх, Десс, куда же ты запропастилась?

– Здесь! – Бард указал место на карте.

– Тут нет никакого грота, – нахмурилась Анна.

– Поэтому я его так и люблю, – ухмыльнулся Бард. – Не могу назвать себя знатоком дикой природы, однако у каждого уважающего себя менестреля должна быть пара секретов. Грот здесь.

– И как же его найти? – снова встрял неугомонный Руфус.

– Великолепный вопрос! – саркастически похвалил его Бард. – На самом деле, все очень просто. Вот здесь, если бы карта не была бы такой старой, – и он негодующе покосился на слугу, – должна быть тропинка. Почти что дорога, по лесным меркам. Вагончик проедет! Местные жители используют эту дорожку для своих нужд, и она должна быть славно изъезжена и протоптана.

– Нужно отметить ее на карте, – переполошилась Анна. – Руфус, раздобудь нам перо и чернила, будь так любезен!

Руфус помрачнел, как туча, но покорно исполнил ее просьбу.

Бард не менее покорно нанес на карту примерную змейку упомянутой им дороги и задумчиво прикусил кончик пера.

– Теперь сложнее, – решил он. – На дороге есть место… Примерно в районе этого изгиба, – он указал на особенно характерный перегиб в еще не высохшем контуре. – Если ты встанешь здесь и посмотришь в направлении севера, ты увидишь очень интересную картину. Деревья как будто расступятся перед твоим взором, и тебе откроется дорога к гроту. Ты рассмотришь этот проход не сразу – возможно, придется сделать несколько шагов влево и вправо, примериться и прищуриться… Но эту тропу сложно с чем-то спутать – ты сразу поймешь, когда твои глаза нащупают верный путь.

– Неужели никто кроме столь наблюдательного рифмоплета не обнаружил дорожку в пещерку? – невинно поинтересовался Руфус.

Бард окончательно решил перестать его замечать.

– Я повторю еще раз, – терпеливо отметил менестрель, – проход обнаружить можно только тогда, когда ты знаешь, что ищешь. И, даже заметив его, ты можешь решить, что имеешь дело с необычайной оптической иллюзией. Не поддавайся сомнениям. Это будет именно то, что ты ищешь.

– Сколько тебе заплатил Тиллиан?

– Что? – Бард резко развернулся на каблуках и посмотрел наглецу прямо в глаза. – Что ты сказал?

– Я спросил, сколько тебе заплатили за то, чтобы ты заманил нас в ловушку. Или, быть может, ты и сам одна из Гончих?

Бард не мог поверить в происходящее. Это было в разы абсурднее, чем все, что выпало на его долю в последние несколько дней. А, видят боги, последние несколько дней выдались сказочно занимательными.

Нужные слова отказывались приходить. Не стоило рубить с плеча. Выдержка, хладнокровие и спокойствие.

– Да как ты смеешь меня обвинять? – слова врывались сами. Выдержка полетела в огонь, а хладнокровие и спокойствие – вслед за ней. – Откуда в тебе столько наглости? Я спас тебе жизнь!

– Да, спас, но зачем ты это сделал? Какую цель ты преследовал?

Бард сжал кулаки в бессильной злобе.

«Интересно,» – промелькнула мысль, – «насколько разъяренным я сейчас выгляжу? Каким я кажусь ей?»

– Бард, прошу тебя!

А вот и она. Анна попытался протиснуться между ними.

– Руфус, сделай шаг назад! Руфус, я приказываю тебе! Руфус! Да что с тобой происходит…

– Как вы можете верить ему? – Руфус внезапно обернулся к своей госпоже. В его глазах стояли самые настоящие слезы. Бард заметил это только сейчас.

– Да неужели вы не видите, что он хочет заманить вас в ловушку? Что он устроил весь этот маскарад для того, чтобы претворит в жизнь свои гнусные плана?

– Руфус… – Анна не могла найти убедительных возражений. Было видно, насколько отчаянно она пыталась придумать хотя бы один логичный довод, но мысли отказывались ей подчиняться.

– Вы опять решаете сердцем, госпожа! Вы позволяете сердцу за вас все решать! – Руфус немного пошатнулся от волнения и вынужден был опереться рукою о стол. Он был еще слишком слаб.

– Да что на тебя нашло? – продолжила слабо протестовать Анна.

Она сомневается! Сомневается!..

Бардом овладело такое отчаяние, что он был готов взвыть в ту секунду по-волчьи.

Да как он посмел, этот Руфус? Он хотел отобрать у него все! Все, что ему было дорого, все ради чего он готов был рискнуть своей жизнью! Он хотел отобрать у него Анну!

– Хватит! – Бард едва сдерживался. Ему хотелось оттолкнуть этого наглого худощавого мужичонку, схватить его за грудки, выкинуть его из вагона… Что угодно, лишь бы он перестал плести свою паутину! – Хватит отравлять мою жизнь!

Боги, ну почему его угораздило сформулировать свою боль именно так? Боги…

– Тебе ли не знать об отравлениях! – закричал в ответ слуга. – Бьюсь о заклад, это ты все подстроил! Не удивлюсь, если ты вдобавок ко всему еще и заклинатель змей!

– Я же говорил тебе, лютню украли! – вскипел Бард. – Это несносный Тиллиан!

– Это не мог быть Тиллиан! – Руфус угрожающе наклонился навстречу Барду, все еще продолжая держаться за стол. – Я слышал, как он поет! Я узнаю его голос из тысячи! Он не обманет меня!

– Но ты и меня слышал, – Бард закричал в ответ. – Ты же ведь знаешь, что там был не я! Признайся же в этом, ну же! Признайся сию же минуту!

– Я не могу дать таких гарантий! – прошипел Руфус.

– Это был не я, – внезапным шепотом отрезал Бард. Из него словно вышел весь воздух. Он чувствовал себя истощенным, обманутым, преданным.

– Это был не мой голос, – повторил он и обессиленно опустился на стул, закрывая лицо руками.

– Это был неизвестный мне голос, – упрямо, но уже тише, повторил Руфус. – Он не настолько сильно отличался от твоего, чтобы я был в этом твердо уверен.

Старому слуге, казалось, тоже сделалось немного неловко за недавний срыв.

Анна поспешила прийти на помощь.

– Если это был не ты и не Тиллиан, то кто?

Бард только покачал головой, не отрывая рук от лица.

– Кто угодно, любой из купцов… Это мог быть кто угодно… – процедил он сквозь пальцы.

– Почему ты нам помогаешь? – почти жалобно молвил слуга. – Просто скажи мне, зачем? Зачем тебе это нужно?

– Ты не поймешь, – с чувством сказал ему Бард, отрывая руки от лица. – Тебе не понять меня Руфус.

– Мы такие возвышенные? – презрительно фыркнул слуга.

– Да, – в голосе Барда звенел вызов. – Да, и тебе меня не понять.

– Тогда зачем ты со мною связался? – Руфус уже не мог скрыть своего отвращения. – Зачем помогаешь мне? Какой услуги ты от меня ждешь?

– Никакой, – Бард улыбался, но в этой улыбке не было ни капли веселья. – Я связался не с тобой, гнусный ты человечишка…

– Прекратите.

Голос Анны прозвучал в этом аду свежестью холодного ручейка.

– Я требую, чтобы вы немедленно прекратили эти детские склоки.

– Мы не можем ему доверять, – мрачно резюмировал Руфус и опустился на свою кровать, морщась при каждом движении.

Он сдался. Сдался, как и Бард минутою ранее.

– Бард, – Анна позвала его по имени.

В этом было столько курьезной, необоснованной надежды, что Бард был готов броситься перед ней на колени и расцеловать ее руки. Милая, милая Анна!

«Зачем ты околдовала меня? Какими же чарами ты сковала мне волю?» – пело его сердце.

– Бард, я… – начала она.

– Я все понимаю, – менестрель сделал примиряющий жест. – Это резонный вопрос. Ты, наверняка, уже не раз задавала его себе, и…

– Ни разу.

Он нашел в себе силы посмотреть ей в глаза.

– Я ни разу не задавала себе этот вопрос.

Боги, какой же она была красавицей.

Конечно, она солгала ему только что, но какое это имело значение? Разве это что-нибудь изменило?

Он еще никогда, никогда не был так благодарен за ложь.

– Спасибо, – просто сказал он.

Он был уверен, что она все поняла; что она разглядела, сколько миллиардов разномастных «спасибо» уместилось в этом простом его слове.

А еще Бард только сейчас наконец осознал, что она ускользала от них. И они непременно ее потеряют, если в ближайшее время не найдут Прорицательницу.

– Спасибо, – молвила Анна в ответ.

Глава шестая. Как поговорить с тенью

– Не могу в это поверить! – Десс всплеснула руками. – Просто не могу в это поверить! Допустим, Бард к тому времени был наивен и зелен во всем, что касается Шпиля, и его можно понять… Хотя я ничуточки, заметьте, ничуточки его не оправдываю! Но ты, Анна! Ты! Как ты сразу не догадалась?

Анна пожала сумеречными плечами.

– Мне действительно нет оправданий. Это было глупо, очень глупо с моей стороны. Однако, скажу тебе честно, в моем состоянии не так уж легко логически мыслить.

Десс стало немного стыдно.

– Хм, – заявила она.

Анна ободряюще сверкнула глазами. По крайней мере, Десс хотелось так думать.

– Скорее всего, я просто пытаюсь спрятаться за своей слабостью, – сказала девушка-тень. – Когда мы познакомились с Бардом, я была довольно… материальна. Я не была непроницаемо черной, моя кожа еще сохраняла почти естественный цвет, глаза были обычными и почти не сверкали. Да, я могла бы пожаловаться на регулярные приступы забытья, на мои небольшие затмения… однако и они проходили достаточно быстро. О, конец был близок, и я в этом нисколько не сомневалась, но ты же понимаешь, Деспона, как сумасбродна иногда бывает надежда. Если бы ты знала, каково это – чувствовать себя настоящей, живой, ощущать свою кожу, дрожать от холода и млеть от жары!.. Ах, конечно, ты знаешь это! Ты проживаешь так целый день, купаясь в мире бесконечных возможностей и незамеченных ощущений. Но вот ценишь ли ты такой дар? Мы столько вещей принимаем как данность!

– Хм, – прокомментировала Десс. – Знаешь, мне тоже иногда бывает чертовски одиноко.

Фраза сорвалась с ее губ спонтанно, и Десс тут же себя укорила.

Обнажать свою слабость перед незнакомкой и Бардом ничуть не входило в ее планы, но сказанного было уже не вернуть. Слава богам, они тактично промолчали. Только Анна еще раз сверкнула на нее умилительно понимающим взглядом. Разве можно было быть такой снисходительной? Эти тени иногда слишком много о себе думали.

– То есть ты полагаешь, что догадалась бы сразу? – Бард в очередной раз попытался спасти положение. С присущей ему неловкостью и столь же присущей ему эффективностью. Почему у этого человека получалось все, за что он только ни брался, даже если по всем законам логики и здравого смысла его должен был ожидать оглушительный крах?

До чего же эта парочка подходила друг другу!

– Не дуйся! – добавил Бард. Он говорил уже так сегодня! Или это было вчера? Наверное, уже давно настал новый день…

– Я не дуюсь, – надулась Десс. – И, да, я бы сразу догадалась! Я всю жизнь посвятила изучению пространственных корреляций, и я прекрасно понимаю, что деревья просто так коридорчиком не растут.

– Их мог кто-то аккуратно вырубить, а потом посадить новые по своему разумению, – возразил Бард.

– Судя по тому, что ты описал, деревья были посажены со сверхъестественной точностью, и каждые сколько-то лет за ними кто-то непрестанно следил, при этом никто из местных жителей ничего не заметил. Вдобавок ко всему, многие из этих деревьев нынче отнюдь не молоды.

– Да, поддерживать такой, как ты выразилась, коридорчик, было бы необычайно сложно, – признал Бард.

– И никто, заметь, никто его так и не обнаружил! Никто, кроме тебя.

– Анна потом разыскала его без труда…

– Да, он прямо бросился мне в глаза, – согласилась тень.

– То есть, представь себе, профессиональная тень и заблудившийся менестрель непонятного возраста – к чему мы еще непременно вернемся, Бард! Так вот, за несколько, не побоюсь этого слова, столетий, этот прекрасный и замечательный коридорчик прозябает в безвестности, и только вы, две вышеописанные аномалии, смогли его разглядеть! Вот скажите, как на коридорчик отреагировалРуфус?

– Хм, – задумалась Анна. – Изумрудный вагончик в него не прошел. Я приказала Руфусу вернуться в Брандстад и ждать меня там. Мы договорились вновь встретиться у ворот спустя сутки…

– Ох, он, наверное, очень сильно сопротивлялся?

– Не то слово! – энергично кивнула Анна. – Однако он никогда не осмелился бы ослушаться моего приказа. Но сцена, должна признать, была в высшей степени омерзительной! Все происходило рано с утра – Бард, по всем расчетам, уже должен был выдвинуться мне навстречу, и я обещала Руфусу, что пробуду одна совсем недолго. Мне пришлось даже пригрозить ему изгнанием и полной потерей моего расположения… Бедный Руфус! Он в слезах покидал меня! Но мы не могли оставить вагон без присмотра…

– Прекрасно, – нетерпеливо перебила ее Деспона, – но как же он все-таки отреагировал на тропинку, что вела в грот?

– Никак, – Анна пожала плечами. – Он смотрел на нее стеклянными глазами и не задавал лишних вопросов.

– Так, –Деспона жестом показала, что ей все было понятно. – А теперь последний вопрос. Где он сейчас?

– Мы не виделись с ним с тех пор, – поникал Анна. – Я не знаю, что с ним сталось!

– Абсолютно верно, – просиял Бард. Было видно, что он не очень-то и скучал по престарелому слуге.

– Мы должны рассказать тебе, как мы с ним разминулись, – решила Анна. – Послушай, до конца нашей истории осталось совсем чуть-чуть.

– Погоди, – остановила ее Деспона. – Позволь я сначала закончу душещипательный сказ о том, как я отправляла письмо, и потом мы все вместе порадуемся тому, какие мы все-таки молодцы.

– Давай, – Бард уселся на лавку и скрестил руки на груди. И когда он только успел встать? Или он не садился? Да как за ним было уследить?

– Пожалуйста, – уступила Анна. – Но, как мне кажется, я очень многое уже поняла.

– Вот и славно, – улыбнулась Деспона. – Только не надо портить мой рассказ преждевременными выкриками, хорошо?

Музыкант и тень загадочно переглянулись.

– Выкладывай, – сказал Бард наконец.

***

– Деспона, ты рядом?

– Я здесь!

Откуда здесь взялась путина? На Шпиле не должно было быть никаких паутин! По той простой причине, что на Шпиле не было пауков.

– Погоди, Рикардо, я тут немного запуталась…

Она и вспомнить не могла, когда последний раз видела паутину! Конечно, если оптимистичное слово «видеть» было применимо к такой кромешной темноте. Десс очень надеялась, что субстанция, осевшая у нее на волосах, шляпке и – частично! –лице, и вправду была паутиной. В противном случае, она даже не хотела задумываться о природе этого вещества!

– Ты запуталась в паутине? – услужливо подсказал Рикардо. – Я же предлагал тебе взять свой фонарь!

Десс рассудила тогда, что лишний фонарь ей ни к чему. Во-первых, он будет стеснять ее в движениях. Во-вторых, он тяжелый и неудобный. В-третьих, если у нее не будет своего фонаря, то Рикардо абсолютно точно не бросит ее на произвол судьбы в этом отвратительном подземелье. Решение было настолько очевидным, что она нисколько не усомнилась в его правильности даже сейчас, пребывая в состоянии полной потерянности и легкого шока.

А тот факт, что Рикардо отказывался идти с ней в ногу и убежал куда-то вперед и вовсе говорил не в его пользу. Никакой нормальный архивариус не будет себя так вести! Вот только идти впереди ей было совсем не с руки, поэтому она послушно плелась следом по неприлично петляющей лестнице, следуя за маленьким озерком света. По крайней мере, покуда она не запуталась в паутине и озерцо не ускакало вперед в самой предательской и беспардонной манере. Ох уж эти архивариусы! Как бы она сейчас…

– Деспона, все в порядке?

Озерцо вернулось и светило ей прямо в глаза. После одиноких метаний во тьме такая перемена была едва ли приемлема. И почему мужчины вечно бросались из крайности в крайность?

– У тебя на шляпке осталась паутина, – заметил архивариус. – Позволь, я помогу тебе, милая. Вот так…

Он смахнул с нее остатки паучьего дома и галантно предложил ей свою руку. Деспона фыркнула, но не стала противиться. Пусть знает, что она делает это не по своей воле!

Следуя таким неловким караваном по лестнице, которая была определенно слишком узка для двух человек, они наконец очутились в некоем подобии коридора.

– Ну, и откуда здесь пауки? – выдохнула Деспона.

– Отчего бы им здесь и не быть? – Рикардо озарил фонарным светом свое ухмыляющееся лицо.

– Оттого, что на Шпиле их нет, – оскалилась Десс.

Ну почему он никогда не мог ничего объяснить прямо, без драматической паузы и прочих недоразумений сценического искусства?

– А это не совсем Шпиль.

– А что же это? Старый мир?

– Тоже нет!

Боги, этот архивариус очевидно получал удовольствие от ее непомерных страданий.

– Рикардо, я сегодня совершенно не расположена к твоим играм! – взмолилась она. – Прошу тебя, не глумись над моей истерзанной психикой.

– Это называется Вестибюлем. Этакое межмирье. Такой псевдо-физический переход между Шпилем и старым миром, который когда-то использовали за неимением лучшего.

– Почему я про это не знала? – потребовала Деспона.

Рикардо заговорщицки подмигнул ей.

– Потому что ты еще не совсем вхожа в нашу компанию, Десс. Слишком много сидишь дома.

Десс? Этот педант назвал ее Десс? Как бы все каменные своды мира не обрушились сейчас на их головы! Подумать только, он обратился к ней… неформально!

– Они быстро канули в небытие, эти Вестибюли, – успокоил ее Рикардо. – Далеко не все знают о них. Как выяснилось, даже в Конклаве встречаются такие несведущие люди.

– И как же они работают? – не унималась Десс. – Рикардо, я хочу знать все! Ты можешь мне не верить, конечно, но я как-то теоретически показала возможность существования похожей штуки! Подумать только, а она и вправду существует, эта штуковина! Ох, Рикардо! Это же так захватывающе! Только я бы назвала ее переход, а не Вестибюль! Вестибюль звучит немного забавно, ты не находишь?

– Десс, милая, успокойся! – рассмеялся Рикардо. – Мы с тобой шагаем по камням ожившего анахронизма! Научная мысль уже давно ускакала далеко вперед.

– Ох, Рикардо, есть что-то завораживающее в этих оживших анахронизмах, – мечтательно протянула она, что вызвало у архивариуса новую порцию смеха.

– Ты все такая же недотепа, – заявил он, и дальше они пошли в тишине.

Десс решила не терять времени даром и старательно оглядывалась по сторонам.

Даже скудного света фонаря хватало для того, чтобы оценить дикое буйство стилей, царившее в этом месте. На стенах висели картины самых разнообразных жанров и сюжетов, кое-где виднелись гобелены такого же эклектичного толка. В некоторых местах и вовсе творилось невообразимое: то картина крепилась к стене поверх гобелена, то гобелен наполовину закрывал собой полотно неизвестного авторства, лениво покачиваясь при этом на сквозняке. Все это великолепие располагалось на произвольных расстояниях от земли, что почему-то показалось Деспоне вызывающе неуютным.

При этом сами полы, напротив, были самыми что ни на есть обыденными, и даже простыми – доски лежали ровными уголками и ни на градус не отклонялись от заданного узора.

– Это алгоритмически развешенные картины, – внезапно сказала Деспона.

– Это был не вопрос, – Рикардо восхищенно покосился в ее сторону. – Браво.

– Мои теоретические изыскания зашли дальше, чем ты можешь себе представить, – похвалилась Деспона. – Я неплохо осведомлена о возможностях управления Пустотой.

Рикардо долго взвешивал свой ответ.

– Как же тебе повезло, что я друг, – молвил он наконец.

Деспоне сделалось стыдно и немного не по себе. Но больше, скорее, стыдно.

– И куда же мы идем, Рикардо? – спросила она поскорее, чтобы не успеть совсем раскраснеться.

– На пристань, – спокойно ответил он.

– На пристань? – Деспона нервно поправила шляпку. – Я не вижу абсолютной никакой необходимости моделировать водный объект в этом, как ты его называешь, Вестибюле!

– Совершенно верно, – согласился Рикардо. – Такой необходимости нет, это целиком и полностью необоснованная выдумка изобретателя данного места. Или изощренная система безопасности – по крайней мере, так она работает сейчас, принимая во внимание то, что для завершения перехода на ту сторону нам понадобилась бы настоящая лодка. А правды мы никогда не узнаем.

– Ну и ну, – присвистнула Десс. – Скажи, а в местной воде можно утонуть?

– Как и в любой другой, – Рикардо загадочно посмотрел на нее. Видимо, Деспона до сих пор была у него в немилости после минутки заслуженного бахвальства. Что же… Ну и пусть. По крайней мере, он не бросит ее, пока у него есть фонарь.

Шум воды возник словно из ниоткуда – мгновением ранее они не слышали ничего, кроме гулкого эха собственных шагов, но теперь все утопало в почти что правдоподобном гуле прибоя.

– Какая грубая модель! – изумилась Деспона. – Обожаю такие неоконченные поделки!

Рикардо наконец усмехнулся. Интересно, он уже простил ее?

– Скажи, а лодка вместительная?

– Она нам не понадобится, нас уже ждут у причала.

– Уже ждут? – Деспона даже не попыталась скрыть свое недоумение. – Ты же ни с кем не общался, помимо меня?

– Скорее всего, ждут, – поправил себя архивариус. – Не могу ничего обещать.

– Погоди, – опомнилась Десс. – Мне же еще нужно написать это письмо! Вряд ли на пристани есть писчие принадлежности?

– Десс, – пожурил ее Рикардо. Боги, она наверно никогда не привыкнет к тому, что он тоже умел говорить, как нормальные люди. – Десс, у меня все схвачено. Неужели ты думаешь, что я повел бы тебя в эту глушь неподготовленной? Ты же не собиралась отправлять обычное письмо, ведь так, Десс?

– Ой, нет… наверное, – засмущалась она.

– Деспона, – Рикардо выглядел окончательно разочарованным. – Ты же уже решила, что будешь писать?

– Я даже не знаю, кому! – вспылила она. – Ты же мне ничего не сказал.

– Дорогая моя, это совершенно не важно! Разве суть твоего послания изменится, если я назову тебе имя этого господина? Ты пишешь совершенно незнакомому человеку и просишь его переслать тебе книги. Книги, которые ты будешь читать здесь, Деспона, ничего не конспектируя и не вынося с собою на Шпиль. Ведь, поскольку это не Шпиль, мы, строго говоря, ничего не нарушаем. Там, внутри – это совершенно другое дело. Усекла?

– Ясное дело, – кивнула она.

Нужно было признать, что об этом Деспона тоже не позаботилась. И как же ей было быть? Выучить все наизусть? А свои формулы она могла составлять, или же все, что происходило здесь, должно было здесь и остаться?

– Вижу по твоим глазам, что ты сейчас в полном ужасе, – проницательно отметил Рикардо.

Десс вздохнула.

Да, она вздохнула, имея на то полное право! Это был максимум девятнадцатый вздох за день, что было не так уж и много, учитывая смягчающие обстоятельства.

Как бы там ни было, Десс решила пропустить его ремарку мимо ушей. Пусть и дальше считает себя всезнайкой, она не будет ничего комментировать. Вместо этого она сказала:

– Что-то серебрится вдали, мы уже пришли?

– Да, это пристань, – подтвердил Рикардо. – Давай будем надеяться, что нас ждут.

Десс стало не по себе.

– Как любопытно, – пробурчала она, чтобы поменьше нервничать, – вода испускает слабенький свет. Сдается мне, что этот таинственный изобретатель был не так уж и плох. Модель, конечно, довольно-таки примитивная, но вот идеи в ней содержатся очень здравые. Интересно, можно ли распространить этот принцип на стены…

– Можно, – вежливо вмешался Рикардо. – Более поздние Вестибюли использовали именно такую схему освещения, и фонари в них были совсем не нужны.

– Как любопытно! – искренне восхитилась Десс.

– Пришли, – Рикардо легонько придержал ее за плечо, и Десс невольно ахнула.

Они остановились в конце коридора. Четыре массивных ступеньки, с самой верхней из которых она, благодаря своевременному вмешательству Рикардо, сейчас чудом не загремела, вели на причал.

Причал был немного… разочаровывающим. Он представлял собой простой каменный полукруг, выдающийся на несколько шагов вперед навстречу темной воде.

Яростная цветовая атака коридора словно осталась в другом мире – здесь господствовал черный. Небо над мерно перекатывающимися волнами, стены предполагаемого здания, из которого только что вышли Рикардо и Десс, – все утопало в единой всепоглощающей темноте.

– Как любопытно! – в который уже раз произнесла девушка, даже позабыв на мгновение о гнетущей непонятности этого места.

Деспоне определенно было неуютно, даже немножечко страшно. Но все же не настолько, чтобы перестать восторгаться угловатой изысканностью всей этой неуклюжей громады. Ну как, как можно было такое себе вообразить?

И все это время такое чудо таилось у нее под самым носом… Подумать только!

Деспона продолжила озираться. Как это часто с ней приключалось, она начала замечать мелкие детали только после того, как оглядела картину целиком. Ей открылось следующее.

У самого края причала стоял столбик, а на столбике была жердочка. На жердочке сидела сова.

Деспона прищурилась и присмотрелась к сове получше.

О, боги!

Сова вызывающе носила шляпку. При определенном желании Деспона даже могла решить, что сова ее передразнивает – настолько похожими выглядели их головные уборы. Конечно, поскольку эта сова оказалась птицей довольно-таки скромных размеров, ее шляпка была соответствующим образом отмасштабирована. И все же подобное совпадение не могло быть случайным. Или могло?

Поразительно, насколько шляпка была ей к лицу… Или к морде? Деспона никогда не ладила с птицами.

– Что же, нам повезло, – Рикардо оскалился в белозубой улыбке. – Нас действительно ждут.

Десс сделала шаг навстречу птице. Та угрожающе наклонила голову и трижды ослепительно быстро моргнула. Брр!

– Совиная почта? – предположила Десс.

– Совиный помощник, – поправил ее Рикардо, – для теневого курьера.

– Для кого? –не поняла Десс.

– Видишь остров? – Рикардо указал рукой в сторону от причала.

Деспоне нужно было как можно скорее что-то предпринять в отношении своей увядающей наблюдательности, ибо на некотором удалении от берега действительно виднелся некий объект.

Рикардо словно прочитал ее мысли:

– Не переживай, многие его не замечают с первого раза.

– И как он там очутился? – восторженно выдохнула Десс.

– Так же, как и картины очутились на стенах – по какой-то хитрой методике, – пожал плечами архивариус.

Десс закатила глаза.

– Это был риторический вопрос, – огрызнулась она. – Понятно, что с точки зрения чистой науки это не так уж и необъяснимо.

– Тебе виднее, – уступил Рикардо.

Десс снова закатила глаза.

– Главное – это то, что на острове живет наш курьер.

Десс снова сделалось неуютно.

– Курьер? – переспросила она. – А как его… позвать? Он точно захочет нам помочь? Может быть, нам стоит аккуратно обдумать письмо, а потом вернуться сюда, скажем, завтра?

– Я предвидел твою реакцию, – Рикардо легчайшим касание приобнял девушку за плечо, словно давая Деспоне понять, что никуда не отпустит ее, покуда письмо не будет написано. – Ты уже достаточно хорошо мне все объяснила, милая. Просто составь сообщение здесь и сейчас, хорошо? Чем раньше письмо найдет своего адресата, тем лучше для всех нас.

– И как же я его напишу? На чем писать? Продиктовать сове? – спросила она в отчаянии.

– Нет, не так скоро, – успокоил ее Рикардо. – Давай сначала составим твое послание, а потом позовем его. Идет?

– Звучит разумно, – поежилась Десс. – Мне кажется, или здесь очень прохладно?

– Здесь всегда был сквозняк, – согласился Рикардо. – Тем меньше причин задерживаться! Ну же, приступим.

– «Дорогой таинственный незнакомец!» – начала Десс.

– Уже плохо! – прервал ее Рикардо. – Понимаешь, ты должна выражаться так, чтобы получатель не смог заключить однозначно, знает он тебя, или нет.

– Но ведь я пишу незнакомцу? – не поняла Десс. – Зачем ему думать, что мы с ним встречались?

– Затем, чтобы он не смог тебе отказать, – терпеливо пояснил Рикардо. – Какой резон ему отсылать ценные книги в полную неизвестность?

– Боги, но ведь это обман! – возмутилась Десс.

– То ложь во спасение, – поправил ее Рикардо. – Ты ведь непременно собираешься вернуть эти книги, ведь так?

– Совершенно точно, – слегка оскорбилась девушка. – Ты как никто другой это знаешь, господин архивариус.

– Не сомневаюсь в твоих намерениях, досточтимая леди ДиМарко, – шутливо продекламировал Рикардо, – а посему продолжаю настаивать на маленькой и невинной лжи.

– Пожалуй, – задумалась Десс. – Но только вот я все равно не понимаю, почему эта ложь приведет нас к успеху. Мы же даже ничего не предлагаем взамен. Может быть, отослать ему что-то ценное. Вот только что мы можем ему предложить, если все, что имеет ценность на Шпиле, бесполезно в старом мире…

– Мы сыграем на его совести, милая, я немного осведомлен о характере господина, – заверил ее Рикардо. – Поверь, умелое построение фраз расшевелит его скорее, чем сумка, полная звонких монет.

Все это попахивало какой-то провокацией, но попробовать все равно стоило. Тем более что Рикардо, при всей своей нарочитой игривости в мелочах, редко шутил с вещами серьезными.

Как же все-таки хорошо, что он не только согласился составить ей компанию, но и не отпустил ее сочинять послание домой! Она бы никогда не додумалась до такой хитромудрой увертки сама, как бы ни больно это было осознавать. Однако Рикардо было совсем не обязательно знать столько подробностей. Пусть шестеренки ее совести и дальше вращаются в условиях полной непроницаемости.

– Итак, – Десс начала заново, – попробуем такой вариант. «Дорогой друг!»

– И снова не то, – поморщился Рикардо.

– Как же так, опять? – опечалилась Десс.

– Увы, мимо! Но уже бесконечно ближе к цели, дорогая моя, – утешил ее Рикардо. Точнее, попытался утешить. Его снисходительно-менторский тон порой действовал Десс на нервы. – Видишь ли, наш таинственный адресат может быть принципиально непригоден для дружбы. Или у него может быть очень мало друзей, причем все в обозреваемой близости. Он может…

– Рикардо! – Десс жалобно перебила его. – Ты ведь совершенно явно что-то о нем знаешь? Скажи… Ну, или хотя бы намекни мне – какой он? Сколько ему лет?

– Это господин преклонного возраста, – Рикардо почесал бороду. – Сложно сказать, сколько ему сейчас лет, учитывая, что у тебя нет возможности судить о скорости течения времени здесь и там… Но, я бы сказал, что он точно не помолодел в последнее время. Давай будем полагать, что он годится тебе в дедушки.

– Хм, – снова задумалась Десс. – Хм…

– Письмо должно быть доверительным, но анонимным, – Рикардо продолжал свои наставления. – Он, с высоты своего опыта и из глубин своего сострадания, должен увидеть тебя – потерянную душу, просящую о помощи сквозь пелену непреодолимых барьеров.

– Так я точно писать не буду, – отрезала Десс.

– Мы сохраним привычную тебе стилистику, – поспешил исправиться архивариус. – Я лишь напираю на то, что наш адресат должен понять, что ты, человек ему ни в коем случае не чужой, ни при каких обстоятельствах не можешь раскрыть свое имя!

– Хм! – сообразила Десс. – Тогда предлагаю такое начало, паническое и нейтральное: «Вы последний, кто может меня спасти».

– Бесподобно! – воскликнул Рикардо, всплеснув руками. Десс только сейчас заметила, что фонарь он поставил на землю. Интересно, когда он успел это сделать? Ей стало немного не по себе от мысли, что он может нечаянно задеть фонарь ногой. Это было бы очень печально. Даже не хотелось думать об этом.

Сова неодобрительно качнулась на жердочке и хлопнула глазами два раза. Эта кошмарная птица все понимала, Десс в этом ни капельки не сомневалась.

– Это бесподобно, Деспона! – не унимался Рикардо. – Сама посуди, по отсутствию обращения он сразу поймет, что ты, во-первых, стеснена во времени, а, во-вторых, видишь за собой право на столь прямое и неотложное обращение. Браво, моя дорогая, просто браво! Я горжусь тобою!

Да, получалось и вправду неплохо. Даже в чем-то тонко. Нужно было развить успех.

– От вашего милосердия, – воодушевилась Деспона, – зависит не только мое благополучие… О, нет! Вы держите в своих дряхлых руках судьбу всего, что мне когда-либо было дорого и, не побоюсь этого громкого заявления, судьбу целого мира! Вы…

– Десс, милая, обожди! – остановил ее Рикардо. – Не забывай, что ты спешишь. Над тобою нависла смертельная угроза. Ты даже не стала тратить время на то, чтобы формально к нему обратиться. Ты просто забыла! Самого первого предложения будет вполне достаточно, дорогая, сразу переходи к сути своей просьбы.

– Да, я немного увлеклась, – признала Десс. – Но мне очень хотелось бы донести до него, что Шпиль начал трещать по швам и в скором времени может развалиться. Не писать же про мой телескоп…

Сова тихонько ухнула. Десс резко посмотрела на птицу, но та никак не отреагировала на это движение – только дернула крылом и с деловым видом почистила перышко.

Показалось?

– Деспона, милая… – Рикардо деликатно откашлялся.

Девушка повернулась к нему.

– Да?

– Он может и вовсе не знать, что такое Шпиль. Не забывай, что ты пишешь абсолютному незнакомцу.

– Верно… – согласилась Десс. Ей показалось, или сова снова ухнула? Ухала ли она до этого? Часто ли ухали совы? Слишком много вопросов…

– И еще один штрих, пока я не забыл, – добавил Рикардо. – Намекнуть на его возраст было не такой уж и плохой идеей – это добавило правдоподобия твоей пламенной речи. Однако эпитет, примененный тобой в отношении его рук…

– Это какой? – не поняла Десс. Не стоило обращать внимание на эту сову!

– «Дряхлые», – напомнил Рикардо. – Так вот, этот эпитет прозвучал слегка грубовато.

– Согласна, – нахмурилась Десс.

– И еще одно замечание!

– Да?

– Дай ему понять, что он должен незамедлительно передать тебе эти книги вместе с курьером. Иначе он может замешкаться, отпустить нашего бедолагу, а потом так и не найти твой обратный адрес. Ясно?

Это было обескураживающе верное замечание.

– Пусть будет так… – Десс раздраженно поправила шляпку. – Хм… Выходит следующее: «Мне ничего не остается, кроме как надеяться, что вы, следуя велению своей мудрости, сберегли книги такие-то и такие-то. Прошу вас, направьте мне эти труды с носителем сего послания. Сохраните мне жизнь. Всегда ваша, Д.»

– Изысканно! – Рикардо одобрительно закивал.

– Благодарю, – Десс надеялась, что ей удалось покраснеть не слишком сильно. – Осталось как-то ввернуть названия книг.

– Сущий пустяк! – фыркнул Рикардо. – Давай напишем «Трактаты о пустоте и убежище». Хотя бы одно из этих слов непременно натолкнет его на верную мысль.

Десс обдумала это предложение.

– Знаешь, Рикардо, – признала она, – а ты не так и далек от мира строгих наук. По крайней мере, ты к ним гораздо ближе, чем хочешь казаться.

– Ты льстишь мне, Деспона.

– А ты пускаешь пыль мне в глаза, Рикардо.

Их взгляды встретились.

– Давай звать курьера, – просто сказал он.

***

Позвать курьера. Казалось бы, что необычного могло скрываться за покровом такой заурядности?

Какие сюрпризы мог затаить этот безобидный ритуал?

Первое же действие архивариуса ясно дало понять, что процесс будет как минимум необычным.

Он подошел к сове.

Конечно, ведь у каждой мелочи в этом месте была своя причина.

Рикардо наклонился к птице и что-то ей прошептал. Деспоне не удалось ничего различить, пусть она и стояла всего в двух шагах от жердочки.

Затем произошла следующая неожиданность.

Сова выглянула из-за плеча архивариуса и критически оглядела Деспону. И ее взгляд был настолько дерзким и осуждающим, что Десс на мгновение потеряла дар речи.

Да что эта птица себе позволяла?

Совиная голова тут же нахмурилась, нырнула обратно за широкие плечи Рикардо и… нет, этого не могло быть! Она что-то нашептала ему в ответ!

– Что происходит? – Десс не вынесла такого унижения. – О чем это вы там перешептываетесь?

– Тише! – шикнул на нее Рикардо. – Мы еще не закончили.

Деспона недовольно фыркнула, но врожденное чувство такта не позволило ей подойти ближе. Нет, подслушивать она не будет! Возможно, она будет вслушиваться чуть-чуть интенсивнее, чем обычно, но этим все и ограничится.

Ах, вот если бы только они говорили немного громче!..

Голос Рикардо выдернул ее из собственных мыслей.

– Он скоро будет здесь, Десс. Прокрути еще раз в голове свое послание, ты должна будешь записать его с первого раза.

– А почему у меня может не получиться? – обеспокоилась Десс, но Рикардо приложил палец к губам.

– Тише, – прошептал он, – лучше посмотри, что сейчас произойдет.

Десс решила не спорить и последовала его совету.

Сова еще раз окинула ее презрительным взором, подчеркнуто медленно моргнула и взлетела в черное небо. Крылья понесли ее в направлении острова. Что ж, этого следовало ожидать.

Десс про себя даже немного надеялась, что несносная птица потеряет свой головной убор, но шляпка продолжала уверенно держаться на месте. По крайней мере, Деспона точно заметила бы, случись этой шляпке покинуть наглую голову своей обладательницы и упасть навстречу волнам. Сложно было судить о чем-то более детально, поскольку на таком расстоянии сова все больше походила на бурую точку. На очень наглую бурую точку.

Точка наконец достигла острова и мягко спланировала на его поверхность.

Деспона прищурилась. Склонность к долговременному затворничеству в обществе книг и тетрадей явна не пошла на пользу ее зрению. Десс только сейчас поняла, что на острове высилась некая конструкция.

Конструкция очень напоминала полуразрушенное основание цилиндрической башенки и занимала большую часть суши. Она словно вырастала из неровной каменистой подстилки и всеми своими неоконченными очертаниями печально оседала под тяжестью ненастоящего неба.

Сова элегантно нырнула в эти руины и на некоторое время мир замер.

– Что теперь? – спросила Деспона.

– Она пытается его уговорить, – объяснил Рикардо. Он все еще опасался повышать голос и Деспоне приходилось вслушиваться, чтобы разобрать его шепот.

– То есть, сначала ты уговаривал ее, а теперь она пытается уговорить его? – девушка подошла к архивариусу и произнесла эту фразу спокойным, уравновешенным голосом нормальной человеческой громкости. Она не собиралась играть в эти игры и пугаться какой-то птицы! – И по какой же причине он может мне отказать? Разве это не его работа, доставлять письма? И кто такая эта сова? Если это действительно сова, конечно… – добавила она скептически.

– Десс, прошу тебя, давай подождем, – попросил Рикардо. Он неожиданно выглядел очень уставшим, даже изможденным. Десс начала подозревать, что его шепот мог объясняться не только желанием соблюсти все приличия.

– Он действует от своего имени и по собственной воле, – сжалился над ней Рикардо. Как же слабо звучал его голос! – Скажу тебе честно, я никогда не понимал, по какому принципу курьер отказывает одним и соглашается помочь другим. У него на все своя точка зрения, его очень сложно постичь. Обожди, ты сама все увидишь…

Десс пожала плечами.

– Скажи, а больше у нас вариантов нет? Нет ли людей, которые… могли бы лично доставить письмо в старый мир?

– Есть, – Рикардо очень сурово на нее посмотрел. – Такие люди, безусловно, есть. Но я им не доверяю. И тебе не советую. Уяснила?

Десс героически поборола ком, подступивший к ее горлу, и не менее героически кивнула.

– Просто праздное любопытство, – заявила она, и снова обратила свой взор в сторону острова.

Она вздрогнула.

Остров самым явным образом почернел. Он превратился в темную массу, которая была даже более черной, чем окружавшая ее вода, и даже более непроницаемой, чем небо над его руинами. Он дышал и клубился, как черный дым, а потом просто двинулся с места и пополз по воде.

– Рикардо! – Десс схватила его за руку. – Рикардо, он ползет к нам! Рикардо, я думаю, что нам лучше уйти! Рикардо, я…

– Успокойся, Десс, – он положил свободную руку на ее дрожащие пальцы и улыбнулся. Эта улыбка получилась неожиданно теплой по его саркастическим меркам. – Это и есть курьер. Он нас не тронет.

– Ты уверен? – нервно спросила она. Похоже, ее голос начинал дрожать вслед за руками.

– Нет, – улыбка Рикардо стала шире.

Десс не сдержалась и улыбнулась в ответ.

– Никогда не любила отправлять письма.

– Опасное это дело, – согласился Рикардо.

Она крепче стиснула его руку и с вызовом посмотрела на воду.

Десс облегченно выдохнула.

Остров был уже совсем рядом, но он был… меньше. Деспона снова прищурилась. И правда, с каждым преодоленным дюймом черная масса все больше съеживалась. Она перестала клубиться и теперь походила на чью-то тень. Тогда Десс все поняла.

В нескольких шагах от причала тень окончательно приобрела человеческие очертания и приветственно сверкнула лазурными глазами.

Через пару ударов сердца перед ними стоял мужчина. Непроницаемо черный, одетый в свободные одежды и не очень высокий ростом. Десс старалась разобрать, что было на его голове – то ли его волосы были настолько длинными и пышными, то ли он носил капюшон. В любом случае, ни острова, ни совы в шляпке нигде не было видно. Десс почему-то даже не удивилась.

– Приветствуем вас, досточтимый Курьер, – Рикардо слегка поклонился, и тень ответила тем же. – Мы с подругой были бы очень признательны вам, если бы вы помогли нам доставить одно письмо.

Курьер снова поклонился. Его сияющий взор был подчеркнуто обращен к Рикардо, что Десс сочла немного невежливым.

– Текст послания сообщит вам моя подруга, – продолжил Рикардо, – имя и адрес господина я уже нашептал сове.

Тень кивнула еще раз, и снова едва заметно.

– Прошу тебя, Десс, – Рикардо жестом предоставил ей слово.

Взгляд тени тут же переметнулся на девушку. Десс поняла, что ей было куда как комфортнее раньше, когда Курьер полностью ее игнорировал. Она поежилась под немигающим взором лазурных угольков и смущенно уставилась в пол. И как Рикардо настолько невозмутимо выносил присутствие этого господина?

– Хм, – Десс зачем-то откашлялась, по-прежнему стараясь не встречаться с тенью взглядами. – Итак, письмо!

Лазурные угольки немного сузились. Чуть-чуть, но заметно. Десс ненавидела, когда на нее давили!

– Скажите, а вам есть, куда записать? Или вы так запомните?

– Десс! – шикнул на нее архивариус. – Сообщение!

Ох, разговор шел совсем не по плану!

– Письмо, письмо, конечно, сейчас – пробормотала Десс. Она откашлялась еще раз, а потом посмотрела наверх. Наверху ничего не было… Ни слов, ни подсказок… Какой же была первая фраза? Что-то про спасение? Да, точно, они с Рикардо решили обойти все прелюдии и представления…

– Все, диктую, – сообщила она. Ведь курьер должен был разобрать, где начиналось письмо, верно? Она украдкой взглянула на Рикардо – тот был на грани того, чтобы начать метать искры. А ведь прогневать его было очень, невероятно сложно!

– Вы последний, кто может меня спасти, – внезапно вспомнила Десс. – Мне ничего не остается, кроме как всем сердцем надеяться на то, что вы, следуя велению своей мудрости, сберегли трактаты о пустоте и убежище. Я прошу вас… нет, умоляю! Направьте мне эти труды с предъявителем сего. Сохраните мне жизнь. Всегда ваша, Десс.

Уф! Похоже, все вышло не так уж и плохо. По крайней мере, могло быть гораздо хуже! Десс облегченно выдохнула.

Даже курьер, казалось, немного над ней сжалился, и тоже изобразил в ее сторону едва заметный кивок. Деспона расчувствовалась до такой степени, что поклонилась ему в ответ, причем не формально, а вежливо и придерживая шляпку.

Курьер, по-прежнему не говоря ни слова, развернулся на каблуках, и полы его длинных одежд взмыли следом элегантной волной. Он как ни в чем не бывало ступил на воду и устремился прочь. Вскоре Деспона потеряла его из виду.

– Ну, вот и все, – вздохнула она. И это был самый сладкий вздох за день.

– Деспона, – задумчиво молвил Рикардо. – Скажи, а я случайно не говорил тебе что-нибудь насчет подписи в конце письма?

Десс немного подумала. Ее эйфория начала потихоньку умирать – ей решительно не понравился тон Рикардо.

– Нет, – решила она наконец.

– Точно?

– По крайней мере, мне так не думается…

– Нет, погоди-ка – Рикардо не удовлетворился таким ответом, – подумай еще раз! Ты абсолютно и совершенно точно уверена, что я не давал тебе никаких рекомендаций насчет того, каким образом тебе было бы лучше под письмом подписаться?

– Рикардо! – взмолилась Десс. – Скажи прямо, где я на сей раз напортачила?

– Я просто хочу вспомнить, что я тебе говорил, – покачал головой архивариус. – Я хочу быть непоколебимо уверен в собственной правоте прежде, чем я спущу на тебя всех собак своего гнева.

– Ох, мне это совсем не нравится, – Десс возмущенно отступила на шаг искрестила руки на груди.

Рикардо проигнорировал эту демонстрацию.

– Сдается мне, милая Десс, что меня тоже настиг провал в памяти. Однако кое-что я помню конкретно и ясно. Одно простейшее обстоятельство. Я очень твердо себе зафиксировал, что в первой редакции нашего злополучного письма ты изволила подписаться как «всегда ваша, Д.» и не стала раскрывать своего полного имени.

– Видимо, – нахмурилась Десс. Злополучного письма? Этот фаталист совершенно не умел разговаривать с людьми! Он любую беседу превращал в подобие пытки!

– Видимо, поэтому я и не стал тебя поправлять, – продолжил несносный архивариус. – Я решил, что ты и сама в достаточной мере все понимаешь.

Десс стала не по себе. Интересно, это состояние теперь будет преследовать ее до конца жизни?

– А что я сказала сейчас?

Он посмотрел ей в глаза.

– Ты сказала, «всегда ваша, Десс».

– Ох! – вырвалось у Деспоны.

– Именно так, – согласился Рикардо.

Десс не стала больше геройствовать и тихонько осела на пол. Просто она очень устала стоять. Только поэтому.

– Хм, – Рикардо опустился на корточки рядом с ней. – Давай все же не будем драматизировать. Возможно, у нашего адресата слабая память, и он решит, что он просто тебя позабыл.

Десс задумчиво провела пальцем по холодному камню причала.

– Возможно, – опустошенно шепнула она.

– Десс… – Рикардо дотронулся до ее плеча. – Десс. Ты сделала все, что могла. Не вини себя, это я должен был проявить большую бдительность. Я должен был более явно обратить твое внимание на эту особенность. Десс…

– Боги, – всхлипнула она. Нет, плакать она точно не будет! Не хватало еще лишиться остатков достоинства в присутствии старого друга. – Боги, Рикардо! Я же знала, что пишу незнакомому человеку под видом пропавшей падчерицы, сестры и кузины в одном флаконе. На каком это уровне абстракции я перестала понимать, что творю? Я могла бы просто оставить ему свой обратный адрес, да еще приложить свой портрет…

– Десс…

– Не утешай меня, – попросила она. – Это была какая-то несусветная глупость. Да и как можно было изначально рассчитывать на то, что он перешлет мне все эти драгоценные книги?

– Он может, Десс, я хорошо его знаю. Совесть замучает его, если он оставит столь пронзительное письмо без ответа. Он может осторожно послать тебе встречный вопрос, это правда. Скорее всего, именно так и случится. Но вот полностью проигнорировать такую мольбу о помощи он точно не сможет.

– До чего славный дядечка, – Десс дернула себя за шляпку. – Если вы так близки, то чего же ты сам не написал ему письмо от своего собственного имени?

Десс знала, каким будет ответ архивариуса до того, как слова сорвались с его губ.

– Жители Шпиля не пишут во внешний мир писем от своего имени, Десс.

Конечно, не пишут… Кроме нее. Потому что она была самой недотепистой недотепой на Шпиле. Доверчивой недотепистой недотепой.

– Прости, дорогая, я не мог рисковать всем, – покачал головой Рикардо. – Я полностью доверяю Курьеру. Но ты не хуже меня понимаешь, что многое может случиться. Любое послание может попасть не в те руки, и…

– Я понимаю, Рикардо, я понимаю. Не нужно оправдываться.

Она и вправду все понимала.

– Здесь у меня все, Десс. Вся моя жизнь. Я бежал, позорно бежал от своего наставника… Я…

– Погоди, – перебила его Десс. – Я не думаю, что сейчас это что-то изменит. Ты, видимо, знаешь меня лучше, чем я сама. Знай я его имя, оно непременно бы вырвалось у меня при диктовке. Ведь так? Ты знал, что я, называя вещи своими именами, испугаюсь курьера и начну молоть чепуху, и поэтому…

– Я просто хотел повысить наши шансы на полностью анонимное послание, Десс.

– Есть что-то еще, – спокойно сказала Десс.

Вот теперь она точно все знала. И понимала. Мозаика сложилась. Очень внезапно, но весьма кстати.

Рикардо поморщился.

– Тебя ведь так просто не проведешь, верно?

– Точно. И что же это?

Рикардо рассмеялся и окончательно осел на пол вслед за Деспоной. Смех сотрясал его внушительную форму с такой силой, что Деспона на мгновение испугалась за его здоровье. Он не хочет отвечать. Что же, она поможет ему.

– Знаешь, что я в себе ненавижу? – спросила Деспона, когда архивариусу удалось наконец обуздать этот нервный приступ.

– Сложно представить, – признался он сквозь слезы. – Ты само совершенство, милая.

«Ты еще не видел мои рожки!» – подумала Десс. А вслух она сказала:

– Доверчивость.

– Доверчивость?

– Именно. – Десс устроилась поудобнее. Каким же все-таки холодным был здешний пол! – Вот скажи мне, почему я сразу не сообразила, что в твоей схеме есть что-то нечистое? Что даже настолько изобретательный архивариус, как ты, не станет предлагать фундаментально неосуществимый план, если в рукаве у него не будет припрятан хотя бы еще один козырь? Я с такой радостью ухватилась за соломинку, что мне до поры до времени было решительным образом все равно, есть ли в твоем предложении слабое место. Я просто с благодарностью бросилась в реку твоей добродетели и устремилась с тобой по течению.

– Десс…

– Не перебивай меня! – разозлилась она. – Я еще не закончила! Так вот, Рикардо, к чему я пришла. Несмотря на все твои заверения, в которые я поверила единственно потому, что мне очень хотелось в них верить… Так вот, несмотря на все твои заверения, я понимаю, что ни один добрый дядечка старого мира не будет слать драгоценные книжки неизвестно кому, если у него не будет определенных гарантий. Погоди! – она жестом показала ему, что еще сказала не все. – Я знаю, что ты хочешь мне возразить! Нет, и ответное письмо с его стороны также покажется чудом! Зачем же давать мне надежду? Как бы не выболтать ненароком что-то лишнее о себе! А ты? Зачем тебе вовлекать меня во всю эту авантюру с такой уверенностью, как будто все, что от нас требуется – это зайти в соседний дом и отправить бумажное письмо в конверте?

– Эх, Десс…

– Чем меньше я о тебе знаю, тем лучше, ведь так?

Рикардо вздохнул. Это был настолько монументально глубокий вздох, что Десс даже немного ему позавидовала. Такой вздох стоил целых двадцати в ее исполнении.

– Допустим, мы не теряли контакт, – нехотя признал Рикардо.

– С дядечкой?

– С таинственным господином, – устало кивнул архивариус. – Допустим, увидев моего курьера, он сразу поймет, что письмо от меня…

– И на нем не будет никаких опознавательных знаков, а заподозрить тебя в пособничестве сможет лишь тот, кто знает о связи курьера с тобой на-вер-ня-ка, – триумфально закончила за него Десс. – И вообще письмо явным образом будет от женщины.

– Все так…

– Ну и почему нельзя было сказать мне все это прямо?

– Для того, чтобы ты не выдала себя текстом, зная, к кому обращаешься. Для того, чтобы этот самый господин продолжил пребывать в блаженном неведении относительно моего местоположения, что будет лучше для нас обоих. Для того, чтобы он расстался наконец с этими несчастными книгами, покуда он, не имея склонности к точным наукам, не нашел бы кого-нибудь, кто смог бы ему их содержание растолковать… Мне продолжать?

Десс энергично помотала головой.

– А ты, в свою очередь, смог бы все эти книги перепрятать? – предложила она.

Рикардо расстегнул рукав правой руки и показал ей татуировку с медвежьей головой. Морда тут же начала скалиться, и архивариус резким движением натянул рукав на место.

– Верно, –просто сказал он.

– Равновесие? – спросила Деспона.

– Баланс, – ответил Рикардо.

Деспона покачала головой. Она встала с холодного пола и отряхнула одежду. Больше не нужно было терять время в этом гротескно-промозглом Вестибюле.

– Ну, и кому же я отправила наше письмо?

Рикардо поднялся вслед за ней.

– Очень хорошему господину, – сознался он. – Моему бывшему наставнику и во всех отношениях прекрасному сердцу. – Он также отряхнулся и даже поправил бороду. Педант! – Если книги при нем, то он их перешлет. Я думаю, что тон твоего письма будет достаточным для того стимулом.

– Какой же ты все-таки великий манипулятор, – заявила Деспона.

– Я слышу восхищенное отвращение, – ухмыльнулся Рикардо.

– Ну и как его зовут, нашего дядечку? – потребовала Десс.

Архивариус вздохнул.

– Гилфи, – он виновато посмотрел Деспоне в глаза. – У него много имен, но большинству он известен как мастер Гилфи. Он много писал о тебе, когда наша переписка была еще регулярной. Он не забыл тебя, Десс.

Десс никогда не была настолько близка к обмороку.

Конечно, она лишь немного пошатнулась и тут же взяла себя в руки.

Конечно, она не смогла полностью совладать со своей предательской мимикой, и на ее лице, должно быть, отразился весь сверхъестественный ужас, который она испытала при этом открытии. Конечно, Рикардо мигом осознал, что случилось нечто ужасное.

Как бы то ни было, Деспона ДиМарко смогла остаться в твердом сознании…

Но, боги… Как она об этом жалела!

Глава седьмая. Как погнаться за тенью

Должно быть, прошла целая вечность.

Они молча сидели и слушали ночь, не отрывая взоров от идеального круга фальшивого света. Никто не хотел говорить.

И тогда Бард, как и полагалось менестрелю, разбил тишину.

Он загадочно улыбнулся своим мыслям и тихонько присвистнул.

– Ну и ну… – протянул он.

– Действительно, – загадочно прошептала Анна.

– Бард, – молвила Деспона. – Сколько лет меня не было?

Бард почесал затылок.

– Года три, не больше. Может, два…

– Надо же, – улыбнуласьДесс. – Выходит, время на Шпиле течет с той же скоростью, что и дома…

– А оно должно было течь с как-то особенно? – удивился музыкант.

Десс многозначительно отмахнулась.

– Не столь важно сейчас…

– Это известный факт, – вставила Анна.

Они помолчали еще немного. Как жаль, что не все проблемы решались молчанием.

– Итак, – Бард снова не выдержал первым. – Итак, получается следующее… Увидев твое имя, мастер Гилфи поддался панике. А ведь ты всего лишь запросила в письме несколько книг…

– И так их и не увидела, – Деспона пожала плечами. – Я несколько раз ходила к Рикардо, но он только разводил в руки в стороны. Мы были очень обеспокоены, Бард. Очень! Мы вместе спускались к причалу и ждали курьера, но ни совы, ни самого черного человека там не было. Рикардо разволновался до такой степени, что вызвался самостоятельно посетить старый мир, но я отговорила его. Можешь представить себе, каково мне было узнать от тебя, что мастер Гилфи все-таки получил письмо. Скажи, почему он так и не выслал мне книги? И что сталось с курьером?

– Я говорил тебе, Десс, что не читал письма, – виновато улыбнулся менестрель. – Но это и вправду было письмо, самое настоящее. Не знаю, как ваш курьер его изготовил, но в руках у мастера Гилфи был настоящий конверт.

– Как же это все любопытно, – Деспона возбужденно поерзала на месте. – Оно было на обычной бумаге?

– Не могу быть уверен, Десс. Я видел его только мельком, один-единственный раз. Мастер поспешил спрятать его от меня, когда я застал его за чтением. Можешь называть меня фантазером, но мне показалось, что бумага была необычной, почти что черной. Однако не исключаю, что мое воображение увидел то, что хотело, а память сгустила краски. Как бы то ни было, мастер не позволил мне прочитать ни строчки. Он лишь целый день ходил хмурый, а потом вызвал меня к себе и усадил за стол в переговорной комнате. Тут-то я и понял, что дело неладно, – он всегда обсуждает плохие новости сидя.

– Чтобы не грохнуться в обморок, – хихикнула Десс.

– Именно, – улыбнулся Бард. – Мастер Гилфи посмотрел на меня серьезными грустными глазами, поправил очки и сказал, что получил от друга очень необычные вести, и что эти вести касались тебя. Он сказал, что ты просила у него что-то, что он уже никак не мог тебе дать, и что он был чудовищно перед тобой виноват… Мне тогда показалось, будто он решил, что кто-то держит тебя в заложниках, Десс. Мы ведь не знали, куда ты запропастилась…

Деспона смущенно потупила взор.

– Я теперь понимаю, что этот Рикардо иногда посылал о тебе весточку… Мастер Гилфи наотрез отказывался делиться со мной источником своих новостей. Только успокаивал меня время от времени, что у тебя все в порядке, и что за тобой присматривает его давний друг. Все время сокрушался о том, как сильно подвел тебя, Десс… Мечтал о твоем возвращении.

Десс спешно вытерла со щеки предательскую слезу.

– То есть книг у него больше нет, – заключила она.

– Насколько я понял, они утеряны, – кивнул Бард. – И, как мне кажется, безвозвратно.

– Или Братья их выкрали, – с чувством предположила Деспона.

– Все может быть, – согласился Бард. – Всякое случается… Но у нас была и другая зацепка.

– Твоя труба и колода карт? – догадалась Деспона. – Совершенно не возьму в толк, как все эти вещи попали к мастеру Гилфи. Сначала книги, а потом и другие артефакты со Шпиля… И это при том, что он имел очень слабое представление о том, что такое Шпиль, и с чем его едят.

– Братья привыкли не задавать лишних вопросов, – слабо улыбнулся Бард. – Он молча принимал эти чудесные вещи и надежно их прятал.

– Он входит в Братство медведя? – ахнула Деспона. – Как такое возможно?

– Входил, – поправил ее Бард.

– Мне казалось, что эта секта не из тех, кто позволяет аннулировать членский билет, – поморщилась Десс.

– Так и есть, – не стал спорить Бард, – однако наш мастер сумел и здесь найти компромисс. Он отошел от активной деятельности в обмен на простую услугу. Они условились, что двери его Академии будут открыты для Братьев круглые сутки, а сам Гилфи без лишних вопросов и возражений будет готов принять на хранение любую вещицу по желанию Братства. У такого положения есть и свои преимущества – некоторые Братья любят поговорить, Десс. Так и получилось, что мастер Гилфи прослышал о Прорицательнице, которая, судя по слухам, лучше других разбиралась в таинственных штуках, что продолжали попадать в руки Братьев с завидным постоянством… Поэтому, не имея на руках книг и, соответственно, не будучи в состоянии помочь дорогой Десс напрямую, он попросил меня разыскать эту Знахарку и прояснить назначение вещиц у нее. Видишь ли, он надумал разыскать тебя, Десс. Его знаний не хватало на то, чтобы понять суть хранящихся у него фолиантов, но вот сложить два и два он сумел – труба и колода его очень заинтересовали.

– И как они должны были помочь в моих поисках? Почему не поручить мое спасение Рикардо?

– Я думаю, – пояснил Бард, – мастер Гилфи рассуждал так. Рикардо никогда не сообщал ему о собственном местонахождении – он держал свои координаты в строжайшем секрете. Записка, переданная с его курьером и написанная от твоего имени, могла означать только две вещи: либо с Рикардо случилось неладное, либо он исчерпал все доступные ему ресурсы и не может тебе помочь. Так и родилась простая идея – разыскать тебя самостоятельно. А колода и труба были нашей единственной уликой. Ах, если бы Знахарка подсказала нам, где изготовили эти предметы, мы смогли бы тебя найти. Ведь книг у мастера Гилфи больше не было…

– То есть книг он тебе не показывал? Никогда-никогда?

– Я не лучше него разбираюсь в точных науках, – пожал плечами Бард. – А другим он не доверял. Он очень ответственно относился к своей миссии, Десс, даже когда между ним и Братством уже не осталось никаких чувств.

– Стало быть, – смутилась Десс, – он все же передал тебе трубу и колоду, не имея на то никакого права? Бард, у него же будут проблемы!

– Только если кто-то из Братьев решить потребовать их обратно, что крайне маловероятно.

– Но они же забрали книги!

– Не факт, Десс, не факт… Я не знаю, что сталось с книгами. Ничего нельзя исключать.

– Откуда тебе все это известно, менестрель? Про его выход из Братства и про обстоятельства их сделки? Неужто мастер Гилфи сам тебе все рассказал?

– У меня есть свои источники, зануда, – улыбнулся Бард.

– То есть он пригрел на груди гадюку? – Десс улыбнулась в ответ. – Хорошо, тогда еще один вопрос. Почему ты с такой уверенностью решил, что Гончие про меня знают? Ты полагаешь, что курьер угодил к ним в лапы?

– Хм, – замялся Бард. – Гилфи был так уверен, что ты в смертельной опасности! А что еще может угрожать человеку на Шпиле?

– Ну уж нет, – обиделась Десс. – Ты старый лис, Бард! У них ничего на меня нет! Признай, что ты просто обманом выманил меня в этот парк!

– Я просто хотел тебя заинтересовать, – оправдался менестрель.

– Испугав меня до смерти? Бард, я бы и так за тобой пошла! Зачем было меня обманывать?

– Я не обманул, а немного домыслил очевидное, Десс… Давай ты дослушаешь окончание нашей с Анной истории, и потом сама все решишь. Идет?

– Идет, – надулась Десс.

– Только не дуйся! – предостерег ее Бард.

***

Отправив Анну и Руфуса на поиски грота, Бард остался один перед воротами Брандстада. У него было еще несколько минут для того, чтобы проскользнуть внутрь.

Менестрель с удовлетворением отметил, что основной караван не успевал добраться до города до закрытия входа. Стало быть, Тиллиан и компания проведут еще одну ночь в чистом поле, что было во всех отношениях очень кстати. Конечно, в их распоряжении еще оставались многочисленные гостиницы, разбросанные здесь и там на подходах к городу, однако это не отменяло главного – на целую ночь между Бардом и Тиллианом вырастет непреступная крепость. На целую ночь, полную непредсказуемых встреч, приятных бесед и разного рода полезных знакомств.

Бард потер руки в предвкушении продуктивной вылазки.

Он закинул сумку за спину, бережно присоединил к ней футляр с лютней и шагнул навстречу стражникам.

Через четверть часа он уже шагал по одной из самых оживленных улиц, выглядывая гостиницу побогаче.

Как он скучал по этому городу! Огни струились из окон и разливались по стенам, сверхъестественная белизна которых с наступлением ночи приобрела оттенки расплавленного золота.

Бард восхищенно вдыхал знакомые ароматы и упивался знакомыми звуками.

«А может быть, стоило наоборот подыскать себе пристанище в квартале попроще?» – думал он. Наверняка простой люд знал о Прорицательнице не меньше, чем сильные мира сего.

Бард задумался.

Да, подобный ход мыслей определенно имел право на жизнь. Нужно было начать с дешевой таверны, и только потом плавно мигрировать в более престижные районы. Ведь богатым чаще спалось хуже, а ближе к утру они становились наиболее разговорчивы. Ну а бедность и напряженный труд были лучшим снотворным. Поэтому Бард решил, что шансы найти интересного собеседника из числа простых работяг были наиболее высоки именно в этот час, и теперь ноги сами несли его обратно к стене города.

Гостиницы и таверны бедных кварталов пестрели самыми изобретательными вывесками, но ни одна из них не смогла задержать его взор дольше, чем на мгновение. Бард привык доверять своей интуиции. Он знал, что не пройдет мимо нужной гостиницы, даже если она будет прятаться в самом темном из закоулков.

Например, вот это досточтимое заведение… «Пристанище менестреля»? Бард многозначительно ухмыльнулся. И грубо нарисованная лютня на вывеске – ну разве это был не подарок судьбы? Он натянул на голову капюшон и ступил внутрь.

Бард разочарованно нахмурился. Посетителей было уже совсем мало.

Три человека сидели у барной стойки, несколько угнетенно-молчаливых компаний ютились по углам и тихонько о чем-то перешептывались. Никто даже не посмотрел в сторону Барда, когда он вошел. Что же, это было очень похоже на Брандстад – каждый занимался своим делом.

Однако Бард по-прежнему был уверен в своей интуиции – общий зал таверны был настораживающе тихим, а значит у менестреля будет работа. А когда после пары баллад благодарные посетители подойдут похлопать его по плечу и с не меньшей благодарностью примут предложение пропустить с ним по стаканчику здешнего крепкого напитка, начнется настоящая деятельность по добыванию информации.

Бард медленно спустил футляр с плеча и откашлялся.

Даже такое малое количество зрителей заставляло его кровь бурлить в радостном предвкушении. Воспоминание о струнах отдавалось в его пальцах сладостной ломотой. Скоро…

– Сыграй мне северную балладу.

Бард был настолько погружен в свои мысли, что не услышал, как за его спиной скрипнула дверь.

Тиллиан не спеша прошествовал внутрь и остановился перед Бардом.

– Ты очень предсказуем, менестрель, – усмехнулся то ли купец, то ли Гончая.

– Ты проследил за мной, – вырвалось у Барда. – Но как?

Тиллиан снова усмехнулся.

– Не стоит оставлять свою лютню где попало.

Бард опустил футляр на пол и резким движением открыл защелки. Лютня была на месте. Он достал инструмент и бережно его осмотрел – ничего.

Тиллиан захохотал.

– Ты не там ищешь, менестрель. Совершенно не там.

Бард снова посмотрел на футляр.

– Верно! – громыхнул Тиллиан.

Бард опустился рядом с футляром на корточки и прощупал руками его подкладку. Он приподнял бархат и провел ладонью под ним.

– Неужели еще не нашел? – забавлялся купец.

Его рука наконец нащупала нечто инородное. Бард подковырнул холодный, гладкий диск из непонятного метала и извлек его наружу. Даже в дрожащем свете дешевых свечей этот странный предмет отливал серебром. Он как будто бы излучал собственное сияние.

– Что это? – брезгливо спросил Бард.

– Это – мой лучший друг, – оскалился Тиллиан. – Небольшое изделие мастеров Конклава, которое я весьма своевременно подложил в твой драгоценный футляр, пока ты, позабыв обо всем на свете, бегал спасать прекрасную незнакомку. Он помог мне тебя обнаружить, мой дорогой менестрель. Конечно, устройство не показало бы такую примерную эффективность, не будь у тебя в душе столько Пустоты. Выследить тебя и подкупить стражей на входе было уже делом техники.

Глаза Барда налились ужасом.

– Ах, не переживай! – улыбка Тиллиана стала совсем нестерпимой. – Бедная Анна не настолько глупа – в ее вагончик такую штуку не подложить. Мне искренне жаль, что у вас хватило прозорливости разделиться. Но ничего, для начала беседы мне хватит и одного из вас, мой несообразительный друг.

Бард с отвращением отбросил диск в сторону. Тиллиан молча пересек комнату и поднял предмет.

– Не стоит разбрасываться такими сокровищами – даже на Шпиле их не так уж и много.

– Что она тебе сделала? Она никому не расскажет о вас, зачем вам ее преследовать? – прошипел на него Бард.

– Это ее собственные слова, или ты выдаешь желаемое за действительное? – Тиллиан неспешно вернулся к тому месту, где стоял Бард, и сунул диск в карман своего камзола.

Посетители по-прежнему не обращали на них внимания. Только хозяин гостиницы на мгновение отвлекся от вытирания стаканов и бросил в их сторону короткий, но озабоченный взгляд.

– Она просто хочет жить, – ненависть сдавила Барду грудь, слова давались с трудом. – Ей и так очень плохо. Почему вы продолжаете ее преследовать?

– Мы? – переспросил Тиллиан. – Здесь только я. Мои коллеги привлекли бы ненужное внимание, менестрель. Доверие Фавра велико, и оно позволяет его Гончим решать вопросы удобными им способами. Что касается Анны… Ты знаешь ее не более дня. Не делай поспешных выводов о ее характере.

– Иные характеры можно прочесть за минуту, – парировал Бард. – Как, например, твой.

– Что же…. Наш общий друг Ханси предупреждал меня о твоей горячности. Ты очень быстро выбрал свою сторону, музыкант. Даже не стал разбираться.

– Наш общий друг?

Бард застыл на мгновение.

– Главное – это баланс, – ухмыльнулся Тиллиан. – В дружбе, на войне, в Братстве… Везде.

Бард не находил слов.

– Я вижу, ты удивлен? – Тиллиан опустился на корточки рядом с Бардом и с показной заботливостью аккуратно, почти трепетно уложил лютню в футляр. – Какой славный урок, правда? Как будто заготовленный самою судьбой. Человек, которому ты доверял столь безраздельно, ведет двойную игру…

Бард нашел в себе силы огрызнуться.

– Я не доверял ему безраздельно…

– Примем эту оговорку, – Тиллиан был так близко, что его тяжелое дыхание обжигало Барду лицо. Менестрель в отвращении поморщился. – Но, держу пари, в сговоре со мною ты его тоже не подозревал? Вечно нейтральный, корректный, загадочный… Скажи, менестрель, тебе ведь наверняка интересно, какую роль уважаемый Брат сыграл в обнаружении дорогой Анны? Смотри! – Тиллиан бережно закрыл футляр и затянул одну из защелок. – Видишь эти пальцы? Толстые, как колбаски, грубые и неловкие. Этим рукам не дано исполнять музыку, – он покачал головой в притворной грусти. – Иное дело – ловкие пальцы наемника…

– Но зачем ему это? – руки Барда впились в футляр.

– Никто не ответ тебе лучше него самого… Ханси! – позвал Тиллиан.

Дверь еще раз скрипнула, и наемник скользнул внутрь.

– Предатель! – вскричал Бард.

Ханси сделал примиряющий жест. Один из посетителей повернулся в их сторону, но тут же отвернулся обратно, увидев, что конфликт еще далек от своей кульминации. И только взгляд хозяина стал немного более пристальным.

– Я не желаю вам зла, – Ханси осторожно присел рядом с ними и сделал вид, что помогает с футляром. – На улице остался только Джозеф, – тихонько обратился он к Тиллиану. – Лошади привязаны к столбу. Давай не задерживаться.

Купец отрывисто кивнул.

– Смотри, менестрель. На верхнем этаже есть уютная комната. Мы просто хотим, чтобы ты провел там один день. Идет?

– Не идет, – Бард отпрянул от них и вскочил на ноги. Оба мужчины медленно распрямились напротив него. – Почему ты это сделал, Ханси?

– Я пытался тебя предупредить, Бард, – пожал плечами наемник. – Рассказал тебе все про Шпиль, про Гончих. Избавил тебя от сомнительного удовольствия играть северную балладу и принял удар на себя.

– Но зачем ты это сделал?

– Затем, что наше сотрудничество с Тиллианом родилось не сразу, мой дорогой друг. Я бы предпочел отсчитывать начало этого плодотворного союза с момента моего триумфального выступления у костра. Видишь ли, я не только выручил тебя в тот момент, Бард. Я также дал Тиллиану понять, что многое про него знаю. У нас потом произошел диалог, и он смог убедить меня в том, что изгнание госпожи Анны с просторов нашей Империи поможет общему делу сохранения баланса всего и во всем. И я склонен с ним согласиться – то, что отдано тени, не имеет права вернуться.

– Она просто хочет жить! – взревел Бард.

– Вопреки воле баланса, – спокойно ответил Ханси. – Ее присутствие не принесет в этот мир ничего, кроме смуты. Чем меньше людей знает о Шпиле и сталкивается с проявлением Тени, тем лучше, Бард. В этом наша позиция начинает сближаться с позицией Гончих, пусть и методы мы используем немного разные.

– Для чего ты тогда прочел мне целую лекцию, – Бард угрожающе наклонился к нему. – Для чего объяснил все в деталях и дал время подумать?

Ханси драматично вздохнул.

– Для того, мой дорогой Бард, что я знал, что рано или поздно ты найдешь возможность и способ познакомиться с нашей прекрасной беглянкой. И потому я рассудил, что куда лучше будет, если ты сначала услышишь некоторые фундаментальные вещи в моем объективном и непредвзято-логическом переложении, нежели будешь зачарованно ловить каждое слово этой удивительно предвзятой Анны. Сразу замечу, что я нисколько не считаю эту предвзятость ее сознательным упущением. Скорее, досадным недоразумением, основанным на не самом приятном и, прямо скажем, не самом типичном опыте лично этой госпожи.

– А на чем зиждется твоя объективность? – прорычал Бард. – Не удивишься ли ты, если я скажу, что ваши рассказы во всем совпадают? Она не сказала мне ничего, что противоречило бы твоим словам!

– Наши рассказы совпадают во всем, кроме демонизации образа господина Тиллиана, Бард, – спокойно возразил Ханси. – А этот предмет требует дополнительного исследования.

Бард сделал шаг назад.

– Мы предлагаем тебе снять комнату, менестрель, – Тиллиан пригрозил ему пальцем. – Мы предлагаем тебе снять комнату за наш счет. Если эта гостиница не устроит тебя… Что ж, мы найдем тебе пристанище подороже. Только не делай глупостей, Анне ты уже не поможешь.

– Вы не найдете ее, – отрезал Бард.

– Мы всегда находим то, что ищем. Ее вагончик видели отъезжающим в лес. Мне достаточно этих данных. В остальном – позволь мне положиться на свои приборы.

Мысли Барда сплелись в клубке лихорадочных подозрений. Приборы? Стало быть, они могли как минимум сузить область поиска? Он должен был во что бы то ни стало отыскать Анну раньше, чем они! Но как от них вырваться… Еще один головорез ожидал его снаружи. Мог ли Бард рассчитывать на эффект неожиданности?

– Даже не думай, – пригрозил ему Тиллиан.

– Хочешь устроить драку прямо здесь? – ухмыльнулся Бард. – А как же твоя всеобъемлющая секретность?

– В этом городе происходят тысячи драк, – заверил его Тиллиан. – Одной больше, одной меньше…

Он сделал шаг вперед.

– Чепуха, здесь нет преступности! – Бард еще немного подвинулся к двери, сжимая в руках футляр.

Тиллиан захохотал.

– Вот что бывает, когда выступаешь только в самых дорогих тавернах, менестрель. Оглянись вокруг, мы никому неинтересны, кроме хозяина этой забегаловки, единственная забота которого состоит в том, чтобы мы ничего здесь не расколошматили! А в остальном… ему нет дела до твоей жизни, музыкант.

«Как и до твоей», – подумал Бард.

У него был только один шанс, и он не хотел его упустить.

Все произошло быстро.

Тиллиан протянул свою широкую лапу в направлении руки Барда. Когда его пальцы соприкоснулись с тканью рукава менестреля, тот резко дернулся и прыгнул к двери.

Одного короткого мгновения, которое понадобилось Барду для того, чтобы закинуть футляр с лютней на плечо и дернуть ручку двери на себя, хватило Ханси для того, чтобы оказаться с ним рядом.

Наемник был более расторопен – он обхватил Барда сзади и крепко прижал его руки к бокам. Футляр и сумка оказались зажаты между ними.

– Ну же, Бард, не делай глупостей, – шепнул Ханси.

Он не ожидал того, что произошло следом. Бард вскинул ноги и уперся ими в дверь. Он что было сил оттолкнулся и оба, наемник и музыкант, оказались на полу. Футляр жалобно скрипнул и хрустнул. Только бы лютня не пострадала!

Бард рывком поднялся на ноги и обнаружил, что это движение далось ему на удивление легко. Футляр при падении угодил Ханси прямо в лицо, и наемник озадаченно потирал окровавленный подбородок.

Тиллиан, как и следовало ожидать, уже стоял у двери. Он расставил руки в стороны и закрывал собой весь проход, что-то крича на улицу через плечо. Не было времени придумывать более изящный способ. Бард извлек из внутреннего кармана плаща небольшой нож и прыгнул на Гончую. Глаза Тиллиана озадаченно округлились. Нет, в них не было испуга, только недоумение. Он потянулся к поясу, где висел его собственный кинжал, но лезвие Барда уже сверкнуло в неровном пламени свечей. Он ударил огромного мужчину наотмашь, рассекая ему плечо и оставляя на трицепсе кровавую полосу. Вместо того, чтобы выхватить оружие, рука Тиллиана инстинктивно дернулась в совсем противоположную сторону. Вторая ладонь обхватила рану. Тогда Бард всадил носок своего сапога ему в ногу, чуть пониже колена и немного сбоку, и Тиллиан, пытаясь устоять на ногах, угрожающе накренился. Бард оттолкнул его, проскальзывая на улицу.

Джозеф уже ждал его там с мечом наперевес. Бард бросился на него, потрясая ножом и наемник, не ожидая от менестреля такой прыти, на мгновение смутился. Лошади стояли прямо за его спиной. В самоубийственно глупом маневре Бард плечом влетел ему в грудь и опрокинул его на мостовую. Он вскочил на первую попавшуюся ему лошадь и взмахом кинжала обрубил привязь, удерживавшую ее у столба. Бард дернул за поводья, издавая нечленораздельный крик, и лошадь его поняла. Она дернулась с места и бросилась уже было вниз по улице, когда прямо у нее на пути вырос Ханси.

Бард заметил боковым зрением, как Тиллиан, слегка прихрамывая на одну ногу, вываливался из двери вслед за наемником.

Времени думать не было. Бард зажмурился и пришпорил несчастную лошадь. Животное не успело затормозить и протаранило Ханси, сбивая его с ног. В отчаянном выпаде наемник попытался ухватиться за поводья. Ему это удалось, и он проехал так несколько шагов, цепляясь за шею лошади и неловко скользя ногами по мостовой. Бард полоснул его кинжалом по руке.

Ханси вскрикнул и ослабил хватку, и Бард попробовал окончательно избавиться от него, ударив наемника по лицу тыльной стороной рукояти.

Вместо того, чтобы отпустить лошадь, Ханси вцепился в нее втрое сильнее.

– Да перестань же ты! – прокричал ему Бард, но Ханси лишь продолжил карабкаться.

Не обращая внимания на град ударов, который обрушивал на него менестрель, он еще немного подтянулся на руках и попытался нащупать под ногами землю.

Объятая паникой лошадь уже сбилась на шаг. Она лихорадочно мотала головой и неловко гарцевала, невольно помогая своему наезднику в борьбе с неведомо откуда возникшей угрозой.

Ханси наконец-то сумел подстроиться под ее движение и оттолкнулся ногами от земли. Бард был готов к этому. Он встретил наемника в верхней точке прыжка и всадил нож прямо в его плечо. По самую рукоять.

Закричали оба.

Ханси, потому что к пронзительной боли, поразившей его правое плечо, добавился шок от удара спиной о мостовую.

Бард, потому что за всю свою бесконечно долгую жизнь он так и не привык к бесчеловечному цинизму драки за место под солнцем.

Лошадь, почувствовав, что инородная ноша наконец-то перестала ее терзать, сорвалась с места.

Бард припал к ее шее, держась за поводья дрожащими руками. Где-то за его спиной кричали люди.

***

Бард до рассвета скитался по городу. Он беспорядочно направлял своего скакуна между темными аллеями и пылающими мостовыми, меняя одну улицу за другой, ныряя в незаметные переулки и сторонясь площадей. Совсем как проклятый всадник, обреченный навеки преследовать случайных прохожих своим призрачным образом…

Возможно, кто-то заметил его. Возможно, кто-то и вправду принял его за мстительный дух, посланный ушедшими богами как возмездие за былые грехи.

Барду не было до них дела. Бард блуждал в своем полубреде.

Он несколько раз пригонял лошадь к стене, как будто надеясь найти брешь в ее беспощадной монолитности, но всякий раз мирился с неудачей.

Первые несколько часов лошадь, чувствуя его нетерпение, шла легким галопом. Ближе к рассвету ее шаг приобрел обреченность наездника, а улицы окончательно слились в одно бесконечное пятно.

Пару раз Барду померещилось, что проходящие мимо часовые рассматривали его с особым интересом, но он заставлял себя выглядеть непринужденно.

Тиллиан, видный купец, наверняка сразу сообщил о стычке городской страже. В этом сомневаться не приходилось. Но вот по каким признакам они могли его вычислить? По пути ему попадалось немало всадников… Ночная жизнь Брандстада всегда била ключом, и проверить каждого человека было физически невозможно.

Когда первые лучи настоящего солнца наконец пришли на смену полыхающим канделябрам и факелам, Бард с облегчением пришпорил своего скакуна в направлении городских ворот.

Мысль о том, что его могут арестовать на выходе, сковала его тело холодным страхом. Может быть, постараться пристроиться к какой-нибудь кавалькаде? Слиться с толпой?

Ему повезло. Стражники у ворот выглядели, как сонные мухи в жаркий день.

Они лениво дирижировали потоком путешественников и проявляли хоть какое-то подобие бдительности исключительно в отношении вновь прибывших.

Бард спокойно покинул город.

Он проехал немного вдоль обсидиановой стены, и только когда дорога укрыла его от возможных последователей за своим изгибом, позволил лошади перейти на галоп.

Бард не нуждался в карте. Он быстро разыскал лесную тропу, по которой вечером накануне должна была проехать Анна.

Спустя мучительные полчаса дорога приблизилась к знакомому повороту. Сердце его забилось сильнее.

Глаза остервенело всматривались в лесную чашу по правую руку, хотя разум и понимал, что до грота еще достаточно далеко.

Когда изгиб дороги наконец-то принял до боли знакомую форму, Бард уже едва держался в седле. Он соскочил с лошади и пробежал последнюю сотню шагов на своих двоих.

Верный скакун покорно принял очередное чудачество своего нового хозяина и философски шагал следом.

Но Бард не оборачивался.

Лесной путь завершил свой изгиб. Он был на вершине.

Первым, что увидел Бард, был изумрудный вагончик. На первый взгляд, он выглядел совершенно обычно. Вагончик был невредим и скромно посверкивал в слабых лучах лесного солнца.

Но Бард знал, чувствовал всеми своими нервными окончаниями, что стряслось нечто ужасное. Сердце норовило выскочить у него из груди. Он бросился к вагончику, побежал к нему сломя голову, спотыкаясь о холодную влажную землю, но, когда его пальцы сомкнулись на ручке изумрудной двери, вагончик исчез.

Бард отступил на шаг.

Вагончика не было. Он пропал.

Бард потер глаза, помотал головой, ущипнул себя за руку, зажмурился… Но вагончика не было.

Он не существовал, испарился.

Бард увидел нечто другое. Деревья расступились перед ним, обнажая дорогу к гроту. Он ясно видел его перед собой – нерукотворный коридор посреди дремучих лесов.

Бард ступил внутрь.

Неужели коридор и вправду был таким широким? Казалось, прежде он еле протискивался меж стволов, раз за разом теряя направление на грот и вновь находя его лишь каким-то чудом.

Но нынче он видел грот, видел его ясно, и он приближался к нему, шаг за шагом, шаг за шагом, шаг за мучительным шагом.

Почему так тяжело было идти?

В чем увязли его ноги?

– Анна! – позвал Бард. – Анна, где ты?

Это было так глупо! Что, если Тиллиан опередил его? Что, если он был уже здесь, у изгиба дороги, напротив тайной тропы?

Но откуда ему было знать, как найти этот грот?

– Тропа тем шире, чем больше ты в ней нуждаешься…

Кто это сказал? Кому принадлежал этот голос? Женский… Это был женский голос. Но Бард никого не видел.

Он тревожно оглянулся, посмотрел вправо и влево, и вновь посмотрел вперед, а потом – снова назад.

Тропа сомкнулась. Там, позади, не было ни грота, ни вагончика, ни дороги. Там не было выхода.

Бардом овладела паника. Анна…

К глазам подступили слезы, стало тяжело дышать. Он раздраженно размазал слезы по щекам, жадно вдохнул разреженный воздух, упал на одно колено.

– Но чем яснее тропа, тем тяжелее по ней ступать.

И снова этот голос!

А потом… Снег! С неба снова начал падать снег. Он таял, касаясь его лица, и смешивался со слезами. Он пропитал его волосы, плащ…

Лютня! Отчего он сейчас подумал про лютню. Отчего-то это казалось сейчас таким важным.

Бард бережно спустил футляр на землю и достал из него инструмент. Футляр и вправду треснул, когда он попал между менестрелем и Ханси, но вот лютня, лютня была цела.

Бард уже не сдерживал слез. Он нежно обнял ее, он баюкал ее, как ребенка.

Лютня, милая лютня… И Анна…

Внезапно сделалось жарко. Отчего ему было так жарко? Лес горел!

Бард вскочил на ноги, все еще прижимая лютню к груди.

Пламя рвалось к нему сквозь деревья, он кусало его за одежду, обрывало его рукава. Бард бросился бежать. Но тщетно, пламя было повсюду… Всепожирающий огонь, от него не было спасения, не было выхода, от поглощал все… все, кроме грота.

Грот по-прежнему был впереди. Он не приблизился ни на шаг, он был все так же далек, но он… был. В отличие от вагончика, грот существовал. Ведь так?

Жар ушел, пропал, испарился. Но теперь почему-то стало темно. Лютня по-прежнему была у него на руках, а футляр лежал рядом. Кто принес его сюда? Ведь Бард убежал далеко… Он бежал очень быстро, спасаясь от лесного пожара.

Что-то коснулось его ресниц, что-то нежно погладило его по волосам. Что-то попало ему в глаза.

Пепел!

Сизые хлопья пепла падали с неба. Деревья казались мертвыми, обгоревшими, но Бард не мог сказать наверняка. Их силуэты очень неясно проступали сквозь мрак, потому что уже давно настала ночь. Может быть, их костлявые ветви еще просто не успели обзавестись новыми листьями? Как это все было странно, ведь Бард бежал очень долго. Так долго, что чуть не забыл свое имя, чуть не забыл, от чего он спасался. Получается, он бежал целый день, но ему так и не удалось убежать от пустого футляра.

Он бережно поднял футляр и перевернул его, вытряхивая пепел на землю. Он положил туда лютню и попытался закрыть футляр, но защелки с трудом вставали на место. Крышка была сильно повреждена после падения.

Бард опустошенно опустил руки. Как же идти дальше, если футляр отказывался закрываться?

Что же было делать?

Он беспомощно огляделся, надеясь, что мир сам подбросит ему ответ.

Но ничего не происходило, лес молчал, а грот был все так же далеко. Мысли были словно в тумане.

Бард ощупал себя руками, проверил карманы плаща, нащупал пояс…. Пояс, что он носил поверх сорочки! Трясущимися пальцами Бард стянул его с себя и, обвив вокруг футляра, завязал. Теперь туника свободно свисала с его уставших плеч. Бард ненавидел выглядеть неопрятно.

Он медленно встал и привычным, но очень медленным движением, закинул футляр за плечо. Теперь они снова были вместе – лютня и сумка.

Бард удовлетворенно кивнул.

Он поднял взор, надеясь оценить дистанцию, отделявшую его от грота, но вместо грота увидел Ханси.

Из плеча Ханси торчал нож. Его нож.

Бард отвернулся – при виде крови его мутило.

Он был готов ждать. Пусть наемник уйдет. Пусть отставит его. Ему нужно было попасть в грот – он ведь знал, что Анна ждала его там.

Внезапно, Ханси молвил:

– Дьявол живет на севере.

– Прости? – не понял Бард. Он вынужден был поднять глаза.

– Ты хочешь знать, где? – наемник не смотрел на него. Он глядел в пустоту. – О, неподалеку отсюда! Я могу тебе показать.

– Ханси, – осторожно начал Бард.

– На севере есть непроходимые топи, – невозмутимо продолжал тот. Его взгляд был обращен в никуда, губы едва двигались. Голос Ханси звучал неожиданно умиротворенно, и Бард ощутил прилив неясной тревоги.

– Эти болота только кажутся непроходимыми, – спокойно заметил наемник. – На самом деле, в них – только начало. Даже серые боги больше не заглядывают в те края, настолько прочно там обосновался дьявол. То, что ты разглядываешь в свою трубу, все твои карты – все это от него. От дьявола. Там, в окоченевших северных топях, начинается его предел.

– Боже, да что с тобой? – превозмогая свой страх, Бард положил руку ему на здоровое плечо, но Ханси не среагировал.

– Глупцы, – он лишь грустно покачал головой. – Они думали, что сбегают от мира, а сами лишь прыгнули в объятия лжи.

– Тебе нужна помощь, – сказал Бард. – Позволь…

Он осекся. Разве он мог ему чем-то помочь? У него не было с собою ни трав, ни бинтов. Он был бессилен. Мастер Гилфи всегда ругал его за это… За такую преступную непредусмотрительность. А сейчас из-за этого Ханси умрет. Непременно умрет…

– Почему ты ее выбрал? – спросил Ханси.

Небо продолжало ронять пепел, но сейчас вместе с пеплом падал и снег.

Где-то рядом раздавался шепот огня – это пожар с новой силой разгорался вокруг.

Почему он выбрал Анну?

Они не выбирали друг друга. Они просто встретились. Но разве Ханси это поймет?

– Потому что она не ставила меня перед выбором, – спокойно ответил Бард. – Всегда выбирай того, кто не ставит тебя перед выбором.

Ханси молчал. Ханси все так же смотрел в пустоту.

– Она – мой баланс, – шепнул ему Бард.

И тогда Ханси шагнул в сторону, уступая менестрелю дорогу.

– Дьявол живет там, – молвил он, указывая на грот.

Бард сделал глубокий вдох и зашагал дальше.

***

Был вечер. Определенно был вечер. Коридор, казалось, сделался немного уже, и ветки цеплялись Барду за рукава. На деревьях были листья – самые настоящие, влажные и живые. Воздух дышал свежестью засыпавшего леса, а на земле не было ни снега, ни пепла. Так и должно было быть.

А грот, грот понемногу рос в его взоре. Он был все ближе, и Бард чувствовал его с каждым шагом.

Из-за стволов шагнула фигура, толкая впереди себя темноту.

Фигура преградила ему путь.

– Стой, менестрель.

Тиллиан.

– Дальше дороги нет.

Бард терпеливо ждал.

– Ты угнал мою лошадь, менестрель.

И что?

– Лошадь с моей поклажей.

Тиллиан достал из кармана несколько сверкающих круглых предметов и показал их Барду.

– В моей путевой сумке была целая охапка таких дисков. Точные копии того, что я подбросил тебе в футляр.

Как жаль, что у него больше не было оружия. Нужно было выдернуть нож из Ханси…

– Ты, наверное, до сих пор поражаешься тому, что я охочусь за ней один.

«За ней», так он сказал? Ее имя – Анна. Как он смел так пренебрежительно ее называть?

– Я открою тебе тайну, менестрель. Нас мало, очень мало. Все гончие – наперечет. Я не лукавил, когда говорил, что Фавр мне доверяет. Но у него нет выхода, понимаешь?

Барду было все равно.

– Ты привел меня к ней. Он ждет, что я приведу ее обратно. Но я еще не решил, что буду с ней делать. Она слишком опасна там, дома, на Шпиле. Аномалия, паршивая овца, называй ее как хочешь…

Тиллиан толкнул темноту впереди себя, и она упала перед ним на колени.

– Бард…

– Анна!

Родная фигурка… Милая, бедная Анна! Ее было не узнать, она вся превратилась в тень. И только глаза, глаза сверкали ему лазурными огоньками.

– Что ты с ней сделал? – прошептал Бард.

– Ничего! – отрезал Тиллиан. – Она сама виновата во всех своих бедах.

– Я… – начала Анна.

– Аномалия, сингулярность, проклятье, ничтожество, – прошипел Тиллиан. – Ты оскорбляешь нас дома и позоришь нас здесь.

Что-то сверкнуло в его руках.

– Тебе нигде нет места. Нигде.

Бард закричал.

Тиллиан занес клинок.

Мир остановился.

***

– И что, что было потом? – спросила Десс.

За последние несколько минут она словно забыла, как нужно дышать. Деспона жадно ловила каждое слово.

Бард вздохнул.

– То, что я собираюсь сказать, может ранить тебя, – предупредил он ее.

– Ранить? – не поняла Десс.

– Ранить…

– Бард, – Анна положила ему на рукав свою призрачную руку. – Бард, зря мы все это затеяли.

– Она заслужила ответы на свои вопросы, милая.

– И мы дали их ей.

– Но подождите, – спохватилась Деспона. – У меня был миллион других задачек, не менее значимых!

– Задачек, которые нужно оставить без решения, – мягко сказала Анна.

– Десс…

– Нет, Бард, я хочу знать!

– Что, Десс?

– Как вы попали сюда! Почему Тиллиан пощадил Анну. Как я могу вам помочь!

– Десс, ты уже помогла…

– Нет, – воскликнула Деспона. – Нет, и еще тысячу раз нет! Почему вы отказываетесь продолжать?

– Потому что мы начинаем кое-что понимать, пересказывая эти события для тебя, – нехотя произнес Бард.

– Мы? – возмутилась Деспона. – Вы можете вот так вот запросто общаться переглядываниями, да? И не нужно переглядываться, не смотрите друг на друга! Отвечайте честно!

– Не дуйся, – тихо рассмеялся Бард.

– Я не дуюсь! – надулась Деспона.

– Ах, Десс…

– Расскажите мне!

– Десс, это может дурно на тебя повлиять…

– Как обыкновенный рассказ сможет меня ранить? Менестрель, ты совсем поглупел без моего присмотра!

– Ах, Десс! Я ведь многое теперь понял…

– Расскажите мне! У вас нет никакого морального права прерывать историю на самом интересном месте! – продолжала настаивать Десс.

– Нет, Бард, прошу тебя…

– Это наш единственный шанс, Анна. Но я не прощу себе этого.

– Единственный шанс на что? – Десс вскочила на ноги. – Знаешь, менестрель, твое упрямство перешло все границы. Если ты сейчас же не окончишь рассказ, я придумаю его завершение за тебя. А это будет нечто невообразимо печальное, и…

– Нет, – испугался Бард.

– Нет?

– Нет!

Анна крепче сжала его руку.

– Я боюсь, – просто сказала она.

– Зато я не боюсь, – с вызовом сказал Деспона. – Заканчивай свою историю!

Бард угрюмо повиновался.

Глава восьмая. Как превратиться в тень

Мир замер. Анна и клинок, занесенный на ней. Тиллиан и его лицо, искаженное гримасой ненависти. Вечерний лес, безразлично взирающий на все происходящее, и холодный грот где-то там вдалеке.

А потом его, этот мир, разбудил вихрь.

Вихрь вырвался из-за деревьев и снес Тиллиана с ног, отбрасывая его к противоположной стене из стволов.

Тиллиан попытался подняться, но вихрь уже подлетел к нему и одним резким движением насадил его на свои рога и снова бросил на дерево.

Это был олень. Громадный олень.

Его седая косматая шуба смотрелась как мох, покрытый инеем. Его тело, массивное и мускулистое, возвышалось над Тиллианом как скала над тоненьким саженцем.

Олень тряхнул головой, и Тиллиан медленно осел на землю, оставляя на коре багровый след.

Бард бросился к Анне и прижал ее к себе.

– Вставай, – шептал он, – вставай.

Бард обнял ее, сильнее прижал ее к груди, закрывая любимую своим телом и при этом не спуская с оленя глаз. И только тогда он заметил наездницу.

– Бард, – сказала она.

Она была одета в простую тунику, которая в сумерках показалась менестрелю бурой. За ее спиной висел лук, а меховые сапоги укрывали ее ноги.

Лицо, не молодое, но и не старое… Зачесанные назад волнистые волосы. Глаза, прищуренные и пристально его изучающие. Барду показалось, что тени образовали морщинки в уголках ее глаз.

– Прорицательница… – прошептал он.

– Знахарка, – улыбнулась она. – Колдунья, отшельница, чародейка. Но каково же мое настоящие имя?

Бард вздрогнул. Он узнал этот голос. Это она говорила с ним ранее, когда он шел через лес.

– Никто не знает моего имени, – усмехнулась она. – Никто, и даже вечному барду я неведома.

– Помоги нам! – выпалил Бард. – Прошу! Моей любимой очень плохо! Скажи, что я могу для тебя сделать?

– Не спеши, менестрель, – рассмеялась наездница на олене. – Не спеши… Скажи, разве для этого ты меня разыскал?

– Да! – воскликнул Бард. – Да, кончено, для чего же еще!

– Вспомни, – нахмурилась она, – что лежит в твоей сумке?

– Деспона! – в панике прошептал Бард.

Не вставая с земли и не выпуская ослабевшую Анну из своих объятий, он неловко спустил с плеча лютню, а затем и свою путевую сумку. Он неуклюже расстегнул ее, нащупал внутри колоду карт Килит и подзорную трубу, вытащил их наружу, разложил перед собой.

– У нас осталось это, – произнес он, даже не пытаясь четко формулировать свои мысли. – Мы…

Мы? Мастер Гилфи и Бард. Нужно было ей пояснить. Но он не мог… Она все равно знала все, ведь правда?

– Продолжай, – потребовала она.

Каким-то невероятным усилием Бард заставил себя говорить. Ведь он был менестрелем! Неужели он не мог составить пару цветастых фраз, когда от него это было особенно нужно?

– Деспона, моя давняя подруга, бежала на Шпиль… Предположительно бежала на Шпиль, – поправил себя он. – Недавно мы узнали, что Деспона попала в беду. Эти два предмета, – Бард указал на колоду и трубу, –были изготовлены в недрах этого самого Шпиля… По крайней мере, так мы считаем. Они говорят вам о чем-нибудь? Как попасть туда, где они были созданы? Они ведь знакомы вам, не так ли? Вы знаете дорогу… туда? Как помочь Деспоне?

Наездница была невозмутима.

– Ты узнал много нового, Бард. Повстречай ты меня несколькими днями ранее, эти вопросы звучали бы по-другому.

– Да, – задумался Бард. – Я бы не знал, что такое Шпиль. Я бы попросту попросил вас указать мне дорогу туда, где были изготовлены эти предметы.

– Колода Килит, – сказала наездница, – предназначена для гадания. Это – ненужный хлам. Контрабанда со Шпиля, пронесенная в этот мир для легкой наживы.

Бард разочарованно посмотрел на карты.

– Подзорная труба – опасный и редкий инструмент, – продолжила Прорицательница. – Но воспользоваться ею можно только на Шпиле. У меня есть такая труба, и я смотрю в нее, иногда.

– И что же вы видите? – спросил Бард.

– Я вижу, чтоШпиль распадается, – просто сказала она.

Бард вздрогнул.

– Возможно, он простоит еще десять веков. Возможно, разрушится завтра. Они не знают, – наездница грустно улыбнулась. – Гордыня завела их слишком далеко.

– Но что знаете вы? – потребовал Бард.

– Мне нет дела до мелкой возни, – улыбнулась она. – Мне просто интересно за ней наблюдать. Возможно, я так и не захочу дарить им восторг моего вмешательства. Возможно, завтра они мне наскучат. Возможно…

– Вы не такая, – с чувством перебил ее Бард. Отчего-то он был в этом уверен.

– Возможно, – не стала спорить она.

– Вы поможете мне спасти Деспону и Анну? – попросил он.

– Ты преувеличиваешь мое могущество, – она покачала головой. – Я лишь ведаю, но не делаю. Созерцаю, но не творю.

– Тогда подскажите, что могу сделать я! – взмолился он. – Подскажите рецепт, натолкните на мысль!

– Ты? – она прищурилась. – Ты хочешь рецепт? Что же… Ты – ты можешь подарить им тепло. Столько, сколько его у тебя есть.

– Но как? – вскричал Бард, обнимая бездыханную тень. – Я совершенно, абсолютно бессилен. Что вы имеете в виду? Прошу вас, не говорите загадками!

Пророчица посмотрела на небо.

– Иногда, – мечтательно протянула она, – когда я гляжу в свой телескоп, я вижу одинокую девушку. Девушку, которая умеет становиться тенью. Девушку, которая порой забывается, а потом… Хлоп! возвращается в мир живых. У девушки тоже есть телескоп, и этот телескоп нашептывает ей разные вещи. Вредные вещи, опасные, но в основном и в целом – правдивые. Иногда, когда эта девушка ускользает в ничто, она ведет себя так же, как я. Как-то раз она написала пророчество и оставила его на своем же столе, чтобы не позабыть. А в другой раз она немного поправила свою тень, и теперь на макушке у этой девушки красуются рожки.

Бард ничего не понимал. Он смотрел на Пророчицу отчаянным, измученным взглядом. Она сжалилась.

– Эта девушка – Десс.

– Но она в опасности!

– Как и весь Шпиль. Как и твоя любимая.

– Десс… – Бард начинал догадываться. – Она… знает, как вернуться из тени?

Бард с болью посмотрел на лицо своей возлюбленной. Ее черт уже было не различить.

– Видишь грот за моей спиной? Грот, в котором ты как-то бывал? – молвила Прорицательница.

Бард кивнул.

– Это дорога на Шпиль, – сказала она. – Маленькая калитка, позабытая в неприступной стене горделивыми мастерами. Ничтожная дырка на полотне мироздания.

Анна тихонько пошевелилась в его руках.

– Вы можете найти ее там, эту девушку, что становится тенью…

– И девушку, что возвращается, – закончил за нее Бард. – Деспону, что возвращается в мир наяву…

– Ступай, – молвила всадница, натягивая поводья и уводя своего скакуна в сторону. Дорога на грот была вновь открыта.

Бард в последний раз посмотрел ей в глаза. Пророчица улыбнулась, а с неба спустилась сова и уселась ей на плечо. На голове у совы была маленькая шляпка.

***

Они молчали. В небе забрезжил рассвет – первые признаки нового дня.

Бард сокрушенно качал головой, Анна смотрела куда-то в сторону.

– Десс… Бормотал он, прости меня, Десс.

– Посмотри мне в глаза.

– Десс…

– Посмотри мне в глаза, Бард.

Он сделал, как она велела. В ее глазах было только тепло –тепло, которое не нашел в себе он.

– Я знала. Где-то в глубине души я знала всегда…

– Про тень? – робко спросил он.

– И про тень, и про рожки… Про все.

– Ты действительно сильнее всего, Десс, – прошептал он.

– Ну уж нет, менестрель, – улыбнулась она. – Я панически боюсь… пауков!

Он улыбнулся в ответ.

– Как ты это делаешь, Десс? Как ты возвращаешься?

– Я не понимаю, – ее улыбка пропала. – Я думала, что вы поняли, я…

– Она не знала, Анна… – согласился Бард. – Десс и вправду делает все неосознанно…

Ночь была бесшумной. Не совсем настоящая ночь, как и все, что происходило на Шпиле. На Шпиле, где и сама жизнь была не совсем настоящей.

Десс посмотрела на них. Анна и Бард. Менестрель и его Тень. А потом она посмотрела на тень, что производило ее собственное тело, и без особого удивления отметила, что эта тень уже давно жила своей жизнью. Не совсем настоящей жизнью. Другой бы и не заметил, но Деспона хорошо знала свою тень.

К ней пришло вдохновение. Ей всегда лучше думалось ночью, а такой ночью, когда старые друзья вместе встречали рассвет, и любящие слагали друг другу баллады, ей думалось особенно хорошо.

– Но мне кажется, что я наконец себя раскусила, – сказала она.

Бард загорелся надеждой, и Анна прильнула к его груди.

– Нет никакого трюка, – тихо сказала Десс.

Лазурные огоньки на лице Анны вопросительно подмигнули.

– Нет никакой магии. Ничего нет. Есть только воля. Совсем настоящая воля. Но и она есть не у всех.

Десс встретила огоньки взглядом.

Интересно, Анна ее поняла? А поняла ли она, куда пропал Руфус?

– Я не знаю, как я возвращаюсь, – молвила Десс. – Но я знаю, что держит меня здесь. То, ради чего я живу. То, почему я не тень.

Как мало, оказывается, нужно, для того, чтобы окончательно и бесповоротно познать все премудрости своего естества. Увидеть себя, как совокупность шестеренок и механизмов, и среди всего этого великолепия разглядеть самую главную движущую силу. Силу, без которой шестеренкам не быть.

– Скажи, Анна, ты его любишь?

– Очень… – прошептала Анна. – Я очень сильно его люблю.

– Так приди к нему, – молвила Десс. – Вернись в этот мир, тень.

Анна неожиданно вскрикнула, по ее телу пробежала дрожь. Сейчас… Незамедлительно. Десс подошла к ним.

Едва касаясь их рук, Десс помогла им подняться.

Они смотрели друг на друга, не сводили друг с друга глаз.

Их пальцы соединились в нежном прикосновении.

Десс зажмурилась и отпустила.

Бард вскрикнул.

– Анна!

По ее щекам, бледным и настоящим, текли слезы.

– Анна, ты… О, Боги! Анна!

Он не мог говорить. Он потерял дар речи.

Они стояли так целую вечность, пока Бард не вспомнил кое о чем.

– Анна, где Десс? Думаешь, она вернулась домой? Как же я ее упустил?

Анна молча опустила глаза.

Не выпуская ее рук из своих, Бард огляделся по сторонам, но Деспоны уже не было.

Оглавление

Глава первая. Чего боятся тени

Глава вторая. Кто боится теней

Глава третья. От кого бегут тени

Глава четвертая. Как остаться в тени

Глава пятая. Кому доверяют тени

Глава шестая. Как поговорить с тенью

Глава седьмая. Как погнаться за тенью

Глава восьмая. Как превратиться в тень