Студентка [Анна Волчанская] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Анна Волчанская Студентка

Посвящается моей подруге Анастасии,

дружба с которой оказалась сильнее

времени и расстояния.


Говорят, небо – стекляшка, лампа,

и я разобьюсь.

Часть 1

Глава 1. Геометрия

– Таким образом мы завершаем доказательство того, что N плоскостей, проходящих через одну точку так, что никакие три из них не проходят через одну прямую, делят пространство на столько же частей, на сколько N окружностей делят плоскость.

В зале раздались аплодисменты. Милана, широко улыбаясь, беззвучно нашёптывая губами «спасибо», спустилась в зал. Её тут же под руку подхватила учительница: «Молодец, молодец», – шепнула она.


***


Я сидела и читала Биологию Билича и Крыжановского. В полглаза, если честно. Был уже вечер, и я была немного уставшей. Монотонно гудел системный блок компьютера, который давно пора бы сменить, но говорить об этом маме – себе дороже, а я ничего с этим сделать не могу. Точнее, нет, могу. Могу учиться, выучиться, начать работать и заработать. Лет через десять… Мои размышления прервал звук уведомления о новом сообщении. Я тут же сменила вкладку, надеясь, что это Макс, но это была Милана: «Скоро буду». Правильно, сегодня среда, а по средам, после занятий, Милана заходит ко мне на ужин.

– Как прошло твоё выступление?

– Хорошо. Я победила, – Милана не могла сдержать улыбку. В геометрии было её счастье, она любила её и, кажется, это было взаимно.

– Я в тебе не сомневалась. Кто, если не ты?

– Много кто, – она пожала плечами и внезапно стала задумчивой.

– Ой, ну перестань, – я поставила на стол манты и блинчики с мясом.

– Спасибо, Лен.

– Ешь, пока не остыло.

– Конечно. Расскажи, как дела у тебя.

– Да как… Ну, я решила больше не писать Максу первой.

– Ну и правильно.

– И он мне не пишет.

– Он мудак.

– Я люблю его.

– Слушай, – Милана отложила вилку, приготовившись, видимо, в чем-то меня убеждать.

Милана всегда была излишне категоричной в вопросе отношений. Её эта тема не очень-то интересовала. У неё были хорошие отношения с геометрией, и её это устраивало. Она вздохнула и подняла брови:

– Слушай, Лен, он кретин.

– Я люблю его.

– Он полный идиот.

– Я его люблю!

– Ну, да на самом деле, может, он просто занят сейчас?

– Ну да, точно, наверное, так и есть.

Милане Макс никогда не нравился. Это всё из-за того, что он идиот, а она считала, что мне нужен «вразумительный» молодой человек. На самом деле, он и правда был полным идиотом, но просто так уж сложилось, что я влюбилась в него, и с этим уже было ничего не поделать.

Раздался звук уведомления. Я взяла телефон, но там было пусто.

– Это у меня. Какой-то парень пишет «привет».

– О, это интересно!

Парень оказался из университета, где проходила школьная конференция. Я очень оживилась и стала уговаривать Милану познакомиться с ним. В конце концов, она нехотя согласилась, и я проконтролировала, что она начала диалог.

На следующей неделе Милана приехала чуть позже обычного, а когда я стала разогревать ужин, сказала, что не будет. Я спросила у неё, как дела с Сашей – она поморщилась и отмахнулась.

– Как Макс?

– Да как-то… не знаю.

– Пишет первый?

Я печально помотала головой.

– В общем… – Милана прикусила губу.

– Что?..

– Эта Таня, которая у него в друзьях. Я слышала разговор сегодня в коридоре после занятий, ну и, судя по всему…

– Нет…

– Ну, в общем, да.

Я уже давно начала чувствовать, что что-то не так, начала подозревать что-то. И сейчас мне было больно. Мои опасения подтвердились, и эта рыжая стерва увела у меня парня.

– Ну что мне так не везёт на рыжих дур?

– Ты про Риту?

– Ну а про кого ещё?! Таня, Рита… ненавижу рыжих!

Милана рассмеялась.

– Рита-Рита, рыжая шлюха. Я по ней иногда даже скучаю.

– Это просто воспоминания сделали её лучше. Я уверена, что в жизни она осталась такой же рыжей и такой же шлюхой, а то ещё и хуже.

Слава Богу, что Рыжая Рита осталась всего лишь воспоминанием о прошлой шаражке, из которой мы с Миланой благополучно перевелись в нормальную школу. В прошлой школе мы были белыми воронами: научные работы, участия в конференциях, да и просто заинтересованность в устройстве мира вокруг, – отдаляли от коллектива, если этим громким словом можно было назвать наш класс. Шлюху Риту, которую хотели все мальчики школы, я вообще ненавидела, за что именно – сейчас уже не помню, да и не важно. Скажу только, что она всё время смеялась надо мной и ненавидела меня тоже. Милана и Рита, бывало, дрались на переменах. Они были как огонь и лёд: пламенная рыжая Рита, и холодная, белоснежная Милана, вцеплялись друг в друга, царапались и выдерали друг другу волосы. Мальчишки, у кого был телефон, снимали это на видео. Хотя, честно говоря, мне кажется, что на самом деле, они только делали вид, что снимали, чтобы потом терроризировать девочек. Вряд ли у них на телефонах хватило бы памяти на видео. Милана и Рита одно время даже сидели вместе, правда, недолго. Их рассадили после того, как на уроке математики Рита взбесилась из-за того, что Милана все задания решала первой и поднимала руку. Рита бросила ручку, схватила Милану за голову и с силой ударила её лицом о парту, после чего Милана, не задумываясь, схватила учебник по алгебре в твёрдом переплёте и ударила им Риту по лицу. Тем не менее, Милана не держала на рыжую зла и со смехом вспоминала их драки.

В конце последнего учебного года в той школе Рита подошла к Милане и спросила, кем та хочет стать, учительницей? Милана отрицательно покачала головой: «Ни за что!» – сказала она. «Значит, учёным?» – спросила Рита, и, не дожидаясь ответа, похлопала Милану по плечу и пожелала удачи, а затем исчезла в потоке людей на лестнице. Милана смотрела ей в след, и, наверное, в этот момент впервые задумалась о том, что можно стать и учёным.

В тот вечер я попросила Милану уйти, потому что хотела побыть одна.


***


Выпускные экзамены прошли спокойно.

– Я буду скучать по этой школе, – сказала я.

– Ну, не знаю.

Мы сидели на качелях во дворе моего дома и ели мороженное. Нам очень повезло учиться в лучшей школе города, и мы этим очень гордились. Туда можно было попасть только в двух случаях: если у тебя есть деньги, или если у тебя есть знания, поэтому там учились дети депутатов, владельцев заводов и олимпиадники. В первой же школе учились просто дети. Там в столовой никто не вёл разговоры о физике, химии и программировании, никто не интересовался наукой: девочки интересовались мальчиками, а мальчики, в основной своей массе – играми, машинами и девочками. Конечно, были и исключения, но их было мало. В первой школе мы были одноклассницами, а во второй учились в разных классах. Она – в физико-математическом, а я – в химико-биологическом. Я быстро нашла себе компанию и влилась в коллектив, а Милана, к моему большому удивлению – нет. С ней все очень вежливо познакомились, а один юноша даже предложил ей прогуляться после школы, на что она ответила согласием, а потом стала как-то избегать его, сказав, что общение не сложилось.

Первое время её приютила компания девочек. Девочек вообще было мало, и они ходили маленькими группками по школе, держась друг за друга. Милана старалась поддержать хоть один разговор, но все её реплики вызывали у них какое-то недоумение. В конце концов, она спросила их, почему они так много времени от перемены проводят в туалете, ведь там грязно и ужасно воняет. Не знаю, что они ей ответили. После этого она бросила попытки завязать с ними общение: «Да не больно-то и хотелось, если честно». С ещё одной компанией вышло примерно также, и она стала ходить одна, что, видимо, принесло ей какое-то облегчение.

– В прошлой школе людей было больше, – грустно сказала Милана.

– Ну, конечно, туда вообще всех подряд берут.

– Да я не про это, я про людей. Про человека, понимаешь? Вот в этой школе они все странные. Как не от мира сего. Все не от мира сего. Или я не от мира сего? Я, да?

– Да нет, просто тебе не повезло с классом. К тебе в класс вообще всех олимпиадников согнали, вот вы там и сидите, каждый в своём мире.

– Нет, – покачала головой Милана, – далеко не все. Девчонки же просто зубрилки. Одни сидят боятся получить четвёрку, а другие молятся на тройку. Ты их видела?

– Ну-у, они не Рита, и это уже хорошо!

– Рита и та была более человечной.

– Чего-то ты нагоняешь, прекрати. По-моему, они все очень хорошие. Кстати, представляешь, меня вчера Вова пригласил на свидание.

Милана отстранённо посмотрела на меня, и мы сменили тему.


***


Получив утвердительный ответ из университета, Милана сказала, что и не сомневалась. Она с довольной улыбкой прижимала письмо к груди и смотрела вдаль, словно уже видела впереди своё светлое будущее.

– И где ты там будешь жить?

– В общежитии, естественно. Где же ещё.

– И как там общаги? Хорошие?

– Я не знаю, мне плевать.

– В смысле?

– В прямом.

– А что, если там тараканы?

– Готова поспорить, что они там есть.

Улыбка не спадала с её лица.

– Родители знают?

– Нет пока что.

Когда стало известно, куда она отправила заявку на поступление, по её дому прошёл шёпот возмущения. Но Милана всегда была выше предрассудков и осуждения: «Это моя жизнь», – сказала она и на этом разговор был закончен. «И кем она станет?» – причитали по телефону подруги её матери: «Господи, куда ты смотрела, Света! Она же девочка». Я же всегда знала, что Милана всё делает правильно. Она была храброй и никогда не слушала все эти бредни. И тем не менее, иногда меня волновала её отстранённость от мира:

– Слушай, я ничего не имею против, просто интересно. Но ты же не умеешь готовить…

– И что?!

– И что ты будешь есть? Типа, в столовой питаться?

Я видела, как Милана начинает выходить из себя от злости.

– А что, умение готовить – это врождённое свойство? А чем это определяется? Датой рождения? Фазой луны? Чем?

– Я посмотрела твой гороскоп, и…

– Че-го…

– Да шучу я, шучу! Только успокойся! – я рассмеялась, а Милана уже успела серьёзно испугаться за мой рассудок.

Я понимала, о чем она говорит, и в то же время, её слова звучали странно. Всё, что она делала и говорила, было логично и правильно, но… Но это именно это и было странно, необычно и непривычно.

Тем не менее, двери поезда закрылись. Милана махала мне из окна, я бежала за поездом вдоль по платформе. Когда я остановилась на краю платформы, то не почувствовала щемящей боли расставания: я знала, что всё случилось так, как должно было быть. Раздался прощальный гудок, и состав скрылся за горизонтом.

Глава 2. Я не сплю

Как только Милана поставила свой чемодан у лестницы в общежитие и приготовилась взять его за другую ручку, чтобы поднять по лестнице, рядом тут же образовался молодой человек по имени Альберт. Он предложил Милане свою помощь, и та не стала отказываться: «Я что, идиотка?!» – сказала Милана мне по телефону, рассказывая, как прошло заселение в общежитие: «Ну я же не совсем глупая, чтобы отказываться, когда предлагают поднять неподъемное по лестнице. Если бы он не подошел – я не знаю, пришлось бы стоять и ждать, пока кто-нибудь поможет». А я знаю: она бы просто взяла этот чемодан и, не задумываясь, подняла бы его по лестнице. Но это уже не важно. Важно было то, что Альберт теперь знал, как её зовут, и что она живёт на втором этаже, в комнате номер восемь. На это Милана ответила, что это удивительное стечение обстоятельств: восемь – это два в третьей степени, расположена на втором этаже, эта комната – третья от прохода на лестницу, а ещё три – её любимое число, и что Альберту это не кажется удивительным, и вообще, он перевёлся в прошлом году с математического факультета на исторический, а это совершенно абсурдно.

В комнате вместе с Миланой жили ещё две девочки. Обе ей сразу и категорически не понравились: «В общем, одну зовут Тая, а другую – Соня», – Милана тяжело вздохнула: «Тихий ужас». Отец Таи закончил этот факультет много лет назад и твёрдо решил, что дочь должна учиться здесь. Тая хотела пойти по стопам матери, поступив на филологический факультет, но ей сказали «не позорить семью» и заставили учить точные науки. Тая была худенькой брюнеткой среднего роста. Несмотря на то, что Тая и Милана были одеты одинаково: чёрные джинсы, чёрная футболка, – выглядели они совершенно не похоже. На Тае было много тяжелых колец, сразу несколько кулонов и массивный браслет – всё из серебра, а на Милане были только скромные серьги-кольца и идеально нарисованные стрелки на глазах. «Тут никто не красится, вообще никто, кроме меня. Это так странно», и как бы я ни старалась убедить Милану в том, что в этом нет ничего странного, в конце концов, это математический факультет, и, вероятно, девочки там думают не о макияже, Милана продолжала твердить, мол, что-то тут не то, и многозначительно молчать в трубку, завершая эту тему фразой: «И всё-таки я боюсь женщин, которые не пользуются косметикой».

Соня сначала показалась Милане молчаливой, но вскоре всё встало на свои места, и оказалось, что всё, как раз-таки, наоборот. Вообще, сперва мне показалось, что Милана невзлюбила Соню только из-за её стрижки: без каких-либо оснований Милане не нравилось каре, и ко всем его обладателям, она относилась с крайней осторожностью. «И не зря!» – сказала она спустя пару дней жизни с Соней. Молчаливая по началу Соня, оказалось одновременно необщительной и болтливой, а ещё, что хуже всего – очень громогласной. Её звонкий смех раздавался по всему этажу в любое время дня и ночи, когда она разговаривала по телефону со своими школьными подругами. Милана сначала думала, что и она тоже так орёт, когда разговаривает по телефону. Она спросила Таю, и та отрицательно покачала головой, но Соне так никто ничего и не сказал. Почему? «Просто… видимо, тут не принято разговаривать», – сказала Милана, и на этом была такова.

После короткого и очень сухого, просто вежливого знакомства с соседками они действительно перестали разговаривать, не вообще, конечно, а именно друг с другом. Соня непрерывно болтала с подругами, родителями, бабушками, дедушками, братьями, сёстрами и даже с школьными учительницами. К Тае иногда заходил какой-то парень, и она с ним по долгу очень тихо разговаривала, так что в паре метров от их парочки ничего уже не было слышно. Он гладил её по плечу, и она кивала, а потом он уходил. В это время Милана начала прорешивать сборник задач по математическому анализу ещё до начала учебного семестра.

Как-то Милана позвонила и на полном серьёзе сказала, что ей кажется, что это молчание у них в комнате – из-за неё.

– Ой Господи. Ну с чего ты так решила, ну? – мне все эти её истории начинали надоедать.

– Ну… просто, я же говорю… Тая и Соня смотрят сериалы, болтают с кем-то постоянно, одна тихо, другая громко…

– И что?!

– А я решаю матан.

– Так?

– И они косятся на меня.

– Ты это прям видела?

– Я это чувствую.

– Вот что я скажу тебе по это поводу. Это всё твоя мнительность – вот и всё. Тебе просто нужно быть более уверенной в себе. Слышишь меня?

– Слышу. Да. Наверное, ты права.

Может быть, я была немного груба с Миланой, но после этого разговора двадцать восьмого августа мы долго не созванивались. Точнее, она не звонила. Я тоже не звонила. Просто обычно первой звонила она. Честно говоря, мне было немного обидно, что всё это время мы обсуждали её: её комнату, её Альберта, её Таю, Соню и мнительность. У меня тоже были новости. У меня была замечательная группа юных биологов, среди которых я нашла много замечательных друзей. Вот о чём я думала тогда.


28 августа 23:53 Im Awake

Я лежу на втором этаже двухъярусной деревянной кровати. Тая и Соня уже спят, либо притворяются, что спят.

Тут очень тихо. Тут всегда тихо, даже когда Соня кричит по телефону – всё равно тихо. Просто… когда она замолкает, если связь обрывается, или если разговор заканчивается, тогда эта тишина оголяется – как что-то постыдное, непристойное, что-то такое, за что всем троим стыдно, и Соня спешит заполнить эту тишину своими пустыми разговорами. Когда тихо, можно услышать, как мы все друг друга ненавидим. Тая ненавидит меня за то, что я люблю математику, потому что ей кажется, что математика сломала ей жизнь; к Соне она тоже доверия не проявляет, хотя, я уверена, они смогут стать псевдо-подружками, сплотившись взаимной нелюбовью ко мне. Соня хоть и поступила сюда по собственной воле, сделала это из сухого расчета получить в итоге работу и вообще, место под солнцем, хотя я таких рассуждений не понимаю. А она не понимает меня. Для неё я сумасшедшая и просто дура, и если она меня и не ненавидит, то уж точно испытывает ко мне отвращение – не буду скрывать, что взаимно.

Очень хочется сказать, что мне плохо. Но хуже всего то, что сказать это некому.


Прошло несколько недель учебного года. От Миланы не было вестей. Я была постоянно занята: учёба и новые знакомства отнимали много времени. Я думала, что у Миланы было то же самое. На поток поступило много людей, около тысячи, и, вне всяких сомнений, среди них она наверняка найдёт себе компанию. Однажды вечером ко мне в друзья постучался какой-то фейк под ник-неймом I’m Awake. У меня возникло чувство, похожее на дежавю. Это словосочетание, которое, естественно, я уже слышала много раз на уроках английского языка, прозвучало теперь для меня иначе, как чьё-то имя, созвучное с Alan Wake – игра, про которую мне рассказывала Милана. Я добавила ноунейма в друзья, и мне тут же пришло сообщение.

– Привет, это я.

– Милана?

– Ага.

– Зачем тебе эта страничка?

– Не хочу заходить на свой аккаунт. Там пишут Альберт и Саша.

– И что?

– Я от них ужасно устала. Они вынимают из меня душу.

– Я думала, ты вместе с Сашей.

– Что? Как такое вообще может быть? Мы же живём в разных городах. Ну, теперь.

– Ну и что?

– Я не верю в отношения на расстоянии. Тем более, когда мы виделись в последний раз, я рассказала ему, что поступила в Университет на математический факультет, и он был просто в ужасе, сказал что-то вроде: «Ты же такая маленькая девочка, ну куда тебе?!» – я услышала у себя в голове, как Милана противным голосом передразнивает Сашу, – и я послала его нахер.

– Как послала?

– Ну я сказала ему: «Да пошёл ты нахер, Саша», и ушла. Я не понимаю, почему он мне пишет. Неужели я сказала недостаточно прямо?

– Ну… понимаешь… он, видимо, подумал, что ты хочешь, чтобы он извинился…

– Что?! Я же ему прямым текстом сказала, чтобы он отстал.

В переписке повисло молчание, а потом Милана снова начала печатать.

– В общем, если что, пиши сюда, договорились? И ещё. Я буду здесь публиковать записи, о том, что происходит. Что-то типа дневничка. Аккаунт закрытый, вряд ли кто-то поймёт, что это я, но всё равно, лучше никому не рассказывай, договорились?

– Конечно! Договорились.

Таким образом, будь у меня желание, я могла бы знать всё, что происходит в её жизни, но у меня была своя.

Глава 3. Первокурсница

Группа, в которой училась Милана, была совсем небольшой – пятнадцать человек, это в два раза меньше, чем обычный класс в нашей школе. Помимо неё в группе была ещё одна девочка – Лиза, которая Милане сразу не понравилась. Ей почему-то казалось, что все эмоции, фразы и жесты Лиза старательно выставляет напоказ. Но перед кем?.. В остальном, знакомство с одногруппниками прошло в неловком молчании, после которого все разошлись по своим комнатам. Те, кто жили вместе, разумеется, начали общаться быстрее, да и вообще – мальчикам легче начать общаться.

Учиться было сложно. Первые задания по аналитической геометрии и математическому анализу Милана сдала раньше всех и на отлично. Да, это была победа, но эта победа далась ей слишком тяжело. В глубине души она понимала, что стоит начать тратить в день хоть на час меньше времени на учебу, всё пойдёт к чёрту. Однако эти мысли порождали вовсе не желание учиться усерднее – наоборот, в её голову всё чаще закрадывалась идея хотя бы час в день тратить на что-то другое. На что? Например, на другие книги. В школе она ведь читала ещё и научно-популярную литературу. Она читала даже просто энциклопедии, не по геометрии, конечно. Много ли вы видели энциклопедий и научно-популярных книг по геометрии? Они наверняка существуют, но, в основном, это астрономия, ботаника, география и история. Такое впечатление сложилось у меня (да и у Миланы, наверняка, тоже), судя по полкам местной библиотеки. Милана обожала энциклопедии по географии. Помню, как она мечтала, что когда вырастет, то обязательно съездит в штат Юта – место природных чудес света. Но теперь такие книжки ей не позволяло читать какое-то чувство, которое она до конца не могла разобрать. Вполне возможно, это было чувство самосохранения – страх завалить сессию. С другой стороны, это мог быть просто интерес, желание разобраться в предметах глубже. В конце концов, она ведь хотела стать хорошим геометром…

Время летело незаметно. Милана жила в постоянном напряжении, потому что постоянно надо было что-то делать. Пока она что-то делала, некоторые её одногруппники плотно сдружились, образовав счастливую компанию из четырёх человек, другие ребята успели сделать себе репутацию любителей баров, а Лиза нашла себе парня среди кураторов, а потом ещё и второго, и третьего. Последнее обстоятельство казалось Милане наиболее загадочным, потому что, как бы она ни старалась посмотреть на одногруппницу с другой стороны, Лиза и так и эдак была ей просто противна. Прыгая по коридорам Университета на перерывах, она с поддельной улыбкой бросалась на шею своим недавним знакомым, повергая в шок бедных старшекурсников, которые не привыкли к подобным дружелюбным пиявкам. Строя глазки всем семинаристам подряд, она жеманно кривлялась у доски, пока кто-нибудь не подскажет ей, как решать пример. Пойманная на списывании, она либо плакала, либо с уверенным лицом до последнего кричала, что сделала это сама, как бы ни абсурдно было это утверждение. И всё же её парень, – а затем и второй, и третий, – решали ей домашки и контрольные, и всё это казалось чем-то непостижимым. Милана думала об этом; она думала о том, почему они делают работу за неё, и думала о том, почему Лиза так спокойно, с чистым сердцем выдаёт чужое за своё?.. Это тайна.

В комнате было много тараканов: больших, маленьких, чёрных и оранжевых. Соня ела печенье. Вокруг неё на столе лежало несколько пачек – и все открытые. Она брала из них по очереди маленькие печенюшки, пока обсуждала с бывшими одноклассницами сериал. Через огромные наушники было слышно абсолютно всё. Тая смотрела «В мире дикой природы», сидя в наушниках. Слушать музыку не хотелось, и Милана просто воткнула капельки в уши. В общежитии она всегда собирала волосы в пучок, потому что боялась, что таракан может свалиться с потолка ей на голову и запутаться в её волосах. Однажды ей даже приснился кошмар, в котором по всей комнате с огромной скоростью носились тараканы, размером с человека. Открыв глаза, она повернулась на бок и обнаружила, что этой ночью ей составляет компанию огромный, жирный таракан. С тех пор она стала тщательно проверять кровать перед сном и… и всё. Оставалось только молиться, что мерзкое существо не залезет к ней в кровать, или, что хуже, на лицо, а ведь такие случаи бывали. Соня сняла наушники, не выключая связь, и вышла, видимо, в туалет. Из-под стола незамедлительно показалась пара усиков. Прожорливое насекомое забралось в ближайший пакет с печеньем. Соня вернулась и, как ни в чем не бывало, засунула руку в пакет, положила печенюшку в рот и продолжила болтать с подругами. Милана ничего не сказала.

Выходные Милана проводила в библиотеке – так студенты называли большие залы, предназначенные для того, чтобы проводить там время за учёбой. Для многих библиотека была местом, где можно было отдохнуть от шумных и неприятных соседей, и побыть немного одному – хоть и в окружении студентов. Иногда там образовывались группы студентов, которые пришли разбирать материал вместе, но, чаще всего, люди сидели по одному. Девушек было мало, а если они и были, то выглядели, по описаниям Миланы, как-то странно: по лицу было видно, что им около двадцати, а по одежде могло показаться, что им за тридцать. Дешёвые джинсы, практичные кроссовки и водолазки в полосочку. Но самым печальным во всём этом были огромные рюкзаки. В большинстве случаев, они были больше самих девушек, а случаи, когда они были соразмерны с девушками, казались ещё более плачевными. Про себя Милана говорила, что никогда, никогда не будет ходить вот с таким огромным уродливым спортивным рюкзаком; как бы много тетрадей и учебников не пришлось бы таскать, при желании всё это можно уместить в сумку. Но, в конечном итоге, и у неё такой появился.

А пока она ходила с чёрной кожаной жёсткой сумкой, в чёрных обтягивающих джинсах, чёрной футболе и кардигане. Чёрном, конечно же. Милана страшно боялась стать девушкой такого сорта – которая забыла воспользоваться расчёской, которая забила на макияж, поленилась надеть туфли, отдавая предпочтение мягким кроссовкам. С каждой стипендии она откладывала небольшую сумму на косметику: тональный крем, пудра, тушь, лайнер. Такого набора хватало ей на несколько месяцев, а потом, когда всё заканчивалось, Милана без тени сомнений выкладывала всё накопленное и добрую половину стипендии на новую косметику.

Да – её внешность была заметной. Белые волосы контрастировали с чёрной одеждой, безупречная укладка и фарфоровый макияж создавали вид, что она уверена в себе, а это, без сомнений, привлекает людей больше всего. Ветерок доносил до её ушей шёпот с соседних парт: «Ничего так», – «Да, я бы её трахнул». Но Милана даже не закатывала глаза – ей было откровенно на это плевать. Ветерок доносил до неё шёпот не только из библиотеки. Однажды она слышала, как её обсуждали одногруппники:

– Я думал здесь, девчонки другие.

– Ха-ха, я тоже не ожидал.

– А что, думал, будешь самым умным?

– Ха-ха! Ну да! – все смеялись.

Другие говорили: «Она могла бы быть нормальным пацаном. Не повезло бабе», или что-то в этом роде. Я спросила её, что она думает по этому поводу, а она сказала, что не думает об этом: у неё нет мнения на этот счёт.

Однажды, когда она вернулась в воскресенье вечером из библиотеки, Тая обернулась из сказала, что кто-то заходил в комнату и спрашивал её, но кто это был – она не знает. Милана пожала плечами и решила, что если кому-то она зачем-то нужна, то он придёт ещё раз. Выяснять, кто это был, и что ему надо, желания у неё не было – учитывая то, что приносил ветерок из библиотеки. Но на следующих выходных за ней вновь кто-то зашёл, а потом через неделю и даже ещё через неделю. С одной стороны, ей уже стало интересно, с другой стороны, чтобы выяснить, кто же этот интересующийся, ей нужно было провести всё воскресенье (весь день, весь!) в комнате с Соней и Таей (и тараканами!), что было слишком тяжёлым испытанием для её нервов. А ведь этот человек может ещё и не прийти… В конце концов, Милана пришла к выводу, что она, вообще-то, существует семь дней в неделю, а не только один, так что если уж она кому-то нужна, то он найдёт её в любой другой день. Ну почему именно в воскресенье? Закончилось всё это, конечно, тем, что она просто забыла. Он, видимо, тоже.

Первый семестр пролетел в стремительном темпе. Милана закрыла сессию, получив высшие баллы по всем предметам. Это сулило ей аж две повышенные стипендии. Когда выложили результаты конкурса стипендиатов, оказалось, что Лиза в нём тоже участвовала, но в итоге получила «удовлетворительно» за аналитическую геометрию. На этом экзамене её поймали на списывании. Обычно за такое выгоняют, но она расплакалась, и её отпустили с тройкой. По остальным предметам у неё были высокие баллы, и она была вполне себе конкурентом в рейтинге, но всё-таки стипендию не получила.

Милана закрыла вкладку на ноутбуке, взяла полотенце, корзинку с принадлежностями для душа, и стала спускаться на первый этаж. По дороге она встретила Лизу. Та, как бы невзначай, толкнула Милану плечом, сказав при этом: «Поздравляю!», Милана обернулась, сначала не поняла, с чем её поздравляют, а потом вспомнила про стипендию, которую одногруппница так жаждала получить, и сказала: «Спасибо!», но Лиза была уже далеко на другом этаже, и запоздалое «спасибо» растворилось в звонкой пустоте лестничной клетки.


27 января, 22: 40 Im Awake

Я ответила на все вопросы на всех экзаменах. Лишь один вопрос остаётся для меня до сих пор без ответа: и что?

И что? Ну и что? Что!? И!?

У студентов каникулы. Мои соседки уехали домой, а я решила не ехать. Остановившись после непрерывного заучивания теорем, я обнаружила в себе странное чувство пустоты.

В комнате очень тихо, и хоть тишина больше не источает враждебность, в ней всё равно есть то, чего я боюсь. Это шаги. Шаги в коридоре. Они приближаются, удаляются, вновь приближаются, замирают – и идут дальше. Самое ужасное в этих шагах – это страх того, что они идут сюда, чтобы постучать в мою дверь… страшнее этого только то, что никто, конечно, в итоге не постучит.


Вот и настало первое за долгое время воскресенье, которое Милана проводит в своей комнате. Соседки уехали домой на каникулы. Милана решила не ехать – хотела отдохнуть. Её можно понять: да, она, конечно, скучала по маме, но в то же время было очевидно, что ей не позволят лежать дома в одиночестве и плевать в потолок. Ей обязательно нужно будет предстать перед всеми родственниками и друзьями семьи, чтобы ответить за свои успехи, за свой выбор пути. От этой мысли становилось тошно даже мне. Она была слишком измотана, чтобы вновь что-то кому-то доказывать. Если бы им ещё нужно было доказать какую-нибудь теорему Коши или Вейерштрасса – тогда ещё ладно, но ведь нет же, никого бы это не устроило, и ей пришлось бы доказывать, что она вовсе не позор семьи, и что она лучше их всех знает, что делает; что её выбор интересов не делает её плохой девушкой, и что все они не правы и ничего не понимают. «Это очень утомительно. Некоторые люди отказываются понимать очевидные вещи!..» – жаловалась она по телефону.

Вечером в дверь постучали. На пороге стоял неизвестный юноша.

– Привет, – он мешкал.

– Привет, – Милана изображала естественность и беззаботность.

– А… у тебя есть венчик?

– Венчик? – переспросила Милана, подняв брови и неловко улыбаясь.

– Да, венчик, ну, которым мешают…

– Ах венчик!

– Ну да, да, венчик.

– Нету.

– Меня зовут Эдик.

– А меня Милана.

– Я знаю. Э-э-э… в смысле, приятно познакомиться. На самом деле, я видел тебя в библиотеке, и… не хочешь пообщаться?

Милана улыбнулась и пожала плечами:

– Давай.

В кампусе, в отличие от родного города, Милана не собиралась отказываться от предложений познакомиться. Она говорила, что правильно отказываться лишь в том случае, когда мужчина (юноша) вызывал подозрение, например, когда было видно, что он старше лет на двадцать – это определённо странно, не так ли? В остальном, она всегда давала человеку шанс. Ну а вдруг и правда что-нибудь получится? Она свято верила во взаимность, полагая, что во время знакомства может выясниться не только то, что юноша не нравится ей, но и что она – не нравится ему. Словно и не существует никакого слепого самоубеждения, которому люди так охотно поддаются, оправдывая перед самим собой поведение другого человека, которое, на самом деле, не требует оправданий. Порой то, что занавески синие, означает лишь то, что это занавески, и они синего цвета – нет никакой аллюзии на голубое небо, просто занавески, просто синие.

– Как тебе кампус? – спрашивал Эдик.

– Я… не знаю.

– Ну в смысле? Ты же ходишь тут каждый день.

– Ну да, но… я иду от общаги до корпуса, иду обратно, и не замечаю ничего вокруг, потому что думаю о чем-то другом. Как-то так.

– А о чем ты обычно думаешь?

– Ну-у, об учебе обычно. Так, а о чём ещё думать?.. Да и вообще, мне кажется, что если не думать об учёбе, то ничего не выйдет.

– Ну, это естественно.

Но ей показалось, что он не понял, о чём она говорит.

– Я имею ввиду, думать не о том, что ну вот, ну учёба, – она изобразила руками что-то абстрактное, пытаясь разграничить «учебу» и «учебу», – а конкретно о тех вещах, которые мы изучаем: задумываться над доказательствами и определениями, над совокупностью фактов, складывая из них картину мира. Если выучить все теоремы, но не задумываться над ними в целом, мне кажется, ты не увидишь ни причин, ни следствий, понимаешь?..

Эдику было уже больше двадцати. Он уже успел вылететь из Университета, отслужить год в армии, поработать какое-то время в казино, затем в кофейне, а теперь вот поступил в Университет второй раз. Милана слушала его рассказы точно так, как делала это всегда во время знакомства – с поддельным, зато чрезвычайно вежливым, интересом, удивлением и участием. В прочем, возможно, интерес был вполне себе не поддельным – ей действительно было интересно, о чём же будет говорить человек, но это вовсе не означало, что то, что он говорит, было ей интересно. Её интерес в том и состоял, чтобы узнать, будет ли интересно то, что он говорит… Слишком сложно. Но не для Миланы: у неё были большие глаза и густые от природы брови, от чего лицо её было чрезвычайно выразительным и очень женственным. Так что ей ничего не стоило изобразить крайнюю заинтересованность… Ну, наверное.

Ну что ей не понравилось? В моих глазах Эдик выглядел более чем достойно. В свои годы он уже прошёл через армию, имел опыт работы и даже вернулся в Университет. Не многие смогли бы заставить себя по вечерам после работы или в собственные выходные готовиться к экзаменам, чтобы вернуться к учёбе – это заслуживает уважения! Но Милана сказала, что всё в нём ей не понятно, мол он пришелец с другой планеты, человек из другой реальности и всё в таком духе.

Вернувшись в комнату, она по инерции вернулась в свою потенциальную яму теорем и примеров, и испытала при этом огромное облегчение. Однако, общение с Эдиком не было в то же мгновение забыло напрочь – напротив, оно прошло далеко не бесследно. Выйдя на следующее утро из общежития, она остановилась и спросила себя, что она думает о кампусе. Эдик сказал, что ему кампус не нравится, мол, тут какая-то давящая атмосфера, что само расположение зданий, все эти тропинки и строительные леса, вызывают гнетущее чувство напряжения, и у него возникает впечатление, даже днём, что из-за угла вот-вот выпрыгнет зомби. Окинув взглядом улицу, посмотрев на неё и так и эдак, Милана заключила, что кампус ей очень даже нравится. Красные кирпичные домики общежитий, витиеватые узенькие тропинки с редкими лавочками, незаметные проходы между учебными корпусами, ведущие в, как правило, полупустые, тихие внутренние дворики – всё это создавало уют и комфорт, создавало таинственную атмосферу места, где творится наука, где люди объединены одной идей – нет! – одним стремлением – познать тайны природы. Разве это не прекрасно?..

На вопрос Эдика о том, будет ли она с ним встречаться, Милана ответила коротко и ясно – нет. Мне она объяснила, что не может представить себя рядом с юношей, выбравшим для себя такой жизненный путь. Она сказала, что, если он повёлся на её милое лицо и большие глаза – так это только его проблемы. С этим она уж точно ничего не может сделать. И вообще, она не в ответе за то, что Эдик сам себе там что-то напридумывал – это только его заслуга. Она ведь просто участвовала в обсуждении, ничего не обещая, поэтому поступила полностью честно. Она ведь не специально делает «милое личико» (Милана кривилась от этой фразы и делала голос противным, передразнивая меня) – такой уж её сделала природа. И это было так. Проблема была в том, что её милое личико совершенно никак не сочеталось с её характером. Но как бы уверенно и гордо она не заявляла, что не причастна к заблуждению Эдика, в душе она чувствовала что-то, и я знаю, что ей стоило усилий запретить себе испытывать пустое, по её мнению, чувство вины, поэтому она так старательно оправдывала разочарование Эдика, которое, в самом деле, не требовало оправданий. «Но я ведь не специально, правда!..» – и в телефонной трубке послышался долгий вздох.

Соседство с Ритой в средней школе оставило глубокий след в душе Миланы. Рита частенько вела себя как шлюха, и, признаться, вызывала у меня ненависть, но Милана всё время отчаянно её защищала и называла хорошей девушкой. Для меня это было чрезвычайно странным – они ведь даже не были подругами! Многие поступки Риты Милана называла шуткой, в которой та смеётся над теми, кто этого не понимает, и поэтому Рита так часто громко смеялась, а затем замолкала, и улыбка быстро сползала с её лица прямиком в печальный, задумчивый взгляд. Милана говорила, что именно от Риты она научилась своему золотому правилу: что бы ни случилось, нужно выглядеть хорошо, не важно, что у тебя внутри, ведь это никто не видит, это видят лишь очень немногие, зато все видят, что снаружи. Истина, которую знают все. «Вот только обычно на этом всё и заканчивается», – ухмылялась она, и была права: недостаточно просто знать – нужно делать. Пристально посмотрев на своё отражение в зеркале, она поняла, что стрелки сделают взгляд выразительным и твёрдым, даже тогда, когда ей страшно, когда она не уверена в себе. Она рисовала их как знак, как оберег: «Это как в играх, знаешь, эта руна увеличивает броню на…» – я никогда не понимала эти её шутки.

Не думаю, что Милане удалось бы отдохнуть на каникулах, если бы соседки не уехали. Она рассказывала, как вернулась с экзамена по аналитической геометрии. С лошадиным спокойствие села за свой стол, включила электрический чайник, почувствовала головную боль от напряжения и недосыпа. В комнату влетела разъярённая Тая и сказала, как та её задолбала, и как она её ненавидит. Милана и Тая одинаково долго и жалостливо ныли о том, какой предмет сложный, как много всего надо выучить и что решить на экзамене задачу за такое короткое время практически невозможно. Вот только Милана получила десять, а Тая – пересдачу. Но разве было бы кому-то лучше, если бы с самого начала Милана громко заявляла, что всё легко, и что она не считает, что этот предмет сложнее школьной стереометрии? Ну добавилась некоторая формализация – ну и ладно, ну и хорошо! Честно говоря, не думаю, что Тае было бы лучше. Мне кажется, в этом случае, она бы ненавидела Милану ещё сильнее. Но даже если бы и было лучше, Милана ведь и правда тоже переживала, что не успеет решить задачу на экзамене, и ей тоже было тяжело всё это понять и выучить. В итоге, она не сдержалась и сказала Тае, что в её пересдаче нет ничего удивительного:

– Сколько ты сериалов посмотрела за этот семестр? Два? Три? Четыре?! Как вообще возможно выучить какой-то предмет, когда ты делаешь домашнюю работу, а на фоне у тебя «Друзья»?! Ты же не офисные бумажки заполняешь, это же труд, интеллектуальный, он требует концентрации, не каллиграфии! Это я, а не ты, сидела до рассвета, пытаясь понять, почему эти грёбаные доказательства вообще что-то доказывают!

Тая, конечно, такого не ожидала. После долгого молчания, она сказала:

– Прости, я… ты права, – и заплакала.

Милана подошла к ней и положила руку на плечо:

– Спрашивай, если что.

– Что? О чём ты?

– Ну, если ты не понимаешь что-то, если помощь нужна, то спрашивай, я попытаюсь объяснить. Договорились?

Тая улыбнулась, и соседки обнялись, заключив тем самым навсегда мир. Тая сдала пересдачу, так и не воспользовавшись помощью Миланы. Для неё это было делом чести.

Милана стала иногда гулять по близлежащим районам города. В двадцати минутах ходьбы от кампуса был небольшой парк, церковь, хороший продуктовый магазин. Там можно было найти множество всяких интересных штук для выпечки: ароматизаторы, красители, амарантовую муку и так далее. Правда, её кулинарные способности не уходили дальше жареной курицы и варёных макарон. Но всё это выглядело загадочно и заманчиво. Она даже замечталась о том, что когда-нибудь научится делать выпечку. Может быть, правда, я не особо себе это представляю. Просто, зачем ей это?..

Вечерами Милана продолжала бороться с шагами. Ни просмотр фильмов, ни музыка, не заглушали назойливый топот. Каждый раз Милана надеялась, что это Дима – её одногруппник, с которым она познакомилась на этих каникулах случайно. Милана встретила Диму на улице, и он спросил, нужно ли заполнять какие-то бумаги на получение повышенной стипендии. Она сказала, что уже заполнила их и отправила. Он удивился, попросил Милану помочь. Милана же в свою очередь удивилась, почему Дима, отлично справившийся со всеми предметами, не смог разобраться в обычной инструкции для подачи документов и следовать ей. Она сделала всё за него.

Дима жил несколькими этажами выше. У него были соседи из других групп, имена которых Милана тут же забыла, а ещё у него была довольно необычная кровать: вместо первого этажа под вторым этажом кровати стоял его письменный стол. Наверное, удобно. Выглядело это уютненько. Дима понравился Милане. Ну то есть, ей понравилось с ним общаться. Она сказала, мол, он забавный. Милана была не против поговорить с ним подольше, но… она просто не смогла сказать об этом, не смогла сказать ни то, что живёт на втором этаже, ни то, что будет рада его видеть, если он зайдёт на чай – нет, она просто застыла на пару секунд, когда пришло время уходить, а потом резко сказала «пока» и ушла. Вот и всё.


4 февраля, 1:42 Im Awake

Тук-тук. Тук-тук. Капли медленно разбивались о деревянный стол. Противно жужжал холодильник. Шаги за дверью.

Тук-тук. Тук-тук. Не открывай. Снова шаги. Кто-то готовит в три часа ночи. И ходят, и ходят. Не спят.

Тук-тук. Стучали клавиши ноутбука. В окно через щелку в занавесках заглядывала ещё сотня неспящих окон. Кто-то уронил посуду. Шаги. Где ты была? Молчание.

Тук-тук. Головная боль била по вискам. Был слишком поздний час. Был слишком тёмный час. Слишком много мыслей.

Тук-тук. Одинаково каждый раз. Стучали часы на полке. Стук усыплял. Их бы починить. Только нужно достать инструмент. Не сейчас.

За дверью творилось не понятно что! За дверью текла чужая жизнь. Она шумела, гремела, бунтовала.

Но здесь было тихо. Не было ни правды, ни лжи, ни ожиданий, ни разочарований – ничего, только тук-тук.

Тук-тук. Капли медленно разбивались о деревянный стол. Противно жужжал холодильник. Молчание побеждало сон.

Глава 4. Оттепель

Перед началом учебного семестра было объявлено организационное собрание. Милана пришла в большой лекционный зал, положила голову на парту и стала наблюдать, как народ постепенно наполняет аудиторию. Рядом сел какой-то юноша: «Здесь свободно?» – она кивнула в ответ. Юноша был опрятно одет, у него был приятный одеколон и расчесанные волосы (что редкость для юношей не только в технических вузах). Юноша достал из сумки книгу со знакомой обложкой: Шинтан Яу, Стив Надис – «Теория струн или скрытые измерения Вселенной». Милана подняла голову от парты и уставилась на него.

– Ты читала? – онзаметил, что Милана обратила на него внимание.

– Да, конечно! – она улыбалась.

– Классная. И картинки – он кивнул на разворот, и она кивнула в ответ, в знак того, что понимает, о чем речь.

– Алексей, – он протянул руку.

– Милана.

Внизу говорили что-то о расписании занятий, о выборе дополнительных курсов и секциях по физкультуре.

– Пойдёшь на какую-нибудь секцию? – Алексей оторвался от книжки, и они встретились взглядом. Милана смущённо отвела глаза в сторону.

– Не знаю, а ты?

– Я бы пошёл на фрисби. Наверное, это должно быть весело.

– Команда по фрисби у нас только женская есть. Так что на фрисби берём только девочек! – сказал спикер.

По залу раздался шумок шуточного недовольства.

– Чего?! – с наигранным негодованием воскликнул Лёша, и Милана невольно рассмеялась.

Лёша не растерялся. После собрания он проводил девушку до общежития, узнал, в какой комнате она живёт, с кем, в какой группе учится, и рассказал всё о себе. Он стал иногда приглашать Милану выпить с ним чай, а это означало, что несколько часов они проведут вместе: будут сидеть и болтать, а потом он будет играть на гитаре, а Милана будет, в меру своих возможностей, стараться подпевать. Больше всего она любила песню Golden Scans. Правда вот его соседи, кажется, всем этим были не слишком довольны, поэтому они старались чаще проводить время вместе в прогулках. Оказалось, что парк в городе далеко не один, и что до набережной идти тоже не так уж и далеко. Они лепили снеговиков, делали снежных ангелов и играли в снежки. Возвращались в общежитие промокшие, но весёлые. Милана говорила, что ей с ним правда весело. Правда? Наверное.

На лекциях они всегда садились рядом, и если выпадала возможность, то вместе ходили от общежития до универа. Но с какого-то момента она начала от этого уставать. Её раздражало, что Лёша клал руку ей на колено во время лекции, потому что из-за этого она едва ли могла сконцентрироваться на материале. К тому же, он никогда не останавливался только на этом. Он притягивал её колено к себе, и клал её ногу на свою. В это время Милана продолжала попытки написания конспекта. Она каждый раз шёпотом просила его этого не делать, но ему, видимо, казалось, что она лишь подыгрывает, изображая этакую застенчивую жертву.

Лекции шли дальше, в конспектах стали появляться дыры, и Милану это сильно раздражало. После одной из лекций она подошла к Алексею и сказала, что ей всё это серьёзно не нравится, и что из-за него не должна страдать её учеба, а учеба действительно страдала – и её, и его. Лёша сказал, что понял её. Однако, Милана всё равно была не довольна исходом ситуации. Проблема на самом деле заключалась в то, что хоть ему и нравилось усердие Миланы, для него это было лишь милой шуткой, ребячеством.

Лёша любил всю эту науку – но интересовался он чем-то совсем другим. Его жизнь была наполнена другими вещами и другой красотой. Его друзья были теми людьми, на которых Милана никогда не стала бы тратить своё драгоценное свободное время, и тем более в тех размерах, в которых это делал он. Для Лёши они были самыми близкими людьми, единомышленниками и братьями по разуму: они смеялись над одними и теми же шутками, имели относительно всего одно мнение на всех. Милана же для него была красивой редкой диковинкой – чёрной жемчужинкой, которая буквально сама приплыла в его руки, и ему нужно было просто сжать ладонь, а затем – гордиться своей удачей, может быть, даже хвастаться. Я уверена: если бы не эта возникшая из ниоткуда влюбленность, они никогда бы не стали общаться. Размышляя о друзьях Лёши, на ум приходит: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу кто ты»… И если с Лёшей всё понятно, то кто тогда Милана? Кто её друзья?


Горечь ночного кофе.

Тонкая кисть руки.

В каждом твоём слове –

Дым от ночной тоски.

Тихий красивый вечер.

Запах и полумрак.

Твои и мои плечи.

В комнате полный бардак.

Я растворяюсь в дымке,

В тонких запястьях рук,

И я промолчу, что ты мне

Больше, чем просто друг.


За окном была метель. Они сидели на Лёшиной кровати под пледом, пытаясь согреться. Я слышала, что февраль там выдался очень холодным. Лёша лез целоваться, а Милана позволяла ему это делать.

– Э-эй, крошка…

– Картошка, – её равнодушный сарказм возвращал в реальность.

– Что-то не так?

– Нет, всё отлично.

– Ты какая-то…

Она тяжело вздохнула и закатила глаза.

– Ну просто… – Милана решила поднять этот разговор снова, – мне с тобой очень хорошо, но я… я нихрена не успеваю.

– Да не бойся ты, успеешь. Кстати, мой сосед на этих выходных уезжает домой. Проведём вечер вместе?

– Ох… постараюсь тогда всё доделать до выходных.

– Если что, ты можешь заниматься здесь, у меня.

Вот только чем заниматься?! Но Милана не стала возражать.

– Хорошо, договорились, – она мило улыбнулась, и Лёша принялся рассуждать, как было бы здорово уехать в тундру и пасти там оленей, не обращая внимание на округлившиеся глаза Миланы: что он несёт?

Сосед, которому, видимо, дали понять, что родителей навещать нужно как можно чаще, стал теперь уезжать еженедельно. Милана всё чаще застывала в каком-то недовольном напряжении, и Лёша упорно твердил, что ей это совершенно не к лицу.

– Тебе нужно просто хорошенько отдохнуть. Завтра в общаге геологического факультета намечается большая пьянка. И мы обязательно должны сходить.

– Нет. Иди один, я – не любительница больших компаний.

– Но я очень хочу, чтобы моя любимая девушка пошла со мной, – он притянул её к себе.

– А чтобы твоя девушка разобралась с проблемами в учебе ты не хочешь?

– Да какие у тебя могут быть проблемы? Ты же в топе!

– Я была в топе, когда весь семестр училась сутки напролёт! А теперь я уже реально отстаю, мне нужны хотя бы одни выходные, Лёш!

– И что, тогда ты была счастливее, чем сейчас?

– Слушай… Правда. Я там никого не знаю, у меня просто ну… ну нет настроения участвовать в этой попойке, – Милана ушла от ответа, так и не решившись сказать ни «нет», ни «да».

– Я со всеми тебя познакомлю, солнце.

– А как же домашка?

– Да что тебе эта домашка?

– Её нужно делать, чтобы быть в курсе, что мы проходим…

– Милана, ну что ты за девчонка, перестань. Мы идём на эту вечеринку.

– Хорошо, любимый. Я подумаю, ладно?

– Ну вот, уже лучше, – Лёша поцеловал её в лоб.

Придя в назначенное время в комнату Миланы, он обнаружил её в домашнем платье, читающей книгу.

– Что делаешь?

– Читаю.

– Что это?

– Прата, С++.

– О, Господи, да зачем?

– Не знаю, просто так.

– Отвратительно. Я так понимаю, ты никуда не идёшь?

– Да.

Он тяжело вздохнул.

– Ну, как хочешь, – и дверь за ним захлопнулась.

На вечеринке было ожидаемо весело. Кто-то выжил, кто-то – не очень. Лёша сказал, что был не прав, когда давил на неё, и она сказала, что раз он это понял, значит, всё хорошо.

По выходным, лежа вдвоём на одноместной скрипучей общажной кровати, они разговаривали о том, что случилось за неделю. Лёша рассказывал, как ездил с друзьями по магазинам, как они меняли что-то в машине его друга, рассказывал про тренировки по волейболу и так далее. Каждый следующий его рассказ был короче предыдущего, и в итоге, на каком-то моменте они сошли на краткое «ничего».

Милана рассматривала потолок. Её мучила бессонница. Лёша спал. Милана рассматривала потолок и думала о том, что происходит.

Жизнь – это то, на что ты её тратишь.

Пока Алексей спал, Милана оплакивала свои ошибки. Её слёзы крупными каплями скатывались на подушку, и сквозь горькую пелену ей казалось, что вновь ожившие предметы комнаты тоже участвуют в этой панихиде. Конечно, пройдёт пару месяцев, и Милана лишь кисло улыбнётся, вспоминая об этом, но тогда ей казалось, что это конец. Содрогаясь от всхлипов, она падала в тёмный омут, где не было ни света, ни жизни, ни её самой, такой, какая она есть на самом деле. Они лежали так очень долго, лицом к лицу: только Милана и потолок; она смотрела ему в глаза, и он молчаливо наблюдал, как её лицо кривится от боли, пока она, едва шевеля губами, ждала ответа на вопрос: «А что мне было делать? Господи, что?! Разве могла я знать, что я могу ошибиться? Господи, Боже… я не люблю его».

Уму не постижимо, но она продолжала с ним встречаться. Продолжала плакать по ночам, винить себя, и всё равно продолжала встречаться с ним.

Сидя над домашним заданием, Милана думала о том, что нужно уходить от Лёши, и в этот момент в комнату зашёл он сам. Он влетел в комнату, и, отодвинув стул прямо вместе с Миланой, сел ей на колени и задал сакральный вопрос:

– Как тебе моя новая рубашка?

– Приятный материал.

– «Приятный материал», – передразнил её Алексей, – у тебя вообще бывают эмоции?

– В плане?

– Ясно, в общем.

Лёша исчез из комнаты.

– Что это было? – повернулась Тая.

– А… да не обращай внимания, – Милана виновато улыбнулась.

Отношения Миланы и Алексея были обречены – это и так понятно, и дело было даже не в этом. Ведь дьявол кроется в деталях и тех событиях, которые приходят в нашу жизнь волей других судеб; они врываются неосторожными фразами, брошенными в след и унесёнными тут же ветром, которые, тем не менее, ранят сильнее самых печальных, но логичных, происшествий.

Алексей посадил Милану на колени, стал гладить её по голове.


20 апреля 18:10 Im Awake

Ты такая красивая, мне нравится, как ты красишься, как одеваешься… Если бы ты ещё не была такой умной…


Время на мгновение замерло, а затем продолжило свой ход – но уже совсем по-другому. Он не ждал ответа. Он сделал вид, словно не говорил ничего, или словно Милана ничего не слышала.

Он сказал, что рад был провести с ней время. Ему надо было спешить. Они с друзьями собирались посетить межфакультетскую лекцию по античной философии…

В пятницу вечером Милана сидела на своей кровати и с волнением смотрела на часы. Было уже десять. Лёша обычно приходит около восьми. На сообщения он не отвечал, а слишком много писать ей не хотелось – как-то это не хорошо.


24 апреля 00:32 Im Awake


Я ненавижу ждать того, кто не придет.

Кто вечно не доволен, вечно врёт.

Того, кому совсем я не нужна,

Я очень долго у окна ждала.

Я наблюдала смену времён года,

Тебя ждала со мною вся природа,

И слышно было только стук сердечный.

Я ненавижу ждать кого-то вечно.


25 апреля 17:47 Im Awake


Когда я сказала Лёше, что ухожу от него, он пожал плечами. С одной стороны, мне стало легче, а с другой… Жизнь разделилась на до и после, и прежняя лёгкость, столь желанная, казалась уже недостижимой. Да, в компании Лёши я была одинока за двоих, но когда его не стало, когда осталось лишь моё личное одиночество, мне отнюдь не стало легче. Особенно в пятницу вечером. Прежде заглушённые присутствием человека, ко мне вернулись гулкие ночные шаги в коридоре. Ночная тишина с жадностью голода набрасывалась на меня, как только я отходила от будничных дел, готовясь ко сну. Мои простыни были холодными, постель пустой, и ладони по привычке искали чьё-то тепло, хотели по инерции прикоснуться к человеку, которого хоть и не долго, но я когда-то любила. Вот только этот человек исчез с лица земли.


Как оказалось, ещё тогда, на той самой попойке Алексей познакомился с Миленой. Миниатюрная девочка с геологического факультета покорила сердце юноши своим громким смехом, отзывчивым характером и общительностью.

– Ты правда не знала? – удивилась Тая.

– Откуда я должна была знать? – возмутилась Милана.

– Ну, не знаю, – пожала плечами соседка.

– Ты вот откуда узнала?

– Ну я видела их на той вечеринке вместе. Эта женщина так напилась, что разговаривала с закрытыми глазами.

– А ты там что делала? Ты тоже что ли пила с ними? – такого от Таи она не ожидала.

– А, да нет. Я на кухне готовила.

– Эм, а что, у нас в общежитии кухни были закрыты? Или что?

– А, да нет, не важно, – Тая махнула рукой и отвернулась.

«Ты правда не знала», ну потрясающее. Разыграть невинность – проще всего. Нет, чтобы сказать!

Когда Милана, наконец, увидела Милену вживую, то очень удивилась. Внешне, чертами лица, телосложением, формой носа, девушки были чрезвычайно похожи. Разница состояла в том, что Милена была более миниатюрной, хрупкой, а ещё весело улыбалась, носила светлое короткое обтягивающее платье и маленький кожаный рюкзачок на спине. Милана сказала, что именно такой она себе и представляла девушку, которая была бы идеальной парой для Лёши. Она не стала обижаться на измену: уж слишком давно она его не любила, да и вообще – ей было плевать. Ушёл – и слава Богу.

Тёплым летним вечером Милана сидела одна на лавочке в парке рядом с церковью и смотрела, как редкие прохожие идут мимо, слушала вечерний шелест листвы и стрёкот кузнечиков, спрятавшихся в траве. Темнело. Поднялся ветер. На улице становилось прохладно. Из-за крыш домов показались тучи. Непреклонно следуя направлению ветра, они поглощали бледное небо, на котором уже успели загореться редкие звёзды.

Теоремы и дополнительные вопросы были с трудом выучены в самые короткие сроки, и вновь сданы на отлично. И хоть результаты учебы всё ещё были хорошими, они были уже далеко не лучшими. Милана, как и ожидалось, вышла из топа, лишившись повышенной стипендии.

Небо окончательно стемнело. Милана лежала на лавочке посреди опустевшего парка и смотрела, как гнутся стволы деревьев, приветствуя грозу.


Опустился пепел на траву,

Тёмную шуршащую листву,

На могилы солнца и воды

Падали сожженные листы.

Я искала выход – не нашла,

По прямой тропинке долго шла,

Голову задрав, смотрела вдаль.

С неба на меня лилась печаль.

Глава 5. Каникулы

– Надо не так бросать. Вот так, – Милана стала прицеливаться.

– А тебе почём знать? Когда научиться успела?

Милана хотела обернуться, чтобы возразить, но я толкнула её, и она упала в воду. Мне повезло, что камень выпал из её рук и не полетел в меня.

– Это могла быть идеальная лягушка, но ты всё испортила!

– Да ладно тебе, ну подумаешь, искупалась, вставай!

Я протянула руку Милане, и она утянула меня за собой в воду.

– Вообще не смешно, – буркнула я, но едва ли Милана слышала мои слова за своим громким смехом.

После 2010-ого это лето казалось прохладным. Что-то внутри словно ждало: ну вот сейчас, вот сейчас начнётся настоящее лето, настоящий ад. Домашние кондиционеры тогда еле справлялись, а у Миланы вообще был только вентилятор. Она спала на раскладушке на балконе и говорила, что это не сильно спасает. На реке снова вывелись тучи мошки и комаров, но хуже этого была только саранча, долетевшая в наши края из Дагестана. Насекомые, хоть и были довольно тупые и нерасторопные, зачем-то пробирались через сетки балконов в квартиры, и Милана не раз просыпалась от того, что мерзкая саранча прыгнула ей в кровать. Первое время было совсем тяжело, особенно тем, кто, как Милана, боятся насекомых, и не потому, что они переносят заразу, а, главным образом, потому что они просто омерзительные. Я, как биолог, должна была относиться к этим существам с философским спокойствием, но даже у меня не получалось. Слишком уж были они большими и неприятными. Сидя на огромном валуне на берегу реки, мы бросали мелкие камушки в саранчу, которая была, видимо, настолько уверена в себе, что не двигалась с места, даже когда камень падал в сантиметре от неё. В конце концов, мы сдались, набрали гальки и пошли делать лягушек. Ну, конечно, пока мне не надоело.

– Хорошо, что всё это закончилось, – улыбаясь, сказала Милана. Мы лежали на горячем валуне в мокрой одежде, и через закрытые веки пробивалось солнце, так что темнота становилась бардовой.

– Ты о чем?

– Про Лёшу. Но знаешь. Мне до сих пор жаль, что всё это вообще было.

– Это опыт.

– Я много думала о том, как я должна была поступить правильно.

– Эй. Ты всё сделала правильно.

– Тогда почему мне так жаль?

– Иногда такова цена знания. У всего есть цена, в конечном итоге, – Милана молчала, и я продолжила говорить, – воспринимай это как урок. Потому что это ведь и был урок, верно?

– Ты права, я должна перешагнуть через это. Сделать выводы, простить себя и жить дальше.

– Вот, такой настрой мне нравится.

– Но как? Наверное, однажды я смогу вспомнить это с улыбкой, как шутку, посмеяться над этим, сказать – ха, какая я была маленькая и глупая…

– Да ты такая и есть.

Милана толкнула меня локтем, и мы рассмеялись.

– А как там Вова?

– Какой Вова… А-а, Во-ова. Ой, чего вспомнила. Вова встречается с Никой, но мы лучшие друзья, я у них иногда даже ночую, ну, когда не в состоянии ходить, ну, понимаешь. Нику ты, наверное, видела у меня в инстаграмме, да? Мы ещё весной ездили в Питер, на конференцию с научной работой по фармацевтике, я там познакомилась с одним замечательным мальчиком, он из Питера, он сказал, что я ему очень нравлюсь, и вот, мы уже несколько месяцев переписываемся, я думаю, что, либо он ко мне приедет в следующем месяце, либо я к нему.

– А где он тут будет жить?

– Ну не у меня, конечно, да я не знаю, найдём что-нибудь…

Повисла пауза.

– Он не приедет.

– Да нет, почему же. Я думаю, приедет.

– Извини, я не верю в отношения на расстоянии.

– Но у нас же, видишь, отношения на расстоянии.

– И что они тебе дают? Километровые переписки, красивые слова и обещания – что они дают?

– А что должны давать?

– Человека, а не его иллюзию. Ты просто сама себе внушила, что всё хорошо. Вот и всё.

– Ну не знаю. Меня всё устраивает.

Милана пожала плечами, буркнув, что не понимает этого, и разговор перешёл на другие темы.

Однажды вечером Милана попросила разрешения переночевать у меня. К её маме пришли подруги, и Милана сказала, что не хочет им мешать обсуждать её. Кажется, она написала при этом лишнюю букву.

Женщины, собравшись на кухне, решали, где же были допущены ошибки в воспитании Миланы, как нужно было делать и что нужно было запрещать; они выбирали для неё лучшую работу, хорошего мужчину, выбирали её мнения и то, что она должна любить. Конечно, они с этим прекрасно справлялись и без Миланы, ведь, на самом деле, в лицо ей они ничего бы сказать не смогли, потому что Милана бы не стала ни молчать, ни покорно соглашаться. Зная характер дочери, мать отправила её ко мне, чтобы избежать кровопролития. Милана несла крестное знамя здравого смысла и справедливости – хорошее дело, жаль только, что эти понятия в её мире совершенно не совпадали с тем, что они значили для женщин, пришедших в её дом. «Они не считают меня за человека вообще!» – кричала она, в сотый раз обещая, что больше никогда, никогда не вернётся домой, потому что дом – это где тебя любят, а не где осуждают. Её раздирала изнутри ненависть и обида, и она жаждала кровавой расправы, которая случалась уже и не раз, когда она кричала, что умнее их всех вместе взятых, и пусть подождут, и тогда будет видно, кто из них человек, а кто – не очень. Тогда Милана уходила из дома и жила у меня. Я уверена, что дома её немного боялись, и даже мне иногда было не по себе, когда я думала о том, что она права. Из года в год наблюдая за тем, как ревностно она жертвует собой ради себя же, как твёрдо следует своим намерениям, мне было не по себе, и я со страхом и ожиданием смотрела в её будущее.

Да, для неё это была настоящая трагедия: в семье её никто не понимал, с её мнением не считались, все осуждали её выбор, с презрением воротили нос от её успехов. И в то же время, я не понимала, зачем она разводит такую драму. А кого понимали? Кого не осуждали? А про мнение – стоит ли про это говорить? Ни для кого не секрет, что жажда контролировать жизнь ребёнка, в совокупности с отрицанием осознания собственного бессилия, лишает родителей разума. Они ведь и так перегружены работой, а тут ещё чьё-то мнение, какого-то недочеловека, да кому оно нужно? Зачем заморачиваться? Гораздо удобнее ведь предложить своё мнение, утвердить его и принудить следовать ему, успокоив себя надеждой, что твой ребёнок – тамагочи, и как ты скажешь, так оно и будет. Для каждого тамагочи, при этом, совершенно очевидно, что его можно заставить что-то сделать, даже заставить делать, но не заставить любить. А что до родителей – я не знаю, их ослепила власть, деньги, алкоголь… Просто собственная глупость. Я ведь тоже оказалась в этой печальной ситуации, когда ты понимаешь слишком много, но ничего не можешь сделать, пока всего лишь учишься на младших курсах. Ты думаешь, ты самая несчастная на свете? Ну оглянись вокруг, перестань смотреть только на себя!

Я сидела и пыталась что-то сказать, что-то, что могло бы её успокоить, но мне это давалось с трудом. Мне хотелось взорваться, сказать: «Да что ты знаешь о проблемах, избалованная девчонка?!» Я слушала, слушала её эти жалобы и думала, как бы я хотела иметь её проблемы. Да тебя бы хоть на один грёбаный день в мои туфли… Мне казалось до слёз смешным, как человек жалуется на одиночество. А ты попробуй пожить как я – без повышенной стипендии одного из лучших университетов страны, без личного пространства, хоть и койко-места, но личного; пожить полностью финансово зависимой от отчима, который по пьяни может размазать тебя об стенку, как муху, чествуя свою победу – моё бессилие. Ты думаешь, тебя никто не слышит? Да кому ты нужна?! Никому. Ни ты, ни я. Никому не нужны.

Часть 2

Глава 1. Теоретическая механика

Я сидела в комнате одна и смотрела в стену. Тихо. Соседки приедут через пару дней, перед самым началом учёбы. А я что?

Когда у тебя ничего нет – тебе ничего не нужно. Так я оправдываю то, что мне не хватает посуды. Стипендия. Надбавки. С повышенной было хорошо, хватало, но посуду купить не смогла, а я хотела бы, чтобы чашки было хотя бы две. Я посмотрела на купюры. Это всё. Зря я поехала домой, зря. Зачем? Дорого обошлось. Проверила полки. Гречка. Я ненавижу гречку. Ничего, через неделю должна прийти стипендия. Больше всего я бы хотела поесть дыню.

Я сидела в комнате одна и смотрела в стену. Книги мёртвым грузом стояли на полке, а по ним ползали тараканы. Я обмазала полку мелом, и теперь она вся была усыпана белыми следами маленьких ножек, исходивших мои книги вдоль и поперёк. В тишине я слышу тяжёлый топот голодных насекомых, готовых открыть охоту даже на меня. Я залила всю комнату дихлофосом, и топот усилился. Я встала посреди комнаты, беспрестанно оглядываясь, чтобы ни одна мерзкая тварь не заползла на меня. За лето их тут развелось так много! Надеюсь, это поможет. Сколько ещё ждать? Как спать в отравленном воздухе? Я наблюдала, как стены и потолок наполняются дрожащими в агонии тараканами, которые сваливались на пол, издавая характерный звук, когда их панцирь ударялся о линолеум. Мои лёгкие пропитывались едким паром. В горле начало чесаться, а кожа, особенно на руках, стала гореть. Раздался стук в дверь. Тук-тук-тук. Я проверила местность на наличие тараканов и осторожно прокралась к двери.

– Мила-ана-а. Ты тут? Мила-а-ана-а.

Я открыла дверь.

– Дима?

– При-вет! А хочешь блинчики?

– Чего?

– Ну, блинчики, – Дима очертил в воздухе круг и улыбнулся. Я всё ещё не понимала, реально ли это, или же я просто надышалась дихлофосом? Я согласилась.

В крошечной комнате на двухъярусной кровати, как воробьи на проводах, сидели Ян и Антон.

– Привет, – словно не замечая меня, Антон махнул рукой в мою сторону. Я молча махнула в ответ и улыбнулась, поджав губы.

– Будешь с нами смотреть аниме? – спросил Ян.

Я подумала, что ненавижу аниме и сказала:

– Да, почему бы и нет, давайте.

– А мы знали, что ты согласишься, – Ян улыбнулся, подняв брови так, словно только что одержал блестящую победу в доказательстве теоремы, и с видом «ну я же знал», выудил из-за кровати бутылку Bud, – а это тебе.

– Серьёзно?

– Пф, говорю же, знал, – он снова сыграл в знатока, и я рассмеялась.

– Ну чего ты стоишь, садись, – Дима махнул на кровать.

Мы вчетвером уселись на первом этаже, поставили ноутбук на стол, и стали смотреть мультфильм. Аниме было дурацкое, пиво – дешёвое, но я была счастлива. Я не знаю, почему, но я была счастлива.

– Так, а почему ты не пришла к нам? – спросил Дима, когда я рассказала, что почти всё время сижу в общаге одна, и это бывает грустно, – Мы бы с радостью провели с тобой время!

– Ну… потому что я девочка? Ну, это было бы странно, разве нет? – я развела руками.

– Ну хорошо, а почему ты не дружишь с другими девочками?

– Тая и Соня меня ненавидят, а другие сбились в кучку и… ну, я как-то раз пыталась с ними разговаривать, но им, кажется, не особо нужна компания, да и вообще, мне ещё со школы не нравятся эти стайки…

– Да я не думаю, что они тебя ненавидят.

Я рассказала про случай с Таей.

– Хоть мы и условно помирились, она всё время проводит с каким-то парнем, и других знакомств, кажется, ей не нужно. А Соню ненавижу я, потому что она отвратительная.

– Ой, да, от неё так пахнет на лекциях… – Ян поморщился.

– Ха! Там есть одна, такая, в кожаной мини-юбке! – оживился Антон.

– Бр-р, – Диму передёрнуло, – не напоминай, я с ней в одной группе по английскому, – Антон ехидно засмеялся.

Эту девушку, её звали Маша, и её трудно было не заметить. Она красила глаза ярко-розовыми тенями, носила короткие кожаные юбки и колготки в сеточку. Но главным атрибутом её неповторимого яркого образа было вечно понурое выражение лица, неожиданные реакции в диалогах и вообще – довольно странное поведение. Она общалась в основном с какими-то страшекурсниками и даже аспирантами, обсуждала с ними сплетни из различных лабораторий университета, о существовании которых я даже и не знала, а с нашего курса общалась только со своей соседкой по комнате, Дашей, которая ходила за ней везде следом, и про неё в целом было известно ещё меньше. В интернет она каждые выходные выкладывала огромное количество фотографий с каких-то тусовок с какими-то людьми, которых в университете я никогда не видела. В общем, у них была какая-то своя замечательная и очень весёлая жизнь с модными тусовками, алкоголем, барами, концертами и так далее, и кто-то вроде меня их интересовал только когда нужно было скатать домашку.

– А она права! – после долгого молчания Ян вернулся в беседу, – Мы, на самом деле, много раз хотели позвать тебя гулять с нами, но как-то… – он виновато пожал плечами.

– Даже не знали, как, – смущенно улыбнулся Антон.

– А я заходил к тебе по воскресеньям, а тебя не было, – сказал Дима, а могла бы с нами время проводить.

– Так это был ты?

– А ещё это был я, – сказал Ян.

– Я думала это Эдик, мальчик из библиотеки, он подкатывал ко мне.

– У-у-у, какие мы мнительные, – утрированно трагично сказал Ян.

– Ой, прямо уж там, – я закатила глаза.

– Да кому ты нужна, успокойся, – он махнул рукой, а я правда успокоилась.

Чуть позже приехал Олег. Теперь они с Антоном жили в соседней комнате с моей. Я стала иногда заходить поболтать, и Олег быстро стал хорошо ко мне относиться. Антон рьяно любил математику во всех её проявлениях, которые не касались физики, а Олег любил что-то мастерить, а ещё очень любил играть. Учеба ему казалось скучной, но он всегда закрывался без пересдач. Без стипендии, правда, но без пересдач. Они жаловались на крики Сони и говорили мне, чтобы я сказала ей заткнуться, а я говорила, что, мол, тебе надо – ты и скажи, и в итоге никто и ничего ей не говорил. После непродолжительного молчания всем всё становилось ясно про них самих же, и мы возвращались к своим делам.

Первый курс казался страшным сном, и я даже никак не могла решить для себя, что же было хуже, когда я училась абсолютно всё время, или когда проводила время с Лёшей. В конце концов, я пришла к выводу, что всё-таки второе, потому что о первом я, по крайней мере, не жалела, а за свою связь с Алексеем мне было прямо-таки стыдно. Ну как я могла?! Зато, теперь я уже точно не наступлю на эти грабли!

На этом курсе главным для меня предметом стала теоретическая механика – теормех. Я заранее для себя решила, что буду уделять ему больше всего внимание. Наверное, потому что в названии присутствовало слово «теоретическая», и моя фантазия рисовала себе что-то фантастическое. Да, всё-таки во всём теоретическом есть нечто фантастическое. Это можно почувствовать, забравшись в самые глубокие глубины какой-нибудь теории, а потом резко из них вынырнуть и обнаружить, что вот эти весьма абстрактные рассуждения применяются на практике. Ну, то есть вся эта магия – реальна! Удивительно. Удивительно…

В этом году как раз открылся дополнительный курс по этому предмету. Всем, кто его пройдёт, обещали автоматом зачесть экзамены. Желающих было много. Дополнительный курс состоял из онлайн лекций и семинаров. После каждого семинара выдавалось домашнее задание на неделю по пройденной теме. В первую неделю задание было совсем лёгким, таким, что думать не надо было совсем: просто берёшь формулу, полученную в одной из семинарских задач, подставляешь и – вуаля, вы сдали домашнее задание и можете перейти к выполнению следующей недели. На следующей неделе задачи стали посложнее. Пришлось подумать, хоть и недолго, но пришлось, ничего до глупого очевидного не было: параллель с семинарскими задачами хоть и была, но воспользоваться ими как прямой инструкцией к действию не вышло бы. На третьей неделе я потратила уйму времени и бумаги, чтобы решить домашние задачи, а на четвёртой неделе я уже с трудом представляла, с какой стороны подступиться. Обложившись разными книжками с примерами решения задач по теоретической механике, я перелистывала одну за другой в поисках идеи. Я забила на английский (о чём потом горько пожалела), пропустила несколько пар по физкультуре, но решила дурацкую задачу. Я влетела в комнату к Тоше и Олегу, и, прыгая от счастья, кричала, что решила «дурацкую задачу». Олег обернулся, безучастно вздохнул, и пробурчал, что я молодец, и что он меня поздравляет. Антон бросил ручку, откинулся в кресле и сказал, что ему надо бы за неё сесть. Ян, сидевший на кровати Олега, посмотрел на меня исподлобья и сказал:

– Ну я вам с Димой, конечно, поражаюсь.

– В смысле?

– Да зачем вы это делаете, я понять не могу? Вот он тоже, сидит, пытается решать эти задачи. Зачем? Ты наше, обычное семинарское задание-то сделала?

Я почесала затылок.

– Ну, вообще-то нет.

– Ну это же бред полный. Ну ладно Дима, с ним всё понятно, но ты-то Милана, ты-то куда?

Я в недоумении молчала, и Ян продолжил говорить.

– Вот зачем все решают эти задачи? Затем, чтобы получить по экзамену автомат. То есть, чтобы облегчить себе жизнь. И что, вот так ты себе жизнь облегчила? Ты потратила на эту ну уйму времени, пожертвовала семинарами по другим предметам и, что самое абсурдное, по самому теормеху! А знаешь, чем это всё закончится? А я тебе расскажу. Ты получишь незачёт по обычному домашнему заданию и пойдёшь на экзамен с плохой рекомендацией от семинариста, в которой он напишет: «Студентка – долбоёб, который не умеет расставлять приоритеты». И я повторю, ладно Дима, он же и правда долбоёб, но ты, Милана, ты же расстроишься. Бросай страдания хернёй и иди отрабатывать физкультуру. Вот моё мнение по этому поводу.

– Ян дело говорит, – Антон повернулся к нам, – а знаешь, что будет ещё? Когда станет известно, что ты решила задачу с четвёртой недели, к тебе придут разные желающие у тебя её скатать, которые, в конечном итоге, сядут тебе на шею. Ты будешь, как последняя идиотка, тратить время и нервы, решая задачи повышенной сложности, а они будут списывать их за пятнадцать минут. А автомат по экзамену вы получите одинаковый.

Сказать, что я расстроилась – ничего не сказать. Я поникла и села на кровать рядом с Яном.

– Да не расстраивайся ты так, – Антон похлопал меня по плечу, – зато ты решила.

– Да, ты молодец, – поддержал его Ян и истерично хихикнул.

– Мила, хочешь, кой-чего покажу? – сказал Олег.

– Хочу, – я чувствовала себя пятилетним ребёнком, разбившим колено, которого родители пытались успокоить, отвлекая его внимание от колена при помощи игрушек, – только не называй меня Мила, ладно?

– Ладно-ладно, Милана, смотри сюда.

Он достал из ящика какой-то камушек, кинул его в стакан с водой, и из стакана повалил густой пар.

– Олег, ну опять ты… открывай окно!

– Да ладно, прикольно же.

– Блин! Это так прикольно!!! – я поднесла руку к дыму, наблюдая за тем, как он течёт сквозь пальцы, – Классно, Олег! Только… где ты достал сухой лёд?!

– Это секрет.

– Да в концертном зале он его спиздил.

– Да! Но это секрет, ясно?

– Офигеть, круто!

Я вовремя бросила проходить этот курс по теормеху. Если бы Ян вовремя не остановил меня, я бы не успела сделать основную домашку по предмету, не подготовилась бы к контрольной по английскому и, конечно, накопила бы такое количество пропусков по физкультуре, что закрыть их было бы практически невозможно. Именно это и произошло, в итоге, с Димой. К концу семестра у него были все шансы вылететь из Университета из-за долгов за английский и физкультуру. Ему казалось это абсурдным, то, что английский и физкультура – это тоже предметы. У него это не укладывалось в голове.

Помню тот Хэллоуин. Общежитие гудело от шума пьяных студентов, у которых появился повод выпить. В соседней комнате мальчики пили пиво и смотрели аниме, а я сидела и решала домашние задачи из Пятницкого. Я старалась доделать их как можно быстрее, чтобы присоединиться к друзьям, пока они не легли спать, и как только я вошла к ним, я заметила в нашей компании пополнение.

– Милана, знакомься, это Артур.

– Привет, Артур, – я подняла руку в знак приветствия, – мне найдётся место?

Артур подвинулся, и я втиснулась между ним и Яном.

Я не могла расслабиться. Уставившись в экран, боковым зрением я замечала, что Артур часто смотрит на меня, и что Антон, который сидел сбоку на своём кресле, тоже это замечал. В итоге, я сидела и испытывала странного рода панику, аниме прошло мимо меня, и отдохнуть как-то не получилось. Мне казалось, что Артур всё время пытается придвинуться ко мне поближе, чтобы наши локти и колени касались, а я старалась отодвинуться, неизбежно приближаясь к Яну, надеясь, что каким-то чудесным образом, он услышит мои мысли и спасёт меня от Артура, рядом с которым мне почему-то было некомфортно. Почему? Да не знаю, почему. Я была бы не против, если бы то, что делал Артур, делал бы Ян, но Ян никогда не станет так себя вести.

Как-то раз, когда я готовила ужин, на кухню зашёл Антон. Он поставил кипятиться кастрюлю с водой, положил рядом пакет с пельменями и облокотился на подоконник.

– Мне кажется, ты нравишься Артуру.

– Думаешь? Я видела его с другой девушкой. Мне кажется, у него просто манеры поведения такие странные.

– С той девушкой они просто друзья.

– А мы с ним даже не друзья. Кстати, откуда ты знаешь?

– Ну, мы общаемся с Артуром, это я его тогда позвал.

– Так это был ты.

– Не смотри на меня так.

– Как скажешь.

Я выложила кусочки курицы на сковороду, и на ней зашипело масло.

– И что ты думаешь об этом?

– Я? – удивился Антон.

– Ну, тут больше никого нет.

– Ну, я не знаю… Ну, может тебе стоит попробовать пообщаться с ним? Я ведь, знаешь, и сам в этом всём не разбираюсь, – он смущённо опустил взгляд, – у меня была девушка, ещё в школе, но теперь она в другом городе…

– И ты боишься, что из отношений на расстоянии ничего не выйдет?

– Она ушла от меня. К другой девушке.

– Оу.

– А потом изменила ей с моим другом.

– Воу.

– А теперь хочет вернуться ко мне.

– Ну-у-у…

– Вот что ты об этом думаешь?

– Я?

– Тут больше никого нет!

– Эм. У тебя вода закипела.

– Хорошая попытка.

Он закинул пельмени в кипящую воду, и она перестала бурлить.

– Я думаю, что тебе не стоит к ней возвращаться. Выглядит так, словно она пытается тебя, ну, использовать, что ли. Я не знаю!

– Использовать?

– Подожди. А ты её любишь?

Антон посмотрел на меня и опустил взгляд:

– Да. Блин. Да, всё ещё люблю.

Я развела руками.

– Но ты же сама понимаешь, отношения на расстоянии – это бред.

– Есть такое.

– Вот Милана, как найти девушку в Университете?!

– Если бы я знала!

– Ну ты же девушка.

– И что? Знаешь, я бы тоже хотела познакомиться тут с девушкой. И я тоже не знаю, как!

– Что?! В смысле?! Подожди, то есть ты…

– Нет-нет-нет! Я имею ввиду, что у меня нет подруги. Я хотела бы, чтобы у меня была подруга.

– А-а-а. Понял.

– Общение с вами – это круто, это здорово, я вас очень люблю. Но я бы хотела, чтобы у меня была подруга.

– Женские штучки, всё такое?

– Цены на тушь, лаки для ногтей…

– У-у, всё ясно.

Я ела курицу и думала о нашем разговоре. Иногда мне хотелось чего-то больше, чем общения с друзьями, какой-то близости, которая помогла бы мне расслабиться, почувствовать покой. С друзьями мне было весело, я могла что-то обсудить, пожаловаться на учебу – что-то в этом роде. Порой мы молча пили вино, каждый углубляясь в свои мысли. Но иногда хотелось чего-то другого. Артур стал часто заходить ко мне, занимая моё время пустыми диалогами. То, что он пытается ко мне подкатить, было видно невооружённым взглядом. Артур был гением – нет, серьёзно. Он разбирался во всём, знал программу более чем блестяще, и это было достойно удивление. Он рассказывал интересные вещи, знал ответ почти на любой вопрос, но… И всё-таки я пошла с ним на свидание. А вдруг, нужно просто поближе познакомиться? Однако, при приближении ко мне Артура, я с трудом заставляла своё лицо не кривиться от отрицания происходящего. Мне ничего не оставалось, как сказать Артуру, что ничего не выйдет, и он мне просто не нравится. Я сказала всё честно, как есть. Я, как и он, хотела бы найти себе пару, чтобы было с кем поделиться тем, что не расскажешь друзьям, да и, в конце концов, с кем можно просто провести выходной вечер под одним одеялом. Но я не могу. Ну не могу – и всё. Ну не знаю, почему. Дело было не во внешности: у него были светлые волосы, большие глаза, приятный голос, хорошее телосложение; дело было в нём самом, в его поведении и отношении ко мне. Ему было гораздо интереснее излагать своё мнение, чем выслушивать моё – скажем прямо, оно его вообще не интересовало. Его раздражало, что оно у меня есть. Когда я пыталась что-то сказать, он пропускал это мимо ушей, словно это шум проезжающих мимо машин. И он это делал не в шутку – всё было на полном серьёзе, потому что сам он этого даже не замечал. После прогулок с Артуром мне натурально хотелось сдохнуть: я чувствовала себя опустошённой, и больше всего на свете мне хотелось просто побыть одной.

Вскоре каким-то образом всем стало известно, что у меня есть решение задач по теормеху. Ко мне часто подходили не знакомые мне студенты, просили показать решение и спрашивали, решала ли я уже дальше, на что я отвечала, что нет, и не собираюсь. У всех это вызывало удивление, разочарование и огорчение. Однако, это привело к тому, что о моём существовании в университете, особенно среди моего курса, узнало большое количество людей, и те, кто раньше просто обращал на меня внимание в коридорах или, например, библиотеке, теперь знали не только, как меня зовут, но и где я живу. Тая жаловалась, что ей надоело, что какие-то неизвестные люди заходят к нам в комнату, а меня там ещё и нет. Потом она додумалась отсылать их в соседнюю, девятую, комнату, и теперь незнакомые люди в большом количестве стали заходить к Антону и Олегу. Увидев там двух парней, мирно расположившихся посреди тотального бардака в комнате, который бы не допустила ни одна девушка (кроме Сони и ещё миллиона таких же, как она), незнакомцы уходили, решив, что ошиблись дверью. На вопрос о том, знают ли они, где Милана, Олег уверенно отвечал нет, и тихо добавлял «вали отсюда».

Как-то раз я шла из магазина, и ко мне подошёл какой-то студент. Он спросил, можно ли со мной познакомиться, и я кивнула в ответ. Сначала я подумала, что он тоже знает меня из-за теормеха, но оказалось, что он с первого курса, и про теормех вообще ничего не слышал. Он много раз видел меня в кампусе и просто не мог обратить на меня внимание из-за необычной внешности. Ему всегда было интересно, кто я, и сейчас он не мог упустить шанс со мной познакомиться. Я согласилась, правда, без интереса. Мы сходили всего на одно свидание. Он рассказывал про себя: как ему трудно было поступить в университет, затем, как ему трудно совмещать учёбу и тусовки…

– Тусовки? – переспросила я.

– Рейвы!

– Рейвы?

– Ну да, а что?

– Эм, да ничего.

– А ты как отдыхаешь?

– Ну… я провожу время с друзьями. Сидим, смотрим фильмы, аниме, болтаем про учёбу, гуляем по городу. Иногда играем по сети в Героев. Как-то так.

– Понятно.

Да кто это такие, эти ваши рейвы? Больше мы не общались.

– Надо ходить куда-нибудь, точно, – заключил Антон, – только так можно с кем-нибудь познакомиться.

– Ну уж не знаю. У меня получается с кем-то знакомиться, не покидая кампус.

– Ты не путай, это ведь не ты с кем-то знакомишься, а они с тобой.

– Это правда. Ну а куда ты хочешь ходить?

– Не знаю.

– А ты как узнаешь, скажешь?

– Конечно, Милана.

– Договорились!

Возвращаясь вечером из в общежитие, я решила подняться наверх, к Диме, узнать, как у него дела. Идти по лестнице было лень, и я поехала на лифте. Когда я уже собиралась нажать кнопку закрытия дверей, услышала знакомое «Подожди!» – это был Альберт. Пока мы ехали в лифте, мы разговорились. Мы довольно давно не общались, и в этот раз он почему-то показался мне более приятным, нежели мои предыдущие знакомые. Альберт предложил как-нибудь встретиться и поболтать. Я согласилась.

Выходя из лифта, я встретила Олега. Он видел, как я прощалась с Альбертом. Он остановился, дождался, пока лифт уедет, и окликнул меня.

– Ты это, осторожней с ним. Ладно?

– Почему?

– Ну, он странный.

– Да, а почему?

– Не важно.

– Эй!

– Ну, он на мальчиков в душе дрочит.

– Эм, ну…

– Просто, будь осторожней, хорошо?

В пятницу вечером я поднялась на этаж к Альберту, но в комнате его не было. Я уже собиралась уходить, когда увидела его на кухне. Он варил кофе в турке. Альберт признавал только молотый кофе, сваренный только в медной турке. Среди всех марок, он отдавал своё предпочтение Lavazza (Kafa Forest) или же Molinari. Я многозначительно мычала.

Альберт жил в комнате один. Видимо, потому что он был уже аспирантом, в связи с чем, ему полагались некоторые привилегии. Мы пили горький-горький кофе и смотрели какой-то старый сериал. Забавный. Я попросила Альберта рассказать о себе. В его комнате было множество книг по истории, даже более того – по истории искусства. Альберт был доволен, что я заметила это. Он с удовольствием рассказал мне о своей научной деятельности. Оказалось, что тогда, в начале первого курса, я неправильно его поняла. Он не перевёлся на другой факультет, а стал получать второе образование – по истории, а если быть точнее, то диплом у него будет по истории искусств. Он с вдохновением рассказывал о том, что уже начал писать книгу по истории искусства Древнего Востока. Я спросила, чем он занимается в аспирантуре, он сказал, что марковскими процессами, инезамедлительно вернул диалог к истории искусства. Я сидела и слушала рассказ о том, что кофе изначально варили в котелках, и как их форма эволюционировала до современной турки. Кажется, я уже почти засыпала, когда Альберт внезапно лёг мне на колени, и продолжил рассказ уже в таком положении.

В общем. Я потом много раз писала ему, что не хочу с ним встречаться, что он мне не нравится, но он был чрезвычайно настойчив. Он писал мне письма, смс, звонил в любое время дня и ночи. Всё это прекратилось лишь когда я добавила его в чёрный список.

– А я говорил, – сказал Олег.

Добавив однажды вечером Альберта в чёрный список, потому что терпение моё кончилось, и было совершенно ясно, что мирными способами ситуацию уладить не удастся, я пошла в магазин и купила дешёвого красного вина.

Был уже поздний час. Соседки спали. Я сидела на своей кровати, облокотившись на стену, пила вино и слушала в наушниках Лану Дел Рей. Это была прекрасная зимняя ночь. Ночью пейзаж всегда разный: когда идёт снег, темнота в окне мерцает тёплым блеском снежинок в свете фонарей, а когда снега нет, ночь кажется острой и холодной. Утром всё исчезнет. Большое пустое окно хоть и останется на своём прежнем месте, но, в свете дня, тайная ночная жизнь в нём замрёт, скроется, и оно вновь притворится неодушевлённым, уступая место другим вещам и событиям. Но сейчас, пока, кружась, падает снег, пока звучит голос Элизабет Грант, а язык обжигает кисловатое вино, моё сердце чувствует волшебство этой ночи, и я счастлива.


***


Я ясно помню то утро. Это была суббота. Я проснулась без будильника в восемь утра, села на кровати и поняла: я больше не буду прежней. Я слезла с кровати на пол и просто стояла какое-то время посреди комнаты. Тая спросила, как я себя чувствую, не болит ли голова после плохого вина. Голова не болела. Я чувствовала себя так, словно больше никогда не буду ходить так же, как ходила ещё вчера; больше не буду также смеяться, также говорить, улыбаться, плакать – да просто жить. Вчера ночью что-то разбилось вдребезги, что-то окончательно умерло, и сегодня утром что-то началось. Посмотрев в зеркало, я вдруг поняла, что давно не ходила в парикмахерскую, что в моём гардеробе нет ни одного платья, что школьные ботинки давно стёрлись, а состояние моих ногтей вообще, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Я взяла карту и ушла из общаги, а вернулась с двумя платьями, новой помадой, продуктами и без денег.

Сессию я закрыла с одним «хорошо 5», по программированию.

– Да этот дед просто из ума выжил.

– Ну да, тебе не повезло.

– Человеком семестра объявляется… Антон!

Тоша закрылся на все «отлично». Правда, к сожалению, конкурс на вторую повышенную стипендию проиграл.

После последнего экзамена, дискретной математики, мы решили сходить в кино. По дороге вспоминали экзамен по теормеху.

– Ой, а шуму-то было! – смеялся Ян.

Все сдали экзамен на отлично. Ну, кроме Олега. Он (по не понятной мне причине) из-за учебы вообще не парился. На экзамене он сел между мной и Тошей. Я решила ему задачу, а Антон рассказал, как доказывать теорему. Олег, конечно, не смог своими словами объяснить экзаменатору ни решение, ни доказательство, из-за чего получил «удовлетворительно», но, тем не менее, экзамен был сдан, и это его, кажется, вполне устраивало.

На каникулах в общежитии из моих знакомых остался только Ян. Я иногда заходила к нему в гости, чтобы подоставать его, когда мне становилось скучно. Олег дал ему ключ от своей комнаты, чтобы Ян мог играть на его компьютере. Ещё в конце семестра я увидела объявление внизу общежития с просьбой позаботиться о морской свинке на время каникул. Яну эта идея очень понравилась. Он с радостью поручился за домашнее животное, кормил её по расписанию, чистил клетку и играл с ней почти всё время. Больше всего с тех каникул мне запомнилась ночь, которую мы провели вместе. Ян играл в Скайрим, а я лежала на кровати Антона и смотрела, гладя маленькую Синти (так звали морскую свинку). Я периодически делала чай и бутерброды, иногда читала в интернете какие-то гайды по запросу Яна. Вроде бы, ничего особенного, правда? Но было так уютно и хорошо, что эта ночь запомнилась мне на всю жизнь.

Глава 2 Вычислительная математика

Не знаю, что ударило мне в голову, но я внезапно решила, что пора выходить за рамки фейковой страницы – в люди. Господи. Поверить не могу. Теперь у меня есть моя страничка в Live Journal. Я написала там пару коротких заметок про учебу в Университете, а потом сразу же занялась поиском знакомых людей, ну или просто людей из Университета. Я нашла пару страничек, а потом ещё пара пользователей нашли меня. Я стала с интересом следить за тем, что они пишут, пытаясь составить впечатление о том, как другие люди воспринимают учебу и жизнь здесь. Мои друзья относились к моему новому увлечению скептически, но с интересом. Потом оказалось, что у Антона тоже есть страничка в ЖЖ, и я очень долго, не без обиды, выпытывала у него, почему он сразу мне не сказал. ЖЖ оживился. Пролистав его блог, я заметила там пользователя, который чаще всего комментирует записи. Его бывшая девушка – ну конечно. У меня тоже сложились оживлённые диалоги с одним пользователем. Это тоже была девушка. Я не была знакома с ней в жизни, мы общались только в интернете, но мне было чрезвычайно любопытно, кто она, как выглядит, какая у неё манера речи, как она выражает эмоции – в общем, что она за человек. Однажды любопытство взяло надо мной верх, и я предложила встретиться. Антон и Ян удивились, когда узнали об этом. Их удивило именно то, что я сама предложила встречу, и что я говорю об этом так спокойно. Я стала возражать, что в этом действительно нет ничего такого, а потом задумалась. Ведь ещё год назад я бы ни за что так не сделала. Год назад я уже не смогла так сделать, когда стояла в комнате Димы, не решаясь сказать, где я живу, и что была бы рада поболтать с ним снова. Всего лишь год назад.

Майя училась на программиста. До этого она училась на физическом факультете, но потом, на старших курсах, когда она побывала в лабораториях, в которых ей предстояло работать, она поняла, что не хочет провести там всю свою жизнь, да ещё и за такую зарплату. Ей потребовалось полгода, чтобы подтянуть программирование и перевестись на другой факультет. Просторные офисы в центре города пришлись ей по душе гораздо больше, чем пыльные научные институты на окраине, возле промзоны с дымящими заводами и вечно слоняющимися по улицам странного вида рабочими. Да и задачи, которые предлагались, интересовали её больше, потому что были более приближены к реальной жизни, нежели ракетостроение, которое ей светило, останься она на физическом факультете. Весь этот сопромат, вся эта аэродинамика – ну её к чёрту. Даже копаться в SQL таблицах лучше, чем эта муть.

Да, Майя была старше меня на несколько лет. Я с интересом слушала её рассуждения на тему выбора жизненного пути, но с некоторым непониманием относилась к её выбору. Для меня не было ничего более унылого, чем разбираться в чьём-то коде, тем более, если это SQL. Я бы с удовольствие послушала про сопромат и аэродинамику – очень уж мне нравилась всякая физика, хоть и предпочтение я отдавала всё же математике.

Майя, поскольку была студентом старших курсов, уже планировала снимать квартиру рядом с работой, и вскоре стала появляться в кампусе довольно редко, поэтому наше общение так и осталось, в основном, в интернете, постепенно сходя на нет.

В этом семестре, пожалуй, самым болезненным предметом стала вычислительная математика. Теормех перестал вызывать благоговейный ужас, да и вообще, это чувство восторга как-то обесценилось и перестало представлять интерес. Теперь интересным стало каким-то способом умудриться сдать все домашние, лабораторные и контрольные по вычислительной математике. Я писала шпаргалки, которыми пользовался весь факультет. Я ими, правда, так и не воспользовалась, хотя и взяла с собой. Да уж, это был первый предмет, на который я писала шпаргалки. Оказалось, что это довольно небессмысленное занятие и хороший способ всё подучить. Устного экзамена по предмету не было, был только письменный, по которому и выставлялась оценка за семестр.

Просмотрев варианты прошлых лет, мы пришли в тихий ужас. Каждый билет состоял из одной теоремы и такого количества задач, которое просто невозможно решить за одну пару, да ещё и не пользуясь калькулятором. Мы нарешивали эти задачи в огромном количестве, оставив теорему на произвол судьбы (то есть, рассчитывая просто списать её), и молились, чтобы попался вариант, где не будет сложных вычислений. Вот оно – самое сложное! Правильно поделить в столбик… А если серьёзно, это расчёты – это действительно самый простой способ ошибиться. Потерял минус или двойку какую-нибудь – и всё! И всё.

Антон заболел прямо перед письменным экзаменом. Он подошёл к лектору с просьбой дать ему возможность написать экзамен в другое время. тот ответил, что может поставить ему прямо сейчас пересдачу, и тогда, очевидно, у него будет ещё две возможности написать экзамен в другое время. Выпив парацетамол, Антон пошёл вместе с нами на основной экзамен и, что не удивительно, написал его на «удовлетворительно», лишившись при этом стипендии. Все остальные экзамены он закрыл на «отлично». Звание человека семестра в нашей компании должно было достаться мне, но теперь в нём не было смысла. Мы и раньше это знали, но теперь нам стало совершенно очевидно, раз и навсегда, что оценки – дело случая, и они вообще далеко не всегда отображают реальный уровень знания человека.

За этот семестр мне звали на свидание ещё человека три, но я всем отказала. Даже имена их не помню – может, я даже их и не спрашивала. Мне это всё просто надоело. Я стала больше времени уделять уходу за собой: за волосами, за кожей, за своей одеждой. Деньги перестали копиться, но я считала, что это того стоит, потому что эти вещи действительно делали мою жизнь лучше. Я вообще просто начала чувствовать жизнь, что она идёт, и что я её живу. По выходным я стала готовить что-то сложнее курицы: научилась делать блины, пару раз готовила куриные запеканки. Ян всегда пробовал и давал мне советы по приготовлению – он в кулинарии смыслил гораздо больше меня. Тая поделилась со мной рецептом пряников, и мы иногда стали обсуждать готовку. Весной я купила себе новое бельё, в том числе и постельное. Постепенно у меня оставалось всё меньше и меньше вещей, которые я привезла сюда с собой из дома. Джинсы порвались, у обуви отклеилась подошва, у сумки оторвались руки. Нужны были новые вещи, и мне всё чаще приходилось выбирать: есть в этом месяце мясо или купить новые вещи. Я обычно выбирала второе. Из-за этого весной у меня на коже появились странные сухие пятна, начали выпадать волосы, и мне пришлось долго пить таблетки для повышения гемоглобина, которые тоже, вообще-то, стоили денег. И всё равно, я всё делала правильно, я заботилась о себе, как могла. А если не я, то кто?!

Да, я стала чувствовать себя лучше, стала чувствовать себя человеком, но печаль нику не ушла, она просто стала другой. Она перестала быть тугой и тяжёлой, она стала… просто печальной. Как тихий летний вечер, как огоньки самолётов в предрассветном небе. Я становилась красивой, но печальной. Думаю, по-другому и быть не могло. Таков был мир, в котором я жила.

User:

> Привет, Милана! Забери, пожалуйста, бельё из стиральной машины, как можно скорее.

> Ещё минута и я выгружаю машину.

> Прости, но время вышло.

Мilana:

> Привет! Прошу прощения, что так получилось, я опоздала на автобус и не успела вытащить.

User:

> У тебя есть МЧ?

Мilana:

> Что?

User:

> Парень.

Мilana:

> Нет.

User:

> Сходим куда-нибудь вместе?

Мilana:

> Нет.

User:

> Останемся где-нибудь вместе?

Мilana:

> Что? Что за вопросы-то такие? Не пиши мне больше!

User:

> Ок.

А как тут не грустить? Чему веселиться?

Сессия осталась позади. Мы не закрылись на отлично, но и не потеряли стипендию: «Это главное», – поднимая в верх указательный палец, с важным видом заявил Ян. Антон тяжело вздохнул, откидываясь на спинку стула, и еле слышно, почти самому себе, сказал, что хотел выучить диффуры лучше. Про его тройку по вычислительной математике никто не сказал ни слова. Я была согласна с ними, а моё мнение на этот счет…

– Ой, кончай эти свои фенимимские шуточки, мнение у неё, видите ли, – Антон махнул рукой.

– Так, во-первых, я не фемимистка, во-вторых, я считаю…

– Да-да-да, – Ян продолжал подливать масло в огонь, хотя куда уж больше, Антон уже падал со стула от смеха, безмерно довольный тем, что смог вывести меня из себя. Я стала на ходу генерировать случайные цитаты из паблика «Мне не нужен феминизм», уже почти плача сама от смеха, а что я хотела сказать – не важно, на самом-то деле. Всем и так было очевидно, что я считаю, что Ян прав, но и Тошу понять тоже можно.

Вечером мы вышли погулять. Со вчерашнего дня кампус ничуть не изменился, и в то же время стал другим. Мы купили мороженое и медленно шли по извилистым тропинкам аллеи между общежитиями и университетом. Был тихий, тёплый летний вечер, ветра не было. Было слышно только проезжающие мимо поезда и редкие крики чаек. Вдали возникали и гасли звёздочки самолётов. Я забуду, кто вёл информатику. Я забуду, что меня спросили на экзамене по теории вероятностей. Забуду бессонные ночи, панику, боль в руке после долгих конспектов. Все эти истории остались за дверями аудиторий, словно их и не было вовсе. А что останется со мной? Останется этот вечер. Вот что я запомню.

– Может быть… это и есть семья? Когда вы гуляете вместе и не раздражаете друг друга?

Глава 3. Пляж

Когда Милана приехала, я её не узнала. Утром я шла на троллейбусную остановку, мимо прошла какая-то женщина в чёрных костюмных шортах, сандалиях на высокой платформе и короткой чёрной майке с открытой спиной. Второй раз я встретилась с ней вечером, когда мы пошли гулять.

Мы медленно шли по улицам центра города, и Милана выглядела так, словно ей доставляет удовольствие даже просто дышать здешним воздухом, она жмурилась, снимая круглые чёрные солнечные очки, как кот, нежащийся в первых весенних лучах. Я хотела спросить, что с ней произошло, но не решалась: было как-то неловко. Она много рассказывала про город, в котором живёт, про своих друзей, про учёбу, но больше, всё-таки, про друзей; рассказывала про вещи, про то, что научилась готовить, и про то, как ненавидит своих соседок, по крайней мере, одну из них – так точно.

– А как твоя топология?

– Что? Топология?

– Да. Ну, я всё жду, когда появится теорема имени Миланы или что-то вроде этого.

Она подняла брови и рассмеялась, а затем покачала головой.

– Всё немного сложнее.

– Ты ведь шла туда за топологией. Но ты про неё вообще ни слова не сказала.

– Да, всё так.

Она, судя по всему, не хотела об этом говорить, но я настаивала.

– Ну вот смотри, – она взяла со стола мой телефон и представила его мне, – классная штука, да? Мне нравится, а тебе?

– Ну так, неплохо, мне тоже…

– А хочешь расскажу, как он устроен?

– Ну, вообще, было бы интересно, конечно.

– А хочешь всю жизнь их делать?..

– Нет.

Через пару дней мы пошли на пляж. Сидя на причале, Милана молча вглядывалась в противоположный берег реки.

– Берег блестит на солнце, как зубы дракона…*

– Что?

– А у тебя есть зонтик?

– Нет, там возьмём.

– Мама подарила мне очень классный купальник.

– Хей, – я потрясла её за плечо, – ты чего такая грустная?

– Я? Да, вроде, не грустная. Просто очень красиво.

Ничего красивого там не было. Пляжный кусочек противоположного острова пестрил разноцветными купальниками. Удивительно, что Милана назвала это красивым. Вот если бы все были одеты в одинаковые купальники, ну или хотя бы просто чёрные, тогда бы для неё это выглядело действительно красивым. Конечно, мы меняемся. Я тоже многое поняла за этот год.

В нашем городе студенческой стипендии хватает только на проездной на месяц, и то, только на троллейбус, если покупать проездной на троллейбус и трамвай, то уже не хватит. Брать деньги у родителей не хотелось. Надоело вечно быть должной, надоело просить, а потом ещё и отчитываться, на что будешь тратить. Мои траты – моё дело, моя жизнь! Так что я начала подрабатывать репетиторством. Я взяла несколько учеников, и после пар в университете сразу ехала к ним и занималась до самой ночи. Приходя домой, я падала без сил на кровать и засыпала. Я рассчитывала, что буду делать домашние задания по выходным – их я специально оставила полностью свободными, но на выходных пишут друзья, зовут гулять, и я не могу отказаться, потому что чувствую, как вымоталась морально, что хочу развлечений, хочу отдохнуть и отвлечься. Мы с одногруппницей стали ходить в бары и клубы. Безумие, которое там творится, восстанавливало мои жизненные силы. Проснувшись на следующий день, я была готова снова браться за работу и учёбу.

Иногда я выпивала слишком много. Пару раз утром я обнаруживала у себя в телефоне сообщения от каких-то неизвестных парней, с которыми я познакомилась в клубе. Вспоминая об этом, я тяжело вздыхала, а затем кидала их в чёрный список. Ну почему люди такие глупые и не понимают, что то, что было в клубе – остаётся в клубе? Ладно, я и сама такой была. Каюсь: первые пару месяцев я правда надеялась встретить там своего единственного и неповторимого, но я довольно быстро перестала на это надеяться! Мне нужен совсем другой человек. Мне нужен мужчина. Взрослый, серьёзный мужчина, который не будет смотреть на меня круглыми глазами, с восхищением удивляясь тому, какая я «рассудительная». Ведь эта рассудительность – это нечто само собой разумеющееся, не так ли? Нет, конечно, не так – для людей, которым до неё ещё расти и расти.

Однажды я всё-таки встретила человека, который, как мне казалось, стал бы для меня идеальной парой. Ему было около тридцати. Забавно: мы познакомились на троллейбусной остановке.

– Серьёзно?!

– Да, а что?

– Так вообще бывает?!

– Как видишь! Правда, в итоге он оказался женат.

– Это уму не постижимо.

– Вроде обычная история.

– Ну, не в моём мире. Кстати, а что с тем парнем из Питера?

– Каким парнем из Питера?

– Ну, который должен был приехать.

– А, – я махнула рукой.

Мы лежали под зонтиком на горячем, нежном песке пляжа, Милана напевала какую-то дурацкую песню про пляж, а я разглядывала толпу.

– Знаешь, я тоже думала об этом, – начала Милана.

– О чём?

– О том, кто мне нужен.

– Представляешь, я тоже думала о том, кто тебе нужен! – мы рассмеялись.

– Да? И кто же?!

– Мне кажется, что вы с Лёшей, на самом-то деле были неплохой парой, просто вы были слишком мелкие, вот что. Поэтому ничего и не вышло.

– Не думаю. До сих пор удивляюсь, как я могла так дёшево купиться на то, что он читал эту книжку…

– Ну, общие интересы сближают, в этом нет ничего удивительного, а тебе как раз и нужен такой человек, который будет любить всю эту науку так же, как и ты, разве нет?

– Да, конечно, но в этом-то и дело. Книга-то, на самом деле, едва ли научная. Она, скорее, автобиографическая. Я читала её ещё в школе, на уроках истории, когда было совсем скучно. Честно говоря, мне не очень понравилась, как раз, потому что она больше рассказывала историю, но не давала представления об интересующем меня математическом аппарате. Я её, конечно, прочитала, но мне больше нравилась, если уж говорить о научно-популярных книгах о топологии, «Наглядная топология» из Библиотечки Квант. Слышала про такую?

Я отрицательно помотала головой.

– Там и по биологии есть. Там вообще много всего классного. И там как раз написано не о том, как мы с ребятами собрались и придумали классную теорию, а о том, что это за теория и какими понятиями она оперирует. Ближе к делу, так сказать. Вот так же и с Лёшей. Он, конечно, любит науку, но совершенно не так, как я.

– Знаешь, – продолжала Милана, – за этот год я столько раз побывала на свиданиях…

– Я тоже не мало.

– И мне никто из них не понравился.

– А мне некоторые нравились… Ну так. Просто нравились.

– И я знаешь, что поняла?

– Что?

– Я хочу замуж.

Я с удивлением посмотрела на неё.

– Я хочу замуж. Просто чтобы всё закончилось. Чтобы больше никто не хотел со мной знакомиться, чтобы я больше никогда не мучилась одиночеством и желанием близости, чтобы рядом всегда был человек, который, что бы ни случилось, ни за что не осудит тебя – он простит, и не только, потому что он любит тебя, а просто, потому что он мудр и понимает. Я устала, – она повернула ко мне лицо, всё ещё смотря куда-то вдаль, – я очень-очень устала.

Глава 4. Задача двух тел

Я приехала в общагу загоревшая и не отдохнувшая. Бросив вещи у себя в комнате, я сразу же пошла к соседям, открыла без стука дверь и плюхнулась в кресло Антона.

– У Олега новое постельное бельё?

– Ага, конечно, – пробурчал вечно хмурый Антон.

Дверь открылась.

– Ну что, соседка, рад тебя видеть!

– Ян?!

– Да-да-да.

– Ура-а! – я бросилась обнимать его.

– Ну всё, всё.

– А Олег?..

– Он теперь с Димой.

– Круто! Надо к ним тоже зайти. Но не сейчас. Надо сначала чуточку отдохнуть.

– Ты же уже отдыхала, вон как загорела.

– Ох… – я закатила глаза, – общение с родственниками и старыми знакомыми очень утомляет. Кажется, словно мы живём в параллельных вселенных.

– Во-во. Я тоже съездил домой. У людей совершенно другие ценности, другое представление об общении и взаимоотношениях, другая жизнь!

– Есть такое, – сказал Антон, – я тут ходил на свидания с несколькими девушками, ну, не из Университета.

– И как? – я слушала с интересом.

– Ну как-то никак. Как вы и сказали.

Мы погрузились в молчаливое раздумье, а потом договорились сегодня вечером собраться смотреть фильм.

Я поднялась поболтать с Олегом и Димой. За пару недель Олег сильно набрал в весе. Я не решилась у него спросить напрямую, а спросила у Яна:

– Ты заметил, как Олег?..

– Ага, – кивнул Ян.

– Он расстался с девушкой, – сказал Тоша.

– У него была девушка?! – удивилась я.

Мальчики рассмеялись.

– А почему я не знала?

– А должна была?

– Что бы поменялось?

Я пожала плечами.

В этом году мы перестали быть студентами младших курсов. Мы уже чувствовали себя стреляными воробьями: мы и работали изо всех сил, и забивали на учёбу, и попадали к халявным экзаменаторам, и к неадекватным, и просто к требовательным, и вообще успели прочувствовать на себе то, как иногда правила игры меняются во время игры. Мы спокойно ходили по кампусу: мы – студенты в расцвете лет, уже не младшекурсники, но ещё не работаем на базе. Щика-арно.

Меня одолевала странная жажда деятельности, желание жить. Я уговорила Диму сходить пару раз в клуб дебатов, а с Яном мы посетили несколько дополнительных семинаров по распознаванию изображения. И то и другое было довольно интересно, но это было как с тем дополнительным курсом по теоретической механике – мы быстро поняли, что на это всё у нас не хватит времени. К тому же, дебаты проходили в пятницу вечером, а мы, как-никак, не могли пожертвовать ради этого сомнительного развлечения нашими тёплыми, уютными, семейными вечерами.

В этом семестре произошло моё знакомство с квантовой механикой (далее – квантмех). Этот предмет был у нас далеко не основным, почти факультативным. Наверное, именно поэтому его у нас вёл молодой аспирант, его звали Сергей. Я помню, как он впервые вошёл в кабинет. Я тогда подумала: «Господи, какой он красивый!» Меня действительно поразила его внешность. Объективно говоря, в нём не было ничего такого: у него было далеко не атлетичное телосложение, он был невысокого роста, но в его чертах лица было что-то такое невероятно знакомое, что мне показалось, что я уже где-то видела его, знала его и до этого семинара. Конечно, это было не так. Находясь под сильным впечатлением, мне было трудно сосредоточиться на материале, но я старалась внимательно слушать всё, что он говорит, и следить за ходом решения задач. Он вёл семинары не только у нас, у него была и вторая группа – из другого факультета, где квантовая механика была гораздо более важным, чуть ли не основным, предметом. Эти ребята смотрели на нас с высока, показывая своё превосходство, на которое мы, вообще-то, и не претендовали.

Дима стал реже появляться на семинарских занятиях, пропускал пятничные посиделки в комнате Яна и Тоши. Я всё собиралась зайти к нему, но заданий в этом семестре было так много, и они были такими сложными, что я постоянно не находила времени. Я чувствовала, что материал стал сложнее, чем прежде, по каждому курсу было так много понятий, что мне стоило усилий предотвратить образование каши в голове, но я чувствовала, что мои полочки, на которых аккуратно разложены явления, определения и прочая хрень – начинали уже скрипеть от тяжести, грозясь и вовсе надломиться, по мере того как у меня заканчивалось терпение, и нарастало напряжение внутри.

Вскоре семинары стал пропускать и Ян, но до него-то идти, к счастью, было гораздо ближе. После очередного семинара, на котором не было Яна и Димы, я зашла в соседнюю комнату:

– Ян! – я потрясла хлипкую кровать, чтобы тот свалился со своего второго этажа, – ты чего?

– Чего? Чего тебе?!

– Почему вы с Димой не ходите на пары?

– Кризис среднего возраста.

– А если серьёзно?

Если серьёзно, то в этом году девушка Димы (внезапно, у него тоже была девушка) поступила в Университет. У них начались разногласия, и в один прекрасный момент она решила от него уйти. Дима действительно любил её (однако, как выяснилось позже, ушла она тоже не на ровном месте) и захотел её вернуть. Она попросила его по старой дружбе помочь с контрольной по матанализу, и он понадеялся, что, если будет активно помогать ей с учёбой, то она к нему вернётся. Конечно, этого не произошло. Она просто воспользовалась его наивностью, написав с его помощью несколько контрольных, а потом окончательно с ним распрощалась. Дима, чтобы помочь ей, забил на свою учёбу: когда он должен был быть на семинарах, он либо готовился к её контрольным, либо решал их. Когда он понял, что она просто его использовала, то впал в депрессию, и уже не мог вернуться к работе.

Ян решил однажды вытянуть Диму из кроватки на пары, но в итоге они просто очень долго разговаривали, а потом оба решили, что разговоры эти куда интереснее всяких кванмехов, теорий функций комплексных переменных и тому подобного, и провели день вместе.

– А потом мне как-то так это понравилось, и я подумал, что да не нужны мне эти семинары, я и сам во всём могу разобраться, – с довольным видом лёжа на кровати, Ян почесал затылок, – вот так-то.

– Но ты же знаешь, что это не так, – сказала я.

– Да знаю, знаю! Чего вы все пристали? Буду я ходить на пары, успокойтесь. Я же не Дима.

Время здесь летит незаметно. Недели проходят одна за другой, и я хотела бы, чтобы время остановилось, замерло, чтобы во времени образовалась петля, длиной в две недели, такое ответвление, другой путь, на который я могу сойти, чтобы две недели просто отдыхать. Я бы выспалась. Ничего бы не делала. Я бы даже не взяла с собой ни Яна, ни Антона – никого, я согласна провести их одна. Просто лежать, смотреть в потолок и отдыхать, не чувствуя себя виноватой в том, что трачу это время не на учёбу. А потом, когда две недели закончились бы, я бы вернулась в эту же самую временную точку, абсолютно ничего не потеряв во времени. Хотя кого я обманываю? Я потратила бы эти две недели на учебу, чтобы нагнать всё то, что я не успеваю.

Время никогда не замедлится, и дальше не будет ни легче, ни лучше, время будет только ускоряться. Я чувствую себя старым иссохшим деревом, ветки которого гнутся под тяжестью бесконечных будней, я угасаю, превращаюсь в ничто – прямо сейчас, сидя на корточках на балконе, куря сигарету, так, чтобы охранники меня не спалили, и напеваю Kings Of Speed, пока я чувствую, как время течёт, и как я проигрываю ему эту гонку.

Я иногда думаю о нашем разговоре с Лен. Для неё, я уверена, это ничего не значило. А мне, почему-то, так запало в душу… Я… Я так хотела бы сходить в бар. Или в клуб. Я не знаю, что я там буду делать. Как это вообще происходит? Я просто хочу забыться. Плевать как. Алкоголь уже не помогает – просто вошёл в привычку. А я хочу забыться. Попасть в волшебную временную петлю, Господи, хотя бы на часик, на полчаса, где не существует ни одного из миллиона дедлайнов, ни одной грёбаной сдачи. Если честно, иногда мне кажется, что я больше не могу…

Дверь балкона отворилась, и я быстро в испуге спрятала сигарету за спину. На балкон зашёл Дима, в расстёгнутом пуховике и домашней одежде.

– Ты чего в одной кофте? Простудишься же.

Я встала с корточек, он взял у меня сигарету, я протянула к нему руки и обняла его. Он укрыл меня пуховиком, и мы стояли так ещё какое-то время. Он докуривал мою сигарету, а я дрожала, прижавшись к нему, то ли от холода, то ли от слёз, которые непроизвольно полились у меня из глаз, когда я позволила себе расслабиться. Я не стала читать Диме морали о том, как важно ходить на пары, не стала спрашивать его про его девушку. Уверена, что моё осуждение было ему сейчас нужно меньше всего. Да и мне, в общем, как-то и не хотелось его осуждать.


***


Сконцентрироваться на учёбе становилось всё сложнее и сложнее. Комната в общежитии не изменилась с тех пор, как я сюда заехала: плакаты Сони с музыкальными j-rock группами висели на прежних местах, её постельное белье было как обычно не стиранным, на столе Таи громоздилась грязная посуда – всё по-старому! Но теперь меня всё это начало ужасно раздражать. Я ненавидела эти уродливые плакаты, меня выводил из себя смех Сони, я больше не могла чувствовать неприятные запахи грязного белья и посуды; я ненавидела идиотские обои в цветочек, просроченные продукты в холодильнике, коробки из-под бургеров на столе, который изначально предполагался кухонным. Я сидела утром, пила кофе, красила губы красной помадой и ненавидела всё это. Эти двадцать минут утром – завтрак и макияж, определённо были лучшим временем суток, исключая время, когда я сплю.

Но больше всего я хотела тишины и одиночества. Я просто хотела побыть одной. Это можно было бы сделать только разве что заперевшись в туалетной кабинке – такое себе уединение. Я не была одна в комнате, не была одна в библиотеке, на улице, да даже в душе – он-то тоже общественный. Кроме того, за несколько лет жизни в кампусе, особенно за прошлый год, у меня накопилось огромное количество знакомых. Я не могла пройти по улице даже в ближайший магазин, не встретив ни одного знакомого. Не знаю, как и откуда, но меня знали даже те люди, о существовании которых я даже не подозревала. Идя в этот самый магазин, я была почти уверена, что встречу там какого-нибудь неравнодушного, и это страшно раздражало.

Вернувшись однажды в свою комнату из магазина, я заглянула в телефон и увидела там сообщения от какого-то неизвестного мне студента, который говорил, что видел меня, как я выбирала творог, и что хотел со мной познакомиться, но не решился; а потом спрашивал, почему я выгляжу такой грустной. Я прочитала сообщения, но не стала на них отвечать, потому что не хотела о них думать, и сделала вид, что всего этого просто не существует. Он скинул мне свою фотку и предложил встретиться как-нибудь вечером. Тяжело вздохнув, я ответила, что несмотря на то, что он очень красив и вежлив, я не ищу знакомств, и не очень хочу с кем-то там гулять. Он что-то ответил, я отметила сообщения, как прочитанные, но читать не стала – Боже, пусть люди исчезнут с лица земли. Мне казалось, я вот-вот сойду с ума. Но раньше-то как-то я жила же с этим? Не знаю, что случилось, я не знаю. Что мне делать?

Закрывая глаза, я представляла, как захожу в просторную квартиру, огромную, пустую, где живу только я. Там тихо. Стены покрашены белой краской, зал объединён с кухней. Я захожу и падаю на мягкий кожаный диван. Как бы я хотела читать ТФКП, лёжа на таком диване! А ещё я бы хотела, чтобы кто-нибудь пришёл ко мне и дал бы мне денег, дал бы мне их и сказал – вот, бери, иди и купи себе вещей. И я бы пошла и купила бы себе одежды, дешёвой, дерьмовой, но всё-таки она бы у меня была.

Но это были очень тяжёлые времена в плане денег. Денег не было. Хватало только на еду. Так что мечты о барах и клубах оставались только мечтами. Я понимала, что если хочу даже в кафе, то оставлю там хорошую часть стипендии, и что мне не хватит на оставшийся месяц. Иногда ужасно хотелось купить овощей и фруктов – питаться ими было гораздо дороже, чем гречкой или рисом. Как-то раз я пошла и всё-таки купила два килограмма яблок. Я всю неделю ела яблоки, пока у меня не начали почему-то слоиться ногти и болеть желудок. Но это были очень вкусные яблоки…

Я жаловалась Яну и Антону, и они отвечали, что понимают меня, и что надо ещё годик потерпеть, а там дальше можно будет найти работу. Они говорили, что это самый тяжёлый курс, и что дальше будет легче. Я возражала, что слышала эту фразу уже много раз, и каждый раз становилось только хуже, но они продолжали в один голос твердить, что вот сейчас, вот ещё чуть-чуть… И я шла учить дальше, приняв, что сейчас мы действительно не можем ничего сделать, только терпеть и ждать.

Я ходила на семинары по квантовой механике скорее, чтобы отдохнуть. Там хоть и обсуждались очень серьёзные вещи, оценки в этом семестре по квантмеху не было, так что можно было расслабиться и получать удовольствие, а уже в следующем семестре расстроиться, обнаружив, что материал второго семестра невозможно усвоить без глубокого понимания материала первого семестра, затем раскаяться в том, что учился вполсилы, без должной серьёзности относился к предмету, пообещать, что больше никогда, никогда так не будешь делать – и на этом успокоиться.

Когда в конце семестра Сергей решил на доске последнюю задачу, сказал финальное: «Ну вот и всё. Жду вас на своих семинарах в следующем семестре», я вышла из аудитории, жалея, что не увижу его ещё почти два месяца, а мне так нравилось смотреть, как он блестяще решает у доски задачи, рассказывая при этом ещё что-нибудь интересное о том, где такие, казалось бы, абстрактные задачи, находят применение на практике, в реальной жизни. Да и потом, он был просто красивым, невероятно милым и добрым. На него было приятно смотреть.

Перед новым годом мы сдали несколько самых лёгких экзаменов. Самая интересная часть сессии, которая должна была начаться в январе, грозными тучами маячила на горизонте, но до этого было несколько новогодних дней. Дима и Олег купили еловые ветки и поставили их в банки с водой. В один из предпраздничных дней Олег уехал домой, а Антон пошёл гулять с какой-то девушкой (уж не знаю, где он их находит). Мы с Димой и Яном решили посмотреть фильм и украсить комнату Димы, в которой мы собирались справлять новый год. Дима выглядел очень уставшим, и ничего не хотел делать. Пока я подметала комнату и распаковывала коробку с гирляндами и крошечными ёлочными игрушками, Ян сварил Диме кофе с коньяком и сгущёнкой, чтобы тот взбодрился.

Тихо жужжал ноутбук, на котором скачивался фильм, Ян, стоя на столе, вешал на карниз гирлянду, а я цепляла на еловые веточки красные и золотые шарики. Дима говорил мне и Яну, как лучше сделать, а потом затих. Ещё не допив кофе, он уснул, и мы с Яном сели за Димин стол и смотрели «Сталкер» Тарковского, а потом разошлись по своим комнатам.

Новый год прошёл как обычно: кто-то выжил, кто-то не очень. Радовало то, что все, кто блевал – блевали в тазик, что значительно облегчало последующую уборку. Ян приготовил свинину в духовке, я нарезала салаты, Дима и Олег закупили напитки. На праздновании были ещё какие-то другие наши однокурсники – я их не запомнила.

Сессия была тяжёлой. Я с трудом закрылась без «удов». Когда она закончилась, я не почувствовала облегчения. Она как будто бы и не кончалась. На каникулах я стала бегать по стадиону, и физические нагрузки давали мне некоторое психологическое облегчение, но я с ужасом думала о том, что в новом семестре снова надо начинать учиться. За каникулы я съездила в несколько соседних городов, чтобы сменить обстановку и погуляла там в парках. Было здорово, правда, только когда я гуляла. Как только я возвращалась в общежитие, какая-то тяжесть вновь наваливалась на моё сознание. Четыре стены, обклеенные нелепыми, да ещё и отслаивающимися, обоями, давили на меня, мешая дышать. Я просыпалась, бегала, шла в душ, завтракала, читала книжку, обедала, шла гулять, ужинала с Яном, ложилась спать. Такие простые и лишённые глубокого смысла действия занимали у меня весь день. Я спрашивала себя, а как же было раньше? Мне кажется, что я успевала больше, что я делала какие-то невероятные вещи, что я читала больше, что я учила что-то на каникулах. Как же мне удавалось? Не переставая удивляться, я отвечала на свой вопрос: я не помню. А это точно было? Это было со мной? Это была я?

Ни в один из дней этих каникул, я не совершила никакого великого или важного для науки дела – да как-то и не хотелось. Я все две недели лежала, гуляла, читала, играла, болтала с Яном – и ещё бы так две недели провела, а потом ещё и ещё. Но так не бывает.

Когда закончилась сессия и начались каникулы, я не почувствовала ни того, ни другого. Так же вышло и с началом нового семестра. Однажды я проснулась, побегала, сходила в душ, позавтракала и пошла на пары. Там были какие-то лекции, потом какие-то семинары, я что-то там писала, особенно когда лектор говорил, что это важно.

На улице не было ветра. Для февраля такая погода – редкость, особенно здесь. Небо было затянуто облаками, ровными, плотными, недвижимыми. Небо было абсолютно спокойно, но мне казалось, что там, за его молочной пеленой, за небесной оболочкой, что-то дрожит от напряжения, и оно вот-вот взорвётся. Я слушала семинар по квантеху без особого энтузиазма, но старалась вникать в суть происходящего. За окном показалось солнце, и моё лицо дёрнулось в еле заметной улыбке. Я тут же одёрнула себя, и вернула взгляд обратно к доске. В этот момент Сергей повернулся к аудитории, и мы на мгновение встретились взглядом.

Меня словно ударила молния, и ток прошёл по всему моему телу. Я в испуге опустила глаза. Он на мгновение запнулся, а затем продолжил говорить. Остаток семинара прошёл мимо меня. Как и все остальные лекции в тот день. Я вышла из аудитории сама не своя. Антон спросил, всё ли со мной хорошо, и я ответила, что всё в порядке.

Итак, я влюбилась в Сергея. Я считала дни до сдачи домашнего задания, и старалась изучить материал как можно более полно, по крайней мере, настолько, насколько это позволял наш упрощенный курс. Тратить на квантмех столько времени, сколько тратила я, было лишено смысла. Предмет был не основным, и в том виде, в каком он подавался, было невозможно претендовать на серьёзное изучение предмета, как и предполагалось учебным планом. К тому же, если уж мне хотелось бы подольше пообщаться с Сергеем, мне и вовсе следовало бы, по крайней мере, делать вид, что мне абсолютно всё непонятно, докапываться до него с вопросами или что-то в этом духе. На деле же я приходила, рассказывала ему задачу, он говорил, что сойдёт, и я шла домой.

Я приходила домой и долго сидела, пялясь в пол, не зная, что делать. Я не могла смотреть на него, не могла спокойно сидеть на семинарах: внутри меня всё переворачивалось вверх дном. Каждый четверг, когда я шла на его пару, я старалась выглядеть идеально: я поправляла макияж, следила, чтобы одежда выглядела опрятно, никогда не опаздывала к началу. Я не знала, что ещё я могу сделать, а весь этот цирк с вопросами, с изображением, что я чего-то не понимаю… ну не знаю. Как-то это всё не по мне. Я бы так делать не стала.

И я не стала. Однажды, гуляя с Яном, я рассказала ему о своих страданиях по нашему семинаристу. Ян выслушал и, наверное, впервые на моей памяти, сказал, что тоже не знает, как бы мне следовало поступить в такой ситуации, и что он поступил бы так же, как уже сделала я – просто ждал бы, стараясь выглядеть достойно.

– Если бы ему надо было, он бы сам после семинара позвал куда-нибудь, сказал бы, что хочет познакомиться с тобой. С тобой же вон сколько людей за время обучения познакомились.

– А вдруг его отталкивает просто то, что я студентка?

– Да, вполне возможно. Меня бы это остановило, например. Кто знает, может быть, после экзамена, когда ты уже перестанешь быть его студенткой, он подойдёт к тебе и всё-таки предложит тебе познакомиться поближе. Но, знаешь, я бы на твоём месте не надеялся.

– Да? Почему?

– Потому что, когда не очень хочется – не очень получается.

Не помню в этом семестре ни одного семинара, на котором появился Дима. Когда я решила, что пора бы зайти к нему и наведать его, мне почему-то стало страшно. Когда я вошла в его комнату, он сидел за своим столом и смотрел аниме. Он немного поправился и отрастил длинную бороду. Я осторожно спросила, как у него дела. Он усмехнулся и сказал: «Присаживайся».

Он неохотно рассказал, что ещё много раз шёл на поводу своей бывшей девушки, которая безжалостно использовала его доверчивость как могла. Окончательно разочаровавшись в ней, он потерял интерес к учебе, да и к жизни вообще. Напившись, он пытался выйти в окно, и не раз, но Олег всё время вытягивал его из рамы обратно в постель. Не желая слышать о проблемах в учебе, он проводил время читая книги по истории. С какого-то момента он даже стал очень серьёзно воспринимать это увлечение, и теперь он мечтает только об одном: организовать кружок по истории для каких-нибудь школьников. Он даже подумывал о том, чтобы получить второе образование – по истории. Я не стала говорить что-то вроде: Дим, что за бред, разве за этим ты поступал в этот Университет, на этот факультет, не сдавайся, Дима! Это было бы полным бредом. И я даже не хочу сказать, что человек ошибается – дело не в этом, а в том, что человек меняется.

Иногда всё на свете бывает слишком. На Диму навалилось слишком много: отсутствие денег, проблемы в личной жизни, проблемы с учебой, в конце концов, предательство близкого человека. И он просто не выдержал. Он не сломался. Он просто что-то понял – и стал другим. Его может спасти теперь только время.

Дима ушёл в академ. Провожая его на поезд, мы не прощались. Мы скоро увидимся. До скорой встречи.

Кампус как-то опустел, когда он уехал. Я почувствовала какой-то холод. Нет ничего удивительного в том, что весной обычно холоднее всего. Весной только одно тепло согревает – тепло близкого человека, тепло его слов и его тишины. До этого я несколько месяцев ходила этими же, опостылевшими до смерти, тропинками, но знала, что Дима там, наверху, в своей комнате, и я могу в любой момент к нему зайти, а теперь он был далеко, и стало как-то пусто.


***


Неумолимо надвигалась весна. Она буквально виднелась на горизонте – в непривычно светлом вечернем небе, глядя на которое, я наполняласьчувством, что и в моей жизни совсем скоро произойдёт что-то светлое. Это не могло не произойти, потому как я ясно чувствовала, что терпение моё на исходе.

Я по-прежнему засыпала в ожидании четверга, когда я вновь увижу Сергея. Иногда он мне снился, но всё это почему-то были кошмары: я шла к нему навстречу, даже бежала, но сколько бы шагов я ни сделала, расстояние между нами не сокращалось; я тянула к нему руки, звала – но он всё смотрел куда-то вдаль, словно ни меня, ни моего крика и не существует.

Ложась спать на рассвете, я обещала себе, что однажды смогу прикоснуться к его светлым вьющимся волосам, провести ладонью по его щеке и буду навсегда счастлива, ведь, без всяких сомнений, именно он был для меня идеальной парой. Он был спокойным, уверенным в себе человеком, он был умным и, в то же время добрым, отвечал без усмешек на самые глупые вопросы моих одногруппников. Сергей был всегда в хорошем настроении, всегда был заинтересован в том, чтобы не просто объяснить студентам задачу, но и в том, чтобы донести, что то, что он объясняет, не просто важно и нужно – это, в первую очередь, красиво. Он решал эти задачи с видом человека, только что одержавшего победу над тайной природы – так оно и было. И я о большем и мечтать не могла, чтобы слушать его голос вечно, всю жизнь, на завтрак обед и ужин, каждый раз прикасаясь к чему-то прекрасному и вечному.

А пока я просто кормила себя обещаниями, которые помогали мне держаться. Я уверяла себя, что нужно подождать до конца семестра, нужно сдать экзамен, и тогда всё разъяснится; тогда, несомненно, он предложит мне пообщаться, или, быть может, пригласит на свидание…

На самом деле, я искренне не представляла, каким образом это может произойти. В глубине души я считала категорически невозможными подобные отношения, но слепая влюбленность заглушала все прочие чувства и доводы, оставляя на уме лишь болезненные мечты о том, что эту сказку ждёт счастливый конец. Только благодаря им я мирилась с грязью общежития, с усталостью, недосыпом, неудовлетворённой потребностью в развлечении, отдыхе и общении. Я постоянно себе всё это обещала. Пока однажды мои сны не стали явью.

Одним тихим апрельским вечером я сидела на лавочке на аллее между общежитиями и учебными корпусами. Я слушала музыку и читала математические методы статистики, когда увидела неподалёку их: Сергей и Диана медленно расхаживали по аллее, и в руке у неё был небольшой букет пионов.

Диана – девушка из второй группы, у которой он вёл семинары. Она выглядела как совершенно обычная девушка, которой абсолютно плевать на то, как она выглядит. Она была безвкусно одета: на ней была длинная бабушкина юбка по щиколотку, потёртые кеды, какая-то дурацкая водолазка, серая, да ещё и в тёмно-синюю полоску. Сергей выглядел в тысячу, в миллион раз более ухоженно. Мне было больно на это смотреть.

Но главное, что повергало меня в шок, было то, каким Диана была человеком. Она была ровным счётом такой же, какой была я на первом курсе. В жизни её интересовала только наука – и больше ничего. Ей не требовалось ни развлечений, ни общения. Она круглыми сутками проводила с книгами, изучая теоретическую физику. Мира вокруг для неё не существовало, а если и существовало, то он был искажен, её представления о нём были такие, словно она судит о происходящем вокруг, разглядывая события в осколках разбитого зеркала. Она была до глупого наивной, инфантильной и пустой внутри. С ней было невозможно общаться – а ведь я когда-то пыталась, в те времена, когда ещё не потеряла надежду найти в Университете подругу. Разговаривая с ней, у меня сложилось впечатление, что я не могу её понять из-за того, что внутри у неё ничего вовсе и нет: ни желаний, ни предпочтений, ни мнения. Мнение у неё есть только относительно предметов и того, что читают на лекциях. Быть может, она так хорошо скрывает от посторонних свой внутренний мир, конечно, но мне показалось, что его просто нет.

Пожалуй, я не была такой вообще никогда. У меня всегда была слишком большая склонность к чему-то такому обычному, человеческому, а потом и к женскому. Мне казалось, что я была бы хорошей парой для Сергея, потому что он выглядел, как хороший мужчина, а я, как мне казалось, была хорошей женщиной: я ухаживала за собой, следила за порядком на своей территории в комнате, научилась хорошо готовить, я вела себя всегда достойно, никогда не подлизывалась к преподавателям, выпрашивая оценку повыше, как делала это Лиза, и если мне ставили низкую оценку, я получала низкую оценку – и точка. Но мне… мне нечего было ему предложить.

Как бы неприятна была мне Диана, особенно в этот момент, я с горечью должна была признать, что у неё было то, чего не было у меня. Диана не просто знала больше, она больше времени, чем я, уделяла миру вокруг, в то время как я тратила время на себя. Она стала интересным человеком, а я… по правде говоря, как бы я не убеждала себя в обратном, я не могла поддержать разговор практически ни о чем, потому что последние годы делала только бесконечные домашки, которые приходили в мою жизнь и уходили, а на их место приходили новые. В свободное время я бегала на стадионе, делала маски для лица, играла с друзьями в компьютерные игры или смотрела фильмы. Я могла бы упасть в море сожалений о потраченном времени, но не стала – если бы я не тратила свой досуг на подобные развлечения, я бы, наверное, просто сошла с ума.

Чисто теоретически я бы хотела, возможно, читать в свободное время статьи с arXive – но не могла, просто потому что не могла. Могла бы мечтать или воображать, как бы было здорово, если бы я была таким человеком, который способен в свободное время читать статьи с arXive, но быть им не могла. Я не могла быть и такой, как Тая или Соня – я не посмотрела ни одного широко обсуждаемого сериала, я не была в курсе популярных новинок музыки, не была фанаткой какого-нибудь полу-смазливого бойз-бэнда, даже не смотрела аниме. Казалось, что мне вообще ничего не интересно, и единственное, что меня волнует в этой жизни – это сдать экзамены и увидеть утром отвес. В самом деле, если бы я была на её месте, о чем бы я говорила с Сергеем? Что бы я стала ему рассказывать? Как красила ногти, пока вместе с друзьями смотрела E3? Как, как… что?

Сидя на лавочке, смотря на Диану и Сергея, я спрашивала себя, готова ли я пожертвовать своей красотой – не внешней, внутренней, – и стать ей? Но я больше не знала, что вообще такое красота, не знала, о чем сама же говорю, и не знала, на кой чёрт какая-то красота вообще кому-то сдалась. И даже тогда я ответила себе – нет. Даже если бы мне дали шанс, случилось бы чудо, осуществилось бы невозможное – и все мои слёзы, пролитые ночью на чужой подушке, если бы все моменты отчаяния и боли были стёрты из моей памяти, и я вновь стала бы той, кто не знает, что такое крик в пустоту, я бы отказалась. Ведь тогда мне не нужен был бы Сергей, потому что меня бы вовсе и не было.

Какой бы пустышкой не выглядела моих глазах Диана, пустышкой была я. Вот такой вот парадокс: во мне было на одну человечность больше, чем в ней, но я была полой внутри.

Ведь даже предмет Сергея я учила в самом деле не потому, что мне так уж интересна квантовая механика – да к чёрту квантмех, в самом деле! Мне нравился он. Мне бы нравился Сергей, если бы он занимался чем угодно: будь он преподавателем, будь он музыкантом, дизайнером или адвокатом. Я любила его за его умение удивляться и видеть красивое в абстрактном, за способность понять, что люди бывают и умные, и глупые, и добрые, и злые, и все достойны внимания и уважения. И я хотела утащить себе этот лакомый кусочек, и я проиграла.

Я проиграла везде: я не смогла достичь того уровня просветления, которого достигла, например Диана, которая была до того сообразительной и обладала до того хорошей памятью, что успевала делать все задания и при этом высыпаться – мне приходилось выбирать. Я не смогла найти себе ни подругу, ни парня, и я понимала, что вероятно, дело тут во мне, а не все вокруг меня такие плохие. Я не начала зарабатывать деньги: к этому времени множество моих сокурсников начали работу в консалтинге и аналитике, перестав испытывать финансовые трудности. Я ничего не добилась. Я всё проиграла.


***


На следующем семинаре по квантмеху я ощущала себя странно. Эти полтора часа, которые были для меня самым волшебным временем в неделе, теперь казались до боли пресловутыми, ничего не стоящими, бессмысленными. На повестке дня была задача двух тел.

– Как забавно, – сказала я Антону, выходя из аудитории, – всё прямо как с людьми. Если задача двух тел ещё как-то решается, то, как только появляется третье тело, всё становится гораздо сложнее.

В преддверии зачётной сессии в библиотеке участились разговоры про академ, но теперь они не казались мне шуткой. Мне не на что было надеяться, нечего было себе обещать. Я была путником в пустыне в том мире, где не существует колодцев*. Я просто должна была закрыть сессию, но я больше не могла ничего учить. Я читала доказательства теорем, и они были лишь символами, лишёнными смысла, логики и причинно-следственных связей. Я смотрела и понимала, что, чисто теоретически, это цельные, связные доказательства, но видела я лишь набор букв. Я не могла думать ни о чём другом, кроме как о том, что хочу лечь и лежать.

Я хотела сказать кому-нибудь, что больше не могу учить, но я не знала, кому это сказать, так чтобы от этого стало легче. Я приходила и говорила: "Ян! Что мне делать? Я больше не могу учить!", а Ян мне отвечал: "Милана, дорогая, а кто может? Всем так же плохо, как и тебе. Ну, может только Олегу не плохо", я говорила дальше: "Ян, давай уйдём в академ! Я больше не могу", а Ян качал головой: "Всего чуть-чуть осталось потерпеть. Так надо. Мы должны". И я шла в свою комнату, открывала учебники, конспекты, и продолжала учить.

На квантмехе было два экзаменатора: Сергей и какой-то старый выживший из ума профессор. Недолго думая, я пошла ко второму. Когда он спросил, буду ли я решать задачи на «отлично», я ответила, что нет, не хочу. Он поставил мне «хорошо 7» и на этом всё закончилось.

Помню, как в день перед каким-то экзаменом мне было лень идти в магазин, а дома осталось только старое затвердевшее печенье, и я ела это печенье, а потом сдавала экзамен с ужасной болью в желудке.

Больше ничего не помню.

Глава 5. Ремонт

– Привет, мам, – я стояла на пороге с цветами. Она сильно испугалась. Я решила сделать ей сюрприз и не сказала заранее, что приеду.

Я хотела увидеть дом таким, какой он есть – не вылизанный до моего приезда, без приготовленных салатов и холодного каркаде. Я хотела узнать, как она живёт каждый день в этом доме теперь. На шкафах стояла пара моих фотографий, где я совсем мелкая, и где я школьница. Сейчас я выгляжу уже совершенно по-другому. Я провела пальцем по тонкому слою пыли на собственном носу. Кажется, за несколько лет эта горбинка стала ещё более смелой, несомненно добавляя уникальности и остроты моему лицу. Да, раньше оно было каким-то более мягким, наивным, детским.

Холодильник был почти пустой, везде было очень чисто. Интересно, когда у меня будет своя квартира, я тоже буду так хорошо поддерживать чистоту? Вряд ли. Я очень брезгливая. В детстве я закрывала глаза, когда мама делала уборку. В общежитии это в какой-то степени прошло, но не полностью. Ведь я так ни разу и не смогла заставить себя помыть полы в нашей комнате, это всегда делала Тая. Зато я смогла преодолеть страх мытья посуды – это было не так уж сложно, просто потому что смотреть на грязную посуду было еще более отвратительно.

На подоконниках цвели большие кактусы разных видов, а в комнате росло авокадо и апельсиновое дерево. На стене висел всё тот же ковёр, в углу стоял всё тот же диван. Но было как-то пусто.

Мои детские тетради с чертежами и рисунками по геометрии, решениями олимпиадных задач по теории игр, кучей лежали в шкафу. Любимая игрушка, с которой я спала в детстве, стояла, как экспонат, за стеклом старого серванта. Я сначала, было, решила забрать её к себе, но потом поняла: этот крестраж моего детства уже давно принадлежит вовсе не мне.

Мать постарела. Её состарило не время – я, потому что меня не было, а когда я ушла, то на моё место пришли бесконечные упрёки со стороны знакомых, что дочь она вырастила неправильно, что негоже девушке быть умной, и уж тем более показывать это на людях. В пример шли бесконечные шлюховатые дочки знакомых: одна уже второй раз замуж вышла, другая вышла, развелась, и теперь одна с ребёнком сидит – вот это я понимаю жизнь.

Никому не были нужны ни мои желания, ни мечты, ни амбиции, ни счастье, ни несчастье. Ну что это за жизнь-то такая, если о тебе даже сплетен нельзя рассказать? Что же ты, святая, что на тебе грязи никакой нет?

Все родственники, кроме матери, разговаривали со мной сквозь зубы. Мне было абсолютно плевать. Я делала вид, что их просто не существует. Мы все знали, что я приехала просто, потому что так надо. Пропуская мимо ушей давно позабытые имена и истории с ними связанные, я задумчиво вглядывалась в занавешенное выцветшей и протёртой простынью окно, через которое сквозь тонкую ткань отчаянно пробивалось палящее степное солнце июля. Выжигая всё на своём пути, превращая в солому целые поля, оно заставляло воздух над размякшим асфальтом трястись в благоговейном ужасе перед своей разрушительной силой. Улицы днём были абсолютно пустыми – в это время город спал, и в воздухе витала тишина, в которой не было даже скрежета саранчи.

Наверное, тогда я впервые в жизни действительно говорила с матерью. Я заново увидела её как человека, поняла, что всё осуждение, направленное на меня, она приняла на себя. Но мне нечего было дать взамен. Я пришла с пустыми руками. Да, мне часто трудно поддержать диалог, потому что я живу совершенно в другом мире, и в этом мире абсолютно другие люди. Там свои обычаи и нормы поведения, свой уровень допустимого, свои интересы и другие повседневные разговоры. Когда-нибудь, когда у меня будут деньги, я смогу дать деньги, но я не смогу никогда дать человека, потому что я другая.

Она тоже была другой, и ей было тяжело среди родственников и знакомых, с которыми она осталась. Но она прожила так всю жизнь, и была слишком стара для перемен. Думаю, хоть они и досаждали ей порой так сильно, она всё же любила их. Я это понимаю.

Я буду скучать по большому окну на кухне, из которого открывается вид на весь город, буду скучать по вечернему стрёкоту цикад, который не услышать в северных широтах, я буду скучать по особому домашнему уюту, в котором чувствуется рука матери, и который я смогла понять, лишь повзрослев. Мне было жаль уезжать, но я ничего не могла поделать.


***


Оставь надежду – это лето никогда не кончится. Оно останется с тобой навечно, как дар, как наказание. Это лето дало тебе твою мечту – держи. А теперь смеётся: смотрит, как ты с сумасшедшими глазами пытаешься справиться с ней, укротить её. Ты, конечно, решаешь больше вовсе никогда ни за что не мечтать. Ведь, в действительности, ты никогда не знаешь, чего желаешь. Это приводит, к тому, что желаемое, мягко говоря, не соответствует действительному…

Но минуты обиды и отчаяния проходят, и ты снова влюблён в это лето, в эту мечту, в жизнь. Ведь если тяжело – ты на верном пути! Кроме того, по другому пути ты идти уже не можешь, словно твои ноги приспособлены только к этой дороге, которая появляется прямо в такт твоим шагам. Этот вальс танцует вся Вселенная – ты в резонансе.

Это лето никогда не кончится. Больше ничего не начнется сначала. Это твой последний лист.

Глава 6. Август

Я на мгновение вспомнила. Не раннюю зиму, не запах осени, который приносил ветер. Что-то большее, нас. Прости меня, пожалуйста. Если не ты, то кто меня простит? Я не могу. Столько раз пробовала, и не получалось. Я пыталась любить, пыталась ненавидеть – всё без толку. Ты просто исчез, и все мои чувства, как крик в пустоту, в такую бескрайнюю, что даже эхо не возвращалось ко мне. Прости меня, мне страшно.

Время не повернулось вспять. Просто дорога завернулась в петлю. Начало и конец сомкнулись. Мы не вернулись к истокам. Мы к ним, наконец, пришли.

Мне так страшно, я хочу побыть одной.

И кто знает, сколько жизней уже прожито. Живи так, как будто бы это восьмая.

На этом записи заканчиваются. Судя по последним записям, оставленным в августе, Милана приезжала домой, но мне о своём приезде ничего не сказала. Честно говоря, я как-то и не подумала написать ей, спросить, приедет ли она. Было много дел: я планировала уехать в пригород, чтобы подработать в летней школе для учеников младших классов, а потом мы с подругами полетели отдыхать в Грецию. Я поняла, что этим летом мы не виделись, только в сентябре, когда рассказывала своему новому парню про свои школьные годы. Я решила написать Милане, спросить, как у неё дела. Я сначала решила написать на её фейковый аккаунт, но увидела, что она давно туда не заходила, и решила написать на основной. На вопрос о том, как жизнь, я получила краткий ответ: «Привет! У меня всё хорошо», и на этом, собственно, диалог закончился.

Милана не поздравила меня на день рождения, и я вдруг поняла, что тоже забыла её поздравить. С её фейка пропала дата последнего посещения страницы. На основном аккаунте не было ничего нового: какая-то нарисованная девочка на аватарке, ни одной записи.

На новый год мы всей семьёй снимали огромную усадьбу под городом. Я нянчилась с племянницей, помогала готовить, украшала дом. В качестве подарка на новый год, мама оплатила мне пошив на заказ новогоднего платья, так что моя новогодняя ночь превратилась в фотосессию. Потом мы ещё праздновали новый год с моими одногруппниками. Случайно поскользнувшись на разлитом вине, я упала и сломала правую руку, так что это была самая лёгкая сессия из всех мною пережитых. За мною ухаживало несколько мужчин, один из них мне понравился. У него был свой дом. Правда, дом был в таком состоянии, что жить в нём было нельзя, но он обещал, что к весне его отремонтирует. А что? Мужик он рукастый.

А пока что мы проводили вечера у меня в комнате. Родители купили себе двухкомнатную квартиру, а я осталась жить в трёхкомнатной с бабушкой. Она уже старенькая, и я за ней ухаживаю.

Весной я поняла, что с медицинским образованием очень сложно начать получать деньги, и поступила на заочное отделение в финансово-юридический. Пара девочек с моего курса так и вообще пошли делать маникюр, и уже сейчас зарабатывают столько, сколько я бы никогда не получала, оставшись в педиатрии.

Жизнь шла своим чередом. Иногда деньги были, иногда их не было. Мама закатывала истерики по поводу того, что Лёва ей не нравится, и я по долгу успокаивала её, говоря, что, во-первых, он хороший, а, во-вторых, у меня вообще-то уже своя голова на плечах есть, я уже не маленькая девочка. Выпив, она плакала, вспоминая те времена, когда я была маленькой, и удивлялась, как быстро летит время, а оно и правда летит очень быстро.

Прошло ещё одно лето без Миланы.

Лев оказался полным идиотом и лентяем. Он не отремонтировал дом, а вцепился за возможность жить у меня. Пока я ходила на работу, получала второе образование, он валялся на диване у меня в комнате и смотрел телевизор. Было ужасно неудобно перед бабушкой. Мне было трудно собраться с силами и решиться на это, но я выгнала его, раз и навсегда разорвав с ним отношения.

Вскоре я встретила свою любовь. Маме он опять не понравился, но мне кажется, что это потому, что она слишком сильно за меня волнуется. Когда у меня будет дочь, я тоже, естественно, буду переживать за её судьбу, но, надеюсь, в более разумных пределах. Мне вот, например, не нравится мамин второй муж. Только кто бы меня спрашивал? Эй ладно, не важно. Главное, что для меня эта история закончилась. Дело в том, что, когда на младших курсах мы жили вместе (я, мама и её второй муж), Григорий часто напивался, иногда до такого состояния, что решал вспомнить свою боксёрскую молодость. Хорошо, что она осталась далеко-далеко позади. Тем не менее, я пару раз прочувствовала на себе удар левой, а потом стала запирать дверь в комнату на замок. Несколько раз ему почти удалось сломать дверь. Когда он ломился, он обещал меня убить – завтра после того, как выспится, а наутро всё забывал. Ну или делал вид. Несколько раз я даже вызывала домой мастера, чтобы починил дверь, конечно, пока мама и её Григорий были на работе, а бабушка обещала никому ничего не рассказывать. В то время учиться дома было просто невозможно. Я иногда оставалась ночевать у подруг, но тогда мама сильно обижалась: она звонила и кричала, что я её не люблю, плача в истерике. Я слышала, как на фоне кричал Григорий, что я неблагодарная тварь, и что в следующий раз, как только он меня увидит, мне, наконец, по-настоящему достанется. А ведь я любила её.

Да, тогда я мечтала тогда только об одном – выйти замуж, чтобы больше никогда, никогда-никогда на меня никто не поднял руку, чтобы любая рука, возносящаяся надо мной, чтобы причинить мне вред, никогда не достигла бы моей кожи, каждый раз остановленная рукой моего мужа; я мечтала, чтобы единственная рука, возносящаяся надо мной, была рукой моего мужа, вознесённая, чтобы с любовью погладить меня по голове. Я мечтала, чтобы у меня был свой дом, где никто не будет выламывать двери, кричать по ночам – я точно знаю, всё может быть по-другому.

Иногда я вспоминала про Милану, думала написать ей, а потом как-то забывала. Она всегда была странной, и как человек, и как подруга. В школе она ни с кем по-настоящему не дружила, сторонилась близких знакомств. Её милая внешность всегда контрастировала с её жёстким характером и категоричной решительностью. Мне кажется, мальчики её боялись.

Я уже почти забыла о её существовании, когда вдруг увидела по телевизору, в новостях, её Университет. Это было время выпускных. Я подумала, что она наверняка стала лучшей выпускницей своего Университета, и я решила позвонить ей, чтобы поздравить. Что ж, иногда нужно делать первый шаг.

– Милана?

– Э… Элеонора? Лен??

– Привет! Я так рада тебя слышать!

– Привет, я тоже. Это так неожиданно. Что-то случилось?

– Нет, просто решила позвонить, поздравить тебя.

– Да? С чем?

– Ну, ты же в этом году выпускаешься?

– А, да. Ты, наверное, тоже?

– Да! Как у тебя дела?

– Да никак, как обычно, даже не знаю.

– Уже был выпускной?

– Нет, через неделю, а у тебя?

– А у меня вот недавно прошёл.

– Да? Поздравляю. Как всё прошло?

– Да отлично, было весело.

Повисло молчание.

– Мы давно не виделись. Ты перестала приезжать домой?

– Эм, ну да, – неуверенно соврала Милана, – а что я всё время приезжаю, давай лучше ты ко мне приезжай.

– А давай!

По повисшему в трубке молчанию, я поняла, что она этого не ожидала.

– Так, ну отлично, я завтра же договорюсь с комендантшей, попрошу дать тебе самую чистую комнату.

– Какую комнату?

– В общежитии. А где ты будешь жить?

– Я думала, в хостеле.

– Да нет, зачем. Тут тебе даже платить не придётся.

– Правда?

– Абсолютно.

– Отлично!

Я купила билет на автобус и через два дня была в городе Н., где жила Милана. Она дала мне адрес своего общежития и сказала, что встретит меня у входа. Судя по картам, от автобусной остановки идти было прямо-таки пять минут.

Придя по адресу, я оказалась у высокого кирпичного дома, рядом с которым был красивый дворик с ухоженными клумбами и лавочками. На лавочках сидели студенты – в основном мальчики. Людей было много: сейчас как раз сезон приезда абитурентов и, в то же время, окончание сессии. Студенты ещё не уехали домой, а школьники уже строились в очередь, чтобы занять места в общежитии на время поступления. Я искала в толпе Милану, но никак не могла найти. Из общежития вышел юноша, которому на вид было где-то между тридцати пятью и пятнадцатью. Я окликнула его:

– Извините, извините! А вы не знаете Милану?

– Милану? Какую Милану? Ах, Милана! Ну знаю я, допустим, одну Милану, а вы кто? А вам какая именно Милана нужна?

– Девушка такая, со светлыми волосами, невысокая, стройная, не знаю, что ещё сказать…

Юноша рассмеялся.

– Что? В чём дело?

– Ну, такую Милану, вы тут, пожалуй, не найдёте. Но есть у меня для вас кое-что. Подождите-ка тут.

Он уверенными шагами пошёл к лавочке, на которой сидело трое студентов, и болтали с ещё двумя, стоящими напротив.

– Эй, Лана! Ла-ана-а, – один из студентов, с пучком чёрных волос на затылке, обернулся, – слушай, да тут к тебе.

Он махнул ей рукой и удалился по своим делам, в сторону от общаги.

Откликнувшийся студент, до этого сидящий на лавочке, поджав колено, подпрыгнул и побежал ко мне. Лишь в близи я узнала в нём мою Милану.

Она бросилась мне на шею, и я чуть не упала. Она похудела ещё сильнее, покрасила волосы в чёрный цвет, сделала пирсинг на обоих ушах и на левой брови. Черты её лица стали ещё более угловатыми, чем были до этого: я была готова поспорить, что она мальчик, если бы не макияж. На глазах больше не было стрелок. Она делала смоки, полностью крася веки чёрными тенями, растушевывая границы коричневыми, и от этого её взгляд стал тяжёлым.

– Прости, что сразу не заметила тебя, – сказала она, – тут такая толпа. Пойдём внутрь.

Она положила мне руку на спину, и мы пошли в общагу.

Моя комната была очень хорошей: я была в ней одна, хоть и рассчитана она была на двоих.

Как только мы разложили вещи, Милана показала мне туалет и душ, рассказала всё про расписание душевой, и в какие часы туда лучше всего ходить, а в какие не стоит. Она настоятельно не рекомендовала мне ходить в душ по утрам, потому что не хотела, чтобы я видела, как много там на самом деле тараканов. Последней инстанцией нашей экскурсии была её комната, где она провела все года своего обучения.

– Так, Лен, знакомься, это Соня.

– Привет, Соня.

Соня застенчиво улыбнулась и помахала мне рукой. Я никогда бы ей не дала больше двадцати лет. Хотя, тут вообще было сложно определить возраст у людей. Они все выглядели так, как никогда не выглядели даже школьники там, где мы учились.

– Так. Вот это моя кровать, я тут сплю. Это мой стол я тут… в общем, я тут тоже сплю, – Соня хихикнула, – сплю, ем, учусь иногда, – она хлопнула по столу, – универсальная вещь.

– А где ещё одна соседка? – спросила я.

– А, Тая! Хм, правда, а где она? Я её уже давно тут не видела. Месяц? Больше? Как-то раз пришла в комнату, – Милана развела руками, – а её ноутбука нет, и ночевать она не вернулась.

– Она вышла замуж, – сказала Соня.

– Что, серьёзно?!

– Да, – Соня закивала.

Милана сделала круглые глаза.

– А где она теперь живёт, у своего мужа в общаге?

– Нет, – Соня, сидя на стуле в позе лотоса, выпрямила спину, приготовившись говорить, – он же работает где-то программистом. Деньги есть, так что он стал снимать квартиру, чтобы им было хорошо жить в месте.

– Ха! – Милана залилась громким смехом, – а помнишь, помнишь? Как мы с ней спорили? Я говорила, что не хочу никем быть, что хочу, чтобы муж меня обеспечивал, а я бы чем-нибудь неважным занималась, так, для удовольствия, – Соня тоже смеялась, – а Тая говорила, что так нельзя, что она хочет сама себя обеспечивать, деньги поднимать, работать на двух работах? – и вдруг они одновременно замолкли, – а работаю на двух работах я. Ирония судьбы, – разведя руками, она повернулась ко мне, и на её лице не было ни следа веселья.

До выпускного было ещё пару дней. У Миланы были какие-то дела в Университете по поводу её диплома, и она сказала, что вечерами она для меня полностью свободна, а днём она не сможет уделять мне внимание. Я не обиделась, а отнеслась с пониманием. К тому же, я была не против погулять и одна.

В один из таких дней, уже ближе к вечеру, после осмотра местных магазином и парков, я решила зайти за Миланой. В комнате её не было, но Соня сказала, что она сейчас у своего друга.

– Второй блок на четвёртом этаже. Комната та, которая слева от двери блок.

Я поблагодарила её и пошла на четвёртый этаж.

Дверь в блок была приоткрыта. Зайдя в прихожую, я услышала музыку, которая шла как раз из той двери, где должна была быть Милана. Я уже собиралась нажать на дверную ручку, когда услышала странный скрип и стоны. Так, конечно, делать не хорошо, но я посмотрела в замочную скважину.

В колонках играли $uicideboy$, Милана и какой-то парень, младше её на вид (да мне там все казались невероятно молодыми), проводили время друг с другом на первом этаже скрипучей двухъярусной кровати. Его нога постоянно соскальзывала вниз – на мой взгляд, кровать была слишком узкой даже для одного человека, а лежать в ней вдвоём, можно было только так, как это было в их случае: то есть, друг на друге.

У юноши тоже был пирсинг, а на левом локте был забит рукав. Когда она кончала, её лицо искривилось в аскале, и она зажмурилась, пытаясь не кричать, её ногти глубоко впились ему в спину, и, судя по всему, он кончил вместе с ней. Когда их тела обмякли, Carrollton закончилась, и заиграла Falling Down. Они перевернулись на бок, пытаясь хоть как-то уместиться вдвоём и не упасть с краю. Милана уткнулась лицом в его грудь, а он гладил её по голове. Она приподнялась и, нежно положив руку ему на лицо, сказала что-то, наверное, что любит, или что счастлива – судя по тому, что он прижал её сильнее. Так они и лежали, обнявшись, пока не закончилась песня. Когда Милана начала вставать, я бесшумно выскользнула из блока.

– О Господи, прости меня, – сказала Милана, – я не хотела, чтобы ты всё это слышала.

Я не решилась ей сказать, что ещё и видела.

– А кто он вообще, что за парень?

– А, да так, мой друг.

– Друг?

– Ну да.

– Ну вы вместе?

– Нет.

– А как так?

– Ну, мы не любим друг друга, смысл нам быть вместе?

– А почему вы тогда спите?

Она тяжело вздохнула.

– Друзья бывают разные. Вот, бывают, например, такие друзья, которые твоя семья, – она указала рукой на кастрюлю пельменей, которые варила для Антона, потому что он сказал, что сегодня был тяжёлый день на работе, и ничего бы не сделало его таким счастливым, как готовый ужин.

– Ужин, конечно, так себе, но что-то более замысловатое готовить я ему не буду – это уж пусть его девушка делает. А так, спасти Антона от голода и себя от голодного Антона – мне не трудно.

– Да, но вот всё-таки Марк.

– А что Марк?

– Но как же, если ты с ним так счастлива…

В этот момент на кухню зашёл Марк.

– Марк! – окликнула его Милана, – познакомься, это Лен.

Марк подошёл и кивнул мне.

– Рад познакомиться, Элеонора, – его голос был спокойным и мягким, – Милана про тебя много рассказывала.

Внешне Марк был очень похож на Милану: чёрные волосы, пирсинг, татуировка, очень угловатое лицо, даже одет он был точно так же – в чёрные джинсы и футболку. Поздоровавшись и заглянув мне в глаза, Марк ушёл, и на этом наше короткое знакомство окончилось.

С Миланой здоровалось огромное количество людей. Некоторые из них обращались к ней по имени: те, с кем она здоровалась тепло, и с кем, видимо, общалась близко, те называли её Лана; а с другими она здоровалась очень сухо, почти официально, и они обращались к ней Милана.

Я спросила, в чём она собирается идти на выпускной. Она ответила, что ей плевать. Я удивилась и спросила, неужели она ещё не выбрала себе платье? Она ответила, что давным-давно купила красивое платье на какой-то распродаже, и что ни разу его не надевала, так что планирует идти в нём. Я уговорила её показать мне платье. Платье выглядело как самая обычная длинная ночнушка. Услышав мою критику, Милана лишь пожала плечами. Она наотрез отказалась что-либо мерить, сказав, что ей на это абсолютно плевать. Я недоумевала. Я ещё за полгода начала выбирать ткань для платья, которое мне шили на заказ…

И вот, этот день настал. Милана заранее оформила мне пропуск в Университет, чтобы я смогла посетить торжественную часть, где ей будут вручать диплом.

Зайдя утром в её комнату, я застала их с Соней за макияжем. Милана выглядела восхитительно. Длинные чёрные волосы, вьющиеся у концов, приподнятые у корней, локонами лежали на её спине. Она сделала на глазах крупные стрелки, а на нижнее веко нанесла сияющий тёмно-синий глиттер; на скулах поблёскивал хайлайтер; по ровному тону кожи было ясно, что тут не обошлось без тонального крема, но его было совсем не видно, и никакой границы между лицом и шеей не было. Она попросила меня подождать и села красить Соню. Платье, которое выглядело на вешалке, как дурацкая ночнушка, сидело на ней, как вечернее платье, а многочисленный пирсинг загадочно поблёскивал за волосами. Не могу поверить, что ещё вчера она выглядела, как студент-подросток, причисляющий себя к готам.

– Ну вот, вот, – она раскинула руки, – да, я красивая, да, волосы уложила, маникюр сделала, глазищи накрасила. Ну и что?

– Ну как что?

– Да вот так – что? Кому это нужно?

– А тебе?

– Мне плевать, – она махнула рукой, и мы пошли на церемонию.

Уверенно шагая на высоких каблуках, Милана была вне конкуренции. Единственным, что омрачало её внешний вид, была эта кислая мина, выражающая чуть ли не отвращение.

– Да в чём дело, Милана? Радуйся!

Она смотрела на меня, как на идиотку, а её друзья всё время хихикали рядом со мной. Мне было не по себе.

Мне стало ясно всё, наверное, только сейчас, почему они смотрели на меня, как на идиотку. Вот сейчас, когда я пишу это, мне ясно, мне кажется, по крайней мере, что я что-то понимаю. Но тогда я абсолютно, совершенно не понимала, что происходит.

Её группа вышла на сцену. Они встали в ряд, и рядом с ведущим уже стоял заместитель декана, приготовившийся жать всем выпускникам руки, и девушка, державшая стопку дипломов, который она один за другим протягивала ведущему. Среди дипломов не было ни одного красного.

Дипломы были вручены, руки пожаты. И ведущий сказал:

– Финальное слово предоставляется Милане Ивановой.

Милана шагнула вперёд.

– Спасибо, что дали мне слово. Спасибо за эту возможность. Мне есть что сказать. Я хочу обратиться к каждому сидящему здесь, в этом зале. Я хочу сказать вам спасибо. Даже если мы не знакомы лично – это не важно.

Университет – это место, где заканчивается наша юность и начинается молодость. Это место, где мы становимся людьми, становимся такими, какие мы есть. Мы приходим сюда, полные надежд, юные и смелые. Университет – это переломный момент, точка бифуркации; это последний шанс что-то изменить. И я говорю сейчас не о мировой науке. Мы все очень прилежно ежечасно думаем о мировой науке. Я хочу напомнить вам о человеке. Университет делает не только мировую науку. Здесь люди сталкиваются, как молекулы газа, друг с другом, обмениваясь опытом и мыслями. Я сама – это суммарный вклад вас всех, кто сидит в этом зале. Даже если мы не знакомы лично. Я – это плод усердий этого Университета, я его следствие, я одна из миллиона его потомков, а этот Университет – это все вы. Это не стены, это не склянки, это не доски и не мел – а вы. Вы сами. Вы – Университет, вы – мировая наука, вы – его сердце и голова.

Я хочу сказать вам спасибо за то, что создали меня. И напоследок, я хочу спросить. За все эти годы теорем, кода и философских изысканий. Кто я?

Я – ученый? Нет. Кому, как не нам с вами знать, что далеко не каждый может достичь всего, чего хочет. Природа создала нас неравными, и я совсем не про то, что кто-то родился мужчиной, а кто-то женщиной. Нет, я про то, что у кого-то память лучше – а у кого-то хуже, кто-то от рождения более сообразительный, более быстрый и внимательный.

Я никогда не училась плохо. И никогда не училась хорошо. Я просто не чувствую себя ученым. Я не достойна так называться. Я недостаточно умна, недостаточно способна, я вообще – недостаточно. Во мне нет ученой самоотверженности – я недостаточно храбрая. Во мне нет той самозабвенной отреченности от внешнего мира, позволяющей долгое время абстрагироваться и перемещаться в мир эпсилон-дельта. Конечно, я далеко не одна такая. Более того, среди вас, сидящих в этом зале, таких как я – большинство! Но я оказалась, конечно, глупее. Я не ушла в банк, не ушла в аналитику, консалтинг, не забила вовремя на учебу, и не стала искать работу. Я не ученый, но я, в отличие от вас… как ни странно, нахожусь на некоторой должность во всем известном научном институте, нашей с вами академии, нашей с вами науки.

Так кто же я? Быть может, я – женщина? Нет. В юности меня захватывала идея мультивселенной. Я воображала, что где-то прямо сейчас другая я в параллельном измерении принимает другое решение. Сейчас иные миры уже не так сильно восхищают меня. Я поняла: чтобы попасть в другой мир, не нужно покидать нашу планету. Здесь и так полно миров, и мы с вами находимся в мире науки, в который не так уж и легко попасть. К слову, выбраться из него тоже не просто. Этому миру не нужны женщины в той же степени, что и не нужны мужчины. Этому миру нужны учёные – вот кто здесь нужен. Кому какое дело до цветов в моём сердце? А что до этих крыльев у меня за спиной? Какая теперь им цена? Да никакой. Никому нет дела до этих крыльев, ровно, как и до их отсутствия. Рудимент, с которым придётся таскаться всю жизнь. Пока наши одногруппницы ходили на баллы, я учила теоремы, пока они готовили для будущих мужей ужин, я пила пиво в компании друзей.

Я не ученый – и ни один из вас, дорогие учёные, посмотрев на меня, не увидит во мне своё отражение. Я не женщина – и ни один среди вас, друзья аналитики, не станет впускать в свою жизнь призрака алгебраической топологии.

У всего есть своё «слишком поздно». Слишком поздно начинать новую жизнь, слишком поздно становиться женщиной, учёным, человеком – кем угодно становится слишком поздно, когда ты уже стал собой.

Не достаточно умна, чтобы быть учёным; слишком странная, чтобы быть хорошей женщиной. И что в итоге? Кто я? Студентка…


…Конечно же, ничего из этого Милана не сказала:

– Я… Да, спасибо. Я… – микрофонные помехи, громкие и резкие, на мгновение всколыхнули воздух, но быстро затухли; им на смену пришла напряжённая тишина, – хотела бы поблагодарить всех присутствующих в этом зале за то, что, – Милана запнулась, обвела зал мимолётным взглядом и откашлялась, – я хотела сказать, что этот Университет – это и есть вы и, – снова тишина, – хотела бы поблагодарить всех за то, что вы… – она смотрела куда-то сквозь зал, словно перед её глазами проносились все её студенческие годы. Это кино увлекало её, и казалось, что за пару бесконечно долгих мгновений она заново пережила всё: все те события, которые… – сделали меня такой, какая я есть. Спасибо.

Не дожидаясь реакции зала или ведущего, она резко развернулась и ушла с кафедры обратно на сцену.


***


Мы поехали в кафе далеко от университетского городка. Милана задумчиво смотрела в окно и курила Marlboro.

– Давно куришь?

– Marlboro дерьмо, конечно, но если с ментолом, то нормально. Вот Eve настолько дерьмо, что ментол делает их только хуже.

Нам принесли кофе.

– Помнишь, я тебе рассказывала про Артёма? – осторожно начала я.

– Ты не рассказывала, – Милана даже не повернулась.

– Правда? Как я могла забыть. Я правда думала, что рассказывала…

– Так и чего?

– Я, кхм. Я беременна.

Милана равнодушно посмотрела на меня.

– Ну, ты сама как, рада?

– Да, да. Я очень рада. Мы счастливы.

– В таком случае, поздравляю, – она отвернулась к окну и продолжила курить сигарету.


Оглавление

  • Часть 1
  •   Глава 1. Геометрия
  •   Глава 2. Я не сплю
  •   Глава 3. Первокурсница
  •   Глава 4. Оттепель
  •   Глава 5. Каникулы
  • Часть 2
  •   Глава 1. Теоретическая механика
  •   Глава 2 Вычислительная математика
  •   Глава 3. Пляж
  •   Глава 4. Задача двух тел
  •   Глава 5. Ремонт
  •   Глава 6. Август