Закат Ра [Дмитрий Савчатов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Закат Ра

Tat 1

Выщербленный скалами горизонт затянула лиловая пелена. Она красиво переливалась в лучах закатного солнца, красиво и… Обманчиво. Всякий раз, когда Тиеф поднимал голову и видел цвет неба, то невольно ежился.

Уже завтра лиловый закат приведет великую бурю.

Он перевел взгляд с тревожного неба на обитель Мудреца… Пирамида, как и всегда, показалась ему непрошенным гостем, ждущим чего-то у горного порога. По дороге к обители он и сам чувствовал неловкость, будто шел в гости без спросу. Шел и укорял себя, что идет дарить каплю в то время как ее можно оставить себе. Ведь все равно этот подарок уже никому не нужен…

Весь сегодняшний день он провел с Модаберти – с пыльным другом из соседней норы. Сегодня воздух был чист и каждый из них хорошо подрастил свой брюшной кристалл и собрал по большой капле. Но едва солнце коснулось гребня гор, как Модаберти засобирался в низину. Оказалось, что он договорился встретиться с кем-то у Шара.

За многие-многие годы ветер пустошей выхолощил ступени пирамиды. Крутые и узкие они всегда были испытанием для Тиефа – для его измученного неповоротливого тела. Пирамиды для Мудрецов возвели могучие архисторики. Предки… Их сила заключалась не столько в физическом превосходстве, сколько в мысленной чистоте. В далекой-далекой древности Ра считали истинным благом акт передачи капли, а не саму каплю. Но, казалось, об этом теперь помнил только один Тиеф.

Из распахнутых каменных врат тянуло густым теплом. Он невольно закрыл глаза, прислушался. У входа в обитель он всегда чувствовал чье-то незримое присутствие, но сегодня было пусто. Странно. Может, всегда так и было, а присутствие ему только чудилось?..

Тиеф шел коридором, стены которого испещряли узоры подвигов, древнее самих Мудрецов. Перед взглядом расстилались сражения предков с кольчатыми тварями, их полеты на крыльях песчаных бурь и строительство пирамид по всей земле… Картины былого могущества призваны были внушать гордость, но внушали лишь стыд. По крайней мере Тиефу стыдно было от того, в какую немощь обратились Ра. Вся их теперешняя жизнь уходила на поиски хорошего солнца. Они думали только о ясном воздухе, воде, о том, насколько за день подрос брюшной кристалл и хватит ли его на долгую летнюю бурю. Но больше всего было стыдно за каплю. За то, как теперь ее не принято отдавать Мудрецу.

Сердцевина пирамиды переливалась багрянцем. Каждый участок обозримой поверхности покрывала витиеватая мозаика, не различимая вблизи, но оживающая на расстоянии. Обитель Мудреца точно шевелилась утробой гигантского зверя.

В центре залы рдел бассейн. Это и был Мудрец.

«Тот, кто вечен».

Тиеф подошел к широкому краю бассейна, облокотился и нечаянно скрипнул когтем о его каменную поверхность. Неприятный звук вспугнул тишину и устремился к вершине обители. Тиеф задрал голову, насколько позволила толстая шея, и проследил за метанием эхо. Когда тишина вернулась, он скрипнул еще раз – специально. Потом еще. Захотелось раздражить Мудреца, обратить на себя хоть какое-то внимание! Ведь он здесь. Пришел. В тишину и досадное одиночество.

Он склонился над Мудрецом, почти коснувшись дышалом его прозрачного лика. Взгляду открылось дно, где во множестве покоились останки Ра. Меж современников утвердилось поверье, будто те, кто потонут в Мудреце, наверняка увековечат себя. Но, глядя на окаменевшее месиво верилось, что кости свои все же лучше оставить в пустоши. А это место оно… Для чего-то другого.

Тиеф закрыл глаза и приготовился выдавить каплю. Сейчас же его тело – его неповоротливое, волокнистое тело – сконцентрировалось в одной маленькой блестящей крупинке. Весь его сегодняшний день, мгновенье за мгновеньем стекся к острию капели, налился, потяжелел и сорвался в тело Мудреца.

Он ждал привычно одинокого «кап», но не слышал. Приятная легкая истома, что всякий раз наполняла его тело, не обрывалась, а уносила все дальше и выше. Тиеф затаил вдох. Вот сейчас, сейчас он вновь ощутит тяжесть мира, сейчас свобода оборвется, и его придавит усталостью.

Не дождавшись, он открыл глаза и увидел свод пирамиды, отдаляющийся от него в алом мареве, увидел свое отражение и понял, что упал в Мудреца. Наконец-то. Его скитания по зыбучим пустошам окончены. Песчаные бури, бесконечная погоня за солнцем… Все теперь осталось там, наверху и оно больше не для него.

Свод пирамиды совсем растворились в красном тумане. Тиефа закрыл глаза и всецело отдался упокоению. Ему стало все равно. И это было приятное безразличие.


* * *

Яркий свет был повсюду. Он стоял в нем. Стоял и чувствовал на себе бездну оценивающих, тяжелых взглядов, прячущихся за гранью видимости.

– Тиеф, – имя прокатилось разноголосым эхо и вернулось к голосу, пустившему волну. – Тиеф. Зачем ты пришел к нам?

– Я пришел к Мудрецу, – ответил тот, будучи полностью уверенным, что его слышит все множество. – Долг Ра ходить к нему.

Собрание загомонило. Можно было почувствовать, как волны голосов поднимались и опадали, перекатывались из одной дали в другую… Незаметно какофония уплотнилась, заизвивалась, точно червяк, что-то взблеснуло еще ярче и из света вышел Ра. Старый, высокий, покрытый каменеющей корой, и с пронзительными багровыми глазами. Светоулавители на его морде, спине и хвосте свисали рваными патлами, тяжелые ступни растрескались, а ветки рук заскорузли… На вид этот Ра был совершенно дряхлым и тем жутче казался его цепкий, проникающий в самую сердцевину взгляд.  

– Дорогу в мою обитель помнишь только ты, Тиеф, – голос старца быт тверд и внятен. – Только в тебе сохранилась воля предков. Так внемли же их голосу! Внемли аккуратно. Наша планета умирает, Тиеф. Ты видел сегодняшний закат?

– Да.

– Его видел только ты один. Это разбилась Утренняя Капля – звезда, что восходила с рассветом.

Утренняя Капля… Маленькая голубая звездочка, что поднималась над горизонтом раньше солнца, а потом неизбежно тухла в его рассвете. Тиеф любовался ей каждое утро, но сегодня ее и вправду не было.

– Ее смерть поднимет бурю невиданной силы и долготы. Никто не переживет ее.

Мудрец замолчал, а Тиеф не находил что ответить. Он чувствовал себя посторонним, так, будто слова старца не касались ни его, ни его мира. Но… Они ведь его и не касались. Что он мог?

– Я простой Ра, – наконец растерянно выдохнул Тиеф. – Что я могу?

– У тебя хватит духу вобрать мудрость предков, снести их власть и могущество. Ты станешь спасением для своего народа.

– Но… Я не справлюсь! Почему вы сами не сделаете это?

– Наша сущность хранить силу, а не использовать ее. Но сила может быть передана одному из Ра. И ты, Тиеф, подходишь для этого лучше всех. Ты один сберег волю предков.

Сердце Тиефа мучительно сжалось, а воздух, гонимый торопливой волной, сгустился и отяжелел. В глазах потемнело, ноги подкосились и он упал, точно провалился в белую зыбь.

– Буря уже родилась и очень скоро накроет всю землю. Пока она не пришла, приведи в пирамиду столько Ра, сколько сможешь. Только от тебя зависит, погибнут Ра или останутся жить.

В холодном всепроникающем свете Тиеф явственно ощутил чужое присутствие, будто у входа в пирамиду, где его встречал невидимка. И вот теперь невидимка здесь. Стоит и наблюдает за Тиефом. Наблюдает за тем, как пустота поглощает его.

Свет и тьма, вещественное и сквозное... Исчезло все. Все, кроме незримого присутствия, которое глядело на Тиефа изнутри.

Забавно. Теперь он сам стал наблюдателем.

 Тиеф вгляделся. Яркая пустота перед ним порозовела  и округлилась. Теперь он стоял над Мудрецом, видел свое отражение, а сквозь него – останки Ра. В голове сновали размытые полуобразы.... Будто лиловый закат зимой, будто он свалился в Мудреца, разговаривал с ним…

– О последнем закате.

Тиеф вздрогнул. В его выдохе поселились новые, сильные ноты. Он отпрянул от края бассейна, выпрямился с приятной легкостью и осмотрелся. Тихий свод пирамиды, красные блики на стенах, густой воздух… Он вспомнил, как пришел сюда, как был изнурен и подавлен. Сейчас же все тело, точно наполнил легкий ветер! Тиеф закрыл глаза и представил, как возносится над рыжими песками, устремляется в синюю высь, где воздух сладок и чист. Как наяву он видел искрящиеся под солнцем барханы, темнеющие гряды гор, видел редкие облака и… Лиловый закат у линии горизонта.

Он открыл глаза и с ужасом обнаружил себя под самым куполом пирамиды. Внизу, далеко внизу, морщинилась каменная кладка, в центре которой – как раз под ним – стыл лик Мудреца…

Стоило Тиефу представить, как он срывается камнем вниз, так это тут же и случилось. Страшный грохот расколол тишину пирамиды, вспугнул эхо, что еще долго металось взаперти. Тиеф немало удивился, что способен слышать, затем удивился, что удивляется, а после, уже безо всяких удивлений, поднялся на ноги.

– Значит, правда, все правда, – пробормотал он и посмотрел на свои руки. Когти на пальцах обрели красноватый оттенок. – Мудрец. Я разговаривал с ним, я был в нем. Я… Я должен торопиться!

Тиеф бежал уверенно и просто, так, будто бегал каждый день. Без устали он одолел коридор, сбежал вниз по ступеням и остановился только, когда ноги коснулись ночной земли. Холодный воздух был тих, дышалось легко и сладко. Тиеф поднял голову к звездам. Светлые и яркие теперь они казались ближе, чем когда либо. Он потянулся к ним рукой и заметил, что когти стали ярче. Внутри как будто что-то шевельнулось. Ведь это не он. Это сила присутствий неволенных в нем. Это их свобода, а не его.

– Великая честь, – благоговейно выдохнул Тиеф, зачем-то качнулся в признательности и продолжил бег.

Пещера Шара ютилось меж россыпи острых скал. В другое время Тиеф не рискнул бы искать вход в эту нору по темноте, но сейчас ночь не имела значения. Он отлично видел каждую острую грань выступающую над песком и уверенно продвигался к цели.

Среди знакомых Тиефа Шара был старше всех. В последнее время он совсем перестал выходить из своей пещерки, а для того что б не умереть с голоду пробил в ее своде несколько отверстий. Солнце ползло по небосводу, а Шара – вслед за его лучами. Так он и ползал изо дня в день, мечтая лишь о наступлении сумерек.

Зеленоватые отсветы люминофоров придавали пещере уюта и таинственности. Уходить от Шара не хотелось так же, как и от Мудреца. Только желание остаться было нашептано совсем другими чувствами.

– Тиеф, это ты? – глаза Модаберти уже подернула красноватая пелена, что означало только одно – он сделал то, зачем пришел. – Ты цел? Как ты добрался сюда по темноте? Будешь каплю? Каси еще ни с кем не менялся. Ты свою отдал?

Тиеф не отвечал. Он молча рассматривал собравшихся здесь Ра. Кто сидел молча, наклонив дышало к самой земле, кто лежал на полу и свистел сам с собою. Взгляд невольно задержался на паре, обменивающейся каплями. Они стояли обнявшись. Дышало одного лежало на плече у другого, а ртами они уже тянулись к тонким, вздрагивающим капелям. Порочного соития стыдились все и все же его желали… Выдох блаженства прокатился сдвоенным эхо по тесной пещере и пара обмякла. Не распуская объятий, они повалились наземь, продолжая стонать. Когда-то Тиеф точно так же погружался в другого Ра и приходил в себя уже на полу. Теперь ему было гадко.

– Тиеф? – Модаберти тряхнул его за плече. – Ты в порядке?

Вместо ответа Тиеф зло стряхнул пальцы друга, отстранил его и поискал взглядом Шара.

– Где он?

– Кто?

– Шара. Где он?

– Он… – Модаберти замялся. – Шара умер. Его нашел Люс, когда первым пришел сюда. Он там, за углом. Можешь взглянуть на него, если хочешь.

Тиеф остолбенел.

– Он умер, а вы просто убрали его в сторону и стали меняться каплями?

– Ну, да.

Тиеф ясно понял, сколь безнадежны Ра. Даже смерть одного их них – смерть того, кого каждый знал как самого себя – не имела значения. Вожделение оказалось выше всего, выше скорби! Тиефу захотелось оставить это уютное дно и вернуться к Мудрецу со словами, что спасать уже некого… Но он должен был. Должен исполнить волю предков.

– Народ Ра! – громко провозгласил он. – Я вернулся от Мудреца со скорбной вестью. Грядет буря! Зимняя буря невиданной силы и продолжительности от которой никому не уйти. Он призывает нас в свою обитель. Те, кто не последуют зову, будут обречены.

Тиеф замолчал, выжидая, а все собрание уставилось на него как на безумца. В повисшей тишине кто-то коротко хохотнул, а вслед засмеялись все. Они показывали на Тиефа пальцами, что-то сквозь смех говорили друг другу и продолжали смеяться.

– Тиеф ты чего? – Модаберти беззаботно похлопал его по плечу. – Чьих капель наглотался?

Ответный рык Тиефа заставил всех замолчать. Теперь на него смотрели с недоумением и опаской.

– Ты чего, Тиеф? – повторил Модаберти но уже без прежней веселости. – Случилось что?

– Повторю еще раз! – вновь сотряс пещеру могучий голос Тиефа. – К нам движется буря, каких еще не видела планета. Рассвет не придет очень, очень долго. А может не придет никогда! Вы, ничтожества, нужны Мудрецу и я доставлю вас к нему, хотите вы этого или нет.

– А сам-то ты кто?! – кичливо выкрикнул кто-то, оскорбившись словами Тиефа.

– Я его длань, – твердо и без раздумий ответил он и сжал перед собой кулак.

Сжатый кулак вспыхнул ярко-красным сиянием. Свет сочился, капал багровыми искрами, которые разбивались в туман. Красный туман постепенно вытеснил зеленоватые цвета пещеры, заполнив ее пульсирующими, словно живыми клубами.

– Внемлите голосу предков, – произнес Тиеф хором чужих голосов. – Мы здесь во спасение великого народа Ра.

Он поднял сжатый кулак над головой и пошел вон из пещеры, унося багровый туман с собой. Вслед за ним наружу потянулись и остальные Ра…

Tat 2

Тиеф успел наведаться еще в несколько убежищ. В каких-то пещерах соплеменников было много, а в каких-то его дожидались лишь пыльные отшельники. Кто-то безоговорочно шел следом, а кто-то бурно сомневался… Но Тиеф внушительно убеждал недоверчивых.

Пескопад застал Тиефа и очередную группу Ра у входа в пирамиду. Едва они вошли, как врата со скрежетом начали смыкаться. Оставалось еще несколько мест, о которых Тиеф помнил и куда, как он думал, мог бы успеть, но Мудрец посчитал иначе. Когда створки сомкнулись – навалилась глухая тишина. Ни шелеста, ни выдохов спасенных Ра. Казалось что они, как и окружение снаружи, затаили дыхание в ожидании чего-то невероятного.

Тиеф прикоснулся когтями к стене и рытвины древней росписи вспыхнули. Очнулись и Ра. Они медленно двинулись вперед, разглядывая оживший камень точно впервые. Идущий позади Тиеф разглядывал самих Ра. Они представлялись глупышами, только что проклюнувшимися из земли. Ничего не понимающие, страшащиеся больше всего тех, кого бояться нужно в последнюю очередь.

Ра сидели тесной группой в некотором отдалении от Мудреца. Они о чем-то горячо спорили, но замолчали, едва появился Тиеф с новой группой.

– Ступайте к остальным и ждите, – распорядился Тиеф и, не оборачиваясь, пошел к Мудрецу.

Мудрец молчал. Тиеф закрыл глаза, попытался сосредоточиться, но его отвлек свист голосов за спиной. Он сокрушенно выдохнул и обернулся: Ра стояли друг напротив друга, махали руками и громко свистели. От их групп несло злобой и бранью.

– В чем спор? – решил вмешаться Тиеф и подошел.

Все замолчали, осунулись. Их страх ощущался физически. Теперь конфликт казался разрешенным, но Тиефа это не удовлетворило.

– О чем спорили?

Немного поколебавшись, вперед шагнул Модаберти.

­­– Они говорят, – и он указал рукой на противную сторону, – что снаружи нет никакой бури и быть не может, так как лето еще не скоро. Говорят, что это ты придумал все и привел нас сюда, чтобы убить и забрать себе брюшные кристаллы.

– Врет он все! – набросился на Модаберти всклокоченный Ра, чьего имени Тиеф не знал. – Это они начали, что все мы здесь помрем скоро от голода!

– Ах ты!.. – от возмущения Модаберти задохнулся, но его поддержали союзники, а им ответили противники и в укрытии Мудреца вновь поднялся неистовый свист.

­– Тишина! – рявкнул Тиеф и Ра вновь съежились. – Если бы предки желали вашей смерти, то вы бы сейчас были снаружи. Кто не верит, что поднялась буря – может пойти к главным вратам и послушать. А кто считает, что я хочу завладеть их жалкими кристаллами, пусть поразмыслит над тем, что я мог бы повыдирать их еще в пещерах и не тащить всех сюда.

Толпа как будто опять сплотилась, обступила Тиефа и зароптала.

– Но почему мы здесь?

– Откуда буря зимой?!

– Почему ты такой?

– Что с остальными?

– Где все?!

Тиефа покоробило. А ведь сам он знал немногим больше них. Ведь его самого выдернули из привычного мира и швырнули туда, куда он не хотел. Мудрец дал ему силу, указал направление, но объяснить – ничего не объяснил. Да, быть может, он оказался в более выгодном положении, чем Ра. Но… Что делать с этой выгодой? Как извлечь из нее ответы?

Вместо ответа, Тиеф круто развернулся и зашагал к бассейну.

Рябь на поверхности Мудреца вихрилась спиралью в центре которой нарождался фонтан. Маленький и робкий он едва трепетал, но чем дольше на него смотрел Тиеф, тем выше и сильнее становился. Когда водянистая масса поднялась до роста взрослого Ра, клокотание постепенно унялось. И вот, на гладкой поверхности стоял Мудрец. Тот самый образ, который Тиеф видел на дне бассейна.

Тиеф не сразу сообразил, что за спиной стало тихо. Он обернулся и увидел, как Ра склонили головы перед Мудрецом и почтительно замолчали. Мудрец не шевелился. Его первоначальный алый облик выцвел до пустынных красок и наполнился деталями. Буро-коричневая кора, пепельные лохмы светоулавителей, потресканные когти… И только глаза горели огнем вновь рожденного.

Момент появления Мудреца исчез, растворился в неопределенности. Да и сам Тиеф стал каким-то туманным, смазанным. Он поднял руку и посмотрел на нее. Руки не оказалось. Ощущение тела, хотя и нарушенное, неверное, – было. А руки – нет. Ничего не стало. Ни хвоста, ни ног, ни туловища… Остались только мысли. И мысли были последним свидетельством того, что он все еще существует.

Мудрец приблизился вплотную, протянул руку и положил ее Тиефу на плечо. Прикосновение оказалось нестерпимо холодным.

– Теперь мы принадлежим тебе, Тиеф, – услышал он знакомый голос. – Лети к звездам, а мы поможем тебе…


* * *

Планета, ставшая причиной рокового заката, неслась сквозь черную пустоту навстречу Солнцу. Еще совсем недавно ее населяла жизнь, по многообразию превосходившая их пыльный мир. А теперь все пропало. Почти все – под магмой угадывался сгусток чего-то живого. Он пульсировал, точно маленькое сердечко, чудом уцелевшее в первородном огне. Что это было: один организм или убежище множеств – разглядеть не удавалось.

Рассматривая убегающую планету, Тиеф невольно сравнивал ее с собой. С собой теперешним. Он стал той самой громадной пирамидой, которую видел каждый день и которой сейчас рассекал космос. Хм. Так странно. На смену рамок тела пришла необычайная широта. Он чувствовал каждую свою вершину, каждый блок кладки, каждую рытвину древнего орнамента. Остатки Ра тоже стали частью Тиефа, однако слиться с ними целиком он не мог.

Мудрец звучал в сознании келейным голосом, направляя каждый шаг. Без его участия Тиеф вряд ли бы сдвинул пирамиду с места, не говоря уже о межпланетном полете. Он знал, какие потребовались усилия, чтобы вознести ее к небесам. Удивительно, что храня такую колоссальную мощь, Мудрец ни разу не прибегнул к ней. Ведь даже ее проблеск мог изменить многое. Слишком многое.

Он двигался вглубь Солнечной системы к неизвестной планете и на своем пути был не одинок. Тиеф чувствовал присутствие подобных себе вместилищ и тянулся к ним. Вскоре они сблизились настолько, что смогли познакомиться. От других избранных он узнал, что далеко не всем удалось бежать – многие пирамиды просто развалились на куски.

Первые беседы носили туманный характер: поднимались образы, звучали слова или обрывки мыслей… Внезапные и слабые они с трудом различались на фоне шепота сонмы предков. Много позже, когда избранные научились различать друг друга, они создали ментальный перекресток в форме пустынной долины, окруженной горами и освещенной чистым солнцем. Последний день перед закатом Ра.

В центре островка их мира, погибшего, верно, уже безвозвратно, парил другой мир, тот к которому они сейчас двигались. Обобщив сведения о новой планете, избранные соорудили ее модель, что теперь вращалась над барханами перекрестка.

На их прежней планете облака встречались редко, а открытая вода только в сезонные изменения. Здесь же большую часть поверхности занимал океан, а облаков водилось столько, что издали они казались струями планетарной бури. Суши было гораздо меньше и, по большей части, непригодной для жизни Ра. Впрочем, избранные отыскали просторный участок, который небесные покровы обходили стороной... Что действительно заботило избранных, так это мощное тяготение новой планеты.

Именно этой проблемой занимались избранные, прохаживаясь вокруг модели планеты. Обсуждение – вялое и уставшее – застыло у мертвой точки.

– Вероятнее всего, – проговорил Изотер – самый старший среди избранных, – компенсировать избыточную гравитацию удастся только внутри пирамид.

Предлагали многое. Начиная от парящих высоко над землей пирамидах и кончая защитными коконами для каждого из Ра. Теоретически каждое решение было выполнимо, но вот какое из них лучшее?

– При всем уважении, Изотер, но Ра все равно придется выходить наружу с каждым восходом солнца, – возразил Монтерс, флегматичный, спокойный избранный. – Смысл в таком устройстве? Дневной цикл все равно будет тяжек.

– Невыносимая легкость бытия, – задумчиво протянул Ио, избранный, чья молчаливость едва ли уступала молчаливости Тиефа.

– По крайней мере, это максимально приближено к естеству, – не отступал Изотер. – Другие предложения слишком изощренны или противоестественны.

– Как и наше существование, – усмехнулся Вимерис, избранный всегда поддерживающий остроту слова. – Противоестественное и дикое. Дико изощренное.

– Наше существование не страннее Мудрецов или космоса в целом, – Монтерс  утомленно выдохнул. – Я уверен, что имеются создания куда страннее нас.

– Не о том сейчас речь, – Тиеф привстал с хвоста, подошел к модели планеты и стал рассеянно вращать ее вокруг оси. – Уже скоро мы будем здесь. А как поступить с нашими так и не решили.

Из пустоты шагнули Шорти и Веллан – эта пара всегда появлялась вместе. Собрание одарило прибывших мимолетным взглядом и вновь обратилось к голубому шару.

– Всё мы уже решили, – сдавленно прошипел Ио.

– Решили, – поддержал Изотер. – Опускаемся к пустыне вот здесь, пробуем атмосферу, температуру, влажность. Если все согласуется, то на месте решим, как поступить.

– Сомневаюсь, что нашим понравиться это место, – лениво возразил Монтерс. – Я вообще сомневаюсь, что затея с переселением – удачная затея. Не приживутся они.

­– Если Мудрецы решили, что так должно, так тому и быть, – стоял на своем Изотер. – Или ты считаешь, что лучше было остаться?

– В статусе избранного мне было бы все равно, – усмехнулся Монтерс. – Я говорю о том, что переселение это лишь отсрочка неизбежного. Подохнут все.

– Мы здесь поставлены, чтобы предотвратить это. Гибель планеты это шанс возродить наш народ.

Все, кроме Монтерса, согласно закивали.

– Думайте как хотите, – отмахнулся он. – У меня свое мнение, но я в меньшинстве, так что всецело ваш.  

– Монтерс, мы обсуждали это, – Изотер нахмурился. – Нас освободили не просто так, и способности чистого не для смеха. Когда мы окажемся там, то предпримем все, чтобы сохранить последних Ра.

– Себя ты за такого уже не считаешь?

– Мы больше не Ра, – после некоторого молчания ответил Изотер. – Мы лики Мудрецов, воплощение предков.

– Это не одно и то же?

Тиеф видел, как Монтерс неприкрыто потешается над Изотером. Вот только последний этого не замечал.

– Нет, не одно. Мудрец это общий разум, постигнувший себя, а предки – могучие Ра, увековеченные потоком времени. Предки – основоположники Мудрецов, их часть. Хотя и малая, но значительная.

– Все это известно, – перебил старшего избранного Вимерис. – Мы, конечно, постараемся уберечь Ра от гибели. Предположим, что мы успешно с этим справились – пусть! Но ведь их срок короток. Откуда взяться новым Ра? Кто будет теперь наполнять борт Мудреца свежими каплями? Или ты считаешь, что Ра будут прорастать из песка так же, как и из наших пустошей? Осмелимся предположить, что всхожесть будет хорошей. Но кто прорастет? Пустышки? Сосуды, которые нечем заполнить?

Ответа не последовало. Никто не знал, как будет происходить воссоединение распыленной целостности, ведь родная планета осталась далеко позади. Мудрецы молчали… А пока они молчали, избранные то и дело спотыкались о вопросы, ответы на которые лежали где-то за гранью их понимания. Картина древней истории вырисовывалась грубыми мазками, на которой детали – важные тонкости – белели досадными упущениями...

Изначально Мудрец был един. Он увивал тонкой сетью всю планету, положив начало жизни и разуму. Сперва все шло хорошо. Ра развивались, эволюционировали и очень скоро заняли доминирующее положение в скудной экосистеме планеты. Потом случилось нечто, расколовшее Всеобщего Мудреца на части. Система испортилась, однако крупные ее фрагменты не пропали, а проступили из песка багровыми озерами. Так возникли Мудрецы. Для Ра же рождение и смерть поменялись местами. Теперь гибель не привносила умерших в систему, а новые Ра являлись в мир пустыми. С мгновений рождения и до самой смерти они впитывали распыленные останки Всеобщего и по каплям передавали их Мудрецам, уповая на скорейшее воссоединение.

История Ра содержала больше тайн, чем ясностей. Например, причина катастрофы, уничтожившая Всеобщего, осталась сокрыта. Оставалось неясно, каким образом на чужой планете будет возобновлен сбор распыленной материи, которая осталась там, на терзаемой ветрами родине. Да и будут ли появляться новые Ра?

Эти и многие другие вопросы на обсуждение не поднимались, а если и упоминались, то вскользь, как повод оборвать разговор. Они служили своеобразным напоминанием, что избранным на самом деле известно крайне мало.

Вот и сейчас повисла неловкая тишина, когда Вимерис усомнился в прорастании новых Ра.

– Этого я не знаю, – наконец выдавил Изотер. – Я знаю лишь то, что должен сохранить жизни последним Ра. Неважно как. Но они должны жить.

Tat 3

Наконец, долгое странствие подошло к концу и избранные коснулись небес нового дома. Грохот и тряска дали о себе знать, едва они погрузились в плотный воздух. За пирамиду Тиеф не беспокоился – он держал ее крепко, а вот Ра… Ра задыхались от страха пред неопределенностью. Они сомневались. Бесконечно сомневались в искренности своих спасителей. Глубже Тиефа, усомнившегося в искренности Мудрецов.

У самой земли пирамиды зависли ненадолго и медленно опустились на песок рядом друг с другом. Солнце блестело в лужах миражей, дул горячий ветер – они попали в сердцевину яркого дня.

Тиеф вернулся в свое прежнее тело. За время перелета он отвык от его узости и теперь чувствовал себя стесненно. В чреве пирамиды было сумрачно и тихо и он не сразу разглядел Ра, сбившихся кучкой в дальнем углу вместилища. Они напоминали зверьков, угодивших в западню и ждущих своей участи. Тиефу стало жалко их. Оторванных от мира, лишенных последних услад. Лишенных вообще всего. Кому понадобилось это переселение? Ра? Но ведь их никто даже не спрашивал...

– Встаньте, – строго приказал Тиеф, но голос его дрогнул. – Мы прилетели.

Ра не пошевелились. Они молча следили за Тиефом и ждали. Когда он шагнул к ним, группка вздрогнула, затрепетала. Прячась друг за другом, они отступили к стене, вжались в нее. Тиеф остановился – замерли и Ра.

– Я, – прошипел Тиеф, не в силах подобрать настоящих слов. – Я не знаю, зачем мы здесь. Не знаю точно так же как и вы. Но я уверен, что глупо умереть, так и не увидев места, где мы очутились. Это… Это наш новый дом. Просто посмотрите на него. Не спешите. Погибнуть всегда успеется.

Ра будто выдохнули облегченно. Они больше не смотрели на него, как на губителя, однако настороженность все еще блестела в их глазах. Только сейчас Тиеф горько пожалел, что за долгое время полета ни разу не спустился к бывшим соплеменникам. Еще на родной планете он стал чужим и, по собственной глупости, усугубил отчужденность.

Врата пирамиды расступились и внутрь хлынул запах планеты. Воздух Тиефу не понравился, но, по крайней мере, он подходил для питания. Избранные, условившись заранее, сохранили привычное тяготение только под сводами пирамид. Тиеф, как смог, объяснил это соплеменникам и теперь Ра топтались у порога, не решаясь переступить его. Они щурились на яркое солнце, рассматривали окрестные пески и тихонько пробовали на вкус сухой ветер.

Тиеф спустился первым. Ра с любопытством наблюдали за ним, но следом так никто и не пошел.

– Модаберти, – позвал Тиеф того, кого хорошо знал. Он надеялся, что прямое обращение к другу придадут тому уверенности. – Не бойся, иди.

Модаберти и впрямь воспрянул, расправился и шагнул из тени пристанища. Едва он опустил ногу на первую ступень, как мучительно выдохнул, съежился и остановился. Было видно, как он разрывается между желанием поскорее вернуться назад и желанием встать рядом с Тиефом.

– Смелее! ­– подбодрил его Тиеф. – Докажи, что все было не зря!

Храбрец прошипел что-то в ответ, взмахнул дышалом и спустился еще на ступень. Этот шаг вышел уверенней. Согбенный, осипший, но чрезвычайно довольный собой он, наконец, встал рядом с Тиефом.

– Молодец, – Тиеф положил руки ему на плечи и изучающее посмотрел в глаза. – Архисторики гордятся тобой.

Убедившись, что Модаберти чист сознанием, он потрепал его по гриве светоулавливателей и обратился к остальным: 

– Ну а вы? Или здесь только один настоящий Ра?!

Не сразу, но другие тоже сошли на землю. Те, что были помоложе и поупруже телом, держались куда лучше, чем предполагали избранные. Старшие пытались не делать лишних движений, отдавая все силы дыханию, отчего подолгу замирали на одном месте. В такие моменты они напоминали окостеневшие скелеты пустошей, с той лишь разницей, что их дышала вибрировали от всасываемого воздуха.

Изучить окрестные барханы выходцам не позволили и очень скоро препроводили назад в  пирамиды. Первый спуск был расценен как опыт и опыт успешный. Вопрос с питьем решили просто: под землей на значительной глубине залегал пласт воды, к которому избранные пробили канал. Пребывающая под давлением вода ударила гейзером и разлилась в небольшое студеное озеро.

– С биологической точки зрения Ра выживут, – не без удовлетворения в голосе проговорил Изотер, когда избранные остались одни на подсыхающем песке. – Теперь можно попробовать собрать и каплю.

– Какую еще каплю? – усмехнулся Вимерис. – Даже если они и выделять что-то, я крайне сомневаюсь, что это окажутся частички Всеобщего.

­– Нам бы сберечь самих Ра, – невесело выдохнул Тиеф. ­– Воссоединение процесс длительный. Если он остановиться на несколько лет, то ничего страшного не произойдет.

– Хочешь сказать, мы еще вернемся?

– Песчаная буря, пусть и всепланетарная, не может длиться вечно. Если наша высшая цель воссоздать Всеобщего, то здесь мы ее не достигнем.

– Вам не кажется странным, что Мудрецы не отметили дальнейших целей? – Монтерс взмахнул дышалом и приосанился. – Им следовало бы прояснить ситуацию.

– Придет время, мы все узнаем, – со строгостью ответил Изотер.

– Когда? Мы уже здесь. Все устроили. Чего еще ждать?

– Когда Мудрецы сочтут нужным снизойти, они снизойдут. А до тех пор мы будем присматривать за Ра, будем поддерживать их и оберегать от чужой среды.

– Мудрецы оставили нас, – вдруг произнес Ио, и все устремили на него внимание. – Их больше нет. Мы – это они.

– Как? – наконец растерянно проговорил Изотер. – Откуда?..

– Я думаю. Мы ни разу не слышали их со дня бегства. Не слышим и сейчас. Но прислушайтесь к себе. Мы стали ими еще там, на родной планете. Слышите?

Стало тихо. Страшно тихо. Тиеф догадался о чем говорил товарищ. Весь долгий путь его терзало ощущение двойственности, так, будто за его существом кто-то скрывался. В тщетных попытках он ловил это нечто, но хватал лишь собственный хвост. Вероятно, это говорили в нем предки, могучая армада неволенная в узкой физической кромке. А может, блики чужого присутствия отбрасывал Мудрец, растворенный в нем. Ставший им.

– Ерунда, – хрипло выдавил Изотер. Тиеф видел, как он пытается убедить, прежде всего, самого себя. – Без них мы не смогли бы даже оторваться от родной планеты.

– Они есть, – голос Ио был бесстрастен и пуст. Казалось, что это голос самой пустыни. – Но это мы.

Потухший ветер лениво шевелил песок, ныл вершинами пирамид. Такой обычный и такой чужой, он доносился замолчанным стоном. Монотонная свобода родных пустошей. Где она теперь? Где он, – простой Ра, – освобожденный от дел и поступков? Он здесь. Отягощен мощью, ответственностью и… Свободой. Разум упрямо повторял, что это великая честь быть избранным, что ему доверено спасение древней цивилизации! Но проницательный ветер шептал, что честь – притворство, а даденная свобода – самый тяжелый камень, который только можно взвалить.

– Не хочешь ли ты сказать, – с расстановкой произнес Тиеф. – Что Мудрецы спасали не Ра, а себя?

Ио молчал. Взгляды избранных сошлись на нем в таком напряжении, будто он доподлинно знал ответ.

– Нет, – наконец ответил он и долго посмотрел на линию горизонта. – Я Мудрец. Как я могу обвинять себя в подобной низости?

Он засмеялся. В последний раз Тиеф слышал смех в пещере Шара, в потусторонней теперь уже жизни. Тогда смеялись над ним. Одинокий смех шипел над песками долго, безбрежно и оборвался столь же внезапно, сколь и возник. Ио осунулся и прежним бесцветным голосом проговорил:

– Мы отдали себя взамен спасения, но сами же и погибли. Мудрецы, горстка Ра… Они, возможно, спасены, но мы – вряд ли. Мы, – Ио горько усмехнулся. – Кто мы теперь? Кто?

Даже Изотер ничего не ответил. Избранные в смущении изучали песок под ногами, переминались с хвоста на ноги и мучительно искали выход из молчания. Но подходящих слов не находилось. В голове тревожно звенела одна мысль. Кто они теперь? Обычные Ра, чье сознание измучено волей Мудрецов? Или Мудрецы, отягощенные личинами Ра? Странно, но граница между великими предками и Мудрецами стерлась окончательно. Теперь памятный спор с Монтерсом, относительно их схожести, представлялся бессодержательным и заведомо решенным. Сейчас Тиеф был почти уверен, что не было никаких предков. Был лишь Мудрец, являющий избранным сплав прежних жизней.

– И все же, – Вимерис первым нарушил затянувшее молчание, выдержал паузу и продолжил. – Мы не вправе отступать. Пускай мы стали Мудрецами, это не означает, что нужно и дальше предавать Ра. Мне жаль их еще больше чем себя и... Нам все равно нечем заняться, кроме как приглядывать за ними.

– Есть, – хором ответили Шорти и Веллан. – Мы хотели бы исследовать планету.

Тиефа раздражала эта пара. Они все время где-то пропадали, а если появлялись, то исключительно вместе. Их движения и слова полностью копировали друг друга, точно один являлся отражением другого. Для чего нужно было вести себя именно так – Тиеф не понимал, но и не спрашивал. Хватало собственных колючих мыслей.

Инициативе никто не возразил, тем более что Шорти и Веллан редко присутствовала на собраниях, а еще реже участвовала в разговорах. Получив всеобщее благоволение, они тут же испарились претворять задуманное. Прочие избранные разбрелись по своим пирамидам, не сказав больше ни слова.


* * *

Прошло несколько дней с момента их прибытия на новое место. За этот небольшой срок Ра проявили удивительные способности к адаптации. Теперь даже самые неповоротливые из них свободно разгуливали по пескам, сытно дышали и благодушно щурились на высокое солнце. Складывалось впечатление, будто Ра не прилетели с другой планеты, а жили тут всегда… За время межпланетного перелета светоулавители Ра посерели и одрябли, но теперь вновь наливались сочной зеленью, да такой, которой Тиеф прежде не видел.

Окрестные барханы если и представляли угрозу, то не страшнее жарких миражей. Мелкая живность, что собиралась ночью у водоема, не беспокоила переселенцев, поскольку те запирались в пирамидах еще засветло. Зато Тиеф пристрастился к ночным бдениям. Со смешанным чувством покоя и тревоги, он выбирался в ночной простор и наблюдал за диковинной жизнью.

Местная фауна принципиально отличалась в способе получения энергии. Если для Ра единственным источником были воздух, вода и солнечный свет, то для живоглотов, – так про себя назвал Тиеф местную жизнь – другие организмы. Чешуйчатые ползуны поедали прыгающих лохматиков, лохматики – мелких многоножек. Чем питались многоножки – оставалось загадкой, но, Тиеф был уверен, что и они как-то вписывались в пищевую круговерть.

Но встречались и организмы, усваивающие энергию солнца. Растения, какие раньше были и на их родной планете и от которых, согласно преданию, произошли Ра. Чахлые и невзрачные они служили пищей некоторым живоглотам, встречались редко и всеми силами тянулись к воде. Наверно, в других местах планеты, где влаги имелось больше, растения процветали. Глядя на многообразие жизни и размышляя о той ее части, которую Тиеф не видел, проскальзывали мысли о разумных созданиях. В том, что они есть, сомневаться не приходилось, ведь даже их суровый мир явил цивилизацию, просуществовавшую очень долго…

Наверняка, любой живой организм появлялся с одной целью: преуспеть в своем развитии настолько, чтобы однажды воссиять искрой разума. Именно разум – краеугольный камень любой жизни, ее цель, но и ее же погибель. Обретшие сознание выпадают из общего лона, превращаются в отщепенцев и врагов всего живого. По крайней мере так было с Ра.

В своих размышлениях Тиефа отталкивался от знаний, которыми располагал. Познания, хоть и обширные, но не абсолютные – могли привести к неверным выводам. Но он не извлекал пользы и не решал конкретных задач. Тиеф размышлял бесцельно, для себя. Ему нравилось думать так, как не мог прежний Тиеф.

А еще он завидовал Шорти и Веллану, которые отправились исследовать планету. За время их отсутствия здесь ничего не произошло, а вот они наверняка столкнулись с массой интересных вещей. То, что с ними могла случиться беда, Тиеф в размышления не брал. Что может случиться с избранными?

Странными все-таки они были, подозрительными. Иногда казалось, что это один избранный, для чего-то расщепивший себя пополам. А иногда, – что это вовсе не избранный, а нечто… иное. В особо тягостные мгновенья, когда мысли окрашивались в тона рокового заката, Тиефу казалось, что они истинные хозяева положения. Именно они повинны в гибели родной планеты, а теперь, переместившись на новую землю, сгущают ожесточение здесь.

Новое утро, ознаменовалось приятным сюрпризом. Один из подопечных Изотера сбросил в песок сеянец, о чем избранный и поспешил сообщить:

– Это может означать, что мы избежим вырождения, и новые Ра будут появляться!

– Ничего это не означает, – скептически тряхнул дышалом Монтерс. – Сеянец может не взойти. Вот когда он проклюнется и из песка выйдет новый Ра, тогда и поговорим.

– Ты не уверишься, даже когда это произойдет, – усмехнулся в ответ Изотер. Он был слишком доволен, чтобы обращать внимание на колкость товарища. – Подождем еще немного. Я уверен, что именно так и будет.

– Возможно, – не унимался Монтерс. – Только у меня есть основания полагать, что проклюнутся не Ра, а нечто иное. Другой воздух. Другой песок, притяжение другое. И самое главное: чем они будут наполняться? Где им капли брать-то? Капли остались там, на родине. А без них это будут не Ра, а вечные пустышки. Или…

– Или? – подтолкнул его Тиеф, догадываясь о чем пойдет речь.

– Или взойдут совсем не Ра. Мы такие какие есть благодаря каплям, тому следу, который оставляют они, проходя сквозь нас. Крупицы Всеобщего формируют сознание Ра, наполняя пустоту разумом. Ведь Ра становится Ра только тогда, когда осознает себя. Но если крупиц Всеобщего нет, если пустыня пуста?

– До катастрофы, расколовшей Всеобщего, наши предки рождались в разуме. ­– Изотер, точно знал, в какую сторону повеет разговор, и сразу нашел что ответить. – Доля Всеобщего циркулировала в Ра с момента рождения и до самой смерти. Они отдавали накопленное жизнью лишь с исходом.

– Так было, – тускло выдохнул Ио. – Но здесь – не там. Если здесь и существует… Аналог Всеобщего, то он иной. А значит, Ра не будут такими как прежде. Внешне они, может и не изменятся, но внутренне…

Он постучал когтем по голове и смолк, отвернулся, точно не говорил ничего. Постояв немного в задумчивости, Ио добавил:

– Эта планета обрела себя, я полагаю. И если это так, то у нас будут некоторые трудности с возрождением Ра.

– Но ведь это все только предположения! – вспыхнул Изотер. – Хватит уже множить гипотезы одну нелепее другой! Монтерс! Ведь ты говорил, что Ра погибнут? Говорил?! Ну и что стало с ними? Посмотри!

Избранные посмотрели вниз на блуждающих по песку Ра. С вершины пирамиды, где уединились избранные, Ра походили на букашек, медлительных и едва живых. Тиеф лишний раз ощутил, какая пропасть разделяла их сейчас.

– Всё, я так больше  не могу, – Вимерис шумно выдохнул, подобрался и скакнул вниз. Он приземлился, взметнув облако пыли, и направился к Ра. Отягощенные беженцы замерли на мгновение, но потом медленно потянулись к нему навстречу.

– Что он делает? – спросил Изотер и растерянно обвел взглядом избранных.

– Возвращает потерянную связь, – догадался Тиеф. – Только…

– Только уже поздно, – прошелестел Ио и повторил стремительный маневр Вимериса. Вслед за ним спустились Монтерс и Изотер. Тиеф остался в одиночестве. Невидимая плеть тоски сдавила горло. Хотелось умереть, зарыться дышалом в красный песок родной, теперь, такой далекой планеты. Да так и закончить.

Тиеф медленно опустился и сел на сложенный хвост, прикрыл глаза. Веки, точно каменные глыбы, заточили его внутри. Ветер, обжигающие лучи близкого солнца, заскорузлость членов – все осталось снаружи. Сонм архисториков притих, оставив за себя громаду могущества. Она ворочалась, вздыхала сильным зверем, то лизасыпающим, то ли пробуждающимся.

Вдруг он почувствовал, как пространство на мгновение всколыхнулось. Он открыл глаза и увидел перед собой Шорти и Веллана. Они низко склонились над ним и молчали. Тиеф перевел взгляд с одного на другого, не дождался реакции и медленно поднялся. Вслед за ним выпрямились и возвращенцы.

– Мы видели их, – наконец произнесли они, но не хором, как раньше, а в разнобой.

– Кого?

– Мы видели пришельцев. Они далеко на юго-западе в прозрачной сфере у большой воды. Их много и они опасны.

– Пришельцы?

– Да. Жители Утренней Капли. Они виновны в гибели нашей планеты. Их нужно уничтожить, уничтожить. Или они уничтожат, уничтожат нас.

Tat 4

Океан представал безликой громадой. Ровный и неподвижный у горизонта, он оживал по мере приближения, но только для того, чтобы с глухим рокотом умереть на крутом берегу. Сейвен провожал взглядом разбивающиеся о высокий утес волны, слушал прибой и вспоминал зеленоватые гребни океана Вербарии. Брызги оседали на лице соленой расой. «А у нас океан был пресным…»

Сейвен прикрыл глаза и глубоко вздохнул. От вдоха в голове закружилось. Богатый кислородом воздух пьянил и, вне купола, всем было предписано дышать украдкой. Енисей успокаивал, что ничего страшного в этом нет, и скоро все привыкнут так дышать... Но, откровенно говоря, привыкать не хотелось. Хотелось вернуть потерянное.

Труднее всего было привыкнуть не к тяжести воздуха или гравитации, а к цвету неба, которое напоминало родное лишь на закате или рано поутру. День же сиял так, что приходилось надевать солнцезащитные очки. Они и сейчас лежали в кармане куртки, дожидаясь своего часа. Лунные ночи же напротив сразу понравились Сейвену. Луна серебрила мир сказкой, которой так не хватало Вербарии.

Над головой раздалось гнусавое «кря-кря». Он посмотрел вверх и увидел крылатых созданий, что пролетали вдоль берега. Не отрывая взгляда, Сейвен поднялся, подавил очередной вздох и зашагал вслед за улетающей стаей.

Енисей нарек летучих тварей птицами. Психобот вообще оказался жутким педантом, классифицирующим все диковинки, до которых дотягивались его щупальца. И не без успеха. Каталог ширился с каждым днем, а новые слова приживались удивительно легко и быстро.

Путь загромоздил каменный навал. Сейвен бездумно осмотрел преграду, покосился на рокочущий внизу океан, повернулся и сел прямо на траву спиной к воде. Вдали ярко сверкал купол. За ним черной стеной высился бор, в который они должны были углубиться еще час назад. «Интересно, меня дождались?»

Вербарианцы столкнулись с местным разумом при первой же посадке. В ту памятную ночь они приводнились на горное озеро, где до полусмерти напугали рыбака. Да, его интеллект не отличался остротой, но огонек разума горел в нем уверенно и ровно. Чтобы не навредить самобытности землян, переселенцы выбрали континент, стоящий особняком у южного полюса. Именно на одном из его крутых берегов Крайтер вынул тысячетонную ложу и аккуратно усадил в нее купол. Общий вид теперь напоминал тот, который запомнился на острове Бредби: зеленый луг, холмы, неподалеку лес… Но при ближайшем рассмотрении, сходство рассыпалось на неприятные детали, вскрывающие обман.

Вообще на этой планете можно было жить. Особенно под сводом купола, где сохранился уголок прежнего мира, как то нормальный воздух или привычное тяготение. Но не стекло купола или воссозданные под ним условия составляли Вербарию, а живые люди, чей общий дом обернулся воспоминанием.

Спасенные Древние хранили память о доисторической Вербарии, но знаниями делились скупо и туманно. На расспросы они зачастую просто улыбались, а если и отвечали что-то, то редко и непредсказуемо. Из таких вот щедрот и удалось сложить более-менее внятную картину появления жизни.

Всему причиною стал Первый – Атодомель, что шагнул в их систему из Солнца, как из распахнувшихся дверей. Шагнул не один, а со свитой в лице Древних. Долгие столетия бессмертные слуги властителя ткали биоэфирную сеть на поверхности Вербарии. Все это время Атодомель отдыхал в генизе, набирался сил для главного дела. Когда Древние завершили свою работу, он высек искру жизни. Что именно сделал властитель – оставалось загадкой, но после его «божественного» вмешательства Вербария вскипела эволюцией. Со временем биоэфирная сеть затвердела и приняла ту форму, в какой ее обнаружили Крайтер с Разиель. Сеть больше не участвовала в генерации жизни, а только ускоряла развитие. Наконец, эволюция породила разум и Атодомель приступил к сбору ментальностей. Первым не полагалось вмешиваться в ход эволюции, но Атодомель вмешался. Он нашел в вербарианцах нечто такое, что заставило его отступиться от правил. Что – Древние не знали или не желали открыть. Как бы то ни было, властитель домой не вернулся и генизу с собой не унес. Выжженная, лишенная контроля Вербария изломила траекторию, чудом разминулась с соседней планетой, и обрела новую орбиту вблизи Солнца.

Бессонными ночами Сейвен думал только о том, что пока жива гениза, жива и Вербария. Он хотел вернуться. Хотел погрузиться в генизу, как в Вечность Кетсуи-Мо, и все исправить. Но как? Как добраться до раскаленной планеты? Как отыскать генизу и попасть внутрь? Он возвращался к этим вопросам каждую ночь. Они стали его потребностью. «Все исправить, спасти Айро». Ночью он мечтал о наступлении утра, чтобы отделаться от своих тягостных дум, а днем… Ждал заката, чтобы вновь окунутся в них, окунуться в свое одиночество. День и ночь расщепляли его надвое, и все чаще ночной Сейвен задерживался и не уходил с рассветом. В такие минуты тоска не покидала его даже с пробуждением Диз.

Взмахи рук и оклики явно предназначались ему. Издали, да еще в блеске солнца распознать маякующих не удавалось. Сейвен поднялся,  рассеянно оглядел траву вокруг, будто обронил что-то, не найдя, долго оглянулся на океан, вздохнул украдкой и побрел к куполу.


* * *

Крайтер держал в руках два запала: свой и Сейвена.

– На-ка, – он протянул товарищу оружие и недовольно выговорил: – Ты бы не ходил гулять безоружный. Да и вообще не ходил бы никуда один. А то шатаешься ночами, где попало. Ищи тебя потом.

– Ты мне не наставник, так что бросай поучать, – Сейвен взял оружие и придирчиво осмотрел ствол. – Грязный он. Я из такого стрелять не буду.

– Сам виноват, что перестал следить, – в ответ пожал плечами Крайтер. – Хотя патронов все равно нету.

– Тогда зачем ты его взял?

– Увидишь, – загадочно улыбнулся Крайтер и посмотрел на поджидающих рядом Зака и Моргота. – Сучья рубить пойдем. Пойдем?

– Куда?

– В лес, конечно, – рассмеялся он и двинулся к чаще.

С того дня, как вербарианцы обосновались на этом континенте, Крайтер ни разу не обращался к креатуре. Вся его космическая мощь оказалась позабыта и заброшена. Фактически он мог в одиночку, за час или два, прочесать всю округу, но настойчиво уклонялся от подобных занятий. «Стесняется что ли?» Крайтер никогда не рассказывал о своем единении с креатурой, хотя провел в ней много времени. Сорок дней он циркулировал в оболочке купола, претворяя побег на другую землю. Сейвен опасался, что вал ментальностей сомнет Крайтера и тот не вернется, захлебнувшись чужими мыслями. Схожие опасения беспокоили и Разиель с которой однажды у них случился откровенный разговор. Она полагала, что Крайтер, даже если и сохранит себя, предпочтет остаться внутри купола, стать его ментальностью. Но все опасения оказались напрасными.

– Вот, кажется то, что надо, – задумчиво проговорил Крайтер, когда они выбрались на обширную поляну. Невысокая трава, два-три рослых кустарника, синие огоньки каких-то цветов…

– Ну и чего здесь? Мы ведь поесть ищем, а тут, – Зак отер рукавом вспотевший лоб и оглянулся на Моргота. – А тут что?

Моргот скривился и пожал плечами.

– Сейв, а ну-ка пойдем, – Крайтер пихнул Сейвена локтем и устремился в центр поляны. – Давай-давай.

– Чего тебе опять? – Сейвен не сдвинулся с места. – Дури’шь снова?

Крайтер остановился.

– Так. Если не хочешь по-хорошему, буду как обычно, – он развернулся и запал хищно оскалился в его руках. – Защищайся, мышонок.

Первый выпад Сейвен пропустил, слегка отклонившись в стону, а вот уже второй встретил металлическим звоном. Крайтер отступил, выждал немного и вновь бросился в атаку.

– Да что же это он!? – заголосил было Зак, но Моргот придержал его за локоть.

– Раскис Сейвен, – вполголоса пояснил он. – Так что Крайтер все правильно делает.

Редкие вскрики, но все больше звон тревожили лес. Медленно, но верно Крайтер выманил Сейвена на поляну и теперь они вдвоем блистали в лучах восходящего солнца. Впрочем, спонтанная дуэль не продлилась долго: Кайтер вдруг поднял руки, призывая противника остановиться.

– Жарко, – пояснил он и, выбрав подходящий сук, повесил на него свой белый плащ.

 Сейвен ухмыльнулся и тоже скинул куртку. Былую апатию точно срезал хищный азарт. Он вдохнул поглубже, но не ощутил прежнего головокружения.

– Продолжим? – нетерпеливо предложил Сейвен. – Я едва размялся.

– А как же! – расплылся в улыбке Крайтер. – Говорил же: это именно то, что нам нужно.

С каждым взмахом дышалось легче, каждый новый вдох был глубже предыдущего. Дыхания хватило бы надолго, но чрезмерное тяготение планеты вымотало их раньше. Уставшие, но не выдохшиеся, они остановились.

­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­­– Надо будет как-то повторить, – с дрожью в голосе проговорил Крайтер.

 Они перебрались в тень и остывали после боя. Сейвен стоял, прислонившись спиной к стволу, и поглядывал на боевого товарища, рассевшегося прямо на земле. Похоже, он устал больше Сейвена. «Всемогущий репликант и вдруг устал?»

– Крайтер, а вот скажи, – медленно, подбирая слова для вопроса, проговорил Сейвен. – Почему ты больше не пользуешься креатурой? С ней ты б меня изрубил в кочерыжку.

По лицу Крайтера пробежала тень, а в глазах мелькнула не то тревога, не то раздражение…

­ – Почему-почему, – наконец недовольно пробурчал он и опустил взгляд в землю. – Много будешь знать, голова по ушам лопнет. Ясно? Надоела она мне. Хочу побыть обычным человеком.

Слова и тон недвусмысленно закрывали тему. Но Сейвен не сдавался.

– Неудачное для этого время выбрал. Тем более ты перестал быть обычным еще на Вербарии.

– Кто бы говорил, – огрызнулся он. – Не спит уже… Сколько? Ночами все блукает где-то. Ты о Диз подумал? Что она думает, когда просыпается ночью, а тебя рядом нет?

– Если бы я мог как-то на это повлиять, – Сейвен безразлично пожал плечами, но внутренне дрогнул. Крайтер как всегда бил метко и беспощадно. – А вот ты можешь, но не делаешь.

– Да, не делаю. И поверь, Сейв, на то есть свои причины.

– А ты можешь вернуть сны? – в то время как Моргот бродил по поляне, что-то выискивая, Зак с интересом прислушивался к разговору, и не преминул ввернуть свой вопрос. – У меня не было ни одного сновидения с тех пор как мы… Ну, как мы сбежали.

– Не у тебя одного, – усмехнулся Крайтер и Сейвен заметил, как тот обрадовался смене темы разговора. – Сны ведь это не просто картинки в голове, это отражение генизы. А раз ее нет, то и отражения тоже.

– Но Древние ведь говорили, что у Земли есть своя гениза…

– Да, есть, только она чужая. Точнее это мы чужды ей и поэтому спим под защитой купола. Но, ты сильно не расстраивайся. Я уверен, что для нас там нет ничего интересного. Ну что? Двинули дальше?

Маленький отряд направился вглубь бора. На многих деревьях белели зарубки, указывающие на исхоженность этой части леса. В первые дни энтузиазм первооткрывателей казался неиссякаем, но очень скоро все приуныли. Хвойный лес не радовал приятными находками, а если удавалось что-то найти, то это оказывалось, либо несъедобным, либо в количествах, неспособных прокормить несколько сотен ртов. Вербарианцы даже пытались культивировать привезенную с собой растительность, только местная почва отказалась принимать чужие семена. Что-то удавалось взрастить под куполом, но то были жалкие крохи.

Встречающаяся жизнь мало чем отличалась от вербарианской. Енисей объяснил это тем, что условия природы разошлись в деталях, предопределивших легкую вариативность, но и только. Даже представители местного разума выглядели как вербарианцы. Да, они были ниже, их кости шире, а легкие меньше, но в остальном туземцы ничем не отличались от них. Правда, они были живоедами. На Вербарии тоже водились хищники, но сами вербаранцы не употребляли в пищу убитых животных. От мысли о поедании убитых животных, к горлу Сейвена подкатывала тошнота. В своем отношении к живоедению он был не одинок и потому вербарианцы искали другой выход. Но пока безрезультатно. Каждый день они совершали вылазки в окрестный лес, набирали неизвестных плодов и возвращались с образцами в купол, где Енисей их тщательно анализировал.

Рокот океана потерялся в дебрях, затих. Молчание леса кружило голову. Казалось, что шорохи, редкие перестуки невидимой птицы, ее крик, свист ветра – все слагало дыхание леса. Сейвен задрал голову, но неба не увидел. Его заслонил шатер колючей зелени.

– Тссс… – Моргот, шествующий первым, предостережительно поднял руку, остановился. – Смотрите.

Сейвен посмотрел в сторону и сердце замерло. Шагах в двадцати от них стояло прекрасное создание. Высокое, покрытое коричневатой шерстью с огромными ветвистыми рогами на вскинутой и обращенной в их сторону голове. Животное не боялось пришельцев, оно с достоинством глядело на них большими черными глазами. «Вот он, настоящий хозяин леса. Величественный и благосклонный, как сам лес».

Вдруг тренькнула тетева и слух полосанул короткий свист. Стрела пришлась не по животному, а чиркнула о ствол чуть поодаль, вспугнув его. Сейвен перевел взгляд и увидел еще двух созданий. Но… Совершенно иных. Они возникли неожиданно, как будто выскочили из стрелы Моргота.

Серовато-бурые, покрытые то ли задубевшей кожей, то ли корой, они походили на искривленные стволы деревьев. Хобот каждого свисал до самой земли, а от кончика носа и до кончика длинного толстого хвоста тянулся гребень пепельных косм. Они спадали вдоль коренастых тел мертвыми водорослями, отчасти скрывая худые руки. Толстые ноги без ступней изгибались в колене, но вывернутом в обратную сторону. Больше всего завораживали глаза. В сумраке лесной чащи отчетливо угадывались четыре багряные точки. Они буравили вербарианцев холодным, осмысленным взглядом.

Моргот медленно потянулся за очередной стрелой, но выпустить ее он не успел: полыхнула вспышка, раздался хлопок и Сейвен почувствовал, как упругая лапа ударной волны опрокидывает его на землю. В голове загудело, мысли стянуло в тугой узел, но тотчас все и пропало. Включая странных существ.

Древние сосны раскачивались, словно от сиюминутного шторма, сыпали мелкие ветки и сухую хвою. Сейвен поднялся, потер ушибленное плече, оглянулся. Товарищи лежали ничком. Он проверил дыхание, пульс – все было в норме. Выглядело так, будто они крепко уснули. Какое-то время он размышлял, подождать еще или идти за помощью сразу, но потом вспомнил, что у Моргота должна быть сигнальная ракета на экстренный случай. «Куда уж экстренней». Ракетница, действительно, нашлась и Сейвен, как следует прицелившись, разрядил ее в просвет неба.

Tat 5

На огонь и дым ракеты помощь пришла быстро, в том числе Диз с Разиель, что отлично знали, кто сейчас в лесу на разведке. Убедившись, что обошлось без увечий, сонные тела погрузили на складные носилки и потащили в лазарет купола. Сейвен не стал напрашиваться в носильщики – желающих и так хватало… Он подождал, пока все уйдут, а после направился к тому месту, где стояли незнакомцы.

За здоровье товарищей Сейвен не опасался. Отчего-то он был уверен, что с ними порядок и очень скоро они проснутся. Незнакомцы будто испугались их и просто сбежали. «Оглушили, ослепили, да еще и усыпили в придачу. Зачем? Испарились ведь мгновенно. Как и возникли». Почему друзья рухнули подкошенными снопами, а он устоял – Сейвен не сомневался. «Бессонница. Треклятая бессонница, что же еще?»

Пятачок, на котором стояла улизнувшая парочка, ничем особым не выделялся. Сейвен присел на корточки и внимательней осмотрел лесную подстилку: опавшая хвоя на этом участке топорщилась щеткой и была закручена в спираль. Едва он прикоснулся к иголкам, как структура осыпалась, точно лишившись заряда.

– Что здесь?

От неожиданности Сейвен вздрогнул – над его плечом склонилась Диз. «Опять я тебя не заметил…» Ночная тоска вдруг, вероломно сдавила сердце, но он только сглотнул и вида не подал.

– Да вот, смотрю. Они здесь стояли, когда мы их заметили. Отсюда же и пропали. И… Я не уверен, что они из этих мест. Уж больно странными они были. Их облик и… Их воздействие.

– А как они выглядели?

Сейвен подробно описал, не забыв про неприятное ощущение, которое он испытал после вспышки.

– Действительно, странно, – ее взгляд застыл на опавшей хвое. С минуту она молчала. – Здешняя разумная жизнь так не может. По крайней мере та, какую мы видели. Она даже толком не познала себя, а чтобы так воздействовать на разум надо… Надо быть разумной не одну тысячу лет, – она посмотрела на Сейвена. – По крайней мере, быть не младше Вербарии.

Сейвен пожал плечами и снова обратился к следу.

– Я думаю они испугались. Странных, враждебно настроенных существ.

– Враждебно… – Диз удивленно вскинула бровь. – Вы напали первыми?

– Ну, Моргот выстрели в одного. Не в самого, а в дерево. Вспугнуть хотел, наверное. Вот и вспугнул, – он зачерпнул горсть опавшей хвои, сунул ее в карман и поднялся. – Знаешь, если бы мы не остановились поглазеть на рогатое животное, то прошли бы мимо и даже не заметили их.

– Пойдем в купол, – Диз потянула его за руку. Ее ладонь оказалась ледяной. – Нечего тут больше делать.

Ни птичьего крика, ни перестука или шороха. Лес затих. Даже ветер больше не тормошил макушки зеленых исполинов, а умчался вслед за людьми на побережье. «Или вслед за теми, красноглазыми?» Диз спешила. Она то и дело тянула его, рвалась вперед, но руки не выпускала. Когда же выбрались на опушку, она облегченно выдохнула и остановилась.

– Давай передохнем немного, – сказала она и взглянула на Сейвена несколько виновато. – Это ваше происшествие немного взбодрило меня.

Сейвен рассеянно кивнул, но когда Диз отняла свою потеплевшую ладонь, точно очнулся.

– Хм. Что именно?

– Не знаю, – она повернулась к куполу, так что Сейвен не видел ее лица. – Всё, наверное. Одной сигналки пущенной вами было достаточно, чтобы мы с Разиель подпрыгнули на месте. Потом, когда мы примчались в лес и я увидела все сама... Нехорошее чувство все ее при мне, хоть ты вроде бы в норме.

Не найдя что ответить, он молча обнял ее сзади, пристроив голову на плече. Диз поймала сомкнутые на ее животе ладони Сейвена и сжала их.

– Сейчас ты рассказал мне о них и... Я боюсь, что как раз с парнями порядок, а вот с тобой что-то не то. Что-то происходит. Ведь на них сон подействовал. Даже на Крайтера! А вот на тебя... Твоя бессонница. Она как жар у больного. Но не сама болезнь, понимаешь? Ты замкнут больше обычного и замыкаешься все плотней. Я же вижу. И... Ничего не могу с этим поделать.

– Диз. Я постоянно думаю. И днем, и ночью, когда вы спите. Днем я думаю как и все вы, а вот ночью… Я словно остаюсь один. Совсем один. И мои мысли больше не связаны с вами. Даже мне они принадлежат отчасти. Они возвращают меня на Вербарию к Айро. Припоминается всякая мелочь, каждая деталь из прошлого предстает как наяву. И я думаю о том, как все исправить. Беспомощность вот что меня злит ночами. Мое бессилие. Если бы я был как Крайтер…

– Крайтер несчастен. Он страдает от того, что больше никогда не сможет стать по-настоящему близким с Разиель. Он ведь больше не… Человек. Он об этом знает. Об этом все знают. Но он держится. Старается быть как все.

– Этого я и не понимаю. Зачем? Ведь он мог бы быть полезнее, будь он самим собой.

Диз пошевелила плечами, мягко высвобождаясь из его объятий, потом взяла его за руку и они, не спеша, пошли в сторону купола.

– Ты ведешь себя так же. Пытаешься уйти от себя, но... Если он делает это специально, то ты – подсознательно. Вы не хотите страданий тем, кого любите.

– Но я все рано не пойму...

– Поймешь. Когда-нибудь.

Правду о Крайтере знали все. И как не знать, если именно он снес купол на новую землю. По этому поводу Древние однажды сказали, что Крайтер несоизмеримо отдалился от природной сущности, став больше Первым, чем вербарианцем. Уже на Земле, когда он выбрался из сферы купола, все убедились, что старина Крайтер ничуть не изменился. Он отринул силу, стал как все, но... Помимо космической мощи, он получил бессмертие. И от этого «дара» просто так отделаться не получалось.

Сейвен же не мог понять, зачем чураться силы, могущей всем помочь, и помочь очень, очень существенно. Отречение Крайтера негласно поддерживал весь купол и только он один, бродивший ночами по краю безумия, почему-то не мог понять. Когда же он озвучивал свои, казалось, неоспоримые доводы, то в ответ слышал лишь снисхождение.

Они вошли под свод купола и как будто вернулись на Вербарию. Знакомая с детства обстановка, знакомая растительность, знакомые люди…  Меж собой переселенцы купол так и называли – Вербария. И были не далеки от истины.

Гомон дня остался за дверью светлого лазарета. Мерное жужжание лам, потрескивание какого-то прибора – вот все, что напрягало тишину. Оглушенная троица лежала на койках и не шевелилась. У одного из многочисленных предметных столов поблескивал объективами Енисей.

– Они зпят, – обернулся он к вошедшим. Психобот еще в космосе смастерил репродуктор, так, что теперь мог разговаривать. Пусть и с лязгом. – Зпят как дзети.

– Их можно разбудить? – Диз склонилась над лицом Крайтера.

– Нзет. Их зон, результат микроволновой кантузии. Они зкоро зами прознутзя.

Сейвен тоже навис над Крайтером и бесцеремонно пощелкал пальцами у него под ухом. Тот в ответ скривился, причмокнул губами, но глаза не открыл. Диз укоризненно глянула на Сейвена, качнула головой и выпрямилась.

– Ну, если так, то делать нам тут нечего. Пойдем, перекусим чего?

– Да, сейчас, – Сейвен вытряхнул содержимое кармана на лист бумаги и передал его Енисею. – Вот. Проанализируй, как время будет. Это с места где стояли эти… В общем – те.

Психобот принял сверток, чувствительным щупальцем достал одну иголку и приблизил ее к своему главному объективу.

– Лизтик голоземянного, ззз. Микрозкоп нузжен, реагенты. Я в лабораторию.

И он в развалку направился к выходу.


* * *

Зеленые водоросли стали их основным рационом. «Как иронично. Растительность, от которой вычищали межстенную прослойку, теперь наш основной корм».

– Корм… – Сейвен намотал на вилку буро-зеленый сгусток, вздохнул и отправил его в рот. Вкусом эта еда напоминала вареную тряпку.

– Больше все равно ничего нет, так что не привередничай.

– Буду. До тех пор пока вы меня не услышите.

– Что?

– Да так, ничего.

– Ты ведь о Крайтере опять?

Он сделал вид, что не услышал. «Зачем спрашивать, когда и так ясно?»

Диз отложила вилку и отерла губы салфеткой.

– Мы обязаны оставить его в покое хотя бы за то, что он вытащил нас всех. Забудь эту тему, прошу. Мы должны как-то обходиться без Крайтреа, без его сверхпомощи. Уверена, он отказался от нее не просто так.

Выслушивая Диз, Сейвен кивал, якобы соглашаясь, но вдруг спросил:

– А если те вернутся с намерениями? Крайтер будет запалом от них отмахиваться?

Глаза Диз раздраженно вспыхнули, и она забарабанила пальцами по столешнице.

– Не будем загадывать.

– Значит, ты допускаешь, что Крайтер может вернуться к себе? Ввиду нападения? А ввиду голодной смерти – нет? Пойми же ты, на этой ерунде мы долго не протянем. Мы уже истощены как…

Вдруг раздался характерный щелчок: наверху включили интерком.

– Сейвен здесь? – голос принадлежал Олафу. – Если вернулся, прошу подняться к нам наверх. Да, и всем вербарианцам: вы, наверняка, уже слышали о происшествии в лесу. Просьба, не выдумывать лишнего, а просто сохранять бдительность. Как выясним подробности, известим всех. Спасибо!

– Ну вот, сейчас я и поговорю с начальством, – Сейвен решительно выбрался из-за стола. – Самое время поднять эту тему.

– Подожди. Вместе пойдем.

В кабинете протектора оказался не только Олаф, но еще Дейт Сауро и Дарен. Они сгрудились над столом, а точнее – над картой Земли, расстеленной перед ними. Вошедшая пара отвлекла их внимание.

– О, как вы быстро, – расплылся в приветливой улыбке Олаф. – Располагайтесь!

И они расселась по удобным креслам друг напротив друга.

– Рассказывай, кого вы там встретили в лесу?

Сейвен терпеливо пересказал случившееся и приготовился отвечать на вопросы. Но вопросов, к удивлению, не последовало. Общественность склонила головы и терла лбы. Через минуту или две, Дейт, наконец, сорвал молчание:

– Теперь осталось дождаться, пока проснуться другие. Может они что-то смогут добавить к твоему повествованию.

– Мы видели местный умников, – вступила в разговор Диз. – Эти же по описанию совсем другие. И внешне и внутренне.

– А не могло на Земле появиться два разума? – предположил Дарен.

– Если допустить это, то внешне они должны были походить на нас или на тех, кого мы видели там, в горах, – проговорил Дейт. – Так утверждает Енисей. А он… Он в физиологических адаптациях лучше разбирается. Притом… Мне помнится, как Древние говорили, что на планете зарождается только один разум. Или зарождается только один, или они только один оставляют. Точно не скажу уже.

– Если они не отсюда… – Дарен потер лицо, и устало выдохнул. – Откуда тогда?

– Мне показалось, – медленно заговорил Сейвен, – что они используют энергию биоэфира не так как Диз или Разиель, а, скорее, как Крайтер. Так же быстро и легко. Может, эти создания подобны ему? Вступили в контакт с манипулятором, преобразились и теперь защищают своих.

– Вряд ли, – Олаф скрестил на груди руки и задумчиво уставился в потолок. – В солнечной системе Первый только один и его манипулятор у Крайтера. А раз так, эти товарищи что-то другое. Совсем другое.

– А может, они галлюцинация? – Дарен с усмешкой посмотрел на Сейвена. – И на деле нет никаких пришельцев?

– Нужны показания остальных, – повторился Дейт. – Тогда мы увидим картину целостнее. Вдруг и вправду что-то ускользнуло от взгляда.

В дверь постучали, и в кабинет вошла Лейла.

– Ребята проснулись. И они говорят что-то не то. Ммм не то, о чем говорит Сейвен.

– Как? – не понял Олаф. – В смысле, не то?

– Лучше спуститесь и выслушайте сами.

Через несколько минут вся компания спустилась в лазарет. Очнувшиеся товарищи сидели на своих кушетках в белых хламидах, а Енисей ходил от одного к другому и что-то капал им на языки. После каждой порции пациенты кривились и невкусно причмокивали.

– Ну вот и взе, ­– Енисей ловко закрутил колпачок и отправил его в технологический кармашек. – Монзжеры, головы не крузжатся? Диз-зориентзации нет? Аппетит-з? Нет? Отлично!

Он обернулся к вошедшим:

– Теперь они вазсжи. А з ними полный порядок.

– Что с вами произошло? – без раскачки метнул главный вопрос Дейт. – Крайтер?

– Ну, шли мы через лесок, искали чего съестного. До этого неплохо так размялись с Сейвеном на полянке. Хе-х… Ну вот. Только начали углубляться в чащу, даже не успели покинуть обхоженную зону, как на нас налетела рогатая бестия. Я видел его мельком… Крупный, очень крупный! Но не хищник. Не знаю. Возможно, мы вторглись на его территорию. Помню здоровые ветвистые рога, мощный лоб, коричневая с белым шерсть… Последнее что помню – удар и яркую вспышку. Дальше я очнулся здесь и Енисей угостил меня какой-то блевотой. А потом Дейт Сауро задал мне вопрос. И я ответил.

– Я видел зверя издали… – Моргот нахмурился, усиленно припоминая случившееся. – Видел отчетливо. Могу описать. Но я не заметил, как он приблизился и атаковал. Он очень быстрый. Таких молниеносных животных мы здесь еще не встречали. Он может быть опасен.

– А меня так и не ранило даже, – Зак похлопал себя по груди для вящей убедительности. – Повезло, наверно. Сейвен, а ты почему не с нами? На дерево запрыгнуть успел?

– Вот так-так… – крякнул Дейт и обернулся к Сейвену. – Слыхал? Как тебе такие пришельцы?

Сейвен почувствовал, как общее внимание сосредоточилось на нем. От недоверчивых взглядов кровь застыла, по спине побежали колючие мурашки, а волосы на затылке приподнялись. «Что это? Почему они ничего не помнят?!»

– Какие пришельцы? – удивленно вытаращился Зак. – Мы что ли?

­– Да вы-то как раз и нет, – Дарен многозначительно покосился на Сейвена.

– Так, отставить умничать, – сурово приземлил его Олаф и обратился к больничной компании. – Вы, значит, лежите пока тут. Вас еще Лейла осмотрит и они с Енисеем официальное заключение составят. А мы удалимся кое-что обсудить.

– Эй, я в порядке, – запротестовал было Крайтре, но его резко оборвал Дейт.

– Спокойно! Спокойно… Как только вас осмотрит Лейла, можете одеваться и идти по своим делам. Но не прежде. Сейвен?


* * *

Они вернулись в кабинет протектора, где Сейвен и так всегда чувствовал себя, как не в своей тарелке, а сейчас же, когда его окружили недоверчивые взгляды, оставаться в кабинете и вовсе было мучением. Одна только Диз не душила его взглядом. Она молча смотрела в сторону и, казалось, что-то обдумывала.

– Я считаю, что Сейвена тоже надо обследовать, – равнодушно высказался Дарен. – От бессонницы у него в мозгу что-то свихнулось.

– Ну, это ты перегибаешь, – примирительно возразил Дейт. ­– Да, Сейвен у нас со странностями… Хм. В хорошем смысле слова, но чтобы так. Это вряд ли.

– Тем не менее, – вступил Олаф. – Чтобы исключить толки, Сейвену не мешало бы пройти обследование на вменяемость. Ты не против?

Сейвен пожал плечами. «Делайте что хотите. Я знаю, что я видел. А верить или нет – ваше дело».

– Сейвен единственный запомнил то, что случилось на самом деле, – вдруг твердо проговорила Диз. – Судите сами: если бы пришельцы имели возможность или желание уничтожить наших, то сделали бы это сразу. Но они предпочли скрыться. И не просто скрыться, а запутать воспоминания всем, кто их видел. Нет ничего сверхъестественного в том, что на отряд мог напасть зверь. Воспоминания об этом как нельзя лучше объяснят инцидент. Если у них злые намерения, то это дает им преимущество – они знают о нас, а мы о них нет. Но, если они думают, что мы не подозреваем об их существовании, в то время, как нам все известно – выигрываем мы. Сейвен, благодаря своей бессоннице, устоял и все запомнил, так что он – наше преимущество.

«Вот так-так». Сейвен невольно улыбнулся. Сейчас рассудительные слова в его поддержку пришлись как нельзя кстати. И тем приятнее было слышать их от Диз.

– Резонно, – развел руками Дарен. – Если все действительно так, то нам надо действовать и как можно скорее.

– А если конкретней? – уточнил Дейт. – У тебя есть предложения?

– Самое первое – возобновить ночные караулы. Меньше выходить их купола, а если и выходить, то под вооруженной охраной и группами по десять человек или больше.

– Это все для защиты. Есть идеи, как найти этих пришельцев? Как узнать о них больше? Сколько их, где их база, насколько серьезно они вооружены… Какие намерения у них в конце концов.

Собрание замолчало, а Сейвен все не мог понять, как до них не дойдет, что решение всего одно и оно до боли очевидно!

– Крайтер. Больше никто не сможет этого сделать.

Они как будто не желали его слышать. Даже в сторону его не смотрели. Сейвена вдруг кольнуло подозрение, а не сон ли это? Уж больно все статично выглядело, как вдруг:

– Да, пожалуй, Сейвен прав. – Дейт обвел всех печальным взглядом. – Как не горестно признавать, но… Это единственный выход.

Tat 6

«Горестно им». Сейвен покинул допрос крайне раздраженным. Не угодило даже то, что остальным досталось принять его точку зрения. «Но как! Того и гляди слезы хлынули бы в три ручья». Он спустился в одиночестве и, не дожидаясь пока створки лифта расступятся пошире, протиснулся в проем и размашисто зашагал в лазарет. «Сейчас выясним, кто тут с катушек слетает».

Палата была пуста. Ослепительно-белую тишину нарушало потрескивание ультрафиолетовой лампы под потолком, да жужжание оставленного на столе вентилятора. Сперва Сейвен растерялся, не обнаружив товарищей на месте, но потом удовлетворенно хмыкнул, представив, каким допросам они бы его подвергли.

– Енисей? – тихо позвал он, впрочем, не ожидая услышать ответа.

– Д-за.

Сейвен обернулся. Лязг донесся из громкоговорителя над входом.

– Меня пригнали на проверку. Начальники сомневаются в моей адекватности.

– Бззт. Дзато я нетз. Сейвен, я зейчасс дзанят. В колючках обнарузжил кое-что интерезззное. Лейла подойдзет?

– Вполне.

– Тогда подзожди.

Нетерпеливая раздражительность набухала в нем, точно нарыв. Он уселся на высокую кушетку, свесил ноги. Сидеть было крайне неудобно и уже через минуту он, с проклятьями, сполз на пол, озлобленно покосился на шумящий вентилятор. «Если они согласились с тем, что гаврики есть, зачем меня-то препарировать?!»

– Да пошло оно все! – Сейвен встал рывком и собрался уйти, как дверь открылась и вошла Лейла.

– Ты куда? – она встала, уперев руки в бока, и загородила проход. – Улизнуть пытаешься? А ну-ка, снимай куртку, ботинки и ложись вот сюда.

Злость подпрыгнула у него в груди, напряглась, но тут же и сдулась. Сейвен разделся, лег на кушетку и закрыл глаза, хотя его об этом не просили. Он не хотел видеть Лейлу, не хотел видеть вообще никого.

Сейчас ему начнут заглядывать в лицо, интересоваться, не сильно ли сжимает обруч виски и достаточно ли он расслаблен. Потом будут вопросы. Много простых двусмысленных вопросов. Чувства Сейвена обострились до предела. Гнев и отвращение, апатия и тоска свились в тугую плеть, охлестывающей нутро не больно и как-то… Сладостно. Он ждал вопросов, как порох ждет искры, но Лейла молчала. Сейвен приоткрыл глаза и оторопел.

Вокруг все выцвело и остановилось. Даже Лейла, бывшая живым пятном в холодной чистоте палаты, замерла гипсовой статуей. Сейвен часто заморгал, растер лицо до боли в щеках, но это не помогло. Филигранная статуя Лейлы придерживала отворот халата свободной рукой, а вторую продела в рукав. Сейвен был готов поклясться, что на фоне прочего двигалась только она! Но происходило это с такой медлительностью, что движение приравнивалась к статике. Он вспомнил про вентилятор и оглянулся на предметный стол. Лопасти вращались, будто погруженные в густую патоку. «Привет, приехали… Точно свихнулся».

Когда Сейвен поднялся с кушетки, то почувствовал, что воздух уплотнился. Волосы и одежда колыхались так, словно он шагал по дну озера. Для проверки он взмахнул рукой, и резкий жест породил вереницу маленьких ветроворотов.

Мир за дверью лазарета так же потерял свои цвета, но зато оболочка купола переливалась лазурью, точно монолитная драгоценность. Потрясенный зрелищем, Сейвен на время отвлекся от странности собственного положения и, затаив дыхание, медленно подошел к оболочке. Вблизи однородный массив рассыпался на миллиарды и миллиарды кристалликов, парящих в толще воды, как пылинки на свету. Каждая частичка неуловимо вибрировала и именно эти колебания, в массе своей, наполняли купол удивительным блеском. «И это даже сейчас, когда я сам двигаюсь как бешеный».

Мелькнувшее в голове определение, словно током дернуло. Сейвена вздрогнул и отпрянул от стекла. Он поспешил вернулся в лазарет. Лейла все так же безмолвно натягивала халат, а лопасти вентилятора едва ли завершили полный оборот. «И что теперь делать?» Не понимая, как он попал в это состояние, Сейвен не знал, как из него выбраться. Он догадывался, отчего это произошло, но как именно – ума не приложил.

Лежание на кушетке ни к чему не привело. Ни через десять минут, ни через двадцать, ни через полчаса. Тревога полнилась в нем с каждой минутой. «Может это и есть мое безумие? Мечусь сейчас по палате с мягкими стенами и вою сам с собой? Хотя…» Сейвен очередной раз оглянулся на вентилятор, красноречивее прочего указывающий на сбой в текучести времени. «Это я ускорился или все замерло?»

Он решил не покидать лазарет на тот случай, если вдруг все встанет на свои места. «Представляю удивление Лейлы, когда я испаряюсь с кушетки и оказываюсь снаружи. Тогда чинить психику придется ей».

Очевидно, что причиной этого залипания стала бессонница. Его бессонница. Благодаря которой он узнал Айро, помог Разиель спастись из зыбучей, а здесь – на Земле запомнил пришельцев. Это все хорошо, но ведь через нее же Атодомель вырвался на свободу и уничтожил Вербарию…

От воспоминаний о погибшем доме, об Айро сердце его мучительно сжалось. Страх и волнение скомкались, слиплись в безбрежную тоску. Сейвен рывком сел на край кушетки, но тут же сполз на пол. Одиночество, воющее в нем ночами, показалось роднее теплой компании. Теперь он по-настоящему остался один. Ни друзей, ни врагов, ни пришельцев… Есть только он – цветное пятно на пустом холсте времени.

– Охх… – сдавленно простонал Сейвен и обхватил голову руками. ­­– Как же так…

– Ты опять на полу? Я ведь попросила тебя лечь на кушетку!

Сейвен вытаращился на Лейлу, на весь оживший мир, точно прозревший слепец. Шум, доносившийся через открытую дверь, палитра цветного, благоухающего движением мира обняли его точно воды бассейна в который он нырнул с головой. Он резво поднялся и бросился вон из лазарета.

Сознание будто выпрыгнуло из коробки с пеплом. Всякое былое огорчение теперь казалось мелочным и смешным. Даже гибель Вербарии не представала такой уж великой катастрофой. «Да, планеты нет, но ведь есть Гениза! И есть мы, а значит, можно найти способ как все исправить!» Сейвен подумал о Диз. Вспомнил ее глаза, улыбку, вспомнил, как она смотрела на него каждое утро, когда просыпалась, а он – нет. Накатило дикое желание отыскать ее, прижать к груди, расцеловать и отблагодарить за все на свете.

– Сейвен! – одернул его грозный голосок. – А ну вернись!


* * *

В кабинете протектора был только Дейт Сауро. Он оторвался от своих бумаг, кивнул вошедшим Сейвену и Енисею, и жестом пригласил садиться. На результаты психологических тестов он даже не взглянул, сразу углубившись в отчет Енисея о неком «волокне», обнаруженном в пригоршне хвойных иголок.

– Хм, хм… Древесное волокно, обладающие свойствами мышечной ткани. Это как понимать?

– Бззт. Сократительное волокно предззтавлено не миофибриллами, как у васз. Образзетц это фрагмент ксилемы, ззатвердзевший прокамбий высзшего порядка. Это маленькая деревянная щепочка, обладающая рядом несзвойззздвенных деревьям приззнаков. Я зже взе написал. Читайте, монзжер Дейт, дальзже.

Дейт задержался взглядом на Енисее, шевельнул бровью и продолжил чтение вслух:

       – Пустотелая структура клеток, составляющих сосудисто-волокнистый пучок, сокращается под действием вакуума и возвращается в исходное состояние, когда полость вновь наполняется воздухом. Клетки связаны между собой нервными окончаниями и образуют прочные волокна, имеющие ячеистую структуру. В отличие от обычных деревьев, камбий образца, при всей своей прочности, сохраняет эластичность, что и позволяет волокнам сокращаться. Более того, цитоплазматическая оболочка клеток изобилует микроскопическими клапанными отверстиями, одни из которых плотно смыкаются при поступлении воздуха в полость, а другие – при его откачивании.

– Ризкну предполозжить, что у этих сузществ, вмезто крови по соззудам цзиркулирует воздух или, что мне казжется вероятнее, насзыщенная питательным везществом вззвезь. Этот газс заставляет их шевелитьзся и одновременно сзнабзжает питанием клетки. Бззт. Но сзудить по микрозкопичеззкому фрагменту слозжно.

– А ты уверен, что это не щепочка простого дерева?

– Абсзолютно. Я сзравнивал образзец с камбием обычных деревьев. Этот принципиально иной. Он боитсзя воды, а древесзные волокна воду отлично проводят ззз. И, как я уже писал…

– Что значит, боится воды?

– Вода сзлишком гуззтая для микроклапанной сзтруктуры клеток. Она заполняет полоззти, а отвесзтись уже не может. Клетки набухают и тело раззваливается на кузски.

– Вот это уже дело, – Дейт отложил листок и откинулся на спинку кресла. – Теперь мы знаем о пришельцах действительно нечто конкретное. Может ли это быть оружием?

– Вы что же, собираетесь их из лейки поливать? – завидев, что шутка не больно удалась, Сейвен поспешил добавить. – Я усматриваю в открытие нечто другое. Планета огромная и на поиски пришельцев потребуется время даже Крайтеру с его креатурой. Но раз они бояться воды, то не станут ведь они селиться в океане или на реках?

– Бззт. Полагаю, что им всзячеззки противопоказан влазжный климат.

– Вот! Это позволяет сузить зоны поиска.

– Да, толк в этом есть, – Дейт задумчиво посмотрел в потолок. – И начинать, я считаю, надо с засушливых мест. Много ли на этой плане пустынь?

– Предзозтаточно, – лязгнул Енисей. – Но все зже меньзже чем взего оззтального.

– Значит, с них и начнем.


* * *

Лишать купол биоэфирной защиты руководство не хотело, но Крайтер даже спорить не стал.

– Без меня не будет никакой защиты, – отрезал он. – А раз меня не будет, то нет смысла оставлять вам хоть что-то. Скатается ваша креатура голубой соплей и будет плавать в оболочке как говно в аквариуме.

Словом, Крайтер огорчился, узнав о предстоящей ему работе. Но прежде чем извлекать креатуру, Дейт Сауро распорядился переместить купол в другое место. Этим маневром рассчитывалось запутать пришельцев, а заодно удовлетворить тех, кто уже давно молил о смене места.

Оставленная – восточная часть материка, сильно отличалась от выбранной для пересадки западной части. Восток занимало плоскогорье, поросшее сосновыми лесами. Запад же выгодно отличался разнолесьем и пологим берегом. Здесь континент дробился в архипелаг, уходил цепочкой на юго-запад, и заканчивался широким проливом. Выбор пал на самый крупный остров гряды, стоящий практически вплотную к континенту. Местечко оказалось не крутым, с обширными песчаными пляжами и смешанным лесом. Именно в лесу, отстоящем от большой воды на два-три километра, Крайтер приступил к посадке.

С интересом Сейвен наблюдал, как огромная полусфера вынутой тверди, роняя обломки и сочась песком, поднялась к небесам. Когда она поравнялась скуполом, то начала крошиться. Камни и грунт перемалывались, пока масса не стала однородной. Буро-черное месиво кипело, вспучивалось угловатыми тенями, больше всего напоминая плотную грозовую тучу. Жутковатая масса описала круг, застыла на мгновение, и из нее хлынул тяжелый ливень. Туча медленно поплыла вглубь леса, тая буквально на глазах. «А в прошлый раз он просто зашвырнул кус земли в океан. Силы пробует? Или нутро требует разнообразия?» Когда поток иссяк, купол, слегка качнувшись, пошел на снижение.

Двери распахнулись и вербарианцы с нетерпением высыпали наружу. Лес оказался не таким густым, как прошлый. Редкие сосны зеленели в нем раскидисто и пушисто, встречались ели, березы, на полянках топорщились кедровые заросли. Попадались другие, еще не известные деревья. «Енисею точно будет чем заняться». От купола к лесу пролегла грунтовая дорога, проторенная давешним «ливнем».

Энтузиазма в людских глазах поприбавилось. «Вот что значит – сменить обстановку. Иногда только этого и достаточно». Позабыв обо всем, они разбрелись по территории, радостно смакуя новое и с торжеством приветствуя уже знакомое. Особо прыткие уже покинули наваленную Крайтером дорогу и забрались в лес. Кто-то уже вернулся в купол с корзиной неизвестных ягод и грибов. «Первая добыча. На пробу Енисею, верно».

– Ну, как тебе здесь? – Диз, отставшая от прочих и, только сейчас отыскавшая Сейвена, встала рядом.

– Вроде ничего, – шевельнул он плечами, не отрываясь от нового пейзажа. – По крайней мере, здесь больше съестного. И… Здесь красиво.

– Это точно.

Они наблюдали, как закатное солнце разменивает ослепительную желтизну на костровые цвета, как оно прячется за макушки деревьев и те выстреливают бесконечно далекие тени навстречу куполу. Тени сплетаются сетью причудливых узоров, продолжают лес простым, но непостижимым художеством. Запах леса смешался с бризом океана, с запахом взрыхленной земли и в смеси этих ароматов крылось дыхание самой планеты…

Размышления и тревоги оставили Сейвена. Чувство покоя приоткрыло что-то сакральное. Казалось, еще немного и жизнь сдернет повязку с его глаз, явит взору подлинное счастье. Счастье, данное каждому по праву рождения, простое и очевидное, как сама природа. Но жизнь отдернула руку. Вспомнились Вербария и пришельцы, их вынужденно положение, Крайтер со своим вечным долгом, бессонница и… И Айро.

От невольного вздоха в голове закружилось. Он покачнулся, но устоял – его придержала Диз.

– Пойдем внутрь, – потянула она Сейвена. – Тебе нужно отдохнуть.

Внутри хозяйничал Крайтер. Выуженная из оболочки креатура вилась у него над головой, то растягивалась, то сжималась в комок. Завидев вернувшуюся пару, Крайтер слепил из бесформия карикатуру: Сейвен и Диз с непропорционально большими головами взявшись за руки скакали на месте. Диз улыбнулась, а Сейвен только покачал головой:

– Заняться больше нечем?

– Да так, разминаюсь. Проверяю не растворилось ли чего. Не на прогулку ведь лечу.

– Ты один?

– Нет, мы вместе.

– Разиель?

– Ну а кто ж еще, – за равнодушным тоном скрывалась досада. Крайтер наверняка отпирался до последнего, но, памятуя характер спутницы, очевидно, проиграл.

– Хочешь, я с ней поговорю?

Крайтер усмехнулся на предложение, но тут же и задумался.

– А стоит? – наконец ответил он с несвойственным ему колебанием. – Ведь это такая баба, если что решила, то ее соплей не перешибешь.

– Я попробую. Где она?

– У себя. Готовиться к путешествию.

– Я оставлю тебя ненадолго, – тихо обратился он к Диз. – Поговори с Крайтером, ему сейчас это тоже нужно. Я думаю, что у них с Разиель был тяжелый разговор.

– Понятия не имею о чем разговаривать с ним, ­– зашипела она в ответ, но Сейвен прервал ее.

– Я тоже не знаю, что буду говорить ей. Но так надо.

Разиель собирала вещевой мешок. Она уже переоделась в дорожное платье, и Сейвен понял, что отговорить ее теперь будет еще сложнее.

– А, это ты, – Разиель мельком улыбнулась гостю. – Проходи, не стой в дверях.

От ее улыбки Сейвена внутренне напрягся. «Еще вчера они все были готовы разорвать меня за Крайтера, а теперь вот улыбаются».

– Ты не боишься? – он переступил порог и облокотился о стену у двери. – Что навредишь ему?

Разиель замерла, оставила в покое мешок и подошла к Сейвену. «Зацепил. Ну что же, хорошо».

– Хочешь заставить меня сомневаться? – она встала напротив Сейвена, скрестила руки на груди и уперлась в него тяжелым взглядом. Ее темные глаза воинственно заблестели. – Мы уже все решили. Это ведь он тебя послал? Так?

– Он погибнет, защищая тебя, ты это знаешь. Он отказался от силы ради тебя…

– Но!..

– Послушай. Крайтер не хранитель и даже не Первый. Он обычный ты и я, случайно подобравший силу. Я могу ошибаться, но я единственный кто видел пришельцев. Они – это не мы. Бояться знакомого это одно. Но не знать чего ждать – совершенно другое. В одиночку Крайтер сможет вырваться из любой западни, сделать то, что сможет только он. Но защищая тебя вы оба же и погибните. А если погибнешь только ты? Что это даст ему? Боль утраты? А еще вину. Он будет вечно казнить себя за то, что не настоял на своем.

Лицо Разиель вздрогнуло, губы искривились, она прикусила нижнюю губу, но Сейвен не останавливался.

– Он нечеловечески силен, но это все тот же Крайтер. Он сможет сделать многое – все для тебя, но он не сможет тебя воскресить. Не сможет забыть, что ты погибла из-за его минутной слабости. Нет, возможно, все пройдет гладко и даже более того – ты действительно поможешь ему в чем-то. Но… Если бы не эти «но»! От них нельзя отмахнуться или просто закрыть глаза. Вас обоих эти «но» изведут до пустоты. Тебе лучше остаться, Разиель. Я представляю, каково это отправить его одного в неизвестность, я ведь тоже… Так будет лучше для обоих.

Не в силах больше смотреть, как по ее лицу текут слезы, Сейвен обнял Разиель. Она уткнулась лицом ему в плече и задрожала от беззвучного плача.

– Развяжи ему руки. Пусть он знает, что ты с нами, и что ты в безопасности.

– Хорошо, – всхлипнула она в ответ.

 Когда Разиель немного успокоилась, они вернулись, но Крайтера на месте не застали. Вместо него на лавочке в гордом одиночестве сидела Диз. Она закинула руги за голову и что-то напевала, всем своим видам демонстрируя отличное расположение духа.

– Где он? – суховато поинтересовался Сейвен.

– Улетел.

– Как улетел?

– Мы с ним поговорили немного, немного поспорили, потом он прыгнул в креатуру и велел всем кланяться на прощанье. Сказал, что через три дня вернется с результатами или без них, но вернется.

– А как же… – совсем упавшим голосом прошептала Разиель.

Диз поднялась с места, подошла к ней и что-то прошептала на ухо. Потом Разиель улыбнулась, обняла ее и Сейвен услышал тихое «спасибо».

Tat 7

Избранные собрались в пирамиде Шорти и внимали речам вернувшихся товарищей. Пара выступала хором, сухо и монотонно, лишь изредка срываясь в разнобой.

– Планета большая, очень большая. На ней много воды, вы это все знаете. Мы искали что-то такое, и мы нашли это далеко. На этой планете есть своя разумная жизнь, мы нашли ее. Она первобытна, она чиста и подвержена склонениям. Они зависят от воды и умирают, она вытекает из тел, если их проткнуть. Она вытекает и они умирают. Они слабы и беспомощны, они наивны и внушаемы. Они не угроза. На планете много жизни и вся она зависит от воды, все они состоят из нее. Есть большие и грозные животные, но они не живут в песках. В песках живут только слабые, не представляющие угрозы. Но далеко на юге, у самого полюса, мы наши тех, кто представляет угрозу. Мы нашли пришельцев, мы нашли их. Я видел их.

Тиеф вздрогнул. Они хором сказали «я видел их», точно представляли одно цело. Он огляделся. Другие избранные как будто не заметили этих, весьма странных слов.

– Они похожи на местный разум, они зависят от воды, они протекают от ранений. Они светлы и разумны, разумны уже давно. Они живут в большом твердом пузыре, пузыре, пузыре. Пузырь это их Мудрец и он другой. Он покорен, он нем, он безрассуден. Такой Мудрец не смог бы преодолеть долготу космоса. Им кто-то управляет, но кто именно мы не знаем. Мы не нашли его, не нашли, но это важно. Мы должны знать, кто управляет им, кто несет угрозу. Или уничтожить, уничтожить всех.

– С чего вы взяли, что они несут угрозу? – не выдержал Монтерс и перебил пару.

– Они агрессивны. Мы наблюдали за группой в лесу, отвели им взгляд, но они все равно заметили нас и атаковали. Мы скрылись, но они ничего не помнят, мы подменили воспоминания.

– То есть, они пытались вас убить? Зачем?

– Без причины. Просто так.

– Может быть, они приняли вас за добычу? Они ведь чем-то питаются.

– Нет, нет. Мы наблюдали за ними. Они не живоглоты, они не трогали других существ обитающих в лесу. Они стреляли в меня, чтобы убить.

Тиефу показалось, что Монтерс прищурился на «стреляли в меня», но специально не подал вида.

– Пусть так. Но они там, далеко за океаном, а мы здесь – в пустыне.

– Думаешь для существ, преодолевших бездны космоса, пересечение океана станет трудностью? – вступил в разговор Изотер. – Если они действительно представляют угрозу для выживания народа Ра, то я за их уничтожение.

– Я не расцениваю брошенный в меня камень как очевидную угрозу, – стоял на своем Монтерс. – Они могли испугаться непохожих нас и расценить нас же, как прямую угрозу.

– Тем более, что ты стер им память, – с напущенным равнодушием вклинил Тиеф, намеренно употребив «ты» вместо «вы». Но пара никак не отреагировала на пробное слово. – Пришельцы даже не узнают про нас. Пришельцы… А откуда они пришли?

– Мы полагаем, что это жители Утренней Капли. Они с планеты, повинной в гибели нашего дома. Они повинны в гибели нашего дома и они должны, должны умереть.

– Это уже перебор! – в знак протеста Монтер вскинул дышало. – Рассуждая подобным образом можно и нас обвинить в гибели своей планеты, только потому, что мы спаслись. Я склоняюсь к мнению, что они такие же как мы беженцы.

– Не совсем так, – Ио смотрел куда-то в сторону и говорил тише обычного. – На той планете что-то было. Что-то неясное, скрытое глубоко внутри… Что-то чрезвычайно важное. Теперь ее потомки здесь. Но что они оставили там? Там, возле Солнца.

– Хватит! – решительно оборвал его Изотер. – Эта дилемма слишком далека и незначительна для нас. Нет смысла гадать, ибо Солнце испепелит то немногое что еще там осталось. Я считаю, что надо разобраться с этими существами. И действовать нужно решительно. Кто считает, что их следует немедленно уничтожить?

Рядом с Изотером встали Шорти и Веллан, выражая согласие.

– Так значит? – Монтерс усмехнулся. – Хорошо. Кто за то, чтобы сначала подумать?

Ио и Тиеф встали рядом. На месте остался только Вимерис, не проронивший за весь разговор ни слова. Он будто не замечал происходящего, раскачивался взад-вперед, молчал, но вдруг поднялся с хвоста и проскрипел насмешливо:

– Возомнили себя вершителями судеб, да? Вы все, ошметки вчерашние, мертвого мира, считаете себя вправе решать, кому жить, а кому нет? Мертвые вмешиваются в дела живых!

Он засмеялся и от его смеха, граничащего с безумием, стало жутко.

– Напомнить, зачем мы здесь? – продолжал он, – по чьему наитию мы умерли повторно и притащились сюда? Где Мудрецы, я вас спрашиваю?! Где они теперь, когда народ Ра нуждается в них сильнее, чем когда либо?! А я вам отвечу. Они здесь и в их стане раздор. Я не хочу узнавать о существах чего-то больше, или уничтожать их, рискуя умереть еще раз. Я здесь, чтобы присматривать за народом Ра. Этим я и займусь.

Он направился к выходу, но остановился и с непередаваемой тоской добавил:

– Если бы я только мог бросить все это! – он бессильно взмахнул руками. – Если бы я мог стать обычным Ра…

И он вышел.

Избранные стояли друг напротив друга, не шевелясь и даже не вдыхая. Возможное примирение ушло вместе с Вимерисом, а взамен появилась озлобленность на Изотера, так легко принявшего сторону пары. Он не был их частью, вел себя независимо и оттого предельно глупо. Тиеф не мог понять, как можно принять ожесточение с такой легкостью? Ведь осколок древней цивилизации, это не назойливая букашка, это целый мир! Так почему не попытаться ужиться с ними на планете, большей, чем их прежние дома вместе взятые?

– Мы можем никогда не встречаться с ними, – Тиеф шагнул навстречу. – Очевидных претензий нет и быть не может. Ваша агрессия мне неясна.

– Они уничтожили свою планету, – прошипел в ответ Изотер. – Из-за них мы были вынуждены проститься с родиной, проститься с собой!

– Откуда только источается твоя уверенность? – Монтерс усмехается. – Возможно, их планета погибла по другим причинам. И они просто жертвы. Как мы.

– Их нельзя убивать, – продолжил уговор Ио. – Нужно понять. Кто они, как очутились здесь, что случилось с их землей и что… Что там осталось.

Шорти и Веллан, стоявшие чуть сзади от Изотера, расступились и придвинулись ближе, заключая его между собой. Избранный, оглянулся на них и лишь приосанился, сочтя маневр жестом солидарности.

– Это слишком опасно, – проговорили они. – Мы не можем, не можем, позволить себе вольностей в отношении чужаков. Мы должны действовать едино и слаженно.

– Может быть, вы хотели сказать «Я»? – отбросив всякую осторожность, гневно выдохнул Тиеф. – Кто ты, Шорти-Веллан? Ты ведь знал, что кроме нас на этой планете нашли прибежища другие? Знал и именно поэтому отправился на поиски. Теперь ты их нашел и хочешь уничтожить. Зачем?

– Чтобы они не раскрыли истину, – тяжелым шепотом ответил Ио. – Может быть именно ты виноват в гибели той планеты и всех наших бедствиях?

Шорти и Веллан придвинулись к Изотеру ближе, но тот перестал замечать что либо.

– Вы в своем уме?! – разъярялся он. – Они такие же избранные, как и мы с вами!

– Тогда почему они ведут себя не как мы? – Монтерс раздраженно взмахнул руками. – Как ты можешь быть настолько слепым, Изотер?! Ведь они не те, за кого себя выдают!

Подобравшаяся плотную к Изотеру, пара вдруг схватила его за руки и поволокла к бассейну. В следующее мгновенье они, с чавкающим всплеском, канули в алую пучину. Избранные бросились вслед, но было уже слишком поздно: бездна Мудреца сомкнулась. Только легкое колыхание натянутой, будто бы жирной поверхности напоминало о произошедшем. Тиеф переклонился через борт, разглядывая мутное дно, но Монтерс его отстранил:

– Уйди. Не хватало, чтобы это и тебя уволокло.

Они еще немного постояли у купели, пытаясь высмотреть в его пучине хоть что-то.

– Что будем делать? – спросил Тиеф. – Я… Я не знаю чего теперь ожидать.

– Надо завалить пирамиду, – предложил Ио. – Хотя я не думаю, что это сможет как-то навредить ему.

– Кто же это такой? – задумчиво проговорил Монтерс. – У меня еще давно закрались подозрения относительно этих… Когда они в космосе отгородились от всех нас.

– И почему ты молчал? – Тиеф отступил от борта купели, так ничего не разглядев. – Я ведь тоже…

– И я, – перебил его Ио. – Толку делиться сомнениями. Ты ведь не мог уверенно сказать, хорошо это или плохо, правильно или нет?

Тиеф качнул головой.

– Потому и молчали. Все мы. Ждали чего-то, какого-то надрыва. И вот дождались. Если Шорти и Веллан каким-то образом слились в общий разум, то Изотер, верно, теперь их часть.

– Не самая лучшая, – добавил Монтерс и нервно застучал когтями о каменный борт. – У меня нехорошее чувство. Если они едины, то окажутся сильнее нас раздельных.

– Надо найти Вимериса, – вспомнил Тиеф о сбежавшем товарище. – Его нужно убедить. Он должен остаться с нами.

Уже в коридоре, когда они спешили к выходу, Тиеф почувствовала, как воздух всколыхнулся и начал сгущаться. Плотность возрастала с каждым рывком, и преодолевать ее становилось все труднее. Но сдерживал не сам воздух, а что-то другое, гнездящееся глубоко внутри Тиефа. Мудрец... Верно, это его волю он чувствовал. Вкрадчивый шепот заслонял мысли, подменял свое на чужое и сила, заключенная в нем, отозвалась. Она ответила Мудрецу тем же безмолвным шепотом… И если бы не коридор, который так кстати закончился.

Избранные вышибли сомкнутые створки и скатились вниз на горячий песок. Тиеф прислушался. Шепот внутри него умолк, но грохот от расколоченных ворот разлился в твердый, нарастающий гул. Он оглянулся и увидел, что пирамиды отступников медленно взмывали к небесам. Они дрожали в горячечном мареве как миражи, роняли глыбы осколков и зловеще рокотали.

– Что происходит?! – сквозь шум расслышал Тиеф голос Модаберти. – Куда они?!

 Тиеф не ответил. Он сосредоточил все свое внимание на взлетающих пирамидах, пронзая их мысленно. Не выходило. Все кругом струилось прозрачным ветром и только пирамиды представали черными провалами. Ио и Модаберти присоединились к проникновенному взгляду, но и сообща не удалось заглянуть внутрь. Избранные переключили свое внимание на пирамиду Изотера, сочтя ее самой слабой вершиной. Тщетно. Пирамида словно провалилась в иное пространство.

Тогда избранные схватили пирамиду и потянули ее к земле. Грохот умножился, обитель Изотера затряслась и остановилась. Воодушевившись результатом, избранные налегли сильней. Их арканы, походивших на молнии великой бури, вскипели алой искрой, напряглись. К треску и дикому гулу примешался свист, нарастающий с каждым мгновением. В абсолютном безветрии песок будто потерял вес, поднялся тяжелой хмарью. Диск солнца побагровел, отдалился, а пирамиды обернулись едва приметными силуэтами. Только энергетические рукава избранных пронзали шершавую тьму с прежней отчетливостью.

Раздираемая противоборствующей силой пирамида тряслась, однако на сближение с землей не шла. В импульсе избранных не хватало совсем чуть-чуть. Не хватало Вимериса. Отчаявшись, Тиеф воззвал к нему, и очень удивился, когда к бурлящему клубку молний добавился тот самый недостающий аркан – товарищ внял его зову.

С неистовым скрежетом пирамида клонилась к земле. Остальные пирамиды замедлились, а вскоре и вовсе остановились. Перекосившийся «треугольник» явил взору трепещущие красно-лиловые стороны. Те, что тянулись к снижающейся пирамиде, взблескивали черными молниями, истончились и высоко гудели. Казалось, что еще немного и связи лопнут, а когда это произойдет то… То что? Взрыв? Буря? Чего они добивались, удерживая пирамиду?

Чудовищный грохот перебил весь прочий шум: это лопнула и обвалилась пирамида, обнажив алую сферическую сердцевину. Вслед за грохотом задрожала земля, и вздыбился песчаный тайфун. Вимерис тут же оборвал свой тяж и раскинул над Ра защитный купол.

Тиеф понял, что они цеплялись не за суть, а за оболочку – каменную громаду, которую только что содрали. Попытки же схватить пылающий шар оборачивались неудачей: свитая из молний плеть отскакивала, даже не касаясь его.

Освобожденное ядро и еще целые пирамиды закружились в хороводе. Взвинчивая скорость, они слились в шторм. Надломленный и кривой он креп, вбирал все больше подвешенного в воздухе песка и сужался.

Бурю всколыхнул оглушительный взрыв – это столкнулись пирамиды отступников. Песок брызнул мириадой острых жал, вперемешку с тяжелыми осколками пирамид. Несколько глыб угодило в защитный купол, один – в Тиефа, глубоко вдавший его в песок. Когда он сбросил гнет и выбрался, то увидел, как багровые сферы слились в кольцо, в центре которого сверкали молнии. Чем у’же смыкалось око, тем истовее они затмевали день темно-красными, почти черными вспышками.

Сердцевина переполненного молниями кольца провисла. Теперь это уже был не диск, а искрящийся чернотою смерч. Когда его острие коснулось земли, то песок вспыхнул у основания костром из искр и молний. Всякое вращение либо прекратилась, либо ускорилось настолько, что перестало быть таковым. Вихрь, будто хрустальный клинок, медленно и верно погружался в плоть пустыни.

Краем разума Тиеф понимал – следовало что-то предпринять, предпринять немедленно, но волю сковал животный страх обычного Ра. Он боялся потерять себя, боялся, что разбуженный монстр поглотит его, как поглотил Изотера. Но еще больше ужасало то, что представшая в полной красе сущность – они сами.

Наконец, верхушка скрылась в кипящем песке. Изваяние точно растаяло под лучами солнца, растеклось по окрестностям и испарялось. Редко воздушный поток взблескивал ветвистой искрой, подтверждая наличие чего-то ускользающего вверх, в космос.

– Это что? Последний выдох? – рядом с Тиефом появился Монтерс. Он тоже следил за потусторонним течением. – Они погибли?

Тиеф хотел согласиться, выдохнуть облегченно, встряхнуть дышалом и забыть случившееся как кошмар. Только бы на этом все и закончилось.

– Сомневаюсь, – ответил Тиеф, присел и зачерпнул горсть песка. Песок оказался на удивление холодным. – Нам нужно готовиться к чему-то. К чему-то грандиозному.

– К грандиозному? – Монтерс горько усмехнулся. – Скорее к катастрофе. А может они все-таки?..

– Хватит, Монтерс, мы и так слишком долго дурманили себя обманом. Хоть мы и стали избранными, но по образу мысли остались все теми же Ра. Мы боимся правды и не хотим ее знать. Нам легче спрятаться за выдумку, сказать, что это уж точно в последний раз, а дальше все будет хорошо. Этот… Этот Мудрец сбежал, чуть не прихватив нас собой. А что же мы? Не только не остановили его, но сами чуть не сломались! И что будет делать он, когда заполучит нас? Что станет с Ра, когда нас не станет?!

– С Ра уже все решено, – произнес Ио. Все это время он стоял рядом, чуть позади и, вместе с избранными, рассматривал затухший песок и глыбы осколков. – Они предлог, как и великая буря. Мы должны были попасть на свежую планету и воссоединить прежнего Мудреца. Для чего я не знаю, но отчасти его задумка удалась.

– Если он жаждал воссоединения, то отчего не сделал это на нашей планете? – спросил Монтерс. – Ведь так было бы проще.

– Не знаю. Возможно без нас, без носителей, он не мог этого сделать. А возможно, объединиться нужно было именно здесь, на этой земле.

После короткого молчания Тиеф спросил:

– Почему мы бежали к выходу из пирамиды по коридору? Мы ведь могли проломить купол и вырваться так. Или переместиться сразу к воротам. Или сразу наружу. Это ведь так просто.

– Просто об этом рассуждать сейчас, – ответил Монтерс и обернулся на все еще оцепенелых Ра. – А тогда мы были ими, потому и реагировали соответственно. А вообще, нам следовало бы убраться отсюда куда-нибудь в другое… Место.

Монтерс запнулся и Тиеф ощутил беспокойство товарища, как свое собственное. Он оглянулся и увидел вдали над барханами лазурную звездочку. Точка, словно почувствовав на себе взгляды избранных и погасла.

– Что это? – Тиеф закрыл глаза, выискивая ментальное подтверждение чужого присутствия. – Ведь это не Мудрец?

– Не знаю, – протянул Монтерс. Он тоже ощупывал пространство в поисках объекта. – Может быть это те пришельцы?

– Нужно проверить, – решительно предложил Ио. – Только осторожно. Давайте поднимемся и понаблюдаем сверху.

– А как же Ра?

– Вимерис приглядит за ними.

Избранные взвилась к небесам, и вскоре скрылись из вида.

Tat 8

Они набирали высоту, пока бледно-голубое небо не потяжелело синевой. Горизонт отступил, сгустился у земли в рыжевато-желтую дымку, окаймившую океан песка. Если бы не громадная воронка, обретшая с высоты пугающую отчетливость, можно было подумать, что проходил обычный, ничем не примечательный день.

Пришелец укрылся в тенистой ложбине, обернувшись кусочком прозрачного хрусталя. Его выдало легкое преломление света, заметное разве что им.

Какое-то время просто наблюдали: ждали первых шагов со стороны пришельца. Но время шло, а незнакомец бездействовал и тогда избранные, изведенные ожиданием, решились спуститься сами.

Эфирный исполин притаился между барханами и не двигался. Форма его тела, явно указывала на чужеродность происхождения. Руки, ноги, голова, бесхвостое тело лишенное всякого покрова... Впрочем, бесцветные очертания не являлись самим существом. То был Мудрец, по прихоти хозяина перенявший его форму и заключивший его в себе.

Пока Тиеф с товарищами окружали незнакомца, тот не сдвинулся ни на песчинку. Судя по его бездействию, избранные остались незамеченными. Они осторожно приземлились и, не снимая маскировки, снова затихли.

Наблюдая за переливами незнакомца, Тиеф все больше убеждался в схожести их естества. Тот же избранный, обремененный вселенским могуществом. Наверняка его тоже вынудили спасать остатки своей цивилизации, а теперь защищать сбереженное здесь, на новой земле. Но его потенциал значительно превосходили их собственный. Доказательство этому – манипулирование Мудрецом. Для Тиефа и его товарищей извлечь Мудреца из купели представлялось невозможным кощунством. А ведь подобное воззрение сильно ограничивало их возможности.

Между тем ничего не происходило и Тиефу начало казаться, будто пришелец знает об их присутствии и тоже ждет. Так можно было пролежать до самого заката, а это никуда не годилось. Вдруг их несколько и пока они караулят этого, другие уже подкрались к стоянке? Мелькнувшее предположение точно обожгло Тиефа. Он обратился к Вимерису и сразу же получил отклик: все спокойно, никого поблизости нет, и у него припасено кое-что на случай внезапной атаки.

Следовало немедленно что-то предпринять. Но что? Накинуть на пришельца сеть? Это непременно будет расценено как выпад, за которым последует ответ. И если пришелец сильнее, то такое действие обернется крупной проблемой. Как для них самих, так и для беспомощных Ра. Оставалось только одно – рискнуть и открыто пойти на контакт.

Избранные отбросили маскировку и поднялись с песка. Реакции не последовало. Тогда они медленно собрались вместе. Исполин продолжал бездействовать. Сквозь лазурь Тиеф видел как внутри, вместо сердца, темнел истинный пришелец. Он едва ли превосходил Ра по росту, а в ширину так и вовсе был худ. Существо сидело сложив ноги, прижав скрещенные руки к груди и низко наклонив голову. Вблизи казалось, будто оно парит над пустыней, в ореоле голубого сияния.

– Ну вот, – прошептал Монтерс, когда открытое стояние начало затягиваться. – Мы подкрались. Мы явили себя. Чего еще ему надо?

– Уважаемый! – громко протрубил Ио. – Мы пришли с миром! Яви нам свою волю! Или хотя бы подай знак, что слышишь нас…

В ответ только свист ветра, да шелест песка.

– Если он и слышит нас, то, верно, что не понимает, – Тиеф покосился на стоявших справа от него товарищей. – Ведь он другой и наша речь вряд ли ему понятна.

– Проблема… Проблема… Проблема… – забубнил Монтерс. – Надо как-то твердо дать знать о себе. Так, чтобы он не обиделся.

– Образы, – предложил Ио. – Можно попробовать образно описать ему кто мы и откуда.

– Да… Вот только б знать внемлет ли он нам или нет…

– Эй, ты! – вновь громогласно протрубил Ио. – Ответь, кто ты и чего хочешь от нас!

И вновь досадная тишина в ответ.

– Знаете, ­– медленно проговорил Тиеф. – Нам лучше вернуться к пирамидам. Когда мы его заметили, он двигался. А теперь замер. Значит, он знает о нас. И лучше нам быть поближе к пирамидам.

– Да, – тут же согласился Монтерс. – Не надо было ломиться к нему навстречу. Но… Мне кажется, что мы навсегда останемся старыми глупыми Ра.

– Мы – да, а вот Вимерис нет. – Ио развернулся. ­– Давайте вернемся.

Вдруг земля ушла из под ног, Тиеф потерял равновесие, но тут же со всей силы рванулся к небесам и… Угодил в упругую сеть. Его отбросило назад, вогнало в песок, точно космический булыжник. Тиеф, с яростью обреченного вновь бросился к спасительной высоте, но с равным неуспехом. Его швырнуло оземь так, что он на короткое мгновение потерял себя.

– Вот и влипли, – выругался Монтерс. – Попались, как ростки недоразвитые.

Они сгрудились и замерли в напряжении. Тиеф чувствовал спины товарищей, делил с ними тревогу и ждал, пока взметнувшийся песок осядет. Предпринимать очередных попыток к бегству избранные не стали. Вместо этого они обернулись панцирем, невидимым, но прочным как само мироздание.

Когда пыль унялась, стало видно, что они угодили в сферу или точнее под лазурный купол. Пришелец усыпил их бдительность и, внезапным маневром, неволил. Связь с Вимерисом пропала. Сколько бы Тиеф не слал предупреждений, в ответ получал лишь молчание. Сигнал всецело блокировался преградой.

Пришелец оказался снаружи и теперь вел себя живее всех живых: прохаживался вокруг и неотрывно следил за пленниками. Тиеф тоже не сводил с него взгляд, а поглазеть было на что.

Тощий, высокий, бледный как здешняя луна – его облик отталкивал и казался неестественным. Большую часть его тела скрывали малопонятные покровы. Они не являлись частью организма и, наверное, имели искусственное происхождение. Материал развивался на ветру сплошным белым светоулавителем и только мешался. По крайней мере, так показалось Тиефу. Голову пришельца, какую-то маленькую, округлую, покрывала светлая, почти золотая шерсть. Капе’ли не было, дышала – тоже. Вместо них кожистый бугорок с двумя отверстиями, а чуть ниже отверстие побольше, полное маленьких оголенных косточек. Пришелец то и дело исторгал из этого отверстия сгустки влаги, что мгновенно испарялись на горячем песке. А вот глаза… Глаза были такими же пронзительными как у избранных. Только сияли они не алым пламенем, а яркой лазурью.

– Что же с вами теперь делать?

Выдохнутые звуки, видимо, являлись речью пришельца. Он перестал ходить кругами, приблизился вплотную к мембране купола и пристально посмотрел на избранных.

– Какие ж вы, мышата, мерзкие. Тьфу. – И снова сгусток влаги отправился прямо ему под ноги. – Откуда вы взялись на мою голову? Чего вам надо? Зачем мне мозг промыли?.. Говорить-то умеете? Нет? Хм. Как бы вам подоходчивей…

Он отступил на несколько шагов, развел руки в стороны, сомкнул их на груди и прикрыл глаза. В тот же миг купол над пленниками преобразился. Он вспыхнул ослепительной белизной, померк и на чистом полотне проявились цветные образы-пятна, складывающиеся в динамичные картины. То, что совсем недавно предлагал Ио, на деле выражал пришелец.

Перед ними раскинулся зеленый луг, под покровом темно-синего неба. Зенитное солнце было меньше чем здесь, меньше, чем на планете Ра. Поблизости виднелась огромная, переливающаяся в блеске ясного дня полусфера. За ней угадывалась гряда серых гор. Пришелец стоял, утопая по колено в сочной зеленой траве. Рядом с ним стояли соплеменники. Их было много, и все они, при явной похожести, отличались друг от друга. Их покровы развевались на ветру, а лица были обращены в небо. Видение всколыхнулось, устремилось ввысь и вот, все те же существа, но уже внутри сферы, что до этого блистала на зеленом лугу. Сфера плыла в космосе, а ее обитатели наблюдали за своей планетой уже со стороны.

Черная планета, то и дело озаряемая всполохами, растрескалась. Куски обугленной тверди отваливались подобно мертвой коре, обнажая ярко-алое нутро. Лик планеты вспыхнул сетью белесых линий, сведенных в одной единственно точке. Эта точка, этот пункт… Тиеф понял, что именно в ней заключалась первопричина беды. Точка испустила луч света, напрягший каждую ниточку лазурной сети. Но вдруг все оборвалось: луч потух, сеть угасла, и умерщвленная планета поплыла к центру солнечной системы. Видение колыхнулось, покинуло конуры сферы и устремилось ввысь, преломляя масштаб так, чтобы зрители увидели систему целиком. Стало видно, как планета едва не сталкивается с домом Ра и как сфера пришельцев, увеличенная для удобства восприятия, устремляется к теперешней земле.

Картина завибрировала, стерлась и на ее месте возникла новая. Все тот же купол, все та же компания пришельцев, но на новых каменистых берегах в лучей подновленного солнца. Угол обзора сменился. Группа незнакомцев сместилась в сторону, а напротив них появились Ра, изображенные хоть и узнаваемо, но не точно. Скалистый берег и морскую даль перечеркнул контрастный фон, в котором светлое досталось пришельцам, а темное, зловеще  – Ра.

Изображения застыли, потускнели и вскоре выветрились совсем. Пришелец, только что поведавший историю, стоял, заложив руки за спину, и пытливо вопрошал взглядом. Он ждал ответа.

– Уберите защиту, – распорядился Ио и Тиеф ощутил, как заслон товарища пал.

– Но…

– Уберите защиту, иначе будет худо. Он спрашивает враги мы или нет. Если мы не разубедим его сейчас, то усугубим свое положение.

Тиеф последовал совету, однако Монтерс продолжал колебаться. Его снедали подозрения, что это очередной ловкий ход и что, оставшись без защиты, им нанесут последний сокрушительный удар.

– Монтерс, прояви благоразумие. Он идет на контакт, и мы должны ответить.

– Хорошо, – нехотя согласился Монтерс. – Но наши смерти останутся на твоей совести.

Пришелец удовлетворенно кивнул, когда понял, что преграда спала, постучал пальцем по голове и указал в их сторону.

– Сейчас… – шепнул Ио и погрузился в себя.

Бесформенный многоцветный ком вынырнул изо лба избранного, разросся, занял большую часть невольницы и распался на целые образы. Тиеф помнил все, чем сейчас делился его товарищ. И их засушливый мир, и преображение в избранных, противоречивый теперь побег, полет и приземление… Точно воспроизведенные образы вернули его вместе с Ио ко дням, изменившим его, изменившим судьбу всего его народа.

Особое внимание Ио уделил последним событиям, явно отделив Шорти-Веллана от избранных и простых Ра. Последние грелись в лучах света. Первых же Ио раскрасил в мрачные цвета. Из предателей он слепил настоящее чудище, да такое, что Тиеф забеспокоился как бы товарищ не переборщил с острасткой. Вдруг представление оборвалось, мыслеобразы скомкались и пропали там, откуда взялись.

Какое-то время незнакомец стоял неподвижно. Видимо рассказ Ио произвел на него впечатление, и теперь он обдумывал увиденное.

– Получается, что вы из-за нас встряли, – наконец произнес незнакомец. – Понимаю, сами так же. Тэк-с…

И он снова принялся бродить вокруг, да около.

 – Он понял нас? – неуверенно спросил Тиеф.

– Думаю да, – голос Ио тоже сквозил неуверенностью.

– Тогда почему он нас не выпускает? – Монтерс пристально следил за каждым шагом пришельца. – Ведь должен был.

– Ничего он не должен, – возразил Тиеф, тоже наблюдающий за перемещением незнакомца. – Достаточно того, что мы все еще живы.

– Думаешь, он сможет расправиться с нами?

– Посмотри на него. Он опытный избранный. Он знает, что делать и как поступать со своим Мудрецом. Тем более его Мудрец здесь, а значит он сильнее всех нас вместе взятых.

– Не уверен, что он считает Мудреца Мудрецом, – сказал Ио. – Для него это нечто иное… Но Тиеф прав. Он может смять нас без особого труда.

Тем временем пришелец остановился и снова начал издавать непонятные звуки:

– Так. Ладно. Вас все равно не поймешь. Тут бы Енисея, он бы точно разобрался как с вами можно поговорить. Только вот отпускать вас все равно не хочется… Вдруг все треп и вы меня сожрете как только я вас отпущу? Где остальные? Я спрашиваю: где другие вы?! Тьфу, что б вас. Короче. Вы пока посидите здесь, а я на стоянку вашу прогуляюсь. Она ведь там да?

Тиефа похолодел, когда пришелец указал рукой в сторону пирамид, а затем уверенным шагом направился туда.

– Остановись! – выкрикнул он и бросился к пришельцу, но мембрана невольницы безжалостно отшвырнула его обратно. – Не трогай Ра!

– Чего еще? – оглянулся пришелец.

– Не трогай их, – Тиеф подошел к самому краю преграды. – Я, – он указал на себя обеими руками, – пойду, – тут он изобразил, как идет на месте, – с тобой, – и указал когтем на пришельца.

– Идти хочешь? Со мной? Хм. Ты, – он ткнул пальцем в Тиефа, – убьешь, – и сомкнул руки на своей шее. – Меньяа...

Из разговорного отверстия незнакомца вывалился красный отросток, а глаза его закатились.

– Он думает, что ты набросишься на него, – перевел Монтерс, что с неподдельным интересом следил за беседой. – Покажи ему, что ты этого не станешь делать.

Тиеф поспешно замахал руками, затем опустился на колени и склонил голову, явно выражая свое смирение. Затем он поднялся и протянул незнакомцу руки сложенные вместе и обращенные ладонями вверх.

– Мирные значит? Хм. Мне всегда говорили, что я рисковый.

Преграда лопнула, точно огромный пузырь. Ошметки склеились вокруг пришельца, возвращая ему былое величие. Он нагнулся и положил на песок руку ладонью вверх. Не без колебаний избранные взошли на предложенную длань. Гигант посадил их на плечи, выпрямился и размеренно зашагал в сторону Ра.

Окрестности пирамид пустовали. Ни Вимериса, ни Ра поблизости видно не было. Тиеф непрерывно взывал к товарищу, но тот как будто сквозь землю провалился и захватил с собой остальных.

– У меня дурное предчувствие, – Монтерс совершил скорый облет окрестностей и вернулся крайне взволнованным. – Вимерис обещал предпринять что-то, в случае опасности… Мне кажется, он предпринял это, когда связь с нами оборвалась. Но что можно было сделать за столь короткое время? Мы ведь просидели под куполом совсем недолго!

– Надо обыскать пирамиды, – предложил Ио и они с Монтерсом вмиг испарились.

– Что случилось? Пропали все куда-то? – пришелец трансформировался в себя настоящего и подошел к избранным.

Тиеф обернулся на голос, но взгляд его уперся не в тощего пришельца, а в его Мудреца, парившего аморфною массой над головой.

– Эй! Я здесь! – пощелкал конечностью пришелец. – Я говорю, где все?

В ответ Тиеф, взмахнул дышалом и, обхватив голову руками, скорбно опустился на песок. Затем он встал, еще раз обвел пространство вокруг себя разведенными руками и посмотрел на пришельца.

– Понятно. Здесь что-то произошло, что вы не знаете, но это вас сильно расстроило. Может это ваш предатель всех утащил, когда вы меня ловили? А? Ну?! Ух, как же тяжело-то с вами, а... Так. Надо дать толчок нашим отношениям. Смотри сюда.

Он нарисовал на песке фигурку, указал на нее, затем на Тиефа. Рядом нарисовал еще одну и указал на себя. Потом он обвел фигурки и прочертил линию в несколько шагов. В конце он изобразил большой круг, вернулся, подвигал пальцами возле своего разговорного отверстия, точно так же у дышала Тиефа, затем оттопырил свою слуховою кожурку и нерешительно осмотрел голову Тиефа.

– Хочешь сказать, что если я отправлюсь с тобой, то мы поймем друг друга?.. – Тиеф прочертил едва заметную алую нить от кончика дышала к слуховой кожурке пришельца, потом из его разговорного отверстия к своему слуховому.

– Наконец-то! – пришелец часто закивал головой, что, видимо, означало согласие.

– Тиеф, сюда! – вдруг прокричал Ио из пирамиды Вимериса. – Скорее, мы нашли их!

В алом сиянии Мудреца конвульсивно вздрагивала мешанина из несчастных Ра. Все племя было скомкано, слеплено в чудовищный образ, распростертый на полу, возле купели. Где глаз, где дышало, где нога или рука: от прежних Ра мало что осталось. Они беспорядочно, и прочно срослись друг с другом в один кошмарный организм. Больше всего ужасало то, что Ра продолжали жить. Торчавшие ветвями конечности сгибались, глаза следили за вошедшими, а из дышал вырывались мучительные стоны.

– Где Вимерис? – глухо произнес Монтерс. – Кто-то видит его?

– Его больше нет, – ответил Ио. – Присмотритесь. Цвет глаз у Ра изменился.

– Красный… – Выдохнул Тиеф и приблизился к живому месиву. – Они стали как у нас.

На Тиефа смотрели чьи-то глаза до краев наполненные страхом и болью. Он прикоснулся ко лбу, глаза зажмурились, но тут же открылись и в них блеснула надежда.

– Тиеф… Помоги нам, – шелест донесся откуда-то сверху. Тиеф взглядом отыскал дышало, испустившее слабый шепот. – Помоги, Тиеф…

– Модаберти? Модаберти! – он узнал голос. Но… Только голос. От пыльного товарища ничего кроме дышала не осталось. – Что случилось?! Где Вимерис?!

– Его больше нет. Мы съели его. Он скормил себя нам… Он сказал, что мы слишком слабы, чтобы выжить. Он хотел отдать нам часть своей силы… Часть себя… Тиеф. Невыносимо больно. Помоги… Убейте нас.

Тиефа уводили прочь. Холл Мудреца, коридор архисториков, яркое солнце, ступени, песок... В сознании отпечатались раскаленным следом глаза, молящие о помощи. В ушах застрял голос Модаберти, повторяющий: «Невыносимо больно. Помоги… Убейте нас».

– Тиеф! Тиеф, очнись! – едва достучался до него Ио.

– Я… В порядке.

– Будь сдержанней. Не хватало нам еще одного Вимериса!

– Буду. Я… Я обещаю.

– Смотри у меня.

Пришелец встал рядом с Тиефом, приобнял его за плече и очертил в воздухе полукруг.

– Да, – спохватившись, выдохнул Тиеф. – Пришелец предложил мне отправиться в их лагерь. Он говорит, что там мы сможем полностью понять друг друга.

Ио переглянулся с Монтерсом.

– Ты уверен в этом?

– Уверен. В этом я уверен.

– Было бы… Полезно, я полагаю, – после некоторого молчания протянул Ио. – Пришельцы не вреднее нас и совсем не глупые. Будет чему поучится. Что ж. Думаю, тебе стоит отправиться с ним. Ну а мы останемся здесь и попытаемся исправить творение Вимериса.

Tat 9

Лейла поерзала на стуле, подняла, было, взгляд на Енисея, но потупилась и продолжила сбивчивый рассказ:

– Ну вот, я проснулась. Точнее, я подумала, что проснулась, но на самом деле это произошло во сне. Сон во сне, понимаете?.. Вот. Я как будто открыла глаза и увидела, что лежу в своей постели. Увидела со стороны, а не… А не из себя. Ночная рубашка на мне была какая-то мешком, белая, как балахон для мертвых. Я еще удивилась: откуда она у меня? У меня таких никогда не было. Удивилась и сразу забыла. Поднялась с кровати… Запомнилось, что ночь стояла светлая. Я еще посмотрела на небо и… Ну я уже была не у себя в комнате и не в куполе, а под открытым небом. Над головой огромная луна, звезд не видно. Я на большой поляне посреди леса одна. Кругом черным-черно, а поляна светлая. Стою и не решаюсь идти. А куда идти? Я не знаю. Переминаюсь возле кровати, ногам холодно и я забираюсь обратно в постель, ложусь, закрываю глаза и стараюсь уснуть. Представляете? Хочу уснуть во сне! И… Я не знаю. Не знаю, как долго я пытаюсь уснуть, но мне начинает мешать свет. Как сквозь закрытые веки светят фонариком. Открываю глаза, но уже внутри себя. Ну вот, открываю глаза и вижу себя. Совершенно, простите, голую. Эта вторая я светится сильным голубым светом. Мне сразу вспомнилась Айро-старшая. Помнишь ее, Сейв?

Сейвен кивнул. Он сидел тут же в лазарете на краешке стола и внимательно слушал.

– Она мне сразу ее напомнила. Ну, какое-то время онаспокойно стояла, смотрела на меня. Было тихо. Но потом она улыбнулась и вдалеке как будто звякнул колокольчик. Нет, это только походило на звон. На самом деле это звучало как… Ксилофоновый смех. Точнее не опишу. Она смотрит на меня, улыбается, а звон становиться все громче. Я замечаю, как лес наполняется какими-то мерцанием. И чем звон отчетливей, тем ярче этот блеск. Не знаю как скоро, но уже освещена все кромка. Я ясно вижу стволы деревьев, но не вижу источник света. Его как будто бы и нет вовсе. Свет из... Из неоткуда. Вторая я начинает оглядываться на этот звон. Дальше она уже не замечает меня и не улыбается. Она заворожено глядит на кольцо света и уходит. Я хочу окликнуть ее, вернуть, но не могу. Прикасаюсь к губам, а их нет! Страшно! Я ощупываю голову. Ни глаз, ни носа, ни ушей. Даже волос нет! Голова гладкая, как речной камень. Ужас просто... А она уходит, совершенно позабыв обо мне. Я спрыгнула с кровати – хотела догнать ее, но упала в траву. Мои ноги они тоже пропали или... Или срослись. Как червяк. Холодная земля, мокрая трава. Резкие, отчетливые запахи. Я до сих пор их чувствую. Я чувствую запахи, но не чувствую себя… Ну вот. Все… Все светлеет. Сквозь густую траву пробивается свет. У меня ни глаз, ни носа, а я вижу свет и различаю запахи. Зеленый, наверное, от травы свет начинает заполнять меня. И… Я сама уже трава. Колышусь на легком ветру и всем естеством тянусь к свету. Когда я проснулась было уже светло. Думаю, что свет был дневным, и я просто спала с открытыми глазами. Вот, все.

– Зпаззибо тебе, Лейла, – поклонился Енисей. – Позтараемзя зкорее во взем раззобратьзя.

Лейла удалилась крайне подавленной. «Еще бы. Хотела разъяснить свой сон, а получила далекий посул». Сейвен спрыгнул со стола и направился к входной двери, чтобы затворить ее, но не успел – на пороге появился Зак. Всклокоченный и бледный он схватил Сейвена за плечи и слегка встряхнул его:

– Сейвен, я, кажется, схожу с ума, – горячечно прошептал он.

– Кошмар приснился? – Сейвен аккуратно стряхнул с себя руки товарища.

Зак округли глаза:

– Откуда ты знаешь?

– Ты уже… Енисей, который он по счету?

– Воземнадзатый! – психобот заглянул в планшет и сделал там отметку. – Ты тозже видел зебя в лаззурном ореоле и уходзящим вдаль под змеюзжийся ззвон?

– Почти… – Зак кивнул и, наконец, вошел, захлопнув за собой дверь. – Только хуже! Я… Я закапывал себя. Я как будто проснулся. В куполе никого не было, и я решил выйти наружу. Когда вышел, то увидел большую гору земли. Выше купола! На вершине что-то блестело. Я стал взбираться на нее. Пока лез, погода, хорошая солнечная погода, начала портится. На самом верху – тьма хоть глаз коли и холодрыга, ух! Дождь так и хлещет! А на вершине – яма. Я заглядываю в нее и вижу себя! Голого! Прозрачного как та бешеная баба с Вербарии! Как ее… Жена Делио Флаби... Ну?!. Ай!.. Короче, я лежал, скрестив руки на груди, и блаженно так улыбался на самого себя. Решил спуститься, но соскользнул и рожей в самую грязь! Переворачиваюсь на спину, кое как продираю глаза, а второй я уже наверху у края воронки и не спеша, так, закидывает меня землей. А я от страха пошевелиться не могу. Не, я пытаюсь, но как-то, как… Как будто сам из грязи сделан! Проснулся от того, что дышать стало нечем. Что за хрень?! Снов триста дней не было и вот нате! Получите! В самый глаз! До сих пор грязь на зубах скрипит!

– Збаззибо, Зак! – звякнул Енисей и неуклюже поклонился. – Мы зами езче не знаем что это. Но зкоро выязним. Зновидения начализь позле того, как улетел Крайтер. Я зклонен полагать, что причина взему именно отзутззвие креатуры. Бззт. Как только мы разберемзя в чем дело – взем зообзжим.

– Чего? – вытаращился на психобота Зак. – Чего ты сказал?

– Он сказал, – пояснил Сейвен, настойчиво провожая гостя к двери, – что мы сами ничего не понимаем. Как разберемся – дадим знать.

– А ты-то сам как? Не того?

– Все так же не сплю.

За дверью поджидало еще трое вербарианцев. На лицах растерянность, глаза бегают... Сейвен поморщился. Он выслушал почти два десятка кошмарных грез и продолжать совершенно не хотелось.

– Вы с чем? – поинтересовался он.

– Да вот, приснилось в первый раз за столько времени…

– И такое, что аж тошно…

– И у меня! Мне приснилось, будто второй я…

– Так, – прервал досрочные излияния Сейвен. – Возвращайтесь через час. А лучше через три. У нас консилиум!

А поразмыслить над чем и вправду было, ведь существовала еще одна штука, о которой кроме него и Енисея больше никто не знал...

А штука заключалась в том, что прошлой ночью Сейвен, как обычно, вышел на прогулку и, к удивлению, встретил еще одного полуночника. Избегая встречи, он укрылся в саду и стал ждать, пока скиталец уйдет куда-нибудь сам. Но тот не уходил и чем дольше Сейвен наблюдал, тем больше странного замечал в его поведении.

Он слонялся без цели. Подолгу замирал на одном месте, конвульсивно вздрагивал, делал несколько шагов и вновь замирал. Так гуляка наткнулся на высокий кустарник, но не пошел прочь, а  стал обрывать с него листву. Сейвен прислушался: сквозь шелест доносилось глухое бормотание. Товарищ явно был не в себе.

Сейвен вышел из тени зарослей и направился к злопыхателю с тем, чтобы проводить в лазарет, но тут же и остановился – заметил еще троих. Один сидел прямо в клумбе и рыл руками землю, другой забрался под лавочку и царапал сиденье, а третий стоял у стенки купола и лизал ее. Все они что-то лопотали, подобно врагу кустарника.

Недобрые предчувствия заставили Сейвена оставить бродяг и поспешить к Диз, но та не спала и читала книгу. Он вытребовал у нее обещания не смыкать глаз до утра, а сам поспешил в лазарет к Енисею.

Психобот оказался на месте и, уже вместе, они вернулись к шатунам, но будить их не стали. Енисей пояснил, что прерывание такого сна может негативно сказаться на психике людей. Утром, когда страждущие хлынули на прием, Сейвен узнал в числе посетителей одного из ночных знакомых. Но ни ему, ни кому-то еще они не раскрыли подробностей. Это могло усугубить и без того нервозную ситуацию.

Раскрыть подробности следовало исключительно начальству, тем более что Дейт с Олафом наверняка увидели свои кошмары.

Енисей собрал записи, Сейвен прихватил дисплей и вместе они поднялись к Олафу. Протектор оказался на месте и, судя по воспаленным глазам и припухшему лицу, ночь у него выдалась тяжелая.

– Как спалось? – вместо приветствия поинтересовался Сейвен и взгромоздил на стол дисплей. – Вид у вас затасканный.

– Да как «спал», – неопределенно повел рукою Олаф. – Плохо. Закошмарился сил нет.

– Уж не себя ли со стороны видели?

– У вас есть что-то по моим кошмарам? – со вздохом ответил протектор.

– Немного.

– Вы не перестаете меня удивлять. Я не могу с мыслями собраться после ночи, а вы уже анализ приготовили. Выкладывайте, что там у вас.

Сейвен включил дисплей и уступил место Енисею.

– Взе началозь, когда Крайтера извлек креатуру из оболочки купола. Озтавзжизь без зазжиты взе вербарианззкое зообзжезтво подверглозь возздейдтвию планеты. А именно – подавлению. – На дисплея была изображена планета в разрезе, где тонким слоем лучилась подкорка генизы земли. От нее к поверхности тянулось множество тонких жгутиков. – Во зне ментальнозть раззумного организма узкользает из-под контроля физичезкой зклеры и зтановитзя подверзжена зклонениям. Очевидно, что гениза Земли зтремитьзя к однороднозти, приводзя любые ментальнозти к зтруктуре бользжинзтва. Бззт. Монзшер Олаф, что вы видели в звоих знах?

Олаф раскрыл было рот, но Енисей его перебил:

– Предвозхизжая ваш ответ: вы прознулизь во зне и увидели в нем второго зебя непременно обназженного и в лаззурном ореоле. Этот второй уходил прочь озтавляя ваз или избавляязь от ваз каким-либо зпоззобом.

– Верно, – после некоторого молчания кивнул Олаф. – Только у меня случилось три таких сна. И последний... Ну да по порядку. Первый раз я проснулся на вершине купола, а мой… Двойник был внизу и звал меня. Я не знал, как спуститься и в итоге упал. Второй раз я проснулся в подвале. В той комнате, где меня держали визитаторы. Только входная дверь оказалась такой маленькой, что через нее не пролезла б даже голова. Дверца вскоре открылась и я разглядел за ней второго себя, вращающего какую-то ручку. Он вращал ручку и потолок опускался. На мои мольбы и крики о помощи он только широко улыбался и кивал. Ну вот. А третий сон… Я проснулся здесь, у себя в кабинете. Все было реальным как, вот, сейчас: солнечно, светло, тихо. Я понял, что сплю, только когда второй я вошел и уселся напротив. Он просто сидел и улыбался, неотрывно глядя на меня. Я что-то спрашивал у него, кричал, но в итоге собрался уйти… В общем я вышел из кабинета, но за дверью меня поджидала… Поджидало… Не знаю как и описать. Тлен какой-то. Душный, гнетущий, безвыходный… Кругом ржавые цепи, крючья, подвешенные останки человеческих тел, грязные ванны наполненные чем-то липким и зловонным, стеллажи с угловатыми свертками. И выхода из этого смрада не было. Понимаете? Дверь исчезла. Вместо нее появилась корявая кирпичная кладка вся заляпанная чем-то темным. По запаху это были… Фекалии. Пока я принюхивался за спиной у меня что-то всхлипнуло. Я оглянулся, взял со стены факел и подошел к одной из ванн. По поверхности красно-бурой, густой жидкости шли круги. Я смотрел на них и все видел, что это не жидкость, а что-то другое, что-то напоминающее массу извивающихся червей. А круги это не круги, а лицо. Мое лицо... Что-то мерзкое смотрело на меня моим же лицом! Это… Непередаваемо. Я такого ужаса ни во сне, ни в реальности до сих пор не испытывал. Существо с моим лицом стало... Становилось мной. Кишащее червями оно выбралось из ванны, а я взобрался в нее. До сих пор не могу понять… Я пребывал как в гипнозе. Вот. Потом это чудище взгромоздилось сверху. Оно не просто погребло меня под собой, оно… Заполнило всего меня, просочилось, но не в тело, глубже. В меня. В меня самого.

Олаф замолчал и Сейвен с Енисем переглянулись. Из всех выслушанных историй эта не вписывалась в общую канву. Появилось самостоятельное третье лицо. «Три сна. Все рассказывали об одном сне, а у Олафа случилось сразу три. Может быть, в этом все дело?»

– А почему три сна? – вслух поинтересовался Сейвен. – Они шли один за другим или с перерывами?

– Не знаю, – Олаф наморщил лоб и растер виски. – Я не помню, чтобы просыпался.

Он поднял на вопрошающих воспаленные глаза.

– Я даже сейчас не уверен, что бодрствую.

– Будьте, – заверил его Енисей. – Я здезь, но знов не визжу.

– Почему?

– Я не зживой, а зинтетичеззкий разум.

– А как же Вечность Кетсуи-Мо? Ты ведь был там.

– Зреда Вечнозти изкуззтвенна и предузматривала техничезкую воззможнозть экзтраполяцзии. У генизы нет разъема, к которому я мог бы подключитьзя. Бззт. Но мы уходим от главного. Череда вазших знов, монзшер Олаф, ввиду звоей зкоротечноззти, выявляет позтупательное угнетение вашей личности.

– И… И что произойдет когда она станет угнетена окончательно?

– Не могу знать, но, очевидно, ничего хорозжего. Крайтер долзжен вернутьзя через два дня. До тех пор я бы рекомендовал никому не лозжиться зпать.

Олаф согласился озвучить рекомендацию по интеркому, но, как показалось Сейвену, моншеру протектору рекомендация не понравилась.

Уже в лифте Сейвен вспомнил о Разиель, способной управлять сном наравне с Крайтером. «Ведь именно она научила его проникать в чужие сны». Вспомнил и удивился, что она до сих пор не соблаговолила навестить их. «Собственно, мы как-то тоже про нее забыли». Спустившись, он распрощался с Енисеем и направился в покои Разиель.

На вкрадчивый стук никто не ответил. Сейвен подождал немного и постучал громче, но снова тишина. «Может она вышла?» Он повернул ручку и дверь легко поддалась. Сквозь приоткрытую щель виднелась кровать с босыми ступнями на ней.

– Кхм! – кашлянул Сейвен, но Разиель даже не пошевелилась. Тогда он, ведомый беспокойством, распахнул дверь и переступил порог.

Разиель лежала отвернувшись лицом к стене. Поза, разметавшиеся по подушке волосы, сбитое одеяло свидетельствовали о беспокойном сне.

– Разиель, – тихо позвал Сейвен и прикоснулся к ее обнаженному плечу. – Проснись. Разиель...

Но она по-прежнему не шевелилась. Было видно, как одеяло вздымалось и опадало в такт глубокому дыханию.

­ – Разиель! – громко позвал он. – Проснись, у нас беда!

Рывком он перевернул ее на спину и замер. Разиель блаженно улыбалась. Не своей, а какой-то восковой не свойственной живому лицу улыбкой. Но глаза! Широко раскрытые, воспаленные, они смотрели на Сейвена с мольбою.

Скользнувшая по ее щеке слеза будто огрела Сейвена дубиной. В глазах потемнело, он попятился, запнулся обо что-то и упал, а когда поднялся, то сдавленно прошептал:

– Ох, ну нет, нет! Только не сейчас… – его, как днем ранее, швырнуло в черно-белую карикатуру мира. – Только…

Он торопливо поднялся и выглянул наружу. Истлевший мир несколько изменился с прошлого раза – выцвела оболочка купола. «Верно. Все верно. Крайтер забрал креатуру, а значит, вода стала просто водой. Нет тех маленьких мушек, что стерегли сон».

Разиель тоже посерела, но как-то не так... Не так, как это было с Лейлой. Ее пепельная кожа взблескивала редкими искорками и иногда, точно вдосталь наэлектризовавшись, испускала тонкую молнию. Зигзаг разряда вспыхивал, замирал в воздухе, а когда гас, то оставлял лазурную дымку.

 Сейвен медленно подошел к Разиель. Молний стало больше и они начали выстреливать в его сторону. Тело Разиель как будто резонировало с ними и теперь не просто взблескивало, а переливалось отчетливыми каскадами.

Поколебавшись минуту, он потянулся к ней. Между ладонью и ее плечом занялась электрическая буря, слившаяся в короткий, но сильный разряд. Когда рука коснулась плеча, Разиель как будто задрожала, но не телом, а сияющим нутром. На мгновенья из поблекшего тела возникали то локоть, то колено, то грудь… Сейвен чувствовал ее трепет как сердце, бившее об одном: не отпускать!

Он положил другую ладонь ей на плече. Пульсация окрепла, выровнялась в подлинное биение. В нем словно застучало второе сердце. Ее сердце.

Сейвен наклонился, прикоснувшись лбом к ее лбу.

– Разиель, это я, Сейвен. Ты слышишь меня?

Она ответила. Но не словом – уста хранили ложную улыбку. Ответило биение внутри Сейвена.

– Я держу тебя. И не отпущу. Но мне нужна твоя помощь. Сосредоточься на моем голосе. Сосредоточься на мне. Я держу. Крепко держу. Помоги мне, Разиель!

Биение ускорилось настолько, что стало неотличимо от пения одинокой струны. Он почти физически ощущал ноты незримого потока: невообразимо сложная, живая мелодия лилась бесконечной волной. Сейвен закрыл глаза и отдался созерцанию. В мизерных, едва уловимых крупинках света он узнавал ее. Явное и сокровенное, все то, чем жила Разиель, чем она являлась, будучи личностью, раскрылось перед ним, точно другой мир. Чужой, но удивительно близкий.

Ментальный поток иссяк и в голову ввалилась дика боль. Сейвен застонал, с трудом разлепляя глаза. Он все еще сжимал плечи Разиель, низко склонившись к ней. Улыбка на ее лице сгладилась, глаза закрылись. Теперь она спала по-настоящему.

Пальцы одеревенели и едва слушались. Он выпрямился, разминая кисти, и только теперь заметил, что окружение вновь наполнилось красками и звуками. Реальность воспрянула, но… Разиель все еще спала. Бледная, изможденная и точно раздавленная временем. «По крайней мере, она спит, а не таращится в пустоту. Надо Енисею сказать. Может он придумает, как добудиться ее».

– Сейвен?

Он обернулся. На пороге комнаты стояла Разиель. Босая, с распущенными волосами и в белом мешковатом балахоне.

Tat 10

Сейвен сидел у изголовья кровати и бездумно глядел на спящее тело. Глубокое дыхание, безмятежный и вполне обыденный вид крепко спящего человека вводили в ступор. Если бы не шорохи переодевающейся за его спиной другой Разиель, можно было подумать, что ничего и не произошло. «Так, зашел среди дня посмотреть, как спит боевая подруга».

То, как ему удалось выдернуть ее из неведомого омута, походило на чудо. Он действовал решительно, но вместе с тем интуитивно. Будто он уже сталкивался с чем-то подобным, но так давно, что успел забыть. «Я-то забыл... » Сейвен перевел взгляд с лица спящей на свои ладони. «А руки все еще помнят».

Как происходит залипание во времени, Сейвен понял. Достаточно было сильной эмоции. Так случилось днем ранее, так вышло и сейчас. «Совпадение?» Для чистоты суждений не хватало простого эксперимента, но ставить его совсем не хотелось.

Разиель закончила с туалетом, подошла к кровати и натянула покрывало на лицо спящей, точно саван. Казалось, расколотое естество больше заботило Сейвена, нежели ее саму.

– «Все равно мы сейчас ничего не сделаем», – объяснила она, но Сейвен уловил трепет, скрывающийся за небрежным тоном. – «Остальным знать о случившемся пока не стоит. Ты сможешь сыграть как надо?»

Он невольно ухмыльнулся, вспомнив момент, когда они с Диз, преображенные во франтов, стояли в кабинете протектора и сочиняли визитатору о представлении с доларгами. Воспоминание не ускользнуло от внимания Разиель и она укоризненно посмотрела на Сейвена.

– «Сочинял не ты, а Диз. Так что будет лучше, если и теперь ты будешь помалкивать».

«А, так ты уже во всем разобралась. Как насчет меня? Может, посветишь в детали?»

– «Не злись», – она присела на край кровати напротив Сейвена и виновато заглянула ему в глаза. – «Ты ведь сам знаешь, что мне страшно, так что…»

«Списать все грубости на страх. Хорошо я понял».

С минуту Разиель молчала. Сейвен чувствовал ее как второго себя. Глубже и отчетливей, чем Айро. Сожаление, боязнь, нетерпение… И еще тысяча других дум и переживаний, за которыми он не успевал. Разиель соображала гораздо проворней своей сестры.

– «Прости», – наконец извинилась она. – «Мое существование теперь напрямую зависит от тебя. Одним хранителям известно, что произойдет, если у тебя случится новый припадок».

«Вот кем-кем, а припадочным меня еще не называли».

– «Это только слово, но оно ближе всего характеризует твои... Срывы. И неудивительно, что именно эмоциональный всплеск выступает катализатором, ведь ментальность осязает мир через тело. Чувства это кисть, фиксирующая на полотнище мыслей тебя самого. Так созидаются личности каждого вербарианца. Чем богаче на впечатления жизнь, тем выразительней и ярче ментальность. Так обстоит дело. Но не с тобой, Сейвен. В припадке ты словно пронзаешь эмоцией разум и оказываешь на той стороне... Хм. Меня ты записал на обороте...»

– «Вот еще. Если ты на моем обороте, то кто записывает все остальных?»

– «Планета. Я говорю о кошмарах навеянных ею. Она воздействует на самую мощную и древнюю эмоцию – на страх. Ужас может разорвать эмоциональный замок, вынудить ментальность отказаться от тела в пользу сна, как более надежного прибежища. Сон, воплощенный генизой Земли, способен дать ментальностям чувство... Покоя, защищенности... Я не знаю! Но главный мотив заключается именно в подмене личностных ощущений, на фальшивые. Когда это произойдет, реальность станет сном, а сон – реальностью».

«Кажется, я начинаю понимать. Ментальность не может существовать сама по себе. Ей нужно либо тело, либо гениза. То, что может дать ей возможность осязать себя. Эмм. Чувственно».

– «Да, это так», – Разиель улыбнулась.

– Ну а как же Вечность Кетсуи-Мо? А Крайтер и его креатура? Они ведь тоже как-то существуют».

– «В Вечности все просто: тела спали, а ментальности видели дивный сон. Бесконечно долгий и контролируемый сон. Когда тело умирало, ментальность вливалась в генизу Вербарии, где ей и положено быть после исхода. Крайтер же… Он стал центром. Нет, не так. Крайтер стал маленькой генизой, вокруг которой собрались ментальности».

«Если так, то у генизы планеты тоже должен быть центр».

– «Видимо да, но я не знаю что это».

«А, может, кто?»

– «Прошу, давай оставим. На самом деле я совсем не понимаю, как все это устроено».

«Ладно, как скажешь. Давай к насущному. Как тебя вернуть обратно и уберечь остальных знаешь?»

Говоря про остальных, Сейвен невольно вспомнил о Диз. Он уже привык, что без Айро их отношения стали действительно сокровенными. Воображение преподнесло образ, где он и Диз уединились вместе с… Разиель. Тут же подоспела другая картина, где Разиель и Крайтер, но уже с лишним Сейвеном.

– «Да, проблемка», – Разиель засмеялась, и Сейвен только сейчас сообразил, что они не говорили, а обменивались мыслями. – «Но это не самое худшее, что могло бы случиться. Я думаю, что смогу вернуться в себя. С помощью Крайтера. Как уберечь остальных без его помощи я не знаю. Но пока буду узнавать, всем лучше не смыкать глаз».

«Енисей так и предложил, но вот Олаф что-то... Кстати, Олаф!» И Сейвен бегло припомнил сны протектора. Мысленный пересказ взволновал Разиель больше, чем того можно было ожидать.

– «А о чем говорили остальные»?

Пришлось напрячь память и выборочно обдумать несколько других кошмаров.

Разиель погрузилась в раздумья, да так глубоко, что Сейвен потерял всякую надежду уследить за светом ее мыслей. Он видел только узловые образы, но они мало о чем говорили. Лес, ночь, сияние бесплотных тел, спящий купол, Крайтер, гениза Вербарии, снова Крайтер, миллионы тел окружают его, спящий купол, Олаф… И так далее.

Оставив попытку разглядеть за деревьями лес, Сейвен и сам призадумался. Продержаться двое суток без сна в принципе не так уж и трудно. Кроме того, судя по Олафу, можно выдержать три сновидения к ряду. Только нужно ли? После этих угнетений протектор выглядел крайне отвратительно. «Получается, что те, кто продрых всю ночь и видел только один сон, легче отделались, чем он, просыпающийся после каждого кошмара».

«Разиель, а что ты видела во сне?»

– «Что я видела?» – отозвалась Разиель и его коснулись обрывки тех воспоминаний, о которых он спрашивал. – «Я будто проснулась на нашей солнечной поляне, в центре большого леса. Ты ведь помнишь эту поляну? Место, где ты впервые познакомился с Айро?»

Сейвен кивнул, припоминая свой далекий, последний сон.

– «Это была наша полянка», – Разиель печально вздохнула. – «Как же давно это было… Я придумала эту полянку еще задолго до того, как познакомилась с Крайтером. На ней же я впервые встретила Айро… С ней, с этой поляной, очень много связано и… Наверное, поэтому я там и очутилась. Сон оказался осознанным лишь отчасти, ведь я уснула по-обычному, без подготовки. Так что не удивляйся моему безрассудству. Я как будто проснулась на земле у стены избушки. Проснулась я от того, что замерзла. Огляделась и поняла, что на полянке одна. Трава блестела в лучах ясного солнца точно стеклянная, но оказалась только сырой и холодной. У края поляны, между двух бревен, горел костер и я пошла к нему, чтобы согреться. Села на бревно и удивилась – костер дышал холодом. А еще в огне сверкали голубые искры которые не тухли наравне с обычными костровыми, а уносились к небу. Я попыталась схватить одну, вторую, третью, но они проходили сквозь пальцы, как сквозь туман. Пока я скакала вокруг костра, огонь переменился. Он стал ритмичным, а языки пламени приобрели человеческие формы. Теперь в костровище плясал не огонь, а… Я сама. Или, как я теперь понимаю, образ моей ментальности. Я уселась на бревно и стала наблюдать за танцем. Недурственно зрелище, надо сказать. Просто я никогда не танцевала и не могла представить, что могу выглядеть… Так».

«Не отвлекайся. Из рассказа я пока ничего не вынес, кроме самолюбования. Я мог бы представить, как твоей танцующей наготой любуется Крайтер, но не ты сама. Для женщин это норма?» Сейвен видел ее. Видел, как в узком костровище билось воспоминание Разиель. Прекрасное, трепещущее страстью воспоминание, которое Сейвен поспешил оборвать от беды подальше. «Ну, так что дальше?»

– «Дальше?» – Разиель как будто не заметила впечатлений Сейвена и вдумчиво продолжила. – «Дальше она стала звать меня. Прямо в огонь, которым сама и была. По всей видимости, гениза планеты толкает инородцев на самоубийство. Во сне это как подмена точки зрения, когда ментальность уверывает в смерть тела и следует за отражением в генизу. Хм. Судя по вашим наблюдениям, добиться этого планете с первого раз не удается – жертвы просыпаются под впечатлением необъяснимой угрозы. Это своеобразная подготовка, за которой следует вторая, третья попытки… До тех пор, пока жертва окончательно не раствориться во сне».

«Как ты?»

– «Как я».

– «Мне до сих пор не понятно, как гениза схватила первой именно тебя».

– «Я сама виновата. В тот момент мне казалось, что я контролирую сон. Пляска закончилась, и мое отражение всецело отдалось зову. Но я просто смотрела и ждала, что произойдет дальше. А дальше вспыхнул лесной пожар. Вот уже горела поляна, и бревно на котором я сидела. Горело все, кроме костровища, ставшего островком прохлады. Мое отражение обратилось в ледяную статую, таявшую прямо на глазах. Очень быстро, если не сразу, от нее осталась только лужа. Вот тут-то бы мне и проснуться, но… Но я подошла к костровищу и погрузила ладонь в воду. Дна я не нащупала и тогда полезла в нее ногами. Обволакивающая прохлада овладела мной. Было приятно как… Это было как искупаться в чистом озере жарким днем. Приятно, но обманчиво. Когда я опомнилась, стало уже поздно. Вода поглотила меня целиком, точно трясина. Хм. Знаешь, сейчас вспоминая произошедшее, мне кажется, что я погрузилась в генизу земли. Во тьме я слышала множество голосов, слившихся в гомонящую реку. Я видела жизни, стиснутые до неуловимых мгновений, чувствовала, как они наполняют меня, становятся частью меня... Нет, нет. Все не так. Это я растворялась в прожитом. Но тут появился ты. Ты раздвинул этот живой омут одним только голосом. Я слышала тебя ясно, как… Как глубокой ночью виден свет фонаря. И я пошла… Поплыла к тебе… И к себе. Я точно просыпалась ото сна длинною в жизнь, припоминая все то, что мне снилось. Так я двигалась от рождения до последних мгновений, пока не переступила порог комнаты. В застывшей серости живым был только ты. Я позвала тебя, ты обернулся, а окружение вспыхнуло, точно с него сдули пыль. Вот, собственно, и все».

Обращенные к нему мысли закончились. Остались только сторонние думы, над которыми явственно звенело ожидание Разиель. Но Сейвен не реагировал. На протяжении всего рассказа он неотрывно смотрел на плавные изгибы покрывала, скрывающего настоящую Разиель. В какое-то мгновение ему стало казаться, будто спящая шевелила губами, сообразно звучащим в его голове словам. Легко, точно от шепота ткань у лица тревожилась. Тревожилась… Несколько раз он порывался сдернуть покров, но голос рассказчицы всякий раз останавливал его, возвышаясь в самые неподходящие моменты.

Но вот повествование закончилось, а вместе с ним и шевеленье. Сейвен медленно потянулся к краю покрывала. Пальцы его дрожали. «А вдруг она не спит? Вдруг из генизы в нее забрался кто-то?»  Взявшись за ткань, Сейвен зажмурился. Сердце прыгало в груди тяжелым резиновым мячом. «А что если там Айро? Или… Что если это я сплю, и все снится мне?»

– Проснись, проснись, проснись! – запальчиво прошептал он и сдернул покрывало.

– Ну что, поставил свой эксперимент? – голос Разиель зазвенел бубенцами. – По крайней мере, теперь ясно, что происходит со мной в этом твоем состоянии.

Сейвен посмотрел на то место, где сидела Разиель, но увидел лишь одежду, которую словно примерил человек-невидимка. Рукава блузы, ворот, вырез декольте, свободный пояс и обнаженные икры светились пустотой. Разиель же воспарила той самой соблазнительной нимфой, которую Сейвен видел танцующей в костровище ее сна.

– Это что-то невероятное! Слышишь, Сейвен? Я летаю! – шумно восторгалась Разиель и проплыла мимо, коснувшись его щеки распущенными волосами.

Она засмеялась… Весело, беззаботно – Сейвен никогда не слышал такого ее смеха. Люди, отягощенные повседневностью, так не умеют. «Но разве кто-то слышал, как смеются ментальности?»

– Как же это… Хорошо! – продолжала восхищаться Разиель, витая у самого потолка комнаты. – Я точно в осознанном сне, только осязаю все острее… И не могу менять окружение, как хотела бы. Жаль. А ты слышишь мои мысли, Сейвен? Я твои – нет.

– Нет. Только твой голос. Прости, я не хотел этого… Припадка. Не потому, что не хотел тебя увидеть вот такой… То есть… То есть я хотел, но думал совсем не об этом.

– Теперь уже все равно, – она спустилась на землю и с любопытством разглядывала запечатленную в пустоте одежду. ­– Я точно избавилась от тела и… Как ты думаешь, кто я теперь? Отчужденный репликант?

– Понятия не имею, – Ему показалось, что Разиель совершенно не заботила ее нагота. Как и то, что он лицезрел ее такой. – Но ты похожа на свою мать. Только ты не безумна. Надеюсь. Так что репликант – да. Но отчужденный ли?

– Хотелось бы я знать, – со вздохом отозвалась Разиель и подняла на него глаза. – Думаю, безумие не обязательно должно способствовать отчуждению. Крайтер ведь нормален. Но вот что действительно должно быть, так это власть над естеством. Оттого они и отчужденные, что действительность не имеет над ними силы. И, знаешь, я чувствую в себе эту силу. Вот только не могу дать ей хода.

­– Возможно оно и к лучшему. Неужели ты и впрямь хотела бы навсегда отречься от генизы?

– Я… – Разиель огляделась так, словно кто-то мог подслушать их, и продолжила шепотом. – Не знаю. Какой генизы? Генизы земли? В нее я точно не хочу вливаться. Не хочу стать каплей чужого океана. Но это и не главное. Главное, что Крайтер… Он. Он! Не может. Никогда не сможет. А если так, то зачем мне гениза? Каждый день я просыпаюсь с мыслью, что мы разлучены. Вечностью. Я умру, а он останется. Тут. Навсегда. Мы никогда не найдем друг друга пусть даже и в чужой генизе, ведь ему путь туда закрыт! А теперь спроси меня еще раз, хочу ли я стать отчужденной?!

Будь Разиель столь же проницательна как в действительности, она наверняка прочла б в мыслях Сейвена разгромный довод:

– Но ты здесь, в моей голове. И связана со мной, как со своим телом. Я могу понять вас. Сам такой же. Только идти под ручку вместе с вами мне претит.

– Потерпи еще немного, прошу, – Разиель опустилась на колени и сложила ладони в мольбе. – Мы найдем способ, как выпутаться. Еще чуть-чуть, Сейвен. Вернется Крайтер и что-нибудь придумаем.

Глаза ее блестели светом внезапно обретенной надежды. «Странно, что она говорит мне это сейчас. И именно – говорит. В действительности я и намеков не слышал о ее терзаниях. Ни раньше, ни сейчас, когда она стала как на ладони. Видимо все настолько было безнадежно…»

Внезапно его обожгло чужое присутствие. Сейвен замер, инстинктивно напрягся и медленно поднял голову. По ту сторону кровати, в каком-то метре от них, прямо из стены смотрела Айро. Он сразу узнал ее, хотя облик девочки изменился. Она выглядела старше, черты лица огрубели, уголки губ опустились, глаза сузились… Тяжелый, угрожающий взгляд буравил Сейвена, но… Это был ее взгляд. Она подняла руку и указала пальцем на сестру.

– Что случилось? – Разиель, наконец, заметила его оцепенение. – Куда ты смотришь?

Она обернулась и в то же мгновение ярчайшая вспышка озарила пространство, возвращая миру былую динамику. Он сидел на табурете с разинутым в удивлении ртом.

– «Эй», ­­– Разиель дважды щелкнула пальцами у него под ухом. – «Ты здесь? На секунду как будто исчез. Сейвен?»

– А? – механически отозвался он. – Что такое?

– Я говорю, – Так же вслух ответила Разиель. – Ты как будто исчез. В смысле не ты сам, а присутствие твое в моей голове.

Пустота. Ни одной отчетливой мысли. Все перечеркнуто, скомкано и разодрано в клочья. Во что верить? Сейвен не знал. «По крайней мере не в свой рассудок. Дарен был прав. Я схожу с ума».

– Что случилось? – голос Разиель зазвенел тревогой. – Тебе привиделось что-то? Что?! Сейвен, соберись!»

«Ну вот, теперь она ничего не помнит. А она ли это?»

– Ты о чем? – от волнения Разиель подскочила с места и схватила его за отворот куртки. ­– А ну, вспоминай! Живо!

Не составило большого труда припомнить наваждение, включая взрывную концовку. Лицо Разиель, выражавшее до того озабоченную раздражительность, вытянулось в крайнем удивлении.

– Как это? Это была я?! – обескуражено воскликнула она. – Я… Я ничего такого не помню. Я не должна была этого говорить! Никому!

– Постой…

– Нет! Это ты постой! Как ты?!. Что ты сделал со мной?!

­– Да выслушай же ты! – повысил голос Сейвен. – Сядь.

Разиель презрительно скривилась, но все же уселась на край кровати.

– Я не знаю, откуда это все взялось, но ты была собой! От начала и до конца. И нет ничего страшного в твоих откровениях. Ты что, не заметила самого главного?!

– Чего именно?

– Айро, ведь! Айро! Она же была там, ты видела ее! В самом конце!

– Нет. В твоих воспоминаниях ее нет.

Теперь настал черед Сейвена удивляться.

– Как? Не видела… Вот же она! Проникай.

Разиель вздохнула, прикрыла глаза и сосредоточилась на воспоминании.

– Ну? – Нетерпеливо теребил ее мысли Сейвен.

– Ничего. Последнее что я вижу, это то, как ты уставился в стену. Я спрашиваю, мол, что случилось, оборачиваюсь и все. Но… Ты не обманываешь. Я видела опустевшую одежду, видела себя… Это неподдельно. Да и в произошедшем ты сам глубоко убежден. Ты вправду видел ее?

– Да! Проклятье! Как такое возможно? Почему я вижу ее в своей памяти, а ты нет?

– Она жива? Что с ней?!

– Как такое возможно?!

– Сейвен, умаляю, скажи, что с ней все в порядке.

– Я не знаю, Разиель. Я уже ничего не знаю. Чему верить? Может, не было ничего? Ты, я и Айро в припадке этом. Может это только мое безумие! Тебе верить? А может, тебя нет! И нет ничего реальнее моих безумств! А может, я все еще на Вербарии? В пыточной Зыбучей, а? Или в кабинете твоего отца? Или где я там еще не бывал?! Может, нет ничего, не было и не будет?! О, как бы я хотел этого, как бы я хотел, что все это оказалось каким-нибудь дурным воспалением!..

Разъяренный Сейвен не сразу заметил, что стоит на ногах потрясая кулаками и что…Время снова залипло.

На плечо ему невесомым пером легла женская рука. Он обернулся. Преображенная Разиель приветливо улыбнулась:

– Ах, прости меня, солнышко. В жизни я та еще стерва. Ну, давай поищем сестренку?

Tat 11

Далеко внизу белой пустыней стелились облака. Иногда вуаль истончалась, являя взору холодные горные кряжи, изумрудные леса и простирающиеся от горизонта до горизонта водные дали. Когда обнажалось великолепие природы, мысли Тиефа замирали и он бездумно любовался ее красотой.

Стремительному перелету сопутствовала тишина. Ни свиста ветра за бортом, ни единого звука в самом челноке. Хозяин живой купели сосредоточенно смотрел вперед и Тиеф, разместившийся рядом на мягкой выпуклости, изредка оглядывал его, гадая, о чем тот думает. Сам же Тиеф вспоминал Ра и думал о том, как Ио и Монтерс могли бы исправить безумие Вимериса. Теперь он сожалел, что не остался с ними, а сломя голову отправился на дальний край. Впрочем… Тиеф очередной раз покосился на незнакомца. Его доля не так уж и бесполезна.

С болью он осознавал, что от подлинных Ра ничего не осталось. Только исчезли они не сегодня, а в тот день, когда его позвал Мудрец. И не один только Мудрец стал причиной катастрофы. Он сам, вместе с остальными избранными, нес бремя вины. Не догадались, слишком поздно прозрели… И теперь, помимо смятых Ра, на молодой планете укоренилось нечто зловещее.

– Я даже не знаю, как звать-то тебя, – вдруг произнес незнакомец, не оборачиваясь и даже не шевелясь. – Давай я буду называть тебя чудик? Хе-х, по-моему неплохо. Два чудика под одним колпаком.

Он помолчал немного и неторопливо продолжил.

– А мы ведь похожи. Догадался, наверное? Интересно, как у вас это произошло. Мне прямо не терпится узнать. Думал, я один такой, ан нет. Тоже манипулятор? Вряд ли. Манипулятор только один, а вас, по крайней мере, трое. Значит что-то еще. Значит, есть еще способ обуздать креатуру. Кстати, а отчего вы ее с собой не таскаете? Так-то втроем навалились бы на меня и скрутили веревками. Эх, не теми единицами мыслю я… Не теми.

И он замолчал, в этот раз надолго, а когда заговорил вновь, голос его сделался глухим.

– Я ведь вовсе не желал этой силы. Но, если бы не я принял манипулятор, то приняла бы она. Это уж верно. Лучше пусть так. Я никому не говорил об этом, но тебе, думаю, можно. Ты ведь не разболтаешь? Хе-хе… Не человек я больше, а не пойми кто. И… Для нее это тоже какое-то проклятье. Получается, хоть чаша и миновала, но обрызгать все ж обрызгало. Понимаешь о чем я? Нет у нас с ней будущего. И нет той силы, которая смогла бы теперь вырвать у меня из рук этот треклятую железку! Я бы отдал все, подарил, кому попросят, а не могу. Это все равно, что вынуть сердце из груди. Меня не станет. Эх, даже наверное не так. Лучше бы было именно так! Но я и есть манипулятор. Тело… А что тело? Кем захочу, тем и стану. Хоть хранителями по отдельности, хоть всеми сразу – дело плевое, только б креатуры хватило. А такую малость, как сделаться человеком… Не получится. Даже умереть не могу по-человечески. Да и вообще не могу... Ничего не могу. Могу только… – он вдруг оглянулся. – Все. Понимаешь?

Он медленно отвернулся и на время затих. Тиеф не понял ни слова, но он чувствовал, что пришелец именно поэтому и говорит.

– Зачем мне вечная жизнь? Что я с ней буду делать, когда все умрут? Я могу стать их генизой. По крайней мере, попробовать перетянуть их к себе в исходе, но мне противно от одной только мысли об этом. Я не хочу быть хозяином, ведь ментальности это не цветные камушки. Так может лучше отпустить их вообще? Отдать генизе всё, ведь все они когда-то тоже были живыми людьми. Кто-то тысячу лет назад, а кто-то совсем недавно. Верно. Позволить слиться с генизой земли и обогатить ее своим качеством. Оставить в качестве наследия, ну или наследить. По-своему. В любом случае так Вербария действительно будет жить. И не как сопля в пробирке, а как уникальное качество местной генизы… Древние утверждают, что вмешиваться в естественный ход вещей нельзя, что цивилизация должна прийти ко всему сама. Ну а мне-то до этого какое дело? Я ведь не Первый. Я не выращиваю цивилизации, а хочу лишь пристроить свою… Знаешь, а ведь мне по силам возродить настоящую Вербарию. Наша гениза пусть и далеко, но она все еще жива. Может быть, там и Айро ждет нас... Но там и Первый. А о нем я даже вспоминать не хочу. Но вспоминаю, и тогда все прислушиваюсь к себе. Жду чего-то. Чего-то страшного, какого-то отклика. Ведь отчасти теперь я его часть. О, как сказал!.. Узнать бы есть он или уже нету. Вдруг Айро прикончила с ним? Маленькая девочка-фантом расправилась с создателем. Звучит слегка неправдоподобно, не находишь? Хотя… Ей ничего не стоило усмирить свою мать, в то время как даже я не совладал с ней. И если Первый действительно устранен, то возвращение Вербарии это дело. Хорошее дело, надо сказать, да. Только, о какой Вербарии я говорю? Планета сожжена и никогда не сможет расцвести вновь. Но ведь вовсе не обязательно цветку вырасти, чтобы ощутить его благоуханную красоту. Сечешь, к чему я клоню? Вербария внутри генизы. Всего-то нужно это разбудить ее, помочь ей осознать себя. Разумная гениза это было бы здорово. Вечная и самобытная. Как мирок Кетсу-Мо только в тысячи раз больше и без всех этих колбочек и проводочков. Тогда Разиель смогла бы жить вечно. Пусть без меня, но жить. Тогда бы и я с чистой совестью кристаллизовался в молибден. Э-эх…

Пришелец снова затих. Он больше не смотрел вдаль, а склонил голову и опустил плечи. Теперь он не казался могучим повелителем Мудреца. Уставший, потерявший интерес ко всему – вот каким он выглядел сейчас. В необъяснимом порыве Тиеф протянул руку и положил ладонь на плече незнакомцу. Тот не отпрянул. Лишь приподнял голову и слегка обернулся.

– Я не знаю, что мне делать. На Вербарии я четко видел цель. Но что мне делать здесь? Оберегать? От кого? От вас? Я даже не знаю, что вы такое и в особенности то, с чем вы воевали недавно. Вы победили или нет?.. Ничего ты, чудик, не понимаешь. Ну, ничего. Скоро все займет свои места. Енисей толмач тот еще. И если с вашей стороны нет угрозы, то можно и на Вербарию махнуть. Можно даже вместе. А? Что скажешь? Эх. Молчишь. У вас, наверное, своих проблем навалом. А я тут тебе о своем квакаю... Давай остановимся где-нибудь. Тошно мне.

Летательный аппарат пошел на снижение. Облака расступились, обнажив бескрайний океан – они летели к россыпи крошечных точек-островов. Тиеф забеспокоился. На миг ему представилось, как чужак расправляется с ним, но мысли тут же прояснились. Он понял, что доверял ему.

Остров был пуст. Ни единой травинки или самого мелкого живоглота. Лишь спекшаяся вулканическая масса, припорошенная морской пеной, да искристые волны, рычащие на изломанный берег. Тиеф взобрался на уступ, сел на хвост, выдохнул и огляделся. Солнце клонилось к закату, раздаривая последние лучи пернатой воде. Брызги прибоя высекали радугу и оседали на его коре крупинками соли...

– Вот она, настоящая жизнь, – пробормотал Тиеф.

Все происходившее до сего момента предстало нелепой возней, отвлекающей от главного. Ра мертвы. Именно это Тиеф отказывался принимать и все цеплялся за внушенную Мудрецом иллюзию.

– А ведь все закончилось еще давным-давно. Все кончилось с архисториками, придумавши в Мудрецах свое спасение. Нет... Мы мертвы уже очень, очень давно.

Неизвестно сколь долго протянула бы их вера в воссоединение, кабы не случай, приведший к появлению избранных. Из ведомого слепой надеждой, Тиеф сам стал поводырем. Но он получил кое-что еще. Кое-что, действительно, важное.

– Мы научились думать вне Ра. Взглянули на себя со стороны…

Своемыслие стало побочным эффектом свободы, управиться с которой Мудрецу оказалось сложнее, чем наделить.

Шорти, Веллан и Изотер – вот теперешний стан Мудреца. Первые были ими всегда, но Изотер... Он предпочел рассудительность слепой вере – идее, что и сожрала его. Но предал ли он? С точки зрения Мудреца, предатели как раз те, кто отступился от веры. Согласись избранные на уничтожение пришельцев, прямого столкновения не последовало бы. И Вимерис остался бы жив…

Знакомый незнакомец бродил по отлогому краю острова, отдирал застывшие кусочки лавы и швырял их в океан. Выходило это у него задумчиво. Один раз он бросил камень и затем долго стоял, уставившись вдаль, как бы провожая взглядом его полет. Потом он уселся на свой белоснежный покров и склонил голову.

Морская вода перед ним закипела и ударила в небеса колоссальным гейзером. Водяной столб рос, ширился, пока по диаметру несравнялся с их островком. Искрящаяся в лучах закатного солнца верхушка колонны стала набухать и вскоре округлилась громадным пузырем.

Тиеф поднялся с насиженного места и подошел к незнакомцу. Капля заслонила солнце и показалось, будто это не вода, а вечернее светило, растеклось в багрово-оранжевых красках. Колеблющийся свет медленно тек от основания к венцу, где в бледно синей, бархатной высоте, мерцал зарницами. Увлекшись прекрасным зрелищем, Тиеф не сразу обратил внимание, что опора истончилась. Она стекла в океан несчетными ручьями, оставив исполинскую каплю одну.

Раздался сырой хлопок, и сфера опрокинулась на остров ливнем света. Тиеф почувствовал, будто прикоснулся к самому закату, стал его неуловимым лучом. Впервые за долгое время он ощутил блаженное чувство покоя, как тогда, когда упал в лик Мудреца.

Шумные ручьи стекали по камням, осветляя прибрежные воды закатными красками. Сам остров преобразился. Многочисленные рытвины и щели заполнила светящаяся вода, будто бы наводнившая холодные скалы жизнью. Казалось, что кроме острова и узкой водяной кромки его опоясывающей, все пропало и только они одни плыли над темной бездной к непостижимому мыслям берегу.

Глаза незнакомца сверкали влагой, да и сам он насквозь промок оранжево-голубым сиянием. Взглянув на него, Тиеф как будто только сейчас понял, что все произошедшее – дело его рук.

– Все это так мелко, – голос незнакомца стал прерывистым и дрожащим. – Так ничтожно мелко. Какой смысл вообще в чем-либо? Нас ведь всех сделали по плану. У нас своих целей нет и быть не может. Кто знает, сколько таких как мы рассеяно по космосу? Мы лишь материал, сырье для целей Первых. А может, все происходящее тоже запланировано ими? Может, это какой-то дикий эксперимент, постичь суть которого нам не дано? Как цветок, который не понимает где он и когда. И никогда не поймет. Ведь это ему не нужно. А мы… А я… Узнал. Узнал что все бессмысленно, что все тлен, грязь, мрак! Не будет у этой истории хорошего конца, нет. Да и что значит, «хороший конец, а»? Что это такое, я тебя спрашиваю?!

Он порывисто схватил Тиефа за руку, но тут же и бросил, вновь опуская плечи.

– Все без толку. Я… Как будто лечу по инерции. Не знаю, откуда я, куда я. Все, что у меня осталось это просто полет.

Вода потемнела, возвращая острову ночь. Проклюнулись звезды. В их безмолвном сверкании мерещились отсветы чужих миров, неуловимо далеких, но таких же. Таких же, как был их мир. Тиеф затаил дыхание, попытался ухватить острое чувство одиночества, способного внушить самое беспросветное из возможных отчаяний. Он посмотрел на незнакомца: тот молчал, понурив голову.

– Мне кажется, что я чувствую тебя, – прошипел Тиеф. – Чувствую твое смятение, как свое. Ты ведь не просто так устроил все это? Во всем этом изъявилось твое беспомощное могущество. Не знаю так это или нет, специально или подсознательно. Но в одном могу твердо тебя заверить – ты не одинок. Пока с тобой твой народ, ты не можешь быть одиноким и беспомощным! Да, ты другой, но… В твоей помощи и заключается твоя сила. Не повтори нашей ошибки. Не отстраняйся от них, будь с ними как можно ближе, до самого конца!

– Спасибо за поддержку, – спустя короткое молчание отозвался незнакомец. Уголки его разговорного отверстия слегка приподнялись. – Ты не такой уж плохой парень. По крайней мере, ты умеешь слушать. А знаешь что? Давай купаться!

С этими словами он сбросил свои покровы и нырнул в воду. Тиеф не последовал его примеру, а уселся на хвост и стал наблюдать. Светящееся тело незнакомца было отчетливо видно. Сначала он просто плавал на поверхности, энергично размахивая конечностями, затем нырнул, а вынырнул в облике совершенно иного существа. Блестящего, круглобокого с вытянутой мордой и высоким гребнем на спине. Его передние конечности расплющились до плоских лопаток, а задние срослись в одну большую плавательную ногу. Тиеф сообразил, что он обернулся каким-то водным созданием, чтобы удобнее было плавать. Время от времени он останавливался, показывал над водой голову, что-то трещал Тиефу и нырял вновь.

Наконец из воды вынырнуло совершенно иное создание, огромное с широким плоским ртом. Появилось оно вдали от берега. Тиеф присмотрелся и заметил незнакомца, стоявшего на его спине. В руках он держал круглую палку с множеством отверстий. Когда он поднес палку ко рту, Тиеф обомлел. Звуки, издаваемые приспособлением, не походили ни на что ранее слышанное им. Они не принадлежали природе, они… Были искусственны. В их пленительном очаровании чувствовались цвета ощущений. Простые звуки сливались воедино и... Оживали.

Палка в руках незнакомца, то смеялась, то плакала, она рассказывала о пережитом горе и мгновениях забытого счастья. Умиротворение приходило на смену воинственной готовности с тем, чтобы оборваться в самый напряженный момент. Иногда звуки вздрагивали и казалось, что сейчас все рухнет, рассыплется на составные элементы, но… Звук всякий раз воскресал, взмывал над шепотом морских волн и стремился дальше, выше.

Очарованный звучанием, Тиеф не сразу заметил, как колоссальное существо пропало. Незнакомец теперь стоял на воде, полностью отдавшись звукам. Вокруг него в унисон мерцала белесая аура. Она будто бы клубилась из звуковой палочки, крепла, становясь отчетливей и ярче. Незнакомец пошел к берегу. Прямо по волнам. С каждым шагом окружающее его сияние сжималось, просачиваясь в него самого. Звуки стихали, их темп и разнообразие уравнялись. Теперь они походили на успокаивающееся после великой бури небо. Когда же незнакомец достиг берега – звуки прекратились совсем.

– Жаль Айро нет рядом, – со вздохом изрек незнакомец. – Ей бы понравилось.

– Что это было? – спросил Тиеф, внутренне трепеща от непонятного ликования. – Что это?

– Музыка. Это музыка, мой друг. Моя музыка. Только никому не говори, а то засмеют еще. Теперь мне гораздо лучше. Спасибо, что терпел все это. Поплыли дальше?

– Музыка… – прошипел Тиеф. – Она прекрасна.

В ответ незнакомец лишь пожал плечами.

Уже высоко в небе, Тиеф решился воспроизвести по памяти все то, что ему посчастливилось услышать. Звук казался единым, целостным, но в то же время состоящим из простых посвистываний, которые в природе встречались. Но никогда природа не выстраивала их в такие чуткие и взаимосвязные ряды. Или?..

– Или это есть голос природы? Голос, который сможет услышать и понять каждый?

Tat 12

– Давай поищем, – машинально повторил Сейвен и огляделся. – Только позволит ли она найти себя?

– Вот и проверим, – Разиель подлетела к запертой двери и выглянула сквозь нее наружу.

– Слушай, тебе не кажется, что в этом состоянии что-то с нами не так? Ну, помимо очевидного.

– Что именно?

– Мы, как бы это… – Сейвен замычал, ища подходящего слова. – Воспринимаем его слишком спокойно. Словно должно быть именно так и никак иначе.

– Нет времени нам удивляться, Сейв. Неизвестно сколько мы тут пробудем, прежде чем твой мозг решит нас вернуть обратно.

Сейвен хотел было напомнить, что в прошлый раз возврат произошел не по его вине, а потому, что Разиель оглянулась на Айро, но смолчал. Что толку от его замечаний? Все равно ничто не остановит ее от поиска сестры. Но он чувствовал, что с каждым припадком как будто что-то менялось. Будто все становилось четче, яснее и понятней. «Привыкать начинаю?» Ведь какую-то минуту назад казалось, что он на грани безумия. «А теперь мы другие, связанные с нами настоящими только памятью». Но и воспоминания трактовались двояко. Он припомнил, как выговорился перед Разиель чистейшей горячкой. Вспомнил и ее слова о Крайтере, об отношении к слиянию с генизой. «Я словно вижу ее настоящую, освобожденную от телесной шелухи».

Открытая Сейвеном дверь взметнула каскад ветроворотов. Да и сам он, двигаясь порывисто и быстро, походил на творца тайфунов. Разиель же напротив словно пребывала в родной плоскости. Более того, для нее любая преграда представала не плотнее миража.

– А мне нравиться быть свободной ментальностью, – хихикнула она, но, уловив на себе укоризненный взгляд Сейвена, вновь посерьезнела. – Куда пойдем?

– Без понятия, – откровенно признался он. – Я никогда не уходил от припадошного места дальше нескольких шагов. Может, осмотрим купол?

Едва ступив за порог, Сейвен остановился:

– Постой. А что если мы внезапно вернемся в действительность? Я-то ладно, а вот ты? Останешься как есть на виду у всего купола?

– Не знаю, – с сомнением протянула Разиель. – А если я вознесусь? То что, по-твоему, грохнусь оземь?

– Возможно. Так что лучше прекращай витать в небесах и держись меня. Спрятать тебя можно, а вот кровавое падение обязательно кто-то, да заметит.

– Во-первых, пока я с тобой, я умереть не могу. А во-вторых, для меня той, действительной, ровным счетом ничего не происходило. Я даже не помнила, как делилась с тобой своими мыслями. Так что твои опасения пусты. Но приятны, – Разиель улыбнулась. – Не переживай. Все будет в порядке.

– Точно, – Сейвен вздохнул. – Когда так говорят, обязательно какая-нибудь пакость случается.

Раз уж было все равно куда идти, то первым делом решили навестить протектора.

По дороге встречались другие вербарианцы, застывшие в серости припадка. Неподвижные в ходьбе или сидении, они слабо трепетали утробной синевой. «Интересно было б взглянуть на них на спящих». От каждого человека к земле тянулось множество тонких струн, отчего казалось, будто ментальности вытекают.

– Это гениза земли, – пояснила Разиель, когда Сейвен поделился с ней наблюдением. ­– Она уже вцепилась в них. Скорее всего страхом. Не удивлюсь, если все они пребывают в необъяснимой тревоге.

Подойдя к лифту, спутники призадумались: ввиду статичности времени, подъем мог затянуться на целый день.

– А может, – вкрадчиво начала Разиель. – Я подниму нас обоих? Возьму тебя на руки и…

Сейвен прикинул, насколько велики его шансы разбиться. Показалось, что достаточно велики:

– Что-то мне не очень хочется. Мы ведь сильно рискуем. И все ради чего?

– Ради того, чтобы исключить самую проблемную область в наших розысках. И чем раньше мы это сделаем, тем выше наши шансы на успех, – и, не дожидаясь согласия, Разиель подхватила его на руки. – Если боишься высоты, просто закрой глаза.

Когда они достигли вершины, то столкнулись с еще одним препятствием: сквозь купол центрального здания внутрь попасть было нельзя.

– Почему бы тебе одной не просочиться туда? – предложил Сейвен. – Тебе это не составит труда.

– Это только так кажется, – ответила Разиель. – Мне необходимо твое присутствие. Нужен твой взгляд.

– Вон, посмотри, – Сейвен указал на флагшток, торчащий у кромки верхового этажа. – Высади меня там, а сама проникай. Я подожду снаружи.

На гладкой трубе сидеть было не очень-то удобно, но выбора не оставалось. Одной рукой он крепко сжимал флагшток, другой уперся в стекло купола, и пристально следил за Разиель, просочившейся сквозь преграду. Она бегло осмотрела пустой кабинет и, оглянувшись на Сейвена, просунула голову сквозь дверь коридора, но и там оказалось пусто.

Они повторили маневр с другой стороны и, после равного неуспеха, решили спуститься.

– Видимо, ушел уже, – предположил Сейвен с облегчением чувствуя твердую почву под ногами. – Пошли в лазарет к Енисею. Может там.

– А давай я тебя еще раз на руки возьму?

– Зачем это?

– Так. Так быстрее будет, – нерешительно пояснила Разиель, на что Сейвен неодобрительно хмыкнул. – Я просто хочу сберечь наше время.

– Послушай. Хватит. Не злоупотребляй своим состоянием.

– Ладно-ладно, – согласилась она и даже зашагала рядом. – Только не нервничай.

 Спустя короткое молчание она заговорила вновь:

– Знаешь, мне кажется, что я начинаю больше понимать твое состояние. Его природу. Мне все еще не ясны причины, приведшие к этому, но...

– А вот мне как раз наоборот четко видны причины.

– М?

– Айро, конечно. Айро и моншер случай. А если копнуть глубже, то Крайтер и ты. Нет, я никого не виню. Потому как в таком случае обвинения можно начинать с меня. Или Дейта. Не выбери он меня как убийцу твоего отца, Айро не попала б в мою голову, я бы не угодил в Зыбучую, где меня бы не пытали бессонницей. Но, не угоди ты в тюрьму, Крайтер не прибег бы к такому… Такому изощренному методу твоего вызволения.

– Да, пожалуй, это можно назвать причиной, приведшей нас ко всему этому, – и Разиель красноречиво обвела застывший мир руками. – Но это то, что очевидно. Куда интереснее было бы знать наверняка, отчего Айро материализовалась. Почему для нее ментальная плоскость сменилась вещественной. Я склонна полагать, что она приняла твою бессонницу за сон. Твой мозг обманул ее и она поверила.

– Так же как гениза пытается обмануть наших?

– Почти. Гениза и ментальности действуют в своем пространстве, отражением которого для живых остается сон. Сон как смотровая площадка, с которой можно видеть другой берег. Смерть же это мостик, переброшенный от вещественного мира к миру генизы. Но ты… Ты, будучи живым, ухитрился попасть в ментальную плоскость, место, где материального быть не должно. Твое состояния смесь двух свойств. А если еще точнее – внедрение физических свойств в ментальную среду. Вот посмотри на меня: я чистая ментальность. Я умею летать, проделывать всякие штуки со своим аморфным телом. Для меня даже предметы не существуют. И не проваливаюсь я под землю только потому, что там гениза, которая меня выталкивает. А вот с тобой взаимодействую, что подтверждает твою ментальную составляющую. Но вместе с тем ты сохраняешь физические свойства. Предметы для тебя все столь же реальны и даже воздух, посмотри! Ты рассекаешь его.

– Я думал, что просто ускоряюсь вот и все.

– И это еще одно подтверждение моей теории. Время одинаково везде, а вот скорость процессов разная. Об этом еще Енисей говорил. Выходит, что местные законы не действуют на тебя.

Сейвен вдруг остановился, пораженный внезапной догадкой.

 – Мне это напомнило кое-кого, только в точности до наоборот.

– Ты имеешь в виду мою мать? Я тоже думала о ней – сходство есть. Правда, диаметральное...

– Ага. И пользы от моего положения никакого. Я помню как Крайтер, при всей своей расфуфыренности не смог одолеть ее. А я? Чего могу я?

– Ты, – Разиель взяла его за плечи и внимательно посмотрела в глаза. – Ты чудо, Сейв. Ты ключ к нашему избавлению от гнета Земли. Я, правда, еще не знаю, как воспользоваться этой твоей особенностью.

Она выпустила его из рук, и они продолжили путь.

– Притом, – продолжила Разиель тише прежнего. – Я обязана тебе жизнью.

Сейвен промолчал и задумался. Ему припомнилось яркое сражение между Крайтером и Айро-старшей за генизу Вербарии. И особенно последний аккорд, когда мать и дочь слились воедино, растаяв без следа. «Они стали такими в результате расщепления исходной ментальности. Той, что сберег Делио Флаби. А воссоединение все нейтрализовало. Если так, то встает вопрос: что нейтрализует меня?»

– Ты сравнила смерть с переправой, – произнес Сейвен, когда они уже приблизились к двери лазарета. – Мостиком между разными существованиями. А мне вот представляется насос. Эдакий клапан, по которому биоэфир откачивается из одной бочки в другую. А я как соринка в этом клапане. Застрял. И создаю затор. И ты – первая кого я остановил.

– Скорее как паромщик на переправе…

– Нет, послушай. Я мусор в этом клапане. Собирающий другие соринки, как ты. А что будет, если клапан напрочь закупорится? Если я своим… Э-э-э… Существованием остановлю этот поток? Что тогда произойдет?

– Я не думала об этом.

– А вот подумай. И еще над тем, откуда Айро могла взяться здесь.

Не дожидаясь ответа, Сейвен потянул за ручку и открыл дверь.

Народу в лазарете столпилось много. Все они замерли у одной из коек в каких-то скрюченных и напряженных позах. Вон широкая спина Моргота, занесенный над головой кулак Зака, Лейла с… «Надорванным халатом?» Она неподвижно восседала на полу, будто бы отброшенная ударом. В противоположном углу от гурьбы над предметным столом склонился Енисей. Кажется, он готовил инъекцию.

Все как один сияли голубой аурой, уходящей тоненькими корешками в землю. Общий свет их ментальностей был крепок настолько, что стены кабинета мерцали. Но сквозь тонкое сияние пробивалось что-то землисто коричневое.

– Кажется, мы нашли Олафа, – тихо произнес Сейвен и подошел к изножью койки. – Точно. Только посмотри не него.

Разиель подлетела и сдавленно вскрикнула. Тело Олафа покрывала бурое месиво, напоминающее гноище жирных червей.

– Это он? – Сейвен наклонился и разглядел как всякий грязно-коричневой изгиб червячка состоял из куда более тонких линий. – Он. Струны. Изолирован. Посмотри, его ментальность перенаправлена в него самого же. Гениза его отвергла? Или что?

– Не знаю, – с дрожью в голосе отозвалась Разиель. – Я не знаю что это.

– Ну, это Олаф и его ментальность, по всей видимости. А, судя по нашим товарищам, в действительности с ним приключилось буйство. Смотри, как они пытаются сдержать его. Хм. Он превратился в то, что видел в своем последнем сне. В гниль какую-то. Как думаешь, ментальности подвержены гниению? Своему, особому гниению?

Разиель молчала. Сейвен же был на удивление собран.

– Отчего-то я был готов увидеть его… Таким. А ты разве нет? Я ведь тебе рассказывал о его сне. Какие у тебя предположения сложились тогда?

– Я думала, что ментальности просто просочатся в генизу. Именно этого я ждала. То есть, я предполагала, что на второй, третьей.., десятой ступени угнетения в телах будут тускнеть, а связи, уводящие в почву, крепнуть. Но… Никак не это.

– Значит что-то пошло не так, – хмыкнул Сейвен и осторожно потянулся к кишащей массе.

В том месте, куда метил его палец, образовалась брешь, сквозь которую проступило серое тело Олафа с едва заметным голубым проблеском. «Значит он еще здесь, еще не поглощен генизой земли. Но тогда что это

На решительные жесты масса реагировал столь же шустро. Она точно боялась прикосновений Сейвена, расступаясь перед его ладонями. Затягивались очищенные участки не сразу. Гнойная, зелено-коричневая субстанция точно вскипала на краях проплешин и медленно поглощала очищенные места.

Сейвен скинул куртку и оглянулся на Разиель.

– Отойди к двери, – попросил он. – Не хорошо, если на тебя ошметки попадут.

Он уже было занес руки, но осекся и посмотрел на застывших товарищей. «А вдруг на них попадет эта дрянь? Что тогда?» Проверять не хотелось, потому Сейвен кряхтя и ругаясь, растолкал приятелей по углам, огляделся. Выглядело все до ужаса нелепо и смешно.

– Еще смешнее станет, когда время пойдет своим чередом, – он мельком посмотрел на Разиель. Та в страхе прикрывала ладонью рот и не сводила глаз с прокаженного Олафа. – Эй, всемогущая нимфа. Перестань трястись, я с тобой.

С этими словами он склонился над Олафом и принялся стряхивать с него кишащую гниль. Занятие оказалось утомительным, поскольку масса никак не хотела отлипать от тела. Стоило очисть одно и перейти к другому, как первое уже затягивалось почти целиком. Осложнялось все тем, что извивающаяся пакость никак не давалась Сейвену в руки. Спустя некоторое время упорных растираний, он выработал особую тактику: сгонять порции дряни к пальцам рук и ног. Когда склизь плюхалась на землю, то просачивалась сквозь нее с зелено-красными, металлическими переливами.

Труднее всего пришлось с последней кляксой. Сейвену потребовалось немало усилий загнать ее в левую руку и оттуда выдавить-таки вон. Облегченно вздохнув, он посмотрел на свои ладони. Они светились. Вместо естественного цвета кожи – яркий свет, гаснущий по предплечью так, что у локтей его уже не оставалось.

– Что за ..! – он ожесточенно замахал руками, будто стряхивая языки пламени и помогло – свет померк.

С запоздалым омерзением, Сейвен вытер ладони о штаны, потом снял с крючка полотенце, но, оглядевшись, понял, что, ни на нем, ни на штанинах следов не осталось. Тогда он вернул утирку и оглянулся на Разиель:

– Ты как? В порядке? – та нерешительно кивнула, все еще глядя на Олафа. – Так, пойдем теперь к Диз.

У выхода Сейвен вспомнил о товарищах, вернулся и натужно расставил их по местам. На глаз. После оглядел лазарет еще раз и, прежде чем уйти, изъял из цепких щупалец Енисея шприц с инъекцией. «Так, на всякий случай».

До апартаментов, где располагались Диз и Сейвен, добрались в молчании. Разиель, такая бойкая прежде, не проронила и слова. Сейвен несколько раз порывался заговорить, но так и не решился. «Пусть, помолчит. Обдумает пускай все». К счастью с Диз был полный порядок. Она лежала на кровати, закинув ноги на тумбочку, грызла засахаренную водоросль и читала книгу. Судя по перелистанным страницам она изрядно продвинулась. «Чего там такого интересного?» Сейвен прочитал название на обложке:

– «Пещера обыденностей». Хм. Что это? ­– он оглянулся на Разиель. – Знакома?

– Да, читала в детстве, – отозвалась она, а Сейвен с удовлетворением отметил, что его хитрый маневр сработал и Разиель, наконец, отвлеклась от своего страха. – Детектив с элементами фантазии. Там всего один персонаж, зато какой! Ну и сюжет. Он ложился спать в свою постель, а проснулся в пещере. Когда выбрался из нее, то понял, что оказался на высокогорном плато, с которого нельзя спуститься… В общем, это читать надо.

– Фантазия, одним словом. Ладно, ознакомлюсь на досуге.

«Да уж, фантазия. С нас самих хоть фантазийный роман пиши. Всю ночь читать будешь – не оторвешься».

– Ну и куда теперь? – со вздохом обратился он к Разиель, когда они вышли за дверь. – Айро искать? Но где? И как… Она ведь не сюрприз под деревом. Если не захочет – не найдем.

– Как ты… – Разиель смотрела на Сейвена с восхищением. – Как ты сделал это? Как понял, что нужно делать, когда очищал Олафа?

– Импровизировал. Точно так же как и с тобой. Просто действовал наугад и все.

– Но откуда ты знал, что мне нужно было отойти подальше? Что нужно отстранить других? Не говори мне, что это тоже часть импровизации.

– Да нет никакого секрета, – дотошность Разиель начинала раздражать. – Эта дрянь, что облепила моншера протектора, душила его. Очевидно же. Возможно, не просто душила, а еще и пожирала. Пыталась внедриться, заместить собою… Не знаю уж, что еще. И очевидно, что к тебе, как к чистой ментальности, эта дрянь прилипла б сразу. А может, и нет. Я не знаю! Так же и про остальных. Перестраховка и только.

– Но ты? Откуда ты знал, что тебе ничего не будет?

– Да не знал я. Просто попробовал и получилось. Я ведь ненормальный.

Разиель бросилась к Сейвену и горячо обняла его:

– Ты чудо как ненормален. Я не знаю, чтобы делала без тебя.

– Что ты делаешь? Прекрати. Брось!.. – запротестовал было он, но тут же осекся. – Стой! Не отпускай! Не оглядывайся… Вон она, прямо у тебя за спиной.

Позади Разиель, шагах в десяти, стояла Айро. Ступни ее босых ног не касались земли – она точно стояла на чем-то невидимом, но в то же время четко обозначенном. Прозрачная плоскость изламывала очертания песчаной дорожки под ней, точно чистый ручей мелкое дно.

Неподвижный облик девочки вздрагивал, как от секундных помех и, когда это происходило, она приближалась на шаг. Причем в эти мгновения беззвучие посеревшего мира пронзал тонкий писк. Эти шаги впивались в мозг незримыми иглами, заставляя каждый раз болезненно морщиться.

Облик Айро помрачнел пуще давнего. Некогда голубые глаза налились синевой, провалились в черные круги. Смоляные волосы ниспадали по узким девичьим плечам, преображаясь в прямое и рваное платье. Теперь это уже была не та Айро, что знал Сейвен и даже не та, что он видел припадком ранее. Она стала еще старше, так, будто с последней встречи минуло три года или даже больше.

– Айро, это ты? Или ты мне только видишься? – решился Сейвен на вопрос, когда она подошла вплотную. Айро ничего не ответила. Как и раньше, не сводя с него проникновенного взгляда, она указала на сестру. Взгляд Сейвена задержался на тонкой все еще по-детски хрупкой ладони. Кончики пальцев чернели неестественной остротой. Ногтей как будто не было: вместо них опустошающая мгла.

– Что ты пытаешься сказать? Я не понимаю!

Айро ожесточенно ткнула пальцем в Разиель и та, вздрогнув всем телом, сжалась. Сейвен чувствовал ее трепет.

Лицо девочки исказила гримаса ненависти, глаза заволокла тьма, а волосы на голове зашевелились как от восходящего потока воздуха. Не сводя с Сейвена лютого взгляда она медленно развернула указующую руку ладонью вверх и разжала кулак. На ладони вспыхнул язык черного пламени, заплясал, разгорелся. Казалось, будто этот извращенный пламень питался страхом Разиель. «Или разжигал его?» Теперь она не просто дрожала, Разиель трясло так, что Сейвен едва сдерживал ее. С трясущихся губ срывались короткие, мычащие всхлипы.

Наконец, черное пламя выгорело и на бледной, такой контрастной ладони Айро остался маленький уголек, который она сжала в кулаке. Но сжала уже не его, а громадный кузнечный молот. Он чадил все той же чернильной мглой, будто бы сгорая в застывшей серости. Айро с легкостью подняла молот, подняла и угрожающе занесла над головой.

Tat 13

Тиеф заметил обитель незнакомца издали. Она переливалась громадной дождевой каплей, упавшей с другого неба и не разбившейся лишь потому, что ее поймал лес. Прежде Тиеф видел лес только с высоты, зато теперь, когда они приземлились в его густой тени, он чувствовал вздох каждого дерева, примечал самое легкое шевеленье у корней... Сила чужой земли проявлялась именно в лесах, но никак не в живоглотах, снующих у корней величественных гигантов.

Маленький серый зверек с пушистым хвостом спустился по шершавому стволу. Тиеф, с затаенным выдохом, протянул навстречу руку. Животное не испугалось, спустилось ниже, прикоснулось к протянутому когтю влажным носом и запрыгнуло на руку. Радостное возбуждение охватило Тиефа, когда он почувствовал на себе тепло крохотных лапок. Зверек вскарабкался на плече, приветливо пискнул, но задерживаться не стал – спустился на землю и поскакал к соседнему дереву.

Из благостного отрешения выдернул незнакомец.

 – Пойдем. Осталось недолго, – отрывисто произнес он и зашагал к своей обители.

Едва они выбрались из леса на земляную тропу, как Тиефа хлестнуло чужое присутствие. Краткое, хаотичное, но отдаленно знакомое. Примерно так он чувствовал других избранных, но… Это были не они. Идущий впереди незнакомец остановился.

– Ты почувствовал это? – он оглянулся на Тиефа и тот, догадавшись, о чем идет речь, кивнул. – Что-то не так. Я видел две или три волны. Но настолько плотно стиснутые, что они пронеслись как выстрел. Хм. Верно это последствия снятой защиты. Гениза Земли принялась за свое. Пожирает наших…

Он постоял в молчании, затем жестом подозвал Тиефа и взял его за руку:

– Если процессы в генизе такие шустрые, то и нам самим нужно ускориться. Если вспышка повторится, то упустить ее нельзя. Согласен? Согласен. Ох, тяжеленько же будет нам… Давай, сперва, попробуем щадящий режим. Скажем, втрое медленнее. А?

Тиеф снова кивнул.

– Тогда поехали.

С этими словами мир колыхнулся, стиснулся в точку, сминая вместе с собой Тиефа. Когда же пространство развернулось, точно взорвалось, развернулся и Тиеф, но уже переиначенный.

Деревья, трава, высокое небо и даже солнце – потускнело все, кроме Тиефа, воссиявшего алым пламенем. Сперва он испугался, но потом посмотрел на незнакомца и понял, что метаморфоза коснулась обоих. С одним только отличием: незнакомец горел плотным голубым цветом. В месте, где незнакомец сжимал руку Тиефа, пламя сплеталось, становясь лиловым. Чужой Мудрец тоже стал другим. Он вырывался из незнакомца отвесными клубами голубого дыма, образуя непроницаемую тучу над его головой.

Ходьба превратилась в настоящее безумие. С каждым шагом Тиефа точно размазывало по времени и пространству. Едва он заносил ногу, как та оказывалась сразу в начале движения и на ее излете. Он ощущал себя как Тиефа настоящего, прошлого и будущего. В некотором роде залипание позволяло заглянуть вперед: последний, еще не свершившийся, Тиеф знал то же, что и прошедший.

Уже у самого входа странная вспышка повторилась. Присутствия стали детальнее, живее и оттого непонятнее. Незнакомец замер, напрягся и пространство замерло окончательно. Оно стало не просто выцветшим, а абсолютно серым. Теперь Тиеф не шел, а тек, невольно сравнивая себя с ручьем песка, где каждая песчинка являлась им самим, обособленным во времени и пространстве…

Обитель пришельцев раскинулось над ними просторным куполом, совершенно непохожим на пирамиды Мудрецов. Внутри росли деревья, стыла в заключении река, а с центральной возвышенности, походившей на гладкий вулкан, срывался водопад. По дороге встречались соплеменники незнакомца. Захваченные врасплох скоростью, они каменели в суетных позах, совершенно не замечая проплывающих мимо них существ.

Место, куда вел его незнакомец, оказалось пустым. Но где?! Где те, кого он так стремился отыскать?! Тиеф чувствовал досаду спутника как свою, его разочарование и страх… В смятении они покинули чудную округлую пещерку и уже, было, собрались разорвать сплотивший их замок, как последовал очередной взблеск.

Тугая, дрожащая плеть хлестнула его чернотой. Она не походила не предыдущие и оттого еще сильней взволновала незнакомца, ринувшегося к ее источнику.

Тиеф, растянувшись вереницей шагов, едва поспевал следом. Он с ужасом представлял, как зыбкая связь, удерживающая в рамках целого, рвется и его размазывает по пространству и времени. Бесконечно много Тиефов, навсегда застывших в зеркальных гранях вечного и пустого…

Вдруг незнакомец остановился. Его аура вздымалась и опадала как от тяжелых выдохов. Изредка по ней пробегали тонкие веточки молний. Казалось, что еще чуть-чуть и он упустит время, рьяно стремящееся в привычное русло.

Они остановились близ странной, но живой троицы. Один был обычным, таким же, как незнакомец в своем первозданном обличии. Другой – пламенно-лазурный. Он в страхе жался к первому. А вот третий… Третий стоял напротив первых двух и держал на вытянутой руке язык черного пламени. Было в нем что-то… Что-то нечеткое. Зримое преломлялось вокруг него, как преломляется свет в куске хрусталя.

Черное пламя выгорело и в руке у темного появилась дубина, которую он занес над головой. Обычный что-то кричал, но темный его не слушал. Тогда он порывисто развернул лазурного лицом к противнику, еще раз что-то выкрикнул и, видимо, не получив должного, отбросил себе за спину, в последний момент прикрывшись от удара рукой.

Яркая, черно-белая вспышка озарила пространство. Оружие черного отскочило от побелевшей руки обычного. Он мельком оглянулся на отброшенного назад товарища, крикнул что-то в лицо черному и отразил повторный удар. На этот раз и удар, и последующая вспышка оказались гораздо сильнее. Обычный устоял, что привело в неописуемый гнев черного. Он перехватил оружие обеими руками и, с беззвучным криком, обрушился на противника.

Вспышка от удара оказалась настолько мощной, что Тиефа и его незнакомца отбросило назад, оглушило. Когда восприятие прояснилось, то они увидели, что обычный перестал быть собой. Его руки, грудь голова потеряли четкость и ослепительно сияли. Он не замечал собственного преображения, продолжал что-то выкрикивать, но темный оставался глух в своей ярости.

Град ударов слился в сплошной поток, причиняющий страшную боль. Тиеф беззвучно стонал, ему вторил незнакомец, который только и мог, что цепляться за ускользающее время.

Тяжелый вал света внезапно погас – противоборцы схватились вручную. Обычный теперь полностью состоял из света, но и черный стал другим. Из маленького и щуплого существа он превратился в страшного гиганта с продолговатым черепом и костлявым изорванным телом. Одна его рука ветвилась живыми корнями, другая – прямая и длинная – угрожала остротой.

Теперь уже яркий поймал острый выпад темного. Оружие застряло во вскинутых над головой руках, и Тиеф понял, что ему удалось схватить клинок ладонями. Темный рвался, но высвободиться не мог. Тогда он пустил в ход вторую руку, стегнув ей яркого как плетью. Серия мелких, лопающихся вспышек и темный раскрыл пасть в беззвучном крике – корешки его ветвистой длани сгорели до основания.

Трещины света расползлись по застрявшему клинку, и он не выдержал, рассыпался черно-белыми осколками. Темный отступил на два шага, прижимая надломленное оружие к груди. Яркий прыгнул на него, схватил за массивную шею и, упершись в грудь ногами, рванул на себя.

Тиеф предвидел взрыв, что рассеивает их с незнакомцем. Инстинктивно, точно прикрываясь руками от смертельного удара, он толкнул незнакомца, а сам бросился в другую сторону. Связь оборвалась и они вывалились в реальность.

– СЕЙВЕН!!!

Под рокот земли, хруст дерева и треск каменьев к ним мчался крик. Нет, то был не крик. То был противоестественный вопль боли и страха.

– Сейвен! – уже тише, без невозможных обычным интонаций, повторил голос. – Сейвен… Я не могу без тебя.

 На сырой земле в кустах, где Тиеф обнаружил себя, стонал еще кто-то. Борясь с непослушным телом, он повернулся на бок. Стонал незнакомец. Вокруг него растекся лужей и побулькивал лазурный Мудрец. Тиеф поднялся на ноги и помог встать товарищу. Держась друг за друга, они выбрались из кустов.

Яркий снова стал обычным и теперь стоял как ни в чем ни бывало. Напротив него едва держалось на ногах другое создание – то самое, что в страхе прижималась к нему в застывшем пространстве. Оно потеряло лазурный цвет и теперь выглядело как обычный незнакомец.

Из полукруглого вместилища неподалеку выскочил еще один инородец и завопил:

– Что за грохот?! Сейвен! Что тут, мать вашу?!. – он бросился к ярчайшему, но вдруг заметил израненного. – О, хранители! Что с Разиель?! Сейвен! Не стой столбом, беги скорее в лазарет за носилками!

– Не надо, Диз. Там сейчас своего дерьма хватает.

– Но Разиель! Она же!..

– С ней все в порядке. Вон, смотри, на царапины, только кровь запеклась.

Крикливый обычный поспешил увести израненного туда, откуда только что выскочил. Эти последние инородцы отличались от его спутника или от ярчайшего. Они выглядели как-то округлее, тоньше, имели несколько дополнительных выпуклостей на груди и длинные космы светоулавителей на головах. Наверное, другая разновидность.

– Сейвен! Сукин ты сын! – выкрикнул спутник Тиефа, видимо привлекая внимание ярчайшего. – Изволь объясниться!

Только теперь ярчайший заметил выползших из кустов товарищей, глаза его округлились и он растерянно переводил взгляд с одного на другого.

– Крайтер?

– Нет, демон тебя дери, мышиный король! Что это была за пляска с ускорением? И где!..  Что! Что с Разиель?! – он бросил руку Тиефа, порываясь догнать тех других, но покачнулся и едва не упал.

– С ней порядок. Дай только пять минут прийти в себя и она сама выйдет. Вон, погляди, – он взмахнул рукой, указывая на длинную полосу разрушений, перечеркивающую чуть ли не всю полусферу обители. Вспаханный грунт, развороченная дорожка, вывернутые и раздробленные в щепы деревья. – Это все ее стремления к единению. Хорошо хоть жилые скорлупки вне траектории оказались… А это кто?

– Эт... Эт.. Это… – спутник раскрывал рот, беспомощно силясь что-то выговорить. Тиеф подошел к нему, положил руку на плече и тот точно очнулся. – Это пришелец. Добрый. Один из тех, что прилетели следом за нами на землю. Они беженцы с красной планеты.

– Он не опасен?

– Нет, нет. Нет. Правда у них там что-то стряслось… – он снова запнулся. – Это долгая история. Дай пройти к Разиель. И что это все было? Ты расскажешь, наконец?!

– Хе-х, это история не короче. Хорошо, идемте. Скажи-ка, добрый пришелец, – ярчайший пристально взглянул на Тиефа и тот почувствовал в его взгляде что-то, что заставило его почтительно склонить голову. – Твоя ментальность... Ваши ментальности. Они ведь красные, верно?

Тиеф задрожал. Он с трудом поверил услышанному. Последние слова ярчайший произнес на чистейшем выдохе Ра.

Tat 14

На учиненный Разиель погром сбежался весь купол. Сперва Сейвен мужественно отбивался от вопросов, но вскоре плюнул и только пожимал плечами, мол, сам ничего не знаю. Время от времени он оглядывался на скорлупку Диз, в которой так заблаговременно скрылись Крайтер с иноземцем. «Да что они там возятся все?»

Наконец, дверь раскрылась шире и на пороге появились Разиель в красно-черном походном платье Диз. Следом вышла хозяйка пристанища все в тех же коротких черных шортах и белой майке. Она захлопнула за собой дверь, давая понять, что вышли все, кому следовало.

– А как же?.. ­– заикнулся было Сейвен о ментальных спутниках, но Диз зашептала на него:

– Только не сейчас! Его дружка’ народу нельзя показывать. Пойдемте в верховой кабинет, – и она устремилась к лифту, увлекая за собой остальных.

Едва поднялись в кабинет протектора, как Сейвен грянул на весь купол в интерком:

– Вербарианцы! Говорит Сейвен. Происшествие никак не связано с вашими кошмарами, пришельцами или еще чем-то. Во взрыве повинен исключительно я сам, случайно разрядивший в стенах купола плечевой ракетомет. Поэтому попрошу не множить слухи, тем более, что никто не пострадал. – Немного подумав, он добавил: – Я хотел бы пригласить компанию из лазарета в верховой кабинет. Тем более, что моншер Олаф… М-м-м здоров. Совершенно здоров. Поверьте ему уже, наконец. И да, древние. Если найдете минуту, почтите нас присутствием.

– А зачем тебе древние? – приподняла бровь Разиель, к которой окончательно вернулось самообладание.

– Да так, – вздохнул Сейвен. – Они связаны с первопричиной всего. Может что-то новое доскажут.

– Тебе что-то открылось?

– Кое-что, – неопределенно повел рукой Сейвен и посмотрел на Диз. – Я расскажу. В смысле мы расскажем. Только дождемся, как все соберутся.

Очень скоро двери с треском растворились. Суровые Моргот и Зак ввели под руки растрепанного и крайне сконфуженного Олафа. Скупо поздоровавшись, они прошествовали к ряду стульев у прозрачной стены, где и уселись, не выпуская моншера протектора из рук. «Видимо так, на всякий случай».

– И как понимать весь этот дурдом? – строго поинтересовался вошедший следом Дейт.

­– Сейчас все будет, ­– ответил Сейвен, жестом приглашая вопрошающего присесть. – Немного терпения.

С минуту Дейт изучал лицо Сейвена, потом хмыкнул и уселся на стул между Лейлой в надорванном халате и психоботом, державшем наготове знакомый шприц. «Видимо так, на всякий случай».

Разглядывая молчаливую компанию, Сейвена остановился на понурой фигуре Олафа. «Интересно, каков он сейчас?». Чтобы осмотреть собравшихся с той стороны, он нырнул в плоскость ментальностей. Теперь для него это не составляло труда.

Первое, что бросилось в глаза, это мерцание оболочки купола над головой. Переливы лазури вернулись и означало это только одно: Крайтер вернул свою креатуру. Ментальности вербарианцев трепетали слабо, едва нарушая пределы своих плотских вместилищ. Струны, еще недавно вонзающиеся в землю, сейчас тянулись от их тел в стороны, как крохотные лучи. В сиянии близкого купола все они, ощетинившиеся множеством жгутиков, напоминали морскую медузу. Сейвен зажмурился, прогоняя неприятное отождествление. «Единый организм… Правильно всё – все ментальности, как один организм».

– Ты теперь и так можешь!? – услышал он удивленный возглас Разиель и обернулся к ней.

– Могу, Разиель. Еще и не так могу.

– Но откуда?! Как?!

– Потерпи. Не хочу об одном и том же сто раз рассказывать. Лучше посмотри на работу Крайтера, – и он обвел рукой раскинувшееся над ними великолепие. – Он догадался, что нужно сделать в первую очередь. Так что вы теперь в безопасности. На какое-то время. А теперь сядь в свою одежду. Я возвращаюсь.

– Сейвен ты… – Разиель не сводила с него взгляда. – Ты иной.

– Да брось ты. Я просто сломался.

– Ты светишься изнутри. И… – она дотронулась до его шеи. – Ты теплый. Я – ментальность, чувствую твое тепло!

Сейвен осмотрел всего себя, но не обнаружил никакого света и тем более какого-то особого тепла. Чтобы не затевать спор, решил просто согласился:

– Да, возможно. А теперь, поди, сядь назад. А то народ от нас шарахаться начнет.

Только Сейвен успел вернуть миру цвет красок, как дверь отворилась, и на пороге возник Крайтер собственной персоной.

– Здорова, мышата! – громогласно поприветствовал он собрание и отступил на шаг в сторону: – Вот, прошу любить и жаловать. Наш инопланетный брат по разуму!

Через порог переступило существо, вызвавшее всеобщий вздох удивления.

– Его Тиеф зовут, – добавил Сейвен, прежде чем вновь нырнул на ту сторону.

Перед ним полыхали два костра: один светло-синий, другой ало-красный. Первым являлся Крайтер, а второй воплощал Тиефа. Отличались они меж собой только контурами физически оболочек и, собственно, цветом. Их «огонь» больше всего напоминал струю краски, впрыскиваемую в прозрачную воду.

На всеобщем голубоватом фоне ало-кровавое марево Тиефа разительно выделалось, подчеркивая иное происхождение. «Не просто рождение на другой планете. Если бы в этом все и заключалось. Цвет, как признак, свидетельство кардинально иной ментальности. Иное свойство, иная сущность, иная цель».

– Спокойнее, Тиеф, не нервничай, – обратился Сейвен к смущенному пришельцу, когда вернулся назад. – Для нас ты слишком… Иной. Дай время привыкнуть к твоему облику. Если захочешь что-то сказать, говори, я передам.

– Спасибо, светлый, – Тиеф склонился в поклоне.

– Зови меня Сейвен.

Отчего Сейвен понимал далекого гостя как остальных, он и себе объяснить не мог. Слова, звуки – все то, что облекало смыслы в форму утратило былую необходимость. Не только с Тиефом, а вообще со всеми, Сейвен теперь только так и говорил. Он делился смыслом, и остальные воспринимали его так, как им было удобно.

Двери отворились в очередной раз и вошла зеленушная троица. «Явились-таки». Сейвен не питал иллюзий по поводу их лояльности. Если древние и знают что-то, то просто так вряд ли расскажут. Их нужно было уличить в компетентности. На мгновение Сейвен опять нырнул в ментальную плоскость. Ему хотелось удостовериться в догадке относительно потустороннего лика древних. «Так и есть». Серые, безликие, выцветшие тени. «Искусственные. Как Енисей».

– Итак, – обратился к собранию Сейвен. – Вроде все на месте. Разиель, прошу, начни. У тебя это выйдет лучше. А я продолжу с самогоинтересного места.

– С самого начала?

– Начни со снов. В особенности со своего. Ну и… Откровенно, до нашего взрывного единения.

Разиель вздохнула, украдкой посмотрела на Крайтера, помолчала немного, собираясь с мыслями, и завела рассказ. Сейвен же уселся на край стола и, наглухо огородившись от рассказчицы, стал переводить для Тиефа. Вместе с этим он приготовился следить за реакцией слушателей. Особенно его занимали древние.

Но плоские лица древних сохраняли бесстрастие. Вот кто, действительно, реагировал бурно, так это Крайтер. В особенности в той части, которая касалась Разиель и ее помещения в голову Сейвена. Едва заслышав об этом, он вскочил, кулаки его побелели, но, под умаляющим взглядом Разиель, быстро сник и уселся на прежнее место. Его плечи опустились, а голова склонилась низко-низко. До самого конца повествования он больше не пошелохнулся.

– … Я не чувствовала физической боли, – завершала свой рассказ Разиель. ­– Мне было больно от страха. Это боль совершенно другая, за гранью тела, стоящая гораздо выше и оттого сильнее ранящая. И если физическую боль можно унять, уколом, прикосновением клирика или шоком, то эту боль могло успокоить только единение с ним, – она посмотрела на Сейвена.  – У меня все. Продолжай теперь ты.

– Заранее хочу предупредить, – Сейвен пожевал губами, аккуратно подбирая слова. – Мой рассказ он… Не будет похож на обычный рассказ. Вы все увидите сами. Это будет… Полезнее. Вы… Яснее поймете с чем столкнулись.

Он поднялся.

– Внимайте.


* * *

– Айро, остановись! – выкрикнул Сейвен и повернул Разиель лицом к надвигающейся угрозе. – Разиель, посмотри на нее! Посмотри!

Он надеялся, что взгляды сестер встретятся и вернут их в действительность, но не вышло: от ужаса Разиель не смела раскрыть глаз. Тогда Сейвен отбросил ее за спину, едва успев прикрыться рукой от опустившегося молота.

Удар оказался совершенно безболезненным. Сверх того, ему захотелось подставляться под эти раззуживающие удары. Он оглянулся на Разиель, хищно осклабился и метнул пристальный взгляд в провалы глаз Айро.

– Нет, ты не Айро. Но я знаю кто ты.

Очередной удар вспыхнул утренним сном и, чтобы запомнить его получше, Сейвену требовались новые атаки. Темная сущность не заставила себя ждать.

То, что под видимостью Айро прятался Атодомель, Сейвен уже не сомневался. Зачем? Ответ напрашивался один – втереться в доверие и ударить исподтишка. Но, то ли настоящая Айро помешала ему, то ли Первый сам перестарался, только камуфляж вышел противоестественным. Подвох был, но в чем – разобраться не доставало времени. Сейвен был занят собой.

Яростные удары точно сбивали с него окалину. Он чувствовал, как преображается под их градом, как выковывается во что-то совершенное иное, способное противостоять даже Первому. В одно из мгновений он решился на контрудар – вцепился в маску и сорвал ее. Это оказалось настолько просто, что он немало удивился своему успеху.

Сейвен смотрел на Атодомеля, на его бессильное исступление, но видел совсем другое. Сквозь удары он видел себя, чувствовал, как его физическое и ментальное сливаются воедино. Точно мысль, рожденная сознанием, охватывающая всё и всё в себе же заключающая. Представляемое и действительное стали для него одним и тем же. Стали им самим.

Сжимая над головой черный клинок, Сейвен играл, как играют с воспоминанием. Можно что-то домыслить, что-то подзабыть... Этого ли хотел Первый? Мог ли он предположить, с чем столкнется в его лице? «Кто знает. Быть может это часть его нового плана».

– Еще увидимся.

Клинок взорвался мириадой черно-белых осколков. Атодомель отступил на шаг, другой, но Сейвен запрыгнул ему на грудь и оторвал голову.


* * *

Едва привстав с краешка стола, Сейвен снова уселся. Его рассказ продлился не больше секунды, но этого вполне хватило. Впечатленные увиденным товарищи, повскакивали со своих мест. Не возмутились только Енисей и Древние. До них послание точно не дошло.

Со всех сторон посыпались вопросы:

– Как такое возможно?!

– Первый жив?!

– Ты ли это вообще?!

Сейвен ждал, пока они выговорятся. «Ага, куча вопросов, а за ней еще одна. Только вот я сам мало что понимаю, отчего, да почему».

– Народ! – воскликнул он и все замолчали. – Я никакой не хранитель. Я не знаю сути мироздания. Вот так получилось. Не знаю. Знаю, что теперь вижу все глубже. Все для меня точно сон. После стольких дней бодрствования я наконец-то уснул. Но я знаю, что это не так. Мир построен гораздо сложнее, чем мы представляли себе. Из-за бессонницы, своего... Мозгового увечья я провалился в это... Состояние. В эту фазу. Да, в ментальную фазу. И кого я там нашел? Первого. Как он туда попал догадаться несложно. Он знает о ментальном состоянии больше всех нас вместе взятых и умеет в него проникать.

– Ты ведь его обезглавил, – глухо проворчал Моргот.

– Это была только форма. Настоящий он там, на Вербарии. Ведь верно? Ваш господин там, наверху? – глядя на древних, Сейвен указал пальцем вверх. – Что вы знаете о нем на самом деле?

Старший учтиво поклонился:

– Мы знаем только то, что видят создания в своем создателе.

– Енисей! – не оборачиваясь, окликнул психобота Сейвен. – Что ты знаешь о своих создателях?

– Бззт. О Первом я нитчего не знаю. Меня ззоздали люди. О людях я знаю практичезки взе. Будуцчи только что зобранным я, конецчно, понимал мало, но долгое время провел в Вечнозти и там взе узнал.

– Вы такие же, как Енисей. Ваша природа искусственна и оттого не блестит. Вы – органические психоботы собранные Атодомель для высева жизни. Как люди создали Енисея для надзора за спящими. Не без участия Первого, я уверен. Вы так же бессмертны, мудры и никогда ничего не забываете. Так, что вы знаете о нем? Что вы знаете о Первом?

Старший не отвечал. Сейвен заметил, как уголки его бескровных губ опустились.

– Он Первый, ибо часть того клана жизни, что появился прежде остальных, – неожиданно заговорил Младший, а два других синхронно повернули к нему головы. – Первые шагнули из небытия, когда космос был еще плотен и мал. Когда еще не было ничего сущего. Вы их далекие потомки, рожденные в жидком растворе космоса. Рожденные в тех или иных условиях вы обретаете набор свойств, запечатленных ментальностью. Индивидуальный разум ничего не значит, он мал и слишком субъективен. Значение имеет его совокупность. Гениза. Первые полагают, что в их сочетании они найдут свое перерождение. Поэтому мы сеем жизнь. Поэтому они пожинают ее.

– Ты, репликант Сейвен, – продолжил Средний. – Аномалия, ментальность, лишенная всякого цвета. Ты парадокс жизни, не вписывающийся в ее систему. Энтропия разума. Разрушительная угроза для всего сущего.

– Только я еще ничего не разрушил, – сурово парировал Сейвен. – В отличие от вашего благодетеля, тиранившего Вербарию и сжегшего ее дотла!

– Иначе не бывает, – невозмутимо ответил Старший. – Жизнь это только процесс. Восхождение к вершине, но не она сама.

– Вы... Хотите сказать, – хриплым, глухим голосом вступил Олаф. – Хотите сказать, что миллионы жизней, погибших на Вербарии, ничего не значат? Что они просто сор?

– Тело, это только чувственный кокон. Вы, люди, должны понять.

– Но ведь с телами погибли и ментальности! – в гневе выкрикнул Олаф. – Им ведь некуда было деться!

– Несколько миллионов, это капля из того, что заключено в генизе, – древний улыбнулся и в упор посмотрел на Сейвена. – Тем более ваш вид явно перезрел.

– Ну, знаете ли! – возмутилась Лейла. – Мы вам не капуста какая-то! И... И хватит! Теперь у нас есть Сейвен, так что мы будем жить сами по себе!

– Вы вправе бросить вызов, ­– учтиво склонились в поклоне Древние. – И вправе понести поражение.

– Это уж наша забота, – сурово подытожил Дейт. – Зак, Морогот, не сочтите за труд, препроводите троицу в место заключения. Дорогу знаете?

– Да, – кивнул Зак. ­– Я знаю. На минус первом есть бетонный короб.

– Годится.

Заключенные и конвоиры вышли.

– Каковы, а? – негодующе всплеснула руками Лейла. – А мы-то к ним, да со всем почтением! А оказывается… Оказывается они все время наблюдали за нами и докладывали ему!?

– Похоже на то, – кивнул Сейвен.

– Светлый… – услышал он голос иноземца. – М-м-м. Сейвен. Кем были эти зеленокожие создания?

Сейвен объяснил.

– Кажется, мне знакомы такие же, только наши, – нерешительно продолжил Тиеф. – Правда они были могущественны. Я осмелюсь предложить запереть их очень тщательно. Если они доберутся до Мудреца, до… Креатуры вашего избранного, все может закончится бедой.

– Крайтер, креатура в безопасности? – настороженно поинтересовался Сейвен и добавил в ответ на мину недопонимания. – Тут пришелец говорит, что древние могут умыкнуть ее.

– А-а-а, – протянул тот в ответ. – Как эти те, которые его… Нет, не получится. Пока у меня в руках эта штучка, – он достал из кармана металлический диск. – Я полноправный властелин ментальностей. Скажи ему, что бояться нечего.

Сейвен перевел слова Крайтера.

– Это хорошо. Тогда я… Я хотел бы рассказать историю своего народа, – Тиеф потупился. – Она связана с вашим народом. А еще рассказать о том, что мы принесли сюда сами того не ведая. Я слушал рассказ лазурной Разиель. И, кажется, мне кое-что стало понятно. Понятно, что случилось с мудрым Олафом.

– На этот счет у меня есть свои догадки, – Сейвен пожал плечами. – Мне интереснее послушать про ваших древних. Рассказывай, а я буду повторять для остальных.

Tat 15 (mittlerer Deal)

Лязгнула дверь, щелкнул массивный замок, и древних поглотила тьма невольницы.

– Счастливо оставаться, – холодно попрощался Зак и они с Морготом зашагали к лифту. – Фу-ты, ну и штиль же здесь. Жутко, как в могиле.

– Да, навевает неприятные воспоминания о вчерашнем… Сне, – согласился Моргот. – Может свет оставить включенным?

– Обойдутся! Давай, идем скорей.

Смолкли звуки поднимающегося лифта, и коридор минус первого погрузился в тишину.

– Есть разговор, – Сейвен прислонился спиной к стене каземата. «А ведь еще совсем недавно тут Олафа держали…» – Только открыто, идет?

Строенный смех стал ему ответом. Древние повернулись синхронно, являя надменные, застывшие на бескровных губах ухмылки.

– Сейвен, мой самый удачный репликант, – эхом произнесли они. – Признаюсь, я проглядел твой реальный потенциал.

– Не много ли ошибок для Первого? Вспомни Кетсуи-Мо и ее Вечность. Вспомни Айро. Кстати, как она?

– Приди и посмотри. Для тебя это не составит труда.

– Думаешь? Я ведь просто сломавшийся репликант.

– Нет, не просто.

– Чем так ценны вербарианцы? Эта ценность во мне проявилась, ведь так?

– А почему я должен рассказывать тебе?.. Впрочем, информация для любопытства. Взамен ты поделишься со мной такой же. Идет? – Сейвен кивнул. – Ваши отдельные ментальности несоизмеримо сложнее некоторых гениз. Твоя теперешняя форма это подтверждает. Однако потенциал чрезвычайно компактно свернут и его высвобождение известно одному тебе. Я знаю только свою часть, а этого недостаточно для повторения опыта. Вербарианцы могли бы существенно приблизить возвращение.

– Возвращение к чему?

– К целостности. Наша цель помочь космосу вспомнить себя. Собрать его разум. Но ты, Сейвен, не его часть. Ты чужой голос в его голове. Если вас таких станет много – космос сойдет с ума, – троица неприятно рассмеялась. – Я ответил на твой вопрос. Теперь ответь на мой. Кто такая Айро?

– Маленькая девочка, – не раздумывая, ответил Сейвен. – Заблудившийся свет в твоем темном лабиринте.

– Что ж, отлично, – незамысловатый ответ удовлетворил Атодомель более чем. – Превосходно. Я жду твоего возвращения, репликант Сейвен. С нетерпением жду.

На лица древних вернулись учтивые полуулыбки. Они поклонились, как бы говоря, что беседа закончена.


* * *

– Итак, друзья, – Сейвен хлопнул в ладоши, едва Тиеф закончил свой рассказ. – Какие есть соображения?

– Давай-ка сперва ты, – усмехнулся Крайтер. – А мы, если что, подхватим.

– Можно и так, – кивнул Сейвен. – Думаю, все уловили сходство между Мудрецами Ра и древними Вербарии? Скажу наверняка: это одни и те же создания. Только в первом случае они получили власть над генизой, а во втором – нет. Но и те и другие – приспешники Атодомель.

– Он действительно жив? – вопросительно поднял бровь Дейт Сауро.

– Да, жив. Он на Вербарии. Как и Айро. Она тоже там.

Крайтер и Разиель одновременно вскочили со своих мест, но Сейвен жестом усадил их обратно.

– Об этом чуть позже. Возвращаясь к Мудрецам Ра. Они здесь и они в генизе земли. Нам повезло, что сломились только двое. Третьего утащили уже позже… Но не важно. Будем считать, это ментальное существо в единственном числе. Какие цели преследует этот зверь я не знаю. Но явно не благие. Олаф, как вышло, что вы очутились в лазарете?

– Поззвольте мне поязнить этот момент, – вступился Енисей. – Монзжер протектор зобиралззя покончить з зобой. Но везьма изощренным зпоззобом. Он, как выраззилзя ззам, хотел раззтворитзя в оболочке купола. В дейззтвительноззти он бы просто захлебнулзя.

– Я думал, что это все сон, – глухо произнес Олаф, ни на кого не глядя. – Даже не так. Нет… Проклятье! Я не могу словами объяснить как это, и что было. Я чувствовал себя… Грязным, грязным изнутри, каким-то протухшим. Мне нужно было отмыться, окунуться во что-то светлое, прохладное. Я видел перед собой только шлюз в оболочку купола. Я помнил, что там была креатура Крайтера и шел к ней, как к очищению.

–Да, тзак взе и было. Мозжер Олаф брел именно туда. Разжвыривая по дороге тех, кого привлекало его угловатое, неезтеездвенное поведение. Так он и очутилзя в лазарете. Я зобрался вколоть ему дозу транквилиззатора, но он вдруг узпокоилзя. Теперь, конечно, понятно почему.

– Субстанция, поглотившая Олафа, была землисто-коричневого цвета. Я не мог понять, почему именно коричневая до тех пор, пока не появился Тиеф. Их ментальности имеют красный цвет и, в смеси с зеленым цветом генизы Земли, дают коричневый. То, что объяло моншера Олафа – результат слияния.

– Комбинированная ментальность, – в нерешительности произнесла Разиель. – С новыми свойствами. Если бы Олаф добрался до оболочки купола и потонул в ней, то эта ментальная смесь осталась бы внутри, и когда Крайтер вернулся бы, то…

– Возможно, креатура оказалась бы отравлена. Возможно, нет. Но то, что этот Мудрец целенаправленно влияет на людей – вещь вполне очевидная. Как очевидно и то, что пока Атодомель существует, покоя нам не видать... Я отправляюсь на Вербарию. Я и Разиель. Вместе мы постараемся отыскать генизу, проникнуть внутрь и окончательно решить с Первым. Но кто-то другой, – он многозначительно посмотрел на Крайтера. – Должен будет выкорчевать Мудреца Ра из молодой Земли.


* * *

Вчетвером они сидели в буфете купола и припоздало завтракали. Причем, действительно завтракать требовалось одной Диз. Сейвен поднес вилку ко рту, вздрогнул и вернул ее назад. Внезапно он разобрал тот спектакль, в котором они безотчетно играли людей. Он обвел взглядом сотрапезников, остановившись на Диз, что с аппетитом уплетала буро-зеленую массу. «Что за пропасть теперь между нами? Ни перелезть, ни перепрыгнуть. Можно только кричать, да слышать эхо в ответ... А я смог бы стать криком?»  

Правда было одно но – сегодняшний Сейвен отнюдь не вчерашний, и неотвратимое повернуть-таки можно. «Главное понять как». Согласно покивав самому себе, он подобрал вилку и продолжил завтрак. «С Разиель тоже все разъясним. Но сперва Атодомель».

– Так значит, на Вербарию, – Крайтер прикончил завтрак, откинулся на спинку стула и причмокнул, извлекая застрявший меж зубов кусочек. – Без меня?

– Да, – Сейвен отодвинул тарелку и посмотрел на товарища. – Мы с Разиель справимся сами. Тем более, выбора у нас нет. А задержаться на Земле должен именно ты. Кроме тебя некому защитить вербарианцев.

– Как это некому? А ты? Тиеф тебе в этом поможет. Вон, какое у вас взаимопонимание организовалось.

– Насчет Тиефа все решится к вечеру. Енисей уже собирает переводчик. Он сказал, что уловил лексико-семантические взаимоувязи. Так что понимание будет достигнуто.

– О, как заговорил! Лексико-семантичские ля-ля-ля! – Крайтер стукнул кулаком по столу так, что подскочила вся столовая утварь. – На Вербарию должен отправиться я, понял?

– Нет, не должен. Вербария тебе не по зубам.

– Знаете что, – Диз смерила обоих холодным взглядом. – Пока вы тут будете выяснять кто круче, мы с Разиель вон за тем столиком спокойно завар допьем. Идет?

– Как дети, честное слово, – презрительно фыркнула Разиель и они, прихватив с собой кружки, выбрались из-за стола.

С минуту оба молчали. Крайтер уставился на свой кулак как на брошенный камень. Он сам как будто окаменел. Сейвен ждал, пока товарищ достаточно успокоится, чтобы начать разговор без эмоций. «Таких ненужных сейчас эмоций». Ведь вместо споров о том, кто вернется на Вербарию, Крайтер должен был узнать неприятную, но важную вещь относительно Разиель. «Вот как бы он не взбесился по-настоящему…»

– Я давно уже планировал, как вернусь туда, – хрипло проговорил Крайтер. – Как разыщу Айро и восстановлю Вербарию по тем воспоминаниям, что в генизе. Понимаешь? Оживить ее. Воскресить. А вот теперь… Моя мечта исполнится для тебя, Сейвен. И ты… Ты воруешь не только мою мечту, но и мою любовь.

Не сговариваясь, они оба посмотрели за соседний столик, куда сбежали девушки. Сейвен поднес к губам кружку и отхлебнул терпкого завара. Он ждал продолжения накипевшей озлобленности, но Крайтер глубоко вдохнул, выдохнул и тоже приложился к пузатой кружке. Было видно, как тряслись его руки, как ноги отбивали нервную дрожь, как часто пульсировала артерия на покрасневшей шее… «И все-таки он больше человек, чем ментальный фантом. Так, а что же тогда я?»

Сейвен поставил кружку, одернул рукава куртки и придвинулся ближе, опершись локтями о край стола.

– Я должен тебе кое-что сказать. Очень важное. Очень. Насчет Разиель.

Не отрывая взгляда от соседнего столика, Крайтер меланхолично кивнул. Сейвен невольно скривился, осознавая, насколько тяжело ему сейчас дается видимость спокойствия.

– Я не могу ручаться, но мне думается, что та, на которую ты смотришь, вовсе не Разиель.

Лихорадочное подпрыгивание ног под столом остановилось. Стремительно бледнея, Крайтер перевел взгляд на собеседника. В его глазах застыл ужас.

– Вернее, – поспешил уточнить Сейвен. – Ее ментальный оттиск. Отпечаток, застывший в моем мозгу. Я чувствую, что это именно так. У меня нет никаких доказательств, кроме ощущения. Крайтер. Если я прав в своих опасениях, то настоящая Разиель где-то в глубине генизы Земли. И отыскать ее сможешь только ты. Возможно, я ошибаюсь. А если нет? Если она настоящая там – ждет тебя? По ментальным меркам ждет уже очень и очень долго. Подумай, если я прав, то ее может найти существо Ра. Тогда из пучины ментальностей вынырнет настоящее чудовище, в чьем лице ты потеряешь ее навсегда. Так что остаться лучше все-таки тебе. Возвращение на Вербарию, это не мечта, а проклятая необходимость. Прежде всего, чтобы покончить с Первым. Ты сможешь с ним совладать? Я, по крайней мере, могу попробовать сделать это. А ты попробуй сберечь вербарианцев и спасти… Свою любовь.

На обескровленном, неподвижном лице Крайтера оживились только глаза. Несмотря на обретенную проницательность, Сейвен не мог с уверенностью сказать, что именно отражалось в них. Страх? Боль? Сожаление? «Скорее все сразу».

– Помнишь ту гранату, напалмовую стекляшку, что я разбил в Лонции о дверь штаба гелионцев? Ведь все это началось с нее. Если бы не она… Сидели бы мы на своей Вербарии, жили спокойно и не знали ничего. И ничего бы не было.

– Граната тут не причем. Незачем взваливать на себя ответ, по столь косвенным поступкам. Тем более, что все началось задолго до тебя. Когда умерла Айро-старшая и Делио спятил, например. Или когда Атодомель развязал Ту войну. Или когда его племя выбрало нашу звездную систему для посева жизни. А может, – тут он подался вперед, наваливаясь всей грудью на стол, и прошептал. – Когда космос разродился именно солнечной системой, а? Насколько глубоко ты сможешь проникнуть во взаимосвязь всех действий? – Чуть помолчав, Сейвен вернулся в исходное положение, отхлебнул завара и продолжил обычным тоном. – Бесконечная цепь причин и следствий характеристике не поддается. Вырванные звенья теряют смысл. Да и вся система в целом по признакам один сплошной хаос. Для нас. Для народа Ра. Но не для Первых… Я все сказал, Крайтер. А ты все слышал.

– Как ты… – Крайтер повел рукой в воздухе, помогая себе подобрать нужные слова. – Как ты все это знаешь? Каково тебе чувствовать себя таким… Таким надсистемным?

– Я сам не знаю своих возможностей. Что бы я не пробовал – получается все. А не пробовал я многого. Только вот с Разиель не выходит. Не получается вернуть ее назад. Это-то меня и беспокоит. Ее тело… Не подходит для того оттиска. Телу подойдет только подлинная ментальность. Именно поэтому я считаю, что Разиель – вон та Разиель – только проекция. Я, конечно, мог бы стереть ее, но…

– Нет! Не смей! – Крайтер оживился. Бледность сошла, а речь его исполнилась прежней энергией. – И не вздумай рассказать ей то, что ты мне сейчас рассказал. Хорошо. Я остаюсь, убедил. На Вербарии ты, действительно, будешь полезнее. Но что мне делать здесь? Как в одно и то же время оберегать вербарианцев и искать Разиель? Да и как ее искать вообще?!

– Войди в генизу Земли через сон, а дальше… Слушай голос сердца. Думаю, оно подскажет. А насчет вербарианцев… Избранные народа Ра тебе помогут. Тиеф дельный парень. Поговори с ним, ведь их креатуры ничем не хуже наших. Они точно так же могут выстроить щит, как и ты. Уговори, научи… В конце концов, сделай сам что-нибудь!

Крайтер хотел было что-то возразить. Даже воздуха в грудь набрал, но затем усмехнулся, допил завар и сказал совсем не то, что собирался:

– Пойдем, пофехтуемся  на дорожку.

– Пойдем, – усмехнулся в ответ Сейвен. – Только без штучек.


* * *

После жаркого поединка, Сейвен отправился в лазарет к Енисею. Дорогой он досадовал, что Разиель была вынуждена следовать за ним. Он бы с радостью позволил ей остаться с Крайтером, но не мог. «Наверняка им есть, что сказать друг другу». Точно так же как ему было что сказать Диз.

Думая так, Сейвен утюжил ногами песчаную тропинку, ведущую к лазарету. Он даже не оборачивался на замкнувшуюся в своем молчании Разиель и без того зная, что она позади. Разгоняя вновь сгустившуюся печаль, он пообещал себе, что все равно попрощается с Диз. Коротко, но так, как должен был это сделать. «И плевать на чужые взгляды…»

По пути он невольно отвлекся на стук и людской гомон. Не сбавляя шагу, обернулся на звук и увидел, как вербарианцы устраняли последствия... «...ракетомета, ага». В их голосах и лицах не было прежней скованности, прежнего страха. Вместе с Крайтером к ним вернулась уверенность в завтрашнем дне. Сейвен печально вздохнул. «А о том, что может случиться завтра им лучше не знать. Правду говорят, счастлив несведущий».= ----------------хнул.ении".ась оуверенностьщь.

В лазарете, помимо Тиефа и Енисея, скучал Дейт Сауро. Видимо, ему не терпелось разговориться с пришельцем, вот он и ждал прямо на месте.

– Как дела, Тиеф, – Спросил Сейвен и несколько удивился, услышав в ответ на шепелявом вербарианском.

– Хорошо, светлый. Достопочтимый Енисей учит говорить вашу речь.

– Отлично! А понимать? Енисей, а понимать он сможет?

Психобот оглянулся на вошедших всем корпусом.

– Понимание тозже будедт. Здесь нузжно два аппарата. Разговорный я зобрал. Озталось зобрать злуховой. Бззт. Вот.

Он отступил на шаг от Тиефа являя свою работу: на разговорном отверстии, аккурат под хоботом, выпирало округлое приспособление. Именно из него и доносилась шипящая речь.

– Чувзтвительная меммбранна, улавливает изторгаемые гортанью звуки. Запрограммированный мной микроконтроллер дешифрует колебания и посзылает их на громкоговоритзель. Ззейвен, зпроси его о чем-нибудзь.

– Да, – учтиво кашлянул Дейт. – Спроси его, чем питаются его соплеменники. Сколько их осталось, и где они разбили свой лагерь.

– Моншер Дейт не доверяет иноземцу? – невозмутимо заметил Сейвен. – Знаете, если ему доверился Крайтер, то это многое значит. Да и я не чувствую в нем угрозы. Может, вы перефразируете свой вопрос? Чтобы не омрачать контакт такими… Ммм… Таким отчетливым недоверием?

– Ну, хорошо, – смягчился Дейт и на его уставшем, морщинистом лице мелькнула улыбка. – Спроси, чем питается его народ. Нам самим только-только хватает. Вдруг еще и их кормить придется.

Сейвен перевел и Дейт, услышав в ответ, что углекислотой, водой и солнцем, облегченно выдохнул.

– Тиефа уже показывали вербарианцам? – в свою очередь поинтересовался Сейвен.

– Нет, – немного помедлив, ответил Дейт. – Широкой общественности его не представили. Впрочем, молва уже разнеслась по всему куполу. Выведем паренька в люди, когда Енисей оснастит его полностью. Да, кстати! Еще вопрос. Различаются ли Ра по половому признаку? А то я тут, «паренек», а он может и девушка.

– Или старец, – усмехнулся Сейвен. – С вашего позволения, моншер Дейт, я, ­– он оглянулся на молчаливо стоявшую у входа Разиель. – Мы удалимся. Приберегите ваши вопросы для прямого спроса.

– Когда вы отчаливаете?

– Чем скорее, тем лучше. Сейчас излишние промедления нам ни к чему. Прощайте. На всякий случай.

– До скорого, – ответил Дейт и они пожали друг другу руки.


* * *

Сейвен не выносил прощальных сцен, особенно на подмостках возвышенного молчания. Такого, вроде бы многозначительного, но на деле – просто неловкого. Они сидели с Диз на той самой лавочке, в тени раскидистых кустов, на которой, казалось, сотни, а может и тысячи лет назад, они сидели на Вербарии. Но если тогда на них украдкой поглядывала маленькая девочка, то теперь ее взрослая сестра, в компании не Зака, но смурного Крайтера.

Решительного прощания не получилось. Он запросто и без стеснений пожимал руку Заку, хлопал по спине Моргота, а тот похлопывал его… Что там, даже Лейле позволил слезу пустить. Твердых слов не находилось только для Диз. «Сидим, соли рассусоливаем, а Атодомель уже метит, куда бы повернее вонзить свой клинок». Ему просто не хотелось прощаться с ней. Потому он и молчал.

 – Скажи, – вымолвила Диз прежде, чем Сейвен успел отчаяться. Сказала и забралась ему под руку в точности, как тысячу лет назад. – Ты вернешь Вербарию?

Он недоуменно покосился на нее, и, на всякий случай, приобнял.

– Когда вы с Разиель ушли в лазарет, – пояснила она. – Мы немного потолковали с Крайтером. Знаешь, он романтик. Выдубленный временем и болью, неисправимый романтик. Он сказал, что хотел вернуться на Вербарию, чтобы воскресить ее.

– А он смог бы?

­ – Не физически. Ментально. Он мечтал об этом с тех пор, как все рухнуло. Хотел за счет генизы воссоздать разрушенный мир и воскресить современников. Словно ничего и не произошло.

– Походит на Вечность Кетсуи-Мо. В планетарном масштабе.

­– Ты сделаешь это? – она пытливо посмотрела на Сейвена сверху вниз. – Ты вернешь Вербарию?

– Я не думал об этом, – слукавил он. – Для меня сейчас важнее ты. Ты и остальные вербарианцы. Живые, а не фантомные. Я возвращаюсь туда прежде всего из-за Атодомель. Ведь до тех пор пока…

– И все же,  – мягко перебила его Диз. – Когда ты одолеешь его, ты вернешь Вербарию?

Сейвен задумался. Ведь он сам когда-то мечтал вернуться туда, вернуться и все исправить. Теперешний он совсем забыл о том, как когда-то схожая идея сводила его с ума. «Когда я бродил на срезе дня и ночи. Когда я был хоть и поломанным, но человеком…»

– Думаю, да, – наконец, согласился он. – Гроза пройдет, отчего ж не воссиять солнцу? Ну, это если с вершины романтизма. Если с прагматичной основы, то незачем целой генизе болтаться без дела. Пусть Вербария и ее дети живут, раз могут. Хотя бы во снах. Правда, я еще не знаю, как это можно устроить. Но, думаю, на месте разберусь.

Диз хихикнула и прижалась к нему еще плотней.

– Ты станешь хранителем. Хранитель Сейвен, поднявший Вербарию из пепла. О тебе станут слагать легенды. Ты вернешься ко мне? Я пойму если…

– Прекрати. Думаешь, меня прельстит такая роль? По крайней мере, не настолько, чтобы отказаться от тебя. Ведь… Если бы не ты, я б давно уже скис.

– Жизнь человека быстротечная. Когда-нибудь я тоже состарюсь и умру. А когда это случиться, то я все равно хотела бы остаться с тобой. Ты ведь примешь меня в свой чертог о, великий хранитель? – она снова засмеялась тихо, мелодично и, как показалось Сейвену, печально. – Мы смогли бы прожить другую жизнь. Без лишений и тревог. Жизнь, где мы наслаждались бы самой жизнью, а не боролись за нее. Счастливую жизнь… После смерти.

Сейвен хотел сказать, что незачем забегать вперед, хотел сказать, что сперва надо бы избавиться от Атодомель, навести на Вербарии порядок, выстоять здесь на Земле и только после всего этого… Но смолчал. В мерном биении ее сердца, в ласковом взгляде, тепле ее нежных рук он почувствовал отдаленный почти забытый голос счастья. Не только для них с Диз. Но для Крайтера с Разиель, для Тиефа и его народа. Для всех вербарианцев, покинувших жизнь и все еще влачивших ее.

– Я вернусь за тобой, Диз, – тихо ответил он. – Я обязательно вернусь.

Tat 16

Мудрый Енисей сделал устройства для понимания слишком неудобными. Особенно мешали Тиефу два больших и тяжелых камня, которыми он завесил его слуховые отверстия. Худшее заключалось в том, что когда Тиеф говорил, слова искаженно перекликались, отчего он захлебывался собственной речью.

Вербарианцы приняли его радушно, задавали много вопросов… Иногда слишком много. Из-за некоторых Тиеф просто молчал смущенно, из-за других – злился. Впрочем, Крайтер точно чувствовал перешагнутую грань и резко обрывал позволяющих себе слишком много. За напористым валом вопросов, Тиеф не успевал задавать свои. А их, не менее острых, скопилось достаточно.

– Так невозможно, – не выдержал и возмутился он Крайтеру. – Это не контакт, а допрос.

На землю спустилась прохладная и немая ночь. Они стояли под открытым небом, невдалеке от купола и смотрели на звезды.

– Это нечестно, – повторил Тиеф, сочтя молчание Крайтера за обиду на резкий тон. – Я тоже имею право познавать вас.

 Но тот даже не шелохнулся. Бледный от природы Крайтер в лунном свете растерял остатки красок. Он неотрывно смотрел в небо, туда, где исчезла могущественная двоица. Тиеф подумал, что товарищу сейчас не до него. Не до него и его мелких претензий. Во взгляде Крайтера стыла отрешенность. Он точно стремился нагнать ускользнувших в небо, вернуть их или присоединиться. В конце концов эти двое были ему близки.

 Незадолго до отлета ярчайшего, группа вербарианцев собралась в ясной комнате, у вершины купола. Они прощались. Тиеф не принимал участие в этом, ведь прощаться можно только, если знаешь, с кем расстаешься. По эмоциям и словам: прощались они надолго.

Всеобщее прощание не походило на то, что видел Тиеф в прозрачной комнате. Провожать отлетающих вышли все. Тиеф понятия не имел, чего они ждали, но внутри купола никого не осталось. Какое-то время, обычные на вид Сейвен и Разиель – имена вербарианцев на языка Ра звучали коротко и резко ­ – стояли в отдалении и молчали. Молчали все. Сейвен поднял руку над головой, взмахнул ею несколько раз и исчез. Вспыхнули молнией и исчез вместе с Разиель. Потом все разошлись, и только Крайтер продолжал стоять в одиночестве. Как стоял сейчас в ночной тишине.

Тиеф решил уйти. Он понял, что товарищ нуждался в его обществе меньше всего, только… Утром грядущего дня они снимутся с места и полетят к пирамидам Ра. А вернувшись к соплеменникам, Тиефу нечего будет сказать.

Войдя под свод купола, Тиеф увидел Енисея, который неподвижно стоял у фонарной стойки. Едва он вошел, как премудрый двинулся к нему навстречу.

 Когда Сейвен рассказал, что Енисея создали вербарианцы, Тиеф поверил с великим удивлением. Впервые увидев премудрого, он принял его за существо другой планеты. Как если бы вербарианцы из плоти и жидкости, Ра из волокон и воздуха, а Енисей из железа и молний. Думая откровенно, Тиеф побаивался его. Этого металлического мудреца, не принадлежащего замыслу сеятеля.

– Добрый ветчер, Тиеф, ­– Енисей склонился в учтивом поклоне. – Я дозжидалзя тебя.

– Лестно внимание твое, мудрейший, – ответно поклонился Тиеф. – Я могу быть нужен?

– Нет, это я хотел быть нузжен тебе. Я не мог не заметить, как однобоко вызтроилозь назже обзжение. Но, прозжу понять моих друзей – им нузжны были ответы. Теперь им нузжен отдых, зпокойный зон, которого им зильно недозздает. И, пока они набираютзя зил, я готов ответить на любые твои вопрозы. Бззт. Зам я во зне не нузждаюзь.

– А что, о мудрейший, ты рассказать о них можешь?

– Я знаю о них бользже, чем хотелозь бы и бользже, чем они знают о зебе. Что ты хотел узнать презжде взего?

Тиеф не отвечал. Он не мог понять, как создание может знать о создателях больше, чем они знают о себе. И вместо череды заготовленных вопросов, он вдруг спросил:

– Кто ты, мудрейший?

­– Я? Бззт. Пазтырь Енизей, пзихобот зозданный приглядывать за зжизнью и изходом живых людей. Но, видимо, твой вопроз не буквален. Или некорректно звормулирован. Ты хотел зпроззить, каково мне быть зреди них? Как я отнозжусь к зоздателям и кто они для меня?

Тиеф нерешительно кивнул.

– Люди зущезтва ззагадочные. Дазже для меня. Я зказал, что знаю о них многое, но знание это зкорее зозтоит из набора загадок к ним отнозяззихзя. Ответов мензже. По многим параметрам я превозхозжу звоих зоздателей. Я не нузждаюзь во зне, мне не нузжна пища, я помню взе, з чем зоприказаюзь. Бззт. Гораздо более вынозлив и не возприимчив к факторам, губительным для них. Мои вычизлительные, экзтраполяционные зпозобности выше в зотни, а то и тыззячи раз. Я… Практичезки вечен. Мой термоядерный генератор мозжет проработать миллион лет. Мне замому любопытно, как они, такие ограниченные и зтизнутые зо взех зторон уззловнозтями звоего телезного заточения змогли зоздать меня. Бззт. Но, это факт. Я результат их деятельнозти. Меня зоздали з целью зледить и коррелировать бытие Вечнозти. Ты ведь не знаешь что такое Вечнозть?

Тиеф успел выучить несколько жестов вербарианцев и теперь отрицательно покачал головой. Енисей же кивнул в ответ и рассказал о Вечности, о том громадном городе грез, где ментальности еще живых людей существовали практически безгранично.

– Теперь нет этого иллюзорного града, – заключил он, как показалось Тиефу, с грустью. – Но есть зживые люди. Я раб цели, з которой был зоздан. Потому я злужу им и здесь. Но я не возпринимаю звое назтоящее полозжение как невольное. Мне нравитзя быть полезным. Нравитзя разделять их зудьбу. В этом мое предназзнатчение. Но, я не могу позледовать за ними в зны, что везьма зжаль. У знов оззобое знатчение, дозтупное только зживым зузщезтвам. У зна и яви езть звои преимузщеззтва и недозтатки. Бззт. Но одно неизменно. Люди озтаются людьми.

– Но кто они?

– Они? Непонятны. Как и вы. Вы очень похозжи. Вы зозданы без какой-либо цели и потому не ограничены ею. Позжалуй, это вазше главное преимузщезтво. В озтальном вы позредзтвенны. Езли подумать, то дазже как-то зтранно зтановитзя. Одно единзтвенное преимузщеззтво: безцельнозть. Бззт. Пузть это и звучит как недозтаток, но, поверь мне, целевому пзихоботу, безцельнозть это звобода.

– Но ведь тот, что создал всех нас, преследовал свою цель. Не значит ли это, что и вербарианцы и Ра были созданы с определенной целью?

– Нет. Это не одно и тозже. Залозженная при зоздании модель поведения и зоздание, как замоцель­ не одно и то зже. Я не возьмузь утверзждать, для чего зоздавалась жизнь на планетах ззолнечной зизтемы. Абзолютное ззнание? Вззмозжно, что езть и такое. Но то, что зживые, разумные зущезтва не обременены конкретной целью – факт. Я не беру в разчет потребнозти чизто биологичезкого звойзтва, как то добыча пищи или продление рода. Я говорю о разуме. Ваш разум звободен. В отличие от моего. Хм. Безеда з тобою, дозтопочтимый Тиеф, навела меня на любопытную мызль… Езли я удовлетворил твое любопытзтво отнозительно вербарианцев, я хотел бы удалитьзя и обдумать ее зо взей тзщатзельнозтью.

Тиеф кивнул и Енисей, неуклюже развернувшись, побрел прочь.

– Погоди! – внезапно для самого себя окликнул он психобота. – Какая мысль?

Енисей замер и медленно развернулся назад.

­– Я подумал о том, а не превзошли ли зоздания звоих зоздателей? Возможно ли, что человек зоверзженнее Первых? Я механизм. Мне недозтупна плозкозть биоэфира. Но вы. Возмозжно ли, что вы понимаете, чувзтвуете его лучзше, чем вазши зоздатели? Как я зоверзженне людей…

Несколько секунд Енисей молчал. Было слышно только, как жужжат его объективы. Наконец он неуклюже поклонился и продолжил путь.

– Создания… Создателей? – повторил Тиеф, потрясенный догадкой психобота. – Но ведь это… Невозможно.

 Он вновь остался наедине со своими мыслями. Впрочем, все мысли теперь свелись к единственному мотиву.

– Создания… Как такое может быть?

Слова психобота вращались на одном месте, не продвигаясь и не уходя. Воображение подняло бурю вербарианцев, в чьем напоре каждая песчинка сильнее и величественнее крупицы их породившей. Безудержный шквал несется сквозь космос к черному дому сеятелей жизни. Он полнится другими струями: голубыми, красными, зелеными, желтыми… Теперь это не песчаная буря, это ослепительный свет, рассеивающий бытие.

От далекого крика ночной птицы Тиеф вздрогнул. Он забылся и теперь, очнувшись, прерывисто выдохнул и огляделся. Вокруг все, как и прежде, дышало спокойствием.

Тиеф опустился на хвост и усилил выдох. Его лихорадило. Образ всемогущих вербарианцев ужасал. Даже горсть таких как лучезарный Сейвен могла… Но что? Пугала именно бесцельность этой силы. Мириады бесцельных могуществ, не ведающих к чему применить свою силу. Влекомые лишь внутренними порывами, малоопытные в сравнении с вечностью. Что они могут привнести в мир кроме разрушения? Порядок, каким бы плохим он не был, порядок расставляет все по местам. Так было с Ра. Образ их существования, такой исковерканный и дикий – устоялся и стал нормой. Превратился в пещерку Шара из которой не хотелось уходить.

– А как бы мы распорядись вселенским могуществом?

Мудрец приоткрыл Тиефу щелочку в двери истинной силы. Но и этого просвета оказалось достаточно, чтобы ослепить его, ввергнуть в тоску по былому, не дав взамен никаких стремлений.

– Но ведь наш разум... Свободен. Не нужно чужого. Ведь есть свое, – внутри у Тиефа что-то шевельнулось. Страх уступал место другому чувству. Медленно и неровно, в нем просыпался восторг от того, что он, кажется, понял слова Енисея. – Разум свободен. А это значит что мы… Сами решаем как быть. Сами.


*  *  *

Ранним утром Тиеф вернулся к Крайтеру с тем, чтобы возобновить расспросы. Тот выслушивал, даже с готовностью начинал отвечать, но через какое-то время сбивался, отводил взгляд и умолкал. Когда Тиеф решался окликнуть его, то вздрагивал, точно ото сна, виновато улыбался и спрашивал:

– Так, бишь, о чем это я?..

А Тиефу уже неловко было возвращаться к прерванной теме и он осторожно брался за другую, только с равным неуспехом. Было видно, как Крайтер пытается сосредоточится, но какая-то навязчивая мысль постоянно одерживала верх, он отвлекался на нее и умолкал. Тиеф догадывался, что его не отпускали думы о Сейвене и Разиель. Значимость их отношений стала очевидна еще вчера, но, видимо, он не подозревал об их истинной глубине.

Они сидели на одной из лавочек купола и наблюдали, как медленно восходит солнце. После очередного вопроса Крайтер опять замолчал и осунулся. С окаменевшим лицом он смотрел на поднимающееся светило, точно взглядом вытаскивал его из-за горизонта. Или наоборот, противостоял восходу? Тиеф поморщил дышало. В чем польза от того, что он узнает, как шла история народа Вербарии? Чем они занимались до катастрофы и кем были их вожди? Тиеф искоса посмотрел на молчавшего товарища. Есть вещи куда более значимые, запрещенные ему вчерашнему.

– Крайтер, позволь новый вопрос задать мне.

– Угу, – не отрываясь от солнца, промычал тот.

– Сейвен и Разиель твои сеянцы?

Крайтер оставил солнце в покое и с удивлением посмотрел на Тиефа.

– Сеянцы?

– Да. Они твои потомки? Поэтому ты тоскуешь по ним?

– Они кто?.. – Крайтер долго, не дыша, смотрел на Тиефа, затем покачал головой и отвел взгляд. – Нет, они не мои. Дети. Сейвен мой… Хороший друг, так скажем. А Разиель… Эх, а Разиель, она… Она…

Губы его сжались. Было видно, как он пытается унять дрожь, предающую голос. Он сглотнул, схватил пальцами переносицу и крепко сдавил ее. Изо рта у него вырвался сдавленный выдох.

– Понимаешь, я не знаю, – глухо проскрежетал он. ­– Я хочу верить, что Сейвен ошибся и что я попрощался с ней вчера. Ну а если он прав? Ты ведь видел его. Ты чувствовал его, как и я. Разве он может ошибаться? А если он прав, то Разиель где-то там.

Он постучал каблуком по земле.

– А если она там, то я должен туда спуститься.

Ответ несколько обескуражил Тиефа. Единственное, что удалось понять, так это глубину печали инопланетного товарища. Кто такая Разиель и как связана с ним – яснее не стало, а то, что Сейвен приходился ему близким другом ­Тиеф понимал и раньше.

– Разиель. Я не понимаю…

– Да. Ты ведь не знаешь. Никто пока не знает. Дело в том, что та Разиель, которую ты видел, только лишь отражение ее настоящей. А настоящая она здесь. Там!

И он с ожесточением топнул по земле.

– Я все еще не понимаю, Крайтер. Кто она для тебя? Вы связаны так крепко…

– Ты издеваешься? – глаза Крайтера вспыхнули, но тут же и погасли. – Постой. Извини. Понимаешь, это одна из черт нашей расы. Мы делимся на мужчин и женщин. Мы так устроены. Это наш способ оставлять потомство. У вас ведь не так?

– Нет. Мы прорастаем из сеянцев, оброненных живыми.

– Ну вот, а у нас так. И бывает так, что иногда две разные персоны сближаются настолько, что становятся неотделимы друг от друга. Не в буквальном смысле, конечно, а в плане ментального единения. Это называется любовью. Но, любовь это только слово. Словами описать это нельзя. Когда эти два человека вместе, они счастливы. Когда разлучены они… Они страдают. И разлука не самое худшее, что может случиться с нами. Хуже когда… Когда…

Он замолчал и снова сжал переносицу. Губы Крайтера вытянулись в белую напряженнуюлинию. Тиеф затаил выдох, ожидая продолжения.

– Беспомощность, вот что хуже, – наконец выдавил из себя Крайтер. – Неизвестность и беспомощность.

– Но ведь ты избранный! Как ты можешь называть себя беспомощным? Ты перенес свой народ через космическую пустошь, одолел нас и еще смеешь так называться? Мне неизвестно что значит любовь. Но… Но я знаю что значит друг. Ты мой друг, Крайтер. Я помогу тебе. Правда, я не знаю чем…

– Я сам еще не знаю, – с глубоким выдохом ответил он и сильно растер лицо. – Спасибо, друг. Может помощь твоя и не понадобится, но только за одну готовность помочь, спасибо. Мне нужно спуститься в…  В… Во всеобщего Мудреца планеты.

– Я помню ваши слова, Крайтер. Вы называете его генизой.

– Да, гениза. Я должен спуститься в нее. Но я и не могу оставить вербарианцев без защиты. Я мог бы, конечно, это сделать, будь я уверен, что вернусь оттуда. Один день здесь, это целая вечность там… Но что, если я не вернусь? Что если меня поглотит эта махина?

– Или тебе помешает наш Мудрец. Предатель силен и мы, избранные народа Ра, в ответе за него. Так что… Мы спустимся туда, понадоблюсь я или нет. Вместе или порознь, но я должен хотя бы попытаться остановить его. И все же мне хотелось бы сделать это вместе.

– Эх, дружище! – Крайтер широким жестом приобнял Тиефа за плече. – Знал бы ты, что сейчас значат для меня твои слова! Есть одна идейка как нам нырнуть в генизу, да так, чтобы и вербарианцы без присмотра не остались. Но без помощи твоих избранных друзей нам в этом деле не обойтись. Как ты думаешь, они согласятся присмотреть за моим племенем?

– Надо спросить. Смогут ли они. А для этого нужно вернуться в пустыню.

– Этим я сейчас и займусь, – Крайтер рывком поднялся. Выглядел он куда целеустремленней прежнего. – Надеюсь, дожидаться никого не придется?

Тиеф огляделся. Несмотря на возвысившееся солнце, людей по-прежнему видно не было.

– Все, наверное, спят.

– Да, набираются сил, после кошмарных грез. Тем лучше. Хе-хе, будет им сюрприз!


* * *

О предстоящем заокеаническом перелете жителей купола известили с вечера. Но ни точного времени, ни места назначения управители Вербарии сообщить не сообщили, поскольку сами ничего не знали.

Едва Крайтер ушел, как купол медленно и бесшумно, точно страшась потревожить почивающих обитателей, поплыл вверх. Взлет продолжался до тех пор, пока земное небо не сменилась космической темнотой. Тогда легкая вертикальная перегрузка сменилась на фронтальную, оповещая об изменении курса.

Купол просыпался. Люди выбирались из своих скорлупок и, на мгновенье замерев от вида разверзшейся вселенной, спешили к краю, где открывался чудесный вид на планету, кажущуюся с высоты целостной и живой.

Тиеф тоже стоял у края и наблюдал, как Земля лениво поворачивалась к ним экватором.

– Живой организм…

Он представил, как невидимые глазу создания населяют его самого, как они, чуточные, придают своей возне глубокий смысл и забывают Тиефа. Они делят выдуманные ценности, раздирают его на части и мерятся кусками. Когда-то живой и зеленый Тиеф умерщвлен, а его мучители пируют в тени надвигающейся бури.

– Великой бесконечной бури.

Перед мысленным взором Тиефа выстроились планеты. Большие и маленькие, голубые и красные их так же много, как выдуманных жителей его тела. Вблизи, как сейчас Земля, планеты кажутся самодостаточными и живыми, но в обезличивающем множестве точат космос все с той же слепой верой в собственное величие…

Тиеф печально выдохнул. Ночные размышления, открывшие ему понимание собственной свободы, потускнели. Он понял, что у любой свободы есть предел. Каким бы могучим и независимым ты не был, есть область существования. И нет такой силы, которая смогла бы перенести тебя с твоей свободой из сферы чуточных существ в планетарную сферу, а из планетарной сферы в космическую.

– Или есть?

За стеклом размытой тенью шевельнулся Крайтер. На мгновенье он замер перед Тиефом, показал ему оттопыренный вверх большой палец и вновь исчез. Тут же горизонт под ногами начал стремительно расширяться.

Tat 17

В ментальной плоскости космос не казался таким уж пустым – его наполнял солнечный ветер, струящий из светила цепью спиралей. На дальних рубежах их колоссальные рукава сливались в тороид, заключающий в себе всю систему, точно в кокон.

Очарованный близким дыханием родной звезды, Сейвен, было, потянулся к ней, но его одернула Разиель, напомнившая об истинной цели стремления. «Ничего, на обратной дороге обязательно потрогаю».

Остов Вербарии, сплошь покрытый язвами кратеров, они нашли быстро. Понять, где волновался Срединный океан, а где ютился Бредби с их куполом, теперь было невозможно… Планета напоминала череп, с которого начисто содрали кожу.

Опустившись на дневной стороне, Сейвен развернул время и солнечный ветер полыхнул ярким светом. Какое-то время они просто смотрели на звезду, увенчанную живой короной. В необъятной громаде энергии отражалась вся ничтожность человеческих стремлений. Их стремлений в том числе. «Вербария… Есть ли Солнцу до нее дело? Оно живет своею жизнью.  А абсолютное знание Первых? Только если в воздвигнутом ими же храме разума. У истинных владык космоса мерило совершенно иного рода».

– «Ты чувствуешь ее?» – вырвал его из задумчивости сакральный голос. – «Чувствуешь генизу? Где она?»

Сейвен качнул головой. Он ничего не чувствовал, но помнил, что гениза упала на Вербарию, так и не отделившись от нее. Удар обязательно должен был оставить след.

Кратеров на планете круглилось предостаточно, но один из них выделялся особенно. Громадный, даже по планетарным меркам, он был окружен лучами черных расселин, тянущихся от центра на сотни километров. С высоты кратер напоминал зловещего паука, мертвой хваткой впившегося в обескровленный труп планеты. Как сгинувший Сотлехт. Такой же высокий, неохватный, но пустой.

Они приземлились на центральную горку кратера. Свет солнца едва дотягивался до площадки, и уже метром ниже простиралась непроглядная тьма. «Это здесь». Не шевелясь, произнес Сейвен и, после непродолжительной паузы, перевел взгляд на Разиель. Ему стоило больших усилий оторваться от завораживающей бездны. «Я уверен».

Разиель ничего не ответила. Все ее внимание тонуло в липкой темени кратера. Она медленно, как во сне, вытянула руку в сторону провала. С растопыренных пальцев сорвалось пять ярких искр, которые, разгораясь, устремились вниз. Прошло много времени, прежде чем плеяда осветила дно, чем вызвало у Сейвена иррациональное удивление. «Оно все-таки было?»

– «Мне страшно, Сейвен», – с пугающим спокойствием произнесла Разиель. – «Это место, оно как будто нереально. Я чувствую что-то. Что-то непонятное. Неправильное. Нас… Нас не должно быть здесь. Мы здесь чужие. Мы…»

«Противоестественны?»

Впервые Сейвен обратил внимание, как нелепо смотрелась она повседневная на планете, где нет ни воздуха, ни воды, где нет вообще ничего обыденного. Но разве не иллюзией была вся их жизнь? Жизнь всей Вербарии, разве не была просто сном? Ведь вот она реальность. Черная, холодная, чуждая всему, что они знали.

«Естеству нет дела до нас. Мы такие же иллюзии, как иллюзорно и то, что покоится у нас под ногами. Сможешь ли ты теперь назвать свою жизнь чем-то реальным, когда путь целого народа сосредоточен в крошечной генизе? Когда ты сама только воспоминание».

– «Но мы все равно здесь. Зачем тогда? Зачем, если все равно нет смысла?»

«Не знаю. Возможно мы», – в воспоминании Сейвена мелькнули надменные ухмылки мудрецов, – «мы безумие космоса. Как бы это напыщенно не звучало. Нас культивировали с определенной целью. Хм. Лейла сказала бы, как капусту на грядке. Что будет с капустой, если огородник пропадет? Она зацветет и даст семена».

 – «Это мы? Новые семена?»

«Нет, Разиель. Мы сведем огородника с ума, заставим его бросить все и уйти. Может даже покончить с собой. Вербарианцы – вот те самые семена. Вместе с Ра и Землянами. Они послужат источником чему-то новому».

– «Но как же гениза? Мы не можем, не должны оставить ее так!»

«А мы и не оставим. Но чтобы понять, как поступить с ней, не лишним было б попасть внутрь. Ты так не считаешь?»

С этими словами он шагнул в бездну.

Физическое падение продлилось недолго. Едва тьма сомкнулась над головой, Сейвен нырнул в ментальную плоскость, где разницы между липкой чернотой кратера и его покатым дном не существовало.

Под спекшейся коркой, действительно, покоилась гениза Вербарии – ее даже не пришлось искать. Однако проникнуть внутрь никак не получалось. Сложность заключалась не столько в чрезвычайной плотности генизы, сколько в ее принципиально иной формацией. Иной для окружения, но схожей для Сейвена. Всякий раз, когда он протягивал к ней свою аморфную длань, то она отталкивалась, как от магнита.

– «Давай попробуем распылиться и заключить ее в себе» – предложила Разиель. – «Помнишь, как Крайтер пытался объять ее еще на Вербарии?»

Идея показалась Сейвену дельной и вот он, когда-то такой мизерный, затянул собой целый мир, обнял его точно атмосфера планету. Но он по-прежнему не чувствовал генизу...

Вдруг его плеча коснулось теплое дыхание. Впрочем, не было ни плеча ни дыхания – просто чувство близкого присутствия. «Разиель?» Сейвен оглянулся. Да, она была рядом. Но присутствие относилось не к ней. Оно как будто исходило от самой генизы.

– «Сейвен, я чувствую ее. Я слышу Айро!» – его сакральное возликовало. – «Она зовет нас!»

Сейвен напряг свое восприятие, но, увы. Он чувствовал кого-то, но не Разиель и не Айро. Присутствие не походило и на Атодомель, хотя бы потому, что не источало мрак. «Может быть, это для меня все смешалось? И я чувствую те тысячи тысяч заключенные внутри?»

«Разиель, я не уверен, что слышу Айро», – и прежде, чем она успела что-то ответить, добавил: – «Вы сестры, наверное, поэтому ты чутка к ее голосу. Она сможет пропустить нас внутрь? Попробуй спросить ее».

Его раздутое тело затрепетало. Возбуждение исходило от Разиель, как тепло от костра. Замерзший и потерявшийся в морозной ночи человек непременно почувствовал бы это тепло и устремился к его источнику. Но Сейвен по-прежнему ничего не видел, а потому решил, что не понимает до конца зова Разиель. «Удивительно, как она, просто отражение, глубока и целостна, как самостоятельна и чутка в своих поступках».

На фоне благожелательных волн заискрилось что-то новое. Присутствие вторило голосу Разиель, переплеталось с ним в отдаленно знакомый мотив. «Их сон. Флейта Крайтера, песнь Айро на солнечной лесной полянке. Это она! Ошибки быть не может!» Теперь от экватора к полюсам генизы разбегались концентрические круги так, что каждая волна, смыкаясь на вершине одного из полюсов, проникала внутрь генизы. Ритмичные тягуны становились отчетливей и ярче. Гениза была готова вот-вот запеть сама. Когда же это случилось, когда чувственная симфония нашла свою верхнюю точку – все пропало.


* * *

Тишина и мрак.

Эти явления остались где-то позади, потому как в ушах шипело и булькало, а сквозь сомкнутые веки пробивался свет. Сейвен раскрыл глаза и посмотрел на источник света, но тотчас зажмурился ослепленный лучами заходящего солнца. «Где это я?»

Он приподнялся на локтях и локти с хлюпаньем погрузились в шершавый мох, под которым оказалась холодная вода. Тогда он перевернулся на спину и открыл глаза, стараясь больше не смотреть на солнце.

На мгновение дыхание замерло. Даже сердце, кажется, перестало биться. Небосвод отчаянно звенел синевой, тем самым глубоким оттенком, знакомым Сейвену с детства. Небесную даль пятнали редких лоскуты облаков от золотисто-оранжевых до багряных цветов. Край горизонта, противопоставленный закатной части, уже смыкался ночью. На его фоне поблескивали первые звезды и одна, особенно большая, что видна даже днем. «Зойба».

Сейвен понял, что попал на Вербарию.

«Почему попал? Разве я был не на ней?» Озираясь по сторонам, он сел. Вокруг, насколько хватало взгляда, простиралось болото. Замшелые кочки, трава, редкие кусты и топкие лужи, зеркалящие волнистый ландшафт. У солнечного горизонта лужи сливались в сплошной закатный блеск, отчего казалось, будто там стыло море. У края, где опускалась ночь, вроде бы чернела полоска леса. Сейвен прищурился. «Да, лес. Километров пять. К востоку».

Вставая, он пошатнулся, прянул в сторону, ловя равновесие, и провалился под мох. Снова сел и, с изумлением, уставился на промокшую до колена левую ногу. Молочно-белый балахон служил ему одеждой. Ни швов, ни складок, ни стежки… Будто соткан прямо на теле. Сейвен боязливо ощупал себя. «Вроде цел». Ощупал и вдруг замер. В голове промелькнуло воспоминание, но... Какое? О чем? Оно вильнуло причудливым завитком дыма и растворилось без следа.

Погрузившись в задумчивость, он склонил голову и стал машинально ковырять сырой мох. «Болота… Где они остались на Вербарии? Устье Хофери. Но это не Хофери. Слишком тепло. Да и лесов вблизи Йерашана уже давно нет». Вдруг его пальцы наткнулись на что-то гладкое и твердое. Он отвлекся от мыслей и вцепился в мох обеими руками. Вскоре из недр болота появилась белая сфера какой-то приплюснутой, некруглой формы. Поглубже запустив руки в грязную жижу он обхватил предмет и потянул его на себя.

Ему ухмыльнулся голый череп. От неожиданности Сейвен охнул и выронил находку, на что челюсти черепа глухо клацнули.

Ямка быстро заполнилась влагой. Сейвен встал перед ней на колени, зачерпнул воды и умылся. С минуту он колебался, но все же запустил руку в продерь и без труда нашарил другие останки. Вытягивать за костяную шею скелет он не стал, а с запоздалым омерзением вытер руки о балахон. «О, хранители! Я ведь только что умылся оттуда».

Череп смотрел на закат, а закат смотрел на череп. Сейвен поднялся. «Чей же ты? Почему здесь? И почему я нашел тебя?» Происходящее не складывалось в сколько-нибудь внятную картину, расстраиваясь все сильней.

Что он помнил до того, как очнулся посреди болота? Все, а вместе с тем ничего. Воспоминания обернулись какими-то макетами. Внешне они виделись целостными и даже последовательными, но углубиться в них не получалось – все тут же замирало, превращалось в музейные экспонаты. Можно ходить-рассматривать, но понять что перед тобой – нельзя. «Граната Крайтера о дверь гелионского корпуса». Всплеск напалма, крики, запах гари… Все представало явственно и натурально. Только откуда это воспоминание и куда оно вело? Сейвен не знал. Побродив вокруг одного «экспоната», он переходил к другому, видя и понимая его все столь же обособленно.

­– Да будь же я проклят! – наконец выкрикнул он и обессилено опустился на землю. – О, хранители… Где я? Как я?!.

На глаза снова попался череп. Сейвен схватил его и принялся судорожно крутить в руках. «Должно быть что-то. Что-то. Что-то!» Но череп был пуст. Он лишь влажно поблескивал и ухмылялся. Но что-то в костлявом изменилось. Каждый зуб его кривой ухмылки насмехался над Сейвеном.

– Ах, так ты издеваешься?! – прорычал он, как следует размахнулся и швырнул череп вдаль.

Минуты две он стоял неподвижно, очерчивая взглядом причудливую, неестественно широкую траекторию полета черепа. Грудь его вздымалась и опадала все тише, кулаки сжимались все слабее… Окончательно успокоившись, Сейвен развернулся и зашагал в сторону леса.

Опыта в освоении болотных топей у него не было. Да и откуда ему было взяться, если на Вербарии болот практически не осталось, а те, что остались, булькали в сказочной глуши. Но вопреки этому, Сейвен шел уверенно, точно зная, в какую лужицу можно наступать, а какую лучше обойти стороной. Вскоре он раздобыл корявый сук и дело пошло еще живей.

Кромка леса чуть-чуть приблизилась, а вот солнце не просело и на палец. Неподвижность светила подтолкнула Сейвена к выводу: либо он не на Вербарии, либо он не в себе. Причем второе суждение представлялось более вероятным. Он остановился и, утерев проступивший на лбу пот, в очередной раз огляделся. Все указывало на то, что он на Вербарии. Само солнце, небо, воздух, звезды… Зойба в конце концов. Но неправдоподобный полет черепа, неподвижность солнца, его собственный несуразный облик… Такого на Вербарии быть не могло. Значит… «Значит произошло что-то со мной. Но что?»

Присев на острую кочку, он почувствовал, сколь сильно устал. Не столько физически, сколько морально. Непонимание своего положения, наглухо запертая память изводили до исступления. С глухим стоном бессилия, Сейвен вонзил посох в землю и вздрогнул от неожиданности: палка стукнулась о что-то твердое.

 Без удивления или страха он взирал на добытый из недр болота второй череп. Точно такой же, какой он выбросил чуть раньше. Гладкий, блестящий, с торжествующей ухмылкой на костистом рте. С тупым, невесть откуда взявшимся предчувствием, Сейвен ткнул палкой мох чуть поодаль от месторождения.

Тук.

Голова закружилась, перед глазами замелькали черно-белые пятна и Сейвен неуклюже опустился на четвереньки. Через минуту уже два абсолютно одинаковых черепа взирали на него. С любопытством и подстегивающим ожиданием…

– Пусть все кругом горит огнем, А мы с тобой еще нальем, А мы нальем, еще нальем, А  мы с тобой еще бухнем…

Пыхтя и напевая старую кабацкую песенку, Сейвен отрыл восемьдесят шесть черепов и прервался на отдых с мыслью, что на сотенке, пожалуй, и остановится. Глядя на груду блестящих, зубастых камней он ухмылялся им в ответ. Его больше не тревожила урожайность топи на человеческие останки, да такая, что куда не ткни, непременное отыщется костеплод. Его не заботила будто бы окостеневшая действительность. Его даже перестала волновать собственная роль в этом бредовом месте. Все, что имело ценность, это сотня черепов, аккуратно уложенных в пирамиду.

Но пирамида рассыпалась всякий раз, когда оставалось несколько черепов до завершения. После очередной тщетной попытки, Сейвен вдруг сообразил, что белые черепки, на буро-зеленом мху хорошо видны с высоты. Их можно сложить в слово и привлечь внимание. Не задаваясь вопросом, чье это может быть внимание, он добыл еще несколько черепов и принялся их раскладывать.

Через несколько минут, к небу устремилось взывание: «Идите в жопу!»

Потирая подбородок, Сейвен окинул взглядом послание, размышляя, не слишком ли категорично вышло. «Может, пошли вон? Или: в гробу я вас видал…» Намерение сложить из черепов призыв о помощи он отверг сразу. «В бредовом месте логика это ерунда. А послать все куда подальше самое то». В итоге он решил ничего не менять, а лишь добавить к уже написанному: «ваш Сейв». Хлебнув душной водички, он немного отдохнул и тронулся дальше.

Мысли Сейвена безнадежно спутались. По сравнению с теперешней кашей, утренние соображения виделись чище кристалла. Он уже не помнил кто он, откуда взялся и куда идет. Впрочем, впереди темнела полоска леса. «Наверное, туда. Лес… Что это?»

Вскоре он забыл как дышать. Это его нисколько не расстроило, а даже приободрило. Ведь если он провалится, то не захлебнется! Но он не проваливался, а все шел и шел, пока не обнаружил, что стал ниже. Остановился, огляделся и понял, что нижняя часть тела куда-то провалилась и не пускала его дальше. Сейвен пожал плечами, вздохнул и уставился на полоску леса, ставшую ближе и угловатей.

Над головой что-то чавкнуло, булькнуло и все пропало. Тогда Сейвен подумал: «Пусть все кругом горит огнем, А мы с тобой еще нальем, А мы нальем, еще нальем, А  мы с тобой еще бухнем…»

Tat 18

С прерывистым выдохом Тиеф наблюдал как надвигалась земля. Восход раскрасил дюны в великолепные нежно-розовые цвета, проваливающиеся в охру на продолговатых ложбинах. Казалось, что внизу распростерлась вовсе не пустыня, а причудливый, застывший во времени океан…Но чем ниже они спускались, тем тревожнее становилось Тиефу. А когда он увидал крупинки пирамид, то и вовсе перестал обращать внимание на яркукю палитру. Теперь ему казалось, будто Крайтер снижался медленно-медленно и он внутренне напрягался, подгоняя его. Высматривая Ра, Тиеф беспокоился все сильней. Он никого не видел.

Когда сфера опустилась до уровня вершин пирамид, Крайтер взметнул циклон, приготавливая углубление для посадки. Песчаный смерч, с несвойственной природе аккуратностью, переместился в сторону и, вдалеке от стоянки, осыпался горой песка. Образовавшуюся выемку тут же занял летучий шар.

Едва успели приземлиться, как Тиеф выскочил на песок и поспешил к пирамиде, где произошло слияние Ра. По пути он взывал к соплеменникам, но в ответ ничего не слышал… Войти в пирамиду Тиеф не успел: навстречу ему из растворенного хода выплыли серыми тенями Монтерс и Ио. Вязкая темнота за их спинами разгорелась россыпью красных точек. Это были Ра, освобожденные от страшного единения, но отчего-то приобретшие взгляды избранных.

– Приветствуем тебя, Тиеф, – излишне торжественно протрубил Монтерс. – Ты вернулся, мы видим, что не один. Как все прошло?

Тиеф было обратился к ускоренному ментальному пересказу, но Монтерс прервал его:

– Не стучись к нам понапрасну. Мы с Ио, – избранные переглянулись. – Мы с Ио несколько истощены и пока не можем понимать тебя. Используй слово.

– Нет, сперва представь нас своим гостям, – вдруг перебил товарища Ио. – Неучтиво разговаривать друг с другом, когда есть с кем познакомиться.

Тиефу не терпелось узнать как избранным получилось исправить ошибку Вимериса, но он смирился и повел соплеменников к гостям. Едва процессия приблизилась к куполу, как навстречу вышла группа вербарианцев во главе с Дейтом и Олафом. Первое время стороны изучали друг друга в неловком молчании, но потом вышел Енисей и контакт начался.

Чудно было слышать звон родной речи, из чрева премудрого. Сперва он витиевато приветствовал народ Ра от себя, затем предоставил слово Дейту. Короткая речь протектора свелась к заверениям о дружбе и призыву сплотиться перед лицом общего врага. С ответной речью выступил Ио. Избранный поблагодарил гостей за радушие, понадеявшись, что внешние различия между народами, не станут препятствием для успешного сосуществования.

Обмен любезностями Тиеф едва слушал – все его внимание поглотили Ра. У каждого из них глаз стало больше, чем положено. Дышала некоторых сдвоились, отчего выглядели плотнее и толще. У других расширились плечи, так словно выросли новые… Да что там, у некоторых Ра даже были лишние руки! Гребни светоулавителей стали гуще, частично перебравшись на бедра и грудь. В их пламенных взглядах чувствовалась твердая решимость и достоинство. Особенно удивительно было видеть эти взгляды, памятуя тот страх, что еще совсем недавно гнездился в них.

Ио и Вимерис напротив выглядели осунувшимися и пустыми. Но помимо физической слабости, такой неуместной для избранных, они потускнели ментально. Даже их глаза выгорели дочерна...

Наконец вербарианцы пригласили Ра в свою сверкающую обитель. Снедаемый нетерпением Тиеф устремился следом, про себя решив, что будет держаться поближе к своим, чтобы улучить момент и расспросить обо всем Ио и Вимериса. Однако его постигла неудача: избранные не отставали от предводителей купола, крайне заинтересовавшись осмотром. Смягчились и взгляды Ра. Теперь они смотрели на все широко и искренне, как новые ростки. Увлекшись иной реальностью, они как будто ожили. Оглядывая хрустальную обитель, Ра шептались, сдержанно посмеивались и осторожно пробовали на ощупь все, до чего могли дотянуться. Особую радость им доставляли деревья.

Енисей уводил процессию вглубь купола, попутно объясняя его устройство. Ио, как негласный лидер, задавал вопросы, кивал, что-то рассказывал сам, но что – Тиеф уже не слышал. Он плелся где-то позади, разуверившись, что до окончания экскурсии удастся спросить у избранных хоть что-то. Когда гости и сопровождавшая их толпа скрылись меж тяжелых колонн центрального здания, Тиеф развернулся и зашагал обратно.

Нет, не так он представлял себе возвращение. Совсем не так.

Тиеф сидел на краю центральной дорожки и смотрел как разгорался новый день. Среди песчаных дюн отчетливо вырисовывались темные фигуры пирамид, казавшихся в сравнении с куполом громоздкими и неуклюжими. Такими же неуклюжими сейчас казались и Ра. Утонченность вербарианцев, их технический прогресс, резко диссонировали с грубостью его племени. Ведь они даже не знали что это: «технический прогресс», как незнакомы им были понятия о культуре, письменности, науке. Впрочем, не случись той катастрофы, разделившей Мудреца на части, Ра смогли бы противопоставить вербарианцам качественно другую особенность...

Призадумавшись, Тиеф не заметил как к нему подошел Крайтер. Внимательно посмотрев на инопланетного товарища, он не стал тревожить его дум, и только присел рядом на скамейку, скрестил на груди руки, откинулся на спинку и устало выдохнул, смыкая веки.

Невдалеке журчал ручей, пахло свежестью и прохладой. В куполе висела несвойственная дню тишина – все обитатели удалились вслед за экскурсионной группой, отчего та превратилась в настоящее шествие. Казалось, что в куполе остался один Тиеф, как вдруг:

– Как считаешь, мы можем наведаться в твою пирамиду? Вдвоем? – Крайтер приоткрыл правый глаз и покосился на Тиефа. – Эта канитель, похоже, затянется, а у нас времени в обрез.

– Ты хочешь взглянуть на Мудрецов?

– Не совсем, – Крайтер выпрямился и испытующе посмотрел на Тиефа. – Я хочу их пощупать. И желательно без посторонних глаз. Сейчас самый подходящий момент. Ты как? Со мной или против меня?

– Я с тобой… – медленно ответил Тиеф, не до конца понимая, чего именно хочет Крайтер. – Но зачем? Ведь Ио непременно явит взору и наши обители.

Крайтер вздохнул, пожевал губами и встал. Вслед за ним поднялся и Тиеф.

– Слушай. Я буду с тобой откровенен. Только не закипай. Я хочу проверить, подчинится ли мне ваша креатура. Если вот эта фигулька: – он достал из кармана металлический диск и закрутил его в пальцах, отчего тот ослепительно заблестел. – Если она позволит мне принудить вашу… Вашего Мудреца к повиновению, то и креатура земли может быть послушной. Ведь принципиально они схожи. Даже совмещаются без особых проблем… Вот я и подумал, почему бы не попробовать? Все равно мы ничего не теряем. А так я буду хоть в чем-то уверен.

Тиеф медлил с ответом. Ему не хотелось за спиной у товарищей вводить иноземца в сакральное место, а тем более дозволять ему упражняться с Мудрецом. Ведь Мудрец это… Тиеф вздрогнул. Он услышал себя со стороны, услышал старого и пыльного Тиефа, который все еще был Ра.

– Ладно, – наконец произнес Тиеф и приободрился собственной уверенностью. – Ладно. Только быстро и без шуток.

Уже поднимаясь по широким ступеням пирамиды, Тиеф обратил внимание, что товарищ вышел пустым – его креатура осталась в оболочке легким лазурным цветом. Войдя внутрь, они  не сговариваясь обернулись. За ними никто не следил.

– Они слишком заняты друг другом, – высказался Крайтер, как будто подслушавший мысли Тиефа. – Так что опасаться нечего. Идем, времени у нас не так уж и много.

Хотя Крайтер и оставил креатуру Вербарии, сила его не покинула. Это стало особенно заметно, когда они приблизились к купели Мудреца. Багровые отсветы пятнали все, и только Крайтер бледнел тенью ясного неба. Тиеф посмотрел на свои руки – его когти покраснели, что могло означать только одно. Мудрец знал об их приходе.

Крайтер облокотился о борт вместилища и склонился над ликом Мудреца. В его руке сверкнул диск, да так ярко, как будто он выхватил его из солнца. Когда он сжал его в кулаке, то свет брызнул сквозь пальцы точно вода. Роняя капли света на жидкий лик, Крайтер медленно стал опускать руку. Когда его кулак коснулся поверхности Мудреца, вся она взбугрилась лиловыми пузырями. Большие и маленькие они лопались искрами, и в их хлопках слышалось разноголосое эхо, перекатывающееся по обители хором раздраженных голосов.

Тиеф наблюдал за происходящим с поразительной отрешенностью. Он существовал как зрение, слух, как мысли – простые, ни к чему не приложенные соображения. Части тела словно бы неустанно перемешивались, отчего стало трудно понять, где у него рука, а где хвост. Он закрыл глаза, но веки куда-то пропали...

Крайтер опускал руку все глубже. Теперь поверхность не просто вздувалась пузырями, она кипела. По обители растекался розовый пар, вязкий и живой. Когда пелена коснулась ног Тиефа, все его естество затрепетало, устремилось к туману, как к родной земле. То немногое, что осталось от него больше походило на прежнего Тиефа, такого же беспомощного и пустого.

Вскоре и эта ничтожная крупинка самосознания растворилась в бледно-розовых волнах. Ментальный Тиеф вытек из Тиефа физического, став ручейком полноводного Мудреца. И только один Крайтер возвышался могучей колонной, глухой к туману и его шепоту.

– Тиеф, – голос Крайтера врезался в туманную пену как острый кремень. – Поднимись.

Разлившийся по полу туман задрожал и начал сжиматься вокруг оцепеневшего Тиефа. Его захлестнули воспоминания. О себе, о своих чувствах и желаниях о том, кем он являлся теперь и кем был раньше. Туман сгустился, обволок тело и просочился внутрь. Тиеф судорожно выдохнул. Он узнал себя, обрел повторно, но не через Мудреца, а через… Крайтера. Через его манипулятор. Тиеф медленно поднес руку к глазам: когти больше не отливались багрянцем, но подрагивали – отвратительно мелко и неуемно. Во всем теле чувствовалась слабость новопророщенного.

– Извини, дружище, но так надо было, – вдруг услышал он спокойный голос Крайтера. – Я удалил из тебя креатуру, чтобы не замять в общей массе. Ты… Ты ведь мертвый?

Тиеф кивнул. Он знал, кем являлся.

– Ты мертв, Тиеф. Вы рождаетесь мертвыми, не способными вырабатывать биоэфир. Точно так же как ваш Мудрец не способен накапливать его. Он тоже мертв. Вы умерли вместе с ним.

Вдруг он замолчал и обернулся к купели, будто его окликнули.

– Не стоит обманываться, – ответил он, явно обращаясь не к Тиефу. – Он не воскресит тебя и не возьмет с собой.

И снова страшная, многозначительная тишина, звенящая осколками эха.

– Я знаю, – снова ответил он пустоте. – Я знаю потому, что есть его часть.

В ярких бликах манипулятора вдруг проявился невидимый до сей поры собеседник Крайтера. В самом центре купели, над теперь уже упокоившейся поверхностью, стоял Мудрец. Пепельно-серый, подсвечиваемый снизу багровым светом... Тиеф вздрогнул. Он узнал себя. Старого, изможденного, покрытого скорлупой морщин и коркой наростов.

– Постой! – вдруг вскрикнул Крайтер и быстрым взглядом скользнул по Тиефу. – Не торопись, подумай!

Последний его возглас потонул в громовом клокотании – там, где еще мгновенье назад возвышалась фигура Мудреца вспенился гейзер. Он поднимался, рос и мгновенно заполнил всю купель. Когда макушка фонтана уперлась в свод пирамиды, багряно-розовая пена стала растекаться по стенам, заполняя борозды причудливой резьбы.

Тиеф почувствовал, как уперся хвостом во что-то твердое и теплое. С трудом оторвав взгляд от Мудреца, он оглянулся: за спиной оказалась стена, к которой он отступил незаметно для себя. Тогда он посмотрел на Крайтера: тот стоял неподвижно, вытянувшись и плотно прижимал руки к груди. Его стан излучал бледно-голубое свечение, а волосы и полы одеяния колыхались, точно под напором сильного ветра. Губы Крайтер торопливо шевелились.

Стена ощутимо задрожала, на голову посыпалась каменная крошка. Тиеф отступил, глянул вверх и увидел как вуаль Мудреца, до это обволакивающая нутро пирамиды с тягучей медлительностью, стремительно ускорилась. Тиеф отскочил дальше и посмотрел на Крайтера. От того остался клин света, впивающийся в пол. Были видны сияющие чистотой льда трещины, раскалывающие под ним камень.

– Тиеф! Берегись! – услышал он в голове крик и тут же почувствовал, как его ногу обвил липкий огонь.

Он шарахнулся в сторону, споткнулся, упал и уже с пола увидел, как к нему тянулось склизкое, извивающее щупальце. Оно шарило по каменной кладке, выискивая ускользнувшего Тиефа, потом вдруг замерло, почувствовав его страх, и молниеносно схватило за ногу на этот раз крепче и больней.

Крайтер что-то кричал. Тиеф не мог разобрать что – в голове как будто разгорелся дикий пожар, сжигающий всякое понимание. Но Крайтер продолжал кричать и его крик раздвигал стену пламени, для того, чтобы Тиеф мог подняться. Сознание прояснилось и он увидел, что уже по пояс поглощен Мудрецом, что вся обитель заполнена им как громадный сосуд. Чистое пространство оставалось только вокруг Крайтера. Из нависшей над ним массы выстреливали щупальца, но, с треском лиловых молний, отскакивали обратно.

Тиеф приподнялся, стараясь подползти ближе к товарищу, но нижняя часть тела не слушалась. Она как будто вросла в трепещущий пласт, став его частью.

 – Помоги… – выдохнул Тиеф, в отчаянии протянув руку Крайтеру. – Крайтер! На помощь!

Свободное пространство неумолимо сжималось. Сейчас их разделял только узкий просвет, сквозь который Тиеф едва видел краешек лучезарной фигуры. Мудрец стремился разделить их.

Внезапно Мудрец замер, точно остекленев. От совсем уже, было, пропавшего Крайтера во все стороны побежали веточки белых трещин. Заметив это, Тиеф рванулся из всех сил и с хрустом выдернул ноги. Он ринулся к товарищу, но затвердевшего просвета едва хватило, чтобы просунуть в него руку.

За спиной что-то глухо ухнуло и разбилось. Тиеф оглянулся и увидел расколотую об пол глыбу Мудреца. В своде застывшего кокона чернел угловатыми краями провал. Треск усилился, отовсюду несся глухой рокот. Еще один валун, подчиняясь зигзагам трещин, рухнул наземь у самых ног. В несчетных гранях расколотой глыбы, он увидел собственные отражения. Маленькие и кривые они метались в осколках, моля Тиефа дать им свободу.

Очередная глыба, упав, больно ударила Тиефа по плечу. Он упал, но тут же поднялся. Боль? Тиеф судорожно ощупал себя, посмотрел на когти – они больше не светились багрянцем.

– Я снова Ра?

Треск усилился, стал ближе и вот, разделявшая их преграда рассыпалась. Тиеф увидел Крайтера, протягивающего ему руку и, не колеблясь, схватил ее.

Tat 19

– А я тебе говорю в лес! – от возмущения Сейвен даже ногой притопнул. – Выход там. И захлопнись, наконец, а то назад зарою.

Череп в ответ клацнул челюстью и откатился.

– Давай, давай, иди, – простучал он уязвлено. – Провалишься в трясину как я когда-то и все. Конец!

Сейвен скрипнул зубами, но сдержался и не пнул болтливые останки. С той самой минуты, как он отковырял костлявого, тот не умолкал и всячески старался помыкать им. Вот как теперь, склоняя Сейвена отказаться от намеченного пути.

– Ну, ты сам посуди, – подпрыгивая на месте, говорливый развернулся, чтобы видеть Сейвена. – На кой тебе лес? Что ты там найти собрался? Укрытия? Спасения? Ягодов? Грибов? Волков? Избушки на ножках? Или ты ждешь там красного ковра с выходом? Все там! Там, где солнце уезжает на закат.

– Никуда оно не едет, – проворчал Сейвен, развернулся и зашагал к лесу, зная наверняка, что пустоголовый покатился следом.

Возобновив путь, он перестал думать о чем-то кроме зыбких вершков под ногами. Изредка он поднимал глаза на темную полоску леса и сердце всякий раз замирало. Неуловимая мысль вспыхивала и тут же гасла. Какая? Он никак не мог вспомнить. Он помнил избушку, поляну и высокий костер… Помнил непонятную песню и мелодию сыгранную на флейте. «А что это – флейта?»

– Эй, лысый! – не оборачиваясь бросил он черепу. – Что такое флейта помнишь?

– Я не лысый! – огрызнулся тот. – Да, я помню что такое флейта. Это здоровенный музыкальный инструмент с пятьюдесятью струнами. Играющий садится пред ним, теребит струны и рождается музыка.

Сейвен невольно усмехнулся, представив Крайтера восседающим перед чем-то подобным. «В муках, должно быть, рождалась бы музыка». Представил и остановился как вкопанный. «Крайтер. Ведь это он играл на флейте в том лесу! А пел? Кто пел-то?» Образ Крайтера, целостный и полный, на мгновение полыхнул молнией, но тут же стал растворяться. Силясь запечатлеть его, Сейвен закрыл лицо руками присел на корточки и сосредоточился. Вдруг об него что-то стукнулось.

– Эй, чего стоим?! – прошамкал череп. – Я спрашиваю чего стоим?..

Образ рассеялся. Сейвен, раздосадованный донельзя, схватил костлявого, зажал под мышкой и, под протестующий вопль, выдрал ему зуб. Этим зубом он выцарапал на гладком челе: «Крайтер», смочил водичкой надпись и закрепил результат.

– Так. Тебя теперь зовут. Эээ. Крайтер тебя зовут. Понял?

– Я не Крайтер! – взрыдал череп. – А мне больно, поганец ты эдакий!

– Как же нет, когда Крайтер. Вон, у тебя на лбу написано!

– Это ты только что нацарапал!

– Нет. Это на меня не похоже. Хотя, – он деланно задумался. – Если ты не он, то кто же?

Сейвен приготовился к ответу, но череп замолк. Даже когда он потряс костяшку, из того и слова не выпало.

– Обиделся, значит, – укоризненно покачал головой Сейвен. – Хотя так даже лучше.

Он взял череп за глазницы, подобрал свою клюку и зашагал дальше.

Ни долго, ни коротко Сейвен заметил вдали белые линии, сложенные из белых камушков. Подойдя ближе он с удивлением прочел надпись из черепов: «Идите в жопу! Ваш Сейв». Причем, под восклицательным знаком первого высказывания череп куда-то пропал... Сейвен, ведомый порывом законченности, водрузил своего онемевшего спутника на пустующее место.

Едва черепок оказался на месте, его охватило странное ощущение повторенности. Так, словно он уже бывал здесь. Будто это он выложил крамольную надпись, а потом, когда-то позже, потревожил восклицательный знак. «Сто черепов. Именно столько здесь. Не больше и не меньше». Подсчеты увенчались успехом: зубастых камней, действительно, оказалась сотня. Вместе с тем, что он принес с собой. Но ни радости, ни удивления Сейвен не испытал. «Точно для галочки дело. И так ведь известно, что их сто».

Все черепа походили друг на друга как две капли воды. Ни тебе разницы в челюстной карте, ни в форме глазниц или лба… Даже носовые прорези одинаковые. Сейвен сложил из черепов возвышенность и теперь восседал на ней, перебирая оставшиеся.

– Чьи же вы, поганцы, а? – вздохнул он черепу на левой руке, перевел взгляд на правый и, не дождавшись ответа, столкнул их лбами. – Откуда вас столько на мою голову?..

Сказал и задумался. Отшвырнул один череп, а второй приложил к своей голове. Ощупал. По габаритам вроде походило. Тогда Сейвен раскрыл рот пошире и стал исследовать свои зубы, одновременно сверяясь пальцем с эталоном. Выходило, будто зубы такие же.

– Ну, нет, – покачал он головой. – Быть того не может. Это сколько ж раз я тут уже…

Вдруг, точно опомнившись, он схватил тот череп на котором красовалась корявое «Крайтер», перечеркнул надпись и ниже торопливо нацарапал «Сейвен». Подчеркнул имя два раза и вернул его в основание восклицательного знака. Затем поднялся, разложил черепа в прежнее высказывание и двинулся в путь с уверенностью, что это дело было не для галочки.


* * *

Едва Сейвен подошел к примеченной издали надписи, как внутри шевельнулась чувство повторенности. «Как заводная игрушка. Снова и вновь, пока завод не кончится. А потом появляется рука с ключиком и пошло-поехало».

Сейвен уселся перед ругательством, воткнул клюку в мох и положил рядом принесенного с собой «Крайтера». Оглядывая писанину, его внимание привлекла точка восклицательного знака. Зачеркнутое на лбу черепа имя было в точности таким же. Вплоть до последней, дрогнувшей буквы. Он отложил находку, взял утихшего говоруна и, перечеркнув надпись, процарапал ниже свое имя, дважды подчеркнув его.

Надписи совпали. Рытвинка к рытвинке. Трясущейся рукой Сейвен утер со лба пот, сглотнул, взял чистый череп и проделал операцию от начала и до конца. Все совпало с зеркальной точностью.

Череп выпал из руки и глухо стукнулся об мох. Не глядя на него, Сейвен потянулся к ближайшему чистому, подписал его, потом взял следующий, а за ним еще один… Он испортил пять зубьев, прежде чем подписал все черепа. И на каждом надписи совпадали с эталоном, как две капли из одной лужи.

Управившись, Сейвен не стал укладывать черепа в прежнюю надпись. Вместо этого, он выложил из них огромную стрелку и поковылял дальше.


* * *

Указывающую на лес стрелку Сейвен увидел издали. Приостановился возле нее, осмотрел черепа, сравнил со своим, многозначительно хмыкнул и ускорил шаг.

Всё сходилось. Чувство залипания поселялось в нем все раньше и раньше. Теперь он был уверен, что появляется и пропадает на этом болоте не в первый и не в тысячу первый раз. Теперь он знал наверняка, что все черепа принадлежали ему предыдущему и что его останками усеяно все болото. Или, по крайней мере, тот путь, которого он придерживался.

Его забывчивость тоже оказалась далеко не случайной. Он утрачивал способность удерживать воспоминания только если шел к лесу. Если он держал путь на закат, как того советовал череп, то память долго сохраняла целостность. До самой гибели, потому как это направление не имело конца.

Что, действительно, оставалось загадкой, так это как он здесь очутился и где, собственно, это «здесь» находилось. Сейвен чувствовал, что ответ ждал там, на кромке темнеющего у горизонта леса. Но, коли он продолжал топтать болото, то добраться ему туда не удалось. «Пока».

Была и еще одна штука, а вернее две. Одна всячески препятствовала его походу, а другая исподволь направляла. Диалектика обеих сил оставалась для Сейвена крайне туманной. «Оно и правильно. Изъясняйся они доступно, давно б уже выбрался с болот или пропал окончательно».

 С каждым шагом Сейвен терял себя по капле, как проколотый бурдюк.

Хотелось пить, но не хотелось останавливаться. Он инстинктивно чурался остановок. Остановка значила конец. Поэтому он шел, изредка поглядывая на надписанный череп. Прочесть надписи Сейвен уже не мог, но этого и не требовалось. Череп сам по себе служил напоминанием. О чем? Сейвен забыл. Главное, что каждого брошенного на него взгляда хватало протащиться еще немного.


* * *

Тишина и мрак.

Эти явления остались где-то позади, потому как в ушах шипело и булькало, а сквозь сомкнутые веки пробивался свет. Сейвен раскрыл глаза и посмотрел на источник света, но тотчас зажмурился ослепленный лучами заходящего солнца. «Где это я?»

– Проклятье!

Он вскочил на ноги, тут же упал на колени и принялся раздирать пальцами мох.

– Привет, шеф! – осклабился добытый череп. – Давай поговорим?

Вместо приветствия Сейвен зажал его под мышкой, выдрал зуб и торопливонацарапал на челе «Крайтер», зачеркнул, подписал ниже «Сейвен» и подчеркнул два раза. Череп замолк, боле не проронив и слова.

– Так-то лучше, зубоскал, – проворчал Сейвен и кинулся бежать в сторону леса.

Ноги сами помнили надежную дорогу. Даже палка больше не требовалась. С ней, пожалуй, выходило бы и медленнее. А Сейвен торопился. Очень торопился опередить собственное расслоение.

И, кажется, ему это удавалось.

Присел отдышаться он только у стрелки. Окинул себя мысленно и убедился, что вполне сносно помнит, кто он и как неплохо играл на флейте. «Которая вовсе не рояль, а дудка». Восстановив дыхание и глотнув затхлой водички, Сейвен поскакал дальше, не сосчитав черепа и не сверя надписи.

Чем ближе становился лес, тем ниже опускалась ночь.

– Сейвен не Крайтер, Крайтер не Сейвен. Сейтер не Крайвен, Крайвен не Сейтер, – загнанно выдыхал он, коверкая шагами имена, совершенно позабыв, кому они принадлежали.

Почва под ногами из мягкой вдруг сделалась твердой и колючей. Едва он подумал об этом, как ударился обо что-то плечом, его развернуло и он упал навзничь. Все его тело конвульсивно вздрагивало, ожидая ледяных объятий трясины.

– Край ни Сейв, Кра хр Севр…

Его рвало чернильной, густой массой с яркими жемчужинами света. Долго и мучительно он выгибался в рвотных спазмах, пока к глотке не подступил желудок, твердый, как камень. Неудержная тошнота рвалась наружу, Сейвен захрипел, изогнулся дугой и выдавил то, что едва не разодрало гортань.

На траве, в выблеванной ночи, лежал хрустальный череп.

Конвульсии унялись и теперь Сейвена колотил озноб. С трясущихся губ стекала липкая темная слюна. Ее чернильная нить капнула на череп, но скатилась, точно тот был жирно умаслен. Перед глазами плыли красные круги. Они пульсировали, выходили за глазницы и разлетались по округе пушистыми обручами. Сейвен закрыл глаза, помотал головой, но не удержал равновесия и завалился на бок. Стало легче. Теперь он смотрел на сияющий внутренним теплом череп сквозь грязную траву. Череп, повернутый к нему затылком, лежал в россыпи осколков света, как луна в ореоле звездного нимба. Если протянуть руку, то пальцы ничего не коснутся. Только космический холод. А он и так замерз.

Сейвен вобрал в балахон руки и ноги, прижал их к телу и втянул голову, оказавшись в небольшом шатре из собственного одеяния. На месте рукавов и штанин балахона в лесную ночь глядели слюдяные оконца, а вместо ворота над самой головой зияло отверстие дымохода. В центре шатра горел костер лунного света, разожженного на черепе с рубиновыми глазами.

Однако пламя не согревало и Сейвен, абсолютно голый, приподнялся и нерешительно придвинулся к костру. Инстинктивно он ждал тепла, но… Ничего. Языки белого огня проходили сквозь пальцы как будто их не существовало. Взглянув на основание костра Сейвен увидел, что череп внимательно следит за ним. Медленно, будто уличенный в баловстве ребенок, он отнял от огня руку и, не зная куда ее деть, прижал к груди. Череп продолжал смотреть пристально и, как чувствовалось, с укоризной. Захотелось отвернуться, спрятаться от рубиновых глаз, но Сейвен обнаружил, что не может оторвать взгляда. В мертвенно-бледном колыхании пламени эти глаза виделись затвердевшей кровью. Не пролитой, но и не рожденной жизнью.

Не отрываясь от гипнотических глаз, Сейвен лег на живот и замер, точно мягкая теплая шкура. «Шкура. Шкура. Шкура… Тапочки. Дались мне эти тапочки». По телу пробежала волна раздражения, и тут же он услышал собственный голос. Откуда-то сверху, как будто он теперешний лежал на дне глухого колодца.

– Заходите, кто там.

Пустой рубиновый взгляд открылся дверью, на пороге которой стоял человек. Сейвен лежал у его ног и лица не видел, но, как только захлопнулась дверь уютной комнаты, с досадой подумал: «какого демона тебе надо?» Человек разулся, ступил на Сейвена и, после короткого молчания, вымолвил:

– У нас он деревом отделан. Представляешь, сколько стоит? А… Для чего? Я имею в виду, ведь поезд куполу принадлежит, а значит, никто, кроме нас, им пользоваться не будет. Зачем ларгу деревянный холодильник? Тебе он нужен?

Он узнал голос вошедшего, узнал как мелодию, услышанную очень давно и всплывшую в памяти только сейчас. Неуловимый мотив, очищенный от условностей и деталей. Как имя старого знакомого, что крутиться на языке, но все никак не приходит на ум. «Имя, имя…» Сосредоточиться и вспомнить мешали чужие мысли, проникающие в него помимо воли. «Нужен. Нормально отдохнуть… Имя… Питание должно быть хорошим».

– Нет.

Его голос звякнул грубее старого медяка. Отчего-то сделалось стыдно, но не за себя, а за того, который сидел в глубоком уютном кресле позади, за гранью видимости. Он видел лишь запертую дверь, две пары обуви у порога, да цветочный горшок. Все остальное воображение дорисовывало само.

– Вот и мне не нужен. Я не могу есть из деревянного холодильника. Так что, будь добр, или иди к ним, или оставайся и поужинаем вместе.

Прямые слова пробрали мурашками. Хотелось принять искреннее предложение, усмехнуться и дружески хлопнуть говорившего по плечу. Но он не мог даже рта открыть. Вместо него думал, чувствовал и говорил другой он, за которого Сейвен был готов сквозь землю провалиться.

– Делай что хочешь.

– Значит, ты остаешься?

– Нет. Я иду спать.

– Как? А ужинать?

– Нет желания.

– Ну, как знаешь.

Скрип пружин матраса, шорох ткани, взвизг застежки… Сейвен явственно представлял как он – он неучтивый грубиян – забирается в постель, как ворочается, борясь со сном, как… «Изнасиловать дважды... Себя?!» Для него все становилось неуловимо далеким и близким, быстрым и бесконечно долгим. Сквозь наваливающуюся сонливость пробивались столовые звуки. Это ужинал гость. Сейвен отдал бы многое, за возможность оглянуться, посмотреть ему в лицо, и… Узнать. Но сон захватил его, поднял над теменью невесомой снежинкой и уносил все выше и дальше. Он стоял на вершине шпиля, пронзающего высотой черные небеса. Далеко внизу бурлил океан из живых и мертвых существ. Они перемалывались друг в друге, разбивались приливом об основание шпиля…

Вдруг что-то звякнуло, еще и еще. Сейвен, точно проснулся. На лакированном полу, между ним и запертой дверью, лежала серебряная вилка, которую обронил гость. Послышался глубокий вздох, скрип отодвигаемого стула и шаги, заглушаемые мягкостью шкуры.

– Вот надо же было так… – услышал он у самого уха. – Теперь мыть… Эй, а это у нас что?..

Он взял его за голову, поднес лицом к своему лицу и Сейвен, как по щелчку, узнал гостя. Крайтер. Они ехали на поезде купола Бредби в Йерашан на свое первое задание. Он знал, что вскоре Крайтер исчезнет, а команда ларгов окажется втянута в череду злоключений, приведших к гибели Вербарии. Вспомнил Айро, вспомнил генизу… Как наяву, Сейвен видел мрачную гибель планеты, чувствовал боль утраты и горечь вины… Спасение на земле, его перерождение, стычка с Атодомель и полет к остову Вербарии. Вот где он. «В сердце Вербарии».

Сейвен поднялся с пола – выбрался из-под медвежьей шкуры, ставшей теперь его единственной одеждой. Крайтер не спускал с него глаз, но без тревоги или удивления, так, словно он ожидал чего-то подобного.

– Присядем? – он кивком указал на стол и Сейвен кивнул в ответ.

– Как я здесь оказался? Почему… Почему именно это?

– Не могу сказать тебе больше, чем ты сам знаешь. Я всего лишь твое воспоминание, ограниченное твоими же познаниями обо мне. По существу, разговаривая со мной, ты разговариваешь сам с собою…

За ширмой спального места послышалось ворочанье и лицо Крайтера напряженно застыло. Мираж сна, рассеявшийся было совершенно, сгустился вновь, но ненадолго. Сейвен уже достаточно овладел собой, чтобы отмахнуться от него как от дыма затушенной свечи. Шорохи стихли и Крайтер расслабился. Потом он повел бровями, вытер салфеткой вилку и вернулся к еде.

Сейвен молчал. Он чувствовал, что сказанное – правда лишь отчасти. Действительно, Крайтеру в генизе Вербарии взяться неоткуда. Но и он запомнить в подробностях убранство вагона не мог. Паче как и сцену, немым сопереживателем которой стал.

– Если ты, действительно, только мое воспоминание, то для чего все это?

Не отрываясь от еды, Крайтер пожал плечами.

– Не знаю, – пробормотал он. – Видимо, у тебя есть причины. Ты ужинать-то будешь?

Есть Сейвен не хотел, но все же наполнил свободную тарелку снедью и взялся за вилку и хлеб.

– Знаешь, все это, – Крайтер обвел руками комнату, откинулся на спинку стула и причмокнул, извлекая застрявшие между зубов волокна салата. – Все происходящее, одна из вариаций случившегося. Ты знаешь, чем закончилось знакомые тебе дела? Знаешь. Даже я это знаю. Так вот… Сейчас есть возможность все исправить.

– Как?

– Действовать иначе.

– Все уже свершилось, Крайтер. Если что-то и удастся изменить, то видимость, но не суть.

– Не ты ли уверял Разиель в том, что жизнь Вербарии всего лишь иллюзия? Сон планеты? Только не говори мне, что научился так скоро отказываться от собственных убеждений.

– Время нельзя повернуть вспять, хочу я этого или нет.

– Повернуть – нет, а вот остановить можно. Если я скажу, что все то, что ты помнишь, не происходило, а было лишь сном, как ты к этому отнесешься?

– Как к фантазии.

– Обоснуй, – Крайтер скрестил на груди руки и нахмурился. – Откуда такая упертость?

– Я изменился, Крайтер. Думаешь, вон тот, что дрыхнет под балдахином, способен разговаривать со своим воспоминанием на равных?

При упоминании спящего, Крайтер видимо напрягся. Сейвен налил себе завару, поправил соскользнувшую с плеч шкуру и продолжил:

– Все это, – он скупо окинул пространство свободной ладонью, пародируя широкий жест Крайтера. – Не появилось бы в памяти, не будь увиденным однажды. А раз в памяти оно есть и способно к трансформации, значит когда-то происходило. Не могла же история со мной, с тобой, со всей Вербарией взяться на пустом месте?

– Могла. Она могла быть выдумана от начала и до конца.

– Пусть так. Это вовсе не отменяет последовательность событий. У меня есть точка, от которой я отталкиваюсь. Мои воспоминания. Выдуманы они кем-то или происходили на самом деле – не столь важно. Важно другое. В чьей бы памяти я не находился, это уже однажды произошло. В реальном или каком-то ином состоянии, но было запечатлено генизой. Я внутри нее. Прибыл с конкретной целью. А что делаешь ты? Соблазняешь меня? Той мечтой, которую сам лелеял?

Было слышно, как стучат колеса, да мерно тикают громадные напольные часы. Крайтер не отзывался. Он смотрел куда-то в сторону, не то стесненный, не то расстроенный.

– Крайтер, ты ведь... – продолжил Сейвен, но запнулся. – Ты ведь неудовлетворенное желание. Не твое и не мое. Ничье, но и всех одновременно. Ты голос всех тех, кто погиб вместе с Вербарией, тех, кто хотел, чтобы все шло своим чередом и мир не сгинул в одночасье. Ни генизы, ни Атодомель, ни замысла Первых. Только Вербария и вербарианцы.

– А если я скажу тебе, ­– наконец медленно проговорил Крайтер, – Скажу… Что я и есть Вербария? Как ты к этому отнесешься?

Tat 20

Тиеф пришел в себя на теплом песке под открытым небом. Прикрывшись рукой от яркого солнечного света, он с трудом приподнялся и сел. Сквозь слезы угадывались только контуры дюн, да пятно купола вербарианцев вдалеке. Он с силой зажмурился и стал растирать глаза. Зрение понемногу возвращалось, но стали мешать мельтешащие голубые огоньки. Он прищурился на собственные руки и изумленно замер. Его когти отливали нежной лазурью.

 – Ну вот, ты и пришел в себя, – услышал он за спиной знакомый голос. – Как, не больно?

Тиеф покачал головой и изумился второй раз. Он понимал Крайтера без переводчика.

– Что… – собственный голос стал далеким и сухим. – Что со мной?

– Ну, прежде всего ты жив! – Крайтер встал напротив Тиефа и протянул ему руку. Тиеф посмотрел сначала на ладонь, потом в лицо Крайтеру и принял обращенную помощь.

Ноги едва слушались. Он сделал шаг и, сосредоточившись на нем, вдруг перестал дышать. Остановившись, вернулся к дыханию и тут же чуть не рухнул обратно на песок. Его тело словно училось жить заново. Все, начиная от выдоха и заканчивая шевелением хвоста, давалось неуклюже, рассеяно. Привычные, машинальные движения обращали на себя внимание, требовали такового, иначе тело отказывалось слушаться.

– Мудрец… – выдохнул Тиеф и с облегчение оперся на подставленное Крайтером плечо. – Он жив?

– А посмотри сам, – Крайтер махнул свободной рукой, указывая за спину.

Тиеф медленно повернулся и увидел свою пирамиду, развороченную у вершины жерлом вулкана. Сходства добавляла багровая субстанция, застывшая густыми потоками на его гранях.

– Это сделал ты?

– Отчасти. Но… – он замолчал, обдумывая слова. – Я принял в этом пассивное участие. Мудрец подавился собственными амбициями. Знаешь, чего он хотел? Чего хотели и те другие, что сейчас гнездятся у нас под ногами в генизе земли?

Тиеф качнул головой, продолжая заворожено смотреть на пирамиду Мудреца.

– Он хотел слиться с ней и доказать Атодомель свою состоятельность. Это ему удалось. Вернее, той части, что сейчас под землей в генизе. Но это лишь часть замысла. Он жаждал тройного слияния. Ра, Вербария и Земля. Одним хранителям известно, какая смесь получилась бы от единения трех начал. Только я глубоко сомневаюсь, что Первому нужно все это… Ну, да все прахом пошло. Из-за тебя. Из-за тех, кто привел его сюда.

Тиеф недоуменно посмотрел на Крайтера.

– Да-да. Из-за вас. Тебя и тех двоих, которые, как и ты, не сломились. Вы сдерживали его как узкое горлышко у необъятно большого сосуда. Если бы сломились как другие трое, то, возможно, мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Он пытался овладеть вербарианцами, но не смог, – Крайтер вздохнул и пожал плечами. – Промазал ваш Мудрец. Он выбрал самых устойчивых Ра. Таких, что выдержат взваленный на них груз. А вот забрать не смог. По крайней мере, не у всех.

– А Монтерс и Ио? Что с их частями?

– Пока твои друзья живы, они надежно заперты.

– Если они живы…

– Если?

Тиеф посмотрел на руки, сжал их в кулаки, разжал вновь. Бледно-голубое сияние не проходило.

– Я думаю, они пожертвовали собой, чтобы освободить Ра от безумств Вимериса.

– Либо они принесли в жертву Мудрецов, – невозмутимо ответил Крайтер. Теперь он мерил взглядом две нетронутые пирами, а в его руке опять ярко заблестел диск. – Проверим?

– Постой. Объясни, что со мной? Почему я такой как… Как ты.

­– Я не мог иначе. Иначе бы ты погиб, – помедлив, виновато ответил Крайтер. ­– Ментальность не может существовать раздельно от жизни. Она ее продукт. Цель, если хочешь. Ра – мертвая жизнь, если можно так выразиться. Вы ничего не вырабатываете, а только копите растраченное. Я не знаю почему так случилось, но это сейчас и не важно. Важно другое. Я… Откупорил тебя, дал Мудрецу свободу. Тогда я и предположить не мог, что ваши Мудрецы обладают своим собственным извращенным сознанием. Я думал, что они просто креатура. Как моя. Освободившись, он захотел пожрать меня и присоединиться к тем другим, что уже в земле. Но он не учел вот этого: – Крайтер подбросил металлический диск и ловко поймал его. – Я обезличил его. Теперь Мудрец, больше не Мудрец, а пласт биоэфира. Старого, кристаллизованного биоэфира. Без мыслей, чувств и стремлений. Разобранный по косточкам. Если бы в тот момент я не наполнил тебя чем-то, ты бы умер. По-настоящему перестал существовать. А под рукой оказался только я сам. Так что теперь ты вербарианец, Тиеф. Ментально.

– А как же ты?

– Да мне-то что станется? Я тебе передал лишь частичку. Побольше, конечно, чем у простых живых людей. Примерно столько же, сколько вынул из тебя. Не переживай, ты все тот же избранный. О, смотри. Проснулись.

Он кивнул в сторону купола, из которого выходили гости и его обитатели. Тиеф не успел ответить, как часть группы вздыбилась и разразилась тучей пыли, устремившейся к ним. Через мгновенье их окружили Ра во главе с Ио и Монтерсом.

– Что произошло? – сухо осведомился Ио, переводя взгляд с одного на другого. – Что вы сделали с Мудрецом?

– Он пытался убить нас, – ответил Тиеф, пряча руки за спину.

– А что случилось с тобой? – в свою очередь спросил Монтерс. – Твои глаза, Тиеф. Почему они голубые?

Тиеф растерялся. Он позабыл, что именно глаза самый явственный индикатор ментального содержания и беспомощно посмотрел на Крайтера. Тот кивнул.

– Крайтер все объяснит. А я стану его голосом.


* * *

– Это здесь? – Крайтер присел на корточки, зачерпнул горсть песка и пустил ее по ветру.

– Да, кажется здесь, – ответил Тиеф и огляделся.

Они стояли в центре воронки, оставленной исходом строенного Мудреца. Кругом валялись обломки пирамид. Какие-то успело занести песком так, что виднелись только черные вершины, другие, особенно большие, едва прикрылись волной наноса. Общая картина походила на древние развалины, а не на проторенный Мудрецом канал.

Объяснялись с Ра недолго. Тиеф, ожидающий неприятного разговора, был удивлен тому с каким пониманием Ио и Модаберти отнеслись к случившемуся. Как выяснилось – неспроста. Разодрать слипшихся Ра удалость только благодаря Мудрецам, которых избранные, действительно, принесли в жертву. Тиеф убедился в гибели оных лично, чуть позже наведавшись в непривычно темные обители. Купели оказались пусты и не столь уж глубоки. Четыре роста среднего Ра, вот чему равнялась «бездонная пропасть» на дне которой тускло поблескивали мощи тех немногих, что утопли в ней.

Новый облик Ра отражал помещенную в них силу Мудрецов, без которой пригодные к восстановлению индивидуальности просто разваливались. Сперва Монтерс противился такому кощунству, но Ио сумел переубедить товарища. Главный его аргумент заключался в, собственно, цели бегства – в спасении Ра, а не служении Мудрецам, успевшим доказать свою двуличность.

Избранным эта работа дорого обошлась. Они растратили собственные силы без остатка, обернувшись самыми обыкновенными Ра, но Крайтер усмотрел в ментальном опустошении неслыханную удачу. Он предложил избранным вобрать в себя его креатуру, с тем, чтобы защитить беспомощных вербарианцев. Избранные неохотно, но согласились. Не без увещеваний Тиефа.

И вот теперь они с Крайтером стояли у точки внедрения, приглядываясь к тем глубинам, в которые предстояло нырнуть. Правда, Тиеф ничего кроме песка, да корявых обломков не видел. Он взглянул на Крайтера: тот, задумавшись, склонился над очередной золотистой горстью, пересыпая ее из одной ладони в другую.

– Здесь песок холоднее, – протянул он, обращаясь к себе и к своим мыслям, а не к Тиефу. – Ну-ка, а тут…

Он зашагал к большой глыбе, испещренной внутренней росписью пирамиды. Не дойдя, остановился, присел и погрузил руку в песок. Обратно он вынул стиснутый кулак, разжал его и внимательно посмотрел на ладонь. Когда песок вытек сквозь пальцы, Крайтер постучал свободной рукой по тыльной стороне ладони, выбивая остатки песчинок, хмыкнул и жестом подозвал Тиефа.

На раскрытой ладони осталось несколько багровых крупинок.

– Ничего не напоминает?

– Напоминает, – ответил Тиеф. – Это след, оставленный Мудрецом.

– Точно. А на глубине песок еще холоднее. Так что мы на верном пути, – он отряхнул руки, привстал и огляделся. – Где-то здесь этот ход. Уже совсем рядом.

– Может, стоит уйти в ментальность? – предложил Тиеф.

– Еще рано, – задумчиво ответил Крайтер и снова принялся бродить по песку.

Он ходил все медленнее, останавливался на дольше, а вскоре и вовсе замер. Наконец, не оборачиваясь, окликнул Тиефа.

– Нашел, – тихо пояснил он. – Забирайся ко мне на плечи.

– Как на плечи?

– Так. Запрыгивай.

Озадаченный такой просьбой, Тиеф подпрыгнул и мягко встал ему на плечи. Крайтер даже не шелохнулся, точно окаменев. Вдруг Тиеф почувствовал, что начинает опускаться – медленно, но верно проваливаться вглубь Крайтера. Вместе с этим он ощутил легкое покалывание, растекающееся от ступней к макушке и парализующее его. Мысли сжались в тугой ком и тоже замерли.

Его взгляд застыл на макушке Крайтера, которая все приближалась и приближалась. Тиеф напрягся, пошевелил глазами и фигура под ним вздрогнула, расплылась всевозможными оттенками синего. Исподволь переливы отяжелели и сместились к фиолетово-карминным тонам. Липкий, теплый свет перекинулся на Тиефа, обволакивая тонкой искрящейся кожей.

Они стали ментальным целым. Тиеф чувствовал, видел и размышлял вместе с Крайтером, вытягивающего их в узкий столб света. Он подключился к стремлению товарища и дело пошло быстрей.

Окружение лишилось привычной четкости форм. Вместо океана песка, каменного дна и других, более глубоких слоев планеты, Тиеф «видел» сплошную, бесконечную даль, рассеченную только узким каналом. С трудом верилось, но громадная воронка исхода Мудреца, здесь, на глубине, сузилась до тонкой иглы.

В однородной дегтевой темени стали появляться зеленые огоньки и, чем ниже они спускались, тем пылинок становилось больше. Вскоре искорки сложились в громадное корневище, раскинувшееся настолько, насколько хватало ментального взора. Одно из его ответвлений как раз и пронзал канал Мудреца.

Стоило товарищам погрузиться в сеть генизы, как на них обрушилась бездна чужих присутствий. Тиефу показалось, будто они очутились в центре тесного столпотворения. Растертые в однородный поток личности, слеплялись меж собой и вместе слагали грандиозный, невообразимо обширный конгломерат.

Плывя по течению, Крайтер пристально следил за мутной нитью, оставленной Мудрецом. Попутно он окидывал мысленным взором окружение, но не старался постигнуть его устройство, как это делал Тиеф. Он искал следы Разиель, хотя и понимал, что здесь их быть не могло. Если они и были где-то, то на другом краю планеты, там, где ее проглотила гениза. Но Крайтер упорно всматривался в частички чужих жизней, силясь разглядеть в них намек на лазурную крупинку.

Ветвь, по которой они двигались, расширилась. Появилось множество боковых ответвлений, поток стал тягучим и медленным. Если раньше фрагментированные личности хоть как-то угадывались, то теперешняя плотность стиснула их в однородную субстанцию. Когда скорость упала окончательно, Крайтер поплыл, было, сам, но у него ничего не вышло. Они застряли.

Пока Крайтер с руганью рвался вперед, Тиеф осматривался. Поток хоть и застыл, но обзавелся какой-то новой, невидимой ранее проводимостью. Теперь транспортировались не частички биоэфира, а передавалась информация, содержащаяся в них. Очередной раз Тиеф подивился, насколько структура генизы напоминала толпу. До этого они двигались вместе с ней, а теперь, когда плотность достигла предела, вперед пробивались только голоса.

Вдруг Тиефа озарило. Нужно оставить ментальную форму и нырнуть еще глубже, на уровень, доступный только голосам – стать голосом и двигаться дальше. Крайтеру идея показалась опасной. Удастся ли потом вернуться? Ведь без ментальностей в мир живых не попасть... Впрочем, иного способа продвинуться вперед не оставалось, а об отступлении не могло идти и речи.

Сосредоточиться на информационном потоке труда не составило. Куда сложнее получилось вписаться в его структуру, так, чтобы не потерять себя. Погружение походило на сон. Иногда Тиеф точно вздрагивал, пробуждаясь и приходилось все начинать заново...

 Аморфное зрение слиплось. Зеленоватая, пульсирующая округа то появлялось, то вновь растворялось в зыбкой темени. В одно из таких затмений Тиеф явно почувствовал запах земли, тот незабываемый дух холодного, мокрого песка из которого он вылупился. Он резко распахнул глаза, но тьма не отступила, а стала только плотней. Тиеф пошевелился, вздрогнул всем телом и понял, что скован холодной тяжестью. Тогда он сосредоточился на сомкнутых на груди руках и попытался приподнять их. Отчасти это удалось – они сдвинулись с места. Воодушевившись прогрессом, Тиеф продолжил дергаться и очень скоро сковывающая темень стала податливей.

 Песок мокрыми комьями сыпался с плеч и груди. Он выбрался из зыбучего лона и посмотрел на солнце, спускающееся в пыльный горизонт. Лица коснулся порыв холодного ветра, который принес с собой далекий оклик. Тиеф вздрогнул и заозирался по сторонам, но вокруг было пусто. Только красный песок, да рассыпь острых камней.

От повторного крика внутри у Тиефа все сжалось в холодный ком. Натужно дыша, он отполз от ямы, будто она таила в себе скрытую угрозу, отполз, теряя последние силы, и рухнул ничком на песок возле большого валуна. Прислушался. В воздухе все еще носилось эхо незнакомого голоса. Внезапно его одолело дикое желание вырыть яму и просидеть в ней, по крайней мере, до наступления темноты. Он уже начал выгребать из под себя песок, как отчетливо услышал чью-то зыбкую поступь. Все тело задрожало от страха. Тиеф замер, сжался, прикинулся камнем, но его заметили, зашипели и тихий шелест шагов превратился в бесконечный каскад. Их было много.

Его обступили со всех сторон, но Тиеф не решался поднять взгляд. Он видел толстые безстопые ноги и слышал непрерывный свист выдыхаемого воздуха. Наконец, безмолвное скопище расступилось, пропуская в круг самого большого. Крепкая рука схватила Тиефа за затылок и вздернула его голову так, что хрустнули шейные позвонки.

Окружение зашипело, отпрянуло. Они выдыхали не то страх, не то изумление… Молчал только тот, кто грубо приподнял его за голову. Он был облачен в искусно расписанный доспех, доходившей ему до выгнутых к спине колен. Массивную голову с длинным, поросшей зеленым мхом хоботом, венчал шлем, в чьей глубине тлели четыре багровых глаза. В зеркально блестящей поверхности шлема Тиеф увидел свое отражение. Маленькое, бледно-розовое тело, такое хрупкое в сопоставлении с обступившими его гигантами.

Тиеф пошевелил головой, силясь высвободиться, но закованный в броню предводитель сжал руку сильнее и рывком поднял его над землей. Беспомощно перебирая в воздухе ногами, Тиеф застонал, схватил пленителя за руку, стараясь разжать его хватку. Бесполезно. Он как будто боролся с толстым корнем. Неумолимая рука медленно поднесла его лицом к забралу шлема. Вдруг один из багровых глаз – верхний правый – замигал, потух и тут же вспыхнул голубым огнем. Вслед  за ним второй, третий, четвертый… Рука придвинула Тиефа еще ближе, так, что он уперся носом в холодную металлическую решетку.

– Тсс, Тиеф, это я, – услышал он знакомый шепот. – Нашелся, мышонок.

Tat 21

Низкий каменный потолок бороздили извилины. Тиеф лежал привязанным к холодному валуну и ничего кроме потолка не видел. Отовсюду лился бледный зеленоватый свет. Он застревал в шероховатостях свода, наполняя пещеру пульсирующим бархатом. Если смотреть на потолок долго, а Тиеф смотрел именно столько, то мерещилось, будто тот волновался как вода. Или как лик Мудреца.

Тиеф пошевелился. В пещере, где его оставили в тишине и покое, путы скрипнули громко и отчетливо. Привязанный за руки и за ноги, он не мог подняться, но мог вращать головой. Правда, смотреть все равно было не на что: вокруг все тот же голый камень, разукрашенный игрой загадочного света.

Пока Тиефа несли по остывающей пустыне, он несколько раз пытался заговорить с Крайтером. Но тот не отвечал. Молчали и древние Ра. Присматриваясь к ним, Тиеф замечал растерянные, боязливые взгляды изредка бросаемые на него. Статные архисторики, могучие гиганты с детским испугом в глазах… Они боялись не Тиефа, а самого факта его обнаружения. Архисторики… Откуда они взялись в генизе Земли? Почему именно они, а не современники? В этом было бы больше смысла.

Уже внутри пещеры, проверив, надежно ли привязан пленник, Крайтер шепнул тайком, что вернется так скоро, как сможет. И Тиеф ждал, решительно обделенный выбором.

– По крайней мере он настоящий…

В оставленной тишине он прислушивался к дыханию своего тела. Вдох-выдох, вдох-выдох. Его грудь поднималась и опускалась мерно и медленно. В ее колебаниях чувствовалась напрасность. Так, будто он гнался за давно упущенным, знал, что догнать нельзя, но все равно продолжал бежать.

– Эй, как ты тут?

Тиеф вздрогнул. Дыхание на миг прервалось, а сердце застучало о ребра, как узник о прутья клетки. В ногах стоял Крайтер в своем привычном обличии. В руках он держал личинку страхта, в которой обычно носили воду.

– Воды, – надтреснутым, сухим голосом, просипел Тиеф. 

Крайтер с готовностью вытянул жгут-затычку и поднес к его губам горлышко сосуда. Теплая с металлическим привкусом вода, такая вкусная раньше, едва не полезла обратно. Он поперхнулся, закашлялся и Крайтер тут же отнял сосуд.

– Не торопись, – предостерег он. – Твое тело еще не научилось пить.

В свете пещеры Тиеф отчетливо видел склонившееся над ним лицо. Светлая кожа, волосы пропитались зеленью, а в глубине глазниц прежний голубой огонь.

– Проклятье! – вдруг выругался Крайтер, вздрогнул от собственного голоса, оглянулся и, дождавшись пока уймется эхо, склонился над Тиефом ниже. – Как же ты похож... Просто вылитый! Если бы я не знал наверняка, то подумал, что в зеркало смотрюсь.

– Кто? На кого похож?

– Ты похож на меня как две капли воды. Вы-ли-тый! – и он провел рукой по лицу, подкрепляя сказанное жестом.

– Развяжи меня.

Крайтер выпрямился и замер. Он молча смотрел на Тиефа. Кончики его пальцев застыли на подбородке, а сам он будто бы впал в отрешенную задумчивость. Каждое мгновение тишины отдавалось в голове Тиефа биением сердца. Ледяным и тревожным, проступающем на лбу крупными каплями пота… Куда он попал? Что с ним? Почему Крайтер медлит?!.

– Я не могу отпустить тебя, – с досадой ответил он. – По крайней мере, до рассвета. Он долго ждал. Слишком долго. И я тоже. Правда, ждали мы по-разному… Но вместе. Я не могу развязать тебя, потому, что он узнает. А если узнает, то все мое дело рассыплется, как песочный домик.

– Расслабь хотя бы путы.

– Потерпи. Вот, попей лучше еще, – он поднес горлышко, но Тиеф отвернулся. Крайтер поджал губы и медленно отнял сосуд. – Обиделся?

Тиеф молчал. Его, действительно, сжигала обида.

– Тиеф, поверь мне, так действительно нужно, – он вздохнул, медленно закупорил сосуд и уселся на край валуна, к которому был привязан Тиеф. – Я понимаю, что неудобно и затекло, наверное, уже все, но и меня пойми. Я пятьдесят лет искал по великим пустошам, не для того чтобы сейчас упустить.

– Сколько? – Тиефу показалось, что он не расслышал. – Сколько ты меня искал?

– Пятьдесят лет, Тиеф. Полжизни Ра.

Сгорбленный, поникший, он смотрел прямо перед собой, как будто видел в  зеленоватых отсветах пещеры отражение скитаний и невзгод многих лет поиска. Тиеф подумал, что все это Крайтер делал для него. Что он мог бы еще давно оставить пыльный мир Ра и устремиться к Разиель налегке. Но остался. Возможно, что для нее в генизе прошла целая вечность. По крайней мере, больше половины жизни. И Крайтер, зная об этом, наперекор своему естественному стремлению – остался.

– Спасибо, друг, – голос Тиефа дрогнул. Он почувствовал, как к горлу подбирается колючий комок. – Расскажи мне все. Это ведь можно?

Крайтер, как будто очнувшись от своих воспоминаний, посмотрел на Тиефа и усмехнулся.

– Можно. Но рассказ получится длинным.

– Все же короче чем…

– Да уж всяко покороче станет.

Он поднялся и пошел туда, откуда появился. Тиеф слышал шорох его шагов, короткую паузу и те же шаги, но уже возвращающиеся.

– Проверил, – пояснил он, усаживаясь на место. – Нет никого. Да, собственно, сюда никто и не сунется. Они боятся тебя. Но предосторожность не повредит.

Он отхлебнул из стратха, предложил Тиефу, но тот отрицательно помотал головой. Тогда Крайтер втянул затычку, кашлянул и начал рассказ.

– Прежде всего, Тиеф, мы не в генизе Земли, а в Мудреце, который тоже до нее не добрался, увязнув где-то на полпути. Мы, следуя за ним, в него же и влипли. Правда Мудрец все же движется, а мы вместе с ним. Но очень медленно и для генизы земли это хорошо, поскольку на такое дело уйдет если не вечность, то чуть меньше. Мудрец это понимает и ищет другой путь. Точнее, он его уже нашел. Помнишь, Сейвен рассказывал о том, как очищал Олафа от коричневой пакости?.. Эх, как же давно это было... Ну, так вот. Эта субстанция, действительно, сплав двух ментальностей: Ра и Земли. Мудрец хочет смешаться с третьей ментальностью. С Вербарией. Тройное единение предаст ему сил, и он довершит задуманное. Пока у него ничего не вышло, а это значит, что Вимерис и Ио добросовестно справляются с защитой вербарианцев. Впрочем… Впрочем я не знаю сколько времени прошло в физической действительности. Может час, а может день… Трудно сказать. Но дело не в этом. Дело в том, что ты сейчас ментально вербарианец. Он знает об этом и знает, что ты здесь. То есть ему не нужно ничего искать там, наверху. Все уже на месте.

– Но ведь это ты сделал меня таким, когда спасал от Мудреца. От… Его части.

– Я знаю. И мне от этого не легче, поверь.

Тиеф верил. Столько лет скитаться с чувством вины и вынужденного ожидания. Должно быть это ужасно. Гораздо хуже его теперешнего положения.

– Ну, так вот, – со вздохом продолжил Крайтер, машинально перекатывая воду в страхте. – Теперь он – мы – нашли тебя. А значит, на рассвете ты будешь поглощен.

– Почему на рассвете? – спросил Тиеф, понимая, что спрашивает совсем не о том.

– А, это отдельная тема. Как ты успел заметить, мы твои предки. Мудрец состоит исключительно из них, ведь после катастрофы расщепившей его, сеть была разрушена и функция Ра из производства биофира свелась к его сбору. Внутри себя Мудрец зациклен на периоде до катастрофы. Здесь он раздроблен на тысячи тысяч Ра. Какие-то формируют фон, какие-то бытуют в своих естественных формах. Они постоянно меняются местами и в целом никто из них ничего не замечает. Одни, засыпая ночью, могут пробудиться через сотни лет и для них утро станет утром следующего дня, а не столетия. Это трудно объяснить, но многомерность существования, порождает несколько псевдореальностей, взаимопроникающих и неотделимых друг от друга… Понимаешь, для Ра – ты знамение конца всего сущего. И тебя надо умертвить. Скормить великому груху, чтобы отвести беду. А ритуал, по обычаю, должно проводить на рассвете. Они все церемонии проводят на рассвете.

– Меня хотят принести в жертву?

– Они больше не знают, что с тобой делать. Проблема ситуации в том, что груху будет не груху, а наш старый знакомый, который только этого и ждет. Но он не может проглотить тебя просто так, ведь здесь он – это не он, а мир Ра, действующий и живущий по своим законам.

– Постой… Если он мир Ра, тогда почему он так долго искал меня?

– Потому долго, что тебя не было здесь. Ты завис в пограничном состоянии, завис надолго. Твое появление предвестила Теньеге, указав нам место для поиска. Где ждать тебя. Все исполнилось точно так, как она и сказала. Понимаешь, Теньеге это не внутренне порожденье теперешнего Мудреца. Она была всегда. Это удивительное создание, живой бог, если рассматривать креатуру в качестве творца. На Вербарии такого не было. На Вербарии гениза не разговаривала со своими созданиями, а вот у Ра была такая возможность и это поистине удивительно. В ней сосредоточена мудрость поколений, обобщенная, осмысленная, стремящаяся сделать свое детище лучше.

– Всеобщий Мудрец…

– Да, это она. Мать Ра. Ты знаешь что-то о ней?

– Немного, – Тиеф почувствовал, как запылало его лицо. – Мы знали только, что до катастрофы был единый Мудрец и что он погиб, а вслед за ним погибли и Ра, став инструментом воссоединения. И это все. Возможно, знаки вместилищ хранят больше, но… Мы разучились их понимать.

Крайтер поднялся с камня, обошел его кругом, встал с другой стороны и провел рукой по светящимся рытвинам.

– Тысячи лет одиночества, – тихо произнес он. – Тысячи осколков одного сердца… Теньеге деградировала вместе с вами и в итоге перестала быть собой. Ее подлинность храниться глубоко внутри, под коркой извращенных смыслов и безумств. Спятившая гениза, каково, а?

Не найдя что ответить, Тиеф молчал, а Крайтер со вздохом продолжил:

– Отсветы ее прежней видны только здесь, в изнанке Мудреца. Это не она прежняя, это лишь ее проблеск. Мне жаль ее. Жаль так, как будто я ее сын, – Крайтер опустил руку и пожал плечами. – В ее лице мы потеряли нечто такое, о чем в пору скорбеть всему космосу.

– Но что ее погубило?

– Точно никто не знает. Тот, кого убьют метким выстрелом в затылок, никогда не узнает, кто выстрелил. Но, мне кажется, что стрелком был Атодомель. Возможно, он избавился от нее, как выбраковывают дефектное изделие. Для чего ему гениза, которая, еще на заре становления, осмыслила себя? И не просто осмыслила, но вела диалог со своим народом.  Очевидно же, что и она и ее творения воспротивятся повелениям первого, и что нейтрализовать их следует в зародыше. Если это так, если мое предположение верно, то Теньеге будет отомщена. Сейвен уж об этом позаботится.

– Крайтер, я не хочу умирать.

– Ты не умрешь, я обещаю, – он усмехнулся. – Ты вправду подумал, что я отдам тебя на съедение этому монстру? Хе-хе-хе, тогда б я не околачивался здесь столько времени.

– Расскажи мне о ней.

– О Теньеге?

– Почему ты называешь ее… Так?

– Почему считаю ее женщиной? Хм. Я как-то не задумывался об этом. Для меня это естественно, знаешь ли. Мать… Она ведь не может быть мужского пола, верно? Хотя для тебя все едино. Постоянно забываю, что у вас нет пола. Все архисторики для меня мужики и только одна она – она. Вообще, какого пола может быть гениза? Это аморфное создание даже близко не соотносящее с простыми смертными. Но я буду называть ее так. Привык уже. Теньеге… Для каждого она своя и редко когда ее образ повторяется дважды. Ра могут ее видеть по несколько раз в день, а если не видеть, то чувствовать, слышать… Она как воздух, как… Как шестое чувство! Всегда верное, даже если твои пять перечат ей. Для каждого она своя, но и едина. Нет, не как отчизна или общество, а несоизмеримо глубже. Ведь что такое общество? Вроде одно, а как присмотришься, то и увидишь особей, готовых друг другу глотки перегрызть за свое, за личное. Потому в обществе и выдуманы законы, правила, нормы приличия, образы поведения… Все это для того, чтобы хоть как-то обуздать эгоизм и ненависть к ближнему. Вот у нас на Вербарии общество хоть и было одно, с одной общей религией и моралью, но было множество государств… А это чуть лучше, чем полная анархия. Внутри государства вроде как все сдерживается правительством, но когда интересы правящих верхушек пересекаются, начинается война. Беда начинается. И здесь уж кто сильнее, тот и прав. Благодаря Теньеге у древних Ра отсутствовали конфликты как класс. Межличностные, межгрупповые… Их попросту не было. Она чувствует свои творения, своих детей, куда как тоньше, чем они сами. Едва проклюнутся ростки конфликта, как она явит себя и ссора гаснет, не успев возгореть. Внешне это проявляется каким-то намеком для конфликтующих: будь то дуновение ветра или шелест песка, далекий крик груху или затмение солнца. И в этом неповторимом явлении встречник понимает встречника, как себя. Примеряет его на себе. На мгновение – на неуловимый миг – становится им и понимает, принимает его точку зрения. И вот, они уже смотрят друг на друга не как враги, а как кровники. И так во всем! Благодаря Теньеге цивилизация Ра лишена таких костылей как общество, политика, религия… Да и зачем они там, где нет лжи и корысти? Их жизнь не сведена к борьбе друг с другом, а посвящена изучению самих себя, освоению природы. У Ра нет письменности, потому как любое знание, опыт любой жизни доступны всегда! Если возникнет затруднение, Теньеге сама догадается и подскажет. Не явно, но намеком. Главное уметь прочесть его. Вот этому учатся Ра. Дышать в унисон с Теньеге, а через нее – с каждым соплеменником. Ничто и никогда не сможет сплотить цивилизацию крепче, наполнить жизнь каждого гармонией и смыслом, чем она.

Пылкая речь Крайтере оборвалась, и Тиеф заметил, как в его руках засверкал металлический диск.

– И всему этому вдруг был положен конец, – произнес он тихим, исполненным печали голосом. – Атодомель знал, что Ра не отдадут Теньеге без боя и посему оборвал ее жизнь до того, как она, – до того как они – могли бы воспротивиться. Как именно он это сделал, я не знаю: свидетельств нет никаких. Впрочем, это даже и не важно. В одночасье они превратились в беспомощных слепцов. И вот теперь, здесь в этом замкнутом цикле, им мерещится надежда, что это именно ты всему вина.

Он замолчал, понуро склонив голову. Диск в его руках вращался все медленнее, пока вовсе не прекратил сверкать.

– Я помню… – нерешительно заговорил Тиеф, на которого слова Крайтер произвели сильное впечатление. – Помню, как еще на планете, до того как Мудрец обратил меня в избранного, я слышал зов. Немой голос. Тогда мне казалось, что это он звал меня… Может это была она?

Крайтер поднял голову и долго посмотрел на Тиефа. В его взгляде, укрытом сумраком пещеры, вспыхнуло нечто зловещее. Что-то такое, чего он никак не ожидал увидеть. Крайтер медленно покачал головой и со вздохом спросил:

– Ты знал, чем были капли, которыми вы каждый вечер обменивались?

От этих слов Тиефа обдало ледяным холодом. Он почувствовал, как все его тело ощетинилось мурашками.

– Вы пожирали свою родительницу, упиваясь мгновеньями забытья. Но я не виню вас. Безумцы неповинны в своем недуге. Тем более что она уже давно была мертва. Ваша цель, идея воссоединения была пуста, Тиеф. Пустая надежда, не более. Ра существовали по инерции и пески времени рано или поздно растерли бы вас в пыль, но… Появились мы. Появились и притащили чуму сюда, на здоровую и молодую планету. – Он невесело усмехнулся. – Кто бы мог подумать, что сумасшествие может быть заразным. И сейчас мы в центре этой заразы. Но ничего. Вскоре все должно закончиться.

Небрежным жестом он спрятал блестящий кругляш в кармане плаща и похлопал Тиефа по плечу.

– Тебе нужно выспаться. Постарайся, во всяком случае. Вот, ну-ка… – он приподнял голову Тиефа и подложил под нее пискнувшую личинку стратха. – Что б удобней было. А теперь спи.

Он прикоснулся пальцем ко лбу Тиефа, отчего веки сразу налились тяжестью.

– Спи, Тиеф, – услышал он уже откуда-то издали тихий голос. – Утро обещает стать... Обещает стать дивным сном.

Tat 22

– Почему ты боишься его? – Сейвен слегка кивнул головой в сторону спящего себя, сделав вид, что пропустил мимо ушей признание Крайтера. «Ой, Крайтера ли?» – И как тебя называть? Я вижу Крайтера, но…

– Зови меняТеньеге.

– Теньеге?

– Да. Так называл себя один мой близкий друг… – при этих словах облик Крайтера завибрировал, взблеснул ртутью и переменился. Теперь перед Сейвеном сидел Сейвен в остро отутюженной форме ларга купола Бредби.

Сейвен поморщился и создание, будто уловив его неудовольствие, вновь завибрировало, вспыхнув обликом Делио Флаби. Образ просуществовал недолго, скомкался и как-то чудно ввернулся сам в себя. Следом с калейдоскопичной быстротой замелькали фигуры особ, как знакомых Сейвену, так и неизвестных вовсе.

– Так, хватит, – прервал он череду характеров, да так неудачно, что перед ним замерло существо, исторгнутое потусторонним кошмаром… На явно женском лице с седыми висками старца, кривилась болезненная улыбка третьей, кажется, детской персоны. Глаза: один голубой, другой серый, смотрели на него хоть и с готовностью, но без страха… Одетое в лоскутное платье существо уже не могло остановить свои метаморфозы и продолжало медленно меняться.

– Хватит, – повторил Сейвен уже спокойнее и отхлебнул из кружки.

– Выбери меня, – бесцветным голосом выговорило существо.

– Хорошо, хорошо… Стань, эээ… А стань-ка моей матерью, – вдруг вырвалось у него прежде, чем он успел сообразить чего просит.

Едва он это сказал, как существо вспыхнуло в последний раз и пред Сейвеном оказалась стройная женщина в сером, строгом платье. Она застенчиво подняла на него серые же глаза, но потупилась, поджала узкие губы, закусила нижнюю, снова, было, подняла взгляд, но опять потупилась, беспомощно пожав плечами. В руках она теребила кружевной платок с монограммами «Л.Б.». Один край платка был слегка надорван.

Разглядывая утонченный стан, Сейвен почувствовал, как волосы у него на затылке зашевелились. Он никак не ожидал такого эффекта и теперь, вглядываясь в неуловимо знакомое лицо, сожалел о произнесенном выборе. Выбери он кого-то другого, отнесись к выбору осознано, а не выпали первое, что пришло на ум – он не поверил бы. Но перед ним сидел образ детства, которого он не знал.

– Мама?..

– Сейвен.

– Это и вправду ты?

На этот раз женщина не отвела взгляда и, в глубине ее серых глаз, Сейвен прочел ответ. Он протянул к ней руки и она, смущено улыбнувшись, протянула свои в ответ.

– Теплые, – глупо пробормотал он, чувствуя как к горлу подбирается комок. – Твои руки, они теплые, мама.

– Ну конечно, – она слегка сжала его ладони в своих. – Ты так вырос… Стал таким сильным. Я горжусь тобой, сынок.

По ее щеке скользнула немая слезинка и Сейвен, глядя на нее, почувствовал, что плачет сам. Безмолвно, скупо… Лишь уголки губ слегка дрожали, а взгляд жидко затуманился. Он с силой зажмурился, выдавливая скопившиеся слезы, а когда открыл глаза, то не увидел прежнего купе вагона. Они сидели, все так же взявшись за руки, за дощатым, отполированным до блеска столом, в светлой комнате, обставленной хоть и скромно, но со вкусом. Слева за широким окном простирался яркий солнечный день. Свет пробивался сквозь тонкую занавесь и легкий ветер, пахнущий морем, лениво волновал ее. До слуха доносился детский радостный крик, далекий шум двигателя и медный звон колокола маяка.

Облик матери переменился. На смену строгости платья пришел цветной сарафан, подвязанный белым фартуком. Волосы ее больше не прятались на затылке в подобранном пучке, а струились темными волнами, скрывая плечи и хрупкую грудь. В ее взгляде больше не было смущения, а только слезы счастья.

За дверью, справа от Сейвена, послышались шаги, которые прервались грохотом поленьев – кто-то свалил дрова у самого входа. Затем скрипнули петли, и дверь распахнулась, впуская в просторную комнату еще больше света. На пороге возник мужчина в потертых рабочих штанах и клетчатой рубахе с закатанными до локтей рукавами. Он смахнул пот со лба, пригладил ладонью белокурые волосы и, переступив порог, замер, удивленно уставившись на гостя, восседающего за столом в медвежьей шкуре.

– Диегор... Сейвен… Наш сын вернулся, – она бросилась к супругу, обвила его жилистую шею руками и зарыдала. Вслед за ней поднялся и Сейвен, неуклюже поправляя свою глупую шкуру.

«Стало быть, вот это мой отец?» Тот, кого звали Диегор, ласково погладил женщину по голове, поцеловал ее в висок, что-то тихо шепнул на ухо и отстранил, мягко проводя рукой. Он смотрел на Сейвена взглядом, совершенно ничего не выражающим. Непонятно было если он броситься к нему, то с тем чтобы задушить в объятьях или просто задушить. Наконец он медленно развел руки в стороны и произнес низким, сильным голосом:

– С возвращением, мышонок.

От этих слов сердце заколотилось с утроенной силой, а ноги стали какими-то ватными. Он сделал шаг, второй, но запнулся и упал. Прямо в руки отца.

– Неуклюжий, – произнес тот со смешком, обращаясь к женщине. – Как всегда.

Чуть позже, вдоволь утолив голод разлук, они сидели втроем за столом и пили завар. Диегор одолжил сыну шорты и футболку, так что Сейвен с облегчением избавился от опостылевшей шкуры, перепоручив ее бережливой матери. Разговор не особо клеился. Родителям было достаточно умиленно созерцать своего сына за одним столом, а Сейвен попросту не знал о чем их спрашивать. «Спросить о том, как они погибли? Сколько мне было тогда годков, что я ничего не помню?» Первое сильное впечатление от встречи смерклось и в голову лезли мысли, что он занимается совсем не тем… Нет, он был рад узнать своих родителей, хотел узнать о них больше – все, но… «Это все не то… По крайней мере не теперь». И оттого молчал, не зная о чем можно было говорить с ними, а о чем лучше промолчать.

– Теньеге, – наконец осторожно произнес он.

– Да, Сейвен? – с готовностью ответила мать.

– Где мы? Где мы сейчас?

– Деревня Майло на юге Гелионского побережья. Твоя маленькая родина. Но ты ведь не совсем это имел в виду, правда?

Сейвен покосился на отца, но тот как будто не слышал их разговора, а мурлыкал себе под нос песенку, показавшейся Сейвену смутно знакомой, и макал пряник в кружке.

– Да, не совсем… Но все равно спасибо. Мне здесь нравится, – и он снова выглянул в окно, удивляясь правдоподобности окружения.

– Ты там же. В генизе Вербарии.

– А ты, действительно моя мать?

В ответ она ласково улыбнулась и накрыла его ладонь своей.

– Да, милый. Не переживай. Я действительно твоя мама. Но теперь я часть чего-то гораздо большего. Помимо всего я Теньеге. Поэтому можешь быть со мной прям и откровенен.

– А-а-а?.. – он многозначительно указал глазами на отца, но тот вдруг выбрался из-за стола и, извинившись, что ему пора на баркас, чмокнул в щеку супругу, похлопал сына по спине и вышел за дверь.

– Он безумно рад, – с улыбкой проговорила она. – Но он стесняется и оттого так сдержан.

Сейвен и сам усмехнулся, но тут же помотал головой, отгоняя ненужные мысли и спросил:

– Ты знаешь где Разиель?

– Девушка, что пришла вместе с тобой?

– Да! Она настоящая? Это, действительно она?

– В некотором роде, да она настоящая. Настолько, насколько могут быть реальны воспоминания.

– Знаешь, мама, глядя на все то, что сейчас меня окружает, я все больше убеждаюсь, что реальнее воспоминаний быть ничего не может.

– В этом ты тоже прав. Однако… Различие все-таки существует. Различие между ней и элементами генизы. Например, я, твой отец и все остальные крупинки ментальностей находят-таки свое воплощение. Вместе мы, как капли, составляем генизу. Разиель не имеет здесь своего места, нет той крупинки, которая помогла бы ей по-настоящему стать частью Вербарии.

– Постой. А как же я? Я полагал, что она, как биоэфирная волна, опирается на меня.

– Милый, но ты ведь и сам не вещественен.

– Ничего не понимаю.

– Представь, что это, – она постучала по своей опустевшей кружке. – Частичка генизы, границы некой отвлеченной ментальности. А вот это, – она взяла в руки чайник и налила полкружки. – Ее содержание. Если лить вот так: – тут она подняла чайник настолько высоко, насколько смогла и метко наполнила кружку до края. – Жидкость дольше находится ни в чайнике, ни в кружке. Вне вместилища. Утрировано, конечно, но ты как этот самый завар в полете, навечно оторванный от вместилища. Ментальности всех остальных либо в генизе, либо в теле. А вот твоя… Твоя ментальность не имеет границ.

– То о чем ты сейчас говоришь… Разиель догадывалась об этом. Но я так и не понял. Она здесь? Она настоящая?

– Я видела только ее отражение.

– Немыслимо… Это ведь была она. Точь-в-точь, до самой последней мелочи!

– Отзеркаленная ментальность не будет отличаться от оригинала, точно так же, как отражение в зеркале копирует стоящего перед ним человека. Оно может быть идентично во всем, но это только отражение.

– Значит, я был прав и настоящая она в генизе Земли. Слава хранителям, Крайтер не будет гоняться за пустотой в кармане… Ну и где она? Где это ее отражение?

– Очевидно, что в зеркале. Но раз ее с тобой нет, то она у другого зеркала.

– Атодомель…

– Верно. Единственно создателя можно противопоставить моему мальчику, – Теньеге ласково улыбнулась.

– Я должен найти его. Найти и придушить.

Улыбка слетела с лица Теньеге и с минуту она сидела молча.

– Ты думаешь, что осилишь его? – наконец с сомнением произнесла она. – Создателя?

– Однажды мне это удалось.

– То была лишь тень.

– Скажи где искать его и я попробую.

– Не торопись. Сперва послушай свою мать, внимательно послушай. После решишь идти к нему или нет, – она выбралась из-за стола, подошла к окну и задернула штору, отчего комната погрузилась в легкий полумрак. Затем она вернулась и, усевшись за стол, протянула Сейвену руки. – Возьми. Возьми крепче. Так, а теперь закрой глаза и не открывай, пока не скажу.

Сейвен послушно сомкнул веки и приготовился, было, к ожиданию, как туТ же и услышал:

– Все можешь открывать.

Они сидели в тесном каземате, скудно освещенном чадными факелами. В грубо вытесанных стенах, сводчатом, как будто выгрызенный потолке отсутствовали даже намеки на окна или отдушины. Замкнутое пространство каверны, казалось было вырублено глубоко в скале где-нибудь в горах или под землей. Стол, за которым они сидели, обратился в безобразный валун, засаленный и грязный. Пол устилала трухлявая солома вперемешку с чем-то белым, напоминающим переломанные кости.

Одежда матери переменилась сообразно окружению. Пышное черное платье с высоким, остистым воротником и глубоким вырезом декольте. Черные перчатки, доходившие до середины предплечий, на пальцах удлинялись, отчего кисти рук напоминали паучьи лапки. Сам же Сейвен остался в прежних шортах и футболке. «Ну вот, снова я как будто чужой».

– И зачем все это? – он обвел взглядом пещеру. – В домишке мне нравилось больше.

– Тссс, – Теньеге приложила неестественно удлиненный палец к губам. – Говори тише. Нас не должны услышать.

– Кто? Атодомель?

– Нет. Айро.

– Кто?! – Сейвен подскочил на месте. – Ты сказала Айро?!

– Не кричи, прошу! – вслед за ним поднялась Теньеге и опасливо оглянулась через плечо. – Если она услышит нас, то придется уходить еще глубже. Сядь. Вот так.

– Извини, я… Больше не стану. Просто все это бред какой-то. Зачем Айро подслушивать нас? Зачем нам бояться ее? Она ведь только… Она всего лишь ребенок. Я найти ее хотел, а не прятаться!

– Айро больше не маленькая девочка, которую ты любил. Которую вы все любили, – тихо, произнесла Теньеге. – Она паразит, живущий глубоко во мне и отравляющий меня. Ты помнишь болото? Ловушку, из которой с таким трудом вырвался? Это была ее западня. Она не хочет твоего возвращения. Она не хочет быть спасенной. Она хочет оставить все как есть.

– Но как же… Как же Атодомель?

– Создатель связан ею, связан крепко.

– Но я видел его! Сразил его там, на Земле…

– Попасть к тебе помогла ему я. Тише! Сейвен, мне пришлось ослабить хватку Айро с тем, чтобы он смог сделать хоть что-нибудь! Ведь она разрушает меня, расслаивает на обрывки воспоминаний так, что в конечном итоге от меня ничего не останется! Набор абсурдных, разрозненных суждений, лишенных всякой логики... Я отчаялась, Сейвен. Мне было страшно, я и сейчас боюсь ее. Но все, что предпринял Атодомель, это устремился к вам. Я уверена, он сам в затруднении, иначе не позвал бы тебя. Но он поступил верно. Ты наша последняя надежда.

– Привет, приехали…

Внезапно Сейвена захлестнула волна апатии. Он усомнился, что пред ним, действительно, олицетворение Вербарии, а не очередной морок, непонятно кем сотканный. Он чувствовал себя богатеньким дурачком, которым помыкают как хотят. На Вербарии этим занимался Атодомель, здесь – Теньеге, которая, может, вовсе и не Теньеге, а не пойми что. Он возвращался с вполне определенной целью избавить солнечную систему от Создателя и вытащить Айро из беды. А теперь? Теперь вытаскивать надо самого Создателя и избавляться от Айро.

– Знаешь.., Мама… Я тоже не хочу ничего менять и, пожалуй, оставлю все как есть, – проговорил он бесцветно, разглядываю какую-то особенно белую косточку на земле. – Я хотел избавиться от Атодомель. Ну, так Айро позаботилась об этом за меня, и теперь я вижу, что ее спасать тоже не надо. Так что миссия выполнена, и я отправляюсь домой.

– Ты не поверил мне…

– Нет.

– Ну что мне еще сделать, чтобы убедить тебя?

Сейвен поднял взгляд на вздрогнувший голос и встретился с серыми глазами матери. Наперекор всему, о чем он думал минутой ранее, сердце его сжалось. Каких доказательств он ждал? Чем она могла веско подтвердить свою правду, если все, чем она располагала, был вот этот взгляд? «Либо я верю, либо нет». А он верил. И пусть неверие сулило бегство к Диз, избавление от груза решений, он понимал, что если сейчас отвернется, то жить как раньше уже не сможет. Спрятавшись за стеной неверия, он не искупит вины пред погибшей Вербарией, а безмерно отяготит ее. И только хранителям известно, чем это может обернуться.

– Ничего. Достаточно уже сказанного, – наконец тихо и твердо произнес он, не отводя взгляда. – Я тебе верю, но предпочел бы оказаться обманутым. Ведь если все так, как ты говоришь, то дела обстоят скверно. Очень скверно. Как это случилось? Почему Айро обернулась этим… Этой болезнью?

– Так сказалось ее слияния с матерью. Все, что связано с ней, и тобою тоже, выходит за рамки известного Первым о жизни. Ее теперешняя форма восходит к природе ее породившей, когда ее родила не плотская мать, а мать ментальная. И к тебе, показавшему ей физическую сторону естества. В ментальной плоскости она существовала, росла, и действительность ей только снилась. Но когда вы соприкоснулись, что-то произошло и с ней, и с тобой. Вы как будто поменялись ролями… Точнее, поменялись реальностями. Но что действительно произошло никому не известно. Разве что… Вам одним.

– Ну, если бы я знал, что случилось, то не спрашивал бы тебя. Уж не из-за нас ли Атодомель решил так скоро кончить все и умотать домой? – Сейвен усмехнулся. – Чтобы степенно и несуетно препарировать тебя, мама?

– Может и так. Я не знаю.

– А чего хочет она?

– Этого я тоже не знаю.

– Так может она и не хочет вреда?

– Может она и не хочет, но… Делает.

Она привстала с каменной седловины, и растопыренными пальцами нарисовала в воздухе какой-то знак. Кончики ее удлиненных пальцев оставили следы и Сейвен, вглядываясь в начертанный орнамент, погрузился в него всем своим естеством.

К удивлению, пред ним развернулась картина, виденную им ранее, в повторе сна того, древнего Сейвена, засыпающего под стук колес. Он – тонкий шпиль, одиноко поднимающийся над беспорядочным слиянием жизни и смерти. Волны сладострастия, все тем же искрящимся прибоем, разбивались об его основание. Сейвен вглядывался в томную пучину, но видел лишь хаос конечностей, сочленений, патрубков, растрепанных волос… Вся эта мешанина не тонула в багровой пучине, она была ею.

Веточки искр поднимались хлопьями пепла. В темени высокого, ирреального неба крупинки света обращались звездами, малыми, ли большими, но непременно яркими и живыми.

– Это оно, – услышал Сейвен близкий, как будто исходящий из него самого голос Теньеге. – Вот ее воздействие. Этот океан хаоса наполнен обезличенными, раздробленными на части сущностями. Ментальности там внизу уже больше никогда не вернуться к себе, к той четкой осмысленной структуре, какую сохраняю я. Океан ширится, Сейвен. Медленно и верно он расползается, отъедая от меня все больше и больше. Если ничего не предпринять, то скоро не будет ни меня, ни Вербарии.

– Когда-то давно я уже видел все это. Когда еще был живым человеком, там на настоящей Вербарии… И вот теперь думаю, а была ли она настоящей? Может вся моя прежняя жизнь это чья-то игра? Свой собственный мир, своя Вербария. Только не моя, а чья-то. Чья? Откуда, по-твоему, я мог видеть это во сне? А может быть я и не покидал твоего лона, мама? И вся череда моих злоключений происходит внутри тебя? Или внутри какой-то другой куда более обширной структуры. Внутри Генизы величиной с планету или больше, где возможно смоделировать не один какой-то мир, а вселенную целиком.

Он помолчал, прислушиваясь к шороху чувств Теньеге. Растерянность, боязливость, сомнительность… Но ничего такого, что подтвердило бы его слова. На самом деле Сейвен и сам не был уверен в правоте внезапно пришедшей к нему мысли. Когда он озвучивал ее, он думал о Первых, о целях Создателей, пожинающих миры и запирающих их непонятно где. «Абсолютное познание? Возможно. Но еще возможнее – точная модель вселенной в которой для созидателя нет ничего невозможного».

– Я должен убедиться в том, что я неправ.

– Но Сейвен… – начала было Теньеге, но он решительно прервал ее.

– Мама, я верю тебе. Я знаю, что ты сама много не понимаешь, не знаешь как тебе поступить, чтобы не сделать еще хуже. У тебя есть какие-то предположения, как поступить? С чего следует начать искоренение этого?

– Нет…

– А до’лжно знать наверняка, с чем мы имеем дело. Поэтому я…

– Но, Сейвен!..

– Поэтому я войду в нее.

– Нельзя… Оно погубит тебя, как всех тех несчастных!..

Печаль, горькая печаль, скорбь, но и смирение. Теньеге не хотела отпускать его, но и понимала, что Сейвен не отвернет от задуманного. «Значит это действительно она».

– Мама, – со всевозможной теплотой проговорил Сейвен. – Не бойся, со мной ничего не случится. Ты ведь знаешь это, ты сама об этом говорила. И теперь, когда я поверил, зачем? А то ведь я испугаюсь и разуверюсь в себе сам.

Он усмехнулся и мысленно поцеловал ее.

– Прощай, мама, – произнес он и подкошенным шпилем обрушился в пучину хаоса.

Tat 23

Странное чувство. Как в ночь тяжелой болезни, когда закрываешь глаза и пытаешься уснуть, а перед взглядом, в изрытой мелкими крупинками темноте, что-то непрестанно мельтешит. Повторяется снова и снова, но не так как раньше, а по-другому, еще корявее и искалеченней.

Обычное яблоко то больше, то меньше, то с червем внутри, то с механической, блестящей сердцевиной, из которой торчит провод. Потом уже это не провод, а червь с большими и умными глазами в зрачках которого как раз то самое яблоко…

И если в горячке образ один, то Сейвена разрывали тысячи таких явлений.

Корабль битком набитый отрубленными головами. Разноцветные волосы настолько длинные, что свешиваются за борт, утопают в мутной воде. Корабль плывет в океане волос. Над ним рыба отрывисто машет длинными плавниками, разрывается на две части – передняя продолжает лететь, а задняя падает вниз, ударяется о груду голов, и обращается в чернильный дым. Дым поднимается к небу, из него выявляется могучий великан. Корабль жалкая кроха по сравнению с ним. Великан наклоняется, берет в руку корабль и осушает море волос. Он раскручивает его над головой и швыряет вдаль растрепанной кометой.

Сейвен не видит всего этого. Все это происходит внутри него, как внутри какой-то бочки набитой крысами. Крысы плодятся, стенки бочки распирает, она трещит, но не лопается. Образы-крысы… Они прибывают, становятся нетерпеливее и лаконичней. Они разрывают его обрывочным количеством.

Молоток в одной руке, горсть кривых и ржавых гвоздей в другой. Из-под лохмотьев торчат голодные ребра. Серая изможденная фигура с болтающейся на лице повязкой бродит по черному полю. Она, как живой фонарь, высвечивает небольшой участок и что-то ищет. Из земли показывается голова, серый человек приседает к ней и забивает гвоздь прямо в темя. Когда гвоздь с хрустом проламывает череп, его острие, точно эхо, вырывается из головы человека с молотком. Он поднимается и идет дальше.

Стук. Стук. Хрясь.

Человек сидит на стуле в белой хламиде и с бумажным кульком на голове. В груди у него зияет дыра. Не понятно сквозная она или нет, но оттуда выбирается человек поменьше, без кулька, но с гладким локтем вместо лица. Он садится на колени к первому, его грудная клетка трепещет и рвется с хрустом и брызгами. Наружи появляется третий, но еще меньше с пупырчатым щупальцем вместо головы. Из него пробивается еще один, из того еще и так до бесконечности… Наконец, появляется человечек с лицом Сейвена. Да и сам он очень похож на него. «Постой. Это ведь я и есть».

Сейвен огляделся. Он сидел на коленях у человека с заводным ключиком вместо головы. Родитель не держал его – разверзшись Сейвеном, он окаменел. Вверх громадной пирамидой уходили их прародители. Самый первый, тот, что сидел на стуле с кульком на голове, был самим небом. «Небесной твердью». Вниз спускалась лестница из колоссальных колен-ступеней, теряющаяся где-то в непроглядной тьме. Изредка там вспыхивали молнии, выхватывающие на миг голые ступни первого. Под ними была пустота.

Одолев десяток голов, Сейвен остановился перевести дух и невольно сравнил текущее плечо со скальным выступом. Из теплой прикрытой белой тканью плоти. У этого шея заканчивалась головой игрушечной лошадки. Правда, размеры этой ярко размалеванной игрушечки внушали трепет. «Если это мысли Айро, то дело дрянь. Она не просто расщепляет генизу, она переваривает ее в дерьмо какое-то». Сейвен усмехнулся. «А ведь меня она тоже сожрала. Вот только переварить не смогла».

Головы последних двух великанов, тех, что восседали на коленях у основы-основ, были настолько велики, что неразличимы. Сейвен прервал восхождение и в очередной раз осмотрелся. Бумажный кулек очерчивал рваными краями линию горизонта. По-сути он уже был внутри него, однако ничего не происходило. «Вверх. На самый верх, не иначе».

Восхождение напомнило ему ходьбу по болотистым пустошам. Все та же монотонная рутина, только без усталости и забытья. Цепляться за отвесные стены было удобно – их почти всегда прикрывала ткань, мягкая и прочная. А руками он перебирал быстрее, чем сороконожка лапками. С уступа на уступ, со складки на складку он прыгал не хуже блохи, за один прыжок покрывая двести-триста обычных шагов.

Плечи родоначальника предстали обширными слегка покатыми холмами. Сплошной белый покров кое-где марали алые пятна, казавшиеся доннами иссохших озер. Там, где когда-то желтел пакет, теперь распростерлась плоскость всепоглощающей тьмы. Немного поколебавшись, Сейвен оттолкнулся посильней и прыгнул в нее.

Он выскочил посреди вокзала Сотлехта. Вокруг ходили люди, спешили носильщики, таксисты у парковочных мест зазывно гудели в клаксоны. Сутолока и гомон. «Точь-в-точь как тогда, на Вербарии». Да и сам амфитеатр Сотлехта громоздился все так же естественно и непоколебимо, утопая в дымке погожего дня.

Решив, что будет лучше, если он сойдет с центра площади, Сейвен выбрал никем не занятую скамейку и направился к ней. По дороге на него никто не смотрел. Более того, толпа исподволь расступалась, освобождая дорогу, но не шарахалась, а обтекала его как естественную преграду.

Добравшись до прохладной тени, Сейвен, не без удовольствия, присел и вытянул ноги. Осмотрелся. Все выглядело настолько правдиво, что моментами он забывал, где находится. Подкупали натуральные мелочи, слагающие Вербарию, как слагают живую картину бесчисленные мазки кисти.

Сейвен будто вернулся в прошлое, наперед зная, что и как должно произойти. Знал и мог исправить. «Или наоборот, усугубить все донельзя». Ему вдруг вспомнилось как они, выйдя из хрустального вокзала, наткнулись с Лейлой на патруль стражников. Что если бы тогда он не протянул с улыбкой одному из них запал, а оттяпал бы ему голову? А потом второму. Что бы тогда? Сейвен усмехнулся. До какого абсурда можно довести свое положение одним-двумя простыми действиями. Сотворить все так, как никто в здравом уме не стал бы. С тем лишь одним, чтобы посмотреть: как оно? «Сдерживает только необратимость происходящего. Но так ли это?»

Вдруг на площади стало шумнее, а движение еще оживленней. Неразбериха занялась в самом центре, там, откуда ушел Сейвен. Он вскочил на лавочку, устремил взгляд поверх толпы и увидел черный гейзер. Вокруг явления, шагах в десяти, уже никого не было. «Вот оно поглощение Айро». Когда он добрался до места, то услыхал вопли ужаса. Кричать, действительно, было от чего.

В маслянисто-черной луже, растекшейся на два-три шага, сидело кошмарное существо. Длинные худые руки с беспорядочно трепещущими когтистыми пальцами, оголенные ребра, из клетки которых высовывались дрожащие детские ножки. Выражение перекошенного лица хаотически менялось от экстаза до ярости, а голова чудища то и дело проваливалась в плечи, отчего тело сжималось, натужено выдавливая из себя что-то. В эти мгновения раздавался младенческий крик, отдающий нечеловеческим ревом.

Стоило Сейвену пробиться в круг, как чудовище приподнялось на длинных руках и двинулось в толпу, волоча за собой иссиня-черные внутренности. Народ шарахнулся врассыпную. Организовалась паника, кто-то попадал в обморок. Сейвен тоже попятился назад, запнулся и отскочил шагов на пять, не отрывая глаз от существа. Подобравшись к распростертой на земле девушке, чудовище взгромоздилось на нее и, с отвратительным чавканьем, втянуло в себя. За считанные мгновенья от бедняжки не осталось и следа. Поглотитель же обзавелся новой сущностью, взревел яростным женским рыком и как будто немного подрос.

Кошмар заковылял на руках-ходулях к новой жертве. И снова поглощение прорвалось надорванным получеловеческим рыком. По телу чудища пробежала рябь, на мгновение оно замерло и взмыло черной медузой, обрушившись в самую гущу толпы. Сейвен заметил, как туша втиснула в себя с десяток людей и как те, еще в сознании, боролись с накрывшей их массой. В изнанку кожистой плевы упирались их руки, лица, слышались крики, переходящие в давешний вой.

Сейвен гадливо сплюнул, сомкнул у груди ладони и резко развел их в стороны. Толпу как будто ветром сдуло. Чудовище, слегка качнувшись от ударной волны, развернулось на него и припало к земле. Дожидаться атаки Сейвен не стал и наскочил первым.

Он слегка промахнулся и попал не в грудь, куда метился, а в склизкие плечи. Чудище под ним завыло, втянуло, было, голову, но Сейвен, уже готовый к этому, успел схватить ее за космы и потянул на себя. Шея чудовища натянулась мясистой струной и с чавкающим хрустом порвалась. Тут же из горла хлынул фонтан бурого ихора с крупными белыми включениями.

Отпрыгнув на почтительно расстояние, Сейвен с минуту понаблюдал за агонией чудища, затем обнаружил в руках оторванную голову и с размаху швырнул ее оземь. От удара череп раскололся как пустой орех. Сквозь трещину на лбу что-то виднелось. Он склонился над головой и слегка тронул ее. Внутри, как ядрышко в скорлупе, перекатился череп поменьше. Череп ребенка.

Пока Сейвен брезгливо ворочал оторванную голову, тело монстра вытекло без остатка, превратившись в костистые руины. Когда же он вернулся к трупу, то заметил, что кошмарная лужа под ним шевелилась. Мешанина сгустилась, потемнела и взбугрилась неровными складками. Неустанно перемешиваясь, эта масса втиснулась под скелет и, кость за костью, облепила его. Чудовище, как могло показаться, не сдохло, а переродилось.

Больше всего новый уродец напоминал сороконожку, слепленную из дюжины людей. Конечности распределились вдоль членистого тела, посерели и налились черными жилками. Каждый сегмент тела венчала человеческая голова, с неестественно широко разинутым ртом и провалившимися черными глазницами.

Вдруг головы разом повернулись к нему, чудовище вздрогнуло, заревело десятком голосов и, на широко растопыренных конечностях, бросилось в атаку. Сейвен хищно осклабился, встряхнул руками, удлиняя кисти в ослепительные клинки, расставил ноги пошире и приготовился.

Столкновения он не допустил – упал на спину, пропуская чудище над собой и, руками-клиньями, пропорол тому брюхо по всей длине. Из раны вывалился клубок извилистых нитей. Монстр остановился в десяти шагах, покачиваясь на переплетающихся жгутиках, как лодка на черных волнах. Конечности отвалились, головы по хребту втянулись, а все тело, чуть опустившись к земле, утопло в хаотически тонком сплетении. Вдруг струнки напряглись и вытянулись в длинные иглы. Сократились и снова выстрелили, оставляя в пространстве вокруг существа черные точки. Выстреливая снова и снова, оно скрывалось за следами проколов, как за черным облаком.

– Ну, нет, – Сейвен встряхнул руками, выбрасывая из кистей прежние световые клинки. – Погоди у меня.

Слепящие орудия вонзились в темное облако, как в глину. Сейвен сводил клинки, но это ему удавалось с досадной медлительностью. «Не успею». Иглы выстрелили в очередной раз, пронзая его вместе с пространством. В глазах потемнело, тело наполнилось тьмой, но уже в следующее мгновение он свел руки в мощный столб света. Не помня себя, Сейвен рванул сплетенные кисти вверх и будто вывалился из кромешной ночи в полуденный Сотлехт. Он упал, каменная плитка затрещала под его раскаленным телом, оплавилась. Сквозь белый дым он увидел, как поверженный монстр утекал в узкую щель пространственного разрыва.

– Не уйдешь, – проскрежетал Сейвен, вставая с земли. – Все равно достану!

Он успел втиснуть руку в разрыв, прежде чем тот сомкнулся. Кисть сдавило точно шипастым обручем, но Сейвен руки не отнял, а наоборот просунул вторую и светом, как щипцами, стал раздвигать края. Дыра поддавалась, но с трудом. Вся она покрылась изморозью тонких искр, колючих и нестерпимо холодных. Края прорехи трепетали, искрились лилово-черными молниями и, кажется, звенели. Впрочем, от сильного напряжения, могло звенеть у Сейвена в ушах. Крупные капли света вспыхивали на его лбу и спине, капали частыми вспышками и утекали во тьму прорехи радужными спиралями.

– Тварь! – прохрипел Сейвен, чувствуя, что он уже на краю своих возможностей. – Я тебя все равно… Грр.

Тьма прибила его бетонной плитой, размазала и смешала с дегтем.

Сейвен не понял как, но провалился-таки в пространственную брешь. В едва проглядной темени все куда-то плыло. Ни пола, ни потолка, ни единого ориентира, на котором можно было бы сосредоточиться. Только смазанные тени, краткие блики, какие-то стоны, вывернутые всхлипы… И все плотное, до одурения тесное, стиснутое в точку.

Он чувствовал себя лучом фонаря. Даже не лучом – луч откуда-то исходит, на что-то падает, а он... Скорее был каплей света в безбрежии тьмы, давящей со всех сторон, стремящейся его поглотить. И кто это? «Неужели это все она?!»

Несомненно, это была Айро. Но если в первый раз он чуть не захлебнулся ею, то теперь достало опыта остаться при себе. «Непонятно только что хуже, быть внутри этого безумия или на поверхности».

Сейвен не знал, куда ему править. Кругом все выглядело или ощущалось одинаково безумным. То, в чем он еще совсем недавно принимал активное участие, здесь обрело форму плотных волн, накатывающих со всех сторон, и не дающих сдвинутся с места.

Оставив попытки пробиться куда-то самостоятельно, Сейвен вплелся в одну из зыбей, отождествив себя с хаосом. И странное дело… Став частью хаоса, не мыслью, а элементом формы, он ощутил его целенаправленность, уловил некий порядок. Но что-либо понять не успел – волна разбилась и его, как жертву кораблекрушения, выбросило на незнакомый берег.

В окружении цепи вулканов, извергающихся лавой и пеплом, он, все в той же бессменной робе, стоял в центе пологого кратера. По крутым склонам рокочущих великанов реками стекал жидкий огонь. «Хаос ждет, что я побегу? Взовьюсь свечей в небо? Хе-х. Так вот дудки». Криво ухмыльнувшись, он уселся на потрескавшуюся землю и стал ждать.

Лава спустилась быстро. Сейвен, по крайней мере, не успел сыграть в крестики-нолики и восьми раз. Когда его накрыло огненной волной, но он ничего не почувствовал. Стало чуточку темнее. «Как будто в солнцезащитных очках». Тогда он поднялся и пошел наугад к одному из вулканов. Запросто, пешком. Будто бы только вышел из купола Бредби на свое первое задание.

– Будь моей канарейкой. Будь ею скорей!.. – вдруг запел он, и голос его разнесся по лаве плотным резонансом. – О, привет, Зак! Как поживает твой змей? Лейла… Не найдется лишней улыбки для меня? О, как трогательно!.. Моргот? Ух, ты проницателен как всегда. Я возьму у тебя роспись! Олаф, Дейт Сауро, моншеры, мое почтение! Разиель, Крайтер, не ожидал и вас. Будьте моими гостями, прошу!

Сейвен вдруг остановился как вкопанный. Сердце бешено колотилось. Он стаял в чарующей красоте мантапама, в том месте, где его посвятили в ларги купола Бредби. Он стоял в чреватом балахоне в одном ряду с Лейлой и Заком. Крайтер тоже стоял рядом и зубоскалил через спину. Его ухмылка не была видна, но чрезвычайно ощутима.

«Хранителей ради, что происходит?!»

Раздался звонкий щелчок пальцами. Сейвен вздрогнул, заморгал и с изумлением осознал, что стоит в одном ряду с Лейлой и Заком, и что Крайтер только что пощелкал у его ушей пальцами.

– Мышара, ты в порядке?

Он видел Крайтера как наяву, в гладко отутюженной форме доларга, опрятного, аккуратно причесанного.

– Даа… – нерешительно протянул Сейвен.

– Твой черед, иди, – Крайтер картинно повел ладонью, указывая ему путь на сцену.

Все аплодировали. И Дейт, и Олаф, и Моргот с Разиель, что стояли рядом, обнявшись.

С бокалом пальмового вина Сейвен взобрался на сцену. Его порядочно штормило. «Надо же было надраться так. И это в свой выпускной!»

– Друзья! – выдохнул он в микрофон с отвратительным звоном. ­– Возьмите все выпить!

«Что-то не так».

– Я не знаю, что тут трепал этот урод, только все брехня.

«О, хранители!..»

– Я вам так скажу… Это все Я-я-я. Ни много, ни мало. Бейте меня, любите меня – мне все рав...

Звонко брякнул микрофон: Сейвен бросил его на пол и наподдал пинком вдогонку.

«Это не я. Это не я. Это не я. Это. Не. Я».

Он запнулся на полуслове.

– Простите. Нервы. На самом деле я хотел сделать признание. Наша группа. Она не выиграла. Все подстроил Крайтер, а я ему помогал.

Просторную залу разобрал гомон.

­– Шакалы у тракта, подожженный опорный пункт Гелионского присутствия, пойманные партизаны: это все мы. Это все мы подстроили. Не нужно искать виновных в партизанской войне. Ее не существует. Это все Делио Флаби!

Воздетые к небу руки Сейвена перехватила чья-то крепкая петля, что дернулась и повалила его. «Бокал… Вино?! Не расплескалось, слава хранителям!» Его тянули за кулисы плотных портьер. Бокала из рук он не выпустил.

– Проклятый лицедей!

Услышал он в полутьме кулис мантапама.

«У мантапама никогда не было кулис. Это только-то первый…»

– Сейвен! Сейвен!!

Звонкая пощечина хлестнула его по щеке. Сейвен вздрогнул и, казалось, пришел в себя. Он лежал на дощатом полу в центре закулисья. Кругом в беспорядке разбросан реквизит, коробки, манекены в античных одеждах. Пощечину отвесила ему Разиель. Но какая-то не такая… Вся серая в черных прожилках на коже. Даже ее пальцы чернели непонятной дрожью.

– Ты где?! – холодные пальцы схватили Сейвена за щеки. – Очнись, твою мать!

–Я… Я в порядке, – залепетал было он, но… – Нет, стой! Где я в порядке-то?! Врежь мне, Разиель! Еще! Скорее!

Новая, куда более звонкая, пощечина разнеслась по закулисью. Затем удар кулаком в челюсть и еще один снизу. Перед глазами у Сейвена поплыло, он шатнулся, налетел на дверной косяк, высекая искры, и вновь упал на колени.

– Встань! – вдруг прогремел низкий металлический голос.

Стальная, извивающаяся длань схватила его за грудки, приподняла и поставила на ноги.

– Да стою, я, стою, – раздраженно ответил Сейвен, прикрывая ладонью рассеченный лоб. – Кто ты?!

Он отнял руку и изумленно замер. Перед ним стоял Атодомель.

Tat 24

Лохматые с пурпурным отливом облака заполонили небо. На темно-синем полотне они перемешивались с мерцающими точками звезд и только у горизонта, где величественной короной заходило солнце, было светло и чисто. Изумрудная, почти черная трава сплошным ковром устилала долину, раскинувшуюся меж высоких гор, убеленных макушками ледников. На одном из склонов искрилась узкой лентой река, многократно изрубленная радужными порогами. Она спускалась в долину, где продолжала путь в окружении невысоких трубчатых деревьев. Деревья, похожие на узловатые, туго закрученные канаты, тянулись к воде. Их ветви, густо поросшие длинными лентовидными листьями, шевелились. В загадочном, неустанном шевелении деревья иногда касались друг друга, вздрагивали и деликатно сплетались. Виднелись уже давно скрученные плети: затвердевшие в продолговатые веретенца они хранили внутри пульсирующий зеленый огонь.

Тиеф приподнялся на локтях. Он лежал вблизи рощицы, убегающей к горизонту вслед за тонкими изгибами реки. Осмотрел себя – себя Ра, а не вербарианца. Дышалось легко, как никогда сладко. Казалось, он очутился в сердце мира, в его лучшей части.

Когда он поднялся на ноги, то ощутил мягкое прикосновение к ступням – трава бережно ощупывала его, слегка подталкивая к воде. Он не стал противится и пошел, тем более, что почувствовал сильную жажду. У берега, Тиеф наклонился и прильнул к прохладной влаге. Когда он распрямлялся, то замер в изумлении: его отражение в реке переменилось, стало чужим, вербарианским. Ощупав себя, он убедился, что изменилось только отражение.

– Странное место, – прошипел он с тем, чтобы успокоиться собственным голосом. – Но ведь надо куда-то идти?..

– Иди вниз по течению.

Тиеф вздрогнул – с ним заговорило отражение. Рука сама потянулась к трепещущей воде. Пальцы погрузились в холодную воду. Образ в реке не шелохнулся, но в его глазах, как будто взблеснуло нетерпение.

– Хорошо, – тихо прошипел Тиеф. – Я все равно не знаю, что мне делать.

Отражение в ответ удовлетворенно кивнуло.

Ступая по мягкой вздрагивающей траве, он двинулся вдоль берега, осмотрительно и неторопливо. Странно, но в береговом пролеске, кроме шевелящейся травы под ногами и перешептывающихся деревьев, больше ничего и не росло. Пройдя совсем немного, Тиеф обнаружил, что и трава в каких-то десяти шагах от реки сходила на нет, уступая место серому безжизненному грунту. Горы, кажется, тоже расступились, сделались ниже, а снега на их вершинах истаяли.

Тиеф приостановился у одного, особенно раскидистого дерева, задрал голову и посмотрел сквозь его крону на темную синеву небес. Дерево развевалось. Было видно, как оно, в своем безрассудном шевелении, всё поднимается и опадает. Он пригладил рукой шершавый ствол. Маленькие прозрачные ворсинки, покрывающие всю кору дерева, потянулись к нему как намагниченные.

– Теплые, – выдохнул Тиеф и, отняв руку у ствола, потянулся к длинному листу. – Тоже… Теплый.

По пути все чаще встречались «плоды». Так Тиеф стал называть про себя переплетения двух деревьев. Светящиеся зеленью веретенца озаряли его путь, что стало весьма кстати, поскольку солнце закатилось окончательно. Их длина, толщина и даже интенсивность свечения сильно отличались друг от друга. Изредка встречались упавшие, видимо, созревшие плоды. Под собственным весом они вонзались в мягкий прибрежный грунт, но на том не заканчивали, а наоборот – начинали жить. Их оттого так мало встречалось, что плоды эти прорастали в новые деревья. У одного, едва проросшего, Тиеф остановился, чтобы разглядеть получше.

Огрубевшая, закрученная спиралью оболочка плода шелушилась. Кое-где, преимущественно на канавках спирали, проклевывались молодые, покрытые бесцветным пухом веточки. Из макушки ростка, как из распустившегося бутона, выглядывал пучок ярко зеленых, святящихся листьев. Не удержавшись, Тиеф прикоснулся к кончику листа и зеленоватый огонь передался ему: коготь пальца засветился, но, впрочем, быстро угас.

Тиеф даже не пытался объяснить себе, как попал сюда. Его мысли и чувства полнились умиротворением, не оставляя места чему-то еще. Он просто шел, наслаждаясь своим неожиданным положением, отдавшись ему целиком. Изредка в голове, как искры, вспыхивали мысли, невнятные, тревожные, но тут же и гасли с непринужденной безвозвратностью.

У излучины, где река вдруг круто забрала влево, русло раздвоилось, образовав вытянутый и довольно просторный остров. Тиеф и не подумал бы перебраться на него, но, как нарочно, ствол упавшего дерева мостил туда дорогу.

Перебираясь через реку, он глянул вниз на неспешный блеск прозрачной воды. Ему представилось, как он падает в поток, разбухает за мгновенье и идет ко дну. В этом представлении, сильном, лишенном страха перед смертью, было что-то действительно невозвратное. Так, если утонуть здесь и сейчас, то все оборвется. Не он сам, а этот лес прекратит существовать.

Остров отличался от леса. Деревья здесь стояли плотнее друг к другу, отчего плодов сияло на порядок больше. Листва стала длиннее, уже и напоминала светоуловители Ра. Сами деревья уплотнились в кряжи, не тянущие ветви к солнцу, а черпающие свет из обилия собственных плодов. Раскидистые кроны остались на том берегу. Деревья острова красовались несколькими, особо выдающимися ветвями, а все остальные – коротенькие – жались к стволам.

По мягкой, истончившейся траве, Тиеф медленно шел к деревьям. Оттуда, из плотной густоты, доносился прерывистый свист. Вибрирующий звук не принадлежал одному источнику. В нем слышалось многоголосье, какая-то торопливая непонятная болтовня. Аккуратно, стараясь не прикасаться к стволам деревьев, Тиеф стал пробираться вглубь. От нечаянных прикосновений стволы вздрагивали и отодвигались, сторонясь пришельца, чем напоминали живую толпу, застывшую пред чарующим зрелищем. С каждым шагом деревьев становилось все больше, они стояли все плотнее и, даже с услужливой уступчивостью, Тиеф едва мог протиснуться. Наконец, в плотном сумраке дебрей, забрезжили просветы. Задыхаясь от волнения, он налег из последних сил и ввалился в яркий свет.

Его взору открылась большая поляна. Овальную, вытянутую соразмерноострову, ее обрамлял сплошная стена из деревьев. Их ветви и листья переплетались в вышине, вились и образовывали едва проницаемый для звезд купол. Из шатра листвы, из плотного строя деревьев – отовсюду свисали плоды. Большие и маленькие, яркие и не очень они наполняли полость леска зеленоватым светом. Но не это приковало взгляд Тиефа. Он увидел их, увидел тех, кто свистом, исподволь, заманил его сюда.

Плоды, самые маленькие из тех, что встречались ему. Созревшие, ярко сверкавшие макушками они… Бегали. На маленьких ножках, размахивали тонкими ручками и свистели. Тиефа, кажется, они не заметили.

Резвящиеся на поляне малыши напоминали Ра. Только не в пример меньше и шустрее. Они гонялись друг за другом: касались ручонками светящихся косм и тут же бросались наутек, унося с собою частичку выхваченного света. Время от времени эта игра, сопровождающаяся неустанным писком, как-то спонтанно выстраивалась в хоровод. Потом они устремлялись к ручью, петлявшему тут же на краю поляны, и купались в нем. Выбравшись, снова бросались в свою нескончаемую игру.

Тиеф все понял. Он видел прошлое своей расы, ее самое начало, когда планета только-только задышала жизнью. Именно в таких скрытых уголках и появились Ра. Верно, что эта полянка не первая и не последняя на их пути. И что вот эти малыши вырастут в могучих архисториков. Тоскливая, холодная игла отчаяния пронзила вдруг Тиефа. Он видел, как встретились начало и конец, и как роковому исходу нечего сказать счастливой завязке. Просто нечего…

Медленно, точно онемев от удручающей мысли, он поднялся, и тут же оказался замечен ватагой малоросликов. Они окружили его и, не переставая насвистывать, забегали вокруг, в своем веселом хороводе. Тиеф растерянно крутил головой, хотел сосредоточить взгляд на каком-то одном, но никак не получалось. Малыши носились так прытко, что вскоре у него закружилась голова, и он сел на хвост, чтобы не упасть. Едва он сделал это, как один, особо резвый малец, прыгнул ему на руки. Легкий, точно пустой внутри, он задорно просвистел что-то. Как по сигналу все остальные тоже взобрались на Тиефа, обнимая и щекоча его.

– Прекратите, слезьте с меня, – запротестовал было он, но выдохнул и смеясь повалился на траву.

Малыши смеялись вместе с ним, радуясь нежданному гостю и совершенно не боясь его. Кое-как выбравшись из развеселой кучи-малы, Тиеф поднялся на ноги и вдруг увидел, у самой кромки ручья, другого Ра. Не такого как он – изящней и светлее, но и отличного от малышей. Незнакомец поманил его рукой и Тиеф, в сопровождении резвой компании, пошел на зов.

Едва он приблизился, как малыши оставили его и окружили незнакомца. Только один из деток, тот, что прыгнул к Тиефу на руки первым, остался с ним, удобно примостившись на плече. Взрослый Ра присел, развел руки и малышня, как по приглашению, укрылась в его объятьях. Притихла.

– Здравствуй, одинокий гость. Кто ты? Я вижу, но не узнаю тебя.

Предрассветно тихий голос, очаровал своей чистотой. Казалось, что это журчит ручей, поет лоза на ветру или звенит горный хрусталь. В нем слышалась безупречность, свойственная лишь природе.

 – Ну как же, мамень. Это я твой любимый отрок, Крайтер, – произнесенные вдруг и не своим голосом слова, заставили Тиефа отшатнуться. В недоумении и тревоге он видел, как на его месте остался стоять тот, чье имя было произнесено.

Светловолосый, в белом плаще, блестящих ботинках и с металлическим диском в руках… Крайтер обернулся через плечо, так, чтобы Тиеф, оставшийся за спиной, увидел краешек его ухмылки.

– Крайтер? Среди моих детей нет никого с таким именем.

– Ну, вот еще. Я стою здесь перед тобой, а ты говоришь, что меня нет. Обними лучше своего сына, Теньеге. Я так давно искал встречи с тобой!

Тиеф вздрогнул всем телом. Теньеге! Он предчувствовал это с того самого мгновения, как увидел ее, но осознал только сейчас, когда в роль вошел Крайтер и когда стало слишком поздно. Но поздно для чего? Чего он хочет?

Не дожидаясь ответа, Крайтер размашисто зашагал навстречу к Теньеге. Она спешно поднялась и малыши тут же кинулись в тень деревьев. В глазах Теньеге блеснул страх. Она растерянно, мелкими шашками пятилась, безотчетно выставив перед собою руки, тщась хоть как-то защитить себя. Не обращая ни на что внимания, Крайтер подошел вплотную и заключил ее в свои широкие объятья.

– Ма, – протянул он, стиснув ее так крепко, что даже Тиеф услыхал приглушенный хруст. – Я так скучал!

Последняя фраза, произнесенная сквозь зубы, выплеснулась напряженным рыком. Крайтер, обхватив Теньеге обеими руками, тянул ее вверх. С хрустом, с каким-то хлюпающим мокрым треском он вырывал ее из земли с корнями. Глазам верилось с трудом. За мгновенье до этого Тиеф отчетливо видел, как она пятилась в тщете избежать объятий Крайтера, но теперь… Теперь она беспомощно трепетала в его руках, обезображенная снизу переплетением корней.

Когда последний корешок вышел из земли, произошло нечто странное. Раздался звон, как от лопнувшей толстой струны, глухой, глубокий, излившийся воющим стоном. На уединенную поляну обрушилась кромешная тьма.

Тиеф и моргнуть не успел, как поляна воссияла вновь, только зловещим багровым цветом. Плоды на ветвях обратились в продолговатые корзины, наполненные горячим углем. Сами деревья оскалились голыми ветвями, сквозь сучья которых бушевал пожар.

Плечо нестерпимо обожгло, Тиеф вскрикнул и инстинктивно шарахнулся в сторону. На пожухлую траву упал шипящий уголек – малыш, что до этого выбрал его своим. В обезображенной огнем фигурке едва ли можно было угадать прежнего живчика. От ручек-ножек не осталось и следа, обугленное тельце, неестественно изогнутое и кривое, испещряли огненные линии так, будто внутри еще пылал огонь. Пламень проступал из пустых глазниц. Красными, огненными слезами.

Тиеф опустился пред несчастной головешкой, взял ее в руки и изо всех сил прижал к груди. Жгучая, телесная боль едва ли заглушила безнадежную тоску, разрывающую его нутро на части. Кора Тиефа зашипела, задымилась, но он только крепче притиснул уголек как бы силясь протолкнуть его внутрь себя. Сквозь гул лесного пожара, раздался отчетливый и сухой треск, как если бы лопнул крупный орех. Медленно, страшась рассыпать трупик, он отнял руки и увидел горящую у него на груди отметину в форме малыша. Тельце, голова, ручки-ножки… Огонек прогорал внутрь него безболезненно и даже приятно. Впервые его нутро наполняло что-то светлое, теплое и одновременно свое.

Появился Крайтер. Он волок застывшую и немую Теньеге, точно вырванное с корнем дерево.

– Ты закончил? – бесцеремонно вторгся он в его замешательство. – Закругляйся, а то не успеем.

– Куда? – вытаращился на него Тиеф, который, за стремительностью событий, совсем позабыл о товарище.

– Наружу, – отрубил Крайтер и заспешил дальше, сквозь пылающий факелом лес.

Какое-то время Тиеф молча, в сильнейшем отупении, смотрел вслед такому нелепому Крайтеру, но вдруг очнулся, похлопал себя по груди, осмотрел место, где должен был гореть огонек. Тот исчез, оставив на память только грубый шрам.

Огненный лес не хотел отпускать Тиефа. Горящие ветви цеплялись за него крючьями, хлестали по глазам, осыпая ворохом искр и мелких угольев. Прикрываясь руками и двигаясь у самой земли, он старался не упустить из вида Крайтера, уверенно пробиравшегося сквозь огненное пекло. Узкая тропка, которою он оставлял за собой, как будто смыкалась пред Тиефом, то упавшим суком, то пламенным вихрем. Задыхаясь от жара, припадая дышалом к самой земле, он готов был сдаться, но всякий раз внутри что-то толкало его двигаться дальше.

Ослепленный, выдохшийся и почти оглохший он выбрался на берег реки. От пламени пожара вода почернела, сделалась мутной и густой. Тиеф поднялся с земли, неровно шагнул раз, другой, запнулся и упал, угодив руками и головой в воду. Влажное и мягкое течение точно втягивало его, поглощало, но ему сделалось все равно. После нестерпимого жара, прохладная вода, пусть и гибельная, стала желанной. Вдруг его рывком отняли от забвения, и поставили на землю. Сквозь мутную пелену застилавшую глаза Тиеф угадал лицо Крайтера. Его рот нервно и широко раскрывался – он что-то кричал.

– На бревно забирайся! Я говорю верхом на бревно на это, скорее! – расслышал, наконец, Тиеф и растерянно заозирался, ища взглядом упомянутое бревно, но ничего кроме Теньеге не заметил.

– Какое?.. Бревно?

– Вот! – Крайтер нетерпеливо указал рукой на Теньеге. – Скорее, дружище, скорее!

Его слова, а главное беспокойный, встревоженный тон, подтолкнули Тиефа. Он неуклюже взгромоздился сзади Теньеге и навалился спиной на переплетенье землистых корней. Крайтер бултыхнулся в воду, погрузившись в поток чуть ли не по грудь, выволок бревно на течение и забрался на него сам. В руках у него появилось весло, и он энергично погреб вниз по течению.

– Теньеге, бревно, Теньеге, бревно, бревно, бревно, бревно… ­– машинально бормотал Тиеф, уставившись невидящим взглядом в спину Крайтера.

Мимо проплывал краснеющий лес. Тиеф если и видел его, то боковым зрением и понимал творящееся, лишь отчасти. Белая, подернутая отсветами огня спина Крайтера двигалась размашисто и быстро. Мерные всплески весла как будто отбивали ритм сердца.

– А ведь оно и впрямь в унисон бьется, – прошептал Тиеф и как будто очнулся. – Крайтер! Дай мне гребушу, я тебя сменю.

Крайтер оглянулся на Тиефа долгим странным взглядом, затем молча отдал ему весло, но… И свое же оставил при себе. Теперь они налегли вместе и бревно поплыло заметно быстрей.

Накреняясь то влево, то вправо, Тиеф изредка выхватывал взглядом голову Теньеге, ее застывшее, точно искусно вырезанное лицо. В спешной гребле оно то появлялось, то скрывалось за спиной Крайтера, то окуналось в воду, то снова всплывало над ней. Сперва Тиеф не обращал внимания на лик, но чем дальше, тем пристальней вглядывался в него, жадно ловя глазами каждый момент появления. Ему чудилось, будто в лице творились перемены. Неуловимые, тонкие как воздух. И вот, в один момент, когда лицо Теньеге вновь вынырнуло из-за плеча Крайтера, она открыла глаза и впилась в него ледяным, ненавидящим взглядом.

– Держись!!! – в тот же момент истошно возопил Крайтер.

Тиеф не успел даже испугаться. Река, вдруг оборвалась, низвергнув их в кромешный водопад.


* * *

Он  с криком вырвался из кошмара, но с жесткого ложа не сорвался – путы не дали. В тишине каверны его судорожное дыхание резонировало с сумасшедшим биением сердца и казалось, что это весла – их торопливые весла – шлепают по воде.

Внезапно раздался дробный топот, на стенах заплясали тени. Его окружила группа архисториков. Сколько бы Тиеф не вглядывался в их лица, Крайтера он отыскать не мог – того не было среди вошедших.

Тиефа освободили, но для того, чтобы привязать к длинной и толстой жерди. Ослабший и растерянный, он даже не пытался сопротивляться, а только продолжал с мольбою заглядывать в лица архисторикам.

Извилистым коридором они вынесли его в предрассветную прохладу и торопливо понесли прочь от пещер к четко означенной границе, за которой простиралось море песка. Архисторики молчали. Тиеф слышал только глухое шипение воздуха, всасываемого их дышалами, да расстроенный шорох с трудом передвигаемых ног. Наконец, процессия добралась до небольшого каменного островка. Здесь его руки и ноги привязали к двум вертикально вкопанным столбам, бросили, и он повис на веревках, как надломленный крест.

Стало тихо. Вслед за архисториками куда-то пропал и ветер.

– Крайтер… Ты ведь обещал…

Тиеф с трудом приподнял голову и посмотрел на далекую горную гряду над которой светлело небо. Там звезды уже померкли. Еще чуть-чуть, еще немного и первый луч солнца коснется земли, а тогда…

Глухой, басовитый рык сотряс всю округу. От этого длинного рокочущего воя затряслась под ногами земля, и Тиеф почувствовал, как его грудная клетка задрожала. Это был груху. Тот самый хозяин пустошей, которому его жертвовали.

Едва солнце взблеснуло над изломами гор, он явил себя. Груху вынырнул из песка, на долгое мгновенье заслонив извилистым телом разбуженное солнце. Древнее чудище, чьи размеры приводили в трепет, нырнуло обратно, взметнув океан песка. Над тяжелой пеленой поднялась его голова – огромная круглая пасть, ощетинившаяся рядами острых зубов.

Груху увидел свою жертву и, обратившись к небу, закричал еще сильнее и истовее. Затем он пронзил тучу песка и ринулся к Тиефу. С каждым ударом сердца груху не просто приближался, а вырастал до размеров едва ли сопоставимых с прежними. Он остановился шагах в двадцати от Тиефа, заслонив собою все небо. Чудовище задрало голову и очередной раз огласило пески своим тяжелым воем. Близкий крик едва не порвал Тиефа в клочья. Он оглох в глазах потемнело и только упрямое сознание не оставляло его.

– Крайтер, ты ведь обещал, обещал!..

Tat 25

Вдруг все прояснилось, и Тиеф опять увидел широкий створ неба, откушенный зубьями далекой горной цепи. Груху очутился несколько в стороне – он бился в кольцах на голом песке, вздымая тучи пыли. Громадное членистое тело сотрясало землю тяжелыми ударами. Груху рычал, но не торжествующе, как раньше, а сдавленно и резко. Он с кем-то боролся.

Тщась стряхнуть невидимого Тиефу противника, он совершенно выскочил из песка и покатился по пустыне, испещряя ее продольными следами. Потом груху разинул пасть во всю ширину и вгрызся в песок, ища спасения на глубине. Земля взбугрилась, прорвалась многочисленными гейзерами, но борьба на том не остановилась.

Чудовище вынырнуло на свет уже гораздо дальше, примерно там, где оно впервые появилось. Только сейчас взгляд Тиефа поймал то, что так досаждало великому груху. Это было едва заметное зернышко, сновавшее вокруг него с немыслимой скоростью. Заметить мизерного противоборца удалось только по шлейфу взбитого воздуха, который он оставлял за собой. Стремительные зигзаги неустанно втыкались в груху. После каждого такого выпада чудовище вздрагивало, изворачивалось, но никак не могло поймать шустрого врага.

С затаенным дыханием Тиеф наблюдал сражение, понимая, что на его глазах решалась судьба не только Ра, но и молодой Земли. Что именно этого многие-многие лета ждал Крайтер, а еще дольше Мудрец. Каждый из них был обречен по-своему и каждый по-своему связан с ним, с Тиефом. Они здесь из-за него. И за него же сражались.

Груху оставил попытки укусить врага, выпрямился колонной и замер, более не реагирую на молниеносные уколы. Все его тело ощетинилось несчетными чешуйками, заволновалось, отчего груху стал похож на столб жидкой грязи. Вдруг чешуйки разом выпрямились и прильнули к телу с такой быстротой, что всколыхнули ударную волну. Удары повторялись снова и снова – всякий раз, как противник совершал новый выпад.

Вслед за пульсирующим грохотом до Тиефа докатилась волна горячего воздуха, отбросившего его на привязанные конечности. Ветер принес рой жалящих песчинок, отчего все тело, будто загорелось. Тиеф зажмурился, стиснул зубы и задержал дыхание. Когда терпеть стало невмоготу, он открылся воздуху и понял, что напор ослаб.

Сквозь рыжевато-бурую мглу проклюнулось солнце. Мутное, неземное и такое желанное. Тиеф облизал пересохшие губы и посмотрел туда, откуда доносился гул борьбы. С каждым мгновеньем схватка обозначалась все ясней.

Извилистая громадина снова зарылась в песок, возводя и осыпая гряды барханов.  Тиефу чудилось, будто пустыня – это тонкая, натянутая кожа под которой копошится чудовищных размеров червь. На глубине он искал спасения, но спутался еще сильней. Теперь, задыхаясь от беспомощности и страха, он рвался наружу. Только земля не отпускала его.

Подземная кутерьма сдвинулась вправо и медленно приближалась. Песчаная завеса унялась совершенно, и теперь Тиеф видел сражение отчетливо. Он видел, как след груху искрился ветвями молний, видел, как сквозь трещины рвется лиловый огонь. Пламени становилось больше. Прорвавшись раз оно уже не терялось, а продолжало чадить сизыми клубами. Тиефу подумалось, что этот огонь и есть тот самый незримый противник. Что он проник внутрь твари и теперь жалит ее изнутри.

Наконец груху, с жалобным, протяжным воем вырвался на поверхность, рухнул  грудой огня и затих. Он походил на гигантскую личинку, вынутую из уютного дупла и облитую горящим маслом. К небу, вслед за дымом, понеслись обрывки лилового пламени. Но огонь не отлетал к небесам вместе с дымом. Поднимаясь на определенную высоту, лоскуты пламени выстраивались в какую-то высокую структуру. Пустошь будто бы накрывал невероятно сложный мерцающий костер, обрастающий тонкими деталями от восходящего огня. Кое-где проблески вспыхивали ярче солнца, а где-то рябое полотно истончалось в дырявую черноту.

Дым иссяк. На всклокоченном песке осталась только уродливая гора пепла. О дыме напоминал лишь запах горелой плоти и, конечно, огонь, раскинувшийся над головой всеохватным шатром. Чем дольше Тиеф смотрел на него, тем больше деталей видел. Особенно четко вырисовалась линия, изгибами делившая небесный костер надвое. Почти в самом центре купола эта черта раздваивалась, образуя некоторое подобие вытянутого острова… Тиефа вздрогнул. Перед ним, во всей своей широте, развернулся тот самый горящий лес. Извилистая линия – это река, очерчивающая злополучный островок Теньеге. Он точно видел отражение сна, более не являясь его частью и не имея возможности хоть как-то повлиять на происходящее. Напрягая глаза до рези, он всматривался в изогнутую латку острова. Там все закончилось. Или началось?

Тиеф ничего не понимал. Ему казалось, что он – теперешний созерцатель разворачивающейся картины – не настоящий, а подлинный он там, в небесах. Сознание невольно выстроило цепочку, приведшую его к жертвенному алтарю, но он усомнился, являлись ли эти воспоминания подлинными...

От пламенного острова отделилась маленькая белая точка и поплыла вниз по реке. Следя за ее движением, Тиеф, как наяву, видел себя и Крайтера верхом на Теньеге. Чувствовал брызги воды на лице, твердый отросток корня за спиной и то усилие, с которым он налегал на гребушу. Припомнилось, с какой жадностью он вглядывался в застывшее лицо Теньеге, и как все оборвалось с его пробуждением.

– Не смотри на нее! – внезапно для самого себя закричал Тиеф. – Греби, не смотри не нее! Греби! Греби!


* * *

Он устал, вымок и глядел в лицо Теньеге с какой-то надеждой на облегчение. Вдруг Тиеф встрепенулся.

– Нет, не смотреть, не смотреть на нее. Грести! Грести дальше! – он покрепче стиснул рукоятку гребуши. – Не смотреть и грести, не смотреть, не смотреть…


* * *

Достигнув края огненного шатра, точка не опрокинулась вниз, как случилось с ним, когда он был частью пожара, а вырвалась за его пределы, в пустоту. Тиеф нервно сглотнул. Он задрал голову, насколько хватило шеи, но точка продолжала уходить из зоны видимости. Она улетала тихой кометой, оставляющей за собой мерцающий шлейф реки, от которого, как от живительной лозы, расползались веточки зеленого леса.

Купол огня потускнел и из него посыпался пепел. Пушистые хлопья тихо падали на землю, устилая истерзанный песок черным снегом. Но Тиеф не видел пеплопада. Все его внимание захватила маленькая белая точка и оставляемый ею след.

Он отчетливо видел реку, вырвавшуюся из огненного шатра. Видел водную рябь, узкий берег, лес и даже зеленоватые огоньки созревающих плодов. Все небо постепенно затягивал ландшафт, пригрезившийся в недавнем сне. Виднелись уже и осколки гор, но не тех, что встречали вместе с ним рассвет, а других – давным-давно закатных. Все небо как-то исподволь, точно замерзающая лужа, преобразилась в землю, и он созерцал ее с небес.

Тиеф посмотрел на запорошенную пеплом землю, но вместо нее увидал ночное небо. Выпавшие хлопья слились в сплошное покрывало, испещренное россыпью холодных огней. Даже виднелась небесная дорога – продолговатое скопление звезд, знакомое с ростовства.

Тиеф вздохнул и закрыл глаза. Его посетило чувство покоя, как тогда, когда он впервые познал Мудреца, утонув в нем. Но если тогда покой казался избавлением от сует, то сейчас ему было покойно от их разрешения. Он закончил свой путь, а не закрыл на него глаза. Все его мысли и чувства выровнялись, остановились. Было удивительно тихо и спокойно. «Это и есть смерть?» Тиеф попробовал шевельнуться, но не смог. Он чувствовал свое тело, заточенное в чем-то темном.

Вдруг над головой тихо треснуло и стало чуточку светлей. Звук повторился, потом еще и еще: его вместилище кто-то аккуратно обстукивал. Он пошевелился еще раз и почувствовал себя… Живым.

– Вот он, наш новый малыш, – услышал он голос и тут же узнал его. Это была она… Она.

Его вынули из узкого кокона и подняли высоко надо землей. Вокруг, на зеленой от сочной травы поляне, сверкали макушками шустрики. Они непрестанно щебетали, показывали на него ручками, а он, ничего не понимая, лишь смотрел на них с затаенным счастьем.


* * *

– Все, – выдохнул Крайтер и с отвращением метнул в воду гребушу, будто отбросил мерзкую гадину. – Вырвали.

Дышало Тиеф пересохло, грудь раздулась и мелко дрожала – он чрезвычайно устал и с облегчением откинулся на корень, ставший вдруг таким удобным. Немного отдышавшись, он вынул из воды одну ногу и осмотрел ее. Нога сильно набухла. Тогда он аккуратно вытащил вторую и поставил ступни на бревно просохнуть.

– Где мы, Крайтер? – спросил Тиеф, озираясь по сторонам. Пылающий лес остался позади, и теперь они плыли мимо густых лиан. – Это сон?

– Да, это было сном. Несколько минут назад, да сто раз к ряду. Кошмар! Кошмар. Я устал, Тиеф, очень устал. Ты ничего не помнишь, для тебя этот сплав как в первый раз, а я уже вымотался.

– Я что-то слышал. Голос внутри меня он приказал мне не смотреть на Теньеге.

Крайтер резко обернулся.

– Что? Что тебе сказал голос?

Тиеф повторил, но с уверенностью, что товарищ и в первый раз отчетливо расслышал.

– Вот значит как, – он усмехнулся. – Если б я знал, что все заключалось в тебе, то не карячился б раком столько времени.

Он отвернулся назад, опустил плечи и затих. Вся его фигура выразили крайнюю усталость. И хотя Тиеф ничего не понимал, тревожить товарища сейчас, он не решался. Вместо этого он решился выглянуть из-за его спины туда, где всю дорогу манил к себе лик Теньеге. В голове до сих пор звенел тревогой внутренний голос, призвавший не смотреть.

Тиеф осторожно высунулся из-за плеча Крайтера так, чтобы застать лицо не целиком, а только краешком. Но лицо пропало. Вместо него обнаружился голый ствол дерева, хоть и причудливо сморщенный, но самый обыкновенный.

Получается, что Крайтер выкорчевал совсем не Теньеге, а простое дерево и, что весь тот кошмар ему только привиделся. Впрочем… Откуда взяться было пожару? И уголек малыша! Уж это отчетливая деталь никак не могла ему причудится. Он видел, он чувствовал… Тиеф осмотрел грудь, но в свете звезд разглядеть чего-либо не удалось. На ощупь же она была такой, как и всегда.

Пришедшее, было, спокойствие, начало исподволь улетучиваться. Тревогу привносила каждая мелкая деталь, запечатленная воспоминанием. Он помнил все, каждую черточку, но не находил подтверждения или следов произошедшего наяву. Или именно то было сном, а это и есть доподлинность?

– Крайтер, – тихо позвал он, – где мы?

– Были во сне. А теперь… Не знаю где мы теперь, – ответил он сухо и не оборачиваясь. – Где-то у границы предела и скоро пересечем его. Это все, что я знаю.

Помолчали. Тиеф чувствовал, как раздражен его товарищ, но не мог понять истоков его досады.

– И что мы будем теперь делать?

– Не знаю я, не знаю! – вдруг взорвался Крайтер и повернулся к нему всем корпусом. – Я не знаю, что мы теперь будем делать!

– И в том моя вина?

– Нет, нет, прости… Я просто и вправду не знаю, что нам делать дальше.

Тиеф молча ждал, когда Крайтер заговорит вновь и он заговорил, устало, бесцветно, как бы рассуждая с собой.

– Я слишком долго пробыл в мире Ра, так долго, что уже и забыл о том, что есть другой, что есть настоящий свет. За пятьдесят лет я стал его частью, привык мечтать, как вырвусь из него. Привык… И вот, свершилось. Я на пути к свободе, но не знаю, что мне делать с ней. Я ни грамма, ни одной минуты не думал о том, что буду делать, когда тут все будет кончено! И знаешь почему? Знаешь?!. – он махнул рукой и, было, разгорячившись, вновь поник. – Я большой трус, Тиеф. Думать о ней для меня невыносимо и… Поэтому я делал вид, что внешнего света не существует. Что есть пустоши. И знаешь, это сработало. За годы я приучил себя к мысли, будто ничего кроме Ра нет, а если и есть, то родится по хлопку, – вдруг он звонко хлопнул в ладоши. – Вот. Сейчас все и рождается. Посмотри кругом. Посмотри, Тиеф. На твоих глазах рождается свет.

Тиеф последовал совету, обвел глазами окружение, но в пейзаже ночного леса решительных изменений не уловил. Все так же тихо плескалась вода об узкий берег русла, так же неспешно, словно в какой-то задумчивости, покачивались деревья…

– Нету ничего снаружи потому, что меня там нет, – с расстановкой произнес Крайтер. – Да и наружи этой быть не может. Бытие только там, где я. Я есмь бытие.

С удивлением Тиеф понял, что его друг сильно изменился. Долгое заточение внутри Ра повлияло на него, на его сознание куда как сильнее, чем он мог себе предполагать. Прежний Крайтер не то чтобы не говорил подобных, в высшей степени странных речей, он даже намеками их не касался. Он есть бытие…

– Крайтер, что случилось с тобой? Почему ты так странно говоришь?

– Я имею право так говорить, ведь я постиг вседозволенность. Все возможно, друг мой. Пространство вокруг тебя это лишь набор воздействий. Совокупность чувственных посылов, заставляющих тебя, как умозаключающего, поверить в существование окружающего мира. Твой сон, твой побег, твое пробуждение на пустошах и теперешний сплав вниз по реке – выдумка. Но не для тебя. Для тебя это самое настоящее, самое доподлинное, что может быть, – тут Крайтер придвинулся к нему ближе и тихо, почти шепотом заключил: – Так вот. Это все я.

Он отодвинулся назад и, как будто не совершал откровений, продолжил:

– Подкупает убедительность диалога с внешним воздействием, вот что. Его естественность. Но что естественно, спрашиваю я тебя? Будь трава не зеленой, а черной, небо не голубым, а в клеточку. Да будь хоть банан вместо головы, ты бы принимал это за самую настоящую подлинность, не зная иного! Сознание легко запутать, сбить с толку. На самом деле мы не знаем ни разума, ни материи. Все это ерунда. Есть только ощущения – идеи не сложнее образов. Ты есть то, что ты помнишь. А помнишь ты то, что чувственно пережил. Яркость ощущений, их осязаемость вводят в заблуждение, заставляя поверить в реальность окружающего мира. Но это все там, – он неопределенно указал пальцем вверх. – Там, хе-х, в «реальности». А здесь можно все. Главное выработать метод.

Металлический диск засверкал в руках Крайтера, ярким отражением звезд. Он помолчал, как бы обдумывая сказанное, и продолжил уже бодрее.

– Мудрец поверил в то, что погиб. Я показал ему неизбежность гибели, подвел к черте, так сказать. Сделать это оказалось не просто, на это потребовалось уйма времени, но… Я таки изменил его. Подменял простые идеи, воспоминания и мысли на нужные мне. Его разум отождествился в угоду моим трансформациям. Я бы покончил с ним раньше, но… Срезая наслоения памяти Мудреца я наткнулся на нее. Глубоко сокрытую, беспощадно подавленную Теньеге. Это была не она, в ее подлинной форме, а воспоминания о ней. Их-то я и дерзнул вытащить на свет.

– Она жива?

– А ты жив? Здесь и сейчас, Тиеф, ты только воспоминание, личность связанная комплексом запечатленных идей. Чувствуешь ли ты себя таковым? Или все-таки поручишься, что жив?

– Я думаю.

– Вот! Ты способен оценить себя как личность и за это имеешь право считать себя живым. Не просто живым, а сознательным. Со-знательным, понимаешь? Без других, таких же, как ты, тебя бы и не было таким, каков ты есть. Так вот… У Теньеге сейчас нет никого, кроме нескольких уцелевших козявочек. И она начнет с ними все заново. В том сгустке генизы Ра, который мы покидаем.

–Но ведь если Мудреца больше нет, то и все Ра, что его составляли тоже погибли?

Крайтер пожал плечами.

– Да, это так.

– Ты убил их...

– Очистил, Тиеф. Они, как мелкие идеи, составляющие тебя, составляли Мудреца как сознательную личность. И кстати весьма прескверную! Так что не жалко. Зато у Теньеге будет второй шанс. Да, ей досталась не гениза планеты, но и не в размерах дело. Дело в качестве. Вон, наша Вербария просуществовала долго, но так и не разродилась кем-то подобным, а здесь – жизнь! Да еще какая! – Крайтер замолчал, поджал губы и повернулся к Тиефу спиной, оставляя того наедине с растрепанными мыслями.

Мудреца больше нет, Теньеге жива и одарена возможностью повторить свой путь, но... Что-то решительно тревожило Тиефа. Не то чтобы он горевал по истертым Ра – иначе Мудреца одолеть было невозможно. Да и теперешняя судьба Теньеге его скорее утешала, чем печалила. Его беспокоили слова Крайтера о сущности бытия и его роли во всем. Тиеф знал, насколько могуч его товарищ, но каковы же его истинные возможности если он может изменять действительность? Если он смог воскресить мать Теньеге. И вот, после учиненных свершений, Крайтер не знал, что делать дальше. Легкий озноб пробежал по спине Тиефа, он поежился и подобрался сильнее, чтобы согреться.

– Где-то там, Тиеф, в конце реки, – вдруг не оборачиваясь, заговорил Крайтер ровным, немного грустным голосом. – Меня ждет она. Я знаю, что она меня будет ждать хоть сто лет, хоть тысячу. Но… Она ли меня дождется? Будет ли это все та же Разиель, которую я помню? И меня ли она будет ждать? Я боюсь, Тиеф, что мы потеряны друг для друга. Слишком долго в разлуке. Слишком. Я боюсь этой встречи. Всякий раз как вспоминаю о ней, у меня начинают поджилки трястись. А я не могу не думать о ней и оттого постоянно живу в страхе. И не знаю, что мне делать.

Тихий мягкий голос убаюкивал Тиефа. На мгновение он прикрыл глаза, погрузившись в сладкую дрему, но тут же встрепенулся, устыдившись сонливости. Окрестности реки переменились. Пропал лес, звездное небо тоже пропало… Они плыли в кромешной тьме, но уже не по реке, а в открытом пространстве. Тиеф растерянно закрутил головой силясь высмотреть хоть какой-нибудь ориентир, и вскоре ему это удалось. Маленькая сверкающая точка ровно по курсу прежнего движения. Она приближалась. Стремительно приближалась.

– Я не стану менять Землю, – Произнес Крайтер, когда свет от точки вытянулась в линию горизонта. – Пусть. Пусть на ней все идет своим чередом. Ни ради себя, ни ради Разиель. Главное, чтобы у Сейвена все получилось.

Горизонт раздвигался вширь и вглубь, заполоняя все ярким светом. И только они, как досадная соринка, плыли в неизвестность.

Tat 26

Холодный дождь смешал небо и землю. Он лил давно и, с наступлением сумерек, только усилился, обратив хвойный лес в сырую, густо пахнущую яму. Под ногами хлюпало, вода ручьями стекала с промокших шкур, уже совершенно не защищавших от влаги. Крайтер шел уверенно, без ошибок прокладывая путь меж деревьев. Тиеф же и зги не видел. Он просто следовал за чавкающими шагами, стараясь не отставать.

Последний раз они видели людей три дня назад, когда набрели на стойбище у речной отмели. Человек тридцать не более. Все, как один, отнеслись к чужакам с подозрением – редко когда встретишь путников, шествующих по диким местам налегке, да еще и вдвоем. Завидев недружелюбный блеск в глазах вожака, Крайтер не стал просить ночлега, а только спросил, в какой стороне Тетретье. Предводитель племени молча указал рукой дорогу, не опуская ее до тех пор, пока странники не скрылись из виду.

И вот они шли. Третий день без еды, сна и отдыха. Впрочем, отсутствие оных на вред им не шло. Сгинуть от голода или усталости они просто не могли. Если бы, конечно, того не захотел Крайтер. Тиеф частенько ворчал, что сытный ужин и теплый ночлег вряд ли повлияли бы на генизу Земли, на что Крайтер шевелил усами, сопел, но яств из воздуха не кудесил. Почему – догадаться было несложно. Еще до пересечения границы генизы Земли, он зарекся ничего не менять и ни во что не вмешиваться.

Деревья поредели и вскоре товарищи выбрались на опушку. Вдалеке брезжил свет. На фоне сплошной мокрой темени вырисовывалось неровное оранжевое пятно, слабое и трепещущее. Очевидно пещера, внутри которой укрылась другая община.

– Зайдем? – с надеждой спросил Тиеф, ощутив, насколько потяжелела от дождя его борода.

– Давай попробуем, – немного помедлив, ответил Крайтер. – Дорогу уточнить бы… Пятьдесят на пятьдесят, что прогонят. И семьдесят на тридцать, что побьют.

– Все же неплохие шансы, – пожал плечами Тиеф. – Стоит рискнуть.

– Да, пожалуй, что и впрямь, стоит.

По холодным туманным лесам они бродили уже шестой месяц. Срок, в сущности, маленький, но и за него Тиеф успел познать тяготы быта землян. Сложнее всего было с пищей и ночлегом. Часто приходилось голодать целыми днями, а спать на деревьях, чтобы не соблазнять хищное зверье. Поначалу они просто брели наугад, но, повстречав первое дружелюбное селение, обрели цель. Тетретье. Вот уже месяц они шли именно туда.

Из любопытства или скорее от скуки Крайтер обучил Тиефа счету. Теперь он, всю жизнь незнакомый с цифрами, мог довольно умело вычитать и складывать, знал, сколько единиц в тысяче, какой длинны его локоть и сколько дней должно пройти, чтобы вернулась луна. Математика нравилось Тиефу все больше и больше. Что ему не нравилось, так это теперешний облик. Впрочем, он мало чем отличался от истинного вида Крайтера или любого другого вербарианца. Разве что гораздо ниже, волосатее и грубее. Вяще прочего бесила длинная бородища. В сухую погоду с ней, конечно, теплее, но погожие дни можно было сосчитать по пальцам…

Они выбрались из подлеска и, не скрываясь, направились прямиком к пещере. Чем ближе они подходили, тем явственнее ощущался запах жареного мяса – община явно готовила ужин.

До грота оставалось несколько шагов, как Тиеф, влекомый соблазнительным ароматом, налетел на спину Крайтера, вдруг резко остановившегося.

– Не шевелись, – страшно спокойным и тихим голосом пояснил Крайтер. – Копьезубый.

Сердце больно сжалось. Тиеф помнил, на что были способны эти кряжистые, неистовые звери, не делавшие разницы между человеком и зверьем. Раз они видели, с какой легкостью копьезуб пронзил длинными, изогнутыми клыками жертву, как он прижал ее к земле и наносил удар за ударом, пока добыча не перестала биться.

И вот он прямо перед ними, отвлекся от заманчивой пещеры и теперь смотрит в их сторону. Два блестящих оценивающих глаза застыли на Тиефе, сковав его волю страхом. В голове одна за другой мелькали безумные спасительные идеи: броситься к лесу, взобраться на дерево… Догонит. Ринуться к пещере и найти укрытия там? Еще меньше шансов уцелеть.

Крайтер медленно потянулся к груди, ослабил завязку и сбросил тяжелую шкуру, оставшись в одной набедренной повязке и кожаной шапке. Все так же медленно он расставил ноги и перехватил покрепче жердь с продолговатым и изогнутым резцом на конце. Оружие Крайтер сделал для себя сам, чуть ли не в первый день их появления, любовно обозвав его «запалом».

Хищник зарычал, пригнул голову и развернулся к ним всем корпусом.

– Еще один, – все с тем же пугающим спокойствием, заметил Крайтер. – Справа от тебя.

Тиеф медленно повернулся и увидел второго хищника – не его самого, а горящие в темноте глаза. Руки сами собой потянулись к поясу и легли на рукояти острых кремниевых кинжалов. Путь к бегству был отрезан.

Вдруг тот, что подкрадывался сзади, глухо рыкнул и бросился на них. Все, что успел сделать Тиеф, так это неловко отскочить в сторону, в самую грязь, едва избежав тяжелых лап. Молниеносный удар запала настиг хищника в полете, как раз, когда он проносился над Тиефом. Отмашистый удар Крайтера пришелся зверю аккурат по морде, рассекая ее от носа до глазницы. Копьезуб взвизгнул и пал далеко в траве.

Первый зверь оказался удачливее компаньона. Крайтер едва успел прикрыться запалом, выставив его перед собой, но не устоял и рухнул на землю, придавленный тушей животного. Челюсти копьезуба застряли в рукояти и конвульсивно сжимались, перегрызая ее. Крайтер зарычал, приподнял голову и вцепился зубами в блестящий нос хищника. Тот отпрянул, видимо не ожидав такой наглости от добычи, но Крайтер только сильнее стиснул зубы и прижал его нижнюю челюсть древком к своей груди. Хищник рвался, повизгивая, привставал на передних лапах, приподнимая с собой жертву. В один из таких рывков, Крайтер изловчился, отпустил копьезуба, подобрался и силой пнул того ногами в грудь. Зверь откатился на несколько шагов, вскочил, снова пригибая голову к земле.

Вдруг стало светлей – из пещерки, видимо на голос сражения, высунулось несколько косматых голов с факелами наперевес. Они выкрикивали что-то в дождливую ночь, но покинуть свод пещеры не решались.

Зверь несколько раз оглянулся на вышедших с огнем людей, прорычал что-то и скрылся в ночи. Едва опасность сгинула, Крайтер со стоном выдохнул и тяжело опустился на колено, не выпуская древко запала. Тиеф только сейчас заметил, что крепчайший кремень наконечника разлетелся на части при первом же серьезном ударе, и что Крайтер от второго зверя отбивался палкой.

– Скорее, на помощь! – решился выкрикнуть Тиеф, привлекая внимание пещерных людей. – Мой друг ранен!

В неровном свете шипящих факелов, Тиеф разглядел рану на боку товарища и похолодел. Рана была серьезная. Видимо, когда копьезуб оседлал Крайтера, то, в один из рывков, пропорол ему живот острыми когтями. И не раз – левый бок был просто изодран в клочья.

– Мы слышали вас, – наконец изрек один из космачей. – Это копьезуб?

– Да… Он караулил вашу пещеру, но тут появились мы и…

Люди, а их было трое, переглянулись.

– Занесем его, – распорядился первый. Скорее всего, он был вожаком группы. – Ракхар, разведи у выхода огонь. Побольше, не жалей дров. Деррех, набери воды.

– Но, отец, копьезуб ведь…

– Делай, что сказано! – отрезал вожак. – Может быть, он нам всем жизни спас.

Вместе с Тиефом они перенесли на руках Крайтера под свод пещеры и уложили его на сухую и теплую шкуру. Община оказалась немногочисленной. Помимо встретивших их мужчин насчиталось еще три женщины: одна с грудным ребенком на руках, другая сама почти ребенок, а третья убеленная сединами старуха. Именно она первой бросилась к распростертому на земле и страшно побледневшему Крайтеру.

– Какая рана, – сокрушительно качала головой старуха. – Надо остановить кровь. Ранкрай, воды бы.

– Деррех сейчас принесет.

Тиеф склонился над Крайтером. Было видно, как щеки и скулы на его лице мелко дрожали от сносимой боли. От обильной кровопотери не только лицо его, но и все тело обрело бледно-желтый, костистый цвет. Поверженный то и дело тянулся к левому боку, но отдергивал руки, сжимал в кулаки бурую шерсть подстилки, скрипел зубами и молчал.

Подоспел Деррех. Он опустил на землю вместительный бурдюк с водой и сразу же бросился помогать Ракхару с костром. Огонь разгорался большой. Даже Тиефу, продрогшему до последней кости, становилось жарко.

– Тиеф... – прошипел Крайтер и вдруг схватил его за руку. Острые, казалось, отдельно живущие глаза, вцепились в Тиефа. – Найди ее. Скажи, что...

Он не договорил, выгнувшись дугой боли – старуха, невесть когда успевшая согреть воды, поливала ему рану из плоской глиняной миски. Едкий пар ударил Тиефу в ноздри, он отшатнулся, но тут же был призван знахаркой попридержать руки своему другу.

– Крепче. Крепче держите, – бормотала она, обращаясь так же и к Ранкраю, ухватившего Крайтера за ноги. – Было больно, а станет еще больней. На вот, закуси.

Она сунула Крайтеру в зубы щепку, провела костлявой рукой по груди несчастного, приподняла миску с варевом над головой, несколько раз что-то шепнула и выплеснула остатки ему в рану. Глухой стон напряг распростертое тело, да так, что Тиеф с трудом удержал его. Крайтер часто-часто задышал, крупные капли пота выступили на лбу и висках. Он рычал, грыз всученную ему деревяшку, как давешний зверь, и страшно бился, казалось, вконец обезумев от боли.

– Тихеро, принеси горячей воды! – выкрикнула старуха девушке и та стремглав бросилась выполнять поручение.

Крайтер медленно утихал. Тиеф чувствовал, как он слабеет, отдав последние силы на болевые корчи. Временами он терял сознание: тело полностью обмякало, а горячечные, воспаленные глаза закатывались за веки. Наконец, он расслабился окончательно, но больше не проседая в забытье. Его глаза бегали от одного к другому, быстро, нервно… Казалось он искал кого-то взглядом, но никак не мог найти.

Подоспела Тихеро с мисочкой поменьше, с чистой вскипяченной водой. Старуха поставила ее на землю напротив себя и несколько раз быстро окунула руки в кипяток. Затем она сложила ладони перед грудью, пробормотала что-то невнятное и потянулась к ране Крайтера. Странно, но тот на прикосновения знахарки не реагировал. Несколько раз Тиеф бросал взгляд на ее манипуляции, но неизменно отводил его прочь с едва сдерживаемым приступом тошноты. Кисти рук старухи полностью утопли в брюшной полости поверженного. Было видно, как ее узловатые пальцы бугрили уцелевшую кожу на его животе. Наконец старуха закончила манипуляции, вынула окровавленные руки и снова окунула их в миску с горячей водой.

– Кишки целые, – проговорила она. – Но он потерял много крови. Очень. Не знаю, выживет ли…

Она встала, прошлась к волокуше, мостившейся у дальнего края пещеры, и скоро вернулась с тремя кожаными мешочками.

– Еще воды, – распорядилась знахарка и, не дожидаясь исполнения, выплеснула окровавленную воду из миски, насыпав туда же содержимое принесенных мешочков.

Свежим кипятком она залила зеленовато-бурую труху и обстоятельно замесила ее в густую кашицу, немного дала остыть, а после облепила растерзанный бок Крайтера так, что не осталось и кусочка непокрытой плоти. В чистую миску знахарка набрала холодной воды, отправила в рот какой-то листик, переживала его и выплюнула в воду.

– Выпей, – она поднесла миску к губам поверженного. ­– Все выпей.

Тиеф приподнял ему голову и помог осилить поднесенное питье. Мало-помалу дыхание Крайтера успокаивалось, взгляд мутнел, а веки смыкались надольше. Наконец он закрыл глаза окончательно, погрузившись в глубокий сон.

– Отойдем, – на плече Тиефу легла тяжелая ладонь вожака. – Тихеро останется с ним, а мы поговорим.

Охваченныезаботами о Крайтере, члены общины позабыли снять мясо с огня и тушка кролика изрядно подгорела. Присаживаясь к костру, Тиеф прочел досаду на лице Ранкрая. Вожак долго счищал с мяса уголь, дул на него, жевал губами и снова чистил. Очевидно, этот кролик был единственным, чем располагала община на вечер.

От предложенного куска Тиеф отказываться не стал. Он бы с готовностью отдал его любому из общины, но разделил трапезу с поклоном, опасаясь, что отказ сочтут за неуважение.

– Расскажи кто вы, откуда и куда идете, – осанисто поинтересовался Ранкрай, убедившись, что все при еде и двигают челюстями. – Что случилось у входа в наше укрытие?

Не вдаваясь в излишние подробности, Тиеф рассказал все, несколько приостановившись на схватке с копьезубами. Ранкрай слушал молча, внимательно и, как только Тиеф закончил, спросил:

– Он велел тебе найти ее. О ком речь?

– Женщину. Разиель, – немного смутившись, пробормотал Тиеф. – Мы полагаем, что она в Тетретье.

– Тетретье, значит? – хмыкнул Ранкрай и скрестил на груди руки. – Ты знаешь, что это за место?

– Немного. Только по слухам от других. Они мало рассказывали, а если и делились чем-то, то неохотно и со страхом. Никто не знает точно, где это место находится.

От взгляда Тиефа не ускользнуло, что все, включая вожака, после сказанных им слов, посмотрели на старуху. Та медленно поднялась с места. Взгляд ее черных глаз был устремлен вдаль, к былям давно минувшего.

– Я была там, – наконец произнесла она и посмотрела на Тиефа. – Место странное.  Шальное. Те, кто туда уходят, возвращаются очень редко.

– Расскажите где это! – Тиеф не заметил, как вскочил на ноги. Сердце его бешено колотилось. – Я… Я пойду! Прямо сейчас!

– Успокойся и сядь, – повелительно осадила его матушка. – Выйдешь с рассветом. Путь недолгий, к вечеру доберешься.

– Проклятье! – вдруг вырвалось у Тиефа. Он закрыл лицо руками и был готов рвать на себе волосы. – Мы ведь уже были близки, так близки! И вот… Копьезубы.

– Предписанное судьбой отворотить нельзя, – пожал плечами Ранкрай. – Все мы когда-то кончим.

Горькая усмешка вырвалась у Тиефа ответом. Он уже было раскрыл рот, с тем, чтобы разразиться изобличающей тирадой, но прикусил язык, пораженный внезапным осмыслением. Что станется, если бессмертный Крайтер, Крайтер могущий возводить и стирать действительности, если он вдруг умрет? Поразительнее всего в мысли, впрочем, было то, насколько тот тверд в убеждении не вмешиваться в жизнь Земли. Он готов попрать свое чудесное и умереть. Умереть как обычный смертный, раненый диким зверем.

Если кто и вырвет его из смертного оцепенения, то это только Разиель. Она одна.

– Я должен идти. Сейчас, – крепким, едва ли похожим на прежний, голосом произнес Тиеф и поднялся с земли. – До утра Крайтер может не дожить, а я обязан исполнить его волю. Отыскать Разиель. И от себя. От себя… Я должен постараться найти ее и привести до того, как он спустит дух. Это меньшее, что я могу сделать для него сейчас.

– Ты храбр, – без тени насмешки произнесла старуха. – Храбр и великодушен, раз кидаешь себя во тьму, дабы исполнить последнюю волю друга. Я… Укажу тебе путь. Ранкрай, дай молодцу факелов в дорогу. Рассвет еще так не близко.

Пока община готовила для Тиефа факела, он подошел к Крайтру и сел подле. Бледное лицо друга оставалось недвижимым. Если бы не мерное, редкое вздымание груди, то можно было подумать, что он уже умер.

– Крайтер, – тихо позвал он, не особо надеясь услышать ответ. – Крайтер, я иду за ней. Немного осталось. Мы почти пришли. Мы почти нашли ее. Я… Знаю, что ты слышишь меня. Ты не можешь не слышать. Пообещай одно. Не умирать. Пока я не приведу ее. Ты ведь сможешь? Знаю, я часто просил тебя отказаться от задуманного. Говорил, что не навредим Земле, если мгновенно перенесемся к ней. Или что ничего плохого не сделается, если ты выдумаешь нам еду или ночлег… Но теперь я вижу, что ты был прав. Мне бы твою твердость Крайтер, твою волю. Теперь я прошу об одном. Об одной маленькой вещи. Не умирай. Дождись нас, прошу.

Он вздохнул и, немного помолчав, поднялся:

– До скорого, друг. Надеюсь, ты внемлешь моей просьбе.

Вдруг он заметил, что лицо Крайтера немного изменилось. Оно как будто стало спокойнее, расслабленней, а в уголках губ наметилось что-то вроде улыбки.

– Спасибо, – Тиеф улыбнулся сам. – Умеешь ты все-таки поддержать.

По наитию Крайтера или сам по себе, но дождь прекратился. Тиеф нетерпеливо вглядывался в ночь, вдыхал сырой воздух и ждал, когда заговорит матушка. Провожать вышла только одна она. Наконец, старуха глубоко вздохнула, закрыла глаза, прошептала что-то себе под нос и медленно потянулась за пазуху, откуда достала маленький сверток. Бережно, с чрезвычайной медлительностью, она стала разворачивать его. Внутри оказался блестящий выпуклый диск, обрамленный по канту десятком черных точек. Старуха прикоснулась к углублению в центре диска и точки тут же вспыхнули красным и голубым. Держа предмет на вытянутой руке старуха повела ею из стороны в сторону. Единственный голубой огонек перетекал от точки к точке, заменяя собой красные цвета.

– Компас, – удивленно воскликнул Тиеф. Этот предмет не отсюда. В каменном веке не может быть таких устройств!

– Иди за синей точкой, избегай красных и придешь к Тетретье, – пояснила матушка. – Что ждет тебя там, никто не знает.

– Откуда это у вас?

– Она дала. Когда я ребенком заблудилась в лесу. Она… Нашла меня и проводила домой. Уже у самого края, она предложила мне пойти с ней, но я отказалась. И тогда она дала мне это, сказав… – старуха запнулась, как бы взвешивая мысли, проверяя саму себя, не придумалось ли это ей за столько лет. – Она сказала, что я могу всегда вернуться назад. Когда захочу. И, если я вернусь, то позабуду все. Все тяготы, невзгоды и лишения. Что вспомню новую, счастливую жизнь, но взамен… Позабуду былое. Я берегла этот амулет дальше от глаз и ближе к сердцу. А он берег меня. Сберег до беззубой старости, как видишь. Иногда, когда случалось особенно тяжко, я доставала его украдкой, смотрела, но… Всякий раз откладывала. Я вспоминала о близких мне людях. О родителях, о моем храбром Стенае. О наших детях. Что станет с ними без меня?.. Но теперь, вот, возьми. Он мне больше не нужен.

Тиеф принял компас и стал крутиться на месте, уточняя направление. Синяя точка указывала на север, мимо пещер, вдоль берега реки вверх по течению.

– Передай ей, что нынче Масара сама матушка, – старуха надтреснуто рассмеялась. – Бабушка. И не вернется уже никогда.

– Ей? Кому ей?

– Матушке Земле.


* * *

Он брел долго, брел не останавливаясь с того самого момента, как распрощался со старухой. Впрочем, то, как он ее оставил, прощанием назвать было нельзя. После слов о Матушке Земле, Тиеф посмотрел на нее долгим, испытующим взглядом, кивнул, как бы соглашаясь, зажег от костра первый факел и выдвинулся в путь.

– Матушке Земле, – пробормотал он в который раз и, завидев, что факел стал плеваться огнем, достал из мешка новый, распалил его, а прогоревший отбросил прочь.

Занятый в дороге разноречивыми мыслями, он совершенно позабыл о возможной опасности. Но и опасность, казалось, забыла о нем. За всю дорогу, – за скорым шагом Тиеф успел спалить шесть факелов – ему не встретился ни единый зверь. Однажды где-то глубоко в лесу прорычал медведь, но и только.

Крупные валуны и гранитные глыбы постепенно сменились частым булыжником, а потом и мелкой галькой. Он шел вдоль реки вверх по ее течению, однако самой реки так и не видел – голубая точка на компасе не давала ему повернуть к ней. Но он слышал течение, бурные игривые перекаты и с замиранием сердца представлял, как ему придется переправляться на другой берег, если огонек укажет туда.

– Матушка Земля… – вновь повторил Тиеф и болезненно скривился. – Почему так?

Впервые услыхав про Тетретье, Крайтер пришел в чрезвычайное возбуждение. «Это она! Она! Это может быть только Разиель!» Горячился он разными словами и улыбался, улыбался до смеха, радуясь открытию. Тиеф разделял его радость, без оглядок и сомнений. Ведь Крайтер был так уверен… Тысячу раз он откладывал эти мысли, отворачивался от сомнений, как от бесполезного перебора обглоданных косточек, но они возвращались сами.

– Она ли это… Матушка Земля. Она ли?

На востоке забрезжил рассвет. Погрузившись в себя, Тиеф не сразу обратил внимание на восход, опомнившись только когда факел зафыркал и стал гаснуть. Тогда он, было, потянулся к сумке за новым, но остановился и посмотрел по сторонам. Справа бурлила река, слева в небольшом отдалении высился черной стеною лес. Тиеф уселся прямо на гальку и, не отрываясь взглядом от леса, достал еду.

Подгоревшее мясо пропахло смолой, задубело но он не обращал на это внимания и равнодушно пережевывал кусок за куском. Есть не хотелось. Спать – тоже. Хотелось, чтобы отстали мысли сомнений, навязчиво осаждающих его голову. Блуждающий взгляд отыскал на гальке увесистый булыжник и Тиеф вдруг представил, как он разбивает об него голову. Раз и пустота. Забвение… Он поднялся, бросил недоеденное мясо, подумал немного, снял сумку и тоже оставил ее.

Синяя точка на компасе немного отклонилась влево, уводя его от реки в лес. Тиеф не то чтоб обрадовался такому повороту, но подметил с облегчением, что перебираться на тот берег уже не придется. Постепенно мелкая галька, очерчивающее русло реки в разлив, укрылась дерном и мхом. В лесу пахло сыростью и темнотой. Тиеф остановился возле одной особенно высокой сосны, прильнул к ее шершавому стволу и посмотрел вверх. Серое, с неохотой светлеющее небо копило новый заряд дождя. Кое-где виднелись клочки почти черных туч, низких и разительно выделяющихся на общем фоне.

Когда он вновь посмотрел на компас, то сердце его замерло – синих точек стало три.

– Уже близко, – вслух произнес он, желая отогнать подступившее волнение. – Где же это?

Продираясь сквозь внезапно сгустившиеся заросли, Тиеф несколько раз больно осадил лицо сухими ветвями. Он неотрывно следил за плеядой синих огоньков уводивших его вглубь леса, потому не особо разбирал дорогу. Да и где ее было разглядеть, когда сосны навалились такой стеной, что даже прояснившееся утро не продиралась сквозь их лапы.

Вдруг лес оборвался, точно его ножом отрезало. Тиеф ступил на малиновую поляну, высокую, густую и чрезвычайно просторную. Едва он выбрался на свет, как компас засверкал уже пятью синими огоньками. В горле пересохло. Он сглотнул, сорвал несколько спелых ягод и закинул их в рот, переживал, но тут же выплюнул – ягоды оказались кислыми.

Прежде чем углубляться в колючие дебри, Тиеф предпочел взобраться на дерево и осмотреться: вдруг на поляне ничего нет и ее можно просто обойти. Он выбрал сучковатую сосенку, одолел несколько ветвей и, уже с высоты, обозрел пространство. В самом центре поляны виднелась обширная проплешина, на которой громоздилось какое-то сооружение из валунов.

– Значит, придется, – вздохнул Тиеф, спустился и, запахнувшись понадежнее в шкуру, бросился на малинник.

Изодранный и озленный, он все-таки вырвался на полянку. Взглянул на компас: девять синих точек и одна красная. Прямо перед ним возвышалась громадная конструкция, сложенная из грубо отесанных каменьев каждый в два человеческих роста высотой. Сооружение чем-то напоминало улитку, короткую спираль, вход которой смотрел прямо на Тиефа. Смерив взглядом высоту и монументальность врат, он шагнул внутрь и посмотрел на компас. Тот сомкнулся кольцом синих огоньков.

Сквозь промежутки между плитами он видел лес, а сверху, сквозь такие же прорехи на него полосами лился солнечный свет. Было сухо и на удивление спокойно. Пропали даже звуки шагов. Каменные плиты стен испещряли длинные письмена, тянущиеся с потолка черно-белыми нитями. Приглядевшись, Тиеф усомнился в их осмысленности: хаотическое нагромождение черточек и точек. Не символы, а скорее какой-то замысловатый орнамент.

Второй виток сооружения стал темнее. Леса уже не было видно, а сквозь промежутки выглядывали плиты внешнего кольца. И только сверху, сквозь продолговатые клинья, на него смотрело солнце. Впрочем, очень скоро изгиб тоннеля засиял белым, чуждым солнцу светом. Это был выход.

­– Или вход…

Яркий, очень яркий свет и больше ничего. Ослепительно-белая, будто бы матовая пленка преградила путь. Тиеф остановился, протянул к ней руку, но изумленно замер. Он услышал детский смех. Прямо за белой ширмой играли дети.

– Эх, хорошо бы… – пробормотал он, закрыл глаза и шагнул в свет.

Он не шевелился, не дышал и не открывал глаз. С похолодевшим сердцем он просто стоял и ждал не пойми чего.

– Дядя, а ты плишел с нами поиглять? – вдруг спросил его тонкий детский голосок.

Тиеф открыл глаза и встретился взглядом с маленькой, белокурой девочкой, прижимающей к груди большой красный мяч. Она была не одна, а в компании ребят, таких же как она и чуть старше. Все они смотрели на Тиефа без страха, а с веселой пытливостью.

– Где я? – только и сумел пролепетать он в ответ. – Тетретье?

– Тетретье, Тетретье! – заголосила малышня наперебой. – Вы в Тетретье, дядя!

Ноги предательски задрожали. Все тело Тиефа как-то обмякло, испустилось. Он закрыл лицо руками и бессильно упал на землю.

– Наконец-то, – сдавленно прошептал он и всхлипнул. – Я здесь… Я пришел, Крайтер, слышишь? Я нашел ее.

Внезапно его схватили за плечи крепкие, но по-женски узкие ладони.

– Ты сказал Крайтер?! – вонзился ему в уши взволнованный голос. – Где он?! Где?!!

– Я… Я… – повторял Тиеф, давясь слезами. – Я… Там. Он остался.

Женщина побледнела. Она поднялась и рывком вздернула Тиефа так, будто он ничего не весил.

– Спокойнее, – усиленно ровным тоном произнесла она, видимо более обращаясь к себе, чем к непрошенному гостю. – Спокойнее. Ребятки, мы с дядей отойдем ненадолго, а вы пока поиграйте сами, хорошо?

– Да, конечно, возвращайтесь поскорее, – наперебой заголосила малышня и бросилась дальше гонять мячик по искристому, свежему лугу.

Тиеф и опомниться не успел, как уже сидел на длинном и толстом бревне напротив яркого, но какого-то негорячего костра. Сквозь языки пламени на него смотрела Разиель, сидевшая по ту сторону от костра. За ее спиной виднелась бревенчатая избушка, надежно укрытая в сени раскидистых деревьев. Домишко стоял на краю поляны, светлой и чистой, а сама поляна, судя по обстановке, круглилась в лесу совершенно ином, нежели тот, из которого выбрался Тиеф.

– Я слушаю тебя, – сурово произнесла она. – Кто ты и откуда знаешь Крайтера?

– Прошу, пойдем со мной, скорее! Он умирает.

– Нет! – громко, чуть ли не с бешенством выкрикнула Разиель. – Невозможно! Крайтер не может умереть! Ты лжешь, гадкий проходимец! Откуда у тебя компас? Кто тебе его дал?!

– Масара… Она просила передать матушке Земле, что не придет к ней, что она сама стала матушкой. Крайтер у них в пещере. Его ранил копьезуб.

– Как такое может быть? – уже тише, с сомнением в голосе, вопросила она. – Он ведь не может умереть… Но кто ты?

Рассказ у Тиефа вышел сумбурным. Он перескакивал с одного на другое, забегал вперед, торопился высказать все и сразу, не зная, растрачивают ли они понапрасну время Крайтера или нет. Если нет, то он мог не торопиться. Ну, а если да? И мысли об утекающем времени непременно сбивали Тиефа.

Понемногу огонь костра ослабевал. Его настроение соровнялось с настроением Разиель, которая утихала. Взгляд ее открытых глаз, не скрываемых больше пламенем костра, становился задумчивей и печальней. Кажется, она начинала ему верить. Может быть не целиком, с оглядкой, но слова Тиефа заметно тревожили ее. Она перебила рассказчика лишь однажды, когда речь зашла о древнем мире Ра и о времени, проведенном там Крайтером.

– Сколько-сколько?

Тиеф повторил, но ответа ее не услышал, а скорее прочитал по губам: «так долго».

Едва рассказ Тиефа вторгся в схватку с копьезубом, как она вскочила с бревна и болезненно заломила руки. Ее лицо исказилось мучительной тоской. Она медленно принялась ходить взад-вперед, перебирая сплетенные на груди пальцы и низко опустив голову. Под конец, она и вовсе отвернулась от Тиефа.

– Он не переменит своего решения, – закончил Тиеф свою гнетущую повесть. – Он такой человек. Не отступится.

– Я знаю, – Разиель повернулась к нему. Ее бледное, спокойное лицо блестело от слез. – Он такой, какой есть. Каким и всегда был.

– Пойдем, – с мольбой произнес Тиеф. – Он ждет тебя. Ты одна можешь его разубедить.

– Да… Да, конечно! Сейчас же! – она точно очнулась, мгновенно вспыхнув безудержным стремлением. – Вот, возьми меня за руку.

– Ты знаешь, где это?

– Нет. Я знаю, где Масара.

Тиеф сжал протянутую ладонь, но не успел даже моргнуть, как они уже стояли у входа в памятную пещерку. Он невольно взглянул на солнце – светило только начало клониться к закату.

Первым, кто вышел к ним навстречу, оказалась Тихеро.

– Где он? Где Крайтер?! – выпалил Тиеф. В ответ девушка потупилась и тихо покачала головой. – Он… Умер?

Не дожидаясь ответа, Разиель опрометью кинулась в пещеру, а Тиеф, точно болезненная тень, медленно поплелся следом.

Она рыдала, обхватив голову Крайтера руками, прижимала ее к груди с такой силой, будто хотела втиснуть его в себя. Редкие всхлипывания – вот все звуки, которые она издавала в те мгновения. Искривленные губы шевелились в беззвучном шепоте, слезы залили все ее лицо, кропили застывший лик Крайтера, высыхали и вновь лились. Рядом стояли обитатели пещеры, не решаясь чем-то утешить Разиель. Взглянув на них и на бьющуюся в горе женщину, Тиеф только сейчас заметил, что она, случайно или нарочно, но сохранила свой естественный облик. В ее руках Крайтер виделся ребенком. Бородатым, крепким ребенком, точно таким же малорослым, как и другие люди. Да и вид ее одеяния – легкая и светла туника – едва ли походила на заскорузлые шкуры пещерных жителей.

– Когда? – тихо спросил Тиеф у Ранкрая, когда приблизился к группе хозяев пещеры.

Тот оглянулся на вопрошающего, вздохнул и так же тихо ответил:

– Незадолго до полудня. Он пришел в себя и попросил пить. Мы подумали, что это добрый знак, раз человек пришел в сознание и попросил воды. Дали. Он напился. Спросил где ты, мы сказали, что ушел за… В общем. Он ответил, что вы не успеете. Велел сжечь его тело на закате у реки, а пепел развеял по ветру, – тут Ранкрай, стоявший до этого в пол оборота, развернулся к Тиефу лицом. – Он сказал, чтобы факел поднес ты. И ты же сгреб и развеял пепел.

– Ты не можешь так уйти! – в отчаянии воскликнула Разиель, обрывая удивление Тиефа. – Слышишь?! Не оставляй меня! После всего, что прошли, после того, сколько ждали друг друга! Нет… Нет! Не умирай…

Вдруг она вскочила на ноги, раскинула над Крайтером руки и, будучи и так чрезвычайно высокой, стала еще выше. Вся ее фигура налилась матовым голубым сиянием. Кожа просвечивалась сквозь тонкое одеяние, резко очерчивая каждый изгиб тела. Разиель подняла руки выше и на кончиках ее пальцев стали набухать шарики света. По стенам пещеры заплясали уродливые черные тени, но… Все погасло столь же стремительно, сколь и разгорелось.

– Я… Не могу так, – тихо произнесла она. – Не могу заставить его жить. Это против воли. Его воли. Да. Пусть все останется как есть.

Она затихла, замерла, низко опустив голову.

– Матушка, – решила подойти к Разиель старуха. Она едва доставала ей до пояса. – Матушка Земля? Ты помнишь меня? Это я – Масара.

– Конечно помню, – ответила та и ласково приобняла ее. – Только в прошлый раз ты была вот такой маленькой.

Она показала пальцами, какой маленькой была Масара. Внезапный, спокойный и ровный тон, даже некоторая шутливость, привели Тиефа в ужас. Он бы понял истерики, ярость, молчаливое отрешение, но никак не такое, нелепое сейчас благодушие. Это означало только одно. Разиель смирилась. А Крайтер – мертв.


* * *

Огромный костер, пропитанный смолой и сдобренный шишками, разгорелся стремительно и неудержимо. Стоять в десяти шагах было уже невыносимо, но Тиеф стоял, стоял, казалось, ближе, сжимая в руках погребальный факел.

Тело Крайтера водрузили на ложе, едва закатное солнце просело за горизонт. К моменту, когда взблеснул прощальный луч, костер уже вовсю горел. Тиеф смотрел на огонь, смотрел на то, как его друг становится частью пламени и ни о чем не думал. Ровные мысли покинули его, а взамен, по опустевшим закоулкам разума, носились разодранные образы, неминуемо связанные с Крайтером.

Первая встреча в песках, их нелепые попытки объясниться…

Остров на пути к куполу, флейта и ее чарующие звуки…

Возвращение к Ра и дальше, дальше…

Символы общего времени неслись пред Тиефом как призраки, заслоняли друг друга, наслаивались. Но неизбежно сгорали в жарком пламени костра.

Из отрешения Тиефа вырвал крик Масары, он оглянулся и увидел Разиель – невзирая на испепеляющий жар, она шла к костру. Тиеф ринулся, было, следом, но, вскрикнув, тотчас отпрянул: там, где стояла женщина, он устоять уже не мог.

Вспыхнули невесомые одежды, отчего Разиель, на мгновение обратилась в живой факел. Высокая и стройная, она продолжала идти к костру, точно не замечая огня. Кожа ее дымилась, развевающиеся черные волосы вспыхивали искрами, а на лице… Безмятежная улыбка.

– Стой! Не уходи! – не помня себя выкрикнул Тиеф. – Матушка земля! Вернись!!!

Но Разиель его не слышала. Вот она уже у подножия костра, вот взбирается туда, где, должно быть, догорали останки Крайтера. Медленно, без единого крика боли. Было видно, как ее белоснежная кожа вздувается волдырями, обугливается и горит. Еще немного и всякое движение внутри огня замирает.

Вдруг прогоревший костер осел, ввалился внутрь себя, подняв вихрь ярких искр. В торопливом каскаде взвившихся огоньков Тиефу померещились двое. Он и она. Они держали друг друга в объятьях и уносились к небу, взблескивающему первыми звездами…


* * *

На следующее утро, после молчаливой и бессонной ночи, Тиеф первым выбрался из пещеры, с тем, чтобы довершить волю Крайтера. У остывшего костровища он расстелил пустую шкуру и пригоршнями стал сгребать в нее пепел.

Занятый мыслями о том, где бы найти уступ повыше, что б наверняка встретить ветер, его руки вдруг наткнулись на что-то твердое и холодное. В то же мгновение раздался глухой стук, как будто сошлись две каменные плиты. На излете, тяжелый, глухой звук вышел нежным звоном колокольчиков. Тиеф недоуменно посмотрел по сторонам, но, не найдя ничего примечательного, вытащил из золы находку.

На его ладони блестел выпуклый металлический диск.

Tat 27

За спиной раздались трескучие удары – кто-то с той стороны ритмично и с задорными: «Э-эх! Навались!» высаживал дверь. «Откуда дверь?! Ведь там только что были занавеси?!»

– Проклятье, – выругалась Разиель и уперлась в сучковатую дверь рукой. – Он никак не остановится. Ат, надо уматывать, пока он нас не пережевал.

– Да, сдерживай, сколько сможешь, – проскрежетал в ответ кошмарный гигант.

Сейвен почувствовал как петли щупалец, сжимающих ему горло, затянулись сильней. Он захрипел, схватился пальцами за кольца и стал оттягивать их, чтобы глотнуть хоть немного воздуха. Глаза налились кровью, взгляд обесцветился и засверкал первыми рубинами удушья.

– Я... – прохрипел Сейвен, выплюнув звук, точно стальную блевоту. – Я здесь. Мне...

– Угомонись, ты, мудак! – кулак Разиель, что булыжник, врезался ему в левое ухо.

– Стой! Стой не месте! – зарычал Атодомель, но поздно: запор тренькнул, отскочил и дверь с уханьем распахнулась. «Как в тот раз, когда вошла Айро».

На пороге возникли легко узнаваемые фигуры. Первым среди прочих стоял Крайтер. Увидев его, Разиель вскрикнула, прижала руки ко рту и в диком ужасе попятилась назад. Когда она уперлась в Атодомеля, тот схватил ее свободной рукой за пояс, прижал к себе и стал отступать. Хватка его щупалец ослабла, Сейвен подогнул ноги, уперся руками в сплетенья витков и высвободил голову. Тут же он откатился в сторону и пнул Атодомеля в колено, но нога прошла сквозь воздух. Там, где только что стоял противник, догорала черно-сизая полоска огня – Первый ушел.

Со всех сторон Сейвена обступили люди. Они наперебой спешили поднять его, отряхивали пыль с робы, придерживали за локти и куда-то настойчиво вели. На вопросы не отвечали. Ни Крайтер, ни Зак... Лейла на все мотала головой, а Моргот шумно выдыхал... Тут была и Разиель, самая обыкновенная, такая, какой ее помнил Сейвен еще по Вербарии. И она вела себя не лучше других. За близко знакомыми людьми стояли приятели, за ними едва знакомые, а далее те, которых он знал только в лицо...

Вся эта шумная ватага чудом протиснулась в двери и высыпала на огромную площадь Сотлехта, освещенную предзакатным солнцем. Удивительно пустую и безлюдную. Дверь – выход из недавнего чуланчика – просто висела в воздухе. А люди из нее продолжали сыпаться и сыпаться, точно из переполненного вагона.

Наконец его усадили на тенистую лавочку и дали осмотреться.

– Пожалуйста, отойдите от меня, – попросил Сейвен и толпа отступила на несколько шагов. Остались только те, кого он хорошо знал.

– Ты как, мышонок? – Крайтер присел на корточки и пытливо, как малышу, заглянул в лицо. – Не ушибся?

– Не-ет, – растеряно протянул Сейвен, продолжая во все глаза рассматривать оставшуюся с ним компанию. – Почему мы здесь, в Сотлехте? Я думал, что...

– Мы здесь потому, что тебе так вздумалось, – развел руками Олаф и засмеялся. Протектор почему-то выглядел так, будто его только что выпустили из заточения: в помятом и надорванном сюртуке, с синяком под глазом и засохшими подтеками крови на лице. – Все мы здесь только поэтому.

Сейвен закрыл глаза и представил Олафа чистого и опрятного, такого, каким он провожал их на первое задание. Когда он открыл глаза, то моншер протектор оказался именно таким. «Новенький, что с иголочки».

– Полно-те, мальчик мой, – с некоторым смущением проговорил Олаф, оглядывая себя. – Я себе и прежним нравился. Зачем утруждаться из-за моей фигуры? Главное просто быть, так ведь? Так?

Все закивали, задакали с серьезными, пугающе серьезными лицами.

«Теньеге. Ты здесь, Теньеге?» Сейвен прислушался, но, ни внутри себя, ни снаружи он не различил ответа. «Мама, ты слышишь меня?» И снова тишина. Ни свиста ветра, ни шелеста листвы, ни голосов... Едва Сейвен представил, как оно должно быть, широкая площадь сразу наводнилась людской суетой, в волосы пробрался ветер, а над головой зашумели деревья.

– Я ничего не понимаю, – Сейвен поднялся, растерянно озираясь по сторонам. Он искал взглядом купол. Блестящий и гладкий тот круглился невдалеке у края площади. Но это был не купол Гелионии, а родной купол Бредби.

– Что со мной такое?

Отчего-то ему остро захотелось укрыться в прохладной тени купола, присесть на лавочке, как в прежнее время, и подразнить далекое солнце. Воспоминания перенесли его на изумрудный луг, в то далекое и теперь такое прекрасное утро, когда он закончил свой поединок с Крайтером и возвращался из леса.

Так все и случилось.

Сейвен стоял на узкой тропинке, петлявшей меж всхолмий луга. Осмотрелся. Восходящее над куполом солнце показалось ему ниже прежнего и светило, точно повинуясь мыслям, приподнялось, отчего поверхность купола ярко засверкала.

– Вот так, – с удовлетворением отметил Сейвен. – Как это… Как это вообще происходит? Может я… Того?

И он медленно, погрузившись в задумчивость, пошел по тропинке, услужливо подставляющейся под его босые ступни.

В куполе было пусто и тихо. С минуту Сейвен просто осматривал нутро обители, вспоминая те мелочи, которые ускользнули от его предприимчивой мысли. Наконец, он хлопнул в ладоши и тут же купол заполонили его всегдашние обитатели. Каждого вербарианца он не знал, да и знать не мог, поскольку даже не помнил, сколько точно народу жило под куполом. В их отношении он думал абстрактно, не вдаваясь в детали, как если бы он думал о кирпичной стене в целом, а не о каждом кирпичике в отдельности. И, как ни странно, это работало. Все куда-то ходили, о чем-то беседовали друг с другом и не походили один на другого, но... Чего-то не хватало. Чего-то действительно важного.

Сейвен нахмурился и сел на лавку. Все, что он воспроизводил, ограничивалось глубиной его памяти: отображало в яви ее содержимое. Как если бы он рисовал динамичные картины. Возникал вопрос, самодостаточны ли они? «Что бы мог, к примеру, сказать Крайтер об их с Разиель откровенных делах? Или, скажем, Олаф припомнить что-то из своего детства?» Для проверки можно было бы призвать кого-то, кого он знал лучше всех. «И побеседовать. Пристрастно». Он перебирал в голове образы и имена, но никак не мог выбрать. Ему казалось, что важным отсутствием являлся именно этот кто-то. Кто-то по-настоящему близкий. Незаметно для себя, он поднялся и побрел в центр купола – в маленький центральный парк.

Он ловил воспоминание, как ловят рыбку в пруду. На ощупь в мутной, но знакомой воде. Мысли касались образа, но не содержания. Так, если бы он разворачивал упаковку, а внутри ничего не находил.

В тени центрального парка стояла тишина. Журчал ручей, привычный гомон купола остался позади, затих. Сейвен остановился, склонил голову. Его опустошенный взгляд тут же наткнулся на брошенную веточку, сплошь облепленную мелкими цветками. «Милюда?» Он порывисто поднял голову и осмотрелся. Заросли густо пахнущей растительности отыскались с услужливой быстротой. 

– А ведь там что-то... Что-то было здесь, – он поморщился и пошел обратно.

Навязчивая, давящая объемной бесформенностью память навалилась с новой силой. В него, словно во взбитую перину, вдавливалось нечто. Пустой контур, шаблон, но… Что? Мысленно он мог ощупать «это», различить присутствие, но и только.

– Кто?.. Ну, кто же? – он бессильно застонал. – Я... Не помню тебя.

Тут он вздрогнул и опрометью бросился к месту, где на мшистом песке лежала веточка милюды, но вместо нее обнаружил стеклянный шар. Сейвен опустился на колени и заглянул в него. Внутри блестело лучезарной улыбкой солнце, погруженное на дно фонтана. В его глубине стояли двое. Он – в обычной своей вербарианской одежде, а второй... Он обнимал его. «Её?» Лица не было видно. Да и вся фигура как будто растекалась, стоило взглянуть на нее попристальней. Боковым зрением, если отвести взгляд, было видно что-то четкое. Что-то... Какую-то фигуру. В сердцах он схватил шар с тем, чтобы покинуть заросли и разглядеть его содержимое при свете, но едва вышел на солнце, как столкнулся с Крайтером.

– Да? – нахмурившись, буркнул Сейвен. – Не стой на проходе, отойди.

Крайтер с места не сдвинулся, только поменял позу, перевалившись с одной ноги на другую.

– Что это? – спросил он, кивком указывая на шар. – В руках у тебя?

– Это? – Сейвен опустил, было, голову, но вдруг разозлился. Он не хотел сейчас никого видеть, даже Крайтера, а потому смел его, как сметаю крошки со стола. Но тот никуда не делся.

– Это должно быть у меня. Ты разве забыл? – он вдруг резко выбросил вперед руки и отнял сферу.

Сейвен вздрогнул всем телом, протяжно застонал и… Распахнул глаза. Перед ним, в молчании стыла каюта гидроглиссера. Часто дыша, он обводил взглядом пространство, а сам, рефлекторно, сжимал китель на груди. Жесткая материя с подвернувшейся холодной пуговицей впивалась в ладонь, точно отрезвляя его. «Сон? Неужели все только сон?» Вслед за этим осознанием, сердце пронзила тоска. «Только сон?..» Медленно, точно борясь с самим собой, Сейвен повернул голову, чтобы посмотреть на соседнее кресло, где должен был… Где должна… Но ничего. Пустое место. «Сон. Только сон». Он откинулся на мягкую спинку, глубоко вздохнул и прикрыл глаза, но тут же его кто-то небрежно толкнул в плечо:

– Вставай, герой, приехали.

Он открыл глаза и увидел перед собой ухмыляющееся лицо Крайтера.

– Ты ничего не забыл, а? А может, кого? – тут он поднял указательный палец, постучал им по виску и, круто развернувшись, зашагал к выходу.

Несколько опомнившись, Сейвен бросился следом, но загадочного товарища и след простыл. «Он знает. Точно знает что-то». Не застав Крайтера в автоскоре, Сейвен понадеялся отыскать уже в куполе и там навязать пристрастную беседу. Но вернувшись, первое, что он сделал – рухнул на свою кровать в изнеможении. На нарник...


* * *

Пробуждение навалилось тяжелым камнем. Из головы, точно брызги, рвались сны, один нелепее другого. Черная двоица, что утаскивает его в черную же яму. Жаркий костер на берегу реки...

Сейвен перевернулся на спину и широко зевнул.

Какие-то заросли, сплав по реке на байдарке… Каньон с обрушающимися стенами, чернота, и… «Забыл. Нелепица какая-то». Забыл, но вспомнил о предстоящем событии, вскочил с кровати и бросил гневный взгляд на будильник:

– Допросишься, скотина, когда-нибудь… – пробурчал он, но вдруг осекся, пораженный острым чувством повторенности. – Выкину…

Форма о которой он только что подумал… На стуле ее нет. Она должна быть в шкафу, но… Сейвен осмотрел себя, как в первый раз. Форма была на нем, вся измятая. «Я завалился спать прямо в ней, не раздеваясь. А ведь было не так. Было все как-то иначе и за дверью. За дверью меня ждал кто-то». Он поднялся, подошел к двери и распахнул ее. Снаружи было пусто.


* * *

С бокалом сладкого вина в руках Сейвен подпирал одну из колонн мантапама. Инаугурация закончилась точно так, как ему и представлялось. Все, что происходило с ним с момента пробуждения, выглядело какой-то записью. Будто он играл в знакомом до боли спектакле. В некоторые моменты, как, например, перед самым выходом на сцену, ему хотелось отступиться от предписанной роли, сымпровизировать, да так, чтобы все полетело к Демону на рога. Но он сдерживался, сам не понимая зачем. «А вот сейчас мимо пройдет разносчица и предложит мне очередной бокал». Через два нарна так и случилось, но и здесь Сейвен подыграл сценарию. «Вкусное же. Зачем зря отказываться?»

Когда пришло время танцев и народ, в массе своей, сгрудился вокруг импровизированной площадки, Сейвен, по колонне, сполз на пол, закрыл глаза и приготовился. Сердце его, как тогда после кошмара на гидроглиссере, бешено колотилось, волнение нарастало с каждым квиком. «Сейчас что-то произойдет. Что-то забытое, что-то…»

– Сейвен, – услышал он тихий голос и встрепенулся.

Рядом с ним на полу, прислонившись к той же колонне, сидела женщина, укутанная в темное, с серебряным отливом покрывало.

– Разиель, – он узнал ее по голосу. Впервые они встретились в Зыбучей башне, где спасли друг друга. Невольная усмешка, скривила ему губы. Он вспомнил все. – Где Ат?

– Слава хранителям, – шепот облегчения вырвался у нее в ответ. – Ты при себе. Я… Мы подумали, что ты затер сам себя.

Сейвен, не отвечая, повернулся к ней и заглянул под мешковатый капюшон. Пепельно-серое, изрытое черными нитями лицо… Она поторопилась отвернуться, прикрыть лицо ладонью, но Сейвен схватил ее за запястье и отвел руку. Несмотря на видимые попытки вырваться, он не чувствовал усилий. «Как призрак. Или воспоминание».

– Пусти! – зашипела она, но Сейвен не отпускал.

Заостренное злобой лицо, оскаленный черногубый рот с острыми белыми зубами, глаза-щелочки скрывающие бесконечно-черные, широкие зрачки.

– Разиель, это и впрямь ты? – губы его, против воли, исказились отвращением. – Во что ты превратилась?

– Это все ты! Ты затащил меня, ты отдал меня ему!

– Ты сама оторвалась, – Сейвен отпустил ее руку и хмыкнул. – Пока я охотился за черепами на болоте. Где была ты?

– Я… – она вздохнула и понурилась. – Всего лишь тень. Отражение в черном стекле. И когда ты пропал я отразилась в нем. Я стала его. Вы… Очень похожи, Сейвен. И если вы объединитесь, то…

– Ну, уж нет. Мы вернулись истребить его, помнишь? Помоги мне и я попрошу для тебя место у матушки. Она не откажет.

– Мы не в генизе Вербарии, – сухо ответила Разиель. – Это хаос Айро.

– Как по мне, так все порядочно.

– Это ты выстраиваешь ее растление своими воспоминаниями. После Айро от ментальностей остаются только бессвязные элементы из которых состояла личность... Крик ребенка, например, запах моря, танцы под Зойбой... А может чувство времени, любовь к лимонам или упоение от музыки? Или другой бесконечно несчетный обрывок-образ когда-то составляющий цельную личность. И ты сплавляешь эти клочки в то, что вспомнишь, что представишь себе...

– Я могу представить, как тебя разрывает на части.

На лице Разиель выразился неподдельный испуг. «Похоже, не шутит».

– Хорошо-хорошо. Пусть все так. Что ты мне предлагаешь? Вы, что предлагаете?

– Пойдем с нами. Ат изучит тебя, разберется как ты это делаешь и тогда мы освободимся.

– Может быть ты хотела сказать, что он освободится? – Сейвен покачал головой и отхлебнул вина. – Нет, я это не сделаю. Хочешь – оставайся. А если я так сильно нужен Атодомелю, то пускай сам спускается.

– Сейвен, ты не понимаешь... Возможно, ты именно то, что Первые искали с начала времен.

– Мне нет до этого дела. Я хочу оградить от них Солнечную систему и только. А с Айро я уж как-нибудь сам разберусь.  – Сейвен поднялся и обернулся на нее сверху вниз. ­– Ты со мной?

– Глупец! – прошипела Разиель. – Ты не видишь дальше собственного носа! Если они заполучат тебя, то прекратят потрошить вселенную! Тысячи, а может миллионы цивилизаций не исчезнут!

– Но и не появятся, – со вздохом ответил Сейвен. Беседа начинала его утомлять. – Они ведь сеятели жизни. Если ты веришь, что он и ему подобные остановятся, заполучив меня, то это твой промах. Я же считаю, что с моими возможностями будет еще хуже. Они сотрут в порошок миллионы гениз в миллион раз быстрей. И только. Я рискну ошибиться, имея за то уверенность, что Солнечная система останется в покое. Так что… Я не стану помогать вам. И знаешь, – тут он присел на корточки так, что его лицо оказалось как раз напротив лица Разиель. – Я сам сотру его при первой возможности.

Какое-то время они молча смотрели друг другу в глаза. Она больше не пыталась укрыться, а смотрела открыто. Взгляд ее темных, будто наполненных смолою глаз, казалось, ничего не выражал.

– Ты помнишь ее, Сейвен? – произнесла, наконец, она тихим проникнутым голосом. – Ты помнишь Диз?

Произнесенное имя врезалось в сознание, точно кузнечный молот в стену древнего склепа. Он отшатнулся, упал. Бокал вывалился из его руки и, с кристальным звоном, разбился о каменный пол.

– Диз?.. – механически повторил он. Имя звенело в голове рухнувшим колоколом. Ее он вспоминал, ее он хотел слышать! – Диз…

– Ты ведь не помнишь ее? – Сейвен молчал, обхватил голову руками, и молчал. – Ты искал ее везде, вывернул наизнанку каждый закоулок свой памяти и не нашел, так?

Сейвен сдавленно застонал. Он почти не слушал Разиель, продолжая неустанно повторять имя, зная наверняка, что упусти он его хоть на мгновение, то сразу забудет. «Диз, Диз, Диз…» Не помня, не понимая себя, он стал раскачиваться взад-вперед. Его потерянный взгляд упал на осколки бокала, острые и блестящие как лед. Рука потянулась к самому крупному, к осколку с уцелевшей тонкой ножкой. Он занес острие и вырезал на предплечье крупными кровавыми буквами: «Диз», отшвырнул перо и жадно всмотрелся в надпись. Четкие, красные линии стали расплываться, имя набухло, заслезилось. С отчаянной торопливостью он стер кровь рукавом, но на месте четко вырезанных букв алели бессмысленные порезы.

Он забыл его. Забыл сакральное имя.

– Нет! Нет…Вернись. Вернись же! – в каком-то безумном отчаянии Сейвен захлопал ладонью по порезам. – Вернись…

– Ты по-прежнему считаешь, что можешь в одиночку разобраться с Айро? – напомнила о себе Разиель.

– Это вы… Это вы похитили ее у меня!

– Нет, – она поднялась и теперь смотрела на него сверху вниз. – Айро знает твою ментальность. Как и любую другую. Знает, из чего ты сделан. Но, в отличие от прочих, она не может тебя разобрать. Ей удалось только вычленить самое дорогое для тебя воспоминание. И теперь ты, ты – Сейвен Болферт, переиначишь сокровенную для себя частичку точно так же, как и все остальное. Где она, ты знаешь? Блокирована внутри тебя? Развеяна по телесам Айро? Сокрыта где-то в ее глубине? Если ты и дальше будешь бороться с Айро по-своему, то уже ничего не узнаешь и никого не вернешь. А ведь это еще не самое страшное.

Она опустилась перед ним на колени, взяла в свои горячие руки его голову и придвинулась так близко, что Сейвен почувствовал огонь ее слов.

– Ты даже не заметишь, как вы приметесь за Вербарию. Айро ее будет разминать, а ты будешь из нее лепить свои горшки. Для тебя ведь нет разницы – Все глина! Но в отличие от нее, ты разумен. И я прошу тебя пойти со мной. Атодомель не причинит тебе вреда. Это за рамками его возможностей.

Она выпустила его из рук и вновь поднялась.

– Но можешь остаться. Сожрать Айро, Вербарию и нас вместе с нею. Ты построишь свою Вербарию, но… В ней не будет Диз. Так что, решайся, Сейвен Болферт, – она криво усмехнулась. – Ведь всегда есть выбор.

Tat 28

– Я выбирал уже однажды, – ответил Сейвен и поднялся. – Доля у меня такая.

Разиель радостно улыбнулась, обнажая темные, подернутые белизной только у кромок, зубы.

– Сейчас, – она развела в стороны руки и закрыла глаза. – Мы уйдем.

От нее, как от маленького шторма, подул ветер, всколыхнувший одежду Сейвена. Меж разведенных ладоней, прямо напротив ее лица, образовалась узкая и длинная щель, вонзившаяся концами в пол и потолок. Проем медленно расширялся, внутри что-то поблескивало черно-синими искрами, переливалось, как масло на поверхности воды.

Сейвен следил за разверзающимися вратами с мучительным чувством неправильности происходящего. Он ошибся, жестоко ошибся, согласившись с оскверненной Разиель. «Должен быть способ вспомнить ее иначе. Должен быть… Ведь… Ведь она существовала, не для меня одного, не я один ее знал».

Вдруг ему на плече легла чья-то рука. Сейвен обернулся и увидел Олафа – протектор приветливо, по-отечески улыбался ему.

 – Я помню ее, – со странной задумчивостью произнес он, глядя куда-то вглубь Сейвена. – Милая, маленькая девочка. Всегда грустная, всегда одинокая. Другие дети не то чтобы боялись ее, а всегда сторонились. Было в ней что-то отталкивающее, странное. Я считал, что смерть ее родителей в Лазурную ночь наложила свою печать на ее характер. Так, если бы цветок втоптали в грязь. Он смят, но все также прекрасен. Мне нравилась прелесть ее сосредоточенных глаз, ее прямота и ответственность. Сейчас, оглядываясь в прошлое, мне вериться, что она была моей любимицей. Но, думаю, услышь она мое откровение, то непременно рассердилась бы.

– А я помню, как однажды стащилу нее туфельку, – Сейвен повернул голову и увидел Зака. Он тоже улыбался и смотрел задумчиво, точно как Олаф. – Не со зла, а так… На спор. Внимание, наверное, хотел привлечь к своей персоне. Мало’й был, что уж… Это случилось в редкий день нашего выгула в порт. Солнечно было, жарко. Тогда мы участвовали в пляжных соревнованиях. И что же? Она не наябедничала, никому не доложила. Просто выбросила оставшуюся туфлю и вернулась в купол босиком.

– Слишком много в ней было напускного, – проговорил возникший рядом с Заком Крайтер. ­– Она всегда хотела казаться строже и резче, чем на самом деле. Да, это придавало ей своеобразного очарования, ставило ее выше, делало взрослее. Отчасти это шло ей на пользу. Взрослые смотрели на нее как на равную, как на не по годам развитого ребенка. Отсюда и скорый чин наставника. Но среди нас, среди сверстников, она прослыла изгоем. Высоким и прекрасным изгоем. Никем так ни разу и не покоренным.

– Кроме тебя, – вступилась Лейла, шагнув оттуда, куда Сейвен не смотрел. Он повернулся и встретился все с той же задумчивой улыбкой. – В поезде, по пути на наше первое задание мы играли в карты. Вдруг вошел ты и уселся читать устав. Как вспыхнули ее щеки тогда! Время от времени она засматривалась на тебя так, что мне приходилось скрипеть стулом или кашлять, чтобы вернуть внимание к игре. Она не замечала этого за собой и отвлекалась по наитию. Ей нравилось смотреть на тебя. А ты читал и не замечал всего. Как-то, задумавшись, ты смешно выпятил губу и она не сдержалась, улыбнулась...

– Диз... – прошептал Сейвен, но опомниться ему не дали.

Со всех сторон подходили люди, которых он знал, как хорошо, так и не очень. Все они, по очереди, в каком-то задумчивом вдохновении рассказывали о ней. Каждый отдавал по кусочку, припоминая то или это; из проведенного вместе детства или юности. Люди окружили Сейвена плотным кольцом, сменяли друг друга и говорили, говорили, говорили...

– Нет! Нет! Этого не может быть, не может! – взвизгнул резкий, чужой голос. – Это все не в самом деле! Так нельзя, нельзя!

В своем множестве народ оттеснил, позабыл темную Разиель. Пинки, размашистые удары и грозный рык помогали мало. Гости стояли крепко, безответно, но мало-помалу пропускали ее к Сейвену.

– Ублюдки! Гнойные твари! Выродки помоешные! Мы вас всех уроем! Я!.. Ты будешь нашим, Сей!.. – она замерла на полуслове, встретившись взглядом с другой, со светлой Разиель. Нарн они стояли неподвижно, в разном молчании изучая друг друга.

– Ты помнишь, – вдруг произнесла светлая, отчего двойница отпрянула, точно ее ударило током. – Ты помнишь время, проведенное в Вечности Кетсуи-мо? Те восемьдесят дней разлуки с парнями? Сколько было сказано слов, пролито взаимных слез... Помнишь миг, когда вы стали близки по-настоящему? Ты помнишь?.. Ты все помнишь.

 Ужас на лице темной вздрогнул, поплыл. Ее рот исказился в плачь, в немой, иступленный рев. Разиель закрыла лицо руками и опустилась на колени. Тело ее сотряслось рыданием:

 – Я помню... – всхлипнула она. – Я помню ее. Помню всю!

Люди перестали делиться воспоминаниями и обступили трясущуюся в рыданиях Разиель. Другая, светлая, возвышалась над ней немым упреком и лицо ее ничего не выражало. Простой, задумчивый взгляд и только.

Так продолжалось нарна с три. Потом светлая присела и, с улыбкой сочувствия, прикоснулась к двойнице. Едва ее пальцы дотронулись до темного локона, как в ладонь ударила черная искра. Она отдернула руку, нахмурилась и встала, потеряв интерес к согбенной близняшке. Вслед за ней отвернулась толпа. Люди вновь обступили Сейвена, скрывая собой разбитую плачем темную Разиель, больше не обращая на нее внимания. Еще совсем недавно она казалась единственным настоящим существом в мире его иллюзий, но вдруг стала единственной иллюзией. Сейвен смотрел сквозь прибывающих людей, непременно говорящих о Диз. Много и обрывисто, но... Вдумчиво и уверенно. Облик Разиель, просвечивающийся сквозь их тела черным негативом, замер и потускнел. Он точно растворялся в их словах, в их неустанно возрастающей массе. Вскоре ее образ выветрился окончательно и тогда Сейвен точно полетел с обрыва в ласковую глубь воспоминаний.

Голоса – одиночные, сбивчивые, постепенно слились в общий гомон. Уже невозможно было разобрать кто говорит и что. Личности окружающих тоже потеряли былую отчетливость. Вместо них Сейвен видел образы так или иначе, но связанные с Диз. Картины переплетались, вились точно нити бесконечно сложного, живого ковра. Перед ним, вокруг него и внутри разворачивался узор. Ее узор.

Не осталось никого в конце. Только он и ее присутствие. Отчетливое, как биение сердца, как пульс артерии на тонкой шее. Он чувствовал ее дыхание, ее шепот:

– Сей-вен... – голос исходил из него и в него же возвращался. – Сейвен, обними меня.

Он закрыл глаза и едва сделал это, как ощутил нежные прикосновения ее рук, почувствовал, что и его руки аккуратно, с трогательной заботой, придерживают ее. Он прикоснулся к ее теплой щеке щекою, кончиком носа, губами... Поцелуй отыскал ее сам. А после... Сейвен больше ничего не делал сознательно.


* * *

Он проснулся от чужого взгляда, пристального и тяжелого, но глаз не открыл – не хотел выдавать своего пробуждения. С нарн он прислушивался, но ничего, кроме мерного, глубокого дыхания Диз не слышал. Вдруг в изножье скрипнул стул, хрустнули суставы. Это поднялся его загадочный наблюдатель, который, видимо, дожидался уже очень долго. Шаг, еще шаг и еще. Теперь он стоял прямо над Сейвеном.

– Я знаю, ты не спишь, – шепнул он ему в самое ухо. – Одевайся и выходи. Я буду ждать снаружи.

Аккуратные, но тяжелые шаги удалились. Скрипнула ручка, щелкнул дверной замок и в помещении воцарилось безмятежие. Сейвен открыл глаза и порывисто сел. Осмотрелся. Рядом с ним на огромном ложе спала Диз, укутанная в тонкое шелковое покрывало. Ее распущенные волосы волнами украшали маленькую плоскую подушку. Она спала и слегка улыбалась сновидению. Налюбовавшись ею вдосталь, Сейвен улыбнулся сам и обвел взглядом комнату. «Видимо так я представлял наше с ней место». Большая спальня, подстать кровати, щеголяла дорогой и светлой мебелью. Два высоких окна, оба в стену шириной, являли взору ясное утро, слегка оттененное толстой водяной прослойкой.

Сейвен глубоко вздохнул, задержал дыхание. «Все удалось. Я вспомнил ее». Не удержавшись, он поцеловал спящую Диз, выбрался из пастели, наспех оделся и вышел за дверь.

Он оказался у самой верхней кромки купола Бредби, на последнем, шестом этаже, которого у центрального шпиля никогда не было. Кроме их просторной скорлупки и примыкающей к ней коробочке лифтовых дверей, строений не наблюдалось. Все пространство утопало в чудесном саду. Журчал ручей, шептались деревья... Дышалось на удивление глубоко и приятно. От опочивальни уводила узкая извилистая тропка, мощенная тесаным камнем. Шагах в пятнадцати, на первой же скамейке, сидел давешний незнакомец. Сидел неподвижно и пристально. Споткнувшись взглядом об его темную фигуру, Сейвен нахмурился и твердым шагом направился к нему.

– Это ведь ты? – он уселся напротив сумрачного гостя, не переставая разглядывать того.

С виду это был обычный, хотя и выше среднего, человек, питавший нездоровую любовь к черной одежде. Строгий деловой костюм, лоснящаяся свежестью рубаха, запонки на рукавах, застегнутый на три пуговицы сюртук, лакированные туфли... Все до последнего штриха мрачнело ночью. Даже небольшая круглая шляпа, что сейчас лежала возле него, выглядела как черная дыра.

Человек скупо улыбнулся, снял солнцезащитные очки, обнажая черные глаза, пригладил ладонью смоляные волосы и кивнул.

– Да, это я. Или ты ждал кого-то еще?

– Ждал тебя, но не так скоро. И не в таком виде.

– Оставим мой облик. Если я здесь, лезу на твой рожон, то к тому есть причины.

– Твои слова они... Слышишь ветер? Он и то значит больше.

– Значит, ты не поверишь, что бы я ни сказал?

– Нет, не поверю.

– Тогда хотя бы выслушай.

– Говори. У тебя есть нарнов пять, пока не проснется Диз.

– Диз... Она чудо, не правда ли?

Сейвен не ответил. Полыхнувший угрозою взгляд ответил за него.

– Не сердись, – поспешил добавить Атодомель. – Я не имел в виду ее... Хм, внешность или еще что-то. Тем более я не посягаю на нее. Она чудо сама по себе. Ее существование.

– Поясни.

Теперь выдержал паузу темный. «Он поймал меня. Теперь я сам от него не отстану. И уж точно ничего не сделаю ему, до тех пор пока...»

– Видишь ли... Айро, действительно, вытравила ее из твоего сознания так, что и следа не осталось. Однако тебе удалось воссоздать ее. По воспоминаниям тех других, кого ты помнил.

– Это Разиель? Она тебе рассказала?

– Отчасти. Отчасти она является мною, так что я видел все случившееся своими, хм, глазами.

– И все же я склонен полагать, что это твоих рук дело.

– Предположение твое ошибочно. Обладай я такой способностью, я бы лучше тебя самого вытравил. Или, на крайний случай, вырвал кусочек попроще и подейственнее. Например, воспоминания о себе. Но Айро, как субстрат скорее чувственный, чем мыслящий, нашла в тебе максимально уязвимый сенсуальный элемент. Помнишь, я говорил тебе о ваших чувствах? Так вот, любовь, пожалуй, одно из самых ее ярких проявлений. Не полюби ты Диз, ты бы не потерял ее. А не будь ты тем, кем являешь, то не смог бы ее вернуть.

Он помолчал, вглядываясь в Сейвена с каким-то внезапным интересом, азартом естествоиспытателя, наткнувшегося на химеричную находку.

– Если Диз чудо, то ты истинный кудесник. Ведь ее не было. Нигде. Айро ее просто стерла. Пережевала в элементарное это твое воспоминание о ней.

– Вы знали об этом с самого начала. Знали и хотели заполучить меня по пустой надежде.

– Ты воссоздал ее подлинный лик, призвав в помощники тех, кого помнил. Не осознанно, спонтанно, но... Возбудил в них воспоминания, которых они не должны были содержать. Ведь все они шагнули из твоей памяти, а значит, не могли помнить ее. Но и не это главное, – Атодомель хищно улыбнулся. – Воспоминания о Диз только ключик, которым ты распахнул дверь неведомому. Теперь каждый из них помнит себя, так, если бы являлся самодостаточной ментальностью. Так, если бы прожил все свои воспоминания наяву. Они вспомнили для тебя Диз, но на том не остановились. Они продолжают вспоминать для тебя. Они вспомнят кого угодно, когда угодно и их воспоминания будут неотличимы от подлинности. Любая ментальность Вербарии может быть вынута из ничего, воссоздана из одного только тебя.

Впервые, за все время разговора, Атодомель пошевелился. Он наклонился немного вперед и внушительно, с расстановкой заключил:

– Ты стал Теньеге, Сейвен. Обычный смертный репликант стал разумом сонм.

Он снова выпрямился и холодно, с некоторой иронией продолжил:

– Моделирование не всегда приводит к желаемому результату. Эволюция может преподнести детерминанту, что разрушит самый четкий и выверенный план. У братьев случались отклонения, случались заминки, тогда они несколько коррелировали ход истории, что, впрочем, крайне нежелательно. Нарушается чистота. Вербария изначально задавала интерес. Вы раскрыли прикладную, физическую сторону ментальности, что случается крайне, крайне редко.

– Биоэфир…

– Одного этого было достаточно, чтобы досрочно прервать бытие Вербарии. Но я решился ненадолго отсрочить момент исхода с тем, чтобы как можно глубже наполнить генизу.

– И развязал Ту войну.

– Но я просчитался, недооценив вас. Выбранный мною культурный пласт – Кетсуи-Мо – ценою собственной свободы заключил меня в ментальную тюрьму, в тот самый объект, которой должен был за раз уничтожить все живое и мгновенно наполнить генизу. Война слишком утомительное и долгое мероприятие, я убедился в этом на личном опыте. Благодаря войне и отсутствию контроля с моей стороны, вы постигли истинную сущность ментальности. Делио Флаби. Именно этот репликант, одержимый идеей воскрешения своей супруги, совершил прорыв.

– Это объясняет появление Айро, но не мое.

– Ты – продукт сложной, запутанной цепи причинно-следственных связей. Та самая детерминанта, которую я, увы, допустил. И вот, как итог, я разговариваю с тобой, на равных. Такого исхода я уж точно никак не мог предугадать.

– Все, чего я хочу, это избавить Солнечную систему от тебя. Так, чтобы и следа не осталось. Ты мне не брат и не пытайся брататься. Ты нуждаешься во мне, а потому и пришел. Хочешь, чтобы я тебя вызволил? Подал руку «равному», так?

– Ты глуп, репликант Сейвен, – после некоторого тяжелого молчания ответил Атодомель. – Несмотря на свой потенциал. Это твое первородное наследие, от которого если ты и избавишься то не скоро. Мне нет дела до текучести времени. Я вечен. Рано или поздно, но за мной вернутся братья и Вербария станет нашей. Ты всемогущ здесь, внутри генизы. Но в вещественной плоскости, твоя сила не так велика. А пришел я к тебе с другим. Ты должен остановить Айро.

Сейвен задумался. Он ведь, действительно, хотел остановить Айро. Об этом же его просила мать Теньеге. «Но раз к этому же клонит Атодомель, то означать это может одно – погибель Айро ему на руку».

– Ты лукавишь, – наконец, протянул он. – Именно Айро сдерживает тебя. Не будь ее, ты бы уже давно унес генизу Вербарии. Она твой замок. Твоя запе’рть. И раз ты стоишь на этом, значит это что-то тебе дает.

– Только одно. Гениза Вербарии не сгинет в ее жвалах и, к возвращению моих братьев, она останется в сохранности. Видишь, я откровенен с тобой. Тем более, ты сопоставим с ней. Ничто не помешает тебе самому взять меня под стражу. И спокойно жить. Может быть, еще миллиард земных лет.

– А что помешает мне сперва избавиться от тебя?

– Айро, – Атодомель улыбнулся, обнажая черные зубы. – Пока я в ее власти, ты мне ничего не сможешь сделать. Но тебе лучше поторопиться с решением. Пока мы тут беседуем, Айро продолжает перемалывать генизу. Уже очень скоро, ты, верхом на ней, как верхом на взбесившемся слоне, ворвешься в хрустальные палаты и тогда…

– Сгинь! – вдруг рявкнул Сейвен, вскочил на ноги, но Атодомель уже пропал. Только длинная и узкая щель затухала искристыми разрядами в память о нем.

Кулаки сжимала бессильная ярость. «Попался». Поддавшись негодованию, он бросился к смыкавшемуся проему, пронзил его ладонью, впихнул вторую руку и раздвинул щель, точно ставни. Внутри мерцала редкими звездами чернота, обозначая, видимо, другие проколы пространства. Он уже, было, занес ногу, чтобы забраться внутрь, как услыхал за спиной знакомый голос:

– Сейв, ты это куда собрался?

Тогда он отпустил брешь и, не без сожаления, позволил той затянуться.

– Ну и шут с тобой. Все равно достану, – проворчал он, развернулся и пошел к скорлупке.

– Кто это был? Атодомель? – спросила Диз, что стояла у порога, уже одетая и причесанная.

Вместо ответа Сейвен сильнее стиснул челюсти, отчего желваки заметно напряглись.

– Какой ты сосредоточенный с утра, – фыркнула Диз и рассмеялась. – Завтракать пошли. Все уже накрыто.

Войдя, он тут же отыскал взглядом столик у окна, который почему-то ускользнул от его внимания утром, и, без лишних слов, уселся за него. Фарфор, серебро, какие-то бутерброды… Он видел все, но туго соображал, что видел. «Что же теперь делать?» В пустую кружку перед ним вдруг полился дымящийся завар. Он машинально взял ложечку и стал сыпать сахар. Одну, вторую, третью…

– Что, совсем плохо?

Он посмотрел на Диз, сморгнул и натянуто улыбнулся.

– Да нет, не особо. По крайней мере, не для нас с тобой. 

– Если «по крайней мере, не для нас», – передразнила она его и уселась напротив. – То все, действительно, скверно. Давай, выкладывай, что он сказал тебе?

Неохотно, слово за словом, Сейвен разговорился. Со скупого и образного пересказа, вскоре он перешел на дословное изложение. Диз его не перебивала, слушала молча и время от времени кивала. Обернулось все тем, что Сейвен возвратился куда как дальше: к моменту его самообнаружения на мшистых болотах, встрече с Теньеге и тернистому походу сквозь бред Айро. «Длинноватым вышел рассказ... Ну, зато выговорился».

– Зря ты так запросто прогнал Атодомеля, – задумчиво протянула Диз, глядя куда-то в сторону, когда Сейвен, наконец, выдохся и замолчал. – Надо было больше говорить самому. Больше спрашивать. Он хоть и Первый, но остолоп тот еще.

Она выбралась из-за стола и зашагала по комнате, явно что-то обдумывая. Какое-то время Сейвен наблюдал за ее молчаливой ходьбой, но потом пожал плечами и потянулся к еде.

– Нет, просто так удалять Айро нельзя. Это слишком очевидно. Слишком очевидно, что он именно этого и хочет. Но удалить ее надо. А ты смог бы? – вдруг обратилась она к Сейвену, который неожиданно увлекся аппетитными бутербродами.

– Наверное, – ответил он после небольшой паузы. – Пробовать надо.

– Пробовать нельзя, надо наверняка знать. Если ты не тверд, значит не сможешь…

– Но я ведь даже…

– Т-ш-ш, – погрозила она пальцем, больше не глядя на Сейвена. – Предположим, худшее. Предположим, что с ней тебе не совладать. Вспаханные ею ментальности, это только след, но не она сама. Но… Где она сама? Где Айро?.. Вот что нужно… Нужно узнать где ее средоточие. Атодомель сказал, что она сдерживает его. Но раз он свободно разгуливает по генизе, значит его ментальность не связана. Или вернее, есть какая-то цепь, к которой он прикован и которую не может перегрызть.

– Немного не так, – осмелился встрять Сейвен. – Он не внутри генизы, он внутри Айро. Как и мы с тобой. Она и есть его тюрьма. Ну, или вольера.

– Что он получит, избавившись от Айро?

– Свободу, видимо. Вернет себе доступ к генизе Вербарии.

– А она ему нужна? Ему нужен ты, наш кудесник.

– На кой я ему? Пока мы здесь, он ничего мне не сделает… Постой-постой… – Сейвена вдруг осенила догадка. – Наружу ему надо, в физическую плоскость, вот что! Не гениза Вербарии с ее ментальным устройством, а гениза как кристаллический конгломерат! Вот почему так много! Миллиарды лет жизни он сулил! Конечно, ведь это все внутри генизы! Пока мы тут будем вариться как консервы в банке, он доставит нас по адресу, и тогда все мои возможности не будут иметь никакой цены!

– Для тебя нет, а вот для Первых очень даже. Хм. Вот это больше похоже на правду. Нам он оставляет реплику, наподобие той, что послал на землю, для видимости, а в телесном виде сделает то, что ему потребуется.

– Если он хочет вернутся в свое тело, то сможет сделать это только если уйдет Айро.

С нарн они помолчали, глядя друг другу в глаза.

– Это что же? – наконец обескуражено проговорил Сейвен. – Замкнутый круг получается? Покончи мы с Айро, то гениза окажется в руках у Первого, а не тронь мы ее – конец Вербарии.

– Угу, – вздохнула Диз и вновь села за стол. Помолчали еще немного. – Если только...

– Что?

– Если только не уничтожить сперва его тело. Ты сможешь покинуть границы Айро и вернуться в Вербарию?

Сейвена передернуло от одной мысли, что снова придется продираться сквозь кошмарные бредни.

– Думаю, что смогу. Это будет не просто, но отыскать лазейку можно. Только это полдела. Другая половина это выбраться в физическую плоскость.

– Надеюсь в этом нам поможет твоя матушка, – Диз улыбнулась. ­– Пойдем. Мне очень хочется познакомиться с ней.

Tat zuletzt

Айро точно игралась с ними, манила выходом, но больно била по рукам не позволяя даже прикоснуться. «Как будто в глиняном чану сидим. Только проковыряешь дырочку, как кто-то с той стороны ломает тебе палец и наглухо замазывает брешь».

Сейвен грустно усмехнулся своим мыслям и посмотрел на Диз, задремавшую у его плеча. В тусклом свете битумных ламп ее лицо выглядело особенно бледным и изможденным. «Еще бы. Столько событий. Пугающих и необычных».

В трюме парусника «Тольеро» пахло сыростью и дегтем. Недавно окончившийся шторм выжал из матросов последние силы. Теперь вся команда спала, мерно, сообразно успокоившимся волнам, покачиваясь в сетчатых гамаках. Не спал только Сейвен, да одинокий рулевой на палубе. Спать не хотелось даже здесь, в воспоминании. «Да и нужно ли? Что, действительно, нужно, так это наконец добраться до материка».

Забрались они глубоко. Почти на триста фаз в прошлое, увязнув в грубом, но волевом периоде истории Вербарии. Не без грусти Сейвен предвидел, что это далеко не дно. Айро еще не раз их осадит и тогда придется нырять глубже. «Заставляя уже припомнятых, вспоминать людей и события прошлого». Люди… Именно они воздвигали ретроспективу, оживляя ситуации, в которых им довелось побывать. За пронзенных триста фаз коллекция из лиц собралась внушительная. Но сейчас все они были не нужны.

Сейвен закрыл глаза, прислушался. К скрипу снастей, уставших мачт и шпангоутов примешался шум дождя. Шквалистый ветер сник, оставив после себя ливень. Просочившаяся сквозь палубные доски капля угодила Сейвену прямо в лоб. Он встрепенулся, открыл глаза, аккуратно вытащил из-под Диз затекшую руку и отер лицо. Захотелось зонтик. Самый простой, тряпочный со складной ручкой. Стиснув зубы он подавил желание, откинулся на спальник и прикрыл глаза ладонью.

Триста фаз… Триста фаз они с Диз наблюдали как покорялся остров Бредби. Но не так, как в учебниках истории, а в обратном порядке. И что в итоге? В итоге не осталось тех, кто помнил остров до первых людей, а это означало миграцию на континент. «Хорошо бы выбрать время помоложе и вернуться туда на комфортабельном лайнере, но…»  Они пробовали. Сейвен даже перемещался мыслью к современному Сотлехту. Но Айро моментально находила их при первой же попытке связаться с матушкой. Методом долгих и изнурительных проб они пришли к единственно действенному методу: медленно и верно от человека к человеку, без лишних фантазий и только с подачи воспоминаний других, углубляться в историю. Чем глубже они спускались, тем медлительней становилась Айро, тем больше времени им оставалось на открытое действие.

Здесь на корабле Сейвен знал каждого матроса как облупленного. Точно так же как он знал их друзей, их родню, родню друзей, друзей родни и так до самого последнего отпрыска, которого Сейвен знавал уже лично. Он мог бы воссоздать их всех сразу, все те места и закоулочки, которые они помнили, каждый жест, каждый вздох – все! Но сейчас ему нужны были моряки, которые знали корабль, помнили маршрут и тех, кто ожидал их во Франдии. Собственно, зона Сейвена ограничивалась только кораблем и потерянном в ночи кусочком моря. «Чем меньше, тем лучше. Тем незаметнее для нее». Теперь Сейвен в полной мере понимал опасения Теньеге по поводу всеобъемлющего, тотального надзора со стороны Айро. Она, действительно, проникала всюду. Она была всем.

Вдруг нараспашку отворилась дверь, впуская в трюм клокот дождя. Сейвен замер, прислушался. Чавкающие, как будто увязающие в густой грязи, шаги неспешно спускались по крутой лестнице. Вошедшим оказался капитан Могран. Спустившись, он остановился, снял треуголку, стряхнул с нее капли дождя, но назад не одел. Когда его блуждающий взгляд остановился на их гамаке, то капитан широко осклабился и медленно, стараясь не шуметь, начал подкрадываться. В его руке блеснул стилет. Сейвен внутренне напрягся, но смотрел он не на клинок, а на шляпу, которая стекала по руке, пузырилась и капала на пол. «Началось».

К спальнику подошел уже не Могран, а его отвратительная карикатура. Кожа на лице потемнела, сползла, обнажая костистые глазницы и кривые желтые зубы. Рука его, вслед за шляпой, стекла на пол и волочилась мутным, шипящим разводом. Грубая, но добротная моряцкая одежда как-то буквально за несколько шагов обветшала сквозными дырами и лохмотами. Сквозь прорехи на груди виднелась обнаженная клетка ребер. Вся фигура его сотрясалась неуловимой, вибрирующей дрожью, дублирующей каждое движение. Он точно раздваивался в мелькающем зеркале.

– Нужна помощь, капитан? ­– проговорил Сейвен и внезапно открыл глаза. Изуродованный вздрогнул, отступил и в этот единственный шаг стал прежним человеком.

– Я?.. – Могран растерянно посмотрел на занесенную для удара руку. Кулак сжимал серебряную ложечку.

– Спасибо, отужинали уже, – по-доброму рассмеялся Сейвен. – Как с погодой, капитан?

– Порядок, – он медленно опустил руку. – Я, право не знаю, что на меня нашло.

– Морок. Болезнь есть такая, когда человек во сне ходит. Редко случается, но видно, хе-хе, вы из их числа. – Сейвен значительно повел бровями. – Подумайте, может пора завязывать с контрабандой? Не ровен цикл, свалитесь, эдак, в море.

Все это время они разговаривали громко в полный голос, а Сейвен так и вовсе шумел. Но ни один матрос не проснулся.

– Извините. Я лучше пойду, – наконец ответил Могран и попятился к входу.

Хлопнула дверь, отрубая шум дождя, и Сейвен почувствовал, как под боком у него заворочалась Диз.

– Кто это был? – спросила она сонливо. – Ушел уже, кажется?

– Да. Морок заходил. Спи, ушел он.

Диз сладко улыбнулась и закрыла глаза.

– Мне снился чудной сон, – вдруг спокойным, вполне ясным голосом проговорила она. – Мы как будто с тобой спустились с самый-самый низ, во время, когда Вербария была раскаленным шаром. Кругом извергались вулканы, сверкали молнии, а небо сплошь заволок черный дым. Зловещее место. А мы стоим и даже не знаем куда нам идти. Я вдруг... Вдруг понимаю, что это не начало, а конец Вербарии. Что мы попали в самый момент ее гибели. Знаешь я... Я никогда не чувствовала такого отчаяния. Мы стоим, не шевелимся, а я все силюсь тебе сказать об этом, но не могу: язык отнялся, а сама я точно окаменела. И все. Больше ничего не происходит. Мы стоим долго. Бесконечно долго. С небес сыплется пепел, какой-то сверкающий искрами, электрический пепел. Он устилает все вокруг, но светлее от этого не становиться, а даже как-то наоборот. Страшно… Не могу объяснить… Вдруг все сотрясается от подземного толчка, мощного всеобщего и искорки выпавшего пепла стекаются в нити. Я снова вижу бурую, растрескавшуюся землю по которой раскинулась сеть, точно бы свитая из жидкого электричества из… Биоэфира. Тут-то и хлопнула дверь. Жаль. Не досмотрела, чем все… Закончится…

Ее голос становился все тише, речь медлительней. Диз снова засыпала.

– …Из самых толстых рукавов света, сводящих в узлы целые реки, выбирались люди, –прошептал Сейвен, поглаживая Диз по волосам кончиками пальцев. – Они высокие бледные и безликие. Это Древние. Они смотрят на нас. Они идут к нам, но их ноги не шевелятся. Они плывут, плывут по ментальной сети. Мне страшно. Они окружают нас, заключают в кольцо, сливаются в обруч, что сжимается, сжимается и сжимается.

Диз уснула. Сейвен аккуратно отнял руку, снова откинулся на лежак и вздохнул. Это океаническое странствие, на корабле с неучтенными орехами фудши, вспоминалось для него в пятнадцатый раз. И всякий раз что-то шло по другому. Вот, например, в прошлый, Диз приснилось то, что он сейчас досказал за нее. «Но в прошлый раз капитан вел себя смирно. Айро отравила его куда как позже».

В воссозданные Сейвеном картины Айро начинала просачиваться внезапно. Чем больше он позволял своих личных допущений, тем продолжительнее и досадней поднимались мороки. И угомонить их получалось не всегда.

Обычно, когда выстраивалось достаточно сложное препятствие, Сейвен не пытался его выровнять. Он просто переключался на другой сегмент, с другими людьми и другим окружением. Так было удобнее. Но если на острове, в более молодом временном отрезке, это было позволительно, то сейчас, когда у него не оставалось выбора, приходилось разглаживать корабль. «Который уже порядком надоел».

Все, чего требовалось Сейвену, это наложить собственное видение ситуации на идентичную в Вербарии. Если положение согласовывалось, то они могли перешагнуть грань воссозданного и вернуться к Теньеге. «Теоретически можем. А вот практически Айро не отпускает».

Как бы там ни было, но корабль с его временным пластом находился еще недостаточно глубоко. Нужно было идти дальше, проникать глубже, но это-то и беспокоило Сейвена. «Насколько глубоко? Когда отыщется тот самый день, который откроет дверь в Вербарию? Углубляться и искать лучше, когда есть выбор. А когда судьба оставляет только один корабль с командой… Разве это не насмешка?»

– Пусть все кругом горит огнем, а мы с тобой еще нальем, а мы нальем, а мы нальем, а мы с тобой еще бухнем, – тихо пропел Сейвен и вздохнул.

Происходящее все больше напоминало ему замшелое болото с черепами. Такое же зацикленное такое же… «Безвыходное».

– Не бывает таких ситуаций, – проворчал он и аккуратно выбрался из гамака.

Убедившись, что Диз не проснулась, он укрыл ее плечи своей курткой, а сам направился к выходу. На палубе он остановился, закрыл за собой дверь и вслушался в шум дождя. В каждой капле чувствовалось ее присутствие, слышался голос, раздробленный на несчетные лады. «Сейчас начнется». Он снял со стены фонарь, прибавил огня и пошел к рулевому.

С каждым шагом ночь сгущалась. Сейвен видел, как свет фонаря сжимался, уменьшаясь в радиусе. Мачты, канаты, другой мелкий такелаж выныривали из мрака, точно из кошмарных снов: гипертрофированными, покореженными, слепленными друг с другом в немыслимых сочетаниях. Пол под ногами затрещал: доски прогнили и рассыпались в труху. От них поднимался тяжелый смрад.

Когда Сейвен добрался до рулевого, то обнаружил того вросшим в штурвал. Одеревенелый торс, из которого вырывалось рулевое колесо, застывшее в неестественно широкой улыбке лицо, пустые глазницы… Примерно до пояса он был настоящей штурвальной тумбой, а выше – макетом человека, вырезанным из того же мокрого, блестящего дерева.

– Привет, приехали, – вздохнул Сейвен, продолжая водить фонарем вдоль деревяныча и разглядывать его. – С такими руками мы далеко не уплывем.

Вдруг он услышал тихое шуршание и прильнул ухом к чреву рулевого. Скреблось. Отчаянно и много. «Должно быть крысы». Едва он так подумал, как раздался истошный писк. Сейвен поднес фонарь к лицу фигуры и увидел, как в пустых глазницах извивались голые хвосты, скреблись лапки и топорщились кривые, крикливые пасти. Крыс становилось все больше и больше, точно они множились с неимоверной скоростью. Наконец, лоб рулевого не выдержал, треснул и презренный грызун извергся из него гейзером. Несколько штук окропили Сейвена, но тут же, с шипением метнулись прочь.

Шелест дождя сменился шорохом тысяч когтистых лапок. Крысы волнами исходили от рулевого, разворотив его своим потоком до пояса. Кишащие волны захлестнули палубу и с плеском проливались за борт. «Крысы бегут с корабля. Видно, кораблю хана».

– Ну а мы не капитаны, – буркнул Сейвен и, раздвигая крысиный поток, пробрался в трюм.

Внутри все еще теплился порядок, но пятнышки тлена уже точили входную дверь и примыкающие ко входу доски. Он скоро сбежал по ступеням, подхватил на руки Диз, вместе с гамаком, прижал ее к себе, закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Когда Сейвен выдохнул, то они уже стояли на сыром, пропитанном серостью берегу моря.

– Не удалось? – Диз слегка сжала ладонь Сейвена, не отрываясь взглядом от угрюмого пейзажа.

Метрах в трехстах от берега покачивался на волнах темный бриг «Тольеро». Он ждал последнюю шлюпку, которая, в свою очередь, дожидалась только их.

– Попробуем еще, – после короткого молчания отозвался Сейвен. Он думал о полчищах крыс. – Выход есть. Он всегда есть.


* * *

Большая штука заключалась в том, что «Тольеро» никогда не возвращался. Корабль потонул в той самый шторм, что они переживали снова и снова. Дошло это до Сейвена только с пятнадцатого раза. Казалось, теперь незачем было проигрывать предрешенный путь, однако с каждым проигрышем крепла уверенность, будто именно на этом корабле они выплывут в действительность Теньеге.

На двадцать пятое фиаско о том, что что-то идет не так, догадалась и Диз.

– Почему же сразу не сказал? – шептались они в гамаке, после очередной пережитой бури. – Я ведь не такая... Острая как ты. Мог бы и поделиться.

– Я опасался, что ты послужишь для Айро нитью. Потому даже не думал об этом.

– Да как же я буду ее нитью, если целиком твоя?

– Не знаю. Я ни в чем не уверен, Диз... Прости. Я не хотел рисковать зря.

– В чем твой план, Сейвен? Наверняка у тебя во лбу что-то наклюнулось за все это время. Что-то чем ты не хотел рисковать.

– Хм. Ну, вот послушай. Любая наша попытка сочетания воссозданного с действительным оборачивалось неудачей. Чуть позже или чуть раньше, но все рассыпалось в бред. Я думаю, что так будет происходить постоянно, независимо от того, насколько далеко в прошлое мы уйдем.

– Но ведь она оставляла нам больше времени… На… Выдумки. Разве нет?

– Да, так, – вдохновленный мыслью и тем, что наконец-то может поделиться ею, Сейвен встрепенулся, привстал. – Это может быть из-за того, что Айро становится сложнее найти именно тот участок действительности, через который мы пытаемся выйти. Найти его и затереть. Ведь, чем глубже залегает пласт, тем больше событий ей приходится сравнивать.

– Откуда ты это взял? Ведь кроме корабля мы ни на чем более раза не останавливались. Постой… Драка в пабе «Гарцетама»! Там все обрывалось каждый раз раньше предыдущего звена в цепочке!

– Именно!

– Но ведь тогда получается, что мы в ловушке… И… Будет затерто все, любая цепочка.

– Нам нужно изобрести то, чего в действительности никогда не было и встроить это что-то в Вербарию. Если наша выдумка не будет противоречить целостности Теньеге, то она поверит нам и Айро не остановит нас, ведь ей не с чем будет сравнить.

 – То есть твоя выдумка станет действительностью Теньеге? Ее маленькой частью, которой в ней никогда не было... Послушай. Сколько у нас еще времени? Пока не придет первый морок?

– Цикл, может меньше. Ну, во всяком случае, окно сужается. Первого я прогоню, он не сложный. Но вот дальше…

– А дальше и не нужно.

– Ты знаешь?..

– Тшш…

Сейвен умолк и невольно улыбнулся. Он помнил это шиканье, помнил слишком хорошо.

– На паруснике есть шлюпка?

– Да одна уцелела. Уж не хочешь ли ты?..

– Нет, не хочу. Но попробовать надо. Если корабль потоп в пути, и никто его так и не встретил во Франдии, значит на том его история и кончилась, так? А раз так, то цепь событий обрывается. Но что если… Что если мы продлим ее, скажем, спасем одного молодого человека и одну не совсем еще престарелую фройлен? А? Да так спасем, что их никто и никогда не смог бы увидеть или вспомнить. Спасем так, что цепочка оборвется именно на их воспоминаниях, а не на воспоминаниях утопших моряков.

– Диз, я сомневаюсь, что мы сможем доплыть до берега на шлюпе. Мы еще слишком далеко от континента. А предпринимать сверх возможное я бы не стал. Для Айро это все равно, что перед носом из сигнальной ракетницы палить.

– А доплыть до берега на обреченном корабле? Это возможно?

– Я думаю, – после некоторого молчания проговорил Сейвен. – Думаю, что у нас есть шанс, но только в том случае, если мы будем самыми обыкновенными людьми. Только так Теньеге сочтет нас своим собственным. А это значит, что рассчитывать мы можем только на себя.

– Никто не говорил, что будет просто, – Диз весело подмигнула Сейвену. – Как и всегда.

Они снова улеглись и прикинулись спящими.

Морок всегда выскакивал из нежданного угла, а его форму даже приблизительно нельзя было угадать. В прошлый раз их гамак потихоньку превратился в сеть, что неспешно затягивалась к верху. А в позапрошлый один из моряков отрастил громадную улитку вместо головы, да так и ползал на четвереньках, вынюхивая их место. На этот раз морок явился паучком, спустившимся с потолка на грудь Сейвену. Членистое тельце росло, вытягивалось, хищные жвалы щелкали все ближе и истовее…

– Кыш, – смахнул Сейвен насекомое и, убедившись, что паучок ретировался мизерностью, повернулся к Диз. – Пойдем. Нарнов пять у нас есть.

 Крадучись они выбрались на палубу, где, как и прежде, хозяйствовал проливной дождь. Сейвен снял со стены фонарь, окинул шумную ночь памятным взглядом и, схватив Диз за руку, уверенно зашагал к траверсу со шлюпом.

Накрытая брезентовым пологом шлюпка до жути напоминала гигантскую личинку. «В чьем чреве нам предстоит уместиться». Сейвен бросился к узлам, но, как назло, веревки разбухли и не поддавались. Провозившись с узелком нарна два, он плюнул и передал фонарь Диз, что б схватиться за веревку обеими руками. Когда он вернулся к узелкам, то на их месте обнаружил змеиный клубок. Большие, лоснящиеся гадины сверлили его желтыми глазками и наперебой шипели. Мгновение Сейвен помешкал, скривившись от омерзения, но тут же вынул из-за пояса кинжал и рассек узлы. Траверс покачнулся, звонко тренькнула пружина и суденышко бросилось в воду. Квиком позже раздался смачный всплеск. Сейвен схватил рукой напрягшийся шварт и обернулся к Диз, чтобы препроводить ее на борт первой, но взглядом, всем свои естеством уперся в жуткое чудище, уже нависшее над нею горой. Контрольный морок напоминал громадную хищную пасть с руками, жирными губами, толстым, как реликтовый пень, языком и частоколом гнилых бревен, вместо зубов. И весь этот зев корчился моряками из трюма. Они точно скомкались, вылепились в жадную до жизни пасть и притащились сюда, вслед за ними.

– Ого… – только и успел выдохнуть Сейвен, схватил Диз за руку и, не оборачиваясь, спиной вперед, опрокинулся за борт.

Мгновенье полета обернулось жалящими объятьями холодной воды. «Если не поймаю борт, то все». Он рванулся к поверхности, загребая свободной рукой пошире, надеясь зацепить шлюп хоть кончиками пальцев. Наконец всхлипнула вода, волны расступились и Сейвен вынырнул на поверхность все еще с пустыми руками.

– Сейвен! – вдруг услыхал он крик Диз, уносимый волнами в сторону. – Я держу борт! Скорее! Выскальзывает!

Он подтянулся насколько мог, отпустил Диз и кинулся навстречу предполагаемой шлюпке. Попал, перевалился внутрь, тут же ощупью нашел холодную ладонь Диз и помог взобраться ей.

– Трос! Переруби его! – выплюнула она слова вперемешку с водой. – Та тварь может спуститься!

Суденышко бросало из стороны в сторону и пока Сейвен, в кромешной темноте, лез под пологом, его несколько раз пребольно швырнуло, особенно напоследок, когда он упал совершенно и ударился ртом о край лавки. Вдруг стало светло – это Диз каким-то образом отыскала фонарь и зажгла его. Уже в языках неровного пламени, Сейвен добрался до носа шлюпки, отогнул полог и снова выбрался в дождь. Шварт отыскался сразу, толстый и витой он буквально, звенел от напряжения. Только вот клинок не наносил ему вреда. Сколько бы Сейвен не резал, как бы сильно не замахивался, лезвие лязгало, скрипело, но шварт оставался целехоньким. «Так, словно трос. Металлический трос».

Подоспела Диз и, в свете фонаря, привязь, действительно, обратилась в металлический, свитый из тысячи проволочек трос. «Нечестно». Сейвен почувствовал как у него в буквальном смысле опустились руки. «Эта гиблая тварь нас не отпустит. Ни за что не отпустит».

– Проклятье! – выругалась Диз и скрылась под пологом. Через квик или того раньше он вернулась с внушительным топором. – Руби утку!

– Кого?!

– Швартовую утку руби, кретин! Она из дерева, руби скорее!

Сейвен размахнулся, ударил раз, второй, третий… Топор оказался на редкость острым, так, что после четвертого удара древесина крякнула, хрустнула и злополучная утка оторвалась. Темный остов «Тольеро» все это время волокущий их за собой, резко ускорился, оставляя беглецов далеко позади. Тяжело дыша, с топором в руках, Сейвен провожал его взглядом, точнее те немногочисленные фонари, что обозначали контур корабля. Вдруг раздался жуткий треск, точки-фонарики потеряли форму и один за другим, сгинули в морской пучине.

– Рифы! – услыхал он рядом уставший голос Диз. – Корабль не просто утонул, он разбился. Наверное, где-то здесь островная гряда.

«Хорошо хоть ветер послабел, а то бы и нас размозжило». Сейвен сглотнул, отер саднивший болью рот и только сейчас почувствовал, как сильно замерз. Он нырнул под полог, достал еще один фонарь, скрутил с него колпак, выставил фитиль подлиннее и зажег. Быстрое, трепещущее пламя ярко осветило нутро шлюпа, разбрасываясь по углам черными тенями. Стало еще ярче – Диз проделала со своим фонарем то же самое, воткнула его в штатив и принялась скидывать с себя мокрую одежду.

Дождь не стихал, продолжая монотонно бубнить по брезентовому шатру. Внутри шлюпа стало тепло и даже сухо, отчего развешанные вещи быстро подсыхали, но одеваться все равно не хотелось. Время от времени Сейвен подливал масло в лампы и следил за прогаром, подкручивая фитили по мере надобности.

– Чудное путешествие, Сейвен, – призналась Диз, когда он вернулся к ней на импровизированное ложе из парусиновых свертков. – Никогда бы не подумала, что близкое знакомство с тобой заведет меня так далеко.

После крушения корабля, их перестали заботить угрозы океана. Они даже не заговаривали о том, что будут делать, когда наступит рассвет. Все, что им оставалось – просто ждать солнца, а это они понимали и без лишних слов. «Ждать. Ждать и надеяться, что кончим мы все-таки днем».

Но одна мысль, беспокойная, назойливая мысль тяготила Сейвена. Наклюнулась она сразу, как Диз предложила сбежать с корабля. Если в первое время идея носила неясный характер догадки, какого-то предчувствия, то теперь обрела форму. И облик ее пугал.

– Диз мне... Мне кажется... Мне кажется, что теперь мы должны умереть. Так она впустит нас как... Как что-то настоящее.

– Я знаю, – тихо ответила Диз, и Сейвен почувствовал ее трепет. – Я знаю, но… Не хочу. Мне страшно. Ведь меня может не стать. Совсем, понимаешь? Как раньше. А я хочу жить. Жить с тобой…

Сейвен похолодел. На мгновение он даже перестал дышать, явственно ощущая, как сердце колотиться в груди точно бешеная крыса в бочке. За чередой событий, за естественностью Диз он совершенно позабыл, кем она являлась на самом деле и что... «Что там, далеко на Земле есть она другая. Она настоящая. К которой я обещал вернуться». Он скрипнул зубами и зажмурился так, что слезы мученья навернулись на ресницы. «Нет, так нельзя». Он открыл глаза, сглотнул горький комок и постарался расслабиться. «Так нельзя. Я ведь не для одного себя».

– Это еще неизвестно, – проскрипел он в ответ. – Разиель и маленькая Айро существовали ведь. И не в Вербарии, а в действительности даже. С чего тебе исчезать?

– Верно, – сквозь паузу ответила Диз ровным, усиленно ровным голосом. – Возможно, что ты и прав. Выбора у нас ведь все равно нет, верно?

Как бы соглашаясь Сейвен кивнул, но про себя усомнился. «Можно было бы мыкаться в замкнутом пространстве и сохранить тебя. Но тогда Айро сожрет Вербарию. Подчистую сожрет». А вот об этом думать не хотелосьсовсем. Но он и не думал. Воображение само подносило картины будущего. Большое спелое яблоко, что начинает гнить изнутри. Сначала янтарные семечки, потом пластиночки, мякоть… А он, как белый червячок, точит эту гниль, точит слепо, точит жадно, но, в сущности, гоняется за своим хвостом. Чудесный плод сморщился, одряхлел, на его поверхности проступили гнилостные пятна. Они складывались в гигантские, гротескных фигуры, бугрились бредовыми идеями пожирательницы сущего. Мо’роки, вытянутые в континенты, пыхтели, сопели и грызли друг друга почем зря, даже не ведая про существование Сейвена. Вскипали и сохли моря стылой крови, рождались новые континенты-чудища, один безобразнее другого...

Мороз пробежал по коже. Сейвену показалось, что он задыхается, что он уснул, и видит противный, скользкий сон. Вязкое, черное впечатление тлена пробрало тоскою до самых основ. «Я сплю?!» Со сдавленным выдохом он распахнул глаза и вздыбился на ложе, инстинктивно выбросив пред собой руки, точно силясь защититься от чего-то.

Фонари доедали последнее масло и их, некогда, ровный, теплый свет трепетал первобытными факелами. «И впрямь уснул. Как будто по-настоящему». Сейвен вытер ладонью испарину со лба, глубоко вздохнул и поднялся. Одну лампу он потушил совсем, а в другую вылил остатки масла, подкрутил фитиль. Нутро спасительного шлюпа вновь предалось теплоте и уюту. Но что-то было уже не так, чего-то явственно недоставало… «Качка. Шлюпка сидит как влитая». Он был готов поклясться, что прежде чем его угораздило вздремнуть, шлюп раскачивали волны.

Аккуратно, стараясь не шуметь, Сейвен пробрался к носу суденышка, отогнул полог и выглянул наружу. Серое утро застыло в туманной дымке. Дальше пяти-шести шагов ничего не было видно, впрочем... Впрочем, обзора хватало, чтобы изобличить неестественно статичную воду. Подобрав случившийся рядом топор, Сейвен перегнулся через борт и потыкал им в застывшую волну. Топор звонко брякнул и даже как будто высек искру. Немного поколебавшись, Сейвен все-таки решился и прыгнул за борт. Окаменевшее серое море выдержало его без видимых усилий. «Оно бы, пожалуй, и гору выдержало».

Вдруг из тумана вынырнуло заспанное и слегка недовольное лицо Диз. Бегло ознакомившись с ситуацией, она хмыкнула, почесала бровь и изрекла:

– Пойдем, сперва перекусим.

Перекусили сухарями, запивая их слегка протухшей водичкой из бутылки, случайно отыскавшейся под одной из лавок. Сквернее завтрака Сейвен припомнить не мог. Сие обстоятельство складывалось не столько из скудости запасов, сколь из натянутого молчания. Они оба знали, что пойдут, ведь никакой альтернативы не было и быть не могло. «Можно, конечно, остаться здесь и подохнуть от жажды и голода, но кого устроят такие перспективы? Уж точно не Диз».

Покончив с гнусными кушаньями, они выбрались наружу и, уже было собрались идти куда глаза глядят, как Диз попросила обождать ее с нарник и скрылась в чреве шлюпки. Она вернулась раньше обещанного, принеся с собой запах дыма.

– Последний мост, он самый прочный. Последний мост – мы и его сожжем, – возвышенно, с толикой грусти продекламировала она, глядя на то, как густой дым вытаскивал из щелей первые языки пламени.

Досматривать, как сгорает шлюпка они не стали и просто, взявшись за руки, побрели туда, куда смотрел охваченный пламенем нос. Однажды Сейвен все-таки оглянулся, но в туманной завесе увидал только размытое пятно огня, олицетворившее собою пожар.

Шли долго, неопределенно долго. «А долго ли?» Молчание, застывшее между ними, вполне могло растянуть пройденное время. Раз или два Сейвен порывался что-то сказать, но в последние мгновенья прикусывал язык и лишь чуть крепче сжимал ладонь Диз, ощущая ее ответное пожатие.

Взошло солнце и туман истончился в сизую дымку, а затем вовсе пропал. Взору открылась бескрайняя даль застывшего моря. Твердая, точно оледеневшая вода под ногами ничем не отличалась от воды настоящей. «Разве что по ней можно ходить». А в остальном… Покатые, кое-где подернутые ресничками бурунов, волны сменяли друг друга холодно и монотонно.

– Как ты думаешь, Сейвен, где мы сейчас? – вдруг нарушила обоюдное молчание Диз. – Куда мы идем?

– Я не знаю, – честно признался он. – Напоминает болота, только еще скучнее. Если это так, то, думаю, мы в пограничном состоянии. Где-то между Айро и Теньеге. А идем, ну… Выбрали направление и идем. Может, и выберемся куда-то.

Немного помолчали.

– Диз, хочешь я… Я верну все назад. Вернусь на остров, и мы попробуем снова? Попробуем отыскать другой путь, подумаем еще немного.

– Нет уж, – вздохнула она в ответ. – Пока мы будем думать, Айро доест Вербарию и тогда выбираться станет некуда. Знаешь я… Я обдумала свое положение. Все не так уж и плохо, на самом деле.

– Диз…

– Нет, я серьезно говорю. Я ведь только воспоминание. Взяла напрокат ее жизнь и попользовалась немного. Тем более, я останусь собой, точнее я вернусь к себе, когда все кончится, правда? Просто не буду помнить всего, что тут произошло с нами, но зато буду помнить другое, то, что случилось без тебя на Земле. Может в действительности времени прошло совсем немного и она даже не успела соскучиться. Но ты ведь расскажешь ей? Расскажешь обо мне? Как я хорошо себя вела и как я… Как мы…

Голос ее дрогнул, пресекся. Она высвободила руку, закрыла ладонями лицо, остановилась, и плечи ее задрожали. Глядя на нее, Сейвен был готов вырвать себе сердце.

– Нет, нет, – он обнял ее, почувствовав горячие слезы на своем плече. – Нет, ты никуда не денешься, все будет… Хорошо. Мы вернемся, вернемся вместе, я обещаю.

Он продолжал что-то лепетать, все меньше связывая слова и все больше поверяясь чувствам.

– Нет, любимая, нет. Это все не так, это все неправда. Нет тебя другой, и никогда не было. Ты одна, ты единственная. То все сон, вот действительность. И не нужно больше ничего. Это все так. Все образуется. Это все ничего…

– Обещай мне одно, – набухшим от слез голосом, наконец, оборвала его Диз. – Что ты не вернешься за мной. Чтобы ни случилось, ты больше не вспомнишь меня и вернешься к ней, к той единственной.

– Диз, Диз, Диз… Ты не исчезла ты здесь, вот. Зачем забывать? Зачем обещать…

– Отпусти меня, Сейвен. Я знаю, тебе больно, не меньше моего, но… Где мое место? Если все образуется, если все кончится хорошо, где окажусь я? Навсегда останусь тенью? Или подсижу себя же настоящую? Нас не может быть дважды. Это невозможно!.. Невозможно… Невозможно…

Она продолжала повторять, сопровождая каждое слово легким, бессильным толчком кулака в грудь Сейвена. Наконец, Диз утихла, зарылась лицом в его рубашку, но все еще продолжала всхлипывать редко и беззвучно. Сейвен гладил ее по волосам, целовал, и сам едва сдерживался. Он не чувствовал слез, проглоченный комок провалился куда-то в желудок, и теперь бессильная, сдобренная тоскою ярость закипала внутри. Хотелось заорать погромче, взять увесистый предмет и крушить им все подряд.

– Пойдем, пойдем вон там присядем, – скрепившись, мягко, но настойчиво, отлучил он Диз и подвел ее к высокой волне.

Они уселись на покатый вал так близко, как могли. Обнялись и молча смотрели как подзенитное солнце искрит и оживляет застывший океан. Буруны и вгибы напоминали дюны сине-зеленого песка, однажды очень сильно нагретого и оттого схватившегося блестящей коркой глазури. Бескрайний простор, особенно сейчас, когда небо истончалось до синих полутонов, у горизонта смыкался. Казалось, что они угодили на дно гигантской полусферы, эдакой планетарной игрушки, игрушки позабытой и оставленной на солнце у окна. Вот только… Сейвен прищурился. Ему показалось, что вдали, там, где с трудом различался переход от океана к небесам, чернела какой-то разлом, кривая трещина. «Поломанная игрушка. Ну, вот, кажется и все».

Мелкая дрожь разбила Сейвена, он поднялся на ослабевшие вдруг ноги и устремил взор туда, где виднелась трещина. Вслед за ним поднялась и Диз, кажется, вполне упокоившаяся и овладевшая собой.

– Там есть что-то, – проговорила она ровным, несколько озабоченным тоном. – На черту похоже. А ты что видишь?

– Рубеж, – выдавил из враз пересохшего горла Сейвен. – Последний.

– Ну и слава хранителям, – Диз вытерла пальцами глаза, поправила прическу и одернула уже изрядно натерпевшееся платье. – Пойдем, мой милый. Незачем больше тянуть.

Этот последний отрезок Сейвен прошел как в чаду, как в обреченном тумане. Он замедлял шаг, нарочно спотыкался, надеясь в сердцах брякнуться и поломать ногу. И все молчал. А Диз напротив, постоянно говорила, казалось, даже не замечая, что ее почти не слушали. Воспоминания, смешные и грустное; надежды, пустые и сбывшиеся; чувства, сокровенные и открытые… Она точно пела свою последнюю, предгибельную песнь, упиваясь каждым словом, как сладким вином.

Сперва разлом совсем не увеличивался – оставался прежней едва различимой черточкой, тем самым несколько обнадежив Сейвена. «Вдруг будет как с лесом на болотах?» Но в скором времени он распластался вдоль горизонта бездонной пропастью и, с каждым шагом, становился все шире и глубже, погребая на дне надежды Сейвена.

И вот, они, взявшись за руки, стояли на краю бездны. Противоположного края не существовало. Они точно подобрались к границе мироздания. Отвесный край простирался влево и вправо настолько, насколько хватало взгляда. «Идти вдоль кромки? Нет… Она не пойдет».

– Пришли, – выдохнул он, продолжая неотрывно смотреть в пропасть.

Ему припомнилось, что однажды он уже так стоял. «С Разиель, на горбу мертвой Вербарии». Тогда он еще не знал, чего предстоит коснуться, через что предстоит пройти. Тогда он преисполнялся надеждами и собственным могуществом. «Ну, а как теперь? Где вся твоя сила? О, хранители, в чем же сила, если я не могу сохранить ее!» Слепой в неведении. Он и сейчас не знал, как все обернется.

– Поцелуй меня, – тихо прошептала Диз и потянулась к нему сама.

Они слились воедино, так, как возможно только среди крепко влюбленных. Глаза закрылись сами собой, объятья сжались крепче. Сейвен чувствовал биение ее сердца, как свое, и именно сердце, а не что-то еще, сказало ему, когда они качнулись в пропасть.


* * *

– Смотри, смотри, он еще шевелится! – мальчишеский резкий голос сопровождался беспорядочными тычками палки то в бок, то в грудь, то в живот.

Сейвен застонал, пошевелился и с усилием приоткрыл глаза. Яркий солнечный свет пробивался сквозь широкие листья пальм, где-то в ногах шумел прибой, а дальше прямо над ним – голоса растревоженных детей.

– Он очнулся! Скорее, бежим домой! Мама! Мама!

Дети убежали, оставив Сейвена одного. Обессиленный он перевернулся на живот, с размаху зарывшись лицом в песок. Выдохнул, зашелся кашлем и снова перевернулся. Внутри него, точно росло что-то, причиняя острую, нестерпимую боль. Сдавленный, хриплый стон вырвался из его горла, судорога изогнула дугой все тело, вытянула до предела одну единственную невидимую струну. Теперь боль не просто ворочалась где-то под желудком, а растеклась до кончиков ногтей, до самого последнего волоса. Он заметался по песку, выгибаясь и скручиваясь, как червь на солнцепеке. Взгляд помутнел, багряные пятна окрасили светлый день… В голове промелькнула мысль, что это агония...

Его вырвало черной, вязкой жидкостью. Густая, как масло блевота изливалась тугим, долгим потоком, привнося несказанное облегчение. Задыхаясь, Сейвен приподнялся на локтях и стал крутить головой по сторонам, выискивая кого-то взглядом. «Кого?.. Кого?!» А рядом действительно кто-то был. Он стоял рядом у его головы, темный, скользкий, там, где только что была мерзкая черная лужа.

– Я говорил, что ты бездонно глуп, репликант Сейвен. Глуп и банально предсказуем. Думали, что перехитрили? Думали, я буду просто ждать? И забыли обо мне. А я следил за каждым вашим шагом. И вот, ты и твое воспоминание, проторили мне дорогу.

– Сейвен! – донесся до него далекий крик. – Сейвен!

– Смирись, – черный и склизкий, как тысяча кошмаров, Атодомель присел на корточки, приподнял ему голову за волосы и заглянул в глаза. – Для тебя и для нее все уже закончилось.

 И вдруг он исчез. На мгновение пространство омрачила черная вспышка и Первого не стало.

– Сейвен! – крик становился ближе. – Это я!

Он привстал, покачнулся и криво сел. Его все еще мутило, но уже далеко не так. С каждым глубоким вздохом состояние налаживалось и к моменту, когда кликавший его голос приблизился вплотную, он уже стоял на ногах.

– Мама?

– О, Сейвен! – Теньеге обняла его, не скрывая слез. – Ты вернулся! Мальчик мой, он вернулся!

– Мама… Мам. Теньеге, постой! – он отстранил ее, но увидав вблизи ее счастливое лицо, не сдержался сам и сильно обнял ее. – Я очень рад тебя видеть, мам, но есть дело, очень срочное. Атодомель теперь, наверное, там, в физическом мире. Мне нужно следом! Скорее!

– Но что, что случилось?!

– Потом, мама, все потом. А сейчас выпусти меня наверх. Я должен успеть вперед!

– Хорошо. Куда тебе нужно?

– В недро с его телом. В Реликт.

– Хорошо, – медленно повторила она. – Я могу это сделать. Закрой глаза.

Сейвен повиновался, и в то же мгновение все кругом потемнело и оглохло. Он открыл глаза, но от этого сделалось лишь темней. «Как в бочке. Глухой и пустынной». Вновь припомнилась бездна под ногами, та самая пропасть, над которой они стояли с Разиель и с которой разошлись их пути. Он хлопнул в ладоши и высек облако искр, что устремились ввысь, облепили сводчатый потолок, ярко освещая генизу Вербарии. «Она бы сделала так».

Ни следов раскопок, ни горняцкого инструмента, ни грубой техники… Пропало все, включая глубокий карьер. Мерцающая лазурью плоскость, на которой сейчас стоял Сейвен, точно однажды расплавилась и накрепко застыла. Зато появилась жуткая фигура Атодомеля, черневшая в центре на почтительной возвышенности из биоэфира. Этот его трон и величественная поза в точности повторяли когда-то виденные Сейвеном в Вечности Кетсуи-Мо. «Нет, такого напоминания нам не надо». Глаза Первого были открыты – он следил за ним. Вообразилось, будто это Атодомель вернулся в себя и теперь торжествует победу, но подозрения мигом рассеялись. «Будь он внутри, стал бы сиднем сидеть?»

Сейвен тряхнул руками, удлиняя кисти в отточенные светом клинки, и бросился в атаку. На подлете его удар отразила черная молния. Он ожидал чего-то подобного и потому, едва коснувшись земли, оттолкнулся, подлетел к вершине купола и, с трехсотметровой высоты, обрушился на темную фигуру отвесным клином света.

Страшный грохот сотряс замкнутое пространство. Сейвена отшвырнуло к дальнему радиусу генизы, но он успел погасить импульс и остановиться. Кое-где с покатых сферических стен струился песок, сыпались камни. Плоскость биоэфира в радиусе десяти метров вокруг трона встопорщилась мелкими, точно снежинки, осколками. Близ целехонького стана Первого появилась фигура поменьше. «Явил-таки себя».

Атодомель выглядел не лучше дурного морока Айро и уж куда как хуже того человеческого обличия, в котором он являлся Сейвену раньше. Черный, точно вылепленный из густой смолы, контурами он сличался с телесным вместилищем, только меньше и обезличенней. Его теперешнее ментальное воплощение источало темную ауру, вымарывающую всякий цвет. «В точности как я. Только по-другому, начерно».

Тело Сейвена переливалось ослепительно белым светом. Он чувствовал источаемую силу как дыхание и, наконец, мог высвободить ее полностью. Но торопиться было нельзя. «Что-то не так. Он не может вернуть себе тело, иначе давно уже забрался бы». Становилось ясно – Атодомель попал-таки в купель первым и именно он отбил удары Сейвена, защищая свое тело. «Но что мешает ему попасть внутрь?»

Вдруг Первый сорвался черным  разводом и ринулся в атаку. Сейвен кинулся навстречу, но удара не вышло – они разминулись, едва задев друг друга. На месте соприкосновения теперь шипела лужица растопленного биоэфира.

 Сейвен не остановился, а напротив, покрепче оттолкнулся от пространства, взвился к вершине, и оттуда, разветвившись в сеть белого огня, накрыл противника. Он чувствовал, как вдавливает Атодомеля в твердый пласт, как тот сопротивляется, просачивается сквозь него, точно горсть ртути. Сейвен сжался в комок, стиснул врага собою, как заправской сияющей дланью, выдернул и швырнул об стену.

Удар получился такой силы, что окружение вздрогнуло, будто от подземного толчка. На месте, куда угодил Атодомель, теперь зияла громадная пробоина. Не дожидаясь пока уймется пыль и противник восстанет, Сейвен ринулся к телу Первого, но на самом подлете ему преградила дорогу Разиель. На мгновенье он растерялся. «Враг… Враг ли она сейчас?»

И вдруг удар!.. Сознание точно окунулось в холодную выгребную яму. Когда Сейвен прояснился, то обнаружил себя в скальной толщи и сразу понял, что это Атодомель напал со спины. Выбираясь из каменного мешка и извергая проклятья, Сейвен чувствовал, как горная порода плавилась от жара его тела, как камень шипел и брызгал раскаленным дождем. «Не прогореть бы на самое дно». Выбравшись чадящим големом, он на мгновенье вспыхнул, выжигая облепивший его камень, и немного отступил, укрывшись в дыму и пыли.

Сквозь густую завесу он различил противников, что метались вокруг Первого. Они, то рассыпались в черный туман, накрывая тело грозовой тучей, то облекались в телесные формы и льнули к нему, как к молельному идолу. Их удары и тычки высекали снопы темных искр, не затухающих, а застывавших в плоскости биоэфира черными мушками, отчего пространство вокруг тела Первого порябело. «Оно заперто. Айро? Да. Больше некому…»

Сейвен нервно сглотнул. Он чувствовал как мелкая дрожь, дрожь предательского людского волнения растрепала его. «Не наломать дров самое главное, ничего не испортить сейчас». Если он выдавит Айро, то злонамеренная двоица мгновенно займет тело и тогда одним хранителям известно, чем все кончится. Именно их следовало бы приструнить первыми. Забыть о Сейвена они точно не могли. «А это значит, что вот-вот хватятся меня. Ох, мама, была бы ты сейчас здесь…» Сейвен встрепенулся. «Мама».

Он упал на колени, вдавил ладони в сверкающую гладь биоэфира, закрыл глаза и представил себе Теньеге, представил не как аморфною всеобъемлющую сущность, а как собственную мать. «Мама, ты здесь? Ты слышишь меня?» Кончиками пальцев он ощутил ласковое прикосновение. «Помоги. Здесь Атодомель и его приспешница. Их нужно надежно запереть. На какое-то время. Ты сможешь мне помочь?»

Вместо ответа кисти рук Сейвена вытянулись и, двумя неприметными ручейками, зазмеились к центру генизы. Он чувствовал, что это не его руки, а длани Теньеге, которые он только направлял. У подножия Атодомеля он немного развел их в стороны, замер, оценивая, не заметили ли его, и раскрыл их, точно разжал свои кулаки. Улучив момент, Сейвен вскинул руки Теньеге и схватил темную двоицу. Полыхнула яркая вспышка и противники угодили в овальные капсулы, возникшие над биоэфиром, точно чудные грибы на тонких ножках.

Разиель опустилась на колени, закрыла лицо руками и затихла. «Теперь ей все равно. Нет ни его, ни моей воли и сражаться больше не за что». Атодомель же напротив, сообразив, куда угодил, заметался по узилищу кошмарным сном. Он то растворялся в туман, то сливался в длинного и тонкого червя, корчащегося внутри путанным клубком, то сминался в острую тварь и колол стенки капсулы. Но все зря. От любого, даже самого пустого касания, оболочка вспыхивала и сокращалась, пресекая удары. Наконец, приняв тщетность своего положения, он унялся, вернулся к человеческой личине и, упершись руками в оболочку кокона, с мрачной пристальностью уставился на Сейвена.

– И что теперь, репликант Сейвен? Ты знаешь, что теперь?

– Еще не решил, – ответил Сейвен, поднялся и подошел к пленному. – Отпускать вас точно не станем. Ну и… Как тебе? Не так уж-то мы и глупы, а?

Атодомель ухмыльнулся. Сейвен не видел его лица отчетливо: что-то скрывал блеск кокона, что-то растачивала невыразительность черт, но лукавое молчание и ухмылка насторожили. Когда же Первый тихо рассмеялся, Сейвена бросило в дрожь. «Что-то не так. Что-то снова не так!» Он завертел головой и увидел, что Разиель уже стояла, неотрывно глядя на безобразное тело Атодомеля.

– Нет, ты все-таки глуп! – торжествующе выкрикнул Первый и расхохотался в голос. – Так же глуп, как и я!

Разиель льнула к оболочке кокона, гладила ее ладонями, и все время что-то шептала. Казалось, будто она разговаривала. Отвечала на вопросы, сама что-то спрашивала… Больше прочего ужасало то, что корявая голова создателя была обращена в ее сторону.

– Домик? Я люблю. В лесу, в лесу, да! Там. И вы все там. Я там тоже? О… Как же. Я? Конечно! С вами, с вами, с вами… Не хочу, нет! Только вы… И я? Да, да, я… Хочу… Прошу, возьмите меня с собой!!!

И зов был услышан. Сквозь тонкий стебелек поддерживающий кокон внутрь пробрался черный щупалец. Извивающийся корешок уже хлестал внутренние стенки капсулы, отыскивая ее. Сейвен охнул, взмахнул руками, отсекая ножку кокона, но опоздал – кончик щупальца прикоснулся к голени Разиель раньше.

Трескучий, многоуровневый хлопок, точно составленный из тысячи враз лопнувших пузырей, сотряс нутро генизы. Черная вспышка с силой ударила Сейвену в лицо, но он устоял, обернувшись клином света. Бурлящая кошмарами ночь стеною обрушилась на него, как шторм на одинокий маяк. Но шквал долго не продержался – схлынул, обнажая свет и звуки.

Вокруг все рокотало и тряслось. Биоэфирную гладь обезобразила сеть кривых и черных трещин. Каждый новый ее зигзаг сопровождался громоподобным хрупаньем, точно это лопались стальные рельсы.

Тело Атодомеля, пусть страшное, но слаженное, обратилось в расстроенный ужас. Разодранное переплетением щупалец и костистых узлов, оно возвышалось над сияющим биоэфиром чудовищной марионеткой. Со всклокоченной, шипастой головы в разные стороны смотрели они. Сейвен видел лица, с бесконтрольным отвращением узнавал их: две сестры и мать. Шеи как таковой не стало. Вместо нее тугой жгут, свитый из лоснящихся чернотою щупалец. От торса остались какие-то ошметки, по которым невозможно было представить начальный облик создания. Эти куски едва скрывали неустанно шевелящийся клубок мерзких щупалец-змей, вгрызающихся в биоэфир.

Опора под ногами накренилась. Пласт биоэфира покачнулся, вздыбился и стал провалился одним краем под соседний пласт. Из-под противоположного, приподнятого края показались витки щупалец. Их было настолько много, что они слились в клубящееся марево, норовящее вырваться наружу.

Опережая любые рассуждения, Сейвен выстрелил к чудищу, метя в его витую грудь. «Будь что будет». Удара он не почувствовал, но и вреда не нанес – Айро бесследно затянула прокол. Тогда Сейвен ударил опять, но уже не просто навылет, а вытягиваясь в нить. Орудуя собой, как сияющей иглою, он ткал гильотину из света, рассекающую Айро надвое.

Удар за ударом, черта за чертою, Сейвен расправился в сплошной, выпуклый диск света, разделивший стесненное нутро генизы на две неровные половины. Рассеченная светом Айро сопротивлялась. Сейвен чувствовал ее отпор как жилистое, напрягающееся горло, которое он никак не мог передавить. Но чем больше усилий он прилагал, тем тверже становилась цель. Тогда Сейвен стал выгибаться к потолку, вытягивая Айро, точно крепко забитый гвоздь.

Округлые стены полости, в которые он – яркая мембрана из света – уперся краями, обезобразила сеть мелких трещин. Внизу расколотое море биоэфира вздыбилось, разверзлось лазурным вулканом, извергающим черный хаос Айро. Вытягиваемая Сейвеном скользкая масса даже отдаленно не напоминала человека. То был кудлатый сгусток из щупалец, нитей и струн, что постоянно сжимались и дрожали.

Наконец последний изгиб Айро выскользнул из лазурного плывуна и беспомощно повис над ним, сжимая в кольцах воздух. Озеро расплавленного биоэфира заволокла мутная плева. Казалось, что креатура выдавливает из себя гной, скопившийся в застарелой ране.

Сейвен вдавил Айро в каменный свод, твердо решив вытолкнуть ее в открытый космос. Достаточно углубившись, он расслабил края и, точно бутон солнечного цветка, сомкнулся вокруг всклокоченного черного тела. Сомкнулся без единого зазора и тут же сжался, прикладывая к тому все свои силы. Айро стала на удивление податлива. Вынутая из глубин генизы она будто увядала, с каждым мгновением все слабея.

Он вылупился из растрескавшейся земли, как упрямый росток. Его встретило солнце – немой и бесстрастный созерцатель развернувшейся трагедии. Когда он выбрался вполне и начал выталкивать из себя инородный тяж, то что-то почувствовал… Айро. Она не хотела уходить, цеплялась за выскальзывающего Сейвена не физически – физически она была все так же крепка и недвижима, – но ментально. Сумбурные, торопливые мысли, вдруг  выстроились в громоздкую цепь, смыкающуюся на нем, не отпускающие его. Колючий помысел Айро умещал понимание лишь одного – через короткое мгновение не останется никого. И это одиночество продлится вечно.

Стало тихо. Перекрученный тяж Айро медленно, как во сне, отлетал к Солнцу. На фоне кипящего извечным огнем диска эта черточка виднелась удлиненным, лохматым веретеном. Глядя на нее, Сейвену не верилось в случившееся. «Просто маленькая царапина». Такие серьезные и большие происшествия, но… «Где? Где они все теперь?». Вокруг стыл в молчании космос, вечный и безучастный. Такой же, как до них, такой, каким он будет после. Молчаливый, холодный и чужой. Как пустота внутри.

Сейвен вспомнил про Атодомеля и вернулся к генизе Вербарии, но того нигде не было. Вновь застывшая гладь биоэфира погребла под собой последствия битвы. Ни раскрошенных каменьев, ни лавы или чернильных потеков безумия. Потрескавшиеся, выщербленные стены каверны – вот, пожалуй, и все напоминание о бедствии.

Сейвен торопливо нырнул в ментальную плоскость и оттуда просочился внутрь генизы. Его встретила безбрежная, немая пустота.

– Теньеге, – тихо позвал Сейвен. – Мама, ты здесь?

Чернота вдруг вздрогнула, зашевелилась, точно рой микроскопических мушек. Мошки, казалось, сидели совсем близко – на расстоянии вытянутой руки, но когда они закончили возиться, то перед Сейвеном простерлась объемная, пространная картина, так, если бы эти букашки не составляли полотно, а лишь заслоняли его.

Теперь он стоял посреди центральной площади Сотлехта, сгораемой в лучах закатного солнца. За ее пределами бушевала дичайшая круговерть. Тонны самых немыслимых, полупрозрачных образов, неслись друг за другом нескончаемым хороводом. Осколки зданий, людские изваяния, ветви деревьев и целые пролески зачем-то с пурпурной листвой… Затянутые в узлы стальные фермы мостов, нити рельс с приклеенными к ним поездами… Кое-где сверкали вспышки молний и показывался грозовой фронт, разбрызгивающий дождь в разные стороны… Все это месиво проявлялось только когда Сейвен сосредотачивался на чем-то конкретном.

Сейвен протянул руку в невольном останавливающем жесте. Хоровод повиновался и тут же замер. Тогда он стал вглядываться в мешанину, искать чего-то, совершенно не понимая чего. Детские игрушки, кресло, ящик морских огурцов, фасад какого-то здания с высунувшимися из окон цветочными горшками… Все бессмысленно, бессвязно, не соотносящееся одно с другим, проникающее одно в другое, как…

– Как бред Айро…

Какое-то всепоглощающее отупение навалилось на Сейвена. Рот растянула бессмысленная улыбка, он хмыкнул раз, другой, прикрыл смешок ладонью, но не выдержал и расхохотался. Слезы брызнули из глаз, он упал на колени, закрыл лицо руками и зашелся истерическим хохотом. Наконец, повалившись на спину и уставившись в небо мутными от слез глазами, он затих. В голове было пусто, как в выеденной консервной банке. Он отер лицо рукавом балахона, высморкался в него же и стал отыскивать взглядом белобокую тучку и так, чтобы непременно походила не него. Отыскал. Довольно быстро. Но додумать продолжение не успел – обзор заслонила мрачная тень.

Над ним стоял Атодомель в своем очеловеченном облике. Стоял и, с молчаливым любопытством, заглядывал ему в лицо.

– Не стой так, ложись рядом. Хочешь, я и тебе тучку смастерю?

– Ты вполне осознаешь, что случилось? – с долей участия поинтересовался он и присел на корточки.

– Не особо, – Сейвен приподнялся и сел. – А ты что тут делаешь?

– Я? – показалось, что вопрос несколько озадачил Первого. – Мне больше некуда идти. Айро больше нет, тела моего тоже…

Сейвен поднялся и посмотрел на творящийся вокруг туманный хаос по-новому, с оценкой.

– Пропало все?

– Ну, не все, – вздохнул Атодомель и тоже встал, озираясь по сторонам. – Ваза, когда падает на пол, не исчезает без следа. Да, вазы уже нет, но есть осколки. Так и вся гениза. А Теньеге пропала, если ты о ней спрашивал.

– Ты смеялся. Когда понял, что Разиель сольется с Айро? Неужели ты хотел именно этого?

– Хм. Но ведь ты тоже смеялся. Только что.

– Верно.

В повисшем, было, молчании Сейвен уловил, что больше не питает ненависти к Атодомелю. Он стал для него своим. «Хе-х, любимый враг».

– Как это случилось? – наконец спросил Сейвен. ­– Ты видел, как погибла мама?

– Видел. Изнутри видел, ведь я как раз был в ней в тот момент, – Атодомель мельком взглянул на Сейвена. – По твоей милости, кстати. Айро укоренилась в Вербарии крепче, чем мы думали. Когда ты схватился за нее, то потянул следом все связи. Грубый, но радикальный прием. В итоге ты ее выдернул, но гениза порвалась.

– Ага. Опять во всем Сейвен виноват.

– Я не виню. Ты спасал Вербарию.

– В том числе и от тебя. Только вот с Айро покончено, а ты-то здесь. Кто ты теперь?

– Призрак Вербарии и вряд ли что-то больше.

– Ой ли…

Сейвен задумался. Он был готов улететь на Землю к Диз, был готов оставить Вербарию до лучших времен, но теперь задумался. Атодомелю он не доверял и, пожалуй, вряд ли что-то заставило бы его поверить. Может тот и впрямь лишь фантом неприкаянный, но оставлять его наедине с Вербарией было опасно. «Кто знает, к чему я вернусь после отлучки на Землю».

– Просто так я тебя не оставлю. Но и оставить мне тебя не с кем. Варианта остается два, либо взять тебя с собой, чего мне не хочется, либо…

– Либо?.. – деликатно напомнил о себе Атодомель, когда Сейвен снова задумался и замолчал.

– Либо остаться здесь и починить Теньеге. Да, пожалуй, так. Уж кто-кто, а она за тобой присмотрит. К тому же… Годы здесь это только минуты там. Так что… Я могу себе это позволить. Ну? Что скажешь? Поиграешь со мной в создателя?

– Как тебе будет угодно, – с улыбкой ответил Атодомель. – Как угодно.


Оглавление

  • Закат Ра
  •   Tat 1
  •   Tat 2
  •   Tat 3
  •   Tat 4
  •   Tat 5
  •   Tat 6
  •   Tat 7
  •   Tat 8
  •   Tat 9
  •   Tat 10
  •   Tat 11
  •   Tat 12
  •   Tat 13
  •   Tat 14
  •   Tat 15 (mittlerer Deal)
  •   Tat 16
  •   Tat 17
  •   Tat 18
  •   Tat 19
  •   Tat 20
  •   Tat 21
  •   Tat 22
  •   Tat 23
  •   Tat 24
  •   Tat 25
  •   Tat 26
  •   Tat 27
  •   Tat 28
  •   Tat zuletzt