Люба, Яночка… и другие [Анатолий Григорьевич Петровецкий] (fb2) читать постранично

Анатолий Петровецкий Люба, Яночка… и другие

«Пропади все пропадом!»… Как часто эти слова душили ее, выползая отчаянным возмущением. Надежды рушились одна за другой, оставляя за собой уродливый след неудавшихся попыток. Попыток изменить свою жизнь, если не к лучшему, то, хотя бы, допустимому или мало-мальски приемлемому. На работу с маленьким ребенком не брали. А если и брали, то грязные намеки хозяина унижали и вызывали отвращение. Она ловила на себе липкие до тошноты взгляды видавших виды восточных мужчин. Они не стеснялись предлагать ей сожительство в обмен на покровительство. Их брюки без поясов под весом набитых деньгами кошельков в задних карманах сползали вниз. Оголенное почти до половины заднее место демонстрировало окружающим сомнительную вертикальную улыбку потных ягодиц. Когда она слышала: «Ты красива, девучка! Будем дружба?» – ее всю трясло от злости и бессилия. Она поворачивалась и уходила, оставляя в душе непоправимое отношение к израильским мужчинам. Понимала, что не все такие. Но ей попадались в большинстве своем именно подобные экземпляры. Она называла их «уродами, извращенцами, дикарями», потерявшими человеческий облик.

Не лучше себя вели и жены этих «дикарей». Не предъявляя особых претензий к своим мужьям, они оголтело обвиняли во всем «русских проституток». Таковые виделись им в каждой репатриантке из бывшего Советского Союза. И при любом удобном случае, не стесняясь в выражениях, словно из туалетного бачка сливали подобную грязь на головы ни в чем не повинных девушек и женщин.

– Проститутка! Грязная русская! Уезжай в свою «Русию»! – кричали они.

Это выводило из себя, но не станешь с полуграмотной истеричкой спорить или, того хуже, драться.

В детском саду девочка все время плакала. Приходилось забирать ее раньше положенного срока и проводить много времени на улице или в городском парке. Хотелось, чтобы дочь больше бывала на воздухе и общалась с детьми на детской площадке. В эти часы ребенок успокаивался и, как ей казалось, был счастлив.

С изучением языка возникали проблемы все по той же причине. Надо было быть с ребенком.

Пособия еле хватало на молоко, йогурты, каши, хлеб и фрукты. Иногда позволяла себе купить дешевую курицу или мясо индюшки. Яночка очень любила куриные ножки и называла их «лапками». Так ее научила бабушка еще в «той жизни». Девочка запомнила и в магазине, увидев их на витрине, кричала:

– Хочу «лапки»! Купи мне бабушкины «лапки».

Русскоязычные продавщицы смеялись и спрашивали:

– У тебя бабушка курочка?

Яна гордо отвечала:

– У меня бабушка Рита. Ты – курица, – отворачивалась и обиженно уходила.

Двухкомнатную квартиру Люба снимала с молодой соседкой – студенткой Тель-авивского университета. Еще одна ирония судьбы. Именно в этом университете она должна была учиться еще четыре года назад. Но этого не произошло.

Соседка Любы Инна, длинноногая худенькая девушка с белокурыми волосами, жила на Юге Израиля вместе с родителями. Где-то под Беэр-Шевой. То ли в Димоне, то ли в Араде. Люба не спрашивала, а Инна не рассказывала. Она не могла ездить на учебу в Тель-Авив каждый день. Поэтому снимала квартиру в центре страны вместе с подругой, которая вскоре встретила парня и перебралась к нему жить. Инна осталась одна. Платить за всю квартиру было трудно, и она попросила знакомых подобрать кого-нибудь для совместного проживания. Знакомыми оказались хозяева магазина, в котором к тому времени уже подрабатывала Люба. Вначале Инна была не очень довольна тем, что с ней

будут жить молодая женщина с ребенком. Но делать нечего. Лишних денег не было. Желающих поселиться в маленькой комнатке тоже не наблюдалось. Инна успокоилась: «В армии и не то бывало!».

Люба удивлялась, как такое хрупкое создание могло служить в армии в боевых частях? Как она выдерживала учебу и работу до ночи? Рано утром Инна уезжала в университет, а вечером подрабатывала официанткой в одном из русских ресторанов. В пятницу после работы в ресторане уезжала на попутках домой и возвращалась в воскресенье утром.

Эти дни Люба любила особенно. Ей нравилось оставаться наедине с Яной. Никто не мешал. Играла с ребенком, читала ей сказки. Пока дочь смотрела мультики, Люба успевала приготовить обед. А иногда сделать пару упражнений на иврите.

Платить за квартиру хозяйке приходилось 200$ в месяц. Оставалось всего ничего. В Любином распоряжении была маленькая комната. Соседка жила в салоне. Это создавало дополнительные неудобства, когда Инна не работала и оставалась дома. Приходилось выходить в туалет или на кухню через салон. Там же стоял общий телевизор. Инна училась, и Люба не хотела ей мешать.

Иногда к Инне приходили друзья и подруги – её одногруппники по университету. Комната наполнялась особым молодежным шумом. Студенты, можно только позавидовать. Все служили в армии: девочки и парни. Тем для общения было достаточно. Они спорили между собой, пили пиво и целовались. Люба понимала их и не осуждала. Приходилось тихо сидеть в