Жизнь во имя любви [Агаша Колч] (fb2) читать онлайн

Часть 1 Глава 1

– И всё же, барышня, я не понимаю, как… Как вы умудрились такое придумать? Я! Я более тридцати лет в артефакторике, но у меня не хватило на это ни фантазии, ни умения, а вы… Нет, я не понимаю!

Аристарх метался по лаборатории, обвинительно тыча пальцем то в меня, то в пластину, лежащую на столе, и причитал о своём загубленном профессионализме. Не рассказывать же ему, что не моя это придумка, а наследие прошлой жизни.

Разбила я сердце наставника тем, что «изобрела» мобильный телефон. Ну как изобрела… Всего-то соединила шкатулку магопочты и нечто похожее на диктофон. Больше всего это напоминало переговорное устройство – записанная фраза мгновенно отправляется собеседнику, а от него  приходит ответная запись.  И оно работало!

Переговорщик – так назвала артефакт Глафира – мог соединять с пятью контактами, у которых были такие же устройства. Исполнение этого замысла стало экзаменационной работой моего ученичества у Аристарха.

Похвалы или восхищения я не ждала – хорошо успела выучить наставника за три года. Но такая неприкрытая зависть всё равно ошеломила. Хотя… кто знает, как бы я себя повела на его месте. Артефактор, во всяком случае, не таил злобу, а говорил о своих чувствах открыто.

– Учитель, это черновой вариант. Предлагаю усовершенствовать его вместе, – протянула наставнику пластину, куда «забила» помимо своего контакта ещё и Николая Ивановича.

Мужчины за это время крепко сдружились. Несмотря на полную противоположность характеров, они находили и о чём поговорить, и о чём помолчать. Было забавно наблюдать за их совместными прогулками. Импульсивный, несдержанный Аристарх, размахивая руками, уходил вперёд, останавливался, понимая, что собеседник отстал, возвращался назад, продолжал разговор, пятясь по дорожке, а граф внимательно слушал и следил, чтобы приятель не упал, запутавшись в собственных ногах.

Моё предложение артефактора заинтересовало. Он покрутил пластинку в руке, поцарапал ногтём кристалл накопителя силы, ткнул пальцем в кнопку включения и спросил:

– На каком расстоянии от собеседника можно вести переговоры?

– Пока на близком. Мы общались с Прасковьей – она живёт в Рыбачьем, с Глебом связь поддерживаю – он в деревне. Когда бабушка ездила в гости к госпоже Романовской, соединиться удалось, но задержка пересылки сообщения была около двадцати секунд.

Аристарх всплеснул руками, забегал вокруг рабочего стола, остановился и ткнул в меня пальцем:

– Нахалка! – зашипел он на меня. – Ты считаешь, что этого недостаточно?!

– Да, считаю. Мне хотелось бы иметь устойчивую связь с Москаградом…

– Так и говори, что с женихом! – ехидно фыркнул наставник.

Моё безмолвное пожатие плечами стало ему ответом. Что скрывать, мне хотелось бы поговорить с Таиром. За три года мы обменялись не одной сотней писем, исписав килограммы бумаги. Помимо текущих торговых дел были в курсе событий, происходящих в жизни друг друга, но ни разу за это время не виделись. Он учился и работал, не имея возможности вернуться на полуостров, я работала и училась без права покинуть Гиримское ханство.

Наверно, я должна была понять Аристарха, возмущённого моим недовольством качеством связи. Чудная диковинка была прорывом в сфере коммуникаций. Но я ещё хорошо помнила, как в прошлой жизни могла практически из любой точки мира позвонить куда угодно. Сколько лет прошло, а я скучаю по этой возможности и хотела бы иметь хоть слабое, но подобие мобильной связи.

Ну и пусть здесь техника ещё до этого не дошла, но магия-то есть. Как там говорили: «За неимением гербовой пишем на простой».  

– Учитель, какая разница, что будет мотивацией нашей работы? Главное результат, а с вашими знаниями и опытом, я уверена, он будет ошеломляющим, – завиляла я пушистым лисьим хвостом, уговаривая Аристарха присоединиться к работе над артефактом.

Мэтр, глядя на заходящее солнце, задумался. Потом повернулся ко мне, шлёпнул ладонью по столу:

– Всё, барышня! Экзамен ты сдала. Даю тебе право продавать артефакты. А насчет улучшения вот этой поделки, – указующий жест в сторону пластины, – я согласен. Давай поработаем вместе.  Завтра и начнём. – А потом добавил, едва слышно пробормотав себе под нос: – Надеюсь, эта безделица позволит мне вернуться триумфатором.

Наставник ушёл, а я присела к столу, желая перелистать тетради, исписанные за годы ученичества. Три года прошло. Не могу сказать, что пролетели они как один день. Порой было так трудно, что хотелось послать всё лесом, полем, огородом и отречься от собственных мечтаний и планов. Но проходила когда ночь, когда неделя, и я возвращалась на намеченный путь.

А ещё было стыдно выказывать слабость перед Глафирой и графом. Какая же я наследница титула, если злословие вредного наставника может вывести из равновесия.

Год назад и вовсе случилось непредвиденное. Чуть ли не в одно время забеременели мои менеджеры: Прасковья решила,  что обещания надо выполнять, Карима готовилась осчастливить Феденьку и родителей появлением нового члена семьи, ещё и Амина, внезапно отшившая своего элинского купца и вышедшая замуж за онемевшего брата Глеба, мельника Бориса. Женщина, которой было под пятьдесят, совершенно потерявшая надежду на материнство, вдруг понесла. Муж носился с её беременностью как с величайшим чудом, не давая лишний раз пол подмести, не говоря уже о более серьёзных домашних нагрузках. И пусть округлившиеся дамочки мне едва ли не хором доказывали, что беременность не болезнь, со стороны я видела, как мешают работе токсикоз, гормональные изменения и прочие «радости» непраздного положения.  

Вот и носилась я как угорелая кошка из лаборатории, где училась артефакторике, в деревню контролировать цеха, производящие печенье, фруктовые конфеты и меренговые рулеты под заказ, а потом ещё и в мыловарню, где свободные руки никогда не были лишними.

– Госпожа барышня, госпожа барышня! – по ступеням неслась недавно взятая из Рыбачьего в помощь Надие девчонка. Заходить в лабораторию ей было строго-настрого запрещено, поэтому, остановившись на пороге, она звонко известила: – Там до вас сырники пришли!

– Кто? – я даже головой тряхнула. Неужели так глубоко погрузилась в воспоминания, что уже не понимаю сказанного. – Толком скажи, кто пришёл?

Девчушка всем своим видом продемонстрировала недоумение моей непонятливостью: поджала губки, закатила глаза, тяжко вздохнула и медленно, как совершенно бестолковой, повторила:

– Сырники!

Понимая, что проще сходить и разобраться самой, я закрыла тетради, сложила их в ящик стола и заперла на ключ. И не от недоверия к кому-либо – всё равно там все записи на моём родном русском сделаны, – а потому, что уверена: подальше положишь – поближе возьмёшь.

На террасе, не желая заходить в дом, топтались два человека. Мужчина и женщина.

Мой клич: «Найдите сыровара!» принёс плоды. Чуть ли не в один день без предварительного согласования в поместье пожаловали двое. Один по рекомендации Глеба, другая по запросу Аристарха.

Они стояли, косясь друг на друга, чем-то неуловимо схожие, но, конечно же, разные. Она худая, в чём только душа держится, и от стройности этой кажущаяся выше, чем на самом деле. Тёмные одежды подчеркивали её бледное лицо и тоску во взгляде.

– Александра Валентиновна Прямая, – представилась она, поклонившись. – Вдова сыровара. Мы с мужем до самой его смерти дело вели. Я и учёт знаю, и самой технологией владею.  

Мужчина от удивления рот приоткрыл, хотел было что-то сказать, но, поняв, что его очередь представляться, тоже поклонился и назвал себя:

– Валентин Александрович Круглый.

Абяз, стоящий за спинами претендентов, широко заулыбался, да и я едва удержала смех. Очень уж подходила фамилия своему обладателю. Сыровар Круглый не был шарообразным, но на круглой лысой голове ярко выделялись круглые, как зрелые вишни, глаза. И весь он был какой-то округлый, сдобный.  

Услышав, как отрекомендовался конкурент, Александра подхватила с пола саквояж, такой же худой, как она сама, и, грустно улыбнувшись, попрощалась:

– Приятно было познакомиться.

– А вы куда? – не поняла я её маневра.

– Не знаю… – честно ответила вдова сыровара. – Попробую ещё где-нибудь место поискать.

– Чем же у нас вам не понравилось? – всё ещё не понимала я.

– Так вот же… – женщина кивнула на Круглого. – Есть у вас уже сыровар.

И тут я сообразила. Прямая подумала, что из двух претендентов на работу обязательно возьмут мужчину. Ну вот уж и нет…

– Послушайте, я хочу посмотреть, какие вы специалисты. Вы оба. За три месяца сможете себя показать?

Сыровары покосились друг на друга, но кивнули. И показали. Они не стали конкурировать, а объединили усилия. И не только в организации процесса, но и в доставании меня.

– Роксана Петровна, – бежали они ко мне, едва завидев. – Чан для молока никуда не годится. У этого производителя качество металла недостаточно хорошее для того, чтобы….

И таких претензий было бессчётное количество. Какие-то мы удовлетворяли, делая заказы чуть ли не в Неметчине, с какими-то просила подождать, а какие-то и вовсе считала капризами и однозначно отказывала.

Откуда я знала, какие заявки стоящие, а какие нет? Оказывается, моё ведовство умело и такое. Заказы не были ложью, но понимание шло на грани интуиции –  необходимо требуемое или лишнее.

И вот эта дружба против неправильного оборудования и владельцев коз, отказывающихся пасти питомцев на указанных луговинах, против всех, кто не понимает тонкостей и нюансов высокого искусства сыроварения, сблизила вдову и одинокого мужчину настолько, что они зачастую понимали друг друга без слов. Но главное, сыр, который они делали, был настоящим шедевром. 

Вот и сегодня мне принесли на дегустацию нечто особенное.

– Этот сыр будет достоин императорского стола! – с гордостью пообещал мне Круглый, на что Прямая молча, но уверенно кивнула.

Сыр вызрел в рассоле с пряными травами и специями. Кусочек сыра нежной консистенции таял на языке, оставляя приятное незабываемое послевкусие.  Мастера выжидательно смотрели, ожидая вердикта.

– Господа, вы превзошли сами себя! – похвалила я их. – Завтра же отправлю в Москаград несколько головок в наш магазин. 

Глава 2

Дождь лил которые сутки. Дороги развезло так, что мало кто рисковал отправляться в поездку. Жидкая грязь прикрывала колдобины и ямы, и никто не знал, чем может закончиться следующий шаг человека или животного. Хорошо, если просто споткнулся, а можно и ноги переломать.

Я смотрела из окна лаборатории на мутную воду бухты, на низкое серое небо и думала о том, что осень в этом году не только началась слишком рано, но ещё и непривычно дождлива. Хорошо, что успели миндаль собрать – его в этом году уродилось на зависть.

И летний сыр удался, а вот осенний…

– О чем думаете, барышня? – Аристарх остановился рядом и тоже стал всматриваться в мокрую хмарь, словно желал увидеть то, что разглядывала в ней я. – Решаете, как усиливать артефакт будем, чтобы звук на большее расстояние передавать?

Этот вопрос мэтр задавал мне едва ли не каждый день уже неделю. Ответ получал один и тот же:

– Учитель, без сторонней помощи мы вряд ли справимся с этой задачей, – и я в который раз предлагала привлечь к проекту Феденьку.

Магомеханик, переделав и улучшив в поместье, деревне и Рыбачьем всё что возможно, явно скучал. После приложения его золотых рук и светлой головы техника ломалась редко, и мастер не знал, чем ещё себя занять. А мы с Аристархом уперлись в проблему усилителя. Ну не делать же в самом деле гаджет в десять килограммов весом. В прежнем мире эту задачу выполняли вышки сотовой связи. Строить здесь такие? Тогда  вопрос придётся решать на государственном уровне, иначе никаких денег не хватит. И так чуть ли не четверть дохода вкладываю в исследовательскую работу. Надеюсь, что траты окупятся, но когда?

Настроение артефактора было лучше вчерашнего, потому он махнул рукой и согласился:

– Делайте, как считаете нужным.

Конечно, я и без его позволения могла решить этот вопрос, но приличия-то соблюсти полагается. Сама в партнёрство пригласила, значит, надо хотя бы в известность поставить о появлении третьего члена команды.

Феденька, одуревший от бессонных ночей – у малыша начали резаться зубки – слушал меня вполуха. Перебирал и перекладывал с места на место инструменты на верстаке, тёр тряпочкой въевшееся намертво пятно, замирал, пытаясь услышать что-то, вздыхал и опять брался за инструменты.

– Фёдор Зиновьевич, вы меня слышите? – не выдержав такого пренебрежения, спросила я.

– Что? – вскинулся мастер на оклик. – Слышу. Конечно слышу. Вы продолжайте, Роксана Петровна.

Понимая, что моя презентация пропадает втуне, решила подойти с другого конца.

– Что вас беспокоит, уважаемый?

Тут Феденьку словно прорвало:

– Всё! Всё меня беспокоит… – он с тревогой посмотрел в сторону дома. – Как они там? Справляется ли Карима с Егорушкой? Мальчик всю ночь плакал, может, за Прасковьей послать надо? А вы тут со своими нелепыми заботами…

Хорошо, стена была близко, и я смогла опереться, иначе так бы и опустилась на пол. Феденька! Наш Феденька, который в упор не замечал людей, и вдруг такой заботливо-трепетный папашка. «Может, подменили мужика, а я и не заметила», – мысленно пошутила я, а вслух предложила.

– Установите голосовую связь с домом и будете постоянно в курсе происходящего.

– Как это? – магомеханик, получивший конкретное техническое задание, перестаёт быть растерянным и рассеянным и мгновенно становится собранным, заточенным на результат профессионалом.

Пришлось вспоминать всё, что я знала об устройстве под названием радионяня.

– … таким образом вы всегда сможете отследить состояние малыша. А сделать  этот прибор можно на основе переговорщика, о котором я вам только что рассказывала.

В этот раз слушал меня Феденька не в пример внимательнее, делая какие-то пометки у себя на столе. Сколько наблюдаю за этой забавной привычкой мастера, столько диву даюсь. Все заметки и памятки, касаемые текущего проекта, магомеханик записывал с краю стола прямо на столешнице. Когда же работа заканчивалась,  записи стирались.

– А вдруг понадобятся в другой раз? – как-то спросила я.

Ответом было пожатие плеч и недоумение от моей непонятливости:

– Следующая работа – это другие идеи, другие принципы и другие технологии. А  что обыденное, так я на запись того и времени не трачу.

Судя по тому, сколько в этот раз писал Феденька, идея его заинтересовала. Он ещё раз перечитал заметки, задал несколько уточняющих вопросов, попросил образец переговорщика и закончил общение своей классической фразой:

– Ступайте, Роксана Петровна. Буду думать.  

«Чапаев, блин!» – проворчала я и пошла к своим псам.

Собаками этих лохматых чудовищ назвать можно было с трудом. Головой они легко доставали мне до плеча. Ох, как же я каждый раз благодарила Тауфика и вслух, и мысленно за жёсткую дрессуру. Не будь отработанного многочасовыми тренировками послушания, я бы со своими питомцами не смогла справиться. Одного боялась – что «улучшат» кобели породу деревенских и рыбачьих дворняг и будут гонять по окрестностям неуправляемые потомки моих монстровидных собачек.

– Этого можешь не бояться, – успокоил кинолог. – Такими большими рождаются только чистокровки. Метисы, рождённые от твоих, будут чуть больше матери. Ну и умнее, конечно же. Хотя лучше бы отследить, где мальчики наследят, и ублюдков притопить. От греха подальше.

Мне такой расклад совершенно не нравился, и я предложила другой вариант. Ох как взвился наш тренер! Как орал по поводу того, что лишать кабеля естественной радости – это бесчеловечно, только баба может такое придумать. При этом он явно морщился от боли и прятал руки за спину. Похоже, что очень хотелось дрессировщику отвесить мне пару-тройку оплеух, да клятва магическая не только не позволяла сделать этого,  но ещё и наказывала ранами на руках.

– То есть утопить ни в чём не повинных щенков ты считаешь нормой, а стерилизовать кобелей, при этом никак не повлияв на их жизнь и здоровье, – это едва ли не преступление? – взъярилась я.

Не дождавшись ответа, хлопнула дверью вольера и, плотнее закутавшись в непромокаемый плащ, пошла успокаиваться к морю. Рядом, не понимая своей вины, но чувствую себя причиной моего раздражения, плелись Зиг и Заг.

Частые крупные капли падали отвесно в воду, и это было необыкновенное зрелище. Вода, тревожащая воду, завораживала. Казалось, что дождинки, едва погрузившись в море, тут же выпрыгивали из него, желая вернуться назад, но струи, льющиеся с неба, прибивали их обратно.

– Ты глупенькая, – объявила мне Прасковья, когда я вечером передала ей разговор с Тауфиком. – Зачем на конфликт идёшь? Ты женщина, значит будь умнее. Тебе напомнить, что ты ведунья и целительством владеешь? Сделай все аккуратно и безболезненно. Там протоки чуть толще волосинки… Мне дальше рассказывать?

Услышав это, я вновь вспомнила о своём давнишнем намерении быть мудрее и хитрее, не бросаться грудью на баррикады и не ходить в атаки. Но вот опять пытаюсь жить привычными установками, теряя друзей и наживая врагов. 

– Знаешь, я так благодарна Триединому, за то, что ты не только моя подруга, но ещё и наставница, – поблагодарила я целительницу в ответном сообщении.

– Я тоже благодарна Всевышнему, что свёл нас. В Калиновке я бы своего Константина не встретила, а значит, не было бы у меня моих очаровательных деток.

Было слышно – говоря эти слова, женщина счастливо улыбается.

Глава 3

– Роксана, когда ты уже соизволишь выбрать себе платье из каталога мадам Полли? – со всей строгостью, на какую была способна по отношению ко мне, спросила Глафира.

Мадам Полли – та самая модная ялдинская портниха, одевавшая нас с бабушкой на приём цесаревича. Модели нарядов, представленные на выбор, нам понравились. Одно не устраивало – далеко ездить за покупками. И когда в очередной раз понадобилось новое платье, я написала модистке письмо с предложением выслать нам нечто типа каталога моделей, имеющихся в наличии.

Похоже, у мастерицы помимо профессиональных навыков была и деловая хватка. Очень скоро мы получили образец первого журнала мод Гиримского полуострова. В книжице помимо нарядов была представлена реклама обувщика, шляпника, куафера, а также парфюмерии и – ну надо же! – нашего мыла и кремов. Пролистав каталог, я села за новое письмо. Посоветовала рядом с рекламой печатать рекомендации по применению того или иного средства или способы ухода за предложенным товаром. Неплохо было бы выделить страничку для писем читательниц и, может быть, литературную колонку и колонку рецептов. С тех пор раз в два месяца мы стали получать плотный конверт от мадам Полли.

В благодарность за мои советы журнал присылали нам с бабушкой бесплатно, но, судя по шумихе в газете, стоило издание не так уж и дёшево, да ещё и небольшой тираж не покрывал полностью потребность в журнале. Счастливые обладательницы альманаха давали его почитать близким подругам, хвастались тем, что чьё-то письмо со стихами напечатали на литературной странице, мечтали собрать все экземпляры, начиная с самого редкого – первого, который был отпечатан всего-то в пяти экземплярах.

– Ба, а может быть, я и в этот раз не пойду на приём? Что мне там делать? Стоять и улыбаться как дурочка, слушая щебет девиц о настоящих и предполагаемых женихах? В деловых разговорах мне участие принимать нельзя,  ибо неженское это дело. В шахматы с ханом и то не сыграешь. Кстати! –  я повернулась к задумавшемуся о чем-то своём Николаю Ивановичу. – Любезный моему сердцу дедушка Коля, не подскажешь, кого приблизил к себе Кирим недавно?

– Ты, помнится, никогда не увлекалась придворными сплетнями, с чего сейчас подобный вопрос? – приподнял брови, показывая удивление, граф.

– Наша последняя шахматная партия с ханом. Явно чьё-то влияние  заметно в стратегии игры. Кирим играет не так, – ответила я, невольно бросая взгляд на доску и расставленные по ней фигуры. – Третий день думаю над ходом, чувствуя приготовленную ловушку моему коню, которого я никак не желаю терять.

– Милость Триединого! – вздохнула Глафира, прислушиваясь к нашему разговору. – Девушке твоего возраста приличествует самой о женихах с подружками щебетать, а не осуждать их за это. А ты? Одни дела на уме, да ещё шахматы. Кажется, скорее от Сашеньки правнуков дождусь, чем от тебя.

Подросший братик Саша, сын Петра и Марфы, которое лето гостил в поместье с весны до осени – купался в море, объедался фруктами и ягодами, ловил рыбу, забрасывая удочку с утёсов, нависавших над водой, бегал в деревню то играть, то драться с мальчишками. Бабушка, с радостью принимавшая внука погостить, тем не менее от его проделок ежедневно хваталась за сердце, а я временами за розги. Сорванец он и есть сорванец, и как ему без проказ вырасти, но здоровье бабушки для меня куда важнее покрасневших от воспитательных мероприятий ягодиц шкодливого братца. Так я приговаривала каждый раз, когда пыталась наставить мальчишку на путь истинный. Но хватало ненадолго. И вновь приходилось, отвлекаясь от работы и занятий, ловить проказника, чтобы в очередной раз внушить, что к родным необходимо относиться бережно, а его ныряние со скалы с последующей задержкой дыхания под водой таковым по отношению к бабушке не является.

Иногда на несколько дней заглядывал Тимофей, с которым мы остались не только друзьями, но и стали партнёрами. Парень таки закончил коммерческое училище – правда, не на деньги щедрого калининского лавочника, а на наши с Глафирой, – и открыл небольшую лавку в Волажде. Статус лавочки быстро вырос до престижного магазина, в котором продавались те же товары, что и в нашем столичном.

То ли оттого, что жителям уездного города льстила возможность купить москаградские диковинки у себя дома, то ли дело было в оборотистом таланте сводного брата, но торговля шла едва ли хуже, чем у Таира.

Вспомнив Таира, я улыбнулась. В последнем письме он обещал мне какой-то сюрприз, и я с нетерпением ожидала, что же ещё придумал мой жених.

Же-ни-х… «х», как выдох. Обозначен третий гиримский принц в моей жизни этим словом, но чувства у меня по отношению к нему непонятные. Никакой страсти или томности романтической, только задумчивость, как мысли о давно отсутствующем друге. И воспоминания о нём не ускоряют сердцебиение, а рождают лёгкую тревожность – как он там? – и непонятную грусть.   

– Роксана? Роксана, ты меня слышишь? – Глафира повысила голос, дабы привлечь мое внимание. – Неприлично отказывать хану два раза подряд. В этот раз на приём пойти следует. Так что заканчивай строить планы и займись выбором платья. Я там тебе страницы заложила, на которые внимание стоит обратить.

Вкус у бабушки отменный, и можно было бы просто согласиться с её выбором, но не мешает и самой взглянуть. Из трёх платьев выбираю самое скромное – и так излишнее внимание привлеку к себе сиреневой орденской лентой. Хорошо было бы не надевать её, но положение о наградах обязывает «…носить с гордостью, дабы примером своим воспитывать сограждан». Вот оно мне надо? Братца младшего воспитывать и то не получается, а тут на меня вся знать Гиримского полуострова пялиться станет. Спасибо, Дмитрий Васильевич, удружил.

Цвет платья тоже приходится соответствующий выбирать – «пепел розы»,  светло-лиловый, мягкий и нежный. Такой как раз пристало носить барышням на выданье.

– Ба, я определилась с выбором. Можно сообщить мадам Полли. Аксессуары пусть она сама подберёт, я её вкусу доверяю, – отложила было я журнал, но повернулась неловко и чуть не выронила его из рук.

А он возьми да откройся на развороте светских новостей. «Как стало известно из достоверных источников, на ежегодном приёме в честь годовщины правления нашего великолепного хана Кирима будет присутствовать самый завидный жених Гиримского полуострова – третий сын властителя, принц Таир. Во славу Создателя хан простил и принял в тёплые отцовские объятия своевольного наследника».

Ага… так вот что за сюрприз готовил мне «самый завидный жених полуострова» и вот почему мои старшие родственники так настаивают на моем посещении приёма. Только я подобных сюрпризов не люблю. Стоять дурочкой, хлопая глазами и не понимая, откуда здесь вдруг взялся Таир, – не самое приятное занятие. Спасибо журналу и мадам Полли за информацию.

Я посмотрела на Глафиру, безмятежно плетущую очередную шаль, и капризно, как в детстве, протянула:

– Ба-а… – и дождавшись, когда наши взгляды встретятся, продолжила, – а когда ты собиралась мне сказать, что Таир вернулся?

– Вообще не собиралась, – безмятежно ответила мне княгиня. – Молодой человек сам хотел обрадовать тебя этой новостью.

«Обрадовать? Экий самоуверенный нахал! Ну, погоди, задавака! Устрою тебе радушный приём!» – решила я и, бросив журнал на диван, пошла совершенствовать красоту.  Ни одной женщине не помешает роскошная маска для волос с добавлением шёлка или идеально подпиленные и отшлифованные ноготки. 

Наш новый хит, косметический набор, в который входили мыло и маска для волос с экстрактом шёлка, родился случайно. В одно из посещений деревни я, задумавшись, повернула в лабиринте улочек куда-то не туда и забрела в тупик, в котором никогда раньше не бывала.

Несмотря на знойную жару летнего дня, в закутке царила приятная прохлада. Тень от двух громадных шелковиц не позволяла жарким лучам раскалить воздух и землю в этом оазисе тишины и покоя. Правда, скоро я поняла, как поторопилась, думая о том, что здесь тихо и мирно. Пронзительный визг раздался из-за дувала:

– Ай! Битай, я больше так не буду! Ай! Битай, больно!

Вот и Сашка так орал, когда я, отведя его от виллы подальше, вразумляла лозиной за очередную выходку. Потому-то и заглянула во двор через  приоткрытую калитку, где пожилая, но вполне крепкая женщина в национальной гиримской одежде, одной рукой придерживая за шиворот мальчишку лет десяти, второй охаживала его пониже спины сложенной в несколько раз верёвкой. Понятно, что пацан орал не столько от боли, сколько для того, чтобы бабушка разжалобилась и поскорее отпустила. 

Но тут он увидел меня, перестал орать, без усилий стряхнул руку, держащую его одежду, и сказал:

– Битай, к нам гостья.

Запыхавшаяся женщина тоже посмотрела на меня, признала хозяйку этих мест, поклонилась, попутно отвесив лёгкий подзатыльник внуку, дабы проявил должное почтение.

– Рады чести приветствовать вас в нашем скромном доме, юная эльти, – поздоровалась она со мной по-гиримски.

Учить местный язык Глафира меня не заставляла, но настоятельно рекомендовала.

– Говорить с людьми проще всего на их родном наречии. Так ты и уважение им выказать сможешь, и поймёшь лучше, – наблюдая, как я общаюсь с битай Галиёй, часто советовала она мне.

Я вслушивалась в незнакомую певучую речь, спрашивала у местных то или иное название, говорила, меня поправляли, я повторяла. А потом и сама не заметила, как начала болтать на бытовые темы по-гиримски с уважаемым Хайдаром и Абязом. Мужчины улыбались, слушая мой корявый выговор, иногда поправляли, иногда пропускали ошибки мимо ушей. Но, главное, я понимала местных, а они понимали меня.

Вот и сейчас я смогла почтительно ответить старушке на приветствие. А потом узнать, из-за чего случился скандал.

Глава 4

Сколько раз в прошлой жизни бывала в Крыму, но знать не знала, что на полуострове с давних времён было развито шелководство.

– Ну а как же… – подливая мне в пиалку чаю на два глотка, вещала битай Суфия. – Ещё дед моего деда выращивал коконы шелкопряда и обучал этому своих детей. Он по юности много лет в Османии жил, там и научился. Когда надумал в родительский дом вернуться, запасся лучшими личинками и не с пустыми руками возвратился. Посмеивались над ним поначалу: другие-то из дальних краёв барашков тонкорунных привозят, коней красоты невиданной, а этот недоумок горшок червячков привёз, да пол-участка тутовником засадил. Только когда года через три семья начала богатеть, присматриваться стали и с поклонами просили научить премудрости непростой. Прапрадед учил, да только не у всех получалось. Шелкопряд не живёт у тех, кто с ним абы как обращается. Предок мой и сам постоянно за новыми гусеницами ездил и сыновей-внуков на это наставлял. И вывели они такой вид, что наши коконы одно время на вес золота покупали. А потом эта… – старушка мотнула головой в неведомо каком направлении, – похерила всё. Велела только через неё коконы продавать, иначе… Эх! – взмах сухонькой ручки обозначил безнадёжность ситуации. – Тайно для себя нити делали. Ткань какую-никакую ткали да вещи вязали, ковры опять же… Чуть ли не по ночам занимались, таясь от ведьмы. Когда вы хозяйствовать стали, дай, думаю, попробую коконы разводить. Глядишь, внука полезному научу. Да только он неслух! – битай погрозила сложенной верёвкой куда-то в сторону кустов. – То свежие листья рвать ленится, то кур закрыть забудет.

– Склевали? – охнула я, представив, как прожорливые птицы напали на беззащитных гусениц.

– А? Не-е-е… не успели. Он же их и прогнал, но могли, – ещё один гневный взгляд в сторону притаившегося сорванца, а потом тяжкий вздох. – Только не тот сейчас шелкопряд, ох, не тот. Нить короткая. Раньше-то бывало… а сейчас.

Старушка затуманившимся взглядом смотрела куда-то поверх крыш и верхушек деревьев. Должно быть, погрузилась в прошлое, не желая печалиться о настоящем. Задумалась и я о том, что коконы шелкопряда – это натуральные протеины и неплохо бы их каким-то образом добавить в состав нашей косметики. «Мне срочно нужна Прасковья!» – решила я, но прежде чем тревожить подругу, надо  прояснить вопросы с поставкой материала.

– Уважаемая битай Суфия, я вряд ли смогу покупать у вас коконы, по весу ровняя с золотом, но если у меня получится задуманное, то ваши шелкопряды не останутся без работы. В какую цену продадите мне для начала три пригоршни коконов?

– Если для дела, то так бери. Сейчас в мешочек насыплю, – кряхтя поднялась с лавки старушка. – Расплатишься, когда из шёлка моего пользу получишь. Люди о тебе, молодая госпожа, хорошо говорят. Потому и я тебе верю.

Прасковья сначала мою идею приняла с сомнением. Да и не до экспериментов пока ей было – третьи роды дались подруге нелегко.

– Давай не сейчас? – устало попросила она меня, пеленая маленького Марка, названного в честь французского деда. – Пока я могу думать только о кормлении, купании и о том, как бы самой выспаться.

– Так я тебя и не тороплю, – улыбнулась я пускающему пузыри малышу. – Одного понять не могу – тебе Константин Васильевич нагнал полный дом нянек и горничных, а ты всё сама норовишь сделать.

– Не всё, – упрямо качнула головой Прасковья. – За Машенькой и Васильком больше няньки смотрят, а маленькому ещё моё тепло необходимо. Это такое время, подружка… Даже не знаю, как сказать правильно. Вот он уже не во мне, но ещё часть меня. И я понимаю, как нужна ему сейчас. Пока-то к новым условиям жизненным приспособится.

– Не помню, чтобы ты раньше такое говорила, – задумалась я, вспоминая прошлые роды подруги.

– Да так же было. Может, не говорила об этом, но тоже полтора-два месяца с рук не могла отпустить деточку, – улыбка женщины при этих словах была такой светлой и благостной, что куда там мадоннам, написанным художниками моего мира. Главное, чувство это не было придумано или как-то там приукрашено. Реальная материнская любовь к реальным детям. К детям, которые не всегда дают выспаться, капризничают, шалят, ссорятся между собой. Но когда Прасковья о них думает, её лицо озаряет вот такая улыбка.   

«Надеюсь, когда Триединый одарит меня возможностью стать матерью, я буду любить своих детей не меньше», – подумала я тогда, сменила тему разговора и убрала мешочек с коконами шелкопряда назад в сумку.

Но через три месяца подруга, уставшая от пелёнок, сбежала в лабораторию. Ещё через месяц мне был вручен горшочек с пастообразной субстанцией и наказом испытать средство при первом же мытье головы.

– В кремы шёлк добавить пока не получается, а вот маска для волос получилась чудесная. Ты не бойся, мы её уже и на себе, и на работницах испытали – никто не облысел. Глафиру Александровну тоже порадуй, знаю, что ей понравится.

Понравилась маска не только нам, но и клиенткам. В журнале мадам Полли читательницы писали такие восхищённые отзывы, что мы с Прасковьей задумались о расширении производства. Уважаемая битай Суфия только руки вскидывала:

– О Алла́! Да куда же вам столько, государыни? – но при этом тут же гнала внука на тутовник, рвать листья для прожорливых гусениц.

Деревня моя за последние годы разрослась и разбогатела. Народ уже не пользовался услугами купеческого баркаса для того, чтобы обменять продукты на вещи, которые не производили селяне. На центральной площади построили просторный магазин, и ассортимент в нём был настолько разнообразен, что у непривычных людей глаза разбегались.

Конечно, здесь не продавали дорогие предметы обихода, но соль, чай, крупы, простую посуду, швейные принадлежности и многое-многое другое, что ежедневно необходимо человеку в быту, найти на полках и прилавках было возможно.

Отчего-то местные брать на себя торговлю не захотели. Зато Тимофей, едва я с ним заговорила об этом, ухватился за идею и предложил свои услуги.

– Понятно, что самому мне недосуг будет за прилавком здесь стоять. Но есть у меня на примете приказчик толковый. Вот ему и поручу это дело. К тому же мыслишка у меня интересная появилась. Могу ли я через магазин скупать у твоих крестьян излишки? Цену честную дам, слово даю купеческое…

– Тимка, так ты же не купец, а крестьянин, – пошутила я.

– Торгующий крестьянин! – сводный братец даже палец вверх поднял, отмечая свой статус. – Ещё пару лет, и вступлю в гильдию купеческую, а там….  

– … а там женишься на дочке богатого торговца, приданое хорошее возьмёшь, и… – продолжила я подначивать парня. Но не на того напала.

– … и стану управлять твоим торговым домом, – неожиданно закончил фразу Тимофей.

Я только глазами похлопала – о торговом доме никогда не думала.

– Покатался я тут по полуострову вашему. Вялая торговля, хочу сказать. Столько возможностей упускает народ, ажно руки чешутся. Жаль, опыта у меня пока маловато и связи не те. Но подожди, сестрица, лет пять, слово купеческое, я развернусь!  

Откровение Тимофея меня озадачило, но и дало повод порадоваться за парня. Вот она, сметливость природная. И откуда что взялось? Папашка только за юбками горазд был увиваться, Марфа – матушка его – справная хозяйка и работниками руководит разумно, но к торговле никакого отношения не имеет.

– Так что ты делать будешь с излишками, у моих деревенских купленными? – вернулась я к тому, с чего разговор начался.

– В Воложде продавать стану. Товар, который у вас здесь привычный и даже скучный, в наших краях диковинка заморская. Так и сюда привезу чего здесь нет. Сало, например, солёное, капусту квашеную, грибы, хоть сушёные, хоть в бочках. Да мало ли что.

– Разумно, – согласилась я. – Только запомни: местные сало за скверну считают. Осторожнее с этим, не обидь кого ненароком.

Тимофей вынул из кармана маленькую записную книжечку и что-то черкнул на страничке. «А ведь будет из парня толк. Точно будет», – решила я для себя, наблюдая за его действиями.

Глава 5

Приятное это дело – уход за телом. Медитативное, я бы сказала. Пока отдыхаешь с маской на волосах, да руки, густо намазанные кремом, в тёплых чехлах держишь, в голове и воспоминания перебрать успеешь, и планы на будущее продумать.

Задел меня Тимофей словами о собственном торговом доме. Если честно, то сама бы я этим делом заниматься не стала, но когда такой ресурс в виде добровольного помощника, да ещё и сам напрашивается, почему бы и нет? Готова принять участие в прибыльном и интересном деле. А то, что будет оно доходным, моё ведовство подтверждает.

Под запросы покупателей, которые через торговлю изучать проще, чем соцопросы устраивать, можно и производство какое-то новое организовать. Или, к примеру, тот же кирпичный заводик расширить, что Влас в деревне устроил. Изделия у мастера получаются отменные. Он не только кирпич, но и черепицу делает. Почти все дома в деревне теперь красуются новыми крышами. Даже старикам одиноким где вскладчину, где с моей помощью дома перекрыли.

Взаимовыручка в деревне была на зависть соседним поселениям. Ни стариков забытых, ни сирот брошенных. Только лентяев у нас не любили. Сколько раз отказывали таким в помощи, а они ко мне жаловаться бежали: приехали, жить хотим, а местные принижают. Начнёшь разбираться – тьма беспросветная. Люди скитаются по краям и весям не от обездоленности, а оттого, что ужиться нигде не могут. И там им не так, и здесь не этак.

– Роксана Петровна, вы же знаете, что мы завсегда новым людям рады. Особливо тем, что и головой, и руками работать могут, – рассказывал мне про одно такое семейство Глеб. –  Дом всем миром поставим, советами поможем. А тут срамота сплошная. Приехали, покрутились, посмотрели, что люди справно живут, и давай к нам проситься. Мужик говорит, якобы он плотник умелый. Хорошо, вживайтесь в общество… Неделю живут под навесом из травы и веток, как цыгане бродячие, вторая пошла. Чего, спрашиваю, дом не строите? Так не умеем по-вашему. Хорошо, поможем. Ваша задача всё для работы подготовить: место расчистить, жердин в лесу нарубить, у реки камыша старого нарезать, в земле углубление под глину выкопать. И что вы думаете?

– Думаю я, Глеб, что воз и ныне там... – с грустной усмешкой сказала я.

– Нет, отбыл возок ихний, – нахмурился староста. – Велел я им собираться и ехать на все четыре стороны. Нам такие соседи не нужны. Ведь палец о палец не ударили для себя. Отчего же мы на них должны горбатиться?

Было видно, что трудно далось ответственному человеку такое непростое решение. Всё же выгнать людей, пусть пришлых и неугодных, из деревни – это не по доброму как-то.

– Не кори себя, Глеб, всё ты правильно сделал. Думаю, ещё и оставили эти бездельники о себе память нелестную.

Бывший артельщик вздохнул и головой кивнул.

– Ночью уезжали. Никто не подумал к ним в возок заглянуть или до околицы проводить. Будто саранча прошла. Всё, до чего руки дотянулись, сгребли. У кого лавочку от ворот стянули, у кого ведро унесли, половик на заборе сушился – и тот прихватили.

Даже слушать о таком противно было. Выгнали мерзавцев – и славно. Потёрла лоб, раздумывая над ситуацией.

– Вот что я тебе, Глеб, скажу. Слишком открыто мы живём. Замечательно, что сельчане наши богатеют, но ведь не просто так, а по трудам своим. Значит, наша задача ещё и сохранить заработанное. Давай вот как сделаем… Подумайте с уважаемым Хайдаром, кого из людей в дружину деревенскую пригласить можно. Если кто в солдатах служил или охотник, что следы читать умеет. Пусть не только сами навыки свои проявляют, но и молодых парней обучают. У дороги, на въезде, шлагбаум поставить надобно. Пусть проверяют кто, куда, к кому едет. Праздношатающихся гнать в шею. У нас здесь не театр и не ярмарка. Производства опять же не для широкой публики.

– Полностью согласен с вами, Роксана Петровна. Давно пора было…

– Если давно пора, почему молчали? – нахмурилась я.

– Дык… то одно, то другое, – почесал затылок Глеб.

– Вот то-то и оно, – согласилась я. – Не тяните с этим вопросом.

Так обзавелись мы собственной дружиной. Охраняли парни не только деревню, но усадьбу и Рыбачий. По дороге, соединяющей наши селения, несколько раз в день проезжал разъезд из троих вооружённых всадников. Также пикеты дружинников дежурили и в самих посёлках. Только в усадьбу охрана не требовалась. Нас от лихих людей оберегали Зиг и Заг.    

– Вы это хорошо придумали, Роксана, – одобрил как-то работу дружинников Константин Васильевич. – Понимаю, что содержание такого отряда дело недешёвое, потому хочу сам и деньгами поучаствовать, и ещё кое-какую помощь оказать.

Через непродолжительное время на адрес хозяйки поместья из канцелярии хана пришло письмо с разрешением организовать народную дружину самообороны. В письме прописывалось разрешённое количество человек – не более двадцати, вид вооружения – холодное оружие: пика или сабля, и не более двух пистолей на человека. Также мне полагалось раз в три месяца предоставлять отчет о деятельности отряда: кто, где и как обучает мою охрану, какие рейды были проведены, и случались ли задержания правонарушителей.

– Вот спасибо вам, дражайший Константин Васильевич, – отвесила я мужу подруги шутовской поклон до земли. – Мне же заняться больше нечем, как только отчёты строчить.

– Напрасно вы так, Роксана Петровна, – не принял шутку собеседник. – По законам наместничества вы, хоть и из самых благих соображений, но закон нарушили. Нельзя без дозволения Великолепнейшего частным лицам иметь вооружённую охрану. Если бы донёс кто, хорошо штрафом крупным отделаться сумели бы, а то и строгое дознание учинить могли. Не забывайте, барышня, в приграничных землях живём. Османы никак не могут принять потерю полуострова и вредят изо всех сил.

Тут меня словно током стукнуло.

– В Ялде это они ужас учинили?

Константин вздохнул, покосился на Прасковью, что-то строго выговаривающую старшей дочери, и коротко кивнул. А потом, понизив голос, чтобы жену не волновать, добавил:

– Есть сведения –  имеется у них намерение наследником Андрея сделать. Думается им, мол, мягкотел младший брат, и из-за страха за жизнь да по недоумию молодости вернёт им Гиримский полуостров, – сказав это, господин Франк продолжил обычным тоном: – Сейчас, когда у вас на дружину грамота разрешающая есть, к вам могут подкопаться только если учить бойцов некому будет или содержать их должным образом не сможете.

– Купила баба порося… – невольно вырвалось у меня. На недоумённый взгляд собеседника ответила: – Всего-то покой хотела своим деревенским обеспечить, а оно вон как вышло.

Константин же в свою очередь состроил мину, которую я поняла как: «Мне бы ваши заботы, барышня».

– Вы поручите отряд Николаю Ивановичу. И он при деле будет, и вам хлопот меньше, – завершая разговор, посоветовал хозяин Рыбачьего.

Граф, когда я заикнулась об этом, заданию несказанно обрадовался.

– Сам-то я хоть и служил когда-то, но в военном деле не особо силён, зато знаю к кому обратиться. Есть у меня приятель, и не штабной какой-нибудь писарь, а настоящий рубака. Он тебе и оборону, и разведку наладит, –пообещал дед и присел к столу писать письмо.

– Разведка-то мне зачем? – пожала я плечами и пошла в лабораторию, где ждал меня Аристарх.

– Вот что, барышня, я вам скажу, – резким выпадом руки с обвиняющим  во всех грехах указательным пальцем встретил меня наставник. – Я тут провёл небольшое исследование и решил, что изначальный материал для пластины переговорщика взят вами неверный. И Фёдор Зиновьевич со мной согласен полностью. Потому давайте, барышня, пробовать.

И всё… Отряды, подряды, торговые дома и другие дела отошли на задний план. Не до них пока, когда есть такое интересное дело – изобретение мобильного телефона в середине девятнадцатого века. 

Глава 6

– Что ещё можно попробовать? – нахмурил лоб Аристарх, вопросительно глядя на Феденьку.

Мужчины, работая над моей идеей, потихоньку вытеснили меня из центра проекта на периферию. Мне казалось, что ещё немного, и моё участие сведётся к роли «подай–убери–не путайся под ногами». Но я пока терпела. Иногда, заглядывая в записи лабораторного журнала или наблюдая за опытами с высокого табурета между  мужскими плечами, я только фыркала. Партнёры избрали вариант «дорого-богато». Должно быть, надеются на то, что работоспособность артефакта улучшится от количества вложенных в него орланов. Благо что лимит средств для экспериментов подходил к концу, и скоро  изобретатели потерпят финансовый крах.

– Какие ещё драгоценные камни имеют высокую проводимость? Может, алмазную пыль включить в сплав? – задумчиво разглядывая последний нерабочий образец, ответил мэтру магомеханик.

– Можно попробовать, – вскинулся тот, но, вспомнив, что деньги почти закончились, перевёл взгляд на меня. – Барышня, вы же профинансируете покупку бриллиантов?

Я молча покачала головой.

Мои первые образцы стоили не более трёх рысек. И были рабочими. Пусть не такими, как настоящие мобильники из моего прежнего мира, но передавать голосовые сообщения  было возможно. Мы и сейчас с Прасковьей пользуемся ими, когда нам необходимо срочно связаться или просто хочется услышать голос подруги.

Тот же образец, что сейчас безмолвствует под взглядами создателей, стоит порядка десяти орланов, и мои партнёры хотят его сделать ещё дороже. Интересно, кто такую безделицу купит?

– Господа изобретатели, скажите, вы когда хотите получить результат, думаете о цене? – я склонила голову к плечу, ожидая ответа.

– Цель оправдывает средства! – вспыхнул Аристарх. – Невозможно, думая о приземлённом, создавать высокое.

Феденька, хлебнувший во время болезни Ульяны нужды полной ложкой, молчал и, кажется, впервые задумался о том, сколько они с артефактором уже потратили. Потом почесал затылок и признался:

– М-да… увлеклись. Что же вы, Роксана Петровна, нас не остановили?

– Надеялась, что сами поймёте, но вы как дети, ворвавшиеся в кондитерскую. Контроль потеряли, часто делали эксперименты ради экспериментов и мало думали о результате.

– Вот тут вы, барышня, ошибаетесь! – парировал мои слова Аристарх.

– Правда? – я изобразила преувеличенное удивление. – Давайте представим, что вот этот образец оказался рабочим. Вопрос: сколько человек у нас купят артефакт стоимостью в двадцать пять орланов?

– Почему так дорого? – нахмурился Феденька. – Мне казалось, что стоимость материалов, потраченных на него, раза в четыре ниже.

– Вы забыли сюда  включить амортизацию оборудования, расходники типа горючего камня, светильники, что сутками работают в лаборатории. И ещё я добавила процент на дальнейшее развитие и нашу с вами прибыль. Или вы за «спасибо» работать будете?

Партнёры переглянулись.

– Барышня, я не понимаю, почему вы нам это сразу не объяснили? – возмутился наставник.

– Я пыталась, – ответила я с самой доброжелательной улыбкой. – Но если вы вспомните, то от моих слов вы поначалу только отмахивались, а потом и вовсе попросили не говорить глупости под руку. Вспомнили? Отлично! Тогда, может быть, заодно припомните и материал, из которого я предлагала делать основу артефакта?

Мужчины переглянулись, их лица исказили ироничные ухмылки.

– Песок? Да вы, барышня, продолжаете над нами издеваться, – Аристарх не сдерживал гнева. Опыт не удался, финансирование дальнейших разработок закрыто, ещё и материал для основы самый идиотский предлагаю.

– Не песок, а кремний. Да, в доступном варианте его больше всего в песке. Самая большая трудность в изготовлении – это высокая температура плавления, но я попросила нашего печника сделать мне небольшую печь для обжига, и вот…

Я достала из кармана завёрнутую в платок пластину. Через полупрозрачный массив были видны изящные лабиринты из меди, застывшей внутри. Как я до такого додумалась? Лучше не спрашивать. Медитировала я на решение много дней и не по одному часу. Из каких глубин подсознания всплывали обрывочные знания об электронных устройствах прошлой жизни, каким образом они миксовались с чародейскими силами этого мира, разумом я так и не смогла уследить.

Получилось нечто похожее на инструкцию: сделай это и это, потом дополни вот этим и получишь то, что хотела. Я сделала. Получилось раза с двадцать седьмого. Трудно было подобрать нужную температуру плавления песка, ещё сложнее оказалось заливать в полые каналы внутри пластины обжигающий сплав на основе меди. Но моя магия плюс помощь духов воздуха и огня, которым страсть как понравилось заниматься чем-то полезным, и – вуаля! – основа готова. Теперь её можно хоть в платину вставить, если будет такое  желание у  клиента.  Для себя же я придумала кожаный корпус. Захотелось мне так.

– И это работает? – недоверчиво спросил Аристарх.

– Учитель, когда же вы научитесь мне доверять? – грустно улыбнулась я ему и нажала кнопку.

– Слушаю, – раздался тихий голос из трубки. – Роксаночка, это ты?

– Да, Николай Иванович, я. Как слышите меня?

– Очень тихо, – пожаловался граф.

Ну да, громкую связь я ещё не придумала. Но это уже от лукавого. Главное, слышно. Пришлось брать трубку в руки и подносить к лицу привычным жестом.

– А так хорошо слышите?

– Отлично, Роксаночка! Глафира Александровна и тётушка Жени́ тебе привет передают.

– Скажите им, что я их крепко обнимаю и целую. Конец связи.

Я нажала кнопку отбоя и посмотрела на округлившиеся глаза и отвисшие челюсти партнёров. «А приятно-то как гордыню потешить», – отметила про себя и достала подробную, опробованную, с уточняющими пометками и разъяснениями инструкцию для изготовления основы переговорщика.

– Фёдор Зиновьевич, вам надо корпус разработать. Желательно из тонкого металла – сама пластина хрупкая почти как стекло. Вы же, мэтр, придумайте сменный накопитель. Того, что есть, хватает всего лишь на полчаса непрерывного разговора, – раздала я технические задания своим партнёрам и направилась было к двери, но вспомнила, о чём не успела предупредить: – Пожалуйста, помните о конечной цене артефакта. Драгметаллы, самоцветы и бриллианты только по индивидуальному заказу.

И уже взявшись за дверную ручку, услышала за спиной.

– Роксана, и всё же… Как вы до этого додумались?

Надо же, удостоилась. Аристарх меня по имени назвал. Да это покруче ордена от цесаревича будет. Такие вопросы нельзя без ответа оставлять, и я честно призналась:

– Не знаю, – но во взглядах видела недоверие, потому пришлось рассказывать о многочасовых медитациях и размышлениях. А завершила рассказ о трудном поиске истины словами: – Триединый помог.

Аристарх, не верящий в высшие силы, только хмыкнул. Зато Феденька истово осенил себя обережным знаком. Раз, другой, а третий не закончил, остановился и вновь уставился на меня вопрошающе:

– А с чего вам затея эта в голову пришла?

Тут-то я знала, что ответить. Хороший маркетинг начинается с интересной истории. И пусть в эту легенду верят не только покупатели, но и сами создатели. Хорошую идею мне подбросил мэтр, вот её я и использую:

– Вы же знаете, Фёдор Зиновьевич, что судьба разлучила нас принцем Таиром – женихом моим. Письма дело хорошее, но так порой голос суженого услышать хотелось. Вот и взмолилась я силам природы и Создателю нашему, чтоб надоумили, как решить эту задачу можно. – Говорила я эмоционально, сжав перед грудью руки. Сама почти в рассказ свой поверила. Слушатели, не смотревшие бразильских и турецких сериалов, и вовсе внимали, приоткрыв рты.  

– Вот она, сила любви, – потрясённо покачал головой Феденька.

Больше всего удивил Аристарх. Я-то думала, что этот циничный, себялюбивый дядька сейчас высмеет мою легенду и, опираясь на изначальные факты, разобьет её в пух и прах, но он, глубоко задумавшись о чём-то своём, только протяжно выдохнул:

– Да…

Глава 7

Глафира, заметив мерцание открывающегося портала, в который раз окинула нас с Николаем Ивановичем критично-заботливым взглядом, кивнула одобрительно и ещё сильнее выпрямила спину.

– Почему они каждый раз открывают портал в гостиную, – проворчала я, ожидая, когда Абяз передаст служащему ханского дворца корзину с подарками. – Отправляли же в канцелярию новые координаты.

– Не рви сердце, душа моя, – улыбнулся граф. – Ты же знаешь, как они работают. У них срочные донесения могут годами пылиться, а тут изменение координат всего лишь.

Из прохода донесся громкое и торжественное объявление:

– Его Светлость граф Горонцов с супругой и княжной Верхосвятской.

На сей раз выход был сразу в зал приёма. Гости, успевшие поздравить хана с очередной годовщиной правления и сложить дары в специально отведённое место, фланировали вдоль стен, попивая безалкогольные напитки.

Мы втроём шествовали через зал к возвышению, на котором восседал Великолепнейший хан Кирим. По правую и левую руку наместника, а также за креслом его стояли сыновья и ближайшие сановники, но кто конкретно, было непонятно. Невместно пялиться незамужней девушке на мужчин, потому очи скромно опущены едва ли не в пол.

Подошли, мы с княгиней приседаем в низком реверансе, граф склоняется в почтительном поклоне.

– Друзья мои, – обратился к нам Кирим, тем самым давая разрешение выпрямиться, – я рад вас видеть на празднике. Тем более что хотел бы сегодня во всеуслышание объявить о помолвке моего сына Таира и княжны Роксаны. Вы же не передумали?

Казалось, что вопрос адресован нам всем, но смотрел при этом хан на меня. Поэтому и ответила я:

– Не передумала, Ваше Высочество.

А что я могла ещё сказать? «Простите, я забыла, что когда-то слово дала. Переписка в течение трёх лет? Это не то, что вы подумали. Мы по делам торговым отчётами обменивались». Конечно, наместник тот ещё… к-хм… мог бы предупредить, а не перед фактом ставить. Но я в этот кузовок запрыгнула почти девять лет назад, и обратного ходу нет. Хан жив, и осёл не умер…

– Вот и славно, – хлопнул ладонями по мягким подлокотникам кресла наместник. – Таир, ступай к невесте. Перед фейерверком объявим о помолвке, а пока можете гулять и веселиться.   

После этих слов я попыталась взглядом отыскать суженого, но пока он сам не сделал шаг от трона отца, я его не узнавала. Неужели этот красивый молодой мужчина, спускавшийся к нам с возвышения, – мой жених? Конечно, за три года черты лица радикально измениться не могли, но красивая, ухоженная бородка слегка поправила овал. Разрез и цвет глаз те же, но уверенный взгляд сильно меняет впечатление. Даже пушистые ресницы не смягчают суровости. А ещё традиционная гиримская шапочка, которой я на нём никогда не видела, добавила ему роста.

Что ж, Таир может быть доволен – сюрприз удался.

– Ваша Светлость, могу ли я предложить вам руку? – галантно склонив голову, спросил он меня.

– Почту за честь, – отвечаю я, кладя ладонь на его рукав.

Глафира с графом, соблюдая приличия ­– молодые люди должны быть под присмотром, – молча шли следом. Наконец, нашли относительно спокойное место и остановились. Таир первым взял слово:

– Николай Иванович, Глафира Александровна, Роксана, поверьте, я шокирован не меньше вашего. Отец ни слова перед приёмом не сказал о своих планах, – он немного виновато посмотрел на нас, а потом широко и искренне улыбнулся и продолжил. – Но я счастлив, что Роксана не отказалась и я имею полное право открыто ухаживать за своей невестой.

Счастлив он, проворчала я про себя, сжимая веер обеими руками, и самым деловым тоном, на который была сейчас способна, сказала:

–  Ваше Высочество, могли бы уже по нашим торговым делам понять, что я привыкла своё слово держать. – Милость Триединого, как я удержалась не показать ему язык после этого заявления?! Сжала покрепче губы, помолчала секунду, успокаиваясь, и продолжила тем же тоном: – Помолвку сегодня объявят, но свадьбу отпразднуем через год. К той поре я буду совершеннолетней, приму титул, и вот тогда…

И тут я совершила ошибку – посмотрела на своего невероятно красивого жениха. На том запас моей твёрдости закончился. Кажется, я покраснела, смущённо отвела глаза, прикусила губу… Короче, вела я себя в этот момент как нормальная влюблённая девушка.  

– Хватит вам уже… – Глафира смотрела на нас с мягкой улыбкой. Должно быть, уже правнуками имена придумывает. – Таир, я верю, что вы сможете сделать мою внучку счастливой.

– Добро пожаловать в семью, сынок, – протянул открытую ладонь для рукопожатия граф.

И не нужны были какие-то слова, чтобы рассказать о чувствах и эмоциях. Мы, взявшись за руки, смотрели в глаза друг друга, не замечая людей, не слыша музыки и разговоров. Весь мир резко сократился до небольшого пространства, где были всего лишь мы вдвоём. Бабушка с дедом прикрывали нас от нескромных глаз своими спинами и отбивались от жаждущих пообщаться дежурными любезностями. Сколько мы так стояли, я не знаю. Но подбежал церемониймейстер и прошипел:

– Быстро! Быстро идём к Его Великолепному Высочеству.

Так и не расцепляя рук, мы двинулись к помосту. Собираясь на приём, я боялась, того, что меня будут рассматривать и обсуждать, но вот сейчас, идя через зал, поймала себя на том, что все посторонние взгляды и слова отскакивают от меня, никоим образом не влияя на моё настроение. Будто я накрыта защитным куполом.

Вдруг Таир притормозил и спросил:

– Выйдешь за меня?

– Выйду, – просто ответила я своему принцу.

К объявлению нашей помолвки приготовились основательно. Учли даже наше с Таиром разное вероисповедание. Для принятия предварительной клятвы привезли жреца из храма Всевышнего. Того самого, где я прошла вторую инициацию.

Старичок был настолько стар, что я удивилась, как он добрался до ханского дворца и не рассыпался по дороге. Но ясный взгляд ярко-голубых глаз был таким пронзительным, что, показалось, рассмотрел саму душу. Рассмотрел и улыбнулся.

– Дайте руки, дети мои, – прошелестел он, и мы вложили правые руки в его дрожащую ладонь.

Второй жрец, немногим моложе того, что проводил обряд, накрыл наши длани рушником, вышитым по краям широкой нарядной каймой. Мне захотелось рассмотреть рисунок, но он был таким сложным, что только и смогла разобрать мужской и женский силуэты, какие-то растения, и больше ничего не поняла.

– Обещаешь? – требовательный вопрос вдруг вывел меня из непонятного транса.

– Обещаю, – кивнула я и только потом поняла, что суть вопроса от меня ускользнула.

«Ой, надеюсь, не пообещала я перед лицом Всевышнего ничего глобального и идущего в разрез с моей жизненной позицией. А то ведь выполнять придётся», – думала я, с улыбкой глядя в светлые глаза жреца.  

И тут руку под полотенцем словно током ударило.

Ай! Это меня за мысли недостойные наказывают, что ли? Хотела было выдернуть ладонь и посмотреть, не сильно ли пострадала рука, но старенький дедок не дал мне этого сделать. Он повернулся к Таиру и тоже его о чём-то спросил. И вновь я не поняла сути вопроса. Только уверенный ответ:

– Обещаю.

И ещё одна резкая боль. Едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. А ведь это только помолвка.  Как же во время свадьбы будет?

Но тут жрец отпустил наши руки, а его ассистент стянул полотенце, и я увидела на руке, чуть выше запястья, тот самый узор, что разглядывала на вышивке. Только был он очень-очень простым. Схематичные мужчина и женщина держатся за руки, и соединяет их браслетом вокруг руки непонятная растительность. Не то вьюнки, не то виноград…

– Невеста моя… – повернулся ко мне Таир.

– Жених мой… – улыбнулась я в ответ.

И тут нас накрыл шквал поздравлений. «Интересно, какое отношение имеют посторонние люди к нашему счастью? Им-то не всё равно ли, кто на ком женится?» – думала я, благодарно кивая и слушая дежурные слова, растянув губы в такой же дежурной улыбке.

Спасибо церемониймейстеру, вышедшему в центр зала и объявившему:

– Господа, прошу всех на свежий воздух. Сейчас начнётся световое представление.

Мы, подхваченные людским потоком, тоже спустились в парк. Я, несколько оторопевшая от быстроты происходящих событий, просто следовала за Таиром. Рядом, не отставая ни на шаг спешили Глафира и Николай Иванович.

– Давайте свернём здесь. Тут есть небольшая уединённая беседка, из неё будет самый лучший вид на зрелище, – пригласил нас принц, отодвигая ветки, скрывающие проход.

Мы стояли у балюстрады и поглядывали вверх в ожидании фейерверка. И дождались – раздался залп. Вот только огней, должных расцветить небо, не было. Полыхнуло зарево со стороны дворца и ещё один взрыв потряс воздух и беседку, в которой мы стояли.

– Отец, – рванул к выходу Таир.

Но Николай Иванович перехватил его.

– Остановитесь, Ваше Высочество. Если мой друг хан Кирим жив, то бежать туда, бросая наших дам одних, не стоит. Если же случилось нечто трагичное, то вам и вовсе делать там нечего. Есть дворцовая охрана, есть специальные службы, и создавать излишнюю суету тоже не надо. Давайте немного подождем. Обещаю вам, что через двадцать минут мы все вместе пойдём узнавать, что же там произошло.

Таир, не отводя глаз от разгорающегося зарева, подошёл ко мне, обнял за плечи и прижал к себе.

– Как же хорошо, что ты рядом.

Глава 8

Таких длинных минут, никогда не было в моей жизни до сего дня и, надеюсь, больше не будет.

Положившись на опыт Николая Ивановича, мы выжидали, когда можно будет относительно безопасно подойти к дворцу. Стоя рядом с Таиром и касаясь его плечом, я чувствовала напряжение, исходящее от жениха. Словно тетива натянутого лука, вибрировала каждая мышца, а любой нерв был готов отдать команду действовать. Но разумные доводы бывшего посла удерживали принца в беседке.

– Ваше Высочество, – вдруг обратился к Таиру граф. – Вы выросли в этом дворце, должно быть, и парк хорошо знаете. Подскажите, как можно пройти к месту… эээ… несчастья незаметно?

Принц растерянно осмотрелся, нахмурил брови – наверное, вспоминал тайные тропки, – потом лицо его немного просветлело.

– Вот здесь вдоль газона есть высокая живая изгородь. За ней как раз и проходит служебная дорожка. Там садовники тележки катают с удобрениями, инструментами и мусором, слуги иной раз бегают, чтобы дорогу сократить… По ней до подъездной площадки пройти можно.

– Ведите. Только не торопитесь излишне, Ваше Высочество. Помните, что обувь наших дам не предназначена для прогулок по гравийным дорожкам, – напомнил Николай Иванович.

И мы пошли.

Чем ближе подходили к дворцу, тем громче слышались крики людей, крепче воняло пороховой гарью и становилось понятнее, что без жертв не обошлось.

– Так, друзья мои, – опять взял на себя командование граф, – вы пока останьтесь здесь, под прикрытием кустов и тени, а я осторожно разузнаю, что же произошло. После этого будем решать, что делать дальше.

Тут Таир взбрыкнул. Похоже, запас его смирения закончился, и принц, чуть дёрнув подбородок вверх, заявил:

– Пойду я.

Николай Иванович шаркнул ногой по мелким камням, покрывающим дорожку, и почтительно склонил седую голову, демонстрируя готовность подчиняться. Правда, когда выпрямил спину, то взглянул в лицо принца без должного подобострастия.

– Что ж, это ваше право, но прежде позвольте мне сказать несколько слов, – и не дожидаясь разрешения, продолжил. – Думаю, вы, как и я, догадываетесь, что это за взрывы были. Скорее всего, заряд заложили на балконе, откуда наместник и его ближайшие люди собирались смотреть фейерверк. Кто там должен был быть?

– Отец, братья, два или три советника… – начал перечислять Таир и осёкся.

Граф положил ему руку на плечо и продолжил:

– Если по милости Триединого или счастливой случайности их там не было, всеночную на коленях отстою, благодаря Создателя за спасение друга моего. Но если допустить самое плохое, то…

– …Таир наследует гиримское ханство, – ахнула молчавшая до этого Глафира.  

Мы смотрели на закусившего губу принца в ожидании каких-то слов.

– Я не хочу! – заявил жених. Обвёл нас злым взглядом, словно это мы устроили его престолонаследие, и повторил ещё раз: – Я не хочу!

– Понимаю, Ваше Высочество, власть – тяжкая ноша и не каждому по плечу. Но сейчас давайте я просто узнаю, что произошло, – ещё раз поклонился Таиру граф, чётко, как на плацу, повернулся и пошагал к скоплению людей.

Помимо хана Кирима, двух его старших сыновей, советников и мадьярского посла с женой на балконе никого не было. Зато скопление гостей на площадке перед центральным входом во дворец, над которым как раз и нависал балкон, было плотным. Пострадавших  оказалось так много, что за срочной помощью обратились в Москаград.

Помимо бригады целителей и лекарей прибыли чиновники департамента государственной безопасности. Я уже встречалась с этими людьми в неприметных серых мундирах, с папочками под мышкой, с лицами, не выражающими никаких эмоций, но с цепкими недоверчивыми взглядами.

Уцелевших гостей разместили в непострадавшем крыле дворца. Расторопные слуги, скрывая собственный страх, разносили пледы и чашки с горячим чаем.

– Почему вы не остались наблюдать зрелище на площади перед дворцом? – подозрительно сузив глаза, вопрошал чиновник.

– Мы с Его Высочеством принцем Таиром сегодня прошли обряд помолвки. И нам не терпелось побыть вдвоём. Вот и отошли в беседку.

– Так вы двумя минутами ранее сказали, что были там вчетвером. Что граф Горонцов с супругой сопровождали вас.

– Так и было. Но отвести глаза двоим проще, чем толпе.

– Вы, Ваша Светлость, так откровенно признаётесь…

– Знаете, лучше пусть меня обвиняют в недостойном поведении, нежели в групповом смертоубийстве.

Вопросов было много. Спрашивали о всяких мелочах, о которых я и сказать ничего не могла.

– Прошлый раз, Роксана Петровна, вы отвечали более охотно.

– Прошлый раз, сударь, я не была сосредоточена на одном человеке, потому больше видела и лучше запоминала.

Отпустили нас под утро.

Мы втроём стояли на заднем дворе багчисарайского дворца, где маги-пространственники из министерства внутренних дел империи организовали временный портальный пункт. Опрошенных гостей, взяв со всех обещание по первому зову явиться для дачи показаний, отправляли по домам. Скоро и наша очередь подошла.

– А Таир? – спросила я уставшего деда. – Может, его к нам пригласить надо было?

– Не до нас ему сейчас, Роксаночка. Помимо допросов ещё и похороны отца и братьев, – вздохнул граф.

– Бедный мальчик, – смахнула слезинку со щеки Глафира.

– Проходите, не задерживайте очередь, – вроде бы вежливо, но без должного почтения поторопил нас чиновник в сером мундире.

М-да… для спецслужбы все мы, выжившие в теракте, больше подозреваемые, чем пострадавшие.

В широкие террасные окна, пробиваясь сквозь ветви и иглы сосен, светили лучи восходящего солнца. Морской бриз раздувал невесомые, прозрачные занавески и очищал лёгкие от смрада ханского дворца. Я понюхала рукав платья, поморщилась и пошла отмываться от пыли, запахов и липкого пота, рождённого страхом. 

До постели едва доползла, не в силах думать о произошедшем. Сон был беспокойным, сновидения мучительными и вязкими. Я барахталась в непонятной хмари, которая кружила меня, не давая возможности сосредоточиться и понять, куда мне теперь идти и что делать. Ещё и дразнилка издевательская, то шёпотом в ухо, то криком вороньим, то хихиканьем мерзким:

– Ха – ха – ха – ханша! Ты! Ты ха – ха – ха – ханша!

От этого крика я и проснулась.

Оказалось, что проспала весь день. Ох, как же не люблю я такое. Теперь полночи уснуть не смогу, пойду в лабораторию, начну работать, просижу до утра… Чтобы вернуться к нормальному графику «днём работаем, а ночью отдыхаем», придётся приложить немалые усилия.

А ещё придётся немало постараться для того, чтобы привести в пристойный вид мои волосы. Вчера, помыв их, забыла просушить, и за время беспокойного сна они превратились в воронье гнездо.

– Роксаночка-детка, солнышко садится. Не стоит в это время спать – голова болеть будет, – с такими словами ко мне в комнату заглянула Глафира. – Ох ты, милость Триединого! Что у тебя с волосами? Давай гребень, будем распутывать это безобразие.

Я, понимая, что меня ждёт, только вздохнула, усаживаясь так, чтобы бабушке удобнее было.

– Ба, а что думает Николай Иванович о Таире? Вернее, о том, сможет ли он справиться с правлением? – спросила я, стараясь отвлечься от неприятных ощущений на голове.

– Сама об этом у него спроси. Веришь, мы как домой вернулись, он ещё глаз не сомкнул. Ушёл в кабинет и весь день писал что-то. Вставал, ходил, бормотал, на карту полуострова смотрел и опять писать начинал, – аккуратно распутывая сильно спутавшийся колтун, ответила Глафира.

– Думаешь, он перспективный план развития Гиримского ханства составлял? – я попыталась вывернуться, чтобы посмотреть княгине в глаза.

– Думаю, что он не хочет, чтобы твоего жениха водили, как телёнка на верёвочке, враги Империи, а значит и ханства, – ответила бабушка, передавая мне гребень и принимаясь заплетать тугую косу. – Красавица ты у меня выросла и умница. Уж не знаю как тебе, но то, что Таиру с женой повезло, – это я точно знаю.

От таких слов я улыбнулась своему отражению в зеркале.

Но вспомнился вдруг крик из сна: «Ха – ха – ха – ханша!», и улыбка тут же погасла.

Глава 9

Напрасно я страдала, что день с ночью перепутаю. Спать урывками теперь приходилось всей семье. И не по выверенному графику, а когда возможность была.

Взрыв в ханском дворце разметал не только балкон, но и наше тщательно распланированное дневное расписание. Порой мне казалось, что портальный проход из кабинета наместника к нам в гостиную сделали стабильным. То и дело через него сновали чиновники безопасности, служащие министерства иностранных дел, в котором прежде служил граф, и дворцовые слуги.

Совещания проходили по нескольку раз в день, вернее в сутки. Кажется, все, кто был причастен к руководству полуострова, не думали, который сейчас час или день недели. Им было всё равно, день сейчас или ночь, главное – дело. В гостиную поставили несколько дополнительных диванов, и часто на них, укрывшись с головой пледом, кто-то спал – значит, выдалось у человека несколько свободных часов. Сейчас поспит немного и побежит дальше восстанавливать закон и порядок.

В столовой постоянно был накрыт стол. Горячий самовар, супница с ухой или борщом, свежая выпечка, нарезка сыра, ветчины, горшочки с паштетом. Никто никого не обслуживал, каждый проголодавшийся мог подойти положить себе что-то по вкусу и поесть. Торопливо или спокойно – это опять же зависело от того, сколько было свободного времени у человека. 

Весь первый этаж виллы превратили в штаб. На второй или третий день такой жизни я, стоя на лестнице и глядя сверху на раздражающую суету, пробормотала:

– Милость Триединого, как на войне…

– Почему «как»? – остановился рядом дед. Они с Глафирой переехали в спальню на втором этаже, освободив свои покои для проведения совещаний. – Это и есть война, Роксаночка. И от того, как быстро мы выстроим оборону, организуем контрразведку и, главное, сформируем эффективное руководство, будет зависеть наша победа.  

– Не получается пока? – сочувственно разглядывая уставшее лицо Николая Ивановича, спросила я.

– Получается, но плохо. – Граф вздохнул. – Традиционная местная неторопливость. Понимаешь, у них с рождения понятие заложено – спешащий человек не может быть солидным и успешным. Вот и соревнуются меж собой, кто медленнее дело сделает. Плюс каждый чей-то родич. Тронь одного – бойкот от всего клана прилетит. У меня порой ощущение, что детской лопаткой для песка гранитную скалу срыть пытаемся.

– Я могу чем-то помочь? – выскочила из глубин сознания Роксана Петровна, бывшая в далёкие годы не только красивой девушкой, но и активисткой, и комсомолкой.

– Для начала определи своих псов на эту лестничную площадку. Нечего чужим на жилом этаже и в твоей лаборатории делать, – я кивнула, соглашаясь, и одновременно досадуя на себя, что сама до этого не додумалась. Николай Иванович продолжил: – Хорошо было бы, если ты на совещания ходить начала. Во-первых, у тебя интересный, свежий взгляд на ситуации и неординарный подход к делу. Советы твои могут оказаться толковыми. Во-вторых, через год тебе вместе с Таиром править придётся. А это дело такое, знаешь ли, одним днём не научишься.   

И ещё один кивок согласия. Прав дед. Во всём прав. Можно посетовать на внезапный раскардаш в доме и закрыться в своём привычном мирке, отыгрывая роль ошеломлённой княжны, но правильнее принять активное участие в восстановлении прежней жизни.

– Прежней уже не будет, девочка моя. Всё течёт, всё меняется, а после таких резких встрясок – ещё и со скоростью взбесившихся коней, – граф притянул мою голову и чмокнул в макушку.

Упс! Кажется, последнюю фразу я сказала вслух.

Встречают по одёжке, утверждает народная мудрость. Значит, мне нужно срочно пересмотреть гардероб и подобрать себе соответствующие моему нынешнему статусу наряды.

– Ба? – я смотрела на платья, разложенные по креслам, дивану и кровати.

Мои покои стали похожи на модный магазин во время распродажи. Но самое ужасное, что ничего из имеющегося в наличии для моей задумки не подходило. Здесь были зимние и летние амазонки, платья для работы в лаборатории, наряды для прогулок и тренировок с собаками, нечто воздушное для посещения светских мероприятий и расслабленного отдыха. Но не было ничего подходящего, в чём я могла бы предстать перед серьёзными мужами и не вызвать у них снисходительную усмешку.  

– Понимаешь, в чём проблема – ты чужая. – Глафира потёрла пальчиком висок. Она всегда так делала в минуты размышлений и принятия решений. – Думаю, не только в Гиримском ханстве нашлось бы немало желающих отдать свою дочь или сестру замуж за Таира. И это было ещё до трагедии. А теперь породниться с наместником и вовсе честь великая. Вдруг ты. С другой верой, другим языком, с другими взглядами на жизнь. Ещё и одежда у тебя другая. Оденься ты сейчас как местная женщина, решат,  что хочешь сойти за свою, заигрываешь. Но и в европейском платье невесте хана нельзя на люди показаться. Открытые руки и декольте – моветон для гиримцев. Трудность ещё в том, что вряд ли ты потом сможешь стиль поменять. Жена правителя выше моды. Понимаешь?

Я понимала, потому лихорадочно прокручивала в голове примеры, варианты, стили из прежней жизни. И вдруг вспомнила удивительную женщину, жену – не первую и не единственную – правителя одной из арабских стран. Катара, кажется. Шейха Моза восхищала весь мир. Сколько раз я рассматривала в интернете её наряды. С одной стороны, сдержанно и стильно, с другой – невероятно притягательно, но при этом с соблюдением традиционных требований к одежде мусульманской женщины.

Почему бы мне не взять за образец её стиль?

Я схватила с конторки лист бумаги и карандаш. Первое – это силуэт. Никакой пышности и вычурности. Длинные узкие рукава. Скромный вырез под горло. Играем на цвете, деталях и качестве ткани. На такое платье можно надеть кружевной или меховой жилет; любые украшения смотреться будут на нём как на витрине. Ну и орденская лента тоже не потеряется в воланах, складках и прочих рюшах.

Глафира взглянула на эскиз. А я дополняла его, быстрыми штрихами рисуя чалму.

– Вот как-то так, – рассматривала я рисунок. – Что скажете, Ваша Светлость?

– Знаешь, мне нравится. Если будет желание соответствовать каким-то веяниям,  сможешь дополнять наряд аксессуарами, – одобрила княгиня и задумчиво приложила пальчик к губам. Помолчала немного и продолжила размышлять вслух: – Национальные мотивы можно подчеркнуть вышивкой или отделкой. Если захочешь, конечно.   

– Я вот только думаю, кто мне эти наряды шить будет. Мадам Полли вряд ли бросит свой проект.

Новое слово, несколько раз слетевшее у меня с языка, у нас прижилось, пользовались им и в деревне, и в Рыбачьем, и, конечно же, в усадьбе. Было оно намного легче, понятнее и проще, чем принятое в этом мире и в это время слово «прожект». Разница в одну букву, а поди ж ты…

– И всё же я ей напишу. Может, присоветует кого-нибудь, – поднялась с дивана бабушка. Осмотрела разгром и предложила: – Выбери себе самое необходимое, остальное дамам-благотворительницам отправим.  

Глава 10

На письмо княгини мадам Полли откликнулась мгновенно. Более того, она, испросив разрешения, прихватила двух помощниц и несколько рулонов подходящей, на её взгляд, ткани и в тот же день появилась в нашей гостиной.

Не обращая никакого внимания на суету и бедлам, царящий в доме, портниха с распростёртыми объятьями бросилась ко мне.

– Ах, княжна! Какую интересную задачу вы мне поставили. Долгие годы я хочу создать наряд, подходящий местным женщинам для выхода в свет. Её Светлость написала, что вы уже готовы предложить некий придуманный вами вариант.  Никто даже представить не может, как мне не терпится увидеть эскизы.  

Зайдя в комнату, модистка первым делом схватила лист с рисунком и уставилась на него в глубокой задумчивости. Было у мастерицы такое свойство. Набросит ткань на клиентку и замрёт, рассматривая нечто, видимое только ей.

– Когда я так смотрю, у меня варианты моделей словно перед глазами мелькают. Или я вижу, как именно эта дама в выбранном платье двигаться будет. Далеко не всякую вещь человек носить может. Обращали внимание, что некоторые мужчины в мундирах бравыми молодцами смотрятся, а иные как… Ой, лучше промолчу.

Вот и сейчас портниха анализировала соответствие представленной модели моим потребностям. Наконец-то отвела взгляд от рисунка и улыбнулась радостно.

– Это то, что вам нужно, Роксана Петровна!  Давайте ткань выбирать. Скажите, к какому сроку первое платье должно быть готово?

Я взглянула на часы и печально объявила:

– Совещание, на которое меня пригласили, начнётся через три с половиной часа. Ничего подходящего для этого, как вы понимаете, у меня нет.

По опыту и прошлой, и этой жизни знаю, что люди по-разному относятся к сложным заданиям. Кто-то, узнав степень трудности условий, впадает в уныние и откладывает начало работы до критического срока. Другие, встретившись с проблемами, не только сами мобилизуются, но и привлекают для осуществления планов все возможные ресурсы и выполняют задания наилучшим образом в оптимальные сроки.

Мадам Полли явно относилась к тем, кого препятствия только вдохновляют. Внимательно осмотрев пока ещё неубранные платья, она решительно выбрала одно и приложила ко мне.

– Мы не успеем за три часа сшить новый наряд. Но вот этот туалет мои девочки смогут переделать до желаемого варианта. А вам, княжна, я бы рекомендовала отдохнуть. Простите мою откровенность, но выглядите вы неважно. Складывается впечатление, что недосыпание. – Я только рукой махнула. До сна ли сейчас… – Вот и поспите хотя бы пару часов.

Передав меня с рук на руке Глафире, она уже за моей спиной хлопнула в ладоши и приказала своим работницам:

– Мадемуазель, работаем!

– Чисто генерал, – усмехнулась я. – Надеюсь, им хватит времени, чтобы я предстала на совещании в достойном виде.

Бабушка привлекла меня к себе, поцеловала в висок – до макушки уже не доставала – и ободряюще улыбнулась.

– Уверена, что с платьем проблем не будет, а вот что тебе следует отдохнуть, тут мадам Полли права. Знаешь, детка, совещания бывают  невыносимо скучными, порой даже привычные к таким делам сановники засыпают. Не хотелось бы, чтоб ты на первом же оконфузилась. Поэтому приляг и отдохни.

Проводила меня в дальнюю гостевую комнату, задёрнула шторы на окнах и пообещала зайти за полчаса до назначенного срока.

Что ж… если все так настырно заставляют меня лечь, полежу немного, думала я, устраивая голову на подушке, источающей тонкий аромат лаванды.

Казалось, только глаза прикрыла, а уже будят.

– Лапушка, пора, – едва касаясь прохладными пальчиками моей щеки, негромко позвала княгиня. Я села на постели, не в силах глаза открыть. Но следующие слова, сказанные с невыносимой жалостью, разбудили окончательно. – Роксаночка, детка, пусть их… Мужское это дело совещаться и планировать, а ты барышня. Княжна. Отдыхай, птичка моя.

– Нет-нет, бабушка. Я обещала!

Потрясла головой, разгоняя сонную хмарь, встала и направилась в свои покои одеваться к встрече с чиновниками.

Вот как портнихи из платья для визитов смогли сделать этот женственный, но сдержанный и даже строгий наряд?

Пышная юбка превратилась в прямую, скромный вырез до середины груди закрыла вставка под горло из плотного кружева в цвет основной ткани. Оборки, украшавшие ранее подол, манжеты и декольте, спороли. Зато на вставке, рукавах и кушаке, призванном подчеркнуть мою талию, появились ряды серебристых пуговиц, гармонично сочетавшихся с серо-голубым цветом платья.

– Получилось даже лучше, чем я себе представляла, – который раз обойдя меня по кругу, объявила портниха. – Теперь я точно знаю, в каком стиле шить вам парадные платья. Надеюсь, вы не откажете мне в такой чести, Ваше Высочество?

Мадам Полли склонилась в низком реверансе. А я растерялась. Какое Высочество? Зачем она так? Выручила Глафира. Строго, пресекая фамильярность, допущенную модисткой, она сказала:

– Не стоит торопить события, уважаемая госпожа Маркелова. Достаточно обращаться к Роксане Петровне «Ваше Сиятельство».  

Ах, как тонко и элегантно княгиня поставила её на место! Нет, учиться мне ещё и учиться быть аристократкой. Никуда мои рабоче-крестьянские корни не делись. Должно быть, недостаточно ещё «просолилась» в высокородной атмосфере. Говорят же, что человек впитывает в себя модель поведения общества, в котором он живёт, – как свежий огурец, попавший в бочку с рассолом, через время становится солёным.

Эти мысли привели меня к вопросу: а смогу ли я при моей склонности к демократии стать достойной поддержкой Таиру в его правлении? И так глубоко задумалась, что не заметила, как Глафира закончила закалывать шпильки в мою причёску и вопросительно смотрела на меня через отражение в зеркале.

Почувствовав взгляд, я подняла глаза и спросила:

– Пора?

Глафира коротко кивнула и протянула мне новую записную книжку в красивом переплёте.

– Даже если с задумчивым видом буду рисовать в ней цветы, то со стороны это будет выглядеть солидно, – пошутила я и пошла в комнату для совещаний.

Последний взгляд на своё отражение. Женское платье – оно как рыцарские доспехи. Чем удачнее наряд, чем лучше он подчёркивает достоинства и скрывает недостатки, чем безупречнее подходит к ситуации, тем более защищённой и уверенной чувствует себя дама.

На мой взгляд, сегодня я выгляжу безукоризненно, и это придаёт сил. Тем более что я планирую не просто присутствовать на совещании, а поднять несколько неприятных, но актуальных вопросов.

Глава 11

Не помню, было ли такое, чтобы я слишком активно и эмоционально что-то в этом мире критиковала. Чужой монастырь… Хотя какой чужой? Почти за четырнадцать лет в этом мире он своим стал, можно сказать, родным.

Осознав, сразу приняла Триединого. Не как религию, но как реально присутствующую силу, курирующую созданный им мир. Неустанно благодарю за жизнь, за Глафиру и возможности, данные мне. Время от времени обращаюсь за помощью. Уважаю систему правления в государстве, в котором живу, и самого Императора как человека, несущего невероятное бремя ответственности за страну и народ. Ответственность перед кем? Да перед тем же Создателем. Это не перед электоратом, потупив глазки, оправдываться о невыполненных обещаниях – небесная инстанция куда как выше и могущественнее. Но всё равно мне кажется, что несёт службу свою Василий Четвёртый не за страх, а за совесть. Так же и сын его Дмитрий нести будет, когда черёд его придёт, и сыны сынов его.

А ещё в этом мире мне нравится почтительное отношение мужчин к женщинам.

Нет, я не наивная чукотская барышня, смотрящая на жизнь через розовые очки, и прекрасно понимаю, что ни один дворянин не станет расшаркиваться перед крестьянкой или купчихой, но и не огреет плетью, развлекаясь. Пусть нет в Великороссии культа женственности и материнства, но убеждения, что баба животное безмозглое, и не поправь её кулаком по сусалам – так и не будет знать, куда идти и что делать, тоже нет.

Ни в Калиновке, ни в своей деревне я не видела жестокого отношения к жёнам и дочерям. Может, за высокими дувалами и крепкими воротами нечто такое и бывало, но не таскали пьяные озверевшие мужья избитых в кровь жён за волосы по улицам, потешая соседей. Даже уродливо-извращённого утверждения «Бьёт – значит любит» не слышала никогда.

Но больше всего мне нравится, как мужчины, сколько бы лет им ни было и какой бы титул ни носили, встают, когда дама заходит в помещение, дабы поприветствовать её.

Вот и сейчас, войдя в комнату заседаний, едва удержалась от довольной улыбки и с трудом сохранила серьёзное выражение лица. Десять человек вскочили как по команде, отодвинули стул, чтобы мне сесть было удобно. Приятно!

– Господа, надеюсь, я не опоздала? – на всякий случай уточнила у собравшихся, и все дружно заверили, что по мне часы сверять можно.

В это время куранты в гостиной отбили очередной час, и председательствующий начал:

– Господа, – начал он, – сегодня мы наконец-то должны решить, что делать с ханским дворцом.

От неожиданности у меня даже рот приоткрылся. Они три дня не могут решить этот вопрос? Тогда о чём говорили за закрытыми дверями, если выходили из комнаты с крайне озабоченными лицами?

– А в чём сложности? – перебила я выступающего и тут же начала глупо хлопать глазами, пытаясь нивелировать проявленную непочтительность.

– Ну как же?! – несколькотеатрально всплеснул руками председатель – интересно, он специально для меня так жеманничает, или у него манеры такие? – и принялся горячо перечислять проблемы. – Мы никак не можем найти нормального инженера-строителя, который даст реальную оценку повреждениям. Запрос в канцелярию о чертежах, по которым строили дворец, канул, как топор в прорубь. Не хватает рабочих рук, чтобы нормально разобрать завал.

От таких слов мне показалось, что шпильки не выдержат и волосы от ужаса встанут дыбом.

– Как завалы не разобраны? – ахнула я. – Вы хотите сказать, что не всех погибших достали? Так может быть, там живые люди остались?

– Нет-нет! – успокаивающе замахал на меня руками председатель. – Маг-пространственник всё по камушку перебрал, но в целях экономии сил не переносил мусор далеко, а переложил с одного места на другое.

– И то хлеб, – проворчала я, облегчённо выдыхая испуг. Но тут же продолжила: – Это все проблемы?

– Их, Ваше Сиятельство, выше крыши, – опять всплеснул руками председательствующий. Шайтан их забери, почему ни у кого нет бейджа? Как к этому дядьке обращаться? – Я всего лишь назвал самые актуальные.

Я кивнула и обвела глазами присутствующих. Чиновники, умело изобразив серьёзные лица, что-то чиркали в своих тетрадях и блокнотах. Цветочки рисуют?  И почему так случилось, что одну меня интересуют дела насущные?    

– А давайте выставку рисунков устроим! – вдруг вырвалось у меня. – Победитель  пойдёт домой отдыхать. Остальные останутся и продолжат отрабатывать технику наброска.

У председателя брови заскользили по гладкому лбу к остаткам волос на макушке, кто-то поднял глаза от своих записей, но большинство продолжало кивать, как фигурка дурашливой собачки на торпеде автомобиля. Они даже не слушали меня!

Не дожидаясь помощи, я встала – тяжёлый стул проскрипел ножками по каменным плитам, Глафира будет недовольна – и быстрым шагом пошла вокруг стола, через плечо заглядывая в папки чиновников.

Решётка ромбом, часть квадратиков заштрихована. Птичка на ветке. Роза. Лошадка или собачка – одному автору ведомо. Парусник в бушующем море. Абстрактные загогулины. Упс, мой портрет. Очень даже неплохой. Когда успел? Конспект заседания.

Закрыть свои творения не смогли потому, что я немного помагичила. А что? Пусть тайное станет явным.

– Господа, простите, я не знаю ваших имён. Но победителя в конкурсе определить смогла. Мне очень понравился портрет. Подарите? Спасибо. И да… можете быть свободным. Кажется, вы не тем делом занимаетесь.

– Тем, – покрасневший чиновник поднялся с места. – Я архитектор. Прислан департаментом для помощи и надзора. Но пока работы по профилю для меня нет.  

В голове мгновенно сложилась комбинация. Вынула из кармана пластину переговорщика и ткнула в кнопку, соединяющую с Глебом.

– Слушаю, Роксана Петровна, – мгновенно отозвался бывший артельщик.

– Глеб, ты мне срочно нужен. Бросай все на уважаемого Хайдара и бегом в усадьбу, – приказала я.

– Полчаса терпит? – Глеб, как всегда, собран и немногословен.

– Жду. Конец связи, – сказала я и ткнула пальцем в кнопку. Спрятала артефакт в карман и обратилась к архитектору, не глядя на него:

– Сейчас придёт наш строитель… – и подняла глаза.

Почти все присутствующие повторили выражение лица председателя, изображённого несколькими минутами ранее: рты приоткрыты, брови уползли вверх, глаза едва ли не навыкате.

– Что?

– Вы что такое сейчас делали, Ваше Сиятельство? – архитектор приложил ладонь к уху, повторяя мой жест.

– По артефакту связи разговаривала с нашим строителем. Николай Иванович, здесь всегда так? – последние слова, обращённые к деду, я произносила нарочито капризным тоном.

Граф всё это время молчал, только конспектировал ход совещания да посматривал на происходящее с ехидцей, едва сдерживая улыбку.

– Что именно, Роксаночка?

– Первый класс начальной школы, а не совещание. Рисуют, игрушками интересуются, – раздражение нарастало. Таир надеется, что все эти люди помогут ему, а они… Вдох – медленный выдох, и я продолжила. – Господа, кто конкретно отвечает за чертежи?

Переглядываются, плечами пожимают. Смотрю на председателя – развёл руками. Хорошо. Не хотите по-хорошему, будет так, как я умею.

– Вы, – смотрю на того, кто исчертил весь лист ромбами в шахматную клетку. Баловалась когда-то расшифровкой неосознанных кракозябр, рассматривала листы коллег, оставшиеся после совещаний на столах, желая поглубже заглянуть в душу. Если я не ошибаюсь, у этого господина есть некие проблемы в поиске пути или самого себя, но человек он прямой и честный. – У вас есть конкретное задание. Нет? Отлично. Как смотрите на то, чтобы навести порядок в канцелярии? Если не знаете, с чего начать, то после совещания подойдите, я вам помогу. Отлично. Надеюсь, что чертежи у нас скоро найдутся.  –  Я повернулась к председателю. – Что там ещё было? Нехватка рабочей силы? Господа, есть предложение перейти во дворец. Вы не возражаете?

Встали и унылой толпой потянулись к порталу.

Остались только двое, кому я уже дала задание. Оба сели и стали что-то строчить в своих блокнотах. Ага, планы составляют. Скука и мрачность с их лиц исчезла – у чиновников появилась чёткая цель, и они готовятся брать её штурмом.

– Господа, как закончите, тоже подходите во дворец. А вы, – это уже к архитектору – дождитесь нашего строителя Глеба. Он очень сметливый и практики у него много.

Подхватила юбку – чёрт, юбку заузили так, что не шагнёшь привычно, – и поспешила за чиновниками, пока не разбежались. Кажется, они догадались, где я придумала взять рабочую силу завалы во дворце разбирать.

Глава 12

Во дворце сновала масса народу. Чиновники в мундирах трёх или четырёх ведомств – их можно было различить по цвету сюртуков и нашивкам на рукавах, – дворцовые слуги, какие-то непонятные личности. Кто-то вальяжно гулял по залам и комнатам, рассматривая повреждения и сохранившиеся украшения стен, кто-то спешил, на ходу заглядывая в бумаги; были и такие, что, собравшись в группки, о чём-то переговаривались вполголоса.

Насчитала человек тридцать бездельников – тех, что сновали туда-сюда с деловым видом, в расчёт брать не стала. «Ну вот, а говорят, некому работать. Это они просто мотивировать не умеют», – ехидно усмехнулась я, но мысленно. На лице же сохраняла самое невинное выражение.

Сделав вид, что меня заинтересовала криво висевшая на стене закопчённая шпалера, я сделала незаметный знак Николаю Ивановичу: «Срочно нужно переговорить». Была у нас тайная система знаков, разработанная графом. Хоть и редко пользовались, но иногда, как сейчас, выручало.

– Думаете, этот ковёр ещё представляет какую-то ценность? – склонив голову к плечу, спросил дед, остановившись рядом со мной, и, понизив голос, задал другой вопрос: – Что придумала, Роксаночка?

– Ничего не могу сказать о его ценности, но висит он так, что в любой момент может кому-нибудь на голову свалиться. Мне кажется, стоит об этом сказать управляющему дворца.

Говорила не таясь, но смысл граф понял.

– Позвать?

– Да.

Две последние фразы одними губами обозначили. И не торопясь отошли от ковра и друг от друга.

Управляющий прибежал минут через десять. Было видно, что человек за эти три дня от силы спал часов десять и ел на бегу. Синяки под глазами, бледный, сорочка, надетая под халатом, несвежая. Нарушив правила приличия, диктующие, что не следует в обществе под щитами безмолвия беседовать, я поставила полог тишины. Не желаю, чтобы бездельники уши грели.

– Эльти ана, – поклонился мужчина, приложив руку к сердцу, – готов служить. Приказывайте.

– Как ваше имя, уважаемый? – начала я разговор с главного.

– Простите меня, эльти ана, за невежество, – стушевался бедняга. – Ядгар имя моё, о прекраснейшая.

Последние слова невольно заставили поморщиться. Понимаю, традиции и всё такое, но неискренние комплименты какие-то, неживые.

– Уважаемый Ядгар, давайте обойдёмся без восхвалений. Они сейчас только время отнимают. Это первое. Второе, после того как выполните моё поручение, вы пойдёте в свои покои, поедите, вымоетесь и будете спать до завтрашнего обеда. Хорошо? – Управляющий смотрел на меня непонимающим взглядом. Недосып сильно снижает умственные способности даже у самых смекалистых. – Вы очень ценный сотруд… ой… вы очень ценный работник, господин Ягдар. И мы бы не хотели потерять вас, уважаемый. Поэтому непременно отдохните. Есть у вас заместитель? Толковый? Вот и отлично. Пусть покажет свое рвение. Договорились? – кажется, смысл моих слов дошёл до мужчины, и у него подозрительно блеснули глаза. Ну, это тоже бывает от усталости. Понимаю. Улыбнулась как можно более радушно, выказывая свое расположение, и продолжила: – Уважаемый Ядгар, здесь по залам шляются непонятные бездельники. А вы, я знаю, никак не можете мусор убрать после взрыва. Шанцевые инстру… Да что ж такое-то? Лопаты, мётлы, носилки есть? Отлично. Пусть принесут на всех. Хорошо бы рукавицами господ обеспечить, а то ведь мозоли на ладошках холёных натрут. И кто-то должен руководить этой артелью. Где взять, куда отнести, гаркнуть, чтоб пошевеливались. Есть такой человек? Нет-нет, не вы. Вы сейчас отдыхать пойдёте. Узнаю, что нарушили мой приказ, обижусь. Право слово, обижусь.

Управляющий, приложив обе руки к груди, склонился в глубоком поклоне. Что ж… мне не трудно проявить заботу, а человеку приятно. Так и завоёвывают сердца подданных.

«Стоп, Роксана Петровна, не туда тебя несёт. Смотри, корона – или что там у наместников? – мозг сдавит», – одёрнула я себя и пошла к горе мусора, высившейся перед разрушенным фасадом.

Мои соратники по совещанию побрели за мной, как небольшая отара за чабаном. Подошла, выбрала обломок, на который можно относительно безопасно забраться, и обернулась к сопровождающим:

– Господа, мне необходимо встать на это возвышение. Помогите, пожалуйста.

Подхватив меня с двух сторон под локти, так, словно тренировались не один день, двое из «прозаседавшихся» практически закинули туда, куда я хотела. Встала, осмотрелась. М-да… мне казалось, что будет немного ниже, но не переигрывать же теперь. Стану вещать с высокой трибуны.

Немного усилив голос при помощи магии, сказала:

– Господа, кого интересуют самые свежие новости, подойдите ко мне.

Из зала, из парка и ещё невесть из каких мест, словно тараканы из щелей, на площадку вышли люди. И оказалось их даже больше, чем я предположила. Они подошли туда, где я изображала памятник себе любимой, и с любопытством уставились на меня. Кто-то сам узнал, кому-то подсказали, что за девица ораторствует.

– Господа, – обратилась к собравшимся с самой очаровательной улыбкой, на какую была способна, – я уполномочена сделать заявление. Вы же здесь не просто так… Верно? Кто из газет? – человек десять подняли руки. Надо же! Подумать не могла, что в империи столько печатных изданий. – Остальные, как я понимаю, посланы начальством собирать информацию, дабы не прозевать нечто важное. Верно? – в ответ мне кивнули и даже хитро улыбнулись. Умнички мои! Всё делают как надо, послушно идут в расставленную ловушку. – Но вас держат в неведении. Слуги избегают разговоров, а те, кто хоть что-то знает, бегут от вас, как от чумы. Я права? – мои собеседники кивали, словно китайские болванчики: да, да, не хотят нас свежими сплетнями радовать! – Но сегодня всё изменится. Правда, вам придётся пообещать мне, что выполните мою просьбу. Обещаете? – и опять кто-то кивнул, а кто-то «Да» сказал, но обязательство взяли на себя все. Конечно, это не магическая клятва, но обещание, данное невесте наследника, тоже не кот чихнул. – Так вот… вам больше не надо будет мучиться здесь в неведеньи. Дворец закрывается для свободного доступа. Реставрация, восстановительные работы, отработка новых методов правления. Вы все люди умные, многоопытные и сами понимаете, что в такое время и кирпич на голову совершенно случайно упасть может, и служба безопасности претензии предъявить. Завтра никому из вас сюда приходить не надо. Вы свободны от порученных вам дел. – Сказав это, я сделала вид, что спич мой закончен и я хочу спуститься, но остановилась, всплеснув рукой, и улыбнулась смущённо. – Господа! Я же забыла о просьбе своей. Помощь ваша нужна – край. Вот эту гору, бывшую ранее стеной ханского дворца, необходимо убрать отсюда. Куда мусор снести, подскажет господин, что стоит около инструментов. Видите, рукой вам машет? Вы такие сильные и мужественные, уверена, что справитесь быстро. А завтра отдыхайте.

Мне протянули руки, и я шустрой ласточкой спустилась на землю. Дело сделано, можно и домой возвращаться, но очень хочется повидаться с Таиром. Как он тут? Если управляющий дворца выглядит замученным, то представляю, как сам наместник упахался. Непростое это дело – власть под свою руку принимать.

– Роксаночка, – ко мне подошёл Николай Иванович. – Скажи, что за техника такая? Ты ведь магию влияния не применила, получая согласие на помощь. Я бы почувствовал. Да и амулеты против такого у большинства есть.

– Де-е-еда, – протянула я устало. – Просто всё. В процессе переговоров задаешь вопросы, на которые человек однозначно ответит «да». Не примитивные, конечно, типа: «Вы сегодня завтракали?», а такие, чтобы затрагивали его интересы. А потом предлагаешь нечто, необходимое тебе. Но не в прямую: «Пойди убейся о стену», а такое, что и отказать собеседнику значит себя потерять, и самому выгодно.

– Хитро… – задумчиво протянул граф. – А я и не знал о таком. Ведовство?

Я, не желая откровенно лгать, неопределённо покачала головой. Психология переговоров называется, но здесь пока ни Фрейда, ни Юнга нет. Да и будут ли когда, неведомо.

Глава 13

Как бы ни сдерживала себя, чтобы откровенно не пялиться на окна уцелевших частей дворца, всё равно время от времени бросала взгляды, притворяясь, что осматриваю здание.

За три дня Таир записки короткой не прислал – терпела. Но вот сейчас я здесь… Неужели не доложил никто? Не верю!

– Роксана Петровна, – Глеб обращался запросто, без «сиятельств». Совместная работа сближает людей, стирает сословные границы, а постоянное выговаривание титулов и званий усложняет общение. – Мы с господином архитектором осмотрели фасад дворца и пришли к выводу, что…

Я подняла руку в останавливающем жесте. Навыки управления Зигом и Загом, вбитые длительными и частыми тренировками с Тауфиком, иной раз невольно переносила и на людей. Свои с лёгкостью понимали значение жестов, я часто замечала, как и между собой ими пользовались. Вот и сейчас бывший артельщик мгновенно замолчал, поняв меня правильно.

– Господа, давайте вы всё изложите на бумаге. Подробно и по пунктам. Завтра утром мы с вами встретимся здесь… скажем, часов в девять утра и наметим фронт работ. Успеете? – Мужчины переглянулись. Архитектор пожал плечами, Глеб почесал лоб, а потом оба синхронно кивнули. – Вот и славно. Ступайте.

Отвернувшись от строителей, я опять было потянулась взглядам к окнам, за которыми начинали зажигать светильники и свечи. Но тихое покашливание привлекло внимание к чиновнику, которому поручила навести порядок в канцелярии.

– Ваше Сиятельство, – поклонился мужчина. – Позвольте представиться: Владимир Архипович Хоробрик.

Отчего у меня начальные буквы имени чиновника сложились в аббревиатуру, я так и не поняла.

– Вах! – сама удивилась своему восклицанию.

Владимир Архипович посмотрел на меня с удивлением. Думаю, так же и дед взглянул, но он занимал привычное место чуть сбоку и сзади, поэтому видно мне его не было. А я смутилась. О чём думаю, что такое ляпаю? «Вернее, о ком», – поправила саму себя, а вслух объяснила:

– У народов, живущих в горах, есть такой возглас, говорящий о восхищении или удивлении. Заглавные буквы вашего имени невольно сложились в это слово.

– А ведь и вправду «вах!» – засмеялся господин Хоробрик. – Был у меня приятель князь Ломидзе. Частенько так говорил, только вот со своим именем я никак это восклицание не связывал. Какой у вас острый ум, Ваше Сиятельство.

– Прошу вас, Владимир Архипович, давайте без титулов, – попросила я чиновника и перешла на деловой тон. – Придумали, как реорганизовать канцелярию наместника?

– Есть у меня хитрый план, – сдержанно улыбнулся собеседник. –  Полагаю, после его реализации вы вновь скажете: «Вах!»

– Хотелось бы, – ответила я, надеясь на то, что чиновник не хвастун, а человек дела. – Когда можно ждать результатов?

–  Думаю, завтра к вечеру, – прощаясь, поклонился тот и скрылся в сгущающихся сумерках.

– Ну что, Николай Иванович, домой? – предложила я графу. – День сегодня был долгим и насыщенным. Да и завтрашний легче не будет.

– Можно и домой, да вот только… – дед посмотрел на меня, слегка склонив голову к плечу, словно оценивал, стоит ли продолжать, но долго интригующую паузу держать не стал и протянул мне записку. – Это приглашение на чай к наместнику.

– На чай? Когда? – я крутила в руках бумагу, но прочесть её в потёмках не могла. Разволновалась настолько, что забыла о способности щелчком пальцев святляков создавать.

– Там написано, – Николай Иванович, показал глазами на послание, – что нас ждут в любое время, как освободимся. Мы уже закончили дела на сегодня?

– Да… – пискнула я, вдруг заробев и начав лихорадочно себя осматривать.

– Роксаночка, ты чего заволновалась? – остановил меня граф, мягко положив руку на плечо.  

– Думаю, как выгляжу… Полдня уже здесь лазаю. Наверное, вся одежда копотью и пылью пропиталась, да и волосы растрепались, должно быть…

– Дел то, – фыркнул дед. – Зайдёшь в дамскую комнату на пять минут и приведёшь себя в порядок.

Вот как у мужчин всё просто! Бытовая магия, к сожалению, так и не стала мне легко подчиняться. Я  пока не научилась убирать пятна с ткани, очищать обувь от пыли… Ох, как много я ещё не умею! Но повидаться с Таиром страсть как хочется.

Следом за мной в дамскую комнату скользнула девушка в сером европейском платье самого скромного фасона.

– Госпожа, я могу вам услужить, если нужда есть, – поклонилась она мне в пояс.

– Нужда, милая, есть… Надо освежиться, причёску поправить, платье от пыли избавить, – перечисляла я, глядя на себя в зеркало.

– Одну минутку, госпожа, – через зеркало улыбнулась мне служанка и быстро, но без суеты захлопотала вокруг меня.

Усадила в небольшое креслице, подала на подносе два влажных теплых полотенца, ароматизированных розовым маслом. Одним я руки отёрла, а второе она мне на лицо положила как увлажняющую маску.  Пока я сидела, наслаждаясь и расслабляясь, девушка возилась с моей причёской.

– Всё, госпожа, можете вставать, – сказала она, аккуратно снимая с лица уже остывшее полотенце.

Я оценивающе глянула на своё отражение. Причёска, кажется, та же, но чуть изменилась и стала более нарядной. Лицу вернулась свежесть, даже румянец на щеках появился.

– Ещё немного, – последовало предупреждение, и вокруг подола закрутился вихрь, снимая пыль и загрязнение с юбки. – Теперь всё.

– Как тебя зовут, искусница? – вытягивая из напоясного кошелька монетку, спросила помощницу. – И кому служишь?

Девушка с поклоном приняла денюжку и без лишнего смущения, но и без развязности, иной раз присущей слугам, ответила:

– Зовут меня Лана. Лана Громова, госпожа. У меня нет хозяйки. Я сюда приехала недавно, с женой посла мадьярского. Она меня в Москаграде наняла, когда её камеристка заболела… – девушка вздохнула, отвела взгляд. – Только погибла она, а я не знаю, куда идти.

– Ты дождись меня. Возможно, я найму тебя в услужение. Но сейчас мне пора. Ещё раз спасибо за помощь.

Николай Иванович дремал, сидя в кресле и вытянув ноги на специальную подставку. Устал граф за эти дни. Много на себя взял: совещания проводит, чиновников консультирует, курирует какой-то новый отдел. А ведь далеко не мальчик уже, стоило бы себя поберечь. Но поди скажи ему об этом. Обидится… Не как барышня губы надует, но морщинка между бровей углубится. Мне же его огорчать не хочется.

Послышались тихие шаги, и из коридора, у входа в который стояли два гвардейца, вышел слуга; в нём я с трудом узнала сына нашего управляющего Фаруха. Возмужал, заматерел рядом с господином. Доверенный слуга наместника, почти друг… Кто бы мог подумать о таком, когда юноша умолял отпустить его с Таиром.

– Госпожа, – тихий, полный достоинства голос, поклон не подобострастный, но выражающий почтение и вежество. – Эфенди ждёт вас.

– Тс-с-с… – приложила я палец к губам и показала глазами на графа. – Видишь, устал, спит.

– Но там эфенди… – растерянный взгляд ребёнка, которому сказали, что Деда Мороза нет.  

– Передай, что я попросила его сюда прийти, – решила я. – Мы в этой гостиной посидим, пообщаемся. Я всё равно не могу с ним наедине остаться. А так и граф выспится, и мы увидимся.

– Но эфенди не может! – зашипел на меня Фарух, забыв, что не так давно был моим рабом.

– Почему?

– Он ранен!

Таир ранен? Забыв о том, что правила приличия осуждают посещение барышнями больных  без сопровождения старших родственников или компаньонок, я коротко бросила: «Показывай дорогу!» и побежала спасать жениха от всех ворогов и напастей.

Глава 14

Сколько дурных мыслей и жутких предположений пронеслось в моей несчастной голове, пока я добежала до покоев жениха – не сосчитать. Повторяла последовательность действий при выполнении искусственного дыхания, думала о совместимости групп крови…

Хорошо ума хватило перед самой дверью остановиться, пригладить растрепавшиеся волосы, одёрнуть юбку, которую я во время бега задрала чуть ли не до колен, и слегка успокоить дыхание. Только после этого кивнула Фаруху, что может впустить меня в комнату.

Таир словно скопировал позу графа, отдыхающего в гостиной, откуда я только что прибежала. Та же расслабленно откинутая на спинку голова, обведённые тенями усталости глаза на утомлённом лице, даже ноги похоже уложены на мягкой подставке. Вернее, одна нога, зафиксированная повязками в лубках.  

Просканировав тело и убедившись, что кроме ноги других повреждений нет, сосредоточила внимание на… растяжении.

– Фарух… – понизив голос едва ли не до инфразвука, прошипела я разъярённой гюрзой. – Ты сказал, что наместник ранен. Я чуть с ума не сошла от отчаяния, а он всего лишь ногу подвернул. Знаешь, что я с тобой сейчас сделаю?  

– Ну-у-у… я не целитель, – начал оправдываться слуга, притворно виновато опустив глаза в пол. – Вижу, что нога перевязана, вот и решил, что ранение.

– Лжец! – обвиняюще ткнула пальцем в мужчину, но адреналин уже схлынул вместе с желанием прибить вруна, и я обессиленно опустилась на пол рядом с пострадавшей конечностью Таира. – Наглый лжец.

Просканировав щиколотку, пришла к выводу, что помощь оказана профессионально и угрозы хромоты нет. Когда готова была подняться, Таир открыл глаза.

– Роксана, – улыбка осветила его лицо. – Прости, я, кажется, задремал. И, как видишь, не в первый раз. – Таир кивнул на ногу и пошутил: – Не иначе как на ходу уснул.

– Тебе стоит себя поберечь. Помни, что ты теперь надежда гиримского ханства, – всё ещё сидя на ковре и глядя на жениха снизу вверх, сказала я.

Говорила от души и вполне серьёзно, но Таир поморщился.

– Не желал я этого. Готов был помогать отцу или брату, но чтобы самому править… – новоиспечённый наместник с силой потёр лицо ладонями, разгоняя сонливость. Помолчал несколько секунд, потом резко наклонился ко мне и зашептал: – Я не знаю, что делать. Понимаешь, набежало больше десятка советников и каждый свою линию гнёт. От османов письма приходят, от персов посол на приём рвётся, ещё кто-то ждёт. Понятное дело, что я не приму их предложений, но как отказать правильно, чтобы на международный скандал не нарваться? – Устав сидеть согнувшись, Таир откинулся на спинку кресла и сказал со вздохом: – Надо было не на инженера учиться, а на дипломата.

Я тоже встала, знаком приказала Фаруху подвинуть мне кресло. Уселась, расправила юбку и только потом спросила:

– А если, не доведи Триединый, эпидемия в ханстве случится, будешь страдать о том, что не на целителя учился?

Что бы ни говорил Таир о том, что ему не хватает знаний, дураком он не был и мой намёк понял сразу.

– Советники? – уточнил он.

– Может, по принципу империи? Министры. Или главы департаментов, – предложила я свой вариант.

– А кто? Стоит сейчас поднять этот вопрос на совещании, и меня порвут на сотню маленьких лоскутков те, кто  желает сам пролезть или протолкнуть к власти родича. И мало кто думать будет о том, хватит ли ему компетенции, чтобы организовать работу.  

Я согласно покивала, а потом, заговорщически подмигнув, предложила:

– Сними с себя бремя распределения. Переложи на человека, на которого не смогут «наехать».

– В смысле «наехать»? – не понял сленгового слова Таир.

– Выставить претензии, выказать обиду, упрекнуть… – быстро предложила я замену непонятного слова.

Наместник кивнул, давая понять, что понял, но вопрос по-прежнему оставался открытым. Подмигнув в ответ и понизив голос, он спросил:

– На Императора сослаться? – и первым рассмеялся, показывая, что это шутка такая.

– Почему сразу на Императора? Я бы предложила на пост председателя совета глав департаментов – или как вы там это назовёте? – Константина Васильевича Франка. А министром здравоохранения его жену Прасковью Вадимовну. Министерство внутренних дел отдала бы под руку графа Горонцова, а торговлю Тимофею Кузнецову поручила бы.

Выдав скороговоркой список кандидатур, я стала разглаживать на коленях ткань юбки, слегка смявшейся, пока на полу сидела. Глаз на жениха не поднимала, чтобы не счёл за давление. Но молчание затягивалось, и мне пришлось посмотреть, как Таир отреагировал на мои слова.

Он сидел, слегка подавшись вперёд, и пристально следил, как я расправляю складки платья, но, почувствовав мой взгляд, спросил:

– Роксана, ты серьёзно это сказала? – Я кивнула. – Но они все не гиримцы, и местные просто взбунтуются, узнав о таком распределении постов.

– Потому и предложила главой правительства Франка назначить. Ты знаешь, кто он такой? И для других не секрет. Потому будут думать, что это посыл сверху, а не твоя инициатива, – несколько секунд посмотрела на задумавшегося Таира и добавила: – Я не против местных, но молодым учиться надо, а старшее поколение по старинке работает. Медленно и неохотно. Ты же понимаешь –  нам, чтобы выстоять против всех тех, кто тебе уже делал неприличные предложения и кто ещё сделает, надо стать очень развитой и хорошо укреплённой провинцией. Империя поможет, но мы и сами должны постараться. Нет у нас времени на раскачку. Поверь, я очень сожалею о гибели твоего отца и братьев… Но коли так случилось, теперь это наша ответственность – сделать полуостров лучшим местом на Тверди.

Когда я закончила, то сама себе удивилась. Кажется, не собиралась мотивационных речей произносить, но вот же… высказалась.

– А я согласен с Роксаной, – раздалось за спиной, и к нам подошёл Николай Иванович, а Фарух начал пододвигать ещё одно кресло. – Если уж ставить цели, то они должны быть именно масштабными. Не на уровне выживания, а такими, чтобы потом внуки могли гордиться нашими делами. Я готов в этом поучаствовать!

И вот мы смотрим на Таира, ожидая ответа. Что бы мы ни планировали, какие бы пожелания ни высказывали – без него мы можем просто идти домой заниматься своими привычными делами.  

– Знаете, что меня удивило больше всего? – наконец прервал затянувшееся молчание хозяин. – То, что вы готовы работать на процветание Гиримского ханства, не спрашивая, какую выгоду получите, какую власть приобретёте. Переживаете за полуостров так, будто сами здесь родились.

Николай Иванович вроде бы хотел что-то сказать, но я его перебила.

– Знаешь, милый... да, я родилась далеко отсюда, но скоро минет девять лет – а это почти половина моей жизни, – как живу на земле гиримского полуострова. За это время я сроднилась с местной землёй и морем, с людьми и духами, с магией и природой. Поэтому мне не всё равно, как будет дальше развиваться ханство. – Сказала, секунду подумала и, кокетливо глянув на жениха, добавила: – А ещё мне немаловажно знать, где и как будут жить наши дети.

Глава 15

– Роксана, ты не перестаёшь меня удивлять, – подходя к открытому для нас порталу, сказал Николай Иванович. – Хочу признаться тебе, что Глафира Александровна понравилась мне с первого взгляда, но безоговорочно заинтересовала именно тобой. Мне стало интересно понять, как можно воспитать такого необычного ребёнка. Хотелось разгадать эту многогранную загадку. И вот ежедневно думая об этом, я и влюбился.

– То есть виной вашего счастья можно считать меня? – рассмеялась я, ступив в гостиную своего дома.

– Ты одна из причин, – подтвердил мои слова граф и осмотрелся. – Куда все разбежались?

В самом деле – в доме было непривычно пустынно. Никто не бегал с бумагами в руках, не было спящих на диванах, из тех, что пытались  с толком использовать каждую свободную минуту для отдыха. Не было никого и у накрытого стола, где обычно кто-то да подкреплял свои силы.

Однако на столе по-прежнему всё было готово к приёму гостей. Стопка чистых тарелок, чайные пары, под льняными салфетками в корзинках пирожки и печенье.

– Чай во дворце мы так и не выпили, – вспомнила я и кивнула на горячий самовар. – Может быть, сейчас перекусим?

– С удовольствием, – согласился дед и отодвинул для меня тяжёлый резной стул.

Взяв на себя обязанности хозяйки, я разливала в большие яркие чашки, расписанные разлапистыми алыми маками, ароматный напиток и с интересом посматривала на соседа по столу.

– Спрашивай уже, – с наслаждением сделав первый глоток, дал согласие на продолжение беседы Николай Иванович.  

– Чем на сей раз я вас удивила? – потянула я к себе вазочку с вареньем из белой черешни.

– Чем и всегда. Рассудительностью, не свойственной юным дамам, глубокими познаниями в организации дела, умением убеждать в собственной правоте. Не помню, чтобы я тебя такому учил.

Голова, склонённая к плечу, внимательный взгляд прищуренных глаз. Который раз вижу, как препарирует меня отставной посол своей наблюдательностью. Правы те, кто утверждает, что не все шпионы дипломаты, но все дипломаты шпионы. Ни одно слово, ни одно деяние не ускользает от этого человека. И не от недоверия, но интереса ради.

Что ж… придётся объяснять. Конечно же, правду я не скажу, но версию, придуманную мною ещё в первые дни пребывания в этом мире, озвучу.

– Николай Иванович, кажется, бабушка рассказывала вам о моей недолгой смерти и чудесном воскрешении? – дед кивнул. – А говорила ли она вам о том, что после того случая мне покровительствует Святая Роксана? Часто я получаю от неё такие советы и наставления, которые мне самой и в голову бы не пришли. Бывает, поначалу смысл не до конца понимаю, но следую им безоговорочно, помня, что заступница моя плохого не пожелает. Может быть, это грань ведовского дара, может быть, благословение свыше… не знаю, но благодарна Триединому и небесной наставнице.

Граф, остановив невидящий взгляд на выбранной на скатерти точке и забыв о чае и варенье, думал о чём-то своём. Смотря на графа,  я тоже задумалась. О сегодняшнем дне, о встрече с Таиром, о нашей с ним беседе. И о том неприятном осадке, что остался. Всё же моё юное тело жаждет не деловых переговоров, а нежных объятий, трепетных касаний рук и губ, слов романтических. Неудачное время выпало нам на период от помолвки до свадьбы, не до романтики. Только взгляды украдкой… Эх!

Наши раздумья прервали лёгкие шаги Глафиры, вышедшей на звук нашего разговора. Княгиня была в домашнем платье, лёгких тапочках, волосы на ночь заплетены в  низкую косу. Но простой, уютный облик не умалял природного величия, которым я восхищалась с первых минут знакомства.

– Вернулись, полуночники, – подсела она к столу. Подала руку для поцелуя мужу, ласково улыбнулась мне. – Как наместник?

– Ногу подвернул, – кратко обрисовал состояние дел граф. Он страсть как не любил волновать жену. Лучше пусть думает о мелких неприятностях, чем переживает о глобальном. – А мы тут с Роксаной гадаем, куда все наши гости делись.

Глафира осмотрелась, словно ещё раз желая убедиться в том, что непрошеные гости наконец-то покинули наш дом.

– Сама недоумеваю. Бегали, суетились. Вдруг вскоре после того, как вы во дворец совещание перенесли, начали кучковаться и шептаться, как птички перед осенним перелётом. Такие же тревожные стали. А потом чуть ли не разом в переход бросились, и больше никто уже не приходил, – очень живо рассказывала о произошедшем Глафира.

Я мысленно отмахнулась. Ушли и ушли. Неприятно это – жить как на вокзале. Суета, люди чужие, собаки волнуются. А дед вдруг рассмеялся. Громко, заливисто, открыто. Вытирая выступившие на глазах слёзы, он заметил наше недоумение.

– Дамы, вы не поняли, почему чиновники ушли? Серьезно? – мы с бабушкой переглянулись, пожали плечами. – Роксана, им кто-то рассказал, как ты бездельников во дворце работать заставила. Вот они и испугались, что ждёт их та же участь.

Теперь хохотали мы уже втроём. На лестнице поскуливали Зиг и Заг, мечтавшие присоединиться к общему веселью. И я решила поощрить псов, весь день нёсших стражу:

– Мальчики, гулять!

Прихватила со стола два пирожка, набросила шаль и вышла на террасу, оставив своих обожаемых стариков обмениваться новостями.

В последние дни собак выгуливал Тауфик, но хозяйка-то я, и общаться с псами, дабы связь не ослабла, просто необходимо. Пошла по дорожке к морю, на пляже нашла палку, волной принесённую, покидала застоявшимся кобелям, которые с весёлым шумом радостно возились с деревяшкой. Скормила пирожки, поощряя за выполнение команд,  сполоснула руки в набежавшей волне и присела в удобный шезлонг, стоявший в затишке.

Нереально огромная луна сияла над морем, рассыпая по мелкой морской ряби миллионы золотых чешуек. Едва слышно шуршала в прибое мелкая галька, невдалеке возились Зиг и Заг. Покой, которого так не хватало мне в последние дни, окутал мысли и тело. Закрыла глаза, я опустила голову на спинку шезлонга и плотнее завернулась в шаль, отгораживаясь от ночной прохлады.

– Пришла?

Странный вопрос. Куда пришла? Кто спрашивает?

– Значит, пока нет… Скажи, долго ли мне ещё ждать?

Кто ты? Чего ждёшь? Как это со мной связано?

– Хорошо. Я подожду. Но не долго. Утомительно это – ждать. Пора тебе уже в силу входить, ведунья.

Открыла глаза, вскочила и едва не упала, ступив на повлажневшие от росы камни. Что это было? Сон? Но явно непростой. Кто же меня ждёт и зачем?

Ответа не было. Луна по-прежнему серебрила море и землю, прибой мягко убаюкивал, а псы сфинксами замерли неподалёку. Бдят, умнички мои. Уберегут от чего угодно, только не от непонятных снов и видений.

– Пошли спать, парни, – позвала я кобелей и двинулась к дому.

– Я жду, ведунья! – прошелестело лёгким ветерком по листьям кустов.

Значит, не сон. Страшно не было,  скорее непонятно. И так хлопот полон рот, так ещё и над шарадами, невесть кем загаданными, думать.

«Зато не скучно», – успокоила сама себя и отправилась спать.

Глава 16

– Так надеялась, что мне никогда не придётся этого делать, ан нет… Ты доказала обратное, и я сегодня же адресую профессору Вестьеву свои извинения, – прозвучало неожиданно из переговорщика.

Я оторопело посмотрела на артефакт: исправен ли? Может, Прасковья услышала вовсе не то, что я ей говорила?

– Э-э-э-э? Ты о чём? – осторожно переспросила я.

– Я о том, дорогая подруга, что потребности тела, а в твоём случае – гормоны юного тела, значительно влияют на умственные способности. Профессор Вестьев это утверждал ещё пятнадцать лет назад, а я, скудоумная, с ним спорила, доказывая, что разум сильнее инстинктов. Но сегодня ты выступила ярким подтверждением его слов, – объяснила Прасковья, ещё больше запутав меня.

– У нас с тобой разговор глухого с немым получается, – вспылила я. – Рассказываю тебе о том, что со мной пытается вступить в переговоры невесть что, а ты мне о давней ссоре с профессором.

– Нет! Не о ссоре я тебе втолковываю, душа моя, а о том, что ты поглупела. Сама-то не чувствуешь? Нет? А всё почему?

– Почему? – совершенно по-попугайски повторила я.

– Да потому, Роксаночка, что мысли твои далеки от дел и сосредоточились вокруг одного объекта. Я права?

– Ну-у-у… – протянула я, думая, сказать ли правду или отрицать догадку подруги. Решила просто сменить тему разговора. – Вообще-то, я тебя о другом спрашивала.

– Думаю, что это Источник о себе напомнил, – перестав меня поддразнивать, серьёзно ответила Прасковья. – Пора бы тебе его распечатать.

Источник?! Милость Триединого, я совершенно о нём забыла! И что мне теперь делать? Ох, как же не вовремя!

– Эй, – донёсся из артефакта голос подруги, – ты ещё здесь?

– Здесь, – призналась я. – Но пребываю в состоянии шока. Наверное, мне надо подумать.

– Хорошее дело. Полезное, – в своей любимой ехидной манере одобрила Прасковья. – Как что надумаешь, поставь в известность, но на свой мыслительный орган сейчас особо не рассчитывай. Конец связи!

Вот как это понимать? Конечно, я принимаю, что подруга на меня сердита за то, что я её обожаемого Костика рекрутировала в советники наместника, и видит она его теперь далеко не каждую ночь, не говоря уже о светлом времени суток. Но ведь мог бы и отказаться, если сильно не хотел. Так нет же… задрал хвост не хуже моих кобелей и рванул из тихого уюта семейной жизни в эпицентр шквала, созданного ветром перемен. Ответственность? Ну, да… наверное. Но на мой взгляд, неистребимая тяга к приключениям и нехватка адреналина в крови.

Сама-то целительница тоже недалеко от мужа ушла, курируя организацию здравоохранения на полуострове. В конторе Прасковья не сидит, ссылаясь на детей и дела семейные, но из-под её пера то и дело выходят указы, распоряжения и нормативы.

Первым делом гиримский главмед велела переписать всех проживающих на полуострове повитух, знахарок и целителей. Объединила их по районам и лично с каждой провела собеседование. Я тогда хвостом за ней увязалась, желая облегчить подруге работу – тоже ведь кое-что умею и знаю. Результатом знакомства стали обязательные курсы повышения квалификации. Травничество и знахарство дело хорошее, но элементарные правила гигиены и санитарии ещё никому не помешали.

Ох и повоевали мы тогда с некоторыми бабками, явившимися для знакомства в чувяках со следами навоза или чёрными полукружьями под ногтями.

– Вы и к роженице так же пойдёте? – спрашивала их Прасковья.

– А шо не так? – удивлялись многие.

– Сколько ваших пациенток от родовой горячки умерли? – едва сдерживаясь, выдавливала следующий вопрос целительница.

– Слушай, я удивляюсь, как ещё не все вымерли, – жаловалась она мне после таких разговоров, а я сочувственно кивала, едва сдерживая улыбку. Давно ли я её саму просвещала насчёт вирусов, микробов и бактерий, с которыми в этом мире пока ещё не познакомились воочию. Были энтузиасты, занимающиеся исследованиями в этой области, только чаще в качестве развлечения, чем с научной или практической точки зрения. Всё же магия магией, но технический прогресс тоже не помешает развивать.

Зато благодаря магическим меткам мы смогли обеспечить запрет на практику тем целителям, что не прошли курсы и не сдали экзамены на профпригодность.

– Подруга, я так и не поняла, как ты такие «охранки» на недоучек поставила, – допытывалась я у Прасковьи.

– Это я заклинанием университетских преподавателей воспользовалась. Выгнать-то они меня выгнали, а знаний лишить не смогли. Вот и пригодилось. Студиозусы некоторые чуть ли не с первого курса практиковать пытаются. Так вот, дабы не навредили никому – сила есть, а ума-то ещё немного – ставят на таких прытких запреты магические. Ну и я тоже поставила. Пусть учат… эээ… как ты говоришь? Матчасть? Вот! Пусть учат.

Кажется, не такой и большой полуостров, но понадобилось нам с подругой две недели, чтобы хоть немного разобраться, где, кто и как целительствует. Всех переписали, определили уровень квалификации и кому разрешения дали на работу, кому рекомендовали подучиться; были и такие, которым навсегда запретили не то что людей, но и животных лечить.

Не на глазок определяли. Тут и моё ведовство пригодилось – местные природные духи многое знают, – и умение Прасковьи экзаменовать учеников. Не думаю, что обошлось без ошибок и перегибов, но лучше так, чем ампутация ноги топором, с коей столкнулись в одной из деревень.

Городским целителям от нас тоже досталось. Обязали каждого выделить день в неделю для приёма малоимущих. Правда, многие и без нашей подсказки оказывали экстренную помощь нуждающимся.

А по возвращении домой меня вновь настиг вопрос:

– Долго ли мне ещё ждать?

Поняв, что самостоятельно я с этой загадкой не справлюсь, позвонила Прасковье, от которой и получила ответ: Источник жаждет свободы.

Но меня же предупреждали, что Хранительница Источника – это не так просто. Необходимо владеть определённым количеством силы. А есть ли у меня столько, чтобы я с излучением совладала? Или как это правильно называется? Открою, понадеясь на «авось», и устрою тут Чернобыль магический.

Не выветрилось ещё из памяти, как Таира колбасило после ночи, проведённой на берегу. Я на нём потом артефакты заряжала, чтобы избыток силы убрать. А посоветовал мне это сделать…

– Аким! – позвала я домашнего духа, который в последнее время почти не появлялся. – Аким, если не сильно занят, то появись. Помощь твоя нужна.

– Вот всегда так… Не вспомнят, пока не понадоблюсь, – с ворчанием вышел из-за дивана домовой. – Зачем звала, Хозяйка?

За годы женитьбы Аким слегка округлился, отпустил бородку и стал одеваться на гиримский манер. Я как-то спросила, почему так, на что тот только отмахнулся: жена другого кроя одежды не знала, а ссориться с ней себе дороже. Да и привык уже к широким штанам с низкой мотнёй и чувякам на босу ногу летом, а зимой на вязаные полосатые носки. Расшитую шелками и бисером шапочку, мне кажется, Аким и ночью не снимал, так ему головной убор по сердцу пришёлся. На прошлый Йоль мы с Глафирой ему две новые тюбетейки подарили, чем обрадовали до слёз. Но ворчать от этого наш домовой не перестал. Характер такой.

– Звала, Акимушка… звала. Мне край как помощь твоя нужна, дорогой. Источник открыться требует. Только я не знаю, что потом с этим делать. Справлюсь ли? Вдруг сил не хватит. Боязно мне, Акимушка.

Домовой запустил лапку вбородёнку, почесал, потом пригладил тщательно, хитро посмотрел на меня и выдал вердикт:

– Пусть твой Источник не рвется наружу. Рано ещё. Ты же пока что девка? – и видя, что я не поняла его грубоватого вопроса, объяснил: – Замуж, говорю, не вышла и согрешить ни с кем не успела. Во-от! Значит, в силу ещё не вошла. Потому и говорю: пусть ждёт!

Я только и могла глазами хлопать. Хорошо у меня сознание взрослое и опыт прошлой жизни имеется, а каково такое откровение княжне Роксаночке слышать было бы?

– Ох, Аким-Аким! – погрозила я домовому пальцем. – Нельзя же так…

– А как можно? – хихикнул тот и юркнул в сумрак угла.

Вот и поговори с таким.

Глава 17

– Что ты так вдруг стал на волю рваться? Ты же не наглухо запечатан, излишки силы истекают, – пыталась я договориться с Источником.

– Я боюсь, что исчезну, как и другие… – почувствовала ответ.

Общение с Источником, как и с духами, странное. Это не слова, а скорее чувства, которые мое сознание преобразует в прямую речь.

– Какие другие? Нет, я понимаю, что ты не единственный на полуострове, но не думала, что Источников много, – сказав это, поняла, что спросить нужно о другом. – А почему они исчезли?

Печальный вздох пронесся по травам и листьям, потревожил почти зеркальную гладь бухты.

– Их выпили, ведунья…

– Выпили? Но это же невозможно! Какой силы должен быть маг, чтобы полностью впитать в себя силу Источника?

– Это были небольшие истоки. Такие, что обычно подпитывают места силы. Знаешь, есть полянки, озёра или родники, которые считаются лечебными? Многих вдруг не стало. Словно осушил кто… А силу ещё и накопителем забрать можно.

Силу в накопители? Зачем так много? Кому это нужно? И вдруг приходит понимание. Ой, нет! Хватаюсь за переговорщик и дрожащим пальцем тыкаю в кнопку соединения с Константином Васильевичем.

– Роксана, я сейчас занят… – начал было глава правительства гиримского полуострова, но я его перебила.

– Это срочно! Вы, граф и я идем к Таи… к наместнику. Срочно! – кричу в артефакт, не в силах сдержать эмоции. И только после этого смогла выдохнуть и добавила более спокойно. – Жду в поместье. Конец связи.

– Ты чего так всполошилась? – заволновался мой собеседник. – Мне грозит опасность? Выпускай меня! Слышишь, выпускай!

Мысленно надавав себе подзатыльников за то, что сорвалась и чуть ли не в панику вдарилась, я принялась успокаивать Источник.

– Послушай, тебе ничто не угрожает. В поместье охрана, к тебе близко никто не сможет подойти. А срочность для того, чтобы помочь другим Источникам. Они же могут восстановиться, если их больше не будут тревожить?

– Через время смогут… Наверное, – слышу в ответ. – А я?

– Позволь нам защитить тебя, – умоляю я, стараясь успокоить поток силы, пожелавший свободы.

И чувствую, как волнение Источника постепенно затихает. Он ещё чем-то возмущён и немного встревожен, но опасность срыва печати миновала.

Тихо, шаг за шагом, пячусь от берега к дому, продолжая сканировать магический фон участка. И упираюсь в кого-то, стоящего на моём пути.

– Роксана Петровна, я бросаю все дела, активирую последний артефакт перехода, мчусь по вашему призыву… А вы тут развлекаетесь, – недовольно ворчит у меня над головой господин Франк.

– Да уж, куда как весело встревоженный собственным будущим Источник успокаивать. Он ещё и на свободу рвётся, а я о последствиях боюсь подумать. Не готова ещё взять его под контроль, – продолжая смотреть на скалу, в которой расположился замаскированный грот, отвечаю я. Убедившись, что магический фон стабилизировался, повернулась к Константину и прямо спросила: – Вы знаете, что Источники на полуострове осушают?

– Зачем, понятно – направленный взрыв, подпитанный несколькими мощными накопителями, сметёт полуостров с лица Тверди за считанные минуты. Только кому это надо? Османам в качестве акции устрашения? Но волна, образовавшаяся после катастрофы, сметёт заодно их прибрежные поселения. Всё же, – Николай Иванович мельком глянул на карту, висевшую в кабинете наместника, – и законных, и оккупированных земель, принадлежащих Султанату, вокруг Чёрного моря немало. Не думаю, что они настолько жаждут мести, что пойдут на это.

Все присутствующие в кабинете вслед за графом Горонцовым посмотрели на карту, чтобы убедиться в бесспорности его слов. Я про себя называла государства на свой манер: Россия, Грузия, Турция, Болгария, Румыния, Украина… М-да. Никого не пощадит искусственно созданное цунами.

– А с кем сейчас дружат османы? – неожиданно вырвался у меня вопрос. Мелькнуло что-то в мыслях на грани интуитивной догадки, но не до конца оформившееся. Вот и спросила.

В кабинете помимо наместника, графа, исполняющего обязанности советника по внешней политике, Константина Васильевича и меня, было ещё два незнакомых мне чиновника. Один представитель Империи, другой местный. Кажется, отвечающий за оборону. Вот они-то и посмотрели на меня так, словно я безмозглая птичка, залетевшая в кабинет из парка и нагадившая на важном документе.

Зато знающие мои способности насторожились, и господин Франк не счёл за труд подробно мне ответить:

– До недавнего времени Османский Султанат крепко дружил с англами. Оружие новейшее на артефактах дальнострельности от них получали, моряков своих в школы союзников отправляли науки навигационные осваивать. Слухи ходили, что один из принцев Туманных островов должен был жениться на дочери правящего султана. Но… – Константин Васильевич сделал паузу, встал, подошел к карте и продолжил, положив растопыренную ладонь на тот район, где в моём прежнем мире в эти времена располагалась Австро-Венгрия, – несколько лет назад Истамбул пересмотрел свою политику добрососедских отношений и решил, что Мадьяро-Рейнское королевство куда как ближе Бритских островов. Да и граница общая протяжённости немалой.

– Рассорились с англами? – уточнила я.

– Не то чтобы рассорились, но отношения натянуты настолько, что послы на приёмах не кланяются друг другу, – дополнил рассказ разведчика посол.

– А когда это было? – задала я ещё один вопрос.

Ответить мне не успели. Имперский чиновник вскочил со своего стула и, едва сдерживая ярость, зашипел:

– Ну хватит! Мы тут собрались важный вопрос решать, а не объяснять барышне текущий политический расклад. – После того, как сделал заявление для всех, он обратился ко мне лично: – Вы, голубушка, коли волей случая попали на серьёзное совещание, так сидели бы тише мыши, а не отвлекали занятых людей.

– Около пяти лет назад, – всё же шепнул мне дед, с недоумением поглядывая на вспылившего чиновника.

Я кивком и улыбкой поблагодарила графа и спросила у Таира:

– Ваше Высочество, можно мне сказать? – получив разрешение, встала и тоже подошла к карте. – Господа, то, что я сейчас буду говорить, можете смело рассматривать как бред. Но, пожалуйста, не перебивайте. Давайте предположим, что есть два абстрактных государства, интересы которых в какой-то исторический момент совпали. Предположим, один из союзников пообещал предоставить место для военно-морской базы на вассальной территории. Но волей Триединого планы полетели в тартарары… Полуостров поменял вассалитет, и в портах его теперь другие флаги, а преференции, выданные ранее, остались неоплаченными. Явные претензии объявлять вроде и не за что – всё на добровольной основе было. Но напоминать, думаю, не забывали – верните, мол, территорию. Вам мировой престиж, нам место для влияния на политические решения, и прочее. Давление порой имело результат, и должники неохотно, но кое-какие шаги демонстрировали. Помните прогулку османской эскадры вдоль наших берегов? Кому из бывших друзей первому надоели такие отношения, я не знаю. Подозреваю, что Султанат устал прогибаться и решил, что с ближними соседями дружить интереснее, чем с дальними. Но дальним не понравился сей вариант, и они решили наказать отступников. – Я сделала паузу, обвела присутствующих самым невинным, какой смогла изобразить, взглядом и предупредила: – Господа, сейчас будет полный бред. Помните визит английского парусника в Ялду? И устроенную диверсию в то же время тоже не забыли? Я никого не обвиняю. Может быть, адмирал, командующий кораблём, и не думал предавать дружбу с наследником Великорусского Императора, но вряд ли он мог знать о задании каждого из пятисот членов экипажа. К чему всё это… Константин Васильевич, уверена, что сейчас ваша служба каждого человека, проживающего на полуострове и имеющего хотя бы малейшее отношение к османам, до седьмого колена проверила. А как у нас на сей день дела с англами обстоят?

Спросила, глазки потупила и вернулась на своё место. Хорошо быть умной, опираясь на опыт прошлой жизни, на информацию, полученную из ТВ, интернета и школьных уроков истории. Помнится, только самый ленивый обозреватель и аналитик хотя бы раз не сказал о британском следе едва ли не во всех маломальских заварушках на планете.

Местные бриты, думаю, не лучше. Колоний тоже нахватать успели по всей Тверди. Власть и деньги, они в любом мире желанны. И человеческие жизни в этой игре всего лишь разменная монета.

Глава 18

После моего выступления тишина в кабинете повисла такая, что даже пресловутая муха не рискнула бы её нарушить. Не поскрипывали кресла, не шуршала одежда, даже ничьего дыхания не было слышно.

Длилось это около минуты. Но тут Фарух жестом факира положил на стол перед наместником газету. Сложена она была так, что в глаза сразу же бросалось объявление, набранное крупными буквами замысловатого шрифта. Тянуть шею и пытаться что-то на перевёрнутом листке прочитать не хотелось. Думаю, не столь велика эта тайна и скоро её озвучат. «Терпение есть великое благочестие», – вдруг вспомнились слова, неведомо от кого слышанные или невесть где прочитанные. Вот и покажу себя воспитанной барышней.

– «Выставка необычных самоцветов от коллекционера-путешественника мистера Льюиса», – прочитал вслух Таир и посмотрел на Константина Васильевича. – Как думаете, этот человек может быть тем, о ком нас только что предупредила Роксана Петровна?

– Немедленно прикажу своим людям проверить, что у него за камни и каковы намерения, – кивнул Франк. Затем извинился, встал и вышел из кабинета.

На этом собрание закончилось. Информации для обсуждения больше не было, просто так сидеть никому не хотелось. Все встали, попрощались с наместником и направились к двери.

– Роксана Петровна, совершенно из головы вылетело! – окликнул меня Таир, когда я уже готова была переступить порог. – Будьте добры, задержитесь на минутку.

Я остановилась, с готовностью ожидая просьбы или приказа, – понимала, что впряглась в упряжь административной системы и должна быть готова к работе в любое время суток.

Мимо меня за дверь проскользнул Фарух, оставляя нас с Таиром наедине. Мелькнула было мысль – что люди скажут? Но я отмахнулась от неё, послав в дали дальние... Пусть говорят!

– Роксаночка, – Таир подошёл, взял меня за руку и потянул от входа, у которого я замерла, к креслам у камина. – Я подумал, что мы ведём себя не как жених и невеста, а как деловые партнёры. Ни цветов, ни прогулок… Неправильно это. А ты как считаешь?

Я тоже так считала, но, пожав плечами, сказала другое:

– Время сейчас такое. Не до романтики.

Не выпуская моей руки, жених дождался, когда я усядусь в кресло, а потом и сам опустился на ковёр у ног моих.

– Знаешь, судьба распорядилась так, что вряд ли у нас теперь когда-либо будет другое время. Хоть я и не смирился до конца с тем, что стал наместником, но от ответственности не откажусь. – Сказал это, посмотрел на меня и поцеловал ладошку. – Мы опять говорим не о том. Скажи, какой подарок ты хотела бы получить на совершеннолетие?

Услышав вопрос, я опешила. И не оттого, что не знала, чего хочу, а оттого, что забыла: совсем скоро – через десять дней – мне исполнится девятнадцать лет. Возраст совершеннолетия для женщин Великороссии.

В этом мире не принято отмечать дни рождения, но день совершеннолетия особый. А для меня это ещё и принятие титула. Ох! Тело словно кипятком ошпарило. По сути, на титул я прав не имею. Сейчас, когда Глафира является главой рода, всё правильно и справедливо. Но ведь тело Роксаночки Верхосвятской, значит… Запуталась!

– Песня сердца моего, о чём ты задумалась? Или не знаешь, какой подарок назвать? – ещё один поцелуй согрел ладонь.

– Прости, – улыбнулась Таиру. – Забегалась и забыла о празднике грядущем. Даже не знаю, готовятся ли в поместье к нему.

Глаза мужчины озорно блеснули, и улыбка чуть-чуть изогнула губы. Милость Триединого, как же он хорош! Кажется, у меня щёки покраснели, и, чтобы скрыть смущение, я склонила голову.

– Уверен, что готовятся. Мне уже официальное приглашение прислали.

– Через канцелярию? – хихикнула я.

– Да. Всё как положено. Что тут смешного? – недоумённо изогнул бровь наместник.

Не хотелось вести разговоры о работе, но пришлось рассказывать историю реорганизации ханской канцелярии господином Вахом. Так и прилипло к чиновнику это прозвище, а он и не возражал.

– Мне теперь соответствовать надо, – засмеялся он, когда я случайно к нему так обратилась. – А это бодрит, знаете ли.

Первым делом господин Хоробрик изучил пошаговые действия, вернее сказать, бездействия каждого служащего канцелярии.

– Я недавно читал, как в жаркой стране Хиндастан люди делятся на касты, Роксана Петровна, – докладывал он мне после проделанной работы, – так вот, в канцелярии было нечто подобное. Представьте себе: низший ранг вскрывающих конверты! Не по чину, оказывается, читающему письма вскрывать пакеты. Больше того, он даже писем из конверта не доставал – это тоже делал специальный человек. Как только не додумались до промежуточного звена «разворачивание листа». И так во всём. Первый чиновник писал краткую записку к письму, дабы тот, кто будет резолюцию накладывать, не тратил время на чтение и не напрягал мозги, решая, что делать. Так и писали: «Рекомендовано отказать» или «Можно разрешить». После подписания письма отправлялись на утверждение решения. Потом ещё две или три бесполезных инстанции. Штат был раздут до невероятной величины. Более сотни человек занимались только письмами. А ведь ещё есть личные дела сотрудников аппарата управления, службы обеспечения и охраны, с ними тоже работали какие-то люди. Только не подумайте, что я жалуюсь или цену себе набиваю. Но смело могу сказать, что я, как мифический Хераклис, вычистил эти Авгиевы конюшни. Как известно, один из самых эффективных методов поощрения – материальный. Только многие руководители забывают вот о чём: когда исполнители осознают свой вклад в результат и понимают, что начальство тоже это признаёт, они начинают стараться не за страх, а за совесть. Об этом методе я вычитал в одном научном журнале, – рассказывал чиновник. – Молодой учёный сначала ставил опыты на собаках, а потом ему позволили провести эксперименты на людях. Собак, которым следовало выполнять команды, он вознаграждал и вкусняшками, и ласками, и похвалой. Так же он поступал и с новобранцами, которых которых обучали воинской премудрости. Одинаково работало и обещание премии, и прилюдная похвала. Порой второе было более эффективно.

– Вы стали хвалить канцеляристов? – улыбнулась я Владимиру Архиповичу.

– Не совсем так. Прежде всего, я написал инструкцию и под роспись ознакомил каждого. А вот тех, кто стал её выполнять, я не только хвалил, но и оставил работать. Остальных же перевёл в другие службы.

– Какие же? – удивилась я.

– Надзор за хозяйственными хлопотами в собственных домах, – пряча улыбку, доложил Вах.

– Вы их уволили со службы?!

– Ну что вы, Ваше Сиятельство! Как можно? Такие почтенные люди, из древних и уважаемых родов и кланов. Ни в коем случае! Они просто иначе служат ханству.

– И много таких надомников у нас теперь?

– Что-то около трёхсот человек.

– Ого! Им жалование платить надо?

– Увы! Но если посчитать, то это намного экономнее будет. Первое, не надо тратиться на мундиры. Второе, исключены расходы на перемещения к месту службы. Некоторые, знаете ли, живут достаточно далеко и ежедневно утром и вечером пользовались служебными порталами. Третье, нет затрат на обеды, которыми во дворце кормят всех служащих. И четвёртое, на мой взгляд, самое главное, – продвижение документации стало практически молниеносным. А это результативная работа без проволочек и вымогательств. Больше вам скажу, постепенно расходы и на надомников – какое вы им название чудное дали! – сойдут в ноль.

– Как это?

– Естественным образом, дорогая Роксана Петровна. Вы даже не представляете, насколько древние старцы порой должности занимали.

Таир после моего рассказа хохотал так, что даже упал на ковёр.

– Как он их! И никаких возмущений со стороны старейшин кланов. Все довольны, и дело наладилось. Обязательно награжу твоего Ваха. Молодец какой! – отсмеявшись, поднялся, сел напротив меня в кресло. – Спасибо тебе, умница моя.

– Мне-то за что? – я смутилась под восторженным взглядом жениха.

– Ты как талисман удачи в жизни моей. Все неприятности отступают, если ты рядом. Как жаль, что до того дня, когда я назову тебя своей женой, ещё так много времени, – Таир потянулся было ко мне губами, но кто-то коротко стукнул в дверь.

– Ваше Высочество, к вам господин Франк рвётся, – приглушённый закрытыми дверями, донёсся доклад Фаруха. – Говорит, что крайне срочно.

– Впусти! – скрывая раздражение, распорядился Таир и поднялся навстречу посетителю.

Глава 19

Константин Васильевич даже бровью не повёл, увидев меня в кабинете наедине с наместником. Может, позже и придётся от Прасковьи выслушать, что «здесь это не у вас там», а честь княжны — это не честь старой девы, изгнанной из университета.

Но это будет потом, а сейчас мы внимательно слушаем доклад о том, что спецслужбой давно уже ведётся негласное наблюдение за господином путешественником. Да, он гулял по окрестным горам и побережью с целью найти новые экземпляры для коллекции. Никаких противоправных действий не совершал, ни с кем подозрительным не встречался. Документы в порядке.

– А маршрут, где конкретно он гулял, как-то отмечен? – спросила я, не дожидаясь конца доклада. Слишком уж приторно-сладким был мистер Льюис. Гладеньким, как голыш на пляже. Подозрительно правильным.

– Да. Вот перечень пунктов: откуда прибыл, когда, куда направлялся и сколько времени в каждом месте находился, – на стол лёг лист, исписанный мелким, но хорошо читаемым почерком.

Помимо подробного доклада порадовало и то, что многие слова были написаны в постепенно вводимой мной облегчённой манере. Я давно уже всю свою личную и деловую переписку веду, игнорируя буквы и знаки, которые не несут никакого смысла и не обозначают звуки. Поначалу мне пытались пенять на безграмотность, но я не обращала на это никакого внимания – мне так было удобно. Однажды я обнаружила, что мне стали отвечать в том же стиле написания слов.

А в один прекрасный день Николай Иванович, разбирающий свою почту в кабинете, смежным с гостиной, удивил нас с Глафирой громким смехом. Через минуту дед вышел к нам, потрясая письмом, написанным на гербовой бумаге.

– Роксана, зараза безграмотности, запущенная с твоей лёгкой руки, достигла таких высот, что вскорости можем ждать реформы в образовании. Это письмо от начальника департамента, и оно почти полностью написано в твоём стиле.

– Почему безграмотности, – обиделась тогда я и бросилась приводить аргументы в пользу отказа от лишних букв. – Облегчение процесса обучения, упрощение, а значит, и более высокая скорость написания, экономия бумаги. Сколько пользы государству!

– Да я не против, детка! – принялся успокаивать меня граф. – Просто впервые вижу, что инициатива пришла не сверху, а снизу.

– Умные люди пользу всегда увидят, – буркнула я, всё ещё изображая обиду, при этом незаметно улыбнулась Глафире. Всё же наши многолетние старания не пропали даром.

Вот и сейчас доклад секретного агента был написан облегчённым стилем и уместился на одном листе.

– Магические замеры в местах, где путешественник этот останавливался, не проводили? – по ходу чтения уточнила у Франка.

– Роксана Петровна, у меня магов вашего уровня в службе нет. Как и артефактов измерительных. Хорошо, что без дополнительного приказа инициативу проявили да за бритом проследили, – нахмурился чиновник, взявший на себя ответственность за безопасность полуострова.

«Измерительный артефакт», – на минуту оторвавшись от чтения, задумалась я, и тут же в голове вырисовался рецепт создания этого полезного гаджета. Ох, как же я не люблю одновременно несколькими делами заниматься, но выбора нет. Отвлеклась от чтения доклада и стала спешно записывать список ингредиентов и последовательность действий.

– Милостью Триединого, надеюсь, скоро у вас будет такой артефакт, – закрывая блокнот, пообещала Константину Васильевичу. – А как бы на самоцветы уникальные взглянуть? Может, через них что-то понять можно будет.

– Вот что, счастье души моей, – перебил наши переговоры наместник. – Давай-ка ты отправишься домой и начнёшь готовиться к празднику своему. Можешь артефактом на досуге заняться, а это дело оставь службе безопасности. Не хочу, чтобы и ты ненароком пострадала.

Я растерянно посмотрела на мужчин. Они оба, словно сначала сговорились, а потом потренировались, слаженно кивали: «Ступай, детка. Здесь игры для взрослых дяденек». Хотела было поскандалить, заявить, что так нечестно, но одёрнула себя. Зачем опять грудью на амбразуры? Решила же, что это не мой метод. Хотят сами? Да ради бога! Флаг в руки, барабан на шею! А я девочка, и у меня праздник.

Взяла блокнот, опустив глазки, присела в низком реверансе.

– Доброго вечера, господа. Позвольте удалиться, Ваше Высочество?

Правда, демонстрируя недовольство, позволила себе не дожидаясь ответа развернуться и выйти из кабинета.

Фи на вас!

Моей прямой спины и гордо поднятого носа хватило ровно до домашней гостиной. Благо, что граф задержался во дворце, при нём бы я не позволила себе так раскиснуть. А так – шагнула через проход портала, уронила на пол шаль и блокнот и сама, сотрясаемая рыданиями, упала на ближайший диван.

– Роксана, детка, что случилось? Заболела? Ушиблась? Мы разорены? – захлопотала вокруг меня Глафира.

– Ба, ну почему он такой дурак? Вроде бы умный, но дурак… – всхлипывая, спросила я княгиню.

А та, странно улыбаясь, присела рядом на край дивана и сказала нечто вовсе непонятное:

– Слава Триединому! – и знак обережный сотворила. – Я-то уж подумала, что ты после того случая в Калиновке сердцем охладела. Умница-разумница всем на зависть, а влюбляться день-через день, как девчонкам следует, не про тебя. Один раз случилось, да и то прошло быстро. Ну и что, что вы с Таиром переписывались. Прости, я однажды взглянула на письмо – ты на столе лист оставила – так там о делах больше. Советы, кому и как предлагать товар, вопросы, что в ассортимент добавить. Сухо и бесчувственно. Не единого словечка о влечении друг к другу. И вот ты плачешь о нём… Вижу, что всё в порядке у тебя.

– Ба! Да какой в порядке? Он меня от дел отстранил! Домой отправил к празднику готовиться. Как маленькую… – опять слёзы потекли по щекам.

– Ты правда об этом плачешь? – всё с той же светлой улыбкой спросила Глафира.

Шмыгая носом, я задумалась. Слёзы отступили – думать и плакать одновременно неудобно. А правда, о чём я рыдаю? На что обиделась? Задала себе эти вопросы и удивилась. Ведь это не я, Роксана Петровна, в истерику чуть было не скатилась, а моё оглушённое гормонами тельце. Только что жених ладошки целовал, и тут же о безопасности полуострова думать приходится. Не захочешь, да заревёшь.

Глафира нежно обняла меня, привлекла к себе, позволяя уткнуться мокрым носом в плечо, заворковала.

– Счастливая ты у меня, лапушка. По любви замуж пойдёшь. Дорогого это стоит. Главное, не растеряй свет души своей в бытовых заботах.

– Он не позволяет помогать ему! – опять заныла я.

– Так и не надо. Он не инвалид, а ты не костыль. Ты женщина и не должна прикрывать своего мужчину от опасностей и забот. Позволь ему быть героем в твоих глазах. Сама же не забывай быть слабой. А то, я смотрю, ты чрезмерно лихо взялась ханством править. Оставь. Успеешь ещё. У Таира твоего и так помощников много. Не забыла, что у тебя праздник скоро? Вот давай им и займёмся.

– Так у нас там шпион… – начала было я, но Глафира резко прервала.

– Шпионы, войны, неприятности разнообразные будут всегда. Но это не значит, что ты должна забыть о тех делах, которые тебя будут радовать и доставлять удовольствие. Помни – ты у себя одна.

Я отстранилась от плеча бабушки и с недоумением заглянула ей в лицо.

– Ба! Ты учишь меня тому, чего сама не делала…

– Потому что мудрость приходит на закате жизни. А ты слушай и не повторяй моих ошибок. Поняла?

– Да, родная, – обвила я руками, как делала в детстве, шею Глафиры и прошептала: – Спасибо, что ты моя бабушка.

Глава 20

Платье, пошитое мадам Полли к моему совершеннолетию, было шедевром портновского искусства. За основу модели взяли мой эскиз, но отделка, совместившая в себе роскошь и элегантность, сделала простой на первый взгляд наряд великолепным. Кружево, подобранное с большим вкусом, не стали укладывать складками или защипами, не перегрузили платье оборками или воланами, но подчеркнули красоту и цвет ткани, из которой был скроен наряд.

– Какая ты взрослая, Роксаночка! – смахивая слезы умиления со щеки, говорила Глафира, любуясь мною. – Выросла, а я, кажется, и не заметила. Красавица, умница, я горжусь тем, что у меня такая замечательная внучка.

Бабушка и сама была хороша. Статная, высокая, с отлично сохранившейся фигурой, она не выглядела старухой, но внушала почтение. Два дня, предшествующие торжеству, нанятая мною камеристка Лана Громова трудилась не покладая рук: делала маникюр, маски и массажи и доводила косметическими процедурами нашу внешность до совершенства. Верхом мастерства служанки были наши сегодняшние причёски. По протоколу положено волосы уложить празднично. И всё бы ничего, но хитрость заключалась в том, что Глафира в ходе церемонии должна снять с себя княжий венец и возложить его мне на голову. Не хотелось бы торжественность момента превратить в фарс, выпутывая из зубцов диадемы локоны и пряди пышной укладки.

Лана и с этой задачей справилась мастерски.

Церемонию признания меня совершеннолетней и передачу титула я предложила провести на открытом воздухе, тем более что собралось неожиданно много гостей. Помимо ближайших родственников, друзей, коллег и обязательных официальных представителей, нас почтил своим присутствием наместник в сопровождении свиты.

Погода стояла тёплая и солнечная, лёгкий ветерок с моря освежал, не давая возможности приглашённым на праздник запариться в парадных мундирах и нарядных платьях. Вышколенные подавальщики, нанятые в лучшем ялдинском ресторане, разносили прохладительные напитки и лёгкие закуски. Это новшество – угощать гостей перед началом торжества – многих удивило и заодно развлёкло. Дамы, попивая охлаждённые морсы, обещали себе не только взять сию новинку на заметку, но и представить на ближайшем рауте, а мужчины посмеивались, что под канапе с маринованной черноморской сельдью и свежим огурчиком водочка была бы уместнее, – но угощение понравилось всем.

– Забавно ты это придумала, Роксаночка. И гости не томятся в ожидании, и хозяевам не надо меж ними метаться, развлекая разговорами, – в который раз похвалила меня Глафира.

Наконец-то прибыл Глава Геральдического совета империи, который и должен был засвидетельствовать передачу титула, и церемония началась.

– Есть тут кто-либо, подтверждающий, что данная девица является Роксаной Петровной Верхосвятской? – спросил благообразный старик, облачённый в ритуальный костюм герольда.

– Есть! – едва ли не хором ответили гости.

– Есть ли тут кто-либо, знающий девицу с момента рождения по сей день? – прозвучал очередной вопрос.

– Есть! Есть… – голос Глафиры звучал громко и уверенно, Пётр же, хоть и ответил, но сказал это едва слышно и без особого желания. Должно быть, жалел, что титул достаётся не Александру, а мне.

Но я честно хотела передать наследование брату. Посоветовавшись с Глафирой, написала в Геральдический совет, откуда получила такой ответ, что до сих пор вздрагиваю. Кто-то из носителей традиций, особо не выбирая выражения, отчитал меня за непочтение к роду, за недостаточное знание законов и за невероятную дерзость, коей является моя эпистола. Разве можно передавать высокий, благословенный Триединым титул отпрыску наказанного за преступление и крестьянки?! Хотите отказаться от титула? Ходатайствуйте в Совет, и мы с радостью освободим вас от ответственности.

Такого я не хотела. Под диктовку Николая Ивановича написала пространное извинение, каясь самыми цветастыми речевыми оборотами в женской глупости и недальновидности, обещая исправиться и в дальнейшем с гордостью носить титул, завещанный предками, и прочее, прочее, прочее. Граф поправил все описки и ошибки моего письма, велел переписать набело и самолично отправил курьером с корзиной, полной подарков. Благо что вина, печенье и косметические наборы, произведённые в нашем поместье, славились и за пределами полуострова.

Простили и велели готовиться к церемонии.

– Есть ли тут кто-либо, претендующий на титул? – последовал следующий ритуальный вопрос.

– Нет! – дружно выдохнули гости.

– Тогда прими сей венец и носи его с достоинством! – стараясь, чтобы речь его звучала как можно торжественнее, громко объявил герольд и отступил на шаг назад.

Сам он не имел права касаться княжеского венца. Передача осуществлялась только членами рода.

Я опустилась в низком реверансе перед Глафирой, которая уже сняла диадему со своей головы. Почувствовав тяжесть драгоценного венца на челе, я медленно поднялась и поцеловала руку уже бывшей княгини.

– Клянусь с достоинством и честью нести сей венец и передать его законному наследнику. Клянусь не посрамить княжеский род Верхосвятских ни словом, ни делом, ни бездействием.

Моя клятва не была формальностью. Я давала искреннее обещание и ушедшей Роксаночке, уступившей мне своё тело, и Триединому, милостиво принявшему меня в своём мире, и отцу, прижимавшему к себе одной рукой подросшего Сашку.

На том торжественная часть закончилась.

Далее я принимала поздравления, подарки и приглашения на балы, рауты и просто погостить.

Время нашей ссылки закончилось, и теперь мы могли посетить столицу, навестить сыновей графа или погостить в Калиновке, о чём нам напомнил чиновник в сером мундире, передав нарядный конверт.

– Поздравление от Его Императорского Величества, – выделяя каждое слово, объяснил он, дав понять, что пакет следует вскрыть без промедления.

Взяв со стола нож для фруктов – другого под рукой не было, – аккуратно разрезала сгиб конверта.

«Сколько же пафоса в таких посланиях», – скептически хмыкнула про себя, стараясь лицом изобразить восхищение и благоговение.

– Переигрываешь слегка, – шепнул граф, делая вид, что смотрит на лист в моей руке; пришлось немного расслабить лицо и пригасить улыбку.

На изукрашенном водными знаками, замысловатыми вензелями и яркой печатью листе самодержцем лично было начертано: «Поздравляю с совершеннолетием и принятием титула. Василий IV». И замысловатый росчерк. И что мне с этим теперь делать?

Словно подслушав мои мысли, дед сказал:

– Надо бы срочно у хорошего мастера рамку заказать. Со стеклом и паспарту качественным. А сейчас гостям в руки не давай – залапают.

Я, улыбаясь подобно солнышку в небесах, демонстрировала всем желающим автограф Императора, а сама думала, что если у трёх поколений предков с рождения не заложено почтение к монархам, то трудно его вдруг проявить искренне. Но надо. Ибо не поймут.

Вдруг очень захотелось, чтобы скорее всё это закончилось. Снять бы узкие туфли, платье, пусть и красивое, но не дающее лишний раз вольно вздохнуть, венец этот тяжеленный.

Кстати!

– Ба, а откуда диадема княжеская появилась? В ссылку ты её с собой взять не могла, помню, ты рассказывала, как всё имущество изъяли. По счетам тоже расходов на ювелира не было. Вчера только книги расходные проверяла.

– Это Его Высочество Наместник гиримский подарок к твоему совершеннолетию и принятию титула сделал, – улыбнулась Глафира. – Не ведаю, как прознал, что венец наш утерян, но намедни прислал с запиской. Согласись, что хорош невероятно.

Я в это время смотрела на идущего в нашу сторону Таира и, не сводя глаз с жениха, безоговорочно согласилась:

– Невероятно хорош. Даже не верится, что за такого красавца замуж пойду.

– Вообще-то, я о венце говорила, – хмыкнула Глафира, – но и наместник тоже неплох. Платье, пошитое мадам Полли к моему совершеннолетию, было шедевром.

Глава 21

– Ваше Сиятельство, позвольте поздравить с принятием титула, – склонился Таир к моей руке.

Всё в рамках приличий, кроме мурашек, побежавших по моей спине от прикосновения его губ, которых, слава Триединому, никто видеть не мог. Отчего-то рядом с женихом улетучивалась вся моя решимость и я робела, как та самая тургеневская барышня. Невинная и трепетная.

– Благодарю вас, Ваше Высочество, – пролепетала я, скромно опустив глаза. – За поздравление и сказочный подарок. Венец великолепен.

– Рад, что диадема понравилась. Но с вашей красотой, княгиня, она сравниться не может, – понизив голос, чтобы слышно было только мне, ответил наместник.

В его словах послышались низкие, слегка вибрирующие ноты, будоражащие сексуальность моего юного тела. Дыхание сбилось. Что он творит?! Кажется, моё смятение не укрылось от глаз Глафиры, и она тут же пришла мне на помощь и задала наместнику вопрос, отвлекая нас от неподобающих мыслей:

– Ваше Высочество, кажется, вам тоже вскоре торжество предстоит? Принятие ханства по завершении первого срока траура.

– Да, Глафира Александровна, вы правы. По нашим традициям наследник может стать правителем только по истечении трёх месяцев строгого траура. Считается, что за это время все претенденты выяснят меж собой, кто самый достойный. Моё же наследие бесспорно, других желающих нет… Через две недели срок траура заканчивается, и я должен взойти престол. Осталась всего лишь одна формальность, – наместник вновь взял мою руку и, глядя прямо в глаза, сказал: – Хан не может быть холост. Обычно к тому времени, когда наступает время принять власть, у наследника гарем уже полон жёнами и куча детей в наличии. Мой случай необычен. Потому, Роксана, я предлагаю заключить наш брак сегодня.

За спиной ахнула бабушка, я же, оторопев от неожиданного предложения, только и могла беззвучно хватать ртом воздух. Сегодня? Вот так сразу?

– Но я… – говорю, лишь бы не молчать.

Правда, что сказать, ещё не придумала. Отказать, потому что так внезапно? Но это не прихоть, а необходимость. Согласиться? Но так хотелось белое платье, длинную фату, которую будут нести детки Прасковьи и Ульяны, девичник…

– Роксана, если ты хочешь свадьбу, то можем отыграть её в любое время. Сегодня просто проведём церемонию бракосочетания. Жрец ждёт. Ты согласна? – Таир смотрит на меня, и я понимаю, что при всей его внешней уверенности, где-то в глубине души он боится отказа.

Эх, и почему у меня всё не как у людей? Свадьба без свадьбы, три церемонии в один день. Ну и ладно! Зато время сэкономим и деньги. Девичник и после свадьбы устроить можно. Закатимся в Ялду с подругами в бани османские на сутки… Глафиру с собой обязательно возьмём. Она у меня чудо как хорошо умеет компанию поддержать. А то, что платье не белое и фаты нет… Глупость всё это! Самое главное, что мы любим друг друга.

– Да, – успокаиваю жениха положительным ответом.

Таир облегчённо выдохнул, бабушка ещё раз ахнула, коротко извинилась и куда-то заторопилась.

Мы вдвоём стояли на лужайке, держась за руки и глядя в глаза друг другу. Никто из гостей не посмел нарушить наше прилюдное уединение. Окрепший ветерок принялся игриво теребить полы нарядного кафтана наместника и подол моего платья. Посвежело.

Обычно осень на полуострове мягкая, солнечная и длится долго. Но всё равно это осень. Погода в любое время может резко измениться. Внезапно набегут облака, закроют светило, принесут дождь холодный, который способен зарядить на неделю. Потому особо полагаться на длительное тепло не стоит.

Почувствовав неожиданную прохладу, невольно запросила у природных духов прогноз погоды на ближайшее время. Пообещали, что дотемна дождя не будет, но ветер усилится и скоро похолодает ещё больше.

– Погода портится, – информировала жениха. – Если надумали жениться, то чего ждём?

Таир сморгнул, головой тряхнул.

– Засмотрелся, – улыбнулся он мне. – Но ты права, стоит поторопиться.

Венчание мало чем отличалось от помолвки. Тот же древний, как Мафусаил, жрец, тот же вышитый ритуальным узором рушник, укрывший наши руки. То же невнятное бормотание старца, но чёткий вопрос:

– Обещаешь?

– Обещаю, – и едва терпимая боль выше запястья после согласия.

Теперь-то я знаю, что брачная татуировка станет шире, чётче и с бо́льшим количеством деталей, чем та, что была до этого. И сохранится на руке на всю оставшуюся жизнь. Первая, появившаяся после объявленной помолвки, изначально была бледной, ещё и тускнела с каждым днём. Через год и один месяц – испытательный срок, назначенный перед свадьбой, – она бы и вовсе исчезла, освобождая нас от данных обязательств. Узор, полученный сегодня, исчезнет только после смерти одного из супругов, да и то не факт.

Ладонь Таира крепко, но аккуратно сжимает мои пальцы. Он знает, что мне сейчас не сладко. Ему и самому через пару минут предстоит ответить согласием и перетерпеть боль от нанесения брачной татуировки.

Что интересно, на руках Глафиры и графа нет таких брачных браслетов. И у Абяза с Надией тоже нет. Получается, так отмечают лишь смешанные браки? Единоверцев не истязают подобным образом? Дали брачные клятвы перед ликом Триединого или пообещал мужчина Алле заботиться об этой женщине и её детях, после чего сделает рид запись о свершившемся факте в книгу и – «живите долго и счастливо, плодитесь и размножайтесь». А нас словно на твёрдость решения проверяют.

– Обещаю! – сказал Таир и задержал дыхание. Пришла его очередь принять плату за то, что не совсем ту жену выбрал.

– Живите долго и счастливо, плодитесь и размножайтесь, – сияя хитрющими глазами, благословил нас жрец, стянул рушник, небрежно перекинул его через плечо и посеменил прочь от места венчания, невнятно выговаривая помощнику что-то об оставленном в келье коте.

– Жена моя… – повернулся ко мне Таир.

– Муж мой… – ответила я, всё ещё не веря в произошедшее.

Ошарашенные гости, не ожидавшие, что церемония передачи титула трансформируется во внезапную свадьбу, поздравляли, желали, обещали прислать подарки.

– Я вас, конечно же, поздравляю, – подошёл немного озабоченный Николай Иванович, – но вы, дорогие мои, поженились без высочайшего дозволения. Боюсь, император гневаться станет.

Ну да… не простолюдины какие-нибудь. Обязаны у самодержца соизволения испросить. Вдруг на кого-то из нас у монарха свои виды имеются, и он собирается выступить в роли свата. А мы тут своевольничаем. Может и по шапке нагореть.

– Не волнуйтесь, Николай Иванович, Его Величество в курсе. Я почему так внезапно предложил пожениться? Запрос послал через неделю после трагедии, но разрешение получил только сегодня утром. Вот и подумал: чего тянуть.

– Побоялся, что передумает? – чуть-чуть насмешливо уточнил граф. – Не стоит переживать по этому поводу, Ваше Высочество. Слово нашего императора крепче стали. Сказал – сделал. Чего бы это ни касалось, согласия или отказа. Потому так долго и не давал ответ. Думаю, что просчитывал варианты. Ваш брак, дети мои, правильное решение.

Праздничный ужин накрыли в столовой. Было тесно, шумно и не очень соответствовало традициям и правилам.

Неожиданно налетевший шквал всех гостей загнал под крышу. Слуги, домашние и приглашённые, с ног сбились, пытаясь угодить всем. Оттого, что на столах не было карточек с именами, расселись как пришлось. Повезло только нам с Таиром – усадили во главе стола.

Мне наше застолье чем-то напомнило комсомольскую свадьбу в студенческом общежитии. И, наверное, от этого я перестала думать о том, что и как получится, останутся ли гости довольны и сыты. Знали, что не готовы мы были к свадьбе, но остались на ужин? Значит, пусть сами о себе беспокоятся. Так и Глафире сказала, когда она поделилась со мной своими переживаниями.

– Ба! Еды и выпивки на столе в достаточном количестве. С голоду и от жажды никто не умрёт. Пусть веселятся. Завтра разберёмся, а сегодня у меня свадьба, я не хочу ни о чём думать, – обняла я её. – И ты тоже не думай. Порадуйся за меня.

– Я радуюсь, детка. Но всё так внезапно… Я ещё не успела тебе ничего рассказать о том, что происходит в спальне между мужчиной и женщиной, – румянец смущения проступил даже сквозь пудру.

– Ба, ты забыла, что я целительница? Пусть далеко не такая опытная и умелая, как наставница моя Прасковья, но тоже кое-что знаю и умею. И отчего детки родятся, тоже представление имею, – целуя графиню в щёку, успокаивала я её.

А себе в который уже раз напомнила, что я молодая невинная девушка. Без практического опыта и просмотров немецких фильмов о сантехниках, садовниках и чистильщиках бассейнов.

– Роксана, ты не устала? – Таир подошел тихо, пальчики поцеловал нежно. Казался таким сдержанным, вот только глаза выдавали нетерпение страсти.

– Хочешь покинуть наших гостей? – скромно опускаю глазки, пытаясь унять несносные мурашки, бегающие по спине и затылку.

– Хочу! – голос хриплый, возбуждающий.

И тут мой мозг даёт сбой:

– К тебе или ко мне? – спрашиваю я мужа.

Кажется, наместник опешил.

– Роксана, позволь напомнить, что жена следует за мужем в дом его, а не наоборот. С сегодняшнего дня ты будешь жить в моём дворце на женской половине.

– В гареме?

– Да. Именно так называется женская половина.

– Вместе с кучей твоих тёток, сестёр и наложниц? – закипала я.

– Наложниц у меня нет. А женщины рода, как ты правильно сказала, живут в гареме. Не могу понять, что случилось, отчего ты вдруг разозлилась? – нахмурил брови Таир. – Разве ты первый день живёшь в гиримском ханстве и не знаешь уклад нашей жизни?

Муж прав.Не первый день. Знаю всё, но отчего-то не примеряла это на себя. Думала, у меня не так будет. Как? Не знаю… Но не так, как у них принято. Вот дура-то…

Понимая, что порчу настроение и себе, и Таиру, решительно меняю поведение. Почтительно склоняю голову, беру обеими руками ладонь мужа, со всем уважением целую её и прикладываю ко лбу.

– Прости меня, муж мой. Я жена твоя и пойду туда, куда ты скажешь.

– Ты мудрая женщина, Роксана, – целует меня в лоб Таир и говорит ритуальную фразу: – Войди в дом мой, как вошла в моё сердце.

Кто-то из свиты наместника открывает нам портал, и я делаю шаг, понимая, что прежней моя жизнь уже никогда не будет.

Часть 2 Глава 1

Со стоном встаю со стула и, потирая ноющую поясницу, вразвалочку, как утка, иду к распахнутым на террасу дверям.

Лёгкий бриз перебирает тонкие занавеси на окнах и доносит с улицы неопознанную смесь ароматов: разнообразную сладость парковых цветов, прохладу луговых и газонных трав, пряность созревающих в садах фруктов, свежесть моря в бухте… Всё смешалось в неповторимых пропорциях, создав уникальное благоухание середины лета.

Как же хорошо в поместье! Багчасарайский дворец за почти десять лет замужества так и не стал для меня домом. Офис, где решаются вопросы управления наместничеством. А жить в конторе, даже если там есть прекрасно оборудованные места для отдыха, неуютно. Наверное, именно поэтому при малейшей возможности я сбегала в своё поместье.

По брачному договору, составленному моим стряпчим, собственность, принадлежавшая мне до свадьбы, являлась моим приданым. А по закону всех стран, чтивших Аллу, имущество, с которым жена пришла в дом мужа, считается гарантией её обеспеченности в случае развода или вдовства; никто в новой семье, включая мужа и детей, прав на имущество жены не имеет.

Этим я и пользовалась. Управлять поместьем и производствами надо? Надо. Делать это следует на месте, контролируя процесс лично. Таир неохотно, но соглашался.

Плюс Источник…

Ох уж этот Источник. Хуже малого, капризного, избалованного родителями и няньками дитя. «Дайте то, подайте это, сделайте наоборот!» – писал в моём мире поэт о мальчике Вите. Но я была полностью уверена, что Сергей Владимирович каким-то невероятным образом был знаком с моим подопечным.

– Ты прошла последнюю инициацию? – первым делом спросил меня Источник, когда я появилась в усадьбе через три дня после свадьбы для решения формальностей, сбора вещей и всего необходимого для смены статуса и переезда.

– Прошла, – призналась я со вздохом.

Да уж… прошла. Помня слова знахарки Амины о том, что если мой первый мужчина будет любимым, то, возможно, после этого ни страданий, ни боли от трансформации не почувствую, дежурной целительницей, которая могла бы мне помочь после брачной ночи, я не озаботилась. Кажется, не учла я тогда, что ключевое слово в предупреждении было «возможно». Как результат – шокированный моим приступом Таир, перепуганные слуги, срочным порядком выдернутая из супружеской спальни Прасковья и почти сутки беспамятства.

– Слушай, – горячо шептала я в ухо подруге после того, как немного пришла в себя, – может, я всё придумала? О том, что люблю Таира… А на самом деле мне просто понравился красивый и влиятельный молодой мужчина. Мало что завидный жених, так я ещё и вложилась в него. И тогда… давно. Помнишь, после кораблекрушения? И потом… деньгами, идеей, советами. Вот и стал Таир для меня значимым. А любовь, наверное, это нечто другое. Да?

– Милость Триединого, – чуть ли не силой укладывая меня на подушки, ворчала подруга. – Откуда мне знать ответ на столь деликатный вопрос. По-моему, любовь – чувство многогранное. Я вот детей своих люблю. Кажется, должна ко всем одинаково относиться, ан нет… Машку, то ли от того, что она первая и девочка, люблю не так, как мальчишек. Она как открытая книга. Словно копия меня самой. Ничего нового. Марка изучаю, как неведому зверушку. Маг с рождения – это, знаешь ли, феномен. А Васька, – женщина вдруг так светло улыбнулась, словно солнце сквозь задёрнутые шторы пробилось, – Васька – это Васька. Тут даже сказать нечего.

– Мне казалось, что ты их одинаково любишь, – поражённо пролепетала я.

Целительница передёрнула плечами.

– Одинаково. За любого из них, не думая, жизни лишу, если нужда настанет. Или свою отдам без сожаления. Но чувство к каждому своё. Понимаешь?

Настала моя очередь плечами пожимать.

– Вряд ли…

Подруга на миг задумалась, а потом спросила:

– Вот собаки твои… Зиг и Заг. Ты к ним одинаково относишься?

– Ну ты сравнила! Собаки и дети.

– Ответь! – не отступала Прасковья.

– Нет, конечно. Они же разные, хоть из одного помёта. Зиг солидный такой, эмоционально сдержанный, умница невероятная – всё слёту понимает. Вожак. Брата одёргивает, если надо. А Заг… – я невольно улыбнулась, – балбесина и разгильдяй, несмотря на всю нашу с Тауфиком дрессуру. Всё норовит в игру превратить, в развлечение. Но зато открытый, и я знаю, что любит меня всей своей пёсьей душой. Прикажу прыгнуть с обрыва в море – поверь, не задумается.

Подруга внимательно слушала меня, а когда я закончила рассказ, спросила:

– Теперь поняла?

– Но это же собаки, а не дети! – продолжала упрямиться я.

– Да. Звери не люди, но чувства, испытываемые тобой к псам, очень схожи с моими. Но тебе сейчас лучше поспать, а не думать о таких незначительных вещах, – ладонь целительницы легла мне на лоб, навевая сонливость.

– Что может быть важнее любви? – сопротивляясь наведённому сну, пробормотала я.

– Например, жизнь… – услышала в ответ.

– Прошла, – задумчиво повторила я, вспомнив тяжёлое восстановление после первой брачной ночи. – Но вряд ли смогу в ближайшие дни осуществить желаемое.

– Почему? – последовал вопрос капризного ребёнка.

– Дополнительные каналы для прохождения силы, открывшиеся после инициации, должны быть наполнены…

– Вот и наполним! Ты получишь столько силы, сколько сможешь принять.

– Чтобы лопнуть, как переполненный воздухом шарик…

– Великие духи! За какие прегрешения мне досталась такая Хранительница? – завопил Источник.

На материальном уровне его эмоции выразились как сильный порыв ветра, пронёсшийся по участку и взъерошивший морскую гладь.

– Послушай: мага, вычерпывающего Источники, поймали. Тебе ничто не угрожает. Потерпи неделю. Я восстановлюсь и смогу провести ритуал без вреда для нас обоих, – едва сдерживаясь, уговаривала я подопечного.

Собаки, сидящие у моих ног, поскуливали, чувствуя нечто невнятное, но недружелюбное.

– Хорошо. Но это крайний срок.

– Договорились…

– Мама, – выдернул меня из воспоминаний звонкий голос Кирима. – Ты можешь приказать Зигу, чтобы он покатал меня?

Мальчик стоял на лужайке перед террасой, придерживая пса за ошейник.

– Могу, но не буду этого делать. Зиг едва ли не в два раза старше тебя и не предназначен для верховой езды. Попроси отца, чтобы купил вам с братом пони и катайся на нём. А когда Азат подрастёт, ты и его научишь, – ответила я, с улыбкой глядя на мальчика.

Гены гиримских ханов настолько сильны, что оба наших сына похожи на Таира, как клоны. И семилетний Кирим, мечтающий оседлать одного из кобелей, и четырехлетний Азат, спящий после обеда в своей комнате. Надеюсь, что доченька порадует сходством со мной.

Словно услышав, что мама подумала о ней, малышка резко повернулась, заставив меня поморщиться от неприятных ощущений.

– Тише, детка, тише, – погладила себя по животу, – скоро уже солнышко увидишь, с братиками познакомишься, отца обрадуешь. По моим подсчётам, нам с тобой ещё пару недель ходить.

Вот только, кажется, у девочки моей были другие планы, и она решила появиться на свет если не сегодня, то к завтрашнему утру точно. Охнув в очередной раз от нарастающей тягучей боли, я достала из кармана переговорник:

– Прасковья, началось…

Глава 2

Как ни странно, но третьи роды дались мне тяжко. Так долго я не мучилась, рожая Кирима, да и появление на свет Азата далось легче.

– Всё, подруга, завязывай с этим делом, – подавая мне укрепляющий отвар, сказала Прасковья.

Было видно, как устала и переволновалась подруга за эти полтора суток, что длились роды. Глубоко прорисовались носогубные складки, тёмные тени залегли вокруг глаз, да и сам взгляд стал блёклым, словно моя задиристая наставница вдруг выцвела и потускнела.

– Считаешь, стара я стала для продолжения рода? – отдавая ей пустую чашку и откидываясь на подушки, спросила я. – Но мне всего двадцать девять будет, да и Таир хотел не менее пяти детей.

– Вот пусть сам и рожает. Или наложница его, – сердито ответила подруга, охнула, поняв, что проболталась, и покосилась на меня. – Прости, чего в запале не скажешь…

В ответ я только горько хмыкнула.

– Думаешь, не знаю, что во дворце происходит? – глядя на колыбельку с новорожденной дочкой, ответила Прасковье. – Он мне обещал других жён не брать, а о наложницах разговора не было. Менталитет, шайтан его забери…

– Что-что? – едва не подпрыгнула целительница, падкая до всего нового. – Это слово из твоего мира? А что оно значит?

– Совокупность умственных, эмоциональных, культурных особенностей и установок, присущих определённой социальной или этнической группе, – объяснила я. – Когда мальчишке на пятнадцать лет дарят не кинжал, не коня или халат драгоценный, а наложницу, то в тридцать пять лет трудно ждать от него несвойственной гиримским мужчинам сдержанности.

– И ты, зная всё это, согласилась выйти за него замуж? – всплеснула руками Прасковья.

– Во-первых, когда я соглашалась за него замуж выйти, мне не положено об этом думать было. Да честно говоря, я и не подумала. Других забот в то время хватало. Во-вторых, я не самая умная, как бы ни хотелось обратного, да ещё и расслабилась в этой жизни. Понадеялась, как часто бывает, что со мной-то такого не случится. Не договорилась на берегу, а теперь что уж крыльями хлопать.

– И что теперь? – осторожно спросила подруга.

– Теперь у меня есть дети, – я ещё раз с улыбкой посмотрела на колыбельку, в которой лежал маленький свёрток с моей красавицей. – А твой совет…

– Запрет! – жёстко уточнила целительница.

– … твой запрет, – кивком согласилась я, – исполню. Амулет, предохраняющий от беременности, больше снимать не буду.

– Хорошо. Может быть, потом… позже, но не раньше, чем через три года. А сейчас отдыхай, ты и так что-то разговорилась, вместо того чтобы спать.

– Источник, почувствовав, что я ослабла, самовольно меня силой наполнил, – пожаловалась я. – Вот и колбасит.

– Это не страшно. Сила пойдёт на восстановление организма, а уснуть я тебе помогу, – кладя прохладную сухую ладошку мне на лоб, успокоила подруга.

Глаза сами собой закрылись, метания сознания притихли, и я погрузилась в спокойный умиротворяющий сон.

Проснулась от щекочущих прикосновений ухоженной бородки Таира к моему лицу и поцелуя в щёку:

– Как ты, любимая?

– Жива. Спасибо, – слабо улыбнулась я мужу. – Дочку видел?

Таир через плечо посмотрел на колыбельку и выдавил:

– Красавица!

Я засмеялась, охнула от боли – обезболивающие заклятие Прасковьи ослабло – и сказала:

– Ты всё время забываешь, что новорожденные детки мало похожи на фарфоровых куколок, изображающих младенцев. Потерпи месяц, увидишь красавицу.

– Ты уже решила, как назовёшь? – повернулся ко мне Таир.

– Глафира, – не задумываясь ответила я.

Бабушка умерла три года назад, пережив Николая Ивановича всего лишь на две недели.

– Прости меня, детка, – сказала она, когда я, смахивая рукой со щёк и подбородка невольные слёзы, ручьём катившиеся из глаз, сидела у её кровати. – За тебя я спокойна, а без друга милого мне жизнь не в радость. Ты же справишься без меня, лапушка?

– Справлюсь, – целовала я холодеющие пальчики. – Спасибо тебе за всё. И знай, что была ты для меня самой родной в этом мире.

– Странно ты как-то сказала… Или это у меня уже мысли путаются. – Побелевшие, сухие губы Глафиры едва шевелились. – Хочу спасибо тебе сказать, детка. За те года, что мы прожили здесь… На полуострове. Если бы не ты… Не было бы у меня счастья с Николенькой моим… Спаси….

Дыхания и сил закончить слово у бабушки не хватило.

Похоронили Глафиру рядом с мужем в Ялде, на православном кладбище у того самого храма, где мы спасались во время катастрофы.

Постаревший папенька, поддерживаемый под руку Марфой, мелко тряся поседевшей головой, подошёл ко мне после погребения и спросил:

– Что матушка мне завещала?

– Завещания нет, – ответила я спокойно и вопросительно посмотрела на Марфу.

Та только вздохнула и незаметно махнула рукой. Потом уже, когда усадила уставшего мужа на лавочку, стоящую в тени у стены храма, подошла ко мне поговорить.

– Не обижайся на него, Роксана. Скорбен головой стал Пётр Андреевич. Всё наследство ждёт да клады ищет. Спасибо тебе за Сашеньку. Не надо ему батюшку в таком состоянии видеть.

Братца Сашку, благодаря совету и протекции господина Франка, устроили в Императорскую мичманскую школу, в которой и сам Константин Васильевич когда-то учился.

– Не страшно, что без титула. Там, парень, на это не особо смотрят. Будешь хорошо учиться, станешь умелым флотоводцем, дворянство заслужишь храбростью и преданностью Государю. Так и род восстановишь, а ежели нет… то и пенять не на кого будет, – напутствовал он Александра, самолично провожая того в училище.

Погостить в поместье Марфа отказалась, оставшись в Ялде у Тимофея. Купец первой гильдии Тимофей Иванович Кузнецов для семьи отстроил в пригороде просторный белокаменный дом с колоннами и с видом на море. За высокой крепкой оградой опытный садовник разбил прекрасный парк, где нашлось место и цветнику, и фигурным газонам, и плодовым деревьям.

Торговый дом, которым управлял мой сводный брат, имел магазины и лавки в каждом населённом пункте полуострова, изжив торговлю с баркасов и установив приемлемые цены.

– Для меня, сестрица, вечным примером будет наставник мой – Капитон Иванович Ильин. Помнишь его? Торговое дело это не только дума о собственной прибыли, но и забота о людях. Помнишь, он крупу и муку сирым да убогим чуть ли не даром взвешивал? И у меня такая статья расхода есть. А как иначе? Лодырей и пропойц кормить не стану, но коли попал человек в неудачу, отчего не помочь? Ты не думай, не разоримся от толики малой.

– Хороший ты, Тимка! Оттого и Триединый милостив к тебе, – хвалила я своего партнёра по бизнесу. – И не переживаю за прибыль, зная, как ты считать умеешь.

Вспомнила бабушку, и за одними воспоминаниями потянулись другие… Всегда так. Любое событие связано с прочими напрямую или ассоциативно. Запускается карусель памяти, и бегут-бегут лошадки-слова, лошадки-люди, лошадки-дела. Сколько же всего произошло за десять лет. Плохого и хорошего…

– Я понимаю твой выбор имени для дочери, – прервал мои размышления Таир, взяв за руку. – Но девочка – дочь наместника ханства. По-моему, ей следует носить гиримское имя.

Муж поднёс мою руку к губам, согрел пальцы лёгким поцелуем. Уговаривает, соблазняет…

– Таир, помнишь, в этой же комнате девятнадцать лет назад ты дал мне слово, что выполнишь любую мою просьбу? – Я смотрела, как муж хмурит брови, то ли вспоминая давние события, то ли будучи недовольным тем, что отложенное желание всё же догнало его. – Конечно, ты можешь отказаться от обещания. Единственного свидетеля нашего договора, увы, уже нет в живых…

Наместник отпустил мою руку, встал, прошёлся по комнате. Недоволен. Неприятны ему мои слова. Чувствует намёк в них.

– Роксана, я понимаю, что у тебя есть повод обижаться. Но и ты должна меня понять. Ты беременна, а я…

Ох, напрасно он это начал. И не ко времени.

– Таир, муж мой, ты о чём? Я всего лишь хотела попросить тебя позволить дать дочери имя по моему выбору, – играю удивление и мимикой, и голосом.

– Глафира? Хорошее имя. Я не против, – с облегчением выдыхает муж. – Только я звать доченьку буду Гульфия – похожая на цветок.

– Да, как скажешь, дорогой. Главное – мир и согласие в семье… А всё остальное, надеюсь, ненадолго, – склонила я голову, как полагается жене, почитающей мужа.

Как говорил советский разведчик в знаменитом сериале: «Запоминается последняя фраза». Вот пусть и подумает хан на досуге.

Глава 3

Быть женой хана и главной в гареме мне не понравилось.

Медовый месяц я провела в покоях Таира, но к концу третьей недели одна из жён покойного наместника, решившая, что главенство в гареме принадлежит ей, вдруг захотела поучить надлежащим манерам и указать мне моё место.

Пришла служанка и сказала, что мне необходимо срочно пройти к Замире-эльти. Пошла. Вдруг женщине плохо. Но той было хорошо.

– Ты должна понимать, что сама чужачка неотёсанная, а потому слушай, когда сведущие люди подсказывают. Слушай и благодари. Словами, поклонами, послушанием и подарками, – выговаривала мне тётка, сидя на ярких подушках у столика, накрытого к кофепитию. Мне присесть она не предложила. – Запомни, невместно женщине жить на мужской половине…

– Какими подарками? – перебила я «наставницу», зацепившись за странное указание.

– Достойными. Ткани, украшения… Говорят, у тебя в поместье притирания неплохие делают и сладости. Их я тоже приму, – откусывая кусок пахлавы, пропитанной розовым сиропом, вещала она.

По сути своей я человек не жадный: попроси Замира по-доброму, подарила бы и кремы, и печенье, но когда вот так…

– Хорошо. Я подумаю над вашими словами, посоветуюсь с мужем, и мы решим, какими милостями вас одарить, – сказала я, кивнула и пошла на выход.

Сзади раздался натужный кашель – кажется, кусок не в то горло попал.

– Стой! Стой… – прохрипела вымогательница. Я остановилась, обернулась. Замира, не отводя от меня глаз, жадно пила охлаждённый щербет, стараясь освободить горло от застрявшего в нём куска. Наконец, ей удалось это, и женщина смогла отдышаться. – Ты что же, такой мелочью потревожишь хана?

– Драгоценности – это не мелочь, а фамильные ценности. Вы же предложили мне растаскивать их на подарки.

– Наверное, ты плохо знаешь гиримский язык и потому не поняла меня. – Я удивлённо приподняла бровь. – Я говорила, что молодая женщина, вошедшая в семью, должна одаривать старших родственников. Обычай такой…

– А кто у нас родня? Вот вы, к примеру, кем хану приходитесь? – поинтересовалась я, желая сократить список жаждущих подарков.

Тётка задумалась, прижала пальцы к губам, сморщила лоб.

– Я вторая жена покойного хана.

– То есть мать одного из братьев наместника? – уточнила я.

– Нет. Алла не дал мне детей… – вздохнула женщина.

– Значит, никаких родственных связей у вас с правителем нет, – констатировала я, мысленно вычёркивая из списка первую претендентку на подарки. – Проводите меня, уважаемая, и познакомьте с другими обитателями женской половины.

Гарем был не просто густозаселённым, а перенаселённым местом. В комнате, рассчитанной на одну женщину, жили по трое, а иной раз и по четверо. Такая скученность не способствовала мирному сосуществованию обитателей, чему мы получили подтверждение, едва переступили порог сераля.

Сама Замира жила в отдельных покоях у двери, отделявшей территорию гарема от дворца. Эти комнаты считались привилегированными. В них не было слышно постоянного шума и гама, который умудрялось устроить скопление скучающих женщин.

В центре внутреннего дворика, окружённого затенёнными террасами, стояли две молодые женщины. Одежда на обеих была порвана, волосы растрёпаны, на открытых участках тела виднелись синяки и царапины. Явно красотки дрались, и секундная передышка — это не финал поединка.

Удивили зрители, наблюдавшие за потасовкой. Они, вместо того, чтобы растащить женщин по разным углам и успокоить, расположившись по кругу, с жадным интересом ждали развязки ссоры. Кучкой стояли евнухи, обязанные обеспечивать порядок.

– Что здесь происходит? – спросила я у Замиры, ткнув пальцем в скандалисток.

Сама выяснять причину безобразия я не собиралась. Коли решилась тётка объявить себя главной в этом бабьем царстве – пусть и отвечает.

– Дерутся… – выступила в роли капитана Очевидность вдова моего партнёра по шахматам, пожав плечами.

– Судя по реакции, здесь это норма? – я пристально осмотрела дворик.

Пыль и мелкий мусор скопились по углам, вечнозелёные растения в керамических горшках выглядят неухоженно. На перилах террасы второго этажа, откуда на зрелище тоже любовались, висели одеяла, ковры, какие-то тряпки.

– «Цыгане шумною толпою…», – невольно процитировала я Александра Сергеевича. – Что за бедлам тут у вас? Почему порядка нет? Позовите сюда старшего евнуха.

– Сейчас, госпожа, сейчас… – тётка быстро поняла, что, несмотря на мой юный возраст, я не только никому не позволю командовать собой, но и готова взять руководство на себя.

Разве что Таиру подчиняюсь. Но он хан и муж.

– О, прекраснейшая из красивейших, Роксана-эльти, рад приветствовать вас… – несколько высоким голосом поприветствовал меня полноватый мужчина с ярко подведёнными глазами. – Рад служить вам, высочайшая.

– Назови имя твоё, сладкоречивый, – на пару миллиметров приподняла я уголки губ, изображая улыбку.

– Усман, о повелительница, – евнух сложил руки перед грудью и низко поклонился.

Коротко кивнув, я повторила вопрос:

– Что здесь происходит?

– О моя прекрасная госпожа, эти недостойные дочери ослиц поспорили из-за очерёдности уборки двора. Каждая доказывала, что делала это не далее, как вчера, – зло глянул в сторону нарушительниц спокойствия Усман.

– Хорошо, – протянула я. И шагнула на замусоренные плиты патио. Прошлась вдоль одной стены, вдоль другой, на глаз определила центр. Повернулась к ожидавшим моего решения. – Вот что… Если вы, – кивок в сторону нарушительниц, – не можете вспомнить, когда должны были выполнить работу, а вы, – указала на Замиру и Усмана, – не умеете поддерживать порядок, то сегодня, завтра и послезавтра будете убирать двор вместе. Разделите на равные части и работайте.

– Но, госпожа, – кинулся ко мне евнух, забыв все эпитеты, которыми награждал меня пятью минутами ранее. – Это не моя обязанность убирать двор.

– Твоя обязанность следить за порядком, но вместо этого ты и твои люди не только не остановили драку, но делали ставки, кто из девушек выиграет, – резко прервала я вопли возмущения. – Хочешь, я изменю наказание? Прикажу разложить тебя на этом дворе и разрешу женщинам заключать пари на то, как скоро ты заорёшь под палкой палача?

– Нет, госпожа! Нет… – упал на колени и заныл евнух.

– Тогда иди работать, – подобрала я юбку, за подол которой пытался зацепиться Усман.

Пока разбиралась с провинившимися, патио опустело. Ни одна тень не скользнула по террасе, ни звука не донеслось и со второго этажа. Обитатели гарема спрятались и затаились, как птички перед грозой.

Ну-ну… я ещё раз обвела взглядом выходившие на двор балконы. А потом, немного усилив голос магией, сказала:

– Завтра, сразу после завтрака, я вернусь сюда с проверкой. Зайду в каждую комнату, осмотрю все помещения. И если увижу грязь, пыль и беспорядок, то как наказать виноватых, я придумаю.

Развернулась и ушла.

Так будет лучше. Пусть делом займутся. Когда руки заняты, в голове нет места дури.

Вечером, я рассказала о происшествии в гареме мужу, тот одобрил мои действия, но поинтересовался, не хочу ли я сама в гарем переехать.

– Я тебе мешаю? – удивлённо вскинула я брови.

– Нет конечно. Просто так принято…

– Жить порознь удобно, когда у мужчины несколько жён и куча наложниц. Позвал к себе ту, что приглянулась наодн у ночь, а остальные сидят и терпеливо ждут своей очереди, – вспомнила я кадры из турецкого сериала. – Но у нас же с тобой не так?

– Конечно не так, – привлёк меня к себе муж. – Мне не нужна другая женщина, когда ты рядом…

«Что ж, так и быть, порадую его сегодня кое-чем, взятым на вооружение из фильмов про сантехников», – решила тогда я, отодвинув до завтра идеи по «чистке» гарема.

Глава 4

– Ваше имя, сколько вам лет, чем занимаетесь, родственники есть? – в который уже раз за сегодняшний день повторяю я эти вопросы.

И с каждой новой опрошенной становлюсь всё мрачнее.

Таир жалуется, что казна пуста, а тут больше сотни баб сидят на ханской шее. Из них всего девять человек уже ни к чему не способны в силу дряхлости. Надо бы их отселить в какой-то домик, выделить пособие, приставить пару служанок, и пусть доживают свой век. Но остальных-то чего даром кормить?

Профессий или каких-то особых умений у большинства нет. Может, курсы организовать и обязать пройти обучение? Потом цех открыть – и пусть сами себе на жизнь зарабатывают. Хорошая идея, а какие гиримские изделия у нас нынче востребованы? Достаю переговорщик и тыкаю в кнопку «Тимофей».

– Приветствую тебя, братец. Подскажи, какие местные товары в Москаграде и в других городах великорусских раскупают, как горячие пирожки?

– Да всё хорошо раскупают, но есть одна вещь, которую спрашивают постоянно. Помнишь, бабушка Глафира Александровна для благотворительного аукциона шаль из гиримского шёлка передала? Так вот, дамы столичные по нескольку раз на дню спрашивают, нет ли ещё.

Был такой случай. Был…

Притащила я из деревни от битай Суфии несколько мотков шёлка, да не успела в цех для переработки отнести, в гостиной бросила, отвлеклась, закрутилась, забыла. А когда вспомнила, Глафира их уже в клубки перемотала, на спицы петли набрала и начала узор вывязывать. Не отбирать же было. Пришлось просить деревенских увеличить поставку шёлка. Только бабушка ограничилась одной шалью, которую передала для благотворительного аукциона в чью-то там пользу.

Мы часто в магазине столичном проводили такие мероприятия, выделяя необычные вещи и артефакты для продажи. Но бабушкина шаль произвела фурор.

Идея нового бизнеса придала сил, и дальнейший опрос я проводила с хорошим настроением. Новые рабочие места не только в Багчасарае, но и по всему полуострову. Вязальщицам понадобиться много шёлка, а это новые семейные питомники тутового шелкопряда. Некондиционные коконы на переработку для косметики, а качественные…

Фантазия понеслась вскачь. Вспомнила прекрасные нежные шёлковые ковры, какие видела и в музеях, и в магазинах в прошлой жизни. При желании их производством тоже можно заняться, найти мастеров, заплатить за наставничество и…

Богатей, мой Гирим!

Переписав всех обитателей гарема, я приказала собрать их во внутреннем дворе. Кроме тех, чью судьбу уже сама решила. Зачем старушек тревожить.

Взобралась на принесённый евнухами стул и посмотрела на собравшихся женщин. На меня глядели настороженно, уже понимая, что грядут изменения.

– Скажите, есть желающие выйти замуж? – спросила я.

– За хана? – ехидно спросила самая смелая из-за спин товарок.

– Нет. Хан уже занят. Но есть несколько советников и чиновников, желающих взять вторую или третью жену, есть холостые воины. Для них честью будет взять себе жену из ханского гарема. Понятное дело, что в родовитые семьи отдадим девушек из знатных семей. У нас есть несколько таких. Служанки, коих без меры в серале, могут пойти замуж за охранников или слуг дворцовых. Для тех же, кто по какой-то причине хотят остаться свободными, у меня есть предложение. Я планирую открыть вязальный цех. Обучение бесплатное. Первые два месяца будете жить на полном обеспечении, как сейчас. Пройдя ученичество и став мастерицами, станете получать вознаграждение. И тогда уже сами выберете, где жить захотите. В своём жилье или в том, коим вас обеспечим. Я не требую от вас немедленного ответа. Подумайте до утра. Завтра на этом самом месте каждая подойдет и скажет мне, чего она хочет.

– Вряд ли господину понравится, что у него всего одна женщина останется, – опять кто-то высказался, прячась в толпе.

– Кто знает, – спокойно ответила я. – Если не понравится, то мне отвечать. Я вот не понимаю отсутствие радости у вас. Неужели нравится жить в такой тесноте? Да ещё и без надежды на будущее. Поняла бы, если было бы вас здесь десять человек. Три молоденькие красавицы ждут, когда господин внимание обратит, да служанки, чтобы чистоту и красоту поддерживать. Но ты, к примеру, чего ждёшь? – я ткнула пальцем в толстую бабищу лет сорока.

– А что? – повела та объёмным плечом. – Может, и я на что сгожусь. Мужчины не собаки, на кости не бросаются…

– Господин Алла́ чтит – сало греховной пищей считает, – тот же голос прокомментировал слова толстухи.

– Гюрза ядовитая, дождёшься, вырвут язык твой поганый, – сама не хуже змеи зашипела тётка в ответ. Похоже, она знала, кто прячется за спинами.

Я же только головой покачала и вздохнула:

– Милость Триединого, как можно жить в таких условиях?

– Выдать замуж девушек, присланных знатными родами и кланами, – идея хорошая. Как и отселить старух. Пусть живут в покое. Но заставить женщин работать… По-моему, это слишком, – рассуждал Таир, попивая чай.

–Да они там от безделья глотки друг другу скоро перегрызут. Пожалел бы ты их…

– Я жалею. Они ни в чём не нуждаются. После гибели отца я хотел распустить гарем. Но многим просто некуда уйти. Вернуться в свои семьи, если их подарили хану, они не могут. Есть такие, кого на рынке невольничьем купили. Вот и живут…

Можно ли то, что я в гареме наблюдала, жизнью назвать? Даже по парку не прогуляться. Сидят целыми днями в четырёх стенах, спят, едят, сплетничают и ругаются. Жуть!

– Муж мой, позволь мне заняться устройством их судеб? – умильно строя глазки, попросила я.

– Если хочешь, – отмахнулся Таир, занятый распутыванием узла на поясе моего халата.

Это только кажется, что всё просто. Этих замуж, тех за спицы, и пусть живут весело. А люди не шахматные фигуры. У каждой душа есть, а ещё жизнь до дня, когда одна чересчур возомнившая о себе молодка решила судьбы людские устраивать.

– Хитренькая, сама за хана вышла, а нас за охранников отдаёшь, – истерила одна.

– Почему мне нельзя остаться жить в гареме? – спрашивала другая. – Я не хочу замуж, но и работать не желаю.

– Не хочу быть второй женой, – капризничала третья.

А потом я разозлилась. На себя. Потому что поняла: чем я больше стараюсь сделать для них лучше, тем сильнее они тому сопротивляются. Жили же до сего дня по приказу и не устраивали революций. Значит, диктатура для них привычнее.

– Слушайте меня все! – рявкнула я, усилив голос магией. – Те, кого не устраивают мои условия, быстро собрали свои вещи! Через десять минут вас проводят за ворота дворца. Идите куда хотите, делайте что хотите. Остальные постройтесь. Кто хочет замуж, по правую мою руку, кто хочет работать – по левую.

В комнаты за вещами побежало всего четверо.

– Усман, проследите, чтобы чужого не прихватили, – распорядилась я и пошла вдоль ряда невест.

Отобрала двенадцать молодых и красивых и приказала Замире:

– Этих приготовить, как для самого хана женщин готовили. К вечеру за ними мужья придут.

Советников, возжелавших взять себе жён из ханского гарема, знала. Включив своё ведовство, подобрала для них самых подходящих девушек. Ещё пятерых выбрала для чиновников. В том числе и для Ваха. Вот только невеста, та, чья совместимость с ним была лучшей, растерянно пряталась за подруг. Отозвала в сторонку:

– Ты чем смущена, красавица? Сама же стала к тем, кто замуж хочет.

– Я стороны спутала… – чуть не плача, призналась девушка.

– Неволить не стану. Можешь к работницам идти, только почему от мужа отказываешься? Поверь, человек хороший. Чиновник, доход имеет приличный, характер покладистый. И гарема у него не будет – православный он, – рассказывала я о Владимире Архиповиче.

– Не могу я… – скрывая слёзы, наклонила голову моя собеседница. – Нельзя мне замуж.

– Почему?

– Грешна я, госпожа….

Милость Триединого! Как?! В гареме, под стражей… И умудряются же! То, что случилось сие дело до того, как сюда попала, невозможно. Каждую девушку целитель осматривает. И артефактами, и традиционным способом. Значит, здесь роман случился. Вот же хитрованы!

– А что возлюбленный твой думает по этому поводу? – вздохнув, спросила я.

– Не был этот мужчина моим возлюбленным, госпожа. Продали меня. Думаете, все девчонки, что в другую группу отошли, так работать рвутся? Кому же не хочется замуж выйти и деток родить? Только порченые мы… – девушка шмыгнула носом.

– Не понимаю. К вам по ночам солдат запускают, что ли? – начала злиться я.

– Не солдат и не запускают. Господам богатым нашу девственность продают.

– Кто?!

Девушка посмотрела на меня, как на ущербную.

– Усман и Замира…

– Да, госпожа. Как хан погиб они, зная, что наследнику мы не нужны, придумали через нас нажиться. Богачек не трогали, у них родня есть, пожаловаться могут. А мы безродные, хоть и красивые. Грозили, что если скажем кому, то нас обвинят, что сами к солдатам бегали. Вы же знаете, что за такое бывает…

Знаю. Камнями побивали блудницу.

– Простите меня, госпожа. Отпустите, пойду я туда, – девушка махнула в сторону тех, кто выбрал работать вязальщицами.

– Много вас таких? – удержала я её.

– Шестеро… Сегодня ещё кого-то на ночь забрать должны.

– Хорошо. Ступай. Не говори никому, что рассказала мне о себе и подругах. Если спросят, то…

– Я скажу, что вы уговаривали меня замуж за старика пойти. Говорили, что он богат и бездетен, что я могу скоро молодой вдовой остаться, да я всё равно не согласилась… – быстро придумала «легенду» собеседница.

– Выдумщица, – хмыкнула я.

– Что есть, то есть, – поклонилась девушка.

– Так может, ты историю свою тоже придумала? – прищурила я глаза, хоть и знала уже, что та не обманула меня ни одним словом.

– Нет, госпожа, всё чистая правда.

«Чистая правда», – повторила я, глядя вслед девушке. Чтобы она чистой стала, надо грязь с неё смыть. Вывести на чистую воду мерзавцев, которые калечили жизни девчат. Не займись я гаремом, кто знает, что бы они ещё придумали.

Ну, сволочи, держитесь!

Глава 5

Как и следовало ожидать, меня к захвату злодеев с поличным и близко не подпустили.

– Роксана, не следует моей жене подменять службу охраны. Они самостоятельно справятся и без труда смогут задержать всех участников сговора. Ложись спать, утром всё узнаешь, – остудил мой порыв проследить за всем лично Таир.

– А ты? – поинтересовалась я.

– Я в кабинете дождусь доклада и тоже лягу спать, – пообещал муж, выходя из наших общих покоев.

– Теперь-то они сами справятся… – ворчала я, бродя по комнатам.

Помню, как не шёл тогда ко мне сон из-за тревоги о судьбе несчастных девушек.

Утрата девственности до брака в этом мире приравнивается к утрате чести и достоинства. Не сохранившую же честь девушку родители даже могли из дому выгнать. В случае гаремных затворниц вовсе страх и ужас – они принадлежат хану и не могут распоряжаться собой; в наказание девушку могут и в мешок с кошками зашить, чтобы обезумевшие от страха животные разорвали блудницу на части. Или утопить её в ближайшем водоёме. Тут уже как фантазия сработает.

Устав метаться по комнатам, я уселась в ближайшее кресло, и мысли потекли спокойнее. Поначалу несколько раз хваталась за переговорщик, чтобы позвонить Прасковье, но, понимая, что время позднее, откладывала разговор до утра.

Удобный гаджет на тот момент уже приобрёл достаточное количество поклонников. И, несмотря на высокую стоимость, раскупался, в буквальном смысле с пылу с жару, учитывая метод производства. Думаю, немалую роль сыграло и то, что свадебным подарком Их Высочествам Андрею и Диане – младшей дочери кэнедского короля – от княгини и княжны Верхосвятских стали парные переговорщики. Феденька постарался: по эскизу Ульяны разукрасил корпус узорами с вкраплениями драгоценных камней и с имперской символикой. Подробная инструкция, как пользоваться гаджетами, прилагалась.

Через несколько дней Николай Иванович, едва сдерживая смех, вручил мне конверт с монаршей печатью на обороте.

– Хочешь, предскажу примерное содержание послания? – предложил он.

– Я и так знаю, – осторожно вспарывая пакет костяным кинжалом, ответила я. – Заказ на… – я задумчиво почесала нос, – на четыре переговорщика.

– Думаешь, на четыре? Я предполагал, что на два, – приподнял брови граф.

– Вряд ли Дмитрий Васильевич откажет любимой жене в такой же игрушке, какая есть у жены младшего брата, – пробормотала я, разворачивая письмо и пробегая его взглядом. – Мы оба ошиблись. Это госзаказ на сто артефактов для высших армейских чинов. Только в постскриптуме просьба на ещё четыре с драгоценной отделкой.

С того дня Аристарх с Феденькой окончательно перебрались в деревню. Из местных подростков подобрали себе помощников для промывки, просушки и просеивания песка. С помощью Власа расширили печь для плавки и погрузились в работу. Если до этого мой наставник время от времени рвался в столицу кому-то что-то доказать, то, осознав важность заказа и то, от кого он получен, метаться прекратил.

Помимо обязательного задания мы постоянно получали письма с просьбой «за любые разумные деньги» изготовить артефакт для… Список громких фамилий империи был длинным. И всем срочно.

Пришлось Николаю Ивановичу писать самодержцу письмо от моего имени с нижайшей просьбой позволить изготавливать переговорные артефакты не только для армии, но и для нужд лиц цивильных. Судя по тому, что разрешение пришло быстро, похоже, просьбами достали не только нас. Именно тогда мы и занялись расширением производства переговорщиков. На сегодняшний момент изготовление популярного артефакта приносило мне наибольшую прибыль…

Лёгкий скрип двери и просунувшаяся в щель лохматая темноволосая голова сына отвлекли от калейдоскопа воспоминаний.

– Мама, можно к тебе? – прошептал Кирим.

Получив разрешение, мальчик быстро пробежал через комнату, ткнулся в моё плечо лицом и засопел.

– Что случилось, малыш? – поцеловала я его в макушку.

– Я не малыш! – упрямо дёрнул головой первенец.

– Да, ты старший для брата и сестры и уже не малыш, – согласилась я. – Отца видел?

– Видел. И он пообещал купить нам с Азатом пони, – ответил сын, но я видела, что его волновало что-то другое. – Мама, а где сестричка?

Глашенька, словно услышала, что о ней разговор зашел, закряхтела и захныкала в своей колыбельке. Тут же рядом с ней появилась кормилица, подхватила на руки и понесла за ширму кормить.

– Видел? – улыбнулась я Кириму.

– Это моя сестра? – удивлённо вытаращив глаза, мальчик смотрел вслед женщине. – Она такая маленькая…

– И ты, и Азат тоже были такими маленькими, когда родились. Подожди немного – она подрастёт, и ты будешь гордиться тем, что у тебя есть сестра-красавица.

– Она тоже будет на пони кататься? – немного напряжённо поинтересовался сын.

Одно дело коняшку делить на двоих и совершенно другое, когда претендентов трое.

– Не будь жадиной, Кирим. Тем более что к той поре, когда Глафира готова будет учиться ездить верхом, ты пересядешь на настоящую лошадку, – пообещала я наследнику, привлекая к себе. – Но ведь тебя не это тревожит?

Мальчик отстранился немного, и я смогла увидеть, как он опустил глаза. На длинных, изогнутых полумесяцем ресницах повисла прозрачная слезинка.

– Ты так страшно кричала…

Упс! Я точно помню, что мы с Прасковьей ставили полог тишины с целью не пугать детей моими неизбежными стонами и криками во время родов. Тогда как? Я с удивлением посмотрела на Кирима. Тот ещё больше смутился.

– Я хотел узнать, что с тобой случилось, почему вы заперлись с Прасковьей-эльти в твоей спальне, почему мечутся служанки, бегая туда-сюда… Я боялся за тебя.

– И?

– Стал прислушиваться к звукам, но ничего не было слышно. Мне было страшно, я хотел узнать… Напрягся изо всех сил и услышал. Ты кричала! Мне стало ещё страшнее, и я убежал подальше от дома. У ворот меня остановил дядька Абяз, отвёл к себе домой, и тётушка Надия напоила меня чаем с пирожками.

– Ты успокоился?

– Не совсем. Хоть они и говорили, что всё будет хорошо, но мне по-прежнему страшно было. А потом я уснул.

Я вновь прижала к себе сына. Его сердечко тревожно билось. Переживает за меня.

– Кирим, природа так устроила людей, что появление нового человека сопровождается болью. Увы, я всего лишь слабая женщина. Наверное, потому и не смогла сдержать крика. Прости, что напугала тебя, – я постаралась успокоить мальчика. – Как видишь, всё закончилось. Мы с твоей сестричкой живы и здоровы. Правда, устали, но это скоро пройдёт.

Наследник внимательно посмотрел мне в глаза.

– Когда я появлялся на свет, тебе тоже было больно?

Я кивнула. Кирим вздохнул, обнял меня за шею и прошептал:

– Прости меня.

Ох, мысленно всплеснула я руками, не хватало ещё чтобы мальчик в переживаниях своих подцепил комплекс вины и потом маялся им всю жизнь. Надо срочно исправлять ситуацию!

– Малыш, то был мой выбор. Я очень-очень хотела, чтобы ты родился, и готова была к этому, – я ладонью вытерла дорожки слёз, прокатившихся по щекам сына. – Тебе не за что просить у меня прощения.

Мы ещё немного посидели обнявшись, но в детстве на долгие переживания времени нет. Столько несделанных дел, сколько неисследованных мест, когда тут сидеть на одном месте. Убедился, что мама не пострадала, и пора дальше бежать.

– Ма, я пойду?

– Конечно, беги. Передавай привет Зигу и Загу. Скажи, что я просила получше присматривать за тобой.

Кирим засмеялся, махнул мне рукой и выбежал из комнаты.

А я взяла переговорщик и нажала кнопку вызова Таира. Ответил муж почти мгновенно:

– Слушаю тебя, песня моего сердца.

– Муж мой, поздравляю тебя – у наследника проснулась магия.

– Как? – удивлённо-радостный возглас чуть не оглушил меня.

– Похоже, переживания пробудили в нём дар. Он смог пробить полог тишины, которые мы с Прасковьей поставили. Нам срочно нужен маг-наставник. Я пока не стала Кириму говорить о его способностях, чтобы не начал экспериментировать, но откладывать нельзя.

– Сегодня же! Сегодня же займусь этим, – голос Таира звенел от радости. И причину его радости я понимала – в роду гиримских ханов маги рождались крайне редко. – Спасибо тебе, жена моя! За всё… За невероятную весть, за красавицу дочь, за твою мудрость и терпение…

– Твоя радость – это и моя радость, – ответила я. – А мудрость и терпение… Хотелось бы, чтобы они были обоюдными, муж мой.

После этих слов я отключила артефакт, откинулась на подушки и закрыла глаза.

Всё же намерение быть мудрее и хитрее претворять в жизньне так уж и легко. Куда как проще расколотить парадный сервиз, демонстрируя своё недовольство появлением в жизни мужа наложницы, объявить, что «не жена я тебе боле, не жена!». И остаться жить в поместье. Только здесь не двадцать первый век, где объявлены равные права для мужчин и женщин. Да и те, положа руку на сердце, условны. В этом мире в это время меня осудят все. Даже подруга и наставница Прасковья.

Детей обяжут вернуть отцу, партнёры по бизнесу отвернутся, работники разбегутся. И останусь я одна. Вся такая принципиальная и гордая.

Нет уж, нет уж… Не стану я с шашкой на танки бросаться. Наложницы для ханов – это такая незначительная мелочь, что и мне не стоит обращать на неё внимания.

Глава 6

– Могла бы и полежать ещё пару дней, – ворчала Прасковья, осматривая меня магическим взглядом.

– Я аккуратно, – улыбнулась я подруге. – Надо же за хозяйством присматривать.

Мне очень не хватало бабушки. И душевного её тепла, и практичной сметливости в поддержании привычного домашнего уклада. Всё же я больше занималась организацией и развитием производства, разработкой артефактов, продвижением наших товаров на полуострове и в империи, чем внутренней экономикой. Хорошо, что в преданности Абяза и Надии сомневаться не приходилось, но привычка всё контролировать брала своё.

В управление дворцовым хозяйством я не вмешивалась – этим занимались специальные люди. Да и своих забот хватало. Цех вязания, начавший свою деятельность после роспуска гарема, не только расширился, но и разросся филиалами по городам полуострова. Нашлись среди гаремных затворниц мастерицы, показавшие талант не только к вязанию, но и к организации процесса.

Преступников в ту ночь охрана задержала. Вот только не было ни следствия, ни прилюдной казни. Убедились в предательстве и удавили по-тихому. После чего прикопали в овраге за городом, дабы имя хана досужие сплетники погаными языками не полоскали. Об этом я случайно узнала, когда беседовала с девушками, оставшимися во дворце. Почти две трети бывших ханских рабынь в два дня вышли замуж и уехали в новые дома. Будут ли они счастливы? Не знаю. Я предоставила им выбор, но чувствовать себя ответственной или отвечать за их жизнь не могу. Остались только те, что вышли из возраста невест, да пострадавшие от преступных действий смотрительницы и старшего евнуха.

Предложила я тогда Прасковье сделать девчонкам простейшую операцию по восстановлению девственности, но целительница отмахнулась.

– От артефакта проверочного такое операцией не скрыть, только хуже будет. По мне, так лучше без лжи жизнь новую начинать. Они же ни в чём не виноваты. Умный мужчина поймёт, а за дурака идти не след.

И я с этим полностью согласилась.

Мастерскую устроили в доме злоко́зненного Усмана – после его смерти дом отошёл казне. Родни, а значит, и наследников, у старшего евнуха не было. В просторном здании, стоявшем средь уютного сада, свободно разместились и будущие работницы, и сама мастерская.

Поначалу процесс не то что бы со скрипом продвигался, а даже с места не двигался. Разленившиеся женщины капризничали, отказывались учиться, не желали соблюдать распорядок дня, предъявляли необоснованные требования.

– Ба! – однажды не выдержала я и пожаловалась Глафире, навещая её в поместье. – Не понимаю, что не так? Они же сами согласились, а теперь саботируют. И я не знаю, как на них воздействовать. Вернее, знаю, но не могу… Посадить на хлеб и воду, запереть в карцер, выгнать на улицу? Но я же пообещала им, что помогу.

– Помню, когда мы с Жени́ учились в институте, к нам пришла новая ученица. Ничем особо не выделялась, но была такая… – бабушка сделала пальцами неопределённый жест, который должен был охарактеризовать героиню её рассказа. – Поговоришь с ней, а потом хочется вымыться с головы до ног. Подойдёт с улыбочкой, голос тихий, вроде и плохого ничего не говорит, но… Если мы до этого дружно жили, помогали друг другу, то с её появлением ссориться стали. Хорошо, учителя у нас мудрые были и помогли разобраться в ситуации непростой. Сговорились мы и перестали со злыдней общаться. Подойдёт к кому, тут же подруги и отведут жертву от сплетницы, чтобы даже и не слушала её. Она потом сама от нас ушла. Не выдержала такого отношения к себе. Ты бы у себя тоже поискала злодейку. Бывает такое – заведётся гнилой человек и всех с пути доброго сбивать начинает.

Помнится, я тогда сильно задумалась. И даже не о ситуации, а о себе. Кажется, сознание моё окончательно перестроилось и стало жить здесь и сейчас. По правилам этого мира, а не по прежнему опыту. Потому я и не поняла, что происходит. Не сталкивалась в этой жизни с таким. В прошлой всякого хватало, только мало что вспоминать неприятное не хочу, но и пользоваться теми методами не буду.

Помогла мне тогда вычислить вредительницу та самая девушка, что призналась в грехе своём. Хотя разве можно её в том обвинять?

Изгнали ленивицу, что сама работать не хотела и других к тому подбивала. Говорят же, что одна паршивая овца всё стадо портит, – так и у меня случилось. С того дня, как избавились от злодейки, работниц моих словно подменили. Появилось и прилежание, и желание учиться мастерству. Заговорили о будущем, задумались, на что деньги заработанные хотят потратить. Меняться стали бывшие затворницы гарема, словно ожили.

Вскоре при мастерской открылась лавка, в которой можно было купить салфетки, покрывала, шали и шарфы, связанные мастерицами. И надо было забрести в магазинчик господину Хоробрику – матушке подарок искал. А там милая девушка раскладывает принесённые из цеха вещи.

– Роксана Петровна, познакомьте, Триединого ради! – умолял меня Вах. – Знаю, что под вашим патронажем девицы те. Поверьте, что меня самые серьёзные намерения.

– А что девушка? Вдруг не захочет. Я насильно никого сватать не стану, – предупредила я главу канцелярии.

– Потому и прошу вашего позволения познакомиться.

Познакомились, поговорили. Моя протеже глаз не поднимала, румянцем то и дело заливалась, а потом мне сказала, что понравился ей Владимир Архипович, но…

– Порченая я, госпожа! Не возьмёт он меня за себя, не возьмёт, – рыдала несчастная.

– Вот и посмотрим, насколько ты ему люба…

Чтобы не посвящать лишних людей в тайну девушки, посредником в столь щекотливом деле попросила выступить Таира.

– Роксана, мне только и дел, что устраивать судьбы подопечных твоих девиц, – возмутился было наместник, но под эмоциональным напором доводов о том, что мы в ответе за тех, кто зависит от нас, и что есть и наша косвенная вина в том, что девушка пострадала, плюс мои надутые губы и хмурые бровки – так Таир сдался и поговорил с Вахом.

Не знаю, о чём говорили мужчины, как пережил неприятное известие Владимир Архипович, но через неделю после этого разговора он пришёл ко мне за разрешением жениться.

– Ты опять о чём-то задумалась, подруга, – позвала меня Прасковья.

– Расслабилась после родов, много сплю, отдыхаю, вспоминаю. Голова пока не занята планами и работой, вот и лезет разное в голову, – покаялась я.

– Надеюсь, хорошее вспоминаешь? – насторожилась подруга.

– Разное. И как гарем расформировала, и как Ваха женили, и как бабушку хоронили. Много что вспомнилось.

– Словно итог подводишь, – фыркнула целительница.

– Может и так. Почти десять лет замужем. Сколько всего случилось. Трое детей родила. Мать семейства – это не кот чихнул. Думаю теперь не только о себе и делах своих, а прежде всего о них. О муже и детях. Знаешь, в моей прошлой жизни о женщинах говорили «хранительница домашнего очага». Мы с тобой как-то рассуждали о том, что любовь разной бывает. Вот об этом я тоже много думала. О том, что женская любовь непохожа на мужскую. И выражается по-разному.

– Ох, подруга, не узнаю я тебя… – заволновалась Прасковья.

– Не переживай. Расскажи лучше, как твой проект Гиримского Медицинского Университета продвигается.

– Хорошо продвигается. Его Высочество здание выделил, сейчас там ремонт идёт. Ну, ты это знаешь… Договорилась с двумя профессорами о переезде на полуостров. Один анатомию преподавать будет, другой лечебную магию. Травником бы ещё разжиться… Хочу тебя попросить стать патронессой университета, – доложила целительница, лукаво улыбаясь.

– Хитруля! – погрозила я пальцем. – Хочешь половину забот своих на меня свалить?

– Хочу, – честно призналась Прасковья и засмеялась. – Всем известно, что тебе хан ни в чём не отказывает, значит, буду через тебя и преференции для университета выпрашивать.

Вот только я на её шутку не улыбнулась. Как бы ни уговаривала себя о том, что не стоит на мелочи внимания обращать, но сердце всё равно болело. Вдруг это не мимолётное удовлетворение физических потребностей, а нечто более серьёзное?

– Роксана, Таир любит тебя, – обняла меня подруга. – Не сомневайся в нём. А то, что… Так знала, за кого замуж шла. Ханы, они такие ханы…

Глава 7

– Как же быстро летит время… – в который раз говорю себе, глядя на то, как Глаша пытается подняться на ножки, держась за густую шерсть Зага.

Было видно, что псу не очень нравится такое панибратское обращение, но он терпеливо сносил внимание девочки. Конечно же, у гиримской принцессы были няньки, вот только своим собакам в вопросе присмотра за детьми я доверяла больше, чем людям. Зиг и Заг знали, что детям нельзя близко подходить к воде, выходить за пределы усадьбы, и следили за этим крайне строго, время от времени совмещая службу с игрой.

За полтора года, прошедших со дня рождения Глафиры, во дворце я появлялась от силы раз пять или шесть, отговариваясь тем, что все учётные книги по цехам и предприятиям у меня в усадьбе, а таскать их туда-сюда крайне неудобно.

На упрёк Таира, что он скучает по мне и детям, я напомнила мужу координаты портального перехода и сказала, что мы будем рады видеть его каждый день. Конечно, я не манкировала своими общественными обязанностями: присутствовала в качестве почётной гостьи на открытии Гиримского Медицинского Университета, регулярно вместе с Прасковьей инспектировала больницы и приюты, председательствовала на собраниях дам-попечительниц и, конечно же, сопровождала Его Высочество Гиримского Наместника на приёмах, балах и прочих важных мероприятиях.

От обязанностей матери, несмотря на имеющихся гувернёров, нянек и кормилиц, я себя тоже не освобождала. Обязательный совместный завтрак стал традицией. Мы с детьми ели и делились планами на день. Я рассказывала о том, чем буду сегодня заниматься. И они тоже сообщали мне свои намерения. Кирим докладывал о новых знаниях и навыках, освоенных в нелёгком деле познавания собственного дара, Азат приглашал посмотреть, как он лихо держится в седле, Глаша тоже что-то лепетала, демонстрируя всем, как она учится говорить.

Как бы сильно я ни была загружена, всё равно находилось время для того, чтобы бросить грустный взгляд на брачный узор, широким браслетом украшающий правую руку от запястья почти до локтя. С каждым годом в рисунке появлялись новые детали и элементы. После рождения Кирима рядом с символичными фигурками мужчины и женщины появилось изображение ребёнка, а завитки обогатились листиками. Появление на свет Азата обогатило орнамент новой фигурой и несколькими бутонами. Доченька очень гармонично вписалась в хоровод из фигурок, державшихся за руки. Бутоны же превратились в цветы.

В жаркие дни, когда я позволяла себе носить лёгкие платья с недлинными рукавами, сыновья любили рассматривать мою брачную татуировку и просили рассказать, что она обозначает. Сколько бы раз я ни поясняла им значение каждой детали, стоило мальчишкам добраться до моей руки, обнажённой до локтя, как следовала та же просьба:

– Ма, расскажи, что здесь нарисовано.

– Вы уже сто раз слышали, – смеясь, обнимала мальчиков, и целовала в макушку.

– Всё равно, расскажи. Интересно же!

Я наслаждалась каждой минутой, которую проводила с детьми, понимая, что не так много времени отпущено нам быть вместе. Еще лет семь-восемь, и Кирим уедет учиться в Москаград. Следом года через три туда отправится Азат. Да и подрастут они скоро и не будут больше рассматривать орнаменты на моей руке, прижимаясь ко мне, как цыплята к наседке.

А ещё меня напрягало то, что я не придумываю и не организовываю ничего нового, – используем только старые наработки и идеи. Какие-то производства расширялись, модернизировались и улучшались, какие-то открывали филиалы по всему полуострову. Так получилось с вязальными цехами, которые со временем дополнились ковровыми мастерскими, и с шелкопрядными фермами. Всё это давало возможность зарабатывать не только гиримским мужчинам, но и женщинам.

Я старательно напрягала память, силясь поймать какую-нибудь подходящую идею, реализация которой могла бы принести не только прибыль, но и пользу народу полуострова, ставшего мне родным.

– Представляешь, я практически забыла прежнюю жизнь, – однажды пожаловалась я Прасковье. – В голове какой-то «белый шум», когда начинаю прошлое вспоминать.

– «Белый шум»? – удивилась подруга. – Что это?

– Это как шум от большого водопада, когда стоишь рядом с ним, – машинально ответила я, не помня, откуда об этом знаю.

– Так ты, помнится, в тетрадку писала много чего в самом начале. Если записи сохранились, то, может, они тебе память освежат? – подсказала целительница.

Напоминание подруги как туман развеяло. Точно! Вела я дневник воспоминаний. Только где он? Надо бы выделить время да архив семейный разобрать – сделала себе заметку.

– Аким, дружочек, выгляни на минутку, – позвала я хранителя дома.

После смерти Николая Ивановича и Глафиры домовой показывался редко – затосковал. Казалось бы, хозяйкой меня называл, но старики мои в последние годы жизни стали ему ближе. Да и с бабушкой чаще общался. Я то в лаборатории была занята, то по делам бегала, а потом и вовсе в ханский дворец переехала.

– Вспомнила… – ворчливо отозвался домовой.

– Так и не забывала никогда, – ответила я, подвигая детский стул к низкому столику, заставленному угощением. – Не хотела мешать тебе. Чаю со мной выпьешь?

– Не занят я, – всё еще недовольно ответил Аким, но чутким носом втянул запах свежей выпечки. – Чай выпью. Чего ж отказываться-то…

Ни единым словом не обманула домового, сказав, что помнила его всегда. После похорон бабушки наказала Надии выставлять на специально отведённое место вкусности для семьи домовых. И каждый раз, бывая на вилле, напоминал об этом. Наверное, неправа я в том, что давно не общалась с домашним духом, но время назад не отмотаешь.

– Не сердись на меня, лапушка, замоталась что-то… Семья, дети, дела всякие, – повинилась я.

– Угу… – невнятно буркнул Аким полным ртом.

Конечно, я могла бы продолжить беседу о погоде и природе, но свободного времени у меня было не так уж и много. Пришлось спрашивать напрямую.

– Акимушка, я в кабинете поискала старые бумаги, но ничего не нашла. Только текущие расходные книги. Ты не знаешь, куда бабушка всё сложила?

– Это не Глафира Александровна доку́менты прибрала, а я. Она мне так и сказала: «Аким, не дело это, если кто чужой наш архив разбирать станет. Придёт день, захочет Роксана что-то вспомнить, ты ей и отдашь», – тщательно прожевав кусок пирожка и запив его чаем, ответил домовой. А потом строго меня спросил: – Ты уже хочешь?

– Да, дружочек, видно, пришёл тот день, о котором бабушка говорила, – грустно улыбнулась я Акиму. – Ты мне в комнату все бумаги отнеси. Много там?

– Половина сундука…

– Сундука? – у меня даже брови от удивления взлетели. – Какого сундука? Того самого, из Калиновки? На котором я спала когда-то? Неужто он ещё цел?

– Того самого, – выбирая из бороды крошки, кивнул домовой. – Что ему будет? Это ж не новодел какой… Это тогдашние мастера делали. На долгие годы.

– Может, тебе помощь нужна? Он всё-таки огромный, – спохватилась я.

– Сам управлюсь.

Сундук уже не казался таким монстром, но места, даже в моей просторной комнате, занял много. Как и документы, выуженные из его обширного нутра. Я разбирала архив.

Решила, что разложу всё по кучкам. Пересмотрю тщательно и ненужное выброшу. Зачем пыль собирать?

Через пару часов вокруг сундука Пизанской башней возвышалась стопка учётных книг чуть ли не за двадцать прошедших лет. Кому они нужны?

На диване в плетёной прямоугольной корзинке уже находились несколько пачек писем, перевязанных смявшимися от долгого лежания ленточками. Взглянув на конверты, я опознала аккуратный каллиграфический почерк Глафиры и угловатый быстрый Николая Ивановича. Переписка двух немолодых людей, нашедших свою любовь на склоне лет. Вряд ли хватит у меня смелости прочитать эти письма.

С другой стороны, если бы бабушка не хотела этого, то вряд ли оставила их. Сложить письма в камин и бросить на них искру магического огня она бы смогла. Пусть пока полежат. Потом решу, как поступить с чужой корреспонденцией.

Письма от тётушки Жени́… Похоронив подругу, княгиня вернулась в своё поместье, давно уже ставшее модным курортом, официально при свидетелях передала ключи и учётные книги племяннице, назначенной преемницей, и ушла к себе в покои. Где и умерла спустя два дня… Хоть и не были мы с княгиней Романовской особо близки, но смерть её меня тронула. Не захотела старушка отстать от подруги даже в этом.

Официальная почта из царской и ханской канцелярии на дорогой гербовой бумаге, нарядные приглашения на балы, рауты, обеды и ужины. На мой взгляд, ничего не значащий хлам. Но надо будет найти время и пересмотреть внимательно, особенно те, что из канцелярий.

Стопка тетрадей. Тоненькие, с разлинеенными страничками, с моими закорючками на каждой строчке… Милость Триединого, как же я намучилась, выписывая эти иероглифы местной письменности. С грустной улыбкой погладила страничку, вспоминая первые недели в этом мире и наше убогое житьё-бытьё.

Эти тетради потолще. Вот та, что я искала! Мои записи! Ура-ура-ура!

А это что?

«5 марта. Смотрю на внучку и радуюсь тому, что она у меня есть. В этой грязной, захламлённой, пропахшей дымом избе она как лучик солнца, как явленная милость Триединого». Торопливо пролистываю ещё три тетради. Ох, это дневники Глафиры!

Читать ли?

Глава 8

Чайки с пронзительными криками метались над поверхностью моря, стараясь первыми ухватить кусочки, что бросали им гуляющие по набережной люди.

– Мама, я тоже хочу птичек покормить! – обернулась ко мне Глаша, шедшая на два шага впереди.

– Веди себя прилично! – тут же зашипел на неё Кирим, великолепно отыгрывающий роль наследника. – Тебе уже пять лет, должна понимать, как следует держаться в обществе.

Мальчик… хотя нет, Кирим уже не мальчик, а подросток, первый год отучившийся в кадетской школе при Высшем Военном Императорском училище. Может быть, от этого он чувствует себя очень взрослым. Прибыв на летние каникулы, сын не бросился, как бывало ранее после разлуки, ко мне на шею, а степенно подошёл, сдержанно поздоровался согласно этикету, поцеловал руку и терпеливо снёс поцелуй в коротко стриженную макушку. Безропотно согласился на прогулку в кругу семьи – положение обязывает.

Теперь шикает на младших. Смешной…

Переняв моду императорской семьи, большую часть лета проводившую в Ялде, наместник тоже завёл традицию раз в неделю прогуливаться семьёй по набережной. Что называется, себя показать.

Таир и Азат вышли на прогулку в европейской полувоенной одежде: длинные сюртуки, прямые брюки. Кирим в кадетской форме. Мы с Глашей в светлых летних платьях. Только у дочери платьице короткое – пышная юбочка до середины икры всего лишь, зато панталончики, щедро украшенные кружевом, заканчиваются значительно ниже подола и смотрятся мило и наивно. А так всё, как у взрослой дамы: перчатки, шляпка, зонтик.

Никто для прогулки правящих особ набережную специально не освобождал. Шли впереди несколько неприметных мужчин и тихо просили гуляющих:

– Господа, посторонитесь.

Так как в эту часть города простолюдинам допуска не было, объяснять людям, как должно себя вести, нужды не было. Без возражений расступались, а при нашем приближении штатские кланялись, военные честь отдавали, дамы приседали в книксене.

В ответ едва обозначенная улыбка или лёгкий кивок, если знакомых заметили. А вот кормление чаек – это не по протоколу.

– Гульфия, мы чаек в усадьбе покормим, – пообещал дочери Таир, называя её на гиримский манер.

– Папенька, ты так редко там бываешь и не знаешь о том, что чайки на наших скалах не селятся, – надула губки принцесса.

Глаша права: чайки на наших скалах не жили. Залетит какая по глупости, присядет на утёс, потопчется, покрутит головой недоумённо, заорёт нечто бранное на своём птичьем языке и летит прочь.

– Дочь, у нас нечем кормить птиц, – предприняла я попытку отговорить девочку от сомнительного развлечения.

Но целеустремлённую Глафиру такая малость не остановила. Она уже давно косилась на парнишку лет десяти, который отламывал куски от большого каравая и подкидывал их в воздух. Рядом с мальчиком стояли двое: мужчина с недовольным выражением лица, похожий на гувернёра, и лакей, двумя руками держащий булку так, чтобы юному господину было удобно.

– Мальчик, вы могли бы поделиться со мной хлебом? Я тоже хочу покормить чаек, но мы не захватили с собой на прогулку ничего съестного, – девочка выпалила эту тираду скороговоркой, проскользнув мимо братьев, мимоходом сунув в руки Кирима свой зонт и подойдя достаточно близко к счастливому обладателю еды для чаек.

Таир недовольно заозирался, отыскивая взглядом гувернантку Глаши. Девушка стояла за его спиной, не решаясь протиснуться между нами к воспитаннице. Я сделала ей знак оставаться на месте. А сама пошла следом за дочерью.

– Охотно, барышня! – тем временем ответил парнишка и потянулся за хлебом.

Слуга тут же разломил горбушку на две части, и Глафира с радостью забрала одну из половинок. Дети отошли поближе к ограждению, а ко мне с поклоном обратился гувернёр мальчика:

– Ваше Высочество, не стоит волноваться. Василий Андреевич умеет бросать корм так, чтобы птицы не кружились над головами.

Кивком дав понять воспитателю, что он услышан, всмотрелась в мальчика. Было что-то знакомое в ребёнке, но я наверняка знала, что вижу его впервые.

– Это старший сын Великого Князя Андрея Васильевича, – тихо сказал муж, остановившись за моей спиной.

Надеюсь, на сей раз императорские безопасники не станут спрашивать, как так случилось, что наши дети познакомились на прогулке.

Несмотря на то, что пять лет назад Дмитрий Васильевич сменил отошедшего от дел отца, политика Империи по отношению к полуострову не изменилась. Особо во внутренние дела гиримского ханства не вмешивались, при великой нужде помогали и благосклонно приняли в дар обширный земельный надел на берегу моря для постройки летней резиденции.

– Это будет лучшей мотивацией помогать нам блюсти безопасность полуострова, – шепнула я на ухо Таиру, предложив сделать такой подарок на трёхсотлетие монаршего дома. – За свою собственность душа сильнее болит.

Шептала потому, что не было уверенности в отсутствии во дворце императорских шпионов. А знать причину, по которой хан, дороживший каждым клочком земли, такой щедрый подарок делает, монарху не след.

Гиримского наместника приглашали на все более-менее значимые мероприятия, проводимые Императором, но личной дружбы между нашими семьями не сложилось. И вот «здрасти, приехали». Глафира, поправ все правила этикета, знакомится с племянником Дмитрия Третьего. А зная свою дочь, мы с Таиром понимали, что одним кормлением чаек дело не закончится. Вот она уже машет братьям, чтобы составили ей компанию, и те, покосившись на нас, присоединились к весёлому занятию.

– Что делать будем, твое высочество, – сохраняя на лице самую благодушную улыбку, чуть слышно спросила я мужа.

– Первым делом уволю гувернантку, что не справилась со своими обязанностями. Элементарным правилам вежества не научила девочку! – рассерженной змеёй прошипел хан, с улыбкой кивая дочери, которая приветливо помахала нам рукой.

– Хорошо, когда знаешь, кто виноват, – качнула я зонтиком.

– Вторым делом отправлю вас в небольшое путешествие. Ты же не будешь против морского круиза? Скажем, в Одеоссис и обратно. Отдохнёшь, развеешься, детей от нового знакомства отвлечёшь…

Хотела было напомнить хану о том, что у меня морская болезнь, но, взглянув, как Василий Андреевич соловьём заливается, что-то увлечённо рассказывая Глафире, а та поощрительно ему улыбается, согласилась.

Нам таких знакомств не надо. Это только кажется, что детки слишком малы, чтобы сторониться ненужных знакомств, а на деле не успеешь обернуться, как родители мальчика предложат помолвку объявить.

Не хочу я дочери судьбу придворной магини. Пусть подрастает, а там сама путь жизненный выберет.

Глава 9

Пока мы с Таиром тревожились за будущее дочери, дети развлекались.

Забыв о том, что несколько минут назад выговаривал сестре о недостойном поведении, Кирим весело смеялся, подбрасывал кусочки хлеба и радовался, когда особо проворная чайка хватала угощение на лету. Азат, склонив голову к плечу, следил то за полётом птиц, то за разыгравшимися мальчишками.

Глафира, пару раз кинув в стаю корочкой, быстро потеряла интерес к новому развлечению, отошла в сторону и стряхивала крошки, попавшие на платье. К ней тут же, предлагая помощь, поспешила гувернантка.

Я же, наблюдая за детьми, ощутила гордость за своих чадушек. Достойное продолжение двух древних родов получилось у нас с Таиром.

Кирим одарён даром управлять огнём и, как все огневики, горяч, вспыльчив, любит командовать, но уже прекрасно осознаёт – прежде чем отдавать приказы, необходимо самому научиться дисциплине и исполнительности. Оттого и запросился в школу кадетскую. Сам захотел. А там помимо основных дисциплин записался ещё и на дополнительный курс углублённого изучения владения даром.

– Отец, мама, иначе нельзя! – горячо объяснял он, когда мы с Таиром навестили его после Йольской ночи. – Боевая магия трудная наука, мало навыки иметь, необходимо и силу дара прокачивать. Чем раньше начну – тем больше резерв будет.

Муж одобрительно приобнял сына, я, благословляя, поцеловала в макушку, про себя моля Триединого о том, чтобы никогда моему мальчику не пришлось применять боевую магию на полях сражений.

Азат едва ли не с младенчества удивлял непроходящим желанием рисовать. Проведя мелом по грифельной доске, висящей в детской, он внимательно изучал получившуюся линию, словно наблюдал в ней что-то крайне интересное. Став старше, мальчик начал подходить к своему занятию более осознанно, пытаясь изобразить то, что видит вокруг. Года в три рисунки у сына стали получаться очень даже неплохо. Посоветоваться позвала Ульяну.

– Я тебя, Роксана, понимаю, – рассматривая художества Азата, говорила Уля, не признающая никаких авторитетов и не собиравшаяся обращаться ко мне как к высочеству. – Я тоже мать, и мне кажется, что каждый мой ребёнок гениален. Рано ещё судить о том, что выйдет из твоего среднего. Задатки, на мой взгляд, есть, а там посмотрим. Если хочешь, могу с ним пару раз в неделю заниматься. Заодно и пробежаться повод будет. Засиделась я в деревне.

Ульяна давно уже не жила в закутке при школе. Для любимой жены Глеб выстроил большой дом. Хоть и саманный, как все деревенские постройки, но с тёплыми полами во всех жилых комнатах и с большой светлой мастерской, стёкла для которой бывший артельщик, сговорившись с шурином, доставил грузовым порталом из империи. Уля была настолько неординарна, что даже детей родила своеобразно. Две пары близнецов. Первыми были мальчишки, через три года – две очаровательные девочки.

Иной раз, устраивая в поместье детские праздники и рассматривая веселящихся деток, я тщетно пыталась найти различия между близняшками.

– Роксана Петровна, не старайтесь понапрасну. Это может сделать только Ульяна, – смеялся Глеб, когда я спрашивала его о том, как он детей различает.

Художница, занимаясь с Азатом, признала, что мальчик талантлив, и посоветовала лет через пять пригласить для него более сведущего учителя живописи.

– Азы я, конечно, ему дам. Руку поставлю, но не более того. Если не заленится мальчишка, то может из него прок выйти. Ты же понимаешь, что гениальность – всего лишь десять процентов таланта и девяносто процентов каторжного труда, – гордясь учеником, объясняла мне Ульяна. И тут же горестно вздыхала: – Мои вот не заинтересовались ни живописью, ни рисованием. Мальчишки за отцом хвостиками бегают по стройкам. А девчонки всё с нитками возятся. То плетут, то вяжут. Хотя, вроде бы, тоже творчество…

Слушая похвалы в адрес сына, я в шутку и исключительно про себя стала называть его Айвазовским. А что? В моём прошлом мире великий маринист жил в этих краях.

Вот и сейчас видно, что Азат не просто наблюдает за происходящим, а впитывает каждый ракурс, каждый оттенок, каждую удачную композицию, и я могу с уверенностью заявить, что скоро он нас порадует новой картиной.

– Мамочка, а можно я птичку поймаю? – вывела меня из задумчивости Глаша.

Вот ещё один повод для гордости. Правда, без меры хлопотный и беспокойный. Около полугода назад у дочери проснулся дар. Без всяких болезненных инициаций и прочих трудностей.

Мы занимались в гостиной рукоделием, и у Глашеньки из корзинки выкатился клубок. Ну выкатился и выкатился – такое часто бывает, поднялась с места, прошла два шага и подняла с пола. Только дочь так делать не стала. Она просто взглянула на беглеца, подставила ладонь, и клубок послушно и мягко прыгнул ей в руку. Было видно, что девочка проделывает это не впервые. Никакого волнения, сосредоточенности или напряжения, что говорило о невероятной силе дара.

Именно поэтому мы с Таиром заволновались, встретив мальчика из императорской семьи. Любят наши самодержцы укреплять свою фамилию сильными одарёнными.

– Зачем тебе птичка, Глаша?

– Рассмотреть поближе хочу, – недоумённо пожала плечиками моя принцесса.

– А представь, если тебя кто-то схватит, желая получше рассмотреть. Понравится тебе такое? – спросила я дочь, поворачивая зонтик так, чтобы укрыть тенью нас обеих.

– Наверное, это было бы неприятно, – поджала губки девочка и успокоила меня отказом от запланированного действия. – Хорошо, я не буду.

– Вот и умница. А ещё хочу похвалить тебя за то, что прежде разрешения спросила.

– Так ты же меня просила об этом, мамочка! – Девочка сделала серьёзное лицо, чуточку нахмурила бровки и, копируя меня, строго сказала: – Прежде, чем применить магию, обязательно посоветуйся со мной.

Глава 10

В волнах, с тихим шорохом веером разбегающихся вдоль бортов шхуны, играли солнечные блики. Время от времени наперегонки с судном плыли дельфины, радуя детей высокими прыжками и грациозным скольжением в воде.

Погода для путешествия была идеальная. Лёгкий ветер надувал паруса, позволяя команде держать хорошую скорость, но не раскачивал шхуну настолько, что морской болезни было бы не избежать.

– Мамочка, ты посмотри какие они забавные! – в который раз подбежала ко мне Глаша.

В путешествии детям нравилось абсолютно всё. Их не угнетала ни теснота кают, ни ограниченное пространство палубы, ни запреты, которые строго озвучил капитан «Чайки».

– Молодые люди, осознайте, что я отвечаю за вашу жизнь. Помогите мне выполнить мой долг. Вам нельзя…

И далее последовал перечень того, что не следовало детям делать. После каждого озвученного пункта я согласно кивала, подтверждая, что капитан полностью прав. Все требования были разумны.

– Но если вы, господа, к примеру, захотите спуститься в трюм, то скажите об этом старшему помощнику, и он проведёт вас подпалубными коридорами, удовлетворяя ваше любопытство. Самим же туда соваться не след. И так во всём. Обуяло любопытство – спросите, и я постараюсь решить этот вопрос. Главное, сами никуда не лезьте. Судно – это место повышенной опасности, а я не желаю, чтобы Его Высочество хан Кирим приказал отрубить мне голову, если вы как-то пострадаете. Это понятно, господа?

Все трое нехотя кивнули. Я видела, каким любопытством блестят глазёнки моих детей, с какой завистью смотрят они на ловких матросов, с проворностью мартышек взбирающихся на реи и распускающих паруса. Должно быть, уже представили, как сами с неменьшей ловкостью карабкаются по верёвочным лестницам. Причём Глаша мечтала об этом не меньше мальчишек.

Пришлось срочно придумывать, как отвлечь отпрысков от опасных затей. Мы играли в морской бой, города, шахматы и шашки. Проще всего занять было Азата: мольберт, краски, подрамник с натянутым холстом – и вот уже юный художник погрузился с головой в творчество. Однако он не стал изображать море или дельфинов. Мальчик развернулся в сторону палубы и делал эскизы занятых работой матросов.

Именно он, а не вахтенный вперёдсмотрящий, заметил паруса, показавшиеся на горизонте и слившиеся цветом с предзакатными облаками.

Капитан, практически не отрывающийся от окуляра большой подзорной трубы, тихо проворчал:

– Бриты… Вот что им здесь делать?

После чего подал знак старшему помощнику; тот кивнул и спустился на палубу. Было видно, что команда засуетилась, но все моряки старательно делали вид, будто ничего особенного не случилось.

Я на всякий случай подошла узнать, что происходит.

– Господин капитан, нам стоит волноваться? – задала я прямой вопрос и получила на него пространный ответ.

– Формально повода для тревоги нет. Мы с бритами не в состоянии войны, судно проходит территориальными водами Великорусской Империи, потому должны мирно разойтись бортами, но… Это же бриты, будь они неладны! – капитан достал из кармана большой клетчатый платок, снял фуражку и вытер лоб. После чего решительно объявил: – Вот что, Ваше Высочество, забирайте детей и спускайтесь в каюту. Мне так спокойнее будет.

– Может, я могу чем-то помочь? – я не торопилась покидать мостик.

– Помочь? – удивлённо вскинул брови офицер, аккуратно складывая платок. – Да чем же?

– У меня дар силы немалой… – начала было я, но капитан сморщился, словно я ему пол-лимона в рот засунула.

– Ваше Высочество, на кораблях такого класса, какой идёт с нами на сближение, служат боевые маги особого рода, и лучше бы вам не высовываться. Сломают – не заметят. Ступайте в каюту.

Памятуя, что на судне первый после бога – капитан, я подхватила юбки и позвала детей.

– Пошли в каюту, дорогие мои. Там подождём развития событий.

– Но, мама, – начал было Кирим, однако одного моего строгого взгляда хватило оборвать его возражения.

На шхуне наша семья занимала лучшие пассажирские каюты. Правда, было их, помимо капитанской, всего две. В одной расположились мальчики, в другой мы с Глафирой. Слуги, гувернантка и учитель Азата размещались в каютах поплоше. Получив приказ от капитана уйти с палубы вниз, я предложила и детям, и слугам разместиться в моей каюте.

– Что бы ни произошло, – объяснила я, – хорошее или не очень, нам лучше держаться вместе.

Чтобы как-то отвлечься, приказала горничной накрыть стол к чаю. Благо что пресная вода в каюте была в достатке, а вскипятить медный чайник для меня труда великого не составляет.

– Мама, а можно я воду согрею? – вызвался Кирим, который страдал от бездействия.

Получив согласие, сын сосредоточился на сосуде, и через пару минут из носика чайника поднималась плотная струйка пара.

Не желая оставаться в стороне от приготовлений, Глаша взялась помогать расставлять чашки. Вскоре почти все были заняты делом.

– Роксана Петровна, думаете, нам грозит опасность? – подошел ко мне учитель Азата.

Мужчина не был способным живописцем, зато обладал талантом преподавания. Он умел не только привить навык, но и постоянно вдохновлял учеников на новые достижения.

– Ничего определённого ответить вам, уважаемый Карл Модестович, не могу, – легко пожала я плечами.

– Может быть, стоит открыть портал и покинуть судно? Ну хоть куда… Поймите, Роксана Петровна, я не о себе пекусь… – приложив руку к груди, начал заверять меня старый художник, заметив, как я нахмурилась в ответ на его слова.

– Я вас понимаю, но, очевидно, вы забыли или не знали, что нельзя открывать порталы с неустойчивых объектов. Мало что наше судно на воде постоянно раскачивается, так оно ещё и в движении находится. Это крайне опасная затея – пользоваться переходом с борта корабля, – объяснила я встревоженному учителю.

– И что же нам делать? – ещё больше расстроился Карл Модестович.

– Пить чай, – успокаивающе похлопала я его по руке. – Пить чай, наблюдать за происходящим и полагаться на милость Триединого.

– Смелая вы женщина, Роксана Петровна, – похвалил меня художник и присел к столу.

Смелая, хмыкнула я про себя, как же. Сколько раз уже обругала себя, что согласилась на это путешествие. Ну что стоило порталом в Одеоссис пройти? Но захотелось детей новыми впечатлениями порадовать. Радуйся теперь…

Глава 11

– Леди Роксана, я дж-ж-жентельмен, – с нажимом напомнил мне офицер.

Был он в эту минуту безумно похож на жука из мультика «Дюймовочка»: колесом развёрнутая грудь, челюсть вперёд, глаза навыкате. Куда делся обаятельный милашка «принц Гарри»? Отчего он превратился в этого гротескного жука?

– Я помню, сэр Уалес, вы уже говорили, – отстранённо ответила я.

Передо мной лежал чистый лист бумаги и стояла, сияя гранями, хрустальная чернильница, с пока ещё не откинутой крышкой. Рядом на выбор самописный стилус, традиционное гусиное перо и новинка сезона – ручка со стальным пёрышком. Любой каприз, лишь бы я написала письмо Его Высочеству наместнику гиримскому хану – моему мужу и отцу наших детей, запертых сейчас в каюте.

– Хорошо, что вы помните, леди. Вот только не знаете, должно быть, что есть у меня недостаток, – герцог Сакский сделал паузу, ожидая проявления моей заинтересованности, но я всё так же безучастно смотрела в окно каюты капитана того самого корабля, на котором однажды мне уже довелось путешествовать и где сейчас я была пленницей. – Мне недостаёт терпения, леди Роксана.

Я в нарочитом удивлении приподняла брови и едва удержалась, чтобы не процитировать фразу из прошлой жизни:

– Бить будете, папаша? – но вовремя прикусила язык и вслух сказала другое: – Зачем вам всё это, сэр?

– Леди! – голос командора лязгнул металлом. – Какое вам – женщине – дело до мужских игр? Ваше дело исполнять то, что велят.

– При этом ещё и хвостиком вилять… – буркнула я себе под нос по-русски.

– Что? – нахмурился собеседник.

– Всё хорошо, – я поочерёдно потёрла запястья, перечёркнутые антимагическими браслетами.

Тонкие полоски металла не просто холодили кожу, они словно вытягивали из меня жизнь. Моё движение не осталось без внимания командора.

– Леди, эти артефакты – суровая необходимость. Знаю, что магам они приносят страдания. Но… – он катнул ко мне стилус и добавил, глядя прямо в глаза. – Вы же не захотите, чтобы запястья ваших очаровательных крошек украсили такие же браслеты?

Зря он это сказал. Ох, зря! Я никогда и никому не позволю причинить вред моим детям. И за каждую слезинку любого из них сцежу из врага кровь по капле. Эмоциональный ураган бушевал у меня в душе, но внешне благодаря науке Николая Ивановича я оставалась спокойной. Почти спокойной, чтобы не переиграть. Дрожащей рукой взяла предложенный стилус и тихо спросила:

– Что писать?

– Всё что угодно, леди. Описывайте свое безрадостное состояние, душевную тревогу, детские слёзы… Ну, я не знаю, как вы влияете на мужа, когда хотите получить желаемое. Пишите всё что хотите, главное, чтобы он, прочитав ваше послание, отрёкся от наместничества в пользу старшего сына.

После этих слов я уже не могла сдерживаться.

– Вы хотите превратить Кирима в политическую марионетку? – поднялась я из кресла.

От гнева, переполнявшего меня, окружающее пространство начало меняться. Воздух в каюте словно сгустился и замерцал. Испуганно дзинькнула хрустальная чернильница и рассыпалась на осколки, выплеснув лужицу чернил, что залили приготовленный для письма лист бумаги и богатую ткань скатерти.

Волосы, разметав шпильки, самопроизвольно распустились, и пряди взвились вокруг головы, как змеи Медузы Горгоны. Ногти на руках удлинились, загнулись острыми когтями и закостенели. Жаль, не могла я видеть я себя со стороны, но ужас на лице командора порадовал.

– Что же вы молчите, с-с-сэр-р? – спросила я. Голос тоже изменился. Стал низким и раскатистым. – Хотите прибрать к рукам полуостров через моего сына?

Герцог хватал ртом воздух, но из груди его раздавался только сип.

Вдруг судно ощутимо тряхнуло. Кажется, сильный, никем нежданный шквал ударил корабль в борт, как драчун-забияка бьёт противника в скулу. Тут же переполошенными птицами засвистели боцманские дудки, вразнобой, рассыпанным сухим горохом, по палубе затопали грубые подошвы моряков.

– Ле-е-еди, – проблеял собеседник, – вы меня неправильно поняли…

Милость Триединого, что я в нём тогда прекрасного увидела, что ночь не спала, пялясь на луну? Бледный, ручонки трясутся, рот перекошен. Того и гляди, удар хватит. А всего-то ведьму увидел во всей красе и гневе.

Антимагические браслеты, блокирующие дар, никак не влияют на ведовство, имеющее другую природу. По большому счёту, я могла, призвав на помощь духов моря, притопить бритов ещё на подходе к «Чайке». Но, связавшись по переговорщику с Таиром, дабы предупредить об инциденте, получила приказ тянуть время.

– Ты что, использовал нас как приманку? – зашипела я, услышав распоряжение мужа.

– Не я. Имперским флотом на этот бритский корабль такая охота ведётся, что грех не воспользоваться. Поверь, вам ничто не угрожает, – сказал муж и отключился.

Тогда-то и начал закипать мой праведный гнев. С каждым новым противоправным действием – ворвались в каюту, перепугали детей и слуг, застегнули на моих запястьях браслеты, перевезли на своё судно – лёгкая и светлая ведовская сила всё гуще окрашивалась в тёмные цвета. А мне не хотелось её сдерживать.

Говорите, нет места в мужских играх женщине? Хорошо. Вот только ведьме никто не указ. Ни Великорусские Императоры, ни Бритские короли, а тем более какие-то там командоры, притворяющиеся милашкой принцем Гарри.

Я рыкнула и тряхнула руками, избавляясь от браслетов. Освободившаяся сила магического дара, вырвавшись на свободу, сплелась с ведовством и рвалась наказать всех, кто испортилотдых моим детям.

Отвлек меня от свершения мести резкий звук выстрела, не очень продолжительный вой и шумный всплеск.

– Обстрел! – ахнул сэр Уалес и бросился было на выход из каюты.

– Стоять! – сжала перед собой руку, как бы хватая его за шкирку. – Я вас ещё не отпускала. Берите бумагу, стилус и пишите.

– Что писать? – повторил он вопрос, заданный мною ранее.

– Всё, что касается пиратского нападения на судно «Чайка» и захвата семьи наместника. С какой целью, по чьему приказу, что планировалось сделать после того, как я напишу письмо. – Чтобы командор не очень сильно сомневался, быть ему искренним или нет, я бросила на него заклятие правды.

Пока герцог Сакский исповедовался на бумаге, выписывая слова со скоростью стенографиста, я мысленно потянулась к Кириму.

Ментально общаться с сыном я не могла, но почувствовать его состояние умела. Мальчик был слегка взволнован, но в целом собран и не излучал страха. Значит, у детей всё нормально. Уходя из каюты, я по очереди поцеловала каждого, а Кириму ещё и шепнула, чтобы накрепко заблокировал дверь от посторонних. Теперь я уверена, что никто не сможет прикрыться моими детьми как заложниками.

Глава 12

Я в полном одиночестве сидела на террасе поместья и смотрела сквозь густую вуаль на размеренно набегавшие волны прибоя. Там, за скалами, в открытом море бушевал шторм. В бухте же от его мощи, словно последние отголоски эха, только небольшой накат тревожит прибрежную гальку.

Налетевший порыв ветра сдвинул край вуали, и нежная ткань зацепилась за остриё ногтя сложенных на коленях рук. Я отвлеклась от созерцания и взглянула на свои пальцы. Когда-то нежные, тонко-аристократичные ладони превратились в птичьи лапки. Сухие – казалось, что состоят только из костей и сухожилий, – потемневшие, они заканчивались толстыми загнутыми ногтями, больше похожими на когти.

Мне казалось, что я не нуждаюсь в напоминании о своей новой внешности, но от вида рук вновь заныло сердце.

– Зато дети живы и здоровы, и полуостров наш, а не ушёл под османо-бритское подданство, – привычно прошептала я утешительную мантру.

Тогда, два месяца назад, в каюте командора бритского флагмана герцога Сакского, в тревоге за жизнь и здоровье детей и мужа моё ведовство в один миг перестало быть светлым. Если поначалу я хоть сколько-то осознавала, что происходит, то после начавшегося обстрела от усилившейся тревоги сила вышла из-под контроля. Изломав под себя моё лицо и руки, тёмное ведовство выплеснулось на пиратов, кого обездвижив, кого от ощущения накатившего ужаса заставив броситься в воду, а затем немного притихло, стало обживаться в теле.

Хорошо, что я заставила сэра Уалеса дать письменные показания. Поставив дату и изобразив одним росчерком пера замысловатую подпись, командор поднял на меня взгляд, и его лицо перекосило. Всю правую сторону тела мужчины словно скрутило: голова склонилась к плечу, уголок рта сполз вниз, глаз налился кровью, рука задёргалась и скорчилась у груди. Весь он наполовину сполз с кресла и незряче уставился куда-то в пространство.

Я бесстрастно смотрела, как командора поражает апоплексический удар, но не предпринимала никаких действий из навыков своего целительства, чтобы помочь ему. Разом забылись такие бессмысленные понятия, как «милосердие» и «сострадание». В сознании билось только одно: он хотел навредить моей семье.

То, что произошло позже, осталось в памяти набором смутных картинок: кто-то ломился в дверь, крики: «Роксана, отзовись!», «Мама, мама, ты где?». Кажется, только последний вопрос немного привёл меня тогда в чувство. Дети! Мои дети. Нельзя их пугать. Осмотрелась в поисках чего-то пригодного для прикрытия нового лица. Кружевная занавеска с окна каюты, наброшенная на голову, укрыла меня по пояс. Только после этого я отодвинула щеколду.

Потом опять провал и осознание себя только вот в этом кресле на этой террасе. И Таир, стоящий на коленях, сжимающий мои руки, больше похожие на птичьи лапки.

– Не знаю, простишь ли ты когда-нибудь меня, но я себя точно не прощу…

– Пустое… – единственное, что смогла я сказать тогда. И вновь встал главный вопрос: – Как дети?

– Кирим в столице, в кадетской школе. Гуль… Глафира и Азат в Багчесарае. Учатся, по тебе скучают. Может, позволишь им…

– Нет! – в моём и без того глухом и низком голосе прорезался рык. Для убедительности резко освободила руки из ладоней Таира: – Нет!

Муж посмотрел на оставленные моими когтями глубокие царапины, набухавшие каплями крови, и поднялся на ноги.

– Хорошо. Я передам, что ты их любишь…

И опять одна. Слуги тенями скользят по дому, боясь попасться мне на глаза. Да я и сама никого видеть не хочу. Даже себя. В доме, как при покойнике, все зеркала занавешены. Только собаки любят меня с безусловной, присущей им преданностью, не отходя ни на шаг.

По-настоящему осознавать я себя начала не так давно. До того как в бреду кошмарном жила, наблюдая за внутренней борьбой света и тьмы за мою душу. Победил ли кто, я так и не поняла.

– Роксана, поговори со мной…

– Что ты хочешь, Прасковья? – руки сами сжимаются в кулаки, пряча страшные ногти, больше похожие на когти хищной птицы.

– Помочь хочу.

– Чем тут поможешь? Алтын, должно быть, в аду праздник устроила… Радуется, что зло победило.

– Разве победило? – голос вкрадчивый, вопрос осторожный.

– Боишься меня, подруга? – усмехаюсь я под вуалью. – Все меня боятся. Страшная, непонятная.

– Нет. Не боюсь. Люблю, жалею, хочу помочь вернуться, но не боюсь, – Прасковья встаёт, подходит и так же, как недавно Таир, присаживается у моих коленей, пытаясь заглянуть под вуаль.

– Ну и зря! – Я резко вскакиваю, отхожу подальше. – Я сама себя боюсь. И ты бойся! А лучше придумай, как мне уйти. Легко и безболезненно. Не хочу вас всех мучить.

Подруга в одно мгновение рядом очутилась, словно перелетела разделявшее нас расстояние, схватила за плечи и тряхнула так, что зубы лязгнули.

– Не смей сдаваться, Роксана! Слышишь? Не смей! Вспомни, какая ты сильная. Ты не для того вторую жизнь получила, чтобы трусливо уйти на радость тёмным силам. Триединый тебе такого точно не простит.

Напоминание Прасковьи о Триедином встряхнуло посильнее её крепких рук. Действительно, а почему я не обращусь за помощью к самой могущественной силе этого мира? Он всегда был добр ко мне. Надеюсь, что не оставит и сейчас.

Странное это ощущение – знать, что спишь, но в то же время реально осознавать себя сидящей на террасе с видом на море в любимом кресле. Свежий ветерок играет выбившимся из причёски локоном, над головой едва слышно поскрипывают ветви сосен, солнечные лучи золотыми рыбками снуют в лёгкой ряби волн. Вроде бы всё движется и звуки такие как надо, только кажется, что нет вокруг ни одного живого существа. Ещё и туман странный со всех сторон пространство сужает.

Полноте, да в поместье ли я?

– Не бойся.

– Не боюсь.

Странный диалог. Беззвучный. Словно я не слухом, а сознанием информацию получаю. Но мне и вправду не страшно. Любопытно немного – и только лишь. А ещё покойно так, как давно уже себя не ощущала. Будто домой вернулась после длительного путешествия. Здесь я могу отдохнуть…

– Можешь и отдохнуть, если захочешь. А можешь назад вернуться.

– Назад? Да нужно ли? Кто меня там любит…

– А кого любишь ты?

– Всех! Я всех люблю! – вскидываюсь я, но, ещё не окончив последнего слова, понимаю, что заявление моё слишком поспешно, а значит не совсем правдиво.

Не всех… Всех любить невозможно. Разве я любила герцога Сакского, когда он грозил мученьями моим детям? Или экипаж его корабля, взявшего нас в плен? Даже папеньку Роксаночки, хоть дело прошлое, я тоже не любила. Царевич Андрюша, опять же… Это только навскидку кого вспомнила, а если глубже копнуть...

– Да. Не всех. Но зла я никому не желала.

– Понимаешь, дитя… Зло, исковеркавшее твоё тело, смогло за что-то зацепиться в тебе. Зацепиться и остаться. Пусть ты не хочешь признать этого, но твоя нынешняя внешность – свидетельство тому.

– Значит, быть мне в образе ужасном до скончания моего века? Тогда…

– Это ничего не значит! – резко оборвал меня собеседник, прежде чем я успела озвучить неразумное желание. – Вернее, значит то, что ты при желании можешь всё исправить.

– Я хочу! Очень хочу!

Проснулась от собственного крика. И ещё не поняв до конца, что сон закончился, повторила:

– Очень хочу.

Глава 13

Настроение было на удивление если не хорошим, то сносным. Скинула пижаму и, не глядя в зеркало, натянула шальвары и тунику. Не найдя сшитую для пробежек обувь, позвонила в колокольчик.

По лестнице торопливо прошлёпали босые ноги. Приоткрылась дверь, и через узкую щель я услышала:

– Ась?

Девушка побоялась войти в комнату к «страшной» хозяйке. Удивительное дело – никогда ничего плохого я ей не делала и до моего возвращения из злополучного путешествия страха в ней не было, а вот поди ж ты…

– Хайят, где мои туфли, в которых я по утрам бегала?

За дверью послышалась возня и сопение:

– На месте должны быть, – наконец-то решилась на ответ служанка.

– Нет их здесь, а они мне очень нужны.

– Никак бегать собрались?! – любопытство оказалось сильнее страха, и девушка выглянула из-за двери. Потоптавшись несколько секунд на пороге, она метнулась к шкафу и не глядя вытащила со дна мешочек с потерянной обувью. – Вот же они! Вы, эльти, как дитя малое прям… Давайте ножку, помогу обуться.

Пока служанка, стоя на коленях, завязывала шнурки, я осторожно, глядя в окно, чтобы даже случайным взглядом не спугнуть девушку, спросила:

– Хайят, почему меня слуги боятся?

– С чего вы это придумали, госпожа? Никто не боится. А то, что на глаза не лезут, так потревожить не хотят. Вы вон какая задумчивая стали… – закончив шнуровать башмачок, девушка поднялась с колен. – Вот и всё. Бегите себе, а я пока в комнатах приберу.

Вдо-о-о-о-ох, четыре шага выдох, вдо-о-о-о-ох – привычное размеренное дыхание, шуршание мелкого гравия под ногами, две лохматые тени скользят рядом, и мысли выстраиваются стройными рядами, а не кружатся сломавшейся каруселью.

Почему я решила, что спрятаться от всех – это лучший вариант?

Вдо-о-о-ох, четыре шага, выдох… Всегда считала лишение человека жизни самым страшным грехом и в прошлом, и в настоящем воплощении. Никогда, какой бы сложной ни была ситуация, даже не рассматривала настолько радикальный метод решения проблемы. И когда, защищая детей и себя, я переступила черту, то без стороннего суда, следствия и пусть даже плохонького адвоката взяла на себя вину за каждую жизнь прерванную и вынесла суровый приговор – одиночество. А для того, чтобы отпугнуть желающих нарушить моё добровольное заточение, усугубила наказание страхолюдной внешностью. Понятно, что сделано было всё неосознанно, но легче от этого не становилось.

Осознав это, я резко остановилась, согнулась, упершись руками в колени и пытаясь отдышаться. Задумавшись, нечаянно на эмоциях сорвалась с размеренного бега, сбила дыхание и едва не задохнулась от внезапного вывода: «Сама! Сама себя наказала». А значит, и выбираться из этого состояния мне следует самой.

Отдышавшись, я выпрямилась и осмотрелась. Надо же! Даже не заметила, когда и как поднялась на плато, разделяющее моё поместье и деревню. Над головой, ежеминутно меняя причудливые формы, в ярко-голубом небе по воле ветра плыли белоснежные облака. Под ногами, на сколько хватало взгляда, растёкся простор морской бирюзы с «барашками» сероватой пены, венчающей редкие волны. Свежий бриз охлаждал лицо, трепал выбившиеся из простой косы пряди волос, настраивал на жизнь.

Хорошо!

Хорошо чувствовать желание жить в полную силу. Вернуться в артефактную лабораторию и придумать что-то новенькое и полезное для всех, поэкспериментировать с Прасковьей и обогатить ассортимент косметического цеха новым интересным средством. Кондитерский цех тоже требует внимания. Да и мою общественную работу никто вместо меня не сделает.

От этих бодрых мыслей захотелось встряхнуться всем телом, как делают мои собаки после купания, сбросить наносное, чуждое моей деятельной натуре, сковавшее меня унынием и отчаянием, и вернуться к себе прежней.

Но одного желания мало. Знать бы ещё, как это сделать.

Поёжившись от прохлады, я шагнула с тропы в своё давнишнее укрытие между большими валунами. Здесь, в затишке, подальше от людской суеты, под охраной моих верных псов, хорошо медитировать, соединяясь с природой душой и телом.

Даже не поняла, что это было. Сон ли, явь или забытое прошлое… Словно живая, присела рядом со мной Галия-битай. Только глаза её не пугали мутными бельмами, а сверкали тёмно-карими спелыми вишнями.

– Забыла мои уроки, маленькая эльти? Вспомни, чему я тебя учила. Что необходимо сделать, чтобы победить зло?

– Искренне поблагодарить Триединого и духов за всё, что у меня есть, – вспоминала я давний урок. – Потом наполнить душу и мысли любовью ко всему, что меня окружает: к людям, животным, растениям, земле, на которой я живу. И, в-третьих, простить всех, кто меня обидел. – Сказала и тут же заметила, как поменялось выражение глаз наставницы. Недовольна она была моим ответом. Правда, не сказала ничего, дав мне возможность самой понять ошибку. И я поправилась: – Вернее сказать, простить, тех, на кого я обиделась.

Старушка улыбнулась, довольно кивнула и исчезла. Только отголосок последнего наставления эхом остался:

– Начни с себя, маленькая эльти!

И вновь, как много лет назад, я сижу на полу гостиной, прислонившись спиной к дивану. За окном сгущаются сумерки, а я настраиваюсь на борьбу с собственными демонами. С теми самыми, о которых забыла.

Постепенно дом затих. Слуг я отпустила, а собаки остались на улице. Я уже не девятилетняя девочка, нуждающаяся в защите и поддержке. Мне необходимо справиться самой. В камине алым тлели угли, создавая помимо уютного тепла густые тени по углам.

– Благодарю тебя, милостивый Триединый, за… – губы выговаривали слова неуверенно, словно на чужом языке говорила.

Когда я перестала быть благодарной? Я же помню, как едва ли не ежедневно возносила благодарственную молитву местному Создателю за всё, что было мне дано в новой жизни. В какой момент приняла всё как должное?

Осознав это, я истово стала вспоминать и перечислять всё, что случилось со мной с того самого момента, как очнулась в теле маленькой девочки Роксаны Верхосвятской. Благодарила за хорошее, пережитое мной, как за награду, и за плохое, произошедшее в жизни, как за науку.

А потом вдруг подумала, что неправильно только за текущее благодарить. Прошлое, давшее мне знания, навыки и опыт, помогло обустроиться в новом мире, и благодаря ему я стала здесь тем, кем стала.

Странная это была медитация, неожиданно глубокая, наполненная эмоциями и воспоминаниями. Я чувствовала, как по лицу текли слёзы, но не отвлекалась на то, чтобы промокнуть их или попросту смахнуть ладошкой. Казалось, будто с каждым повторенным «благодарю», с каждой слезинкой с меня сползало нечто чужеродное, ненужное, сделавшее меня чудовищем.

На рассвете, борясь с искушением посмотреть на себя в зеркало, я поднялась в свою комнату и проспала почти до вечера без сновидений и тревожных дум.

Разбудила меня Хайят.

– Госпожа? – шептала она над головой. – Госпожа, у вас всё в порядке? Вы хотя бы покушать встали, госпожа.

На её предложение желудок отозвался с радостной готовностью голодным урчанием и лёгкими спазмами разбудить безалаберную хозяйку, рьяно взявшуюся за духовное, но забывшую о потребностях тела. Пришлось вставать…

– Я люблю…

Список тех, кого хотелось бы упомянуть в сегодняшнем ночном бдении, был давно готов, но вдруг вспомнились слова: «Начни с себя!»

– … себя. – Неожиданно произнесла я.

Сказала и задумалась: а в чём проявляется столь высокое чувство по отношению к самой себе?

Ведь мало сказать «люблю» — надо бы это явить себе и миру. Вот я люблю детей. В чём это выражается помимо того, что я с удовольствием и радостью обнимаю их, вдыхая непередаваемый аромат пушистых макушек? Забочусь об их здоровье, безопасности, физическом и интеллектуальном развитии, об умении вести себя в обществе, общаться со сверстниками; надеюсь, что помогаю определиться с данным им свыше предназначением, и в меру балую.

Если провести параллель, то что из всего перечисленного я делаю для себя? Продолжаю развиваться или замерла в росте, удовлетворившись достигнутым? С другой стороны, не завышаю ли я требования к себе? Чем радую и поощряю себя за успехи?

Такие простые вопросы, но они поставили меня в тупик настолько, что я, забыв о намерении сообщить о своей любви немалому количеству людей, размышляла только об этом.

Глава 14

– С любовью и благодарностью я прощаю… – сказав первые слова сакральной формулы, я замолчала, задумчиво глядя на мерцающие в камине угли.

Кого мне прощать, если я ни на кого не в обиде? И опять в голове зазвучали слова: «С себя начинай!» С себя… Кажется, не виновата я перед собой ни в чём. И честна была по отношению к себе, и не вредила нарочно.

Разве что повела себя как распоследняя дура с Таиром, отпустив ситуацию с появившейся наложницей на «само пройдёт». Да и новая внешность моя, как оказалось, неслучайна – подсознательно спряталась за образиной страшной от… от чего?

– С любовью и благодарностью я прощаю себя за…

За что? За отсутствие мудрости? За несдержанность? За то, что обиделась и отстранилась вместо того чтобы бороться? Да! За всё это и ещё за то, что в прошлой жизни не сумела реализовать себя как женщина. Избегая душевных терзаний, пережитых однажды, ушла с головой в работу, закрыв своё сердце на тысячу запоров и выбросив ключи от них в бездонное болото бесконечной бизнес-гонки.

Вдруг осознав мелькнувшую в потоке размышлений мысль, я схватилась за голову и застонала: а ведь теперешняя моя жизнь мало отличается от прежней! Родив детей, я продолжила заниматься артефакторикой, делами поместья и развитием производств, не оставив в своей жизни места Таиру и тем самым отодвинув его из центра внимания на периферию. Удивительно, что он ещё держит слово, не взяв себе вторую, а то и третью жену.

– А ты не удивляешься тому, что я ещё не покинул твои земли и не выбрал для себя новую Хранительницу? – раздался в голове ехидный голос Источника, заставивший меня вздрогнуть.

Как я могла совершенно забыть о нём? Неужели, погрузившись в пучину жалости к себе и переживаний о загубленной душе, я закрылась от того, кому ритуально присягнула на верность?

– Ну, это ты переоцениваешь свои возможности, – последовал ответ на мой непроизнесённый вопрос. – Если бы захотел, то никаких твоих сил не хватило бы закрыться от меня. Просто чувствовал твоё настроение и не тревожил. Знал, что рано или поздно тебе надоест тупо пялиться на море и ты захочешь вернуться к прежней жизни. Как всегда, я оказался прав. Ты очнулась.

– Толку-то… – выдохнула я. – Всё равно никуда не смогу выйти – чтобы не испугать окружающих. Остаётся лишь по переговорщику общаться. Голос вот только…

– Великие духи, за что мне такую Хранительницу послали? Я же всегда был хорошим! – эмоционально воскликнул Источник, заставив сосны резко зашуметь вершинами и с силой стукнуть по стене дома.

– Не сердись… – жалобно попросила я, надеясь, что собеседник успокоится и перестанет бушевать, а я вернусь к прерванной практике прощения.

Но Источник не желал успокаиваться. Напротив, его напор стал сильнее и резче.

– Встань и приди ко мне! – последовал приказ, наполненный такой силой, что не просто возразить, но даже мысленно воспротивиться ему не смогла.

А ведь я даже не подозревала, что мой подопечный может быть так убедителен. Остановилась на кромке прибоя и спросила:

– Что дальше?

А дальше было странное. Как в библейской легенде, вода бухты у моих ног расступилась узким коридором, открывая проход к гроту, в котором обитал Источник. Понимая, что проход открыт не в качестве демонстрации силы, а как приглашение, я шагнула вперёд, надеясь, что не переломаю ноги в темноте на мокрых донных камнях, поросших водорослями и мидиями.

Милостью Триединого до входа в пещеру добралась благополучно. Содранные колени и порезанная острым краем ракушки ладонь не в счёт. Едва переступила невидимую границу владений Источника, как за спиной с характерным звуком приливной волны схлопнулся проход. Надеюсь, назад меня так же выпустит? Или нырять придётся?

Задавая себе эти вопросы, я крутила головой, осматривая грот, в котором вряд ли бывал кто-то из людей. Даже ритуальную клятву Источник принимал удалённо.

Пещера, как и ожидалось, размерами не впечатляла. Но она была удивительно уютной и красивой. Стены, плотно поросшие бархатным мхом, усыпаны яркими разноцветными искрами, время от времени меняющими цвет будто новогодняя гирлянда. Этот свет отражался в непроницаемо-чёрной глади бассейна и создавал эффект невероятного звёздного неба. Желая понять, что же это так переливается, даже руку протянула, пытаясь на ощупь изучить необычное явление, но строгий окрик заставил отказаться от намеченного.

– Что вы за существа такие – люди? Всё бы вам полапать да разрушить!

– Не хотела я ничего портить. Но интересно же, как такая красота сделана, – невольно принялась я оправдываться.

– Жуки это. Типа светляков, но изменившихся под воздействием моей силы. Кстати, кусачие. Потому не надо к ним ручонки тянуть, – сердито объяснил Источник.

– Хорошо, не буду, – покорно согласилась я. Жуки так жуки. Поверю на слово. – Ты меня сюда зачем позвал?

– Раздевайся!

– Что? – я плотнее запахнула на груди шаль и сделала шаг в ту сторону, откуда пришла. – Зачем тебе это? Ты же бесплотный.

После моих слов последовал такой вздох, что я будто наяву увидела, как Источник закатил несуществующие глаза, словно моля Триединого о помощи.

– Не нужны мне твои прелести! – тряхнуло меня силой, итак зашкаливавшей концентрацией в гроте. – Мне необходимо твоё душевное спокойствие. А ты так зациклилась на изменении своей внешности, что я забыл о покое. Раздевайся и ныряй в бассейн!

И вдруг мне стало всё равно. Отступил страх перед непроницаемо-тёмной водой и тем, что может случиться впоследствии. Чуть ли не одним движением сбросила с себя одежду и перешагнула через бортик бассейна.

Вернее, не почувствовав дна под ногой, кувырком полетела в бесконечную глубину. От неожиданности ахнула и вдохнула воду, одним мигом понимая, что вот и всё: захлебнусь и будет красивым переливчатым жукам, украшающим пещеру, чем поживиться. Последнее, что запомнила – стон Источника:

– Вот почему мне такая дура досталась?

Проснулась рывком, словно из той самой воды, в которой ночью тонула, вынырнула. Жива. Лёгкие работают, горло не саднит от исторгнутой воды, голова ясная и мысли светлые. Приснилось, что ли, мне путешествие в грот Источника? Иначе почему я не помню, как выбралась из бассейна и пещеры, как очутилась в постели? Конечно, это был сон.

Решив не думать о странностях сновидений, я с удовольствием потянулась, сцепив руки в замок, и замерла, рассматривая свои пальцы. Когти исчезли! Дотронулась до лица и, не веря самой себе, откинула одеяло и бросилась к зеркалу, чтобы замереть, увидев себя прежнюю.

Я вернулась!

– Источник, – мысленно потянулась я к спасителю. – Спасибо!

То ли показалось, то ли на самом деле, но в ответ услышала невнятное сопение. Сердится за мою неуклюжесть.

А я, вспомнив, что ночную практику так и не довела до конца, прикоснулась кончиками пальцев к стеклу и, глядя в глаза собственному отражению, с выражением произнесла:

– С любовью и благодарностью я прошу прощения у себя любимой за все негативные мысли слова и поступки по отношению к себе и в прошлой, и в настоящей жизни. – Улыбнулась и продолжила: – С любовью и благодарностью я прощаю себя.

Жизнь продолжается!

Глава 15

С приветливой улыбкой я неторопливо шла по резиденции Гиримского Наместника. Портал открыла без предупреждения и не ждала пышной встречи. Хотелось просто пройтись по дому. Пора уже признать, что Багчасарайский дворец – дом для моих мужа и детей. И если я не хочу противопоставлять себя им, то не надо каждую свободную минуту сбегать в любимое поместье; наоборот, необходимо научиться понимать и полюбить это место. Пора уже меньше думать о том, как могла бы сложиться наша с Таиром жизнь, не случись взрыва в вечер объявления нашей помолвки, а безропотно принять реальное положение вещей, как данность.

Встреченные мною придворные реагировали на моё появление по-разному. Кто-то, как ни старался, не смог скрыть удивления, кто-то искренне – это-то я могла понять – радовался моему возращению, кто-то отвешивал равнодушный поклон и дальше спешил по своим делам.

Я улыбалась, вежливо кивала в ответ на глубокие поклоны, пару раз даже останавливалась и заговаривала с теми, кого знала много лет. Спрашивала о здоровье, делах и семье, передавала наилучшие пожелания жёнам, если была с ними знакома.

Наместник, следуя требованиям Великорусского царского двора, тоже устраивал в своей резиденции большие приёмы. Однако национальные и религиозные традиции накладывали свой отпечаток на эти мероприятия. Мало кто из придворных гиримского происхождения осмеливался, нарушив вековые уклады, привести на приём своих жён – и то для них создавались особые условия.

Отдельный угол зала, огороженный решетчатыми ширмами, пусть и условно, но дарил некое уединение; войти туда могли только женщины. Обслуживали их специально приглашённые девушки, а не юноши-подавальщики, разносившие напитки и угощения.

Жёны придворных и чиновников других национальностей редко заглядывали на женскую половину, предпочитая танцевать, сплетничать и флиртовать, а не сидеть с постным видом, разглядывая веселье через крупные ромбовидные ячейки ограждения. Мне же, как хозяйке праздника, необходимо было уделять внимание всем гостям, и часть времени я проводила, знакомясь и беседуя с дамами, из гаремов, набравшимися смелости упросить мужей вывести их на приём к наместнику.

И сейчас в разговорах с придворными я ссылалась на те встречи хвалила собеседников за прогрессивность и широкие взгляды.

Доброе слово и кошке приятно, улыбалась я про себя, глядя на то, как раздуваются от гордости главы кланов. Так, глядишь, скоро и дочерей начнут вывозить на приёмы во дворец, чтобы заслужить ещё больше внимания со стороны жены Наместника.

– Мамочка! – звонкий голосок Глафиры и топот её башмачков по мраморному полу зала отвлёк меня от очередного разговора.

Презрев правила этикета, я резко прервала беседу, отвернулась от собеседника и присела, чтобы поймать в объятия дочь, тоску по которой загоняла в глубины своей души всё это время. Но сдерживаемые эмоции в мгновение вырвались, стоило услышать одно-единственное слово.

– Девочка моя, – прошептала я, уткнувшись носом в шею дочери и прижимая к себе её стройное тельце. – Как же я по тебе соскучилась. По тебе, по мальчишкам и по вашему отцу.

– Почему же ты так долго не возвращалась? – немного отстранилась Глаша, чтобы заглянуть мне в глаза.

– Не могла, родная. Прости меня за это. Но теперь мы всегда-всегда будем вместе.

– Всегда не получится, – по-взрослому рассудительно вздохнула девочка. – Мне надо учиться, тебе заниматься делами, но я очень-очень рада, что ты вернулась, мамочка.

– Какая же ты у меня умная и здравомыслящая, – вновь прижала я к себе Глафиру.

– Так есть в кого… – раздался над головой голос Таира. – Добро пожаловать домой, песнь сердца моего. Я безмерно рад, что ты вернулась.

И муж подал мне руку, чтобы я могла опереться на неё. Только сейчас я вспомнила, что мы не в личных покоях, а в одном из открытых для общего доступа зале, и вокруг нас, скорее всего, толпа зевак, жадных до редкого зрелища. Поэтому, поднимаясь на ноги, я незаметно постаралась осмотреться.

Но в помещении никого постороннего не было. Все двери плотно закрыты, и это дало мне возможность немного расслабиться.

Всё же правила поведения, внушённые бабушкой, оставили неизгладимый след в моём сознании. Залезла в кузов – обязана соответствовать.

Глафира, крепко ухватив меня за ладонь, поочерёдно заглядывала в наши с Таиром лица, силясь прочитать в них что-то, интересующее её. Чтобы немного отвлечь дочь, я спросила:

– А где твой братец Азат, лапушка?

– Там… – небрежно махнула девочка куда-то в сторону. – В мастерской, краской холсты мажет.

Мы с Таиром переглянулись, и я удивлённо переспросила:

– Вы поссорились? Помнится, тебе нравились картины брата.

– Я тогда была маленькой и ничего не понимала в искусстве, – задрала носик ценительница живописи.

– А сейчас? – не отступала я, желая понять причину смены мнения на противоположное.

– А сейчас Азат сказал, что я ещё мала для портрета, – губки Глафиры надулись, а глаза подозрительно блеснули влагой.

– Может быть, наш художник ещё не уверен в своём мастерстве и не хочет огорчить тебя неудачной работой? – я искала доводы для того, чтобы успокоить дочь и помирить её с братом.

Но упрямица, хоть и не позволив себе расплакаться, капризно топнула ножкой:

– Я видела, что он пишет чей-то портрет. Пусть и скрывает это, но я знаю.

Таир не вмешивался в наш разговор, но слушал с видимым удовольствием. Похоже, ему нравилась эта небольшая семейная разборка. Собственно, как и мне самой. Я так соскучилась по детям, что готова была мирить их, смазывать сбитые колени целебными настойками и дуть на ранки, заговаривая боль.

– Гульфия, мне кажется, что нам пора выпить чаю. Распорядишься накрыть стол на террасе? – попросил хан дочь.

– Да, папенька, – беспрекословно согласилась Глафира и присела перед нами в безупречном книксене, после чего отправилась выполнять поручение.

А Таир вдруг неожиданно ухватил меня за руку, увлёк в какую-то нишу за тяжёлой портьерой и, прижав к стене, впился в губы долгим, страстным поцелуем. Это было так внезапно, что я даже пискнуть не успела, а потом уже было поздно. Страсть мужа была столь заразительна, что я с жаром ответила на поцелуй, обвила руками шею Таира и отринула все мысли о приличиях и неуместности происходящего.

Глава 16

Но как бы глубоко ни погрузилась я в пучину страсти, краем сознания не переставала отслеживать, что происходит в зале.

Вот осторожно скрипнула дверь – явно кто-то заглянул в помещение, потом опасливые шаги и тихий голос:

– Никого!

После чего жизнь в проходном зале дворца вернулась к прежнему режиму. Торопливые шаги спешащих по делам, гул голосов общающихся между собой придворных, а через несколько минут и вовсе кто-то остановился возле нашего укрытия и громко засопел, отдуваясь не то от быстрой ходьбы, не то от жары.

Объятья и напор Таира ослабли, я и поняла: он тоже слышит, что происходит за ненадёжной преградой, укрывающей нас от посторонних взглядов.

Говорить нельзя – даже тишайший шёпот будет услышан тем, кто сопит за портьерой, потому я просто вопросительно выгнула бровь: что дальше, мой господин?

Муж, едва сдерживая смех, скорчил лицо в преувеличенной маске ужаса, а потом вдруг хитро прищурился, и я почувствовала, как он, прижавшись ко мне ещё плотнее, что-то сделал за моей спиной. Пол под ногами едва заметно беззвучно дрогнул, а я чуть было не закричала от неожиданности, но губы Таира не дали мне этого сделать.

Несколько мгновений непонятного движения, и хан выпустил меня, прошептав в самое ухо:

– Тайный ход. По нему мы дойдём до моих покоев. Но двигаться надо тихо, как мышки. Есть места, где стены очень тонкие, и нас могут услышать.

Я кивнула и, подхватив подол, осторожно пошла за мужем.

Проход хоть и был пыльным, но освещения и свежего воздуха в нём хватало. Остановившись в одном месте, Таир ткнул пальцем в небольшое отверстие под самым потолком, откуда сочился свет, – в этом рассеянном луче, гонимые сквозняком, кружились искорки пылинок. И таких отдушин по всему проходу было немало.

Шли не торопясь, чтобы неловким, случайным движением не рассекретить своё местоположение и сам тайный ход. Время от времени Таир оборачивался и смотрел на меня с таким довольным выражением лица, что я не могла в ответ ему не улыбнуться. В эти моменты мы были похожи на двух подростков, затеявших шалость, но вдруг понявших, что уединение – это ещё и очень романтично.

После одного из таких переглядов я поняла, что дальше идти не могу – подол платья зацепился за что-то у самого пола. Присесть, чтобы самостоятельно освободиться в узком проёме можно, но крайне неудобно. Да и зачем, когда рядом есть мужчина, который смотрит на тебя глазами влюблённого юноши. Дам ему возможность показать себя героем, решила я и дёрнула Таира за рукав.

Пока муж возился у моих ног, освобождая подол из плена плохо забитого гвоздя, в комнату за стеной кто-то зашёл. Было слышно, как человек открывает и закрывает дверцы шкафов, шуршит тканью и кряхтит, словно нагибается затем, чтобы заглянуть под диван или кресло. Мне стало любопытно, с кем этот пожилой, судя по кряхтению, человек играет в прятки, и я придержала Таира.

Ещё минута, и вновь скрипнула дверь.

– Вы здесь один? – вместо приветствия спросил вошедший.

– Один. Проходите, сейчас поставлю полог тишины.

Магию я почувствовала. Была она не естественной, но артефактной, и покрывала не только комнату, ещё и прихватила нас, стоящих за стеной, под воздействие заклинания.

Скрипнули кресла.

– Вы знаете, что княгиня вернулась? – взволнованно спросил тот, что первым вошёл в комнату.

– Слышал, – недовольно отозвался второй.

– Вы слышали, а видел! – чуть не на крик сорвался первый. – Я видел, как он на неё смотрел. Так не смотрят на надоевших жён.

– Ах, бросьте, барон, – слегка грассируя, отмахнулся его собеседник. – Вы явно преувеличиваете. После шестнадцати лет брака, организованных вами слухов о наложнице, о которой только глухой или немой во дворце не сплетничал, после уединения княгини в поместье хан смотрит на жену с вожделением?

– Ещё раз повторяю, что я собственными глазами видел! – вновь взвизгнул тот, кого собеседник назвал бароном.

– Что ж… Так, может, и лучше будет. Княгиня сама подписала себе приговор. Женитьба вдовца логичнее, чем нарушение данного обязательства. Нам останется только выбрать невесту. Османскую принцессу или аристократку из дома бритского короля. Лучше на обеих сразу женить. Ночная кукушка завсегда дневных дятлов перекуёт.

– Перекукует, – поправил собеседника барон.

– Да какая разница! Главное, что будет по-нашему. Наместник откажется от Великорусского протектората и вернётся под крыло Османского султаната, гиримские порты станут гостеприимными для бритского флота, и все будут довольны. Ну, может быть, кроме императора Дмитрия, но это уже не наша забота. Главное, что мы выполним порученное задание.

– А если он не захочет жениться?

– После капелек, которые мы будем добавлять в утренний кофе – в течение недели, скажем, наместник станет покладистым, как плюшевый мишка.

– Вы, мой дорогой, забыли о его слуге, который легендарным Цербером охраняет господина, – ехидно заметил барон.

– Вот и надо разом покончить с княгиней и с псом этим верным, – похоже, что говоривший крепко хлопнул ладонью по столу. – Хватит попусту языком молоть. Пора делом заняться. Вы сразу за мной не выходите, не надо, чтобы нас вместе видели.

Ещё раз скрипнуло кресло, потом послышались тяжёлые шаги и звук открывающейся двери. Через несколько минут я почувствовала, что полог тишины владелец артефакта снял, и вскоре вышел из комнаты. Кажется, после этого я впервые с начала разговора вдохнула полной грудью. Рядом так же резко втянул воздух Таир.

Мы повернулись друг к другу и одновременно одними губами прошептали:

– Заговор!

И, больше не отвлекаясь на флирт и кокетство, поспешили по тайному проходу в покои наместника.

Вывалились мы из хода в ванную комнату. Тут же на шум вбежал встревоженный Фарух. Увидев нас, он вытаращил глаза и всплеснул руками. Мельком взглянув на себя в зеркало, я убедилась, что слуге было чему удивиться. Мало что мы собрали всю паутину и пыль, скопившуюся в проходе за долгие годы, на одежду, так ещё и размазали эту грязь по лицам.

– М-да… – протянул Таир, глядя на наши отражения. – Прежде чем мир спасать, надо бы себя в порядок привести.

– Полностью с тобой согласна, – улыбнулась я мужу. – Кстати, нас ещё дети на чаепитие ждут. Как говорила моя бабушка: «Шпионы, войны и разнообразные неприятности будут всегда. Но это не значит, что нужно забывать о тех делах, которые радуют и доставляют удовольствие». Поэтому давай сначала отмоемся и переоденемся, выпьем чаю, а уж потом займёмся ликвидацией заговора.

Таир осторожно привлёк меня к себе, поцеловал в висок – должно быть, самое чистое место на моём лице – и прошептал:

– Повезло мне с женой. Мало что красавица, так ещё и умница.

Глава 17

– «Три девицы под окном пряли поздно вечерком…», – начала я любимую сказку моих детей.

Как-то так сложилось, что нет в этом мире Александра свет Сергеевича, «нашего всё» Пушкина. В смысле, может быть, человек такой есть, но не великий поэт. Вероятно, не сошлись все составляющие: не было царя Петра Алексеевича, что пригрел арапа Ганнибала, не заложили Царского Села и лицея в нем… Да мало ли какой случайности не хватило для того, чтобы однажды из-под пера на бумагу легли строки: «Я помню чудное мгновенье…» и много-много других строк и строф, что есть в сердце практически каждого россиянина из прежнего мира.

В моей памяти сохранились стихи, что учили в школе, отрывки из «Евгения Онегина», но чаще всего здесь их я читала самой себе. А вот сказки с удовольствием рассказывала детям, чуть ли не с младенчества. Они и сами знали их уже наизусть, но очень любили слушать перед сном в моём исполнении.

Таир тоже был с нами, да только я видела, что мыслями он где-то далеко. Наверное, уже проводит совещание, назначенное на более поздний час.

– «Ой вы, гости-господа, долго ль ездили? Куда? Ладно ль за морем иль худо? И какое в свете чудо?» – продолжала я вещать в надежде, что дети быстро уснут под сотню раз слышанную сказку. Но они, кажется, и не собирались. Доложив словами купцов о том, что дядька Черномор ежедневно для охраны города князя Гвидона попарно выводит богатырей, я объявила: – Продолжение завтра, а сейчас спать.

Стенания на тему «ну ещё чуть-чуть!» пришлось пресекать на корню вопросом: «Разве воспитанные дети так себя ведут?»

Обнимашки-целовашки, занявшие свои посты в комнате ночные няни, бдительная стража у дверей – и мы с Таиром спешим в его кабинет. Вдруг Таир резко остановился и, сдерживая улыбку, сказал:

– Я вот всё время жду, когда на вопрос о воспитанных детях кто-то из двоих ответит, что все дети себя ведут именно так.

– Надеюсь, к тому времени, когда наши детки это поймут, они уже вырастут из возраста капризов, – успокоила я себя и мужа.

В кабинете в ожидании нас Фарух поил чаем господина Франка. Константин Васильевич, увидев меня, легко поднялся и склонился в поклоне над моей рукой.

– Роксана Петровна, – по-домашнему обратился он ко мне, – искренне рад вашему возвращению. Вот только я не понял, что за спешный, да ещё и такой секретный сбор в то время, когда добрые люди спать ложатся?

– А недобрые готовы замышлять злодейства в любое время дня и ночи, – проворчал Таир, усаживаясь в своё кресло, и кратко пересказал подслушанный нами разговор. – Мы здесь собрались таким составом не только потому, что вышеизложенное касается каждого присутствующего, но ещё и потому, что вы – те люди, кому я стопроцентно доверяю. – Увидев удивлённо вздёрнутую бровь Франка, наместник добавил: – Это не значит, что я не доверяю супруге вашей Прасковье Вадимовне, но у неё другая работа и не стоит её тревожить.

Безопасник согласно кивнул и, поняв, что Таир уже всё сказал, решил уточнить некоторые вопросы:

– Имён названо не было? – Мы с мужем синхронно отрицательно качнули головами. А Франк продолжил: – Баронов у нас при дворце не так и много отирается. Думаю, вычислить злоумышленника труда не составит. А второй, вы говорите, грассирует? Тоже толковая примета. Вот только не вдвоём же они заговор готовят. Должны быть исполнители и руководители, направляющие действия в нужное русло. И моя задача вырвать это зло с корнем.

Чем я себя выдала, так и не поняла. То ли хмыкнула нечаянно, то ли вздохнула, то ли ещё что. Но Константин Васильевич резко повернулся ко мне и спросил:

– Роксана Петровна, вы со мной не согласны?

Отчего-то в этот момент я почувствовала себя хорошо пожившей, много испытавшей и опытной пенсионеркой на пионерском собрании. Слишком много знающей о тех, кто ради влияния и власти не считается с жизнями. По истории прежнего мира я помню факты бесчеловечного отношения к целым народам. Полное истребление ради захвата земель. Кому какое дело, кто умрёт ради достижения высших целей: ребёнок, старик, женщина. И сколько жизней будет брошено на алтарь золотого тельца, тоже значения не имеет. В одно мгновение пронеслись в сознании эти мысли и понимание того, что, возжелав полуостров в своё пользование, враг будет искать возможность захватить его. Но некогда было долго размышлять – от меня ждали ответа.

– Чтобы вырвать корень зла, уважаемый Константин Васильевич, наших скромных сил не хватит, – устало озвучила я своё мнение.

– Вы что-то об этом знаете? – безопасник, как хороший охотничий пёс, почуявший добычу, сделал стойку.

– Да все, мало-мальски разбирающиеся в международной политике, об этом знают. Вот только живут по принципу: «Не буди лихо, пока спит тихо». Даже назвать причину многих межгосударственных конфликтов вслух боятся. Ведь не просто так хотят наместнику гиримскому девицу из англицкогокоролевского дома в жёны подсунуть, – выпалила я на эмоциях.

Сказала и увидела вытянувшиеся физиономии присутствующих. «Тьфу ты!» – мысленно ругнулась на свою несдержанность. С каким бы уважением ни относились ко мне муж и Константин Васильевич, но не готовы они были выслушивать от меня подобные заявления.

– Так мне деда Коля рассказывал, – закончила я свой монолог тоном пай-девочки, сославшись на покойного посла.

Мужчины облегчённо выдохнули. Мир вернулся на круги своя: женщина всего лишь повторила слова профессионала.

Следующим пунктом совещания был вопрос об эвакуации меня с детьми и Фарухом в поместье. Тут мы со слугой стали единым фронтом: «Остаемсяво дворце!».

– Господа, вы забываете, что я не безобидная дамочка, а магичка с даром ведуньи. Три месяца назад некто не постеснялся в охоте на пиратствующий корабль использовать меня с детьми в качестве наживки. И я справилась. Отчего вы думаете, что сейчас я позволю убить себя?

– Роксана! – Таир едва сдерживался, чтобы не закричать. – Я в который раз повторяю, что никто не хотел, чтобы такое случилось. Но объединённый военный совет решил воспользоваться ситуацией.

– Я поняла и претензий не имею, – ответила я с максимальным спокойствием. – Просто напомнила о том, что вполне могу за себя постоять. А с тем, чтобы отправить детей в поместье, вполне согласна.

Тут перед Таиром бухнулся на колени Фарух и заголосил:

– Эфенди, не прогоняйте меня! Разве я вам плохо служил? Чем прогневал вас?

Муж застонал и уткнулся лицом в ладони. Потом сквозь пальцы посмотрел на Франка и спросил:

– Вот скажите, уважаемый Константин Васильевич, как мне, наместнику императора, управлять ханством, когда меня не слушаются даже самые близкие?

Безопасник, старательно сдерживаясь, чтобы не расхохотаться, развёл руками.

– На родине моей матушки говорят: Ç'est la vie!

*Ç'est la vie (се ля ви) – Это жизнь.

Глава 18

Глядя на эту забавную сцену, я мучительно пыталась вспомнить, что же меня зацепило в словах Таира. В это время вконец расстроенный Фарух воскликнул:

– Как мне жить теперь, эфенди? Дайте совет!

– Точно! – ахнула я, невольно привлекая к себе внимание. – Военный совет. Знаю я эти советы. Обычно все отмалчиваются, прикидываясь ветошью. Но кто-то же первым предложил сдать «Чайку». Вспомните, кто это был?

Муж вскинулся было вновь начать оправдываться, но конкретный вопрос заставил его задуматься. Константин Васильевич только руками развёл – не было его тогда на совещании. Зато удивил Фарух.

– Если позволите, госпожа. Я тогда во время перерыва чай и бутерброды для эфенди готовил, вот случайно и услышал, как барон Залеский пошутил в компании знакомых, что хищников хорошо на приманку ловить. А чайка птичка подходящая – приметная и малоценная.

Эти слова безмерно удивили Франка:

– А что Залеский делал на военном совете?

И опять ответ дал Фарух:

– Так не было его там. Он в зал, где закуски для господ военных подавали, с официантами вошёл. Распоряжался там, командовал, а когда перерыв начался, то промеж господами офицерами тёрся.

– Как всё просто, – с горечью выдавил безопасник, потирая лоб. – В одном месте услышал, в другом поддакнул, в третьем пошутил. Какие же мы ротозеи!

Неприятно было видеть, как умный, знающий человек казнит себя за промах, потому я постаралась его успокоить:

– Против нас работает профессиональная разведка с многолетним опытом. Их трудно переиграть начинающим.

– Это тоже вам Николай Иванович говорил? – чуть насмешливо спросил Франк.

На что я только плечами пожала и нечаянно зевнула. Час был поздний, а мы, размышляя о том, как сладить с врагами, засиделись.

– Ты права, песнь моего сердца, пора отдыхать. Утро вечера мудренее, – резюмировал Таир и поднялся из своего кресла. – Константин Васильевич, даже указывать не стану направление вашей работы. Если какая помощь потребуется, обращайтесь напрямую ко мне.

Франк поклонился и вышел, а мы с ханом вдруг растерялись. Куда спать идти? К себе в покои или к мужу? Одно дело после долгой разлуки в тайном проходе целоваться и другое – повести себя так, словно не было этих шести лет отчуждения. Кажется, Таир тоже об этом задумался, бесцельно перекладывая бумаги на своём столе. Вдруг он решительно повернулся ко мне:

– Роксана, понимаю, что не совсем удачное время, но хочу покончить со всем разом, чтобы не было между нами недомолвок и секретов. Готова ли ты выслушать меня сейчас или перенесём разговор на другое время?

На другое? Да я за ночь доведу себя надуманными проблемами до такого состояния, что утром Прасковье придётся меня успокоительными сборами отпаивать.

– Давай сейчас, – опустилась я в нагретое кресло.

Таир, пытаясь взбодриться, с силой растер ладонями лицо, прошёлся по кабинету, вздохнул, как перед прыжком в воду, и начал:

– Ты тогда маленькая была и, скорее всего, не помнишь, что спасла меня от гибели во время шторма случайность. Мой тогдашний слуга был влюблён в мою наложницу и во время прогулки на яхте покушался на мою жизнь – столкнул в воду. Позже судно разбилось и все погибли, меня же волной забросило в вашу бухту, где ты меня и нашла. А когда я вернулся домой, там была та самая наложница – Яська, которая со слезами бросилась мне в ноги. Оказывается, Явар – слуга мой бывший – пригрозил ей, что убьёт меня в море, если она вслух не скажет, что будет ждать его. И она всё это время боялась, что злодей выполнит свое обещание. На моё предложение отправить её на родину девчонка подала мне кинжал и попросила убить сразу, заявив, что жить без меня не желает. Сейчас бы мне это показалось смешным, но тогда я был молод, не вполне здоров, недавно вплотную столкнулся со смертью… Короче, Яська осталась в моих покоях. А когда я поссорился с отцом, то последовала за мной в Москоград. И в том, что мы с Фарухом смогли там обжиться и выполнить задуманное, немалая её заслуга. Я в университете, Фарух в лавке, бытом заниматься некогда. Она готовила еду, убирала нашу квартирку, чинила одежду и отдавала её вовремя в стирку, лечила простуды.

После этих слов я едва не ляпнула: «Грела постель», но вовремя прикусила язык. Сама согласилась выслушать исповедь, значит, надо набраться терпения. Кажется, Таир не заметил моего желания вставить шпильку и спокойно продолжил рассказ.

– Когда отец срочно приказал вернуться, завершать торговые дела в Москограде остался Фарух, а Яська последовала за мной. Так и сказала: «Без разницы, накажет тебя хан или наградит – я буду рядом». И была. Она никогда и ни на что не претендовала, беспрекословно носила амулеты, защищающие от беременности, выслушивала мои жалобы и вытирала слёзы. На её груди я рыдал в ночь гибели отца и братьев. А когда мы с тобой поженились, она тихо съехала в свой домик и никак не напоминала о себе, пока… – тут Таир замялся, но решительно продолжил: – пока Прасковья во время твоей беременности Киримом не запретила нам спать вместе. Да, я возвращался к ней каждый раз, когда ты не могла принимать меня в постели. И никаких других женщин у меня никогда не было. О Яське знал только Фарух, а та сплетня о юной наложнице, как ты уже поняла, всего лишь сплетня. Мне жаль, что я вынужден был тебе это рассказать, но и ты меня должна понять. Я здоровый мужчина, не монах…

– Таир, я всё понимаю, – перебила я его, – и нет у меня обиды не на тебя, ни на Яську твою. Напротив, я благодарна ей за то, что она была рядом с тобой в трудные времена. Я выслушала твой рассказ, и мне даже показалось, что она тебе больше жена, чем я. Мне очень жаль женщину, что принесла свою жизнь в жертву.

– Говорит, что любит… – хрипло выдавил хан.

– Скорее всего, так и есть. Иначе такое подвижничество понять трудно, – согласилась я, а потом попросила: – Позволь мне сегодня лечь в своих покоях. Причина для этого одна – слишком устала. А завтра… – я игриво из-под ресниц взглянула на мужа, показывая, что я тоже соскучилась и его поцелуи меня впечатлили.

– Хорошо, – преувеличенно серьёзно согласился Таир. – Но только одна ночь, а все последующие я хочу спать с тобой в одной постели, жена моя.

– Слушаюсь и повинуюсь, муж мой, – присела я в глубоком реверансе.

А едва переступила порог своих покоев, сползла по стенке, уткнулась носом в колени и тихо зарыдала. Больно, когда в труху разбиваются тщательно выпестованные иллюзии. Взрослая тётка, живущая вторую жизнь, – с чего я взяла, что гиримский хан ради меня вдруг станет соблюдать целибат? Хорошо, что не окружил себя гаремом, а удовлетворился всего лишь одной старой подругой. Спасибо ему, что не бегают по полуострову толпы бастардов, готовых в один непрекрасный момент схватиться за власть с Киримом.

«И вообще, – в последний раз шмыгнула я носом, – мудрее нужно быть. Хитрее и изворотливее».

Глава 19

Дворцовый парк в Багчасарае был настолько прекрасен, что многие жители и гости полуострова стремились посетить его независимо от времени года. Уникальные розарии, цветущие бо́льшую часть года, невероятные туннели, устроенные из пергол, увитых плетущимися растениями, пруды с яркими уточками и грациозными лебедями, японские сады камней и невероятно ровные, ухоженные газоны.

Всем хорош дворцовый парк. Одно плохо – слишком людно бывает здесь в иные дни. Несмотря на то, что инициатором свободной продажи билетов для посещения парка выступила я, сама же через полгода взмолилась отгородить участок исключительно для отдыха семьи хана и наших близких друзей.

Доход от публики был немалый, и шёл он исключительно на содержание парка, но удивительная бестактность иных господ, считающих, что в стоимость билета входит обязательное общение с семьёй наместника, гуляющей по парку, раздражала. Потому и появился у нас Ханский садик – миниатюрная копия большого парка.

Весной здесь можно было вдохнуть аромат сирени, глицинии и чубушника, летом полюбоваться разнообразием редких сортов роз, осенью усладить взор гармонично сочетающимися красками деревьев и кустарников, меняющих цвет листвы с постоянством хвойных. В саду неподалёку от пруда с красными карпами, была устроена уютная беседка, где можно почитать, по-семейному попить чай или просто подумать о планах.

Чем я сейчас и занималась, завернувшись в пушистый плед.

Наши отношения с Таиром наладились во всех смыслах. Даже небольшой ремонт во дворце сделали, чтобы перенести мои покои в крыло мужа. Теперь нас разделяла только дверь без замка. Каждый мог войти в комнаты другого в любое время суток без предварительного согласования и объявления об этом через слуг. Никакой очерёдности, кто у кого ночует, не было. Чаще Таир, закончив все дела, приходил ко мне.

Влажные после купания волосы, полотенце вокруг бёдер вместо одежды и непременно какой-то подарок, приятная мелочь, способная порадовать меня. Таир приносил то розу из сада, распустившуюся, когда на большинстве деревьев уже опали листья, то конфету от модного франкского кондитера к утреннему кофе, то свежий дамский журнал, доставленный магопочтой из столицы, а иногда и письмо от Кирима. Дело было не в подарках, а в том, что муж старался показать, как думал обо мне весь день.

Но насколько бы прекрасно всё ни было, я краем сознания постоянно помнила о Яське. Не было у меня к ней ни ревности, ни досады, но удалить «третью лишнюю» из нашей жизни хотелось. Самым лучшим вариантом, думалось мне, было бы отдать женщину замуж. Вот только захочет ли Яся в этот самый «замуж»? Да и за кого, опять же?

«Фарух у нас не женат», – пришла неожиданная мысль. Интересно, почему? Он же старше Таира лет на пять, кажется. По-доброму, ему уже внуков нянчить пора, а он всё холост.

Но, прежде чем принимать решения, надо бы с самой «невестой» поговорить. И я позвонила в колокольчик.

Вычислить тайный, как считал Таир, адрес большого труда не составило. Во все времена подлые шпионы и героические разведчики старались заполучить бухгалтерские документы объекта наблюдения. Именно привычка контролировать книги расходов позволила мне узнать, куда еженедельно доставляли продукты, воду и топливо, аккуратно оплаченные с личного счёта наместника.

Так как в гости с пустыми руками ходить не принято, я заехала в модную кондитерскую и купила коробку разнообразных пирожных: фрукты во взбитых сливках, шапочка безе на тонком шоколадном корже, пропитанный ромом бисквит, украшенный кремовой розочкой, вафельные трубочки с заварным кремом и шоколадной крошкой, лимонно-сливочный щербет в малюсеньких стаканчиках. Выбор в заведении был огромный, и я, не задумываясь, просто потыкала пальцем в витрину.

В уютном домике в глубине ухоженного сада, за высоким дувалом, меня, конечно, не ждали, но после стука молотком о металлическую пластину калитку открыли быстро.

Молоденькая девчонка, увидев богато одетую даму, закутанную в вуаль, склонилась в поклоне:

– Что угодно госпоже?

Я протянула ей коробку с лакомствами, источающую аппетитные ароматы, и решительно приказала:

– Проводи к хозяйке.

Женщина сидела у окна за пяльцами и была настолько спокойна и расслаблена, что я даже ей позавидовала. Когда в последний раз я вот так же спокойно, ни о чём не тревожась, сидела за рукоделием? Всё куда-то тороплюсь, решаю вопросы, помогаю и поддерживаю.

– Здравствуй, Ясмин, – поздоровалась я с хозяйкой дома, стоя в дверном проёме.

Та медленно повернула голову в мою сторону, мгновение смотрела, словно узнавая, а потом встала и поклонилась:

– Здравствуйте, Ваше Великолепное Высочество.

– Зачем ты так? – поморщилась я. – Я же к тебе не с официальном визитом. Чаем напоишь?

– Напою, – легко пожала печами Яська и вышла отдать приказ слугам.

А я стояла, разглядывая убранство комнаты, и чувствовала себя полной дурой. Зачем приехала? Что сделать хотела?

– Что же вы стоите, гостья дорогая? – ахнула хозяйка. – Присаживайтесь к столу. Сейчас чай принесут, угощенье ваше тоже…

– Ясмин, – я села на предложенный стул. – Я поговорить приехала.

Женщина стояла, глядя куда-то мимо меня. Боится? Наверное. Как бы я себя повела на её месте?

– Слушаю вас, госпожа.

Сколько в голосе покорности и… спокойствия. Милость Триединого, да она готова к любому исходу! Скажу сейчас: «Пошла вон из города и нашей жизни!» – пойдёт не раздумывая, в чём есть. Прикажу пирожное, начинённое ядом, съесть – съест и глазом не моргнёт.

– Ясмин, скажи, чего бы ты для себя хотела? – спросила я, внимательно глядя на собеседницу.

Женщина грустно усмехнулась и, по-прежнему не глядя на меня, спросила:

– А вы всё-всё можете сделать?

– Всё, что в моих силах, – пообещала я. – Хочешь, подыщу тебе мужа достойного. Даже помогу забеременеть, ребёночка выносить и родить. Если хочешь, конечно.

Но Ясмин отрицательно покачала головой.

– Не хочу. Ничего не хочу. Об одном прошу – оставьте меня в покое. Забудьте, что я есть. Мне ни от мужа вашего, ни от вас не надо ничего. Ни этот дом не нужен, ни оплата моего содержания. Ни-че-го!

Последнее слово женщина сказала твёрдо и чётко.

Я смотрела на неё и понимала, что она устала. Устала ждать внимания Таира, ждать моего гнева и наказания за связь с ханом. Бедняжка…

– Ясмин, присядь, послушай, – я указала рукой на соседний стул и, когда бывшая наложница мужа присела, продолжила: – Я обещаю тебе, что никто тебя без твоего желания не потревожит. Но отказываться от дома и содержания, прости, глупо. Ты заслужила всё это, – я обвела взглядом комнату, – и даже больше, служа нашей семье. Можешь не верить мне, но я тебе благодарна, что в трудные для нас времена ты была рядом с Его Высочеством. Так случилось, что наш мужчина – не очень уверенный в себе человек. Он хороший. Добрый, отзывчивый, щедрый, но не всегда решительный. Ты смогла его поддержать, когда этого не делала я. Хорошо, что из нас троих ты оказалась самой мудрой.

Ясмин подняла голову и смотрела на меня во все глаза. Казалось, она собственным ушам не верит. Да и я говорила вовсе не то, что хотела. Сама не понимаю, отчего меня на такую откровенность потянуло. Воздействия на себя никакого не чувствовала, ничего не ела и не пила, чтобы могли зелье какое-то подсыпать. Разве что безволие и покорность Ясмин тронули меня до такой степени, что я «поплыла».

– Так вот… Всё, что ты сейчас имеешь, остаётся за тобой. Помимо прочего, назначаю тебе персональную пенсию за заслуги перед ханством. – На последних словах я едва сдержала улыбку, да и у собеседницы моей губы изогнулись. Но закончила я серьёзно: – Только пообещай мне: ни одного слова из того, что ты знаешь о Его Высочестве и о нашей семье, никому и никогда не скажешь, не напишешь. Лучше всего, если бы ты клятву магическую дала.

Ясмин поднялась со своего места.

– Я и так бы никогда вам не навредила, но клятва это надёжнее. Что сказать надо?

На чай я не осталась. Выходила из дома, накинув густую вуаль на лицо. Вдруг перед самой калиткой Ясмин спросила:

– А пирожные правда не отравлены?

– Милость Триединого, – рыкнула из-под своего укрытия, едва сдерживая улыбку. – Я же тебя мудрой десять минут назад называла, а ты… Ешьте спокойно, всё безопасно. Если только кондитер не подсунул просроченные.

Часть 3 Глава 1

– Ваше Великолепное Высочество…

– Милость Триединого, сколько раз я просила по имени ко мне обращаться, учитель? – встала я навстречу Аристарху Завойскому – руководителю производства переговорщиков, автору лучшего трактата по артефакторике и самому ехидному в мире преподавателю.

– Время бежит, люди меняются… Вдруг ты уже не хочешь, чтобы старый учитель тебя по-простому называл? – с притворным смирением проговорил артефактор, устраиваясь в удобном кресле напротив меня. Но, видя, что я быстро взглянула на часы, Аристарх перестал кокетничать и объявил причину визита. – Роксана, мы более двадцати лет выпускаем переговорщики. Ещё никому в мире не удалось не то что лучше придумать, но даже скопировать сей артефакт. Он пользуется постоянным спросом и приносит немалый доход всем нам. Но! – господин Завойский энергично тряхнул поднятым вверх указательным пальцем, акцентируя внимание на том, что он намерен сейчас сказать. – Роксана, не пора ли придумать и предложить публике нечто этакое?

Артефактор пальцами изобразил движение, будто вкручивает лампочку в цоколь. А я, слушая учителя, незаметно рассматривала его.

Да… знакомы мы больше двадцати лет. Сейчас ему должно быть сильно за семьдесят. Хорошо, что маг, – до дряхлости мужчине пока далеко. Но видно, немолод уже: давно нестриженые, растрепавшиеся волосы почти полностью поседели, старые морщины углубились и новых немало прибавилось, ещё и пятна пигментные появились на лице и руках, губы форму потеряли и щёки набухли венками.

– Учитель, – перебила я Аристарха. – Давайте я вас на месяц-полтора в пансионат к Прасковье отправлю? Отдохнёте, отвлечётесь от работы. Процедуры восстанавливающие примите. Вернётесь как новенький. А там и о работе поговорим.

Поместье, которым дед Таира наградил отца тётушки Жэ́ни, после её смерти осталось бесхозным. Племянница, ставшая наследницей, не справлялась со сложным хозяйством. Одно дело помогать вести учётные книги и присматривать за персоналом, а другое – управлять самостоятельно. Не было в девушке должной самоотверженности, необходимой в таком бизнесе. Обо всём этом, едва сдерживая слёзы, рассказывала она нам с подругой, когда мы заехали в пансионат с инспекторской проверкой.

Нас с Прасковьей сильно удивило состояние парка, неухоженность особняка, отсутствие отдыхающих.

– Не знаю, как это у тётушки получалось? Кажется, я так же делаю, но слуги не слушаются, клиенты не идут… Придётся продать наследство.

Переглянулись мы тогда и только хмыкнули – буквально за два дня до случившегося главный целитель полуострова жаловалась на гиримское законодательство, не позволяющее совершать куплю-продажу земельных участков. В наследство получить – пожалуйста, а продать можно только хану. Купить же – и вовсе из области фантастики.

– Я разработала действенную омолаживающую программу. Опробовала на добровольцах. Результаты получила уникальные. Осталось место найти, куда приглашать аристократов пожилых. Представляешь, сколько бы пользы могло быть: богатеи бы жизнь продлевали, я часть дохода на больницы для бедных пустила бы да на дальнейшие исследования и развитие целительства в ханстве. Но этот чёртов закон не даёт возможности развернуться. Может, поговоришь с Таиром?

Только о чём говорить? Наместник – это гарант соблюдения законов. Создай прецедент, и мгновенно найдутся желающие землю распродать невесть кому, ничего не оставив от Гиримского ханства.

Услышав отчаянные жалобы владелицы поместья, Прасковья мгновенно сориентировалась. Правда, купить пансионат не получится, но взять в долгосрочную аренду запросто. Вроде как и закон не нарушается, и интересы сторон соблюдаются.

– Пополам? – только и спросила подруга.

Я коротко кивнула. Деньги свободные есть, почему бы не вложить в новое дело. Метод, созданный Прасковьей, был великолепен. Глядя на клиентов, прошедших процедуры, я сожалела об одном – что не было этой чудодейственной программы раньше. Глядишь, Глафира с Николаем Ивановичем прожили бы лет на пятнадцать-двадцать больше.

– Не жалей о том, что не случилось, – обняла меня подруга, почувствовав моё настроение. – Всему своё время, всему свой срок.

И вот теперь я, желая улучшить здоровье и продлить годы моего учителя, предлагаю ему пройти омолаживающую программу.

– Всему своё время, всему свой срок, – отмахивается от меня Аристарх словами Прасковьи, только, похоже, вкладывает он в эту фразу другой смысл. – Ты меня, Роксана, с мысли не сбивай. Я тебя об артефактах спрашиваю. Ты когда соберёшься обновить модель?

Вот же прицепился! Не знает, что ли, что лучшее враг хорошего. И так немало обновлений внесли. Динамик громкий встроили, теперь можно разговаривать, не прикладывая пластину к уху, а положив её, к примеру, на стол. Благодаря присвоению индивидуальных номеров каждому устройству, есть возможность связываться с бесчисленным количеством людей, а не с десятью, как раньше. Вот только увеличение числа переговорщиков ухудшило качество связи. И думать нам не о модернизации устройства надо, а о магических усилителях, передающих сигнал между артефактами.

С Феденькой я уже об этом говорила, но тот только затылок почесал:

– Вам, Роксана Петровна, желательно других помощников искать, тех, что мыслят иначе. Мы с Аристархом такое уже не потянем. Вот сделать то, что уже придумано – это да, мы сможем. А усилитель… я даже представить не могу, как магическую волну усилить. Нет, Роксана Петровна, не ко мне с этим вопросом. И Аристарха не слушайте. Он пыжится, хочет ещё кому-то что-то доказать, но выше головы не прыгнешь. Мы старое поколение, а вам молодая кровь нужна.

Тогда-то я и задумалась о том, что большинство людей, которые жили рядом и служили мне, уже немолоды. И надо бы искать им замену.

Трудно было признать, что я и сама уже далеко не девочка. Через год сорок будет.

Тридцать пять лет живу в этом мире, помня прошлую жизнь. Сколько разных событий произошло за всё время. Сколько интересных людей повлияли на мою судьбу. Да и сама я воздействовала на историю Тверди – пусть не в целом, а всего лишь на небольшой участок суши, именуемый Гиримским полуостровом. Место, ставшее мне родным не только потому, что здесь расположено моё поместье, родились мои дети, а сама я жена наместника и делю с ним ответственность за благополучие ханства, но ещё и потому, что проросла я в эти земли всей душой ведуньи.

Духи земли, воды и воздуха, обитающие в этих краях, считают меня хозяйкой, откликаются на призыв, отвечают на вопросы. Правда, я, памятуя о том, что часто тревожить духов нельзя, – могут обозлиться и вредничать начать – по мелочам их не дёргаю. Как и пространство лишний раз магией не тревожу. Равновесие сил в природе слишком хрупко и зыбко, чтобы сотрясать его по незначительному поводу.

Осознала я это не так давно. С месяц назад поздним вечером меня призвали жрецы храма Всевышнего. Запыхавшийся юный служитель умолял об одном:

– Срочно, госпожа. Поторопитесь!

Таир, не согласившись отпустить меня одну, пусть и с охраной, мигом собрался, вскочил на коня и поскакал рядом. Под вопли жреца мы гнали во весь опор – и успели.

Оказалось, призвал меня тот самый старик, что связывал наши судьбы. Именно так назывался обряд венчания. Жрец умирал. Казалось, жизнь в нём держится только на упрямстве и желании передать мне нечто важное.

Проводив меня в келью, адепты Всевышнего ушли, оставив нас втроём: едва дышащий старик, я и кот, показавшийся мне ровесником жреца.

– Дитя… – чуть слышно прошелестел умирающий. – Настал мой последний час, и я должен передать тебе свои обязанности.

Пока бедняга набирался сил для следующей фразы, я пыталась прийти в себя от внезапного шока. Какие обязанности? Стать жрицей храма?

– Долгие годы, почти сто лет, служил я Хранителем земли гиримской. Настал твой черёд. Руку дай! – последние слова были сказаны с такой силой, что я невольно, даже не подумав сопротивляться, протянула деду левую руку. Но тот прорычал: – Другую!

И тут я заупрямилась.

– Почему я? Не желаю жить в пещерном монастыре, отрешившись от мира. У меня муж, дети и куча общественных обязанностей. Не говоря уже о том, что на меня завязаны производства и несколько сотен человек, работающих на них.

– Я сказал: дай руку! – от жреца, минуту назад едва дышавшего, такой силой шарахнуло, что воздух в келье сгустился и завибрировал. – Жить будешь, как жила прежде. И не я тебя избрал, а сама земля гиримская. Потому не смей противиться.

«Куда уж тут противиться? Живой бы остаться», – подумала я, протягивая руку для принятия обязанности служения.

И вновь боль принятия новой силы и слёзы жалости оттого, как одновременно отошли в мир иной старый, как библейский Мафусаил, жрец и его худой, облезлый и беззубый питомец. Так вместе и предали их огню погребальному.

С тех пор словно весы во мне заработали. Любое действие своё или чужое невольно оценивалось в пользу или вред для полуострова. Причём не обязательно сиюминутной. Учитывалась и дальняя перспектива. Потому-то иной раз на заседании Совета я с яростью дикого зверя билась за продвижение никчёмного, на первый взгляд, проекта или заваливала кажущийся перспективным план.

Вот только как поступить с разработкой и установкой на полуострове магических усилителей для переговорщиков, я пока не знала. Стрелки внутренних весов оставались в равновесии. Да и специалистов нужных пока нет.

Глава 2

– Матушка, ты позволишь нам в Ялду перейти? Очень хочется новую кондитерскую посетить, – безупречно причёсанная голова старшего сына с идеальным модным пробором склонилась над моей рукой.

Глафира, изобразив самое невинное выражение лица, старательно делала вид, что она к этой просьбе не имеет никакого отношения. Просто у старшего брата летние каникулы, он вернулся домой из Москаграда, захотел побаловать сестрицу лакомствами, а она не против. И не было до этого двухдневного нытья, надутых губ и демонстративной обиды на Кирима.

И всё это не оттого, что вкусного хочется – не такая уж сладкоежка моя дочь, – а потому, что неймётся перед подружками похвастаться братом – наследником Гиримского ханства.

Понимаю её желание. Рядом с таким кавалером, как наш девятнадцатилетний Кирим, нигде показаться не стыдно. Высокий, стройный, с великолепной военной выправкой в безукоризненно сидящей на нём форме… Очень хочется Глафире выглядеть старше, значимее, пусть и за счет брата. Двенадцатый год моей красавице – возраст такой, когда уже не девочка, но и ещё не девушка. Начинающие просыпаться гормоны туманят мозг и навевают порой такие идеи, что только глаз да глаз за барышней.

– Возьмите с собой Азата, – предложила я.

На что Глаша – вот безобразница! – тут же сморщила носик.

– Ну, мамочка, он опять изрисует все салфетки и даже не поймёт, что ест и что пьёт, – умоляюще сложила она руки на груди. – Мы лучше домой закажем большой набор сладостей.

Девочка права. Средний сын настолько увлечён рисованием и живописью, что иной раз приходится едва ли не силой выводить из студии. Зато уже сейчас его картины охотно покупают любители живописи. Стоило мне пожаловаться Прасковье, что в мастерской скоро свободного места не будет, как она тут же уцепилась за эту идею и предложила развесить работы Азата по коридорам нашего пансионата.

Спросив разрешения у автора, мы украсили наше «Молодильное яблоко» морскими, горными и городскими пейзажами, натюрмортами и карандашными рисунками. Правда, большинство работ долго не провисело. Один из отдыхающих оказался галеристом из Новограда. Рассмотрев талант юного художника, он захотел купить морские пейзажи. За специалистом потянулись желающие увезти с собой на память об отдыхе незабываемые виды полуострова.

– Так, глядишь, и окупятся траты на холст и краски, – смеялась Прасковья, видя, как снимают со стены очередную картину Азата и упаковывают её для перевозки.

– Милостью Триединого денег у семьи хватает. А вот признание необходимо каждому творцу, чем бы он ни занимался. Вряд ли портниха будет рада, если платье, сшитое ею, повесят в шкаф, а не наденут на ближайший приём. И скульптору не понравится, когда его творение спрячут в тёмный подвал. Кулинар огорчится, если его очередной десерт будет не востребован. И деньги не всегда главная причина расстройства. Людям важно признание, и Азат не исключение. Осенью он поступает в Великорусскую Академию художеств. Даст Триединый, будет на полуострове первый признанный художник.

– Мамочка, – отвлекла меня от размышлений Глафира, поцеловав в щёку. – Так мы пойдём?

– Ступайте, дети. Кирим, доложись Константину Васильевичу. Пусть выделит телохранителей, – напомнила я сыну.

На что он, щёлкнув каблуками, кивнул, чем вызвал у меня улыбку. Нравится моему мальчику играть роль блестящего офицера. А вот дочь капризно скривила губки.

– Опять будут таскаться за нами тенью. Мы что, маленькие, чтобы за нами присматривали? – заворчала она.

– Нет, Глаша, не маленькие, а значимые люди. Члены правящей семьи ханства. И мне бы хотелось, чтобы ты об этом никогда не забывала, – слегка нахмурила я брови.

Дочь, мгновенно перестав капризничать, присела в книксене. Хоть временами Глафира и позволяла себе вольнодумство, но в целом старалась нас с отцом не огорчать.

Проводив детей, я вернулась к делам. Штат работающих на меня людей облегчал жизнь, но полностью освободить не мог. Управляющий предан и честен, однако, как говорится, доверяй, но проверяй. Потому раз в неделю я обязательно, пусть и выборочно, но просчитываю расходные книги. Секретарь ежедневно разбирает ворох почты, отсеивая откровенный мусор и отвечая вежливым отказом на приглашения людей, организаций и различных объединений, желающих видеть меня на своих мероприятиях. Оставались ещё личные послания от родных и близких, важные сообщения от поставщиков и партнёров, которые требовали моего внимания. Помимо того, через два дня должен был состояться Большой Совет, и мне принесли для ознакомления тезисы проектов, которые планируется рассмотреть на заседании.

Со вздохом потерев уставшие глаза, я вспомнила, как сетовала в прошлой жизни на занятость. Наивная чукотская девушка! Тогда я работала в одном, изредка в двух направлениях, и то в большинстве случаев были они параллельны. Сейчас же одновременно сотни дел, планов и замыслов, и чаще всего большинство из них в разных областях и устремлениях.

Конечно же, я не одна тяну этот воз, но если процесс осуществления можно поручить знающему человеку, то контроль обычно оставляю за собой.

– Песнь сердца моего, не желаешь прерваться? – в кабинет вошел хан гиримский Таир. – Пора обедать.

За прошедшие годы он утратил лёгкость, набрал несколько лишних килограммов, но для меня был по-прежнему привлекателен и любим. Это не увлечение юной, оглушённой гормонами барышни; я вижу и знаю все недостатки мужа – часто не хватает решительности и готовности взять на себя ответственность, недостаточно упорен, в последнее время перестал интересоваться новым и слегка разленился, но я всё равно его люблю.

– Роксана, мне доложили, что на время каникул ты Кирима определила вторым личным секретарём. Так ли это? – и, увидев мой утвердительный кивок, Таир нахмурился. – Мальчик приехал домой отдохнуть, а ты его…

– А я его ввожу в курс государственных дел, – несколько поспешно я отложила приборы и отказалась от десерта. Дождавшись, когда слуги вышли из столовой, продолжила: – Таир, рано или поздно Кириму придётся занять пост наместника. Не хочу, чтобы он, как мы в своё время, начал правление с метания и поспешного вникания в дела. Пусть сейчас учится, пока время есть.

Таир, не желая ссориться, смягчил тон, и мне даже показалось, что как-то оправдываться стал:

– Мы же рядом будем и поможем мальчику. Разве нет?

– Конечно, душа моя, так и будет. Но, по-моему, знания лишними не бывают.

– Ты права, – легко согласился муж и, понизив голос, предложил: – Как ты смотришь на то, что мы на полдня сбежим в поместье? Поплаваем в море, отдохнем в нашей спальне…

А вот и причина сговорчивости: хана на «сладенькое» потянуло. Почему бы и нет. Дела я и ночью смогу закончить, а сейчас пусть будет так, как того Таир желает.

«Вот можешь же, когда захочешь!» – похвалила я себя за мудрость и гибкость и пошла переодевать платье.

Глава 3

Собственная, укрытая от посторонних глаз, бухта и легко устанавливаемые ширмы, огораживающие участок пляжа, позволяли купаться нагишом. А это куда приятнее, чем обязательные панталоны до середины икры, сорочка до колен и чепчик, прикрывающий не только волосы, но и лицо от солнечных лучей. Данный набор составлял современный купальный костюм дамы, набравшейся смелости освежиться в открытом водоёме.

Купальни, устроенные на берегу в курортных местах, строго разделялись на мужские и женские. Мало того что территория со всех сторон была закрыта высоким плотным забором, так ещё и расстояние между отделениями было такое, что без бинокля ничего не увидишь. Нравственность блюли строго.

У нас в поместье было проще. Либо дни для «мальчиков-девочек» определяли, либо часы. Мода на купания появилась не так давно, но увлекла и местных жителей, и приезжих. Оно и понятно – магические артефакты из моей мастерской, охлаждающие помещения, давали комфортную прохладу, но тело, полностью погружённое в солёные морские волны, отдыхало от летнего зноя куда полноценнее.

Потому наш пляж с раннего утра до заката был кем-то занят. Конечно же, доступ открыт не для всех, но в списке были многочисленные члены семей Прасковьи, Феденьки и его сестрицы Ульяны. Молодёжь, сговорившись заранее, устраивала настоящие соревнования по известным водным видам спорта: плаванье на скорость, ныряние на глубину и задержку дыхания, командные игры в мяч, похожие на водное поло моего прежнего мира.

Но когда хан сообщал слугам, что желает посетить пляж, поплавать, отдохнуть и расслабиться, оттуда мгновенно убирали всех. Осматривали и тщательно очищали берег от мусора. Ширмами, настилами и шезлонгами оборудовали место, облюбованное наместником. Накрывали стол с прохладительными напитками и фруктами. После чего слуги удалялись из поля зрения, дабы не мешать.

Из дома мы выходили в длинных халатах, а оказавшись за ширмами, без ложного стеснения сбрасывали их, чтобы нырнуть в морскую прохладу. Наплававшись и вволю набарахтавшись в спокойных водах бухты, ложились отдыхать в тени, чтобы не портить кожу загаром. Хорошо! Всё же статус и титул – это не только масса работы и ответственность, но и возможность отдыхать так, как малодоступно простым смертным.

Лениво размышляя ни о чём, я почувствовала, как по телу скользнули руки мужа, а ухо защекотал шёпот:

– Вернёмся в дом? В спальне кровать широкая, не то что эти хлипкие лежаки.

– Кирим, я просила тебя поработать над докладом о безопасности Гиримского полуострова. Готов ли ты?

Каникулы – это хорошо, но пустое безделье не для будущего правителя ханства. Столько всего необходимо знать, в стольких вопросах разбираться, чтобы и самому понимать перспективы развития, и, контролируя подчинённых, не выглядеть дилетантом. А безопасность – основа основ любого государства.

– Да, матушка, – сын вскочил, вытянулся по стойке смирно, демонстрируя готовность ответить заданный урок.

– Тогда мы тебя слушаем, – дал добро Таир. – Интересно, узнаю ли я что-то новое из твоего доклада.

Кирим излагал чётко, умело пользуясь картой, висевшей на стене ханского кабинета. Сын отлично ориентировался в географии полуострова, не перевирал и не путал названия рек, гор и даже мелких населённых пунктов. Доклад начался с небольшого исторического и политического экскурса, в котором наследник назвал всех явных и скрытых недоброжелателей ханства и интересы, объединяющие их. Не забыл упомянуть и излюбленные приёмы, которыми пользуются разведки государств, решивших, что территория полуострова входит в зону их интересов.

Константин Васильевич, присутствующий на импровизированном семейном экзамене, одобрительно кивал седой головой и с явной гордостью смотрел на нечаянного ученика. Именно старый безопасник помогал Кириму готовиться к докладу.

– Таким образом, – подошел к заключительной части наследник, – организованные в своё время в родовых поместьях дружинники стали основой порубежной охраны ханства. Они легко отслеживают и задерживают чужаков, пытающихся проникнуть в те места полуострова, где им совершенно нечего делать. Но, помимо этого, остаётся немалая опасность от внутренних врагов, которыми могут стать продажные высокопоставленные чиновники и придворные. Исходя из вышесказанного, я бы порекомендовал усилить агентскую сеть среди доверенных слуг и обслуживающего дворцового персонала. Обычно этих людей практически не замечают и не стесняются при них выбалтывать секреты. На этом я хочу закончить основную часть и готов ответить на ваши вопросы, если таковые будут.

С этими словами Кирим аккуратно положил указку на рабочий стол отца. Во время доклада, стараясь скрыть волнение, он держался за неё, как утопающий за спасательный круг. Теперь настало время спокойно выдохнуть.

– Мо-ло-дец! – эмоционально похвалил наследника Таир, порывисто поднялся из кресла и обнял сына.

Следом к Кириму подошёл Франк:

– Вы сделали правильные выводы из полученных от меня фактов, Ваше Высочество.

Похвала хоть и сдержанная, но дорогого стоит.

После поздравлений, полученных от мужчин, сын повернулся ко мне. Весь доклад я ободряюще улыбалась наследнику, в ключевых местах одобрительно кивала, а сейчас была готова критиковать.

– Кирим, мне понравилось, как ответственно ты отнёсся к заданию. И обращение к истории тоже правильное – знать предпосылки происходящих событий полезно. Однако… – тут я сделала небольшую паузу, – однако, помимо развития агентской сети, ты ничего не предложил для усиления безопасности. Моя рекомендация: следует ещё поработать над этой темой, глубже изучить методы работы служб других государств. Может быть, стоит связаться с князем Га́лицким – руководителем службы безопасности Великоруссии. Не думаю, что он сам станет консультировать тебя, но уверена, сможет представить тебя и познакомить со стоящими профессионалами.

Сын с достоинством выслушал мои замечания и предложения, поцеловал мне руку и, получив разрешение, ушёл отдыхать.

– Роксана, ты излишне строга к мальчику… – начал было Таир, но, заметив поджатые губы Константина Васильевича, перенёс своё внимание на него: – Вы думаете, моя супруга права?

– Уверен в этом. Хочу напомнить, Ваше Высочество, что я уже не молод. И мне пора готовить замену. Было бы очень хорошо, если бы принц Кирим начал проходить практику в моём отделе.

Таир никогда не был самодуром и, поняв свою неправоту, шутливо поднял руки в примиряющем жесте:

– Двое на одного? Убедили, конечно. Я не против, если будущий правитель будет иметь опыт организации системы безопасности. Константин Васильевич, можете зачислить Кирима в свой штат. Но! Только на время каникул. Парню учиться надо.

Конечно же, спорить с этим никто не стал. Да и я не мать-ехидна. Расписание Кирима составили так, чтобы у принца хватало времени и на работу в отделе Франка, и на купание в море, и на прогулки по набережной Ялды. Юность есть юность, даже если ты наследный принц Гиримского ханства.

Глава 4

Таир вошёл в мой кабинет, легкомысленно помахивая белоснежным конвертом, но брови его при этом хмурились.

– Здравствуй, душа моя, – протянула я ему руку.

Безошибочный тест: нежно прижмёт мои пальчики к губам – сердится неискренне, напоказ; слегка пожмёт – реально чем-то озабочен; притянет к себе – можно готовиться к вечернему посещению мужем моей спальни.

Лёгкое сжатие ладони показало, что наместника что-то тревожит. Всё объяснило письмо, положенное передо мной на стол. Малый имперский герб, дополненный подписью, указывал на отправителя.

– Приглашение на приём по случаю двадцатилетия правления Дмитрия Васильевича. Предписано явиться всей семьёй, – не дожидаясь, когда я сама разверну и прочитаю письмо, сказал Таир.

– Но Глафира ещё мала для таких мероприятий. До четырнадцати лет неприлично… – начала было я, но наместник только плечами передёрнул.

Действительно… кто самодержцу перечит? Но как же мне всё это не нравится. Семь лет назад благодаря – нелепо благодарить те страшные события, но именно так, – знакомство Глафиры с членом императорской семьи осталось шапочным. Однако теперь более близкого знакомства не избежать: танцы, общение, общие воспоминания о том, как чаек кормили. Вот оно нам надо?

Нет, я не хочу навязывать дочери свою волю, но родниться с императорской семьёй? Увольте!

– Да с чего ты взяла, что кто-то из юных великих князей захочет Глафиру замуж взять? – рассерженной кошкой фыркнула Прасковья в динамик переговорщика, когда я позвонила ей поделиться своим горем.

– Тебе ли не знать, как они охотятся за сильными одарёнными? – едва сдержалась, чтобы не закричать, я.

– Есть такое… – задумчиво согласилась подруга. – Но политика семьи в этом вопросе несколько изменилась. Правители наши далеко не дураки и следят за последними научными исследованиями – а они о чём гласят?

– О чём? – Не сдержавшись, я шмыгнула носом.

– Вероятность появления одарённых детей усиливается в семьях, где родители заключили союз по любви, а не по расчёту. Поняла?

– Поняла… – выдохнула я. – Только где гарантия того, что они не влюбятся друг в друга?

– Они – это кто? – не поняла Прасковья.

– Глаша и кто-то из юных великих князей! – на эмоциях терпение подходило к концу, и я едва не кричала.

– Послушай, – излишне спокойно обратилась ко мне подруга, – я говорила тебе, что ты дура? Ты хочешь счастья дочери, но против того, чтобы она влюбилась. Где логика, Роксана?

Отодвинув переговорщик от лица, я высморкалась, вытерла слёзы и глубоко вздохнула.

– Прости меня, подруга, кажется, я и впрямь туплю слегка… Свойличный страх – быть запертой во дворце в качестве инкубатора – переношу на дочь, – призналась я.

– Обжегшись на молоке – на воду дуешь. Пора уже забыть и простить, а ты всё ещё лелеешь ту давнюю обиду на Андрея. Он думать о тебе уже забыл. Обожает свою Каролину и ни разу не был замечен в адюльтере, – озвучивала мне Прасковья то, что я и так знала.

Никогда специально не интересовалась сплетнями из императорского дворца, но, вращаясь в дамском обществе, вольно или невольно слышишь те или иные слухи.

– Спасибо тебе, моя дорогая! – поблагодарила я подругу. – Ты не только лучшая целительница Гиримского ханства, но и ещё отличный психолог.

– Обращайся, – отмахнулась Прасковья. – На что нужны друзья, если не помогать при нужде друг другу?

Справившись с одной проблемой, я впряглась в другую. Приём в императорском дворце – это не пикник на лужайке. Следование множеству требований и предписаний требует внимания. Наряды, украшения, причёски – всё должно соответствовать моде и уровню мероприятия.

– Ваше Высочество, вы точно не хотите разнообразить ваш гардероб платьем иного фасона, или снова тот, к которому все привыкли? – уточнила мадемуазель Полли – дочь и преемница ялдинской портнихи.

– Нет, Полина, не хочу. За модой не угнаться, а стиль – это стиль. Готова поэкспериментировать с отделкой, но не с фасоном. Что там сейчас на пике моды?

– Перья, Ваше Высочество. На шляпках, по краю рукавов, в качестве отделки. Везде перья! – сморщила носик портниха. – А у меня от них крапивница начинается, и глаза слезятся, и нос течёт. Просто кошмар какой-то!

– Спрошу у Прасковьи Владиславовны капли для тебя, – пообещала я девушке, и, подумав минутку, предложила: – Давай моду обхитрим.

– Как это?

– Пусть будут перья. Но не настоящие – мне тебя жалко, да и птиц тоже, – а вышитые. Смотри… – Я взяла лист бумаги и привычно нарисовала силуэт своего наряда. – Чалму оставляем, с неё на плечо будет ниспадать вышитое золотом, шёлком и мелкими каменьями перо, и уже от него по ткани платья подобные разновеликие пёрышки до самого подола. Глафире тоже следует сшить нечто подобное. Не точную копию моего наряда, а так, чтобы всем было видно: мы семья. Например, мне подобрать бархат винного цвета, а дочери что-то нежно-лиловое и более лёгкое. Вышивку на её платье можно украсить мелким жемчугом и горным хрусталём. Бриллианты девочке ещё рано, а камушки на свету «играют» не хуже. На приёме мы не должны затмевать Императрицу и Великих княжон, но и выглядеть бедными родственниками нам невместно.

– Как хорошо быть мальчиком, – терпела очередную примерку и ворчала Глафира, стоя на высокой подставке. – Мне кажется, что им всё равно в чем ходить. Надел штаны-сюртук-галстук – и ладно. А тут… Ой! Пока все уколы булавками выдержишь, жизнь закончится. Мамочка, можно я себе наколдую каменную кожу?

Я только горько усмехнулась. Буквально десять минут назад этой же экзекуции подвергалась и я. Как бы ни были аккуратны и осторожны портнихи мадемуазель Полли, но нечаянный укол портновской булавки – неизбежное зло любой примерки.

– Родная, я бы не против, вот только боюсь, это будет некрасиво. Ты же не хочешь выглядеть как скала при входе в нашу бухту?

– Не хочу, мамочка, – согласилась Глафира, благодарная за то, что я не стала в очередной раз напоминать, что составлять магические плетения ей ещё рано. Сейчас девочка усердно тренирует концентрацию и внимание.

Моей активной и непоседливой дочери эта наука сложно даётся, но она старается. Закончились стихийные всплески и разрушительные воздействия. Всё же сила дара у Глаши для её лет слишком большая. И Кириму, и мне в детстве было проще.

– Мне можно будет танцевать? – вопрос дочери, уставшей служить манекеном, прервал мои размышления. – Или оттого, что я ещё не достигла возраста первого совершеннолетия, придётся топтаться у стены?

– Отчего нельзя? Если найдутся кавалеры, то я не против. Учитель танцев тебя хвалит, значит, ноги партнёрам не оттопчешь, семью не опозоришь, – пошутила я. – Кстати, я наверняка знаю троих, кто пригласит тебя.

Глаза Глафиры округлились от удивления.

– Правда? А кто, мамочка?

– Думаю, первым будет самый великолепный мужчина Гиримского ханства – твой отец; вторым кавалером, уверена, будет Кирим, а третьим…

– С Азатом танцевать не стану! – решительно заявила девочка, дёрнулась, и тут же получила «успокаивающий» укол булавкой. – Ай! Мама, Азат мне точно все ноги оттопчет.

– На время танца с братом позволяю наколдовать себе каменные башмаки, – рассмеялась я, но, кажется, дочь не оценила моей весёлости.

– Так я же ими весь паркет в зале поцарапаю, – надула она губки, но по тому, как хитро блеснули её глазки, я смекнула, что Глафира не только поняла, но и с удовольствием подхватила мой шутливый настрой.

Глава 5

– Мамочка, а отказываться от приглашений можно? – спросила немного запыхавшаяся Глафира, обмахиваясь кружевным веером.

Девочка старательно изображала пресыщенную, уставшую от поклонников светскую львицу, но сияющие восторгом глаза и губы, готовые в любую секунду расплыться в довольную улыбку, выдавали хитрулю с головой.

Глафире было чем гордиться – дебют удался. Она пропустила всего два танца – это я выводила её в дамскую комнату освежиться, поправить причёску и нужду справить. Причём приглашавшие дочь кавалеры были не только из семей гиримских знакомых. Кажется, все более-менее подходящие Глаше по возрасту князья из императорского дома танцевали с моей девочкой.

Порадовало меня и то, что гиримская принцесса умеет за себя постоять. На несколько минут Глафира осталась одна, и тут же к ней подошли две барышни. Родовых гербов на них не было, бейджиков здесь не носят, поэтому определить принадлежность незнакомок к каким-либо фамилиям я не смогла. Видно, что девицы года на три, а то и на четыре старше, но это их не остановило в стремлении «наехать» на малолетку.

Творить волшбу во дворце категорически запрещено, но мне страсть как хотелось услышать, какие у барышень претензии к моей дочери. «Духи воздуха, – взмолилась я, обращаясь к тем, кто обеспечивал свежесть в зале, полном людей, – донесите до меня разговор». «Ленту подаришь?» – мгновенно отреагировал самый шустрый. «Непременно! Скажешь, какого цвета и куда привязать», – пообещала я, обращаясь в слух.

– А что, ваша семья такая бедная, что даже настоящих перьев купить не смогли? – тут же, словно рядом беседа происходила, услышала я.

– Если присмотришься, – последовал спокойный ответ, – то увидишь, что одно пёрышко на моём платье дороже всех ваших. К тому же я не люблю носить на себе что-то, снятое с трупов.

– С каких трупов? Что ты такое говоришь?! – едва не взвизгнула одна из девиц.

– Перья ваши с мёртвых птиц нащипали. Ещё неизвестно, отчего они погибли. Убили их или сами от хвори какой померли… Так что вы бы с пёрышками осторожнее, барышни, – голосок дочери был полон заботы и сочувствия, но барышни после таких слов, округлив глаза, заозирались и поспешили отойти.

У них-то, понятное дело, перья лучшего качества, а вот кто знает, что у других на платья пришито.

С одной стороны, я радовалась за дочь, но с другой… Как бы ни успокаивала меня Прасковья, не хотелось мне родниться с Императором. Опасно это. Хоть и другой мир, но и здесь уже появились люди, заражённые революционным вирусом. Не помню, в каком году в моей прежней жизни Карл Маркс написал свой «Капитал», вывернувший наизнанку не один и без того слабый мозг, но, боюсь, по времени близко.

«Хорошо бы охотников за приведениями вызвать, чтобы отловили тот неупокоенный дух коммунизма, что уже начал бродить по Европе», – подумала я, наблюдая за тем, как беззаботно вальсирует Глафира в паре с князем Василием, сыном царевича Андрюши.

– Красивая пара, – констатировал знакомый женский голос.

– Здравствуй, Машенька! – искренне обрадовалась я дочери Прасковьи.

Сама подруга ни на одно приглашение императорской семьи не откликалась – невместно это простолюдинке, пусть и одарённой, средь аристократов толкаться. Константин Васильевич по долгу рода присутствовал на торжествах, которые никоим образом нельзя игнорировать. Как Маша подросла, стал и её с собой брать. В пятнадцать девочка посетила бал дебютанток, потом ещё несколько приёмом и балов.

Вот только уродилась племянница императора в мать – неинтересна ей была придворная суета. С гораздо бо́льшим интересом она помогала Прасковье развивать «Молодильное яблоко». К восемнадцати годам из Марии Константиновны получилась неплохая управляющая. Кое-где опыта пока не хватало, некоторые навыки подтянуть не мешало бы, но в целом очень даже деловая барышня выросла в семье подруги.

После второго совершеннолетия стал вопрос о замужестве. Однако своенравная и самостоятельная девица отвергала молодых придворных нашего дворца, сослуживцев отца, подходящих по возрасту, и холостяков, с которыми её якобы нечаянно знакомили.

– Докрутишься носом, придётся выбирать мужа среди наших гостей, – смеялась Прасковья, совершенно не переживавшая о том, что дочь останется старой девой.

То ли «накаркала», то ли предвидела. Граф Саборов не был ни дряхл, ни стар, но героя обороны Теркского городка знало, без преувеличения, почти всё население Великороссии.

Полковник Саборов прибыл в крепость с инспекцией, когда объединившиеся шайки персидских контрабандистов и бандитов решили напасть на приграничный район. Проход злодеям в богатую, плотно заселённую долину закрыл небольшой гарнизон. Так случилось, что командир крепости погиб в первые минуты нападения. И десять дней, пока не подошло подкрепление, обороной командовал тридцатидевятилетний полковник.

Талант полководца позволил горстке людей не только отбить бесчисленное количество атак, но и произвести не одну ночную вылазку, уменьшая ряды нападавших. При этом граф не отсиживался за стенами, а сам принимал активное участие в рейдах. Как ему это удавалось при полученных ранениях, неизвестно. Но, главное, что крепость выстояла и враг не прошёл.

И вот этого героя высочайшим указом отправили восстанавливать здоровье в наше «Молодильное яблоко».

– Роксана, Машка сошла с ума! У них двадцать лет разницы. Он ей в отцы годится, а она как кошка млеет, когда на него смотрит, – негодовала подруга. – Но самое главное, что он на ней никогда не женится. Она же простолюдинка, хоть и племянница императора.

– Если дело только за этим, то… – начала было я, вспоминая, может ли Таир присваивать дворянство своим подданным.

– Не только, – буркнула Прасковья. – Ещё он вдовец, у него от первого брака два сына-погодка, четырёх и пяти лет.

– Когда и кому дети мешали?

– Я не поняла, – подруга упёрла руки в бока, – ты за то, чтобы Машка пошла за него замуж?

– Я за то, чтобы ты не рвала себе сердце. Марию ты знаешь лучше меня. Она всё равно поступит так, как захочет, даже если мы с тобой стойку на голове сделаем.

Прасковья задумчиво смотрела на меня, удивлённо моргая, а потом засмеялась:

– Представила, как мы, вдвоём стоя на голове, уговариваем Машку не сходить с ума.

– Картина была бы очень наглядная, – рассмеялась и я, обнимая подругу. – Позволь ей самой сделать выбор. Даже если девочка ошибётся, она не сможет упрекнуть тебя в том, что ты ей жизнь сломала. А мы её любить будем, что бы ни случилось.

Но всё сложилось наилучшим образом. Раненый генерал – графа за героизм осыпали высочайшей милостью и наградами – не мог остаться равнодушным к персональной заботе юной управляющей и тоже влюбился. Без всякой надежды, уповая лишь на милость Триединого, подал прошение императору дозволить жениться на девице Франк Марии Константиновне. И мало что получил согласие, так ещё и в качестве приданого невесте даровали наследный титул баронессы с небольшим поместьем.

Вся эта история вспомнилась мне, когда я увидела счастливую мордашку графини Саборовой.

– А ты, Машенька, не танцуешь? – улыбнулась я ей.

– Куда мне, Роксана Петровна! У Максима Александровича старая рана разболелась, а я с другими мужчинами не танцую. Тем более сейчас, – и молодая женщина легко погладила себя по ещё незаметному животику.

От обсуждения замечательной новости меня отвлёк дворцовый распорядитель:

– Ваше Высочество, Император желает видеть семью гиримского наместника.

Сказал и жестом указал в сторону возвышения, где в креслах сидели Дмитрий Васильевич и Екатерина Алексеевна в окружении ближайших родственников.

– Ну вот и всё, – буркнула я себе под нос, кивнула Марии и потом просто смотрела, как Таир, сыновья и Глафира идут ко мне.

Высоко подняв голову, гордо расправив плечи и выпрямив спину, я заняла подобающее место подле мужа. За спиной дети. Семья в сборе, можем идти на Голгофу… тьфу ты! … приблизиться к трону.

Глава 6

Встретили нас приветливо, слуги подвинули два кресла. Мы с Таиром сели, ожидая, что скажет император. И он изрёк:

– Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы…

– … сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор! – конечно же, гоголевскую фразу я цитировала про себя, но, уставшая от волнений последних дней, услышав первые слова известной пьесы, едва не впала в истерику.

Спасибо, Таир, почувствовав моё состояние, взял меня за руку и аккуратно сжал пальцы. Да и сама я приложила немалое усилие, чтобы успокоиться.

Тем временем самодержец продолжил:

– … попросить за этих молодых людей, – лёгкий поворот царственной головы, и двое юношей делают полшага вперёд. – Это мой племянник Василий Андреевич и младший сын Александр Дмитриевич.

Представленные склонили головы в лёгком поклоне, а за моим плечом Глафира осторожно переступила с ноги на ногу и чуть слышно выдохнула. Волнуется девочка – знает кошка, чьё мясо съела. Просила же не кокетничать с великими князьями. Хотя, может быть, барышня и не виновата. Тянет царевичей на сильный дар как пчёл на мёд.

– Роксана Петровна, Таир Киримович, мои родичи просят вашего позволения ухаживать за Глафирой Таировной. Особо хочу подчеркнуть, что это не приказ, а просьба. Вы вправе отказать одному из них или обоим сразу. Ухаживания не подразумевают ничего серьёзного: переписка, милые подарки к праздникам, танцы на балах, – продолжил император. Говорил он серьёзно, но было видно, что едва сдерживается, чтобы не расхохотаться от забавной ситуации – император в роли свахи. И всё же не выдержал. Немного наклонился вперёд, призывая сделать то же самое и нас, скосил глаза влево и, понизив голос, закончил: – А я, в свою очередь, позволю вашему сыну ухаживать за Ольгой Дмитриевной. На тех же условиях.

Мы посмотрели в указанном направлении. Ох, давно я не материлась, даже мысленно, но тут едва сдержалась. За дочерью следила, а Кирим тем временем…

Эти двое стояли, будто никого в зале не было. Нет, они вели себя исключительно прилично, соблюдая дистанцию, не касаясь друг друга даже тканью одежды, не пялились умильно глаза в глаза, но воздух вокруг них был наэлектризован до такой степени, что, казалось, сполохи пролетают. Или залпы стрел Амура. Я виновато посмотрела на императора.

– Да я не против, – успокоил он нас. – Хороший у вас сын. А Ольга давно уже заявила, что не желает замуж за тридевять земель выходить, даже если этого интересы государства потребуют.

– Так молодые ещё… – растерянно пролепетала я, всё ещё не придя в себя от случившегося.

Дмитрий Васильевич глянул на жену, и та, словно разрешение получив, тоже вступила в разговор:

– Не нам ли знать, любезная Роксана Петровна, что молодость — быстро проходящий недостаток. Давно ли мы в Ялде чай пили с юной барышней и её бабушкой? Обернуться не успели, а уже детей сговариваем, – сказав это, Екатерина Алексеевна обратилась к Таиру. – Господин наместник, надеюсь, вы ещё не успели наследника сосватать? Мы Оленьку в гарем не отдадим.

Таир кашлянул, покосился на меня и ответил:

– Ваше Императорское Величество, похоже, мой отец был последним гиримским ханом, державшим гарем.

– Вот и славно! – Император шлёпнул ладонью по подлокотнику кресла и легко из него поднялся. Вскочили и мы все. – На том и порешим.

– Отец!

– Ма…

Хором обратились Кирим и Глафира, едва мы вышли из портала в ханском дворце.

– Мои дорогие, – повернулась я к детям, – я так устала, что не в силах что-либо обсуждать. Если вашему отцу есть что сказать, то я этому буду только рада. А я спать. Всем доброй ночи!

Но Таир тоже не захотел заводить серьёзный разговор в столь позднее время.

– Завтра поговорим, – многообещающе сказал он сыну, ободряюще улыбнулся дочери и двинулся в сторону наших личных покоев.

– Налей мне бренди, – попросила я мужа, вынимая бесчисленные шпильки из причёски.

Планируя трудный разговор, служанку я отпустила. Достаточно того, что платье помогла снять.

– Бренди? – переспросил шокированный такой просьбой Таир. – Ты уверена?

Я только кивнула, и ничем не удерживаемые волосы рассыпались по шёлку пеньюара. Говорить не могла – меня трясло.

– Песнь моего сердца, – приобнял меня Таир, – ты дрожишь. Замёрзла? Может, чаю горячего прикажу подать?

Но я, отрицательно качнув головой, почти выхватила из его рук бокал с крепким напитком. Меня трясло от страха. Почему я раньше так легкомысленно относилась к тому, что и в этом мире объявились желающие свергнуть самодержавие? Думала, что меня не коснётся? Вот только забыла о том, что никому еще политика страуса не помогала выжить и стать счастливым.

– Таир, присядь. Мне необходимо тебе кое-в-чем признаться.

Так начала я свой рассказ, не найдя других более подходящих слов. Сделав глоток бренди и закашлявшись от непривычной крепости, я, как безумный ныряльщик, бросилась с головой в откровения.

– Почему ты мне это рассказала сейчас? – Таир смотрел на меня строго. – Не перед свадьбой и не тогда на террасе, когда под вуалью пряталась, а сейчас. Что тебя сподвигло признаться в том, что ты не княжна Верхосвятская, а самозванка, занявшая её тело?

Не понял… Более того – обиделся и оттолкнул. Что ж… может, и прав он. Чёрт! Зачем пила? Мысли тягучие, едва шевелятся.

– Почему сейчас? Потому, что знаю о том, что может случиться. В моём мире семью императора расстреляли и почти полностью извели ближайших родственников. Я боюсь за наших детей, которые реально могут стать членами царской семьи, – шмыгнула я носом.

Ещё и слёзы. Зачем? Слезами горю не поможешь.

– И что ты предлагаешь? – Таир подошёл к окну, за которым разгорался рассвет – всю ночь проговорили. Отвернулся обиженно. Знаю я это красноречивое «выражение спины». За столько-то лет изучила. – Я всегда восхищался тобой. Такая ни на кого не похожая. Умная. А ты попросту обманула всех: Глафиру Александровну, Николая Ивановича, меня… Оказывается, ты попросту чудовище, вселившееся в тело маленькой девочки. Все замечательные идеи, которыми ты здесь пользовалась, украдены из твоей прошлой жизни.

– Таир! – эти страшные слова мгновенно меня отрезвили. – Не надо говорить того, о чем вскоре пожалеешь. Не моя то вина, что так получилось. Не забывай, я дважды получила благословение Триединого на жизнь в этом мире. И вовсе я не чудовище…

Последние слова получились жалкими, слезливыми, пришибленными. Через силу поднялась из кресла, в котором провела большую часть ночи, и поплелась на свою половину покоев. Закрыла двери и впервые пожалела, что нет какой-нибудь щеколды или задвижки. Глаза остановились на стуле. Подтянула его к двери, подпёрла ручку, а потом ещё и входную дверь из коридора на ключ заперла.

Упала на постель, зарывшись головой в подушки, и замерла.

Никого не хочу видеть. Хотела всех спасти, а получилось, что сама себя погубила. По законам Гиримского ханства жена, потерявшая доверие мужа, лишается всего: детей, статуса, имущества.

Завтра… вернее, уже сегодня утром меня изгонят из дворца, из семьи, из жизни.

Глава 7

Проснулась я от взрыва, разметавшего в щепы дверь в мои покои. На пороге стоял хмурый Константин Васильевич, а разгневанная Прасковья пыталась оттолкнуть его, чтобы добраться до моей тушки.

– Добивать пришли? – простонала я, приподняв голову.

Во рту царила безводная пустыня, язык как наждачная бумага царапал нёбо, горло саднило, будто у меня началась ангина. Вдобавок ко всему голову безжалостно стискивал венец мученицы. Дотронулась до виска – показалось.

– Болит? – участливо спросила подруга.

Сдуру я кивнула и от резкой боли, прострелившей череп, повалилась на подушки. Это сколько же я вчера бренди выпила?

– Держи! – главная целительница всея гиримского полуострова протянула мне грубую керамическую чашку с горячим питьём. – Постарайся запах не вдыхать, а то вывернет. А так хорошо помогает. Говорят.

– Испытание на крысах проводила? – опасливо поглядывая на лекарство, уточнила я.

– На добровольцах.

Питьё помогло. Через полчаса я добралась до ванной, потом до гардеробной. И через час после этого была готова покинуть дворец. Константин, открыв дверь самым доступным ему способом, ушёл сразу. Прасковья наблюдала за моими сборами молча. Но когда я объявила ей, что готова, она спросила:

– Ну и куда ты теперь?

Я только плечами пожала:

– В поместье. Уехать с полуострова я не могу – обязанности Хранительницы с меня никто не снимал. Источник опять же…

Подруга внимательно смотрела на меня, словно раздумывала о чём-то, вот только спросить не решалась.

– Роксана, скажи, Таир в курсе, что ты Хранительница земли гиримской, что у тебя под опекой сильнейший Источник Силы и что духи стихий слушаются тебя, как мать родную?

– Не знаю. У нас никогда с ним такого разговора не было. Думаю, Константин Васильевич по долгу службы давно уже доложил, – поправляя перед зеркалом чалму, ответила я.

– Нет, Константин в ваши дела семейные не лезет. Это я точно знаю, – всё так же задумчиво рассматривая меня, продолжила Прасковья. – Так почему ты не поставила мужа в известность о своём статусе?

– К слову не пришлось. Да и не интересовался он никогда. Не буду же я с плакатом ходить: «Люди, я Хранительница!»

– Теперь понятно… – вздохнула подруга.

– Да что тебе понятно? – не выдержала я полунамёков.

– Кажется, ты мне говорила, что короля делает свита. Ты очень мудро поступила тогда, после покушения, окружив Таира правильными людьми. Ведь большинство из них до сих пор вам служат. А благодаря твоему дару заговорщики никогда дело до конца не доводят: то предатель в их рядах заведётся, то сами где случайно ошибутся радикально, а то и вовсе друг дружку перестреляют. – Прасковья усмехнулась. – Никак не забуду, как вы подслушали барона Залеского со товарищем.

– Презабавно получилось, – согласилась я. – И обошлась ликвидация заговора малой кровью. Барон, помнится, вместо трюфелей иных грибочков поел, а дружок его картавый так и сгинул невесть где. И чего его на охоту в горы понесло?

– Говорят, в ту осень не только этих двоих недосчитались. Человек десять, кажется, с жизнью распростилось, – едва сдерживая ехидную улыбку, вымолвила целительница.

– Жизнь – штука опасная. Особливо когда лезешь куда не надо, – решительно закончила я эту тему. – Вот только не пойму я, подруга, к чему ты этот разговор начала?

– К тому, дорогая, что надо тебе с ханом откровенно поговорить.

– Хватит! Поговорила уже. Едва ли не межмирной шпионкой назначил и чудовищем объявил. Всего-то хотела предостеречь, а получилось… – я махнула рукой, отвернулась, скрывая слёзы. – Как думаешь, позволит с детьми проститься?

– Кто тебе запретить посмеет? – удивлённо вскинула брови подруга. – Только я бы посоветовала не торопиться. Таир вспыльчив, но отходчив. Помиритесь ещё.

– А я с ним не ссорилась… – начала было я, когда в комнату через дверной пролом заглянул Фарух.

Мужчина запыхался, едва переводил дыхание, рукой за грудь держался, но выдавил:

– Госпожа, эфенди плохо…

Я было дёрнулась к двери между нашими спальнями, но поняла, что навряд ли слуга на таком незначительном расстоянии так бы запыхался.

– Где он? – бросилась я к Фаруху.

– В кабинете…

Рабочий кабинет наместника располагался в другом крыле дворца, и прямого пути к нему не было. Прежде надо было спуститься в приёмный холл и только оттуда подняться на второй этаж, где и находились рабочие кабинеты ведущих ханских чиновников. Слишком долго. Невесть что произошло с Таиром. Вдруг инсульт или инфаркт? Каждая секунда на счету.

– Духи, откройте проход к мужу! – взмолилась я.

– Чем заплатишь? – почти мгновенно отозвался кто-то.

– Цена любая, – не задумываясь, ответила я.

Но тут в договор вмешалась Прасковья. Она хоть и не была ведуньей, но целительство и сопутствующие знания очень близки к силам природы. Должно быть, это и позволило услышать мой ответ.

– Нет! – безапелляционно заявила она, отодвигая меня за спину. – Так нельзя. Назначь цену.

– Запретные земли… – прошелестело многоголосие. – Место, куда входа людям не будет.

– За одноразовый проход?! – фыркнула целительница.

– Не только… – ответ не был конкретным, но, главное, проход открылся.

Без моего обещания, без дополнительных условий. Похоже, духи тоже понимали, что медлить нельзя.

Таир лежал на ковре у подножия рабочего стола. Бледный, глаза закрыты, синюшные губы плотно сжаты. Сюртук расстёгнут, шейный платок развязан – кажется, хотели дыхание облегчить. Стоящий на коленях рядом с наместником дворцовый целитель не то причитал по-тихому, не то шептал заклинания.

– Отойти, – коленом отодвинула мужчину Прасковья и опустилась на его место.

Просканировала взглядом тело, распростёртое перед ней, положила руку на голову, что-то неслышно пробормотала, другую руку положила на грудь на область сердца. Кивнула самой себе, словно соглашаясь с поставленным диагнозом.

– Что делал? – резко спросила целителя, всё ещё сидящего рядом на ковре.

– А… ну… – начал было тот, но Прасковья его не слушала.

– Ты мне нужна, – распорядилась она и взглядом указала место по другую сторону Таира. Потом подняла голову и, увидев толпящихся у входа придворных, приказала: – Все вон!

Ждать, когда выполнят приказ, не стала. Рванула сорочку на груди хана, чтобы добраться до обнажённой кожи.

– Что с ним? – не удержалась я, хоть и понимала, что лучше не отвлекать разговорами.

– Сердце остановилось. Причины пока не знаю, но, чтобы вытащить твоего муженька из-за грани, сил понадобится много. Проси помощь у Источника. Он поделится с тобой, ты со мной. А я уже господина нашего наместника исцелять буду. Работаем!

Истинным зрением я видела, что делает Прасковья. Оперируя силой как тончайшим инструментом, она восстанавливала артерии сердца для нормального кровотока, растворяя и выводя невесть откуда взявшиеся сгустки. И все манипуляции на закрытом сердце, без разрезов и кровопотери.

Вдруг Прасковья покачнулась:

– Всё. Теперь ты подпитай живой. Магию ему нельзя. Только ведовство твоё поможет. По капельке вливай.

Последние слова она говорила, свалившись на ковёр, подтянув к животу руки и ноги и закрыв глаза.

Краем глаза я увидела, что так и не покинувший кабинет дворцовый целитель подтолкнул под голову Прасковьи подушечку с дивана, укутал пледом, проверил пульс и облегчённо выдохнул:

– Истощения нет, но устала до крайности.

Я тоже устала. Конечно, не так, как подруга – всего-то магическим трансформатором поработала, но спина затекла и колени ныли. Не отрывая пальцев от обнажённой груди мужа, осторожно сменила позу на более удобную и обратилась к замершему в нерешительности целителю:

– Прикажите горячего чая. В чайничке с носиком. Иначе вы меня напоить не сможете.

Обрадовавшись тому, что может хоть чем-то быть полезен, мужчина метнулся к двери.

Оставшись одна, я смотрела на мужа, вернувшегося к жизни. Рассматривала его лицо, волосы, кожу на груди. Постарел мой Таир. Нелегко ему наместничество даётся. Толковые помощники – это хорошо, но есть у хана привычка переживать обо всём. Старается не показывать этого, сохраняя невозмутимость, но живя с человеком больше двадцати лет, владея ведовством и истинным зрением, не заметить такое невозможно.

Одно непонятно – как я сердечный приступ прозевала.

Но тут муж открыл глаза, растерянно осмотрелся, сфокусировал на мне взгляд и и хрипло попросил:

– Прости меня, Ксаночка...

Глава 8

Я, оторвав одну руку от груди, приложила её к губам мужа.

– Тихо. Тебе нельзя разговаривать.

Но тот, хоть и слабо, но мотнул головой, освобождая рот.

– Не мешай! Я должен… Нет, я хочу сказать! – начал говорить Таир, уставившись в пространство невидящим взглядом. – Знаешь, я помню всё. И как вдруг боль сердце сковала, и как не мог вдохнуть, как в глазах потемнело. А потом свет… много света. Казалось, я сам стал светом. И вот там я вдруг осознал, что чудовище не ты, а я. Тебя Всевышний дал мне как спасение, а я не оценил. Оттого и помер раньше времени. А ещё понял, что не такой большой выбор у души там… за гранью. Или раствориться в этом безграничном океане света и ждать своего часа, чтобы воплотиться в новой жизни. Или, если позволят, вернуться в прежнее тело, дабы ошибки исправить. Или, как ты, выполнить миссию, порученную богом... Третий путь самый трудный. Не спрашивай, не знаю, как я это понял в один миг, но так мне стало горько и больно… тела нет, а боль сильнее, чем когда сердце схватило… больно оттого, что не оценил дар, данный мне свыше. Больно за то, что ушёл, не вымолив у тебя прощения. Я ведь без тебя, счастье моё, ничего не смог бы. Не вывез бы я тот груз, что обрушился на меня со смертью отца и братьев. Думаешь, я не понимаю, что хан я так себе… слабый? Не хочу оправдываться тем, что не готовили меня к этому. Но понял чётко, что не будь тебя рядом, не помогай ты мне… незаметно, исподволь, не выпячивая себя перед подданными — да и передо мною, потерял бы я давно и титул наместника, и само ханство. А в итоге ещё и трусом оказался. Узнав, что твоя душа из другого мира, что ты прожила здесь вторую жизнь, я безумно испугался. Непонятное – это всегда страшно. Мне показалось, что я большую часть жизни жил по твоей воле и потерял себя. Это сейчас я понимаю — был неправ и груб, но тогда думалось иначе. Найду ли слова, чтобы вымолить прощение? Простишь ли ты меня когда?

Муж с надеждой смотрел мне в глаза, ожидая ответа. А что я могла ему ответить? Что не сержусь? Так сержусь. Сильно, до злости и гнева. За то, что едва не потеряли мы самое дорогое, что есть у нас – друг друга. Спасибо Триединому, дал Таиру второй шанс, и Прасковье, что смогла исполнить волю его, вернув мужа к жизни.

Ответить не успела. Вернулся придворный целитель в сопровождении слуги, который катил изящный столик, сервированный к чаепитию. Пока слуга старательно делал вид, что нет ничего особенного в том, что чета правителей на полу валяется, а рядом главная целительница спит, придворный заметил пришедшего в себя наместника. Тут же заохал, захлопотал, не зная, что делать: то ли меня поить, то ли хана с пола перемещать. От его возни и причитаний проснулась Прасковья. Села на ковре, окинула Таира целительским взглядом и констатировала:

– Нельзя Его Высочество тревожить. Пусть пока здесь полежит. А мы с Роксаной Петровной тем временем чаю попьём. После магического лечения почти обессилели.

Встала, оправила юбки, провела – приглаживая – руками по волосам и мне помогла подняться. От длительного неподвижного сидения руки-ноги затекли, и их кололо мелкими иголками.

– Как ты? – шёпотом, чтобы слышала я одна, спросила подруга.

Я только головой кивнула. Все живы — и ладно. А с остальным разберёмся.

Продолжить разговор с мужем мы смогли только вечером, после того, как Прасковья позволила с вящей осторожностью перенести хана на кровать. Ещё раз проверила работу сердца, наказала мне аккуратно влить в Таира немного живы природной и если что вызывать целительницу в любое время дня и ночи. Распорядилась и ушла порталом домой.

Оставшись вдвоём, мы долго молчали. Трудно было начать сложный разговор. Никогда не любила выяснять отношения. Помнится, в прошлой жизни я просто разворачивалась и уходила, считая, что связь, не благословлённая детьми и в которой отсутствует взаимопонимание, не стоит временных и эмоциональных вложений. Но здесь и сейчас всё не так. Наш брак одобрен свыше, о чём напоминают татуировки на руках и замечательные дети.

Я люблю Таира со всеми его недостатками. Понимаю и принимаю это. Легко влюбляться в совершенных, если такие имеются; мне же Триединый дал в мужья слабого, вспыльчивого, не всегда дальновидного мужчину. Но так и я не совершенство.

Сделав глубокий вздох, я начала:

– Рада твоему пониманию, что душа не сама выбирает посмертие. Наверное, мне после того, как поняла, что случилось, можно было притвориться и постараться прожить тихой мышкой. Но увидев, в каких условиях мы с бабушкой обитаем, я не смогла так поступить, а потом как-то само всё закружилось. Никогда я не желала власти и известности, но одного хотелось: быть нужной окружающим меня людям и новому миру, принявшему меня. Я рассказывала тебе, что дважды получила прямое благословение Триединого? В моей прежней жизни у большинства людей отношение к богу как к сказке, в которую то ли веришь, то ли нет. В этом мире я не просто верю, но знаю, что Он есть, и мои молитвы о благополучии семьи, гиримского ханства и Великорусскокой империи не дань традиции, а конкретная просьба. Но недаром говорят: на бога надейся, да сам не плошай. Пришла и моя пора вложиться в безопасное будущее наших детей и государства в целом. Не знаю, услышал ли ты в моём рассказе историю того страшного времени, которое пережил мой народ, пустив на самотёк игрища вольнодумцев. Не могу допустить такого здесь. Хочу поговорить с императором. И мне очень нужна твоя поддержка в этом. Даже если просто будешь рядом или за руку держать станешь, разговор проще вести будет.

Таир шевельнулся было подняться, но я его удержала.

– Душа моя, я правильно понял: ты простила меня? Если так, то я готов на что угодно, лишь бы ты была рядом.

Улыбнувшись, погладила мужа по щеке, а потом склонилась в поцелуе к губам.

– Я рада, что ты смог вернуться, – отдышавшись после затяжного поцелуя, сказала я. – Ко мне, к детям, к нашей земле. Кстати, я духам за быстрый проход к тебе пообещала место заповедное выделить. Как Прасковья позволит, надо будет карту изучить, найти участок удалённый и закрытый и объявить его… да хоть землёй духов, с жёстким запретом для всех лезть туда. И императору надо написать. Попросить аудиенции. Но это всё потом, когда ты поправишься.

Таир смотрел на меня с тёплой улыбкой.

– Роксана, ты никогда не изменишься. Дела у тебя на первом месте.

– Неправда, – вскинула я брови. – На первом месте у меня ты и наши дети. Но дела тоже важны.

Глава 9

Кресла во дворце комфортные, мягкие. Так и хочется сесть поглубже, расслабленно откинуться на удобную спинку и переложить ответственность за спасение мира на других. И я с радостью бы это сделала, если бы не мои дети.

Да и не расслабишься особо, помня многолетние наставления бабушки Глафиры и чувствуя на себе пристальный, изучающий взгляд Дмитрия Васильевича.

– Вы просили об аудиенции, – прервал затянувшееся молчание император, – и пожелали, чтобы на нашей встрече присутствовал глава безопасности империи. Поэтому я пригласил Великого Князя Андрея.

Царевич Андрюша легко поклонился нам, давая понять, что он весь внимание. Главным безопасником князь стал, когда на престол взошёл старший брат. Удивительное дело — насколько легкомысленным Великий Князь был на посту командующего флотами, настолько ответственным и требовательным стал на новой должности.

– Это так, Ваше Императорское Величество, – начал было Таир.

Но «Величество» отмахнулся.

– Мы одни, приём неофициальный, более того, мы с вами не сегодня-завтра породнимся. Обращайтесь попросту – Государь.

– Как прикажете, Государь, – склонил голову наместник. – Если позволите, суть обращения расскажет моя супруга.

Таир повернулся ко мне и будто невзначай взял за руку. Как я и просила.

– Государь, как вам известно, я дочь поражённого в правах Верхосвятского Петра Андреевича. Проживая с бабушкой Глафирой Александровной в деревне Калиновка в курной избе, я угорела почти до смерти. Выходила меня милостью Триединого целительница Прасковья Вадимовна, после чего я стала слышать советы святой Роксаны.

Я сделала паузу, ожидая реакции слушателей, но те недоверия не выражали.

– Много полезного узнала я от небесной покровительницы за эти годы. Но не так давно я стала получать от неё тревожные послания. И касались они, Государь, империи в целом. Думаю, что о нигилистах и людях, мечтающих о свержении власти, Великий Князь Андрей Васильевич вам докладывал. Уверена, что они не обделены вниманием службы безопасности, но дело в том, что это пока они больше говорят, чем делают. К сожалению, скоро наступят времена, когда бунтари перейдут к активным действиям. Они начнут бросать бомбы в высокопоставленных сановников, подбивать рабочих на фабриках к забастовкам, будут распространять литературу, в которой порочится самодержавие.

– В смысле — бомбы? – спросил Великий Князь, уловив паузу в моём повествовании. – Где они их возьмут?

– Изготовят в своих лабораториях. Среди поклонников революционного движения много образованных людей: студенты, молодые непризнанные учёные, просто самородки. А составляющие для взрывных устройств будут везти из-за границы. Может быть, уже…

Император вопросительно посмотрел на брата, тот недоумённо поднял бровь – пока такой информации у него нет.

– Что-то ещё? – было заметно, что настроение Дмитрия испортилось. Вряд ли кому понравится знать, что в этот момент кто-то где-то возможно готовит на него покушение.

– Пожалуй, да… – нерешительно начала я, но, почувствовав ободряющее пожатие Таира, продолжила увереннее. – Государь, под угрозой вся императорская семья. Мне были показаны такие страшные картины возможных событий, что я содрогаюсь, вспоминая их: перевёрнутые взрывом кареты, оторванные конечности, выстрелы в упор.

Дмитрий, переживший не одно покушение, завозился в кресле и вдруг, не сдержавшись, воскликнул:

– Да что мне их, вешать, что ли?

– Ни в коем случае, Государь! – я даже ладони в протестующем жесте выставила. – Казнив злодеев, вы возведёте их в ранг мучеников, и на их место тут же придут последователи. Самое лучшее для них – это кандалы на ноги, кайло в руки и в глубокие шахты, полезности для государства добывать.

Сказала я это так жёстко, что мужчины посмотрели на меня с удивлением, смутив меня едва ли не до слёз.

– Хорошая у вас покровительница, Роксана Петровна, – после непродолжительного молчания и дождавшись, когда я успокоюсь, сказал император. – Благодарю вас за ценную информацию. Ступайте, а мы думать будем.

Но тут словно очнулся задумавшийся Великий Князь.

– Роксана Петровна, так вы говорите, материалы для бомб из-за границы везут? А не сказала ли ваша покровительница небесная, откуда конкретно?

– Нет, Ваше Высочество, об этом мне сказано не было. Но в одной из книг я прочитала такую фразу: «Ищи, кому выгодно».

После этих слов нас отпустили.

Собираясь на встречу с императором, мы предупредили Кирима о том, что будем в столице, но сына, к нашему разочарованию, в Москаграде не было – в полк отправили опыта набираться.

– Душа моя, позволь пригласить тебя на прогулку? – подставил мне руку, согнутую в локте, Таир. – У нас нечасто есть возможность побыть вдвоём, мы редко гуляем и преступно мало общаемся. Хочу завести традицию каждую неделю выходить в свет: театры, выставки, рестораны. Что ты пожелаешь. Мы слишком долго вели затворнический образ жизни и в обществе показывались только по необходимости. Это неверно. Ты красивая молодая женщина и должна блистать!

Проговаривая всё это, муж увлекал меня к выходу из дворца. Я и не сопротивлялась. Гулять, общаться, ходить в театр я вовсе не против. Даже на ресторан согласна, но блистать… Спасибо, нет. Не моё это. «Балы, красавицы, лакеи, юнкера…» На балах от пустопорожнего времяпрепровождения, монотонного, несмолкающего гула голосов, мелькания лиц и блеска бриллиантов я быстро устаю. Уже через час меня тянет если не в поместье к морю, то во дворцовый рабочий кабинет. Конторские книги проверять интереснее, чем слушать о том, что графиня Лапуховская дала отставку очередному любовнику, а барон Штольц вновь проигрался на бегах.

Начало лета в Москаграде чудесно. Пока ещё нет изнуряющей духоты, которая непременно наступит через полтора месяца. Цветут сады, и в воздухе стоит одуряющий аромат сирени. К вечеру заведут звонкие перепевки соловьи и лягушки. Как бы ни любила я Гиримский полуостров, но должна признать, что есть в это время года некая прелесть и в столице.

Мы ехали в открытом ландо, любуясь просторными улицами центра. Я так и не услышала, куда муж велел кучеру править. Да и разницы не было никакой. Я наслаждалась покоем после исполненного долга. Пусть я добровольно взяла на себя обязанность поговорить с императором на сложную тему, но, помня реакцию Таира на своё признание, трусила невероятно. Оттого и обратилась к старой легенде о небесной покровительнице Роксане.

– Лапушка, – привлекла я внимание мужа, положив ладонь на его обшлаг. – Безмерно благодарна тебе, что был рядом и за руку держал.

– Это такая малость, что я мог сделать для тебя, – улыбнулся Таир. – Я должен тебе намного больше.

Выйдя из ландо, мы неторопливо шли к ресторану, расположенному в речном пароходе, причаленном к берегу, когда из кустов выскочила взъерошенная девчонка лет семнадцати. Листочки, застрявшие в волосах, раскрасневшееся лицо… Она выглядела бы забавно, если бы не сжимала обеими руками револьвер. Или наган. «Милость Триединого, я совершенно не разбираюсь в оружии», – пришла вдруг в голову неуместная мысль.

– Умри, сатрап! – срывающимся голоском пропищала террористка и наставила на нас оружие.

Несмотря на то, что тонкие ручонки тряслись, в потемневших от волнения и страха глазах читалась уверенность. Такая выстрелит. Началось… Помянули лихо.

Глава 10

Замешкавшись, я не поняла, как очутилась за спиной Таира, уткнувшаяся носом в сукно мундира. Муж сориентировался мгновенно, прикрыв меня собой. Я попыталась было высунуться из-под его локтя, чтобы понять, что же происходит, но он не дал мне такой возможности.

– Вы подданная гиримского ханства? –спросил Таир, отвлекая девушку от непоправимого действия.

– Что? Нет… – последовал нерешительный ответ.

– Тогда ваш поступок непонятен. Я не мог причинить зла ни лично вам и никому из ваших родных, – голос Таира спокоен, демонстрируя уверенность наместника. – За что же меня убивать?

– Феликс… Феликс Борисович сказывал, что все высокие чиновники тираны и сатрапы! – запальчиво выкрикнула девчонка.

– Это ваш духовный наставник? – осторожно продолжил допрос Таир.

– Кто? Феликс? Нет. Он… Не ваше дело, кто он такой! – взвизгнула девица и, готовая выстрелить, подняла, опустившиеся под тяжестью пистолета руки на уровень груди.

Но было уже поздно. Я опомнилась, сплела и накинула на несостоявшуюся убийцу обездвиживающее заклинание. Тут и охрана, выделенная дворцовой службой безопасности, подоспела. Устраивая лошадок, они задержались и, поняв, что едва не прозевали нападение, сильно нервничали. Один из вояк, едва ли не в два раза больше задержанной, замахнулся, целясь девушке в лицо кулаком:

– Ах ты, курва!

Но так и застыл в агрессивной позе, растерянно хлопая глазами.

– Ты чего это, любезный, кулаками размахался на обездвиженную девчонку? Где вы все были, когда она в нас из револьвера целилась? Пиво, небось, пили? А теперь рвение решил проявить. Так это моя добыча и не смей её трогать! – вышла я из-за спины мужа. Таир, понимая, что мне необходимо выпустить пар, не вмешивался.

Я же, обойдя охранника, подошла к несостоявшейся убийце.

– Что же ты наделала, дурёха! Хотела перед парнем себя показать, а не подумала, чем всё закончится. Представь, что покушение удалось и тебя бы за это повесили. Думаешь, всё так романтично? Поверь, твой возлюбленный не станет рыдать у твоих ног, потому как после повешения твои ноги будут мокрыми и вонючими от выделений внутренних. – Если поневоле слушавшая меня девица до этих слов очами на меня сверкала, то, поняв о чём речь веду, глаза от ужаса округлила. – Вижу, что представила. Теперь же и вовсе ждёт тебя каторга. Кандалы тяжёлые на ногах и мозоли кровавые на руках. Ради чего? Могла бы выйти замуж за нормального парня… Ты из каких будешь? На дворянку не похожа. Купеческая дочка, небось? Папенька, должно быть, души в тебе не чаял, иначе не было бы у тебя возможности слушать речи крамольные и по кустам с пистолями лазать.

Слёзы покатились из глаз моей пленницы, но мне не было её жалко. Из-за дури экзальтированной барышни мы едва не погибли. Не желаю я ей смерти, да и каторга, пожалуй, тоже слишком жестоким наказанием будет, а вот выпороть, чтобы сидеть долго не могла, в самый раз.

Так и сказала офицеру, командовавшему нашей охраной, на что тот только подкрученным усом дёрнул:

– Не мне такое решать, Ваше Сиятельство. На то суд есть. – Потом помялся и попросил: – Могли бы вы Семёна нашего расколдовать? За самоуправство я его примерно накажу. Обещаю.

– Отпущу, конечно. И его, и девчонку. Только придержите их, чтобы не упали. После магических пут тело затекает быстро.

Мы смотрели вслед повозке, увозившей арестованную и не до конца отошедшего от заклинания охранника. Меня потряхивало – отходила от пережитого страха, – хотелось забиться под руку мужа с закрытыми глазами, но, соблюдая приличия, только плечом прижалась к его руке.

– Что делать будем, муж мой? – спросила я.

– По-хорошему, так домой бы нам, но…

– Не отпустят, – вздохнула я. – Сейчас начнётся кутерьма. Родной, у меня просьба есть: когда нас призовут во дворец, озвучь, что сделать следует. Не хочется мне всё время на святую Роксану ссылаться, нехорошо это.

– И что мне сказать? – с усмешкой спросил Таир.

– Взяв за основу нынешний случай, императору следует издать указ о запрещении всех нигилистских, социал-демократических и прочих организаций, ведущих пропагандистскую работу против неравенства. Желательно объявить об ужесточении наказания за распространение подрывной литературы и ведение политических кружков. И никаких ссылок за государственный счёт или показательных казней — только каторга в дальних краях, откуда только са… Хм… На собаках выехать можно.

Каждое слово я проговаривала чётко, даже не думая смягчать формулировку. Муж смотрел на меня всё с той же лёгкой усмешкой.

– Почему мне кажется, что эта твёрдость не напускная? – вдруг спросил он меня.

– Потому, что там – в прошлой жизни – я была именно такой. А попав сюда, решила измениться. Благо что попала в тело ребёнка. Знаешь, мне нетрудно было уступать, идти на компромиссы и не бросаться грудью на амбразуры… – увидев непонимание в глазах Таира, я поправилась: – закрывать телом бойницу, из которой ведут стрельбу.

– Что же случилось сегодня?

– Сегодня… Я так испугалась за тебя, даже не сразу смогла заклинание сотворить. Одновременно гордилась твоей смелостью и боялась, что эта дурёха выстрелит. А потом разозлилась. На её извращённое понимание любви, на возомнивших о себе молодых балбесов, думающих, что весь мир вращается вокруг них, на Андрюшу… Ох! – привычно обозвав Великого Князя, я едва язык себе не прикусила оттого, что нас могли услышать. – Разозлилась я на то, что из-за упущений одних страдают ни в чём не повинные люди. Ты мог пострадать, понимаешь?!

Таир взял мою руку и поднёс к своим губам. Единственное проявление чувств, позволенное на людях. Жар поцелуя я почувствовала даже сквозь плотное кружево перчатки.

– Понимаю, любовь моя. Очень даже хорошо понимаю. Потому, что испугался – и не боюсь в этом признаться – за тебя. И, кажется, впервые пожалел о том, что не владею даром. Будь у меня хотя бы крупица огня, я спалил бы дуру-девку к бешеному шайтану.

На пылкие слова я ответила рукопожатием.

– Хорошо, что не случилось такого. Не в нашем праве судить чужих подданных, со своими бы разобраться.

Ответом стал ещё один поцелуй.

– И последнее… – наместник сделал паузу, вдохнул поглубже и решительно заявил: – Ваше Императорское Величество, от имени своего сына Кирима прошу руки вашей дочери Великой Княжны Ольги Дмитриевны. И ставлю вас в известность, что через год после свадьбы я передам Кириму управление ханством и наместничество. Думаю, года новобрачным хватит на то, чтобы полностью освоиться с новыми обязанностями.

В кабинете повисла тишина. Такого заявления не ожидал никто.

Даже я.

Видя моё смятение, Таир обратился к Дмитрию Васильевичу:

– Государь, позвольте конфиденциально сказать супруге несколько слов?

Похоже, императору и самому не терпелось что-то обсудить с братом, потому он щелчком пальцев установил между нами непроницаемый полог тишины.

– Роксана, кажется, тебе сюрприз не понравился? – спросил муж, и в голосе его слышалась лёгкая обида.

– Милый, я переживаю за сына. Ты уверен, что он всё так же относится к Ольге, и считает себя готовым взять ханство под руку?

– Да. Прежде чем принять такое решение, я написал Кириму и получил его согласие. И на брак с Великой Княжной, и на вступление в должность гиримского наместника, – с мягкой улыбкой ответил мне Таир. – Душа моя, я устал править. Не знаю, как много мне отпущено судьбой, но хочу эти дни, недели, месяцы или годы провести с тобой. Мы можем жить в твоём поместье и заниматься хозяйством или отправиться в путешествие, нянчить внуков или разводить собак. Считай меня эгоистом, но я больше не хочу тратить жизнь на то, что меня не радует и неинтересно.

Я погладила мужа по руке.

– Милый, моё счастье рядом с тобой. Если Кирим согласен править ханством, то я спокойна и смиренно принимаю твоё решение.

Полог тишины словно ждал моих слов – растворился, как не бывало. И император объявил:

– Через три месяца мы объявим о помолвке наследника Гиримского наместника Кирима и Великой Княжны Ольги. Через год отпразднуем свадьбу, после чего вы, Ваше Высочество, можете себя считать свободным от государственной службы. – Император вопросительно посмотрел на Таира, и тот согласно кивнул. – Особо хочу поблагодарить вас, мои дорогие будущие родичи, за своевременное предупреждение относительно нависшей над всеми нами угрозы. Кто бы мог подумать, что студенческие читательские кружки так опасны.

Задумчиво подвёл итог встречи самодержец . А мне вдруг вспомнилось слова, которые в школе учили наизусть: «Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию. Её подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями „Народной воли“»*.

Не знаю, есть ли в этом мире похожий человек, но лучше бы ему спать сном вечным.

*Цитата из статьи В.И. Ленина «Памяти Герцена».

Эпилог

Гладкое ухоженное полотно дороги стелилось под колёса магомобиля, не мешая неспешному течению мыслей.

Час назад я навсегда простилась с семьёй, отказавшись от того, чтобы меня провожали до ворот монастыря.

– Любимые мои, – обратилась я к собравшимся детям, внукам и правнукам. – Вы самое дорогое, что у меня есть, но не хочу последние часы перед уходом портить суетой. Хочу впитать очарование осенних гор, морские пейзажи, простор степи. Мне не суждено больше зреть их – из небольшого окна моей кельи видна только ветка дерева на фоне неба.

Кирим сделал шаг вперед и открыл было рот, но я остановила его запрещающим жестом, когда-то перенятым от Тауфика.

– Сын мой, я знаю всё, что ты вновь мне скажешь, но моё решение твёрдо. Пока была моложе, мне хватало сил и на семью, и на землю гиримскую. Вы прекрасно справитесь и без моего участия, а от роли Хранительницы меня никто не освобождал.

Кирим взял мою руку тем же жестом, каким часто делал это его отец, и поцеловал со всем сыновьим почтением.

Горжусь своим первенцем. Он не только мудрый правитель ханства, но и отличный семьянин. Они с Ольгой родили четверых замечательных мальчишек. Старший, конечно же, Кирим – наследный принц Гиримского ханства – первейший помощник отца; он одарил меня двумя очаровательными правнучками. Два средних внука служат в императорской гвардии в высоких чинах. Младший пошел по стопам внучатого деда Константина Васильевича и успешно занимается безопасностью полуострова. Ольга полностью заменила меня на всех общественных постах и в благотворительных организациях, активно привлекая к этому старшую сноху.

Мой средний сын Азат, как всегда, внимательно смотрел на происходящее, стараясь запомнить каждую фигуру, каждую позу и всю композицию в целом. Не удивлюсь, если через некоторое время наш художник заставит ценителей живописи восхищаться новым полотном.

До слёз жаль, что в личной жизни моему среднему не везёт. Проходя практику в И́талии влюбился со всей страстью творческой души в замужнюю аристократку, позировавшую ему для портрета. Легкомысленная дама ответила молодому художнику взаимностью. Что там у них было, не ведаю, но муж кокетки вызвал Азата на дуэль. В результате – хромота на всю жизнь. Даже мастерство Прасковьи не помогло.

– Да что вы так расстраиваетесь? – легкомысленно отмахивался от наших с Таиром упрёков повеса. – Главное, голова и руки целы, а ноги для художника не главное.

Вот только, похоже, пострадала не только нога, но и сердце моего мальчика. Однолюбом оказался. Интрижки с натурщицами – это не серьёзно и бесперспективно для семейной жизни. Как ни жаль, но, похоже, оставит после себя художник только картины.

Глафира, ставшая достойной преемницей Прасковьи, что-то сердито внушала младшей дочери – моей полной тезке Роксане Петровне. Увы, первый муж Глаши князь Василий погиб в морском бою через два года после свадьбы, оставив юной вдове в память о себе сына Сашку. Решительно отвергнув предложение императора остаться в Москаграде, дочь вернулась домой, сдала мне внука на воспитание и поступила в медицинскую академию. На фырканье соучеников–парней не обращала никакого внимания и вскоре стала лучшей ученицей не только на своём курсе, но и во всём учебном заведении. А в одну из семейных встреч попросилась к Прасковье в ученицы. Погрузившись с головой в учёбу, Глаша забыла о том, что она молодая красивая женщина. Редкие выходные дни дочь проводила с Сашкой. Мои намёки на то, что затяжное вдовство неестественно, дочь не желала понимать. Не знаю, как бы дальше сложилась личная жизнь Глафиры, если бы в академию не приехал читать лекции молодой столичный профессор Пётр Михайлович Данилов.

– Мама, ты даже не представляешь, какая у него светлая голова! А как он материал излагает – заслушаешься! – делилась восторгами Глафира.

– А внешне он интересен? – поинтересовалась я.

– Мама, при чём тут внешность? Главное в мужчине ум! – безапелляционные заявления всегда были в характере Глаши. Но, слегка подумав, дочь дополнила: – Вообще-то, да… умеет себя подать.

Через полгода молодые учёные поженились, а ещё через три года родилась девочка, которую в мою честь нарекли Роксаной.

Источник сразу предупредил, что внучка будет моей преемницей и чтобы воспитание девочки я не вздумала пустить на самотёк.

Поочерёдно переводила взгляд с одного родного лица на другое и думала – как жаль, что Таир не дожил до правнуков.

Похоронила я своего любимого пятнадцать лет назад. Уйдя в отставку, муж увлёкся садоводством и виноградарством. Никогда до того времени не было у нас таких богатых урожаев, и Таир был счастлив безмерно.

– Наверное, именно этим я должен был заниматься в жизни, – однажды сказал муж, ставя передо мной корзину с великолепными фруктами. – Видимый результат трудов не только отраду приносит, но и даёт душевное удовлетворение.

Глядя на наслаждающегося жизнью Таира, я радовалась вместе с ним. Кажется, время, прожитое после отставки в поместье, стало самым счастливым для нас двоих. Да, мы были уже немолоды и страсть не сжигала наши сердца, но это не мешало нам любить друг друга, нежно и трепетно.

Умер муж, сидя на лавочке в саду под своей любимой яблоней. Тихо и незаметно. Горю моему не было границ. Если бы не Сашка с маленькой Роксаной, которых я взялась опекать, то, пожалуй, ушла бы вслед за любимым.

Но время проходит, боль… Нет, боль не проходит и горечь утраты не забывается, но постепенно сглаживаются эмоции, превращаясь в светлую тоску.

Перед тем, как усадить меня в магомобиль, Кирим вдруг спросил:

– Мама, скажи, ты довольна прожитой жизнью? – получив в ответ добрую улыбку и несколько кивков, сын, понизив голос, задал ещё один вопрос: – Порой устаю так, что жить не хочется. Знаю, что ты много трудилась в своей жизни. Но ведь не ради этого мы живём. Вот ты, мама, ради чего жила?

Не задумываясь ни на мгновенье, я ответила:

– Жить, сын, надо во имя любви. Любви к конкретному человеку или всему человечеству, к земле нашей гиримской, к жизни в конце-то концов… Любовь – основа жизни. Помни об этом.

Магомобиль остановился у неприметной калитки в монастырской стене, в той её части, где не бывает посетителей. Именно здесь селятся отшельники, возжелавшие посвятить свою жизнь служению Всевышнему.

Багажа у меня нет. Отрекаясь от мирской суеты, отрекаешься и от материального. Стук тяжёлого кольца о толстую, окованную древесину. Сейчас немой привратник откроет передо мной дверь в новую жизнь.

Но это будет не конец прежней, а продолжение.

Конец книги

Конец

Оглавление

Часть 1 Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Часть 2 Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Часть 3 Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Эпилог