Статуи из песка [Анастасия Булгакова] (fb2) читать онлайн

Анастасия Булгакова Статуи из песка

1 – Сухость пожирающая живое.

Жизнь состоящая сплошь из песка. Степная почва Астрахани убаюкивала мое взбудораженное сознание. Вдыхать сухой воздух больно, но не настолько, как смотреть на сухие лица. Правда, это едва ли можно было понять сразу при рождении.

Сейчас я сама, конечно, и не вспомню. Был отец и были мама с сестрой. Существовала я, трехкилограммовая, щекастая, смуглая и от чего-то тихая.

Право любого не поверить, не я вам судья, но смело могу заявить, что память моя хранит многое. Возможно, даже больше, чем нужно, и живу, и я повествую.

Надо заметить, в степях редко выпадает снег. Мы либо миримся с этим, либо принимаем белое покрывало полыни за пепельные сугробы.

Проходит время, и малышке из начала истории уже исполняется год. Еще ничего не видя и не понимая, просто хлопая глазками, она смотрела вокруг. Все такое интересное. И загадочное. И непонятное. Только бы везде походить. Все рассмотреть, послушать, потрогать, узнать.

2 – Мужчина с родинкой на лице.

Что-то непонятное. Атмосфера становится еще хуже, чем ранее. Что случилось ?

Он пропал.

Да, может его и не было рядом с колыбелью, а возможно он от нее не отходил. Папа… отец… кто ты ? Я не помню тебя. Я ведь даже не успела с тобой познакомиться, куда ты ?

– Да. Он пьяный был… да… да… на колеса намотало и так два метра протащило, представляешь ?

Мама ? Мама…

Слишком громко. Ты говорила слишком громко, чтобы я могла это не услышать. Что страшнее, ты рассказывала это слишком часто, чтобы можно было забыть.

3-Деревня.

Если бы это место описать двумя словами, то это были бы " пыль " и " тепло ".

Довольно часто, в детстве, я проводила время с родителями матери. Все было как у других детей: бабушкина еда, огород, забота, подарки.

Дедушка приносил мне очень много сладостей. Особенно ярко у меня в воспоминаниях фигурируют бисквитные медведи, из упаковок которых, я то и дело вырезала фигурки, это было волшебно.

Иной раз и язык не поворачивался назвать этого человека " дедушкой", хоть он и имел бороду, но больше походил на моего дядю, чем на деда.

Благодаря этим людям в моей несформированной головке сохранились крупицы доброты и человечности. Я безумно любила гостить у них. Хотя, если подумать, то я на многое бы согласилась, лишь бы не находиться дома. После смерти бабушки, мне запретили плакать, так как мать поругалась с ней незадолго до ее кончины.

Я не могу сказать, через сколько, а так как лжесвидетельствовать не хочу, не буду уточнять, но, вскоре после смерти моего отца, в доме появился чужой человек.

4 – " Папа ".

Низкий, худой мужчина. Позже, от мамы я слышала историю их знакомства. Как не удивительно, это случилось во время незаконной продажи алкоголя. В доме он вел себя подобающе. Мама уточнила его имя но , сказала что нам следует звать его папой. Я была маленькой. Не могла знать. Не виновата… нет.

Двух маленьких девочек не сложно в чем-то убедить. Спустя время мы привыкли и стали звать его отцом. Этот человек тоже быстро освоился. А вниманию ко мне не было предела. Прогулки, соки, печенье и море похвалы.

5 – Без шанса.

Мне страшно. Что они делают ?

Мать кричала на него и держала в руках нож. Он в свою очередь делал тоже самое. По моим щекам лились слезы, я не понимала суть конфликта.

– ТЫ ЖИВЕШЬ НА ИХ ДЕНЬГИ, ИМЕЙ СОВЕСТЬ, ОТНОСИСЬ К НИМ КАК К ЛЮДЯМ.

– Я ЗА ВАМИ И ТАК ХОЖУ КАК НЕ ЗНАЮ КТО. Я РАБОТАЛ, И ОНИ ТОЖЕ ЖИЛИ НА МОИ ДЕНЬГИ.

Слишком громко. Помогите, кто-нибудь. Прекратите, пожалуйста. Мама одела меня и сестру. И два маленьких тельца стали заложниками рук своего "отца". В планах женщины было уехать к моей бабушке, то есть к своей матери. Но ее муж явно был против.

Куртки с нас сняли и всё стремительно пошло к примирению.

Такое, без преувеличения, происходило почти каждый день. Вскоре у них родился ребенок. Дом был очень маленьким, и от вечных криков хотелось провалиться сквозь пол. Даже смешно от осознания, что это случится буквально. Единственную жилую комнату, размером не больше автобусной остановки, на две части разделяла единственная перегородка. Это было сделано, чтобы была возможность хоть как-то мыться.

В первой части комнаты, в линолеуме, был заметен разрез в виде квадрата и гвозди по краям. Если поднять этот кусок, станет ясно, это не просто квадрат, а дверца в погреб. Минимум места, земляные стенки и синяя бочка по середине. На ней я просидела множество часов. Не редко давался выбор наказания между ремнем и двумя часами нахождения в подвале. Как и большинству детей побывавшим в такой ситуации, мне было страшно в темноте, но отчима с неконтролируемой агрессией я боялась сильнее.

Далее следовал холодный коридор, с красной дверью из дешевой имитации кожи и голубыми крашенными стенами. Туда меня частенько выгоняли за слезы. Почти всегда там было жутко холодно, не смотря на климат.

6 – Убери свои руки.

Однажды мать устроилась на работу. Должность повара в небольшом кафе по типу Макдональдса представляла собой смены, в течении которых она длительно отсутствовала дома. В то время, как дом стремительно превращался в концлагерь.

На нас с сестрой накладывали все больше обязанностей и ограничений.

Я долго думала, что я не одна. Что сестра чувствует тоже самое и ей также все надоело.

Один раз отчим долго бил меня головой об пол и я не знала что делать. Из отчаяния я сказала ему, что об этом узнает мать. Он взял со стола нож и подставил его к моему горлу.

" Хоть слово и я тебя прирежу."

Сказал он именно так, если сократить мат. Я захлебывалась от слез, испускать которые, как и крики, было нельзя, потому что это раздражало родителей. На самом деле, единственное, что меня пугает в данный момент, это то, что читатель сия чтива может принять это за художественную литературу или обычное привлечение внимания. Я не забыла абсолютно ничего, помню все подробности, они приходят ко мне в кошмарах и повторяются вновь и вновь.

Возвращаясь к ножу, это был полностью железный кухонный столовый прибор, какие выдают на акциях в супермаркетах. Он отличался от остальных своей массивностью и стершейся надписью на рукоятке. Брать ножи во время конфликтов – прочно заложилось в нашей семье. Мать делала это, когда грозилась зарезать. Отчим тоже.

7 – Ослепительно.

Перемывая пол в общей комнате в восемнадцатый раз, я уже не могла плакать из-за сильной головной боли. Руки покраснели и начали неприятно зудеть. Солнце ярко озаряло все вокруг, а из телевизора громко играла какая-то песня Кадышевой про колокольчики. Это стало обыденностью.

Сестра ушла гулять, что мне не позволялось. Объясняли это возрастом. Данная пытка была потехой для отчима и мамы. Они готовились к приезду гостей, давая мне все новые и новые указания. Стол накрыт, а уборка окончена. И мы вместе делаем вид, что любим друг друга перед посетителями дома.

Мама в школе училась плохо, как и отчим. Сложись судьба иначе, может нам и не пришлось бы жить пятером в одной комнате. Но все же, результаты в учебе их детей, обязаны быть отменными из их же предположений.

Все четвертные и годовые оценки были пятерками. Не важно какой ценой, просто добейся ты, чтобы не добили тебя. Неровная буква – удар по пальцам, " некрасивый почерк " – переписывание. И ещё. И ещё. До посинения, до полуночи, до идеала. Иногда мать любила выплеснуть злость, с размаху разбивая мне губу.

У меня было много грамот и похвальных листов, как и знаний. Но у меня не было ни капли свободы. Никогда. И нет сейчас.

8 – Принуждение.

По ночам я часто слышала как родители занимаются плотскими утехами. Пару раз, напившись, мать говорила, что вовсе не хочет этого, но у нее нет выбора.

В один из дней, ничего не предвещало беды. Я нашла свое школьное платье, но оно стало мне слишком коротким, чтобы носить его на учебу. Мне показалось, что оно достаточно удобное, чтобы носить его дома. Мой возраст составлял примерно десять лет. Отчим шлепнул меня сзади и омерзительно улыбнулся. С тех пор я возненавидела юбки и платья. Вернее сказать, я начала их жутко бояться. Не знаю видела ли это мать, но она знала что такое возможно. Все нижнее белье и прокладки приходилось прятать, если же забыть их убрать, то истерика от матери неизбежна. Хотелось бы мне, чтобы все это было моей фантазией, но такие случаи были.

Придя со школы, я оставила толстовку и бюстгальтер на кровати и мать накричала на меня и дала пощечину. Не за беспорядок, а за то, что я могу спровоцировать чужого мужчину в нашем доме (отчима). О том, чтобы ходить по дому в открытой одежде, речи и не шло.

Произошла первая попытка самоубийства.

9 – Полюби меня таким.

Довольно часто к себе в гости меня забирала тетя. Она была очень добра ко мне. Относилась очень заботливо и тратила на меня уйму денег, хотя я никогда ни о чем ее не просила.

В тот момент не желая возвращаться домой я совершила вторую попытку самоубийства.

Когда я переходила в третий класс, мы переехали в Воронежскую область. Дом здесь был намного больше, но возможностей в учебе и повседневной жизни стало значительно меньше. Из приятных изменений – тут не было погреба. Но, к моему великому несчастью, появились обязанности по огороду и уходу за животными.

Несколько раз мне приходилось общипывать, потрошить и помогать опаливать уток, гусей и кур. Общипывание это максимально мерзкий процесс. Вытаскивая перья, ты проделываешь отверстия в коже птицы и из этих дыр сочится жир ( ад трипофоба). Ужаснее только потрошить. По локоть в крови пытаешься отмыть мясо от прозрачных пленок, непонятного происхождения органов и прочего. Опаливать не сложно, но запах отвратительнейший.

10 – Станислав Булгаков.

Школа, домашнее задание, обязанности по хозяйству, а все оставшееся время – уход за братом.

К двенадцати годам я начала замечать что-то не ладное. К моему младшему брату относились иначе чем ко мне, да и к сестре тоже. Естественно, мать сказала, что все это чушь, хотя у нее не раз проскакивали фразы о том, что к мужскому полу надо относиться лучше. Неужели мне нужно быть мальчиком, чтобы заслужить любовь ? Отчим и не пытался скрыть ненависти. Доходчиво и прямо мне сообщали, что я "свинья" которой только и "надо, что набить кишку". Готова признать, я действительно много ела каждый раз, когда была возможность, и отличалась по комплекции от высокой стройной сестры. Неужели нужно быть худее, чтобы меня полюбили ?

Последствия не заставили себя долго ждать. В моей речи появился мужской род, я выбрала себе имя противоположного пола и почти перестала есть. Так появился Стас Булгаков, которого знают в некоторых кругах, как малыша ведущего странные дискуссии в разных Интернет беседах. Волосы пришлось прятать, так как отрезать их строго запрещала мать. Учителя и родственники были в недоумении, а я в отчаянии. Это не помогло. Вместо любви в которой я так нуждалась, ко мне проявляли только отвращение. Прутья клетки, в которой я сижу, будто притягивались друг к другу, оставляя мне все меньше места.

От голодовок постоянно кружилась голова и ощущалась слабость. При росте пятьдесят восемь я весила тридцать два килограмма и все еще была недовольна собой. Издевательств в школе почти не было, но избежать их не удалось. Некоторые дети не упускали шанс назвать меня "чуркой" из за цвета кожи и волос. С каждым днем мне становилось все больнее и морально, и физически. После ежедневного скандала с рукоприкладством в мою сторону, появился кашель с кровью. Я просила мать свозить меня к врачу, на что получала отказ. Меня убеждали, что я притворяюсь. В то время как неизвестная патология прогрессировала, кровь начала идти из носа. Я показала это матери, и она, убедившись, что я не вру, спустя месяц повезла меня в больницу.

Я пыталась поговорить с врачом, но мать затыкала меня через слово и говорила абсолютно непонятные и не имеющие ничего общего с реальностью данные.

Мне дали много лекарств, но они не помогали мне, и я перестала их пить.

11 – Ровный шаг.

Наказания с помощью гречки, соли и гороха были любимыми как для отчима, так и для матери. На пол в углу стелили газетный лист и сверху насыпали выбранный вариант наказания. Горох – один из самых менее болезненных, соль разъедала кожу, ну а гречка не оставляла и шанса избежать истерики во время процесса. Острые ядрышки впиваются в колени и весь оставшийся час остается только просить прекратить это. Но мои просьбы ещё ни разу не помогали. Вместо этого лишь шутили о том, что я могу смотреть телевизор в таком положении. И здесь удар по моему здоровью не прошел мимо. Колени начали болеть и издавать щелчок при каждом сгибании. Ни консультации у врача, ни освобождения от уроков физкультуры получить не пришлось. С каждым днем становилось только хуже и это продолжается по наши дни.

12 – Печка.

Примерно в тринадцать получилось переехать в отдельную комнату. Маленькая, с печкой вместо стены, без отопления и двери, но она была моя. Это был творческий рай.

Я начала изливать свою душу в рисовании. Рисунков было очень много. Одним вечером, на печке, даже появился большой чёрно-белый портрет Виктора Цоя. Навыки тоже улучшались.

Вернувшись из школы и не обнаружив свою папку с работами, я впала в панику. Меня точно наказали бы за рисунки натуры, хоть и без откровенностей. Как оказалось, мать ее спрятала со словами "оставлю это на память, чтобы было что посмотреть, когда вы разъедетесь ". Это не было похоже на проявление любви… Скорее, это служило напоминанием, что она может забрать почти все, что у меня есть.

Каждый день, дома, приходилось засыпать в слезах. Моя рука никогда не поднимется убить человека, поэтому мои родители и я живы.

13 – Разберись.

Неожиданно в нашей школе появился психолог.

Признаюсь, неизвестная ранее область " психология " напугала меня, и я отнеслась к ней скептически. Но через пару месяцев, ближе к марту, у меня с этой женщиной сложись довольно доверительные взаимоотношения. Она часто хвалила меня по поводу и без, давала мне сладости, говорила со мной на темы, которые никто из моего окружения не понимал. Но в свои проблемы я ни её не посвящала. Детский страх, внушаемый с рождения.

– не выноси сор из избы.

– не докладывай.

– не стучи.

– не рассказывай ничего из того, что происходит дома.

Терпение лопнуло. Было сложно и страшно, но эти установки пришлось сломать. Я была в отчаянии. К счастью, мое желание жить потребовало последний рывок. Трезвость ума, установки и страх испарились. Я схватила ножницы и тут же закрылась в ванной. Это произошло так быстро, что я едва могла понять, что происходит. Ножницы в секунду сделали мои волосы из " гордости любой женщины " в удлиненное каре. Секунда, и они уже не по колено, а по плечи. Не зная, что делать дальше, я подползла к двери и открыла щеколду. В комнату влетела сестра и, не понимая, что происходит начала рыдать, обнимая меня. Думаю, она очень испугалась Придя в сознание, она бросилась убирать волосы и вытирать кровь с пола.

Прошла ночь. Никто ничего не заметил.

14 -

По прибытии на учебу, я лишь улыбнулась своей, кажется, единственной, на тот момент, подруге и сказала.

– сегодня мне суждено умереть, попасть с психбольницу или в детский дом.

– это шутка ? – недоумевающе произнесла она, провожая меня до нужного кабинета.

Но это не было шуткой.

Дальше я пришла к школьному психологу и рассказала ей причину визита, разрыдавшись в середине рассказа.

До сих пор не понятно как всё произошло именно так, но именно в этот момент в школу приехали люди из опеки, отдать какие-то документы и подоспели к концу моего повествования зайти в кабинет.

Мне предложили нахождение в центре по реабилитации. Они прекрасно понимали, что я готова поехать куда угодно, только не домой.

Одноклассница, о которой было написано выше, на прощание подарила мне салфетку, разрисованную сердечками. Я успела только протянуть ей желтый одуванчик.

Сначала пришлось заехать домой за вещами, на машине с соцработником. Мать рыдала, подписывая документы, в то время как у меня было четыре минуты собрать вещи. Зубная щетка, темно синяя водолазка, джинсы старшей сестры, пара нижнего белья, зарядка и телефон. Оказалось, что больше у меня ничего и нет. Не сказав ни слова на прощание, я уехала в центр.

15 – Спокойная обитель.

Условия в этом месте действительно хорошие. Достойное пятиразовое питание, почти идеальное санитарное состояние комнат, белья, многочисленные подарки. Я была казалось единственным ребенком к которому не приезжали родители, да что уж там, не звонили даже. Может оно и к лучшему. Один звонок конечно был, но я не выдержав этого давления сбросила трубку.

Единственное, что меня смущало, так это мое психическое состояние. Я не могла есть, особенно при остальных детях. Одно нахождение в столовой заставляло меня дрожать, как осиновый лист. Мои ровесники признались, что думали о моем неумении разговаривать и считали меня немой. Порезы на руках привлекли внимание локального медика. Не глубокие, но слишком многочисленные.

По этой причине я была вынуждена пройти море тестов, несколько психологов и пару психиатров, которые сошлись на мнении "депрессия. суицидальные мысли. тревожность." Закончилось это тем, чего я так боялась. Диспансеризация.

16 – Держись.

На въезде в больницу забрали шнурки, точилку, ручки и серьги. Всё это отдали матери. Справедливости ради, хочу отметить, что мать приезжала туда два раза.

На весь день всех загоняли в одну комнату, которая в длину составляла максимум десять шагов, и примерно столько же в длину. Двадцать человек, с самыми разными болезнями, разговаривать из которых умели только двое, считая меня.

Моя сокамерница представляла из себя мою ровесницу. Светлые волосы, зеленые глаза и примерно такая же комплекция как и у меня. Диагноз: суицидальная попытка и наркотическая зависимость. От начала моего приезда, до самого конца, только рядом и только вместе. Наши взаимоотношения были даже не дружбой, а необходимостью. Я рассказывала ей о моей семье, о литературе и истории. Девочка же посвящала меня в мир жестокого детства в городе. Она была гимнасткой, как и я когда-то. Поэтому мы не по наслышке знали о значении веса для гимнасток. В моем случае действовала диета, ограничивающая мучное. И это для пятилетних девочек. Ей же повезло меньше. Её вес также не устраивал тренера и её подставили под угрозу отстранения. В тот момент ее подсадили на тяжелые вещества. Девочка подробно описывала мне эти препараты и смеси. Их цвета, цены, способы получения и панические атаки после их употребления. Этот яд сушил ее тело, она же подкрепляла эффект мочегонными и слабительными препаратами. Таблетки же, в свою очередь, вымывали минералы из ее организма превращая подушечки пальцев в стершееся мясо. Тренеры же были в восторге от новой ее версии. Худой и бледной. В алкогольном опьянении она порезала руку осколком. Это был крик о помощи, который приняли за попытку самоубийства. Разбирать проблемы детей в любом случае невыгодно и неудобно.

В углу комнаты всегда находился один ребенок, лет девяти. Бедняга представляла из себя очень худую девочку. Воспитатели называли ее цыганкой или просто по имени. Она носила памперс, как и почти все дети, исключая меня и еще пару самых адекватных пациентов, которые были в состоянии сходить в уборную. Туалет вечно был грязным из-за отсутствия нормальной уборки. О дверях и кабинках речи и не шло. Возвращаясь к девочке я упомяну ее главную особенность. И это вечный голод. Да, все мы чувствовали это, но она не могла себя контролировать. Все стены были погрызаны, ни одного куска штукатурки не осталось не тронутым. Предметы, оставленные на полу, так же становились ее жертвами. Хуже всего было, когда она съедала свои памперсы вместе с содержимым. По этой причине санитары связывали ее руки веревкой, из-за чего она протяжно кричала. Моя сокамерница предположила, что у ребенка могут быть кишечные паразиты. Не могу представить как ей тяжело.

В центре комнаты, еле качаясь, прямо, как в фильме ужасов, сидел мальчик. У него был избыточный вес, а лицо и плечи покрывали огромные прыщи.

Первой причиной являлось питание, которое было сложно с чем-то сравнить. На завтрак была каша, почти в каждой тарелке были насекомые и пригар с кастрюль, на обед – странный жир с водой, на полдник – булки, которые были либо очень вкусными, либо отвратительными, через раз. Когда они были несъедобными, то приходилось отдавать их голодающей, которая с радостью их уплетала.

Продолжая рассказ о мальчике, было бы неплохо подметить, что он вселял в нас с сокамерницей отчаяние. Если практически от всех детей с припадками можно отвернуться, зациклив внимание на телевизоре, который висел высоко на стене с подвешенными проводами, чтобы их не вырвали, то от него перевести внимание было невозможно. Его крик, а, вернее, писк во время припадков был слишком громким, чтобы притвориться, будто его нет. Если честно, я не знаю, что у него за болезнь. Но во время обострения этого заболевания, он сильно хлестал себя по щекам ладонями. Во время сия процесса его верхнюю часть тела обычно связывали простыней, после чего он начинал биться об стены.

Думаю, для контраста стоит описать более спокойных пациентов. На очереди другой пациент. Девочка лет десяти, с крайне миловидным личиком. Также у нее было круглое пузико, как у беременной, из за чего мы с подругой прозвали ее " сквиш ". Обычно она была безвредна, ее родственники привозили ей журналы, и она благополучно целыми днями напролёт их рвала. Одним вечером эта барышня приземлилась мне на колени. Не будь она такая мягкая, то точно раздавила бы . Потом в ее голове что-то взбушевалось и она вцепилась в мою руку зубами. Осознавая всю опасность человеческих укусов, я молила санитарку обработать укус. Закончилось все хорошо, но рана заживала несколько месяцев.

Есть история, которая кажется мне довольно грустной, и она повествует нам о мальчике- бабочке. Очень худой мальчик, лет одиннадцати, вечно прыгал и махал руками. Делая это, он плакал. Когда уставал, то садился на пол и бился головой о стену. Из-за этого как и прежних связывали.

Крайне ярко в моей голове сохранился образ одной девочки, которая пугала меня с первых секунд того, как я ее увидела. Ее возраст ее составлял примерно четырнадцать лет. Вес ее был катастрофически огромен, глаза закатаны, а неровные зубы, как и вся передняя часть верхней челюсти, торчали изо рта. Она была такой "сумасшедшей", каких все знают. Кричала о том, что знает Дантеса и так далее. Типичная шизофрения. Из развлечений у нее было битье окон разве что.

Хорошо помнится мальчик, лет двенадцати, который вырос чуть выше меня и вечно улыбался. Абсолютно безобидный. Он часто садился рядом со мной и как обычно ухмылялся, не жутко, а как то мило, словно какой-то зверек.

Как-то, усевшись за столом, я смотрела телевизор, мучая в руках антистресс с щелкающими пупырышками. Игрушка вызвала у Степы неподдельный интерес и я протянула заветный кусок силикона к нему. Он положил его на стол И НАЧАЛ ЩЕЛКАТЬ !!! Я была удивлена тем, что он смог проанализировать мои действия и повторить их.

17 – Часы равные секундам.

Первый день в лечебнице тянулся очень долго. Голова кружилась от отвратительного запаха ковра. Люба предупредила меня о том, что не стоит громко смеяться и тем более плакать, так как воспитатели запишут это и передадут врачу. Во время первого похода в столовую, я, естественно, была шокирована, но усердно делала вид что ем, а после незаметно высыпала "еду" в отходы, где ей и место.

В определенное время приносили таблетки. Это был большой органайзер со множеством ячеек, и на каждом отделении – бумажка с фамилией. Все строились в очередь перед столом. Работники называли это " очередь за колбасой " ссылаясь на постсоветский дефицит. Некоторых держали, а кому-то лекарства подносили. Общими были капли. Мы с сокамерницей выпили лекарства и вернулись на лавочку, за которой и сидели прежде. Неожиданно, мое сознание помутнело и, моментально заснув, я уронила голову на стол, стоящий передо мной. Если бы перед этим, я не сидела сложив руки, на которые и опустила лицо, то возможно разбила бы нос. Поспать не дали крики, но факт того, что я начинаю бесконтрольно вырубаться, сильно меня напугал.

Вечером нас выпустили из комнаты заточения, называемой " игровой" и пустили в спальню. Заснуть не составило труда, хотя в комнате было очень холодно для летнего времени. Ночью даже пришлось встать и накрыть подругу пледом, который она во сне уронила.

На утро меня отправили в медкабинет, для сдачи крови на анализ. Из-за того, что я ничего не ела целые сутки, голова кружилась. Меня усадили на стул, затянули руку резинкой и вставили шприц. Набрать кровь не удалось, потому что в вену не попали. Череда неудачных попыток продолжалась в числе трех раз. На четвертый, кровь набрали. И набрали, как мне показалось, достаточно много. Ругая всеми элементами речи некачественные шприцы, мои тонкие вены и все что есть на свете она долго не вытаскивала иглу. Когда она это сделала, я встала со стула, как вдруг резко в голову ударило неприятное тепло. В глазах стало значительно темнее, а в ушах зазвенело. Медсестра начала кричать, и в процедурную забежала санитарка. Женщина запаниковала и принесла мне какао, на удивление, она была ко мне добра. Через какое-то время мне стало полегче. В следующее утро, на смену вышла другая медсестра, которая принесла нормальные вакуумные шприцы и без происшествий взяла у меня достаточное количество материала.

18 – Воздух.

Как и полагается в больнице, тихий час длился пять часов. Нам с сокамерницей ставили капельницы через день. Что ей капали, нам узнать не удалось, но в пакетике с подписью " Булгакова ", по словам медсестры, были какие то антидепрессанты и обычная глюкоза.

Примерно половину детей выводили на прогулку по закрытой территории. Подруге дней моих суровых было запрещено выходить, из-за того, что она раньше убегала из дома. Таких называли "бегунами ". Выходить без нее показалось мне не очень хорошей идеей, т.к. мне не хотелось оставлять ее одну, поэтому я оставалась в здании.

Стоило мне подумать о том, что выбраться на улицу нам не судьба, появился странный человек. Мужчина лет пятидесяти, как оказалось, работал медбратом. Он отпросил нас двоих на улицу. От свежего воздуха голова жутко кружилась. Так нас стали отпускать каждый день. Хоть этот мужчина и был странным, со своими рассказами о любви к брюнеткам, за помощь ему стоит отдать должное.

19 – Девочка-солнышко.

Будним вечером, когда ничего не предвещало беды, санитары подняли какой-то шум. Как выяснилось позже, в приемное отделение доставили девочку. Мы с подругой взмолились на её, хотя бы немного, адекватный нрав, но в общую комнату её так и не завели. Через какое-то время медсестра разрешила нам поесть передачки от родителей, а так как мать оставила мне пакет с продуктами, я присоединилась к трапезе. В зале столовой, на стуле, сидела девочка в шортах и перепачканной синей водолазке. Я подошёл к ней и протянул незнакомке яблоко и вафлю. Предложить больше было нечего и ее, как мне показалось, голод преодолел застенчивость. Она подняла голову и, поблагодарив, сразу начала есть. В тот момент, у меня, как у художника случился инфаркт. Ее личико было слишком милым и невинным. Если бы Бэмби был двенадцатилетней девочкой, то он однозначно выглядел бы так. Аккуратный носик, каштановые волосы, подстриженные под укороченное каре или даже скорее под пикси, милые, еле заметные, веснушки и карие глазки. Но ее состояние не на шутку меня напугало, рука была перемотана бинтом, а она сама, явно была жутко напугана. Поговорить с ней не удалось, нас завели обратно. От этого сделалось очень больно. Словно я оставила умирающего котенка на улице. Позже, ее привели к нам. Ее имя оказалось таким милым и кукольным. До чего же оно ей подходило.

То, что я испытывал к этой девочке, вовсе не было романтическими чувствами, скорее, это было огромное сочувствие и глубокая грусть. У нее не было вообще никаких вещей. Я дал ей свою футболку и разбавленный водой лимонный шампунь. Смотря на эту девочку, мне хотелось положить к ее бледным ножкам целый мир, потому что она этого заслужила, как и никто из нас. Такая милая и печальная. Что она сделала ? Она еще слишком маленькая для всего этого. Если бы была возможность, я забрала бы ее боль на себя, чтобы не встретить ее в этой чертовой больнице. Через пару дней, когда девочка-солнышко немного адаптировалась, она рассказала, что сделала порез на руке кухонным ножом, после ссоры с родителями. Рана оказалась больше, чем она рассчитывала и кровь не останавливалась. На ее крик прибежал отец и вызвал скорую. И все это произошло в тот самый вечер, когда ее привезли.

Несчастная принцесса писала записки отцу и, когда он приехал, попросила медсестру передать их адресату. В них девочка просила забрать ее. Это и было ошибкой, из-за которой ее госпитализацию продлили. Свободно говорить о больнице, находясь в ней, невозможно. Все записки читаются, разговоры с родственниками происходят только через окно, при том, что вне зоны видимости рядом всегда будет стоять кто-то из работников.

Каждое утро адекватных детей водили к врачу. Он осматривал нас и задавал вопросы. По его решению продлевали срок "лечения", выписывали лекарства и увеличивали дозировки. С первого дня он говорил мне, что выпишет через двадцать один день после поступления.

Мы с солнышком часто рисовали вместе, карандаши стачивались, но, хотя точилок было не достать, нас это не останавливало. Одна воспитательница дала нам точилку, но по глупости мы ее потеряли. На каждой странице были записаны числа от одного до двадцати одного. И каждые сутки цифра зачеркивалась.

20 – Двадцать один минус…

Из-за лекарств и режима дня время шло катастрофически быстро. Когда я зачеркнула последнее число, то на утреннем осмотре спросила, когда меня заберут. Врач посмотрел на меня так, будто я говорила ему что-то очень странное.

– Я не собираюсь вас выписывать.

В тот момент мой мир раскололся пополам. Заплакать было нельзя, и я просто со всей силы прокусила внутреннюю сторону щеки. Во рту появился вкус крови.

Во время одной из прогулок, меня забрал психолог. Я видела её только после приезда. Она дала мне тест на который мне пришлось отвечать "правильно". После него она, зная о ситуации в моей семье, сказала, что я могу стать ее приемной дочерью, так как подхожу под ее стандарты. Номер сохранился и сейчас. Была лишь одна проблема, мать не лишили прав.

Семья была признана благополучной.

21 – Оставь меня, умоляю.

Телефон мне отдали по возвращении. А антидепрессанты пришлось пить ещё три месяца после госпитализации.

Я пробыла в центре по реабилитации шесть месяцев. Начала писать стихи, песни и картины. За это время ко мне ни разу не приехали.

На один месяц из этого срока пришлось уехать в другой центр. Условия чуть похуже, но в целом неплохо. Там я познакомилась с девушкой с которой общаюсь до сих пор. Когда мы с ней по обыкновению рисовали в беседке, мне пришло сообщение от матери в котором она сотый раз просила меня вернуться. Через пару минут стало тяжело дышать и я предупредив подругу отправилась в комнату отдохнуть. Уже на месте дышать стало невыносимо и шея перестала слушаться. Голова откинулась назад и мне стало очень страшно. Я изгибалась от боли и на могла ничего сделать, полагая что голова сейчас просто оторвется. Оставленная мной подруга, пришла проверить меня и жутко испугалась, увидев мои страдания. Она позвала психолога и та успокаивала меня до приезда скорой помощи.

В середине сентября меня отправили на ПМПК (комиссию, которая должна была определить здоровый я ребенок или должна учиться по облегченной программе). После этой комиссии меня поставили перед выбором. Следуя первому варианту, меня отправляли в лечебный интернат. Второй заключался в том, что я соглашаюсь на возвращение домой. Я выбрала второй вариант. На это была масса причин. Начиная с того, что круглая отличница, отправляясь в лечебный интернат, перечеркнула бы все эти труды. Вторая причина – мать в мое отсутствие тратила всю мою пенсию на себя (как и всю жизнь) . Если раньше она хотя бы на словах кормила и поила меня, сейчас и этого ей делать не приходилось. Я смирилась с тем, что мне не давали карманных денег. Смогла принять даже то, что мне не покупают вещи, и все приходится донашивать за сестрой или вообще чужими людьми. Но такую несправедливость терпеть была не намерена.

22 – Заново.

Меня забрали домой. Мне потребовалось какое-то время, чтобы узнать его. В жилище вернулась совсем не та девочка, которая оттуда уезжала, но и обстановка не осталась прежней.

– Почему повсюду так грязно ? – спросила я, рассматривая горы одежды, грязную посуду на столе и разбросанные бутылки.

– Наверное, убирать некому, – наигранно улыбнувшись, сказала мать.

На самом деле, действительно некому. Уборкой занималась я или, иногда, сестра, мать же крайне редко. Не разуваясь, я вошла в свою комнату. Стена, раньше обвешенная моими набросками, теперь просто прикрывалась оборванными обоями, которые так и грозились оторваться вместе с клейстером из муки. Комната ремонтировалась на скорую руку из за неожиданного туда переезда тети, которая как и бабушка умерла от рака именно там. Половину и без того маленькой комнатушки занимал холодильник, совсем как раньше. Внутри него, как и ожидалось обнаружились только варенье и яйца. В целом, не так уж и безнадежно. Можно приготовить яичницу, подумала я, стартуя на кухню (вернее говоря; в коридор, потому как это одно и то же) в поисках сковороды. Увиденное произвело на меня довольно сильное впечатление. Весь шкаф с посудой был завешен паутиной и усыпан пылью. Но есть всё-таки хотелось, поэтому сковородку я отмыла и приготовила в ней ужин. Перекусив, я вернулась в комнату. И тут мое внимание привлекла та самая стена-печка. Верхний слой белил просвечивал и сквозь него виднелся портрет.

– Ладно. Это всё-таки больно.

То ли шепотом, то ли мысленно проговорила я.

Бросив рюкзак на пол, я приземлилась на диван, который занимал почти все место в комнатушке.

– Ты будешь спать в гостиной, – притворно вежливым голосом пролепетала мать появившись в проходе.

– Нет. –кратко и уверенно, насколько это было возможно, ответила я.

Далее женщина упорно толкала долгую и несвязную речь о том, что на дворе осень, тут холодно и вообще за мной нужен контроль. Так как я не имела желания разводить конфликт, ответа она от меня не получила, и я просто поставил её в известность о том, что ухожу гулять.

23 – Люди бывают слишком добры.

Утром я, как ни в чем не бывало, вернулась в школу, будто не пропадала на полгода. Классная руководительница заплакала от горя, а психолог от радости. Я, конечно, не ожидала такой бурной реакции, но всё же это жутко приятно. Директор встретил меня словами, что я "солнышко". Кажется, это именно тот момент, когда не я начала работать на репутацию, а она на меня. Все же это очень мило.

Вскоре, мой младший брат брат заболел и попал в больницу с бронхитом, и когда отчим поехал его забирать, то я напросилась показаться врачу. В тот день меня положили на недельную госпитализацию.

Далее всё пошло как-то циклично. Снова голодовка, снова сбор крови и снова предобморочное состояние. В этой больнице как-то очень сильно обо мне забеспокоились, настолько сильно, что до комнаты меня довезли в инвалидной коляске. Медсестра еще долго расспрашивала меня, почему к моему брату приезжали каждый день с гостинцами, а мне даже с собой ничего не дали, но конкретного ответа она так и не получила. Потом я уснула, и проснувшись, обнаружила на краю кровати пакет с едой. Естественно, я побежала к медсестрам, потому что приносить мне яства никто из родных не мог, а в палате я лежала одна. Меня убедили, что это точно мое, и посадили кушать. Подозреваю, что это были те же медсестры или мужчина, который катил меня на кресле до палаты.

В пакете было немного кексов, яблоки, минералка и пара булочек. И вкусно, и грустно.

24 – Сделай хоть что то.

Когда недельная госпитализация закончилась, меня почти выписали. Я написал матери, чтобы за мной приехали, так как больница находится в нескольких сёлах от дома. В ответ от меня требовали звонка, на что я ответила, что это не представляется возможным, потому что я находилась на процедурах перед выпиской. На что мне отвечают, что они уже пропустили автобус (у отчима, к слову, пять машин), и мне придётся ночевать в больнице. Я, в отчаянии, позвонила школьному психологу и она, связавшись с матерью, уговорила её приехать.

По дороге меня трижды пытались выкинуть из машины, на трассу. Ночь прошла на удивление спокойно.

25 – Давай разговаривать.

Я читала сохранённые на телефоне комиксы из за отсутствия Интернета, пила чай и всё шло прекрасно. Утром отчим и мать позвали меня "поговорить".

Меня посадили за стол и начали в открытую оскорблять нецензурным текстом, а собрав всю волю в кулак, сказала отчиму точно такое же слово, как и он мне. Но в моем контексте звучало логичнее, звучнее и обоснованней. Не зная что ответить, он взял меня за волосы и со всей силы ударил об стол. После чего я спокойно попросила меня отпустить. Мужчину взбесило моё спокойствие и он ещё несколько раз ударил меня об пол. Я не показала этого, но мне было жутко страшно. Спрятавшись и закрывшись в ванной, я просидела там девять часов. Там было очень холодно и я закуталась в найденную куртку. Всё это время они пытались сломать дверь. Срезать петли к счастью никто не додумался. Все это время меня крыли и матом, и не матом. Дверь выбили. Мать схватила меня за куртку и потащила в коридор. Сняв эту защиту она дала мне множество пощечин. избивая ногами, запинала в гостиную, где схватив железный совок начала со всей силы бить по моему позвоночнику. Пару раз удалось вылезти из под матери, но сбежать через дверь не представлялось возможным, так как в проходе стоял и смотрел отчим. По этой причине я в надежде на спасение попыталась разбить окно. У меня не хватило сил и через секунду с подоконника мое измученное тело швырнули на ковер.

Весь процесс избиения на громкой связи на меня кричала крестная. Единственный важный для меня человек проклинал меня задыхаясь от истошных воплей ярости, называя меня нецензурными вариациями слова " трансгендер " и предатель семьи. Мне обещали будущее в тюрьме или на трассе.

Позже связали руки и ноги, и оставили на полу. Через полчаса они поняли, что натворили. Сестра которая все это время сидела в кресле той же комнаты, обработала мои раны. Мать начала рыдать и лезть ко мне обниматься.

– У меня все тело болит, уйди.

– Прости, такого не повториться, прости…

Всем весом она прижимала меня к стене, в то время как отчим подошел ко мне и отодвинув ее, спокойно начал говорить.

– Кхм…и что будем делать ?

– Звони в опеку.

– Уверенна ?

Тут я просто максимально передала свою ненависть и злость во взгляде уже полностью зареванных глаз.

– Ало, здравствуйте *** опека ?

– Да, добрый вечер.

Трубку он передал матери.

–Говори- выпалила я ни к месту, раздражившись ее хныканьем и молчанием.

– Я *** избила свою дочь, Булгакову Анастасию.

– Вы что сделали ?– не поверив своим ушам переспросила она, получив точно такой же ответ.

– Сильно хоть избили ?

– Да, сильно получается.– сказала она и неожиданно гордо улыбнулась. Это жутко меня взбесило.

– Дайте Насте трубку.

– Здравствуйте

– В каком ты состоянии ?

– Ну, как вам сказать, вот вам больно сидеть ?

– Нет.

– А мне вот больно, потому что у меня дикая боль в позвоночнике и каждое движение приносит мне невероятные ощущения- проговорила я, сама не ожидая от себя такого ответа.

– Я тебя поняла.

Через полчаса я собрала все свои вещи что нашла и меня повезли в больницу.

Как и полагается сняли побои, и я ночевала в больнице. На утро отвезли в центр по реабилитации про который я рассказывала ранее. Потом доставили вещи, но телефона не было. Ещё несколько дней я не могла свободно ходить из-за болей в спине. Шрамы локтей и коленей от падений на ковер со мной по сегодняшний день.

26 – Низкие приёмы.

Через какое-то время, крёстная и мать написали на меня заявление за кражу денег и золота, к пропаже которых я, конечно, не имела никакого отношения. Спустя время я получила карту и пенсию, после чего купила новый телефон и симку.

27 – Без наказаний.

Ложное обвинение в краже, нанесение вреда здоровью и кража личных вещей (телефона) . Отчим получил пятнадцать суток, мать штраф в размере семи тысяч. При том, что нанесение даже лёгкого вреда здоровья, насколько я смогла узнать, карается тремя годами лишения свободы, не говоря о том, что я была на диспансеризации в психиатрическом отделении из за этих людей. Женщину не ограничили в родительских правах. Один раз этот человек звонил соцработникам по моему вопросу. Мне передали ее слова так : "Ты же понимаешь, почему мы так поступили. Я хотела узнать как ты закончила четверть. Не хочешь вернуться домой?".

Это окончательно разбило меня.

28

Мне пообещали месячное пребывание в центре, после чего по трехстороннему договору я буду помещена в детский дом и начну независимую от этой семьи жизнь. Как обычно, это была ложь. Моим делом никто не занимается. Мне приходится так думать. Когда я звонила в опеку последний раз, что было на днях, на меня на кричали, восклицая, что у меня был шанс помириться с родителями после избиения, и я сама виновата. Не забыли добавить, что у других детей есть ситуации и похуже. Поэтому, в «интернатной» очереди я неконкурентоспособна и могу спокойно возвращаться домой.

29

С марта прошлого года по наши дни. ( 21.02.2022)

Я боюсь. Боюсь вернуться домой. Боюсь сумасшедшую мать. Боюсь отчима.

Я не хочу возвращаться и не знаю что делать. Мне четырнадцать лет, и я обычная девочка. Я не умею писать книги, но мне пришлось этим заняться чтобы осветить ситуацию и найти помощь.

Спасибо за прочтение, мне действительно нужна юридическая помощь и общественный отклик, я надеюсь что смогу добиться своих целей таким образом и никогда не вернусь домой.

Vk: shikarnii.

Оглавление

1 – Сухость пожирающая живое.

2 – Мужчина с родинкой на лице.

3-Деревня.

4 – " Папа ".

5 – Без шанса.

6 – Убери свои руки.

8 – Принуждение.

9 – Полюби меня таким.

10 –Станислав Булгаков.

11 – Ровный шаг.

12 – Печка.

13 – Разберись.

15 – Спокойная обитель.

16 – Держись.

17 – Часы равные секундам.

18 – Воздух.

19 – Девочка-солнышко.

20 – Двадцать один минус…

21 – Оставь меня, умоляю.

22 – Заново.

23 – Люди бывают слишком добры.

24 – Сделай хоть что то.

25 – Давай разговаривать.

26 – Низкие приёмы.

27 – Без наказаний.